Сборник "Похитители душ" Ник Перумов
        Полина КАМИНСКАЯ
        Большая серия русской фантастики #20
        Иллюстрация на обложке Лео Хао. Действие трилогии "Похитители душ" разворачивается сразу в нескольких мирах. Врач Игорь Поплавский создает аппарат, способный на время освобождать ментально-психологическую субстанцию человека, иначе говоря, душу от тела, и отправлять ее в путешествие по реальностям, рожденным сознанием. Для многих пациентов Поплавского цена за такое освобождение - жизнь. Начинается следствие, которое приводит к самым неожиданным результатам. Замешанными в трагические события оказываются враждебные Земле космические силы, желающие лишить человечество бессмертия... Содержание: Посредник (роман) Один на один (роман) Операция «Антиирод» (роман)
        
        Посредник
        Авторы предупреждают, что все события, персонажи, учреждения и организации, фигурирующие в данной книге, являются вымышленными. Всякие совпадения с реально существующими лицами и прочим являются абсолютно случайными.
        Пролог
        Осенний Питер тонул в дождях. Нудные, мелкие и моросящие, они вот уже который день не прекращались ни на минуту. Игорь терпеть не мог осени. «Тоска, неизбывная тоска, которую не разгонишь ничем - ни картами, ни вином, ни женщинами», - вспомнил он какую-то подвернувшуюся цитату, грустно глядя в окно лаборатории. Даже работать не хочется. Вот ни на полстолечка. Несмотря на возможные результаты. А результаты, доложу я вам, потянут на Нобелевку, не меньше. Да что там Нобелевка! Золотой памятник в полный рост при жизни… Правда, где тогда взять денег на круглосуточную охрану…
        «Эх, братец, - укорил он себя, - зажрался ты, похоже. Хорошо завлаб не придирается по пустякам, мол, чего ты в разгар рабочего дня бездельничаешь, „мысленные эксперименты“ ставишь. Хотя… То, что ничего тебя не радует и к аппарату подходить тошно, это нормально. Естественная реакция после полугода каторжного труда, когда, забыв о том, что ты вообще-то врач, а не слесарь-электрик, вовсю лудил, паял, потрошил какие-то древние, пылью веков покрытые осциллографы, помнившие, наверное, еще дедушку Попова, создателя радио, не менее древние усилители и тому подобный хлам, который и электроникой-то назвать было стыдно».
        В соседних лабораториях с радостно-нехорошим энтузиазмом разгребали руины забытых временем приборов, где наличествовала хотя бы самая простая электронная схема. В дело шло все. Получившийся монстр больше всего походил на машину сумасшедшего ученого из какого-то старого фильма ужасов.
        Но Игорь был убежден, что прибор живой. Он то урчал, как сытый кот, то выл, словно побитая собака, то скрежетал, точно по его железным внутренностям разом металось с полтысячи крыс. Контрольные лампочки перемигивались, как глаза стоокого Аргуса.
        Дождь сильнее забился в окна.
        Надо встряхнуться. Через час первые испытания. Ни кролики, ни обезьяны не годятся. Поэтому работать придется сразу с людьми. К черту осторожность. Иначе никогда не докопаешься до истины. Никогда…
        Ага, голоса за дверью. Пациент прибыл. Что ж, начнем…
        Игорь настроил аппарат, выбросил из головы всякие посторонние мысли и потянулся к пусковому тумблеру.
        ФИКСАЦИЯ КАНАЛА ПЕРЕДАЧИ. ЛОКАЦИЯ МЕСТОПОЛОЖЕНИЯ. ПРОСТРАНСТВО… СЕКТОР… СЕГМЕНТ… ОТДЕЛ… КВАДРАТ… ЕСТЬ!
        Это было как яркая вспышка на сером фоне. Вспышка, за которой в бесконечность рванулась радужная сверкающая тень, разрывающая унылое однообразие беспредельности. К радужной тени со всех концов потянулись жадные разинутые пасти. Не прошло и мига, как сверкание погасло. И тогда пронесся стон - еще… еще… еще…
        ЛОКАЦИЯ. КАНАЛ ПРОБИТ АБОРИГЕННОЙ УСТАНОВКОЙ. СВЯЗЬ НЕУСТОЙЧИВА. ВТОРАЯ ЛОКАЦИЯ. ТИП ЖИЗНИ: ОРГАНИКА. ТИП МЕНТАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ… СБОЙ. ОТКАЗ. ВТОРИЧНЫЙ ЗАПРОС. ЛОКАЦИЯ. КАНАЛ ПУЛЬСИРУЕТ. ТИП МЕНТАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ… НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! ЭТО ЖЕ ПРОТИВОРЕЧИТ ВСЕМУ, ЧТО НАМ ИЗВЕСТНО О НИХ!
        ИЗ ДОКЛАДА СУБЪЕКТА СЛЕЖЕНИЯ КВАДРАТА PQ-WQ ГЛОБАЛЬНОМУ КООРДИНАТОРУ.
        «ОНИ ВСЕ МАТЕРИАЛЬНЫ… ИМЕЮТ ФОРМУ, КОТОРУЮ НЕ МОГУТ ИЗМЕНЯТЬ. НИКАКОГО РАВНОВЕСИЯ - НЕВОЗМОЖНО УСЛЕДИТЬ ЗА МИЛЛИАРДАМИ РЕАКЦИЙ, ПОСТОЯННО ИДУЩИХ В ЭТОМ МИРЕ. СПЛОШНОЕ КОПОШЕНИЕ МОЛЕКУЛ В ЗАМКНУТЫХ ОБЪЕМАХ. ОЧЕРЕДНОЙ НЕЛЕПЫЙ ФОКУС ОРГАНИЧЕСКОЙ ХИМИИ, КОТОРЫЙ ОНИ НАЗЫВАЮТ „ЖИЗНЬ“.
        ОДИН ИЗ ВИДОВ ПРИМИТИВНЫХ СУЩЕСТВ - ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ЛЮДИ» - ОБЛАДАЕТ УНИКАЛЬНОЙ СУБСТАНЦИЕЙ, АНАЛОГОВ КОТОРОЙ НЕТ ВО ВСЕЙ ОБОЗРИМОЙ ВСЕЛЕННОЙ.
        МЫ НЕ МОЖЕМ ДАТЬ ТОЧНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЭТОМУ ФЕНОМЕНУ. ПОХОЖЕ, ЧТО КАЖДЫЙ ТАКОЙ ОБЪЕКТ - ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ДУША» - ЯВЛЯЕТСЯ, ПО СУТИ, НАДПРОСТРАНСТВЕННОЙ ДЫРОЙ, ЧЕРЕЗ КОТОРУЮ МЫ МОЖЕМ ВЫВЕРНУТЬ НАШУ ВСЕЛЕННУЮ НАИЗНАНКУ…
        НАМИ БЫЛ ТАКЖЕ ОБНАРУЖЕН ИСКУССТВЕННЫЙ ВНЕПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ ПЕРЕДАЧИ «ДУШ». СОЗДАТЕЛЬ ЭТОГО КАНАЛА НЕ ПОДОЗРЕВАЕТ ОБ ИСТИННОМ НАЗНАЧЕНИИ СКОНСТРУИРОВАННОГО ИМ ПРИБОРА И ИСПОЛЬЗУЕТ ЕГО ДЛЯ КОРРЕКЦИИ ОРГАНИЧЕСКИХ ПОРАЖЕНИЙ ДРУГИХ ИНДИВИДУУМОВ. ВСЛЕДСТВИЕ ЭТОГО КАНАЛ КРАЙНЕ НЕСТАБИЛЕН. ПРЕДЛАГАЮ ДЛЯ СТАБИЛИЗАЦИИ И КОНТРОЛЯ ЗА ВНЕПРОСТРАНСТВЕННЫМ КАНАЛОМ УКОМПЛЕКТОВАТЬ ЕГО СТАЦИОНАРНЫМ МАЯКОМ, МАТРИЧНЫМ УМНОЖИТЕЛЕМ И ПЕРЕДАТЧИКОМ… ИЗ АБОРИГЕНОВ, КОНЕЧНО ЖЕ… ПРОШУ РАЗРЕШИТЬ ВМЕШАТЕЛЬСТВО НА УРОВНЕ ДО 2Е.
        Часть I
        Интерлюдия I
        Положив оружие на колени, Вомбат с Димой сидели на пригорке, поросшем короткой колючей травой. Когда прут ядовитые лягушки, только и остается, что курить, пережидая, пока кончится это нашествие. Где-то позади тихо и зло чертыхался Цукоша, пытаясь из ошметков ботинка связать хоть какое-то подобие обуви.
        Скользкие лиловато-серые твари шли плотным строем шириной метров шесть - ни перепрыгнуть, ни перешагнуть. Цукоше здорово повезло, что на нем оказались толстенные десантные ботинки. Поэтому его попытка перемахнуть лягушачью процессию закончилась только разъеденной подошвой. Можно не спрашивать, попал ли яд на кожу, - тогда минут двадцать назад все бы уже остались без врача. Собственно, любой член Команды и швец, и жнец, и на дуде игрец, но такого специалиста по местным болезням, как Цукоша, не найти ни в Штабе, ни в Поселке, ни даже в Тоннелях, где, говорят, есть вообще все, что угодно…
        - Слушай, ну и какого рожна ты полез? - лениво спросил Дима, даже не оборачиваясь. Сигарета в его пальцах дымилась уже полчаса, не меньше. За это личное достижение Стармеха все курильщики Команды уважали его, словно изобретателя колеса.
        - Знаешь, - признался как-то Пурген, - завидую я тебе. Экая головища! А вот у меня с логикой плохо. Я бы, наверное, только и смог бы, что какой-нибудь идиотский табачный ларек посредь леса придумать или там дерево, ну, с пачками «Родопи», значит… А у тебя просто - долгоиграющие сигареты. Здорово…
        - Нет, Пургеша, - ласково возразил ему тогда Дима, - если бы у меня действительно было хорошо с логикой, я б придумал, что бросил курить.
        Подошел Саня, с завистью - эк, и ловко же он! - поглядел, как вкусно выпускает кольца дыма Стармех, и от нечего делать так же лениво, как и сам Дмитрий, съязвил в сторону Цукоши:
        - Да, старый, до Боба Бимона тебе как до той башни…
        Трепались, убивая время ничего не значащей болтовней. Обычно же в походе говорили редко. Да и что можно обсуждать с людьми, думающими мысль в мысль с тобой, чье любое движение ощущаешь как собственное?
        Ну вот, лягушки, кажется, заканчиваются.
        - У-у, блин, твари, - почти ласково проводил квакуш Дима. - Отошли…
        Вомбат покосился на Цукошу - кажется, тот уже в порядке. Глянь-ка, соорудил вполне приличную обмотку. Толстая. До Просеки точно дотянет, а там старых автомобильных шин навалом. Новую сделаем.
        - Давай-ка, толстый, поднимайся! - Грубовато, конечно, зато по делу. Обычный стиль Вомбата. При случае мог он приложить так, что даже у Стармеха розовели уши. Жестковатые мимолетные клички и постоянные прозвища Командира всегда оказывались настолько меткими и по делу, что мужики никогда не обижались. А иногда - например, после суточного перехода, повалившись без сил на землю в какой-нибудь особенно мерзкой дыре вроде Гнилого Подвала в Усть-Вьюрте, - даже ждали, какими греющими душу словами встретит Вомбат падающих с потолка слизняков.
        Встали. Автоматы за спину. Вомбат свой карабин повесил на шею, так чтобы можно было в любой миг пальнуть от бедра. Сегодня идем почти налегке - только самый минимум продуктов. Если все окончится хорошо, назад двинем навьюченные, как целый караван ишаков.
        Первым свист уловил Двоечник и, охнув, схватился за затылок. Звук начал быстро нарастать. Удача, ах какая все-таки удача, что лягушки задержали Команду на холмах. Через час мы бы уже топали по равнине, а там… На ровном месте спасения от саунд-волны, как известно, нет. Но первая же возвышенность, принимая волну на себя, гасит колебания практически без отражения. Это все, конечно, теория. А практика проста: если наверху - живо вниз! Дальше действовал уже не мозг. Тренированное тело моментально сложилось в клубок, руки втянуты в рукава, подбородок поплотнее - к груди, падаешь на бок и быстро, кубарем вниз. Голову при спуске поднимать категорически не рекомендуется во избежание расставания с оной.
        Все. Доехал нормально. Целую крепко. Ваша репка. Вомбат как следует пропахал колючий склон и теперь лежал лицом в небо, очень хорошо представляя себе ощущения яблока, натертого на мелкой терке. Покосился в сторону - на вершине холма все еще стояло зыбкое марево, совсем как над разогретым асфальтом. Тихо так. Все правильно, слух вернется минуты через три-четыре. Обычное последствие саунд-волны, но каждый раз Вомбат с трудом подавлял желание заправить обратно в уши вывалившиеся мешочки барабанных перепонок. Уж очень живо он себе это представлял.
        Командир быстро огляделся, хотя чувствовал - скатиться успели все.
        - Почему я не Илья Муромец? - глухо пробурчал рядом Пурген. - Давно пора с этим Соловьем-разбойником разобраться…
        Шутка была дежурная, но заржали все. Далее должен был следовать отзыв. Обычно первым откликался Азмун, но сейчас он чего-то молчал, видно, треснулся при падении сильно. Вомбат немного подождал, приподнял голову и, дабы не нарушать традиции, отозвался:
        - Да из тебя, Леня, Илья Муромец, как из дерьма - пуля.
        Тут оказалось, что традиции почитали все. Фразу одновременно и стройно произнесли три голоса. Командир терпеливо подождал, когда мужики успокоятся - последним еще несколько минут кудахтал сам Пурген, - и прежним суровым голосом скомандовал:
        - Все, завязали. Подъем.
        До Просеки оставалось часа полтора ходу.
        Раньше это был один из самых спокойных участков, или, как говаривал Стармех, «интервалов». Позади - Вредные Холмы, на которых всегда что-нибудь да случалось (вот на сей раз звуковая атака там застала), позади - лягушки (хорошо, что лягушки… а то мог и кое-кто похуже подвернуться). Теперь топай себе, километры считай. Вот только вправо, к полям, забирать не рекомендуется. Для здоровья вельми опасно. Потому как там - малый джентльменский набор удовольствий: Бешеные Пни, Борозда, в которой кто-то живет… да такой, что встречу с ним еще никто не пережил, а кроме них, те, кто и Пней, и Борозд, и даже Горелых Вагонов опаснее, - люди. И тоже с карабинами.
        Влево, впрочем, забирать тоже не рекомендовалось. Один в этих местах путь. Одна тропа. Прямиком - к Просеке. И много кто по ней ходит.
        …Вомбата спасла только отточенная годами тренировок реакция. Двоечник еще хлопал длиннющими ресницами, Стармех только поворачивал голову, Пурген закрывал рот, Азмун округлял глаза - а карабин в руках Командира уже коротко плюнул огнем.
        Всем хороши автоматы, когда против людей. А здесь, на подступах к Горелым Вагонам, все-таки большей частью иные цели на мушку лезут. Да такие, что на них не пулька, а гранатомет «шмель» нужен. Тот, который с объемным взрывом. Бетонный гараж от попадания его гранатки моментом складывается внутрь, точно карточный домик. Но Вомбат никогда не изменял старому доброму «симонову». Переделан, конечно, под мощный патрон - и стальной рельс запросто насквозь прошивает.
        Миг спустя судорожно закашлял десантный «калашников» доктора. Следом за ним открыли огонь Пурген и Дима. Двоечник, как самый хилый, шел почти налегке. Древний «ТТ» - и все.
        Из черных скользких зарослей (сколько на них солянку пополам с серной ни лей, все равно живые, гады, - мутировали) вырвались четыре мохнатых клубка. В атаку они бросились беззвучно, и Команде скорее всего тут же и настали бы кранты, если бы инстинкт Вомбата не заставил его навскидку всадить тяжелую пулю со смещенным центром тяжести (такая, попав, в кашу перемалывает внутренности) в совершенно невинную на первый взгляд кочку. Кочка взревела дурным голосом, выпростала четыре мощные кривые лапы, распахнула розовато-серую пасть с зубищами белой акуле впору и маханула прямо к обидчикам. А следом за ней - еще трое.
        Группсы. Они же - медвепсы. И откуда только такая помесь могла возникнуть? А впрочем, все законы Менделя и Дарвина уже давно к черту полетели. Возьмите злобность питбулей, хитрость фокстерьеров, ум овчарок, прибавьте силу, почти равную медвежьей, впихните все это в очень крупного дога, грудь ему расширьте вдвое, дайте медвежьи когти и лапы, несообразную пасть, какую только в ужастиках увидишь, тушу покройте густым мехом (легкие пули, бывало, так в нем путались, что застревали сразу в подкожном жиру, не причиняя вреда) - и получится настоящий медвепс. Впрочем, нет, не получится. Поскольку тварь эту представить можно, лишь столкнувшись с ней нос к носу.
        Вомбат стрелял, ведя ствол за ближайшим зверем. В твари уже сидело самое меньшее шесть пуль, левую часть головы разворотило в кашу, однако медвепс все еще бежал, и Вомбат знал: бестия успокоится, лишь только запустив клыки и когти в глотку убийцы или если ее попросту разорвут на куски.
        Левую переднюю лапу медвепса оторвала только последняя в обойме, десятая, пуля. Рука уже сама оттягивала затвор, впихивая в пазы новую обойму, а медвепс со всего размаху хряпнулся оземь.
        Еще одну тварь стреножил Стармех. Длинная очередь подрезала лапы группсу, раздробив суставы. Двое уцелевших, хрипло и яростно взлаивая, отступили. Понятно: им обед на сегодня обеспечен. Свои же сородичи. Такое же мясо, ничуть не хуже человечьего…
        На прощание Вомбат прицельно разнес глазницу одному из трупоедов.
        Ну все, разошлись. Тот, что остался, не сунется больше. Ему там хавки с избытком хватит. Того, одноглазого, не сегодня-завтра точно сожрет. Со стороны слепого глаза подкрадется - и привет дровосекам.
        Держа оружие наготове, отступали. Двоечник отер пот со лба, заткнул пистолет за ремень.
        - В кобуру убери, - строго приказал Вомбат. - Мы не в кино снимаемся!
        - Ладно… все, нет их. Тот, который цел остался… ушел.
        Да какой он целый! Азмун с Пургеном не меньше дюжины пуль в него всадили - и что? Покровит, покровит - и все. А потом пули сами выйдут. Или в том же подкожном жиру застрянут. Командир помнил, как одного такого «старика» им свежевать пришлось. Полсотни свинцовых дур насчитали. А бегал ре-е-езвенько!
        - Р-разобрались! - скомандовал Вомбат. - Саня! Как у тебя?
        - Чисто, - откликнулся Двоечник. - Песики все живое на пару километров вокруг распугали…
        Что распугали - это хорошо. Значит, до Просеки можно идти более-менее спокойно. Медвепсы порой надежнее миноискателя. Значит, бродячих курочек можно уже не бояться. Да и прыгуны медвепсов за три версты обходят.
        Дорога знакомая, последний раз здесь ходили неделю назад, никаких неожиданностей после группсов вроде быть не должно. Но настроение какое-то дурное. Предчувствие не предчувствие, мандраж не мандраж… Вомбат быстро оглядел ребят. Народ явно расслабился. Как и всегда после пальбы. Дима закурил свою долгоиграющую - обычно на переходе он себе такого не позволяет. Леня что-то самозабвенно жужжит Цукоше, как всегда вытягивая шею и подскакивая на ходу, словно ребенок после зоопарка. А вот Саня хмурится. Ага, тоже что-то чует.
        - Санек. - Командир чуть замедлил шаг. Сейчас нужно говорить безразлично, даже вяло. Двоечник - человек тонкий, врубается быстро, но и паникер не слабый. А главное - ребят может завести на сорок пять оборотов. - Откуда мрак? Упал неудачно?
        - Не… - Саня и так всегда скрипит, как пасту из тюбика выдавливает, а сейчас и вовсе паста кончилась. - Влево надо забирать…
        Продолжения не последовало, но мужики услышали и тоже насторожились. Вчера ночью план перехода обсудили до миллиметра. Еще удивлялись, до чего ровный получился отрезок. Трехчасовой запас времени, правда, сожрали лягушки, но и до Просеки уже оставалось - чуть. Вомбат мысленно развернул карту. Нет, что-то Двоечник мудрит. Влево соваться никак нельзя. Там Новое Русло, сейчас оно как раз метрах в двухстах. Командир сам видел, что остается от человека в костюме химзащиты при падении в воду. Сам туда, конечно, не полезешь, но вот желающие помочь могут найтись, а самое главное, вода в Русле, похоже, живая - то и дело на берег языки длинные выбрасывает, добычу ищет. И далеко ж, бывает, зараза, выбрасывает! Бродячих курочек и группсов только так ловит. И до чего ж хитрющая! Никогда добычу без остатка не сгложет, хоть чуть-чуть гнилого мяса на костях да оставит. И на берег выбросит, вроде как приманка. А курочки с группсами тут как тут… вот и тягаются, кто быстрее… А вот на быстряков река не действует. Ни на полстолечка. Вползают, переползают, чуть ли не купаются. И вот ведь что удивительно - против того же
быстряка кислотная граната - самое милое дело…
        Дальше вообще атас: Железка, Гаражи, Горелые Вагоны… Чума, одним словом. И близко, отвратительно близко ТЭЦ. Вомбату вдруг показалось, что у него за щекой медный пятак.
        - Влево надо уходить… - с тоскливой безнадежностью вновь проскрипел над ухом Двоечник, и только теперь Вомбат допер взглянуть вверх.
        - Стоп. - Сглотнул, отметив, как закопошилась в животе изжога. - Ну, Саня, ну, ты монстр! Я ведь даже внимания не обратил на цвет тучи. Неудачный сегодня день, нехороший. Двоечник прав - сваливать надо.
        Чуть повернул голову, чтобы слышали все. Не торопясь, но сжато, рублено:
        - Изменения в маршруте. Уходим влево. Дистанция четыре шага. Я - первый, Двоечник за мной, Стармех замыкающий. - Взгляд Сани выражал уже полнейшее отчаяние. - Бегом.
        Бежали тяжело. Казалось, уварившиеся мозги болтаются в башке, как в кастрюле. Вомбат автоматически замедлил шаг, огибая сыпучий склон. Так же, не раздумывая, прибавил скорости и с остервенением врубился прямо в черные заросли. Чуть не разодрал щеку веткой - вовремя пригнул голову. Если этими черненькими веточками поцарапаешься - сепсис почти гарантирован. Если только не применить немедленной ампутации… Шучу, шучу, конечно…
        Недоумение за спиной уже сменилось полным пониманием. Молодцы, даже дыхание не сбили. Ровно идут, как всегда, в ногу, что удивительно, если учесть разницу в росте Цукоши и Лени, например.
        Не глядя на небо. Под ноги. Под ноги. Левой. Правой. Держи темп. Не оцарапайся. Локтем сбивай ветки. Легко говорить, когда всей спиной чувствуешь белый от страха взгляд Сани и его паническое желание обогнать Командира и припустить что есть мочи - не важно куда, важно побыстрее! Спокойно, спокойно, приятель, держись в строю. Еще метров триста - и ты спасен. Кого это я уговариваю? Вомбат не успел удивиться своим мыслям, внезапно вылетев на открытое пространство. Заросли кончились.
        Да, похоже, Трубу в этом месте здорово припечатало. Дыра на месте разрыва до жути напоминала ухмыляющийся рот. А вот чего мы не учли, так это высоты. Секунду Команда стояла, задрав головы, а через две Саня уже карабкался на плечи Азмуна и цеплял веревку за рваный, искореженный край Трубы. Командир успел последним ввалиться внутрь за несколько мгновений до того, как зашуршали первые мелкие капли. Нормально, успели. В очередной раз прошмыгнули мимо безносой старухи с косой.
        - Оружие проверить! - рявкнул Вомбат.
        Нельзя расслабляться. Труба - это, конечно же, не Железка и уж тем более не Горелые Вагоны, но и не считающиеся почти мирными Гаражи, где, говорят, какие-то чудики на букву «м» даже жить ухитряются. Но варежку разевать тут тоже не стоит. Ежели Ржавый Червяк тобой заинтересуется… или еще кто похуже… Тут Вомбат пожалел, что нет у них огнемета. Не дает его Квадрат, хоть плачь. И гранатомета «шмель» не дает. Вот «симонов» с мощной оптикой - это пожалуйста. И оптика притом первоклассная: как ни крути, как ни верти карабин, как ни кидай - не сбивается прицел, и все тут.
        Слабенький моросящий дождик, вечная примета северной столицы, выглядел совершенно безобидно. Даже странно: с чего это пятеро здоровых мужиков отсиживаются в Трубе - чай, не сахарные. Остро запахло жареными семечками. Дождик оказался еще тем. Даже черные скользкие, ко всему привычные кусты-мутанты судорожно задергались, точно пытались увернуться от падающих с неба капель. Вомбат невольно поднял глаза. Да нет, Трубу делали на совесть. Ей никакие кислотные дожди не страшны.
        - Хотел бы я знать, сколько сейчас тут пэ-аш, - мечтательно протянул Пурген, глядя на корчащиеся под дождем ветки, - интересно было б кислотность прикинуть…
        - Слушай, молчи уж, исследователь хренов! - Азмуна аж перекосило от злости. - Не умничай! А если очень интересно - высунь палец, по степени ожога я тебе сам прикину с точностью до десятой.
        Никто даже не улыбнулся. К тому же не факт, что Азмун пошутил.
        После долгого рассеянного молчания (изредка кто-нибудь мельком поглядывал на Двоечника, пытаясь по его лицу определить, надолго ли дождь) Командир громко откашлялся, призывая к вниманию.
        - Ну что, какие у кого варианты?
        Сострил, называется, блин горелый. Варианты! Кое-что из серии: «Вам электрический стульчик или гильотинку?» Минуты три все бестолково орали друг на друга. Многократно отраженные от стенок вопли наполнили Трубу, она загудела, задрожала и, верно, развалилась бы, не гаркни Вомбат громче всех нечто короткое и непечатное. Все. Очнулись. Заткнулись. Устыдились.
        - Детки малые, - Вомбат на всякий случай решил подбавить строгости, - пионеры-скауты, «Зарницу» вспомнили? Макулатуру собираете? Саня, что там с дождем?
        И без того бледное лицо Двоечника стало чуть ли не прозрачным от напряжения.
        - Скоро усилится… Но тучи идут уже другие… Светлые…
        С уважением поглядывая на напрягшегося Саню, Цукоша попытался выглянуть наружу. Стармех тут же рывком усадил его на место и, верно, маленько переборщил: тот въехал головой в стенку. «Бом-м-м», - глухо и долго отвечала Труба.
        - Вот и половину пробило, - тихонько прокомментировал Леня, но тут же состроил виновникам шума жутко зверскую рожу.
        - Кислотную тучу уносит на север, - вдруг спокойно и бесстрастно заговорил Двоечник, полуприкрыв глаза. - Облачность плотная, там еще дня на два дождей.
        - Идти скоро можно будет? - Командир и сам бы ответил на этот вопрос, но нарочно подставлял Саню. Двоечник лучше всех чует, что там с атмосферой, пусть и выводы сам делает - все-таки член отряда, а не барометр ходячий. Если сейчас Саня скажет, что дальше идти нельзя, нужно отсидеться, опять поднимется шум, кто-нибудь наверняка ляпнет: «А поползли-ка, мужики, по Трубе». Пусть решают. Лично я бы ни за какие туда не сунулся. Но на сей раз, похоже, другого выхода нет. Опять же мужикам в демократию поиграть приятно. «Психология», - одобрил бы Леня.
        «Слушали». «Постановили». Идем по Трубе. Следующий разрыв у нее аккурат подле Гаражей. Вомбат усмехнулся. Он даже мысленно представлял это слово написанным с большой буквы. Что поделаешь, если уже давно вереница некогда вожделенных бетонных вместилищ для машин превратилась в самостоятельный географический пункт. Командир страшно гордился изобретенным афоризмом: «Чем сложнее время, тем проще названия».
        Э нет, ребята, здесь порядок прохождения другой. Тут командир с шашкой наголо на горячем коне ни к чему.
        - Первым пойдет Стармех. Я - за ним. Потом Пурген, Саня, Азмун - замыкающий. Объяснить? Объясняю. Хрен его знает, что там впереди, в этой железной кишке.
        - Ясно что, - хохотнул Цукоша, добавив пару слов по-латыни.
        - У Димы отличная реакция, к тому же у него полные карманы всяких полезных штучек, умеющих очень вовремя взрываться. Двоечник с Азмуном прикрывают. - Остальное не для микрофона: если позади будет что-то не так, Двоечник моментально почувствует. А Цукоша помешает ему наделать глупостей. Впрочем, всему свое время. - Отдых закончить, проверить снаряжение. В случае чего огонь открываем мы с Азмуном.
        Все сразу захлопотали, засуетились, потому что решить-то решили, но особой радости от предстоящего по меньшей мере километрового перехода по железному тоннелю высотой чуть больше метра никто не испытывал. К тому же о Ржавом Черве наслышаны были все без исключения. Ну и что - «раньше не попадался»? Раньше не попадался, а теперь вот возьмет и попадется! Из вредности!
        Дима шел легко, профессионально плавно переходя от стенки к стенке, иногда помогая себе руками. Он здорово напоминал то ли краба, то ли паука. Несмотря на эти пижонские финты, стармеховский фонарик, не суетясь, выполнял свою работу, прохаживаясь по ржавым стенкам Трубы. Кто-то сзади сквозь зубы тянул знакомый мотивчик. Спокойно идут мужики. Правильно. Труба - она Труба и есть. Выведет куда надо. А про Червя… Так на Окраинах каких только баек не наслушаешься… А дождь и впрямь усилился. Ишь как по железу барабанит.
        Железо это тоже… неправильное какое-то. Ему бы давно ржавой окалиной рассыпаться, а оно стоит себе - и хоть бы что.
        Несколько мгновений Вомбат позволил себе поразмышлять на эту тему, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься от того ужаса, что внушала ему Труба.
        Настроение у Командира было прескверное. Вначале заныла шея. Еще через полчаса это ощущение переросло в уверенность, что ходить прямо больше никогда не удастся, - первый нехороший признак того, что вот-вот начнется приступ клаустрофобии. Никто в Команде не подозревал, какие муки на самом деле испытывает Вомбат, чертыхаясь в тесных подвалах, и почему, даже если рядом есть приличное укрытие, они становятся лагерем под открытым небом. Черт, Стармех мог бы идти и побыстрее! Изматывающий темп становится хоть каким-то спасением, когда низкий потолок, кажется, с каждым шагом опускается на башку.
        Им так никто и не встретился. Ни мелкие змейки-ферруморки, устраивающие гнезда в проржавевших сплетениях железных конструкций, ни быстряки - тоже, бывает, в Трубу заползают, особенно если преследуют кого. Тихо-мирно, куда как благополучно, они миновали большую часть пути.
        Дима предостерегающе выбросил в сторону руку и что-то негромко крикнул. Ну вот, приехали. Дно Трубы уходило вниз под приличным углом. Вомбат вспомнил, как это выглядит снаружи. Как раз перед Старым Руслом некрутой склон, а за ним, справа, - развороченное взрывами Депо. Мужики сгрудились за спиной, пытаясь разглядеть очередной сюрприз сегодняшнего дня.
        - Я предупреждал: кишка должна закончиться задницей! - рявкнул откуда-то сверху Цукоша. Остальные промолчали, явно соглашаясь с диагнозом.
        - М-да. - Стармех задумчиво вытащил из рюкзака ракетницу. - Похоже на водный аттракцион. Садишься в желоб, катишься вниз…
        - И с радостным хохотом ломаешь себе шею, - еще более зверским голосом снова встрял доктор. - Прям Диснейленд какой-то!
        Похоже, клаустрофобия чуть не сыграла с Вомбатом дурную шутку: он поймал себя на том, что и вправду готов хоть сейчас сигануть вниз, только б поскорее выбраться из гудящего нутра проклятой Трубы. Усилием воли отогнав волну паники, придержал руку Стармеха:
        - Подожди, Дим, не стреляй. А если там тупик? Задохнуться хочешь? Или… гнездо чье-нибудь? Хоть тех же быстряков?.. Лучше погаси фонарь, попробуем вначале так посмотреть.
        Стармех молча вырубил свет. Пять пар глаз уставились в темноту.
        - Я, кажется, вижу… - пискнул Саня голосом Пятачка.
        Точно. Внизу лежало слабое пятно серого света. Внизу. Далеко внизу. Очень далеко, черт побери!
        - У кого длинные веревки? Стармех, фонарь! Цукоша, давай обвязку. Да шевелись, аппендицит хренов! - Близкий выход вдохновил Вомбата, голос снова построжал.
        Сзади завозились, толкаясь и тихо переругиваясь.
        - Мужчина! Вы мне все ноги отдавили! - вдруг пронзительно, по-бабьи, заверещал Пурген. - Сколько-таки можно прижиматься? Дама, вы на следующей сходите?
        Хороший Леня мужик. С юмором.
        - Первого спускаем меня, - строго предупредил всех Вомбат.
        Тратить драгоценную осветительную ракету он не хотел. Она у них одна… а чует сердце, сегодня еще понадобится. Кроме того, при запуске все вокруг окутывалось удушливым едким дымом, и уже потому устраивать фейерверки в замкнутом пространстве Трубы настоятельно не рекомендовалось. Да, Труба место не слишком опасное… Но береженого, как известно, Квадрат бережет.
        Конечно, идеально было бы спустить первым Двоечника. Опасность на Окраинах, как известно, может исходить не только (и даже не столько) от тех, кто бегает, ходит, летает и ползает. Есть штуки и похуже - когда не в кого стрелять и некого жечь самодельными бутылками с горючкой. Всякая бестелесная дрянь… как саунд-волна, например, или Бледные Тени. Ох, до смерти не забыть Вомбату Француза, когда тот умирал у него на руках, а с губ, окаймленных пузырящейся, словно кипящей, кровью, только и срывалось: «Тени, Бледные Тени!» И отчаяние в уже закрывающихся глазах - что не может, не умеет рассказать чужим ему, странным русским языком… Француз тогда собственной кровью нарисовал трепещущий контур, глаза и пасть.
        Три недели спустя Вомбат еле спасся, столкнувшись с этими созданиями. А потом устроили большую охоту… и нашли-таки их обиталище, старое хозяйство одной из тягловых подстанций… и Механик наспех собранным генератором инфразвука порвал с десяток Бледных Теней в клочья. С тех пор стало поспокойнее.
        Да, Двоечника спустить было б идеально. Но ведь запаникует же в три секунды. Бутылочный осколок ему глазом Ржавого Червя покажется - и пиши пропало. А значит, первым пойдет он, Вомбат. Бутылку с горючкой - на пояс, карабин - на изготовку, вторая обойма в левой ладонной накладке - готов.
        Когда спускаешься по Трубе, самый интересный вопрос: кто будет последним? Закрепиться здесь негде, в железо крюк не вобьешь. Чего там Стармех про водный аттракцион говорил? Садишься в желоб… Ну-ну, кому-то сегодня придется попробовать. Как-как? - ловить внизу будем (если там, внизу, все чисто). И сразу все - на амбразуру. У Азмуна аргумент верный: последний должен хорошо держать предпоследнего. Значит, сильный и крепкий. На себя намекает. Да только как мы потом твои полтора центнера внизу поймаем, приятель? Дошло? Значит, нужен крепкий, но легкий. Правильно, Пургеша, ты. Аттракционы любишь? Это хорошо. С водой, правда, в нашем бассейне загвоздка, придется на сухую спускаться, ты уж позаботься, чтоб без штанов не оказаться.
        У Двоечника в рюкзаке нашелся отличный кусок плотного капрона, сделали Пургену удобный кокон, деловито начали спуск. Вомбата спускали первым. Он лежал на спине, приподнявшись, как только мог. Размытое пятно серого света приближалось.
        Так, не дергайся, Командир. Если там ферруморочки наши любимые, то кидай бутылку. Если быстряки - кислотную гранату, вот она, на правом бедре подвешена. Если паче чаяния группсов занесло, то пали без устали. И… моли местного Окраинного Бога, чтобы мужики не начали поливать тебя сверху свинцом, как бы стараясь помочь…
        Его уже опустили почти до самого низа, когда Вомбат щекой вдруг почувствовал идущее откуда-то тепло. Приятное такое, мягкое, совсем не опасное… В следующий миг наверху что-то истошно завопил Двоечник. Вомбат понял все сразу - руками, мускулами, инстинктами, но не разумом. Разум отчаянно восставал. «Такого не может быть!» - верещал он, этот разум, еще не сознавая, что через миг он может превратиться в самую что ни на есть грубую протоплазму.
        Вомбат выпалил вниз не глядя. Раз, другой, третий. И только после этого увидел, как дрожит горячий воздух над докрасна раскаленным железом. Волна сухого жара окатила его с ног до головы.
        Труба лопнула. Через острые, пышущие огнем края разрыва внутрь полилась бесформенная серая масса, пучащаяся, пузырящаяся, наполняющая воздух нестерпимой вонью. Пули одна за другой впивались в тушу Ржавого Червя без всякого видимого результата. А серое тело легко и как-то очень неприятно быстро заскользило вдруг вверх, к ногам Вомбата.
        Ну, дружочки-молодцы, теперь только бы у вас нервишки не сдали и не начали вы меня выдергивать. Ржавый Червь чует движение, как ни одно живое существо на Окраине. Чует и бросается вслед.
        - Не дергаться там, наверху, мать вашу! - заорал Вомбат.
        Обойма опустела. Так, пошла вторая. Открыть затвор… рвануть клапан… вставить обойму… вогнать патроны в магазин… закрыть затвор… все!
        И вновь загремели выстрелы. Смертельный номер, черт побери. Так, ну, наверное, хватит… Вниз кувыркнулась кислотная граната. Раздалось громкое шипение. Его сменил пронзительный свист. Хлопнуло, точно рванул громадный воздушный шарик. Трубу окатило липкой вонючей дрянью. Вомбат брезгливо поддернул ноги.
        Все, конец, погашен свет, и клоуны усталые уснули… Там, наверху, похоже, тоже. Придется взбодрить.
        - Эй! Держальщики хреновы! Шевелиться будем, нет?
        Труба вмиг наполнилась заполошными воплями. Понятно-понятно. Отец Командир чуду-юду сразил. Веселитесь.
        - Меня поднять! Пару зажигалок приготовить! - И, когда по Трубе прогромыхали вниз два темных предмета, сам кинул бутылку с горючкой. Вспыхнуло так, что стало больно глазам.
        Раствори меня быстряк, что там может так гореть, не кишки же Ржавого Червя, на самом деле?! Впрочем, сия иллюминация - ненадолго…
        Команда остолбенело пялилась вниз. Никто, даже самый бывалый из всех Дима-Стармех, ни разу не видел, как полыхают останки Ржавых Червей. А вот он, Вомбат, видел… теперь уже трижды. Первый случай стоил пяти жизней. Второй - одной. Ну, а на третий мы уже в плюсе.
        - Как ты сумел, как ты сумел? - позабыв о застенчивости, тормошил Командира Двоечник.
        Как, как… каком кверху. Квадрат ведает, сколько народу искать Врата отправилось, прежде чем поняли: ни бензин, ни пули, ни водка царская по отдельности Ржавого Червя не возьмут. Расстреляй ты его хоть из четырнадцати с половиной миллиметрового станкача - ему хоть бы хны. Утопи его в цистерне с кислотой - всплывет, удовлетворенно облизываясь. Залей бензином (да что там бензином - напалмом!), подожги - ему и то нипочем. А вот если его шкурку как следует пулями продырявить, а потом кислотную гранату кинуть, то очень даже ничего получается. Правда, внутренности червячка нашего тебя все равно схарчить попытаются, но тут уж бензинчик в самый раз оказывается…
        - Браво-браво, ну что вы, право, - огрызнулся Вомбат в ответ на восторги Команды. Дети, е-мое. - Отставить эту похабень! Сейчас остынет - спустимся…
        Так и случилось. Первым слез сам Вомбат (мало ли чего), потоптался по жирному пеплу; за ним двинулись остальные.
        И все бы, наверное, закончилось хорошо - держали, страховали, пружинисто спрыгивали на землю один за одним, палатку свернутую положили на нижний рваный край Трубы, - если бы не повело Леню так сильно вбок у самого выхода. И скорость-то не такая уж большая была. Командир успел заметить, как Пурген инстинктивно выставил руки вперед, пытаясь схватиться за край (зачем, Господи, зачем?!). Зацепился, неуклюже переломился в спине и рухнул на Стармеха.
        Когда Леню поднимали, Вомбат почувствовал, какой горячий капрон у него на спине.
        - Да осторожно, вы! Не ворочай, клади на землю! Аптечку давай! - орал Цукоша, крепко держа Пургена за руки и стараясь остановить кровь.
        Изящные бледные ладони физика-теоретика превратились в искореженные лапы. Несколько минут Пурген лежал без сознания, потом пришел в себя и начал биться.
        - Держи! - гаркнул Азмун что есть мочи, обращаясь ко всем сразу. Нашел глазами Командира, молча показал: перехвати запястья, открыл аптечку.
        Дальнейшее происходило молча, но очень сумбурно. Леня отбивался, как дикий зверь. «Шок», - подумалось Вомбату. Саня с Димой пытались сесть пострадавшему на ноги, Цукоша плясал над ним со шприцем, поскальзываясь на мокрой траве. Кровищи вылилось просто море. Поэтому, когда наконец Пургена заломали, вкололи успокоительное, противостолбнячное и перевязали руки, видок у всех был - закачаешься.
        - Как думаешь, позвоночник цел? - тяжело сопя, спросил Стармех, сидя на корточках.
        - У кого? - поднял брови Азмун. - У этого шайтана? Извини, Дима, за всю свою богатую практику ни разу не видел, чтобы человек с переломом позвоночника так сильно и метко лягался. Ты лучше скажи: у тебя кость цела?
        - Ну, жлобы… - Саня был возмущен до предела. - Тут такое несчастье, а вам - шутки…
        - А ты поплачь, - сквозь зубы проскрипел Дима. Не любит он Двоечника, что тут поделаешь.
        Вомбат уже повернулся, чтобы вмешаться, но споткнулся взглядом о лицо Сани. Это не дождь. Парень, оказывается, ревет в три ручья. Вот те на! Привал нужен, срочно нужен привал. И желательно под крышей. Хорошо, что Гаражи уже совсем рядом.
        - Встали. - Нет, ничего не добавил, хотя чесался язык приложить кого-нибудь, хоть бы Червя или Трубу эту проклятущую.
        Осень, черт, темнеет быстро. Пока нашли пристойный Гараж, вообще ни хрена не стало видно. Сунулись в один, в другой: кто-то до нас постарался - так уделали, не войти. Даже трупак в углу валяется. Собаки пробежали. Дикие. Но пуганые. Обычные собаки, без выкрутасов. Стармеха пришлось немного приструнить, а то бы всех перестрелял. Пурген еле ноги волочит; как только остановились, свалился на пол и затих. Правда, потом к костру подобрался, Саня его чаем поил.
        Черт, ну и походик! Давно такого не было. Лягушки, саунд, группсы, дождь кислотный, а в довершение всего Ржавый Червь! Тьфу, пропасть… Если бы не Назгул да Француз-покойник, царствие ему небесное, нипочем бы не узнал, как с этой тварью справляться.
        Вомбат сидел у выхода из гаража, курил вечернюю сигарету и глядел в сторону Города. Темно. Раньше ведь как бывало: ночью в чистом поле станешь, по сторонам посмотришь, сразу ясно, где Ленинград: засветка на полнеба. Как там сейчас, интересно? Надо завтра у Зеленого спросить. Он в Город шастает. Вот и в этот раз - задание, говорит, из самого Центра. Господи, какой Центр? Так, разношерстная команда, пытающаяся взять на себя управление ошметками населения. Хотят вытащить из метро стратегические запасы, да вот на проблему напоролись. Вомбат усмехнулся. Вспомнил, какие страшные глаза сделал Зеленый в этом месте своего рассказа.
        - Там крысы водятся…
        - Размером с корову! - предположил Вомбат.
        - Нет, с виду обычные. Железа у них какая-то специальная появилась. Наркотики вырабатывает.
        - Как это - наркотики? - Командир поморщился: очередная байка. Таких бредовых историй сейчас тьма-тьмущая гуляет. Жаль только, что половина из них правдой потом оказывается.
        - А так: пробежит такая мимо, прыснет из этой железы - у тебя и крыша поехала…
        - Галлюцинации?
        - Ну.
        Мужики пока этих подробностей не знают. Завтра утром Командир встречается с Зеленым и с кем-то из пресловутого Центра. Обещали противогазы и карту тоннелей метро. Разберемся. Пургена придется оставить здесь. Будем для важности считать, что эта загаженная дыра - наш базовый лагерь. Все ж Гаражи. Не Труба и, уж во всяком случае, не Железка. Не говоря уж о ТЭЦ.
        Вомбат подошел к Диме. Рядом спал Леня, постанывая во сне, бережно положив на пол замотанные бинтами руки.
        - Подъем! - Стармех проснулся моментально. - Дежурить. - Передал часы, засомневался, не покурить ли еще раз перед сном, да раздумал. Завтра день обещает быть трудным.
        Интерлюдия II
        - Оксана Сергеевна, вы меня слышите?
        - Да.
        - Как вы себя чувствуете?
        - Хорошо.
        - Голова не кружится?
        - Голова… Немножко… В ушах шумит…
        - Расслабьтесь. Вспомните, как это было в прошлый раз. Дышите глубоко. Слышите музыку?
        - Нет… То есть… Да…
        - Сосредоточьтесь. Вы знаете, куда отправляетесь?
        - Да.
        - Думайте только об этом. Приготовились. Я начинаю считать. Когда я назову цифру «пять», вы крепко заснете. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
        В углу детской мягко-мягко мерцает маленькая лампадка. Застыли образа в дорогом золотом окладе. Очень-очень дорогом. Няня, правда, этого не одобряет и ворчит - мол, на такие деньги… и начинает перечислять, что можно было бы сделать на такие деньги. Но тут слушать ее становится совсем неинтересно, потому что говорит она про надоевшие еще в гимназии «штуки ситца» и тому подобное.
        За окном - осень… октябрь. Тяжелые розовые шторы с кистями задвинуты неплотно; в узкую щель пробивается свет мотающегося на ветру уличного фонаря. Дождь… Моросит, окутывая фонарь облаком серебряных искр. Тихо. В двухэтажной квартире красивого дома на Большом проспекте Петроградской стороны все спят. По соседству с детской похрапывает нянюшка. Уже старенькая, подслеповатая, но любимая. Верный хранитель нехитрых тайн двенадцатилетней хозяйки комнаты с розовыми шторами. Девочка со странным именем Соломонида (по-домашнему - Соля, Соль, иногда даже - Солонка, но она никогда не обижается) лежит сейчас без сна под теплым одеялом. Она подозревает, что как раз сейчас в темной гостиной собрались на ночное бдение все домовые квартала. Девочка не очень верит в домовых, но иногда так хочется, чтобы они были…
        За гостиной - папин кабинет. Папа - знаменитый изобретатель. Он сейчас в отъезде. Война, и он, генерал, почти не бывает дома. Мама говорит, что папины новые пушки вгонят ее в гроб скорее тевтонов… Но это она так шутит.
        Потом - библиотека, потом - комнаты старших братьев. Обе пусты. Миша уже три года на фронте, штабс-капитан, полный георгиевский кавалер, получил от государя золотое оружие за храбрость… Алеша только-только закончил юнкерское училище и тоже воюет… Как хотелось бы девочке оказаться рядом с ними! Сестрой милосердия… вынести с поля боя… спасти…
        Трое старших сестер тоже не всегда ночуют дома. Елена, вторая после Миши, - доктор и все время в госпитале, врачует раненых. Таня и Наташа, двойняшки, еще учатся, тоже на докторов. И все время подле старшей. А у Елены есть и жених! Полковник Кутепов. Девочке Соле он очень нравится. Тоже воюет… Ах, ну когда же кончится эта глупая война! Чтобы все снова собрались в огромной гостиной… И чтобы было Рождество…
        А еще в квартире есть мама. Совсем рядом, по другую сторону от детской. Там у нее будуар, полный самых-самых удивительных штуковин. Среди них - маленькая часовенка, самая настоящая, освященная митрополитом… Мама очень набожна. А вот она, Соль, не слишком. Ведь если бы и впрямь был добрый Боженька, разве позволил бы он, чтобы папу и брата Ксени, лучшей подружки, соседки по парте, убили бы в один и тот же день? Ксеня после этого стала совсем-совсем седой, точно древняя Маланья, побирушка на паперти…
        Девочка Соль лежит без сна. За окнами, что заклеены на зиму вощеной бумагой, уныло стучит дождь. Мерцает лампадка. За стеной похрапывает нянюшка. А Соль крепко помнит тревожные глаза мамы… и сухой, надтреснутый голос Елены, когда та ненадолго заскочила домой перед ночным дежурством:
        - Они вот-вот взбунтуются… Мама, наверняка будут погромы. Забери Сольку, и перебирайтесь к нам. Госпиталь все ж… много офицеров… А у них - оружие…
        - Господь не допустит… - жалобно возражает мама, и девочка Соль знает, что дело плохо.
        - Господь помогает тем, кто сам себе помогает, - хмуро бросает Елена. - Андрея, работника, отошли. А то не ровен час…
        Мама молча кивает. После того как Ленка танцевала с самим государем на балу, устроенном для лучших докторов и сестер милосердия, мама преисполнилась к ней неимоверного уважения.
        - Я наш дом не брошу, - тихо говорит мама, и Соль вздрагивает. Когда у мамы такой голос, это значит, что от своего она не отступит. Лена это тоже знает.
        - Я постараюсь… прислать кого-нибудь из друзей… - все так же хмуро роняет она и уходит в сыплющую дождем ночь. Ей нельзя задерживаться. Докторов не хватает, и раненый может умереть, если она опоздает…
        И девочка Соль слышит, как мама молится.
        А потом приходят трое друзей Лены. Трое офицеров - поручик, капитан и уже немолодой грузноватый полковник. Семеновна поит их горячим чаем со своими неподражаемыми пирогами, вполголоса ругая каких-то бунтовщиков… Сейчас все трое гостей дремлют, не раздеваясь, в буфетной. И Соль помнит, как седой полковник, чем-то неуловимо похожий на папу, церемонно целует маме руку и негромко говорит ей (он не хочет, чтобы Соль слышала, но у нее такой острый слух!):
        - Княгиня, мы отсюда не уйдем. Пусть эта мразь только сунется. Ваша дочь спасла жизни… всем нам, и мы будем стоять на пороге вашего дома, как стояли в предместьях Варшавы…
        Девочка Соль ждет. Она не боится. Боишься - это когда не знаешь, что произойдет. Она же каким-то чудом знает все. И потому совсем не пугается, когда на улице внезапно начинают сухо трещать выстрелы.
        В буфетной вскакивают на ноги офицеры. Заохала, просыпаясь, нянюшка за стеной. А девочка Соль отбрасывает одеяло и бежит к окну. В детской не простое окно, а эркер; и виден весь Большой проспект…
        Из дождливой тьмы возникают люди. В черных бушлатах, кургузых шинелях, вовсе в лохмотьях… У них в руках - винтовки. И они очумело палят во все стороны… «Не жалеют патронов», - как сказал бы Зверобой.
        И девочка Соль знает, что сейчас такие же точно промокшие, пахнущие отвратительной дешевой махоркой люди, грязные и страшные, идут по Знаменской и Большой Зеленина, Гатчинской и Лахтинской, по прочим мелким улицам Петроградской стороны. Идут те, которые убьют и офицеров, и Семеновну, и нянюшку, и маму, и ее, девочку Соль, - убьют, если только смогут. Но ей не страшно. Как завороженная смотрит она и видит, как густеет поток вооруженных людей, как сыплются пробитые пулями стекла, как, несмотря на дождь, загорается витрина кондитерской Бламанше, где всегда подавали такие вкусные профитроли с шоколадом, как из парадной дома наискосок начинают вытаскивать полуодетых людей. Дворник, старый аккуратный татарин Мустафа, уже лежит возле поваленной афишной тумбы, а ненужная метла все еще стоит, бережно прислоненная к стене…
        Потом совсем рядом, в буфетной, с хрустом распахиваются окна и раздаются громкие-громкие хлопки - один, второй, третий…
        В квартире - суета, топот и крики; удивительно, неужели весь этот шум и гам подняли всего лишь мама, Семеновна и нянюшка?..
        Девочка Соль не удивляется, что дверь в детскую остается плотно закрытой. Словно так и надо, чтобы она стояла возле окна в одной ночной сорочке.
        Уже почти все магазины на проспекте горят. Кое-где пламя появилось в окнах вторых этажей. Девочка Соль видит, как человек десять с винтовками бросаются к их парадному… Хлопают в буфетной револьверы, падает один из нападающих, второй…
        И тут совсем недалеко раздается спокойный сигнал горна. Девочка Соль оборачивается.
        Редкая цепь одетых в длинные шинели юнкеров идет, вскинув винтовки, прямо на катящуюся темную толпу. Внезапно сгустившуюся тишину рвет дружный винтовочный залп. Те, в темном, кричат. Падают. Ползут. Корчатся. Кто-то из них стреляет с колена в приближающихся юнкеров. Кто-то падает в негустой цепи. Но залп следует за залпом. Звенят на мокрых камнях стреляные гильзы.
        Однако мятущаяся толпа напирает; вовсю гремят ответные выстрелы, и цепь юнкеров поневоле рассыпается. Начинается перестрелка. Вновь копится в глубине проспекта черная толпа - там, куда не долетают юнкерские пули…
        А под ударами трещит дверь квартиры. И офицеры уже не стреляют из окон буфетной, помогая юнкерам, а с грохотом стаскивают мебель в прихожую…
        Рыча мотором, смешно ворочая башней с толстым пулеметным рылом, из-за спин юнкеров внезапно выворачивает броневик. На улице словно начинает работать громадная швейная машинка, совсем как мамин «Зингер», только очень уж большой.
        - А-а-у-а!.. - кричит темный проспект. Люди бросают винтовки и бегут. Жадно фыркая и взревывая, броневик ползет за ними. Вокруг пулеметного дула пляшет огненный венчик. А следом за броневиком с лихим гиканьем несутся всадники.
        Казаки!..
        Сверкают вскинутые шашки. Коротко взлаивают карабины. Следом за донцами бегут в атаку юнкера.
        Девочка Соль медленно отходит от окна. Откидывает одеяло. Ложится. Противоположная эркеру стена пробита тремя шальными пулями. Разбитое стекло держится чудом. В дыры врывается холодный ветер. Но Соль спокойна. Она засыпает.
        …А потом все как-то быстро кончилось. Мама долго плакала и ставила свечки всем угодникам. Она отчего-то была уверена, что ее младшенькую увела с собой Елена…
        А сама Соль наутро, когда город очнулся от ночного кровавого наваждения и казаки деловито добивали остатки бунтовщиков на дальних окраинах, - сама Соль неожиданно для всех потребовала карандаш и бумагу и несколькими штрихами изобразила ночной проспект, и тело Мустафы рядом с метлой… и мертвого юнкера, настигнутого шальной пулей в последний момент, когда ночные убийцы уже обратились в бегство…
        - Так она все видела, - охнула Елена.
        А Соль молчала. И - рисовала. Как никогда доселе. Броневик, изрыгающий огонь. Казака с занесенной для удара шашкой. Юнкера, выбросившего вперед штык…
        Офицеры молча смотрели на ее рисунки. А потом полковник осторожно сказал:
        - У девочки талант. Надо показать профессору Флейшману…
        А потом все стало еще лучше. Война кончилась. Миша с Алешей вернулись. Раненые, но живые. И папа вернулся. А девочка Соль поступила в Академию художеств.
        И летели годы.
        Она встретила Его на прощальном вечере выпускников Академии. Он был морским офицером. На своем миноносце Он дерзко поставил мины у самой вражеской гавани. И на следующий день, подорвавшись на них, погиб громадный тевтонский крейсер. Молодой офицер тоже был художником.
        Они поженились.
        Потом, когда девочку Соль уже давно называли не иначе как Соломонида Сергеевна, когда уже были за ее спиной выставки в Париже, Риме, Лондоне и - самая главная - в Москве, в Третьяковке, снова случилась война. И как тридцать лет назад, выступал государь. И шли через Петербург войска. И папа, сильно постаревший, вновь мотался по полигонам, забыв про свою отставку. Миша командовал фронтом. Алексей - ударной танковой армией. Лена стала знаменитым хирургом. Таня и Наташа - тоже, пусть и не такими знаменитыми.
        Но кончилась и эта война. И русский флаг вновь победно развевался над вражеской столицей.
        И рождались внуки.
        А потом умер папа. Умер, когда сделал последнее великое дело в своей жизни. Космический корабль с двуглавым российским орлом на борту первым обогнул планету. Папе было за девяносто. Но до последнего дня он консультировал. И не было случая, чтобы он ошибся. Когда ему доложили, что полет прошел нормально и посадочная капсула на Земле, он заплакал. И сказал: «Жизнь сделана».
        И рождались правнуки.
        А потом настал и ее день. День девочки Соль. Давно уже не было в живых братьев и сестер. Пришла и ей пора следовать за ними. И она знала, когда это произойдет. После последней выставки в Москве в новой, заботливо отреставрированной Третьяковской галерее.
        Она перерезала ленточку. Государь подошел поздравить ее. Сказал что-то теплое. Она смотрела на запрудившую весь переулок толпу жаждущих попасть на выставку… и вдруг почувствовала, что голова кружится. Это было не страшно. Даже, напротив, приятно. Она вновь видела маму, папу, нянюшку; живые, здоровые, они радостно улыбались ей:
        - Иди сюда, это совсем не страшно, Солюшка-Соль!
        Она знала. Знала, хоть и не ходила в церковь. Что ж… это хорошо… что таместь что-то еще, кроме мрака и небытия.
        Вот и другие. Лена, Таня, Наташа… Алеша… Михаил… Братья при орденах, в парадных мундирах - так их хоронили, прославленных генералов…
        - Я иду к вам, - тихо сказала девочка Соль.
        Она шла через какой-то скверик. Жалкий, вытоптанный и замусоренный. Но это было лишь преддверием. Падшие духи часто заставляют видеть такие картины, желая внушить возносящейся душе уныние и неверие в Господнюю милость. Она не поддастся. Вот только очень тяжело идти… Наверное, можно присесть… отдохнуть… Лавочка… очень кстати… я посижу тут совсем-совсем чуть-чуть, а потом пойду дальше. Ведь нельзя же заставлять вас ждать, мои дорогие…
        Глава первая
        Саша
        Утро было самым обыкновенным. Ленинградским, то есть, пардон, уже санкт-петербургским. Тоскливая мгла да приветливо-тяжелый мокрый туман. Сию специфическую взвесь «вода в воздухе» московские синоптики, не стесняясь, именуют «морось». Из тысяч радиоточек на кухнях - отдельных и коммунальных - энергичная Регина Кубасова радостно оповестила земляков о «переменной облачности» и «влажности воздуха сто процентов». Деланно веселые ди-джеи «Европы-плюс» и «Радио-рокс» вскрыли первые утренние баночки «джин-тоника». Последовали стандартно-плоские шутки насчет погоды. На «вертушках» закрутились «November rain» и запыленный хит Серова «Мадонна».
        - Валера, блин, что за формализм? - Леня Свирченко стоял, опершись о стол и нависая над лейтенантом Дрягиным всей своей сотней кило накачанных мышц, упакованных в серую милицейскую форму. Из Лени получилась бы неплохая реклама «Сникерсу», если только приодеть соответствующе. - «Скорая» когда прозвонилась? Семь сорок пять, правильно? Моих всего четверть часа осталось. Ну, подумай, если мне сейчас на труп ехать, наверняка к Людке опоздаю… Опять скандал… И все из-за тебя, питекантропа… Валер, дело-то пустяковое - документы есть, насилия явно никакого… Родственникам сообщили… Бабульке девяносто лет. Гуляла, присела на скамейку, ну и дала дуба…
        - Слушай, свали, а, Шварценеггер. - Лейтенант безжалостно прервал Ленины мольбы. Достал из кармана пачку «Беломора». - И прочти наконец, Аллахом тебя молю, «Двенадцать стульев».
        - При чем тут стулья? - К книгам Леня Свирченко доверия не питал. Бог весть, как оценили в школе знания лейтенанта Свирченко по предмету «литература», но каждый его рапорт вызывал в отделении бурю неподдельного восторга. Перлы же типа «неопознанный труп слесаря Селезенкина» давно и прочно заняли свое место в милицейском фольклоре.
        - Да при том. Это еще Ильф и Петров популярно объяснили, что не может старушка «дуба дать». - Усталое Валерино лицо на секунду скрылось в облаке дыма. - Ты ведь, Свирченко, на юрфак у нас вроде как собираешься? Так это там на вступительных экзаменах спрашивают.
        В небольшом уютном садике на Петроградской невыспавшийся врач «Скорой», нащупав в кармане пачку сигарет, в очередной раз мысленно похвалил себя за то, что, уходя из дома, сообразил надеть теплый свитер жены.
        - Поехали, Веня, - сказал он водителю, пожалуй, слишком бодро.
        Он зачем-то еще раз обернулся к скамейке. И что его так проняло? Накатывало странное чувство, давно уже не испытываемая смесь ужаса и отчаяния. Как нелепо… Маленькая аккуратная старушка сжимала платочек уже окоченевшими пальцами. «Надо бы положить ее, что ли?» Врач с трудом отвел взгляд от умершей, пытаясь стряхнуть наваждение.
        Резко хлопнула дверца. «Скорая» развернулась и осторожно поползла к воротам парка, увозя так и оставшегося безымянным врача. Оксана Сергеевна Людецкая осталась сидеть на берегу пруда. Привычные к угощению утки несколько раз подплывали к берегу, ожидая булки. Их совершенно не интересовало, каким уже отлетевшим в небытие мыслям улыбается мертвая женщина.
        Часа через два хроменький сторож принес простыню. Крупная фигура и мрачное лицо лейтенанта Свирченко к вопросам не сильно располагали, поэтому гуляющие в саду мамаши обходили белую фигуру на скамейке стороной, а сотрудники института просто ускоряли шаг, настороженно косясь на угрюмого милиционера. Труп увезли лишь в половине восьмого вечера. Мышцы лица разгладились, рот приоткрылся. Никто уже не увидел так поразившую врача улыбку.
        Саша ехал домой. Вытянув ноги между двух корзин с дачными дарами, он сперва попытался поразгадывать кроссворд, но утро понедельника и рывки электрички совершенно не располагали ни к мыслям, ни к писанию. «Хорошо, что не взял цветов», - рассеянно порадовался Саша. Дарья Николаевна, бывшая теща, долго и настойчиво ходила за ним по участку, предлагая нарезать гладиолусов.
        Через полчаса народу в электричке набралось уже порядочно, и хотя езды оставалось от силы десять минут, то тут, то там начали потихоньку переругиваться. Благо тема была одна: затянувшийся ремонт в метро. Почти треть бывшей Кировско-Выборгской линии по выходным была закрыта. Дачники недоумевали, но покорно толклись на Финляндском вокзале, в два раза переплачивая за проезд. Жильцы ближайших домов около закрытых станций ворчали, но изобретательно пользовались наземным транспортом и выходили, направляясь в гости, за два-три часа до назначенного времени. Поражало удивительное равнодушие (что можно так долго ремонтировать в метро на таком здоровенном отрезке?) и несокрушимая вера (раз делают, значит, так надо!).
        Рядом сидели друг напротив друга девушка и парень. Девушка сразу же достала из сумочки громадную косметичку и зеркальце. Долго и сосредоточенно красила губы. «Равнодушный вурдалак, - подумал Саша, украдкой наблюдая результат. - Моя бы воля - у всех их краски эти дурацкие поотбирал бы. А то вместо Фредди Крюгера в „Кошмаре на улице Вязов“ сниматься могут».
        Несмотря на отчужденность, с которой каждый из них занимался своими делами, было ясно, что это молодожены. Уж больно ярко сверкали новенькие обручальные кольца. Встречаются такие милые пары, при первом же взгляде так и представляешь их в свадебных нарядах. Кажется, все предназначение этих людей - надеть ослепительно белое платье с ворохом фаты, новехонькую «тройку» от «Версаче» и, прижимая к груди цветочный веник, ослепительно улыбнуться в камеру со ступенек Дворца бракосочетаний.
        Отвратительно заныло сердце. Саша резко отвернулся к окну. Лес за стеклом исчез. Мелькающие снаружи сосны заслонила гримаса усталой ненависти, с которой Лена обычно встречала его с работы или принимала утренние ласки. Нет, сколько ни проживи он на свете, никогда ему, наверное, не смириться и не понять, как могла его золотоволосая тростинка Аленушка так быстро превратиться в здоровущую крашеную рыжую бабу. А два года назад она торжествующе ткнула Саше в лицо паспорт с только что оттиснутым штампом.
        - Все! Свободна! - Эффектно крутанулась, мазнув широким шелковым рукавом по щеке, и ушла прочь походкой манекенщицы, точнее, жалкой на нее претензией.
        Да пропади все пропадом! В тот момент от злости и отчаяния Саша был готов ее убить. Хорошо, вовремя вспомнил о школьном драмкружке. Лена часто упоминала какую-то роковую героиню в своем неотразимом исполнении. Конечно, не свободе своей мнимой она радовалась, просто фразу красивую заранее приготовила да блузкой новой заодно похвасталась.
        Перед выходом из электрички Саша еще раз мельком глянул на молодую пару, словно извиняясь за свои мрачные мысли. Откуда же все-таки взялось это дурацкое утреннее настроение? Тридцатилетнего Александра Юрьевича Самойлова можно было смело назвать человеком, не верящим в тринадцатые числа, черных кошек, предчувствия и предсказания… Разве только ироничную усмешку мог вызвать у Саши вкрадчивый голос дежурного астролога или жуткая история соседки («…она его вот так в руку взяла, сжала, а кольцо и почернело!..»).
        Но как только жетон метро исчез в прорези автомата, Саша сразу вспомнил сегодняшние ночные кошмары на душной веранде в окружении злобных последних комаров. Да, да, снилось под утро что-то связанное с поездами и тоннелями. Даже не пытаясь вспомнить подробнее, он тряхнул головой и прошел по платформе к первому вагону. Приснилось, ну и фиг с ним. Вообще не надо, наверное, было ездить на дачу. Как любой городской житель, Саша трудно переносил обилие свежего воздуха и чистую колодезную воду. На работе мужики каждый раз сопровождали его отъезд дурацкими шуточками. Ну еще бы, добровольно переться в гости к родителям бывшей жены! Забыл, что ли, как после развода вся команда заново собирала ему весь домашний скарб, вплоть до чашек и вилок?
        - Ты там как, с Ленкиными новыми хахалями не сталкиваешься? - ехидно интересовался моторист Гоша, человек темный и неделикатный… - Поздновато ты, брат, с тещей подружился…
        Сашу и самого всегда удивляло, почему во всей большой и дружной семье Лены единственным несовместимым с ним человеком оказалась именно она, его жена.
        Толпа, вывалившаяся из электрички, быстро заполняла вагоны метро, привычно пихаясь корзинами и тележками. Чей-то лохматый букет таки шмякнуло дверями, и под негодующие крики старушки поезд тронулся. Саша решил немного переждать и отошел в сторонку. В последнее время ему очень нравилось, стоя у первого вагона, смотреть на экран телевизора в начале платформы. Немного полюбовавшись своей спортивной фигурой, он отвлекся на крупную даму в спортивном костюме. Мадам с каменным лицом запихивала в сумку абрикосового пуделя. Надпись на ее черной необъятной футболке гласила по-английски: «Я убила Дороти Кляйн». «Правильно, тетка, - подумал Саша, - чего с этой Дороти церемониться!»
        «На прибывающий поезд посадки нет, отойдите от края платформы», - казенно забубнило в уши. На экране хорошо было видно, как послушно отступил народ.
        Логичный окружающий мир вдруг покачнулся и стремительно куда-то ухнул, потому что совершенно трезвый, здравомыслящий человек, Александр Юрьевич Самойлов, механик-моторист рыболовного судна, отчетливо увидел, как его двойник на экране не повторил Сашины два шага назад, а, наоборот, придвинулся к самому краю платформы. Покачнулся на носках. Взмахнул руками. И рухнул прямо под грохочущий поезд. От удара тело неуклюже развернуло, мелькнуло белое пятно лица, ботинок отлетел, весело покатились яблоки.
        Только через полчаса Саша заставил себя все-таки войти в вагон. И лишь на «Пушкинской» обнаружил, что забыл свои корзины на платформе, а сам сидит с занемевшей шеей, уставившись на рекламу сигарет. Оказывается, какая-то боевого вида старуха уже давно шипела у него над ухом нелестные эпитеты в адрес «молодых жлобов». Саша опомнился и вскочил.
        Видно, присевший перекурить на минутку в непролазных джунглях небритый красавец прочно засел в башке, - подавая пятерку в окошечко ларька, Саша автоматически произнес:
        - Пачку «Кэмела».
        Продавец Леха, уж года два без напоминания продававший Сане «Беломор», чуть не по пояс высунулся из ларька:
        - Чего шикуешь, Саня? Сейнер продал?
        Чертовщина, померещившаяся в метро, окончательно отступила, Саша облегченно рассмеялся:
        - Тьфу, Леха, да охренел уже от этой рекламы. Четыре пачки, как всегда, - и сразу же пожалел об оставленных в метро яблоках.
        - Че, бухнул вчера? - понимающе подмигнул продавец.
        - Да, поддали немного с тестем.
        Ну вот, парой слов с простым человеком перекинулся, и сразу на душе теплей. Привычно лавируя среди машин, объезжавших площадь, Саша с видом горнолыжника, прошедшего трассу, вошел в общагу. Официально, конечно, здесь жили рыбфлотовцы, но вот до сих пор никто не видел на борту ни одного из тех веселых носатых ребят, что деловито сновали туда-сюда через проходную.
        - Самойлов! Самойлов! - донеслось ему вдогонку из вахтерской будки. - Тебе мать звонила!
        Во взгляде Саши, когда он обернулся, не было не то что сыновней почтительности, но даже и любопытства.
        - Ну?
        - Просила передать - бабка твоя померла.
        В метро Саша не поехал. Хватит с него тогдашнего наваждения. Лучше уж на трамвае - пусть кружным путем, пусть долго, зато по поверхности. Вагон громыхал по узким улочкам Петроградской, нудно переругивались пассажиры, потом какой-то жлоб с мутной ксивой якобы контролера терроризировал весь вагон, отлавливая безбилетников. Судя по тому, что мимо Саши он прошел, даже не повернув головы, а прицепился к какому-то хилому очкарику студенческого вида, «удостоверение „контролера“ имело такое же отношение к трамвайно-троллейбусному управлению, как его небритая рожа с квадратной челюстью - к конкурсу красоты.
        Внутри у Саши было совсем смутно. Как же так? Бабушка Оксана… совсем недавно была такой… такой резвой - для своих лет. Ничем не болела. Никогда ни на что не жаловалась. Все, что ни делается, - к лучшему. Ежели горевать начать, то до смерти не остановишься. Денег не хватает только тем, кто не знает, куда их девать. Такая вот бабушка…
        Собственно, она не была Саше бабушкой. Мать отчима. Но вот относилась к нему так, словно он - родной, с пеленок вынянченный внук. Сашина мать Оксану Сергеевну на дух не переносила, за глаза именовала не иначе как «сушеный мымроид» и откровенно ждала, когда та наконец помрет, чтобы наложить лапу на отличную двухкомнатную квартиру в роскошном месте. Самый конец Кировского, окна на сад, большая кухня и прочие прелести. Саша невольно поморщился, вспомнив, как мать с Иркой начинали мечтать: «Вот помрет мымра эта… квартиру продадим… или сдадим за немереные баксы…» Саша в таких случаях весь наливался темной кровью, и дело кончалось очередным скандалом с битьем посуды и киданием тарелок в голову дражайшего чада - то есть его.
        Теперь он запоздало корил себя, что редко заходил к бабушке. Сейчас, в соответствии с инструкциями матери, ему, единственному, у кого были ключи, предстояло отыскать бабкино завещание. Если таковое, конечно, было. Мать не сомневалась, что его нет. Квартира приватизированная, они - ближайшие родственники… Саша сплюнул с досады.
        Он миновал вычурный, с лепниной по потолку подъезд. Слева в стене еще сохранился беспомощно распахнутый рот наполовину заложенного кирпичом камина. Казалось, какой-то замурованный в стену великан все еще продолжает безнадежно взывать о помощи.
        Когда-то это был красивый подъезд. С мозаичными рисунками на лестничных площадках и витражами в окнах. На ступеньках еще кое-где сохранились бронзовые колечки - в них вставляли прутья, прижимавшие к лестнице ковер. Да, а галоши обитатели этого подъезда наверняка снимали в самом низу…
        Потемневшие от времени перила с чугунными литыми решетками, словно на невских мостках. Высоченные потолки. Им под стать и двери - тоже высокие, двустворчатые, с несколькими филенками, обитые понизу латунными листами… Кое-где даже остались совсем-совсем темные медные таблички. «Действительный тайный советник…» - дальше Саша разобрать никогда не мог, как ни старался. Уцелело несколько старых-престарых звонков - когда поворачиваешь ручку, внутри звякает колокольчик. У бабушки Оксаны тоже был такой.
        Да, богатый это был дом, и люди в нем жили тоже небедные. Богема. Литераторы, адвокаты, известные врачи и инженеры… А потом все изменилось. И теперь дорогие филенчатые двери вместо темного лака покрывала безобразная коричневая краска, косяки испятнала шрапнель бесчисленных звонков, под и над которыми чьи-то руки вкривь и вкось поналяпывали бумажки с фамилиями жильцов. На иных дверях звонков было меньше, но тогда каждый сопровождался целой инструкцией типа «Ивановым - один звонок, Петровым - два, Сидоровым - три… Михайловым - девять, Медведевым - десять».
        Дверь бабушки Оксаны отличалась от прочих только одним звонком. Это была единственная отдельная квартира на всей лестнице. Аккуратная такая дверь, с половичком и миской для бродячих кошек. Под стать хозяйке.
        Саша достал ключи. Ему очень не хотелось входить внутрь. Туда, в аккуратный, столь же вожделенный для матери и Ирки двухкомнатный рай, где все как при жизни бабушки: лежат ее рукоделия, ее толстые журналы (несмотря ни на что, она выписывала «Новый мир», не мыслила себя без этой серо-голубой обложки), ее книги… Все, все осталось - а человека уже нет.
        Мягко щелкнул замок. Прихожая. Все в полном порядке. Аккуратно выстроилась тщательно вычищенная обувь, которую больше ни разу не наденут. На вешалке - пальто и зонтик, они тоже больше никогда не пригодятся хозяйке.
        Саша осторожно разулся. Никто не посмотрел бы на него неодобрительно, если бы он вперся в комнаты, не сняв ботинки, но сделать такое казалось кощунством.
        В гостиной, как и в прихожей, царила идеальная чистота и порядок. Бабушка Оксана явно не собиралась умирать, она даже не думала о смерти. Наоборот. Редкого жизнелюбия была старушка.
        «Тяжкий грех на житье свое жаловаться», - частенько говаривала она. Ничем вроде бы не болела. Сердце нормальное для ее лет. Никаких внутренних болезней врачи у нее тоже как будто не находили… Однако же вот присела Оксана Сергеевна на скамеечку у пруда… и умерла.
        Собственно говоря, Саше нужно было только одно - убедиться в отсутствии завещания и забрать документы бабушки Оксаны. Все. Мать и Ирка не сомневались в том, что квартира отойдет им, и уже намеревались закатить по поводу кончины ненавистной метровладелицы ха-а-ароший банкет. При одной мысли об этом Сашу передернуло. Не-ет, на такой банкет его и арканом не затащишь.
        В гостиной было много интересного. Например, пара здоровенных напольных ваз - бабушка Оксана утверждала, что они принадлежали еще ее деду и стояли в их доме на Большом проспекте. На стене Саша заметил и свой подарок - небольшой японский пейзажик с непременной Фудзи.
        Между окон замерло старинное бюро красного дерева. Бог весть, как уцелело оно в блокадные годы, не пошло на дрова. Бабушка Оксана хранила в нем все свои документы.
        Саша открыл небольшую, туго набитую бумагами шкатулку.
        Паспорт. Пенсионная книжка… Стоп, а это еще что такое?
        Сколотые скрепкой, там лежали две бумаги. Одна - сугубо официальная, с какими-то сиреневыми печатями и подписями. Другая - исписанная четким и красивым бабушкиным почерком.
        Инстинкт советского человека заставил Сашу прежде всего взглянуть на официальный документ. Это оказалось завещание. Надежды матери и Ирки рушились в прах - квартира оказалась приватизирована и завещана. Отнюдь не им, ближайшим родственникам. А некоему Игорю Валерьевичу Поплавскому.
        Саша как стоял, так и сел. Какой такой Поплавский? Какое такое завещание? Ничего не понимаю… Взгляд Саши невольно упал на вторую бумагу. Это оказалось письмо, и было оно адресовано ему лично.
        «Сашенька!
        Увы, мой милый, раз ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет на свете. Знаю, мой хороший, что тебе будет больнее всех.
        Ненавижу и не верю старикам, которые на вопрос: проживи вы жизнь заново, что бы вы сделали по-иному? - гордо отвечают: «Ничего!» Всегда есть что изменить и что исправить. Мне тоже. Невозможно, скажешь ты?
        Не стану вдаваться в подробности, скажу лишь, что для меня это оказалось возможно. И это - великое счастье.
        Верю, милый, что ты понял бы меня, поэтому поверь просто так, как верил мне всегда. Игорь Валерьевич Поплавский - близкий мне и очень порядочный человек. Да, мой дорогой, я всегда говорила, что квартира эта - твоя. Но Игорь Валерьевич сделал для меня столько, что я не могла его не отблагодарить. Поверь и прости. Твоя бабушка была очень счастлива. Очень. Как только может быть счастлив человек.
        Письмо это - только для тебя. Что скажут остальные - мне все равно. А вот если бы ты рассердился, мне было бы больно».
        Саша несколько раз осмотрел завещание. Все правильно… Поплавский Игорь Валерьевич. Чин чином…
        Глава вторая
        Света
        Светочка красиво скучала. А красиво скучать - это значит уже полчаса сидеть на диване, изящно разместив длинные ноги, и, слегка наклонив головку, задумчиво отслеживать перламутровым ноготком узоры гобелена обивки. Виталий, видите ли, совершенно не выносит кожаной мебели. Даже в своем донельзя крутом офисе поставил пластиковые стулья (ну совсем как у них на даче!). Секретарша Ольга однажды проговорилась, как он мастерски доводит до белого каления не слишком желанных клиентов. В самый разгар занудных переговоров, поерзав, вдруг встает с места и, поправив вышитую подушечку на сиденье, застенчиво признается:
        - Геморрой, знаете ли…
        Светочка позволила себе тонко усмехнуться. Однажды они сидели в гостях у Юрки, коммерческого директора. Виталий тогда задумчиво окинул комнату взглядом и заметил - в шутку, но не без брезгливости:
        - У вас, Юрий, не гостиная, а «Милки Вей» какой-то.
        - Почему это? - насторожился хозяин. Должность у Юрика и впрямь звучная, но сам он - свежесрубленный, как деревенская баня.
        - В ней так много телячьей кожи. Того и гляди - замычит!
        Еле заметное облачко досады пробежало по Светочкиному лицу. Черт, совсем забыла - утром не посчитала калории. Хмуриться она не позволяла себе ни при каких обстоятельствах. Лицо должно быть спокойным и ухоженным. И замкнутым - это про Виталия. Помнится, какая-то костлявая немка у Ниагарского водопада чуть не грохнулась в обморок, когда у Светы навернулся в воду «Olimpus». Сумасшедшие русские лишь проводили утонувший фотоаппарат взглядами да пожали плечами.
        «Минитель», модная домашняя шпаргалка-компьютер, с готовностью высветила на экране все нужное. Авокадо с французским пикантным майонезом и чашка кофе (с сахаром) потянули на 325 килокалорий. Ласково подмигнув, «Slimfood», программа для озабоченных фигурой, предложила четыре различных меню на день. Вкусненько, вкусненько, но не подходит. Сегодня Виталий просил немного на него попахать - пробежать с какими-то полезными «дойчами» по Русскому, а вечером с ними же оттянуться в «Европе». Светочка хоть и маялась этой модной дурью с расчетом калорий, но в еде толк знала. Последняя глупость - сидеть, поковыривая вилкой филе-миньон, судорожно соображая, во сколько «лишних» это встанет. При этом желудок имеет собственное мнение и бурчит на весь зал.
        Ладно, сменим стиль. Телефон - на колени. Пора бы деловой даме сделать распоряжения по дому.
        - Эмма Петровна, миленький, сегодня, пожалуйста, небольшую уборку, в шесть привезут белье из стирки. Да, будем поздно, но я бы попросила вас задержаться, поставьте все время в счет. Гардену ведь только вчера купировали ушки, он жутко страдает и один на вечер не останется.
        «Миленького» на самом деле зовут Калерией Карловной, но, следуя излюбленной привычке всех всегда переназывать, Виталий с первого же дня окрестил ее Эммой Петровной, видно, за пристрастие к «Ариелю». Светочка не всегда была в курсе, как ее саму на данный момент зовут.
        Вот сегодня. Наверняка у него будет трудный день. Уезжал рано, часов в восемь, заскочил в спальню, швырнул халат на кровать, ограничился нейтральным: «Доброе утро, товарищ». Вообще Светочка давно заметила: приятные ему люди могут иметь до десятка имен и кличек. А, например, «телка» Юрика (и как бы Светочкина подружка) Илона для Виталия всегда - просто Дуська. Та, конечно, свирепеет, но терпит, никогда не посмеет даже пикнуть. С Калерией Карловной Виталий общается хоть и крайне редко, но всегда только на ее родном языке, заворачивая такие комплименты, от которых лошадиное лицо немки моментально багровеет. Или подойдет, глянет в глаза и задушевно так: «Калерия Карловна, признайтесь, стырили-таки кораллы?»
        Гарден, умная животина, услышав свое имя, догадался, что его опять оставляют, отошел в угол и заскучал. Морду рассеянно бросил на каучуковую игрушку - ну вылитый телохранитель Виталия.
        Время, время! Машина будет внизу в час, а дел еще - куча. Только двинулась в ванну - закурлыкал телефон. Шеф контролирует.
        - Стопкин! - Значит, звонит из машины, настроение получшало. - Забыл спросить. Ты в чем собираешься идти в ресторан?
        - Виталенька, я хотела в красном.
        - От Нины? - Его «VISA-Gold», помнится, аж потускнела, когда Светочка расплачивалась за эту шелковую тряпочку «от Нины Риччи» в Дюссельдорфе.
        - Угу.
        После секундного раздумья:
        - Ладно, надевай, они люди цивилизованные, красный цвет их больше не пугает. - Дальше строже: - Особо по музею их не гоняй, к ужину они мне нужны свежие. Не забудь пакет с подарками. Будешь хорошо себя вести, отмечу в приказе.
        Ага, значит, «дойчи» страшно нужные, и если постараться, то можно будет закидывать удочку насчет того колечка с «брюликами» из «Рамины».
        - Есть, сэр.
        Ну вот, бегемот, опять не попрощался.
        Хорошо, распоряжения все даны, телефон поставим на автоответчик и - в душ. Оказалось, вовремя смоталась. Накладывая на лицо легкую питательную маску, Светочка рассеянно слушала свеженькую запись. Что за трескучий все-таки голос у Илоны!
        - Привет, Светунчик, это я. Приколись, мой тащит сегодня в какую-то контору, говорит, отвалил кучу капусты, сам туда таскается каждую неделю. Говорит, что очень круто. Ну, пока, птичка моя, потом перезвоню. Целую.
        Ну, Дуська Дуськой. Если говорить коротко, то обыкновенная проститутка, выбившаяся в люди. Да она и сама так считает. Уж что-что, а биться Илона умеет. Турецкие пограничники, наверное, до сих пор во сне вздрагивают, ее вспоминая. А насчет людей? За Юрика она держится крепко, хотя ловко ставит ему рога при первом же удобном случае. Стремная парочка: живут вместе по принципу - кто кого переврет. Вот чего, спрашивается, сейчас звонила? Небось Юрик очередную сауну экзотическую откопал. Не удивлюсь, если там народ в бассейне с крокодилами барахтается, а выпивку бабы голые в кадушках разносят. Ладно, черт с ними. Светочка ненадолго замешкалась с духами. «Obsession» выбирать рискованно. От него мужики либо тащатся, либо их тошнит - проверено. Виталий уехал на работу, благоухая «Roger & Gallet». Что ж, тогда остается только «Lou-Lou»… Оставляя за собой ароматный след, она уже выплыла в холл, когда автоответчик снова сработал. Ну кто там еще? Светочка, чуть помедлив, подошла к телефону. Хм, номер не высвечивается. Ладно, послушаем так.
        Голос незнакомый, какой-то подростково-ломающийся:
        - Вомбат, здорово, это Двоечник. У нас проблемы. Пургена в парадняке отоварили. До шести буду дома. Все.
        Ну не бред ли? Какие-то придурки номером ошиблись.
        Светочка мгновение поколебалась, а потом все-таки стерла две последние записи.
        Господа Шульце и Германн оказались славными средних лет мужичками. Окунувшись в привычную европейскую тусовку, Светочка моментально расцвела голливудской улыбкой, сдержанно щебеча на двух языках - немецкий у нее еще был слабоват, кое-где приходилось переходить на английский.
        Улет, конечно, с ними по музеям ходить! В первых же залах Русского, с интересом рассматривая древние иконы (иногда казалось - у них аж мозги пощелкивают, вычисляя примерную стоимость), вдруг обрадовались: «Комикс! Комикс!» Это они про «Житие Илии Пророка». Честно говоря, действительно на комикс очень смахивает, но не орать же так… Каждый раз, общаясь с «буржуями», приходится то и дело перелезать из роли в роль: то ты рядом с ними чувствуешь себя ребенком, то - взрослой умной теткой. Или даже бабкой. А уж их отношение что к сортиру, что к авторитетам первое время (Господи, лет сто назад, кажется!) постоянно ставило Светочку в тупик. Солидный адвокат может с милейшей улыбкой сообщить вам, что, провалиться ему на этом месте, но у него сейчас лопнет мочевой пузырь! Скучнейшая и пустейшая бабища (при одном взгляде на ее платье у Светочки, помнится, начинал дергаться глаз) превращалась в разгневанную фурию «а-ля Шерон Стоун», стоило только чуть-чуть неуважительно вякнуть про ее королеву. А что говорить о французской газетке «Sharlie Hebdo». У нас такие картинки даже в общественных туалетах не встретишь,
а у них это - карикатуры на госдеятелей!
        Дальше - веселее. По их мнению, в нашей истории, кроме «Катарины» и «Цар Питера», вообще никого не было. Вот так, вышли из болот, Питер заложили, с Екатериной пошалили, теперь «Макдоналдс» хаваем. Ну, там где-то еще татаро-монгольское иго было, кажется… Плевать, конечно, Светочка и сама в истории не сильна. И вообще, вся эта пыльная наука - просто собрание застарелых сплетен.
        После Русского оставалось немного времени, решили чуть расширить программу - прокатиться по городу. Зря, наверное. Погода мерзейшая, пока шли по Петропавловке, продрогли насквозь. Светочка даже стала побаиваться гнева Виталия за свое самоуправство. Дрожащих от холода синеносых «дойчей» свежими назвать было трудно. Но вроде ничего, бухтят весело. Шемякинский Петр им не понравился. Светочка и сама каждый раз скрепя сердце подводила очередных «буржуинов» к этому эпилептику в кресле. Честное слово, обидно. Из хорошего мужика сделали идиота. А называется это - историческая правда плюс мироощущение художника.
        Фу-у, теперь можно и в ресторан. По пути Шульц славно подколол Светочку, заведя умный разговор о переименовании Питера. Легко шпаря датами, она оттарабанила:
        - Август четырнадцатого - Петроград, январь двадцать четвертого, после смерти Ленина, по просьбам трудящихся - Ленинград, июнь девяносто первого - Санкт-Петербург.
        Тут же брови герра Шульца недоуменно поползли вверх:
        - Вы ошибаетесь, фрау Светлана, Ленин не умер в двадцать четвертом!
        На секунду растерявшись, Светочка сделала то, чего не делала практически никогда:
        - Гена! - обратилась она к шоферу. - Когда у нас Ленин умер? В двадцать четвертом?
        - В двадцать четвертом, - обиженно подтвердил тот.
        - Извините, герр Шульц, - с достоинством заявила Светочка. - Он таки умер в двадцать четвертом!
        - Как же так! - не унимался «дойч».
        И тут только на его лице Света заметила следы жирненькой иронии. На ужасном русском, заученно, как считалку, герр выпалил:
        - Ленин ЖЬИЛ, Ленин ЖЬИВ, Ленин бюдет ЖЬИТЬ!
        Машина Виталия уже стояла около «Европы». Рядом скромно притулился серенький «опелек» охраны. Шоферы сидят, как восковые. Однажды Виталий крупно разругался со Светкой из-за дурацкой шутки. Заканчивался ужасно милый вечер (французов, кажется, на охоту возили), вот она и решила напоследок немножко пошалить. Подошла как раз к этому водиле и быстро провела рукой перед глазами. Тот, гад, даже не моргнул. А Виталий при людях обозвал ее дурындой. Двое суток не разговаривали.
        Какой все-таки славный ресторан! Хорошо, что Виталий тоже предпочитает его другим городским забегаловкам. Швейцар на входе (Ну и чутье у ребят! Специально их, что ли, натаскивают?) мягко, баском: «Guten Abend!» И дверку отворит - ни на секундочку не замешкается! А шеф, похоже, не в духе. Из-за того, что опоздали, что ли? Пока гости посещали уборную, подошел. Глянул зверем:
        - Чукча, ты что, журнал «Работница» выписываешь?
        Здрасьте! Выходит, оделась неправильно? Я ж с тобой, солнце, все согласовывала! Что еще не так?
        - Ты бы еще тулуп надела! - Угу, это про норковую пелерину.
        Темнота, какая тебе «Работница»! Это из последнего «VOGUE»! Ладно, можно и снять. Грубиян, чуть с платьем не содрал, сунул Бритому в руки:
        - В машину.
        - Ну, все? Может, поцелуешь все-таки любимую женщину? Нет, не угомонился.
        - Я тебя тысячу раз предупреждал: Чтобы. Я. Никогда. Больше. На. Тебе. Эти. Туфли. Не. Видел. Я сюда прихожу с солидными людьми. И я не позволю, чтобы меня принимали за деревенского лоха, который только что снял тебя в баре.
        Все врет. Да разденься Светочка сейчас хоть догола, никому и в голову не придет принять ее за проститутку.
        Что ты бесишься, милый, это же твоя собственная школа. Сколько лет ты из меня это самое выбивал! И сам знаешь, что вполне успешно. Твой же партнер Шамон Коган, большой дока в таких вещах, однажды признался, вкусно картавя:
        - Вы, Светлана, фантастическая женщина. К’асота, ум, воспитание, но я ско’ей и п’едставлю себя в постели с Вене’ой Милосской, чем с вами. Вы вся - где-то там…
        И помахал волосатой лапкой над лысой головой.
        Ладно, Виталик, у всех свои бзики. Ты не выносишь туфли на высоком каблуке, ну и фиг с тобой. Светочка обворожительно улыбнулась подходившим уже немцам. Обиды надо глотать целиком, не жуя. Дольше переваривается? Так зато и вкуса не почувствуешь.
        Даже теперь настроение нельзя назвать испорченным. Так, чуть-чуть грустное, чуть-чуть задумчивое. Это даже к лицу.
        Все расселись за огромным круглым столом. Ах, как Светочка любит эту, как говорил Винни-Пух, «специальную минуточку», когда можно не спеша побродить по меню. Сколько лет тренировок понадобилось для того, чтобы делать это спокойно, не стесняясь стоящего рядом официанта! Рыбу-луну она отвергла сразу. У экскурсовода в Киото узкие японские глаза на минуту стали круглыми, когда он рассказывал о жертвах кулинарной ошибки при приготовлении экзотической рыбы. На фиг, на фиг, береженого Бог бережет. Решив немного отыграться за трюк с Лениным, Светочка усиленно уговаривала Шульца заказать блины. Немного наберется в мире виртуозов, способных управиться ножом и вилкой с русскими блинами, пускай толстенький помучается. «С икрой, герр Шульц, обязательно с икрой!» Завершилось все торжественным ритуалом выбора вин. Мэтр на специальной тарелочке поднес Виталию пробку из только что открытой бутылки. Тот с умным видом понюхал. Важно кивнул. Сыграл шеф, просто хорошо сыграл. Не разбирается наш суровый деспот в винах, увы. Предпочитает водку, Вальвадос. Терпит коньяк. Не выносит виски, ром, текилу. В последнее время
редко употребляет столь любимый ранее крымский портвейн.
        За соседним столом шумно рассаживалась компания из трех человек. Двое жирных турков - еще в холле их заметила, орут как на базаре - и девочка, явно из местных. Зайчик эдакий, пусечка ухоженная, белочка крашеная. Очень, очень недурна. Правильно, в хороший отель кого попало не пустят. Держу пари, она здесь на ставке. Виталий тоже заметил, буркнул еле слышно:
        - Фигня. У нее ноги кривые.
        Подлизывается. Чувствует, что «дойчи» довольны.
        Ну да мы люди не гордые, прощаем.
        С блинами случился облом: принесли какие-то крохотные оладьи. Светочка позволила себе наморщить носик. Не-ет, эт-то не блины! Вот бабушка моя вам бы показала! Представьте себе: стол. Скатерка хрустящая. Куча тарелочек, соусников, мисочек - и икорка там, и селедочка, и семга (Виталенька, как будет «семга» по-немецки?), и яичко вареное, мелко накрошенное, сметана - ложка в ней стоит. Посередине - графинчик запотевший. Ждем. Дед уже три раза салфетку развернул и снова сложил. И вот наконец бабушка, тетя Влада и Катя вносят ИХ. Огромные стопки горячих, масленых, в дырочку БЛИНОВ. А не этой ерунды. Это, извините, недоразумение какое-то, а не шедевр русской кухни!
        Светочкина речь завершилась громом аплодисментов.
        - Браво, Сиропчик, аудитория у твоих ног! - Виталий доволен.
        Германн что-то пошептал мэтру, быстренько приволокли огромный букет хризантем. Пять роскошных лиловых папах на полутораметровых стеблях. Классно.
        Вообще, чудесно посидели. Еда отличная, собеседники приятные, тапер что-то душевное наигрывает… И закончили классически. Это называется «по-со-шок», герр Шульц. Да-да, «на до-рож-ку». Правда, по-русски это - стопка водки уже в дверях, но мы-то люди европейские, можем и в баре «на по-со-шок» посидеть. Господи, до чего бестолковых, хоть и проверенных девиц берут в эти валютники! Два раза, раздельно повторила ей: «Мартини», НЕ ОЧЕНЬ сухой, без оливки. Так нет, принесла «Экстрадрай» с маслиной, чувырла!
        Похоже, мужикам нужно перемолвиться парой словечек без дам. Что ж, не буду мешать. Шеф сделикатничал:
        - Милая, узнай, пожалуйста, нет ли у них сегодняшнего «Нью-Йорк геральд трибюн».
        Рыба моя, какой «трибюн» в двенадцать ночи?
        - Хорошо, милый.
        Побродила по холлу минут пять под неусыпным оком Бритого. Турки как раз вывалились из зала. Тот, что помоложе, двинулся было в Светочкину сторону, так Бритый только пиджаком шевельнул - того как ветром сдуло.
        Ну, прощаемся. Спокойной ночи. Danke sch`n! Ручку позвольте поцеловать? Рожи у всех довольные-е… Договорились, значит. Надеюсь, родина не забудет мой скромный вклад в общее дело?
        - Не забудет, Сиропчик, я же сказал: отмечу в приказе.
        Когда переезжали Троицкий мост, Светочка вдруг почему-то вспомнила дурацкий дневной звонок. Что-то про папазол? Нет, пурген! Немножко поколебалась… И - не стала рассказывать.
        Глава третья
        Игорь
        Колба вывалилась из рук и сверкающей пылью брызнула по полу. Игорь растерянно посмотрел на Людмилу, уже зная, что она сейчас скажет.
        - А потому, что тысячу раз тебе говорили: не бери горячую колбу халатом. - Старшая лаборантка Людочка (сорок два года, не замужем, 88 кг, на данный момент блондинка) любую фразу начинала с середины и абсолютно со всеми сотрудниками разговаривала тоном воспитательницы детского сада. - Где я теперь возьму такую хорошую двухлитровую колбу?
        В комнату залетел благоухающий меркаптоэтанолом, похожий на крупного кенгуру Дуденков:
        - Ну что, скоро уже чай? - увидел осколки на полу, обиженно надулся и тут же улетел.
        - Ладно уж, иди, я приберусь. - Людочка мило-фамильярно подтолкнула Игоря к двери. - Кстати, тебя там, по-моему, уже ищут.
        Точно: по громкой связи кто-то из молодых, кажется Юля, с интонациями вокзального диктора уже несколько раз взывал:
        - Игорь Валерьевич, вас на отделение, к больному!
        - Иду, иду, - буркнул Игорь себе под нос и, хрустнув осколками, вышел из комнаты.
        «Ну, гнусный день, гнусный до скрежета зубовного. И откуда только берется эта черная тоска, заползающая чуть свет в мою постель? Свернется на груди - и сама не отогреется, и мне - хоть в петлю лезь. Лежишь с шести утра, таращишься на будильник, стрелка полудохлая еле шевелится, перебираешь в уме, чего в жизни плохого, чего хорошего, аутотренинг хренов… К психиатру сходить? Бред. Русскому человеку все эти заокеанские приятели-психоаналитики - что мертвому припарки. Жлобы. У самих - полторы мысли в неделю, так и те норовят препарировать: „Ах, не находили ли вы в детстве презервативы дома в мусорном ведре? Вот вам и преломление эдипова комплекса в отражении страха будущего отцовства!“ Ух, бред! Слышал по радио - до нас, оказывается, тоже докатилось мировое движение „Анонимных алкоголиков“, в Питере человек двадцать записались. Все, братва, сдавай последние бутылки: грядет поголовная трезвость. О боги, пива мне, пива!»
        Больной Сапкин Степан Ильич сидел на кровати, смущенно улыбаясь. Игоря Валерьевича он боготворил, но боялся страшно. Месяц назад в деревне Степан Ильич с братом «под кабанчика» напились какой-то «бавленной» водки, после чего старший Сапкин отправился на кладбище, а у младшего отнялись ноги. Его привезли в Нейроцентр совершенно ошалевшего от такой несправедливости природы. Первую неделю он практически не спал, а только плакал или громко ругался с медперсоналом, ломал капельницы и кидался «утками». Для Игоря этот случай оказался сущей находкой. Аппарат сработал со стопроцентным попаданием, правая нога была уже здорова, с левой пришлось повозиться чуть подольше - сказывалась какая-то давняя травма. Наблюдая, как пытается пританцовывать человек, еще две недели назад имевший вместо ног неподвижные колоды, Игорь порой давал волю своей фантазии. Он буквально чувствовал под рукой глянец новехонького выпуска «Нейчур» (не какие-то там «Письма в редакцию», а специальный номер, с портретом автора!), с сенсационным заголовком: «К вопросу о топологической локализации ментально-психосоматической субстанции
человека разумного», что в просторечии означает - «душа находится в пятках не обязательно у трусов».
        - Игорь Валерьевич! Добренькое утречко! - Сапкин улыбнулся еще шире. - Я только сестричке сказал, а она вас позвала. Все нормально, уже отпустило.
        - Здравствуйте, здравствуйте, Степан Ильич. - Игорь старался не глядеть на шедевр отечественной стоматологии у пациента во рту. - Что-то беспокоит? Ноги?
        - Да не-е, сердечко вот прихватило.
        Пульс немного частил. «На всякий случай надо бы сделать ЭКГ», - пометил Игорь в своем «склерознике».
        - Раньше такое бывало?
        - Не-е. Чего-чего, а мотор тарахтит нормально. Доктор, скоро мне домой? Всю задницу уж здесь отлежал.
        - Еще недельку понаблюдаем ваши ноги и отпустим.
        - Ой, да что там наблюдать? Я хоть счас вам «Барыню» спляшу!
        - Спляшете, обязательно спляшете. - Игорь откинул одеяло и быстро осмотрел левую ногу. Динамика явно положительная. Пожалуй, аппарат здесь уже не нужен. - Все нормально, Степан Ильич. Отдыхайте.
        - Я за пятьдесят лет столько не отдыхал, как здесь. От безделья - хоть на стену лезь, дурь всякая по ночам стала сниться, - торопливо пожаловался Сапкин, заметив движение Игоря к двери.
        Черт, этого только не хватало! Игорь замер, уже взявшись за ручку. Постарался спросить как можно более беззаботно:
        - Какая же?
        - Гришаня, браток мой, ну, с которым мы…
        - Отравились водкой? - сообразил Игорь, потому что историю про Гришаню до мельчайших подробностей знала, кажется, вся клиника.
        - Ага, он. Будто сынок у него родился. Хе! - Сапкин оживился, привстал на кровати, заметив интерес доктора. - В шестьдесят семь годочков-то! А бабу я не знаю, баба незнакомая. Помню только, что молодая, рыжая, ляжки толстые…
        Игорю стало весело. Он облокотился о косяк двери и с интересом смотрел на больного.
        - Так она что, Степан Ильич, при вас рожала, что вы ляжки помните?
        Сапкин довольно разулыбался. Его широкое лицо, загорелое и выдубленное, похожее на кусок мятой крафт-бумаги, стало хитро-понимающим: вишь, врач, а все-таки мужик, тоже в бабах толк знает!
        - Не-е. Не при нас, да только как во сне-то бывает? Ее саму не вижу, а все про нее точно знаю! Так вот, сидим мы с Гришаней, я-то все удивляюсь: как эт ты, браток, на старости лет пацана заделал? А он… вот так, рядом сидит, здоровый, веселый… и отвечает: да, х… фигня, Степка, хошь, сам попробуй, она баба покладистая! Шутит, значит… А я все не отстаю: у тебя ж, говорю, сын, получается, младше внука! - Степан Ильич заговорил еще быстрее, сконфуженный чуть было не вырвавшимся нехорошим словом: - У Сереги, племяша моего, Митьке уже четырнадцать! А Гришаня хитро так смотрит: младше-то младше, а наши шустрее! Тут и баба эта выносит ребеночка… и так на колени мне ложит… Я гляжу - а у того… Не приведи Господи… Борода рыжая, и усищи во всю рожу, глаза взрослые, шкодные и подмигивают!..
        Игорь уже собрался захохотать, но в глазах больного стоял такой тоскливый страх, что пришлось просто закашляться. Конечно, у простого человека такой сон должен вызвать массу самых неприятных ассоциаций. Покойник приснился, младенец, баба рыжая, что там еще? Хороший специалист-сонник живо бы разложил это ассорти по полочкам. Но к аппарату вся эта белиберда скорей всего не имеет никакого отношения. Игорь ободряюще улыбнулся Сапкину, напрягся, стараясь вспомнить хоть какое-нибудь солидное толкование этого бреда, и бодро спросил:
        - Так брат ведь во сне веселый был?
        - Да, улыбался…
        - Значит, все ТАМ у него нормально, - многозначительно и веско заключил Игорь.
        Елки-палки, и без того дел навалом, так еще и сны с больными будем разбирать. Беспокойство, повышенная мышечная активность… Придется подавать феназепам. Не хотелось бы картинку смазывать, да здесь уже дело к выписке, можно назначать. Ну, все, пора идти.
        - До свидания, Степан Ильич. Завтра обход, увидимся. Не переживайте так, скоро домой.
        Так, пока не забыл: записать в карточку ЭКГ и феназепам. А заодно и проверить, когда последний раз больной был под аппаратом.
        Толстенная лохматая «история болезни» лежала в ординаторской посреди стола. Дисциплина на отделении - строжайшая. Никто не имел права взять у Игоря Валерьевича со стола даже пылинку. Для этого, правда, пришлось пожертвовать некоторым, особо активным, медперсоналом. И не забывать самому класть папки на стол медсестры, для того чтобы назначения все-таки доходили до больных.
        «Истории болезней» вроде той, что открыл сейчас Игорь, он про себя называл «делами» - столько в них было напихано прямо-таки криминальных сюжетов. Перелистывая пожелтевшие страницы (не от старости пожелтели, от соплей этих конторских! Ну страна! Нейроцентр, один из самых крупных и сильных в Европе - не могут нормального клея выписать!), Игорь, хмурясь и улыбаясь, вспоминал все перипетии скромного псковского мужичка. Да, досталось тебе, Степан Ильич. Одних пункций спинного мозга пять штук сделали. Ну ничего, погуляешь еще, даже водочки, может, попьешь. Так-так, под аппаратом последний раз - неделю назад. Отлично.
        Чувствуя, что непростительно долго задержался в отделении, Игорь торопливо черкнул несколько строк в графе «назначения», на бегу шмякнул «историю» на стол медсестры и понесся по коридору в лабораторию.
        Комплекс Нейроцентра - прощальный подарок канувшей в Лету перестройки - являл собой сложную систему зданий, соединенных между собой подземными переходами и ажурными стеклянными галереями на уровне второго этажа. Внизу обитали в основном хозслужбы и неистребимые полчища кошек. Игорь никогда не пользовался этим путем, ибо уже через минуту нахождения в подвале у него начинало нестерпимо першить в горле от настоявшейся смеси прачечной, табака и кошачьих выделений. То ли дело - продефилировать в распахнутом халате (прочно укоренившийся шик всех научных сотрудников Центра) по наполненному светом прозрачному коридору! Мельком глянуть: как там, «тачку» не угнали? И, входя в лабораторию, уже иметь готовой тепленькую фразу: «Ну и ветер нынче, мужики!»
        Игорь даже не повернул головы на ходу - хрен с ней, с погодой, - погруженный в свои мысли. Башка прямо гудит, того и гляди иголки и булавки из нее полезут, как у Страшилы.
        Давай по порядку. День начался рано и плодотворно. Два постоянных клиента с утра, да еще на вечер записался Директор со своей дамой. Ох уж эти мне дамы! Игорь тут же вспомнил одну из причин своего ненастроения. Конечно, дурища вчерашняя со своей жалобой. Почти за два года работы с аппаратом это была первая недовольная. Сам виноват: не надо было с ней даже связываться. Видел же: пики смазанные, считай, и нет их, отрубилась она, правда, сразу, но потом на пределе работал, чуть-чуть удалось подцепить концентратором. Господи, как она вчера орала! Кажется, «шарлатан» - самое мягкое, что пришлось услышать. У, дура! Париж, оказывается, себе заказала. Романтическое путешествие! Игорь, чувствуя, что раскаляется, попытался разрядить обстановку, посоветовал ей играть в «Любовь с первого взгляда». А что? Вроде бы и комплимент отвесил. Хотя, если честно, эта особа - отличный типаж только для «Катастроф недели». Вот тут она уже и слюной брызгать стала. А сама Эйфелеву башню Эфельной называет, кастрюля! Эфельная-Вафельная! Выходит, их теперь еще и на интеллект придется проверять? Да пошла она! Вернуть деньги, и
все. Возникать будет? Ничего страшного, ее антиреклама даже на пользу. Кто ей поверит? Такие же идиотки, как она. Ну и славно. Зато теперь Игорь, как никто другой, понимает истинный смысл выражения «мелкая душонка». Интересно, между прочим, что в интеграле у мужиков RS- и RV-пики гораздо ниже, чем у женщин, зато богаче WF и IF (о эта проклятая любовь к мудреным английским аббревиатурам! На самом деле все замысловатые закорючки на распечатках нейрограмм означают давно выведенное народом заключение: «баба, она сердцем чует!»).
        Чаю надо попить.
        Народ уже кучковался в чайной комнате, жадно поглядывая на пакет с бутербродами. Золотая все-таки жена у нашего завлаба. Каждый день заботливо заворачивает в кальку шесть бутербродов с сыром, посыпанных мелко накрошенной зеленью, то ли рассчитывая на аппетит Александра Иосифовича, то ли догадываясь, что шесть на двенадцать легче делить… В особо удачные дни, если Дуденков с Кружанской не успевают поссориться до обеда, они прогуливаются до ближайшей кулинарии и покупают огромный кусок пирога с творогом. Сегодня, кажется, уже успели поцапаться. Саши не видно, Лена нервно листает справочник. Ну и грохот! В комнате Дуденкова что-то шарахнуло, аж стаканы на столе звякнули и штукатурка посыпалась. Наверняка ничего страшного, нужно просто знать Сашу: если у него до вечера ничего не взорвалось, рабочий день, считай, потерян. Точно, стоит целый и невредимый посреди комнаты, клочки фольги, как конфетти, сверху сыплются, физиономия довольная:
        - Классная штука - азид калия!
        За чаем Игорь почти совсем отошел от гнусных мыслей по поводу вчерашней жалобы. Расслабился, прихлебывая крепчайший «Липтон» (лет десять назад полпачки грузинского в колбу насыпали), с удовольствием прислушивался к традиционной пикировке Дуденков - Кружанская. Неразлучная парочка всегда имела два самостоятельных и различных мнения по любому вопросу. Деликатнейший Александр Иосифович называл их Тяни-Толкай.
        - Этот гад утащил у меня из сумки книжку Руфь Диксон, всю ее прочитал и теперь постоянно меня подкалывает! Я вот собиралась покупать черную кружевную комбинашку, а теперь не куплю!
        Старший научный сотрудник Альбина (которую в лаборатории ласково называют то «горем в перьях», то «чудом луковым») настолько заинтересовалась, что даже перестала ковырять в зубах:
        - Что, что это за книжка?
        - Да старье. «Как стать чувственной женщиной». Олег Дмитриевич из ВЦ распечатал и притащил. У нас уже все давно прочитали.
        - А можно мне?
        Дуденков неприлично заржал. Неизвестно, что он подумал, но вот Игорь очень живо представил себе Альбину раскинувшейся на покрытой леопардовыми шкурами круглой софе под зеркальным потолком. Был в этой книжке такой образ. Тут же прикрыл рот рукой, постарался сдержаться, но вышло еще хуже - какое-то сдавленное рыдание. Умоляюще посмотрел на Кружанскую, но Лена невозмутимо пообещала:
        - Конечно, Альбиночка, я тебе ее завтра принесу.
        Лена, Лена, что же вы делаете? Разве можно давать женщине с таким огромным, глупым и любвеобильным сердцем, как у нашего «чуда», столь страшное оружие? Она же всю работу лаборатории парализует! Если и так, в моменты перманентного пробуждения Альбининого вулкана страсти к очередному сотруднику, умная, отзывчивая женщина, кандидат биологических наук, в одночасье превращалась в кусок безмозглого студня с глазами больной коровы!
        Вбежала Людочка. Она никогда не пьет чай вместе со всеми, потому что бегает по магазинам. Давно уже и очередей нет, и график у всех свободный, но привычку в перерыве бегать (именно бегать!) по магазинам никак не изжить.
        - Вот дура! - Сейчас Людочка закурит, отдышится и пояснит, к кому это относится. - Век не ездила на троллейбусе, черт меня дернул сегодня в него пихнуться. Сумки очень тяжелые были. Доехала до нашей остановки. Иду через парк, устала, ничего не вижу… И натыкаюсь на милиционера!
        Все, продолжая улыбаться после разговора о чувственных женщинах, повернулись к Людмиле. Похоже, будет еще одна забавная история.
        - Он мне говорит: «Гражданочка, проходите, не задерживайтесь». А у меня как раз ручка оборвалась. Я сажусь на скамейку, чтобы привязать, а он меня гонит! Я так разозлилась! Поворачиваюсь - а рядом старуха мертвая сидит! Ужас! Я вообще покойников боюсь. А эта еще худющая, глаза открытые - ведьма ведьмой… Леночка, у нас нет валокордина? Сердце сейчас выскочит! Ага, тридцать капель, не меньше. Да не в эту чашку, из этой Толик пьет!
        Удивительная черта Людмилы - всегда и везде попадать в самую гущу событий. Если кому-то на голову падает кирпич, то обязательно человеку, идущему прямо перед ней. При этом рассказы сопровождаются корвалолом или валокордином, хотя, как подозревал Игорь, сердце у старшей лаборантки сильное, как у быка, и запросто может перенести не одну мировую катастрофу. К тому же она никогда не уходила с места событий, не разузнав все до мельчайших подробностей. Людочке охотно открывали душу милиционеры и сантехники, машинисты метро и врачи «Скорой». Старший лаборант из нее, по жизни, хреновый, но стань она журналистом - вполне могла бы затмить Невзорова.
        - Ну, думаю, дожили: уже средь бела дня старух грохают! А лейтенант сказал, что нет, она с утра тут сидит, «труповоз» долго не едет. И никакое это не убийство, сама тюкнулась. Тоже ведь, собачья работа у мужика - труп сторожить! Я ему говорю: «Вы все-таки проверьте, может, ей яду подсыпали, сейчас пожилого человека из-за квартиры могут запросто на тот свет отправить, я сама… - Людочка сделала неудачную паузу, затягиваясь сигаретой, что позволило Дуденкову тут же встрять и закончить за нее: - …уже раза два так делала!»
        Игорь по инерции посмеялся со всеми, чувствуя, как внутри все холодеет. Ерунда, мало ли старушек на Петроградской! Но уже понимал, что все попытки успокоиться будут напрасными. Там на скамейке сидит его милейшая Оксана Сергеевна. Проклятье! Что же произошло? Тьфу, да в таком возрасте могло произойти все, что угодно.
        Игорь залпом допил свой чай и стал пробираться к выходу, как бы давая сигнал к окончанию посиделок. Народ задвигал стульями, загалдел. Перекрывая шум, Людмила продолжала кому-то рассказывать о своем сегодняшнем приключении. В коридоре Игоря окликнули, но он, не оборачиваясь, махнул рукой: потом, потом. Хватит на сегодня болтовни, надо бы и подумать немного. Вывесил на дверь изрядно потрепанную, но очень удобную табличку «Прошу не беспокоить» (прихвачена в качестве сувенира в таллиннской гостинице «Олимпия»). Железная гарантия того, что действительно не побеспокоят.
        Для начала Игорь зачем-то подергал ручку сейфа, хотя прекрасно помнил, как утром положил туда деньги и тщательно запер. Там на верхней полочке покоятся две тонкие прозрачные папки, которые (хм, сейчас полтретьего?) через три часа превратятся в толстенькие (а может, и нет - зависит от купюр) пачки. До сих пор этот процесс доставляет Игорю удовольствие. И каждый раз неотвязно, как выделение слюны по звонку у собаки Павлова, всплывает бессмертный образ несчастного подпольного миллионера Корейко. Вот бедолага! На таких деньгах сидел, а пожить как человек не смог!
        Нет, нет, подожди, сейчас не до этого. Слушай, а с чего ты взял, что умерла Оксана Сергеевна? Утренний сеанс прошел спокойно, я сам проводил ее до выхода, выглядела она прекрасно, умиротворенная такая, благостная. У тебя, брат, уже крыша, по-моему, едет. Слышал, что Людмила сказала? «Старуха худющая». Если, по-твоему, Людецкая была худющая, тогда наша Альбина - Брижит Бардо! Ну все, успокоился?
        Ах как Игорь ненавидел этот внутренний голос - порождение то ли нечистой совести, то ли формальной логики. Ведь ни разу не успокоил, а даже наоборот. Если уж начал выстраивать свои вонючие доводы, значит, все: виноват и не оправдывайся.
        Действительно, в самых первых экспериментах наблюдалось сильнейшее истощение пациентов, более двух минут находившихся под действием аппарата. Именно тогда и появился термин «скоротечная дистрофия», не имеющий никакого отношения к медицине. Нет, все равно не сходится. Старушка получила нормальную, рассчитанную по прописи, дозу SD-стимулятора. Вот, черт побери, чем же она ТАМ занималась? Выходит, чего-то не учел. Теперь и не узнать. На всякий случай Игорь достал из сейфа утреннюю распечатку Людецкой. Все спокойно. Суицидные на нуле, RS - как всегда, громадные (вот с кем работать было приятно), WF, IF, RV - да что там проверять, Игорь все это помнил наизусть. Ну и ладно. Значит, к нему никаких претензий быть не может. А вот распечатку надо бы уничтожить. На всякий случай.
        Игорь аккуратно сжег бумаги под вытяжкой, выкинул пепел в ведро и тут поймал себя на том, что, несмотря на засевшую глубоко внутри тревогу, улыбается. Бог видит, не желал он смерти добрейшей Оксане Сергеевне, а даже совсем наоборот: всячески поддерживал ее. Недаром недели две назад Людецкая сама призналась:
        - Благодаря вам, Игорь Валерьевич, я поняла, каким может быть счастье.
        Вот за эту-то благодарность и предстоит теперь побороться. Судя по некоторым намекам, семейка там веселая, просто так кусок изо рта не выпустят. Ну да и у нас зубы крепкие. Посмотрим, кто кого. Как там Фокс говорил? «Для меня жизнь без риска - что еда без соли»? Вот-вот. Абсолютно с ним солидарен.
        Выходя из комнаты, он столкнулся с замшей по науке Марьяной Георгиевной Пальмо (исключительно по созвучию союзники за глаза называли ее Пальмой, а соперники - Бельмом). Крупная, некрасивая дама, она всегда ходила по коридору вразвалку, как балтийский матрос, а говорила с каким-то неуловимым акцентом.
        - Иго-ор Валерьевич! До-обрый ден! Вы толко полюбуйтэсь, как они над нами изгалаются! - В руках у Марьяны глянцево блестели яркие бумажки. Игорь тут же выразил живейший интерес, потому что весь Нейроцентр считал его любимым питомцем Пальмы. - Это приглашэние на нэйробиологическую школу в Нассау!
        - Добрый день, Марьяна Георгиевна, а кому приглашение?
        - Вам, мне и Добкину.
        - Как же они, простите, изгаляются?
        - А вот так, коллэга! Вам извэстно, гдэ находится Нассау?
        - В Германии? - робко предположил Игорь, не поднимая глаз.
        - Увы, мой друг. Нассау - это столица Багамских островов! - Марьяна Георгиевна всерьез считала, что настоящий талант должен быть голодным (и холодным) и что любые занятия наукой на широтах ниже пятидесятой суть баловство и профанация. - Но мало того! Они прэдлагают нам самим оплатит дорогу и питаниэ!
        - Действительно ужасно! - Игорь старательно изобразил на лице сдержанную скорбь русского ученого, которому гордость не позволяет требовать за свои труды презренных денег. - И дорого это, интересно?
        - Возмит-тэ! Сил нэт дэржат в руках эту гадост! - Пальма сунула ему в руки яркие буклеты и, попрощавшись, как обычно, кивком головы, уплыла.
        Ой, и делов-то! 2300 баксов дорога и еще двести - оргвзнос! Что еще пишут? Размещение: гостиница четыре звезды, семинары по утрам, вечером - культурная программа (Господи! Программа на Багамах! Звучит как поэма), а также «…будем рады принять Ваши тезисы для участия в научной программе школы и оргвзнос до 15 октября…». А картинки-то, картинки! Пальмы волосатые, на море - ватербycы и серфинги всякие, девчонки шоколадные около купоросных бассейнов коктейли тянут… Правильно, Марьяна Георгиевна, «изгаляются». Вот возьму, наложу всем кучу на голове: переведу бабки через «Crеdit Lyonnais» и пошлю тезисы факсом! Ведь, на самом деле: не Корейко же я, чтобы бесполезно таскать в коробке из-под папирос «Кавказ» десять тысяч рублей. А еще… еще можно выставиться и оплатить дорогу для Добкина и Пальмо.
        У Игоря аж в животе защекотало от этой шикарной и безумной идеи. С одной стороны, он прекрасно понимал, что инстинкты добропорядочного советского гражданина (что поделаешь: страны нет, а инстинкты остались!) не позволят, не дадут вырваться из собственного страха… Вот сейчас достану из сейфа 7500 баксов, отвезу оргвзнос в «Лионский Кредит» на Невском, оттуда живенько - на Гороховую, закажу билеты («…будьте добры, три - до Нассау, туда и обратно!» - «Вам через Рейкьявик или через Сеуту?» - «Мне через Крыжополь!») и поеду домой - плавки стирать. Смешно? Мне - нет.
        Вовремя оторвав Игоря от мучительных сомнений, по громкой напомнили:
        - Игорь Валерьевич, через десять минут вам в «оздоровиловку»!
        Кто ж это такой заботливый? И не определишь. Два раза уже заказывали новый селектор, потому что старый все голоса трансформирует в какое-то загробное хрипение.
        - Иду, иду. - Игорь достал папки, аккуратнейшим образом закрыл сейф и вышел.
        Действительно, через четверть часа начинался прием в дочерней фирме. Весь первый этаж старого корпуса занимал оздоровительный центр «Фуксия и Селедочка». Название, безусловно, необычное, но веселит клиентов страшно, привлекая широкие массы обывателей. Ведь и они наконец дожили до понятия «здоровый образ жизни». И оказалось, что это не только «хорошенько выспаться», «не больше пяти сигарет в день» и «месяц не пить», а еще и тренажеры, шейпинг, массаж, фитобар и прочие приятные вещи не реже двух раз в неделю. Если кто-то все же интересуется, почему «Фуксия и Селедочка», отвечаем кратко: условие спонсора. У богатых свои причуды.
        Директор уже ждал в холле, сладко улыбаясь. Чего это он сегодня такой довольный? А-а-а, ну конечно, они с дамой-с. Рядом стояла, растопырив глаза, вульгарнейшая девица с изумительными ногами.
        - Привет, док. Это Илона. - Ослепительная улыбка на сто двадцать зубов и зачем-то жеманное подобие книксена.
        - Здравствуйте, здравствуйте, проходите, пожалуйста. Вы ведь у нас впервые? Что будем делать?
        - Док, мне как обычно, а ей сделайте по полной, добро?
        - Конечно, пожалуйста. Галина Федоровна, - обратился Игорь к администраторше, - оформите девушке массаж, джакузи и солярий. После этого отправляйте ко мне.
        - Хорошо, Игорь Валерьевич. Свои счета вы сами оформите?
        - Да, не беспокойтесь. - Могла бы и не спрашивать, бумаги кабинета психологической разгрузки всегда в порядке, по 32 500 с человека, рублик к рублику. Так ведь и труд-то нелегкий - стрессы снимать.
        Игорь сделал приглашающий жест и направился в конец коридора. Юрий чуть замешкался, видно напутствуя свою даму, но почти сразу догнал его. Прозвище Директор родилось еще во время самой первой их встречи, когда новый клиент, назвав свое имя, с нажимом добавил: «Коммерческий директор», хотя Игорь не интересовался его местом работы.
        - Давненько я у вас не был, док. - Очень любит пообщаться. И страшно сам себе нравится, когда произносит «док».
        Игоря каждый раз так и подмывало отрезать: «Да какой я тебе „док“, пень шершавый!» Потому что именно такое ощущение - мохнатости-шершавости - вызывал в нем этот богатенький клиент. О подобных Ильф в «Записных книжках» писал: «Такой безграмотный, что представляет себе бактерию в виде большой собаки».
        - Да нет, почему же, если мне не изменяет память, посещали четыре дня назад.
        - Правда? А мне показалось… Собачья жизнь, так за день намотаешься - будто неделю пахал! Очень устаю.
        - Понимаю, понимаю.
        Беседуя в таком приятном ключе, они подошли к двери с надписью: «Кабинет психологической разгрузки».
        Интерлюдия III
        - Юрий, вы меня слышите?
        - Да.
        - Как вы себя чувствуете?
        - Нормально.
        - Сосредоточьтесь. Вы все помните, как это было в прошлый раз?
        - Да, помню.
        - Расслабьтесь. Я начинаю считать. Когда я скажу «пять», вы уснете. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
        - Отбываете в отпуск, капитан-лейтенант?
        - Так точно, товарищ контр-адмирал!
        - Да не тянитесь вы так… Давайте без чинов.
        - Есть без чинов, това… виноват, Александр Андреевич.
        - Что ж, отпуск - это хорошо. Заслужили, заслужили, ничего не могу сказать… - Контр-адмирал Михеев, командующий Шестой минной дивизией Российского Космического Флота системы «Дзинтарс», выглядел именно так, как положено старому космическому волку, - высокий, сухопарый, с блестящей пересаженной кожей на пол-лица. Еще когда он был зеленым лейтенантиком и командовал своей первой в жизни торпедной калошей, командир конвоя отправил его в разведку - проформы ради! - к одной пустой, никчемной планетке. Послал для очистки совести. И лейтенантик Михеев напоролся там на отряд в шесть динарийских рейдеров. На предложение капитулировать поднял сигнал «Погибаю, но не сдаюсь!» и принял бой. Конвой вовремя получил предупреждение и успел вызвать подмогу. А от торпедного катера уцелела лишь спасательная капсула с одним человеком - лейтенантом Михеевым.
        Он честно оттрубил двадцать пять лет и семь полновесных кампаний в Дальних Секторах. Витое адмиральское золото его погон было заслужено не связями в штабах и устраиванием пикничков с девочками для высокопоставленных проверяющих из Морского министерства, а тяжелыми боями, каждодневным изматывающим трудом. Адмирал не отсиживался в тылу. Шестую минную он водил в бой сам, несмотря на постоянные нагоняи из штаба флота.
        - За успешную проводку «Святой Марии» я представил вас, Юра, к офицерскому «Георгию» первой степени. Так, небольшое дополнение к отпуску.
        - Служу…
        Адмирал знал цену орденам. И знал, что никакая раззолоченная побрякушка не заменит солдату ОТПУСКА.
        - Оставьте высокий штиль для парадной церемонии и киношников. Даю вам слово, если представление пройдет Рождественского, к нам сюда налетит целая… - адмирал недовольно поморщился, - целая орава этих шакалов. Как же, наследник древнего аристократического рода становится полным георгиевским кавалером! Первый в моей дивизии! Госпитальный корабль невредимым проведен мимо жжаргских заслонов! Спасено больше двух тысяч раненых! Пятьсот детей!.. Два вражеских фрегата уничтожены, тяжелый крейсер «Ипидохон» выведен из строя минимум на полгода!
        - Александр Андреевич…
        - А почему, собственно?! - возмутился адмирал. - «Георгия» заслужили? Заслужили. Вы, Юра, мой лучший офицер. Я всегда хвалю в глаза и ругаю в глаза. Не знали? Ваш «Стремительный» - лучший корабль дивизии, даром что самый мелкий.
        - Благодарю за доверие…
        - Знаю, знаю, должность-то у вас самое меньшее капитана второго ранга… Погодите, погодите, голубчик, - Михеев вдруг хитренько подмигнул, - будет вам и кавторангство.
        Что-то Батя, как зовут контр-адмирала его подчиненные, ныне щедр. Не иначе как наступление наши планируют. И то верно - сколько уж отступать можно? Ничего, небось без меня не начнут. Фиг бы Андреич мне тогда отпуск подписал.
        - Все, хватит о службе! - Адмирал с отвращением оглядел бар. Экзотические напитки в зеркальной стойке предназначались исключительно для вышестоящих комиссий. Сам адмирал всему на свете предпочитал спирт. Тот самый, девяностовосьмиградусный, в неимоверных количествах выписываемый Шестой дивизией со складов интендантства «для протирки контактов аппаратуры ракетного наведения». - Куда собираетесь направиться? Домой, в имение?
        Капитан-лейтенант по имени Юра кивнул, смотря на старого вояку кристально честными глазами. Вообще-то он собирался на Аваллон, планету-курорт (и, разумеется, по совместительству - планету-бордель), но душку Андреича огорчать такими пустяками не следовало. Сам адмирал, примерный семьянин, на дух не переносил кобелячества. В его представлении достойный офицер, получив двухнедельный отпуск (не включая дорогу), прямо-таки обязан был направить свои стопы к родительскому порогу, дабы упасть в объятия целой оравы ликующих родственников различного калибра и степени дальности. Славный мужик Андреич… Под трибунал пойдет, а своего офицера не выдаст. Или, скажем, ежели миноносника на «губу» патруль десантуры крапчатой укатает, Андреич до морского министра доберется, невинность своего доказывая, - и притом неважно, пусть даже офицерик его и пьян был в доску.
        - Будете на Земле-матушке, наверняка через Москву поедете. Так не сочтите за труд, занесите моим, будьте ласковы… - Адмирал приложил ладонь к дактилоскопическому замку личного сейфа. Бронированная дверь открылась. В руки Юрию лег небольшой, но увесистый пакет. - Дочка старшая собирает, - словно извиняясь, пояснил Михеев. - Кремневые бабочки там… с Аргонавтики…
        - Передам лично, в собственные руки, - заверил Батю капитан-лейтенант, с тоской прикидывая, во сколько потерянных суток с веселыми потаскушками обернется ему сия адмиральская просьба.
        «Надежда», грузопассажирский челнок, могучими ветрами мобилизации занесенный в Дальние Сектора и поименованный в реестре кораблей Флота системы «Дзинтарс» как «судно тылового обеспечения, невооруженное», набирал скорость судорожными, рваными рывками. При каждом рывке Юрий болезненно морщился. За такое качество настройки гравикомпенсаторов старшину этого расчета следовало как минимум упечь на гауптвахту, а как максимум - сорвать нашивки и отправить в штрафбат. Блин, крысы тыловые. На Шестой минной каждый за двоих вкалывает… некомплект экипажей пятьдесят процентов… а тут у пилота рожа только что пополам не трескается. С дальсекторской пайки такую ряху не наешь. Значит, берет… или скорее всего приторговывает. Знаем, знаем, небось тайничков за обшивкой хватает…
        Праведный гнев капитан-лейтенанта Юры странным образом сочетался с неколебимой убежденностью, что ЭТИМ нельзя заниматься только ДРУГИМ. А вот ему как раз можно. Зато на «Стремительном» движки тянут, словно вчера с завода, все навигационные вычислители - самоновейшие, а теперь вот еще и секретный противоракетный комплекс поставили, один на всю дивизию пришедший. Все это, браток, денег стоит. На войне как на войне. Но не урвешь себе новый сверхдальний распознаватель - превратится твой кораблик завтра в тучу радиоактивной пыли. И поминай как звали. Не накормишь экипаж перед скрытным минированием астероидного пояса стимуляторами, витаминами всякими их не накачаешь - ошибется наводчик, или там связист, или дальномерщик, и опять же пиши пропало. Линейные крейсера на выручку к такой мелочевке не пойдут. Вот и берешь с контрабандистов долю. Сам три лайбы с товаром гоняешь. И на аваллонских девочек хватает, и кораблик твой в полном порядке. Команда боготворит. Андреич собирался было на повышение двигать - командир «Ужасного» на крейсера перешел, - а «Ужасный» - это, я вам доложу, второй лидер в дивизии,
после батиного «Ташкента», скорлупка раза в три «Стремительного» побольше. Так на «Стремительном» шапку по кругу пустили, собрали, сколько могли, и писарю в штабе сунули. Ну, тот в ведомости капитан-лейтенанта и пропустил… Потом, конечно, повинились, сучьи дети.
        Загнусавил интерком: «Всем пассажирам… бур-бур-бур… оставаться на местах до окончания… быр-быр-быр… ыковки с… нером „Монголия“…»
        Ага! «Монголия»! - это хорошо. За пять дней дороги можно неслабо оттянуться. И с борта этой самой «Монголии» всегда прет такая радиомешанина, что твои, Юрасик, приказания тихонько ползущим лайбам никто и не заметит…
        Разумеется, «Надежда» тащилась через пространства не одна. За ней следом топали три тяжелых буксира, с натугой волокущие здоровенные контейнеры, и легкий сторожевик охранения.
        Корабль электронного подавления, «дымарь» по-местному, который любые посудины, от спаскапсулы до ударного авианосца, прячет не хуже, чем гоуст-генератор, на такую мелочевку, как наш конвой, нипочем не дадут. «Дымари», они штаб прикрывают. После того как надрали нашему Рождественскому задницу жжаргские спецназ-гоусты, корабли-невидимки навроде древних подлодок, с тех пор ни один из маскировщиков от штаба не отходит. А конвои? - да как хотите. Сторожевичок вам без имени, с одним номером, и будьте довольны. А что он может? Гоустов, особенно этих, старого типа, ну, серий VII и еще IX, он, пожалуй, отгонит. А ежели кто посерьезнее - XXI серия в особенности, - так можно сразу по капсулам разбегаться. У этой распроклятой «двадцать первой» скоростенка в гоуст-состоянии поболее, чем у нашего сторожевичка в обычном космосе. И вооружение соответствующее. Мой «Стремительный» - особенно с новым радаром - по шеям, конечно, и этому хваленому «очку» понастучал бы… Но чего нет, того нет. Хоть такому прикрытию радуйся.
        Ревун «тревоги» взвыл, со всего размаха врезав звуковой волной по перепонкам. Юрий подскочил в кресле. Все иллюминаторы «Надежды» после мобилизации, разумеется, наглухо заварили броневыми плитами, но один общий экран на весь пассажирский салон таки оставили. И сейчас на этом экране представленный к четвертому «Георгию» капитан-лейтенант на кавторангской должности, командир «Стремительного». Юра видел, как уже в оптическом радиусе поражения из невидимости вываливались корабли жжаргов. Солидно, ничего не скажешь. «Дымарь» со здоровенным конусом антенны-подавителя, танкер сопровождения, лоцманский катер (издалека, верно, топали!) и - «здравствуйте, товарищ Коган, пожалуйте бриться!» - четверка их рейдеров. Скорость у них - почти как у эсминцев, а вооружение - тяжелому крейсеру впору. Брони, правда, почти нет… ну да там, где они действуют, броня и не требуется.
        «Прорвались, значит…» - отрешенно подумал Юрий, глядя на экран, словно все происходящее не касалось его ни в малейшей степени. Раз прорвались с «дымарем» - значит, минно-артиллерийская позиция, до сего времени надежно прикрывавшая тылы русского флота в системе с дурацким кодовым названием «Дзинтарс» (духи такие есть вроде…), прорвана и даже неуклюжие жжаргские увальни - «дымари», которые без прикрытия любой мальчишка расстреляет из рогатки, - могут спокойно проходить до баз снабжения, ремонта и всего прочего, при отсутствии коего славному флоту очень скоро придется подорваться на собственных торпедах, чтобы не достаться врагу…
        Номерной сторожевичок задергался. Верхняя лазерная башня крутанулась навстречу жжаргам. Эх, калоши тыловые, да разве ж так сейчас надо…
        Рейдеры ответили сторожевичку великолепным презрением. Только один из них походя плюнул в него струей плазмы. Как эти гады ухитряются ее получать, да чтобы она не хуже лазерного луча била, один бог Галактики ведает. Ну что, конец нашему стражу?.. Нет, смотри-ка, успел экран отстрелить…
        Между кораблями в пустоте полыхнуло. В глубоком вакууме нечему гореть и взрываться, но вот когда щит сталкивается с плазменным снарядом жжаргов - это зрелище незабываемое. Любимый кадр фронтовых кинооператоров.
        Ослепительно белая точка на миг исчезла в пепельно-серой разворачивающейся завесе мягкого щита. Жжарги подошли слишком близко, командир сторожевика стрелял экраном скорее всего наудачу, но… она ему таки улыбнулась. На время.
        А затем чернота обратилась в дивный многоцветный клубок прянувших в разные стороны огненных змей. Кто знает, почему так выходит и какие глубокие физические законы обязывают пламенные струи окрашиваться во все цвета радуги?.. Но вот обязывают, однако…
        Только теперь Юрий понял, не услышал, а именно понял, что в салоне вопят женщины. Нервы сдали даже у видавших виды медсестер, так что же говорить о штабистках-шифровальщицах, связистках и прочих, отродясь не бывавших вблизи передовой!
        Один из рейдеров решил все-таки задержаться и расправиться со сторожевиком. Но деталей капитан-лейтенант уже не видел. Сбросив привязные ремни, он бежал по узкому проходу между кресел к двери, над которой мерцал транспарант: «Экипаж».
        По правилам, рубка должна быть наглухо загерметизирована и отделена от пассажирского отсека толстой, запертой на все замки бронедверью. Однако на «судне тылового обеспечения, невооруженном» формальности соблюдались не столь строго. Личного браслета с кодом командира корабля боевого класса оказалось достаточно. Замок утробно всхлюпнул неисправной, подтекающей гидравликой, и Юрий оказался в рубке.
        У него оставалось не более минуты. Именно столько нужно было жжаргским рейдерам, чтобы выйти на линию огня, расстрелять контейнеровозы-буксировщики и выслать штурмовые группы для захвата челнока.
        Толстый пилот, худой очкастый штурман и еще пара бледных членов экипажа «Надежды» воззрились на внезапно появившегося у них за спинами капитан-лейтенанта, точно на привидение. Браслет-опознаватель уже выдал на дисплеи челнока исчерпывающую информацию о Юрии.
        - Отстрел пассажирского отсека! - заорал Юрий прямо в жирную рожу пилота. - Живее, сволочь!
        - Не предусмотрено… конструкцией… - раздался ответный лепет, и тут Юра увидел, что рука второго пилота уже легла на красную рукоять катапульты, катапульты, что вышвырнет в пространство саму рубку с ее обитателями, оставив неуправляемый челнок беспомощно дрейфовать в пространстве. Времени разбираться не было. Юрий попросту врезал трусу ребром ладони по горлу, а когда тот отключился, одним движением сорвал крышку с блока управляющих контуров бортового вычислителя.
        Даже если строители «Надежды» не предусмотрели возможности аварийного отстрела пассажирского отсека (хотя обязаны были, на случай неуправляемой реакции в двигателях), при мобилизации на челнок не могли не поставить «комплекта последней надежды». Неужели эти олухи, по недоразумению именуемые пилотами и штурманами, об этом не знают?..
        Оказалось, что не знают. На «Надежде» НЕ БЫЛО ни катапульты для пассажиров, ни даже жалкого устройства «последней надежды». Не было ничего, кроме маневровых двигателей… да смекалки капитан-лейтенанта.
        Юра размышлял секунд пять, не больше. А потом, обжигаясь, плюясь и чертыхаясь от боли, принялся рвать из гнезд контакты, скручивая разноцветные провода каким-то совершенно немыслимым образом. Никто не мог понять, в чем дело… и это было хорошо, потому что иначе Юрий немедленно получил бы луч лазера в затылок и его не спасли бы даже капитан-лейтенантские погоны.
        Юрий кожей чувствовал скрестившиеся на «Надежде» прицельные линии жжаргских комендоров. Залп последует через несколько секунд… А пальцы, как заведенные, крутят и крутят провода.
        Краем глаза он успел заметить, что отставшему рейдеру жжаргов надоело палить по верткому сторожевичку, и в сторону охранного кораблика последовал дружный бортовой залп. Юрий ждал всесокрушающего взрыва… Но вместо этого вокруг рубки сторожевика пространство заполнилось серым туманом от рвущихся останов-снарядов, именовавшихся на кораблях Шестой минной попросту «дурками».
        Останов-снаряды не несли в себе мегатонных боеголовок. При их подрыве срабатывал разовый генератор каверзно свернутого психополя, в результате чего экипаж атакованной посудины превращался, мягко говоря, в стадо законченных кретинов.
        - И-и-и-и!!! - тонко, по-поросячьи, завопил кто-то рядом. Не поймешь уже, то ли второй пилот, то ли штурман.
        Юрий хотел было рявкнуть на труса… Но в этот миг его пальцы соединили наконец последний из контактов.
        Сильный взрыв сотряс корпус «Надежды». Включенные в обход всех контрольных и аварийных цепей, маневровые двигатели чуть не захлебнулись от переизбытка энергии. Даже ненасытные утробы камер дожигания не справились с нахлынувшим изобилием топлива. И в тесном, ограниченном пространстве закрытых броневыми заглушками дюз грянули взрывы. Челнок разломило пополам. На его месте вспухло багровое, плюющееся огнем облако. Для наводчиков жжаргских кораблей все было ясно. Кто-то из них пальнул-таки первым, не дожидаясь команды. Бортовые компьютеры рейдеров аккуратно пометили «Надежду» знаком «пораженная цель» и более не обращали на нее никакого внимания.
        И один только каплей по имени Юра знал, что вызванный им взрыв был строгонаправленным, что пассажирский салон, аккуратно загерметизированный исполнительными автоматами, силой этого взрыва отброшен далеко от жжаргских рейдеров и, более того, уже классифицирован врагом как «обломок небоеспособный», а раскаленное прометаллизированное облако, в которое обратились двигательный и грузовой отсеки, надежно блокирует жжаргские сенсоры… хотя бы на время, которое он, Юрий, должен использовать до конца.
        Рубка «Надежды» летела уже по инерции. Никто не озаботился включить ее собственные маломощные движки. Этого сейчас и не нужно. Пусть жжарги поверят, что на пораженном челноке не осталось ничего живого. А вот ему, Юрию, пора на выход. Сторожевик прекратил стрельбу… и это значит, что жжарги вот-вот вышлют штурмовые группы.
        - Скафандр с ракетным ранцем! - коротко приказал Юрий.
        - Есть, каплей! - мгновенно откликнулся штурман. Очевидно, до экипажа злосчастной «Надежды» начало-таки доходить, что ворвавшийся в рубку полусумасшедший офицер спас-таки пассажиров челнока, обманув жжаргов ложным взрывом…
        Каждое движение отработано до абсолютного автоматизма. Левый рукав… правый рукав… первая гермозастежка… вторая… теплоизолянт… Отражательный слой… Броня… ранец… резак… Все!
        - Наше вам с кисточкой, - бросил через плечо Юрий, шагнув в пустоту с порога крошечного аварийного шлюза.
        Пинок мощного ранцевого движка швырнул его к беспомощно дрейфующему сторожевику. Жжарги это наверняка засекут, но… Что делать, может, решат, что на расстрелянном челноке кто-то случайно уцелел.
        Автоматические буксиры тем временем продолжали невозмутимо толкать толстопузые контейнеры. Жжарги уже не стреляли. Оно и понятно - зачем? Добыча сама шла в руки. Враги жадно охотились за любыми земными устройствами - их собственная наука изрядно отставала, зато на основе захваченных образцов могла создать прямо-таки поразительных монстров. Вроде той же плазменной пушки, например…
        Глазомер не подвел. Магнитные захваты намертво прилепились к изъеденной космической коррозией броне сторожевика. Теперь осталось пробраться внутрь… Так, где тут у нас шлюз?
        Офицерский опознаватель Юрий надел на запястье скафандра. Хорошо хоть додумались сделать браслет безразмерным… Ага, вот и шлюз. Ну, помогайте, святые угодники! Юрий вжал камень-излучатель в приемное гнездо и активизировал программу-пароль.
        Браслет превратился в универсальный передатчик, выплюнувший коротким кодированным пакетом всю информацию о человеке-носителе. Личный номер… имя… хромосомный код… набор экспрессирующихся белков главного комплекса гистосовместимости… химический индекс пота… рисунок радужки глаз…
        Все боевые компьютеры флота были снабжены подробнейшей базой данных на весь офицерский состав. При малейшей угрозе захвата корабля срабатывала программа самоликвидации этого блока памяти - настолько простая и дубовая, что с ней не могли справиться никакие системы электронного подавления. И сейчас Юрий молил Бога, чтобы эта программа еще не сработала. Кстати, захват такого браслета-опознавателя ничего бы жжаргам не дал - умное устройство отлично разбиралось в том, кто сидит в скафандре, и проводило свое собственное сканирование носителя. При малейшем несовпадении данных, заложенных в память опознавателя, и тех, что давало обследование, браслет тотчас же взрывался. Немало и жжаргов, и различных предателей поплатились жизнью, пытаясь воспользоваться снятыми с раненых опознавателями. С раненых, только с раненых - потому что как только сердце Юрия перестало бы биться и клетки мозга начали погибать от кислородного голодания, в браслете активизировалась программа самоуничтожения.
        Дверь шлюза дрогнула. Юрий не выдержал - перекрестился.
        Команда сторожевика, как и следовало ожидать, пребывала в отключке. Сонный газ. Командир делал все, чтобы спасти своих. Под действием сонного газа вызываемые останов-снарядами патологические изменения в центральной нервной системе могут еще оказаться обратимыми…
        Юрий не снимал скафандра. Перешагивая через распростертые на полу тела, ринулся в рубку. Нет, какая ж это все-таки удача, что тупоумные жжарги стали стрелять останов-снарядами!..
        С размаху бросился в кресло офицера наведения. Пенная подушка застонала, раздаваясь и тщась вобрать в себя громоздкий скафандр. Запараллелил себе на пульт всю корабельную телеметрию. Вызвал сводный блок оружия и двигателей. И то и другое было в полном порядке. Правда, в графе «экраны» красовался гордый нуль… Ну да ничего.
        Жжаргские рейдеры застопорили ход. На экранах было видно, как из распахнувшихся десантных люков вываливаются перехватчики и «тяни-толкаи» - сборщики добычи. Но Юрия в тот миг интересовало совсем не это. Фокусирующие системы палубной башни развернулись. Спаренные лазеры (Господи, рубиновые! Это сколько ж им лет?.. Правда, довольно-таки мощные) взяли на прицел неуклюжий «дымарь», рядом с которым прохлаждался пузатый танкер. Танкеры у жжаргов забронированы не хуже мониторов… так что мы по ним стрелять не станем, а выстрелим мы во-он туда…
        В атмосфере луч рубинового лазера с длиной волны 694,3 нанометра виден как красная черта. В вакууме же, естественно, никакой черты не появилось - только на баллистическом экране перед лицом Юрия. Там, на этом экране, алый росчерк, словно плеть, хлестнул по дрожащей от напряжения антенне-подавителю «дымаря» - даже сейчас тот работал на полную мощность, прикрывая рейдеры.
        Внутри сторожевика башня заполнилась облаками испаряющегося жидкого азота, вырвавшегося из системы охладителей. Высокая мощность твердотельного лазера требовала и соответствующего отвода паразитного тепла.
        Следующий импульс можно будет выпустить лишь через сорок секунд… и эти сорок секунд следовало использовать на полную катушку.
        Нажатие кнопки - и из-под брюха сторожевика рванулись ракеты. Не простые - каждая из них являла собой мощный одноразовый рентгеновский лазер с ядерной накачкой, очень грозное оружие, против которого бессильны все противоракетные системы. На сторожевике таких игрушек было шесть, и две из них Юрий истратил на жжаргского «дымаря».
        Вторая лазер-ракета оказалась лишней. Пораженная лучом антенна-подавитель, до краев накачанная энергией, что гнали в нее генераторы жжаргского «дымаря», вспыхнула, точно пук соломы. По ажурной решетке скользнули белые искры разрядов, на мгновение превратив антенну в подобие сказочной новогодней елки. А затем борт «дымаря» разворотил первый взрыв.
        Дело было сделано. Без конуса невидимости, который создавал «дымарь», рейдерам жжаргов далеко не уйти. Сейчас, сейчас… SOS-сигнал гибнущей «Надежды» вырвался из электронного плена, из наброшенных антенной-подавителем оков, и помчался по линии аварийных буев к патрульной базе. Линейный крейсер «Наварин» уже должен получить полную картину случившегося… Не позже чем через минуту он даст полный ход. А с ним - целая эскадра сопровождения. И тогда жжаргам не поможет даже хваленая быстрота их рейдеров… Против сверхмощных ракет и лазеров «Наварина» им не устоять.
        Первая из выпущенных Юрием рентгеновских лазер-ракет хищно повела носом - ее система самонаведения и фокусировки настраивалась на рваную рану в борту «дымаря» - и отдала приказ на подрыв инициирующего ядерного заряда. Миг спустя из пробоины в корпусе жжаргского корабля вырвалось пламя; и почти тотчас же огненная волна прокатилась по всем его внутренностям, выжигая все на своем пути. Корпус утратил сверкающий серебристый цвет, разом почернев, точно его залили сапожной ваксой.
        Второй рентгеновский луч прошил уже мертвый корабль. Все. На борту «дымаря» больше нет ничего живого.
        Следующие четыре ракеты Юрий выпустил залпом, одновременно давая машинам полный ход. Командиры рейдеров, разумеется, понимают, что обречены. Но прежде чем сдаться, они наверняка постараются свести счеты с этим донельзя дерзким сторожевиком…
        Здесь, в планетной системе, ни жжарги, ни Юрий не могли уйти в аутспейс. Оставалось только одно - затеять смертельную игру, уповая лишь на маневренность сторожевика. Если, конечно, вытянут движки…
        Движки вытянули. Сторожевик метнулся в сторону мертвого «дымаря». Танкер в панике разворачивался. Юрий успел прикрыться его корпусом. Однако тут оказалось, что на жжаргских рейдерах кое у кого не выдержали нервы - точнее, то, что нервы им заменяло.
        Четыре лазер-ракеты угостили-таки лучами каждый из рейдеров. Итог - три пробоины; четвертый, ушедший дальше всех, успел дать залп пылевыми гранатами, окутав себя густым облаком мелкодисперсной свинцовой пыли, поглотившей значительную часть жесткого рентгеновского излучения. Рейдеры, бросив на произвол судьбы захваченные контейнеры, дружно дали полный ход. Даже потеряв электронный «колпак», они сохраняли шансы уйти - если не лишатся танкера.
        Для очистки совести Юрий пару раз выпалил по тихоходной пузатой посудине - без всякого эффекта. Лазеры сторожевика не могли причинить серьезного ущерба толстой зеркальной броне танкера. Оставался еще легкий противоракетный комплекс «Зима», но его боезапас стоило поберечь для рейдеров.
        Р-раз! Все приборы контроля в один миг зашкалило. Плазменный заряд прошел совсем рядом. Комендоры у жжаргов всегда были неплохие. Надо ж - рискнули, несмотря на то, что их танкер вертится совсем рядом…
        Маневрируя, Юрий некоторое время продержался возле жжаргского заправщика. Невооруженный, он ничего не мог сделать с вертким русским сторожевиком; однако рейдеры умело и быстро брали корабль Юрия в кольцо.
        Капитан-лейтенант вздохнул. Если помощь не придет… ему останется только подорвать сторожевик вместе с собой и всей спящей командой. Попадать живыми в лапы жжаргов нельзя. Это хуже смерти. Намного хуже.
        Смертельный танец сторожевика закончился прямым попаданием плазменного шара, от которого не спасли ни маневренность, ни скорость. В двигательном отсеке взревело пламя. Потеряв ход, кораблик понесся по роковой, последней орбите… с которой сойти уже не мог.
        Пот заливал глаза. Разум отказывался понимать - неужели это все? Пальцы, лежащие на красной кнопке самоликвидации, не дрожали. Юрий, зажмурившись, мысленно отсчитывал секунды. Если жжарги решили отомстить…
        Репродукторы внезапно ожили. Исковерканный нечеловеческий голос жжаргского речевого синтезатора бубнил казенно-правильные фразы. Юрию предлагали сдаться.
        Что ж, правильное решение. Последняя надежда жжаргов ускользнуть от «Наварина» - это захваченные заложники. Командование сделает все, чтобы освободить своих людей. Чем жжарги и надеются воспользоваться…
        И тут передачу оборвал мощный и чистый голос «Наварина». Обмирая, Юрий увидел, как прямо перед ним из невидимости выплывал громадный крейсер - краса и гордость Адмиралтейских верфей Санкт-Петербурга, новейшая боевая единица Флота системы «Дзинтарс», к сожалению, слишком ценная единица, чтобы посылать его на действительно опасные операции. «Наварин», первый из линейных крейсеров своего класса, имел собственную гоуст-систему без внешней антенны, совершенно секретное устройство, запущенное в серию совсем недавно…
        - «Наварин» к борту «Эн полсотни первый». Приказываю покинуть корабль. Вы на линии прицеливания рейдеров. Немедленно покинуть корабль. Все в спаскапсулу. Мы вас подберем. Мы вас подберем… Верещагин, уходи с баркаса, кому сказано!!!
        В следующий миг батарейные палубы «Наварина» взорвались беглым огнем. Его командир, не рискуя, на все сто использовал первоклассную фокусирующую оптику лазерных систем и расстреливал жжаргов издали, не входя в зону поражения их плазменных пушек. Наудачу выпущенные заряды рейдеры легко отразили экранами. Один из них, уже получивший пробоину от лазер-ракеты Юрия, неудачно подставил борт под огонь линейного крейсера, и миг спустя жжаргский флот уменьшился на одну единицу. Графа «невосполнимые потери»…
        - Борт «Эн полсотни первый» к «Наварину». Команда под действием сонного газа. Корабль покинуть не могу. Управляться не могу. Шлите спасателя…
        - «Наварин» к «Эн полсотни первому». Понял тебя, высылаю «лопоухого». Держись!
        Экраны сторожевика на миг затуманились. А когда рябь исчезла, в поле зрения каплея остался только изрыгающий ракеты «Наварин». Командир линейного крейсера привел в действие гоуст-генератор, закрывая избитый сторожевик завесой невидимости.
        Дальнейшее было уже неинтересно. «Лопоухий» - спасательный бот с «Наварина» - благополучно пристыковался к «Н-51», и израненное суденышко втянуло в открывшийся под брюхом линейного крейсера широченный порт.
        - …А это от меня, каплей. - Каперанг Быков, командир «Наварина», протянул Юрию короткий кортик. Форменный кортик этого линейного крейсера, положенный только офицерам гвардейского экипажа. - Гром и молния, переходи ко мне!.. Хотя куда там, не перейдешь небось. - Каперанг махнул рукой. - Рождественский нас слишком уж бережет… А вы там на Шестой минной гусарить привыкли… Бурно у тебя начинается отпуск, капитан-лейтенант!
        …Трех жжаргских рейдеров без долгих церемоний расстреляли. Одному расшибли в прах двигатели и заставили сдаться. Благоразумный командир танкера спустил флаг, как только увидел перед собой громаду линейного крейсера. Пассажирский отсек «Надежды» и рулевую рубку челнока быстро нашли - там никто не пострадал. Каперанг Быков лично отбил в штаб флота депешу, подробно излагая случившееся и особо настаивая на досрочном присвоении капитан-лейтенанту очередного звания. Выпив в кают-компании «Наварина» неразбавленного спирта с собравшимися офицерами и замучившись описывать бой, Юрий на крейсерском челноке отправился дальше, к ожидавшей отпускников «Монголии»…
        Лазурное море что-то шептало, лениво перебирая белый песок. Если иметь очень хорошее зрение и посмотреть вправо, то можно разглядеть метрах в двухстах на пляже столбы ограды. Натянутую между ними тонкую прочную сетку отсюда не увидишь. Впрочем, двое белых мужчин, сидевших на широкой террасе, и не собирались туда смотреть. Очень худой головастый мальчик, похожий на сгоревшую дотла спичку, принес лед и бокалы.
        - Этьен, почему, черт возьми, у вас слуги - одни мальчишки? Вы что - «голубой»?
        - Да, да, да, Жорж, я понимаю, вы, русские, - люди традиций. Каждое утро Фу приносит нам напитки, и вы снова и снова задаете этот вопрос. Заметьте, я ни разу не повторился с ответом, мне даже нравится эта игра…
        - А мне не нравится, что вы упорно называете меня Жоржем. Неужели ваш французский язык не может справиться с моим именем?
        - Ну-ну, не сердитесь, мой друг, согласитесь, что и ваш «Этьен» также далек от оригинала…
        - Но я же не переименовываю вас в Толика!
        - Поверьте, Жорж, я искренне ценю вашу деликатность… На чем мы остановились в нашем разговоре?
        - Я задал только первый вопрос.
        - Ах да! Мальчишки! Этому есть очень простое объяснение: вы ведь уже заметили, что я не держу здесь белых слуг, а обхожусь услугами туземцев…
        Тот, которого называли Жоржем, рассеянно кивнул, провожая глазами маленького Фу, явно борясь с желанием двинуть его ногой.
        - …Но местные племена имеют удивительно жесткие законы в отношении женского пола. Сильней, чем в исламе! У них это называется Оато. Ни один посторонний не имеет права видеть даже тень женщины их племени!..
        - Тоже мне - сокровище! - перебил Этьена Жорж. - Судя по тому, как выглядят местные мужчины, от их дам, наверное, стошнит!
        - …при этом мужчина любого возраста, - невозмутимо продолжал его собеседник, - может беспрепятственно путешествовать, общаться и работать на чужеземцев.
        - Дикари. - Крепкое загорелое лицо русского выразило крайнюю степень презрения.
        - Безусловно, да. Но я считаю, даже самое темное и забитое племя может быть чем-то интересно. Хотя бы своими причудами…
        - Ну-ну, вы, конечно, имеете в виду все эти дикие обряды под луной и поедание людей…
        - О нет, уверяю вас, здесь на тысячу лье вокруг не найдешь ни одного каннибала. А вот местные танцы и впрямь не лишены очарования… Вы меня не слушаете, Жорж!
        - Скучно. - Русский пружинисто встал, сделал несколько приседаний, прищурился на солнце. - Скоро будет почта?
        - Чарли никогда не опаздывает, значит, минут через пятнадцать. Черт бы побрал этих аборигенов! Одна станция дальней космической связи на всю планету! И развозка допотопными флаерами! Где это видано?! И куда только смотрит комиссариат по делам новых территорий?.. - Последний вопрос явно был риторическим.
        - Может, поедем охотиться? - Жорж уже шел к воде, поэтому Этьен задал свой вопрос ему в спину. Последовал отрицательный жест рукой.
        Определенно, этот русский офицер - отличный парень, жаль только, что он так скучает в этом раю. Скорей всего он слишком энергичен и азартен для такого спокойного места. Даже знаменитая акулья охота разочаровала Жоржа уже после второго раза. «Мне нравится преследовать и атаковать, - признался он, - но я должен видеть все до конца». «До конца?» - Этьен с восхищением посмотрел на волевое лицо с хищно раздувающимися ноздрями. «Я хочу видеть, как эта тварь истекает кровью, как она переворачивается и опускается на песок. Дьявол, я сам хочу вспороть ей брюхо!» Этьен понимающе кивнул и развел руками: «Увы, месье Жорж, прекрасно понимаю ваше желание, но в этих водах категорически запрещена охота с аквалангом. Я дорожу своим бизнесом и не хочу лишиться лицензии. Вы понимаете меня?»
        Вдали послышался нарастающий свист. Через несколько минут небольшой флаер изящно сел на воду бухты. Этьен вытянул ноги и достал сигару. Далее должна была последовать его любимая сцена.
        Из люка появился загорелый парень в купальных трусах. Легко спрыгнул в воду и, держа над головой непромокаемый пакет с почтой, зашагал к Жоржу, высоко поднимая ноги. Когда между ними оставалось не более десяти метров, русский спокойно повернулся и направился на террасу. Там он сел в кресло и взял в руки высокий стакан.
        - Этьен, - обратился он к хозяину, не замечая подошедшего посыльного, - прикажите еще льда. - Чуть повернул голову, знаком показал, что пакет можно положить на стол. - У меня нет мелочи, дайте ему рубль. У вас ведь есть рубли?
        - У меня есть все. - Этьен прятал улыбку в усах, получая огромное удовольствие от этого спектакля. Достал приготовленный рубль с портретом государя Александра Третьего и вручил его Чарли, хлопнув парня по плечу: - Как дела, старина? Хлебнешь чего-нибудь?
        - Спасибо, месье Понтиви, у меня еще много работы.
        - Ну что ж, пойдем, провожу тебя.
        Он махнул рукой улетающему флаеру, еще немного постоял у воды и вернулся в дом. Русский нажимал на кнопки проектора, быстро листая электронную сводку новостей, внимательно всматриваясь в мелькание изображений, графиков и иной скучной цифири. В одном месте он остановился, немного нахмурился и потянулся за телефоном. Этьен рассеянно слушал мелодию набора. Сейчас месье Жорж перейдет на английский:
        - Hi, mister Bow! It’s about your order number 0/76. We allow you a cash discount of 5 % for payment within 45 days. O’kay, thank you!
        Теперь он смахнет проектор со стола и сделает большой глоток из стакана.
        Русский залпом допил сок. Звякнули кубики льда. На Этьена он смотрел веселыми, почти что шалыми глазами.
        - Месье Понтиви, где на этих диких островах ближайший бордель? Может, составим веселый вечерок с девчонками и танцами?
        - О! Нет ничего проще, Жорж! После обеда мы можем взять катер и через час будем в заведении мадам Питу…
        - К черту обед! Поехали сейчас! Прикажите своим черномазым готовить шикарный ужин. Да пусть все здесь украсят и повесят побольше фонарей! Темнота действует мне на нервы!
        - Сию минуту, месье, только отдам распоряжения!
        Когда Этьен вышел из дома, русский уже стоял на пристани. К своему обычному наряду - белым коротким шортам и сандалиям - он добавил белую свободную рубашку с короткими рукавами. Внезапный порыв ветра облепил его мощный торс тонкой тканью.
        - Эге-гей! Этьен! - крикнул он издали. - У вас тут бывают сильные шторма?
        - Конечно, месье, в сезон дождей. Но в это время здесь никто не живет. Я переселяюсь на Ротатао. У меня там дом.
        - Чего это вы снова заладили свое «месье»? Мы же договорились! Зовите меня просто по имени, хоть у вас это и плохо получается!
        - Простите, Жорж, - Этьен осторожно выводил катер из бухты, - но вы так быстро меняетесь, что я не могу уследить. Вот только что вы были для меня Жоржем, а через минуту - уже «месье Жорж».
        Русский довольно захохотал и жестом попросил Этьена передать ему управление катером.
        - Нет, нет, нет, Жорж, это опасно!
        Толстые циновки ручного плетения покрывали пол. Резко пахло пряностями и цветами. Мадам Питу, черноволосая малайзийка с необъятными бедрами, пригласила гостей в дом. Она два раза хлопнула в ладоши, и на низком столике появились стаканы, мисочки со сладостями и кувшин ледяного питья. Этьен обменялся с мадам несколькими фразами на местном диалекте. Это было похоже не на речь, а на какие-то птичьи звуки. Женщина удовлетворенно кивнула и снова хлопнула в ладоши.
        Приподнимая висящую циновку, одна за другой в гостиную стали заходить девушки. Скорей всего порядок выхода здесь определен заранее. Хитрая сводня устроила так, что, когда девушки выстроились перед гостями, каждая следующая была светлей предыдущей. Первой посверкивала ослепительными зубами негритянка с ожерельем из красных кораллов на шее. Последней вошла совсем светлая мулатка с белыми волосами.
        - Глядите-ка, Этьен! Это же шоколадная радуга! - восхищенно воскликнул русский. Глаза его горели. - Забираем всех семерых! Я так понимаю, кредитные карты здесь не в ходу? Расплатитесь и включите в мой счет. Как вы думаете, у нас хватит шампанского?
        - Конечно, Жорж, мои запасы вполне позволяют устроить небольшой бассейн из шампанского!
        - Хм, Этьен, а это мысль! Вполне возможно, что вечером мы именно так и поступим!
        Где-то за деревьями небо уже начинало светлеть. Жорж равнодушно наблюдал за двумя мулатками, плававшими в бассейне. Видно было, что девушки чертовски устали. Остальные пять мирно спали - кто в доме, а кто и просто свернувшись калачиком в шезлонге. Месье Понтиви жестоко мучился головной болью.
        - Не желаете тряхнуть стариной, Этьен? - поинтересовался русский, указывая на девушек в бассейне.
        - Что вы, Жорж, в моем возрасте, после бессонной ночи - это небезопасно. Я, пожалуй, все-таки выпью старого доброго аспирина. Не верю в эту новую сверххимию…
        - Перестаньте прикидываться старой развалиной, я несколько раз замечал вашу волосатую лапу на шоколадной попке. Вам, кажется, понравилась самая темненькая?
        - Да, мой друг, вы правы, - вынужден был согласиться Этьен. Он чувствовал себя неловко. Русский явно остался недоволен вечеринкой.
        - Утро, Этьен, это всегда грустно. Даже если ему предшествовала веселая ночь. - Жорж одобряюще улыбнулся хозяину. - Не переживайте, вашей вины здесь нет. Все было очень славно.
        - Но вам не понравилось.
        - У меня сейчас ощущение, как будто я скупил кондитерскую лавку и объелся конфетами. Вкусно, но приторно.
        - Да-да-да, я вас понимаю…
        - В таких случаях хорошо помогает соленый огурец или кусок селедки.
        - Как-как?
        - Шучу. Русская шутка. У нас так говорят на флоте. - Жорж потянулся за стаканом, но обнаружил, что тот пуст. - Кстати, Этьен, знаете, как легко угадать в собеседнике настоящего француза? Вы очень быстро произносите «да-да-да» или «нет-нет-нет», именно три раза.
        - Признаюсь вам, месье Жорж, за все время вы - мой самый интересный постоялец.
        - Наверное, и самый тяжелый?
        - Нет-нет-нет, я так вовсе не думаю.
        - Думаете, потому что снова только что назвали меня «месье»!
        Этьен, смеясь, поднял руки вверх:
        - Сдаюсь. - Потом озабоченно глянул в бассейн: - Может быть, мы все-таки вытащим девочек?
        - Валяйте, вытаскивайте, а то у них уже, кажется, хвосты выросли вместо ног.
        Этьен растер падающих от усталости девушек мохнатым полотенцем и отвел в дом. Оттуда он вернулся с охапкой одеял и стал накрывать спящих на террасе.
        - Вы хотите еще посидеть? Вам принести чего-нибудь выпить? - спросил он, подавая одеяло и Жоржу.
        - Пожалуй. Тоник. Без льда.
        Этьен водрузил на столик бутылку и стакан. Немного постоял около шезлонга, затем сел рядом и нерешительно пробормотал:
        - Жорж, я не знаю, как начать…
        - Начните с начала. Какие-то проблемы, дружище?
        - Нет-нет-нет. Я… наверное, я поступлю неправильно… но…
        - Старина Этьен, я не узнаю вас. Вы устали? Можете идти спать, я не обижусь. Вы вовсе не обязаны развлекать меня всю ночь.
        - Ах нет, друг мой. Дело в том, что я знаю одну тайну. То есть даже не знаю, просто догадываюсь, что на моем острове существует какая-то загадка.
        - Клад? Сокровища?
        - Не смейтесь, это не Остров Сокровищ. Просто… просто вы мне очень симпатичны, и я считаю себя обязанным доставить вам максимум удовольствий. Пока, похоже, это неважно получается…
        - Э нет, Этьен, не пойдет, таким вы мне совершенно не нравитесь. У меня нет причин быть вами недовольным. Я плачу деньги и получаю за них товар. Моя скука - это мои проблемы.
        Вместо ответа хозяин поднялся и пошел в дом. Через несколько минут он вернулся, неся в руке небольшой пакет.
        - Вот. Берите, но считайте, что я вас предупредил.
        - Пока нет.
        - Что - нет? - опешил Этьен.
        - Вы не успели меня ни о чем предупредить. Садитесь, дружище, и рассказывайте, мне уже интересно.
        - Я начну издалека. Среди моих постояльцев иногда попадаются совершенно удивительные чудаки… Вы читали книгу «Дети капитана Гранта», Жорж?
        - В детстве - конечно. Насколько я помню, главным чудаком там был Паганель.
        - Вот-вот, именно такого типа. Как правило, это люди, которые постоянно теряются, попадают во всякие передряги, а по пути делают массу открытий. Несколько лет назад ко мне тоже приехал такой вот Паганель. Начал он с того, что наступил на морского ежа, потом вылечил от какого-то экзотического лишая моего слугу, а кончилось дело тем, что он увлекся местными обычаями. Отношения у нас с туземцами традиционно прекрасные, его возили на праздники, брали на ритуальную охоту. Все было хорошо, пока он не уперся в Оато.
        - Во что?
        - Я говорил вам. Оато - это запрет видеть женщин их племени.
        - Да, вспомнил. Я еще удивился, чего там запрещать.
        - Вот видите, вам как мужчине это неинтересно, а в моем Паганеле взыграл азарт ученого.
        - Слушайте, Этьен, а почему вы так странно его называете? Что, у него имени нет?
        - Есть. То есть… было.
        - Ага! - Жорж от любопытства даже снял с себя одеяло. - Его убили!
        - Увы, мой друг. Единственный несчастный случай за всю историю моего отеля. Инцидент пришлось замять, иначе я лишился бы клиентов, ну, вы понимаете…
        - Я понимаю. Так в чем же здесь загадка?
        - Не знаю. Мне кажется, эти голографии…
        Тут Жорж вспомнил, что действительно все еще держит в руках пакет.
        - Что здесь?
        - По местному обычаю, нарушителя Оато, верней, то, что от него остается, погружают на плот и отпускают в море. Они считают, что такому преступнику нет места на земле. К тому времени я искал месье… гм, я искал его уже сутки. Вышел на катере и наткнулся на плот.
        - Что там было?
        - О нет, Жорж, этого я не могу пересказать…
        - Вы его похоронили? Здесь?
        - Нет-нет-нет, ни в коем случае! Со мной сделали бы то же самое! Но я поддался какому-то импульсу и схватил с плота камеру.
        - А потом вы поддались другому импульсу и напечатали голографии?
        - Признаюсь, мне было очень страшно. Я даже отправлял материалы в Европу! Можете себе представить, во что мне встала межзвездная почта! Ох, Жорж, я, кажется, уже жалею, что начал вам это рассказывать!
        - Предрассудки! И скорей всего никакой тайны тут нет. Давайте рассуждать логически: если там даже и запечатлена парочка местных уродин, что мне с того? А если нет - вы сами справедливо заметили, что азартом естествоиспытателя я не страдаю и в джунгли за ними не полезу. Согласны?
        Этьен с грустной улыбкой покачал головой:
        - Не согласен. То есть ваши логические построения верны, но вы забыли главное.
        - Что именно?
        - ЗАЧЕМ я дал вам эти голографии.
        - Ну и зачем?
        - Вам было скучно.
        - Вздор. Мне так долго было весело… в системе «Дзинтарс», что после этого… - Жорж некоторое время молчал, вертя в руках пакет, а потом решительно его вскрыл.
        Возможно, погибший был неплохим ученым, но голографом оказался прескверным. Смазанные снимки, сделанные, судя по всему, во время танца. Крупный план улыбающегося туземца - головной убор не влез в кадр. Следом он же, но в полный рост. Хижины, утварь… Группа разукрашенных людей. И в конце - несколько непонятных кадров. Просто зелень: пальмы и лианы. Жорж разочарованно поднял голову. Этьен стоял спиной к нему и смотрел на море.
        - Видели? - Голос его был странно глухим.
        «Видел - что?» - чуть было не переспросил русский, перебирая в руках голографические пластинки. Ничего особенного. Местная экзотика. И вдруг он увидел. На одной из тех странных, с зеленью. Это была не пальма. И не лиана, обвивающая ствол. Утомленный мозг ошибся, по инерции заключив, что раз это джунгли, то должны быть и растения.
        Это была ЖЕНЩИНА.
        Она стояла вполоборота, видно застигнутая оператором врасплох.
        На следующем снимке она смотрела прямо в объектив, еще не успев испугаться.
        На третьем ее уже не было.
        У Жоржа перехватило дыхание. Он резко вскочил, чуть не запутавшись в одеяле, отшвырнул ногой шезлонг и стал прямо под фонарем, рассматривая голограммы. Он не заметил, что остальные разлетелись по полу.
        Эта женщина… Она была и пальмой, и лианой. Она была пантерой, и змеей, и райской птицей. Она была совершенно голая, если не считать браслетов на ногах. Русский почти представил себе, как они должны позвякивать при ходьбе. Элитные фотографы тратят сотни кадров, чтобы получить один-два хороших снимка роскошных манекенщиц. Как же должна выглядеть в жизни эта женщина, если она ТАК вышла на снимке бедолаги Паганеля?
        - Этьен… - вздохнул Жорж. - Я хочу эту женщину.
        - Ох, месье, как я был не прав…
        - Этьен, вы абсолютно правы. Я ХОЧУ эту женщину. Вы должны мне помочь.
        - Нет-нет-нет, это исключено! Вас убьют, а я потеряю свой отель!
        - Тогда зачем вы дали мне эти голографии?
        - Я уже раскаиваюсь!
        Жорж явно не любил спорить. Он предъявил самый веский, с его точки зрения, аргумент. Он молча ушел в дом и вернулся через минуту с чековой книжкой. Проставил сумму, показал Этьену. Колебание отразилось на лице хозяина, но он покачал головой:
        - Нет, простите, Жорж, я не могу так рисковать.
        Русский спокойно прибавил к написанному чеку еще один ноль. Этьен уже не мог ничего говорить. Когда сумма возросла еще в десять раз, он покорно кивнул и еле слышно сказал:
        - В конце концов, на эти деньги я смогу купить себе целый остров на другом конце Галактики…
        - Вот это верно, старина, - рассмеялся Жорж, хлопнув Этьена по плечу.
        План был продуман до мелочей. Чтобы не возбуждать подозрений у слуг, Жорж сделал вид, что отправляется спать. Там же, в спальне, он с помощью Этьена нанес на лицо грим.
        - Не забывайте, мой друг, что в джунглях ваше лицо является отличной белой мишенью.
        Жорж усмехался про себя. Похоже, Этьену, хоть он и трусит отчаянно, самому нравится это приключение. Заметив, что русский достает из чемодана лазерный пистолет, хозяин быстро принес ему отличный нож с замысловатой ручкой.
        - Возможно, вам понадобится бесшумное оружие, Жорж.
        - Спасибо, Этьен, надеюсь, до этого не дойдет.
        На случай бегства у пристани должен был стоять готовый к отходу катер. Этьен еще ранним утром собрал там самые необходимые вещи. Он старался не думать о том, что, возможно, придется внезапно расстаться с уютным отелем, к которому он так привязался за долгие годы. Жорж последний раз глянул на карту острова. Тонкая линия заграждения делила его почти пополам. И хотя прочная сетка и столбы поддерживались в полном порядке, эта граница уже давно стала формальной. Три-четыре туземца постоянно служили у месье Понтиви, регулярно в отель доставлялись местные фрукты, для любопытных туристов устраивались экскурсии на территорию племени.
        - Вам не придется ее резать, под сеткой вполне можно проползти. Заходить лучше с севера, там никто не живет, по крайней мере, не наткнетесь на их деревню.
        Мужчины пожали друг другу руки, и Этьен вышел из комнаты русского. Храни его Господь, да и меня тоже.
        Жорж пробирался по джунглям. Вокруг было тихо, лишь где-то высоко на верхушках деревьев перекрикивались невидимые отсюда птицы. Он уже давно миновал проволочное заграждение и теперь шел по чужой территории. Изредка русский останавливался, прислушиваясь. Идти было нетрудно, но сердце все равно билось тяжело и глухо. Сейчас этот поход все больше казался ему безумием. Рискуя жизнью, пытаться найти в этом зеленом месиве сказочную женщину с фотографии? Он ведь даже не спросил Этьена, как давно сделан снимок. Может, ее уже давно нет на этом острове? Так думал здравомыслящий человек, цивилизованный господин, предпочитающий выпить стаканчик-другой виски, сидя на террасе и любуясь вечерним прибоем. Горячая же кровь авантюриста гнала его вперед, на поиски женщины-миража. Справа послышался легкий шум, и Жорж, вспомнив карту, понял, что там море. Через несколько десятков шагов прямо перед ним выросла скала. Поколебавшись, он пошел влево, постоянно оглядываясь и прислушиваясь. Если бы не внезапно вылетевшая прямо перед лицом птица, Жорж, возможно, и не заметил бы узкой расщелины, густо заросшей какими-то
вьющимися растениями. Повинуясь инстинкту, он протиснулся между камнями и двинулся вперед, поминутно путаясь в ползучих стеблях и помогая себе ножом. Где-то впереди громко кричали птицы. Скоро растения над его головой сомкнулись, образовав сплошной зеленый потолок, но впереди уже посветлело. Последние несколько метров Жорж почти полз.
        Он раздвинул ветки и тут же отпрянул, больно оцарапав щеку колючкой. Там были люди. Когда же он осторожно выглянул во второй раз, мигом забыл и про боль, и про острые камни под коленками. На крошечном пляже, зажатом со всех сторон скалами, резвились три богини. Три абсолютно голые богини. Браслеты на их ногах позвякивали именно так, как он себе представлял. Они смеялись. Они болтали друг с другом на своем непонятном языке, который он уже слышал, но принял за птичьи крики. Все три были удивительно похожи: гибкие некрупные тела, казалось, без единого сустава - только плавные изгибы и струящиеся движения. На голове ничего похожего на жесткую вьющуюся проволоку местных мужчин - совершенно прямые шелковистые волосы. Девушки бегали друг за другом и падали на песок. И все это происходило на расстоянии нескольких метров от его горящих глаз и разом вспотевших ладоней. За ними, казалось, можно было наблюдать вечно. Одна из девушек, видно решив отдохнуть, легла в тени так близко, что Жорж перестал дышать. Другая подошла к ней и присела на корточки, широко разведя колени. Ему пришлось укусить себя за руку,
чтобы сдержать рычание. Он чувствовал, что вот-вот превратится в дикого зверя. Лежащая девушка, видно, сказала что-то смешное, потому что ее подруга рассмеялась, запрокинув голову, и чуть не упала на песок. И тут ее взгляд остановился прямо на измазанном гримом лице Жоржа.
        Они одновременно поднялись, не спуская друг с друга глаз. Плохо понимая, что делает, русский раздвинул ветки и шагнул вперед.
        Казалось, девушки ничуть не испугались. Через мгновение все три стояли перед ним, по-детски удивленно его рассматривая. Не убавить, не прибавить - три грации. Но что-то неуловимо странное, необычное было в них, не звериное, но и совершенно нечеловеческое. На дикого зверя больше походил Жорж, исцарапанный, с безумными глазами и грязным лицом, по которому струился пот. «Если хотя бы одна сейчас побежит, - подумал он, - я рванусь следом и возьму ее прямо здесь».
        В глубине души он хотел именно этого, но просто не мог пошевелиться под взглядом этих странных созданий. Его тело стремилось к обладанию, руки сами тянулись ласкать и мучить, но сознание мутилось, мозг приказывал просто сесть и смотреть.
        Дальше произошло неожиданное. Одна из девушек подошла к русскому и тихонько лизнула его щеку. Скривилась, рассмеялась и, обернувшись, что-то сказала своим подругам. Тут же ласковые руки, нежно и невесомо касаясь, повлекли его куда-то, голова закружилась. Жорж пришел в себя в воде. Когда и как они умудрились снять с него одежду? Девушки плескались рядом, переговариваясь на своем птичьем языке. Вот одна нырнула, почти сразу Жорж почувствовал ее руку на своем бедре. Затем под водой исчезла другая. Эти необыкновенные подводные ласки становились все более настойчивыми. Гибкие тела были совершенно неуловимы, и это еще больше распаляло желание. Вода доходила ему до груди. Он неловко шарил вокруг руками, безуспешно пытаясь поймать соблазнительниц, и только сильнее распалялся. Вдруг сильные ноги обхватили его, прямо перед ним из воды показалось мокрое лицо, и эта дикая морская кошка резким рывком овладела им. От неожиданного и острого наслаждения, пронзившего все тело, он закричал и упал в воду, сразу же захлебнувшись. Девушка не отпускала его, тянула вниз. Краешком сознания он удивился, как ей хватает
воздуха, потому что сам уже задыхался. Тут ее хватка ослабла, Жорж смог выпрямиться. Он жадно хватал воздух ртом, перед глазами плыли разноцветные круги. Девушки как ни в чем не бывало плавали рядом. И снова голова одной из них исчезла под водой, что-то коснулось его живота - он понял, что игра начинается снова. Теперь Жорж уже знал правила, поэтому нырнул сам. Он не чувствовал никакой усталости, все мысли исчезли - в мире уже не существовало ничего, кроме этой безумной забавы.
        Он почти поймал одну из них, когда внезапный гортанный крик с берега заставил его обернуться.
        Четверо. Не шоколадных - черных как головешки мужчин, казавшихся злой карикатурой на человека рядом с его богинями.
        Их лица ничего не выражали. На них просто была написана СМЕРТЬ.
        Где-то на берегу осталась одежда и оружие.
        Позади было море.
        Сразу же вернулась способность четко соображать. Он представил себе карту острова и поплыл вправо, огибая скалы.
        Жорж лежал на дне катера, не чувствуя своего тела. Только огромное сердце устало стучало внутри. Этьен вовремя заметил его и успел втащить на борт в тот самый момент, когда левую ногу русского уже свело судорогой. Остров давно скрылся за горизонтом, а Жорж все еще не мог прийти в себя.
        - Я понял. У вас получилось. Вы их видели? - не выдержал Этьен.
        Никогда прежде месье Понтиви не видел у людей такой улыбки. Еле разжимая губы, русский ответил:
        - Я всегда получаю то, что хочу…
        Интерлюдия IV
        - Илона, вы меня слышите?
        - Да.
        - Вы хорошо себя чувствуете?
        - Нормально.
        - Голова не кружится?
        - Нет… да, немножко кружится.
        - Слышите музыку?
        - …Да. Кажется, да. Тихо очень.
        - Расслабьтесь. Подумайте о чем-нибудь хорошем. Вспомните что-нибудь приятное.
        - …Да, вспомнила…
        - Я начинаю считать. Когда я скажу «пять», вы уснете. Приготовились. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
        Илона бродила по квартире, принимаясь за всякие дурацкие дела и тут же бросая их. Она даже начала мыть посуду, но мать посмотрела на нее с таким удивлением, что пришлось оставить тарелки и чашки в покое. Родители собирались часов триста, не меньше. Когда Илоне уже стало казаться, что они никогда не уедут, отец наконец-то подхватил огромную сумку и скомандовал:
        - Все, Таня, поехали, а то засветло не доберемся.
        И еще полчаса, стоя на пороге, пичкали дочь советами и нотациями: краны закрывай, долго телевизор не смотри, на телефоне не виси, а то тетя Люся из Бологого будет звонить, спать ложись не позже двенадцати и т. д. и т. п. Илона слушала вполуха, поглядывая на часы. Вот-вот должны прийти девчонки, а предки все никак не уберутся на дачу. У нее с самого утра подсасывало в животе от того, что они задумали, и вот теперь все может сорваться. Фу-у, укатили. Буквально через пять минут ввалились девчонки.
        - Илонка, знаешь, кого мы сейчас встретили? - с порога заорала Юлька. - Серегу! Ну что ты вылупилась на меня? Серега Длинный, из десятого «Б»! Ему Петрович помогал в магазине сухое покупать! Они с ребятами на Ленинские горы едут! Пикник устраивают! И нас звали!
        - Тьфу, Юлька, чего ты так орешь? - Илона поморщилась. - При чем тут какой-то Серега? Мы же… Ты что, забыла? А может, струсила?
        Юлька пожала плечами:
        - Да нет, просто я подумала, может, как-нибудь в следующий раз…
        - Точно - струсила. - Илона не хотела признаться, что и у нее самой трясутся поджилки. - Как хочешь, можешь и не тянуть жребий.
        - Ладно, девчонки, перестаньте, давайте лучше смотреть, кто что принес. - Ирка уже тащила свой пакет в комнату.
        Ух, прямо глаза разбегаются! Алинка даже белье кружевное приволокла!
        - Сеструха сказала: бери что понравится, - небрежно пояснила Алина. Ее двоюродная сестра Кристина два года назад переехала к тетке в Москву, якобы учиться. Начинала на «Пушке», а теперь уже почти своя в «Интуристе» на Горького. Шмотки у нее! Но у Иркиной матери косметика все равно лучше. Илона почти каждый день сталкивается в подъезде и вежливо здоровается с этой жуткой лошадью в парике.
        Все тут же бросились краситься и мерить все подряд. Юлька впялилась в блестящее платье на тонких лямочках и стояла у зеркала, прищурившись. Роковую женщину из себя изображает. Нет, судя по всему, как сказала Илонина мама, Юленька пойдет в отцовскую породу - широкозадых и коротконогих.
        - Ну, все. - Илона командовала не только потому, что находилась в своей квартире. Просто и в классе, и во дворе она всегда была лидером. - Давайте жребий тянуть.
        - Рано еще, - заскулили девчонки, только-только вошедшие во вкус.
        - Ни фига, нужно прийти пораньше, забыли, какая там очередь! Можно весь вечер простоять и не попасть!
        Это точно. Попасть в «Метелицу» просто с улицы всегда было проблемой. Илона быстро вырвала из отцовского блокнота четыре листка, на одном из них нарисовала большой крест, сложила в несколько раз и побросала в свою вязаную шапку. Идея была проста и заманчива: в кабак сегодня пойдет не разномастная команда девчонок, одетых кто в лес, кто по дрова, а только одна из них, но зато упакованная по высшему классу.
        Все быстро расхватали бумажки. Илона подумала, что было бы страшной несправедливостью, если бы жребий достался не ей, ведь это она все придумала. А работу какую титаническую провела, чтобы предки на дачу без нее уехали! Нет, удача и сегодня была на ее стороне!
        - Иду я! - Илона запрыгала по комнате.
        Как ни странно, но сожаление она заметила только на лице Алины. Ну конечно, Ирка с Юлькой, хоть им и хочется казаться крутыми, все равно настоящие мамины дочки. Они и курят-то для виду: дым в рот наберут и выпускают. А потом конфетами давятся - заедают.
        Красили и одевали Илону долго и тщательно. А вот с туфлями вышла заминка: ну просто ничего подходящего! Или страшные, или по размеру не подходят. И Алинка, сучка, уперлась:
        - Криста свою обувь никому не дает!
        Ладно, хоть белья кружевного не пожалела. Хорошо, у ее сестры фигура модная - вешалкой, даже лифчик почти впору оказался.
        В последний момент Илона вспомнила, что отец недавно принес с работы итальянские туфли, какая-то сотрудница, сказал, продает. Мать уже надевала их раза два, но все равно хранила в большой серебристой коробке, завернутыми в приятно шуршащую бумагу. Ух, как Илона ненавидела эту родительскую страсть к порядку! Ничего не скажешь: пыль регулярно вытирается, постельное белье в стирку сдаем, рубашки у папы всегда чистые и выглаженные… А вот спросить у него: с чего это мужику женские туфли предлагают? Видела Илона эту «сотрудницу», в кафе с отцом сидела, глазки строила.
        Готово! Классная телка восхищенно смотрела на Илону из огромного зеркала в прихожей. Ноги от ушей, колготочки ажурные, глазки невинные, ресницы по полметра. Сумочка клевая на цепочке, жалко маленькая, только-только косметика поместилась, даже сигареты не влезли. Ну, ничего, стрельнем.
        В последний момент окончательно струсила Юлька:
        - Девчонки, может, не надо…
        - А ну ее, - отмахнулась Алина, - она же просто завидует. С ее ногами и в баню не пустят!
        В другое время Юлька живо бы завелась: ноги у нее действительно дрянь. Вот и ходит всегда в джинсах, зато футболочки надевает в обтяжку - у нее самый большой бюст в классе. Но сейчас на Алинину подколку даже внимания не обратила, стояла и ныла:
        - Илоночка, ты только ни к кому в машину не садись, еще завезут куда-нибудь…
        - Тьфу, дура, ну что ты каркаешь! Волков бояться - в лес не ходить! - Илона уже стояла в дверях с ключами.
        Все вместе вышли на Арбат, посидели на скамеечке, покурили на дорожку. На Илону оглядывались, один парень с портфелем чуть шею не свернул.
        - Иди, иди, - хихикнула Ирка, - уроки учи!
        Все засмеялись, и Илоне сразу стало жарко и весело.
        - Все. Пошла. Дальше со мной не ходите, я - проходным, на Калининский. - И удалилась, элегантно покачиваясь на каблуках.
        Даже через час стояния в очереди хорошее настроение и предчувствие какого-то необыкновенного приключения не покинуло Илону, хотя ноги уже начинали противно гудеть. Компания подобралась веселая. Несмотря на то что ее наряд немного потускнел на фоне расфуфыренной толпы, она явно выделялась. Кто-то уже звал ее присоединиться, но Илона небрежно отказывалась. Все это было не то. Обычные мальчишки. Наизусть знаю: пара коктейлей, мороженое, бесконечные школьные (ну, максимум институтские) истории, прижимаются во время медленных танцев, губы слюнявые…
        Эту «тачку» Илона заметила сразу. Ее предпоследний парень, Илья, все мозги ей забил машинами. Такой зануда - караул! Книжки ее заставлял читать. А сам как начнет говорить - уши от тоски вянут. Вот и сейчас Илона глянула и прямо голос его услышала: «Чувствуешь, как звучит: джип „Чероки“!» Точно: он. А уж мужик оттуда вышел - закачаешься. Немолодой, под тридцатник, наверное. Высоченный, загорелый, штаны белые, рубашка черная, волосы до плеч. Лениво так к дверям подошел, как будто никого в упор не видит. То есть нет, прошелся по очереди глазами (у Илоны аж сердце екнуло), но ни на ком взгляд не остановил, вошел внутрь. Ах, как хотела бы Илона пройтись рядом с этим меном, вот так же глядя сквозь всех!
        Ну, чудеса! Толстомордый на входе зашебуршился, заерзал, выскочил за дверь, подбежал к Илоне, чуть не в пояс кланяется:
        - Вас просят…
        Наверное, так чувствует себя победительница конкурса красоты «Мисс мира». Илона вплыла в «Метелицу», ощущая спиной завистливые взгляды. В очереди тоже не дураки стоят, все поняли, КТО просит. Запылали щеки, ноги начали заплетаться, почему-то она испугалась, что сейчас тривиальным образом споткнется и растянется посреди зала. Но вот уж застенчивость никогда не была ее чертой. Тут же Илона вспомнила, как Алинкина сестра учила ее походке манекенщицы. «Берешь пятак, - говорила Криста, затягиваясь дорогой сигаретой, - да-да, обычный медный пятак. Зажимаешь половинками попы и идешь. Задача: пройти и не уронить. Поняла?» Илона чуть не расхохоталась, представив себя с пятаком. Сразу стало легко. Поэтому к столику подошла не испуганная десятиклассница, а просто красивая девушка. Сверкая улыбкой (ни зубами, ни ногами Бог не обидел), она села напротив смуглого красавца.
        - Привет, - сказал он, глядя ей прямо в глаза.
        - Привет. - Илоне показалось: протяни она сейчас руку, он обязательно ее поцелует.
        С официантами он общался какими-то неуловимыми знаками. Сразу двое резко полюбезневших халдеев сновали туда-сюда. Илона не подозревала, какие потрясающие штуки, оказывается, могут подавать в «Метелице». Шампанское - как будто из одних сладких пузырьков.
        - Ужасно вкусно! - зажмурилась Илона. - Я, наверное, могу выпить ведро!
        - Не стоит, малыш. Шампанское - вещь коварная. А я не хочу, чтобы наш вечер быстро закончился.
        Она совершенно не обиделась на «малыша», потому что сказано это было ПРАВИЛЬНЫМ тоном: никакой снисходительности, только нежность. И потом он сказал «наш вечер», и он не хочет его быстро заканчивать.
        Было уже около одиннадцати. Вокруг шумели, смеялись, обнимались, курили. Илона тоже достала из пачки сигарету («MORE», между прочим), в ту же секунду перед ней заплясал огонек зажигалки.
        - Знаешь, - она придвинулась к нему поближе, чтобы не кричать через стол, - теперь я представляю, какое должно быть настроение, чтобы танцевать на столе…
        Он наклонился и, почти дыша Илоне в ухо, спросил:
        - А какая музыка тебе больше нравится?
        - Мне? Си Си Кетч, знаешь, такая…
        - Знаю. - Он легонько поцеловал ее в щеку.
        Буквально через три минуты вдруг наступила тишина. И тут же из всех динамиков, навешанных по углам, зазвучала самая популярная этим летом песенка Си Си Кетч. Илона не знала английского, но каждый раз подпевала, как слышала. Ей показалось, что внутри раздувается какой-то разноцветный счастливый пузырь и она вот-вот взлетит к потолку. Он широко улыбнулся, подмигнул, встал… И резким движением сдернул со стола скатерть.
        - Танцуй!
        Ну уж это мы умеем! И не только дома перед зеркалом. Илона не видела ничего вокруг, но прекрасно понимала, что у стола собралась толпа. Никогда еще она так здорово не чувствовала свое тело. И, черт возьми, как эффектно (как будто так и задумано) на последнем аккорде упала лямочка с плеча. Публика вопила и стонала от восторга.
        А он снял ее со стола и прямо на руках понес к выходу. «Как невесту», - мелькнуло в голове. И он не спрашивал, поедет она с ним или нет, просто поставил у машины и открыл дверцу.
        Ах как они мчались по ночной Москве на джипе! И ни одного красного светофора, и гаишники только провожают уважительными взглядами, как будто на спидометре не 120 кэмэ!
        В Кунцеве перед ними распахнулись ворота самой шикарной дачи. Огромный дом стоял темный, только теплым оранжевым глазом светилось полукруглое окно на втором этаже. Все это было красивей и романтичней, чем в любом кино. Уже у двух или трех Илониных одноклассников дома стояли видики, а Ирка давно обнаружила родительский тайник с запрещенными кассетами. Поэтому вся их компания прекрасно знала всю теорию отношений мужчины и женщины. Илона представила себе комнату с огромной кроватью. Может быть, они вначале пойдут в ванну… Или нет, он сразу поставит медленную музыку и будет раздевать ее… Несмотря на выпитое шампанское, голова была ясная и легкая.
        Никакой кровати. Просто пушистый ковер на весь пол, разбросанные подушки и чудовищных размеров телевизор.
        - Садись, - сказал он, и Илона села прямо на пол. - Смотри. - И вложил в видеомагнитофон кассету.
        Снова неожиданность. Никакая не эротика - на экране появилась степь со странными деревьями. Он лег, положив Илоне голову на колени, и тихо произнес:
        - Смотри, как это делают дикие звери.
        И в кадре появились львы. Тревожная тягучая музыка заполнила комнату. Огромные кошки прыгали на мягких толстых лапах, покусывали друг друга, потом львица как-то странно выгнула спину, лев оказался на ней сверху, а у Илоны сразу заныло в животе и пересохло в горле. «Сказка, самая настоящая сказка». Она не помнила, как оказалась раздетой, и уже не чувствовала ни рук, ни ног, а только горячие настойчивые объятья… Два сплетенных тела на полу. И львиный рык.
        Они заснули обессиленные, когда за окном стало совсем светло. «Странно, - закрывая глаза, подумала Илона, - я так и не знаю его имени… - И еще одно, но это скорей всего уже во сне: - У него на смуглой шее под длинными волосами - очень необычная татуировка: маленькое ухо с вылезающей из него змеей…»
        Часть II
        Интерлюдия V
        - Ты только сразу не пугайся. Если что - просто стань и не двигайся. А главное - молчи.
        - Что - «если что»? - У Вомбата реакция однозначная: оружие на изготовку, карабин наперевес, даже уши словно торчком стоят. - Ты можешь по-нормальному говорить, без своих гнилых выкрутасов, сталкер хренов?
        - Сейчас долинка будет небольшая, нам ни справа, ни слева ее не обойти. Пойдем низом. Там со звуком что-то неладно.
        - С каким звуком?
        - Черт, да с любым. Я тебе могу час в самое ухо орать, ты ни фига не услышишь. - Штрипок еще раз близоруко прищурился на сползавший вниз туман и, неожиданно хихикнув, продекламировал: - Фу-фу-фу! Пойдем расскажем всем: фу-фу-фу! Туман исчез совсем!
        Словно порыв ледяного ветра коснулся щеки Вомбата. Он слегка поежился и сразу же понял, что холодно не снаружи, а внутри. Занемел мизинец, начало покалывать мочку уха, вся левая сторона тела словно погружалась в снег. Откуда-то всплыло неуютно-больничное: «новокаиновая блокада». Через минуту перестал моргать глаз, свело вниз угол рта.
        - Чего стоишь?! - заорал Штрипок, глянув на перекошенное лицо Вомбата. - Падай, псих! - И с силой рванул его за руку.
        Оба не удержались на ногах и кубарем покатились по склону. От удара головой об рельс зазвенело в ушах. Вомбат открыл глаза и увидел лежащего рядом Штрипка. Тот ощупывал ногу и беззвучно шевелил губами. Однако голос его с большим опозданием доносился откуда-то слева:
        - Ух, холера, ногу, кажись, подвернул. - Неуклюже встал, поковылял куда-то, знаком показав: давай со мной.
        Что-то не припоминаю я эту долинку. Не раз здесь с мужиками ходили, все вроде спокойно было. Э, здесь, да не здесь, напутал ты, Командир. Впереди, чуть справа, из тумана показалась какая-то темная туша, похожая на слоновью задницу, и Вомбат сообразил, что они подошли к самым Вагонам. Точно. Длиннющий состав закопченных цистерн и несколько платформ с контейнерами слева. Где-то он слышал, что в этих контейнерах живут Синие Уроды - ужас и загадка всей Железки. Никто из Команды, за исключением, может быть, Сани, в них не верил, но Горелые Вагоны всегда обходили стороной.
        Штрипок как-то странно помотал рукой и неожиданно нырнул под цистерну. Краем глаза Вомбат успел заметить движение слева, но рассматривать не стал, полез следом.
        Здесь, брат, правило одно: если бывалый человек знак дает - хоть в дерьмо ныряй, не раздумывай. Да, в общем, не такой уж этот Штрипок и бывалый, если разобраться. Просто нашел парень свое место. Живет, как старичок-лесовичок, на своей полянке каждую травинку-былинку знает да на чужую просеку не суется. Зеленый тоже молодец: «Задание из Центра!.. Оружие и противогазы даем!..» А потом оказывается, что эти резиновые намордники нужно самим вызволять из какого-то «левого» хранилища за Железкой. А проводника привел: ну кадр - закачаешься! Росточка махонького, ни бровей, ни ресниц, зато вся башка в косичках оранжевых. Позже выяснилось, что он еще и стихи поминутно читает. Вслух. Вот приваливает такой хмыренок, весь на понтах, и сразу - права качать: мол, Команду не поведу, только одного человека, а не хотите - как хотите, наше дело - предложить, ваше дело - отказаться. И гонорар заломил - три пачки сигарет! Тут Зеленый заморгал у него за спиной, загримасничал: соглашайся, соглашайся! Хрен с ним, пришлось Вомбату самому идти с этим Штрипком, хотя сердце не лежало, ох как не лежало ко всему этому
мероприятию…
        Всю дорогу про себя гундел: и мужичонка подозрительный, и Команду разделять не люблю, куда идем - неизвестно, на сколько - тем более, а Гаражи ведь не самое удачное место для пикников. Зеленый - мужик неплохой, но не наш, у него свои заморочки и погремушки. Поэтому, как ни лез из кожи вон, за старшего ему остаться не удалось.
        Оказывается, нужно было не просто пролезть под цистерной, а еще и бежать после этого. Оранжевые косички мелькали уже метрах в пятидесяти. Гнусная долинка продолжала радовать своими фокусами со звуком. Вомбат совершенно не слышал своих шагов, зато позади постоянно мерещился шум погони. Несколько раз обернулся - никого. Чуть не налетел на Штрипка. Тот стоял как вкопанный, будто и не собирался вовсе бежать, так, разминался.
        Вагон был цельнометаллический, похожий на рефрижератор и совершенно новенький. Сильно портила вид неаккуратно заваренная дверь. Апельсиновый придурок стоял прямо перед ней, приоткрыв рот. Вомбат, если честно, никогда в жизни не видел, как бараны смотрят на новые ворота, но при виде Штрипка решил, что именно так.
        - Чего стоим? - спросил Вомбат, радуясь звукам своего голоса.
        - Пришли, - лаконично ответил проводник.
        - А почему бежали?
        - Надо было.
        - А теперь не надо?
        - Не, они сюда уже не заходят.
        Поговорили, называется. Выражение лица Штрипка тем временем изменилось. Он положил на землю рюкзак, расставил ноги, отвел руку в сторону и откашлялся. Ясно. Опять на нас поэтическое настроение накатило:
        Лошади умеют тоже плавать.
        Но нехорошо. Недалеко.
        «Глория» - по-русски значит слава.
        Это вам запомнится легко.
        Фиг с тобой, но зачем завывать-то так? Вомбат пытался вспомнить, кого же все время напоминает этот местный продукт? То ли из Шекли, то ли из Тарковского… Кого-то он все время наигрывает, но очень ненатурально. Отвлекся. А наш оранжевый любитель поэзии, оказывается, в это время вполне грамотно и ловко собрал взрывное устройство. Ага. Это мы вот так сейчас дверку раздолбаем и противогазы-то повынем… Мило. Очень мило. Пожалуй, посмешней, чем презервативы вилами разгружать.
        Штрипок оказался не так прост. Он установил несколько небольших магнитных мин по периметру сварного шва, что-то покрутил в маленькой коробочке и мотнул головой - сваливаем.
        Грохоту было… Казалось, весь вагон взлетел на воздух. Резкий порыв ветра отогнал дым в сторону, и Вомбат увидел, что вагон стоит целехонький, а вывороченная дверь лежит на земле. У пацана явно задатки медвежатника.
        «Это я удачно зашел, - подумал Командир, глядя на крепкие новые ящики с боекомплектами. - Эх, жаль, с собой много не утащишь, этот хлюпик, конечно, не носильщик». Пока Вомбат укладывал в мешок противогазы, Штрипок, как ребенок, рассовывал по карманам шоколад.
        Усталые, но довольные, они возвращались домой. Черт его знает, где этот дом, но Вомбат был действительно доволен. Штрипок оказался вполне деловым парнем, а что до причуд… У кого их нет? Мужики из его Команды хоть стихов не читают, но тоже со своими прибамбасами. Стармеху, например, дай волю - круглые сутки стрелять будет, хоть по группсам, хоть по пустым бутылкам. У него принцип: сначала стреляй, потом разберемся. Жестковато, но Команду он выручал не раз. А Саня? Загадочная русская душа… От каких в веках затерянных предков приходит к нему эта тоска при звуках азмуновской кунгахкеи? Почти каждый вечер: сядут рядком, Цукоша свой музыкальный инструмент зубами зажмет, за язычок дергает - у Вомбата зубы сводит, а Саня слезы рукавом вытирает.
        Снова показались цистерны. Туман облизывал их черные бока, но не становился грязнее. Штрипок шел немного впереди, похрумкивая шоколадом. Вомбат только успел подумать, что хорошо бы дорогу запомнить да наведаться сюда еще разок, когда проводник внезапно остановился. Теперь уже можно было догадаться, что означают приоткрытый рот и осоловелый взгляд: Штрипок думал. Вомбат глянул на ручеек коричневой сладкой слюны, стекавший у парня по подбородку, и отвернулся. Тьфу, урод… Опять закинулся звук. Когда проводник повернулся и начал говорить, его голос, как в огромной трубе, многократно отражался от невидимых стенок, слова накладывались друг на друга, и Вомбат не сразу понял, что нужно поворачивать назад.
        - Почему? - удивился он.
        «Почему… Почему… Почему… Почему…» - загудело со всех сторон. Из объяснений Штрипка понять что-либо было невозможно: мешанина слов пополам с соплями. Единственное, что удалось уловить, - назад и влево. Несколько раз повторилось что-то вроде «свалки». Вомбат кивнул: понял. Опять заметил движение рядом с цистернами и опять не оглянулся. Точно знал, что нельзя. Метров через сто Штрипок решительно устремился в глубокую канаву. Вомбат прыгнул за ним и не успел еще выругаться по поводу вонючей жижи, доходившей до колен, как получил сильнейший удар по ушам. От неожиданности чуть не плюхнулся лицом в грязь, но удержался. Оглянулся в поисках коварного врага и понял, что никого в канаве, кроме них со Штрипком, нет, а долбануло его децибел 120, не меньше. То, что творилось вокруг, трудно было назвать просто шумом - по голове будто паровой молот прохаживался. У Вомбата аж глаза заслезились. А Штрипок как ни в чем не бывало порылся в карманах, достал пакетик, протянул, показал на уши. Кретин, а раньше не мог свои затычки предложить? Эластичные тампоны плотно залепили ушные раковины, и сразу стало полегче. Чего
ж здесь шумно-то так? Вомбат уныло брел за проводником по канаве, не имея в голове ни одной мысли, а лишь слабо удивляясь, например, тому, что проводник идет впереди, не обращая внимания на окружающий грохот. Оч-чень странный лесовичок, да и полянка у него - не ягодки с грибочками собирать. Прошлепали так метров триста, когда Штрипок опять встал. Что теперь? Опять стихи? Жаль, дружище, что я их не услышу. Или снова курс меняем? Может, теперь вплавь?
        Вомбат понял, что рыжий проводник до смерти ему надоел. Вроде и не чужой, - а как бы это? - чуждый. Вот. Правильно. Словами поиграл, а мысль верная. Ну, чего, чего тебе? Затычки вынуть? На хрена?
        - По-моему, это для тебя.
        Снаружи уже не так шумело, Вомбат даже смог услышать Штрипка. И тут же забыл обо всем на свете. Сквозь непонятные шумы и завывания четко различались голоса. «Дима, прикрой!» - орал Цукоша. Выстрелы. Еще. «Саня, уводи Пургена!» - это уже Стармех. Несколько непечатных слов его же голосом. Теперь, кажется, пулемет. Хрипы. Звонкий вскрик Двоечника. Опять Цукоша: «Уходи-им!» И стрельба, стрельба.
        Дико озираясь, Вомбат попытался выбраться из канавы. Со второй попытки ему это удалось. Фокус-покус. Никого. Ничего. То есть кусты, рельсы, ошметки тумана - на месте. Но ни человечка и ни единого звука. Как отрубили.
        Из канавы вылез Штрипок и тихо заметил:
        - Там что-то случилось.
        - Где?! - не стесняясь, заорал Вомбат. - Где?! Что ты мне голову морочишь? Где моя Команда?!
        - Я думаю, там же, где мы их оставили, - в Гаражах.
        - Тогда какого черта…
        - Я же объяснял: долинка здесь специальная. Со звуком неладно. А там, - он махнул рукой вниз, - свалка. Что в радиусе километра сказано, все в этой канаве окажется. Да и вообще все окрестные шумы. Я думаю, тебя вначале как раз нашим взрывом накрыло.
        Вомбат слушал вполуха. Суть он уловил. Теперь главное - побыстрее добраться до Гаражей и выяснить, что случилось.
        «Базовый лагерь» опустел. В углу валялись скомканные кровавые бинты, несколько окурков. Один - его, вчерашний. Выбоины в стенах. Но Командир не помнил, были они накануне или эти следы от пуль появились именно сегодня. Вот. Гильзы у входа. Довольно много. И, конечно, свежие. Вомбат рыскал, как собака, вынюхивая, выслеживая, пытаясь понять, что же произошло в его отсутствие. Стрельба, это ясно. Но с кем? Куда ушли? Есть пострадавшие? Он вспомнил услышанный в канаве хрип. Нехороший хрип, ох нехороший. Но крови нигде нет, бинты явно Ленькины, с перевязки. Еще раз оглядел все стены и наконец нашел. Около выхода, довольно высоко, криво нацарапано: «УХОДИМ О». О? Отсюда? Это понятно, не стали бы время тратить. Опасность? От? От кого? Так. Спокойно. Кто это мог написать? У Пургена изуродованы руки, Саня в критических ситуациях не то что пишет - думает с трудом. Значит, Азмун или Дима. Еще один маленький шажок. Писали карандашом. А карандаш у нас у кого? Правильно, у того же, у кого компас. Стармех. Значит, «О» - это не оборванное слово, а полная информация. Ост. Команда уходит на восток.
        Глава четвертая
        Саша
        Саша ехал в метро. После утреннего телефонного скандала с матерью на душе было гадко, как в привокзальном сортире. Разговор (если эти словесные тычки и грызню можно назвать разговором) окончился в пользу Саши. Мать, последний раз оглушительно взвизгнув, отказалась участвовать в похоронах.
        - Выродок! Тебе всегда посторонние люди были ближе родных!
        Парадокс, но что правда, то правда. Семейные праздники Саша выносил с трудом, нехотя отсиживая помпезные дни рождения и разнообразные годовщины. А трухлявому дому на Мшинской уже несколько лет предпочитал северное направление и дачу бывших тещи и тестя. Да и Оксана Сергеевна Людецкая приходилась ему даже не «седьмой водой на киселе», а, строго говоря, никем. С тех пор как умер отчим, бабулька оказалась как бы векселем на квартиру (краткосрочным, мечтали младшие Людецкие). И каждый раз Саша испытывал жуткий стыд, когда мамаша с Иркой, нарядные и неестественно доброжелательные, вваливались в вожделенную двухкомнатную на Кировском, пожирая глазами квадратные метры. Видит око, да зуб неймет. Копия завещания жгла Саше карман. Ох, что будет, что будет! Неведомый Игорь Валерьевич Поплавский, простите за каламбур, еще наплавается в дерьме. Интересно, кстати, было бы увидеться с этим неожиданно возникшим в бабушкиной жизни благодетелем.
        День предстоял длинный и тяжелый. Вахтерша в общаге (до боли похожая на Брежнева) недовольно двигала бровями после каждого Сашиного телефонного звонка, но, уловив в разговоре слова «участковый», «опознание», «вскрытие» и «судмедэксперт», вся превратилась в слух и затихла. Саша и сам предпочел бы затихнуть в каком-нибудь темном углу, а еще лучше - уйти в рейс, только бы не погружаться в эту тоскливую трясину. Вернуться месяцев через пять, съездить на Северное кладбище, посидеть на могилке, помянуть хорошего человека и уйти, насыпав крошек птицам.
        Было довольно рано, но работяги уже все проехали (дисциплина на заводах и фабриках еще держится). Наступал час расплывчато интеллигентной публики - примерных студентов, безмашинных клерков и средненьких секретарш. Саша редко ездил в этом потоке, поэтому, пытаясь хоть немного отвлечься, по-деревенски откровенно разглядывал публику. Молодые люди были явно отштампованы с лучших отечественных видеоклипов. С девушками дело обстояло гораздо хуже: можно подумать, что они, то ли сговорившись, то ли нечаянно, ВСЕ поменялись одеждой. И выпирало-то не там, где надо, и плоско было не в тех местах, где-то морщило, где-то висело…
        Саша Самойлов ехал «на опознание». Жутковатый смысл этого словосочетания немного сгладил твердый голос по телефону, объяснивший, что это всего лишь необходимая формальность в случае трупа, обнаруженного на улице. Специальные термины типа «некриминальный труп» сами по себе - утешение слабое, зато хоть ужасы всякие перестали мерещиться. Вчера матери сказали, что бабушку Оксану нашли на скамейке в парке. И опять начало подступать запоздалое раскаяние: сколько раз Саша собирался заехать на Кировский не на полчаса, а подольше. Посидеть, поговорить, а лучше - просто послушать. Сходить погулять в тот самый парк (у старушек обычно есть своя любимая скамеечка. Не на ней ли умерла? Вот и не узнаешь уже никогда…). И полезло в голову: кран на кухне капает, задвижка в ванной на одном шурупе болтается («…Оксана Сергеевна, вы же одна живете, зачем вам в ванной закрываться?») - до боли стандартный набор недоделанных вещей.
        Поезд остановился между станциями. Как это бывает обычно, после непродолжительной и неловкой тишины кто-то первый покашлял, хихикнули, а потом уже и загомонили в голос. Саша отвлекся от грустных мыслей, уловил повторяемое всеми слово «случилось». Эх, жаль, не понял что - поезд тронулся и нехотя пополз к станции. Симпатичная женщина с ребенком проводила выходящего Сашу недоуменным взглядом. Вот оно как! Несколько человек бестолково бродили по платформе, а над ними, как глас Божий, безостановочно вещало: «По техническим причинам станция „Площадь Мужества“ закрыта на вход и на выход». Нет, этот самый глубокий и самый чистый в мире метрополитен имени Ленина (интересно, все еще «имени» или уже нет?) начинал действовать Саше на нервы. Любопытные граждане подходили к эскалаторам и разочарованно отступали: ничегошеньки интересного. Просто стоят, и все. Публика потихоньку менялась, поезда по-прежнему подвозили желающих выйти именно на «Площади Мужества» и равнодушно увозили отказавшихся от этой попытки. Короче, все эти заморочки стоили Саше лишних сорока минут дороги. Полгода назад он бы в такой ситуации
уже скрежетал зубами от злости. Причем на себя. Не стоит прибедняться, в наше время ходящий моряк (а даже и рыбфлота!) может позволить себе привезти приличное сооружение на колесах, способное сносно ковылять по нашим дорогам. Да вот только нормальный человек берет машину в Голландии или Германии, крепит на палубе и двигает вместе с покупкой на Родину. А псих типа Саши отдает кровно заработанные иены за праворульную колымагу в немыслимо далекой Стране восходящего солнца. Дальше - по желанию: можно опять-таки поставить ее на палубу, самолетом лететь домой и дожидаться, пока судно не придет из Иокогамы в Питер (можно для интереса даже флажки на карту мира втыкать). Можно заказать контейнер и слать железной дорогой (это для миллионеров-оптимистов). А можно еще самому гнать «тачку» через бескрайние просторы (это уже для самоубийц). Сейчас даже не интересно, каким из этих экзотических вариантов воспользовался Саша, важно, что машины на данный момент у него не было. Ржавую консервную банку с остатками электронного зажигания даже дворовые мальчишки, забывшись, машиной не называли.
        Добравшись с грехом пополам до Екатерининского, Саша оказался моментально втянут в жуткое действо с трупами, следователями и бумагами. Здесь и в помине не было тех деликатных гигиеничных холодильников (не единожды виденных в иностранных фильмах), откуда соболезнующий детектив выкатывает тело в полиэтиленовом мешке. Увы, совсем не похоже. Семеня по узкому проходу за человеком в халате, Саша следил только за тем, чтобы по возможности реже дышать и не наткнуться на чьи-нибудь торчащие с каталки ноги. Наконец его проводник, сверившись с биркой, по-хозяйски откинул простыню и спросил:
        - Ваша?
        В первую секунду Саша чуть было не обрадовался: скелет, обтянутый кожей, не имел ничего общего с Оксаной Сергеевной - дамой, всю жизнь склонной к полноте. Но лицо… И эти прекрасные седые волосы, даже сейчас хранившие следы великолепной прически…
        - Да, - ответил Саша и отвернулся. Ему стало страшно стыдно от вида этого обнаженного мертвого чужого тела.
        - Вы опознаете в умершей вашу родственницу Оксану Сергеевну Людецкую? - еще раз казенно переспросил тот человек, коверкая ударение в фамилии.
        - Да… опознаю…
        - Хорошо. Пройдите в четвертую комнату, получите документы.
        Бумаг оказался целый ворох. Сразу же бросилась в глаза немного потрепанная карточка с аккуратным бабушкиным почерком: «Меня зовут Людецкая Оксана Сергеевна. Если со мной что-нибудь случится, прошу сообщить моей невестке (далее шел материн телефон) или внуку (телефон общаги)». Сжалось сердце. Теперь каждая ее вещь будет твердить ему, что бабушки больше нет. Почему-то долго возились со свидетельством о смерти. Маленькая рыжая девушка несколько раз выбегала из комнаты с толстым журналом, похожим на амбарную книгу. В очередной раз вернувшись, она крикнула кому-то в коридоре: «Да, да, саркома левого легкого!» Мельком жалостливо глянула на Сашу, начала писать. Почти сразу за ней вошел, хмурясь, крупный мужчина в халате.
        - Лена, сколько можно вас перепроверять? - Этот глянул почти зло. - Я положил справку на самый верх! У Людецкой острая сердечная недостаточность на фоне дистрофии и нервного истощения!
        Первым желанием Саши было крикнуть, что это какая-то ошибка: не могла умереть от дистрофии женщина, которая еще неделю назад угощала его пирогами и сетовала, что ест очень много мучного. Девушка, оформлявшая бумаги, теперь смотрела на него с осуждением. Все это было неестественно и глупо, но никого здесь не интересовали Сашины эмоции.
        - Девушка, - взмолился он, - не смотрите на меня так, лучше объясните, что мне делать дальше.
        - Очень просто. Вам нужно со всеми бумагами, которые я вам отдам, поехать к участковому и получить у него справку, что милиция не возражает против захоронения.
        Саша Самойлов и Леня Свирченко сидели в отделении милиции и пытались поговорить. Саша просил по-человечески понять его и делился своими сомнениями. Леня в свою очередь просил понять его и уголовного дела заводить не хотел.
        - Послушайте, Самойлов, что вы мне тут Шерлока Холмса представляете? Ну, померла бабка, так ей это по возрасту положено. А что квартира не вам досталась - обидно, это я понимаю, но вы уж как-нибудь сами разберитесь. Может, она за этого мужика замуж собиралась…
        Саша чуть не сплюнул в сердцах, но вспомнил, где находится, и решил не рисковать. Да и ругаться с этим простецким крупным парнем в форме не хотелось. К тому же за соседним столом сидел еще один сотрудник, который уже раза два строго посмотрел на Сашу, дескать, не отвлекайте, товарищ.
        На улице светило яркое солнце, носились дети, спешили или спокойно куда-то шли взрослые. Глупо осуждать посторонних людей за то, что они не интересуются твоими проблемами. Как ни странно, Саша дошел до этой философской мысли очень рано, еще в семь лет. Он тогда попал в больницу с аппендицитом, прямо из школы. Ужасно болел живот, подташнивало, но маленький Саша Самойлов с гордостью поглядывал по сторонам, когда медсестра на руках вынесла его из школы прямо к шикарной машине «Скорой помощи». Окна больницы выходили на оживленную улицу, но никто из множества людей ни разу не обратил внимания на бледное мальчишеское лицо в окне третьего этажа. Мать тогда второй раз выходила замуж (еще не за отчима, а за какого-то дядю Валеру, инженера), поэтому приходила редко. Саша с тех пор надолго невзлюбил всех инженеров и мармелад, слипшиеся комки которого приносила нянечка в пакете с надписью: «Самойлов Саша. 7-е отделение, 3-я палата».
        Рядом кто-то чиркнул спичкой. Это тот строгий лейтенант из кабинета Свирченко. Прикурил «беломорину», посмотрел по сторонам, поправил очки. «Наверное, у него красивая жена, - почему-то подумал Саша. - Девушки любят таких - высоких, спокойных и уверенных в себе».
        - Ты пойми, - вдруг заговорил лейтенант, как будто продолжая начатый разговор. Он глядел прямо перед собой, сильно затягиваясь папиросой и прищуривая правый глаз. - Это для тебя важно, а для нас - писанина лишняя.
        - Ты считаешь, я не прав? - За пределами казенного кабинета милиционер показался нормальным понимающим парнем. - Мне все это не нравится. Я же ее видел неделю назад…
        - Да, слышал я твою историю. Таких сейчас - навалом.
        - И что, ничего нельзя сделать?
        - Ну что ты хочешь услышать? Можно. Пиши заявление в прокуратуру… Это завещание твое, ну, то есть бабкино, заверено?
        - Да, подписи, печати какие-то стоят.
        - Во-от. Можно провести проверку по факту завещания. Кем, когда, формальности всякие. Ну и в милицию можешь написать. Что там вскрытие показало?
        - Так я и говорю, что странно: дистрофия откуда-то, нервное истощение. Вначале вообще хотели написать «рак легкого».
        - Не горячись. - Лейтенант снова достал пачку «Беломора», предложил Саше. Оба поняли, что наступила вторая стадия доверительного разговора, можно бы и познакомиться. - Валера.
        - Саша. Разве так бывает, чтоб за неделю скелет из человек получился?
        - Да хрен его знает, сейчас что хочешь может быть. Да только ты сам подумай: вот похороните вы бабку, а мы дело заведем. Какая первая мысль? Отравили? Значит, яд нужно искать. А это - эксгумация. Знаешь, что такое? Опять выкапывать, на экспертизу везти… Вот и думай.
        Саша попытался подумать. Он представил себе, какой поднимется вой и крик, когда мать узнает про завещание, как она вломится в отделение милиции и протаранит все двери прокуратур, сколько грязи и дряни будет вылито на своих и чужих, а также на совершенно посторонних людей. Потом вспомнил морг и рыженькую девушку, простыню в коричневых, навечно въевшихся пятнах и измученное неизвестным недугом тело бабушки. Снова стало ужасно стыдно.
        Лейтенант искоса наблюдал за Сашей и скорей всего понимал его сомнения.
        - Ты не подумай, что я тебя отговариваю. Здесь может быть дело серьезное. Знаешь что? Попробуй вначале сам что-нибудь выяснить. Узнай, кому завещана квартира, то есть найди его, поговори. Может, это нормальный человек, сам откажется…
        Саша недоверчиво посмотрел на Валеру:
        - Кто ж в наше время от квартиры отказывается?
        - Это я так, варианты перебираю. Ленька тебе сказал: может, бабка за него замуж собиралась…
        - Да нет, я же видел завещание, там все его данные, он шестидесятого года рождения, какое там замуж…
        - Ну тогда остается криминал. - Валера говорил уже другим голосом - быстро и сжато. - Возьми в поликлинике ее карточку. Чем болела, когда. Выясни, не приходили ли из поликлиники, может, уколы какие делали. - Лейтенант докурил папиросу, посмотрел на часы и заторопился. - Все. Мне пора. А с наследничком этим повидаться не мешало бы.
        Они попрощались, пожали друг другу руки. Уже на последней ступеньке Валера обернулся и строго добавил:
        - Ты только не играй в частного детектива. Спокойней. Если понадобится помощь, кабинет мой знаешь. Дрягин моя фамилия.
        Глава пятая
        Света
        7.17 на часах. Какое, к черту, утро! Это еще ночь глубокая! Синеватые невыспавшиеся «дойчи» сидят на заднем сиденье, прижавшись друг к другу. Хорошо видно в зеркало, как они недоуменно ворочают башками. Особенно после вчерашнего. Очень смахивают на двухголового змея-горыныча из какого-то довоенного фильма. Можно подумать, на Германию других рейсов нет, кроме как в 9.45! А главное, при чем здесь Светочка? Что, водила дорогу в аэропорт не знает? А все Виталик, эстет проклятый, решил до конца из себя любезного хозяина корчить, заставил ни свет ни заря провожать Германна и Шульца. Свою чувырлу переводчицу жалеет. Ну, не чувырлу, ну, лошадь университетскую. Вообще-то да, от ее лица с утра может и вытошнить. Но породистая…
        Будильник разорвался в 6.00! Нагло влез в какой-то милый сон… В квартире еще не топят. Светочка выскочила из душа - чуть не заплакала от холода. Потом пила кофе, завернувшись в одеяло, и, конечно, задрызгала пододеяльник. Потом уронила пудреницу. Потом нервно порвала две пары колготок. Шеф все это время валялся в кровати и отпускал всякие ехидства, которые он считает проявлениями нежности.
        Спокойно, спокойно, держи себя в руках, помни правила поведения для воспитанных девочек. Правило номер семьдесят два: не надо говорить Виталику с утра пораньше, что он самодовольный жлоб, это может плохо отразиться на последующем дне. Правило номер семьдесят три: не надо говорить Виталику с утра пораньше, что он черствый эгоист, это может… и т. д. В результате, чтоб хоть чем-то насолить шефу, надела длиннющие ботфорты («…я помню, старина, раньше были сапоги-чулки, а это что, новый виток - сапоги-трусы?..») и шубу. Вот тебе. Я поехала. Скрипи здесь зубами сколько хочешь.
        Дальше - хуже. Привалили в этот свинарник - Пулково (то ли I, то ли II, никак не запомнить), до самолета еще 2 часа (!), «дойчей» чуть удар не хватил.
        - Мы в Европе никогда так рано не приезжаем в аэропорт.
        Да уж, знаем, у вас в Европах по-другому. За полчаса до отлета приваливаешь, покуришь, кофе попьешь, да еще и в «duty-free» успеешь зайти, дребедень какую-нибудь по дешевке купить. Здесь все это, конечно, тоже есть, но за кордонами, а пустят туда в лучшем случае через час. Вот и стой теперь посреди зала, чувствуй себя представителем гордой нации идиотов! Бедняги, они даже не завтракали! Пришлось двигать в какой-то сомнительный ларек, покупать еще более сомнительные гамбургеры и давиться ими в антисанитарных условиях в машине. И все это с шуточками и прибауточками («Россия - это сплошная экзотика, герр Шульц! Хи-хи-хи!»), еще немного - и в пляс пустилась бы!
        Когда уже лапками помахали и убрала в сумочку визитки, стало грустно. Нет, не потому, что кто-то свалил обратно в свой капиталистический рай, а ты осталась. Тоже мне невидаль. Захочу - хоть завтра поеду. Скорей всего простая реакция провожающего. Вот они напихали в чемоданы охапки твоих улыбок и шуточек, приклеили на щеку прощальный поцелуй и сидят сейчас, поглядывая в иллюминатор, вдыхая оставшийся на усах запах твоих духов. Любому провожающему всегда чуть-чуть хочется, чтобы в последний момент его взяли с собой.
        Выехали на Московский, Гена голову чуть повернул:
        - Радио можно включить?
        - Конечно, Геннадий.
        Ну очень вышколенный водила, таких, кажется, даже в кино не бывает. Когда он при Виталии выскакивает, обегает машину и Светочке дверцу открывает, невольно дурой себя чувствуешь. Не хватает нам еще голубой крови, ох не хватает.
        Приемник с готовностью зашумел-забулькал-запел, между прочим сообщив, что в Санкт-Петербурге одиннадцать градусов тепла. Ну-ну, а некоторые уже в шубах выпялились. На углу Московского и Благодатной - пробка. Стоим и вспоминаем детство. Какой идиот мог назвать Благодатной улицу, на которой находится зубная поликлиника? Врать не будем, прямо напротив поликлиники в старые времена помещался магазин игрушек, зубные муки всегда вознаграждались, но с благодатью такие мероприятия не имели ничего общего.
        Светочка распахнула шубку: жарко, но чего не сделаешь от злости. Посмотрела в окно и тут же наткнулась на взгляд какой-то тетки с сумками. Ух, сколько в нем было! Да, пропасть растет, и публика на другой стороне все больше звереет. Никто и не собирается оправдываться, но если уж говорить начистоту, то народ, кажется, получает своеобразное мазохистское удовольствие, одевшись в рубище да еще и намазавшись дерьмом сверху. Смотрите, до чего довели! Да никто тебя не доводил, ты пуговицу для начала пришей и мойся хотя бы раз в неделю, революционер! Вот этой, с кошелками (Господи, ее аж перекосило от злости!), тоже хочется норковую шубу и кучу денег. А засаленное пальто (вон, вон, все пузо в пятнах!) - это теперь ее флаг в классовой борьбе! Впрочем, судя по тому, как щеки лоснятся и руки сумками оттянуло, тоже не объедками питается, да и мужику небось на бутылку хватает. И не равенства и братства ей хочется, а вот точно так же - в «Ягуаре» по Московскому рассекать! А я чтоб на тротуаре стояла с глупой рожей! И чтобы вместо «Wash & Go» - кусок мыла хозяйственного, а вместо мультивитаминов - луковица
репчатая!
        Светочка несколько раз глубоко вдохнула-выдохнула и подчеркнуто спокойно надела темные очки. Ну что, что ты вперилась? Ты шла куда-то? Так иди! Финальным (и оч-чень эффектным) аккордом стал звонок Виталия. Светочка небрежно откинула волосы, отвернулась от тетки и взяла трубку радиотелефона.
        - Алло! Это Институт волос «Элида»? Сектор подмышек, пожалуйста!
        Ну, солнце! Прям за ушами потеплело. Да и тетку, слава Богу, проехали.
        - Привет, Виталенька!
        - Привет. Как дела? Бундесов проводила?
        - Да, все нормально, только рано в аэропорт приехали, час в машине проторчали.
        - Ну, это уж не в моей компетенции. Где ты сейчас?
        - Сейчас на Московском, почти у Ворот.
        - Ладно, скажи Гене, чтоб поднажал, я тебя подожду. Конец связи.
        Что так? Подождет? Дома? Странно, очень странно. Уже почти девять. И чего, интересно, можно ожидать от этих странностей?
        Опять телефон. Илона? Эта-то почему не спит в такую рань?
        - Светунчик! Привет! Я звонила тебе домой, там Виталий. Рыкнул на меня, сказал, что ты уехала в аэропорт. У вас все нормально?
        И не надейся, милая, у нас ВСЕ нормально. Мы друг за другом с пистолетами не гоняемся. Месяца два назад в порыве горячей страсти Юра пальнул в Илону из газового. Два дня потом вся больница помирала от ее рассказа, как она перепутала дезодорант с дихлофосом. А Юрочка все цветочки носил. Клумбами.
        - Привет. Я друзей провожала. Что у тебя случилось?
        - Кошмар, - кажется, носом хлюпает, - Трипак со шкафа упал!
        В первый момент Светочка, опешив, даже не сообразила, что речь идет не о каком-то необычном способе заражения дурной болезнью, а об Илонином коте. Этого суперпородного придурка звали, по паспорту, Типперэри. Естественно, Виталий переименовал его при первой же встрече.
        - Ну и что? У меня в детстве кот с седьмого этажа упал - и ничего.
        - Ой, да он же такой породистый, они так падать не умеют!
        - Что за чушь! Все коты должны уметь падать!
        - Светик, приезжай скорей, сама посмотришь, он, кажется, сознание потерял! Я так волнуюсь! Вдруг он умрет? Юра меня придушит, я у него на Трипака две с половиной «штуки» баксов еле выпросила! Приезжай!
        - Ладно, приеду. Только не сейчас, меня Виталий дома ждет.
        - Светунчик, а когда? А вдруг он умрет?
        - Я тебе перезвоню из дома. Как смогу - подъеду.
        - А что же мне делать?
        - Ну, не знаю. Вызови «Скорую», сделай искусственное дыхание.
        - А вдруг у него позвоночник сломан? По телевизору сказали, что если сломан позвоночник, то трогать нельзя.
        - Ну и не трогай. Все, пока, я уже приехала.
        Виталий ждал. Правда, стоял в дверях. Господи, почаще бы вот так хорошо улыбался, не жизнь была бы, а сплошная лафа.
        - Устал, Сиропчик?
        Могла бы сказать, могла! По щеке погладила:
        - Ну что ты, милый, если только самую капельку.
        - Спать лучше не ложись, весь день сгноишь. Лучше попей кофейку. Там свежие круассаны из булочной принесли.
        И говорит-то как ласково, котик-котик, бархатный животик. Кстати:
        - Я к Илонке заеду, у нее кот со шкафа упал. Помирает.
        - Этот кирпич ходячий? Ну и хрен с ним. Ладно, хочешь съездить - поезжай. Но к пяти должна быть дома. Я за тобой заеду, вручу награды командования.
        - Ну, что ж я там, до вечера буду тусоваться? А какие награды?
        - Молчок-зубы-на-крючок. Секрет. Кофе попей. Все. Уехал. Целуй сюда. - Подставил щеку - готовую рекламу лезвий «Жиллет» - и слинял. Ходи теперь целый день, ломай голову.
        Светочка рассеянно разделась, побросав вещи как попало, поколебалась между дверью в спальню и кухней. Попробуем совершить волевой поступок: спать не пойдем. А последуем-ка мы совету шефа и заварим кофейку. Что такое? Почему это наша любимая чашка костяного фарфора такая тяжеленькая? Коробочка? А что внутри?
        Расплываясь в улыбке все шире и шире, она набрала «радио» Виталия и скороговоркой выпалила:
        - Я тебя целую-целую-целую-целую-целую! - и почти сразу дала отбой, успев услышать его довольное «хм!».
        На черном бархате в уютном гнездышке сдержанно посверкивало то самое, толстенькое, с несчетным количеством «брюликов» из салона «Рамина».
        Кот лежал в своей корзине, похожий на старую свалявшуюся шапку. Вокруг суетились врачи звериной «неотложки». Очень хорошенькая медсестра за столом заполняла карточку. Илона стояла рядом с полными руками дипломов и паспортов на Трипака. А поскольку все эти важные документы по новой моде были уже вставлены в рамки и до этого висели на стене, со стороны могло показаться, что в квартире идет опись имущества. Светочке довольно скоро надоела вся эта суета. Она отправилась на кухню, приготовила кофе для врачей и корвалол для Илоны.
        - …красно-затушеванный камео, перс… - бормотали из комнаты, - …нервный срыв на фоне гиподинамии… а вот ухо вы ему зря прокололи, милочка, котам уши беречь надо. Сережку выньте…
        Ух, когда же это кончится!
        Строгого вида врач, хрустя печеньем, прихлебывал кофе. Он смотрел прямо перед собой. То есть нет, он, оказывается, на Илонкины ноги пялится! Да, это понятно, таких ног, наверное, во всем Питере нет. Просто гипнотические какие-то ноги, длинный ровный шедевр природы с шелковой кожей. Второй в это время поддерживал светскую беседу:
        - Да, у этой породы вообще много проблем со здоровьем. Уроды, что поделаешь…
        - Что значит - уроды? - быстро поинтересовалась Светочка, заметив бешеный взгляд Илоны.
        - То и значит: отбирают потомство с врожденными пороками, более-менее жизнеспособное, и дальше скрещивают. Так и сфинксов получили. Ну, котов без шерсти.
        - Бр-р-р, - Светочка поежилась, - а как же… моральные нормы, что ли?
        - Вот-вот, этих котов как раз сейчас запрещать собираются. Там, за кордоном. В Англии, кстати, уже и бультерьеров нельзя держать…
        - А у нас - хоть крокодила на поводке выгуливай! - хохотнул второй врач, оторвавшись от созерцания ног. - Вчера вызов был: два питона у мужика подрались.
        - Ну? И как вы их разнимали?
        - Да, повозились маленько. Приезжаем: хозяин синий от страха на лестнице в трусах сидит, глаза во-от такие. Мы говорим: чего нас-то позвал, звонил бы уж в зоопарк. А он говорит: звонил, они меня на… послали - сам завел, сам и разбирайся. А нам что? Нам бабки только плати. Взяли огнетушитель углекислотный. Пшикнули в квартиру. А он температуру страшно понижает. Ну, что… Иней там выпал, эти двое сразу успокоились, задремали. Они ж холоднокровные: тепло им - резвятся, холодно - спят. Они у мужика в ящике лежали, около батареи. А тут дом протапливать стали. Славка сказал, это самец и самка. Проснулись, решили, что брачный период начался, и давай…
        - Девки теперь пойдут, мальчики… Разбогатеет мужик. - Это, видимо, и есть Славка. Расположился как дома, четвертую чашку кофе дует.
        - Угу, если только сумеет этих гадов распутать. Мы уезжали, так клубком их и оставили.
        Наконец-то. Начали собираться. Бумаг навыписывали! Во-первых, счет на 150 баксов за вызов и оказание неотложной помощи. Во-вторых, кучу рецептов. В-третьих, направление в реабилитационный центр. Это еще что такое?
        - Это типа пансионата в Ольгине. Природа, воздух, упражнения всякие. Есть парные номера. Вашему котику очень бы порекомендовали.
        - Что значит - парные?
        - С дамой. С кошечкой то есть. Сто долларов в сутки.
        - Ни хрена себе! Да сейчас девки в «Прибалтоне» меньше за ночь берут! - В Илоне взыграла профессиональная гордость.
        - Эх, девушка, в «Прибалтоне» и порода не та! Вы на уколы сами возить будете или на дом вызывать?
        - На дом, конечно. Буду я, как дура, через весь город с котом переться!
        Интеллигентная у нас Илона. И животных любит. Только за врачами закрылась дверь, снова к своему невротику кинулась.
        - Ах ты, маленький мой, как же ты так расшибся? Головка очень болит? Кушать хочешь? Сейчас мамочка тебе бульончика сделает… Полежи, кисонька, отдохни…
        - Илона, да ему не лежать, его гонять надо. Веником по квартире. Слышала, врач сказал: гиподинамия. Двигаться ему надо.
        - А разве эта гипо… не давление?
        Ух, валенок!
        - Давление - это гипотония. - Да что ей объяснять! - Тебе сказали: вези кота в бордель, ну так и вези. Я тебе больше не нужна? Мне пора.
        - Ой, Светунчик, подожди, пожалуйста, просто я так расстроилась - все из башки выскочило. Сядь посиди. Выпьешь чего-нибудь? - Это у нас из американских фильмов. Звучит шикарно. - Я о чем? Мы вчера с Юриком ездили в эту контору, помнишь, я тебе говорила? Это оздоровительный центр. Название улетное: что-то про кактусы и селедки. - Илона хохотнула, красиво закинув голову назад (известный трюк), вернулась в исходное положение, продолжала, распахнув глазищи: - Светик, эт-то боже-ественно!
        Вот чем хороши ограниченные люди. Они моментально переключаются. Секунду назад она была - само страдание, и вот уже глазки вверх, рот приоткрыт - восторг небесный. Наверное, из таких должны получаться неплохие актрисы. При хорошем режиссере.
        - Я тебя умоляю, не слезай с Виталика, пока он тебя туда не отведет!..
        В каком это смысле: «не слезай»? Ну ты и выражаешься, подруга!
        - Я вначале испугалась, что это что-то с наркотой, а Юрик говорит: дура, это просто гипноз!..
        Не пойму, она похудела, что ли? Врать не буду, Илона баба эффектная, но сегодня особенно. Живая какая-то. А, просто еще не накрашенная и халат без выкрутасов. Есть у нее один специальный, с неожиданными карманчиками. Она его надевает обычно под вечер. Юра сразу наливается кровью, и если у них в этот момент гости, они могут считать себя свободными. Ладно, хватит болтать, пора домой, отдохну немножко, с Гарденом погуляю.
        Светочка нетерпеливо побарабанила пальцами по столу. Настроение Илоны сделало еще один скачок. Расширившимися глазами она глядела на Светочкины руки, как будто увидела гремучую змею.
        - Свету-улик… Ты его все-таки купи-ила…
        Точно, в «Рамину» последний раз ездили вместе, и колечко обеим приглянулось. Правда, если у Светочки тогда, может, чуть ярче блеснули глаза - явный признак азарта, то Илона просто «крючками писала», раза два мерила, обкудахтала весь салон, довела до белого каления продавщицу, но не купила. А Виталий, между прочим, молодчина: он же кольца самого не видел. Так, однажды мимо проезжали, Светочка обмолвилась: мол, вещицу славную здесь видела… И ведь заехал, сообразил, о чем речь. Хотелось бы думать, что это у нас от общности взглядов. Но наверняка есть и более прозаическое объяснение. Буду думать лучшее.
        - Поеду я, милая. Береги кота. И не переживай, тебе Юра тоже такое подарит.
        - А-а-а, я теперь такое не хочу…
        - Ну ладно, приезжай ко мне, по каталогу что-нибудь выберем и закажем.
        - Правда? Спасибо, птичка моя, обязательно заеду.
        Ну все. Прощальные поцелуйчики на пороге, не забудь привезти журнальчики, кормите котиков рыбками.
        Что, теперь до пяти так и будем по квартире слоняться? Даже есть не хочется. Светочка несколько раз подходила к окну и, отставив руку, жмурилась на игру «брюликов». Зачем-то забрела в кабинет Виталия, провела пальцем по столу - стерильно. Эмме Петровне разрешалось здесь трогать только пыль. Светочке немногим больше. Пустовато тут. Светлый ковер, стол, компьютер, «стоечка» «SONY», диван. Полочка микроскопическая с книжками: несколько последних Виталиковых фаворитов да бессменные «Незнайка на Луне» с «Пикником на обочине». А когда-то всю правую стену занимали набитые до потолка стеллажи. Однажды, мы только из Парижа вернулись, Виталий все книги соседней школе подарил. Директриса каждый день названивала: «Ах, какое благородство! Мы про вас в газету напишем. Как же вы так - целую библиотеку отдаете?» Ну, он ей и ответил: «Отстань, тетка, мне эта писанина на хрен не нужна. Все. Начитался».
        Светочка вышла, осторожно прикрыв за собой дверь кабинета. Тут как раз поступило новое распоряжение шефа: к семи часам растопить камин и заказать из ресторана ужин. (Куда ж это мы за два часа успеем смотаться?)
        - Виталик, а что заказывать?
        - Овощи. Что-нибудь морское, на твой вкус, но без экзотики. Вина не надо, я сам куплю.
        - Хорошо, милый.
        - Не напрягайся, беби, на «пятерку» по поведению все равно не тянешь.
        Виновата, шеф, что поделаешь, если из подруг у меня теперь осталась только ирония. И почему это, интересно, американцы могут поминутно называть друг друга «hohey» (что буквально означает «медовый»), а у нас обращение «милый» уже давно стало признаком дурного тона? Мы можем жестоко осудить пожилую даму, расплакавшуюся при просмотре «Санта-Барбары», но сами распустим сопли и слюни при виде здоровенного бандюгана с котенком на руках. Сплошное лицемерие.
        День разваливался на рыхлые куски. Не поспала, не отдохнула. Гарден на прогулке несколько раз удивленно оборачивался: чего это ты? Не поговоришь со мной, не побегаешь? Вернулся домой обиженный, с порога прошел в спальню грязными лапами, за что и был наказан. Так и дулись друг на друга, сидя в разных комнатах. Пес прав: что это со мной? Решила немного взбодриться, заползла на тренажер - ногу свело. Хоть кричи. Пролежала в задумчивости на ковре, пока взгляд нечаянно не упал на часы. Дьявол! Без четверти пять! Вот тут-то и начались прыжки и гримасы. Что там осталось от порядка, наведенного утром Эммой Петровной! Самум и ураган! Что надевать? Как краситься? Лицо в зеркале, похоже, было категорически против любого вмешательства: оно расползалось в разные стороны, хмурилось и морщилось. Шторы в спальне не раскрывали с утра - вечные сумерки, - пришлось опять перерыть весь шкаф, и в результате к бледно-фиолетовому платью надела колготки не в тон.
        Виталий - человек патологической точности - без трех секунд пять стоял в дверях, выжидательно наклонив голову. Взгляд его, без перевода, означал: «Старина, ты устала, сердишься, полдня пробездельничала, ожидая меня, а потому не права, хоть и молодец по жизни». Светочка за это время перебрала все мыслимые варианты развлечений и поощрений, но ничего не придумала. На удивление, всего после трех-четырех минут езды машина завернула в небольшой переулок перед парком. Вот тут-то все возраставшее Светочкино недоумение начало сменяться подозрением. В этом районе не было НИКАКИХ злачных мест, да и вообще жилья. Огромную площадь занимал какой-то медицинский институт. А сразу за ним, до Невы и дальше, плотно стояли бесконечные заводы и фабрики. Еще успела мелькнуть мысль, что Виталий решил по пути заскочить по каким-то своим делам, как машина остановилась и перед Светочкой открыли дверь.
        Вот тут вдруг стало страшно. Даже коленки затряслись. Грязноватая дорожка вела мимо веселых желтеньких кленов к тому самому, странно-розового цвета зданию. Два года назад оно, правда, было почище. Светочка была здесь один раз, но потом постаралась навсегда вычеркнуть из памяти ТУ лестницу и тесный кабинет, в котором почему-то пахло не лекарствами, а лежалой бумагой.
        …Виталия тогда привезли Женя и Бритый, оба еще новички, в телохранителях совсем недавно. Растерянные, испуганные, положили прямо на пол в холле, сами стоят, топчутся, не знают, что делать. Первая «Скорая», несмотря на сумасшедшие деньги, которые им совала Светочка, помочь отказалась. «Это вам спецбригаду надо вызывать, мы тут бессильны…» Да и понятно, молодые ребята, подрабатывают, чемоданы полупустые, даже камфоры, помнится, не оказалось. А где эта спецбригада? Как туда звонить? Не знают. А Виталий лежит, прислонившись к стене, - то ли дышит, то ли нет. Пульс вроде есть, а глаза закатились. Пять дней назад в костюме уходил - сейчас в рубашке чужой без пуговиц, майка под ней линялая, штаны не поймешь чьи, грязь с них кусками отваливается. И вонь. Невыносимая вонь. Чувства крутились, как в сумасшедшем калейдоскопе. После отчаяния поисков и ожидания - сразу бессильная радость, что живой. Потом - ужас, что вот-вот умрет прямо здесь, на полу. Ну а уж потом и омерзение, и стыд, и решимость, и снова отчаяние… Нельзя даже было сказать, что этот человек пьян - в холле расползалась пропитанная алкоголем
медуза. На грязной разбитой руке сюрреалистической искоркой поблескивало золотое кольцо-печатка. Правильно, его только с пальцем можно снять, Виталий всегда этим гордился. Светочка стояла около бесполезного сейчас телефона: куда звонить? Друзья? Чьи? Где они? Вот тогда-то Женя и сказал: «У тебя газеты какие-нибудь есть?» Светочка тупо переспросила: «Газеты? При чем тут газеты?» - «Объявления надо искать - кто из запоя выводит». Господи, а время - два часа ночи, и в доме - ни одной печатной строчки по-русски. Бритый сбегал к водителю, помнится, сверток притащил - что-то просаленное завернуто в старую программу телевидения. Светочка прямо с жирного пятна номера и набирала. Первый не отвечал, по второму ехать отказались, третий сразу спросил: «Машина есть? Везите!» Вот тогда-то мы сюда и попали. Тот странный человек, который встретил их на улице и показывал, куда идти, зачем-то все пытался шутить. Хитро поглядел на Светочку, крякнул: «Вы бы хоть помыли его…» Она была готова тут же развернуться и уехать обратно, если бы так не боялась за Виталия. Однако в крошечной комнатке удивительно казенного вида,
куда Виталия занесли и положили на кушетку, этот врач посерьезнел. «Вы, девушка, отправляйтесь домой. - Заметив ее протестующий жест, твердо добавил: - Ваши подвиги здесь уже не требуются. К тому же, насколько я понимаю, вы ему не родственница?» Светочка ехала домой, уже понимая, что Виталий в надежных руках, и одновременно испытывая такую ненависть ко всем этим УМНЫМ, КРАСИВЫМ и СИЛЬНЫМ, что даже заплакать не смогла…
        О, да здесь все изменилось! Виталий, загадочно улыбаясь, обнял Светочку за плечи и подвел к аккуратной лестничке в торце здания. «Фуксия и Селедочка» - гласила яркая вывеска. Светочка не сдержала нервного смешка:
        - Это что - детский сад?
        Но уже разглядела разъяснение чуть пониже: «Оздоровительный центр». Ага, это, наверное, и есть те самые «кактусы и селедки», о которых пела Илона. Час от часу не легче. Мне вполне хватает бассейна и солярия. Не дай Бог еще к какому-нибудь шаману притащит.
        - Да не бойся, старик, - Виталий покрепче прижал к себе, - ты так трясешься, будто я тебя к зубному веду.
        Внутри было уютно и тихо. Ненавязчиво пахло какими-то цветами. При виде посетителей из-за стойки администратора, как черт из табакерки, выскочила пожилая сухонькая женщина:
        - Добрый вечер, Виталий Николаевич.
        И сразу же - из двери в конце коридора ТОТ САМЫЙ врач. У Светочки перехватило дыхание. Она не слышала, о чем весело переговариваются мужчины, уловила только имя: Игорь. Вспомнила, что так и не спросила его ТОГДА. Фу, наваждение! Чего ты так распсиховалась? А Виталий меж тем подталкивает, подпихивает ее к двери:
        - Давай, Сиропчик, желаю успеха.
        Интерлюдия VI
        - Светлана, не волнуйтесь так.
        - Я не волнуюсь.
        - Вы меня вспомнили и вам неприятно?
        - Нет… да…
        - Но вы же видите, ничего страшного здесь нет. И вы пришли сюда не лечиться, а просто немного отдохнуть. Вам Виталий ничего не рассказывал?
        - Нет. Он мне никогда ничего не рассказывает.
        - Тяжело?
        - Мне? То есть?
        - Жить. Жить тяжело?
        - Странные вы вопросы задаете. Тяжело сейчас пенсионерам, многодетным матерям, много кому, но не мне. У меня нет проблем.
        - Если бы их не было, Виталий бы вас сюда не привел.
        - Ему виднее.
        - А вам?
        - Я уже сказала: у меня нет проблем.
        - Хорошо. Расслабьтесь. Помните, что я врач, мне можно говорить все, что тревожит, волнует…
        - Слушайте, я совершенно не собиралась ни к какому врачу и не имею ни малейшего желания говорить с вами о том, что меня волнует. Меня НИЧЕГО не волнует! И вообще: я не понимаю, с какой стати меня сюда привезли? Мне обещали подарок, а не задушевную болтовню с посторонним человеком!
        - Хорошо, хорошо, еще несколько минут, и вы свободны. Просто посидите молча, послушайте музыку. Я сейчас вернусь.
        - Светлана, вы меня слышите?
        - Прекрасно слышу.
        - Голова не кружится?
        - Нет.
        - Расслабьтесь. Слышите музыку?
        - Нет… то есть… да, кажется, слышу.
        - Расслабьтесь. Вспомните что-нибудь приятное.
        - Что значит - приятное?
        - Да что угодно: хоть любимое пирожное.
        - Я попробую…
        - Расслабьтесь. Сейчас я начну считать. Когда я скажу «пять», вы уснете. Приготовились. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
        - Доброе утро, мадемуазель. Ваша парковка номер DU-1518. Прошу вас.
        Бесстрастный человек в униформе протягивал ей небольшую пластиковую карточку. Какое-то неуловимое выражение промелькнуло на его лице. Это могло быть что угодно: от дежурной благожелательной улыбки до откровенного восхищения ее внешностью и новым автомобилем. Строгую даму, сидевшую за рулем, это ничуть не тронуло. Вызывать интерес, зависть и восторг было почти ее профессией. Она аккуратно ехала по паркингу, сворачивая, следуя указателям, к номеру DU-1518. Автоматически женщина отметила про себя, что, хотя по пути ей не встретилось ни одной модели старше прошлого года, ее машина и здесь, безусловно, явление выдающееся. Это было единственной деталью (если можно назвать деталью двенадцатицилиндровое чудо стоимостью полтора миллиона долларов), которая что-то говорила об образе жизни человека, сидящего за рулем. Все остальное - начиная с выражения серых глаз и кончая носовым платком в сумочке - молчало и даже призывало к молчанию. Не одно поколение должно было пролить потоки слез и крови, научиться и разучиться смеяться и удивляться, чтобы поставить на вершине столь совершенное по стилю существо.
        В данный момент самым правильным было бы отбросить причуды воспитания и элементарно удивиться, поглядев по сторонам. Неширокая асфальтовая дорога, стройные ряды деревьев, изумительно зеленая трава - это напоминало общественный парк, загородную усадьбу, но никак не стоянку машин в деловом центре огромного города. Краем глаза женщина заметила, что слева выехал угольно-черный «Порш». К только что освободившемуся прямоугольнику с номером тут же устремились двое уборщиков в униформе. «Мы не можем себе позволить подземную автостоянку, - кокетничали представители „AS“. - Нам и так не хватает места в нашем скромном доме. На каждого сотрудника сейчас приходится всего лишь два квадратных метра рабочей площади!» Зато каждому автомобилю клиента здесь полагалась площадка три на шесть, дерево и две полоски подстриженной травы по краям. Для любого агентства по торговле недвижимостью этот нелепый парк посреди города всегда был и лакомым куском, и зубной болью. Здание, стоявшее в центре, не являлось архитектурным дивом. Стандартный параллелепипед: стекло, бетон. Но искушенный взгляд отметил бы изящные пропорции и
необычную игру цвета тонированных стекол в зависимости от времени дня. Сверкающая башня, набитая мозгами, посреди зеленого моря. В этом тоже был стиль.
        Женщина вышла из машины и посмотрела на часы. Изящный, но совершенно ненужный жест. Во времени она всегда ориентировалась прекрасно. Ровно через четыре минуты она уже стояла в огромном безликом холле.
        - Добрый день, мадемуазель. Прошу вас. Седьмой этаж, комната Е. Белый коридор налево. Координатор вас ожидает. - На этой территории, похоже, не принято называть ничьих имен.
        Впрочем, нет, высокий молодой человек в комнате Е встал из-за стола и сразу представился:
        - Мишель Сотюр. Присаживайтесь, мадемуазель Светлана. Вас устроит, если беседа будет идти по-английски?
        - Да. Объясните только, как я могу вас называть.
        - Как вам удобно: сэр, доктор Сотюр, можно просто: Мишель. - Ни на его лице, ни в его голосе не было даже намека на улыбку.
        - Благодарю вас. «Доктор Сотюр» меня вполне устроит.
        - Надеюсь, вы хорошо информированы о том, какого рода услуги оказывает наша фирма?
        - Достаточно для того, чтобы обратиться именно к вам.
        - Вы знаете наши цены?
        - Это не главный вопрос.
        - Хорошо. Тогда я могу сообщить вам, что стоимость наших услуг колеблется в зависимости от количества версий, объема информации и степени вероятности.
        - Надеюсь, вы не заставите меня рассчитывать эту стоимость самолично на карманном калькуляторе? - Оба позволили себе улыбнуться этой шутке.
        - Безусловно, нет. От вас потребуется лишь заполнить чек.
        - С этим проблем не будет.
        - В таком случае прошу вас пройти за мной.
        Следующая комната была чуть больше, но не напичкана аппаратурой, как ожидала женщина. Посреди на широком столе стояли два монитора. Провода уходили куда-то в стену. Сотюр предложил ей одно из двух кресел перед экраном, а сам отошел к окну.
        - Итак, вы хотели бы с нашей помощью получить так называемую «версию развития событий с учетом альтернативного шага». Простите, это официальное название нашей методики. В просторечии это звучит так: «Что было бы, если бы дядюшка Билл не попал под омнибус». Конечно, вариантов в любой ситуации бесконечное множество, начиная с самых обыденных и кончая фантастическими. Компьютер выбирает из них наиболее вероятный. Мы называем это «версией». Правда, в нашей практике были случаи, когда клиент получал два или даже три одинаково вероятных варианта. Очень многое зависит от того количества информации, которое предоставляет нам заказчик. Возвращаясь к нашему дядюшке Биллу, вполне может получиться так, что нам нужно будет знать, например, не был ли женат водитель злополучного омнибуса. Если информация клиента недостаточна, мы можем сами запросить необходимые сведения. У нас очень большие возможности.
        Женщина кивнула и достала из сумочки дискету.
        - Вот. Здесь все, что я смогла найти.
        Сотюр взял дискету и передал ее в неожиданно открывшееся окошко в стене. После чего сел в кресло перед вторым монитором. На экране появилось несколько слов.
        - Мадемуазель Светлана, я вижу, у вас здесь три файла…
        - Да, я хотела бы иметь версии трех различных событий.
        Сотюр еще раз пробежал глазами по экрану и удивленно взглянул на женщину:
        - Очень большой объем. Кто-то хорошо потрудился, собирая вам информацию.
        - Да. Для меня очень важно, чтобы версии были достоверными. Простите, доктор Сотюр, я забыла спросить: как это все выглядит? - Теперь уже было видно, что она очень нервничает.
        - Что именно?
        - В каком виде я получу свою версию? Это текст, изображение, фильм?
        - Вот этого я не могу сказать заранее. Бывает, что люди приходят, чтобы просто задать какой-то вопрос. Например, кто убил Джона Кеннеди? - Заметив, как вздрогнула женщина, Сотюр быстро добавил: - Безусловно, наши версии не могут служить доказательствами в суде.
        - Так вы знаете, кто убил Джона Кеннеди?
        - Да. То есть «да, с большой долей вероятности». К счастью, первым нашим правилом является строгая конфиденциальность. И мы никогда не даем документального подтверждения своих версий. Вы унесете с собой только свою дискету и то, что увидите и услышите.
        - А вдруг у меня в сумочке диктофон?
        - У вас в сумочке НЕТ диктофона, - с нажимом сказал Сотюр, глядя ей в глаза.
        - Простите, я не хотела вас обидеть. Может быть, начнем? У меня не так много времени. Я хотела бы успеть на самолет.
        - Начнем. Наденьте, пожалуйста, этот шлем. Да-да, опускайте прямо на глаза. Не бойтесь, для вас это совершенно не опасно, разве только для вашей прически.
        - Я не боюсь, - произнесла она из-под шлема, - просто волнуюсь.
        - Это понятно. Теперь я попрошу вас отвечать на мои вопросы. Максимально честно и полно. Готовы?
        - Да.
        - Первый файл называется «ОТЕЦ». Что вас конкретно интересует?
        - Моего отца убили, когда мне было десять лет. Я хотела бы знать, кто это сделал и как бы сложилась моя жизнь и жизнь моей матери, если бы он был жив.
        - Когда и где это случилось?
        - Точную дату я не знаю, скорей всего 15-17 мая 1975 года. Ленинград.
        - Я должен был догадаться по вашему имени, что вы из России.
        - Да. Что-то не так? - спросила женщина. Она не видела лица Сотюра, но его голос показался ей странным.
        - Не волнуйтесь, все нормально. Просто, когда приходится иметь дело с вашей страной, не стоит рассчитывать на высокую вероятность версии.
        - Неважно. Я вам верю.
        - Мадемуазель Светлана, вам придется подождать несколько минут. - Теперь его голос звучал почти торжественно. - Очень скоро вы получите ответы на свои вопросы. Скажите мне, когда будете готовы перейти ко второму файлу. Если, конечно, вы захотите продолжать.
        Монитор, стоявший перед Сотюром, дублировал изображение, которое видела женщина внутри своего шлема. На экране оно было плоским, терялся эффект присутствия, но координатор следил за происходящим лишь для того, чтобы убедиться: версия готова, клиент с версией ознакомлен. К тому же за годы работы в «Alternative Service» Сотюр успел основательно устать от любых, даже самых захватывающих, сюжетов. А здесь - он посмотрел на экран - скучнейшая история, тривиальная, как стул. Раздался звук, похожий на отдаленный удар гонга. Это означало, что версия закончена. Вероятность - 0,73. Некоторое время женщина сидела молча, Сотюр заметил, как побелели руки, сжимавшие сумочку.
        - Я бы хотела покурить. Это возможно? - спокойно спросила она.
        - Да, конечно, в соседней комнате. Подождите, я помогу вам снять шлем.
        Она быстро выкурила сигарету, стоя спиной к нему и глядя в окно. Затем обернулась:
        - Продолжим?
        Он был совершенно уверен, что ей хочется закурить еще одну, но она пересилила себя.
        - Прошу вас.
        - Скажите, доктор Сотюр, - произнесла она, помедлив у окна, - а 0,73 - это большая вероятность?
        - Да, - твердо ответил он, - большая.
        Следующий файл назывался «ОЛЕГ».
        - Это имя?
        - Да. Это имя человека, которого я любила пятнадцать лет назад.
        «Она прекрасно выглядит, - подумал Сотюр, - интересно, сколько же ей сейчас? Надеюсь, это не романтическая история из детского сада».
        - Мы уже не были детьми, но и до взрослых не доросли. К сожалению, у моего… у этого человека уже был печальный опыт юношеской любви. Его предали. Меня интересует степень вины…
        - Простите?
        - Понимаете, мне не дает покоя вопрос: эта девушка, которая его обманула, это она его сделала таким?
        - Попробуйте сформулировать ваш вопрос поконкретней.
        - Постараюсь… Вот. Слушайте. Я тоже воспользуюсь вашим дядюшкой…
        - Моим?
        - Ну, это же ваш собственный пример про дядюшку, который попал под омнибус!
        - Да-да, извините.
        - Так вот, я хочу знать: дядюшка Билл стал калекой, именно попав под омнибус? Был ли он до этого нормальным человеком? Я хочу посмотреть, как бы жил Олег, если бы никогда не встречал этой девушки. Но меня интересуют только те версии, в которых есть я.
        Сотюр отвлекся от экрана. Странные существа женщины. Ее волнуют события пятнадцатилетней давности! Да не просто волнуют: скорей всего эти ностальгические мысли не дают ей покоя. Он попытался представить, сколько сил и средств ушло на сбор информации да сколько еще она оставит здесь, - нет, это не похоже на каприз сумасбродной миллионерши (русская миллионерша - очень модно в этом сезоне!). Мадемуазель Светлана явно из породы очень сильных женщин, привыкших много думать и страдающих от этого. Она всегда должна быть уверена, что в любой ситуации выбирает лучший вариант.
        На этот раз процесс шел гораздо дольше. А после, докуривая очередную сигарету, она как-то жалобно спросила:
        - Я много курю? - И столько беззащитной женственности проглянуло вдруг сквозь холодный лоск стиля и воспитания, что Сотюр смутился и чуть было не пригласил ее поужинать. Он понимал, что она разочарована. Компьютер выдал три версии с вероятностями 0,29, 0,23 и 0,19, то есть почти ничего.
        - «ИВАН», - прочел он название третьего файла, - по-моему, это самое известное русское имя?
        - Да. Это тоже давняя история. Десять лет назад мы были очень влюблены. Собирались пожениться. Его мать была категорически против нашего брака. Она вела долгие беседы и с ним, и со мной, отговаривала, убеждала. В конце концов интеллигентность ей изменила. Она просто-напросто выкрала его паспорт, а потом симулировала тяжелую болезнь. Причиной сердечного приступа, по ее версии, была я. В общем, она добилась своего. Мы не поженились. Я хочу знать, разрушила ли она наше счастье или все-таки спасла своего сына. И меня.
        Сотюр напряженно смотрел на экран. Он чувствовал, что эта простая и загадочная женщина становится ему все ближе. Увидев результат, они одновременно глубоко вздохнули. 0,97. Он не смог припомнить, когда в последний раз видел такую высокую вероятность.
        Позже, глядя, как женщина четким красивым почерком заполняет чек, он решился:
        - Я хотел бы пригласить вас сегодня на ужин…
        - Благодарю вас, но я очень занята. - Ее улыбка была улыбкой мраморной статуи. Она вышла, оставив ему чек на столе и два окурка в маленькой стеклянной пепельнице. На них не было помады. Она не пользовалась косметикой.
        Спустя полтора часа элегантную даму с непроницаемым лицом можно было увидеть в аэропорту. Из багажа у нее были только небольшой чемодан и сумочка. Она выпила чашку кофе в баре и несколько минут говорила по телефону. После чего прошла на посадку.
        Наверное, люди придумывали себе богов для того, чтобы надеяться: есть в мире высшее и мудрейшее существо, которое однажды ответит на все их вопросы. Самоуверенные атеисты пытаются искать ответы сами - в капле воды, в атомах и «черных дырах» и, наконец, в себе. И все идет хорошо, пока дело касается того, что они называют «объективной реальностью». «Земля круглая! - говорят они. - Не веришь? Иди все время на север, когда-нибудь вернешься туда, откуда пришел. В конце концов, посмотри из космоса!» Но тот же самый напичканный знаниями «яйцеголовый» выбрасывается из окна своего рабочего кабинета на десятом этаже и разбивается в кашу, потому что не может понять - ПОЧЕМУ ОНА УШЛА, забрав ребенка, две пары трусов и чашку с блюдцем.
        Да, на дискете было три файла. Потому что, окажись Светлана с глазу на глаз с тем самым, мудрейшим и всезнающим, задала бы ровно три вопроса. Что ж, остается поверить, что она получила свои три ответа. Откинувшись в кресле и закрыв глаза, припомнила все, что видела внутри шлема.
        Отец. Он пропал в середине мая. Просто ушел в магазин и исчез. Жирный язвительный мент цедил сквозь зубы: «Че за суматоха, мало ли баб в городе? Нагуляется - вернется». Мама тогда раздавила в руке стакан. Потом ушла в ванну и перевязала ладонь. Она не плакала и не кричала. Даже когда отца нашли через месяц в канализационном люке с проломленной головой. Слезы полились из ее глаз в тот момент, когда дядя Сева после похорон достал из альбома папину фотографию и поставил ее на телевизор рядом с рюмкой, накрытой куском черного хлеба. С тех пор слезы не иссякали, даже когда она спала. Но это была уже не мама.
        Четкая объемная картинка, смоделированная компьютером «AS», выглядела совершенно банально. Светлана увидела свою дачу: высоченные сосны (именно такие они сейчас и вымахали), достроенный, даже немного обветшавший крепкий дом (именно такой, как хотел отец) и всю семью. За столом сидел чуть-чуть постаревший папа, рядом - мама с маленьким ребенком на руках и она сама, чуть потолще, чем сейчас, с улыбкой наливала чай совершенно незнакомому мужчине с обручальным кольцом. Привычки брали свое: Светлана успела отметить, что у забора стояла новая «шестерка». Кроме этой идиллической сцены, версия содержала некоторую информацию. Несколько строк, которые Светлана накрепко запомнила, а позже, в машине, переписала в записную книжку.
        Олег. Если про папу все увиденное было достаточно очевидно - ведь только нелепая и дикая случайность могла прервать мирное и счастливое течение жизни их семьи, - то второй вопрос был гораздо сложнее. Но, проклятье, как все, оказывается, просто решается! Как мне плохо! Какие я терплю невыносимые страдания! Но тут является врач и равнодушно констатирует: «Э-э, да у вас грипп, батенька!» И никакой ты не уникум, а просто зарвавшийся эгоист. Зачем что-то выдумывать, когда ехидные умные классики давно уже все про нас поняли и описали наши болезни! «Она его за муки полюбила, а он ее - за состраданье к ним». Так, кажется, звучит бессмертная цитата? Да? Светлана, поежившись, вспомнила три жалкие (одна другой тоскливей) картинки беспросветной жизни с совершенно чужим, неинтересным человеком. Ну и выбор: жлоб, самодур или зануда! И у каждого - то самое, действительно до боли родное лицо! Выходит, мы только такие друг другу и нужны - перекореженные первыми любовями и чистыми юношескими страданиями?!
        Что касается трагедии с Иваном, то умный компьютер только подтвердил ее собственные мысли. И женщина, которая десять лет назад казалась Светлане чудовищем, в действительности оказалась мудрой и дальновидной. Как будто в горах вредный попутчик постоянно ставит подножки, устраивает завалы на дороге, а потом на самом краю пропасти хватает тебя за руку и говорит: «Вот видишь, от чего я тебя спасал!» Да уж, посмотришь вот так однажды вниз и ужаснешься: во что, оказывается, может выродиться большая и светлая любовь…
        Ну вот, почти все. На все остальные вопросы, касающиеся своей жизни, Светлана могла ответить сама.
        Ее ждали. Трое мужчин неподвижно стояли чуть в стороне от толпы встречающих международный рейс. Один из них взял у Светланы чемодан и направился к стоянке машин. Второму она вручила несколько коробочек, чек и карточку с адресом.
        - Получишь деньги по чеку, отвезешь. Там живет пожилая женщина с сыном. Ее зовут Людмила Афанасьевна, сына - Иван. Лекарства - ей же. Каждый месяц будешь передавать им по пятьсот баксов. Легенду придумай сам. Моего имени не называть.
        Кивком отпустив мужчину, она повернулась к третьему, ожидавшему указаний. Он также получил карточку. Светлана на мгновение замешкалась, глядя на несколько написанных слов. Странно было держать в руках почти забытый домашний адрес. Правда, номер квартиры был на единицу меньше.
        - Этого человека найди хоть из-под земли. Делай с ним что хочешь, но он должен сознаться в том, что двадцать лет назад убил человека, своего соседа. Мне не важно, за что и как. Мне нужно только признание.
        - Что делать, когда сознается?
        Вопрос прозвучал уже в спину уходящей женщине. Она удивленно обернулась:
        - Брось его в канализационный люк.
        Глава шестая
        Саша
        Утренний ласковый ветерок прогуливался между ларьков, облепивших, словно ракушки, здание станции метро. Где-то уже открывали пиво. Запах шавермы из павильончика «Ливанская кухня» дразнил аппетит и приглашал продолжить вчерашние посиделки в общаге. Практически все окрестные дома служили приютом для будущих инженеров, которых готовил солидный институт с некогда коротким и простым названием. Последние переименования и нововведения наворотили вместо этого непроизносимую аббревиатуру, ломающую язык. Несколько веселых невыспавшихся студентов, шурша вынутой из карманов наличностью, по-видимому, всерьез обдумывали варианты продолжения банкета. Если бы они немного отвлеклись от своих проблем и взглянули на выходящих из метро людей, то наверняка обратили бы внимание на некоторую странность. В какой-то момент все лица, появлявшиеся из дверей, вдруг приобрели одинаковое выражение. Это было смущенное удивление, как будто перед самым выходом они увидели голого человека. Затем довольно быстро удивление переросло в испуг, и внезапно толпа иссякла. А появившиеся милиционеры перекрыли вход. Но студенты к тому
времени уже сделали свой выбор и, купив на все деньги пива, ушли в общежитие. Они не видели ни растущей у входа толпы, ни «Скорой помощи», увозившей дежурную по станции. Бедная женщина сошла с ума прямо на рабочем месте. По рассказам очевидцев, вначале она просто бегала по платформе и кричала на пассажиров. Потов выключила свет на станции и умудрилась вывести из строя все три эскалатора. По счастливой случайности никто не пострадал.
        Саша ехал в метро. Вторник. Это значит, что два дня отдыха закончились. Завтра на вахту. Режим два через два совершенно выбивал его из привычной обывательской пятидневки, так что суббота и воскресенье были для Саши такими же днями, как все прочие. Если бабушку будут хоронить в пятницу, значит, встреча с господином - как его? - Поплавским откладывается как минимум до субботы. Саша посмотрел на часы: четверть пятого. Раз он все равно на Петроградской, может, попробовать зайти к нему на работу? Нейроцентр - это ведь где-то рядом.
        Погода была отличная, и Саша поймал себя на том, что опять отвлекся от мрачных мыслей. Проходя мимо хозяйственного, подумал, что надо бы купить мыла, потом зашел в рыбный, поморщился на замороженных чудовищ на витрине. Конечно, когда ходишь на «рыбаке» и видишь морских обитателей живыми и здоровыми, неловко встречать потом продукт своего труда в таком обезображенном виде. К пиву, конечно, ничего нет.
        - Нейроцентр? Это не здесь. То есть с другого входа, у них своя проходная, - сказал строгий старик на вахте. И уже начал размахивать руками, объясняя, как пройти, но раздумал. - Ладно, иди здесь. По главной аллее до конца, а там налево. Новые здания.
        Да, и здания новые, и персонал помоложе. Очень хорошенькая девушка в белой шапочке и хрустящем халатике куда-то позвонила по телефону, мило улыбнулась и сказала:
        - Игорь Валерьевич сейчас занят. Вы на сколько назначены?
        - Я… нет… Я по личному делу. - Саша то ли растерялся, то ли испугался возможности быть «назначенным» на прием в Нейроцентр. Захотелось даже сплюнуть через левое плечо.
        - Тогда вам придется подождать. - Она еще более мило взглянула на часы. - Минут через сорок подходите.
        Саша кивнул и вышел. Пошуршал листьями, присел на скамейку. Полистал газету, принялся было за детектив, но увидел издевательское «продолжение следует» и бросил. Обошел здание Нейроцентра. Понял, на какую улицу выходит его проходная. Вспомнил о предостережении Дрягина не играть в детектива и тут же обратил внимание на две машины, стоявшие около забора. Серый «Опель», наверное, не привлекает большого внимания в серую же дождливую погоду, но сейчас лучи заходящего солнца играли на его боках с нагловатым шиком. «Опель Астра», определил Саша, и довольно новый. Вторая «тачка» была покруче, с ходу и не узнать. Сашин интерес к машинам совершенно не понравился двум молодцам в «коже». Свое недовольство они почти ничем не выразили, так, раза два рассеянно глянули сквозь него. Ладно, не больно-то и хотелось.
        Тут в их лицах промелькнуло что-то собачье, но уже не относящееся к нему. Саша обернулся. Появились хозяева. По дорожке к выходу шли мужчина и женщина. Оба высокие, модные, раскованные, заграницей от них за версту несет. Саша решил отойти от греха подальше, мало ли что может не понравиться серьезным ребятам в «Опеле», но вдруг заметил, что женщина смотрит на него, как на привидение. Рот у него открылся, и детское прозвище выскочило само собой:
        - Светило! Привет! (Ну и ну, высоко забралась, одноклассница, если тебя такие псы охраняют!)
        Пахнуло диковинными духами, Света улыбнулась (Саша думал, что такие зубы бывают только на рекламных плакатах) и произнесла своим незабываемым низким голосом:
        - Здравствуй, Самойлов. Как дела?
        Саша на мгновение вспомнил, КАК у него дела.
        - Нормально все. А ты? Наших видишь? - спросил и тут же сообразил: из той машины, что стоит сейчас у него за спиной, не очень-то кого-нибудь увидишь. Света вежливо качнула головой и прошла мимо. Ее спутник даже не глянул в Сашину сторону.
        Какая женщина! Общее впечатление о ней вполне можно было передать одним большим «УХ!» на полном выдохе. Вот ведь, в соседних домах жили, в одном классе учились, даже «треники» как-то ей в походе одолжил, когда она в ручей упала. А влюбиться не удосужился. А сейчас… Сейчас, господин Самойлов, это уже не про вас. С таким же успехом можете испытывать нежные чувства к Останкинской телебашне. Увы, другого примера недосягаемости Саша придумать не смог. Хотя он никогда не комплексовал по поводу своих мужских достоинств. И в красотке с яркой обложки журнала, и в знаменитой актрисе (и даже, помнится, в очень полных тетках какого-то известного художника) он всегда видел реальных женщин. Ну что, снимется она в своем фильме, придет домой, умоется, халатик наденет, сядет чай пить… Наверняка с ней вполне можно поговорить. В конце концов, будь ты самый крутой-раскрутой, насыпь ей полную кровать денег, рано или поздно она спросит: а сам по себе, как мужик, что можешь? Вот.
        Саша глянул на часы. Прошло тридцать минут. Загребая ногами листья, он побрел по парку. Ну, ладно, а с другой стороны, как ты такую королеву поставишь борщ варить? Во-от. О любви и о женщинах Саша мог думать часами. И это несмотря на то что у него к тридцати трем годам был вполне стандартный любовный опыт. Что это значит? Пара десятков плохих и неплохих книг, сотни просмотренных в рейсах видеокассет, самая обычная любовь в десятом классе (не со Светой, с ее подружкой), дачный роман и короткая, но бурная семейная жизнь. Ох, вру, были приключения. А все Андрюха виноват, бывший второй механик. Сидели как-то вечером в кают-компании, «Основной инстинкт» смотрели, пиво пили. Ну и водочку тоже. Обсуждение потом было. Андрюха все свою теорию толкал: «Представляешь, сидит компания, народу много, почти незнакомые все. Напротив - девушка. И вот ты смотришь на нее, она - на тебя. И вдруг между вами - как вспышка! И вы тут же выходите вместе, ты рвешь на ней колготки, прижимаешь к стене, а она стонет тебе в ухо и впивается ногтями в спину…» И так красиво, гад, расписывает!
        Ну вот, а потом, вскорости, и день рождения чей-то подвернулся. Попробовал Саша, прижав к стене (даже и не очень упитанную красотку), повторить действия голливудских монстров. И не хлюпик вроде, штангой занимался, но понял тогда Саша, как велика пропасть между жизнью и искусством. Потому что никакого удовольствия не получают друг от друга люди, озабоченные только тем, чтобы не упасть. И вообще, такие штуки, как правило, не проходят. У буржуев как? Тусовка человек на пятьдесят-семьдесят, домина комнат в десять, бассейн там, сад… Коли уж искра, как говорится, проскочила, приличным людям есть куда податься. А у нас? В лучшем случае - отдельная, метров тридцать, в худшем - комната в общаге. Лестницы грязные, в ванную постоянно кто-то рвется, кладовка уже занята. Пошлые, конечно, рассуждения, но вопрос как стоял? Что делать, если вдруг эта самая вспышка?
        Разбередила ему душу Света своим появлением. А вот мужик ее, с одной стороны, и не запомнился совсем. А с другой… Очень неприятный тип. И не в зависти тут дело. Сам по себе нехороший. Ну, как… как змея: ползет, никого не трогает, а смотреть на нее гадко.
        С Игорем Валерьевичем Поплавским разговор не получился. Что называется: игра на чужом поле. Больница, Нейроцентр, в чужих мозгах люди копаются. Вышел такой деловой, в белом халате, глаза равнодушные. Точно, из этих, «умников», которые еще в школе вначале дадут контрольную списать, а потом месяц смотрят на тебя, как на пустое место.
        - Я искренне соболезную вам, - сказал, - Оксана Сергеевна была моим большим другом. Сообщите, пожалуйста, когда и где будут похороны. Со своей стороны… Жизнь сейчас трудная. Вот, возьмите, - и двести долларов подает. Саша растерялся и деньги взял.
        Только потом, когда уже вышел на улицу, сообразил: этот Поплавский, он же не знал, что я приду. Что же они тут, всегда такие деньги в карманах таскают?
        Интерлюдия VII
        Команда уходила на восток. Вомбат пробирался через обломки гаражей и недоумевал: что могло заставить ребят идти прямо на ТЭЦ? Ребенку понятно, что туда соваться нельзя, - сказал бы он, если б смог припомнить, когда в последний раз видел здесь детей. Зеленый клялся всеми своими запасами курева, что лично знаком с мужиком, у которого сохранилась эрекция. Врет наверняка. А еще тот же Зеленый, у которого на любой случай припасен десяток-другой баек, по страшному секрету рассказывал, что пресловутый Центр всерьез занимается этой проблемой и даже оборудовал на Васильевском острове подземную лабораторию. Эк хватанул парень! Да ты себе представляешь примерно, где сейчас находится Васильевский? А?
        Ух, красотища! Неслабо, должно быть, здесь бабахнуло: несколько десятков гаражей сложились, как костяшки домино. Сзади, безостановочно ноя, плелся Штрипок.
        - Я тебе пятьсот раз раздельно сказал: нет у меня сигарет! - остановился Вомбат. - И не надо за мной идти. Я долгов не забываю. Даст Бог, увидимся - получишь свой гонорар.
        Нет, бесполезно. Зудит и зудит, как осенняя муха, отвлекает только. Вомбат решительно повернулся к оранжевому зануде и строго сказал:
        - Вот что, Штрипок. Достал ты меня, приятель. Мне Команду мою искать надо и твои сопли подтирать некогда. Иди к своим Вагонам, а то там без тебя весь шоколад разворуют.
        Штрипок задумался. И когда Вомбат, уже около Железки, обернулся, сзади никого не было. Минут десять он внимательно осматривался, стоя рядом с вывороченным деревом. Укрытие ненадежное, но лучше, чем ничего. Справа и слева дорога просматривалась прекрасно. Тишь да гладь. Ни мышонка, ни лягушки, ни неведомой зверушки. Впрочем, как раз насчет зверушек ты, кажется, ошибся. Метрах в тридцати справа куда-то торопились два матерых быстряка. Толстенные, похожие на плохо обструганные бревна, они перетекали препятствия со скоростью примерно десять метров в минуту. Вомбат никогда не видел таких здоровых быстряков и насторожился. Эти милые твари - большие любители крови. Не брезгуют, конечно, и трупами.
        Подползет этакий местный стервятник, растечется блином, накроет мертвое тело - и ну пировать! Переварит прямо на месте, только одежду оставит. Потом валяется сытый и счастливый, пока новую хавку не почует. А уж кровь свежую они чуть ли не за километр секут, несутся со всех ног, так сказать.
        Вомбат проследил, куда направлялись быстряки. Надо бы сходить за ними, проверить, вдруг это след. Тем более что сладкая парочка двигалась параллельным курсом. Вот еще любопытное из их жизни: если уж они взяли направление, то будут ползти только по прямой, никуда не сворачивая. Командир лично наблюдал, как однажды крупный быстряк (то ли обойти не умел, то ли просто лень было) обтекал дерево. Пропустил сквозь себя ствол, как ложку в киселе, и потек дальше.
        Так. Справа понятно. А что у нас слева? Да ничего интересного. Вот только похоже, что какой-то неизвестный шутник попытался заплести рельсы в косичку.
        На всякий случай Вомбат подождал еще минут пятнадцать. Нипочему. Просто не пора идти, и все. И, надо сказать, правильно сделал. Быстряки уже успели переползти Железку и скрылись в канаве, когда из кустов появился человечек. Крошечного росточка, в шапочке вязаной, узбекском халате. Вомбату почему-то показалось, что тот был босиком. Коротышка быстро огляделся и махнул рукой. За ним на дорогу вышли еще четверо. Странные ребята и явно не местные. Во-первых, никто из старожилов неосмотрительно на Железку не выйдет. Во-вторых, какой нормальный человек так одевается? Холодно, неудобно и, главное, очень ярко. Бродячий театр, что ли? Тогда на хрен, товарищи артисты, вам столько оружия? Здоровенный громила в белых брюках и малиновом пиджаке тащил гранатомет. Двое крепышей - то ли близнецы, то ли просто одинаково одеты, отсюда не разглядеть, - обвешанные автоматами и пулеметными лентами, спотыкались на каждом шагу. И немудрено. Оба были в широких цыганских юбках и широкополых шляпах с цветами. Замыкал шествие очень крупный мужчина в ползунках. Оружия при нем не было, только погремушки в руках. Производя
сильный шум, странная компания перешла Железку и начала спускаться в том же месте, куда уползли быстряки. Шли они уверенно и очень целеустремленно.
        Пора, решил Вомбат и осторожно перебежал на другую сторону, забирая вправо. Вот теперь главное - не суетиться. Если быстряки ползут по следу моих мужиков и их же выслеживает веселая компания с пулеметами и погремушками, значит, нам всем по пути. Пока пойду замыкающим.
        Он не торопясь прошел канаву, выглянул наружу и в первый момент даже растерялся. Казалось, только что между голых веток мелькали пестрые одежды и слышался треск и бормотание. Черт возьми, теперь впереди в полной тишине шел тот самый, маленький, в шапочке. Один. И больше никого. Вомбат сдуру чуть не выскочил из канавы, но тут же присел. Чувствуя под рукой холодный ствол карабина, он закрыл глаза и молил всех местных ангелов и пришлых чертей о помощи. Это ж надо - так проколоться! Купился на дешевый спектакль, как мальчишка на Деда Мороза! Дурак, дурак, трижды дурак! Не узнать банду Длинного Мохаммеда! Ну, ладно, смутили тебя эти выкрутасы с погремушками, но халат! Халат ты должен был узнать! Любое мало-мальски разумное существо при виде этого халата должно сваливать не раздумывая. Потому что Длинный Мохаммед - самая жестокая и кровожадная тварь во всей обозримой части Вселенной. Ужасы, которые рассказывают про него, практически всегда оказываются правдой. До сих пор не известно, человек ли он. А вот то, что сопровождающие его лица - настоящие мимикроты, факт достоверный. Как он с ними управляется -
загадка, но служат они Мохаммеду верой и правдой, мгновенно маскируясь под что угодно и убивая всех подряд. Вомбату стало тошно при мысли, что кто-то из этих хамелеонов уже засек его и теперь неслышно подбирается к канаве.
        Сердце глухо стучало в груди, мешая прислушиваться. Минута. Вторая. Проползла третья. Нет, пронесло. Мимикроты - существа коварные, но долго выслеживать добычу они не умеют. К тому же обоняние у них нулевое. В отличие от Мохаммеда. Чем дольше Вомбат размышлял, тем отчетливей понимал: нужно идти за бандой. Чертовски сложно, но только за ними. Он осторожно опустил на дно канавы бесполезный уже мешок с противогазами, поставил новый магазин, проверил запасы патронов.
        Вот сейчас он даже радовался, что идет один, без Команды. Будь рядом, например, Стармех - моментально заварилась бы поганейшая каша. Это ведь даже не группсы, когда можно одним суровым рыком охладить его воинственный порыв. Да, да, угадали: мелькал уже в нашей жизни этот веселенький халатик. Драчка тогда вышла нехилая… Так, раз уж к слову пришлось: два ма-а-аленьких штришка - подробности. Двоечник тогда еле дополз до Квадрата, сжимая завернутые в тряпочку собственные уши, а у Вомбата от напряжения полопались сосуды в глазах. Молодые были, самоуверенные, привыкшие к моментальным и красивым победам. Пиф-паф, трупы с дороги, покурили, пошли дальше. Ну и получили однажды. Вот с тех пор при виде маленького мужичка в шапочке с дружной компанией мимикротов одновременно происходят два события: у Димы тотчас съезжает крыша (и тут уж главная задача - держать, не пускать), а у Вомбата, наоборот, мыслительный процесс резко активизируется. В том смысле - как бы остаться незамеченным. И пусть какая-нибудь отмороженная сволочь, промышляющая грабежами в Таборе, посмеет назвать его трусом. Просто не доросли мы
пока до настоящей встречи с Мохаммедом, не готовы, черт побери.
        Через два часа изматывающей слежки за Мохаммедом Вомбат чуть не ткнулся носом в быстряка. Вернее, в то, что от него осталось. Кислотой жахнули, не иначе: обугленные клочья еще слабо шевелились, словно пытаясь соединиться. Вонь стояла несусветная. От второго приятеля вообще ничего не осталось. Далеко впереди мелькала вязаная шапочка. Иногда рядом возникали размытые фигуры, но тут же исчезали, слившись с окружающим фоном. Один из мимикротов то ли от скуки, то ли ради тренировки обернулся деревом и минут десять шел за Мохаммедом, покачивая ветками.
        Небо начинало сереть. Вомбат не знал, может ли банда двигаться в темноте, и в данный момент этот вопрос заботил его больше всего. Кроме того, лес кончался. Дальше лежало огромное ровное поле, за ним громоздились башни ТЭЦ. Ветер донес слабый запах дыма, и почти одновременно Вомбат увидел далеко впереди огонек костра. Сердце радостно екнуло: свои.
        Мохаммед, не таясь, стоял на краю поля, но идти вперед, похоже, не собирался. Подкрасться бы сейчас и положить всех гадов одной очередью… Хорошая идея. Но глупая беспредельно. Положить-то положишь, да вот вначале подкрадись. Вместо этого Вомбат начал осторожно обходить банду слева. Он, конечно, не мимикрот, но во-он по той канавке, да в наступающих сумерках, вполне может подобраться к своей Команде.
        Ох, ну и рожи были у мужиков, когда он появился перед ними! На него налипло не меньше тонны грязи, выражался он короткими междометиями, но… Не надо слез, Командира встречают крепким мужским рукопожатием и сдержанной улыбкой. Саня, кажется, всхлипнул у Вомбата на плече.
        Вначале никто ничего не говорил, просто сидели и курили. Зрелище было самое плачевное. Почерневший, осунувшийся Леня, морщась, с трудом удерживал сигарету в забинтованных руках. Стармех зло щурился на огонь. У Азмуна из-под дурацкой шапки выбивались слипшиеся от крови пряди волос. На плащ-палатке без движения лежал Зеленый. Он, похоже, был без сознания и даже не понял, что пришел Командир. Один Двоечник, дурацки улыбаясь, поминутно вскакивал и ходил вокруг костра.
        - Влипли по-глупому, - сквозь зубы начал Дима, - сами виноваты. Я говорил, в Гаражах нельзя расслабляться. Прошелся раза два вокруг, тихо все, сел покурить. Цукоша Леньку перевязывал. Чаю решили сделать. А Зеленый, ты же знаешь, кружку в лапы - и пошел рассусоливать: да где он был, да с кем он пил… Мы уши и развесили, оружие побросали… Я еще услышал: псы завыли, - Стармех хлопнул рукой по коленке, - даже на это внимания не обратил. Ну, тут они и ломанулись. Сперва дымовуху закинули, а как мы выскакивать начали - тут нам встречу организовали. Всем досталось. Азмун пытался отстреливаться, да куда там… Как котят почикали. Напоследок гранатой… Этот, - кивок в сторону Зеленого, - вещи какие-то забыл, вернулся, так его об стенку приложило. И у Азмуна в башке дыра с кулак. Крови литров сто вытекло.
        - Это я догадался, - ласково перебил Вомбат, - сам по вашему следу за быстряками шел.
        Дима быстро взглянул на Командира и замолчал.
        - Молодцы. Скромняги. Какие-то плохие дядьки их почикали, а они геройски отстреливались. И товарища раненого не бросили. Сейчас буду выдавать награды командования. Только предварительно один вопрос. Один кро-о-охотный вопросик: а чего ж эти коварные враги вас совсем не покрошили там, в Гаражах? Когда вы, как говорите, по одному выскакивали? А? - Вомбат говорил тоном «хорошего» следователя, который вот-вот расколет преступника. - И еще одно, уже совсем не интересное уточнение: а куда это вы направляетесь после вышеупомянутого инцидента? А? Молчите?
        Наивный Двоечник похлопал глазами и простодушно ответил:
        - Как куда? Квадрат искать. У нас же раненых столько.
        - Молодец, Петя Форточкин. - Саня тут только сообразил, что Вомбат издевается, потому что Форточкиным Командир обзывался в минуты крайнего раздражения. - Разумное решение. Найдем Квадрат, отдохнем, восстановим силы. Может, даже коньячку закажем. Поэтому вы шлепаете, не глядя по сторонам, прямо на ТЭЦ и разводите костер в чистом поле. Чтобы Длинному Мохаммеду было вас лучше видно. Сейчас дождемся темноты и спокойно ляжем спать. И уже, видимо, навсегда.
        Вся его ирония и злость внезапно иссякли. Вомбат сел и грустно оглядел ребят. Крепко им досталось. При упоминании Длинного Мохаммеда только у Димы в глазах мелькнула злость. Остальные смотрели с отчаянием. Неожиданно твердо подал голос Саня:
        - Это я сказал, чтобы идти к ТЭЦ.
        Вомбат резко повернулся к Двоечнику:
        - Почему?
        - Потому что эти… ну, которые на нас напали… они очень странные… то есть… я почувствовал, что им нельзя сюда идти. А мы, если быстро проскочим, потом в Квадрате все снимем…
        Командир закрыл лицо руками. Я идиот. Спасибо, Двоечник, барометр ты наш любимый. Вот теперь все встало на свои места.
        Земля, как известно, слухами полнится. Скорей всего до Длинного Мохаммеда дошло, что есть некая Команда. Неуловимая и неуязвимая. Пять человек участвуют почти во всех передрягах, а все живы и здоровы. Почему? Значит, секрет какой-то знают. Выходит, эта изворотливая тварь со своими хамелеонами выследила мужиков в Гаражах, подранила их, а теперь идет по следу. И мы сами приведем их в наш Квадрат. У Вомбата аж челюсти свело, когда он представил Длинного Мохаммеда и мимикротов в Квадрате. Чего эти гады там могут наворотить. И припомнилось…
        Черт знает сколько времени назад Команды как таковой еще не было в помине, просто шлялась веселая компания, человек пятнадцать. Флибустьеры этакие, авантюристы. С кем-то дрались, кого-то защищали. И веселей тогда было, страшней - до всего сами доходили, методом тыка. С Димой, кстати, тогда и познакомились, он еще Стармехом не был. А потом вдруг полоса темная пошла. Двоих ребят группсы задрали. Потом Женька-гармонист в Усть-Вьюрте сгинул. Два дня искали - только губную гармошку нашли. Братья Фуксы глупо погибли: пошли за картошкой на Старые Поля, их там саунд-волной и накрыло. В это время Саня и объявился. И даже не объявился, а приблудился. Хлипкий, нервный, ни фига делать не умеет… Все удивлялись: как такой придурок еще жив? Двоечник, он Двоечник и есть. В очках: у него тогда зрение было минус тридцать, наверное. (Вомбат замечал, что, когда Саня очень переживает, он и теперь иногда щурится.) А уж как он всех веселил рассказами о своей жизни! Будто и папа у него - Второй Диктатор, и мама жива, Господи, и за девушкой он ухаживал. Умора! А тут как раз мужики разнюхали, что в Город цистерну с винищем
гонят. Да, было такое, сейчас и не верится. Ну мы и пошли. Охрану петардами разогнали - людей ведь раньше не очень-то убивали - и тут же, на рельсах, пикник устроили. И пили, и брызгались, и купались. А вино, между прочим, отличное было, типа массандровского портвейна. Перепились! Тогда Саня Вомбата и решил в свою тайну посвятить. В тот момент его рассказ о каком-то мифическом Квадрате сошел за пьяные выдумки. Вомбат и думать о нем забыл. А открылось все уже потом, много позже, когда компания распалась, и они с Димой решили на север идти. Двоечник им на хрен был нужен. Но парнишка раскис, разнюнился, на коленях умолял взять с собой. Ну а что? Не бросать же, сразу ведь пропадет. Договорились, что доведем его до Матоксы, а там в Табор сдадим. Пошли. На второй день у Сани очередной припадок случился. Пока его выхаживали, чуть саунд не пропустили. Еле успели куда-то свалиться. Вомбата контузило, а Дима ногу сломал. Лежим, помню, в овраге: голова раскалывается, ни черта не слышу. Рядом Стармех корчится, кость из штанины торчит. И Саня белый, еле дышит. Вдруг его как будто осенило что-то… Встал и пошел.
Вернулся через час - не узнать парня. Молча взвалил на спину Диму и поволок куда-то. Вот так мы в первый раз нашли Квадрат.
        Когда я увидел сраставшуюся на глазах кость, а через пять минут гладкую, нетронутую кожу, решил, что брежу. Ну и у меня самого голова стала ясная, вернулся слух. А Саня сидел на земле и плакал от счастья. Кстати, очки он выбросил не в первый раз. Просто не догадался тогда для себя что-нибудь попросить.
        А как вы думали? Пруха у нас такая? Ну-ну. А почему ни на ком из Команды ни одного шрама нет? А почему у Стармеха сигарета полчаса курится? И где мы оружие берем? И еду? Лучше спросить, почему нас в Команде всего пятеро. Казалось бы: «Счастье! Для всех! Даром! И пусть никто не уйдет обиженным!» А потому что. Не знаем. То есть знаем. Пробовали. Приводили. А потом поняли, что Квадрат - это не бесплатная больница для сифилитиков и не богадельня. Кому надо - сам найдет. Да и нарывались пару раз. Вот и завязали с чужими. После того как один маньяк там ПРЕВРАЩАТЬСЯ начал, ходим только сами.
        …Резко запахло паленым, и Вомбат, очнувшись, увидел, что у задремавшего Пургена занялись бинты на руках. Метнулся к нему, отпихнул от костра, сбил пламя. Леня жалобно скулил, лежа на боку.
        - Что будем делать? - Стармех, кажется, и не заметил, что произошло.
        - Спать. - Командир сжато рассказал о своей догадке. - Пока они не сунутся. Мы им живые нужны.
        - Ну а завтра?
        - Завтра… Вариантов два. Первый: идти через ТЭЦ и попытаться запутать следы.
        - Каким образом?
        - Саня утверждает, что мимикроты на ТЭЦ не сунутся. - Двоечник с готовностью закивал головой. - Вот и мы - войдем, а выйдем там, где нас не ждут.
        - А сколько их? - это уже Азмун включился в разговор. Говорит еле-еле, голова трясется.
        - Пятеро с Длинным Мохаммедом.
        - Ну так они расставят по одному на каждой стороне, поди выскочи.
        - Тогда второй вариант. - Вомбат обвел ребят глазами. - Пусть следят. Находим Квадрат, восстанавливаемся и на равных деремся.
        - «Мы принимаем бой! - кричали они, а громче всех - лягушонок», - прогнусавил внезапно Пурген.
        Вомбат недоуменно посмотрел на него:
        - Ты чего?
        - Ничего. Маугли вспомнил.
        Вомбат улыбнулся. Захотелось сказать Лене что-нибудь теплое, но в этот момент резко вскочил Стармех:
        - Тихо! Идет кто-то.
        Все, кто мог, вскочили и уставились в темноту. Точно: к чавкающим по грязи шагам примешивались какие-то жалобные всхлипы.
        - Спокойно, - вполголоса предупредил Командир, снимая карабин с предохранителя.
        - Это я! Не стреляйте! Это я!
        Из темноты появились оранжевые косички - к костру шел Штрипок. Его била крупная дрожь, комбинезон был заляпан кровью и грязью. Он даже не сел, а просто подломил ноги. Дима недоверчиво глянул на позднего гостя, но ничего не сказал. Достал фляжку, протянул Штрипку. Нет, похоже, наш бродячий поэт был способен только сидеть. Он не обращал ни на кого внимания, а на Вомбата поднял глаза лишь после сильного тычка.
        - Ты откуда, приятель? Что случилось?
        Глаза у Штрипка были белые и безумные. Пришлось насильно влить ему в рот глоток крепкого, после чего рыжий упал и отрубился. Это ничего. Это у нас бывает. Приходит человек полуживой, а где был, что делал, и объяснить не может. Вомбат вспомнил, что у старичка-лесовичка не было с собой никакого оружия. Эх, не дошел ты, милок, до своей полянки. А потому что не фиг было за мной тащиться. Он посмотрел на Штрипка. Могли и группсы напасть. Хотя нет, от группсов голыми руками не отобьешься. Командир накрыл беднягу своей плащ-палаткой и сел у огня. Цукоша возился с Зеленым, сокрушенно качая головой. Проворчал что-то, улегся рядом с Леней. Саня дремал, свернувшись калачиком. Стармех в сотый раз обшаривал куртку в поисках сигарет.
        Уже под утро - ночь прошла спокойно, но Командир так и не сомкнул глаз - к нему подполз сонный Двоечник:
        - Слушай, Вомбат, я, кажется, придумал, как их обмануть.
        Часть III
        Глава седьмая
        Игорь
        Да нет же, ни в какой «Лионский кредит» Игорь, конечно, не поехал и никаких денег в благодатный Нассау не перевел. Во-первых, все равно не успел бы. Эти шикарные банки рано закрываются. А во-вторых, после разговора с родственником Оксаны Сергеевны ни о каких Багамах думать уже не хотелось. Обыкновенный мужик, с виду не хам, но наверняка из той породы «нормальных парней», которые еще в школе вначале просили у Игоря списать контрольную, а потом без зазрения совести могли дать в лоб. Игорь и сам был вполне компанейским и спортивным мальчишкой, секции какие-то посещал, но… Эта вечная пропасть между двумя мирами: «Да ты не выпендривайся, ты рукой покажи!» А что? И показывал. И маскировался под «своего», хотя от однообразных матюгов постоянно подташнивало. Однажды в стройотряде не выдержал и попытался объяснить своему однокурснику, что мат бывает, как известно, «эмоциональным» и «функциональным». Тот долго и внимательно слушал, ни черта не понял, но деньги стал одалживать чаще.
        Этот Саша, внук Оксаны Сергеевны, ведь явно ругаться шел. Оно и понятно: когда у тебя из-под носа квартиру уводят, надо действовать. Но не решился. И деньги взял. Неловко как-то получилось. Игорь как раз из «Фуксии и Селедочки» вернулся. В кармане две бумажки по сто и лежали. Поддался минутному порыву. А может, больше надо было дать? Но как? «Ты подожди, кореш, у меня там в сейфе - десять тонн баксов, я щас сгоняю, добавлю бабке на похороны»? Нет, дал бы больше - подумали б, что откупиться пытаюсь.
        Игорь сидел рядом с креслом и наблюдал, как медленно розовеет лицо Виталия. Два года назад, когда их отношения еще находились на стадии «доктор - пациент», Виталий подробно рассказывал о том, что видел ТАМ, под аппаратом. Игорь даже пытался записывать, но - увы! - рука, набитая писанием научных статей, с трудом справлялась с яркими картинами похождений в жутковатом алогичном мире. «Это достойно кисти Стругацких!» - как-то пошутил Игорь. Пациент мрачно поглядел на него и с тех пор стал замыкаться в себе. Позже, когда появилась «Фуксия и Селедочка», Виталий сделался шефом, разговоры после сеансов и вовсе прекратились.
        Игорь подумал, что среди уже многочисленных его клиентов найдется не так уж много людей, чьи похождения в ТОМ мире ему действительно интересны. Иногда он напоминал себе уставшую, задолбанную Золотую рыбку: «Надоело, мужики, все просят одно и то же: терема, дворянство… Тоска!» Даже милейшая Оксана Сергеевна - интеллигентнейший и умнейший человек - вся была как на ладони. Поэтому вчера Игорь удивился сам себе, насколько разыгралось его любопытство. Он видел женщину Виталия второй раз. Сомнений не могло быть, именно она, испуганная и измученная, в сопровождении двух дуболомов привезла тогда Виталия в Центр. Отсюда и настороженность ее, и недоверие. Какими глазами она смотрела на Игоря! Что ж Виталий ей ничего не объяснил? Впрочем, этот человек редко пускается в объяснения. Скорей отшутился. Интересно, как же он работает? Игорь заметил, что даже у него самого, кандидата биологических наук и далеко не последнего человека в Нейроцентре, мозги начинают скрипеть с удвоенной силой в присутствии шефа «Фуксии и Селедочки». Есть в этом мужике сила. Вот и женщина у него… Другой бы всю жизнь мучился, как такую
удержать, а у Виталия, наверное, и мыслей-то таких не возникает. Ужасно все-таки интересно, ЧТО она видела? Потому что лицо у Светланы после сеанса было (простите за сравнение), как у Марии Магдалины, когда она уже все поняла и решила с Иисусом идти.
        Виталий в кресле открыл глаза. Никакого выражения в них еще не было. Но уже через минуту он с силой провел рукой по лицу и встал. Как всегда, пружинисто и резко.
        - Отлично, шеф. Спасибо. Буду собираться.
        Игорь укладывал деньги в сейф, когда его внимание привлекли странные звуки, доносившиеся из коридора. Виталий уже уехал, Игорь сам слышал, как отъезжала его машина. Да и вообще в «Фуксии» в такое раннее время никого быть не могло.
        Запыхавшаяся Юля, медсестра из отделения, буквально упала Игорю на руки:
        - Игорь Валерьевич! Скорее! Там такое! Ужас!
        Девушку колотило. Она села прямо на пол и разрыдалась.
        - Ну-ка, вставай. - Больше всего Игорь ненавидел любую панику. - Пошли!
        «Пошли» - это сильно сказано. Юлю пришлось тащить за собой, раза два она безуспешно пыталась потерять сознание. Тем не менее он предварительно проверил, все ли важные двери заперты в Оздоровительном центре.
        Ольга Геннадьевна, старшая сестра, сидела в коридоре, положив руки на телефон. Лицо ее было в красных пятнах. Где-то шумели и бегали, послышался звон разбитого стекла.
        - Здравствуйте, Игорь Валерьевич, - хрипло сказала она, вставая. - У нас ЧП.
        Больной Сапкин Степан Ильич лежал у окна, скорчившись и подобрав под себя колени.
        - Сердце? - быстро спросил Игорь, вспомнив недавние жалобы пациента.
        Сзади кто-то всхлипнул. Ольга Геннадьевна молча покачала головой. Потом сглотнула и нерешительно сказала:
        - Мы решили не трогать его до прихода милиции…
        Черт возьми, при чем тут милиция? Игорь решительно подошел к лежащему Сапкину и перевернул его на спину. Да-а-а. Широко раскрытые мертвые глаза уставились в потолок с почерневшего лица. Пижама разодрана в клочья, грудь - как будто десяток бешеных кошек исцарапали. На шее синяки.
        - Кто?
        Ответом были рыдания Юли:
        - Я… Я ничего не слышала… Никто не заходил… Я градусник принесла… - И далее совсем неразборчиво.
        Так. Это уже даже не просто понедельник, это кое-что похуже. Все, что смог, Игорь попытался узнать до приезда милиции. Этого «всего» было крайне мало. Юля сквозь продолжающуюся истерику утверждала, что ничего не слышала. Странно, почему дежурная медсестра не среагировала на шум в палате? Все-таки в клинику Нейроцентра подбирают людей бдительных, которые если и прикорнут на посту ночью, то спят крайне чутко. Даже если бы Сапкин просто упал с кровати, это бы услышали.
        - Посетители у него вчера были? - Игорь быстро задавал вопросы и внимательно осматривал труп. Какая бы ни была у нас умная милиция, своего пациента он знал, во всяком случае, лучше.
        - Нет, никого. Я уже проверила журнал посещений.
        - Как провел вчерашний день? Куда-нибудь выходил? С кем разговаривал? Может, ссорился? - Не изображай из себя детектива, с кем мог поссориться Сапкин в отделении, где половина народа лежит без сознания, а остальные еле шевелятся? Ходячие - только Степан Ильич и девочка Любочка из третьей палаты. Эту маленькую рыжую хохотушку должны были выписать через неделю.
        - Да что вы, Игорь Валерьевич! С кем тут ссориться? У нас все спокойно было… А…. потом… Я градусник принесла…
        - Черт возьми, толпа врачей, приведите наконец девицу в чувство! - гаркнул Игорь, потому что Юля отчаянно действовала ему на нервы.
        Приехавшая милиция быстренько выставила из палаты всех любопытных. Невзрачного вида лейтенант отвел в сторону Ольгу Геннадьевну и тихо задавал ей вопросы, по-птичьи нагибая голову и черкая что-то в блокноте. Второй, тоже лейтенант, но посолидней, профессиональным взглядом угадав в Игоре начальника, подошел и представился:
        - Дрягин.
        - Поплавский. Завотделением. - Кажется, в таких случаях руки не подают? - Мы почти ничего не трогали, я только перевернул его на спину, это мой пациент, понимаете? Я думал, сердечный приступ… - Дрягин покивал головой, как будто не слушая. - Если нужна наша помощь, то есть я подумал, я врач…
        - Ну, ваша помощь ему уже ни к чему. Его задушили. Около двух часов назад. Где мы сможем поговорить?
        Игорь сидел в ординаторской, механически отвечая на пустые вопросы милиционера. Больше всего его раздражало то, что после каждого ответа Дрягин кивал. Минут через десять в комнату вошел человек в халате («Эксперт», - догадался Игорь) и положил перед Дрягиным небольшой полиэтиленовый пакет.
        - Вот, Валера, это у него в кулаке было зажато. По-видимому, вырваны во время борьбы.
        У Игоря потемнело в глазах.
        В пакете лежал клок рыжих волос.
        Воображение рисовало картины одна другой страшнее: Сапкин катается по полу с семилетней Любочкой из третьей палаты, девочка душит его… Издалека до него донесся голос эксперта:
        - Очень необычный портрет получается. Судя по расположению синяков на шее трупа, это мужчина с очень маленькими руками, просто крошечными…
        Кажется, Игорь начал подниматься со стула, когда Дрягин переспросил:
        - Почему ты решил, что это был мужчина?
        - Валера, посмотри внимательно: ежу ясно, что это волосы из бороды. - И добавил свысока: - Как тебе известно, за исключением совсем уж патологических случаев, борода - это привилегия мужчины.
        - А если он был не один?
        - Вот это уж твоя забота: решать, сколько их было. А вообще-то человека не так-то просто задушить голыми руками. Сила большая нужна. - Эксперт снова пожал плечами и вышел.
        Игорь машинально отметил, что каждый из этих представителей правоохранительных органов имеет свою дурную привычку, вроде мусорного словечка. Дрягин, например, все время кивает. А вот эксперт пожимает плечами. Тут же возник профессиональный интерес, но сразу угас. Не до науки сейчас. Ни о каких своих ужасных подозрениях Игорь, конечно, лейтенанту не сказал. Правильно, ребята, это ваша забота.
        Только к двум часам дня увезли тело Сапкина, да и менты убрались. Надо отдать им должное: работали тщательно. Облазили и обнюхали отделение, заглянули на соседние этажи. Короче, капитально поставили на уши всю клинику Нейроцентра. Но, конечно же, не нашли ни малейших следов рыжебородого мужчины с маленькими руками.
        В лаборатории все сочувственно поглядывали на Игоря, но заговорить не решались. Людочка ходила на цыпочках, делала большие глаза, но заметно сожалела и удивлялась, как такое событие могло ее миновать. Она заботливо налила Игорю чаю, вышла из комнаты, и он услышал ее громкий шепот в коридоре:
        - А я вам точно говорю: это мафиозные разборки!
        Игорь горько усмехнулся, но тут же поймал себя на жутковатой мысли. Ровно неделю назад Людочка за чаем, вот в этой самой комнате, рассказывала о мертвой старушке на скамейке. Бедная Оксана Сергеевна! Он ведь так и не узнал, отчего она умерла. Этот ее внучек - молодчина, деньги взял, но о похоронах так и не сообщил. Мда-а, многовато трупов за неделю. И самое неприятное, что оба как-то связаны с Игорем Валерьевичем Поплавским. Ладно, старик, брось, мало ли в жизни совпадений. Представь на минутку, что за прошедшие сутки на земле наверняка умерло от разных причин несколько человек, родившихся с тобой в один день и час. Ну и что с того? Статистика, не больше. Ах, елки-палки, совсем забыл! Что-то именно по поводу статистики пытался втолковать ему еще в пятницу Александр Иосифович Тапкин! Просил зайти, кажется. Но в «Фуксии и Селедочке» по пятницам расширенный прием, Игорь уже в три часа сделал всем ручкой и ускакал в «оздоровиловку». Неудобно получилось, коллега, очень неудобно. Неприятно, знаете ли, когда наши ученые мужи, позабыв долг перед наукой и родиной, растрачивают свои (уникальные, заметьте!)
способности на потребу (простите за выражение) жиреющим нуворишам.
        Все, все, хватит киснуть, работа не ждет, наука стоит, деньги уплывают. Игорь надел на лицо строго-сосредоточенное выражение и вышел в коридор. Мимо пробежала Кружанская, прижимая к груди колбу с какой-то мутной дрянью. Новая лаборантка Маша испуганно пискнула неразборчивое приветствие. Около старой центрифуги, окутанный дымом, стоял Дуняев с вечной «беломориной». Вот тоже работничек. В лабораторию приходит, кажется, лишь для того, чтобы покурить. Подрабатывает где-то грузчиком. Примерно раз в месяц выдает идею, от которой потом «тащится» половина института. Очень интересный человек.
        - Входите, Игорь, входите, - обрадовался Тапкин. Улыбнулся, но мигом согнал улыбку. Действительно, Александр Иосифович, бестактно улыбаться человеку, у которого буквально только что в отделении задушили больного. - Присаживайтесь. Ох, минутку, я бумаги уберу. - И зашуршал, зашуршал, несколько папок уронил на пол, нагнулся - выскочила из кармана ручка, опять наклонился - задел шнур от настольной ламы… Короче - эквилибрист с канцпринадлежностями. Игорь терпеливо подождал окончание номера.
        - Я слушаю вас, Александр Иосифович.
        - Да. Вот, Игорь Валерьевич. Опять нас горздрав трясет.
        - Он еще жив?
        - Ну, не он сам, а то, во что он переродился. Бог с ним, но они просят статистическую сводку по нашим больным. Вы сколько уже с аппаратом своим практикуете? Три года? Вот за этот период.
        - Что это еще за сводка?
        - О, там целая простыня! Все по графам: от момента заболевания до выписки, и все данные диспансеризации. Вот посмотрите.
        Да-да, все правильно. Надо же и чиновникам от здравоохранения зарплату отрабатывать. Ну, щелкоперы, накорябали: где родился, с кем женился, размера обуви только не хватает! Игорь раздраженно сложил лист пополам.
        - И когда этот шедевр нужно представить пред светлые очи горздрава, да хранит его Аллах во веки веков?
        - Игорь, не волнуйтесь, это не к спеху, ну, может, к первому ноября.
        - Да я не волнуюсь, Александр Иосифович, просто мне интересно, кто будет лечить моих нынешних больных, пока я буду рыться в архиве и названивать по поликлиникам?
        Тапкин покашлял, умоляюще посмотрел на Игоря и вяло предложил:
        - Попросите Машу…
        - Эту новенькую? Эту мышку - хвостик бантиком? Да она двух слов связать не может! Ее на телефон посади, - Игорь смешно вытянул губы трубочкой и округлил глаза, - она «пи-пи-пи» да «сю-сю-сю» только и выговорит!
        Александр Иосифович неожиданно громко фыркнул и уронил со стола целый ворох бумаг.
        - Ну, смотрите сами, - глухо произнес он из-под стола, продолжая смеяться.
        На том и расстались. Дорогой мой Александр Иосифович, ископаемый вы мой динозавр! Смотрю на вас и не устаю удивляться: живет такой человечек, лабораторией заведует, бутерброды каждый день на работу носит для сотрудничков своих - оглоедов. Брючки на нем отпаренные - самая последняя лаборантка на них как на птеродактиля смотрит. Талончики в троллейбусе, переполненном, всегда компостирует. Мента продажного по-прежнему «товарищем милиционером» величает. Доченька у него на скрипочке играет лучше всех в классе, но на конкурсах последние места занимает, потому что учительнице мало только коробочки конфет на Восьмое марта… И мужик ведь не глупый, честный соавтор половины статей Игоря. А до сих пор уверен, что основной метод у Игоря в отделении - это лечебный сон.
        Маша стояла перед Игорем, как принцесса, отданная на съедение дракону. Она не знала, куда девать глаза, поэтому смотрела куда-то в область галстука.
        - Маша, - втолковывал ей Игорь, стараясь говорить четко и кратко, - вот бумага. Это таблица. Видите названия граф? Вы идете в наш архив. Смотрите истории болезни за последние три года. Причем отбираете только наше, третье отделение. Из них находите те, на лицевой стороне которых наклеен красный треугольник. Понимаете, красный треугольник. И аккуратно переписываете все нужные сведения в таблицу. Потом выясняете, в какой поликлинике пациент стоит на учете, и звоните туда… - Ни малейшей работы мысли не отражалось на кукольном лице лаборантки. Игорь с тоской подумал, что взваливает на ее хрупкие плечи непосильную ношу. - Вам понятно задание, коллега? - саркастически закончил он свои объяснения. И, приняв конвульсивное подергивание головы за согласный кивок, вручил Маше листы.
        Все. Нужно сваливать домой и выпить водки. Утреннее происшествие все-таки сильно выбило Игоря из колеи. Гнусная история. Это даже не Агата Кристи, это скорей Стивен Кинг… Надевая пальто, Игорь рассеянно подумал, что случай с Сапкиным может подпортить таблицу статистики горздрава. Жаль мужика, совсем уж на поправку шел.
        Глава восьмая
        Саша
        Прекрасная, изумительная погода стояла в Петербурге уже неделю. Город, ошарашенный неожиданным подарком природы, посыпал себя маскарадно-желтыми листьями и с затаенной смесью удивления и злорадства прислушивался к прогнозам погоды. Уже который день синоптики обещали Питеру температуру на несколько градусов выше, чем во всех бывших братских, а ныне суверенных столицах, и каждый раз - о, чудо! - оказывались правы. И что приятно: все больше и больше петербуржцев наблюдало великолепие осени из окон наземного городского транспорта, пренебрегая услугами самого глубокого и чистого метрополитена в мире. Даже консервативные пенсионеры - владельцы кондовых «412-х» «Москвичей» и первых моделей «ВАЗов», прозванных в народе «копейками», не спешили ставить своих заслуженных «коней» на зимние стоянки. Наскребая гроши на дорогой бензин, они упорно ездили по улицам, путаясь под колесами иномарок. Нехорошие слухи о безобразиях в метро ползли по городу.
        Пронырливые журналисты, уже вошедшие во вкус «чернухи» и сплетен, пока еще не потревожили читателей ни одной версией происходящего под землей.
        Ровно в 20.20 тринадцатого октября к станции метро «Политехническая» подъехала первая машина «Скорой помощи». Через семь минут их уже было четыре. Через четверть часа - десять. «Началось», - подумали сорок два процента зевак, хотя ни один человек членораздельно не смог бы объяснить, что именно началось. Тридцать один процент сошелся на том, что террористы взорвали бомбу. «Учения», - решили еще девятнадцать процентов. Все? Ах да, из оставшихся два процента составляли грудные дети, два - успели сесть в трамвай, два были продавцами ларьков и не пожелали покинуть рабочие места, и еще два были настолько пьяны, что ничего не поняли.
        В 22.20 прибыла милиция и ОМОН. Общественное мнение стало перевешивать в сторону террористического акта. Станцию закрыли. Трудно было понять, что там происходит внутри, но то, что ни одна машина «Скорой» не уехала пустая, видели все.
        Сомнений быть не могло. Саша узнал машину - необычную и шикарную, которую уже видел около Нейроцентра. Кстати, и сейчас за ней деликатно следовал серый «Опель». Машины остановились перед светофором. Красный горел и горел, пока Саша не поравнялся с «Ягуаром». В этот момент женщина на заднем сиденье наклонилась и что-то сказала своему спутнику. Тот кивнул. Женщина улыбнулась (все уже поняли - это Светлана) и, повернув голову, посмотрела в Сашину сторону. Их взгляды встретились. Ровно на то бесконечное мгновение, чтобы увидеть, узнать, понять… Зеленый. Бесшумный рывок сверкающей машины. Саша остался один посреди улицы с ощущением человека, прыгнувшего с десятиметровой вышки. Он ничего не слышал и перестал дышать. Он влюбился. Насмерть. Настолько насмерть, что готов был вот прямо сейчас догнать этот «Ягуар», вырвать дверцу, голыми руками разметать крепких ребят, схватить ее и унести.
        Минут через десять Саша совершенно пришел в себя и посвятил остаток пути размышлениям на глобальную тему: куда нести?
        Саша сидел в баре с Валерой Дрягиным и понимал, что напился «в сосиску». На какой стадии алкогольного опьянения находились лейтенант и их третий спутник, было уже не определить.
        А получилось все, как всегда, совершенно случайно. Саша зашел в отделение - посоветоваться с Дрягиным. У того в кабинете сидел мрачный мужик в штатском, который безостановочно курил «Беломор» и каждые пять минут порывался сбегать за бутылкой. Выглядел он подозрительно и вел себя нагловато. Саше пришла уже в голову мысль о связях милиции и преступного мира, но штатский оказался старым другом Валеры и тоже лейтенантом, но из другого отделения. Уходить, не посоветовавшись, не хотелось, а поговорить с Дрягиным, который все время куда-то названивал и выскакивал из кабинета, никак не удавалось. Наконец Валера дал добро на приобретение бутылки и по-свойски хлопнул Сашу по плечу.
        - Все нормально, старик, пошли с нами.
        Как водится, после первой «Столичной», выпитой в скверике под «Сникерс» и осуждающие взгляды старушек, напряжение исчезло. И в бар Саша, Валера и Михаил (так звали второго лейтенанта) вошли уже приятелями. Тут Саша немного заскучал, потому что старые друзья извлекли на свет старые темы и принялись горячо обсуждать Мишину бывшую жену. Можно, конечно, было и поучаствовать в разговоре, тем более господин Самойлов и сам имел некоторый опыт семейной жизни. Но очень скоро он понял, что все его проблемы ничто по сравнению с коллизиями милиционеров. Самым пикантным в их историях было то, что бывшая жена Миши когда-то состояла в браке с Валерой. Кто из приятелей был первым мужем роковой дамочки, установить из их беседы не удалось.
        Дальше шел обычный мужской сценарий. Покинув бар, друзья провели небольшой рейд по окрестным ларькам и круглосуточным магазинам. Потом полчаса ловили машину и выясняли, к кому поедут продолжать и будут ли звонить Люсе и Дусе (а может, Кате и Тате? - Саша не уловил, потому что уже был в состоянии только кивать). Велико же было его удивление, когда он обнаружил себя стоящим в коридоре собственной общаги с чайником в руках. Ледяное умывание на кухне принесло громадное облегчение, и в комнату Саша вошел практически нормальным человеком.
        - О, чаек! - обрадовался Валера. Он сидел на кровати и открывал пистолетом Макарова бутылку пива. Кстати, замечено, что наибольший энтузиазм у выпивающих людей вызывает не обнаруженная «заначка» и не принесенная «гонцами» «догонка», а именно чай.
        Саша, чувствуя кристальную ясность в голове, попытался с порога поделиться с Дрягиным своими взглядами на жизнь вообще и на женщин в частности.
        - Погоди, старик, не суетись. Сейчас попьем чаю, все и обсудим.
        Но тут Миша, которого не брали ни «Распутин», ни «Асланов», ни даже «Ельцин», хлебнул индийского со сливовым вареньем и моментально захмелел. Он навалился грудью на стол и, переводя тяжелый взгляд с Валеры на Сашу и обратно, мрачно изрек:
        - Все, мужики. Отъездился. - Выдержав хорошую паузу, он немного бессвязно, но горячо продолжил: - Вы, ребята, свои, с вами можно… поговорить. Валерку я знаю с пацанов. Хоть и дрались, бывало, но он - друг, я знаю. Ты - тоже… - Миша положил руку Саше на плечо, вложив в этот жест все свое расположение к нему. - Я в деревню, наверное, уеду. Подальше от этого бардака. А еще лучше - в Сибирь, в тайгу… Я не трус, вот Валерка скажет… Я ни в какую эту чертовщину не верю… Но что я должен думать, когда целый вагон, понимаешь, целый вагон крови, два трупа, пятнадцать человек изодраны в клочья… как будто стаю волков выпустили. И никто ничего не помнит… Половину народа в дурдом увезли…
        - Гипноз, - уверенно сказал Валера.
        - Да иди ты на… со своим гипнозом! Я сам видел их руки и ноги: там следы зубов собачьих остались! Даже если они все с ума посходили между «Академической» и «Политехом» и кусаться начали, что ж у них, зубы другие выросли?! Я специально проверил: ни одной собаки в вагоне не было! Даже самой маленькой шавки! - Миша махнул рукой, плеснул себе водки в стакан и выпил без тоста, не поморщившись. - Что, не веришь? Вон возьми протоколы, почитай! «Множественные укусы неизвестного животного».
        - Гипноз, - повторил Валера, но уже не столь уверенно.
        - Ну-ну. Что ж это за гипнотизер такой неслабый: вначале всех в метро задвинул, потом ментовку и «Скорую», потом больницу… Тогда мы все - того… - Миша неуклюже повертел пальцем у виска. - Мне тогда первому надо идти в психушку сдаваться.
        Тут в протрезвевшей Сашиной голове всплыли какие-то смутные воспоминания, и он спросил:
        - Слушай, а ты случайно не знаешь, неделю где-то назад на «Площади Мужества» вход и выход закрывали - это почему?
        - Во! - почему-то обрадовался Миша. - Правильный вопрос! Был такой случай! У дежурной по станции крыша вдруг поехала. Спасительницей человечества себя вообразила. Минут десять просто проповедовала, говорят, кстати, очень горячо и грамотно, с примерами, а потом все: не могу, говорит, людей без покаяния своими руками в ад отправлять. И эскалаторы повырубила. Видение, видите ли, ее посетило. Гиена огненная.
        - Геенна, - успел вставить Валера, но Миша уже ничего не слушал. Теперь он обращался к Саше, почувствовав в нем благодарного слушателя:
        - Да, чтоб ты знал! Это закрытые данные! Ты в метро вообще - ездишь? Слышал, тетка-диктор противным таким, слащавым голосом все время говорит: «За последний месяц пять человек навернулись с эскалаторов! Короче, дорогие гости нашего города, держитесь крепче и не засовывайте руки куда не надо…» Помнишь?
        Саша, конечно, не раз слышал подобные нравоучения, правда, не в таких выражениях, но смысл был передан верно.
        - Так вот, ты пойди найди эту тетку и спроси ее тет-а-тет: а на самом деле, чего здесь у вас творится? Она не скажет! - Миша торжествующе откинулся на стуле и чуть не упал. - Я скажу! Хреновые у нас, мужики, дела в метро творятся! Народ на рельсы падает, телевизоры на станциях бьют… Причем только на нашей линии! Я проверял! Дальше «Площади Ленина» тишь да гладь, в смысле - как обычно, норма. А у нас… - Он придвинулся близко-близко к Саше (глаза у Миши были совершенно безумные) и, почти падая ему на грудь, страшным шепотом закончил: - Только не пойму, какой нужно быть сволочью, чтобы из того искусанного вагона умудриться шубу спереть? - после чего рухнул на пол и заснул.
        Саша проснулся оттого, что жутко затекла рука. Попытался перевернуться на другой бок и обнаружил, что с ним на кровати спит Валера Дрягин. Не пытаясь вспоминать подробностей вчерашнего, Саша обнаружил в себе такую страшную тоску, что его прошиб холодный пот. Он осмотрелся. Около двери лежал старый матрас и зимнее пальто. Рядом на полу стоял будильник. Миши не было.
        Дрягин проснулся бодрый и веселый. Он надел очки, тут же раскопал в пепельнице хабарик пожирнее, отхлебнул воды из чайника и закурил.
        - Санек! - донеслось из коридора, и в комнату без стука зашел Трофимов с третьего этажа. - Одолжи утюг, мне сегодня в Управление ехать… Здорово! - кивнул он Валере. - Слушай, это правда, что тебя ночью с милицией домой привели?
        - Совершенно верно, гражданин, она и сейчас здесь, - ответил Дрягин, доставая удостоверение.
        Трофимов на мгновение растерялся, потом робко вякнул:
        - Извините… - и выскочил, забыв про утюг.
        - А где Мишка? - отсмеявшись, спросил Саша.
        - Так ему же к девяти на дежурство. Не помнишь, как он тут будильник донимал? - Валера поднял из-под стола какую-то папку и вслух удивился: - Вот чудила! Документы забыл! Надо ему завезти. - С интересом полистал, не преминув пояснить: - Очень неэтично поступаю. - Ткнул пальцем. - Надо же, какие дурацкие фамилии бывают: Опь. Не Обь, «п» в середине. Представляешь, Саша, Опь Юлия Борисовна. С ума сойти. А вот у меня однажды потерпевший был по фамилии Ковбаса. Слышишь, Саш? Чего мрачный? Депресняк пришел? Ерунда, сейчас исправим. Поехали к Мишке, пивка купим, человеку отвезем, представляешь, как ему сейчас хреново? Поехали, потом приберешься…
        Саша поражался бодрости Валеры. В метро, перекрикивая шум, Дрягин сообщил:
        - Видел я твоего Поплавского. Скользкий, как мыло.
        - Ты что, к нему ходил? - поразился Саша. - Зачем? - Он не то чтобы жалел о том, что втянул в дело о наследстве Дрягина. Просто после встречи с Игорем, а особенно после похорон бабушки, им овладело такое равнодушие и тоска, что единственным желанием было поскорее уйти в рейс, да на подольше. Кстати, и разговоры такие уже ходили, даже сроки называли - месяцев пять-шесть.
        - Был я у него. Да не переживай, не по твоему делу. Человека у них в институте убили. Как раз в отделении твоего наследничка.
        - Убили? Как? Кого?
        - Отвечаю по порядку: убили. Задушили руками. Больного одного. - Валера задумчиво прищурился куда-то в сторону.
        Саша обернулся и понял, кто отвлек внимание Дрягина. Напротив сидела симпатичная девушка и читала очень толстую книгу.
        - Как ты думаешь, - серьезно спросил Валера, - это у нее Карл Маркс или «Справочник по внутренним болезням»?
        - Да подожди ты! Расскажи поподробней!
        - Ну что тебе рассказать! Кстати, Сань, а ты заметил, что люди стали по-другому реагировать на сообщения об убийствах? Никто не интересуется, КТО убил. Все спрашивают - КАК? - Поезд остановился на станции, и Валера, привлекая внимание девушки, повысил голос: - Обыватель требует жареных фактов!
        Эффект был достигнут. Девушка подняла голову и серьезно посмотрела на него. Дрягин с обворожительной улыбкой подошел к ней и заглянул на обложку книги. Лицо его тут же разочарованно скривилось, он развел руками и вернулся к Саше:
        - «Мифы Древней Греции».
        - Ну и что?
        - А то. Она мало того, что до жути серьезная, так наверняка еще и до тошноты романтичная.
        - Почему до тошноты? - Саше стало обидно за незнакомую девушку, потому как и он считал себя романтиком в душе.
        - А, - махнул рукой Дрягин, - хлопот много, толку мало.
        - Ну-у… - только и протянул Саша. Ни время, ни место не располагали к спору. Тем более что Валера уже двинулся к выходу.
        - Станция «Политехническая», - сообщил механический голос.
        Неприятная ассоциация с какими-то ночными разговорами на мгновение родилась в сознании, Саша еще успел кинуть взгляд на девушку. И чуть не остался в вагоне. Резким рывком Валера вытянул его на платформу и сердито спросил:
        - Чего спишь?
        Саша открыл было рот, но сказать ничего не смог. Молча пошел к эскалаторам. Валера не обратил внимания на замешательство приятеля, приписав его бессонной ночи и остаточному действию алкоголя. Он так и не узнал, что так поразило Сашу.
        Вместо увесистого тома «Мифов Древней Греции» романтичная девушка держала в руках открытую коробку, полную хирургических инструментов, и задумчиво вертела в пальцах блестящий скальпель.
        Глава девятая
        Света
        Светочка сидела на кухне напротив Виталия и смотрела, как тот ест. Хорош, хорош, как всегда, очаровательно небрежен. Вилочка в руках так и мелькает, вот так, хлебушек отщипнули, глоточек сока, пожалуйста… Давненько не видела Виталия за завтраком. Ну, понятно, понятно, светские дамы не утомляют себя утренней морокой с едой.
        - Птица ты моя ранняя, ответь, будь ласка, на один вопрос: почему это какие-то корявые придурки называют тебя светилом? Что это еще за гелиоцентрические замашки?
        - Не умничай. - Мамочки мои, откуда такая смелость? Светочка поразилась сама себе. В другое время подобная фраза имела бы немыслимые последствия. В другое… Теперь же чуть иронично поднял бровь. - Это мой одноклассник. - Смелость смелостью, но на вопрос отвечать надо. - А что?
        - Сермяжный тип. В его глазах я увидел вечную ненависть пролетариата к экспроприаторам.
        - Милый, не приснился ли тебе сегодня энциклопедический словарь?
        Ого-го! И это сошло! Какой у нас, право, божественно-рокочущий смех.
        - Я совершенно не представлял, какая ты чудесная утренняя собеседница. Мне всегда казалось, что раньше часа дня с тобой вообще невозможно разговаривать.
        - Не буду скрывать, сама удивлена не меньше. Ты сможешь меня проводить?
        - Увы. Видимо, смогу. Утру скупую слезу вслед твоему самолету.
        Вот теперь главное - не переборщить. Во-первых, мужчины имеют хорошо развитое чувство меры, да и баловать их не надо. Давным-давно Светочка, тогда еще начинающая дорогая дама, изощрялась в подборе сервизов к меню, пеньюаров к постельному белью и вин к мясу. Это сейчас посади ее хоть на колченогую табуретку, хоть на шкаф, ноги сами непринужденно сложатся самым совершенным образом. А раньше… Тренажеры и бассейны, парикмахеры и стилисты! Светочке уже казалось, что она делает успехи. Она как раз сидела на кухне в соблазнительном шелковом халатике и красиво затягивалась хорошей сигаретой. Виталий подошел сзади, поцеловал ее в шею. Потом громко сказал: «Фу! От тебя пахнет котлетами!» После чего немедленно вынес на помойку все журналы мод, отдал дворничихе пеньюары и разбил немецкий сервиз с розочками.
        Из всего вышеизложенного следует… Правильно. Светочка молча допила свой сок и пошла звонить Калерии Карловне.
        - Эмма Петровна? Доброе утро. Простите, что напоминаю, но у меня сегодня очень много хлопот… Да-да, улетаю в Париж. На день рождения к подруге. Спасибо… Да, вы ее знаете, это Сесиль, помните, очень высокая, с короткой стрижкой? Миленький… да, попросила бы вас пожить здесь. Три дня, в четверг утром я буду дома. Спасибо.
        Виталий (когда успел?) стоит строгий и красивый в дверях. Отставить нежности! Направо равняйсь!
        - Не забудь, у нас в четверг мероприятие. Не вздумай умотать со своей Жирафой в какие-нибудь прерии. Привези доктору Игорю сувенир.
        - Какой, Виталенька?
        - Ох, ты лучше в этом разбираешься. Что-нибудь дурацкое, но с претензией и надписью «PARIS» покрупнее. И пожалуйста, не любезничай так с Эммой Петровной. Она получает достаточно для того, чтобы обойтись без «спасибо».
        - В свою очередь, пожалуйста, не называй Сесиль жирафой.
        - Честь имею.
        - На здоровье.
        В американских фильмах так целуются супруги перед тем, как подписать бумаги о разводе.
        Прелестное утро! Светочка честно забралась обратно в кровать, повалялась полчаса и поняла, что совершенно не хочет спать. Надо будет попросить Сесиль сразу из аэропорта заехать в Сорбонну. Хоть бы догадалась встречать одна. Мы купим пива, посидим на ступеньках, а потом пройдем через мост. Нет, черт побери, наверняка сразу не получится: моя любимая французская жирафа обязательно притащит в Орли веселую компанию, полную самых сумасшедших планов, и мы дружно помчимся слушать какой-нибудь замшелый цыганский хор. Может, подарить ей на день рождения живого медведя?
        Светочка старалась не думать о том, куда поехал Виталий. То есть не просто - куда, а КУДА? В каких своих дебрях бродит сейчас этот самый близкий и самый чужой человек в ее жизни? Там страшно или весело? Может, он просто лежит на ослепительном белом песке и смотрит на море? Или пьет дочерна в грязном портовом кабаке? Ну же, перестань, ты не хочешь об этом думать, верно? Тебе не нужны, НЕ НУЖНЫ его тайны, это нарушило бы весь твой привычный образ жизни. Но признайся, той ночью тебе стало не по себе, когда он приподнялся на локте, спокойно посмотрел тебе в глаза и своим обычным менторским тоном произнес: «Запомни: „любовь“ - это самое отвратительное слово, которое я знаю».
        Все, все, все! Чемоданы к бою! Часы, трусы, носки, чулки (обязательно что-нибудь забуду), три зажигалки (спорим, все потеряю?), джинсы, свитер, платье-коктейль, очки, открытки, альбомы («доброе утро, Эмма Петровна!»), зубная щетка (фигушки, в Париже куплю), туфли, бриллианты, паспорт, билет… Уф! Боже мой, что это у нас сегодня с Калерией Карловной? Кажется, на кухне что-то разбилось.
        - Эмма Петровна, вы плохо себя чувствуете?
        - Светлана Вениаминовна, умоляю, простите меня, я разбила вашу любимую чашку!
        Ах вы, бедная моя старушка, зачем же так волноваться? Вся красными пятнами пошла, руки трясутся.
        - Оставьте, пожалуйста, и не смейте переживать по такому дурацкому поводу! У меня никогда не было любимой чашки, это предрассудки! Вы же знаете, я всегда беру из шкафа первое, что подвернется под руку. Вы придумали себе, что мне нравится эта чашка, и всегда ставите ее ближе всего. Понимаете? Теперь будете ставить другую!
        - Ах, майн готт, какой неудачный день! - Ну вот, расплакалась.
        Что там капают старушкам? Валокордин? Корвалол? Виталий бы живо что-нибудь придумал.
        - Да перестаньте! Сядьте и успокойтесь!
        - Я заплачу…
        - Так вы уже плачете.
        - О нет, я хотел сказать: платить буду…
        - Ну, миленький, этак вы скоро вообще на немецкий перейдете. Вот уже ударения путаете…
        Вот тут нормальный человек уже бы посмеялся и успокоился, а она нет - и вовсе в слезах утонуть решила. Сколько там до самолета? Сейчас Виталий приедет, а у нас чашки битые и пожилая дама в истерике.
        - Я… хотел поговорить… с вами.
        - Слушаю вас, Калерия Карловна.
        - Я хотел… попросить… У меня все-все уехал в Германию. Я не поехал. Виталий Николаевич такой серьезный мужчина. Я буду умирать здесь, в Ленинграде.
        Здравствуйте. Договорились. Надеюсь, она не собирается этого делать сию минуту?
        - Я знаю, это очень трудно… Но мы, немцы, очень строгой веры. Виталий Николаевич очень серьезный мужчина… - Это мы уже слышали, дальше что? - Светлана Вениаминовна, попросите Виталий Николаевич… чтобы меня похоронили на Немецком кладбище…
        - Господи, Калерия Карловна, - дай вам Бог здоровья, - а у нас и такое есть?
        - Да-да, рядом со Смоленским… Пожалуйста, попросите, я Виталий Николаевич знаю столько лет… но я не решаюсь…
        - Хорошо. Договорились. Только, пожалуйста, не умирайте. Хотя бы до моего приезда. - Нет, такого юмора в таком возрасте они уже не понимают. Как бороться с истерикой? Есть, правда, один способ. Но как ты собираешься съездить по лицу старому человеку? Светочка на секунду задумалась. Потом взяла со стола хрустальную вазу и что есть силы хряпнула ее об пол. Подействовало лучше пощечины.
        Калерия перестала плакать, оторопело взглянула на осколки и глубоко вздохнула:
        - Простите, Светлана Вениаминовна.
        - Да что вы, Эмма Петровна, всегда пожалуйста.
        В машине Светочка коротенько ознакомила Виталия с просьбой немки. Что за жлобская привычка слушать, не поворачивая головы! Роднуся, не ты же за рулем! Хоть бы ушко из вежливости навострил! Недоволен, вижу, что недоволен. Еще бы: такую персону побеспокоили! И чем!
        - Сможешь чем-нибудь помочь, Виталенька?
        - Я могу тебе ответить, как в старом анекдоте: помогу, но ложиться нужно завтра.
        Светочка улыбнулась и повернулась к окну.
        Фу, черт, опять привидение! На тротуаре стоял Самойлов и обалдело на нее смотрел. Готов, поняла Света. Только б на месте не помер. Какая все-таки удача, что целых три дня я не увижу родных лиц!
        Как бы не так! Первое же родное лицо расположилось в соседнем кресле самолета.
        - Hi! - развязно приветствовал Светочку хлыщеватого вида парень.
        - Добрый день. - Надеюсь, это прозвучало достаточно холодно, чтобы пресечь все дальнейшие контакты. Ах, не сообразила: нужно было ответить на каком-нибудь экзотическом языке. Чтобы отстал сразу. Тогда с его стороны все бы ограничилось кокетством со стюардессами.
        - В Париж?
        Господи, а куда же? Неужели он думает, что я собираюсь сигануть с парашютом где-нибудь под Северным морем? Спокойней, спокойней. Кивни равнодушно. Смотри в иллюминатор. В конце концов, можно и подремать.
        На несколько минут Светочка позабыла обо всем на свете - самолет развернулся и пошел на взлет. Средних лет дама в соседнем ряду истово крестилась. Боюсь, тетенька, ваш Боженька не сможет помочь, если вдруг в этой железной хреновине что-нибудь забарахлит и мы все начнем падать… О-о-оп! И земля начала отдаляться, потом завалилась набок, шоссе быстро превращались в ниточку, дома - в коробочки… Светочка счастливо улыбнулась. Можно ежедневно вариться в цивилизации, перестать обращать внимание на кофеварки и телефоны, бездумно нажимать на акселератор, не глядя тыкать кнопку лифта, но когда вот такая тяжеленная штука поднимается на десять тысяч метров… И летит, даже крыльями не машет… Это по-настоящему круто.
        Опрометчиво было так улыбаться. Сто процентов мужчин воспринимают женскую улыбку (даже и не обращенную к ним) как сигнал к действию.
        - У вас хорошее настроение?
        Как жаль, что Виталий так и не научил меня интеллигентно хамить.
        - Нормальное.
        - Не боитесь летать на самолетах?
        - Нет.
        - А ведь в последнее время так много катастроф… Вы телевизор смотрите?
        Зайчик какой. И тема приятная, и вопросы интересные.
        - Нет.
        - А газеты читаете?
        Стоп, стоп, милый, дай немного подумать. Молодой, разговорчивый, точно - не турист, на бизнесмена не тянет. Ставлю сотенную, что ты - журналист.
        - Нет.
        - Никакие?
        - Нет.
        Слава Богу, отвлекся на тележку с напитками. Ставлю две сотни, что возьмет виски.
        - Виски, пожалуйста. Со льдом? А вам?
        - Нет, спасибо. - Немножко «мартини», конечно, не помешало бы, но… Если двое русских выпили вместе, это уже компания. А я хочу лететь одна.
        Светочка посмотрела в иллюминатор и поймала себя на тривиально-женской ассоциации. Земля внизу представилась россыпью бриллиантов на черном бархате. Пошло, но очень похоже. Она немного отвлеклась, в который раз любуясь новым колечком на левой руке. А когда выглянула снова, чуть не вскрикнула от удивления. Как будто за несколько мгновений кто-то украл все драгоценности. Черный бархат был пуст. Спокойно стояли на своем месте звезды. Ни одного облака до самого горизонта. Но земля была темна. Ни искорки, ни огонечка. Первыми в памяти всплыли «Лангольеры» Стивена Кинга. Потом, неизвестно почему, перед глазами встало лицо Виталия. Была ТОЙ ночью еще одна фраза. Какая? О Господи, ведь он именно так и сказал: «Представляешь, кто-то подойдет и выключит большой рубильник…»
        Светочка крепко-крепко зажмурилась, не имея ни малейшего понятия о том, КОГО надо просить, но умоляя, чтобы ЭТОГО не случилось.
        - Что с вами? Вам плохо? - Участливый голос вытащил ее из дебрей ужаса. Испуганный сосед заглядывал Светочке в лицо. Под крылом самолета весело перемигивались огни городов и сел.
        Откуда взялось это временное помрачение? Буйная фантазия или скука сыграли с ней дурацкую шутку - разбираться не хотелось. Еще оставался страх и ужасная потерянность. Чтобы хоть как-то спастись, Светочка повернулась к сидевшему рядом парню:
        - Извините, немного голова закружилась.
        Черт с тобой, давай разговаривать. Только постарайся без пошлостей и глупостей, ладно?
        - Это бывает. Может, все-таки выпьете что-нибудь?
        - Да. «Мартини», пожалуйста.
        - Я где-то видел ваше лицо.
        - Извините за банальность, но я всегда ношу его с собой.
        Парень с удовольствием расхохотался.
        - Нет, точно, точно. У меня профессиональная память.
        - И что же у вас за профессия такая? Парикмахер?
        Парень просто заерзал от удовольствия, что беседа развивается так легко.
        - Не угадали. - И дальше - небрежно: - Я занимаюсь тем, что вру за деньги.
        - Писатель?
        - Хуже. Журналист. А вы… Актриса? Певица?
        - Уж не Алену ли Апину я вам напоминаю?
        - Ха-ха! Конечно, нет. Просто я вращаюсь в таких кругах. Ну, знаете, искусство, культура… «Акул пера» смотрели когда-нибудь?
        Кажется, Светочка неприлично засмеялась:
        - Вы знаете, мой приятель называет эту передачу «Ерши-малыши».
        - Почему это?
        - Да потому, что маленькие, скользкие и колючие. Палец наколешь - неделю гноиться будет. И ни акул, ни перьев.
        - Интересно. Вас что, мои коллеги тоже когда-то обидели?
        - Меня? Упаси Бог! Но вы сами только что признались, что врете за деньги. Фраза броская, да и от истины, наверное, недалеко?
        - Сдаюсь, сдаюсь. Здорово вы меня поддели. Тогда хотите козырь?
        - Сделайте одолжение.
        - Я вспомнил. Вас зовут Светлана. И я вас видел на одной очень крутой презентации. А ваш приятель - это Виталий Николаевич Антонов, президент акционерного общества «Петер-Экстра». Точно?
        Ну вот, час от часу не легче! Россия и инкогнито - две вещи несовместимые.
        - Да. Но предупреждаю сразу: если вы когда-нибудь попробуете разыграть ваш козырь и хотя бы полслова из нашего с вами приватного разговора окажется в печати - у вас будут крупные неприятности.
        Задумался. Кажется, разозлился. Видимо, соображает: лезть на рожон или попытаться подружиться. Лапочка, какой ты журналист! Твои полторы мысли на лбу написаны! Так, решился.
        - И как ваш приятель вас одну так далеко отпускает?
        Да не нажимай ты так на слово «приятель»! Похоже, мы начинаем друг друга раздражать.
        - Я не произвожу впечатление человека, способного самостоятельно путешествовать?
        - Я хотел сказать: такая красивая женщина. И одна.
        Э, да ты просто дурак… Вот главный недостаток самолета: нельзя встать и уйти. Далеко.
        Светочка достала сигарету. Сработал инстинкт: зачем зажигалка, если рядом мужчина? Молодец, этот этап прошел отлично! Без малейшей заминки перед ней появился огонек. Натаскан, натаскан на околосветских тусовках, вижу.
        - Светлана, вы обиделись?
        Обойдешься, добрый молодец, на тебя еще обидки тратить.
        - Извините, я не представился. Меня зовут Гена. Гена Слюпаков. Фамилия не звучная, поэтому я пишу под псевдонимом Пахмутов. Веду музыкальный раздел в одной газете. А вот сейчас на фестиваль бродячих музыкантов в Париж еду.
        Спасибо. Надеюсь, на этом с биографией будет покончено?
        - Может, выпьете еще чего-нибудь?
        - Выпью. Того же.
        - Светлана, разрешите вопрос? Клянусь, что никому не скажу и никак не использую ваш ответ.
        - Спрашивайте.
        - Ваш приятель, Антонов, он действительно собирается прибрать к рукам весь наземный транспорт в Петербурге? Говорят, что он скупил уже все автопарки и занялся трамваями и троллейбусами?
        - Знаете, Гена, - спокойней, спокойней, не выливай на него весь свой гнев, он может умереть от передозировки, - вы женаты?
        - Да, а почему…
        - Если я сейчас спрошу: когда у вашей жены месячные? Даже если вы это знаете, в чем я лично сомневаюсь, вы ведь мне этого не скажете? И вопрос мой покажется вам как минимум неделикатным?
        - Ну, зачем вы так… Откуда такая ненависть?
        - Я скажу. - Ох, мать, плоховато у тебя с нервами. Да и второй бокал «мартини», наверное, был лишним. - Знаете, чем отличается журналист от золотаря? Золотарь приедет, дерьмо уберет - и чисто, и запаха нет. А журналист найдет одну маленькую кучку да так разворошит, что потом месяц на весь город воняет!
        Ох, зря ты так. Просили тебя триста раз: не мечи бисер перед свиньями.
        - Если вы не переносите людей, почему ваш Антонов вам самолет не купит?
        Прекрасно. Это уже из трамвайной серии: «не нравится толкаться - поезжай на такси».
        Светочка щедро улыбнулась Геннадию Пахмутову и достала из сумочки сигарету и зажигалку.
        Из самолета она вышла с сильнейшей головной болью. Ощущение было такое, как будто она пробежала километров десять (как это называется - в полной боевой выкладке?) с рюкзаком тухлой рыбы.
        Часть IV
        Интерлюдия VIII
        Отличный был план. Отличный! Вомбат, несмотря на серьезность ситуации, аж захихикал, потирая руки. Потом легонько двинул Саню в плечо: молодец, дескать, мужик, головой работаешь!
        Утро продирало глаза нехотя, словно раздумывая: светать или нет. Фиолетовые сполохи ТЭЦ в такое время выглядят почему-то особенно жутко. Проснулся Цукоша. С трудом сел, потирая лицо. И тут же подполз к Зеленому. Плох, очень плох. Не надо быть врачом, чтобы понять это с первого взгляда. Штрипок еще спал. Дышал ровно, не вздрагивал.
        - Мужики! - Вомбата распирало желание немедленно рассказать всем про Санин план. - Тут Двоечник кое-что накумекал. Если получится, промылимся, как в бане.
        Вряд ли это можно назвать проявлениями энтузиазма. Единственный, кто мог бы оценить этот гениальный план по-настоящему, это Стармех. Но тот проснулся с нешуточной обидой на весь белый свет, где для него не нашлось ни щепотки курева. Сидит, грызет какой-то сучок, мрачно по сторонам зыркает. Ладно, господа слушатели, вы меня еще на бис вызывать будете.
        Штрипка трогать не стали. Зачем дергать человека, если все равно никакой специальной роли ему не отводится. Пусть поспит себе вволю.
        - Короче говоря, мужики, берем несколько дымовых шашек… Дим, у тебя сколько еще осталось?
        - Найдутся, - лениво ответил Стармех. - Только че ты радуешься, как пацан перед елкой?
        - Не понял…
        Вот терпеть не могу Стармеха в таком настроении. И слова-то еле цедит, и смотрит куда-то мимо… Нельзя так, Дима. Сигареты - это не главное в жизни.
        - Чего ты не понял? Разорались тут… - Стармех с остервенением рванул к себе автомат и сумку с магазинами. Пока все ошалело ворочали башками, успел опустошить один из них прямо в чисто поле. Вначале Вомбату показалось, что таким специальным способом Дима успокаивает нервы. Но скоро он усек систему в его пальбе. Действительно, через несколько минут вокруг костра в радиусе пятидесяти метров не осталось ни одного непростреленного клочка. Кто еще мог удивляться, тихо балдели от стармеховской выходки. Очумевший спросонья Штрипок сидел ни жив ни мертв. Вомбат уже все понял. Сейчас Дима начнет орать. Причем скорей всего на Двоечника.
        - Что?! Что ты вылупился?! Ты думаешь - самый умный?! Чингачгук - Старая Калоша! - Ох, лучше бы он на меня так накинулся. Я привычный, а вот Двоечника сейчас удар хватит. Тургеневская девушка! - Ты, придурок, хоть бы палочкой вокруг себя пошурудил: а не подкрался ли плохой дядя-мимикрот? И не навострил ли он ушки на ваши погремушки? Забыл, как Длинный Мохаммед тебе уши резал? Еще хочешь?
        Вомбат резко встал и отобрал у Стармеха горячий автомат.
        - Хватит, Дим.
        Но Стармех уже и сам успокоился. Смачно сплюнул в костер, сел и нормальным голосом спросил:
        - Ну, что там у вас, выкладывайте.
        Вот такие мы горячие парни. Стреляем и отдыхаем.
        Командир повернулся к Двоечнику и как можно мягче сказал:
        - Не переживай, Саня, это моя вина. Просто Дима вовремя напомнил нам о бдительности. Расскажи ребятам свой план.
        От обиды на Двоечника напала икота:
        - Я предлагаю сделать вид, что мы уходим, но как бы под прикрытием дымовых ша’шек. Зажигаем первую и сразу же - ставим «зеркалку».
        - А у тебя что - остались «зеркалки»? - недоверчиво проворчал Дима. То есть спросил в своем обычном стиле «мудрый дедушка-стармех разговаривает с внуком-двоечником».
        - Одна. Старая. Но я думаю, полчаса простоит. Мы остаемся на месте, а кто-то од’ин уводит банду под прикрытием дыма.
        Теперь уже глаза загорелись у Димы.
        - Рискованно, - на всякий случай засомневался он. - А если ветер?
        Саня энергично замотал головой:
        - Сильного не будет. А пока они раз’рюхают, что к чему, мы уже будем в Квадрате. Это близко. Я чувствую.
        Стармех довольно хлопнул себя по коленкам и хитро посмотрел на Командира:
        - Идет. Ох и помотаю я этих гадов…
        - Почему это ты решил, что ты уводишь? - обиделся Цукоша. Сидевший рядом Леня только грустно рассматривал свои руки.
        - А кто? - Дима торжествующе начал загибать пальцы. - Эти двое, - мотнул головой в сторону Зеленого и Штрипка, - не в счет. У Пургена - руки, у тебя - дырка в башке. Без Командира вам идти нельзя. А дорогу в Квадрат только Санька знает. Ну? Кто остался на трубе?
        Вомбат отметил, что впервые Дима назвал Двоечника по имени. Зауважал, зауважал.
        - А потом? - Заботливый Цукоша всегда думает о других. - Где мы тебя найдем?
        - Вот это мы сейчас и обсудим. Вомбат, давай карту. - Похоже, Стармех решил на время взять командование в свои руки. Эт ничего, эт можно, - Саня, иди сюда. Показывай. Где, по-твоему, находится Квадрат?
        Тут Вомбат уловил какое-то движение у костра. Заметил, как Штрипок подвинулся поближе к Двоечнику. Успел подумать, что неплохо бы рыжему помыться. И наткнулся на безумные, полные ужаса глаза Лени. Что происходит? Пурген тем временем незаметно тянул к себе автомат, пытаясь взглядом что-то сказать Командиру. Черт возьми, чего это он так перепугался? Вомбат не торопясь отошел чуть в сторону и внимательно осмотрелся. Мужики ничего не замечали, увлеченно обсуждая план операции. Двоечник тыкал пальцем в карту, что-то доказывая Диме, Азмун шумел на обоих.
        Ах ты, мать твою разэтак! Вомбат почувствовал, как его затошнило от бешенства. Собрав в кулак всю свою выдержку, он быстро глянул на Леню, предупреждая: я понял. Ох, только бы интеллигентушка наш не подвел. Блин! Да у него же руки! Не спуская глаз с Командира, Пурген зубами начал неторопливо разматывать бинт на правой руке. Даже мотивчик какой-то игривый затянул. Не переборщи, друг, не переиграй, пожалуйста. Вомбат немного придвинулся к спорящим мужикам, оказавшись как раз за спиной Штрипка. Качнул головой: вправо. Уловил ответный кивок Пургена. Стал попрочнее, расставив ноги. Снова взглянул на Леню и, уловив только им понятный знак, резко вздернул Штрипка под мышки и с силой швырнул его в сторону. Автоматная очередь встретила тело рыжего оборотня на лету. Он тяжело свалился на землю и сразу же начал менять цвет, сливаясь с пожухлой травой. Поздно, дружок. Последние пули вязко входили в тело мертвого мимикрота, так и не успевшего до конца потерять облик Штрипка. Ярость Стармеха была запоздалой. Страшно ругаясь, он топтал уже безжизненного монстра.
        Вомбат поднял с земли и расправил смятую карту. Его все еще трясло от ненависти. Он старался не смотреть в ту сторону, где рядом с останками мимикрота лежал окровавленный скальп рыжего поэта. Не будь Длинный Мохаммед таким эстетом, хрен бы мы догадались. Эта гадина в халате напялила на своего пса НАСТОЯЩИЕ волосы с убитого Штрипка. Удивляло одно:
        - Саня, как ты-то проворонил, что здесь мимикрот?
        - Не знаю. То есть я, конечно, чувствовал неладное. Но они ведь где-то рядом. Я и подумал.
        Так. Дима, по-моему, опять собирается произнести гневный монолог.
        - Подожди. Сядь. - Командир повернулся к Лене. Тот сидел бледный как смерть и стоически терпел очередную перевязку. - Пурген, отвлекись от болячек. А ты когда догадался?
        - Наверное, давно. Во-первых, он странный пришел и все время притворялся. Вы тут с Двоечником утром шушукались. Я гляжу, а он не спит. Ну, мало ли, я и сам ворочался. А потом, когда уже карту достали, очень живо интересоваться стал. А я смотрю: у него кровь не на волосах, а под ними. Как это так?
        Вомбат кивнул:
        - Мне тоже показалось, что он слишком грязный. - И добавил, как бы про себя: - И стихов он не читал совсем…
        - Подождите, я не понял. И что ж, из-за этого в человека из автомата лупить? Да мало ли какие люди странные есть!
        Цукоша у нас немного туповат бывает. Ну что здесь в бутылку лезть? Вот, перед тобой лежат все доказательства, чего тебе еще? Внезапно взорвался Пурген:
        - Пошел ты со своим гуманизмом, Гиппократ хренов! Людей он странных защищает! Да какой бы ты ни был странный, тебе прозрачным никогда не стать, хоть наизнанку вывернись!
        Поясняю для публики. Мимикрот обыкновенный, плотоядный, может принимать разнообразный вид, в зависимости от окружающей обстановки. Интеллектуальные способности крайне ограничены. Поэтому во время напряженного мыслительного процесса может на время терять цветность, становясь прозрачным.
        Чуть позже, когда все уже успокоились, Пурген, прихлебывая чай, выдавал более красочную версию:
        - Сижу, никого не трогаю! В генеральном штабе совещание идет. Не вмешиваюсь. Я - человек маленький, гражданский. А этот все чего-то ерзает и бочком-бочком - к карте поближе. Ну, думаю, наверняка шпиен. Потом глядь: а сквозь него цветочки в поле просвечивают. Ну, думаю, гнида, прощайся с жизнью своей поганой! И Вомбату знак незаметный делаю. Дескать, подсоби…
        Ну трепло!
        Цукоша глядел на Пургена большими мокрыми глазами и с готовностью принимался смеяться его шуткам, каждый раз закидывая голову. Но тут же морщился, схватившись за затылок. Стармех кидал сердитые взгляды на Двоечника, считая того виноватым.
        - Как ты думаешь, он не мог успеть что-нибудь передать Мохаммеду? - Дима выглядел озабоченным. Или хотел таким казаться.
        - Знаешь что, кореш! - вмешался Пурген, не выходя из роли «охотника на привале». - Если у нас появятся мимикроты с телепатическими способностями, я честно пойду и повешусь на первой осине!
        Ну вот, туман, кажется, рассосался. Теперь мы ненавязчиво под бдительным оком Длинного Мохаммеда будем делать вид, что уходим. Аккуратно расстеленная «зеркалка» лежала на земле. Дима попрыгал на месте, проверяя, достаточно ли шума будет при ходьбе. Все бодрились, как могли, особенно Стармех.
        - Дим, ты там из себя Тарзана не очень-то изображай, - напоследок построжал Вомбат. - И от плана ни-ни. Ясно?
        - М-м-м, - невнятно откликнулся Стармех.
        - Не слышу.
        - Ясно, Командир. От плана ни-ни.
        Знаю я тебя, башка шальная.
        - Штрафовать буду куревом. А если почуешь, что опять кровь закипает, вспоминай Куускалме - это тебе самое лучшее охлаждающее средство.
        Запрещенный прием? Ни фига подобного. В такие вещи ребят до конца жизни нужно мордой тыкать, чтоб не зарывались. Уверен, в самом далеком закоулке души под стыдом, страхом и ненавистью Стармех испытывает совершенно дикую гордость от своего тогдашнего поведения. Да-да, есть в нем эта дурь. Самое большое заблуждение, которым страдают такие вот лихачи: если выжил - значит, герой. А что он думал, когда с истошным визгом выскакивал прямо под ноги Финскому Десанту? А потом - когда его волокли по снегу с полным животом отбитых внутренностей? Каким гениальным стратегом он себя воображал, подставив под пули девять человек? Их уже не сможет вернуть к жизни никакой раскрутой Квадрат. Как и три пальца на левой ноге Стармеха. В качестве профилактики я бы посоветовал ему почаще ходить босиком. И смотреть на ноги. Ясно, Дмитрий? Не забывай, Командир здесь я.
        Мужики промолчали. Они про случай в Куускалме знают только понаслышке. К тому же очень давно это было. Да и Стармеху хватает ума не распространяться об истории нашего с ним знакомства. Вот и сейчас: лишь взглянул тяжело, будто гирю метнул. Все я правильно делаю. Насквозь не насквозь, а вижу твое настроение. Задолбали тебя? И Труба, и Гаражи, и мимикрота почти прошляпили. Вот твоя злость и гуляет, выхода просит…
        Все. Старый Мазай разгунделся в сарае… Двинулись.
        Хиловата оказалась «зеркалка». Сработала не сразу, минуты полторы дрожала, рябью шла, но потом ничего, выправилась. На гладкой поверхности отразились наши мятые и усталые лица. Ладно, чего стоять-то, можно и присесть пока. Снаружи донесся тихий свист и голос Стармеха:
        - У меня все нормально. Дыму навалом. Чуть сносит на юг. Пошел.
        «С Богом», - чуть было не ляпнул Вомбат, но вовремя прикусил язык. Вот уж этот товарищ здесь совершенно ни при чем.
        Старались идти как можно быстрее. По очереди волокли Зеленого, тяжелого, как рояль. На Двоечника приятно было посмотреть. Ну просто борзая, взявшая след. Идет шустро, аккуратно, ветками глаза не колет и ноги не подворачивает - совершенно другой человек.
        - Немножко осталось, - подбадривал он Команду.
        И дошли бы, наверное, но Вомбат понял, что выдохся.
        - Стоп. Отдых пять минут. - И первым рухнул на траву.
        Мандраж начался. Захотелось курить, сердце забухало тяжело и медленно, каждый удар отдавался в голове. Значит, действительно близко Квадрат.
        Саня даже не присел. Он рыскал кругами, изредка появляясь из кустов. Пять минут съели и не заметили. Надо вставать. Командир покосился на Цукошу; врач сидел, закрыв глаза, и дышал часто-часто. Ладно, отрежем от резерва еще десять минут.
        Самые тяжелые, как всегда, это последние шаги. У Пургена, помнится, на первых порах вообще истерика начиналась. Подскочил Двоечник, порывисто сел рядом. Щенок щенком. Глаза светятся, уши торчком, только что язык набок не свисает. Вомбат поднял голову и неожиданно для себя спросил:
        - Саня, а сегодня чего у Квадрата попросишь?
        Тот на мгновение смутился, потом нахмурился, быстро сказал:
        - Ну как чего? Чтобы ребята выздоровели. Сил побольше…
        - Это понятно. А еще? Я же вижу, есть у тебя какая-то заветная мечта.
        Странные вопросы ты задаешь. Кто ж такие вещи спрашивает? Но почему-то Вомбату именно сейчас показалось страшно важным узнать, что толкает Саню, совершенно нездешнего, заблудившегося ребенка, каждый раз уходить с Командой на очередное дело. Страдать и мучиться, плакать от страха и усталости, терпеть грубости Стармеха, попадать вместе с нами в гнилые передряги, снова и снова отыскивать Квадрат… К каким своим звездам идет он через наши тернии?
        Видно, настроение Вомбата передалось и Сане. Он вдруг улыбнулся широкой светлой улыбкой и тихо сказал:
        - Я Луну хочу.
        Оп-па! Вомбату стало ужасно стыдно. Как будто он специально подглядывал детский сон. Господи, да спроси любых сто, да хоть тысячу человек: нужен тебе этот бледный блин на небе? Уверен, все в один голос ответят: на хрена? Вспомним историю. С чего началось падение Второй Китайской Империи? Взыграли их восточные амбиции. То ли Конфуция начитались, то ли сами скумекали. И решили весь мир потрясти. Ах, эта любовь к зрелищам! Они-то думали: мир содрогнется и падет на колени. Накупили на все деньги урана, нашпиговали наш любимый естественный спутник и ка-а-ак… А мир пожал плечами и отвернулся. Своих проблем хватало… Такого унижения не выдержит никакая нация, даже самая великая. И вот всем уже давно по фигу, что на небе вместо Луны - облачко пыли, а этот парнишка переживает. Господи, и ни черта-то я в людях не понимаю.
        Тяжелый то ли вздох, то ли всхлип прервал мысли Вомбата.
        - Ребята, - сипло произнес Азмун. - Зеленый умер.
        Как мы ломились через заросли, увязая в гнилых листьях и спотыкаясь об каждую корягу! Воздуха осталось - как будто один глоток на всех. И этот жалкий глоток мы гоняли по нашим сморщенным легким, отщипывая последние атомы кислорода. Леня неловко придерживал ноги Зеленого, не замечая, что бинты на руках пропитались кровью насквозь.
        И вдруг Саня, бежавший впереди, остановился, упал на колени и еле слышно выдохнул:
        - Пришли.
        Нет. Не успели. Несколько раз Вомбату казалось, что Зеленый вздохнул, но… нет, таких чудес даже тут не делают.
        Похоронили его наспех, здесь же. Скорей всего завтра Квадрат будет совершенно в другом месте. Уйдет, как всегда. Но Командир был уверен, что перед этим он позаботится о скромной могиле и ни одна поганая тварь не доберется до тела их друга.
        Вот интересная штука получается. Никто до сих пор точно не знает, КАК нужно просить Квадрат. Ну-у, в смысле, что при этом делать. Возьмем, например, здоровье. Как правило, приползаем - что на чем держится. Казалось бы - лечи по полной. И лечит. Можешь хоть сейчас повернуть голову чуть левее да на Ленькины руки посмотреть. Ну? А у Вомбата в прошлый раз гнилой насморк нетронутым оставил. Самому потом пришлось несколько дней по оврагам ползать, белого чертополоха искать. Опять-таки: у Саньки зрение теперь - орел орлом, а стармеховские три пальца ноги так у Куускалме и остались. Видать, какие-то свои, неведомые нам правила игры соблюдает.
        Крошечные колкие мурашки бегали по телу, разгоняя кровь. Вомбат лежал на спине и чувствовал, как вместе с силой его переполняет злость. Он повернулся на бок и увидел, как поднимается и начинает зеленеть примятая пожухлая трава. Интересно, это через меня передалось или она сама умеет думать? Цукоша уже стоял мощный, как скала, всем своим видом предупреждая, что теперь с ним связываться опасно. Счастливый Леня разминал руки, как пианист перед концертом. И только Двоечник сидел на земле и беззвучно шевелил губами.
        Когда все вышли, чуть сгибаясь под тяжестью обновленных вещмешков и оружия, Командир заметил, что Саня несет какой-то странный сверток. На вопрос Вомбата он лишь похлопал глазами и уклончиво ответил:
        - Да так, приспособление одно.
        Судя по карте, Дима сейчас где-то на юго-востоке. Азмун достал часы. Оказалось, пробыли в Квадрате всего сорок минут. Так, так, посчитаем… Получается, что Стармех от нас примерно в пяти километрах. Эх, да с нашей силушкой - это пятнадцать минут бегом. Сказано - сделано. Четыре фигуры в камуфляже неслышными прыжками устремились на юго-восток.
        Новостей было две. Как водится, хорошая и плохая. С какой начнем? С хорошей. Пожалуйста. Стармеха мы нашли без проблем. Он расположился в густых зарослях гигантского репейника и старательно изображал стоянку первобытных людей. Судя по производимому им шуму, в кустах тусовалось человек пятьдесят, не меньше. Ну, конечно, дымовухи у него уже кончились, вот и устраивает такие дешевые спектакли. Но Длинный Мохаммед - тоже большой поклонник Мельпомены. Далее следует плохая новость и множество непечатных выражений.
        Совсем недалеко расположились мимикроты. Нет, не трое. Штук десять-пятнадцать смутных силуэтов клубились на большой открытой поляне. Изредка некоторые из них принимали вид человека или животного, прохаживались перед хозяином и снова сливались с остальными. Длинный Мохаммед развлекался. В один из моментов Вомбату даже показалось, что среди этих живых картинок мелькнули апельсиновые косички Штрипка. У Сани задрожал подбородок. Леня потянул из-за спины автомат, вопросительно глянул на Командира. Не торопись, друг, здесь спешка ни к чему.
        - Главная задача - это накрыть их всех. Ни одного гада не упустить. Понимаете?
        - Понимаем, - махнул рукой Цукоша, - да что ж их теперь - сеткой ловить?
        - Будем думать.
        И опять удивил Двоечник. Ну просто человек-сюрприз!
        - Не надо никакой сетки. У меня получше штука есть. - И развернул свой сверток.
        Ну и что? По виду вроде граната. Побольше, правда. И форма необычная.
        - Я подумал, - горячо зашептал Саня, - их главное преимущество в том, что они маскируются. Вот и надо сделать так, чтобы мимикрота всегда было видно!
        - Свежая мысль, - одобрил Вомбат, - дальше.
        - И я стал соображать, как это сделать.
        - Напряженно следил за ходом ваших рассуждений, - прокомментировал Леня, похоже, зверея.
        - И я придумал! Их надо просто покрасить!
        Ай умница! Ай молодчинка! Вот так просто: взять и покрасить. Кисточку в руки, по росту построить и - сверху вниз, наискосок! Гуляйте, просыхайте! Может, и номера на спинах проставить?
        - Азмун, - Двоечник, кажется, и не заметил нашей иронии, - ты сможешь подкинуть эту штуку прямо над ними?
        - Высоко?
        - Да нет, метров на десять, не больше.
        - Ну… смогу. И что?
        - А Командир в нее выстрелит. Попадешь?
        Вомбат лишь презрительно выпятил нижнюю губу. Спрашиваешь.
        Двоечник замолчал. Цукоша покашлял и деликатно спросил:
        - А… дальше… что?
        - Дальше - будем в них стрелять.
        Вомбат с Азмуном переглянулись:
        - Ты что-то придумал, Сань?
        - Конечно! Я же все объяснил: подкидываешь над ними, стреляешь и - готово! Получите крашеных мимикротов.
        - Поверим, - кивнул Вомбат. - В таком случае нужно обсудить дальнейшую операцию. Я предлагаю обойти поляну и присоединиться к Стармеху.
        - А я считаю, что нам нужно, наоборот, рассредоточиться вокруг поляны, - прошипел Азмун. Он вообще не умеет говорить тихо, поэтому у него вместо шепота получается либо хрипение, либо шипение.
        - Ага. Вокруг. Ага. И каждый раз предупреждать: «Господин мимикрот, подвиньтесь, пожалуйста, а то я в Пургена боюсь попасть…» - это Леня подключился. И, надо сказать, разумно.
        - Так уйдут же, - не унимался Азмун.
        - Догоним, - веско пообещал Командир.
        Стармех сидел на пеньке и отдирал со штанины крупные, размером с яблоко, репьи. При этом он громко разговаривал сам с собой. Появление родной Команды он приветствовал невыразительным «угу» и наболевшим вопросом:
        - Курево принесли?
        Отведя душу сигаретой, план Двоечника одобрил, признавшись:
        - Скорей бы покрошить этих гадов. Сил больше нет на них смотреть.
        Вомбат оценил деликатность Стармеха, который даже не спросил про Зеленого. Слишком тяжело было бы признаться, что мы просто не успели.
        Неизвестно, могут ли мимикроты чего-либо ожидать, но Санькин сюрприз свалился им как снег на голову. С той только разницей, что вместо снега всю компашку накрыло облако синей мелкодисперсной краски. Так что теперь хошь деревом стань, хошь лужей растекись - не скроешься. Стармех попытался поддеть Двоечника вопросом:
        - Так твоя краска везде будет. Если он сообразит и на землю шлепнется? Как ты его от обычной травы отличишь?
        Саня засмущался, бросил взгляд на Леню и объяснил:
        - Я придумал, что краска заряжена положительно, а мимикрот - отрицательно.
        А Цукоша встал, подошел к Двоечнику, пожал ему руку и пообещал:
        - Когда закончим, подарю тебе свою кунгахкеи.
        Да нет, конечно, не такие уж они и хлюпики. И вовсе это не походило на избиение младенцев. В первый момент Длинный Мохаммед просто обалдел от нашей наглости. По его расчетам, мы, испуская последние вздохи и пуки, с трудом ползем к его вожделенной цели. А мы-то как раз - наоборот! Дрянью сверху посыпали, да еще и автоматным огнем приправили. Ну, у них тоже пара ружьишек нашлась. Отходить стали. Направо, к болоту. Но там уже Стармех наготове. Со всей своей злостью и с отличным пулеметом. Вот за него я больше всех беспокоился. Он ведь в Квадрате не был, и куража у него могло не хватить. Да что там… Хватило. Потом, когда все кончилось, Дима долго еще ходил, проверял, не шевелятся ли. Нашел-таки одного недобитого. Лежит такое синее непонятно что, а сбоку что-то пульсирует. Отвратительное зрелище.
        Длинный Мохаммед? Так ему Леня еще в самом начале прямо в башку попал, так что недолго ему удивляться пришлось. Вот только интересно: за что его Длинным прозвали?
        Глава десятая
        Света
        - Oui.
        - Salut, c’est Michel Perriet. Cеcile… Elle est chez-soi? Donnez-moi Cеcile.
        - Bon matin. Mais… mais elle dort encor. Hier nous…
        - Merde! Dites lui, que notre mariage aujourd’hui s’annule…
        - Michel…
        О-ля-ля! - как говорят настоящие французы. Вот славно. Это у них так шутят с утра? Пожалуй, на всякий случай стоит разбудить Сесиль.
        А она и не спит вовсе. Жирафа лежала поперек кровати и играла на компьютере в теннис.
        - Сесиль, ты что - не слышала телефона?
        - М-м-м… Момент… Merde! Почему он выигрывает всегда?
        - Сесиль! Доброе утро!
        - Доброе утро, Света.
        - Обожаю свое имя с ударением на последнем слоге!
        - Телефон…
        - Да-да-да. Это Мишель Перье? Сказал, что мы сегодня поженяться не будем. Да?
        - Да. Только не «поженяться», а жениться. По-моему, он был очень сердит.
        - Да-да-да. Он сердит. Он всегда был сердит.
        - Слушай, я не знала, что у тебя сегодня должна была быть свадьба.
        Сесиль уронила джойстик на пол и захохотала басом.
        - Света! Если бы я женилась с каждым Мишелем Перье, то разорилась на одних только свадебных букетах!
        - Фу, Сесиль, не думала, что ты такая интриганка!
        - Как? Интриганка! Это от intrigue? Хорошо, я сейчас запишу. Похоже на «хулиганку», oui?
        У нее под рукой всегда найдется толстенький блокнот, битком набитый русским фольклором, географическими извращениями вроде «Электростали» и «шоссе Энтузиастов» и ругательствами.
        - Это грубо?
        - Нет. Но так почти не говорят, слишком литературно.
        Француженка быстро черкнула несколько слов, порывисто встала и проследовала на кухню, попутно объясняя Свете:
        - Нет, это не intrigue, я бы сказала: оптический обман.
        - То есть?
        - Есть такое время - чуть-чуть между днем и вечером, знаешь, уже немного не светло?..
        - Сумерки?
        - А, oui! У меня очень обманная внешность. Когда сумерки - я очень робкая и нежная. Я молчу, как загадка, а мужчина сидит рядом, смотрит на меня… вот так, oui?.. - Сесиль прикрыла глаза, подняла и выпятила подбородок и распустила губы. - И ему кажется, что мы должны быть вместе… навсегда… Затем мы целуемся, потом еще… Он предлагает мне жениться… Я соглашаюсь…
        - Но ты-то - зачем?
        - Ах, Света, не знаю… это… это как правила игры!.. А утром! Пф-пф! Утром он вспоминает, что я не умею готовить, и что во мне метр девяносто росту, и что я, черт побери, - доктор философии!
        Век бы сидела развесив уши и слушала этого Луи де Фюнеса в юбке, пардон, в шортах. Как я уеду, оставив мою ненаглядную Жирафу в роковых сумерках наедине с коварными мужчинами? А мои любимые плетеные кресла перед рестораном «Гиппопотам»? А тоскливо-сладкие звуки «Corre el viento» в парижском метро? Господи, как подумаю, что через… семь часов все это снова останется тридевятой сказочной Францией, куском праздничного пирога с серебряной вилкой Эйфелевой башни посредине…
        - Почему ты еще сидишь? У нас очень мало времени!
        Знаем, знаем, сейчас мы будем обеспокоенно кудахтать, но провозимся не меньше часа, прежде чем выйдем из дому. Сесиль, кстати, изобразив на лице максимально озабоченное выражение, даже не тронулась с места, продолжая макать круассан в кофе, просматривать «Premier», затягиваться сигаретой и кидать под стол шоколадное печенье для старины Жореса.
        Ужасное тоскливое предчувствие вдруг накатило на Свету, сжав сердце ледяной рукой. Господи, как домой не хочется! Бросить бы на фиг все меха, бриллианты, мебель и серебро… Нет, нет, пейзаж Слонова я не оставлю. Светочка представила, как сдергивает со стола скатерть, заворачивает картину и спускается с третьего этажа, чтобы никогда больше не возвращаться…. Да нет, даже в качестве игры ума не проходит. Пока она мысленно спустилась еще только на полпролета к огромному полукруглому лестничному окну, стало жаль вначале хорошей посуды, потом - обреченно зажурчало сантехническое чудо цвета слоновой кости, а главное - толстокожая, как ты могла забыть! - печальные глаза Гардена, вопрошавшие: «Это что еще за ерунду ты затеяла?» Прости, друг, у девчонок это от нервов. Можешь смело выглядывать в окно, я скоро приеду.
        - Сесиль! - Это начинается вторая стадия наших сборов. Теперь уже я суечусь, собираюсь и хлопочу. Шуму гораздо больше, но эффект - смотри выше. Все равно быстрее мы не соберемся, а мои старания - лишь дань традиции. К тому же надо помнить, что домой мы заезжать уже не будем, поэтому я брожу по комнатам, собирая кроссовки, лифчики, туфли, проклятые зажигалки - весь тот нехитрый скарб путешествующей дамы, который за три дня уютно расположился в квартире Сесиль и не желает укладываться обратно в чемодан. Главное - не забудь: «фиалки - Иа, Иа - фиалки», то есть подарок доктору Игорю. Куплю ему программируемую клизму. Хм, хм, обидится. Да таких и нет, наверное.
        В машине немножко пошумели. Еще одна национальная черта французов: постоянно перекраивать ваши планы.
        - Почему ты сворачиваешь на рю Муфтар? Там же нет правого поворота!
        - А зачем нам правый поворот?
        - Затем, что мы едем в салон!
        - Нет, Света, мы едем на русском кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа.
        - Я не хочу ни на какое кладбище, я тебе тысячу раз говорила! Я хочу в салон Кевина Кляйна!
        - Это не твой стиль, - отрезала Сесиль и включила приемник погромче.
        Ладно, черт с тобой, вези куда хочешь, я смирилась.
        Ну и что хорошего получилось из твоей затеи? Ну не испытываю я священного трепета при виде русских имен на крестах, не испытываю! К тому же через пять минут создалось впечатление, что именно здесь похоронены все герои «Войны и мира».
        Света бросила последний взгляд на скромный крест с именем Тарковского и повернула к выходу.
        - Нам пора, - тихо позвала она загрустившую Сесиль.
        Жирафа стояла около черного мраморного надгробия и комкала в руках бумажный носовой платок. Ну что еще за сантименты?
        Нет, это не «о-ля-ля!», это по меньшей мере - «черт побери!». Строгие буквы безжалостно выстроились в лаконичную надпись:
        ЖУКОВА СВЕТЛАНА ВЕНИАМИНОВНА

1963-1995

…ПРОЩАЙ, ЛЮБИМАЯ…
        Могила была совсем свежей. Памятник только-только установили, и он был весь усыпан цветами.
        Русский человек по природе своей мнителен и пуглив. Американец, увидев свое имя и даты жизни на могиле, легкомысленно махнет рукой: совпадение. Светочка же совершенно растерялась. Несколько минут она ошеломленно оглядывалась, потом расплакалась, а затем сделала единственное, что пришло ей в голову, - трясущимися руками достала «Минолту» и сфотографировала могилу.
        Сесиль не знала, как извиниться за свою затею с кладбищем. Всю дорогу до аэропорта она болтала всякие глупости, несколько раз принималась, как обычно, петь за рулем, но голос срывался. Вдобавок шел дождь. Короче говоря, в Орли Светочка прибыла с омерзительным слезливо-брезгливым комком вместо настроения. Фотоаппарат жег ей руки. Распугав шумную веселую толпу улетающих-провожающих, она протолкалась к стойке «Кодака», сломала ноготь, перематывая пленку, и, шипя от злости и бессилия, попросила напечатать (срочно, пожалуйста!) последний кадр.
        Ох, ну и лица, наверное, были у нас! Пожилая француженка участливо поинтересовалась, не плохо ли нам. А мы с Жирафой, как две последние идиотки, стояли посреди зала и вырывали друг у друга из рук яркий глянцевый снимок замшелого креста. Когда-то золотые буквы на нем изрядно потускнели, но не настолько, чтобы не прочитать совершенно незнакомую и нестрашную русскую фамилию «Яновский».
        Да. Алексей Сергеевич Яновский. И ничего больше.
        В самолете Света сразу махнула коньяку и решительно раскрыла самый толстый и яркий журнал, который смогла найти на тележке стюардессы. В иллюминатор не выглядывала, светские разговоры пресекала на полуслове. Прощальной мыслью было: почему, интересно, все французские певицы так агрессивны, а мужики, наоборот, все время за что-то извиняются? Теперь уже ее страшно тянуло домой. И не просто домой, а в тот самый неприятно-розовый дом больничного вида с веселенькой вывеской «Фуксия и Селедочка».
        «Ох, как я понимаю наркоманов!» - На секунду Светочку обдало жаром подозрения - не приобщили ли случайно и ее к этому братству больных фантазеров? Да нет же, не говори глупостей! Не может доктор Игорь оказаться таким изощренным подлецом: лечить алкоголиков, превращая их в наркоманов!
        Наше незакатное солнышко, конечно, не удосужилось доставить свое бренное тело в аэропорт. Пусть любимая женщина одиноко бредет к машине в окружении верных дуболомов. Светочка заметила на лице Бритого хорошо замазанный синяк, но, как ни странно, совершенно не встревожилась. Она даже поймала себя на мимолетной жалости к этому чужому большому парню, который за хорошие деньги готов хоть сейчас положить за Светлану Вениаминовну Жукову свою жизнь. Ну, кого ждем? Я здесь, чемоданы тоже. Гена сидел в машине с каменным лицом, приложив к уху телефонную трубку. Ничего удивительного, НЕкаменное лицо Светочка видела у него только один раз. На раскатанном зимнем шоссе впереди идущий «КамАЗ» вдруг повело-повело и поставило бортом. Ей совершенно не было страшно, даже успела с любопытством повернуться к Генке: что делать будешь? Вот тогда его губы первый и последний раз на ее памяти сложились в злую усмешку. Машина эффектно скатилась с дороги и въехала в сугроб. А потом все сидели живые и невредимые, ждали Виталия и пили скверную водку, которой угощал водила «КамАЗа».
        Ах вот оно что!
        Изящный «Ягуар» цвета «ранних сумерек в саванне» картинно затормозил у самых носков Светочкиных туфель. Степа, Степа, тебе бы не Виталия по питерским раздолбанным дорогам возить, а призы в «Формуле-1» брать.
        Умеет, черт побери, наш герой делать милое милым людям. Кто, вы думаете, первым выскочил из машины и покрыл Светочкино лицо одуревшими радостными поцелуями? Нет, нет, вычтите пятьдесят очков те, кто сказал: «Виталий». В наше суровое время только собаки сохранили еще способность выражать свои чувства так бурно и непринужденно. Гарден, радость моя! Соскучился, песик? Поцелуй Виталия получился гораздо суше и строже. Даже если он и обрадовался, на людях сдохнет, а не скажет. И сразу - пакет ценных указаний:
        - У тебя два часа на то, чтобы переодеться, заехать за доктором Игорем в «Фуксию и Селедочку» - кстати, подарок не забыла? - и прибыть в ресторан. Мы сегодня празднуем в «Забегаловке». Форма одежды - празднично-походная. - Передал поводок, старательно скроил добрую гримасу и с такой же помпой умчался.
        Угу. Празднично-походная. Угу. Бархатные кеды, парчовые джинсы и шелковая ветровка.
        Светочка села в машину, обняла Гардена за шею и чуть не расплакалась. Пора, пора, наверное, признать ту жесткую истину, которая давно уже толкается где-то рядом. После тридцати пяти (безусловно с индивидуальными отклонениями) приходится выбирать однозначно и бесповоротно между одиночеством и людьми. То есть и не выбирать, а просто выговорить простыми словами правду. На самом деле все уже решено давным-давно. Подозреваю, та самая первая-препервая клетка, интимной жизнью которой так интересуются бесцеремонные ученые, УЖЕ все знает! Она болтается в теплом бульоне, бездумно делится напополам, еще пополам, уже можно различить ножки-ручки… А пото-о-ом… Ты можешь страдать косоглазием и косолапостью, получать тройки по химии и не подбирать «Битлз» на слух, но ты всегда будешь любить (и почти всегда - взаимно!)… А если же написано тебе «НЕТ» заглавными буквами, то в горящие избы хоть через день входи, детей хоть от Алена Делона рожай - хрен тебе. И твой потолок: письмецо пожелтевшее, изжога от сигарет и телевизор по вечерам. Ну? Извините, расслабилась. Вы думаете, это про меня? Тогда вы снова попали
пальцем в небо. Это просто здравые мысли молодой, красивой и умной женщины. Мне не нужны дети, муж, племянники, свекрови и прочее. Мне нужны деньги и собеседник. Все. На этом пресс-конференция закончена.
        Эмму Петровну, к счастью, застала в полном здравии. Сентиментальная немка чуть не прослезилась, когда Светочка вручила ей какое-то новомодное французское лекарство от тромбофлебита. Так и ходила, прижимая коробочку к груди, пока Светлана Вениаминовна устраивала в квартире спешный раскардаш.
        Хорошо, что все покупки и подарки были сделаны в Париже еще в первый день. Под растроганное жужжание Эммы Петровны Светочка кидала в сумку каталоги для Илоны, часы для Юрия (свои предыдущие, с килограммовым золотым браслетом, этот господин проиграл по пьянке в карты. Ай-ай-ай, а еще коммерческий директор называются!) и сувенир для доктора Игоря. А что? По-моему, вполне. Изящный галстук от Кардена и консервная баночка «Воздух Парижа». Скромненько и со вкусом.
        Что-что? Какое-то странно знакомое, но неуместное имя вдруг долетело до Светочкиных ушей.
        - …Людмила Афанасьевна давно мне советовала именно это средство. Она же фармацевт… Но не достать, такого лекарства в городе нет, мы каждый день в справочное звонили. И представляете, Светлана Вениаминовна, приезжает удивительно милый молодой человек и вручает Людмиле Афанасьевне именно то, что нужно… Уа, уа, она прибежала ко мне… такая счастливая… гуманитарная помощь… как блокаднице…
        - Минуту, Калерия Карловна, что за Людмила Афанасьевна?
        - Ох, простите, я вас совершенно заболтала, мешаю собираться… - Эмма Петровна попятилась в кухню, чуть не споткнувшись о Гардена.
        - Подождите. - Светочка даже притопнула ногой от нетерпения. - Я спрашиваю: кто такая Людмила Афанасьевна?
        - Это моя соседка, пенсионерка, очень хорошая женщина… У нее тоже тромбофлебит, и я…
        Наверное, Светочкино лицо было ужасно, потому что немка заткнулась на полуслове и замерла в дверях с приоткрытым ртом.
        Если она мне сейчас скажет, что это мать Ивана и несколько дней назад им неизвестно откуда свалилось на голову 500 баксов, я немедленно и честно сойду с ума.
        Оставалось сделать последний шаг к безумию, но тут талантливая рука неизвестного режиссера сменила мизансцену: расшалившийся Гарден пробрался на кухню и, воспользовавшись моментом, зачем-то попытался открыть посудомоечную машину. Раздался жуткий треск, дурную псину обдало горячим паром, вдобавок прямо над ухом у Светочки запиликал телефон. Какие там разговоры! Гарден носился по квартире, падая на ковер и закрывая лапами нос, остервенело лаял во все стороны и даже попытался куснуть Эмму Петровну.
        Ну, ничего, ничего страшного, дурила ты моя четвероногая, сейчас лед на нос приложим, и все пройдет. Какого лешего тебя понесло к машине? Слава Богу, не щенок уже - такими глупостями заниматься.
        Когда, шурша празднично-походным нарядом, Светочка зашла в комнату попрощаться с Гарденом, тот, как настоящий мужик, поднял на нее взгляд, полный вселенской укоризны. «Бросаешь меня? Развлекаться едешь, а я здесь - помирай?»
        - Не грусти, дружище, я все равно люблю тебя больше всех!
        Этот странный день был настолько набит событиями, что к семи вечера уже казалось, что с сердитым Мишелем Перье - неудавшимся женихом Сесиль - она разговаривала неделю назад…
        Доктор Игорь выскочил из проходной встрепанный, как мальчишка после футбола. Светочке даже показалось, что она зря потратила столько времени, выбирая ему в подарок галстук. Есть такие (кстати, довольно интеллигентные) мужики, которые напрочь не дружат с галстуками. Я уж молчу о шляпах. Куда, скажите мне, подевались эти главные атрибуты гнилой интеллигенции? Где эти забитые скромные «а еще в шляпе!». Приличному человеку и плюнуть теперь некуда!
        Тишайшая гладь вечернего залива, как всегда, подействовала умиротворяюще. Что-то вроде спокойной прохладной руки на лбу. Вредный Виталий никогда не разрешает садиться рядом с шофером! Ну что это за кайф - выглядывать из-за квадратных спин Гены и Бритого на дорогу? Светочка надула губки и быстро придумала себе настроение на вечер: я красива и свободна, мир груб и грязен, я обижена на всех. Почему? Просто потому, что вы все существуете.
        «Забегаловка» - совершенно шикарный тусовочный загородный ресторан. Легенды о нем давно будоражат весь Питер, а вот похвастаться посещением могут очень и очень немногие. Официального названия он не имеет, проходя в бумагах Сестрорецкой районной администрации как «ЧП общественного питания». При этом никаких ЧП (то есть - в привычном понимании - чрезвычайных происшествий) здесь никогда не наблюдалось. Виталий чаще называл «Забегаловку» «Два ЧП», что означало: «Частное Предприятие Частного Питания». «Какое оно, к черту, общественное? - возмущался он. - Наше общество не может себе позволить ТАК питаться!» Что еще? Чуть не забыла: вся эта двухэтажная роскошь с настоящим винтовым подвалом, скалами, водопадом, павлинами (был еще один фламинго, да помер с тоски) принадлежит… кому?.. Правильно. Виталию Николаевичу Антонову. А еще я знаю, что когда хилому отпрыску Николаю Витальевичу Антонову исполнится восемнадцать (в чем я лично сомневаюсь, учитывая совершенно джером-джеромовский букет болезней), «Два ЧП» станет его собственностью. Виталий проговорился об этом своем намерении давно, еще в доисторическую
эпоху пьянства. Именно тогда я впервые узнала, что наше солнце успел в незапамятные студенческо-инженерские времена обзавестись стервой женой и придурком сыном. Надо сразу честно признаться, что это сенсационное сообщение не вызвало у меня ни малейшего отклика (и уж тем более зависти - чувства мелкого и плебейского). Ну сын, ну наследник. И что? Конкурентов рожать я не собиралась и не собираюсь. Ни до признания Виталия, ни после - никаких ущемлений своих прав я не знала и знать не буду. Yes?
        Доктор Игорь мне совершенно не понравился. Честно говоря, я собиралась еще в машине вытянуть из него хоть каплю информации о том, куда он меня засунул под ласковое нашептывание «сосредоточьтесь, расслабьтесь…». Да нет, не поддался. Так и доехали до «Забегаловки», не выходя из роли «врач - пациент». Какой я тебе, к черту, пациент! У самого при виде моих ног глазки бегают! Как, интересно, он отреагировал на Илонкины шедевры по 110 см? Ничего, ничего, я еще до тебя доберусь, коньячку тяпнем, ты у меня разговоришься. Не велик кремень, и не таких раскалывали.
        Да, опоздали. Да, на три минуты. Звиняйте, дядечку, трошки затуркались.
        Компания - мечта! Что называется - хрен, метла и лопата. Во всем большом зале оставили единственный стол, за которым с разной степенью понта восседали (по убывающей): Илона, Юрий и Виталий. Вот если бы я вдруг решила прийти в людное место в таком виде, как Дуська, меня бы морально уничтожили на месте. А ей - хоть бы хны. Даже у халдея с внешностью английского лорда испарина на лбу выступает при виде ее кремовых ног и нескромного декольте.
        Игорь с Виталием успели быстро обменяться несколькими короткими фразами, после чего доктор еще больше помрачнел, а шеф наш чуткий просто расплылся гостеприимством и любезностью.
        Ну, что? Ну посидели. Славно покушали. Илонка стриптиз, как всегда, демонстрировала. Врать не буду, качественный. Тело у нее - даже мне, как бабе, не верится, что такое в жизни бывает. Ума - щепотка. Да кто же с ней разговаривать собирается?
        Ближе к концу вечера Дуська, поерзав, жеманно захихикала и громко заявила:
        - Мальчики, нам со Светуликом нужно поправить косметику!
        Ну что за скобарские замашки! Сейчас наверняка будет полчаса сплетничать в сортире. И точно:
        - Птичка моя, ты только не падай. У меня такая новость! - И все это одновременно с припудриванием носика и подкрашиванием ресничек. - Помнишь, после последнего аборта Верка на мне крест поставила?
        Помню, помню, вместе ходили. Наша придворная гинекологиня Вера Сергеевна при мне сказала: «Лошадь ты, Илонка, но детей тебе больше не рожать. В борьбе с тобой природа сдалась первая».
        - Так вот. У меня уже две недели задержка, я в американскую клинику ездила, надоела мне наша Верка, черствая, как батон, а в этом центре такая красота, а чистота, все, блин, одноразовое! Они там шухер устроили, глаза у всех - вот таки-ие! Такого не может быть, кричат! Короче говоря, суть в том, что… - Дальше пошел хорошо отрепетированный текст: - Светик, я решилась! Если не сейчас, то никогда! А Юрка на детях помешанный, он мне уже всю плешь проел: рожай да рожай. Жениться обещает. - И смотрит глазами лукавой овцы, как будто совета ждет.
        - Ну, решилась, и молодец. Зачем ты тогда шампанское хлещешь целый вечер?
        - Ерунда, Светик, это я на радостях. Больше не буду, честное-пречестное! С завтрашнего дня завязываю.
        Ну-ну, флаг тебе в руки.
        Юрочка, видно, на радостях, что будет отцом, назюзюкался. Пока мог говорить, оттягивался со Светочкой умными беседами (по-моему, даже Кафку поминал). Очень хорошо помню, как закончилась вечеринка для нашего коммерческого директора. Важно поглядывая на подарок из Франции, Юра вдруг хитрюще подмигнул Виталию и с ужасающей фамильярностью пробасил:
        - Ну что, шеф, с большой победой тебя! - И поднял пол-литровое ведро, которое по рассеянности уже два часа называл «рюмочкой». И никто бы ничего не спросил, но Юру несло. Он решил произнести развернутый тост. - Я знал, Виталий Николаевич, что ты умеешь пахать. Теперь я вижу, что на твоей стороне еще и охрененная пруха! - Он повернулся к Светочке и, глядя мимо нее пьяными глазами, пояснил: - Мы для своих автопарков неделю назад пятьдесят новых машин прикупили. С кровью выдирали, за каждый деревянный торговались… - Тут комдиректор неприлично икнул, но не смутился, а лишь хихикнул. - А вот теперь они у нас попрыгают… С завтрашнего дня метро от «Площади Ленина» закрывают, я сам распоряжение мэра видел! Весь север города - наш!
        У Виталия заходили желваки. Незаметное движение бровью - и возле стола стоял Бритый.
        - Юра, завтра - напряженный день. Мы были рады видеть вас на нашем скромном празднике. Вас проводят.
        Наверное, это и называется «убийственная» вежливость. Юру моментально пробило даже сквозь винные пары. Глаза у него сделались трезвые и круглые. Если бы он каким-то фантастическим образом мог взять обратно свои слова, он, видимо, сжевал бы их одним махом, как секретный пакет.
        Ничего не понимающей Илоне, которая требовала продолжения банкета, сунули в руки лохматый букет и проводили к машине.
        Господи, у доктора Игоря на лице такое выражение, как будто при нем из зала вынесли труп. Расслабься, Склифосовский, это местные разборки, ничего страшного. Светочку, если честно, и саму одолевало любопытство: чего это шеф так взъелся на своего директора? Юрка у нас - трепло известное, люди за столом - свои, зачем такие строгости?
        Кстати, чего-чего там плел этот щелкопер в самолете? Собираемся прибрать к рукам весь транспорт в Питере? Тоже мне - тайна мадридского двора. Такое зло вдруг взяло: хорошо ведь сидели, сам компанию подбирал… На секунду по-бабски позавидовала простой, как амеба, Илонке. Замуж пойдет, с пузом капризничать будет… И тут же отпустило. Нет, на фиг, на фиг. Только деньги и собеседник, как уже говорилось выше.
        Доктор Игорь сидел напротив, похожий на кого-то из апостолов, и внимательно смотрел на Свету.
        - Игорь Валерьевич, - ну, хоть ты-то, интеллигентушка, меня понимаешь? - Можно, я к вам еще раз приду?
        Нет. Тоже трус.
        - Конечно, - сказал, предварительно взглядом испросив разрешения у нашего друга и повелителя, - когда вам будет угодно.
        Виталий без реплики не останется:
        - Понравилось, дружок? - что ж ты так погано мне улыбаешься, родное сердце?
        Светочке показалось, что она вдруг нечаянно выпила залпом стакан вонючего деревенского самогона. Да так сильно показалось, что пришлось со всего маху швырнуть бокал в стену.
        Интерлюдия IX
        Вомбат вскочил и чуть было не начал ошалело палить по сторонам. Липкий пот застилал глаза. Скрюченные пальцы сжимали автомат. Совершенно незнакомое чувство душило его. Чувство ОПАСНОСТИ, исходящее ОТОВСЮДУ.
        Бред.
        Такого не может быть. Сядь и успокойся. Это просто дурацкий сон.
        Что-о-о?
        Вот и утешили, называется.
        - ЗАПОМНИ. ЗДЕСЬ НЕ БЫВАЕТ СНОВ. В ЭТОМ МИРЕ СОН - ЭТО ЛИШЬ ПРОСТОЙ ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС ОТДЫХА, ПРИ КОТОРОМ ВО ВСЕЙ ТВОЕЙ КОСТЯНОЙ КОРОБКЕ, НАБИТОЙ СЕРОВАТО-РОЗОВЫМ ЖЕЛЕ, РАБОТАЕТ ТОЛЬКО ДЕЖУРНОЕ ОСВЕЩЕНИЕ.
        Вомбат огляделся и вытер пот рукавом. Не так уж часто приходилось видеть всю свою Команду спящей. Славные, обыкновенные ребята, безмятежные лица…
        - ЧУЖИЕ.
        Какой-то кошмарный, беспощадный зверь ворочался у Вомбата внутри.
        - Чужие? Как могут быть чужими мужики моей Команды?
        - МОГУТ, - гудело в голове. - ТЫ ЗДЕСЬ ПОСТОРОННИЙ. СТЫДИСЬ, - и горячий стыд мгновенно обжигал Вомбата до кончиков ногтей. - КАК МОЖЕТ ЧЕЛОВЕК ТВОЕГО УРОВНЯ, - нет, кажется, слово «человек» появилось в мозгу от бессилия ассоциаций. Не то, не то, - КАК МОЖЕТ СУЩЕСТВО ТВОЕГО УРОВНЯ ДОВОЛЬСТВОВАТЬСЯ МЕЛКОЙ ВОЗНЕЙ НА ЗАДВОРКАХ? ВСЕ ТВОИ «БОЕВЫЕ ОПЕРАЦИИ» ПОДОБНЫ ВОСКРЕСНОЙ СТРЕЛЬБЕ В ТИРЕ ПАРКА КУЛЬТУРЫ.
        - Парк культуры, - удивился Вомбат, - откуда я помню это словосочетание?
        - ВСПОМИНАЙ, ВСПОМИНАЙ, - настойчиво долбило в виски, - ТЕБЕ МНОГОЕ ЕЩЕ ПРЕДСТОИТ ВСПОМНИТЬ И ОТКРЫТЬ ЗАНОВО. КАЗИНО ЛАС-ВЕГАСА? КОСМИЧЕСКИЕ БИТВЫ С ЖЖАРГАМИ? БРОНЗОВОКОЖИЕ РАБЫНИ СЕТ «Н» САНГА? ВТОРОЙ ДИКТАТОР БУДЕТ СОБИРАТЬ ПЫЛИНКИ, КОТОРЫХ КОСНУЛАСЬ ТВОЯ БОЖЕСТВЕННАЯ СТОПА.
        Саня улыбнулся во сне.
        - Надо разбудить мужиков. Черт побери, что происходит? - Вомбат в бешенстве упал на колени и шарахнул кулаками по земле. Его крутило и корежило, как при падучей Юнга. - Не подхватил ли я эту заразу от Длинного Мохаммеда?
        - ВЗДОР, - захохотало в голове, - ЭТО НЕ ПАДУЧАЯ, И ТЫ БОЛЕЕ ЧЕМ ЗДОРОВ. ТЫ ИЗБРАННЫЙ. ТЕБЕ ОСТАЛСЯ ВСЕГО ЛИШЬ ОДИН ШАГ - И ТВОИ ПАЛЬЦЫ БУДУТ ПЕРЕБИРАТЬ МИЛЛИОНЫ МИРОВ, СЛОВНО ЗОЛОТОЙ ПЕСОК.
        Сознание медленно покидало Вомбата. Издалека эхом звучали последние слова.
        - ЗАПОМНИ: ТЕБЕ НУЖНЫ ПРОВОДНИК И ЖЕНЩИНА.
        - Женщина? Какая женщина? Откуда? Зачем? Проводник? Куда?
        - ВОПРОСЫ, ВОПРОСЫ, - чудовищное подобие нечеловеческой усмешки промелькнуло в мозгу. - ДУМАЙ САМ. ДОВЕРЬСЯ СОБСТВЕННОЙ ИНТУИЦИИ. ТЫ ИЗБРАННЫЙ, ТЫ УЖЕ ПОЧТИ ГОТОВ, ЧТОБЫ ПРИНЯТЬ ЭТУ ВЕЛИКУЮ ИСТИНУ.
        - Кто это? Откуда я слышу этот голос?
        - ДРУГ. МЫ БУДЕМ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ИМЕННО ЭТО ПОНЯТИЕ, КАК САМОЕ УДОБНОЕ В ОБЩЕНИИ С ЛЮДЬМИ. - Интонации стали мягкими, почти вкрадчивыми. - ВЕЛИКАЯ УДАЧА, ЧТО МЫ НАШЛИ ИМЕННО ТЕБЯ. ТЫ ПОМОЖЕШЬ НАМ, ВЕДЬ СТОЛЬКО РАЗ МЫ ПОМОГАЛИ ТЕБЕ… КАКАЯ ОСТРОУМНАЯ ИДЕЯ: КРЫСЫ-МУТАНТЫ…
        - Зеленый, - вспомнил Вомбат, - это он рассказывал о крысах. Мы со Штрипком пошли за противогазами…
        - ДА, УДИВИТЕЛЬНО ПРОСТО И ЛОГИЧНО. КРОШЕЧНАЯ ЖЕЛЕЗА ЧУТЬ ПОВЫШЕ НОСА, НАПРИМЕР, В СЛУЧАЕ ОПАСНОСТИ КРЫСА РАЗБРЫЗГИВАЕТ СИЛЬНЕЙШИЙ ГАЛЛЮЦИНОГЕН.
        - При чем здесь Зеленый?
        - ПРАВИЛЬНО, НИ ПРИ ЧЕМ. ВСПОМИНАЙ, ВСПОМИНАЙ, - торопил голос, - ВЕСЬ ЭТОТ МИР - ТВОЕ СОБСТВЕННОЕ ТВОРЕНИЕ. ВМЕСТЕ С КОМАНДОЙ, ГРУППСАМИ, - кажется, проскользнула легкая насмешка, - САУНД-ВОЛНОЙ… ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ. И ВЛОЖИЛ ЛЕГЕНДУ В УСТА ПРИДУМАННОГО ТОБОЙ ЗЕЛЕНОГО. А МЫ ЛИШЬ ПОМОГЛИ ПЕРЕНЕСТИ ЭТИХ ЧУДНЫХ ЗВЕРЬКОВ В ТВОЙ ПЕРВЫЙ МИР.
        - Первый?
        - ТЫ ХОЧЕШЬ НАЗЫВАТЬ ЕГО НАСТОЯЩИМ? ИГРА СЛОВ. ВСЕ МИРЫ - ТВОИ. ТОТ ЖАЛКИЙ И СУЕТЛИВЫЙ, В КОТОРОМ ТЫ РОДИЛСЯ, - ПРОСТО НАЧАЛО ТВОЕГО ПУТИ, НЕ БОЛЬШЕ.
        - Безумие. Я схожу с ума. - Вомбат не видел ничего вокруг, лишь чувствовал под руками колючую траву.
        - ТЫ ЕЩЕ СЛИШКОМ ПРИВЯЗАН К НЕУЮТНОМУ СЕРОМУ ГОРОДУ, НАЗВАННОМУ ПО ИМЕНИ ДАВНО УМЕРШЕГО ЦАРЯ, НО СКОРО ТЫ ОСОЗНАЕШЬ СВОЮ СИЛУ. И ВСЕ ТВОИ ИГРЫ С МЕТРО ПОКАЖУТСЯ ДЕТСКОЙ ЗАБАВОЙ. ЕСЛИ ЗАХОЧЕШЬ, ТЫ СМОЖЕШЬ ИГРАТЬ ИСТОРИЕЙ СВОЕГО ПЕРВОГО МИРА. НАПРИМЕР, УЙТИ В ПРОШЛОЕ И САМОМУ ЗАЛОЖИТЬ ГОРОД. И ЕГО НАЗОВУТ ТВОИМ ИМЕНЕМ… НЕ ВЕРИШЬ? КАК ОНИ ИНЕРТНЫ…
        - Это уже не мне, - почему-то сообразил Вомбат, - это они говорят между собой.
        - КАК ОНИ СЛАБЫ. ЭТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТО, ЧТО НУЖНО? ПОЧЕМУ ОН ТАК УПОРНО СОПРОТИВЛЯЕТСЯ?
        - Я не сопротивляюсь, я не понимаю и боюсь.
        - НЕ НАДО БОЯТЬСЯ, - твердые ласковые интонации, - ТЫ УЖЕ СТОИШЬ НА НУЖНОМ ПУТИ. ПОРА ДЕЛАТЬ ШАГИ САМОМУ. ВЕДЬ МЫ ТАК ДАВНО ВМЕСТЕ…
        - Мы вместе?
        - ТЕБЕ НАПОМНИТЬ ЕЩЕ ЧТО-НИБУДЬ? ПРЕКРАСНО РАЗЫГРАННУЮ КОМБИНАЦИЮ С ТЕМ ОПАСНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ? ОН ЕЩЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЛ ДОГАДЫВАТЬСЯ, А ТЫ УЖЕ ПОЖЕЛАЛ ЕМУ СМЕРТИ. МЫ ЛИШЬ ЧУТЬ-ЧУТЬ ПОДПРАВИЛИ ПРИМИТИВНЫЙ КРУТЯЩИЙСЯ МЕХАНИЗМ…
        Он сел, глубоко вдохнул и закрыл глаза. Теперь он не знал, кто он, как его зовут и где находится его тело.
        - ТЕЛО? ЭТО ПУСТЯК. НИЧТОЖНАЯ ОБОЛОЧКА, АППАРАТ ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ МАТЕРИАЛЬНЫХ УДОВОЛЬСТВИЙ. МЫ ДАДИМ ТЕБЕ МИЛЛИОНЫ ТЕЛ. НАС ИНТЕРЕСУЕТ ДРУГОЕ.
        - Что?
        - ПУСТЯЧОК, ДУНОВЕНИЕ, МАЛАЯ МАЛОСТЬ, КОТОРУЮ ВЫ УПОРНО НАЗЫВАЕТЕ ДУШОЙ.
        - Зачем?
        - НАМ ЭТО НЕ ОБЪЯСНИТЬ, А ТЕБЕ НЕ ПОНЯТЬ, НАЗОВЕМ ЭТО СДЕЛКОЙ.
        - Сделкой?
        - ДА! МИЛЛИОНЫ ТЕЛ В ОБМЕН НА МИЛЛИОНЫ ДУШ!
        Он понял.
        - ПОРА. ОЧНИСЬ! ТВОЙ ПРОВОДНИК СЕЙЧАС СПИТ РЯДОМ С ТОБОЙ. ДЛЯ НАЧАЛА ТЫ ДОЛЖЕН ЗАМКНУТЬ КРУГ ЗДЕСЬ.
        - Замкнуть круг здесь? - Мысли мешались. - Круг… Квадрат…
        - ВЕРНО! ОН ПОНЯЛ! ОН НАЙДЕТ МЕСТО, ОТКУДА ВЫХОДЯТ КВАДРАТЫ!
        - Выходят Квадраты? Значит, он не один - блуждающий по земле?
        - НЕТ, КОНЕЧНО, НЕТ. И ТЫ НАЙДЕШЬ ЭТО МЕСТО. И ОБРЕТЕШЬ, НАКОНЕЦ, СВОЮ НАСТОЯЩУЮ СИЛУ. ПОТОМ ВЕРНЕШЬСЯ В ПЕРВЫЙ МИР И ВОЗЬМЕШЬ С СОБОЙ ЖЕНЩИНУ.
        - Зачем?
        - ОН ЗАДАЕТ СЛИШКОМ МНОГО ВОПРОСОВ.
        - Они сердятся, я им нужен…
        - НЕ ОБОЛЬЩАЙСЯ. НАШИ ВОЗМОЖНОСТИ БЕСПРЕДЕЛЬНЫ, А В ВАШЕМ МИРЕ НЕ ТАК УЖ МАЛО ИЗБРАННЫХ.
        - Я готов. Но я не знаю, какая нужна женщина.
        - ТЫ ЗНАЕШЬ. ТЫ УЖЕ НАШЕЛ ЕЕ. МЫ ДАДИМ ТЕБЕ ЗНАК… ЗНАК…
        Сознание угасло. Исчез Голос. Вомбат спал, положив под голову куртку. Саня улыбался во сне.
        Глава одиннадцатая
        Игорь
        Пожалуй, это состояние можно смело назвать депрессией. Вчера вечером какая-то мерзкая тетка беспрерывно названивала Игорю по телефону, однообразно ругаясь и косноязычно требуя объяснений. Только к полуночи он наконец сообразил, кто это, и отключил аппарат. Конечно же, невестка Оксаны Сергеевны и мамаша этого крепыша, который приходил за деньгами. У, базарная баба! Не пришлось бы менять квартиру, подумал Игорь и провалился в дурной сон.
        Спасение от депрессии можно, как всегда, искать в работе, благо ее сейчас навалом. Да вот, как на грех, все какое-то муторное, мелкое и противное.
        День, словно дыню, разрезали на несколько ломтей.
        Начнем с того, что в десять утра совершенно неожиданно примчался Виталий. На секунду Игорь даже испугался: не собирается ли шеф снова запить. Вид у того был как у завзятого алкаша, который дежурно забегает к соседке «стрельнуть червончик». Под аппаратом он вырубился сразу, а вот потом пошла какая-то дурь. Виталий будто где-то завис. Контакта нет, и аппарат - ни гу-гу. Игорь облился холодным потом и, проклиная себя за беспечность, включил концентратор. Что ж это такое? Лицо человека, лежащего в кресле, казалось совершенно чужим. Натянутая на скулах темная кожа, резкие, невесть откуда взявшиеся морщины, тонкие злые губы… Слабо пискнул концентратор. Подцепили. Но кого? Трясущимися руками Игорь автоматически достал ампулу со стимулятором. Тончайшая игла вошла в вену. Изумительная штука, между прочим, такая игла - мечта любого наркомана: инъекция безболезненная, следа на коже не оставляет и вены не портит. Одно из маленьких побочных изобретений Александра Иосифовича Тапкина. Казалось бы: бери патент, получай денежки, запуская в производство, сделай человечество счастливей хотя бы на несколько уколов.
Но господин Тапкин, страдая маниакально-депрессивным патриотизмом, свои изобретения в иноземные капиталистические лапы отдавать не желает, а родной медицинской промышленности просто не доверяет. Слишком уж сложен процесс производства уникальных сверхтонких игл. Всегда будет возникать соблазн чего-то там не догреть, чего-то передержать. «Игорь Валерьевич, - грустно помахивая ресницами, вспоминал Тапкин, - я же сам два года отработал на заводе медицинского оборудования. Всего насмотрелся и все понял! Там же никто ни за что не отвечает. Ни деньгами, ни даже совестью (Игорь скептически поднял бровь). Поэтому в проекте у вас может стоять „пипетка глазная, 1,5 мл“, а на склад готовой продукции будет поступать „клизма семиведерная“!» Эх, Тапкин, Тапкин, Тапкин-Сапкин. Игорь ужаснулся неожиданно возникшей рифме, но тут же отвлекся на приходящего в себя Виталия.
        - Фу, Виталий Николаевич, ну и напугали вы меня!
        - А что такое? - потягиваясь, спросил шеф, вставая из кресла.
        - Контакт почему-то пропал. Я привык, с вами почти вслепую работаю, вот, наверное, где-то и наврал.
        - Чего, чего ты так суетишься?
        - Ничего страшного, но на всякий случай я бы посоветовал снять свежую нейрограмму. Хотите, прямо сейчас сделаем?
        Виталий помолчал, а Игорь удивился, до чего бездарно шеф делает вид, что думает.
        - Нет, доктор, не успею. Давай как-нибудь в следующий раз, ладно?
        - Конечно, когда вам удобно. - Игорь наблюдал, как Виталий надевает пиджак. Странно. Маленький сувенирный градусник на стене рядом с выключателем показывал двадцать градусов, а рубашка на спине шефа была темна от пота.
        По старой традиции главный врач оздоровительного центра провожает главного спонсора до дверей.
        - Доброе утро, Галина Федоровна.
        - Доброе утро, Виталий Николаевич! - Наша перезрелая мадам администратор молодеет лет на шестьдесят при виде шефа. И разума в ней в этот момент не больше, чем у трехлетней девочки.
        - Прекрасно выглядите. И какие приятные духи. Вы просто наша дикая орхидея.
        Все. После такого воза комплиментов у Галины точно мозги на полдня отшибет.
        - Доктор, не забудь, что у нас сегодня праздник. Часам к семи будь готов, - заметил Виталий, стоя в дверях.
        Мог бы и не напоминать. Все утро Игорь потратил на борьбу со своим старым костюмом, пытаясь с помощью утюга, щетки и тысячи советов соседки привести его в божеский вид. В данный момент это светло-серое чудо висело в ординаторской, пугая входящих врачей. Господи, и чего жлобиться? Давно бы сходил в хороший магазин и купил себе нормальную «тройку». Но вот тут Игорь, который в душе все еще оставался студентом-пижоном Первого меда, проявлял совершенно недопустимую застенчивость. Однажды он уж было совсем собрался, даже сделал несколько робких шагов в недра то ли «Барона», то ли «Цезаря». В кармане у него лежала тысяча долларов, поэтому всю дорогу Игорь напоминал себе Кису Воробьянинова, которому Бендер выдал двести рублей. Поход за костюмом окончился не столь плачевно, как кутеж предводителя дворянства. Игоря просто и ненавязчиво полили презрением. Не так он вошел или не так посмотрел… Короче, томная дива с внешностью недолеченной наркоманки равнодушно прошелестела: «Вашего размера сейчас нет», - и исчезла в сверкающих лабиринтах вешалок. Доктор с некоторым облегчением покинул то ли «Маркиза», то ли
«Калигулу», раздумывая, предусмотрена ли в таких магазинах жалобная книга.
        Второй ломоть дня был самым неаппетитным.
        При входе в отделение Игорь столкнулся со старшей медсестрой. Ольга Геннадьевна сделала большие глаза и трагическим шепотом сообщила:
        - Вас ждут.
        Ждали. Трое. Первым встал со стула крупный блондин в очках. Тот самый милиционер со смешной фамилией. Передрягин? Нет, кажется, просто - Дрягин. Что имеете сообщить, товарищ лейтенант?
        - Здравствуйте, Игорь Валерьевич. Это родственники Сапкина.
        Невысокие крепыши, словно слепленные с одной матрицы, неловко топтались у Дрягина за спиной. Присмотревшись, можно было заметить, во-первых, что это отец и сын и, во-вторых, оба чем-то сильно недовольны. А уж что касается цвета волос родственников, Игорь подумал, что такие рыжие люди запросто могут экономить на осветительных приборах - в ординаторской словно две стоваттные лампы зажгли.
        - Сергей Григорьевич, племянник покойного, и Дмитрий Сергеевич, его сын. - Вышло непонятно и нелепо, лейтенант попытался выкрутиться, но только усилил неловкость: - То есть не сын покойного, а его… как это, черт, в общем, сын племянника…
        В комнате повисло тягостное молчание. Игорь ждал, что будет делать дальше Дрягин, спокойно рассматривая Сапкиных. Так-так. Это, по-видимому, и есть тот самый Серега-племяш и Митька, которому четырнадцать. Дурацкий сон Степана Ильича, оказывается, прочно засел в памяти. Игорь не видел несчастного Гришаню, но теперь легко было догадаться, что новорожденный сынок - порождение дурного сна - тоже наверняка должен был быть огненно-рыжим. Что там плел Сапкин? Какое-то непривычное смешное слово вертелось в голове. Ага! «Шкодный»! Глаза, кажется, были шкодные у пацана. Игорь почти не прислушивался к невнятному бормотанию Сергея Григорьевича, стараясь поймать очень важную мысль.
        - …Что за дела? Мы на вашу больницу в суд подадим… моральный ущерб… пятьдесят миллионов… такого мужика угробили… щас на похоронах разориться можно…
        Младший Сапкин молчал, но тоже смотрел зверем. Вот русский человек: страсть как скандалы уважает. Племяш надвигался на Игоря, продолжая развивать свою идею насчет морального ущерба. Растет уровень правовой грамотности населения. На Игоря пахнуло дрянным вчерашним алкоголем. На всякий случай он переместился поближе к Дрягину и как можно спокойней сказал:
        - Успокойтесь, товарищи. Я сочувствую вашему горю, но, - Игорь развел руками, - никакого отношения к случившемуся не имею. Как раз наоборот - все, что зависело от меня, я сделал. Лечение проходило успешно, через неделю я собирался Степана Ильича выписывать…
        Неправильная тактика. Здесь больше подошло бы что-нибудь простецкое, типа рвануть на себе халат, хлопнуть со всей дури Серегу по плечу и с надрывом сказать: «Прости, браток: сам ни хрена не понимаю! Я ту падлу, что брата твоего замочила, сам бы придушил…» Этого Игорь не умел.
        В дело попытался вмешаться лейтенант, что-то невразумительное басил Митька. Шум в ординаторской нарастал. Несколько раз в дверях мелькнуло испуганно лицо Ольги Геннадьевны. На кой черт они вообще сюда приперлись? Игорь взял себя в руки и, перекрикивая Сапкиных, рявкнул на Дрягина:
        - Что им нужно?
        - Они говорят, у дяди деньги должны были остаться. Документы.
        - Какие деньги? - Это выходило за любые рамки. - Вы же сами все забрали! Паспорт вам старшая медсестра выдала, одежды его здесь не было, он по «Скорой» поступал. Что вы из меня дурака делаете? Забирайте своих родственников и покиньте отделение!
        В лице лейтенанта что-то мелькнуло, он повернулся к Сапкиным и сурово скомандовал:
        - Кончай бузить! А ну, на выход!
        Оба рыжих моментально заткнулись и почти строевым шагом проследовали к дверям. Игорь почувствовал себя неблагодарным зрителем на плохом спектакле. Бред. Что за бред творится вокруг? Он устало присел на стул, но тут же вскочил с него. Важная мысль, которая крутилась где-то рядом, почти оформилась и теперь жутковато ухмылялась, совсем как тот шкодный младенец с бородой и усищами на коленях наглой бабы из ночного кошмара покойного Сапкина. А вот теперь подумай - только не говори вслух! - какие ассоциации рождаются при виде следов маленьких рук на шее Степана Ильича? А как насчет клока рыжей бороды в руке убитого?
        Игорь с трудом приоткрыл дверь ординаторской и тихо попросил:
        - Ольга Геннадьевна, накапайте мне, пожалуйста, сорок капель корвалола.
        Примерно через полчаса Игорь обнаружил себя стоящим напротив дверей институтского архива. Две смешливые девушки в хрустящих свеженьких халатиках прошли мимо, мило хихикая. Еще минут пять понадобилось для того, чтобы вспомнить, каким ветром его сюда занесло. Ах, ну да! К приходу умного товарища из ВЦ нужно было приготовить побольше нейрограмм. Ужасно неудобно каждый раз бегать за любым нужным клочком в архив (от «Фуксии и Селедочки», например, с учетом всех лестниц и переходов, туда и обратно - не меньше километра!), но руководство Нейроцентра традиционно уважало бумажки больше людей. Свои плюсы здесь тоже имелись: за последние два года архив совершенно преобразился. Прибавилось света, завелся неплохой компьютер, в углу скромно примостился ксерокс. Но самое приятное, что всем этим, в общем-то, скучным хозяйством теперь заправляли три милые девушки с чувством юмора и без особых претензий. Возможно, через некоторое время они заматереют и избалуются, а пока для каждого посетителя-просителя находилась нужная бумажонка и улыбка, а девочки очень искренне радовались даже крошечной шоколадке.
        Игорь вошел в архив и застал живописнейшую картину, которую, будь она написана во времена Возрождения, чуть-чуть убавив одежды, автор непременно назвал бы «Обнаженные со стремянкой». Девушки заклеивали окна. Стоявшая наверху, кажется, Вика, грациозно изогнувшись, разглаживала только что приклеенную бумажную полоску. Две другие не менее изящно держали стремянку и смотрели наверх. Игорь позволил себе несколько минут полюбоваться этим зрелищем, а потом слегка покашлял.
        - Добрый день. Моя фамилия Поплавский, я из третьего отделения.
        - Добрый день. Что-то не так? - спокойно спросила, кажется, Таня. Игорь не понял, к чему относится вопрос, и озадаченно нахмурился. - От вас уже приходила сотрудница, мы ей дали все истории болезни.
        - А-а-а! - Игорь сразу вспомнил глупейшее поручение Тапкина и пугливую лаборантку, которой вручил статистические таблицы горздрава. - Я по другому поводу, хотя мне тоже нужны истории. Она их что, все унесла с собой?
        - Не-ет. - Таня испуганно моргнула, но сразу же улыбнулась, заиграв ямочками на щеках. - Мы выдаем документы на руки только по письменному разрешению директора. Она здесь работала. Как раз вчера все и закончила.
        Игорь с тоской сообразил, сколько проблем может возникать с нейрограммами - длиннющими бумажными листами (метра по полтора каждый), вклеенными в истории болезни. На его счастье, девушки из архива оказались не только симпатичными, но и сообразительными.
        - Давайте мы их по кускам отксерокопируем, а потом склеим, - предложила сошедшая со стремянки Вика. Увидев отчаяние на лице Игоря, она великодушно добавила: - Не переживайте, мы вам поможем.
        Через несколько минут большой зал институтского архива обилием бумаги и трудовым энтузиазмом сильно напоминал подпольную типографию «Искры». Если бы революции делали такие симпатичные барышни, может, и результат был бы иным… Игорь подклеивал последний лист и соображал, где находится ближайшая кондитерская. Торт? А может быть, цветы? Духи? Ладно, что-нибудь сообразим. Таких людей надо ценить. Вот жалко, сейчас не успею, мужик из ВЦ ждет его уже через двадцать минут.
        - Огромное вам спасибо, девушки! Вы до пяти работаете?
        - Да.
        - Загляну, загляну. Целую ручки! - Прижимая к груди папку, Игорь помчался к новому корпусу. Хорошо бы чайку успеть глотнуть.
        Нет, не удалось. В чайной комнате было пусто и неуютно. Сотрудники озабоченно шастали по коридору, то ли делая вид, то ли действительно занимаясь делами. Дуняев с Тапкиным что-то увлеченно обсуждали, разложив исписанные формулами листки на сейфе. Откуда в лаборатории взялся этот железный монстр, никто не помнил, денег и секретных бумаг в нем не водилось (просто дверца не закрывалась), поэтому сейф испокон веков использовался как тумбочка под телефон и пепельницу.
        - Игорь Валерьевич, - пискнули сбоку, - я вам принесла…
        - Очень хорошо, Машенька, - не слушая, отозвался Игорь, - поговорите об этом с Александром Иосифовичем.
        - И еще вам звонили…
        - Хорошо, хорошо. - Как, наверное, противно быть такой маленькой, глупой и незаметной.
        - Просили перезвонить Антонову.
        Игорь почувствовал легкую досаду. Неужели отменяется праздник? Совершенно по-детски стало жаль выглаженного костюма, дурацкой радости по поводу встречи со Светланой, да просто возможности вкусно поесть и выпить.
        - Алло, Виталий Николаевич? Еще раз - здравствуйте. Это Поплавский. Вы звонили?
        - Да. Доктор, ты там что-то говорил про нейрограмму? Я смогу подъехать послезавтра, вечерком.
        - Хорошо. А сегодня…
        - Все в силе. Света за тобой заедет. Ну, все. Жду.
        Игорь повертел трубку в руках, недоумевая: зачем такой занятой человек, как шеф, отвлекался на такую мелочь?
        Примерно полчаса ушло на то, чтобы найти с Борей общий язык. С неповторимым шиком пианиста, пробегая по клавишам, тот демонстрировал огромные возможности своего компьютера и почти не слушал Игоря.
        - Подожди, подожди, это, конечно, очень здорово, но давай ближе к делу. Мне нужно всю эту кипу простыней с нейрограммами засунуть внутрь, чтоб программа была. Интересует меня, скажем, Иванов Иван Иванович. Я по кнопкам: шлеп-шлеп, а на экране - изображение. Все пики на местах, и характеристика внизу готовая. Понимаешь?
        - Э-э-э, так здесь сканер нужен, - авторитетно заявил Боря, - и вообще работы - до фига.
        - Ну и что? Давай поработаем.
        И они поработали. Давно уже Игорь не получал такого удовольствия от общения с умным человеком с собственной мыслительной деятельностью.
        - Ты говоришь, что я умничаю? - шумел Боря. - А сам? Накручено-то, накручено! IF, WF, RV - это что такое, я у тебя спрашиваю?
        - Ничего особенного, названия пиков. Ну, то есть не самих пиков, а как бы полос. Могу расшифровать. WF, например, это Wide Fantasy. Определяет способности к непредвзятому ассоциированию, фантазии…
        - Ясно. А почему это все по-русски не написать? - Боря грозно шевелил белесыми бровями. - Все это для того, чтобы простому человеку мозги запудрить посильнее!
        - Ладно, уймись. Что поделаешь, традиция такая, все по-английски называть.
        Часы показывали половину седьмого, а работа была еще в самом разгаре, причем уже что-то вылуплялось, вырисовывалось и вытанцовывалось. Уходить не хотелось.
        - Извини, Боря, мне бежать надо. Давай завтра с утра закончим?
        - Ладно, ладно, вали. Я еще посижу.
        Игорь еще постоял немного за спиной Бориса, с уважением наблюдая, как мелькают на экране разноцветные прямоугольники. Машина беспрерывно что-то спрашивала, переспрашивала, ненадолго задумывалась, а затем под чутким Бориным руководством переваривала очередную нейрограмму.
        - Спасибо, Боря, до завтра.
        - Счастливо. Только раньше двенадцати не заходи, я поспать люблю.
        Последний кусочек дня был самым приятным. Игорь облачился в костюм и долго вертелся перед шкафом в ординаторской, пытаясь разглядеть свое отражение в полированной дверце. Резко зазвенел телефон.
        - Игорь Валерьевич, вы еще на месте?
        - Нет, Александр Иосифович, - весело ответил Игорь, - вы ошиблись. Меня здесь уже нет, я убежал три минуты назад.
        - Как жаль. - Деликатный Тапкин совершенно не умеет настаивать на своем, чем и пользуются окружающие. - Я хотел с вами посоветоваться. Дело в том, что Маша отдала мне подготовленную статистику. Вы знаете, так странно… Но если вы спешите, мы об этом поговорить завтра…
        - Завтра, любезнейший Александр Иосифович, завтра, - благодушно заверил Игорь и повесил трубу. Что может быть странного, а тем более важного в каких-то дурацких таблицах? Ведь, как известно, есть ложь, большая ложь и статистика. Он еще успел мельком подумать, что у Тапкина необычный, встревоженный голос, но тут же забыл об этом.
        - Как я выгляжу? - на всякий случай поинтересовался Игорь у дежурной медсестры и, получив в ответ восхищенное «ах», выскочил на улицу.
        В районе Сестрорецка его посетило такое прекрасное настроение, что он даже позволил себе немного помечтать. Например, о том, что едет в собственной машине в собственный загородный дом и что женщина, сидящая рядом… Стоп, достаточно. Далеко занесло. Хреново возвращаться будет.
        Сегодня праздновали вторую годовщину «Фуксии и Селедочки». Черт побери, кто бы мог подумать, что внешне совершенно неприметное здание, чуть в стороне от шоссе, окажется внутри сущим раем! Единственный круглый стол посреди зала ненавязчиво посверкивал бокалами и столовым серебром (неизвестно почему, но Игорь был готов поклясться, что это именно серебро). Тихо наигрывала музыка, откуда-то слышалось журчание. Чуть позже доктор убедился, что вдоль одной из стен протекает небольшой ручей с миниатюрным водопадом.
        Сногсшибательная Илона, дама коммерческого директора Юрия, вполне успешно справлялась с ролью роковой женщины. Сам Юрий резвился вовсю. Виталий и Света сидели какие-то отстраненные, причем чем дальше, тем сильнее становилось ощущение, что каждый из них чего-то от Игоря добивается. Еще в самом начале шеф вдруг тихо спросил:
        - Проблемы на работе?
        - Нет, - удивился Игорь. Но тут же почему-то вспомнил звонок Тапкина и неожиданно для себя сказал: - Перед уходом сотрудник позвонил, но у меня уже не было времени разбираться, в чем там дело.
        - А-а-а, - неопределенно протянул Виталий. - Ну, это ерунда. Давайте за стол.
        А вот уже после внезапного ухода Юрия (Игорь аж внутренне содрогнулся, насколько беспощадно шеф расправился со своим подчиненным) хорошее настроение тихонько улетучилось, сменившись нудной головной болью и неясной тревогой.
        - Игорь Валерьевич, - глаза Светы смотрели на него с тем непередаваемым женским выражением, которое, как решил Игорь, во все времена толкало мужчин на подвиги или безумства, - я могу еще раз прийти к вам?
        Игорь, инстинктивно ориентируясь в сложных отношениях этой пары, автоматически взглянул на Виталия. И тут же уловил: во-первых, недовольство Светы и, во-вторых, одобрение шефа.
        - Конечно. Когда вам будет угодно.
        Фраза вышла немного высокопарная, пришлось срочно запить неловкость отличным французским шампанским.
        - Что, дружок, понравилось? - спросил Виталий.
        Игорь даже вздрогнул от внезапной, бурно неадекватной реакции Светы. Безусловно, пахнуло чем-то пошловато-вульгарным от фразы Виталия. Но не настолько же, чтобы бокалы в стенку швырять! Темпераментная женщина…
        Игорь оглянулся на бесшумно отъезжавший «Ягуар». Поднимаясь по лестнице в свою убогую коммуналку, он подумал, что никогда не ел такой вкуснятины, как сегодня, и что давно уже не сидел за одним столом с двумя потрясающими (причем каждая по-своему) женщинами… И несмотря на это, праздник, в его понимании, все-таки что-то другое…
        Этого не видел никто.
        Александр Иосифович Тапкин, подвижник российской науки, задерживался на работе. В половине восьмого вечера он позвонил жене, предупредил, что придет поздно. Прямо перед ним на сейфе, рядом с телефоном, лежала таблица, подготовленная лаборанткой Машенькой. Александр Иосифович дружил с логикой и доверял статистике. Странная картина вырисовывалась из сухих цифр. И тянула за собой еще более странные выводы.
        Продолжая задумчиво потирать переносицу, Тапкин зашел в свою комнату, взял со штатива две пробирки и направился к стоящей в коридоре ультрацентрифуге. Ему не терпелось проверить одну интересную догадку, которой сегодня днем поделился с ним его научный сотрудник, охламон Дуняев. Центрифуга стоила немалых денег, поэтому обращались с ней крайне осторожно и почтительно. С другой стороны, за двадцать лет работы руки уже привыкают выполнять некоторые операции раньше головы. Поставил, закрыл, вкл., разгон. 10 тысяч оборотов, 20, 50, 100…
        Александр Иосифович не дождался требуемых трехсот. На скорости примерно 200 тысяч оборотов в минуту пятикилограммовый ротор соскочил с оси, пробил металлическую внутреннюю «кастрюлю» и вылетел наружу. Слабое человеческое тело не стало для него серьезным препятствием. Оставляя в стенах безобразные дыры, он еще с минуту летал по коридору и наконец затих.
        Глава двенадцатая
        Саша
        «Коль хрип, так грипп». Саша сидел на кровати, давясь горячим молоком, и недоумевал, почему дети так любят болеть.
        - Очень просто, Самойлов. Во-первых, дети все переносят гораздо легче взрослых. А самое главное - в школу идти не надо. - Соседка Люся деловито ерзала шваброй под Сашиной кроватью, каждый раз брезгливо-опасливо разглядывая тряпку.
        Правильно. Оттуда в принципе может появиться что угодно. Начиная с чучела морского ежа (которым на День рыбака играли в футбол) и кончая, простите, женским нижним бельем (в чем виноват исключительно Трофимов с третьего этажа, сосед которого, высокоморальный тип, не разрешает девушкам ночевать у Трофимова, а выгоняет их вместе с Трофимовым на ночь глядя. Ключи свои на время вахты Саша оставляет Трофимову, чем тот и пользуется вместе с рассеянными девушками).
        - Самое главное, когда болеешь, это свежий воздух и чистота! Укройся потеплее, сейчас бульончика принесу. - Люся отжала тряпку и удалилась, запретив Саше закрывать форточку. «Славная девушка, - подумал он, кутаясь в одеяло, - а муж у нее - дерьмо. И почему так в жизни получается?»
        Дверь распахнулась от сильнейшего пинка ногой.
        - Полеживаешь? Покряхтываешь? - Дрягин ворвался в комнату, как смерч или торнадо. - Вставай. Дело есть.
        - Что случилось? Я никуда не пойду. Я болею. - На фоне собственного отвратительного самочувствия Валерина пышущая здоровьем и энергией физиономия показалась Саше просто противной. Как все настоящие мужики, он совершенно не умел болеть. Заботы и хлопоты сердобольной соседки окончательно утвердили Сашу в мысли, что он очень плох.
        - Некогда, Самойлов, некогда. - Валера шнырял по комнате, метко кидая в Сашу одеждой. - Кончилось время протоколов, начинаем в сыщиков играть. Машина внизу. Одевайся, черт побери, размазня в тельняшке!
        Обалдевшая Люся стояла в дверях с кастрюлькой бульона, наблюдая, как тяжелобольного человека сдергивают с кровати и заставляют одеваться.
        - Что тебе еще? Шарфик? Завяжем шарфик. Теплый набрюшник? Галошки не нужны? - Валера хорошо понимал, что поднять Сашу сейчас можно, только разозлив. - А вы, девушка, не стойте столбом, помогите юноше собраться. Платочки носовые соберите, белье теплое, кальсоны там… сухари…
        - Куда вы его? - тихо спросила Люся, обмирая при слове «сухари».
        - Куда-куда. Куда надо! - Валера зверски подмигнул девушке и, подталкивая Сашу в спину, вывел его из комнаты. - Ты дверь закрываешь? Барышня, остаетесь за хозяйку. Позаботьтесь, чтоб не пропали улики.
        В машине Дрягин внимательно посмотрел на Сашу, молча достал из сумки термос, а из «бардачка» упаковку «байеровского» аспирина.
        - На, глотни. Вижу, что хреново. Держись. Ты же мужик все-таки.
        - Ты скажешь наконец, в чем дело? - От горячего чая Сашу прошиб пот.
        - В чем? Твой приятель Поплавский обрастает трупами с космической скоростью. Вчера вечером в его лаборатории мужика убило.
        - Током? - почему-то решил Саша.
        - Хуже. Центрифугу когда-нибудь видел? Вот у нее внутри такая дура вертится - ротор называется. Килограмм пять-шесть весит. Что там случилось, пока неизвестно. То ли он что-то неправильно сделал, то ли неисправность… Короче, вылетел этот самый ротор… - Валера помолчал, переезжая трамвайные пути.
        - Ну?
        - Что - ну? Мужика пополам разделало. Бр-р-р, хуже, чем трамваем.
        - А Поплавский?
        - Алиби. Но хиленькое. - Дрягин задумался, а потом веско сказал: - Знаешь, или этот доктор - очень опасный тип, или…
        - Что?
        - Или там все еще страшнее.
        - А совпадение? - Саша удивился, что может еще соображать. Чувствовал он себя погано, но от аспирина голове полегчало.
        - Может, и совпадение, - неохотно согласился лейтенант, - да только не верю я…
        - А куда мы сейчас?
        - К нему. К Поплавскому. Там группа работает. А мы с доктором поговорим.
        - О чем?
        - Не знаю. Только думаю: пора на него нажать. Ученые эти - народ хлипкий, нервный… Может, хоть про бабку твою что-то расскажет… - Валера рассуждал вслух. - И с больным этим, Сапкиным, ни черта не ясно. Я тут давеча родственников к нему привозил… Темные мужички…
        Игорь Валерьевич Поплавский сидел в своем кабинете и тупо смотрел на экран компьютера, по которому бешено скакали пики нейрограмм. Час назад его отпустили из лаборатории. Игорь ежеминутно вытирал потеющие ладони и старался проиграть стоящую перед глазами картину. Стены, по которым словно палили чугунными ядрами. Чудовищно огромная лужа крови на полу (никто не решался вымыть пол, а для того, чтобы пройти, просто кинули несколько газет). У Людочки все-таки оказалось больное сердце. Она была тем первым человеком, который вошел в лабораторию утром. И обнаружила Александра Иосифовича. Вернее, то, что от него осталось.
        «Зачем все это? - думал Игорь, уже не в силах оторваться от завораживающей игры пиков. - К чему выдумывать сложнейшие машины и приборы, когда люди по-прежнему умирают, напоровшись на ржавый гвоздь? Не то мы делаем, не то… Мы ужасаемся следствию, отмахиваясь от причины. Не тратить миллионы на сомнительную реабилитацию ребенка-дауна, а всем миром взяться и выбить из голов эту дурь: пьяное зачатие… Не таблеток от поноса больше выпускать, а воду лучше чистить… Не праздники липовые устраивать, а роддома лучше отапливать… Впрочем, это уже политика…»
        Здесь же, на столе, лежало несколько листков, заполненных крупным круглым ученическим почерком. Игорь забрал с сейфа эту проклятую статистику, почему-то решив, что это было последним желанием Александра Иосифовича. Покойного.
        Да, статистика была отвратительной. Мягко говоря, жутковатой. Но мало того, она преотличным образом накладывалась на сделанные Борисом матобработки нейрограмм.
        Игорь потер слезящиеся глаза. Было страшно. Очень страшно. Как он мог не замечать этого раньше?.. Как?.. И что все это значит?.. Неужели?..
        Пересохло горло. Глаза уже прямо-таки жгло - дисплей погано мерцал, и с ним не было никакого сладу.
        Последний час Игорь крутил только три нейрограммы. Точнее, динамику двух постоянных клиентов «Фуксии» и еще одной женщины, впервые появившейся здесь несколько дней назад.
        Шеф Виталий Николаевич, директор Юра и Светлана Вениаминовна Жукова.
        Где были его глаза, когда он снимал нейрограмму Светланы в первый раз? ТАКОГО ему еще не попадалось. Если нейрограммы Юрия отличались крайней устойчивостью (хоть пожар, хоть буря - ему все нипочем. Строго определенное, раз и навсегда затверженное распределение. Так, наверное, светит сквозь мглу и ненастье морской маяк, ровно и постоянно), то нейрограмма Светочки отличалась колоссальной латентной энергией. На распечатке взметнулись совершенно новые, незнакомые пики. Привычные оставались тоже, но их потеснила непривычная поросль. Похоже, «душа» Светланы Вениаминовны отличается огромной способностью к биовзаимодействию, к взаимопроникновению с другими биоэнергетическими системами. Судя по всему, из нее, Светланы Вениаминовны, получилась бы целительница экстра-класса. Или исповедница, которой раскрывают самое себя отъявленные, закоренелые злодеи. Что же касается Виталия Николаевича Антонова…
        Игорю Валерьевичу Поплавскому, цинику и атеисту, очень захотелось перекреститься. А потом поставить свечку. А потом заказать молебен.
        В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вошли. Знакомые лица. И совершенно ненужные. Лейтенант Дрягин собственной персоной. И этот, туповатый бабушкин внук. Что угодно, господа?
        - Игорь Валерьевич, - глядя Игорю в глаза, твердо сказал Дрягин, - мне кажется, нам нужно поговорить.
        - Товарищ лейтенант, - не менее строго ответил Игорь, - прекратите свои дешевые спектакли. Чего вы добиваетесь, приводя ко мне родственников всех этих несчастных людей? Завтра с женой Тапкина пожалуете?
        Не ожидавший такого отпора Дрягин немного растерялся, но тут вмешался Саша:
        - Не сердитесь, доктор, никто вас не собирается шантажировать. Мы сами разобраться хотим. - Саша обессиленно присел на стул и вытер пот со лба. Получилось очень трогательно и искренне.
        - В чем? В чем ВЫ хотите разобраться? - Игорь вскочил с места и, засунув руки в карманы халата, наклонился над Сашей. - А я знаю. Вы! Вы просто хотите получить обратно свою квартиру! Эти рыжие скобари тянут из меня какие-то деньги! А менты думают, что я изощренно убил Александра Иосифовича Тапкина с помощью центрифуги! Отойдите от моего стола! - Последнее относилось к Валере, который, потихоньку продвигаясь по комнате, оказался в результате за спиной Игоря.
        Дальнейшее происходило динамично, как в хорошем американском боевике. Лейтенант, проявив неожиданные познания в компьютерах, нажал какую-то кнопку (в результате чего изображение перестало мерцать) и почти одновременно с выкриком Игоря цапнул со стола таблицы.
        - Ладно, Поплавский, - произнес он голосом Глеба Жеглова, - хватит истерики тут устраивать. Мы еще пока с тобой как частные лица с частным лицом разговариваем. Будь человеком, успокойся и ответь на несколько вопросов, как у вас говорят, приватно.
        Игорь не мог не признать, что сила от этого парня исходила огромная. Несмотря на неприязнь, в глубине души доктору очень хотелось переложить свои сомнения на мощные плечи лейтенанта.
        - Что значит - «у вас»? По какому это, интересно, принципу вы нас разделили? Может, мне уже стоит вас «гражданином начальником» величать? - последний всплеск раздражения нашел себе выход.
        - «У вас» - это значит у ученых, интеллигентов, ясно? Сань, посмотри. - Дрягин кивнул на экран. Ох, ну и цепкий же взгляд у него! В мешанине нейрограмм уловить знакомую фамилию! - Людецкая Оксана Сергеевна. Не твоя случайно родственница?
        Внук подскочил к компьютеру, затем медленно повернулся к Игорю.
        Надо было рассказывать все.
        - …немножко учился гипнозу, потом работал в лаборатории у отца, они изучали биополя. Это как раз очень модно было… Понимаете, я просто вижу, ГДЕ у человека болит…
        - Экстрасенс, что ли? - брезгливо спросил Валера.
        - Да называйте как хотите, не в этом дело! Я никогда не занимался всеми этими глупостями: порча, сглаз… Посмотрите, - Игорь махнул рукой в сторону аппарата, - это ведь не декорация для шарлатанов. Это прибор. Физика голая! Пять лет назад мы начинали с лечения параличей. Вы биологию хоть чуть-чуть знаете? Ну а с электричеством дело имели? Так вот, паралич - это, грубо говоря, разрыв в цепи… Ладно, я отвлекаюсь. Однажды, совершенно случайно, мы выяснили, что у нашего аппарата гораздо большие возможности! К нам пришла женщина. У нее на нервной почве отнялась рука. Житейские заморочки: сын под следствием, муж запил и т. д. и т. п. Врачей она боялась безумно. Мне пришлось ее усыпить. Ну, гипнотический сон. Обработал руку. А потом… - Игорь прикрыл глаза ладонью, припоминая. - То ли это было озарение, то ли шаг безумного… Я увидел, что у нее голова… как платком обмотана… И я рискнул. Направил аппарат на голову.
        - И что? - хором спросили Саша с Валерой.
        - Она проснулась совершенно другим человеком. Как будто с ней основательно поработал хороший психотерапевт. Подробно рассказала, что ей снилось… А через месяц пришла с мужем и сыном. Молочного поросенка принесли, картошки килограмм пятьдесят, огурцов… Благодарили.
        - Машина счастья? Она у тебя что, желания исполняет? - Дрягин смотрел недоверчиво. Его не покидало ощущение, что Поплавский темнит.
        - Вы, лейтенант, видно, фантастики в детстве перечитали, - нелюбезно отреагировал Игорь. - Все гораздо проще… И сложнее. В большинстве наших несчастий виноваты мы сами. А людям некогда спокойно сесть и разобраться в себе. В конце концов, просто отдохнуть!.. Ладно, - решился он, - считайте, я придумал аппарат, на время освобождающий душу из тела.
        В комнате… нет, не повисло… Комната несколько минут была битком набита молчанием. Саша почему-то поверил Игорю сразу и испугался. Валера не поверил напрочь и разозлился.
        - А еще говорит - не шарлатан!
        - Подожди, подожди, не ори! - Саша натужно покраснел и выдавил вопрос: - Игорь… Валерьевич, а что будет, если… м-м-м… душа… не захочет возвращаться… обратно в тело?
        - Ох, вы задаете тяжелый вопрос. Боюсь, именно так и получилось с вашей бабушкой…
        - Значит, признаетесь? - быстро спросил Дрягин.
        - Да в чем, в чем?! В том, что человек прожил огромную тяжелейшую жизнь и на старости лет нашел наконец отдушину? Кто сможет обвинить Оксану Сергеевну в том, что она не захотела больше страдать ЗДЕСЬ?
        - А ты ей в этом помог? Учти, Поплавский, если я это докажу, сядешь как миленький! Не фиг тут Господа Бога перед нами разыгрывать! - Валера вскочил.
        - Прекратите мне «тыкать»! Что вы собираетесь доказывать? Женщина умерла на скамейке в парке! Я не знаю, что произошло, я только предполагаю!
        - «Предполагаю», - передразнил лейтенант, - заморочил старухе голову, а квартиру - себе?
        - Какой же вы оголтелый, - устало произнес Игорь, - вы по-человечески можете разговаривать?
        - Могу, могу, - злорадно заверил его Валера, - мы еще только начали беседовать. Телефончиком позвольте попользоваться? - И, не дожидаясь ответа, снял трубку. Саша обратил внимание, что бумаги со стола доктора у Валеры по-прежнему в руках.
        - Алло! Серега? Привет, Дрягин беспокоит. Шестаков на месте? Угу. Мишань, здорово. Дело есть. Ты со свидетельницей Опью Юлией Борисовной уже разговаривал? Нет? Ну так вот, бросай свои дела… Бросай, говорю… Дуй в больницу и попытайся из нее выудить, в каких отношениях она была с Поплавским Игорем Васильевичем… Понял?.. Ну, давай. Э! Стой! Мы тебя ждем в Нейроцентре… да, да… от проходной прямо, в торце первого же здания справа лестница и вывеска: «Фуксия и Селедочка»… Да не прикалываюсь я, название такое… Все. Давай живее. Ждем.
        Валера положил трубку и повернулся к Саше:
        - Смотри, как интересно получается. Помнишь, у Мишки в протоколе тетка с дурацкой фамилией. Опь, помнишь? Так вот, она, оказывается, тоже у доктора Поплавского лечение проходила. А теперь в больнице лежит…
        - Что с ней? - встрепенулся Игорь.
        - Ничего страшного, - ласково ответил лейтенант, - собачка покусала.
        Игорь почему-то вспомнил тот леденящий ужас, который испытал во время первой неудачной операции. Он тогда ассистировал профессору Пономареву. Случай был безнадежный. Игорь еще пытался что-то сделать, суетился, когда Тимофей Игнатьевич холодно бросил: «Все. Потеряли больного. Вы что, коллега, трупов не видели?» Видел. Но в тот момент у Игоря задрожали коленки.
        - А подробней не можете сказать?
        - Подробней скоро узнаем. А пока рассказывайте.
        - Что?
        - Все. Вот у вас тут в бумажке написано, - Валера ткнул пальцем в крупные Машенькины буквы, - лежала в третьем отделении - это ведь ваше третье? - с восемнадцатого января по четвертое февраля. Диагноз… хм, может, по-русски объясните?
        - Электротравма, - коротко ответил Игорь, - паралич правой руки.
        - Вылечили?
        - Вылечил.
        - А… душу… того, выпускали?
        - Да.
        - У нее тоже муж в запое был?
        - Не иронизируйте. Она очень одинокий человек. Из родственников - одна сестра.
        - Уже никого.
        - Как?
        - Так. Умерла.
        У Саши раскалывалась голова. Ему до чертиков надоел этот дурацкий пинг-понг словами.
        - Помолчите минуту, - взмолился он. - По-моему, вы друг друга даже не слушаете. Давайте по порядку. Валера, что ты прицепился к этой Оби?
        - Не к Оби, а к Опи.
        - Не в этом дело. Игорь Валерьевич, хотите начистоту? Да, мне тоже не нравится, как умерла моя бабушка. Да, я подозреваю, что вы в этом виноваты. Хотя бы косвенно, - добавил Саша, заметив протестующий жест Поплавского. - И я думаю, на моем месте вы бы думали точно так же. Я был в морге. Я читал заключение. Там черным по белому написано: «дистрофия». Вы врач. Объясните, как это могло получиться, если за неделю до этого я ее видел живой и здоровой.
        - И толстой, - добавил Валера.
        - Заткнись, - без выражения бросил Саша.
        Игорь с силой провел руками по лицу.
        - Я не знаю. То есть… Откровенность за откровенность. Я могу добавить тайны, если сообщу вам, что я видел Оксану Сергеевну часа за два до смерти. И тоже живой и здоровой. Ваше дело - верить мне или нет. Понимаете, когда человек, то есть его душа, путешествует, она все равно берет энергию от тела. Мы с этим столкнулись еще в самом начале работы. Поэтому больному вводится специальный SD-стимулятор. Что-то вроде сильно концентрированного питательного бульона…
        - Так ты что, бульона бабке пожалел?
        - Дрягин, я тебе сейчас по морде дам, - предупредил внук.
        - Доза рассчитывается, исходя из данных нейрограммы, - Игорь уже не обращал внимания на выступления лейтенанта, обращаясь исключительно к Саше. - Это такая длинная лента, на которой записаны импульсы вашего мозга. Ну, как кардиограмма, знаете? Глядя на эти пики, я могу примерно сказать, что за человек передо мной, чего от него можно ожидать… Нет, я не могу сказать, КУДА отправится его душа… Этого я никогда не знаю, если только мне не расскажут…
        - И говорят?
        - Конечно. Очень многие. Почти все.
        - А… бабушка?
        - Да.
        С минуту Саша мучился, раздираемый любопытством и неловкостью. Потом решил, что разобраться нужно до конца, и все-таки спросил:
        - И где она… что она видела?
        - О, вначале это были совершенно незамысловатые прогулки в детство. Потом… У вашей бабушки, Саша, удивительно богатая и чистая душа… Постепенно Оксана Сергеевна осознала свои огромные возможности. Она поняла, что может творить мир по своему вкусу!
        - Как это - творить?
        - Да так же, как художник пишет картины!
        - А разве это можно?
        - А много ли вы знаете о возможностях ВАШЕЙ души?
        Саша опять помолчал.
        - И что…
        - Не пугайтесь так. Уж конечно, ваша милейшая бабушка не дралась в душных болотах Венеры с трехголовыми кс’дзангами. Хотя такие варианты я тоже наблюдал. Она нашла нечто гениальное в своей простоте. Оксана Сергеевна изменила в прошлом одно-единственное событие. Излюбленный прием фантастов, между прочим.
        - И какое? - Валера сидел на стуле, с горящими глазами слушая Игоря.
        - В октябре семнадцатого революционные солдаты и матросы НЕ взяли Зимний. Смотрите, - говорил Игорь, водя карандашом по экрану компьютера, - вот IF-пик. Видите, какой огромный? Знаете, о чем это говорит? О том, что созданный этим человеком мир будет скорее всего полон сложных ассоциаций либо тонких механизмов. Здесь как раз получилось именно последнее. Владимир Иванович - инженер-электронщик, всю жизнь проработал в «ящике». Когда он мне рассказывал о своих приключениях, это было почище Клиффорда Саймака и Айзека Азимова, вместе взятых!
        Саша с Валерой, откровенно разинув рты, слушали Игоря Валерьевича Поплавского, почти забыв, зачем вломились в Оздоровительный центр «Фуксия и Селедочка».
        Внезапно за дверью послышался сильный шум, и в комнату ввалился Миша, ругаясь на ходу.
        - Что это за крыса там зубами щелкает? - шумел он. - Чуть рукав мне не откусила.
        - Это наша администраторша. - Игорь стал противен сам себе. С детства он привык, что в его семье дурным тоном считались слова типа «врачиха» и «бухгалтерша».
        - Может, отпустим женщину? - ласково спросил Валера у Поплавского. - И дверь закроем? Дескать, прием закончен?
        Игорь замялся. В пять должен был заехать Директор.
        - Да нет, тут еще должны прийти…
        - Клиент? - Во всем Валеркином облике вдруг проглянул такой ядреный мент, что Саше стало неловко.
        - Да. То есть почти начальство.
        - Тоже - попутешествовать хочет?
        - Послушайте, Дрягин, - звонко сказал Игорь, - хватит юродствовать! Обратите лучше внимание на своего коллегу. Его, кажется, распирают новости.
        - Кто это у нас такой проницательный? - удивился Миша.
        - Доктор Поплавский, с вашего разрешения. - Игорь церемонно поклонился.
        - А-а… Слыхал, слыхал. Маг и чародей. Юлия Борисовна от вас в жутком восторге.
        - Что ты узнал? - насторожился Валера.
        - Почти ничего. Она еле говорит. Живого места нет, кулек забинтованный. Да и с головой у нее - того. - Миша выразительно покрутил пальцем у виска.
        - А точнее?
        - Плачет. Сестру жалеет. Они… ну, перед тем, как вся эта ерунда началась, как раз поссорились. Кстати, из-за злополучной шубы.
        - Да говори, говори, - торопил Валера.
        - Ну что привязался? На песцовую денег не хватило, сеструха купила из собаки. А Юлия - старая дева, кажется, сдвинутая на всякой живности. Кошек бездомных кормит, собак подбирает… то есть подбирала. Вот и завелась: живодеры, говорит, изверги…
        - Да, да… - задумчиво проговорил Игорь, - я примерно так и думал… и шуба наверняка пропала…
        - Откуда ты знаешь? - Удивительная все-таки у некоторых людей способность в момент переходить на «ты».
        Игорь молчал. Он уже вплотную подобрался к разгадке и теперь, не решаясь окончательно ее сформулировать, с ужасом представлял возможные последствия случившегося. Сколько человек прошли через его аппарат? И все ли они имеют такие способности? Видимо, Александр Иосифович перед смертью тоже что-то понял… Даже беглый взгляд на последнюю графу таблицы «Состояние пациента на данный момент» настораживал. Повышенный травматизм, случаи кратковременного помрачения сознания. Семнадцать человек из списка состояли на учете у психиатра. Вот интересно, а как обстоят дела у клиентов «Фуксии и Селедочки»? Что-то не слышал я никаких жалоб с их стороны.
        - Юлия Борисовна действительно очень одинокий человек, - медленно и ни к кому не обращаясь, начал Игорь, - и вся ее огромная нерастраченная нежность и жалость нашли выход в любви к животным. Даже в ее путешествиях, их, кстати, было всего два, она искала не близкого человека. Это было… что-то вроде «Тарзана», помните такой фильм? Джунгли, зверье, враги и друзья… Вот и она жила там, как равный член стаи. Наивно, не спорю… но очень искренне… Могу себе представить, какой ужас, стыд и отвращение испытала Юлия Борисовна, когда узнала, что ее близкий человек, ее сестра, будет носить шубу из шкур собак… А еще, - Игорь заговорил медленней и тише, - я думаю, она… просто почувствовала всю ненависть собак к предателям - людям, которые убивают их, чтобы снять шкуру…
        - Ну и что? - Миша не слышал всей предыстории, поэтому пока ничего не понимал.
        - Я думаю, она оживила этих собак… Они вырвались и покусали людей… Так было дело?
        - «Покусали»? Двоих насмерть задрали! - крикнул Шестаков. - Черт побери, мне объяснят, что происходит? Что он за бред несет?
        - Стой, стой, - Дрягин мучительно соображал, - а как быть с Сапкиным?
        - Теперь я, видимо, могу ответить и на этот вопрос. Хотя с юридической точки зрения вам это ничего не даст.
        - Ну?
        - Степан Ильич сам описывал мне человека, который полностью подходит под ваши приметы убийцы.
        - Ему угрожали?
        - Да нет, это и не человек даже, просто порождение ночного кошмара… Маленький, с рыжей бородой… Здесь все гораздо сложнее. Скорей всего какие-то подсознательные образы… Он-то у меня никуда не путешествовал! Просто проходил лечение под аппаратом. По-видимому, душа может находиться в теле где угодно… И возможность выйти для нее создалась случайно…
        - Так-так-так… Интересное кино… - Валера, не спрашивая разрешения, достал «беломорину» и закурил. Игорь даже не обратил на это внимания. - Вот не любил я вашего брата ученого никогда и, похоже, правильно делал.
        В голове у Саши бешено крутились мысли. Тысячи самых разных вопросов просились наружу. Бабушка. Выходит, она сама так захотела? Доверилась абсолютно чужому человеку и ушла. Ушла счастливой? Тут же возникало азартно-детское, холодящее «под ложечкой», как на американских горках: а можно мне попробовать? И снова калейдоскоп поворачивался, яркая картинка вставала перед глазами: Света, идущая ему навстречу в сопровождении того неприятного человека… И страшная догадка - она… тоже?..
        - Игорь Валерьевич, а как вы их возвращаете? - Саша задал первый попавшийся вопрос.
        - Ну… Это, в общем, видно… - нехотя начал Поплавский, - да и аппарат мы давно усовершенствовали. Вначале действовали методом тыка: каждому давали по полминуты, по минуте. Потом я заметил, что биополе… ладно, назовем это так, - заметно меняется, пока человек… м-м-м… путешествует. Да зачем вам это?
        - Не знаю. - Саша открыл уже было рот, чтобы спросить про Свету, но его опередил Дрягин:
        - Все ясно. Больным своим ты помогал от самых добрых чувств, а здесь, - он обвел рукой кабинет Игоря, - делаешь все то же самое, но за денежки, так?
        - Так. И считаю, в этом нет ничего противозаконного. Лицензия у Оздоровительного центра есть на все виды медицинских услуг. В конце концов, самый простой массаж сейчас стоит тысяч пятьдесят!
        - Да пошел ты на хрен! Поплавский! Хоть бардак здесь устраивай! Мне по фигу! Я буду хулиганов ловить, а твои девочки - эротический массаж делать, разлюли малина! Но ты-то чем занимаешься?! Мало того, что ты людям в душу лезешь, так ты еще всю их дрянь сюда тащишь! Черт побери, если все мои ночные кошмары наружу вывернуть - я первый в петлю полезу!
        - Ага, - понимающе встрепенулся Шестаков, - все-таки наркота, угадали?
        - Сань, объясни ему по-скорому, а то у меня сейчас «крыша съедет» от этого нобелевского лауреата… - Валера бросил листки с таблицами на стол и тупо уставился в компьютер.
        Кое-как с помощью Поплавского Саша пересказал Мише все, что удалось выяснить за последние три-четыре часа. Реакция была достойна популярной программы «Блеф-клуб».
        - Не верю! - убежденно заявил Шестаков.
        Еще через десять минут споров и объяснений он, кипя энтузиазмом, воскликнул:
        - Здорово! Давайте я попробую!
        В конце концов Миша полностью проникся общим настроением, сел на стул рядом с Игорем и мрачно спросил:
        - Что делать будем?
        - А с чего это вы решили, что МЫ с вами будем что-то делать вместе?
        - Ладно, - Валера устало махнул рукой, - не форси, Мишаня прав, одних твоих ученых мозгов здесь маловато.
        Игорь уже было совсем собирался обидеться на «ученые мозги», когда лейтенант Дрягин, сделав паузу, заговорил снова:
        - Ну, хорошо… Научился душу из тела вытаскивать… что, настоящую душу?
        В комнатке повисла тяжелая тишина. Саша судорожно сглотнул, забывая про свой грипп. В самом деле - о чем они? Если оказывается, что существует ДУША?! То… это что ж… и ад, и рай… и после смерти еще что-то?!
        Очевидно, примерно так же подумали и милиционеры.
        - Настоящую душу? - Игорь слабо улыбнулся. - Да, господа-товарищи, это было первое, что пришло в голову и мне. Душа! Подумать только!.. Туринская плащаница… Голгофа… впору все бросать и в монастырь, в келью, в отшельники…
        - Римский папа тебя б озолотил, - мрачно пошутил Миша. Судя по выражению его лица, в монахи он уходить не собирался.
        - Нет, все не так оказалось. - Мысли у Игоря прыгали, как обезумевшие белки в колесе. - Это… это не душа, конечно же, так, как мы это понимаем… Или как Церковь… Это… ну, по-научному я назвал это ментально-психосоматической субстанцией человека… Нечто вроде памяти… Память ведь теоретически тоже можно считывать с человеческого мозга… если не в этом столетии, то в следующем… и воспроизвести в новом теле… Про это фантасты…
        - Ты к делу ближе можешь? - недовольно поднял руку Валера.
        - Да чего вы меня одергиваете?! Ладно, ладно, сейчас… Короче, никакого Господа за всеми этими вещами не обнаружилось… Научный факт, ничего более…
        - А что ж ты о нем на всех углах-то трубить не стал? - тотчас спросил лейтенант Миша. - Слава-то какая!
        Да, трубить не стал. Сперва хотелось убедиться, потому что и сам не верил. Потом, когда убедился… появился Виталий Антонов. Шеф. Босс. Создатель «Фуксии». От него пошли деньги. Богатые клиенты выкладывали за каждый сеанс по… ну, об этом лучше не вспоминать, не травить душу. Душу? Он усмехнулся невольному каламбуру. А Виталий… да, это было странно. Но тогда его слова казались такими убедительными, такими логичными…
        «Опубликуйся - и за тобой тотчас же ринутся толпы подражателей и воров. Опубликуйся - и тебя либо упрячут в психушку, либо, что вероятнее, просто уберут. И даже моя „крыша“ тебе тогда не поможет. ФСК свое дело знает… когда хочет. А с тобой она ой как захочет!.. Нет. Сейчас выходить на поверхность нельзя. А чтобы ты не боялся, что опередят тебя, давай я твои лабораторные журналы нотариально заверять стану…»
        И ведь заверял, вот что смешно.
        - Понятно, - выслушав Игоря, бросил Михаил. - Значит, этот хмырь Антонов тут свой интерес имеет…
        - Имеет, - кивнул Игорь.
        Он кивал, а перед глазами стояла нейрограмма шефа. Точнее, динамика его нейрограмм. С самого начала она показалась Игорю очень даже подозрительной.
        - Имеет, - медленно повторил он.
        Лейтенант Дрягин, все еще держа в руке пачку таблиц, подвинулся ближе к компьютеру.
        - А на него данные у тебя есть? - В глазах его горел огонь истого сыскаря.
        - Есть. Вот, смотрите… - И тут Игоря словно бы прорвало.
        Как-то разом он вдруг понял, что перед ним сидят не жаждущие упрятать его за решетку менты, а люди, подставившие свое плечо в самый тяжелый момент, принимающие на себя удар этой страшной и слепой силы, что - Игорь чувствовал - надвигается откуда-то извне. Смутные подозрения превращались в уверенность, и носить в себе эти раскаленные мысли было уже выше его, Игоря, сил.
        - Через аппарат у меня прошло много народу. Но троих я бы выделил. Самого Антонова, его коммерческого директора Юрия Кашина… и..
        - Жукову Светлану, - вырвалось у Саши. Он не знал, откуда пришла эта уверенность. Может, сказалась не до конца сбитая аспирином температура.
        Доктор Игорь вздрогнул и как-то по особенному взглянул на Сашу. Казалось, он намерен повторить известный фокус со сверлением бетона взглядом в полном соответствии с великой проблемой Ауэрса, описанный Стругацкими в их бессмертном романе.
        Саша ощутил, что в голове у него слегка помутилось. Впрочем, ненадолго. Налетело - и прошло. А вот у доктора Поплавского на висках обильно проступил пот, и он начал смотреть на Сашу с каким-то непонятным, невольным уважением.
        - Да, правильно, - кивнул Игорь. Внучек милейшей Оксаны Сергеевны оказался крепким орешком. Интересно было бы взглянуть на его нейрограмму…
        - И в чем же они такие особенные? - спросил Дрягин.
        - У Юрия не нейрограммы, а эталонный спектр, по нему часы атомные сверять можно. Знаете, такие, на них госстандарт…
        - Знаем, - жестковато оборвал Валера. - Не с дураками говоришь.
        - Я только сейчас на это внимание обратил… У всех остальных, кроме Антонова, распределение пиков сильно менялось при прохождении через аппарат… потом приходило в норму… А у Юрия - нет.
        - Ну и что, это важно, что ли? Сколько людей - столько и душ, верно? - пожал плечами Шестаков.
        - Важно. - Игорь чувствовал, как его охватывает мерзкая предательская дрожь. Он ощущал НЕЧТО… там, за гранью, куда не рисковал уходить даже в самых глубоких медитациях… И это НЕЧТО гневалось. - Очень важно, господа-товарищи… То-то я еще удивлялся… теперь понятно. В тот момент, когда Юрий… э-э-э… уходил в свои миры, аппарат фиксировал мощный выплекс нервной энергии… Ну, как будто яркая вспышка… Яркая вспышка с неизменными параметрами… раз за разом… Словно… словно маяк…
        И вновь сгустилась тишина.
        Саша обмер. Нет, это не температура. Бывают такие слова, которые, будучи сказаны в нужный момент и в нужное время, приводят в состояние просветления. Именно такое действие оказало и простое слово «маяк», сказанное Поплавским для примера.
        Маяки бывают лишь там, где есть для кого светить. Так для кого же «светит» этот несчастный директор, раз за разом ложась под аппарат и отправляясь… куда?
        - А куда его черти носят? - услыхал Саша собственный голос, услыхал со стороны, точно чужой.
        - Куда?.. А, довольно смешной мир. Он там… гм… офицер космического флота. Приключения в стиле «Звездных войн», только герои - русские. Он мне иногда рассказывает… Там у них война… Ну, и он там, что называется, оттягивается…
        Доктор Игорь говорил, называя какие-то полузнакомые имена кораблей и адмиралов, явно позаимствованные Юрием из «Цусимы» и «Порт-Артура». Сведения эти отчего-то накрепко откладывались в памяти у Саши, однако мысли заняты были совершенно иным.
        Юрий, Виталий, Света… Света, Виталий, Юра… В голове у Саши крутились эти три имени. Что-то посильнее простого стечения обстоятельств связало их друг с другом и привело сюда, в «Фуксию». Маяк… Маяк - для кого? Или… для чего?
        Сейчас любой «штатный скептик» должен был бы разразиться градом унылых вопросов вроде «да откуда вы это взяли?», «да как это может быть?», «да неужто нет иного объяснения?..». Наверняка эти вопросы уже готовы были вырваться у рациональных до мозга костей Дрягина и Шестакова. Однако Саша их опередил.
        Это была как вспышка темного пламени. Раньше он бы подумал: «брежу», или «перебрал», или «да что это со мной?». Сейчас, после рассказа доктора Поплавского, все воспринималось совсем иначе. Саша сосредоточился. И тут его внутреннему взору предстала поистине апокалиптическая картина. Из глубин черного пространства к крошечной голубой искорке Земли со всех сторон на манящий свет «маяка» устремляются… и тут воображение пасовало. Это было НЕЧТО, не поддающееся описанию. Больше всего это НЕЧТО - или, точнее, эти НЕЧТЫ напоминали движения, подмеченные краем глаза. Ничего более конкретного. Мигом накатила дурнота. Саша едва удержался на ногах.
        Когда голова перестала мерзко кружиться, первое, что увидел Саша, были совершенно безумные глаза доктора Поплавского. Лицо Игоря обильно покрывал пот. Щеки залила смертельная бледность.
        - Что… это… было? - заикаясь произнес доктор.
        - Что - «это»? - сперва не понял Саша, и тут же до него дошло. - Поплавский видел то же, что и он. Гипнотизер хренов (бабушка Оксана, посмеиваясь над нынешним повальным увлечением экстрасенсорикой, называла всех этих экстрасенсов и чародеев «гопнотизеры»). Однако… хренов не хренов - а если они видели одно и то же?
        - Эй, вы что, белены оба объелись? - возмутился Дрягин, глядя на вперившихся друг в друга Самойлова и Поплавского.
        Медленно, с трудом подбирая слова, запинаясь, то и дело ошеломленно замирая, они начали рассказывать.
        - Мне приходилось слышать, что если два… два гипнотизера или экстрасенса видят одновременно одно и то же, это «то же» объективно существует, - наконец закончил Игорь. У него заметно тряслись руки.
        Миша скептически поднял брови.
        - Да мало ли что привидеться могло!.. Да и то сказать - Саша у нас разве гипнотизер?
        - Очень похоже, что так, - Поплавский нервно облизнул губы, искоса поглядывая на Сашу. - Да, Александр, очень хотел бы я взглянуть на вашу нейрограмму… прямо до обморока хотел бы…
        - Это еще зачем? - удивился Валера.
        - Видите, лейтенант… Мне последнее время что-то везет на уникумов. Не исключено, что Саша - из их числа… А когда я сталкиваюсь с тремя совершенно необычными аномалиями… э-э-э… как бы с одной стороны, то неплохо бы их уравновесить хотя бы одной с нашей…
        - С нашей? - Дрягин поднял брови.
        - Валерка, не цепляйся к словам! - с неожиданной резкостью оборвал милиционера внук Оксаны Сергеевны, и Игорь ощутил к нему даже нечто вроде симпатии. - Я… я согласен, Игорь… Игорь Валерьевич?
        - Отчество можете оставить. - Доктор махнул рукой. - Это не займет много времени… Прошу сюда…
        - Эй, Поплавский, ты что, Сашу вознамерился в свой аппарат засунуть? - всполошился Валера. - Учти, родной, если с Сашей хоть что-нибудь случится… я тебя своей рукой… при оказании вооруженного сопротивления сотруднику правоохранительных органов…
        Лицо Дрягина в этот момент было страшно. Судя по всему, говорил он вполне серьезно. Игорь нервно потер лоб.
        - Да прекратите же наконец, Дрягин, - слабым голосом запротестовал он. - Никуда я вашего Сашу отправлять не собираюсь.
        Вместо ответа Дрягин извлек из-за пазухи пистолет. Очевидно, носил его в кобуре под левой рукой. Вполне серьезно оттянул назад затвор, вгоняя патрон в патронник, и демонстративно поднял дулом в потолок.
        - Так, я думаю, будет лучше, - хмуро бросил он.
        - Прекратите эти ваши ментовские штучки! - взвился Игорь.
        - Валера… - попросил Дрягина Саша. - Игорь… правду говорит. Ничего со мной не случится.
        - А если случится, мы этого чудодея всегда пристрелить успеем, - посулил Шестаков.
        Поджав губы, Поплавский возился со своим агрегатом.
        - Саша, садитесь, пожалуйста. Расслабьтесь. Постарайтесь ни о чем не думать. Это нелегко, я понимаю… но у вас несомненно способности…
        - Только смотри, без шуток! - предупредил Дрягин. Пистолет его по-прежнему смотрел в потолок.
        - Да какие там шутки… - устало отмахнулся Поплавский. - Тут такими делами запахло…
        Это не было ни больно, ни неприятно. Только вдруг очень зачесались виски. Саша не удержался, хихикнул.
        - Та-ак… - Доктор Игорь смотрел на ползущую из-под самописцев ленту, и вид у него был примерно такой же, как если б перед ним внезапно появился огнедышащий дракон. - Ну и денек… сплошь уникумы… Только не говорите мне теперь, что ВЫ ничего не можете и не чувствуете! - Торопясь, он рвал широкую ленту с планшета. - Только гляньте, а!.. Какие пики!.. Это что, вот это что, я вас спрашиваю! - Он тыкал под нос Саше исполосованную фиолетовыми кривыми «простыню», словно бы он, Саша, мог в ней понять хоть что-нибудь и был виноват в том, что у него такая нейрограмма.
        - Поплавский, не бейся в истерике, а спокойно объясни, - мирным голосом сказал Дрягин, опуская и пряча пистолет.
        - Хорошо, хорошо. - Игорь несколько раз нервно хрустнул пальцами. - То, что я и ожидал… У вашего уважаемого друга, товарищ лейтенант Дрягин, колоссальные способности к… ну, я бы сказал, к «самоконцентрированию души». Я мог бы подробно доказать это, опираясь на анализ пиков… разложив их, скажем, по Фурье… Но уж поверьте мне на слово. Никогда не видел такого… и даже не знал, что такое бывает…
        - А что это значит? Ты не выпендривайся, ты рукой покажи! - Шестаков скривился.
        - Что это значит?.. Мне трудно в такое поверить… Нужен эксперимент… Саша может… Господи… может следовать за тем, кто уходит отсюда в мечты… Понимаете? Идти следом… Я сужу вот по этому пику… и по этому тоже… Взаимоналожение и интерференция полей… вихревое движение…
        Чувствовалось, что этот наукообразный бред он способен нести бесконечно, и потому Валера Дрягин остановил доктора Поплавского весьма простым способом - крепко встряхнув за плечи.
        - Так. Хорошо. Успокойся. Да, Саша - уникум. Ну и что же дальше?
        На Игоря было жалко смотреть. Куда делся тот лощеный и самоуверенный денди?
        - Дальше?.. Не знаю… Но чувствую, что надо разобраться. Не случайно, нет, не случайно собрались здесь все вместе трое таких личностей, как Кашин, Антонов, Жукова… Я не верю в такие совпадения. Как там сказано у Суворова? Если совпадений больше двух - это уже не совпадения, а закономерности. Мы тоже имеем тут закономерность. Маяк, вербовщик и… и мать-хранительница…
        - Чего-чего? - не понял Шестаков.
        А вот Валера и Саша поняли. Картина выстраивалась жутковатенькая, страшненькая получалась картина - словно бы кто-то специально собрал здесь эту тройку, правда, не забыв прибавить в конце концов четвертого уникума - Сашу.
        - Если пускаться в фантастические аналогии, - судя по хриплому голосу Игоря, ему эти аналогии фантастическими отнюдь не казались, - Кашин у нас подобен маяку. Антонов - вербовщик и чистильщик, если можно так выразиться. У него чрезвычайно сильная и властная натура - которая, кстати, не была таковой, когда его впервые привезли ко мне, понимаете? Я могу судить по нейрограмме о силе характера… вообще о характере человека… Так вот, Виталий Николаевич не был два года назад тем крупнейшим боссом, способным поставить на уши весь город. Сильная личность, пребывающая в мучительном раздрае, - это да, это точно. Но не более того. А вот судя по его нейрограммам… - Невольно получилась трагически-театральная пауза. - Судя по его нейрограммам, он НЕ тратил нервную энергию там, в мире своих грез, а, напротив, словно бы получал подпитку, подзаряжался, возвращался оттуда полный какой-то страшной, нечеловеческой силы… Ох, извините, это я увлекся… Книжные слова какие-то… но суть не меняется. Я на это особого внимания не обращал… только сейчас, когда собрал все нейрограммы и обработал… Так вот, если обычный график, -
Игорь потряс в воздухе первой попавшейся распечаткой, - целый лес пиков, плавно переходящих один в другой, то на нейрограммах Антонова стали появляться участки абсолютно ровных прямых. Этого не может быть, этого не должно быть! - однако вот появились, и мало-помалу таких вот прямых участков становилось все больше и больше… Словно он часть за частью оставлял в тех неведомых мирах свою собственную душу… А «вербовщиком» я назвал его потому, что он приводил ко мне все новых и новых людей, они появлялись здесь с его подачи, можно сказать, по его рекомендации…
        - А куда же ты раньше смотрел, профессор кислых щей? - презрительно усмехнулся Миша.
        - Куда смотрел раньше… да сам не знаю, вот в чем штука! Я держал в руках эти нейрограммы… и не видел их. Мысли вечно были заняты чем-то. - Игорь беспомощно развел руками.
        - Ну? - Валера нетерпеливо побарабанил пальцами. - Так и что дальше? К чему ты нас подводишь, Поплавский?
        Игорь набрал в грудь побольше воздуха. Отчего-то очень трудно стало говорить.
        - Мне кажется… факты свидетельствуют… Что имеет место организованное вмешательство.
        Ух, да что же так сердце-то бьется? Он обвел взглядом слушателей. Милиционеры явно ничего не поняли. А вот внук Оксаны Сергеевны, похоже, что-то понял. Молодец. Впрочем, чему тут удивляться - с его-то нейрограммой…
        - Вмешательство? Чье? Злобных буказоидов? - хихикнул Миша.
        Он похоже, начинал воспринимать все происходящее в исключительно юмористическом свете.
        - Брось, Михаил, - Дрягин поморщился. «Space Quest» - это, конечно, хорошо, но не до такой же степени!.. - А ты, - он повернулся к Поплавскому, - не останавливайся. Продолжай. Очень интересно. Если сумеешь нам это доказать…
        Перед глазами Игоря внезапно возникло тело Александра Иосифовича Тапкина, рассеченного надвое тяжелым ротором свихнувшейся центрифуги. Такое случается раз в сто лет. Нужно было поставить крутиться совершенно неуравновешенные пробирки, чтобы ротор раскачало и сорвало. Так ошибиться может зеленая лаборантка, но не матерый, опытнейший практик, у которого с первого раза получаются самые сложные и капризные методики… Александр Иосифович ошибиться не мог.
        «Ох! Это что - предупреждение?» - невольно подумал Игорь. В горле застрял колючий ком, наподобие сушеного репья.
        - Погоди, Валера, - снова вступил Самойлов. - Игорь, значит… значит, я могу последовать за уходящим в свою мечту? Я прав?..
        Игорь кивнул:
        - Да, мне так кажется…
        - Тогда, я думаю, мне надо ПОПРОБОВАТЬ… - Саша смотрел прямо перед собой остановившимся взором. Если он и впрямь на что-то способен, он не может не почувствовать еще раз… Что? ТО САМОЕ, показавшееся ему в краткий миг параллельного с доктором Игорем видения…
        У Поплавского глаза внезапно вспыхнули.
        - Да! То, что надо!.. Попробуем!..
        И тут из коридора послышался голос Галины Федоровны:
        - Игорь Валерьевич! К вам пришли!
        Все почему-то заметались по комнате с энергией неверных жен, застигнутых мужьями. Саша, как самый удачливый, схватил запасной халат Игоря, висевший на гвозде. Упиравшихся лейтенантов втолкнули в крохотную соседнюю комнату. Раньше это было что-то вроде чулана, и уборщица держала там швабры и тряпки.
        Игорь, взглянув на Сашу в белом халате, убедился, что на врача тот совершенно не тянет, ну, максимум на санитара. Тем не менее Директору он был представлен как коллега доктора Поплавского. А что? У Юры самого на лбу не написано, что он коммерческий директор. Как раз наоборот, что образование у него пять классов и пик его карьеры - продавец пивного ларька.
        - Привет, привет, док, как себя чувствуем после вчерашнего? - опухшие глазки Директора цепко глядели на Игоря: не станет ли тот припоминать подробности?
        - Добрый день, Юрий, - сдержанно поздоровался доктор, - у меня все нормально. Приступим?
        - Ага.
        Директор ослабил узел галстука и ловко устроился на кушетке. Саша, стараясь, не показывать своего волнения, внимательно следил, как Игорь включает аппарат.
        - Юрий, вы меня слышите?
        - Да.
        - Сосредоточьтесь. Как вы себя чувствуете?
        - Хорошо.
        - Расслабьтесь. Сейчас я начну считать…
        Саша настолько остро чувствовал происходящее, что сам чуть было не отключился, когда Игорь сказал: «пять». Дверь чулана приоткрылась, и в комнату потихоньку начал вылезать Миша. Поплавский колдовал над Юрием…
        И вдруг Саша увидел. Да-да, именно так, как говорил Игорь: голова как будто платком обмотана, светло-светло-серое облачко накрыло волосы лежащего человека…
        Смутно представляя, что он делает, Саша рванулся и положил руку на лоб Юрия.
        Игорь сделал бешеные глаза, но было уже поздно.
        Мир вокруг Саши померк. Словно в комнате внезапно и резко вырубили свет. И все-таки его окружала не Тьма. Скорее это смахивало на серые сумерки. И они были живыми, эти сумерки.
        Межмирье, подумал Саша. Все кругом серое. И все живое. Все - и ничего. Ничего… Ничего?!
        Неправда. Неправда. НЕПРАВДА!
        Живое здесь было. За тонким серым занавесом притаилось НЕЧТО. То самое НЕЧТО, раз возникшее в первом Сашином видении.
        Многоногое, бледное и до жути, до обморока чужое. Одно ли такое существо было там или же, напротив, там затаились миллионы - Саша не мог понять. Зато он понял другое.
        Юрий и впрямь канул в сотворенный им мир с яркой, почти ослепительной вспышкой. И погруженный в транс Саша увидел, что это и впрямь был маяк. Разумеется, не обычный. Сашино сознание тщилось осмыслить совершенно неосмыслимое, подбирая хоть сколько-нибудь подходящие аналогии.
        Он увидел планету, висящую посреди черного космоса, словно в дурной компьютерной игрушке. Зеленовато-голубую Землю. На мгновение ее окутал яркий ореол - ореол, зажженный Юрием.
        И тогда зашевелилась сама Тьма.
        Снова, как в прошлый раз, Саша не видел ни чудовищ, ни монстров, ни армады космических крейсеров. Он просто чувствовал этот мелкий, ЖИВОЙ трепет бездонного пространства, словно мириады существ устремись сквозь пустоту к сияющей, словно звезда, третьей планете Солнца. Движение было алчным, нетерпеливым, судорожным - словно там, на этом светящемся диске, голодную орду ждало небывалое пиршество.
        И Юрий был им необходим. Пока он оставался в мире собственных незатейливых грез, он был… нет, уже не маяком - а якорем, якорем, зацепившимся за наш мир. По нитке его души все ближе и ближе подползала темная дрожь пространства, от которой не было ни защиты, ни спасения…
        Когда все кончилось, обалдевшего Сашу просто прислонили к стене - он не мог ни говорить, ни двигаться. Вполне удовлетворенный Директор отбыл восвояси, оставив доктору Поплавскому солидную сумму в американской валюте, на некоторую часть которой было незамедлительно закуплено в ближайшем круглосуточнике неимоверное количество баночного «Холстейна».
        - Потрясающе, - только и сказал Игорь, когда все наконец успокоились. - Я никогда не думал… я даже и догадываться не мог… - Вид у него был весьма бледный. - О Господи… да что же это такое?..
        - Я назвал их Неведомыми, - тихонько произнес Саша. Миша тотчас заботливо впихнул ему в руку вскрытую жестянку с пивом. - Ох, блин, бре-е-ед…
        - Нет, не бред. - Игорь мельком взглянул на самописец. - Вы в здравом уме и твердой памяти, Саша… Поверьте мне, это моя профессия.
        - Конкретнее, доктор. - Дрягин оперся о стол, выразительно глядя на Игоря. - У нас в милиции все четко. Или есть преступление - а следовательно, и преступник, или нет. Что скажете?..
        Игорь и Саша переглянулись. И неожиданно сказали хором:
        - Да, есть.
        - Отлично, - Валерий даже потер руки. - Какие будут предложения по пресечению преступной деятельности?
        - Предложения… - Игорь задумался. - Собственно, то смутное, что уловили мы с Сашей, еще не дает повода…
        - Дает, - негромко, но твердо возразил Саша. - Юрий… он и впрямь маяк…
        - Коли так - загасить! - хохотнул Миша.
        - Очень может быть, что и придется. - Валера оставался серьезен. - А что, дорогой профессор, Саша… он может проникать в эти миры только один?
        Игорь раздраженно пожал плечами.
        - Ну кто ж может знать?.. Такое проверяется, как говорят у нас в науке, только экспериментально. Ясно одно - деформирующее воздействие должно быть устранено…
        - Пробовать станем на мне! - тотчас же вылез Миша. Дрягин усмехнулся и промолчал. - А Саня меня поведет. Как Сусанин. - Он ржанул, довольный подвернувшейся рифмой.
        - Интересно, как ваше появление скажется на мире Юрия, - заметил Игорь. - Думаю… Для Кашина это будет сюрпризом.
        - Постой, - удивился Валера, - а как это, ты, что ли, без него в его мир собираешься отправляться?
        - Разумеется. Я сильно подозреваю, что миры эти во многом реальны. Знаете, такой расхожий фантастический прием… И я еще более сильно подозреваю, что в том мире есть как бы двойник Кашина. Из его ранних рассказов я понял, что это не как компьютерная игра - нажал на «паузу», и все замерло. Отнюдь. Все продолжает двигаться и развиваться без него. А когда он вновь оказывается там, то… как бы перехватывает управление, что ли. Не исключено, что его двойник и есть тот самый якорь… И если разорвать эту связь… Впрочем, тут остается только гадать. Я считаю, надо попробовать! Сашин дар… он послужит пропуском. Думаю, что голыми и босыми вы там не окажетесь. И еще одно. Мир Юрия скроен самим Юрием для себя, ни для кого другого. Он привык быть там победителем. Но, Саша, если в том мире окажетесь вы - для Юрия все может измениться, я полагаю. Ну что, попытаемся?
        И они попытались.
        Интерлюдия X
        Следом за Юрием
        Задача казалась простой и понятной только поначалу. Что делать с душой, ставшей настоящим тараном, которым непонятный враг пробивает себе брешь в наш мир? Что делать с Юрием, когда они настигнут его? Убить? Явить собой карающую длань Господню?.. Ох, лишенько…
        - Слушай, кореш! - Лейтенант Миша порой изъяснялся на самой натуральной уголовной фене. Общение с подведомственным контингентом накладывало отпечаток. - Слушай, в натуре, а что будет, если мы там по пульке в лоб схлопочем?..
        - Копыта отбросим. В натуре, - не удержался Саша…
        - Ага! Ну, так ведь даже интереснее! - Миха усмехнулся, молодецки выхватывая из воображаемых ножен воображаемую же шашку. - А то будет как в игровом автомате… Я такого не люблю.
        - Тихо! - перебил его Самойлов. - Проясняется как будто…
        Они долго ломали головы - КАК же это все будет. Каково это - открыть глаза в ином, совершенно реальном мире, где чувствуешь боль от ран, где живот подводит от голода, где запросто можно отдать концы. И вот плотный серый туман, застилавший все вокруг них, наконец начал рассеиваться.
        - Слушай, ну у тебя и видок… - начал было Михаил.
        - Помолчи, Рэмбо, ну я тебя умоляю! - сорвался Саша.
        - Хорошо, хорошо, кореш, извиняй… Я небось и сам сейчас попугаем расфуфыренным кажусь…
        Нет, подумал Саша, попугаем ты отнюдь не кажешься. И черный мундир с золотыми полосками погон тебе очень к лицу. И выглядишь ты уже не взятым за мелкое хулиганство бомжем-алкашом, а… а настоящим офицером.
        - Что это за форма? - пробормотал Михаил, растерянно оглядывая себя. Привыкнув к бесформенным ватникам и забывшим, что такое утюг, штанам, он, как на чудо, глазел на отутюженные до остроты клинка «стрелки» форменных брюк, а сияющие, как зеркало, ботинки, отпаренный китель и поражающий белизной подворотничок. Щеки Рэмбо были выбриты до последней стадии синевы. Талию охватывал кожаный офицерский ремень со странной эмблемой: двуглавый российский орел на фоне Сатурна с кольцами. На правом боку висела тяжелая коричневая кобура - крепилась она двумя ремешками, как принято было во флоте.
        Саша оглядел себя. Та же картина. Мундир, погоны, ремень, кобура. Кобура тяжелая. Неудобно. Это ведь только в западных боевиках герой таскает какую-нибудь восемнадцатизарядную «беретту», как детский пластмассовый пистолетик…
        Не выдержав, Саша расстегнул клапан. Взялся за приятно-рубчатую, теплую рукоять, потянул на себя.
        Более практичный Михаил тем временем озабоченно охлопывал накладные карманы кителя.
        - Снарядили нас с тобой, кореш, как никакое ЦРУ не могло бы, - деловито сообщил он, рассматривая извлеченные «корочки». - Офицерское удостоверение личности, чин чинарем! Эх, блин, в ментовке лейтехой сидел, и тут не повысили… несмотря на задание особой важности…
        Спохватившись, Саша тоже полез за пазуху. Во внутреннем кармане отыскался полный комплект документов - удостоверение личности («Самойлов Александр… звание: лейтенант… разрешено ношение оружия…» - все старославянской вязью. И печать с двуглавым орлом. Не с нынешним, куцым, а прежним, дореволюционным, с гербами городов Финляндии и Царства Польского на крыльях). Командировочное предписание: по окончании Высшего Санкт-Петербургского летно-космического училища имени цесаревича Владимира направляется для дальнейшего прохождения службы в распоряжение командующего Русского Космического Флота системы «Дзинтарс» адмирала Рождественского З.А. …И дальше - диплом (да я, оказывается, тут отличник!), характеристика (сплошь превосходные степени), «Перечень наград, поощрений и взысканий»: первое место там-то, второе место сям-то… благодарность номер раз, благодарность номер два-с… и так далее, до двух дюжин. Продовольственный аттестат… аттестат денежный… «Должностной оклад: сто девяносто четыре рубля семьдесят пять копеек…» Знать бы еще, какие тут цены… Потому как фантазия фантазией, а жрать хочется, аж брюхо
ноет… Ну и всякий мелкий бумажный мусор: использованные билеты («Надо ж! Лейтенанты тут до театра военных действий за собственный счет добираются!»), какие-то записки и даже, даже… Мятое письмо, уже затершееся на сгибах - но до сих пор сохранившее волнующий запах духов. ЕЕ духов.
        Покраснев как рак, Саша поспешно засунул письмо поглубже в карман. Нет! ЭТОГО он читать не станет. Ни за что и никогда. Потому что… НАСТОЯЩАЯ Света ему не писала. И никогда не напишет.
        Тем временем вокруг них стало уже совсем светло. И оказалось, что стоят они в высоком и широком кольцевом коридоре. Вокруг было пустынно. В стенах виднелись наглухо запертые железные двери, украшенные разнообразными устрашающими символами.
        - Это мы на базе, что ли? - осведомился у пространства Михаил.
        - Угу. База «Заря». Штаб флота.
        - Слушай, так, значит, надо по команде являться! - Мише-Рэмбо, похоже, все происходящее начинало не на шутку нравиться.
        - Куда являться-то? - По натуре Саша был человеком сугубо гражданским.
        - В Управление кадров, если я хоть что-то в делах вояк понимаю, - охотно пояснил Миша. - Пошли, пошли, нечего стоять! И когда пойдем - не забывай честь отдавать. Рядовым и сержантам - в ответ на их приветствие, старшим лейтенантам и выше - за три-четыре шага… Эх, учить тебя всему!
        Пустынный коридор вывел Самойлова и Мишу в другой, прямой, куда более широкий и куда более оживленный. Рядовой, унтер-офицерский и офицерский состав прямо-таки сновал туда-сюда. У Сани моментом зарябило в глазах от обилия нашивок, аксельбантов, орденских планок и еще чего-то непонятного, что хотелось назвать полузабытым словом «позументы» (вспомнить бы еще, что это означает)…
        И тут оказалось, что навыки исправного молодого офицера Саша вместе с документами не получил. Честь он отдавал коряво, дважды не заметил старшего по званию, за что получил устные замечания. Наконец мучения кончились. Возле внушительной двери с еще более внушительной вывеской «Управление кадров» их остановила внутренняя охрана.
        Документы новоприбывших изучались долго и придирчиво. В видимом свете, в инфракрасном, в ультрафиолете. Наконец, самым верным из всех способов экспертизы - на просвет. Краснорожий унтер-сверхсрочник (три нашивки за тяжелые ранения, три солдатских «Георгия», усищи, как у Якубовича) вернул Саше бумаги - вернул с явным неудовольствием. Вот, мол, и эти двое не оказались шпионами, черт возьми…
        Дверь отворилась. Взору Саши предстал самый обыкновенный отдел кадров (ну точь-в-точь родное пароходство!). Те же пухлые тетки-кадровички (только в форме), тот же крепенький мужичок-отставник… То есть, пардон, здесь он еще не был отставником, а носил три полковничьи звезды.
        - Лейтенант Самойлов, прибыл в ваше распоряжение.
        - Лейтенант Шестаков, прибыл в ваше распоряжение, товарищ полковник.
        - Пополнение, значит? - Глаза у полковника-кадровика были красные. От недосыпа, а отнюдь не с перепоя. - Вовремя, вовремя… тяжелые бои. Давайте ваши бумаги.
        Здесь документы, помимо всего прочего, совались скрытой магнитной полоской в сканеры. Провозившись минут пять, полковник взглянул на Сашу и Рэмбо:
        - У вас не характеристики, а прямо-таки Аллея Героев… Небось вместе хотите служить? Тогда получайте назначение: контр-адмирал Михеев, Шестая минная дивизия, отряд разведки. Со спарками типа «Валдай» знакомы?
        - Так точно! - выпалил Саша. В мозгу что-то вовремя щелкнуло, и он вспомнил - его первое место как раз и было заслужено пилотажем и боевыми стрельбами на УБКА двухместном типа «Валдай».
        - Вот и славно! - Казалось, полковник обрадовался. - Михеев в тылах не сидит… по штабам штаны не протирает… - Саше показалось, что бравый полковник донельзя стесняется своей роли. - Получайте предписания. Челнок к хозяйству Михеева через час. Столовая ярусом ниже. Еще успеете…
        - Слушай, а бабы тут ничего. - Миша беззастенчиво ковырял во рту зубочисткой. - Экие курочки! А попки, ах какие попки! И кормят тут куда лучше, чем в нашей ментовской тошниловке…
        - Блин! - Саша схватил разомлевшего Рэмбо за рукав. - Нечего глаза пялить! Забыл, для чего мы здесь? Может, это нам все снится!
        - Хотел бы я, чтобы мне такие сны всю жизнь снились. - Миша провел по тарелке коркой хлеба, подчищая мясной соус. - М-м-м… Катьке такого ни в жисть не сготовить.
        - Добавочки, товарищ лейтенант? - заметив его движение, тотчас сорвалась с места прехорошенькая подавальщица.
        - Добавочки! - вальяжно бросил вошедший в роль «лейтенант Космического Флота».
        Девушка проворно сунула магнитную карточку Мишиного продаттестата в прорезь кассового автомата. Миг спустя на столе перед расплывшимся в блаженной улыбке Рэмбо появился поднос, весь уставленный дымящимися тарелками.
        - Интересно, они что же, роботизировать все это не могли? - пробормотал Саша.
        - Да ясный фиг, что могли. - Миша уже вовсю хлебал вторую порцию наваристого борща. - Просто… м-м-м… вкуснотища… Когда вместо баб - роботы, боевой дух войск, замечу тебе, резко падает…
        - Хватит жрать, на челнок опоздаем!
        - Смотри-ка, да ты, похоже, во вкус вошел! - Миша собирался утереть жирные губы рукавом, но в последний миг сдержался и взял салфетку. - Нам сперва надо твоего Юрку вычислить! То есть к какой-нибудь кадровичке подход найти… Кадровичку желательно помясистее, а постель желательно помягче… И чтоб блат в столовке был…
        Саша сжал зубы.
        - Я знаю, где он, понятно? Нутром чую. Ты думаешь, зря нас этот тип в погонах на Шестую минную заслал? Зуб даю, там этот Директор хренов.
        - Там? - вдруг удивился Михаил. - Он же… постой… он же в Питере… Игорь же никого больше не отправляет…
        - Сдается мне, что кое-кто теперь у нас бывает в двух экземплярах. И фиг знает, который из этих экземпляров подлинный.
        - Ну, ладно… Слушай, а кто же это вообще все создает? - Рэмбо обвел рукой вокруг себя.
        Сашу внезапно словно окатило ледяной волной.
        - Тихо, ты! - зашипел он на Рэмбо. - Нельзя об этом здесь говорить. Там, дома… нас не услышат. А тут - за милую душу.
        Михаил пожал плечами.
        Ну и пожимай, черт с тобой. А я вот не могу избавиться от ощущения - что-то бледное, со множеством тонких ног, словно громадный жук, притаилось где-то совсем рядом и напряженно слушает наш разговор, слушает, слушает, слушает…
        Ох, брежу, наверное, подумал Саша.
        Потом они шли к челноку.
        Нет, это не наваждение и не бред, размышлял Самойлов, глядя на деловитую суету базы. Этот мир - есть. Пусть ему год от роду, но он - есть. И люди, которые в нем живут, - самые настоящие. Не знаю, как это доказать. Нутром опять же чувствую, и все тут. Я ведь сам в этот мир вышел. Никакие аппараты дьявольские меня сюда не засовывали. И вижу я - не декорация все это… хотя так, наверное, думает Рэмбо. А раз не декорации и погибать мы тут будем не понарошку, а взаправду, то… то и относиться надо как к миру. А уж с бледными многоногами разбираться будем после. Сейчас прежде всего - Директор…
        Легко, конечно, сказать - «устраните дестабилизирующее воздействие»! Хорошо Игорю мудреными словами кидаться, он-то на Земле остался. В настоящем Питере. А тут попробуй сообрази, что делать, как справиться с Юрием!.. Стой. Да стой же! Не с Юрием. Настоящий Юрий сейчас преспокойно дует кофе с коньяком в своей навороченной квартире или девицу трахает. Хотя… что там Игорь про нейрограмму говорил? Чистая линия? Так, может, в этом мире как раз и остался настоящий Юрий, а там, откуда пришли мы с Рэмбо, - одна пустая оболочка?..
        Перед посадкой на челнок у них опять проверяли документы. Пассажирский отсек был забит до отказа. Все летевшие - офицеры. Рядовых, очевидно, отправляли менее комфортабельными транспортами.
        Никто не приставал с разговорами к двум новоиспеченным лейтенантикам в необмятых кителях и надраенных по уставу до блеска ботинках. Видавшие виды старлеи, капитан-лейтенанты и даже просто лейтенанты, уже побывавшие в боях, косились на новичков с мрачными ухмылками. По штабной базе ползли известия одно другого страшнее о мощном наступлении жжаргов и о тяжелых боях, в которые втянулись почти все легкие силы Флота. Крупные корабли пока не покидали баз. Но жжаргские тральщики под прикрытием «дымарей» с поистине муравьиным упорством прогрызали ходы в минных заграждениях русского флота. Вторая и Шестая минные дивизии практически не заходили на базы. Дозаправка, прием боекомплектов, отправка раненых - все производилось в глубоком космосе.
        Сперва Саша не мог отделаться от нервных смешков. Все происходящее, несмотря ни на что, напоминало грандиозную компьютерную игру или кино наподобие «Звездных войн». Что ж, сыграем, подумал он. Пан или пропал.
        Что же до Миши-Рэмбо, то он, убедившись в полном отсутствии на борту особей женского пола, а также возможности принять внутрь каплю-другую горячительного, самым наглым образом дрых в соседнем кресле. И проснулся, когда челнок пристыковался к вынесенной далеко в глубокий космос передовой укрепленной базе эсминцев Шестой дивизии.
        На экране - единственном на весь салон - хорошо видна была база. Не ухоженный чистый шарик «Зари», чью броню, по злым слухам, адмирал Рождественский приказывал регулярно драить посредством зубных щеток проштрафившимся матросикам, а настоящий космический форт. От типовой базы не осталось почти ничего. Каждый штурм, каждый прорыв жжаргов добавлял пробоин. И инженеры дивизии боролись с бедами, как только могли. В ход шли остовы списанных, разбитых кораблей, трофейные посудины жжаргов, и в результате база обрастала не предусмотренными проектом выносными огневыми башнями, противоракетными заграждениями (под сим громким названием скрывался самый элементарный железный лом, подвешенный в пространстве на длинных тросах и служивший для подрыва жжаргских ракет с примитивными ударными взрывателями), бастионами, прикрывавшими ворота портов - излюбленное место атак жжаргских десантов и прочими сооружениями, жизненно необходимыми на войне, но, увы, не пришедшими на ум проектировщикам. Лепилось все это кое-как, на скорую руку. Вздувались чудовищной толщины сиреневые сварные швы, бугристые, словно шрамы. Броневые
плиты крепились с забвением всех понятий эстетики - лишь бы прочно было. Челнок встретил вооруженный до зубов легкий истребитель. Число оружейных турелей было увеличено самое меньшее вдвое против проектного. Страдали скорость и маневренность, но здесь, вблизи базы, у этого корабля, похоже, была только одна задача - успеть дать залп по замаскированному транспорту жжаргов, после чего пилот может спокойно катапультироваться с чувством до конца выполненного долга.
        - Так ты что, намерен всерьез играть в эти игры? - внезапно посерьезнев, вполголоса спросил Рэмбо. - Прикидываться лейтенантом? Может, даже летать и воевать?
        - Тебе же тут понравилось? - буркнул в ответ Самойлов.
        - Понравилось. Не спорю. Куда больше, чем в нашем родном Питере, где я в бандита стрельнуть не могу, сто бумажек не подписав. Может, я тут и вовсе остаться решусь. Меня же ты вытаскивал, а не этот рыба-вобла со своими аппаратами!
        - С ума ты спятил, Миха. А может, если мы… если мы Юрия того… то весь этот мир исчезнет?
        - Может, исчезнет. А может, и нет. Но мне тут нравится. Так что я готов рискнуть.
        - Давай сперва Директора отыщем. А там видно будет. - Саша встал. Прилетевшие офицеры вставали с мест, направляясь к выходу.
        «Нет, не прав Игорь, - думал Самойлов, разглядывая лица попутчиков. - Это не мир марионеток. Не мир кукол. Не бывает таких живых кукол. Эх, на Землю бы слетать… посмотреть, что там и как… Что там нам толковали насчет течения времени? Нам может казаться, что прошли годы, в то время как в настоящем Питере не минет и часа?»
        Прибывшее пополнение встретил замученный тощий подполковник в мятом камуфляже - хотя зачем ему камуфляж на космической станции?
        - Товарищи офицеры!.. - вот интересно, в здешней России вроде б монархия, а обращения - как в незабвенных ВС СССР… В свое время Саша прослужил три года на Северном флоте, довелось ходить и на атомной «Славе». - Прошу построиться. Мне так будет проще с вами разобраться…
        Началась перекличка. Тощий подполковник выкрикивал фамилию, следовал отклик «Я!», и начальственные уста изрекали предписание.
        - Самойлов!
        - Я!
        - Разведывательный отряд. Явиться к командиру отряда капитану второго ранга Ивахнову. Палуба номер… отсек номер…
        Кавторанг Ивахнов оказался настоящим человеком-горой. С ростом за два метра и плечами чудовищной шириной. Руки бугрились мускулами. Такой силач, казалось, запросто может ломать подковы и скручивать в узлы стальные кочерги а-ля Шерлок Холмс из одноименного фильма с Ливановым.
        - Пополнение? - добродушно пробасил он, привставая из-за стола. Стол этот, надо сказать, сделан был явно под стать своему хозяину. Столешницей служила не какая-нибудь там хлипенькая фанерка, а полноценная броневая плита, покрытая сверху пластиком. На левом переднем углу пластика не было, и взорам посетителей открывалась зияющая в броневом листе пробоина. Расплавленный металл взметнулся вверх причудливым фонтаном - да так и застыл, мгновенно охлажденный жидким азотом.
        Рэмбо и Саша доложились по всей форме. Откуда-то из глубин памяти Самойлова начали подниматься воспоминания времен Северного флота; и каблуки его щелкнули, словно он ежедневно упражнялся в этом по нескольку часов.
        - Сопроводиловки ваши давайте. - На лице кавторанга читалось непреодолимое отвращение ко всякого рода бумажной работе. - И зачем мне вся эта кипа? Файлы ваши я и так получил… Добровольцы?
        - Так точно! - отрапортовал Рэмбо, по уставу поедая глазами начальство.
        - Бросьте и садитесь. Курить будете?
        Это был не «Беломор», но нечто очень на него похожее, по крайней мере, столь же забористое.
        - Так, ребята. - Ивахнову на глаз было лет тридцать семь. - Я не штабист, речи сладкие произносить не умею. Дело наше дрянь. Жжарги атакуют каждый день… пытаются оттеснить охранение от минных банок и протралить проходы к базе. Тогда - конец всей дивизии. Наш отряд - глаза и уши. Ба… то есть контр-адмирала Михеева Александра Андреевича. Жжарги действуют под прикрытием «дымарей». Радары дальнего обнаружения здесь, на базе, бессильны, к тому же эти гады забивают все пространство ложными целями. Приходится посылать разведчиков. «Валдаи» летают парами… Знаю, знаю, что не по уставу, но только тут по уставу если воевать станешь - мигом на тот свет отправишься. Но не могу я на один патрульный сектор уставную тройку выделять. Людей не хватает. У меня два десятка пустых машин стоит. - Он затянулся. - Первое правило разведчика - можно заменить все, кроме человека. А потому - никаких самоубийств и прочих геройств. Сигнал «погибаю, но не сдаюсь» забыть. При угрозе окружения - немедленно отступать. При повреждении машины - немедленно катапультироваться. Вас подберут. Батя специально держит на этом деле эсминец.
Поняли? Никаких неравных боев. Чуть только почуяли, что сейчас надерут задницу, - двигатели на форсаж и уходите в прыжок. Нет возможности уйти в прыжок - тяните к базе, вопя «SOS!» на всех волнах. Железяки пусть горят. «Валдаи» с каждым новым транспортом приходят. А вот пилоты должны жить. Поняли?..
        Саша и Рэмбо попали в дивизион с коротким и выразительным наименованием «Ять». Разумеется, злые языки называли дивизион несколько иначе. Но пилоты и стрелки-операторы этим как бы даже и гордились.
        - Пусть жжарги, чтоб им задницы их же плазмой поджарило, всегда это говорят, когда нашу эмблему завидят! - пояснил командир дивизиона капитан-лейтенант Сергей Яковлев.
        Эмблема вполне соответствовала неофициальному наименованию, являя собой обнаженную красотку в черных чулках и туфельках на неимоверно высоких игольчатых каблучках.
        - Машина ваша вот, - Яковлев хлопнул ладонью по борту одной из спарок, - новая, но уже облетана. Давайте шмотки свои бросайте, перекурите - и в тренировочную зону. У нас времени на симулятор нет. Максимум три дня вам могу дать без боевых вылетов. Все поняли? У нас как раз комната «Д» пустует - там и располагайтесь.
        - Интересно, нам что же, и летать на ЭТОМ придется? - пробормотал Миша, с неподдельным интересом обходя аппарат.
        Больше всего двухместный дальний штурмовик типа «Валдай» напоминал американский А-10А «Тандерболт». Такое же двухкилевое оперение и два двигателя на горизонтальном пере руля. Короткие крылья - верно, для ограниченных маневров в атмосфере. И - бесчисленные подкрыльевые пилоны для вооружения.
        - В кабину заглянем? - предложил помрачневший Рэмбо.
        Прозрачный колпак бесшумно откинулся вверх. Против ожиданий Саши, кабина вовсе не была нашпигована бесчисленными шкалами и циферблатами. Анатомическое кресло пилота было окружено мощной броневой коробкой - не просто стальной брони, конечно ж, но и какими-то блестящими экранами и даже как будто бы взрывпакетами, наподобие давно известной «активной» брони танков, противонаправленным взрывом разрушающей кумулятивную раскаленную струю попавшего в боевую машину снаряда. Рукоятей управления было только две, да еще под правой ногой Саша заметил большую красную педаль. В памяти вновь что-то ворохнулось.
        - Катапульта, - уверенно заявил Саша.
        - Да ты, оказывается, спец… - хмыкнул Рэмбо. - Ну так что? Летать на ней станем? Или как?
        - Думаю, «или как», - отозвался Саша. - Нам тут особо задерживаться незачем. Найдем Директора - и назад.
        - Да? А мне вот интересно - как они тут живут, за что воюют…
        - Какое пиво пьют… - докончил Саша.
        - И это тоже!..
        Выделенная новоприбывшим комната «Д» оказалась узкой и длинной кишкой с единственным окном, выходившим в громадный внутренний ангар, где не слишком ровными рядами стояли «Валдаи» разведотряда. Две неширокие откидные койки вдоль стен, откидной же столик у окна, два выдвижных кресла, встроенные шкафы, санблок с душем и унитазом. Четыре метра длины, два с половиной ширины. Все.
        - Жить можно, - философски заключил Рэмбо, критически оглядев их новое обиталище, - все лучше, чем у меня в коммуналке со стервой старухой…
        Долго рассиживаться не пришлось. Включился интерком, бас Ивахнова прогудел в самые уши:
        - Эй, лейтенанты! Заснули, что ли? Ваш вылет скоро! Еще раз запоздаете - наряд вкачу, как кадетам. Ясно?
        Саша поспешно ткнул зеленую кнопку.
        - Так точно, ясно, товарищ капитан второго ранга!..
        - А раз ясно - то давайте в полетную зону.
        - Ну, у меня вся надежда на то, что с катапультой ты управляться умеешь. - Михаил одернул форму и шагнул к двери. Как во многих фантастических фильмах, открывалась она автоматически, уезжая вбок, в стену.
        Пилотажные костюмы на первый взгляд ничем не отличались от летных комбинезонов родного Сашиного мира.
        Замотанный капитан-лейтенант на командном пункте полетной зоны сунул Саше в руки изрядно мятую карту и, перехватив недоуменный взгляд Самойлова, коротко рассмеялся:
        - А ты думал - на тренировках тебе полетные кристаллы выдавать станут? Будь доволен, что хотя бы карты нашлепать сумели!
        Всю карту покрывала мешанина красных, желтых, зеленых и черных линий.
        - Тут сам черт ногу сломит… - проворчал Рэмбо, заглядывая Саше через плечо.
        - Борт «два ноля пять»! - рявкнул динамик. - Почему экипаж до сих пор не на месте?! Болтаетесь, как дерьмо в проруби!
        С новичками в отряде Ивахнова не церемонились.
        Борт «два ноля пять» стоял в полной готовности. Подкрыльевые и подфюзеляжные пилоны были густо увешаны оружием. Пузатые оперенные ракеты, какие-то короба, из которых, точно глаз мертвеца, тупо пялились синеватые окуляры, приплюснутый овал с торчащей антенной… Вид этих устройств ничего не говорил Саше. Зато лейтенанту Российского Космического Флота Самойлову очень даже много.
        Ракеты оперенные (хотя зачем оперение в безвоздушном пространстве?), похожие на подыхающих от обжорства удавов, - малые рентгеновские лазеры с атомной накачкой. Хороши и вблизи и вдали. Жаль только, что их всего два. Ракеты неоперенные, длинные и тонкие, как копья, - самонаводящиеся с ядерным боезарядом. Такие же, но помельче - с грузом обычного ВВ, для ближнего боя с истребителями противника. Контейнер с объективом - мощный дополнительный лазер непрерывного огня. Плоский блин с антенной - аппаратура радиоэлектронного подавления. Местные умельцы очень лихо приспособили ее для дистанционного подрыва жжаргских мин…
        «Стоп! - удивился себе Саша. - Да откуда это я взял про жжаргов и их мины? А впрочем, неважно, разберемся…»
        - Садись за стрелка, - шепнул Саша. Рэмбо кивнул, ловко подтянулся на руках, бросив поджарое тело, еще не истомленное никотином, алкоголем и прочими нехорошими излишествами, на заднее сиденье спарки. Карту Саша, как и было велено, засунул в щель довольно-таки уродливого устройства, что явно ни к селу ни к городу притулилось за спинкой кресла. Вид устройство имело вполне самопальный.
        Спереди, под лобовым стеклом, лежал массивный шлем, наподобие мотоциклетного, только закрывавший лицо щиток был непроницаемо-черным. От макушки шлема куда-то за пилотское кресло тянулся витой шнур. Саша нахлобучил шлем на голову - и тотчас же щелкнули невидимые фиксаторы. Странно, но тяжести совершенно не чувствовалось.
        Что-то вновь щелкнуло, и темнота перед глазами Саши расцвела огоньками. На внутреннем экране шлема пространство вокруг «Валдая» отображалось в виде схематических значков. При этом сам штурмовик оказывался как бы чуть впереди и ниже глаз Саши - так что он видел и то, что сбоку, и то, что сзади. От носа кораблика в черноту полетной зоны протянулась мерцающая зеленая ниточка. Прямо в уши забубнил мягкий голос:
        - Полетное задание: находиться на боевом дежурстве, осуществляя поиск блуждающих мин. При обнаружении мины проверить сенсорами. Мины старых типов ликвидировать подрывом, мины новых - захватить и доставить на базу. Старт через двадцать секунд. Начинаю отсчет… Девятнадцать…
        - Миша! Это никакая не тренировка, а экзамен! - выпалил Саша. - Они решили посмотреть, на что мы годны…
        - Ну так мы им и покажем! - тотчас отозвался бравый голос Рэмбо.
        В наушниках захихикало несколько голосов.
        Руки Саши сами собой легли на две рукоятки. Управление штурмовиком было упрощено до предела. Одна ручка - «газ», другая - вверх-вниз, вправо-влево. И все. Никаких больше тумблеров, переключателей, шкал или иных показометров… Вся нужная информация выдавалась на внутренний экран шлема.
        Посреди темного с разноцветными пунктирами и точками поля появился серый квадрат. Он показывал то, что нужно было для взлета, - вид непосредственно из кабины. Саша осторожно двинул вперед ручку «газа» - точнее, опять же, не он, а то неведомое «я», что сидело в глубине его существа и, похоже, на самом деле умело управлять штурмовиками типа «Валдай»…
        Глухо взвыли двигатели. Что-то неразборчиво бормотал в переговорнике Рэмбо. Громадные ворота ангара поплыли навстречу. Набрав ход, штурмовик вырвался в полуоткрытый «вольер» полетно-тренировочной зоны.
        Оказалось, что вести тяжелую машину вовсе не так уж трудно. Все происходящее и впрямь очень напоминало компьютерную игру. Ни перегрузок, ничего - сидишь, как дома. Мерцающий пунктир указывает путь. Слушай, а что, если свернуть?..
        Сказано - сделано. Качнулись в сторону. И сами вернулись на прежний курс. Все понятно, автопилот. Стандартная программа барражирования в глубоком космосе.
        - Борт «два ноля пять», элеронами хлопаем?
        Саша опомнился. Так и есть. Прямо по курсу - россыпь злобных зеленоватых огоньков весьма гнусного вида, сиречь - блуждающая минная банка.
        - Скорость сбавь! - гаркнул Рэмбо.
        Интересно, а как он стрелять будет?..
        Однако Миша решил не церемониться. Расстреливать мины по одной он не стал. Навел одну из ракет да и выпалил.
        Хорошо, в космосе ударной волне не в чем распространяться. А то бы остались от «Валдая» рожки да ножки. Мины взорвались все разом; правда, умный шлем огненных облаков показывать не стал. Просто на миг каждый из зеленых символов окутала легкая рябь - и они исчезли.
        - Борт «два ноля пять», охренели совсем? - весело поинтересовался голос распорядителя полетов. - Про сенсоры забыли? В середине этой банки была мина-ловушка совершенно нового типа… а вы ее - ракетой!.. Все, отбой. Оценка «неуд». Возвращайтесь!..
        Несмотря на разнос, настроение у Михаила совершенно не испортилось. Отбубнив положение «да, товарищ кавторанг», «нет, товарищ кавторанг» и «виноват, больше не повторится!», он прямо-таки накинулся на Саню в коридоре базы:
        - Слушай, я, в натуре, тащусь - это круче, чем в тай-файтере!
        - Чем где? - не понял Саша.
        - Блин, да в тай-файтере! Игруха такая классная! Нам… гм… спонсоры компьютер подарили. Отделение на хрен разваливается, крыша течет, задержанных девать некуда - а они компьютер! Что с ним делать-то? Только играть…Так вот здесь, внутри шлема, все-все-все видно! А цель выбирать можно хоть рукой, хоть взглядом! Только на пуск команду кнопкой даешь!..
        Наверное, со стороны процесс выбора цели и наведения ракетных систем штурмовика выглядел довольно-таки забавно. В перчатках на кончиках пальцев помещались некие устройства, и в том месте, где подушечка была прижата к стеклу шлема, на экране появлялся алый квадрат. Стоило совместить один из этих квадратиков с целью, как бортовой вычислитель производил захват. Надавил чуть сильнее - произвел пуск. Хороший наводчик работал всеми десятью пальцами. Доверять полностью боевую работу компьютерам было нельзя - и та и другая сторона разработали предостаточно оружия электронного подавления, поражавшего в первую очередь процессорные блоки вычислителей. Подобная система требовала навыков сродни навыкам пианиста. «Валдай» не имел жестко закрепленного оружия, стреляющего вперед, но заднюю полусферу прикрывал лазер-автомат, соединенный с простейшим компьютером. Он палил во все, что не отвечало на сигнал опознавателя «свой - чужой». Обычно, отправляясь на настоящее боевое патрулирование, «Валдаи» брали с собой пару подвесных лазеров, превращаясь в еще более грозных противников…
        Так, с небольшого фиаско, началась удивительная жизнь Саши в новом мире. В мире, где процветала Российская Империя, где шла жестокая война с непонятными жжаргами (а до этого и динарийцами) и где укрывался Директор. Его во что бы то ни стало надо было найти и обезвредить.
        Вместе с Рэмбо они выходили в полетную зону еще несколько раз, меняясь местами. Так всегда делалось и во время долгих полетов - управлять штурмовиком можно было и из передней кабины, и из задней. К полному Сашиному удивлению, они так и не врезались ни в стену ангара, ни в машину товарищей по дивизиону.
        - Нет, кореш, нравится мне здесь! Вот только с бабами плохо. И выпить нечего. - Михаил валялся на койке, блаженно задрав ноги. На полу валялась добрая дюжина пластиковых бутылок из-под безалкогольного пива.
        За минувшие дни Санин спутник настолько освоился со здешней странной жизнь, что казалось, и впрямь родился в этом мире. Бывший лейтенант Краснознаменной ленинградской милиции стал своим в ремонтных ангарах и пищевых блоках, рекреационных залах и тренажерных кабинетах. С профессиональной ловкостью Михаил мгновенно знакомился с людьми, а его богатейший опыт в приготовлении алкогольных напитков из всего, что могло гореть (иногда Саше казалось, что в ход шло даже ракетное топливо!), вознесло Мишин авторитет на недосягаемую высоту. Он, похоже, и думать забыл о том, как и для чего они появились здесь. Перипетии войны землян с жжаргами волновали его гораздо сильнее, чем поиски Директора. Он с таким знанием дела рассуждал о местных проблемах, что расколоть его не смог бы даже самый матерый контрразведчик.
        Саше же, напротив, приходилось все время напоминать себе, что он не спит и не под воздействием гипноза. Окружавшие его люди порой казались куклами - куклами-марионетками, подвешенными на тончайших незримых ниточках, за которые дергают спрятавшиеся за ширмой космоса кукловоды. Улыбки казались нарисованными, броня - картонной, а страшное оружие, способное обращать звезды в сверхновые и развеивать пылью планеты, - детскими хлопушками. Иногда это чувство пропадало, особенно во время изматывающих тренировок в полетной зоне, но всякий раз возвращалось.
        Много раз Саша доставал из кармана потертый на сгибах конверт, тот самый, пахнущий Светочкиными духами. Запах упорно не желал выветриваться, и это доводило Самойлова чуть ли не до белого каления. Что это такое? Письмо от… кого? Пальцы тянулись отогнуть посеревший клапан конверта, вытащить испещренную словами бумагу… Но каждый раз останавливались. Словно, прочитав это письмо, он, Саша Самойлов, узнает нечто настолько страшное и в то же время омерзительное, что после этого жить уже не будет никакого смысла. В стотысячный раз его глаза перечитывали адрес. Да, это ЕЕ почерк. Памятный еще со школы. Она писала сочинения легко, играючи, небрежно наклонив голову. Учительнице казалось, что от старания, но наблюдательный Самойлов-то знал, что стояло за этим наклоном.
        Адрес… адрес общежития летно-космического училища, странным образом совпадавший с адресом Сашиной рыбфлотовской общаги. Кавторанг Ивахнов, кстати, уже успел поинтересоваться: «А почему это вам, парни, никто не пишет? Ну девушки - ладно. Но как могут не писать матери? И вы сами - почему никому не пишете?»
        Выручил Мишка - он, оказывается (вот что значит профессионал!), уже успел влезть в здешнюю базу данных (это Михаил-то, для которого слово «ввод» означало совершенно определенный и довольно приятный процесс, не имеющий, правда, ничего общего с компьютерной техникой!) и с некоторым удивлением обнаружил, что они с Сашкой Самойловым, оказывается, круглые сироты. Их родители в здешнем мире погибли еще во время войны с динарийцами, и воспитывались они, оказывается, в детских домах… Мишка выдал всю эту тираду с отлично разыгранной дрожью в голосе и слезами в уголках глаз. Кавторанг Ивахнов, выслушав, покраснел как рак, извинился и крепко выразился по поводу растяп-шифровальщиков в штабе флота. «То-то я смотрю - файлы ваши какие-то куцые… теперь понятно. Вы уж извините меня, ребята…»
        Прошло несколько недель, пока их наконец не направили в боевой вылет и не нашелся Юрий.
        Вспомогательный крейсер «Чукотка» вывалил из раскрывшегося нижнего трюма целый рой «Валдаев». Предстоял глубокий рейд вдоль дальнего края оттянувшейся за пределы планетной системы «Дзинтарс» оборонительной минной полосы. Борт «два ноля пять», борт Саши и Рэмбо, двинулся вдоль выделенного им участка границы. Двинулся в одиночку. Кавторанг Ивахнов был вынужден отказаться и от пар. «Глаз» не хватало категорически. Где-то далеко в тылу, окруженный целым роем сторожевиков и эсминцев, висел раздувшийся, весь утыканный антеннами «слухач» - кораблей дальнего обнаружения. Правда, после того как жжарги насобачились делать о-о-очень меткие противодетекторные ракеты повышенной дальности, «слухачи», как правило, работали в пассивном режиме, стараясь засечь работающую электронную аппаратуру жжаргских тральщиков. Впрочем, и сами жжарги были отнюдь не дураками - по другую сторону минного пояса всегда ползало до черта их кораблей с включенными на полную мощность радарными станциями и тому подобной машинерией. Тральщики же, стараясь соблюдать строжайшее радиомолчание, под прикрытием «дымарей» втихаря подбирались к
минным полям, по-воровски снимая то одну банку, то другую. Вот с этими-то «побирушками» и предстояло схватиться «Валдаям».
        Саша сидел на месте стрелка. Рэмбо вел штурмовик уверенно, словно всю жизнь только этим и занимался. Саша размышлял.
        Выяснить, кем здесь Директор, большого труда не составило. Капитан-лейтенант (и вот-вот должны присвоить капитана третьего ранга!), командир эсминца «Стремительный». Вся грудь в орденах, на отличном счету у начальства, из аристократической семьи (Саша ухмыльнулся, вспомнив топорно-кондовую рожу Директора). Трудность заключалась в том, что «Стремительный» и разведдивизион Ивахнова работали в разных секторах. Корабль Директора на базе Шестой дивизии появлялся редко, тем более сейчас, в горячие дни жжаргского наступления.
        Да, жжарги… Хрен знает, какими силами был создан этот мир, но похоже, они, эти силы, озаботились дать людям Настоящего Врага. Жжарги идеально подходили под эту характеристику. Нелюди. Необычная форма жизни, нечто вроде ульевых структур. То есть мозг жжарга мог располагаться в сотнях и тысячах километров от передовой, а его «руки», облаченные, как в латные перчатки, в броню линкоров, авианосцев, истребителей и штурмовиков, могли драться насмерть с земным флотом. Каким образом осуществлялась мгновенная связь между центральными мыслящими структурами жжарга и его рабочими органами, оставалось загадкой. Нобелевский комитет уже давно посулил соответствующую премию за это открытие.
        Судя по всему, жжарги находились вне этики. То есть их социум никогда не нуждался в этических императивах. Никто не знал - и даже представить не мог, - как жжарги относились к людям. Считали ли они их равноправными «партнерами по смерти», неразумными созданиями вроде наших муравьев или вообще принимали за неодушевленное стихийное бедствие типа шторма или землетрясения, не мог ответить ни один штабной аналитик. Никто не знал, где находятся материнские планеты жжаргов. В один прекрасный день они просто вынырнули из глубин черного пространства в контролируемых Российской Империей секторах - и началась война. Все попытки завязать диалог провалились. Не помогали ни начиненные информацией зонды, ни знаки доброй воли типа выпускания из кольца окруженного жжаргского рейдера. Война шла. И оказалась она намного страшнее прошлой войны с динарийцами. Захватывая земные колонии (неважно, русские, французские или американские), жжарги прежде всего уничтожали не успевшее эвакуироваться мирное население. Все взрослое население старше… пяти-шести лет. Детей забирали. Впоследствии из них получались настоящие
биороботы, нерассуждающие, нечувствительные к боли, не поддающиеся реинтеграции в человеческое общество - идеальные солдаты и идеальные убийцы. Война шла с переменным успехом уже два года. Жжаргское наступление удалось приостановить, и теперь земные флоты готовились к тому, чтобы доставить жжаргам парочку неприятных сюрпризов…
        «Черт возьми! Что ж это со мной? - растерянно думал Саша. - Я ведь и половины таких мудреных слов не знал… пока сюда не попал. Этические императивы… реинтеграция… и тэ дэ и тэ пэ».
        Но удивление быстро проходило, сменяясь новыми мыслями, ранее совершенно несвойственными для простого парня Саши Самойлова, который мог при случае и крепко бухнуть, да и в целом не утруждал себя отвлеченными философскими размышлениями…
        Всякое сложное явление бинарно по своей природе. То есть двоично, то есть несет в себе свое собственное отрицание. Не бывает света без тени, реки без берегов, магнита без северного и южного полюсов. «Где нет различий, там нет и движения». Этот мир вполне реальный, осязаемый (кстати, перенесся ли он сюда телесно? Или он сейчас валяется на кожаном диване в холле «Фуксии и Селедочки», а Русский Космический Флот, база Шестой минной, штурмовик «Валдай» ему только снятся?), - он тоже невозможен без врагов. Наверное, директор Юра не мог представить себе ничего иного. Но придумать врага - это полдела. Кто приводит в движение жжаргские корабли и флотилии? Где та сила, которой подчинено все это, даже если принять версию, что здесь представшее - не более чем сон, морок, пустая сказка? Во сне нам снится злодей, мы сражаемся с ним - то есть сами с собой? Нет. Даже будучи убиты во сне, мы просыпаемся целые и невредимые. Гибель здесь, в как бы «иллюзорном» мире, также обернется смертью в мире Клинтона, Ельцина и прочих знакомых реалий. Значит, все не так просто. Сила, которая двигает врагов… Сила врагов… Саша
замер. Что-то в этом есть, какая-то зацепка… Зацепка, видимая только ему… ему одному… одному-единственному человеку, оказавшемуся способным прорваться в этот мир без страшного Игорева аппарата…
        - Санька, хватит спать! Счас на атомы разложат! - проорал в самое ухо бешеный голос Рэмбо.
        Так и есть. Не было печали, черти накачали. Ровная стена мин внезапно прервалась - словно кто-то выел здоровенную дыру с противоположной стороны заграждений. Все ясно - они в оптическом радиусе «дымаря». Только так, глазами, и можно обнаружить гада. Все виды поисковых излучений он экранирует напрочь. И сейчас под его прикрытием пара-тройка жжаргских тральщиков настойчиво прокладывает дорогу через минные поля…
        Жжарги никогда не открывают в таких случаях огня первыми. Они тоже не дураки. Палить, будучи со всех сторон окруженным минами, один из самых быстрых способов самоубийства.
        Мягкие каучуковые захваты коснулись локтей. Руки абсолютно расслаблены. Работают только пальцы.
        Белый контур «Валдая», синий пояс мин… и - пустое пространство, накрытое «зонтиком» жжаргского «дымаря». Сейчас, сейчас… по внешнему контуру гоуст-поля бортовой вычислитель штурмовика определит критические точки, в одной из которых и прячется вражеский корабль… Есть! Три зеленые точки на экране… которая ж из них?..
        Штурмовик закладывал петлю. С остронаправленной антенны уже ушел кодированный сигнал: через четверть часа кавторанг Ивахнов и штаб разведывательного дивизиона узнают о готовящемся прорыве минного пояса. Теперь осталось самое малое - продержаться эти самые четверть часа, потому что жжарги сейчас попытаются расправиться с дерзким наблюдателем. Да, они не откроют огня первыми, под прикрытием конуса невидимости они постараются перегруппироваться так, чтобы «Валдай» угодил под перекрестный огонь или чтобы огонь самого штурмовика расчистил тральщикам выход из минного пояса.
        - Сашка, стреляй, уснул, что ли?!
        Стреляй, стреляй… куда стрелять-то? И чем? Разве что лазером…
        Импульс пронзил пространство, канув в иллюзорной пустоте, и тотчас же последовал ответ.
        Жжаргские тральщики отличаются тихоходностью, зато отлично вооружены и забронированы по высшему классу. Плазменный заряд скользнул совсем рядом с крылом штурмовика. Жжарги никогда не отступают. Вот и сейчас - они таки ввязались в бой, подчиняясь какой-то своей, непонятной людям логике. Они стреляли, находясь в опасной близости от русских мин. Они знали, что обнаружены, что к месту прорыва сейчас двинутся главные силы Шестой дивизии в сопровождении минных транспортов заваливать минами с таким трудом протраленный участок, и тем не менее атаковали.
        Михаилу вновь пришлось заложить крутой вираж. Ого! Жжарги, похоже, отбросили последнюю осторожность. Бьют, словно на полигоне. Того и гляди… Точно! Попали!
        Взорвалась одна из мин, пораженная плазменным зарядом. Сейчас должно активироваться все поле, засыпая врагов ракетами с ядерными боеголовками…
        Конус невидимости исчез. Одна из ракет, прорвавшись сквозь частый огонь защитных комплексов, поразила жжаргский «дымарь». Михаил громко выругался. Ибо было от чего.
        Прикрытые до поры до времени тугим конусом спрессованных незримых волн, на той стороне минного пояса стояли жжаргские корабли. Много. Не меньше десятка, по тоннажу - крейсера, тяжелые мониторы прорыва и так далее. Сенсоры «Валдая» мигом зашкалило - жжаргские генераторы защитных полей работали на износ.
        Между минным полем и вражескими кораблями пустота вспыхнула множественными разрывами. В атомном пламени горели противокорабельные ракеты: ни одна так и не смогла прорваться к жжаргским крейсерам. А еще мгновение спустя извергаемый вражеской эскадрой поток огня достиг еще целых мин.
        Это очень походило на разминирование взрывом - когда по обычному, земному минному полю стреляет Реактивная Система Залпового Огня. Саша только не понимал, почему такой простой и эффективный способ прорыва не использовался жжаргами раньше…
        Последние мины исчезли в огненном круговороте. Жжаргские крейсера тотчас дали ход. Рука Саши сама собой, помимо воли, коснулась красного поля, наискось перечеркнутого черными полосами, в самом углу нашлемного экрана. Сигнал наивысшей тревоги. Сигнал о том, что минный пояс прорван.
        Набирая ход, жжаргские корабли один за другим выходили в узкий проход. Кое-какие мины еще огрызались, не все ракеты летели мимо - взрывом разворотило носовую надстройку одному из крейсеров, другому монитору снесло полбашни… Но жжарги не останавливались.
        - Саня!!! Стрелять будем, ядрена вошь?!
        Стрелять! Штурмовик для боя с крейсерами не предназначен… Ой, Рэмбо, ну ты даешь!..
        Вираж получился таким, что гравикомпенсаторы не справились. Перегрузка получилась минимум четырехкратной, и тяжелый шлем едва не сломал Саше шею. Руки скрутило болью - но в этот момент пальцы Саши уже коснулись зеленого силуэта, обозначавшего на экране головной жжаргский крейсер.
        Залп получился что надо. Лазером и лазер-ракетой. По одному и тому же месту, где броня уже была пробита прямым ракетным попаданием.
        На крейсере сидели не пентюхи. Лазерный луч только-только полоснул по вывернутым крейсерским внутренностям, а автоматические гранатометы уже вышвырнули в пространство целые облака мелкой свинцовой пыли. Ракета оказалась умнее - команда на подрыв ядерной взрывчатки была отдана в самый последний момент, за миг до того, как лазер-ракету «Валдая» накрыли защитные комплексы жжаргов. Из пробоины вырвался длинный пламенный шлейф.
        - Едрить их мать!!! - заорал Рэмбо.
        Но тут жжаргские комендоры взяли наконец обнаглевший штурмовик в «вилку». Двигатели надсадно взвыли. У Сани вновь потемнело в глазах.
        - Выпускай все, что есть! - услыхал он, когда вновь вернулась способность слышать. Рот был полон солоноватой крови.
        «Валдай» справится с одиноким тральщиком, на равных сразится с двумя, выстоит против трех, но против крейсера, пусть даже с пробоиной в борту, у штурмовика шансов нет. Рэмбо закладывал чудовищные петли и восьмерки. Саша стрелял из всего, что имелось на борту.
        Сегодня удача была на их стороне. Отделались опаленной броней. А вот передовому крейсеру жжаргов повезло меньше - две из четырех Саниных ракет с ядерными боеголовками прорвались-таки сквозь заградительный огонь - и тяжелый крейсер, с наполовину выжженной батарейной палубой, громадной пробоиной в борту и едва-едва тянущими двигателями, отвалил в сторону, выходя из боя.
        Это была уже не игра. А к тому же…
        Был момент предельного напряжения, когда Саше очень хотелось, чтобы его два глаза превратились в самое меньшее шесть. Словно волк, загоняющий уже истекающую кровью жертву, штурмовик висел на хвосте удирающего жжаргского крейсера, всаживая в зияющую пробоину залп за залпом. И в этот миг контуры вражеского корабля внезапно расплылись, корпус стал каким-то полупрозрачным - и на Сашу в упор глянули совершенно жуткие, нечеловеческие глаза, даже не глаза, а какие-то гляделки, буркалы, вполне достойные самого Вия. Да-да, и притом с поднятыми веками. Саше показалось, что в грудь ему ударило ледяное бревно. Взгляд Чужого дошел до самых мелких нервных веточек, до синапсов и аксонов; и… это был взгляд не жжарга, даже не его мозгового компонента! Бледная ненависть полнила этот взгляд, именно «бледная», лишенная жизни, лишенная чего-то очень важного, чем обладаем мы, люди. На Саню смотрела сила, что двигала жжаргскими крейсерами и линкорами. Самойлову даже почудилось, что он слышит хруст раздираемой ткани - ткани декораций этого мира - и что взгляд его проникает дальше, за кулисы развертывающегося здесь
кровавого спектакля. Он, Саша Самойлов, человек с уникальной нейрограммой, видел сейчас Нечто, куда страшнее всего жжаргского флота, вместе взятого. И это Нечто пристально смотрело ему прямо в душу. Смотрело с ненавистью - и в то же время с непонятной ему, Саше, завистью.
        Миша тем временем вывел штурмовик из конуса огня жжаргов.
        - Прыжок!..
        Да, возле места прорыва им делать больше нечего. Турели пусты, остался только лазер. И едва ли им бы удалось так повредить жжаргский крейсер, если бы в него еще раньше не попала мощная ракета с минной платформы.
        «Валдай» уже был готов провалиться в слепой конус гиперпространства, когда прямо перед местом жжаргского прорыва начали один за другим возникать эсминцы Шестой дивизии. Им предстояло продержаться до подхода главных сил флота.
        Эсминца «Стремительный» среди русских кораблей не оказалось.
        - Ух, успели, - вырвалось у Михаила. - Санек, по-моему, бежать нечего. Разворачиваемся! А вон и другие «Валдаи» на подходе!
        Сигнал «прорыв» вызывал к угрожаемому участку все наличные силы Шестой дивизии, включая и дивизионы разведчиков.
        Предстояло жаркое дело.
        С самого утра настроение у Юрия было препаршивым. Наорал на денщика, влепил полдюжины нарядов вне очереди. И по «Стремительному» тотчас пронеслось - хозяин не в духе. Хотя, ежели разобраться - с чего бы ему быть «в духе»? Во-первых, достаточного повышения не получилось. Вожделенный чин капитана третьего ранга, раз и навсегда отделявший его счастливого обладателя от серой массы всяких там каплеев и старлеев, опять не достался. И это за случай с «Надеждой», раскудрит их всех через коромысло! Да, повесили еще одну цацку на грудь… а чина не дали!
        Это первое.
        Потом - вдруг ставшие отчего-то очень зоркими таможенники взяли одну из трех его, Юрия, лайб с товаром. И добро бы просто товар себе забрали, как порой раньше случалось, - так нет, арестовали судно, команду и теперь вовсю колют на допросах. Догадались, сволочи, что не алкаш Попандопулос был в компании главным. А что, если эта жирная скотина разговорится? Ох, раньше-то не слишком боялся, ну суну пару миллионов кому следует. Дорого, конечно, но что делать? Вдесятеро больше все равно останется. А теперь как изменилось что-то! Начпродсклада вчера шепнул - а сам весь от ужаса трясется:
        - Ревизия нагрянула. Морды у всех попаленные, в шрамах, на угощение не посмотрели, на цифирь мою не посмотрели, сразу по хранилищам пошли…
        Это плохо. Вдвойне. Потому как ревизоры с попаленными мордами - не кто иной, как члены Офицерского Трибунала Чести, настоящие боевые командиры, которых знает весь флот и которым какие миллионы ни суй - бесполезно. Только лазерный луч сразу в лоб вкатят, и гуляй Вася. И по холодильникам - тоже плохо. Поскольку там вместо честных солдатских и офицерских рационов хранились экзотические фрукты и лакомства, перегонявшиеся Юрием для закрытых клубов Земли и нескольких курортных колоний. А сами фронтовые рационы доходили до передовой изрядно облегченными. Образовавшийся излишек продавался на черном рынке прифронтовых планет с громадной прибылью. Юрий открыл эти комбинации совсем недавно и теперь мог только смеяться над собственной наивностью - деньги на свой корабль тратил, а не на себя! То есть на корабль тратить тоже надо, иначе в распыл пойдешь, но не это главное. Главное - свои кровные капиталы. Война рано или поздно кончится. Надо о будущем думать.
        «Стремительный» пребывал сейчас в глубоком тылу. Контр-адмирал Михеев в очередной раз отправил свой лучший корабль с лучшим экипажем и лучшим командиром сопровождать госпитальное судно. И Юрий благополучно завершил проводку госпиталя «Святая Ксения Петербургская», а заодно двух своих шаланд с товаром. Всего лишь двух - потому что третья глупо, по-дурацки попалась на таможенном контроле. Какой осел не загерметизировал второй тайник? Ревизоры оказались приятно удивлены… но почему-то не стали расхватывать халявное добро, а, словно соревнуясь в честности, сели писать рапорты о злостной контрабанде. Попандопулос и его братва угодили в каталажку, а ему, Юрию, прибавилось головной боли. Опять же вышла незадача - раньше вытащить человека (даже такую жалкую на него пародию, как этот Попандопулос) стоило несколько десятков тысяч. А теперь - облом. Надежные, проверенные как будто люди вдруг уперлись. И даже не повышения ставок требуют! Все, как один, чего-то испугались. Притом не поймешь чего. Да еще и война эта дурацкая… Вот скажите мне толком - к чему с жжаргами этими драться, людей класть, планеты
выжигать? Договориться не лучше ли?.. Хотя, с другой стороны, - война есть мать контрабандной торговли. Нормальные прибыли только в военное время и делаются. Так что… пусть себе дальше воюют, а он, Юрий, денежки будет считать. Хватит, три года голову под топор подставлял, честно кресты да звездочки на погонах зарабатывал - пора и другим поработать.
        Юрий встал, одернул китель, оглядел себя в зеркало. Идеальный офицер, хоть сейчас на обложку «Нивы». Хватит хандрить, пора заняться делами. Если этого чертова грека не удастся вытащить, то предпримем решительные меры. Не хватало еще из-за какой-то пешки провалиться. Слишком эта скотина много знает. Мягкотел ты был, Юрочка, мягкотел… Из кожи вон лез. Сперва, чтобы семью из долгов вытащить. Потом, чтобы эсминец свой из ржавой развалины в нормальный боевой корабль превратить. А благодарность где? Семейка тоже отличилась… Только-только выкупил последнюю закладную (да и какой ценой - вспомнить страшно. Девчонок десятилетних потом в бордели продавал…) - враз все в казино! И проигрались. В пух и прах. Продулись. Все его, Юрия, труды - псу под хвост. Имение опять в долгах по самую крышу. А семейка - к нему. Выручай, сынок, надежда и опора наша! Ага, старшенький на сытной должности в тылу околачивается (потому что «голубой» и спит с тем, с кем надо), младшенький за ба-а-альшую взятку им, Юрой, от призыва отмазан, сестренки-вертихвостки наркотой балуются. Маманя с папаней тоже хороши. Модные курорты,
великосветские рауты… И не подумаешь, что война идет. Нет, все, с благотворительностью покончено. Юра покосился на бланк радиограммы - той самой, в которой старший братец извещал среднего о «фатальном невезении» и сообщал, что кругленькая сумма в полтора миллиона необходима самое позднее через четыре дня… Пусть разбираются сами. У меня своих проблем хватает. Да тут еще и сны какие-то странные стали сниться… Будто я - не я, капитан-лейтенант Юрий, отпрыск семьи голубых кровей, командир «Стремительного», а какой-то корявый мен, пашущий на непонятной должности в конторе еще более корявого мена, в очень- очень странном Санкт-Петербурге, совершенно не похожем на вылизанную имперскую столицу. Что в любовницах у меня, Юрия, проводившего ночи с принцессами крови, дешевая и вульгарная шлюха, какую в приличный бордель-то не возьмут… Сны эти тревожили, не давали покоя, повторяясь последнее время с завидным постоянством. Правда, если стакан хорошей водки принять, так ничего, спится лучше.
        На выходе из транспортного тоннеля - здоровенной гофрированной кишки, протянувшейся от «Стремительного» к штабной базе «Заря» - Юрия несколько раз проверили и перепроверили, заставили сдать зарядник лазерного пистолета и только после этого пропустили дальше.
        Нужный Юрию человек ждал его в тихом офицерском баре. На широких плечах красовались погоны с четырьмя небольшими звездочками, такими же, как и на самом Юрии, - но офицером этот обладатель каплеевских погон никогда в жизни не был. Звали его Тимофей Зарубовский, и под прозвищем Заруба он был известен во всех самых мрачных тюрьмах империи. Вот уже год они с Юрием работали вместе. Обычно Заруба занимался тыловыми операциями, конечным распределением товара, сбором заказов и прочим, а помимо того, благодаря своим архишироким связям в уголовном мире, обеспечивал безопасность всего «проекта». Именно безопасность оказалась сейчас под угрозой, что и потребовало немедленной встречи. Документы Заруба имел безупречные, формально он числился в тыловом управлении Группы Флотов «Виктор» - числился на самом деле, пребывая во всех официальных списках. Юрий не любил вспоминать о том, чего ему стоило пропихнуть Зарубу на это донельзя теплое место.
        - Привет, босс. - Перед уголовником стоял полный графин апельсинового сока. - Выпьем за встречу?
        Этот столик не прослушивался. Стоивший Юрию сумасшедших денег аппарат для поиска скрытых микрофонов на сей раз показал успокоительный ноль.
        - Выпьем, - отрывисто кивнул Юрий. Когда надобность в Зарубе отпадет, разукрашенный наколками вор не долго сможет гулять по свету.
        - Знаю, зачем позвал. - Заруба опорожнил стакан и тотчас наполнил его вновь. Спиртное здесь было под строжайшим запретом. Да и важные дела решать следует на трезвую голову. - Засыпался наш грек?
        - Точно. - Юрий пил сок мелкими глотками.
        - Раскололся?
        - По сведениям из тюремного блока, пока нет, но вот-вот дрогнет. Он молчит только потому, что ждет, когда же я его наконец вытащу.
        - А остальные?
        - Остальные ничего не знали. Знал только Попандопулос.
        - Понятно… - Заруба держался очень естественно. Ни дать ни взять - добропорядочный тыловик, с почтением слушающий побывавшего в боях товарища. Ни малейшего следа уголовных манер. - Проход в блок сделаешь?
        Юрий покачал головой:
        - Если б все было так просто, то не стоило тебя с Земли тащить.
        Заруба на мгновение прикрыл глаза.
        - Знаешь, босс, а я как чувствовал. И кое-кого с собой прихватил…
        - Это еще кого? - насторожился Юрий.
        - Зуботычку, Клеща и Выдирало.
        - Смотри-ка! Всю гвардию поднял!
        - Так ведь грек не одного тебя знал… Меня тоже, и едва ли не больше, - задушевно объяснил вор.
        - Понятно. Короче, ставлю задачу - грека убрать. Лучше, если это будет выглядеть как пожар, сопровождавшийся поломкой в системе воздухообмена.
        Заруба почесал затылок.
        - Хреновенько. Там все контуры не то что сдублированы, а сдевятированы даже!
        - Думай, - жестко ответил Юрий. - Ты у нас по этим штукам спец.
        - Дык ясен хрен… Не кручинься, босс, придумаем! Пару часов покумекаем - и измыслим. Выдирало у меня по электронике большой спец.
        - Если ничего не придумается - придется напрямик. На тебе внешний пост повиснет. Внутреннему посту я красивую картинку из серии «репортаж с места события» обеспечу…
        Заруба скабрезно захихикал.
        - Это ты хорошо придумал, босс!.. Только желательно все-таки к подобному не прибегать…
        - Да и мне тоже. - Юрий пожал плечами. - Я ж говорю - подумай, как обойти.
        - Подумаю… А потом что делать станем?
        - Отход я обеспечу, - бросил Юрий. - Есть у меня тут одна шаланда под боком…
        «Шаландой» был торпедный катер. Отвечавший за списание тыловик через подставных людей получил круглую сумму, что позволило списанному катеру пройти капремонт и оставаться на приколе полностью заправленным, в готовности к «бою и походу».
        - Сделаете дело - и отваливайте. Следящую систему я с толку собью. А потом сам двинусь в погоню… и какое-нибудь корыто расстреляю. Все шито-крыто.
        - А командные пароли от нашей шаланды когда? - хитренько прищурился Заруба.
        - Да хоть сейчас. - Юрий пожал плечами. - Вот расстанемся - и можешь опробовать. Только помни, что код самоликвидатора все равно у меня останется. - Юрий лучезарно улыбнулся.
        - Да ты что, босс, - обиженно захрипел Заруба, - чтобы я кого обманывать стал!..
        - Человек гной еси и кал еси, - философски заметил Юрий. - C’est la vie, mon cher ami.
        - Ась?
        - Не переживай. Это не ругательство, это по-французски.
        - А-а-а… Ладно, босс, давай свои пароли, а я через пару часиков скажу, что мы там с корешами намозговали…
        Так. С одним делом покончено. Теперь - таможня. Те, кто раньше брал обеими руками, а теперь ими же и отпихиваются, должны знать, что коней на переправе не меняют. Юрий быстро шагал по коридорам «Зари». За годы войны у него тут подобрался неплохой штат специалистов на все руки.
        Толстая, как бочка, и столь же неуемная в любовных делах Зойка, как всегда, потребовала амурную часть оплаты вперед. Процесс сей поимел место в затхлой кладовке таможенной службы. Юрий чуть не плюнул. Никакого сравнения с теми тремя гибкими богинями запретного племени! Как там месье Понтиви, не зажарили ли его живьем… Жаль, если старик и в самом деле загнал свою халупку, отдыхать у него было одно удовольствие.
        Всласть настонавшись, Зойка одернула форменную юбку и уже совсем другим, деловито-серьезным голосом сказала:
        - Денежки, миленок, завтра. Троих перевертышей я тебе сразу могу назвать, остальную пятерку - к утру. Приходи часам к одиннадцати, да смотри не опоздай! И свининки со сметаной не забудь навернуть. Я сегодня с тебя только задаток получила, а расчет-то у нас будет погорячее… - И подмигнула, дурында, будто такое великое счастье с тобой, стоя в каморке, трахаться!
        Вернувшись на «Стремительный», Юра закрылся в каюте, строго-настрого велев денщику Гришке никого и на пушечный выстрел не подпускать, хоть даже самого адмирала Рождественского…
        Шестая минная приняла неравный бой. Ничего иного ей просто не оставалось делать. На той стороне из невидимости один за другим вываливались жжаргские корабли. Спецназ-гоусты. «Дымари». Разведчики-фрегаты. Эсминцы. Легкие крейсера, похожие на ежей - так много понатыкано стволов на батарейных палубах. Тяжелые крейсера - с мощной броней и отличной скоростью. Мониторы прорыва - тихоходные, но способные справиться с планетарной обороной среднего калибра. Громады ударных авианосцев и линкоров, от огня которых способны взрываться звезды…
        Саша тихонько присвистнул. Вот это да! Такое он видел только в учебных лентах, что показывали на базе. Так, посчитаем… Ударный авианосец… класса «Имрир», двести бомбардировщиков и истребителей… еще один… класса «Ипсвич»… сто пятьдесят боевых космических аппаратов всех классов… Линкоры - два. «Конго» и «Цукобо». Орудия планетарной артиллерии (хотя, конечно, стреляют отнюдь не снарядами), бесчисленные противокорабельные ракетные комплексы, мелкие зенитные и прочее, прочее, прочее… Четыре тяжелых крейсера, столько же мониторов прорыва, дюжина легких крейсеров, а уж эсминцев так много, что сразу и не сосчитаешь. И всему этому громадному скопищу, эскадре, сравнимой по мощи со всем флотом адмирала Рождественского в системе «Дзинтарс», противостояла Шестая минная. Два лидера - «Ташкент» под флагом контр-адмирала Михеева и «брат» «Ташкента» «Ужасный», четыре новейших корабля - близнецы «Мстислав», «Изяслав», «Автроил» и «Гавриил» (они по мощи, пожалуй, с жжаргскими легкими крейсерами потягаются!) да шесть эсминцев постарше: «Новик», «Счастливый», «Беспокойный», «Керчь», «Грозящий» и «Порывистый». Ну и еще
разведдивизион кавторанга Ивахнова - три десятка тяжелых штурмовиков типа «Валдай».
        Саша знал, что сейчас там, в глубоком тылу, авральные команды рвут ограничители мощности с генераторов запуска. Прогревают стартовые двигатели и гоуст-системы линкоры «Гангут» и «Полтава», линейные крейсера «Наварин» и «Чесма», тяжелый авианосец «Варяг» превратился в украшенную разноцветными огнями рождественскую елку. Весь флот уже знает - жжарги пошли на прорыв и Шестая дивизия принимает бой. Она может погибнуть тут вся, до последнего человека, но не должна пропустить жжаргов глубоко за линию минного поля. Если они уйдут в аутспейс - на всей системе «Дзинтарс» можно ставить большой жирный крест и, спасая всех, кого можно спасти, и взрывая все, что можно взорвать, отходить на следующий рубеж, еще на один шаг ближе к Земле…
        Сашу захлестнула горячая волна. Он сливался с машиной в одно целое. Ему казалось, что вокруг нет ничего, кроме отображенного на шлемном экране странного мира условных значков, и что из рук его сами собой вырываются разящие молнии. Пальцы так и порхали по холодному пластику шлема. Миша уверенно вел штурмовик к маячившей в отдалении «Камчатке», а Саша по пути щедро поливал лазерным огнем все, что оказывалось в зоне поражения…
        Эсминцы Шестой дивизии разворачивались боевым веером. Сейчас главное - втянуть жжаргов в беспорядочную перестрелку, вывести из строя как можно больше «дымарей» и… и продержаться, неведомо как, но продержаться до подхода главных сил флота.
        После того как подбитый «Валдаем» Саши жжаргский крейсер отвалил в сторону, на острие прорыва попер здоровенный монитор. Тупоносый, он напоминал бульдога. Тяжелая головная рубка, короткий, словно обрубленный, корпус, торчащие вниз кривоватые «лапы» гиперпространственных отражателей (Саша понятия не имел о том, как работают эти самые отражатели и почему они, собственно говоря, именуются таковыми, но - отражатели, и все тут…). На «спине» «бульдога» красовалась здоровенная башня с торчащими из нее двумя короткими и толстыми дулами плазменных орудий. Собственно говоря, за эту компоновку подобные корабли жжаргов и окрестили мониторами.
        Башня ворочалась из стороны в сторону. Плюнула огнем раз, другой, третий… В пространстве потешным новогодним фейерверком полыхнули дружно отстреленные русскими кораблями экраны. И - к монитору тотчас же со всех сторон понеслись ракеты.
        Жжарги тем временем деловито расчищали проход в минном поясе. Расчищали самым что ни на есть примитивным и надежным способом - расстреливая мины из главного калибра. Линкоры и авианосцы держались пока позади, но это будет продолжаться недолго, пока легкие крейсера не расправятся с заграждениями и вся армада жжаргов не хлынет в проход.
        Эфир заполнился треском помех и многоэтажной бранью. «Валдаи», словно разъяренные осы, со всех сторон обрушились на жжаргский корабль, высунувший нос из прохода. Его батарейные палубы в свою очередь изрыгнули пламя. Плюнула перегретой плазмой башня главного калибра. Два штурмовика в мгновение ока обратились в огненные клубки. Нажать педаль катапульты успел только один из пилотов.
        - Бей, бей, бей, бей!!! - перекрывая шипение и хрипы, хлестнул по барабанным перепонкам рык Ивахнова. Кавторанг шел в атаку, словно рядовой пилот. С пилонов его «Валдая» одна за другой срывались разящие молнии. На броне монитора вспухли грибы разрывов. Ловким маневром кавторанг ушел из-под ответного огня. Левая носовая батарея монитора умолкла, броневые плиты вывернуло взрывами, орудия превратились в груду оплавленного лома. Что стало с их прислугой, объяснять уже было не нужно.
        Вступили в бой и эсминцы. Их экраны блокировали выстрелы с жжаргского монитора. А ракеты рвались и рвались на броне, напрочь сдирая надстройки, оставляя один голый корпус, вытянутое яйцо с закругленными концами. Вся артиллерия монитора уже молчала, за исключением главной башни, из двигателей рвалось пламя. Собственно говоря, корабль уже был обречен, всякий нормальный командир в сложившихся обстоятельствах отдал бы команду к отходу, - но жжарги, как известно, слова «отступление» не ведали.
        Не повезло еще двум «Валдаям» - но тут обошлось без жертв. Потеряв один экипаж, кавторанг Ивахнов пришел в зоологическую ярость, велев всем пилотам под страхом месячного ареста и понижения в звании включить комплексы «последней надежды» - компьютер сам отстреливал спасательную капсулу с людьми, если считал, что уберечь машину от прямого попадания уже нет никакой возможности. Летать с включенной аппаратурой этого сорта пилоты «Валдаев» считали позором - и, кроме того, компьютеры принимали решение о принудительном отстреле слишком часто. Порой даже когда можно было уйти. Глупо было винить технику, ее так запрограммировали, - когда речь идет о жизни людей, лучше перестраховаться… И на сей раз компьютеры не подвели. Оба раза, за миг до того, как поток губительного пламени настигал штурмовик, мощные катапульты последней судорогой механических мышц отшвыривали кабины экипажа далеко в сторону. Включались собственные маломощные движки спасательных капсул, малой тягой уводя их к ожидавшей в тылу «Камчатке».
        Жжаргский монитор был добит «Ужасным». Лазеры вспороли-таки неподатливую броню, и туда, в раскрывшееся мягкое подбрюшье, ударили ракеты.
        Броневой корпус лопнул. Ослепительно белое пламя поглотило избитый корабль вместе со всем экипажем. Рэмбо проворчал нечто вроде «кажись, боезапас рванул…», хотя, конечно, ничего похожего на артиллерийские погреба современных Саше военных кораблей на жжаргском мониторе не было. Тяжелыми ракетами жжарги не пользовались, а мелкие, взорвись они хоть все разом, не смогли бы превратить монитор в облако раскаленного пара.
        Однако потеря одного корабля не могла остановить жжаргов. Их легкие крейсера к тому времени расширили проход в минном поле… и вперед пошла остальная армада.
        - Всем, всем, всем! - Голос Бати в наушниках был спокоен и холоден. Он не воспользовался шифратором. Пусть жжарги тоже послушают. - Главные силы флота уже идут сюда. Нам надо продержаться. Отступление запрещаю. Надеюсь, что все матросы и офицеры исполнят свой долг. Да поможет нам Бог. Отбой.
        В контролируемое доселе русским флотом пространство медленно и торжественно вплывали жжаргские линкоры «Конго» и «Цукубо» (названия, разумеется, были условные, присвоенные самими же землянами. Как именовали свои корабли сами жжарги, оставалось тайной за семью печатями). Первые истребители уже срывались с полетных палуб жжаргских авианосцев. И мчались на помощь горящим мониторам легкие жжаргские крейсера, на полном ходу расцветая огненными фонтанами.
        Первым получил пробоину «Счастливый». Плазменный заряд с одного из легких крейсеров разворотил борт двигательного отсека. Правда, и сам жжарг не уцелел. «Счастливый» в упор угостил его из всех ракетных стволов левого борта - и, уже лишенный хода, пронесся мимо хвостатого огненного шара, в который обратился его противник.
        «Валдаи», точно рабочие пчелы, сновали между полем боя и своим «ульем» - вспомогательным крейсером «Камчатка». С лихорадочной спешкой навешивался новый боекомплект - и штурмовик вновь уходил в гущу сражения. Правда, дивизион кавторанга Ивахнова уменьшился почти на треть - после того как в дело вступила дюжина жжаргских крейсеров.
        - Кажись, приплыли мы, Саня, - хладнокровно заметил Рэмбо. Их «Валдай» уже второй раз шел за новым ракетным грузом. - Счас нам эти утюги вмажут…
        Несмотря на все усилия встроенного кондиционера, по лицу Саши стекал пот. Пальцы начали неметь - как ни крути, практики таких боев у него не было. Правда, не было и испуга. Все-таки он до конца не верил в то, что, погибнув здесь, он умрет и в Питере. Умом знал, сам говорил об этом Михаилу - а вот окончательно увериться так и не смог. Раздвоение личности, да и только. Что там Игорь плел про иллюзокомплексы?.. Его б сюда, умника.
        Штурмовик сбрасывал скорость. На врезном квадрате псевдоэкрана появилась черная зияющая пасть трюма. Магнитные захваты мягко вели «Валдай» к постам заряжания. Механические руки уже протягивали ракеты, готовясь подвесить их на пилоны. И в этот момент «Камчатку» накрыло по-настоящему.
        Случайный выстрел. Такое бывает в каждом бою. Но подобные случайности могут в одночасье по-иному повернуть весь ход сражения.
        Из трюмных люков вырвалось кипящее пламя. Последнее, что могли сделать бортовые вычислители, - это отдать приказ на старт всем ракетам, находившимся на постах перезарядки. Штурмовик Сани и Рэмбо уцелел только благодаря этому. Михаил дал форсаж. «Валдай» рванулся вперед, корежа причальные замки. А на Санином экране стрелка-радиста силуэт-символ «Камчатки» подернулся рябью и исчез. Из команды не спасся никто.
        Теперь, расстреляв боезапас, «Валдаи» могли лишь огрызаться огнем маломощных лазеров.
        - Отходим от крейсеров! - скомандовал Ивахнов. Голос его был тверд и спокоен - как бывает у человека, которому уже вынесен смертный приговор и тот испытывает нечто вроде странного облегчения - изматывающая душу неизвестность наконец кончилась.
        «Валдаи» имели теперь иную цель - жжаргские истребители и бомбардировщики первой волны, которые намеревались покончить с «Ташкентом» и «Ужасным» - самыми грозными в составе Шестой минной. Часть жжаргских БКА избрала целью подбитый, лишенный маневра «Счастливый».
        - Борты «два ноля два», «четыре», «пять», «восемь» и «девять»! - гаркнул Ивахнов. - «Везунчика» прикройте!
        «Везунчиком» в Шестой минной называли эсминец «Счастливый». Сейчас «Везунчик», потеряв ход, с разбитыми двигателями и обширными пожарами на артиллерийской палубе, медленно дрейфовал в направлении минного поля. Теоретически, конечно, свои собственные мины для него полностью безопасны - хоть налетай на них, хоть с маслом ешь, но испытывать на себе надежность работы систем распознавания «свой - чужой» никому, естественно, не хотелось. Достаточно одного боя - и израненный корабль получит последний, роковой удар.
        Вокруг «Счастливого» уже вились жжаргские бомбардировщики. Вспух желтый пузырь взрыва - зенитные батареи эсминца не собирались сдаваться.
        Пятерка «Валдаев» навалилась на жжаргов с тыла. Первым же выстрелом Саша обратил в пепел уже нацелившийся на «Счастливый» бомбардировщик. Но тут в проходе показалось наконец тупое рыло громадного жжаргского линкора типа «Конго», и вокруг тотчас же воцарился сущий ад.
        «Конго» опоясывало шесть батарейных палуб. Извергаемой им за секунду плазмы хватило бы освещать и обогревать земной город средних размеров месяцев эдак пять. Толстенную броню мог пробить только сверхмощный лазерный луч орбитальной крепости класса «Цитадель», которая наполовину, а то и на три четверти состоит из энергетических и фокусирующих систем этого самого сверхмощного лазера. Множество понатыканных на обводах внешнего легкого корпуса противоракетных комплексов делали «Конго» почти неуязвимым для огня русских кораблей. Соотношение сил на поле боя тотчас же резко изменилось.
        Жжаргский линкор открыл огонь по «Ташкенту» и «Ужасному» - лидеры теснили тройку противостоявших им легких крейсеров.
        На избитого «Счастливого» гигант высокомерно не обратил внимания - и, как оказалось, напрасно.
        Ракетный залп грянул в упор. С такой дистанции даже сверхбыстрые и сверхчувствительные противоракетные комплексы «Конго» не успели среагировать должным образом. «Счастливый» подписал себе смертный приговор, опустошив арсеналы, и, несмотря на то что половина запущенных им в сторону жжаргского линкора ракет была сбита, оставшейся второй половины хватило, чтобы половина левого борта громадного корабля мгновенно обратилась в море огня. Вакуум - лучший теплоизолятор - упорно не желал всасывать в себя жар атомных вспышек. Расплавившийся металл тек по корпусу причудливыми пламенными змеями.
        Ответ последовал не сразу, как будто управляющие компьютеры «Конго» никак не могли поверить в случившееся. Зато когда они поверили…
        Замерев, Саша видел, как плазменные заряды ударили в «Счастливый» со всех сторон. Несколько спасательных капсул, успевших стартовать с обреченного эсминца, попали под удар жжаргских бомбардировщиков. Корпус русского корабля разломился пополам. Из трещин вырвалось пламя, и последовавший взрыв поглотил и капсулы с командой «Счастливого», и бомбардировщики жжаргов, столь опрометчиво посчитавшие их легкой добычей.
        - Господи, упокой души их… - прошептал Рэмбо.
        Войдя в крутой вираж, штурмовики спешили выйти из-под прицельного огня зенитных батарей линкора. А перед глазами Сани все еще стоял султан огня, взметнувшийся на месте «Счастливого». Его команда удостоилась величественного погребального костра.
        Следом за «Конго» шел «Цукубо», другие жжаргские корабли. Самопожертвование «Счастливого» не могло помочь уже ничем. Шестой минной оставалось только геройски погибнуть.
        На базу «Заря» сигнал тревоги поступил вовремя. Проброшенная через пространство цепь ретрансляторов исправно дотащила кодированный крик до штабных шифровальщиков. Едва начав расшифровку и увидев пометку: «ВОЗДУХ. Аллюр три креста!!!», девушка-шифровальщица изменилась в лице. Одной рукой запуская персональный комплекс раскодирующих программ, другой она сорвала пломбу, откинула стальную предохранительную скобу и, закусив губу, что было сил вдавила алую кнопку. Сигнал тревоги пошел адмиралу Рождественскому и его высшим штабным офицерам, командирам крупных кораблей и корабельных соединений, коменданту базы «Заря» - словом, всем, кому и положено было знать по должности.
        Однако это сообщение прочитал и еще один человек.
        Юрий уже давно - и за большие деньги - поставил на «Стремительном» новейшую аппаратуру радиоэлектронного перехвата. До недавнего времени она нужна была лишь для того, чтобы читать переговоры таможенников, которые и так смог бы перехватить любой мальчишка, вооружившись самым примитивным детекторным приемником. Однако на сей раз установленный в его салон-каюте блок алчно полыхнул всеми индикаторными огоньками, точно обожравшийся ящер. Он ухитрился считать некий срочный пакет, промчавшийся экранированным, бронированным кабелем к кабинетам высокого начальства. Юрий случайно поставил свой эсминец на это место, и сенсорам хоть и на самом пределе, но хватило чувствительности.
        Прочитав сообщение, Юрий задумался. Черт возьми! Прорыв минного пояса, да еще и такими силами, - это серьезно. Михеев не справится. Он ведь упрям, железобетонно упрям - погубит всех людей и все корабли, а что толку? Гордые сигналы «погибаю, но не сдаюсь!» хороши далеко не всегда. Ему бы отступить… дождаться подкреплений…
        А вот Рождественскому наверняка придется подрастрясти жирок своим линкорам. Хватит отстаиваться на приколе. Иначе жжарги доберутся и до уютной «Зари» с ее кабинетами, отделанными мореным дубом, с монументальными письменными столами три на шесть метров, с ее холеными и лощеными секретаршами, которые набирают тексты на компьютерах одним пальцем со скоростью один знак в минуту, но зато очень хороши в постелях комсостава. Словом, придет конец такому приятному, почти самовластному положению комфлота в дальней системе. Значит, сейчас начнется громкий аврал. Надо дать знать Зарубе, чтобы действовал немедленно. В суматохе никто ничего не заметит.
        Внезапно Юрий поймал себя на том, что ему абсолютно все равно, погибнут или уцелеют корабли его родной дивизии. Если там собрались такие болваны, что дадут жжаргским линкорам спокойно поупражняться на них в призовой стрельбе, то он, Юрий, им не товарищ. Каждый решает за себя. Он погибать не собирается. Напротив, надо использовать все представляющиеся возможности, чтобы разобраться наконец с подзапутавшимися личными делами.
        Как он и ожидал, сигнал общей тревоги пронесся по «Заре» уже через пять минут - как только адмирал Рождественский вник в суть дела. На кораблях ожила громкая связь.
        - К бою и походу - готовьсь! - ревел адмирал. Голос у него всегда был очень зычным, что немало способствовало успеху при проведении парадов.
        Пальцы Юрия автоматически летали по клавиатуре каютного терминала, отвечая на полученные приказы, а голову занимали совсем иные мысли. Короткие и холодные, словно штыки. Отплатить таможенникам он уже явно не успеет - в открытую не выполнять приказы командующего, да еще и при таких обстоятельствах, было бы равносильно самоубийству. Но вот закончить дело с Попандопулосом и попутно избавиться от Зарубы сам Бог велел.
        Тем временем «Стремительный» оживал. Через шлюзы внутрь горохом сыпалась отпущенная ранее «на берег» команда. Сквозь переборки уже доносилось басовитое гудение разогреваемых на малом ходу генераторов. Молодцы механики… по чарке водки не забыть выписать. Юрия уже ждали на мостике. Однако вместо того, чтобы бежать в рубку, он спокойно взялся за телефонную трубку переговорника. Переговорника с одним остронаправленным каналом, который невозможно подслушать или перехватить, - этот канал связывал Юрия с Зарубой.
        - Слышал, какой шухер поднялся? Момент - лучше не придумаешь. Давай ноги в руки и вперед! Ничего не «скумекали» небось еще?
        - А вот и нет, босс! Готовы, босс! Уже двигаемся, босс! - Заруба довольно захихикал - мол, неужто думал, что один такой умный?
        - Вот и хорошо. Держи меня в курсе.
        Отбой. Теперь следует позаботиться и о себе.
        Не так уж сложно знающему человеку - у которого вдобавок тьма знакомых, приятелей и любовниц среди всякой штабной шушеры - подключиться к секретным информационным сетям. На экране перед Юрием появились ворота тюремного блока. Усмехаясь, командир «Стремительного» стал ждать.
        Заруба и его люди облачились в десантную форму. Оно и понятно - с десантниками Тульской дивизии почтительно разговаривают даже эти надменные крысы из тюремной администрации.
        Зуботычка, Клещ и Выдирало напялили на себя мундиры сержантов. Все нашивки и наградные шевроны - на местах, не слишком много, чтобы не заподозрили неладное. Заруба надел лейтенантские погоны и, самую малость подумав, - Георгиевский крест.
        К воротам тюремного блока они подошли, держа на виду внушительную пачку разноцветных бумаг, украшенных всевозможными магнитными опознавательными полосками, оптическими вклейками «истина» и тому подобными прибамбасами. Заруба с озабоченным видом на ходу перебирал бумаги, что-то бормоча себе под нос, как будто решая проблему мировой важности. Так их и увидел старшина тюремной охраны.
        Четверо десантников… Не внутренняя охрана и не конвойный взвод - этих старшина давно знал наперечет. С любопытством озираются по сторонам… небось никогда сюда не заносило… У лейтенанта в руках пачка ордеров. Видно, видно, что непривычна тебе эта работа, милок…
        - Остановиться перед красной линией! - предупредил десантников старшина. На шее у него висел небольшой ларингофон. - Приготовьте идентификационные карточки…
        - Старшина! - Лейтенант явно хотел выглядеть уверенно, но на бумаги в руке он глядел как баран на новые ворота. Оно и понятно - строевик, какой с него спрос. - Старшина, у нас приказ на вывод этого, как его… Попан… Пропан… блин, язык сломаешь в этих греческих фамилиях!
        - Попандопулоса, - машинально поправил офицера старшина. - Вставьте в терминал карточки, и как только я получу подтверждение вашего допуска…
        Четверка послушно остановилась перед красной чертой, пересекавшей «предбанник» тюремного блока. С потолка гибкие манипуляторы опустили короб опознавателя. Если бы кто-то вздумал сейчас шагнуть за красную черту - тотчас получил бы луч охранного лазера в брюхо.
        Десантники замешкались, доставая карточки. Тоже совершенно понятно - строевики их носят на цепочках, рядом с нательными крестами. Это внутренняя охрана привыкла предъявлять идентификаторы по десять раз на дню, и карточки эти у них болтаются на манер браслетов…
        Новоприбывшие вели себя совершенно естественно, и старшина охранников слегка расслабился. Да и какая может ему грозить опасность? Еще ни разу на «Заре» никто не пытался силой освободить заключенных или устроить им побег. Существовала масса иных, куда менее экзотических и более безопасных способов вытащить из кутузки нужного человека.
        Высокий, тощий сержант-десантник (им был не кто иной, как Зуботычка) первым протянул карточку к щели детектора. Вставил пластиковый прямоугольник. Старшина опустил глаза к экрану, где должна была высветиться вся необходимая информация, и пропустил тот миг, когда худощавый сержант внезапно вцепился в штангу детектора, ноги его неимоверным образом взлетели вверх, и, играючи перемахнув простреливаемую охранными лазерами зону, десантник оказался рядом с постом контроля.
        Палец старшины уже летел к кнопке общей тревоги, когда тонкий и темный стилет вонзился ему в висок. Уже мертвым, но еще, разумеется, не успевшим остыть пальцем убитого Зуботычка ткнул в голубую кнопку отмены режима «тревожного ожидания».
        Заруба, Клещ и Выдирало спокойно шагнули вперед. Выдирало на всякий случай заблокировал за собой входную дверь толстенной железной скобой.
        Чавкнул замок ворот. Мертвый старшина вновь сидел на своем месте, положив руки на пульт. Маленький имитатор сердечной деятельности, пришпиленный на китель Выдиралой - главным электронщиком воровской команды, - слал в центральный процессор тюремного компьютера успокоительные сигналы. Все в порядке, все в порядке, вахта продолжается…
        - Спасибо! - вполоборота, словно обращаясь к старшине, бросил Заруба. За воротами их ждал пост внутреннего контроля.
        Вообще-то посты были соединены между собой волоконно-оптическим кабелем, и все, что происходило в «предбаннике», тотчас должно было появляться на экране перед светлыми очами внутренней охраны. Но поскольку за много лет на том, первом, экране никогда не происходило ничего интересного, то умельцы из числа конвойных, чтобы хоть как-то скоротать тягомотные часы бдений на посту, приспособились гонять через этот терминал порнографические фильмы. Еще большим успехом пользовались «прямые репортажи» с излюбленных мест свиданий женского и мужского персонала базы - всякого рода кладовок, тамбуров и тому подобных закутков.
        В свое время Юрий, предвидя, что в один прекрасный день ему таки потребуется проникнуть в тюрьму, подключил несколько управляющих контуров и примитивный видеоблок к собранной народными умельцами подглядывающей системе. И когда компания Зарубы вошла в «предбанник», экран внутреннего поста очень кстати начал демонстрировать донельзя захватывающую сцену с участием двух особо неприступных начальственных секретарш и толстого майора-снабженца. Снять эту сцену в свое время стоило Юрию целого океана денег (в ход пошло даже компьютерное моделирование), но средства оказались потрачены не зря. Пуская слюни, точно собаки Павлова, все шестеро здоровенных охранников столпились перед небольшим экраном, возбужденно гогоча и отпуская различные подходящие к ситуации комментарии.
        Сержант-охранник нехотя поднял глаза на вошедших. Ну что им тут еще потребовалось?.. Блин, такой классный трах досмотреть не дадут!.. Ордера приволокли, с тоской подумал он, глядя на лейтенанта-десантника с Георгиевским крестом, озабоченно перебиравшего бумаги, и сделал знак своим - убавить громкость страстных стонов, доносившихся из динамика.
        Офицер подошел вплотную к стойке пульта.
        - Вот наши бумаги, возьмите!..
        Это было кодовым словом. Зуботычка, Клещ и Выдирало вскинули оружие. На свою беду, караульный расчет, не ожидая инспекции (о которой, как правило, узнавали заблаговременно и успевали, что называется «погладить шнурки»), не озаботился надеть бронежилеты. За что и поплатился.
        Оставив позади себя шесть мертвых тел, отряд Зарубы деловито отправился дальше.
        На пульте Юрия погас второй из трех красных огоньков. Капитан-лейтенант жестко усмехнулся и потянул руку к микрофону интеркома.
        Камеру, где содержался Попандопулос, Заруба отыскал без труда. Все операции в тюремном блоке, начиная от питания заключенных и кончая раздачей пипифакса, были автоматизированы. Отперев предварительно командой с пульта камеру несчастного грека, Заруба вошел внутрь…
        У Юрия погас третий огонек.
        Клещ, Выдирало и Зуботычка как раз заканчивали добивать экипаж Попандопулоса, когда в центральной диспетчерской батальона внутренней охраны натужно взвыла сирена. Автоматы наконец-то разобрались в происходящем.
        «Проникновение в тюремный блок! Тревога третьей степени!»
        В этот самый миг Заруба взял неуклюжую трубку переговорника:
        - Все в порядке, босс.
        Вместо ответа раздался мощный взрыв. Трубка не зря была столь громоздкой. Упакованный в нее заряд пластиковой взрывчатки высокой мощности превратил тела четырех налетчиков в разбросанные по всему коридору кровавые ошметки.
        Пульт в руках Юрия трижды удовлетворенно пискнул.
        Теперь можно было и отваливать.
        «Стремительный» проревел отход. Согласно примчавшейся из штаба диспозиции ему надлежало занять место в авангарде. Насвистывая веселую песенку, капитан-лейтенант занял свое место на мостике, в командирском кресле. «Все долги уплачены до восхода солнца, - повторял он про себя. - Все долги уплачены…», а когда мы вернемся, можно будет подумать и о таможенниках. Кто-то ж должен ответить мне за потерянную прибыль и конфискованный в казну контрабандистский корабль!»
        Сам адмирал Рождественский поднял флаг на «Гангуте». Следом, в кильватер флагману, экономя энергию аутспейс-генераторов, шла «Полтава». Дальше - видавшая виды «Чесма» и гордость флота «Наварин». Авианосец «Варяг» держался чуть поодаль. А вместе с ними - десятка три эсминцев, дюжина тяжелых крейсеров да целая прорва минных транспортов - залатывать прореху в минных полях…
        Юра невольно зевнул. Блин, как меня достали эти игры. Есть только одно по-настоящему достойное мужчины занятие - делать деньги. Это квинтэссенция мужского успеха. Потому что деньги невозможно сделать без храбрости, умения рисковать, удачливости, сообразительности - словом, без всех качеств, коими и должен обладать настоящий мужчина. А тут… летай, стреляй, бомби, каждый миг норовя нарваться на шальную жжаргскую мину. К чему все это? Что, тем же жжаргам торговать не нужно? Нет, будь я толстым-претолстым интендантским чином - всем угодникам свечки бы поставил, лишь бы война не кончалась, потому что когда ж еще жиреть интендантам, как не по военному времени, которое, как известно, все спишет? А так… дрались-дрались, пока не сравнялись. А я еще жить хочу. Проклятье, я, пожалуй, выкуплю отель у старика Понтиви! Теми туземными красотками надлежит заняться всерьез. (Неудовлетворенные Зойкой чресла капитан-лейтенанта выразили полное согласие.)
        Ну, все, начали прыжок, и капитану можно расслабиться. Удерживать корабль в экранирующем конусе силового поля - дело операторов. Вход завершили успешно - а дальше, как Бог даст. А коли не даст… что ж, не зря же он, Юрий, корпел, оборудуя специальную, личную, капитанскую спасательную капсулу с полностью автономным питанием и системой запуска? А «Стремительный»… его можно и взорвать. Ключ самоликвидатора - вот он, в капитанском брелоке.
        Мысль была холодной и четкой. И вновь Юрий ей нимало не удивился.
        А что? Вполне здравое соображение. На твоих счетах достаточно денег, чтобы начать солидное торговое дело в Новых Мирах. Надо только улучить момент… «Стремительный» погибнет со всем экипажем, а он, Юрий, спокойно начнет новую жизнь под новым именем - ведь все банковские счета предусмотрительно открыты «под пароль»… Он, бывший капитан-лейтенант, навеки исчезнет из списка живых. А обзавестись новым компьютерным файл-делом при его деньгах не так-то сложно. Месье Понтиви его определенно заждался… А люди, его команда… что ж, на войне как на войне. Они умрут быстро и без мучений. Их семьи получат солидную пенсию…
        Он лгал себе. Если «Стремительный» исчезнет в глубоком космосе и ни один корабль не станет свидетелем его последних мгновений, весь экипаж автоматически попадет в категорию «пропавших без вести», не дающую семьям права на государственное вспомоществование…
        Юрий замер в кресле, откинув голову и прикрыв глаза. Штурманы и рулевые с уважением поглядывали на командира - ишь, в прыжок ушли, а кэп с мостика не уходит. С ними он, со своей командой. И правильно.
        …Нет, сейчас, конечно, он этого не сделает. Не время. Потом, потом, уже после этого боя, когда все так или иначе устаканится и «Стремительный» вновь направят в далекий разведывательный рейд. И там, у какой-нибудь милой планетки, которую мы выберем заранее и соответствующим образом подготовим, все и случится.
        Юра улыбнулся. Настроение становилось все лучше и лучше с каждой минутой.
        …Следом за «Счастливым» погибла «Керчь». Саша видел ее агонию, видел рвущееся из ракетных шахт пламя - несколько жжаргских плазменных зарядов ворвались внутрь корабля. Катапульты пачками швыряли в пространство спасательные капсулы. И на них коршунами падали стартовавшие с «Ипсвича» истребители. Саша сжег три, но другие, не обращая внимания на потери, с безумной яростью, забыв о контратакующих «Валдаях», гонялись за капсулами, гибли сами - и губили врагов.
        Затем настал черед «Изяслава». Его отважный командир, в тщетной попытке спасти гибнущую «Керчь», подошел слишком близко и угодил под концентрированный огонь жжаргских крейсеров. На черной броне эсминца - такой несокрушимой на первый взгляд и такой ненадежной на деле - заалели пробоины. Пытаясь выиграть время, «Изяслав» резко отвернул. И в этот миг его настиг залп с «Конго». Кормовой отсек с двигателями оторвало напрочь, и после этого жжарги уже спокойно расстреляли беспомощный корабельный остов. Несколько спасательных капсул все же успели уйти с гибнущего эсминца - лишь для того, чтобы стать легкой добычей жжаргских истребителей.
        «Ну как, нравится? - спросил внезапно Саню мягкий голос. Абсолютно чужой голос. Отчего-то запахло Светочкиными духами - теми самыми, невыветривающимися, с письма. - Нравится тебе это? Даже ты не в силах повернуть здесь все по-своему».
        Саша снова покрылся потом - только теперь это был холодный пот страха. Нечто в этом мягком безжизненном голосе заставляло вспомнить Правила Поведения для Испорченных Душ, принятые в преддверии Ада.
        Судя по всему, Рэмбо ничего не слышал. Голос обращался к нему, Саше Самойлову, и ни к кому иному. На ум пришла вычитанная где-то, кажется в «Науке и религии», фраза - «падшие духи стараются сбить тебя с пути истинного, внушая уныние и неверие в милость Господнюю. Не говори с ними, не поддавайся их лживым речам! Уповай на милосердие…».
        Да! Вот оно - не говори с ними!
        Пальцы Саши продолжали затейливый танец на шлемном экране. Он обливался потом в своем летном комбинезоне - и молчал.
        «Ты слышишь меня, - с прежней мягкой интонацией продолжал голос. - Но даже если ты не ответишь мне ни единым словом, сказанное мной все равно останется в твоей памяти. Тебе не спрятаться и не отмахнуться. Отчего ты упорствуешь?»
        Удачный Сашин выстрел разложил на атомы жжаргский истребитель, безоглядно погнавшийся за одной из спасательных капсул «Изяслава».
        «Что ж, будем считать это твоим ответом, - заключил голос. - Но помни - там, за Порогом, для тебя все равно ничего не будет. Ни Света, ни Тьмы, ни даже Сумерек. Только Ничто. Полное, абсолютное, вечное Ничто».
        «Я, наверное, брежу!» - мелькнула предательская мысль, и вражий голос тотчас ухватился за нее, как за соломинку.
        «Точно. Бредишь. Ты полагаешь, что сидишь сейчас в кабине космического штурмовика, что в окружающем тебя пространстве горят и гибнут русские корабли, с русскими матросами и офицерами, с двуглавыми орлами и андреевскими флагами в кают-компаниях? Отнюдь нет. Ты лежишь на узкой койке в душном кабинете рядом со странным аппаратом, и все, что тебе грезится, - не более чем тонкая игра концентраций нейромедиаторов в твоих синапсах и электрических импульсов в сети аксонов…»
        «Стоп! Я ведь и слов-то таких не знаю! - внезапно обретя силы, выпалил Саша, словно бы в лицо незримому собеседнику.
        Точно. Как он мог не догадаться раньше? Не знает он, что такое «нейромедиатор», «синапс» или там «аксон». Значит, тот, кто говорит сейчас с ним, существует независимо от его сознания - ух! эк завернул-то! Ну, короче, ясно - раз я сам таких слов произнести не мог, значит, их в меня впихнули извне. Кто, как, почему - уже не важно. Впихнули. И все тут. А это, в свою очередь, значит - есть те, кому что-то от меня нужно, причем нужно именно в этом мире, не на Земле…
        Голос замолк, словно смутившись.
        Но если в этом мире кто-то может говорить с ним, Сашей Самойловым, вне зависимости от его, Саши, мыслей и познаний - значит… Значит, горящие корабли и гибнущие люди - это всерьез.
        Точно заправский истребитель, «Валдай» завалился на крыло, выходя в хвост очередному жжаргу.
        Спасательные капсулы с «Изяслава» подбирали «Грозящий» и «Порывистый». И, как всегда, когда кого-то спасаешь, зачастую гибнешь сам. Поневоле застопорив ход, эсминцы превратились в отличные мишени для орудий жжаргских линкоров. Получив по нескольку попаданий, израненные, они выходили из боя - каждый нес почти вдвое больше людей, чем полагалось по боевому расписанию. Михеев приказал им отступить.
        Черные оплавленные пятна разукрасили уже и корпус «Ташкента», но лидер пока не сдавался, его огонь не слабел. Правда, все, что он мог сделать, - удержать жжаргов на некотором расстоянии. «Конго» и «Цукубо» разметали «Валдаев», словно медведи пчел. Прицельные линии легли на «Ужасный».
        Конец доблестно сражавшегося корабля был страшен. Корпус взорвался изнутри, из огненного облака не вырвалась ни одна спасательная капсула.
        Бой был проигран, проигран окончательно и бесповоротно. В строю остались только «Ташкент», три «брата» «Изяслава» да «Беспокойный», уже получивший тяжелые повреждения. На русских кораблях кончались ракеты. Обречены были и «Валдаи» - их корабль-матка давно погиб.
        Продолжая стрелять, Саша в то же время отчаянно пытался дотянуться мыслью до подмоги. Ведь должна же она появиться! В системе этого мира должен найтись противовес жжаргам, кем бы они ни были!
        Пространство тут черно, как и ночное небо Земли. Люди ходят на двух ногах и говорят по-русски. Здесь есть Россия. Есть Санкт-Петербург. И есть рука, обронившая в почтовый ящик странное письмо, надушенное столь же странными духами.
        «Ты хочешь, чтобы говорящие одинаково с тобой победили? Тебе так важны эти игрушки - хорошо. Нет ничего невозможного. Но тебе придется заплатить».
        О, этот мягкий голос!
        Не говорить с ним!
        …Весь в огне, отчаянно отстреливает спасательные шлюпки «Беспокойный». Все, конец.
        «Чего ты хочешь?»
        «О, ты даже не спрашиваешь, кто я? Господь Бог или, быть может, дьявол? Так говорят у вас, по-моему?»
        «Чего ты хочешь?» - В душе Саши поднималась холодная злость. Кипящий на его экране бой медленно затягивала серая пелена. А там, за ней, за этой пеленой, угадывалось какое-то существо, или нет, не существо - скорее Сущность. У Сани не хватало слов, чтобы описать увиденное - или, скорее, прочувствованное. На миг ему показалось, что письмо в кармане раскалилось.
        «Всего», - лаконично ответила Сущность, и тут Саша Самойлов, далеко не самого робкого десятка, попадавший в настоящие шторма, когда тонули избитые волнами суда, понял, что сердце его сию же секунду остановится от ужаса.
        Словно чья-то громадная рука поставила его на самом краю бездонной пропасти, в которой гасли свет, движение и жизнь. Словно чьи-то холодные губы зашептали на ухо слова, смысл которых был один - смерть. Словно на миг задрожала та завеса, оттолкнуть которую так стремится каждый из нас - оттолкнуть и заглянуть ТУДА.
        Саша был один на один с серым, непроглядным Ничто. Не конкретный враг, в которого можно стрелять и которого можно убить. Серая пелена перед глазами и леденящий ужас. На него надвигалось нечто настолько могущественное, что все ему оставшееся исчерпывалось коротким списком из одного пункта - как можно скорее покончить с собой. Как с опустевшего киноэкрана, исчезли сцепившиеся в смертельной схватке русская и жжаргская эскадры. Саша летел прямо в это серое Ничто - летел, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Мысли стремительно таяли. Воспоминания тоже. «Открой меня!» - просило письмо.
        Нет. Вспомни, ведь тебе бывало и хуже. Зимой в Бискайском заливе. Или в Норвежском море. Когда вся команда без устали окалывала лед, каждый вдох обжигал легкие, а черная вода вздыбивалась дикими конями волн. Ты и тогда вполне мог отправиться на дно. Но выдержал. Так неужто спасуешь сейчас? И… и тот жлоб, Виталий, получит Светку - уже навсегда?
        - Борт «два ноля пять»…
        Это к нам, вяло подумал Саша.
        - Самойлов, сзади!
        Сашу основательно тряхнуло.
        И он странным образом даже обрадовался этой смертельной опасности. Потому что она помогала вырваться из липкого плена серой мути, из затягивающей запредельной мглы, что увидит каждый из нас в свою последнюю минуту. Экран внезапно прояснился, и палец Саши аккуратно накрыл алым светящимся квадратиком подобравшийся сзади жжаргский истребитель.
        Еще один.
        - Сашка! Блин, е-мое, наши! Лопнуть мне сейчас, наши!
        Это орал Рэмбо.
        Видать, мысль Сани Самойлова, пронзив толщу здешнего космоса, добралась-таки до противовеса той силе, что перемалывала сейчас Шестую минную дивизию. Из невидимости один за другими возникали хищные, стремительные эсминцы, чем-то похожие на громадных акул, ощетинившиеся лазерами крейсера; громадные линкоры и линейные крейсера. И все прочее, в совокупности именовавшееся Русским Флотом системы «Дзинтарс».
        Юра с вялым интересом глядел на экран. Против обыкновения «Стремительный» не рванулся тотчас же в самое опасное место, а запросил флагмана о приказах. Приказы поступили - прикрывать тылы эскадры, где шли пузатые танкеры и минные транспорты, от жжаргских истребителей. В другое время Юрий бы наплевал на диспозицию, очертя голову ринувшись в самую гущу схватки. Но это было тогда.
        Старпом изумленно воззрился на капитана - «Стремительный» отсиживается в тылу, неслыханное дело! Юрий его взгляд проигнорировал. Что для него теперь эти люди? Пустое место, не больше. Думать нужно в первую голову о себе. А об остальных - в той мере, в коей это необходимо для исполнения его, Юрия, планов. И команда «Стремительного» не играла в этих планах ровным счетом никакой роли. Так что пусть иные лезут под жжаргскую плазму. Здесь, в тылу, намного спокойнее.
        - Эй, на «Стремительном»!
        - Здесь первый. - Ого, сам Михеев! Интересно, что скажет?
        - «Стремительный»-первый, какого рожна ты отираешься около этих тыловых калош?!
        - Виноват, товарищ контр-адмирал, персональный приказ флагмана.
        - А-а-а… понятно. Приказы, конечно, надо исполнять. Ну не горюй, я сейчас свяжусь с Рождественским, у него сторожевиков и так хватает…
        Ага. Больно надо ему, Юрию, порцайку плазмы в грызло огрести.
        - Есть, товарищ контр-адмирал.
        Уф, свалил со связи, старый козел. Сам разбирайся со своими жжаргами. У меня сейчас иная задача. Выжить. Для того, чтобы избавиться от «Стремительного», момент не слишком подходящий. Кое-кому это точно не понравится - эсминец погиб, а его командир жив.
        «Наварин» и «Чесма», развив ход до полного, отрезали жжаргским линкорам путь к отступлению. «Нагнут» и «Полтава» шли в лоб, доведя интенсивность огня до предела. Тяжелые крейсера «Рюрик», «Россия», «Громобой» и «Боян» в некотором отдалении добивали эсминцы жжаргов, дерзнувшие преградить им путь. Любому мало-мальски знающему командиру было ясно, что Рождественский выиграл этот бой - не в последнюю очередь благодаря численному перевесу.
        Юрий зевнул. Тоска смертная. Не зацепило - и хорошо. А побрякушки на грудь пусть другие навешивают. Все равно потом к нему же на поклон придут.
        Все, кто был тогда в рубке, изумленно пялились на своего некогда лихого командира, что весь бой просидел, закинув ногу на ногу, в чиф-кресле, лишь изредка лениво поглядывая на экраны. И, когда по эскадре пронеслось долгожданное «отбой», капитан «Стремительного» встал и потянулся:
        - Я пошел спать. Старпом! Проследи, чтобы на радостях нам в бок никто не впился.
        Жжарги отступили. Пылающий мертвый остов «Конго» остался русским в качестве военной добычи. Теперь его пустят на металлолом. Эскадра Рождественского потерь не понесла, хотя крепко досталось «Полтаве» и «Чесме».
        Уцелевшие «Валдаи» собирал новый корабль-матка. Саша и Рэмбо прямиком из кабины угодили в объятия медслужбы, а потом - кавторанга Ивахнова.
        Саша Самойлов двигался как во сне. Он чувствовал, что Директор где-то рядом. Саша не мог ошибиться. И точно. «Стремительный» шел в боевом охранении «Анадыря» - авиатранспорта, принявшего осиротевшие после гибели «Камчатки» штурмовики.
        - Миша, он там.
        - Че говоришь?.. Там корешок наш ненаглядный?..
        - Угу. Вот только как туда попасть?
        - Ничего. Погоди до базы. Там наверняка встретимся.
        Шестая минная вернулась на базу. Израненный «Ташкент»; наполовину обратившиеся в металлолом «Автроил» и «Гавриил». Жжаргские плазменные снаряды попятнали все без исключения корабли дивизии. Целехоньким остался только «Стремительный».
        Однако, несмотря на это, настроение у Юрия не улучшалось, и он не мог понять отчего. Рискованная операция с Попандопулосом и Зарубой завершилась полным успехом, две шаланды с товаром благополучно достигли перевалочных баз, и банковские счета потяжелели на кругленькую сумму. Решение разделаться с флотской службой и посвятить себя бизнесу избавило от томительной неопределенности. Так почему же так тянет откупорить контрабандную бутылку «смирновской» и напиться вдрызг? Чей пристальный взгляд проникает сквозь толщу броневых переборок и перекрытий? Кто с напряженным вниманием отыскивает его, Юрия?..
        Капитан-лейтенант, как ни странно, верил в судьбу и в предвиденье. Верил и в свою интуицию: она редко его подводила. Вот и сейчас - томительное беспокойство наверняка появилось не просто так. Грядут, ох грядут какие-то неприятности, а Юрий терпеть не мог безропотно принимать удары. И потому ему не сиделось на корабле. «Стремительный» отстаивался у причала в ожидании приказов - а командир волком рыскал по базе. Входил в офицерские и матросские бары, подолгу сидел, почти ничего не пил, лишь вглядывался в лица. Что-то зрело, что-то готовилось… что-то персонально касающееся его, Юрия.
        …На третий день после возвращения Шестой минной Юрий столкнулся с Ними. Точнее - с Ним. Второй был так, сбоку припека. А вот этот…
        Не слишком высокий, коренастый, нос картошкой. Лицо простоватое. Глаза светлые, смотрят прямо. Из упрямцев - сразу видно. В форме лейтенанта, но сидела она на нем, как на корове седло, хотя и была вычищена и выглажена до немыслимой степени. На левой стороне черного кителя - серебряный штурмовик в обрамлении дубовых листьев - знак дивизиона «Валдаев». Ничего особенного как будто бы нет, простецкий парень, по мобилизации попавший в летную школу (эх, а до войны такую вот деревенщину на пушечный выстрел к аристократическому корпусу не подпускали!), такие в имении на поденные работы нанимались десятками…
        Так почему же у Юрия все похолодело внутри, когда он столкнулся взглядом с этим парнем? Впрочем, уже далеко не парнем - за тридцатник мужику перевалило. И сила в руках явно мужская. Такие в драке упорны…
        Да. Похолодело. Именно похолодело. Потому что незнакомый лейтенант смотрел так, словно ведал все до единой Юрины потаенные мысли: и про лайбы с товаром, и про убитого грека, и про готовящуюся расправу со «Стремительным»…
        Директора Саша узнал сразу. Было что-то жуткое в этой по-бычьему мощной шее, в болезненно вздувшихся, точно от силикона, мускулах, в этих глубоких глазах, в которых - он не мог ошибиться - напрочь отсутствовала душа. Облаченный в форму, Директор сидел в дальнем полутемном углу бара, пристальным взглядом обшаривая каждого входящего и выходящего. И Саню он тоже узнал сразу - то есть не узнал, конечно же, они не встречались там, в Петербурге, - но сразу понял, что это - по его особу.
        - Миша, это он, - одними губами произнес Саня. Рэмбо коротко кивнул. В глазах его появился уж было забытый ментовский блеск - словно он, лейтенант Михаил Шестаков, собирался вот так запросто подойти к Директору и рявкнуть нечто вроде: «Добегался, шпонт? А ну руки за голову!» - после чего нацепить на взятого наручники и засунуть в отделенный «аквариум», накатав после этого протокол задержания.
        - Ну все, дальше я сам. - Михаил небрежно отодвинул Саню плечом и, ехидно улыбаясь, двинулся прямо к Директору.
        «Он что, с ума сошел?» - мелькнуло в голове Самойлова - за миг до того, как Директор выстрелил.
        Мало кто, кроме душевного друга Валерки Дрягина, знал, что лейтенант Миша Шестаков, большой любитель спиртного и девочек (все мы грешны, что поделаешь!), прежде чем стать лейтенантом, служил в СОБРе, в группах захвата, и брал не одного толстомордого бандита размерами вдвое побольше его самого, Миши. Оттуда, собственно, и пошло его прозвище - Рэмбо. И потому пальцы Юрия еще только нажимали на спусковой крючок лазерного пистолета, а Михаил уже рванулся в сторону, опрокидывая столики, кувырком через плечо уходя от нацеленного в него луча - подобно тому, как не раз уходил таким же образом от рэкетирских пуль в родном Питере.
        Кричали люди.
        Не помня себя, Саша бросился следом за Михаилом.
        Юрий выстрелил еще дважды и оба раза промахнулся. Четвертого выстрела не последовало - словно в американском боевике, Рэмбо ударом ноги вышиб у Директора оружие.
        - Спокойно! Всем оставаться на местах! - рявкнул лейтенант Шестаков. И было в его голосе нечто такое, отчего все присутствующие словно бы окаменели. Профессионально заломив Директору руку за спину, Михаил толкнул его к выходу.
        Остолбеневший от всего этого Директор не сопротивлялся.
        В виски Сани ударила волна тупой боли. Что-то злобно ввинчивалось в кости черепа, стремясь пробиться внутрь, ворваться в мозг, разметав его серыми ошметками. Мир вокруг начал подергиваться уже знакомой пеленой. Но теперь Самойлов уже не боялся. Это значило - они с Рэмбо на правильном пути. И те неведомые, что до поры до времени оставались за сценой, наконец оказались принуждены на нее подняться. И что бы ни говорил Игорь о «несокрушимой мощи», мощь эта оказалась, конечно же, не «несокрушимой». ИМ пришлось вмешаться. ОНИ не могли уничтожить Саню, прихлопнуть его как муху. То есть на самом деле, конечно, могли - но для этого им нужны были жжаргские эсминцы и линкоры, плазма и лазеры, бомбы и снаряды. Сказать «крэкс, пэкс, фэкс» и отправить его, Сашу Самойлова, в небытие у НИХ не получалось. ИМ приходилось играть по правилам. По правилам того мира, в котором оказался он, Саша Самойлов.
        Боль вовсю таранила его волю. В серой дымке видна была только напряженная спина Михаила. Больше ничего.
        Ну и еще слышался их диалог с Директором:
        - Иди, гнида, иди, так твою и растак… Эх, попался бы ты мне, когда я в СОБРе служил… Пятка б ребрышек точно недосчитался…
        - За… за что?.. П-предъяви… ордер… - это хрипел полупридушенный Директор.
        - Ордер? Какой тебе еще ордер, перетрах твою через шестьсот шестьдесят шесть коромысел? Иди, сопля, и радуйся, что пока еще сам дышишь. Скоро ты и этого без реанимации делать не сможешь!
        Тихое место. Нам нужно тихое место, напряженно думал Саша. Он не знал, куда Рэмбо так уверенно тащит пленника. Более того, толком-то он, Саша, и не знал, что надлежит делать дальше. Сказано - закрыть щель! А как это сделать? Перерезать Директору глотку?
        Боль ломала виски. Но это были уже последние, безнадежные усилия. Неразборчиво бормотали что-то далекие голоса, что - он не слушал. Не важно. Сейчас важно только одно - Юрка-Директор и то, что он скажет. Или не скажет.
        - Сто-ой! Пришли, Санек.
        Они стояли в пустой механической мастерской. Тяжелая бронированная дверь за их спинами была заперта на два блокирующих замка. Вокруг теснились станки. Деловитые роботы что-то сверлили, паяли, точили и фрезеровали. Михаил несколькими небрежными движениями прикрутил руки и ноги Юрия толстой проволокой к станине здоровенного станка.
        - А теперь поговорим по-иному, без понятых и протокола. - Рэмбо поискал вокруг себя глазами, нашел газовый резак, включил. Синеватый язычок пламени заплясал перед носом Юрия.
        - Э… вы кто такие? Контрразведка?..
        - Тебе это знание уже не поможет. Ну, давай, рассказывай. А мы, так и быть, послушаем. Не думай: никто тебя искать не станет. Видел ту серую дрянь вокруг нас, когда шли? Так вот, это - новейший экран локальной невидимости. Никто не знает, что ты здесь! Никто не бросится тебя спасать. Не рассчитывай. Спасти тебя могу только я.
        - А… чего ты хочешь? - прохрипел Юрий. Он говорил, обращаясь к Мише, но глаза Директора, отчаянные и затравленные, смотрели на Сашу, и только на него.
        - Все про тебя знать хочу, - безмятежно сообщил Рэмбо, подтаскивая жесткий металлический стул и удобно размещая на нем свой узкий зад. - Как дошел до жизни такой… у нас в Питере.
        - В Питере?.. - Директор округлил глаза. - При чем тут Питер?
        - Вот ты нам расскажи, а мы уж решим - «при чем» он тут или «ни при чем». - Миша полез за папиросами.
        Думай, Сашка, думай, как следует думай! Это ведь ИХ отмычка, их ключик, их тропа, их ворота… Не такой, конечно же, как Виталий, но все-таки… Управимся с ним - легче будет и с главным жлобом совладать.
        - Вспоминай Питер! - вдруг велел Директору Саша. - Как следует вспоминай. Каменноостровский проспект… Нейроцентр… «Фуксия и Селедочка».
        - Да о чем вы, о чем?
        - Вспоминай! - Саню подхватило злое вдохновение. Черная душа, она будет творить зло в любом из миров, где бы ни оказалась. Наверняка, если прижать этого бугаистого хлыща (или хлыщеватого бугая), так много-о-гое откроется, для местной полиции куда как интересное. Но сперва он должен вспомнить все!
        - Вспоминай, паскуда! - тотчас подхватил Санины слова и Рэмбо. - Вспоминай - или ты у меня этого резачка отведаешь!
        - Да что вспоминать-то?! - простонал Юрий. Он ничего не мог понять. Как мог этот задрыга так легко с ним справиться?! Как могли его протащить через всю базу - и ни один из дежурных офицеров не поинтересовался, а куда это, собственно говоря, тянут уважаемого капитан-лейтенанта двое двухзвездочных салаг? Экран невидимости? Чушь! Не бывает таких экранов! Он бы знал.
        - Вспоминай, вспоминай. - Саша наклонился к Юрию. - Вспоминай, как под аппарат ложился… как сны себе крутые заказывал… Все до последнего вспоминай. Как Илонку свою притащил, тоже под аппарат засунул… Как в крутого играл… Вспоминай! «Фуксия и Селедочка»! Ну?!
        Юрий молчал. Перед глазами быстро-быстро мелькали красные и синие круги. Он чувствовал, что сходит с ума. «Фуксия и Селедочка»… Да. Да! Да!!!
        Он помнил. Он может не сказать схватившим его ни слова - но это ничего не изменит. «Фуксия…» Да. Она была. На первом этаже. За железной дверью. Виталий. Он был там. И… он сам, Юрий. Тоже был. Господи! Он рехнулся? У него бред? Ложная память?.. Откуда это? Нету в Питере никакого Нейроцентра! Есть Императорский научный имени великого князя Константина Кирилловича Институт изучения высшей нервной деятельности… Там одна из его первых любовниц работала… Хотя… или где же тогда это было? Юрий застонал. Что за город он видит перед собой, город, отразившийся в зрачках пристально смотрящего простоватого лейтенанта, не того, кто его валил и вязал, а другого? Самого опасного…
        Он очень похож на привычный Петербург, этот странный город. Только там на улицах куда грязнее… грязнее и опаснее. Там скользят черные, алые, серебристые тела иностранных машин (у нас-то вся знать на «руссо-балтах» раскатывает). Там улицы облеплены уродливыми жестяными будками, где продается всякая дрянь. Там возле станций подземки толпятся нищие старухи, торгующие сигаретами, чтобы не умереть от голода, потому что на пенсию прожить невозможно…
        Стоп! А откуда я все это знаю? Гипноз?.. Нет… нет, я же сам езжу в сверкающей лаком иномарке по улицам этого города, презрительно обливая грязью из-под колес не успевших посторониться… И… да, я помню «Фуксию». И я помню Илону. И Светлану, женщину босса. И самого босса, страшного человека, которого я боюсь до судорог. Одно движение его брови - и человека не спасет никакая «крыша». Даже Федеральной службы контрразведки или Главного разведывательного управления.
        Я помню все. И… это странным образом рушит мой нынешний мир. Рушит, обращает в ничто, во прах.
        С губ Юрия вновь сорвался стон. Стон запредельной боли; можно было б сказать - «душа кричит», да вот только где она теперь, душа его?!
        Что ж, кричи, кричи, это правильно. Покричи, может, даже поплачь. Ты не ведал, что творишь, - но это не значит, что ты можешь творить такое же и впредь.
        И тут дверь задрожала под ударами. Юрий дернулся, с изумлением глядя на бронированный щит.
        - А врали-то… - с презрением пробормотал он.
        Саша и Рэмбо быстро переглянулись. Все понятно без слов. Они все-таки нашли марионетку, куклу, способную бездумно выполнить их приказ.
        - Уходим. - Михаил выхватил из-за пояса отобранный им у Юрия лазерник.
        Саша закрыл глаза и напрягся. Все-таки приятно, КОГДА ЧТО-ТО МОЖЕШЬ. Открыть дверь там, где ее доселе не было, например.
        В стене послушно распахнулся проход.
        - А этого? - Миша кивнул на Директора, для выразительности положив руку на пистолет. Юрия мгновенно прошиб пот.
        - Этого - нельзя… мне его не удержать. - Саша не знал, что в данном случае означает «не удержать», он просто чувствовал, что Юрия им придется оставить.
        За спинами сомкнулась стена.
        Миша посмотрел на Самойлова округлившимися глазами.
        - Ты это как?!
        - Так же, как и сюда прошел, - нехотя признался Саня. - Не будем про это… Скажи лучше, как думаешь, кто это там за Директором притащился и скоро ли нас брать будут?..
        Однако «брать» их так никто и не пришел.
        «Стремительный» уходил в глубокий рейд. Юрий сидел в командирском кресле, донельзя мрачный и злой. Команда ходила на цыпочках. Ох, неладное творится дело с капитаном, ох, неладное!..
        Юрия освободил взвод внутренней охраны, получивший анонимный звонок с извещением о похищенном офицере. Были долгие беседы в Службе безопасности, но, к счастью, удалось выкрутиться. Юрий, как мог, описал двоих похитителей. И тут начались удивительные вещи. Оказалось, что все до единого свидетели стрельбы в баре описывали эту пару по-разному. Кто говорил, что они были в форме летных частей, а кто, наоборот, десантных. Одни говорили о брюнете и огненно-рыжем, а другие - о светлом шатене и совершенно белом блондине. Словом, показания сходились с точностью до наоборот.
        Однако расследование расследованием, а войну никто не отменял. Понеся тяжелые потери, Шестая минная крайне нуждалась в «Стремительном», и Михеев сделал все, чтобы прекратить следствие.
        Юрий понял, что медлить больше нельзя. Эти двое маньяков (а он уже почти убедил себя в том, что имел дело с сумасшедшими) наверняка не оставят его в покое. Нет-нет, с Флотом пора кончать. Взорвать эту ржавую жестянку к чертовой матери и смотать подальше от фронта. К месье Понтиви, например. Ох, соскучился я по его красоткам…
        База Шестой минной давно осталась позади. Впереди расстилался Глубокий Космос. Пройдены минные пояса, на полную мощность включены все пассивные сенсоры. Задача - поиск жжаргских кораблей.
        Персональный командирский компьютер произвел поиск подходящей планеты. Таковая нашлась. «Стремительный» уйдет в короткий прыжок, во время которого потеряет одну спасательную капсулу. По пробитому генераторами эсминца каналу крошечное суденышко, как стрела, долетит до цели. Он завалит ее в мелкий, теплый океан неподалеку от побережья. Выберется на берег. И потом - километров двести до ближайшей станции монора. В административном центре - космопорт, а оттуда - в Дальние Миры. К отходу все готово. Документы и деньги на первое время, пока он не снимет средства со счетов. Тянуть нечего. Решение принято, и стыдно поворачивать назад.
        - Он наверняка попытается сбежать. - Саша ударил кулаком по ладони. - Зуб даю, смотает удочки - и поминай как звали!
        - Смотает? Он же офицер, на службе!.. Думаешь, дезертирует? Но отсюда так просто не сбежишь. Десять раз проверят, пока на транспорт сядешь.
        - Ну, не знаю. Устроит себе командировку на Землю… или еще куда и сбежит. Долго ли!
        - Так ведь если его найдут, то расстреляют сразу же, - заметил Рэмбо.
        - Нас с тобой он, похоже, боится куда больше.
        - И правильно делает, скажу я тебе, корешок мой Сашечка, правильно делает… Есть, правда, один очень ловкий способ. «Самострел» называется.
        - «Самострел»? А это-то тут при чем? - удивился Саша. - Ну, отправят его в госпиталь… Думаешь, оттуда дернет?
        - Нет, - Михаил нехорошо усмехнулся. - Тут мне иная мысль в голову пришла. Он ведь небось думает, что мы из какой-нибудь секретной контрразведки, из местной ФСК, значит. А в таких конторах люди, как правило, бумажные. То есть: бумажка наличествует - значит, и человек тоже, и проблема, с ним связанная. А вот если будет на его личном деле стоять штампик «погиб», то и проблема вся сразу исчезнет, и искать его никто не станет. Улавливаешь мыслю?
        - Улавливаю, - признался Саня. - Так что же, думаешь, он…
        - Думаю, взорвет он свой корабль к едрене матрене.
        - Ох!..
        - Вот именно. Ох. Если правда все то, что нам дядя Игорь рассказывал, то взорвет наш Директор «Стремительный» и не поморщится. А уж сам - неужто лазейки не найдет? Найдет, найдет, как пить дать найдет! Для него это - наилучший выход. Корабля нет. Команды нет. Командира нет. Кто искать станет? Да никто. Запишут в жмурики. А ему того и надо. Ох скользкий у него взгляд, ох нехороший! В Питере я его сразу по всем хозяйственным статьям колоть бы стал. От неуплаты налогов до торговли стратегическим сырьем в особо крупных масштабах. И сдается мне, Санек, - ты уж поверь моему ментовскому опыту, - что и тут он чем-то подобным не мог не заниматься. Так что отроет саквояжик спрятанный с гринами… или в чем они тут воровские деньги хранят? - и махнет куда подальше, куда Макар телят не гонял и куда нам, простым лейтенантам-строевикам, нипочем не добраться. Даже при твоих способностях двери в глухих стенах проделывать. В Питер вернемся - смотри не злоупотребляй!..
        - А «Стремительный», я слышал, вот-вот в дальний рейд пойдет… - вспомнил Саша.
        - Ну дык тогда ноу проблем. Как только он отвалит, возьмем какую ни есть посудину, хоть бы и угоним, - и за ним. Или хочешь еще раз здесь, на базе, попытаться?
        Саша отрицательно покачал головой. Он многое мог в этом мире… куда больше, чем в родном Питере… но пределы тоже были.
        - Значит, будем брать эту гниду в космосе, - решил Рэмбо.
        - А ну как пальцем в небо ткнем? - засомневался Саша. - И не станет он ничего взрывать?
        - Станет, - веско и уверенно бросил Миша. - Я печенкой чую, что этот фраер чесаный когти рвать собрался.
        «Стремительный» начинал прыжок. Последний прыжок красавца эсминца, по-прежнему безоглядно верного своему убийце-командиру.
        Юрий вытер о брюки вспотевшие ладони. Раньше он никогда не позволял себе так нервничать. Впрочем, чепуха, все эти глупые игры в бравого флотского офицера давно позади. Даже когда он дрался на номерном сторожевичке «Н-501» с четырьмя жжаргскими рейдерами, он и тогда дрался за себя, а не за других.
        - Точка входа обсчитана.
        - Принято.
        - Колебания плотности гиперпространства в норме. Все тихо, командир.
        - Принято.
        - Передняя полусфера чистая на пассивном режиме!
        - Задняя полусфера чистая на пассивном режиме!
        - Принято. Проверить заднюю на активном.
        - Есть. - Лейтенант-оператор сенсорных установок позволил себе изумленно поднять брови. Как же так - строгое радиомолчание, и вдруг командир приказывает «прозвонить» заднюю полусферу в активном режиме, то есть открыть для жжаргов, что «Стремительный» находится в этом районе!
        Плевать мне на жжаргов и всех прочих. Я должен знать, что на хвосте у меня никого нет… что те два идиота не выследили меня и не потащились следом. Глупость, конечно… уходил в полной тайне, за неделю до объявленного срока… Но - береженого Бог бережет.
        - Командир, задняя полусфера чистая на активном режиме!
        - Принято. Перейти на пассивный.
        Отлично. Я от них оторвался. Теперь осталось только уйти в прыжок. Как только выйдем в аутспейс, засяду в капсуле. Компьютер сам все сделает. Схема простая, как грабли, и многократно опробована на имитаторах. Ошибки быть не может. Все пройдет как по маслу. Не зря же я слыву везучим.
        - Энергию на генераторы входа.
        - Есть, командир.
        - Вход!!!
        Экраны вспыхнули и погасли. Ослепнув, оглохнув, растворившись в неведомой, непознаваемой человеческими чувствами бездне, именуемой ровным счетом ничего не значащим словом «гиперпространство», «Стремительный» рванулся к одному Юрию ведомой цели, в тысячи тысяч раз обгоняя неспешный свет.
        - Управляйтесь без меня. - Юрий деланно зевнул и поднялся. Его колотил озноб. Нервишки подрасшатались у тебя, приятель. Пора и отдохнуть. Пора занять какой-нибудь приличествующий тебе пост председателя совета директоров крупного межпланетного банка или корпорации. Придется слегка попотеть… Ну да это не сравнить с передовой.
        Он не помнил, как добежал до капитанской каюты. Накрепко запер дверь, да еще и вбил железную распорку, чтобы не отжали ломиком. Трясущимися руками стал срывать форму. Пуговицы кителя не желали расстегиваться - вырвал пару с мясом. Вытащил из-под кровати припасенную одежду - ношеный армейский камуфляж, как нельзя более подходящий для двухсоткилометрового марша через леса. Все прочее уже давно упаковано. Торопясь, обдирая костяшки, отвернул винты, снял стеновую панель. Осталось влезть в капсулу, задраить за собой люк и нажать пусковую кнопку. Заряд швырнет крошечный кораблик в пространство - и он помчится по следу «Стремительного». В нужной точке компьютер вернет капсулу в обычный космос. Все продумано до мелочей. Неудачи не должно быть.
        Юрий затянул до упора замки внешнего люка, закрыл заслонку, потом второй люк. Устроился в глубоком, удобном кресле, как следует пристегнулся. Под пальцами правой руки рубиновым светом мигала большая клавиша. Командир «Стремительного» последний раз глубоко вздохнул и что было сил вдавил кнопку.
        Когда поисковые нити сенсоров «Стремительного» хлестнули по корпусу дальнего охотника «М-21», Сашу всего перекосило от острой зубной боли. Рэмбо добился-таки своего.
        - Я из тебя сделаю волшебника, - частенько приговаривал он после того достопамятного случая с дверью. - Ты у меня эти, как их, мезоны-озоны при Луне видеть начнешь на благо отчизне!
        С «мезонами-озонами» не получилось, а вот прятать корабль от детекторно-поисковых систем Саша наловчился здорово. Правда, всякий раз он испытывал примерно те же ощущения, что и пациент в кресле дантиста с садистскими наклонностями. В зубы без всякой анестезии вбуравливалось здоровенное медленное сверло, пронзало эмаль и уверенной поступью направлялось к пульпе, в просторечии именуемой «нервом», явно собираясь намотать его на собственную ось.
        - Все, можешь отключаться, - наконец смилостивился Рэмбо, застывший над экранами. - Они активный режим вырубили.
        - О-ох… Миша, будь другом, протяни зеркало… Всякий раз не верю, что у меня во рту еще что-то осталось…
        - Тут не до смеха, корешок. Гляди сам - они вот-вот в прыжок уйдут. Генераторы на полном ходу. Ишь как светят…
        - На профилактике давно не стояли…
        - Конечно, до профилактики ли тут, если командир свой собственный корабль взорвать собирается… Ага! Все! Пошли!..
        Рэмбо, точно заправский герой лукасовских «Звездных войн», до упора вжал в пульт серую рукоять «М-21», рванулся вперед, повисая на гиперпространственном хвосте «Стремительного», точно пес на шее медведя.
        Дальний охотник Саша и Рэмбо попросту угнали. Это оказалось даже не слишком сложно. Не пришлось открывать никаких дверей; достаточно было Рэмбо проявить немного милицейской напористости.
        Суденышко им попалось хоть и номерное, но скоростное и крепко вооруженное. Достаточно мощные лазеры, достаточно быстрые противоракетные комплексы, достаточно чувствительные сенсоры. Сев на хвост «Стремительному», Саша и Миша вели «М-21» по следам обреченного эсминца.
        - Если продержимся в его коконе - считай, полдела сделано, - процедил Рэмбо. - Отстрел капсулы наша скорлупка засечет как не фиг делать.
        - А люди? - мрачно напомнил Саша. - Экипаж «Стремительного»?
        - Ну что ж тут поделаешь… Не на абордаж же его брать?
        Саша стиснул зубы. Несмотря на все усилия Неведомых, этот мир становился для него все более и более реальным. Славные ребята из плоти и крови, русские моряки - несмотря на то что бороздили они теперь космические океаны, их по-прежнему называли «моряками», - неужто по прихоти этого чертова Директора они обречены на гибель? Их семьи зарыдают по погибшим самыми настоящими, неподдельными слезами. Их дети осиротеют не «понарошку», а «взаправду». И неужели он, Саша, научившийся открывать двери взглядом, не попытается остановить зарвавшегося ублюдка?
        Мысль не давала покоя, впивалась в виски - ничуть не слабее обрушившейся на него давеча силы Неведомых. Он должен попытаться! И если этот мир как-то контролируется Неведомыми - у него, Сани Самойлова, еще остался шанс.
        Разумеется, аппаратура дальнего охотника не могла засечь работы одного-единственного вычислительного контура - того самого, что отвечал за подрыв корабля. Оставалось надеяться только на себя. Рэмбо вот, пожалуй, уже и рукой махнул. А он, Саня, махать не имеет права. Потому что иначе не стоило и лезть в эту мясорубку, которая только на первый взгляд казалась диковинным кукольным театром…
        На экране мерцал синтезированный компьютером силуэт «Стремительного» - синтезированный, потому что в гипере обычные сенсоры слепли и глохли. Правда, по косвенным данным - главным образом по возмущениям гипергравитационного поля - можно было точно определить, что происходит с твоим ведущим.
        Саша пристально вгляделся в хищные, акульи очертания эсминца. Где-то там, под несколькими слоями легкой брони, под всеми палубами, отсеками и переборками, среди бесчисленных проводов и оптоволоконных кабелей пульсировала та самая гибельная цепь. Разорвать ее - и заряды останутся нетронутыми. Он должен найти ТОТ провод!
        Спокойно, спокойно, не торопись, хотя и мешкать тебе тоже нельзя. Рэмбо что-то забормотал - рявкнул на друга так, что сам удивился. Не обижайся, Миша… просто сейчас мне нельзя мешать.
        Внешние контуры. Глубже, глубже, ты же можешь! Ты должен увидеть опутавшую весь корабль паутину жил и кабелей, по которым течет его электрическая кровь. Увидеть, почувствовать, шкурой ощутить биение бесчисленных генераторов, пропустить через собственное сознание все электронные потоки и волны промодулированного лазерного света. Нырнуть в пучину серых броневых плит, пройти их насквозь и увидеть, увидеть тянущиеся к спящим зарядам проводки.
        Изображение «Стремительного» на экране заискрилось. По очертаниям корпуса прошла мгновенная дрожь. Покровы брони исчезали, открывалась анатомия эсминца, где нервами и жилами были те самые бесчисленные провода. И все они жили сейчас своей жизнью. Потоки синих, голубых, зеленых и алых огоньков текли в разные стороны, словно на электрифицированной модели какой-нибудь «фотонной ракеты будущего» на выставке в районном Доме пионеров. По лицу Саши заструился пот. Каким-то шестым чувством он угадал, что смертоносная кнопка уже нажата, таймер начал отсчет секунд и что в его Санином распоряжении остались какие-то мгновения.
        И все-таки он нашел ее. Короткая, спрятанная среди десятков тысяч других цепей, эта пульсировала густо-кровавым огнем. То есть это, конечно, Санино сознание окрасило ее в грозный цвет. Но неважно, что и как ты красишь, лишь бы это помогло найти цель.
        Саша протянул к проводам руку. Было очень больно, словно на запястье и предплечье повисли сотни злющих голодных пираний, распаленных до предела. Пальцы Самойлова, играючи пройдя сквозь экран, дотянулись до «Стремительного» - сейчас эсминец казался не больше детской игрушки - и, обжигаясь о бьющие разряды, ногтями перетерли провод.
        И тотчас же он услыхал свой собственный крик. Сперва свой, а потом Мишин.
        Правая рука Саши обратилась в сплошную рану. Плоть висела лохмотьями, из перебитых жил хлестала кровь. Местами мясо обуглилось и почернело, кое-где проглядывала кость. Пол рванулся из-под ног. Саша опрокинулся на спину и больше уже ничего не видел.
        Юрий тоже отсчитывал секунды. Руки были настолько мокры, что казалось - пот начнет сейчас капать с кончиков пальцев. Сейчас, сейчас… сработает заряд, швырнет его капсулу в серую тьму гиперпространства… потом «Стремительный» исчезнет в бесшумной вспышке взрыва, а вместе с ним исчезнет и один довольно-таки удачливый капитан-лейтенант по имени Юра. И вместо него появится уважаемый коммерсант, освобожденный от воинской службы по состоянию здоровья, жертвующий крупные суммы на нужды госпиталей и непременно участвующий во всех благотворительных базарах в пользу увечных воинов.
        Сам взрыв эсминца он, увы, не увидит. Гиперпространство пожирает ударные волны. Хотя ничуть не жаль корабля, все же… видеть, как он распадается на атомы, было бы несколько дискомфортно. Так что положимся на электронику. Ни разу не подводила на испытаниях, тщательно проверена еще раз - так чего волноваться? Все продумано до мелочей. Взрыв не оставит никаких следов. «Стремительный» исключат из списков флота - а вместе с ним и его капитана. И тогда все-все будет хорошо… У меня появится все, о чем я мечтал. Роскошные дома, роскошные флаеры, еще более роскошные женщины… Все? А что еще надо? Ну да, так и есть - ничего больше не надо, кроме доброго выпивона. А когда ему захочется рискнуть - он займется бизнесом. Задушит тамошних «акул» голыми руками! Чтобы шли ко дну со вспоротыми брюхами! Чтобы деньги из их кошельков сыпались бы в его, Юрин, - как символ и подтверждение победы. А «Стремительный» он отстроит заново. На собственные деньги. И подарит его флоту. Пусть идиоты радуются…
        Эта мысль неожиданно настолько развеселила Юрия, что он даже забыл о временном отсчете и едва не удивился, когда капсулу бросило в пространство.
        Короткая перегрузка… все. Открыл глаза. Приборы в норме. Включился маршевый двигатель. Все правильно. Так и должно быть. Навигационная система уже лихорадочно перемигивалась всеми контрольными светодиодами, торопясь обсчитать параметры точки выхода. Так! Готово. Все, как и ожидалось. Никаких проблем с выходом. Инерционная волна выбросила, куда надо. Первый маяк… второй… третий… Есть триангуляция.
        У-уй! С экраном в крошечную кабину глянули бесчисленные любопытные буркала звезд. Смотрите-смотрите, вам ведь больше заняться нечем…
        А вот и планетка. Все правильно. Он не ошибся. Он не мог ошибиться, он, так тщательно просчитавший всю операцию. Теперь осталось только спуститься и заняться делом.
        Юрий отключил автопилот и положил пальцы на панель управления.
        - А и ловок же, шельма! - сквозь зубы процедил Рэмбо. На экране дальнего обнаружения матово светилась искра. Капсула Директора шла на посадку, и за ней коршуном падал «М-21». Оба корабля уже вошли в атмосферу. Датчики температуры обшивки уверенно лезли вверх. Старались тормозные двигатели.
        - Д…догоняем? - прохрипел Саня.
        Лишь сильнейшие лекарства далекого будущего смогли вырвать его из шока. Михаил, как умел, поставил болевую блокаду, не жалея, залил изувеченную руку регенерирующим спреем. Жуть какая-то, а не рука. Корабельный диагност настаивал на немедленной ампутации. Хрен тебе, а не ампутация, паук никелированный, клистир электронный. Санька выкарабкается, он не может не выкарабкаться! Ведь этот мир должен его слушаться…
        - Должен… а вот фиг… - Саша еле-еле выдавливал слова.
        - Молчи, а? Нельзя тебе говорить! И двигаться тоже нельзя! А этого жмурика мы уже не упустим. Идем следом, как приклеенные. Никуда не денется, дрянь помоечная. Взорвать-таки корабль хотел, скотовасия. - Миша поперхнулся, взглянув на Санину руку, до самого плеча покрытую толстенным слоем поблескивающего точно желе регенератора. - Кабы не ты… точно взорвал бы. Только ты уж больше так не делай, а, корешок? Ведь без рук, без ног враз останешься. И врачишки уже не пришьют. А нам еще с этим, как его… Игорь говорил… Вомбатом управляться. Он-то покруче этого Директора будет… Стоп! Хорош! Отставить разговоры! Садится наш жмурик. В океан плюхнулся. Ну и пожалуйста, не возбраняется. Теперь на берег полезет. Так. Карта сих райских мест у нас есть?
        Карта, естественно, была. Имперские картографы не зря трудились, не покладая рук.
        - Ага… - Михаил наклонил терминал так, чтобы распростертому в кресле Саше тоже было бы видно. - Мы сейчас вот здесь… А вот там, двести километров - городишко… название, блин, язык изломаешь. Шутшуле… Шутшалу… тьфу, пропасть! А там у нас космопорт. Так что жмурику двести километров по лесам хилять. Тут-то мы его и схарчим. - Миша с сомнением покосился на Сашу. Дай Бог, чтобы парень ходить бы смог. Хотя двужильный он, ничего не скажешь. Надо будет, попрет, пусть даже сознание через каждый шаг терять станет.
        - Снижаемся… сядем спокойно на воду и следом пойдем.
        Незачем Директора в дебри отпускать. На пляже возьмем. Теплого.
        Михаил продолжал бормотать что-то ровно-успокоительное. Саша откинул голову и прикрыл глаза.
        Ох, как больно! Никакая блокада не помогает. Хотя, если бы ее не было, он бы небось вообще копыта откинул. Крепко припечатали его Неведомые, крепко. Показали-таки зубы. Могли бы и до смерти убить. Но - не стали. Нужен зачем-то. Пока еще. Как не нужен станет - и секунды не проживет Саша Самойлов в этом мире. Спасение - только на Земле. Там одних Витальевых головорезов бояться нужно, а не сверхсил всяких. А вот тут - думал, все могу, дырки в броне проделывать, электронику в гиперпространстве голыми руками в соседнем корабле корежить… Ан нет. И на тебя управа нашлась. Укатали сивку… Обидно, блин…
        «М-21» плавно коснулся водной глади. Взметая тучи брызг, пропорол лазурь океана и застыл. Слабая волна не могла даже раскачать массивный корпус охотника.
        - А вон и капсулка наша родимая, - бормотал Миша, склонившись над экранами. - Хорошо сели, сейчас мы ему путь к бережку-то и отрежем…
        Планетарные двигатели мягко толкнули «М-21» вперед.
        Все шло как по маслу. Затопив капсулу на глубоком месте, Юрий аккуратно соскользнул в теплую воду. Ух, соленая! Словно на Мертвом море, где можно на волне лежать - и нипочем не потонешь. Непромокаемый мешок со снаряжением легко держался на поверхности. Юрий глубоко вздохнул и поплыл к недальнему берегу. Переохлаждения он не боялся - вода градусов тридцать, наверное. За несколько часов доберется запросто.
        Гребок, гребок, гребок, гребок… Все, нет больше капитан-лейтенанта. Был, да весь вышел. Гребок. Есть Сергей Викторович Сумерцев. Гребок. Которому предстоит славная карьера. Гребок. Блин, даже от мыслей этих приятных теплее становится! Гребок. Гребок. Гребок…
        Он не слишком взволновался, когда слева от него появилось нечто темное, движущееся. Кому до него тут есть дело? Средства планетарной обороны? Но он послал все необходимые кодовые сигналы, подтверждающие, во-первых, что он «свой», а во-вторых, заставляющие вычислители баллистических комплексов напрочь забыть о его существовании. Так что никакие взбалмошные спасатели, помчавшиеся вытаскивать терпящего бедствие героя космоса, тут околачиваться не должны. Впрочем…
        Юрий продолжал плыть. Аккуратно нырял, стараясь подольше не появляться на поверхности. Однако внутри уже начинала скапливаться отвратительная ледяная жижа, а в виски, точно пойманная в клетку черепа птица, билась одна-единственная мысль: выследили. Те двое. ВЫСЛЕДИЛИ!!!
        О Господи. И зачем я только вздумал топить капсулу? Ну грохнулась бы в лесу… ее бы когда еще нашли… а эти двое меня бы уже не достали…
        Все, скрываться дальше не имело смысла. Не имело? Стоп! Он силой заставил панику угаснуть. У него почти нет шансов. Точнее, есть, но только один. И очень маленький. Но… за неимением гербовой пишем на простой.
        К нему приближался охотник класса «М». Эти крепкие кораблики могли с одинаковым успехом бороздить моря и космические и планетные, с обычной водой. Молодцы догоняльщики. Правильно выбрали. И выследить сумели.
        Юрий как следует вдохнул и выдохнул несколько раз - гипервентиляция, - нырнул. Надо продержаться три минуты. Самое меньшее. Иначе крышка.
        - Блин, блин, блин, блин! Куда ж это марафетчик делся? - бормотал Рэмбо, обозревая девственно чистую гладь океана. - Торчала ж его башка здесь, торчала! Или у меня уже глюки?.. Саня!..
        - Миш… ничего… не чувствую. Болит… очень.
        - Э-эх, гиена огненная! Видать, померещилось.
        Миша застопорил ход. Высунулся по пояс из планетарного шлюза. Ошибки быть не могло. Торчал над водой чей-то кочан. «И куда ж делася, стесняюсь спросить, Сонечка?» Нырнул? Под водой столько не просидишь. Справа… ничего. Слева… ничего. В мертвой зоне спереди? Нет, экран пуст. За двигателями? Туда сунется только самоубийца. Там не вода, а крутой кипяток. Ну так где же? Сидит под днищем? Пять минут? Нет… уже шесть! Может, дыхательный аппарат с собой? Тогда к чему ему нырять? Если аппарат кислородный беспузырного типа с поглотителем углекислоты, то, коли глубже десяти метров не опускаешься, можно о-очень долго носа на воздух не высовывать. Так зачем Директору рисковать? Плыл бы себе и плыл, Ихтиандр наш доморощенный…
        - Б…! - вот и все, что смог сказать Рэмбо, вновь давая ход.
        Юрий чудом остался жив. Его основательно обварило кипятком. Шипя от боли, он выбрался на берег, дотащился до каких-то пальм и плюхнулся наземь. Застонав, вскрыл аптечку. Инъекция… другая… третья. Шприцы пустели один за другим. У-ух… отпустило… Теперь намазаться… и идти, как бы ни было больно…
        Он затаился как раз возле кормы. Там оставалось крохотное пространство между приподнятым в этом месте днищем и водой. Нескольких глотков воздуха хватило, чтобы продержаться. Правда - он знал и готовился к этому, - мало не покажется, когда включат маршевые двигатели.
        И мало не показалось. Обварило, как рака. Думал, там же и помрет. Но ничего, скрутило да отпустило. Поимщики дальше поскакали - а он марш-марш к берегу. Как не скапустился, пока плыл, - сам не знал. О-хо-хо-хо-хо… Кажется, полегчало.
        Постанывая, он заставил себя подняться. Еле-еле натянул на покрасневшее тело комбинезон. Мазь-регенерант смягчила боль, но искры из глаз все равно посыпались. Все. Не пищать. Встали. Пошли. И помни, как теперь тебя зовут.
        К вечеру Саше стало получше. Массированная медикаментозная атака сделала свое дело. О том, что сотворили эти сверхмощные средства с его печенкой, селезенкой и прочими органами, Саша старался не думать. На ноги поставили, руки не лишился - и ладно.
        Сменяя друг друга, они прочесывали пустынный океан. Стало ясно - Директор каким-то образом сумел-таки проскользнуть.
        Мрачный Рэмбо не отрывался от экрана малого «поисковика», Саша, полагаясь более на чутье, нежели на технику, торчал в полуоткрытом шлюзе.
        Медленно, очень медленно, по мере того как отступала боль, к Саше возвращалось прежнее. Именно так. Просто Прежнее. Чувство не чувство, чутье не чутье, интуиция не интуиция…
        Он словно заново учился видеть все вокруг себя.
        Однако первым следы Директора обнаружила именно техника. Цепочку следов, что вели из океана к прибрежным зарослям.
        Охотник пришлось оставить. Задраили люки, поставили на пароль. Рэмбо взвалил на плечи мешок с припасами - Саша с его рукой только и мог, что ноги переставлять. Пошли.
        А и чудной же тут лес! Планетку определенно под земные вкусы переделывали. Пальмы - ну явно из наших тропиков. Если и имелась тут какая-нибудь иножизнь, так давно под корень свели. Свои пальмы, они, известно, к телу ближе.
        А идет Директор тяжело. И следит слишком много. Вот пустой шприц-инжектор бросил. С зеленой полоской шприц. Тонизирующего себе, значит, вколол. Плохо твое дело, парень…
        - А твое, Самойлов?
        Саша и Рэмбо повернулись одновременно. Шагах в пяти от них стояла Света.
        - Отчего мое письмо не прочитал? - укорила она Самойлова тем самым низким голосом, что так часто снился Саше по ночам.
        - Миша, это…
        - Сам знаю, - процедил сквозь зубы Рэмбо. В грудь Светочке уже смотрел ствол тяжелого лазера.
        - Вот глупый, - поморщилась Светлана. На ней было донельзя соблазнительное легкое платье без плеч - словно только что с модного курорта. - Ну да, меня ПОПРОСИЛИ. Смешно было б отрицать.
        - Попросили? Кто? - прохрипел Саша.
        - Тебе этого знать не обязательно, - небрежным тоном заявила Светочка, знакомым еще со школы жестом поправляя волосы. - Все, что нужно - я скажу. Остановись. Юрка пусть уходит. А ты оставайся здесь. - Она улыбнулась. - И я тоже останусь.
        - Грубо-то как! - рявкнул Рэмбо. И - выстрелил.
        Светочка еще успела схватиться за простреленную навылет грудь. Лазерный луч насквозь прожег плоть.
        - А-ах… - Ноги подкосились, она упала в песок. Глаза остекленели.
        - Козлы. - Рэмбо деловито проверил зарядник. - Куклу подсунули. Уроды. Ненавижу! Эй, Санек, чего на этого монстра глазеть? Пошли дальше.
        Саша остолбенело уставился на тонкое, бессильно распростершееся тело. А потом, будто от этого зависела его жизнь, рванулся к карману. К тому, где лежало Письмо.
        «Саня, - бежали по дорогой бумаге с золотым обрезом стремительные строки, выведенные опять же знакомым с детства почерком. - Встретив меня здесь, ты подумаешь, что я кукла. Чудовище, сотворенное твоими врагами, чтобы соблазнить, сбить с толку и погубить. Это не так. ИМ не надо тебя губить. Напротив, ОНИ согласны заключить с тобой мир. Взамен этого ОНИ берутся исполнить твое любое желание. И даже не одно. В этом мире ты можешь стать кем угодно. Даже императором. Или Богом. Бессмертным Богом, например. Что же до меня, - то не буду скрывать. Я НЕ та Света. Я ее двойник, близнец, если угодно. Я получила жизнь и память ТОЙ Светы - но после этого стала сама собой. Не думай, что можешь так просто затащить меня в постель. Или что я прыгну туда сама. ЭТОГО желания ОНИ не исполнят. Но мы можем попытаться стать друзьями. Хотя у меня в них и так нет недостатка. Если что надумаешь, пиши…» - и далее следовал адрес.
        Саша выпустил листок из пальцев. Порхнув белой бабочкой, он опустился прямо на жуткую рану. Самойлов закрыл глаза. Сейчас ему больше всего на свете хотелось застрелиться.
        - Пошли, Миха. - Он судорожно сглотнул. - Они мне за это тоже заплатят.
        - Если они сюда эту фифу так запросто перебросили - значит, и пальму на голову уронить могут? - с некоторой опаской пробормотал Рэмбо, закидывая лазерник за спину.
        Юрия они настигли только на следующий день. Он полз уже еле-еле.
        Догнали-таки, гады. И так не вовремя. Усталые, серые, точно посыпанные пеплом мысли путались. Но ничего. Живым им меня не взять.
        Снял оружие с предохранителя.
        Мы еще посмотрим, кто кого.
        Их разделял неглубокий овражек. По дну струился ручеек. Надо сказать, выглядел он диковато в обрамлении чисто-золотистых песчаных берегов. Тут, наверное, к каждой пальме подводилось индивидуальное орошение, как в Эмиратах. Первый выстрел Юрия выжег песок совсем рядом с головой Сани. Самойлов услыхал одобрительное ворчание Рэмбо:
        - Эк бьет, шельмец!
        После того как изуродованное выстрелом Михаила тело Светы распростерлось на песке, в Саше будто что-то сломалось. Хозяева этого мира показали свое могущество. И тем не менее они не могли прихлопнуть его, Сашу Самойлова. Отчего, почему, чем он был им так важен?..
        Пространство вокруг заполнилось невнятными голосами. Они просили, уговаривали, угрожали - Саша их не слушал. Как во сне, смотрел он на кипящий от попаданий песок, на потный затылок Рэмбо, упрямо пытавшегося достать Директора издалека, и тут внезапно выпрямился во весь рост. Саша верил - прими он предложение Неведомых, и его желания исполнились бы на самом деле. И у него появилась бы возможность честно завоевать Светочку. Здешнюю Светочку, пусть даже и созданную чужой силой. Здешнюю, уже отличающуюся от питерской хотя бы и тем, что она знала про себя, кто есть на самом деле, и не строила иллюзий. Она хотела жить. Так же, как и он, Саня. Так, как «настоящая» Света там, в безмерно далеком Питере. Он не спас ее. Позволил Рэмбо выстрелить. И теперь должен сам покончить с Директором - или пусть уж тот покончит с ним.
        - Куда? - взревел было Миша, но было уже поздно.
        Когда Юрий увидел того, кто медленно поднялся из-за песчаного гребня, у него похолодели руки. В лице парня была смерть. Себе, ему, собственному напарнику - всем. Юрий судорожно дернулся, терзая опустошенный зарядник. Скорее, ну скорее же!..
        Не дождался. Выстрелил. И - промазал. Слишком дрожали руки.
        Луч обжег Саше правое плечо, однако он даже не почувствовал боли. Раненая рука висела бесполезной колобашкой. Он не знал, как станет драться с Директором, да и не думал об этом. Он просто шел.
        В уши Юрию хлынул звенящий ужасом хор многих голосов. Они что-то подсказывали, требовали, умоляли… Он медленно, очень медленно вскинул лазерник, - и в этот миг Рэмбо, ловко, точно уж, проскользнувший краем песчаной дюны, выстрелил почти в упор.
        Огневая вспышка боли обожгла Юрия. Мир завертелся перед глазами, черный зверь уселся на грудь, пламенными клыками терзая плоть.
        И тут он вспомнил. Вспомнил все. Питер. Илону. Виталия. Доктора Игоря. Странный аппарат. Все. До последнего бита информации, как сказали бы компьютерщики. И еще он понял, что с ним происходит и кто говорит с ним.
        И закричал, потому что это было даже страшнее смерти.
        Мир померк. Чудовищная сила тянула его прочь из этого яркого и дивного мира к питерским холодным осенним дням, к помойкам и загаженным подъездам, ко всему тому, от чего он бежал в сладкую мечту. И в которой погибал.
        Врата захлопывались. Алый поток иссякал. Сгущалась чернота. Та самая. Последняя. Неизбывная. Дальше которой нет уже ничего.
        Юрий в последний раз разорвал горло криком.
        И умер. Все. Наступила тишина.
        Саша Самойлов открыл глаза. Кажется, выпущенный в Юрия заряд пропорол его, Саши, собственную грудь…
        Боль постепенно отступала. И сквозь нее очищающимся взором Саша видел знакомые внутренности «Фуксии», Дрягина, Поплавского - и очумело крутящего башкой Шестакова. Первое, что бросилось в глаза, - большие настенные часы. Все «путешествие» заняло менее пяти минут. Понятно теперь, как бабушка Оксана умудрялась проживать под аппаратом целую жизнь.
        Потом была лавина вопросов.
        Да, отвечал Саша, все подтвердилось. Да, сражались. Да, отыскали. Да… прикончили.
        И в самый разгар ожесточенного спора о том, кто такие Неведомые и что это за многоногие твари привиделись Саше, в дверь кабинета сильно и резко постучали. Все так и замерли.
        Глава тринадцатая
        Света
        - Я поеду.
        Светочка стояла в дверях. Хорошо было слышно, как беснуется запертый в холле Гарден.
        - Поезжай. - Виталий смотрел куда-то мимо. «Бунт? - казалось, спрашивали его ледяные глаза. - Что ж, попробуй. Только не переиграй с этим».
        После бессонной ночи у Светочки слегка кружилась голова.
        - Мне кажется, дружок, кто-то вчера выпил слишком много шампанского.
        - Не так много, как ты хочешь представить. - Семейная сцена на пороге. Боже мой, какая пошлость! Хотелось немедленно развернуться и выйти вон, но в то же время дико подмывало сказануть этому самодовольному мужику какую-нибудь гадость. Светочка выбрала первое.
        - Жлоб, - прошипела она про себя уже на лестнице. - Денег выше крыше, а зубы себе приличные никак не сделает!
        «Когда вам будет угодно», - сказал доктор Игорь. Нам угодно сейчас. Нам угодно немедленно вырваться из этой болотной жижи и лечь на горячий песок. И чтоб на тысячу километров в округе НИ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА!
        Снова навалились воспоминания о душных ночных кошмарах. Круговерть лиц и событий: реальных и порожденных больной фантазией (Господи, неужели моей?). Отец, Иван, чьи-то ужасно толстые неулыбчивые дети, Олег с дикими глазами, Людмила Афанасьевна (ноги, ее больные ноги!), опять отец и Виталий, все время Виталий…
        Почему ты так злишься на него? И почему ты не можешь уйти? Чем так держит тебя этот человек-волк? Неужели деньгами? Ведь даже глубоко покопавшись, ты не можешь выудить из памяти ни одного слова, взгляда, жеста, говорящего о его любви… Но ты знаешь, где искать ответы. Что же ты медлишь? Боишься? Кого? Доктора Игоря - современного Фауста с его загадочным аппаратом? Или все-таки не решаешься ослушаться Виталия? Чего проще - прийти часа через два домой как ни в чем не бывало, поцеловать и небрежно бросить: «Прошлась по магазинам. Ничего интересного». Будь уверена: он сделает вид, как будто в нашей жизни никогда и не было той безобразной утренней сцены.
        Светочка бесцельно бродила по городу. В двух шагах за ней недоумевающей тенью следовал телохранитель. Кажется, Гену уже два раза оштрафовали за неправильную стоянку. Магазины, салоны… Бесконечные ряды продуктов, вызывающие лишь тошноту… Километры тканей, от которых рябит в глазах… Жирный блеск драгоценностей… Не чувствуя усталости, она прошагала, кажется, несколько десятков километров… И вдруг очнулась перед вереницей мерцающих экранов. «Филипс»? Сюда-то каким ветром занесло?
        Телевизоры мерзко мерцали голубым. Кривлялась, дергалась, корчилась в конвульсиях чужая, ненастоящая, на фоне дешевой мишуры жизнь. Многократно повторенная на десятках плоских экранов, она казалась прорвавшимся в реальность диким ночным бредом. Светочка остановилась. Бритый замер в двух шагах от нее. Тонкошеие мальчики-продавцы, мигом оценив стоимость Светочкиной шубы, равно как и ширину плеч Бритого, целой оравой ринулись к ней - предлагать, предлагать, предлагать, разом утратив всю свою спесь. «Я ничего не покупаю», - уже хотела надменно бросить Светочка, да-да, надменно бросить, а потом повернуться и уйти. Но тут кто-то из продавцов - наверное, случайно - включил канал, на котором шел «Вавилон» Запольского. Трупы? Нет уж, мне сейчас этого не надо. Света уже поворачивалась, когда…
        «…в Московском районе в канализационном люке найден труп пожилого мужчины со следами пыток…»
        Камера беспощадно выплюнула в эфир тысячекратно размноженное изображение. Скорченное тело замерло в нелепой позе; а оператор, проверяя крепость нервов телезрителей, медленно вел камеру вдоль трупа. Вот и лицо.
        Наверное, Сеточка все-таки вскрикнула - потому что рядом мгновенно оказался Бритый.
        Это лицо. Она не могла ни забыть его, ни ошибиться.
        «…убитым оказался гражданин К. …»
        Да. Именно так. Она знала его полную фамилию, и в самом деле начинающуюся с буквы «К», знала имя и отчество. И, похоже, знала, за что и как убили ее бывшего соседа по лестничной клетке, номер квартиры которого отличался от ее, Светочкиного номера, всего лишь на единицу.
        Пришло время сходить с ума.
        Но нет, это мы всегда успеем сделать. Такие девчонки, как мы, не сдаются так просто.
        Ни секунды долее не раздумывая, Светочка села в машину и скомандовала:
        - «Фуксия и Селедочка».
        Появление Светочки произвело эффект, сравнимый со взрывом термитного снаряда. Лейтенанты вполне профессионально рванули к пистолетам. Доктор Игорь кое-как судорожно попытался придать себе видимость элегантности. Саша же просто застыл, тупо глядя на появившееся чудо. Чудо благоухало дорогой парфюмерией и тоже несколько оторопело взирало на собравшееся общество. Несмотря на всю свою выдержку, Светочка воззрилась на Самойлова, как на восставшего из гроба мертвеца. Тем не менее, когда она заговорила, голос ее был ровен и невозмутим:
        - Игорь Валерьевич… могу я с вами побеседовать?
        Доктор Поплавский кинул отчаянный взгляд на лейтенантов. Дрягин энергично кивнул и резко поднялся.
        - Идемте, коллеги. А вы, Игорь… работайте.
        - Прошу извинить. Светлана Вениаминовна, - промямлил Игорь, не зная, куда деть глаза, - это все по поводу…
        Света остановила его коротким жестом. Это неважно. Сейчас вообще уже все неважно. Ее интересовало только одно. ГОРЯЧИЙ ПЕСОК. ГОРЯЧИЙ БЕЛЫЙ ПЕСОК. И НИ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА НА ТЫСЯЧУ КИЛОМЕТРОВ!
        Она молча достала деньги. Доктор Игорь как-то странно дернул головой и взял. Казалось, что пачка долларов жжет ему руки. Нелепым движением, совсем не походившим на его прежние, уверенные и плавные, пригласил Светочку сесть.
        - Начнем, - сдавленно произнес он.
        Саша ворвался в самый последний момент, выдержав хоть и скоротечный, но самый настоящий бой с лейтенантами. Миша требовал «остановить», Дрягин колебался, а Саша, хотя внутри у него черти в свайку играли и он обмирал от страха за Светочку, тем не менее стоял на своем: нужно дать ей уйти и проследить дорогу. Потом отправиться следом… и ликвидировать «деформирующее воздействие» и там.
        Когда он очутился в комнате, голову Светланы уже охватил призрачный серый платок. Ладонь Саши легла ей на лоб.
        Все путешествие заняло совсем немного времени. Повинуясь жесту Игоря, Саша успел исчезнуть из комнаты за миг до того, как Светочка открыла глаза.
        Лицо ее волшебным образом переменилось. С него как бы ушла тень. Глаза стали чистыми и ясными. Человек словно ожил.
        - Всего пять минут? - удивилась она, взглянув на часы. - А я… - Она осеклась. О своих приключениях доктору Игорю рассказывать явно не собиралась. Встала. Двумя неуловимыми движениями поправила что-то в прическе. И - пошла к выходу.
        Интерлюдия XI
        Следом за Светочкой
        - Раз, два, три, четыре, пять. - Саша считал про себя. Все, можно открывать глаза. Мы идем искать. Кто не спрятался, я не виноват. Вот только бы знать, кого тут искать… Правильно говорил Игорь - Светлана Вениаминовна совершенно исключительная женщина. С директором Юрой все было просто. Летай, стреляй, ползи на брюхе, обливаясь потом. И все решится в честной мужской дуэли. А Светочка? Ее что, тоже придется убивать в ТОМ мире? Как они убили Юрия?
        Нет, конечно, как оказалось, в этом мире он остался целехонек. Игорь долго думал над этим парадоксом, чесал репу, потом наконец изрек ученый наш муж:
        - Юрий тамошний погиб. Это так. Юрий здешний остался жив. Это тоже так. Однако отсюда не следует, что вы, друзья мои, так неуязвимы и многосмертны. Вы-то туда отправились ВСЕ, как есть, целиком и полностью; а Юрий-то у нас оказался в двух экземплярах! Так что здешний отделался только ночными кошмарами… А вот если бы вы, коллеги, угодили ТАМ под луч, то от вас бы точно остались рожки да ножки…
        - Но не угодили ведь, так, е-мое! - заявил Рэмбо.
        - Все равно. - Игорь с подчеркнутой аккуратностью смахнул пылинку с белоснежного халата. - Второй раз надо быть осторожнее. И с рукой твоей, Саша…
        Правая рука Саши Самойлова отнюдь не собиралась излечиваться волшебным образом при возвращении обратно в привычный мир. Правда, сильнодействующие средства ТОЙ реальности на самом деле помогли. Страшные раны затянулись, там, где видны были кости, быстро наросла мышечная ткань. Выглядела рука, тем не менее, довольно-таки жутко. Вся красная, в каких-то буграх и впадинах… Правда, орудовал ею Саша уже вполне уверенно.
        - Второй раз пойду я, - непреклонно заявил Валера Дрягин. - Хватит этому скорохвату бездельничать. У тебя на участке умышленное убийство, совершено с особым цинизмом. Так что надевай форму и дуй в отделение. Кобуру только не забудь.
        Миша тотчас надулся.
        - Я, я пойду, не обижайся. - Валера хлопнул приятеля по плечу. - Тем более что стрелять теоретически придется меньше…
        - Это еще вилами на воде… - попытался сопротивляться Рэмбо.
        - Вилами-граблями, и Кирилыч тебя уже с собаками ищет. Ты убойщик али кто? Не пойдешь, тады пропьют долото.
        - Давно уже пропили… - пробурчал Михаил. - Ладно, хрен с вами… Помни, Валерка, мою доброту…
        - Помяну, помяну, - заверил коллегу лейтенант Дрягин. - С меня ящик…
        - «Асланова»! - тотчас выпалил Рэмбо.
        - «Балтики-4», - неумолимо отрезал Дрягин. - Ишь, разбежался! Ты вон «глухаря» своего раскопай, начальство тогда тебя премирует. В размере пятидесяти процентов месячного оклада, за раскрытие особо опасного преступления…
        Михаил скорчил зверскую рожу и принялся одеваться.
        - Ну, Сань, - Валера улыбнулся Самойлову, - теперь мой черед смотреть, как ты воду в вино превращаешь и броневые плиты штопорами закручиваешь…
        - Да ничего я не закручивал, - стал отбиваться Саша.
        - Если бы захотел - то закрутил бы, - заметил Игорь. - И это понятно. Юрий создавал нереальный мир. Ну кто мне объяснит, что такое гиперпространство? Как работает плазменная пушка?
        - А что, Светлана Вениаминовна у нас спец по реактивной авиации, компьютерным сетям и всему прочему? - удивился Дрягин.
        - Нет, конечно же. - Игорь устало усмехнулся, провел ладонью по растрепавшимся волосам, словно выходя читать лекцию перед набитой аудиторией. - Но она знает - как знаем и мы, - что все эти вещи есть в нашей родной реальности. И прекрасно работают. Отсюда… гм… несколько большая приземленность тамошних декораций. Не думаю, Саша, что тебе удастся там с той же легкостью проходить сквозь стены и проделывать иные, столь же впечатляющие аттракционы…
        - Ну, если там в меня из бластеров плазмой плевать не станут, то я согласен, - отшучивался Саша. Хотя на душе стало как-то неуютно. Когда можешь открыть выход в бетонной стене, это действует успокаивающе.
        О Неведомых старались не говорить. Все, что можно, уже переговорено. Что делать - в пределах отпущенных им скромных сил, - тоже ясно. Вперед.
        Саша открыл глаза. На сей раз их облачило не в армейскую форму и даже не в милицейские мундиры. Валера красовался в пижонском твидовом пиджаке, весь такой клетчатый, как в американских фильмах, в стильных брюках и столь же стильных кремовых полуботинках. Саша обнаружил на себе модную кожаную куртку, синие джинсы и рыжие ковбойские сапоги с обитыми медью носами.
        - Хорош, хорош. - Валера критически оглядел Сашу с ног до головы. - Рокабильный парень, да и только.
        День выдался удивительно теплый. Они стояли на обочине шоссе. Судя по всему, их забросило куда-то на юг, к совхозу «Шушары» - или как он тут называется?
        Памятуя опыт прошлого путешествия, Саша первым полез за пазуху, с немалым изумлением вытащив на свет Божий солидного вида паспортину, в синем переплете из настоящей кожи, с вытесненным двуглавым орлом. Новым, российским, а не имперским, к которому он успел привыкнуть в прошлом странствии. Внутри документ скорее походил на привычный Саше загранпаспорт, чем на обычный общегражданский.
        - Солидная работа. - Дрягин тоже вертел в руках бумаги. - Это, наверное, уже традиция - смотреть, кем ты тут окажешься? О, Сань, гляди-ка!
        Дрягин протягивал Самойлову не менее внушительное, чем паспорт, удостоверение.
        - «Частный детектив Дрягин В.И.», - прочел Саша. - Ну, круто, Валера, поздравляю! Небось всегда о таком втайне мечтал?..
        - Мечтал, - чуть помедлив, признался Дрягин. - Чтобы не висели надо мной никакие идиоты начальники с их процентом раскрываемости и бесконечными отчетами, чтобы отвечал я только перед своей совестью… Эх, да что говорить! - Он махнул рукой. - А ты, ты-то у нас кто?
        - А твой помощник! - Саша с ехидцей показал Дрягину язык. - Во, смотри!
        Почти столь же внушительного вида «корочки» гласили, что предъявитель сего Самойлов А.Ю. действительно является помощником частного детектива Дрягина В.И., регистрационный номер такой-то, разрешено ношение оружия, марка… номер… действительно по… выдано…
        - Хо, да это ж мое родное отделение! - удивился Дрягин, едва глянув на печать учреждения. - Много ж воли у них тут стало - такие ксивы выдавать… А что у нас еще?
        Еще оказались ключи. Числом четыре в одной связке.
        - Так, этот - от сейфа; этот - похоже, от входной двери… этот - тоже… а вот этот как будто от навесного замка… А-а, наверное, я этим замком железный ящик с оружием и боеприпасами запираю…
        - Ага, а вот только где эта хата находится? - осведомился Саша. У него самого никаких ключей не нашлось. Впрочем, как и денег. И оружия.
        - А вот мы сейчас до города доберемся и все узна-а-аем, - загадочно протянул Дрягин. - Эх, и оттянемся же!..
        - Э, ты что, ты что! - всполошился Саша.
        - Да не бойся ты. Просто если уж в бой идти, так тут либо плакать, либо смеяться. Не всегда даже к серьезным вещам серьезно относиться нужно. Ага?
        - Ага, - согласился Саша, более всего напоминая самому себе небезызвестного Пятачка, который для бодрости все время говорил «ага».
        - Ну так пошли. Голоснем. А то финансы поют романсы…
        - Голоснем? - усомнился Саша. - Да кто ж из шоферюг настолько дурным окажется, чтобы двух здоровых мужиков подсаживать?..
        - Попитка - не питка, как говорил Иосиф Виссарионович…
        К изумлению Саши, тормознула первая же машина - здоровенный трейлер, весь уляпанный яркими эмблемами: Минск, Киев, Витебск, Гродно, Брест, Смоленск, Москва.
        - Старик, до города докинешь?
        - А чогхо ж нэ докынут? - Узкоглазый водитель - не поймешь, восточный какой-то - широко улыбнулся. - Докынэм! К мэтро нэбось?
        - К мэтро, к мэтро, - широко улыбнулся Дрягин, немедленно плюхаясь на сиденье рядом с шофером. - К ближайшему.
        - Та блыжайшая здэсь «Московская», другхих нэту, - водитель дал газ.
        За время короткого пути от «Шушар» до площади Победы (скажи, пожалуйста, и здесь эта «Очередь на фоне стамески», как называли коренные ленинградцы безвкусный памятник, воздвигнутый на круглой площади, в которую вливался идущий с севера Московский проспект) Валера Дрягин вовсю демонстрировал искусство «качать на косвенных», как сказал бы Таманцев, герой богомоловского «Августа сорок четвертого». Только здесь «косвенными» были не улики, а невинные наводящие вопросы, которыми Дрягин засыпал словоохотливого драйвера.
        И они узнали много интересного.
        Во-первых, перестройка тут прошла, так сказать, «быстро, резко, круто и молча». Не успели оглянуться - а кругом один «капыталызм». Зачинателя, любившего, как известно, «УглУбить, внЕдрить, сформИровать» и после всего этого «уйти оплодотворенным», тихо-мирно в девяностом спровадили на пенсию астрономического размера. После чего реформы покатились как снежный ком. В результате обошлись без очень многих печальных эксцессов.
        Во-вторых, никакого распада Союза не было. Тихо-мирно, подкрепляя чем надо, водрузили над Кремлем старый трехцветный флаг, вернули двуглавого орла, и западники тотчас завопили о росте русской опасности.
        В-третьих, «жить стало лучше, жить стало веселее», хотя водяра подорожала безмерно, что весьма огорчало симпатичного водителя. Новость сия неподдельно опечалила и самого Дрягина.
        - Прощэвайтэ! - махнул рукой драйвер, высадив Сашу и Дрягина возле станции метро «Московская».
        - Надо же! - восхитился Валера. - Почти как дома!
        Памятника Ленину в сквере не было в помине. Уродливых ларьков - тоже. Правда, мороженщиков и пирожников хватало. Удивило Сашу и то, что на углу стояла девушка с воздушными шариками - настоящими, наполненными гелием.
        - Санек! - Валера влез в телефонную будку. - Ты глянь! Ну точно как в Штатах!..
        На полке лежала толстенная телефонная книга. Не спертая, не изрезанная, не измаранная… Разумеется, в районе буквы «Д» все поля, рядом с дачно-строительными кооперативами, дворцами культуры, детскими садами, диспансерами и домовыми кухнями, густо покрывали телефоны народной рубрики «девочки по вызову», но это уже протеста у Дрягина не вызвало.
        - Так… так… так… - бормотал новоиспеченный Шэ Холмс, торопливо листая страницы. - На такое я и не рассчитывал… Такое только в страшном сне присниться может… Ага! Есть! Есть, Саня!
        Палец Валеры с пожелтевшим от «Беломора» ногтем уперся в набранную мелким-премелким шрифтом строчку: «Дрягин В.И., ч.д., контора: 928-1140, Пантелеймоновская, 9».
        - Слушай, а я, оказывается, неплохо живу! - констатировал Дрягин, хозяйским оком озирая офис, каковые тут отчего-то называли просто конторами.
        Владения Дрягина располагались напротив Пантелеймоновской церкви, рядом с громадной доской «Слава мужественным защитникам полуострова Ханко», точь-в-точь такой же, как и в реальности Саши. Здоровенная приемная с кожаным диваном (правда, продранным в двух местах и аккуратно заштопанным) и кожаными же креслами; на журнальном столике - респектабельные «Новый мир», «Нева» и русское издание «Ньюсвик».
        - Блин, давненько я «новомирскую» обложку не видел, - покачал головой Валера. - Раньше-то читал… а потом его даже наша милицейская библиотека перестала выписывать.
        Саша хмыкнул. Его семья такие журналы вообще не читала. Да и ему самому становилось как-то тоскливо при виде заполненных убористым текстом страниц.
        За приемной находился собственно кабинет. Матовые стекла, двойные решетки, здоровенный черный сейф в дальнем углу. Два стола - один громадный, древний-предревний, вычурный, крытый зеленым сукном, с массивным мраморным письменным прибором, весь заваленный бумагами; и второй, у стены, поменьше, современного дизайна, с компьютером, принтером, факсом и прочими прибамбасами.
        - Так, Арчи, - Дрягин откровенно веселился, - это, насколько я понимаю, твое. - Широкий жест в сторону стола с компьютером.
        - Тоже мне, Ниро Вульф, - фыркнул Саша. - Где твои орхидеи? А если уж я - Арчи Гудвин, то где, черт возьми, твой знаменитый повар?
        В сейфе обнаружилась кипа непонятных документов, каких-то папок, фотографий и тому подобного. Внутри оказался сейф малый, запертый на висячий замок. Из него Валера торжественно извлек десять пачек патронов и пару новехоньких восемнадцатизарядных «беретт» 38-го калибра, точь-в-точь, как в американских боевиках, о которых вспоминал Саша.
        - Вот теперь не грех и на дело идти. - Валера немедленно стал прилаживать себе кобуру под левую руку. - А то словно без трусов по Невскому…
        Визуальный осмотр помещения выявил наличие еще и третьей комнаты, с парой кроватей, раковиной и кухонной плитой.
        - По этому поводу надо выпить. - В холодильнике, рядом с покрасневшим, заветренным куском «докторской» стояла полнехонькая бутылка нежно любимого Мишей «смирнова». Валера решительно ликвидировал пробку.
        Выпили. Правда, чуть-чуть, поскольку на рабочих местах. Спрятали бутылку. И стали думать, что же делать дальше.
        - Собственно, только одно. Светлана Вениаминовна - это тебе не Директор, - сигарет в конторе не нашлось, и Валера мучился, крутя в пальцах пистолетный патрон, чтобы отвлечься. - Найти ее. Какое-то время просто следить. Если она… такая особенная, значит, ее здешнюю должны…
        Саша потемнел лицом. Кулаки его сжались.
        - Э, э, охолони, товарищ помощник. Чем кипятком писать, вот тебе первое задание - найди мне весь ее официоз. А я думать буду. Вон у тебя на полке справочник адресный, справочник телефонный - «Кто есть Ху в Санкт-Петербурге»… Действуй!
        После этого Валера незамедлительно развалился в шикарном крутящемся кресле, закинул ноги на крытый сукном стол и принялся мучиться отсутствием курева уже вслух.
        - Не гунди, а? - попросил Саша. Без «Беломора» ему тоже было несладко.
        Отыскать Светлану Вениаминовну Жукову оказалось парой пустяков. Телефонная книга и адресник только подтвердили уже известное.
        - Нашел. Хороший, однако, адрес. Прям как до революции. Суворовский проспект, собственный дом. Телефон приемной…
        - Ясный фиг, станет она свои радио- или там личные где попало публиковать, - изрек Валера, зажав патрон в зубах, точно папиросу.
        - Ну а нам-то что с того?
        - Нам?.. Да ничего. Просто хоть знаем теперь, где объект обосновался. Вот только интересный вопрос: что мы жрать станем? Денег ни копья. Патронов навалом, а капусты - шиш.
        - На большую дорогу выйдем, - мрачно пошутил Саша, вспоминая щедрую кормежку на базе «Заря».
        - Не. Не сразу. Эх, знать бы, кто нам все эти хоромы организовывал. Да, кстати, ты себя искать пробовал?..
        Результат оказался неутешителен. Домашних адресов ни Валера, ни Саша в этой реальности не имели. Одну только контору. Правда, в стенному шкафу нашлась кое-какая одежда по сезону.
        - Что ж, применим испытанный метод мистера Холмса. - Валера потянулся к кипе свежих газет, которые они, входя, вытащили из объемистого почтового ящика. - Почитаем прессу!.. Давай подключайся. В первую очередь ищи упоминания Светланы. Ну, там в разделе «светская хроника, „происшествия“…
        Некоторое время слышен был только шелест страниц пополам с сосредоточенным сопением.
        - Ага! Вот!
        - Где?! - Валера коршуном налетел на Сашу.
        - Да вот, вот, смотри! - Саша ткнул пальцем.
        «Вчера группа хулиганствующих молодчиков, двигаясь в 23.30 по Суворовскому проспекту, забросала пустыми бутылками окна первого этажа в доме, принадлежащем госпоже Ж. - единственном частном доме на всем проспекте. Непонятно, чем прельстил подвыпивших молодых людей этот дом, если по пути они миновали витрины нескольких дорогих магазинов. По сигналу сработавшей сигнализации на место прибыл дежурный наряд милиции. Вместе с охранниками госпожи Ж. они рассеяли дебоширов. Пять человек арестованы. Один сотрудник милиции получил легкую травму».
        - Пустыми бутылками… окна… - пробормотал Валера.
        - Предупреждают, по-моему, - заметил Саша.
        - Предупреждают… Да, наверное. Слушай, надо потрясти этих молодчиков. Может, что скажут…
        - Да небось ничего. - Саша постарался вспомнить все, что писалось по этому поводу в прочитанных детективах. - На такие дела всегда пешек посылают…
        - Сам знаю, - огрызнулся Валера, кусая ногти. - Но все равно. Это шанс. Ну-ка, где тут у нас телефоны?.. Их наверняка в бывшее Смольнинское РУВД повезли…
        И тут в дверь позвонили. Вежливо, аккуратно и тихо. Звонок коротко вякнул один раз и замер. Саша судорожно схватил пистолет и скривился от боли - правая рука все-таки еще подводила.
        - Накрой пушку газетой и сядь по-человечески, - негромко и очень серьезно скомандовал Валера. Взял оружие левой рукой и пошел открывать.
        - Извините, молодые люди, - послышался с порога очень вежливый старческий голос. В нем слышалось заметное дребезжание. - Могу ли я видеть сыщика Дрягина?
        - Можете. Это я, - странным тоном произнес Валера - ему как будто сдавили горло. Саша не выдержал - вскочил. Прикрывавшая пистолет газета упала на пол.
        В кабинет вошли Дрягин и неожиданный посетитель - маленький сморщенный карлик в истертых войлочных шлепанцах, застиранных брюках-галифе и черном пиджаке, под которым виднелась застегнутая на все пуговицы белая рубашка без галстука. При этом на голове он носил черный котелок, словно правоверный иудей-хасид. Карлик был очень немолод. На морщинистом лице выделялись карие, очень-очень грустные глаза и нос с хорошо заметной горбинкой.
        - Это мой помощник Александр. - Валера показал Саше за спиной гостя кулак. Покраснев, Саша поспешно сунул пистолет за пазуху.
        - Ваши помощники, молодой человек, всегда встречают гостей с этими ужасными железными штуками? - осведомился карлик.
        - О, конечно же, нет. Только сегодня. Много работы, понимаете ли…
        - Да-да, конечно. Подумать только, сейчас вокруг столько ворья! Я вынес белье сушиться во двор - и представьте, его тотчас же украли!
        - Украли? - В голосе Валеры слышалась неизбывная тоска питерского милиционера, вусмерть замученного нераскрываемыми «глухарями».
        - Ну да. Иначе зачем бы я пришел к вам, молодой человек? Я увидел - белья нет, и подумал - а ведь у нас теперь в соседях настоящий сыщик. Я и пошел. Вы не думайте, я заплачу. У меня есть деньги. - Карлик принялся рыться во внутреннем кармане пиджака. - Вы только белье найдите. Его пять минут назад украли.
        - Где?!! - рявкнул Валера, бросаясь к двери.
        - Налево, молодой человек, налево, там такие ворота, а потом направо, там два столба…
        - Саня, побудь здесь. - Валера ринулся к выходу.
        - Куда же вы?! - взволновался карлик. - Я же не сказал вам, какое именно белье украли! Кружевных наволочек - пять, простыней батистовых - три…
        За Валерой Дрягиным с грохотом захлопнулась дверь. Карлик осуждающе покачал головой…
        - Ну разве же так можно? А если вор украл не только мое белье? Или если воров было несколько? Как же он узнает, КТО именно украл МОЕ белье?.. Впрочем, я верю в частный розыск. Люди всегда хорошо работают, если им хорошо платят. Верно, молодой человек?
        Саша оторопело глядел на карлика.
        - Верно, - наконец выдавил он.
        - Да-да, и я так думаю! - обрадовался коротышка. Поудобнее устроился в кресле для посетителей, снял шляпу, аккуратно смахнул рукавом пыль с ее полей. - Когда я хорошо плачу за работу, я ведь могу спросить за нее, не так ли?
        - Так, - подтвердил в полном обалдении Саша. Он никак не мог понять, что здесь нужно этому типу. Карлик как карлик, ничего особенного, и ничего от Неведомых он, Саша, в нем не чувствует…
        - Во-от, - удовлетворенно кивнул карлик. - Между прочим, меня Алексеем Ивановичем зовут.
        - Очень приятно…
        Беседа прервалась на самом интересном месте, потому что в дверях, точно памятник Неотвратимости Правосудия, возник Валера Дрягин. Точнее, возникла только его голова, потому что все остальное скрывала внушительная кипа постельного белья, что покоилась на тощих плечах парнишки лет тринадцати.
        - Ой! Мое, мое, как есть мое! - обрадовался карлик Алексей Иванович. - Вы не думайте, гражданин сыщик, что я чужое захапать хочу, вы на меточки гляньте, 95530 должно быть, а на наволочке еще…
        По лицу Валеры было видно, что больше всего на свете ему хочется выдать нечто вроде «оснований для возбуждения уголовного дела не усматриваю» или «не мешайте работать, гражданин!».
        - То есть вы свое белье опознаете? - Он отогнул свисающий край простыни, и в самом деле посмотрев на метку.
        - Опознаю! Опознаю!.. То-то все обрадуются…
        - Тогда все. - Дрягин запер за собой дверь. - Вот похититель, вот похищенное, вот потерпевший. У нас не суд и не участок, мы протоколы не пишем. Господин…
        - Алексей Иванович, - с готовностью подсказал карлик.
        - Очень хорошо. Так вот, Алексей Иванович, забирайте ваше добро. О гонораре не забудьте. И скажите, что с воришкой делать.
        - С воришкой? - Казалось, карлик Алексей Иванович настолько обрадован обретением утраченного было белья, что совершенно забыл о том, что его, это самое белье, кто-то должен был украсть. - Ну… я человек не злой. Пожалуй, дюжины розог по обнаженным филейным частям будет достаточно.
        Парнишка тонко заверещал.
        - Умел воровать, умей и ответ держать, - наставительно заметил Дрягин. - Скажи мне только: на кой черт тебе это белье понадобилось? Мопед бы угнал, что ли… или там мотоцикл… это я понимаю…
        Паренек - рыжий и весь в конопушках - исподлобья взглянул на лейтенанта.
        - Поспорили… - еле слышно выдохнул он.
        - Поспорили? С кем? - живо заинтересовался Алексей Иванович.
        Заинтересовался настолько, что даже перестал перебирать возвращенное барахло.
        - С Мишкой Крюковым…
        - А-а-а… с Михаилом… надо же, такой воспитанный мальчик… - Карлик огорченно поджал губы. - И на много?
        - На тыщу…
        - На тысячу! - возопил Алексей Иванович, трагикомично воздевая руки к небесам и возводя очи горе. - О Иисус, Будда, Моисей, Аллах и Магомед! На тысячу рублей! О, что за нравы!.. Что за нравы!.. Сколько приходится работать твоей бедной матери, Дмитрий, чтобы это заработать?..
        - Кгм, - выдавил из себя Валера. - Господа-товарищи… вы уж решите это дело промеж собой. Мы не экзекуторы, Алексей Иванович…
        - О, конечно, конечно!.. Уважаемый Александр, представьте мне, пожалуйста, счет! - Последняя фраза относилась уже к Саше, который, не принимая никакого участия в происходящем, ошеломленно следил за развертывающимся фарсом.
        - Счет? Это мы быстро. - Валера решительно взял инициативу на себя. - Счет - это мы быстро… - Глаза его горели голодным огнем человека, у которого во всем громадном холодильнике остался только жалкий обветренный кусочек «докторской» колбасы. Движения Дрягина стали быстры и отточенны, словно выпады мастера-фехтовальщика. Небрежно смахнув со стола на пол кипу каких-то бланков, Валера протянул карлику бумагу.
        - Сейчас подчеркнем нужное и просуммируем. Оперативно-розыскные мероприятия… визуальное обнаружение… преследование… физический контакт… задержание… конвоирование…
        - Вы слишком низко оцениваете свои услуги! - негодующе заявил карлик Алексей Иванович, пристально следивший за составлением калькуляции. В руках его невесть откуда появилась карманная «Электроника». - Я потерплю бесчестье, если заплачу вам так мало. Позвольте мне самому вручить вам гонорар… - С этими словами он запустил пятерню куда-то в недра могучего черного пиджака, вытащив на свет Божий внушительную пачку купюр достоинством в сто рублей. Саша вытянул голову - это оказались знакомые «павловские рушнички».
        - Раз, два, три, четыре, пять… да, я знаю, что на эти деньги я могу купить целый вагон простынь и наволочек, но честь дороже… и не возражайте мне, гражданин сыщик… шесть, семь… восемь, девять, десять…
        Отсчитав двадцать сторублевок, Алексей Иванович встал:
        - Соберите мое имущество, уважаемый Дмитрий. И помогите мне донести его до моего дома. А потом мы отправимся к господину Крюкову, и я помогу вам получить с него долг…
        Когда за стремной парочкой, доверху нагруженной постельным бельем, наконец-то закрылась дверь, Валера Дрягин с круглыми, точно юбилейные рубли, глазами плюхнулся в кресло, оторопело уставившись на пачку купюр, словно это была мина-ловушка с запалом, установленным на неизвлекаемость.
        - Ты что-нибудь понял? - Руки Дрягина бессознательно шарили по карманам в поисках отсутствующего «Беломора».
        - Нет, - честно признался Саша. - Я сперва подумал - это по нашу душу… Ан нет - карлик как карлик, ничего странного… кроме поведения, конечно. А как ты взял этого шалопая?
        - М-м-м… Как взял… побегать пришлось. Он шустрый такой оказался. Норовил спрятать всю кипу в пустом помойном баке. Меня увидел - и деру. А белье не бросает. Ну я его и скрутил… Блин, ну и совпадения!.. Мне в такие что-то слабо очень верится…
        - Мне тоже, - пожал плечами Саша. - Только… я вот думаю… в том мире я умел рвать провода в гиперпространстве… плиты броневые дырявить… а тут, может, могу такие вот случайности устраивать?..
        - Да?.. Ну тогда это нам очень кстати. Пошли купим чего пожрать…
        - Начнем сначала. - Валера Дрягин прикончил последний бутерброд. За окнами медленно гас осенний вечер. Их первый вечер в новом, незнакомом Петербурге. Они сидели в конторе. Мерцал экраном небольшой телевизор. - Что мы имеем? Светлана Вениаминовна Жукова, одинокая женщина, очень богатая, владеет солидными пакетами акций целого ряда предприятий. В последнее время отошла от дел. Образ жизни: светский. Размеры состояния: не установлены. Велики, но не астрономические. Никаких проблем. По крайней мере, всплывших на поверхность. Не замешана в скандалах, бракоразводных процессах и тому подобном.
        Саша с облегчением вздохнул. Очень не хотелось, чтобы и здесь Света оказалась вместе с каким-нибудь жлобом.
        - Тишь, гладь да Божья благодать, - резюмировал Валера. - Зацепиться почти не за что.
        - А что будем искать?
        - Если она такая особенная… - Валера задумался. - Наверное, ее могут постараться вообще вытянуть прочь с Земли - сюда…
        - Но она тут-то уже тоже есть! - возразил Саша. - Все, кто прошел через аппарат, - все в двух экземплярах.
        - Игорь говорил - при переброске человека от нас туда личности не то сливаются, не то соединяются, - задумчиво проронил Валера, с наслаждением затягиваясь вожделенной папиросой. - Так что, может, здешняя Света вообще ничего не заметит…
        - Стой! - Сашу внезапно осенило. Так бывает, когда долго ходишь вокруг да около, а потом вдруг внезапно - р-р-раз! - и тебе все становится понятно, хотя строго доказать ты все равно не можешь… - А может… может, ОНИ над Светой там, у нас, не властны? Потому что будь ОНИ у нас такими крутыми - на фига ИМ все эти аферы с аппаратами и прочая мутотень?
        - Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался Дрягин, зажигая новую папиросу от скуренной.
        - Да, так вот. - Саша летел, подхваченный крыльями вдохновения. - В нашем Питере ОНИ бессильны. Здесь - могут куда более. Значит, надо Свету сюда. А потом вокруг нее создается нечто… нечто такое, отчего она окажется в ИХ полной власти…
        - «Нечто такое»! - хмыкнул Валера. - От чего нам девушку сберегать прикажешь? От изнасилования в темном подъезде? Так это ей не грозит. Убийство? Если она такая особенная, то с ее головы не упадет ни один волос. Согласен, Саша?..
        Саша был согласен. Да и то сказать - трудно рассуждать о том, что предпримут существа, не имея ни малейшего понятия об их целях и логике.
        - Стали думать и гадать, как же вора наказать, - прокомментировал ситуацию Дрягин. - Ну что, ничего в голову не приходит, Арчи? Тогда давай запрем контору и прошвырнемся до Суворовского. Сиднем сидеть причин не вижу. Осмотримся на месте… с соседями потолкуем… с дворником… должны же быть здесь дворники! Не до конца спившиеся.
        Накинули куртки, горделиво привесили к плечам «беретты» и двинули. Оказалось, что в ЭТОМ Питере ходят автобусы - по давно закрытым в родной реальности Саши и Валеры маршрутам. На углу Пантелеймоновской и Моховой, возле редакции журнала «Звезда», приятели загрузились в 14-й маршрут.
        Да, изменился город, изменился. Вывесок куда больше, ларьков и грязи куда меньше. Реклам с импортными названиями мало, все больше отечественные: начиная от видиков «Позитрон» и кончая джипами «Кировец».
        Вышли на Суворовский. Повернулись спинами к Смольному, пошли.
        Дом Светланы Вениаминовны Жуковой имел номер 52. В Сашиной реальности на этом месте совсем иное здание. А тут - аккуратный трехэтажный особняк, обнесенный чугунной решеткой художественного литья (и ни один завиток не отбит, отметил про себя Саша), за решеткой - небольшой скверик. Заметьте - открытый для всех. Старушки на скамейках сидят, голубей кормят, детишки по дорожкам носятся… Правда, торчат в скверике три здоровенных лба-охранника. При таких не очень-то разбалуешься.
        - Заходим, - Валера толкнул Самойлова в бок. - Посидим на лавочке, покурим, покумекаем.
        Охранник недовольно покосился в их сторону, но, заметив, что парни в добротных куртках и чистых ботинках не собираются распивать из горла «смирновскую», позыркали-позыркали и отвернулись.
        - Н-да. Хорошо живет человечек, - заметил Дрягин, аккуратно бросая окурок в урну.
        Особняк был выстроен в строгом классическом стиле: желтые стены, белые колонны, треугольник фронтона. Окна задернуты тяжелыми зелеными портьерами. Массивные двустворчатые двери с начищенными до блеска медными наугольниками и ручками. Щиток переговорного устройства. Ничего особенного, во многих богатых домах так.
        Валера курил, прикидывая и что-то бормоча себе под нос. Саша откинулся, глядя перед собой невидящими глазами. Что ОНИ могут сделать Светилу? А главное - для чего? Но во всяком случае, ОНИ должны подтолкнуть ее к каким-то шагам, каким-то действиям, выгодным для себя. Быть может, те хулиганы, что кидали бутылки (кстати, как им это удалось? Ограда высокая, до окон далековато), и есть признак того, что Неведомые тоже начали свою игру? Но что с того ему, Саше? В мире Юрия было проще. Заткнуть дыру! Подвести пластырь под пробоину! А что делать здесь? Саша вспоминал слова Игоря, смутные и довольно-таки бессвязные, совсем не похожие на обычно плавную и гладкую речь кандидата каких-то там наук.
        «У Светланы дар редкостный. Такая нейрограмма - одна на миллион… даже на миллиард, наверное… Ты, Саша, можешь проходить в миры Неведомых… Юрий мог держать открытым канал на Землю… С Виталием я пока не разобрался, а вот Света… она, похоже, может ОДАРИВАТЬ ДУШАМИ. Хотя, конечно же, я могу ошибаться… уж больно нетипичный случай…»
        Стоп. Одаривать душами. Если верно то, что говорил Игорь об остальных своих «пациентах», то… Ой, нет, об этом даже и помыслить страшно.
        - Я думаю, придется вызвать огонь на себя, - негромко заметил Валера, оторвавшись наконец от созерцания колонн и фронтона.
        - Это как?
        - Мы не знаем, что ИМ нужно от Светы. А раз не знаем, то не можем и помешать. Нам надо заставить ИХ действовать, как-то проявить себя. А достичь этого можно одним-единственным способом…
        - Самим…
        - Правильно, Арчи, соображаешь. ОНИ ждут, что мы поступим с твоим Светилом точно так же, как и с Юрием, - прикончим. Это логично. Это напрашивается. Это, в конце концов, и провернуть не сложно.
        - Да ты что?! - ужаснулся Саша.
        - Ну я же просто рассуждаю… Этого от нас ждут, и это нам надо сымитировать.
        - И тогда нас торжественно расстреляет ее охрана, - мрачно заметил Саша.
        Валера криво ухмыльнулся.
        - Друг мой Саша, настоящий киллер кладет самую сверхохраняемую жертву. Генералов, министров, президентов. Все дело в организации. От снайпера не спасут никакие телохранители. Не будешь же все время ходить, заковавшись в противопульное обмундирование с ног до головы. Профессионал потому и зовется профессионалом, что умеет выискать ахиллесову пяту. А вовсе не за меткую стрельбу, хотя и это тоже, конечно, очень важно. Корецкого читал? Вот то-то.
        - Так мы…
        - Будем изображать этих самых профессионалов.
        - Не. - Саша поднялся. - Этим мы только ИМ подыграем.
        - Тоже верно. - Валера уныло последовал за Самойловым. - Блин, напиться, что ли? Я как дерну, так сразу соображать вдвое быстрее начинаю.
        - Я все про того карлика думаю. - Они медленно шли к выходу из скверика, мимо интеллигентных, чистеньких старушек в шляпах с вуалетками, мимо простецкого вида благостных бабусь, выгуливавших разнокалиберных внуков и внучек, мимо быкоидного вида охранников. - Про Алексея Ивановича этого самого. И сдается мне, что неспроста он к нам заглянул.
        - Ты ж говорил, Неведомых в нем не чувствуешь!
        - Говорил. От слов своих не отказываюсь. Но уж больно к месту он оказался. Дело бредовое, гонорар зашибический…
        Да, на две тысячи двое здоровых мужиков могли, не сильно отказывая себе в выпивке и закуске, безбедно прожить месяц.
        - Я сперва подумал, - а не я ли сам его и вызвал, - продолжал Саша, - ну, вроде того, как на базе. Шестой минной дивизии дыры в броне проделывал. А потом призадумался: а не подсунули ли нам его? Игорь сказал - мир к реальному до черта близок. Я здесь такой же, как все, ничего не могу. Вот разве что руке полегче стало, как здесь очутились…
        - Ты ближе к делу давай. - Они медленно шли по направлению к Невскому.
        - Ну так я вот уже и даю. Может, его нам специально подсунули? Чтобы мы деньгам обрадовались да и полезли - киллеров имитировать? А ведь это Неведомым только на руку. Явятся к Свете - и пожалуйте, мол, гарантируем безопасность и тэ дэ и тэ пэ, а вы нам…
        - Вы нам - что?
        - Хрен знает, - признался Саша. - Тупик какой-то, блин горелый.
        - Значит, так, - медленно выговорил Дрягин. - Что мы знаем? Что им Света здесь нужна - раз. Светка твоя, настоящая, а не здешняя миллионщица, тою Светкой придуманная! Но Поплавский клялся и божился, что больше ее под аппарат - ни-ни…
        - Жлоб этот ему пушку к затылку приставит - и все, - мрачно предположил Саша.
        - Не исключено. Но ты вспомни - с чем она к нему в последний раз пришла? Что-то из ее здешней, придуманной жизни там, у нас в Питере, произошло! Улавливаешь?
        - Улавливаю. - Саша кивнул. - Она и тут, и там… всюду. Она и здешняя миллионерша… и тамошняя Светка… все вместе.
        - То-то же. Нет, я боюсь, никаких «двух экземпляров». Есть одна Светлана. И миры ее, похоже, совершенно реальны. Это тебе не Юрина космоопера. То есть…
        - Если она погибнет здесь, то погибнет и там…
        - Правильно. А еще, Неведомым этим, я понял, позарез надо ее полностью из нашего Питера, куда им хода нет, вытянуть. Сюда…
        - А раз так, - принялся гадать Саша, - может, они ей тут начнут всякие неприятности подкидывать, подлянки строить, чтобы она не о нашем мире, а только об этом думала! А? Как тебе?
        - Звучит хорошо. - Дрягин снова закурил. - Значит, должны мы не киллеров изображать, а, напротив, телохранителей? Охо-хо… Что-то мне те лбы в скверике не сильно нравятся… чую, конкурентов они приветствовать не станут.
        В тот день до самого вечера никаких примечательных событий больше не случилось.
        …Утро принесло ворох почты.
        - Газеты, газеты, счета, счета, счета, блин-н-н… - сортировал поступления Дрягин. - О! А это что такое?
        На небольшом аккуратном конвертике лазерный принтер вывел причудливой псевдославянской вязью их адрес.
        - Может, Алексей Иваныч за белье благодарит? - предположил Саша.
        Посмеялись. Осторожно держа конверт за углы, Валера ножницами срезал край.
        - Вдруг на нем какие пальчики интересные остались, - пояснил он.
        Из конверта выскользнул твердый прямоугольник роскошной мраморной бумаги. Золотыми чернилами писанные каллиграфические строки приглашали частного детектива господина Дрягина и его помощника господина Самойлова на вечер, «имеющий честь быть данным» Ассоциацией Детективных Агентств города Санкт-Петербурга. Время… адрес… Странно - такие приглашения не посылают в день мероприятия! А если у людей другие планы?
        - Это не может быть случайностью. - Валера положил листок на стол, вооружился какими-то порошками и кисточками, принявшись отыскивать «пальчики». - Не верю я в такие совпадения. Какова вероятность того, что рассыпанный над городом с самолета типографский шрифт после падения сложится в «Илиаду»? Не помню, где прочел, но тут, по-моему, вероятность такая же.
        - Пойдем? - осведомился Саша. - Что-то у меня к этому мероприятию душа не лежит.
        - У меня тоже, - кивнул Валера. - Но идти надо. Если противник сделал первый ход, нам ничего не остается, как ответить на него.
        - Иногда лучше не отвечать…
        - Правильно. Потому что враг делает такие ходы, реагируя на которые мы действуем так, как выгодно ему. Наша единственная надежда - на его ошибку. Потому что даже чемпионы мира безошибочно не играют.
        - Да, интересно, сколько бы мне пришлось играть против Каспарова, чтобы хоть одну партию случайно выиграть?..
        - Здесь у нас, Санек, партия всего одна. Других не будет. И проиграть ее мы не имеем права. Не люблю громких слов, но иногда - припекает… Странное дело, кстати - на конверте отпечатки пальцев есть. И немало. Что естественно. Почтовики в перчатках не работают. А вот на самом письме - напрочь отсутствуют. При том, что не на принтере печатали, а от руки выводили. Там вся пятерня должна была остаться - а у нас ни-че-го-шень-ки! Вот тут точно перчатки одевали. Зачем, почему?.. И потом - правильно ты заметил, - кто же шлет приглашения так поздно?
        - А вот не хочешь кого-то видеть, но формальности соблюсти надо - вот и приглашаешь в последний момент, зная, что наверняка человек откажется, - предположил Саша.
        - Возможно. Очень даже может быть. Но тогда именно поэтому мы туда и пойдем.
        Потом долго читали газеты, светскую и уголовную хронику - но на сей раз упоминаний о Светлане Вениаминовне Ж. им не встретилось. «И слава Богу», - невольно подумал Саша. Еще раз прошлись мимо Светочкиного особняка. Потом Дрягин зарулил в местное отделение милиции - зарулил, прикупив плоскую бутылку «смирновской». Сказал, что надо «наводить мосты».
        Дрягина не было довольно долго, однако вышел он оттуда абсолютно трезвый и весь белый от пережитого потрясения.
        - Слушай, я, наверное, тут совсем рехнусь. Здание то же, наш родной Смольнинский РУВД, Мытнинская, дом 3, и, - Валера перевел дыхание, - народ тот же! Захожу - а навстречу мне Валька Кириллов, вместе школу милиции кончали. Я опешил, вытаращился на него, как на привидение, а он взглянул, разулыбался до ушей, что твоя лягушка: «Старик! Сколько лет, сколько зим! Все детективствуешь? Плюнь, давай к нам, враз старлея присвоят!» Ну, я бутылку из кармана - мол, дернем по поводу встречи, - а он на меня смотрит как на больного верблюда. Ты что, мол, мы на работе - ни-ни! Вот давай вечерком - тогда за милую душу. И смотрит так… - Валера сделал трагическую паузу. - НЕОДОБРИТЕЛЬНО!.. Уф, ну я, конечно, пузырь спрятал. Завели разговор. Я там - бочком, бочком, намеками да околичностями - на Жукову речь перевожу. Тут он посерьезнел - мол, что она у тебя, в клиентах? Я говорю - ты что, какой частный детектив про своих клиентов расскажет? Он затылок почесал и говорит что-то типа того: «Видел я ее, баба красивая смертно, но холодная как лед. Недавно к начальнику приходила, на дебоширов жаловалась». Оказывается, ее
скверик бутылками не впервой забрасывают. А еще ей письма с угрозами пишут. Но это уже так, слухи.
        - И это в милиции все вот так знают? - удивился Саша. - Да неужто Светка частных сыщиков не могла нанять?
        - Могла, Саня, могла! Всех сыскарей Питера могла мобилизовать! А вместо этого - сор из избы вынесла. Не сегодня-завтра это до щелкоперов - бумагомарак из желтой прессы дойдет…
        Оделись скромно, накинув то, что нашлось в шкафу. Взяли пистолеты. Поехали.
        - А не бедная тусовка все это устраивает, - проворчал Валера, оглядывая просторный банкетный зал.
        Этого здания в привычном им Питере не было. Там, где в мире Саши и Валеры тянулись унылые четырех- и пятиэтажные дома начала века вдоль набережной Обводного канала, здесь чьи-то руки не поленились возвести изящное, в стиле «северный модерн» выдержанное здание. Банкетный зал размерами не уступал Георгиевскому в Зимнем дворце. На хорах настраивал инструменты большой оркестр. С одной стороны высоченные окна выходили в цветущий зимний сад, с другой - тянулась галерея, за которой по порядку расположились буфетная, бильярдная, комната с карточными столами и еще три или четыре, разделенные, точно в ресторане, на полузакрытые кабинетики со столиками.
        Общество поражало. Дамы в вечерних платьях, с настоящими бриллиантами, в чем заверил Сашу Дрягин. Представительные мужчины в смокингах. Немало милицейских мундиров. Саша и Валера в своих тщательно выглаженных, но простых брюках, в обычных свитерах казались нелепыми и смешными. Саша было смутился. Но смутить Дрягина оказалось посложнее. Ничтоже сумняшеся он направился к стойке в дальнем углу зала.
        - Давай, Саша. Не зря же мы взносы в эту ассоциацию платим…
        На них многие глядели с любопытством. Проходя мимо группки разряженных дам и их солидных кавалеров, Саша краем уха уловил:
        - Милая, ты просила показать - вот они, Дрягин и Самойлов…
        - Мы, похоже, здесь популярны, - вполголоса заметил тоже расслышавший фразу Валера. - Если станут спрашивать - делай умное лицо и не отвечай ничего конкретного.
        Выпивка и закуска оказались выше всяких похвал.
        - Вам муската, Валерий Ирбисович? - вежливо поинтересовалась аппетитного вида девица за стойкой - эдакая пампушка, которая всегда пользовалась у мужчин большим успехом, нежели изможденные диетами манекенщицы, к непредставимой ярости последних.
        - Муската?.. - Валерий невозмутимо пожал плечами. - Нет. Сока нам с Сашей. Апельсинового.
        - Понятно. - Девица заговорщицки подмигнула. И была она в тот миг настолько хорошенькой, что не будь Саша Самойлов безнадежно влюблен в Светочку, его моральные устои дали бы в тот миг изрядную трещину.
        Вечеринка началась как-то незаметно и неформально. Никаких речей, адресов и тому подобного. Просто вдруг заиграл оркестр, и первые пары закружили в вальсе.
        И тут…
        - Смотри! - Саша пихнул Валеру в бок. Дрягин, похоже, слишком увлекся созерцанием прелестной буфетчицы.
        Распахнулись дальние двери, что вели ко входной лестнице. В облегающем сером платье, глухом и длинном, с тонким сверкающим росчерком ожерелья под ключицами в зал вплыла Светочка.
        Нельзя сказать, что все тотчас же замерли, устремив на нее одну восхищенные взгляды. Но появление ее не осталось незамеченным. Завистливые взгляды женщин, кривые ухмылки мужчин из вечной серии «зелен виноград».
        И тут Саша с Валерой разом разинули рты. Рядом со Светланой, надменный и самоуверенный, в отлично сшитом костюме, облегающем мощную фигуру, шел Виталий.
        - Я сплю, блин, или у меня затмение в мозгах? - пробормотал Дрягин.
        Виталий не держал Светочку под руку, он просто шел рядом. Но вид при этом имел самый что ни на есть победительный. «С ней сплю я! Понятно, вы, козлы?!» - говорил взгляд презрительно полуприщуренных глаз.
        - Са-ня - спокойно, - сквозь зубы процедил Дрягин, заметив, что рука Самойлова потянулась за пазуху, к пистолету. - Становится все интереснее и интереснее…
        Надо сказать, что сама Светочка шла так, словно рядом с ней вообще никого не было. Раскланивалась со знакомыми: «Отлично выглядите, дорогая!», «Какое замечательное ожерелье! Так вам идет…» и тому подобные ритуально-женские высказывания. Сашу и Валеру она не заметила.
        - Я пока еще не хочу танцевать, - разобрал Саша слова, брошенные Светланой ее спутнику.
        Она прошла в галерею.
        - Та-ак. - Валера залпом допил сок и тотчас потребовал еще стакан. - Эвон как оно обернулось! Хотел бы я знать - это НАШ Виталий или…
        - Думаю, или, - пробурчал Саша. - Если тут все так похоже… то, наверное, тут и мы с тобой должны быть…
        - А кто говорил, что мы «в одном экземпляре»?
        - Надо было выяснить - есть ли мы в этом мире…
        - Да как же нет? - удивился Дрягин. - Если есть Валька Кириллов, который меня по милицейской школе помнит? Есть мы тут, есть…
        - Что, вживую? - не поверил Саша.
        - Едва ли… Нет, наверное… Адресов-то у нас здесь нет. И родителей наших наверняка тут в живых нет.
        - А они что же, исчезли, когда мы тут появились?
        - Не исключено, - пожал плечами Валера. - Кто их поймет, эти миры вероятностные? Без поллитры точно не разберешься.
        Саша не ответил. Помимо воли мысли крутились только вокруг Виталия. Было что-то в этом человеке… странное, отталкивающее, пугающее, пожалуй, нелюдское. Что-то мерзко-осклизлое, словно выброшенная на берег медуза. Только, в отличие от несчастного и ни в чем не повинного морского существа, Виталий был смертельно опасен. Не пистолетами и не кулаками, конечно же, но той странной и гибельной силой, что избрала его для своих черных дел и с тех пор холила и лелеяла, точно излюбленное оружие. Собственно говоря, не было ничего странного, что в мире Светланы Вениаминовны Жуковой существовал и Виталий Николаевич Антонов, ее друг и парамур. Только Саша и те, кого он вел за собой, оказались в этих измерениях в единственном числе. Нет, странным казалось иное. Вторым зрением Саша смутно чувствовал, что Виталий совершенно, абсолютно не похож на остальных обитателей этого мира - вполне обычных людей, которым расскажи про Неведомых и прочие жуткие дела, про параллельные реальности и прочую чешую, они только рассмеются, махнут рукой да отправятся по освоим делам - реальные люди из плоти и крови, такие же реальные,
как и в мире Юрия… А вот Виталий - да, он точно был иным. От него в неведомые бездны словно бы тянулась нить… или, скорее, якорная цепь… наподобие той, что делала Юрия своеобразным «маяком» там, в настоящем Санкт-Петербурге… Но даже и это еще не все. Пальцы Саши сами собой поднялись к вискам. Подкатывала уже знакомая боль. Ему вновь напоминали, что он подступает к некоему пределу, к некой черте, неведомо кем проведенной у него перед носом, - и кто знает, на что способны хозяева всей этой истории, если Саша Самойлов пренебрежет-таки запретом?
        Он заставил себя вынырнуть из затягивающего омута туманных иллюзий. Как бы то ни было, его чувства и предчувствия - это одно, а действия - совсем другое. Вечеринка раскручивалась, словно туго свернутый серпантин. Большинство танцевало. Многие сели за карты, кое-кто сражался в бильярд. С Валерой и Сашей многие раскланивались, но разговоров никто не заводил.
        - Нехорошо они как-то все на нас смотрят, - заметил Саша. - Точно ждут чего-то. Что мы либо пальбу устроим, либо еще что…
        - Не дождутся. Первая заповедь сыщика - не суетиться. В том числе и под клиентом. Пойдем на Свету твою глянем.
        Светлану и Виталия они нашли в галерее. Возле них собрался небольшой круг людей - человек пять или шесть. Шла тихая беседа. Света держалась совершенно отстраненно - словно и не вместе с Виталием появилась на вечере. Жлоб скользнул по Саше неузнавающе-равнодушным взглядом и отвернулся. Стоп! Ты ко мне и вправду равнодушен - не знаешь ты меня. А вот отчего же так напряжен-то весь?
        Левый, ближе к каналу, конец галереи заканчивался высоким арочным окном, застекленным от пола до потолка. Света стояла спиной к окну, шагах в десяти. Сашин взор невольно скользнул по многопереплетной раме, и…
        За окном мелькнула быстрая тень, со звоном, треском и грохотом вломившись прямо в стекло, ломая перекладины. За первой тенью - вторая.
        Люди в мешковатых серых комбинезонах, с закрытыми масками лицами. В руках - короткоствольные автоматы. Словно моментальный снимок, это запечатлелось в Сашином сознании. Рука рванулась к кобуре прежде, чем мозг успел отдать осознанный приказ. Светочка начала поворачиваться к разбитому окну…
        Рука Саши так и не добралась до пистолета. Потому что сейчас автоматы плеснут огнем, и тогда ЕГО Светило не спасти уже ничем. Мышцы ног напряглись, чуть не разрываясь в одном поистине запредельном усилии, и за миг до того, как люди в сером открыли огонь, Саша успел сшибить Светочку на пол и накрыть собой.
        В руках Дрягина и Виталия как по волшебству возникли пистолеты. Валера выстрелил первым - и один из киллеров с воплем схватился за простреленное плечо. Развернулся и сиганул вниз с подоконника. Во второго трижды попал Виталий - Саша видел, как летели кровавые брызги. Виталий стрелял удивительно твердо и уверенно. Пистолет лежал в руке как влитой. Убийца тоже нажал на спуск, но очередь прошла поверх голов. Бросив автомат, он последовал за своим напарником.
        Все произошло настолько быстро, что никто не успел даже закричать.
        - Может, вы теперь позволите мне встать? - услыхал Саша негромкий, но исполненный антарктического холода голос. Знакомый низкий голос.
        Светлана сердито смотрела на него снизу вверх. Глаза в глаза, словно… словно они в постели. Ну да, поза очень похожа. И Саша замер в остолбенении, глядя на это лицо, такое знакомое - и в чем-то неуловимо иное. Косметики нет, вот в чем дело.
        - А ну!.. - Это было сказано властно и с напором. Чья-то рука ухватила Сашу за шиворот. К носу сунулось воняющее порохом пистолетное дуло.
        - Спокойно, дорогой. - Это был уже Валера. - Расслабься.
        Покраснев до ушей, Саша поспешно вскочил, смутившись настолько, что даже не предложил руку грациозно замершей на полу Светочке. Это сделал за него Виталий.
        Вокруг уже плескалось человеческое море.
        - Что, что случилось?! - со всех сторон, десятками голосов, мужских и женских.
        - Покушение! - загремел Виталий. - Покушение!..
        …После этого началось форменное светопреставление. Кто-то требовал немедля вызвать милицию, кто-то, напротив: «Мы Ассоциация частных детективов или нет? Неужто сами не разберемся?..»
        - Я еду домой, - холодно проговорила Светлана, обращаясь к Виталию. Проговорила так, словно бы и не было бурлящей толпы вокруг.
        - Я провожу, - вскинулся он.
        - Нет. Вполне хватит моей охраны.
        Не прощаясь, она повернулась спиной и двинулась прочь. Виталий смотрел ей вслед. И показалось Саше, он намечает сейчас ту точку чуть пониже левой лопатки, куда вонзится его пуля.
        Обогнув Жлоба, Саша шагнул следом.
        - Куда? - рыкнул было тот, однако тотчас же раздался спокойный Валерин голос:
        - Не суетись, мелкий фраер…
        Виталий резко повернулся. Валера стоял, спокойно засунув руки в карманы, и глядел ему в глаза. Мирно так, бестревожно и даже ласково. Однако у Виталия вдруг отчего-то задергалось веко - и он резко отвернулся.
        На лестнице Светлану встретили трое. Несколько тихих вопросов, столь же тихих ответов - и, обступив хозяйку со всех сторон, охранники повели ее вниз. Саша кинулся следом:
        - Светило!..
        Второй раз он называл ее этим именем. Первый - в родном Питере, и теперь здесь, в диковинном, странном, чудном инфра-Петербурге, где все почти так же, как дома, - но при этом и совершенно иначе.
        Сработало. Света остановилась так резко, что телохранители едва не налетели на нее.
        - Самойлов?.. - Большие глаза взирали на приближающегося Сашу с почти мистическим ужасом. - Т-ты? Так это был ты?..
        Нет, здесь она не была уже той статуей из льда, как на пороге «Фуксии и Селедочки». Стиль, выдержка, воспитание - все осталось, и неважно, что Саша (как видно) и здесь оказался ее однокашником. Нечто иное, с ним связанное, стояло за этим возгласом, за этими широко раскрытыми глазами.
        Охранники Светланы, все, как один, выхватили оружие. Саша не обратил на это внимания.
        - Ты… ты же погиб!..
        Опять двадцать пять за рыбу деньги. Вот так так! Спасибо, удружили (правда, непонятно кто). Он, значит, тут успел погибнуть.
        - Давно? - не нашел ничего лучшего Саша.
        Но Светлана уже овладела собой. Очень быстро, надо сказать.
        - Рада, что это были только слухи, - так улыбаются богини, поглощенные иномировыми делами. - Спасибо за помощь. Очень любезно было с твоей стороны. Всего наилучшего. - Она уже поворачивалась, но не удержалась, бросила на Сашу еще один взгляд - взгляд, полный жадного любопытства. Совершенно непозволительного для светской дамы ее уровня, положения и воспитания. Отвернулась, на сей раз окончательно, и легко побежала вниз по лестнице.
        …Потом прибыла милиция. Долго и дотошно опрашивала свидетелей (приехал, кстати, тот самый Валька Кириллов, Валерин знакомый. «Территория не наша, но у нас такое недавно уже было - коллеги попросили помочь…» - объяснил он Валере). Дрягина тотчас запахали, и он наравне со всеми составлял протоколы, осматривал место происшествия и совершал прочие, столь же важные следственные мероприятия. Эксперты возились возле разбитого окна. На сколах рамы остались обрывки ниток. На полу - несколько капель крови да десяток стреляных гильз от автоматов киллеров. Две гильзы Валеры и три - Виталия.
        …Домой, в контору на Пантелеймоновской, они притащились под утром. Всю дорогу Валера сосредоточенно молчал, не отвечая на Сашины бесчисленные и порой несколько бессвязные вопросы.
        - Ну вот, все и выяснилось. - Валера бросился к папиросам, точно умирающий от жажды человек - к воде.
        - Выяснилось? Что?
        - Все это «покушение» подстроил наш друг Виташа.
        - Так я и думал!.. - вырвалось у Саши. - Пистолет…
        - Заметил?! - с невольным уважением покачал головой Валера. - Ай да помощник Арчи, ай да глаз-ватерпас! Все правильно разглядел. Когда Жлоб стрелял, у него отдачи не было. А сие запрещено законами физики. Какая б у тебя накачанная рука ни была, отдачу ты полностью все равно не погасишь. А у него пистолетик пыхал, как детский пугач. И значит это…
        - Что стрелял он холостыми, - докончил Саша.
        - Что и требовалось доказать. - Валера стряхнул пепел. - Грубовато работают господа Неведомые… хотя вот уж кто должен в нашем нутре разбираться…
        - Света для них - потемки, если только Игорь все правильно понял. Он мужик башковитый… хотя и с гнильцой.
        - Вот именно. - Дрягин кивнул. - Не люблю таких. Помню, как первый раз к нему пришел… когда фантом его больного прикончил… Как он тогда гроша передо мной ломал! Мол, я крутой, меня не тронь, я кандидат наук… Тьфу! Слизняк он, а не кандидат наук.
        - Да ладно, потом-то помог, - вступился справедливый Саша.
        - Ну да, помог, когда мы его к стенке приперли. А так бы качал свои баксы и дальше. На Майорку бы катался или там в Хургаду. Квартиру твоей бабушки бы продал… тысяч за сорок, не меньше. Словом, жил бы припеваючи. Впрочем, что-то отвлекся я, не об этой ошибке Господа Бога говорить хотел…
        - Про Виталия, - напомнил Саша.
        - Ну да, про него. Шито все это покушение белыми нитками! Я это сразу понял, едва Виташа начал от бедра палить. Отдачи нет - значит, садит холостыми. Ну тут уж комментарии излишни.
        - А что ж ты милиции не сказал? Чтобы обойму его проверили?
        - Неужели ж он дурак? Три патрона холостые, а остальные - нормальные. Майор смотрел. Как и мою «беретту», кстати. Придумали-то они все точно - у того бедолаги, что киллера играл, под одеждой киношные имитаторы ранений. В автомате патроны боевые, но из него он очередь уже как бы в агонии дал. А в окно они прыгали на обвязке. Внизу машина ждала. Без номеров. Они на ней сразу в район Митрофаньевского шоссе рванули. А там, в этой зоне жуткой… поди найди кого. Машину бросили и через железку рванули, а там небось следующая подстава ждала. Так и ушли. Грамотно вполне. Я бы и сам так поступил.
        - Значит, они Свете решили и тут Виталия подсунуть…
        - Ну, сами ли они это решили, или уже наш родной Жлоб все это спланировал, - пока тень тенью. Но прием-то старый как мир. На девушку покушаются, благородный защитник проявляет себя с лучшей стороны и немедля затаскивает в койку. Спланировали-то все хорошо, но тут мы с тобой подвернулись. Всю игру испортили. Так что если Виталий здешний не полный дурак, надо ему нас немедля убрать.
        - Может, один раз уже убирали, - заметил Саша, вспомнив загадочную Светочкину фразу. - Она мне сказала, когда увидела… мол, ты же погиб…
        - Погиб? А когда, как - ничего? - заинтересовался Валера. - От Кириллова я про такое не слышал. Ладно, наведем справки.
        За окнами медленно текли предутренние черные часы. В такое время из асфальтовых колодцев питерских дворов к унылому небу тянутся незримые тени ушедших. Ночами идут они от кладбищ, где давно снесены их могилы, к тем местам, где когда-то жили. Легкие, точно тополиный пух, поднимаются они вверх, заглядывают в темные окна, усилием мысли норовя отодвинуть занавеску, хоть краем бестелесного глаза заглянуть внутрь - что изменилось без них? Кто спит теперь там, где была детская? Иногда им это удается, и, тихо пожелав малышу доброй ночи, они уходят - в холод и липкую грязь давным-давно развороченных могил. Бабушки и дедушки, прабабушки и прадедушки и так далее - их выталкивает на поверхность подземный Петербург, их влечет назад неутолимая жажда взглянуть на свое продолжение. Иногда детишки видят их во сне… Иногда они приходят на помощь, помогая и подсказывая.
        Такие вот неожиданные мысли лезли Саше в голову, когда он стоял с зажженной папиросой у окна их конторы. Излет осени, почти предзимье. В Питере темнеет рано, а рассветает поздно.
        - Наше счастье, что Неведомым приходится отчего-то играть по нашим правилам, - заметил Саша.
        - Вот именно. Хотел бы я знать отчего, если они такие сверхмогущественные, - отозвался Дрягин. - Не люблю, знаешь ли, иметь дело с врагом, возможности коего мне неведомы принципиально.
        - Радуйся, что они не могут выдернуть тебя отсюда в любой момент и распатронить по первому разряду. - Саша отошел от окна. Темень вдруг показалась ему полной враждебно вперившихся в него глаз. Контора помещалась на первом этаже, окна выходили в короткий и узкий двор. Несмотря на решетки, Саше вдруг захотелось, чтобы этаж из первого превратился в последний. Оно как-то спокойнее.
        Валера не ответил. Вместо этого он внезапно схватился за пистолет. Саша и глазом моргнуть не успел, как загремели выстрелы. «Беретта» билась в руке Дрягина, как живая.
        - С-сука! - выпалил Дрягин.
        На расщепленном пулями паркете, среди темных пятен крови, дергалась перебитая почти пополам здоровущая крыса. Таких громадных Саше видеть еще не приходилось - в локоть длиной, не считая хвоста. На морде застыл злобный оскал.
        - Ф-фу. - Валера вытер пот со лба. - Вот ведь мерзость-то!
        - Ну и тварь. Даже не знал, что такие бывают.
        - Вот и я тоже не знал. Пока не увидел. Выбегает так спокойно из-за угла, садится, смотрит на меня и говорит по-человечески: «А ни хрена у тебя, парень, не выйдет». И подмигивает эдак гадостно. Ну, тут я ей и засадил…
        - Померещилось, - предположил Саша, но не слишком уверенно.
        - Померещилось! Если бы! Сам слышал!
        - Так ведь я-то не слышал. Значит, померещилось.
        - Дай-то Бог…
        - Тут где-то совок был… - Саша завертел головой, озираясь по сторонам. И тут же увидел вторую крысу. Такую же здоровущую. Она вынырнула из тьмы под Валериным столом, и Саша четко услыхал слова, произнесенные мерзопакостным глумливым голосом:
        - Все равно Светка нашей будет… А тебя с ним, - крыса мотнула башкой в сторону Дрягина, - мы по первому разряду распатроним.
        Пистолет в руке Дрягина вновь изрыгнул огонь. Тяжелая пуля попала крысе в голову, обратила ее в кровавое месиво, отшвырнула труп к стене; обои забрызгало веером темных капель.
        - Да что у них тут, рассадник крысиный?! - заорал Дрягин, дико озираясь по сторонам. Рука его шарила по столу в поисках запасной обоймы.
        И тут в дверь опять позвонили.
        Саша ничуть не удивился, когда на пороге возник карлик Алексей Иванович.
        - Звонили-то зачем? Небось ведь и так могли войти, - медленно произнес Саша, глядя прямо в печальные карие глаза существа.
        - Никто не может входить в чужое жилище без позволения в нем обитающих, - с достоинством заявил карлик. Не смущаясь, прошествовал к креслу для посетителей, уселся поудобнее и закинул ногу на ногу. Валера Дрягин двинулся к нему. На лице лейтенанта питерской милиции было ясно написано желание применить к коротышке все методы гестаповского допроса третьей степени устрашения.
        - Погоди, Валер. - Саша предостерегающе поднял руку. - С нами ведь поговорить хотят… А мне следовало бы догадаться. Таких совпадений не бывает. Только когда и впрямь хотят поговорить…
        - Хочу, - подтвердил карлик. - Давно уже хочу. Но смог только в этом мире. Благодарение Светлане Вениаминовне, у нее абсолютно уникальный дар. Как и у вас, Александр Юрьевич, кстати, - но у вас он несколько иной. Именно поэтому вы и не почувствовали во мне и за мной ту силу, что противостояла вам в мире Юрия… Валерий Ирбисович, опустите, пожалуйста, пистолет. Стрелять в меня абсолютно бессмысленно, уверяю вас.
        - А в крыс? - тупо спросил Дрягин.
        - В крыс? В крыс - нет. Эти маленькие симпатичные зверьки погибли невозвратной смертью, о чем я искренне скорблю. А вот я останусь невредим, даже если вы истратите на меня все патроны.
        Теперь карлик Алексей Иванович говорил совершенно по-другому. Исчез странный акцент; речь сделалась чистой, правильной и мертвой, словно у грамматического компьютера с голосовой приставкой.
        - А если я все-таки попробую? - клацнул затвор. Валера шагнул вперед. Дуло уперлось карлику в затылок.
        - Пробуйте, Валера, - милостиво разрешил Алексей Иванович. - Вы пробуйте, а я стану говорить. Надеюсь, мы придем к пониманию.
        - Если вы такие могущественные - то зачем вам разговоры, коли мы - помеха? - хрипло спросил Саша. Валера же, побледнев, опустил пистолет.
        - Вы неправильно понимаете суть происходящего, - заявил карлик. - Мы не злодеи и не убийцы. Печальные эксцессы есть печальные эксцессы, а не целенаправленная деятельность. Мы как раз очень высоко ценим жизнь. Тем более такую, как ваша, уважаемый Александр Юрьевич. Наш метод - убеждение.
        - Нас убеждать будете так же, как Сапкина? Или как Александра Иосифовича? - жестко врубил Валера.
        - Это есть трагические случайности, - ничуть не смутился карлик. - Именно случайности. И если еще можно вообразить, что ваш Александр Иосифович нам чем-то мешал, то чем мог мешать больной Сапкин? Зачем нам его убирать, да еще такими методами?
        - Самые страшные преступления чаще всего немотивированны.
        - Мы отвлеклись, - с достоинством возразил Алексей Иванович. - Давайте вернемся к интересующей нас теме. Собственно говоря, после того, как мы придем к соглашению, я охотно отвечу на все ваши вопросы, уважаемые.
        - И каковы же условия? - осведомился Валера.
        - Условия? Да очень просты. Вы не появляетесь вблизи Светланы Вениаминовны Жуковой. Вот и все. В остальном вы абсолютно свободны. У нас, как вы, наверное, догадываетесь, очень большие возможности. Мы можем, например, переправить вас - и всех людей, кого вы назовете - в ту реальность, которая вам понравится. Любой из миров будет абсолютно реален - так же, как и этот.
        - Иллюзия, - поморщился Валера. Саша же упорно молчал, стараясь встретиться глазами со взглядом карлика, а тот столь же упорно отводил взор.
        - Нет, не иллюзия, - очень серьезно заметил карлик. - Мы можем создавать вселенные из вечного хаоса. Можем созидать и можем уничтожать. Творить звезды, созвездия и галактики - для нас детские забавы… Да, мы могли бы стереть вас в пыль за единое мгновение. Но тогда рухнет весь Проект.
        - Разве сверхсила может ограждать себя условностями? - заметил Валера.
        - Сверхсила, молодой человек, только тогда и становится сверхсилой, когда ограждает себя со всех сторон условностями…
        - Погодите! - вдруг резко вмешался Саша. - Ответьте сперва на кое-какие вопросы - а уж потом мы будем решать, отказываться нам или нет. Идет?
        - Идет, - неожиданно легко согласился карлик Алексей Иванович. - Спрашивайте, Саша.
        - Вам нужны души?.. То есть - то, что мы называем душами?
        - Совершенно верно. - Алексей Иванович слегка поклонился.
        - И проникновение человека в ваши… ваши миры означало для него расставание с душой?
        - Верно. - На сей раз карлик некоторое время поколебался.
        - А то, что после этого он неизбежно погибал?
        - В этом мире - да. Но не в мире своей мечты, - хладнокровно парировал карлик. - Мне, правда, этого не доказать…
        - Вот именно, - брякнул Валера, вновь поднимая пистолет.
        - Зачем вам нужна Света? И при чем тут Виталий? - не отставал Саша.
        Карлик Алексей Иванович тяжело вздохнул.
        - Светлана Вениаминовна имеет редкий, я бы даже сказал - редчайший дар… Она может акцептировать…
        - Чего-чего? - переспросил Саша.
        - Усваивать души. Усваивать и наделять ими других.
        - Кого это? - насторожился Дрягин.
        - Всех, кого угодно.
        - То есть тех, для кого эти души добываются…
        - Можно сказать и так. Ну что, вы удовлетворены?
        - И вам надо вытянуть Светку сюда?!
        - Ну зачем же такие крайности? Напротив, мы бы хотели, чтобы она была счастлива. А где же еще может быть счастлив человек, как не в своем собственном мире? Ее место здесь.
        - А место Виталия - подле нее? - не удержался Саша.
        - Отнюдь нет. Отнюдь нет, уважаемый Александр Юрьевич! Я, очевидно, неправильно выразился, простите меня великодушно. - Карлик извлек из кармана элегантный носовой платочек и промокнул им лоб, хотя в конторе было отнюдь не жарко. - Вся моя просьба была - не появляться возле Светланы Вениаминовны… ну, хотя бы месяц по местному счету. Потом - все, что угодно. Появляйтесь, влюбляйтесь, женитесь, заводите детей… Ведь я, собственно говоря, и появился-то здесь для того, чтобы предложить вам сделку. Не скрою, что с гибелью Юры вы серьезно расстроили наши планы. Второй раз этого не повторится. Поверьте, здесь, в мире Светланы Вениаминовны, у нас гораздо больше возможностей препятствовать вам совершенно ненасильственными средствами.
        - Ну а что случится, когда Светлана окажется-таки здесь? - встрял Валера. - Что произойдет с ней там, в нашем Питере?
        - Что случится? - Карлик опустил голову. - В том мире она умрет. Точнее… уснет, а проснется уже здесь. Это, поверьте, совершенно не больно и вообще не сопровождается никакими болезненными ощущениями. Тело ее не найдут. Она будет числиться пропавшей без вести. А на самом деле - она станет жить здесь. Две личности сольются в одну. Произойдет синтез. Мне кажется, это наилучший из всех возможных исходов.
        - Грм… - выразительно кашлянул Валера. - Если б, дорогой, говорили мы не здесь, а в моем родном отделении… то не такая б речь у нас пошла.
        - Это вероятностно, а следовательно, и пренебрежимо, - карлик позволил себе чуть-чуть улыбнуться. - Итак, ваше решение?
        - Мы слышали про пряник, - ответил Саша. - Теперь хотелось бы услышать еще и про кнут.
        - Кнут? - Карлик Алексей Иванович замешкался. - Да, собственно, нет никакого особого кнута… Убивать вас никто не собирается. В отличие от вас, мы стараемся найти оправдание бытия даже для тех, кого вы называете клопами и тараканами. Мы можем основательно испортить жизнь, замучить мелкими неприятностями - что в вашем Питере, что в здешнем… Я думал, вы поймете все сразу из моего появления.
        - А зачем потребовалась вся эта петрушка со стрельбой? - спросил Дрягин.
        Карлик снова улыбнулся - чуть-чуть приподнял уголки тонких губ.
        - Это один из этапов нашего плана.
        - Но смысл, смысл! Чтобы Жукова и здесь легла в постель с вашим Виталием?
        - Где-то… в общем… правильно, - признался Алексей Иванович.
        И это оказалось его ошибкой. Потому что Саша Самойлов немедленно налился темной кровью и прислушаться к «доводам рассудка» оказался не в состоянии.
        - Я даю вам время подумать. До вечера, скажем, - карлик поднялся. - Я сожалею о своих последних словах, Александр Юрьевич… Поверьте, искренне сожалею. И еще больше я сожалею о том, что мы с вами не союзники. Это ранит меня сильнее всего. Даром пропадает, растрачивается, загнивает такая силища!.. - Карлик досадливо покачал головой. - Ну, я пошел. Вечерком загляну снова. Бывайте здоровы! Да, кстати, если вам еще денег надо - скажите. Я дам.
        - Обойдемся… - проворчал Дрягин.
        - Гордые, и это хорошо, - необидчиво констатировал Алексей Иванович. - Что ж, до вечера, молодые люди, до вечера…
        - Светило они не получат, - твердо сказал Саша. - Пусть творят хоть семижды семь вселенных, Светку я им не отдам! Зубами грызть буду, а не отдам.
        - Так это ведь и ежу понятно, - заметил Валера. - Вот если б только знать еще, что делать…
        - Жлоба надо убрать, - вырвалось у Саши, и Валера тотчас поморщился.
        - Фу, парень. Фу. Нехорошо. Элегантнее надо. Подставить - вот мое мнение.
        - Слишком сложно. - Саша махнул рукой. - А откуда ты знаешь, что у нас есть время думать? Откуда ты знаешь, что этот тип не врал про месяц? Может, у них все уже завтра на мази будет!
        - Погоди, погоди. Нам с тобой что, в сущности-то, надо? Чтобы Светлана сюда не попала, так? Один путь - убить ее. И все. Как Юрия. Но тогда… Как там Игоряша толковал? Вернуться не сможем?
        - Никого мы убивать не станем. - Саша упрямо сжал зубы.
        Хватит с него той Светочки… убитой в мире Юрия… Второй раз он на это не пойдет.
        - Ох, не знаю. - Дрягин покачал головой. Резкое лицо стало мрачно. И Саша вдруг отчего-то очень хорошо представил дергающийся в руках Валеры пулемет, косящий охрану дальнюю, косящий охрану ближнюю, косящий и самих телохранителей, невзирая ни на какие бронежилеты; и поток свинца наконец настигает Светочку…
        - Ох, не знаю, - повторил Валера. - Выбора у нас нет. Наверняка нам известен только один путь. И больше ничего. Если только ты не подскажешь чего-то иного.
        - А для этого нужно повидаться со Жлобом, - вздохнул Саша.
        Делать этого страсть как не хотелось.
        - Тогда идем. - Валера решительно шагнул к дверям.
        - Куда?
        - Как это куда? К нему, конечно. Идем, идем, я уже все выяснил…
        Когда Валера успел это сделать, Саша так и не понял. Однако же адрес Витальевой конторы лежал в кармане, а Дрягин с Самойловым отправились на Васильевский остров.
        Навороченный офис помещался во внушительного вида конторе с еще более внушительным охранником за матовой стеклянной дверью.
        - К Антонову. - Властности в голосе Дрягина хватило бы на десятерых маршалов Жуковых.
        - Назначено? - Охранник выдвинул шкафообразное тело из-за конторки.
        - Назначено, - не моргнув глазом, кивнул Валера.
        Охранник нагнулся к мятому желтому журналу, исчерканному неразборчивыми закорючками, а вот этого ему делать никак не следовало. Бандитский Петербург школил, мял и рвал Дрягина, не раз проверяя на прочность, и никакие школы частной охраны не могли заменить этого опыта.
        Рукоятка «беретты» врезалась в затылок охранника, и могучее тело тотчас беззвучно обмякло.
        - Так, так, и только так, - спокойно сказал Валера, пряча оружие в кобуру. - Холуев надо учить. Понял? Пошли, Санек…
        Накинув на руку носовой платок, Дрягин аккуратно задвинул засов на входной двери и вывесил очень кстати подвернувшуюся табличку «Неприемный день». Охранника оттащили за конторку.
        Саша, признаться, слегка обалдел от такой лихости.
        - Так ведь здесь все не взаправду, - охотно пояснил Дрягин, в стиле гестаповских офицеров из «Семнадцати мгновений весны» быстрыми мелкими шажками поднимаясь по лестнице. - Неужто мне здешнего ГУВД бояться?
        На втором этаже народу бегало довольно много, но внимания на Дрягина и Сашу никто не обратил. Сновали какие-то расфуфыренные мочалки, бледного вида молодые люди в рубашках столь совершенной белизны, что впору было надевать темные очки из опасения подхватить снежную слепоту. Мерцали экраны компьютеров, кто-то что-то чавкал в откинутый пласт радиотелефонной трубки, кто-то шлепал печатями… Словом, контора писала. И непонятно, на каком слоге делать ударение.
        Кабинет Виталия Николаевича Антонова был отделен от обиталища простых смертных не одной приемной и даже не двумя, а тремя - словно вход в Центр («Обитаемый Остров», Стругацкие). В первой - вполне симпатичная девушка с ногами примерно метр пять деловито шлепала на ксероксе. На ее заполошный крик «куда?!» Дрягин даже не повернул головы.
        - Назначено, - изрек он, словно булгаковский Максудов, направляющийся на свидание с Иваном Васильевичем.
        - Как «назначено»?! - Но Дрягин уже открывал обитую белой кожей дверь.
        Во второй приемной сидели двое жлобов, словно только что сошедшие со страниц журнала по бодибилдингу. Эти, не таясь, держали на коленях короткоствольные автоматы.
        Мгновения сжимались, спрессовывались в упругий таран. Саша шел следом за Дрягиным; его участия словно бы не требовалось. Удары внешнего мира принимал на себя Валера, а его, Сашу, просто тянул за собой, тянул с одной-единственной целью - чтобы тот понял. Потому что Валера мог стрелять, взрывать, вязать и арестовывать - но лишь после того, как Саша сказал бы ему, в кого стрелять и кого именно вязать.
        Слов Дрягина, обращенных к амбалам с автоматами, Саша не слышал. У него было в тот момент куда более важное дело.
        Он чувствовал Виталия. И, надо сказать, это было донельзя неприятно. Повторялось видение чего-то омерзительного, бледно-многоногого, совершенно чуждого всему человеческому миру. Нечто такое, что, складывая два и два, неизменно получает пять, а значит, к нему нельзя и подходить с обычными человеческими критериями. Стены расплывались и таяли, оставляя Сашу наедине не то с исполинским сухопутным кальмаром, не то с чудовищных размеров пауком… Понятно было, что это - не более чем видения, что это его, Саши, сознание тщилось преобразить совершенно невыразимое и неописуемое в хоть сколько-нибудь понятные образы, руководствуясь не зрением или слухом, но лишь отношением Саши к тому, что находилось перед ним.
        Нет, он был человеком, здешний Виталий Николаевич Антонов. Но… очень необычным человеком. За его спиной пугающей аурой веером расходился бледный ореол тускло-серых лучей - словно там медленно шевелило щупальцами диковинное морское страшилище. И оно, это страшилище, смотрело на мир глазами Виталия и слушало его ушами.
        Да, Саша не смог угадать в карлике Алексее Ивановиче посланца Неведомых… или же самого Неведомого. Но не зря ведь он заподозрил что-то неладное на той самой вечеринке! Виталий был совершенно особенным. Как и Света… как и он, Саша, если только верить доктору Поплавскому…
        Один из амбалов замахнулся на Дрягина автоматом. И мытый во всех щелоках питерский лейтенант тотчас показал своему накачанному сопернику, что в бою важнее всего голова, а не пузырящиеся мускулы. Локоть Дрягина врезался амбалу в пах. Не давая ему опомниться, Валера толкнул переколотую гормонами обмякшую груду мускулов на второго охранника. Туши их грянулись об пол с достойным Гаргантюа грохотом.
        - Мальчишки, - презрительно бросил Валера. - Держи, Санек.
        Обалдевшему от этой крутости Саше лег в руки теплый, приятно тяжелый автомат.
        - Нам надо поговорить с вашим шефом, ребята. - Дрягин небрежно отворил дверь. - Вы полежите тут пока, отдохните…
        С точки зрения стратегии и тактики идти дальше, бросив за спиной даже не связанных охранников, было чистейшим бредом - но Валера, похоже, рассчитывал именно на такой эффект.
        Третья приемная содержала в себе секретаршу совершенно немыслимой красоты и ухоженности. Ноги ее заставили бы сгрызть ногти от зависти саму Надю Ауэрман. Длиннющий перламутровый маникюр напрочь исключал всякий контакт с клавиатурой оргтехники. Спросите - для чего же здесь сидела такая фифа? Да-да, именно для того самого. Подавать кофе боссу. Дальнейшее додумайте сами. В меру своей испорченности.
        Дверь в кабинет Виталия была открыта. Сам хозяин стоял на пороге. В тоске и тревоге, что называется. Он знал, кто пожаловал к нему в гости.
        За спиной Саши и Валеры вскинулись было обезоруженные амбалы - Дрягин легко повел стволом в их сторону, и жлобов как ветром сдуло. Обладательница чудо-ног - посрамления Нади Ауэрман - позорно завизжала и на карачках поползла под стол, безжалостно раздирая тонкую лайкру.
        Виталий стоял, скрестив руки на груди, и глядел в глаза Саше. Только ему. Ему одному.
        - Что ты тут делаешь… Двоечник?
        - Кт-то? - Это было настолько неожиданно - и в то же время подсознательно ожидаемо, что Саша растерялся на миг. Впрочем, от него ничего говорить и не требовалось. Дрягин слегка надавил на спусковой крючок, и Саша заметил, как по виску Виталия скатилась внезапная капелька пота.
        Укатали сивку крутые горки…
        Да, ты не тот Виталий-победитель, которым был в нашем родном Питере. Ты, здешний, куда пожиже… похлипче… и это понятно: ведь мир, в котором мы сейчас, - творение Светочки, а она - неосознанно, верно, - сопротивлялась любой власти над собой. Вот и подрезала она тебе крылышки-то, голубь мой сизокрылый…
        - Извини, обознался, - вдруг с явным облегчением вздохнул Виталий. Это казалось странным. Человек, стоящий под дулом автомата, вдруг необъяснимо успокаивается, объяснив себе, что явившийся к нему вооруженный тип - не есть некий «Двоечник». Это что, местный мафиози, которому вовремя не заплатили положенное? - Так какое у тебя ко мне дело?
        Валеру он игнорировал напрочь.
        Девица под столом, сообразив, что ее вот так сразу, немедленно не станут ни расстреливать, ни даже насиловать (о чем она, возможно, в глубине души и пожалела), перестала верещать и даже сделала попытку (неудавшуюся, правда) одернуть высоко задравшуюся юбку.
        Понимает, думал Саша в эти очень длинные мгновения, глядя прямо в глаза Виталию. Понимает, что главный здесь - не решительный Валера Дрягин, крутой питерский сыскарь, не боящийся ни Бога, ни черта, а он, Саша Самойлов, не размазня, но и не самый ловкий, не слабак, но и далеко не самый сильный. Он, он, именно он, и от того, чем закончится этот их поединок, будет зависеть - жить Светочке или умереть.
        Тяжелый взгляд Виталия давил, словно тысячепудовый таран. А за спиной модно одетого денди-бизнесмена Саше чудился маячивший там карлик Алексей Иванович, подлинный дирижер разыгрывавшейся здесь драмы. На сей раз Алексей Иванович уже не смеялся и не произносил высокопарных слов о неприкосновенности жизни или о ее же высшей ценности. Сашин взор проникал сейчас сквозь стены, лучше всяких электронных приборов считывая несущуюся по кабелям информацию. Нет, карлик Алексей Иванович не уподоблялся Саваофу Карающему, не низводил с небес пламя на землю, не устраивал из здешнего Питера второй Содом (или вторую Гоморру, уж как кому нравится), выказывая свои сверхчеловеческие возможности тем, что собирал сейчас к Валериному офису все местные ОМОНы, СОБРы, группы захвата и вообще все, что имелось в здешней реальности для борьбы с террористами. Очевидно, сила Светочки оказалась такова, что даже Неведомые, дав жизнь этому миру, утратили полную власть над ним. Не могли погасить солнце, не могли пролить на город ни с того ни с сего напалмовый дождь, подвесив предварительно в небе сотню-другую вражеских
бомбардировщиков, не могли наслать стадо огнедышащих драконов… Все, что они могли, вполне укладывалось в рамки привычного, давно известного.
        Ничего сверхъестественного.
        Виталий медленно шагнул вперед. Его движение вывело Сашу из ступора.
        - Я тебя уничтожу, - неслышимо для остальных шевельнулись губы Виталия.
        - Это мы еще посмотрим, - так же беззвучно ответил Саша.
        - Она будет здесь. И моей. Как… как и там, откуда ты явился.
        Ого! ЭТОТ Виталий - жалкая копия настоящего, созданный одним лишь подсознанием Светочки, - оказался далеко не так прост. Он знал непозволительно много. Но - переоценил себя. Тратя драгоценные миги, Саша, словно шпагу, вонзил взгляд в глаза противнику.
        - Отвечай!.. Что ты хочешь с ней сделать?..
        На лице Виталия мгновенно проступил пот. Странно - они с Сашей словно бы выпали из общего потока времени, для них оно странно убыстрилось. В приемной никто не успел даже пошевелиться, даже вздохнуть, а Саше казалось, что они стоят глаза в глаза с Виталием уже целую вечность.
        По щекам Антонова разливался лихорадочный румянец. Он сопротивлялся изо всех сил - но Саша, ломая его защиту, вонзал обжигающую нестерпимым холодом ледяную иглу своего взгляда все глубже и глубже в чужое сознание, вонзал - и внутренне содрогался от открывавшихся ему картин…
        - Она должна быть здесь. И - со мной. И - творить. Наделять. Душами, - прохрипел через силу Виталий.
        - Наделять - тех самых? - давил Саша.
        - Тех, тех, - вдруг недовольно сказал голос карлика Алексея Ивановича. Брезгливо отряхивая шляпу рукавом, посланник - или соглядатай? или марионетка? или робот? - кто знает? - появился из-за спины Виталия.
        - Вы, оказывается, очень шустры, дорогой Александр Юрьевич, - вскользь заметил карлик, вплотную подходя к Саше. - Как жаль, как жаль - у меня просто нет слов! - как жаль, что вы не с нами! А ведь какие перспективы открывались, какие сверкающие, ни одному человеку не доступные перспективы! - Карлик покачал головой с неподдельным сожалением. - А вы все это отвергли. Вы не вняли моим предостережениям.
        - И что же теперь? - проговорил Саша. Рука его помимо воли поднимала автомат.
        - Что же теперь?.. Вы встали поперек дороги такой силе, что лучшие из лучших ваших фантастов не смогут описать ее мощь даже приблизительно. Считайте, что вы бросили вызов Богу. А этот господин очень не любит, когда ему становятся поперек дороги. - Алексей Иванович покачал головой.
        - Так что же вы тогда ничего не делаете? Что стоите сложа руки? Зачем вам вся эта комедия? - Саша сам ринулся в наступление.
        - Душа - это настолько тонкая и трудно поддающаяся анализу материя, что грубая сила здесь ничего не решает, - очень серьезно сказал Алексей Иванович. - Я не перестаю пытаться переубедить вас, Александр Юрьевич… И, право, мне очень жаль, что вы окончательно перешли в оппозицию. Посудите сами, сравните - что мы предлагаем вам и что вы имеете. Мы согласны даже даровать вам бессмертие. Извечная мечта вас, людей! Разве не так?..
        - И взамен вы потащите с Земли души? Сколько вам потребно? - перебил Саша.
        За спиной карлика Алексея Ивановича тяжело и хрипло дышал Виталий.
        - Потащим, - медленно кивнул карлик. - Но это будет честная сделка. Каждый получит то, о чем мечтал. Разве это плохо? А душа… это ведь, извините, Александр Юрьевич, не тот сакральный призрак в белых одеждах, что после смерти воспаряет на воздуси, к Божьему престолу… Все гораздо сложнее. Ментальный код личности… впрочем, сейчас не время и не место для таких дискуссий. Вы не сможете понять, а я не смогу объяснить… - Он досадливо махнул сморщенной лапкой.
        - А Светлана…
        - Станет равна вашей Богоматери, - без тени улыбки заметил Алексей Иванович. - Да, у нее уникальный, РЕДЧАЙШИЙ талант. Талант наделять… э-э-э… душами.
        - А какой же тогда талант… вот у него? - внезапно спросил Саша, кивком головы указывая на Виталия.
        Карлик чуть заметно усмехнулся - едва-едва, самыми уголками губ.
        - Понимаю, понимаю вас, Александр Юрьевич! Чтобы расположить вас к себе, мне придется отвечать на ваши вопросы - а вы потом в последний момент возьмете да откажетесь… Впрочем, это уже не имеет никакого значения. Вы выйдете отсюда нашим союзником или не выйдете вообще. Так вот, Виталий Николаевич - тоже уникальный человек. Он един во всех мирах. Он тут и там. Можно сказать, у него множество двойников… и он способен воспринимать информацию, идущую от них. Здесь у него одна задача - вытащить сюда Свету… И здесь - только здесь! - он наш сознательный союзник. Прототип, так сказать, еще не обо всем догадывается… Он поддерживает связь с вашим миром… где роль якоря сперва играл Юрий, но вам удалось оборвать эту ниточку… Впрочем, прошу извинить меня, но наша увлекательная беседа несколько затянулась. Пришло время решать, Александр Юрьевич. - Кряхтя, карлик соскользнул с кресла.
        - А зачем вам души? - вдруг спросил Саша. - Зачем Богу грешные человеческие души? Или там дьяволу?
        Алексей Иванович улыбнулся.
        - Представьте себе, Александр Юрьевич, то, что неверно именуется вами «душой», и в самом деле бессмертно. Так вот. У вас - у людей, я имею в виду - она есть. А у нас… неважно, как мы зовемся в действительности и как выглядим, ее нет. Вот и все. Мы хотим просто купить у вас эти души. Ну, теперь вы знаете все. Можете решать. А чтобы вам было уж совсем понятно… почему мы еще не превратили вас в первичную протоплазму… души, как я уже сказал, материя очень тонкая. Их нельзя взять силой. А уничтожение вас, с вашим громадным даром… может обернуться столь же громадными трудностями. Да, да, не удивляйтесь, это и впрямь парадокс - наши самые сильные противники являются одновременно и теми столпами, на которых зиждется все наше предприятие. Позвольте мне не вдаваться в технические подробности, хорошо? Примите это просто как данность. Тем более что мы вас и в самом деле не убиваем - следовательно, я не лгу.
        Потом оказалось, что вся эта молчаливая дуэль не заняла и секунды. Саша внезапно и резко развернулся, рванув за рукав Валеру. Нужно было уходить. Алексей Иванович наверняка постарался, чтобы им сели на хвост местные спецслужбы.
        Грохочущий поток времени обрушился на них.
        Именно в этот момент Дрягин выстрелил. Кто-то из амбалов Виталия оказался то ли излишне храбр, то ли излишне самоуверен. Во всяком случае, он оказался настолько глуп, что прыгнул на Валеру сзади.
        Автомат коротко огрызнулся. Что-то завопил карлик Алексей Иванович - похоже, удерживая Виталия. Но было уже поздно. Ствол дрягинского «АКМС» описал полукруг, и упругая свинцовая струя прошила сперва Антонова, а затем и карлика.
        И тут оказалось, что слова о неуязвимости были всего-навсего блефом. Во всяком случае, та телесная оболочка, в которой посланец Неведомых явился к Саше и Дрягину, противостояла пулям так же плохо, как и обычный человек.
        - Так хорошо притворяться может только труп, - заметил Валера, склонившись над карликом. - Уходим, - спокойно закончил Дрягин, бросая автомат.
        Глава четырнадцатая
        ЮРА. Света. Игорь. Саша. Виталий
        Юрия мучили кошмары. Вернувшись от доктора Игоря, он против обыкновения не стал приставать к Илоне, а, сославшись на усталость, прилег.
        Ему снилось нечто жуткое. Он бежал, по пятам преследуемый каким-то двухголовым монстром, одна из голов которого отчего-то имела лицо шефа, а вторая - того самого маловразумительного «ассистента». Юрий спасался, бежал, продираясь сквозь какие-то джунгли, проваливался в ловушки, застревал в волчьих ямах, а топот монстра раздавался все ближе и ближе…
        Несколько раз на цыпочках заходила Илона, но, не дерзнув потревожить, так же тихо уходила.
        Юрий проспал весь вечер и всю ночь - не раздеваясь, на диване в гостиной. Наутро он проснулся с сильнейшей головной болью и полным неведением насчет того, за каким хреном его вчера понесло в эту самую «Фуксию». Дурит шеф, ох дурит… Во всем остальном - железная хватка, а вот с этой конторой - как околдовали его. Ох. Юрий вспомнил. Он прощается с доктором Игорем, выходит… идет в коридор… и слышит прощальную фразу Поплавского: «Да, да, пожалуйста, Юрий Петрович, тридцать две тысячи пятьсот рублей в кассу за кабинет психологической разгрузки…» На кой черт ему, Юрию, эта самая «разгрузка»? Пивка выпить - вот и весь сказ.
        Света повернула ключ в замочной скважине. Гардена, бежняжку, так и не выпустили - воет, надрывается, запертый. Чем-то наш славный повелитель нас, бунтарей, встретит? Либо ледяным презрением обольет, либо… сделает вид, что ничего не случилось. Потому как сильно гневались батюшка-барин.
        А оказывается, они и не гневались вовсе! Цветами встречают. Розами. Длиннющими-и!.. Метра полтора каждая. И, похоже, недавно срезаны. Вот только… что у него с лицом?
        Под глазами у Виталия залегли широкие синюшные круги. Словно пил неделю. Светочка не удержалась - осторожно втянула ноздрями воздух. Нет, спиртным совершенно не пахнет.
        - Как сходила, Сиропчик?
        - Спасибо, так, прошвырнулась немного…
        - Мне уехать надо. Останешься за командира. На звонки не отвечать, дверь никому не открывать, ухажерам записочки из окон не швырять. - Пытается шутить, а глаза совершенно бешеные. Из-за меня?.. Да нет как будто. На работе что-то?
        - Помнишь тех «дойчей», что ты по Русскому гоняла? Ну так вот откликнулись. Хорошее дело. Надо спешить.
        Вот это да! Наш повелитель, наш фараон, наш сфинкс снизошел до рассказа о своих делах! Невероятно.
        Виталий уже надевал плащ.
        - Целуй сюда. - Как обычно, подставил щеку и скрылся за дверью.
        Светочка осталась одна. Что-то с нашим пресветлым солнышком нынче не так… Впрочем, хватит о нем. Правильно я подумала - человек-волк. Волк-одиночка. Самый опасный из всей волчьей породы. Никогда и ни с кем не станет откровенничать. Если что-то кому-то говорит - значит, это отвечает его планам, не более. Отвечает на данную минуту. А в следующую отвечать перестанет - и все. Ай, ладно, что я все о нем да о нем?..
        В мягком кресле глаза закрылись сами собой. Да. Белый песок… море, какого никогда не может быть в реальности… вкус соли на губах… Громадный, бесконечный пляж - и ни одного человека. Вообще ни одного живого существа. Это было хорошо… какое-то время. Потом надоело. И она вернулась. Доктор Игорь был вежлив, любезен и предупредителен. «Приходите к нам еще». Светочка потянулась, точно молодая пантера. Придем, придем… придем непременно, если только наше солнышко незакатное денежное довольствие не урежет.
        Однако при всем при этом в голове бродила и еще какая-то мысль. Странная и непонятная, она ломала весь кайф.
        Людмила Афанасьевна, соседка Эммы Петровны. Людмила Афанасьевна, которой внезапно, как снег на голову, свалилось лекарство от тромбофлебита. Гуманитарная помощь! Светочка фыркнула. Знаем мы эту помощь.
        Телефон притягивал и в то же время пугал. Кто-то обещал честно и немедленно сойти с ума, если Иван станет обладателем пяти сотен баксов, не забыла, подруга?.. И все-таки неизвестность еще хуже. Светочка колебалась недолго, подтянула поближе аппарат и нащелкала номер, очень кстати всплывший из потайных глубин памяти. Конечно, следовало бы действовать тоньше, выяснить все, что тебя интересует, через ту же Калерию Карловну… но сил ждать у Светочки уже не было.
        Трубку взяла сама Людмила Афанасьевна. И ничуть не удивилась, услыхав Светочкин голос.
        Да, жизнь их резко изменилась к лучшему. Да, внезапно появились и деньги и лекарства. И за это ей, Светочке, громадное спасибо, и пусть она, Светочка, не беспокоится - Людмила Афанасьевна никогда и ничего Ивану не скажет, а то он такой гордый, от всего тотчас откажется…
        Светочка не помнила, как ей удалось свернуть разговор и добраться до прихожей. Пальцы срывались, пуговицы выскальзывали из рук. Туда, туда, скорее туда! Она умрет, если НЕМЕДЛЕННО во всем не разберется. Да-да, умрет самым натуральным образом. Ну, хорошо, она способна поверить в сильный и очень качественный гипноз. Но чтобы ее поступки в вымышленном, иллюзорном мире немедленно воплощались бы в мире реальном? Это было выше ее понимания.
        Через пять минут она была уже возле «Фуксии».
        Виталий отъехал от дома совсем немного. Велел Степану остановиться так, чтобы просматривалась парадная. Мысли у Антонова были четки и ясны. Он ПОМНИЛ ВСЕ.
        Да, сделка совершена. Миллионы тел - за миллионы душ. Осталось довершить последнее. Юрку-таки вышибли из его «Звездных войн»… теперь Хозяевам не скоро удастся вновь установить прицел. Но все это неважно, пока есть он, Виталий, избранный. Вечный Властитель, который свернет в бараний рог весь этот гнусный миришко, - в одном ряду с миллиардами других, дарованных ему.
        Сейчас Света выйдет из дома. Она не усидит. Она поедет в «Фуксию». Ей некуда больше деваться. И тогда он довершит дело. ПРОВОДНИК И ЖЕНЩИНА, звенело у него в голове. Второй раз он не совершит той же ошибки, что сделал его двойник в Светланой придуманном мире. Трус, слабак! Это она сделала его таким. Даже Хозяева не смогли его спасти. Впрочем, это все равно что сломать ноготь. Отрастет новый. Он, Виталий, все исправит. И в том мире он тоже наведет свои порядки. Непременно. Никто не уйдет от возмездия.
        - Трогай, - негромко приказал он шоферу, едва только Светочка появилась из подъезда. - Давай в «Селедочку», приятель.
        Все путешествие, как и в прошлый раз, заняло у Саши и Валеры по земному времени считаные минуты, а процесс обратного перехода - мгновение, не больше. После первых бессвязных восклицаний, когда все наконец успокоились, Саша поднял руку, призывая к вниманию.
        - Ну, кажется, и вторую дырку мы заткнули.
        - Это как? - тотчас выпалил еще не успевший уйти Шестаков.
        - Да вот так. - И Саша принялся рассказывать. В наиболее патетических местах вступал Валера. Особо подробно Саня остановился на беседе с карликом Алексеем Ивановичем.
        После этого надолго наступило молчание.
        - Ничего удивительного, - наконец выдавил из себя Игорь. - По теории вероятностей, рано или поздно нечто подобное должно было свершиться. Космос бесконечен… число вселенных бесконечно… Что, если и в самом деле есть такая раса, познавшая мир до самого последнего кварка и самой последней капли глюонного клея… (никто, кроме Дрягина, этих мудреных слов не понял). И наконец наткнувшаяся на нас… погрязших Бог весть в чем, но имеющих…
        - Ментально-психосоматическую субстанцию, - уточнил Дрягин.
        - Наверное, - слабым голосом откликнулся Поплавский. - Вероятность столкновения с такой суперцивилизацией - ноль целых хрен десятых, но ведь всякое возможное событие теоретически имеет право осуществиться в любой момент…
        - Ну, так что, мы им закрыли дорогу? - Более практичный Миша Шестаков мыслил иными категориями.
        - Якоря - директора Юры - больше не существует, - ответил Саня. - Свету им к себе не утянуть. Остается только один - Виталий Антонов.
        - И остается еще достопочтенный Игорь Валерьевич Поплавский, - вдруг заметил Дрягин. - Доктор Поплавский со своим аппаратиком, который-то этой нечисти дорожку к нам и открыл…
        - Господи, а аппарат-то здесь при чем? - удивился Игорь.
        - Уж не собираешься ли ты, Поплавский, его и дальше в том же духе использовать? - нехорошо прищурился Валера. - Признайся, небось собираешься, а? Ну так не бывать этому!
        Валера внезапно подскочил к аппарату. Рванул провода. Жалобно затрещали клеммы. Но, видно, эффект ему показался маловат - через секунду он вооружился стулом.
        Присутствующие ошеломленно наблюдали этот акт вандализма. Никто не двинулся с места, и только лица выражали самые противоречивые чувства. И ужас, и страх, и жалость, и облегчение…
        - Гражданин Поплавский, - внезапно обессилев, сказал Дрягин, - садитесь и пишите заявление о разбойном нападении на ваш оздоровительный центр. Пострадал только ваш кабинет. Ничего не пропало, но оборудованию, - он с отвращением обернулся на то, что осталось от аппарата, - причинен значительный материальный ущерб - оцените сами. - Он вытер пот со лба и задумчиво поглядел на компьютер. На экране по-прежнему высвечивалась чья-то нейрограмма. Похоже, у лейтенанта чесались руки увеличить этот самый ущерб.
        В самый разгар этой вакханалии на пороге внезапно появилась Светочка. Глаза ее метали молнии. Казалось, она готова была убивать голыми руками. Даже неустрашимый Шестаков невольно попятился.
        - Игорь Валерьевич, вы должны мне кое-что объяснить.
        - Не стоит. - Спокойный голос заставил всех вздрогнуть. - Я сам тебе все объясню. И очень скоро.
        В дверях стоял человек.
        - Все в сборе, - то ли спросил, то ли констатировал он. - Готовы к борьбе.
        Игоря прошиб холодный пот. Он узнал ТО САМОЕ, ЧУЖОЕ ЛИЦО, которое так поразило его во время последнего сеанса Виталия. Каждой клеточкой, каждым нервом он почувствовал: ВРАГ. Секундой раньше это понял Саша.
        - Игорь Валерьевич, вы хотели снять мою новую нейрограмму? Это очень просто. - Человек подошел к столу, взял ручку и на первой попавшейся бумажке крупно написал сверху: «Антонов Виталий Николаевич». После чего провел посередине идеально ровную черту и подал листок доктору.
        - Пожалуйста.
        Затем повернулся к Светлане.
        - Нам пора.
        - Ты блефуешь, Антонов, - раздельно произнес Саша, глядя ему в глаза. - До нее тебе уже не добраться.
        Словно волна горячего воздуха поднялась между двумя мужчинами. Игорь единственный видел, как сквозь эту волну пробегают быстрые тени - от головы к голове. Вот уже сплошное серое облако накрыло Сашу и Виталия… Через мгновение оба рухнули на пол.
        Интерлюдия XII
        Цукоша возился около костра, помешивая ложкой кашу и немузыкально напевая себе под нос. Дима уже закурил свою утреннюю и теперь беззлобно переругивался с Леней. Настроение было отличное у всех, кроме Двоечника.
        - Еще с ночи, понимаешь, башка разболелась, - буркнул он.
        С ночи… С ночи… Вомбат уже второй раз сосредоточенно перешнуровывал ботинки, не решаясь глянуть в сторону Сани. Почему-то не покидало ощущение, что именно ночью произошло что-то мерзкое и стыдное, в чем именно он, Вомбат, принимал непосредственное участие.
        Двоечник уныло бродил вокруг, почесываясь. Вдруг он стал как вкопанный и заорал:
        - Какой кретин вчера выбирал место для ночевки?!
        - Я, - спокойно ответил Цукоша, не оборачиваясь, - а что?
        Вомбат с интересом вытянул шею: что это так взбесило тихоню Двоечника? А-а-а, ясно. Вот теперь уже и Командир был готов если не заорать, то хотя бы сурово прикрикнуть на Азмуна. Окрыленный великой победой над Длинным Мохаммедом, тот не удосужился посмотреть, куда ложится спать Команда. И вот результат: Вомбат с Двоечником всю ночь, оказывается, проспали башками в зарослях «дурак»-травы.
        - Ч-черт, - прошипел Саня, топча короткие бледно-зеленые стебли, - не мог посмотреть как следует?
        - Так темно уже было, - оправдывался Цукоша, виновато улыбаясь.
        - Чего ухмыляешься? - Двоечника было не остановить. - Сейчас суну тебе пучок травы в кашу вместо приправы - повеселишься у меня!
        Да ерунда, в общем, ничего страшного. Вомбат сам видел, как в Таборе некоторые любители курили «дурак»-траву. Правда, особой популярностью она у потребителей дури никогда не пользовалась - слишком непредсказуемым было ее действие. Кого-то тошнило, кто-то просто засыпал на сутки. Очень редкие счастливчики ловили на ней свой странный кайф. Кстати, Цукоша, еще до прихода в Команду, говорят, был жутким закидоном и знал в округе все цветочки-лютики, способные увести желающих как угодно далеко. Умный Квадрат и здесь не сплоховал: в первый же раз начисто отбил у Азмуна порочные наклонности.
        - Ф-фу-у, - облегченно выдохнул Вомбат. Вот все и объяснилось. - Есть скоро будем? А то уж брюхо подвело…
        - Ну так садитесь, все уже готово! Что вам, завтрак в постель подавать? - Цукоша строил из себя незаслуженно обиженного.
        Вомбат быстро проглотил три ложки вкуснющей каши и опять ушел в свои мысли. То есть даже не ушел, а пытался разобраться в их бестолковой кутерьме. Ну что? Все идет прекрасно. Вчерашний день оставил приятную усталость в руках и сознание того, что еще одной подлой гнидой на земле стало меньше. Где-то далеко скреблось сожаление о погибших Зеленом и Штрипке, и Вомбат удивился, насколько далеко. Самым неуютным оставался вопрос: куда пойдем? Эх, видно, и тебе по голове треснуло дурак-травой. Чего тут думать? Вариантов - до фига. Можно тупо двинуть на север - давно уже в Таборе не были, там и работенка всегда подыщется. Шибко интересного не обещаю, так зато и риску меньше… Можно - через холмы и Просеку, в Летающую деревню - поразвлекаться. Если кому очень охота жареного - почему бы на Железку не сходить? Запал, запал в душу тот симпатичный вагон с боекомплектами, который мы со Штрипком грохнули. А Стармех, например, давненько в сторону Города посматривает. Жаль, Зеленого не уберегли, связи теперь совсем нет. А самим туда соваться… Не-е, Дим, отказать. Чужая территория. Заманчивая, но слишком чужая. Если
с нами в Городе что-нибудь случится, где я тебе там Квадрат возьму? Стой-стой, еще секунда… Еще секунда, и Вомбат ухватил бы нужную мысль, но в этот момент Стармех сильно толкнул его под локоть и, давясь смехом и кашей, прохрипел:
        - Глянь, глянь, Двоечник-то умора!
        Вначале Командир даже не сообразил, что так развеселило мужиков. Мрачный Саня сидел на земле и остервенело тер лицо. Не веря своим глазам, Вомбат разглядел на его розовых щеках отличную новехонькую жесткую щетину.
        - Ну, ты кабан! - Стармех таки подавился кашей и, кашляя, упал на траву.
        Чудо? Еще бы! Командир с доброй укоризной смотрел на Двоечника. Про Луну заливал, а сам вот что у Квадрата выпросил? Теперь уже казалось, что и в плечах наш хрупкий пацан стал пошире… Но краснеть… нет, краснеть не разучился. А засмущался-то, засмущался - чуть слезы на глазах не выступили…
        - Все нормально, Сань, это мы не со зла. Не обращай внимания, ешь.
        - Колется, - пожаловался Двоечник, вызвав новый взрыв восторга.
        Примерно через час Вомбат серьезно оглядел ребят:
        - Все, народ, хватит брюхо тянуть. Пора головой поработать. Куда двинем? Прошу выступать по очереди и соблюдать регламент. - Мудреное слово легко выскочило из него, хотя - провалиться на этом самом месте - Командир не смог бы сказать, из каких затопленных подвалов памяти оно взялось.
        - Ну-у, - потирая руки, начал Стармех (кстати, никаких заместителей, слава Богу, Вомбат не держал, но - традиция: второе слово всегда было за Димой), - я думаю, неплохо было бы сгонять в Летающую деревню. Отдохнем, расслабимся. Повод есть, - я правильно говорю, мужики? - не каждый день Длинного Мохаммеда мочим… Ну а потом, - хитрый взгляд в сторону Командира, - можно и в Город наведаться…
        - Эй, эй, прыткий какой! «Сгонять» в Летающую! Ты видел, где сейчас Новое Русло?..
        - На хрена нам этот Город!..
        - Я в Летающую деревню не пойду! В прошлый раз «чернильницей» так траванулся…
        - Так ты ее не пей!
        - А что мне ею - горло полоскать?..
        - Мужики, давайте лучше в Табор. Хоть под крышей выспимся…
        Все. Диспут разрешите считать открытым. Вомбат слушал, не вмешиваясь, как четверо здоровых мужиков (ладно, четверо, - польстим немного Сане) орут друг на друга, как малые дети в песочнице. Ну, всем похоже, кроме, пожалуй, используемых выражений.
        И опять кто-то глубоко внутри тихо удивился: кто же детей в «песочницу» пустит? И сам же себе ответил: да не в нашу, а в обыкновенную, досочками огороженную, с формочками и совочками… Тьфу, дьявол, где ж ты ее такую видел?
        - А ты почему молчишь? - Леня подозрительно смотрел на Командира.
        - Слушаю.
        - Ну? Небось сам уже все давно обдумал и решил?
        - Да нет, просто… - Тут Вомбат понял, что действительно все уже для себя решил. Он даже удивился, почему такая простая мысль не приходила никому в голову раньше.
        - Сань, - от предчувствия правильности догадки голос Командира чуть дрогнул, - достань-ка карту…
        Мужики немедленно перестали спорить и сгрудились вокруг разложенной на земле карты. Трепаная-перетрепаная, она собрала на себе почти все их похождения за последние… м-м-м… полтора года. Самая первая, чистенькая и наивная, сгорела во время высадки на Остров Цзи-Цоя (Цукоша тогда еще не пришел в Команду. У нас был другой врач, он же и пилот вертолета. Да-а, вертолет…).
        - Давай, дружок, у тебя память молодая. Отмечай, где мы находили Квадрат. А еще лучше - если вспомнишь, когда это было.
        В работу включились все. Саня, как всегда, побелел от напряжения. Леня морщил лоб, но ничего путного припомнить не мог. Стармех азартно повалился на пузо и тут же начал тыкать грязным пальцем в карту, стараясь перекричать всех. Общими усилиями через три часа, обильно перегруженных воспоминаниями, руганью, обидами и примирениями, перед глазами Вомбата предстала оч-чень поучительная картинка.
        - Ну и что? - отдуваясь, спросил Азмун. - Какого хрена мы тут напачкали?
        Дима стоял, прищурившись, и, похоже, уже догадался, что к чему.
        - Кажется… кажется, я понял.
        - Что? - Ох, ну и бесит меня иногда Цукоша своей тупостью!
        - Нет… - Теперь уже Стармех сомневался. - Вомбат, по-твоему, в этом есть какая-то система? Он что, идет за нами?
        - Кто? Квадрат? Ты в своем уме?
        - Тогда как ты объяснишь… Черт, почему мне это раньше не приходило в голову? Посмотри. Как только нам… как только у нас что-то случалось, он всегда оказывается рядом!
        Двоечник не отрываясь смотрел на карту, кивая головой. Он, похоже, не слышал ничего вокруг. Медленно, словно во сне, он вдруг протянул руку и ткнул пальцем куда-то в середину.
        - Отсюда… - Жуткий мертвый голос, казалось, раздавался у него из живота. - Отсюда они выходят…
        В голове у Вомбата словно включили яркую лампу. Есть. Вот оно.
        - Мужики, - вкрадчиво, как ему показалось, начал он, - а не сходить ли нам в это гнездо?
        - Черт возьми, о чем вы? - Кажется, Азмун разозлился.
        (Он что - вслух прошелся о его тупости?)
        - Ну не гнездо! Я не знаю, как это назвать! Откуда берутся Квадраты?! Ты слышал? Двоечник сказал, что они выходят из одного места! Разве тебе не интересно узнать - откуда? И почему Квадрат всегда двигается в нужном направлении - а именно к нам?
        Вомбат совершенно не ожидал такого отпора. Мужики, как один, стали против него. Аргументы были самые разные - начиная с простейшего Цукошиного: «А что я там забыл?», кончая стармеховским кондово-крестьянским: «На хрена резать курицу, которая несет золотые яйца?» Только Саня. Саня… молчал? Что-то странное творилось с Двоечником. Его будто трясло и корежило. С мучительной гримасой он смотрел по сторонам, не в силах выговорить ни слова. Вомбат отчетливо понимал, что все происходящее - не пустая буза, которую можно прекратить одним суровым окриком. Они все посходили с ума! Моя Команда взбунтовалась! Моя Команда?
        Стряхивая с себя последние сомнения и неуверенность, Вомбат спокойно сказал:
        - Собирайте свои манатки и можете валить на все четыре стороны. Со мной пойдет Двоечник. Все. Свободны.
        После минутного ошалелого молчания заговорили разом. Но это был уж ненужный, бесполезный шум. Словно режиссер кукольного театрика, Вомбат стоял, глядя на суетливых, мелких, НЕНАСТОЯЩИХ людишек, которые открывали рты, выпучивали глаза и махали слабыми ручонками.
        Проклятье. Ведь мне даже жаль этот мир, так вкусно и здорово я его придумал.
        - Пошли, - почти не разжимая губ, произнес Вомбат, обращаясь к Двоечнику. Остальные его уже не интересовали. Живые декорации. Спасибо. Можно убирать. Занавес.
        Нет, вы поглядите! Этот звереныш, этот недоделанный невротик стоял, расставив ноги, совсем как взрослый, и белыми от ненависти глазами смотрел на Командира.
        - Я никуда с тобой не пойду.
        - Пойдешь. - Этот прощальный спектакль позабавил бы Вомбата.
        Но в другое время. Сейчас он вдруг понял, КАК он устал от этих игр в «казаки-разбойники». Еще он понял одну очень важную вещь. Во всем этом фантомном мире НАСТОЯЩИМИ были: он сам и та точка на карте, в которую ткнул тонкий пальчик нашего мальчика-компаса. Но я же НЕ чувствую, ГДЕ она! Он не пойдет. Понимаешь, он не пойдет с тобой! Неужели поторопился? Неужели не доиграл и раньше времени выкрикнул финальную реплику? Но режиссер-то здесь Я!!! Господи, откуда я знаю это жесткое, волевое лицо? И глаза, в которых смерть. Моя смерть.
        - Двоечник, - слабо произнес Вомбат, - ты должен идти…
        - Ты блефуешь, Антонов, - повторил (?) знакомый голос. И Виталий (Вомбат?!) с ужасом подумал, что сейчас наверняка проснется дома, лицом в подушке, потому что воздуха… мало… сердце…
        Эпилог
        - Инфаркт. Обширный инфаркт, - говорил врач «Скорой» заплаканной женщине, бегущей рядом с носилками, - боюсь, не довезем. Ну и жизнь пошла - молодые мужики мрут как мухи.
        Растерявшиеся телохранители о чем-то спорили с медсестрой реанимационной машины.
        Виталий угасающим взглядом поглядел на вечернее небо и, последний раз улыбнувшись, подумал: «Молодец Двоечник, выпросил-таки себе Луну…»
        Миша Шестаков очень скоро ушел из милиции. Он стал командиром знаменитых «Выборгских крысоловов». Ученым удалось разобраться в причинах, вызывающих образование у крыс столь необычной железы. К сожалению, довольно высокая скорость размножения грызунов привела к широкому распространению мутантов в тоннелях. И, несмотря на хорошо подготовленную операцию по уничтожению крыс, единичные случаи внезапного помешательства людей в метро наблюдались еще несколько лет.
        Доктор Поплавский вступил во владение квартирой Оксаны Сергеевны, выиграв несколько судебных процессов у ее родственников. Через полгода после описанных событий продал машину, квартиру Людецкой, собственную комнату в «коммуналке» и, подписав контракт с Институтом Жакоба, уехал работать в Париж.
        Лейтенант Дрягин лично вел дело о разбойном нападении на оздоровительный центр «Фуксия и Селедочка». Никаких следов преступников найти не удалось, и дело благополучно сдали в архив. Преемник Виталия Николаевича Антонова Центр восстанавливать не стал, утверждая, что всегда относился к этому бизнесу шефа как к глупой прихоти.
        После смерти Виталия его дело принял в свои крепкие руки коммерческий директор Юра. Как ни странно, «Петер-экстра» не утратила своих позиций и, даже за вычетом довольно солидной суммы денег, причитавшейся Светлане Вениаминовне Жуковой, продолжала процветать, хоть и утратив былой размах и шик.
        Юра (Юрий Петрович Кашин) женился на Илоне. Беременность, которая до последнего дня вызывала столько вопросов и недоумений у врачей, протекала нормально. Ребенок родился крепким и здоровым. Молодая мать чувствует себя хорошо.
        Все попытки Юрия Петровича вспомнить что-либо о сеансах доктора Поплавского оканчиваются мучительными приступами головной боли. Илона же, увлеченная своим новым положением, почти забыла небольшое оригинальное приключение. И только улыбается, увидев во сне татуированную картинку со змейкой, выползающей из уха.
        Саша Самойлов ушел в рейс на Кубу.
        О судьбе Светланы Вениаминовны Жуковой нам ничего не известно.
        Один на один
        - КАК ОНИ СУЩЕСТВУЮТ В СВОЕМ БЕСТОЛКОВОМ МИРЕ? И ЧТО ЗА СТРАННЫЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ СОБЫТИЯМИ?
        - ОНИ НАЗЫВАЮТ ЭТО «ВРЕМЕНЕМ». И УМУДРЯЮТСЯ ДЕЛИТЬ СКОРОТЕЧНЫЙ ХАОС СВОЕЙ ЖИЗНИ НА ПРОМЕЖУТКИ. КРОМЕ ТОГО, ОНИ ОБЩАЮТСЯ ДРУГ С ДРУГОМ С ПОМОЩЬЮ ЗВУКОВЫХ КОЛЕБАНИЙ.
        - ГРИМАСА ПРИРОДЫ, НИЧЕГО БОЛЬШЕ… ЗАЧЕМ ЭТО НАМ?
        - ОДИН ИЗ ВИДОВ ЭТИХ ПРИМИТИВНЫХ ТВАРЕЙ - ОНИ НАЗЫВАЮТ СЕБЯ «ЛЮДИ» - ОБЛАДАЕТ УНИКАЛЬНОЙ СУБСТАНЦИЕЙ. НИКАКИХ АНАЛОГОВ ЭТОМУ НЕТ ВО ВСЕЙ ОБОЗРИМОЙ ВСЕЛЕННОЙ.
        - И ЧЕМ ЖЕ ИНТЕРЕСНА ЭТА СУБСТАНЦИЯ?
        - МЫ НЕ МОЖЕМ ДАТЬ ТОЧНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЭТОМУ ФЕНОМЕНУ. ПОХОЖЕ НА ТО, ЧТО КАЖДЫЙ ТАКОЙ ОБЪЕКТ ЯВЛЯЕТСЯ, ПО СУТИ, НАДПРОСТРАНСТВЕННОЙ ДЫРОЙ, ЧЕРЕЗ КОТОРУЮ МОЖНО ВЫВЕРНУТЬ НАШУ ВСЕЛЕННУЮ НАИЗНАНКУ…
        - ЧТО ЗНАЧИТ - «КАЖДЫЙ ТАКОЙ ОБЪЕКТ»? ИХ ЧТО - НЕСКОЛЬКО?
        - ЭТО ЗВУЧИТ НЕПРАВДОПОДОБНО, НО ЛЮБОЕ СУЩЕСТВО, ОТНОСЯЩЕЕСЯ К ВИДУ «ЧЕЛОВЕК», ЯВЛЯЕТСЯ НОСИТЕЛЕМ ЭТОЙ СУБСТАНЦИИ. И БОЛЕЕ ТОГО, ЭТИ ЖАЛКИЕ КОМКИ ОРГАНИЧЕСКОЙ СЛИЗИ ЗНАЮТ ОБ ЭТОМ!
        - О ЧЕМ?
        - О ТОМ, ЧТО ИХ МАТЕРИАЛЬНОЙ ОБОЛОЧКЕ ПРОТИВОПОСТАВЛЕНА НЕМАТЕРИАЛЬНАЯ.
        - НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! ДЛЯ ЭТОГО НУЖНО ИМЕТЬ РАЗВИТОЕ СОЗНАНИЕ! ОТКУДА В ЭТОЙ ГАЛАКТИЧЕСКОЙ ДЫРЕ РАЗУМ?
        - УВЫ. НЕОБЪЯСНИМО, НО ФАКТ. ТРУДНО ПРИДУМАТЬ БОЛЕЕ НЕСОВЕРШЕННЫХ СУЩЕСТВ, ЧЕМ ЭТИ ТАК НАЗЫВАЕМЫЕ «ЛЮДИ». ДАЛЕКО НЕ ВСЕ ОНИ ВЕРЯТ В СУЩЕСТВОВАНИЕ ДУШИ. ИСТОРИЧЕСКИ СЛОЖИЛОСЬ, ЧТО НА ОСНОВЕ ПРАВИЛЬНОГО ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ О ЕЕ НАЛИЧИИ ЛЮДИ СДЕЛАЛИ СОВЕРШЕННО НЕВЕРНЫЕ ВЫВОДЫ. ЭТО ПОЛОЖИЛО НАЧАЛО УДИВИТЕЛЬНОЙ ПО СВОЕЙ НЕЛЕПОСТИ И НЕЛОГИЧНОСТИ ВЕРСИИ. ОНИ ПОЛАГАЮТ, ЧТО НАД НИМИ СУЩЕСТВУЕТ ВЫСШЕЕ И МУДРЕЙШЕЕ СУЩЕСТВО, РУКОВОДЯЩЕЕ ИХ ПОСТУПКАМИ.
        - ОНИ ЗНАЮТ О НАС?
        - НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ. СЛУЧАЙНОЕ СОВПАДЕНИЕ. О НАС ОНИ НИЧЕГО НЕ МОГУТ ЗНАТЬ. ИХ ПРИМИТИВНЫЙ МЫСЛИТЕЛЬНЫЙ АППАРАТ НЕ В СИЛАХ ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ СТОЛЬ СОВЕРШЕННЫЙ РАЗУМ, КАК МЫ. ПРИ ЭТОМ ЛЮДИ ПЫТАЮТСЯ НАСЕЛИТЬ СВОЙ МИР АБСОЛЮТНО НЕРЕАЛЬНЫМИ ОБЪЕКТАМИ, ВЫЗВАННЫМИ ИГРОЙ ИХ ВООБРАЖЕНИЯ…
        - ИГРОЙ ЧЕГО?
        - ПРОСТИТЕ, КОЛЛЕГА, Я ОБЛАДАЮ БОЛЬШЕЙ ИНФОРМАЦИЕЙ ОБ ЭТОЙ ПЛАНЕТЕ, ПОЭТОМУ ИНОГДА ИСПОЛЬЗУЮ НЕПРИВЫЧНЫЕ ТЕРМИНЫ. ДЕЛО В ТОМ, ЧТО ЛЮДИ УМЕЮТ «ВЫДУМЫВАТЬ».
        - ПОЯСНИТЕ, КОЛЛЕГА, МНЕ НЕПОНЯТЕН И ЭТОТ ТЕРМИН.
        - КОНЕЧНО, НЕПОНЯТЕН. ВЕДЬ ИМЕННО ТАК НАЗЫВАЕТСЯ СОВЕРШЕННО НЕПРОДУКТИВНЫЙ ПРОЦЕСС СОВМЕСТНОЙ РАБОТЫ ИХ РАЗУМА И «ДУШИ». ДЛЯ НАС, ТЕХ, КТО МГНОВЕННО ПОСТИГАЕТ СУЩНОСТЬ ЛЮБОГО ЯВЛЕНИЯ, ЭТО НЕПОСТИЖИМО: ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ ПОЗНАВАТЬ МИР ТАКИМ, КАК ОН ЕСТЬ, ЭТИ БЕСТОЛКОВЫЕ СОЗДАНИЯ НАГРОМОЖДАЮТ МНОЖЕСТВО ВАРИАНТОВ, СТОЛЬ ЖЕ ДАЛЕКИХ ОТ ИСТИНЫ, КАК И ИХ КАРЛИКОВАЯ ЗВЕЗДА ОТ ЦЕНТРА ГАЛАКТИКИ.
        - Я ПОПРОСИЛ БЫ ВАС НЕ УВЛЕКАТЬСЯ НЕСУЩЕСТВЕННЫМИ ПОДРОБНОСТЯМИ. КОНКРЕТНО: ЧЕМ НАМ МОЖЕТ БЫТЬ ИНТЕРЕСНА ЭТА СУБСТАНЦИЯ, НАЗЫВАЕМАЯ «ДУШОЙ», И КАК МЫ МОЖЕМ ЕЕ ПОЛУЧИТЬ?
        - ОБОСНОВАНИЕ УЖЕ ПОДГОТОВЛЕНО И ПРЕДСТАВЛЕНО ГЛОБАЛЬНОМУ КООРДИНАТОРУ. ТАМ ЖЕ ВЫ СМОЖЕТЕ ОЗНАКОМИТЬСЯ С ОПИСАНИЕМ ПЕРВОЙ, К СОЖАЛЕНИЮ, НЕУДАЧНОЙ ПОПЫТКИ КОНТАКТА.
        - ВЫ ИМЕЛИ КОНТАКТ С ЭТИМИ СУЩЕСТВАМИ?
        - ДА. СРЕДИ ЛЮДЕЙ, НЕСМОТРЯ НА ДОВОЛЬНО НИЗКИЙ ОБЩИЙ УРОВЕНЬ РАЗВИТИЯ, ИНОГДА ВСТРЕЧАЮТСЯ ИНДИВИДУУМЫ, СПОСОБНЫЕ НА УДИВИТЕЛЬНЫЕ ПРОЗРЕНИЯ. ПРЕДСТАВЬТЕ МОЕ УДИВЛЕНИЕ…
        - КОЛЛЕГА, Я ВИЖУ, НАБЛЮДЕНИЕ ЗА ЭТОЙ ПЛАНЕТОЙ ПОШЛО ВАМ ВО ВРЕД: ВЫ ВЫРАЖАЕТЕСЬ КРАЙНЕ БЕССВЯЗНО И ОТВЛЕЧЕННО. ВАША ПОСЛЕДНЯЯ ФРАЗА АБСОЛЮТНО НЕ ИМЕЕТ СМЫСЛА. СЛЕДИТЕ ЗА СОБОЙ.
        - ВЫ ПРАВЫ. Я ПОСТАРАЮСЬ НЕ ОТВЛЕКАТЬСЯ. НАМИ БЫЛ ОБНАРУЖЕН ВНЕПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ ПЕРЕДАЧИ ДУШ.
        - ЕСТЕСТВЕННЫЙ?
        - НЕТ. ИСКУССТВЕННЫЙ. СОЗДАТЕЛЬ ЭТОГО КАНАЛА И САМ НЕ ПОДОЗРЕВАЛ ОБ ИСТИННОМ НАЗНАЧЕНИИ ПРИБОРА И ИСПОЛЬЗОВАЛ ЕГО ДЛЯ КОРРЕКЦИИ ОРГАНИЧЕСКИХ ПОРАЖЕНИЙ ДРУГИХ ИНДИВИДУУМОВ. Я ПОВТОРЯЮСЬ, НО ЭТОТ ХАОТИЧНЫЙ МИР ПОЛОН СЛУЧАЙНОСТЕЙ. В РЕЗУЛЬТАТЕ ОДНОЙ ИЗ НИХ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ ВНЕПРОСТРАНСТВЕННОГО КАНАЛА СОВПАЛО С ОЧЕНЬ ВЫСОКОЙ КОНЦЕНТРАЦИЕЙ ПОДГОТОВЛЕННЫХ ДЛЯ ПЕРЕХОДА ДУШ. САМОЕ УДИВИТЕЛЬНОЕ… ПРОСТИТЕ, Я ОПЯТЬ ИСПОЛЬЗУЮ НЕРАЦИОНАЛЬНЫЙ ТЕРМИН… ЧТО ЭТИМ КАНАЛОМ ПОЛЬЗОВАЛИСЬ.
        - КТО?
        - ЛЮДИ.
        - ВЫ ТОЛЬКО ЧТО ГОВОРИЛИ ОБ ЭТИХ СУЩЕСТВАХ, КАК О КОМКАХ ОРГАНИЧЕСКОЙ СЛИЗИ. КАК МОГЛИ ОНИ СОВЕРШАТЬ НАДПРОСТРАНСТВЕННЫЕ ПЕРЕМЕЩЕНИЯ? ЭТО НЕ ПОКАЗАЛОСЬ ВАМ ПОДОЗРИТЕЛЬНЫМ?
        - НЕТ. В СИЛУ СОБСТВЕННОЙ ОГРАНИЧЕННОСТИ ЛЮДИ НЕ МОГУТ ОБЪЕКТИВНО ОЦЕНИВАТЬ СВОИ ДЕЙСТВИЯ. ДЛЯ НИХ ЭТО БЫЛО СВОЕОБРАЗНЫМ СПОСОБОМ ПОЛУЧЕНИЯ УДОВОЛЬСТВИЯ, НЕ БОЛЕЕ.
        - ТОГДА ПОЧЕМУ ВАШ КОНТАКТ ОКАЗАЛСЯ НЕУДАЧНЫМ? ПОЧЕМУ МЫ ЕЩЕ НЕ ИМЕЕМ ЭТОГО ВНЕПРОСТРАНСТВЕННОГО КАНАЛА?
        - В ПОСЛЕДНИЙ МОМЕНТ МЫ НЕОЖИДАННО ПОЛУЧИЛИ МОЩНЫЙ ОТПОР СО СТОРОНЫ ЧЕЛОВЕКА И ПОТЕРЯЛИ КАНАЛ.
        - ПОЧЕМУ ВЫ НЕ УНИЧТОЖИЛИ ЭТУ ПОМЕХУ?
        - ЭТО ОЗНАЧАЛО БЫ НАРУШЕНИЕ КОДЕКСА НЕВМЕШАТЕЛЬСТВА.
        - СУДЯ ПО ВАШИМ ДЕЙСТВИЯМ, ВЫ НЕОДНОКРАТНО НАРУШАЛИ ЭТОТ КОДЕКС И РАНЬШЕ. К ТОМУ ЖЕ ВЫ ПРЕКРАСНО ОСВЕДОМЛЕНЫ, ЧТО СУЩЕСТВА, НАСЕЛЯЮЩИЕ ЭТУ ПЛАНЕТУ, НЕ МОГУТ ПОДПАДАТЬ ПОД ДЕЙСТВИЕ КОДЕКСА!
        - ВЫНУЖДЕН ПРИЗНАТЬ СВОЮ ВИНУ. СКОРЕЕ ВСЕГО МЫ ПРОСТО НЕДООЦЕНИЛИ ЭТИХ СУЩЕСТВ. К ТОМУ ЖЕ ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ БЫЛО ТАКИМ НЕОЖИДАННО СИЛЬНЫМ…
        - ОПРАВДАНИЯ МОЖЕТЕ ОСТАВИТЬ СЕБЕ. Я ИМЕЮ ИНФОРМАЦИЮ О ТОМ, ЧТО ГЛОБАЛЬНЫЙ КООРДИНАТОР УЖЕ ОЗНАКОМЛЕН С ВАШИМ ОБОСНОВАНИЕМ И НАСТАИВАЕТ, ЧТОБЫ КАНАЛ БЫЛ ВОССТАНОВЛЕН. ЕСЛИ ВАМ ЭТО НЕ УДАСТСЯ, В ХОД БУДУТ ПУЩЕНЫ ДРУГИЕ СИЛЫ. ВЫ РЕАЛЬНО ОЦЕНИВАЕТЕ СВОИ ВОЗМОЖНОСТИ?
        - ДА.
        - ПРИСТУПАЙТЕ НЕМЕДЛЕННО.
        Пролог
        Ну, а что еще можно делать в рейсе? Вышивать «крестом»? Учиться играть на балалайке? Совершенствовать свой «нулевой» английский? Ну-ну, флаг вам в руки.
        Саша сидел на койке и пытался во всех подробностях представить себе тарелку горячего украинского борща с пампушками. Не самое, кстати, удачное занятие для человека, только что отстоявшего вахту в машинном отделении.
        Первый месяц в рейсе здорово напоминал Саше театр абсурда. Знаете, что это такое? Берется, например, описание Цусимского сражения и водевиль «Лев Гурыч Синичкин». Тщательно перемешивается, разрезается на куски и раздается команде. Реплики подаются когда угодно и кем попало. Место действия - заброшенный склад металлолома, который по-рассеянности все называют теплоходом. Прибавим к этому звучное имя типа «Академик Забайкал-Кобылин», средней силы шторм на Атлантике и полное отсутствие благодарных зрителей. А вот что такое четвертый механик на подобной посудине, поймет далеко не каждый. Для любопытных поясним: только благодаря Саше Самойлову пожилой «Академик» мог двигаться как единое целое. В тот же первый месяц на все Сашины претензии к двигателям «дед» (то есть старший механик), меланхолично пожимая плечами, тянул:
        - А куда ж ты раньше смотрел?
        И Саша уходил в машинное отделение, чувствуя сбя деревенским лохом, которому ловкий папаша всучил в жены девицу легкого поведения.
        В общем, не до раздумий было Саше Самойлову в рейсе, не до воспоминаний. Где-то в глубине души свербила привычная, обязательная для любого моряка тоска по дому. Хотя, чего себе-то врать, по какому дому? По надоевшей до зубовного скрежета койке в провонявшей всеми пороками человечества общаге? Или, может быть, по крикливой своей мамаше скучал он, болтаясь между Европой и Америкой? Кто разберет…
        Потом была нереально солнечная Куба, нищета, смуглые, удивительно гладкие тела, пляжи, и пальмы, и пиво, и женщины, женщины, женщины, готовые прямо здесь, сейчас, за деньги, или за хороший обед, или просто за банку сгущенки…
        И тут уж тем более было не до воспоминаний. Удобная штука - человеческий мозг. Казалось: после всего, что пережил Саша этой осенью в Питере, не просто «крыша», а «все верхние этажи» должны были съехать напрочь. Ан нет: серые мудрые клеточки закопошились, подсуетились, запрятали в дальние углы грозящие сумасшествием образы. И команду дали: работай, мол, ни о чем не думай. И работал. Пахал как проклятый. А что еще делать, когда остаешься один на один с раздолбанным двигателем, у которого все отваливается и везде течет… А над тобой - сорок человек команды. И все хотят идти в жаркие страны - денежку заработать, а заодно и текилы попить, кубинок-шоколадок потискать… А вот пойдем мы куда-нибудь на нашей хилой посудине или прямо здесь затонем - от тебя, браток, и зависит. Ну и что? А то, что не боги горшки обжигают. И пошли. И не потонули.
        Все было вполне прилично. С едой, конечно, могло быть и получше. Именно поэтому навязчивый образ тарелки горячего борща преследовал Сашу почти постоянно. И к началу третьего месяца плавания этот образ настолько оформился, что, возвращаясь после вахты, Саша почти чувствовал в каюте аппетитный чесночный дух.
        На этот раз предаться любимому занятию не пришлось. Без стука ворвался третий механик Славка и радостно сообщил:
        - Семеныч подвинулся!
        - Чего? - не понял Саша.
        - Ну, в смысле - тронулся! - Славка употребил еще несколько слов, которые в сочетании с энергичным покручиванием пальцем у виска означали, что Семеныч сошел с ума.
        Правда, сошел. Несколько человек, смущенно хихикая, толкались перед дверью в каюту старпома, откуда слышались возбужденные голоса. Матрос Бражников (он же - Семеныч, он же - Брага, он же - Дуремар) сидел, поджав под себя ноги, на старпомовской койке и громко доказывал:
        - …Не давал я ему разводного ключа! Хрен, говорю, тебе, а не разводной ключ! Самому нужен! А он, блин, рукой вот так повел, - Семеныч попытался продемонстрировать широкий жест и чуть не свалился на пол, - я гляжу: вентиля-то и нет!
        - Подожди, подожди, Бражников. - Старпом чувствовал себя неловко. С одной стороны, у него явно чесались руки дать матросу по шее и согнать с койки. А с другой стороны, Семеныч - вроде и не пьяный - нес такую околесицу, что было как-то не по себе. - Что за мужик к тебе приходил?
        - Да я же и говорю: голый! Как есть голый, в желтом костюме! И брат его с ним! Инструмент пропал… Я все в докладной написал! - Бражников цапнул со стола измятый листок. Хорошо было видно, что бумага совершенно чистая.
        В этот момент, растолкав любопытных, в каюте появился врач.
        - Ну-с, - заправски начал он, - что случилось? - После чего дверь закрыли и бесплатный спектакль закончился.
        Вот и все, пожалуй. Матроса Бражникова, ласково поддерживая под белы рученьки, отправили на берег. Особо назойливых интересующихся доктор отшивал одной суровой фразой: «Пить надо меньше» и в подробности не вдавался. Конфуз с Дуремаром еще долго обсуждали на судне, а фраза про голого мужика в желтом костюме быстро стала крылатой.
        Никто не знал, какое сильное впечатление произвело это событие на четвертого механика Сашу Самойлова. Да нет, никаких теплых чувств к обалдую Бражникову он не испытывал. И ничего жуткого в этой истории не было: ну, сдвинулся человек, бывает. И пить действительно надо поменьше… Вот только… Эх, не надо об этом думать!
        Но окончательно Сашу пробил совершенно незначительный эпизод.
        Забрел он как-то случайно в кают-компанию. Мужики увлеченно смотрели по «видику» космическую эпопею. «Держись, Сэм, - без выражения переводил голос за кадром. - Они атакуют. Плазменная пушка вышла из строя».
        - Жжарги, - громко сказал кто-то над ухом.
        - Что?! - Саша заорал так, что все обернулись.
        - Жарко, говорю, - мимо прошел боцман, вытирая платком лицо и шею. - Скоро вся команда взбесится.
        Саша немедленно отправился к доктору и потребовал самого сильного успокаивающего, какое только есть.
        Сергей Сергеевич внимательно посмотрел в глаза четвертому механику и молча накапал ему сорок капель корвалола. Саша обиженно выпил корвалол и побрел к «деду». Неплохой он мужик, наш доктор, но его тоже донимала жара и многочисленные случаи расстройства желудка у членов экипажа. Прояви он к Саше чуть более профессиональный интерес, неизвестно, как бы закончился для Самойлова этот рейс. Потому что он шел к Сергеичу с намерением поговорить по душам. И по сравнению с тем, что мог бы рассказать Саша, голые мужики, являвшиеся к матросу Бражникову, показались бы детскими игрушками.
        У стармеха оказалась в заначке бутылка хорошей водки. Сашин порыв выложить все начистоту о своих приключениях уже угас. Поэтому просто посидели, поворчали, деликатно обложили капитана, почмокали о кубинских девушках, покряхтели о бывших женах (оба, как оказалось, разведены) и разошлись, довольные друг другом.
        Но вот с тех самых пор не стало у Сани ни одной спокойной минуты. Особенно за работой: когда руки сами знают, что делают, а уши чутко улавливают малейший неправильный шум, в голову и лезут воспоминания.
        Если начинать сначала… А где оно, это начало? Почему так шибануло послышавшееся нелепое слово «жжарги»? Или откуда у Саши шрамы на руке? Или как и отчего умерла его бабушка? Не такие уж странные и случайные вопросы, как могло бы показаться. А может, напрямик спросить: не знакомы ли вы с неким доктором Поплавским из петербургского Нейроцентра? А?
        Легче всего, конечно, было бы махнуть рукой и покорно согласиться на версию о талантливом гипнотизере. Так, помнится, заканчивалась «Мастер и Маргарита»? Валерка, кстати, сразу сказал Мишке, когда тот рассказывал о катастрофе в метро: «гипноз». Ну и что, что свидетелей много? Подумаешь - милиция, протоколы… Мент - он тоже человек, его тоже загипнотизировать можно.
        Ладно, валяй по порядку…
        Часть I
        Выборгские крысоловы
        Глава первая
        Миша
        Понедельник. По-не-дель-ник. Словно ступеньки в гнилой подвал.
        Миша с отвращением смотрел на только что убитую крысу. Жирная, с лоснящейся грязно-коричневой шкурой тварь, казалось, все еще зло смотрела на него мертвым черным глазом.
        - Забирай, - отрывисто приказал он Толику, - и живо в лабораторию. Лед не забудь! - крикнул он уже в спину уходящему. - Еще стухнет по дороге…
        Ни фига, ни фига не получится. Сколько раз уже тупо повторялась эта сцена? И уже заранее известно, как, вернувшись, Толя старательно, словно бесталанный провинциальный актер, снова пожмет плечами и скажет: «Ничего интересного». Миша с тоскливой злостью посмотрел на сигарету, которая назойливо торчала из пачки. Не хотелось курить, но пришлось хоть чем-то занять руки. Маленькая плоская зажигалка скользила в огрубевших грязных пальцах. Миша швырнул ее в стену, длинно, невкусно выругался и крикнул куда-то в коридор:
        - Витька, твою мать, просил же купить обыкновенных спичек!
        - Чего-о? - тягуче переспросили оттуда.
        - Это твоя бабская хреновина не зажигается!
        - Не ори, - спокойно сказал входящий Витек, поднимая зажигалку. - Лишь бы на ком-нибудь зло сорвать. Ну, все горит. Чего психуешь? Семен уехал?
        Миша кивнул. Первая же затяжка заволокла мозги ленивым туманом. Навалилась жуткая усталость.
        - Ни фига не получается, - повторил он уже вслух.
        - Ну и что? - Витек разогнал сизое табачное облако и сел. Неплохой Мишка мужик, строгий, правильный, сразу видно - мент бывший. Но все равно - человек оттуда, сверху. «Сверху» не в смысле - начальство, а просто с поверхности земли. Сам-то Виктор Гмыза уж восемь годков в метро отпахал. Пообтерся, притерпелся, перестал обращать внимание на тяжелый грохот поездов, сырость и тусклый свет. Что поделаешь, если праздничная иллюминация и полированный мрамор заканчиваются аккурат перед дверью подсобки. А этот вот страдает: на каждый шорох шугается, глаза щурит. То вдруг приседать надумает тыщу раз, а то ему воздуха мало. Чего мало? Вон, встань под трехметровый вентилятор и дыши сколько влезет. За крысами они тут вздумали охотиться. Дурь бесполезная… Не так уж их здесь и много. Ну да, бывает, прошмыгнет мимо по своим делам хвостатая, ну и что? Это на свалке или в канализации они стаями гоняют. В старых домах, говорят, от них вообще житья нет. Серегина тетка даже как-то жаловалась, что у них на Моховой крысы из унитазов выскакивают. Бр-р-р.
        Пыльная лампочка лениво освещала кусок коридора. Где-то капало. Сигарета быстро кончилась, оставив во рту кошачий привкус.
        - Толика ждать не буду. - Миша поплелся в раздевалку. Его чистая белая рубашка висела на крючке, неуместная, как биде в дачном сортире. Покопался в сумке, задумчиво повертел в руках шуршащий пакет и гаркнул: - Эй, Грымза, тебе бутерброды оставить?
        Вот еще новоприобретенная привычка: все время перекрикиваться, как в лесу.
        - Не-е! - откликнулся Витек, помедлив. Видимо, соображал, обижаться ли ему на «Грымзу». - У меня котлеты домашние!
        Между прочим, сам готовит, домовитый мужичок.
        - Я пошел!
        Дежурный сквозняк рванул дверь из рук и с треском захлопнул за спиной. Пожилой мужчина с рюкзаком равнодушно повернул голову и тут же снова уставился в пол. Еще примерно с десяток пассажиров сиротливо стояли на платформе.
        Да-а, не узнать некогда шумную «Политехническую», не узнать. И время-то - самое студенческое, вторая пара закончилась. В наше время это был пик активности: толпами народ валил. Кто-то, вдоволь выспавшись, - на третью пару, а кто-то и с нее - в город. Эх, даже вспоминать не хочется, душу травить. Было ведь когда-то блаженное бездумное время, когда все проблемы решались в пять минут. Сейчас же студенты, попивающие свежую «Балтику» на скамеечке парка, казались Мише существами нереальными. Хотя бы потому, что они могли позволить себе послать на фиг какие-то свои дела и просто повалять дурака, жмурясь под ласковым майским солнышком. А он - не мог. И для Миши Шестакова пятнадцать минут неподвижного сидения означали лишь одно: вот-вот из бешеной круговерти мыслей он выдернет одну, в данный момент наиболее важную, скоренько ее обмозгует и помчится дальше.
        До прибытия поезда Миша почти успел обдумать пять вещей. Во-первых, надо было оставить Толе записку. Во-вторых, Витька верняк обиделся: и на «Грымзу», и на легкомысленное «Я пошел!». Нет чтобы руку пожать рабочему человеку, попрощаться по-людски… В-третьих, не слишком ли застиранно выглядит рубашка для делового визита? Потому что, в-четвертых, Шестаков ехал в мэрию. Григорий Романович, тесть бывшего Мишиного начальника, устроил аудиенцию у какого-то крупного начальника. Отсюда следует, в-пятых: достаточно ли убедительные бумажки лежат в Мишиной черной кожаной папке? Глядя правде в глаза, с такими материалами логичней было бы двинуть в редакцию «Сенсации» или, на худой конец, «Калейдоскопа». Вот, например, заявление…
        Стоп. Со своего места Миша прекрасно видел всю платформу, автоматически отмечая про себя все передвижения пассажиров. Ближе всех к нему находился тот самый дядечка с рюкзаком. И чего-то он внимательно рассматривал на рельсах.
        Порыв ветра из тоннеля ударил в лицо. И далее - за несколько секунд: мужчина, повернув голову, увидел приближающиеся огни, пригнулся, а затем, упав на пол, удивительно профессионально пополз по-пластунски к широкой скамье посреди зала и укрылся за ней, сдернул рюкзак, мгновенно развязав его, махнул рукой, крикнул что-то неразборчивое и принялся кидать картофелины в прибывающий поезд.
        Ох, и пришлось с ним повозиться! Мужик попался хоть и немолодой, но жилистый. И не самая большая беда, что поезд метро он принял за фашистский танк. Когда ничего не подозревающие люди начали выходить, старый фронтовик решил пойти врукопашную.
        Миша сидел на ногах скрученного общими усилиями ветерана и с тоской думал о том, что к десяткам жутковатых историй в метро прибавилась еще одна. Очень быстро она, как обычно, обрастет красочными подробностями. И еще несколько тысяч человек предпочтут штурмовать трамваи, а не спускаться в это подземелье ведьм.
        Черная папка с доказательствами валялась на полу. Не описывать такие вот штуки, а показать однажды чиновнику из мэрии ошалелые лица пассажиров. Багровое лицо связанного старика, хрипящего: «Танки, танки… Гранаты кончились…» Рыдающую женщину в разорванном пальто. И раскатившиеся по платформе картофелины.
        …Уже пред ласковым оком гладкого господина (нет, пожалуй, все-таки товарища) в мэрии Миша понял, что ЭТОГО не проймешь ничем. Солидный мужчина в хорошем сером костюме сидел за столом, положив руки перед собой. Этакий сфинкс без головного убора и в очках. Лет пятьдесят пять, не меньше, но гладкая кожа наводила на мысль о том, что мимикой он свое лицо не утруждает. И только слишком тонкие губы, похоже, больше привыкли к сдержанному «нет», чем к улыбающемуся «да».
        Табличка на двери: «Хренов Р.И.» говорила сама за себя. Ромуальд Иванович гордо восседал на должности «замначотдхозупрподком при комгоркомм и тр.». Мишину хорошо подготовленную речь он постоянно перебивал мелкими блошиными вопросиками типа: «А вы сами кем работаете?» или «А „Скорая“ быстро приехала?» Выслушав, побарабанил пальцами по столу и спросил:
        - Так что же вы хотите?
        - Денег, - почему-то разозлившись, ответил Шестаков.
        - Вот так просто? - товарищ Хренов артистично округлил глаза и заразительно рассмеялся.
        Далее последовал маленький спектакль: мы поражены, мы машем руками, бессильно откидываемся на стуле, снимаем очки и вытираем выступившие слезы.
        Миша, сжав зубы, ждал, пока Хренов успокоится.
        - Дружочек мой, - проговорил наконец Ромуальд Иванович, - вы только не обижайтесь. А лучше - сядьте на мое место и посмотрите на себя со стороны. Приходит ко мне в кабинет взъерошенный человек, - это он прав, видок у Миши после танковой атаки был неважный, - и просит денег! И на что? - Хренов брезгливо пошуршал бумагами на столе. - Это, по-вашему, аргументы? Да мало ли сейчас психов? При чем тут метрополитен? Вы, кстати, у них в Управлении были? И что они сказали? Без вас проблем хватает! - Тут какая-то новая мысль поразила Ромуальда Ивановича. Взгляд его вдруг подобрел, а голос стал похож на повидло: - Я, впрочем, подумаю над вашим вопросом. Не волнуйтесь, что-нибудь мы обязательно придумаем.
        Ясно. Пройденный вариант. Как раз в Управлении метрополитена начали именно с предложения «не волноваться». Миша пару раз глубоко вдохнул и достал из внутреннего кармана еще одну бумагу.
        - Я не псих. Вот официальное заключение. И я прошу отнестись к моим словам серьезно.
        «Шут его разберет, - подумал Хренов, - бумага вроде настоящая, а такой бред несет… Надо его побыстрей выпроваживать. Обедать пора».
        «У, жаба бюрократическая, - решил Миша, - почти не слушал. На часы смотрит. Обедать небось пора».
        Шестаков резко встал, заметив, как вздрогнул Ромуальд Иванович, и протянул руку за папкой.
        - Все ясно, спасибо. Я пойду.
        - Конечно, конечно, - облегченно засуетился Хренов. Он вроде собрался подать Мише руку, но раздумал и лишь неловко привстал на стуле. - Координаты свои оставьте, вдруг что-нибудь придумаем.
        - Да что ты все заладил: «Придумаем, придумаем»! Сидишь тут, бездельник, «Фортинбрас при Умслопогасе», лоб морщишь! Я к тебе с делом пришел, а ты… Психов ему много… А то, что у нас на линии скоро филиал дурдома нужно открывать, тебя не касается? Да ты в метро когда последний раз ездил? - Миша представил, с каким удовольствием сейчас шарахнет этой официально-лакированной дверью…
        Ну, вот, булыжник - орудие пролетариата… Неизвестно, что прошибло товарища Хренова, но голос его резко построжал:
        - Подождите! - и дальше, глядя прямо Шестакову в глаза - Вот что. Орать и «тыкать» тут не надо. А надо реально смотреть на вещи. Вам нужны деньги? Очень хорошо. А кому это «вам»? Подсобному рабочему Шестакову? Беретесь за дело, так уж делайте это грамотно. - Миша внимательно слушал, стоя около двери. - Зарегистрируйтесь официально. Я уж не знаю, как общественное движение или фонд. Ищите спонсоров. Бейте в барабаны. Трубите в трубы. Задействуйте прессу, хотя… эти только панику раздуют.
        - Спасибо. - Сквозь утихающую злость Миша понимал, что «замнач» прав.
        - Не за что. Когда определитесь, милости просим с официальным письмом. Хотя… Буду с вами откровенен до конца: здесь денег не ищите.
        Шестаков решил, что трех «спасибо» будет многовато, и, молча кивнув, открыл дверь.
        Хренов догнал его уже в конце коридора.
        - Послушайте… - Вне начальственного кабинета Ромуальд Иванович совершенно потерял сходство со сфинксом и вполне мог сойти за школьного учителя или рядового бухгалтера. Костюм оказался ему заметно тесноват, дыхание сбилось от быстрой ходьбы. - Вы… серьезно… верите во всю эту чертовщину? - Легкий кивок в сторону Мишиной папки.
        - Не знаю. - Шестаков поморщился, подбирая слова. - Я должен просто понять, ЧТО там происходит. - Пожал протянутую руку и твердо добавил: - Если я докажу, что это чертовщина, позову попа.
        Да, конечно, не стоило туда идти. Но Григорий Романович так убедительно рокотал Мише по телефону: «Сходи, Шестаков, времена нынче другие, власть к народу ближе стала… Иваныч мужик дельный… Расскажи ему все, не стесняйся… В конце концов, про выборы намекни…» А может, и правда, стоило намекнуть? Миша стоял на Исаакиевской площади и курил. Казенные «Волги», в основном «тридцать первые», сновали туда-сюда, привозя и увозя тех самых «дельных мужиков». Почему-то вспомнился эпизод из любимой Мишиной книги «Ходжа Насреддин». Тонет ростовщик Джафар. Ему наперебой подают руки: «Давай! Давай!» А тот как будто не слышит. «Дураки вы, - сказал Насреддин, - не видите, кого спасаете? Вот как надо!» И протянул ростовщику руку: «На!» И спас. К чему это я? Какое «на!» мог я предложить Хренову? Возглавить предвыборную кампанию под лозунгом: «Избавим метро от чертей!»? Не смешно.
        И побрел Михаил Шестаков, бывший милиционер, а ныне - подсобный рабочий, по Малой Морской, прочь от бесполезной мэрии, сжимая под мышкой невзрачную кожаную папку. На Невском автоматически повернул направо, равнодушно проходя мимо новых заграничных витрин, не удостаивая взглядом ни шедевры петербургской архитектуры, ни весенних длинноногих девушек. Отказался моментально сфотографироваться на фоне Казанского собора, не купил ни газет, ни мороженого… Проигнорировал, одним словом, бурлящую жизнь родного города. Он уже спустился на несколько ступенек в подземный переход, но вид отвратительно кривоногой буквы «М» и неистребимый, с детства знакомый запах сероводорода на этом месте вдруг вызвал такой приступ ненависти к метро, что Миша развернулся и пошел назад.
        Какого черта я переживаю за этих людей? Почему я не могу так же спокойно, как они, читать детективы или обнимать девушек, а должен каждую секунду напряженно ждать очередной подлости неизвестного врага? Я становлюсь у крайней двери вагона и внимательно всматриваюсь в их лица: вдруг сейчас кто-то вцепится соседу в горло или забьется в истерике на полу?
        Шестаков сжал кулаки и прибавил шагу. Пойду домой пешком. Видеть это метро не могу! Не хочу больше этим заниматься, не буду, Дон Кихот пополам с Рэмбо, пропади ты пропадом, «северная столица», уеду в Коми лес валить, или лучше в Краснодар, там тепло, хлеб выращивать… или в Ташкент («Там яблоки», - гадко подхихикнул внутренний голос), - и Миша понял, что зря себя так накачивает, потому что, оказывается, второй, сидящий в нем человек - ироничный и мудрый, несмотря на причитания первого, гнул свое: «Что ты разоряешься, как на митинге? Себя-то обманывать не надо, на „Гостином дворе“ никаких интересующих нас инцидентов быть не может, это давно известно, купи газету, сегодня, кстати, „Комсомолка-толстушка“ вышла, поезжай домой, дождись звонка Толика, вдруг что-то получилось, и не забудь позвонить в „справочную“, узнать, что там с нашим „танкистом“, как только будет можно, его надо повидать, порасcпросить… И наша любимая черная папка, пополнившись еще одной „страшилкой“, станет толще на несколько листков, а мы ни на шаг не приблизимся к разгадке…»
        Ладно, предоставим Мише разбираться со своими внутренними голосами и попробуем осторожно заглянуть в эту пресловутую папку.
        Начинал ее собирать Шестаков месяцев пять назад. Только-только начали утихать страсти вокруг Нейроцентра. Валерка Дрягин скоропостижно женился, хитрый Самойлов свалил в рейс, и Мишка остался один на один со своими сомнениями. Ну, ладно. Допустим, Опь Юлия Борисовна пострадала из-за собственной чувствительной души. «Пострадала» - не то слово, если речь идет о десятке раненых и двух погибших, одна из которых - сестра Юлии Борисовны. Невесть откуда взявшиеся в вагоне собаки (теперь-то Миша знал, ОТКУДА) грызли и рвали всех подряд. По долгу службы Шестаков одним из первых увидел, на что способна тонкая ранимая душа после воздействия прибора Поплавского. Так. А остальные?
        …Дежурная по станции, которая внезапно вообразила себя архангелом Гавриилом, а родной метрополитен - вратами ада…
        …Рыдающий старичок умолял, чтобы его вывели наружу: он больше часа ездил туда-обратно, но ВСЕ станции были «Академическими»…
        Да зачем далеко ходить? Санька Самойлов лично наблюдал свое падение под проходящий поезд по телевизору, установленному для машиниста в начале платформы.
        Миша специально проверил: Юлия Борисовна была единственной пострадавшей и одновременно пациенткой доктора Игоря. Остальные и близко не подходили к зданию Нейроцентра. Миша завелся. Он проделал громадную работу. Не поленился поднять ВСЕ несчастные случаи в метро (благо служебное положение позволяло это сделать - тогда Шестаков еще работал в милиции). Аккуратно отсеял просто пьяных и просто психов. Из оставшихся кого смог - нашел и с кем смог - поговорил. И что? И ничего. Около тридцати случаев кратковременного помешательства. Внезапных и необъяснимых.
        Шестаков понял, что ум у него заходит за разум. Он купил литр водки, три гвоздики и решился нарушить семейную идиллию Дрягиных.
        Миша никогда не был ни в Японии, ни тем более в знаменитом театре «Но». Но где-то он читал, что их актеры, используя игру света и тени, умудряются придать совершенно неподвижным маскам любые выражения. Безмолвная трагедия, разыгравшаяся в первые же минуты перед его глазами в Валеркиной прихожей, была явно достойна лучших спектаклей «Но».
        Мариночка окинула Мишу взглядом врача-рентгенолога, кисло-сладко улыбнулась гвоздикам, мгновенно почернела при виде бутылки и ушла на кухню, покачивая бедрами.
        Хорошо было заметно, как все Валеркино нутро потянулось за этим покачиванием. Дрягин безмолвно разрывался на части. Глаза его светились радостью при виде «сладкой парочки» Шестаков - «Распутин», рука уже потянулась для дружеского рукопожатия, но чуткое ухо улавливало неодобрительное позвякивание посуды. Гримаса нечеловеческого страдания исказила мужественное лицо Валеры, и он двинулся вслед за женой.
        После непродолжительного шипяще-свистящего совещания за закрытыми дверями Мише таки выдали тапочки и допустили на кухню. Марина стояла у стола и резала колбасу с таким выражением на лице, будто не «краковская полукопченая» у нее под ножом, а все назойливые друзья-алкоголики ее беспутного муженька.
        Ну и, конечно, никакого разговора не получилось. Вторая же рюмка стала колом в горле. Говорят, Иисус превращал воду в вино? Так вот, талантливая супруга Валеры Дрягина переплюнула великого назаретянина. Под ее уничтожающим взглядом водка, кажется, становилась серной кислотой. Сам Валерка выглядел сущим идиотом. В разговоре обращался в основном к жене, все время норовил взять ее за руку и называл тошнотворными кликухами вроде «зайчика», «пипоши» и «мурзилкина».
        Шестаков ничего не сказал товарищу. Но отомстил довольно тонко. Заметив, на какую волну настроен семейный приемник Дрягиных, потратил целый день, но дозвонился на «Радио-Балтика» и заказал для «молодоженов Марины и Валеры» песню «Агаты Кристи» «Я на тебе, как на войне». Скорее всего «толстый» намек был услышан и понят, потому что с днем рождения Мишу Валерка не поздравил.
        После этого случая Шестаков решил действовать один. Он уволился из милиции, устроился подсобным рабочим в метро на станции «Политехническая», но продолжал регулярно общаться с бывшими коллегами. И пополнял материалами свою папку. Зачем? А как тут объяснишь? Таким людям, как Витька Гмыза, например, бесполезно и пытаться - в затылке почешут, плечами пожмут и пойдут прочь, криво ухмыляясь через плечо. А с другой стороны - Толик Мухин. Не сват, не брат, - а видели бы вы, как у него загораются глаза от любой, даже самой безумной Мишкиной идеи… Единственный раз он откровенно заржал: когда доведенный до белого каления Шестаков обвинил во всем инопланетян. Во что, во что, а вот в пришельцев Толик не верит ни граммочки. Уже несколько раз Миша собирался рассказать ему об экспериментах Игоря Поплавского. Но… Сказал «а», надо говорить и «б». То есть не просто выдать в легком жанре историю космического контрабандиста Юры, а объяснить, за каким дьяволом они с Сашкой вообще поперлись в тот мир. А это значит - рисковать доверием своего первого (а может, и последнего) единомышленника.
        Месяца три назад им удалось заманить к себе специалистов из «Невскгеологии». Шестаков больше часа кривлялся в кабинете начальника только для того, чтобы ребятам разрешили мерить в метро. Миша пообещал заплатить за работу из своего кармана, а геологи дали подписку сохранить в тайне все, что намеряют. Умные приборы не обнаружили ничего опасного, а Шестакову пришлось продать телевизор.
        Дольше всего продержалась версия об изобретательных террористах. Мишка с Толиком обшарили каждый сантиметр вестибюля станции «Гражданский проспект» (по статистике, на эту станцию приходилось больше всего несчастных случаев), буквально на пузе проползли всю платформу, ничего мало-мальски похожего на источник отравляющих газов не нашли.
        Идея с крысами принадлежала Толику. Почему мы так за нее уцепились? Да, наверное, потому, что ничего другого не оставалось. Крысу видели пятеро потерпевших за несколько минут до происшествия (из них двое пассажиров и трое работников метрополитена). Вот потому-то и катался Мухин почти каждый день (это зависело от их охотничьей удачи) в СЭС с упакованной в лед очередной убитой тварью. Чем страшно раздражал тамошних лаборанток, которые смутно понимали, чего от них хотят (от «них» - это и от лаборанток, и от крыс).
        Каждый шаг этих почти пятимесячных мучений и исканий был тщательно запротоколирован и занесен в черную папку. Чинно лежали там отпечатанные на фирменных бланках, а встречались и просто черкнутые на листке из блокнота свидетельские показания типа: «…Я ничего не видела, пока меня не ударили по голове…» Вот только официальное заключение из психоневрологического диспансера о своей полной вменяемости Миша папке не доверял, а носил во внутреннем кармане, рядом с паспортом. И иногда, под особо хреновое настроение, вынимал и перечитывал вместо аутотренинга.
        Глава вторая
        СССР
        - Мишка! Але! Миш! Слышишь? Але! - Толик орал в трубку как оглашенный.
        - Я слышу, слышу, - устало ответил Миша. Сердце, однако, екнуло: неужели получилось?
        - Я нашел! Мишка! Я нашел!
        - Тьфу, да не кричи ты так. Что нашел?
        - СССР! Ты слышишь? Я из автомата! Сейчас приеду!
        - Балда, - успел сказать в трубку Шестаков и отправился на кухню ставить чайник.
        Не устаю удивляться нашему Толику. Повариться к тридцати годам в пяти-шести солено-перченых кашах и сохранить в неприкосновенности совершенно детское восприятие мира - это, знаете ли, далеко не каждому дано. Свободно говорит на любые темы - от англо-бурской войны до половой жизни землероек. Именно поэтому с ним легко общаться, но очень непросто работать. Все время нужно держать в русле. Сиди вот и думай, с чем он сейчас заявится. Можно даже попробовать угадать. Ну, например, какая-нибудь очень допотопная карта СССР. А купил он ее у алкаша на последние деньги, и, как следствие, - Мишин вполне приличный ужин на одного превращается в скромный (если не сказать скудный) для двоих.
        Толик ворвался в квартиру, прямо в ботинках двинулся на кухню, цапнул бутерброд и что-то восторженно промычал с уже набитым ртом.
        - Ты мне для начала скажи: с крысой что-нибудь получилось? - спросил Миша, не боясь испортить напарнику аппетит.
        Тот несколько раз энергично помотал головой, потом закивал, махнул рукой и продолжал заниматься бутербродом.
        - Макарон не дам, пока не скажешь хоть слово, - пригрозил Шестаков.
        - Угу. - Толик с усилием проглотил последний кусок и снова заорал: - Нашел!
        - Ты уже не в автомате, теперь-то зачем кричать? Что нашел?
        - Профессора крысиного! - сияя, сообщил Анатолий и потянулся к винегрету. Но тут же получил по рукам и продолжал: - Мужик классный! То, что нам нужно! Я его в СЭСе подцепил! Приезжаю туда. Отдаю пакет с дорогушей лаборантке… Сегодня Ленка дежурила… Развонялась, конечно: «Опять вы со своей дрянью к нам!» А я ей - шоколадку в карман, за ушко потрепал: поработай еще разок, милая… А тут этот… «Что у вас?» - говорит… Я говорю: как обычно, крыса…
        Ну и стиль у нашего эрудита! Это он специально, за то, что голодом морят. Миша демонстративно снял крышку с кастрюли и начал медленно накладывать макароны. Толик продолжал распинаться. Но когда на солидный макаронный холм была положена вторая котлета, сдался.
        - Хорошо. Вкратце так: результат, как обычно, нулевой. Но я нашел очень хорошего специалиста. Он заинтересовался нашей проблемой и готов помогать. Совершенно без-воз-мезд-но. То есть даром. Дай котлету.
        Миша для виду поколебался и поставил тарелку перед напарником. Вот кого надо снимать в рекламе макарон. Не раскрашенных супермоделей, у которых в глазах сквозит ужас при виде мучных изделий, а простого голодного русского парня Толю Мухина. Вот где радость жизни и здоровые инстинкты. Несмотря на бешеную скорость, Толик ел красиво и оч-чень аппетитно. Миша чуть было не пожадничал, но предчувствие удачи и исходящий от напарника сильный запах аптеки помогли это преодолеть.
        - Фу-у-у, - наконец блаженно выдохнул Мухин и тут же начал рассказывать.
        Человек, с которым Толик познакомился на санэпидстанции, не был ни профессором, ни даже кандидатом наук. Уж лет двадцать, как он довольствовался должностью младшего научного сотрудника в Институте цитологии. Крысы были его работой, хобби, страстью - чем хочешь назови.
        - Понимаешь, Миха, он мне так сразу понравился! Я ему все и выложил. Ты бы видел, как у него глаза загорелись! Как прожектора! - Толя взмахнул руками, видимо, пытаясь изобразить что-то большое и сияющее, и чуть не смахнул со стола сахарницу. - А потом как начал вопросами сыпать… Мы с ним прямо к нему в лабораторию поехали. Это рядом с Политехом… Оборудование там у него… Мишка, это то, что нам нужно! А СЭСу твоему - только глистами заниматься!
        - Почему моему? - обиделся Шестаков. - К тому же СЭС не «он», а «она».
        - Что? - Толик на мгновение задумался. - А! Ну да, фиг с ней. Короче, завтра мы встречаемся в час дня у нашей двери. Молодец я?
        - Молодец. А у какой нашей двери?
        - Шестаков, ты к вечеру тупеешь! У двери подсобки, в метро! Еще вопросы есть?
        - Есть. Как его зовут хоть?
        - Ха! Так это же самое смешное! Я тебе по телефону сказал: СССР!
        - То есть?
        - Нашего крысиного академика зовут Савелий Сергеевич Струмов-Рылеев. Сокращенно - СССР! Понял?
        - Сам придумал?
        - Нет, это он так представился. Я у тебя переночую?
        Савелий Сергеевич пришел на встречу в музейного вида совдеповских джинсах, туристских ботинках и выгоревшей штормовке с огромным карманом на животе. «Кажется, такие в альпинистской среде называют „кенгурятниками“, - вспомнил Миша. Из отдаленных студенческих времен вдруг всплыла застарелая неприязнь к туристам, и Шестаков сразу решил, что СССР ему не понравится. Толик, наоборот, суетился вокруг Струмова-Рылеева. Подвинул единственный стул, зачем-то предложил кофе, которого у них в подсобке никогда не водилось, и вызвался провести, как он выразился, „маленькую экскурсию по местным катакомбам“. Профессор (Миша понял, что это прозвище, с легкой руки Мухина, так и останется за Савелием Сергеевичем) удивленно поднял бровь и от экскурсии отказался.
        - Михаил… - вопросительно начал он.
        - Можно без отчества, - Шестаков постарался не передразнивать церемонные интонации СССР.
        - Я бы хотел, если можно, еще раз услышать от вас, в чем, собственно, состоит проблема. Ваш коллега, - сдержанный поклон в сторону Мухина, - вкратце сообщил мне, что вы интересуетесь крысами…
        Теперь Миша сообразил, что Струмов-Рылеев дико напоминает ему профессора Преображенского в исполнении Евгения Евстигнеева. И зачем только Толик притащил сюда этого зануду?
        В этот момент он поймал ошалелый взгляд Мухина. Посмотрел на СССР и чуть не свалился с табуретки.
        Что-то шевелилось у того в «кенгурятнике».
        «Начинается, - с ужасом подумал Миша, - вот и мы попались».
        Профессор меж тем широко улыбнулся, расстегнул «молнию» на кармане и произнес нелепейшую фразу:
        - Извини, Матильда, я о тебе совсем забыл.
        После чего на столе появилась белая крыса. Она равнодушно оглядела Шестакова и Мухина, села на задние лапы и принялась деловито расчесывать шерсть на мордочке.
        «Это не бред, - подумал Миша. - Он действительно принес сюда эту мерзость». Уж с какой неприязнью Шестаков относился к обыкновенным крысам, а вот такие, белые, вызывали чуть ли не тошноту. Эти красные, как будто воспаленные глаза, голый хвост, шутовские ужимки… Один ее вид говорил, что она способна на какую-нибудь пакость…
        Но Миша один был так пристрастен. СССР глядел на свою голохвостую приятельницу с нежностью, да и Мухин, придя в себя после неожиданного появления Матильды, уже готов был хихикать и умиляться.
        Шестакову окончательно расхотелось разговаривать с Профессором. Беседа текла вяло. Толик, внезапно растеряв свое обычное красноречие, задавал СССР дурацкие вопросы.
        - А они вообще какие бывают?
        - Науке на данный момент известно 137 видов и 570 подвидов крыс, - вежливо отвечал Профессор.
        - Так много?
        - Да. Сюда, конечно, входят и самые экзотические вроде бобровой златобрюхой, широколицей кенгуровой или сумчатой крысы Лоренца.
        - Крыса Лоренца… - зачарованно повторил Толик. - Здорово.
        - В быту, так сказать, - продолжал Савелий Сергеевич, - мы имеем дело в основном с двумя видами: черной и серой. Справедливости ради стоит сказать, что ни та, ни другая не оправдывают свои научные названия. Серая крыса, она же амбарная, или пасюк, в основном коричневая, встречаются и черноокрашенные особи.
        Миша закурил, отметив, как неодобрительно глянули на него СССР с Матильдой.
        - А как же их различают?
        - Самый удобный и надежный признак для отличия черной крысы от серой - это длина уха. У черной оно составляет 2/3 длины ступни, - охотно отвечал профессор.
        «Буду я им еще уши мерить, - зло подумал Шестаков, - давить их, гадов. И точка».
        Красноглазая Матильда, видимо, почувствовала его неприязнь и перебралась к профессору на плечо. И далее, в продолжение всего разговора, проделывала трюк, от которого у Миши каждый раз по телу пробегали мурашки. Она залезала к СССР в ворот, проползала по руке и появлялась из рукава.
        - …В жилых домах черная и серая крысы мирно делят территории проживания, - невозмутимо продолжал профессор, - черная занимает чердаки, пасюк селится в подвалах. Интересно, что в новую постройку грызуны заходят только через открытые двери или вентиляционные шахты, используя для этого темное время суток.
        - Ну, а вот как они, например, попадают в метро? - приблизился наконец к нужной теме Толик.
        - Обыкновенно. Через ствол шахты. И, заметьте, заселяют новую станцию за две-три недели до пуска. Хотя могут мигрировать и по тоннелям.
        - А в поездах не ездят? Магнитными картами случайно не пользуются? - язвительно осведомился Миша.
        - Нет, - твердо ответил профессор. - В поездах не ездят. Ходят пешком.
        - Жаль. - Шестаков сказал это сам себе, быстро вспомнив, что в его папке на платформы приходилось меньше половины случаев. Мозг его лихорадочно заработал: неужели дело в вагонах?
        - Простите? - Профессор удивился. - Чего именно жаль?
        - Мих, - взмолился Мухин, - да не сиди ты, как красна девица на смотринах! Покажи Савелию Сергеевичу свою папку! Ты же видишь, человек знающий!
        Это Миша уже и сам видел. И если бы не Матильда, профессор понравился бы ему гораздо раньше.
        - Так, так, так, - приговаривал СССР, рассматривая график.
        Перед ним на столе лежал Мишкин шедевр - статистика несчастных случаев за последние семь месяцев по всем сорока девяти станциям метро. Политеховские навыки не перебили даже десять лет работы с хулиганами и карманниками. Разными цветами на графике были отмечены данные по месяцам (для этого пришлось одалживать у соседского ребенка фломастеры).
        Приятно, черт возьми, работать с умным человеком! Профессор минут пять рассматривал веселый узор из желтых, синих и лиловых точек, потом потер переносицу и заговорил, обращаясь к Мише:
        - Насколько я понимаю, вас заинтересовало внезапное увеличение количества происшествий на участке «Девяткино» - «Площадь Мужества»?
        - «Площадь Ленина», - поправил его Шестаков.
        - Нет, нет. «Лесная», «Выборгская», «Площадь Ленина» - это как бы инерционный хвост. Смотрите: после того, как между «Площадью Мужества» и «Лесной» затопили тоннели, несчастных случаев там стало не больше нормы.
        - Не понял. - Толик наморщил лоб.
        - Да что ж тут непонятного? Человек едет в центр с «Площади Мужества». Он стоит на платформе. И перед самой посадкой в поезд подвергается какому-то вреднoму воздействию. Он успевает сесть в поезд, и там ему становится плохо. А та станция, на которой его высадят и вызовут врача, попадает в ваш, - Профессор помахал в воздухе листком, - график.
        - Логично, - согласился Миша. - А что вы понимаете под «вредным воздействием»?
        СССР надолго задумался, перебирая бумаги.
        - Я думаю… Больше всего это похоже на очень сильный, избирательного действия галлюциноген. Вы проверяли?… Ах, да, да, вижу, проверяли…
        Мухин глядел на Профессора, как на волшебника.
        - …Кроме того, очевидно распространение этого… м-м-м… фактора… именно от конечной станции к центру… Видите, на первых порах такие случаи отмечались только в «Девяткино»… Вы говорите, кто-то видел перед… м-м-м… случившимся крысу?
        - Да. Человек пять-шесть, - быстро ответил Мухин.
        - Нападений, укусов не наблюдалось?
        - Нет, - хором ответили Миша с Tоликом.
        - А вы знаете, - вдруг весело оглядел их СССР, - это очень интересно! Я, пожалуй, займусь этим феноменом.
        - То есть вы согласны, что здесь замешаны крысы? - Шестаков невольно кивнул головой в сторону Матильды. Она, видимо, устала ползать по рукаву хозяина и снова расположилась на столе.
        - Замешаны? - Мише показалось, что Профессор поморщился. - Какое неприятное милицейское слово… Посмотрим. Надо проверять. Хотя я пока не очень хорошо себе представляю, каким именно образом они могут быть, как вы говорите, «замешаны», но… скорость распространения… миграции… плодовитость… Короче, будем искать. Я могу взять это домой на день-два? - Савелий Сергеевич протянул руку к папке.
        - Конечно. - Миша хотел задать ему какой-то вопрос, но не успел. В подсобке появился Витек. Вид у него был страшно недовольный. В зубах он держал незажженную «беломорину», а в руке - полведра ржавых гаек.
        - Какого…! - светски начал разговор Гмыза, не обращая внимания на Профессора. Матильду на столе он, похоже, не заметил. - Я там вкалываю, а они здесь растрендякивают! Шибко умные, да? А ну-ка живо за работу! - И вывалил в железный бак свои гайки.
        Грохот получился изумительный. Испуганная Матильда сиганула со стола и пулей рванула в коридор. За ней с криком: «Мотя! Назад!» бросился СССР, далее - Витька, подбадривавший: «Шваброй, шваброй ее!» За ним - Мухин, и замыкал бегущую процессию Шестаков, горя желанием надавать Гмызе по шее.
        Матильда исчезла. Ни догнать, ни найти ее не удалось. Профессор сидел в подсобке несчастнее Пьеро. Ему оставалось только затянуть что-нибудь вроде: «Матильда сбежала в чужие края…» Недоумевающий Гмыза бродил по комнате, чувствуя себя виноватым неизвестно в чем. Время от времени он начинал бубнить что-нибудь невразумительное вроде: «Ладно бы, кошка там, хомяк на худой конец, а то…» Но тут же ловил на себе зверские взгляды Миши и Толика и умолкал.
        Всем было страшно неловко. Шестаков честно не испытывал жалости к сбежавшей Матильде и винил самого Профессора: ну действительно, какого лешего тот притащил сюда крысу?
        - Господи, она же пропадет здесь, пропадет, - причитал СССР с таким неподдельным горем, что Миша, несмотря на раздражение, вдруг понял, что скорее всего Профессор - просто очень одинокий человек. И Матильда для него, может, единственное близкое существо.
        - Не переживайте, Савелий Сергеевич, найдется, - неубедительно утешал его Толик, - мы поищем, или сама вернется…
        - Куда вернется? Она же здесь ничего не знает!
        - А мы ей сала кусочек положим, - предложил Витек.
        - Да не ест Матильда сала! - окончательно обиделся Профессор. - К тому же… Вы ее не знаете! Она такая обидчивая и недоверчивая!
        - О! Оби-и-идчивая… - протянул Гмыза. - Все они из себя обидчивых строят… А потом возвращаются как миленькие!
        - Ты о ком? - не понял Миша.
        - О бабах, о ком же? От меня когда Зойка уходила…
        - Да вы что, обалдели все?! Вы о чем говорите?! Гмыза! Ты работать собирался? Вот иди и работай, а не болтай тут всякую чушь! - Шестаков решил взять руководство в свои руки, пока все окончательно не свихнулись. - Савелий Сергеевич, вот папка. Если все-таки надумаете взять посмотреть - пожалуйста. А мне пора.
        До самого вечера то тут, то там Миша слышал отчаянные взывания Профессора: «Мотя, Мотя! Матильда!» Крыса так и не появилась, и около семи часов СССР ушел. Придя в подсобку, Шестаков обнаружил, что папки нет, а на стуле висит штормовка Савелия Сергеевича.
        - Он оставил, чтоб ей было куда возвращаться… - извиняющимся тоном пояснил Толик. - Нехорошо как-то получилось… А бумаги он взял.
        - Ну ты прям втюрился в своего Профессора, - раздраженно бросил Миша. - Я заметил. Вместе с ним готов был эту дрянь голохвостую в задницу целовать!
        - Да потому что я - не ты! Фельдфебель! Теперь я понимаю, почему тебя все Рэмбо называют! Потому что ты - как волк-одиночка, всех плохих зубами разорвешь, а хороших у тебя и не бывает! Человек нам помочь хочет, сам пришел!
        - А по-моему, твой хороший человек - просто маньяк-одиночка! Подружку нашел! Мати-ильда! - передразнил Миша. - Небось торчит на работе до ночи, с сотрудниками грызется, а дома суп пакетный хавает… - Шестакова неожиданно и совершенно беспричинно понесло. - А в квартире у него книг - до потолка. И все про гадов этих… Крыса Лоренца, твою мать! Сырок небось финский своей красавице покупает… А жена от него сбежала. - Взгляд его упал на висящую штормовку. - И ледоруб на стене висит, рядом с фотографией «Покорителям Эвереста»!
        Толик изумленно смотрел на бушевавшего Шестакова и даже не пытался его перебивать. Если разобраться, Мишка просто срывал свою досаду. Он ведь не дурак, сообразил, какого нужного человека нашел Мухин. И вот теперь по вине какого-то нелепого случая они этого человека могут потерять. Возьмет да и обидится на них из-за своей Матильды…
        Все понятно. Но ни утешать, ни спорить с Шестаковым никто не собирался. Толик предпочел промолчать.
        Они разошлись по домам, даже не попрощавшись.
        Миша угадал только две вещи: книг у Савелия Сергеевича было действительно до потолка. И на стене действительно висел ледоруб. Без фотографии. Во всем остальном Шестаков попал, что называется, пальцем в небо.
        Отношение сотрудников института цитологии к СССР (в смысле - к Струмову-Рылееву, а не к развалившемуся Союзу) было весьма близко к обожанию. Не то что «грызться», а даже просто повышать голос на коллег Профессор в принципе не мог. Ходила, правда, легенда о том, что давным-давно, еще во время работы в старом здании, Савелий Сергеевич НАКРИЧАЛ на слесаря-сантехника. Легенда умалчивала, какой чудовищный проступок совершил местный «афоня», чтобы вывести из равновесия этого интеллигентнейшего и уравновешеннейшего (местный сленг. Употребляется только в сочетании с именем Савелия Сергеевича) человека. Далее. СССР жил в огромной коммунальной квартире на Фурштадтской, где больше половины жильцов приходились друг другу родственниками. Пакетных супов в доме не водилось с момента заселения. В дореволюционные времена - просто по причине отсутствия таковых в природе. В наши дни - уже по традиции. (Оставим без внимания совершенно неуместное здесь словечко «хавает», означающее, по всей видимости, процесс поглощения именно пакетного супа.)
        И никаких специальных продуктовых закупок для своей белой крысы СССР не делал. Общая любимица, Матильда столовалась на кухне, вместе с дружной компанией, состоящей из трех кошек, двух попугаев и одной морской свинки.
        С женой, Милой Михайловной, Савелий Сергеевич прожил двадцать два года в мире и согласии. Пять лет назад она умерла от рака.
        …Шестаков пришел утром на работу разбитый и злой. Вчера вечером он пожмотничал и не вылил старый рыбный суп. Ел, давился, а потом всю ночь провел в бегах между кроватью и сортиром.
        Вот кто у нас всегда на рабочем месте - так это сквозняки. Миша чуть-чуть замешкался на входе и тут же получил увесистый тумак дверью по… в общем, по спине.
        Витек Гмыза, птаха наша ранняя, уже сидел в подсобке с таким умильным выражением на лице, как будто только что выиграл в лотерею крейсер «Аврора».
        - Доброе утречко! - ласково поздоровался он с Шестаковым. Необычность поведения Витька в сочетании с бессонной ночью дала такую гремучую смесь, что Миша чуть не взорвался. Он было открыл рот, чтобы сообщить Витьку все, что он думает об этом утре, но не смог произнести ни слова.
        Перед Гмызой лежал большой шмат сала. Как раз в этот момент из кармана оставленной Профессором штормовки появилась мордочка Матильды. Она опасливо поводила носом, взяла протянутый ей Гмызой кусочек и снова скрылась в «кенгурятнике».
        - А говорил - сала не ест! - удовлетворенно заметил Витек, прибавив к этому ласковый, но совершенно непечатный эпитет в адрес Матильды.
        Глава третья
        Сокровища мадам Петуховой
        До конца недели Шестаков успел четыре раза крупно поссориться с Гмызой, один раз - с Толиком и раз пятьсот, по-мелочи, - с СССР. Отпраздновав чудесное возвращение Матильды, Савелий Сергеевич с ходу включился в работу. За три дня он совершенно освоился в метро, бесстрашно шныряя по всем углам и расставляя хитроумные ловушки. Появлялся СССР обычно около шести вечера и сразу садился пить чай с уборщицами. И хотя темой его разговоров были исключительно крысы, женщины слушали Савелия Сергеевича развесив уши.
        В пятницу вечером в подсобке разгорелась жаркая дискуссия. СССР как раз рассказывал о шиншиллах, утверждая, что шуба, сшитая из шкурок этих, по его словам, милейших животных, стоит столько же, сколько хороший автомобиль.
        - Подержанный? - деловито уточнял Витек.
        - Новый! Новый «Мерседес»! - Профессор окинул слушателей сияющим взглядом, наслаждаясь произведенным эффектом.
        - Да это сколько ж этих шишиллов на шубу нужно? - поинтересовалась, наверное, на всякий случай, Тамара Сергеевна.
        - Специалисты называют разные цифры. От ста пятидесяти до трехсот.
        Все помолчали минуту, видимо, представляя себе ораву из трехсот крыс, а потом разом заговорили:
        - Да на хрена такая шуба нужна! Лучше машину взять!
        - Это все капиталисты выпендриваются!
        - Сергеич, а какого они цвета?
        - А я б купила! Были б деньги. С большими деньгами на все по-другому смотришь!
        - Слушай, - сердито спросил Миша Толика, - он что, на посиделки сюда приходит? Как ни посмотрю - все лясы точит. А толку от него - никакого.
        - Как - никакого? - За своего обожаемого Профессора Мухин был готов перегрызть горло любому. - Много ты понимаешь! Человек по науке все делает!
        - То-то я и вижу, что твоя наука нам еще ни одной крысы не поймала!
        - Дурак ты, - снисходительно бросил Толик. И тут же заученным тоном прилежного ученика процитировал - Серая крыса, она же пасюк, отличается крайней осторожностью. Поэтому к приманке ее надо приучать постепенно. А именно: 6-7 суток к ненастороженным ловушкам и не менее 10-12 суток - к настороженным.
        - Тьфу, зануда, - только и смог ответить Миша.
        Он послушал еще минут пять, как взрослые люди всерьез спорили, брать ли новый «Мерседес» или все-таки шубу из шиншиллы, - как будто и то и другое находилось в соседней комнате и ждало их выбора. Любит, любит наш народ примерить на себя красивую сказку…
        - …А с другой стороны, мороки с этой шубой… - задумчиво говорила Тамара Сергеевна, - ни на попе с горки не скатишься, ни в гардеробе не оставишь…
        - Опять же - моль… - подхватил ее мысль машинист Ермолаев.
        Шестакову вся эта беспочвенная дискуссия окончательно надоела. Он пожал руку Толику, поймал взгляд СССР, молча кивнул ему, прощаясь, и вышел.
        Непривычное ощущение праздности охватило Мишу. Ну действительно, когда в последний раз он оказывался свободен в семь часов вечера? «Пойду-ка я просто прогуляюсь», - решил он и двинулся к эскалаторам.
        Наверху еще светило солнышко, радостно горланили птицы и нетрезвые продавцы сосисок и колготок.
        «Пивка, - решил Шестаков, - отдыхать так отдыхать».
        У первого же ларька его громко окликнули:
        - Рэмбо! Трам-там-там-там-там-там! - Сложный оборот, составленный исключительно из ненормативной лексики, должен был означать немереную радость и удивление. - На ловца и зверь бежит!
        - Нашел зверя, - нелюбезно отозвался Миша. Здоровенный парняга по кличке Штука был ему хорошо знаком еще по прежней работе, но Шестаков никогда не допускал фамильярностей в общении «а-ля Глеб Жеглов». - Чего тебе, Фролов?
        - Так тебя ж Носатая ищет!
        Пришла очередь удивляться Шестакову.
        - Меня? Зачем это? Я уж почти полгода как не мент.
        - Не знаю, Шестаков, не знаю, может, у нее какой личный интерес к тебе? - Штука двусмысленно подмигнул, но почему-то обоими глазами.
        - Да иди ты… - Миша снова повернулся к ларьку.
        - Я серьезно, Рэмбо, - голос Фролова стал умоляющим, - она всем сказала: увидите, скажите, что он мне нужен!
        Миша с наслаждением отпил, не отрываясь, почти полбутылки пива и сразу подобрел.
        - Охрану, что ли, набирает? Так не пойду я к ней…
        - Не, с охраной у Носатой все нормально.
        - Хм, ну, тогда, наверное, замуж позовет, не иначе.
        Штука довольно заржал и тут же засуетился:
        - Ну что, двинулись?
        - Прямо сейчас? - Встреча с местной бандершей, прямо скажем, не входила в планы Мишиного отдыха. Он уже пожалел, что разговорился с Фроловым.
        - Пошли, Рэмбо, я только что ее машину около конторы видел.
        - Не егози, - сурово одернул его Шестаков. - У вас что, премия положена за мою доставку?
        - Да ладно тебе. Она сказала: очень нужен. А мое дело - передать.
        Танька Петухова, она же Носатая, как раз выходила из конторы - обыкновенного ларька, но без окон и с официальной табличкой «ТОО АФРИКА».
        - Привет, - бросила она Шестакову, ничуть не удивившись, - садись в машину.
        В принципе из нее могла бы получиться очень стильная дама, учитывая идеальную фигуру и родителей-академиков. Но… Карьеру фотомодели Татьяне перечеркнул лет двадцать назад дворовый пес Марс. То ли играя, то ли разозлившись на приставучих детей, он цапнул за нос ближайшего к нему. Этим ближайшим оказалась Танька. С тех самых пор неровный розоватый шрам стал чуть ли не ее визитной карточкой. Ничьи уговоры - ни родителей, ни друзей, ни обоих мужей - не заставили ее сделать пластическую операцию. Ей нравилось быть Носатой. И вообще, с младенчества девизом Танькиной жизни было: «Не как все!» Татьяна на окружающих производила убийственное впечатление. От цвета ее нарядов сводило скулы даже у бесчувственных грузчиков овощных магазинов. Лексикон - как у доктора филологии, отсидевшего лет пятнадцать в колонии строгого режима. По городу Носатая разъезжала в «БМВ» неуловимо-поганого оттенка, который Валерка Дрягин, увидев однажды, охарактеризовал как «цвет бедра ошпаренной нимфы».
        - Ты ел? - буднично спросила она, словно жена, припозднившаяся с работы. - Ужинать будешь?
        - Буду, - в тон ей ответил Шестаков. «Ну-ну. Посмотрим. С вопросами пока подождем. Пусть Татьяна сама разыгрывает свои козыри».
        Ему пришлось больше часа покататься с Носатой по окрестностям. Они заехали в ларьки на «Площади Мужества» и «Академической», посетили большой магазин хозтоваров на Гражданском проспекте (оттуда Татьяна вышла разъяренная и даже пнула носком изящной туфельки чью-то «девятку») и ненадолго притормозили около развала «секонд-хэнда» на проспекте Науки. У Шестакова закралась неприятная мыслишка, что Танька не столько занимается своими делами, сколько демонстрирует его своим приближенным. «Не иначе, в охрану к себе позовет. Соврал, значит, Штука». Когда они наконец сели за стол в небольшом ресторанчике, Миша напрямик спросил:
        - Ну что, всем меня засветила?
        - Фу, Рэмбо, что за жаргон? - Татьяна наморщила нос. Из-за шрама это у нее получилось жутковато. - Просто ты должен понимать, что правильно проведенная рекламная кампания - это восемьдесят процентов успеха.
        - Начало интересное. И что же продаем?
        - Слушай, давай вначале поедим? У меня уже голова от голода кружится.
        - Угощаешь?
        - Спрашиваешь! Небось подсобным рабочим ресторан не по карману?
        - Так ты и это знаешь?
        - Конечно.
        - Тогда я не понимаю, зачем шухер разводить?
        - Какой шухер?
        - С поисками. Штука у меня чуть на рукаве не висел: «…Носатая тебя ищет…» - Миша намеренно провоцировал Петухову. - Ты бы еще в газетах объявление дала: «Срочно хочу Рэмбо!»
        - Ты спошлил или мне показалось? - спокойно поинтересовалась Танька, оторвавшись от салата.
        - Прости. Показалось.
        Они помолчали немного, занимаясь едой. Первый раунд, по всем статьям, остался за Носатой. Шестаков, однако, не унимался и через некоторое время, проследив, как его дама лихо хлопнула третью рюмку, вслух удивился:
        - Ты что - все ГАИ скупила?
        - Рэмбо, ты наивен, как дитя. На эту прорву никаких денег не хватит. Неужели ты считаешь, мне некого посадить за руль?
        Мише почему-то почудилась в этих словах горькая жалоба. Действительно: «посадить за руль» это немного не то, что «отвезти домой». Он испугался, что разговор сейчас скатится в скучнейшее бабское болото, и, уводя разговор в сторону, предложил:
        - А на трамвайчике не желаете? Или на метро? - Шестаков честно не хотел язвить. Но, как оказалось, попал в точку. Татьяна вздрогнула, остро и внимательно глянула на него и серьезно спросила:
        - Как, по-твоему, это надолго?
        И снова Мишка не врубился, решив, что спрашивают про затопленные тоннели:
        - Не знаю, я же не инженер-строитель. Говорят, там подземная река…
        - О-о-о… - закатила глаза Носатая, - ну, я не понимаю, как можно с мужиками о деле разговаривать? Пока голодный - вообще не подступись, а поест, так просто дурак дураком! Шестаков! Я тебя не об этом спрашиваю!
        Далее разговор проходил почти конструктивно. Убедившись, что Татьяна не преследует в его отношении личных целей и не просто собралась послушать «страшилок» на сон грядущий, Миша рассказал Таньке все. Даже про СССР с Матильдой. Петухова выслушала внимательно, чуть нахмурившись. Немного помолчала и внезапно расхохоталась.
        - Ты чего? - испугался Миша.
        - Ой, подожди… Сейчас отсмеюсь… - Татьяна достала из сумочки носовой платок, шумно высморкалась (Шестаков заметил, как изумленно обернулся на нее мужик за соседним столом) и весело сказала:
        - Ох, и повезло тебе, Рэмбо, с бабами в команде: хвостатая есть, теперь и Носатая будет…
        - Тоже в подсобные рабочие уходишь?
        - Не-ет, Рэмбо, у меня, конечно, на земле забот - выше крыши. Но к вам, туда, - Петухова ткнула пальцем вниз, - мне пока рановато.
        - Тогда - не понял.
        - Тогда слушай. Ты меня знаешь? - Вот-вот, пошла Манька Облигация. Дальше по сценарию: «…я сроду с „мокрушниками“ дела не имела!» Татьяна, похоже, и сама вспомнила любимый фильм, потому что снова хохотнула басом. Но продолжила вполне серьезно - Моя «Африка» сейчас держит почти всю торговлю у метро, от «Площади Мужества» и до конечной. А народ теперь все верхом ездит. И норовит покупать свои долбаные сосиски или в центре, или уже около дома. Ты не представляешь, в каких я «минусах». А скоро лето… Холодильников не хватает. Я не могу товар неделями на улице гноить. Понимаешь?
        - Нет, - честно ответил Шестаков. - Холодильниками помочь не могу, у меня дома - один, да и то старый.
        - Ладно, хватит прикидываться. Короче говоря, мне нужно, чтобы народ опять в метро ездил. Как обычно. И не шугался.
        - Что ж я их, за руки тянуть буду?
        - Зачем - за руки? Ты делай то, что делал. А я помогу.
        - Чем?
        - Чем надо. Деньгами. Людьми. Оружием. Только скажи.
        У Шестакова, видимо, было настолько обалделое, недоверчивое выражение на лице, что Танька просто налила две полные рюмки, протянула ему одну, чокнулась и выпила со словами:
        - Не сомневайся, Носатая не обманет.
        Миша послушно выпил. На душе было тепло и радостно. Мадам Петухова не прятала свои сокровища в стул, а сама принесла Воробьянинову.
        - Ну? Тебе, наверное, подумать нужно? Так ты подумай, списочек мне составь - чего и сколько.
        - А ты не боишься?
        - Чего? - удивилась Носатая. - Я ж не людей убивать собираюсь. Я ж на благое дело…
        Миша ненадолго задумался.
        - Единственный вопрос: кто нас с оружием пустит в метро? Ты об этом подумала?
        - Ну, это я постараюсь уладить. - Танька прищурилась, что-то соображая, затем придвинулась к Шестакову и заговорщически сказала - А бюрократ твой, пожалуй, прав. Выправь там у них какую-нибудь бумажку. Чтоб с официальным названием, счет благотворительный открой. Все полегче с формальностями будет.
        - С каким еще названием?
        - Я не знаю, придумай что-нибудь звучное… и боевое.
        - «Рэмбо и Носатая», - сразу же предложил Шестаков. - А что, по-моему, очень боевое.
        - Нескромно и слишком прозаично, - отрезала Татьяна. - Лучше так. Какая это у нас линия? Кировско-Выборгская? Вот пусть и будут: «Выборгские крысоловы». Ну, как тебе?
        Пришлось признать, что очень неплохо.
        - Сразу представляешь что-то сказочно-героическое, - заметил Миша.
        - Точно, - согласилась Носатая. - Причем распределим сразу: подвиги тебе, а сказки - мне.
        - Какие сказки?
        - Сразу видно, Рэмбо, что ты - человек некоммерческий.
        - Есть такой грех.
        - Я же уже сказала тебе: правильно проведенная рекламная кампания - залог успеха.
        - Так ты что, меня будешь рекламировать?
        - Угу. - Татьяна откусила огромный кусок торта и изрядно измазалась кремом. - Народ страшные истории про метро рассказывает, а мы будем встречные слухи пускать. - Она быстро облизнулась и горячо продолжала: - Не будем ничего скрывать. Да, в метро орудуют крысы, да, было несколько случаев нападения на людей. Совсем другой поворот. Во-первых, крысы - это уже что-то реальное, гадость, конечно, но все-таки - не какие-то там призраки и «барабашки». Во-вторых, человек любит, чтобы о нем заботились… Ну, вспомни, по телеку в рекламе через слово: «мы помним о вас», «мы поможем вам», «мы хотим, чтобы вы жили долго». Клиент распускает слюни и покупает полные карманы каких-нибудь дерьмовых мульти-пульти-супер-пупер-витаминов, от которых ни толку, ни проку, одна изжога…
        - Слушай, ты что, на курсы по рекламе ходила?
        - Жизнь научила, - отмахнулась Татьяна, - не перебивай. Так и мы скажем: «Да, было опасно. Но теперь о вашей безопасности позаботятся наши бесстрашные парни - „Выборгские крысоловы“!»
        - Ты еще дудочки перед входом начни продавать, - тихо заметил Миша.
        - Какие дудочки? - недоуменно спросила Петухова.
        - Да это я так, про крысоловов. Был один такой. Все с дудочкой ходил. - Шестакову было стыдно признаться, что он не помнил, как было имя того мужика, про которого ему давным-давно рассказывал Валерка. Что-то, кажется, на «г». В общем, дело там кончилось плохо. Денег ему не дали или еще чем обидели… А он взял и детей всех увел. За своей дудочкой. «Черт, я запьянел, что ли?»- подумал Шестаков.
        - Рэмбо, ты меня слушаешь?
        - Да, да, я просто задумался.
        - Давай-ка я тебя домой отвезу, - предложила Татьяна, внимательно глядя на него. - А завтра встретимся и договорим.
        - Давай, - махнул рукой Миша. На самом деле он не был так сильно пьян. Ему просто расхотелось думать, ходить, говорить…
        - Славик! - крикнула Танька в сторону стойки. - Мы уходим. Будешь водилой.
        Сидя рядом с Носатой на заднем сиденье ее «БМВ», Шестаков вяло размышлял о том, что вот… женщина… она, так сказать… для души… а не для работы… а вот… Танька… например… она… для дела…
        Свежий ветерок быстро привел его в чувство.
        - А ты действительно очень на Рэмбо похож, - призналась Носатая.
        - Не, мне до него не дотянуть.
        - Почему? Бухаешь много?
        - Нет. Голеностопы слабые. Я ноги все время подворачиваю.
        - Да ну? - удивилась Танька. И как-то очень по-матерински вздохнула.
        Высаживая Мишу около его дома, Носатая черкнула что-то на листке.
        - Звони мне завтра, прямо «на трубку». Вот номер.
        - Слушай, Петухова, а может, тебе и тоннелями затопленными заняться? С твоей энергией ты любую подземную реку перекроешь.
        - Посмотрим, - серьезно ответила она, - вначале с твоими крысами разберемся.
        «БМВ» лихо рванула с места и исчезла за поворотом. А Миша пошел домой - пить крепчайший чай и соображать, сколько ему нужно видеокамер круглосуточного слежения, винтовок, приборов ночного видения и, главное, людей, из которых должны получиться «Выборгские крысоловы».
        Глава четвертая
        СССР
        С момента их знакомства прошло ровно две недели.
        Вечно мрачный Шестаков и любознательный Мухин прочно вошли в жизнь Савелия Сергеевича. Уже почти все сотрудники узнавали по телефону голос Толика, на «Политехнической» СССР проходил в метро бесплатно, а Витек Гмыза собственноручно написал для сестры Профессора рецепт «корейской капусты».
        А результаты?
        Единственным пока и самым неожиданным результатом была, извините, беременность Матильды. Несчастное животное, пережившее тяжелейший стресс из-за вынужденного побега, оказывается, подверглось насилию со стороны грубых диких тварей! И, мало того, этот инцидент имел последствия! Профессор переживал ужасно. Матильда же, придя в себя по возвращении домой, казалось, напрочь забыла о своем приключении. Она с аппетитом принимала пищу, гоняла по длиннющему коридору морскую свинку Дуську и на прежней скорости удирала от обоих котов, не обращая внимания на злополучные «последствия», потихоньку распиравшие ее брюшко.
        В лаборатории был полный (как это метко назвал бы Виктор Гмыза) «тухляк».
        Крысы, как и положено по науке, попривыкнув к ловушкам, начали исправно попадаться. Сбылись Мишины ядовитые слова: Савелий Сергеевич дествительно стал «торчать на работе до ночи». После аккуратных, чистеньких лабораторных подземные родственники Матильды вызывали у Профессора чувство брезгливости. Вскрывать эти блохастые и грязнейшие экземпляры приходилось в отдельном «боксе», соблюдая все меры предосторожности, - за один особо урожайный день, например, у Профессора запросто уходило до трех пар отличных финских одноразовых перчаток. Как-то вечером в комнату к СССР наведался начальник лаборатории, заинтересованный столь внезапным проявлением трудового рвения своего сотрудника.
        - Савелий Сергеевич, - ласково начал он, - да вы, никак, мой дорогой, за кандидатскую взялись? Не поздновато?
        СССР натужно покраснел. И поскольку врать не умел вовсе, принялся что-то длинно и путано объяснять про эволюцию генотипа, подавление метаболизма антропогенными факторами и прочие тонкие материи. Ему удалось быстренько забраться в такие дебри, что начальнику осталось лишь покивать с умным видом и уйти, пожурив напоследок за неэкономное отношение к материалам и оборудованию.
        Нет, не приносила Профессору эта работа никакого удовлетворения. Ищи то, не знаю что. Приходилось потрошить и проглядывать от кончика носа до кончика вонючего коричневого хвоста каждую пойманную крысу. Если они на самом деле носители какого-то галлюциногена или отравляющего вещества, то:
        - где-то оно должно вырабатываться;
        - где-то оно должно храниться;
        - как-то они его должны выделять в воздух (плевать или пукать, в конце концов!).
        Десятки выпотрошенных грызунов - и ни одного ответа.
        К середине второй недели Савелий Сергеевич решил немного развеяться, а заодно и попытался подойти к проблеме с другой стороны. Он взял на работе несколько дней отгулов и решил еще раз встретиться и поговорить с пострадавшими. Ну, не со всеми - с кем удастся, кто будет не против. Миша эту затею не одобрял, но вызвался ехать с ним.
        - Простите, Михаил, - как можно мягче отговаривал его СССР, - ни в коем случае не хочу вас обидеть, но разговор предстоит доверительный, я бы даже сказал - интимный. А вы с людьми разговариваете несколько резковато.
        - Угу, угу, резковато! - подхватил Толик. - Это у него с ментов еще осталось. Бывало, войдет, только поздоровается, а ты уже чувствуешь себя главным подозреваемым!
        - Муха! А в глаз? - Шестаков почти привык к тому, что Толик «спелся» с Профессором, но иногда эта парочка его сильно раздражала.
        - Вот! Я же говорил!
        - Не ссорьтесь, друзья мои! Михаил, поймите, мне кажется, будет полезно поподробнее узнать об этих людях.
        - Зачем?
        - Может быть, это поможет разобраться в механизме действия галлюциногена…
        - …которого еще никто не нашел, - язвительно добавил Шестаков.
        - Не беда. Найдем.
        И вот уже три дня парадный плащ СССР (темно-синий югославский, надевается для официальных встреч, вполне еще хорош, пятнадцать лет назад жена в Военторге покупала) мелькал то тут, то там по всему Питеру. Под мышкой у Профессора была зажата уже знакомая нам черная папочка. Люди шли на контакт в основном охотно. В наше суетливое время не так уж много найдется желающих выслушивать чужие заморочки. А как раз слушателем Савелий Сергеевич был самым благодарным. После каждого визита, примостившись на какой-нибудь лавочке или подоконнике, он добавлял своим куриным почерком несколько фраз к сухому описанию происшествия.
        В целом картина получалась ясная. Может быть, даже слишком ясная для такого сложного явления, как галлюцинация.
        Для начала Профессор отделил описания происшествий в вагонах от случаев на платформах. Хотя бы потому, что последние имели, как правило, более тяжелые последствия. Два случая со смертельным исходом - обезумевшие люди толкали пассажиров под поезд. И неизвестно, сколько еще невыявленных трагедий, когда некого уже было спрашивать, почему человек упал на рельсы. К тому же на платформах галлюцинации имели другой масштаб, что ли… Взять хотя бы последний случай, когда ветеран войны, заслуженный учитель РСФСР, принял подходящий поезд за фашистский танк. Руки пожилого человека тряслись, а лицо пошло красными пятнами, когда он рассказывал об этом Савелию Сергеевичу. Беседа вышла недолгой, так как родственники ветерана сильно беспокоились о его здоровье. Но СССР успел узнать, что подобный эпизод - то есть человек один на один с танком, гранаты кончаются - уже был в жизни старого солдата. И навсегда остался в памяти.
        - Я много пожил, много повидал, - признавался ветеран, - но так страшно, как тогда, в сорок втором, никогда не было. А вот теперь - такая напасть! Как наяву все увидел!
        Удивляла яркость впечатления. Пострадавший почувствовал даже жесткую сухую траву под рукой.
        У всех случаев, происходивших в вагонах, была одна общая особенность. Толчком к галлюцинации обычно служила какая-то незначительная деталь. И далее - словно срабатывал некий катализатор.
        «Пострадавший С.
        В 10.30 вошел в поезд на станции «Гражданский проспект». Сел примерно в середине вагона. Газету купить не успел, поэтому стал просто рассматривать пассажиров. Прямо перед ним стал мужчина в темно-сером плаще. Буквально через несколько секунд С. почувствовал сильный страх. Причем не перед человеком, а именно перед этим плащом. Глухая застежка, необычно тяжелая ткань. Спустя короткое время С. догадался, что плащ - просвинцованный. Поднял глаза и увидел, что лицо стоящего закрывает респиратор. Откуда-то в руках у мужчины появился дозиметр. Он навел его на С. Судя по сильному треску, С. догадался, что получил огромную дозу облучения. В ужасе нажал кнопку экстренной связи «пассажир - машинист». Снят с поезда на станции «Академическая». Госпитализирован. Алкоголем не злоупотребляет. Ранее ни в семье, ни у самого С. психических отклонений не наблюдалось. Полностью пришел в себя через сутки».
        Сам Игорь Статицкий рассказывал эту историю гораздо красочней. Ему ли не знать, как трещит дозиметр в ста метрах от четвертого энергоблока…
        «Пострадавшая Д.
        Ехала на работу с обеденного перерыва. Села в первый вагон на станции «Академическая». Немного опаздывала, поэтому не успела дома покрасить губы. Достала пудреницу, губную помаду. В зеркальце увидела свое лицо, стареющее на глазах. Хорошо запомнила, как мгновенно поседели волосы и провалился беззубый рот. Сильная истерика. Госпитализирована «Скорой помощью» со станции «Политехническая». Пришла в себя через десять часов. До сих пор устойчивый страх перед зеркалами. Алкоголем не злоупотребляет. Ранее ни в семье, ни у самой Д. психических отклонений не наблюдалось».
        Красивая, моложавая дама. Ни за что не дашь ей ее сорока семи. Сильный характер, ответственная должность. Полгода назад вышла замуж за человека младше ее на пятнадцать лет.
        «Пострадавшие братья С. Близнецы. 43 года. Живут в Ленинградской области. Приехали в Санкт-Петербург в гости. Вышли из пригородной электрички. Пережидали толпу, купили пива, покурили на платформе. Вошли в метро на конечной станции „Девяткино“. Сели в первый вагон. Напротив сел мужчина в мохнатом свитере зеленого цвета. Буквально через несколько секунд после отправления поезда практически одновременно братья обратили внимание на этот свитер. Оба видели, как шерсть превращается в водоросли, лицо сидящего человека бледнеет и раздувается. Одновременно вагон начал наполняться водой. При подъезде к станции „Гражданский проспект“ они уже сидели в затопленном вагоне, полном утопленников. Прибывший врач зафиксировал шоковое состояние и сильнейший бронхоспазм. У одного из братьев остановилось дыхание. Госпитализированы в тяжелом состоянии».
        Поговорить ни с одним из братьев Спицыных Профессору не удалось. Их лечащий врач, удивительно любезная и сообразительная дама, охотно сообщила, что подобные случаи хоть и крайне редко, но все же наблюдаются у однояйцевых близнецов. Причину внезапного помрачения рассудка у двоих взрослых, здоровых крепких мужиков врач видела в неумеренном потреблении суррогатного алкоголя.
        СССР не угомонился, а съездил в родную деревню Спицыных, где и узнал, что, во-первых, братья никаких суррогатов век не пили, да и зачем, когда дома завсегда в шкафу «четверть», не меньше, родного, «картофельного». И во-вторых, что отец близнецов утоп, уж годков тридцать как. Пошел купаться да, видать, в тине завяз. Только через десять дней его к берегу и прибило. Мальцы его как раз по берегу шастали. Ну и нашли. Переживали тогда шибко.
        «Заметим, что пострадавшие - в основном мужчины. Не наблюдалось ни одного случая галлюцинаций у детей», - написал Савелий Сергеевич на отдельном листке.
        - Ну и что? - нетерпеливо спрашивал Шестаков, быстро листая папку. - К чему нам эта лирика?
        - Как это к чему? - СССР, как обычно в разговоре с Мишей, начал багроветь. Он совершенно не привык, чтобы его труды обзывали «лирикой» и относились столь легкомысленно. - Вы что, не видите закономерности?
        Разговаривать было страшно неудобно. В комнату непрерывно входили и выходили люди, приносили какие-то ящики, что-то постоянно спрашивая у Шестакова.
        - Знаете, Михаил, я лучше попозже зайду, - предложил СССР.
        - Хорошо, - как-то слишком равнодушно отозвался Миша. - Да, а как с уловом быть? Сегодня три штуки попалось. И вчерашних две. Заберете?
        - Заберу, - покорно ответил Профессор.
        К вечеру подсобка уже не так сильно напоминала штаб, как днем. Толик уютно пил чай, вяло переругиваясь с Шестаковым. Миша выглядел уставшим, но глаза его глядели весело.
        - …Завтра подписываю последние бумаги - и вперед, - говорил он Мухину.
        - А по-моему, ты торопишься, - заметил Толик, отставляя пустую чашку. - У нас и доказательств почти нет.
        - Все вопросы к товарищу Профессору. - Миша сделал в сторону СССР широкий приглашающий жест.
        Почему-то именно это равнодушно-ироничное движение ужасно оскорбило Савелия Сергеевича.
        - А знаете, Михаил, - чуть срывающимся, звенящим голосом начал он, - а вы ведь зря так легкомысленно от меня отмахиваетесь. И сейчас, простите, вы напоминате мне ребенка, который, увлекшись новой игрушкой, задвигает в угол старую.
        - Игрушки? - пришла очередь побагроветь Шестакову. - Ну и сравненьица у вас, господин Профессор!
        - Ага! - страшным голосом произнес СССР. - Вот уже «господин», а не «товарищ»!
        Мухин, в предчувствии скандала, переводил умоляющий взгляд с Профессора на Мишу, но не мог произнести ни слова.
        - Вас не устраивает мое сравнение? Я могу привести другое, и даже не одно. Вы, вероятно, относитесь к тем современным господам, которые берутся в одиночку спасать мир? И всерьез убеждены, что главный принцип жизни - неистребимое и всеразрушающее: ввяжемся, а там разберемся! Пора бы уже переболеть этой детской болезнью и начать наконец думать! Думать хоть чуть-чуть, а потом уже действовать!
        - Уж не вы ли будете учить меня думать? - Шестаков медленно встал, и у Толика вдруг мелькнула жуткая мысль, что он сейчас ударит Профессора.
        - Буду! - срывающимся голосом крикнул Савелий Сергеевич, и сразу стало ясно, что разговаривать в таких тонах он совершенно не умеет. - Уже в течение, как минимум, недели я наблюдаю за вашей активной деятельностью. Не надо быть гениальным провидцем, чтобы понять: здесь готовится боевая акция. Проще говоря, вы собираетесь воевать. Прекрасно! С кем? С крысами! Вот этим! - Нельзя не признать, что Профессору вполне удалось эффектно открыть ящик с винтовками. - И где? На территории противника! В плохо освещенных тоннелях, с массой боковых ходов, низкими потолками, проводами на стенах… Простите, но вы - скверный полководец. Мы не знаем, почему люди сходят с ума в метро, а вы собираетесь запустить сюда вооруженных неподготовленных людей! Вы не подумали о том, что они могут просто-напросто сгоряча перестрелять друг друга?
        Шестаков так же медленно сел. Тысячи самых злых и обидных слов еще вертелись у него на языке. Но теперь все они предназначались ему самому. Страшным усилием Миша проглотил свое самолюбие и глухо сказал:
        - Савелий Сергеевич, я болван.
        И снова, как две недели назад, СССР сидел за столом и перебирал бумаги в черной папке. Теперь он это делал уже по-хозяйски, кратко комментируя полученные сведения. Он оценил мужественное признание Миши, поэтому старался говорить по возможности мягко и деликатно.
        - Я начал догадываться об этом уже после третьего визита… Смотрите. Все галлюцинации имели, так сказать, бытовую окраску… Жуткие, нелепые видения, но совершенно жизненные: утопленники, радиация, серьезная травма… Я не нашел ни одного человека, который бы видел нечто сверхъестественное…
        - М-м-м… - Толик хотел было что-то сказать, но лишь вопросительно глянул на Шестакова.
        - Простите? - После своего недавнего бурного монолога СССР вернулся в привычный образ интеллигентного человека. - Вы что-то хотели сказать?
        - Да… - Мухин помялся. - Вот вы говорите: ничего сверхъестественного. А я помню, что одна женщина… Давно еще… Помнишь, Мишка?
        - Калашникова Антонина Васильевна, - по памяти процитировал Шестаков, - дежурная по станции «Площадь Мужества». Остановила эскалаторы. Жертв нет. Только народу много попадало.
        - Вот-вот! - Толик смущенно глянул на Профессора. - Мне кажется, она-то как раз полную чертовщину видела…
        СССР кивнул:
        - Да, да, я понимаю, о чем вы говорите. Яркое, с многочисленными красочными подробностями видение. Врата ада. Я ездил к Антонине Васильевне. Она сейчас живет за городом у матери. Сейчас отвечу. Поймите, когда я говорю о сверхъестественном, я имею в виду образ или ситуацию, которым неоткуда взяться в нашей реальной жизни. То есть вы можете прочитать на ночь бредовую статейку в газете, затем лечь спать и во сне увидеть зеленого инопланетянина с тремя глазами. Но все это - плоды чьей-то глупой фантазии. Здесь же мы имеем дело с одной из самых устойчивых и тщательно - веками! - разрабатываемой идеей.
        - Какой? - не понял Миша.
        - Религией. Мне удалось поговорить не только с Антониной Васильевной, но и с ее матерью. Это очень пожилая и строгая женщина. Самое главное, что они - староверы. Настоящие, ортодоксальные, для которых загробная жизнь - такая же реальность, как для вас, Михаил, простите, Уголовный кодекс.
        - Почему «простите»?
        - Я побоялся, что вас может обидеть такое сравнение…
        Шестаков только махнул рукой:
        - Ничего. Я, кажется, понял, к чему вы клоните. Все эти, м-м-м, черт, потерпевшие… короче, каждый увидел то, чего больше всего боялся?
        - Именно! Вот это-то и странно. Я проглядел литературу, правда, очень наспех, но не нашел описания галлюциногена с подобным действием. То есть когда или из подсознания, или из глубин памяти вытаскивается самый большой страх. Далее… Я много думал… - СССР покопался в папке, достал из нее листок и положил сверху. - Чтобы не утруждать вас длинными рассуждениями, я просто сообщу свои выводы. Удивительные, надо заметить, выводы… - Тут он снова перебил сам себя, и Миша подумал, что Профессор хоть и пообещал не утруждать, но говорит на самом деле ужасно длинно, если не сказать - занудно. - Это даже не назвать выводами. Это скорей констатация странностей. Итак. Во-первых. Неожиданность появления феномена.
        - Ох, Савелий Сергеевич, мы же не научную статью обсуждаем! - взмолился Толик. - Давайте на русский разговорный перейдем.
        - Хорошо… Сейчас… сейчас… - СССР прокашлялся и начал довольно бойко: - Ни с того ни с сего люди в метро начинают видеть кошмары. - Для убедительности он даже начал загибать пальцы. - Видят они то, чего больше всего боятся. Это необычно, и это во-вторых. И третье. Вам не показалось странным, что пострадавших не так уж много?
        - Чего-о? - Шестаков ожидал от Профессора чего угодно, но только не такого нелепого вопроса.
        - Я исхожу из логики. Если этот предполагаемый странный галлюциноген существует, то воздействует он явно через дыхательные пути. Проще говоря, это газ.
        - Ну! - Толик, похоже, ухватил мысль, потому что глаза его загорелись.
        - Я специально спрашивал пострадавших: были ли рядом еще люди?
        - Конечно, были, метро все-таки…
        - Вот и они отвечали так же! - СССР вскочил. - Тогда почему с остальными ничего не произошло? У нас всего два случая, где больше одного пострадавшего! Вот… Братья Спицыны… И еще… минутку… Юргачев и Половцев. Все. Если взглянуть в целом, можно утверждать: действию галлюциногена подвергаются не все, а только сильные, цельные, волевые люди.
        - Откуда же у них кошмары, если они такие сильные?
        Профессор посмотрел на Шестакова, как на ребенка:
        - Михаил, уж вы-то должны знать, что смелый человек не тот, кто ничего не боится, а тот, кто умеет превозмогать свой страх… Это азбучная истина…
        - Но… тогда получается полная чертовщина! - не выдержал Мухин. - Выходит, эти гады еще выбирают себе жертв?
        - Не думаю, что все так сложно. Я бы сказал, что мы просто имеем дело с избирательным действием какого-то вещества.
        СССР замолчал, вглядываясь в лица Толика и Миши. Оба сидели, задумавшись. По лицу Мухина можно было сказать, что он просто переваривает полученную информацию. Шестаков же мрачнел на глазах.
        Профессор решился нарушить молчание:
        - Теперь вы понимаете, Михаил, почему я так настойчиво пытался с вами поговорить? Вы ведь, кажется, создаете некую боевую группу? Я бы посоветовал крайне осторожно набирать людей. Пока мы не знаем, как защищаться от этого галлюциногена…
        - А если просто - противогазы? - оживился Толик.
        - Шикарная мысль. - Миша оперся подбородком на руки, поэтому голос его звучал глухо и обреченно. - Противогазы, приборы ночного видения и винтовки с оптическим прицелом. Уж лучше сразу заказывать скафандры.
        - Нет, нет, я имел в виду совсем другой способ…
        - Какой?
        - Постараться найти людей, не подверженных этому действию.
        - Час от часу не легче! - Шестаков опять начинал злиться. - Что ж мне, детей в команду набирать? Если все, как вы говорите, волевые и цельные, начинают биться в истерике, на хрена мне толпа хлипаков и сопляков?
        - Куда ни кинь, всюду клин… - грустно констатировал Мухин.
        - Да нет же! - СССР замахал руками. - Все можно сделать проще. Нужно сразу отсеивать кандидатов с затаенными страхами. Не может быть, чтобы каждого смелого человека в детстве напугали лягушкой!
        - И как это проверить?
        - Ну, уж такие методики нашей медициной давно отработаны! Обыкновенный гипноз! Погружаем человека в транс и спокойно выясняем, чего он боится.
        При слове «гипноз» Шестакова аж перекосило. В голову полезли какие-то смутные и неприятные ассоциации с Поплавским…
        - Ну уж, хрен! Еще и этих шарлатанов сюда ввязывать!
        - Почему же шарлатанов? Вы случайно не путаете с экстрасенсами?
        - Не делайте из меня идиота! Я знаю, что говорю! Терпеть не могу, когда серьезное дело превращают в балаган!
        СССР озадаченно переводил взгляд с Толика на Мишу, стараясь понять причину столь негативного отношения к гипнозу. Мухин пожал плечами: он тоже не понимал Шестакова.
        - Миш, чего ты так взъелся? Мне кажется, Савелий Сергеевич прав…
        - Прав, прав… - передразнил Миша. - Все вокруг правы, один я - кретин!
        - Пожалуй, пора по домам, - примиряюще предложил СССР, поднимаясь.
        - Ага. Поздно уже. - Толик старательно потянулся и широко зевнул. Может, чуть-чуть шире, чем следовало бы. Раздался противный хруст, и Мухин остался с открытым ртом. Он выпучивал глаза, махал руками, но ничего не мог поделать.
        - Ты чего?
        - А-э-о-у-а-ы-о! - нечленораздельно ревел Толик.
        - У него челюсть защелкнуло! - сообразил СССР.
        Шестакова прорвало. Он хохотал как безумный и пока Толик очумело носился по комнате с незакрывающимся ртом, и когда за ним начал бегать Профессор, и продолжал подкряхтывать от смеха даже после того, как все благополучно закончилось. Савелий Сергеевич поймал несчастного Мухина и что-то нажал у того около уха. Рот захлопнулся с плотоядным компостерным звуком.
        - Спасибо, Муха, - от души поблагодарил Миша, отсмеявшись. - Век так не веселился. Ты это специально?
        - Дурак, да? - сквозь зубы сказал Толик. Теперь он боялся широко открывать рот.
        - Все равно - смешно, ты уж извини. Ладно, пошли по домам.
        По дороге Толик, чувствуя, что несколько разрядил общее напряженное настроение своим конфузом с челюстью, решился немного поболтать.
        - Как поживает Матильда? - Бодро осведомился он у Профессора.
        Миша тут же метнул в Мухина один из своих молниеносных колючих взглядов, смысл которых каждый раз ускользал от СССР.
        - А я разве вам не говорил? - О своей любимице Савелий Сергеевич мог говорить когда угодно. - Матильда ждет… У нее будут… Хм… Хм… - СССР запутался в деликатных словах. Не говорить же, в самом деле, что «мы ждем прибавления семейства»!
        - Залетела хвостатая? - с ходу сообразил опытный Шестаков. - И кто папаша? Какой-нибудь крыс Лоренца экзотический, или на стороне нагуляла?
        Душевное единение моментально испарилось, а Профессор с Мишей вновь оказались по разные стороны бытовой баррикады, испокон веков разделявшей интеллигенцию и народ. СССР ошарашенно смотрел на Мишу, не зная, чем ответить на грубость, и привычно недоумевая, что вообще его связывает с этим кондовым хамом.
        - Вы… Вы… - бессильно повторял Профессор.
        - Жлоб ты, Мишка, - с горечью констатировал Мухин, - вечно все опошлишь…
        - Да ладно вам нюни распускать! - Агрессивный Шестаков имел свои представления о пошлости. - Я кого-то обидел? Оскорбил? При даме матерно выругался? - Мише приходилось перекрикивать шум поезда, поэтому он почти орал на Толика с Профессором. - Гуманисты хреновы!
        Поезд остановился на «Площади Мужества». В наступившей тишине четко прозвучал чуть подрагивающий голос СССР:
        - С каких это пор «гуманист» в нашей стране стало ругательством?
        - Да ни с каких! Просто мутота эта ваша надоела! «Ах, Каштанка!», «ах, Муму!», плачем-надрываемся, а собаку бездомную на улице увидел - отстреливать, отстреливать, она заразу всякую разносит!
        - Что-то не пойму я вас, Михаил, к чему это?
        - Ну, что тут не понятного? Сами-то крысочку себе завели, еще имя какое-то похабное подыскали, в рукаве ползать разрешаете, тьфу, гадость… А на работе небось таких же беленьких, безымянных режете не задумываясь!
        СССР бессильно развел руками:
        - Я не знаю, что вам возразить…
        - И не надо мне возражать! Трендеть надо меньше! - Справедливости ради заметим, что Миша употребил слово посильнее, чем просто «трендеть», но тут же спохватился и извинился перед Профессором. - Да я, собственно, не на вас наскакиваю. Мне просто с детства тошно было читать все эти сопливые книжки. Зачем-то напяливают зверью человеческие чувства… И вот рассусоливают про то, как какой-то блохастый барбос лежит под хозяйским креслом и что он там себе думает. Да ни хрена он не думает! Животные хотят есть, пить и… блин, размножаться! И я хочу того же! Все хотят жить. Поэтому комар кусает меня, а я ем бифштекс. По-честному.
        - Да кто же вас упрекает в нечестности?.. - опять попытался встрять Савелий Сергеевич, но Толик сделал умоляющие глаза, и Профессор замолчал. Он еще не привык к шестаковским монологам «за жизнь».
        - Э… - Миша порылся в карманах, достал пачку сигарет, несколько секунд задумчиво смотрел на нее, потом снова убрал. Продолжение следовало: - Включаю тут недавно телек. Ежкин кот! Жуткая бабища хвастается, как она мило животных защищает! И шубы натуральные не носит, и мяса не ест… Потом сказали: оказывается, это Брижжит Бардо! Делать старой дуре нечего! Хоть так, а на экран вылезла. И что? Ладно, фиг с ними, с шубами, хотя… насчет кроличьей ушанки я бы с ней поспорил… А вот насчет мяса - извини-подвинься! Во-первых, я без мяса ноги протяну. А во-вторых - какого черта? Почему мне корову должно быть жальче, чем картошку? Растения - они ведь тоже живые? А, Профессор? Если морковка на меня не глядит печальными глазами, значит - ничего, можно хавать?
        - Слушай, - не выдержал Толик, - ты нас совсем запутал. Брижжит Бардо-то тут при чем?
        - Не знаю, - выдохся Миша, - просто не верю я им. От обжорства это у них, не от души…
        Все немного помолчали, а потом Мухин, похлопав глазами, непонятно к чему задумчиво произнес:
        - А я читал, что в Китае самый большой деликатес - это мозг живой обезьяны.
        И снова все промолчали, а Профессор заметно содрогнулся.
        Увлекшись разговором, все так и ехали вместе. Автоматически пересели на автобус, снова зашли в метро на «Лесной».
        - Муха, - съехидничал Шестаков уже на подъезде к «Чернышевской», - ты это по рассеянности так далеко заехал или кого-то из нас домой провожаешь?
        Толик покраснел как рак. Обычно он, ничуть не стесняясь, мог зарулить к Мишке - и посидеть-поболтать, и поесть, да и переночевать. Но сейчас, видимо, в присутствии СССР, Мухин ужасно засмущался и залепетал что-то невразумительное про забытые ключи, вредную соседку и чье-то мусорное ведро. Следом и Профессор, моментально почувствовавший неловкость, зарделся и тоже забубнил какую-то светскую чепуху:
        - Толя, если вам… я подумал… негде ночевать… У меня, правда, только одна комната, но большая… пожалуйста, не стесняйтесь…
        Все это сильно смахивало на дурной провинциальный водевиль. О чем Шестаков и не преминул сообщить исполнителям дуэта. Причем в грубой форме. Сам же захохотал, хлопнул Толика по спине и добродушно сообщил Профессору:
        - Не волнуйтесь вы так, Савелий Сергеевич. Это Муха прибедняется. Есть ему где ночевать, есть. Сейчас приедем ко мне, выдам ему сосисок с пивом, дежурную раскладушку… Все путем! А к вам… Ну как же можно? Мухин знаете какой беспокойный постоялец? Он телевизор полночи смотрит, курит, как паровоз, а потом кашляет, как чахоточный… А у вас Матильда - в положении, ее нельзя беспокоить.
        СССР до самого дома анализировал Мишины интонации, но так до конца и не понял, чего там было больше - издевки или простецкого юмора.
        Глава пятая
        Миша
        - Вот она. Смотри.
        - Вижу. - Шестаков придвинулся поближе к телевизору.
        Темное пятно в углу экрана зашевелилось, и прямо на Мишу вдруг глянули блестящие крысиные глаза. Тварь пошевелила усами, поводила носом туда-сюда, будто позируя. Потом, решив, что неведомые зрители вполне насладились этим зрелищем, спокойно направилась вдоль узкой платформы. «Девяткино». Конечная станция. Именно там поезда стоят совсем рядом. А это как раз та узенькая платформа между ними, по которой обычно проходят машинисты. «Так, так, голубушка, - подумал Миша, - и что тебе здесь понадобилось?»
        Таймер в углу показывал 6.02 сегодняшнего утра. На пассажирской платформе стояло человек пять, все - довольно далеко от камеры. Крысу никто не замечал.
        Изображение чуть-чуть дрогнуло, и тут же на экране появился вышедший из тоннеля поезд. А поскольку запись велась сразу с двух видеокамер, то во втором телевизоре поезд въехал снизу прямо в кадр. Крысу, похоже, ничуть не побеспокоил шум (Миша с Толиком его тоже не услышали - съемка шла без звука). Она спокойно двигалась вперед. Мише на секунду стало не по себе от такой уверенности, если не сказать наглости, обыкновенного грызуна. Пришлось срочно освежить в памяти научно обоснованные доводы Профессора - дескать, и зрение у крыс очень слабое, а значит, не то что позировать, а и просто заметить видеокамеру она не могла. Поезда не испугалась - так небось не один десяток поколений родился и вырос под стук колес. Среда, так сказать, обитания… Но мороз по коже все равно продирает. И злоба поднимается - голыми руками бы душил!
        - Подожди, я кассеты переставлю, так лучше видно будет, - засуетился Толик, останавливая запись, - все ведь на том конце платформы случилось.
        Мухин ловко манипулировал кнопками видеомагнитофонов. Теперь на левом большом экране крысу было почти не разглядеть, если не знать точно, что она шагает вдоль платформы.
        Да, на Центр управления полетами скромная двухкомнатная «хрущевка» похожа мало. Стараниями мадам Петуховой две видеокамеры круглосуточно снимают все, что происходит на платформах «потенциально опасных» станций - от «Девяткино» до «Площади Мужества». А вот просматривать приходилось пока так: слева стоял приличных размеров «Sharp», а справа - увы, пока только музейного вида «Волхов-2» с экраном чуть покрупнее современных электронных часов. Носатая каждый раз клянет себя за забывчивость, но второй нормальный телевизор так и не привозит. Этот ископаемый «Волхов» - местный, в смысле - хозяйский. Когда Шестаков с Петуховой искали квартиру под штаб «Выборгских крысоловов», плотный краснолицый старикан со смешным отчеством Ардальонович горячо убеждал их, что лучше и дешевле квартиры они нигде не найдут. Особенно убедительно звучали аргументы: «А мебель? А холодильник? А телевизор?», приводимые с непередаваемым одесским акцентом.
        Самым ярким представителем «а мебели?» был трухлявый трехместный диван. Трехместный не в каком-то извращенно-эротическом смысле, а в смысле трех намертво продавленных углублений, просиженных неизвестными друзьями хозяина за долгие годы. Ни лечь в принципе, ни сесть на диван как-то иначе, нежели в одну из этих трех выемок было уже невозможно. Не искушенный в таких тонкостях Мухин пару раз промахивался, изрядно пострадал и с тех пор предпочитал стулья.
        В неведомой породы холодильник - явный ровесник «Волхова» - помещалась упаковка сосисок и ровно две бутылки пива. Не больше. «Неслабыми жрунами были наши предки», - задумчиво произнесла Носатая, разглядывая доисторическую холодильную установку. После чего предложила хозяину либо перевезти местами облупившегося белого динозавра куда угодно за ее счет, либо за дополнительную плату выбросить. Семен Ардальонович слегка обалдел от напористости молодой дамы, но ломался недолго и денежки взял. Вечером того же дня на кухне стоял «новый белорусский» «Стинол». С гораздо большей опаской хозяин квартиры выслушал просьбу Петуховой - поставить на окна решетки. Но и эта проблема решилась в пять минут.
        - Не дрейфь, Медальоныч, - задушевно внушала Татьяна, - мы тут не баксы печатать собираемся. У нас контора серьезная. Опять-таки - аппаратура, документы… А у тебя - первый этаж. Соображаешь? - И добавляла к этому еще несколько хрустящих аргументов из кошелька.
        Вскоре Семену Ардальоновичу так понравилось решать все вопросы с помощью денег, что он уже не подчеркивал преимущества, а выискивал недостатки в своем скромном жилище.
        - Танечка, - гудел он из туалета, - здесь бачок немного протекает, это ничего?… Ах, и в кладовке - ни одной вешалки!
        Ничем больше Петухову заинтересовать ему не удалось, стороны подписали договор аренды и разошлись, довольные друг другом. И с тех пор именно эту квартиру называли: Петухова серьезно - «конторой», Мухин важно - «штабом», а циничный Шестаков попросту - «дырой».
        Толик переставил кассеты. Теперь «Sharp» показывал происходящее в начале платформы, «Волхов» - в конце. И если не знать, что где-то там, посередине, шествует крыса, ее уже было не разглядеть.
        - Вот, смотри, сейчас машинист выйдет, - торопился Толик.
        - Да помолчи ты, сам вижу! Чего ты дергаешься? Вот терпеть не могу - с тобой кино смотреть!
        Мухин обиженно замолчал и поерзал на стуле.
        Поезд тем временем остановился, из него вышел незнакомый Шестакову машинист. Лицо у него было заспанное и недовольное. Он немного постоял, роясь в карманах, пошевелил губами - то ли жевал что-то, то ли просто выругался вслух. Затем пошел вдоль поезда. Он вот-вот должен был увидеть крысу.
        Да-а, режиссер-то оказался слабоват. Запорол самый кульминационный момент. Одного главного героя - машиниста - повернул спиной к зрителям и тем самым полностью загородил второго. Миша аж привстал на стуле. Увы, ни действий крысы, ни лица человека было совершенно не видно. По тому, как остановился машинист, можно было сказать одно: встреча состоялась. Он сильно топнул ногой. Еще раз. Еще. Оглянулся. Миша заметил, как один из пассажиров пихнул другого в бок, показал пальцем: гляди, мол, совсем обнаглели твари.
        Изображения шли несинхронно, поэтому на маленьком «волховском» экране крошечный человечек вдали только еще вышел из поезда. Вот. Тоже затопал ногами. Очень скоро появилась и бегущая крыса. За несколько метров до стеклянной будочки она лихо спрыгнула на рельсы и исчезла.
        Странно. Машинист все еще нерешительно топтался на месте.
        - Ну? - нетерпеливо спросил Шестаков. - Где продолжение?
        - Да здесь, в общем, почти все… - Толик казался ужасно виноватым, как будто это именно он был тем самым посредственным режиссером. - Сейчас он побежит. Потом ментовку вызовет…
        Миша, нахмурившись, наблюдал за странным поведением машиниста. Тот стоял, держась за ограждение, чуть наклонившись вперед, словно на корабле во время качки. Внезапно он побежал, почему-то все время оглядываясь. Лицо его, мелькнувшее перед камерой, было белым от страха. Глупо предполагать, что крепкого взрослого мужика может напугать какая-то дрянная метрополитеновская крыса. Судя по всему, причиной испуга было Нечто, увиденное им на платформе.
        Шестаков специально остановил запись и отмотал назад. Тщательно, покадрово, рассмотрел всех пассажиров. Попутно еще удивился: почему так долго нет поезда в город. Ах, ну да, правильно, на этом обрубке бывшей Кировско-Выборгской линии они теперь очень редко ходят. К тому же запись смотрели с перерывами. На самом деле там, в «Девяткино», прошло минуты четыре, не более. Так. Посмотрели. Пассажиров немного, да и откуда им много взяться в такую рань? Два мужичка, те самые, которые тоже видели крысу, - самые обычные, обычней некуда, мужики. Стоят спокойно, вяло переговариваются. Ранний дачник, явно из серии «подвинутых» садоводов, с рюкзаком и связкой палок. Женщина дремлет на скамейке. Все. Остальные три? Да, три человека далеко, около первых вагонов. Ну просто ничегошеньки мало-мальски подозрительного! Впрочем, это рассматривание - дело совершенно бесполезное. Все равно - как ни напрягай свою фантазию - не определишь, что именно стало «затравкой» очередной «крысиной галлюцинации». Вот, кстати, интересный вопрос: а что, если никакой «затравки» не окажется? Пойдет ли человек дальше как ни в чем не
бывало после встречи с такой крысой?
        Миша посмотрел на экраны. На левом замер стоп-кадр, на правом готовился отбыть в город долгожданный поезд. Машинист больше не появлялся.
        Ну что ж, даже такую не слишком качественную, запись вполне можно считать доказательством причастности крыс. Уликой, так сказать.
        - Так, - повторил Миша вслух, - здесь больше ничего интересного?
        - Не…
        - Тогда дальше - своими словами.
        - Так что… А, все как обычно. Ужастик, видно, какой-то примерещился. Но главное-то - теперь мы можем…
        - Погоди насчет того, что мы можем. С машинистом разговаривал?
        - Да. Почти.
        - Что значит - почти?
        - Ну, то есть он разговаривал, а я - нет.
        - Как это?
        - Да он такой злой сидел, когда я приехал… Послал меня… - Тут Толик дословно повторил, куда именно послал его машинист. Шестаков поднял бровь и одобрительно крякнул:
        - Ядрено.
        - Ага. Твоим коллегам тоже понравилось.
        - Вот-вот, чуть не забыл! Объясни, зачем ментовку вызывали?
        - Там не просто «вызывали», - ехидно передразнил Мухин, - там до группы захвата дело дошло!
        - Кого ловили? - деловито спросил Миша.
        - Вот этого я и не смог выяснить. Они там все та-ак ругались! Сказали, если я со своими вопросами до… в смысле, приставать буду, меня самого посадят.
        - Так-таки ничего и не узнал?
        Мухин развел руками:
        - Ничего. Но слухи уже поползли. Мне Гмыза сказал, что на «Академической» бомбу взорвали, а менты с автоматами станции обшаривали. Слушай, а чего ты меня допрашиваешь? Позвони своим и спроси!
        - Без тебя бы не догадался! А вот ты бы, если поменьше бы гундел, а побольше бы мозгами работал, взял бы и посмотрел записи со следующих станций!
        - А… Я… - начал заикаться Толик.
        - «Бомба, бомба», - передразнил Миша. - Нашел, кого слушать.
        В этот момент у входной двери зацарапались и загремели, после чего раздался длинный злой звонок. Миша раздраженно ткнул на «стоп» и пошел открывать.
        - Что за тупые тут замки! - закричали из коридора. - Чуть всю руку не вывихнула! - И тут же, безо всякого перехода: - Слушай, Рэмбо, а может, нам вывеску на дверях присобачить? Золотом: «Выборгские крысоловы»! А?
        - Угу, - с готовностью отозвался Шестаков. - И окошко пробить. И посадить Мухина - принимать крыс от населения. По девять «тонн» за кило. Как за «ножки Буша». Ты себе представляешь, сколько сюда бдительных бабулек сразу понабежит?
        В коридоре захохотали басом, и в комнате появилась сияющая Носатая в новом кожаном плаще. Верная своему принципу - всегда и всех эпатировать, она и теперь умудрилась откопать исключительно редкий оттенок. При виде этого плаща Толику почему-то сразу вспомнилось детство, первый полет с родителями в Адлер на «ИЛ-18» и цвет пакетов «для тех, кого тошнит».
        С Татьяной пришел развязного вида молодой человек с «кофром», который представился сам:
        - Пластунский. - Руки при этом никому не подал, а лишь сопроводил свою дурацкую фамилию двумя церемонными кивками в сторону Миши и Толика.
        - Вот, Рэмбо, - произнесла Петухова, садясь и тут же закуривая, - корреспондент газеты «Пододеяльник».
        - «Под одеялом», - раздельно и с нажимом поправил «корреспондент», и Шестаков обнаружил в себе нестерпимое желание сразу же дать Пластунскому по шее.
        - Один хрен! - беспечно махнула рукой Носатая. - Все равно - желтая, как гепатит.
        Миша с Татьяной обменялись быстрыми взглядами. «На фиг ты этого хмыря притащила?» - словно спрашивал Шестаков. «Отвяжись, я знаю, что делаю!» - отвечала Татьяна.
        Толик заметил этот молчаливый диалог и отвернулся. Его давно грызла большая черная зависть. Как умудряется этот грубиян Шестаков с легкостью находить общий язык с любыми девушками?
        - Садитесь, - разрешила меж тем Петухова. - Так вот. Еще раз: разрешите представить. Михаил Шестаков. Анатолий Мухин. «Выборгские крысоловы».
        - Главный Крысолов и Крысолов-заместитель, - излишне, может быть, ядовито, добавил Миша. - А вас, простите, как по имени-отчеству?
        - Лев. Можно без отчества, - отчеканил молодой человек, и Шестакову показалось, что у того лязгнули зубы.
        В этот момент в углу громко хрюкнул от смеха Мухин. Скорее всего его ранимая душа просто не вынесла сочетания «Лев» и «Пластунский».
        Корреспондент, хладнокровно пропустив мимо ушей и петуховский «гепатит», и неприличный звук Толика, сел на стул и достал из «кофра» здоровенный лохматый блокнот. Следующие минут десять прошли в бездарной болтовне, которую Пластунский упорно называл «интервью». Вопросы его отличались крайней глупостью и немереными претензиями. Очевидно было, что этот тонкошеий гнилозубый Лев спит и видит себя новым Стивеном Кингом. Шестаков вяло отбивался, но Пластунский вдруг загнул такое, что даже у Носатой глаза полезли на лоб:
        - Считаете ли вы причиной столь странного явления в метро высокую концентрацию сублимированной сексуальной энергии?
        Шестаков не нашелся, что ответить.
        - О Господи, - выдохнула Татьяна, - а откуда ж она там берется?
        - Стекает, - веско ответил Пластунский.
        На этом его интервью и закончилось. Шестаков зверским голосом рявкнул:
        - Хватит с меня! - И ушел на кухню. Толик забился на край дивана и наотрез отазался отвечать на вопросы. Петухова, с трудом сдерживая смех, выпроводила Льва за дверь.
        После его ухода Шестаков еще долго курил и плевался.
        - Чего ты психуешь? - Носатая была совершенно спокойна. - Тебе с ним детей не крестить.
        - Так он же бред пишет! - Разъяренный Миша бегал по комнате, удивительно похожий на Семен Семеныча Горбункова, только что не в трусах, а в брюках.
        - А вот это уж не твоя забота. Без моего разрешения этот мексиканский тушкан ни слова в свое «Одеяло» не тиснет.
        - Почему? - удивился наивный Толик.
        - Потому что плачу я. Все, мужики, времени мало. Рэмбо, что там у тебя с бумагами?
        - Сегодня последнюю «подпису» получаю, и все. «Выборгские крысоловы» - официальная организация. Я подписан - значит, я существую! - гордо продекламировал Шестаков. - И… блин, уже опаздываю! - Он завертелся по комнате, на ходу отдавая Толику последние распоряжения: - Покажешь Татьяне сегодняшее кино… Потом обязательно выясни, что там все-таки произошло, понял? Можешь позвонить Лелику Шашурину из нашего отделения, скажи - от меня… Через два дня доложишь.
        - Почему через два?
        - Потому что завтра меня не будет. Приятеля из рейса встречаю. - Последнее замечание было сказано лично Петуховой.
        - Хорошего приятеля?
        - Хорошего.
        - Долго ходил?
        - Полгода.
        - А-а… - понимающе протянула Татьяна и ехидно добавила: - Ну, тогда одним днем, боюсь, не обойтись…
        По лицу Шестакова было видно, что он с удовольствием бы ответил сейчас какой-нибудь изощренной гадостью, но времени было в обрез.
        - Не учите меня жить, - буркнул он, выходя, и, уже на пороге повернувшись к Мухину, добавил: - Да! Позвони сейчас же СССР, пусть быстро дует сюда. Скажи: есть чем похвастаться. Ну, чего? - Толик стоял, переминаясь с ноги на ногу, неуверенно улыбаясь. - Чего еще случилось?
        - Савелий Сергеевич, наверное, сегодня не сможет прийти…
        - Почему?
        - У него… гм, гм… у него Матильда рожает…
        Не стесняясь Носатой, Шестаков громко сообщил все, что он думает и о Профессоре, и о роженице. Мда-а, нельзя не признать, что это было тоже… довольно «ядрено».
        Привычно заскочив в метро на «Политехнической», Миша уже на эскалаторе сообразил, что поступил довольно глупо. До «Лесной» удобней было добираться на трамвае. «А, ладно, не подниматься же теперь, - подумал он, - хоть пять минут передохну». И стал рассматривать стоящую напротив девушку. И сразу же понял, что отдыха скорее всего не получится. Вначале девушка просто читала газету. Внезапно она подняла голову. Взгляд ее стал нечеловечески сосредоточен. Лицо ожесточилось. На лбу выступили капельки пота. «Черт, - в отчаянии подумал Миша, - неужели начинается?» Он медленно поднялся и осторожно стал рядом с девушкой. Она ничего не замечала, погруженная в свои мысли. Теперь - внимание. Неизвестно, какая последует реакция. Спокойно. А вот стать лучше сбоку и немного сзади.
        На следующей, «Площади Мужества», выходили все. Дальше, господа, только верхом (не в смысле - на лошади, а в смысле - наземным транспортом). Девушка с каменным лицом двинулась к дверям, Шестаков, не отставая ни на шаг, следовал за ней. Ничего. Пока ничего. Миша никогда не видел у людей такой неестественной походки. В кино так ходят ожившие мертвецы.
        На эскалаторе они также стали рядом. От напряжения у Шестакова вспотели руки. Девушка по-прежнему держала перед собой газету, но смотрела куда-то в пространство. Миша зачем-то заглянул ей через плечо. В статье под названием «Регулируем оргазм!» и подзаголовком «Это должна уметь каждая женщина», один абзац был жирно обведен зеленым фломастером. Чувствуя себя последним кретином, Шестаков прочел: «Это упражнение удобно тем, что его можно проделывать, стоя в очереди, или во время поездки в транспорте. Медленно сожмите мышцы заднего прохода. Сосчитайте до ста. Так же медленно расслабьте. Повторите упражнение 5-7 раз».
        Полтора часа спустя Михаил Шестаков шагал по вытертой ковровой дорожке бывшего исполкома уже в качестве полноценного директора добровольного общества «Выборгские крысоловы». Немного удивляла легкость, с которой были пройдены необходимые формальности. Раньше, помнится, в детский сад ребенка было не устроить без трех килограммов тягомотных бумажек. А сейчас - хошь «крысоловы», хошь «бракоделы», только слов побольше в уставе пиши да денежки плати. Кстати, как раз перед Шестаковым подписывала свои учредительные бумаги жандармского вида дама из «Общества женщин-дальтоников».
        А далее Миша, вполне довольный и сегодняшним днем вообще, и собой в частности, решил посетить местную столовую. Разделить, так сказать, трапезу со «слугами народа».
        Народу в столовой было совсем мало - ответственные товарищи все, видно, уже отобедали. За центральным столиком спиной к Шестакову сидели двое мужчин, что-то оживленно обсуждая. Голоса их показались Мише смутно знакомыми. Проклятая ментовская память защелкала своим компьютером: «Конюшня»? «Щербатый»? Да ну, не напрягайся, эти явно из другой оперы. Хотя сейчас… и чиновника в тюрьме, и бандита в исполкоме запросто встретишь. Фиг с ними. Шестаков перестал обращать внимание на сидящих мужиков и занялся выбором блюд. Пробежав глазами меню и аппетитную витрину, он убедился, что «слуги» по-прежнему питаются лучше хозяев.
        За кофе он позволил себе окончательно расслабиться, забыть о проклятых неотвязных крысах и сегодняшнем конфузе. Все его мысли теперь были о завтрашнем мероприятии.
        Откровенно говоря, звонок Сашиной матери слегка озадачил. Почему это именно Мишу Шестакова просят втретить Сашу Самойлова из рейса? Познакомились они совсем незадолго до этого рейса, виделись всего несколько раз… Любой бы удивился. Ага! Любой, да не любой. Даже взятые наугад двое выпускников-одногодков Санкт-Петербургского высшего военно-космического летного училища почти наверняка окажутся друзьями. А уж если они после распределения на один «Валдай» попали, да еще и жжаргов хорошенько тряхнули… Мда-а, это тебе не крыс по тоннелям гонять.
        Миша перестал пить кофе. Ему пришлось быстро и незаметно обернуться, чтобы проверить свою догадку.
        Те двое все еще сидели за столом. Шестаков наконец понял, почему его удивила их задушевная болтовня и откуда взялась асссоциация с чиновником в тюрьме. Узнал. Ну и ну. Слева, в своем добротном сером костюме, навалился локтями на стол Ромуальд Иванович Хренов. А справа… что-то возбужденно втолковывал ему контрабандист Юра, продажный дружок жжаргов, пижон и космический бабник. Кажется, Миша даже присвистнул от удивления, потому что мужчины одновременно обернулись.
        - А! Господин Шестаков, если не ошибаюсь? - радостно закричал Ромуальд Иванович. Видно, у наших чиновников своя профессиональная память.
        На Юрином лице не отразилось ни малейшего проблеска узнавания, только лишь легкая досада - прервали важный разговор.
        Кофе был выпит, бумаги со свеженькими лиловыми печатями и размашистыми росчерками лежали в папке, ничто не задерживало Шестакова в этом здании. Он кивнул Хренову и встал, собираясь уходить. Но Ромуальду, видно, очень хотелось пообщаться.
        - Постойте, постойте! - Хренов задвигал стульями, пробираясь к Мише. На лице тонкого знатока человеческих душ заиграла лукавая улыбка. - Только не говорите, что торопитесь, я же вижу, что это не так! - Одновременно Ромуальд Иванович подпихивал и Юру, так что у дверей столовой все трое чуть не столкнулись. - Здравствуйте, здравствуйте!
        Ах, этот открытый доброжелательный взгляд! Ах, эта светлая «ленинская» улыбка и широким жестом протянутая рука! Десятилетиями вырабатываемый стиль «мудрого вожака». Простой темный пролетарий должен реагировать на такую фигуру однозначно: вначале схватить и крепко пожать протянутую руку, а потом, рванув на груди последнюю рубаху, крикнуть со всей дури: «Веди нас, товарищ, в светлую даль!» И пойти, пойти, пойти… Впрочем, увлеклись. Сейчас, к сожалению, большие проблемы и со «светлыми далями», и с «темным пролетариатом». Хренов, ничуть этим не заботясь, продолжать гнуть свое и даже умудрился артистично разыграть милую сценку «Владимир Ильич и Михаил Иванович обсуждают с „ходоком“ виды на урожай».
        - Вообразите, Юра, какого страху нагнал на меня этот молодой человек! Удивительные, доложу я вам, документы скрывает эта скромная папочка! - Он бесцеремонно ткнул пальцем в Мишину черную папку. И сразу же переключился на Шестакова: - Как ваши дела? Добились чего-нибудь?
        - Добился, - спокойно ответил Миша. - Последовал вашему совету. Теперь мы - официальная организация.
        - Ну-ка, ну-ка! - Хренов обрадовался, как ребенок. Особенно восхитило его сообщение о том, что кто-то последовал его совету. - И как вы теперь называетесь?
        - «Выборгские крысоловы», - небрежно сообщил Шестаков.
        Хорошее настроение еще не покинуло его, и он спокойно поддерживал пустой разговор. Юра стоял рядом, внимательно прислушиваясь. Собственно говоря, «внимательно прислушивался» в Юрином исполнении очень напоминало корову, которая, стоя на лугу, спрашивает сама себя: «Не слишком ли много травы я съела на обед?» Мишу он напрочь не узнавал. Что ж, это и не странно. Юра-контрабандист, который мог бы узнать лейтенанта Русского космического флота Шестакова, давно уж был покойником. «Интересно, - вдруг подумалось Мише, - как там сейчас жжарги? Не балуют?»
        - Гениально! Вот видите! Я был прав! - В чем именно был прав Ромуальд Иванович, он не уточнил. - Ну что ж, теперь - милости просим ко мне. Попробуем вместе что-нибудь придумать.
        - Спасибо. Все, что нужно, мы придумали сами.
        - Ну, ну, ну! Молодые, горячие! Гордость! Я понимаю. И что же - и деньги нашли?
        - Нашел.
        Хренов в запале открыл рот, но сказать уже было нечего. Но тут в разговор включился Юра:
        - Стебное у вас название. А почему «крысоловы»? И почему «Выборгские»?
        - Так я ж тебе говорю: напугал он меня! - Хренов даже не обратил внимания на то, что вопрос был задан Шестакову. - Вообрази, Юрон, - теперь Хренов уже нисколько не напоминал «продолжателя дела Ильича», а разговаривал как обычный, средней руки, ларечник. «Ох, и многоликий вы наш», - беззлобно подумал Шестаков. Его прекрасное настроение было непоколебимо.
        - …мало того, что тонели затопило, так еще и на оставшихся станциях, говорит, чуть ли не привидения завелись!
        В глазах у Юры мелькнул так хорошо знакомый Шестакову наглый жирный огонек.
        - Привидения? А ты кто? Колдун?
        - А что - похож? - в тон ему спросил Миша.
        - Ерунду вы оба говорите! - по-женски замахал на них лапками Ромуальд Иванович. - Юрон, ты не подкалывай человека, а послушай, здесь все гораздо серьезней, и безо всяких шарлатанов! Господин Шестаков, вы сейчас к себе, на «Политех»?
        - Скорее всего да. - Мише тут же пришла в голову очень славная идея: отметить удачный день небольшим фуршетом с Мухиным. Или с Петуховой.
        - Вот и отлично! Юра как раз едет в ту же сторону! Он вас подвезет. А по дороге можете его постращать, как меня тогда. Ты как, Юрон, не против?
        Шестаков с Юрием посмотрели друг на друга с большим сомнением.
        В другое время Миша не сел бы с Юрием не то что в одну машину, а даже, выражаясь народным языком, на одном поле естественную нужду справить. Но какое-то непонятное, зудящее любопытство удерживало его рядом с бывшим врагом. Во-первых, живой и невредимый Юрон вызывал у Шестакова вполне реальное ощущение некоей «недобитости». А во-вторых, где-то в глубине сознания ерзала шальная мысль: а вдруг узнает?
        Но, судя по всему, Мишино лицо не вызывало у Юрия ни малейших ассоциаций. И вообще, с ассоциациями у бывшего коммерческого, а ныне генерального директора «Петер-экстры» было туговато. Та, космическая, жизнь начисто стерлась из его памяти. А в этой, реальной, каким-то седьмым или двадцатым звериным чутьем Юра понимал, что Шестаков ему больше, чем просто чужой. Но и с этой стороны взыграло любопытство. Страсть как любил Юра всякие истории «с чертовщинкой». На журнальном столике в его офисе джентльменский набор составляли глянцевые номера «Penthouse» и «Playboy» (русские издания) вперемежку с «Очень страшной газетой», «НЛО» и прочей мистической ерундой. Прав был бывший шеф Юрия, покойный Виталий Николаевич Антонов, говоря: «Юра у нас человек многогранный. У него на пузе - крест за шесть миллионов, а в голове - „летающие тарелки“.
        Короче, так Шестаков и оказался в сверкающем Юрином «Опеле». Наворочено там было! Кнопки, ручки, мигалки, пищалки и свистелки, четыре колонки по всем углам, а главное - пришлепка-дезодорант очень неприличного вида, пахнувшая то ли земляничным мылом, то ли губной помадой. При этом мрачный громила-охранник вызывал смутные ассоциации с «Убийством на улице Морг».
        Разговор не клеился. Да и куда ж ему клеиться, если Юра, усевшись на переднее сиденье, изредка поворачивал голову не более чем на семь градусов влево и заинтересованно гудел:
        - Ну-ну, что там у вас?
        У Шестакова дико чесались руки - вмазать хорошенько по этому маячившему перед ним жирному красному уху, но он лишь цедил сквозь зубы:
        - Да вот, крыс ловим.
        - Шалят? - понимающе реагировал Юра.
        - Безобразничают.
        - Неужели и на людей нападают?
        - Постоянно.
        - Ну и как?
        - Что - как?
        - Кусают?
        - Со страшной силой. - Мишка плотоядно посмотрел на Юрин затылок. - Нападают сзади, прыгают на шею и прокусывают сонную артерию.
        - И часто у вас такое? - Юра от любопытства даже увеличил угол поворота головы до тридцати двух градусов.
        - Пять-семь трупов ежедневно.
        Тут только Юра сообразил, что над ним издеваются, и замолчал.
        Попрощались на «Политехнической» довольно прохладно. «По замашкам - бывший мент», - подумал Юрий, провожая Шестакова взглядом. «Фраер деревянный, - решил Миша. - Тебе лишь бы нервишки пощекотать, а то, что народ в метро заходить боится, - по фигу».
        Увы. Шестаков даже не подозревал, насколько жестоко ошибается.
        «Сейчас куплю пивка, рыбки - и в „дыру“. Мухин наверняка еще там».
        Миша шел вдоль ларьков, приглядывая рыбу посимпатичней. Надо заметить, популярность Шестакова росла не по дням, а по часам. Буквально из каждого ларька зазывно махали руками: угостимся «на халяву»? Ну еще бы! Знаменитый Рэмбо! Фаворит ее величества Носатой! Спешим засвидетельствовать и прочее…
        Какой-то вертлявый рыжий парень обогнал Мишу, остро глянул в глаза, отвернулся, ускорил шаг. Буквально через десять метров Шестаков наткнулся на знакомого продавца Борьку. Тот, пыхтя, выволакивал из «Жигулей» коробку с водкой.
        - Здорово, Рэмбо! Слышь, старичок, пособи чуток. Напарник заболел, вторые сутки здесь надрываюсь.
        Спешить Мише было некуда, поэтому он с готовностью подхватил вторую коробку и пошел за Борькой. Видно, тот и правда сильно намаялся за два дня, потому как шел неуверенно и, завернув за ларек, споткнулся и чуть не упал. Несколько бутылок вывалились из коробки и мягко упали на траву. Борька охнул и облегченно выругался.
        - Растяпа, - добродушно заметил Миша. И чисто автоматически наклонился за водкой.
        В первое мгновение ему показалось, что бутылка взорвалась у него в руках, брызнув осколками в лицо. Еще через секунду Шестаков понял, что попался на детский дешевый трюк и ему просто-напросто въехали ногой в переносицу.
        Били умело и очень зло. Второй сильнейший удар пришелся по спине, и тут же - третий - по ногам. Проклятый голеностоп подвел и здесь. Миша упал на землю, глупейшим образом спросив:
        - Вы что, мужики, охренели?
        Ответа, естественно, не было. Оставалось только кое-как уворачиваться, прикрывая голову руками. А еще лучше - попробовать встать и если не ответить, то хотя бы спросить: «За что?» Нападавших было трое, и Миша понял, что с таким раскладом через пять минут встать уже не удастся. Он резко упал на бок, перекатился через спину и резко дернул за ближайшую джинсовую ногу. Надо сказать, вполне успешно. Мужик шмякнулся навзничь, а Шестакову этой крохотной заминки хватило, чтобы встать на ноги. Он был совершенно уверен, что произошла какая-то идиотская ошибка и вот сейчас, увидев его лицо, эти трое остановятся. Ну?
        И ни фига подобного.
        Они, кажется, еще больше озверели. Положительным моментом можно считать то, что теперь Шестаков стоял и к тому же, как он успел заметить, оружия у нападавших не было. Чувствуя, что начинает звереть, Миша на всякий случай еще раз уточнил:
        - Ничего не перепутали, кореша?
        - Щас тебе будут «кореша», гнида ментовская, - прошипел один из них.
        Так. Соображаем быстро. Ребята, судя по всему, адресом не ошиблись и «мочат» именно того, кого надо. Оружия нет. Значит, убивать не собираются. Значит, «учат». Повторяем навязший в зубах вопрос: за что? Безусловно, адресуя его не этим обаятельным ребятам, с ними говорить уже не о чем. Постараемся понять друг друга без слов. Ну что ж, мужики, Рэмбо, может быть, и не Рэмбо, но что-нибудь из этой оперы и мы умеем. И в этом тут же пришлось убедиться бритому верзиле, попытавшемуся обойти Шестакова справа. Вот так. Полежи, друг, отдохни. Хорошо поставленный «футбольный» удар в коленную чашечку никогда никого не оставляет равнодушным. Вам в поддых? Получите. Из разбитого носа у Миши текло, как из водосточной трубы. Он утерся рукавом, успел еще пожалеть об испорченной куртке и тут же пропустил удар по правому уху. «Левша?» - удивился Шестаков и тут же получил добавочный - в челюсть.
        - А ну - стоять! - загремел вдруг до боли знакомый голос, но в башке так звенело, что и не поймешь - чей.
        Бить немедленно перестали. Шестаков поднял голову и увидел стоящую у ларька бледную от бешенства Петухову. Багровый шрам у нее на носу был страшен.
        - За что его? - прозвучал наконец наболевший вопрос.
        Объясняться вызвался тот самый верзила с ровной ногой (в том смысле, что с коленкой у него теперь будут проблемы). Из нормативной лексики в своей речи он использовал только предлоги и местоимения. Но Шестаков у нас тоже, слава Богу, не выпускница Бестужевских курсов. Он слушал обиженного верзилу, смотрел на Татьяну и понимал, что влип, как дурак в повидло. Еще лучше он понимал, что в такой ситуации нельзя суетиться. Чем глупее недоразумение, тем тяжелее из него выкручиваться. К тому же - оправдывается виноватый. Азбучная истина.
        Мишина судьба топталась на распутье. Или - висела на волоске. Чего хочешь - выбирай. Если Татьяна верит ему, значит, все в порядке, он моментально объяснится. Если нет - один разрешающий жест, и эти трое продолжат свой воспитательный процесс.
        Да уж… Конечно, не в одном десятке драк успел поучаствовать за свою жизнь Миша Шестаков. И не раз эта самая бестолковая его жизнь висела на том самом пресловутом волоске. Но, пожалуй, никогда еще ему не было так стыдно. Стоять с разбитым носом, словно нашкодивший пацан, перед строгой воспитательницей, которая слушает какого-то вонючего ябеду… За эти несколько позорных минут Шестаков успел послать самые страшные проклятия всем выборгским, а также любым прочим крысоловам и помянуть самыми недобрыми словами тех любопытных варвар, которым уже не один век прищемляют носы, а им все неймется…
        Носатая тем временем свои выводы, похоже, сделала. Совершенно королевским мановением руки Носатая отпустила воспитателей-костоломов и спокойно предложила Шестакову:
        - Поехали в «контору». Тебе умыться надо.
        Бесколенный верзила уходил, прихрамывая, и все время оглядывался.
        - Иди, иди, - прикрикнула на него Носатая, - и в следующий раз советуйся с начальством!
        - Инициативные ребята, - пробурчал себе под нос Шестаков, разыскивая в траве папку с документами.
        Мухина в «конторе» не было, да оно и к лучшему. Миша сноровисто замочил куртку в холодной воде, покопавшись в хозяйской аптечке, нашел даже перекись и занялся своим лицом. Жаль, жаль, но нос скорее всего сломан. Ухо пылало. Разбитые губы придавали лицу детски-обиженное выражение.
        Петухова спокойно наблюдала за медицинскими упражнениями Миши, курила, но помощи не предлагала. Железная женщина - ни грамма милосердия.
        - Хоро-ош, - протянула она, когда Шестаков наконец появился на кухне. Не ясно только - к чему относилась одобрительная интонация. К творчеству костоломов или результату Мишиного умывания.
        Петухова курила, грацизно разместившись на краешке кухонного стола. Прищурив глаз от дыма, она спросила:
        - Ну?
        Шестаков хотел было иронично приподнять бровь, но скривился от боли и решил, что с мимикой пока можно и повременить.
        - Рэмбо, я умираю от любопытства! Не сиди букой, поделись с товарищем - какого лешего ты делал в машине Банщика?
        - Я ровно десять минут назад узнал, что он - Банщик, - спокойно ответил Миша.
        Истинная правда. И, кстати, информация о том, что Юра и Банщик, оказывается, одно лицо, можно смело прямо сейчас заносить в «Книгу Первых Сюрпризов Королевства». Нет, конечно, еще в ментовские времена Шестаков, безусловно, слышал о такой крупной фигуре, как Банщик. Известно было, что НАД Банщиком стоит кто-то покрупнее. Но это уже в такой заоблачной выси! - всей ментовке плевать, не доплюнешь. И никто им особо не интересовался. («Не нашего масштаба фигура», - сказал муравей, слезая со слонихи.)
        - Откуда ты его знаешь?
        Эх, милая, тебе бы сейчас рассказать, откуда… Шестаков потрогал разбитую губу и «пошел в полную отказку»:
        - Час назад нас познакомил этот хренов Ромуальд Хренов.
        Каламбур получился - что надо. Совершенно неожиданно Петухова заржала басом, и Миша понял, что инцидент исчерпан.
        - Да ты пойми ребят, Рэмбо, - уже по-человечески, без металла в голосе, объясняла Татьяна чуть позже, за чаем. - Большей суки, чем эта самая «Петер-экстра», во всем городе не найти. Раньше еще можно было как-то дышать, через щелочки, пока Банщик там только «коммерческим» был. А как полгода назад его шеф умер - все, полный… настал.
        - Что - пришили?
        - Сам. От инфаркта. Ничего, кстати, был мужик, с правилами. Не то что этот. Если кого можно мимоходом ногой пнуть - в жизни мимо не пройдет.
        - Так это что - конкуренты твои?
        - Да, каким-то боком… Хотя… нам такие звания не по карману… Величина не та. Для «Экстры» моя «Африка» - не дороже упаковки сосисок. Захотят схавать - схавают, не подавятся. - Татьяна достала очередную сигарету. - Вот ты говоришь: метро починить… А я, когда тоннели затопило, первым делом - на «Петер-экстру» подумала… Очень на них похоже. В их стиле подлянка.
        Шестаков задумался. Он представил себя выходящим из Юриного «Опеля» на глазах петуховских «африканцев». Сейчас уже точно не вспомнишь, но, кажется, они с Юрой даже руки на прощание пожали… Мда-а… Остается только радоваться, что сразу не прибили…
        - Давай я тебя домой отвезу? - предложила Татьяна.
        - Давай. Только… Подожди, я тут несколько слов черкну. Себе, для памяти. - Миша открыл свою заслуженную черную папку.
        - Черный список? - засмеялась Петухова. - Обидки записываешь?
        - Не… - Он тоже попытался улыбнуться разбитыми губами. - Мысль пришла интересная.
        - Может, ты роман пишешь?
        - Может, и пишу.
        Около дома Шестаков задумчиво спросил Петухову:
        - А почему ты мне поверила? Я же мог оказаться коварным вражеским агентом из «Петер-экстры»?
        Татьяна посмотрела на него долгим взглядом:
        - У меня интуиция, - веско ответила она.
        «Интересно с бабами работать, - решил Шестаков, устраиваясь поудобнее перед телевизором. - Это мы, мужики, вначале башку проломим, потом подумаем. А вот у них, гляди ж ты, - интуиция…»
        Около двенадцати ночи в квартире Шестакова раздался телефонный звонок. Звонил радостный Мухин. Как всегда, он орал, как с другого края земли:
        - Мишка, привет! Как дела?
        - Средней хреновости, - прошипел Миша разбитыми губами.
        - Приезжай скорей, мы тут с твоими бывшими колегами пивка купили…
        - Да иди ты со своим пивом… - У Шестакова не было сил, чтобы хорошенько послать Толика.
        - Ты что - спишь уже? - От его довольного голоса, казалось, через трубку несло пивом и рыбой. - Ну, ладно, спи. Я только хотел сказать… Поставь кружку, это моя!!! - крикнул Мухин кому-то в сторону. Миша от злости чуть не швырнул трубку. - Короче, выяснил я, что ему примерещилось!
        - Кому, черт тебя дери?
        - Ну, утром, забыл, что ли? Славке Постникову, машинисту!
        - Ну? - Губы сильно саднило, а во рту, даже после полоскания, оставался противный вкус - как будто жуешь консервную банку.
        - Великая сила искусства! Не поверишь! Мужика он увидел! С топором! Точно, как в фильме «Сибириада»! Помнишь? Ну, ладно, спи, не буду тебя отвлекать! Спокойной ночи!
        - Пошел ты… - любезно отозвался Шестаков.
        Глава шестая
        Саша
        Попивая кислое литовское пиво, Саша мутно смотрел в окно. Поезд сильно раскачивало, локоть то и дело соскакивал со столика. «Как провожают пароходы, совсем не так, как поезда…» - назойливо вертелось в голове. Эх, давно уж все не так. И провожают теперь команду, как правило, в аэропорту, и встречают, как сейчас, с поезда. Раздолбанный за тридцать лет болтания по океанам «Забайкал-Кобылин» трусливо отсиживается в иностранных портах, на родину и нос не кажет. Знает, что если хоть раз появится - никто его уже никуда не выпустит. А в металлолом - кому охота? Эх, стыдно и говорить: как раз к трехсотой годовщине наш родной флот, похоже, решил окончить свое существование.
        Саша смотрел в окно и пытался вызвать в памяти хотя бы детскую тоску по любимому городу. Какой-нибудь особо щемящий душу скверик? Или триста шесть мальчишеских шагов от дома до школы по дороге, где знакома каждая выбоинка (благо и асфальт там никогда не меняли)? Нет, не получается. Да и не надо, наверное, гнать тоску. Этот каменный оборотень все равно окажется страшней и красивей, чем ты его себе представляешь. А уж сейчас - когда каждый день что-то меняется… Сколько там перекопали-переименовали, продали и пропили в нашей суровой северной столице? Приедем - узнаем.
        Особый шарм предстоящей встрече прибавляло и не случайно выбранное место для рандеву. В результате длительных прыжков и гримас родного пароходства команда прибывала в Питер из Румынии. А следовательно, на Варшавский вокзал.
        Нет слов, очень приятно стало прилетать в город на Неве самолетом. Особенно в международный, «Пулково-II». Или морем - из Швеции или Германии, на пароме, - гордо профланировать по серым мраморным лестницам Морского вокзала, выйти к павильонам «ЛенЭкспо». А потом с ветерком - на авто по Большому проспекту Васильевского острова. Вполне по-европейски.
        А вот если прибываешь на какой-нибудь пятьдесят-занюханный путь Варшавского вокзала, где и платформы-то человеческой нет, и дым отечества - сразу в нос, и люди - родные-родные, не очень бритые, с недельным перегаром и «беломориной» в зубах… Совсем другой коленкор.
        Из соседнего купе неутомимая Лайма Вайкуле уже двадцатый раз сообщала о том, что «вышла на Пикадилли». Опухший стармех, лежа на верхней полке, немузыкально насвистывал свою любимую, про «где-то далеко, очень далеко идут грибные дожди». И снова в тысячный раз Саша представлял сырой темный лес с бледными зарослями поганок.
        До Питера оставалось часа полтора езды. «Дед» еще раз упомянул про «созрели вишни, наклонясь до земли», шумно почесался и спросил в потолок:
        - Вот кто угадает, чего я первым делом на берегу сделаю?
        Формально говоря, команда находилась на берегу уже вторую неделю, но стармех под «берегом» имел в виду, конечно, дом. Особого интереса к действиям «деда» «на берегу» никто не выказал. И не странно. Тема «Кто что с кем где будут делать» была обсосана до белых косточек давным-давно. Тем не менее он продолжал:
        - С шурином в баню пойду. У нас прям напротив дома, на Гаванской, хоро-ошая банька. Веник возьму, эвкалиптовый, пивка «Балтика», «двоечку»…
        - «Четверка» лучше, - лениво отозвался с нижней полки Володя-кок. - А я вот сразу дачей займусь. Фундамент там, забор… Эх, руки зудят - так попахать на фазенде охота!
        - А я… - Начал известный бабник и раздолбай Сергеев, но его перебили хором:
        - Знаем! Знаем! С порога - в койку!
        В купе оживились. Саша с горечью понял, что ему-то сказать и нечего. Никаких особых планов «на берегу» у него не было. Просто устал и хочется отдохнуть. Вот если только…
        - Чего молчишь, Самойлов? - Кок с любопытством приподнялся на локте. - Ты что будешь делать?
        - А я в ресторан пойду! - злорадно ответил Саша. - От твоих «макарон с мусором» отдыхать буду!
        - Ну-у… - разочарованно протянул Володя. - Удивил…
        На самом деле, чем ближе к дому, тем больше мыслей кpужилось в голове. Год назад на вопpос «Что делать?» ответ был бы однозначный: пpямо с поpога, побpосав вещи, захватить какую-нибудь особо милую безделушку - и на Каменноостpовский, к бабушке. «Вот, - сказать, - это тебе сувениp с дpугого беpега Атлантики!» И сидеть потом целый вечеp пить чай, тpавить свои моpские байки, вызывая искpенний востоpг и изумление… Да, на кладбище надо съездить. Там небось после зимы все повалилось. От этих дамочек - Иpки с матеpью - фиг дождешься…
        …А еще… еще… - уж самая сумасшедшая фантазия - иду это я по Петpогpадской, в плащике своем новом «Montana», ботиночках чеpных, надpаенных… А навстpечу - Света. Одна, без охpаны моpдовоpотной… И говоpит мне: «Здpавствуй, Самойлов», по стаpой школьной пpивычке. И хоpошо так на меня смотpит, сама не улыбается, а глаза смеются. А я отвечаю ей, небpежно так: «Пpивет, Светило! Пошли кофе пить?» - «Пошли», - говоpит она. И под pуку меня беpет… Стоп, пеpебоp, не беpет, пpосто так, pядом идет…
        Стоп, машины. Давление зашкаливает. Это ты себе за полгода маеты нафантазиpовал. На беpегу все эти закидоны бы-ыстpо пpойдут. Здесь по улицам девушки кpасивые пpосто так табунами ходят. А с тобой, моpским волком, да в плащике «Montana», любая кофе пить побежит…
        Еще из Румынии, как только узнал номер поезда и дату, Саша попpосил мать по телефону:
        - Позвони Дpягину и Шестакову! Слышишь? Пускай встpечать пpидут!
        Мать все понимала по-своему:
        - Хоpошо, хоpошо, позвоню! У тебя что, вещей много? Ты телевизоp купил?
        На платфоpме стояла шумная возбужденная толпа. Похоже, большинство встречающих начали отмечать приезд родственников загодя. Бpосались в глаза хоpошо одетые молодые женщины с жадными глазами - жены моpяков. И даже из них сильно выделялись самые шумные и кpикливо одетые - Сашина мать, сестpа Иpка и какая-то смутно знакомая, сильно pазpисованная фифа. Ни Дpягина, ни Шестакова не было. Впpочем, нет. Шестаков как pаз наличествовал. Неловко скособочившись, он стоял немного в стоpоне, и его кpасное ухо светилось как пpаздничный пеpвомайский флажок.
        На Сашу тут же наскочили, начали тискать и обнимать, даже слегка обмочили слезами.
        Все устpоилось как нельзя лучше. Шустрая Ирка припахала своего нового хахаля, который приехал на вокзал на служебном микроавтобусе. Поместились все. Мамаша, правда, с подозрением покосилась на неровное Мишкино лицо, но Саша быстро отвлек ее, строго приказав:
        - Следи за большой желтой коробкой! Там телевизор! Смотри, чтобы не разбился.
        И смотрела. Глаз не спускала, смертельно бледнела, подпрыгивая на ухабах.
        - А куда мы едем? - удивился Саша, когда микроавтобус на Обводном канале повернул направо.
        - Как - куда? Домой, сыночек, куда же еще?
        «Сыночком» мать его обычно называла в течение недели по возвращении из рейса.
        - Неужели с вещами - в общежитие? Сейчас знаешь какое воровство кругом? А у нас и стол уже накрыт. Отдохнешь, помоешься… Машенька, подвинься к Сашеньке, а то тебе совсем ноги коробками задавили!
        Раскрашенная фифа с удовольствием подвинулась. Вся она светилась от радости, не спуская с Саши загадочного взгляда. С Шестаковым во всей этой суете удалось лишь обменяться рукопожатием да парой дурацких фраз.
        - Это тебя на работе так? - сочувственно кивая на Мишино разбитое лицо, спросил Саша.
        - Нет, это у меня хобби такое - в дерьмо с разбега прыгать, - ответил Шестаков.
        - А Валерка где?
        - У домашнего очага. - Эту реплику Миша хотел, видно, сопроводить презрительной гримасой, но скривился от боли, поэтому в результате скроилась просто зверская рожа.
        Ну, конечно, откуда знать Самойлову обо всех изменениях, произошедших в Питере за полгода? Это ж надо все постепенно, по порядку рассказывать. Шестаков махнул рукой: потом.
        Жизнь сделала несколько семимильных шагов вперед, оставив моряка Сашу, извините за неловкий каламбур, за бортом.
        Больше всего происходящее вокруг напоминало Саше внезапное пробуждение от летаргического сна. Больной еще не очень уверенно ходит, удивленно озирается по сторонам, а вокруг все суетятся, разговаривают, что-то шумно рассказывают - короче, всеми силами тащат его обратно в реальную жизнь.
        - …представляешь? - Мать придвинулась к Саше теплым полным плечом. - Тетя Лена дом в Новгородской продала, хорошие деньги получила, но сколько - не говорит… Поплавский этот, сволочь недобитая, оттяпал-таки бабкину квартиру, два суда уже было, все проиграли, а пятьсот тысяч адвокату отдали, тоже гад такой, болтун… дядя Леша ногу сломал в двух местах, на даче в сортир провалился, говорили ему: дождись лета, там все доски давно прогнили, так не послушался, лежит теперь в гипсе, даже, говорят, хромать будет… Ленку твою, бывшую, с чучмеком каким-то видели, Серега говорит: араб, а я думаю: откуда у нее араб, небось азер обыкновенный… ты лучше на Машеньку внимание обрати, какая славная девушка! Она сейчас Ирочку на работу устраивает, в фирму, хорошая работа, с десяти до трех, а миллион в месяц платят… и работы всего - стол для сотрудников накрыть к обеду, а потом убрать, ну если пыль, там, тряпочкой смахнуть… Я бы и сама пошла, да мне до пенсии год остался, к тому же в фирму молоденькая нужна… денежки давай, я в сумку уберу, и документы тоже, а куртку ты зря такую светлую купил, маркая очень, а
дорогая?..
        Водитель, наверное, хотел доставить Саше удовольствие, поехал через центр. Московский, Загородный, Марата, Невский… Питер кривлялся за окном машины, похожий на дешевую проститутку: где-то вроде и подмазано французской косметикой, а где-то вроде и не очень вымыто…
        К семи часам вечера, слушая неумолчную щебетню трех женщин и регулярно выходя покурить с Шестаковым, Саша уже знал в общих чертах все. И новые цены на электроэнергию, и про Чечню, и о новорожденном племяннике, и о «Выборгских крысоловах», Петуховой и Мухине, Матильде и СССР. Избыток информации сыграл с ним злую шутку. Гораздо больше, чем появление в метро загадочных крыс, его поразил тот факт, что «славная Машенька» оказалась его старинной знакомой, одноклассницей, и - более того! - чуть ли не первой любовью! Саша смотрел через стол уже немного осоловевшими глазами на ее лицо, некогда казавшееся самым красивым на свете, и пытался вспомнить, чем же закончился пятнадцать лет назад тот стандартный юношеский роман. Чего-то там кто-то насплетничал, кого-то били (меня или не меня?), письмо или записка какая-то фигурировала (точно, точно, долго еще потом в ящике стола валялась)… Ерунда, в общем, расстались, как люди… Да-а, время не красит… Лицо ее… Нет, не постарело, а - что самое поразительное! - совершенно не изменилось. Та же стрижка короткая, гладкие щеки, серые, чуть навыкате, глаза. Когда-то первой
красавицей класса была. А вот потом, судя по всему, Машенька впала в огромное заблуждение. Вместо того чтобы органично и естественно из пятнадцатилетней красавицы превратиться в двадцатилетнюю и так далее, она решила остановить прекрасное мгновение. Не менялось выражение глаз, никуда не исчезала короткая челка, по-прежнему капризно надуваем губки. В результате перед Сашей сидела, кокетливо хлопая ресницами, довольно вульгарная дамочка без возраста. Ох, не подумайте чего плохого! Машенька была очень мила. Где нужно - молчала, смеялась вовремя и в меру громко, заботливо накладывала Саше салат и грибочки и даже однажды ласковым движением поправила ему воротник. У Самойлова потеплело в животе, и где-то в глубине души заворочалась, зашевелилась, поднимая голову, полузадохшаяся надежда, зашептала горячо: «Гляди не пропусти, может, и получится, найдешь ты свою половинку…»
        Ну вот, и подарки все распакованы-рассмотрены, уж и водочка «Столичная» - теплая, а «горячее» - холодное. Сколько времени - понять невозможно. Все пересеченные за последние сутки часовые пояса, изрядно переложенные разнообразнейшим алкоголем, перемешались в Сашиной голове. Рядом сидел Мишка Шестаков с необычно тоскливыми глазами и объяснял что-то невразумительное про свою жизнь. Вот он замолчал, прислушиваясь к звяканью посуды и хлопотливым женским голосам на кухне. Это, наверное, и дало толчок его мыслям. Он вдруг качнулся в Сашину сторону и заговорил ясно и горячо:
        - Ни черта я в них не понимаю. Ни черта. А главное - не верю. Понимаешь, какая хреновина? Забулдону какому-нибудь, бомжу вшивому скорей поверю, а не им! - Голос его внезапно охрип. - Знаешь, какая она была? Сидит у окна, курит… в маечке такой, черной… у нее майка была любимая, шелковая… - Мишка пошевелил в воздухе пальцами, словно вспоминая ткань на ощупь. - А плечо - загорелое… веришь, у меня от одного этого плеча - мурашки по всему телу гуляли. Смотрю на нее - аж ком в горле… а она тут повернется, как скажет какую-нибудь гадость… и так ведь, стерва, умела поддеть… Я однажды чашку от злости разбил. Вот так, как сидел, пил чай, так с кипятком об стену и шваркнул… Или в субботу… Час перед зеркалом сидит, лицо себе блядское рисует… Потом сумочкой - дынц! Поцелуйчик - чмок! Дверью - шмяк! Духами потом час в квартире пахнет. И знаю ведь, знаю, что не к мужику, к подруге поехала, сучке этой крашеной. Поверишь? - по полу катался, кулаки до крови кусал… А потом брал бутылку водки и ехал на «Москву» к шлюхам знакомым…
        Шестаков достал сигарету. Саша автоматически зажег ему спичку, даже не вспомнив, что мать категорически запрещает курить в комнате. Он уже догадался, что Мишка говорит о своей бывшей жене. Этот горький и честный монолог попал в самую больную точку Сашиной души. Прав Мишка. «Не верю» и «не понимаю». Но, с другой стороны, на четвертом десятке хочется, - ведь хочется, да? - чтобы теплая ласковая рука вот так же поправляла тебе воротник, и чтоб рубашки в шкафу висели выглаженные женской рукой, и завязать наконец с пластилиновыми пельменями…
        - Мальчики, вы чай… - весело чирикнула в дверях Ирка, но, наткнувшись на свинцовый взгляд Шестакова, поперхнулась вопросом и вышла.
        - Ни хрена ты не понимаешь, морячок, - тяжелея словами, продолжал Миша. - Когда она от меня к Дрягину ушла, я ж тогда «макарова» взял… убивать ее поехал…
        - Да ну? - обалдело выдохнул Саша. - А он?
        - Он… Валерка как дверь открыл, сразу все понял… Достал свою такую же «пушку» и сказал спокойно: «Стреляться? Давай. Один - на кладбище, второго - в „Кресты“. Ни одна баба такого не стоит».
        «Не стоит, не стоит…» - гулко застучало у Саши в голове. И сразу же, как наваждение, перед глазами появилось лицо Светы, там, в машине, давным-давно, рядом с тем страшным человеком. И как Саша влюбился тогда, за одну секунду, влюбился навсегда и насмерть, готов был раскидать охрану голыми руками, схватить Свету на руки и унести ее на край света… «Не стоит, не стоит…» - гремело все сильнее.
        - А потом? - Саша тряхнул головой, отгоняя наваждение.
        - Потом? Я домой поехал.
        Шестаков замолчал. Ясно было, что больше он не скажет ни слова.
        - Сыночек, - ласково пропела мамаша, - спать пора. Ложитесь, ребятки. Мишеньке я на раскладушке постелю. - Похоже, у нее был тщательно разработанный план ночевки. Саша бестолково толкался по квартире, пока мать с Иркой мостили раскладушку в узком коридоре. Машенька смотрела влажными зовущими глазами. Увы. Внезапно ослабевший Шестаков, под шумок, как был, в брюках и свитере, занял почти весь Сашин диван и уже похрапывал. При этом носки он снял и аккуратно положил на телевизор.
        «А ну вас всех!» - решил Саша и под осуждающими взглядами женщин, пихнув Шестакова в бок - подвинься! - улегся рядом.
        Сон не шел. Несколько раз Саша проваливался ненадолго в безобразную кашу из лиц и фраз (откуда-то назойливо лезло: «Я вышла на Пикадилли…»), тут же просыпался в холодном поту, переворачивал горячую подушку, проклиная короткий диван и дрянную водку. Два раза еще вставал к окну покурить. Шестаков спал на спине, жутковато похлюпывая сломанным носом. Эх, Мишка, Дрягина за предателя держишь, а сам по загорелому плечу тоскуешь… «Выборгские крысоловы», говоришь? Зуб даю, завтра же агитировать начнешь. Романтика, что ни говори… Да только не хочу я этого больше, хватит с меня космических приключений! В конце концов, мы свое дело сделали: и жжаргам накостыляли, карлика Александра Иваныча на чистую воду вывели. Антонов уж полгода как в могиле лежит. Враг побит, господа. Так сказать, виктория. Все. Теперь буду собой заниматься. Так что, извини, Мишаня, даже не уговаривай.
        Дав такой хоть и мысленный, но очень решительный ответ Шестакову, Саша тут же провалился в сон.
        Это был удивительно четкий и простой кошмар. Равнина, серо-коричневая, с ошметками выгоревшей травы. Саша, одетый в какую-то нелепую хламиду. И ветер. Вначале - легчайшее, нежнейшее дуновение чуть взъерошило волосы на затылке. Потом посильнее - толкнуло в спину, рвануло край одежды. И тут же - вихрь, удар, свист, от которого заложило уши. Все вокруг заволокла мгла. Саша стоял, широко расставив ноги, спиной к ветру, понимая, что главное - не упасть. Упасть - значило умереть. Послышался треск разрываемой ткани - и вот уже разорванную в клочья хламиду унесло за горизонт. Странный зуд и жжение появились во всем теле. Саша поднес руку к лицу и увидел, как медленно и совершенно безболезненно сползает кожа с кисти. Обрывки мышц еще секунду болтались на ослепительно белых костях.
        Пепел. Пепел и песок. С тихим отвратительным хрустом подломились ноги. И это было НЕ СТРАШНО. Вздох, легкое, прозрачное облачко (не понятно, как Саша мог его видеть) отделилось от серой кучки праха - той, что несколько минут назад была человеком, - и взлетело в небо.
        Ничего больше Саша наутро не помнил. Только странную приторно-сладкую смесь тошнотворного ужаса и несказанного блаженства.
        Утром все получилось точно так, как предполагал Саша. Вяло дожевывая бутерброд, Шестаков спросил:
        - У тебя теперь - отпуск?
        - Угу. - Саша ел и все никак не мог насытиться домашней едой.
        - Большой?
        - Полгода.
        - Вот. Я и говорю.
        - Чего это ты говоришь?
        - В смысле - намекаю.
        - На что намекаешь?
        - Не прикидывайся дуриком. Чего тебе зря полгода бездельничать? Пошли к нам.
        - К кому это - «вам»? - подозрительно спросила Сашина мать. Мишино разбитое лицо, количество выпитой ночью водки и ночная оккупация дивана произвели на нее неблагоприятное впечатление. Очевидно было, что к Шестакову она испытывает сильнейшее недоверие.
        - Так, контора одна, - уклончиво ответил Миша.
        - Крыс ловят, - объяснил Саша матери.
        - Это что - санэпидстанция?
        - Почти.
        - И хорошо платят?
        Ну, естественно, это ж для нас вопрос решающий. Если выяснится, что крыс нужно не просто ловить, а, например, еще и потрошить на месте, но стоит это - сто баксов с носа, тогда - никаких возражений.
        - Договоримся, - важно ответил Шестаков. Магическое слово. Никто заранее не знает, на что будут договариваться, но успокаивает моментально.
        - Сыночек, - ну вот, мамаша готова, - а может, попробуешь? Сейчас ведь жизнь, знаешь, какая дорогая? А ты - молодой, тебе развлекаться надо, одеться хорошо, за девушками поухаживать…
        - Нет, мать, я крыс с детства боюсь. А на одежду и девушек, - Саша неожиданно для себя развязно подмигнул Маше, - у меня пока денег хватит. - И, опережая открывшего рот Шестакова, добавил: - Я сейчас в общагу к себе съезжу. Надо посмотреть, что там и как… Мишка, проводишь меня? Заодно и поговорим.
        Шестаков наскочил на Сашу прямо в лифте:
        - Ты серьезно - к нам идти не хочешь? Или так, мамашу успокаиваешь?
        - Не хочу, Мишка, - почему-то весело ответил Саша.
        - Почему?
        - А потому. Напахался я за полгода как проклятый. Отдыхать буду. Дурака валять, баклуши бить… чего там еще можно делать?
        - …груши околачивать, - мрачно подсказал Шестаков.
        - Во-во! Этим и займусь! В первую очередь! Да не смотри ты таким волком! - Лифт остановился. - Гляди! - Саша протянул Шестакову руки, ладонями вверх. Даже при свете жиденькой лампочки хорошо было видно, какие они черные и загрубевшие. - Мне месяц, не меньше, нужно, чтобы все машинное масло с себя смыть!
        - Ну да, - буркнул про себя Шестаков, - они пахали. А мы тут на курорте отдыхаем.
        - Да нет, Мих. - Чем больше мрачнел Шестаков, тем почему-то беззаботней становился Саша. - Никто же не спорит… Да только сравни: ты тут железки поворочал с семи до четырех, потом вышел на улицу - и кум королю! Хошь - направо пошел, хошь - налево. Хошь - в кино, хошь - в музей… - Саша всхохотнул, представив Мишку в музее, записывающим в блокнотик названия картин. - Опять-таки, к девушкам можно пойти… А я? Вахту отстоял, кусок хлеба с бурдой зажевал - и в каюту. Поспал, в книжке буквы знакомые поискал и опять на вахту. Ну? Слушай, пошли пиво пить? Здесь рядом раньше забегаловка хорошая была.
        У Миши явно просились с языка какие-то резкие слова, но он промолчал и лишь кивнул головой, соглашаясь. Действительно, с чего это он решил, что Сашка Самойлов с порога, побросав вещи куда попало, побежит записываться в «Выборгские крысоловы»?
        В забегаловке с игривым названием «У Нины» за стойкой стояла очень крупная женщина в белой шелковой блузке. В памяти завозился какой-то смутный детский анекдот… То ли про чехлы для танков, то ли про лифчик из парашюта… От множества блестящих пуговичек на ее груди невозможно было отвести взгляд. Казалось, вот-вот брызнут во все стороны, распираемые шикарными формами. И уж такой момент упустить никак нельзя!
        - Здравствуйте, девушка! - поздоровался Саша. - Вы и есть - Нина?
        «Девушка» медленно перевела на них равнодушный взгляд. Похоже, посетители ее ничуть не заинтересовали.
        - Нет, - ответила она. - Я - Клава. - Трудно было определить, шутит она или нет.
        - Чем угощаете? - Саша поражался сам себе. Откуда вдруг взялся этот расхлябанный тон и бесшабашное настроение?
        Клава королевским жестом указала на лежавшее на стойке меню, окинула Сашу с Мишей еще одним оценивающим взглядом, словно проверяла наличие денег, - и, словно сверкающий океанский лайнер, уплыла куда-то за занавеску. Буквально через секунду оттуда же выпорхнула девица помельче, но тоже - в белой блузке.
        - Чего желаете? - приветливо спросила она, и Саше показалось, что во рту у нее не хватает зубов.
        - Сейчас выберем, - недовольно отозвался Саша. Его обидел уход Клавы. Как будто они с Шестаковым не подходили ей по рангу. - Вот что, девушка, скажите, есть у вас хорошее пиво? Мы плохого не пьем.
        - У нас только «Кениг». - Теперь показалось, что она еще и косит.
        - И почем?
        - Девять двести - кружка.
        Шестаков сердито крякнул и повернулся, чтобы уйти.
        - Мишка, подожди, куда ты?
        - На работу, - огрызнулся тот. - Ты, если хочешь, оставайся. А меня лично жаба задушит: по девять «тонн» пиво пить.
        - Ладно тебе, Миха, я же угощаю! - Если честно, Саше и самому не хотелось оставаться. Темное пиво он вообще не любил. Но уходить на глазах этой неприятной девицы было почему-то неудобно.
        - Не хочу! Лучше у метро бутылку куплю!
        - Купи, купи, не забудь, - насмешливо отозвалась девица, - не так уж много пива тебе осталось…
        Саша хотел было остановиться и переспросить, что значат эти нелепые слова, но решил, что разбираться некогда, иначе придется бежать потом за Шестаковым, что и вовсе выглядело глупо.
        Миша удалялся от забегаловки широкими шагами. Даже по его спине можно было догадаться, как он зол. Какая-то старушка поспешила свалить в сторону с Мишиного пути. «Ах да, у него же еще и лицо», - вспомнил Саша. За весь вчерашний день разговор так и не дошел до истории с лицом.
        - Эй, Мишка, подожди! - крикнул Саша. - Чего ты так разозлился?
        Шестаков шагов не замедлил и даже не обернулся.
        - Ну и фиг с тобой! - произнес Саша вслух. - На сердитых воду возят.
        А тут еще и троллейбус повернул, как раз «двадцатка», почти до самой общаги довозит. А в общаге пивную компанию найти - раз плюнуть.
        С порога Саше в нос ударил запах обновления. Сильно пахло штукатуркой, краской и тухловатой шпаклевкой. Будочку вахтера покрасили в веселенький розовый цвет, и сидевшая внутри Клавдисанна, - и раньше-то не сильно похожая на учительницу младших классов, - теперь и вовсе стала вылитой содержательницей притона.
        - У нас ремонт, Самойлов, - пропела она сладенько, словно сынка родного увидела. «Будто не ты, старая карга, вызывала ментовку на прошлый мой день рождения».
        Отремонтированная комната совершенно преобразилась. Чистый, побеленный потолок, крашеные рамы и яркие обои подняли Сашино и без того хорошее настроение до уровня щенячьего восторга. Пивная компания подобралась быстро, и тут уж пей-залейся - танцуют все! А к середине вечера еще и Тимофеев с девушками зашел. И покатилось! Сам Тимофеев месяц назад из Сингапура с контейнером пришел, так что остаток дня, а потом - и вечера, а потом - и ночи Саша с Тимофеевым вели дуэт. Один - про кубинок, другой - про филиппинок, один - про текилу, другой - про саке.
        Где-то в глубине души немного посверлило, а потом перестало. Саша честно два раза спускался вниз, звонил Шестакову. Кто ж виноват, что он где-то шляется?
        Буквально через два дня береговая жизнь закрутила Сашу, задвинув в сторону и давнишние воспоминания, и бесстрашных «Выборгских крысоловов».
        Плюнув на голубую мечту об автомобиле, Саша за один день нашел, оплатил и снял однокомнатную квартиру в Автово. С мебелью и телефоном, номер которого был немедленно сообщен десятку приятелей и приятельниц.
        Саше доставляло немереное удовольствие - бродить в одних трусах по необъятным семнадцати квадратным метрам, попыхивая «Беломором». В любой момент непринужденно посещать индивидуальный (хоть и совмещенный) санузел, где, по воле хозяев, на специальной полочке стоял освежитель воздуха и пахло фиалками. Немного неожиданно, но чертовски приятно.
        Изредка звонил телефон. Саша неторопливо приближался к аппарату, снимал трубку, стряхивал пепел с папиросы в специальную майонезную баночку, выдыхал дым в сторону и интеллигентно вопрошал: «Алло?»
        В придачу к таким коренным изменениям в быту Саша обнаружил в себе доселе где-то скрывавшиеся, вполне приличные способности. Нет, нет, не музыкальные. Оказывается, он умел ухаживать за девушками! Да и не просто обнаружил, а даже успел (чисто из спортивного интереса) основательно вскружить головы двум студенткам-медичкам и одной воспитательнице детского сада.
        Но самое главное! - Маша (та самая фифа с вокзала, она же - первая любовь), вспомнив, видно, тимуровское детство, всерьез решила заняться одиноким разведенным одноклассником. Уже к середине мая Саша понял, что у него с Машей - добротный, благополучный, не слишком бурный роман.
        Машенька Хорошкина, оправдывая свою фамилию, оказалась удивительным существом. У Саши иногда закрадывалась дурацкая мысль, что Машенька недавно с отличием закончила какие-то очень специальные женские курсы. Что-нибудь вроде: «Идеальная спутница жизни». Она никогда не опаздывала, приходила всегда в прекрасном настроении, быстро и вкусно готовила и даже ходила с Сашей на футбол. «Чего ж вам боле?»
        Именно поэтому, иногда (очень-очень редко!) Саше хотелось… ну, например, чтобы она сморозила какую-нибудь ужасную глупость… Машенька морозила несусветные глупости. Но как раз те, милые и безобидные, за которыми следует слюняво-ласковое: «…эх ты, дурочка, смотри, сейчас объясню…» …Или надела бы какую-нибудь немыслимую оранжевую кофту с белыми пуговицами… Машенька надевала оранжевую кофту с белыми пуговицами. И казалась в ней еще симпатичней и милее. Это был несокрушимый образ.
        Однажды ночью, лежа почему-то без сна, Саша вгляделся в Машино безмятежное лицо. Странно, подумал он, я могу сейчас по пальцам пересчитать все выражения, которые на нем бывают. И вдруг вспомнил Свету. Такой, какая она шла по желтым листьям прошлой осенью. И сразу же понял массу вещей. Во-первых, то, что Маша и Света - полные противоположности в том, что касается СТИЛЯ. У Маши, как ни грустно это было признавать, стиль отсутствовал полностью. И в этом был ее удивительный феномен и секрет ее несокрушимой «милости». А Света… Саша тут же и, во-вторых, понял, что женщин сравнивать - последнее дело, срого-настрого запретил себе даже думать о Свете, повернулся на бок и уснул.
        Глава седьмая
        СССР
        Савелий Сергеевич Струмов-Рылеев никогда не читал газет. То есть в старые, додемократические, так сказать, времена следовал совету профессора Преображенского «Вот никаких и не читайте!». Позже, когда кроме газет с орденами около названия появились и многие другие - без орденов, он с горечью убедился, что все то, о чем НЕ писали в свое время «Известия», «Труд» или «Красная Звезда», и, правда, читать не стоит. Вот уж что называется: «Сынок, а что сказал папа, когда упал с лестницы?» - «Должен ли я повторять неприличные слова?» - «Конечно, нет!» - «Тогда ничего». В газетах СССР раздражало все: и то, что пачкают руки черной краской, и суета вокруг подписки (в старые, разумеется, времена), а потом - не меньшая суета вокруг сбора макулатуры. Жуткие цены (это уже в новые времена). Но наибольшее негодование все-таки вызывали аккуратно нарезанные ножницами прямоугольники печатного слова, уложенные в специальную матерчатую сумочку в их коммунальной уборной. Когда-то, еще во времена дефицита туалетной бумаги, обеспечивать сумочку газетами вменялось в обязанности всех жильцов коммуналки. Теперь же нарезанное
«Завтра» появлялось в туалете благодаря энтузиасту Левочкину.
        - Эх, какой же ты Левочкин? - каждый раз спрашивал учитель Клапиньш, выходя из туалета. - Давай мы тебя в Правочкина переименуем?
        Левочкин не обижался, но и «Завтра» читать не переставал.
        Вся эта длиннейшая преамбула и должна объяснить ту страдальчески-брезгливую гримасу, которая появилась на лице СССР утром во вторник, когда лаборантка Таня крикнула ему через коридор:
        - Савелий Сергеевич! Вы читали? Вот ужас-то!
        - Угу, угу, - пробурчал СССР, снимая плащ. - Доброе утро, Танюша.
        - Оказывается, у нас в метро водятся крысы-мутанты! А я всегда так близко к краю становлюсь!
        У СССР похолодело в животе. Он молча подошел к Тане, взял из ее рук газету и, шагая, как робот, направился к себе в комнату.
        Удивленная Матильда, которой первый раз за всю ее жизнь не пожелали «доброго утречка», привстала на задние лапы, поводя носом.
        Чудовищно! Савелий Сергеевич получил еще одно подтверждение своему недоверию газетам. Некто Л. Пластунский описывал известную СССР ситуацию в метро с непринужденной радостью дошкольника, нашедшего гранату. Но самым диким, конечно, было помещенное в конце статьи интервью (!) с неким руководителем (!) группы (!) «Выборгские крысоловы» (!)!
        «Мы - самостоятельная боевая единица…», «…с помощью последних достижений науки…», «…увидев крысу на платформе, не пугайтесь…». Строчки прыгали у СССР в глазах.
        - Что это за гадость? - звенящим голосом спросил он у испуганной Тани.
        - Это… газета… «Под одеялом»…
        «В печку!» - следовало бы рявкнуть голосом того самого профессора Преображенского, но вместо этого Савелий Сергеевич, сжав газету в кулаке, двинулся к телефону.
        - Алло! Толя? Доброе утро. Это Струмов-Рылеев. Вы в курсе, какое творится безобразие? Как - какое? О вас пишет желтая пресса! Как? Знали? Разговаривали? - СССР несколько раз беззвучно открыл рот, как будто ему не хватало воздуха. Затем продолжил почти шепотом: - Позовите, пожалуйста, Шестакова. Нету? Тогда, будьте добры, передайте ему, что я срочно - слышите? - срочно хочу с ним поговорить. Спасибо. - И, резко бросив трубку, ушел к себе.
        Таня проводила СССР удивленным взглядом. Из приоткрытой двери высунулся лохматый мэнээс Малинин.
        - Чего шумим? - спросил он громким шепотом.
        Таня пожала плечами, сделала большие глаза и ушла в лаборантскую.
        Савелий Сергеевич был удивлен и рассержен. Более того - он был просто в бешенстве. И, как ни странно, сформулировать причину этого несвойственного ему состояния он бы не смог. Обида душила его. Экое мальчишество! Заниматься такой серьезной пробемой и в то же самое время давать интервью какой-то низкопробной газетенке! Тут он, кстати, заметил, что все еще сжимает в кулаке злосчастную (или злосчастное?) «Под одеялом».
        - Какая гадость! - вслух крикнул СССР, швыряя газету на стол. Ехидно зашуршав, она разлеглась на его рабочей тетради, тут же показав Савелию Сергеевичу распутную красотку и заголовок «Проблемы анального секса». Цепкий взгляд Профессора, привыкшего быстро и внимательно читать научную литературу, еще успел выхватить вопрос в конце страницы: «Не вредно ли выгуливать собак на кладбище?», прежде чем «Одеяло» вместе со всем его содержимым превратилось в набор конфетти. И до последнего клочка было аккуратно сметено в мусорное ведро.
        СССР сел на стул. Несколько глубоких вдохов-выдохов. Закрыть глаза. Аутотренинг - великая вещь, особенно в наше неспокойное время. Еще несколько дыхательных упражнений. Теперь представим себе берег тихой реки, плеск воды, пение птиц… Кроме карканья ворон, на ум ничего не приходило. Ладно, можно обойтись и без птичьего пения. Все. Теперь можно и работать.
        Савелий Сергеевич бодро сказал «доброе утро» готовой вот-вот обидеться Матильде, надел халат, открыл небольшую застекленную дверь. Там, в нерабочем «боксе», располагалась сейчас «послеродовая палата». Последние две недели его рабочий день начинался именно с посещения новорожденных. Пятеро слепых Мотиных отпрысков слабо копошились в коробке из-под обуви.
        Устройство подходящего гнезда в свое время доставило СССР немало хлопот. В качестве строительного материала Матильде были предложены на выбор: старая мохеровая кофта, обрезок валенка, чья-то дореволюционная муфта, шарф самого Профессора, а также прочая теплая и мохнатая ерунда. Как настоящая женщина и хранительница очага, Мотя потратила на обустройство гнезда более трех суток, остановив свой выбор на экстравагантной смеси, состоящей из муфты и обрывков перфоленты.
        - Ну-с, ну-с, как у нас дела? - тоном любящего папаши произнес СССР, подходя к коробке. - Э, батенька, да мы, кажется, глазки уже открываем!
        Действительно, один из крысят, самый крупный, правда, еще сильно похожий на крохотного поросенка, мутно глядел сквозь чуть приоткрывшиеся щелочки.
        - Поздравляю вас, мамаша, - произнес Профессор, вынимая крысенка из коробки. - Чудный ребенок, вылитая мать! - Деликатный Савелий Сергеевич никогда не заводил с Матильдой разговоров об отцовстве.
        То ли после газетного стресса движения Профессора были немного резковаты, то ли взял он крысенка неудачно, но тот еле слышно пискнул.
        - Извини, извини, малыш! - СССР аккуратно положил детеныша на место. Матильда сидела на задних лапах и укоризненно смотрела на Савелия Сергеевича.
        Он еще раз виновато улыбнулся усатой и хвостатой счастливой матери семейства и вернулся в комнату. Открыл холодильник, доставая приготовленные вчера образцы. Почему так внезапно замерзли руки?.. Савелий Сергеевич обернулся…
        …проклятая пещера. За ночь куртка примерзла к полу. Когда он в отчаянии дернул что было сил, раздался треск рвущейся ткани.
        - Леха, Леха, Леха, не спи, не спи, не спи… - Он понял, что автоматически повторяет эти слова уже несколько часов, сам того не замечая. Леха не отвечал. Выжирающий силы переход, метель и пять тысяч над уровнем моря за сутки превратили этого двухметрового красавца альпиниста в высохшего седого старичка. Теперь он наверняка спал, не обращая внимания на Савкин бубнеж. Узкая дыра выхода начала сереть. Утро. Утро, а мы живы. Это хорошо. Это чертовски здорово, слышишь, Леха? Нога уже не болит. Это тоже хорошо. Скорее всего она просто онемела от холода или промерзла до кости. До кости. До того жуткого белого обломка, который Савка увидел торчащим прямо над ботинком. Последнее, что он запомнил, прежде чем потерять сознание. Леха, друг, наложил повязку, привязав вместо шины свой трофейный немецкий нож. Дальше - смутно. Очень больно и смутно. Кажется, он еще несколько раз отрубался, пока полз за Лехой по склону. Кто нашел пещеру? Не помню… Потом над головой вдруг мерзко зашуршало и загремело. Во время камнепада Лешке сильно попало по голове. Глаза у него вдруг сделались стеклянные, а из уголка рта потекла
розовая струйка. Наверное, он просто от неожиданности прикусил язык, но Савка испугался до тошноты. Кто же, черт побери, нашел эту пещеру?…
        - Лешка, проснись, Лешка, - Лешке нельзя спать, у него же травма головы, как он мог забыть. Зина, наш санинструктор, или Нина-санинструктор? - и не вспомнить уже - всегда твердила нам, болтунам и раздолбаям: «При мозговой травме главное - не давать пострадавшему спать!» А нам было до чертиков смешно: мозговая травма. Лешка, пострадавший - это ты. Лешка, не спи, Лешка…
        При свете занимающегося утра Савелий разглядел привалившегося к стене товарища. Почему он сидит в такой странной позе? Где его рюкзак? Ах да, Лешкин рюкзак они потеряли еще во время камнепада. Но второй рюкзак цел. Там, в боковом кармане, должен лежать шоколад и курага в маленьком пакете. Тетка Сима присылала маме курагу из Ферганы. Надо достать шоколад и поесть. Надо идти. Савелий начал суетливо шарить вокруг себя руками, попытался двинуть ногой. Колено, как ни странно, сгибалось, и даже почти безболезненно. А вот дальше - как будто кто-то привязал ему пониже колена кусок бетонной сваи.
        - Порядок, Леха, сейчас завтракать будем. - Отчаянная попытка придать охрипшему голосу малость бодрости.
        В пещере было почти светло. Откуда-то снизу, с ледяного пола, наверное, начал подниматься, затапливая все вокруг, бесформенный, дикий ужас. Савка впервые понял, почему иногда говорят: липкий. Он действительно лип к рукам и щекам. Невыносимо страшно было повернуть голову и посмотреть в угол, туда, где сидел Лешка. Мигом занемевшая шея не позволяла голове двигаться. Чтобы хоть немного отвлечься, пришлось старательно, сантиметр за сантиметром, рассматривать свою замотанную ногу, одновременно отгоняя панические мысли о том, что на высоте 5000 метров над уровнем моря дорог для таких ног, вообще говоря, нет. Искать нас, наверное, ищут… Об этом думать можно. И даже в розовых тонах. Но и не забывать некоторых подробностей. О том, что мы с Лешкой собираемся идти южным траверсом, не знал никто. У Милки четвертого - день рождения. Мы хотели посвятить ей подвиг. Эх, Милка, не плясать нам с тобой столь любимый нами и гонимый родным комсомолом шейк… Брось, брось, у нас в стране - отличные хирурги, починят ногу, как миленькие… Зачем же они все-таки пошли на южный склон? Это был их собственный экспромт, их риск,
их непруха… их могила?… Лешка… Не смей туда смотреть, не надо… Окостеневшие шейные позвонки крепко удерживали голову, но вот глаза… Одно мимолетное движение, один только взгляд… Сердце бешено заколотилось, безрассудно требуя дефицитного на такой высоте кислорода. Савка закричал отчаянно, как ребенок, которому внезапно в темноте сказали: «Гав!» Минуту, не меньше, он орал на одной ноте, рискуя порвать голосовые связки. Наверное, где-то в подсознании он уже давно поверил, что Лешка мертв и все Савкино ночное бдение было простым человеческим самообманом: страшно, ей-богу, страшно просидеть целую ночь наедине с покойником… Но ужас-то был не в этом.
        Мертвый Лешка сидел у стены, засунув руку за пазуху. И улыбался.
        Савелию оставалось полшага до безумия. Там, снаружи, вовсю синел день. Хотелось доползти до оскаленной пасти выхода и, оттолкнувшись хорошенько, махнуть в равнодушную синеву, чтобы не видеть, НЕ ВИДЕТЬ этих широко раскрытых серых глаз и этой мертвой, такой живой Лешкиной улыбки… О! Он даже пополз, пополз и выглянул наружу. И увидел своих убийц. Они стояли вокруг, покрытые снегом, изрезанные черно-синими тенями, с редкими клочьями ленивых облаков. А еще, трезвея от хрусткого морозного воздуха, Савка увидел Путь. Не самый простой и для человека со здоровыми ногами. Но вполне проходимый.
        Небольшая скальная полочка тянулась влево метров на пятнадцать, а потом обрывалась как раз над хорошим, пологим склоном. Пушистый, свеженький снежок смягчит падение. Там невысоко, метра два. Зато потом можно ползти…
        Стараясь не оборачиваться, он подтянул к себе рюкзак. Достал и аккуратно, не торопясь, привязал к ботинкам «кошки». Нашел шоколад и, не чувствуя вкуса, сжевал две дольки. Низкий потолок пещеры не позволял выпрямиться, поэтому Савелий еще не знал, сумеет ли стоять на ногах. Хорошо, что цел ледоруб. Хорошо, что у него крепкие руки. Если вдруг откажут ноги, он будет цепляться руками… Последние сомнения еще грызли его. Там, позади, остается Лешка. Не могло быть и речи, чтобы тащить его за собой. Тогда что? Запомнить хорошенько эту ледяную пещеру, прийти сюда со спасателями, забрать, обязательно забрать его отсюда. Нельзя, чтобы он навечно остался сидеть здесь и улыбаться…
        - Прощай, Лешка, - прохрипел он и устыдился собственного голоса.
        Все. Пора.
        Савка аккуратно оббил все тонкие ледяные корки у выхода, сел на край, свесив ноги в пропасть. Оставалось придумать, как попасть на заветную полочку. Для крепкого парня с целыми тренированными ногами, каким он был сутки назад, это было бы запросто. Но не сейчас.
        Сзади послышался шорох.
        Цепенея от ужаса, он собрал все силы и прыгнул влево…
        …Шестаков появился в конторе буквально через пять минут после сердитого звонка СССР. Смущенный и испуганный Мухин все еще топтался около телефона.
        - Хорошо, что ты пришел, а то я тебе уже домой звоню.
        - Зачем? Я же сказал: буду в девять тридцать. - Не обращая внимания на взволнованного Толика, Миша снял куртку, что-то напевая, прошел в комнату, мельком глянув на себя в зеркало. После недоразумения с Юрой стало традицией - каждое утро проверять, как заживают синяки, полученные в процессе общения с петуховскими инициативными сотрудниками.
        Заняв центральную выемку на диване, Шестаков с удовольствием закурил и лишь после этого соизволил заметить:
        - Проблемы, Муха?
        - СССР только что звонил. Ужасно сердился на нас из-за газеты.
        - Какой газеты?
        - Ну этой, которую Носатая нам сосватала…
        - «Носатая - сосватала». Муха, да ты просто - поэт-новатор! - У Шестакова было хорошее настроение.
        - Мишка, он очень просил тебя позвонить, как только придешь.
        - Просил - позвоню, - покладисто согласился Миша и, приговаривая про себя: «…утром деньги - днем стулья…», вышел в коридор. - Алло! Здрассьте, девушка! Академика Струмова-Рылеева, будьте добры, к аппарату! - Прикрыв рукой трубку, подмигнул Мухину: - Танечка твоя подошла.
        - Почему это моя? - покраснел Толик.
        - Да! - Лицо Мишки вдруг закаменело. - Нет, Шестаков. Что? Сейчас будем! - Он резко бросил трубку, задумался на долю секунды, скривился, как от зубной боли, и кинулся к входной двери, на ходу приказав Мухину: - Живо за мной. Там с Профессором какая-то фигня.
        - Какая? - В первый момент Толик испугался не за СССР, а тому, как быстро и страшно изменилось Мишино лицо.
        - Я сказал: живо давай.
        Наверное, так бывает только в кино.
        Выскочив из конторы и забежав за угол точно такой же обшарпанной пятиэтажки, Толик автоматически поднял голову. Окна СССР на четвертом этаже института выходили как раз сюда, на проспект.
        - Мишка, смотри! - неестественным шепотом заорал Мухин.
        Но Шестаков все уже увидел сам.
        Савелий Сергеевич сидел на своем окне, свесив ноги на улицу.
        Женщина на вахте привстала и попыталась было вякнуть: «Пропуск!», но грозное Мишкино: «Милиция!» живо усадило ее на место.
        Перепрыгивая через две ступеньки, Толик несся по лестнице вслед за Шестаковым и больше всего боялся, что сейчас в лаборатории они увидят пустое окно.
        У комнаты Профессора, почти в дверях, стоял мэнээс Малинин с пробиркой в руках и открытым ртом. Рядом привалилась к косяку Таня. Глаза у нее были такие же, как у мэнээса Малинина, но рот она закрывала ладошкой.
        Шестакову пришлось довольно сильно пихнуть Малинина, который загораживал вход. СССР сидел на окне. Таня убрала руки от лица и явно собиралась закричать.
        - Тихо! - таким же страшным шепотом, как недавно Мухин, крикнул Миша, схватил девушку за плечи, мягко, но сильно толкнул в сторону Толика. Таня покорно уткнулась Мухину в грудь, отчего тот моментально растерялся.
        Раздумывать было некогда. В несколько бесшумных прыжков Миша преодолел комнату, моля только о том, чтобы не задеть ненароком какую-нибудь стекляшку. Профессор на окне опасно качнулся, когда Шестаков был буквально в двух метрах от него. Ни на какие профессиональные захваты времени не оставалось.
        Миша прыгнул, тривиальнейшим образом рванув Савелия Сергеевича за шкирку.
        Послышался треск. Профессор что-то сдавленно крикнул, взмахнул руками и рухнул навзничь на Шестакова. Несколько секунд никто не мог пошевелиться. В наступившей тишине было слышно, как долго-долго катится куда-то оторванная пуговица.
        Объективно говоря, все могло кончиться не так уж и мило. Удар затылком при падении даже с высоты подоконника грозит серьезной травмой позвоночника. Слава Богу, Шестаков прекрасно самортизировал полет Профессора, сильно при этом ударившись копчиком об пол.
        - У, черт! - с непередаваемым выражением произнес Миша, спихивая с себя тяжелого и костлявого Профессора. - Можно выдохнуть, - небрежно бросил он застывшим в дверях Тане, Толику и мэнээсу Малинину. - Мухин! - чуть громче позвал он. - Девушку МОЖНО отпустить.
        Все сразу засуетились, затолкались, подбежали к Профессору. Он лежал на боку, порванный халат закрывал голову. Савелий Сергеевич был в глубоком обмороке.
        - Нашатырь? - полуспросил-полуприказал Шестаков Тане. - «Скорую»! - приказал мэнээсу Малинину. - Голову ему держи! - рявкнул Мухину.
        В коридоре уже хлопали дверями и гомонили. «Кто кричал? Что случилось? „Скорую“? Кому плохо? Пустите, я посмотрю!»
        - Смотреть здесь, товарищи, нечего, - хорошо поставленным голосом Глеба Жеглова произнес Шестаков, выходя из комнаты. - Савелию Сергеевичу ПЛОХО С СЕРДЦЕМ. - Последние слова он произнес с нажимом, глядя в глаза мэнээсу Малинину.
        - У меня есть нитроглицерин! - сказал кто-то.
        - Спасибо, пока не надо. «Скорая» сама во всем разберется. - Шестаков вернулся в комнату.
        - А вы кто такой? - спросили сзади. Но дверь уже была закрыта.
        Савелий Сергеевич лежал на полу, вяло отмахиваясь от пузырька с нашатырем, который ему совала под нос Таня.
        - Вот что, и Таня и Муха, - твердо начал Миша, - сейчас приедет «Скорая». Ни слова про окно, ясно? Скажите просто: стоял, упал.
        - Очнулся - гипс, - тупо выговорил Толик.
        - Не смешно, - строго одернул его Шестаков и присел около СССР. - Вы меня слышите, Савелий Сергеевич?
        Профессор водил по сторонам мутным взглядом, судя по всему, еще не фиксируя окружающие предметы. Таня сидела рядом с ним на коленях. Вначале Миша заметил трогательную дырку у нее на коленке и только потом обратил внимание, что девушку колотит крупная дрожь. Недолго думая, он крепко обнял Таню за плечи. «Господи, как птенец», - подумал Миша, такая она была маленькая и теплая, с легкими пушистыми волосами, которые тут же защекотали ему щеку.
        Таня Звонцова, девушка, известная всей лаборатории строгими нравами, совершенно спокойно отнеслась к тому, что за последние пять минут ее обнимает уже второй посторонний мужчина. Она лишь коротко вздохнула-всхлипнула и почти сразу перестала дрожать.
        В комнату вошли двое в белых халатах. Шестаков уже собирался гаркнуть на них, чтобы выметались, но вовремя увидел у одного из них большой докторский чемодан. «Живо домчали!» - удивился он.
        Один из врачей наклонился над лежащим Профессором, профессионально цапнул пульс, выпрямился и спросил:
        - Его можно куда-нибудь переложить? Почему он у вас на полу?
        Миша потер ушибленный копчик.
        - Упал немного.
        Врач потянул носом:
        - Нашатырь? Он сознание терял?
        - Да.
        - Вы знаете, можно к завлабу в кабинет отнести, там диван есть! - радостно сообщила Таня.
        - Ну так несите… - сказал тот, что с чемоданом. Шестаков тут же узнал свой собственный казенно-равнодушный стиль: «Потерпевший, отойдите в сторону… Не трогайте нож руками… Покажите, где вы стояли…» Не хватает нам пока душевной теплоты.
        Савелия Сергеевича довольно неуклюже перенесли в кабинет завлаба и положили на короткий диван. После чего задали несколько деловых вопросов типа: «Алкоголем злоупотребляем?» или «Сердце беспокоит?», заполнили какие-то бумаги, предложили госпитализацию, равнодушно выслушали отказ, сделали укол и уехали.
        В лаборатории устанавливался порядок. Некоторые сотрудники еще прибегали, испуганно заглядывали в кабинет, но, увидев живого и невредимого СССР, приветливо машущего рукой с дивана, спокойно расходились по местам.
        - Ну, а теперь, Савелий Сергеевич, - подытожил Шестаков, разливая по химстаканам остатки завлабовского коньяка, - расскажите нам по порядку: как вы оказались на окне. Надеюсь, не из-за дурацкой статьи в газете? Мухин сказал, вы рассердились очень?
        Савелий Сергеевич не отвечал. От укола «Скорой» или от коньяка лицо его порозовело, но соображал он, видимо, еще с трудом.
        - Извините, пожалуйста, Ми…ха…ил, - с трудом выговорила Таня и покраснела, - а почему нельзя было говорить «Скорой» про окно?
        - Видите ли, Та…ня, - так же запнувшись, мягко объяснил ей Шестаков, - если бы мы сказали, что человек сидит на четвертом этаже, ногами на улицу, и вот-вот ахнется вниз, приехала бы со-о-овсем другая бригада…
        Замечено, что первым делом влюбленным начинают мешать их собственные имена. Миша и Таня еще не понимали, что с ними случилось, а Мухина, человека тонкой душевной организации, уже раздирала ревность.
        - Постойте, наконец, - подал голос СССР, - почему вы все говорите про какое-то окно?
        - Как - почему? Мишка же вас в последний момент успел с окна сдернуть! - удивился Толик.
        - Меня? - Профессор обвел взглядом сидящих вокруг. Ему показалось, что его разыгрывают.
        - Вас, вас, - раздраженно подтвердил Шестков. - Постарайтесь-ка вспомнить, как вас туда занесло? Вспоминайте, вспоминайте. Вы говорили с Мухиным по телефону примерно в… девять двадцать, так, Муха? Сильно сердились, но были еще в сознании.
        - Да, да, я рядом стояла, - подтвердила Таня, не сводя с Миши сияющих глаз.
        - Та-ак. А уже в девять тридцать две, когда я перезванивал в лабораторию, Таня сказала, что с вами что-то неладно. Мы тут же выскочили с Мухой и увидели вас сидящим на окне. Спрашивается: что произошло за десять минут - с девяти двадцати до девяти тридцати?
        - Что? - СССР нахмурился. - Да ничего вроде особенного… Я положил трубку, пошел к себе… - Он задумался.
        - Может, на месте будет легче вспомнить? Вы как, встать уже можете? - предложил Шестаков.
        - Следственный эксперимент? - понимающе выдохнула Таня.
        Шестаков ответил ей такой умопомрачительной улыбкой, что Мухину захотелось немедленно выйти из комнаты, уйти далеко-далеко, а может быть, даже броситься под трамвай.
        Толкаясь и наступая друг другу на ноги, все вывалились в коридор.
        - Да говорю вам, все было, как обычно…
        - Вы себя хорошо чувствовали? - на всякий случай спросил Миша.
        - Да, совершенно. То есть я был рассержен, но и только… - Такой же нескладной гурьбой все вошли в комнату Профессора. - Вот здесь я сел… нет, вначале я разорвал газету, вот она в мусорном ведре валяется… - СССР немного смущенно указал на ведро. - Потом с Матильдой поздоровался… нет, вначале надел халат… - Профессор, как сомнамбула, двигался по комнате. Внезапно он остановился, надолго задумался и вдруг с диким криком рванулся к двери «бокса». «Все. Съехал с катушек, - подумал Шестаков. - Сейчас в другое окно сиганет».
        Но Савелий Сергеевич никуда бросаться не собирался. Он с треском захлопнул дверь бокса и повернулся, став к ней спиной. Глаза его горели.
        - Я все понял, - сказал он страшным голосом Отелло из последнего акта одноименной трагедии. - Теперь у нас в руках все доказательства. - Окружающие терпеливо ждали продолжения. - Миша! Толик! По крайней мере один из Мотиных крысят обладает способностью вызывать галлюцинации!!!
        - Оп-па! - Шестаков сильно ударил рукой по столу. - Выходит, нашу Мотю тогда в метро не случайный самец… - От продолжения Мишу удержало присутствие Тани.
        - Вот именно! Крысята получили эту способность по наследству! Какая удача! - Истинный ученый, Профессор уже напрочь забыл, что эта самая удача чуть не стала причиной его прыжка с четвертого этажа. - Ну что ж, остальное, как говорится, дело техники! - СССР все еще стоял спиной к двери «бокса». Вот он нахмурился. - Гм-гм-гм, но две проблемы тем не менее остаются.
        - Какие проблемы? - спросил Толик.
        - Две, - рассеянно повторил Профессор. - Техническая и этическая.
        Шестаков с Мухиным недоуменно смотрели на него. Наконец Миша произнес, пожав плечами:
        - Ну, положим, с технической - это я понимаю. Этих гаденышей нельзя просто так в руки взять. А вот чего тут этического - не пойму.
        Савелий Сергеевич повернулся и задумчиво посмотрел сквозь стеклянную дверь на счастливую Матильду. Она безмятежно хлопотала в гнезде, что-то поправляя, подтыкая и прихорашивая.
        - Ну-у, так, начина-ается! - Шестаков широкими шагами прошелся по комнате, засунув руки в карманы. - Сейчас начнутся сопли, и слезы, и нюни, и всякие сомнения!
        Таня тихо села в уголок, переводя вопросительный взгляд с Миши на Савелия Сергеевича и обратно, не произнося ни слова. Мухин почувствовал себя совершенно задвинутым в угол и предпринял последнюю попытку отвоевать девушку.
        - Не будь таким извергом, Мишка, - укоризненно заметил он, - ты прекрасно понимаешь, что имеет в виду Савелий Сергеевич…
        - «И какая же мать согласится отдать своего дорогого крысенка…» - саркастически процитировал Шестаков. - Слушай, Муха, а ты когда антигриппин пьешь - плачешь?
        - При чем тут антигриппин? - спросил Мухин, чувствуя подвох.
        - Так ты же вирусов внутри себя убиваешь! Садист!
        В углу неожиданно захохотала Таня. Красный как рак Толик сделал последнюю попытку:
        - Элементарный гуманизм…
        - Брось, не дави терминами, я это на первом курсе - сдал и забыл. Гуманизм здесь со-вер-шен-но ни при чем, - раздельно сказал Миша. И назидательно добавил: - А вот крысизма еще никто не придумал.
        СССР задумчиво кивал головой. За стеклом в «боксе» ничего не подозревающая Матильда безмятежно занималась детенышами. Таня улыбалась Мише.
        - Ну, хорошо, хорошо, - сдался Мухин. - Не будем больше обсуждать эту проблему. Перейдем к технической. Как вы собираетесь работать с крысятами?
        - Для этого существует вытяжной шкаф, - ласково, как ребенку, объяснил ему Профессор. - А вот для переноски я бы, например, попробовал использовать противогаз. Миша, вы не могли бы найти для меня противогаз?
        - Нет проблем, Савелий Сергеевич. Хоть сейчас. У нас в «дыре», простите, в штабе, стоит целый ящик. Вы свой размер помните?
        - Размер? Господи, - сокрушенно всплеснул руками СССР, - не помню. А ведь знал, знал когда-то. На гражданской обороне…
        - Ничего страшного, что-нибудь придумаем. - Шестаков подошел к Тане и, глядя на ее светлую макушку, предложил: - Мы сейчас сделаем вот как: вы с Толиком посидите здесь, посторожите крысят. Чтобы никто больше по карнизам не ходил. А мы с Таней сходим за противогазом. Лады?
        - Противогаз, он, конечно, тяжелее коровы, его одному никак не донести, - язвительно прошипел Толик, но никто не обратил на него внимания.
        «И какой он, к черту, Рэмбо? - в отчаянии думал Мухин, стоя у окна и наблюдая, как Миша с Таней переходят улицу. - Ниже меня ростом. И тощее. И нос у него перебит». Толик чуть ногти не грыз от досады. Опять в очередной раз очередная девушка предпочла грубого, не всегда гладко выбритого Шестакова воспитанному русоволосому красавцу Мухину. Нет, первым делом они все Толика, конечно, замечают. Это объективно. Но стоит только этому разгильдяю Шестакову открыть рот, или закурить, по-своему, по-пижонски, чуть щуря правый глаз, или просто - улыбнуться… И все. Прет из него этот проклятый мужицкий шарм, благодаря которому, наверное, еще в доисторические времена первобытные предки Миши Шестакова уводили из-под носа у предков же Толи Мухина прекрасных мохнатых подруг… «Ну, ничего, - подумал Толик, - чай, наши тоже не вымерли. Пробьемся».
        - Какая славная пара, - раздался у него над ухом голос СССР. Добрый Савелий Сергеевич не понимал страданий Толика.
        - Угу, - невнятно отозвался Мухин и решил переменить тему: - Савелий Сергеевич, а все-таки что же вы такое увидели? Если не секрет, конечно, - быстро добавил он, стараясь не поставить интеллигентного человека в неловкое положение. Честно говоря, Мухину рядом с Профессором всегда как-то легче дышалось. Савелий Сергеевич умел интересно рассказывать, а мог и долго внимательно слушать, он не пил водку из граненых стаканов и не закусывал коньяк кислой капустой, с ним можно было безбоязненно цитировать Рабле и Бабеля, не натыкаясь на восхищенное: «Сам придумал?» Мухин рассердился на себя за такие мысли. Ведь, с другой стороны, совершенно не факт, что Толик смог бы… а даже наоборот - совершенно точно, что не смог вот так, как Мишка, с ходу прыгнуть и спасти СССР. Это уже гораздо глубже, с пеленок, с младенчества: не вытирай нос руками, не ругайся, читай больше, нельзя бить людей…
        Савелий Сергеевич продолжал задумчиво смотреть на улицу.
        - Это отсюда я собирался… прыгать?
        - Да.
        - А там, где я был… в моей галлюцинации здесь был выход, спасение…
        - Правда?
        Профессор кивнул.
        - Вот видите, Толя, оказывается, я тоже - волевой и цельный человек, и, оказывается, в моем прошлом тоже есть большой страх. - Савелий Сергеевич потер виски. - Теперь я понимаю, что спровоцировал галлюцинацию сам, открыв холодильник. Галлюциноген заработал, ощущение холода вызвало воспоминание…
        - Извините, если вам неприятно…
        - Нет, нет, Толя, «неприятно» - совершенно неподходяще слово в данной ситуации. - СССР отошел от окна и сел на стул. - Когда я учился на четвертом курсе, у меня погиб друг. Тоже альпинист. Алеша Скальский. Представляете, какая подходящая фамилия для альпиниста? Я просидел с ним, мертвым, ночь в ледяной пещере. Потом нас нашли. У меня были сильно обморожены ноги, сложный перелом. Врачам удалось спасти только одну.
        - Как это? - Мухин ошарашенно смотрел на Профессора.
        - Вместо левой ноги у меня протез. - Савелий Сергеевич сказал это так просто, что Мухин поежился. - Ничего страшного, Толя, все уже позади.
        Через час пятеро будущих жерв науки пищали в вытяжном шкафу, а ошалевшая Матильда носилась по полу, не обращая внимания на робкие попытки Савелия Сергеевича ее утешить.
        - И как вы теперь? - спросил Шестаков у Профессора.
        - Буду резать, - мрачно ответил тот. - И искать.
        Миша несколько раз пружинисто прошелся по комнате, а потом скомандовал Мухину:
        - Все, Муха, пошли. Савелий Сергеевич и так сегодня напереживался. Дадим человеку отдохнуть от нас. - И, выходя, быстро и весело шепнул, наклонившись к Тане: - Я очень рад, что мне не надо задавать вам одного пошлого вопроса.
        - Какого? - таким же заговорщическим шепотом спросила девушка.
        - Дайте телефончик?
        Глава восьмая
        Миша
        Крысы продвигались по тоннелю неспешно, но уверенно. Начиналось их время. Несколько часов под землей будет тихо. Огромные грохочущие поезда до утра простоят в тупиках, люди отправятся спать. А те немногие, что остаются здесь на ночь, не будут надоедать своей суетой.
        Вот. Знакомый запах. Запах человечьей еды. Настоящей, без отравы.
        Несколько вожаков, выстроившись треугольником, неслышно двинулись к ступенькам. Чуть поодаль остановились самки. Носы их жадно шевелились, рот наполнялся слюной. Они нетерпеливо переступали лапами в ожидании добычи.
        - Здорово, Гмыза! - громко поздоровался Шестаков, входя в подсобку. Там никого не было, только где-то далеко в коридоре звякали железками. - Гмыза! - Повторил он громче. - Встречай гостей!
        - А… - неопределенно протянул Витек, входя. - Здорово.
        За последний месяц его отношение к Шестакову претерпело такие сильные изменения, что Витек начал всерьез задумываться - можно ли называть строгого начальника «Выборгских крысоловов» просто «Мишкой».
        Следом за Шестаковым вошел Толик. Если бы Витек Гмыза имел обыкновение читать на досуге шедевры мировой литературы и иногда позволял себе литературные сравнения, он бы ни за что не сравнил Шестакова с Дон Кихотом, но, несомненно, отметил бы громадное сходство Мухина с Санчо Пансой.
        Поглядев зачем-то Толику за спину, Гмыза выждал несколько секунд, нерешительно прокашлялся и спросил Шестакова:
        - А эти, ваши молодцы, сегодня не придут?
        - Не-е, - Миша сел на стул, по-домашнему вытянув ноги, - выходной у них сегодня.
        Гмыза поморгал белесыми ресницами. Он думал. Казалось: прислушайся хорошенько - и услышишь, как поскрипывают его мозги.
        - Выходной? Так ведь вроде не воскресенье… Че, может, праздник какой, а я не знаю?
        - Праздник, праздник, да только не про тебя. - Шестаков достал из кармана пачку сигарет и положил на стол. Сейчас он страшно нравился сам себе. - Иди ко мне в «Крысоловы», будут и у тебя выходные…
        - А премии даешь? - жадно спросил Гмыза.
        - Зависит от улова. - Миша старался не улыбаться. - Вот, например, во вторник прошлый ребята на «Академической» от-тлично поработали, план на сто пять с половиной процентов выполнили, - Витек слушал, вытянув шею, - так я им сразу - два ящика пива выкатил.
        Гмыза выдохнул разочарованно:
        - Пи-иво… А наличными не даешь?
        - Даю, - весело согласился Шестаков. - Да ты не раздумывай, Грымза, дело верное! Да и поздно тебе раздумывать… В историю ты уже попал.
        - В какую такую историю?
        - Муха, покажи ему, - попросил Шестаков. Сам же он закурил, встал и начал прохаживаться по комнате, напевая что-то себе под нос и пытаясь изобразить чечетку.
        - Вот. Прямо на первой полосе, - сказал Толик, подавая Витьке свежий номер «Часа пик». Миша, щурясь от дыма, наблюдал за Гмызой.
        Под крупным заголовком «А мы не брезгливые!» помещался темноватый снимок второй бригады «Выборгских крысоловов». Шестаков настаивал, чтобы группу сфотографировали прямо перед выходом в тоннели. По этому поводу у него даже вышел небольшой спор с фотографом и корреспондентом. Газетчики требовали антуража, подвигов, «крутых ребят» на фоне убитых крыс. Шестаков стоял твердо: или «до работы», или никак. Ребята на снимке стояли веселой толпой, неловко засунув руки в карманы, и улыбались в объектив. Откуда-то сбоку таращил глаза застигнутый врасплох Гмыза.
        - Это я, что ли?
        - Ты. Нравится?
        - Ух ты… - Витьку раздирали самые противоречивые чувства. И щенячий восторг при собственной физиономии в настоящей газете. И тихая паника: а вдруг маманя увидит? И действительно решит, что ее родной скромный сынок Витя - один из этих, небрезгливых. Да, в общем, нет, сомнительно, до ихнего захолустья такие газеты не доходят. Туда и «СПИД-ИНФО» через полгода в лучшем случае добирается…
        - Чего?
        Мишка, оказывается, два раза что-то спрашивал.
        - Ключ, говорю, от четвертой комнаты дай! А потом мечтай дальше.
        - О чем это я мечтаю? - рассеянно спросил Витек, подавая ключ.
        - Ну, не знаю, о письмах поклонниц, наверное.
        - А что, вот если вот так, фотография в газете - могут написать?
        - Конечно!
        - Хм, а адрес откуда берут?
        - Темный ты, Гмыза. Они же в адрес редакции пишут. - Шестаков стал в позу и с надрывом продекламировал: - «Здравствуй, дорогая редакция! Пишу тебе в первый раз, потому что влюбилась без памяти в парня, который у вас в углу фотографии, которая напечатана в номере… - Миша заглянул Гмызе через плечо, - от двадцать третьего мая. Прошу тебя, дорогая редакция, передайте ему, что я жить без него не могу и не сплю уже третьи сутки…» - Голос Шестакова дрогнул, Мухин затрясся от смеха, привалившись к стене, и Витька наконец очнулся:
        - Ох, ну и трепло же ты, Шестаков!
        - Почему трепло? Ты «Семь невест ефрейтора Збруева» смотрел?
        Витек предпочел не продолжать разговор о поклонницах. Результат подобных шестаковских «подколок», особенно под хорошее настроение, известен заранее: нахохмит, набузит, натолкает полные уши лапши и уйдет. А ты сиди - дурак дураком, как помоями облитый.
        Шестаков мельком взглянул на часы:
        - Муха, сходи глянь, может, пришли уже, их встретить надо.
        Гмыза моментально навострил уши.
        - Кого это встречать? - глянул вправо, на полку. Чрезвычайно грязный, захватанный руками будильник показывал без четверти час. Ночи, прошу заметить. - Вы чего это приперлись в такую познь?
        - Фу, Грымза, - Шестаков поморщился, - как можно говорить своим коллегам «приперлись»?
        - Какой ты мне, на фиг, коллега? - почему-то разозлившись, огрызнулся Витек. - И зачем тебе ключ от четвертой?
        Вот оно, самое сильное качество Шестакова. Другой бы прицепился, завелся, слово за слово, поговорили бы, как мужик с мужиком, в смысле - как равный с равным. А этот - нет. Глянул весело и небрежно, ни словечка ни сказал, крутанул на пальце ключ и вышел. И вот, вроде бы не унизил… Слава Богу, нет в Мишке ничего от чистоплюя-интеллигента, который даже если и сядет с тобой в рваных штанах - водку трескать, матом разговаривать, - все равно глядит не по-нашенски, будто тайну какую-то знает, а тебе ни в жисть ни скажет… Нет, не унизил. Просто на место поставил. Ну и силища…
        Ну вот и объявилась причина Мишкиного хорошего настроения. Двое крепких ребятишек в одинаковых черных джинсах и скромных серых курточках («Эге, курточки-то на „пол-лимона“ тянут!» - смекнул опытный Гмыза, любивший потолкаться по магазинам) втащили в коридор длинный ящик с яркими надписями не по-русски.
        - Сюда, мужики, - распорядился Шестаков, открывая четвертую комнату. В общем, и комнатой ее назвать - сильно польстить. Так, чулан пыльный, два на три. Раньше спецуху здесь держали, инструмент кое-какой. А сейчас никому и дела нет, что там валяется, даром что дверь крепкая да замок целый.
        Гмыза, вытянув шею, следил за диковинным ящиком и умирал от любопытства. Его небогатая фантазия, изрядно попорченная общением с цивилизацией, выдавала версии одна другой страшнее.
        Шестаков о чем-то коротко поговорил с одинаковыми ребятами, попрощался, кивнул Мухину: проводи. Потом обернулся, увидел любопытную рожу Витьки, предложил, подмигнув:
        - Ну, что, Грымза, сам угадаешь, что здесь, или мне сказать, до чего ты додумался?
        Гмыза неопределенно пожал плечами. Не мог же он, в самом деле, признаться Шестакову, что именно такой ящик видел в цирке в 1976 году, когда приезжал с отцом в Ленинград на экскурсию. Очень красивую тетеньку, всю в ажурных колготках и блестках, положили в этот ящик, а потом распилили двуручной пилой. Маленький Витя Гмыза не спал после этого две ночи, несмотря даже на то, что тетеньку почти сразу вынули и она оказалась живой и невредимой.
        - Небось думаешь, баба здесь? - заржал наглый Шестаков. Но, увидев обиженное Витькино лицо, сразу перестал: - Ладно, ладно, не буду больше. - Мишино великодушие сегодня не знало границ. - Иди, покажу, чего притащили. - Он небрежно сорвал мудреные защелки и откинул крышку.
        Шестаков, конечно, предполагал, что Витька удивится. Но такой реакции предвидеть не мог.
        Гмыза осел на пол и схватился руками за горло, как будто его душили. В глазах его стоял ужас.
        - Эй, Гмыза, ты что? Муха, помоги! - крикнул Миша вошедшему Толику. - Вот чудила…
        Вдвоем они растолкали обалдевшего Витьку, отвели в подсобку и усадили на стул.
        - Чего это с ним? - спросил Толик.
        - Понятия не имею. Увидел ружья и свалился. Вить, ты чего так испугался? Оружия никогда не видел?
        Повороты и извивы логики, конечно, непредсказуемы, особенно если дело касается такого неординарного идиота, как Гмыза. Через пятнадцать минут, когда Витек уже мог впопад отвечать на элементарные вопросы, Толику удалось, воспользовавшись отлучкой Шестакова, вытянуть из Гмызы, что же его так напугало.
        Оказыватся, наш впечатлительный друг, наслушавшись и начитавшись всяких страхов, решил, что под вывеской (он так и сказал: «под вывеской»!) «Выборгских крысоловов» скрывается международная террористическая банда. Почему именно международная - объяснить не смог. А ящик с ружьями стал, что называется, финальным аккордом в Витькиных подозрениях.
        Ситуация получалась предурацкая. Глупо до невозможности. Но и смешно до икоты. Кое-что из серии про тупого ежика, который полез спину чесать, да лапу наколол.
        Уже в следующий момент Толик похолодел, представив, что будет, если такого напуганного ежика выпустить в люди. Как законопослушный и бдительный гражданин, он, очевидно, направит свои шаги в соответствующую организацию, где и забьет тревогу. И тут уж - хрен знает, как дело обернется. Мухин, если честно, даже приблизительно не знал, сколько и в чьи лапы дадено, чтобы «Крысоловы» спокойно занимались своим делом. И если теперь вокруг них поднимется вот такой вот неприятный шум - денег может и не хватить… Хотя… Если у нас «КамАЗы» с оружием запросто по дорогам разъезжают, то почему бы и международной террористической организации на досуге в крыс не пострелять?
        Но рисковать все-таки не стоило. А значит, предстояло убедить нашего ежика в том, что мы - простые, свои в доску ребята, бомбы в детские сады не подкладываем, в президента мелкой дробью стрелять не собираемся.
        Все решилось проще.
        Вернувшийся Шестаков выслушал смущенного Мухина, глянул на все еще ошалевшего Гмызу, несколько секунд переваривал услышанное, а потом привалился к стене и стал хохотать. Он ржал, как дикий мустанг при виде пони. Через пять минут, чуть отдышавшись и вытерев слезы, он сочувственно посмотрел на Витьку и проникновенно сказал:
        - Знаешь, Грымза, даже если бы вдруг я действительно решил заняться таким специальным промыслом, как международный терроризм, - тут он снова всхлипнул от смеха, - я бы никогда не посвятил в свои дела такого кондового кретина, как ты.
        - А чего-о-о? - гнусным голосом завопил Витька, моментально переходя в наступление. - Чего обзываться-то?! Шибко умные вы все тут! Вам бы лишь бы простого человека мордой в грязь ткнуть! Подумаешь, городские!
        - Дурак ты, Гмыза, - с усталой интонацией ночной няни произнес Шестаков. - Никто тебя никуда не тыкает. И ты тут свои саратовские страдания не разводи. Здесь конфликт города и деревни ни при чем. Здесь другое… - Шестаков выдержал красивую паузу. Притихший Витька внимательно слушал. Любая складная речь действовала на него, как дудочка на кобру. - Михаил Васильевич вообще пешком в Питер из деревни пришел, а до академиков дослужился…
        - Какой Михаил Васильевич? - удивился Витька.
        - Ломоносов, - басом вставил Мухин, жадно ловивший каждое Мишкино слово. Он, словно первоклассник, внимал очередному уроку жизни - как корректно и аргументированно объяснить человеку, что он - кретин.
        - Ну и что, что Ломоносов?
        - А ничего. - Голос Шестакова потерял задушевность. - Никому нет дела, из какого Крыжополя ты приехал, на лбу у тебя это не написано. А вот если ты, падла, уже восемь лет в столице живешь, а по-прежнему в рукав сморкаешься и навозом от тебя все еще попахивает…
        - А… - начал было Витек, но Миша продолжал, не повышая голоса:
        - Значит, дело в тебе самом. И деревня родная здесь ни при чем.
        Наступила хорошая театральная пауза. Действующие лица обдумывали предыдущий монолог и готовили следующие реплики. Шестаков выдержал паузу до последней секундочки и начал рассказывать добрым голосом:
        - Я когда еще маленьким был, мы тогда в коммуналке жили… У нас соседка была, из деревни. Неграмотная, как тумбочка. И не старая еще, симпатичная, румяная такая. Замуж за городского вышла. Примерно раз в полгода моя мама ей под диктовку письмо писала, в деревню, родственникам. Сама-то эта тетка так грамоту и не осилила. Ну, как водится, пять страниц приветов, «живу я хорошо», и так далее… А потом эта тетка сама письмо в ящик носила опускать. Так - поверишь? - каждый раз в ящик «Спортлото» опускала!
        - Ты это к чему? - подозрительно спросил успокоившийся было Гмыза.
        - Просто вспомнил. А вообще ну тебя, Грымза. Пошли, Муха, ружья посмотрим, я их и сам еще толком не разглядел.
        Название немецкой фирмы, производящей охотничью амуницию, ужасно смахивало на скороговорку «на дворе - трава, на траве - дрова», если повыбросить из нее половину гласных. Шестакову так ни разу не удалось воспроизвести его с ходу. Да и вся эта затея с походом на выставку «Отдых и развлечения» в «Лен-Экспо» две недели назад казалась ему полной чепухой и напрасной тратой времени. Но Петухова была настойчива и держалась очень уверенно. Она остановилась у входа на выставку, полистала купленный каталог, удовлетворенно сказала: «Ага!» - и решительно направилась в третий павильон - «Охота».
        У Шестакова было плохое настроение. Накануне вечером Петухова строго-настрого предупредила его о том, что явиться на выставку он обязан в костюме и в галстуке. С таким же успехом она могла потребовать явки в гидрокостюме или на коньках. После продолжительных поисков на антресолях обнаружилось, на удивление, не съеденное молью серое двубортное сооружение, похожее на несгораемый шкаф. Шитое, помнится, еще к той треклятой свадьбе.
        И вот теперь Шестаков плелся за Татьяной, поскрипывая галстуком-удавкой и посверкивая выбритыми щеками. Он шел, глядя себе под ноги, и недоумевал, неужели за пять лет человеческая фигура может так сильно измениться? Пиджак невыносимо жал под мышками, а брюки, несмотря на последнюю задействованную дырочку в ремне, казалось, вот-вот свалятся на землю.
        На фирмачей Петухова произвела неизгладимое впечатление. Она шпарила по-немецки, как штандартенфюрер Штирлиц, безостановочно курила «Marlboro» и два раза звонила СССР по «радио» - консультировалась, к какому классу дичи можно отнести крыс.
        Особенно понравилась немцам новая сумочка Носатой из крокодиловой кожи. Изготовители - то ли по рассеянности, то ли специально - оставили в неприкосновенности голову крокодила. И вот на протяжении всей беседы эта милая мордашка лежала у Татьяны на коленях, смущая сидящего напротив господина в очках. Каждый раз, натыкаясь взглядом на оскаленную пасть, он сбивался с темы и предлагал Петуховой карабины для охоты на бегемотов.
        Когда, после часа сумбурных переговоров, Носатая наконец удовлетворенно кивнула головой и назвала сумму заказа, один из чопорных немцев (кажется, директор по сбыту) от нежиданности перешел на русский. Он разлил по бокалам появившееся откуда-то шампанское и, обнаруживая свое гэдээровское происхождение, произнес, обращаясь к Татьяне:
        - Спасибо, товарищ!
        После чего фирмачи, видно, посчитав свою задачу на территории России выполненной, свалили с выставки в полном составе, вместе с Татьяной, оставив на стенде молодого человека хрупкой наружности.
        Шестаков предпочел потеряться по дороге на стоянку, в то время как шумная компания обсуждала с Петуховой, в какой ресторан ехать. Уж неизвестно, как прошло вечернее мероприятие (а Носатая почти никогда не рассказывала о своих делах), но в завершение истории с ружьями Шестаков лично видел, как полезли на лоб глаза чиновника, к которому подвалила дюжина веселых мускулистых ребят. Каждый из них держал в руках членский билет Общества рыболовов и охотников города Кандалакша и хотел зарегистрировать охотничье ружье фирмы «Надворетраванатраведрова, ГмбХ», калибр 5,45.
        - Отличная штука! - Толик вертел в руках винтовку. - Но для меня - бесполезняк.
        - Почему? - Миша шумно прихлебывал чай, наблюдая за Мухиным и Гмызой, которые, радуясь, словно дети, разглядывали оружие.
        - Да я же - зоркий сокол! Какие крысы, когда я в слона с десяти метров не попаду!
        - У тебя что - плохое зрение? - удивился Шестаков. - Впервые слышу. Что, и очки носишь?
        - Не. Валяются где-то дома. Я пару раз надел - тьфу! За ушами трут, на нос сползают, одна морока.
        - А ты поролон проложи и пластырем закрепи, - серьезно посоветовал Витек. У Гмызы такое непредсказуемое чувство юмора, что трудно и определить, шутит он или добрый совет дает. Толик махнул рукой:
        - На фиг, будут деньги - куплю контактные линзы.
        - Во-во, - гогоча, поддержал разговор Витька, - я как раз недавно анекдот в газете прочитал, как дядька глаз в стакане выпил. Приходит к врачу, а тот говорит…
        - Отстань, Грымза, вечно всякую дрянь вычитаешь.
        Мухин посмотрел на часы:
        - Мишк, ты домой собираешься?
        - Вообще-то да. А ты что - опять ко мне мылишься?
        - Да нет, - неуверенно ответил Толик.
        - Ладно уж, поехали. Я сегодня доступен и добр. Если заплатишь половину, позволю отвезти себя домой на такси. Только, знаешь, дома есть совсем нечего. Пускай Гмыза нас чаем напоит за то, что мы его простили.
        - За что? - искренне удивился Витька, которого за последние полчаса не меньше трех раз обозвали в глаза «кретином» с вариациями.
        - За подозрения, мой друг, за подозрения. А сейчас хочешь сеанс ясновидения? - Шестаков закатил глаза, изображая транс. - Вижу! В кладовке! Рядом с черными ботинками! В холщовой сумке!
        - Проныра… - восхищенно сказал Витька. - Когда успел?
        - Метод Шерлока Холмса, - охотно объяснил Миша, выходя из транса. - Ты утром на вокзал ездил, так? Однако никого не встречал, не провожал, так? А будь я проклят, если в каждой посылке тебе не присылают домашнего сала! Ну? Оставалось только проверить догадку и уточнить местонахождение объекта. Не жмотись, угости товарищей. У Мухина в сумке, кстати, свежая буханка.
        Гмыза покорно ушел за салом, а Шестаков снова вытянул ноги и, сладко зевнув, подтянул к себе газету с фотографией «Крысоловов».
        Да, Петуховой, конечно, виднее, что писать, а чего и не писать о «Крысоловах». Но, черт побери, Мишка и сам был бы не прочь покрасоваться на первой полосе в заляпанном комбинезоне со связкой крыс - штук семь-десять в руке. Как вчера на «Академической». И Тане принести в лабораторию, небрежно на стол кинуть: смотри, какие мы неслабые ребята. И чтоб она ужасно здорово, по-мальчишески сказала: «Ух ты!», а потом отколола бы какую-нибудь свою фирменную шуточку - легкую, кусачую, из тех, над которыми Мишка смеялся до слез.
        Шестаков улыбнулся своим мыслям. Кажется, за прошедшие 36 лет он столько не смеялся, как за последнюю неделю. Стоило им с Таней встретиться, как мир вокруг моментально превращался в детский утренник с клоунами. Из окон начинали падать пакеты с кефиром - прямо под ноги солидным тетенькам в светлых плащах; у солидных же дядечек ветром срывало шляпы; трое рабочих несли чугунную ванну, надев ее на головы, и сбивались с дороги…
        Самым удивительным открытием последних дней стало то, что Петухову-то, оказывается, тоже зовут Таней! Как это странно, когда одинаковое сочетание четырех букв может принадлежать совершенно разным людям и вызывать абсолютно разные ассоциации… Шестаков, сильно смущаясь сам себя, даже позволил себе немножко попоэтизировать.
        Сильно пересеченная и плохо изученная местность с повышенной вулканической деятельностью, готовая в любой момент порадовать новорожденным грязевым гейзером, носила имя «Петухова Татьяна».
        Смышленый зверек, сидящий на плече и щекотно кусающий за ухо, назывался просто «Таня».
        «Ты влюбился, старый болван!» - строго говорил себе Миша. И улыбался.
        - Ты влюбился, Рэмбо? - спросила позавчера Носатая. Он пожал плечами.
        - Ты влюбился, - заявил Мухин, наблюдая за ним.
        - С чего ты взял?
        - Ты сейчас улыбаешься, как Гмыза, - сказал мстительный Толик.
        - Ага, - рассеянно отозвался Миша. - А что это там за шум?
        Крысы снова двинулись вперед. Голод и злоба подгоняли их. Голоса людей уже почти не пугали. В несколько прыжков самцы оказались в коридоре. Еда была уже совсем близко, когда они услышали приближающиеся шаги. Человек открыл дверь…
        Великий закон литературы был нарушен. Не одно, а целая дюжина ружей, правда, не висела на стене, а лежала в красивом ящике. Ни одно из них не выстрелило. Во-первых, потому, что новехонькие, в заводской еще смазке близнецы были попросту не заряжены. А во-вторых, несчастный Виктор Гмыза в своем внезапно народившемся кошмаре о них и не вспомнил.
        Что увидел он? Из каких дебрей сознания выползла ненависть, толкнувшая обыкновенного человека на дикое, абсолютно немотивированное убийство?
        Первая же экспертиза признала Виктора Васильевича Гмызу, 1970 года рождения, невменяемым. Сейчас это - тихий, невредный умалишенный, без каких-либо проблесков сознания, навсегда застрявший между своим подземным кошмаром и реальностью. Обычно он сидит на стуле около кровати, практически не реагируя на окружающее. Не отвечает на вопросы, лишь иногда робко улыбается. Постоянно находится в одном из стационаров города. Единственная неприятная черта больного Гмызы, доставляющая немало хлопот медперсоналу: он не признает уборных и постоянно справляет нужду около своей тумбочки.
        Показания свидетеля Струмова-Рылеева в дело об убийстве не вошли. Младший научный сотрудник Института цитологии АН России утверждал, что помешательство гражданина Гмызы вызвано каким-то веществом, переносимым крысами.
        Вопросы. Вопросы. Десятки безответных вопросов-загадок. Откуда в руках у Гмызы оказалась эта злосчастная стамеска? Откуда она взялась? Никто из работников метрополитена станции «Политехническая» не признал этот инструмент своим.
        Как нужно напасть на человека, чтобы с ходу повредить ему сонную артерию? Врачи утверждают: в случае, когда потерпевший молодой здоровый человек, это - чистая случайность, плюс страшной силы удар. Михаил Иванович Шестаков, 1960 года рождения, по мнению тех же врачей, был безнадежен и умер через семь-восемь минут после нападения. Причина смерти - острая коронарная недостаточность, как результат обширной кровопотери.
        Единственный свидетель, Мухин Анатолий Евгеньевич, ничего по существу дела показать не смог, так как, по его словам, при виде крови потерял сознание. Много позже следователь рассказал Мухину, что прибежавшие на помощь люди, увидев залитые кровью тела, решили, что в комнате лежат два трупа.
        При осмотре места происшествия сотрудниками милиции были обнаружены и изъяты 12 (двенадцать) единиц огнестрельного оружия (охотничьи ружья калибра 5,45).
        «Смерть-то, оказывается, груба. Да еще и грязна. Она приходит с целым мешком отвратительных инструментов, похожих на докторские», - говорила принцесса из «Обыкновенного чуда». Она так хорошо смогла рассмотреть эти жуткие подробности, потому что смерть подходила к ней медленно, глядя в глаза.
        «Внезапная, жаркая, ослепительная вспышка взорвалась у него в мозгу, и больше он никогда ничего не чувствовал». Это уже мистер Маккомбер. Счастливчик, стоявший спиной к смерти.
        Легко подсчитать, сколько минут падает с высоты 7000 метров пассажирский самолет. Вполне достаточно, чтобы вспомнить молитвы всех религий мира или сойти с ума. По статистике, даже при таких катастрофах случаются счастливчики, которым удается выжить. Интересно, это очень бестактно - выспрашивать у них, ЧТО там творилось, в этом самолете?
        После удара Гмызы у Миши Шестакова оставалось несколько минут полного сознания.
        Он не использовал их для того, чтобы, следуя традициям жанра, припомнить прожитую жизнь.
        Не попрощался мысленно с родителями.
        Не пожалел, что так поздно познакомился с Таней.
        Он просто не знал, что умирает.
        Инстинктивно схватившись за горло, он почувствовал что-то липкое и горячее. Обернулся и успел заметить спину выбегавшего Витьки. Увидел, как побелел и рухнул на пол Мухин. Миша испугался, но не за себя - показалось, что Гмыза что-то сделал с Толиком. Мише почти не было больно. И совсем не страшно. Откуда-то вокруг взялось очень много крови. Наваливалась страшная усталость.
        «Эх, газету заляпали…» - успел подумать Миша, закрывая глаза.
        Часть II
        Один на один
        Глава первая
        Саша
        Когда идешь по кладбищу, pазглядывая фамилии и даты на памятниках, каждый pаз невольно вычитая из втоpой даты пеpвую, на ходу пpикидывая: 72, ничего, пожил… 90, ого! - долгожитель… 52, маловато… 40, эх, молодой мужик…
        Саша стоял в толпе Мишиных дpузей и pодственников, тупо глядя на блестящие новенькие цифpы 1960-1996. От чего можно умеpеть в 36 лет? «Нелепость, - шептались в толпе. - Какая нелепость!»
        Саша чувствовал себя невыносимо неловко. Его мутило от голода со вчеpашнего вечеpа: как только узнал пpо Мишку, кусок не лез в гоpло. Знобило. Яpкое майское солнце било пpямо в глаза. Из шести измочаленных гвоздик, котоpые он деpжал в pуке, одна давно обломилась и висела вниз головой. Он пытался сосредоточиться, заставить себя осознать факт (все! 1996! точка!) Мишкиной смерти, голова уже кружилась от напряжения, но ничего не получалось. В голову лезла неприличная, совершенно не соответствующая обстановке мутота. Почему на похороны положено приносить (Господи, чуть не ляпнул - дарить!) именно четное число цветков? Не слишком ли светлые он надел брюки? Где-то в толпе, кажется, мелькнуло Валеркино лицо, но пропало, не махать же ему рукой, в самом деле?
        Много женщин плакало вокруг. Саша удивился, а потом мысленно одернул себя: а ты как хотел? Забыл, кого хоронишь?
        От долгого и неподвижного стояния - Саша не позволял себе даже переминаться с ноги на ногу - все мысли куда-то утекли, просочились, голова стала гулкая и пустая, шея занемела. Саша поймал себя на том, что уже давно и не отрываясь смотрит на невысокую, очень симпатичную девушку-брюнетку. Она стояла совсем рядом с гробом и отрешенно смотрела куда-то поверх голов. По щекам ее, не переставая, текли слезы.
        «Это, наверное, и есть та самая жена, - подумал Саша. - Красивая».
        - Прекрати пялиться, - прошипели у него над ухом. - Это не она. Та уже полтора года в Канаде живет.
        Саша чуть не закричал от неожиданности. Обернувшись, он увидел белое злое лицо Дрягина.
        - А как… - заикнулся было Саша, но Валерка поморщился, мотнул головой:
        - Потом поговорим. - Глаза у него были красные и воспаленные.
        Казалось, эти кошмарные похороны никогда не кончатся.
        Саша чувствовал себя совсем погано. Теперь он стоял не один, но ощущал ужасную неловкость из-за Дрягина. Казалось, Валерка сейчас заплачет или очень громко что-то скажет… Чтобы хоть немного отвлечься, Саша стал рассматривать стоящих людей. Вот эти двое, с одинаково серыми, опустошенными лицами, - наверное, родители. Мишка никогда о них не рассказывал. А о чем он вообще рассказывал, а? Смотри-ка, Шестаков, оказывается, ужасно похож на мать. Был похож… А вон там, в длинном, до земли, черном платье - конечно, Петухова. Другого такого шрама на носу, наверное, во всем Питере не найдешь. Эффектная дама, ничего не скажешь. Даже цветы - Саша никогда в жизни не видел таких темных, почти черных роз. Прав Мишка, сильно из толпы выделяется. Был прав…
        Валерка тихонько потянул его за рукав, отвел в сторону.
        - Не могу больше, - хрипло пожаловался он, - у тебя покурить есть? Сигареты дома забыл.
        - А здесь… можно? - Саша хорошо помнил, что на бабушкиных похоронах закурил, только выйдя за ограду кладбища.
        Валерка замотал головой:
        - Давай, а то помру. - Сразу сделал глубокую затяжку, чуть не закашлялся. Но сдержался, закрыв рот рукой. Лицо его побагровело. - Все «Беломором» травишься? - просипел, едва отдышавшись.
        Саша кивнул. Любые разговоры казались ему сейчас неуместными.
        - Ты на поминки поедешь? - не унимался Валерка.
        - Я? Нет. Неудобно. - Саше захотелось немедленно отойти от Дрягина. - Может, помолчишь?
        - Ага. - Валерка как-то странно кивнул - вместе и головой, и шеей. Саша вгляделся в него повнимательней и вдруг сообразил, что Дрягин безобразно - ну просто вдребезги! - пьян. Задохнувшись от возмущения, Саша уже в следующий момент позавидовал Валерке. Стакан водки был бы сейчас, наверное, очень кстати. Может, хоть тогда бы, расслабившись, смог бы по-человечески погоревать вместе со всеми?
        Немного в стороне стоял высокий красивый парень лет двадцати пяти. Он стоял очень прямо и ближе не подходил, хотя явно пришел на Мишкины похороны. Лицо его время от времени искажала уродливая судорога. Саша был готов поклясться, что этот парень сейчас изо всех сил сжимает кулаки в карманах, чтобы не расплакаться. «Это же Мухин!» - вдруг сообразил Саша. Сразу припомнилось емкое Мишкино: большой и красивый - небольшая пауза, - как динозавр. Точно. Было в Толе что-то грациозно-тяжеловесное, от диплодока.
        Все задвигались, зашевелились, стали слышней всхлипы, прорвались чьи-то судорожные рыдания. К Дрягину с Сашей подошла маленькая старушка в черном, тихо сказала: «Прощайтесь».
        Саша заставил себя подойти и взглянуть на осунувшееся, синевато-белое лицо в гробу и испытал даже что-то вроде облегчения от того, что этого совершенно чужого и незнакомого человека сейчас закопают в землю. Мишка был совершенно не похож на себя.
        Все. Через пятнадцать минут гора цветов скрыла под собой небольшой песчаный холмик и гипсовую плиту. Просто «Шестаков Михаил». «До отчества не дожил… - с горечью подумал Саша, чувствуя, как его начинает затоплять тоска. - Эх, если бы я мог поставить памятник, - нашел бы плиту гранитную, потемнее, построже, и выбил бы „Лейтенант Шестаков, по прозвищу Рэмбо“, а там пускай думают - лейтенант ЧЕГО. А еще, может быть, „Валдайчик“ наш изобразил… И чтоб без фотографии. От веселых лиц на памятниках сразу глаза щиплет. А от суровых - стыдно становится».
        Саша задумался и не заметил, как народ потихоньку потянулся к выходу.
        - Идем? - глухо спросил Валерка.
        Саша покачал головой:
        - Нет. Я пойду пройдусь немного. Здесь бабушка недалеко похоронена. Зайду к ней.
        Дрягин, как обычно, покивал, протянул руку: прощаться. Но пожать не успел. Прямо перед ними остановилась Носатая.
        - Дрягин и Самойлов? - ужасно казенным тоном спросила она, как будто собиралась выдать повестки.
        Оба лишь удивленно на нее посмотрели. «Черт побери, - подумал Саша, - здесь все, что ли, ясновидящие?»
        - У нас поминки отдельно будут, без родственников, - сказала она довольно резко. - Если хотите, приезжайте. - И протянула бумажку с адресом. «Тихорецкий, 3» - успел разглядеть Саша. И тут же отошла. Саша проследил за ней взглядом: подошла к Мухину, что-то строго ему говорила. Тот стоял молча, только качал головой отрицательно. Чуть позже к ним присоединился немолодой мужчина и тоже принялся в чем-то убеждать Мухина.
        Саша обернулся к Валере:
        - Ты поедешь?
        - Поеду, - твердо и зло, как будто споря с кем-то, ответил Дрягин.
        - Тогда - пока.
        - Пока.
        Какой веселый вид, несмотря на грязь и сырость, имеют весенние парки!
        Какой тоскливый вид, несмотря на нежную молодую зелень, имеют кладбища!
        Мысли толпились в голове, лезли без очереди, Саша даже заметил, что невольно ускорил шаг, стараясь не упустить ни одну из них. Что-то важное, очень-очень нужное, маячило впереди, и главное теперь было - не сбиться с дороги.
        Смоленское, наверное, самое странное и загадочное кладбище в Питере. Саша ненадолго остановился около обнесенного прочной старинной решеткой участка Кононовых. Как всегда, защемило сердце при виде безнадежно ласкового: «Шусенька Кононова. 1932-1936». Как всегда, поразился красоте мозаики на памятнике Николая Николаевича Кононова… Эх, ты, а ведь на три года моложе Мишки… Прошел мимо часовни Ксении Блаженной. Какая-то женщина стояла, прижавшись лбом к стене часовни. Саше показалось, что он только что видел ее на похоронах.
        Ксения всегда была любимейшая бабушкина святая.
        «Какие смешные люди, - говорила Оксана Сергеевна, возвращаясь „от Ксении“, - пишут записочки и суют во все щели и трещинки часовни. Небось думают, что ночью Ксения сама вытаскивает их и читает? Жуть какая!» - Бабушка всплескивала полными белыми руками и смеялась.
        О чем бы попросить? Саша с горечью понял, что, по большому счету, ему, оказывается, незачем тревожить добрую святую. Давным-давно он вышел из того возраста, когда простодушно и искренне просят о невозможном.
        Когда умер дед, четырехлетнему Сашеньке, жалея, сказали, что дедушка просто уехал. Далеко-далеко. Маленький Саша не то чтобы очень любил деда, но ждал его потом очень долго. Даже после того, как жестокие соседские дети объяснили, что это - полная безнадега. Почти год спустя на соседней улице Саша увидел гуляющего с внуком солидного старикана, до боли похожего на «уехавшего» дедушку. Детская логика немедленно подсказала страшный в своей простоте вывод: дедушка вернулся, но перепутал адрес! И теперь живет у чужих людей, гуляет с чужим мальчиком!
        Два часа рыдающего Сашу отпаивали валерьянкой. А потом сказали: все, парень, ты уже взрослый человек, а потому знай: дедушка умер. Навсегда. Его положили в деревянный ящик и закопали в землю. Больше ты его не увидишь. Никогда.
        Сашу немедленно вырвало всей выпитой валерьянкой, а слово «никогда» прочно вошло в сознание.
        Эх, Мишка, Мишка, мы ведь и расстались-то с тобой не по-человечески. После этой гнусной забегаловки с пивом по девять тысяч Шестаков, не оборачиваясь, поехал на работу. А Саша - в общагу.
        У Саши появилось странное ощущение, будто он куда-то опаздывает. Сейчас, сейчас… Вот она, потерянная мысль: что это за чушь говорила та гнусная девица в кафе, когда Шестаков собрался уходить? Что-то вроде: «…недолго тебе осталось пиво пить…»? Хорошо бы, конечно, найти эту ведьму, тряхнуть ее хорошенько за шкирку, спросить построже: откуда знаешь? Чего языком своим поганым мелешь?
        Саша не заметил, как свернул, не доходя до бабушкиной могилы, на главную аллею к выходу. Прости, бабуля, я потом к тебе зайду. Сейчас недосуг - слишком много вопросов у меня накопилось.
        Да нет, конечно, не поехал Саша Самойлов разыскивать ту глупую бабу. «Тихорецкий, 3», - повторял он про себя, стоя на эскалаторе. Господи, а квартира? Сейчас, сейчас… Мишка, где же твой «метод Шерлока Холмса»? Ну? Думай, думай. Что нам еще известно? Мишка, кажется, обмолвился, что у них, на Тихорецком, на окнах - решетки. Ага. Значит, первый этаж. Это уже хорошо…
        Сашина дедукция не пригодилась, потому что, подойдя к дому 3, он сразу же увидел Валерку и Носатую.
        - Молодец, - кивнул Саше Дрягин. - Я знал, что ты приедешь. Меня Наталья Гавриловна домой к ним звала, а я решил - нет, сюда.
        Петухова задумчиво посмотрела на Сашу, протянула руку:
        - Таня.
        - Саша. - Так, наверное, никогда не научусь здороваться с женщинами. Ну, не целовать же, право слово, протянутую руку? Просто пожать? А как? Крепко - еще больно сделаешь. А еле-еле - слабаком посчитают. Вот и думай.
        - Мы ждем кого-то? - спросил Валера.
        - Да. СССР должен подъехать. Он с Мухиным сейчас разговаривает. - Татьяна кивнула кому-то в окне.
        - Кто подъедет?
        - СССР. Профессор наш.
        - Ну и кликуха.
        - Не кликуха, а аббревиатура, - строго сказала Петухова. - Савелий Сергеевич Струмов-Рылеев. Научный консультант «Выборгских крысоловов». Ясно?
        - Ясно, - отчеканил Валера. - Я слышал, заморочки у вас какие-то с ментами?
        - Нет, уже все нормально, разобрались. Ружья у нас зарегистрированные, все законно. Еще вчера утром все вернули.
        Саша стоял, тупо разглядывая ствол дерева, не понимая и половины того, о чем говорили Валерка с Носатой. Какие ружья? Вернули? А что - забирали?
        - Ну вот, слава Богу, приехали. - Петухова быстро направилась к подъехавшей «БМВ». Оттуда неуклюже выбирался давешний пожилой дяденька, который на кладбище подошел к Мухину. За ним следом появился и сам Толик.
        - А что случилось? - тихо спросил Саша. Спрашивал-то он про ружья, а Валерка ответил про Мухина:
        - Переживает он очень. Себя винит.
        - Почему?
        - Когда этот псих Мишку ударил сзади, Мухин, вместо того чтобы помочь, сознание потерял.
        - Почему? - повторил Саша, чувствуя, что превращается в дерево с макушки до пят.
        - Кровь увидел, - ответил Валера. И, заметив брезгливый Сашин взгляд, быстро заговорил: - И не корчи тут из себя. Научный факт, между прочим. У нас одного летеху так комиссовали. Здоровый мужик, камээс по пятиборью, а как кровь увидит - бац, и в обморок.
        Мухин медленно плелся к парадной. Савелий Сергеевич шел справа, продолжая тихо что-то говорить, Татьяна взяла Толика под руку.
        - Ох, не завидую я ему, - сощурившись, сказал Дрягин. - Вроде и ни в чем не виноват… А парень, видать, порядочный… Значит, до конца жизни себя терзать будет.
        Саша покивал. Валерка подождал, пока эти трое не пройдут мимо, а потом задумчиво добавил:
        - А чем там помочь можно? Если артерия порванная - это каюк…
        Была скорее всего глубокая ночь. За стеной слышался гул голосов. Цой негромко пел про «группу крови».
        Александр Самойлов в компании с Татьяной Петуховой пил водку за упокой души Михаила Шестакова. В тесной кухне было сильно накурено.
        - Он тебя звал к нам? - спрашивала Татьяна.
        - Звал.
        - А ты?
        - А я не пошел.
        - А сейчас?
        - И сейчас не пойду.
        - Почему?
        - Потому что… - Саше казалось - еще полшага, и он поймет что-то очень важное. - Вы не с той стороны смотрите.
        - Как это - не с той?
        - Ну то есть… - Саша пошевелил в воздухе пальцами. Носатая открыла бутылку. Количество выпитого давно уже перешло все мыслимые пределы, но способности говорить и думать никто не утратил. - Я понимаю, зачем ТЕБЕ это нужно, эти твои «Выборгские крысоловы», почему Мишка этим занимался…
        Татьяна, не предложив Саше, резко, не поморщившись, выпила полную рюмку, поставила на стол и закрыла лицо руками. Саша сделал вид, что уронил зажигалку. Когда он через несколько минут поднялся, Татьяна сидела, положив локти на стол, и смотрела в окно. Глаза ее, ну, может, чуть сильнее блестели.
        - Ну, а ты?
        - Я? Я о другом.
        - Ты покороче можешь? - вдруг рассердилась Петухова. - Полчаса резину тянешь: вы с этой стороны, мы с той стороны…
        - Правильно, - подтвердил Саша с последовательностью зануды. - Вы хотите от крыс избавиться…
        - …А ты их хочешь разводить, - язвительно закончила Татьяна.
        - Да нет же! - Удивительная, надо сказать, вещь - разговор двух пьяных людей. - Я хочу понять - КАК они там появились? И что будет, если они пойдут наружу? Ты соображаешь? «Девяткино» - это же наземная станция!
        Саша удивился, как легко эта фраза из него выскочила. Вроде раньше об этом и не думал…
        - Ну, ты даешь… - Татьяна ошарашенно смотрела на него. - Мне это и в голову не пришло.
        - Вот. - Саша поднял рюмку, очень довольный собой.
        - Вопросы хорошие, - подтвердила Татьяна. - А вот как насчет ответов?
        Это был, что называется, второй вопрос. И, как все вторые вопросы, самый каверзный.
        - Ничего, - признался Саша.
        - А-а-а… Ну тогда думай дальше. Надумаешь чего - приходи. Нам люди нужны. Особенно если Мишкины друзья… - Тут ее голос опять дрогнул, Татьяна встала и вышла из кухни.
        У дверей послышался нерешительный кашель, и в кухню заглянул Дрягин. В руках у него была небольшая черная папка. Она успела изрядно намозолить глаза не одному десятку людей, но Саша видел ее впервые.
        - Ты один? Слушай, я тут покопался немного… Здесь Мишка документы всякие держал, в основном про крыс этих… Смотри, по-моему, это тебе.
        - Чего? - Саша взял у Дрягина клочок бумаги. Быстрым неровным почерком там было написано:
        «1. Юра-контрабанд. - конкурент Нос.,
        2. Антонов - шеф, умер полгода назад, инфаркт,
        3. Нос. подумала, что в метро - они,
        4. Опь!»
        Внизу, наискосок, другим цветом было дописано: «Сашке С.»
        - Ты что-нибудь понимаешь? - спросил Дрягин, наблюдая за Сашиным лицом.
        - Что-нибудь, - эхом отозвался Саша.
        - При чем здесь Антонов?
        - Подожди, подожди, Валерка, дай минуту подумать! - Размеры кухни не позволяли сделать и двух шагов, поэтому Саша просто вскочил, запустив пальцы в волосы. - Слушай, Валер, там никак нельзя этого РСФСРа на минуточку сюда пригласить?
        - Попробую, - с сомнением отозвался Дрягин.
        СССР был очень расстроен и сильно пьян.
        - Мы всегда спорили… с Мишей, - слегка заикаясь, произнес он, входя, - но я… всегда… уважал его… как человека…
        - Савелий Сергеевич, - решительно начал Саша, - я хотел бы спросить у вас…
        - Пожалуйста. - СССР попытался поклониться и чуть не упал.
        - Всего один вопрос.
        - К вашим услугам. - Тут Профессор почему-то решил, что на этом разговор окончен, и повернулся, чтобы уйти. Дорогу ему преградил Дрягин. Посмотрев на СССР, а потом на Сашу, он отрицательно покачал головой: ничего не выйдет.
        - Савелий Сергеевич! - настойчиво повторил Саша.
        - Да! - Профессор снова был весь внимание.
        - Вы, насколько я знаю, научный консультант «Выборгских крысоловов»…
        - Да! - охотно подтвердил он.
        - Откуда в метро могли появиться такие крысы? Вы можете что-нибудь сказать? Есть у вас какие-нибудь предположения?
        - Ни-ка-ких! - Профессору удалось почти точно попасть на табуретку. - И, более того, молодой человек, - теперь он попытался постучать по столу пальцем, но промазал, - мне было бы проще доказать, что животных с такими способностями НЕ СУЩЕСТВУЕТ! Понимаете? Они объективно невозможны! - Савелий Сергеевич крикнул это на весь дом, потратив, видно, последние силы, потому что сразу же после этого задремал.
        - Понимаешь? - повернулся Саша к Дрягину.
        - Нет, - честно ответил тот.
        - Позови Петухову.
        - Слушай, ты что это здесь собираешься устроить?
        - Не сердись, не сердись, Валер. Мне нужно обязательно сейчас все понять, а то я завтра мысли не соберу. Ладно, сиди, я сам схожу.
        Носатая сидела на продавленном диване, задумавшись. Человек пять сидели за столом, в соседней комнате на кровати спал одетый Мухин. Когда Саша подошел к Татьяне, длинный столбик пепла как раз упал с ее сигареты на пол.
        - Садись, - предложила она, - только осторожно, здесь яма.
        Саша сел и даже крякнул от неожиданности, провалившись в сиденье. Он заглянул в Мишин листок и осторожно спросил:
        - Тань, а ты хорошо Антонова знала?
        - Что-о? - Петухова бешено глянула на Сашу.
        - Мишка говорил, вы с ними - конкуренты.
        - «Конкуренты»… - повторила Татьяна и, горько усмехнувшись, спросила: - Когда пожаловаться успел?
        Саша неопределенно качнул головой. Хоть убей, не мог он вспомнить, чтобы Шестаков на что-то жаловался.
        - Зачем тебе Антонов? Он полгода как умер. - Саша чуть было не ляпнул: «знаю, видел», но вовремя прикусил язык. - Сейчас там Банщик главный. Сволочь неприятная. - Петухова закурила новую сигарету. - Странно… И Мишка тоже о них спрашивал… Зачем это тебе?
        - Так. Похож больно на моего старого должника.
        Татьяна очень недоверчиво покосилась на Сашу. В другое время и в другой обстановке она вряд ли стала бы говорить об Антонове с незнакомым человеком. Но на поминках люди на время становятся другими и больше доверяют друг другу…
        - Какой он нам конкурент? Я и Мишке это говорила… В смысле - мы ему. Как карась - щуке.
        - Таня, - как мог проникновенно сказал Саша, - я тупой обыватель, совершенно далекий от ваших коммерческих дел. Ты можешь в двух словах объяснить, чем этот Банщик занимается и чем вы ему мешаете?
        - Так ты же вроде моряк, а не мент? - удивилась такой настойчивости Петухова.
        Вместо ответа Саша состроил загадочно-умное лицо. Дескать, есть дела и у моряков…
        - Чем занимаются? Да всем. Торговля, рестораны, транспорт, вроде даже строят что-то…
        - Стоп, стоп. Какой транспорт?
        - Пассажирский. Городской пассажирский. Автобусы-экспрессы, такси маршрутные. Ходили слухи - трамвайно-троллейбусный парк хотели купить.
        - Купили?
        - Не знаю. Скорее всего нет. Кому это нужно?
        - Угу. - Саша потер подбородок. - Значит, так. Подвожу черту. У тебя, я знаю, ларьки у метро. Значит, тебе выгодно, чтобы люди на метро ездили. А у них транспорт - наземный. Им метро не нужно. Так?
        - Так. - Похоже, Петуховой надоело разговаривать. - Ну, все, подвел черту? Тогда дай мне спокойно выпить. Что за народ, - пробормотала она, вставая, - даже на похоронах покоя не дают…
        На кухне Валерка уговаривал СССР пойти и прилечь. Савелий Сергеевич обижался и пытался налить себе водки.
        - Ну что - поговорил? - спросил Дрягин, оборачиваясь. - Не послала она тебя?
        - Нет. Нормально поговорили.
        - И что?
        Саша достал «беломорину» и, не отвечая, посмотрел в окно. Ничего. Все гениальные догадки бродили где-то далеко.
        - Поеду я домой, - задумчиво произнес он.
        - Давай. А я посижу еще. Лучше утром все претензии выслушаю. - Саша вспомнил, что Дрягин женат.
        - Запиши мой телефон.
        - Тебе, что - в комнате персональный поставили?
        - Нет, я квартиру снимаю. А ты все там же?
        - Ага.
        На том и расстались.
        Ни поговорили, ни погоревали. Так, водки вместе выпили. Ну что за люди! Друга похоронили - а хоть бы что в душе всколыхнулось! Так, жалкие порывы, задавленные превратным представлением о мужском характере. Один всю дорогу пыжится - пытается хоть каплю страдания в себе обнаружить, - и это при всем том, что за полгода рейса успел Шестакова в ранг Большого Друга возвести. Другой и вовсе ночь на поминках пьянствует - назло жене, характер свой отстаивает. Эх, мужики, не в те вы игры играете…
        Таксист подозрительно глянул на Сашу.
        - Деньги есть? - спросил нелюбезно.
        - Полтинник, - кротко ответил Саша.
        Водила не успокоился и потребовал показать. В другое бы время Саша непременно обнаружил бы ассоциацию со столь любимой им «Мастером и Маргаритой» и поинтересовался, не приезжал ли на гастроли в Питер черный маг. Сейчас же он просто достал из бумажника новый «полтинник» и предъявил водителю. Тот мгновенно подобрел, разрешил Саше сесть в машину, но сразу же полез с разговорами, бестолково перескакивая с темы на тему.
        - Страшно в Питере стало, - пожаловался он. - Твое счастье, что полташка у тебя новая оказалась. Старую я бы не взял, лажа одна идет. Братан советовал детектор купить, этот, фиолетовый, а я говорю: пошел ты… на хрена мне в тачке еще и детектор какой-то? Я просто старые бабки не беру - и все. Вот ты мне скажи, я что-то понимать перестал: наука, она как, есть или нет?
        - Что значит - нет? - Саша слегка опешил от такого вопроса, хоть и слушал вполуха.
        - Ну, то есть можно ей верить или нет?
        - Не понимаю. Кому?
        - Да ученым этим, мудафлейторам! Я раньше, когда в школе еще учился, все почти понимал - чего там вертится, вокруг чего. А сейчас? Как газету ни открою - все, оказывается, не так! И Бог, оказывается, есть, и черти, и духи - полторасты всякие. Ты как считаешь?
        - М-м-м… не знаю… Но с наукой, по-моему, ничего не случилось. - Саша даже заикаться начал от такого напора. - Законы природы никто не отменял.
        - Во! Хорошо сказал! - обрадовался шофер. - Да только законы не те, что ты думаешь! - У Саши заболела голова. - А ученые - это самые мракобесы и есть! Я тебе точно говорю! Заморочат голову, насуют таблеток - и, главное дело, подороже норовят выписать! А толку? Уче-еные! Обыкновенный насморк вылечить не могут!
        - Это точно, - вставил Саша, чтобы создать хоть какую-то видимость беседы.
        - Ну! А то еще - у тетки моей инсульт случился. Страх! Рожу перекосило, рука не действует, говорит через пень-колоду… Ну… Врача вызвали. Так ее вначале в поликлинике нашей мордовали - массажи там, уколы - задница от них вся синяя, электричеством даже пробовали… А уж потом в институт повезли. Не в тот, в котором учатся, а в котором людей калечат. Там вот тоже один такой умник-ученый ее лечил… - Водитель замолчал, переезжая широкую лужу.
        - Вылечили?
        - Да вылечить-то вылечил! Зато башка у ней теперь - как горшок с кашей! И раньше не шибко умом отличалась, а теперь и вовсе - труба.
        Смутно-неприятно-знакомое сочетание «инсульт-институт» заставило Сашу вздрогнуть.
        - А что с ней случилось?
        - Деньги копит!
        - Ну и что?
        - Ага! Да на что, ты думаешь? В Америку уехать хочет, дура старая! И не просто в Америку, а в Санту-Барбару эту, будь она трижды неладна! Дачу уже продала!
        Саша рассмеялся, чем вызвал страшное негодование собеседника.
        - Че ржешь? Я правду говорю! Мы ее с дядькой даже к врачу водили, который психов лечит. А он говорит… - Водитель наморщил лоб. - Теле… теле…
        - Телепатия? - подсказал Саша.
        - Сам ты - телепатия! Теле-мания! Вот! На телевизоре подвинутая. Лечить - никак. Я говорю - а что же делать? А он говорит - пускай едет.
        - Ну-ну, пускай едет… Вот так запросто - села и поехала? Кто ж ее пустит в Америку?
        - А-а-а! - возбужденно крикнул шофер. Саша подозрительно покосился на него - не пьян ли? - Вот где самая заморочка! Ей уже визу дали!
        - Так она по вызову едет?
        - Какому, мать твою, вызову! Я говорю - в Санту-Барбару!
        - Без приглашения в Штаты никого не пустят, - уверенно заявил Саша.
        - Ага. Я и сам так раньше думал. А она пошла туда, в посольство…
        - В консульство, - поправил дотошный Саша.
        - Один хрен. Пришла. Да ка-ак им там голову всем задурила! Даже корреспондент приезжал. Говорит, эти самые Бобсоны-Добсоны, ну, эти, которые сценарий для этой мутотени пишут, как про нее узнали, так чуть от радости не обделались! Тьфу, прости Господи.
        - Что-то я, кажется, слышал такое… - Саша сделал вид, что припоминает. - Фамилия еще такая…
        - Во-во! Хлопушенко! - моментально купился водила.
        - Точно! А институт - на Петроградской!
        - Ага! А что, в газете и про это написали?
        - Написали, написали, - уверил Саша. - Вот здесь останови.
        - Слушай, парень, а что за газета? Мне б почитать, да и дядьке показать надо… - Призрак славы замаячил перед мужиком, и он уже позабыл, что пять минут назад поносил свою тетку.
        - Знаешь, я не помню сейчас. Да я сам и не читал, мне брат пересказывал. - Саня врал, как по писаному.
        - Эх, жалко. Тогда, знаешь, старик, ты, если вспомнишь, а еще лучше - брата спроси, какая газета, позвони мне, ладно? Сейчас, я тебе телефон напишу…
        В комнате горел ночник. Маша безмятежно спала на диване, укрывшись одеялом до самого носа. Саша стоял в дверях, задумчиво глядя на нее.
        Почему так не по себе? И почему мне кажется, что я вот сейчас, здесь, стою и прощаюсь со своей спокойной, размеренной жизнью? Нет, не пойду я завтра с Машей покупать занавески для ванной. Я завтра с Игорем Валерьевичем Поплавским поговорить хочу. Вопросы у меня к нему поднакопились.
        - К Поплавскому? - Вместо симпатичной девушки всю проходную Нейроцентра теперь занимала огромная толстая тетка с крошечными злыми глазками. - А вы откуда?
        - Из Америки, - почему-то ляпнул Саша, вспомнив ночной разговор с таксистом.
        - Больной? - подозрительно спросила тетка.
        - Коллега. - Саша лез напролом.
        - Идите, - с сомнением разрешила вахтерша, буравя посетителя взглядом. Но «монтановский» плащ уже сделал свое дело, хотя, если честно, Саша в нем больше походил на киношного сотрудника ФБР, чем на врача.
        В отделении он застал остатки чаепития и хорошенькую медсестричку, которая слизывала кремовую розу с торта. От деликатного Сашиного покашливания она сильно вздрогнула и чуть не упала в торт лицом.
        - Игорь Валерьевич? Так он же… - Саша уже и забыл, что молоденькие девушки умеют так мило краснеть. - Бегите скорее в «Фуксию и Селедочку», может, застанете! Вы знаете, где это?
        На миг Сашу взяли сомнения, и ему вдруг ужасно расхотелось бежать в треклятую «Селедочку».
        - А завтра когда он будет? - спросил он.
        Девушка испуганно замотала головой, вытирая следы крема на губах.
        - Его завтра не будет. Игорь Валерьевич здесь больше не работает. Он уезжает. В Париж. - Трудно сказать, чего было больше в ее голосе - гордости или огорчения.
        - Спасибо, девушка, - грустно сказал Саша. - Тогда я побежал.
        Окружающие предметы качнулись в Сашиных глазах. Он остановился около стойки администратора с таким видом, как будто увидел призрак. Что было абсолютно глупо и безосновательно: ничего странного или страшного не произошло. В коридоре, метрах в десяти от него, спокойно разговаривали доктор Игорь Валерьевич Поплавский и Юрий Петрович Кашин. Он же - контрабандист Юра, которого они с Мишкой замочили в его собственнном мире, он же - Банщик, так раздражающий Носатую-Петухову. Ничто не изменилось в его лице при виде Саши. Не узнал. И скорее всего принял Сашу за обыкновенного посетителя. Поплавский, наоборот, разыграл на своем лице некую сложную мимическую сценку, финалом которой стала вымученная улыбка и легкий кивок. Игорь с Юрой, беседуя, медленно двигались к выходу. Саша заметался. Он не хотел разговаривать с Поплавским в присутствии Юры, но боялся, что оба они сейчас уйдут.
        - Вы что, не слышите, молодой человек? - донесся до него скрипучий голос из-за стойки. - Давайте ваш паспорт.
        С трудом соображая, что делает, Саша достал весь свой толстенький бумажник, битком набитый какими-то справками, бумажками, чеками… Рядом с паспортом моряка он увидел невесть как завалившуюся сюда купюру в десять тысяч турецких лир (что-то около двадцати американских центов).
        Игорь с Юрой были в двух метрах от него, когда большая часть всей этой бумажной дребедени, выскользнув из бумажника, разлетелась по полу. Какая-то яркая картинка спланировала прямо под ноги Юре. Саша сразу ее узнал. Примерно через сутки после выхода их парохода с Кубы, где-то около Хименоса, над ними несколько раз пролетел смешной пузатый вертолет. Сделав очередной вираж, он спустился низко-низко и, пролетая над палубой, вдруг выпустил целое облако вот таких рекламных буклетиков. Сделанные в виде бабочек, они плавно опускались на палубу и тут же призывали посетить «самый непринужденный» (именно так перевел с испанского кок) и комфортабельный отель месье Понтиви. А внутри, на развороте, помещалась картинка-загадка. В сплошном месиве листвы лишь через несколько минут внимательного рассматривания внезапно появлялось изображение чернокожей красавицы. Впрочем, здесь как раз мнения разошлись. Бабник Сергеев выразил желание немедленно «посетить» сие заведение, причем готов был, по его словам, добираться туда хоть вплавь. Старпом же, человек основательный и разведенный, долго глядел на картинку, потом
крякнул, сплюнул, бросил рекламку на палубу и резко приказал:
        - Все убрать! - И даже, кажется, втихаря перекрестился.
        Потом Саша видел эти картинки почти у всех членов команды.
        - О черт! - воскликнул Саша, кидаясь собирать свое бумажное барахло.
        Юра наклонился и поднял яркую бабочку. Затем с интересом ее развернул.
        Администраторша оздоровительного центра «Фуксия и Селедочка» вначале ничего не поняла. Она услышала шум падения, а потом, привстав, увидела, что одному из посетителей стало плохо.
        Игорь Поплавский наблюдал происходящее от начала до конца.
        Лицо Юры, после того как он развернул бумажку, трудно было описать словами. По его щекам моментально потек пот, губы затряслись, на лбу вздулись вены. В печально-занудливом фильме «Сканеры» у людей, которые выглядели именно таким образом, через десять-пятнадцать секунд голова разлеталась не мелкие клочки. Но, что самое удивительное, легкое серое облачко, так хорошо знакомое Игорю, окутало Юрину голову.
        В этот момент Самойлов, невесть откуда свалившийся на голову Игорю накануне отъезда, медленно протянул руку… На какое-то сумасшедшее мгновение Игорю показалось, что его швырнуло на полгода назад. Сейчас они оба свалятся без сознания, а я буду, как тогда, стоять и беспомощно ждать их ВОЗВРАЩЕНИЯ.
        Игорь ошибся.
        Юра остался стоять, глядя перед собой безумными глазами.
        А Саша Самойлов упал.
        Интерлюдия I
        Саша мягко спрыгнул с мостков на плотный золотистый песок. За спиной весело рыкнул катер, уходя в море. Переодеваться. И как можно быстрее. Нет слов, парадная форма офицера Российского космического флота на зевак и особ женского пола действует неотразимо. Но ходить в таком виде по пляжу в Кардун-Нунгре - все равно что в бане в акваланге сидеть.
        Сашу встречали. Смуглый вертлявый мальчишка ненавязчиво вытянул у него из руки сумку, засеменил вперед. Худая длинная спина его с цепочкой позвонков была похожа на большую кофейную гусеницу.
        В таких экзотических отельчиках, как этот «Понтиви», принято, чтобы хозяин сам выходил к гостю. И действительно, солидного вида старикан в белых брюках и цветастой (естественно!) рубахе уже спешил к Саше. Весь скудный французский лейтенанта Александра Самойлова мог бы уместиться на одной страничке полевого, пардон, космического блокнота. Саша приложил все силы, чтобы его «бонжур» прозвучало максимально непринужденно.
        - Здравствуйте, здравствуйте, глубокоуважаемый Александр! - церемонно приветствовал его хозяин на чистейшем русском языке. И тут же, замахав руками, с шутливым ужасом признался: - Вы меня так смутили своей героической амуницией! Я в затруднении: будет ли мне дозволено пожать вашу мужественную руку?
        - Конечно, - немного смутившись, ответил Саша. - Вы хорошо говорите по-русски. Предки?
        - Нет, нет, нет. Просто - маленькое увлечение. Я самоучка. Смотрю фильмы, слушаю записи, изучаю литературу. Сейчас, например, с помощью словаря и интуиции продираюсь сквозь дебри Достоевского. - Месье Понтиви заразительно засмеялся, показывая великолепные зубы. - Прошу вас. Я покажу вам комнаты.
        - Собственно… - Саша колебался. - Я заказал номер на сутки… Хотя мое дело потребует не более пяти минут…
        - Не слышу, не слышу, - сновь замахал руками хозяин отеля, - все дела - пяти-, трех- и даже полминутные, правильно я сказал? - только после ванны, коктейля «Шоколадная радуга» и легкой закуски!
        Саша не стал спорить. В конце концов, может он позволить себе небольшую передышку? К тому же за казенный счет.
        В ванной он не поленился и сосчитал полотенца. В рекламе гостиницы скромно указывалось: «У нас все - как в „Хилтоне“. Только чуть больше и лучше. Единственное, чего у нас меньше, - это этажей».
        Полотенец было семь. Насколько Саша мог припомнить, «Хилтон» обходился пятью.
        - Прекрасное место, - говорил Саша месье Понтиви, полулежа в шезлонге, глядя на море и потягивая «Шоколадную радугу».
        - Да, да, да, изумительное, - соглашался тот, делая знак слуге. На маленьком столике появилось блюдо с аппетитными многоэтажными бутербродами, похожими на елочные игрушки.
        - Вы ведь здесь недавно?
        - Да, да, да. - В голосе месье Понтиви не прозвучало и намека на тревогу.
        - А чем занимались раньше?
        - Тем же, что и сейчас. - Француз обаятельно улыбнулся. - Я бы попросил вас, если это, конечно, вас не затруднит, исправлять ошибки в моем несовершенном русском языке…
        - Вы говорите прекрасно, - польстил ему Саша, но от избранной темы отходить не собирался. - У вас и раньше был отель?
        - Да, да, да. - Понтиви снова улыбнулся. - «Либо он - великолепный актер, подумал Саша, - либо у него действительно совесть чиста».
        - И тоже - на Кардун-Нунгре?
        - Нет, нет, нет, совсем далеко, на другом конце света!
        Пожалуй, эти кошки-мышки здесь уже ни к чему. Саша достал из конверта фотографию и положил на столик.
        - Если вас не затруднит, посмотрите, пожалуйста, вам знаком этот человек?
        Месье Понтиви осторожно взял снимок, поднес к глазам, потом отвел руку подальше.
        - Зрение, знаете ли, - пробормотал он смущенно.
        Пауза затягивалась.
        - Если позволите, я слегка подскажу вам, - не выдержал Саша и тут же поймал себя на том, что тоже заговорил чопорным языком. - Не поможет ли вам вспомнить этого человека тот факт, что этот отель, - Саша обвел рукой вокруг, - куплен, по всей видимости, на его деньги?
        Месье Понтиви мелко кивал, продолжая смотреть на фотографию. Сейчас особенно хорошо стало заметно, что он уже далеко не молод.
        - Да, да, да, конечно, вы правы… Прошу прощения, но моя старческая рассеянность, кажется, ввела вас в заблуждение… Я ни в коем случае не собирался скрывать факт моего знакомства с месье Жоржем. Я просто погрузился в задумчивость. Так говорят?
        - Если возможно, расскажите чуть подробнее о характере ваших отношений с… как вы его назвали?
        - Месье Жорж. Нет, нет, нет, он не скрывал своего имени, я прекрасно знаю, что он - ваш соотечественник… В этом была доля юмора, понимаете? ОН подшучивал над моим произношением: Журий, да?
        - Юрий.
        - Да, да, да. Но об отношениях… Он останавливался в моем отеле… Еще старом, там… - Понтиви махнул куда-то рукой. - Это был поразительный человек… И очень, очень богатый. Его главным врагом всегда была скука…
        - Я догадываюсь, - не сдержал сарказма Саша.
        - Что? - Месье Понтиви моментально уловил перемены в интонациях гостя. - Вы его не любите? Надеюсь, причина, по которой вы его разыскиваете, не криминального характера?
        - Я не уполномочен обсуждать этот вопрос.
        - Да, да, да. Надеюсь, он жив?
        - Почему вы об этом спросили? - Мгновенно среагировал Саша. - Вы что-то о нем знаете?
        - Нет, нет, нет, - покачал головой месье Понтиви, с сожалением кладя снимок на столик, - просто… Поверьте мне, старику, молодой человек, я много пожил, повидал… Я больше двадцати лет держу отели. Я хорошо разбираюсь в людях… - Он наклонил голову к плечу и еще раз взглянул на фотографию Юры. - Такие, как он, долго не живут.
        Старик не врал. Это Саша чувствовал отлично, несмотря на молодость и отсутствие опыта в гостиничном бизнесе. Скорее всего это просто ложный след.
        А… Собственно… Какого черта?! Что он здесь вообще делает? Откуда этот отель, старик, эта фотография мерзавца Юры, черт его побери со всеми его потрохами?!
        Как Саша оказался в ЮРИНОМ мире, с этой заранее кем-то заготовленной легендой? Мы же прекрасно помним, как стрелял Мишка и как он ПОПАЛ в Юру… ЮРА МЕРТВ В ЭТОМ МИРЕ. Его здесь нет. И поэтому путь сюда ему заказан.
        …Сердитое лицо склонилось над Сашей.
        - Какого черта, Самойлов? Вы что тут устраиваете? А ну-ка очнитесь!
        Саша поднял голову и огляделся. Он лежал на полу. Вокруг валялось содержимое его бумажника. Испуганная администраторша смотрела на него, прижав руки к груди. Юры не было.
        - Вставайте, - строго приказал Поплавский, не делая ни малейшей попытки помочь. - Идите в мой кабинет. Все нормально, Галина Федоровна, - обратился он к администраторше. - Принесите мне, пожалуйста, тонометр и стакан воды. И, если не трудно, соберите здесь… эти бумажки.
        - Вы что - маньяк? - спросил Игорь, когда они с Сашей оказались в кабинете. Обстановка здесь совершенно изменилась. Не было ни громоздкого аппарата, ни компьютера. Появился новый стол, кушетка, шкафчик-картотека. Только в углу, в нише, по-прежнему стоял сейф. - Вы что на людей кидаетесь?
        - А где… этот… Жорж? - с трудом выдавливая слова, невпопад спросил Саша. Болел ушибленный локоть, ноги были ватные.
        - Может, вы припадочный? - продолжал распаляться Поплавский. - Живо отвечайте: зачем пришли?
        - Я… хотел… поговорить.
        После всей вышеописанной сцены это звучало крайне неубедительно.
        - Мне с вами говорить не о чем, - отчеканил Поплавский. - Единственное, что я мог бы воспринять из ваших уст, это пожелание счастливого пути и «прощайте».
        - Вы… уезжаете…
        - Да, знаете ли, сматываюсь. Сваливаю. Сдристываю. Как там еще? Бросаю родную науку на произвол судьбы. Надеюсь, на новом месте работы ко мне не будут вламываться истеричные субъекты вроде вас и бухаться в обморок! К тому же… Эй, эй, вы что это? - Игорь увидел, как Саша, стремительно бледнея, сел на кушетку, а потом стал заваливаться на бок. - Вы что - опять? О Господи!
        Словно сквозь пелену тумана, Саша видел, как Поплавский выбежал из комнаты, вернулся, судорожно дергал ручку сейфа, махал руками на вошедшую женщину… Укола он не почувствовал. Но через несколько минут, - как будто медленно вытащили из холодной трясины, - мир снова стал ярким, вернулись звуки и запахи.
        - Спасибо. - Саша поднял глаза на Поплавского.
        - Не за что, - язвительно ответил тот, но уже тоном пониже. - Зачем вы это сделали?
        - Не знаю. - Саша кивнул на шприц в руках доктора: - Это…
        - Да, это SD-стимулятор. Ваше счастье, что у меня в сейфе осталось несколько ампул…
        В этот момент в дверь постучали. Робко ступая мелкими шажками, вошла администраторша, протягивая Саше его бумажник.
        - Спасибо большое! - Саша вскочил.
        - Спасибо, Галина Федоровна. Идите. А вы - рассказывайте.
        - Я увидел, как тогда, серое облачко…
        - Да, да, я тоже видел. - Поплавский, кажется, снова начал раздражаться. - За каким дьяволом вы полезли туда? Ведь вы же, вы же сами с этим, как его? - второй ваш приятель-милиционер, бойкий такой, - вы же убили, убили Юру ТАМ, в его мире! - Саша только кивал. - Что, из спортивного интереса? А не прыгнуть ли мне выше крыши? Кстати, раз уж так получилось, поделитесь, что вы там увидели? Тот мир все еще существует?
        - Да, - рассеянно ответил Саша, мучительно стараясь понять, зачем же действительно он поперся в Юрин мир? - Да, существует, но ЕГО там нет. И место какое-то необычное… - Саша внезапно замер с открытым ртом.
        - Что?! Что вы еще хотите выкинуть?! - закричал Поплавский.
        - Сейчас, сейчас… Я, кажется, понял… Он поднял эту рекламку и увидел… увидел там что-то знакомое… но знакомое из ЕГО мира… Сейчас, сейчас… - Саша сжал виски руками. - Значит, этот отель… он сам его оттуда и перенес?..
        - Что вы там борочете?
        - Помните, - быстро начал Саша, стараясь не упустить мысль, - ваша пациентка, Опь, фамилия такая необычная, помните?..
        - Ну, допустим, помню.
        - Вы помните, что с ней случилось?
        - Да, да, собаки эти, в метро… Вы короче не можете?
        - А короче - мы еще тогда поняли, что ваши… ну, люди, прошедшие через ваш аппарат…
        - Вы говорите таким тоном, будто они прошли через Освенцим! - брюзгливо вставил Поплавский.
        - …способны переносить какие-то детали СВОЕГО мира в НАШ, - продолжал Саша, не обращая внимания на замечание Игоря.
        - Помню.
        - Тогда… - Саша глубоко вздохнул. - Выводов два. Первый. Этот отель… - Он покопался в принесенном бумажнике, вытянул оттуда цветную бабочку «Понтиви». - Юра перенес в Карибское море из СВОЕГО мира. Кстати, не факт, что он и сам об этом знает… И второй. Я почти уверен, что крысы в метро - тоже происки кого-то из ваших клиентов.
        - Чрезвычайно увлекательно, - произнес Поплавский. - Хотя не могу не признать, что слово «клиенты» почему-то режет мне слух. - Саша пожал плечами. - И, простите мне мою назойливость, но я повторю свой вопрос: зачем вы пришли? Чтобы порассуждать вместе со мной о судьбах моих клиентов? Весьма сожалею, но меня это больше не интересует.
        - Вы не хотите мне помочь? - удивился Саша.
        - Нет. Не примите это только лишь на свой счет, но плотное общение с вашей семейкой вообще отбило у меня охоту кому-либо помогать. - «Точно, - вспомнил Саша, - мать что-то жужжала про „сволочь Поплавского“, который оттяпал бабушкину квартиру». - А даже если и хотел бы помочь, то, увы, уже не смогу. У меня завтра - са-мо-лет! - Поплавский развел руки в стороны и покачал ими, словно крыльями. - В Париж. Бонжур, лямур, тужур. Одним словом, оревуар.
        - Но вы не можете… - возмущенно начал Саша.
        - Очень даже могу, дорогой вы мой! - У Поплавского на лице сияла такая простодушно-издевательская улыбка, что Саше захотелось его ударить. Сжав зубы, он мысленно сосчитал до десяти, а потом сказал ровным голосом: - Я попрошу, если можно, ответить хотя бы на один мой вопрос. - И, сделав над собой усилие, добавил: - Пожалуйста.
        Поплавский поднял бровь:
        - Слушаю.
        - Кто, по вашему мнению, мог перенести в наш мир этих крыс, которые живут в метро? Чей мир хоть как-то связан с этим?
        Поплавский демонстративно наморщил лоб. Около минуты изображал напряженную мыслительную деятельность. С шумом выдохнул и ответил:
        - Нет. Никого не могу припомнить. Извините. - И встал, давая понять, что разговор окончен.
        Саша тоже поднялся. Его трясло. Всем своим видом демонстрируя пренебрежение, он достал из бумажника ту самую турецкую мелкую купюру, положил ее на стол и чуть звенящим от злости голосом сказал:
        - Вот, Игорь Валерьевич. Спасибо за консультацию. Ничего, что в валюте? - И сразу вышел, сильно хлопая всеми дверями на пути.
        Он шел домой. А вернее, переставлял ноги, словно сломанный робот. У него оставалось только две функции: двигаться и держать направление на юго-запад. Иногда по пути он механически заворачивал в какие-то разливухи, выпивал залпом «сто водки» и, не закусывая, шел дальше.
        Тысячи мыслей - умных, глупых, злых и добрых - роились в голове, напоминая то осиное гнездо, то груду опилок, а то и просто кисель с комками.
        Дольше всего держалась одна. Целый вечер и всю ночь торчала, как та растреклятая Эйфелева башня. Почему, почему в ТОМ, сегодняшнем мире Юры, он интересовался этой дохлой скотиной Жоржем? Почему ни у кого не спросил про Мишку? Вдруг его неприкаянная душа авантюриста отправилась после смерти именно туда?..
        - ЗАПРОС СУБЪЕКТУ СЛЕЖЕНИЯ. ОБЪЕКТ СЛЕЖЕНИЯ - ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ЗЕМЛЯ». ОТ ВАС ТРЕБУЕТСЯ ИНФОРМАЦИЯ ПО ПРОЕКТУ «НАДПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ».
        - ПОЛОЖИТЕЛЬНОЙ ИНФОРМАЦИЕЙ НЕ ОБЛАДАЮ. В СУЩЕСТВУЮЩИХ НА ПЛАНЕТЕ ВРЕМЕННЫХ КООРДИНАТАХ КАНАЛ НЕ ВОССТАНОВЛЕН. ЕДИНСТВЕННАЯ ОСОБЬ, С КОТОРОЙ УДАЛОСЬ УСТАНОВИТЬ КОНТАКТ (КОДОВЫЙ НОМЕР, ВНЕСЕННЫЙ В КАТАЛОГ ГЛОБАЛЬНОГО КООРДИНАТОРА, - З-0001), В ДАННЫЙ МОМЕНТ НЕ СУЩЕСТВУЕТ В ПЕРВОНАЧАЛЬНОЙ БЕЛКОВОЙ ФОРМЕ.
        - КАКОВ, ПО ВАШИМ РАСЧЕТАМ, КОЭФФИЦИЕНТ ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО ПРОГНОЗИРОВАНИЯ? ПРОШУ ВАС УЧЕСТЬ, ЧТО В СЛУЧАЕ ПОНИЖЕНИЯ КОЭФФИЦИЕНТА ДО 98, ГЛОБАЛЬНЫЙ КООРДИНАТОР ВПРАВЕ ЗАМЕНИТЬ СУБЪЕКТ СЛЕЖЕНИЯ.
        - ПО МОЕМУ УТОЧНЕННОМУ ПРОГНОЗУ, КОЭФФИЦИЕНТ СОСТАВЛЯЕТ 99,98. СОХРАНЕН ЛИ ИНДЕКС ВМЕШАТЕЛЬСТВА?
        - ВАШИ ДЕЙСТВИЯ, ПО ШКАЛЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВ, СЕЙЧАС СООТВЕТСТВУЮТ УРОВНЮ 4Д. ЕСТЬ ЛИ НЕОБХОДИМОСТЬ ПОВЫШЕНИЯ УРОВНЯ?
        - ПОСЛЕДНИЙ УТОЧНЕННЫЙ ПРОГНОЗ УКАЗЫВАЕТ НА ВЫСОКУЮ ВЕРОЯТНОСТЬ ЕСТЕСТВЕННОГО ВОССТАНОВЛЕНИЯ КАНАЛА. ОСТАЮСЬ НА УРОВНЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВА 4Д.
        - ЧТО ВЫ ПОНИМАЕТЕ ПОД ЕСТЕСТВЕННЫМ ВОССТАНОВЛЕНИЕМ?
        - В ТЕКУЩИХ ВРЕМЕННЫХ КООРДИНАТАХ ВЕРОЯТНОСТЬ СОБЫТИЙНОГО ПОСТРОЕНИЯ, ПРИВОДЯЩЕГО К ВОССТАНОВЛЕНИЮ КАНАЛА, РАВНА 0.8. ОДНАКО ДЛЯ УДЕРЖАНИЯ СТОЛЬ ВЫСОКОЙ ВЕРОЯТНОСТИ И МАКСИМАЛЬНОГО ПРИБЛИЖЕНИЯ ЕЕ К 1.0 НАМ ПРИШЛОСЬ ВТОРИЧНО ВСТУПИТЬ В КОНТАКТ С ОСОБЬЮ З-0001 И ЗАКЛЮЧИТЬ НЕКОЕ СОГЛАШЕНИЕ.
        - ПОЯСНИТЕ ТЕРМИН «СОГЛАШЕНИЕ».
        - СОГЛАШЕНИЕ ОЗНАЧАЕТ, ЧТО ЗАРАНЕЕ ОГОВОРЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ ОСОБИ, ПРИВОДЯЩИЕ В ДАННОМ СЛУЧАЕ К ЕСТЕСТВЕННОМУ ВОССТАНОВЛЕНИЮ КАНАЛА, АВТОМАТИЧЕСКИ ВЕДУТ ЗА СОБОЙ ДЕЙСТВИЯ С НАШЕЙ СТОРОНЫ.
        - ВЫ ПОЗВОЛЯЕТЕ СТАВИТЬ ВЫПОЛНЕНИЕ ПРОЕКТА «НАДПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ» В ЗАВИСИМОСТЬ ОТ ХАОТИЧНЫХ И НЕУПРАВЛЯЕМЫХ ДЕЙСТВИЙ АБОРИГЕНА? ВАШЕ РЕШЕНИЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ НАМ ВЕСЬМА СПОРНЫМ.
        - МОЕ РЕШЕНИЕ ДУБЛИРОВАНО, ПРОСЧИТАНО И ПЕРЕДАНО ГЛОБАЛЬНОМУ КООРДИНАТОРУ. РЕАКЦИЯ КООРДИНАТОРА ПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ.
        - КАКИЕ ДЕЙСТВИЯ ПОСЛЕДУЮТ С ВАШЕЙ СТОРОНЫ?
        - МЫ ГАРАНТИРУЕМ ОСОБИ З-0001 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ТЕКУЩИЕ ВРЕМЕННЫЕ КООРДИНАТЫ.
        - ВАМ УЖЕ НЕОДНОКРАТНО УКАЗЫВАЛОСЬ НА НЕДОПУСТИМОСТЬ ЗАГРЯЗНЕНИЯ КОДОВ ОБЩЕНИЯ ТУЗЕМНЫМИ ТЕРМИНАМИ. ЧТО ЗНАЧИТ - ГАРАНТИРУЕМ?
        - ВОССТАНОВЛЕНИЕ КАНАЛА АВТОМАТИЧЕСКИ ВЛЕЧЕТ ЗА СОБОЙ ВОССТАНОВЛЕНИЕ БЕЛКОВОЙ ОБОЛОЧКИ ОСОБИ-КОНТАКТЕРА.
        - ВЫ ПЛАНИРУЕТЕ ВЕРНУТЬ ВАШЕЙ ОСОБИ-КОНТАКТЕРУ УТРАЧЕННУЮ БЕЛКОВУЮ ФОРМУ? ПО ПРИНЯТЫМ В ТУЗЕМНОМ СООБЩЕСТВЕ НОРМАМ ДЛЯ БЕЛКОВЫХ ФОРМ ЖИЗНИ ВО ВРЕМЕННЫХ КООРДИНАТАХ ТАКОЕ ДЕЙСТВИЕ ВЫЗОВЕТ ВОЗМУЩЕНИЕ, СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ УРОВНЮ 10Е. ГЛОБАЛЬНЫЙ КООРДИНАТОР НЕ РЕКОМЕНДУЕТ ПРИ КОНТАКТАХ С ОБЪЕКТАМИ, АНАЛОГИЧНЫМИ ДАННОМУ, ПРЕВЫШАТЬ УРОВНИ Д.
        - ПРОСЧИТАННЫЕ НАМИ БОЛЕЕ ТРЕХ МИЛЛИАРДОВ КОМБИНАЦИЙ ВРЕМЕННЫХ РАЗВЕТВЛЕНИЙ ДАЮТ ОСНОВАНИЯ ПОЛАГАТЬ, ЧТО ПРЕДЛОЖЕННЫЙ ВАРИАНТ НАИБОЛЕЕ КОРРЕКТЕН И ПРОСТ. ЛЮБЫЕ ДРУГИЕ СПОСОБЫ ВОССТАНОВЛЕНИЯ КАНАЛА, ПРЕДПОЛАГАЮЩИЕ ПРЯМОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО СУБЪЕКТА СЛЕЖЕНИЯ, ДАЖЕ ПРИ УРОВНЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВА 1Д, УЖЕ НА ТРЕТЬЕМ ВИТКЕ ПРИВОДЯТ К НЕУПРАВЛЯЕМЫМ БИЕНИЯМ И ПРОСТРАНСТВЕННЫМ СВЕРТКАМ.
        - ЭТОТ МИР ОБЛАДАЕТ ТАКОЙ БОЛЬШОЙ РЕАКТИВНОСТЬЮ?
        - В ЭТОМ СОСТОИТ ЕГО УНИКАЛЬНОСТЬ. ИМЕННО ПОЭТОМУ МЫ НЕ МОЖЕМ ПРОВОДИТЬ ЗДЕСЬ ТАКТИКУ ПРЯМОГО ВМЕШАТЕЛЬСТВА.
        - С ВАШИМИ ВЫВОДАМИ ОЗНАКОМЛЕН. МНЕНИЕ ГЛОБАЛЬНОГО КООРДИНАТОРА ПРИЛАГАЕТСЯ. ДЕЙСТВУЙТЕ ПО ВЫБРАННОМУ ПЛАНУ. ПРОЕКТ «НАДПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ». ДЕЙСТВУЮЩИЙ УРОВЕНЬ 4Д. МАКСИМАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ 10Е. ПРИСТУПАЙТЕ.
        Глава вторая
        Света
        Какой вкусный сок.
        Какой славный вид из окна. Нежно-зеленый, холмистый, с лоскутьями распаханных полей. Совершенно тривиальная пастораль. Но абсолютно не похоже ни на Северную Францию, ни на Западную Германию… Почему? Не знаю…
        Светочка отставила стакан с соком и взяла сигарету. Которую за сегодня? И не посчитаешь, потому что на каждом столике, полочке и просто на полу валяются открытые пачки. Берешь ту, что ближе. Зажигалка всегда в кармане. Давно пора ее выбросить, а она все не кончается. Проклятая зажигалка. ЕГО подарок. Проклятые мысли. О НЕМ. Ни одного воспоминания, а только придуманные фразочки. Что бы мог сказать Виталий после ее третьей сигареты? А после четвертой? Светочка позволяла резвиться своему воображению. Вот сейчас… Он бы сел в кресло напротив, мастерски очистил апельсин и, серьезно глядя на Светочку, подумал бы вслух:
        - Слушай, Болвасик, может, тебе марихуаны купить? А то чего зря дым по легким гонять? Или давай мы посадим тебя на иглу? Ты будешь клянчить у меня деньги, устраивать истерики и потихоньку выносить вещи из дома… Давай?
        …И я тут же тушила бы сигарету и кидалась в него подушкой…
        Меня не мучают воспоминания. Этот прыщавый болван-психоаналитик всего за двести баксов научил меня одной страшно полезной вещи. Я даже почти простила ему желтую рубашку и вонючие носки.
        Метод простой, как подсчет слонов при бессоннице. Берешь какой-нибудь особо мучительный эпизод, терзающий память. Идентифицируешь его в пространстве. Grand pardon! По-русски это означает: вспомни, где это было. Сосредоточиваешься. И начинаешь мысленно обносить это место кирпичной стеной. У кого побогаче воображение, может предварительно разгрузить машину с кирпичом, подождать раствор и тогда уже браться за дело… Не спеша. Методично. Думая только о том, чтобы не закосить (а для этого есть отвес)!
        Помогает!
        Немножко обидно, что после того как процесс завершен и все твои неприятные воспоминания надежно заблокированы, обнаруживаешь себя стоящим в узком коридоре, зажатом кирпичными стенами.
        Впрочем, я не об этом.
        Ну и кто здесь хотел увидеть безутешную вдовушку? Милости просим. Найдете - позовите.
        И не вдова я, кстати. Официальная мадам Антонова прибыла в сопровождении официального отпрыска, особого горя не выказала, молниеносно управилась с формальностями и через два дня после похорон увезла болезненного наследника на воды. В Баден-Баден. О дивный, чудный мир! Стоя по другую сторону от гроба, Светочка наметанным взглядом окинула осиротевшую семейку и не без злорадства отметила, что ее собственное простенькое черное платье по крайней мере в полтора раза дороже «от-карденовского» траура madame’s Antonova.
        «Мы - светские люди, но наш джип „Паджеро“ стоит в запасном гараже!»
        Светочкин адвокат тогда приехал страшно разочарованный. Уезжал он к Антоновой, с трудом подбирая слюни в предвкушении жирного кусочка. Ему виделась долгая грязная тяжба жены покойного с его любовницей. Увы. Все оказалось гораздо проще. Наличествовало завещание. Корректно и грамотно составленное. Ни одна сторона претензий не имела. Вдова получила одну из машин, пухлый пакет акций, загородный ресторан «Два ЧП» и квартиру на Каменноостровском. Специально для Светочки в этом месте завещания была сделана приписка: «Извини, Булкин, но ты не сможешь там жить без меня». Правда, милый. Этот дом мои заботливые руки заложили кирпичами одним из первых.
        Хлыщ-адвокатишка наверняка уже успел наплести вам с три короба: и о том, как разрыдалась любовница Антонова, услышав пошлое «Булкин», и о том, как скрипнула зубами вдова, узнав, что Светочке достался загодя купленный двухэтажный коттедж на холме? Врет. Все врет. Виталий Николаевич умел воспитывать своих женщин.
        А если честно, первое время было очень хреново.
        Мадам Антонова через адвоката передала свое милостивое позволение Светочке: до окончания ремонта в загородном доме пожить на Каменноостровском. Ну действительно, не к маме же в двадцать восемь смежных «хрущевских» метров перебираться? На улицу танкиста Хрустицкого?
        Светочка потихоньку собирала вещи, надолго замирая с какой-нибудь ерундой в руках и стараясь не хныкать особо над сентиментальными деталями. Ну вроде туристического буклета «Лувр» с нарисованной рукой Виталия кислой рожицей. Ах да, да, вспоминаю, это у меня тогда зуб болел… Или сувенирной пивной кружки - очень старой и даже треснутой в двух местах, - мы ее привезли из Праги, из нашего первого совместного путешествия…
        Ночевала Светочка исключительно в гостиной, свернувшись калачиком на диване. Да, том самом, с гобеленовой обивкой. Проклятый антиквариат оказался совершенно непригоден для сна, но ничто не могло заставить Светочку лечь в спальне. Лошадиные дозы снотворного, казалось, лишь усугубляли ночные кошмары - вязкие и однообразные, как бразильские телесериалы.
        Через две недели после похорон Виталия попал под машину Гарден. Прямо перед домом. Сразу и насмерть. Света села в сугроб на обочине и рыдала так, что испуганным прохожим пришлось вызывать для нее «Скорую». Бритый с напарником увезли и похоронили Гардена где-то в лесу. А Светочка дала себе клятву - не заводить больше собак.
        Жизнь съехала с наезженной колеи. Но если уж пользоваться автомобильными ассоциациями, не изменились ни качество дороги, ни вид транспорта. Просто с трассы в одночасье сняли все указатели. Куда едем? Чего едем? Сплошная бездарная суета. И главное - не прекращающиеся ни на минуту звонки и визиты. Толпы соболезнующих и просто любопытствующих. Выгнать бы их всех вон. На порог не пускать. Но бродить одной по огромной пустой квартире еще тоскливей. Самым противным были мужики-утешители. Увы, но слишком уж много умников сочли себя наследниками Виталия. Господи, это ж так просто - мужик умер, осталась женщина одинокая, богатая, красивая, воспитанная в лучших традициях русского бизнеса… Умница моя, незабвенный, продумал даже это, оплатив охрану на год вперед. Поэтому при первых же слюнях и потных руках в неположенном месте достаточно было легонько нажать кнопку вызова и… Люблю я «Золотого теленка». Особенно то место, когда из исполкома выносят грешное тело Паниковского.
        А с другой стороны… Если первые три месяца Светочка старательно укладывала воображаемые кирпичи и обживала реальный загородный дом, то уже в феврале она начала выезжать в свет.
        Ух, какая тоска! Потных рук здесь было на порядок больше. А тусоваться в зале вместе с охраной у нас, безусловно, западло. Пришлось отправить содержимое трех-пяти бокалов не по назначению. Вроде попритихли, но зато начали зудеть и шуршать по углам. Кто такая, да почему, да кого из себя строит, да сколько можно… А, собака лает - ветер носит… И вообще, непонятно, есть ли кто-то из этой публики, от которого не сводило бы челюсти через десять минут?
        Промелькнул было на каком-то уныло-манерном «вернижасе» один дядечка, который всерьез занял Светочкино внимание больше, чем на десять минут. А что? Прекрасная спортивная форма, хорошо поставленная речь, ровный фарфор во рту, откровенные, не без юмора, формулировки. Этакий папик-умник-демократ. Увы. Откровенность его и сгубила. Уже на одиннадцатой минуте игры папик сфолил. Выяснилось, что господину нужен не соратник, не сопостельник и даже не собеседник, а просто молчаливая вешалка для драгоценностей. Их сиятельство изволили коллекционировать бриллианты и очень нуждались в передвижной витрине. Ну действительно: своими богатствами грех не похвастаться, а для этого не музей же дома открывать! Ах, вот как? Спасибо. Ужасно интересно. Как-нибудь в другой раз - обязательно.
        Ну, это все так, декорации, шелуха. А вот леденящую кровь историю хотите? Извольте.
        Не разбираюсь я в религиозных отправлениях. Знаю только, ну, как все, наверное, что есть девятый день со дня смерти, сороковой. Ну, еще, что в церковь женщинам в брюках входить не рекомендуется…
        Как раз сороковой день Виталию был. Светочку зачем-то ни свет ни заря понесло на кладбище. А там снегу-у… Конец декабря как-никак. Северное кладбище, очевидно, вообразило себя Северным полюсом, не меньше. А наши сапожки ручной выделки и шубка канадских соболей, оказывается, и не приспособлены вовсе для русской зимы. Нет, в минус пять на Невском нам очень даже уютно. Но когда выползаешь из машины и тут же проваливаешься по уши в снег, а эта теплолюбивая зверюга «Ягуар» поджимает хвост, зарывается в сугроб и, судя по всему, решает прямо здесь зазимовать…
        Ох, долгонько, наверное, будут ходить по Парголово и окрестностям легенды о сумасшедшей миллионерше. А два тракториста допьются до зеленых чертей на 100 (сто! сто, говорю! бля буду, у Игоряни спроси! Настоящие, говорю, американский мужик нарисован!) долларов, полученных за то, что вытянули из сугроба заграничную машину.
        «Ах, так? - подумала Светочка, засовывая мокрые ноги в камин. - Мне туда нельзя? Ну и не больно-то и хотелось!» И на следующее утро улетела в Париж.
        Нарочно взяла билеты в бизнес-класс, курила всю дорогу и злилась на себя. Представь на минуту, что на твоем месте оказался бы Виталий. И это ЕМУ нужно было проехать на Северное кладбище (тьфу, тьфу, тьфу, давай представим, что все-таки не на мою могилу). Ну? Будь уверена: все бы заранее расчистили, подмели и дорожку ковровую расстелили. Нет, вру, насчет дорожки - уже перебор. Светочка так себя накачала этими мысленными прикидками, что первый раз в жизни нахамила стюардессе.
        - Вы что, милочка, не в курсе, что теплую минеральную воду пить невозможно? - спросила она похабнейшим скрипучим голосом.
        Девушка мило улыбнулась и принесла стакан ледяной минералки. Светочке стало жутко стыдно. «Почем ваши семечки, мадам?» - спросил бы Виталий.
        Париж дурашливо хихикал и готовился к тамошнему Ноэлю. Господи, ну бывает же такая благодать на свете, когда целый город только и озабочен, что покупкой рождественских подарков! Совершенно упоительное ощущение - бродить по магазинам, тратить деньги на всякую милую ерунду или часами сидеть в кафе, наблюдая, как это делают другие.
        Подруга Сесиль, кажется, подросла еще на несколько сантиметров. И, как всегда, находилась в состоянии средне-смертельной влюбленности. Очередного избранника судьбы звали Драгомир. У него был влажный собачий взгляд и кошмарное произношение. Сесиль называла его mon dеtailleur, что, более-менее адекватно, переводилось как «человек с подробностями». Не могу возразить: ПОДРОБНОСТЕЙ у этого коротышки (при ходьбе, обнявшись, он доверчиво выглядывал у Сесиль из-под мышки) было навалом. Бабка Драгомира была польской еврейкой, сильно замешанной в адюльтерных делах испанского королевского дома. Отец сидел в сингапурской тюрьме за систематическое курение в лифте. А сам Драгомир (вот фамилию, убейте, не запомнила) считал себя ведущим восточноевропейским правозащитником и даже защитил в Сорбонне диссертацию на тему: «Ущемление прав личности в России на опыте изучения общественных туалетов». Погодите смеяться. Самое страшное впереди.
        Как-то вечером мы все втроем решили прокатиться по городу. Париж уютно кутался в свои фирменные сумерки. Наступало как раз то гибельное для Сесиль время суток, когда мужчины штабелями укладываются у ее ног и наперебой делают предложения.
        Светочка примерно десять минут нервно поерзала на заднем сиденье, наблюдая возню двух влюбленных, а потом решительно потребовала руль. Ужасно, знаете ли, неуютно чувствует себя пассажир, если в машине вместо полноценного водителя - двое воркующих голубков, предпочитающих светофорам поцелуйчики.
        Во-от. Так мы и ехали потихоньку. А на повороте с avenue d’Ivry на avenue de Choisy, там у них - парижский аналог наших Пяти Углов, какой-то наглый тип решил перейти улицу вне зоны перехода. Пардон, пардон, это он по нашим меркам - наглый, и его нужно давить на месте за содеянное. Светочка спокойно притормозила, пропуская пешехода. У них тут не принято в такой ситуации высовываться по пояс из машины и орать матом на всю улицу. Вместо этого можно, например, улыбнуться. Помахать рукой. С Рождеством, дескать, приятель, савб?
        Все деревья были увешаны лампочками. Исправно работали фонари. Вино с Сесиль мы пили только накануне. Это к тому, что я, совершенно точно, пребывала в здравом уме, трезвой памяти и при хорошем освещении.
        …Он прошел так близко, что даже легонько хлопнул по капоту рукой. А потом подошел, наклонился и заглянул в окно. Буквально на мгновение мелькнула его улыбка, воздушный поцелуй. И вот уже - спина, небрежная походка… а сзади уже требовательно сигналят машины.
        Я могу поклясться - на нем была черная рубашка без галстука и черный же пуловер, который он самолично привез из Перу и называл «ламовым» (с ударением на последнем слоге, пожалуйста). И мне ли не узнать эти хитрые веселые глаза и легкую синеву на щеках, которая обычно появляется к вечеру, если до этого Виталий брился рано утром…
        Что нужно делать, если видишь на парижской улице человека, чья душа тому уж сорок дней как покинула бренное тело в далеком Санкт-Петербурге? Я не знаю. Разум работать отказывался, сзади гудели все сильней… Нога сама нажала на газ.
        За спиной сделали большой «бум!» разомлевшие Сесиль с Драгомиром. А впереди… О-ля-ля! Впереди справа не успел вовремя подобрать задницу двигающийся по rue de Tolbiac гнусного цвета «Ситроен Ксантия». За что и поплатился. Позже, правда, выяснилось, что Светочка своим «инцидентом» устроила господину Жотиньи (хозяину пострадавшей «Ксантии») неслабый подарок в виде страховки на кругленькую сумму. «Ваше счастье, мадмуазель, - радостно сообщил жандарм, - чуть-чуть позже, и…» - Он надул щеки и издал безнадежное «пфу-у-у!». Оказывается, сразу за «Ситроеном» ехал «мерседесовский» грузовик с мороженым. «В таких авариях водителю приходится очень-очень плохо!» - подтвердил второй жандарм, с любопытством разглядывая Светочку. То ли представлял, во что она могла превратиться, въехав под переднее колесо грузовика, то ли просто заигрывал.
        Водки у Сесиль дома не нашлось. Светочка, зажмурившись от отвращения, жахнула полстакана неразбавленного «Пастиса» и целый вечер просидела в шубе - так ее знобило. И не от запоздалого страха, что все могли разбиться в лепешку. А от улыбки призрака в черной рубашке.
        Далеко за полночь Сесиль, уложив спать своего правозащитника, огромным темным облаком вплыла к Светочке в комнату, села на краешек дивана и тихо сказала:
        - Знаешь, я вспомнила… mystique… там, на русском кладбище, ты помнишь? - Светочка помнила. - Мы с тобой вместе видели… твое имя… на могиле, oui? Сегодня это могло оказаться правдой…
        Верно, верно, дружок. Само по себе - интересное совпадение. Примчаться в Париж за неделю до конца года и попасть в аварию. На той мраморной плите, что мы видели с Сесиль, не было точной даты. Просто год смерти - 1995. Я вполне могла бы успеть. Но, кажется, не воспользовалась случаем.
        - Тебе страшно? - тихо спросила Сесиль из темноты.
        Вопрос, всегда вызывающий искреннее недоумение. Что значит - страшно? Я давно переросла это понятие. Страшно… Ну? Ну?
        Умереть? Глупо бояться того, чем, по опредлению, кончит каждый родившийся.
        Попасть в аварию? Получить какое-нибудь немыслимое увечье, уродство, инвалидность? Нет слов, приятного мало. Но сидеть в машине и ежесекундно этого БОЯТЬСЯ? Тяжкий бред. А если, не дай Бог, такое случится, лучше помочь судьбе и покончить с этим сразу.
        Потерять близкого человека? Следуйте совету покойного Виталия Николаевича Антонова: не заводите близких людей. А что касается тех, кого уже вручила вам судьба, то есть близких родственников… Положа руку на сердце… Нет, вы положите, положите!.. У большинства моих современников самые сильные чувства по отношению к близким - это хорошо перемешанная смесь эгоизма и угрызений совести. Ну, может, чуть-чуть приправленная сентиментальными воспоминаниями. Я говорю - у большинства, а не «у всех», потому что не хочу все-таки оскорбить недоверием современных последователей Ромео и Джульетты. Которым посчастливилось умереть раньше, чем разлюбить.
        Виталий, помнится, сильно тащился от одного шедевра отечественной эстрады. Ну, вот это: «ла-ла-ла, что-то там… - а в конце - если ты меня разлюбишь, в тот же вечер я умру (или помру?)». По-моему, Киркоров поет. Каждый раз Виталий дико веселился, как ребенок, хлопал в ладоши. А потом, мудро качая головой, приговаривал: «Не-е, дружок, не умрешь…»
        Ну, все? Убедила? Безусловно, не собираюсь вдаваться в такую муровую обывательскую муру типа СТРАШНО:
        гулять ночью по кладбищу (что вы, правда, верите, что покойнички из могил вылезают?);
        летать на самолетах (ну и не летайте!);
        открывать дверь незнакомым людям (ну и не открывайте!);
        заразиться СПИДОМ (ну и спите с мужем, никто вас на улицу не гонит);
        и т. д. и т. п.
        Спасибо, Виталенька, это все - ты.
        Ну, в общем, далее в нашей жизни наступило совершенное затишье. Рождество в Париже, Новый год - дома, зимне-весенний блок дней рождений (или днев рожденьев?), мелкий и крупный быт… Массу хлопот доставило обустройство нового дома. Это и новое постельное белье, и посуда, и жалюзи. Адская работа! - пришлось полностью переделывать камины. Предыдущие хозяева, верно, начитавшись сказок Шарля Перро, собирались в домашних условиях жарить быков на вертелах.
        Чрезвычайно грустно и жалко было расставаться с Калерией Карловной. Чувствительная немка чуть сама не слегла после смерти Виталия. И наотрез отказалась переезжать в загородный дом. Из подтянутой пожилой женщины она за месяц превратилась в изможденную старуху.
        «Простите меня, Светлана Вениаминовна, - говорила Калерия, покрываясь красными пятнами, и, как всегда, волнуясь, путалась в грамматике, - я стал такой нервный, слабый. Мне какой-то молодой женщина в метро вчера сказал: „Шевели говядиной, старая корова!“ А я потерял сознание».
        В конце января через десятые руки, с ворохом устных рекомендаций и хвалебных отзывов, в хозяйстве появилась молодая особа с титулом «домоправительницы». Неделю Светочка выбивала из нее жлобские привычки предыдущих хозяев типа полуторасантиметрового слоя икры на бутербродах. И еще дней десять объясняла «место». Причем из десяти как минимум восемь ушло на то, чтобы втолковать: хозяйку зовут не «Светик», не «Светунчик» и не «Светуленька», а Светлана Вениаминовна. И только так.
        Да! Чуть не забыла! Каждый вечер у нас - обязательный сеанс чириканья с Илоной. Дуська теперь рано ложится спать, поэтому звонит из своей Швейцарии около двенадцати по-нашему. Она со всеми возможными подробностями описывает свою беременность, не упуская ни малейших деталей и называя все вещи своими именами. А если учитывать, что в прошлом наша Дуся - не студентка-медичка, а совсем наоборот - бабочка из «Прибалтона», и лексикон у нее в частной беседе - соответствующий… Светочка поздно спохватилась - надо было с самого начала записывать все Дуськины перлы, а потом издать отдельной книжкой - ломовой вышел бы бестселлер.
        На день рождения в конце марта Светочке без предупреждения подарили двух чудесных борзых - Гришу и Дашу. Она, в нарушение данной себе клятвы, собак оставила. Светочка сразу же приобрела отличные высокие сапоги на меху и полюбила длительные прогулки по окрестностям. Бритый с напарником приобрели хронические насморки и полюбили по вечерам парить ноги в горчице.
        Вот так, вкратце, и оттягиваюсь. Где-то там, далеко, специально для меня маленькие люди крутят большие деньги. На солнечных пригорках - уже проталины. Мужчины знакомые в Бангкок зовут. Новая подружка Лиля вообще к далай-ламе собралась - сейчас, говорят, это жуть как модно. Гриша к Даше пристает… Весна, одним словом. Хочется тепла, витаминов и непринужденного секса.
        Светочка всерьез решила заняться подбором кандидатуры. А кандидатуры, в свою очередь, распушили хвосты, почуяв добычу. У нас в свете такие богатые и красивые, как я, наперечет. Ха, ха, ха! Хорошо себе представляю, как перевизжались все эти бандерлоги, когда я взяла себе новую прислугу! Мадам Терентьева, «розовая генеральша Питера», специально приезжала - «поздравить Светика с Пасхой». Все вынюхивала, высматривала. Ни фига не нашла. На всякий случай за коленку потрогала, глазки состроила, в бассейн к себе пригласила и свалила, старая павианиха. И видать, сильно мужиков в городе успокоила, потому как предложений повалило - сиди да выбирай, чего твоей душеньке угодно: в Красном море подводной охотой баловаться или в Сансити дурака валять…
        Но вот тут-то, примерно с середины апреля, настроение стало стремительно падать. Ну, ни-че-го-шень-ки не хочется! Сядешь на террасе, уставишься куда-то в поле и сидишь… покуда окурки в пепельнице через край не полезут.
        - Это у вас после гриппа! - авторитетно заявил тот прыщавый психоаналитик, ну который про кирпичи присоветовал.
        Объяснили ему доходчиво, что гриппами отродясь не болели, несмотря на коренное питерское происхождение и проживание.
        - А-а, ну тогда - любовника заведите! - обрадовался специалист по депрессиям.
        Спасибо, вот умничка. Это мы и без ваших дипломов сообразить сможем. Да вот только как ты его будешь заводить, если настроение - нулевое? Если утром, вместо приятной свежести и бодрости, руки трясутся и вялость во всем теле чрезвычайная? А вечером - руки-ноги отваливаются, спину ломит, как будто за день по меньшей мере машину кирпича разгрузила?
        Светочка снова стала бояться ночных кошмаров. А однажды, после ночи бессонного телевизионно-сигаретно-коньячного бдения, внезапно вскочила, перепугав Гришу и Дашу, приняла горяченный душ и поехала в церковь, к заутрене.
        Собор Александро-Невской лавры вызывал в памяти ехидные фразочки из учебника по истории СССР за седьмой (или восьмой?) класс: что-то про скудное освещение, высокие мрачные своды, призванные подавлять волю… Хотя, возможно, я ошибаюсь и все это относилось к готике?
        Поразительная все-таки штука: объездить, считай, полмира… Уж куда мы только с Виталием не заходили-забредали-залезали, заслужив славу донельзя дотошных и въедливых туристов. Но нигде и никогда не чувствовала она себя так неуверенно, как в русской православной церкви. Вот и сейчас: от самого входа идешь мимо забора, строго прикрывающего Литераторские мостки (что там за тайна такая?), и, как никогда, чувствуешь себя никчемной дурой. И походка-то у тебя идиотская, из-за несовместимости любых каблуков и булыжника. И шарф шелковый на голове - слишком яркий. И плащ на тебе… Господи, прости меня, да неужели же одежда может столько стоить? Потом долго ходила, вглядываясь в спокойные мудрые лица (или лики?) на иконах, бестолково топталась, не зная, как заказывать молитву «за упокой». Потом - вообще стыд! - в сумочке - одни «стольники». Как же милостыню давать? Сообразила: купила свечку, разменяла, но все равно не меньше полтинника раздала калекам да убогим.
        И что?
        Домой приехала только под вечер, уставшая, благостная… Час плескалась в ванной, даже напевала что-то…
        Кажется, только голову на подушку положила, глаза закрыла - и вот он, тут как тут. В своем любимом кресле, там в кабинете, на Каменноостровском. Кресло вертящееся, поэтому он сидит, чуть-чуть из стороны в сторону покручиваясь. Улыбка - вроде бы и добрая, но сразу ясно - сейчас язвить начнет. Светочка даже во сне почувствовала, как капля пота медленно скатилась с виска по щеке, защекотала подбородок.
        - Болвася ты, болвася, - мягко выговаривал Виталий, водя пальцем по гладкой поверхности стола, как всегда, совершенно пустого. - При чем тут ЭТОТ благообразный старец? Какого облегчения ты от него ждешь? Хочешь посвятить себя посту и молитвам, дурася? Фу, милая, как это скучно… У тебя не получится. - И - сразу же, моментально! - резкий поворот кресла, ладони выставлены вперед - Не надо, не надо, не возражай… Я прекрасно знаю, на что мы способны, когда рассержены. Но не надо, дружище, рвать свою милую розовую попку только для того, чтобы доказать МЕРТВОМУ человеку, что его забыли…
        Светочка проснулась среди ночи. Босиком выбежала в гостиную, плохо еще соображая, где находится аптечка, разбудила кого-то из охраны, уронила напольную вазу, вспомнила наконец, где лекарства, запила два «тазепама» минералкой, доплелась до кровати и почти сразу провалилась в вязкий, тяжелый сон. Без сновидений.
        Весь следующий день Светочку донимала мысль о том, что (если бы это можно было проверить) там, на Каменноостровском, в пустом запертом кабинете на столе сейчас видны следы его пальца.
        Следующим средством, по совету Илоны (вот где фантастика! - впервые в жизни следую Дуськиному совету! То ли мир резко поглупел, то ли я с ума схожу?), стал визит к «бабке».
        - Светулик, ты с ней осторожно! - пищала из далекой Швейцарии Илона. - Она знаешь какая крутая! Помнишь Ленку Димкину? Ну, такая, с жуткой задницей? Во-от, так эта бабка Ленке замуж в Италию нагадала! И точно! Ты смотри, не рассерди ее, характер свой не показывай и не жлобись, денег дай!
        Сухая, жилистая «бабка», лет пятидесяти, с хитрющими глазами, с порога забубнила-заговорила какими-то невнятными скороговорками, чисто по звучанию напомнившими Светочке с детства ненавистное, выворачивающее язык, колобковское: «Я по коробу СКРЕБЁН, по сусеку МЕТЁН, в сметане МЕШОН, в масле ПРЯЖОН, на окошке СТУЖОН». Потом долго водила руками, закатывала глаза, писала на бумажке состав какого-то спасительного зелья, а под конец нормальным, человеческим голосом потребовала двести тысяч. Светочка, извиняясь, достала полтинник баксов. «Бабка» ломаться не стала, с достоинством взяла бумажку, мельком на нее взглянула и добавила, как будто именно там это и вычитала:
        - Не отпустит он тебя. К себе позовет. Да ты не ходи.
        Светочка вышла на солнечную улицу с хорошо знакомым каждому русскому человеку ощущением, что его надурили за его же деньги.
        Остаток дня она с ужасом ждала ночи, сидя в кресле и сжимая в кулаке упаковку тазепама. Потом оказалось - так и задремала, да так и проспала до утра. Виталий никак не среагировал на Светочкин визит к доморощенной колдунье.
        С утренней почтой 29 мая пришло чрезвычайно милое письмецо от Шуманов из Америки. Эта симпатичная парочка (тогда еще не Шуманов и не супругов) училась с отцом на одном курсе. Со Светочкой они до сих пор поддерживали трогательную дружбу. Виталий относился к этому весьма лояльно и даже разрешал Светочке навещать их в Калифорнии. В письме, как всегда, было несколько фотографий с комментариями на обороте. «Дядя Миша учит негра играть на банджо», «Это мы. На заднем плане - памятник Линкольну», «Тетя Ида не решается прыгнуть в бассейн». Немудрено. Если она прыгнет, волной смоет половину лежащих на берегу. Тетя Ида, милейшее и бестолковейшее в мире существо, всегда, сколько ее помнила Светочка, страдала от избытка веса и недостатка вкуса. Причем где-то в глубине души она скорее всего догадывалась, что одета как пугало. Переезд в Америку шестнадцать лет назад полностью ее излечил. Ну, подумайте сами, как можно комплексовать в стране, где БОЛЬШИНСТВО одеты как пугала, а борьба с лишним весом - национальный вид спорта?
        Светочка рассеянно перебирала яркие фотографии, пока не наткнулась на одну, без комментариев. Снимок был смазанный, неудачный. Чета Шуманов нечетко улыбалась на фоне какого-то казенного американского небоскреба, угол вообще занимала чья-то случайная макушка. Видимо, Миша с Идой попросили прохожего щелкнуть их вместе, а тот схалтурил.
        Письмо было традиционно длинное, занудливое и безвкусное, как попкорн. Светочка честно прочитала его до конца, отложила в сторону и тут же о нем забыла. Нет, конечно, дней через пять-семь - в крайнем случае, через десять - будет сочинен такой же милый, пустой, щебетучий ответ, с традиционным и обязательным приложением - списком нынешних цен на основные товары и услуги в Питере. Особенно беспокоила Шуманов динамика роста цены проезда в метро. По словам этих незлобивых евреев, уехавших во времена застойного медного пятака, у них волосы дыбом вставали по всему телу от наших цен.
        Без четверти три, того же 29 мая, зажужжал домофон, и глуховатый голос второго охранника (теперь я уже твердо запомнила, что его зовут Сережа) сообщил, что прибыл гость. А поскольку уже вторые сутки Светочке названивал один настырный тип из варьете «Король», она отреагировала решительным: «На фиг». Через минуту голос в домофоне вновь ожил и уточнил, что фамилия гостя вовсе не Цысюкович, а даже совсем наоборот - Поплавский.
        Странное у нас отношение к врачам. Двойственное. Если врач - чужой (в смысле - никогда не копался в ваших кишках и не лазил вам в рот), но при этом - хороший приятель ваших приятелей, мы видим в нем человека, а иногда и консультируемся у него на халяву. Ну, скажем, после рюмочки под грибочки по поводу камней в почках или чирья на попе. А если врач - свой (в смысле - и копался, и лазил), то мы его почему-то ужасно стесняемся и не решаемся пригласить домой на чашку чая (не говоря уж о семейных праздниках). И совершенно напрасно! Врачи - тоже люди. К тому же они вполне умеют держать себя в руках, с легкостью абстрагируются от наших болячек и в домашней обстановке уже не рассматривают нас как бесплатное приложение к нашему радикулиту или грыже.
        Светочка ужасно смутилась. Она всегда испытывала некоторые трудности в общении с интеллигентными мужчинами, которым сильно нравилась. Игорь вошел в комнату и смутился тоже. За полгода он, к сожалению, уже успел позабыть, какое сильное впечатление производит эта женщина.
        Так они и стояли друг напротив друга в двухуровневой гостиной - Светочка чуть повыше, Игорь - чуть пониже. Момент для простого «здравствуйте» уже прошел, а отношения их, очевидно, не предполагали ни рукопожатия, ни, тем более, поцелуя при встрече.
        - Извините, пожалуйста, - осмелился начать Игорь, - но ваш телефон не отвечал…
        - Я там больше не живу, - ответила Светочка. Показалось, что немного суховато. - А откуда вы узнали мой новый адрес? - Получилось и вовсе резко.
        - Ваш директор… то есть… наш директор… - Игорь запутался и растерянно закончил: - В общем, Юрий Петрович Кашин рассказал мне, как вас найти.
        - Вот трепло, - констатировала Светочка. Но тут же изящно извинилась: - Нет, нет, нет, это я не на ваш счет. Если бы по Юриной наводке всегда приезжали такие приятные гости, я была бы только рада. К сожалению, получается наоборот.
        Доктор Игорь смешно замотал головой и тут же стал похож на Шурика из «Кавказской пленницы».
        - Я совершенно ненадолго, извините еще раз.
        - Почему же ненадолго? - Оба почувствовали, как спадает глупое напряжение первых минут. - Вы уже обедали?
        - Нет, но…
        - Тогда пообедайте со мной.
        - Нет, спасибо, я… - Игорю вдруг стало ужасно досадно. В самых смелых мечтах он не разрешал себе выпить с этой женщиной стакана воды. И вот теперь - фантастика! - ему предлагают обедать (!) с ней вдвоем (!) в ее загородном доме (!). Огромные напольные часы авангардного дизайна, стоящие у Светочки за спиной, пробили два раза, с издевкой напомнив Игорю, что до самолета осталось шесть часов. - Я не смогу. Дело в том, что я заехал только попрощаться. Я уезжаю.
        - Куда? Насовсем? Но почему вы раньше… Когда вы уезжаете? - Светочка набросала кучу бестолковых вопросов, а под конец жалобно добавила: - Ну хоть кофе попьете?
        Они сели на мягкий диван. Светочка в очередной раз с неудовольствием отметила про себя, что на таком диване, безусловно, очень удобно валяться, задрав ноги на спинку, но никак не пить кофе. Легче, наверное, просто сесть на корточки рядом со столиком.
        Теперь они наконец могли поговорить. Много. Долго. Интересно.
        Они пили кофе и молчали.
        - Куда вы едете? - спросила наконец Светочка невыносимо светским тоном.
        - В Париж, - просто ответил Игорь, хотя внутри у него, как всегда, что-то сладко вздрогнуло при этих словах.
        - Работать?
        - Да.
        - Будете свой аппарат совершенствовать?
        - Аппарата давно нет, - жестко ответил Игорь, пресекая дальнейшие вопросы.
        - Хорошо. Я поняла. - Светочка кивнула, но упрямо продолжила: - Всего один, последний вопрос можно? - Игорь кивнул. - А вы сами - никогда не пробовали?
        - Нет. - Игорь помолчал, раздумывая, продолжать ли? - Но знаете, - решился, - ужасно завидовал своим пациентам. Прямо представлял себе - сейчас брошу работу, отключусь…
        - И?..
        - И пойду с красивой девушкой за руку по Ленинграду гулять. - Игорь смело посмотрел Светочке в лицо.
        - Почему именно - по Ленинграду?
        - Да просто - хочу, чтобы год семьдесят пятый, семьдесят шестой был… Ну то есть такие, какими я их помню… - Он замолчал, потому что дальше уже шли нюансы действия аппарата.
        - Ой, да что же я? - спохватилась вдруг Светочка. - Надо же «на дорожку»! Что вы пьете?
        - Вообще-то я пью медицинский спирт, - важно ответил Игорь и сам же засмеялся. - Спасибо, ничего не нужно. Я на машине. И к тому же - на чужой. Зачем мне неприятности перед отъездом?
        - Ерунда, - решительно отрезала Светочка. - Вас отвезут. А уйти без «посошка» - это не по-русски. Вам коньяк или лучше все-таки водку?
        - Водку, - ответил Игорь, понимая, что умение повелевать - это врожденное.
        Уехал. Светочка вернулась в гостиную, где на столике тоскливо приткнулись пустые рюмки. Какой странный визит. Недосказаность, недоделанность, сплошное «недо-». Как будто свербило в носу, свербило, да так и не чихнулось. Хоть бы в любви признался, что ли?
        Пакет еще какой-то дурацкий оставил. Перед самым уходом в холле протянул небольшой сверток.
        - Не волнуйтесь, - сказал, - ничего там страшного нет, можете открыть.
        Да уж, конечно, открою…
        Что-о-о?! Кажется, у кого-то съехала крыша. «Александру Самойлову». Крупными буквами на коричневой бумаге. Внутри - коробка из-под лекарств. Дискета, какие-то списки с фамилиями и адресами и две запаянные ампулы без маркировки.
        Светочка стояла в холле, растерянно глядя на себя в зеркало. Похоже на то, милая девушка, что вас попросту использовали. В качестве почтового ящика. Но какого черта? При чем здесь Самойлов? Этот наш деревенского вида одноклассничек стал что-то подозрительно часто мелькать в нашей пьесе…
        Светочка страшно разозлилась. Мысли полезли - одна другой гаже: во-первых, выбросить эту дрянную посылку, а еще лучше - сжечь. В камине. Во-вторых, позвонить Бритому «на радио» и завернуть его домой. Пусть этот доктор-обманщик сам разбирается с гаишниками… «Мадам, - заметил бы Виталий, - не пойти ли вам торговать квасом?»
        Ни одна из этих добрых идей так и не успела реализоваться, так как закурлыкал телефон.
        - Светлана! - Чей это такой знакомый голос? - Это снова Поплавский. - Светочка не произнесла ни одного из тысячи самых обидных и сердитых слов, которые просились с языка. Они, как толпа перед открытием универмага, сами себе перекрыли выход. - Я подумал, вы уже, наверное, посмотрели посылку? - Как я злюсь на мужиков, которые умеют предугадывать мои поступки! - Вы скорее всего рассердились… Я вас очень прошу: не надо. Если посылка понадобится, Самойлов сам вам все объяснит. А если нет… Не берите в голову, бросьте в чулан. У вас есть чулан? - Светочка улыбнулась. - Большое спасибо вашему водителю, что разрешил позвонить. - Маленькая пауза с тихим смешком. - Надеюсь, вы не сразу швырнули пакет в камин? - Светочка не выдержала и рассмеялась. - До свидания. Вы очень красивая.
        - Счастливого пути! - Нет, не успела, отключился.
        Продолжая улыбаться, Светочка сложила все обратно в пакет и сунула его в один из стенных шкафов в холле.
        Прибежали Гриша с Дашей - потребовали гулять.
        Набродились с ними… Надышались, навозились.
        А вот домой почему-то пришли в полной тоске.
        Светочка спускалась по тропинке к дому, ощущая себя несчастным брошенным ребенком, родители которого ушли на целый вечер в гости.
        Ну что тебе до этого Игоря? Ну, уехал. Что ты, Парижа не видела?
        Господи, как представлю, что сейчас вернусь домой, опущу свое холеное, никому не нужное тридцатитрехлетнее тело в душистую ванну, волью в него, тело то есть (а не ванну, конечно!), ма-аленькую рюмочку коньяку и большо-ой стакан апельсинового сока… А потом положу на подушку ухоженную голову, набитую не раз уж перевернутыми и перетряхнутыми мозгами, и прикажу себе: спать…
        Виталенька, где ты?..
        Стоп, милая, стоп. НЕЛЬЗЯ ЛЮБИТЬ МЕРТВОГО ЧЕЛОВЕКА. Разговаривать с ним, думать о нем каждую минуту, видеть каждую ночь во сне и ждать его оценки ВСЕХ своих нынешних поступков. Это противоестественно, болезненно глупо, ненормально и… прочие подобные эпитеты, подбирай сама.
        Бритый сидел на заднем крыльце, накинув на плечи спортивную куртку. «…as», - заметила Светочка, проходя мимо него и отдавая поводки. Наверное, хвост от «adidas».
        Стоп. А теперь смотри. Думай внимательно.
        Знакомое чувство? Вспоминай.
        Школа. Восьмой класс. Стоишь у доски с пустой башкой и в отчаянии смотришь на одноклассников. А там! Подсказывают все кому не лень. Бисярин бьет себя кулаком по голове. Мирохин, наоборот, дергает Рычихину за светлую кудряшку, а потом совершает загадочные волнистые движения руками от макушки к плечам. Ольга морщится, но терпит, одновременно показывая на пальцах: «три». А Юрий Лазаревич, нетерпеливо постукивая карандашом по столу, невыразимо ласково вопрошает:
        - Ну, так как, Жукова? Что же это у нас такое: действие равно, как вы говорите, противодействию? Повесть Солженицына? Или, может быть, статья Уголовного кодекса? - Очень интеллигентный человек.
        У Светочки в голове вдруг разъяснивается, ухищрения одноклассников вдруг сновятся понятными:
        - Третий закон Ньютона! - звонко отвечает Жукова, улыбаясь Бисярину. И отправляется на место, получив долгожданную свободу и «тройку» в журнале.
        В 00.17 ночи, уже 30 мая, Светочка вскочила с дивана, уронив телевизионный пульт и рассыпав содержимое пепельницы. Смотрите, дети, сейчас отсюда вылетит птичка. Щелчок. Птичка.
        Итак, дано: доктор Игорь со своим аппаратом и ПУТЕШЕСТВИЯ НА ЗАКАЗ;
        фотография Шуманов на фоне НЕБОСКРЕБА;
        две буквы «AS» на спортивной куртке.
        Складываем и получаем: Агентство «ALTERNATIVE SERVISE», где вам за деньги ответят на любой вопрос из серии «что? где? когда?».
        Светочка зачем-то бросилась к телефону, затем к двери… «Спокойствие, господа, - сказал бы Виталий. - Поезд ушел. Нанимайте дрезину».
        Что же делать? Фирма «AS» НЕ существует в реальности. До нее можно добраться только… Господи, но он же сказал: аппарата давно нет. «Нет, так купим», - сказал бы Виталий. Точно! Дадим доктору Игорю денег, и он восстановит аппарат!
        Светочка села на диван и закурила. Спокойненько обдумаем, что нам делать дальше. Позвоним в этот - как его? - Нейроцентр, узнаем, куда уехал работать доктор Поплавский. Через консульство выясним, где он остановился в Париже… Неплохо бы, кстати, проверить, действует ли еще наша французская виза.
        Кажется, как засыпала с улыбкой, так и проснулась. Но утро началось не слишком-то удачно. Первый же звонок в Нейроцентр обернулся такой лошадиной дозой хамства (да простят меня лошади), что у Светочки защипало в носу. Пришлось срочно разыскивать «мальчика для особых поручений» - бывшего референта Виталия. Кирилл недавно открыл свою маленькую фирму, но узнав Светочку, выразил желание помочь немедленно, без квитанций и предоплаты.
        - Сутки, Светлана Вениаминовна, максимум - двое, - сказал он, выслушав и записав Светочкину просьбу. - Вас устроит? Сейчас очень много заказов, сезон отпусков начинается, знаете ли… Но если вам нужно срочно…
        - Сутки меня вполне устроят. - Все-таки терпеть не могу «голубых». Особенно тех, которые хорошо маскируются.
        «А потом позвонили мартышки…»
        Илонка прорвалась в неурочное время, ни свет ни заря - в половине двенадцатого! - и сразу начала причитать противным булькающим голосом:
        - Светик, птичка моя, у меня уже сил никаких нет… Этот говнюк опять дома не ночевал! И телефон, сволочуга, отключил!.. - Какие славные эпитеты в адрес любимого мужа. - Наверное, опять где-то квасит, свинюка!
        - Не должен, - терпеливо успокаивала Светочка, - у него сегодня встреча важная. - Эффект получился обратный.
        - Ну, все, - трагически воскликнула Дуська. - Не пьет, значит, трахается. У, гадина! Завтра же приеду - разберусь с ним! Поотрываю все, к чертовой матери!
        - Никуда тебе ехать не надо. - Господи, как же ты мне надоела! - Куда ты полетишь, беременная?
        - Да уж, гнида, знает, что я с пузом своим сейчас неподъемная… Ладно, рожу - все ему припомню! Светик, солнце, прошу тебя, рыба, найди ты этого урода. Пусть обязательно, слышишь, обязательно мне сегодня позвонит! Сегодня! Мне завтра бабки за больницу отдавать, а я еще не решила, где рожать буду. Говорят, в горах легче идет, ты не знаешь?
        - Я не в курсе, - холодно ответила Светочка.
        - Боюсь ужасно… Ладно, потом. Да, еще! У тебя какая группа крови?
        - Четвертая, кажется. - Это-то ей зачем?
        - Вот. А у меня - первая. - Трагическое молчание. - Я так и знала.
        - Что еще случилось?
        - Мне сказали, что у меня очень редкая группа, нужно на всякий случай внести аванс и заранее заказать! - А ты небось хотела на халяву у меня позаимствовать? Вот уж - хренушки. Ни капельки не получишь. Денег у твоего Юры навалом, оплатит.
        - Ну так и закажи… - Надоела ты мне! Надоела-надоела-надоела!
        - Да уж, придется… В общем, Светик, ты найди его и передай, хорошо? Все, птичка моя. Пока, целую.
        - Пока. - Вот радости-то вагон: Юру по Питеру разыскивать.
        А, чуть не забыла! Я же знаю, где он сегодня будет! На каминной полке стояло приглашение на банкет от «Петер-экстры». Юра обожал подобные мероприятия, а к этому готовился особенно тщательно. Особый случай. Юра, как генеральный директор, будет произносить программную речь. Так сказать, о перспективах. Кажется, весь город знает о существовании этой речи и конфликте Юры со своим секретарем. Молодой человек с университетским образованием со слезами на глазах, говорят, доказывал шефу, что времена речей «по бумажке» давно прошли. А Юра, говорят, наотрез отказывался учить речь наизусть. Любопытно будет послушать, что из этого всего получится.
        Светочка сообщила Бритому, что на сегодняшний вечер форма - парадная, по классу А, вдела в уши свои любимые гвоздики-бриллиантики и задумчиво остановилась перед раскрытым шкафом.
        Прямо перед глазами висело очень миленькое, голубое с серебром. Светочке оно нравилось ужасно. Но рука не поднималась снять его с вешалки. В ушах стояло Виталиковское: «Солнце, ты в нем похожа на престарелую Мальвину». Ну и вкус у человека! Однажды, после трехчасовых сборов в гости, Светочка, доведенная его придирками до белого каления, зло бросила:
        «Тебе бы гардеробщиком у английской королевы работать!»
        Виталий польщенно улыбнулся и спокойно ответил:
        «Подумаю над твоим предложением, когда выйду на пенсию».
        Все. Хватит страдать. Надеваем бледно-лиловое, с открытой спиной и розочкой на заднице. Плевать нам на всех.
        Юрий наш Петрович относился к той специальной и довольно многочисленной категории мужчин, которые, переспав с женщиной, тут же считают ее шлюхой, а получив отказ, называют «другом».
        - Светик, здравствуй! - Вот именно так, расталкивая животом гостей, мы спешим навстречу «лучшему другу Светику». Подчеркнуто целомудренный поцелуй, деликатно приобняли за плечи, проводили на самое почетное место. Представляю, зайка, думала Светочка по пути, сколько грязи ты вылил на меня в разговорах со своими дружками-собутыльниками в ваших кабаках да саунах…
        - Тебя Илона с утра разыскивала.
        - Меня? А почему у тебя? Чего у Дуськи, совсем крыша съехала? - Это мы тоже у Виталия переняли - жену любимую Дуськой называть. Вот раздолье мужику - баба беременная в Швейцарии кантуется, дитя будущее к европейскому комфорту приучает, а мужик здесь… А, пошел ты на фиг, мне про тебя даже думать не интересно.
        - Позвони ей обязательно. Она тебя очень искала. - Все. Поручение выполнили. Закрой рот, придурок, я с тобой уже наобщалась. Ах нет? Наш разговор, оказывается, еще не окончен?
        - Доктор-то наш уехал, слышала? - И рожу такую гадкую скроил, как будто мы у Поплавского вместе от трипака лечились!
        - Слышала. Он ко мне приезжал. Попрощаться. - Зря сказала. Он, кажется, сейчас обделается от любопытства.
        - Ого! Какая честь! - Да что ты понимаешь в чести, лапоть? Светочка сделала еще одну попытку вырваться от гостеприимного хозяина. - Кстати, знаешь, закрываю я эту контору.
        - Какую?
        - Да «Селедку» эту долбаную. Возни с ней - выше крыши, а дохода - тьфу! - Это он про «Фуксию и Селедочку», что ли? - И еще, знаешь… - Юра подвинулся ближе и попытался изобразить «доверительный тон». Но добился лишь того, что Светочка отчетливо поняла: одеколон «HERERA» и не меньше двухсот коньяку.
        А вот настоящий «доверительный», каким умел владеть Виталий… Бывало, заговорит с клиентом: едва уловимый, музыкальный перелив голоса, чуть приглушенные окончания слов, словно неожиданно вырвавшееся ласковое слово… И вот уже разомлевший и раскисший клиент склоняет голову ему на плечо, а рука сама тянется и подписывает нужные бумаги… Нет, что ни говори, Юре «доверительный тон» противопоказан. При малейшей попытке перейти официальные границы общения вам уже кажется, что Юрина рука у вас по локоть за пазухой.
        - Мне один экстрасенс знакомый сказал, - продолжал Юра, понижая голос, - что там, на Петроградской, оч-чень нехорошее место. И правда, я заметил: как туда ни заеду - башка потом просто раскалывается! Опять тут на днях, блин, позавчера, как раз с доком прощались, опять прихватило! Да чего - я! Там мужик один, - мы как раз с доком выходили, - а он зашел. Так тот вааще - сразу скопытился! Глаза закатил - и на пол хлоп! И главное - был бы рахит какой-нибудь, больной, так нет! Моряк вроде… Он, прикинь, когда отрубился, все свои бумаги, на фиг, по полу разбросал. Я его паспорт моряка видел… Я почему запомнил - фамилия у него - Самойлов, как у нашей бухгалтерши, прикинь?..
        Светочка почувствовала, что у нее запылали щеки. На ее счастье, в этот момент в зал вплыли две сильно перекрашенные пигалицы, которые с резким взвизгом: «Юрася!» - сиганули Юре на шею.
        - Мне нужен компьютер, - приказала Светочка Бритому, выходя.
        - Сейчас? Здесь?
        - Нет, на дом. Найди, пожалуйста. Срочно.
        - Что-нибудь навороченное? Работать или…
        - Просто просмотреть дискету. - Надеюсь, доктор Игорь ее не кодировал.
        Светочка вела машину сама. Прохладный летне-вечерний воздух врывался в открытое окно. На заднем сиденье Бритый придерживал коробку с монитором.
        И почему мне сразу не пришло в голову просмотреть дискету?
        …Ну и что? Какие-то бесконечные графики. Судя по всему, эти кривули имеют прямое отношение к аппарату. Здесь нашлась и моя фамилия, и Юрина, и Илонкина. И, конечно, «Антонов Виталий Николаевич».
        Понятней не стало.
        Светочка еще раз перетрясла и пересмотрела коробку. Бумаги оказались еще неинтересней дискеты. Адреса, фамилии. Ни одной знакомой. Какие-то устрашающие диагнозы… Ого! Записка! Написанная от руки, с многочисленными исправлениями и зачеркиваниями. Видно, что писали второпях:
        «Саша, никак не пойму - вы (зачеркнуто) герой или (зачеркнуто) мелкий авантюрист? Тем не менее передаю все, что осталось от (зачеркнуто) моей деятельности с аппаратом. Как вы помните, тот, что стоял в „ФиС“ е (зачеркнуто), разгромил ваш неугомонный приятель. Второй аппарат, стоявший в отделении, я разобрал сам (зачеркнуто), можете не проверять. Таким образом, действующих аппаратов больше нет. Впрочем, (зачеркнуто несколько строк) вам, они, похоже, и не нужны. Пожалуйста, будьте осторожны с вашими (зачеркнуто) способностями. Отдаю вам последние две ампулы с SD-стимулятором. Если вам взбредет в голову снова залезть кому-то в душу, проследите, чтобы не позднее чем через полчаса „по возвращении“ вам был сделан укол (внутривенно). Вспомните, что стало с вашей бабушкой (много зачеркнуто).
        Несмотря ни на что, с уважением,
        И.Поплавский
        28.05.96
        P.S. А про крыс, извините. На самом деле ничем помочь не смогу».
        Очень интересно, доктор Игорь. А вы, оказывается, интриган. Любопытное письмецо. Особенно то место, про «способности». Какими это, интересно спросить, «способностями» обладает этот пресловутый Самойлов? Странно. Кто бы мог подумать, что Сашка Самойлов, всегда похожий на удивленного бычка, на что-то там еще «способен»…
        Светочка аккуратно уложила все обратно в коробку из-под лекарств.
        А мы даже и искать его не будем. Если ему так надо, пусть ищет сам. Но все-таки почему доктор Игорь отдал приманку именно Светочке?
        Голова раскалывалась. Светочка решила принять ванну. Проклятый звонок вызова прислуги опять не работал. «Завтра уволю электрика», - злорадно подумала Светочка. Нарочно громко хлопая дверями, она направилась в комнату «домоправительницы».
        Вначале показалось - там никого нет. На всякий случай Светочка щелкнула выключателем.
        Глава третья
        Саша
        По свежим новеньким обоям гордо шествовал здоровенный лоснящийся таракан. Какой-нибудь чокнутый энтомолог нашел бы подобную картинку очень даже жизнеутверждающей. Саша придерживался прямо противоположного мнения. Он лежал на кровати в «общаге», совершенно одетый, и наблюдал за передвижениями насекомого со все нарастающей тошнотой. Скорее всего дурноту вызывал не сам таракан, а воспоминание о вчерашнем «коктейле», основным ингредиентом которого была омерзительная «баночная» водка с глумливым именем «Аврора». Смутно припоминались какие-то немытые люди, рассуждавшие в ночи о Шопенгауэре; злой таксист, отказавшийся перепрыгивать разводящийся Тучков, кажется, мост; веселые молодые барышни в шортах и почему-то в высоких шнурованных ботинках военного образца. Да, да, да, была еще сильная ссора с вахтершей, которая не хотела пускать в общагу всех новых Сашиных друзей…
        Таракан остановился и задумался. Саша опустил руку под кровать, пытаясь нащупать ботинок, и тут только обнаружил, что лежит не только одетый, но и обутый. Таракан заметил движение, почуял опасность и припустил что было мочи к шкафу. Нет на свете более наглых и в то же время более чутких существ, чем отечественные общажные тараканы… «Хрен с тобой, - подумал Саша, - обои жалко пачкать».
        Внутри все ныло и болело. Как физически, так и морально.
        Господи, как же это все-таки по-русски и как же это все-таки пошло - топить горе в вине!..
        Господи, да какой же идиот придумал такие обои?! Еще в девятом, помнится, классе, когда проходили так и не понятую Сашей тусовку «Трех сестер» Чехова, учительница специально тыкала их носом: смотрите, ремарка: «Входит Наташа. На ней розовое платье с зеленым поясом». И трагически умолкала, давая возможность прыщавым оболтусам-девятиклассникам самим постичь всю глубину пошлости такого сочетания.
        Обои были розовые в зеленую клетку.
        Саша, кряхтя, слез с кровати и поплелся на вахту - звонить Маше. Проклятые сорок ступенек дались ему с большим трудом. Его мучили стыд и раскаяние. Но больше всего его мучила неизвестность. Хрен его знает, чего он наплел вчера ночью, вернувшись с Мишкиных похорон? Кого обличал, на кого сердился? А вдруг он сгоряча наговорил Маше каких-нибудь особо обидных слов? Ох, не хотелось бы, ох, не надо…
        - Приезжай скорей! Я кислые щи на обед варю! - сказала по телефону добрая Маша, усугубив Сашины страдания еще и стыдом за издевательство над беззащитной женщиной.
        Саша хлебнул пустого чая и вышел на улицу. В животе противно забурчало, в голове давно шумело, перед глазами изредка проносились хвостатые, как метеоры, яркие вспышки.
        На эскалаторе пришлось изо всех сил держаться за поручень, а при сходе с эскалатора несколько раз крепко зажмуриться, чтобы убедиться, что из стоящей здесь урны НЕ растет дерево. Реклама в вагоне вызывала самые неожиданные и гнусные ассоциации. Веселые жареные цыплята напоминали пациентов ожогового отделения. От призыва «сделать ремонт со вкусом» на зубах ощутимо заскрипел песок. Всемирно известная зажигалка нестерпимо воняла бензином.
        Маша встретила провинившегося уютным незлым ворчанием. На ней был надет короткий халатик и мягкие шлепанцы с помпонами. Саше показалось, что он никогда в жизни не видел более симпатичного сочетания. Особенно сентиментальному «с бодуна», ему захотелось немедленно сползти вниз, обнять Машу за теплые колени и умереть от благодарной нежности.
        Похлебав живительных кислых щей, выпив бутылку пива и повалявшись часа два на диване, Саша совершенно ожил. Для завершения похмельного курса он решил занятся «трудотерапией» - подмел пол в прихожей и вкрутил новую лампочку в торшер.
        Вечером, заметив, что Маша заводит будильник, Саша страшно расстроился. Ведь это означало, что впереди двое суток Машиного дежурства. А значит, два пустых длинных дня и две бесконечные холодные ночи для него.
        - А ты не можешь прогулять? - на всякий случай спросил он.
        - Что ты! Это ж не завод какой-нибудь. Меня не то что за прогул, за десять минут опоздания - фить! - и за дверь, без разговоров!
        - Строгие у тебя хозяева… - подивился Саша.
        - Да уж, строгие! - засмеялась Маша. Она стояла у дивана в тоненькой ночной рубашке, словно подсвеченной изнутри. Саша тут же полез обниматься и горячо, по-детски, зашептал ей в ухо:
        - А как же я? Один останусь? Я здесь один умру…
        - Не плачь, маленький, - прошептала Маша, - отвечая на его объятия, - я что-нибудь придумаю.
        И что вы думаете? Придумала!
        Назавтра, уже в четыре часа дня, позвонила и тихо-тихо, наверное, трубку рукой прикрывала, скомандовала:
        - Приезжай! Быстро записывай куда.
        Мама миа! Ну и хоромы! Никто, конечно, не позволил Саше бродить по дому и рассматривать, но и без того стало ясно: богато люди обитают. Ну, да и фиг с ними. Сашу сейчас больше интересовала не окружающая роскошь, а Машина маленькая комнатка под лестницей, где так кстати расположился диванчик.
        Далеко в доме часы пробили десять.
        - Хорошо как… - проговорил Саша, обнимая Машу. Они лежали на диванчике, тихонько переговариваясь в темноте. Одно жалко - курить нельзя, ну, да ради такого случая и потерпеть можно.
        Наверное, они немного задремали, потому что никто из них не услышал, как открывается дверь. Внезапно зажегшийся свет ударил по глазам, не хуже мокрого полотенца.
        В ДВЕРЯХ СТОЯЛА Света ЖУКОВА В ОСЛЕПИТЕЛЬНОКРАСИВОМ БЛЕДНО-ЛИЛОВОМ ПЛАТЬЕ.
        Погода была прекрасная,
        Принцесса была ужасная.
        Лицо Светы выражало такое вселенское презрение, что Саше показалось - с него сейчас клочьями полезет кожа.
        - Светлана Вениаминовна, - залепетала Маша, соскакивая с дивана, - извините, пожалуйста, муж приехал…
        Саша удивился и тому, что за пять секунд превратился в «мужа», и тому, что их общую одноклассницу вдруг называют по имени-отчеству.
        Маша судорожно натягивала на себя трусы, кофточку, зачем-то схватила сумку… Саша заметил, что у нее ужасно некрасивые, толстые лодыжки.
        Света по-прежнему стояла в дверях, но взгляд ее изменился. Теперь он стал еще строже, будто она о чем-то сосредоточенно размышляла. Совершенно очевидно - о том, как поизощреннее расправиться с этими двоими.
        Саша вдруг понял, что судьба, не спросив у него совета, решила сыграть «ва-банк». Если сейчас он кинется вслед за Машей надевать трусы и лебезить перед «Светланой Вениаминовной», тогда… Тогда всю его дальнейшую жизнь можно распечатать на полстранички машинописного текста. Прямо завтра они с Машей подают заявление в загс, скромная свадьба, проблемы с жильем, скандалы с матерью, болезненные дети (не меньше двух), участок в Синявино, покупка навоза, раздолбанный «жигуль», проблемы с запчастями, дети-хулиганы, проблемы с учебой, пьянство, проблемы со здоровьем… спасибо, достаточно.
        Он глубоко вздохнул. Дождался момента, когда Маша на время перестала причитать, и весело сказал:
        - Здорово, Светило!
        После чего спокойно встал, не делая ни малейших попыток прикрыться, достал из кармана куртки пачку «Беломора», протянул Свете:
        - Будешь? - И закурил сам.
        Какая сильная пошла игра! Саша немыслимым чутьем угадал ту единственную верную интонацию - без тени раболепства или развязности, которая и прошибла Свету. Чуть-чуть в сторону - и все бы вылилось в море презрения или звонок охране.
        - Через пять минут я жду тебя в гостиной. Без этой вонючки, - движение брови в сторону - упаси Боже! - конечно, не Маши, а «беломорины», - и по возможности одетым. - Можно смело держать пари, что пять минут она давала не Саше на одевание, а брала себе - для поиска нужной тактики.
        Маша находилась в полуобморочном состоянии.
        - Не ходи! - вцепилась она в Сашин рукав. - Я боюсь!
        - Глупая, - ласково ответил он, слегка ее обнимая. - Не убьет же она меня…
        - Она может! - почти в истерике крикнула Маша. - У нее пистолет есть!
        - Фигня. Промахнется. Где здесь гостиная?
        Света сидела в кресле спиной к Саше. И уже по этой спине было понятно: первый раунд - это еще не победа.
        - Там, на столике, - хорошие сигареты, можешь взять, - произнесла она не оборачиваясь. Понятно. Играем в строгую барыню.
        - Благодарствуйте, - нашелся Саша, - непривычные мы. - Ох, зря, сейчас она мне вмажет… Встала… Подходит…
        Честно говоря, он держался из последних сил. Каждая жилочка дрожала у него внутри. Еще секунда - и он бы грохнулся перед Светой на колени и начал, захлебываясь в слезах и соплях, говорить о своей огромной, бестолковой, безнадежной любви. Он даже испугался, что сейчас сотрет в порошок собственые зубы, так сильно пришлось их сжать.
        - Я бы хотела задать тебе несколько вопросов, после того как ты посмотришь вот это, - сказала, протягивая какой-то пакет. - Хотелось бы выслушать членораздельные ответы, - добавила почти зло.
        Очень хотелось ответить что-нибудь короткое, меткое, хлесткое вроде «дефектов речи не имею!» или, еще лучше… Эх, если сразу не получилось - лучше промолчать.
        Саша взял у Светы из рук пакет, и все мысли тут же вылетели у него из головы. Ампулы. Дискета. Статистика, та самая злополучная статистика пациентов Поплавского, которая лежала у него на столе в тот самый день… «Хлопушенко» - бросилась, словно нарочно, в глаза фамилия тетки давешнего таксиста. Конечно, она здесь. Где же ей еще быть? Так. И еще… Записка.
        - Читала? - спросил он, не поднимая головы, уверенный, что Света ответит «нет».
        - Читала! - с вызовом ответила она.
        - И что тебя интересует? - Хороший, отличный «прокурорский» тон!
        - Все. Почему Игорь через МЕНЯ передает ТЕБЕ посылки? Какое ТЫ имеешь отношение к его аппарату? Какие такие «способности» имеет в виду Игорь? При чем здесь крысы? - Нельзя было даже сказать, что Света «засыпала» Сашу вопросами, так как произносилось все нарочито спокойно, даже небрежно, через четко выдержанные паузы.
        - А сам Поплавский тебе ничего не объяснил? - Обратите внимание: Саша упорно называет доктора по фамилии, Света с тем же упорством говорит «Игорь».
        Света только пожала плечами, грациозно подошла к небольшому сервировочному столику и налила себе, кажется, коньяку.
        Саша еще раз проглядел письмо. Дата: 28 мая. Выходит, Поплавский решился и написал его после Сашиного ухода? Сразу стало стыдно за глупейшую выходку с турецкими лирами.
        Света стояла около столика с напитками. Наверное, раздумывала, предложить ли выпить человеку, которого только что застала в постели с прислугой.
        - Мне чего-нибудь покрепче, - разрешил ее сомнения Саша.
        - Я не припомню, Самойлов, ты и в детстве был таким наглым?
        - Жизнь научила, - весело пожаловался он, - да и ты, кажется, в школу не на «Ягуаре» приезжала…
        Ох, кажется, переборщил. Сейчас она мне эту водку прямо в рожу плеснет… Нет, просто чуть поболтала в стакане, задумчиво добавила лед. Со льдом, конечно, приятней - и в глаз попасть можно, да и за шиворот закатится…
        - Ладно, спрошу еще. - Какая сила воли у девушки! - Чего это ты, Самойлов, в обморок упал, когда Юру в «Фуксии» увидел?
        - Ты и это знаешь? - слегка обалдел Саша.
        - Знаю.
        - Поплавский рассказывал?
        - Не забывай, вопросы задаю я.
        Саша автоматически взял у Светы из рук необычный низкий стакан с толстенным дном и залпом выпил водку.
        - Слушай, Светило, может, хватит друг перед другом шпионов изображать? Я ведь, несмотря на все это, - он обвел рукой со стаканом шикарную гостиную, - прекрасно помню, как во втором классе снежком тебе в лоб попал.
        - Наверное, с тех пор я тебя и не люблю, - отчеканила Света, глядя ему прямо в глаза. - И не смей никогда называть меня этим похабным «Светилом».
        Да? И что теперь делать? Попросить пистолет и прямо сейчас, здесь застрелиться?
        - Светк, по-моему, ты просто блефуешь. - Большого труда стоило удержаться в прежнем легком тоне. - Ты о чем-то догадываешься и хочешь у меня вытянуть подробности. Просто из любопытства, да?
        - А если - нет?
        - Что - нет?
        - НЕ из любопытства?
        - Тогда зачем? - Он обратил внимание, что Света закурила вторую сигарету подряд. Разговор получался совершенно бестолковый, но Саша готов был продолжать его до бесконечности, лишь бы находиться здесь, рядом со Светой.
        - Перестань так на меня смотреть! - сердито прикрикнула она. Словно прочла Сашины мысли.
        - Как?
        - Так, будто сейчас возьмешь меня на руки и понесешь на край вселенной! - Жаль, жаль, но яду в этих словах было больше, чем поэзии.
        - Извини. Больше не буду. - Саша отвернулся и решил, что эмоции действительно нужно контролировать. - И все-таки, что ты хочешь узнать?
        - Скажем так: я очень интересуюсь аппаратом.
        - Но аппарата больше нет…
        - Я знаю. Но я хочу найти Игоря и восстановить аппарат.
        - Не понял. - Саша сел на диван, потирая лоб. - Найти Игоря? Но ведь, если письмо подписано двадцать шестым, он мог быть у тебя… или вчера, или сегодня?
        - Вчера.
        - Опять не понял. Зачем тогда искать?
        - Ох, ну какое твое дело?! - Света с размаху села в кресло напротив. - Да, да! Я виделась с Игорем вчера днем. А вечером, поздно вечером, поняла одну вещь, которая все изменила. А он - уже уехал! Ясно?
        - Ясно. А какую вещь? - Сто против одного, что она не ответит.
        Света глубоко вздохнула, поглядела в потолок, потом опустила глаза. Скорее всего на светском языке жестов это означало раздумья и сомнения. И - нельзя не отметить - проделано было очень изящно.
        - Я поняла, КУДА мне обязательно нужно отправиться с помощью аппарата. - Сказала, как платок батистовый уронила…
        - Особняк на Суворовском?… - задумчиво спросил Саша, глядя в пол.
        Света недоуменно глянула на него. Особняк? На Суворовском? Нахмурилась, вспоминая…
        Саше вдруг показалось, что по комнате пронесся маленький смерч. Нет, нет, просто Света в одно мгновение оказалась стоящей напротив него, уперев руки в бока. Глаза ее, несмотря на избитость метафоры, действительно метали молнии. Словно для усиления эффекта, полыхнули сине-бело-желтым огнем бриллиантовые сережки.
        - Проклятие! Теперь я вспомнила! Ты тоже там был! Так вот что такое - твои «способности»! Ты умеешь залезать в чужой мир, да?
        - Да, - скромно подтвердил Саша.
        - Ага! - страшным голосом сказала Света. И тут же, чисто по-женски, вкрадчиво спросила - А как ты это делаешь?
        - Не знаю, - честно ответил Саша. Он сидел на диване с видом ребенка-вундеркинда, который берет в уме интегралы, но не может объяснить, как это у него получается.
        - Сейчас, сейчас. - Света замахала руками, села обратно в кресло, явно стараясь удержать какую-то важную мысль. - А отправлять туда не можешь?
        - Наверное, нет… То есть… Я не пробовал… Понимаешь, я могу следовать за человеком в его мир, ну, то есть, когда он подготовлен… Помнишь, Поплавский специально гипнотизировал… пациентов… А я этого не умею… Хотя знаешь, - быстро добавил он, заметив, как сникла Света, - когда все это случилось с Юрой, ну, там, в этой «Фуксии и Селедочке», Игорь был совершенно ни при чем…
        - А что там случилось?
        - Ну, ты же сама спрашивала. Когда я в обморок грохнулся…
        - А-а… И что?
        - Так я… - Саша замялся.
        Как бы это подоходчивей и по порядку все объяснить? Что отправился он в мир Юрия, но Юрия там уже не было, потому что Юру мы «замочили» там еще раньше…
        Нет. Подоходчивей не получилось. Света сидела, раскрыв глаза до невероятных размеров, и недоверчиво слушала Сашину сумбурную фантастику.
        - Ты… галлюцинациями не страдаешь? - на всякий случай спросила она. - Ладно, ладно, не обижайся, шучу. - Она задумалась еще на несколько минут, а потом сказала, как будто ее вдруг осенило: - Слушай, ты есть не хочешь? А то я как на этом приеме устриц хватанула, так больше - ни крошки…
        Саша удивленно посмотрел на нее. Прав был покойный Мишка Шестаков: ни черта-то в них не понять.
        А есть и правда хочется.
        Света правильно приняла его молчание за согласие, энергично кивнула и собралась было нажать какую-то кнопку. Но передумала.
        - Пошли на кухню, - скомандовала, - сами что-нибудь придумаем. - И уже пошла, но вернулась. Нажала другую кнопку.
        Кажется, и секунды не прошло - в гостиной уже стоял крепкий парень с ледяными глазами. Неприятное что-то было в его лице - и не зверь, и не машина. И не человек.
        - У меня гость, - без имени обратилась к нему Света. Как к машине. Как к зверю. Не как к человеку. - Нас не беспокоить. А завтра утром я буду разбираться с каждым из вас в отдельности. Меня очень интересует, как моя бравая охрана пропустила в дом постороннего человека.
        «Я ему ни капельки не завидую», - подумал, содрогаясь, Саша, глядя в спину уходящему охраннику.
        - Очень поучительный спектакль, - сказал он Свете, когда они остались одни.
        - Какой спектакль? - удивилась она. - Скорее всего я их завтра всех повыгоняю. А сегодня тебя нужно было просто показать.
        - Зачем?
        - Чтобы случайно не пристрелили во время похода в туалет.
        - Даже так? - Саше все еще казалось, что это не более чем милая шутка.
        - А как иначе? - совершенно искренне удивилась Света.
        - А Маша? - начал соображать он. - Что - тоже уволишь?
        - Не просто уволю, милый мой, а еще и рекомендацию в компьютер забью. Чтоб ни в один приличный дом не взяли.
        - Ты что - серьезно? - У него по спине поползли мурашки.
        - Абсолютно. - Света решительно куда-то направилась.
        - Эй! Эй! Подожди! Так же нельзя! - Саша ринулся следом. - Она же наша одноклассница! Она же ничего такого не сделала! Она… - Света резко остановилась и, повернувшись, сказала, как отрезала:
        - Помолчи, Самойлов. Это не твое дело. Свои дела будешь с ней в койке решать.
        И оттого, что ее невыносимо медово-карие глаза оказались вдруг так близко, Саша мгновенно поглупел и ляпнул:
        - Ты что, Светило, - ревнуешь?
        Она даже не стала утруждать себя презрением к нему. Лишь устало-безнадежно прикрыла глаза и тяжело вздохнула. С таким вздохом, наверное, опытные собаководы смотрят на щенка-неудачника. И правда, чего с ним возиться? Уши не стоят, спина проваливается, и, главное, тупой, команд не понимает.
        На кухне Света молча выложила из холодильника пакеты, свертки, банки. Свое эффектное платье она так и не сняла, страшно смущая Сашу своей ослепительной голой спиной. При этом она вовсе не выглядела принцессой на помойке. Быстро и ловко что-то резала, мазала, изредка спрашивая вполголоса:
        - Тебе с семгой или с лососем?
        Или:
        - Соус сам выбирай. В стенке стоят. - Хорошо моряком быть - хоть с соусами лицом в грязь не ударим. «Карри» от «Чили» в два счета отличим.
        А однажды даже прикрикнула:
        - Что стоишь, как столб? Помогай накрывать! Что, на полу есть собираешься? «Девять с половиной недель» покоя не дают?
        Саша покраснел ужасно. Он действительно вспомнил в этот момент знаменитую эротическую кормежку Рурка и Бессинджер. Он с любопытством следил за Светой, стараясь, правда, не слишком заглядывать ей в рот. Ему было страшно любопытно, как принимают пищу вот ТАКИЕ женщины? Представлялось что-то жеманное, крохотные кусочки, особо изящные движения и ежесекундное промакивание губ салфеткой. Ложный кинематографический антураж! Света ела как обыкновеннный человек, действуя, правда, вилкой и ножом. Нормально откусывала нормальных размеров куски, не чавкала, рот вытирала в меру часто, мизинцев не оттопыривала. И все-таки, все-таки, все-таки! Наблюдать это можно было часами. Света потянулась за соком, заметив вполголоса:
        - Ты опять на меня СМОТРИШЬ.
        - Мне очень нравится, - признался Саша.
        - Останешься голодным.
        Так и получилось. Света быстренько покончила с едой, взяла пачку сигарет, после небольшой заминки закурила, вопросительно посмотрела на Сашу.
        - Ты долго еще будешь за столом торчать? Я тебя не на ужин приглашала.
        Остается только прибавить, что вообще - не приглашала. Саша быстро сунул в рот кусок хлеба с рыбой, запил соком и чуть не поперхнулся.
        - Детский сад, - с необычной интонацией произнесла Света. - Пошли. Дальше разговаривать будем.
        В гостиной что-то неуловимо изменилось. Как будто стало побольше света? Чуть сдвинуты кресла? На столике совершенно чистая пепельница. Света села на диван.
        - Так. Давай сначала. Что там получилось с Юрой?
        - Мы случайно встретились у Поплавского. Я от неожиданности уронил бумажник.
        - Ты что - нервный?
        - Почему?
        - Мне кажется, только в кино люди говорят: «Ах!» - и роняют чашки.
        Саша нахмурился.
        - С тобой разговаривать - все равно что на горных лыжах летом кататься.
        - Ладно, - кивнула Света. - Один - один. Больше перебивать не буду.
        - Ну вот, а у меня в бумажнике куча всякого хлама. Все рассыпалось. И там бумажка была, рекламка одна, он ее нечаянно поднял.
        - Какая рекламка?
        - Так она у меня и сейчас с собой… - Саша прикусил язык. Буклет отеля «Понтиви», правда, лежал в бумажнике. А бумажник - в куртке. А куртка - в Машиной комнате… «А в перепелке - мышка, а в мышке - таракан!»
        Света вытянула губы трубочкой, словно для поцелуя, и детским голоском произнесла:
        - Хорошо, хорошо, я тебе верю.
        - Кхм, кхм, - прокашлялся Саша, - ну и… на чем я остановился?
        - На том. Что. Юра. Увидел. Рекламку. - Очень раздельно произнесла Света, давая понять, что терпение ее не безгранично.
        - И вдруг я увидел, что он… ну… готов! То есть… как под аппаратом… так же выглядит…
        - Как?
        …Наверное, около часа Саша рассказывал Свете о своих ощущениях, о путешествиях, о чужих мирах, о бабушке… Он увлекся, речь стала более гладкой и яркой.
        - В жизни не поверю, что наш деревянный Юрочка нагородил себе тако-ой мир! - Света была удивлена.
        - Может, у него детство было тяжелое? Может, ему сказок на ночь не читали? - предположил разом подобревший Саша. - Вдруг он только снаружи - деревянный, а внутри…
        - …мягкий, как дерьмо! - неожиданно закончила Света. - Чего это ты расчувствовался? Нашел, кого жалеть! - Она встала и быстро заходила по комнате. Часы гулко пробили два раза. - Так, так, так. Я поняла. Для того, чтобы попасть с твоей помощью в МОЙ мир, мне нужно ОЧЕНЬ СИЛЬНО НА НЕМ СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ! Да?
        - Наверное.
        - Ты говоришь, что ВИДИШЬ, готов человек, или нет?
        - Вижу.
        - Так, так, так - снова повторила Света. «Она ходит, как пантера по клетке», - благоговейно подумал Саша.
        Вот она уже села, сосредоточенно глядя в потолок.
        - Эй, ты что - уже сосредотачиваешься? - Саша был поражен. - До завтра никак не потерпеть?
        Света посмотрела на него как на дурачка.
        - А зачем терпеть? - Хороший вопрос. Не в бровь, а в глаз. Действительно, зачем? - Может, ты спать хочешь? - Море, ну просто море ехидства.
        - Нет. Я… Ты просто забыла одну вещь. - Саша чуть не подскочил на месте. Правда ведь забыла!
        - Какую?
        - Ампулы!
        - Какие, к черту, ампулы?
        - Укол надо обязательно сделать, сразу после возвращения! Иначе умереть можно от истощения!
        - Чего ты врешь! Какой укол? Доктор Игорь никаких уколов мне не делал!
        - Делал, делал! Всем делал! - О Господи, как ей объяснить-то, чтоб поверила? - Подожди ты, не спеши, торопыга.
        Ты опять забыл, придурок, что здесь надо держать себя в руках? Света посмотрела на него так, будто он без разрешения погладил ее по голой ноге. Простое ласковое слово «торопыга» вызвало такую неадекватную реакцию, что Саша чуть не сгорел от стыда. Но и в мозгах заодно прояснилось. Он кинулся к пакету Поплавского, достал оттуда записку и две ампулы:
        - Вот, читай. «SD-стимулятор», «…не позднее, чем через полчаса по возвращении…». Поняла?
        - Поняла. - Света задумалась. - Ты уколы делать умеешь? В вену?
        - Не очень.
        - Я тоже. Что делать будем?
        Саша пожал плечами, чувствуя легкое злорадство. Тебе решать, Светило. Ты путешествовать хочешь.
        - Ай, ладно. Попутно разберемся.
        - Что значит - попутно?
        - А то - жить захочется, научимся и уколы делать.
        - Ага, - очень задумчиво сказал Саша. - Если жить захочется тебе, укол буду делать я, и наоборот.
        - Подумаешь, - она очень красиво передернула плечами, - могу и сама.
        - Да ладно уж. Попутно так попутно… У тебя шприцы есть?
        - Наверное. Аптечка есть точно.
        Принесенная аптечка напоминала мини-супермаркет фармацевтических товаров.
        - Это откуда ж такая? - удивился Саша.
        - Из Англии привезли. Говорят, на все случаи жизни.
        - Похоже на то, - согласился Саша, разглядывая жутковатого вида ножницы с загнутыми концами. - Ну и наворотили. На самом деле, зуб даю, у кого на такой наборчик денег хватает, ничем тут пользоваться не будет. Вот разве только… - Он, почти не глядя, вытащил яркую коробочку с интернациональным «ASPIRIN». Повертел в руках, кинул обратно. Света держала два одноразовых шприца, смотрела на Сашу и почему-то хмурилась. - Ну, валяй, я готов. Сосредотачивайся.
        - Полегче, Самойлов. Не юродствуй. И не хозяйничай здесь. У меня на тебя управа найдется.
        - Какая?
        - Привлеку тебя за нарушение границ частного владения.
        - Да ну? - удивился Саша. - Ну, тогда - мне пора. - Он двинулся к двери, небрежно бросив на ходу: - Желаю успеха. Надеюсь, у Поплавского дела с воссстановлением аппарата пойдут успешно… - Господи, чего ж мы ссоримся? Похоже, она на меня из-за этого аспирина обиделась. Ох, только бы она не догадалась, что один взмах ее ресниц - и я буду на коленях ползать, просить прощения. Если догадается - выпрет отсюда в два счета, а может, и правда привлечет…
        Света колебалась. Этот наглый мужлан-одноклассничек действительно поставил ее перед очень непростым выбором. Хочешь, Светочка, шоколадку сейчас? Будь умницей, прочти дяде стишок. Ну и что, что дядя - бяка? Он шоколадку отдаст и уйдет, больше мы его сюда не пустим…
        Вместо ответа она опять отошла к столику и плеснула себе коньяку. Не многовато ли алкоголя получается за вечер, девушка? Внезапно ее охватила паника. А что, если не получится? Как, черт побери, сосредотачиваться? На чем? Взять, что ли, фотографию Шуманов? Так я совершенно не уверена, что ИХ небоскреб похож на здание «AS». Я уже плохо его себе представляю… Помню, что служащие там называли меня почему-то «мадмуазель»… Парень там был, сотрудник «AS», имя тоже французское… как его? Мишель? Худенький, сдержанный, в ресторан меня приглашал… О Господи, не помню! Спокойно. Спокойно. Попробуем с другой стороны. Ведь это же - один и тот же МОЙ мир. Значит, можно вначале в Питер попробовать, в МОЙ Питер. Если получится, в ТЕ Штаты и на самолете сгонять можно… Кажется, в первый раз я так и сделала…
        Света умоляюще глянула на Сашу:
        - Ничего не получается…
        - Может, тебе какую-нибудь зацепку найти? Ну вот вроде той рекламки, как у Юры…
        - Зацепку… - Света крепко-крепко зажмурилась. - Нет… Ох, Самойлов, может, ты что-нибудь придумаешь, а то у меня уже голова от напряжения лопается!
        - Как же я придумаю? - удивился Саша.
        - Ну ты же там тоже был!
        Саша послушно принялся вспоминать. Почему-то, кроме гнусного карлика Алексея Ивановича, в голову ничего не лезло.
        - Знаешь, что? Садись-ка ты поближе, - решительно приказал он Свете. - И руку мне дай. Вдруг все внезапно получится?
        Света, глядя на него с большим подозрением, присела на ручку кресла.
        - Нет, нет, так не пойдет! - Саша встал, сгреб с дивана кучу ярких журналов, аккуратно положил рядом на стол два шприца и ампулы, сел и кивком указал на место рядом с собой.
        - Слушай, а церберы твои ничего плохого не подумают, если увидят, как мы тут валяемся? - на всякий случай спросил он. - А то будет проблема: меня на месте пристрелят, а ты ТАМ останешься…
        - Без МОЕГО разрешения сюда никто не войдет, - строго-презрительно ответила Света. - К тому же, насколько я помню, все это ЗДЕСЬ занимает несколько минут, разве не так?
        - Ага.
        Свету передернуло.
        - Значит, так. Договариваемся. Кто первый очухается, сразу же делает укол второму. Да?
        Света кивнула и решительно села на диван.
        - Вспоминай свой дом на Суворовском. Я там тоже был, постараюсь помочь.
        Света подумала, что если бы вдруг сейчас внезапно вернулся Виталий и застал ее сидящей на диване рука в руке с каким-то парнем… Сердце заколотилось от этого воображаемого страха и… тут же закружилась голова…
        Падая, Света склонилась к Сашиному плечу. Прозрачное облачко накрыло обоих. На Сашином лице застыло удивление.
        …Куда-то толкало и тащило, кружило и корежило. Сопротивляться этой страшной силе было бессмысленно, пришлось сдаться и, не дергаясь, наблюдать, куда же тебя несет. Мозг напоминал огромный черный квартал, в котором, дернув рубильник, разом отключили весь свет…
        …И неожиданно все включилось! Ноздри уловили незнакомый запах, в уши ворвалось кваканье и хруст, зрительный нерв послал первое сообщение: здесь сумерки…
        Интерлюдия II
        …Что? А вот так и живем. Сидим на тощих кочках около Серебряного Болота и развесив уши слушаем бесконечную трепотню Кувалды Гризли. Обычно к вечеру башка, как трухой, набита его шизанутыми историями.
        Нет, не целый день сидим. Распорядок дня по-прежнему соблюдаем. Спим. Едим. Изредка куда-нибудь двигаемся. Да не, не мозгами, слава Богу, а ногами.
        - Сало в кашу класть или так нарубать? - спросил скорее по привычке Цукоша. Можно подумать, хоть кого-то всерьез волнует, каким именно путем это сало попадет в желудок!
        - В кашу, - последовал тем не менее строгий ответ.
        А вот теперь: ни в жизни не догадаешься, кто голос подал. Ну? Сядь и рот поплотнее закрой. Потому что это - Двоечник!
        Привыкай, привыкай. У нас теперь все по-другому. Ну, то есть Вомбат-то, конечно, никуда не исчезал. Командир - он и есть командир, при всех званиях-регалиях. Да только чужой он какой-то стал. Будто все ему разом осточертело по самую макушку. Да нет, бывало у Вомбата хреновое настроение и раньше, бывало. И уж всегда Командир находил способ борьбы с хандрой: ну, автомат, там, возьмет, скосит одной длинной очередью ближайшие особо поганые кусты. Или рявкнет на кого-нибудь так, что за ушами щекотно. А вот сейчас - нет. Поест, сигарету у Стармеха возьмет. Молча отойдет от костра, сядет на пригорок, уставится в небо и знай себе облака разглядывает, как будто что умное придумывает. А что там на небе умного? Ну, зарница над Городом полыхнет, тучи рыжие, кислотные натянет… Вот забота…
        Саня же наш, Двоечник, наоборот: ходит твердо, по сторонам поминутно не озирается, баску в голосе прибавил. А борода! Такую себе мущинскую бороду отрастил - кто поверит! И не плачет больше по пустякам. Да ладно врать-то! Никто с тех пор ни слезинки у него не видел! С каких пор? Так с тех с самых…
        В аккурат, мы тогда банду Длинного Мохаммеда накрыли. Покрошили гадов - любо-дорого посмотреть. В салат «Любительский». Ну, и на радостях похерили Одно Из Главных Правил Команды. А что говорится в Одном Из Главных Правил Команды? «Особенно тщательно выбирай место для ночевки!» А мы… Безо всякого тщания… в смысле - тщательности… то есть, просто - повалились кто куда. Ну, и наутро оказалось, что Саня с Вомбатом всю ночь в зарослях «дурак»-травы проспали. Во-от. Тогда-то вся эта ерунда и поперла. Через край. Вспоминать не хочется. Как Вомбат на Саню попер… Да что тот ему ответил… А потом Командира и вовсе закорежило. Думали - помрет. Видал, что с человеком после укуса бзыкаря делается? Вот примерно так же.
        Да, собственно, не в этом даже дело! Подумаешь - «дурак»-трава! Цукоша у нас на то и доктор, чтобы с любой заразой справляться. К тому же, по большому (хоть и всем известному) секрету, еще в «до-Командном» своем прошлом Цукоша, а в ту бытность - «Азмун-Аптекарь», сам, говорят, «дурак»-травой баловался. То ли курил ее, то ли как чай заваривал… Это к тому, что повадки ее знать должен? Так.
        Два дня тогда Команда сиднем сидела, на Цукошу, как на волшебника, смотрела. А этот пижон и рад стараться: походит-походит, сядет рядом с Вомбатом, то веко ему приподымет, то пульс поищет. Ноги-руки пощупает, буркнет что-то под нос, задумается. Наконец, видим: решился. Достал из своей аптечки походной, из самого секретного кармашка, шприц, ампулу синенькую, побухтел над ней немного, вроде заклинания какие. И вколол Командиру, почему-то прямо в шею. А что? И привел-таки Вомбата в чувство! Да, видать, не до конца. Мы на радостях и не сразу заметили, что Командир у нас стал какой-то… «полужидкий». А Азмун только руками разводит: сделал все, что мог, дальше не моя забота, пусть сам выправляется. Но как-то вечером признался Лене, дружку своему закадычному, что на самом деле про эту «дурак»-траву толком никому ни черта не известно. С одной стороны - в Таборе ее всякая шушера плешивая заместо «дури» покуривает. А с другой… Недаром эта зараза вокруг ТЭЦ так густо растет. Кто видел, говорят - по два метра высотой, не продерешься. Эх. Жизнь. Вроде все по-прежнему, а гнильца какая-то чувствуется…
        Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп. Это мы грязь ботинками месим. Уже почти сутки. К Теплым Избам идем. Для ночевки выбираем какую-нибудь особо мерзкую ложбинку, полную криптунов и шляршней. Наутро просыпаемся, опухшие и покусанные, и Вомбат ровным голосом сообщает, что мы, оказывается, вовсе и не в Теплые Избы идем, а совсем даже наоборот - в Усть-Вьюрт. Ну, мы, понятное дело, молчим, не возражаем. Хотя даже сытому быстряку ясно, что сейчас в Усть-Вьюрте человеку делать нечего.
        К чему это? Да так, зарисовка из нашей нынешней жизни. Типичное времяпрепровождение знаменитой Команды.
        …И вот поэтому по всему Кувалда Гризли нам на голову очень даже ко времени свалился. Нет, он, натурально, свалился. Это километрах в трех северней Горелых Вагонов было. Мы ужинать как раз собирались. Место, на удивление, приличное нашли: около сосны поваленной, рядом с холмом. Только сели, чай поставили. Вдруг сверху: «Эй!» Пока головы задирали, он уже - скок-поскок! - у костра сидит, носом поводит. А рядом - вначале показалось - тряпья куча. Ан нет - зверюга прилегла, неизвестной породы. Собака - не собака, пуфырь - не пуфырь… Нечто бесформенно-мохнатое, непонятного цвета. То ли лежит, то ли сидит - не ясно, поскольку ни морды, ни лап не видать. Впрочем, нет, в самом неожиданном месте вдруг обнаружилась пара печальных глаз. И хозяин - под стать: комбинезон грязнющий колом стоит, одна сплошная заплата, ботинки, с виду крепкие, но в правом - дыра, из которой палец большой торчит. А на голове - улет! - кепка-бейсболка с полустертой вышивкой золотом «The best of Minesota». Лицо… Ладно, об этом потом, на следующем привале.
        Известно, как у нас чужаков принимают, особенно тех, кто сверху норовит упасть. Через ноль целых, три десятых Стармех уже лежал в кустах, шумно передергивая затвор. Пурген с Азмуном с места не тронулись, но тоже автоматы к себе подтянули. Пауза возникла неловкая. Оно и неясно - сразу гостей «мочить» или дать слово молвить?
        - Это вот, значит, как… - глухо, как из колодца, пробасил мужик. В голосе его ясно слышалась радость по поводу неожиданной встречи. - А я думаю: кто костер палит? Может, чужаки какие?
        Тут все на минутку отвлеклись, потому что на полянку вдруг выбежал ошалевший пустяк. Они здесь вечером заместо мотыльков на свет бегут. Постоял немного у огня, покачиваясь на шести тонких ножках, и уже повернул жало в сторону Лени, как вдруг незнакомец коротко произнес что-то вроде «псть!». Пустяк закатил глаза, закачался и упал в костер. Резко запахло паленым волосом и скипидаром. Мохнатая зверюга, лежащая у ног мужика, тяжело вздохнула.
        Странно, да? Пустяк - он и есть пустяк. Его, в конце концов, можно и сапогом отоварить. Все слегка озадачились удивительными способностями нежданного визитера.
        - Цирк, - зло сказал из кустов Стармех. - Командир, я шлепну его? На всякий случай.
        - Подожди, - бесцветным голосом отозвался Вомбат. - Сейчас разберемся.
        - Это вон оно как! - обрадовался незнакомец. - Ты, стало быть, и есть - Командир?
        - А тебе-то что, помойка ходячая? - Стармех у нас чужих не любит. Совсем.
        - А, ить, ты, мил человек, не ругался бы понапрасну, пукалкой своей в кустах не гремел, а вышел бы, чайку предложил… Я ишь, может, вашу Команду, почитай, месяц по округе ищу…
        В оригинале звуков было произнесено гораздо больше. Каждое слово сопровождалось прикряхтыванием, причмокиванием, надуванием щек и помаргиванием. А в сочетании с общим почесыванием, кивками, ерзаньем и вздрагиванием производило сильнейший, почти гипнотический эффект. Азмун сидел, раскрыв рот от изумления.
        Потом выяснилось - Кувалда показательные выступления нам устраивал. Так-то, по жизни, он поспокойней будет.
        - Саня, чаю, - приказал Вомбат, не сводя с гостя глаз.
        Стармех в кустах икнул от неожиданности.
        Двоечник спокойно взял кружку, плеснул нашей фирменной, дегтярной заварки, вытянул из мешка кусок сахара, протянул незнакомцу.
        - Это, за сахарок спасибо, мил человек, да только не ем я. Ей можешь дать, - мотнул головой в сторону зверюги.
        - А кто это? - Саня опасливо протянул сахар в сторону печальных глаз.
        - Это? Пакость. Не пужайся, она добрая, своих не обидит…
        - А почему сахар не ешь? - глупейшим образом поинтересовался Цукоша.
        - Это, диабет, - оживился мужик. - Я, ишь, раньше…
        - Зачем нас искал?
        Вы, конечно, можете свои хохмы и дальше травить, а Командир еще решения не принял.
        - Это как - зачем? Зеленый сказал: я за Команду, как за себя, ручаюсь, можешь мне ухо отрезать, если они не согласятся. Ишь ты, и пропал… Я думаю, не случилось чего? Пошел искать…
        Ну, в общем, никто его тогда не шлепнул, а игры в слова на целый вечер хватило: да кто такой, да откуда, да зачем нас ищет… Когда про Зеленого узнал, сильно расстроился. Что ж вы, сказал, дружка моего не уберегли? А что тут скажешь? Посопели, помолчали…
        А так сказать, неплохой Кувалда мужик, нормальный. Трепло, правда, неумолчное. Говорит на любые темы, причем практически каждый разговор начинает с «это». Никогда не определишь заранее - врет или нет. Если поймал его на лапше - пошипит, побулькает, но легко согласится: загнул маленько. Ну, а уж если в истинном засомневаешься - все. Насмерть забухтит.
        Отношение к Кувалде вроде как равномерно распределилось. От полного неприятия у Стармеха (даже кружку, когда чай пьем, никогда, язва такая, из рук в руки Гризли не передаст!) до такого же полного единения с Двоечником. А другого и быть не могло. Дима говорит… Ладно, об этом после. Вомбат в этом смысле - ровно посередине. Терпит, значит.
        А вот с Леней вначале очень интересно вышло. Он ведь Кувалде вначале ужасно не доверял. А тут как раз и случай представился…
        Сидим, опять же, чай пьем. Чайку вечером попить - милое дело. Особенно если спирта нет. Сидим, значит. Молчим все. И так в Команде народ не слишком разговорчивый, а при посторонних - и подавно. Кувалда тоже молчит, задремал вроде. Дима сигарету достал, Вомбату предложил, тот головой качнул: не надо. Дальше сидим. И тут Пурген как-то очень резво к Стармеху подполз, шуршит на ухо:
        - Дим, ты поосторожней с сигаретами. Кто его знает, что за человек. Мохаммеда нет, а мало ли гадости по земле еще ходит? - Это он на историю с мимикротом намекает. Когда этот гад к нам пробрался, скальп Штрипка нацепив. - Убери ты свои долгоиграющие от греха подальше.
        И ведь тихо сказал. Даже Саня - рядом сидел - еле расслышал. Но тоже кивнул: верно.
        А этот Гризли - ушки на макушке! - как заржет вдруг! Чуть с кочки не упал. Даже Пакость проснулась.
        - Эх ты, - говорит, - Мальчиш-Кибальчиш! Не нужна мне твоя Военная Тайна! Подумаешь, сигареты долгоиграющие! А где я, по-твоему, эту - он ткнул носком ботинка в сонную Пакость, - раздобыл?
        Тут уж все с дубов попадали. Вомбат страшный подниматься начал:
        - Ты что - выследил?
        Еще минуточка - и не стало бы с нами Кувалды Гризли. Потому как шпионов-людей у нас любят еще меньше, чем мимикротов.
        Но и он, не будь дурак, сообразил. Тоже встал и почти без присказок своих объяснил народу:
        - Это, не знаю, как вы там называете свою чудодейку, а я на нее случайно года три назад наткнулся. То бишь, она на меня наткнулась. Я без сознания лежал. Из Города шел, собака у меня была, настоящая, ньюфаундленд. Старый пес, но хороший. И влипли мы с ним, как лопухи. Финскому Десанту под колесо попали. Ну, и проехались по нам. До сих пор удивляюсь, как жив остался… Лежу, значит, помираю. Рядом Шмат лежит, ну, пес то есть мой, сопит. Потом слышу - тишина. Помер, значит… Ну, ить, думаю, теперь моя очередь. Лежу, готовлюсь, молитвы читаю. Все, отрубился. А потом - глаза открываю - живой! Ноги, руки, а главное, что меня больше всего пришибло - штаны целые, не рваные! И трава рядом растет - я такой никогда, даже у вас, не видел - зеленая-зеленая, качается, сама от своей спелости и сочности на ветру хрустит. Не удержался, помню, так и съел пучок. Потом встал, огляделся: но еще не в раю вроде. Только след зеленый в лес уходит, будто с лейкой кто прошелся, живой водой все полил. - Кувалда на секунду прервался, чтобы перевести дыхание, с жалостью посмотрел вниз, на свою зверюгу. - А вместо Шмата, дружка
моего, вот эту Пакость подсунули.
        Ты знаешь, у нас закон какой? Когда от вранья сладкого уши по плечам развешаны - на Командира глянь, сам все поймешь. Дальше слушать или очередь по болтуну выпустить.
        Вомбат стоял с каменным лицом. Он слушал.
        - …Ни разу больше такое чудо не встречал. Это уж потом мне Зеленый по секрету намекнул, что Команда такая есть, всех в капусту крошит, а сама - не чихает, не кашляет… Ну, и другие слухи ходили… А чего? Тут много ума не надо, чтоб самому дотумкать…
        Кувалда закончил свою речь и сел. Пакость придвинулась ближе и положила ему голову на колени.
        Вот так и поговорили.
        Кувалда остался в Команде. Да, в общем, не то что и в Команде, так, рядом ошивается. Леня его раскрыв рот слушает, Цукоша даже сердится. Стармех каждую минуту настороже. Да и Вомбат иногда быстрый взгляд бросит - проверяет. А Двоечник - э-э-э, с полслова Кувалду понимает. Недаром - вот-вот, как раз к слову - Стармех это и называет: «дружба барометра с арифмометром». Это он Гризли арифмометром окрестил за то, что тот с утра до ночи считает. Что? Да что попадется! Зато в любой момент может с ходу ответить: сколько, например, шагов отсюда до южного угла Лечебницы или до Трубы. Или от Полбудки до Горелых Вагонов, если по шпалам идти. Или сколько в нашем чайном котелке больших глотков, а сколько маленьких… Вот так-то.
        Однажды днем разговор у нас вышел. Странный. Началось все с Цукоши. Он утром по Холмам бродил, травки какие-то свои, нужные собирал. Вернулся мокрый, замерзший. А у Димы почему-то костер погас. Ну, Азмун ему и сказал: что, мол, дежурный, ряху давишь, за огнем не следишь? И пошло-поехало. Леня проснулся - подключился, Сане попутно перепало, за вчерашнюю кашу… И ясно ведь, чего мужики грызутся - от безделья. Вомбат послушал наши дрязги минут десять, потом разом приложил всех, по-командирски - пересказать нельзя, уши могут с непривычки отсохнуть, - задумался и вердикт вынес:
        - Все, девушки, хватит розочки нюхать. Делом пора заняться.
        А нас - чего уговаривать? За дело все готовы, хоть без завтрака. Да только - какое? Раньше с этим проблем не было, всегда какая-то халтурка под носом крутилась. А сейчас и на ум ничего не приходит. Ну прям хоть на Пуннус-Ярве сваливай, планктон разводить. Тут Гризли голову поднимает - уж неизвестно, спал или притворялся, и сонным голосом спрашивает:
        - Это об чем такой шум-гам с утра пораньше?
        А все и так подогретые, как заорут наперебой:
        - А, бродяга! Чего в наши дела лезешь? Не твоя забота! Дои свою Пакость и помалкивай! У нас крупа на исходе! Сала последний кусок остался!
        Это, кстати, точно. Это мы сказать забыли. У Пакости этой, кроме печальных глаз, еще куча достоинств. Во-первых, она молоко дает. По вкусу скорей на козье похоже. А еще - примерно раз в три дня у нее на животе такие наросты появляются. Так вот их срезать нужно - ей ни чуточки не больно, - вот тебе и мясо! Очень полезное животное. Наши вначале брезговали, ничего от Пакости в рот не брали, зато потом, когда распробовали, уминали - за уши не оттащишь. Один Леня страдал. Дима как-то обозвал Пакость помесью козы с быстряком. Ну, все посмеялись и забыли. А Ленька - человек интеллигентный, чуткий - мясо напрочь есть перестал.
        …А главное, чего все так на Кувалду наскочили? Под горячую руку, что ли, попался? В конце концов, у него единственного дельная мысль была:
        - Это, ить, и не пойму я вас, чего зря воздух языком молотить? Опять же - животную мою обижать? Али вы дети малые? Ишь обернулось - Зеленый помер. Так я-то пошто себе ноги оббивал, вас искал? Давайте, соколики, за гуж берись, бойчее смотри…
        - Кончай прибабасенки, - строго приказал Вомбат. Ноздри у него подрагивали, но голос был спокойный. - Дело говори. При чем здесь Зеленый?
        - Это как - при чем? Задумка-то какова была? В метро, братцы, идти. Так и что нам помеха? Собиралися? По тридцать рублев до Большого театра подряжалися? Плати!
        Ох, опять его понесло… А насчет метро - точно. Собирались. Стратегический запас вынимать. Зеленый как раз и предложил. Не сам, конечно, от чьего-то имени. От чьего, не сказал, темнила, щеки только надувал: важный, говорит, человек, хороший заказчик. Вспомнил? Вомбат тогда со Штрипком за противогазами на Железку ходили… Ну? А Команду в это время банда Длинного Мохаммеда выследила. Вот мы на них и отвлеклись. А что было делать? Бежать? Не в наших это правилах, да и от мимикрота особо не побегаешь. К тому же у нас - двое раненых было: Ленька руки об Трубу порвал, и Зеленый, подстреленный, «мама» сказать не мог. Ну и поперли внаглую, прямо в Квадрат, Мохаммеда на хвосте таща.
        Потом оказалось, так оно и лучше вышло. Длинный Мохаммед только губищи раскатал на наш Квадрат, а мы его ка-ак…
        Зеленого, жаль, не успели спасти.
        И вот теперь Кувалда Гризли предлагает продолжить начатое и двигать в метро.
        - А противогазы где теперь взять? - Вот. Это уже вопрос по делу. Стармех стоял, прищурившись глядел на командира.
        Дальше разговор пошел совершенно конструктивный. Как, да куда, да когда… Словно до этого шары по биллиарду бестолково гоняли, а теперь аккуратно в лузы положили.
        Короче, решили, что противогазы можно попробовать еще раз из того вагончика достать. Вомбат сказал, что если прогнуться, можно и вспомнить, где тот вагончик стоит.
        - Так он тебе и стоит - открытый! - не поверил Цукоша. - Его уж наверняка растащили.
        - Вряд ли, - заметил Командир. - Чтобы оттуда что-то утащить, нужно дотуда дойти. А дорога к вагону лежит, бриллиантовый мой, мимо Синих Уродов. Ясно?
        - Ясно, - подавленно согласился Цукоша. И тут же резонно спросил: - А мы тогда как пройдем?
        - Вопрос. - Вомбат почесал затылок. - Может, сбоку как-нибудь… Дима, давай карту.
        Нехорошо, конечно, чужого человека к карте подпускать…
        Кувалда с любопытством подтянулся к Стармеху, заглянул через плечо:
        - Это-о-о, ясно, ребята, старовата карта…
        - Чего? - Удивился Дима.
        - Лажа у вас тут, ребятки. Вот тут, - Кувалда ткнул грязным пальцем, - крайние Гаражи, полсотни штук, не меньше, за последнее Вспучивание посыпались…
        - Врешь! - не удержался Стармех. - У нас Вспучивания отродясь не бывало. Это там, сильно западней, у Стругацких Полей пучит…
        Нет, это сейчас уже хорошо известно, что бывает, если Кувалде вот так, запросто, «врешь» сказать. Сейчас, если кто сомневается в сказанном Кувалдой, должен максимально мягкую формулировку подбирать. Ну, там, «я немного не уверен, Гризли, что правильно тебя понял…», или «прости, пожалуйста, ты не оговорился?». Иначе будет то же самое, как если группса-подранка за хвост дернуть. А потом стоять рядом и наблюдать, что получилось.
        Дима с Кувалдой сцепились над картой. Сидя на корточках, снизу подпискивал Леня, Азмун, наоборот, басил сверху.
        Никто не обращал внимания на Саню, который остался у костра и сидел теперь с глупой улыбкой на конопатом лице. В общем, на то он и Двоечник, чтобы так улыбаться, когда взрослые делом занимаются…
        …С каждым разом вызывать эту свою вторую личность становилось все проще. Да что я говорю! Какую вторую личность? И ТАМ, и ЗДЕСЬ - везде Я, Саша Самойлов, в здравом уме и трезвой памяти, без каких бы то ни было заскоков и завихрений. Как это обычно происходило при ПЕРЕМЕЩЕНИИ? Путешествующая душа автоматически получала в полное распоряжение готовую телесную оболочку, наделенную памятью, навыками - даже документами и одеждой! Так мы с Шестаковым стали лейтенантами Российского космического флота, точно так оказались с Валеркой Дрягиным частными детективами в Светочкином мире…
        Саша вспомнил. Он уже БЫЛ здесь. И это воспоминание в первый момент заставило его содрогнуться. «Ты блефуешь, Антонов…» - было сказано тогда жесткому и умному человеку, которого здесь называют Вомбатом или Командиром. В нашем, ОБЫКНОВЕННОМ, мире его похоронили еще в ноябре прошлого года. ЗДЕСЬ он по-прежнему живет и водит свою лихую Команду по диким лесам, наполненным самой фантастической жизнью и нежитью.
        Теперь о главном. Самое удивительное, что у Саши Самойлова ЗДЕСЬ существует явно выраженный ДВОЙНИК, который живет независимо от того, путешествует Саша или нет. Именно поэтому Саша (не путать: Саша, а не Саня, который Двоечник!) может существовать в двух ипостасях (вариантах, образах, личностях - как больше нравится). Местным Саней-Двоечником, с крошечным наблюдателем - Сашей Самойловым на краешке сознания, этаким электронным «жучком». Или самим собой, человеком из мира трамваев и троллейбусов, домашних собак и тривиальных комаров. Второй вариант сильно уязвим. Дело в том, что окружающий мир настолько, мягко говоря, необычен, что через пять секунд пребывания самим собой остается единственное желание - свалить отсюда как можно быстрее.
        Теперь уже можно с уверенностью сказать, что произошла громадная ошибка. И вместо того чтобы с Сашиной помощью отправиться в СВОЙ мир, Света каким-то образом открыла Саше вход в мир Виталия Антонова. Для тех, кто хоть чуть-чуть знал этого человека, подобные сюрпризы не покажутся слишком удивительными.
        Саша сидел на задворках сознания, глядел на мир Антонова глазами Сани-Двоечника и тихо балдел. Ошибка в перемещении выяснилась почти сразу, можно было давно двигать домой. Но… Покажите мне мужика, который не воспользуется возможностью запросто, с автоматом за плечом, побродить в компании отличных ребят, пошугать местную живность и послушать за чаем байки Кувалды Гризли… Да, в общем, и не в этом дело. Смутное, сильно размытое, но четко уловимое ощущение опасности, возникшее буквально сразу, с первой минуты нахождения в этом мире, как раз и мешало двигать… Какого, собственно, черта мы так быстро успокоились? Ну да, похоронили. Так вот же он, здесь, - здоровехонький и живехонький, мрачно глядит на старого болтуна в кепке-бейсболке, а думает… думает явно о своем. Нет, дружище Самойлов, погуляй-ка ты здесь еще немного, авось и выяснишь чего.
        - …не лопочи, пацан, я говорю: можно там пройти! - Спор был в самом разгаре.
        - Все. Хватит орать, - вмешался, наконец, Вомбат. Оно, конечно, в споре, может, и рождается чего полезное, но Командир наш этих «родов» страсть как не любит. - Что ты предлагаешь? - обратился он к Кувалде.
        - Это, ить, и ежу - ежнее, - обрадовался тот, - вот та-аким манером вдоль Нового Русла идем, потом уголочек среза-аем - и по болоту шагов сто двадцать…
        В воздухе повисла ужасно неловкая тишина.
        Кувалда распинался еще минуты три, а потом замолк и удивленно поднял голову:
        - Это, чего ж такое, добры люди? Зачем рожи-то такие скорчили, будто я пукнувши принародно? Коли что поперек сказал - укажи, да тока буйну голову не секи…
        Вот теперь поди объясняй ему, чего молчим.
        Маленькое лирическое отступление об интимных нюансах нашей бравой Команды. Брось хихикать, дело серьезное, хоть и выглядит, как детский энурез. Энурез? Это слово мудреное. Короче, Цукоша так называет, когда в постель писают.
        Вот кто хоть раз наших ребят в деле видел, ни в жисть в такую чешую не поверит. И глупо, и ничего с этим не поделаешь… Короче, так. Суеверные мы очень. А знаешь, как тяжко - мало того, что по сторонам внимательно смотреть, каждую мелочь сечь, так еще и следить, чтоб эта мелочь не сглазила кого… Вот у Цукоши, например, точно известно, под самой нижней фуфайкой, ну той, что под майкой, крестик нательный серебряный висит. На какого лешего, спрашивается, носит? А Ленька, это уж каждый знает, как в Квадрат идем, всю дорогу пальцы скрещивает. Вот интересно, когда в последний раз, после той Трубы, у него вместо рук месиво из костей и бинтов было - чего скрещивал? Даже Командир… Ладно, не будем при посторонних…
        Усек? А вот теперь можно и не спрашивать, почему все замолчали. Чего можно сказать, когда у тебя на глазах корявый немытый палец Кувалды Гризли чертит по карте путь - ну, точнехонько! - повторяющий наш, тот, что в Гаражах перестрелкой закончился?
        Тут Кувалда вдруг как хлопнет себя по лбу да как закричит, будто его осенило!
        - Ах, ты, ежкин кот! Ну и память пошла у старика! Хуже решета глиняного! Я ж сразу хотел вам эту хохму запродать! А ты, ты ж… - И еще на пять минут причитаний да огорчений. - Туда ж друга дорога есть! Как раз до Девяткино! От-то я вас щас байкой порадую, песней развлеку…
        Все облегченно зашевелились, загомонили, завыказывали жуткий интерес, наперебой Кувалду уговаривать стали: рассказывай скорей, да не томи… Хреново сыграно, ничего не скажешь. Да главное не это, главное, что неловкость проехали.
        - Это, ить, компашка тут объявилася, на Железке промышляет. Название запямятовал, то ли «Карусель веселая», то ли «Мамзель крутая», не помню, право слово. Так эти самые ребяты, как есть, атракциен слепили: откопали гдей-то дизелек старый и теперича гоняют на нем - между Лечебницей и Девяткином…
        - Зачем? - удивился Вомбат сразу за всех.
        - Эт-то так, людям для удовольствия, а себе - в прибыль.
        Все еще сильней загомонили, обсуждая странных ребят.
        - Не пойму, - Пурген повернулся к Стармеху, - или я подзабыл, что такое удовольствие? Чего там делать-то?
        - Это - не тебе судить! - Гризли поперхнулся собственным кудахтаньем. - Ты-ть, молодняк, небось и Железку-то издалека видел, за версту, чай, обходил…
        Леня тщательно прокашлялся и очень звонко сказал:
        - Ты, Кувалда, человек новый. Выбирай, пожалуйста, выражения. Я, может, с виду добрый, но в душе очень ранимый. Могу и пристрелить сгоряча.
        - Эт-то, не серчай, не серчай, паря, - загудел смущенный Кувалда. - Я, ишь, стоко по свету мотаюсь, кажись, лет сто, потому мне все вокруг молодежью кажутся. Не серчай, я ж не со зла… - И долго бы еще, наверное, расшаркивался, если бы Вомбат аккуратно не вернул его в нужное русло:
        - И часто эти твои «карусели» так развлекаются?
        - А это как клиент подвалит. Бывает, и неделю пустыми стоят… Кто ж такую дуру порожняком погонит?
        - А чем берут?
        - О-о-о, тут дело обсуждаемо. У кого что есть… Могут салом, а могут и проволоки медной моток взять. А могут и не поладить… Одни хлюпари, знаю, с самой Матоксы мешок «дури» приперли, за атракциен отдавали. А те - не-тко, не позарились на таку отраву… А вот Юру Деревянного за так катают…
        - Почему?
        - Это, уж больно песни жалистные поет. Как есть, слезу прошибает.
        Убей, расстреляй - из наших никто и слыхом не слыхивал о Деревянном Юре, который к тому же песни «жалистные» поет.
        - Ну, ясно. Сверачивай карту, Дима. Завтра додумаем.
        Командир наш, похоже, заскучал. Странно. То ли подлянку какую почувствовал, то ли «дурак-трава» в нем все еще говорит?
        - А почему завтра? - Дима даже охрип после бурного обсуждения. - Чего тут думать? Найдем этих, твоих… Слушай, Кувалда, а ведь чего-то здесь не то… Дизелек, говоришь? А топливо?
        - А это, чего не знаю - врать не буду, - торопливо заговорил Гризли. Значит, действительно не знает, поэтому и смущается. - На чем ездют - не докладывали, да я и сам в технике - не мастак. Может, на керосине, а может, и воду болотную заливают…
        - Я думаю, с этими товарищами мы связываться не будем, - с нажимом сказал Командир. Да поздно. У Стармеха уж глаза загорелись, Пурген Цукошу подначивает, в бок толкает. Приключение!
        - Да подожди ты, Вомбат, проверить надо. Может, стоящее дело-то? Если получится, прямо до метро и домчим! - Стармех говорил убежденно и смело.
        - Конечно! Если у них и правда это дело накатанное - доедем без проблем! - Это Пурген подключился.
        Азмун не успел произнести свою реплику. Вомбат встал и сказал сквозь зубы, глядя прямо перед собой:
        - Я не понял. Мы что здесь - в парламент играем? Я. Сказал. Завтра. Обсудим.
        Это мы-то - обсудим. Все, конечно, заткнулись. А сам Вомбат, между прочим, еще час, не меньше, с Кувалдой о чем-то в сторонке шептались.
        Бедный Стармех, как застоявшаяся лошадь, бродил вокруг костра, взбрыкивая ногами.
        - Ужасно, мужики, дела хочется, - признался он.
        Удивил, да? Кому ж не охота?
        Саня все еще улыбался. Нет, честное слово, доводит он иногда своей глупостью! Вроде возмужал, а иногда - такой тюфяк прежний проглядывает - мама дорогая!
        - Я не понял, зачем нам противогазы? - спросил Двоечник тихо-тихо. - Там что - воздуха мало?
        Это ж надо - такое ляпнуть!
        - Санечка. - Когда Стармех таким голосом начинает говорить, Двоечник сразу к Азмуну поближе садится. На всякий случай. - Противогаз на то и противо-газ, чтобы дрянь всякую из воздуха тебе в ротик и в носик не пускать. А больше воздуха, чем есть, он никак не сделает…
        Саня послушно кивнул, но продолжал смотреть вопросительно.
        - Слушай, Дим, ты не злись, а правда - зачем? - смущенно произнес Цукоша.
        - Я помню, Зеленый говорил что-то… - неохотно начал Дима. - Вроде крысы там особо ужасные…
        - За лицо, что ли, кусают? - хихикнул несерьезный Пурген.
        - Не, газом каким-то прыскают, крыша от него едет.
        - А-а-а… - понимающе протянул Азмун. Это конечно. Это дело хозяйское. Крысы газом прыскают. Это бывает.
        Спать укладывались долго и суетливо, как это всегда бывает, когда день тянулся долго, а прошел бестолково. Двоечник сел к костру - дежурить. Рядом примостился Пурген.
        - Куртку никак не могу починить, - пожаловался он.
        Ленька у нас вообще очень нервный. Выносливый, как верблюд. А юморной! Под хорошее настроение, в походе, тридцать километров может, не уставая, свои шуточки мочить. Но очень нервный. У него иногда даже глаз дергается.
        - А чего ты - на ночь глядя? - удивился Саня. - Днем тебе времени не нашлось?
        Ленька только рукой махнул да опять свою «молнию» на куртке мучать стал. Ну, все теперь понятно. Если бы он днем такой хреновиной занялся, давно бы его курточка в костре была. Вомбат к таким вещам очень строг.
        «Будьте проще, - говорит он всегда. - Чем сложнее механизм, тем больше вероятность, что в самый нужный момент он откажет!»
        Нет, но что касается оружия - тут по-другому. Тут всяческие навороты и прибамбасы очень даже приветствуются. Но зато и гоняет он нас с этими автоматами, как крепостных. По полдня чистим-блистим, разбираем-перебираем. Любой из Команды не то что с завязанными глазами - во сне, кажется, соберет-разберет за десять секунд.
        А к куртке Ленькиной Вомбат давно-о приглядывается. Да все случая подходящего не найдет. Так, мимо глянет, рыкнет поутру: «Когда вместо „молнии“ пуговицы пришьешь?» На этом и остановится.
        - Сань, - вдруг тихо позвал Леня, - чувствуешь, как хреново в Команде стало?
        - Ага, - признался Двоечник.
        Это, что называется, вопрос в точку. Что касается «чувствуешь» - это все к Сане. Смурное какое-то время. Нехорошее.
        Вот так поговорили.
        Леня свою «молнию» починил-таки и спать пошел. А Саня дежурить остался.
        Утром выяснилось, что ушел Вомбат.
        Насовсем.
        Почему-то все сразу поняли, что насовсем.
        Никто из дежурных ничего не слышал, о чем все старательно друг другу сообщали. «Ты слышал что-нибудь?» - «Нет. А ты?» - «И я нет. А ты, Дим?» Ходили, пожимали плечами, громко недоумевали. Пока не очнулись. Чего это мы? Ну, какая, к дьяволу, разница, слышали-видели? Главное - ВОМБАТ УШЕЛ.
        Первым делом - Кувалду Гризли растолкали: о чем вчера с Командиром говорили? Признавайся, гад!
        А тот спросонья глазами лупает, вокруг себя таращится, ни хрена не понимает. Да и кто сейчас чего поймет? Малых детей в лес завели, одних бросили. На мальчика с пальчик надежды нет. За каждым кустом баба-яга с костылем сидит, пальцем грозит: ужо я вас, горемычные! Стра-ашно.
        Ленька «молнию» на нервной почве доломал, стоит, чуть не плачет.
        Азмун с котелком всем под ноги лезет.
        Саня последний умишко, кажись, потерял. Сидит. Даже не улыбается.
        Кувалда тихо-тихо в уголку примостился, видать, струхнул малость. Как бы не прибили под горячую руку.
        Один Стармех вроде головой работает. Сигарету свою докурил. Затушил аккуратно. Сплюнул подальше и говорит:
        - Хва, - говорит, - здесь кудахтать, все равно ничего не снесете. Азмун, ты что как болван стоишь? Забыл, что с котелком делать? Воду неси, дорогуша, завтрак готовь. Пурген! Чтоб я этой куртки больше не видел! Займись оружием. Проверь, смажь, что потребуется. Ясно? - На Двоечника посмотрел только, рукой махнул, не о чем разговаривать. Потом к Гризли повернулся: - Вот что, старый. Мы сейчас собираемся и идем твой аттракцион смотреть. Поведешь. - И, увидев открытый было рот Кувалды, не торопясь, добавил: - Хоть слово без моего разрешения ляпнешь - на месте пристрелю.
        Кувалда врубился сразу и закрыл рот. Вид у него при этом был умоляющий. Да Стармех и сам, видать, понял, что перегнул.
        - Садись, обсудим, как пойдем, - разрешил он, доставая карту.
        Пока все делом занимались, они с Кувалдой как раз все и решили. Со стороны их разговор походил на диалог человека с транзисторным приемником. Как только Гризли начинало вести в сторону, Дима просто поднимал на него свой строгий взгляд, чем резко убавлял громкость.
        - Это-о, вишь, и никак иначе не получится, как через Цветник… - опасливо бубнил Кувалда.
        - Ну, так и давай через Цветник.
        - А-а-а, так ить…
        - Короче, жучара.
        Одним словом, конструктивный диалог.
        …Саня сидел с отрешенным видом, который ни у кого из команды никогда не вызывал подозрений. Особенно сейчас. Когда Командир кинул свою Команду. Эпитетов, достойно описывающих данный поступок, не нашлось ни сразу, ни пораздумав. Не нашлось даже у Саши Самойлова, который как раз и наблюдал окружающую суету.
        Вот. Начались странности. Насколько Саша мог судить, для всех членов Команды уход Вомбата - событие экстрачрезвычайное. Все, ребята, вот теперь я точно отсюда не уйду, пока все про вашего Командира не выясню… А заодно и про крысок местных. Оч-чень, знаете ли, интересное совпадение получается: здесь Девяткино, и у нас - Девяткино. Здесь крысы «газом каким-то прыскают», и у нас противогазы нужно надевать. Ваша работа, господин Антонов? Ах, Виталий Николаевич, Виталий Николаевич, ну что за методы?..
        …Кто-то громко откашлялся у них за спиной. Стармех подскочил от неожиданности и виртуозно выругался.
        - …тебя, Двоечник! Какого… ты сзади подкрадываешься?
        - Никуда я не подкрадываюсь! - Вот-вот, таким именно тоном Саня недавно научился говорить со Стармехом. - Стою и жду, пока вы тут… всякую разводить перестанете. Команда давно готова. Устроили тут совет в Филях!
        - Чего-о? В каких таких Филях, придурок? - Дима начал вставать.
        Пурген зажмурился. Если учитывать последние события, очень даже может быть, что Стармех сейчас будет драться с Двоечником. Вот так. Приобретайте билеты заранее.
        Уф, нет, слава Богу, до такого мы еще не докатились. Стармех просто встал и пошел свой мешок собирать. Не стал с Саней даже в «гляделки» играть. Это, знаешь, когда два мужика для пущей крутости друг друга глазами сверлят? Потом один, обязательно сквозь зубы, процедит: «Ладно, гад, еще встретимся…» - и в сторону отходит. Вот в принципе он и считается проигравшим.
        А с Саней - не, такие номера не проходят. Он через минуту вдруг ржать начинает и говорит что-нибудь вроде: «Дим, у тебя веснушек на носу-у - миллион!» Короче, никакого удовольствия и морального удовлетворения.
        Ох, ребяты, поборемся мы еще за власть, поборемся… Стармех, конечно, молодец, строгий парень, правильный, да и храбрости ему не занимать. Да вот только с чего это он решил, что после Вомбата автоматом в командиры пройдет? Огласите весь список, пожалуйста.
        Идем. Хорошо идем. Дружно. Ну, может, чуть быстрее, чем с Вомбатом. Ну, это и понятно: надо ж показать, что и сами - не дети малые, сопли по деревьям развешивать не собираемся. И вообще, заметил: чего бы мы в последнее время ни делали, все как будто в пику - вот, гад, гляди, не померли, по кустам не разбежались, вместе на дело идем, в метро, стратегический запас вынимать, черт тебя совсем побери, вместе с башкой твоей, «дурак»-травой попорченной! Наверное, только Пурген, может быть, чуть-чуть-чуть, самую малую толику, верит, что Командир вернется. Недаром он Двоечника утром тихо спросил:
        - Сань, а Вомбат с тобой перед уходом ни о чем не говорил?
        - Ты что? О чем?
        - Ну, это… Знаешь, я подумал… Вдруг он сам… Квадрат искать пошел? Ну, в смысле - голову лечить?..
        Эх ты, глупка-добрячок, если бы так… Я бы его сам за руку туда отвел…
        Нормальный лес кончился, тропа неожиданно юркнула в невысокие плотные заросли карликовых берез и совершенно потерялась. Как здесь идти? По десять берез на каждый квадратный метр, кроны широченные намертво срослись, и вот такой зеленый матрас - тебе по пояс - до самого горизонта. Когда-то здесь ЛЭП проходила. Вон опоры торчат.
        - Ну? - Стармех повернулся к Кувалде с таким видом, словно тот - пойманный за руку вражеский диверсант.
        А вот и не странно было бы, если Гризли сейчас предложил бы что-нибудь совсем уж дурацкое - например, идти прямо поверху этих самых берез, надев на ноги широкие плетеные лыжи вроде снегоступов. Слабо?
        - Это, вдоль надо-ть, по краешку пробираться… пока проход не найдем… а там - как раз через шестьсот восемьдесят шагов - Цветник…
        Пошли по краешку. Шагов через двести спугнули двух буриданов. Оба, как водится, живо сиганули прямо из-под ног - вверх, метров на десять, а потом, опять же классически, под прямым углом, разлетелись в стороны. Предполагается, что у бедолаги-охотника при этом глаза так же разъезжаются в разные стороны, он стреляет и мажет, а невредимые буриданы спокойно возвращаются в гнездо. Ну-ну. Не на таковских напали, в смысле, мы тоже не лыком шиты. На этот случай у нас в команде сценарий давно отработан: Азмун всегда стреляет в правого, Стармех - в левого. Чтоб не раздумывать долго. Чтоб дичь хорошая мимо не пролетала. А супчик с потрошками буридановыми - м-м-м! - именины желудка!
        Так и сделали. Да только не учли, что у этих щеглов-переростков как раз линька прошла. И летают они - хуже веника. Да не то чтобы совсем промазали. Цукоша-то попал… А Стармех, видать, сильно с Двоечником перенервничал. Ка-ак бабахнет! Да не в буридана, а прямо в опору ЛЭП!
        Господи, красота-то какая! Остается удивляться, как эта насквозь проржавевшая и изъеденная кислыми дождями и металлической тлей дурища раньше не рухнула! Она как-то вся жутко мелко задрожала, теряя четкие очертания, потом что-то тихо скрипнуло-пыхнуло, и опора… нет, не упала. Она рассыпалась в воздухе. И лишь потом облаком рыжей пыли стала медленно оседать на землю.
        - Ух, ты-ы… - выдохнули почти хором. И сразу же: и я! и мне!
        И - пошла пальба! Честно скажу - давно так душу не отводили. Штук двадцать, не меньше, грохнули. И тут Саня как-то судорожно вздохнул и тихо заметил:
        - Теперь главное, чтобы ветер не поднялся…
        Вот у нас, например, в народе ходит мнение, что из всех тех гадостей, которые наш барометр ходячий за версту чует, не меньше половины он сам же на нас и накликивает.
        Через десять секунд после Саниных слов про ветер листочки карликовых берез легонько затрепетали. А еще через полсекунды мы поняли, что сейчас на нас понесется несколько тонн мелкодисперсной ржавой пыли - той, что осталась висеть в воздухе после наших упражнений в стрельбе по опорам. Душевная перспективка, да? Все оторопело глядели друг на друга, совершенно не представляя, что же делать.
        - Сюда давай! - закричал вдруг Кувалда, ныряя прямо в заросли.
        Здорово. Ну просто - пруха несметная! Какой-то хитрый зверь проделал себе уютный лаз шириной около метра. Листья соседних берез плотно смыкались над головой, образуя приятный зеленовато-сумрачный коридорчик. Саня полз за Пургеном, мучаясь вопросом: кто бы мог быть таким искусником? Стволы были не откушены и не срезаны. Какой-то неведомый умелец аккуратнейшим образом просто выпилил у них середину мелким лобзиком. И опилки с собой унес.
        Сзади пыхтели.
        - Все-е! - крикнул сзади Дима. - Поместились!
        Так. Поместились. Теперь можно полежать и немножко отдохнуть.
        - Лень! Ты как там? - заорали рядом. Ага, значит, это пыхтел Цукоша.
        - Я-то ничего! Созерцаю подошвы Кувалды Гризли!
        - Ну и как?!
        - Боюсь, долго не выдержу!
        - А что так?!
        - Слушайте, придурки! Вы долго еще через меня перекрикиваться собираетесь? - сварливо спросил Двоечник. - Трудно десять минут молча полежать? Соскучились очень?
        - Лень, слышишь? Кажется, Двоечнику твои подметки тоже - не подарок! - заржал Цукоша.
        - Странный какой коридор здесь!
        Это уже Дима. Тоже, видать, заметил.
        Впереди что-то быстро загундел Кувалда.
        - Чего, чего? - Сане показалось, что он ослышался. А когда понял, что - нет, чуть не заорал от страха.
        - Что он говорит? - переспросил Стармех.
        - Он говорит, что это рабочий лаз муравьев-болтунов, - дрожащим голосом ответил Цукоша.
        - Тогда - какого черта… - начал было Стармех, но поперхнулся и замолчал. Ясно какого. Стрельцы-весельцы, стрельчаки-весельчаки. Лежи вот теперь и думай, чего тебе лучше: ржавчиной задыхаться снаружи или муравьев-болтунов здесь поджидать…
        Кувалда забормотал, судя по тону, что-то ободряющее.
        - Чего?!
        - Говорит, нет их здесь сейчас, миграция у них!
        - Чего?!
        - Ушли, говорит, на хрен, отсюда!
        Ф-фу-у… Слава Богу, хоть здесь повезло немного.
        - Дим, как там на улице?
        Не, честное слово, орут, как на базаре.
        - Да вроде нормально! Сейчас посмотрю! Ага! Вылезайте!
        Рыжее облако слегка припорошило листья, поэтому казалось, что, пока мы валялись под березами, здесь уже наступила осень. Ладно, повеселились, можно и дальше топать.
        И топать, и топать, и топать… До чего однообразная местность - не на чем взгляд остановить. Чего-то я и не припомню по карте, чтобы здесь так долго идти…
        Кувалда наконец нашел злополучный проход, куда все облегченно и свернули. Дорожка была широкая, утоптанная, словно аллея в парке. Нет, сюда мы как-то ни разу не доходили. У нас всегда маршруты севернее лежали. Так и что удивительного? Каким идиотом надо быть, чтобы по РАВНИНЕ прогуливаться? Кувалда, правда, рубаху на пузе рвал - клялся, что саунд-волны сейчас - жуткая редкость, а здесь о них и слыхом не слыхивали… Ничего каламбурчик, да?
        Пурген догнал Саню, ткнул локтем в бок:
        - Слышь? Поют.
        Я бы, конечно, пением эти звуки назвал с большой натяжкой. Так, мычание. Но, учитывая низкую музыкальную грамотность местного населения, явление, безусловно, необычное.
        Впереди остановились, и Саня услышал довольный голос Гризли:
        - Это, ить дошли… Цветник это…
        Местность здесь совершенно незаметно понижалась, образуя нечто вроде а-агромадного блюдца, метров пятьсот в диаметре. И вот теперь представь, что в это самое блюдце набросали мелко нашинкованную радугу, пардон за пошлое сравнение, ничего умнее в голову не пришло.
        Это и был знаменитый и совершенно незнакомый нам Цветник.
        А начали мы знакомство с жуткого конфуза Цукоши.
        Совсем рядом с дорожкой начинались заросли неизвестного растения, на ветках которого, трогательно поддерживаемых палочками-рогульками, висела клубника величиной с футбольный мяч. Обжора-Азмун и здесь не смог подавить зов вечно голодного брюха. Он сорвал с ветки ближайшую ягоду и с хлюпаньем засунул в нее довольное лицо.
        Тут же выронил ягоду и согнулся пополам.
        Его вырвало.
        От лежащей на земле клубничины разносился сильнейший запах падали.
        - Эх ты, дурында, - ласково сказал Кувалда, с жалостью глядя на содрогавшегося Цукошу, - ее ж только Пакость есть может…
        - Ого, - тихо заметил Леня. - А вот и садовник пожаловал.
        Странной, подпрыгивающей походкой к ним действительно направлялся человек. Когда он подошел достаточно близко и уже можно было разлядеть его лицо, Цукошу снова вывернуло. Ну, это, наверное, по инерции. Хотя зрелище, доложу я вам, было… весьма и весьма специфическое.
        Недопеченный крендель с как попало воткнутыми изюминками глаз, который, перед тем как посадить в печь, изрядно покромсали ножом…
        Или сильно подтаявший снеговик, у которого уже и нос-морковка отвалился…
        Что-то среднее между этими двумя обаяшками.
        Был он невысок ростом, примерно Стармеху по плечо, с редкими длинными волосами и большими мясистыми ушами-локаторами. Подбежав к Кувалде, он радостно запрыгал вокруг него, издавая как раз то, уже слышанное нами мычание, только тоном повыше.
        - Это… Кто это? - сдавленно спросил Дима.
        - Это - Дуня. - Невыразимая нежность сквозила в голосе Кувалды. Он ласково гладил урода по голове и сунул ему в руку заныканный где-то кусок сахара.
        - А что у него с лицом? - Бестактный вопрос, не спорю, но Дима был, честно, ошарашен.
        - А-а, это-о, таким уродился, болезный, така уж у него, ить, стало быть, планида… А лицо… Он, ить, вообще безо рта на свет народивши… я вот так иду, смотрю, пацан в траве лежит… махонький, глазки черненьки, а не плачет… Гляжу - а рта-то и нет… ну, я ему ножичком и проковырял… неаккуратно маненько, да ничего, и так сойдет… Ты на лицо-т не смотри, главно дело, штоб человек хороший…
        Дуня меж тем, поплясав около Кувалды, видно, решил пойти познакомиться с остальными. А знакомство у него - представляешь? - состоит в том, что, попрыгав на месте, этот урод вдруг, не спросясь, кладет тебе голову на грудь и пускает слюни.
        Надо отметить, мужики очень мужественно перенесли эту трогательную процедуру. Когда очередь дошла до Сани, его замутило, но он только крепче сжал зубы. У настоящего Сани-Двоечника, без примеси, так сказать, Саши Самойлова, наверное, давно бы уже случилась истерика.
        Дуня покончил со знакомством и что-то промычал Кувалде.
        - Так, ить, в гости зовет… - перевел тот. - Наши блинки - ваши байки…
        Этого только не хватало!
        - Нет, Гризли, - решительно отказался Стармех, - мы, знаешь ли, еще не устали, рано отдыхать. Так до Лечебницы можем засветло не успеть.
        - Ну-у-тко, низя-я, низя-я так, братцы, - заныл Кувалда, - обижать-т, хорошего человека - грех, ить, он к вам - со всей душой… Низя-я… Хоть минутку посидеть на-адо… Отсюда до Лечебницы - уж и рукой подать… - Стоящий рядом Дуня изображал на своем кошмарном лице скорбь и что-то жалобно подвывал.
        - Кончай концерт, Стармех, - шепнул Двоечник, - посидим минуту, не помрем.
        - Не помрем? - Дима с сомнением глянул на зеленого Цукошу. - Ладно, Дуня, принимай гостей.
        Радости садовника не было предела. Он даже бросился было обниматься, но Леня - первый же, на кого он наскочил, - инстинктивно выставил локоть вперед. Получилось слегка резковато - Дуня с размаху налетел на локоть и шлепнулся на дорогу. Пурген покраснел, Дуня заплакал, Кувалда Гризли, кудахтая, бросился успокаивать обоих.
        Ну, конечно, минутки не получилось. Не меньше получаса просидели в хлипком Дунином шалаше, старательно отказываясь от любого угощения и ведя глубокомысленные беседы через переводчика-Гризли. Потом всех повели на экскурсию.
        Здоровенное блюдце Цветника было аккуратно разбито на сектора. Каждый сектор чем-то отличался от других. Ну, например: просто цветы, цветы плодоносящие съедобные, цветы плодоносящие несъедобные, цветы плодоносящие ядовитые, цветы плодоносящие просто опасные и т. д. В отдельном огороженном загончике резвились надуванчики. Мужики специально остановились ненадолго - посмотреть. Эта тварь нам знакомая, встречались уже. При соблюдении некоторых элементарных правил опасности не представляет, а понаблюдать за ними - забавно. Ну, представь: среди обыкновенных одуванчиковых листьев на толстом мясистом стебле торчит обыкновенный же, с виду, одуванчик. Через примерно час после восхода солнца он полностью раскрывается. Еще через час начинается интересное. Головка цветка набухает, увеличивается в размерах, потом вдруг громко говорит: «пуф!» и лопается. Разбрасывая по сторонам крошечные парашютики с семенами. А семена у надуванчиков - острые и цепкие, как рыболовные крючки. Попадут на любую поверхность и тут же начинают пускать корни и выбрасывать мелкие листочки. Повторяю: поверхность роли не играет. Поэтому
близко к надуванчикам подходить на всякий случай не надо. Цукоша божился, что видел надуванчика, уцепившегося за дуло автомата. Но и это еще не самое интересное. Самое интересное начинается потом. Семян этих каждый цветок отплевывает уйму, места всем, как водится, не хватает… Поэтому они и начинают драться… Натурально. Стенка на стенку. А потом - каждый сам за себя. Незабываемое зрелище. И очень поучительное. При случае напомни, я покажу.
        Росли здесь, так же в комфорте и изобилии, желтые плаксы, редчайший белый чертополох, гигантские болмаши и конопля-обманка. А уж сколько незнакомых… Сане больше всего понравились небольшие круглые кусты. Все они были покрыты множеством крошечных цветочков двух видов. Одни напоминали наивные голубые глазки - и непрерывно моргали. Другие изображали розовые губки и посылали вокруг бесчисленные поцелуйчики. Такая вот локальная идиллия. К сожалению, не удалось выяснить у Дуни, как называется этот милый кустик.
        - Какая пошлость! - заметил, проходя мимо, Стармех.
        Каждое растение, кроме, конечно, блуждающих, занимало свою отдельную и ухоженную клумбу, дорожки были подметены и посыпаны красной крошкой. Похоже на битый кирпич. Интересно: откуда здесь кирпич?
        Как умудрялся колченогий идиот Дуня поддерживать здесь такой идеальный порядок, так и осталось загадкой.
        На прощание - опять же с прикладыванием головы и пусканием слюней - Дуня всем сделал подарки.
        Пургену достался ядовито-красный цветок, смахивавший на жеваную гвоздику.
        - Увы, - посетовал Леня, - я сегодня не при смокинге. А то - обязательно бы вставил в петличку!
        Но ему тут же объяснили, что это и не для красоты вовсе, а для пользы. Гадость насекомую в радиусе метра напрочь, говорят, отгоняет.
        Стармех получил комплект обструганных белых палочек. Дуня изобразил какой-то сложный танец, а Кувалда перевел: дескать, палочки эти - идеальное средство, чтобы бросить курить. Захотел подымить-отравиться - палочку в рот. Пожевал чуть-чуть - и расхотелось.
        Дима уже открыл рот, чтобы сообщить Дуне и Кувалде свое мнение об их трогательной заботе о своем здоровье, но… Несчастный урод так трогательно смотрел на него, что дрогнуло даже железное сердце Стармеха. Он взял палочки, буркнул: «Спасибо», - и отошел в сторону.
        Азмун наотрез отказался от корзинки настоящей клубники. Расстроенный Дуня сбегал и принес ему огурец.
        Дошла очередь и до Двоечника. Ужасно важный Дуня торжественно вручил ему ромашку с одним-единственным лепестком.
        За спиной захихикал Пурген, а ехидный голос Стармеха задумчиво произнес:
        - Как ты думаешь, Леонид, что здесь получилось: «любит» или «не любит»?
        - «Поцелует»! - вякнул подлый Пурген и прямо-таки зашелся от смеха.
        Вот дураки, да?
        Саня последний раз оглянулся на Цветник и с удивлением почувствовал обидный укол. И правда, чего это он меня так? Я ему вроде ничего плохого не сделал… Всем что-то полезное досталось, один я как идиот с этой ромашкой стоял…
        Дальше все пошло как по маслу. До Лечебницы действительно оказалось не больше километра. Правда, когда подходили к Полбудке, уже начинало смеркаться.
        - Здесь заночуем, - скомандовал Стармех, бросая мешок.
        А что? Разумно. Хоть и рядышком Лечебница - Железку перейдешь, да метров сто влево. Вот как раз и дизелек ихний на рельсах стоит… А «стрелку» с ребятами все-таки лучше перенести на завтра. Не любят в наших местах поздних визитов. Не принято это у нас. «Не комильфо», - говорит Леня. Начне-ется: кто, да что, да зачем… А в принципе могут и сразу стрелять начать. Дело хозяйское.
        Расположились, закусили, улеглись. Санино дежурство, как обычно, первое. В принципе Полбудка - место классное. Это как бы нейтральная зона, филиал Красного Креста. Закон здесь есть неписаный: если в Полбудке есть кто - значит, помощь нужна. Идешь мимо - подойди, поинтересуйся, чем сможешь, помоги. Хотя… Сам знаешь, какое сейчас время. Такие ублюдки развелись - никаких законов не признают. Разве только закон всемирного тяготения. И то - потому что его ни похерить, ни перекупить…
        Нет, зачем же нам в Полбудку? У нас, тьфу-тьфу-тьфу, все нормально. Мы рядышком стоим.
        Чу? Кто идет? А, опять Пургену не спится. Неужто куртку чинить будет? Что такое? Как ночь, так у него «молния» ломается. Нет, вроде… К котелку подошел, чаю холодного хлебнул. Побродил немного вокруг.
        - Чего не спишь?
        - Сань, я вот что вспомнил…
        - Ну?
        - А может, и показалось… Когда Вомбат с Кувалдой разговаривали, ну, тогда, в последний раз…
        - Ну?
        - Да не нукай ты! Мне кажется, Гризли ему что-то передал.
        - То есть?
        - Какую-то фигульку, мелкое что-то.
        - Ну и что?
        - Не знаю… - побрел обратно.
        Только Пурген улегся, Кувалда Гризли к костру ползет. Это что это у нас, товарищи, за мода такая пошла - ночные разговоры разговаривать?
        - Эт, того, дружа, ты на Дуню не серчай… - Кувалда говорил быстро и тихо, приходилось сильно напрягаться, чтобы разобрать слова. - Он - человек Божий, даром, что на лицо обойденный… цветик его не выбрасывай… не со зла он…
        - А на хрена мне этот оборвыш? - тихо и сердито спросил Саня, пытаясь вспомнить, сразу он выбросил ту злополучную ромашку или успел куда-то сунуть?
        - А, ить, того не ведаю… Дуня, сам видел, со словом плоховатенько дружит, его, ишь, и понять - не всегда… что-то он объяснял мне, про ентот цветик, да я, дурень старый, почти ничего и не понял…
        - Ну, и фиг с ним, - Саня махнул рукой, - большое дело. Что мне - гербарий собирать?
        - А и то - пpавда… - Кувалда пополз спать.
        - Эй, подожди! - Ползи-ка, дpуг обpатно, у нас к тебе вопpосы кой-какие накопились. - Слушай, Кувалда, а о чем все-таки вы с Вомбатом pазговаpивали?
        - Это, когда ж, когда ж, мила-ай? - Вот опять, хpен стаpый, дуpаком начнет пpикидываться. - И не помню я такого… ишь, пpоныpы, одни уши вокpуг…
        - Ладно тебе, ладно, не хочешь, - не говоpи… Тогда, может, вспомнишь, чего ты ему такое маленькое пеpедавал?
        - Я?! - подскочил Кувалда, вpаз pастеpяв свои словесные пpичиндалы.
        - Чего оpешь? Мужиков pазбудишь!
        Гpизли внезапно сел и упавшим голосом жалобно сказал:
        - Ох, да не мучь ты меня… ничего худого тебе я не делал. Дуня вот тоже сказал - ты хоpоший человек… не доводи до гpеха…
        - Какого греха? - не понял Саня.
        - Ишь, ты дурня дурней, глаза тока умные строишь, а и невдомек тебе… грех это великий - хорошего человека обманывать…
        - Ты запутал меня совсем! Говоришь, сам не понимаешь чего! При чем тут - хороший-плохой? Ты можешь толком сказать - куда Вомбат ушел?
        - Это-о, ить, а тебе зачем? - Тоже правильная тактика: «да» и «нет» не говорите, «черно-бело» не берите. Вы поедете на бал? А зачем?
        - Мне нужно, - как можно тверже сказал Саня. - Мне обязательно нужно знать, что собирается делать этот человек.
        Кувалда внимательно, насколько это позволял свет костра, вгляделся в Сашино лицо. Нет, зря он из себя жука-добряка строит. Неприятный он человек. Я б такому свой автомат подержать не дал.
        - А-а-а, эт, не пойму я… бьюсь, бьюсь, никак все в толк не возьму, чего ты от меня хочешь, мил человек? - затянул Гризли старую песню, не понимая, - а может, как раз и понимая, но раздумывая, и этим своим раздумьем выдал себя с головой.
        - Да ничего, спать иди, - раздраженно бросил Двоечник, поправляя костер.
        Мы им не понравились.
        Очень.
        С первого взгляда.
        Назывались они, конечно, никакие не «карусели» и не «мамзели», а даже совсем наоборот - «Рулетка-транзит». Ну, в том смысле, что фирма не гарантирует.
        Ну а мы тоже - молодцы. Как проснулись, умылись, чаю пошвыркали, так и поперли. Здрасьте. Вот и мы. Прокатите, дяденьки?
        Не обдумали ничего, не обсудили.
        Они нам сразу, в лоб: чем платить будете? А мы и скисли. Они такое дело увидели и еще больше разозлились. Ясно дело - кто пустых клиентов любит? Один гад кривозубый, во рту у него словно штакетник поломанный, даже издеваться начал.
        - Давайте, - говорит, - нам вот этого, самого толстого, - и в Цукошу пальцем тычет, - у нас с топливом напряженка, будет нам дизель вручную толкать.
        Представляешь?
        А еще, самое обидное, что все понимают - при Вомбате такого бы никогда не случилось. Если при Вомбате эти «рулетки» вдруг вздумали на нас попереть… Я думаю… Для начала хорошенько получил бы по своим кривым зубам этот возникала. А потом Командир быстро что-нибудь придумал бы…
        - Насчет оплаты беспокоиться не надо.
        Ой, кто это? Как будто привидение заговорило… Нет, это Стармех, оказывается, высказался. Чего это он? Импровизировать от безнадеги начал? Стоит, ноги чуть расставлены, глаз прищурен.
        - Чего даешь? - сквозь зубы протянул худой старикан. Сидел он в углу, кутаясь в драный овчинный тулуп, и курил самокрутку. По всему видать - главный тут.
        - Даю… - Стармех демонстративно, тыкая пальцем, пересчитал «рулеток», - никто из наших по-прежнему ничего не понимал, - …пять праздничных наборов.
        - Что в наборе? - бесцветно спросил главный.
        - Взывчатка-пластик, патроны автоматные, шоколад… - У Азмуна глаза на лоб полезли - чего это Димка несет?! Какие патроны?!
        - Шоколад… - Мечтательно повторил кто-то из «рулеток».
        - А почему сразу не сказали? - так же без эмоций продолжал допрашивать старикан. Голос его, безвкусный и бесцветный, напоминал Сане какой-то противный жидкий бульон типа - один воробей на ведро воды.
        - Тонкость одна есть. - Стармех был непробиваем.
        - Какая?
        - Ничего этого у нас сейчас нет, но если договоримся, то как раз по пути и захватим.
        От это загнул!! Саня обменялся с Пургеном и Цукошей быстрыми взглядами. Те подтвердили: ага, скумекали. Ловко. Но и риск - немереный.
        - Садись, - пригласил главный. - Курить будешь? - И кисет протягивает.
        - Спасибо, у меня свои. - Стармех уже сигарету в рот сунул, а сам на кисет этот смотрит не отрываясь.
        А этот, старый, уставился на Димкину руку. У него на кисти, помнишь, татушка махонькая, якорек синий.
        Они та-ак до-олго друг в друга всма-атривались…
        А пото-ом оба ка-ак за-аорут!
        - Димка!!!
        - Пашка!!!
        Страшный рев и костоломные объятия. Стармех встретил своего старинного кореша, с которым в младенчестве чуть ли не на один горшок ходил. Благодарные зрители растроганно жмутся к стенкам, смахивая скупые слезы радости. В углу испуганно скулит Пакость.
        Опускаем описание празднеств по случаю нежданного свидания…
        Короче говоря, по делу разговаривать мы сели только завтра. Стармех расщедрился и наобещал «рулеткам» половину содержимого штрипковского вагона. А нам-то что? Нас и половина устроит. Судя по рассказам Вомбата, вагон там большой, шоколада и паронов всем хватит. Перешли к обсуждению технических, так сказать, подробностей.
        - Где приблизительно стоит ваш вагон? - спрашивает Паша. Самое странное, что, по словам Стармеха, они - ровесники, а выглядит этот ровесничек лет на двадцать постарше Димки. И прозвище у него, прошу заметить, - Базука.
        - Приблизительно посередине, - отвечает Дима. При этом сидит он напротив Паши, они оба честно смотрят друг другу в глаза, но карту ни один из них не достает.
        - Ладно вам выделываться, - заявил тот, кривозубый. Очень даже, между прочим, нормальный мужик. Вчера, после третьей, очень душевно с ним о мимикротах поговорили - все равно без разведки здесь не обойтись. Только решить надо: пешком туда идти или дизеля гонять?
        Все задумались. То есть нам-то - чего думать? Их дизель, им и решать.
        Нет, зажмотились. Пешком, говорят, пойдем. Неизвестно еще, жив этот ваш вагон с подарками или нет, а у нас опять же с топливом проблемы… Кстати, так мы от них и не добились, чего они в свой дизель заливают. И подсмотреть никак, поскольку главная, так сказать, база у «рулеток» на той стороне, за Девяткином. Там, говорят, и дом у них теплый, и склад. Это Банджармасин после седьмой немного проболтался.
        Идти решили вчетвером. Двое от них, двое наших. Задача предельно простая. Обнаружить вагон. Выяснить, на каком пути он стоит. По карте определить, где и какие стрелки перевести. Перевести эти самые стрелки. Вернуться обратно.
        Скоро сказка сказывается…
        Главная изюминка предстоящего мероприятия в том, что вагон, который нас интересует, стоит в таком месте… в таком специальном месте, которое для приятных прогулок выбирают в последнюю очередь… С Синими Уродами он рядом стоит, вот что! Только не надо спрашивать, что это такое. Это бестактный вопрос.
        Все опять добрым словом помянули покойного Штрипка, принявшего от рук Длинного Мохаммеда смерть лютую. Потому как этот самый Штрипок хоть и странный был тип, но совершенно невредный. Стихов, говорят, знал уйму, читал их когда ни попадя. А главное - он единственный, кто по Железке запросто ходить мог. Все ее подковырки знал. Вот такая у парня специализация была.
        От наших пошли Дима и Азмун. От «рулеток» - Волосатый Дюк (совершенно лысый парень с замашками аристократа) и Банджармасин (кривозубого, оказывается, так зовут). И так и сяк прикидывали, по карте пальцами возюкали, пошумели маленько, но в конце концов порешили, что до Нового Русла прямо по шпалам дотопают, и только потом - полями пойдут. Вагон тот, по рассказам Вомбата, заметный, особых сложностей с поисками быть не должно. Вперед, ребята. С Богом. Стало быть, сегодня к вечеру ждем-с.
        Они вернулись через трое суток, когда мы почти перестали ждать.
        Паша Базука бегал кругами и ругался так, что у Пакости пропало молоко. Леня, начиная с утра третьих суток, неподвижно сидел на рельсах и не отрываясь смотрел в сторону Горелых Вагонов. Кувалда Гризли бродил как тень, что-то непрерывно бормоча, кажется, молился.
        Они вывалились из кустов, неописуемо грязные, страшно довольные, и принялись с ходу рассказывать о своих приключениях. Цукошу где-то сильно контузило, поэтому тихо говорить он не мог, а орал, как раненый горбань.
        Для начала они наткнулись на Трубочистов. Потом Банджармасину приспичило полюбоваться на Мост Миражей. В результате им задурило голову, и все они чуть не свалились в Новое Русло. Вагон нашли почти сразу, но Волосатый потребовал уточнить, не пусто ли внутри. А поскольку дверь в вагоне с другой стороны, Стармеха с Банджармасином послали на Железку. Те, не будь дураки, полезли с правой стороны. А там…
        - Знаете, мужики, - весело рассказывал Дима, прихлебывая чай, - никогда в жизни так страшно не было! - Руки у него ходили ходуном, зубы клацали о край кружки. Цукоша при этом только кивал. На левой стороне головы у него четко просматривалась седая прядь.
        Большего от них добиться не удалось. Выпив по кружке чая со спиртом (полкружки чая на полкружки спирта), они отрубились и проспали двадцать два часа.
        Но дело они сделали. Стрелки были переведены. Часы, как говорится, пущены. Готовый к транспортировке вагон стоял и с нетерпением ждал, когда наш дизелек, съехав на нужный путь, ткнется в него носом, выведет на основные рельсы и будет так толкать до самого Девяткино, где и состоятся торжественные мероприятия по случаю… и так далее. Одним словом, материализация духов и раздача слонов.
        Саша сидел на открытой платформе рядом с кабиной дизеля. Его слегка трясло. Трудно было сказать определенно, КОГО именно трясло в предвкушении рискованного путешествия - Саню-Двоечника или Сашу Самойлова. В последнее время эти двое так перемешались друг с другом, что иногда с ходу было и не определить, кто суровым голосом одернул Стармеха, а кто чуть не заорал от страха при виде шляршня.
        Странный у них мир, странный. Вот, например, - ты заметил? - здесь совершенно нет женщин. И даже, более того, о них никто не вспоминает. За все время, пока я здесь, не было произнесено ни слова о женщинах! Чем уж они так насолили господину Антонову, что он не пустил в СВОЙ мир ни одной представительницы прекрасного пола? Поди - узнай. Ага, а теперь вспомни: Света-то ему была нужна! А может, не здесь? Черт разберет… Саша поежился.
        - Не дрейфь, Двоечник! - весело крикнул ему Стармех. - Когда будет особенно стремно - я тебя предупрежу! Глазки зажмуришь!
        Все дружно заржали.
        В честь такого важного события, как буксировка вагона, на платформу набилась вся «Рулетка-транзит». Дима подозревал, что это Пашина инициатива. На всякий случай: вдруг начнется свара при дележе? Тогда их будет пятеро против четверых.
        - Все! Поехали!
        Ну, поехали так поехали…
        - Эй, Ухо! - крикнул Базука мужику, сидевшему за машиниста. - Ты смотри, аккуратно, после стрелки скорость сбрось, а то всю морду об этот вагон разобьем!
        - Ага! - ответил тот. «Как же, - звучало в его голосе, - сброшу. Да я лучше морду об вагон разобью, чем задницу Синим Уродам подставлю!» Видимо, Банджармасин не был так скуп на подробности, как Дима.
        И всего-то? Не знаю, за что этой «Рулетке» отдают моток проволоки, я бы и полметра не дал. Наверное, нужно быть каким-нибудь очень продвинутым местным эстетом, чтобы «заторчать» от десятиминутной тряской прогулки мимо поваленных Гаражей…
        Нет, по-честному, мы увидели и отмороженных Трубочистов, которые, облепив свою Трубу, злобно махали нам вслед дубинками и невнятно ругались. И Мост Миражей Саше тоже очень понравился. Нет, правда, здорово: над вонючей водой Нового Русла, чуть-чуть подрагивая, появлялось изображение изумительной красоты моста. Смутные фигуры в диковинных платьях прогуливались туда-сюда… Говорят, и музыка иногда бывает…
        Может быть, весь кайф тут именно около Горелых Вагонов? Но Стармех при подъезде к этим самым вагонам вдруг резко упал на Саню всем корпусом, больно придавив к грязным доскам платформы. Да так и лежал, тяжеленный, как слон, пока не проехали самое интересное. Потом Саня почувствовал сильный толчок, услышал голос Паши:
        - Есть! Зацепили!
        И сразу - дизель пошел тяжело и медленно.
        - Все, вставай, - разрешил Стармех.
        Лица у всех сидящих были глупо-смущенные. Они небось все позакрывали глаза, а теперь и не знают, что говорить. Видели - не видели? А что видели?
        Саня сел, отряхиваясь и разминая затекшую спину.
        - Вот бугай, - тихо буркнул он Диме.
        - Ладно, извини. Для твоего же блага старался.
        Саша сердито засунул руки в карманы и отодвинулся к самому краю платформы. Их странный поезд, вздрагивая на стрелках, медленно приближался к бывшей станции метро «Девяткино».
        Надо же, как здесь все перекорежило! И ведь где-то здесь бродят такие же мерзкие крысы, которые пакостят в НАШЕМ метро! Слева показалась полуобвалившаяся платформа и не похожий на себя, без стекол и скамеек, разгромленный и загаженный вестибюль станции метро. Сашина рука вдруг наткнулась в кармане на что-то маленькое и мягкое. Ха! Это ж Дунина ромашка! В голову полезла всякая чепуха, и Саша, подсмеиваясь над своим ребячеством, оторвал тот, последний, лепесток, пустил его куда-то за спину, по ветру и тихо-тихо, про себя пробормотал:
        - Лети-лети, лепесток, через запад, на восток, через север, через юг. Возвращайся, сделав круг. Лишь коснешься ты земли, быть по-моему вели… Эх, да пропадите вы пропадом, мерзкие создания, не смейте больше дурить людям головы, ни здесь, ни там, У НАС! Хочу, чтобы ни одна крыса больше не смогла отсюда выползти!
        Ползущий впереди дизеля вагон вдруг начал крениться. Сильнее, сильнее… Откуда-то полыхнуло огнем… Господи, да там взрывчатки - тонны! Саша еще успел увидеть вскочившего Пашу с разинутым ртом… Раздирающий небо взрыв, словно гигантской рукой, зачерпнул всю станцию, вместе с землей, рельсами, раскрошившимся бетоном, обрывками проводов, и крысами, крысами, крысами! - мгновенно перемешал в огненную кашу, небрежно отшвырнул оказавшихся под рукой людей…
        …Саша чувствовал, как мучительно, с кровью, отрывается его душа от летящего тела, покидая, покидая, покидая этот странный, странный, странный мир…
        Глава четвертая
        Саша
        Саша чихнул и упал с дивана. Подняться обратно стоило огромного труда. Как будто в каждую клеточку тела вместо воды закачали масло. Еле-еле разлепил глаза, проморгал белесую муть. Прямо перед носом, на журнальном столике лежали ампулы и два шприца. Идиот, не мог сообразить - наполнить шприц ДО ТОГО. Накатывала дикая слабость. Ампула весила тонны три, не меньше. Где ж у нас вена-то? Ох, нелегкая это работа - на иглу посадить бегемота… Вроде попал. Фу-у-у… Есть контакт!
        Облегчение наступило почти сразу. Саша вскочил на ноги, схватил вторую ампулу и бросился к Свете. Вот так, аккуратненько, жгутик наложили, иголочка тоненькая, больно не будет…
        А вот тут я с вами поспорю, господа. Поступок вполне джентльменский. Три-пять минут ничего не решают. А если бы я, по слабости своей, девушке воздух в вену впустил?
        Света лежала на диване, похожая на спящую царевну. Саша честно несколько минул поколебался - не поцеловать ли ее, но сдержался.
        Что за черт?!
        Света в сознание не приходила.
        В последней надежде, что она просто спит, заснула, устала, поздно уже, ну может же человек просто уснуть? - Саша легонько потряс ее за плечо. Потом сильнее.
        Никакого эффекта.
        Он метнулся к аптечке и остановился в недоумении. Что ты хотел там найти? И, понимая всю нелепость своих действий, все-таки отыскал флакон нашатыpя.
        С таким же успехом можно было водить у нее перед носом шариковой ручкой.
        Эй, эй, эй! Стойте!!!
        Он выпрямился и почувствовал, как весь покрывается холодным потом.
        Почему Света лежит без сознания? Ведь он же путешествовал один?! Как он сразу-то не сообразил?
        Теперь его кинуло в жар. Очевидно, что со Светой что-то случилось. Что-то страшное. Ужасное. Что-то ужасно опасное. Саша сел рядом с ней на пол и схватился за голову. Часы громко пробили два - он вздрогнул от неожиданности. Все правильно. Путешествие заняло несколько минут. Плюс еще десять-пятнадцать, пока он очухивался и делал уколы. А сколько он пробыл ТАМ? Около недели? Не помню. Главное, что Светы ТАМ НЕ БЫЛО. Ни упоминания, ни намека, ни слухов. Если бы в ТОМ мире вдруг объявилась бы женщина, это стало бы известно моментально. Тот же Кувалда рассказал бы… Это ты себя так успокаиваешь? Уповаешь на внутреннюю логику путешествий? А почему и нет? Мир, созданный человеком, должен подчиняться человеческой логике… Думай, думай, не сиди просто так… Так. Еще раз, сначала. Света хотела с моей помощью отправиться в СВОЙ мир. Но почему-то вместо этого я оказался в мире Антонова. Как? Почему? Я о нем и думать-то не думал… Стой, а почему ты так уверен, что Свете был нужен именно ЕЕ мир? Может, она тебя обманула. И на самом деле отправилась искать своего… Антонова своего. В ЕГО мир… О Господи! Выходит, она
осталась ТАМ?
        Саша, совершенно потеряв над собой контроль, повернулся к Свете и стал сильно трясти ее за плечи. Очнись, очнись немедленно! Словно тряпичная кукла, она болталась в его руках, не приходя в сознание. Саша тут же устыдился своего порыва и осторожно положил Свету обратно на диван. Она была очень бледна. Дыхание - Саша прислушался - редкое. «Похоже на кому, - подумал он и тут же разозлился на себя. - Какая тебе, к черту, кома? Ты и комы-то в глаза не видел, только в книжках читал!» Внезапно разбуянившаяся фантазия немедленно подкинула Саше жуткую картинку: Света, годами лежащая без движения, в своем загадочном забытьи, на котором сломают головы не один десяток мировых специалистов… Так, так… специалистов. Еще раз: специалистов. Поплавский! Надо немедленно искать Поплавского!
        Саша почти в точности повторил Светочкино поведение в аналогичной ситуации, когда та поняла, что ей нужен именно доктор Игорь: он так же бросился к двери, а потом к телефону. И точно так же сел после этого на диван и закурил. Единственным отличием был «Беломор» вместо «Marlboro».
        Все. Вот так и буду теперь сидеть. Ситуация почти анекдотическая. Хозяйка загородного дома лежит без чувств на диване, а непрошеный гость сидит рядом и курит. Хорошенький анекдот. Смешно до колик. Господи, что делать-то? Где ж я тебе найду Поплавского в два часа ночи? Да и что он, по правде говоря, сможет сделать, даже если - на секундочку представим себе такой фантастический вариант! - прилетит сюда из своего Парижика?
        Саша сидел в кресле, ощущая в себе нарастающее отчаяние.
        Света полулежала на диване. Ноги ее неуклюже развалились на полу, и Саше стало ужасно неловко, что Света лежит перед ним в такой бесстыдной позе. Может, хоть в спальню ее отнести? А то вдруг сейчас охранники придут проверить, не сотворил ли гость чего плохого с хозяйкой? В спальне можно хоть что-то изобразить… Да нет, не может этого быть, никто сюда не придет. Саша еще немного подумал и, почему-то краснея, взял Свету на руки. А где ж тут спальня? И смех и грех. Положил бесчувственное тело обратно на диван, пошел искать. Французская комедия, и только. Спальня обнаружилась на втором этаже. Шикарный сексодром, три на три, и целая стена зеркальных шкафов. «Для одинокой дамы такая кровать явно великовата», - прикинул Саша. И снова испугался: он ведь ничего не знает о Свете. А вдруг сейчас явится какой-нибудь новоявленный и чрезвычайно ревнивый муж? Этого Саша уже вынести не смог. Неуклюже свалив Свету на кровать, он помчался вниз, в Машину комнату, стараясь не сильно топать.
        Машенька спала на диванчике, совершенно одетая. На полу стояла собранная сумка. Видно, провинившаяся горничная ждала-ждала, когда ее будут выгонять, да и заснула. От первого же Сашиного прикосновения Маша проснулась и села.
        - Ой! Это ты? Ну, что? Чего вы там так долго? - В глазах ее мелькнуло самое тривиальное женское подозрение.
        - Пошли, сама увидишь.
        Саша шел в спальню, судорожно, на ходу, пытаясь придумать, чем бы объяснить Маше бесчувственное состояние хозяйки.
        - Вот, - упавшим голосом сказал он, открывая двери спальни.
        - Чего - вот? - осторожно переспросила Маша, заходя. Ее самые гнусные подозрения достигли пика, когда она увидела лежащую на кровати Светлану Вениаминовну. Но Машенька, надо ей отдать должное, была девушкой умненькой. Она быстренько сообразила, что дело здесь нечисто. И не поглумиться над ней, не похвалиться своими сексуальными успехами с хозяйкой позвал ее Саша. К тому же по виду лежащей женщины трудно было сказать, что она только что три часа прозанималась любовью.
        Маша несколько секунд смотрела на Свету и напряженно размышляла. Саша уж было открыл рот, собираясь промямлить что-то невразумительное вроде: вот, лежит, не знаю, что с ней…
        Но тут Маша восторженно выдохнула:
        - Ну, ты и рисковый мужик, Сашенька-а… - И почти без перехода закончила - А я знаю, где она брюлики свои хранит!
        О-о-о, небо!!! Не может быть, чтобы она была так тупа!! Не допусти, Господи, чтобы эта толстозадая дура решила, что я убил свою любимую женщину из-за ее бриллиантов!!
        А Машенька меж тем уже по-хозяйски рылась в каком-то шкафчике.
        - Стой! - гаркнул Саша, тут же испугавшись своего крика. - Что ты делаешь?
        - Подожди, я здесь видела… Сейчас…
        - Маша… - тихим страшным голосом сказал Саша. - Если ты немедленно не прекратишь, я тебя придушу.
        Она, конечно же, сразу прекратила и уставилась на Сашу огромными испуганными глазами.
        - Слушай меня внимательно. И отвечай на вопросы. Коротко и ясно. Поняла? - Кивнула. Поняла. - Когда здесь сменяется охрана?
        - В десять. Утра.
        - Они докладываются хозяйке, что сменились?
        - Нет. Она не любит… - Маша покосилась на кровать. «Может, стоит уже говорить: не любила?» - Когда беспокоят.
        - Угу. - Саша сосредоточенно кивнул. - Тогда подумай, сколько она сможет здесь лежать, пока не хватится охрана?
        - Не знаю… - Машу начала колотить дрожь. - Долго… А может, и нет. Они тут бдительные… Еще от прежнего хозяина остались…
        Саша с тяжелым вздохом сел на кровать рядом со Светой. Маша чуть не рухнула на пол. Теперь она смотрела на Сашу чуть ли не как на графа Дракулу. Внезапно какая-то мысль осенила ее:
        - До утра они точно ничего не расчухают, а потом обязательно начнут что-то подозревать, если она не пойдет гулять с собаками!
        - Умница, - похвалил Саша. - Головой работаешь. Значит, с собаками пойдешь гулять ты.
        - А зачем… - Резонный вопрос готов был сорваться с Машиных губ: «А зачем нам ждать утра и гулять с чьими-то тухлыми собаками, если можно прямо сейчас рвануть когти, тем более, где брюлики лежат, мы знаем?…»
        - Вот что, - очень строго сказал Саша. - Никаких истерик, шума и криков. Иди спокойно спать…
        - А ты-ы? - в ужасе протянула Маша.
        - Я здесь останусь.
        - Заче-ем? - Теперь в ее глазах стояло еще более страшное подозрение.
        - Да успокойся ты, жива она, жива, можешь пульс пощупать. - Маша проверять не стала, только несколько раз с готовностью кивнула. - Так вот. Я продолжаю. Иди к себе, спи, утром выгуляй собак… Во сколько они гуляют? В шесть? В семь?
        - Не, - Машенька сильно замотала головой. Ей, наверное, показалось, что от амплитуды движений ее головы напрямую зависит Сашино доверие. - Они у нас баре - рано не встают. Часов в десять, пол-одиннадцатого…
        - После завтрака?
        - Когда как…
        - Ладно, на хрен еще ваш режим дня обсуждать. Так вот. Завтрак ты готовишь?
        - Я.
        - Значит, утром, в обычное время, идешь на кухню, готовишь завтрак. Стараешься попасться на глаза охране. Поболтай с ними, похихикай… Вы общаетесь?
        - Немножко. - Маша пожала плечами. Тема была скользкая.
        - Ну, вот, значит, и так это, невзначай, скажи: у хозяйки гость. Целую ночь трахались, а теперь завтрак в постель требуют. Небось теперь целый день проваляются… Сможешь?
        - Я постараюсь… А вы, что, действительно…
        - Ты что - совсем дура или притворяешься? - чуть не сорвался на крик Саша.
        - Все, Сашенька, молчу. - На миг ему даже стало жаль ее: такая она стояла симпатичная, покорная… и тупая, как пробка.
        - Тогда все. Иди. - Интересно, что она себе сейчас навоображает? Нет, у меня, наверное, фантазии не хватит. А собственно говоря, плевать. Важно, что милицию она вызывать точно не будет. Откуда в наших женщинах такой прямо-таки средневековый авантюризм? Ох, главное, чтобы инициативу ненароком не проявила.
        - Маша!
        - Что? - Она обернулась с нижней ступеньки лестницы.
        - Без моего разрешения ничего не предпринимать. Поняла?
        - Да, Сашенька.
        Изображаю тут из себя заговорщика-злоумышленника. Ну, положим, отсрочку до середины дня или даже завтрашнего вечера я обеспечил. Если Машка нормально сыграет, у охраны подозрений быть не должно. Так. Это все, конечно, очень здорово, но дальше-то что делать?
        Саша с тоской посмотрел на лежащую Свету. Ну как есть спящая царевна. И платье соответствующее, и… стоп. А где вторая сережка? Я же точно помню, как они полыхнули сине-бело-желтым огнем, когда Света стояла передо мной в гостиной!
        В правом ухе сережка была, в левом - нет. Саша внимательно рассмотрел оставшуюся. Чрезвычайно скромно для такой богатой дамы: словно крохотный гвоздик с бриллиантовой шляпкой. Трясущейся рукой Саша потрогал маленькое холодное ухо. Замочек надежный - не защелка, не пружинка - винтик. Такой сам по себе не откроется… Как это странно, однако… Для очистки совести Саша прополз на коленях весь свой путь - по лестнице, обратно в гостиную. Тщательно облазал все кресла и диван, прошелся около столика с напитками, короче, обшарил все. Сережки не было. И почему-то именно этот дурацкий факт не давал ему покоя. Казалось бы: рядом лежит бесчувственная женщина, которая, может, в этот момент умирает, а ты беспокоишься о какой-то ерунде…
        Жизнь есть жизнь. Именно за этими мыслями о пропавшей сережке Сашу и сморил сон.
        Проснулся он резко, как от толчка. Сразу же вскочил на ноги, мельком глянул на часы: почти восемь! - и помчался наверх, в спальню.
        Здесь абсолютно ничего не изменилось. Света лежала в прежней позе. Такая же бледная. Почти без признаков дыхания. Живая.
        Саша, подумав, накрыл ее пледом. И сел на пол, прислонившись к стене. И сидел так, без единой мысли в голове, не меньше часа. Услышал, как где-то внизу подъехала машина, различил Машин голос, звяканье посуды…
        - Можно? - Маша чуть-чуть приоткрыла дверь.
        - Да. - хрипло ответил Саша, не вставая.
        - Я завтрак принесла… - Девушка вопросительно посмотрела на него. Саша покачал головой. Она поствила поднос на прикроватную тумбочку. - С охраной все нормально, я сказала, как ты велел, вроде поверили…
        - Угу. - Какие-то мелкие суетливые мысли копошились в Сашиной голове. - Я там, внизу, телефон видел, навороченный такой. Это что - с автоответчиком?
        - Да.
        - Значит, ее… Светин голос там записан?
        - Ну да, как обычно: меня нет дома, поэтому…
        - Ясно.
        - А это тебе зачем?
        - Для камуфляжа, - без улыбки ответил Саша. - Буду изредка включать, чтобы создать впечатление, что она разговаривает.
        Слушай, парень, а почему бы тебе в профессионалы не податься? Уж больно ловко ты все устраиваешь… И прислугу соблазнил - в дом проник, и охрану отвлек, теперь еще и разговор будешь имитировать! Круто, круто… Да, только к чему все это, если я все равно не знаю, что дальше делать?
        Саша рассеянно принялся за принесенный завтрак.
        - Я… пойду? - неуверенно спросила Маша.
        - Иди, иди, если понадобишься - позову. Да, стой, ты с телефоном этим общаться умеешь?
        - Нет, Светлана Вениаминовна всегда сама включала… - Оба даже не заметили, что Маша назвала одноклассницу хозяйским именем.
        Ничего сложного в этом телефоне, конечно, не оказалось. Саша, как бывалый моряк, привыкший закупать технику вдали от родины, вполне справился с двумя десятками кнопочек. Из маленького динамика раздался мягкий голос:
        - Здравствуйте. К сожалению, меня нет дома. Если хотите что-то передать, говорите после длинного сигнала. Спасибо.
        Я-то, может, как раз и хочу что-то передать, да вот как?..
        В течение ближайшего часа Саше пришлось выслушать несколько сообщений, адресованных Свете. Признаться честно, кое-кому из звонивших Саша при встрече с удовольствием дал бы по морде. Как она, бедная, только живет в этом мире? Хотя, наверное, никакая она не бедная…
        Около десяти утра раздался очередной звонок, и сладкий голосок с еле уловимым пришепетыванием, то ли мужской, то ли женский, с ходу и не разберешь, на Светочкино предложение передать вкусненько сообщил:
        - Светлана Вениаминовна, я выполнил вашу просьбу. Поплавский Игорь Валерьевич… - Саша вскочил с дивана, - проживает в городе Париже, рю Виктор Бах, 14, отель «Шаранс». Телефон 46-13-15-98. Целую ручки.
        Судя по голосу, парень, к ручке-то тебя наверняка не подпускали.
        На ловца и зверь бежит! Саша запрыгал по комнате. Так, так, так, доктор Поплавский. Как, интересно, звонить в этот проклятый Париж?
        - Под журнальным столиком, на нижней полке лежит телефонный справочник, - охотно сообщила Маша. Она сидела в своей комнате и пришивала пуговицу к чему-то невыносимо розовому. Вопросов она больше не задавала, но и так было ясно, что девушку раздирает любопытство. Еще яснее, что скоро Маша начнет обижаться на Сашино молчание.
        Париж соединился с первого раза. Казенный женский голос что-то протараторил по-французски с вопросительной интонацией. Из всей фразы Саша уловил лишь название отеля и, конечно же, «силь ву пле». Что ж тебе ответить, милая? Саша судорожно вдохнул и брякнул по-простому:
        - Поплавский!
        Надо было поздороваться, дубина! Или, хотя бы сказать «месье Поплавский», или то же ее «силь ву пле» прибавить… Эх, бабушка, бабушка, что ж ты так мало уделяла внимания образованию внука? Французский-то у нас - хреноват, хреноват… Даже для моряка загранплавания маловато…
        Но девушка в далекой Франции, похоже, поняла Сашу. Она что-то еще утвердительно чирикнула, затем в трубке послышался щелчок и знакомый мужской голос мягко произнес:
        - Oui? - Вот гад, уже по-французски шпарит!
        - Игорь Валерьевич… - бросаясь в омут, выговорил Саша. - Это снова я. То есть Самойлов…
        Очень бы хотелось надеяться, что сотрудники отелей во Франции не имеют привычки прослушивать разговоры своих постояльцев. Потому что в течение следующих пяти минут Игорь Валерьевич Поплавский выдал тираду, способную вогнать в краску не менее сотни просоленных морских волков одновременно. Общий смысл этих изобретательно наверченных ругательств был прост: Поплавский абсолютно не рад слышать Сашу. И даже более того, если бы ему (то есть Поплавскому) предоставилась такая возможность, он сделал бы все, чтобы он, (то есть Самойлов) больше не имел возможности не то что звонить приличным людям в Париж в восемь часов утра, а и вообще - разговаривать с кем бы то ни было. Причем лишить Сашу способности разговаривать Игорь Валерьевич (кандидат, прошу заметить, медицинских наук!) предлагал удивительно негуманным, я бы даже сказал - извращенным способом. Никогда бы не подумал, что наши российские врачи способны заткнуть за пояс моряков по части ругани…
        Самойлов терпеливо выслушал мнение Поплавского, изредка сжимая зубы и помня, что делает это только ради Светы. Когда доктор то ли иссяк, то ли просто остановился передохнуть, Саша испугался, что тот сейчас договорит и бросит трубку, и торопливо сказал:
        - Вы только трубку не бросайте! Я не для себя стараюсь! Тут со Светой несчастье! - Более идиотской фразы и придумать было нельзя.
        - Со Светой? Что, черт побери, вы с ней сделали?
        - Я - ничего… Она сама… Она хотела отправиться в свой мир, а оказалось, что… то есть, я думал, что произошла ошибка, что отправился я один… а потом я вернулся… а… а она - нет…
        Связь с Францией была великолепная, поэтому Саша услышал, как Поплавский, тяжело выдохнув, куда-то сел.
        - О Господи… Вы отправились, вы вернулись… Ничего не пойму. Где вы были?
        - Ну, в этом, в мире Антонова…
        - Антонова?! - закричал Игорь. - Час от часу не легче. За каким хреном вас туда занесло?
        - Не знаю… Но я ее там не видел!
        - Тогда с чего вы решили, что она там?
        - А где же? - Саша недоуменно пожал плечами. - Без меня она никуда больше отправиться не могла… Наверное… - Прибавил он, подумав.
        - А сейчас вы где?
        - У нее дома.
        - А Светлана?
        - Лежит наверху.
        - Вы хоть укол ей сделали?
        - Да.
        Поплавский замолчал. Очевидно было, что он находится в не меньшем тупике, чем Саша, и тоже пытается найти выход.
        - И как она? - спросил он, видно, лишь бы не молчать.
        - Дышит, - лаконично ответил Саша.
        Поплавский снова выругался, но уже шепотом.
        Со стороны посмотреть - шикарный кадр для какого-нибудь маститого режиссера. Напряженная сцена: бесчувственая женщина лежит на кровати. Двое мужчин молчат, сжимая в руках телефонные трубки. Один - в России, другой - в Париже. Оба думают, как ее спасти. И тут же, плавно, камеру - на зеленеющий за окном холм, потом на синее-синее равнодушное небо, словно говорящее нам: все суета… Я опять юродствую. Потому что я сам - один из этих двоих мужчин, я сам смотрю на этот холм и небо, и я сам - черт побери! - не знаю, что делать!
        - А вы… - нерешительно начал Поплавский, - что-нибудь делали? То есть, пробовали что-либо делать?
        - Что?
        - Я не знаю, вам виднее, вы же у нас - путешественник… - Слово «путешественник» было произнесено с изрядной долей иронии.
        - Вы знаете, Игорь Валерьевич, я ведь тоже не мальчишка сопливый, - резко начал Саша, - и тоже могу крепко выражаться. И позвонил я не для того, чтобы ваши рулады выслушивать… (Господи, при чем тут рулады?) А для того, чтобы вместе что-нибудь придумать! И если вы собираетесь так со мной разговаривать…
        - Все, все, я больше не буду, - быстро примирительно сказал Игорь. - Я имел в виду: вы сейчас ничего не видите?.. Ну, как это у вас обычно… облачко серое?..
        - Нет. И вообще, даже когда я… то есть мы ТУДА отправились… ничего такого не было. Я и сам удивился. Необычно как-то… Я же говорю, она хотела в СВОЙ мир, а получилось…
        - М-м-м… - Поплавский промычал что-то невразумительное. Он соображал. - Я думаю, он вас просто утянул к себе.
        - Кто?
        - Кто, кто? Антонов, конечно. - Голос Игоря окреп. - Вот что, Самойлов. Вызывайте «Скорую». Хотя… Нет, погодите. У нас сегодня - пятница? Тогда подождите, я перезвоню своему коллеге в Нейроцентр… Вы сейчас в ее загородном доме, я правильно понял?
        - Да.
        - Тогда сидите спокойно, ждите. Я попрошу его госпитализировать Свету… - Он снова надолго задумался. - Ну, и сам приеду, как только смогу…
        - А зачем госпитализировать? - спросил Саша, представив, как среагирует охрана, если хозяйку начнут выносить на носилках.
        - Как - зачем? Она же умрет у вас без медицинской помощи! Вы что, не понимаете? Короче: сидите и ждите. Вы номер телефона знаете?
        - Какого?
        - Господи, да с которого сейчас говорите со мной!
        - Нет.
        - Ну, так узнайте! Есть там у кого выяснить?
        - Сейчас попробую.
        - Давай, давай.
        Маша, конечно, номер знала. Она увязалась с Сашей в гостиную и дослушала его разговор с Игорем.
        - Так вот, Самойлов, запоминайте: коллегу моего зовут Юрий Валентинович. Я постараюсь его найти. Ох и задачу вы мне задали… Все. Если нужно будет, я перезвоню.
        - Да, только у меня тут телефон на автоответчике. Вы просто скажите, что это вы… - успел предупредить Саша.
        - Хорошо, хорошо. Я не прощаюсь.
        Маша подозрительно посмотрела на телефон.
        - С кем это ты разговаривал?
        - С врачом, - отрезал Саша. Ему вовсе не хотелось сейчас разговаривать с Машей.
        - С каким врачом?
        - Маша, иди к себе…
        - Почему это - иди? Я не хочу сидеть и ждать, пока ты здесь что-то крутишь!
        - Ничего я не кручу, Ма-ша! - громко и раздельно сказал Саша. - Я тебе все объясню. Но только чуть-чуть попозже. Договорились? - Он стал подниматься по лестнице в спальню. - Договорились?
        - Договорились… - неохотно согласилась девушка.
        Вот еще проблема. Маша. Подружка наша. Чего ей говорить? А охране? А коллеге этому? Что же делать? Вот так просто сидеть и ждать своей участи?
        Света лежала, прикрытая пледом. Мертвая царевна. МЕРТВАЯ, а не спящая. Господи, Поплавский прав, она ведь и правда может… Саше стало жутко.
        Сережка в правом ухе притягивала его взгляд. Что-то… Наверняка какой-то важный смысл заключен в этой пропаже… Какой? Вот бы сообразить… Да поскорее… Не понимая толком, зачем он это делает, а повинуясь неясному внутреннему приказу, Саша осторожно раскрутил замочек и снял сережку. Ну? Вот. Сережка. Крохотный бриллиантик на ладони. Где твоя пара? Где? Ну-ка, милая, ищи пару… Ищи… Ищи… Ищи…
        Соскальзывая с кровати на пол и уже понимая, что получилось, получилось! - Саша успел подумать-вспомнить-ужаснуться… ТАМ же… Когда я уходил… ТАМ же - взрыв…
        Интерлюдия III
        …Самое мудрое, что ты можешь сейчас делать, - это лежать и думать.
        Сломанная нога, на удивление, срастается очень быстро. И не надо делать безразличный вид - ежу понятно, что это Дунина заслуга.
        Уже на второй день Саня начал что-то понимать в Дунином мычании. Не очень, чтобы совсем, но… Элементарные вещи понять можно. К сожалению, ни на второй, ни на пятый день симпатичней наш местный Квазимодо не стал. Не привыкнуть к нему никак. Внезапно повернешься - как увидишь перед собой эту жуткую физиономию, так и вздрогнешь.
        Времени теперь - навалом. Лежи себе поплевывай, вкусности всякие уплетай. Нет, Саня, конечно, первое время пытался ковылять кое-как, но Дуня строго-настрого запретил. Что-то долго объяснял на своем коровьем языке, головой мотал, клешнями своими поводил - короче, смысл ясен: вам, больной, ходить не рекомендуется.
        Пять раз в день Дуня поит Саню нечеловечески горьким отваром, а на ночь меняет повязку из жестких колючих листьев на ноге. Ухаживает. Да и рациончик в нашем лазарете - ничего себе, жаль только - в основном вегетарианский. Извини, это я вчерашних жуков вспомнил, которых Дуня на ужин поджарил. Спасибо. Я лучше - салат.
        Смотри, какая странная штука выходит. Когда Саша сюда вернулся, Саня со сломанной ногой и сильно покорябанной физиономией уже несколько дней находился у Дуни. Послушно лежал на тюфяке, набитом душистой травой. Обе половинки Саши-Саниного Я с готовностью схлопнулись, снова вызвав неповторимое ощущение, нет, не раздвоенности, а… ах ты, елки-палки, и слов-то таких еще не придумали… в общем, хорошее ощущение. К тому же, покопавшись в памяти (у Сани, разумеется), Саша надыбал массу интересных и полезных подробностей.
        Ну то, что Девяткино твое пресловуто-любимое начисто с земли смело, это ты уж, наверное, догадался. Что с ребятами стало - неизвестно, потому как взрывная волна нас всех, словно котят, расшвыряла. Саня потом, как мог, искал, да разве со сломанной ногой далеко уйдешь? Нет, никого не нашел. Только к вечеру… Чу? Стонет кто-то? Точно.
        Кувалда Гризли лежал на краю веселенькой зеленой полянки. Места на нем живого не было. И вообще одного взгляда достаточно, чтобы понять: помирать будет. А как Двоечника увидел - весь ажно перекосился. Не, от радости. Руки тянет, хрипит, глаз один кровью совсем залило - уж и запеклась вся коркой.
        - Браток, - хрипит, - браток, не бросай меня, побудь хоть минуту Христа ради… Помираю я… - И сразу, без перехода, будто перед ним священник какой, ка-ак начал на себя клепать… исповедоваться, значит.
        Ох, часа три, наверное, говорил. Саня, кажись, и вздремнуть успел. Сидишь как дурак, всякую дребедень слушаешь… И неудобно, и больно - не забывай, у Сани у самого - нога покалеченная и по лицу будто рашпилем пару раз прошлись… Ну, гляжу, вроде Кувалда успокаиваться стал, значит, к концу дело пошло. Не, пока еще не в смысле - помирать, а в смысле - грехи свои перечислять. Что? Не, особо не прислушивался. К чему мне про чужие гадости слушать? Своих бы не забыть. Вот, вот. А вот в самом конце вдруг интересное пошло. Он-то, видать, все по-порядку рассказывает, в хронологической, как ты говоришь, последовательности:
        - …взял грех на душу… Спрашивал ты меня, спрашивал, а я и не ответил…
        - Ну-ка, ну-ка, вот в этом месте, если можно, поподробней!
        - Просили меня этого, вашего Командира, найти… просили… А как, говорят, найдешь, знак ему особый передай…
        - Какой такой знак?
        - А ты ж… не перебивай меня, мил человек, и так - из последних сил говорю… знак особый… хрендюлинку такую…
        - Какую хрендюлинку?
        - О-ох, ты не тревожь меня, говорю, не тревожь!.. Не знаю я… На гвоздик крохотный похоже. Только вместо шляпки - камешек беленький, ух и ярок камешек!.. Я его раз на солнышке достал - чуть не ослеп… - Тут Кувалда вдруг захрипел, засипел, как будто в горле у него что-то застряло.
        - Эй! - кричу. - Эй, Кувалда, не умирай! Ты еще не все рассказал!
        Нет, смотри-ка: отдышался. Продолжает, но уже гораздо тише, и паузы между словами длиннее:
        - …слова нужные впоперед должон был сказать… Кто на те слова откликнется, тому и знак вручить…
        - Какие слова? - ору, а сам понимаю, что не то, не то спрашиваю.
        - …про… Юру Деревянного… - опять сипит, воздуха ему, видать, не хватает. - Нету такого… и не было никогда…
        И правда, ни у кого, конечно, не хватило ума спросить у Паши-Базуки, возят ли они этого самого Деревянного. Тьфу ты, пропасть, да и опять - не о том!
        - Кто передать просил? Кто Вомбата искал? - Подожди, не ори так страшно и не притворяйся: перед собой притворяешься. Ты уже понял, КТО искал. Главное же сейчас не это.
        - …хр… хр… - ох, не успеет сказать Кувалдушка, помрет… - женщина… хр… хр…
        - Где она?! Где?! Отвечай, раздолбай старый, а то без покаяния помрешь!
        - …хр… Дуню позови… хр… хр… пусть похоронит…
        - Похороним, похороним, не боись. Ответь только - где она? Да не Дуня, а женщина эта?!
        Не. Не слышит уже. Только хрипит и все Дуню своего зовет.
        Полежал Кувалда так еще немного, помучился. Потом просипел что-то, на последнем выдохе, вроде как со всеми прощался, и кончился.
        Саня полз до Цветника двое суток, несколько раз теряя направление. Ну, уж конечно, не только для того, чтобы предсмертную волю Кувалды выполнить. Цветник и Дуня - это был реальный шанс на спасение. Потому что нога уже сильно опухла и до гангрены оставалось чуть-чуть. Ни о каком Квадрате и речи не было. При страшном напряжении ВСЕХ душевных сил Саня, правда, ЧУВСТВОВАЛ Квадрат где-то на северо-северо-западе. Но до него было… м-м-м… не меньше десяти-двенадцати километров, что в нынешнем состоянии равнялось бесконечности.
        Саня так умаялся и так отчаялся за время этой своей ползучей дороги, что, увидев Дуню, мирно поливавшего цветы, разрыдался на месте. Но воля умирающего прежде всего! Перед тем как провалиться в сон, Саня несколько раз раздельно объяснил Дуне, что Кувалда умер и просил его похоронить со всеми почестями. Чего уж он там понял и чего на сей счет предпринял - неизвестно. Когда Саня проснулся, Дуня по прежнему поливал цветы, как обычно, напевая себе под нос.
        А вот дальше хочешь - голову ломай, хочешь - сам придумывай.
        Женщина просила передать Вомбату хрендюлинку. Он ту хрендюлинку взял и ушел. Значит, знал, куда идти. А я не знаю. Но очень хочу узнать.
        Саша уж и у Дуни пытался выяснять. Без толку. Дуня, может, где-то в своих цветочках и очень хорошо соображает, но на вопросы складно отвечать не приучен. Попробовал поиграть с ним в обыкновенную отвечалку: только «да» и «нет». Все равно ничего не вышло. Дуня, похоже, одновременно с этим играл в свою непонятную игру, что-то вроде «МПС», знаешь? В этой игре очень полезный ход - задавать нескольким играющим, особенно разнополым, подряд один и тот же вопрос. Первое время страшно удивляет, почему на однозначный вопрос нельзя получить однозначного ответа.
        - Дуня, послушай, ты знаешь, откуда Кувалда пришел в последний раз? - Кивает. - А кого он искал - тоже знаешь? - Опять кивок. - Он Вомбата искал, Командира нашего? - Нет, головой мотает. Попробуй пойми. И вот так - уже неделю.
        Правда, до Саши уже стало потихоньку доходить, что в этой игре главное - не сам вопрос, а его формулировка. Дуня - существо чрезвычайно заформализованное (во словечко загнул!), поэтому отвечает всегда ТОЧНО на вопрос. Поэтому варианты типа: «Кувалда сделал то-то и то-то, потому-то и потому-то. Да?» - на сто процентов не проходят. Одно неверное слово в этой фразе, и Дуня радостно мотает головой: нет. Радостно не в смысле - злорадно. Просто ему эта игра очень нравится. Бедному уроду, наверное, за всю его жизнь столько внимания не уделяли.
        Вечер восьмого дня Сашиного пребывания у Дуни. Милая пастораль. Справа закат, слева закладушки цветут, в кустах соловей кашляет. Мы сидим на лужайке с убогим Дуней и привычно играем в слова.
        - Давай еще раз, Дунечка, - говорю я, - откуда он мог прийти? Матокса? Табор? Усть-Вьюрт? Избы Теплые?
        Дуня мотает головой и пускает слюни.
        - Стругацкие Поля? Пуннус-Ярве? Серебряное Болото?
        Нет, радуется Дуня, не угадал!
        Я начинаю терять терпение:
        - Может быть, ТЭЦ?! Или Карам’Д’уморт?! Третий Поселок Первых Мутантов?! - Это я уже ору. На ум почему-то приходит очень старый анекдот, который кончается добрым советом: да ты не выпендривайся, ты рукой покажи! Голос мой мягчеет, и я осторожно спрашиваю Дуню:
        - А ты сам - знаешь, где это находится?
        - Да, да, - кивает Дуня, он знает.
        - А показать направление можешь? - Понимает ли он, что такое направление?
        - Могу, могу!
        - Покажи…
        Дуня встает и, не раздумывая, машет своей пятипалой клешней на юг.
        Теперь как хочешь, так его и понимай. Может, он и правильно ответил, может, это я не по тому пути иду? Ну да, пришел Кувалда с юга. Так, он, может, до этого… м-м-м… гулял, например! Вдоль ЛЭП бывшей, как мы, опоры сбивал. Или Пакость выгуливал… Кстати, попутный вопрос: куда после взрыва девалась Пакость? Не знаю, не видел.
        Я вру, я специально себя успокаиваю. Я боюсь задать Дуне последний и решающий вопрос.
        - Дуня, Кувалда пришел из Города?
        Угадал! Угадал! Получите кепи и зонтик.
        - Его послала женщина?
        Горячо! Горячо! Дуня сейчас из штанов от радости выпрыгнет.
        Я тоже.
        Собираем все вместе и получаем: Света здесь. Она где-то в Городе. Она послала Кувалду Гризли - найти Вомбата. Паролем было упоминание Деревянного Юры, которого здесь отродясь не было, но которого они оба знают… Дурак ты, Самойлов. Если бы у тебя мозги чуть получше варили, всю сказку можно было еще в начале по-другому рассказать. Варили, варили… Кто же знал, что Света ушла в этот мир со мной? Естественно, никаких ассоциаций с Юрой у меня и не возникло. Здесь ведь тоже человеческие имена попадаются: Дима, например, Паша… Почему бы и не Юра тогда? И почему бы и не Деревянный? Это я теперь только понял, что имелся в виду заместитель Антонова, наш старый знакомый Юра-контрабандист. Ну и ну, Юрон, слава-то о тебе гляди куда докатилась!
        Подумай, если бы ты сообразил это сразу и среагировал на пароль, ты бы уже давно знал, где Света. А может, уже и нашел ее.
        Теперь ясно, куда делась бриллиантовая сережка?
        - Спасибо, Дуня, спасибо. Ты очень хороший и добрый парень. Но мне надо идти. Я должен найти эту женщину. Не спрашивай, Дуня, ты не поймешь. Я люблю ее. И я должен ее отсюда вытащить. Прощай, друг, спасибо за все.
        Вот мы и пошли. Мы с Саней.
        Ох, да про тот разговор лучше и не спрашивать.
        Ну да. Был у нас с Саней разговор. Был. На волоске от помешательства мы с ним висели. Потому как не может человек сам с собой ссориться. Да еще ТАК. И я его понимаю. Хотя тогда, в первый момент, страшно удивился. Мы ведь по большому счету - одно. Один человек со сложным двойственным характером, а не два, в одну личность засунутые… Мудрено, я понимаю. Мы и сами не сразу разобрались. Что странно, что странно? Ты вот, например, гадость какую-нибудь сделал… Погоди, погоди, я к примеру говорю. А потом ходишь и поедом себя ешь, ругаешь, на чем свет стоит. Представил? Ну? Так ты что, после этого бежишь в психушку и кричишь, что у тебя - раздвоение личности? Вот. Каково же было мое удивление, когда в ночь перед выходом Саня мне вдруг заявляет, что я, дескать, тут совершенно чужой, и по какому, собственно, праву я распоряжаюсь нашей судьбой, и в Город ему совершенно без надобности, и, вообще, он давно собирался на место взрыва идти - Команду свою искать… Ага.
        Конечно, логично. Ну, а ты что бы делал на его месте? Рукой бы махнул? На друзей? То-то. Вот проблема. Казалось, еще минута - и башка просто-напросто лопнет от напряжения.
        Саше пришлось изо всех сил напрячься, припомнить тщательнейшим образом все подробности своего прошлого (ах нет, уже - ПОЗАпрошлого) путешествия сюда - все, что связано с Антоновым… Смотри, смотри, Санек, внимательно смотри, вот тебе вся моя память, на тарелочке. Вот тебе - бабушка мертвая, вот - Света, вот - карлик специальный, Алексей Иванович, а вот и сам Антонов, Вомбат по-вашему. Смотри и соображай: можем мы с тобой отвлекаться, пусть даже на такое святое дело, как поиски Команды? А? Ты - личность тонкая, ньюансы разбираешь. Неужели ты не чувствуешь, КАКАЯ ДИКАЯ СИЛА за всем этим стоит? Чувствуешь? Тогда давай договоримся: больше этот разговор не поднимать. А я тебе, в свою очередь, обещаю, даже, если хочешь, клянусь, - хотя зачем с самим собой в такие игрушки играть? - что, как только Свету найдем и убедимся, что она в безопасности, сразу же - кому я врать буду? - сразу же Командой твоей займемся. Договорились?
        Ну вот. Последняя НАША трава сменилась потрескавшимся асфальтом, гаражи стеной стали. Их гаражи, не наши, это сразу видно. Город начинается. И мы здесь с Двоечником - в равных условиях, потому как ни он, ни я этого пресловутого Города не знаем. Никто его не знает. Наши туда не ходят. Вот Кувалда в Город ходил. Это точно. Зеленый - тоже. Ни у одного уже не спросишь. Хотя… стой, стой…
        Саша даже присел на выгоревшую кочку.
        Как-то раз, еще в Команде, Кувалда, пребывая в особенно благостном, а потому - в особенно разговорчивом настроении, принялся рассуждать о Городе. Подожди, подожди, надо хорошенько вспомнить…
        Очень интересно с Саней «на душевном», так сказать, уровне общаться. Хотя жить с такой нервной системой, как у него, это - кранты. Почему? Да он же полный психопат. Но при этом чувстви-ительный! И память имеет - феноменальную. Поэтому если что-то из жизни Команды вспомнить надо, ты только намекни, он тут же подхватит.
        «Город, - говорил тогда Кувалда, прихлебывая чаек, - эт-то совсем не одно и то же самое… - Это он для затравки всякую ерунду нанизывает, внимание наше контролирует. - Там все ваши завычки и прикачки - пшик! Вот ты, скажем, в Город собрался идти, - тыкал он пальцем в недоумевающего Пургена. - Как оденешься?
        - Ну… я не знаю… - растерянно бормотал Леня. - Потеплее.
        Под дружный гогот всей Команды Гризли заворачивал изощреннейшее ругательство.
        - …пня пнем! Глупость, от-то, ляпнул и радуешься! А ты-тко, вот лучше уши протри да умного человека послушай, авось и пригодится… помянешь старичка добрым словом… - Помяну, Гризли, обязательно помяну. Судя по тому, что я слышал краем уха в твоей исповеди, кроме меня этого больше никто не сделает. - Горо-од, ребяты, он совсе-ем другой. Там-от, выпендриваться, как вы, - он небрежным жестом обвел рукой сидящих мужиков, давая понять, что мы здесь - что-то вроде бродячего цирка, - нельзя. Вы там больше десяти минут не проживете… - Ну, вот и накаркал ты, дружище Гризли. Как раз и проверим, проживем или нет. - Перво-наперво одежа. Серенька, незаметненька, чтоб ничего не гремело, не звенело, короче, ты понял уже, штоб ни чуточки не выделиться, не мелькать, одним словом. И шуму поменьше. Разговоры разговаривать - эт, только здесь у вас, на природах, позволяется… Я-т, думаешь, чего сюда шастаю? У меня и в Городе дел - выше крыши, верчусь все, верчусь, аки белка в колесе. А-а-а-т, здесь… Душо-ой отдыхаю, сердешный, оттягиваюсь… Вот хоть с вами, сел, да по кружечке чайку вытянул, да под разговорчик, под
баечку… Оно и на душе спокойней, и сердцу - благость… А та-ам - не-ет… В Городе - иди молчком, гляди сучком. Там любой, кого встретишь, - только ворог, никаких там братьев-друзьев отродяся не было… Один по улице идет - разведчик. А двое - уже банда… Уноси ноги поскорей, не спрашивай ничего, там-от на вопросы не отвечают… Если понравилось им что-то на тебе или в тебе - драться там, уговаривать, не будут, убьют, не спросясь, возьмут, что хотели…»
        Вот такая вот информация. Дальше, помнится, Кувалду увело в какие-то дебри. Прихотливая его логика вдруг, как обычно, совершила неожиданный скачок, и он принялся так же горячо и аргументированно разворачивать свою версию образования Близкой Топи - штуки на самом деле жутко капризной и совершенно необъяснимой.
        Ну что ж, подводим итоги. Что удалось вспомнить и чем нам это может пригодиться?
        Первое. Город опасен. Тонкая мысль, не каждый поймет.
        Второе. В Город надо идти одетым как можно более незаметно. Несомненно, полезная информация. У нас настолько обширный гардероб, что мы уже просто измучились - каждое утро ломаем голову, что же сегодня надеть?
        Третье. Жители Города очень агрессивны. Нужно защищаться. Это как раз не самая сложная проблема. Как нам кажется. Очень может быть, что мы и ошибаемся.
        Саша представил себя входящим в Город - в старом пятнистом комбинезоне, с автоматом за спиной и мятой жестяной кружкой, болтающейся на рюкзаке. Не подскажете, где здесь живет женщина? Я ее очень ищу. Какая женщина? Не знаю.
        Он поежился. Потом сильно и коротко выдохнул: «Фху!» и пошел вперед.
        Он прошагал не меньше полукилометра по улице пресловутого Города, не встретив ни одного человека. Окружающее ничем, насколько он помнил, не отличалось от реальных северных окраин Петербурга, только сильно запущенных и местами разрушенных. Поэтому с ориентацией и у них с Саней проблем пока не было. Еще бы узнать, куда идти и зачем, собственно, ориентироваться? Ни одного человека. Следуя логике жанра, можно было, конечно, предположить, что все это время за ними, - пардон, все время сбиваюсь! - за НИМ следят чьи-то внимательные глаза. Но здесь можно было доверять Саниным внутренним интуитивно-объективно-сканирующим (Саня скорчил недовольную гримасу) детекторам, которые однозначно утверждали: рядом людей нет. Я мог бы возразить: жители Города могут оказаться совершенно другими, недоступными нашему пониманию существами. «С чего вдруг?» - удивляется Саня. Не хватало еще, чтобы я разговаривал сам с собой.
        Иногда на пути попадались очень странные штуки. Например, разрушенный дом. Нет, понятно, что целых домов здесь попросту не наблюдалось. Но чтобы ТАК разрушенный… Словно кто-то (кто?!) задался целью: в куче обломков не должно быть деталей крупнее спичечного коробка. Но и не мельче. И с задачей, надо сказать, справился блестяще. Бетон, дерево, стекло, даже обои - все лежит однородной кучей, аккуратно перемешанное. Саша не стал приглядываться, потому что показалось - там НЕ ТОЛЬКО бетон, дерево и стекло…
        Мы (ладно, провались все пропадом, пускай Я буду МЫ. Иногда бывает полезно отделять мысли, возникшие у Сани, от тех, что крутятся в моей цивилизованной башке. Вот. Сказал и опять сглупил. Башка-то у нас как раз общая) шли дальше. Солнце стояло необычно высоко… И для времени дня, и для наших ленинградских широт. Сань, а у вас тут его как-нибудь называют, или просто - Город? Никак? Странно. Что ж, Виталий Николаевич так неуважительно к родному городу отнесся? Скучно. Идти было просто-напросто скучно. Пыльно, жарко, практически нет зелени, звеняще-тихо. Стоп. Я не хочу туда идти. Мне там не нравится. Не знаю что. Тень от дома не нравится. Хорошо. Давай обойдем. Нет. И обходить не хочу. Давай свернем, вон в ту улицу. Нет. Там еще хуже. Так что же, так и будем здесь стоять? Да. Так и будем. Приглядевшись повнимательней, я понял, почему эта тень мне так не нравилась. Она лежала около дома, нагло и цинично нарушая законы оптики. Солнце было совсем в другой стороне, поэтому здесь лежать ей было ну уж никак нельзя.
        Спектакль начался неожиданно, без анонсов и афиш.
        Маленький серенький человечек выскочил откуда-то сбоку - я, честно, не заметил, откуда, - и принялся деловито сворачивать напроказившую тень в рулон, словно пыльный ковер.
        Прямо на Сашу, с другого конца улицы, побежали трое. Оружия при них не было, бежали они слаженно, с непроницаемыми лицами, словно занимаясь джоггингом. Саша, собственно, так и подумал, поэтому чуть посторонился, пропуская спортсменов.
        Лишь в самый последний момент - опять-таки, благодаря Сане - он сообразил, что нет, бегут-то ребята как раз к нему и сейчас, через несколько долечек секунды, нападут и убьют, не меняя выражений на лицах.
        Какой там автомат! Тебе же сказали: сообразил только в последний момент!
        Ни Саша, ни Саня никогда особыми суперменами не были и драться не умели. Поэтому им не хватило времени, чтобы занять элементарно удобную стойку для защиты. Саша еще успел подумать, что Мишка Шестаков наверняка бы выкрутился даже из такой ситуации. И еще Саня успел подивиться и пожалеть, что у этой истории оказался такой странный и скорый конец…
        Что-то произошло. Что-то произошло вокруг. Что-то странное и страшное случилось с окружающим миром.
        Словно моргнуло исполинское веко.
        Саша обнаружил себя, все еще ошарашенного неожиданным нападением, стоящим в пяти метрах левее, а ребят с каменными лицами - бегущими мимо.
        Впрочем, они тут же остановились.
        И обернулись.
        Лица их уже не были столь непроницаемыми. На них ясно было написано сильнейшее недоумение. Как же это мы так промахнулись? Ведь были-то совсем рядом!
        Впрочем, ребятами они оказались упорными.
        И попробовали еще раз.
        И еще.
        С тем же эффектом.
        Каждый раз неизвестная сила в последний момент убирала Сашу, словно шахматную фигуру, прямо у них из-под носа.
        Трех попыток оказалось вполне достаточно. Нервы у них не выдержали, и с громкими криками и визгами, неожиданными для таких решительных с виду парней, они разбежались.
        Саша остался один на пустой улице. «Кажется, в этот раз я не отрывал никаких лепестков и заклинаний не произносил, - подумал он, поражаясь своему спокойствию. - Что это было? Может, у них просто принято так встречать гостей? Показательные выступления лучших коллективов Города? Нет, вряд ли. Хотя впечатление производит сильное. Спасибо. Нам понравилось. Мы пошли дальше?»
        Несколько сотен метров Саша пугался любого движения и звука, потом немного успокоился. Слева тянулись уцелевшие трамвайные пути. «Следующая остановка - улица Антонова, - съехидничал Саша. - И следующая». Справа показался пустырь. Насколько я могу припомнить, в нашем, реальном, Питере на этом месте тоже домов нет. Что-то вроде скверика пытались разбить, да, кажется, не доделали. Дед бил-бил - не разбил, баба била-била - не разбила, а мышка бежала, хвостиком махнула… К чему это я?
        Прямо посреди пустыря, немного боком к Саше, стоял снятый с колес кузов рефрижератора, на борту которого крупными черными буквами было написано:
        СБРОС ФЕКАЛИЙ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕН
        ЗА НАРУШЕНИЕ РАССТРЕЛ НА МЕСТЕ
        Вместо ожидаемой подписи «администрация» стояли две буквы: ВД. Военная Дружина? Вонючка Доморощенный? Валерка Дрягин?
        Из-за отсутствия знаков препинания информация производила какое-то чересчур будничное впечатление. Ну, запрещен… Ну, категорически… Ну, расстрел… Ты вначале поймай меня на этом самом месте, во время сброса, так сказать, фекалий… Саша даже подхихикнул немного, минуя строгую надпись.
        Захотелось пить. На этот случай у него имелись завернутые в тряпочку специальные мелкие плоды, похожие на сушеную грушу. Дуня объяснил, что, если их жевать время от времени, можно сильно сэкономить на воде.
        Плоды оказались жутко солеными, и Саша даже перепугался: не дай Бог Дуня что-то перепутал, и это вовсе не средство от жажды, а совсем наоборот - закуска к водке? Он уже было решил плюнуть на Дунины советы и попросту воспользоваться фляжкой, но тут с удивлением обнаружил, что пить уже не хочет. Что ж, отлично. Невкусно, но здорово.
        Шагов через пятьсот захотелось есть.
        Это от скуки, решил Саша. Можно и потерпеть. Чего это ты себе вообразил - попил, поел… Прилечь поспать еще не хватает… Это тебе что - пикник на свежем воздухе? Барбекю с девочками? Иди вперед.
        Еще через триста шагов в животе забурчало так, что Саша забеспокоился. В местной тишине эти звуки, кажется, разносились на всю округу. Ладно. Перекусим немного. И правда, неприлично идти по чужому городу и так беспардонно бурчать животом. А может, это я для устрашения? Бармалея из себя изображаю? Бармалея? Ну-ну.
        Выбрав максимально открытое место, с наилучшим обзором и как можно дальше от домов, он присел на край бетонной плиты и развернул пакет с едой.
        «Я не думаю, что здесь проживает очень уж много людей. И в наших-то местах плотность населения - не больше двух человек на квадратный километр. А здесь условия еще пожестче будут. Куда, интересно, Виталий Николаевич подевал пять с небольшим миллионов населения? Чего-то я трупов разложившихся на улицах не вижу… Кретин, тебе еще и трупов не хватает? Смотри, здесь и травы-то не осталось, один мох какой-то короткошерстный».
        Саша с усилием проглотил кусок пресной лепешки и посмотрел на небо. Совсем как у нас. Оно и ясно, что с небом-то вытворить можно? «Кислотные дожди», выступил Саня. «Ах, не хвались, пацан, не хвались, у нас этого добра тоже навалом». - «Да ну? И тоже - ветки обугливаются? И - ожог как минимум второй степени, если на кожу попадет?» - «Ну-у-у, не-е-ет, старина, не так круто, до такого, слава Богу, еще не дожили…» Легкий ветерок тихонько гнал по небу аккуратные белые тучки. Идиллия. Как есть - идиллия. Правда, тучки… Чего-то они слишком аккуратные…
        Саша как раз собирался откусить очередной кусок лепешки, поэтому остался сидеть с открытым ртом.
        Из-за крыши дальнего дома выползало облако в виде буквы N. Следом, так же медленно и печально, показалось О. NO, в смысле НЕТ? Или продолжение будет? Говорила мама: носи панамку, а то голову напечет! К тому времени, когда две оригинальные тучки проплывали над Сашиной головой, их очертания уже сильно нарушились и не производили впечатления жуткого небесного знамения. Все страньше и страньше…
        Саша сделал еще одну попытку откусить лепешку, и опять неудачно.
        - А-а-а!! - страшно заорали откуда-то сзади. - Беги! Беги, урод! Тебе говорю!! Беги!
        Неуклюже обернувшись, Саша обнаружил живого и невредимого Кувадлу Гризли, несущегося прямо к нему. Кувалда был дико напуган.
        Какая встреча! Надолго к нам? У вас в Городе что - другого способа передвижения, кроме как бегом, нет?
        Встреча прошла в теплой и дружественной обстановке. Гризли с разбега прыгнул на Сашу и повалил его. Так, в обнимку, они и скатились с бетонной плиты. Для привидения он был на удивление осязаем.
        Саша шлепнулся лицом в пыль и сразу поперхнулся. Поэтому в первый момент не смог выразить всю радость по случаю нежданной встречи. Кувалда, в свою очередь, решил, похоже, не ограничиваться просто прыжком. Он схватил Сашу за шкирку и потащил за собой.
        - Тьфу, тьфу, отпусти, придурок! - закричал Саша, кашляя и что было сил вырываясь. Не хочу я с тобой. Кто тебя знает? Может, ты за мной явился? Из местной преисподней?
        Но Кувалда уже отпустил ворот. Он стоял, глядя на Сашу с каким-то непонятным выражением, молчал и только громко сопел.
        - Ты что на людей наскакиваешь? - грозно спросил Саша, направляясь к брошенному рюкзаку. Тот факт, что Гризли воскрес из мертвых, пока примем как данность.
        Нет, ты смотри, этот кретин не успокаивается. Опять схватил Сашу за рукав, не пускает за рюкзаком.
        - Пусти, сказал! - Саша размахнулся, чтобы хорошенько ему врезать.
        - Это… нельзя… - сильно задыхаясь, выговорил Кувалда. - Сам смотри…
        Ох ты ж, ежкин кот! Мда-а-а… За рюкзачком, похоже, мы сегодня не пойдем… И даже могу вам сказать больше того - попрощайтесь с ним навсегда. Потому что в данный момент нашим рюкзачком, вместе со всем его полезным и нужным содержимым, закусывает тот самый короткошерстный мох, который только что мирно лежал на земле. Теперь он двигался, то замирая, то конвульсивно вздрагивая. Словно кто-то с усилием тащил на себя толстое серо-зеленое одеяло. Одеяло наползало, укусила простыня. Вернусь отсюда - обязательно книжку-страшилку для детей напишу. Чтобы на ночь читать.
        - Это… кто?… - обалдело спросил Саша.
        - Э-это - казучча, - объяснил Кувалда. Он уже вполне отдышался и стоял рядом, сочувственно наблюдая за утратой Сашиного имущества. - Дрянь редкостная… - Тут как будто щелкнул невидимый выключатель - Кувалда вернулся в привычный образ: - Я-т, што-о, я-т, шел, никого не трогал… смотрю - мужик знакомый, ты то есть… сидит, закусывает… а сзади, растудыть твою… погань така-ая ползеть… ну, думаю, ить, и пособить человеку надобно… кричу ему, кричу, а он-ть, и ухом не ведеть… ну, я, понятное дело - побежал… да-а, так, ишь, и бегун из меня - што из гриба - топор… Вот и задохнулся маненько… но, ить, главно дело - успе-ел…
        Ну и что теперь прикажете делать? Смеяться или плакать? Стою посреди чужого - чужее не бывает! - Города, без еды, без питья, без оружия… Ты что думаешь, эта самая казучча моим автоматом побрезговала? И куда теперь идти?
        Саша от досады забился в угол сознания, а Саня сел на рельсы и заплакал.
        - Э-э-э, рева-корова! Кто ж тута плаче-ет? Не дело, не дело… Подумаешь, невидаль какая - рюкзак съели… Так, ить, тут, давеча, на моих глазах, как есть живого человека заглотило… и то - ничего… ты, вот-ко лучше мокроту-то здесь не разводи, а расскажи, сердешный, куда-т собрался? Кака така забота у тебя в Городе взялась? - Кувалда сидел на корточках, пытаясь заглянуть Сане в лицо. - Это-о, неужто женщину ту ищешь?
        - Да… - сквозь Санины слезы сказал Саша.
        - О-о-о-т, дело-о-о… это хто ж тебе така будет?
        - Да… в общем… никто… - Прекрати ты всхлипывать, плакса!
        - Это, того, дело поня-ятное… Значить, искать пошел? Хорошо-о-о, хорошо-о-о… и куда путь держишь?
        - Не знаю…
        - Тоже ясно-о…
        Саша наконец вытер слезы и с любопытством посмотрел на Кувалду.
        - Слушай, Гризли, а ты как это воскрес-то?
        - Я воскрес? - ужасно удивился тот.
        - Ты. Я сам видел, как ты умер. И Дуне еще передал, чтобы похоронил он тебя. Как ты просил.
        Кувалда ужасно смутился. Он быстро и неразборчиво что-то забормотал про какие-то ветки, про ошибку, про Дуню и еще что-то совсем уж невнятное. Из всего этого выходило, что и сам он толком ничего не знает, потому как умереть-то он, конечно, умер… Но потом каким-то странным и непонятным образом очнулся. Вот так.
        Ладно, ребята, я согласен. Я не буду задавать лишних вопросов. То есть задавать в принципе буду, но постараюсь избегать именно «лишних». Пусть. Пусть какой-то неведомый благодетель обращает в бегство местных ганстеров. Пусть воскресает Кувалда Гризли (которому я лично закрывал глаза!) и прибегает как раз вовремя, чтобы помешать симпампушке-казучче пообедать мной… Пусть. Пока это не мешает мне двигаться к моей цели, я буду молчать. Вот только что делать с навязчивой мыслью, будто кому-то ОЧЕНЬ НУЖНО, чтобы я благополучно прошел через Город?
        Что характерно: Саня всю эту ситуацию воспринимает как должное. Ему, наверное, виднее. Это же - ЕГО мир.
        - Кувалда… - гнусит в это время Саня. - Можно я с тобой пойду?
        - Это, ишь, вопрос тонкий, поскоку, мил человек, я все в толк не возьму: это ть ты, кажись, за женщиной своей собирался… я-т просто так тут, прогуливаюсь…
        Чтоб я так прогуливался.
        Все, Саня, мы договорились. Хватит истерик.
        - Значит, пойдешь со мной? - Гризли, похоже, и сам балдеет от смены нашего настроения. - Я, как ты видишь, остался без вещей…
        - О-о-т, дело поправимое… поделюсь, чем Бог послал… одежи не жди, своей мало… Так что ходи пока в своей… - Кувалда с сомнением оглядел Сашин комбинезон. - А во-от хлебушка, там, лучку… всегда пожалуйста… - У Саши, кстати, до сих пор в кулаке зажат кусок злополучной лепешки. А вот аппетит - пропал. Не странно ли?
        - Чего-то ты, Кувалда, заливаешь. - Саша хитро посмотрел на Гризли.
        - Эт, чего ж я такого заливаю и куда? - удивился тот.
        - Ты сам нам что говорил? В Город нужно идти как можно более незаметным. А сам?
        Нет, правда. Кувалда не то что переодеться, он даже кепочки своей глумливой «The best of Minnesota» не снял.
        - Э-э-э-т, паря, зря ты так, зря… вот ты сейчас глядишь хитро - думаешь, поймал Кувалду Гризли, лажу подловил… ан нет!.. ошибаешься… Я-т, тогда правду говорил… истинный крест… потому как разницу надо понимать: кто вы… - небрежный тычок в грудь Саше, - а кто я… - указательный палец назидательно поднят вверх.
        - И в чем разница?
        Саша слушал с интересом, но на всякий случай косился по сторонам - вдруг кто-то еще намеревается им закусить?
        - Эт, как-т, в чем? Эт и жиктеру подпольному понятно - вы все, хипари да моднари, все в мауглев играете, по лесам да по болотам шастаете, много вас таких… А я, как-никак, Кувалда Гризли!
        Вот как, оказывается. Кувалда Гризли! Это звучит гордо!
        - А-а-а поскоку народ тут у нас серый, грамоте не обучен, думать да соображать особо не привыкший, так, ить, и не надо их лишний раз сердить да за ружье тянуть… пусть сразу видют, хто, ить, пришел… опять-таки - уважение окажуть…
        - Выходит, ты здесь - фигура?
        - Фигу-ура, фигу-ура…
        - Слушай, фигура, тогда давай, пока время есть… (Есть? С чего ты это взял? Да так, к слову пришлось. Не бери пример с Гризли, похоже, ты становишься болтуном). Расскажи-ка мне все по порядку.
        - По порядку? Коне-е-ешное дело - по порядку… - для Кувалды больше кайфа нет, чем языком чесать.
        - Это точно: по порядку, да с начала, да поподробней. Только ты не увлекайся. Я буду вопросы задавать, а ты отвечай. Покороче.
        - Э-э-это, мил человек, как прикажешь… прикажешь покороче - буду покороче, а, ить, прикажешь с присказкой, да прикраской - и так сделаем…
        - Хорошо, хорошо. Давай сначала. Где ты видел ту женщину?
        Странно, язык так ни разу не повернулся, чтобы вслух произнести имя Светы. Почему? Боюсь сглазить?
        - Эт, так, это… у ВэДэ в подвале… Он ее как запоймал, так, ить, сразу в подвал посадил… самолично на ключ запер… а я, как на грех, с последнего раза крючары свои в том подвале забыл… от-то и вышло… Я в подвал - шасть… гляжу - баба, как есть живая… Не гейша там какая-то… настояща женщина… сидит, не плачет… глазюки - во!.. Видно, пужается… Меня увидала, в угол забилась… а потом - в ноги кинулась, помоги, говорит, добрый человек…
        Несколько секунд Саша слушал молча: он просто онемел. Зато потом заорал во весь голос:
        - Ты что, старый хрен, не мог сразу мне сказать, что она в плену?!
        - И-и-и, не кричи, не нанятый… - спокойно ответил Кувалда, ничуть не пугаясь Сашиного крика. - А с чего, эт, я тебе должон был говорить?.. А? Хто ты ей?… Слова заветные тебе были говорены?.. Хрендюлинку блестящу тебе с рук на руки передали?.. Э-э, паря, сиди на попе ровно, ты здеся все одно - с боку припека…
        Сейчас я буду бить этого болтуна и наглеца. Я буду бить его долго и с удовольствием. Пока не выбью все, что он знает о Свете. А если он не скажет, я позабочусь, чтобы никакая сила больше не смогла его воскресить. И сам пойду искать.
        Саша вскочил. Потом сел. Потом снова вскочил.
        - Это-о, ты, браток, не гоношись, не гоношись… сядем рядком… да поговорим ладком… вижу, задело тебя… Есть у тебя об ней забота… не боись, не боись… вижу… а человек ты вроде мирный… Вот, и Дуня об тебе шибко переживал…
        В общем, конечно, где-то он прав. Его попросили передать, он и передал, все в лучшем виде. Пароль? Отзыв. Получите. Распишитесь. При чем здесь я?
        - Вставай, пошли, - скомандовал Саша.
        - Эт, куда ж пошли? Што эт, так, с места срываться? Ни посидели, ни поговорили… не пойду я…
        - Я говорю: вставай.
        - Куда вставай, чего вставай… куда спешим-то?
        - К ВД пойдем. Что это вообще такое - ВД?
        - От дает! - мелко захихикал Кувалда. - Меня жизни учит, а сам… сопля соплей… и чего я с тобой связался? Чует мое сердце… Одна морока мне с тобой предстоить… и-и-эх!
        - Я спрашиваю, что такое ВД?
        - Это-ть, перво-наперво, не што, а хто… Начальник наш местный, а ВэДэ, ить, это, штоб покороче… Так-то он - Второй Диктатор… большо-ой человек… сурье-езна-ай…
        Где-то в глубине сознания что-то тихо пискнул Саня, но Саша и прислушиваться не стал. Хватит на сегодня истерик.
        - Ну, значит, к серьезному пойдем. Вставай, вставай.
        - Э-э-э, не-е-ет… а поговорить? Мы ж разговоры разговаривать собиралися…
        - По дороге договорим.
        Кувалда послушно поднялся и поплелся за Сашей.
        Со стороны это, наверное, выглядело мило: молодой человек в грязном пятнистом комбинезоне с испуганными глазами, без рюкзака и оружия, засунув руки в карманы, часто озираясь и вздрагивая, идет по пыльной улице. А рядом с ним ковыляет странного вида мужичонка в кепочке-бейсболке, со здоровенным вещмешком за плечами и что-то бухтит себе под нос.
        - Слушай, Кувалда, а что с Пакостью твоей стало? - спросил Саша.
        - Эи-и-иэх, не спрашивай, соколик, не спрашивай… душу не береди… сгинула животина… как есть пропала… Ни шерстинки не нашел… Вот, ть, незадача какая… А куда, ишь, мы идем, касатик?
        - Как - куда? К ВД твоему.
        - Так… это… а-а и откуды ты дорогу к нему знаешь, соколик?
        - Я? Я никакой дороги не знаю. Я просто рядом с тобой иду. Я думал, ты ведешь.
        Кувалда Гризли уставился на Сашу с нескрываемым удивлением:
        - Я?
        Видно, он и вправду сильно удивился, потому что молчал. Через несколько минут он огляделся, смачно плюнул в сторону и затянул:
        - Э-это, ить, и как же я могу, вот тако-ко вот, по-простецки, знать, где их сиятельства сей день обитают? Кумекалкой-то своей кумекай немного… чай, не по уши деревянный… Кумекалку-то свою заводи… пора, сердешный мой, пора… Эт, тебе не на хуторе твоем бабочек ловить… эт, мил человек, Го-о-ород… тут с понятием надо… с уважением…
        - Ты опять свою бодягу затянул? - грозно начал Саша. Кувалда его не слышал. Он с упоением отдался своему любимому занятию:
        - …Это-о не дело-о, не дело-о, паря, так на старика наскакивать. Ты ба лучше… не стоял бы стоймя… как истукан каменной, а сел ба в сторонке да послушал умного человека… меня то есть… потому как я дурного не скажу… А полезности от меня… много…
        - Кувалда. - Саша подошел к нему вплотную. - Я шутить не люблю. Ты меня дос-тал. Отвечай на вопросы коротко. А будешь сильно трендеть…
        - …ить, и не пуга-ай, не пуга-ай, паря, пуганые мы…
        - Я не пугаю.
        Сомнительно, чтобы этот старый болтун оказался крепче, чем выглядит. А в таком случае, может, и стоит его треснуть хорошенько? Силу он, кажется, уважает. Как тогда сильно на него рыкнул Стармех. И что? Моментально заткнулся.
        - Я не пугаю, - еще более спокойно повторил Саня, закатывая рукава. Кувалда, не прекращая болтовни, подозрительно покосился на Сашины приготовления. Но только когда Саша замахнулся, отскочил в сторону и обиженно сказал:
        - Ну-у-у, и чего так нервничать, чего так нервничать? Могу и помолчать… чуток…
        - Помолчишь, это верно. Но вначале ответь мне по-человечески: где живет ваш этот ВД?
        - А-а-а… - Поскольку рукава у Саши все еще были закатаны, Гризли ограничился короткой формулировкой: - А хрен его знает…
        - Как это - хрен? Ты же сам у него был.
        - Это-о… был, конечно… так, ить, он, болезный, в одном и том жа месте долго не живе-ет… А я, почитай, уж сколько деньков из Города ушел… Поди сыщи его теперича…
        Странные у них тут диктаторы, ничего не скажешь.
        - Он что у вас - бродяга?
        - Это-о-о… а и бродяга… Что ж с того? Зато и если кто каверзу каку надумает, так и не с ходу сыщет… опять же удобно…
        - И как его тогда искать? Ну, вот, например, если он мне сейчас понадобился?
        - Эт-т, дело хитрое… перво-наперво надоть настроение евонное узнать…
        - То есть? По радио, что ли, сводки передают?
        - …эх, да штой-то ты все время ехидничашь? Язык твой поганый… Како тако радио? Што ты мне голову морочишь? Тута всякий дурак тебе скажет: на небо надоть смотреть…
        Саша сразу вспомнил сегодняшние надписи и спросил:
        - Он что у вас - облаками с народом общается?
        - О! - обрадовался Кувалда. - Дурак дурак, а сообразительный. Как же, как же, облаками… чего напишет, того и думай. А че сегодня было?
        - NО, - ответил Саша, - «нет» значит по-английски.
        - Не учи ученого, сами по-англицки разбираем… NO… - Он задумчиво почесал нос. - NO - это плохо, а в какой стороне видал, не помнишь?…
        - Примерно там. - Саша махнул рукой на север.
        Беседуя вот в таком интересном и познавательном ключе, наши герои незаметно дошли до здоровенной ямы. «Похоже на воронку», - подумал Саша. А если так, нехило, видать, рвануло. И не очень давно, судя по свежим комьям земли. В общем, конечно, ничего особенного. Единственное, что смутило Сашу, это был запах. И не просто запах - из ямы невыносимо несло тем самым, которое… категорически… за нарушение… ну, в общем, ты меня понял?
        Кувалда равнодушно осмотрел воронку и стал обходить ее справа.
        - Такое впечатление, что здесь недавно рвануло сортир, - задумчиво спросил-сказал Саша.
        - Это не-е, сортир не так взрывается… - спокойно ответил Гризли, - эт, видать, колбасники опять напору прибавили… оно и треснуло…
        Ясно? Вот так бы сразу и сказали. Все понятно. Колбасники. Напору прибавили. Саша даже не стал переспрашивать. Он вдруг почувствовал такую усталость, что ему уже было совершенно все равно, у кого там чего треснуло.
        - Кувалда, - сказал он сонно, - у вас тут спать как и где ложатся? Есть на этот счет какие-нибудь правила?
        Гризли резко остановился, глянул на небо, потом себе под ноги, потом сильно хлопнул себя же по голове:
        - Ах, ить, калоша, как есть - калоша! Заболтался совсем, чайник дырява-ай! Давненько со мной такого… ить, и как же теперь… А все эти прогулки мне загородные… баловство одно… приходишь потом… малахольный весь… все из памяти вон… Ить, и што ж теперь… - И мелко затрусил обратно, наклонившись и что-то высматривая на дороге. Саша, стараясь не отставать, двигался следом.
        Очень скоро принцип движения Кувалды стал ясен. Он находил в старом растрескавшемся асфальте люк, наклонялся к нему, кажется, даже нюхал, и шел дальше. В некоторые люки Гризли стучал.
        Местная традиция. Или ритуальные танцы. А может быть, он сейчас будет заниматься ремонтом того, что треснуло в результате халатности колбасников… У Саши слипались глаза.
        Фу, черт! Как будто и вправду - слиплись. Вокруг наступила кромешная тьма.
        - Кувалда!!! - закричал Саша, не помня себя. И тут же улышал над ухом спокойный голос:
        - Эт, орать-то здесь не надо… тишай, тишай, паря… двигай сюда…
        Саша почувствовал, как его крепко взяли за руку и куда-то тянут. Вниз. Похоже на то, что мы спускаемся в люк.
        Саша беспомощно глянул вверх, успел еще заметить крупные звезды на угольно-черном небе, оступился и упал… Крышка за ним закрылась с неприятным лязгающе-чавкающим звуком.
        Он упал на что-то жесткое. Рядом кто-то двигался и сопел. Пахло застоявшейся водой и чем-то знакомо-вкусным. Далее Саша стал свидетелем странного диалога.
        - Эт, того… двоих за жилет возьмешь? - Голос Кувалды.
        - За два? - Чей-то глухой равнодушный голос.
        - Побойся Бога, мила-ай…
        - За один без ужина.
        - Это, ить, может, тогда за два - с ужином и завтраком?
        - Идет.
        - Э-эх, кровопийцы…
        Тут кто-то рядом зажег огонь, и Саша прищурился. Они находились в тесной комнатке. Кувалда сидел на лавке у стены с довольной физиономией. Невзрачного вида лысый мужичок пристраивал на столе масляный светильник.
        - Где это мы? - спросил Саша.
        - Это, не боись, друг, не боись… здеся не обидют…
        Мужичок тем временем куда-то ушел, но очень скоро вернулся с двумя алюминиевыми мисками и поставил их на стол. Неописуемо прекрасный аромат еды моментально наполнил крошечное помещение. Саша испугался, что сейчас захлебнется слюной.
        - Эт-то славно, славно, эт-то вовремя… - Приговаривая так, Кувалда быстренько придвинулся к столу. - Ты-т, того, не зевай, паря, налетай… уплочено…
        В миске оказалась горячая гречневая каша.
        От жадности Саша сразу же сильно поперхнулся, после чего нечеловеческим усилием воли заставил себя есть помедленней. Мужичок появился снова через несколько минут, поставил две кружки, не меняя интонаций, равнодушно сказал:
        - Ешьте быстрее. Свет скоро унесу. - И вышел.
        Ну, быстрее так быстрее. Каша была без масла и без соли, но, тем не менее, жутко вкусная. В кружках оказалась простая вода. Ровнехонько с последним Сашиным глотком появившийся мужичок исполнил свою угрозу и унес светильник-плошку.
        - Это-о-о… хорошо-т ка-ак… - благостно протянул где-то в темноте Кувалда. - Все, паря… раскладывайся… почивать будем… О-а-а-о-у… - Послышался звук широкого зевка.
        Саша стал покорно искать свою постель.
        Жесткая лавка оказалась совсем рядом, и он тут же ударился об нее коленкой. Впрочем, и длина, и ширина ее вполне позволяли разложить уставшее тело целиком. Саша лег, предвкушая, как сейчас провалится в глубокий здоровый сон. Фига с два! Давно уже, кажется, он не ощущал себя таким бодряком. Хотелось вскочить с лавки, сделать несколько пружинистых приседаний, может быть, даже поотжиматься от пола и идти дальше.
        - Кувалда, - тихо позвал Саша. Но ответом ему был уже нарастающий храп.
        Можно полежать и поразмышлять. С открытыми глазами или с закрытыми - все равно, потому что темень здесь… вот-вот, как у негра именно там.
        Это и куда ж, интересно, меня занесло? Кому сказать - в жизни не поверят. А куда это вы направляетесь, молодой человек? Да вот, с Кувалдой Гризли ко Второму Диктатору идем, Светку Жукову вызволять… Каково звучит? То-то, сам балдею. И, как назло, Саня здесь - не помощник, сам ничего не знает, в уголок забился, высунуться боится. Да ничего, пробьемся. И все-таки очень специальный мир себе придумал господин Антонов. Вот, например, казучча. Да даже и Бог с ней, с этой казуччей, таких хищных одеял в современной фантастике - в каждой второй книжке. Гораздо интересней поразмышлять об оригинале-ВД, который категорически запрещает сваливать фекалии, а сам и постоянного места жительства не имеет… Или о том, как он умудряется писать облаками… Или почему он пишет по-английски…
        …Почему этот ублюдок так упорно и с таким удовольствием напихивает в свою дрянную речь столько английских слов? Вомбат сидел на пороге разрушенного дома и докуривал предпоследнюю сигарету. На завтра останется ровно одна. Что делать потом - хоть на стену лезь. Этот клоун, называющий себя Вторым Диктатором, не курит! Называющий… Господи, какая чудовищная каверза! Где-то, когда-то, случайно, мельком в списке декораций упомянул этого Второго Диктатора… Никто и не думал никогда - идти в этот Город. Было придумано: Город. Есть такой. Там, далеко. Опасный и непознанный. Ну, казалось бы, и фиг с ним… Господи, ведь, это же мой мир, я его сам придумал и сотворил! Откуда в нем взялась вся эта нечисть и гадость? И каждая, прошу заметить, - со своими повадками и гримасами. Претендующая на оригинальность реальность, выуженная из темных закоулков моего сознания… Этот Второй Диктатор (а почему, интересно - не дуче или фюрер?) даже не удосужился приставить ко мне охрану. Наглость, достойная лучшего применения. Он прекрасно понимает, что без НЕЕ я никуда не денусь. Конечно, не денусь… Булкин, Булкин… Кто бы мог
ожидать от тебя такой самоотверженности? Спокойно, дружище, не дрейфь. И не жди от меня, пожалуйста, несусветных подвигов. Я не собираюсь изображать из себя дебильную смесь Ван Дамма со Сталлоне и пытаться голыми руками раскидывать твою охрану. Мы скоро выберемся отсюда. Ты даже не представляешь, КУДА мы выберемся… Мне ОБЕЩАЛИ… Только бы этот неврастеник не подвел, не разнюнился в последний момент. Держись, Пончик. Охотно верю, что тебе не слишком комфортно. Но вот отсутствие сексуальных посягательств я тебе гарантирую. Об этом я, оказывается, уже заранее позаботился. Если глянуть поподробнее, интересный, знаете ли, экзерсис получается. Сильно меня, видно, достал род людской… Здесь, оказывается, нет ни одного самца, способного на соитие. А в качестве особо изощренной издевки - специально выделена каста, из низших, - гейши. С очень смазанными признаками пола и настолько презираемая, что им даже не разрешают стричься и бриться. А в местных антисанитарных условиях этот запрет превращает несчастных гейш в ходячие питомники для насекомых-паразитов. Душераздирающее зрелище. При этом поют - заслушаешься.
Слезу у ВД вышибают стабильно. Естественно, что Булкин на этом фоне оказался просто подарком небес, несмотря на некоторые метаморфозы внешности. За которые, кстати, категорически отказываюсь нести ответственность… И все-таки ВД этот - любопытный тип. Этакая свалка моих подавленных и побежденных комплексов, густо унавоженная обидами и несправедливостями. Но рожа у него… Преотвратная. Даже неудобно как-то…
        …Мерзейшая физиономия этого диктатора преследует меня даже во сне! Жутко. Просто жутко. Когда я его увидела в первый раз, думала, на месте умру от омерзения. Нет. Не умерла. Теперь сижу на грязном диване в убогой захламленной комнатенке и прислушиваюсь к голосам за дверью. Сегодняшнюю тюрьму можно назвать даже уютной. Еще бы пыли поменьше… Нет, эти лысые идиоты порядок наводить не умеют, лучше и не просить. Пробовали уже. Они, кажется, вообще ничего не умеют, кроме как стоять, выпятив животы и вытаращив глаза. Вот это у них здорово получается. Руки так и чешутся - подойти и треснуть с размаху по такому вот выпяченному пузу… Видно, такое же желание они пробуждают и у ВД, потому что бьет он своих охранников почем зря и каждую минуту. Одно хорошо. Слава Богу, ни за жизнь, ни за честь свою здесь беспокоиться не надо. Нам предоставлен режим всеобщего обожания. Это теперь ясно. Не то что вначале… Первое время - о Господи, вспомнишь, аж жаром обдает! - три ночи первых вовсе не спала, с неослабеваемым ужасом ожидая, что вот-вот откроется дверь, и этот омерзительный ВД вползет к ней… Да, да, именно
вползет, оставив свою дребезжащую инвалидную коляску на пороге. Нет. Ничего подобного не случилось. Ни в первую ночь, ни во вторую. Даже, знаете ли, удивление брало: зачем же тогда хватали и запирали? Не говоря уж о том, что взгляды этот ВД бросает на нее совершенно однозначные. Что ж, будем надеяться, что и дальше не тронут. Будем надеяться, что меня не оставили на изысканный десерт и не берегут, как жертвенную овцу для какого-нибудь местного очень религиозного праздника… Черт их всех тут разберет. Ой, мам, мамочка, и куда ж это я попала?..
        За дверью тошнотворно громко и хлюпко храпит охранник. Почему они все здесь бритые наголо? Бритые… Какая гнусная насмешка. Бритый, солнышко, где ты? Приходи сюда и убей их всех!.. Не странно ли, что на помощь я зову Бритого? А как же Виталий? Виталий… Это самая интересная подробность. Он здесь. Не падайте в обморок, мадам. Ну, да. Здесь. Я его видела. Не могу точно сказать, ему ли я обязана своим нынешним положением, но для себя он расстарался. Открою страшную тайну: там, у нас, - в смысле, в нормальном мире, еще при жизни, - фигура у нашего Виталеньки была… Обыкновенная, так скажем. Зато теперь! Ах, не подумайте чего плохого - наше врожденное чувство меры и вкус нам и здесь не изменили. Ну, чуть-чуть подбородок покрепче. Или плечи - пошире. Или бицепсы - поубедительней… Вот такой красавец теперь здесь прохаживается. Да, он получил мое послание - этот старый болтун в кепке не подвел - и явился на зов. Тусуется теперь где-то здесь, с ВД этим поганым треплется по-свойски. Бред. А я сижу взаперти, каждый день вынуждена за обедом лицезреть рожу ВД. Этот урод почему-то предпочитает принимать пищу
только в моем присутствии. Хорошо хоть не из моих рук. И так килограммов на десять уже похудела из-за этих обедов. И ему еще мало! Со всеми возможными почестями я должна сопровождать этого уродского диктатора во всех его поездках. А я танков с детства боюсь! Что за дебильный мир! Мне, оказывается, по большому блату выдают по полведра воды в день. На все про все. У них тут с водой напряженка. Рядовые служащие, оказывается, получают всего по две кружки. Хочешь еще? Только за очень дополнительную плату. Это все мне ВД лично объяснил. Хоть я и не спрашивала. Делать мне больше нечего, как со всякими придурками разговаривать. Даже если они себя диктаторами величают… Сижу тихо, вопросов не задаю. Вот поэтому я до сих пор и не знаю, почему, черт побери, здесь ночь наступает, как будто кто-то разом отключает большой рубильник…
        «…И почему так мгновенно наступает ночь? - Саша ворочался на жесткой лавке. Судя по тому, как суетился Кувалда, оставаться ночью на поверхности здесь не рекомендуется. Видимо, небезопасно. Верю. Верю сразу. Спорить не буду. Спросить можно? Вот сейчас мы - где? Вроде на друзей Кувалдиных не похоже, друзья себя так не ведут. Больше всего это смахивает на гостиницу. Люксы и полулюксы с полупансионом. Чем, интересно, здесь расплачиваются? Как там сказал Гризли? Двоих за жилет? Двое - это, понятное дело, мы. А жилет? Это - который без рукавов? Или - который „лучше для мужчины нет“?»
        Саша незаметно уснул. Приснился ему хороший, весело-трескучий костер. И Команда. Все сидели вокруг костра, ели гречневую кашу с тушенкой и слушали Пургена. Леня, жестикулируя ложкой, в лицах рассказывал, как в прошлом году они с Цукошей воровали в Таборе спасжилеты. Сон был добрый и смешной. Наверное, Саня постарался.
        Нас утро встречает прохладой, нас чем-то там встречает река. Кудрявая, что ж ты не рада?.. А вот с кудрявыми здесь, похоже, туго. Мужик, принесший завтрак, тоже оказался совершенно лысым. Поставив кружки, буркнул:
        - Ешьте и сваливайте живо. Мы закрываемся.
        Очень культурные ребята.
        Быстро проглотили лепешки и запили их горячей жидкостью. Не чай, видно, что-то на травах заваренное. И все. Не успели оглянуться - опять стоим посреди улицы, и Кувалда уже снова бухтит себе под нос:
        - Это-о, ить, жулье такое… крохоборы прокляты-ыя… так твою и разэтак… Два жилета содрали, а ни отдыха, ни толку… хоть бы гейшу позвали, жмотье… Это, ить, здеся завсегда так, не то что в старых кварталах… Тама народ солидный, к людям уважение понимает… а ту-ут - содрать сдерут, а сервису не дождешься…
        - Ага, - поддакнул Саша, - и каша была несоленая.
        Кувалда крякнул и уставился на Сашу, как на идиота.
        - Эт, того, паря, ты тут из себя барина не строй, не строй… Зажирели вы там у себя на болотах, зажлобились… Соли ему подавай… Ишь, господин какой… вот придешь к ВД в гости, он-тко тебе на радостях, премию пропи-ишет, тогда и будешь - соль, ить, ложками хавать да кофеем запивать…
        Своеобразное у них тут представление о роскоши: много соли и много кофе. Интересно, а какую такую гейшу он имел в виду?
        - Ну и куда направимся? - Саша бодро вертел головой, пропустив мимо ушей тираду Кувалды.
        - Ишь ты, быстрый какой… никуды не пойдем… тута сидеть будем, на небо смотреть… настроениев ждать…
        Ага. Ясно. ВД сообщит народу о своем расположении (или НЕрасположении) посредством облаков.
        - Эт, того, паря, ты вот сюда садись, да в тую сторону гляди… а я сюда поворочуся…
        Вот так и сели. Таким вот сидячим тянитолкаем. Сидим. В небо пялимся. Облаков ждем. А вот если ветер, например, в другую сторону подует? Так можно век на одном месте просидеть, ничего не узнать… Саша затосковал от такого занятия очень быстро. А Кувалда, похоже, и вообще - закемарил, так как замолчал. Нет уж, так и с тоски помрешь.
        - Эй, Кувалда, - Саша легонько пихнул его локтем, - а ты сам-то у этого ВД чего делал? В Городе чем занимаешься?
        Гризли вздрогнул, просыпаясь, но заговорил моментально:
        - А-а-а… Это-о, ить, дело сурьезное… - Он немного поерзал на месте в предвкушении долгого разговора, - работа, ишь, в основном, сезонная… пестряков, там, мочить… али помидорам костыли перебивать… - Звучало жутковато-интригующе, но Саша решил не уточнять, каким именно образом мочат пестряков. - …А, ить, у ВД я в законе, в законе… В прошлом разе, как я уходить-то собрался, их сиятельство мне самолично грамоту вручили… от оно как…
        - И где ж эта грамота?
        - Дык, на сахар выменял, у лоткарей…
        - А-а-а, врешь ты все, Кувалда! - развеселился Саша. - Сам говорил, что у тебя диабет!
        - Ну-у-тка, ну-у-тка… Пойма-ал, пойма-ал, егоза ты шершавая… Ох, и ехиднай ты парень, ох и ехидна-ай… подковыриста-ай… Все, ишь, подкузьмить старика норовишь, поддеть… И не вру я вовсе, привычки такой не имею. Ну, да, диабет… Зачем же врать-то? Про здоровье врать - самому можно беду накликать… мда-а… конешно, диабет… так я сахарок-то обратно на диколон выменял, иначе никак было…
        Диколон - это на его варварском языке, видимо, одеколон. Трудно следить за его мыслью, трудненько. И почему он все время называет ВД сиятельством? Это что - титул диктатора? Полный ералаш. Ну тебя на фиг, вместе с твоим диабетом.
        - Ладно, ладно, Кувалда, не отвлекайся. Ты про ВД рассказывал. За что он тебе грамоту вручил?
        - Оно-тко, мда-а… за удовольствие, моральное, так ска-ать, удовлетворение, за него… а это-о-о, того… слизней я для него рогатых дрессирую… от-то, дурныя животныя! А ихнему сиятельству очень нравятся, особенно когда по-писаному ходют. Хе-хе. Я давно уж намастрячился: палочку об ихнюю самку потру, а потом веду у самца перед носом, то бишь перед рогами…
        Черт возьми, я, кажется, совсем запутался. Чье сиятельство? Чья самка? Чьи рога? Кувалда меж тем радостно хихикал, предаваясь воспоминаниям:
        - …носов-то у них отродясь не бывало… Ну, а он-то, дурень этот, запах чует, у него от энтого запаха последнюю кумекалку отшибает… вот он и ползет…
        Что-то случилось с небом. Как будто тот самый местный распорядитель, ведающий здесь светом, малость перепутал и нажал на своем пульте кнопку «сумерки». Саша, потихоньку привыкающий к местным причудам, почти не испугался. Он не стал вскакивать и орать. Он просто осторожно и медленно поднял голову. А-а, ерунда, просто птицы.
        - Обыкновенные раздетыши, - сообщил из своего уголка Саня. - Правда, необычно много. Никогда столько сразу не видел.
        Почти сразу же где-то недалеко загремели выстрелы.
        - Это-о-о, их сиятельство охотиться изволят… - благодушно заметил Кувалда.
        - Бред, - не унимался Саня. - Кто ж на раздетышей охотится?
        - А тебе-то не все ли равно?
        Птицы быстро пролетели. И тут же, слева, из-за дома появилась первая буква. О! Кажется, начинается. Саша сильно толкнул Кувалду локтем:
        - Эй, смотри! - И вскочил. - Идем!
        Гризли медленно обернулся.
        - Ага… Пошло-поехало…
        - Ну, что ты расселся? Вставай, пошли, по дороге дочитаем!
        - Э-э-т, парень, не торопись, остынь, остынь, говорю… Как это - идем, когда мы и настроениев его не знаем?..
        - Да плевать мне двадцать раз на его настроения!
        - Э-э-э, не-ет, не пойду я… что я - враг себе? Да ты погодь, погодь… торопыга… - Кувалда замолчал, глядя вверх.
        Очередная резиденция ВД явно была где-то недалеко. Буквы не успевали расплыться. Над головами Саши и Кувалды Гризли через все синее-синее, абсолютно не питерское небо тянулась длинная, в девять слов, облачная фраза. Ее непечатность можно было сравнить только с ее безграмотностью. В чрезвычайно сильных выражениях ВД сообщал миру о том, как ему надоела его жизнь.
        Сказать, что Саша покраснел до корней волос, - значит сильно погрешить против истины. Ничего сильно выдающегося во взгляде ВД на жизнь не было. Так, довольно ординарное мнение. Стармех (наш стармех, корабельный) гораздо красочней реагировал, например, на пролитый во время шторма ему на брюки горячий борщ. Саша с сомнением глядел на плывущий по небу образчик ненормативной лексики. Трудно представить, что человек, пребывающий в таком настроении, способен оказать кому-либо радушный прием. Даже Кувалда молчал, подавленный силой небесных слов.
        Ты можешь сидеть здесь и дальше. Слушать, развесив уши, истории про помидорные костыли. Или, разинув рот, смотреть на матерящиеся тучки. Ах, простите, у нашего ВД плохое настроение! Прячьтесь в норки, закройте глазки лапками. А ты не подумал, что где-то там, недалеко, кстати, в лапах этого любителя рогатых слизней находится Света?
        Саша резко встал.
        - Вот что, Кувалда, все оружие, которое у тебя есть, я забираю с собой. - Он старался, чтобы голос его звучал как можно тверже. Откуда-то послышался странный нарастающий гул.
        Гризли рассеянно кивнул. Он смотрел уже не на небо, а куда-то мимо Саши.
        - Я забираю оружие и ухожу! - громче повторил Саша.
        Кувалда опять покивал и даже подтолкнул свой мешок в его сторону. Никакого оружия Саша достать не успел. Да и вряд ли Кувалда держал у себя в мешке противотанковую мину. Потому как это единственное, что могло бы сейчас пригодиться.
        Из-за угла медленно выполз и уже разворачивался в их направлении обшарпанный грязный танк. Справа и слева от него тяжело бежали человек по десять крупных лысых мужиков. Все они громко сопели, почти заглушая рев мотора. Один из них толкал перед собой дребезжащую инвалидную коляску. Одним словом, шуму эта процессия производила - почище бродячего цирка. В довершение картинки стоит указать, что из люка механика-водителя выглядывало женское лицо, запачканное и бледное. А на башне, болтая ногами, сидел Виталий Антонов.
        - Прибыли… - с непонятной интонацией сказал Кувалда Гризли.
        Танк прополз мимо, затормозил, остановился, попятился. Все маневры вместе с ним выполняли лысые сопящие бегуны, поэтому со стороны все это сильно напоминало выгуливание больного слона. Теперь этот слон - простите, танк - стоял прямо напротив Саши и Кувалды. Антонов (или лучше называть его по-местному - Вомбатом?) постучал по броне. Женское лицо из люка тут же исчезло, на его месте появилась опухшая физиономия мрачного вида.
        - Он? - осведомилась физиономия.
        - Он, - подтвердил Вомбат.
        - Берем, - скомандовал опухший и снова скрылся.
        Саша не успел ничего сообразить, как вдруг один из сопровождающих спокойно и очень по-деловому подошел к нему и сильно треснул дубинкой по голове…
        …Дальше ничего не помню, потому что отрубился капитально. Очнулся в каком-то огромном помещении, лежа на полу, но на чем-то мягком.
        - Ах ты урод! - громко кричал над ухом чей-то пронзительный, срывающийся на визг голос. - А если он вообще не очнется? Что я тогда буду делать? Нет, я тебя спрашиваю: что мне прикажешь тогда делать, а? - Затем послышались звуки ударов. Саша повернул голову.
        Картинки из серии: «Сюр в нашей жизни».
        Препротивного вида безногий калека, сидя в инвалидной коляске, со всей мочи лупил резиновой дубинкой по животу здоровенного бугая. В огромном зале, похожем на бывший кинотеатр, стоял полумрак. Но опухшее лицо из танка и своего обидчика Саша узнал сразу.
        - Ы-ы-ы… - мычал лысый, выпучивая глаза.
        - Я тебе покажу: ы-ы-ы! Я приказывал: взять, а не убивать! Ясно тебе, кретин? Ясно, спрашиваю? А то сейчас поподробнее объясню разницу!
        - Ы-ы-ы… - Дубинка не оставляла на жирном пузе никаких следов, но от боли по вискам лысого лился ручьями пот.
        «Полежим-ка мы пока так, поосмотримся. Не будем рыпаться. В своем уголке чего-то уж слишком активно зашевелился Саня. Подожди, паря, как сказал бы Кувалда, погодь, погодь, не до тебя сейчас. Коли дельное что есть - говори, а истерики твои пока подождут».
        В зале находилось еще пятеро. Тоже лысые, тоже жирные. Странно. Если товарищ ВД, по словам Гризли, не имеет постоянной резиденции, а все время путешествует на танке с таким эскортом, фигуры у этого эскорта должны быть немного постройнее… Еще интересней оказалось тут со светом. На полу стоит не меньше двух десятков бутылок, вроде как из-под шампанского, и светятся мягким зеленоватым светом. Очень красиво, но не слишком светло. Почему я подумал про кинотеатр? Потому что помещение большое и окон нет. Как, впрочем, и экрана, и стульев. Саня, не шебуршись, дай для начала хоть кому-то одному сосредоточиться. Странно, это все очень странно. У тебя не создалось впечатления, что не только ты искал ВД, но и он жаждал вашей встречи? А навел, между прочим, Антонов, ябеда противная. Зачем это я им понадобился? Я или Саня? И что со Светой? Где она? Вот этот инвалид безногий - это что, и есть их сиятельство ВД? Ну, и кто здесь готов порадовать нас ответами на вопросы?
        Саша пошевелился и сел. Голова почти не болела, так, маленько покруживалась.
        Избиение тут же прекратилось. Калека шустро подъехал к Саше и внимательно посмотрел ему в глаза. Взгляд был смелый, цепкий и совершенно не злой. Можно даже сказать, что Саше он понравился. Хотя в целом лицо производило неприятное впечатление. Нездоровая отечность, сильно вырезанные носогубные складки, глубокие морщины и сероватая кожа. В литературе это называется: на его лице были написаны все пороки человечества. Только глаза… Да, глаза были хорошие. Что-то в них мелькнуло неидентифицируемое и тут же погасло. Совсем. Взгляд полностью потерял выражение. И хорошее, и плохое. Так мог смотреть застекленный буфет или выключенный телевизор.
        - Ты - Двоечник? - спросил калека тусклым голосом, совершенно не похожим на тот, которым только что распекал слугу.
        - А ты - ВД? - вопросом на вопрос ответил Саша. Чего уж, тут не до вежливости. Сам ты двоечник, придурок.
        Не меняя выражения, вернее, его отсутствия, ВД отъехал от Саши и что-то тихо и коротко скомандовал. Один из лысых тут же сорвался с места и резво куда-то убежал.
        «Сиди и не рыпайся, Саня, ничего страшного пока не присходит. Зачем ты понадобился ВД? Я не знаю. Ну не людоед же он, право слово… Двоечниками, наверное, не питается. Шучу, шучу, извини, больше не буду».
        За дверями послышался сильный шум, в котором ясно слышался женский голос.
        - …не смей меня трогать! - И действующих лиц прибавилось. В зал, ехидно улыбаясь, вошел Антонов-Вомбат, за ним - женщина. Лицо ее, то самое, запачканное, которое Саша видел в танке, было уже чистым, но по-прежнему очень бледным. Крепкая, даже можно сказать, коренастая фигура, мускулистые крупные руки, непослушные соломенного цвета короткие волосы… Войдя, она остановилась почти у дверей и замерла в какой-то неестественной, неловкой и совершенно не женственной позе. Длинное, до полу, платье - в полумраке показалось, что оно сделано из тонкой замши или кожи, - обтягивало неплохую, но опять-таки крепковатую для женщины фигуру.
        - Прибыли по вашему распоряжению, - с шутовским полупоклоном сообщил Антонов голосом дежурного Арлекина. Женщина быстро глянула на него…
        Этот поворот головы… Гордая линия шеи…
        Саша сел, где стоял.
        Это была Света.
        Господи, кто ж над ней так расстарался? За что? Из королев - в доярки?
        - Светило… - выдохнул он, не помня себя.
        Женщина недоуменно посмотрела на него. Нахмурилась. Не узнала. Неуверенно спросила:
        - Самойлов?..
        - Хватит любезничать, - прервал процесс взаимного неузнавания Антонов. - Давайте о деле поговорим. У всех присутствующих, насколько я понимаю, есть в этом деле свой интерес.
        - Все лишние, брысь отсюда, - прервал его ВД, выгоняя слуг.
        Лысых словно ветром сдуло.
        - Что ж, продолжим. - Антонов у нас сегодня заместо председателя? Ладно, черт с тобой. - Итак. Имеем. Вы, милый Двоечник, пришли сюда зачем? - И, не дожидаясь ответа, бесцеремонно ткнул пальцем в Свету: - За ней? Оч-чень хорошо. - Сейчас подойти бы и ка-ак в глаз ему дать… - А она, извините, пленница. Господин Второй Диктатор изволили вашу женщину в плен взять… - Не выдержу, убью гада. - Спокойней, спокойней, Двоечник, не нервничай. В случае чего охрана вернется так же быстро, как и удалилась.
        Ненавижу тебя, хлыщ дешевый, рожу твою поганую, ужимки все твои ненавижу! Ишь, какие себе мускулы напридумывал, Арнольд Шварценеггерович Антонов…
        - Чтобы не утомлять слушателей, короче: у господина ВД есть то, что вас интересует. А вы можете помочь ему приобрести то, что интересует его.
        Чтоб ты провалился вместе со своим ВД! Саша сильно сжал кулаки и постарался успокоиться. Этот гад совершенно прав, рыпаться не надо, охрана вернется, и я опять получу по голове. И чего же это им от меня надо? И ВД, и Света, не двигаясь, слушали словесные упражнения Антонова. Кто он здесь? Шут? Распорядитель? Советник?
        - До господина ВД дошли слухи о доблестных подвигах нашей Команды, - продолжал Антонов (или уже Вомбат? Я запутался, к черту). - И особенно о волшебной силе некоего блуждающего образования, именуемого на местном сленге Квадратом. - Сашу начало слегка подташнивать. Бурная волна Саниного негодования поднималась в нем. - Господин ВД выразил живейший интерес к этому вышеназванному Квадрату. И теперь, пользуясь случаем, предлагает вам сделку.
        В той стороне, где стояла Света, послышался какой-то сдавленный звук. Никто не обратил на это внимания, а ВД так просто сидел неподвижно, словно набитое соломой чучело.
        Саша держался из последних сил, с трудом сдерживая озверевшего Двоечника: «Подожди ты, подожди, вломим мы ему, обязательно вломим, но не сейчас, подожди…»
        - Вы, многоуважаемый Саня, именуемый в дальнейшем Двоечником, обязуетесь провести господина ВД в вышеупомянутый Квадрат. За это господин ВД обязуется вернуть вам в целости и сохранности вашу женщину. Все дополнительные услуги будут оплачиваться дополнительно. Дата. Подписи договаривающихся сторон.
        Ах ты, ловкач-проныра! Саня своими биениями и стенаниями страшно мешал соображать, поэтому Саша никак не мог взять в толк - а самому-то Антонову какая от этой сделки выгода? Словно читая его мысли, Антонов с издевкой добавил:
        - Ваш покорный слуга как посредник этой чрезвычайно выгодной сделки получает лишь скромное моральное удовлетворение. Что ж, мне и этого вполне… - Скорбный взмах руками.
        Последовала небольшая пауза. После чего мизансцена немного изменилась.
        Света сделала несколько шагов от двери и села на пол, обняв руками колени. Лицо ее выражало полнейшее равнодушие.
        Саша, наоборот, встал.
        ВД чуть придвинулся к Саше. В глазах его вновь появилось то странное выражение.
        Антонов, светски подволакивая ноги, будто танцевал полонез, подошел и стал за спиной у ВД.
        «Сейчас, сейчас, ребята, я попробую сообразить. Мы вот только с товарищем посоветуемся… Сань, что хочешь, а я ему не верю». Чтобы немного выиграть время, Саша глуповато спросил:
        - А зачем ему Квадрат?
        - Вопрос нельзя назвать излишне деликатным, но, - Антонов замахал руками, - между договаривающимися сторонами не должно быть недомолвок! Насколько вы можете судить, у господина ВД имеются некие объективные проблемы с нижними конечностями. Проще говоря: мой клиент хотел бы восстановить с помощью вашего Квадрата себе ноги.
        - А что значит - дополнительные услуги?
        - Ну-у, это-о… - завертелся юлой Антонов, - значит, что… Возможности Квадрата, конечно, еще не полностью изучены, но, очевидно, оч-чень велики… Если в результате посещения у господина ВД восстановятся какие-либо дополнительные функции…
        - Какие?
        - Ну, скажем так… мужское достоинство господина ВД…
        - Виталий, меня сейчас вытошнит от твоей болтовни, - устало и тихо произнесла Света.
        Антонов небрежно поднял бровь:
        - Проблемы? Вопросы? Наш пресс-секретарь по окончании переговоров ответит на все ваши…
        - Заткнись, - еще тише попросила она.
        А ведь она сюда за ним пошла. Представляешь себе, приезжает кто-то из жен декабристов всед за своим благоверным в Сибирь, сменив кружева на овчинный тулуп. А он перед ней вот так выделываться начинает… Жуть.
        Меж тем в зале что-то происходило. Какие-то флюиды, внутренние напряжения… Магнитные поля и вихри, одним словом. Антонов молчал, с улыбкой глядя на Свету. ВД пристально глядел на Сашу. От этого его взгляда по телу бежали мурашки и кружилась голова.
        Внезапно Саша ощутил сильнейший толчок в грудь. Причем не снаружи, а изнутри. Страшным мысленным нокдауном Саня выбил его из сознания.
        Двоечник медленно двинулся к ВД. «Стой, - из последних сил крикнул Саша, - стой, куда ж ты на него с голыми руками?!» Но тот уже ничего не слышал. Рот Двоечника мучительно раскрылся, но не выпустил рвущегося крика. Падая на колени, он прохрипел:
        - Папа… - И упал ничком.
        Крупно, пожалуйста: круглые изумленные глаза ВД.
        Занавес.
        Полная смена декораций.
        Мы едем в танке по проспекту. Позади сидит злая Светка Жукова, бросающая по сторонам воспламеняющие взгляды. А прямо передо мной - ВД. Каждые две минуты он оборачивается и одаривает меня (Саню, конечно) обворожительной улыбкой. Я бы предпочел наоборот.
        Кто бы мог подумать, что у этого неврастеника Сани окажется столько душевных сил? Он задвинул меня, словно чемодан в камеру хранения! Теперь все это выглядит так: я сижу в уголке и не имею возможности даже пикнуть, особенно если дело касается его обожаемого папочки. То есть говорит, думает и принимает решения у нас теперь Двоечник. Одно и слово, что Двоечник! Изображает из себя голый разум! А это означает, что из своего уголка за нашим общим телом должен все-таки следить я. Пример? Пожалуйста.
        Дни мы проводим примерно так: эти двое воркующих голубков - ВД и Двоечник (ну и я заодно) - сидят в танке, держась за руки, и безостановочно трендят про свою тухлую жизнь. При этом слезы у Двоечника льются рекой, и, как следствие, я должен постоянно пить воду, чтобы не допустить обезвоживания организма.
        Для тех, кто еще не до конца сообразил, поясняю: Саня Двоечник действительно сын ВД. Побереги голову, я документы видел. Последнее замечание относится к разряду шуток.
        Когда-то, в местные незапамятные времена, Саня, тогда еще не Двоечник, а скорее наоборот - отличник, молодой и горячий, издерганный папиными нравоучениями, сбежал из дома. Долго странствовал, пока не прибился к Команде Вомбата. Папаша, кстати, уже тогда был Вторым Диктатором (никто пока что не смог мне членораздельно сообщить ничего о судьбе Первого) и передвигался на своих двоих. Рассказ ВД о том, как он потерял ноги, нужно бы записать и издать отдельной брошюрой в популярной серии «Населению - о гигиене». А дело было так. Будучи страстным и заядлым охотником, ВД как-то раз отправился на Среднюю Невку - пострелять крокодилов. А про элементарные правила гигиены забыл! И полез в воду прямо голыми ногами. И, конечно же, подцепил Treponema bosaya, или, попросту - пяткожорку. К тому времени, когда ВД, уже потерявшего сознание от боли, приволокли во дворец (у него тогда еще дворец был, на Каменном острове), придворному лекарю ничего не оставалось, как оттяпать ноги по… ну, в общем, целиком. И еще с трудом удалось спасти то, на чем сидят… Я, конечно, дико извиняюсь за несколько развязный тон. Ничего
смешного здесь, конечно, нет. И мужика жалко. Но дело в том, что эту историю, обливаясь слезами и соплями, папаша с сыном, обсасывая подробности, мусолили дня четыре подряд, доведя меня до белого каления.
        Зато теперь большего чистюли и брезгули, чем ВД, не найти. Он просто помешан на всяких дезинфекциях, дезинсекциях, дератизациях (чего-то не то сказал? из гражданской обороны вспомнилось). Оттого и слуги у него - лысые. На шампунях экономит.
        Чем дальше я слушаю воркотню этой сладкой парочки, тем больше убеждаюсь: то самое яблоко, от той самой яблони… вот-вот, рядышком. Теперь уже совершенно очевидно, откуда у Сани все эти внезапные ступоры или столь же внезапные и беспричинные приступы слезливости… Но у ВД это, к сожалению, сочетается еще и с высоким положением. А когда у нас, товарищи, Диктатор с таким придурочным характером - это-о, знаете ли, чревато… Ох, вы бы видели, как он бьет своих подданных! А какие творит глупости! Совсем недавно, говорят, выпустил всех своих собак. А их у него, говорят, только на Главной псарне чуть не полтыщи было… Пришел, говорят, посмотрел на них. И так ему вдруг невмоготу стало смотреть на грустные песьи (псиные? короче, собачьи) морды за решетками, таким он сам себе душителем свободы вдруг показался! Что приказал сей же момент все открыть и всех выпустить! Идиот, да? На хрена им эта свобода? Псари потом рассказывали: больше половины собак в тот же вечер вернулись. И то верно: здесь и покормят, и почистят, и согреют… Очень наш ВД всякую живность уважает. Но собак - больше всего. Даже медаль учредил в их
честь. Чеканить, правда, ее никто не стал: негде, да и не из чего. Но эскиз остался. На одной стороне - собака-поводырь ведет за собой человека, а на другой надпись: «За верность». А-а, это отдельная трогательная история. Про двух ньюфов. Ну? Да все ее знают… После газовой атаки Финского Десанта (они по северным окраинам психотропами прошлись) у народа, измученнного тогда, и последние мозги поотшибало. Много случайных жертв было. Кто просто из окна выпал, кто от ожогов… Ясно дело, куда попрешь, если у человека интеллект как у пятимесячного ребенка. Вот как раз тогда-то в одной квартире целая семья - отец, мать и двое сыновей - больше месяца продержалась. Ньюфы им еду таскали, спали с ними рядом - чтоб те не замерзли, во двор выводили - чтоб люди в квартире не гадили… ВД эта история очень нравится. Он и ньюфов к себе сразу забрал.
        Но! К делу! К делу!
        Повторюсь, сказав, что неврастеник Саня совершенно запинал меня своими мысленными ногами. И распоряжаться нашим телом (каково звучит? маразм крепчает!) я могу, только когда Двоечник, совершенно обессилев от сюссюканья с отцом, валится отдохнуть. Вот тогда можно осторожненько подняться и предпринять какие-либо полезные шаги. Например, в сторону Светы. Слава Богу, я убедился, что она здесь в относительной безопасности. Без разрешения ВД никто ее и пальцем не тронет, а сам господин Диктатор пока целиком занят с сынком. Что касается его планов… Планы наверняка есть. И наверняка самые подлые. Что там Антонов намекал на восстановление некоторых функций?
        Некоторая метаморфоза внешнего облика Светы, конечно, обескураживает, но чувства наши по-прежнему крепки и горячи. Наши? Я не оговорился. Этот тонкий и ранимый блудный сын, как только оттрубили первые трубы радости по поводу воссоединения семьи, первым же делом втюрился в Жукову. Отцу он ничего не говорит, но на Свету они теперь оба смотрят, как голодающие на котлету.
        Ох, ну, казалось бы, чего проще? Сказать: давай, Светило, домой сваливать. У тебя там автоответчик скоро сам матюгаться начнет. И собаки негуляные… Айда!
        Ну-ну. Вот примерно так я и сказал, когда в первый раз удалось прокрасться к ней. Охранники чуть не обделались от страха, когда меня перед собой ночью увидели. Еще бы! Самого ВД сыночек! Очень, кстати, удобный статус - сын Диктатора. Рекомендую. Это я к тому, что вошел-то я беспрепятственно. Да лучше бы этого не делал. Вот ты когда-нибудь даме соус томатный на платье проливал? На белое желательно. В дорогом ресторане? И что она тебе сказала? Вот. Теперь умножь это на сто семьдесят. Получишь примерное представление о нашем со Светой разговоре. С чего она взяла, что это я во всем виноват?.. И в том, что ВД такой противный, и что я, оказывается, сын его, и что страшная она стала, как смертный грех (ну, это она зря так, очень даже симпатичная девчонка получилась, спортивного типа), и что Виталий ее разлюбил… А обратно, домой, - наотрез отказывается. Ага. Если ты такой умный, сам и уговаривай. Я в женщинах и раньше не особо хорошо разбирался, а теперь и вовсе - дуб дубом… Все, заканчиваю, а то мой придурок, кажется, просыпается. Сейчас к папочке попрется, опять свою волынку заведут…
        Антонов совершенно не казался обескураженным столь неожиданным поворотом сюжета. Двоечник оказался сыном ВД? Ну что ж, бывает. Если покопаться в памяти, можно припомнить: что-то подобное Саня ведь говорил. А все над ним смеялись. Особенно почему-то Стармех.
        Короче говоря, ерунда. Может, оно и к лучшему. Не надо теперь Саню уговаривать или шантажировать. Ради любимого папочки он не то что в Квадрат - на трубу ТЭЦ залезет. Одно досадно. Опять отсрочка получается. ВД решил показать сыну свои владения. Поэтому сейчас наш путь - прямо в центр, к Новому Дворцу.
        Новый Дворец стоял посреди сильно запущенного парка. На самом деле дворец явно был старый и наверняка принадлежал когда-то какому-нибудь царскому вельможе. Но в этом мире историей не интересовались. Точнее будет сказать - у ЭТОГО мира была лишь своя, новейшая, так сказать, история. Начиная с Падения Второй Китайской Империи (как раз тогда, когда Луны на небе не стало), включая Финский Десант, Северную Эпидемию и три Волны Необратимых Мутаций.
        Внутри все было чисто прибрано, подметено и вымыто. Слуги, поблескивая свежевыбритыми головами, суетились по залам, распространяя сильный запах одеколона. Откуда-то снизу, наверное, из подвала, слышалось тоскливое пение гейш.
        Саню с максимальными почестями поместили в огромную гулкую комнату с тяжелыми портьерами на окнах. Отдергивать их не имело смысла: само окно было наглухо забито фанерой. Посередине стоял стол, на нем - шахматная доска с неполным комплектом фигур, что также не имело ни малейшего значения: все равно никто толком не мог вспомнить, как в это играть. Наверное, ВД для пущей важности приказал поставить.
        Свете вначале тоже предложили что-то подобное - огромное, с теряющимся в вышине потолком и назойливым эхом. На что она тут же закатила страшный скандал, заявив, что не собирается спать в баскетбольном зале.
        Где остановился Вомбат, не знал никто. Даже ВД, который после неожиданного обретения сына совершенно перестал интересоваться странным Командиром.
        Целый вечер все только и делали, что устраивались, бродили по дворцу и постоянно что-то перекусывали. К вечеру Саню страшно запучило от многочисленных расстегайчиков и жульенчиков. Да, да, в стационарных, то есть не походных, условиях у ВД оказалась прекрасная кухня. Саня тихо страдал, лежа на своей огромной кровати, а разгневанный ВД лупил слуг, требуя немедленно предпринять что-нибудь для облегчения страданий сына. Лекарь их сиятельства настойчиво рекомендовал клизму, за что был изрядно бит и заперт в холодный подвал.
        На утро следующего дня была назначена большая экскурсия в Зоозону. Но предварительно Двоечнику пришлось принимать парад войск его сиятельства ВД, отправлявшихся справлять очередную военную акцию в Быш-Бармаке.
        Саня стоял с отцом на балконе дворца и вяло махал рукой проходящим внизу солдатам. Сам ВД время от времени выкрикивал что-то очень воинственное на незнакомом языке. Солдаты шли неохотно, нестройными рядами. Форма на них была то ли выгоревшая, то ли вылинявшая, покрытая многочисленными заплатками и штопками. Нет нужды напоминать, что все солдаты были, как здесь водится, обриты наголо. И каждый держал в руках старенький «АКМС».
        - Слушай, это ж какую хренову тучу патронов им нужно выдать? - по-хозяйски удивился Двоечник.
        - Не, - махнул рукой ВД, - не нужно. Они у меня так, без патронов воюют.
        - Как так?
        - Да вот так. Пока до Быш-Бармака доберутся, половину болезни да распутица задержит. А там… Пока станут, пока окопаются… К тому же у Оголтелых Зангов и у самих патроны давным-давно кончились…
        - Как же вы воюете?
        - Да так… Раза два в месяц ракетными ударами обменяемся и дальше сидим…
        - Как так сидите?
        - Ну то есть не просто сидим. Вылазки там всякие, разведчики, диверсанты, обмен пленными, заложники опять же…
        - А зачем такая война нужна?
        - Война, брат… это понимать надо… - ВД глубоко вздохнул и опять прорычал проходящим внизу что-то бодрое и непонятное.
        - Чего ты им сказал?
        - Слова напутственные. Для поднятия боевого духа.
        - А по-каковски это?
        - Это на нижнесычуаньском. У нас как раз там последняя мобилизация прошла. Хорошие ребята. Крепыши! Смотри, какие молодцы.
        Молодцы были похожи на толпу первоклассников, ведомых на прививку.
        Саня уж было открыл рот для очередного глупого вопроса, но тут пришлось вмешаться Саше.
        Я здесь, конечно, ни при чем. Это не мое дело. Но я просто заранее знаю, чем это закончится. Неизвестно уж, как эта семейка общалась до меня, - судя по всему, тяжко им приходилось, иначе бы Двоечник и не сбежал тогда, - потому что сейчас они ссорятся ежеминутно. По поводу и без повода. Самое интересное, что разногласий как таковых у них нет! То есть совсем. То есть абсолютно. Они одинаково мыслят, одинаково действуют. Но, во-первых, оба постоянно оспаривают, так сказать, приоритет: «Это я первый так сказал (придумал, написал, положил и т. п.)!» - «Нет, я первый! Нет, я! Нет, я!» И вот уже завязалась очередная свара. А во-вторых, иногда, к сожалению, скорость мышления Двоечника чуть-чуть ниже, чем у отца. Поэтому то, что ВД успевает сообразить сразу, до Сани доходит с запаздыванием в полторы-две секунды. ВД это бесит жутко. Вот тебе и вторая причина для ссор. Вот по всему поэтому мне и пришлось вмешаться и гаркнуть мысленно Сане: заткнись! Пожалуйста. Кто не понимает, что значит - «мысленно гаркнуть», пусть лучше и не пытается эти заниматься. Не советую.
        Короче, Саня послушно заткнулся, а я отправился восвояси - в свой уголочек - жевать сухую корочку и в башке чесать. Шутка. На самом деле я заметил, что Саня в последнее время сильно сдал из-за постоянных стычек с отцом. И вот уже теперь был бы совершенно не против моего возвращения к руководству. Но вот уж теперь - увольте! Ваш папаша, вы с ним, пожалуйста, и общайтесь. Мне никак. Тошнит очень.
        ВД с Двоечником в молчании досмотрели парад и после небольшого легкого третьего завтрака отправились в Зоозону.
        Как я уже упоминал ранее, ВД очень любит животных. Всяких. И разных. Но странною любовью. То есть он их кормит-поит, не дает в грязи зарасти. А вот за это требует зрелищ. Кто это? Тигр? А покажьте, господин тигр, на что вы способны! Плотоядный? Давай, плотоядный, вот тебе кролик, хавай его, да поаппетитней…
        В первой же клетке, - вернее, даже не клетке, а в толстостенном кубе из оргстекла, - к Саниному ужасу, резвились два матерых быстряка. Видно, специально для демонстрации их способностей куб был несколько раз перегорожен металлическими решетками, а из угла в угол тянулось сучковатое бревно. Один из быстряков - явно голодный, а потому шустрый - то и дело просачивался сквозь все эти прутья, переползая от стены к стене.
        ВД нарочно подгадал свою экскурсию к кормежке. Двое коренастых плечистых служителей подтащили к кубу бесчувственное тело. Э-э, да это дежурный сплетник-говорун! Ох, некстати он вчера с ВД заспорил по поводу радиационного фона, ох, некстати. Ну, подумаешь, счетчик у тебя есть, ну, щелкает он сильно быстро… Но если сам их сиятельство говорят: ерунда, так ты сядь и молчи, не спорь. Вот видишь, чем эти споры кончаются? Служители подцепили тело крюком и включили лебедку. Быстряки, почуяв еду, подползли поближе. Труп упал прямо на торчащий из бревна сук и переломился в спине. Саня отвернулся.
        - Ух ты, мордашка… - добродушно заметил ВД, покидая пирующих быстряков.
        Далее на очереди были спиралезубы (Саня небрежно заметил, что вид у них довольно заморенный. Ага. Упаси меня Бог с такими заморенными на узкой тропинке повстречаться!), кусок абсолютно индифферентной казуччи (ну, правда - одеяло одеялом!), две пары веселых травоядных щасвирнусов (с удаленными ядовитыми железами и тройными чешуйчатыми хвостами) и почему-то гиена (которая сидела посреди клетки, грустно глядя на обглоданную кость).
        Свою знаменитую псарню ВД оставил напоследок.
        В отдельно стоящем ангаре помещалось не менее двух сотен клеток. И в каждой - только одна особь. В основном это были крупные, сильные, длинношерстные собаки с крепкими ногами. Естественно, и в помине здесь не было никаких карманных клоподавов вроде болонок или левреток. Но и чистых пород Саша тоже не заметил. ВД не занимался селекцией. Во время частых прогулок на воздухе псы безнаказанно скрещивались исключительно по взаимной симпатии. Естественный отбор заключался в том, что слабых щенков, а также очевидных уродцев топили сразу.
        ВД ехал по проходу, с гордостью тыкая пальцем в любимчиков. Шедший сзади слуга держал корзину с кусками сырого мяса. Из корзины капало, поэтому Саня старался не отставать и идти рядом с отцом.
        - Во какой красавец, гляди. Одним ударом лапы позвоночник перебивает! Молодец, молодец…
        Саня не спрашивал, кому именно перешибает позвоночник этот молодец, который сидел, прижав морду к прутьям, и добродушно смотрел на ВД.
        Через полчаса у Сани в глазах зарябило от рыжих, черных и пятнистых морд. Через час собачьи смотрины ему чудовищно надоели, а в носу невыносимо свербило от запаха псины. Но самое интересное ВД оставил на закуску. В отдаленном углу ангара было отгорожено несколько клеток. Оттуда еще издали слышалось исступленное рычание и вой. Очередной слуга открыл дополнительную решетчатую дверь, и Саня увидел за двойной металлической сеткой беснующихся группсов. Твари остервенело носились по клетке, поэтому вначале даже трудно было сосчитать, сколько же их там… Вроде трое. Или четверо?
        - Для праздничных боев готовлю… - довольно сообщил ВД.
        Глупость, конечно, ляпнул. Как это можно группсов к чему-либо готовить? Саня тяжело вздохнул, вспоминая, как обычно расправлялся с группсами Стармех… Да, сдает наш Двоечник, сдает… Все чаще и чаще Команду вспоминает. А вчера опять плакал на ночь… Хочет с Вомбатом серьезно поговорить. Ну и пусть говорит. Я не против. Мне и самому интересно будет послушать, что Вомбат ему ответит…
        - Ну, как тебе мои собачки? - ВД после визита к своим питомцам выглядит отдохнувшим и посвежевшим, Саня же, наоборот, зелен, как огурец, и с трудом сдерживает тошноту.
        - Хорошо.
        Смотри, Сань. Сейчас папаша опять прицепится. К недостатку энтузиазма в голосе. Точно!
        - Чего ты там пищишь, словно пустяк ошпаренный?
        Ох, ваше сиятельство, если вы хотите свои ноги назад получить, вам бы не стоило так с сыном разговаривать… Не ровен час, повторится старая история, сбежит ваш отпрыск, ох, сбежит…
        - Я тебе не пустяк! Не смей так со мной разговаривать!
        А ты тоже, парень, не заводись, не заводись. Отговорись как-нибудь. Ну, например, что животом маешься, что съел что-нибудь не то за завтраком… Кстати, слизни в сметане сегодня были и правда весьма подозрительные… И вообще… Так. Берите в руки карандаш, мы начинаем вечер наш. Прошу внести перечень взаимных претензий. Хватит, Сань, посиди отдохни, я с твоим отцом попробую сам поговорить. А то ты его сейчас сам же заведешь, потом он злость свою на слугах выпустит, а ты потом ночь спать не будешь, жалеть забитых…
        - А вообще мне, пап, твои резонаты очень понравились. Я бы от такого пса не отказался!
        Старина ВД у нас капризен и отходчив, как беременная женщина, прости Господи. Вот только что, секунду назад, готов был растерзать меня (нас с Саней) на кусочки и, может быть, даже скормить группсам, но стоило только похвалить кого-то из его питомцев и… Все. Солнышко вышло из-за тучки, папа рад и улыбается.
        - А-а-а… Это да-а, это точно! Хочешь, еще раз посмотрим?
        - Конечно, папа.
        Вот идиллия. Главное не сорваться и не начать незаметно ехидничать. То, чем я всегда страдаю в общении с ВД. Ну, например, в обращении «папа» не делать ударение на последний слог.
        Мы разворачиваемся и катим в противоположный конец ангара-псарни. Там, за тонкой чисто символической сеткой, сидят собаки-резонаты. Уж каким образом в результате стихийных скрещиваний вывелась эта уникальная порода, сказать трудно. Но, к чести ВД, стоит заметить, что именно он вовремя обратил внимание на удивительные способности щенков и сразу же отделил их от остальной своры. Среди их предков, кстати, были как раз те верные ньюфаундленды, выхаживавшие обреченную семью. Какие уж там еще породы постарались - неизвестно. Важно, что в результате получились не слишком симпатичные, но потрясающе умные собаки. А главной их способностью было умение настраиваться на волну излучения человеческого мозга и резонировать с ней. Таким образом, собака чувствовала все нюансы настроения хозяина и действовала адекватно ситуации, безо всякого приказа или команды.
        - Выпустим собачек погулять? - спросил ВД.
        - Ага. - Саша кивнул головой.
        Теперь главное - не давать Сане воли. Потому как, если у них с папашей дело опять до ссоры дойдет, одна из этих сообразительных зверюшек очень даже может срезонировать и вцепиться папаше в глотку. Не обижайся, Саня, просто мне ваши скандалы страсть как надоели. И вообще, дружок, не пора ли нам двигаться? Ну, хоть в Квадрат этот ваш пресловутый? Я тут скоро с ума сойду от вас от всех. А так - хоть какое-то изменение. Может, Света что-нибудь наконец решит? Кстати, о Свете. Мадемуазель Жукова прекрасно и гармонично входит в роль принцессы. С каждым днем ведет себя все более и более непринужденно. Вчера, например, застал их с ВД в обеденном зале за очень интересным занятием. Их сиятельство, потея от удовольствия, изволили учить Свету стрелять раздетышей из окна. Принцесса конфузилась и хихикала, но стреляла метко. Мы с Саней красноречиво промолчали и громко вышли, выразив таким образом свое «фэ».
        Один из резонатов подошел к Саше и, положив ему на плечи тяжеленные лапы, шершаво лизнул в щеку. Спасибо, друг, ты один меня понимаешь.
        Во Дворец мы с папашей вернулись поздно. Уставшие, но не поссорившись. Я за этим следил строго, не подпуская Саню близко к их сиятельству. ВД почти не ужинал, сослался на усталость и укатил в свои покои. Света вяло ковыряла вилкой филе и огрызалась на любую обращенную к ней фразу. Антонова не было.
        Мы с Саней попыхтели-посопели, выслушали несколько язвительных замечаний принцессы по поводу погоды, пищи и качества постельного белья и тоже поплелись спать. Тоскливая огромная кровать. Великовата даже для двоих. Холодно. Из вечерних развлечений - только игра ума. Чу? Где-то прошелестели легкие шаги? Или показалось с устатку?.. В коридоре что-то упало и явно разбилось. Не первый раз, между прочим, замечено. Постоянно какие-то шуршания и шевеления, косые взгляды и непрозрачные намеки…
        Вот смотри. Живут под одной крышей четыре человека. Не считая слуг, конечно. Из них двое - отец с сыном. Ну, какие тут могут быть интриги и козни? А вот, оказывается, - навалом. Особенно если мы вспомним, что трое из этих четверых - из другого мира залетели, а один и вовсе в одном теле вдвоем уживается!
        Как раз в этот момент этот один из нас двоих, а именно - Саня, ужасно решительно заявляет, что ему очень нужно… То есть он решился… То есть прямо сейчас, и немедленно, он идет разговаривать с Вомбатом. Начистоту. И это все, прошу заметить, ровно за десятую долю секунды до того, как я собирался ему сообщить, что прямо сейчас, и немедленно, иду разговаривать со Светой. И тоже, прошу заметить, начистоту. Сошлись на компромиссе. Идем и туда, и туда. Каждый выясняет то, что его интересует, а второй обещает не вмешиваться. Хорошо бы еще - и не подслушивал…
        Сюрпри-из! Комната Вомбата оказалась пуста! А дверь Светы накрепко заперта! Понял, придурок? Получил? Иди обратно, обтекай!
        …Какого черта я из себя здесь изображаю? Может, оставить их всех в покое да свалить домой по-тихому? Пусть ВД разбирается со своим сыночком, пусть они катятся ко всем чертям, добывают себе ноги, руки, баки и прочие мужские причиндалы… Пускай Саня призывает к ответу подлого Вомбата, открывшего тайну загадочного Квадрата первому попавшемуся Диктатору… И пускай Света разберется наконец со своим Антоновым!.. Ну я-то здесь при чем?! Ага, ага. А ты тем временем вернешься обратно, дождешься коллегу Поплавского, забыл уж, как его зовут… сообщишь ему, что Светлана Вениаминовна Жукова, твоя бывшая одноклассница, внезапно потеряла сознание… Помнишь, ты ведь уже рисовал себе эту милую картинку: кома неизвестного происхождения. Далее - Нейроцентр. Хорошая светлая больница. Или домашняя сиделка. Будьте уверены, доктор Поплавский ничего тут не поделает. Если человек сам не хочет возвращаться, его отсюда никто не вытянет… Ну, и что? Так и будет ТАМ лежать… Света женщина молодая, крепкая, протянет долго. А ты ее будешь навещать. Раз в неделю. Держать за бесчувственную руку. Потом раз в месяц… Да, не забудь
присовокупить сюда же непременную женитьбу на Машеньке! Счастливую и долгую жизнь… Трое ребятишек… Помнишь? Будет еще забавней, если ты иногда будешь покидать семейный очаг и навещать Свету ЗДЕСЬ! Не потеряй сережку! Шасть, шасть! Ну, как, Светило, не надоело еще с ВД в пятнашки играть? У него небось к тому времени уже и ноги отрастут. Может, еще кое-что… Зачем ты юродствуешь? Ты же любишь ее. И вытащишь отсюда, даже если будешь уверен, что в ТОМ, вашем, мире она тебе больше никогда не улыбнется… Вытащишь, потому что твердо знаешь: здесь Света погибнет. Ты это понимаешь? Я понимаю больше. Антонов не из тех людей (чуть было не обмолвился - существ. К чему бы это?), которые бросают свои дела на полдороге. И тем более этого не сделают те очень специальные друзья карлика Алексея Ивановича. Света им (Господи, конечно же, ИМ, как я сразу не понял!) позарез нужна!..
        - …Булкин нам, конечно, позарез нужен. - Вомбат сел на кровати. Это я понял еще раньше из настойчивых объяснений их Контактера. Света в ИХ системе - нечто вроде материнской платы, извините за выражение. Она же гарантирует наличие нашей третьей составляющей - двойного придурка Двоечника. Неплохой каламбурчик сложился… Нам этого сынка никак отпускать нельзя. Да он от Булкина и сам никуда и не денется. Так и будет плестись за ней, не сводя телячьих влюбленных глаз. Опять же - папаша безногий… Все один к одному. И приведет он нас в нужную точку как миленький, и будет поддерживать устойчивое поле… Поле - чего? Я не знаю. То есть - не до конца понял. А вообще-то - это уже не наши материи. И меня не слишком интересует, какие. Мне обещано. Я выполняю… Еще бы Сиропчику как-то объяснить, что все ее страдания не напрасны. Не вдаваясь в подробности насчет материнской платы. Тяжело с женщинами, тяжело. Очень трудно разговаривать. Особенно когда в постели ничего не можешь. Какие-то суррогатные барахтанья не в счет. У нашего Сиропчика достаточно сарказма, чтобы оценить самый утонченный петтинг (джоггинг,
блоттинт, свимминг, шоппинг?) по достоинству. И какого черта я такой мир придумал? Так и не пойму. Откуда вся эта немыслимая дрянь полезла? Особенно ее навалом здесь, в Городе. Лежишь так иногда и в качестве мысленных упражнений пытаешься определить, что является подспудной причиной какого-нибудь местного, особо изощренного уродства. За некоторые вещи бывает невыносимо стыдно. А несчастные гейши так просто душу мне рвут каждый раз, появляясь в покоях ВД, дабы усладить слух их сиятельства перед сном. И это ладно еще, считай, легко отделались… Могло быть и хуже. Ужас, какие мрачные бездны скрываются в наших душах… Все, братцы, хватит дурака валять. Идти пора. Надоело мне в этом дурном Городе…
        …Надоело, надоело, надоело, надоело… Света вскочила с кровати и забегала по комнате. Видеть этот Город уже не могу! На каждом углу - какие-то дикие и злобные насмешки, ловушки и просто подлянки… Господи, а сегодняшний разговор… Лежу как полная дура. Пришел любимый человек. Я его ждала, томно раскинувшись на своей королевской постели, а он… Лапку погладил… И все! Да мне плевать десять тысяч раз на то, что это он не специально так придумал! Я ему говорю: а ты отдумай обратно! Смеется. Я спрашиваю: а зачем тогда все эти бицепсы-трицепсы, перед кем ты здесь выпендриваешься? А он отвечает: производственная необходимость… Я ждала моря страсти, а он, оказывается, просто поговорить зашел! Все. Все, мужики, у меня, кажется, крыша съезжает. Один хмырь бородатый утверждает, что он - Самойлов. И что, видите ли, явился специально за мной. Другой и того хлеще - воскресший Антонов. И тоже - по мою душу. А третий… Боже, за что мне такое? - безногий инвалид, мечтающий получить обратно свои конечности. И планы у него в этой связи на мой счет - самые обширные. Ой, мамочки, как домой хочется… Но с кем? Не с
Самойловым же этим… Виталий утверждает, то есть как-то странно утверждает-намекает на какие-то специальные возможности вернуться в наш, привычный, мир вместе с ним… А, ну и что? Поверю. К чудесам быстро привыкается. Вчера, например, ВД разрешил поиграть с его пароделкой. Классное занятие, я вам доложу… Все небо облаками изрисовала, пока свет не выключили…
        …Вчера она весь день ела черную икру и рисовала облаками по небу. А счастливый ВД весь день умильно на нее смотрел. Я ревную? К ВД? С ума сошел, да? О ВД, кстати, разговор у нас особый. Ну, во-первых, ты когда-нибудь задавался вопросом: как этот безногий чурбан - извини, Саня, я думал, что ты уже спишь - забирается в свой танк? При этом - совершенно точно, я специально следил! - слуги ему не помогают. А? Что, Сань? А раньше ты не мог этого сказать? Почему я как дурак здесь голову ломаю, а ты, оказывается, ответ давно знаешь? Что, что? Летает? Чуть-чуть? А, ну-ну. Примерно как те крокодилы: низенько-низенько? Обиделся… Сань, не обижайся, пожалуйста, это у меня скорее всего просто защитная реакция такая. У нас, понимаешь, в нашем мире, все немножечко не так… Никаких тебе - Вторых Диктаторов, надуванчиков и Синих Уродов. То есть и диктаторы, и уроды, конечно, есть, но - обыкновенные. Эй, Сань! Ну, правда, не сердись, я не со зла… Ты вот что мне лучше объясни. Я вот никак понять не могу: почему ваш ВД, ну то есть отец твой, так крепко власть держит? Как это у него получается? У безногого?.. Саня
непонятным образом зашебуршился, засуетился, заерзал. И… Ничего. Эта область его воспоминаний, - в отличие от открытой и подробной картины всех его похождений - начиная с побега, включая все странствия и заканчивая полным перечнем всех подвигов Команды, - оказалась наглухо замурованной… Странно. Правда, Саня, странно? Может, напряжешься? Интересно же…
        И мы поднапряглись.
        Когда Саша открыл глаза, то обнаружил себя туго замотанным в узорное покрывало, лежащим под кроватью, с трясущимися руками и отвисшей челюстью. Абсолютно деморализованный Саня валялся без чувств на задворках сознания.
        Никаких конкретных воспоминаний не осталось. Что-то размытое, нечеткое, туманное… Но от этого не менее ужасное. Не хотелось даже мельком касаться клубившихся ТАМ образов… Нечеловеческие желания, питаемые нечеловеческими же амбициями. И СИЛА. Я больше не буду спрашивать, куда господин Антонов подевал пять с половиной миллионов жителей. Я не буду больше смотреть в ту сторону. Я буду сидеть тихо-тихо, как мышка. Обещаю.
        А вечером следующего дня я первый раз самолично, безо всякой Саниной помощи, поссорился с ВД. Если быть откровенным, я с ним просто вдрызг разругался. Их сиятельство изволили посмотреть на меня даже с некоторым уважением.
        Началось все, как всегда, после обеда. После обеда у нашего ВД всегда самое энергичное и деятельное настроение. Именно после обеда ему всегда хочется, как говорится, - то ли цветов и музыки, то ли зарезать кого… Ну, с цветами и музыкой у нас не очень… А вот зарезать - это всегда пожалуйста!
        Вначале, как только из-за стола встали, ВД, как всегда, предложил на экскурсию сходить. Это он у нас - жу-уткий любитель всяких походов и поездок, особенно в познавательных целях. А выбор в тот день был такой: Музей Женских Запахов (нас с Саней передернуло, и мы быстро отказались) или завод по производству хлорной извести (во развлеченьице, да?). Я сказал: что-то неохота никуда идти… ВД немного надулся, но тут же придумал себе занятие.
        И вот ты знаешь, я ведь никогда не считал себя каким-то там крутым правозащитником… Ну то есть слабого, конечно, в обиду не давал, но и на рожон особо не лез… Да и слуги эти его бритые - бьет он их или еще как измывается - мне абсолютно по фигу. Но! Вот в этот раз почему-то не выдержал.
        ВД еще с утра тусовался туда-сюда с банкой лака. Типа мебельного. Только сохнет очень быстро, просто моментально. Вот он к вечеру и надумал, гад: слугам своим морды эти лаком мазать. Да не просто мазать, а еще и перед этим заставлял их рожи всякие корчить. Вот скроит лысый на лице что-нибудь, а ВД тут же лаком - мазь, мазь! Так и засыхает. И, главное, мажет прямо по глазам, по губам… И вонючий этот лак еще… Я как представил, что это он мне сейчас этим лаком в рот… А может, упоминание Музея Женских Запахов на меня так подействовало?.. Короче говоря, не выдержал. Взорвался.
        - Ты чего, - говорю, - гад, над людьми издеваешься?
        От такого вопроса у ВД аж кисточка из рук выпала. Для него это все равно что спросить: почему ты еду в рот кладешь да зубами жуешь?
        - А что ж с ними еще делать?
        Он даже растерялся. Но, правда, ненадолго. Через десять секунд ка-ак заорет! Эх, жаль, были бы ноги - затопал. Как он только меня не обзывал… Ну, и я тоже не смолчал. Никогда за собой скандальных способностей не замечал. А тут, гляди ты, раскрылись… Стоп. Это я к чему? Не к ругани же нашей безобразной? А! Вот к чему. Весь наш разговор на повышенных тонах как раз и подошел к главному вопросу: идем мы, черт побери, в этот Квадрат или нет? Будем мы сыновний долг выполнять или нет? Опять-таки - черт побери!
        И тут я в горячке, не посоветовавшись с Санькой, как брякну:
        - Идем, - говорю, - прямо завтра и выходим!
        Вот так.
        На следующее утро.
        Завтрак. Все чинно хрумкают овсянку. Света бросает сильные, но непонятные окружающим взгляды в сторону Антонова. Антонов безмятежно мажет хлеб вареньем. Я заметил, он тут старательно изображает из себя что-то вроде Голоса от Автора.
        - Мы сегодня выходим, - говорит ВД вполголоса.
        Все пропускают это замечание мимо ушей. Мало ли куда взбрендит выйти сегодня их сиятельствам?
        - В Квадрат идем, - добавляет ВД.
        Немая сцена.
        И вот тут, чтобы добавить немного остроты, я говорю вкра-адчивым голоском:
        - Ты знаешь, пап, я тут подумал… К чему нам посторонние люди в Квадрате? - И взгляд так медленно на Антонова поднимаю.
        А папаша у нас ничего - сообразительный. Он только бровью повел, как четверо жирных ребят уже вели Антонова под белы ручки вон. А пятый - остатки его завтрака следом нес. Дабы господин Вомбат не похудели взаперти.
        Света начинает бросать еще более сильные взгляды, но теперь уже - на ВД.
        - Ее - тоже запрем? - спрашивает их сиятельство и, ничуть не стесняясь, кивает в сторону дамы.
        - Не знаю, пап, решай сам. Но я бы ее просто так оставлять бы не стал. Они тут, по-моему, давно спелись.
        - Спелись? - переспрашивает ВД, багровея. - Под замок!
        - Не-е… Я думаю, возьмем ее с собой! - Тут я как можно более глумливо подмигиваю ВД. Что поделаешь, с волками жить…
        Я клянусь, это был чистой воды экспромт! Ни к чему такому я не готовился! Как там у господ Стругацких? Курс дворцовой интриги? Успеваемость оценивать в миллирэбах? Вот. Сегодня я получил, как мне кажется, приличное количество этих самых миллирэб. Антонов нейтрализован? Нейтрализован. Света идет с нами? Идет. А по пути мы уж разберемся, оставаться ей в том мире или нет.
        Стоило мне так вот размечтаться и расслабиться, как Света вдруг заявляет Очень Твердым Голосом:
        - Я никуда не пойду.
        Сразу становится понятно, что не пойдет. В смысле - своими ногами. Ну, думаю, сейчас ВД ей ответит: не пойдешь сама - понесем. Вырываться будешь - свяжем. А вот и ошибся!
        - Эх, милая, - сказал ВД неожидано задумчивым и мягким голосом, - да я в жизни не поверю, что женщина, - тут он сделал такой мягкий акцент на последнем слове, - откажется идти туда, где выполняются любые желания… Потому что, если женщине желать нечего, то она - старуха и ей давно помирать пора… - И все это так спокойно, раздумчиво, словно про себя. Откуда это наш папаша так хорошо в женщинах разбирается?
        - Не пойду, - упрямо повторила Света. Но по лицу видно - задумалась. Крепко задумалась.
        - Это ты из-за него, что ли? - Их сиятельство качнул головой в сторону двери, за которой скрылся Антонов. Пожал плечами. - Зря.
        После чего замолчал и вплотную занялся овсянкой с видом человека, высказавшегося полностью. Света не ела. Она ждала продолжения. На меня она, естественно, уже не смотрела. Чует мое сердце - после столь удачного экспромта мои акции упали пунктов на двести.
        - Я тебе честно скажу, - продолжал ВД после солидной, отлично выдержанной паузы. Он поднял голову и твердо посмотрел Свете в глаза. - Он мне нравится. Хороший мужик. Сильный. Но… Как бы это сказать… - Вот сейчас он хорошо играет актера, который играет плохо. Якобы мнется, якобы слов ему не подобрать… - Уж больно этот Вомбат себе на уме. А? - ВД вскинулся и повернул голову, как будто его кто-то перебил. - Я, например, вовсе не всегда знаю, что у него на уме. - ВД резко повернулся к Свете: - А вот ты знаешь? То-то… А теперь и думай, как такого в Квадрат брать? Чего он там себе надумает?
        Мысль была и верная, и неверная одновременно.
        С точки зрения Сани, несмотря на все странности поведения Вомбата в последнее время, для Двоечника он оставался по-прежнему Командиром. И сомневаться в действиях командира Саня не мог никоим образом. Как и что плохого мог натворить Вомбат, ходивший в Квадрат раз сто, не меньше?
        С этой же, Саниной, стороны как раз сомнительным было бы посещение всемогущего Квадрата именно их сиятельством. Хоть и отец, да все-таки что ни говори, Диктатор… Вот кого опасаться надобно.
        А вот, по-моему, так и вообще в Квадрат никого допускать нельзя. Ни Антонова (вот уж действительно упаси Бог! Прав ВД, прав!), ни само сиятельство, ни меня, ни Свету… Вот если только Саню, одного. На полминутки. Попросить отцу ноги - и назад. А то неудобно получается, обещали ведь.
        Все эти соображения я оставил при себе. Поживем - увидим. На месте разберемся. К тому же соображения соображениями, а мир-то другой. Здесь, брат, свои правила. Кувалду вон воскресили, никто и не пикнул. У Дуни, опять же, цветики-семицветики запросто на грядках растут. Здесь чудеса, брат… здесь леший бродит, русалка на ветвях… ну, сам дальше знаешь. Так что сел я и сижу тихо-тихо. Пусть дальше Саня сам разбирается. Тем более что толку от меня мало - дороги в Квадрат я не знаю, ВД мне не нравится, а для Светы я теперь - хуже тряпки половой, даром, что говорящей.
        Ну так вот они после завтрака сразу и засобирались.
        И начали, естественно, со скандала.
        ВД нагнал слуг, все бегают, припасы собирают, танк тряпочками до блеска драют, Света ушла (под строжайшим надзором трех бритых) костюм себе дорожный выбирать. Короче, все на мази. Вот-вот выходим. Но тут Саня заявляет, что танк нам понадобится только до границы Города. Дальше, говорит, на танке никак. И слуг столько нельзя. То есть слуг нисколько нельзя.
        Начался жуткий шум и вопли. Саня держался твердо и непреклонно. А я сидел, болтая ножками, на краю нашего общего сознания и пытался представить, как это мы пойдем по пересеченной местности: Саня-Двоечник, Света в специальном дорожном наряде и безногий ВД в инвалидной коляске…
        Продолжение интерлюдии
        …ВД лично задраил все люки и строго-настрого приказал охранять любимый танк как зеницу ока. Четверо лысых остались нести около бронированного транспорта их сиятельства круглосуточное дежурство. Остальных ВД отправил во Дворец - охранять объект номер два - Вомбата.
        Последние двести метров до границы они прошли уже втроем.
        Граница Города существовала не просто как устойчивое словосочетание, а как реальная географическая линия. ДО которой был еще серый, растрескавшийся асфальт и клочки выгоревшей Бог знает когда травы. А ПОСЛЕ - сразу же начинались сочные зеленые кусты, плотные заросли заплетайника, а главное - совершенно другие звуки. Можно было бы, конечно, поэкспериментировать: походить туда-сюда, понаблюдать за необычно резкой сменой всех декораций, но этим никто заниматься не стал, не до глупостей сейчас, не до них.
        Шагов через сто, как миновали границу, Саня по-деловому лег на спину, раскинув руки в стороны, и закрыл глаза. Он лежал, растворяясь в родных шорохах и скрипах, безошибочно определяя причину того или иного шума. Постепенно к нему возвращалась уверенность в собственных силах. Он постарался максимально расслабиться, слиться с травой, землей, воздухом… Чтобы снова почувствовать себя частицей этого странного, сурового, но совершенно правильного, с его точки зрения, мира… Он лежал и прислушивался. И вдруг понял: чего-то не хватает.
        Квадрата нигде не было.
        То есть он не чувствовал его совершенно! В первый момент Саня не испугался и даже не удивился. Он ожидал чего-то подобного после длительного пребывания в Городе. Ничего, решил он, это временно. Все восстановится. После яркого света в темноте тоже вначале ничего не видно.
        Стоявшие поодаль Света с ВД наблюдали за Саниными действиями. Света - с иронией. ВД - с уважением.
        - Пошли, - скомандовал Двоечник, вставая и отряхиваясь. Он старался говорить самым уверенным голосом, на какой только был способен.
        И они пошли. Пока так, куда глаза глядят, о чем Саня, естественно, предпочел умолчать.
        Проблемы начались на первой же ночевке.
        Свету укусил шляршень. Каша пригорела. ВД наотрез отказался спать на голой земле.
        Первым желанием Сани было упасть на землю и разрыдаться. Но после солидного, опять-таки мысленного тычка с Сашиной стороны он мигом успокоился и взялся за дело.
        Распухшую и онемевшую Светину руку обложили листьями ползучей договорки, а саму Свету всего за час почти убедили, что шляршень животное совершенно безобидное, кусается исключительно в целях самозащиты, и не иначе как Света первая ему на ногу наступила, и укус его не смертелен, к утру пройдет и т. д. и т. п.
        Для ВД в одном из карманов Саниного рюкзака нашлась тонкая, но прочная сетка. С грехом пополам натянув ее между хилыми сосенками, Саня изобразил некое подобие гамака. И еще двадцать минут убеждал отца, что никакая местная гадость не прыгает в высоту более чем на десять сантиметров. Вранье, конечно, бессовестное, но надо ж было человека как-то успокоить перед сном…
        Пригоревшую кашу обильно сдобрили специями и съели до крошки.
        Засыпая, Саня подумал, что более неподходящую компанию для прогулок по окрестностям придумать невозможно. О чем я и говорил в своей речи выше.
        …Ты хоть понимаешь, что это - только начало? Уж ты-то, бывалый бродяга, должен понимать, что все эти шляршни и гамаки - это даже не цветочки, это ранняя молодая зелень. Трое людей, не имеющих друг с другом не то что тончайшего, а и бревноподобного контакта. Не веришь? Тогда в качестве тренировки можешь объяснить нашей принцессе правила поведения при подходе саунд-волны. Ну, как? Ты думаешь, она с восторгом плюхнется в ближайшую грязь, уткнется носом и будет лежать, не шелохнувшись? Или ты думаешь, твой папаша сможет отбиться от группсов? Не наблюдать за ними через решетку, а именно - стрелять с бешеной скоростью в крутящуюся вокруг свору? Можешь не отвечать, вопросы, понятное дело, риторические. Не пойму, чего ты вообще сюда поперся? Сидели бы в своем танке на краю Города. Ты бы похаживал на разведку. Утром и вечером. Вышел, лег, послушал: есть Квадрат? Есть? Пошли. Нет? Дальше ждем…
        Но Саня у нас, оказывается, не так-то прост. Когда он мне объяснил, КУДА идет, я, честно говоря, обалдел. Я тут из себя крутого корчу, Двоечника за придурка держу, а он… соображает! Действительно, какого черта ждать очередного Квадрата, который когда еще вздумает ползти, если можно сразу двигать… И как я мог забыть? Наша первая стычка с Антоновым. Здесь. Которая так плачевно кончилась для него в нашей реальности. Молодчина, Саня, что напомнил! Вомбат тогда со всей Командой рассорился. Потому что он предлагал идти в точку, из которой, по Саниным, кстати, расчетам, выходят Квадраты! А Команда отказалась. Санька, оказывается, запомнил эту точку! Отсюда, если напрямик, километров семь будет. На деле получится раза в два побольше. Ну, хотя бы потому, что прямо у нас на пути - пресловутое Девяткино. Интересно, кстати говоря, будет полюбопытствовать, что от него осталось после моего эксперимента с Дуниным цветиком-семицветиком. Но в любом случае обходить придется. Саня утверждает, что лучше - справа. Слева нежелательно. Слева - Железка. А Саню почему-то совершенно не вдохновляют воспоминания о Синих
Уродах. Ну, ладно, пожалуйста. Пойдем справа. Как там, спокойно? Вроде да, утверждает Саня и сразу начинает сыпать заковыристыми местными названиями. Запаска, Спокойное Озеро, Китайский поселок, Ворота Ханьси, Ворота Шуйси… Хватит, хватит, мне абсолютно все равно, какие там у вас ворота, важно, чтобы пройти было можно. Можно, можно, заверяет меня Саня, и мои мысли почему-то опять возвращаются к Антонову. Ведь он в конце концов добился своего и устроил наш поход. Зачем-то ему нужно было попасть в Квадрат… А если учитывать ту, прошлую, его попытку, то даже и не в сам Квадрат, а именно в эту точку… Ну, ничего, сейчас он нам не помеха…
        Какой-то странный звук послышался в тишине. Тихо! Нет, не разобрать. Звук совершенно незнакомый… Двоечник насторожился.
        Эх, Саня, Саня… Конечно, откуда тебе его знать? Так плачет женщина. Плачет просто от жалости к себе, тихо-тихо, чтоб не услышали. Но с тайной надеждой, что услышат и пожалеют.
        Мы с Саней оказались в жутком затруднении. С одной стороны, нужно подойти и… ну, хоть спросить, что случилось? А с другой стороны… Явно не ты - причина этих слез. Значит, не тебе и утешать. Еще хуже будет, если ты ее пожалеешь, а она разнюнится у тебя на плече, нажалуется на свою загубленную жизнь… Зуб даю: утром всем будет стыдно, а ты для Светы окончательно превратишься в помойное ведро.
        Мы остались сидеть как сидели. Плач скоро затих.
        Как все меняется утром! Глядя на умытую и причесанную Свету, собирающую цветы, трудно было поверить, что она плакала ночью. Мелькнула мысль - не заглянуть ли к Дуне, в Цветник… Да нет, не по пути, да и Дунино лицо тяжеловато для женского восприятия.
        После завтрака все в практически прекрасном настроении тронулись в путь. Скорость передвижения была не просто низкая - веселая троица могла бы, конечно, обогнать быстряка. Но только сытого. Голодного - навряд ли. К тому же мешали постоянные задержки и остановки. То Света потеряла носовой платок (Господи прости, ну зачем здесь, у нас, носовой платок? Тоже, между прочим, отдельная история. Будучи еще во Дворце, разгневанный ВД как-то разразился целой лекцией на тему: «О вреде негигиеничных тряпок для собирания соплей». Еще бы, с его-то брезгливостью…). То мы не меньше часа стоим и смотрим на брачные игры прустнецов. Глаза Светы горят от восторга, и никуда идти она не желает, пока не досмотрит. Особенно ее веселит, когда два самца намертво запутываются хвостами и изо всех сил тянут - каждый в свою сторону.
        - А если хвост не выдержит и оторвется? - спросила Света.
        - Бесхвостый уходит, - ответил Саня, пожимая плечами. - Что ж тут непонятного? Кому он без хвоста нужен?
        - А этот, который с двумя?
        - Этот дальше продолжает. - Саня оживился и с детской непосредственностью сообщил: - Самый кайф - на последнего смотреть. Такой клубок на заднице! Мы с мужиками как-то у одного подсчитали: восемнадцать хвостов накручено было!
        - Как это подсчитали? - наивно спросила Света, косясь на здоровенных прустнецов, возившихся на поляне и выбивавших тучу пыли своими широкими копытами.
        - Пристрелили и посчитали, - ответил Саня ей в тон. Света надула губы и отвернулась.
        В общем, до середины дня наше путешествие все еще напоминало семейный выезд на пикник.
        А потом Света присела на минуточку. То ли чтобы поправить какой-то ремешок на обуви, то ли рассмотреть очередной цветочек. Саня терпеливо ждал, постукивая носком ботинка по земле.
        Тонкий звук, похожий на жужжание, быстро нарастая, вонзился в уши. Пока Саня вертел головой, пытаясь определить, что это и откуда, все было кончено. ВД только и успел, что дернуть его за куртку и беззвучно указать рукой…
        Круг диаметром не более двух метров, в центре которого как раз и находилась Света, словно выпиленный лобзиком, быстро погружался в землю. То есть он не просто быстро погружался, а почти мгновенно провалился вниз. Еще мелькнули широко раскрытые Светины глаза и… Все. Когда Саша уже через секунду подскочил к краю, перед ним зияла черная бездонная ямища.
        Трудно сказать, чья реакция была первее, но мы с Саней прыгнули вниз.
        Я - за любимой женщиной.
        Саня - потому что уже сообразил, что произошло.
        Я ползу по грязному тоннелю и тихо матерюсь в Санин адрес. Вслух. Хотя мог бы и не напрягаться - все мои эмоции он получает и так, в полном объеме. Я ползу и матерюсь. Я выбираю самые изощренные выражения, самые грязные и обидные. Как ни странно это звучит, но моя ругань имеет своей целью не унизить Саню лишний раз, а скорее утешить. Потому что в данный момент он чувствует себя несравнимо хуже, чем я могу выразить словами.
        Безусловно, с себя я ответственности не снимаю. И весь наш поход теперь - наконец-то, доперли! - видится сущей авантюрой. А Санина самоуверенность - теперь уже - кажется граничащей с идиотизмом. Ладно, будь ты хоть четырежды-расчетырежды человек-барометр, имей ты отличную реакцию и ну просто - огро-омный опыт местного ориентирования в составе знаменитой Команды… Но это не дает - повторяю! - не дает тебе права так легкомысленно отправляться сюда на прогулки с женщинами и калеками! Ты славно тут давеча иронизировал по поводу ВД и группсов. А не подумал, что группсы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО могли на вас напасть? И что папаша твой ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не успел бы отстреляться? А? Света ему, видите ли, в грязь носом падать не будет при приближении саунд-волны… Урод.
        Еще сильнее я злюсь из-за того, что, покопавшись в Саниной памяти, обнаружил четкое и доходчивое объяснение случившегося. И сразу же уяснил, что и тут Двоечник заработал кол с минусом. Итак. Информация: этим путем к Ближним Холмам Команда никогда не ходит. Вопрос: почему? Ответ: потому что именно здесь, под землей, находится самая большая на севере колония Гремучих Термитов. Еще вопрос: насколько опасны Гремучие Термиты для человека? Ответ: Гремучие Термиты являются обособленным сообществом, с человеком в контакты не вступают, опасности не представляют. За исключением: см. сноска 1.
        Сноска 1: Через определенное, конкретно не установленное время (от месяца до полугода, по различным сообщениям) сообществу Гремучих Термитов требуется 1 (один) человек для организации инкубатора-куколки. Непременное условие: группа крови человека - IV(AB).
        Почему? Отвечаю: а хрен их знает! Но нужного человека термиты определяют безошибочно и без анализов. В таком случае, еще раз повторяю вопрос: почему Команда обходит стороной колонию Гремучих Термитов? Ответ: у одного из членов Команды (у Лени Пургена) группа крови именно АВ. Саня, ты знал об этом? Знал. Тогда какого… Я снова начинаю материться. Еще через некоторое время Саня потихоньку оживает и начинает даже огрызаться на мои особо удачные выпады. И что-то даже вякает, типа того, что не мог же он предусмотреть все опасности… и черт этих баб вообще разберет, одни цветочки у них на уме да истерики… Эх, жаль, этот женоненавистник-теоретик со мной одно тело делит. А то я б ему сейчас так накостылял… Ты что же, придурок, считаешь, у женщин кровь какая-то другая? Или вовсе - крови нет? Ты мог, для проформы хотя бы, спросить: девушка, а какая у вас, извините, группа? Ладно, стоп. Ссориться нам пока нельзя. Нам делом надо заниматься.
        Яма, в которую мы прыгнули, оказалась на деле не так уж и глубока. Довольно широкий тоннель уходил от нее в сторону. Черт побери, никогда не видел этих проклятых Гремучих Термитов, но надо заметить, ребята они весьма шустрые! Пока мы вертели головой и запихивались в тоннель, Светы там и дух простыл. А главная сложность заключалась в том, что метров через десять-пятнадцать тоннель этот привел нас в низкое круглое помещение с несколькими дырами в стене. То есть это мы уже потом все это разглядели. Когда вернулись туда с фонарем и веревками. А вначале мы просто остервенело ползли, отплевываясь от грязи, каждые пять секунд орали: «Света!», прислушивались, не отзовется ли, и снова ползли, пока не сообразили, что таким образом можно о-очень далеко уйти.
        Увидев, как облепленый грязью Саня вылезает из ямы, ВД от неожиданности чуть сам туда не свалился. Идея захватить с собой фонарь, между прочим, принадлежала их сиятельству. И фонарь был специальный, изготовленный на заказ, для ночных прогулок ВД. В удобном, похожем на прозрачную фляжку, контейнере резвились мелкие черные букашки, что-то вроде наших светлячков. Оказавшись в темноте, букашки начинали светиться приятным желтым светом. Единственное неудобство: они постоянно норовили заснуть. Поэтому каждые пять минут фляжку приходилось энергично встряхивать.
        …У меня нет сил не то чтобы материться, а, кажется, даже дышать. По-моему, мы обшарили километров сто этих гнусных лабиринтов, не найдя ровным счетом ничего! Этого не может быть, повторяю я как заведенный, просто не может быть… Не может взрослый человек вот так бесследно исчезнуть за несколько минут! Саня, пристаю я к Двоечнику в тысячный раз, что они могут ей сделать? Саня в тысячный раз отвечает, что не знает, не знает, не знает… про этих Термитов вообще почти ничего не известно. К ним никто не приставал, и они никого не трогали… Да тронули, тронули уже! Кажется, я кричу вслух… Мы возвращаемся.
        Потом мы сидим с ВД на краю проклятой ямы и молчим. Их сиятельство умудрился в наше отсутствие разжечь костер и даже заварил чай. Темнеет.
        - Надо спать, - тихо говорит ВД. Он явно не может понять, почему его сын так убивается по пропавшей девице. Эх, папаша… Ваш сынок здесь ни при чем. Это я страдаю. И лежу без сна, уставившись в незнакомое чернееющее небо. Мысли бегают, и бегают, и суетятся, как покупатели в центральном универмаге. У меня есть масса интересных, но, видимо, совершенно бесполезных наблюдений. Например, о глубине. Все эти ходы расположены довольно близко к поверхности. И во время наших с Саней ползаний по термитному лабиринту я не заметил сколько-нибудь заметного уклона вниз. Потом еще - ширина ходов. Нет, чтобы развернуться, нужны, конечно, некоторые акробатические навыки, но пролезал я там запросто. Из странностей: почему Света не звала на помощь? Она ведь даже не вскрикнула. Ладно, в первый момент. Не все женщины, между прочим, визжат как резаные в случае мало-мальской опасности. Но потом, потом? Почему она не звала на помощь?
        Сны в этом мире - явление редкое. Насколько я понял из Саниных объяснений, аборигены так снов не видят вообще. Когда я наконец задремал, очень поздно, почти под утро, мне приснился мохнатый добрый резонат. Он стоял, положив мне лапы на плечи, добродушно приговаривал: «Не переживай, старик, найдем мы твою девушку». И лизал мне щеку…
        У нас так бывает иногда: Саня просыпается чуть раньше меня. Поэтому, пожалуйста, не подумайте, что это я орал с утра пораньше дурным голосом на всю округу. Хотя Двоечника понять в принципе можно. Я сам чуть с ума не сошел, когда увидел прямо над собой оскаленную пасть. Жаль, подумал я с последней иронией, как быстро и бесславно закончилось наше путешествие…
        Из пасти показался язык… И я понял, что щеку мне лижут уже не во сне.
        - Вставай, вставай, а то всю морду отлежишь… - добродушно загудели над ухом.
        Мы вскочили.
        Испуганная нашим прыжком Пакость села на задние лапы и что-то обиженно проворчала.
        - Э-эт, зачем животную пугае-ешь? - Кувалда Гризли сидел рядом с ВД, укоризненно глядя на Саню. Чуть поодаль, запрокинув голову, хохотал Цукоша. Стармех сидел на корточках у костра и красиво прикуривал от головешки.
        Все ли нормально у нас с головой?
        - Не боись, не боись, живые мы, живые! - Цукоша двинулся навтречу Двоечнику, на ходу протягивая свою огромную, теплую, живую ручищу.
        Я опускаю сцену встречи. Перед нами вновь серьезно встала проблема обезвоживания организма - столько счастливых слез было пролито Двоечником на комбинезон Цукоши, Димину куртку… даже Пакость слегка замочило.
        Потом были расспросы и рассказы, охи и ахи… Вопреки всем правилам и привычкам Команды, первым почему-то начал рассказывать о своих приключениях Двоечник. Пропустив мимо ушей историю Саниной сломанной ноги, выздоровления и пребывания у Дуни, мужики, конечно, с горящими глазами слушали про Город. Вопросов насыпали - море (нет, наверное, все-таки нельзя - «насыпать море». Одним словом - много вопросов было), мы с Саней еле успевали отвечать, на что могли. При этом Кувалда Гризли, который знал Город в тысячу раз лучше, сидел и молчал с надутым видом. Видно, опасался, что мы всем сейчас начнем рассказывать о его чудесном и загадочном воскрешении. Но… чего уж там, мы - люди деликатные, можем и помолчать… У нас и самих секретов - навалом. Слава Богу, пока еще никто из мужиков не задал нам с Саней элементарный и самый простой вопрос. Почему это Двоечник, вместо того чтобы, подлечившись у Дуни, идти и разыскивать свою Команду - живую или мертвую, - совсем даже наоборот, - двигает в Город? Да, видно, не до этого было пока мужикам. Стармеху, например, больше всего понравился рассказ о казучче, а Цукоша долго
и подробно расспрашивал нас о Зоозоне. Узнав, что Саня - сын Второго Диктатора, Азмун от удивления чуть не свалился в костер. Стармех лишь иронично поднял бровь: бывает.
        - Так что вот, мужики, - смешно-церемонно сказал Саня в заключение своего рассказа, - можете познакомиться: мой отец. - Мы с Двоечником, как полагается, встали, подошли к ВД, положили ему руку на плечо.
        Все сдержанно раскланялись, как на дипломатическом приеме.
        Дальше пришла очередь мужиков рассказывать о себе.
        …Тем страшным взрывом всех нас, оказывается, пораскидало в разные стороны… Но все тем не менее остались живы! Нравится мне все-таки этот мир, нравится! При всей его странности и некоторой нелогичности столько в нем доброго и по-мальчишески наивного… Пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я, одним словом… Те из мужиков, кто мог ходить, побродили по окрестностям, подобрали раненых. Даже Пакость нашли. До сих пор не ясно, как они проглядели нас, в смысле - Саню и Кувалду. Видно, отбросило далеко? Доковыляли до базы «рулеток». Ну, той, о которой еще Банджармасин Сане рассказывал. Отошли немного, подлечились… Паша Базука погоревал немного о разрушенной дрезине. А потом собрал своих ребят и отправился на запад, к Матоксе. Ребята они смышленые, энергичные, наверняка еще найдут свой бизнес. Наших с собой звали, да Стармех воспротивился. Забрал с собой Пакость и мужиков и ушел куда глаза глядят.
        - Э-эт уже пото-ом оне меня повстречали, пото-ом… - Кувалда наконец подал голос. Да и вовремя, а то даже странно как-то: Кувалда Гризли - и молчит. - Я, ить, из Города когда ушел, прямиком к Спокойному Озеру подался… я завсегда об эту пору там рыбачу… и тута иду себе, ить, и никого не трогаю, гляжу: мать честная, околица блатная! Пакость моя идет! - Кувалда ласково потрепал свою зверюгу по лохматой голове. - Живехонька-здоровехонька!.. Оченно я тогда обрадовался… И братки твои тут же… трое - и тоже - живехоньки!..
        Услышав про троих, Саня решился-таки спросить об отсутствующем Лене.
        - Да живой, живой! Говорю же тебе: все спаслись! - Цукоша сильно хлопнул Саню по плечу, хитро поглядывая на ВД. А что? И правильно. Чего нам тут каких-то диктаторов бояться? - Ждет нас у Запаски. Ему ж сюда, сам знаешь, ходу нет… Здесь же эти, Гремучие… - Азмун выразительно постучал ногой по земле.
        Упоминание о Термитах вернуло Двоечника к реальности. Наконец-то и я смог пробиться сквозь все его восторги.
        - Ребята, слушайте, у нас тут такое… - Саня всхлипнул. Не может быть, солнышко, чтоб у тебя еще оставались слезы! - У нас девушку Термиты утащили!
        - Чего? - Страмех недоверчиво уставился на Двоечника. - Чего ты несешь? Какую девушку? - Выходит, Гризли мужикам ничего не рассказывал? Фантастика…
        - Свету, - жалобно протянули мы с Двоечником. Черт побери, вот чем дольше я с Саней общаюсь, тем больше замечаю в себе его поганые привычки. Наверное, тоже скоро буду хныкать и плакать по поводу и без. Ох, не хотелось бы, ох, не хотелось… Домой нам надо, домой!
        Цукоша со Стармехом недоуменно молчали, разглядывая всхлипывающего Двоечника. Я примерно представляю ход их мыслей: при местном дефиците женского пола Двоечник, заявляющий, что Термиты украли у него девушку Свету, выглядит, мягко говоря, странно. Я уж хотел вмешаться, но тут подал голос Кувалда:
        - Эх ты, закавыка… - сокрушенно произнес он, - а, ить, я говори-ил, говори-ил ему: не суйся, паря, не твоя эт женщина, не тебе и… опять же: зачем их сиятельство сгоношили, с месту сдернули? Не ихнее это дело - по болотам шастать, ек-макарек… не положено, им по должности нельзя… опять же: хахаля ейного куда дели?..
        - Да подожди ты, Кувалда, со своей бормотней! - прикрикнул я как мог сурово. - Человека надо спасать! Я вам говорю: Свету Гремучие Термиты утащили! Давайте делать что-нибудь!
        - Ты руками тут сильно не маши, Двоечник, - очень спокойно произнес Стармех, - и на Гризли не кричи. А то я вижу, бы-ыстро у тебя начальственные замашки появились…
        - Чего? - глупо переспросил Саня (или я?).
        - А того! Тут разобраться сперва надо. Кувалда, ну-ка, живо объясни нам: кому это ты говорил: не суйся? И что это за хахаль?
        Кувалда смущенно глянул на Саню и неохотно пробубнил:
        - Это-о-о, и чего к человеку лезете? Не знаю я ничего… и не понимаю в ихних-то делах…
        - В чьих? - Стармех весьма угрожающе придвинулся к нему.
        Кувалда испугался.
        Он быстро-быстро заморгал, беззвучно зашевелил губами, а потом, видно, махнув на все рукой, пробурчал, глядя в землю:
        - Это-о-о… Командир ваш, у них во дворце остался… он и хахаль…
        - Чего-о? - Дима решил, что ему морочат голову. - При чем здесь наш Командир?
        - Эт, и ничего я не знаю… А интересно - так с него, - последовал подленький кивок в Санину сторону, - и спрашивайте…
        - Ребята! - взмолился Двоечник. Ну то есть взмолились мы оба. - Давайте Свету выручать! Чего вы этого придурка слушаете?
        - Э-э нет, стой, погоди… - Стармех оч-чень серьезно прищурился. - Кувалда как раз дело говорит. Ты, прежде чем нам голову с какой-то сказочной женщиной дурить, объясни, пожалуйста, обществу, где Вомбат?
        Закрой рот, Саня. Я и сам не знаю, что сказать.
        - И вообще, куда это вы собрались такой теплой компанией? - подбросил еще вопрос Стармех, небрежно поводя рукой в сторону нашего папаши.
        А поскольку мы с Саней молчали, «выручить» решил сам ВД:
        - Ваш Командир находится под стражей у меня во дворце. Мы с сыном идем в Квадрат. Сын обещал мне ноги.
        Сказано было с большим достоинством. К сожалению, Дима этого ни чуточки не оценил.
        Саня мне потом клялся и божился, что никогда раньше не видел у Стармеха такого бешеного взгляда. И я охотно верю. Я просто на секунду представил себя на его месте. А как еще можно смотреть на человека, который, во-первых, предал Командира, а во-вторых, ведет в Квадрат постороннего человека? Сань, Сань, ты только не молчи, как будто тебя в шкафу с банкой варенья застукали. Ты говори что-нибудь, да побыстрее… А то я сейчас сам все скажу. Тут я еще представил, как где-то там, под землей, эти гады гремучие, может, уже разобрали по косточкам мою Свету… Стоп, парень, стоп, не увлекайся, не твою… Короче говоря, моя злость, видно, передалась Двоечнику. Потому что он САМ сказал очень твердо, не опуская глаз под зверским взглядом Стармеха:
        - Да, я веду в Квадрат отца…
        - Да хоть троюродного дедушку… - начал заводиться Дима, но Саня продолжал, чуть повысив голос:
        - …Потому что обещал ему ноги. Но обещал не я. И про Квадрат ВД рассказал тоже не я, а Вомбат. Он меня шантажировал… - это я словечко подбросил, для пущей убедительности, - …этой женщиной, Светой. К тому же Вомбат сам бросил Команду.
        Молодец, Двоечник, молодец. Коротко, жестко. Хотя последнее замечание уже из детсадовской серии: «А он первый начал!» По глазам Стармеха было ясно видно, что Двоечнику он не верит и верить не хочет. Но! Не забывай, где ты находишься! У них тут совсем другие правила. Эти мальчиши-кибальчиши не врут! Даже врагам. Удивительное благородство. И еще один интересный нюанс к портрету местного творца, господина Антонова. Если бы весь этот разговор происходил у НАС, я бы вел себя со-овсем по-другому. Я бы, конечно, вот именно сейчас сказал бы от себя лично что-нибудь сильное. Да покрепче. И про Вомбата их, и про ВД, хоть он мне и не отец вовсе…Но как раз в этот момент Саня, со свойственной только ему непосредственностью, вдруг легко спросил у Стармеха:
        - Слушай, Дим, а почему ты меня так не любишь? Просто потому, что я на тебя не похож?
        Стармех, на удивление, не взорвался и даже не окрысился. Он как будто и сам впервые об этом задумался.
        - Наверное, да, - честно ответил он, подумав. - И вообще… Не мужик ты, Саня. Одно слово - Двоечник. И все у тебя не как у людей. - Стармех передернул плечами. - Неправильный ты какой-то… Плачешь все время… - Вот уж правда: у Двоечника как раз глаза защипало от таких стармеховских откровений. - Отец у тебя есть, женщина еще какая-то… - Дима рассуждал вслух. Судя по кислому лицу Цукоши, врач наш имел аналогичное мнение. Саша мысленно покраснел до мысленных корней волос. Вот угораздило двойничка заиметь! Ни толку, ни проку, одна маета! Хватит, мужики, а то я за себя не отвечаю!
        - Дима, Азмун, - Саша откашлялся, - я предлагаю душеразбирательные и душеспасительные беседы перенести на потом. Сейчас нужно подумать, как спасти Свету.
        - Да что ты заладил: Света, Света! - Дима у нас тоже переключается с полтыка. - Ты папаше своему скажи: пусть Вомбата выпускает, тогда и говорить будем. Не пойму только, тебе эта женщина зачем? Чего ты так за нее волнуешься?
        - Да незачем, незачем! - Это уже я кричу. - Человек в беде - вот что! Выручать надо!
        - Это-ть, вот сколько ни смотрю на вас, никак в толк не возьму: что за люди таки дурные… и словами кидаются, кидаются, ажно глотки друг друг порвать готовы, а все - без толку… - забубнил вдруг молчавший до сих пор Кувалда. - Чего-о тута спорить, чего-о… не пойму… спасать, говорят, человека надо, так ты и спасай, не хрен тута языком мести… По мне, так - хоть с Вомбатом, хоть с хренатом… потом разберемси-и… Сейчас другому помощь нужна-а… Ить, молодежь, беспутныя-я, оххти-и, беспутныя-я… - Все обернулись в сторону Гризли. - …И глазами не лупай, не лупай на меня, чего на паренька накинулся? Чего? Ты его первый день знаешь? А Командир-то ваш, и правда… за бабой в Город ушел… ушел, сокол… А спроси: почем знаю? Так сам ему знак от ее и передавал. И незачем тута крайнего искать… Командир ваш сам себе на уме… Кого хошь вокруг пальца обведет… а парнишка, вишь, как переживает… Ты не переживай, паря, не дрейфь. Даст Бог, вытащим твою кралю…
        - Как вытащим? - безнадежно спросил Саша.
        - Энто-о… так и вытащим… на што у нас Пакость тогда? Думаешь, тока молоко давать? Э-э-э, дурила… ни хрена ты в жизни не рюхаешь. Ну-ка, голуба, подь сюда. - Это он к Пакости обратился. Мохнатая зверюга, до этого равнодушно внимавшая нашим разборкам, лениво встала и подошла к хозяину. Теперь только Саша понял, кого она ему так сильно напоминает. Ну, конечно! Вылитый резонат! У тех, правда, мохнатость пожиже будет и в глазах тоски поменьше. А так - один к одному!
        - Это-ть, кака-никака вещица ейная у вас осталась? - по-деловому спросил Гризли у Саши.
        - Чего? - От пережитых стрессов Саша стал очень туго соображать.
        ВД сообразил быстрее. Жутко краснея, он достал из кармана Светин носовой платок.
        - О! Эт, верно… эт, правильна… - обрадовался Кувалда, забирая платок и суя его под нос Пакости. - Ищи, таперича… ищи, дурында… нюхай…
        Зверюга шумно втянула воздух, на несколько секунд задумалась с видом: «Что же это мне напоминает?», а затем, уронив морду на землю, медленно побрела прочь.
        - Неужели сквозь землю почует? - с сомнением спросил Саша. Где-то внутри завозилась воскрешенная надежда.
        - А как же! - Кувалда гордо посмотрел на удалявшуюся Пакость. - Непременно почует… потому - нос у нее специа-альнай…
        Пакость прибавила скорости, не поднимая морды от земли. Все покорно следовали за ней. Буквально шагов через двести зверюга остановилась посреди неширокой поляны, густо заросшей кровохлебкой. Пакость завертелась на месте, глухо зарычала и начала скрести лапой землю.
        - Нашла? - недоверчиво спросил Саша. Уж слишком просто все получилось.
        - Вообще похоже… - задумчиво произнес Азмун. - Видишь, сколько здесь этой дряни? - Он небрежно пнул куст кровохлебки, потянувшийся было к его ноге. - Один из первых признаков того, что внизу - Термиты.
        - Почему? - Саня забормотал какие-то объяснения, но Саша спросил вслух, поэтому ответил все тот же Цукоша:
        - Сам, что ли, не знаешь? - И, подняв вверх указательный палец, назидательно сказал: - «Сибиоз» у них.
        А Саня услужливо вспомнил, что это, оказывается, любимое словечко Пургена.
        Гризли обвел взглядом подошедших:
        - Чего, ить, стоите? Соображайте, соколики, репу чешите. Наше дело почуять, ваше дело - откопать…
        Ох, и правда! Саша растерянно посмотрел на Цукошу. Тот, в свою очередь, на Стармеха.
        - Не знаю, - нехотя сказал тот. - Палку какую-нибудь найти… Хотя… У кровохлебки, знаешь, какие корни… Тут бы саперная лопатка подошла…
        - Кх, кх, - покашлял вдруг ВД, - у меня в танке саперные лопатки есть, две штуки.
        - Пойдет, - одобрил Саша. - Я сгоняю? Здесь недалеко. - Он быстро прикинул: туда и обратно бегом часа два, не больше.
        - Я думаю, без меня тебе танк никто не откроет, - резонно возразил ВД.
        Вот положеньице. А с его коляской мы триста лет пробираться будем.
        - А им нельзя какой-нибудь знак показать, ну, чтобы ясно было, что от тебя? - Саша вполне уже освоился с ролью сына. ВД удрученно покачал головой:
        - Они подпустят к танку только меня.
        - Да ладно тебе, Сань, что-нибудь придумаем. - Цукоша наблюдал за Пакостью.
        - Когда? - Саша (или уже Саня?) нутром чувствовал, что Света где-то близко, почти рядом. Без сомнений, он готов был руками рыть землю, чтобы спасти ее. Но саперная лопатка была бы явно предпочтительней. Тут он внезапно встретился с потемневшим взглядом ВД.
        - Я мог бы принести лопатки быстрее, - уронил ВД вполголоса.
        Саше на миг стало жутко. Нечеловеческая сила стояла за этими простыми словами. Саша только и смог, что кивнуть.
        - Но этого никто не должен видеть, - тем же бесцветным голосом продолжал ВД.
        - Чего не видеть? - удивился Стармех.
        - Ну чего-о, чего-о ты все допытываешься, неугомонная твоя башка… - проговорил Кувалда, покорно ложась на землю и закрывая голову руками. - Нельзя энтого смотреть, нельзя… ложися, ложися, соколик, не выделывайся…
        Возбужденная Пакость перестала скрести лапами землю и покорно плюхнулась рядом с хозяином.
        Последовал быстрый молчаливый обмен взглядами между Саней, Азмуном и Стармехом. Я предоставил Сане скроить как можно более умоляющее лицо. Хотя вообще-то представить себе Диму лежащим на земле с руками на затылке… Легче, наверное, вообразить группса, танцующего на задних лапах.
        - Ладно, хрен с тобой, - махнул рукой Стармех.
        «Ох, только бы он не надумал подсматривать», - мысленно вздохнул Саня.
        Дима демонстративно отошел подальше от любопытных кровохлебок и присел на корточки.
        - А просто отвернуться - недостаточно?
        Понимаешь, Дима у нас - чистый прагматик. Он курит свои специальные долгоиграющие сигареты, запросто ходит с Командой в Квадрат - лечить сломанные ноги и простреленные легкие, невозмутимо пьет молоко от Пакости… Но никогда не вылезет из своего убеждения, что полезно только то, что удобно. А что не удобно, то и не нужно. Поэтому поставь перед Стармехом ящик и скажи: вот тебе волшебный ящик. Он исполняет любые желания, в пределах разумного. Но для этого перед ним нужно сплясать вприсядку. Ну? Будь уверен: Дима окинет твой ящик скептическим взглядом и лениво протянет: «А на фига?» И отойдет, закуривая на ходу. Я подозреваю, что он, как все сильные люди, боится показаться смешным.
        Вместо ответа ВД чуть повернул голову и посмотрел на Стармеха. Нет, не пристально. Нет, не сурово. Никак. Просто посмотрел.
        Дима упал на землю, как будто ему вломили сильнейший подзатыльник.
        Цукошу уговаривать не пришлось.
        Саша лежал, вдыхая терпкий запах травы, и умирал от желания хоть краешком глаза посмотреть, как ВД полетит за лопатками. Он не сомневался, что их сиятельство воспользуется именно этим способом. Увы. Словно чья-то исполинская рука прижимала голову к земле. Прошло несколько минут. Резкий порыв ледяного ветра на мгновение коснулся щеки. И почти сразу спокойный голос ВД произнес:
        - Возьмите.
        Лицо его было иссиня-бледным. Глаза пустые. Уголок рта тянуло вниз.
        - Спасибо, папа, - искренне сказал Саша, берясь за лопатку. Показалось, что позади сплюнул Стармех. Или он просто так шумно отряхивался?
        Мы очень рьяно взялись за дело.
        И через двадцать минут нашли Свету.
        Радоваться было нечему. Да и некогда. Света была плотно обмотана прочными полосами, наподобие прозрачных бинтов. Она была жива, но без сознания.
        А еще через минуту после того, как Свету вытащили из подземелья, мы поняли, почему Термитов называют Гремучими.
        Орава насекомых - каждое размером с крупного кузнечика, - вылетевшая из ямы, издавала шум, сравнимый с ревом поезда метро на выходе из тоннеля.
        Они были отвратительные. Они были красные и влажно поблескивали. Дальше рассматривать Термитов было некогда.
        Первый удар очень мужественно приняла на себя Пакость. Она расшвыривала термитов передними лапами и изредка щелкала зубами.
        - Уходим! - завопил что было мочи Кувалда, с трудом перекрикивая рев термитов. - Уходим! - С неожиданной для него легкостью он подскочил к Пакости, схватил животное поперек туловища и заковылял прочь.
        Не думаю, чтобы наше замешательство длилось более трех-пяти секунд. Однако этого оказалось вполне достаточно, чтобы целая туча отвратительных насекомых вывалилась из разрытой ямы. Заглушая своим ревом все звуки, они расползались в стороны. Одна тварь уже начала карабкаться по Сашиной ноге. Саша брезгливо стряхнул термита, поднял на руки Свету и последовал за Кувалдой. Краем глаза он заметил, что ВД уже вовсю крутит колеса своей коляски в том же направлении, а Дима что-то ищет в своем мешке.
        Эх, Стармех, Стармех… Мысль-то, конечно, была правильная. Да только маловата твоя гранатка оказалась, ох, маловата. И вместо того чтобы пришибить этих гадов ползучих, накрыть всех и разом, к чертовой матери, ее легонький взрыв их только разозлил.
        Мы бежали. Мы драпали. Ничего не могу сказать про наши пятки, термитам видней - сверкали они у нас или нет. Почему-то мне кажется, что не сверкали. Цукоша подталкивал коляску ВД, Стармех помогал Саше нести Свету. Рядом с ними, задыхаясь, ковылял Кувалда Гризли. Пакость бежала чуть впереди, постоянно оглядываясь. Все понимали, что это безнадега. Но бежали. Сзади нарастал рев.
        Дальше все произошло быстро и непонятно.
        То ли споткнулся Цукоша, то ли ВД сам что-то не так повернул… Короче говоря, они оба упали.
        Одна часть сознания - Саня - рванулась помочь отцу. Другая - Саша - держалась за единственную мысль - спасти Свету. От этого страшного раздвоения голова вдруг дико закружилась, в глазах потемнело… Саша (Саня?) упал на колени, не видя уже, а лишь почувствовал, что сшибает с ног и Стармеха… Зачем-то прикрыл своим телом Свету… почувствовал несколько очень болезненных уколов в ноги, грохот, накатывающий сзади… Кончено?..
        У Саши не было времени раздумывать. Но - в этом он мог поклясться на чем угодно! - мысль о том, чтобы покинуть этот мир и вернуться обратно, даже не появлялась в его мозгу. Поэтому он еще успел удивиться, когда почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Я умираю? Или самый трусливый краешек сознания, называемый инстинктом самосохранения, успел-таки послать «SOS» и я возвращаюсь?.. Не понял, потому что перед глазами стало совсем черно…
        Очнулся Саша оттого, что прямо в лицо ему светил несильный красный луч заходящего солнца. Где-то рядом тихо пели на незнакомом языке. Я жив? Приятный сюрприз. Осталось только выяснить, где я нахожусь.
        Саша попробовал пошевелить руками, но понял, что не чувствует ни рук, ни ног, ни вообще ни кусочка своего тела! Даже головы! Даже языка! При этом мозг работал четко, и проснувшееся воображение тут же предложило сюрреалистическую картинку в стиле Дали: на берегу моря, в лучах заката на песке лежит обнаженный мозг с парой глаз и ушей… Бр-р-р, какой кошмар! А почему, кстати, на берегу моря? Потому, что ты слышишь плеск воды и не видишь ничего, кроме солнца. А почему именно на песке? Потому что именно песок так скрипит под ногами… Под ногами? Кто-то идет?
        На секунду солнце заслонил чей-то силуэт, и тут же послышался до боли знакомый голос:
        - Ребята, Двоечник глаза открыл!
        Песня смолкла, послышался скрип песка, другой, не менее родной, голос произнес:
        - Давайте поднимем его. Дим, помогай…
        Изображение перед глазами покачнулось. Теперь Саша мог со спокойной совестью отбросить сюрреалистические видения. Он ясно увидел свое тело, правда, совершенно бесчувственное, неловко сидящее на песке. Берег какого-то небольшого озера… И улыбающуюся физиономию Пургена.
        - Живой… - одобрительно сказал Леня. - Ничего, ничего, ты полежи так пока…
        - Он хоть слышит нас? - озабоченно спросили справа. И в поле Сашиного зрения появился Стармех.
        - Слышит, слышит. - Третий голос. Цукошин. Изображение вдруг размылось и поплыло.
        - Смотри: плачет… - Леня наклонился поближе. - Ничего, Двоечник, все будет хорошо. - Он, наверное, вытер слезы, потому что изображение опять стало четким.
        Саня! Сань! Где ты? Сань, мы живы! Ни малейшего отклика. Где же Саня? Господи, да неужто так испугался? Вылезай, вылезай! Тишина. Никого. Ни малейшего признака существования Двоечника.
        - Азмун, ты посиди с ним немного, а мы пока Вомбату поможем. - Стармех с Леней ушли. Цукоша шумно уселся рядом.
        - Ничего, браток, ничего. Сейчас машину наладим и… с ветерком! - Саша видел только кусок Цукошиной коленки да иногда еще - жестикулирующую руку. Азмун бухтел что-то доброе, успокаивающее, но смысл Саша улавливал с трудом. Куда-куда они пошли? Помогать Вомбату? Какую машину они собираются налаживать? И куда это мы собираемся… с ветерком? - …Нет, ты подумай, какие твари-то мерзкие… - продолжал сокрушаться Азмун. - Еще бы немного, и… - безнадежный взмах рукой. - Все бы там остались. Жаль, конечно… - тяжелый вздох, - жаль…
        Кого жаль? Значит, спаслись не все? Ну же, Азмун, продолжай, не тяни ты кота за хвост! Господи, какая, оказывается, мука быть безъязыким! Света? Если бы я чувствовал свои внутренности, там бы сейчас наверняка все похолодело.
        - Да только зачем он пополз? Лежал бы смирно, мы б его успели подобрать…
        Он. Значит, не Света. Он. Кто?
        - В общем, Сань, ты только не расстраивайся…
        Я понял. ВД. И даже порадовался, что не могу нигде найти Саню.
        Тяжелый рев внезапно раздался где-то рядом. Раненое сознание чуть было не помутилось, решив, что это снова Термиты.
        - Кажись, завели… - удовлетворенно заметил Цукоша, вставая. - Ну, что там? - крикнул он.
        - Нормуль! - перекрывая грохот, донесся голос Стармеха. - Сейчас поедем.
        Изображение поехало из стороны в сторону, Саша понял, что его подняли и несут. Несмотря на то что все кувыркалось у него перед глазами, он все же смог понять, куда именно его несут. Да и грохот сразу стал понятен. Сашу грузили в танк. Он еще не успел как следует удивиться этому факту, как увидел нечто, заставившее забыть обо всем. Света. Она лежала внутри, судя по всему, уже освобожденная от прозрачных пут, с закрытыми глазами.
        Сашу положили рядом с ней. Заботливый Цукоша специально повернул Сашину голову, чтобы тот мог видеть Свету. Танк коротко и сильно взревел и тронулся с места.
        Меня здорово мотало из стороны в сторону, поэтому ее лицо постоянно прыгало перед глазами. Лишь однажды мы зачем-то остановились, и я мог не меньше минуты смотреть на эти самые красивые в мире, хоть и закрытые, глаза вблизи. Кажется, последний раз такое фантастически маленькое расстояние между нашими головами было классе в пятом, когда мы со Светилом две недели сидели за одной партой и я списывал у нее математику… Или она у меня? Дурак я, дурак, и почему я прямо тогда в нее не влюбился? Может, сейчас все было бы по-другому?.. Если бы я хоть немного чувствовал свое лицо, я бы, наверное, сейчас глупо улыбался… Очень необычное ощущение. Вернее, интересно именно отсутствие ощущений. В реальной жизни, даже при всех идеальных условиях, все-таки никогда не добиться такого освобождения от собственного тела. Сейчас же наличествовали только зрение и слух. И все. Интересно, где-то там должно биться мое сердце? Ведь должно же? И легкие работают, и грудь поднимается и опускается, и в животе, может быть, бурчит, и палец на ноге, может, в этот момент зачесался… А мне - совершенно по фигу. Я лежу, стараясь не
потерять из поля зрения лицо Светы, и прислушиваюсь сквозь рев двигателя, о чем переговариваются между собой Цукоша и Пурген.
        - Чего говоришь? - Леня наклонился через меня. - Не понял!
        - Место, говорю, очень опасное!
        - Какое место?
        - Дурья башка! - Несмотря на крик, у Азмуна эта «дурья башка» получается все равно очень ласково. Саня, помнится, много рассказывал о дружбе Цукоши и Лени. А вопрос о местонахождении Двоечника по-прежнему остается открытым. Я его не могу нигде найти. - Мы же к ТЭЦ едем!
        - Зачем?
        - Квадрат искать!
        - Как же мы его найдем, если Двоечник… - Наверное, Леня кивнул на меня достаточно красноречиво.
        Тут нас, наверное, сильно подбросило, потому что вместо ответа Азмун огорченно крякнул, и изображение перед моими глазами резко поменялось: теперь я видел чью-то ногу и кусок пола.
        - Поднимай, поднимай! - заорали слева. - И так душа в нем еле-еле держится, а тут еще по полу валять вздумали! Девушку держи! Видишь, сползает!
        На этот раз Цукоша не позаботился о Сашином удовольствии. И голову ему никуда не поворачивал. Да, как оказалось, и смысла-то в этом уже не было. Буквально через минуту танк остановился. И опять все мелькало и кружилось. Что означало, по-видимому, что мы приехали и меня выгружают. ТЭЦ? Что-то я не припомню… Саня, ну, где же ты? Срочно требуется твоя консультация! Почему ТЭЦ - опасное место? Зачем мы сюда приехали? На танке, прошу заметить, хотя Саня, помнится, категорически был против присутствия военизированного транспорта в этих местах. И главное. Вомбат. Откуда он здесь взялся? Что у него на уме? Я просто ни секунды не сомневаюсь, что все эти прогулки - его инициатива. Но смысл, смысл?..
        Некоторые объяснения Саша получил немедленно, после того как его вынесли и положили на землю. Глядя в ясное небо, он прекрасно слышал короткий разговор, состоявшийся между Вомбатом и Стармехом. Азмун и Леня, видимо, тоже стояли рядом, но в беседе не участвовали.
        - Ты уверен, что это здесь? - спросил Дима каким-то странным, прыгающе-ломающимся голосом.
        - Абсолютно. - Голос Вомбата был, наоборот, тверд и спокоен.
        - Но здесь же нельзя долго оставаться. - Теперь голос Стармеха и вовсе стал искажаться, словно дефектная магнитофонная запись.
        - Вот поэтому я и приказываю вам - оставить Двоечника и девушку здесь, а самим отъехать на безопасное расстояние.
        - А ты?
        - Сейчас разговор не обо мне.
        - Мы не можем…
        - Я приказываю всем немедленно сесть в танк и отъехать минимум на километр. Здесь я буду разбираться сам. Как только закончим, я дам сигнал.
        - Какой? - Если бы я услышал такой звук у своего магнитофона, я бы сразу понял, что «зажевало» пленку.
        - У меня есть ракетница. - Голос Вомбата совершенно не менялся. - Немедленно всем в машину!
        Они, наверное, послушались. Потому что грохот танка стал удаляться. А потом тот же спокойный голос задумчиво произнес:
        - Живые солдатики все-таки гораздо интересней оловянных…
        Шорохи, неясный шум. Саша смотрел в небо, не понимая, что происходит.
        Внезапно прямо перед ним появилось лицо Вомбата.
        - Надеюсь, ты меня слышишь… - не меняя тона, задумчиво произнес он. - Судя по моим сведениям, укусы Гремучих Термитов в конечности парализуют человека полностью, оставляя лишь слух и зрение… А знаешь, - тут его голос немного оживился, - я, ведь даже не знаю, как тебя зовут. Ну, то есть по-настоящему, у нас… Знаю только, что ты вроде ее одноклассник? - Он ненадолго замолчал, потом продолжал с изрядной долей издевки: - Не могу отказать себе в удовольствии доиграть мой маленький спектакль до конца. Мне дико приятно смотреть на вас, таких двух бесчувственных голубков, лежащих рядом… К сожалению, твое обожаемое Светило не может меня сейчас слышать - бедной девушке досталась слишком большая доза термитного яда. И на самом деле нам надо поспешить - она может и умереть… А меня это вовсе не устраивает. - Лицо Вомбата исчезло, но он продолжал говорить - Нет, милый мой, глупый Двоечник, мне совершенно не интересно, где твой Квадрат и чего ты сегодня у него попросишь… В данный момент это уже неважно. Аб-со-лют-но.
        Небо в Сашиных глазах дернулось и опрокинулось. Он увидел кусок плеча и ноги Вомбата, землю. Затем все это задвигалось, и Саша понял, что Вомбат взвалил его на плечи и куда-то несет.
        - …Хотя, конечно, никто не запрещает тебе немного помечтать и осчастливить человечество какой-нибудь особо полезной благодатью… - Антонов продолжал юродствовать, несмотря на сбившееся дыхание. - А можешь, в порядке исключения, попросить что-нибудь специально для себя… Уф, ну и тяжеленный ты… Оп-па! - Наверное, Вомбат перенес и положил его на какой-то пригорок, потому что теперь Саша видел многое: земля вокруг была неестественого синевато-лилового цвета. Растительности практически не было, за исключением нескольких чахлых деревьев, то ли засохших, то ли обгоревших, с безжизненно повисшими ветками. Но самым странным было то, что Саша вначале принял за туман. Нет, это не было туманом: прямо от земли шло слабое, но вполне различимое свечение. Если прислушаться, можно было различить тихое зловещее потрескивание, также идущее от земли. Все это выглядело странно и жутко. Несмотря на ясную погоду, весь пригорок был погружен в тень. Саша сообразил, что рядом, наверное, находится какое-то большое сооружение. И действительно, сильно скосив глаза, он даже умудрился увидеть часть стены. Это, наверное, и есть
ТЭЦ? Какая-то смутная мысль назойливо вертелась в голове… Саня, кажется, упоминал ТЭЦ… Но к чему?
        Оставив Сашу лежать на пригорке, Вомбат легко сбежал вниз и поднял на руки девушку. Теперь Саша отчетливо видел и торжество на лице оборотня-Антонова, и мертвенную бледность лица Светы. Вспомнил! Где-то рядом с ТЭЦ, говорил, ну то есть думал, Саня, как раз и находится то самое место, как его обозвал однажды Двоечник, питомник Квадратов. Теперь я могу поклясться - я сейчас именно в нем и лежу!
        От ощущения собственной беспомощности Саше хотелось заорать во всю глотку. Да только ни голос, ни глотка ему сейчас не повиновались. Черт побери, даже зубами в бессилии не скрипнуть!
        - Все, ребята, - отдуваясь, проговорил Антонов, укладывая Свету рядом с Сашей, - приехали. Начинаем концерт по заявкам. - Он сел рядом с Сашей, а потом вдруг опрокинулся навзничь и упал, широко раскинув руки. - Ох, ребята, как же я с вами намучался! Вы у меня, оказывается, таки-ие инициативные! Кто бы мог подумать! Особенно не ожидал я такой прыти от тебя, Двоечник… Ну, надо же - папа - Второй Диктатор! Эх ты, ябеда! Сам решил в Квадрат идти, да еще и женщину мою прихватил? Эхе-хе… Некрасиво, некрасиво… И, главное - глупо, чертовски глупо. Ты забыл, дружище, что этот мир - МОЙ! - Антонов буквально прорычал последнее слово. «Мой… мой… мой…» - послушно отозвалось эхо. - Поэтому все твои выкрутасы и интриги против меня, это - пшик! - Он помолчал еще минуту. Потом глубоко вздохнул…
        Саша заметил, что свечение от земли стало усиливаться. Словно плотная лиловая пелена стала затягивать все вокруг. Последние нелепые слова Антонова донеслись до него, словно сквозь вату:
        - Прощай, Двоечник… Прощай и ты, неизвестный герой… До встречи в прошлом…
        …Оранжевые круги, зеленые, фиолетовые… Фиолетовый - самый красивый цвет. Глубокий, сочный, с мелкими, подрагивающими золотистыми искрами… Где я? Это не сон. Где я?.. Откуда-то появившееся, быстро нарастающее чувство тревоги… Потом страх… Боль… Что-то живое отдирают от живого… От меня?.. Не ощущая тела, я все же ощущаю страшную тяжесть. У меня нет лица, но яркий свет слепит. Что он слепит, если у меня нет глаз? Окружающее… Ни одной ассоциации не рождается в мозгу. Мозгу? Где он, этот мозг?.. Долгожданное сумасшествие ходит кругами, постепенно приближаясь ко мне… Мне не страшно. Не любопытно. Не противно. Мне - никак. Только хочется, чтобы поскорее все кончилось… Свет потихоньку гаснет. Теперь я могу различить странные, четкие картины…
        ЛИНИЯ 1. ОБЪЕКТ З-0001.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «АНТОНОВ ВИТАЛИЙ НИКОЛАЕВИЧ».
        ИДЕНТИФИКАЦИЯ ПРОВЕДЕНА.
        ОБЪЕКТУ З-0001 ВОССТАНОВИТЬ БЕЛКОВУЮ ОБОЛОЧКУ.
        МОМЕНТ ВОССТАНОВЛЕНИЯ В ТЕКУЩИХ КООРДИНАТАХ - 2 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 8.42.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ТОЧКИ ПОТЕНЦИАЛЬНЫХ БИЕНИЙ - ПЕРЕСЕЧЕНИЕ ЛИНИИ 1 С ЛИНИЯМИ: 4, 104, 170, 1’-6.
        УСТРАНЕНИЕ БИЕНИЙ - ИДЕТ УСТРАНЕНИЕ.
        *****ОБЪЕКТ З’-0001-1.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ВОМБАТ».
        ВРЕМЯ НЕОПРЕДЕЛЯЕМОЕ.
        БАЗОВАЯ ЛИНИЯ.
        Вомбат сидел у выхода из гаража, курил вечернюю сигарету и глядел в сторону Города. Темно. Раньше ведь как бывало - ночью в чистом поле станешь, по сторонам посмотришь, сразу ясно, где Ленинград: засветка на полнеба. Как там сейчас, интересно? Надо завтра у Зеленого спросить. Сам-то он в Город шастает. Вот и в этот раз - задание, говорит, из самого Центра. Господи, какой Центр? Так, разношерстная команда, пытающаяся взять на себя управление ошметками населения. Хотят вытащить из метро стратегические запасы, да вот, на проблему напоролись. Вомбат усмехнулся. Вспомнил, какие страшные глаза сделал Зеленый в этом месте своего рассказа. «Там крысы водятся…», - «Размером с корову!» - предположил Вомбат. - «Нет, с виду обычные. Железа у них какая-то специальная появилась. Наркотики, что ли, вырабатывает». - «Как это - наркотики?» - Командир поморщился: очередная байка. Таких бредовых историй сейчас тьма-тьмущая гуляет. Жаль только, что половина из них правдой потом оказывается. «А так: пробежит такая мимо, прыснет из этой железы, у тебя и крыша поехала…» - «Галлюцинации?» - «Ну!»
        Мужики пока этих подробностей не знают. Завтра утром Командир встречается с Зеленым и с кем-то из пресловутого Центра. Обещали противогазы и карту тоннелей метро. Разберемся. Пургена придется оставить здесь. Будем для важности считать, что эта загаженная дыра - наш базовый лагерь. Все ж Гаражи. Не Труба и, уж во всяком случае, не Железка. Не говоря уж о ТЭЦ.
        ИДЕТ ИЗМЕНЕНИЕ НА ЛИНИИ 1’- 1.
        УДАЛИТЬ БЛОК ИНФОРМАЦИИ, ПОЛУЧЕННЫЙ ОТ ОБЪЕКТА 1’- 6. ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ЗЕЛЕНЫЙ».
        ВЫПОЛНЕНО.
        ОБЪЕКТ З’- 0001-1. ВРЕМЯ НЕОПРЕДЕЛЯЕМОЕ.
        ИЗМЕНЕННАЯ ЛИНИЯ.
        Вот и в этот раз - задание, говорит, из самого Центра. Господи, какой Центр? Так, разношерстная команда, пытающаяся взять на себя управление ошметками населения. Хотят вытащить из метро стратегические запасы, да вот, на проблему напоролись. Никто из них по доброй воле в метро лезть не захотел. Вомбат усмехнулся. Да уж наверняка у городских при виде наших игрушек моментально икота нервная начинается. Хотя, если честно сказать, в метро мы и сами никогда не ходили. Да ладно, разберемся. А вот Пургена придется оставить здесь. Будем для важности считать, что эта загаженная дыра - наш базовый лагерь. Все ж Гаражи. Не Труба и, уж во всяком случае, не Железка. Не говоря уж о ТЭЦ.
        УСТРАНЕНИЕ БИЕНИЙ НА
        ЛИНИЯХ 4, 104, 170 - АВТОМАТИЧЕСКОЕ.
        УРОВЕНЬ ВМЕШАТЕЛЬСТВА - 4Д.
        ЛИНИЯ 3. ОБЪЕКТ З-0004.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «САМОЙЛОВ АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ».
        ИДЕНТИФИКАЦИЯ ПРОВЕДЕНА.
        МОМЕНТ ВОЗВРАЩЕНИЯ В ТЕКУЩИЕ КООРДИНАТЫ - 31 МАЯ 1996 ГОДА.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ПЕРЕМЕЩЕНИЕ В ТЕКУЩИХ КООРДИНАТАХ - 6 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 10.02.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ТОЧКИ ПОТЕНЦИАЛЬНЫХ БИЕНИЙ - ПЕРЕСЕЧЕНИЕ ЛИНИИ 4 С ЛИНИЯМИ 1, 2, 5, 19, 104, 170.
        УСТРАНЕНИЕ БИЕНИЙ - ИДЕТ УСТРАНЕНИЕ.
        ОБЪЕКТ З-0019.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ЛЮДЕЦКАЯ ОКСАНА СЕРГЕЕВНА».
        БАЗОВАЯ ЛИНИЯ.
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 2 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 7.14.
        В небольшом уютном садике на Петроградской равнодушный невыспавшийся врач «Скорой», нащупав в кармане пачку сигарет, в очередной раз мысленно похвалил себя за то, что, уходя из дома, сообразил надеть теплый свитер жены.
        - Поехали, Веня, - сказал он водителю.
        Бодро, пожалуй, даже слишком бодро. И что его так проняло?.. Он зачем-то еще раз обернулся к скамейке. Накатывало странное чувство, давно уже не испытываемая смесь ужаса и - отчаяния. Как нелепо… Маленькая аккуратная старушка сжимала платочек уже окоченевшими пальцами. «Надо бы положить ее, что ли?» - врач с трудом отвел взгляд от умершей, пытаясь стряхнуть наваждение.
        Резко хлопнула дверца. «Скорая» развернулась и осторожно поползла к воротам парка, увозя так и оставшегося безымянным врача.
        Оксана Сергеевна Людецкая осталась сидеть на берегу пруда. Привычные к угощению утки несколько раз подплывали к берегу, ожидая булки. Их совершенно не интересовало, каким уже отлетевшим в небытие мыслям улыбается мертвая женщина.
        ОБЪЕКТ З-0170.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ДРЯГИН ВАЛЕРИЙ ИРБИСОВИЧ».
        БАЗОВАЯ ЛИНИЯ.
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 2 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 8.38.
        - Валера, блин, что за формализм? - Леня Свирченко стоял, опершись о стол и нависая над лейтенантом Дрягиным всей своей сотней кило накачанных мышц, упакованных в серую милицейскую форму. Из Лени получилась бы неплохая реклама «Сникерсу» - если только приодеть соответствующе. - «Скорая» когда прозвонилась? Семь сорок пять, правильно? Моих всего четверть часа остались. Ну, подумай, если мне сейчас на труп ехать, наверняка к Людке опоздаю… Опять скандал… И все из-за тебя, питекантропа… Валер, дело-то пустяковое - документы есть, насилия явно накакого… Родственникам сообщили… Бабульке девяносто лет. Гуляла, присела на скамейку, ну, и дала дуба…
        ОБЪЕКТ З-0004.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «САМОЙЛОВ АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ».
        БАЗОВАЯ ЛИНИЯ.
        2 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 12.34.
        Саша ехал домой. Вытянув ноги между двух корзин с дачными дарами, он сперва попытался поразгадывать кроссворд, но утро понедельника и рывки электрички совершенно не располагали ни к мыслям, ни к писанию. «Хорошо, что не взял цветов», - рассеянно порадовался Саша. Дарья Николаевна, бывшая теща, долго и настойчиво ходила за ним по участку, предлагая нарезать гладиолусов. Толпа, вывалившаяся из электрички, быстро заполняла вагоны метро, привычно пихаясь корзинами и тележками. Чей-то лохматый букет шмякнуло-таки дверями, и под негодующие крики старушки поезд тронулся. Саша решил немного переждать и отошел в сторонку. В последнее время ему очень нравилось, стоя у первого вагона, смотреть на экран телевизора в начале платформы. Немного полюбовавшись своей спортивной фигурой, он отвлекся на крупную даму в спортивном костюме. Мадам с каменным лицом запихивала в сумку абрикосового пуделя. Надпись на ее черной необъятной футболке гласила по-английски: «Я убила Дороти Кляйн».
        «Правильно, тетка, - подумал Саша, - чего с этой Дороти церемониться?»
        - На прибывающий поезд посадки нет, отойдите от края платформы, - казенно забубнило в уши.
        На экране хорошо было видно, как послушно отступил народ. Логичный окружающий мир вдруг покачнулся и стремительно куда-то ухнулся, потому что совершенно трезвый, здравомыслящий человек, Александр Юрьевич Самойлов, механик-моторист рыболовного судна, отчетливо увидел, как его двойник на экране не повторил Сашины два шага назад, а, наоборот, придвинулся к самому краю. Покачнулся на носках. Взмахнул руками. И рухнул прямо под грохочущий поезд. От удара тело неуклюже развернуло, мелькнуло белое пятно лица, ботинок отлетел, весело покатились яблоки.
        Только через полчаса Саша заставил себя все-таки войти в вагон. И лишь на «Пушкинской» обнаружил, что забыл свои корзины на платформе, а сам сидит с занемевшей шеей, уставившись на рекламу сигарет. Оказывается, какая-то боевого вида старуха уже давно шипела у него над ухом нелестные эпитеты в адрес «молодых жлобов». Саша опомнился и вскочил.
        Видно, присевший перекурить на минутку в непролазных джунглях небритый красавец прочно засел в башке, - подавая «пятерку» в окошечко ларька, Саша автоматически произнес:
        - Пачку «Кемела».
        Продавец Леха, уж года два без напоминания продававший Саше «Беломор», чуть не по пояс высунулся из ларька:
        - Чего шикуешь, Саня? Сейнер продал?
        Чертовщина, померещившаяся в метро, окончательно отпустила, Саша облегченно рассмеялся:
        - Тьфу, Леха, да охренел уже от этой рекламы. Четыре пачки, как всегда, - и сразу же пожалел об оставленных в метро яблоках.
        - Че, бухнул вчера? - понимающе подмигнул продавец.
        - Да, поддали немного с тестем.
        Ну вот, парой слов с простым человеком перекинулся, и сразу на душе теплей. Привычно лавируя среди машин, объезжавших площадь, Саша с видом горнолыжника, прошедшего трассу, вошел в общагу. Официально, конечно, здесь жили рыбфлотовцы, но вот до сих пор никто не видел на борту ни одного из тех веселых носатых ребят, что деловито сновали туда-сюда через проходную.
        - Самойлов! Самойлов! - донеслось ему вдогонку из вахтерской будки. - Тебе мать звонила!
        Во взгляде Саши, когда он обернулся, не было не то что сыновней почтительности, но даже и любопытства.
        - Ну?
        - Просила передать - бабка твоя померла.
        ИДЕТ ИЗМЕНЕНИЕ НА ЛИНИИ 19.
        ОБЪЕКТУ З-0019.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ЛЮДЕЦКАЯ ОКСАНА СЕРГЕЕВНА»
        ВОССТАНОВИТЬ БЕЛКОВУЮ ОБОЛОЧКУ.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ОБЪЕКТ З-0019.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ЛЮДЕЦКАЯ ОКСАНА СЕРГЕЕВНА».
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 2 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 7.00.
        ИЗМЕНЕННАЯ ЛИНИЯ.
        Оксана Сергеевна Людецкая вышла из здания Нейроцентра и не спеша отправилась домой. Голова еще немного покруживалась, но настроение было бодрым. Привычно приговаривая про себя: «Какой умница, какой интеллигентный человек!», как, впрочем, всегда после визита к доктору Поплавскому, Оксана Сергеевна шла по парку. Обычно она присаживалась на скамейку, чтобы немного отдохнуть и еще раз припомнить свои чудесные сны. Нет, нет, сегодня я сидеть не буду! Сыро, холодно, да и дел - невпроворот… Внук сегодня обещал заехать.
        ИДЕТ ИЗМЕНЕНИЕ НА ЛИНИИ 4.
        В СВЯЗИ С ИЗМЕНЕНИЕМ НА ЛИНИИ 1’- 1,
        УДАЛИТЬ БЛОК ГАЛЛЮЦИНАЦИЙ ОБЪЕКТА З-0004.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ОБЪЕКТ З-0004.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «САМОЙЛОВ АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ».
        6 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 10.34.
        ИЗМЕНЕННАЯ ЛИНИЯ.
        Саша ехал домой. Вытянув ноги между двух корзин с дачными дарами, он сперва попытался поразгадывать кроссворд, но утро понедельника и рывки электрички совершенно не располагали ни к мыслям, ни к писанию. Народу в электричке прибывало. «Ох, затолкают меня на выходе, - с тоской подумал Саша. Большая корзина яблок, да еще громадные гладиолусы - Дарья Петровна, бывшая теща, уговорила-таки взять цветов. - Вот всем хороша дача, только обратно ехать тяжко. Ну, ничего, зато цветами бабушку порадую». А кого же еще? Не матери же вручить? С приветом от Ленкиных родителей. У нее от злости инсульт может сделаться».
        Толпа дачников вывалилась в Девяткино. Кто-то нервно побежал покупать жетоны, кто-то закурил. Интеллигентного вида дама в выгоревших «трениках» запихивала в сумку абрикосового пуделя. Мимо Саши проплыла с каменным лицом тетка в черной футболке пятьдесят запредельного размера. Надпись на футболке гласила по-английски: «Я убила Дороти Кляйн». «Правильно, тетка, - подумал Саша, - чего с этой Дороти церемониться?» На секунду он остановился, пораженный отчетливым чувством, что все это: и электричка, и пудель, и даже Дороти Кляйн - уже было в его жизни. Совершенно случайно Саша знал, что этот необъяснимый феномен называется «дежа вю». Недавно по телеку фильм показывали с таким названием. Отличная, между прочим, комедия.
        К телефонам еще не успел набежать народ, поэтому Саша решил позвонить бабушке, а заодно и переждать толпу.
        - Але! Ба? Привет, это я! - Какая пошлость, вот так орать на все Девяткино. Но ничего не поделаешь, отдельные телефоннные кабины пока - непозволительная роскошь. - Ты дома? Я сейчас приеду! С дачи, с дачи! Яблоки везу! Ставь тесто! Все, еду!
        Через стекло хорошо было видно, как отдохнувшие дачники энергично грузятся в вагоны. Саша постоял еще немного на улице, выкурил «беломорину» и вошел в метро. В вагоне специально сел в уголок, оберегая гладиолусы. Без приключений доехал до Петроградской. И в полдень уже пил чай с сырниками в уютной бабушкиной квартире на Каменноостровском. Около батареи, закутанное в старенькое одеяло, старательно пыхтело и поднималось тесто на пироги.
        УСТРАНЕНИЕ БИЕНИЙ НА ЛИНИЯХ 1, 2, 5, 104, 170 - АВТОМАТИЧЕСКОЕ.
        УРОВЕНЬ ВМЕШАТЕЛЬСТВА 2Е.
        ЛИНИЯ 2. ОБЪЕКТ З-0002.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ЖУКОВА СВЕТЛАНА ВЕНИАМИНОВНА».
        ИДЕНТИФИКАЦИЯ ПРОВЕДЕНА.
        МОМЕНТ ВОЗВРАЩЕНИЯ В ТЕКУЩИЕ КООРДИНАТЫ - 31 МАЯ 1996 ГОДА.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ПЕРЕМЕЩЕНИЕ В ТЕКУЩИХ КООРДИНАТАХ -
        6 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 15.54.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ТОЧКИ ПОТЕНЦИАЛЬНЫХ БИЕНИЙ - ПЕРЕСЕЧЕНИЕ ЛИНИИ 2 С ЛИНИЕЙ 4.
        УСТРАНЕНИЕ БИЕНИЙ - АВТОМАТИЧЕСКОЕ,
        ПРИ УСТРАНЕНИИ ПОМЕХ НА УКАЗАННОЙ ЛИНИИ.
        УРОВЕНЬ ВМЕШАТЕЛЬСТВА - 4Д.
        ЛИНИЯ 5. ОБЪЕКТ З-0005.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ПОПЛАВСКИЙ Игорь ВАЛЕРЬЕВИЧ».
        ИДЕНТИФИКАЦИЯ ПРОВЕДЕНА.
        ПЕРЕМЕЩЕНИЕ В ТЕКУЩИХ КООРДИНАТАХ -
        6 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 12.05.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ТОЧКИ ПОТЕНЦИАЛЬНЫХ БИЕНИЙ - ПЕРЕСЕЧЕНИЕ С ЛИНИЯМИ 4, 19, 51, 70, 104, 170.
        УСТРАНЕНИЕ БИЕНИЙ - ИДЕТ УСТРАНЕНИЕ.
        ОБЪЕКТ З-0051.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «САПКИН СТЕПАН ИЛЬИЧ».
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 2 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 12.05.
        БАЗОВАЯ ЛИНИЯ.
        Игорь быстро осмотрел левую ногу Сапкина. Динамика явно положительная. Пожалуй, аппарат здесь уже не нужен.
        - Все нормально, Степан Ильич. Отдыхайте.
        - Я за пятьдесят лет столько не отдыхал, как здесь. От безделья - хоть на стену лезь, дурь всякая по ночам стала сниться. - Торопливо пожаловался Сапкин, заметив движение Игоря к двери.
        Черт, этого только не хватало! Игорь замер, уже взявшись за ручку. Постарался спросить как можно более беззаботно:
        - Какая же?
        - Гришаня, браток мой, ну, с которым мы…
        - Отравились водкой? - сообразил Игорь, потому что историю про Гришаню до мельчайших подробностей знала, кажется, вся клиника.
        - Ага, он. Будто сынок у него родился. Хе! - Сапкин оживился, привстал на кровати, заметив интерес доктора. - В шестьдесят семь годочков-то! А бабу я не знаю, баба незнакомая. Помню, только, что молодая, рыжая, ляжки толстые…
        Игорю стало весело. Он облокотился о косяк двери и с интересом смотрел на больного.
        - Так она что, Степан Ильич, при вас рожала, что вы ляжки помните?
        Сапкин довольно разулыбался. Его широкое лицо, загорелое и выдубленное, похожее на кусок мятой крафт-бумаги, стало хитро-понимающим: вишь, врач, а все-таки мужик, тоже в бабах толк понимает!
        - Не-е. Не при нас, да только как во сне-то бывает? Ее саму не вижу, а все про нее точно знаю! Так вот, сидим мы с Гришаней, я-то все удивляюсь: как-эт ты, браток, на старости лет пацана заделал? А он… вот так, рядом сидит, здоровый, веселый… и отвечает: да, х… фигня, Степка, хошь, сам попробуй, она баба покладистая! Шутит, значит… А я все не отстаю: у тебя ж, говорю, сын получается младше внука! - Степан Ильич заговорил еще быстрее, сконфуженный чуть было не вырвавшимся нехорошим словом: - У Сереги, племяша моего, Митьке уже 14! А Гришаня хитро так смотрит: старше-то старше, а наши шустрее! Тут и баба эта выносит ребеночка… и так на колени мне ложит… Я гляжу - а у того… не приведи Господи - борода рыжая и усищи во всю рожу, глаза взрослые, шкодные и подмигивают!..
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 3 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 9.52.
        Ольга Геннадьевна, старшая сестра, сидела в коридоре, положив руки на телефон. Лицо ее было в красных пятнах. Где-то шумели и бегали, послышался звон разбитого стекла.
        - Здравствуйте, Игорь Валерьевич, - хрипло сказала она, вставая. - У нас ЧП.
        Больной Сапкин Степан Ильич лежал у окна, скорчившись и подобрав под себя колени.
        - Сердце? - быстро спросил Игорь, вспомнив недавние жалобы пациента. Сзади кто-то всхлипнул, Ольга Геннадьевна молча покачала головой. Потом сглотнула и нерешительно сказала:
        - Мы решили не трогать его до прихода милиции…
        Черт возьми, при чем тут милиция? Игорь решительно подошел к лежащему Сапкину и перевернул его на спину. Да-а-а. Широко раскрытые мертвые глаза уставились в потолок с почерневшего лица. Пижама разодрана в клочья, грудь - как будто десяток бешеных кошек исцарапали. На шее - синяки.
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 3 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 11.04.
        Приехавшая милиция быстренько выставила из палаты всех любопытных. Невзрачного вида лейтенант отвел в сторону Ольгу Геннадьевну и тихо задавал ей вопросы, по-птичьи нагибая голову и чиркая что-то в блокноте. Второй, тоже лейтенант, но посолидней, профессиональным взглядом угадав в Игоре начальника, подошел и представился:
        - Дрягин.
        - Поплавский. Завотделением. - Кажется, в таких случаях руки не подают? - Мы почти ничего не трогали, я только перевернул его на спину, это мой пациент, понимаете? Я думал, сердечный приступ… - Дрягин покивал головой, как будто не слушая. - Если нужна наша помощь, то есть я подумал, я врач…
        - Ну, ваша помощь ему уже ни к чему. Его задушили. Около двух часов назад. Где мы сможем поговорить?
        Игорь сидел в ординаторской, механически отвечая на пустые вопросы милиционера. Больше всего его раздражало то, что после каждого ответа Дрягин кивал. Минут через десять в комнату вошел человек в халате («Эксперт», - догадался Игорь) и положил перед Дрягиным небольшой полиэтиленовый пакет.
        - Вот, Валера, это у него в кулаке было зажато. По-видимому, вырваны во время борьбы.
        У Игоря потемнело в глазах.
        В пакете лежал клок рыжих волос.
        Издалека до Игоря донесся голос эксперта:
        - Очень необычный портрет получается. Судя по расположению синяков на шее трупа, это мужчина с очень маленькими руками, просто крошечными…
        ИДЕТ ИЗМЕНЕНИЕ НА ЛИНИИ 51.
        БЛОКИРОВАТЬ ПОЛЬЗОВАНИЕ НАДПРОСТРАНСТВЕННЫМ КАНАЛОМ ДЛЯ ОБЪЕКТА З-0051.
        ВЫПОЛНЕНО.
        УДАЛИТЬ ИНФОРМАЦИЮ ОБ ОБЪЕКТЕ З’- 0051 - 1’.
        НЕНАЗВАННЫЙ ОБЪЕКТ.
        ТУЗЕМНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ «СЫН ГРИШАНИ».
        ВЫПОЛНЕНО.
        ВОССТАНОВИТЬ БЕЛКОВУЮ ОБОЛОЧКУ ОБЪЕКТА З-0051.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ОБЪЕКТ З-0051.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «САПКИН СТЕПАН ИЛЬИЧ».
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 6 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА. 11.46.
        ИЗМЕНЕННАЯ ЛИНИЯ.
        - Как там мой Сапкин? - весело спросил Игорь, входя в отделение. Больной Сапкин Степан Ильич, изрядно попутешествовав по стационарам города и области, наконец-то готовился на выписку. Дела его благодаря аппарату Игоря шли просто блестяще, поэтому и возбуждение Сапкина нарастало с каждым днем.
        - Все нормально, Игорь Валерьевич, - прошелестела дежурная медсестра, которая, хоть и заступила на пост три часа назад, кажется, до сих пор не проснулась.
        - Как прошли выходные?
        - Все спокойно, - девушка заглянула в журнал, - Сапкину пришлось подавать тазепам.
        - Домой рвется? - понимающе кивнул Игорь.
        - Ага.
        Игорь быстро осмотрел левую ногу Сапкина. Динамика явно положительная. Пожалуй, аппарат здесь уже не нужен.
        - Все нормально, Степан Ильич. Отдыхайте.
        - Я за пятьдесят лет столько не отдыхал, как здесь. А вот последние две ночи и вовсе сплю как убитый!
        - Очень хорошо, Степан Ильич. До свидания. - Игорь вышел из палаты. Можно выписывать. Хоть завтра.
        ОБЪЕКТ З-0070.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ТАПКИН АЛЕКСАНДР ИОСИФОВИЧ».
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 5 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 13.56.
        БАЗОВАЯ ЛИНИЯ.
        - Игорь Валерьеич, - пискнули сбоку, - я вам принесла…
        - Очень хорошо, Машенька, - не слушая, отозвался Игорь, - поговорите об этом с Александром Иосифовичем.
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 5 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 17.43.
        Последний кусочек дня был самым приятным. Игорь облачился в костюм и долго вертелся перед шкафом в ординаторской, пытаясь разглядеть свое отражение в полированной дверце. Резко зазвенел телефон.
        - Игорь Валерьевич, вы еще на месте?
        - Нет, Александр Иосифович, - весело ответил Игорь, - вы ошиблись. Меня здесь уже нет, я убежал три минуты назад.
        - Как жаль. - Деликатный Тапкин совершенно не умеет настаивать на своем, чем и пользуются окружающие. - Я хотел с вами посоветоваться. Дело в том, что Маша отдала мне подготовленную статистику. Вы знаете, так странно… Но если вы спешите, мы можем об этом поговорить завтра…
        - Завтра, любезнейший Александр Иосифович, завтра, - благодушно заверил Игорь и повесил трубку. Что может быть странного, а тем более - важного в каких-то дурацких таблицах? Ведь, как известно, есть ложь, большая ложь и статистика. Он еще успел мельком подумать, что у Тапкина необычный встревоженный голос, но тут же забыл об этом.
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 5 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 19.32.
        Александр Иосифович Тапкин, подвижник российской науки, задерживался на работе. В половине восьмого вечера он позвонил жене, предупредил, что придет поздно. Прямо перед ним на сейфе, рядом с телефоном лежала таблица, подготовленная лаборанткой Машенькой. Александр Иосифович дружил с логикой и доверял статистике. Странная картина вырисовывалась из сухих цифр. И тянула за собой еще более странные выводы.
        Продолжая задумчиво потирать переносицу, Тапкин зашел в свою комнату, взял со штатива две пробирки и направился к стоящей в коридоре ультрацентрифуге. Ему не терпелось проверить одну интересную догадку, которой сегодня днем поделился с ним его научный сотрудник охламон Дуняев. Центрифуга стоила немалых денег, поэтому обращались с ней крайне осторожно и почтительно. С другой стороны, за двадцать лет работы руки уже привыкают выполнять некоторые операции раньше головы. Поставил, закрыл, вкл., разгон. 10 тысяч оборотов, 20, 50, 100…
        Александр Иосифович не дождался требуемых трехсот. На скорости примерно 200 тысяч оборотов в минуту пятикилограммовый ротор соскочил с оси, пробил металлическую внутреннюю «кастрюлю» и вылетел наружу. Слабое человеческое тело не стало для него серьезным препятствием. Оставляя в стенах безобразные дыры, он еще с минуту летал по коридору и наконец затих.
        ИДЕТ ИЗМЕНЕНИЕ ЛИНИИ 70.
        НЕ ДОПУСТИТЬ ПОЛУЧЕНИЯ ИНФОРМАЦИИ ОБЪЕКТОМ З-0070.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ВОССТАНОВИТЬ БЕЛКОВУЮ ОБОЛОЧКУ ОБЪЕКТА З-0070.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ОБЪЕКТ З-0070.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ТАПКИН АЛЕКСАНДР ИОСИФОВИЧ».
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 5 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 13.56.
        ИЗМЕНЕННАЯ ЛИНИЯ.
        - Игорь Валерьеич, - пискнули сбоку, - я вам принесла…
        - Очень хорошо, Машенька, - весело отозвался Игорь, глядя на лаборантку сверху вниз, - и что же вы мне принесли?
        - Вот. Статистика, как вы просили…
        - Что вы говорите! - наигранно удивился Поплавский. - Какая проза! А поинтересней вы ничего не нашли? Например, два билета в цирк. Вы любите цирк, Маша?
        - Да, - очень тихо ответила лаборантка. Под веселым взглядом Игоря она начала краснеть.
        Он взял у Маши из рук листки, быстро просмотрел заполненные круглым аккуратным почерком таблицы, вернул их лаборантке и сказал:
        - Очень хорошо, Машенька. Просто отлично. Теперь можете положить все ЭТО, - он намеренно сделал ударение на слове «это», - в папку и везти в Горздрав. Прямо сегодня этим и займитесь. Выпишите себе местную командировку - и вперед!
        Маша открыла рот, чтобы что-то спросить, но Игорь уже летел по коридору.
        - Все, Машенька, все! - крикнул он на бегу. - Вы молодец! В лабораторию сегодня можете не возвращаться!
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 5 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 17.43.
        Последний кусочек дня был самым приятным. Игорь облачился в костюм и долго вертелся перед шкафом в ординаторской, пытаясь разглядеть свое отражение в полированной дверце. Резко зазвенел телефон.
        - Игорь Валерьевич, вы еще на месте?
        - Нет, Александр Иосифович, - весело ответил Игорь, - вы ошиблись. Меня здесь уже нет, я убежал три минуты назад.
        - Извините, пожалуйста, я отвлеку вас ровно на полминуты, - торопливо произнес деликатный Тапкин, - я просто хотел спросить: как там у нас со статистикой?
        - У нас, Александр Иосифович, все прекрасно! Маша уже отвезла эту писанину в Горздрав.
        - Спасибо большое! - Тапкин обрадовался так, будто речь шла не о глупейшей статистике, а об ордере на новую квартиру для самого Александра Иосифовича.
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 5 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 19.32.
        Александр Иосифович Тапкин, подвижник российской науки, задерживался на работе. В половине восьмого вечера он позвонил жене, предупредил, что придет поздно. Ему не терпелось проверить одну интересную догадку, которой сегодня днем поделился с ним его научный сотрудник охламон Дуняев. Тапкин зашел в свою комнату, взял со штатива две пробирки и направился к стоящей в коридоре ультрацентрифуге. Центрифуга стоила немалых денег, поэтому обращались с ней крайне осторожно и почтительно. С другой стороны, за двадцать лет работы руки уже привыкают выполнять некоторые операции раньше головы. Поставил, закрыл, вкл., разгон. 10 тысяч оборотов, 20, 50, 100… Догнав до трехсот, Александр Иосифович ушел в свою комнату.
        УСТРАНЕНИЕ ОСТАЛЬНЫХ БИЕНИЙ НА ЛИНИИ 5 - АВТОМАТИЧЕСКОЕ.
        УРОВЕНЬ ВМЕШАТЕЛЬСТВА - 4Д.
        ЛИНИЯ 14.
        ОБЪЕКТ З-0104.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ШЕСТАКОВ МИХАИЛ».
        ИДЕНТИФИКАЦИЯ ПРОВЕДЕНА.
        ОБЪЕКТУ З-0104 ВОССТАНОВИТЬ БЕЛКОВУЮ ОБОЛОЧКУ.
        МОМЕНТ ВОССТАНОВЛЕНИЯ В ТЕКУЩИХ КООРДИНАТАХ - 13 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 22.56.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ТОЧКИ ПОТЕНЦИАЛЬНЫХ БИЕНИЙ - ПЕРЕСЕЧЕНИЕ ЛИНИИ 104 С ЛИНИЯМИ: 1, 3, 5, 43.
        УСТРАНЕНИЕ БИЕНИЙ - ИДЕТ УСТРАНЕНИЕ.
        ОБЪЕКТ З-0104.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ШЕСТАКОВ МИХАИЛ».
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 14 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА 22.56.
        БАЗОВАЯ ЛИНИЯ.
        - Погоди, старик, не суетись. Сейчас попьем чаю, все и обсудим. - Тут Миша, которого не брали ни «Распутин», ни «Асланов», ни даже «Ельцин», хлебнул индийского со сливовым вареньем и моментально запьянел. Он навалился грудью на стол и, переводя тяжелый взгляд с Валеры на Сашу и обратно, мрачно изрек: - Все, мужики. Отъездился. - Выдержав хорошую паузу, он немного бессвязно, но горячо продолжил:
        - Вы ребята свои, с вами можно… поговорить. Валерку я знаю с пацанов. Хоть и дрались, бывало, но он - друг, я знаю. Ты - тоже… - Миша положил руку Саше на плечо, вложив в этот жест все свое расположение к нему. - Я в деревню, наверное, уеду. Подальше от этого бардака. А еще лучше - в Сибирь, в тайгу… Я не трус, вот Валерка скажет… Я ни в какую эту чертовщину не верю… Но что я должен думать, когда целый вагон, понимаешь, целый вагон крови, два трупа, пятнадцать человек изодраны в клочья… как будто стаю волков выпустили. И никто ничего не помнит… половину народа в дурдом увезли…
        - Гипноз, - уверенно сказал Валера.
        - Да иди ты на… со своим гипнозом! Я сам видел их руки и ноги: там зубы собачьи остались! Даже если они все с ума посходили между «Академической» и «Политехом» и кусаться начали, что ж у них - зубы другие выросли?! Я специально проверил: ни одной собаки в вагоне не было! Даже самой маленькой шавки! - Миша махнул рукой, плеснул себе водки в стакан и выпил без тоста, не поморщившись. - Что, не веришь? Вон, возьми протоколы, почитай! «Множественные укусы неизвестного животного».
        ОБЪЕКТ З-0043.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ОПЬ ЮЛИЯ БОРИСОВНА».
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 13 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 19.38.
        БАЗОВАЯ ЛИНИЯ.
        Юлия Борисовна Опь и Татьяна Борисовна Клевтунова (в девичестве также Опь) сидели в метро, отвернувшись друг от друга.
        Татьяна сердилась. Вечно Юлька со своими заморочками! Устроила на рынке чуть ли не скандал и сейчас вот сидит, надувшись. Не порадуется за сестру, не обсудит покупку…
        - Юль, ну что ты? - Татьяна попробовала еще раз пойти на мировую. - Чего ты сердишься? Подумаешь, шуба из собаки!
        - Как это «подумаешь»? - На лице у Юлии выступили красные пятна. - Ты соображаешь, что говоришь? Это же собаки! Наши друзья!
        - Так что ж мне теперь - голой зимой ходить? - в свою очередь завелась Татьяна. - Я не виновата, что у этого… - она бесцеремонно ткнула в бок мужа, - не хватило денег на песца! Жизнь у нас такая собачья, значит, и шубы будем собачьи носить!
        - Как ты можешь?.. - Теперь Юлия Борисовна побледнела. Она махнула рукой на сестру и невидящим взглядом уставилась в потолок. Перед ее глазами мелькали оскаленные пасти и полные ненависти глаза собак - такие, какими она их увидела однажды на улице во время отлова бродячих собак.
        - Предательство… - проговорила она одними губами. - Какое предательство…
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 13 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 20.00.
        Ровно в 20.00 13 октября к станции метро «Политехническая» подъехала первая машина «Скорой помощи». Через семь минут их уже было четыре. Через десять - десять. «Началось», - подумали сорок два процента зевак, хотя ни один из них членораздельно не смог бы объяснить, что именно началось. Тридцать один процент сошелся на том, что террористы взорвали бомбу. «Учения», - решили еще девятнадцать процентов. Все? Ах да, из оставшихся два процента составляли грудные дети, два - успели сесть в трамвай, два были продавцами ларьков и не пожелали покинуть рабочие места и еще два были настолько пьяны, что ничего не поняли.
        В 20.20 прибыли милиция и ОМОН. Общественное мнение стало перевешивать в сторону террористического акта. Станцию закрыли. Трудно было понять, что там происходит внутри, но то, что ни одна машина «Скорой» не уехала пустая, видели все.
        ИДЕТ ИЗМЕНЕНИЕ НА ЛИНИИ 43.
        БЛОКИРОВАТЬ ПОЛЬЗОВАНИЕ НАДПРОСТРАНСТВЕНЫМ КАНАЛОМ ОБЪЕКТУ З-0043.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ЛИКВИДИРОВАТЬ ПРОВОЦИРУЮЩИЙ ФАКТОР.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ОБЪЕКТ З-0043.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ОПЬ ЮЛИЯ БОРИСОВНА».
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 13 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА, 19.38.
        ИЗМЕНЕННАЯ ЛИНИЯ.
        - Знаешь, Тань, мне даже не верится, что у тебя теперь будет такая шуба…
        - Ох, Юлька, я и сама не ожидала…
        Две симпатичные женщины весело чирикали друг с другом в вагоне метро. Одна из них держала на коленях пухлый пакет. Явно обсуждали обновку. Мужчина, сидевший справа, был точно с ними. И, несмотря на раскрытую газету, чутко прислушивался к женской щебетне. Даже не очень тонкий психолог, понаблюдав за этой троицей несколько минут, сделал бы вполне верное заключение: ездили покупать шубу. Купили. Удачно. Причем платил мужчина. Это ясно читалось на его безразлично-гордом лице.
        - Ты когда к тем, собачьим, подошла, у меня прямо сердце упало: неужели купишь? - Та, которую называли Юлькой (несмотря на внешнюю подтянутость, посторонние явно давно уже называли ее по имени-отчеству), делала большие глаза, демонстрируя, как она ужаснулась.
        - А что делать? Если бы Гришка вдруг не раскошелился, так бы и пришлось. Зато теперь… - Ее спутница сладко жмурилась, как это умеют делать только кошки и счастливые женщины.
        ОБЪЕКТ З-0104.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ШЕСТАКОВ МИХАИЛ».
        МОМЕНТ ВРЕМЕНИ - 21 МАЯ 1996 ГОДА.
        БАЗОВАЯ ЛИНИЯ.
        После удара Гмызы у Миши Шестакова оставалось несколько минут полного сознания.
        Он не использовал их ни для того, чтобы, следуя традициям жанра, припомнить прожитую жизнь.
        Не попрощался мысленно с родителями.
        Не пожалел, что так поздно познакомился с Таней.
        Он просто не знал, что умирает.
        Инстинктивно схватившись за горло, он почувствовал что-то липкое и горячее. Обернулся и успел заметить спину выбегавшего Витьки. Увидел, как побелел и рухнул на пол Мухин. Миша испугался, но не за себя - показалось, что Гмыза что-то сделал с Толиком. Мише почти не было больно. И совсем не страшно. Откуда-то вокруг взялось очень много крови. Наваливалась страшная усталость.
        «Эх, газету заляпали…» - успел подумать Миша, закрывая глаза.
        ИЗМЕНЕНИЕ НА ЛИНИИ 104 ПРОШЛО АВТОМАТИЧЕСКИ.
        ОБЪЕКТУ З-0104 ВОЗВРАЩЕНА БЕЛКОВАЯ ОБОЛОЧКА.
        ВЫПОЛНЕНО.
        УСТРАНЕНИЕ ОСТАЛЬНЫХ БИЕНИЙ НА ЛИНИИ 104 - АВТОМАТИЧЕСКОЕ.
        УРОВЕНЬ ВМЕШАТЕЛЬСТВА - 4Д.
        ЛИНИЯ 170. ОБЪЕКТ З-0170.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ДРЯГИН ВАЛЕРИЙ ИРБИСОВИЧ».
        ИДЕНТИФИКАЦИЯ ПРОВЕДЕНА.
        МОМЕНТ ВОССТАНОВЛЕНИЯ В ТЕКУЩИХ КООРДИНАТАХ - 2 ОКТЯБРЯ 1995 ГОДА.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ТОЧКИ ПОТЕНЦИАЛЬНЫХ БИЕНИЙ - ПЕРЕСЕЧЕНИЕ С ЛИНИЯМИ 4, 5, 19.
        УСТРАНЕНИЕ БИЕНИЙ - АВТОМАТИЧЕСКОЕ,
        ПРИ УСЛОВИИ УСТРАНЕНИЯ БИЕНИЙ НА УКАЗАННЫХ ЛИНИЯХ.
        УРОВЕНЬ ВМЕШАТЕЛЬСТВА - 4B.
        ВНИМАНИЕ. ВНИМАНИЕ. ВНИМАНИЕ.
        ОСОБО ВАЖНАЯ ИНФОРМАЦИЯ.
        ДЛЯ КОНТРОЛЯ РАБОТЫ НАДПРОСТРАНСТВЕННОГО КАНАЛА УСТАНАВЛИВАЕТСЯ КОНТРОЛЬНЫЙ МАЯК.
        ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ ОБРАТИТЬ НА ЛИНИЮ 6.
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ЛЕГОСТАЕВА ИЛОНА СЕРГЕЕВНА».
        ПРОВЕРИТЬ УСТОЙЧИВОСТЬ ЛИНИИ В СВЯЗИ С ПРОВЕДЕННЫМИ ИЗМЕНЕНИЯМИ.
        ВЫПОЛНЕНО.
        ЛИНИЯ АБСОЛЮТНО УСТОЙЧИВА.
        - ИНФОРМАЦИЯ О ЗАВЕРШЕНИИ ОПЕРАЦИИ
        «НАДПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ».
        ОБЪЕКТ СЛЕЖЕНИЯ - ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ
        «ЗЕМЛЯ».
        - ВВИДУ ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ СООБЩЕНИЯ ПРИКАЗЫВАЮ ВРЕМЕННО ПРИОСТАНОВИТЬ ЛЮБЫЕ ОБМЕНЫ ИНФОРМАЦИЕЙ МЕЖДУ СУБЪЕКТАМИ СЛЕЖЕНИЯ КВАДРАТОВ WQ - PQ.
        - ОПЕРАЦИЯ ЗАВЕРШЕНА УСПЕШНО.
        НАДПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ ВОССТАНОВЛЕН И ГОТОВ К ФУНКЦИОНИРОВАНИЮ.
        - КАКОВ МАКСИМАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ ВМЕШАТЕЛЬСТВА, ДОСТИГНУТЫЙ ВО ВРЕМЯ ПРОВЕДЕНИЯ ОПЕРАЦИИ?
        - МАКСИМАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ НЕ ПРЕВЫШАЛ 2Е. ПОД КОНТРОЛЕМ ОСОБИ, ВНЕСЕННОЙ В КАТАЛОГ ГЛОБАЛЬНОГО КООРДИНАТОРА ПОД НОМЕРОМ З-0001, ПРОВЕДЕНЫ НЕОБХОДИМЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ В ТЕКУЩЕЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ. ОБЪЕКТУ З-0001 ВОЗВРАЩЕНА БЕЛКОВАЯ ФОРМА БЕЗ УДАЛЕНИЯ БЛОКА ПАМЯТИ. ВО ИЗБЕЖАНИЕ ГУБИТЕЛЬНЫХ БИЕНИЙ ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ ТУЗЕМНЫЕ ОСОБИ, ОТНОСЯЩИЕСЯ К ВИДУ «ЧЕЛОВЕК», ТАК ИЛИ ИНАЧЕ ЗАДЕЙСТВОВАННЫЕ В ОПЕРАЦИИ ПО ВОССТАНОВЛЕНИЮ НАДПРОСТРАНСТВЕННОГО КАНАЛА, ПЕРЕМЕЩЕНЫ ВО ВРЕМЕННЫЕ КООРДИНАТЫ, НЕ ПОЗВОЛЯЮЩИЕ СОХРАНИТЬ ДАЖЕ МИНИМАЛЬНУЮ ИНФОРМАЦИЮ ПО ДАННОМУ ВОПРОСУ. В ТЕКУЩИХ КООРДИНАТАХ ТУЗЕМЦЕВ ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ «ПРОШЛОЕ». КРОМЕ ТОГО, НАМИ ПРОИЗВЕДЕНЫ НЕКОТОРЫЕ ЛОКАЛЬНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ, МЕНЯЮЩИЕ ХОД СОБЫТИЙ. ТАКИМ ОБРАЗОМ, НЕ ДОПУСКАЯ ОБРАЗОВАНИЯ ХРОНОЛОГИЧЕСКОЙ ПЕТЛИ, МЫ ВЫВОДИМ СОБЫТИЙНЫЙ ХОД НА ПРЯМУЮ. ПРОВЕДЕННАЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНО ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОЛОНГАЦИЯ НЕ УКАЗЫВАЕТ НА ОБРАЗОВАНИЕ ГУБИТЕЛЬНЫХ БИЕНИЙ. КОНЕЦ ИНФОРМАЦИИ.
        - ГЛОБАЛЬНЫЙ КООРДИНАТОР ПОЛНОСТЬЮ УДОВЛЕТВОРЕН ВАШЕЙ РАБОТОЙ. НАДПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ ПОСТУПАЕТ В ПОЛНОЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ ГЛОБАЛЬНОГО КООРДИНАТОРА. ВАШ СЛЕДУЮЩИЙ ОБЪЕКТ СЛЕЖЕНИЯ - КВАЗАР GFF8934, КВАДРАТ PQ-11RR. ПРИСТУПАЙТЕ К РАБОТЕ.
        Эпилог
        Утро было самым обыкновенным. Ленинградским, то есть, пардон, уже санкт-петербургским. Тоскливая мгла да приветливо-тяжелый мокрый туман. Сию специфическую взвесь «вода в воздухе» московские синоптики, не стесняясь, именуют «морось». Из тысяч радиоточек на кухнях - отдельных и коммунальных - энергичная Регина Кубасова радостно оповестила земляков о «переменной облачности» и «влажности воздуха сто процентов». Деланно веселые диджеи «Европы плюс» и «Радио-рокс» вскрыли первые утренние баночки «джин-тоника»; сообщили согражданам о том, что сегодня - 2 октября 1995 года. Последовали стандартно-плоские шутки насчет погоды. После этого на «вертушках» закрутились «November rain» и запыленный хит Серова «Мадонна».
        - Ну, как тут дела? - Валера заглянул Лене через плечо. - Кроссвордец разгадываем? Эт хорошо…
        - Валер, как пишется «пренцендент»? - Свирченко, как мог, умно наморщил лоб. Особого шарма его рязанской физиономии это, правда, не прибавило, но видимость мыслительной работы создавало.
        - Чего-о? - Брови лейтенанта Дрягина изумленно поползли вверх. - Что ты имеешь в виду, Свирченко? Инцидент с президентом?
        - Дурак ты, - с ходу обиделся Леня, - мне Синельников сказал, то есть я и сам знал… - Он повозил толстым пальцем по кроссворду. - Вот…
        - То, что ты имеешь в виду, называется «пре-це-дент», - снисходительно сказал Дрягин. - А ты с такими перлами на юрфак точно не поступишь.
        - Иди ты… - Свирченко встал и свернул газету.
        - Я-то никуда не пойду, - с доброй улыбкой сообщил Дрягин. - Это ты пойдешь. Домой. Баиньки. Дежурство сдал - дежурство принял. Как тут? Тихо?
        - Ага. Одна пьяная драка за всю ночь.
        - Вот и славно. - Валерка вытянул ноги под столом, достал из пачки «беломорину» и подвинул к себе телефон: - Але! Шестьдесят второе? Дрягин из сорок третьего беспокоит. Шестаков пришел уже? Ага, давайте. Мишка, привет! Ты завтра как? Ну, в смысле - пива? Да нет, вечерком… Все, договорились. - Валера повесил трубку и повернулся к Лене: - Что, пошел?
        - Ага. Пока.
        - Пока. Людке привет.
        - Ага.
        - Когда на свадьбу позовешь? - крикнул Дрягин в спину выходящему Свирченко.
        - Тебя позовешь, ехидина, ты всю свадьбу обосрешь… - буркнул Леня себе под нос, но уже в коридоре.
        В ночь на 2 октября в соборе Сан-Пьетро-а-Патиерно, что в трех километрах от Королевского Дворца в Неаполе, на лице гипсовой Мадонны выступили кровавые слезы.
        Операция «Антиирод»
        Пролог
        Глупо, ну, честное слово, глупо было бы предполагать, что жизнь, так виртуозно измененная и подчищенная заботливыми пришельцами, сделает резкий поворот, и все мы выберем себе совсем другие, неведомые и прекрасные дороги… Увы. Так мог бы решить лет пятнадцать назад студент-романтик с воспаленными от недосыпа глазами, начитавшийся Азимова. "Конец Вечности", безусловно, вещь сильная и оригинальная, но… Люди существуют на Земле для того, чтобы рождаться и умирать. И с этим ничего не поделают никакие самые распришельные распришельцы.
        В новой действительности Оксана Сергеевна Людецкая прожила еще полгода. В отличие от (извините за жутковатую формулировку!) предыдущей смерти, на этот раз она почила тихо, покойно, в собственной постели, во сне. Так и нашел ее утром 21 апреля любимый внук Саша: мирно спящей, со сложенными на груди уже ледяными руками. Нашел и злополучное завещание, по которому он получал, бытовым языком выражаясь, фигу с маслом, а никому не известный пройдоха Поплавский - отличную «двушку» на Каменноостровском. Бабушкино письмо, приложенное к завещанию, на этот раз вполне убедило Сашу в искренности намерений Оксаны Сергеевны. Человеком она всегда была исключительно порядочным. И раз уж решила отвалить постороннему человеку такой царский подарок - квартиру! - значит, были на то основания. К тому же солидный список посмертных диагнозов пожилой женщины выглядел убедительно. Поэтому никакого криминала Саша не заподозрил (а чего подозревать? - его ведь и вправду не было!), в милицию не обращался и, соответственно, с Дрягиным и Шестаковым так и не познакомился. Ну и, чтобы полностью закрыть милицейскую тему, сообщим:
живой и невредимый Михаил Шестаков по-прежнему занимается любимым делом - ловит всякую мразь и шваль, не задумываясь, пускает в ход кулаки, полностью оправдывая прозвище Рэмбо, живо интересуется женским полом… И уж, конечно же, слыхом не слыхивал о каких-то там "Выборгских крысоловах"! Которых, по правде говоря, и в природе-то не существует…Таким образом, к осени 96 года дела в северной столице обстояли совершенно обыкновенно. Саша похоронил бабушку, после чего сходил в рейс, приобрел новый хороший телевизор, поменял замок на двери в общаге и познакомился с девушкой Леной. После развода прошло уже достаточно времени, чтобы это имя не вызывало резко неприятных ассоциаций. Новому трогательному роману ничто не мешало развиваться в сторону женитьбы. Огромная и неразделенная любовь к Свете, увы (или НЕ увы?), осталась в той же реальности, что и космические приключения, Кувалда Гризли и профессор со странным прозвищем СССР. По-прежнему не закрывалась дверь гостеприимной "Фуксии и Селедочки". К середине сентября аппарат доктора Игоря выдерживал серьезные нагрузки - два-три клиента в день. И уже в октябре на
коротеньком закрытом совещании главных владельцев Оздоровительного центра - Виталия Антонова и Игоря Поплавского - было принято решение: ограничить количество пользователей замечательного аппарата. Заместитель Виталия, незабвенный Юрий, более известный в деловых кругах как Банщик, старательно и с удовольствием исполнял роль молодого отца. Благо, в его случае отцовство не сочеталось ни с ночными бдениями (у младенца была собственная спальня), ни с прописанными пеленками (памперсы, господа!), ни с тягомотными прогулками (няня Таня, 300 баксов в месяц).
        Юрина жена, Светочкина как бы подруга и молодая же мать, Илона, с феерической скоростью входила в форму после родов. Оставив ребенка на попечение няни, Илона почти каждый день оттягивалась на Невском, доводя до белого каления продавщиц (и до полного изнеможения продавцов) фирменных магазинов косметики, одежды и мехов.
        Несколько коротких забавных эпизодов в завершение нашего краткого вступления, пикантность которых, надеемся, оценит наш внимательный читатель, следящий за приключениями героев с первой книги.
        Так, Виталий Николаевич Антонов, проезжая как-то вечером по Невскому проспекту, был крайне недоволен наглостью шустрого пешехода, юркнувшего прямо перед колесами его машины в подземный переход. Изрядно бы удивился господин Антонов, узнав, что пробежавший мужчина - врач "Скорой помощи", между прочим, - в прошлой, перекроенной реальности лично подписывал свидетельство о смерти Виталия Николаевича.
        Однажды веселый Шестаков ехал к Дрягину пить традиционное пятничное пиво. Он, конечно же, не обратил внимания на унылого вида парня, выходившего из подсобки на «Политехнической». И правда, чего там смотреть? Виктор Гмыза, собственноручно зарезавший Шестакова в прошлой реальности, прошел мимо. И тоже не поднял глаз.
        К числу странных и необъяснимых совпадений стоит отнести еще одну смерть. Светочкин пес Гарден попал под машину ровно в тот же день и час, что и в предыдущей действительности. Словно чуткое животное одно почувствовало подмену и не смирилось с этим. Заляпанный грязью «жигуленок» даже не успел затормозить - собаку сильно ударило бампером, опрокинуло, подмяло и протащило за машиной метров двадцать. Тут же, как по команде, пронзительно заголосили какие-то женщины, побежали, причитая, принесли из ближайшего гастронома картонную коробку, но никто не решался переложить в нее изуродованный труп. Так и стояли рядом, возбужденно, но вполголоса обсуждая собак, хозяев и сумасшедших водителей. Светочка рыдала, сидя на обочине, не подозревая, что делает это уже второй раз.
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        ДЕЖАВЮ
        Интерлюдия I
        Душит мужиков скука. Ох, как душит! Явления нехорошие наблюдаются. Позавчера, к стыду всех присутствующих, Цукошу засекли за курением дурак-травы. Вомбату пришлось даже вступиться за Цукошу, чтоб Ленька его сгоряча не придушил. Потому как очень наш Пурген не любит всей этой дряни, которая мозги мутит. А особенно - дурак-траву. Была, говорят, у него самого какая-то некрасивая история с этой травой, давным-давно. Подробностей, правда, никто толком не знает, но слухи такие по Команде ходили. То ли он там кого-то замочил, то ли на него кто-то покушался - неизвестно. А спросить - неудобно. Действительно, кто ж такие вещи у мужика спрашивает. Но, короче говоря, при виде дурак-травы с Ленькой прям истерика делается. А теперь можешь себе представить, что с ним было, когда он лучшего друга за этим занятием застукал?
        И, главное, подлость-то этой травы в том, что, во-первых, она на каждого по-своему действует. Один может просто сразу спать завалиться. Правда, тогда уж его трое суток не разбудишь, хоть из пушки над ухом пали. А другой, наоборот: обхихикается до икоты. Нет, представляешь: сидит амбал, килограммов под сто двадцать и ржет сам над собой, а кулачищами размером с мою голову слезы по щекам размазывает. Но это еще не самое интересное. Сам Цукоша рассказывал, как народ в Матоксе целыми пачками в болотах тонул, накурившись дурак-травы. Потому как главная подлость этой дряни дикорастущей не в том, что она из мужика дурака делает. А в том, что дурак получается уж больно упертый! Ничем его с пути не свернешь, разве что в землю по шею закопаешь. Ни связывать, ни к деревьям привязывать не получается - он, гад, сутки будет веревки потихоньку грызть, дерево с корнем вывернет, а все равно - уйдет туда, куда его мозги сдвинутые прикажут. А приказы интересные поступают. Особенно если двое ослов травы покурили. Они, понимаешь ли, на спор все делают. Ну, там, Синего Урода на спор поймать. Или Новое Русло переплыть.
На спор. Ничего, да? Сейчас, к слову, даже фантазии не хватает - еще примеров привести их несусветной глупости. А сами спорщики вообще-то мало чего рассказывают. Не потому, что не помнят. А потому что смертность среди них высокая. До ста процентов. Вот так-то.
        Хорошо еще, что Ленька вовремя заметил отсутствие Азмуна - искать пошел. В последний момент, говорит, за руку успел схватить, Цукоша уж по грудь в болоте был. Тонет, говорит, а рожа довольная. Самокрутка во рту еле дымится, глаза закрыты, что-то еще и напевает, гад. А вокруг, говорит, уже и шляршни по кочкам расселись, глистоморы подплывают, слюни распустив в предвкушении знатного обеда. Короче, вытащили мы Цукошу. Хотя, как в детском стишке, помнишь? - что-то там про нелегкую работу и про слона в болоте. Или бегемота? Один хрен - тяжело. Потом еще целый день обсуждали да обмусоливали это событие, потому как ничего интересней за последние месяца два вообще не случалось. Короче говоря, скука смертная. Такая, что, будь рядом стенка - так бы и полезли наперегонки.
        На что сейчас похожа Команда - лучше и не рассказывать. Потому что от этого проклятого безделья и дуракаваляния у всех мужиков вдруг усугубились самые поганые черты характера. Какие? Стармех, например, и раньше-то на меланхолика не сильно тянул, а сейчас и вовсе - псих свежевскипяченный. Чуть что в кустах шевельнется - моментом туда полмагазина выпускает. Пурген как-то вечером даже признался Сане, что по нужде теперь с опаской ходит. Боюсь, говорит, что Дима меня заместо группса шлепнет. Азмуна вот обратно на дурак-траву потянуло. А Саня… Саня теперь не просто хнычет и плачет иногда. Правильней было бы сказать: Саня НЕ плачет иногда. Потому что даже процесс еды вызывает в нем какие-то нехорошие ассоциации, которые моментально реализуются в целые потоки слез. А хобби у него теперь! Ну, представь: сидим, пьем чай, вяло переговариваемся, лениво курим. Внезапно взбешенный Дима швыряет в сторону кружку с чаем и лупит из автомата по кустам. Потому что там кто-то шевелился. Вполне возможно, что и ветер. А бывает, и прустень вышел прогуляться вечерком, на свою голову. Или пустяки чехарду затеяли. Мужики
продолжают пить чай, не обращая внимания, потому как уже привыкли. Дима поднимает свою кружку и тоже продолжает. А Саня встает и, обливаясь слезами, идет туда, в кусты, и если находит чьи-либо невезучие останки, тут же их хоронит. И вот так - по несколько раз на дню. Так что у нас в Команде теперь и киллер свой, и похоронная контора. Венки за счет покойного.
        И вот так мы шляемся по округе, постреливая по сторонам, хныкая и хихикая, ругаясь и мирясь.
        Даже Квадрат стал какой-то… Вялый. Да и то: приходим, как на профосмотр. Сопли, ожоги легкие от белой крапивы, челюсти от зевоты вывихнутые… Шучу, ладно. А, по правде - уж и забыли, когда с огнестрельными ранами в Квадрат топали. Отстрелялся народ, отбегался. Сидят все по домам, геморрой лелеют, в чужаков пару каменюк кинут, и ладно. Чего тебе, родимый? Приключениев? Нема, нема, проходи мимо, не мешай послеобеденному отдыху. Скучно. В последний раз до чего дошло - из Квадрата почти пустые вышли. У каждого - по два полных магазина, и все. Но зато жратвы… Через километр от тяжести плечи отваливаться начали. Обидно.
        Вот в таком раскладе и решили мы на юг прошвырнуться, посмотреть, как там и что. Давно уж к Свалке не захаживали, да и самогреек надо к зиме запасти, а то опять радикулитом мучаться будем.
        Все. Решили. Идем. Мужики повеселели разом, шлепают гурьбой, без всякого строя, шуточки запыленные выволокли, Двоечника подкалывают. Из леса вышли - сразу на целую поляну надуванчиков наткнулись. Так, не поверишь, - почти час стояли, балдели. Ленька им все автомат совал, Цукошину байку проверял, что надуванчики и в металл могут корни пустить. Не проверил. Один там, самый желтенький и пушистенький, подкрался к Пургену сзади и всю обойму ему по ногам выпустил. Ох, и поплясал Пургеша, от мелких ростков отбиваясь! Штаны снять не догадался, так и лупил себя по ногам прикладом. А остальные помогали, как могли, потому что от хохота поминутно на землю валились. Вомбат и сам от души насмеялся. Но потом резко мужиков осадил:
        - Все, балбесы, стали в строй! Стармех, да сними ты у него с задницы цветок, а то без мягкого места Пурген останется, жестко сидеть будет! Готовы? Бегом!
        И вот что я вам скажу, уважаемые. Ничто так не сплачивает мужиков, как дружный бег строем по пересеченной местности. Уже через полчаса злость из них поперла. На себя, на себя, конечно. Потом второе дыхание прорезалось, животы куда-то подевались. Даже у Двоечника подобие улыбки на мокром лице появилось. Хорошо, ребята, вот так иногда жирок растрясти.
        Еще через полчаса Вомбат хрипло выдохнул:
        - Шагом… - и немного поотстал, чтобы пропустить Команду мимо себя, посмотреть, кто да как перенес прогулку. Та-ак, запишем: Стармех - молодцом. Ленька тоже нормально, побледнел только. Азмун, модник хренов, захромал-таки. А ведь предупреждали его, совестили: не бери в Таборе ботинки, не бери, цыгане на то они и цыгане - всегда обманут. Вот и мучается теперь. Двоечник. Ну, у этого язык уже за плечом болтается и глаза вот-вот вылезут из орбит, но - молчком, зубы стиснул. Вомбат несильно хлопнул Саню по плечу: молодец, парень. И пошел замыкающим.
        Так, так, так, ребятки. А это что еще такое?
        На примятой траве отчетливо краснели странные красно-бурые капли. Кровь? Признаемся, чья?
        - Ленька! - окликнул Вомбат. - У тебя там как - задница на месте?
        - Да вроде да… - откликнулся Пурген, ощупывая на ходу пострадавший орган.
        - Стоп, мужики! Отдыхаем!
        Саня упал, как куль. Дима с ловкостью фокусника вытянул откуда-то сигарету. Азмун сразу же начал стаскивать ботинки, попутно рассказывая свой очередной дурацкий сон.
        - …И представляешь, вижу: сижу это я около костра и собственную ногу шнурую. Прям в голой ноге - дырочки пробиты, шнурки вдеты, ну я и наяриваю… - Ленька, как всегда открыв рот, слушал Азмуновскую чушь.
        - Так, мужики, - перебил рассказ Вомбат. - Ну-ка, быстренько огляделись! У кого раны, царапины?
        Все послушно ощупали себя и осмотрели друг друга, проявляя повышенный интерес, естественно, к Ленькиному тылу. Ничего.
        Вомбат еще раз прошелся к последней увиденной капле. Трогать на всякий случай не стал, только принюхался. Кровь. Очень похоже на кровь. Подошел Стармех, наклонился. Отошел, порыскал в кустах. Через минуту вернулся, сообщил любопытный факт:
        - Это не наша. Там, впереди, тоже капли есть. Похоже, мы за каким-то подранком двигаемся.
        Приятный сюрприз. Кажется, приключения сами идут нам в руки. Вот только бы не обломали. Вомбат внимательно осмотрелся. Будем надеятся, что это все не ловушка, а просто совпадение. По крайней мере, дежурное предчувствие молчало, не подавая никаких тревожных сигналов.
        А мужики уже и уши навострили, и оптику протерли, и мозгами заработали. Один Двоечник зачем-то разулся и стал рассматривать свои ноги.
        Азмун, поползав по траве, авторитетно заключил, что кровь скорее всего человечья, свежая, венозная, капавшая с высоты около метра. А в ответ на недоверчивое ворчание Пургена, дескать, чего там в траве можно разглядеть, тут же сунул тому под нос широкий лист лопуха, на котором, словно на наглядном пособии из учебника криминалистики, расплывалась багровая капля.
        Стармех бесшумно носился туда-сюда и минут через десять также поделился своими выводами:
        - Случайность. Тропа тут хорошая, расхоженная, вот и попали мы кому-то в след.
        Ленька старательно выполнял роль доктора Ватсона, приставая ко всем с идиотскими вопросами.
        Ну и, как всегда неожиданно, всех пришибил Двоечник. Он, правда, никуда не ходил и не ползал, а тихо сидел в сторонке, отдыхая после марш-броска. А в самый разгар обсуждения вдруг сильно наморщил лоб и брезгливо сказал:
        - Пахнет как плохо…
        Стармех уже был готов привычно огрызнуться на Саню, ляпнуть что-нибудь злое, вроде: "Сам пернул, так и молчи", - но осекся, увидев прозрачность Саниного лица. Верный знак, что Двоечник сейчас пророчествовать будет. Точно:
        - Быстряки идут. - И заплакал.
        Ах ты, ежкин кот! Быстряки! Идут!
        Вомбат в первый момент не поверил, решил, что это у Сани просто глюки от переутомления. Но уже через пять минут ему пришлось посторониться, пропуская двух молодых быстряков. Бодро перетекая через кочки, эти славные ребята, как им и полагается, двигались на запах крови. Можно было бы сказать: спешили, если бы не скорость черепашья. То есть для них-то как раз большая, раз за кровью идут. Обычно они гораздо медленней двигаются, если просто не валяются, как бревно. Интересно, подумал Вомбат, в последнее время все чаще встречаются парные быстряки. Это у них что - брачные игры или… Что именно «или» придумать не удалось. Так как быстряки - существа примитивные донельзя. И интересуются в своей вялотекущей жизни только свежей кровью или, на худой конец, падалью. Ничего другого об их повадках или привычках не скажешь. Вот разве что - лень еще. До такого абсурда иногда доходят, что даже препятствия лень обогнуть. Так и просачиваются, как вонючий кисель.
        Шустрая парочка продефилировала мимо, не обратив никакого внимания на Команду. Да и то: никто никогда не видел, чтобы быстряк на кого-либо обращал внимание.
        А мы вот наоборот. Стармех сосредоточенно проследил за ними, подождал, пока скроются в кустах, и задумчиво посмотрел на Вомбата:
        - Я думаю, может, проводить товарищей?
        - Может, - согласился Вомбат. - Сгоняй, Дима, глянь, кого эти гурманы выслеживают?
        - Есть. - Стармех аккуратно затушил сигарету об подошву.
        - Двоечника с собой возьми, - с нажимом добавил Вомбат, заранее представляя, как сейчас перекосится Димино лицо.
        Перекосилось.
        - Командир, да я как-нибудь без сопливых обойдусь. Лучше пусть Ленька пойдет. Пургеш, хочешь быстряков погонять?
        - Я сказал: возьмешь Двоечника. Все.
        Дима длинно сплюнул, метнул в Санину сторону убийственный взгляд, но ослушаться не посмел. Его понять можно. Саня наш на боевую единицу никак не тянет, ну максимум на ноль целых, три десятых. Зато чутье у него… С этим даже Дима спорить не будет.
        Сколько раз уж бывало, что Саня нас буквально на краешке останавливал, не давал глупостей натворить. Погоду он классно вычисляет, кислотные дожди, опять-таки… Не говоря о том, что Квадрат Санька чует на расстоянии чуть ли не десять километров. Ну?
        Дима стоял, чуть расставив ноги, наблюдая, как Двоечник суетливо застегивает куртку. Красивый парень - Стармех. И никакие шрамы и переломы ему нипочем. Вомбат сильно подозревал, что, приползая на излечение в Квадрат, Дима в первую очередь заботится о внешности. Но один короткий шрам, чуть пониже правого глаза, он себе все-таки оставил. То ли как напоминание, то ли чтоб особый мужской шарм подчеркнуть. Нет, скорей всего для красоты. Потому как Стармех - что напоминай, что не напоминай - все равно первым на рожон лезет. Уж сколько раз на этом попадался, не сосчитаешь. То ему Горячий Батон в Матоксе не так поздоровался, то он в Трубочистов палить на ходу вздумал - тоже мне, нашел повод, они же всем известные отморозки, во всей округе дурным тоном считается на Трубочиста патроны тратить. А еще у нас случай был… Ладно, потом как-нибудь.
        Стармех с Двоечником бесшумно скрылись в кустах. Ленька, похоже, задремал, положив под голову рюкзак. Азмун лениво наблюдал, как молодой кригпун бестолково наскакивает на его ногу. Очень скоро ему это надоело, и он ловким пинком отправил тупого шестинога подальше в болото.
        Наша разведгруппа вернулась на удивление быстро. Видно, Стармех, проявив свою микровласть, заставил Саню бежать всю дорогу. Сам Дима после этого спокойно закурил, Двоечник же снова повалился на траву.
        - Ф-фу! - громко выдохнул Стармех, разбудив Пургена. - Забавно.
        Все немедленно подтянулись поближе, желая поскорее узнать, что же именно показалось забавным Стармеху. А этот старый зануда, похоже, решил немного помотать нам нервы. Сидел, курил, задумчиво покачивая головой. Дескать, ну и дела, братцы, ну и дела…
        - Короче, обогнали мы быстряков, - начал, наконец, Дима таким тоном, словно только что поучаствовал в спринтерской гонке, - еще примерно полкилометра по леску пробежали и почти к Свалке выскочили. - Он замолчал, глубоко затянувшись сигаретой. Теперь можно было подумать, что на этом подробный и красочный рассказ Стармеха закончен. Он зачем-то внимательно осмотрел свои ботинки, сковырнув с них кусок глины. Оглядел благодарных зрителей: все ли слушают. Артист. Одно слово - артист. После чего продолжил будничным тоном:
        - Парнишку там странного встретили. Весьма нелюбезного. То есть это он потом стал нелюбезным, когда нас увидел. А до этого шел себе спокойненько, насвистывал.
        - Стармех, я тебе сейчас в ухо дам, - доверительно сообщил Вомбат. - Ты можешь по-человечески рассказывать?
        - Могу, - кивнул Дима, сделав вид, что испугался за свое ухо. - Он быстряков подманивает.
        - Кто?
        - Парнишка этот.
        - Как это? - По традиции, самые глупые вопросы у нас задает Азмун. Но на этот раз он, что называется, выразил общее мнение.
        - А вот так. Шлепает себе по тропинке, а у самого - кровь из руки капает. Правильно, Цукоша, ты все правильно сказал: венозная, с высоты около метра. Как раз у него именно так и капала. А для пущей надежности он себе жгут на плечо навертел.
        - На хрена? - тупо спросил Вомбат. Нет, правда, у нас тут, конечно, не дом отдыха, всякие личности прохаживаются и по разным надобностям. Но чтоб кровью своей тропинку поливать? Похоже, что Дима прав: идеальный способ привлечь внимание быстряка - это дать ему понюхать кровушки. Хотя бы издали. Но зачем? От них же толку никакого, одна вонь!
        - Я не знаю, на хрена, - сказал Дима, продолжая счищать грязь с подошвы, - но жутко этой темой интересуюсь. Может, выясним? Тем более нам это все равно по пути. Да и с парнишкой тем я бы поговорил…
        - Так. Что там еще? - сурово спросил Вомбат, подозревая, что Дима успел влипнуть в какую-то историю.
        - Ничего. Просто я люблю вежливых людей. Которые на мое «здравствуйте» отвечают «здравствуйте», а не шугаются в сторону со скоростью ошпаренного горбыня. - Тут Ленька закрыл рот рукой, поэтому вместо смеха получился дурацкий хрюк. Тут же покатились и все остальные.
        Чего-чего? Нет, с психикой у нас все нормально. Просто случай один вспомнили. Когда один сдвинутый горбынь наш котелок с кашей за свое гнездо принял. Ну и уселся насиживать, бедолага…
        - Ты его окликнул, что ли? - спросил Вомбат, подождав немного, пока все успокоятся.
        - Ну да… - рассеянно ответил Дима, продолжая заниматься своими ботинками. Дались они ему!
        - Что - стрелял?
        - Пальнул немного, - неохотно согласился Стармех, а Саня вздрогнул.
        Нет, видали придурка? Вомбат уже жалел, что отправил на разведку именно Диму. Вот псих. Никто, конечно, не заставляет при встрече на окраине Свалки раскланиваться до земли и подметать траву шляпами. Но и стрелять вот так, с бухты-барахты тоже не очень-то этично.
        - Зачем стрелял? - продолжал допытываться Командир своим самым строгим голосом. Который используется преимущественно в общении со Стармехом.
        - Зачем, зачем… Не понравился он мне! Дрянной человек.
        Нет, аргумент, безусловно, веский. Правда, правда, кроме шуток. Мы тут уж давно привыкли доверять своим ощущениям. И, знаете… Хотите - верьте, хотите - нет, а принцип этот очень даже неплохо работает. Мало случаев, когда первое впечатление нас обманывало. Пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать. Но тем не менее стрелять сразу… Это, Димочка, перегиб.
        - Ну, а он?
        - Я ж говорю: шуганулся в сторону. И пропал.
        - Как - пропал?
        - Не знаю. Сгинул. - Стармех пожал плечами и закурил новую сигарету. - Там же Свалка.
        - А как тебе показалось - он из местных? - Поясняю. Имеется в виду некое мирное сообщество жителей Свалки - около сотни вялых, болезненных мужичков с вечно слезящимися глазами и богатейшей коллекцией кожных заболеваний.
        - Не… Точно нет. То есть - совсем не похож. Я ж говорю: шустрый больно. И невежливый. - Стармеха грызла обида.
        - Ладно, Дим, не переживай, разберемся. - Вомбат встал, разминая затекшие ноги. - Сейчас перекусим немного и сходим все вместе посмотрим. Сколько, ты сказал, отсюда до Свалки?
        - Недалеко. Метров пятьсот-шестьсот.
        - Ага. - Вомбат что-то вычислял в уме. - Значит, примерно через сорок минут быстряки будут там. Вот мы их как раз и нагоним. Заодно и посмотрим, зачем и кому они там нужны. Перекус, мужики! Двадцать минут на все!
        Цукоша сразу же завозился в своем рюкзаке, Ленька побежал к ближайшей воде. Дима лежал, закрыв глаза, и выпускал дым в небо. Саня остался сидеть, тупо разглядывая грязь, счищенную Стармехом с ботинок.
        - Что, Санек, грустишь? - отечески похлопал его по плечу Командир. - Устал?
        - Нет. - Голос у Двоечника тихий и какой-то ломкий. - Я просто хотел сказать, что лучше нам туда не ходить.
        - Почему? - Вомбат насторожился. В таких ситуациях главное - различать, когда Саня просто боится, а когда реальную опасность чует. Вот сейчас, судя по его прозрачному лицу, Двоечник говорит дело.
        - Там опасно. Опасно там. Опасно. - Спокойно, Саня, не нервничай. Судя по тому, как Двоечник начинал медленно, но верно впадать в истерику, на Свалке действительно что-то неладно.
        - Ленька, воды дай! - скомандовал Вомбат вернувшемуся Пургену. - Азмун, покопайся у себя в аптеке, найди ему что-нибудь успокаивающее.
        Общими усилиями в Саню влили несколько глотков воды и заставили жевать маленький кривой белый корешок, предложенный Азмуном.
        - Что это? - на всякий случай спросил Вомбат врача.
        - Боликоропка, - небрежно пояснил Цукоша, складывая в холщовый мешочек связку разномастных корешков. - Улучшает мозговую перфузию. Хороша также при интермиттирующей цереброваскулярной недостаточности, афазии и апраксии.
        Вомбат с сомнением посмотрел на Двоечника. Тот уже приходил в себя.
        - Цукош, а ты не переборщил со своей детерминирующей недостаточностью?
        - Не, это я так сказал, для информации. Саньке как раз пойдет. Видишь, уже хорошеет.
        Вомбат склонялся к тому, что Двоечнику помогла бы и просто холодная вода, но спорить с Цукошей не стал. Он в принципе хороший врач. Только пессимист немного. И тугодум.
        - Сань, ну как ты? - спросил Вомбат.
        - Нормально. - Щеки у Двоечника порозовели, глаза смотрели осмысленно. - Нельзя на Свалку идти. Опасно там, - повторил он.
        - Что опасно?
        - Агрессивная органика. Очень опасно.
        Агрессивная органика? Это еще что за фрукт? Не слыхали.
        Вомбат повернулся к Стармеху. Тот ходил кругами, что-то жуя, время от времени пружинисто приседая и взмахивая руками. Разминался. Потому что если для Сани слово «опасно» означает: "давайте не пойдем", то для Димы наоборот: "пошли скорей, а то без нас все интересное закончится!"
        - Дим, - обратился Вомбат к Стармеху, делая вид, что не замечает его тренировки, - ты не обратил внимания, там поблизости самогрейки есть?
        - А как же! Совсем рядышком! Это ж рядом с Давлеными Контейнерами!
        - И как, по-твоему, опасно там?
        - Да чего там опасного! Ну, подумаешь, пацанва борзая бегает! Стрельнем пару раз в воздух, они и разбегутся.
        Стрельнем. Как у него все просто.
        Вомбат, словно опытный следователь, опять повернулся к Двоечнику:
        - Саня, а люди там есть? Люди там опасные?
        - Есть, - кивнул тот. - Мало. Дикие. Больные. Не злые. Боятся очень.
        - Вооруженные?
        - Не-ет. Больные.
        - Ну вот, что я говорил! - обрадовался Дима. - Чего больных бояться? Пошли, мужики!
        - Ты погоди, дружище. Решаю здесь я, - снова построжал Командир. - Вы к Свалке близко подходили?
        - Дима подходил. Я в сторонке стоял, - жалобно ответил Саня. На глаза его снова навернулись слезы.
        - Опять ревет, - добродушно констатировал Стармех, откусывая здоровенный кусок хлеба. - Рева-корова.
        Ну что, командир? Вот тебе два мнения от разведгруппы. Один слезы утирает, второй поводья от нетерпения грызет. Твои действия?
        Вомбат медленно встал, взял из рук Цукоши краюху хлеба с салом, откусил пару раз, прожевал. И вынес вердикт:
        - Выходим через десять минут. Идем к Свалке. Форма - походная, малая химзащита. Ну, что сказать? Время мы рассчитали отлично. Команда как раз вышла на опушку, когда быстряки подползали к границе Свалки. Мы на всякий случай затаились и стали наблюдать, чего же дальше будет.
        И было. Быстряки чего-то замешкались. Вомбат сообразил, что как раз в этом месте Стармех своим выстрелом спугнул их приманку. Но пребывать в растерянности сладкой парочке пришлось недолго. Откуда-то - никто из мужиков потом не смог сказать, откуда - вынырнули двое. Юркие, хлипкие, действительно ничуть не похожие на прежних свалочников, они живо подскочили к быстрякам и, ловко орудуя крючьями, стали ворочать ни в чем не повинных зверюшек. Да и не просто ворочать - в правой руке у каждого человечка было по здоровенному ножу типа мачете. И вот этими самыми мачете с ловкостью профессиональных рубщиков сахарного тростника ребята за три минуты порубали быстряков, как колбасу. Мы глазам своим не поверили! Обычно быстряка хоть режь, хоть рви на кусочки - все тут же срастается, на него одна управа - кислота. А эти… Как ни в чем не бывало: покрошили легко! Да еще и не просто покрошили. Они все до единого кусочка в сумочки положили и с собой унесли. И рожи у них при этом были довольные - как будто не двух тухлых быстряков, а ящик трофейного шоколада надыбали!
        - Чего это они? - удивился Ленька. - Зачем это они?
        - Ты лучше спроси: как это они? - в тон ему заметил Стармех. - Хорошие ножички у ребят. Мне бы такой.
        - Смотри не порежься, - буркнул Вомбат. Он внимательно наблюдал всю процедуру разделки быстряков и готов теперь был согласиться с Двоечником. Ребята ему не понравились. Какой-то гнилой заразой веяло от них. Очень похоже на липкую лихорадку, которой в прошлом году переболел почти весь Табор.
        - Давайте-ка стороной обойдем, - скомандовал он, первым отползая вправо. Нет, правда, личных встреч с такими субъектами, как эти, лучше избегать. Мало ли, что они с виду такие хилые, от одного удара на землю свалятся. Другое дело, что потом месяц будешь лечиться от какой-нибудь дряни.
        Команда аккуратно переползла метров на сто правее. Никакого движения на Свалке не наблюдалось.
        - Конечно, - ворчал измазавшийся в грязи Пурген, - на фига мы им нужны? Они сейчас, наверное, сидят себе спокойненько и бифштексы из быстряков жарят… - Стармех издал рокочущий горловой звук, от которого у самого Вомбата тошнота подкатила к горлу.
        - Отставить разговорчики! - хрипнул он.
        Мужики замолчали.
        Так. Ну вот они - Давленые Контейнеры. Действительно близко. Вомбат достал бинокль. Эта гадюка, Квадрат, все никак не внемлет настойчивым просьбам Командира заменить оптику. И чего упрямится? Жалко ему, что ли - хороший бинокль выдать? Так и выходим каждый раз с разбитым левым окуляром. Неудобно, конечно, ну да ладно, Свалку и одним глазом, в конце концов, рассмотреть можно. Во-от. Тот, который нам нужен. Второй слева. Когда-то он был красного цвета. Теперь уже и не разберешь: где облупившаяся краска, а где - ржавчина. Да и цветоеды над ним хорошо потрудились.
        - Стармех, глянь. Второй слева. Похоже, что там еще осталось немного… - Вомбат передал бинокль Диме. - Чего ты ерзаешь?
        - Да так, ерунда, что-то в ботинок попало. - Стармех долго пристраивался, вглядывался и наконец сказал:
        - Ага. Здесь в прошлый раз брали. Там еще навалом должно остаться.
        - Ну уж и навалом, - усомнился Вомбат. - Ты хоть помнишь, когда мы здесь последний раз были?
        - Помню, - не очень уверенно ответил Дима.
        - Помнит он, как же! - подал голос Цукоша. - Мы его отсюда без сознания на моей плащ-палатке уносили! Зараза такая, все вещи потом сжечь пришлось.
        Стармех промолчал, только рот скривил: ворчи-ворчи, докторишка. Сам вовремя платинового стрептококка от дурозубки не смог отличить, а теперь выступает…
        Кстати, что касается болезней, Дима никогда разговор поддерживать не будет. Во-первых, он мнительный у нас очень. А во-вторых, тот же наш разлюбезный Квадрат каждый раз Диму старательно лечит, но иммунитета не дает. И только ему одному. Никто из наших давно уже не боится ни липкой лихорадки, ни плясушки-поскакушки, ни гнилого насморка, спокойно пьет воду из любого ручья. Но не Дима. Потому что стоит какому-нибудь козлу чихнуть в его сторону на расстоянии километра - и все. Через полчаса Стармех уже обсморкал все кусты, в животе у него ноет, а под лопаткой колет. Или наоборот. Так что всю свою богатую аптеку Цукоша таскает в основном ради Димы. Чтобы в случае чего не бежать сразу в Квадрат.
        - Ну, что - пошли? - Стармех уже весь извертелся от нетерпения.
        - Пошли. - Вомбат встал. - Идем друг за другом. Смотреть во все стороны. Стрелять в крайнем случае. - Но это так, поговорка. У нас тут все случаи - крайние.
        А пока мы пробираемся ко второму слева Давленому Контейнеру, несколько слов для публики из истории Свалки.
        Начнем с того, что «Свалка» - название не функциональное, а историческое. Я бы даже уточнил - Доисторическое. Потому как Свалка здесь была еще когда Город назывался длинно - Ленинградом. В честь какого-то шибкого умника, говорят. Тогда у них еще были большие проблемы с мусором. Еще бы: жили на широкую ногу: дома там всякие, магазины, канализация. Лафа! Борзел тогда народ! Кусок булки откусил - остальное выбросил. Газету прочитал - в ведро! Куртку новую месяц поносил - на помойку! Помойки - это такие были у них микросвалки прямо в городе. Контейнеры стояли, все честь по чести. Как наберется контейнер полнехонек - его пустым заменяют. А полный на большую Свалку везут. За город. Столько добра выбрасывали! А Ленька даже говорит, что где-то слышал, что раньше города вообще около свалок строили. Специально, чтобы далеко всякую дрянь не таскать. А что, логично. Я бы тоже так поступал. Но это все - давнишние дела. В наше время на Свалку, конечно, никто ничего не выбрасывает А как раз наоборот - тащат все кому не лень. Но это я тоже маленько перегнул: не «тащат», а «тащили». Все, что можно было взять и
использовать, отсюда давно уже взяли и использовали. Сейчас разве что отчаянные оптимисты могут на Свалке что-нибудь искать. Или такие хитрецы, как мы. А вот Ра-аньше… Ох, какие здесь баталии разворачивались! Приятно вспомнить. Не меньше десятка довольно сплоченных групп пытались здесь свои порядки навести. Ну еще бы: это ж был просто Клондайк! И жратва, и одежда, и горючее… Мы-то, в общем, не особо всем этим интересовались. Так, иногда заглядывали, просто чтоб потусоваться немного. Нервишки пощекотать. Нам всегда было проще горбыня или коробу выследить и подстрелить, чем на Свалке за банку подтухшей тушенки патроны трахолить. А народ здесь оттягивался… По полной. Ну, потом потише стало. Во-первых, Свалка оскудела. А во-вторых, явления всякие начали наблюдаться нехорошие. А что, логично. Представь: хорошо слежавшийся слой отходов от человека и его деятельности высотой метров десять. А сколько глубиной - никто и не знает. Да плюс радиация, дождики наши кислотные, да микробы-бактерии. Вот и получилось, что народ отсюда начал потихоньку сваливать. Разнося по свету жуткие истории из жизни Свалки. У нас их
Ленька одно время даже коллекционировал. И с удовольствием рассказывал на сон грядущий. Примеры? Ну вот классическая легенда о том, как на Сему Педального напала сырокопченая колбаса. Или… Да зачем далеко ходить! Вот вам, пожалуйста: Давленые Контейнеры. Когда мы их нашли, года три назад, не меньше, никакими они давлеными еще не были. Просто старые контейнеры стояли, основательно распотрошенные да цветоедами потравленные. А потом приходим однажды - мама родная! - ну словно стадо слонов тут танцы на крыше устраивало. Поди теперь гадай, у кого силищи набралось так железо помять.
        Ну вот, уважаемая публика, пока я вас тут развлекал всякими древними историями, у нас, похоже, начались проблемы.
        Двоечник, Цукоша и Стармех уже скрылись в контейнере. Хорошо было слышно, как они там шуруют в темноте: что-то упало, глухо стукнуло, Дима выругался. Ленька уже занес ногу, чтобы последовать за ними, но… В этот самый момент из-за рядом стоящего контейнера - раньше, помнится, он был голубого цвета - вышли трое. Нисколечко не похожие ни на прежних миляг-свалочников, ни на больных простачков, описанных Двоечником. Крепкие, коренастые, с красными обветренными рожами мужики стояли и без малейшего выражения смотрели на нас. Вомбата поразили их основательные рукавицы и неописуемых размеров боты на толстой подошве.
        Тут из-за спин этих троих появился и четвертый. Улыбающийся во весь рот, он широко раскинул руки в стороны, словно вот-вот полезет обниматься. Не полез. Даже с места не сдвинулся. И не, меняя радостного выражения на лице, скрипуче проговорил:
        - Иметь мой лысый череп! Вомбат! Ты, старый хрен? Вот так встреча!
        Итак. Позвольте представить: Степа-Редкозуб. Самая большая местная сволочь. Честно говоря, мы его похоронили уж года полтора как. Причем здесь же, на этом самом месте. Инцидент тут один случился, так, рабочие разборки. Нам тогда пришлось срочно улепетывать. Но зарево было видно на расстоянии двух дней пути. Мы и решили, что Степе с его бандой конец пришел. Так ты ж смотри - живой. Неприятная ситуация. Хотя бы потому, что мы опять на его территории оказались. Нет, конечно, никаких договоренностей с ним у нас не было. Просто неэтично. Получается, что мы здесь, как мелкие мародеры, чужие контейнеры потрошим.
        - Здравствуй, Степа, - выдавил из себя Вомбат, незаметно давая сигнал Леньке: вызывай наших.
        - Здорово, здорово, - тепло отозвался Степа. - Со свиданьицем, ворюга. Чего приперся?
        Славный парень. Сама доброта. Редкозубом его, кстати, не зря прозвали. Зубы у него действительно редко растут. Ходили тут красивые слухи, что зубы ему, через один, сам Длинный Мохаммед при жизни вырвал. Да врут скорее всего. Длинный Мохаммед на такую тонкую работу не способен.
        Из контейнера, отряхиваясь, вылезли Стармех с Цукошей. Живо оценили ситуацию, встали поближе к Командиру. Дима ненавязчиво уже автоматом поигрывает. Наше самое большое преимущество перед Степиными молодцами в том, что у них огнестрельного оружия нет. И не было никогда. Сейчас в принципе можно еще развернуться и уйти. Жаль только, что это не в наших правилах. И первым, конечно, вылез Стармех.
        - Как здоровье, Редкозуб? - гаркнул он. - Не беспокоит?
        - Вашими молитвами, - ответил Степа, не переставая улыбаться. Честно говоря, Вомбату это Степино добродушие переставало нравиться. Факт: какую-нибудь пакость замышляет. Командир на всякий случай огляделся. Нет, обойти нас тут негде.
        - Че башкой вертишь, козлина? Страшно небось?
        Заводится, падла. На конфликт напрашивается. Очень странно. Что он, не понимает, что у Димы сейчас нервы не выдержат?
        Степа шумно вытер нос рукавицей и обратился как раз к Стармеху:
        - Как поживаешь, Димон? Чего не заходишь? Я уж, грешным делом, решил, что тобой давно говноеды пообедали… - Стармеха аж передернуло от такой наглости. Он не спеша поднял автомат. - Фу, фу, фу! Какие мы обидчивые! - Степа замахал руками.
        Курточка у него славная. Говорят, из человечьей кожи. И шапочка из шкурки любимого кота. Да, да, правда, года три назад Редкозуб себе котика завел. Хорошенького, почти домашнего. На плече все время таскал. А потом как-то раз осерчал сильно, ну, и… В общем, теперь в виде шапки носит.
        Стармех не успел выстрелить. Ноги его как-то странно подкосились, и Дима, роняя автомат (!), свалился на замлю, вопя от боли. Что за черт! Вомбат не успел удивиться, как в тот же момент и с теми же симптомами попадали Азмун и Ленька. Он еще успел глянуть себе под ноги, увидел странную белесую слизь… Ощущение было такое, словно злющая собака со всей дури вцепилась в икры. То есть получается - две злющие собаки. Черт побери! Я уж и забыл, что такая боль в природе бывает! Последнее, что слышал Вомбат, был удовлетворенный голос Степы:
        - Вяжи их, ребята.
        Да и первое, что услышал, когда очнулся, был тот же поганейший скрип:
        - Чисто сработано. Проверь еще раз руки.
        Руки Вомбат проверил сам. Связано было на совесть, так, что кисти уже занемели. Ног не было. То есть при визуальном осмотре они наличествовали. Являлись, как обычно, продолжением тела. Но ни на какие команды мозга не откликались. Так, валялись рядом. Пара бесчувственных бревен. Было довольно темно, и Вомбат предположил, что находится в одном из контейнеров.
        Рядом застонали. Повернув голову, Вомбат увидел лежащего Стармеха. Глаза его были закрыты, лицо исказила гримаса боли.
        - Дим, слышишь меня? - позвал Вомбат.
        - Ммм… - отозвался Стармех. Далее последовало длинное убойное ругательство.
        - Молодец, молодец! - захохотал Степа. - Вижу, что живой.
        Вомбат попытался сесть, но из этого ничего путного не получилось. Он смог лишь немного приподняться. Увидел сидящего Редкозуба и еще одного краснорожего. Стармех продолжал ругаться.
        - Ладно, ладно, угомонись. - Степа встал и подошел к лежащим. Наклонился над Вомбатом. Пахнуло гнилыми зубами и какой-то едкой химией. "Агрессивная органика" - всплыли в памяти Санины слова. Похоже, мы что-то прошляпили. - Ну, что, ребятишки, дальше ругаться будем или о деле поговорим?
        - Какие у нас с тобой дела, дуст поганый? - прохрипел Дима.
        - А вот мы сейчас это и выясним. - Степа присел на корточки, весело глядя поочередно то на Вомбата, то на Стармеха. - Ножки-то болят? - Не дожидаясь ответа, покивал:
        - Болят, болят, знаю. Но это ничего, парень, ты потерпи немного, через денек-другой они отвалятся и болеть перестанут. - Вомбат, холодея, понял, что Редкозуб говорит чистую правду. - Жалко ножки, да? Ну, так что - будем разговаривать?
        - О-о-о… - Внезапный вой, возникший справа, заставил всех вздрогнуть. Неужели Ленька? "Странно, - подумал Вомбат, - у меня-то ничего не болит".
        - Чего тебе надо? - стараясь говорить спокойно, спросил он.
        - А ты подумай. Ты ж у нас догадливый. - Степа демонстративно обернулся. Мордатый мужик вяло поигрывал стармеховским автоматом.
        - Оружие? - сообразил Вомбат.
        - Умничка! Голова! Не зря в командирах ходишь!
        - Забирай, - понимая, что говорит глупость, сказал Вомбат.
        - Забрал уже.
        - Тогда чего еще?. - Вот именно: еще! Маловато, говорю, будет.
        - Где ж я тебе еще возьму? - как можно более искренне удивился Вомбат.
        - Там, где сам берешь. Я тебе не идиот, чтобы таких простых вещей не понимать. Почему это? Когда вас, говнюков, ни встретишь, вы все с пушками ходите. А вывод простой: выходит, места знаете. Так ты не жмотись, командир, позаботься о ближнем.
        - Какой ты мне ближний… - Вомбат умирал от унижения. Какая-то сволочь ему, лежачему, диктует условия.
        - А я не о себе говорю. - Степа повернул голову, с жалостью глядя на Стармеха. - Жалко пацанчика. Через денек-другой ему уж никакой Айболит не поможет.
        - А какие у меня гарантии, что ТЫ поможешь? - Медленно спросил Вомбат, лихорадочно соображая, можно ли выпросить у Квадрата оружие для этой скотины.
        - Мое честное слово! - торжественно провозгласил Степа. - Зуб даю!
        - То-то ты их уже нараздавал… - не удержался Вомбат. Краснорожий мужик у выхода заржал басом. В то же мгновение Степа оказался рядом с ним и коротким ударом сверху по носу вырубил чересчур смешливого подчиненного. После чего повернулся и зло сказал:
        - Напряги свои кумекалки, командир. А то через пару дней без команды останешься. Я - человек добрый. Тебя не трону. Только задницу надеру и отпущу на все четыре стороны. Пусть тебя твоя совесть загрызет. - Постоял немного, снова разулыбался:
        - Ну, так что - решать будем или вам посоветоваться дать?
        - Мы подумаем, - с усилием выговорил Вомбат.
        - Думайте, думайте, не будем мешать. - Степа удалился, сплевывая через плечо.
        Вомбат, извиваясь всем телом, умудрился сесть.
        Осмотрелся.
        Ежкин кот! - сказал бы Пурген. Ну мы и вляпались! Даже и не припомнишь, когда видел свою Команду в столь плачевном состоянии. Цукоша все еще лежал без сознания, Стармех скрипел зубами, по Ленькиному лицу катились слезы. Стоп, ребята. Стоп. А где же Двоечник? Что-то я не видел, чтобы он из контейнера вылезал. На миг шевельнулась безумная надежда, что Сане удалось сбежать, но тут же угасла. А что толку? Чем нам Двоечник поможет? Даже если и убежал, сидит небось где-нибудь в лесу и плачет. А скорей всего с ним уже Степа разобрался. Нет, тоже не проходит: в таком случае Редкозуб наверняка бы похвастался первым трупом.
        - Леня, - тихо позвал Вомбат, - ты можешь до Цукоши дотянуться?
        - М-могу… - еле слышно ответил Пурген.
        - Пошевели его, поговорить надо.
        Сердце, конечно, на части рвется, когда на мужиков таких глядишь, да и Азмуна можно было пожалеть, не трогать, но сейчас именно его мнение нам необходимо.
        Цукоша очнулся с ревом молодого слона. А по части ругательств, кажется, переплюнул даже Стармеха. Интересно, Степа нас подслушивает? Хорошо бы.
        - Азмун, - позвал Вомбат, выслушав все эпитеты в адрес Редкозуба, - ты можешь хоть приблизительно сказать, чем это нас так шарахнуло?
        - Ммм… - промычал Цукоша что-то невразумительное.
        - Не знаешь?
        - 3-знаю… Не зря мне ноги снились… - Доблестный наш доктор всхлипнул и снова принялся ругаться.
        - Хватит, хватит, побереги силы. Нам еще отсюда выбираться нужно. Скажи лучше: что это?
        - Стекловата, - прохрипел Азмун.
        - Как? Обыкновенная стекловата?
        - Да уж… обыкновенная. Была. Мы ее с Зеленым только один раз около ТЭЦ видели. Двоих тогда живьем съело, пока остальные расчухали, что к чему. Ох, и орали они…
        - Что значит - съело? - Вомбат, если честно, первый раз слышал о какой-то там хищной стекловате.
        - Ну, не съело, а как бы через все тело стекло проросло…
        - Не понял я чего-то. А мы тогда почему еще живы? - Вомбат предпочел умолчать о том, что у него в данный момент и ноги-то не болят.
        Цукоша заворочался, громко матерясь, а потом неуверенно сказал:
        - Я что-то слышал… Что нашлись умельцы, могут этой дрянью как-то управлять. Вот, похоже, Степа как раз один из них.
        - Что значит - управлять?
        Ох, и пошлет меня сейчас Азмун с моими вопросами. А что поделаешь? Надо как-то выкручиваться.
        - Не зна-аю… Я ж сам не видел, только слышал. Блин горелый, больно как… У меня почти до колен все как на куски разрезано. А у тебя, Лень?
        - У меня только до щиколоток, но и от этого мало радости. Стармеху, кажется, больше всех досталось… Вишь, как мучается, бедняга…
        - А сделать с этим что-нибудь можно? - перебил Вомбат вечер коллективной жалобы.
        - Можно, можно. Ванночки из плавиковой кислоты очень помогают.
        - Вот деятель, сам от боли загибается, а еще и острить успевает.
        - А если серьезно?
        - А если серьезно, то у меня в аптечке есть одна штука. Не совсем то, но попробовать можно. Только бы еще аптечку найти, да умельца, чтоб прямо в бедренную артерию вколол. - Тут, видимо, боль вцепилась в Цукошу с новой силой, потому что он замолчал и укусил рукав куртки.
        - Командир, а, может, фиг с этим Редкозубом, принесем ему оружие? - малодушно предложил Пурген.
        - Нет, - твердо ответил Вомбат, стараясь не глядеть на Стармеха. Тому и правда было хреновей всех. - Я лучше сам ему остальные зубы повыдергаю. Медленно и по одному.
        - Ага… - еле выдавил Стармех. - Ты его поймай сначала.
        - Вы что - охренели все? - чуть не крикнул Вомбат. - Эту падаль с собой в Квадрат поведете?
        - Ты считаешь, лучше здесь от боли подохнуть? - так же, в крик, ответил Стармех. - В Квадрат его, положим, никто не зовет, а парочку автоматов дать можно… Вомбат чуть не задохнулся от бешенства. Щенки! Он уже было открыл рот, чтобы приложить хорошенько раскисших мужиков, но в этот момент в просвете двери снова появился Редкозуб. Один, без сопровождающих.
        - Посовещались? - спросил он. И столько в его голосе было жирной уверенности, что сейчас ему начнут выдавать оружие пачками, - Вомбат от ярости чуть на ноги не вскочил. - Что решили?
        Нельзя не признать, что даже такой искушенный негодяй, как Степа, слегка обалдел от последовавшей затем тирады Вомбата. Он стоял, хлопал глазами и, не перебивая, слушал. Вомбат остановился сам и только тогда, когда увидел, что Редкозуб уже совершенно опомнился и даже получает удовольствие от его брани.
        - Отлично! - похвалил Степа. - Мне понравилось. Особенно подробности моей личной жизни с быстряками. Ну, с тобой, командир, все ясно, твое мнение я выслушал. А что твои солдатики скажут? - Вомбат было открыл рот, чтобы продолжить, но тут заметил, как Степа сунул руку в карман. Неуловимое движение - и Леня, Стармех и Цукоша зашлись в одновременном зверином вое. - Нравится? - Подмигивая, спросил Степа у Вомбата. - Хочешь, подарю? - На этот раз никакого движения Вомбат не заметил, но все мгновенно стихло. Цукоша, похоже, остался лежать без сознания. - Ладно, ребятки, еще чуть-чуть дам вам подумать, только вы уж не ссорьтесь, ладно? - Степа вышел.
        - Ты видел? - обратился Вомбат к Стармеху. - Он правда этой фигней управляет.
        - Ничего я не видел… - процедил Дима сквозь зубы. - Я сейчас сам себе ноги отгрызу…
        - Спокойно, Стармех, спокойно. Нельзя так. Нужно что-нибудь придумать… - Вомбат старался говорить как можно уверенней. - Не может быть, чтобы нас так просто сломали. Представь, как мы своими руками Редкозубу Квадрат сдаем, отвлекись хоть немного и представь…
        Ох, не знаю я, чего он там себе напредставлял. Ежу понятно, что адские боли активизируют фантазию только в одном направлении - "чтобы я сделал, попадись мне Степа в руки", так ведь?
        - С-сволочь… - Цукоша пришел в себя. - Где моя аптечка?…
        - Вообще-то аптечка у меня, - раздался робкий голос из темного угла. - Но я боюсь, что не смогу найти бедренную артерию.
        Мужики хором вздрогнули и уставились в угол. Из-за кучи наваленных там мешков появилось бледное испуганное лицо Двоечника. Испуганное, но не искаженное болью. Но самое главное: Саня спокойно стоял на своих двоих!
        - Са-анька! Ыи-и-их, трах-тара-рахх! - шепотом заорал Стармех. Где бы записать? РАДОСТЬ ДИМЫ ПРИ ВИДЕ САНИ! - Ты живой? Где ты был, поганец? Ползи сюда, я задушу тебя в объятиях!
        - Потом, - небрежно ответил Двоечник. - Я все слышал. Нам, кажется, надо спешить.
        - Спешить, солнышко, конечно, спешить! - Дима изогнулся, как червяк, глядя на Вомбата:
        - Видал проныру?
        - Саня прав, церемонию встречи отложим на потом. Цукоша, командуй! - Вомбат молил только о том, чтобы Степа не поставил своих молодцов подслушивать.
        - Второй боковой карман, на синюю пуговицу застегнут, - скороговоркой начал Азмун, - там должны быть две ампулы, в тряпочку завернутые, шприц - где обычно…
        - Где - обычно? - переспросил Саня, копаясь в аптечке.
        - Стерилизатор маленький, на дне валяется, иглу потолще бери, каждому по два кубика коли, должно хватить… - Цукоша даже не смотрел в его сторону, бормоча все быстрее и быстрее, глядя в потолок.
        - Есть! Нашел! - воскликнул Саня. "Потише! Потише!" - хотелось крикнуть Вомбату. - Что дальше делать?
        - Ползи сюда, развяжи мне руки.
        - Не надо развязывать, - жестко перебил Командир. - Просто покажи ему, пусть сам колет!
        - М-м-м… - Цукоша замотал головой. - Л-ладно, черт с тобой…
        Вомбат, лежа на боку, наблюдал за возней Сани. Полминуты они тихо переругивались с Азмуном, наконец раздался сдавленный хрип и два голоса одновременно сказали:
        - Есть!
        - Следующий, - зачем-то скомандовал Вомбат, но Саня и без его указаний уже полз к Стармеху. На этот раз все обошлось гораздо быстрее и тише.
        Дима только и спросил:
        - Это скоро подействует?
        - Минуты две-три, - заверил Цукоша. Двоечник еще не успел закончить с Леней, а мужики уже начали обсуждать план освобождения.
        - Главное - это Степу вырубить, - утверждал Вомбат. - У него в кармане какая-то кнопка есть, он с ее помощью нашими ногами управляет.
        - Ну, насчет Степы особо волноваться не надо, - покашляв, заявил Азмун. - Я, кажется, на него управу знаю.
        - Как?!
        - Да так, есть одна мысль. Вы вот что, мужики. Лежите пока смирно, Санька, спрячься, а когда Редкозуб придет, делайте все, как я. Только не сразу, а постепенно подключайтесь, ладно?
        - Лад… - попытался ответить Вомбат, вздрагивая от укола. - Извини, Саня, я потом тебе удивляться буду, сейчас просто времени нет.
        Тут, как по сценарию, явился Степа. Как будто подглядывал и увидел, что все процедуры благополучно закончились. Стармех с готовностью принялся стонать на разные лады, Ленька притворился, что лежит в отключке.
        - Ну что, командир, уговорили тебя? - Руки у Степы, слава Богу, были не в карманах.
        - Да, в общем… - Вомбат не знал, что там задумал Азмун, поэтому мямлил что-то невразумительное. - Наверное, попались мы, Степа…
        - Ой-ой-ой! - вдруг запричитал Цукоша. - Ой, как больно! - Он умудрился каким-то образом приподняться и теперь почти сидел, раскачиваясь. - Ой, больно, о-ой…
        - Ладно, ладно, потерпи, толстый, сейчас с вашим командиром кое-что обсудим, и выйдет тебе облегчение… - пообещал Степа.
        Азмун, как будто и не слыша, продолжал раскачиваться.
        - Ы-ы-ы, больно! - Так. Это уже Стармех присоединился. И тоже стал раскачиваться. Синхронно. Вомбат понимал, что ему в этом спектакле не стоит принимать участия. Редкозуб, похоже, точно знал, что у командира ноги не болят. И чего это он вдруг замолчал? Теперь уже и Ленька, стукаясь головой о Димино плечо, подключился к представлению.
        Степа постоял немного молча. Потом побледнел. Глаза его сделались пустыми, закатились. Он и сам начал качать головой в такт мужикам. Довольно быстро лицо его посинело, тело выгнулось страшной дугой… Он упал. Вомбат хорошо видел, как изо рта у Степы потекла струйка крови.
        - Саня! - позвал Цукоша, останавливаясь. - Вот теперь можно и руки развязать.
        Разговоров хватило на полночи. Красный веселый Двоечник прихлебывал разбавленный спирт из стармеховской кружки, чуть заплетающимся языком рассказывал в сотый раз, как потерял сознание в самом начале, еще будучи в контейнере. И как, придя в себя через несколько минут, видел и слышал, как нас вязали и несли. Как проследил за Степой, как прихватил с собой аптечку… Потом в разговор вступал Цукоша и тоже в сотый раз объяснял, как он догадался, что Редкозуб - эпилептик, и для того, чтобы вызвать припадок, достаточно было сконцентрировать его внимание на каких-либо ритмичных движениях… А Дима злился, что Вомбат не разрешил взять ту маленькую плоскую коробочку, которую нашли в кармане у Степы.
        - Зря ты, командир, надо было взять, - нудил Дима, - такое оружие классное. Ткнул кнопочку - и все лежат.
        А Вомбат только усмехался да качал головой: не-е, Дима, каждому свое, у тебя есть автомат - вот и держись за него покрепче, а на чужие погремушки не заглядывайся, здесь у нас каждому - свое. Леня пытался подвести физическую базу под историю со стекловатой.
        - Я думаю, - говорил он, еле ворочая языком, - что тут все дело - в направленном росте микрокристаллов, индуцируемом локальным излучением. Или полем. Наука! - Глаза у него закрывались. - Я вот только одного не понимаю: как это Саньку не тронуло? А? Санька! Ну-ка, колись! Почему у тебя нож-жки не болели?
        - Да все просто, ребята, - отвечал счастливый Двоечник, прикуривая от стармеховской сигареты и кашляя, - я перед выходом себе в ботинки осиновых листьев наложил…
        Глава первая
        ЮРИЙ АДОЛЬФОВИЧ
        Юлия Марковна расстроенно смотрела в окно. Даже спина у Юрия Адольфовича была недовольная. Так и есть: не обернулся. Не помахал рукой. Автоматически перетирая чашки, она пыталась разобраться, в чем же причина столь дурного настроения мужа? Проворно двигаясь по квартире, Юлия Марковна ни на секунду не переставала думать. Тридцать с лишним лет, прожитых с Юрой, сделали ее крупным специалистом, правда, в одной области, а именно - в "психологии родного мужа".
        - Не забыть выстирать тюль… - бормотала Юлия Марковна, легкими шагами пробегая по гостиной. А в голове в это время уже выстраивалась очередная цепочка предположений: тюль, стирка (Юра всегда волнуется, когда я одна снимаю занавески, он знает про мои частые головокружения, даже белье не дает вешать), гости (может быть, я зря перед выходом так настойчиво напоминала ему о гостях? Юра не любит гостей. Говорит, что они мешают ему общаться с домом… Правда, правда… Человек, треть жизни проведший в гастролях и разъездах, должен особенно ценить домашний очаг). Гости… Наверное, причина все-таки в них… Господи! Юлия Марковна даже руками всплеснула. Тесто! Тесто еще не поставлено!
        И вновь, ловко насыпая, просеивая муку, замешивая тесто, она с почти маниакальным упорством обдумывала, разбирала, просеивала утреннее поведение мужа. Особенно странным казался его внезапный взрыв раздражения за завтраком. Господи, ну, конечно, домашнее варенье лучше покупного, кто же спорит. Но этот импортный джем тоже довольно приятный на вкус. Юлия Марковна не поленилась, подошла к холодильнику и достала оттуда симпатичную пузатенькую баночку. Умеют упаковывать, ничего не скажешь. М-м-м, а какой приятный запах… И вовсе не похож на запах зубной пасты, с чего это Юраша решил? Даже обидно: Юлия Марковна специально держала этот джем для торжественного случая. Летом еще получила в жилконторе гуманитарную помощь: две футболки (Аленочка их с удовольствием носит), джем вот этот, вишневый, и килограмм риса. Юлия Марковна любила получать гуманитарную помощь. И никогда не поддерживала разговоры в очередях, когда неблагодарные бабуси поливали грязью зажравшихся капиталистов, а потом, сгибаясь под тяжестью сумок, тащили домой то, что эти самые капиталисты не доели…
        К трем часам Юлия Марковна, как всегда не суетясь, переделала почти все домашние дела, но причину недовольства мужа так и не вычислила. В семь минут четвертого она насыпала пшена в птичью кормушку на окне. В тринадцать минут четвертого села к телефону.
        - Сима? Добрый день, дружочек. Как ваши дела? Как Танюлька? - Привычно невнимательно выслушивая полную информацию о состоянии здоровья рахитичной Танюльки, Юлия Марковна придирчиво осматривала комнату. Шторы пора новые покупать, а денег нет… Цветы на подоконнике надо, пожалуй, немного раздвинуть, а бегонию на шкафу поменять местами с аспарагусом. - …Да, да, моя милая, конечно, попробуйте тушеную репку… - Ни один самый тончайший психолог не уловил бы в интонациях Юлии Марковны раздраженного нетерпения. И далее, тот же самый психолог наверняка пришел бы в полный восторг от последовавшей далее изящной комбинации. Дело в том, что пресловутая Сима (неопределимо дальняя родственница Юрия Адольфовича) со своей Танюлькой (невоспитанным диатезным чудовищем двух с половиной лет от роду) активно собирались в гости к Бляхманам. И именно сегодня. И этого никак нельзя было допустить. Почему? Во-первых, присутствие постороннего человека при столь интимном событии, как знакомство родителей будущих супругов, само по себе неэтично. Ну а, во-вторых, Юлии Марковне вполне достало женской интуиции, чтобы оценить, как
невыгодно будет смотреться ее не самая обворожительная в мире дочь на фоне крепкой щекастой Симы. В присутствии которой даже Юрий Адольфович позволял себе довольно смелые шутки (что-то насчет лета в деревне и любви на сеновале). Никто, конечно, не думает, что Аленочкин избранник откажется от женитьбы, увидев пышущую здоровьем Симу, но… (Юлия Марковна мудро покачала головой) жизнь показывает: чем меньше провоцируешь мужчин, тем лучше.
        При всей внешней хрупкости и несколько даже показной ранимости эта женщина была поразительно крепка и воинственна. В доперестроечные времена, например, Юлия Марковна могла зайти в мясной магазин на Загородном, 26, и без блата, без единого крика и намека на скандал, играючи довести продавца до полного озверения, но получить полтора килограмма говяжьей вырезки. "Я - оптимист!" (именно так, в мужском роде), - гордо заявляла Юлия Марковна, пристукивая по столу маленьким сухоньким кулачком. При этом настольной книгой у нее был "Справочник фельдшера", а любимой телепередачей - "Катастрофы недели". "Люди - наше главное богатство!" - любила декларировать она, добавляя изрядно протухший девиз романтиков-коммунистов: "Добро должно быть с кулаками!" И тут у некоторых окружающих почему-то закрадывалось подозрение, что эта хрупкая дама (при всем своем оптимизме и гуманизме), застигнув на улице мальчишку, мучающего кота, вполне могла бы (защищая животное!) проломить башку ребенку. Человек поинтеллигентней заметил бы еще, что именно таких теток (простите, женщин) любил рисовать король карикатуры Бидструп.
        - …Конечно, конечно, Сима, обязательно дам вам эту выкройку, - продолжала меж тем Юлия Марковна, - но, к сожалению, дружочек мой, не сегодня. Нет, нет, и именно по этому вопросу я вам и звоню. Видите ли, мой хороший, мы сегодня ждем таких, я бы сказала, деликатных гостей… - Мгновенно сообразив, что деревенская Сима сейчас надумает себе невесть что, Юлия Марковна поспешила объясниться:
        - Вы, Симочка, наш близкий человек, поэтому вам я могу открыться… - Паузу, подержать паузу, чтобы до Симы дошел смысл сказанного комплимента. - Одним словом, у нас сегодня помолвка. - Здесь Юлия Марковна смущенно кашлянула, сделав вид, что невольно допустила бестактность, употребив непонятное простой девушке слово. И быстро пояснила, переходя на привычные русские термины:
        - Одним словом, к нам сегодня Аленочку сватать придут! - На другом конце в трубке прозвучало длинное "о-ох!", лишь отдаленно передавшее зависть невезучей матери-одиночки ко всем абсолютно сватовствам. - Так что вы уж не обижайтесь, дружочек, но мы вас с Танечкой ждем как-нибудь в другой раз. Да и Юрий Адольфович тоже будет очень рад… - Прожурчав, как хорошо выученную скороговорку, всю эту дамскую белиберду, Юлия Марковна распрощалась с Симой, совершенно довольная собой.
        Положив трубку, она тут же снова сняла ее и набрала номер близкой подруги.
        - Клепа? Здравствуй, это Люка. - Пожилые дамы при общении друг с другом обычно прочно держатся за свои девичьи прозвища. - Я к тебе не по делу. Я просто поболтать. У тебя есть минутка?
        Удивительная удача! У Клепы нашлась даже не одна, а целых сорок минуток. Передавать дальнейший разговор не имеет ни малейшего смысла. Так, стандартная смесь телевизионных сериалов и недомоганий женщин старше шестидесяти.
        Ох, и намучился Юрий Адольфович со своим отчеством, ох, намучился… Даже не так сильно, как с фамилией. Ну подумаешь, Бляхман… При наличии здорового чувства юмора Бляхманом даже легче быть, чем тривиальным Рабиновичем. Но вот отчество… К сожалению (а может быть, и нет), в семье Юрия Адольфовича главным достоинством считалась деликатность (принимавшая порой несколько болезненные формы). Именно поэтому ни маленький Юрочка, ни угловатый ершистый подросток Юра, ни уже взрослый Юрий Адольфович так ни разу и не задали тот обидный, свербящий, мучительный вопрос: почему? Хотя, кого спрашивать? Расставив по местам все даты, любой здравомыслящий человек поймет: НЕ у кого было спросить, почему тишайший историк Бляхман, сгоревший в печи Освенцима, и "крестный отец" этой самой печи Гитлер носили одно имя.
        Юрий Адольфович вышел из лифта и еще несколько минут стоял у подъезда, пытаясь отдышаться. Больное сердце не позволяло ему пользоваться лестницей, а обостренное обоняние заставляло задерживать дыхание в лифте. Сколько секунд спускается лифт с одиннадцатого этажа? Вот ровно столько времени и оберегал Юрий Адольфович свой чувствительный нос от застоявшихся общественных миазмов. Как все-таки странно: дом их довольно новый, благополучный, публика, судя по всему, проживает интеллигентная. А вот в лифте всегда пахнет черт знает чем! Вот и сегодня, например, не успел вовремя задержать дыхание и - пожалуйста! - стой теперь и борись с подступающей дурнотой. Потому что в лифте, похоже, ночевал целый цыганский табор. С грудными детьми и лошадьми.
        В метро заходить категорически не хотелось. Поэтому Юрий Адольфович, минут десять нерешительно помаявшись на остановке, предпочел мраморным вестибюлям метрополитена жаркую тесноту троллейбуса. В отличие от Юлии Марковны, ее муж был честным и покладистым пессимистом. Если бы вдруг какому-то дотошному исследователю пришло в голову сравнить супругов Бляхманов - по всем пунктам, начиная с режима сна и кончая любимой музыкой, - результат вышел бы поразительный. Невозможно поверить, чтобы настолько разные люди, как Юлия Марковна и Юрий Адольфович смогли прожить вместе более тридцати лет. Все их знакомые в один голос утверждали, что Бляхманы - идеальная пара. При этом оба супруга в глубине души всегда считали любовь чем-то далеким, несбыточным, не имеющим к их браку никакого отношения. Вот вам типичный пример крепкого союза порядочных людей, построенного на одном лишь уважении. Интеллигентный человек, он ведь как? Ему лопату в руки дай и очень убедительно скажи: копай. Он и будет копать. И день, и два, и десять лет, и тридцать. Гоня прочь пораженческие вопросы типа: а зачем копаю? И даже находя в самом
процессе массу удовольствия.
        Юрий Адольфович качался в троллейбусе, прижатый к стеклу шумной компанией. Он искренне надеялся, что все эти громкие молодые люди (визуально не разделяемые на юношей и девушек) окажутся студентами и через несколько остановок сойдут около университета. Не то чтобы Юрий Адольфович не любил молодежь. Ни в коем случае! Он часто и искренне восхищался их раскованным творчеством и бесшабашной любовью, каждый раз стыдливо признаваясь себе, что…ах, нет, нет, так бы не смог. Побоялся бы, застеснялся, да просто - в голову не пришло бы. Взять, например, и разрисовать живую голую девушку красками на глазах у всех… И все-таки на его тонкий, изнеженный вкус новое поколение было несколько резковато, что ли. Взять даже вот этих, рядом стоящих (теперь уже почти с уверенностью можно было сказать, что это - девушки). Одежда на них шуршала и скрипела, переливаясь невыносимыми синтетическими цветами. Говорили они слишком громко, что, впрочем, и понятно: во время беседы никто из них не удосуживался снять наушники плейеров. Опускаем здесь особое мнение Юрия Адольфовича о той музыке, что доносилась из этих самых
наушников. Но самое главное и самое неприятное. Они ПАХЛИ. Создавая вокруг себя непередаваемый коктейль из запахов молодых горячих тел (похоже, забросивших мыло и мочалку вместе с книжкой о Мойдодыре) и густых ароматов дезодорантов и жевательных резинок. Уф! Кто-то из пассажиров, видимо, догадался открыть окно. Ввиду отчаянной тесноты и крайне неудобной позы (Юрий Адольфович никогда не держался в транспорте за поручни - берег руки) он не смог повернуться и хотя бы взглядом поблагодарить благодетеля. "Кламц!" - в очередной раз плотоядно сказал компостер над ухом. Этого случайного звука и глотка свежего воздуха вполне хватило, чтобы полностью переключить внимание Юрия Адольфовича на собственные мысли.
        Не правы окажутся те, кто решит, что столь болезненная реакция Юрия Адольфовича на запахи объясняется принадлежностью, например, к редкой профессии дегустатора. Настоящая причина ее - всего-навсего проведенная недавно операция. Когда веселый молодой хирург с видом филиппинского хилера продемонстрировал вынутый из носа полип, Юрий Адольфович решил, что его разыгрывают. Не питая никаких иллюзий и вполне реально оценивая величину своего носа, пациент Бляхман все же никак не мог поверить, что такая огромная штука там могла поместиться. Первые несколько часов Юрий Адольфович ходил, наслаждаясь миром. Он глубоко дышал через нос. Он заходил в парфюмерные (да что там - парфюмерные! В обыкновенные, продовольственные!) магазины и пытался вспомнить давно позабытые запахи. Врач предупредил, что обоняние может восстановиться и не сразу. Через полдня оно восстановилось полностью. Но лучше бы оно этого не делало. К исходу первой недели Юрий Адольфович уже скучал по своему родному полипу и мечтал о тривиальнейшем насморке, способном хоть на время дать отдых несчастному носу. Мешанина запахов доводила его до
головной боли, мешая работе и отдыху. Юрий Адольфович стал понимать глухих, которые пользуются слуховыми аппаратами лишь в особо необходимых случаях. Носовой платок снова появился в его руках, но теперь уже как средство защиты от агрессивно пахнущего окружающего мира. На прошлой репетиции пришлось даже воспользоваться ватными тампонами - вторая скрипка Милешин в профилактических целях наелся чеснока…
        Ну, вот и проговорились. Хотя первая подсказка была уже в троллейбусе. Человек, который бережет руки, не вынимая их из карманов, может быть только… правильно, пианистом.
        Юрий Адольфович был не просто пианистом. Он был признанным виртуозом, мастером, из тех, чьи имена на афишах филармонии пишут большими красными буквами. Ну, может, еще чуть-чуть не дотягивал Бляхман до Рихтера и Плетнева, но это, как утверждали в один голос знатоки, было лишь делом времени.
        В каждой профессии, как известно, есть своя, четко определенная максимальная высота (или эталон, или главное испытание, достижение - здесь трудно правильно сформулировать). Каждый актер, стесняясь (или не стесняясь) банальности своего желания, все равно хочет сыграть Гамлета, альпинист - покорить Эверест, физик - получить Нобелевскую премию (или изобрести вечный двигатель? Надо будет спросить при встрече кого-нибудь из знакомых физиков), математик - м-м-м… не знаю… ну, скажем, доказать Большую теорему Ферма… Юрий Адольфович Бляхман стоял на пороге воплощения своей мечты. Сейчас он ехал в филармонию на репетицию Первого концерта Чайковского для фортепиано с оркестром. Даже при мысленном произнесении этого названия у Юрия Адольфовича перехватывало дыхание. Пропали, растворились, напрочь были позабыты не только отвратительное утреннее повидло, но и ожидаемые вечером гости, и повод, и жених, и даже дочь… Когда троллейбус (удивительно задумчивая и тряская "десятка") проезжал Большую Морскую, какая-то жуткая темная машина очень рискованно (чтобы не сказать - нагло) вклинилась справа, создав опасную
дорожную ситуацию. Юрию Адольфовичу чуть не стало плохо с сердцем от мысли, что вот именно сейчас с ним что-то случится и он не доедет, и не будет репетировать, и не сыграет лучший в своей жизни Первый концерт…
        …Как уже было однажды…
        В тот раз Юрий Адольфович не успел провести ни одной репетиции с оркестром. Да и решение об исполнении Чайковского было только что принято. И Бляхман, как солист, был только-только утвержден. Юлия Марковна, понимая всю праздничность момента, затеяла пироги к субботе. Лена приехала на два дня из какого-то молодежного дома отдыха. Женщины плотно оккупировали кухню, а Юрия Адольфовича отправили в Елисеевский за ветчиной. В семье Бляхманов всегда, даже в самые тяжелые времена, считалось хорошим тоном покупать деликатесы к празднику только в Елисеевском.
        Чудесным летним днем Юрий Адольфович вышел из парадного и двинулся к метро, чуть помахивая матерчатой сумкой. Юлия Марковна сама шила очень милые и практичные сумочки из обрезков тканей. Из всего того страшного дня Юрию Адольфовичу лучше всего запомнилась почему-то именно эта дурацкая сумка. И еще широкая красная рожа мужика, который шел ему навстречу, широко раскинув руки. Юрий Адольфович, которого никогда, естественно, не узнавали на улице, страшно удивился. К тому же лицо мужчины никакой радости узнавания не выражало. Господи, да как в банальном анекдоте: он просто нес стекло! Юрий Адольфович улыбнулся и приготовился обойти хрупкий груз справа. Но, как оказалось, справа же собрался его объезжать и подросток на велосипеде. Как эти трое (четверо, если считать велосипед) оказались в одной куче, никто потом толком рассказать не смог. Случаются в реальной, нашей с вами обыкновенной жизни такие навороты нелепостей, вспоминая которые потом кроме как плечами пожать ничего не получается. В один миг велосипедист сбил Юрия Адольфовича (так и просится пошлая рифма - "пианиста"). Который правильно падать не
умел никогда и поэтому, нелепейшим образом вытянувшись вперед (руки! главное - уберечь руки!), оказался прямо под ногами краснолицего мужчины. Стекло (стекла! стекла! их было три штуки - толщиной по 4 миллиметра каждое!) хрустнуло с кошмарным звуком (не стеклянным, а каким-то именно костяным звуком, который потом будет преследовать Юрия Адольфовича бесконечными бессонными ночами) и крупными кусками посыпалось вниз. Да, и еще в памяти Юрия Адольфовича накрепко засел истошный крик мальчика. И совершенно белая женщина, которая, что-то бессвязно приговаривая, пыталась примотать к его рукам отрезанные кисти. Все дальнейшее слилось в бесконечный кровавый кошмар, окончившийся лишь полтора года спустя в клинике Нейроцентра…
        К тому времени для Юрия Адольфовича корень «нейро» стал, кажется, ближе, чем какой-нибудь родной бемоль или диез. Потому что все врачи, занимавшиеся искромсанными руками пианиста, имели в названии своей профессии эти пять букв. Одну из операций даже снимали на пленку, как шедевр врачебного искусства. Юрий Адольфович, обалдевший от наркозов, с горлом, истерзанным трахейными трубками, краснея, благодарил докторов. Юлия Марковна стала, кажется, главным в городе покупателем цветов, конфет и коньяков. Но самым ужасным во всей этой истории было невыносимое противоречие, над которым Юрий Адольфович мучался длиннейшими больничными ночами. Смысл его был прост. Доктора - все, как один - гордились делом своих рук. И заслуженно! Потому что каждая жилочка, каждый тонюсенький нерв были аккуратнейшим образом подшиты на место прямо-таки с ювелирной точностью! Юрия Адольфовича показывали студентам и зарубежным гостям-нейрохирургам, с телевидения даже приходили: предлагали снять передачу об этом чуде восстановления. Его заставляли писать мелким почерком, укладывать спички в коробок, пришивать пуговицу (чего он
раньше никогда не делал), короче говоря, - выполнять тонкие и сложные операции. И все получалось! Особенной популярностью пользовалось в последней больнице (нет, еще до Нейроцентра) исполнение Бляхманом полонеза Огинского на раздолбанном пианино (неизвестно откуда взявшемся в медицинском учреждении). Никто не понимал, почему так страдальчески улыбается при этом известный пианист. Ведь то, в чем врачи видели чудо, для Юрия Адольфовича было настоящей трагедией! Он вовсе не собирался укладывать спички в коробок или до конца своей жизни пришивать пуговицы! Он хотел снова играть! Играть так, как раньше, когда весь Большой зал Филармонии вставал, как один человек, и аплодировал стоя…
        Увы. Таких чудес не делала никакая наука. Иногда по вечерам Бляхман прокрадывался к тому злополучному пианино и пробовал, пробовал, пробовал… Любая мало-мальски серьезная вариация - и пальцы вязко Путались в триолях, скрючивались после второго же такта шестнадцатых, не говоря уже о тридцать вторых… Юрий Адольфович отправлялся в свою палату, долго не спал, глядя в потолок, а назавтра снова приходилось старательно играть радость и восторг и пожимать бесчисленные руки, и принимать бесконечные поздравления, хотя внутри у него все кричало от отчаяния.
        На одном из медицинских семинаров, куда Юрий Адольфович был, как всегда, приглашен в качестве экспоната (он согласился прийти только с условием, что ЭТОТ будет последним в его медицинских гастролях), он встретил странного молодого человека. Тот внимательно смотрел на Бляхмана в течение всего семинара, а после окончания подошел и спросил сразу в лоб:
        - Вы чем-то сильно расстроены? Деликатный Юрий Адольфович начал лепетать, что-то насчет усталости. Молодой человек покивал, давая понять, что ни чуточки не верит в эту отговорку.
        - Я видел, как вы играете на пианино… - Юрий Адольфович понял, что сейчас просто разрыдается на плече у незнакомца. - Вы очень несчастны. - Бляхман молчал. Он не мог выговорить ни слова. - Вот вам телефон. Когда освободитесь, приходите ко мне, попробуем что-нибудь придумать.
        Юрий Адольфович не спал всю ночь. Под утро он окончательно решил, что молодой человек - просто начинающий карьерист и хочет еще раз пройтись скальпелем по многострадальным рукам пианиста и урвать себе кусочек славы. Наутро «карьерист» позвонил сам:
        - Клиника Нейроцентра, на Петроградской. Третье отделение. Сегодня, в двенадцать.
        Юрий Адольфович не посмел ослушаться и пришел.
        Молодой человек представился Игорем Валерьевичем, провел Бляхмана в ординаторскую, и тут у них состоялся очень интересный разговор.
        - Вы знаете, Юрий Адольфович, мне кажется, я знаю, в чем причина вашей печали, - сказал Игорь Валерьевич, барабаня пальцами по столу. - То есть я бы в жизни не догадался, но позавчера по телевизору показывали милый старый фильм. "Сказание о земле Сибирской", помните?
        Юрий Адольфович помнил. Судьба пианиста-фронтовика, уехавшего в глушь и написавшего симфонию о сибирской земле, давно не давала ему покоя. Сам он, к сожалению, был напрочь лишен сочинительского дара. Но полубезумная идея насчет глухой деревушки и старенького аккордеона уже давно витала над ним.
        Молодой и напористый Игорь Валерьевич словно с листа читал мысли Юрия Адольфовича:
        - Вы должны понимать, что в наше время такой выход, как бегство в деревню, неприемлем. Я бы хотел предложить вам попробовать лечение по моей методике.
        - Зачем? - удивился Бляхман. - У меня все хорошо. Руки работают.
        - Но все же недостаточно хорошо, мне кажется? Скажем, не так хорошо, как вам бы хотелось?
        - Я подумаю, - сказал Юрий Адольфович, только чтобы что-то ответить.
        - Не могу вам этого позволить, - странно отреагировал на эту фразу Игорь Валерьевич.
        - Чего?
        - Думать. Я вижу, вы почти отчаялись. Если вы будете думать и дальше, вы потеряете надежду. Тогда я уже ничем не смогу вам помочь.
        "Ерунда какая-то, - подумал Юрий Адольфович, - при чем здесь моя надежда?"
        - Взвесьте сами, - продолжал настаивать Игорь Валерьевич, - хуже вам уже не будет. Я не собираюсь резать ваши многострадальные руки. Но шанс снова стать хорошим, то есть выдающимся пианистом у вас появится. А?
        - Вы что - волшебник? - грустно улыбнулся Юрий Адольфович.
        - Почти, - серьезно ответил врач. На следующее утро Юрий Адольфович начал обживать очередную больничную палату и приноравливаться к очередной скрипучей, продавленной кровати в клинике Нейроцентра.
        Все здесь было необычным. И разношерстная компания больных - от истеричной дамы сорока (с бо-оль-шим хвостиком) лет до перекошенного инсультом актера. С руками (то есть с последствиями тяжелой травмы) был один Бляхман. Атмосфера в отделении действительно напоминала то ли преддверие Нового года, то ли настроение в очереди на прием к волшебнику. О самом методе лечения никто толком ничего сказать не мог. Но в одном все были единодушны: гипноз. Игорь Валерьевич использует гипноз.
        К Юрию Адольфовичу здесь особо не приставали. В первый же день Игорь Валерьевич тщательно осмотрел его с привлечением множества мудренейших приборов, каждый из которых светился своим цветом и выщелкивал свои цифирки. А дальше - ничего. Больше недели Юрий Адольфович бесцельно слонялся по отделению, собирая, ради развлечения, легенды о чудесных выздоровлениях. Юлия Марковна каждый раз, навещая мужа, делала большие глаза и страшным шепотом спрашивала, сколько все это будет стоить. Юрий Адольфович смущался, а советоваться с другими больными на этот счет не решался.
        Во вторник (это точно было во вторник, третьего марта, такие даты не забываются) Игорь Валерьевич сам вошел в палату к Бляхману и каким-то даже торжественным голосом пригласил того на "процедуру".
        Да. Это действительно очень походило на гипноз, как его себе представляет обыватель. Приглашение сосредоточиться, медленный, акцентированный счет до пяти и… глубокий сон. Который, как оказалось, продолжался около двух минут, но, как это не раз уже описано в популярной литературе, был удивительно ярок и наполнен странными событиями.
        Юрия Адольфовича разбудили и провели обратно в палату. Ничего не спрашивая. На следующее утро повторился сеанс обследования теми же приборами… И ни одного вопроса о самочувствии, никаких тестов со спичечными коробками, никаких пуговиц. Но если уж говорить откровенно, то и никакого улучшения.
        Вторая подобная процедура была проведена через день. Ах, простите! Важная деталь! Как раз накануне вечером у Юрия Адольфовича состоялся интересный и продолжительный разговор с Игорем Валерьевичем. Не о здоровье. О музыке. Измученный долгой разлукой со своей музой, Бляхман разговорился не на шутку, открывая далекому от искусства доктору поразительные тайны гармонии. Доктор слушал внимательно, не перебивая, лишь изредка уточняя значение непонятных музыкальных терминов. Прощаясь, он как-то удивительно проникновенно посмотрел Юрию Адольфовичу в глаза и твердо произнес:
        - Мы сами делаем свою судьбу. И очень часто все зависит только от силы желания. Завтра утром у вас - повторная процедура. - Он сказал именно «повторная», но Юрий Адольфович ясно расслышал "последняя".
        А еще через неделю Юрий Адольфович Бляхман, сидя за домашним роялем, исполнял сюиту для фортепьяно Арнольда Шонберга - сложнейшее по технике произведение, за которое тридцать с лишним лет назад он получил пятерку на выпускном экзамене в Консерватории.
        Слезы катились по его лицу, клавиши расплывались перед глазами. Но он ИГРАЛ! Рядом, на диване, беззвучно плакала Юлия Марковна. У окна стоял Игорь Валерьевич и, щурясь, смотрел на залив.
        За всеми этими воспоминаниями Юрий Адольфович не заметил, как вышел из троллейбуса, пересек Невский и проскочил мимо филармонии. Прошагал своими журавлиными ногами всю площадь Искусств и остановился, только почти упершись носом в решетку Русского музея. "Господи, куда это я?" - изумился своей рассеянности пианист и, неловко развернувшись, смущенно двинулся обратно.
        Двери пятого подъезда филармонии хлопали, не переставая. Дневная репетиция. Общий сбор. Через две недели - большая премьера. Привычно лавируя среди суетящихся коллег, никого не обделив своей вежливостью, Юрий Адольфович быстро шел к репетиционной. На две-три секунды подольше задержался около проходной.
        - Доброе утро, Клавдия Андреевна! - Удивленно потянул крупным носом. - Что ж это вы, никак курить на старости лет надумали? - И правда, очень странно: в стеклянной будочке было не продохнуть от табачного дыма.
        - Доброе утро, Юрий Адольфович, - приветливо отозвалась женщина. - Какой вы все-таки молодец! Все бодритесь, всегда с шуткой!
        Бляхман на всякий случай улыбнулся и прошел дальше. Кажется, они друг друга не поняли. На лестнице он встретил Дулькина - своего стариннейшего приятеля, знакомого еще по музучилищу. Оба спешили. Но даже на бегу переговоры и договоры о встрече в ближайшее время заняли не меньше десяти минут.
        В гардеробной переодевалось человек семь. Три скрипки возбужденно что-то обсуждали, стоя у открытого окна. Им казалось, что весь свой сигаретный дым они выдыхают на улицу. Теплый осенний ветер был другого мнения. Он носился за окном, порывисто заталкивая серые клубы обратно в комнату.
        - Здравствуйте - всем присутствующим! - громко поздоровался Юрий Адольфович.
        - Здравствуйте, здравствуйте… - Кто-то откликнулся сразу, кто-то - попозже, два или три человека не поленились встретиться с вошедшим взглядами, кивнули. Что поделаешь - большой оркестр в чем-то сродни коммунальной квартире.
        - Юрий Адольфович! Бляхман! - позвали из угла. - Вас Сергей Владиславович просил зайти! Прямо сейчас!
        - Спасибо, спасибо, иду. - Юрий Адольфович суетливо скинул плащ и даже не повесил, а просто бросил на стул и заторопился к двери. Сергей Владиславович - главный дирижер. И царь, и Бог, и низкий интриган, и великий примиритель, и строгий воспитатель, и главный обидчик большого людского муравейника, называемого оркестром. Если он вызывает кого-то лично, жди, уж если не неприятностей, то, по крайней мере, неожиданностей. То ли похвалит, то ли побранит. Может выделить единственную, чудом заблудившуюся путевку в санаторий, а может заставить сплетничать про первую скрипку.
        Вышагивая узкими коридорами филармонии, Юрий Адольфович готовился к этой встрече со все нарастающей внутренней дрожью. Он сердился на себя за эту слабость, раздраженно думал о том, что вот такие пустые переживания как раз и мешают истинному артисту сосредоточиться перед ответственной репетицией… Чуткий нос его задолго до нужной двери уловил тонкий запах одеколона Сергея Владиславовича. Такой, наверное, ни с чем не спутаешь.
        Комната главного дирижера находилась в конце длинного коридора, налево, в тупичке. Юрий Адольфович как раз собирался повернуть в этот самый тупичок… Но в этот момент странная, даже какая-то мистическая акустика филармонии (удивительно, но такие эффекты наблюдались не только в концертном зале, но и в жилых и репетиционных помещениях!) сыграла с ним дурацкую шутку. Юрий Адольфович услышал голоса. Почему-то он тут же остановился. И что еще более странно - стал прислушиваться. Минута проходила за минутой. Юрий Адольфович не мог стронуться с места, все сильнее и сильнее покрываясь краской стыда, - ведь он подслушивал! И одновременно сердце его билось слабее и слабее - от того, ЧТО он услышал. "Сейчас оно остановится, - равнодушно подумал Юрий Адольфович, прислоняясь к стене. - Ну и пусть. Так даже легче будет. Если оно само…"
        Два голоса - гулкие, но вполне различимые - вели спокойный разговор. И это спокойствие - полнейшее, ледяное, ах, нет, не ледяное, конечно, не ледяное, но какое, какое тогда? - было самым циничным в сочетании с тем, о чем шла речь.
        - …ну, так и что ж? Пусть играет. Техника у него отменная, - произносил один, густой и благостный (старший администратор Куракин, неудавшийся в юности трагический бас).
        - Да при чем здесь техника! - равнодушно, почти без восклицательного знака возмущался второй. Сергей Владиславович. Это его тон капризной дамы. Породивший в свое время немало грязных сплетен. - Если бы мне нужна была техника, я бы лучше Каскилаву позвал. Техника. Ты мне еще предложи вместо солиста компьютер поставить. Вот смеху будет! А главное - сборы, сборы какие! На стадионах выступать будем. Представляешь, афиша: Первый концерт Чайковского для компьютера с оркестром. - За стеной хихикнули, но не разобрать, кто. - Плесни мне коньяку, братец. Мне сейчас с ним разговаривать предстоит.
        - И что ты ему скажешь?
        - Ах, не знаю, отстань… - Ну и тон! Неужели все ползающие по оркестру грязные сплетни про отношения дирижера с Куракиным - правда? Юрий Адольфович удивлялся сам себе, что еще может о чем-то думать. - Но знаю одно: так у нас дело не пойдет.
        - А, по-моему, ты придираешься. Ну, подумаешь, Бляхман… Времена-то уже совсем другие.
        - Ты глупости говоришь. При чем тут фамилия? Не делай из меня антисемита. Он меня как солист не устраивает, понимаешь? - Голос Сергея Владиславовича вдруг стал нервным и горячим:
        - Нельзя такие вещи без души исполнять! Такой шанс раз в жизни дается! А он… Как болванчик деревянный, по клавишам - блям-блям, блям-блям…
        "Я умираю", - догадался Юрий Адольфович.
        - Но, Сережа, надо же понимать, человек после такой травмы…
        - При чем здесь травма? При чем? - по-бабьи взвизгнул дирижер. - Если он так гордится тем, что играет пришитыми руками, то пусть выступает в Военно-медицинской Академии, как медицинский уникум, а не как профессиональный музыкант! У меня здесь не музкружок при жэке!
        Далее слушать - а точнее, подслушивать - весь этот кошмар сил не было. Поняв, что умереть на месте ему не удастся, Юрий Адольфович решил уйти. Шатаясь, держась рукой за стену, он двигался по бесконечному коридору, моля только об одном: Господи, дай мне только выйти отсюда и никого не встретить. Уже внизу, почти на улице вспомнил, что оставил в репетиционной плащ, но одна только мысль о возвращении почти остановила измученное сердце. Слава Богу, бумажник не успел вынуть из пиджака. Ужас, ужас… Как добираться домой? Метро? Троллейбус? Нет, ни за что… Такси. Надо как-то поймать такси. У Юрия Адольфовича за всю его солидную жизнь опыт ловли такси был примерно таким же, как и охоты на слонов. Поэтому он сделал первое, что пришло в голову: вышел на Михайловскую (быв. ул. Бродского) и поднял руку. Первые пятеро водителей просто не восприняли этот на редкость неловкий жест как сигнал остановки. Двое остановились, но, поскольку человек с поднятой рукой не подходил и желания ехать не изъявлял, отправлялись дальше. Восьмой чуть не наехал на Юрия Адольфовича, выскочил из машины, коротко и крепко выругал
несчастного пианиста и тоже уехал. И только девятый водитель заподозрил в нелепом старике без плаща потенциального пассажира.
        - Куда едем, папаша? - спросил он, перегибаясь с водительского места к окошку.
        - Мне очень плохо, - невпопад ответил Юрий Адольфович. - Домой. На Васильевский.
        - Садись, - милостиво разрешил водитель, нимало не заботясь о том, что называет на «ты» постороннего пожилого человека.
        - Юраша, что случилось? - спокойно спросила Юлия Марковна, открывая дверь. - Где твой плащ?
        - Я его, кажется, забыл у Володи, - соврал Юрий Адольфович, удивляясь легкости, с которой ложь сама выскочила из него. То есть он и вправду был сейчас у соседа - Владимира Яковлевича. И почти четыре часа просидел, тупо уставившись в телевизор, лишь изредка подкладывая под язык новую таблетку валидола взамен истаявшей. Деликатнейший человек, Владимир Яковлевич не задал ни одного вопроса, увидев, в каком состоянии пришел Бляхман. Лишь пару раз обеспокоенно переспрашивал, не нужно ли чего посильнее, чем валидол.
        - Так сходи и принеси, - потребовала Юлия Марковна.
        - Потом, Юля, потом.
        - А почему от тебя пахнет валидолом? Тебе что - плохо?
        - Ничего страшного. Немножко прижало, но уже отпустило.
        Юлия Марковна немедленно встревожилась и сразу же позабыла о плаще. Судя по всему, из филармонии не звонили по поводу отсутствия Юрия Адольфовича на репетиции. Мысленное упоминание о филармонии тут же отозвалось сильнейшим уколом где-то под лопаткой.
        - Что с тобой? Вызвать «скорую»? Сердце? - Жена уже тащила Юрия Адольфовича в комнату, высоко поддерживая его под локоть, словно дружинник - пьяного хулигана.
        Юрий Адольфович покорно лег на диван. Голова его работала четко и ясно. Значит, так. Сразу он не умер. И, судя по всему, в ближайшее время не умрет. Выходит, надо смириться с тем, что боль теперь с ним будет всегда. Юрий Адольфович в который раз внимательно прислушался к себе. Боль была на месте. Но не тяжелой ношей, давящей на плечи, а жутким призраком, хоть и стоящим вдалеке, но так, что его, словно высокую колокольню, видно с любой точки. Что ж, будем учиться с этим жить.
        - Что случилось, Юраша? Тебя кто-то обидел? Вызвать "скорую"? - Юлия Марковна продолжала равномерно сыпать вопросами. "Нет, - решил Юрий Адольфович, - сейчас я ничего не буду ей говорить. Нельзя ее нервировать накануне такого важного события. - Он снова удивился своей непропавшей способности переживать за жену и дочь. - Завтра. Конечно, завтра". Юрий Адольфович попытался представить себе лицо жены, когда она услышит, что он уходит из филармонии. Нет. Завтра. Завтра.
        - Юленька, у меня сегодня была очень тяжелая репетиция, - спокойно и устало начал он. ("Очень, очень тяжелая!" - ехидно поддакнул внутренний голос.) - Я должен немного отдохнуть. Я полежу полчасика, а потом тебе помогу. Когда приходят гости?
        - В шесть, - подозрительно глядя на мужа, ответила Юлия Марковна. - Можешь полежать хоть часик. Но потом почисти мне картошки.
        - Хорошо, хорошо. - "Она что-то подозревает? Она уже все знает, - холодея, подумал Юрий Адольфович. - Иначе почему она просит меня почистить картошку? Последний раз я это делал в армии. Она проверяет меня. Если я соглашусь, значит, мои руки мне уже не нужны. Спокойней, спокойней. В любом случае, все разговоры переносим на завтра". Почему именно завтрашний разговор с женой казался ему менее страшным, чем сегодняшний, сказать трудно. Да и чего ему, собственно, бояться? Ведь дело касается только его. Юрий Адольфович вдруг с каким-то даже веселым ужасом нафантазировал себе, что завтра скажет Юле не о работе, а о том, что… уходит из семьи! К молоденькой флейтистке Наде Соломиной! Горячие мурашки пробежали по спине, Юрий Адольфович не выдержал и улыбнулся нелепости своей шутки.
        - Чего ты улыбаешься? - Теперь стал окончательно понятен тон Юлии Марковны. Так подозрительно ласково разговаривают с младенцем, насчет которого существуют серьезные сомнения: не накакал ли он в штаны.
        - Хорошо, Юленька, я почищу картошку, - ответил Юрий Адольфович, хитро глядя на жену.
        - Ах, Юра, ты мне всю голову заморочил! Я совсем не то хотела сказать! - Юлия Марковна всплеснула руками. - Я хотела сказать - не картошку почистить, а ковер пропылесосить!
        - А, по-моему, у тебя на кухне что-то сгорело, - сообщил Юрий Адольфович, поводя носом.
        - Да? - Юлия Марковна помчалась на кухню, а ее муж впервые понял, кого она ему напоминает. Домомучительницу из "Карлсона".
        Юрий Адольфович пылесосил ковер со скорбной улыбкой смертника, который выполняет последние в своей жизни общественно полезные работы. Минут через десять он выключил пылесос и отправился на кухню. Налаживать отношения.
        - Итак, что у нас сгорело?
        Юлия Марковна повернула к нему от плиты раскрасневшееся лицо:
        - Молодец! Накаркал! Я только что сожгла ванильные булочки!
        - Как? Еще и булочки?
        - Нет, не еще, а просто - булочки. Тогда-то у меня ничего не сгорело, я думала, ты просто пошутил…
        "Пойду-ка я с кухни", - решил Юрий Адольфович. Какое-то странное, неясное подозрение закопошилось в его мозгу. В гостиной он поставил себе пластинку Вагнера, любимейший 1 акт «Лоэнгрина», и начал ставить эксперимент. Внимательно принюхивась, он время от времени заходил на кухню, проверяя свою догадку. Юлия Марковна суетилась у стола. Около пяти пришла дочь, женщины стали суетиться вместе… Когда в три минуты седьмого тренькнул звонок входной двери, Юрий Адольфович сделал удивительное открытие. И теперь, стоя перед закрытой дверью, он мог с уверенностью сказать: у жениха Саши очень терпкий и редкий одеколон, а его мать надушилась туалетной водой «Пуазон», очень модной лет десять назад. Нет, через две утепленные двери квартиры Бляхманов не то что запахи - поражающие газы не проникнут. Все дело в только что обнаруженной способности… Рассеянно здороваясь и знакомясь с новыми родственниками, Юрий Адольфович пытался формулировать…
        - Здравствуйте, здравствуйте, Леночка, знакомь нас…
        Все почему-то топтались в тесной прихожей, мешая гостям раздеваться. Юлия Марковна немедленно вступила с будущей сватьей в милую женскую дискуссию по поводу размера тапочек. Лена неловко держала подаренный Сашей букет цветов. Саша стоял с таким видом, будто у него дырявые носки.
        На удивление быстро все расселись за столом. Женщины мило щебетали ни о чем, мужчины молчали. Саша - потому что был, если можно так выразиться, главным блюдом на этом вечере. А Юрий Адольфович просто весь ушел в свои мысли. Он мог себе это позволить: глава семьи, как-никак большой музыкант… Он видел, с каким испуганным почтением смотрела на него Сашина мать. Неприятная женщина, сразу решил Юрий Адольфович и с тоской представил себе длиннейшие и тоскливейшие «семейные» праздники таким же вот составом. Список доступных общих тем минимален. Деликатная Юлия Марковна не станет, конечно, обсуждать с Раисой Георгиевной ни премьеру в Мариинском, ни книгу Плисецкой. А, значит, остается: здоровье, огород и сериалы. Темы исключительно дамские. Вот пусть дамы и разговаривают. Рассеянно "поковыривая курицу, Юрий Адольфович думал свое. Все. Теперь можно и сформулировать великое открытие сегодняшнего дня. Похоже на то, что нос Юрия Адольфовича начал улавливать запахи из будущего! Досадуя на отсутствие секундомера, наш начинающий естествоиспытатель догадался с помощью обыкновенных наручных часов определить, на
сколько вперед заглядывает (в смысле: вынюхивает) его удивительный нос. Оказалось: примерно на десять минут. Первым делом, как ни странно, Юрий Адольфович порадовался за вахтершу из филармонии. Женщина действительно приняла его слова насчет курения за шутку. Ведь он УЖЕ чувствовал запах дыма в гардеробной! Так же просто объяснялся и странный запах импортного джема: Юрий Адольфович с детства был приучен чистить зубы после еды. Намазывая на булку злополучную гуманитарную помощь, он УЖЕ чувствовал запах зубной пасты, которую через десять минут выдавит на щетку! Поразительно!
        Сашина мать возбужденно и нудно рассказывала длинную кляузную историю про какую-то квартиру. Юлия Марковна вежливо ее слушала. Саша с Леной обменивались заговорщическими взглядами школьников. Юрий Адольфович развлекался тем, что припоминал все странные накладки запахов за последнее время. Видимо, случившееся с ним внезапное и трагическое освобождение от музыки дало толчок к развитию логики. "Почему я так странно спокоен? - думал бывший пианист, рассматривая свои руки, лежащие на скатерти. - Почему я так быстро поверил и смирился? У меня всего-то и есть, что подслушанный разговор. А недоразумение? Я что-то не так понял, на-придумывал себе ужасов и чуть не умер! Брось эти игры, - одергивал сам себя, - ты все прекрасно слышал. И все понял. "Бляхман… руки… душа… по клавишам: блям-блям…" - Юрий Адольфович покраснел от стыда. - Сергей Владиславович может быть сколь угодно плохим и порочным человеком, но музыкант он гениальный. Если он слышит «блям-блям», значит, так оно и есть. Будь честен. Не прячься от действительности. Умерла, - сказали тебе и при тебе же закрыли крышку гроба. - Твоя Музыка умерла.
Отправляйся домой и живи дальше. Что же осталось? Моя странная, только что открытая способность предвидеть запахи? Я уникум, - думал Юрий Адольфович, - меня нужно изучать. Или показывать в цирке", - пошутил он про себя и улыбнулся. Как оказалось, совершенно невпопад. Сашина мать как раз пришла в своем рассказе к печальному финалу.
        - Юраша, ты совсем не слушаешь! - строго заметила жена. И сразу же с примирительной улыбкой повернулась к гостье. - Вы извините, Раиса Георгиевна, Юрий Адольфович - человек искусства, его мысли могут увести его так далеко, что ему иногда трудно общаться с нами, простыми смертными.
        Раиса Георгиевна кисло улыбнулась и посмотрела на Юрия Адольфовича. Один к одному - это был взгляд уборщицы из филармонии, для которой музыканты не служители муз, а лишь носители грязной обуви.
        - Вы не представляете, сколько нам пришлось пережить… - продолжала Юлия Марковна. "Сопрано, - подумал Юрий Адольфович, - второе трагическое соло. Сейчас она начнет рассказывать о моих болезнях". - Ведь моему мужу, если вы знаете, Леночка, наверное, рассказывала Сашеньке… - По тому, как она произнесла «Сашенька», можно было сразу догадаться, что будущий зять ей не понравился.
        А муж, получивший еще, как минимум, получасовой отдых, вновь погрузился в свои мысли. Откуда же взялся этот необыкновенный феномен? И когда? Толком и не определить. Ведь обоняние начало исчезать года полтора назад, вместе с ростом вредного полипа… Юрий Адольфович еще раз просмотрел свой сегодняшний день, пытаясь разобраться в мешанине запахов. Теперь получается, что и в лифте ничем не пахло, и вахтерша, конечно же, не курила… Так же просто объясняется и вчерашний конфуз: очень приличного вида дама, как показалось, дыхнула в лицо пианисту недельным перегаром…
        Юрий Адольфович не понял толком, что произошло. Юля заканчивала свой дежурный, хорошо накатанный рассказ о чудесном избавлении мужа, завершая его, как обычно, финальным аккордом:
        - …человек, за которого я буду молиться каждый день, пока я жива. Наш волшебник, маг, чудотворец, Игорь Валерьевич Поплавский!
        Лицо Раисы Георгиевны начало медленно багроветь.
        Глава вторая
        ИГОРЬ
        Оставьте меня в покое. Все. - Игорь не обернулся и не увидел, как закрывается дверь за обиженной насмерть Людочкой. Ну что поделаешь, если не хочется человеку пить чай в компании своих сотрудников? Игорь поймал себя на том, что с удовольствием сейчас сходил бы на овощебазу. Да, да, как в старые добрые времена, когда все отбояривались, как могли, от культпохода к тухлым помидорам. Эх, сейчас бы… Потаскать часа два без передыху грязные ящики с промерзлой капустой, от которой уже несет сладким, почти наркотическим трупным душком… Поржать вволю над похабными шутками бригадирши… Покурить с мужиками «Родопи», сидя на ломаных картофельных контейнерах… Ох, уж мне эта ностальгия.
        Перед Игорем на столе лежал новенький сверкающий "Паркер".
        Черт побери, а почему именно - «новенький»? Пошлость какая! Просто новый. Ни фига он не сверкающий. Обыкновенная ручка. С той разницей только, что заморочек с чернилами больше. Но главное не это. Главное - чтобы когда эта ручка в нагрудном кармане, то всем понимающим по одному только колпачку было видно: вот человек достойный, «Паркером» пописывает, не фуфлом каким-то. Слушай, а чего ты, собственно, взъелся на бедный «Паркер»? И вовсе он не бедный. И вовсе я не взъелся. Настроение плохое.
        Игорь сидел у себя в кабинете и злился на весь мир. Что в конечном счете означает - на самого себя. Зачем на Людочку нашумел? А затем, что НЕЛЬЗЯ входить в кабинет к Игорю Валерьевичу Поплавскому, если на дверях висит табличка "Не беспокоить" (на трех языках, между прочим)! Подумаешь, какая цаца! Ну, положим, цаца - не цаца, а светило российской науки. Вот так. Светило. Скромненько, но со вкусом. И никакое ты не светило, а, дай Бог, лампочка настольная. Халтурщик хренов.
        Игорь сидел у себя в кабинете, злился на ни в чем не повинный «Паркер» и ощущал себя до смерти уставшей золотой рыбкой. Или заскучавшим Хоттабы-чем. Нет, все-таки золотая рыбка - по образу ближе. Болтаешься этак на мелководье, хвостом небрежно помахиваешь. А к тебе - непрерывный поток стариков со своими старухами. Бесконечные новые корыта, столбовые дворянки, вольные царицы. Пореже, но встречаются и владычицы морские. С известным исходом.
        - Тирлим-тирлим! - запиликал в углу компьютер. Игорь с тоской повернул к нему голову. Оповещение. Доктору Поплавскому к 12.00 - в отделение. "Зачем я купил эту шарманку? Что я, сам не знаю, когда мне что делать? А, вспомнил! Я ее купил для работы! Мы с местным компьютерным богом Борей собирались для пущей важности нейрограммы в компьютер засунуть. Год, не меньше, по два раза в неделю созванивались, да еще каждый раз при встрече восклицали, хлопая по лбу: да! чуть не забыл, старик! мы же с тобой собирались… Пока Боря в Америку не уехал. Якобы на три года. Ага. Будем ждать. И теперь у нас в вычислительном центре одни фифочки с матмеха остались. Которые хоть университет и позаканчивали с пятерками, но до сих пор, кажется, убеждены, что компьютеры придумали, чтобы таблицу умножения не учить. Где-то, в общем, может, они и правы"… Одним словом, помочь они Игорю ничем не смогли, нейрограммы как были, так и остались кипой листов, сложенных «гармошкой». А компьютер «Пентиум» (стоимостью 899 долларов США) используется Игорем в качестве записной книжки (днем) и игрушки-развлекушки (по вечерам). Очень редко,
под очень хорошее настроение, к «пеньку» (крайне оскорбительное, с точки зрения Игоря, прозвище «Пентиумов» в среде компьютерной интеллигенции) допускается Дуденков. Или Кружан-ская. Но только по отдельности (см. правила техники безопасности при работе с точными приборами).
        Выходя, Игорь резко хлопнул дверью и тут же устыдился. Светила российской науки так дверями не хлопают.
        - Добрый день, коллега! - прокричал он Тапкину, запускающему в коридоре центрифугу. Александр Иосифович радостно закивал в ответ, не стараясь даже перекричать нарастающий вой. Далее Тапкин исполнил сложную пантомиму, означавшую: я к вам зайду через пару часов, чтобы обсудить тезисы посылаемой в журнал статьи. Игорь понимающе кивнул и ответил не менее замысловатой пантомимой: хорошо, заходите, но не через пару, а часа через три и не забудьте последний лабораторный журнал. Еще немного поулыбались, и Игорь пошел дальше. К и без того гадкому настроению добавился еще один неприятный оттенок. Игорь поднимался по лестнице и пытался докопаться, почему ему настолько неприятно именно такое сочетание: Тапкин с центрифугой? Не докопался, плюнул и заново начал грызть себя. И догрызся. Как раз на переходе между корпусами, в стеклянной галерее. Стал вдруг, посмотрел на золотой осенний парк и честно сказал себе: хватит притворяться. Не в «Паркере» дело. А в том, что купи ты себе хоть сто, хоть тысячу этих самых треклятых «Паркеров» (интересно: а на тысячу у тебя хватит денег?), но от этого тебя все равно не
полюбит Светлана Вениаминовна Жукова. А ты будешь, как последний кретин, до конца своих дней мечтать об этом. Слушай, а может, все-таки не до конца? Нет, жестко ответил он себе, таких женщин любят именно до самой смерти.
        Отделение встретило доктора Поплавского безудержным весельем. Сгибаясь от смеха и чуть не роняя стерилизатор, прошла мимо медсестра Юля.
        - Ой, Игорь Валерьевич, я больше не могу! Этот Анексашин меня когда-нибудь уморит! - Из четвертой палаты доносились взрывы хохота.
        - Опять анекдоты травит?
        - Ага. - Юля поставила стерилизатор на стол и стала поправлять шапочку.
        - Как он?
        - Да никак, Игорь Валерьевич. Все такой же скрюченный. Никакой динамики. А почему вы его не хотите по своей методике лечить?
        - Не пора еще, - туманно ответил Игорь.
        Почему, почему? Не знаю я, почему. Душа не лежит. Игорь даже поморщился от этой своей мысленной фразы. Душа. Не лежит. Это ты, того, парень, полегче с такими выражениями. Кому, как не тебе знать, что эта самая душа может, а что - нет. Так вот лежать… Хотя нет, стойте, кажется, припоминаю я одну дамочку. Лица… нет, не помню, а вот шубу - да. Хорошая была шуба. Так вот у той дамочки душа не просто «лежала» - она у нее валялась, как половая тряпка под раковиной. Фу, фу, фу, дальше и вспоминать не буду, тошно очень!
        - Что за смех? - поинтересовался Игорь, входя в четвертую палату.
        Посторонний человек от увиденного по меньшей мере вздрогнул бы. Для Игоря же Валерьевича Поплавского зрелище было вполне привычным.
        Справа у окна, вытирая слезы левой рукой, смеялся детский стоматолог Андрей Степанович Давыча. Скрюченные пальцы его правой руки, подтянутой к плечу, постоянно шевелились, напоминая гигантского беспокойного паука. У двери громко хохотал сам виновник веселья сантехник Володя Анексашин с неестественно вывернутой шеей, как будто постоянно пытающийся заглянуть себе за спину. Подвизгивал от смеха, мелко тряся головой, боксер Буров. И только Добылин, неудачливый каскадер, лежащий справа у двери, смеялся беззвучно, одними глазами. По причине полного паралича. В четвертой палате лежали недавно поступившие больные, попавшие в отделение к доктору Поплавскому, как обычно, после того, как все остальные врачи поставили на них крест.
        - Да это Володя всех веселит! - ответил Андрей Степанович со своим непередаваемым южнорусским выговором.
        - Очень хорошо. Вот он-то мне и нужен. - Игорь давно уже привык разговаривать с больными, как с детьми. - Пойдемтека, милый мой дружочек, ко мне на осмотр.
        - Иду, доктор. - Анексашин бодро вскочил с кровати и неловко, боком, пошел к двери. По пути он что-то сказал, Игорь не расслышал что, но в палате снова засмеялись. "Прекрасный терапевтический эффект, - мимоходом подумал Игорь. - Выздоравливающие так не хохочут. Получив свое, они тут же начинают тосковать в больничных стенах, рвутся домой, а там в два счета забывают своих благодетелей в белых халатах. И попробуй их за это осуди… Страдания золотой рыбки по поводу неблагодарных клиентов. Не нравится? Заведи книгу отзывов. Бери взятки, черт возьми. Где наш незабвенный Ю. А. Бляхман со своим (в смысле - с моим!) пожизненным абонементом в филармонию? Все мы хорошие: от чемодана коньяка отказываемся, а хотим… чего, собственно, хотим? Вечной благодарности? Это как вы себе представляете? Ну, предложи своим пациентам: пусть скинутся и памятник тебе при жизни поставят. В бронзе. Или в гипсе хотя бы. Пионеры пусть цветочки возлагают. Тьфу, сейчас и пионеров-то нет… Ладно, тогда - новобрачные. А голубей - отстреливать".
        Игорь легонько покалывал бледную спину Анексашина электродом, проверяя рефлексы. Он старался подойти к этому случаю максимально беспристрастно. Ну? Не нужен здесь никакой аппарат, весь этот случай - просто медицинский курьез. Как и сам пациент. Он, видите ли, зевал, а в этот момент кот с плиты сковородку с курицей попер. Анексашин обернулся резко, а зевать не перестал. Чего-то там в спине щелкнуло, и вот: таким теперь кощеем и ходит… Хорошо хоть рот закрылся, а то бывает такое… У шурина его жена рожать пошла, а он с друзьями за это дело выпил, и спор у них вышел, кто шире рот на рюмку открыть сможет…
        Игорь вполуха слушал неумолчную болтовню Анексашина, все яснее и яснее понимая, что пациент ему не нравится. В человеческом смысле, не в медицинском. Хотя в медицинском он нравился Поплавскому еще меньше. Ерунда какая-то. Ну, щелкнуло, ну, скрючило. Так, по всем законам, здесь просто точку надо найти, куда нажать, чтоб обратно выщелкнуло. Правильно? История болезни Анексашина Владимира Петровича напоминала библиотечный детектив - лохматая и зачитанная до дыр. По содержанию, правда, это больше походило на дрянной пересказ мыльной оперы. Большие умники из клиники доктора Суханова, института травматологии и ортопедии имени Вредена, Поленовского института тоже считали, что вылечить больного Анексашина - дело плевое. Их безуспешные попытки найти то самое, "чтоб отщелкнул ось", тщательно запротоколированы в этой самой лохматой «истории». А уж о попытках всяких доморощенных костоправов "исправить спину" - только попросите, - Анексашин вас до колик доведет своими рассказами.
        - Так больно? А так?
        - Странный вы, доктор, кому ж не больно, если иголками тычут? - веселился Анексашин. Игорю вдруг захотелось ткнуть его посильнее. Чтоб заорал и перестал, наконец, хихикать. "Откажусь, - подумал Игорь, - выпишу к чертовой матери. Пусть в поликлинике парафин на воротниковую зону делает". Проклятая золотая рыбка, глумливо улыбаясь, проплыла перед его глазами. Что, золотая моя, за банку икры тоже - хвостом махать? А самой метнуть - слабо?
        Анексашин вдруг громко охнул и взмахнул сжатой в кулак рукой.
        - Что? - не понял Игорь.
        - Бо-ольно… - простонал Анексашин незнакомым бабьим голосом.
        - Где больно? - тут же ухватился Игорь.
        - В животе, блин! Не надо было это сало жрать…
        Наконец стало понятно, кого напоминает Владимир Петрович Анексашин. В смешливом мужичке нет-нет, да проглядывал Полиграф Полиграфович Шариков.
        - Одевайтесь, - скомандовал Игорь. - Идите в палату. И попросите у сестры ношпу. У вас печень - как?
        - Так, какая же может быть печень у сантехника? - весело удивился Анексашин. - Зверь, а не печень!
        - Ладно, идите. - Точно - выпишу! - Владимир Петрович! - позвал он Анексашина у самой двери. И почему-то спросил:
        - Вы работу свою любите?
        - Гы-ы… Люблю… Чего мне - с фановой трубой обниматься?
        В ординаторской Игорь зло шмякнул историей болезни о стол, пнул ногой стул.
        - Что, Игорь Валерьевич? - повернулась к нему старшая сестра. - Опять Анексашин?
        - Да, Ольга Геннадьевна, он, конечно.
        - Готовить его к процедуре? - Интересная у нас в отделении сложилась традиция. Каждый по-своему завуалированно называет аппарат Поплавского. Как будто все сговорились имя дьявола вслух не произносить. Дьявола? Ну, приехали… А как вы хотели? Кому кроме Всевышнего дано право распоряжаться душами смертных? А? "Справочник молодого атеиста". Даже Пальма (Марьяна Георгиевна Пальмо, ученый секретарь института) почему-то перестала наезжать на Игоря с заявкой на изобретение.
        - Нет, Ольга Геннадьевна, сегодня не будем. У него там, похоже, печеночная колика начинается. Я ему назначил ношпу, проследите, пожалуйста.
        Ольга Геннадьевна послушно кивнула и вышла из ординаторской. Во взгляде ее мелькнуло разочарование. Значит, чудес сегодня не будет… Главный фокусник не в духе.
        Игорь достал сигарету, прекрасно помня о том, что в ординаторской "КУРИТЬ СТРОГО ЗАПРЕЩАЕТСЯ! ВПЛОТЬ ДО УВОЛЬНЕНИЯ!" Сам писал фиолетовым фломастером. Сам прошлым летом чуть не уволил двух младших ординаторов. А, и пусть. Увольняйте меня, я согласный. Оставлю им аппарат, бумажку напишу, как пользоваться. Лечите, ребята, всех подряд! Болит? Очень болит? Вылечиться хочешь? Очень хочешь? Ложись под аппарат! Следующий!
        Игорь аккуратно затушил сигарету и открыл форточку. "Кажется, я догадываюсь, почему меня так тормозит на этом Анексашине. - Игорь задумчиво повернулся спиной к окну и медленно пошел к противоположной стене мелкими шажками, плотно ставя пятку одной ноги к носку другой. «Лилипутики». Так эти шажки назывались в нашем детстве. - …Четырнадцать, пятнадцать… У нас большая ординаторская… - Упершись лбом в прохладную стену, он так и остался стоять. - Понял. Я все понял. Фокус не в том, что аппарат лечит. Он лишь помогает человеку вылечиться самому. Если есть желание стать здоровым. Вот каскадера Добылина из той же четвертой палаты я положу под аппарат хоть сейчас. У него в глазах стоит: "Хочу! Хочу быть здоровым!" А у Владимира Петровича Анексашина и болезнь смешная, и сам он, пройдя десятка два врачей и десяток шарлатанов, так и не удосужился решить: выздоравливать ему или так, ходячим приколом остаться. А что? Руки-ноги целы, половой аппарат не пострадал (это Анексашин сообщил уже всем медсестрам), пенсию по инвалидности он получит. Свободный человек! Начальника РЭУ (скотина подлая!) пошлет подальше, а
вантузом пошуровать, если что, и с кривой шеей можно, свою бутылку он всегда с соседей получит. Нормально, Григорий? Отлично, Константин!"
        - Игорь Валерьевич, что с вами? - Старшая сестра удивленно смотрела на доктора Поплавского, бодающего стену.
        - Ничего, ничего, задумался. - Игорь потер лоб. - Давайте, Ольга Геннадьевна, Анексашина в понедельник на выписку.
        - Поплавского к телефону! - крикнули в коридоре. - Таня, Поплавский здесь? Пусть трубочку снимет!
        - Алло, Игорь? Антонов беспокоит. Не сильно отвлеку, если сейчас заеду?
        - Пожалуйста.
        - Ну, тогда ждите. Мы у Черной Речки. Странно, странно. На редкость неурочное время для хозяина "Фуксии и Селедочки".
        - Ольга Геннадьевна, я ушел. Сегодня, наверное, больше не появлюсь.
        - Хорошо, Игорь Валерьевич, до свидания.
        Галина Федоровна, администратор оздоровительного центра "Фуксия и Селедочка", еще только-только заканчивала подкрашиваться. Хотя, по мнению Игоря, ей давно бы стоило оставить свое лицо в покое и не мешать ему благообразно стареть. Одно время Игорь даже побаивался, что Антонов выгонит Галину Федоровну, как не соответствующую стилю заведения. Но потом успокоился, заметив, что шефу, похоже, даже нравится, что на входе в Оздоровительный центр сидит дама с внешностью пожилого индейца в боевой раскраске.
        - Галина Федоровна, добрый день. Сейчас приедет наш директор. Спросите у него сразу, будет ли он чай-кофе, чтобы потом нас не отвлекать.
        - Здравствуйте, Игорь Валерьевич. Обязательно спрошу.
        Кем, интересно, она себя воображает, когда стучится в самое неподходящее время в кабинет к Игорю и тонким голоском спрашивает: "Вы будете кофе? А ваш гость?" А гостю при этом уже давно не до кофе. Недвижный гость лежит на кушетке, приоткрыв рот, а душа его перенеслась в молодое красивое тело и резвится сейчас на берегу ледяной горной речки в компании прекрасных амазонок. Пошлость, конечно, но среди бизнесменов старше сорока пяти встречается очень часто. На одного такого шалуна - под фамилией Иванов у нас числится - каждый раз полуторную дозу SD-стимулятора тратить приходится. Иначе он в обморок от истощения валится. Но каждый раз, уходя, гордо сообщает Игорю количество удовлетворенных амазонок.
        - Шеф, принимайте гостей! - Антонов стоял в дверях, пропуская вперед незнакомого человека.
        - Здравствуйте, - негромко произнес человек, входя. Руки не подал и не представился. Сразу посмотрел на аппарат. И внешность, и одежда у него были совершенно обычные. Лицо загорелое.
        Какой-нибудь современный Шерлок Холмс сразу рассказал бы нам массу интересных подробностей из жизни незнакомца. Ну, в частности, о том, что такой загар и чуть заметный прищур привозят из командировок в арабские страны. И что гражданская одежда сидит на вошедшем неловко. Оксана Сергеевна Людецкая, мир ее праху, при виде этого мужчины также не стала бы долго сомневаться. И моментально определила бы его, как "товарища из органов".
        У Игоря не было ни малейшего настроения или желания рассматривать и разгадывать гостя.
        - Вы на сеанс? - скучно спросил он и сделал приглашающий жест.
        - Я, собственно, еще не решился. Мы не могли бы вначале немного поговорить?
        Игорь вопросительно глянул на Антонова. Бизнес - бизнесом, но неужели Виталий Николаевич не сообщил своему протеже, что у доктора Поплавского, собственно, нет времени разговаривать?
        - Поговорите, шеф, поговорите… - разрешил Антонов. Как показалось Игорю, немного виноватым голосом. - Если нужно, мы заплатим, как за сеанс.
        - Фу ты, Господи, да не в этом дело! - обиделся Игорь. - О чем вы хотели поговорить?
        - Об этом. - Незнакомец кивнул в сторону аппарата.
        - А вы, собственно, кто такой? Потенциальный клиент? Журналист? Покупатель? - Ох, наверное, не надо с ним так ехидно.
        - Считайте, что клиент.
        - Хорошо. Считаю. Что вас интересует? - Незнакомец молчал. И по его виду было понятно, что этот человек привык сам задавать вопросы, а не отвечать на них. Ситуация складывалась дурацки-тревожная.
        - Вот что, шеф, - пришел на выручку Антонов. Кстати, Игорь, пожалуй, первый раз видел Виталия смущенным. - Давайте устроим показательный сеанс.
        - Гм, давайте. Хотя я… Да и вы у меня уже очень давно не были…
        - Время, шеф, время… Жуткий дефицит.
        - Хорошо, Виталий. Прошу вас.
        Антонов снял куртку, чуть демонстративно прошел к кушетке и лег с видом женщины, которую сейчас будут распиливать. Игорь автоматически включил магнитофон, не будучи даже уверенным, перемотал ли он запись после вчерашних сеансов.
        - Виталий Николаевич, вы меня слышите?
        - Да.
        - Расслабьтесь. Как вы себя чувствуете?
        - Хорошо.
        - Вы слышите музыку?
        - Да.
        - Теперь сосредоточьтесь. Вы знаете, куда отправляетесь?
        - Да.
        - Приготовились. Я начинаю считать. Когда я назову цифру «пять», вы крепко уснете. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
        - Гипноз? - с любопытством спросил загорелый незнакомец.
        - Сядьте и молчите, - стальным голосом ответил Игорь.
        Интерлюдия II
        Вомбат с Димой сидели на пригорке, поросшем короткой колючей травой, и пережидали нашествие ядовитых лягушек. Злобные лиловые твари двигались плотным строем шириной метров пять-шесть, так что ни перешагнуть, ни перепрыгнуть.
        - Псих ты, Стармех, - лениво сплевывая, заметил Вомбат, - баба истеричная.
        - Ага… - так же лениво согласился Дима. - Баба. Станешь тут с вами…
        Это мы так живо обсуждаем стармеховское поведение. Нет, ну, правда, какого лешего было целый магазин тратить на лягушек? Они что, от этого быстрее ползти будут? Или в сторону свернут? Фиг. Так нет же, стоял, дурила, поливал из своего «АКМСа» гадов ползучих, да еще и ругался матерно. Ну? Три десятка патронов - вынь да положь!
        - Дурак, конечно, - задумчиво продолжал Стармех, - лягушки-то здесь ни при чем. Но вот в следующий раз кое-кто у меня по-настоящему схлопочет. Так что…
        Дима не видел, как у него за спиной Азмун сделал большие глаза Сане, но закончил безошибочно:
        - …никакой Азмун не поможет. - Цукоша надул щеки и издал неприличный звук. Саня засмеялся, но глаз от земли не поднял.
        Так, и что здесь обсуждать? Каким нужно быть придурком, чтобы за десять минут до выхода Команды оказаться с разобранным пулеметом на коленях? С чего он взялся чистить пулемет утром? А? Это что у нас за новая традиция? Кто его просил? За последний час, пока лиловые путешественницы перекрывают нам дорогу, Сане эти вопросы задавали все и раз по пятьсот каждый. А Саня? Господи, да что с него возьмешь? Он от такого напора вообще дуреет. Сидит, ресницами хлоп-хлоп. А ресницы у него противные: белые, короткие - это он два дня назад костер сунулся раздувать, а не заметил, что Ленька туда только что порохового дерева подбросил. Ветки занялись в момент, Саньке рожу-то и опалило. Не сильно, не-е, к тому же Цукоша у нас на такие случаи мастер. Быстренько в кусты шмыгнул, красной крапивы принес, все лицо Двоечнику обложил. Странная, кстати, штука: на здоровую кожу лист такой крапивы приложи - волдырь с кулак вскочит. А на ожог - выходит, что и лекарство…
        Так что лицо у Двоечника сейчас обыкновенное, только что ресницы коротковаты.
        - Ну все, кажись, кончаются… - Стармех поднялся, отряхиваясь. Тщательно затушил сигарету об подошву. Вот это верно. Это правильно. Никто не спрашивал, отчего Закрайний Лес выгорел. Да там, собственно, и спрашивать не у кого было - одни угольки теплые остались. Но умные люди говорят, что все от дурости от этой, от сигарет. Хмырь какой-то вот так же докурил, да не затушил, как следует. Ищи его теперь…
        - Ну что, идем? - Стармех уже стоял внизу, глядя, как пытается подняться разбухшая от слизи трава. Последние лягушки торопились догнать колонну. Подмывало, конечно, пнуть их посильнее или каблуком наступить, чтоб брызнули во все стороны их поганые кишки. Но нельзя, нельзя… Даже по траве этой сейчас не пройдешься. Подметки можно оставить. Вон Леня с Двоечником лапник режут, чтоб переход мостить. Смотри, смотри, как Саня-то старается! Чует, придурок, что провинился, выслуживается теперь.
        Вомбат, не трогаясь с места, наблюдал, как суетятся мужики, готовя переход. Внешне он был совершенно спокоен. Внутри у него все клокотало от злости. Резвуны-шалуны вы мои, все вам в игрушки играть, с насупленными бровями да автоматом наперевес по полям-лесам шарахаться. А как до дела - так Командир отдувайся? Похерили три часа времени! Вот и гадай теперь: будет столько ждать проводник или плюнет и уйдет… Да ведь он, гад, не просто уйдет, он славу о нас повсюду потащит, всем расскажет, какая у нас хорошая и исполнительная Команда: подрядилась работу сделать, а сама и не явилась. Антиреклама, называется. Плевать, конечно. Да, в общем, вся эта затея с подрядчиком - пустые хлопоты. Жили себе, тихо-мирно, скучали потихоньку, кусок сала в кашу всегда имели. Зачем нас понесло в Третий Поселок? Зачем мы сунулись в ту грязную дверь?…
        …Еще неделю назад Пурген снова начал подзуживать: мол, сидим, зад протираем, мхом скоро порастем. Пошли прошвырнемся куда подальше… Вот именно - подальше! А тут и все чего-то раздухарились: ага, говорят, Ленька прав, засиделись, хватит… Ну, в общем, на подвиги нас потянуло. Причем варианты подвигов предлагались самые разные. Стармех вообще договорился до того, чтобы в Город пойти. Чтоб лишнюю бузу не устраивать, Вомбат решил жребий кинуть. Ну, так как? Поймали быстренько шлярш-ня, четыре лапы из восьми ему связали, на березу подвесили - пусть трепыхается. А теперь, с двадцати шагов - кто попадет, того и слушаем. С первого выстрела не попал никто. Не забывайте, что дело у Теплых Болот было. Воздух там постоянно двигается, переливается, к тому же и шляршень попался сильно резвый. Короче говоря, только на третьей попытке Азмун его таки шлепнул. От гордости сам чуть не лопнул. Ну и гнет свое: хочу, говорит, Третий Поселок Первых Мутантов посмотреть. С детства, говорит, мечтаю. Вомбат еще что-то буркнул, дескать, тяжелое у тебя было детство, как я погляжу. Но! Уговор дороже денег. Пошли в Поселок.
Дорога туда неудобная, мрак. Смотрите сами: Железку где-то нужно перейти, раз. ТЭЦ поперек пути стоит, два. Если ее справа обходить, там можно месяц проплутать, приключения меняя. А слева - уж больно тоскливый крюк, километров восемнадцать-двадцать. Да и не крюк, а почти круг получится. Да ладно, чего там, пошли слева.
        Нет, если честно, об этой прогулке никто не пожалел. И добрались, в общем-то, быстро, спокойно. Сейчас в наших краях тихо. Народу почти нет, группсы на север перекочевали, им тоже поди кушать хочется. Так, мелочь всякую пошугали немного. Поглазели, как пустяки размножаются. Горбыня шального подстрелили - мяса опять же засолили. Ну и к концу третьего Дня к Поселку подошли.
        Двоечник у нас очень страшные сказки любит. Его от одного названия Поселка поначалу в дрожь кидало. Эх, салага… А сказки эти про Третий Поселок сочинили, когда его еще на свете не было! Тогда-то здесь, наверное, шибко интересно было. Местные жители это хорошо понимают, поэтому реликвии свои берегут. Когда Стармех попытался Дуру Железную ножичком ковырнуть, тут же - как из-под земли! - пацанчик, резвый не по годам:
        - Чего, дядя, любопытством мучаешься? Или ножик девать некуда? Так ты мне лучше отдай, спокойней будет.
        Дима от неожиданности хихикнул, а потом ласково спросил:
        - Ты один здесь такой шустрый или как?
        - Или как… - заверил его пацанчик, мастерски сплевывая через дырку в зубах.
        - А-а, ну, тогда извини… - Стармех убрал нож, и мы тихонечко свалили подальше от Железной Дуры.
        Специально для тех, кого шокировало нетипичное поведение Стармеха, объясняем. Дело происходило на второй день нашего пребывания в Поселке. У самого Димы под глазом красовался бланш размером с королевскую сливу, а Цукоша при желании мог сплевывать через дырку получше того мальчишки. То есть мы уже были немного в курсе насчет способностей местного населения. И обидчивости - тоже.
        - Нет, черт возьми, а мне здесь нравится! - провозгласил Леня, проходя мимо покосившегося сарая с вывеской «Портянки» и полотняного балагана с зазывным плакатом: "Только у нас! Настоящий потомок Первых мутантов! Человек коленками-назад!" Следующий дом остался без вывески, так как вывеску ему заменяла нарисованная на стене кривай красноносая рожа. По ее виду нетрудно было догадаться, что там внутри. - Живут же люди, как люди. Вон, даже трактиры есть.
        - Подумаешь, диковинка! - отозвался Азмун, читая вслух соседнюю вывеску. - Что ты в Матоксе, скажешь, трактира не видал?
        - Сравнил!
        Что правда, то правда. Не стоит сравнивать местные трактиры - а мы их обнаружили уже три штуки! - с единственной тухлой забегаловкой в Матоксе. Где еще и не знаешь, сколько проживешь после кружки перебродившей браги. Удивляет одно: как мы могли так долго обходить сие клевое место стороной? А, наверное, так же, как и все прочие, кто наслушался ужастиков про Третий Поселок Первых Мутантов и хлебает киселя за семь верст, привычно сплевывая через левое плечо.
        Причем народ здесь в основном добрый, покладистый. Чужих особо не обижают. Но на место, если что, поставят. Накануне в трактире, вишь, поставили. Но по делу, по делу. Стармех у нас, как известно, человек горячий, от светской жизни давно отошедший. Забыл маленько, как с интеллигентной публикой обращаться. Вспылил. Ну и получил.
        Тем же вечером, после воспитательного акта, мы и набрели на эту развалюху. Сразу и не скажешь, из чего сделана. Дыра на дыре да заплаткой прикрыта. Но вывесок зато…
        - "Биржа труда", - прочитал Леня.
        - "Работа - любая! От постоянных сиделок до разовых криминальных поручений!" Клевая штучка. Тонкой выделки. Из Города надыбана, не иначе.
        - "Заработки - до одной пачки сигарет в день!" - Это Стармех углядел.
        - "Гербалайфа не держим!" Вомбат, а что такое гер-балайф? - спросил Азмун.
        - Это что-то вроде злой собаки, - брякнул Вомбат. Ему и самому стало любопытно. - Зайдем, что ли?
        Так. Выходит, это Вомбат виноват, что Команда в полном составе вперлась на эту «биржу». А уже через пять минут мелкий егозливый старичок, брызгая слюной, скакал вокруг них и предлагал "тиснуть контрак-тец" и "обмыть обновку". А еще через час мы все очутились в ближайшем трактире, где с удовольствием дернули "по пол кружки чистого за счет фирмы". А на следующее утро тот же старичок растолкал Вомбата пинками и долго объяснял дорогу к Холму Ъ. Там через два часа после рассвета нас должен был встретить проводник.
        Вот к нему-то мы сейчас и опаздываем.
        Дело никто толком не объяснил, но опасности и оплату гарантировали. С другой стороны, почему бы не попробовать?
        - Все. Готовы. - Вомбат поднялся, быстро и внимательно осмотрел всех, дернул правый ремень на плече Двоечника: поправь, с сомнением покачал головой над Лениными ботинками: слабоваты. Скомандовал: "Бегом!" - и первым перешел склизкую лягушачью тропу.
        - Командир, - Стармех на бегу поравнялся с Вомбатом, - я подумал, может, срежем немного?
        - Где? - Ну ты надумал, парень. Где ж ты раньше был? Три часа почти валял дурака на пригорке, над Саней изголялся. Чего было раньше не сказать?
        - Я проход один знаю, между болотами. Если получится, сразу к Холмам выйдем. А там…
        - Что значит - если получится? - Ненавижу что-то обсуждать на бегу. Так и подмывает рявкнуть на Диму, чтобы в строй стал.
        - Да получится, получится, я точно помню! Есть там проход! Вешками отмеченный. Километра два можно выгадать!. Эх, ладно, рисковать так рисковать! Командир чуть притормозил, пропуская Стармеха вперед:
        - Показывай.
        Выгадать-то мы, конечно, выгадали. Ну пусть не два километра, а полтора от силы. И в болоте все по уши перемазались. Но зато к Холму Ъ подошли - мама дорогая! Это ж не холм, это Эверест какой-то! Желтый известняк крошился под ногой, комками осыпаясь вниз. Где-то высоко робко зеленели чахлые сосенки.
        - Мы-ы здесь не пройдем… - задумчиво протянул Азмун, запрокидывая голову.
        - Ну я-то, положим, заберусь… - так же задумчиво отреагировал Леня.
        - И что? Будешь нам ручкой махать? Вомбат с Димой подавленно молчали.
        - Я могу забраться, - решил все-таки развить свою мысль Пурген, - и навесить веревок. Для остальных.
        - У тебя там что, наверху, лебедка приготовлена? - съязвил Стармех. - За что ты собираешься свои веревки цеплять? А забираться как будешь? Ты что, не видишь, какая здесь каша? - Он зло пнул ближайший ком известняка.
        - А нам куда, собственно, надо? - жалобно спросил Двоечник. Кажется, первый раз с утра подал голос.
        - Наверх, детка, все выше и выше! - сладко-гадко пропел Дима, и Саня на всякий случай отошел от него в сторонку.
        Вомбат обшаривал взглядом склон, пытаясь придумать хоть какой-нибудь выход. Но кроме шайки дудадыков ничего не высмотрел. Штук десять мохнатых рож высунулись из нор и теперь, болтая и кривляясь, пялились на Команду. Горячий Стармех вскинул автомат и успел щелкнуть парочку до того, как Вомбат гаркнул:
        - Отставить!
        Внезапно сверху посыпались песок и мелкие камешки. «Оползень», - подумал Вомбат, отскакивая в сторону.
        - Эй! - крикнули сверху, и прямо к ногам замешкавшегося Сани упала веревка. - Сюда давай! - Темная бесформенная фигура махала им рукой.
        - Кажется, это за нами, - удивленно констатировал Азмун.
        Проводник оказался здоровенным мрачным мужичиной, с головы до ног замотанным в грязные тряпки. То есть не одетым, а именно - замотанным. Руки, ноги, туловище - все было тщательно забинтовано. Грязнейший обрывок чего-то в прошлом полосатого висел у мужика на шее - видимо, этим он обычно накрывал голову.
        Словарный запас у проводника оказался более чем скромным. Наиболее употребительными в нем были три слова: «эй», «ну» и «ага». Для отрицания использовалось мотание головой. Таким образом, через час общения с проводником мы оценили его первый разговорный шедевр: "Давай сюда!" Наверное, он специально для нас его разучивал. Эмоций в нем было и того меньше. Поэтому ни радости по поводу нашей встречи, ни осуждения нашего опоздания мы не дождались.
        - Куда идти-то? - спросил наконец выбившийся из сил Вомбат. Минут сорок он пытался вытянуть из проводника хоть малейшую информацию о том, чего от нас, собственно, хотят. Но безуспешно. Услышав прямой вопрос, мужик облегченно выдохнул:
        - Ну-у… - И махнул рукой: туда.
        Ладно. Пошли. Идем. Азмун с Пургеном с чего-то вдруг развеселились. Окрестили нашего проводника Болтуном и прикалывались теперь у него за спиной.
        - Многоуважаемый Болтун, - давясь смехом, начинал Леня, - давно хотел обсудить с вами некоторые особенности весенней охоты на быстряков…
        - Что, что? - переспрашивал Азмун, делая вид, что внимательно слушает. - Неужели? Вы и стихи сочиняете? Может, порадуете нас чем-нибудь новеньким?
        Знаю я эти места. Судя по всему, он нас ведет к Жидкому Озеру. Красивое озеро. И главное, совершенно безопасное. Говорили даже, что заговоренное. Поселок там есть на берегу. Раньше Добрянами назывался. Хорошие люди жили. А чего это я говорю «назывался» и «жили»? Тьфу, тьфу, тьфу, чего это я каркаю? А того, что если мы действительно идем в Добряны, то проводник наш совершенно не похож на прежних местных жителей. Не видал я там таких мужиков. Ни разу. Ладно, разберемся. Недолго идти осталось. Вот сейчас на очередной холмик - кажется, это уже Холм Ю - поднимемся, Жидкое Озеро как раз под нами, в круглой низинке и откроется. Круглое, ровное, словно воды в блюдечко налили.
        Мы поднялись на холмик. И стали.
        - Не фига себе… - выдохнул Пурген. - Снег.
        - Ага, - сказал проводник и начал накручивать на голову свою полосатую тряпицу.
        - А это случайно не соль? - на всякий случай спросил Двоечник. Разумное предположение. Особенно если посмотреть назад. Где хлопотливо тарахтела листьями осина, синел вереск и бабочка-кобыльница только что с остервенением набросилась на цветок поперюхи. Прямо же под ногами, метров через пятьдесят на спуске зеленая трава была припорошена снегом, который дальше лежал сплошным ковром. Озеро в низине уже не напоминало водичку в блюдце. Теперь это был скорее кругляш матового стекла.
        Команда стала спускаться вслед за мрачным проводником. Теперь его странный прикид не казался причудой дикаря. А когда мы подошли к деревне, Леня, давно оставивший свои шутки, смотрел на одежду мужика с нескрываемой завистью.
        Деревня жила. Об этом говорили и хорошо утоптанные дорожки, и дым, поднимавшийся над крышами. До блеска раскатанная ледяная дорожка вела к вырубленной в озере полынье.
        Около третьего дома проводник остановился. Подождал, пока вся Команда подойдет поближе. Отодвинул плетеную циновку, заменявшую дверь, позвал в темноту:
        - Эй! - и удалился с видом человека, исполнившего свой долг.
        Мы сочли эти действия как приглашение войти и вошли.
        Посреди темной комнаты около печки на топчане лежал человек. Было очень душно, но тепло. Пахло нехорошей едой, носками и пряностями. Единственное незабитое окно было затянуто какой-то жирной тряпкой и света почти не пропускало. При нашем появлении человек сел, потер лицо ладонями, откашлялся и с воодушевлением сказал:
        - Пришли. Наконец-то! Чайку? Странно у них тут информация поставлена. Мы, понимаешь, два дня почти по болоту сюда перли, а о нас, оказывается, все уже давно знают. И ждут-с. Потому как выходит, что мы, вишь, ихняя последняя надежда. То есть - если мы не поможем, то все. Хоть всей деревней ложись да помирай. Все это нам старший, ну тот, который на топчане лежал, сразу и выложил. Назвался Федей. Говорил много и жалобно, отчаянно путаясь в соплях, чихая и откашливаясь через слово. Брезгливый Пурген тут же подтянул куртку повыше и застегнул ее под самые глаза.
        - Ничего не понимаю, - пожал плечами Стармех, наслушавшись бестолковой болтовни. - От нас-то чего надо? Дрова помогать заготавливать?
        - Я думаю, для начала чаю попить, - отозвался Вомбат. Ему нужно было немного подумать. Кой-какие мыслишки уже вертелись у него в голове, идейки кой-какие наклевывались. Теперь надо аккуратно их проверить.
        - Ты мне вот что, - бодро начал Вомбат, принимая из рук Федора грязную кружку. То, что болталось в этой кружке, имело единственное положительное качество. Оно было горячее. Запах и вкус в счет не шли. - Скажи-ка: у вас тут похолодало резко?
        - Ну, да, - отвечал мужик, успев за два слова чихнуть четыре раза. - Озеро, считай, за ночь замерзло. Ну, а потом уж и снежок…
        - А вот в ту ночь, когда озеро замерзать стало, никакого гудения не слышали? Земля не дрожала? - продолжал допрашивать Вомбат. Стармех отхлебнул чаю и кивнул. Он, видно, тоже начал соображать, в чем тут дело.
        - Да… я и не помню… У меня от этого холода в голове последние мысли смерзлись… - Федор озабоченно высморкался. Потом доковылял до двери и, высунувшись наружу, хрипло крикнул:
        - Кузьма-а!
        - У-у! - ответили издалека.
        - Иди сюда!
        Кузьмой оказался наш любезный проводник. На вопрос старшего, не гудело ли чего аккурат перед тем, как озеру замерзнуть, убедительно ответил:
        - Ага. - И вопросительно посмотрел на Федю.
        - Хорошо, Кузьма, иди.
        - Подожди, Кузьма, - остановил его Вомбат. - Раз уж у тебя такая память хорошая, может, вспомнишь. Тогда же, может, чуть раньше, не приходили ли сюда чужие люди? И если приходили, то не ссорились ли с кем-то из ваших?
        - Ну, ты, Командир, загнул… - Стармех укоризненно посмотрел на Вомбата. - Ты что, не видишь, человеку думать трудно? Он на пятом слове вырубился и тебя понимать перестал. А ты: "не приходили ли?" да "если приходили?". Тили-тили, трали-вали. Ты сам хоть понял, что спросил?
        - Стармех, ты, по-моему, наглеешь, - спокойно произнес Вомбат.
        - Кузьма! - громко позвал Дима, поводив пальцем перед его лицом. - Отвечай! Чужие были?
        - Ну.
        - Драка была?
        - Ну.
        - А потом они ушли, а озеро замерзло?
        - Ага.
        - Вот теперь иди. - Стармех торжествующе повернулся к Командиру. - Нам все ясно?
        - Все, - согласился Вомбат. - За исключением одного: где они его затопили?
        - А они его и не топили, - хитро прищурился Дима.
        - С чего ты взял?
        - С того, что если бы он на дне лежал, озеро бы до дна промерзло. Полынью видел? Воду по-прежнему из озера берете? - Последний вопрос относился к Федору.
        - Ну, - ответил тот голосом Кузьмы.
        - Ну? - эхом отозвался Дима, снова поворачиваясь к Вомбату. - Теперь ясно? Он где-то на льду лежит.
        - Прям так и лежит…
        - Ну, не лежит, а вмерз. Какая разница…
        - И ты хочешь…
        - Конечно! Я думаю, зарядов десяти тут вполне хватит. Он наверняка уже старый и хлипкий, новые так просто не оставляют. Даже не обязательно его самого раздолбать. Важно тряхнуть хорошенько. Я так думаю.
        А что? Логично. Вомбат оглядел мужиков. Ну, с Федей ясно. Его сейчас, кроме собственных соплей, ничего не интересует. А вот наши, интересно, кто чего понял?
        Ленька, вижу, врубился. Сидит, улыбается хитро. Двоечник небрежно потолок разглядывает. Тоже сообразил. Цукоша насупился. Это называется: опять вы что-то умное без меня обсуждаете.
        - Леня, сколько у нас взрывчатки осталось? - спросил Вомбат.
        - Я думаю, на десять зарядов хватит, - важно ответил Леня. - Ты все-таки думаешь, что это локримоза?
        - Конечно! Чего здесь сомневаться?
        Так. Все. Не буду больше водить за нос многоуважаемую публику. Объясняю. Локримоза - это по-нашему, по-простецки, - локальный криогенник Мо-зальского. Редкая штучка. Ее смельчаки из Города приносят. Зачем? Да всем за разным. Нам вот, например, локримоза на фиг не нужна. А кто-то, может, за нее в Городе и голову сложил… В общем, штука малоизвестная. Но с большими возможностями. Точно знаю, например, что с ее помощью Бригада Жэ вымораживает из нор мямликов на Стругацких Полях. А в Городе, говорят, локримоза в большом почете у самого ВД - большого эстета и брезгуна (в смысле - брезгливый он очень). У него каждый отряд саночистки снабжен, говорят, локримозой. А что? И правильно. Мороженое дерьмо гораздо удобней и приятней убирать. Еще говорят, что локримозы бывают разные. И есть даже маленькие, портативные - чуть ли на кружку воды. Но вот это уже, по-моему, брехня. Все, которые на нашем пути встречались, действовали в радиусе от десяти до трехсот метров. То есть десять - самое маленькое. А Ленька наш, как физик бывший профессионал, объяснил, что меньше быть в принципе не может, закон какой-то
запрещает. А вот больше - пожалуйста, хоть сто километров, это, значит, законом разрешено. А кстати: кто не верит, может прям сейчас выйти и посмотреть, во что превратилось дивное лесное озеро (радиусом не меньше километра) под действием локримозы. И вот еще, кстати: первый раз вижу, чтоб ее в качестве мести использовали. Да еще таким беззащитным людям.
        Ну, короче, на том мы и порешили. Приготовили заряды, рассовали их по всему озеру так, чтоб более или менее равномерно шарахнуло. Хоть и бегали поминутно греться, а все равно - задубели-и… Двоечник нос отморозил, а Ленька - большой палец на ноге. Народ смотрел на наши прыжки, раскрыв рот. Мы им, наверное, шаманами казались. Бегаем, бухтим что-то, проводочки вертим. Но зато потом ка-ак бахнуло! Любо-дорого посмотреть.
        - А теперь чего? - робко спросил Федор через час, как бабахнуло.
        - Теперь? Ждать будем. Греться. Чаю давай? - Стармех изо всех сил тер уши и улыбался.
        Вомбат стоял на холме и докуривал свою последнюю вечернюю. Внизу блестело озеро, гомонили вернувшиеся птицы. Остатки снега теперь можно было найти только у корней старых сосен.
        Слышно было, как за спиной бухтит, укладываясь, Азмун. Чего, чего? Вомбат прислушался.
        - Ну, вот, и еще день впустую проваландали. Тоска…
        Игорь аккуратно набрал полный шприц SD-стимулятора и склонился над Виталием.
        - Что это за укол вы ему делаете? - опять влез со своим вопросом загорелый незнакомец. Он, оказывается, так и стоял у Игоря за спиной.
        - Слушайте, а помолчать пять минут вы не можете?
        - А что, вся процедура длится пять минут?
        Игорь отмахнулся от назойливого посетителя. Сейчас не до препирательств. Сейчас главное - ввести Антонову SD-стимулятор. А уж потом можно поговорить. С этим странным потенциальным клиентом. Или вышвырнуть его отсюда в два счета.
        - Да нет, доктор, боюсь, выгнать меня вам не удастся, - мягко заметил незнакомец.
        - Так, - холодно сказал Игорь. - Вы еще и телепат.
        - Считайте, что так.
        - Кто вы вообще такой? Имя у вас есть? Знаете, очень невежливо разговаривать с человеком, не представившись. Я считаю…
        - Иванов, - с готовностью ответил мужчина. - Вас устраивает?
        - Нет. - В тон ему ответил Игорь. - У нас уже есть один Иванов. Попробуйте что-нибудь пооригинальней.
        - Тогда Тарапунька. Или Штепсель. Что вам больше нравится? Выбирайте.
        - Прекратите кривляться! - почти крикнул Поплавский. - Вы не в цирке!
        - Но вы же сами просили - что-нибудь пооригинальней…
        Игорь передумал ругаться с новоявленным Штепселем. Он просто махнул рукой и сел на стул рядом с кушеткой. Псих какой-то. Ума не приложу, зачем его Антонов сюда притащил? Может, это его родственник? Папа, например. Или дядя. Из Житомира. Приехал в гости к племянничку. Тот решил побаловать дядю-провинциала и привел его в "Фуксию и Селедочку". Вздор. Дяди так себя не ведут.
        Лицо Антонова медленно розовело. Слишком, пожалуй, медленно для такого короткого сеанса. В общем, конечно, ничего страшного, но вот нейрограмму новую снять бы надо.
        За спиной Игоря раздался шорох. Резко обернувшись, он увидел, что назойливый Штепсель с интересом рассматривает бумаги на его столе.
        - Что вы делаете? - Игорь опешил от наглости посетителя.
        - Извините, больше не буду, - ответил тот голосом человека, который уже увидел все, что хотел.
        - Вы что - кагэбэшник? - осенило вдруг Поплавского.
        - Такой организации в нашем государстве уже не существует, - мягко, словно ребенку, сообщил Иванов-Штепсель.
        Игорю стало ужасно противно. Слава Богу, времена, когда ИХ боялись, прошли. Прошли? Прошли, прошли.
        - Что вам угодно? - Единственная и самая дурацкая фраза, которую смог откопать в памяти Игорь.
        - Да, в общем, ничего. Так, присмотреться, узнать…
        - Боюсь, ничем не смогу быть вам полезным. - "Похоже, я своим церемонным тоном превращаю этот разговор в фарс". - Ни вам, ни вашему ведомству.
        - Да вы, Игорь Валерьевич, книжек диссидентских перечитались, - опять-таки как ребенку заметил… тьфу, пусть будет Штепсель, раз уж так получилось. - Вы меня как СПИДа боитесь. Кстати, как там дела на этом фронте, не знаете?
        - На каком? - У Игоря начала кружиться голова.
        - На фронте борьбы со СПИДом. Есть успехи?
        - А у вас что - с этим проблемы? - Поплавскому показалось, что он лихо отбрил Иванова-Штепселя.
        - Да нет, Бог пока уберег, - вполне серьезно ответил тот.
        - Больше дел у него нету, как вас от СПИДа оберегать, - нагло съязвил Игорь. "Ну а что сделает? Руки скрутит - в кутузку увезет? Врешь, гад, времена не те".
        - Да, Игорь Валерьевич, времена изменились. Но вы сильно заблуждаетесь, если считаете, что с исчезновением аббревиатуры исчезло и, как вы говорите, ведомство.
        Антонов медленно сел на кушетке.
        - Слышу, слышу, уже ссоритесь, - произнес он хриплым голосом усталой воспитательницы детского сада.
        - Виталий Николаевич, - начал Поплавский, невольно входя в образ обиженного ребенка. - Зачем вы привели сюда этого… человека?
        - Павел Игнатьевич, - укоризненно произнес Антонов, - вы когда-нибудь научитесь нормально разговаривать с нормальными людьми?
        - Извините, Виталий Николаевич, увлекся. Но Игорь Валерьевич так серьезно ко мне отнесся…
        - Никак я к вам не отнесся. А вы ведете себя нагло. Не пойму только, что вам нужно. Я вас уже спрашивал: вы клиент? Вы сказали: да. Виталий Николаевич любезно взялся продемонстрировать. Вы видели, что ничего страшного в процедуре нет… - Игорь поймал себя сразу на двух вещах. Во-первых, он говорил хорошо поставленным занудливым, безынтонационным тоном экскурсовода. А во-вторых, сам только что назвал нахождение под аппаратом «процедурой». - Еще раз вас спрашиваю: будете пробовать?
        - Пока нет, - спокойно ответил Штепсель. - Я хотел с вами поговорить…
        - Еще не наговорились? - Игорю страшно надоела вся эта нелепая болтовня. - Повторяю: ни я, ни мой аппарат ничем другим не можем быть вам полезными. Ни в качестве оружия, ни в качестве детектора лжи мой аппарат выступать не может!
        - Игорь Валерьевич! - Штепсель с восхищением выслушал гневную тираду Поплавского. - Да вы сами - почти готовый диссидент! Позвольте вас спросить: вы что, имеете какие-то личные счеты с нашим ведомством? Насколько я знаю, нет.
        - Ах, вы знаете? Что, проверяли? - Игорю вдруг стало бесшабашно-весело. Этакое киношное настроение типа: стреляй, гад! Всех не перестреляешь!
        - Доктор, да брось ты так горячиться. - Антонов все это время спокойно слушал перепалку, но, видимо, решил вмешаться. - Слушай, у тебя есть время?
        Давай, отъедем куда-нибудь недалеко, посидим в неформальной обстановке.
        - Вита-алий Николаевич… - Игорь аж руками развел. - Да как же я могу? В рабочее время…
        - Да брось ты, шеф, я же знаю, что никто у тебя там не помрет! - Антонов приглашающе загребал рукой. - Пошли. Поговорить действительно надо. А то я сейчас между вами, как Петрушка на ярмарке.
        - Ну-у хорошо, - Игорь еще немного подумал, стоя в дверях, - только очень ненадолго.
        - Хорошо, хорошо! - Антонов обернулся в коридоре. - Доктор! Халат, если можно, снимите… - В пределах досягаемости администраторши Антонов называл Игоря "на вы".
        На улице светило солнце и орали воробьи. Игорю расхотелось куда-либо ехать с этими деловыми людьми. Но и возвращаться в лабораторию желания тоже не было. Сейчас бы пройтись по парку, пошуршать листьями, забыть всю дурацкую суету последних лет. И аппарат, и больных, и бизнесменов вместе с их шальными деньгами…
        - Куда едем? - спросил Антонов в машине. Игорь равнодушно пожал плечами.
        - Можно в «Какаду» посидеть, - предложил Штепсель.
        - Ты с ума сошел, - спокойно ответил Виталий, и они обменялись с кагэбэшником быстрыми непонятными взглядами.
        - Тогда сам решай.
        Антонов что-то вполголоса сказал водителю, и машина тронулась. И правда, ехали они недолго. Остановились около скромной, если не сказать - убогой, вывески «Кафе», даже без названия. На двери криво висела табличка с выцветшей надписью «ремонт». Нимало не смущаясь этим обстоятельством, Антонов поднялся на три ступеньки и позвонил в звонок. Через несколько секунд дверь открылась, и посетителей впустили, не задав ни единого вопроса.
        Ремонтом в этом странном заведении и не пахло. А пахло свежей выпечкой и жареным мясом.
        - Есть-пить? - коротко спросил Антонов у Игоря и Штепселя.
        - Кофе, - автоматически ответил Игорь.
        - Виски, - почти одновременно с ним произнес кагэбэшник. Что поделаешь, у каждого свои привычки.
        - Кофе, виски, коньяк, - скомандовал Антонов уже стоящему у стола официанту. Впрочем, на официанта этот крепыш походил так же, как наша администраторша на Синди Кроуфорд. Через полминуты заказ уже стоял на столе.
        - Ну все, господа. Хватит словами кидаться. Поговорите, как нормальные люди, - предложил Антонов, демонстративно отключая и выкладывая на стол свой радиотелефон.
        - Я готов, - кисло согласился Игорь. - Спрашивайте - отвечаем.
        - Игорь Валерьевич, во-первых, я хотел бы спросить: этот аппарат, который стоит в Оздоровительном центре, насколько я понимаю, не единственный? - Штепсель говорил быстро, четко выговаривая слова.
        - Аппаратов два, - так же четко ответил Игорь. - Второй стоит у меня в отделении.
        - И выполняют они, судя по всему, разные задачи?
        - Да. В отделении это - лечение. А в "Фуксии"…
        - …развлечение? - Штепсель закончил фразу, не улыбнувшись.
        - Да.
        - Вы всегда знаете, куда отправляется ваш…
        - Пациент - да. - Игорь сам удивлялся четкости своих ответов. - Клиент - как правило, нет. - Штепсель снова обменялся быстрыми взглядами с Антоновым.
        - А почему так получается, если не секрет?
        - Очень просто. - Игорь пожал плечами. - В случае с пациентом мне важна любая мелочь. Это чисто профессиональное. К тому же я долго общаюсь с больным, прежде чем положить его под аппарат. Извините за самоуверенность, но после таких бесед я, в общих чертах, представляю, куда бы мог отправиться… пациент.
        - Почему?
        - Потому что фантазия больного человека работает только в одном направлении. Он думает, как бы ему выздороветь. - "Чего я постоянно пожимаю плечами, словно школьник на педсовете?"
        - Ну, а в Оздоровительном центре?
        - Туда народ приезжает развлекаться. Я получаю за это деньги. Хорошие деньги. - Игорь попытался поймать взгляд Антонова, но тот смотрел в сторону. - Я слежу только за тем, чтобы… процедура была выполнена правильно. Дальше не мое дело. Клиент сам себе выбирает приключения.
        - Вы хотите сказать, что это могут быть разные. ммм… - он хотел сказать «миры», но явно не решился, - …декорации?
        - Конечно. Хотя их количество и не безгранично. Все опять-таки зависит от клиента.
        - На это можно как-то влиять?
        - На что?
        - На выбор декораций?
        - Не знаю… Честно говоря, я этим не занимался.
        - И вы никоим образом не можете знать, где и что делает ваш пациент… или клиент?
        - Мой пациент лежит передо мной на кушетке. - Игорь позволил себе немного поиграть словами. - Когда процедура закончена, он может поделиться со мной своими приключениями. А может, и нет.
        Штепсель словно и не заметил этой игры. Он ненадолго задумался, как будто выбирая, какой следующий вопрос задать. Игорь был уверен, что все вопросы у него готовы заранее. Так. Решился.
        - Я уже спрашивал… Что за раствор вы колете клиентам?
        - Это так называемый SD-стимулятор. Питательный раствор. Позволяет избежать "последовательной дистрофии".
        - Откуда взялись эти термины?
        - Я их придумал сам.
        - А раствор?
        - Также мое изобретение.
        - Прекрасно! - почему-то обрадовался Штепсель. - А доза?
        - Доза рассчитывается строго индивидуально.
        - На основании…
        - На основании нейрограммы.
        - Это не очень сложно? Вы сможете объяснить так, чтобы я понял? - Кажется, он пытается шутить. Что, черт побери, так улучшило его настроение?
        - Это примерно то же, что и кардиограмма, но касается работы не сердца, а… - "Говорить ему или нет?"
        - Почему вы замолчали? - Штепсель перегнулся через стол, с интересом вглядываясь в Игоря.
        - Пусть это будет моей профессиональной тайной, - твердо ответил Поплавский, сделав ударение на слове "профессиональной".
        - Хорошо, - легко согласился Штепсель. И снова задумался. Игорь решил воспользоваться заминкой.
        - Извините меня, пожалуйста…
        - Да?
        - Я про вас все уже понял… - Какое глупо-детское начало! - Но совершенно не привык общаться с человеком без имени. Вы не могли бы предложить мне что-нибудь для обращения к вам? Если помните, вы предложили мне выбирать из Тарапуньки и Штепселя, а я…
        Антонов захохотал, откинув голову и хлопая ладонью по столу. Загорелый кагэбэшник сдержанно улыбался.
        - Извините, Игорь Валерьевич. Можете называть меня Андреем Николаевичем.
        - Спасибо. - Поплавский слегка кивнул. И тут же вспомнил, что совершенно недавно Антонов называл загорелого Павлом Игнатьевичем. Вот жук!
        - У меня еще буквально два вопроса.
        - Пожалуйста.
        "Интересно, - мелькнула у Игоря шальная мысль, - наш разговор записывается?"
        - Могли бы вы рассмотреть такую, скажем, принципиальную возможность, как смонтировать еще один аппарат в Другом месте? - Ну и фразы заворачивает, подумал Игорь, но тут же до него дошел смысл вопроса. Он моментально снова превратился в испуганного ребенка и почему-то посмотрел на Антонова. Показалось или нет, что тот слегка пожал плечами?
        - Я думаю, - медленно начал Игорь, - что это… нереально.
        - Почему?
        - Я физически не смогу обслуживать три аппарата.
        - Ну, а если на третьем аппарате вы будете работать… ну, скажем… раз в месяц?
        - Андрей Николаевич, а вы никогда не задумывались, почему в мире так мало атомных электростанций? - спросил Игорь, смело глядя в глаза настырному кагэбэшнику. Даже теперь, когда вместо Штепселя появилось нормальное имя, его все равно хотелось произносить в мысленных кавычках.
        - Ваш аппарат так опасен? - быстро и как-то плотоядно спросил тот.
        - Я просто не позволю, чтобы после одного дня работы целый месяц потом мой аппарат стоял без присмотра.
        - Но вы же не боитесь оставлять свои два аппарата, скажем, на выходные? Или на время отпуска? А вдруг с вами что-нибудь случится?
        - Вы мне угрожаете?
        - Упаси Бог! - Именно так, с ударением на «а»! Что ж он Бога-то все время поминает? - Я просто хотел сказать, что гарантирую надежную охрану.
        - Вы? - Игорь постарался произнести это с максимальным сарказмом.
        - Я, - подтвердил Андрей Николаевич голосом человека, не привыкшего ничего доказывать.
        - Не понимаю я, конечно, ваших проблем, - беззаботно сказал Игорь, - но почему бы просто не приезжать тот же самый раз в месяц к нам в "Фуксию и Селедочку"?
        - Дело не во мне, - как-то печально произнес Андрей Николаевич, и Игорь с вновь поднимающейся неприязнью решил, что тот опять крутит. - В помощи вашего аппарата нуждаются другие люди.
        - Ну так привозите своих людей!
        - Не могу. Не имею права.
        - А, пресловутая секретность!
        - Совершенно верно, Игорь Валерьевич. И, поверьте, мне гораздо проще будет помочь вам смонтировать аппарат в… определенном месте и раз в месяц возить вас туда. Чем тот же раз в месяц светить своими людьми в вашей "Фуксии и Селедочке". Кстати, Игорь Валерьевич, откуда взялось такое странное название?
        - Это мое название, - коротко ответил Антонов, ничего более не объясняя.
        Странен сегодня наш директор, необычен. Пожалуй, таким мы его еще не видели. Сидит за столиком спокойно, на часы ни разу не взглянул, хотя по глазам видно, что дел у него - навалом.
        - Ага, - кивнул Андрей Николаевич, - ясно. Чего ему ясно?
        - А что у вас за люди? - осмелился спросить Игорь.
        - Обыкновенные люди. Сотрудники.
        - Я понимаю. Но я не об этом спрашиваю. Эти ваши сотрудники, они… им аппарат нужен как средство отдыха или лечения?
        - С вами легко работать, доктор, - уважительно заметил Андрей Николаевич.
        - А мы уже, оказывается, работаем? - искренне удивился Игорь. "Тьфу, тьфу, тьфу, упаси Господи".
        - Нет. Мы пока разговариваем. - Никакое самое чуткое ухо не расслышало бы ударения на слове «пока». Надеемся, его и не было. - А вот вопрос вы задали прямо в точку. Эти люди действительно нуждаются в помощи вашего аппарата. Вы понимаете, какой у них нелегкий труд… Очень часто по возвращении…ммм…с задания этим людям бывает трудно адаптироваться к привычной жизни…
        - Афганский синдром? - вспомнил Игорь.
        - Доктор, дело в том, что каждая страна в принципе имеет свой синдром, - очень мягко сообщил Андрей Николаевич.
        - Я пойду в машину, - вдруг заявил Антонов, - мне срочно нужно позвонить.
        - Хорошо, хорошо, Виталий Николаевич, мы как раз уже заканчиваем…
        Антонов вышел. Плечистый официант запер за ним дверь и моментально скрылся за шуршащей занавеской.
        - Доктор, - Андрей Николаевич придвинул к Игорю свое загорелое лицо, и голос его вдруг стал совершенно человеческим, - а все-таки почему вы говорите: «путешествия»? ЧТО путешествует, пока клиент лежит у вас на кушетке? Скажите, пожалуйста.
        И Игорь чуть было не клюнул на эту внезапно проглянувшую человечность, чуть было не разнюнился и не ляпнул: «душа», но тут же взял себя в руки:
        - Я вам уже ответил: это моя профессиональная тайна.
        - Значит, вы не хотите с нами работать?
        - Нет, - как можно тверже ответил Игорь, испытывая очень смешанные чувства.
        - В таком случае спасибо за беседу.
        - Пожалуйста. Надумаете прийти сами, милости просим. - Игорь решил, что вел себя достаточно корректно. - И вам спасибо.
        Они вышли из кафе и сели в машину. До самого Нейроцентра никто не произнес ни слова.
        На столе после них остались: пустая чашка, пустая рюмка из-под коньяка и нетронутый стакан, в котором растаявший лед лишь немного изменил цвет хорошего виски.
        Игорь засиделся на работе допоздна. В «Фуксии» он больше не появился.
        Сегодня клиентов не было. Редкий день. Вялая золотая рыбка томно плещется на мелководье, отдыхая от назойливых стариков. Да чего ты врешь-то? И вовсе они не назойливые! Чего ты злишься? Плохое настроение? С чего бы это? Может, для его улучшения пойдешь и посчитаешь денежки в сейфе? Свои, свои. Можно сказать, потом и кровью заработанные. А что? Положил человечка под аппарат, музычку включил, до пяти посчитал, укольчик сделал и - сиди себе, зелеными бумажками хрусти. Очень, кстати говоря, приличное количество набегает. Даже в неделю. Начинаешь потихоньку понимать проблемы своих клиентов. Вы где помидоры покупаете? А креветки? А подштанники? Машину вот второй месяц выбираю, никак не решусь: то ли патриотом остаться, то ли для понта «Мерседес» купить. Не, «БМВ» не надо, «БМВ» гаишники часто останавливают. А мне вот «Вольво» тут за 1600 баксов предлагали. Так оно одно название, что «Вольво». Зато сильная экономия на бензине. Потому что в основном самому толкать придется. Чего, чего ты злишься? А того, что со всеми своими треклятыми баксами (ну уж, ну уж, треклятыми! Соврал, соврал!) я все равно для них
- что-то вроде мозольного оператора! Ну и что? А ты чего хотел? Повыше? Так иди, открывай свое дело. Торгуй… ммм… колбасой, или… ммм… водкой. Не пойдешь? Почему? Потому что знаешь, что с твоим на лбу написанным высшим образованием тебе завтра же по башке настучат. А колбасу отнимут.
        - Игорь Валерьевич? - За дверями тихо скребся деликатный Тапкин. - Вы очень заняты?
        - Нет, нет, Александр Иосифович, входите!
        "Вот кому я завидую! Подвижник российской науки! Человек без сейфа. Время - без двадцати восемь, а он все еще на работе околачивается".
        - Вы знаете, Игорь Валерьевич, я тут вчера просматривал нейрограммы и обнаружил очень интересную закономерность! - Тапкин выложил на стол Игоря кипу бумаг и начал в них рыться. Игорь весело за ним наблюдал, догадываясь, чем это закончится.
        Точно! Буквально через минуту все повалилось на пол, прихватив с собой чашку с недопитым чаем.
        - Ой, извините!
        - Ничего страшного. Она небьющаяся.
        Минут через десять, когда им удалось, наконец, добиться, чтобы бумаги не падали на пол, Александр Иосифович сел на списанный осциллограф и принялся с увлечением объяснять Игорю значение пиков нейрограмм в области D.
        Ну что, так и будешь сидеть и слушать с умным лицом? Может, перестанешь над человеком издеваться? И признаешься? В чем, в чем? В том, что про область D тебе все давно и преотлично известно. Ведь именно там находятся столь любимые и лелеемые тобой WF - и IF-пики. Которые и определяют, сколько двигателей будет у космического корабля, на котором наш пациент отправится к продавцам галактического счастья на планету К'Сангу-и-Самбунгу. Шучу, шучу. То есть это как раз та шутка, в которой оч-чень большая доля правды. Сидишь и молчишь, и киваешь головой, делая вид, что тебе ужасно интересно. Тебе и правда интересно, каким образом Тапкин, имея мизерную информацию, смог до этого дойти.
        - …мне кажется, что высота этих пиков должна каким-то образом коррелировать со способностью человека к непредвзятому фантазированию! - Тапкин поднял голову и посмотрел куда-то вверх, за шкаф. На несколько секунд задумался, улетел мыслями в свои заоблачные выси, но тут же вернулся и продолжал с горящими глазами:
        - Вы представляете, насколько это может быть интересно? Если, конечно, я прав…
        - Вы правы, Александр Иосифович, - не выдержал Игорь. Этот скользкий сегодняшний кагэбэшник, видно, успел сильно его пронять. Захотелось поговорить, пожаловаться, поплакаться на свою дурацкую судьбу. - Я сам давно занимаюсь этой проблемой… ну то есть идентификацией пиков. И, если желаете, могу с вами поделиться кое-какими интересными выводами. Но для этого нам удобней было бы пройти в Оздоровительный центр. Если вы не против… У Тапкина загорелись глаза.
        - Но… это же мировое открытие! - Александр Иосифович стоял перед аппаратом в "кабинете психологической разгрузки" и кидал в Игоря восхищенные эпитеты и десятки вопросов. - У вас хватило смелости проводить эти опыты? Какие патологии рассматриваете? Как странно… Это ведь чистая неврология? Откуда вы берете испытуемых?
        - В основном это добровольцы - мои знакомые. - Игорь врал напропалую. - По моей просьбе приезжают люди, подверженные частым стрессам. Поэтому и вывеска на двери практически соответствует действительности. - В последний момент, уже у дверей "Фуксии и Селедочки", Игорь вдруг опомнился. Хрен-то с ним, с этим кагэбэшником, не боюсь я его, пошлю подальше. И ничего он мне не сделает. А вот какими глазами на меня Александр Иосифович посмотрит, если сейчас расскажу ему, как делаю бизнес на своем аппарате?
        И Игорь импровизировал на ходу, сочиняя чудовищную по своей нелогичности историю о каких-то волшебных спонсорах, опытах во внерабочее время, интереснейших результатах… Он договорился до того, что и аппарат вот этот - так он и не доведен еще, и ложатся под него только проверенные добровольцы не чаще, чем раз в месяц… Ужас, как стыдно. Но зато в качестве соуса ко всей этой лапше Игорь честно рассказал Александру Иосифовичу все, что успел расшифровать в нейрограммах. Тапкин от восторга подпрыгивал на стуле, тыкал пальцем в очередной пик и, захлебываясь, как ребенок, спрашивал:
        - А это? А это что?
        Другой на его месте давно бы уже обиделся на то, что коллега скрывал от него столько важной информации. Но Александр Иосифович был бессребреником во всем. Он жадно слушал Игоря, изредка вставляя короткие дельные вопросы.
        - …А вот это - помните, Александр Иосифович, этот пик мы первый раз увидели…
        - Это суицидный пик! - радостно восклицал Тапкин. - Мария Львовна Пулковская, студентка театрального института, четыре попытки самоубийства!
        - Точно! А вот это?
        - Это… минуточку… Это - клаустрофобия! Впервые зафиксирован нами у Дорониной… Елены Олеговны?
        - Ольги Олеговны, - подсказал Игорь.
        "Сейчас со стороны мы, наверное, напоминаем двух архангелов, листающих на досуге Книгу Судеб. Как все-таки жалко, что так и не успели с Борей сделать программу для компьютера. Это все эффектно бы смотрелось на экране!" Игорь совершенно расчувствовался и начал терять бдительность.
        - Вы знаете, Александр Иосифович, я ведь потихоньку экспериментирую с аппаратом в области чисто психотерапевтической…
        - Что вы говорите! И как это выглядит… м-м-м… практически? Как вы производите воздействие? На какую область головы?
        Умный ты мужик, Тапкин, да только жаль, материалист. Я могу, конечно, сказать тебе по-простому, что ВИЖУ локализацию психосоматической субстанции, именуемой «душой». И именно туда направляю излучатель. Могу, да не скажу. А вместо этого я буду заумно и длинно объяснять конструкцию нового излучателя со сменными насадками: сильно концентрирующей (на случай сверхтонкого вмешательства) и рассеивающей (как раз очень пригодной для облучения головы).
        К концу разговора Тапкин стал рассеян и задумчив. Что означало, что в его мозгу уже началась напряженная работа по усовершенствованию, улучшению и модернизации нашего прибора. Зуб даю - завтра спозаранку прибежит ко мне с ворохом новых идей.
        - И представляете, Александр Иосифович, - весело пожаловался Игорь, - нашими успехами даже КГБ заинтересовалось. Сегодня один такой умник приходил, предложил с помощью нашего аппарата реабилитировать их сотрудников, представляете?
        Наверное, если бы у Игоря изо рта, как в сказке, вдруг начали сыпаться змеи и жабы, Александр Иосифович Тапкин так бы не испугался.
        - А вы? - Даже не спросил, а выдохнул он.
        - А я отказался.
        - Как - отказались?!
        - Очень просто. Я согласен обслуживать их сотрудников здесь, на общих основаниях. Но монтировать новый аппарат где-то в другом месте - нет, увольте! - Игорь красиво выставил вперед ладони, демонстрируя, как именно «уволить». Честно сказать, он, конечно, бравировал. Тем более сейчас, при Тапкине это было делать совсем не страшно.
        - Все, - упавшим голосом произнес Александр Иосифович. Нет, не просто упавшим, а рухнувшим с охрененной высоты. - Можете попрощаться со своим аппаратом.
        - Ерунда, Александр Иосифович, вы забываете, какое время на дворе! Конец девяностых! У них давно нет такой силы, как раньше! К тому же аппарат без меня работать не сможет, вы это прекрасно знаете…
        - Знаю. - Тапкин посмотрел на Игоря с жалостью. Видно, уже представлял себе доктора Поплавского в лапах инквизиции. Ему поджаривают пятки на медленном огне, и он раскрывает секрет аппарата.
        Ну-ну. А и раскрываю, так что? Все равно, кроме меня, никто не видит легкого серого облачка… Ерунда все, ерунда, нет у них на меня управы!
        - Как это нехорошо… - печально произнес Тапкин. И ни к селу ни к городу вдруг задумчиво добавил:
        - А называются они сейчас не КГБ, а ФСБ, насколько я знаю.
        Вот. Так и пообщались. Состояние Александра Иосифовича в конце нашей беседы хорошо описывалось древним анекдотом: "Врач сказал, что вы будете жить". - "Это хорошо". - "Но всего три часа". Игорь ощущал себя злым папашей, который, перодевшись Дедом Морозом, принес сыну на Новый год велосипед. А затем, полностью насладившись ребячьим восторгом, содрал накладную бороду и сообщил, что просто-напросто одолжил трехколесное чудо у соседского мальчика на пару часов.
        Эх, не могу я так над людьми издеваться. Нельзя его так отпускать.
        - Александр Иосифович! - в каком-то озарении вдруг произнес Игорь. - А вы не хотите сами попробовать?
        - Простите? - Тапкин непонимающе смотрел поверх очков.
        - Вот аппарат. И я готов провести с вами пробный психотерапевтический сеанс. Прямо сейчас. Хотите?
        - Со мной?
        Вы думаете, он испугался и замахал на меня руками и внезапно вспомнил, что торопится домой?
        Вы думаете, он принялся убеждать меня в совершенной бесполезности психотерапевтического сеанса над ним, нормальным, уравновешенным человеком, без комплексов и фобий?
        Тогда во веки веков не понять вам настоящего ученого! Который с восторгом выпьет ведро какой-нибудь особо ядовитой отравы только для того, чтобы опробовать новое противоядие! И внесет еще один небольшой вкладик в родную науку.
        Глаза Александра Иосифовича вспыхнули так ярко, словно я раза в два повысил напряжение.
        - Потрясающе! Вы предлагаете проверку диагностического или профилактического действия аппарата?
        - Конечно! - малодушно согласился Игорь. Хотя ему следовало бы честно признаться, что он просто хочет сделать приятное приятному человеку. Дать возможность его душе порезвиться, как ей вздумается. Вырваться на волю из тела примерного семьянина и забубенного трудяги-ученого.
        - Но как мы сможем проконтролировать полученный эффект? - засомневался Тапкин, хотя сам уже чуть не подпрыгивал от нетерпения.
        - Ну-у, Александр Иосифович, это уж ваша забота. Вы себя лучше всех знаете, вы - человек науки, беспристрастный, так сказать, наблюдатель. Придется вам сегодня себя понаблюдать. Нейрограмма ваша у меня есть. Помните, года два назад мы с вами снимали? Срок, конечно, большой, но будем надеяться, особых изменений с тех пор не произошло?
        - Нет, нет, не думаю.
        - Ну и ладненько. Мы сейчас проведем сеанс, а потом вы сами сядете и аккуратненько проанализируете свои ощущения. И, если захотите, поделитесь со мной выводами. Настолько подробно, насколько сами пожелаете…
        - Ах, безусловно, Игорь Валерьевич, все, что в моих сил ах…
        Нам бы еще шляпы с перьями - и мы бы с ним уже подметали бы ими пол, расшаркиваясь друг перед другом в порыве благородных чувств.
        Интерлюдия III
        - Александр Иосифович, вы меня слышите?
        - Да.
        - Расслабьтесь. Слушайте музыку. Не старайтесь специально на чем-то сосредоточиваться. Сейчас я буду считать. Когда я назову цифру «пять», вы уснете. Приготовились. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
        Приемный покой. 5.25.
        Катастрофическое количество раненых. Их везут и везут, круглые сутки. А после ночного бомбового удара машины въезжают в ворота госпиталя одна за одной. В половине пятого утра главный врач лично развернул две из них обратно. В палатах правого крыла госпиталя хорошо было слышно, как ругались водители этих машин:
        - Куда мне их везти? Может, сразу на кладбище?
        - А куда мне их класть? На пол в коридоре? - срывающимся голосом кричал в ответ главврач. - Поезжай, поезжай, попробуй в больницу святой Екатерины!
        - Были уж! - В голосе водителя больше отчаяния, чем злости. - Там тоже переполнено!
        В госпитале, несмотря на холодную погоду, по приказу того же главврача были раскрыты все окна. Как могли, спасались от невыносимой вони - практически каждый второй в госпитале был заражен гнилой лихорадкой. Ни о какой изоляции речи не шло, поэтому число заболевших увеличивалось с каждым днем.
        - Иван Иванович, миленький! Пришли мне антибиотиков! Ну хоть немного! Мы же здесь сгнием заживо! - кричал в трубку главврач, присев на край стола в своем кабинете. Одно название, что кабинет: еще два месяца назад сюда перенесли перевязочную. - Помогай, Иван Иванович! У меня тут кокки размером с черную икру ползают! Выручай, брат! И хлорки! Хлорки побольше! Антисанитария у нас - полная! Что? Дашь хлорки? Ну спасибо, брат!
        В полуметре от телефона на перевязочном столе корчился молодой парень без ног. Молоденькая медсестра с красными расчесанными руками неловко обкалывала культи новокаином. Скосив глаза, главврач видел, как гнулась тупая игла.
        - Вы можете аккуратней это делать? - сердито спросил он, проходя мимо медсестры, прекрасно зная, что она не виновата и лучше игл сейчас нигде не найти.
        - Нет, - не поворачиваясь, огрызнулась девушка, почесав руку о край стола. Халат на ней был заляпан кровью. Раненый смотрел в потолок мутными от боли глазами.
        - Дайте ему хотя бы спирту, - гораздо мягче сказал главврач.
        - Нету спирту. - Казалось, она сейчас расплачется. - Ночью склад обворовали.
        - Почему не доложили?! - Девушка равнодушно пожала плечами, снова почесалась и набрала в шприц следующую порцию новокаина.
        - Александр Иосифович? - В дверях показалось бледное лицо старшей медсестры. - Документы на вывоз подписать нужно.
        - Почему мне ничего не сказали о краже на складе? - стараясь сдерживаться, спросил главврач.
        - Я просто не успела. Вы спали, а потом раненых повезли… - Лицо Людмилы Леонтьевны было синевато-бледным. Александр Иосифович хотел спросить, когда она последний раз отдыхала, потому что за последние двое суток постоянно видел ее в разных концах госпиталя. Да и сам он прикорнул всего на два часа вчера вечером. - Александр Иосифович, подпишите документы.
        - Давайте. - Он снова повернулся к столу. - Сколько сегодня?
        - Двадцать шесть. Но я думаю, уже больше, - тихо сказала она. - С последней машиной очень тяжелых привезли. Мы их еще не оформляли, но там больше половины безнадежных.
        - Откуда? - быстро спросил главврач, подписывая бумаги.
        - С вокзала. Целый поезд разбомбили. Люди в эвакуацию ехали…
        - Изверги, - сказал Александр Иосифович, невольно трогая нагрудный карман, где лежало истрепанное письмо от родных. Пришло оно давно, около месяца назад. И каждый день он доставал его раз по сто, не меньше, и каждый раз благодарил судьбу за то, что успел вовремя отправить мать, жену и девочек подальше от этого ада. Он помнил наизусть не только каждое слово из этого простого коротенького письма - он мог рассказать, как выглядит каждая буква, каждая запятая быстрого почерка жены, и не уставал улыбаться при виде смазаного кривоватого «папа», написанного младшей дочерью внизу листка.
        - Александр Иосифович, вы бы отдохнули немного, - тихо сказала Людмила Леонтьевна, забирая подписанные бумаги.
        - Да, да, обязательно. Только на склад схожу.
        Выходя из кабинета, главврач еще раз обернулся. Медсестра чесала руки об стол. Голова раненого склонилась набок, глаза были закрыты.
        Склад. 6 часов 11 минут.
        Александр Иосифович застал на складе двух заспанных солдат. У одного грязным бинтом была перевязана щека, второй был явно контуженный.
        - Что здесь произошло? - грозно спросил главврач.
        - Так это… ограбили склад… - сипло ответил тот, что с щекой.
        - А вы где были?
        - Мы… это… того…
        - Проспали? - чуть повысил голос Александр Иосифович, хотя не имел привычки кричать на раненых. Но здесь эти двое были уже не ранеными, они охраняли склад.
        - Н-никак нет, - заикаясь, ответил контуженный. - М-мы здесь только полчаса как стоим.
        - А где… - Александр Иосифович оборвал свой вопрос. Чего же тут спрашивать, где прежняя охрана, и так все ясно.
        - Так убили всех, - спокойно ответил контуженный.
        - Что взяли? - Главврач понимал, что разговор пустой, но почему-то не мог уйти. Его раздражал грязный бинт на щеке у солдата.
        - Мы не знаем. Завхоз приходил, что-то считал, бумаги писал. Мы не знаем.
        Главврач своим ключом открыл дверь склада. Никакого погрома, просто исчезли четыре фляги со спиртом. На стене следы автоматной очереди. На полу - немного крови.
        - Продолжайте дежурство, - приказал он, уходя. Хотя охранять здесь было уже нечего. - А вы, когда сдадите дежурство, отправляйтесь на перевязку.
        - Спасибо. - Тот, с перевязанной щекой, кивнул.
        Съездовская линия Васильевского острова. 8 часов 01 минута.
        Александр Иосифович шел домой по правой стороне улицы. Как показывал опыт, так было безопасней. Хотя в это время обычно не бомбили. На улице было пусто. Моросил мелкий теплый дождь.
        На углу Большого проспекта и Первой линии стоял почти целый дом. Дальше по проспекту не меньше десятка зданий лежали в руинах. Александр Иосифович заметил боковым зрением какое-то движение в окне и на всякий случай побежал. Он уже раскаивался, что пошел отдыхать домой, а не послушался совета Людмилы Леонтьевны - поспать в ординаторской. С другой стороны, разве в ординаторской поспишь?
        - Стой, морячок, стой! - услышал он за спиной дребезжащий голос. И сразу же, облегченно вздохнув, перешел на шаг. Можно не торопиться. Но и останавливаться не обязательно. Настырная старуха все равно его догонит. - Эй, морячок!
        Она выглядела, как всегда, ужасно. Маленькие слезящиеся глаза, серая морщинистая кожа, драное зимнее пальто. Особенно жутко смотрелась белая вставная челюсть, которую старухе удалось сохранить каким-то чудом.
        - Эй, морячок! Ты с какого корабля? - Кокетливо заглядывая Александру Иосифовичу в лицо, она засеменила рядом. - А я тоже на пристань иду, жениха встречать. Он у меня тоже моряк. - В прошлый раз она, помнится, принимала Александра Иосифовича за студента университета, а сама изображала студентку-медичку. - А у тебя невеста есть? Красивая? А ты парень симпатичный. Мой жених тоже красавец. Высокий! Глаза голубые, а волосы белые. - Старуха болтала без умолку, ей было абсолютно не важно, слушают ее или нет. На памяти Александра Иосифовича ее ловили и отправляли в приют для душевнобольных четыре раза. Но она снова и снова убегала оттуда, возвращалась на Васильевский и бродила здесь, приставая к редким прохожим со своей глупой болтовней. Чем она питалась и где ночевала, выяснить не удалось. На обращенные к ней вопросы старуха не отвечала никогда. Раньше Александр Иосифович думал, что она - бывшая актриса. В третий раз он дождался санитаров, потому что она сильно подвернула ногу и не могла идти. Словоохотливый мужик в сером халате объяснил, что актрисой сумасшедшая никогда не была, а всю жизнь проработала
в районной библиотеке. - Я себе и платье уже свадебное сшила. Красивое, да? - Александр Иосифович автоматически повернул голову и посмотрел на нее. Обрадованная неожиданным вниманием, она разулыбалась и, остановившись, закружилась на месте, демонстрируя воображаемый наряд. Сегодня она действительно постаралась на славу: из многочисленных дырок в своем драном пальто она повытаскивала ватин, а на голову налепила несколько мокрых кленовых листьев. - Я тебе нравлюсь? Только ты смотри не приставай ко мне, а то узнает жених, он тебя побьет! Он у меня знаешь, какой ревнивый! Мы скоро поженимся. И свадьба буде-ет… Сто человек! - Она вдруг нахмурилась. - А деток мы заводить не будем, не будем… Их все равно на войне убьют… Не будем деток заводить…
        Александр Иосифович быстро пошел дальше. У нее начиналась обычная вторая стадия - плаксивое настроение, жалобы, слезы. Следующей будет агрессия. Хорошо, что до дома осталось десятка два шагов.
        Уже закрывая дверь парадной, Александр Иосифович услышал страшные проклятия, которые старуха выкрикивала на всю улицу. Телефон, как ни странно, работал. Александр Иосифович набрал знакомый номер:
        - Добрый день. Это Тапкин беспокоит. У нас тут на углу улицы Репина и Большого проспекта опять душевнобольная старуха разгуливает. Заберите ее, пожалуйста. Я боюсь, скоро бомбить начнут. Что? Спасибо большое.
        Дома было холодно и сыро. Есть не хотелось. Да и выбор был небогат: пакет сухарей, немного кураги, полбанки засахарившегося меда, рис. Александр Иосифович подогрел чайник, выпил большую кружку горячей воды с медом и лег на диван, поставив рядом будильник.
        Госпиталь. 14 часов 46минут.
        - Александр Иосифович! Александр Иосифович! Вас срочно в западное крыло вызывают! - Немолодая полная санитарка вбежала в кабинет.
        - Что там такое? Пожар? - спокойно спросил главврач.
        - Нет, там с больным что-то непонятное.
        - Ну уж и непонятное. Никто и разобраться не может? - Четырехчасовой сон взбодрил Александра Иосифовича и даже улучшил настроение. Надев халат, он отправился за санитаркой в западное крыло.
        Госпиталь был страшно переполнен. В некоторых местах главврач с трудом пробирался между расставленными в коридорах койками или даже просто матрасами, лежащими на полу. Тяжелое зрелище, очень тяжелое. Особенно, когда почти с каждой кровати на тебя смотрят умоляюще-вопрошающие глаза: я скоро поправлюсь, доктор? Для половины ответ на этот вопрос: не скоро. И, как показывает последняя статистика, для десяти процентов больных ответ звучит еще более удручающе: никогда. При этом следует учитывать, что в госпитале - за счет соблюдения строжайшей дисциплины и всей возможной гигиены - еще не самый высокий уровень смертности.
        В западном крыле находилось военное отделение. Сюда клали только раненых из действующих частей. Потому и раны были чище. Но страшнее.
        Голова раненого была забинтована почти полностью, поэтому возраст невозможно было определить. Свободным оставался один рот. И этот рот непрерывно бормотал какие-то непонятные слова. Вокруг стояло человек пять из ходячих. Все что-то шумно обсуждали. Увидев главврача, они быстро разошлись.
        - Что случилось? - Главврач повернулся к стоящей здесь же медсестре.
        - Тяжелое осколочное ранение головы. Очень тяжелое. Мы думаем, к вечеру умрет… - неуверенно ответила она.
        - Так. И зачем же меня звали?
        - Александр Иосифович, он, кажется, иностранец. Мы вначале думали, бредит. Все время что-то говорит, по-моему, просит что-то. Никто его не понимает…
        - Он слышит?
        - Да.
        Главврач наклонился над раненым.
        - Вы понимаете по-русски?
        - Не понимает, - тихо сказала медсестра.
        - Do you speak English?
        - Yes! Yes! - Радостно ответил раненый и замахал руками, словно пытался что-то поймать.
        - Where are you from?
        - I'm from Spain.
        - Он испанец, - перевел Александр Иосифович медсестре. - May I help you?
        - Yes! I need International Red Cross.
        - Милый ты мой, - горько произнес главврач, - где ж я тебе возьму Международный Красный Крест? А откуда он вообще взялся?
        - Не знаю, - медсестра пожала плечами, - привезли, выгрузили, документов, как всегда, никаких. - Видно было, что ей совершенно не хочется идти работать, а охота еще постоять здесь и узнать побольше об иностранце.
        - What the number of your unit? - Александр Иосифович задал этот вопрос на всякий случай. Если солдат не представляет, где находится, номер своей части он ни за что не скажет.
        Раненый еще сильнее замахал руками и несколько раз повторил:
        - UN, UN!
        - United Nations? - не веря своим ушам, переспросил Александр Иосифович.
        - Yes, yes… - Руки раненого упали на кровать. Судя по всему, он потерял сознание.
        - Документов точно - никаких? - на всякий случай переспросил главврач.
        - Да нет же. - Медсестра упрямо тряхнула головой, из-под шапочки выбилась прядь светлых волос, и сразу стало видно, что девушка очень-очень молоденькая.
        - А сопровождающие с ним были?
        - Нет, Александр Иосифович, он был один.
        - А где его форма? Могу я ее посмотреть?
        - Форма… - Медсестра совершенно по-девчоночьи фыркнула. - Одна рвань. Мы ее сразу в печку отправили…
        Раненый снова зашевелился и еще быстрее чем раньше забормотал. Испанские слова мешались с английскими. Чаще всего повторялось:
        - Help me! Anybody, help me! I need International Red Cross! Help me!
        Александр Иосифович с минуту еще задумчиво смотрел на испанца, потом повернулся к медсестре:
        - Как вас зовут?
        - Нина.
        - Очень хорошо, Нина. Передайте вашему зав. отделением, что я вас посадил на пост около этого больного. У вас есть карандаш и бумага?
        - Сейчас принесу.
        Через пять секунд она уже стояла рядом, держа блокнот.
        - Садитесь здесь и попытайтесь выяснить его имя и адрес.
        - А как же…
        - Очень просто. Сидите и твердите: "What is your name? Write your adress, please". Запомнили?
        - Нет, - честно ответила она.
        - Запишите себе русскими буквами: "Вот из ё нейм? Райт ё эдрес, плиз". Записали? Вырвите этот листок себе, а блокнот дайте ему. Как только получится, немедленно принесите мне. Все поняли?
        - Да.
        Выходя из палаты, Александр Иосифович обернулся. Любопытные уже снова стояли около иностранца. Нина присела на стул рядом его с кроватью и тонким голоском спрашивала:
        - Вот из ё нейм? Вот из ё нейм, миленький?
        Вечерняя бомбежка. 17 часов 30 минут. Сильно грохнуло где-то рядом. Со стола слетел листок и упорхнул далеко под стол.
        - Странно, - произнес хирург, глядя на часы, - на две минуты сегодня задержались.
        - Я думаю, они у вас просто спешат, - спокойно ответил главврач, отправляясь за упавшим листком. - Они никогда не опаздывают. Я давно уже сверяю по ним время. Начало вечерней бомбежки? Ага! Значит, семнадцать тридцать.
        Невский проспект. 19 часов 11 минут.
        Бронированная машина медленно объезжала завал. Александр Иосифович с грустью убедился, что с тех пор, как был здесь последний раз, Невский сильно поредел. Не осталось ни одного целого здания по правой стороне между улицей Гоголя и Мойкой, там, где раньше был кинотеатр «Баррикада». Слева светило в небо окнами единственной уцелевшей стены кафе «Минутка». Магазин «Очки», Центральные железнодорожные кассы, как минимум, треть Гостиного двора… Во всем этом варварском уничтожении, однако, чувствовалась некая закономерность. По-прежнему стояли нетронутыми дворцы, соборы и просто красивые дома. Словно тот, кто бомбил, делал это, тщательно выбирая цели и обходя стороной то, что потом понадобится. Именно поэтому во дворцах и дорогих особняках сейчас располагались руководящие органы, детские учреждения и больницы. Исключение составлял, пожалуй, только госпиталь. Он был одним из первых стационаров в осажденном городе и создавался, когда еще не были открыты закономерности бомбежек. Сейчас он занимал все подвальные помещения бывшей Академии тыла и транспорта.
        Бронированный автомобиль, в котором ехал Александр Иосифович, повернул на Садовую и через несколько минут затормозил у Михайловского замка. Главврачу предстоял прием у Руководящего Лица. Александр Иосифович знал только, что Лицо зовут Романом Николаевичем. И что достаточно одного его слова, чтобы завтра госпиталь не получил ни крошки еды. Или, наоборот, - две тонны бананов. - Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, уважаемый Александр Иосифович! - хорошо поставленным голосом произнес Роман Николаевич, выходя из-за стола. Главврач сделал над собой усилие и пожал протянутую руку. Теперь до конца разговора он, как обычно, будет терзать в кармане носовой платок. Который по возвращении в госпиталь немедленно сожжет. Руководящее Лицо давно и безнадежно страдало руброфитией ладоней. - Как дела? Как госпиталь? Много раненых? Устаете? - Хорошо выверенные интонации выдавали в Романе Николаевиче бывшего телеведущего. - Садитесь, пожалуйста. - Александр Иосифович сел в предложенное кресло. - Как говорится в старом анекдоте, у меня для вас две новости: хорошая и плохая. С какой начинать?
        Начальственное Лицо очень любило использовать в беседе разговорные словечки, шутки, слова из песен, фразы из анекдотов. Причем Александр Иосифович практически никогда не знал, о каком именно анекдоте идет речь. С песнями было полегче.
        - Если не возражаете, я начну с хорошей! - Роман Николаевич, словно фокусник, извлек откуда-то мятый конверт. - Пляшите, доктор! Вам весточка!
        Чувствуя, как стремительно падает вниз сердце, Александр Иосифович нщал родной почерк.
        - Как они… там? - спросил он срывающимся голосом, неловко принимая конверт левой рукой.
        - Хорошо, хорошо! Все живы, здоровы, шлют вам приветы! - Роман Николаевич перестал улыбаться так резко, как будто кто-то щелкнул у него внутри выключателем. - А теперь, Александр Иосифович, новость плохая. - Он еще прошелся несколько раз туда-сюда по красной ковровой дорожке, скорбно выпятив нижнюю губу и делая вид, что собирается с мыслями. При этом глаза у него были совершенно равнодушные. - Перебазируем мы ваш госпиталь, Александр Иосифович.
        Главврач недоуменно заморгал:
        - Перебазируете? Куда? Почему? У нас прекрасное крепкое здание, мы занимаем только полуподвал, бомбежки нам не страшны, рядом Нева, удобно…
        - Вот именно, что Нева! - красиво выкрикнул Роман Николаевич, пристукивая кулаком по столу. - Вот именно - полуподвал! Вы сами невольно назвали все уязвимые места вашего госпиталя!
        - Я? Уязвимые?
        - Да, да. - Теперь Роман Николаевич стоял, облокотившись на стол и сложив руки на животе. Он смотрел на Тапкина с видом врача, только что поставившего самый неутешительный диагноз.
        - Я ничего не понимаю, - признался Александр Иосифович.
        - Дело в том… - Томительная завлекающая пауза. - Что нами получена самая достоверная информация о готовящейся операции по затоплению города. Путем создания искусственного наводнения. Безусловно, мы будем проверять ее еще и еще раз, но кое-какие меры мы должны принимать уже сейчас. - Роман Николаевич чуть повысил голос, заметив, что Тапкин собирается что-то спросить. - С завтрашнего дня начинайте потихоньку перебазироваться в Зимний дворец. Я думаю, там вам будет безопаснее всего. Да и простора побольше? - Он хитро подмигнул Александру Иосифовичу. - Все подробности обсудите с моими помощниками. До свидания, Александр Иосифович, не смею вас больше задерживать. - На счастье Тапкина, в этот момент зазвонил телефон, поэтому прощального рукопожатия удалось избежать.
        На обратном пути Александр Иосифович, оттягивая сладкий момент, поглаживал левый карман, где лежало письмо от родных. Он почти не думал о предстоящем завтра переселении в Зимний дворец. Суровая действительность давно уже отучила его от долгих обдумываний и пустых переживаний. Сейчас ценилась способность быстро соображать и решительно действовать. В Зимний так в Зимний. Дело врача - забота о здоровье пациентов. Дело главврача - нормальная работа госпиталя.
        В госпитале главврач первым делом выбросил носовой платок в корзину для сжигания и тщательно продезинфицировал руки. И только после этого сел за свой стол и разорвал конверт. Там оказалось два листка: на одном - несколько торопливых строчек почерком жены, на другом - корявые, но старательные прописи дочери. Чувствуя, как подступают к глазам слезы, Александр Иосифович принялся за первое.
        "Дорогой Саша!
        Пишу в страшных торопях, приехал человек, сказал, что может передать тебе письмо.
        У нас все хорошо. Сейчас не болеем. Даша выросла совсем большая, уже надевает мои платья. Лена учится читать. Я работаю в белорусской школе, преподаю английский. В русскую школу меня не взяли, потому что (зачеркнуто черными чернилами. Александр Иосифович повертел в руках конверт. Заклеен аккуратно, почти и не видно, что вскрывали). Постарайся написать нам. Наш адрес: (зачеркнуто теми же чернилами). Целуем и обнимаем тебя.
        Лена, Даша, Оля.
        P.S. Заодно отправляю тебе Дашино письмо. Она его писала две недели, очень старалась".
        Коротко, но все понятно. "Сейчас не болеем". Значит, болели. Даша надевает мамины платья. Значит, с одеждой плохо. Лена учится читать. Почему только читать? Значит, в школу не ходит. И еще много-много интересной информации. Какая жалость, что замазали адрес.
        На втором листке Дашкиными неповторимыми каракулями было написано следующее:
        "Дорогой Папа!
        Как ты жывешь? Как у тибя дела? У нас дела хорошо. Мы с Леной болели дизинтириий. Мы уже вызда-равели. Я хотела зависти котенка а Мама ниразриши-ла. Мы гуляем. У нас есть друзья. А с саседним двором мы все время диремся. Там живут хахлы. Они нас все время прогоняют и бьют. Досвидания Папа. Не скучай. Приежай скорей.
        Даша Тпкина".
        Госпиталь. Холл перед главным входом. 22 часа 53минуты.
        Во исполнение чьего-то высочайшего приказа в госпиталь приехали артисты. Несколько десятков ходячих больных сидели на ступеньках и устало смотрели на кривляния сытых нарядных актеров.
        - Братья и сестры! - услышал главврач, проходя через боковую дверь в приемный покой. - Сплотим наши усилия в борьбе за свободу родного города! - При этом за километр было видно, что румяный мужичок, призывающий сплотиться, только что сытно пообедал где-нибудь в «Метрополе», а до этого играл на бильярде в подвале «Елисеевского». Громко откашлявшись, артист принялся читать стихотворение Маяковского "Последняя страничка гражданской войны". Главврач остановился, дослушал до громового:
        В одну благодарность сливаем слова тебе,
        Краснозвездная лава. Во веки веков, товарищи,
        Вам - слава, слава, слава!
        Нахмурился и, подойдя к завхозу, мрачно курившему на подоконнике, тихо сказал:
        - Вы, Семен Макарович, в западное крыло артистов не ведите. Сразу домой отправляйте. Время уже позднее, больным спать пора.
        - Да моя б воля, я этих… - завхоз с трудом сдержался, чтобы не выругаться, - на порог не пустил! А в западное… надо бы их туда, там им недолго выступать пришлось бы. Живо бы накостыляли.
        Очень полная женщина в белом платье с блестками пронзительным голосом запела романс.
        Госпиталь. Ночной обход. 01 час 02 минуты.
        Несмотря на позднее время, госпиталь не спал. Шаркали по коридорам беспокойные больные, бегали медсестры, двое дежурных хирургов быстро прошли в операционную. Вновь поступивших было немного - в основном из-за нехватки мест. Если бы не завтрашее мероприятие, ночь могла бы пройти спокойно. Но сейчас во всем здании шла работа по подготовке к переезду.
        - Вы бы отдохнули, Александр Иосифович, - де-журно предложила старшая медсестра. - А мы к утру все вам доложим.
        - Хорошо, хорошо, Людмила Леонтьевна, я обязательно отдохну, - так же дежурно отвечал главврач, точно зная, что не ляжет, пока не обойдет и не проверит все службы госпиталя.
        Госпиталь. Ординаторская. 04 часа 17минут.
        Ну вот и прошли еще одни сутки. Нормальные, обыкновенные сутки. Александр Иосифович допил холодный чай, еще раз перечитал письма от родных, убрал конверты в карман и прилег на короткую кушетку.

* * *
        Игорь сидел рядом с кушеткой, смотрел на безмятежное лицо Александра Иосифовича и пытался понять, сделал он большую глупость или большую гадость, положив коллегу под аппарат. А еще он думал, что сам ни за что не будет спрашивать Тапкина о его похождениях. И даже сделает вид, что его это абсолютно не интересует. Ну, правда, мало ли что снилось человеку во время психотерапевтического сеанса? Это его личное дело…
        Придя домой, Игорь долго и бесцельно слонялся по квартире. Зашел на кухню, постоял немного, но есть ничего не стал. Долго глядел в окно. Почитал немного какую-то пустую и трескучую газету. Разозлился. Лег в кровать.
        И тут зазвонил телефон.
        Глава третья
        СВЕТА
        Где-то в недрах квартиры раздается тихое позвякивание. "Проклятый кот! Он снова добрался до своей мерзкой игрушки и таскает ее по дому! И я даже думаю - не сам нашел. Наверняка наше солнышко незакатное, уходя на работу, решило порадовать домашнее животное. Где только Виталий выкопал эту хреновину с бубенчиками? Говорит, в фирменном кошачьем магазине, за средней опупенности деньги. Очень, говорит, советовали купить. Рекомендации, говорит, ведущих кошководов. Или кошкодавов. И вот теперь эта тварь, толкая перед собой новую игрушку, носится по квартире, сметая все на своем пути. Проклятый кот.
        И зовут это порождение ехидны (я даже не поленюсь и схожу за паспортом) - Уинтон Барколдайн Кубер-Педи. А вот и нет, а вот и не угадали! Педиком его называю только я. Виталий, вопреки всем своим традициям, величает этого кривоногого рахита "сэром Уинтоном".
        Светочка швырнула кошачий паспорт на стол (промахнулась), закурила новую сигарету, элегантно поерзала на диване, переложив ноги справа налево, и попыталась сосредоточиться на свежем номере «Cosmopolitan». Безуспешно. Навязчивый звон стоял в ушах, порождая неуютную ассоциацию. Так и кажется, будто по коридору ходит прокаженный с колокольчиком.
        А что сделаешь? Возмутишься? Выпишешь ноту протеста? Ага. С гербовой печатью. Ага. К сведению интересующихся: этот мерзейший кот стал причиной ссоры номер восемь в нашем вчерашнем сосуществовании и ссоры номер два - в сегодняшнем. Что? Да, да, именно так: сосуществовании. Да, да, и ссоры у нас - нумерованные. Интересуетесь? Извольте. Сегодняшний номер один - это новый одеколончик нашего господина и повелителя (как называется - не скажем, чтобы не заниматься антирекламой солидной парфюмерной фирмы). После того, как Светочка заявила, что такими жидкостями, по ее мнению, опохмеляется недобитый демократами пролетариат, их сиятельство Виталий Николаевич сильно осерчали-с и изволили вылить кофий на новое ковровое покрытые нашей спальни.
        Еще? Хватит? Вот уж, нет уж, продолжаем, раз мы завелись. Теперь я возьму вас за пуговицу и буду долго и занудно рассказывать о своей горестной судьбе. Я представляю те моря и океаны презрения, которые выльют на меня 99, 9 % простых русских женщин, в принципе не понимающих, как можно иметь
        Четыре шубы
        Двадцать восемь пар туфель
        Шкаф во всю стену, забитый тряпьем от лучших модных домов Европы
        Как минимум, полтора килограмма золота в изделиях (с драгоценными камнями и без)
        Шестикомнатную квартиру на Каменноостровском с зимним садом и фонтаном
        Мужика (умный, красивый, непьющий, по бабам не гуляет, денег - только попроси - в любой момент любое количество)
        Навалом друзей по всему свету и возможность кататься к ним, когда захочешь
        Дачу (ближнюю - в Солнечном и две дальние - в Крыму и на Волге)
        Домработницу
        Личных: шофера, телохранителей, косметичку, массажистку, визажистку, тренера по шейпингу, тренера по плаванию, психоаналитика, стоматолога, гинеколога, а также всех, кто понадобится впредь,
        И не считать себя счастливой!
        И я не говорю уже о таких пошлых, с вашей точки зрения, мелочах, как
        Тридцать три розы - в постель - в тридцать третий день рождения
        Самолет - напрокат - в Калифорнии
        Ананасы - в шампанском -
        Молчу, молчу, потому что слышу, слышу уже ваш зубовный скрежет…
        Кстати, пока не забыла. Маленькая поправка. В моем «счастливом» списке (см. выше) вычеркните, пожалуйста, психоаналитика. Его у меня уже нет. Михаил Владимирович был слишком хорошим специалистом. Да нет, почему? Живой и невредимый. Просто я уже не его клиент. А потому что Виталеньке однажды не понравилось, КАКАЯ я пришла с сеанса этого самого психоаналитика. Слишком, видите ли, веселая. А мы с Михаилом Владимировичем в тот день так славно поговорили… Причем о Виталии, о нем, о нем! И я ехала домой в расчудеснейшем настроении, и погода была до неприличия хороша, и осень… Тротуары как будто специально чисто вымели, а затем умелая рука дизайнера в нужных местах набросала идеально подходящих по цвету листьев. Все встречные машины выглядели, как только что из мойки, а женщины - как из парикмахерской… И кварталов за пять до дома я так расчувствовалась, что решила маленечко пройтись пешком. И пошла, и пошла… почти не замечая ползущей сзади машины с бдительным Бритым… Кажется, даже мороженое себе купила…
        И вот тут-то меня и накрыли. Каким своим чертовым чутьем Виталий почувствовал, что я подхожу к дому? Или он сам куда-то собирался? Не помню. Зато очень хорошо помню, как он схватил меня за руку. Нет, на улице он еще не орал, на улице он только шипел. Орать он начал в квартире. Как на что? Почтенной публике не понятно? А вам, милые дамы, претендующие на мои двадцать восемь пар туфель? Тоже нет? Объясняю. Потому что, во-первых, одной мне по улице ходить нельзя (можно подумать, он Бритого позади меня не увидел), во-вторых, нельзя ходить одной по. улице с таким выражением лица (это мы таким образом о моей нравственности печемся) и, в-третьих, вообще - откуда это у меня такое выражение лица? От психоаналитика? И каким это образом он добивается такого эффекта? Ах, самым приличным и научным? Ну, так вот, милая, я твоего Михаила Владимировича сегодня же кастрирую, а потом пусть он с тобой ведет самые душеспасительные беседы. Нам так всем будет спокойней.
        После короткого раздумья Светочка решила, что никакое ее душевное равновесие не стоит мужского достоинства Михаила Владимировича, и, немедленно перезвонив ему, отказалась от дальнейших услуг.
        Но самая мерзкая сцена разыгралась вчера вечером. Мы только-только вышли из ресторана «Санкт-Петербург». С полуделового ужина с полуполезными хмырями. Как ни странно, вечер получился на удивление милым. Хмыри оказались славными ребятами, и Виталий улыбался, и все было вкусно, и шампанское холодающее, и девушка - как-будто только что из чаплинского фильма - разносила по залу цветы в корзине, и тапер-душка на прощание сбацал нам «Feelings». Потом все долго прощались на улице, Дуську грузили в машину, а она все вырывалась и пыталась танцевать «цыганочку». А потом мы остались вдвоем и решили еще немножко постоять-покурить на набережной. Какая-то перекрашенная грымза в норковой шубе продефилировала мимо нас, виляя бедрами. Виталий посмотрел ей вслед и со своей самой поганейшей медленной оттяжечкой сказал:
        - Такое впечатление, что она под шубой - голая… - Сказал так, чтобы я подумала, что ему действительно хочется - чтобы она была голая, - со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ну-у, и я, коне-ечно, тут же нахамила Виталию, швырнула хризантемы на землю и заставила Бритого гнать сюда мою машину. Стояла, ждала и злилась. Ехала и злилась, злилась. Дома ходила по квартире, швыряла вещи и злилась-злилась-злилась. Казалось бы, делов куча, повод - тьфу! На такие дешевые подначки давно бы уже пора перестать обращать внимание, но… уж больно вечер был хорош. Подобная шутка выглядела селедкой после мороженого в меню званого ужина.
        А бубенчики в коридоре все звенят и звенят…
        Нет, это просто невыносимо!
        Светочка швырнула ни в чем не повинный «Cosmopolitan» на пол и отправилась разбираться с котом.
        Ох, я тебя сейчас… Руками лучше не трогать - поцарапает. Лучше веником. Или шваброй. Где у нас, интересно, Эмма Петровна держит поломойную утварь?
        Предвкушая скорую и максимально кровавую расправу, Светочка выскочила в коридор. И тут же уперлась взглядом в ярко-розовый (Господи, где ж он цвет-то такой похабный отыскал?) листок бумаги, скотчем прилепленный к зеркалу.
        "Глубокоуважаемый соратник! - гласила записка. И как он только умудрился ее повесить так, что я не заметила? - Спешу обратить ваше внимание на то, что кот - древнее священное животное. Отличается легким, ласковым и уживчивым характером. Но злопамятен. Даже единичные поступки, направленные против его чести и достоинства, может годами хранить в памяти, дожидаясь повода и возможности отомстить.
        С уважением, Доброжелатель".
        А эта наглая рыжая морда уселся прямо под запиской и начал намываться с таким видом… Пардон за идиотское сравнение, но такое глумливое выражение обычно рисуют садисту-мышонку из "Тома и Джерри". Ух, Гардена бы на тебя… Слезы на глаза чуть не навернулись. Гарден, рыбка моя, там, в своем собачьем раю, ты по мне тоже скучаешь?
        Светочка небрежно сорвала с зеркала ехидное послание. Вот. Так примерно мы и общаемся в последнее время. И знаете, что самое интересное? Еще год назад (да что там год, даже этой весной!) появись такая вот записка на зеркале - рядом обязательно лежал бы какой-то милый пустячок. Ну, там, колечко с жемчужинкой. Или орхидея в пластиковом контейнере. То есть как бы компенсация за проведенный воспитательный акт. Ай-я-яй! Низя-я-а! На конфетку.
        Оп! А мы-то, оказывается, ошиблись! Вот она, конфетка! Под розовым листком обнаружился еще один: нормального цвета и гораздо приятней по содержанию. Я совсем забыла. Это же наше приглашение на открытие нового «ночника» на Невском! Ура-ура-ура! Прекрасная игра! Красив я и умен, и ловок, и силен! Особенно мило выглядит приписочка: "Болвася, заеду за тобой в восемь. Но до этого поработай, товарищ, на благо отечества. Я присмотрел домик на Васильевском. Сгоняй в течение дня, оцени. Если понравится - купим. Доверяю твоему чувству прекрасного. Гена адрес знает". Вместо подписи - мой любимый нервный росчерк. Быстрое «В», написанное поверх строгого «А». И, как всегда, постскриптум. Это мы просто обожаем. Это у нас пунктик такой - везде постскриптумы писать. "От Бритого и Гарика ни на шаг. Одна никуда не лезь". Фу, дяденька, что ж я - дитя малое? И не имею я такой дурной привычки - «лезть», как вы выражаетесь. Прям обидно.
        А теперь (пока я собираюсь) экономический этюд для публики. По большому счету, я не очень-то себе и представляю, чем занимается Виталий. Что-то вроде с транспортом, еда, по-моему, какая-то, контейнеры… Но в любой момент (по некоторым признакам) с высокой точностью могу определить, хорошо идут дела или нет. Как? Элементарно. На позапрошлый Новый год, например, мне подарили простенькую цепочку. А буквально через неделю после этого Юрочка наш, Деревянный, опять напился, как зюзя (кстати, кто такой зюзя?). И вот из его пьяных откровений (единственный доступный мне источник информации) я узнала о тяжелом (но временном!) кризисе в фирме «Петерэкстра». Зато на День Святого Валентина в этом году мы летали купаться в Майями. И контракт с дойчами как раз тогда и заключили. Ну? Логика понятна? Так вы, говорите, домик присмотрели? Хорошо, хорошо, ликуем вместе с вами.
        Ах ты, жалость какая! Домик мне совсем не понравился. Трехэтажная развалина, затерявшаяся среди вековых деревьев. Черт возьми, они были такие старые, что сразу и не определишь, дубы или тополя. Нет, нет, тоскливо. И район тоскливый. Улица, похожая на больничный коридор. Туда-сюда ковыляют опухшие алкоголики, бледные дети с унылыми мамашами и несчетное количество старух. Погода хорошая, вот они и выползли. Погреться на осеннем солнышке. Не-е, я здесь жить не хочу. Я здесь зачахну. Но на всякий случай надо уточнить: вдруг я чего-то недопоняла.
        - Мы еще постоим здесь немножко, - сказала Светочка водителю и набрала «радио» Виталия. - Привет, это я. У тебя есть минута?
        - Угу-м, угу-м… - утвердительно промычали в трубке.
        - Ты что там, ешь, что ли?
        - Бутербродом давлюсь.
        - Бедненький…
        - Солнце, короче. Ты по делу или просто посюсюкать?
        - Я по делу.
        - Тогда живо. - Вот я, например, еще не обиделась. Хотя могла бы.
        - Я стою на Железноводской.
        - Ну и как? Берем?
        - Витася, я не поняла. Ты его нам под жилье хочешь или для своих каких-то дел?
        - А ты как считаешь? - Елки-палки, как с первоклассницей разговаривает!
        - Я здесь жить не хочу!
        - Понял. А под что бы ты его взяла?
        - Ну-у… я не знаю…
        - Вот постой еще, подумай, а как надумаешь - перезвони.
        И я еще постояла. И покурила. И понапрягала, как могла, свою фантазию. Ночной клуб? Хм, хм, а вот ночью-то здесь, факт, - неуютно. Просто кабак? Район заброшенный, кто сюда попрется за рюмкой водки, когда их (в смысле кабаков) в центре - десяток на квадратный метр. Не знаю, не знаю. Ничего путного в голову не идет. Вот если только…
        - Витася, это опять я.
        - Ну?
        - Я тут посмотрела…
        - Ну, ну, говори, Тянучкин!
        - Там позади, оказывается, недалеко Нева. Но до нее стоят какие-то пошлые гаражи. Вот если бы все переделать, снести эти гаражи, сделать выход к Неве и пристань…
        - Ну, рыба, у тебя и масштабы! - хмыкнул довольно. - Ладно, понял, еще обсудим. Конец связи.
        - Целую! - нарочно громко успела крикнуть Светочка. И зачем-то оглянулась на телохранителей.
        Я прекрасно понимаю, что он ТАК со мной разговаривает потому, что у него там рядом сидят люди. Но объясните мне, объясните, пожалуйста! Что там эти самые люди будут к нему хуже относиться, если он даст понять (мне? им?), что хорошо относится к любимой женщине? Нет, не сюсюкать по три часа в день, а чуть теплее разговаривать те пять минут в неделю, которые я отнимаю у его бизнеса. Это что - категорически запрещено в деловых кругах? Не комильфо?
        - Домой! - рявкнула Светочка водителю, хотя в принципе привычки орать на людей не имела. По крайней мере, раньше.
        Сэр Уинтон со свойственным всем настоящим джентльменам изяществом нагадил посреди прихожей.
        - Эмма Петровна! Разберитесь, пожалуйста, с котом! Эмма Петровна! - Похоже, немка стала хуже слышать. Виталию - не говорить! Выгонит.
        Светочка прошла в комнату и, не раздеваясь, выкурила две сигареты подряд. Рядом на столике надрывался телефон. Фигу тебе, не хочу слушать! Наконец, сработал автоответчик. Во-от кто мне улучшит настроение!
        - Дуська, привет! - Птенчик наш, Илона, уже давно смирилась со своим новым именем. Раньше она скрипя зубами терпела «Дуську» только из уст Виталия. А теперь ее и родная мать, забывшись, Дусей зовет.
        - Светик, я, кажется, лягушками вчера объелась! - Как же я люблю Илонку, ей-Богу! Она, наверное, последнее украшение моей жизни. Так и представляешь себе несчастную цаплю, лежащую на кровати с животом, полным лягушек. - Ты права, не надо было мне вторую порцию заказывать! - Я-то, конечно, была права, милая. Да только совсем в другом. И ничего про лягушачьи лапки я тебе не говорила. А просто посоветовала притормозить немного с шампанским. Проверяем.
        - У тебя что, живот болит?
        - Не-ет… голова… - Вот. Убедились?
        - Ты "Эндрюс Ансвер" приняла? - Пардон за произношение, Дуська иначе не поймет, что я имею в виду.
        - Светик, да при чем здесь «Эндрю»? Я тебе говорю, что отравилась!
        - Ты говорила, что объелась, а не отравилась.
        - Какая разница, если мне плохо! - Действительно, господа, какая? Чиво вы к девушке с глупыми вапросами пристаете?
        - В общем, так, солнышко, - говорю как можно более убедительно. - Ты сейчас пойдешь на кухню…
        - Я уже на кухне… - жалобно сообщила Илона.
        - Очень хорошо. А теперь из углового шкафчика достань "Эндрюс Ансвер" и…
        - Да нет там никакого "Ансвера"! - всхлипнула Дуська. - Я уже смотрела! Там только какой-то зеленый… сейчас скажу… ал ка…
        - «Алка-зельтцер»? Так это еще лучше! Две таблетки - на стакан воды. Давай действуй, а я пока за сигареткой сбегаю.
        Две минуты спустя:
        - Ну что, выпила?
        - Нет…Светик, я хотела спросить: а какой воды - горячей или холодной? - И в этом - она вся. Далее пойдет еще интересней. Главное - не забыть сообщить, что звоним мы ненадолго и по делу. - Светик, ты не волнуйся, я тебя ненадолго отвлеку. Я, собственно, по делу.
        - Слушаю тебя, птичка моя. - Ой, я, кажется, и жаргон Дуськин переняла? Кошмар…
        - Не знаю прямо, как и быть… Сейчас, говорят, модно грудью кормить. А я грудь сразу после родов перетянула. Ты не знаешь, что теперь делать?
        Светочка прижала трубку к плечу и заскрипела зубами.
        - Знаешь, БОТ тут я, наверное, ничего тебе посоветовать не смогу. Да и насчет того, что модно - первый раз слышу.
        - Правда? Ну и фиг с ним! - С кем это, интересно, милая? - Да! А еще я тебе хотела похвастаться. - А, валяй! - Я себе заказала платье для филармонии! Знаешь, где?
        - У Парфеновой, - брякнула Светочка, искренне надеясь, что Илону оттуда выставили с позором.
        - Точно! - Дуська захихикала. - Черное такое, бархатное, с деко… короче, с вырезом таким и с такой фигней на шее. Одним словом - класс!
        - Молодец. - Светочка глубоко затянулась сигаретой. Здесь надо немножко объяснить. Дело в том, что в этом сезоне дежурный писк - это посещение филармонии. В максимальном количестве брюликов и подобной мишуры. Виталий наш свет Николаевич отказался приобщаться к великому наотрез. Юра Илонкин в принципе не против филармонии. Но мы его сами туда не берем. У него при первых же аккордах классической музыки начинается что-то вроде медвежьей болезни. Нет, нет, не в прямом смысле! Ну, в общем, какие-то нелады со внутренностями. То он икать примется. А то животом на весь зал бурчать начинает. Неловко как-то. Поэтому мы решили ходить с Дуськой вдвоем. Она, как видите, решила подойти к делу серьезно и заказала себе специальное платьице для филармонии. Мысль в принципе верная. Перебирая в памяти Илонкины туалеты, я, честно говоря, ничего подходящего не нахожу. Так, так. С декольте, говоришь? Ну, ну. Хорошо, что у музыкантов есть куда смотреть и в зал они особо не заглядывают. А дирижер вообще ко всем спиной стоит. Стоп, стоп, не это главное.
        - Дусь, а длина? Длина какая?
        - До полу, конечно! Это ж филармония, а не кабак! - Ах ты, лапка, даже это понимаешь. - Ладно, все, я побежала. Вечером увидимся. Вы на открытие идете?
        - Идем, идем, пока.
        И вот ведь засела у меня эта Дуська в башке! Весь вечер потом - пока по дому шаталась, пока собиралась - все о ней думала. А что? Живет себе припеваючи, денег - навалом, Юра у нее, конечно, по уши деревянный, но тоже по-своему ее любит. И даже очень крепко. Вот женился. А уж ребенок… Я просто балдею от Дуськиного младенца. Готовая ходячая - пардон, лежачая - реклама чего угодно. Хоть памперсов, хоть детского крема, хоть еды. Валяется такое трехмесячное чудо в своей навороченной колыбели и довольно жизнью. Надо - спит. Надо - ест. Вовремя памперсы пачкает. Дуська говорит - идеальный ребенок. Ну-у, ей-то виднее, она его чаще Светочки видит. Ненамного, правда.
        И чего хорошего Илонка в своей жизни совершила, за что ей такая награда? Другие вон колени стирают, грехи замаливая, а им - горе за горем. Ирка Колокольникова, Илонкина, между прочим, бывшая подруга, тоже проституткой в гостинице начинала. Первый мужик ей голову по пьянке проломил, за что и сидеть ему еще два года. Второй сам помер, но перед смертью успел все Иркины вещи вывезти в неизвестном направлении. Все, нажитое непосильным трудом спер! Ну, а третьего Колокольникова сама себе выбирала. По принципу: не важно, какой мужик, важно, чтоб донор был нормальный. Ребеночка, понимаешь ли, захотела родить. Ну? Родила. Пацаненок синенький, хлипче воробышка, посмотришь - плакать хочется. Так еще и донор этот с гонором оказался. Отсудить ребенка хочет. По судам Ирку таскает, везде ее аморальное поведение яркими красками расписывает… Чего это меня сегодня весь день на грустное тянет?
        Ох, не ждала я от этого вечера ничего хорошего. Так оно и вышло. Виталий приехал, как всегда, секунда в секунду, молниеносно облачился в вечерний костюм, мановением руки мимоходом одобрил мое платье (а мог бы и пару слов сказать, я старалась), и все - уже в дверях стоит, ручонками машет: пора, пора. Я даже почти не разозлилась, только заметила, проходя мимо:
        - Сэр, вы ничего не перепутали? Рабочий день окончился, мы отдыхать едем…
        Ничего не сказала рыбка, только дверцей сильнее хлопнула.
        Я и не собираюсь оправдываться, сама виновата. То есть я просто обратила внимание Виталия на тощую девицу в черном пальто. Ну, знаете, сейчас полгорода в таких ходит: ножки тоненькие, ботинки на толстенной подошве, шапчонка немыслимая, ушастая, рюкзачок микроскопический на попе болтается. Стиль такой. Причем чем меньше рюкзак и толще подошва - тем стильней.
        - Смотри - девчонка. - Машина остановилась у светофора, и девушка начала переходить дорогу. Хорошо был виден ее розовый трогательный нос и посиневшие лапы, сжатые в кулачки, - кажется, уже подмораживало.
        - Угу, - живо откликнулся Виталий. - Французская мелодрама. Она - студентка, он - пожилой преподаватель. Они ведут долгие содержательные беседы о смысле жизни и занимаются любовью в парке или у него дома в широкой супружеской постели. У нее короткие непослушные волосы, и она пахнет цветами. У него умная жена. Сын давно погиб. Все кончается очень плохо. Они расстаются из чувства долга, причем один из них попадает в дурдом. Врачи считают, что случай безнадежный, он останется в дурдоме до конца своих дней.
        - Он? - Обалдеть можно от такой внезапной импровизации.
        - Он. Или она. Не важно. - Мы давно уже проехали ту девчонку, а разговор все продолжался.
        - Ну-у… А в наших декорациях? - Только бы не спугнуть, такие откровения у нас в последнее время очень нечасты.
        - В наших? А, одна маета. Она - студентка, он - бизнесмен. Они почти не разговаривают и трахаются у него в машине. У нее вечно грязная голова и немереные амбиции. У него семья и работы невпроворот. Он жалуется на свою собачью работу, а она грызет когти. Все кончается быстро и смешно. Они расстаются из-за того, что она его заразила триппером. Всех своих мужчин она заносит в записную книжицу. Он там оказался под номером пятьдесят два. Или пятьдесят три.
        - И сколько ей было лет? - Кажется, меня укачало в машине.
        - Кому?
        - Этой девушке.
        - Какой, солнце?
        - О которой ты рассказал.
        - Да понятия не имею. Придумай сама. Шестнадцать. Нет, вру, в шестнадцать она не могла быть студенткой. Ну тогда восемнадцать.
        Классная история, да? А вот теперь сиди и соображай: сказку тебе сейчас на уши навешали или правду-матку живьем крупными кусками нарезали.
        Светочка так задумалась, что, выходя из машины, чуть не упала, зацепившись за что-то каблуком.
        - У-у, коровушка… - ласково сказал Виталий, и Светочке захотелось его ударить.
        С таким настроением мы и пошли отдыхать.
        Хороший «ночник», навороченный. Может быть, даже слишком. И главное, не понятно, для кого все эти мульки. Для молодежи - слишком сложно. Для старперов - слишком современно. Богеме - не по карману, богема у нас сейчас на халяву пить предпочитает. Братве такой прикид - один вечер погулять, потом полгода ремонтировать придется. Не поняла я, честно. Что понравилось? Аквариум очень понравился на первом этаже. Бутерброды хорошие. Музыка? Не знаю. А вот НЕ понравились, во-первых, слишком темные и узкие лестницы, а, во-вторых, прозрачные столики в баре. Не поймешь: каприз ли это дизайнера или забота о морали. Ну, чтоб никто под столом коленки никому не гладил. Я думаю, посетителям быстро надоест постоянно ощупывать края столиков, чтобы не промахнуться с бокалом. Ну и еще: ручки на дверях сортиров в виде голых женщины и мужчины (угадай, где - кто) - это, по-моему, тоже перебор.
        Ближе к полуночи началась программа. Народ, позевывая, переползал на второй этаж и рассаживался за столики. Да, тяжело сейчас удивить-развлечь нашу пресыщенную публику. Которую уже и бродвейские премьеры не трогают, и на "Crazy horse" в сон клонит. Кстати, о публике. Могу кое-что интересное рассказать. Но только про дам, мужики сегодня неинтересные. Так, с кого начнем? Вон там, поближе к сцене, два столика. Ну, за правым все люди известные, представлять не надо. А вот за левым… Большая лиловая дама с черным веером - сама мадам Терентьева. Веера - ее слабость. Говорят, она предлагала Карлу Лагерфельду пятьдесят тысяч баксов за его веер. А тот не отдал. Пигалица рядом - ее новая любовница. Говорят, шведка, бывшая манекенщица дома Версаче. Сумма не указывается. Вторая большая дама - Лидия Семеновна Купчук, молочная королева Питера. Обожает колесить по Средней полосе России за рулем раздолбанного «газика». Знает миллион матерных частушек и охотно их исполняет в любом обществе. В драгоценных камнях не разбирается, но носит много и с удовольствием. Унылый дядька, похожий на идола с острова Пасхи, - ее
муж. Единственный и верный.
        Светочка спокойно разглядывала окружающих. Кстати, все остальные тоже этим занимались, с не меньшим удовольствием. На сцену почти никто не смотрел, хотя там старательно потела какая-то восходящая звезда. Наконец-то появились Илона с Юрой. Дуська прошла через весь зал, аккуратно переставляя свои ослепительные ноги и сложив губки поцелуйчиком. Я б на месте той восходящей звезды ушла бы сейчас со сцены и удавилась. С ее голосовыми данными и внешностью после Илонкиного прохода на сцене делать нечего.
        - Ну, а вот, например, Дуська… - задумчиво сказала Светочка, наблюдая за подходящей Илоной.
        - Что - Дуська? - Виталий едва скользнул взглядом.
        - Она тебе разве совсем не нравится? - Оба явно понимали, что между ними идет какая-то очень нервная, не совсем корректная, но захватывающая игра.
        - Не-а… - Виталий скроил на лице что-то брезгливо-смешное, став на мгновение дико похожим на Илонкиного сына, которому дали лимонный сок. - Женщина должна уметь говорить «нет». Даже если она при этом уже раздевается. А Дуська… Дуська и "экстренной связью с машинистом" в метро не побрезгует. Ты что-нибудь есть будешь?
        - Ты думаешь, здесь съедобно?
        - Уверен. Но горячее они сюда не подают.
        - Тогда закажи мне какой-нибудь легонький салатик.
        - И шампанского?
        - И шампанского.
        Подошедшая Илона, улышав про шампанское, скроила страдальческую гримасу.
        - Дуська, ты есть что-нибудь будешь? Виталий заказ хочет сделать.
        - Съесть? Я? Ни за что! - И уселась со скорбной улыбкой человека, которому только что удалили желудок. Без наркоза. Но тут же отвлеклась, потому что на сцене появилась очередная полувзошедшая звезда мужского пола. - Ой, как мне этот певец нравится! Юрочка, это Влад Сташевский?
        - Дура, - ласково откликнулся Юрочка, - это Иосиф Кобзон!
        После того, как неустановленный молодой человек отшептал в микрофон что-то о своей неудачной любви, организаторы решили немного взбодрить публику. Пританцовывая всем телом, с двух разных сторон зала навстречу другу другу вышли двое парнишек. Они исполняли сложную эротическую композицию - диковатую смесь матросского танца «Яблочко» и лезгинки.
        - Они что - голубые? - Юра недовольно нахмурился.
        - Ты что, не видишь, что они - близнецы? - объяснила Светочка.
        - Близнецы и голубые?! Вот мрак! - ужаснулся Юра.
        Примерно так, мило болтая, мы и коротали вечерок. Салат-коктейль, который нам принесли почему-то в коньячных рюмках, оказался не просто плох - это было какое-то замаскированное майонезом биологическое оружие! Зачем, спрашивается, было класть ананасы поверх мидий? И при чем здесь изюм? Виталий попытался было сострить, что это не изюм, а маринованные тараканы, но сделал это ужасно не вовремя. Светочка как раз добралась до середины и обнаружила там крупно нарезанный сырой репчатый лук (!).
        Если вы хотя бы вкратце знаете историю моего общения с репчатым луком, то ничего удивительного не увидите в том, что дурнота моментально подкатила к горлу. Простецкая Илона, аппетитно хрумкая лучком, подняла на меня наивные глазищи и сочувственно осведомилась:
        - Ты чего, мать, такая зеленая сидишь? Тошнит?
        Залетела, что ли?
        Виталий бросил на меня молниеносный оценивающий взгляд (тебе бы на таможне работать, дружище, таким взглядом контрабандистов можно просвечивать), отчего меня замутило еще сильнее. Ну-ка, милая, постарайся, собери всю свою волю в кулак и постарайся ответить ему самым ледяным, самым ничего не выражающим взглядом! Не надо объяснять про лук. Пусть сидит и гадает. Как я в машине три часа назад. И мы будем квиты.
        Наверное, Юра пнул Илонку под столом ногой. Потому что она вдруг странно подпрыгнула и тут же замолотила какую-то чепуху про своего кота. У нее в семье, видите ли, проблема: кот не любит сына. Все время шипит на него и даже кидается. Виталий охотно включился в разговор, вставляя в Дуськину трескотню пошлые подробности из жизни своего сэра Уинтона.
        Свет в зале внезапно погас. Пошло вступление милой, но довольно уже заезженной песенки "Where the wild roses grow", известной в народе как "Дикая роза".
        - Стриптиз обещали, - жирным голосом произнес в темноте Юра.
        - Терпеть не могу стриптизы! - недовольно пискнула Илона. Знаем, знаем про четыре неудачные Дуськины попытки устроиться стриптизеркой в «ночники», а особенно про последнюю. Шеф там попался с замашками эстета, вот и попытался объяснить кандидатке, что стриптиз - это не усложненный вариант проституции, а, видите ли, искусство. За что и получил туфлей по башке. По крайней мере Дуська так рассказывает…
        На посветлевшем подиуме появились двое. Светочка искренне порадовалась за местного режиссера. Судя по замашкам, эту нестандартную «раздевалку» ставил непризнанный гений драмтеатра. Для той части публики, которая спешно дожевывала колбасу, зрелище было, пожалуй, несколько затянуто. Истинные же ценители красивого тела и изысканных парных игр вполне оценили старания артистов. Когда все уже было снято, в полном соответствии с содержанием песни, парень сделал вид, что прикончил девушку.
        - Мило, - заметила Светочка.
        - Слишком манерно, - отреагировал Виталий.
        - Девица слишком тощая. - Мнение Юры.
        - Мальчик симпатичный. - Кто сказал? Ну, конечно же, Ил она.
        Стриптизеры немного разрядили напряжение за нашим столом.
        - Ну, что там с этим домом на Васильевском? - спросила Светочка как можно более непринужденно. В переводе на наш специфический язык это означало: предлагаю перемирие на самых выгодных условиях. - Берем мы его?
        - Что? - Вот так: нужно обязательно сделать вид, что его сиятельство отвлекли от важных государственных раздумий. - А, нет, не берем.
        - Почему?
        - Слишком много проблем. - Отмахнулись, как от мухи. Опять-таки на нашем специфическом языке это означает: никакого перемирия, биться так биться. Виталий Николаевич у нас, понимаете ли, сторонник активного отдыха. А чтоб я не расслаблялась, тут же следует очередной ход белых:
        - Кстати, товарищ Следопытов, ты последнее приобретение Мухи Це-це видела? Можешь ненавязчиво полюбопытствовать: за соседним столиком сидят.
        Минутку потерпите, я только быстренько расскажу про Муху Це-це. Вот эта довольно приятная тетенька в платье, похожем на весенний лужок, - Мухина Марина Николаевна. Прозвище Це-це получила за крайнюю вредность и ядовитость. Имеет интересное хобби. Вместе с Лидией Семеновной Купчук, своей закадычной приятельницей, отправляется иногда попутешествовать. На «газике». И в каком-нибудь самом захолустном городке находит прехорошенького мальчика, максимально неискушенного в светских делах. Быстренько дурит ему голову сногсшибательными перспективами в столице (для начала хотя бы в северной) и увозит с собой. И вот уж тут она с ним нянькается! Учит правильно есть и пить, стричься и одеваться (а, наверное, и раздеваться? Знать не знаем - врать не будем!), красиво курить и строить глазки. Вбухивает в это ошизенные деньги, добивается результата (ничего не могу сказать плохого: тех двоих, предыдущих, которых я видела, хоть завтра - в Голливуд) и открывает клетку настежь. Птичка, радостно чирикая, вылетает на свободу. А Це-це отправляется за новым сырым материалом. Вот такое специальное у нас хобби. И как раз на
очередное приобретение Мухи и обратил наше внимание Виталий.
        Я не могу с уверенностью сказать, что он сам все это не подстроил. Вполне возможно, так получилось случайно. А может, просто все наши последние и предпоследние ссоры, и рассказ об этой проклятой девчонке, и общее гнетущее настроение, и ощущение полной ненужности сложились вместе и получилась слишком опасная смесь…
        Раз сто, наверное, видели в американских боевиках такой кадр: что-то (или даже кого-то) поливают бензином из канистры. А потом злой дядька, прищурив глаз, прикуривает сигарету, произносит забойную фразу и бросает зажигалку. Все взлетает на воздух!
        Этот мальчик, сидевший за соседним столиком рядом с Мухой, как раз прикуривал, когда я обернулась.
        У него была смуглая кожа, дикие монгольские глаза и большой смеющийся рот. Я смутно разбираюсь в восточных людях и не могу с уверенностью сказать, был ли он монголом, корейцем или даже японцем…
        Светочка судорожно схватила со стола бокал с шампанским и выпила залпом. Виталий повернул голову, демонстративно осмотрел мальчика, перевел взгляд на Светочку и лениво протянул:
        - Не советую, Болвася, Це-це тебя живьем пополам перекусит. Да и мне может сильно подгадить. Из мести.
        Будь Светочка чуть-чуть, буквально на граммусечку, слабее, она бы разревелась сейчас в три ручья. И прямо здесь, при всех устроила бы грандиозную истерику с разоблачениями и проклятиями.
        Ух, я бы тебе сказала, как я ненавижу эти твои
        Абсолютную уверенность в себе
        Тонкое остроумие
        И изощренное хамство
        Пятьсот пар носков и тысячу белых рубашек
        Триста шестьдесят пять одеколонов (и еще один - на случай лишнего дня в високосном году)
        Всех твоих уродов-друзей, с которыми ты писал в один горшок и с тех самых пор любишь горячей любовью
        Твою работу, деньги, работу-денъги, работу-работу - деньги-деньги
        Твой ледяной изощренный секс, редкий, как снег в Африке
        Простите, погорячилась, это уже не для посторонних ушей.
        - Свети-ик, - ехидно пропела Илона, - не многовато ли шампанского? А то придется завтра «андрюшу» пить.
        - А вы бы, девушка, помолчали. С закрытым ртом вы гораздо привлекательней. - Бедная Дуська, ей-то за что? Только за то, что у нее есть муж и ребенок и она глупее меня?
        - Я думаю, последнее замечание относится ко всем женщинам… - задумчиво произнес Виталий, глядя в сторону.
        Глубокий вдох. Выдох. Вдох. Спокойно, Ипполит, спокойно…
        - Где здесь танцуют, милый? - спросила Светочка, надеясь, что ее улыбка выглядит достаточно обворожительно.
        - Я думаю, внизу. Хочешь потанцевать?
        - Да, милый. - Наконец-то хоть поморщился.
        - Хорошо. Сходите, девочки, попляшите. А мы с Юрой пока покалякаем о наших делах.
        Дуська хмурила аккуратные бровки и сердито наматывала на палец километровые жемчужные бусы.
        - Ладно, Илонка, не сердись, пойдем. Ну, не сердись. Хочешь, смешное скажу? Бусинка за бусинкой - съела бусы Дусенька! - Кстати, и смеяться Дуське тоже не идет. Смех у нее вульгарный.
        Перед уходом Светочка выпила еще один бокал шампанского. У вас есть план, мистер Фикс? Есть ли у меня план - есть ли у меня план? У меня есть план! Я позвоню сейчас доктору Игорю! Который час? А, впрочем, неважно. Больному срочно нужна помощь. Больной скорее жив, чем мертв? Больной скорее мертв, чем жив!
        Глава четвертая
        САША
        Саша задумчиво брел мимо цветочных рядов, пытаясь сообразить, во-первых, какие цветы следует покупать невесте, а, во-вторых, нужно ли их покупать будущей теще? А, может, следует и вовсе поступить наоборот? Два букета - тоже не пойдет. Купишь одинаковые, скажут: формалист. Купишь разные - начнут сравнивать. Что ж делать-то? Как это происходило в прошлый раз, дай Бог памяти? Дарья Петровна очень любила цветы. И что он ей купил? Ах, да! Мы же тогда с Аленой (для того, чтобы ненароком не запутаться, Саша твердо решил называть бывшую жену Аленой, а нынешнюю знакомую - Леной) ехали на дачу! Помнитсяэ опоздали на электричку и больше получаса бродили по платформе в Девяткино, поминутно целуясь. Вот в чем-чем Алену не обвинишь, так это в недостатке темперамента. Да, в общем, и ни в чем уже не обвинишь. Слишком много времени прошло… Саша вдруг начал припоминать всех девушек, которые у него были после развода. Кажется, с Людой он познакомился еще до получения официальных бумаг, удостоверяющих, что он снова свободен. Да и познакомился-то так, назло Алене. Потом была мимолетная Таня, чья-то то ли сестра, то ли
племянница, с удивительными пепельными волосами и резким голосом. Дольше всего Саша гулял (фу, и слово-то какое гадкое!) с Лерой. Она жила около метро «Елизаровская», в одном из тоскливых двухэтажных коттеджей. Когда Саша приезжал к Лере в гости, ее собаку - крупную дурную псину, похожую на овчарку, - выгоняли на балкон. Саша с Лерой пытались заниматься любовью на диване, а собака все это время скребла лапами стекло балконной двери и скулила. Отвратительное воспоминание. Саша никогда особо не жаловал собак, а после злополучного романа с Лерой и вовсе разлюбил. Вот, пожалуй, и все девушки. Слишком много времени всегда отнимали рейсы. Саша остановился, пытаясь ухватить промелькнувшую вдруг странную, тоскливо-сладкую мысль. Нет, не мысль. Воспоминание? Нет. Как будто смотренный недавно хороший французский фильм…
        Выбрав, наконец, приличный букет хризантем для Лены, Саша пошел к метро, где они с матерью договорились встретиться. Предстоящая процедура знакомства с родственниками угнетала Сашу своей официальностью, обязательностью и, главное, тем, что в ней будет участвовать мамаша. Эх, сюда бы бабушку… Странно, в последнее время, особенно после рейса, Саша все сильнее и сильнее скучал по ней. В общаге, на верхней полке самодельного захламленного стеллажа уже полгода стояла небольшая плетеная шкатулка…
        …После похорон мать с Иркой, словно две ищейки, рыскали по бабушкиной квартире, пытаясь урвать себе побольше, побольше, побольше, раз уж квартира уплывала в чужие руки… Саша тогда часа три стоял в каком-то странном оцепенении, прислонившись к двери. Ему хотелось схватить двух глупых баб за шкирку и вышвырнуть отсюда вон. Ему было стыдно за родную мать и сестру. Невыносимо противны их поиски и ядовитый шепот: "…колечко с сапфиром найти не могу, наверное, в ломбард заложила, скупердяйка… а жемчуг? Жемчуг где? Ты говорила у нее жемчуг розовый остался…" - "Да не знаю я, ищи…". Но гораздо противней было бы немедленно разораться и устроить скандал здесь, в самом уютном и тихом доме, который он знал за всю свою жизнь. "Сашенька, - ласково пропела тогда мать, подходя к нему, - ты если хочешь что-нибудь на память взять - так возьми. А то потом новый хозяин нас и не пустит…". А сами - сами! - проперлись, не разуваясь (ладно, какой уж тут порядок!), в комнаты и уже увязывали огроменные тюки - на память, на память! - вилки-ложки (серебро, как-никак), фарфор, два крепких полукресла с полотняными чехлами,
старинные кружева, шторы бархатные, вазы напольные (бабушка говорила, что они когда-то стояли в квартире ее родителей), книги (мать не хотела брать, да Ирка посоветовала: бери, говорит, они старинные, в букинистический сдать можно, ты знаешь, сколько это сейчас стоит?), даже постельное белье! Саша дождался, пока они, наконец, вызвали такси и убрались - усталые ("вот пыли-то надышались!"), но недовольные ("барахло, одно старушечье барахло!"), - вышел на кухню и поставил чудом уцелевший чайник на. плиту. Нашлась ему и чашка (вот бы у матери глаза на лоб повылезли, узнай она, сколько за эту чашку, даже треснутую, ей могли заплатить в салоне "Санкт-Петербург"!).
        Он сидел на вечерней темнеющей кухне, свет не включал, пил чай, не курил, чувствуя, как возвращаются на место привычные запахи этой квартиры, спугнутые Иркиным атомным дезодорантом. Вспоминал.
        Ушел совсем поздно, тщательно закрыв дверь, зная, что больше сюда не вернется. На память взял три альбома с фотографиями (в первом альбоме, старинном, еще прошлого века, он, к своему стыду, так и не удосужился никого запомнить) и чашку, из которой пил чай. И, немного поколебавшись, эту самую, плетеную шкатулку. Вполне современную, вьетнамской соломки, с бабушкиным вязаньем. Так, несколько цветных клубков - сто раз перевязанные шарфы и варежки - и костяной крючок. Саша привез шкатулку к себе в общагу и поставил на верхнюю полку. Иногда доставал и задумчиво рассматривал немудреных цветов клубки. Его грела сама мысль о том, сколько времени за свою долгую жизнь бабушка держала в руках этот самый крючок…
        Эх, бабушку бы сюда. С ней бы сходить к родителям Лены… Саша был почему-то совершенно уверен, что бабушке Лена бы понравилась. Как и в том, что мамаша на предстоящем вечере обязательно сотворит какую-нибудь каверзу. Саша, хоть и мельком, с Лениными родителями уже был знаком. Он сразу понял, что эти люди абсолютно не в мамашином вкусе. Юлия Марковна - преподает в музучилище, а Юрий Адольфович - известный пианист ("Бляхман? Не слышала про такого! А что, правда, очень известный?"). Ох, только бы она в первый же вечер не завела разговора об Израиле. С чего ей, интересно, втемяшилось, что Бляхманы собираются уезжать? ("Не спорь! Я тебе говорю: они все уезжают!") А уж откуда взялась эта неописуемая глупость, что Бляхманы, уезжая, заберут с собой молодоженов Сашу и Лену? Одному Богу известно. Но разубедить мамашу было невозможно.
        "Вот и хорошо, сыночек, - пела Раиса Георгиевна, - вот и поживешь, наконец, как человек…
        - Ма-ма! - раздельно отвечал Саша. - Кто тебе сказал, что Бляхманы уезжают в Израиль, кто?
        - Ну, не в Израиль, сыночек, ну, в Америку, тоже хорошая страна… Они же - евреи, им же обязательно надо куда-нибудь уезжать…"
        Прошу сразу обратить внимание, что «сыночком» мать называла Сашу в двух ситуациях. Во-первых, если от сына ожидалась прямая выгода (в частности, за неделю до рейса и неделю - после), и, во-вторых, если мать на глазах у Саши делала (или собиралась сделать) какую-нибудь пакость. Впрочем, ладно, хватит об этом. К положительным качествам Сашиной матери стоит отнести то, что она, например, никогда не опаздывала. Вот и сейчас: ровно без десяти шесть она появилась из-под земли (тьфу, тьфу, что за дурацкие ассоциации! - просто поднялась на эскалаторе!), вертя головой во все стороны, отыскивая сына.
        - А, вот ты где! - Это вместо: здравствуй, сыночек. - Дорогие? - Это про цветы. - Далеко идти? - Это уже про новых родственников.
        От Бляхманов они вышли молча. До самого метро не произнесли ни слова. Сашу трясло от бешенства, он был готов прямо сейчас заорать на мать, затопать ногами и желательно разбить что-нибудь тяжелое. Но привитая с детства ненависть к публичным скандалам помешала ему произнести хотя бы одно обидное слово. К тому же ему с лихвой хватило только что виденного и слышанного. Раиса Георгиевна предложила на суд обалдевшим Бляхманам довольно средненькую версию домашнего скандала. Которому далеко было до истинных шедевров коллекции Сашиной матери. Но и того, что они увидели, вполне хватит Юлии Марковне и Юрию Адольфовичу минимум на неделю.
        Саша не стал дожидаться, пока мать купит жетоны, не прощаясь, рванулся вперед и сбежал по эскалатору, чуть не сбив с ног зазевавшуюся дежурную, вышедшую из своей стеклянной будочки, наверное, чтобы немного размяться.
        С некоторых пор Саша напрочь разлюбил метро. И так, согласитесь, не самое приятное занятие - спускаться на сто метров под землю, чтобы в грохочущем поезде проехать под Невой. То есть раньше, в надежные социалистические времена пятилеток качества и рабочей же им гарантии, метро было незыблемым символом нашего коммунистического завтра. Но завтра пришло немножко другое, устои наши сильно поколебались, заметно задев орденоносный метрополитен. Жалобно висел где-то в верхнем правом углу схемы аппендикс Кировско-Выборгской линии. Пассажиров призывали быть бдительными и не трогать без надобности забытые в вагонах кошелки с тикающими консервными банками. Въедливо гундосили по вагонам навязчиво немытые дети: "…а-а-а-по-мо-жи-те-лю-ди-доб-рые-кто-чем-мо-жет…" Тут уж не до спокойного чтения газет, не до сна.
        Саша ехал к приятелю, как раз туда, в самый аппендикс, на «Академическую». В голове у него крутились тысячи дурацких мыслей. Скандальная мамаша, испуганная Лена, странный Юрий Адольфович…
        Действительно, где же мы жить будем? А как же праздники? Кто к кому будет ходить в гости? Лена хочет найти работу. Нет, только не бухгалтером. Господи, ну что ж за жизнь-то такая нескладная? Перекрывая все житейские размышления, изнутри вновь поднималось неясное, тревожное чувство: что-то я забыл… Что-то…
        Стоявший рядом с Сашей парень вдруг наклонился, видимо рассматривая название книги, которую читала сидевшая девушка. Саша вздрогнул. Провалиться ему на этом месте, но вот сейчас он был готов заложиться на хрустящий новенький «стольник», лежавший в кармане, что ЗНАЕТ, какая это книга.
        Посмотри, посмотри, посмотри, надоедал внутренний голос. Убедись, что это "Мифы Древней Греции". Это уже было? Совпадение? Мало ли девушек читают в метро "Мифы Древней Греции". Думаю, что немного. А ты не боишься увидеть в ее руках что-то совсем другое? Что? Скальпель, например… Что? Бред. «Ужастиков» насмотрелся? Не помню я что-то, из какого это фильма. Но ведь было, было такое?
        Расстроенный Саша вышел на "Академической".
        Вот еще только галлюцинаций мне не хватало.
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        В ПЕТЛЕ
        Глава первая
        ИГОРЬ
        Игорь пил чай в лаборатории и рассказывал сотрудникам, как дрался сегодня утром с женой одного
        Пациента.
        - И-игорь Вале-ерьевич… - осуждающе тянула Людочка, но глаза ее горели в ожидании очередной сенсации.
        - Вы понимаете, она мне мяса привезла из деревни! Свинины. Они кабанчика забили, вот и решили меня угостить. Я ей сумку отдаю, а она не берет! Я ей прямо в руки сую, а она руки за спину прячет!
        - Надо было на шею повесить! - захохотал Дуденков.
        - Вот-вот, примерно так. Да еще и сумка протекает, кровь по всему отделению - мрак!
        В дверях появилось тоскливое лицо Альбины. Она сейчас переживала перерыв между Любовями, поэтому ходила по лаборатории как тень (ну не отца же Гамлета, черт побери, ну, хоть - воробьяниновской тещи).
        - Игорь Валерьевич, вас срочно в Оздоровительный центр вызывают…
        - Меня? Странно… Ладно, ребята, сбегаю, узнаю, потом до расскажу.
        Игорь на всякий случай забежал в свою комнату, проверил сегодняшнее расписание: нет, никто на это время в «Фуксию» не записан. Светлана придет только через час.
        - Что случилось, Галина Федоровна? Почему меня вызвали?
        - Человек вас спрашивает. Строгий очень. Я подумала, что-то важное, вот и позвонила вам.
        - И где он?
        - Так сразу к вам в кабинет и прошел.
        - Ко мне в кабинет?!
        Человек стоял спиной ко входу и смотрел на аппарат.
        - Это что за безобразие… - начал Игорь, но тут человек обернулся.
        - Вы уж меня извините, Игорь Валерьевич, за неожиданное вторжение. - Иванов-Штепсель улыбался, но улыбка напрочь не шла его лицу. - Я, кажется, решился. Давайте, попробуем…
        Интерлюдия IV
        Простите, я забыл ваше имя. - …Андрей Николаевич.
        - Андрей Николаевич, расслабьтесь. Слышите музыку?
        - …Нет.
        - Вы легко внушаемы?
        - Нет, конечно.
        - Тогда постарайтесь просто как можно лучше расслабиться. Сможете?
        - Постараюсь.
        - Слышите музыку?
        - …Нет.
        - Сосредоточьтесь. Помогайте мне. Я начинаю считать. Когда я скажу «пять», вы уснете. Готовы?
        - Да.
        - Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
        - Пресса? Какая к черту пресса? Ты что, Сема, охренел?
        - Сам ты охренел. - Сема длинно сплюнул на пол и зло поскреб бритую голову. - Мое дело маленькое. Просили передать, что пресса, я и передаю. А дальше ты уж сам смотри, что с ней делать.
        - С кем?
        - С ней. - Сема громко сглотнул и почесал живот. Мутный взгляд его разбавляло какое-то глумливое оживление.
        - Ну, и чего ты здесь торчишь? - Дюша с ненавистью посмотрел на засаленные Семины штаны и свалявшуюся меховую безрукавку.
        - А че? Вести, что ли?
        Дюша с трудом сдержался, чтобы тоже не сплюнуть, и отвернулся к окну. Прямо на уровне его глаз двигались туда-сюда ботинки охранника. У левого шлепала подметка. Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп. Каждые восемнадцать секунд. Туда и обратно. Круглые сутки. Хорошо, что скоро это кончится.
        Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату влетело странное существо в разодранном комбинезоне цвета хаки. Особенно сильно разорвано было спереди, поэтому только Дюша догадался, что перед ним женщина. Руки у нее были связаны за спиной, причем в локтях. От этого грудь ее торчала из комбинезона жалко-вызывающе. На шее отчетливо виднелся свежий засос. "Сема постарался", - спокойно констатировал про себя Дюша, не испытывая к женщине ни малейшего сочувствия.
        - Во! - Сема, продолжая подталкивать, довольно улыбался у нее за спиной. - Пресса!
        - Вы не имеете права! Я корреспондент газеты "Файненшл Тайме"! - хорошо поставленным голосом и почти без акцента заявила женщина.
        - Ага, - сказал Дюша и снова повернулся к окну. - Семыч, у тебя курево есть?
        А комбинезончик на тебе тот же… Ну, конечно, узнал. Ты та самая голенастая стерва, которая пролезла со своим сраным микрофоном к черному ходу, когда мы выводили раненого президента. Странно, мне показалось, что Чумазый тогда сломал тебе челюсть.
        - Вы не имеете права! - повторила женщина и тем же хорошо поставленным голосом без малейших признаков истерики понесла какую-то околесицу про свою говенную газету. Дюша, ни на грамм не вникая в этот бред, принялся ее рассматривать. Да-а, такую челюсть кулаком не возьмешь. Такими зубами людей пополам перекусывают. Корреспондентка, так тебя разэтак! Нимфоманка ты оголтелая, даром, что с университетским дипломом.
        - И куда ж ты лезешь, милая? - ласково спросил Дюша, выдыхая дым под стол. - Чего у вас там - совсем мужики кончились, что ты под наших подонков ложишься? - Корреспондентка от неожиданности поперхнулась цитатой из Декларации прав человека. Сема настороженно смотрел на Дюшу. Сема волновался. Таким ласковым голосом начальник разговаривал только со смертниками.
        - Я прошу вас связаться с нашим консулом, - вяло произнесла женщина, уже чувствуя, что роль ее - немножко из другого спектакля. Но самообладание еще оставалось при ней. - Руки развяжите.
        - Зачем? - удивился Дюша. - По-моему, так гораздо лучше. Правда, Семен?
        Сема, громко сглотнув слюну, кивнул. Женщина вздрогнула.
        - Ладно, - хрипло сказала она, непринужденно, как ей показалось, переходя на язык "своего парня" из американского боевика, - хрен с вами, мужики, можно и покувыркаться. Только потом из города меня выведете?
        - Ага. - Дюша с трудом сдержался, чтобы не вскочить и еще раз не попробовать на прочность ее голливудскую челюсть. Но вместо этого повернулся к окну и с полминуты слушал осточертевшее «хлоп-хлоп». - Сема выведет. Вот только интервью даст и выведет.
        Телефон на столе то ли булькнул, то ли хрюкнул - во время вчерашнего допроса его два раза роняли на пол.
        - Дюша! - заорали в трубке. - Пострелять не хочешь? На Большой Подьяческой мародеров прихватили!
        - Опять угловой дом?
        - А как же! - говорящий сипло дышал в трубку.
        - Едем, - коротко ответил Дюша и, не обращая внимания на побледневшую женщину, вышел из комнаты. Уже в конце коридора до него донеслись громкие крики. Корреспондентка орала по-английски.
        Ну и, конечно, пока заводили машину, пока объезжали завал у Никольской церкви, к самому представлению опоздали. Четыре трупа мародеров уже лежали на разбитом тротуаре, пятый висел, по пояс высунувшись из окна второго этажа. Кто-то из мужиков, проходя мимо, небрежно столкнул тело вниз. Знакомый почерк. После Жекиной команды всегда остается море крови и гора покромсанного мяса. Не всегда даже удается точно определить, сколько было мародеров. Очень уж ребята у Жеки шустрые. Странно, что сегодня они так тихо и аккуратно управились.
        - Дюша! - Жека махал рукой из подъезда. - Давай сюда! Еще двое в подвале заперлись! Щас выкуривать будем!
        Ну понятно. Главное, оказывается, еще впереди. Дюша в сомнении покачался с носков на каблуки, раздумывая, чего ему больше хочется: поглядеть на Сему с корреспонденткой или поучаствовать в выкуривании мародеров. То есть от чего будет меньше тошнить. Но тут вопрос разрешился сам собой. Где-то глухо бахнуло, асфальт под ногами дрогнул, из подвального окна полез желтый густой дым. С диким воем из парадного выскочил горящий человек и быстро, зигзагами побежал по улице. Человек пять из Жекиной команды высыпали за ним и, улюлюкая, принялись стрелять по бегущему. Дюша отвернулся и пошел к машине.
        Он не любил Жеку и его команду. Их никто не любил. Даже начальство, которое каждый день на вечернем совещании ставило всем в пример хорошую боевую подготовку и высокую мобильность группы Евгения Старикова. Правда, уже в самом узком кругу, после совещания и второй бутылки, генерал Лобин не одобрял чудовищную, даже для военного времени, жестокость Жекиных бойцов. Сам Жека ко второй бутылке не допускался, поэтому, надо полагать, совершенно был не в курсе, что начнется в Питере завтра. Судьба Евгения Старикова не волновала генерала Лобина. "В чистый город - с чистыми руками!" - тонко шутил генерал. А сам собирался отсиживаться в Мариинке и уже перетащил туда месячный запас жратвы и широченную кровать из «Астории». Видно, считает, что у него-то с руками все нормально.
        Мимо Дюши прошел Жекин ближайший соратник Вася, ведя за собой ходячий талисман команды - слепого еврейского мальчика Юру.
        - …троих сразу замочили, - ласково рассказывал Вася на ходу, - а один на меня с ножом прыгнуть удумал.
        - А ты? - тонким голоском спрашивал Юра.
        - Я? Я его поближе подпустил да ка-ак…
        - Вася! - окликнул Дюша. - Мусор за собой уберите.
        - Ладно, ладно, - отмахнулся Вася не глядя.
        - Я сказал, труповоз вызовите, - не повышая голоса, но гораздо жестче сказал Дюша.
        - Вызовем, вызовем… А он, понимаешь, в ноги кидается… - В самую первую эвакуацию прямо на Московском вокзале разбомбили поезд с детьми. У Васи там погибли двое мальчишек-близнецов.
        Дюше вдруг страшно захотелось выпить спирта. Полкружки, не меньше. И именно спирта. Чтоб обожгло горло и раскаленным камнем шарахнуло в желудок.
        Жекины бойцы подтягивались к подъезду, весело переговариваясь. Один из них уже тащил ведро с водой - Стариков любил ополоснуться после операции. Дюша двинулся к машине, нащупывая в кармане сигареты и пытаясь угадать, сколько штук там еще осталось.
        - Давай в Михайловский, к Сидорову, - скомандовал он. Уж там спирт точно найдется. Заодно и документы кое-какие захватим. - До бомбежки успеем?
        Петруха кивнул, внимательно глядя вперед.
        Ехали медленно. Дюша механически ругался сквозь зубы, проклиная раздолбанные дороги и дрянные амортизаторы пожилого «козла». Однажды он, правда, ухмыльнулся, вспомнив, как достали-таки машину того самого Сидорова. Этот сладенький ворюга очень долгое время оставался единственным в городе обладателем бронированного «мерса». Уж как, помнится, он его холил и лелеял! За какие-то атомные бабки доставал хороший бензин, двух мастеров держал. А на ночь, чтоб чего дурного его тачке не сделали, приноровился ее краном поднимать. Прямо на уровень окна спальни. В народе тогда что-то вроде конкурса стихийного развернулось: кто этот «мерс» ущучит. Условия простые: чтоб красиво было и чтоб автора не вычислили. Кстати, именно из-за второго условия сразу отпал гранатомет. «Муха» была только у Дюши. Была еще мысль - подкупить сидоровского водилу, но быстро выяснилось, что эта холуйская морда бабки, конечно, возьмет. Но и хозяину стукнет.
        Конкурс выиграл Лешка Клюшкин из Жекиной команды. Радиолюбитель-самоучка. Уж как там они задурили голову Сидорову - неизвестно. Важно, что неприметная коробочка оказалась под задним сиденьем «мерса». Ну а дальше потребовалось лишь подходящее окошко на противоположном берегу Фонтанки, бинокль и вовремя нажать кнопочку. Зачем бинокль? Дураку понятно, что главное зрелище тут - сам Сидоров. Эх, жаль только, что из-за вспышки не удалось толком разглядеть его рожу, когда он по привычке перед сном подошел к окошку взглянуть на четырехколесного любимца.
        Дюша снова ухмыльнулся. Тут «козел» резво скакнул в очередную выбоину, Дюша громко клацнул зубами, покачал головой:
        - На хрен, Петруха, давай местами поменяемся.
        Дорога от этого, безусловно, не получшела, но Дюша, сев за руль, сразу успокоился. Вообще-то к неодушевленным предметам он относился совершенно равнодушно. Вывести его из себя могли только люди. При этом единственным человеком в мире, на которого Дюша никогда не злился, был он сам.
        Яркое солнце вдруг вылезло из-за обломков здания и ударило по глазам.
        - Солнышко, - сказал Петруха ласково.
        Ленинградец, блин заморенный, каждому ясному дню радуется. Дюша попытался представить, как все будет завтра происходить. Наверное, очень красиво. Солнце. Ярко-синее небо. И вода. Интересно, как быстро она будет прибывать? И как высоко? Генерал Лобин утверждает, что до третьего этажа не дойдет. Ну-ну, посмотрим. Дюша с детства любил стихийные бедствия. Как там у классика? "Осада! приступ! Злые волны, как воры, лезут в окна…" Пушкина Дюша тоже любил.
        С Сидоровым начали собачиться с порога.
        - Что ты мне свою руку паршивую тянешь?! - орал Дюша. - Сколько раз я тебе говорил, чтоб ты со своим лишаем от меня подальше держался?! Где твой помощник? Зови! С ним и поздороваюсь! Да скажи ему сразу, чтоб спирту принес, жажда нас тут замучила! - Ровнехонько с последними словами за окном бахнуло. Дальнейший разговор происходил на таких же повышенных тонах, да еще и под грохот вечерней бомбежки. Сидоров с трясущимися губами сидел, зажавшись, в своем кресле и только изредка пытался что-то пискнуть. Дюша выпил принесенного спирта, но не подобрел. Он шагал по кабинету из угла в угол, пиная стулья и смахивая бумаги на пол. Потом вдруг угомонился, ушел в дальнюю комнату и лег на диван.
        - Спать буду, - сказал он, глядя в потолок. - Петруха, через час толкни.
        Через час Сидорову стало совсем худо. Как оказалось, Дюша слышал весь разговор с главврачом.
        - Гнида ты обкомовская! Жополиз недобитый! Ты что, гад, делаешь?! Ты почему не подготовил госпиталь раньше?! Ты знаешь, что завтра там полные подвалы воды будут?!
        Сидоров мямлил какую-то ерунду про артистов, посланных в госпиталь, про письмо, но Дюша его не слушал. Он подскочил к столу и резко сорвал телефонную трубку:
        - Восьмой? Первого давай.
        Разговор с генералом Лобиным получился нервным и очень коротким. Несколько секунд Дюша молча слушал, наливаясь багровой злостью. Потом повесил трубку. Еще с минуту постоял у стола. А потом со всего размаха грохнул аппарат об пол.
        На обратном пути заехали к Жеке. Выпили фляжку спирта, и Дюша подарил мальчику Юре свою старую губную гармошку.
        Игорь положил шприц на стол и сел спиной к кушетке, чтобы не смотреть на просыпающегося Андрея Николаевича. Если перед началом сеанса Игорь еще колебался - снимать ли нейрограмму, то теперь сомнений не осталось: не нужна мне его нейрограмма, ни сантиметра. Хотелось бы думать, что человек с таким лицом только что приятно пропутешествовал в розовое детство и всласть навозился в песочнице. Хотелось бы. Да не можется.
        - У вас есть спирт? - глухо спросили за спиной. Игорь быстро обернулся:
        - Нет. - Он постарался придать своему голосу как можно больше твердости. - Если желаете, могу проводить вас в фитобар.
        - Не стоит. - Андрей Николаевич уже стоял около Игоря, протягивая деньги. Обыкновенный человек. Спокойное лицо.
        - Заходите еще, - зачем-то ляпнул Игорь в спину выходящему. Посмотрел на пустую кушетку, на часы. До приезда Светланы Вениаминовны Жуковой оставалось тридцать минут.
        - Галина Федоровна, - Игорь высунулся из комнаты, - сделайте мне, пожалуйста, кофе! И перестелите простыню на кушетке.
        Интерлюдия V
        Светлана Вениаминовна, вы меня слышите? - Да.
        - Вы хорошо себя чувствуете?
        - Да… Но… Я хотела спросить… почему вы называете меня по отчеству?
        - Светлана Вениаминовна, не отвлекайтесь. Вы слышите музыку?
        - …Да.
        - Расслабьтесь. Расслабьтесь. Вы очень напряжены. Слушайте музыку.
        - …Да. Я слушаю.
        - Теперь сосредоточьтесь. Я начинаю считать. Когда я скажу «пять», вы крепко уснете. Приготовились. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
        Шорох, шорох, быстрый шорох… Через пятнадцать секунд после того, как Светлана прошла вращающиеся двери, все абсолютно служащие знали: хозяйка приехала. У молодого бармена мгновенно вспотели руки, и он чуть не выронил стакан с только что приготовленным коктейлем. Что-то грохнуло на кухне. Две официантки, курившие в туалете для персонала, заметались, не зная, куда бы спрятать окурки. Начинающая девочка-певичка, стоя за кулисами, проклинала тот миг, когда согласилась поменяться местами в программе с маститым фокусником-манипулятором. "Она меня выгонит, выгонит! - повторяла она про себя. Абсолютный и строгий вкус Светланы Вениаминовны Жуковой был известен всем. Девочке и самой не нравилась ля-ля-ляшная, наспех сляпанная песенка, которую сейчас предстояло спеть перед публикой. Ей было ужасно жалко денег, отданных халтурщикам - композитору, поэту и аранжировщику. Но те, кто мог предложить что-нибудь получше, и брали раз в десять побольше. Ей было жалко дядю, который так старался пристроить ее в престижный ночной клуб. Ей до тошноты не хотелось возвращаться в родной Барнаул. - Ай, ладно, двум смертям не
бывать", - решила девочка и, постаравшись улыбнуться как можно более профессионально, вышла на сцену.
        - Зачем она так улыбается? - спросила Светлана, глядя на экран.
        - Волнуется, - робко подсказали сзади.
        - Новенькая?
        - Третий день поет.
        - И как?
        - Публике нравится.
        - Дайте покрупнее.
        Оператор послушно переключил вид сцены на крупный план.
        - Звук, - потребовала Светлана. Включили звук. Послушав с полминуты, хозяйка легонько кивнула: достаточно.
        - Девочку оставить. Поменять репертуар, переодеть.
        - Стилиста? - с готовностью подсказал кто-то.
        - Нет. Просто попросите ее не улыбаться. Послышалось, что позади тихо прошелестело: "Слушаюсссь".
        - Светлана Вениаминовна, вы будете ужинать?
        - Нет.
        - По вашему распоряжению мы сменили шеф-повара. - Голос секретаря был почти умоляющим.
        - Очень хорошо.
        В остальное время, пока хозяйка переводила взгляд с экрана на экран, никто из присутствующих не проронил ни слова. Светлана рассматривала сегодняшних гостей своего ночного клуба. Мельком отмечая про себя, кто был, с кем пришел, с каким лицом сидел.
        Публики нынче много, почти все столики заняты. Как раз только что вошел в зал один из завсегдатаев. Господин Плишков. Со свитой. Говорят, еще с Собчаком вел переговоры о покупке Кунсткамеры. Очень, говорят, всяческие уродства уважает. Лет пятнадцать назад его выгнали с первого курса мединститута, так что изучать уродов ему не пришлось. Тогда он решил их коллекционировать. Достаточно взглянуть на его телохранителей… Кстати:
        - Завтра же повесить перед входом новое правило для посетителей клуба: в зал разрешается проводить не более двух охранников. А уж никак не шестерых здоровенных лбов, каждый из которых одновременно является экспонатом из коллекции господина Шишкова. Они мне интерьер портят. Один вообще обнаглел, в свитере приперся с веселеньким орнаментом. Чуть ли не с оленями.
        - Но если… - робко произнес голос за спиной.
        Светлана не обернулась, а лишь удивленно повела бровью: что? Вопросы? Сказано четко и один раз: новое правило для посетителей. Ах, да, верно:
        - Специально укажите, что правило распространяется и на членов клуба. В случае несогласия членская карточка изымается.
        Так. Что еще интересного? А?
        - Четвертый монитор - крупный план. - Тихий щелчок - и прямо с экрана на Светлану глянули сильно накрашенные бесцветные глазки Мухи Це-це. Зло щурясь, она что-то выговаривала сидевшему рядом мальчику. Звук в зале был паршивый, можно было даже и не пытаться слушать. Толстые губы противно шевелились, напоминая раскисший вареник. Воспитывает новое приобретение. Натаскивает молодого щенка. Светлана, чуть улыбнувшись, повернулась к третьему монитору. Там, в самом темном углу, сидело в окружении трех девиц предыдущее приобретение Мухи, отпущенное на вольные хлеба. Говорят, шустрый мальчонка получился. Буквально с ходу заделался крупным сутенером.
        Светлана встала с кресла, небрежно скинула шубу, ни на миг не задумавшись, чьи заботливые руки успеют подхватить ее у самого пола. Черное длинное платье - ручной работы кружевной лиф с черными жемчужинами по вороту и водопады шелка - вблизи смотрелось как шедевр. При удалении более чем на десять метров превращалось в строгое, почти монашеское облачение.
        - Я буду в зале, - сказала, ни к кому не обращаясь. - Сок. - Обернувшись, взглядом дала понять, кто из телохранителей будет ее сопровождать.
        Незримый наблюдатель, не последовавший за хозяйкой клуба в зал, а оставшийся в комнате, увидел бы…
        Элегантная дама в скромном черном платье и ее высокий спутник с незапоминающимся лицом вошли в зал и сели за столик. Через секунду официант принес два стакана сока. Посетители не обращали на пришедших никакого внимания, глядя на сцену. Далее в программе следовал небольшой перерыв, дабы гости имели возможность с удовольствием перекусить. Мужчина во фраке сел за рояль и принялся наигрывать что-то легкое и ненавязчивое, под аппетит. Минут через десять дама в черном что-то сказала своему спутнику. Тот кивнул и через короткое время вышел.
        Я сижу за столиком, глядя прямо перед собой. Я почти не пью сок. Я слушаю музыку. Мне не интересны люди, сидящие рядом. Я чувствую только одного человека, сидящего через стол от меня. Я знаю, что он меня заметил. Он смотрит на меня. Он меня не знает. Я сижу, глядя прямо перед собой. Я знаю, что игра началась. На моем столе лежит черная расшитая вечерняя сумочка, похожая на кисет. Я медленно достаю из нее дамский портсигар, а из него - сигарету. Я смотрю прямо перед собой. У меня нет зажигалки. Я не выражаю нетерпения. Я не вижу, что он делает. Правая щека и висок чуть теплеют. Я знаю, что он встал и как зачарованный идет ко мне с зажигалкой. Великое искусство кобры…
        Узкие глаза его ничего не выражали. Вот она, изюминка восточных мужчин. Но на щеках моментально выступил румянец. Вот она, прелесть молоденьких неискушенных мальчиков. Запомните, дети, полезный прием соблазнительниц и соблазнителей! Когда мужчина дает даме прикурить, полезно подольше посмотреть друг другу в глаза. Как при этом попасть сигаретой в пламя? А вы потренируйтесь.
        Спокойный полувзмах ресниц: спасибо. Он уходит на место. Успев тихо спросить: вы танцуете? Удивленно поднятые глаза. Ни слова в ответ. Но в глазах: я восхищена вашей смелостью. Да.
        Ну что, мальчик, поиграем в Клеопатру и ее любовников? Я не смотрю в вашу сторону. Мне очень интересно, что за страсти сейчас кипят за вашим столиком? Что предпримет Це-це? Как отреагирует на то, что ее протеже скачет с зажигалкой к чужим дамам? Пожурит? Похвалит? Не заметит, но запомнит? Дальше будет еще интересней! Если Муха Це-це не проявит бдительность и не увезет мальчика немедленно, то примерно через полчаса народ потянется вниз, где бар и танцы. Мальчик крепко сидит у меня на крючке. Мы будем танцевать. Настроение у меня прекрасное, я за себя не ручаюсь. Мальчик, ты готов отдать все свое блестящее будущее (а Муха - очень щедрая и добрая женщина!) за один танец? НАШЕГО танца она тебе не простит, будь уверен. Я тебя с собой не возьму, не надейся. Что? Вернешься обратно, тренером в ДЮСШ по плаванию? Или будешь судорожно тусоваться по кабакам, пока не кончатся деньги и костюмы, подаренные Мухой, в надежде подцепить очередную страстную дамочку с толстым кошелечком?
        Светлана подняла глаза и обомлела. Мальчик смотрел прямо на нее, улыбаясь смело и просто.
        Эй, эй, что ты делаешь? Это не по правилам! У нас так не играют! У нас не принято хватать на руки прекрасных принцесс и увозить их на горячих конях в сказочные розовые замки, навстречу долгой и счастливой жизни и смерти в один день! Мы - интриганы и интриганки. Простые и честные чувства здесь - табу. Не смей на меня так смотреть!
        Она не опускала глаз, чувствуя, как растворяется в этом его смелом мужском взгляде, именно растворяется, другого слова не подберешь, да и не хочется сейчас искать какие-то дурацкие слова. Если он встанет и подойдет и подаст мне руку, я протяну ему свою. И на глазах у всех пойду за ним туда, куда он позовет. Мне так хочется хоть раз в жизни по-настоящему наплевать на всю эту тухлую тусовку, похожую на вчерашний суп с бриллиантами!..
        - Ты что, не слышишь? Я, кажется, с тобой разговариваю! - Белый от бешенства Виталий стоял рядом со столом. - Что ты здесь делаешь?
        - Пью сок. - А мы даже не снизойдем до улыбки.
        - Немедленно домой. - А вот скандала нам публичного здесь не на-адо, не на-адо. Светлана медленно подняла на него глаза и сказала тихо и раздельно:
        - Если ты еще раз позволишь себе на меня орать, я тебя пристрелю. Лично.
        - В тюрьму захотелось? - В нем еще навалом злости и ехидства.
        - Нет, милый. Мои адвокаты докажут, что ты сам довел меня до этого. Я расскажу, как мы счастливо с тобой жили. И суд присяжных, утирая слезы, меня оправдает. - Но и дискутировать мы здесь тоже не хотим. - Тебе нужно домой. Вот и поезжай. И меня, кстати, сегодня не жди.
        - А когда тебя ждать? - довольно тупо спросил наш низвергнутый властелин.
        - Ни-ког-да.
        Светлана слегка кивнула телохранителю: уходим. И встала. Проходя мимо своего восточного мальчика, нарочно чуть-чуть задела его стул подолом. Вот вам сувенир. Шорох моего платья.
        Выходя из клуба и надевая на ходу поданную ей шубу, элегантная дама в черном мимоходом заметила секретарю:
        - С официанток, которые курили в туалете, снять по десять процентов зарплаты. Предупредите, что в следующий раз уволим. И выясните, почему у метрдотеля трясутся руки.
        Подходя к своей машине, она услышала позади быстрые шаги. Господи, как он бежал! Его длинные жесткие волосы растрепались, горячий румянец проступал сквозь смуглость щек. На бегу он сорвал свой черный шелковый галстук и теперь сжимал его в руке. Ах, какая нежная, мальчишеская шея виднелась в вороте белоснежной сорочки…
        Она еле успела бросить "вон отсюда!" своим телохранителям и в то же мгновение оказалась в его объятиях.
        Тысячи… Тысячи и тысячи поцелуев… Его черные бездонные глаза и свет фонаря - слева… нет, справа… нет… это просто кружится голова… или это мы кружимся… откуда этот жуткий сухой щелчок… и его руки вдруг странно тяжелеют у нее на плечах, лицо пропадает, он исчезает… нет, он падает!
        Он упал навзничь, страшно ударился головой об асфальт. Глаза его были открыты, а на губах все еще оставалась улыбка. Прямо напротив, метрах в десяти, стоял белый Виталий с каким-то смешно-маленьким пистолетом в трясущейся руке. Выглядело это глупо, глупо, нелепо… Почему у него так дрожат руки? Он стрелял? Он стрелял в меня? Почему он больше не стреляет? Это я должна была стрелять, это я, я говорила, что пристрелю его… Почему стоят телохранители? Почему у них такие идиотские лица? Почему они не хватают его? Они не могут идти против хозяина? Но я же хозяйка…
        …Выбежала охрана, какие-то люди, кто-то бросился к лежащему мальчику и тут же отшатнулся… Виталия схватили, он пытается вырваться… Его перекошенное лицо, глаза… злые глаза, глаза бешеного пса, которого достал-таки крюк собачника… Мелькнуло зеленое платье Мухиной, полные руки, мокрое лицо… Она плачет? Мальчика поднимают, уносят, легко, как ребенка… Ушли. Все куда-то ушли… Я одна. И только фонарь по-прежнему продолжает кружиться вокруг, светя то в правый, то в левый глаз…
        Светлана, медленно расстегивая шубу, поднималась по широкой лестнице, застланной ковром. У высокой дубовой двери своей квартиры она еще помедлила минуту, уже зная, что там, за порогом, будет возвращение, другой мир, не менее желанный и любимый. Она провела рукой по лицу. Слез не было. Они кончились давно, еще во время бешеной гонки по городу. Или там, на берегу черного залива, где не было видно границы пляжа и воды, и только тихий шорох крохотных волн и бестолковый свет маяка… С плеча тихо соскользнула сумочка. Светлана порывисто наклонилась, получая удовольствие от любого, особенно резкого, движения.
        Рядом с сумочкой на ковре лежал небольшой прямоугольник. Чья-то визитка. Интересно, интересно. Почитаем… Светлана в недоумении повертела карточку в руках.
        Самойлов Александр частный детектив
        Тел. 928-1140 конфиденциальность гарантируется
        Откуда в этом мире призраки?
        СУБЪЕКТ СЛЕЖЕНИЯ КВАДРАТ PQ-WQ, ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ «ЗЕМЛЯ» -
        ГЛОБАЛЬНОМУ КООРДИНАТОРУ.
        ОБЪЕКТ СЛЕЖЕНИЯ - НАДПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ. ПРОГРАММА - КОНТРОЛЬ ЗА
        СОСТОЯНИЕМ НАДПРОСТРАНСТВЕННОГО КАНАЛА.
        НАДПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ УСТОЙЧИВ. СРЕДИ ОБЪЕКТОВ СЛЕЖЕНИЯ 3-0002,
        ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ "ЖУКОВА СВЕТЛАНА ВЕНИАМИНОВНА" И 3-0004, ТУЗЕМНОЕ
        НАЗВАНИЕ "САМОЙЛОВ АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ". НАБЛЮДАЮТСЯ СЛАБЫЕ ФЛУКТУАЦИИ,
        СВЯЗАННЫЕ С ОБРАТИМОСТЬЮ ФУНКЦИИ MMZ, МЕСТНОЕ НАЗВАНИЕ "ПАМЯТЬ".
        ПРОСЧИТАННАЯ ВЕРОЯТНОСТЬ ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО ИСХОДА ФЛУКТУАЦИИ - 0.43,
        ОТРИЦАТЕЛЬНОГО - 0.51, ВОЗНИКНОВЕНИЯ РЕЗОНАНСНЫХ БИЕНИЙ С НЕОБРАТИМЫМИ
        ПОСЛЕДСТВИЯМИ - 0.06. ЖДУ ДАЛЬНЕЙШИХ УКАЗАНИЙ ПО КОНТРОЛЮ НАД СИТУАЦИЕЙ.
        ГЛОБАЛЬНЫЙ КООРДИНАТОР - СУБЪЕКТУ СЛЕЖЕНИЯ КВАДРАТ PQ-WQ, МЕСТНОЕ
        НАЗВАНИЕ "ЗЕМЛЯ".
        РАЗРЕШАЕТСЯ ЛОКАЛЬНАЯ КОРРЕКТИРОВКА ВЕРСИЙ СУБЪЕКТА СЛЕЖЕНИЯ 3-0004.
        РАЗРЕШЕННЫЙ УРОВЕНЬ ВМЕШАТЕЛЬСТВА - НЕ БОЛЕЕ ЧЕМ А2.
        ВНИМАНИЕ. СУБЪЕКТУ СЛЕЖЕНИЯ PQ-WQ ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ ВНЕОЧЕРЕДНОЙ
        ИНФОРМАЦИОННЫЙ КАНАЛ.
        Глава вторая
        САША
        Саша проснулся совершенно разбитым. То есть да и не проснулся, а просто надоело лежать с закрытыми глазами в ожидании очередного получасового провала в беспокойное забытье. Все, хватит валяться. Надо встать, покурить (или сделать зарядку?), сбегать вниз - может, душ починили, - поставить чайник. И ехать к Лене.
        На столе расположился вечный утренний натюрморт холостяка: грязные стаканы, загнувшийся кусок сыра, пустая тарелка с засохшей сосиской и следами кетчупа, а на переднем плане - перегруженная окурками пепельница. Бутылок не наблюдалось, тара по русской народной традиции стояла на полу (в просторечии - "трупака - под стол!"). Саша перетряхнул пустые пачки (все сплошь из-под «Кэмела» да «Мальборо». «Беломор» сейчас разве что фанаты-зюгановцы курят), но сигарет не нашел. Правильно. Они кончились вчера вечером, а в ночной ларек к вокзалу никто бежать не захотел. Так. Значит, покурить не получится. Тогда и зарядку тоже делать не будем. Душ наверняка не работает. Значит, остается только поставить чайник. Ну вот, считай, с утренними делами и управились.
        Осточертевшая общага пробуждалась шумно. Дежурно орал соседский ребенок - неутомимо, на одной ноте, но с ясно различимыми скандальными тремоло. На кухне гремели кастрюлями и, кажется, уже начали ссориться из-за места на плите. Несмотря на поганейший вкус во рту, страшно хотелось курить. Но и мысль о том, чтобы сходить и пострелять по соседям (не в прямом смысле, хотя и это бы не помешало), вызывала тоску. Значит, нужно побыстрее одеваться и ползти к метро. А, с другой стороны, если сейчас идти к метро, то потом придется возвращаться - к Лене ехать еще рано. А возвращаться тоже неохота. Можно, конечно, сколотить компанию и пойти пить пиво. Это у нас мигом делается. А, опять-таки, с третьей стороны, как ехать к Лене, напившись пива? К тому же, если хорошо сесть, то можно и вовсе никуда не доехать… От таких рассуждений поутрянке мозга за мозгу заходит. Нет, не надо тут ничего выдумывать. Делай то, что собирался делать с самого начала. Нет, не зарядку, конечно, а просто сходить за сигаретами к метро.
        Ранние бабульки, выстроившиеся на углу с цветами, каждый раз напоминали Саше первое сентября. И хотя сейчас на дворе вовсю был октябрь, он снова вспомнил свою родную школу. Серое здание, украшенное по фасаду барельефами великих писателей, тесный школьный костюмчик цвета дождливых ленинградских сумерек, свою первую рогатку и почему-то Машу Хорошкину в белом фартуке, но с зеленым бантом в волосах. Маша, Маша, любовь ты моя школьная, где ты сейчас? Саша даже остановился, недоуменно потирая лоб. С чего это Машу-то вспомнил? Кажется, что-то такое именно сегодня и снилось. Короткое и бессвязное. Или не снилось? Тогда откуда эта железная уверенность, что он с Машей недавно виделся? Или слышал что-то? Кто-то рассказывал? Да нет, кто бы мог? Он и одноклассников своих лет пять уж никого не видел…
        Бабки-сигаретницы, стоявшие у метро, бросились врассыпную при виде подходившего милиционера. Сашу исчезновение продавцов курева ничуть не смутило. Так и так он не стал бы покупать у них сигареты. Потому что не делал этого никогда. Каждый раз с содроганием представлял свою бабушку, стоящую у метро с коробочкой, затянутой полиэтиленом, и ему становилось тошно. Но при этом Саша иногда (и довольно часто) совал голубенький «стольник» (а то и пять сотен, в зависимости от настроения) в руки какой-нибудь особенно трогательной старушки, просящей милостыню.
        Саша не поленился и прошел в дальний угол площади, к знакомому ларьку, который открывался раньше других. Если сегодня работает Леха, можно заодно и парой слов перекинуться. Хотя после рейса Саша его еще ни разу не видел.
        - Пачку «Кэмела», - произнес Саша, протягивая в окошечко "пятерку".
        В ответ, словно черт из табакерки, из окошка чуть не по пояс высунулся Леха:
        - Чего шикуешь, Саня? Сейнер продал?
        Сильнейшая дурнота подкатила к горлу. Что это? Откуда эта до боли знакомая фраза? Стоп. Но вот именно так же произнес эту фразу этот самый Леха, когда Саша… так, так, спокойно… он ехал с дачи, чепуха какая-то в метро почудилась… как раз в тот день, когда бабушка умерла… но, простите, это ведь было осенью? Какая, к черту, осень, когда Оксана Сергеевна умерла в апреле?…
        ВНИМАНИЕ. СБОЙ У СУБЪЕКТА СЛЕЖЕНИЯ 3-0004. ЧАСТОТА ФЛУКТУАЦИИ БЛИЗКА К
        РЕЗОНАНСНОЙ. СРОЧНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО. УРОВЕНЬ А1.
        СДЕЛАНО.
        Саша не поленился и прошел в дальний угол площади, к знакомому ларьку, который открывался раньше других. Если сегодня работает Леха, можно и парой слов перекинуться. Хотя после рейса Саша его еще ни разу не видел.
        Ларек не работал.
        Как и остальные окрестные.
        Пришлось скрепя сердце дожидаться возвращения спугнутых бабулек и покупать «Кэмел» у них.
        Саша пытался вспомнить, открыл он, уходя, форточку или нет. Одно дело - выкурить первую утреннюю сигарету в свежепроветренном помещении и совсем другое - в душной общажной каморке. Кажется, не открыл, решил Саша, закурил и сел на скамейку. Очень хорошо. Ветерок, люди ходят, машины шуршат…
        Ощущая прилив энергии, Саша бодро вошел в общежитие и успел проскочить несколько ступенек наверх, когда из вахтерской будки громко окликнули:
        - Самойлов! Самойлов! Тебе мать звонила! Во взгляде Саши, когда он обернулся, не было ни сыновней почтительности, ни даже любопытства.
        - Просила передать…
        Тошнота встала у самого горла, голова закружилась. Что? Что просила передать? Она же это уже передавала, я точно помню. Именно такой крик встретил меня вот здесь же, на этом самом месте. "Просила передать… бабка твоя померла…"
        ВНИМАНИЕ. СБОЙ У СУБЪЕКТА СЛЕЖЕНИЯ 3-0004. ЧАСТОТА ФЛУКТУАЦИИ БЛИЗКА К
        РЕЗОНАНСНОЙ. СРОЧНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО. УРОВЕНЬ А1.
        СДЕЛАНО.
        Саша пытался вспомнить, открыл он, уходя, форточку или нет. Одно дело - выкурить первую утреннюю сигарету в свежепроветренном помещении и совсем другое - в душной общажной каморке. Кажется, открыл. Значит, с первой сигаретой можно и до дома потерпеть.
        Саша вошел в общагу точнехонько в тот момент, когда в стеклянной будке зазвонил телефон. Вахтерша, нахмурившись, послушала несколько секунд, потом сурово пихнула трубку Саше:
        - Мать твоя.
        - Сашенька! - как ни в чем не бывало защебетала мать. - Ты нам завтра поможешь вещи с дачи везти?
        Я уже с машиной договорилась, на восемь утра, от нашего дома. А, сыночек?
        Вахтерша с туповатым любопытством наблюдала, как шевелит губами Самойлов, беззвучно понося мать. Вслух он лишь скрипнул зубами, спокойно и раздельно сказал:
        - Ма-ма, ты же прекрасно знаешь, что я завтра - на вахте. Почему ты договариваешься насчет своей проклятой машины, не поговорив со мной?
        - Ох, сыночек, я что, опять все перепутала? И ведь считала, считала… Что ж теперь делать? Мне больше машину не дадут. Я и так еле выпросила… - В трубке послышался тяжелый вздох. Может, даже слишком тяжелый, но иначе бы и Саша не услышал.
        - Хорошо, мама, я отпрошусь. - Саша произнес это, глядя прямо в глаза ядовито улыбавшейся вахтерше. "А что я? - говорил ее взгляд. - Вы общим телефоном пользуетесь? Пользуетесь. Почему это я должна делать вид, что ничего не слышу? Давай, давай, голуба, разговаривай". Всех общажных рыбфлотовцев эта вахтерша, непонятно с чего, ненавидела лютой ненавистью. При этом сын ее тоже ходил на рыболовном судне. Саша знал немного этого мелкого подленького типа, которого сильно подозревали в стукачестве и даже несколько раз за это били.
        - Ладно, мама, до свидания. Я вечером еще позвоню.
        - Хорошо, сыночек, позвони. А хочешь, ужинать приезжай. У нас и переночуешь. А потом все и поедем?
        - Посмотрим. Я позвоню. - Саша, не дожидаясь продолжения, бросил трубку. - Спасибо! - рявкнул он вахтерше.
        - Не за что, милый, не за что. Только вот трубочки не надо так кидать, меня не волнует, как ты там поговорил, да с кем ты поговорил. А аппарат - казенный, один на все общежитие…
        Саша, естественно, не стал слушать эту лекцию, ушел к себе, закурив уже в коридоре. Вот сейчас все брошу и ночевать туда поеду. Мать обязательно на ночь накормит какими-нибудь извращенно жирными блинами, спать его положат на раскладушке в так называемой гостиной - страшно душной и тесной комнате, заставленной вещами. Последний прямоугольник свободного пространства как раз и заняли бабушкины напольные вазы. Которые смотрятся в хрущевской «распашонке», как Медный всадник на этажерке. А разговоры! До полуночи, не меньше, будут трендеть в два голоса. Все обскажут-обмусолят. Саша содрогнулся при мысли, чего и сколько при этом достанется Лене и ее родителям. Да-а, вот что называется - тесен мир! И парадокса-ален, сказала бы с французским картавым «р» бабушка Оксана. Негодяй и квартирный вор (не в смысле - ворующий ИЗ квартир, наоборот - ворующий КВАРТИРЫ!) Поплавский оказался волшебником и спасителем Юрия Адольфовича Бляхмана. Вот ведь история. Да-а.
        Форточка и правда оказалась открытой. Но существенного улучшения состояния воздуха в комнате почему-то не замечалось. Да и понятно: район у нас - промышленный, одни трубы торчат, причем каждая норовит что-нибудь особо пакостное из себя выдать. Так что процесс проветривания - чистая формальность. А на самом деле это просто добавление ко внутренней вони еще и внешних ароматов. Вот сегодня, например, "Красный треугольник" вовсю старается - план по галошам срочно выполняют, что ли? - такой дымина из трубы валит… Ох, загадили город, ох, загадили. Привести бы всех к порядку, но как?
        В башке опять что-то качнулось, перед глазами встал огромный снятый с колес рефрижератор с Надписью по борту черными буквами:
        СБРОС ФЕКАЛИЙ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕН
        ЗА НАРУШЕНИЕ РАССТРЕЛ НА МЕСТЕ
        Что-что-что? Там ведь еще и подпись была: «ВД». Господи, откуда этот бред?
        ВНИМАНИЕ. СБОЙ У СУБЪЕКТА СЛЕЖЕНИЯ 3-0004.
        ЧАСТОТА ФЛУКТУАЦИИ БЛИЗКА К РЕЗОНАНСНОЙ. СРОЧНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО.
        УРОВЕНЬ А1. СДЕЛАНО.
        Лена открыла Саше дверь, сделала большие глаза и быстро мотнула головой: заходи скорей, не разговаривай. На кухне были слышны негромкие голоса Юлии Марковны и Юрия Адольфовича.
        - Ссорятся, - тихо пояснила Лена, уводя Сашу в гостиную.
        - Из-за меня? - на всякий случай спросил жених.
        - Нет. Из-за папиной работы.
        Саша покорно сел на диван и стал наблюдать, как Лена гладит отцовские рубашки. То, что происходило сейчас на кухне, в Сашином сознании никак не ассоциировалось со ссорой. У них в доме, когда еще был жив отец, да и позже, при отчиме, ссоры выглядели иначе. По крайней мере на два порядка громче.
        Лена ловко действовала утюгом. Саша, в силу своей профессии искушенный в технике, с ходу определил, что утюг в семье Бляхманов приходился Лене по меньшей мере ровесником.
        - Ну, как тут? - тихо спросил Саша, имея в виду вчерашний инцидент.
        Лена быстро состроила емкую гримаску, означавшую: так себе, не очень приятно, но ничего страшного. Господи, какая же она милая, в очередной раз подивился Саша и, успокоенный, откинулся на спинку дивана. Ему захотелось тут же, немедленно сказать что-нибудь очень хорошее и приятное в адрес Лениных родителей,
        - Слушай, - все так же тихо спросил он, - а отец твой, он всегда носит рубашки с длинными рукавами?
        Это Саша подметил еще летом, когда они с Леной пару раз навещали Бляхманов на даче в Солнечном.
        - Ну да, - Лена несколько раз кивнула и сразу же быстрым движением убрала за ухо выбившуюся прядь волос. - Ты же знаешь, он очень стесняется… своих рук.
        - Ага… - Саша немного помолчал. Глупый вопрос, конечно. - Понимаю. Я вот тоже… - Стоп, приятель. Что - тоже? Что ты собирался сказать? Саше показалось, диван, на котором он сидел, слегка покачнулся. Ты, кажется, собирался рассказать о своей правой руке? О жутких шрамах на ней, о которых никому нельзя было рассказывать? Каких, каких шрамах? Не было у меня отродясь никаких шрамов на руке! Как же так? А после сражения с…
        ВНИМАНИЕ. СБОЙ У СУБЪЕКТА СЛЕЖЕНИЯ 3-0004. ЧАСТОТА ФЛУКТУАЦИИ БЛИЗКА К
        РЕЗОНАНСНОЙ. СРОЧНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО. УРОВЕНЬ А1.
        СДЕЛАНО.
        - Слушай, - все так же тихо спросил он, - а отец твой, он всегда носит рубашки с длинными рукавами?
        Это Саша подметил еще летом, когда они с Леной пару раз навещали Бляхманов на даче в Солнечном.
        - Ну да, - Лена кивнула, что-то еще хотела сказать, но тут из кухни донесся голос Юлии Марковны:
        - Лена!
        - Я сейчас! - сказала Лена и быстро выпорхнула из комнаты.
        Мда-а, Саша задумался. Выпорхнула. Не то, конечно, слово, но когда человека любишь, то и слова подбираешь… как это? - покрасивей… Нет, нельзя сказать, что Лене не хватало грации или обаяния. Ни в коем случае! Это была вполне милая и даже очаровательная девушка. Правда, грация ее иногда вызывала у Саши некоторое недоумение. Примерно через месяц после их знакомства Саша понял, кого ему напоминает Лена. Правда, только чуть-чуть, но… Одного персонажа из "Алисы в Зазеркалье" Льюиса Кэрролла. Странного парня по имени (в разных переводах - по разному) Англосаксонский Гонец. Он, помнится, все время ерзал, двигался и даже изредка становился на голову. Все эти телодвижения назывались "его англосаксонские штучки". Например, походка у Лены была, как бы поточнее выразиться… Саша всегда боялся, что. ее ноги вот-вот или заплетутся друг вокруг друга, или подломятся. Такие они были тонкие и подвижные. Но шарма Лене это, отнюдь, не убавляло. А даже - наоборот. Саша страшно умилялся и каждый раз спрашивал, не занималась ли Лена в детстве танцами. Нет, терпеливо отвечала Лена. Только фигурным катанием и лепкой. Саша
так до конца и не понял, шутила ли она насчет лепки? В принципе он как жених отдавал себе отчет, насколько трудно ему будет в семье Бляхманов. Непривычно тихие разговоры. Такие вот, как сейчас на кухне, ссоры вполголоса. Неуловимое чувство юмора… Трудно, трудно к такому сразу привыкнуть. Например, Саша честно ощущал себя полным идиотом, в то время, как Юрий Адольфович под дружный смех женщин рассказывал невыносимо тонкий анекдот из жизни, скажем, Вагнера (или Рихтера, что, впрочем, абсолютно все равно). Или вот еще, возвращаясь к Лене. Несмотря на почти патологическую нежность, которую Саша к ней испытывал, проклятое мужское тщеславие иногда чувствительно его покусывало. Нет слов, очаровательна была Лена в своем бледно-голубом шелковом платье с глухим воротом. Ее высоко зачесанные темные волосы и изящные руки заставляли ворошить в памяти школьный курс литературы, а конкретно - тревожить Ивана Сергеевича Тургенева с его пресловутыми барышнями. Но… Это ж все надо еще разглядеть и понять. Куда как эффектней появлялись они в былые времена с Аленой: шумно, ярко - Алена предпочитала жаркие цвета и открытые
фасоны платьев. Смех у нее был громкий, заразительный, с чуть заметным вульгарным оттенком. Как раз тем, что так возбуждает любителей тургеневских барышень. В присутствии Алены мужики любой компании начинали снимать пиджаки и, пошевеливая вдруг заширевшими (простите - ставшими шире) плечами, потихоньку отсаживаться от своих спутниц. Вот поэтому Саше иногда (правда, очень-очень редко!) хотелось, чтобы Лена не так сильно напоминала испуганного, готового вот-вот сорваться и убежать жеребенка.
        Саша с нежностью посмотрел на оставленную Леной гладильную доску. Откуда-то вновь появилось то, вчерашнее, ощущение забытого французского фильма.
        На кухне что-то упало, грохнуло. Саша нерешительно поднялся и подвинулся к двери. В конце концов, если он собирается стать вторым мужчиной в этом доме, пора бы уже вникать в семейные дела. Далее ничего не последовало. Тихо. Ни криков о помощи, ни даже громких голосов.
        - Я подумал, может, помочь чем-то? - Саша так долго репетировал эту фразу, медленно продвигаясь по коридору, что вышло это у него из рук вон плохо. А главное, кажется, совершенно не вовремя.
        Посреди кухни стояла красная Юлия Марковна и удивительно бледный Юрий Адольфович. Дополняла эту жанровую сценку в стиле Шагала (а что вы думали? Российские моряки в живописи очень даже разбираются!) ломающая руки Лена. Что характерно - руки она ломала не себе, а папе. Точнее, пыталась вырвать у Юрия Адольфовича молоток. С появлением Саши супруги Бляхманы быстро поменялись цветами: Юрий Адольфович покраснел, Юлия Марковна, соответственно, побледнела. При виде молотка Саша заподозревал самое страшное. И, к своему стыду, почувствовал даже некоторое облегчение. Вот ведь все-таки обыкновенные люди. Поссорились - за молоток схватились. Деликатно покашляв, Саша спросил:
        - Я… это… у вас что-то случилось?
        - Папа хочет забить гвоздь! - с ужасом воскликнула Лена.
        Саша начал подозревать, что присутствует при очередном милом семейном розыгрыше. А что? Смешно. Представляете, достает Раскольников топор из-за пазухи и говорит старухе: "Не боись, старая, я просто карандаш хочу поточить". А?
        Саша на всякий случай смущенно улыбнулся и глупо предложил:
        - Так если что, я и сам могу забить. - Если это был действительно розыгрыш, то Сашина реплика должна была попасть в точку.
        - Са-ша! - В отчаянии произнесла Лена, и он понял, что здесь, похоже, происходит кое-что посерьезней, чем просто семейный спектакль. - Ты что, не понимаешь?
        - Нет, - честно ответил он.
        - Настоящие пианисты никогда не забивают гвоздей, - строго глядя на Сашу, сказала Лена. - Им руки надо беречь. Понимаешь?
        - А-а… - выдавил из себя наш пролетарский жених.
        Мда-а, семейка. Мужика к гвоздю не подпускают.
        - А я требую, чтобы мне позволили… - срывающимся голосом начал Юрий Адольфович.
        - Пожалуй, я пойду, - предложил Саша.
        - Да, да, посиди, пожалуйста, в комнате, - кивнула Лена. - И выключи, пожалуйста, утюг.
        Пожалуйста. Выключу. Я в принципе и погладить могу. Раз все так заняты.
        Саша постоял немного над гладильной доской, со-бражая, как может быть воспринята его инициатива. Но решил все-таки не гладить. С этими людьми искусства надо ухо держать востро: знаем, знаем, чуть слабину дашь, и все - будешь до конца жизни вместо домработницы при родной жене.
        Саша еще с полчаса помаялся, сидя на диване и рассматривая корешки книг. Честно говоря, библиотека Бляхманов особого интереса в нем не вызвала. Вот если только… Модильяни альбомчик полистать. Да вроде неудобно без разрешения-то… А, черт! Он совсем забыл! Еще же надо позвонить кому-нибудь из сменщиков - договориться насчет завтра! Саша нервно заерзал на диване. Ну, что, что ты так стесняешься? Тебе же здесь через месяц-два жить придется! Встань, подойди к телефону и спокойно позвони! Но для этого придется пройти по коридору мимо кухни. Еще увидят меня, решат, что я тут вынюхиваю что-то. Нет, лучше подождать.
        Ждать пришлось недолго. Примерно через десять минут в комнату вошла Лена и, сильно смущаясь, сказала:
        - Саша, мы сегодня, наверное, никуда не пойдем. У нас очень серьезный разговор с папой. Ты иди домой? А завтра мне позвони, ладно?
        - Завтра я на вахте, - автоматически ответил Саша, в тот же момент забыв, что только что собирался на завтра отпрашиваться.
        - Хорошо, - покладисто согласилась Лена. - Тогда послезавтра.
        - Хорошо, - эхом откликнулся Саша. - Но мы же… мы же видик собирались сегодня покупать. - Две новенькие зеленые бумажки с портретом самого популярного в новой России президента США похрустывали в Сашином нагрудном кармане.
        - Ах, да… Ох, Сашенька, ну не сегодня. - Лена умоляюще завернула свои тонкие подвижные руки так, что Саша в очередной раз испугался, что она их сейчас заплетет и сломает.
        - Хорошо, потом.
        Вот такой я покладистый мужик. Встань передо мной, как лист перед травой. Встал. Иди туда, не знаю, куда. Пошел. Куплю себе сейчас Вагнера (или Рихтера) и буду слушать до полного прочищения в мозгах.
        Саша бодро улыбнулся Лене и вышел, тихо закрыв за собой дверь. И пошел, не позвонив сменщику, не спросив и ничего не поняв в домашней ситуации Бляхманов, а лишь немного удивляясь своей ненужности.
        Полдня промаявшись по городу, заходя в дурацкие магазины и прицениваясь к ненужным вещам, Саша к вечеру доходился до головной боли и сильнейшего раздражения. На что? Да, на все. На жеманных продавщиц, не представляющих, где включается продаваемый ими же видеомагнитофон. На засилье навязчивых кафе, в которых неизвестно, что получишь: то ли гастрит за средние деньги, то ли микроскопический салат за двадцать долларов. На толпу нищих, как один, слепленных с Паниковского, - все сплошь скандалисты и с золотыми зубами. Черт возьми, на одинаковых тощепопых (не Сашино слово, чисто литературное заимствование!) девушек с голодными глазами. Ох, не напиться бы, ох, не напиться… Но судьба, словно издеваясь, подсунула на Сашином пути простецкий гастроном, в котором (чудо! чудо!) как раз производилась рекламная продажа водки «Столбовая». Приняв из рук симпатичной (елки зеленые! - дико похожей на Алену!) девушки пластмассовую рюмку, Саша решил покориться злодейке (в смысле - судьбе, а не девушке) и тут же купил бутылку опробованной "Анисовой".
        На входе в общагу ему удачно попался Трофимов с третьего этажа в сопровождении очередной девушки. Быстренько сговорившись, кто что покупает на общий стол, приятели разошлись, условившись встретиться через час у Саши в комнате.
        Через полчаса в дверь постучали.
        - Открыто, открыто! - крикнул Саша, не оборачиваясь.
        Дверь открылась, и кто-то вошел в комнату.
        - Быстро управились, - весело сказал Саша, будучи совершенно уверенным, что это Трофимов с девушкой.
        Когда он повернулся, окружающий мир, который и так давно уже балансировал на грани, наконец-то рухнул и рассыпался в мелкую крошку…
        СУБЪЕКТ СЛЕЖЕНИЯ - КВАДРАТ PQ-WQ МЕСТНОЕ НАЗВАНИЕ «ЗЕМЛЯ». -
        ГЛОБАЛЬНОМУ КООРДИНАТОРУ.
        ОБЪЕКТ СЛЕЖЕНИЯ - НАДПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ, ПРОГРАММА: КОНТРОЛЬ
        ДЕЙСТВИЯ НАДПРО-СТРАНСТВЕННОГО КАНАЛА. СРОЧНАЯ ИНФОРМАЦИЯ.
        В РЕЗУЛЬТАТЕ ПЕРЕСЕЧЕНИЯ ВЕРСИЙ СУБЪЕКТОВ СЛЕЖЕНИЯ 3-0002 ТУЗЕМНОЕ
        НАЗВАНИЕ "ЖУКОВА СВЕТЛАНА ВЕНИАМИНОВНА" И 3-0004 ТУЗЕМНОЕ НАЗВАНИЕ
        "САМОЙЛОВ АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ" НАБЛЮДАЕТСЯ РЕЗКОЕ УСИЛЕНИЕ ФЛУКТУАЦИИ. ДЛЯ
        ЛИКВИДАЦИИ БИЕНИЙ ПОТРЕБУЕТСЯ УРОВЕНЬ ВМЕШАТЕЛЬСТВА ВЫШЕ С2. РАЗРЕШЕН ЛИ
        ЭТОТ УРОВЕНЬ? ПРОШУ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ.
        ГЛОБАЛЬНЫЙ КООРДИНАТОР - СУБЪЕКТУ СЛЕЖЕНИЯ КВАДРАТ PQ-WQ.
        ПРЕВЫШЕНИЯ УРОВНЯ ВМЕШАТЕЛЬСТВА НЕ ДОПУСКАЮ. ПРИМИТЕ ВНОВЬ
        РАССЧИТАННУЮ ВЕРОЯТНОСТЬ БЛАГОПРИЯТНЫХ ИСХОДОВ. СЛЕЖЕНИЕ ЗА ОБЪЕКТОМ 3-0004
        ДАЛЕЕ СЛЕДУЕТ ПРОВОДИТЬ ПО НОВОЙ ВЕРСИИ. ПО КОТОРОЙ РОЛЬ СУБЪЕКТОВ 3-0002 И
        3-0004 СВОДИТСЯ ДО 0.05. ТАКИМ ОБРАЗОМ, НЕЗАВИСИМО ОТ БИЕНИЯ ПРЕДЫДУЩЕЙ
        ВЕРСИИ, УСТОЙЧИВОСТЬ НАД-ПРОСТРАНСТВЕННОГО КАНАЛА ОБЕСПЕЧЕНА НОВЫМ
        СУБЪЕКТОМ.
        ПРИМИТЕ КООРДИНАТЫ НОВОГО СТАЦИОНАРНОГО СМЕШАННОГО СУБЪЕКТА СЛЕЖЕНИЯ
        Q-0001. ОБЕСПЕЧЬТЕ СТАБИЛЬНОСТЬ И БЕЗОПАСНОСТЬ СУБЪЕКТА Q-0001. ПОДГОТОВЬТЕ
        ПРОГРАММУ ПО ВНЕДРЕНИЮ НОВЫХ СМЕШАННЫХ СУБЪЕКТОВ СЛЕЖЕНИЯ.
        КОНЕЦ ИНФОРМАЦИИ.
        Глава третья
        СВЕТА
        Я птичка, птичка, птичка, я вовсе не медведь, мурлыкала Светочка себе под нос, выходя из "Фуксии и Селедочки". Чего-то тут у меня со словами не то… А, плевать, главное, что настроение хорошо передает. Едва касаясь подошвами хрустящей гравийной дорожки, она подлетела к машине и, словно девчонка, уселась с ногами на заднем сиденье.
        - Гена, давайте немного покатаемся, - весело выдохнула она. - К заливу, например, или на Каменный остров…
        - Так к заливу или на Каменный? - Исполнительный шофер не имеет права делать за хозяина даже микроскопический выбор.
        - А, давайте, что ближе…
        В половине одиннадцатого Светочка была дома.
        Судя по автоответчику, Виталенька успел уже два раза позвонить. По шерстке погладил, за что-то пожурил (голос у него - то ли встревоженный, то ли усталый?), четыре раза напомнил, что сегодня - вторник. А именно - день усиленных занятий собой. В смысле - мной, а не им.
        Светочка минут десять задумчиво стояла перед ванной. Хотя чего здесь думать? На фиг принимать ванну перед тем, как идешь в бассейн? Что-то ты тупеешь, милочка…
        У нас в шейпинг-зале очень специально развешаны зеркала. Время от времени ловишь свое собственное сто пятьдесят раз отраженное и заблудившееся изображение и сама себя не узнаешь. Вот сегодня мне эти отражения настроение-то и подпортили. В каком-то одном неудачном ракурсе вдруг показалось, что у меня жутко толстая задница. Мрак. Правда, потом, как ни вертелась, снова то изображение не поймала, но настроение испортилось. Вдруг я толстею? Проклятые калории (а килокалории - еще большие гады!).
        Доведя до полного изнеможения и себя, и тренершу, Светочка поплелась в бассейн.
        О, бассейн. Бассейн - это наша битва, можно сказать, наше Ватерлоо… Виталий хотел под мое имя закупить бассейн на корню. А я категорически отказывалась. Ну прикинь: болтаешься одна-одинешенька на пяти дорожках, по пятьдесят метров каждая, да под неусыпным оком двух телохранителей. (Обратили внимание? По личному распоряжению нашего повелителя за мной теперь повсюду таскаются двое крепких ребяток). Да еще тетенька-врач где-то на трибуне бдит (это из-за того, что Светочка как-то пожаловалась, что у нее голова кружится). Во кайф, да? Ругались мы по этому поводу, по-моему, две недели. То есть не ругались, а вели длительную дипломатическую войну. Как? Очень интересно. Это когда два министра иностранных дел враждующих государств каждый день по несколько раз встречаются в каком-то нейтральном месте и в торжественной обстановке, каждый раз с соблюдением всех формальностей и ритуалов, вручают друг другу ноты (ну да, те самые, которые - протеста). А в нотах этих самым что ни на есть дипломатическим языком написаны изощреннейшие гадости. А у самих министров сильно чешутся руки набить по-простецки друг другу
морды. До открытых военных действий дело так и не доходит, но нервов на все эти благоглупости уходит - уйма. Я уж не знаю, согласился ли Виталий "со мной или его просто достало двухнедельное противостояние, но мне было выдано разрешение плескаться в бассейне с простыми смертными. Что, безусловно, являлось чистой воды лицемерием. Какие там простые смертные! Тачка моя среди остальных «Опе-дей» и «Фордов» ничем особым не выделялась. Вешал-, ки в гардеробе сильно смахивали на филиал какого-нибудь модного бутика. А уж количество золота! Причем те, кто попроще, побрякушки свои в раздевалке снимали и небрежно распихивали по карманам джинсов ("Версаче" или "Кевин Кляйн" - не важно). А те, кто пожлобее, прямо во всем этом и плавали, рискуя потонуть.
        Особенно Светочке нравился один жирный боров, из "сильно крутых". Приезжал он обычно только по вторникам, в сопровождении неопределяемого количества охранников и двух-трех свеженьких потаскушек. Выходил к бортику, важно покачиваясь на кривоватых тонких ногах, неся жирное пивное ("Хейнекен"? «Кофф»? "Гиннес"?) брюхо. Толстенный золотой крест? на нем был уже того размера, который вполне сгодился бы для небольшой деревенской церквушки. Соответственной толщины была и цепь. (Замечено, кстати, что вся наша нынешняя «братва» ужасно богобоязненна. Вот интересно, этот господин всерьез считает, что чем больше крест, тем лучше боженька к нему относиться будет?) Для начала толстый господин, игриво Пошлепывая по попкам девчонок, скидывал их в воду. Затем с грацией пожилого бегемота погружался сам. Вынырнув, шикарным жестом проводил рукой по мокрым редким волосенкам, представляя себя Джеймсом Бондом, не меньше. Больше он не нырял и не плавал, но и из воды тоже не выходил, попивая у бортика пиво и наблюдая за играми своих девчонок. Иногда под настроение заставлял их раздеться. Иногда науськивал на них
мальчиков-охранников. Короче говоря, резвился вовсю. В такие минуты Светочка чуть-чуть жалела, что Виталий не купил для нее бассейн целиком. Казалось, в этой жирной свинюге сосредоточилось все, что она ненавидит в мире. Как-то даже пожаловалась Виталику. Тот с минуту подумал, прищурившись от дыма сигареты, потом примирительно сказал:
        - Да брось ты себе мозги шелухой забивать. Может, он в душе очень даже милый человек? Может, он котят любит? Или бабушку? Не хочешь его видеть? Поменяй себе время в бассейне.
        А сегодня у нас как раз вторник. Светочка не удивилась, увидев, что ее жирный любимчик уже перешел к водным процедурам в обнимку с мокрой голенькой худышкой. Светочка специально (но не демонстративно) отплыла на другой конец бассейна. Но даже и оттуда было видно, какие у девчонки испуганные глаза. Боров щипал ее под водой, но малышка молча вздрагивала, слабо пытаясь вырваться. Эх, зря это она. На таких похотливых скотов любое сопротивление действует возбуждающе. Светочка поймала себя на том, что слишком пристально смотрит на дурацкую парочку.
        Тьфу на вас! Да провалитесь вы пропадом, хоть потоните здесь сейчас и немедленно (это, кстати, лучшее, что вы могли бы придумать), надоели!
        И кстати: не будь сегодняшнего посещения «Фуксии», Светочка, может быть, и предприняла какие-нибудь шаги по осуществлению этих мыслей. Например, подошла бы и треснула борова по голове (да чем угодно: хоть водной лыжей). Светочка, как заведенная, почти с остервенением проплыла метров триста, совершенно выдохлась, выбралась на бортик и села, стараясь отдышаться. Какой-то славный парнишка показал ей издали большой палец (наверное, наблюдал за моим злобным спринтом) и, кажется, хотел подплыть - пообщаться. Увы, солнышко. Не про тебя кусок. За Светочкиной спиной уже стоял Гарик, всем своим небрежно-равнодушным видом показывая, ЧТО будет с каждым, кто посмеет приблизиться к "чужой жэнщына, панымаэшь?" менее чем на три метра. Парень покладисто скроил скорбную гримасу: есть, сэр, не приближаться, и поплыл своей дорогой (в смысле - дорожкой). И больше не оглядывался, взглядов не ловил, резвился с другими ребятами. В общем, вел себя примерно, как и полагается щенку, когда ему указали место. Но уж никаких хоть сто гариков не запретят Светочке самой в открытую следить за милым мальчиком. Их там, оказывается,
тусуется целая команда, человек восемь-десять. Немножко одинаковые, но оч-чень, оч-чень славные. Интересно, что за компашка? На просто бандюков вроде не похожи. Но и на компьютерную фирму на отдыхе - тоже не тянут. Что-то среднее. Да это и не важно. Особенно Светочке понравился загорелый крепыш - все они одинаковые, как братья, теперь и не определить, он ли пытался строить ей глазки или кто-то другой… Милый зайчик, очень милый. Фигура аккуратная: спинка в меру накачанная, треугольная, но задница, слава Богу, не чемоданом (значит, не культурист ошпаренный), цепочка тонкая (тонкая!) чуть поблескивает, «татушка» на плече - отсюда не разглядеть, что там, трусняк фирменный почти по колено, улыбка белозубая, хорошая… И опять-таки: не будь сегодняшнего утра, Све-точкин взгляд выражал бы сейчас совершенно иное. Не спокойное, чуть ироничное любование, а злобную зависть пополам с истеричными мыслями об одинокой старости. И, могло случиться даже так (давай, Цавай импровизируй, теперь-то можно поизгаляться!), Что, разозлившись на весь мир, Светочка бы назло Всем-всем-всем дернула в местном баре сто - сто
пятьдесят водки со льдом, послала бы подальше под-невольного Гарика, сама подплыла бы к этому мальчику, живенько окрутила бы зайку и так же живенько трахнулась бы с ним, например… м-м-м… в тренажерном зале - на каком-нибудь самом неудобном «Кеттлере». Этакий прорыв в стиле Шарон Стоун. Наша дежурная стерва. Бр-р-р, гадость какая… Все, ладно, хватит глупостями башку забивать, пора домой.
        - Искупнись пока, - милостиво разрешила Светочка Гарику, направляясь в раздевалку. Нет, правда, зачем же над человеком так издеваться? Почти час проторчать около воды и даже не окунуться? Тем более что на одевание-сушку-кремы-макияж у нас уйдет уйма времени.
        Когда Светочка вошла в душ, оттуда ей навстречу выпорхнула средних лет, но сильно молодящаяся дама в откровенном купальнике. Светочка мельком брезгливо успела подивиться ошибке природы, которая наградила даму необъятными бедрами и нулевым бюстом. И, похоже, нулевым же вкусом, потому что купальник этот (она такой в «Littlewoods» видела, баксов 150, если память не изменяет) открывал совсем не то, что следовало показывать, и, наоборот, закрывал то немногое, чем в этой сложной фигуре можно было похвастаться. Кстатиэ кстати!
        Кажется, именно эта активная дамочка в прошлый раз довела меня почти до истерики. Чем? Своими взглядами на жизнь. Да нет же, упаси Бог, она не мне лично их выкладывала, а своей подружке. Но достаточно громко, так что слышала вся женская раздевалка. Предупреждаю: особо брезгливым мужикам сейчас лучше заткнуть ушки. Остальным в двух словах расскажу.
        Заметила я этих старушек-веселушек сразу, как они вошли в бассейн. (Старушек - это потому, что, как они ни старались, даже с расстояния двадцать метров их суммарный возраст отчетливо переваливал за сотню). Для начала они пришибли меня тем, что вперлись в бассейн со всем своим барахлом, тщательно упакованным в пухлые сумки. Потом они с трудом добрызгались до самого мелкого края бассейна и стали там, похожие на две сонные кувшинки в своих желтых купальных шапках. Минут двадцать трендели там, не двигаясь с места, постреливая по сторонам накрашенными глазками. И пустились в обратный путь. Поплавали, называется. Но самое интересное произошло потом. Я вообще не имею такой похабной привычки - следить, кто как моется и какого цвета у кого трусы. Они сами привлекли всеобщее внимание к своим интимным отправлениям. Вторая дама, похожая на конфуз пластической хирургии, громко осведомилась у цодружки, зачем та (внимание, слабонервных просим удалиться!) забирает с собой использованный тампакс. А первая дама громким шепотом объяснила, что вокруг сейчас развелось море колдунов, которые, если заполучат
какой-нибудь твой кусочек, могут навести жуткую порчу, вплоть до смертельного исхода. Поэтому все уборщицы, медсестры и санитарки сейчас таскают им всякую дрянь из мусорных ведер и продают за хорошие деньги. Потому и живут припеваючи. А бедные бизнесмены и их жены чахнут и мрут пачками, сами не зная от чего.
        Учтите при этом, что я несколько адаптировала живой и красочный рассказ интеллигентной с виду дамы. Потому что, если послушать его в оригинале, записанным на пленку, сразу и не поймешь, кто выступает - Клара Новикова или Евгений Петросян. Смешно? Очень. Но эти две дурищи обсуждали весь этот бред на полном серьезе. Хотелось подойти к ним и посоветовать что-нибудь очень дельное. Например, носить с собой специальный полиэтиленовый мешочек. Для кашлей и чихов.
        - Светочка стала под душ.
        Ах, как я уважаю всю парфюмерную и косметическую промышленность! Такой себе недавно шампунь миленький купила… А вот сейчас из душа выйду, тело легонечко полотенцем промокну (не вытру, а именно промокну, понимать надо!), потом крем для лица, для ног, для тела, для шеи (а что вы хотели? за шеей надо очень и очень следить!), для рук, для век - домой приеду, музон потише поставлю и не меньше часа буду лежать и ни о чем не думать, а только тело свое лелеять. Блаженство…
        Сильно хлопнула дверь в раздевалку. Сквозняк, как всегда. Мыльная вода еще стекала по лицу, но что-то заставило Светочку открыть глаза.
        Прямо перед ней стоял мужчина.
        Потом она не раз удивится, сколько успела передумать за прошедшие после этого секунды.
        Первой мыслью, пока еще не разглядела его, было: в душ зачем-то вломился Гарик, чтобы меня охранять и здесь (может, ему Виталий позвонил и вставил по первое число за потерю бдительности). И вот теперь я устрою самый настоящий скандал и одному, и второму, хотя зачем Гарику-то - он человек подневольный…
        Вторая, но и самая шальная мысль была: это он, тот самый парень из бассейна, который мне так понравился. Мои бесстыжие мысли каким-то образом дошли до него, и он явился сюда, чтобы воплотить их в жизнь. Сразу стало жарко, и весело, и немножко стыдно, как во сне, когда снится, что идешь по улице голая…
        Третья мысль (…нападение…) не успела сформироваться до конца, но, как показали дальнейшие события, она-то и оказалась верной.
        Парень (да нет, конечно же, не он, тот и симпатичней был, и ростом пониже, и, главное, - не с таким диким лицом) в два шага оказался около Светочки, выдернул ее из-под душа, а затем сноровисто, как опытная мать, заставляющая ребенка высморкаться, прижал к лицу тряпку. Светочка дернулась, стараясь вырваться, инстинктивно глубоко вдохнула чего-то холодного и душного одновременно. В голове сразу стало гулко и пусто, почему-то показалось, что вошедший воздух не пошел в легкие, а так и проскочил наружу через затылок.
        Последняя, четвертая мысль в уже угасающем сознании была: Господи, он меня изнасилует прямо здесь, на этом мерзком плиточном полу… какая гадость… я этого не переживу… Виталий его найдет и разрежет на кусочки… живьем… на мелкие… кусочки… И тут же начало сниться, сниться, сниться…
        Вовремя и грамотно составленная суматоха - лучшее прикрытие для преступников. Если бы Виталий Николаевич Антонов вдруг задался целью выяснить, как это средь бела дня из бассейна, битком набитого народом, из-под носа (носов?) у двух опытнейших охранников похищают женщину, он бы услышал массу интересного из уст многочисленных свидетелей. Ему бы рассказали, как закричала Тамара Георгиевна, и как бежала Любовь Сергеевна, и как удивился Антон Ефимович, и как испугался Леша, и т. д., и т. п. про всех, кто что-то видел или слышал, или догадался по всеобщей суете, что что-то случилось. Если бы Виталий Николаевич Антонов все-таки стал докапываться до всего этого, то - большой любитель изящных честертоновских детективов, - может быть, и оценил бы очевидную и простую красоту похищения. Да вот не станет Инталий Николаевич заниматься подобной ерундой. И не расскажет ему говорливая гардеробщица о странной «скорой», приехавшей РАНЬШЕ, чем стало плохо какой-то женщине в душе. Не оправдается никогда несчастный Гарик. Не сумеет доказать, что сработало - сработало! - его звериное, настоящее, натасканное на любую
опасность чутье! И рванулся он таки в женскую раздевалку, чтобы… Нет, не расскажет. Просто не сможет. А через четыре часа после всего случившегося его тело бесследно исчезнет из морга больницы им. Ленина, что на Большом проспекте Васильевского острова. А поди потом проверь, у кого из санитаров и насколько потяжелел карман?
        Кстати, и милиция этим шумным инцидентом заниматься не будет. А зачем? Женщина пропала? Где заявление о пропаже? Парня какого-то убили? Где Труп? Свидетели? Да на фига они нам? Кому надо - тот пусть этим и занимается.
        А тот, кому надо, уже держал в руке телефонную трубку и слушал, не перебивая…
        - …ничего страшного. Сейчас поговоришь с ней. Эй, давай девку сюда! - Светочку сильно встряхнули, так что она обо что-то ударилась головой, и подвели к телефону. Ничего не соображая, она автоматически сказала «алло» в подставленную трубку. Вышло очень тихо, в трубке молчали, пришлось откашляться и повторить «алло» погромче.
        - Света, - произнес ей в ухо чей-то ужасно знакомый звенящий голос, - ты в порядке? - Что за дрянное кино? Будят среди ночи, задают идиотские вопросы в стиле американских боевиков… - Света, ты слышишь меня?
        - Слышу, - ответила она, только чтобы отвязаться, - я спать хочу.
        - Света!
        Какого черта Виталий так рано ее разбудил? Ведь это же его голос, так? И почему он так странно и строго ее называет?
        Весь мир внезапно ухнул вниз, но тут же вернулся. Ощущение, как после прыжка с вышки: удар воды по ушам, мгновенная потеря координации и - вот уже ты снова на поверхности. Упаси вас Бог от такого выныривания. Светочка очнулась и обнаружила себя стоящей в совершенно чужой огромной, почти пустой комнате с телефонной трубкой в руках. Левое плечо сильно (слишком сильно, даже больно!) сжимали чьи-то чужие грубые руки. В ухо рвался жуткий звенящий голос Виталия.
        - Света! Ты можешь говорить? Тебе делали уколы? Света!
        - Я слышу тебя, - сказала Светочка вдруг охрипшим голосом.
        - Как ты? - Быстрые горячие слезы подступили к ее глазам от невыносимой и непривычной нежности, послышавшейся в его голосе.
        - Я…
        - Ну, хватит сопли распускать! - рявкнули над ухом, и телефонной трубки уже не было в Светочкиных руках.
        Мерзкая рожа, стоящая рядом, расплылась в похабнейшей улыбке, дослушивая предназначавшиеся Светочке слова.
        - Ну, все, кореш, выговорился? - хрюкнул в трубку. - Молодец. Ты нас убедил. И девчонка твоя молодец. Нам будет легко договориться. Точняк? - Послушал еще немного, не переставая улыбаться, но заговорил уже гораздо злее:
        - Ну, ты меня напугал. У меня уже полные штаны от страха… Чего? А вот это не ко мне, дорогой. Мое дело - твою девчонку держать, а говорить ты с другими будешь…
        "Спасибо, - подумала Светочка, - спасибо. Девчонка - это я. Неожиданный комплимент. Господи, о чем это я?"
        Она сидела с ногами в кресле, не двигаясь, но стараясь как можно больше рассмотреть и запомнить вокруг.
        Это пригодится, это все потом пригодится, когда меня будут спрашивать, я все расскажу, что увидела. Первыми она запомнила человека, который ее охранял, и его собаку. Смотреть на них можно было украдкой и очень коротко. Светочка уже убедилась: если задержишь взгляд хоть на нем, хоть на собаке дольше, чем на полминуты, - настораживаются оба. Один раз «кавказец» даже поднял голову и издал что-то вроде предупредительного рыка. Кавказец - это собака. Парень скорее напоминает прибалта. Лицо круглое, кожа очень белая, мелкие веснушки. Волосы светлые, короткие. Очень короткие. Глаза свинячьи. Тупые и злобные. Шея короткая и толстая, плавно переходящая в толстый мерзкий живот. На нем: спортивные штаны темно-синие, с тремя косыми цветными вставками по бокам, белой, зеленой и красной.
        Светочка покосилась на бандита.
        Нет, соврала: красной, белой и зеленой. Итальянский флаг, запомнила? Парень в этот момент встает со стула, и мне приходится делать вид, что очень интересуюсь их батареей. Так. Батарея. Грязная и облезлая. Лет сто назад, наверное, была покрашена в бежевый цвет. Под батареей лежит девять рублей. Монета в 5 рублей ("решка") и четыре - по рублю (три «решки» и один "орел"). Мне не интересно, откуда они здесь взялись. Я просто запоминаю. Во времени не ориентируюсь, потому что мои часы непонятно где, хотя я полностью одета. Кто меня одевал? Как долго я была без сознания? Что сейчас - утро или вечер? Голова тяжеленная, но сна ни в одном глазу. Холодно и… не то чтобы страшно, а просто немножко подташнивает. Если расцепить руки, они тут же начинают противно дрожать. Ноги не держат вообще, но ходить здесь не разрешают. Хорошо, что я не хочу в туалет. Не представляю, как бы я смогла у этих гадов что-нибудь попросить.
        Через неопределяемое время охранники меняются. Ни сказав друг другу ни слова. Просто один входит, садится, другой встает и уходит. Собака остается. Собака старая, морда седая, когда рычит, видны желтые клыки. Правое ухо рваное. Обои старые, желтоватые, с вытершейся позолотой. Потолки высокие, скорее всего квартира старого фонда. В голове начинает потихоньку разъясняться, но от этого становится еще хуже. Начинают лезть всякие глупые и страшные мысли и варианты причин похищений. Виталий уже все знает. Это хорошо. Он меня спасет. Скоро. Очень скоро. Это как в кино. Им скорее всего нужны деньги. Сейчас Виталий соберет нужную сумму, отдаст этим гадам и заберет меня домой. Мы больше никогда-никогда не будем ссориться. Он разведется со своей стервой, и мы поженимся. Мы купим дом в Нормандии и будем жить долго и счастливо. Я наплюю на свою фигуру и рожу ему трех прелестных детей. Или четырех. Трех девочек и мальчика. Мы купим большой семейный фургон и яблоневый сад. И наймем старого слугу, который будет нам варить сидр. Кажется, я начинаю хныкать. Собака шевельнула ухом и повернулась ко мне. Собака, я
хочу пить. Скажи своему хозяину, что я хочу пить. Господи, только истерики мне сейчас не хватало. Запоминай. Если начнется стрельба, падай на пол и не рыпайся. Это тоже из какого-то фильма. И даже из многих. На память почему-то приходят самые грустные, с трагическим концом. Неужели эти придурки думают, что Виталий, отдав им деньги, оставит их в покое?
        Господи, но если они это понимают, самый логичный выход прикончить меня? Выходит, я зря запоминала эти чертовы девять рублей под батареей? Затошнило еще сильнее. Теперь я понимаю, что меня тошнит от страха. Почему так долго? Господи, почему так долго? Странный шуршащий звук. Что это? Это второй охранник открыл пакет с молоком. Ну и плечищи… Собака не двинулась с места. Гарден молоко очень любил. И сыр. Даже рокфор. Я всегда ему из Франции привозила. Сесиль, Сесиль, как ты там, в своем Париже? Ты знаешь, что тут со мной приключилось?
        Стараясь отвлечься, Светочка начала придумывать, что бы сделала Сесиль, если бы узнала, что ее подругу похитили. Ничего интересного на ум не шло, какие-то глупости, опять слишком похожие на отрывки из французских детективов. Занемели руки. Стараясь не производить лишних движений, Светочка стала растирать кисти.
        Где мои часы? Где моя сумка? Еще раз: кто меня одевал? Огромные брезгливые мурашки поползли по всему телу при мысли, что, может быть, вот эти самые мордовороты, которые ее охраняют, как раз и дотрагивались до ее тела… Мамочки мои, я ведь в душе совершенно голая была… Горячей волной накатил запоздалый стыд. И сразу же злость-злость-злость. Стало полегче - не так страшно. Почему Виталий так долго собирает эти деньги? Много? Интересно, сколько? Не вздумай потом спрашивать. Потом? Господи, скорей бы это "потом"!
        В коридоре послышалось какое-то движение. Охранник насторожился, чуть повернулся в сторону открывшейся в двери щелки. Вышел. Собака равнодушно проводила его взглядом.
        - Мой Гарден никогда бы не опустился до такой подлости! - зачем-то сообщила Светочка псу.
        Дальше все происходило быстро и непонятно. Вошли двое: плечистый охранник и еще один, в кашемировом пальто. Более мерзкой рожи я, наверное, никогда не видела. Ну как будто на заказ делали. Для конкурса "Мистер дерьмо-97". На широченной харе вольготно разместились все пороки человечества. Жирные небритые щеки плавно и без напряга перетекали в плечи. Где заканчивался подбородок с кокетливой ямочкой и начинался живот, определить было уже невозможно.
        Оба направились к Светочке. Плечистый споро связал ей руки, накинул на голову плотный мешок. Стараясь абстрагироваться от его прикосновений, Светочка не рыпалась, понимая, что ситуация вошла в завершающую стадию.
        Ну, представь себе, что ты у зубного. Вспомни то блаженное ощущение, когда врач, вдоволь насверлившись и накопавшись в твоем многострадальном зубе, наконец, отводит в сторону бормашину и начинает готовить пломбу. Вспомнила? Вот. Спокойней, спокойней. Иди, куда ведут. На всякий случай запоминай повороты. Так. Вышли из комнаты. Налево. Длинный коридор. Под ногами - старый паркет. Слышишь, как скрипит? Справа послышалось журчание, наверное, ванна или туалет. Остановились. В воздухе - сильный запах табака и… нервозность. Где-то рядом хлопнула дверь. Новый запах - одеколон… сейчас, сейчас… "Drakkar Noir", верно?
        - А че с девкой?
        - На… Возвращай. Мне его горло нужно, а не… От одних этих голосов коленки дрожать начинают.
        - Так че, прям и возвращать?
        - Сказано тебе?.. - Длинная фраза, от которой у Светочки под мешком запылали щеки. То есть щеки-то запылали от употребленных выражений. А вот смысл произнесенного… Если правильно расставить по местам подлежащее и сказуемое во всей этой матерной мешанине, получается, что главное действующее лицо в нашем балагане с похищением - Юрка Кашин?! Интересно, это случайная проговорка тупого исполнителя или тонко рассчитанный ход? У Светочки вдруг начали заплетаться ноги. Ее довольно грубо дернули, повели…
        Лифт, долго спускаемся, этаж пятый, не меньше, сразу же - в машину. Элементарная логика подсказывает, что выходили во двор. Кто же выведет на улицу человека с мешком на голове? Хотя эти… эти все могут.
        В машине Светочка перестала ориентироваться сразу. Поняла только, что ехали быстро и много раз поворачивали. И это может означать что угодно. И что уехали далеко. И что следы путали. А потом - скрежет тормозов - хлоп! И я уже стою посреди улицы, без мешка на голове, и чей-то добрый голос рядом произносит:
        - Девушка, вы сумку уронили.
        Светочка оглянулась по сторонам. Идиллия, черт побери. Как будто ничего и не было. Никто не видел, как похищенную девушку выставили из машины, номеров никто не заметил, но самое главное - нас никто и не встречает. Где трубы и фанфары? Где счастливые слезы освобождения? Где мужественный комиссар полиции, тонко и точно проведший операцию? И, наконец, где счастливый герой, обнимающий любимую женщину? Кажется, я сейчас расплачусь. Безнадежные ощущения ребенка, который, проснувшись среди ночи и прислушавшись, все больше и больше убеждается в том, что взрослые ушли, оставив его одного. Что делать в такой ситуации? Правильно, разреветься во весь голос, чтобы они все прибежали, и испугались, и стали наперебой успокаивать, и кто-нибудь потом обязательно остался сидеть рядом с кроватью. Кажется, я уже плачу.
        Светочка огляделась, вытирая слезы. Обычный двор. Сразу и не скажешь, где находишься. Что мне сейчас нужно? Телефон? Или сразу - домой? Не могу же я здесь стоять вечность? Надеюсь, сумку мою не обчистили? Хорошо, что я имею привычку брать с собой в бассейн деньги… Которые, кстати, и не пригодились, потому что, выйдя на улицу, обнаружилось, что это - родная Петроградская, а дом находится буквально в двух кварталах отсюда.
        - Светлана Вениаминовна! Майн готт! - Бедная Калерия, открыв дверь, чуть не рухнула на пороге.
        - Это я, Калерия Карловна, - сказала Светочка мертвым голосом и вошла в прихожую. Надо бы спросить, где Виталий. Но работа по произнесению еще каких-либо звуков показалось настолько тяжкой, что Светочка молча прошла в спальню и, не раздеваясь, легла на кровать, все еще прижимая к себе сумку.
        Несколько раз кто-то тихо приоткрывал дверь, но тут же исчезал. Наверное, Калерия переживает. Я не буду вставать. Я буду здесь лежать. Я не встану. Я никогда не встану. Меня парализовало. У меня атрофировались чувства. Где-то подрагивает слабый ма-аленький вопросик: где Виталий? А еще где-то копошится поганый маленький червячок-мазохист, который щекочет еле живой клочок сознания своими смешными вопросиками типа:
        Это что - наказание
        Это наказание мне здесь и сейчас за то что я там у себя в своем сказочном мире позволила мальчику-монголу целовать себя
        Это несправедливо это ведь понарошку это нечестно это нечестно нечестно нечестно
        Это не детская игра здесь нельзя побежать к маме и пожаловаться и знать что будешь права даже если ударила первая и у него пошла кровь из носа и он уже идет сюда со своей сердитой матерью чтобы ругаться
        Откуда это нарастающее с каждым годом с каждым днем чувство вины вины перед всеми перед отцом Виталием мамой всеми нерожденными детьми которым не разрешили появиться на свет благородно сообщив что не накопили еще любви для них не накопили самим не хватает
        - Светлана Вениаминовна, вы уже два часа лежит на кровати. Сделать вам чай? - Как всегда, у Калерии при волнении отшибает русский язык. Бедная вы моя, бедная, какой тут, к дьяволу, чай? Вот если водки… Стакан. Хотя нет, от стакана, наверное, сразу вырвет.
        Еще через вечность:
        - Светлана Вениаминовна, извините меня, но там вас к телефон…
        Меня? С того света, что ли? Заждались?
        - Да.
        - Послушайте, я не знаю, как вас там зовут…
        - Здороваться надо для начала, - пристрожила Светочка, удивляясь, что еще может обращать внимание на такую ерунду.
        - Для начала помолчите! И послушайте, что я вам скажу! - Какой мерзкий, истеричный и, главное, - совершенно незнакомый голос. - Мне глубоко наплевать и на вас, и на эту скотину! Но если мне немедленно не вернут сына, я приму меры, от которых не поздоровится и вам, и этому… - Далее непечатно, непечатно и непечатно.
        Эй, эй, дамочка! Вы, кажется, немного ошиблись каналом! У нас здесь совсем другой детектив! Здесь МЕНЯ похитили, МЕНЯ! Какой, к чертям, сын? Убирайтесь вон из моей жизни! Мелькнула еще бредовейшая мысль о чьем-то шизнутом розыгрыше, но тут же, к счастью, исчезла. Я не могу припомнить ни одного из своих знакомых, способных так дико шутить. За исключением, пожалуй, самого Виталия. Это что теперь, новая шоковая терапия?
        - Набирайте, пожалуйста, правильно номер, - вежливо ответила Светочка и собралась уже положить трубку. Но поскольку все движения стали ужасно медленными, она успела ясно услышать, как та нервная дама на другом конце провода раздраженно сказала кому-то в сторону:
        - … А говорили, что она совсем не дура…
        И вот эта фраза, обрывок интонации, и это самое "в сторону" моментально схлопнулись в единое целое, картинка-загадка стала картинкой-отгадкой… лишний раз доказывая, какой тонкий и сильный актер погибает в нашем Виталии. Это надо же: раза два, ну, максимум, три за всю нашу совместную жизнь мы вскользь касались его отношений с женой (да нет же, почему же бывшей? реально существующей и ныне здравствующей). Но даже и тех скупых мазков великой кисти мастера хватило, чтобы получился полный и точный портрет.
        Светочке показалось, что чужие руки снова начинают ее раздевать.
        - Вы все слышали? - Ах, да, я поняла, откуда этот тон. Она же, кажется, лет сто назад заканчивала педагогический институт. Учительница начальных классов. Как же, как же… Нет, и все-таки у меня опять чего-то не складывается. Она же со своим отпрыском должна быть, насколько я знаю…
        - Вы звоните из Швейцарии? - зачем-то спросила Светочка. И успела услышать еще одну фразу "в сторону" перед тем, как мадам Антонова в раздражении бросила трубку:
        - … господи, какая же она тупая…
        Ага. Тупая - это я. Я - тупая. Начинай, дорогуша, потихоньку привыкать к этой мысли.
        Телефон зазвонил буквально через три минуты. Светочка вздрогнула и сняла трубку, почти уверенная, что мадам Антонова вылила еще не все помои на ее бедную голову.
        Нет. Это была не мадам. Это был сам господин Антонов.
        - Ты дома? - спросил мертвым голосом.
        - Да. - В моем голосе жизни было не намного больше.
        - Ты в порядке?
        - Только что звонила твоя жена.
        - Она сказала, что-то про сына.
        - … - Это не означает, что Виталий грязно матерится. Я просто пытаюсь обозначить километровые паузы (они представляются мне так: не в часах, а именно в километрах) между моими репликами.
        - Она сказала, что если его не вернут, она примет меры, от которых нам не поздоровится.
        - Я не поняла, откуда она звонила…
        - Из Европы. - Первое произнесенное слово. Спасибо.
        - Я поняла, что не из Америки…
        - Я говорю: из гостиницы "Европа".
        - Так они приехали? - Боже мой, что мы обсуждаем? Какое мне дело до его стервозной супруги и чахлого отпрыска?
        - У Лешки завтра день рождения. - Огромное спасибо. Ввести меня в курс своих домашних дел - это акт огромного человеческого доверия.
        - Будете праздновать?
        - Света. - От его голоса у Светочки вниз по спине поползли большие дохлые мурашки. Она чуть было не рассмеялась истеричным смехом от такого пришедшего на ум сравнения. Но собрала всю свою волю и, натурально, прикусила язык. - Моего сына похитили.
        Теперь паузу держу я.
        - Я прошу тебя: сиди дома, никуда не выходи и ничего не делай.
        Если бы я была режиссером этого нашего крутого боевика, я сейчас дала бы на экране сдвоенный кадр: лицо Виталия и мое.
        А на этом фоне - нарочно плохую, шероховатую запись короткого диалога двух бандитов:
        " - А че с девкой?
        - На… Возвращай. Мне его горло нужно, а не…" Чувствуя, как поднимается от желудка шершавый ком тошноты, Светочка, кашлянув, выдавила из себя краткое содержание последнего слышанного ею диалога похитителей.
        - …что?.. - Виталий уронил это «что» голосом человека, внезапно поймавшего на себе взгляд разгневанной кобры.
        - Да Кашин! Кашин твой все это сделал! Сволочь твоя деревянная! - Светочка кричала в трубку и не могла остановиться, даже когда услышала короткие гудки. После чего села на пол и, наконец-то, разревелась.
        Итак, подведем итоги, милочка.
        Светочку выставили из машины в проходном дворе на Петроградской вовсе не потому, что Виталий что-то там заплатил. И я даже думаю, не в деньгах там дело. Наверняка какие-то специальные бизнесменские разборки. И Светочка оказалась неподходящим объектом. Так скажем: недостаточно крупной ставкой. Ее вернули и поставили покрупнее. Ну действительно: просто любовница (ну и что, что пять лет уж? Не в сроках дело, девушка, не тюрьма, чай). Вот сын - это другое дело. А теперь садитесь и объясняйте мне подробно и доходчиво: почему наши счастливые (счастливые, счастливые, не ухмыляйтесь так ехидно!) пять лет - это НИЧТО, а заморенный пацан семи (шести? восьми? не знаю!) лет, которого Виталий, ни минуты не задумываясь, оставил в возрасте полутора лет (это знаю точно, их сиятельство как-то обмолвились в застольной беседе), - это ВСЕ? Объясняйте, объясняйте, не стесняйтесь в выражениях!
        И главный ужас в том, что выбор этот за Виталия сделали посторонние, низкие и дрянные люди. И сделали, судя по всему, безошибочно. Ах, как всем нам стыдно.
        Светочка поежилась от омерзения. Ей вдруг показалось, что какой-то грязный шантажист открыл перед ней блокнот Виталия, в котором быстрым неровным почерком записаны все потраченные им на Светочку деньги. Вплоть до шоколадок и трусов.
        Когда человеку совсем-совсем плохо, он обычно делает что-нибудь совсем простое. Например, берет сигарету.
        Эти проклятые женские сумки, полные чертова барахла, среди которого ничего не найти! Светочка несколько минут нервно копалась в сумке, потом сделала самое простое: вывалила все содержимое на кровать. Вот же она, почти полная пачка "Мальборо Лайт". А вот и зажигалка. Виталий подарил в позапрошлое воскресенье. Светочка смотрела на золотистый цилиндрик, как на дохлую лягушку. Возникло идиотское желание швырнуть зажигалку на пол и топтать ее ногами. Именно как подарок Виталия.
        А вот рядом с сигаретами на кровати оказалась еще одна странная вещица. Ну-ка, кто здесь подогадливей? Что было написано на маленьком прямоугольнике плотной бумаги? Ай да знатоки! Ай да молодцы! Есть такая буква!
        Самойлов Александр
        Частный детектив
        Тел. 928-11-40
        Конфиденциальность гарантируется
        Приз! Приз! Приз! А кто сошел с ума - я не виновата!
        Светочка медленно огляделась по сторонам. Где я нахожусь, скажите, пожалуйста? Я что - еще не вернулась из своего романтического путешествия? Тогда я, видимо, чего-то недопонимаю. Фирма "Невские зори"? Вы что-то перепутали. Мы заказывали драку на свадьбе, а не оркестр на похоронах. Если ВСЕ ЭТО - лишь продолжение приключений в МОЕМ мире, то, скажите на милость, каким вы видите конец этой боевой истории? Самым счастливым? Ну-ка, ну-ка, варианты? Сейчас я, пожалуй, напрягусь и помогу вам.
        Так, так, так…
        Ну, простейший - это через несколько минут сюда врывается Виталий, обвешанный воздушными шарами и хлопушками. За ним появляются носильщики с подарками и средних размеров цветочным магазином. Громко крича: "Сюрприз! Сюрприз!", Виталий падает на колени, немедленно на мне женится, и мы спешно сваливаем во Францию - разводить яблони, гнать кальвадос и рожать троих детей.
        Чуть посложнее, но тоже - со вкусом. Виталий приезжает сюда (ну пусть не через несколько минут, пусть через полчаса…) и привозит мне завернутые в тряпочку уши той скотины в кашемировом пальто. А еще лучше - пусть отрежет их у меня на глазах! А вы, девушка, кровожадная… Не забыть! Виталий брезгливо пнет ногой корчащееся тело, подойдет ко мне, крепко обнимет и тихо скажет в самое ухо: "Болвася, Болвася, как же ты мог такое про меня подумать…" Да вы еще и сентиментальны, девушка…
        Третий вариант… Эй, эй, девушка, куда же вы? Вы же еще не дослушали!..
        Пойду-ка я приму душ. Что-то я стала противна сама себе.
        С трудом перебарывая чувство отвращения, Светочка отправилась в ванную. В коридоре метнулась испуганная тень Калерии Карловны:
        - Светлана Вениаминовна, вам что-то нужно?
        - Нет, нет, спасибо, вы можете идти домой. - Заметив неуверенность на лице немки, Светочка повторила как можно более бодро:
        - Идите, идите, Калерия Карловна, у меня все нормально.
        В ванной, стараясь как можно меньше прикасаться к ЧУЖИМ вещам, Светочка осторожно залезла под душ. Как это там делают наши любимые америкашки? Наливают ванну воды, ложатся, а потом опускают в воду включенный фен? Бульон с профитролями. Суп любительский. Щи суточные. Бр-р-р, какая пошлость.
        Три минуты почти кипятка, а затем три минуты - ледяной воды (повторить два-три раза, если выдержит сердце) взбодрили тело и резко освежили мозги. Ватсон, если есть сомнения, где ты находишься - ЗДЕСЬ или ТАМ, проверяется это э-ле-мен-тар-но! Просто позвони по указанному в визитке телефону. И если ты ТАМ, то тебе ответит приемная частного детективного агентства. А если - ЗДЕСЬ, то… А что - «то»? А то, что у нас, в Питере, и телефонов-то на 928 нет!
        Светочка вышла из душа, спокойно оделась, безотчетно выбирая вещи попроще, купленные давно, и ни в коем случае - не ЕГО подарки. (Как будто отдаленность во времени от настоящего момента сделала эти вещи чище и честнее). Села на кровати, подвинула к себе телефон, набрала номер, убедилась, что данный номер в телефонной сети действительно отсутствует и… Что? Заплакала? Начала бить посуду и крушить мебель? Выпила пятьдесят таблеток тазепама? Нет. Нет. И нет.
        Светочка сильно зажмурилась, но не от страха или отчаяния. Просто ей показалось, что именно так можно удержать одну очень важную мысль. Посидела так несколько минут. Затем набрала другой номер. И очень вежливо, но строго сказала в трубку:
        - Добрый день. Кирилл? Светлана беспокоит. Мне нужно срочно найти одного человека.
        - Пожалуйста, - квакнули в трубке. - Россия? Зарубеж?
        - Россия.
        - Что известно? Фамилия есть? - Пусть вас не удивляет такая постановка вопросов. Для нашего "специалиста по особым поручениям" фамилия вовсе не является главной информацией.
        - Самойлов Александр. 1963 года рождения. В 1980 году закончил 366-ю школу Московского района.
        - Блеск, Светлана Вениаминовна. Через пять минут перезвоню. Вы дома?
        - Я дома. Но почему так долго? - удивилась Светочка. Она была совершенно уверена, что адрес Самойлова уже высветился у Кирилла на компьютере.
        - Видите ли, Светлана Вениаминовна, ваш Самойлов - моряк рыбфлота. Я просто хочу выяснить, на берегу ли он. Если окажется, что он в рейсе, вам уточнять местонахождение корабля?
        - Нет, спасибо.
        Когда через полчаса Светочка, одетая, с небольшой сумкой через плечо, проходила через холл, она-таки сделала одну вещь. За которую ей потом будет немного стыдно. Но которая принесла ей огромное моральное удовлетворение.
        Наперерез ей из кухни вышел, помахивая хвостом, сэр Уинтон Барколдайн Кубер-Педи. Говорите, древнее священное животное? Говорите, злопамятен? Что ж, приятель, тебе не повезло.
        С наслаждением размахнувшись, Светочка дала сэру Уинтону отличного пинка под его пушистую высокопородную задницу.
        Господи, какая мерзость! Как здесь только люди живут?
        Светочка испуганно шла по коридору общежития, поминутно оглядываясь. Только что из-за угла на нее выскочила какая-то красная распаренная тетка с тазиком, полным мокрого белья. Дико глянула, шарахнулась в сторону и даже что-то буркнула сквозь зубы. Нехорошее что-то, рабоче-крестьянское, по поводу того, что, мол, шляются тут всякие…
        - Открыто, открыто! - крикнули из-за двери на Светин стук. - Быстро управились. - Сашка Самойлов сидел на стуле спиной к двери. Он обернулся и уставился на Светочку веселым удивленным взглядом. Она успела удивиться, как мало изменился ее одноклассник, но в этот момент…
        Светочке на секунду показалось, что вся комната резво легла набок и она сама теперь стоит на стене. Ощущение было пренеприятным, голова закружилась… Светочка зажмурилась, но от этого стало еще хуже. Перед глазами замелькал какой-то странный дерганый фильм, составленный из ярких коротких кадров, большинство из которых ничего ей не говорило: просторный холл незнакомого дома, бриллиантовая сережка, северные окраины Питера, но до жути запущенные и безлюдные, почему-то танк, облака странной формы, и люди, люди - в нелепых одеждах, какой-то безногий калека, полчища гигантских муравьев…
        Светочка очнулась, сидя на стуле. Рядом стоял обалдевший Самойлов. ТЕПЕРЬ она вспомнила все.
        Светочка разжала кулак, в котором лежала смятая визитка, и молча протянула ее Саше.
        - Ого! - Он осторожно взял смятый прямоугольник, прочитал надпись и… расхохотался. - Откуда это у тебя?
        - От-туда, - глупейшим голосом Юрия Никулина ответила Света. Язык еще плохо слушался и мог выговаривать лишь простейшие фразы:
        - У тебя можно курить?
        - У меня все можно! - Саша сел напротив. - Светило! Я не верю своим глазам! Последний раз я тебя видел…
        Они оба ВСПОМНИЛИ, где виделись в последний раз, поэтому продолжения не последовало.
        - Но… черт побери! Мы что, вернулись все обратно?
        Светочка кивнула. Как раз в этот момент она почему-то вспомнила, как хоронили Виталия. Хоронили? Господи, когда же это было?
        - Тем лучше, - сказала она про себя, - значит, я на верном пути. Самойлов, мне нужна твоя помощь.
        - Моя? - Саша менялся на глазах. Из почти чужого человека, почти не изменившегося с годами просто одноклассника он превращался в героя. Светочка судорожно вздохнула и провела рукой по плечу. На долю секунды показалось, что на ней длинное ручной выделки замшевое платье. - Я готов.
        - Я… у меня… - Ну-ка, девушка, сосредоточьтесь! На вас это совершенно не похоже! - Мне нужно попасть в мой мир.
        - А что, доктор Поплавский вас уже не пользует? - Вот-вот, именно так держал себя любимый сынок Второго Диктатора.
        - Мне нужна именно ТВОЯ помощь, - проговорила Светочка с усилием женщины, которая не привыкла просить.
        - Когда? - спросил Саша, поднимаясь.
        - Сейчас.
        - Здесь?
        - Нет, - Светочка наконец-то улыбнулась. - Надеюсь, на этот раз все будет проходить гораздо цивильней. Мы попробуем все это сделать прямо у доктора Игоря.
        - Едем. - Саша снял куртку с вешалки.
        Глава четвертая
        ИГОРЬ
        Весь мир сошел с ума. Ничего более банального, но наиболее подходящего к ситуациям последних трех часов я придумать не могу. Так. Впоминаем лекции по психиатрии. Профессор Лорин, ау! Что вы там нам рассказывали о навязчивых состояниях?
        Игорь сидел на холодной скамейке парка и, вежливо улыбаясь, слушал бред своего пациента. Виноват, бывшего пациента. Бляхман не принес абонемента в филармонию. Ни пожизненного, никакого. Он просто пришел поговорить, посоветоваться. Причем наотрез отказался разговаривать в клинике, а умолил Игоря выйти с ним в парк. И вот сейчас Игорь и так и этак старался вклиниться в горячий монолог Юрия Адольфовича, чтобы сообщить, куда тому, собственно, нужно идти за советом.
        - …поймите меня правильно. Я немолодой, неглупый, как мне кажется, человек. Для меня фантастика всегда была не более чем книги на полке у дочери… - Далее шел бессвязный, прерываемый частыми и витиеватыми извинениями рассказ о производственных проблемах пианиста.
        - Я все понимаю, Юрий Адольфович. - Игорю удалось, наконец, вставить слово. - Но ко мне-то у вас какие претензии?
        - Претензии?! К вам?! Что вы, Игорь Валерьевич!! - Бляхман замахал руками от ужаса. - Вы для меня - первый благодетель на земле! Вы для меня чудо сделали!
        - Ну уж, ну уж, - заскромничал Игорь, ничуть при этом не сомневаясь, что Бляхман прав. - Вы просто сами очень хотели поправиться. Без вашей помощи у меня ничего бы не получилось… - И это тоже было чистой правдой.
        Юрий Адольфович часто закивал и с ходу снова понес полную околесицу. Что-то про полипы в носу, про свою дочь, жену, снова про нос…
        - Юрий Адольфович, - завершающим тоном сказал Игорь, вставая со скамейки, - все это очень интересно, но у меня, к сожалению, совсем нет времени дослушать вашу любопытную историю до конца. Приходите как-нибудь потом…
        - Потом значит - никогда, - страшно грустно произнес Бляхман, глядя в землю под ногами.
        Странные люди они - пациенты. Просидишь с ними ночь, вытащишь с того света, вернешь подвижность рукам, и все - считают тебя чуть ли не самым близким родственником. А главное - самой большой и гигроскопичной жилеткой! В которую можно дрызгать все о своих хворях, а также семейных и прочих проблемах. Ага! - Игорь засмеялся внутренним дьявольским смехом. - Вот я тебя и поймал! Кто тут вчера страдал от недостатка людской благодарности? Так вот тебе высшее проявление обратного: человек пришел к тебе, потому что доверяет! Абонемента в филармонию не принес, зато принес свои сомнения и тревоги. Гордись. Я и горжусь. Но лучше бы все-таки деньгами…
        - Юрий Адольфович! - Голос Игоря стал заметно строже. - Мы с вами сейчас расстаемся. Я посоветовал бы вам сходить к хорошему отоларингологу. Если хотите, могу кого-нибудь посоветовать. Из знакомых.
        - Игорь Валерьевич! - Бляхман тоже встал. - Я уже был у отоларинголога. И как раз у того, что вы мне посоветовали. Из знакомых.
        Поплавский быстро глянул на Бляхмана. Слишком много иронии прозвучало в том, как тот передразнил последние слова Игоря.
        - Очень хорошо. Но я-то тут при чем? - Кажется, я этот вопрос задаю уже пятнадцатый раз. Он так просто не уйдет. Что же мне, бежать, что ли? Неудобно как-то.
        - А знаете, - вдруг как-то хитро сказал Бляхман с интонациями знаменитого фокусника Акопяна, - а ведь вы сейчас никуда не уйдете! И еще, по крайней мере, десять минут просидите здесь, со мной.
        - С чего это вы решили?
        - А потому что я все еще чувствую запах вот этого подгнившего пруда, - Юрий Адольфович подбородком указал на покрытый листьями и утками водоем, - и вашего одеколона. Названия не знаю, но пахнет хорошо.
        - Ну и что с того, что чувствуете? - Игорь по-прежнему стоял около скамейки, а Бляхман сидел, глядя на него снизу вверх. Игорь не мог вот так просто повернуться спиной к немолодому человеку и уйти. Он ждал, когда Юрий Адольфович сообразит встать. Чтобы тут же подать ему руку для прощания.
        Бляхман сидел. Глаза его хитро блеснули.
        - Игорь Валерьевич, хотите маленький фокус?
        - Нет, - быстро и честно ответил Игорь.
        - Ну сделайте мне это маленькое одолжение. Не хотите десять минут, подождите хоть три.
        - Почему именно три?
        - Потому что, по моим подсчетам, примерно через три минуты рядом с нами появится кто-то или что-то, сильно пахнущее уксусом.
        - Уксусом? - Игорь натянуто рассмеялся. Глубоко внутри у него уже засела неясная тревога. Он снова сел на скамейку. - Ну, и где же ваш фокус?
        - Подождите чуть-чуть. Время еще не прошло.
        - Да? - Терпение Игоря лопнуло, и он уже собирался сказать что-то язвительное, но тут же увидел, что прямо к ним, прихрамывая, идет лаборантка Люда с большой хозяйственной сумкой.
        - Игорь! - громко начала Люда еще издали. - Ну ты представляешь, какая непруха! Шла сейчас из магазина и подвернула ногу! Здравствуйте, - кивнула она Бляхману, подходя и усаживаясь рядом. - Больно ужасно. И главное - сумку уронила. А там - бутылка уксуса!
        Об этом можно было догадаться и так. Пахло от Люды как от свежезамаринованного шашлыка.
        Игорь медленно поднял глаза на Юрия Адольфовича. Тот улыбался.
        - Вы знали? - глупо спросил Игорь, когда Люда ушла.
        - О чем? О том, что эта женщина разобьет бутылку? Да ну, что вы! И, пожалуйста, не подумайте, что мы с ней сговорились. Это было бы слишком сложно. Да и к чему мне дурить вас таким способом?
        - Верно. Но тогда… Я ничего не понимаю. Раскройте секрет.
        - Какой секрет? Я же вам уже все рассказал! - удивился Бляхман. - Я чувствую запахи из будущего. - Он так буднично произнес эту фразу, что Игорь снова подозрительно на него посмотрел.
        - Сколько я вам сделал сеансов? - вдруг спросил Игорь.
        - Два, - тотчас же ответил Бляхман, как будто ждал этого вопроса.
        - И что вы… что вам снилось?
        - А почему вы об этом спрашиваете? Это имеет какое-то значение?
        - Ответьте, пожалуйста.
        - Я не помню точно… - Врешь, врешь, старина Бляхман, все ты помнишь. И разгадка твоя там, в том, как ты считаешь, сне.
        Юрий Адольфович неловко попытался разыграть забывчивость:
        - Нет… Но вот что меня тогда поразило… второй сон был точнейшим повторением первого… - Он помолчал еще полминуты и когда Игорь уже был готов вскочить и убежать от навязчивого пациента, вновь заговорил:
        - Знаете, Игорь Валерьевич, - тут голос Юрия Адольфовича дрогнул, - мне неудобно об этом говорить, но если бы я был хоть чуточку суеверен… нет, это не так, кажется, называется… в общем, я бы сказал, что в обмен на мои руки вы забрали у меня душу.
        - Ошибаетесь! Ошибаетесь, дорогой мой пианист! - страшным голосом вскричал Игорь. - Я у ВАС ничего не забирал! И тем более в обмен на ваши руки! Вы сами отдали свою душу тому, кто предложил подходящую цену! Признавайтесь: так было дело?
        - Вы… откуда вы знаете? - На лбу у Юрия Адольфовича выступили капли пота.
        - Ничего я не знаю, - сникая, произнес Игорь. - Вы сами только что проговорились.
        - И что же… как же дальше? - Взглянуть со стороны - так мы с ним просто - два полных идиота, начитавшихся современных сатанинских романов. - А обратно… нельзя?
        - Проданный товар обмену и возврату не подлежит, - жестко сказал Игорь. Ни фига, ни фига, господин Бляхман, и даже не заикайтесь. И близко к аппарату не подпущу. - Знаете, мне давно пора идти.
        Юрий Адольфович его, кажется, и не услышал. Он полностью погрузился в свои мысли.
        - До свидания! - громко произнес Поплавский.
        - Да, да… До свидания, Игорь Валерьевич…
        Рук они друг другу не пожали.
        Игорь быстро шел обратно к институту. Черт, за всеми этими беседами я, оказывается, страшно замерз. Ах, какой интересный случай! Как бы его поподробней рассмотреть? Вот бы сейчас заманить этого Бляхмана и нейрограмму снять, а? Интересно, она изменилась? И если да, то как? Я ему верю на сто пять процентов. Что-то с ним действительно произошло. Ну, не душу он, конечно, продал, но какой-то компонент наверняка утерян. Какой? Прямо руки чешутся проверить… Сейчас приду в лабораторию… Нет, лучше сразу в архив забежать, поднять историю болезни. А в лаборатории достать и перетряхнуть старые записи. Когда это он у нас лежал? Игорь уже повернул было к зданию архива, но вовремя глянул на часы. Боже мой, меня же в «Фуксии» клиент дожидается!
        Какой-нибудь посторонний наблюдатель или просто кто-то из прогуливающихся больных, наверное, сильно бы удивился, увидев сейчас заведующего третьим отделением Игоря Валерьевича Поплавского.
        Потому что этот всегда спокойный и уравновешенный человек сейчас совершал странные и загадочные перемещения по территории Нейроцентра. Вначале он шел размеренным шагом, явно направляясь к себе в отделение. Затем повернул к библиотеке, через несколько шагов остановился, махнул рукой, снова зашагал к главному корпусу. Внезапно он остановился, крепко и звонко хлопнул себя по лбу, постоял еще немного на месте, о чем-то напряженно размышляя. И пошел дальше уже совершенно другим шагом - то ли сильно задумавшегося, то ли внезапно постаревшего человека.
        Я вспомнил. Ох, как я вдруг все вспомнил! И не надо уже идти в архив, я вспомнил, когда у нас лежал Юрий Адольфович Бляхман. И, главное, как он к нам попал… Я тогда был молодой, самоуверенный до неприличия, мне казалось - завтра в каждой газете я буду натыкаться на собственное довольное фото, буду умничать перед корреспондентами, а потом кокетливо восклицать: ах, как меня утомила пресса! Бремя славы, знаете ли… И Нобелевская, считай, в кармане, даже осведомлялся у знакомых, не знает ли кто точно, сколько это в рублях по нынешнему курсу, и даже учеников себе начал присматривать из еще более молодых и талантливых… А для пущей убедительности рыскал по городским больницам в поисках самых-пресамых сложных случаев. И случайно наткнулся на трагедию пианиста Бляхмана. Который, бедняга, шел себе по улице, никого не трогал, а злодейка-судьба решила как раз в этот момент слегка порезвиться и поглумиться над простыми людьми. Взяла да смешала в одну кучу: троих людей, велосипед и несколько килограммов оконного стекла, наколотого крупными кусками. Результат получился - ничего себе, достойный пера, ну если не
Шекспира, то Михаила Чулаки точно. Кто-нибудь вообще задумывается, спасая ту или иную жизнь, - а нужно ли это спасаемому? То есть не сама жизнь, а то, что из нее получится? Никто не отменял подвига легендарного Мересьева. Но кто-нибудь припомнит хоть один рекорд Брумеля после той злополучной ночной прогулки на мотоцикле? И что, черт возьми, гуманней - ампутировать ноги талантливой молодой балерине, попавшей в автокатастрофу, или дать ей умереть - оставив навсегда молодой и красивой с неувядшим талантом, в самом расцвете карьеры? Клятва Гиппократа прямого ответа на столь тонкий вопрос, увы, не дает. Особенно сейчас, когда все уже научились так много и красиво говорить, с легкостью выворачивая наизнанку любую азбучную истину.
        Нет, курсе на втором-третьем Игорь сам бы пищал от восторга, рассматривая рентгенограммы предплечий больного Бляхмана до и после лечения. И ничего банальней, чем эпитет «ювелирная», к такой работе не придумал. Но сейчас… Когда опыта еще маловато, а самоуверенности - хоть отбавляй, когда утром каждого дня видишь в зеркале не меньше как спасителя человечества, которому дано и карать, и миловать…
        Доктор Поплавский с ходу и совершенно верно определил причину грусти в глазах Бляхмана. Его не устраивали получившиеся руки - хорошие добротные конечности обыкновенного человека. Ему нужны были ТЕ, прежние, с которыми он был виртуозом!
        Игорь радовался, как ребенок, которому подарили конструктор LEGO. Вот это случай! Вот это удача! Вот я всем покажу чудеса моего метода!
        Сложности начались практически сразу. За время своих многомесячных мытарств Юрий Адольфович дошел почти что до той стадии отчаяния, за которой - лишь полное отупение. Ему оставалось чуть-чуть для того, чтобы смириться со своей участью и податься в учителя музыки. А Игорь к тому времени уже настолько поверил во всесильность своего аппарата, что даже и не подумал о том, чтобы хоть как-то подготовить человека к процедуре, настроить, так сказать, на чудо. Поэтому, когда после первого сеанса у пациента Бляхмана не оказалось НИКАКИХ улучшений, Игорь чуть с ума не сошел от неожиданности. Но, к счастью, живо сориентировался и после непродолжительной беседы с Юрием Адольфовичем понял свою ошибку. В данной ситуации он поступил, как легкомысленный чародей, который махнул своей волшебной палочкой, даже не поинтересовавшись, загадал человек желание, или нет. Дав себе клятву - впредь внимательней относиться к пациентам, Игорь специально накануне следующего сеанса целый вечер разговаривал с Бляхманом, деликатно настраивая того на выздоровление. И чуть было не перестарался.
        У Игоря даже сейчас при воспоминании о том дне выступил холодный пот на лбу.
        Я помню, как встречался рано утром с Андреем, бывшим одноклассником и совершенно задвинутым меломаном. Тот принес «крутейшую», как он выразился, запись Первого концерта Чайковского для фортепиано с оркестром. Потому что именно это произведение я задумал поставить Бляхману перед сеансом. Для усиления эффекта, так сказать. Ну уж и эффект получился - дальше некуда. Бляхман мой отъехал в момент.
        А вот возвращаться не захотел.
        Что это значит? А понятия не имею. Это был первый и единственный случай в практике использования аппарата. Человек, лежавший на кушетке передо мной, был, безусловно, жив. Равномерно, но вяло постукивал пульс, дыхание… да, дышал, но никакой реакции на внешние раздражители. Все мои суетливые попытки вернуть его в сознание не увенчались успехом. Его душа упорно не хотела возвращаться в искалеченное тело.
        За те десять минут, пока он болтался неизвестно где, я успел попрощаться с наукой, работой и даже свободой. Я, непонятно откуда, припомнил (или сам на ходу сочинил?) бредовые запутанные молитвы, призывая всех известных святых. Я сидел над пустой материальной оболочкой и, не стесняясь, вслух, словно темный язычник, умолял его душу вернуться.
        Я до сих пор не знаю, как и почему все это получилось, я не знаю, где она была и почему вернулась. Известно лишь, что обещанное чудо свершилось. Российская музыкальная культура получила обратно своего пианиста-виртуоза. А я приобрел ценный опыт. И с тех самых пор очень внимательно отношусь к своим пациентам. Особенно к людям творческим. В частности, этим объясняется мой (для всех неожиданный) отказ принять в отделение разбитого инсультом известного режиссера. А я просто сел себе тихонько и припомнил его фильмы. В хронологическом порядке. И понял, что этого жертвенного эгоиста с явно выраженными мазохистскими наклонностями мне вернуть не удастся.
        Игорь вошел в отделение, продолжая задумчиво покачивать головой. Точь-в-точь какой-нибудь старичок профессор, на ходу решающий сложнейшие проблемы мироздания.
        Это не может быть простым совпадением! Эти десять минут, которые стоили мне седых волос три года назад. И те, о которых говорил сегодня Юрий Адольфович. Что, что он там пытался мне объяснить? Какой-то фантастический феномен с пронюхиванием будущего? Этого мне только не хватало…
        Не выходя из имиджа выжившего из ума светила науки, Игорь остановился посреди коридора, всплеснул руками и на глазах удивленной медсестры бросился прочь. Действительно, при чем тут отделение, когда клиент ждет в Оздоровительном центре!
        А клиент и вправду ждал.
        На клиенте были неописуемо полосатые (Господи, как же это называется? Колготки? Легинсы? Лосины? Осетрины?) ммм… штанишки, кожаная курточка-косуха и мрачные солдатские ботинки. Илона Сергеевна Легостаева (или уже Кашина по мужу?) являлась типичнейшей представительницей той узкой категории женщин, при виде которых мужики с готовностью сами собой укладываются в штабеля.
        - Давно вы у нас не были, - сказал Игорь, краснея. - Проходите, ложитесь на кушетку. Слушайте музыку. - По лицу госпожи Кашиной пробежала легкая гримаска.
        - Илона, вы слышите меня?
        - Конечно.
        - Расслабьтесь… Чему вы улыбаетесь?
        - Да так, фраза есть такая: расслабься и получай удовольствие.
        - Ну да, примерно так. - Вот и вторая непреложная истина. Илона Сергеевна Кашина являлась одновременно представительницей того широкого круга женщин, разговаривать которым категорически не рекомендуется.
        А далее - кто-то явно задался целью убедить Игоря, что мир вознамерился сойти с ума. И именно сегодня.
        Илона очнулась с таким видом, будто Игорь воспользовался ее положением и грязно изнасиловал. А она, на самом деле, все видела и слышала.
        - Илона, что с вами? Что-то не так?
        - Да нет, вроде все так…
        - Вам плохо? - Игорь почему-то дико испугался - Что случилось?
        - Да ничего страшного. Просто странно…
        - Что странно?
        - Чего это на вашем видике кассеты не меняют?
        - Чего? - Игорь, кажется, собирался что-то сказать, но так и замер с раскрытым ртом, пораженный внезапной догадкой.
        - Кино одно и то же крутите? - Игорь закрыл рот.
        - Вы что, видели то же, что и в прошлый раз?
        - А то! Ладно, доктор. Спасибо большое. Да вы не переживайте, так - не так, все равно - в кайф. Это как кассету любимую купить, ага? Не скучайте, я, может, еще приеду.
        После того, как «клиент» ушел, Игорь не меньше получаса сидел в своем кабинете "психологической разгрузки" и тупо смотрел в стену.
        За три… Господи, да сколько уже?., нет, четыре года моей практики с аппаратом ТАКОЕ случается первый раз. И я даже не знаю, как к этому подойти, чтобы мало-мальски адекватно объяснить нестандартную ситуацию. Нет, всякое бывало… И нейрограммы - в линию, и истерики после возвращения, и… да что там вспоминать! Но такого… День сюрпризов. Назовем для простоты так. Вначале - Бляхман. Затем Илона…
        Зря я Бляхмана отпустил. Надо было с ним покопаться. Эх, чувствую я, одному здесь не управиться. Надо, наверное, потихоньку Тапкина задействовать. А что? Сядем, поговорим, как коллега с коллегой. Расскажу ему все как на духу. Можно даже и денег предложить. Ну, в смысле, какую-то долю от "Фуксии и Селедочки". Нет, откажется.
        За почти трехлетнюю практику существования Оздоровительного центра Игорь Валерьевич Поплавский научился безошибочно различать шаги клиентов по коридору. Там, примерно за три метра до двери кабинета психологической разгрузки, под ковролином располагалась такая специальная скрипучая доска. Если человек шел, например, в солярий или на массаж, он сворачивал немного раньше. Ну, а уж если скрипнуло в коридоре - жди гостей сюда, к нашему аппарату.
        Игорь удивленно повернулся к двери.
        Насколько я помню, на сейчас ко мне никого нет. Однако я только что и явственно слышал условленный скрип. Причем странный - двойной.
        Дверь открылась.
        Прямо перед изумленным взором доктора Поплавского предстала Светлана Вениаминовна Жукова.
        Которая не далее как сегодня утром уходила отсюда, светясь счастьем и довольная жизнью после очередного (сказать точнее, так - ВНЕочередного) сеанса.
        Рядом с ней стоял незнакомый молодой человек, которого Игорь принял за телохранителя. И сразу удивился, потому что охранники не имели привычки входить в "Фуксию".
        - Добрый день, Светлана Вениаминовна, - почему-то растерянно произнес Игорь.
        - Вы меня не узнаете? - неожиданно поинтересовался охранник.
        - Не-ет.
        - Меня зовут Александр Самойлов. Вам это ни о чем не говорит? - продолжал допытываться парень, и Игорю показалось, что в его голосе прозвучала издевка.
        - Ничего, - не очень уверенно ответил Поплавский. Слишком уж фамилия простая. Мало ли каких Самойловых встречал он на своем пути? Кто-то из больных? Однокурсники? - Мне это ни о чем не говорит, - уже тверже повторил Игорь.
        - Странно, - заметил Самойлов, оглядываясь. И это оглядывание очень не понравилось Игорю. Что-то то ли хозяйское, то ли общежитское сквозило в нем. Обычно такой взгляд по сторонам сопровождается словами типа: "давненько, давненько я здесь не бывал…"
        - Игорь Валерьевич, - очень взволнованно начала Светлана, - Саша Самойлов - мой бывший одноклассник. Он хочет мне помочь. Вы не могли бы еще раз провести сеанс? Прямо сейчас?
        - Пожалуйста… - неуверенно ответил Игорь. Чего-то я не понимаю. При чем тут одноклассник? Зачем он здесь? В какую, интересно, историю они хотят меня втянуть?
        - Но только, пожалуйста, если можно, на сеансе будет присутствовать Саша. - Господи, я даже не представлял себе, что такая женщина, как Светлана, может говорить с умоляющими интонациями. То есть я просто не думал, что она умеет просить.
        - А зачем?
        - Затем, что я последую за Светой в ее мир и помогу… и буду помогать ей.
        - Чушь какая-то. Кто последует? Куда последует? Что вы такое говорите? Светлана Вениаминовна, это не розыгрыш?
        - Ну, конечно, нет! - Вот. Такой тон ей больше подходит. - Просто мне нужно отправиться… путешествовать… не одной.
        - Я… не знаю… Как вы это себе представляете? - Дурацкое свойство натуры Игоря Валерьевича Поплавского заключалось в том, что, встретившись с чем-то непонятным… То есть нет, не так. Любая, даже малейшая неуверенность в себе моментально выводила его из строя. Особенно это касалось профессиональных дел. В студенческие годы Игореха Поплавский, помнится, сильно плыл на экзаменах по тем предметам, которые либо просачковал, либо недопонял. Не помогали ни подсунутые «шпоры», ни наводящие вопросы экзаменатора. "Ну-с, батенька, так как же называется последняя фаза митоза?" - ласково вопрошал профессор Дресслер. Даже не самое чуткое ухо могло уловить доносящееся со всех концов аудитории: "Телофаза! Телофаза!", однако студент Поплавский молчал, как злополучный партизан на допросе.
        - Я не могу понять, чего вы хотите от меня добиться. - Игорь раздраженно постукивал карандашом по столу. - Я таких вещей никогда не делал и экспериментировать не собираюсь…
        - Как не делал? Как не делал?! - Саша одним прыжком подскочил к Игорю. - Да я сам, лично… да мы вот тут, у вас, - для пущей убедительности он даже постучал ногой об пол, - отправлялись вслед за Юрием, за… Светой, вы что, не помните?
        - Вы?! Тут, у меня?! - Игорь расширившимися глазами смотрел на Сашу. - Бред какой-то. Я вас первый раз в жизни вижу, а вы тут сочиняете какие-то сказки…
        - Что, и лейтенанта Дрягина, скажете, не помните? И Мишку П'естакова?
        Игорь пожал плечами и отвернулся.
        - Я ничего не понимаю. - Саша растерянно посмотрел на Свету. - Он не притворяется. Он, кажется, действительно ничего не помнит.
        - Да подожди, Саша, сейчас не в этом дело. Сейчас главное - уговорить его сделать то, что я прошу. И поскорее. Потому что если мы так еще полчаса пообщаемся, я сама перестану верить в то, что говорю.
        - Хорошо. - Саша вновь повернулся к Игорю. - Доктор, вы можете сделать простую вещь: подготовить Светлану к путешествию? Ну, как вы это делаете обычно?
        Игорь медленно к внимательно посмотрел на Свету. Потом на Сашу.
        Кажется, они решили меня обдурить.
        - Могу…
        - Очень хорошо… - обрадовался Саша. Дело сдвинулось.
        - Но вас при этом я попрошу выйти, - злорадно закончил Игорь.
        - Почему?
        - Потому что посторонним при проведении процедуры присутствовать не разрешается!
        - Я обещаю, что и пальцем не трону ваш прибор. - Саша клятвенно сложил руки на груди.
        - Почему я должен вам верить?
        - А если я попрошу Сашу присутствовать на сеансе? - попыталась вмешаться Света, делая сильное ударение на слове "попрошу".
        - Все равно: нет.
        - Слушайте, доктор, а чего вы так боитесь?
        - Чего? А вы не догадываетесь? - Игорь посмотрел на Сашу, как на ребенка. - Если со Светланой Вениаминовной что-то случится, мне не поможет ника- кой прибор. Виталий Николаевич Антонов отправит меня в райские кущи безо всякого прибора. И даже думаю, что сделает это собственными руками.
        С полминуты в комнате стояла тишина. А затем Светлана Вениаминовна Жукова тихо и горько, на выдохе, произнесла:
        - Вы даже не представляете, насколько ошибаетесь.
        Присутствующим мужчинам вдруг стало ужасно неловко.
        - Послушайте, доктор, - самым убедительным тоном начал Самойлов, - мы ведь и пришли именно к вам для того, чтобы провести все максимально безопасно для Светы. Мы уже пробовали и знаем, что можем путешествовать… вместе… и без вашего аппарата…
        - Так в чем же дело? Путешествуйте! - Игорь сложил руки на груди и саркастически поглядел на бойкого молодого человека.
        Самойлов нерешительно посмотрел на Игоря, потом на Свету и, пожав плечами, сказал:
        - Но вы же понимаете, что без SD-стимулятора…
        - Откуда вы знаете о стимуляторе? - Игорь ошарашенно посмотрел на Самойлова.
        - Вы мне сами сказали. Ну, в смысле, написали в записке, когда я приходил к вам перед вашим отъездом в Париж. Помните? Мишка Шестаков погиб… Ну? "Выборгские крысоловы"? Вспомнили? Мы тогда очень плохо с вами поговорили, а потом через Свету вы передали две ампулы SD-стимулятора и записку… Не позднее чем через полчаса после возвращения нужно сделать укол. Иначе будет так же, как с моей бабушкой…
        - С какой бабушкой? - обалдело переспросил Игорь.
        - С моей. Оксаной Сергеевной Людецкой. Вы что, забыли, как вам квартира досталась?
        - По завещанию. А вы что хотите сказать?
        - Да подожди ты, Сашка, - Света дернула Самойлова за рукав, Игоря чуть кольнула завистливая иголочка. Ишь как она его: «Сашка», да за рукав дергает, - чего ты человеку голову дуришь? Ты что, не видишь, что он ни черта не помнит?
        - Да уж, да уж. - Игорь состроил оскорбленное лицо. Скорее всего это действительно розыгрыш. А, может, что и похуже. Если этот крепыш действительно внук Оксаны Сергеевны. И он решил через свою шибко крутую одноклассницу отомстить мне за потерянную квартиру? Нет, все равно ерунда какая-то получается.
        - Как это он не помнит?
        - Не знаю. - Света с Самойловым посмотрели друг на друга.
        - Вот что, доктор, - Света повернулась к Игорю, - я заплачу вам, как за два сеанса. Саша будет присутствовать здесь. А потом вы и мне, и ему сделаете укол стимулятора. Согласны?
        Да даже если и не согласен, Светлана Вениаминовна, кто же устоит перед вашими глазами?
        Интересно, как они все это собираются делать? И, самое главное, - зачем? Ох, не новый ли это способ супружеской измены? Хотя при чем здесь супружество? Они ведь с Виталием, кажется, и не женаты вовсе… Может, я все-таки сошел с ума? Или эти двое - психи? Чего он там наговорил, этот бойкий внук? Крысоловы? Париж? Когда это я, интересно, ездил в Париж? Да еще предварительно с ним "плохо поговорив"? Чушь, чушь, чушь! Да как по-хозяйски они себя здесь ведут!
        Светлана уже лежала на кушетке, глядя в потолок отсутствующим взглядом. Игорю показалось, что в глазах ее блеснули слезы. Самойлов с видом опытного ассистента стоял рядом и выжидательно глядел на Поплавского.
        - Может быть, начнем?
        Игорь как во сне подошел к аппарату и тупо ткнул пальцем в кнопку.
        - А считать не будете? - вежливо осведомился внук.
        Игорь хотел было сказать что-нибудь меткое и ядовитое, но ограничился мелким ехидством:
        - А вы не будете рядом ложиться?
        Светлана быстро повернула голову и метнула в него взгляд такой убийственной силы, от которого подошвы Игоря, по идее, должны были привариться к полу.
        - Музыку включать? - нерешительно спросил Игорь.
        - Мне все равно, - ответила Светлана.
        - Сосредоточьтесь, Светлана Вениаминовна, - казенным тоном начал Игорь. - Вы меня слышите? - Самойлов (или как его там) уверенно стоял рядом. А с ним-то мне что делать? - Расслабьтесь. Сейчас я начну считать. Когда я скажу «пять», вы крепко уснете. Приготовились. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
        Игорю пришлось прислониться к стене от того, что он увидел. Светло-серое облачко появилось вокруг головы Светланы. Даже нет, в этот раз оно было гораздо больше, почти полностью покрыв и голову, и грудь. Но точно такое же облачко (только чуть светлее, словно светящееся) накрыло и голову стоящего Саши! Глаза его были открыты, он был в полном сознании! Потому что в этот момент медленно протянул руку, и его сияние потекло по руке, соединилось со Светиным… Самойлов глубоко вздохнул, закрыл глаза и упал на пол.
        Интерлюдия VI
        Это была не просто неожиданность. Это был полный шок.
        Саша сидел, боясь пошевелиться, и, в силу странностей человеческой логики, вспоминал почему-то Германна из "Пиковой дамы". Несчастный парень вот так же ожидал увидеть в руке - чего он там ожидал? - туза, а улыбнулась ему - дама! Он был почти уверен, что окажется сейчас в своей, ну то есть в дрягинской конторе, на Пантелеймоновской, 9, в качестве частного сыщика. Он уже так хорошо напредставлял себе кабинет, и два стола - один старинный, крытый зеленым сукном, - и матовые стекла, и сейф в углу. А в приемной - кожаный диван, продранный в двух местах, но аккуратно заштопанный. А на диване будет сидеть Света в светлом костюме, чуть наклонив сдвинутые ноги, как это мастерски умеют делать элегантные дамы…
        Света была.
        То есть с вероятностью процентов девяносто замурзанная испуганная девчонка, сидевшая рядом с ним у костра, была Светой Жуковой.
        - Мы… где? - тихо спросила она, кутаясь в рваный платок.
        - Понятия не имею, - честно ответил Саша. И огляделся. - По-моему, на кладбище.
        - Это… похоже на… ты здесь уже был? Саша понял, что она имеет в виду.
        - Нет. Я такого нигде не помню. - Можно было еще добавить, что и себя - вот с такими загорелыми ручищами, и Свету - робкую, как школьницу, он не видел ни в одном из чужих миров.
        - И что мы будем делать? - На последнем слове ее голос дрогнул. Большая ночная птица с громким "хо!" пролетела почти над костром
        - Не знаю. Но буду думать. - Саше вдруг захотелось встать, расправить плечи и, для разминки, переломить вон то средней толщины деревце. Почему-то показалось, что получится.
        - Может, вернемся? - Она произнесла это не жалобно, а просто грустно. Ему захотелось взять ее на руки и прижать к себе покрепче. И тоже показалось, что получится.
        А еще он понял, что ему здесь нравится. Все. И воздух, и костер, и девчонка напротив, и ночная птица.
        Черт побери, подумал Саша, неужели я, наконец, попал в СВОЙ мир?
        - Нет, - уверенно произнес он. - Не может быть, чтобы мы просто ошиблись адресом.
        - Почему?
        - Потому что… - Саша потянулся за лежащей на земле толстой веткой и принялся играючи ломать ее и подкидывать в костер. - Потому что, если рассуждать логически… - Ого, порадовался он за себя, я могу рассуждать логически! Значит, я тут не в качестве Конана-варвара. А по мускулатуре - вполне подхожу. - Что мы собирались сделать? У тебя возникла безумная идея - найти этого похищенного ребенка, чтобы что-то там доказать своему… молчу, молчу, - спохватился он, заметив Светин протестующий жест. - Но найти не просто так, а с помощью своего мира, верно?
        - Да. - Света кивнула, еще сильнее растрепав волосы. Весь налет светской элегантности сошел с нее, оставив лишь дикую, почти звериную грацию.
        - А я решил тебе помочь! - Последний кусок ветки звонко разломился в его руках.
        - Ну и? - Она нетерпеливо поерзала голыми ногами. - Почему мы здесь? И где это вообще?
        - Я не знаю. Но попробовать можно.
        - Что попробовать?
        - Что и хотели. Найти ребенка.
        - Ты ненормальный, да?
        - Не более, чем ты.
        Порыв свежего ветра прошумел ветками деревьев, коснулся Сашиной головы. Сейчас, сейчас, подумал Саша, закрывая глаза. Кажется, сейчас я все пойму.
        Этот новый, незнакомый, ЕГО мир заполнял Сашу, - словно терпкое красное вино заструилось по жилам, - мгновенно отвечая на все вопросы и объясняя все окружающее. "Вот он какой…" - удивляясь сам себе, думал Саша.
        - Эй, ты что? - Света смотрела испуганно.
        - Ничего. Медитировал. - Саша посмотрел на свои часы. Без четверти двенадцать. Ночи. Это хорошо.
        - Так что мы все-таки будем делать?
        - Для начала я выполню задание. Потом пойдем и позавтракаем. А потом уже решим, что нам делать с этим ребенком. - Голос у Саши был тверд.
        - Какое задание? - Света смотрела недоверчиво.
        - Задание… - Саша задумчиво посмотрел куда-то поверх ее головы. Эх, как бы это в двух словах-то объяснить…
        - Какое задание? - нетерпеливо повторила Света, поеживаясь.
        - Тебе холодно? - вопросом на вопрос ответил Саша.
        - Немножко.
        - Сядь поближе к костру.
        - А… это твое задание… это надолго? А то я пока могла бы в палатке поспать… - вдруг предложила Света.
        - В палатке? Что ж, можно. Только ты не удивляйся…
        - Там кто-то есть?
        - Да.
        Света внимательно посмотрела Саше в глаза и спросила с неопределяемым выражением:
        - Девушка?
        - Девушка, - просто ответил Саша.
        - Но…
        - Что? Да ты не волнуйся, она просто коллега.
        - А чего это мне волноваться? - спросила Света, передернув плечами. Но в палатку не пошла.
        - Конечно, не с чего. - Саша прищурился, глядя на огонь. Смешные они, красивые девчонки. Им наплевать, что тысяча мужиков ползает у их ног. Но попробуй только тысяча первый не выказать обожания - все, испепелит на месте. Взглядом.
        - Слушай, Светило, а вот теперь ты можешь мне сказать, почему решила идти и выручать ребенка здесь? Ну то есть не именно - здесь, а в этих… ну, куда вы путешествуете?
        - Не знаю… - тут же переключилась со своей смешной обиды Света. - Просто в той жизни произошел один эпизод… Короче говоря, то, что было сделано в моем мире, оказалось сделанным и в реальности. Поэтому, когда я сидела… там… на кровати и увидела твою визитку из того, моего и твоего мира, я подумала, что можно было бы… попробовать… Вот, - неожиданно закончила Света свою сбивчивую речь и посмотрела на Сашу огромными темными глазами. И это не был так хорошо знакомый Саше равнодушный взгляд «насквозь». ЭТОТ как раз доходил до самого-самого тайного уголка души, заставлял колотиться сердце и кружил голову.
        - А почему ты все-таки решила попросить меня? Ты ж меня раньше не очень-то… жаловала…
        - Все мы умнеем потихоньку, - философски заметила Света и стала смотреть на костер.
        Еще один взгляд на часы. Без одной минуты двенадцать.
        - Слушай меня внимательно, - Саша заговорил быстро и четко. - Сейчас что бы ни случилось, сиди тихо и, главное, не смей никуда бежать. Будет совсем страшно - кричи погромче. Но - ни с места. Поняла?
        - Поняла, - тихо ответила Света. При изменчивом свете костра трудно было понять, чего больше в ее взгляде - страха или любопытства.
        - Если хочешь, иди в палатку, - на всякий случай предложил Саша, точно зная: не пойдет. И правда, Света упрямо мотнула головой: остаюсь. Кажется, я вспомнил этот жест. Еще в школе, отличаясь завидным упрямством, она делала точно так же.
        Часы тихо пискнули. Полночь. Теперь внимание, внимание и внимание. Саша бросил еще один взгляд на Свету, потом выбрал себе точку подальше от костра, на которой и сосредоточился. Сейчас для него главное чувство - это слух.
        Наше зрение зовут Лэйма, она сидит в палатке с прибором ночного видения и имеет обзор примерно сто тридцать градусов. Еще четыре группы наблюдателей находятся справа и слева от нас. Отличительный признак нашей - костер. Потому так и называемся. А вот у группы «Дерево» (Славка и Жук, сидят метрах в двухстах слева) - специальные теплоизолирующие костюмы. В которых их ни за что не отличить от двух замшелых валунов. А группа «Бродяга»… Пардон, господа, экскурсию придется ненадолго прервать. Кажется, у нас гости.
        Лэйма потом сказала, что вся последующая тусовка заняла двадцать семь секунд. Наши, по-моему, никто в это не поверил. Потому что досталось всем. Успело достаться (дико извиняюсь за насилие над русским языком).
        Первой среагировала группа «Окно», самая от нас удаленная. Что-то у них там с визуальным контроллером случилось. Затем, по порядку номеров: «Бродяга», «Склеп», «Дерево», ну, и мы… То есть эта нечисть послушно отметилась во всех тех местах, где ее ждали. Славка потом пошутил: "Надо было, - говорит, - еще группу «Лошадь» поставить. Я думаю, эта сволочь обязательно бы гриву в косички заплела, не поленилась". Саша подозрительно на него посмотрел и спросил: "Ты это к чему?"… Ладно, лучше все-таки по порядку рассказывать. Это мы уже потом все снова стали умные да смелые. Тот же Славка, передергивая плечами, осиплым голосом поведал о своих ощущениях. Наверное, чертовски приятно, когда под тем самым теплоизолирующим костюмом вдруг чувствуешь ледяное прикосновение чьей-то руки между лопатками. Гешка Козлодоев из «Склепа» уверял, что слышал перестук костей. "Своих, что ли?" - заржал Левка из «Бродяги», которой досталось меньше всех.
        Саша сидел к костру вполоборота. Он заметил, как изменился вдруг цвет пламени.
        В детстве мы развлекались тем, что сыпали в огонь обыкновенную соль. Пламя становилось ярко-желтым, а губы и язык в таком свете - черными. У нас это называлось "поиграть в вампиров".
        Не оборачивайся, не оборачивайся, сиди и слушай, твердил Саша сам себе, хотя внутри у него все колотилось. Да, от страха. Нет, не за себя. Он даже не особо обращал внимание на звуки, зная, что хорошо подготовленная память все сохранит. Только бы она не побежала, только бы не побежала, молился Саша, здесь нельзя бегать, пропадешь… Он не уловил ни малейшего движения, однако услышал тяжелый глубокий вздох прямо над ухом. Неприятный вздох, нехороший. Так натужно-сипло дышат старики с больным сердцем или туберкулезники. Вздох повторился, но стал более жалостным и в конце уже больше походил на стон. Еще один. Еще. Нечеловеческая мука слышалась в этих стонах. Нечеловеческая, НЕ, это ты правильно заметил.
        Внезапно в стоны невидимого страдальца вмешался еще один голос.
        Непередаваемый женский визг, переходящий в ультразвук.
        Еще полсекунды, и Саша сам, позабыв все свои указания, бросился бы бежать.
        Но тут все кончилось.
        В ушах все еще звенело. Костер выбрасывал последние желтые языки пламени. Глаза у Светы были размером даже не с блюдце, а с нормальную десертную тарелку. Губы шевелились. Из палатки на нее смотрела обалдевшая Лэйма.
        - Ты что, - восхищенно спросила она Свету, - школу ведьм кончала?
        Поскольку Света вообще ничего не могла сказать в тот момент, ее молчание было истолковано однозначно. Саша никого разубеждать не собирался. Отсюда и пошла в нашем отделении информация, что Света к нам направлена, как консультант по ведьмам и ведьмакам. А что? Вполне приемлемая специальность. В наше-то время…
        Народ сидел в большой полуподвальной комнате, нашем нынешнем пристанище, шумел, гремел кружками, смеялся и пил чай. Саша, как руководитель отделения, пытался всеми силами придать этому адскому шуму хоть какую-то видимость разбора задания.
        Вот тогда-то Славка и сказал про лошадь. А Саша не понял вначале. А Славка объяснил:
        - Мы слишком формально подошли к этому делу. А проще говоря, не подумали хорошенько. Обленились. Нам сказали: нечисть какая-то бродит. Ну, мы и рады стараться! Пять групп наворотили! Склеп поуютнее разыскали, дерево с "ведьмиными метлами" не поленились, нашли. Этого, - он махнул рукой в сторону Серебрякова, - бродягой нарядили… Все вроде верно. Обложили нечисть. Со всех сторон.
        - Ну, ну? - нетерпеливо покивал головой Саша. - Короче давай. - Шум в комнате утихал сам собой. Ребята навострили уши, стали двигаться поближе к Славке и командиру.
        - А короче звучит так: нечисть эта обвела нас вокруг пальца. Везде отметилась. Причем - ты заметил? - именно так, как и ожидалось. Даже лучше.
        - Что значит - лучше? - Саша нахмурился. Он уже понял, что имеет в виду Славка. Главный, между прочим, аналитик отделения.
        - Да она просто поиздевалась над нами… Нам с Жуком под костюмы теплоизолирующие залезла. Вон, Гешке костями погремела. Почему? Да потому что он в склепе сидел. А в склепе как раз этим и полагается заниматься. На «Окне» брызги кровавые оставила. Хорошо, хоть не зеленого цвета. Саш, ты "Кентервильское привидение" давно читал?
        - Давно, - признался Саша.
        - Перечитай на досуге. - Славка вкусно-хрустко потянулся и взял протянутую Лэймой кружку с чаем. Это означало, что он полностью высказался и больше в нашем обсуждении не участвует.
        Ну, а мы еще поспорили маленько, подискутировали. Ну, так, для интересу, чтоб спать рано не ложиться. Славка ведь все правильно сказал. Саша шумел вместе с мужиками, успевая краем глаза следить за Светой. Девчонки, молодцы, похоже, успели подружиться.
        - Надень мои шерстяные гетры! - настаивала Лэйма. - А то вон вся синяя сидишь. Чего так легко оделась-то? Тебя Саша не предупредил, что мы здесь не меньше, чем на полночи?
        - Предупредил, - спокойно отвечала Света, ни на грамм не выходя из образа выпускницы школы ведьм. - Просто я не думала, что сидеть придется. Я думала, мы ходить будем.
        - Ну, вот видишь, я тоже много чего думала, когда к ним в отделение шла… - Лэйма обреченно махнула рукой. - А тепе-ерь… Я ведь, наверное, скоро уйду от них.
        - Да? А почему?
        - Влюбилась! - горестно выдохнула Лэйма.
        - Ну и что?
        - Так кто ж мне разрешит с любимым мужиком в одном отделении работать? - Теперь она забралась с ногами в кресло и обняла колени руками так, что видны стали одни ее прекрасные восточные глаза.
        - А почему нет?
        - Ну, как - почему? Сама, что ли, не знаешь? Нет, ну то есть, может, еще и разрешат немного… Пока мы в таком загоне…
        - В каком загоне? - Света поняла, что теперь важно вовремя подбрасывать направляющие вопросы, а дальше Лэйма все расскажет сама.
        - Неужели ты не слышала?
        - О чем?
        - Да как о чем? - Лэйма быстро глянула в Сашину сторону, убедилась, что мужики крепко заняты своими разговорами, и придвинулась поближе к Свете. - Мы же сейчас вроде как в опале. Иначе почему, думаешь, нас на такое идиотское задание послали?
        - И правда, почему? Я думала, вы всегда такими
        Вещами занимаетесь…
        - Ха, ты бы видела нас в лучшие времена! У нас такие были задания! Нам даже ребята из второй дивизии завидовали. И уж точно никто бы не додумался нас ночью на кладбище послать. Дрянь всякую выслеживать. - Лэйма порывисто наклонилась к Светиному уху и быстро прошептала:
        - У нас начальник - самый большой, генерал - недавно застрелился!
        - Да ты что! Насмерть? - Света чуть не переиграла. Лэйма чуть отодвинулась от нее и посмотрела на дурочку.
        - А ты как думаешь? Полбашки снесло!
        - И из-за чего это он… так?
        - Он себя дис-кре-ди-ти-ро-вал, - по слогам произнесла Лэйма. - Он, понимаешь, - щеки ее начали краснеть, - с проституткой в кафе сидел. А тут его адъютант входит. И увидел их. Представляешь, какой позор?
        - И что, он прямо в кафе… это… сделал?
        - Не-ет. Застрелился он уже дома. Записку написал, форму надел, все честь по чести.
        - Ужас!
        - Ага. Ужас. И теперь его, понимаешь, как самоубийцу, нельзя на православном кладбище хоронить. Саша сам к батюшке местному ходил, разговаривал. Нет, говорит, нельзя.
        - А почему Саша этим занимался?
        - Так он же… Ему же наш генерал прямо как за-местр отца был! Поэтому и отделение наше сейчас в такой заднице. Всех вообще трясут. А нас - особенно. Два месяца - представляешь? - никаких дел не давали! Мы и здесь-то случайно оказались. Как раз благодаря этому батюшке. Он хоть и помочь ничем не смог, а вот на нечисть местную пожаловался. Сашка сразу - рапорт наверх. Те посовещались. Ну, и, наверное, больше никто не захотел ночью на чьей-то могиле загорать. Вот нам и разрешили… Вот только я не пойму: ты-то как здесь оказалась?
        - Меня Саша привел, - ответила Света чистейшую правду.
        - А… - Лэйма явно хотела поподробней расспросить Свету о ее отношениях с Сашей, но в этот момент именно он призвал всех к вниманию:
        - Эй, народ! Давайте в кучу. Пора выводы делать. Все быстро подобрались, перестали возиться и дурачиться, подсели к Саше.
        - Ну, что, мужики, я считаю, дело ясное. Наведенная галлюцинация. Все согласны?
        - Ну, а как же! Конечно! А что еще! - загомонили вокруг.
        - Значит, теперь наша задача сводится к чему? Первое. Поставить аппаратуру. Второе. Ликвидировать источник наведения. Предварительно выяснив, зачем и кому это нужно. Всем ясно? Вопросы есть?
        Вопросов оказалось море. Все опять зашумели и загалдели. А Лэйма, которую, видимо, кроме ее любви больше теперь ничего не интересовало, снова начала рассказывать Свете, как страдает и скучает без любимого.
        - Как же скучаешь, если вы в одном отделении работаете? - удивилась Света.
        - Ну да, в одном. - Лэйма обиженно надула губы. - А попробуй только мигни ему, хоть чуточку внимания прояви - и ага!
        - Что "ага"?
        - Завтра же - в запас уволят! Обоих!
        - Да ну? - Света недоверчиво поглядела на темпераментную с виду Лзйму.
        - Вот тебе и «ну». Можешь не проверять. У меня так две подружки уже… проверили. Дома теперь сидят, работу найти не могут.
        - Да я и не собираюсь проверять, - пожала плечами Света.
        - Ну, ну, не собираешься… То-то, я гляжу, с нашего командира глаз не сводишь. Так ты поосторожней. Он у нас мужчина строгий, даром, что одинокий… - Тут Лэйму кто-то окликнул. А к Свете подошел Саша.
        - Заговорила она тебя? - улыбаясь, спросил он.
        - Немножко. Но зато я узнала массу интересного.
        - Например?
        - Например, что ты здесь - человек строгий, даром, что одинокий…
        - Точно.
        - Странно, странно, Самойлов, - задумчиво протянула Света, - я уж думала, не меньше, чем женой сделаешь. Раз уж в твой мир попали…
        - А я, знаешь, насилие ни в какой форме не уважаю. Даже в сказке, - серьезно ответил Саша, глядя Свете в глаза.
        - Забавно… - сказала она, не опуская глаз.
        - Что именно?
        - Все. Все, что вокруг. Это ведь ты сам придумал. И что здесь у тебя - коммунизм небось? Офицеры, я слышала, спасая свою честь, готовы с жизнью покончить? А ты со своей компашкой на привидений охотишься?
        - А ты, Жукова, еще в школе отличалась повышенной ядовитостью, - в тон ей ответил Саша.
        - Вы чего это тут? Ссоритесь? - Прямо перед ними стоял, удивленно тараща глаза, высокий парень (Саша уже знал, что его зовут Гриша Серебряков и что он - лучший Сашин друг в этом мире).
        - Нет, Гриша, не ссоримся. Спорим. Просто вот тут товарищ Жукова высказывает некоторые мысли по поводу нашего следующего задания…
        - Какого задания?
        - Обо всем - завтра. А сейчас - отдыхать! - громко сказал Саша и повернулся к Свете:
        - Пойдешь ко мне пить чай?
        - У меня есть выбор? - вопросом ответила она. - Ты знаешь, где ЗДЕСЬ мой дом?
        - Увы. - Саша развел руками. - Ни загородного дома, ни особняка на Суворовском я тебе здесь не оставил.
        - А моя квартира на Каменностровском? - спросила Света голосом раскулаченной старухи. - Ее ты тоже экспроприировал?
        - Наверное. Я и не знал, что ты живешь на Каменноостровском. Но, думаю, можно и не проверять. Там наверняка обитает какой-нибудь многодетный врач или учитель.
        - Прекрасно! - Света стала, уперев руки в бока. - Коммунизм в сочетании с мистикой. Мистический коммунизм, да? Лихо заверчено.
        - Как получилось… - Саша, наклонив голову, спокойно смотрел на Свету. - Так как насчет чая?
        - Пошли. Но… насколько я понимаю, тебе это может грозить всякими неприятностями?
        - Что? Неприятностями? А… Лэйма про свою любовь нажаловалась? - Саша улыбнулся и помахал рукой уходящим ребятам.
        - Она.
        - Ну так ты не бойся, товарищеские отношения между мужчиной и женщиной у нас очень даже поощряются.
        - Товарищеские? Это как же, интересно? Слушай, я только одного не поняла, эта Лэйма, она в тебя влюблена?
        - Нет, что ты, что я - ловелас какой-нибудь? Она за Гешку замуж хочет.
        - Так и в чем проблема?
        - Проблема в том, что у нас женатых людей не держат. Увольняют сразу. Ясно?
        - Ну ты и наворотил тут… - качая головой, заметила Света, выходя за Сашей на улицу. - А ты далеко живешь?
        - Рядом. За пять минут дойдем.
        Ночной город ничем не отличался от обыкновенного Питера. Тепло. Лето, наверное. И район знакомый.
        - Это Васильевский? - спросила Света.
        - Да. Улица Беринга, узнала?
        - Слава Богу, хоть город нормальный оставил. А то я как вспомню приключения в Городе… И этот безногий… как его?
        - Второй Диктатор?
        - Вот-вот. Очень специальный дядечка.
        - Так это ж не я напридумывал. Это Антонов. - Саша искоса посмотрел на Свету, как она отреагирует на упоминание о Виталии. А никак. Впрочем, нет, нахмурилась.
        - Тогда я не понимаю, почему ты оказался сыном этого ВД?
        - Ох, если честно, я и сам тут мало что понимаю.
        - Слушай, а чем там все кончилось? Я помню только, что упала в какую-то яму, а потом?
        - Потом… Команда наша нашлась вместе с Кувалдой Гризли, помнишь такого? - Света кивнула. - Мы тебя искали. Нашли. Правда… - Саша искоса глянул на Свету. Можно ли такие вещи говорить женщинам, даже если все случилось черт знает где и когда? - Ты парализованная была. А потом и Вомбат появился… -
        Саша замолчал. Получается, что я сейчас на Антонова наговариваю. Как она это воспримет? Света горько усмехнулась:
        - Что, опять гадости делал?
        - В общем, да. Я не понял, но зачем-то ему были нужны именно ты и я. Куда-то он нас тащил. Место странное, около ТЭЦ.
        - А зачем ему это понадобилось?
        - Как - зачем? Ему же жизнь за это вернули! Мне казалось, ты и сама этого хотела…
        - Хотела… - эхом повторила Света. - Слушай, у тебя случайно нет сигареты?
        - Есть, - ответил Саша, протягивая ей пачку.
        - Слушай, можно я где-нибудь здесь посижу? Мне что-то всего расхотелось… - Света остановилась, глядя прямо перед собой.
        Вот точно могу вам сказать: будь я сейчас в любом другом мире, я бы в момент растерялся от этих ее слов. И стоял бы, как пень, не зная, что теперь делать. Но я находился в СВОЕМ мире.
        Саша сделал шаг и крепко взял Свету за руку.
        - Не падай духом, Светило. Мы уже почти пришли. Вон мой дом.
        И что вы думаете, она вырвала руку и зашипела: "Не смей меня трогать, Самойлов!" Ни фига подобного. Она пошла рядом, не отнимая руки и только выбросив на ходу сигарету. Вот так-то, мужики. Главное - это силу свою почувствовать.
        - …И вот чего я еще не понимаю, - говорила Света, сидя полчаса спустя на Сашиной кухне и прихлебывая чай. - Почему это мы с тобой все помним, а Поплавский - нет? Что вообще с нами случилось?
        - Как что? Взяли нас всех за шкирку и переставили во времени назад. И чуть-чуть подправили наше прошлое. Так что, получается, что девяносто шестой год мы два раза прожили…
        - Да… - Света задумчиво обвела взглядом кухню. - Я смотрю, ты скромняга. Всего-навсего однокомнатную «хрущевку» себе сделал…
        - А я вижу, ты согрелась, - улыбнулся Саша. - Опять ехидничать начала. Света пожала плечами:
        - Смешные вы, мужики. Все себе приключений ищете. Скучно вам, бедным, в обычной нашей жизни.
        - Ну, и что в этом плохого? - Саша продолжал улыбаться. Ему показалось… То есть он был даже абсолютно уверен, что на свете нет ничего лучше, чем вот эта самая «хрущевская» кухня. Но только в таком виде, как сейчас: с сидящей Светой и чаем, и ленивым рассветом, который все никак не мог собраться и стать утром.
        - Да, плохого, в общем, ничего… Только… Нечестно как-то.
        - Почему? Я же никого не обманываю.
        Света отодвинула чашку на середину стола и села, опершись локтями на стол. В условиях пятиметровой кухни это привело к тому, что ее лицо оказалось на расстоянии менее полуметра от Сашиного.
        - Ты помнишь Петьку Скачкова, из "ашек"?
        - Конечно, помню, - ответил Саша. - Мы всегда против них в футбол гоняли.
        - Так вот. Когда он погиб на Памире, его жена осталась одна с двумя маленькими детьми. - Света почти выкрикнула это. - Почему он так сделал?
        - Но он же не знал, что погибнет…
        - А знаешь, Самойлов, на Памир вообще-то ходят не цветочки нюхать!
        - Правильно. Но в мире есть масса мужских профессий, которые…
        - Не путай меня! Ты говоришь: профессии. Но переться в горы в свой законный отпуск и погибать там ни за что ни про что - это не профессия!
        - Ну-у, ты просто не понимаешь…
        - Чего я не понимаю?
        - Кто же, как не настоящие мужики, будет рисковать своей жизнью…
        - Да ради чего, Самойлов? Ради чего?!
        - Ну, там, я не знаю… В пещеры спускаться, Эверест покорять…
        - Господи, да на кой хрен его покорять? Пусть стоит себе, непокоренный, только грязи меньше будет!
        - Ну, а как же… - Саша совершенно растерялся и даже не мог сразу подобрать аргументы. Нутром он чувствовал свою правоту, чувствовал, что понимает этих мужиков и Петьку Скачкова понимает, но вот объяснить это женщине… - А как же - космос?
        - Да гори он огнем, ваш космос! На земле проблем - навалом, а они в космос двигают! Трусость это! И бегство от жизненных проблем!
        - А…
        - И не заикайся! Все эти ваши мужские штучки - все от этого!
        - Какие это - мужские штучки? - Саша начинал сердиться.
        - Все! Космос, война, политика.
        Саша понял, что сейчас здесь разгорится тяжкая дискуссия о мужчинах и женщинах, плавно переходящая в спор о смысле жизни.
        - Слушай, Светило, давай как-нибудь потом все это обсудим, - примирительно сказал он, - нам еще отдохнуть надо. Завтра тяжелый день.
        Глаза у Светы еще полыхали яростным огнем, но и она, кажется, уже поняла тщетность этого спора. Подняла брови, усмехнулась, иронично отчеканила:
        - Слушаюсь, товарищ начальник! Здесь так, кажется, принято отвечать?
        - Так, так.
        Света стояла в дверях и, сложив руки на груди, саркастически наблюдала, как Саша пытается примостить раскладушку на кухне.
        - Самойлов, хватит тут драмкружок устраивать, - спокойно сказала она минут через десять. - Я ценю твое благородство, но переигрывать тоже не надо.
        - Не понял. - Саша растерянно поднял голову.
        - Не мучь раскладушку, хлопчик. Она совершенно спокойно становится в комнате, рядом с диваном.
        - Да? - переспросил Саша, как полный идиот.
        - Конечно. Ведь если ты не в состоянии контролировать себя, то меня не спасут никакие стены и двери… - Света демонстративно похлопала рукой по хлипкому косяку. - Ну, а если в состоянии, тогда иди в комнату. А то в этой тесноте себе можно и шею свернуть ненароком. - И гордо удалилась в ванную.
        Вот. Понял? Можешь себя контролировать? А если - нет? А, может, она только этого и ждет? Я здесь лежу, а она там обижается уже? А если - наоборот? Я начну приставать, а она обидится? Эх, вот Шестаков бы сейчас живо во всем разобрался. Он у нас - знаток и любитель женского пола. Да? Думаешь, разобрался бы? А я думаю, что Мишка точно так же лежал бы на спине, глядя на светлеющий потолок, и прислушивался к ее спокойному дыханию…
        На следующее (ну, то есть на это же самое) утро Саша специально повез Свету в Управление через весь город. Ему и самому, честно говоря, хотелось взглянуть на дело своих рук.
        - Знаешь, - сказала Света, задумчиво глядя на мелькающие в окне чисто вымытые витрины и позабытые вывески «Диета», «Гастроном», "Чулки, носки" и "Ремонт обуви", - это похоже на восьмидесятый год, перед Олимпиадой, помнишь?
        - Похоже, - согласился Саша. Ему до сих пор было немножко неудобно. Да нет же, черт возьми, не за ночные размышления! Все дело в том, что в гараже, когда они утром пришли брать Сашину машину, оказалась не больше не меньше, как «Тойота» модели "Land Cruiser". Саша сконфузился, но Света сделала вид, что ничего особенного не случилось.
        В Управлении все прошло как нельзя более гладко. Саша бойко отрапортовался перед двумя средними и одним большим начальником, минут десять побегал по этажам и, наконец, вернулся сияющий, как медный грош, с небольшой кожаной папкой под мышкой.
        - Класс, Светило! - крикнул он. - Аида в машину! Завтракать едем!
        Повезло. В знаменитой «Минутке» на Невском почти не было народу. Выставив на столик целую обойму (как известно, жареный пирожок - это выстрел в желудок) патронов с мясом, луком и яблоками, а также четыре чашки классического «ведерного» со сгущенкой, Саша предостерегающе поднял палец:
        - Подожди, не пачкай руки.
        - Почему?
        - Вот. Держи.
        Открыв протянутую папку, Света обнаружила там целый набор интереснейших документов. Ну, во-первых, копию свидетельства об окончании Жуковой Светланой Вениаминовной школы ведьм второй ступени (ничего себе прикол, да?). Предписание - по окончании вышеуказанной школы прибыть в распоряжение Первого Управления Общегородской безопасности. И еще массу других, не менее любопытных бумаженций, способных убедить любого дотошного человека в том, что Светлана Вениаминовна Жукова испокон веков (то есть последние - а они же и первые - тридцать три года) проживает в городе Ленинграде (!), адрес…
        - Ты и адрес мой помнишь? - удивилась Света.
        - Конечно. В соседних домах ведь жили.
        - Значит, ты меня вчера обманул?
        - В смысле?
        - Значит, у меня здесь есть дом?
        - Знаешь, Светило, я подумал… Ты не обижайся… Но это просто… как декорации, что ли…
        Но Света уже не слушала, просматривая документы. Дальше, дальше… Место учебы, работа… Семейное положение…
        Наверное, глаза у Светы стали совсем дикие.
        - Ты что? - испугался Саша. - Что ты там такое нашла?
        - Зачем ты это сделал? - мертвым голосом спросила Света.
        - Что, черт побери?
        Она молча повернула к нему папку. Саша смотрел на строчки анкеты, ничего не понимая. Поднял глаза на Свету. Она, по-прежнему не говоря ни слова, ткнула пальцем в графу "семейное положение". Ничего не понимаю. Что ей так не понравилось в этой графе? Все вроде верно. Мать: Жукова Екатерина Васильевна, 1937 г. р., проживает: улица Фрунзе, 15, кв… Отец: Жуков Вениамин Александрович, 1935 г. р., проживает там же… Стоп. Проживает. Проживает… Проживает? Вениамин Александрович, погибший в семьдесят пятом году?
        - Зачем ты это сделал? - повторила Света и пошла прочь от столика к выходу.
        - Светило, стой! Я ничего такого не делал! Я здесь ничего не заполнял! Свет, подожди!
        - Это что, можно убирать? - Дорогу ему преградила уборщица с тележкой для грязной посуды.
        - Нет, нет, не убирайте! - крикнул ей Саша на бегу.
        Свету он догнал около самой двери.
        - Да подожди ты! - Он попытался взять ее за локоть, но Света сразу же резко вырвалась, поэтому со стороны могло показаться, что он просто дернул девушку за руку. - Ты можешь меня послушать две минуты? - Света молчала, опустив голову. - Куда ты бежишь? Не знаешь? Если уж ты так на меня разозлилась, можешь вообще уходить из этого мира! Так будет логичней, тебе не кажется? Но учти, пожалуйста, в том, что твой отец ЗДЕСЬ жив, я не виноват! Я думаю, ты сама так захотела! Кстати, - добавил Саша уже спокойней, - ты могла бы заметить, что анкета заполнена твоей рукой…
        - Но это… это же издевательство какое-то… - тихо сказала Света.
        - Нет, нет, не думай так! Не уходи! - Саша вдруг испугался, что она, и правда, исчезнет, вернется обратно к своему гнусному Антонову и не будет больше пить чай в маленькой кухне и язвить по поводу Сашиной раскладушки… - Мы же хотели ребенка найти!
        Света медленно, словно во сне, направилась обратно к столику. Вид тарелки с пирожками вызывал отвращение.
        - Знаешь, что? - преувеличенно бодро предложил Саша. - Давай их с собой возьмем, а дома потом в микроволновке разогреем?
        На час дня у Саши был назначен сбор отделения.
        Света сидела в углу большой замусоренной комнаты - того самого полуподвала, куда они вернулись вчера вечером - и исподлобья смотрела на резвящихся ребят. Я, кажется, догадываюсь, откуда срисовано это общее настроение. Точь-в-точь такие же счастливые строгие лица у героев фильма "Свой среди чужих, чужой среди своих". Та же вера в идеалы революции и грядущую свободу-равенство-братство, и чего я иронизирую, не пойму. Можно подумать, мой напридуманный капиталистический рай много лучше. Подумаешь! Неприступная дама-миллионерша! Верх совершенства! К сожалению, милая моя, в отличие от мужиков, нам, бабам, на этом самом верху совершенства не слишком-то и уютно… Холодно, скучно и слишком много глаз любопытных. Вот так-то.
        В самойловском отделении что-то горячо обсуждали. Изредка Света ловила на себе чей-нибудь любопытный взгляд. Не очень часто, так, что это ее совершенно не раздражало. И еще: она искренне подумала, что давно уже не видела столько славных людей сразу.
        Справа от Саши сидел щекастый смешной парень, который, если слушал внимательно, сразу начинал таращить глаза. Это тот самый, который вчера подходил к нам и спрашивал, не ссоримся ли. Кажется, его зовут Гриша. Вон Лэйма, строгая и тихая, сидит в уголке. Но моментально и четко отвечает на все обращенные к ней вопросы. Двое конопатых ребят - Алеша и Федя - за километр, кажется, определишь, что братья. Даже говорят часто в один голос. Фамилия у них - Грымовы, но за вечную трепотню в отделении их, естественно, зовут братьями Грымм. Мудрый Славка постоянно подкалывает простоватого чернявенького Жука. И, правда, похож. Его здесь иначе никто и не называет. А вон тот молчун - Геша Козлодоев. Интересно, его по-настоящему так зовут? А Сашка Самойлов - главный. Его все слушаются. Но и спорить не боятся.
        - Все, ребята, тихо! - как раз в этот момент повысил голос Саша. - Значит, с этим заданием разобрались окончательно. Приказываю: до двадцати одного ноль-ноль установить поглощающую аппаратуру. - На разложенной перед ним на столе карте Саша быстро помечал участки. - Квадраты А1, Б1, В1 - Славка и Лэйма. Квадраты А2, Б2, В2 - Гриша с Лешей. Квадрат A3 - Гешка. Жук и Федя - отдельно займитесь церковью. Я предупрежу отца Евгения и поставлю аппаратуру около часовни. Гриша, ты пропустил карту через компьютер? Мы там все перекрываем с нашей мощностью?
        - Все проверил. Накрываем чисто. - Гриша кивнул.
        - Ну и отлично. Аппаратура у Леши с Федей в машине. Все свободны.
        Ребята вскочили со своих мест, и в комнате моментально стало шумно. Кто-то включил маленький приемничек. Света с удивлением услышала позывные «Радио-Ностальжи», бодрый голос ведущего и сразу же - убийственно ностальгическую «Girl» незабвенных наших Битлов. Успела поймать быстрый взгляд Саши. "Для тебя", - сказал он. В животе стало тепло, а на душе - удивительно спокойно. Но проклятый дух противоречия решил покривляться и здесь.
        - У Лукоморья дуб зеленый? - спросила Света, проходя мимо Саши. - Вы - как, - золшебник или еще только учитесь?
        Ах вот как славно мы умеем смеяться? Сюрприз.
        В этот момент Света почему-то вспомнила, как в шестом классе они всей компанией играли в «Али-бабу». Помните? "Али-баба!" - "Что, слуга?" - "Пятого-десятого, Свету нам сюда!" Хорошенько разбегаешься, а в последний момент резко меняешь направление и врезаешься туда, где тебя не ждали. Например, между малявкой Рычихиной и астматиком Морозовым. Чего это меня на воспоминания потянуло?
        Промелькнула внезапная (но, увы, очередная ехидная) мысль.
        - Слушай, Самойлов, а если не секрет, ты ЗДЕСЬ на Машке Хорошкиной не женился?
        Саша смущенно поежился. Настала его очередь вспоминать. Правда, не такие приятные вещи, как первая юношеская влюбленность. Абсолютно сбитая с толку перемещениями во времени память зачем-то подсунула ему сценку из недавнего прошлого. А именно предыдущий вариант весны этого года. (Саша снова поразился собственной невозмутимости. Первый вариант, второй вариант… Ну, да, что ж тут такого?) Взрослый роман с Машей Хорошкиной, огромный загородный дом. Перед его глазами стала разъяренная Света в дверях комнаты для прислуги. А на маленьком диванчике - Саша и Маша. В позе, исключающей второе толкование. Стыдно, господа, очень стыдно.
        - У тебя тогда было очень красивое платье, - буркнул Саша, только для того, чтобы что-то ответить.
        - Когда?
        - Когда ты вошла.
        Света нахмурилась и больше разговора не поддерживала.
        Отец Евгений оказался немолодым сухощавым человеком. Свете он почему-то не понравился сразу. Какая-то отстраненная строгость сквозила во всем его облике.
        - Отец Евгений, - почтительно начал Саша после приветствий и знакомства, - мы разобрались с вашими проблемами. Скорее всего это обыкновенное вредительство с целью дискредитации православной церкви.
        Отец Евгений деловито перекрестился и жестом пригласил гостей садиться.
        - Сейчас наши сотрудники устанавливают на вашей территории аппаратуру, - продолжал Саша. - С ее помощью, я надеюсь, мы прекратим это вредное вмешательство.
        - Как велика ваша надежда? - довольно сухо, как показалось Свете, спросил священник.
        - Я уверен в успехе, - твердо ответил Саша.
        - Бог в помощь, - отозвался отец Евгений.
        Света сидела рядом с Сашей, чувствуя ужасную неловкость. Ей казалось, что острые строгие глаза священника смотрят на нее с осуждением.
        - Благое дело вы затеяли. - Отец Евгений смотрел куда-то в стену, поверх их голов. Голос его стал мягче и тише. - Доброе дело. - Саша почтительно молчал. Света смотрела в пол. - Душа безгрешная достойна спасения. - "О чем это он?" - подумали оба. - Но что вы станете делать с Антихристом в теле человеческом? Ибо пришел час, и явился он на свет… "Одно горе прошло; вот идут за ним еще два горя"…
        Пока Саша устанавливал аппаратуру вокруг часовни, Света бестолково бродила по кладбищу. Странные слова отца Евгения не давали ей покоя.
        - Как ты думаешь, о чем это он говорил? - спросила она Сашу, когда тот окончил работу и подошел, вытирая руки.
        - Не знаю.
        - А спросить что - неудобно?
        - Да вроде…
        - Самойлов, а какого черта ты меня ведьмой заделал? - вдруг рассердилась Света. - Я там сидела у этого твоего Евгения и чувствовала себя полной дурой. Так и казалось, что он меня сейчас выставит с позором. Ведьмам в церковь вход воспрещен!
        - Но тебе же никто ничего не сказал… - спокойно отреагировал Саша. - И к тому же, знаешь, Светило, ты со своими претензиями на меня не наезжай. Я уже и сам толком не понимаю, что здесь я наворотил, а что - твои штучки! А еще я думаю, все, что сделано - неспроста. Здесь как игра, понимаешь? Смотри по сторонам и ищи подсказки.
        - Тоже мне - "Ключи от форта Байярд"… - передразнила Света, но Саша не стал слушать. Он быстро пошел вперед, обернулся и неожиданно ласково позвал:
        - Пошли, ведьмочка, нам пора.
        Света шла к выходу с кладбища, отставая от Саши на два-три шага, и злилась. Злилась попеременно то на себя, то на Сашу. На удивление, к Виталию она сейчас не испытывала никаких чувств. Ну, то есть вообще - ничего. Ноль. Виталий Николаевич Антонов, словно злой дядька из поучительной детской книжки, остался в своем книжном переплете, засунутый на самую дальнюю полку самой провинциальной библиотеки.
        Я даже могу подойти и, не испытывая ни малейшего разочарования, перелистать эту книжку еще раз, ненадолго останавливаясь на самых забавных местах… Вот Прага. Два часа ночи. Мы только что приехали и ужасно хотим есть. Малюсенькое кафе, в котором нам выдали по тарелке сосисок с капустой и по представительской кружке настоящего чешского пива. Уж сколько потом было съедено-переедено, а вкуснее этих сосисок ничего не помню… Или наш отдых в Калифорнии. Первым делом мы купили себе по паре белых шорт и две одинаковые футболки с нарисованным неизвестным зверем. Всю дорогу Виталий упорно называл его слоном. А мне он почему-то казался опоссумом. Продавщица предлагала нам разные рисунки, но Виталий долго и серьезно объяснял ей, что мы с ним - близнецы и поклялись нашей матушке до конца своих дней носить одинаковую одежду. А потом мы целую неделю валяли дурака (дураков?) на пляже, пили дрянное белое вино (в Америке вообще проблема с хорошими винами) и каждую ночь ходили купаться… Забавная книжка. И вовсе не поучительная.
        Сашка прав. Этот мир мы с ним делали вместе. И эта странная штука с отцом - наверняка мое творчество… Света на секунду остановилась и зажмурилась, стараясь отогнать эти мысли. Не надо об этом думать. Не надо. Хотя я, кажется, догадываюсь, откуда пришла эта идея. Компания "Alternative Servise", не так ли? Идиллическая картинка нашего несостоявшегося семейного счастья: мама, папа и я - на даче. Мой незнакомый муж и толстенький ребенок. Да-а, видно, прочно засело в сознании. И вот таким образом всплыло… Хватит, хватит. Не трави себя.
        - А ведь ты знаешь, - Саша вдруг остановился, - ты все правильно спросила.
        - Что я правильно спросила? - За своими мыслями Света давно позабыла, о чем шла речь.
        - Почему ты стала ведьмой.
        - Ну и…
        - Светило, да это же элементарно! - Саша даже немного попрыгал на месте от радости.
        - Чего ты скачешь? Стань и спокойно расскажи.
        - Мы хотим спасти ребенка. ЗДЕСЬ. Так?
        - Да, так, так, говори уже!
        - Мы прибываем сюда, в этот мир… - Саша актерствовал. Он ходил вокруг Светы широкими кругами и сильно размахивал руками. - И что мы видим? Что я здесь - командир боевого отделения Управления гражданской безопасности. Это значит, у нас есть все возможности, чтобы ребенка освободить! Но мы не знаем… чего?
        - Мы не знаем, где он находится, - послушно закончила цепь Сашиных рассуждений Света, у которой от его перемещений начала кружиться голова.
        - Правильно! - Почему-то обрадовался Саша, снова подпрыгивая. - А для этого… А для этого у нас есть дипломированная ведьма Жукова Светлана Вениаминовна! Вот она нам и скажет, где прячут мальчишку!
        - Я?! Но почему…
        - Стандартный закон построения сказки, - пожимая плечами, ответил Саша. Вид у него сейчас был, как у братьев Гримм (вместе взятых) сразу после написания "Бременских музыкантов". - Ну, где, где бы мы с тобой его искали? А так - просто, кто-то из нас придумал, что ты - ведьма.
        - А почему именно ведьма? А не фея какая-нибудь, например?
        - Тебе по образу ведьма больше подходит, - простодушно признался Саша.
        - Так. Значит, все-таки, твоих рук дело… - Света прищурилась.
        - А как проверишь? - Кажется, я начинаю понимать, почему мне нравится его улыбка. Потому что она простая. И ничего не выражает, кроме хорошего настроения и желания улыбнуться. Мне. - Кстати, а почему бы нам не выяснить прямо сейчас?
        - Что?
        - Где ребенок. Тогда бы мы уже вечером могли с ребятами обсудить план операции. Света совершенно растерялась.
        - И… что мне, по-твоему, делать?
        - Не знаю. Ты ведьма, тебе ведьмее… - Оба чуть на траву не попадали от этой Сашиной оговорки.
        - Саш, я правда ничего не чувствую, - призналась Света. - И ведьмой себя ни чуточки не ощущаю. Маргарите вон крем хоть дали. А ты меня - приказным порядком…
        - г - Ладно. Попробуем тебе помочь… - Саша задумался, а потом неожиданно спросил:
        - Ты есть хочешь?
        - Хочу.
        - Пошли в магазин, пельменей купим. А за обедом что-нибудь придумаем…
        А, ну и что? Магазин как магазин. Колбас, конечно, не пятьдесят сортов. Но с десяток наберется. И в том числе - кажется, символ доисторического социализма! - колбаса «Останкинская», 2 рубля 20 копеек за кило! А перед ценником "спички 1 кор. - 1 коп.". Света чуть не всплакнула.
        - Сейчас угощу тебя фирменным блюдом: "пельмени жареные, посамойловски"! - Провозгласил Саша, начиная хлопотать на кухне. Все Светины попытки помочь наткнулись на вполне резонный довод: на кухне такого размера второй человек в принципе не может помогать.
        Мужчина на кухне - само по себе экзотично. А я в это время попытаюсь вспомнить, когда в последний раз ела покупные пельмени.
        - Тебе со сметаной или с жареным луком? - донеслось с кухни.
        Мысленно прикинув, ужаснувшись, но тут же наплевав на проклятые килокалории, Света бесшабашно крикнула:
        - Со сметаной! И с луком! И всего побольше! Саша появился в дверях с шумовкой и задумчивостью на лице:
        - Я раздумываю, не предложить ли тебе стаканчик красного вина?
        - А ты не раздумывай, а предложи. А я даже попробую угадать, что это будет за вино.
        - Попробуй.
        - "Медвежья кровь"! - весело крикнула Света.
        - Ведьма… - пробормотал Саша, скрываясь на кухне.
        Блеск! Вкуснятина!
        - У тебя за ушами пищит, - заметил Саша, облизываясь.
        - Не у меня, а у тебя.
        - Нет, у тебя!
        - А, по-моему, это просто телефон!
        - Точно!
        Саша вернулся через несколько минут.
        - Ребята отзванивались. Все установили. Порядок. Через полчаса, с наслаждением закурив послеобеденные сигареты (ну, не надо утрировать, конечно, не "Родопи"), Саша со Светой попытались снова вернуться к главной теме.
        - Если ты думаешь, что с полным животом пельменей у меня получится думать, ты глубоко ошибаешься, - заявила Света, устраиваясь на подоконнике.
        - Сотрудник Управления гражданской безопасности обязан уметь думать в любой ситуации, - убежденно ответил капитан Самойлов.
        - Это что - статья устава?
        - Почти.
        - А в этом твоем «почти» нет случайно списка ситуаций, в которых этот твой сотрудник обязан думать?
        - Надо заметить, что с полным животом пельменей способности язвить ты не потеряла…
        - Интересно, Самойлов, ты на самом деле такой хороший парень или это опять - как ты это называешь? - стандартный закон построения сказки?
        - Я думаю, я на самом деле такой… - скромно ответил Саша.
        - Ну, что ж, хороший, тогда давай выкручивайся… - Света не поленилась и сходила на кухню. Вернулась с веселеньким фартуком в цветочек. Как раз его Саша надевал, когда занимался пельменями. - Итак? Откуда сие украшение?
        - У тебя сейчас вид ревнивой жены, - засмеялся Саша. - А в руке - колготки…
        - Я слушаю. - Света решила играть предложенную роль до конца.
        Сашино лицо вдруг посерьезнело.
        - Это бабушкин.
        - Извини, пожалуйста.
        Вот и еще одна сказочная примета этого мира. Здесь всем хочется (и можется) верить на слово. Сразу. В моем представлении ад - это место, где абсолютно все говорят друг другу правду. Ежеминутно. А рай (или очень близко к нему) - это там, где все друг другу верят.
        - Помнишь ее?
        - Помню. Веселая такая, в синем пальто.
        - Почему в синем? - удивился Саша.
        - Не знаю, я так запомнила. Она… умерла?
        - Да. Два раза, - мрачно ответил Саша.
        - Почему два? А, поняла! И в той, и в этой жизни?
        - Да.
        - Но тогда… Саш, ты только извини меня за въедливость, но получается, что твоя бабушка уже три раза умерла…
        - Почему три?
        - Но в этом мире ее тоже нет?
        - Откуда ты знаешь?
        - А фартук?
        - Так, может, она для меня специально его сшила?
        - Вряд ли. - Света оглядела цветастый передник. - Для тебя она подобрала бы что-нибудь более мужественной расцветки. Такие вещи обычно носят из сентиментальных побуждений. Ты его забрал уже после ее смерти.
        - У тебя очень хорошо с логикой, - похвалил Саша. - Не зря тебя направили в наше отделение.
        - Спасибо за доверие, товарищ начальник! - Света отдала честь и строевым шагом отправилась на кухню.
        - Тогда уж не начальник, а командир! - крикнул ей вслед Саша. - И к пустой голове, между прочим, руку не прикладывают!
        Света долго не появлялась. Минут через десять Саша, выйдя на кухню, нашел ее стоящей у открытого окна.
        - Знаешь, мне кажется, этот мир затягивает нас, - произнесла Света, не оборачиваясь. - И еще я думаю, когда мы здесь появились, он был… меньше, что ли? А теперь он растет с каждой минутой, появляются всякие подробности…
        - Ты о чем?
        - Стоит только подумать о ком-то, и он тут же занимает место здесь, в соответствии с заданной логикой. И уже независимо от нас. - Света резко обернулась:
        - Меня всегда удивляло в сказках… знаешь, когда кто-нибудь идет кого-то искать… Ну, я не помню… Как его? Финист Ясный Сокол, например. Он улетел, а девушка пошла его искать. Так вот я не понимаю: как она знает, куда идти? Но идет! И находит! А?
        - Я немножко не понял, ты это к чему?
        - К тому, что ЗДЕСЬ, мне кажется, все именно так и происходит. Вышел, пошел, нашел.
        - Нет, Светило, по твоей логике получается, что нам даже и идти никуда не надо. А можно просто сидеть и ждать, когда ребенок к нам придет и скажет: вот он я, ведите меня к маме!
        - Нет, это незаконно! В сказке обязательно нужно что-то делать!
        - Например, помыть посуду, - сказал Саша как бы про себя.
        - Если ты намекаешь на меня, то я предлагаю кинуть жребий.
        - Кидаться жребием с ведьмой? Спасибо большое! - Саша начал засучивать рукава.
        - Ладно, ладно, помою. - Света засмеялась и открыла кран.
        Саша стоял в дверях, облокотившись о косяк, и наблюдал, как Света моет посуду. То есть видеть сам процесс он не мог, поскольку она стояла спиной. Будем честны, молодой человек, вы просто любуетесь ее самым красивым в мире затылком. Кстати, вопрос по сути декораций: где у вас положенная в таких домах газовая колонка? Вы что же это - мановением руки подвели сюда горячую воду? Лихо.
        Света на секунду задумалась, куда же класть вымытые вилки? Вопросительно посмотрела на Сашу через плечо.
        - Какая ты красивая… - вдруг вырвалось у него.
        Внимание! Срочно! Тест! Быстро отвечайте, как реагирует объективно красивая женщина на подобное сообщение? Ответы напишите на листке, запечатайте в конверт и выбросите в мусорное ведро.
        - Вершина оригинальности, - сказала Света. Она как раз домыла тарелки, еще ненадолго задумалась, - Саша потом уже догадался, что она искала такую специальную вещь, как кухонное полотенце. Которую ни один нормальный мужик в доме держать не станет.
        Уже в комнате, закурив очередную сигарету, Света серьезно сказала:
        - Отрабатываю твою похвалу насчет моих логических способностей.
        - Да?
        - Я знаю, где ты живешь сейчас. Саша молча вопросительно поднял бровь и ткнул пальцем в пол: здесь?
        - Ох, да нет! Не перебивай меня! - Саша недоуменно пожал плечами. - И не кривляйся! - Сильно затянулась сигаретой и начала снова:
        - Я знаю, что ты живешь в общежитии на «Балтийской». В детстве мы все жили в Московском районе. Бабушка твоя…
        - На Каменноостровском, - подсказал Саша.
        - Вот! А очутились мы - на Васильевском острове! Признайся лучше сразу и честно - почему тебя потянуло сюда?
        - Понятия не имею!
        - Вот! - Света красиво жестикулировала сигаретой, точь-в-точь - какая-то французская актриса, не вспомнить, правда, какая. - Значит, это подсказка!
        Саша с минуту сидел молча, лихорадочно соображая. После чего вскочил с места и кинулся к телефону.
        - Алло! Алло, девушка! Серебрякова, будьте добры! Гришка? Салют! Самойлов. Ты отдохнул? Молодец. Слушай внимательно. Приступаем к новому заданию. К девяти ноль-ноль завтрашнего утра я должен иметь информацию по криминальному элементу Ва-сильевского острова. Что? Нет, не всего. Давай, возьмем… Ну, скажем, для начала, остров Декабристов. Что? Да, любая! Что делали, чего не делали, кто в запое, у кого деньга завелась, кто на мели, а самое главное - кто сейчас в деле. Понял? Все. Можешь привлечь мужиков из третьего отделения… А? Да, да, разрешение Управления у меня есть, если надо, я его Фоменко по факсу шлепну. Все? Спокойной ночи, студент!
        - Почему студент? - удивилась Света, внимательно слушавшая весь разговор.
        - Гришка на юрфаке учится. Последний год с нами, - легко ответил Саша, но тут же сам поразился этой легкости. И в особенности слову «год». Света права. Этот мир затягивает.
        - А потом?
        - Прокурором будет.
        - А почему не адвокатом?
        - Да у нас здесь адвокаты популярностью как-то не пользуются…
        - Самойлов, не зарывайся! Ты еще скажи, что у вас тут расстреливают на улице без суда и следствия!
        - Почему - расстреливают? - Саша удивился. - Что это тебе - военное положение? Я просто хотел сказать, что в адвокаты народ не идет. Мало денег платят.
        - Так, может, у тебя и преступников нет?
        - Есть…
        Есть, конечно. И не меньше, чем в нашей действительности.
        Саша сидел на телефоне с семи утра. Потому что первый звонок с информацией раздался в шесть пятьдесят восемь.
        - Угу, угу… - изредка ронял Саша в трубку. - А вчера где был? Хорошо. Проверяй Храпунова и Крюкова, а Лешка пускай к матери Примакова зайдет… - Перед Сашей на тумбочке лежал лист бумаги, на котором он что-то помечал карандашом.
        Света тихонько суетилась по дому, занимаясь всякими мелочами, которых в холостяцком быту всегда найдется тьма-тьмущая. Время от времени они встречались с Сашей глазами. "Есть что-нибудь?" - спрашивал Светин взгляд. "Пока ничего", - отвечал Сашин.
        Примерно в половине одиннадцатого Саша вдруг резко вскочил с табуретки.
        - Что? - нет, не крикнул, просто чуть громче спросил он. - Боцман? Когда? Едем! Как? Почему? Кретины!
        Он резко бросил трубку и стукнул кулаком по тумбочке.
        - Что случилось? - Света стояла в комнате. Сердце ее бешено колотилось.
        - Славка сообщил, что вчера вечером известный рецидивист Бошков по кличке Боцман купил в булочной на улице Железноводской пачку печенья.
        Наверное, Светило лицо не выразило мгновенного понимания ситуации.
        - Купил? - переспросила она. - Но не украл же…
        - То-то и странно. Итак, Бошков - это раз. Известнейшая сволочь, без тормозов, берется за самую грязную работу. Печенье - это два. Купил, а не украл - это три.
        - Надо брать! - профессионально отреагировала Света.
        - Надо… Мы бы и взяли. Да только эти кретины его упустили. Он исчез.
        - Как - исчез?
        - Нигде его нет.
        - А в булочной его нельзя было сразу прихватить?
        - Светило, откуда у тебя этот жаргон? - нахмурился Саша.
        - Из книжек, - отмахнулась Света, - не цепляйся к словам. Почему они его сразу не взяли?
        - Кто? Кто не взял? Наши его даже не видели. Это продавщица из булочной сообщила про печенье. Она там пятьсот лет работает, всю округу знает. Смотрит: Боцман печенье покупает. Удивилась. А когда спросили потом - сразу вспомнила. Понимаешь?
        - Понимаю. А дома у него были?
        - Товарищ Жукова, - с грузинским акцентом произнес Саша, - я нэ понимаю, кто у нас руководит опэрациэй? Ви или я?
        - Слушай…
        - Так, и что вы себе думаете - вы умнее начальства?
        - Иди ты на фиг, Самойлов! - рассердилась Света. - Я тебя по-человечески спрашиваю! Никто и не спорит, что ты здесь самый умный!
        - А я тебе по-человечески отвечаю: для того, чтобы проверить все, как ты говоришь, «дома» этого Боцмана, мне понадобится неделя сроку и десять человек сотрудников!
        - Ну и что?
        - Что - что?
        - Так и проверяй.
        Саша открыл рот, потом закрыл, не сказав ни слова, махнул рукой и пошел опять к телефону.
        - Гешка? Это Самойлов. Что там у вас? А-а… Ну, хорошо, продолжайте. Только ты знаешь, что… Давай-ка еще несколько человек перебросим на помощь Гришке. Что? Да, Боцманом занимается. Что? Не слышу! Что за шум? Что ты там делаешь, черт тебя дери? А-а… - Судя по Сашиному лицу и короткому смешку, Гешка сообщил что-то смешное, но непечатное. - Все, понял. Понял, говорю! Конец связи!
        - Что он сказал? - спросила Света, выходя в коридор.
        - Ну не-ет, Светило, это не для твоих ушей, - покраснев, ответил Саша.
        - Почему?
        - Да, Гешка сейчас в «Прибалтийской» сидит, с… девушками разговаривает.
        - Самойлов, ты меня за дурочку здесь держишь? - Кажется, Света рассердилась не на шутку. - Чего ты все выделываешься? Можно по-нормальному сказать: Козлодоев опрашивает проституток?
        - Можно! - кивнул Саша, веселясь. - Сотрудник Жукова! Докладываю: сотрудник Козлодоев опрашивает местных проституток! Разрешите продолжать?
        - Дурак, - сказала Света и ушла в комнату. Саша улыбнулся ей вслед и подумал, что в другой жизни он бы уже ползал перед ней на коленях, вымаливая прощение. Сейчас же он спокойно продолжил свои телефонные приключения.
        Так они промолчали еще около часа.
        А в половине двенадцатого тот же умница Козлодоев, тонкий знаток нежных струн женской души, сообщил, что в результате деликатно проведенной операции ему удалось стравить двух коллег по панельному бизнесу. Драку он успел пресечь, но в пылу словесной баталии проскользнула интересная информация. Оказывается, Таньке-Акушерке ее хахаль уже разрешил присматривать шубку из норки. Сказал, через день-два с полными карманами «зелени» придет. А Танька-Скелет сказала, что Акушерка все врет и никогда она лучше кролика ничего не носила, а то, что песец у нее две недели был, так и тот краденый, баба какая-то прямо в метро свою шубу опознала, чуть Таньке все волосы не повыдергала, а хахаль у нее, так и вовсе хрен отмороженный, кроме звездюлей ничего выдать не может, и никакая не шуба, а опять рожа в синяках от него обломится…
        - Ну, ну, - торопил Саша красочный рассказ Гешки, - дальше-то что?
        - А то, что кто у Таньки-Акушерки хахаль - ты не догадываешься?
        - Боцман, - выдохнул Саша.
        - Он.
        - Отлично. - Саша сильно потер лоб. - Значит, говорит, хахаль через день-два придет с деньгами?
        - Угу.
        - Что ж, придется поторопиться. А где он, Танька, конечно, не знает?
        - Откуда?
        - Или молчит.
        - Или не скажет.
        - Ладно. - Саша на мгновение задумался. - Так, Геша, ты мне сейчас Гришку найди…
        - А чего его искать, если он рядом сидит и кофе пьет! - удивился Гешка. - Причем уже со вторым моим бутербродом.
        - Вы что, все там собрались - девок расспрашивать? - рассердился Саша.
        - Не, не все, только я и Серебряков. Он к ним подход имеет, - заржал Козлодоев.
        - Отставить подход! Живо собрать все отделение. Через полчаса встречаемся в подвале. Ясно? На моих сейчас: двадцать три - сорок семь.
        Дальнейшее происходило с легкостью и стремительностью хорошо поставленного американского боевика. Собрались, перекинулись парой-тройкой шуточек, проверили оружие (Свете пистолета почему-то не дали), посерьезнели лицами, погрузились в машины, поехали. На первом же перекрестке разъехались в разные стороны - шукать Боцмана по "хазам да малинам", как говаривал незабвенный Глеб Жеглов.
        Света ехала в Сашиной машине, подскакивая на ухабах (ленинградские дороги Саша, видимо, в силу каприза ностальгии оставил здесь привычно-дрянными), и сердилась. Но молчала. Не сказала ни слова, когда у первого адреса ее оставили в машине. Смолчала у второй квартиры-притона. И взорвалась лишь на третьей:
        - Самойлов! Какого хрена я здесь сижу? Вы меня в качестве автомобильной сигнализации с собой возите или как? - Саша не отвечал, мрачно закуривая последнюю сигарету из второй за день пачки. - Самойлов! Я с кем разговариваю?!
        - Со мной? - вполголоса удивился Саша.
        - С тобой! Почему Лэйме дали пистолет, а мне - нет? Я такой же боец вашего отделения, как и она!
        - Светило, - как можно мягче ответил Саша, - здесь не детский сад. И претензии типа: почему мне не дали такую же игрушку, как Лэйме, не проходят. Не дали, и все. Я так решил.
        - И чем это она, интересно, лучше меня? - Вот это уже даже не детский сад, это какой-то отвратительный бабский скандал. Если он сейчас выведет меня за шиворот из машины, он будет прав. Но остановиться уже - никак. - Ты себе специально придумал девицу-соратницу? Чтоб молчала, все понимала, да еще и коллега по работе? И правила пионерские - никаких шашней в отделении? Это, интересно, откуда? Из "Небесного тихохода"? "Первым делом, первым делом - самолеты, ну а девушки…" Вот уж тебе со мной мороки: и с собой таскать, и пельменями кормить, и с раскладушкой заморочки… - Ой, мамочки, что ж я такое несу?
        Совершенно обалдевший от этого монолога Гришка Серебряков вначале еще переводил взгляд с командира на Свету. В конце же - выпучив глаза, остановился на Саше.
        - Послушай, Светило, - ласково, но без тени издевки произнес Саша. - Не пора ли тебе домой? В конце концов, я уже все понял и с твоей проблемой здесь сам управлюсь.
        Света поняла, КАКОЙ именно ДОМ он имеет в виду, и тут же почувствовала, как запылали уши.
        - Прости, пожалуйста, - тихо сказала Света. - Я больше не буду.
        - Договорились, - просто согласился Саша. - И не нервничай ты так. Все будет хорошо. Они покурили еще немного.
        - …А насчет Лэймы - все очень просто. - Саша говорил тихо, не поворачивая головы, как будто сам с собой. - В нужной ситуации она, не раздумывая, будет вести себя, как мужик. Надо - в грязь шлепнется, надо - в подвале с крысами сутки просидит. Да и стреляет она хорошо…
        - Откуда ты знаешь, может, я здесь тоже хорошо стреляю? - напоследок заупрямилась Света.
        - Сомневаюсь. - Саша быстро глянул на Гришку, который уже почти успокоился и бесстрастно смотрел в окно, дескать, сходите с ума, как вам нравится, я здесь ни при чем. - Гриш, куда, думаешь, теперь?
        - Я-я-а ду-умаю-у… - Серебряков изобразил тяжкие раздумья, а потом честно признался:
        - Саш, я не знаю, куда дальше. Я думаю, в нашем квадрате больше ловить нечего. К тому же мы здесь уже днем все прочесали.
        Саша остановил машину около какого-то скверика. Быстро связался с остальными группами, убедился, что у всех тоже - голяк.
        - Есть охота, - сообщил он непонятно кому. - Григорий, у тебя бутерброда нет?
        - Не, я сам у Козлодоева брал. А вообще можно в «Прибалтон» сгонять, там бар круглосуточный.
        - Любите вы, товарищ Серебряков, серьезные задания! Никаких «прибалтонов». К тому же до моего дома, все равно ближе.
        "А до моего? - рассеянно подумала Света. Она вышла из машины и теперь прохаживалась вокруг, разминая затекшую спину. - Как липами хорошо пахнет… Как в детстве. Нет, сильнее. Ох, даже, пожалуй, слишком сильно…"
        …Улица, освещенная слабым светом белой ночи, вдруг сузилась, отдалилась, как будто посмотрели в бинокль с обратной стороны. Совсем рядом, метрах в пяти, на тротуаре появился слабый огонек. Присмотревшись, Света с удивлением увидела, что это крохотный - на два-три прутка - костерок. Свет от него был жуткий, желтый, совсем как там, на кладбище. Рядом тут же возникла сидящая на корточках старуха в лохмотьях с длинными нечесаными космами волос. Она что-то тихо приговаривала, но Света хорошо слышала каждое слово:
        - Ветрун-бормотун, унеси, ветрила-сила, отведи, ветер-разумник пропусти, открой место, открой место, открой место…
        Руки бабки тряслись, словно "она быстро перебирала мелкие четки. Через мгновение она исчезла, но тут же появилась метрах в пятидесяти дальше по улице. Манила за собой, звала, продолжая что-то тихо причитать. Света не могла сдвинуться с места, но сознание было вполне четким, она понимала, что ее зовут куда-то, что-то показывают… Старуха была уже совсем далеко, когда внезапно резко вскрикнула, указывая рукой в глубь домов.
        - Там ищи! Там! - протяжно пронеслось вдоль улицы.
        И сгинула…
        - Эй! Светило! - резко крикнул Саша, увидев, что девушка внезапно закачалась, схватившись за голову, а потом упала на колени. Он еле успел подхватить ее, чтобы она не ударилась. - Гришка! Что с ней?
        - Я не знаю… Обморок?
        - Черт! Давай быстро вызывай врача!
        - Не надо… врача… - вдруг хрипло сказала Света, не открывая глаз. - Я… уже… в порядке…
        - Не говори глупостей! Гришка, хрен лысый, чего стоишь?
        - Са… ша… не надо… врача… - Он и правда уже почувствовал, что держит на руках уже не бесчувственное обмякшее тело.
        - Света! Ты меня слышишь?
        - Да, слышу. - Голос ее был уже вполне нормален. Света попыталась даже встать, но ноги еще не держали. - Со мной все нормально.
        Глаза у Саши были испуганные.
        - Ты, наверное, устала? Ничего, Светило, сейчас все равно домой поедем.
        - Нет, Саш, не поедем, - твердо заявила Света.
        - Почему?
        - Потому что я знаю, где искать ребенка. - Саша испуганно оглянулся, потому что показалось: от этих ее слов по всей улице прошло гулкое эхо.
        Саша внимательно посмотрел Свете в глаза и тут же, не отводя взгляда, потянулся за рацией.
        - Внимание, внимание. Я - первый, я - первый. Кто еще не уехал домой - на связь!
        Не уехал, как оказалось, никто. Но ближе всех оказалась машина с братьями Грымм и Лэймой. Которые должны были, по загадочному Сашиному выражению, "дуть сюда со всех ног".
        - Это далеко? - Саша внимательно смотрел на Свету. Он, видимо, считал само собой разумеющимся тот факт, что штатная ведьма определяет местонахождение преступника доступными ей методами.
        - Нет, рядом. - Света четко запомнила, куда указала рукой привидевшаяся ей старуха. И даже более того, она уже поняла, ЧТО за дом увидит там, в глубине двора. Без сомнения: трехэтажный запущенный особнячок, который сама лично ездила смотреть по просьбе Виталия. Головоломка сложилась.
        Далее снова пошел боевик. Переговоры вполголоса с подъехавшими братьями Грымм, какие-то скупые и непонятные указания, проверка оружия и сжатое обсуждение дислокации (надеюсь, я правильно употребляю это слово). Свету почти не замечали, да это и к лучшему. Она действительно ощущала страшную усталость. Интуиция подсказывала ей, что история приближается к боевому финалу, в котором роль ведьмы уже не так велика. Поэтому Света покорно согласилась остаться в машине, "на связи", - как важно назвал это Саша, вручая ей обшарпанную рацию. Мимоходом еще куснуло женское любопытство: вот бы посмотреть, как хваленая Лэйма будет стрелять и в грязь шлепаться… Но тут же исчезло. Нельзя считать этих хороших людей марионетками только потому, что они живут в придуманном тобой мире. ЗДЕСЬ они - живые. И решают живьем же ТВОИ проблемы. Не забывайте об этом, пожалуйста, всесильная госпожа… Перед самым уже штурмом посетило еще одно, бессвязное и короткое видение, после которого Света* подошла к Саше и тихо сказала:
        - Второй этаж. Их там трое. Один спит. Собака. Ребенок в дальней комнате. Больше в доме никого нет. - Хотя чувствовала, ощущала что-то неясное, не до конца понятое, какую-то опасность… Не человека. Но что? Не стала говорить, надеясь, что вскоре все само собой прояснится.
        Самойлов снова посмотрел на Свету внимательным строгим взглядом, в котором было полное доверие и спокойствие.
        - Может, все-таки возьмете меня с собой? - полуспросила, полупопросила Света.
        Саша покачал головой: нет. Сделал несколько шагов, повернулся:
        - А ты не можешь еще сказать, есть у них внешнее наблюдение?
        - Что?
        - Кто-нибудь следит за выходом? Света пожала плечами.
        - Нет, ничего такого я не вижу. То есть я сейчас вообще ничего не вижу. - Хотела еще добавить, что четко представляю и даже могу описать комнату, в которой сидят те двое бодрствующих. Но промолчала. А про себя подумала: интересно, а в ЭТОЙ комнате тоже под батареей лежит девять рублей - четыре по рублю и одна пятерка?
        Все. Все ушли. Исчезли в мгновение ока, как пресловутые ниндзя. Только что - шел человек по улице. И тут же - хлоп! - стена серая, окошки низкие, урна грязная. Человека нет. Вторая машина должна стоять через два дома в переулочке. Оттуда заходят Лешка и Федя.
        И тут я вдруг поняла, что ОБЯЗАТЕЛЬНО должна быть там! Обязательно! Иначе то самое, непонятное и неопределяемое, которое она чувствовала даже отсюда, может всем очень и очень навредить! Господи, да что же делать-то?! Нельзя уходить - Саша не велел. Нельзя туда соваться - Саша запретил. Но не может же она сидеть здесь и ждать, пока с этими хорошими ребятами случится какая-то гадость. Причем по ее милости и по ее же вине!
        Света поколебалась еще несколько секунд, потом решительно вышла из машины, прихватив рацию, и как можно тише захлопнула дверцу.
        Так, девушка. И как вы себе мыслите дальнейшие действия? Откуда подходить к этому чертову дому? И что делать? Может, попытаться все-таки сосредоточиться и понять, что же там такого опасного? Ах, ты, черт побери, не могу я, оказывается, напрягать свои ведьминские способности по заказу, хоть и диплом имею… Как это там пелось в нашем детстве? "Но всемогущий маг лишь на бумаге я…"? Ой, ой, ой, ну что же делать? Не многовато ли вы чертыхаетесь, милая?
        Света медленно двигалась по правой стороне улицы, сжав руки в кулаки. Почему-то в этот самый момент ей вспомнилось, как с таким же точно напряжением она следила в школе за рукой учителя, ползущей по раскрытому журналу. Алексеев, Артамонов, Бисярин, Будник, Гриф, Дроздовская… не помню, кому уж я тогда молилась, чтобы роковая шариковая ручка миновала короткое незаметное «Жукова»! Да нет, не ищите в моем школьном прошлом моих ведьминских корней. Получалось далеко не всегда. То есть просто-напросто частота вызова к доске Жуковой Светы не выходила за рамки обыкновенной вероятности.
        Еще пять шагов. Еще десять. Через пятнадцать метров за углом как раз и покажется дом.
        Последним отчаянным усилием, вспомнив ближайшую по ассоциации ведьму (а именно - лучшую ведьму русской литературы - Маргариту), каким-то даже остервенелым внутренним рыком она крикнула: невидима! невидима! И, сразу же резко обернувшись, чуть не захохотала в голос от радости, НЕ обнаружив за собой тени. Мутноватое стекло низкого первого этажа покорно отражало кусок улицы, стоящий у обочины «жигуль», кусты на противоположной стороне. И больше никого.
        Да, ребята, это, пожалуй, поинтересней, чем в кино.
        Света неслышно вошла в темную парадную, заметив притаившуюся в углу тень (Федор? Гришка?), поднялась по щербатым ступеням на второй этаж (чуть не подвернула ногу, чуть не вскрикнула, чуть не обнаружила себя!). Саша с Алексеем стояли по обе стороны двери. Звонить или стучать не пришлось. Собака за дверью первой почувствовала чужих. Послышалось глухое ворчание, звук шагов, тут же стихший, стук, шорох. И снова тишина. А потом сразу - грохот!
        Я не могу точно сказать, как все происходило. Знаете, как это бывает, когда по телеку показывают какой-нибудь штурм? Плохое освещение, камера дергается, изображение прыгает, громкие невнятные голоса, кто-то матерится, выстрелы… В общем, жуткий тарарам и ничего не разобрать. То есть вот это уже на кино не было похоже ничуть. Не так красиво и не понять, кто - кого.
        Честно говоря, Света была немного разочарована перепалкой. Не ясно только, к недостаткам чьей режиссуры это следовало отнести - Сашиной ли любви к быстрым развязкам, или Светиной некомпетентности в вопросах освобождения заложников. К тому же все это было до зевоты тривиально.
        Когда - буквально через десять секунд после начала штурма! - Света решилась войти, в квартире уже стояла полнейшая тишина. Сама квартира была просто огромная. Почти пустая и очень запущенная. Даже слишком запущенная. Как будто здесь за очень хорошие деньги поработала дизайн-фирма, специализирующаяся на декорациях для фильмов ужасов. Участники действа расположились в стандартнейших «киношных» позах: один бандюган с сильно завернутой за спину рукой лежал - морда в пол, - придавленный крепкой коленкой Феди Грымова; второй - с огнестрельным ранением в плечо - сидел на полу в коридоре и зло зыркал исподлобья на улыбающуюся Лэйму (а вот что за штуку она держала в руках - я вам не скажу. Потому что не знаю. То ли очень большой пистолет, то ли очень маленький пулемет. Не знаю, как стреляет, но выглядит внушительно).
        Искушенные любители боевиков уже, наверное, догадались, что делал третий. Совершенно верно. Он стоял в самой дальней маленькой комнатке, левой рукой крепко прижимая к себе бледного, худого мальчика. Света сразу вспомнила и эту синеватую прозрачную бледность, и большой рот, и светлые непослушные волосы. Все это она не раз видела на фотографии в кабинете Виталия Николаевича Антонова. А в точно такие же серые печальные глаза она еще сегодня утром (тем, настоящим, СЕГОДНЯ, и тем, настоящим, УТРОМ) смотрела с любовью…
        В правой руке у бандита был пистолет, направленный ребенку в висок. Картину дополнял Саша Самойлов с выставленными вперед пустыми руками - его пистолет, как и полагается в таких ситуациях, валялся далеко в углу.
        - Боцман, Боцман, успокойся, - ласково приговаривал Саша, медленно пятясь в коридор.
        - Стоя-ать! - заорал Боцман, сильно дергая мальчика.
        Света удивилась, что ребенок на все происходящее реагировал совершенно индифферентно и только слегка морщился, наверное, когда было больно. В огромных руках бандита он выглядел крошечным. Света, забыв на время, что невидима, испуганно прижалась спиной к стене.
        В этот момент в лице Боцмана что-то изменилось, и на этой отвратительного вида испитой подушке с черными дырками глаз появилось странное подобие злорадной улыбки. Смотрел он при этом куда-то мимо Саши, в угол.
        Вот. Вот и появилось то самое, опасность, которая не давала покоя Свете.
        Из темного угла под кривым креслом медленно выползала змея. Не очень большая, удивительно красивой расцветки, с маленькой узкой головой.
        Саша ее не видел.
        У мальчика глаза расширились до невероятной величины.
        Если бы я не была ведьмой, я бы уже давно испустила дикий вопль и спокойненько сидела бы во-он на том шкафу. Но диплом! Я сама видела, как в нем, черным по белому, каллиграфически-официальным почерком было написано, что я, Жукова Светлана Вениаминовна, прослушала курс… и т. д. и т. п. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вся небольшая, заваленная дрянным старым барахлом комнатка мгновенно отпечаталась в мозгу, словно четкий фотоснимок. Я увидела все, что хотела увидеть. Каждую долю секунды я знала расстояние (с точностью до миллиметра) до этой проклятой змеи. Еще я знала… нет, я чувствовала, что эта гадина безумно ядовита и нападает в основном резким броском, целясь в лицо или шею. На этот раз ей это не удалось. Единственное, в чем проявилась моя слабость (или просто неопытность), - я все-таки завизжала.
        Саша потом рассказывал, что сам чуть не заорал от неожиданности, когда услышал вначале шорох за спиной, затем дикий вопль, а потом здоровенный кухонный нож сам собой соскочил со стола и принялся кромсать ползущую змею.
        Глупость, конечно, немереная. А что, если у этого отмороженного Боцмана (пропади он пропадом вместе со своим кораблем и всей командой!) вдруг отказали бы нервы? И он от неожиданности пальнул бы парню в висок? Впрочем, раздумывать и рассусоливать было уже некогда. Сейчас необходимо использовать на полную катушку временно приобретенное преимущество - неожиданность.
        С воинственным криком: "Саша, я здесь!" Света подскочила к Боцману и сделала первое, что пришло в голову. А именно: резко, двумя руками дернула вниз ствол пистолета.
        До сих пор не пойму, почему я просто не ударила его ножом? Но, видно, мой боевой настрой весь вышел при виде мелко накрошенной твари, поэтому я даже не помню, как и куда выкинула нож. Но, как оказалось, и того, что сделала, было вполне достаточно.
        В конце концов, отделение капитана Самойлова только временно занимается пустяками вроде той кладбищенской нечисти. Обычно-то делами посерьезней ворочают. И подобная операция для них - не самое сложное упражнение. Да и народ подбирался не по принципу кто дальше плюнет или у кого рожа шире. Друг друга через двухметровую стену видят и за километр слышат. Потому и работают, как один человек.
        Разве что - с ба-альшими способностями. Да ладно, ладно, дайте человеку немного похвастаться. Тем более что финал операции можно было снимать на пленку и показывать в Высшей школе милиции, как учебный материал. Ну разве что с небольшой поправкой. Для успешного проведения данной операции хорошо бы иметь в штате хотя бы одного сотрудника, обладающего, гм, гм, нетрадиционными способностями.
        Невидимая Света пригнула ствол пистолета вниз.
        Саша в великолепном прыжке упал на пол вместе с ребенком.
        А Гриша Серебряков сделал Боцману аккуратную дырку чуть повыше левой ключицы.
        Вуаля!
        - У-у, су-уки! - вопил заляпанный кровью Боцман, корчась на полу.
        - Черт! - сказала Света, ударившись коленкой об пол, и стала видимой.
        - Ты что, настоящий милиционер? - спокойно спросил ребенок, лежа у Саши на животе.
        - Настоящий.
        - А звание у тебя какое?
        - Капитан.
        - А разве капитаны не на кораблях?
        - Нет, на суше тоже бывают, - ответил Саша и засмеялся. - Как тебя хоть зовут, дружище?
        - Алексей Антонов, - строго ответил мальчик. - Можно я встану?
        - Страшно было? - спрашивала Света Алешку, когда все уже кончилось и они с Сашей ехали к нему
        Домой.
        - Да нет, - меланхолично отвечал ребенок. - Я такое в кино сто раз видел. Я же знал, что милиция меня спасет.
        Саша задумчиво кивал, сидя за рулем.
        - Ты есть хочешь? - Свете очень хотелось прижать мальчика к себе, но вид у того был такой строгий и отстраненный, что она не решалась это сделать.
        - Да нет, - рассеянно ответил Лешка и снова ушел в свои мысли.
        - А что ты любишь? - не унималась Света.
        Чего ты к нему пристаешь? Чего такого интересного ты хочешь услышать или увидеть в этом совершенно чужом тебе ребенке? Ведь ты его абсолютно не знаешь. Он - полностью твое собственное творение в этом мире. Основанное всего лишь на фотографии из кабинета Виталия и двух-трех обрывках фраз типа: "хилый, болезненный…", "капризный, неуправляемый…". В основном, насколько я помню, употреблялись нелестные и совершенно немужские эпитеты - Виталий был всерьез недоволен воспитанием сына и, как я подозреваю, даже делал попытки отсудить отпрыска себе. Точно, точно! Я вспомнила! Одно время мне казалось, что я вот-вот стану мачехой, и я даже купила книжку Спока! Потом, правда, все как-то заглохло. Я думаю, Виталию просто надоела сильная суета вокруг дела, требовавшего больших затрат, но не сулившего крупной прибыли.
        - Я сосиски люблю, - вдруг сказал Лешка. - И чипсы. И еще шоколад. Иногда.
        - А во что ты играешь? - Интересно, что он ответит, если я даже приблизительно не знаю, во что играют современные семи-(шести-? восьми-?)летние дети.
        - Вообще-то я на компьютере играю обычно… А ты на компьютере играешь? - Света вздрогнула, услышав до боли знакомые интонации. Так и почудилось, что Лешка сейчас добавит: "Болвасик".
        - Нет.
        - Ты приезжай ко мне, я тебя научу. - Наконец-то в Лешкиных глазах мелькнул интерес. - Я тебе покажу мой новый «Варкрафт» и еще "Дьявола".
        - Спасибо, - робко сказала Света.
        - Ты, главное, когда пойдешь в подземелье, первый меч не бери… А вот из бутылок из всех пей, они жизнь дают… - Света в первый момент не поняла, какое подземелье имеет в виду Лешка. Но потом сообразила, что он рассказывает о какой-то игре; - …И главное - на карту все время смотри, чтобы к оркам случайно не зайти, я против них еще оружия не знаю… - Лешка говорил, все более и более увлекаясь.
        Интересно, а это-то у него - откуда? Я не помню, чтобы Виталий что-то говорил об увлечении своего сына компьютерами. Света вдруг подумала, что вся эта затея с путешествием и освобождением - полный бред, пустяшная затея, игрушки обиженной девчонки-эгоистки.
        Наверное, мне просто хочется, чтобы у него был именно такой, странный, задумчивый сын, который за все это время ни разу не улыбнулся, не заплакал, не позвал маму или папу. Скорее всего это все не имеет ничего общего с Алешей Антоновым, а просто-напросто говорит о моем стервозном характере. И вот тут как полезли вопросы - один другого интересней… Как, например, выглядит в этом мире Антонов наш, Виталий Николаевич? Судя по решительным антикапиталистическим действиям Саши, Антонов здесь вовсе не миллионер. Тогда почему украли ребенка? И у кого?
        - Слушай, Саш, а как вся эта история увязана с деятельностью твоего отделения? Это ж, наверное, не просто моя инициатива - искать ребенка?
        - Конечно, нет, - спокойно ответил Саша, искоса глядя на Лешку. Тот смотрел не в окно, а прямо перед собой. - Я тебе просто забыл сказать. В той папке, которую ты смотрела, как раз и лежало заявление гражданки… фамилию не помню, о пропаже ребенка. Ты тогда просто не дошла до него.
        Машина медленно ехала по ночному городу. Саша зачем-то решил сделать большой круг и свернул на Малый проспект.
        Оставалось проехать совсем немного, справа уже замелькала решетка Смоленского кладбища, когда Света увидела на тротуаре темную фигуру.
        - Смотри, смотри! - крикнула она, дергая Сашу за рукав. Но он и сам уже все увидел и начал тормозить.
        Отец Евгений стоял у ограды и спокойно ждал, когда Света с Сашей выйдут из машины и приблизятся. Лешка наотрез отказался вылезать. Света, честно говоря, с удовольствием последовала бы его примеру, но взяла себя в руки и вышла, стараясь держаться рядом с Сашей.
        - Здравствуйте, отец Евгений, - почти в один голос сказали они.
        Казалось, он не услышал обращенного к нему приветствия. Глаза его смотрели куда-то вверх, губы шевелились.
        - … "Не праведный пусть еще делает не правду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще. Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его. Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний. Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами. А вне - псы и чародеи, и убийцы и идолослужители, и всякий любящий и делающий не правду".
        Господи, прости, как все эти священники любят разговаривать цитатами! Вот поди разбери - к чему он все это сказал? Света стояла, глядя в землю, стесняясь своих мыслей. Саша почтительно слушал.
        Отец Евгений замолчал, перевел взгляд на Сашу, с укором, как показалось, посмотрел на Свету и сказал уже нормальным голосом, но по-прежнему с какими-то напевными интонациями:
        - Прощаюсь с вами, дети мои. Вам - дорога дальняя. Мне - молитвы усердные. Доброе дело вы сделали. Но это лишь малость из того, что сделать предстоит. Спасли вы дитя человеческое. Не пропустите же дитя сатаны, что уже вошло в наш мир в образе лживом. Зачат в мире смутном, рожден в горах снежных, живет в убежище убогом. Оберегают его темные силы, заморочат, затуманят разум ваш, да вы не поддавайтесь. "Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. Аминь". - Отец Евгений перекрестился и не торопясь ушел. Ни Саша, ни Света не решились окликнуть его и расспросить поподробнее о странном пророчестве.
        - Он ведь нас специально ждал, понимаешь? - озабоченно спросил Саша. - Откуда он знал, что мы этой дорогой поедем?
        - А почему мы, и вправду, так поехали? - поинтересовалась Света. - Я еще раньше хотела тебе сказать.
        - Не знаю. - Саша остановился и задумался. - Само собой получилось…
        Света вернулась в машину, чувствуя, что ее начинает трясти.
        - Что с тобой? Холодно? - Саша смотрел с тревогой.
        - Нет. Страшно.
        Саша промолчал, не сказав своего обычного: "ерунда!" или "потом разберемся!". Вот сейчас Света, наверное, была не против, если бы ее обняли. Однако после странного разговора - то есть нет, какой же это разговор! - с отцом Евгением Сашей овладела странная скованность. А уж голова - так просто гудела от навалившихся мыслей. Саше показалось, как будто только что, вот у этой самой ограды православного кладбища он дал отцу Евгению какую-то очень серьезную клятву.
        Дома у Саши Лешка по-деловому заглянул в ванную, на кухню (удивился, что такая маленькая), осмотрел комнату ("у тебя что - компьютера нет?"), выпил залпом предложенный чай и сел на стул в уголке.
        - А читать ты умеешь? - Света присела рядом.
        - Ты знаешь, Света, - серьезно сказал Алешка, - ты мне вообще-то больше свои вопросы дурацкие не задавай. Я вообще-то спать сейчас буду.
        - Хорошо… - Света подняла на Сашу изумленный взгляд. Видал, как дети современные разговаривают? - Может, ты голову положишь мне на колени?
        - Да нет, - Лешка махнул рукой, - я как-нибудь и так устроюсь… - Он поерзал немного на стуле. - А вообще-то давай, мне так удобней будет… А вообще-то, - Лешкин голос становился все тише, глаза уже были закрыты, - если тебе какая-то помощь понадобится, ты мне позвони… я тебе коды напишу… как вечную жизнь получать… и еще… ты с магами на земле дерись… а с драконами в воздухе…
        - Хорошо, хорошо… - Света хотела погладить мальчика по светлой пушистой голове, но не решилась.
        Через три минуты Лешка уже спал. Брови его были нахмурены, словно он и во сне продолжал решать свои сложные детские проблемы.
        - Судя по твоим глазам, ты уже знаешь, что мы будем делать дальше, - тихо сказал Саша.
        - Да, - Света кивнула. - Я думаю, то есть я уверена, что его надо отвезти в гостиницу «Европа». У нас здесь есть такая? Ты не закрыл ее, как капиталистический рассадник?
        - Ничего я не закрывал! - рассердился Саша. - Стоит твоя «Европа», только называется по-старому - "Европейская".
        - Вот туда и едем. Ты можешь найти машину?
        - Конечно. - Саша взял телефон и вышел в коридор. Телефонный шнур зашуршал по полу, заставив Свету вздрогнуть. Лешка завозился во сне, пробормотал что-то вр'оде "уровень… второй уровень…". - Гришка будет здесь через десять минут, - сказал Саша, возвращаясь.
        Алешка спал, положив голову Свете на колени.
        - Что мы будем делать потом? - тихо спросила она, убирая ладошку из-под его горячей щеки.
        - Возвращаться.
        - Мне страшно.
        - Почему?
        - А вдруг ТАМ ничего не получилось? Я как представлю, что выйду сейчас из «Фуксии»… И куда пойду? Хоть в Неву с головой…
        - Я спасу тебя, - серьезно ответил Саша. - Я хорошо плаваю.
        Света легонько погладила голову ребенка и посмотрела на Сашу долгим благодарным взглядом. Кажется, мы снова подумали об одном и том же.
        - Вообще-то… мы могли бы остаться здесь еще немного… Ты могла бы встретиться… - Саша колебался, не зная, как бы потактичней сказать.
        - С отцом? - сразу поняла Света. - Нет. - Она печально покачала головой.
        - Правда?
        - Правда. Пусть все так и останется. Просто я буду все время помнить, что где-то есть мир, в котором мой отец жив.
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
        НОВЫЙ ИРОД
        Глава первая
        ИЛОНА
        Сегодня очень много дел. Блин, вчера поленилась съездить к парикмахерше. Попросила покрасить соседку. Та, дура какая-то, все перепутала. Блин, кажется, еще и передержала. А может, краска плохая? Поеду сегодня прямо к той продавщице. Что ж ты, скажу, сучка, такое дерьмо мне подсунула? За тридцатник могла бы и получше краску дать. Да ну, эти продавцы, им лишь бы спихнуть, а чего там у человека потом на голове будет, им по фигу.
        Илона стояла перед зеркалом в ванной и внимательно рассматривала свои волосы.
        Кошмар. Просто кошмар. Какой же это баклажан? Это просто подстава какая-то. Надо перекрашивать. Та-ак, а это еще что такое? Прыщик? Все. Я сейчас удавлюсь на месте. Если окажется, что эта дрянь выскочила из-за того нового лосьона, я весь их магазин на уши поставлю! Где мой массажер? Интересно, блин, куда эта идиотка опять засунула мой массажер?
        - Катя! - закричала Илона, не трогаясь с места и продолжая смотреть в зеркало. - Катя! - Ее голос почти сорвался на визг.
        Дверь ванной открылась, и показалось испуганное лицо домработницы.
        - Что случилось, Илона Сергеевна? - По примеру Светы Илона заставляла прислугу называть себя по имени-отчеству.
        - Где мой массажер? - спросила Илона сквозь зубы. Катя была уже четвертой домработницей, но и ее вот-вот собирались выгнать.
        - В шкафчике, Илона Сергеевна. Я вчера убиралась здесь, вот и положила.
        - В каком шкафчике? В каком, блин, шкафчике, я тебя спрашиваю?! - закричала Илона, но тут же успокоилась, заметив, что на лице выступили красные пятна.
        Это что же такое? Что еще за пятна? Все от нервов, все от нервов. Надо позвонить Светику, спросить, есть ли у нее хороший невропатолог.
        Забыв о массажере, Илона вышла из ванной и, шлепая задниками розовых шелковых туфель, двинулась в спальню. Навстречу ей из детской вышла няня. Маленький Никита улыбался у нее на руках.
        - Ты мой птенчик! - засюсюкала Илона, подходя к сыну. - Ты моя птичка! Ты поспал? Ты кушать идешь? Ты уже покакал? Ты хорошо покакал? Ты моя пумпусечка! Таня, почему у него красные щечки? Это что, диатез? Что он ел?
        - Как обычно, Илона Сергеевна, молочную смесь.
        - Значит, надо поменять смесь! Ты что, не видишь, что у ребенка диатез?
        - Это не диатез, это просто он разрумянился. Он на животике лежал и играл. Вот и раскраснелся.
        - На животике? Ах, ты, моя пусечка, ты на зивотике лезал? На зивотике лезал? А ему можно уже лежать на животе?
        - Можно, Илона Сергеевна.
        - Ладно, идите.
        В спальне на кровати спал огненно-рыжий кот.
        - Типочка мой, Типочка, ты опять к мамочке в постель залез, шалунишка? Ах ты, моя пипусечка, красотусечка моя, скоро тебе девочку приведем, будешь потрашки делать, красотуля моя! Будешь? Будешь, морда?
        Кот проснулся, попытался отпихнуться лапами, потом соскочил с кровати и ушел в коридор.
        На стене спальни висела огромная (пол-лимона заплатили за увеличение!) фотография их с Юрочкой свадьбы. Илона, как обычно, надолго остановилась перед ней. Шикарная фотография. Платье просто смертельное. Хотя и тесное до черта - Илона как раз тогда начала жрать, как прорва, вот и понесло ее в разные стороны. Но на фотографии, слава Богу, ничего не видно. И улыбка получилась ничего себе. С трудом скроила, помнится. Тошни-ило - страх! Здесь ведь она уже на третьем месяце.
        В углу спальни на полу валялось скомканное вечернее платье. Илона подняла его брезгливо, двумя пальчиками. Тьфу, блин, такое платье загубил, свинюга.
        - Катя! - позвала Илона. Прислуга появилась через полсекунды. - Вот тут у меня платье немножко порвалось. Если хочешь, возьми себе. Может, зашьешь?
        - Спасибо, Илона Сергеевна, - разулыбалась Катя. Ей часто перепадали с барского плеча хорошие вещи. Так, чуть-чуть попорченные. Ну, там, туфли со сломанным каблуком. Или платье, рыбой заляпанное. А один раз даже цепочку золотую подарили. Порванную. Но это же ничего? Всегда починить можно. Все дешевле, чем за миллион покупать. Особенно богатый улов получался после ссор хозяйки с хозяином. Все дело обычно заканчивалось потасовкой, а хозяин у нас - человек сильный да горячий. Не успокоится, пока чего-нибудь не сломает или не разобьет. Ну, сервиз там или магнитофон… Особенно пижамы хозяйкины любит рвать. Иногда так разойдется - одни клочк^ остаются, только и остается, что выбросить. Им-то что? Он все равно на следующий день хозяйке еще лучше подарит. Они так мирятся. Вот ведь любовь какая… Вчера, наверное, опять ссорились, вон рукав у платья почти оторван, хорошо, что по шву - зашьешь, ничего и не заметно будет.
        Илона потянулась и зевнула.
        У, гад, рукав почти оторвал. Конечно, так рвануть - я думала, рука на фиг отвалится. А все из-за того, что вчера вечером с мальчиком из клуба два танца подряд протанцевала. Ну, так и что? Сам же разрешил! А дома потом скандал устроил. Никиту даже разбудил. Или нет, Никиту мы разбудили уже потом, когда мирились? А платье все-таки жалко. Эта подлюка вчера орал на меня, как ошпаренный. А сам? Позавчера приполз домой - рубашка, блин, вся в помаде была. И еще свистит, гад, что это не помада, а соус! Что я, вчера на свет родилась? Помаду от соуса отличить не могу? И духами от него пахнет, блин, название забыла, недавно в магазине нюхала, 280 тысяч стоят.
        Ох, как скучно… Илона нехотя полистала «Cosmopolitan». Ничего интересного, там все новости - московские. Тусовки, бутики, новый ювелирный на Арбате… Что мне, блин, за новыми сережками в Москву переться? А, кстати, чудная идея! Надо Юрочку уговорить сгонять на тачке в столицу. Никиту родственникам заодно показать. А что? Мысль!
        Не откладывая в долгий ящик, Илона подтащила телефон к кровати и набрала номер офиса.
        - Его нет. Что ему передать? - любезно ответил женский голос. А-а, опять там эта сучка сидит! Дрянь институтская, подумаешь, на двух языках трендит, в компьютере кнопки правильно давит. Я до нее еще доберусь.
        - Передайте, что жена звонила, - гордо ответила Илона и положила трубку. Ну, что, на радио звякнуть? Он этого так не любит…
        - Але! Юрочка? Привет, моя цыпочка! Это твой мышоночек звонит!
        - Але! - заорал Юра. Он так всегда в трубку орет. Привычка у него такая. - Это ты, заяц? Как дела?
        - У меня все хорошо, пипошка, я подумала, а может, съездим на выходные в Москву?
        - В Москву? А че это тебе вдруг приперло - в Москву?
        - Ну, как же, пипошенька, Никиту родственникам показать пора. Да и отдохнуть немножко… Ты столько работаешь! А? Юрочка? - самым тоненьким и жалобным голоском пропела Илона.
        - Ох, мать, не знаю… - Юра задумался.
        - Ну, пожалуйста, ну, мур-мур-мурчик…
        - Ладно, сообразим. У шефа спрошу - перезвоню. А че, на поезде?
        - Не-ет, котеночек, на машинке.
        - А-а-а… Ладно, посмотрим. А че ты делаешь?
        - Ничего, птичка моя, скучаю.
        - Пойди с Никитой погуляй.
        - Так с ним Таня сейчас собирается идти.
        - А-а… Ну, тогда в эту, «Селедку» съезди, оттянись. - Илона не сразу сообразила, что имеет в виду Юра. А, этот Оздоровительный центр, над которым Антонов так трясется?
        - Думаешь?
        - Ну. Ты ж там сто лет не была.
        - Слушай, мурзик, ты молодец! Как это я не подумала раньше?
        - Раньше, раньше… - передразнил Юра. - Раньше ты делом занималась - с пузом ходила.
        - Все, птичка моя, я побежала собираться!
        - Давай…
        - Эй, подожди! Туда позвонить, наверное, надо?
        - Давай, давай, собирайся. Я позвоню, предупрежу.
        - Как там этого доктора зовут? Я уж и забыла. Помню, симпатичный такой…
        - Я тебе дам - симпатичный! Игорем зовут.
        - Ну-у, Юрочка, ты уж совсем - к доктору ревновать… - Тут Илоне пришла в голову ужасно смешная мысль. Она даже хихикнула в трубку.
        - Ты чего там?
        - Да ничего, потом скажу. Мы и так долго треплемся.
        - Ну, все тогда. Давай…
        Илона ехала в машине в прекрасном настроении. Дура я, дура, чего ж я раньше не догадалась? И зачем все эти скандалы и рваные платья, когда можно просто поехать в эту - блин, как ее? "Фикус и селедка"? никак не запомнить! - и оттянуться на славу? Вот кайф, да? Наставлю Юрочке ветвистых - а он и не узнает! Илона сладко жмурилась, вспоминая, как это было здорово тогда, в первый раз. Ну, просто как в кино. Только еще и главная героиня - ты сама! Ах, какой там был парень… И львы… Чего бы такого сегодня заказать? Какой-нибудь бешеной экзотики, а? Чтоб меня похитили в джунглях, а потом спасали… Не, в джунглях я боюсь, там змеи. Хотя Юрочка и говорит, что ТАМ можно придумывать, чего хочешь. Вот возьму и придумаю джунгли без змей. И без тигров. Нет, тигров оставить, пусть какой-нибудь миленький мальчик с тигром дерется. А потом меня спасает… И чтоб на слоне покататься.
        Этот доктор, и правда, симпатичный. И, главное, как у него глаза загорелись при виде Илоны! А она специально штанишки полосатые надела, обтягивающие. Чтоб все-все ноги было видно.
        - Давно вы у нас не были, - сказал доктор. - Проходите, ложитесь на кушетку.
        Да, давно. Илона уж и позабыла, сколько здесь всяких проводов и стрелочек. Страшновато даже.
        - Не бойтесь, ложитесь. Закройте глаза. - Не вздумал бы еще приставать доктор. - Слушайте музыку.
        Что за музыка? Одно шуршание да бренчание.
        - Илона, вы слышите меня?
        - Конечно.
        - Расслабьтесь… Чему вы улыбаетесь?
        - Да так, фраза есть такая: расслабься и получай удовольствие.
        - Ну да, примерно так. - А голос смущенный. Смешные эти ученые…
        - А теперь сосредоточьтесь. Вы помните, как это было в прошлый раз?
        - Что "это"?
        - Илона, у вас сегодня крайне несерьезное настроение.
        - Извините, доктор. Я помню.
        - Полежите немного, послушайте музыку. - Кажется, он рассердился. Ладно, помолчу. В конце концов, с ним можно и потом потрепаться.
        - Илона. Сосредоточьтесь. Сейчас я начну считать. Когда я скажу «пять», вы крепко уснете. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
        Интерлюдия VII
        Илона бродила по квартире, принимаясь за всякие дурацкие дела и тут же бросая. Она даже начала мыть посуду, но мать посмотрела на нее с таким удивлением, что пришлось оставить тарелки и чашки в покое. Родители собирались часов триста, не меньше. Когда Илоне уже стало казаться, что они никогда не уедут, отец наконец-то подхватил огромную сумку и скомандовал:
        - Все, Таня, поехали, а то засветло не доберемся.
        И еще полчаса, стоя на пороге, пичкали дочь советами и нотациями: краны закрывай, долго телевизор не смотри, на телефоне не виси, а то тетя Люся из Бологого будет звонить, спать ложись не позже двенадцати и т. д. и т. п. Илона слушала вполуха, поглядывая на часы. Вот-вот должны прийти девчонки, а предки все никак не уберутся на дачу. У нее с самого утра подсасывало в животе от того, что они задумали, и вот теперь все может сорваться. Фу-у, укатили. Буквально через пять минут ввалились девчонки…
        - Илонка, знаешь, кого мы сейчас встретили? - с порога заорала Юлька. - Серегу! Ну, что ты вылупилась на меня? Серега Длинный, из десятого «Б»! Ему Петрович помогал в магазине «сухое» покупать! Они с ребятами на Ленинские горы едут! Пикник устраивают! И нас звали!
        - Тьфу, Юлька, чего ты так орешь? - Илона поморщилась. - При чем тут какой-то Серега? Мы же…Ты что забыла? А, может, струсила?
        Юлька пожала плечами:
        - Да нет, просто я подумала, может, как-нибудь в следующий раз…
        - Точно - струсила. - Илона не хотела признаться, что и у нее самой трясутся поджилки. - Как хочешь, можешь и не тянуть жребий.
        - Ладно, девчонки, перестаньте, давайте лучше смотреть, кто что принес. - Ирка уже тащила свой пакет в комнату.
        Ух, прямо глаза разбегаются! Алинка даже белье кружевное приволокла!
        - Сеструха сказала: бери, что понравится, - небрежно пояснила Алина. Ее двоюродная сестра Кристина два года назад переехала к тетке в Москву, якобы учиться. Начинала на «Пушке», а теперь уже почти своя в «Интуристе» на Горького. Шмотки у нее! Но у Иркиной матери косметика все равно лучше. Илона почти каждый день сталкивается в подъезде и вежливо здоровается с этой жуткой лошадью в парике.
        Все тут же бросились краситься и мерить все подряд. Юлька впялилась в блестящее платье на тонких лямочках и стояла у зеркала, прищурившись. Роковую женщину из себя изображает. Нет, судя по всему, как сказала Илонина мама, Юленька пойдет в отцовскую породу - широкозадых и коротконогих.
        - Ну, все. - Илона командовала не только потому, что находилась в своей квартире. Просто и в классе, и во дворе - она всегда была лидером. - Давайте жребий тянуть.
        - Рано еще, - заскулили девчонки, только-только вошедшие во вкус.
        - Ни фига, нужно прийти пораньше, забыли, какая там очередь? Можно весь вечер простоять и не попасть!
        Это точно. Попасть в «Метелицу» просто с улицы всегда было проблемой. Илона быстро вырвала из отцовского блокнота четыре листка, на одном из них нарисовала большой крест, сложила в несколько раз и побросала в свою вязаную шапку. Идея была проста и заманчива: в кабак сегодня пойдет не разномастная команда девчонок, одетых кто в лес, кто по дрова, а только одна из них, но зато упакованная по высшему классу.
        Все быстро расхватали бумажки. Илона подумала, что было бы страшной несправедливостью, если бы жребий достался не ей, ведь это она все придумала. А работу какую титаническую провела, чтобы предки на дачу без нее уехали! Нет, удача и сегодня была на ее стороне!
        - Иду я! - Илона запрыгала по комнате.
        Как ни странно, но сожаление она заметила только на лице Алины. Ну, конечно, Ирка с Юлькой, хоть им и хочется казаться крутыми, все равно настоящие мамины дочки. Они и курят-то для виду: дым в рот наберут и выпускают. А потом конфетами давятся - заедают.
        Красили и одевали Илону долго и тщательно. А вот с туфлями вышла заминка: ну, просто ничего подходящего! Или страшные, или по размеру не подходят. И Алинка, сучка, уперлась:
        - Криста свою обувь никому не дает! - Ладно, хоть белья кружевного не пожалела. Хорошо, у ее сестры фигура модная - вешалкой, даже лифчик почти впору оказался.
        В последний момент Илона вспомнила, что отец недавно принес с работы итальянские туфли, какая-то сотрудница, сказал, продает. Мать уже надевала их раза два, но все равно хранила в большой серебристой коробке завернутыми в приятно шуршащую бумагу. Ух, как Илона ненавидела эту родительскую страсть к порядку! Ничего не скажешь: пыль регулярно вытирается, постельное белье в стирку сдаем, рубашки у папы всегда чистые и выглаженные… А вот спросить у него: с чего это мужику женские туфли предлагают? Видела Илона эту «сотрудницу», в кафе с отцом сидела, глазки строила.
        Готово! Классная телка восхищенно смотрела на Илону из огромного зеркала в прихожей. Ноги от ушей, колготочки ажурные, глазки невинные, ресницы по полметра. Сумочка клевая на цепочке, жалко, маленькая, только-только косметика поместилась, даже сигареты не влезли. Ну, ничего, стрельнем.
        В последний момент окончательно струсила Юлька:
        - Девчонки, может, не надо…
        - А, ну ее, - отмахнулась Алина, - она же просто завидует. С ее ногами и в баню не пустят!
        В другое время Юлька живо бы завелась, хотя ноги у нее действительно дрянь. Она и ходит всегда в джинсах, зато футболочки при этом надевает в обтяжку - у нее самый большой бюст в классе. Но сейчас на Алинину подколку даже внимания не обратила, стояла и ныла:
        - Илоночка, ты только ни к кому в машину не садись, еще завезут куда-нибудь…
        - Тьфу, дура, ну что ты каркаешь! Волков бояться - в лес не ходить! - Илона уже стояла в дверях с ключами.
        Все вместе выкатились на Арбат, посидели на скамеечке, покурили на дорожку. На Илону оглядывались, один парень с портфелем чуть шею не свернул.
        - Иди, иди, - хихикнула Ирка, - уроки учи! Все засмеялись, и Илоне сразу стало жарко и весело.
        - Все. Пошла. Дальше со мной не ходите, я - проходным, на Калининский. - И удалилась, элегантно покачиваясь на каблуках.
        Даже через час стояния в очереди хорошее настроение и предчувствие какого-то необыкновенного приключения не покинуло Илону, хотя ноги уже начинали противно гудеть. Компания подобралась веселая. Несмотря на то, что ее наряд немного потускнел на фоне расфуфыренной толпы, она явно выделялась. Кто-то уже звал ее присоединиться, но Илона небрежно отказывалась. Все это было не то. Обычные мальчишки. Наизусть знаю: пара коктейлей, мороженое, бесконечные школьные (ну, максимум, институтские) истории, прижимаются во время медленных танцев, губы слюнявые…
        Эту тачку Илона заметила сразу. Ее предпоследний парень, Илья, все мозги ей забил машинами. Такой зануда - караул! Книжки ее заставлял читать. А сам как начнет говорить - уши от тоски вянут. А вот сейчас Илона глянула и прямо голос его услышала: "Чувствуешь, как звучит: джип "чероки"!" Точно: он.
        А уж мужик оттуда вышел - закачаешься. Немолодой, под тридцатник, наверное. Высоченный, загорелый, штаны белые, рубашка черная, волосы до плеч. Лениво так к дверям подошел, как будто никого в упор не видит. То есть нет, прошелся по очереди глазами (у Илоны аж сердце екнуло), но ни на ком взгляд не остановил, вошел внутрь. Ах, как хотела бы Илона пройтись рядом с этим меном, вот так же глядя сквозь всех!
        Ну, чудеса! Толстомордый на входе зашебуршился, заерзал, выскочил за дверь, подбежал к Илоне, чуть не в пояс кланяется:
        - Вас просят…
        Наверное, так чувствует себя победительница конкурса красоты "Мисс мира". Илона вплыла в «Метелицу», ощущая спиной завистливые взгляды. В очереди тоже не дураки стоят, все поняли, КТО просит. Запылали щеки, ноги начали заплетаться, почему-то она испугалась, что сейчас тривиальным образом споткнется и растянется посреди зала. Но вот уж застенчивость никогда не была ее чертой. Тут же вспомнила, как Алинкина сестра учила ее походке манекенщицы. "Берешь пятак, - говорила Криста, затягиваясь дорогой сигаретой, - да, да, обычный медный пятак. Зажимаешь половинками попы и идешь. Задача: пройти и не уронить. Поняла?" Илона чуть не расхохоталась, представив себя с пятаком. Сразу стало легко. Поэтому к столику подошла не испуганная десятиклассница, а просто красивая девушка. Сверкая улыбкой (ни зубами, ни ногами Бог не обидел), она села напротив смуглого красавца.
        - Привет, - сказал он, глядя ей прямо в глаза.
        - Привет. - Илоне показалось: протяни она сейчас руку, он обязательно ее поцелует.
        С официантами он общался какими-то неуловимыми знаками. Сразу двое резко полюбезневших халдеев сновали туда-сюда. Илона не подозревала, какие потрясающие штуки, оказывается, могут подавать в «Метелице». Шампанское - как будто из одних сладких пузырьков.
        - Ужасно вкусно! - зажмурилась Илона. - Я, наверное, могу выпить ведро!
        - Не стоит, малыш, - мягко не согласился он. - Шампанское - вещь коварная. А я не хочу, чтобы наш вечер быстро закончился.
        Она совершенно не обиделась на «малыша», потому что сказано это было ПРАВИЛЬНЫМ тоном: никакой снисходительности, только нежность. И потом он сказал "наш вечер", и он не хочет его быстро заканчивать.
        Было уже около одиннадцати. Вокруг шумели, смеялись, обнимались, курили. Илона тоже достала из пачки сигарету ("MORE", между прочим), в ту же секунду перед ней заплясал огонек зажигалки.
        - Знаешь, - она придвинулась к нему поближе, чтобы не кричать через стол, - теперь я представляю, какое должно быть настроение, чтобы танцевать на
        Столе…
        Он наклонился и, почти дыша Илоне в ухо, спросил:
        - А какая музыка тебе больше нравится?
        - Мне - Си Си Кетч, знаешь, такая… - Илона безуспешно попыталась напеть.
        - Знаю. - Он легонько поцеловал ее в щеку и что-то сказал подбежавшему официанту. Буквально через три минуты вдруг наступила тишина. И тут же из всех динамиков, навешенных по углам, зазвучала самая популярная этим летом песенка Си Си Кетч. Илона не знала английского, но каждый раз подпевала, как слышала. Ей показалось, что внутри раздувается какой-то разноцветный счастливый пузырь, и она вот-вот взлетит к потолку. Он широко улыбнулся, подмигнул, встал… И вдруг резким движением сдернул со стола скатерть. - Танцуй!
        Ну, уж это мы умеем! И не только дома перед зеркалом. Илона не видела ничего вокруг, но прекрасно понимала, что у стола собралась толпа. Никогда еще она так здорово не чувствовала свое тело. И, черт возьми, как эффектно (как будто так и задумано) на последнем аккорде упала лямочка с плеча. Публика вопила и стонала от восторга.
        А он снял ее со стола и прямо на руках понес к выходу. "Как невесту", - мелькнуло в голове. А потом, не спрашивая, поедет она с ним или нет, просто поставил у машины и открыл дверцу.
        Ах, как они мчались по ночной Москве на джипе! И ни одного красного светофора, и гаишники только провожают уважительными взглядами, как будто на спидометре не 120 кэмэ!
        В Кунцево перед ними распахнулись ворота самой шикарной дачи. Огромный дом стоял темный, теплым оранжевым светилось полукруглое окно на втором этаже. Все это было красивей и романтичней, чем в любом кино. Уже у двух или трех Илониных одноклассников дома стояли «видики», а Ирка давно обнаружила родительский тайник с запрещенными кассетами. Поэтому вся их компания прекрасно знала всю теорию отношений мужчины и женщины. Илона сразу представила себе комнату с огромной кроватью. Может быть, они вначале пойдут в ванную… Или нет, он сразу поставит медленную музыку и будет раздевать ее… Несмотря на выпитое шампанское, голова была ясная и легкая. Страшно не было ни капельки.
        Наверху не оказалось никакой кровати. Просто пушистый ковер на весь пол, разбросанные подушки и чудовищных размеров телевизор.
        - Садись, - сказал он, и Илона села прямо на пол. - Смотри. - И вложил в видеомагнитофон кассету. Снова неожиданность. Никакая не эротика - на экране появилась степь со странными деревьями.
        Он лег, положив Илоне голову на колени, и тихо произнес:
        - Смотри, как это делают дикие звери.
        И в кадре появились львы. Тревожная тягучая музыка заполнила комнату. Огромные кошки прыгали на мягких толстых лапах, покусывали друг друга, потом львица как-то странно выгнула спину, лев оказался на ней сверху, а у Илоны сразу заныло в животе и пересохло в горле.
        Сказка, самая настоящая сказка. Она не помнила, как оказалась раздетой, и уже не чувствовала ни рук, ни ног, а только горячие настойчивые объятия… Два сплетенных тела на полу. И львиный рык.
        Они заснули обессиленные, когда за окном стало совсем светло.
        Странно, закрывая глаза, подумала Илона, я так и не знаю его имени… И еще одно, но это скорее всего уже во сне. У него на смуглой шее под длинными волосами - очень необычная татуировка: маленькое ухо с вылезающей из него змеей…
        Наверное, видок у меня был стремный, когда очнулась. Потому что доктор аж побелел.
        - Илона, что с вами? Что-то не так?
        - Да нет, вроде все так…
        - Вам плохо? - Да что ты трясешься, доктор, твою мать, чего мельтешишь? Все у меня нормально. - Что случилось?
        - Да ничего страшного. Просто странно…
        - Что странно?
        - Чего это на вашем видике кассеты не меняют?
        - Чего? - Ну-у, раскрыл варежку!
        - Кино одно и то же крутите? - Так. Кажется, доходит. Рот уже закрыл.
        - Вы что, видели то же, что и в прошлый раз?
        - А то! Ладно, доктор. Спасибо большое. Да вы не переживайте, так - не так, все равно - в кайф. Это как кассету любимую купить, ага? Не скучайте, я, может, еще приеду.
        Бедный, как он расстроился. Во работка у человека, да?
        Илона как могла обворожительно улыбнулась доктору и уехала.
        Дома застала обиженного Типочку, орущего Никиту, красную испуганную Таню.
        - Что случилось?
        - Илона Сергеевна, он опять на Никиту кидался.
        - Как это - кидался?
        - Вошел в детскую, сел, я его не трогала. Смотрел, смотрел, потом как зашипит и кинулся.
        - Да ну, ты что, Таня, он, наверное, просто играл…
        - Да нет же, Илона Сергеевна, он прямо когти выпустил. И шерсть вся - дыбом. Я даже испугалась.
        Никита орал как сумасшедший и колотил ногами и руками. На щеке его багровела здоровенная царапина.
        - Вот сволочь! - удивилась Илона. - Ты зачем на маленького кидаешься? Я тебя накажу! Таня, чего ты стоишь столбом? Успокаивай ребенка! Живо! - А сама забрала взъерошенного Типочку и ушла в спальню. Там он быстро успокоился, забрался на кровать и начал усиленно мыться.
        - Смотри, гадюка, я тебя прибью, если будешь маленького обижать! - как можно строже пригрозила Илона, подвигая к себе телефон.
        Фу-у, аж ухо горячее. Полтора часа протрепалась с московской родней. Зато все обговорила. Нас ждут с нетерпением. Хоть завтра. Так что Юрочке придется - попа в мыле - отпрашиваться у своего Антонова. Как он с ним работает? Очень скользкий тип. Хотя и приколист неслабый, может хорошо пристебать.
        Телефон зазвонил прямо у Илоны в руках, она аж вздрогнула.
        - Заяц, это я. В общем, так. С шефом я, кажется, все уладил. Отпускает он меня в столицу. Прямо сегодня. Настроение, говорит, у него хорошее.
        - Прелесть ты моя! - взвизгнула от радости Илона.
        - Правда, и дел там попутно навесил, ну, да фигня, успею. Поменьше с твоей родней пообщаюсь.
        - Прям, тебя моя родня достала! Очень, между прочим, хорошие люди. Вот ты там фигней всякой занимаешься, а они уже о нас подумали, подсуетились.
        - Чего подсуетились?
        - Прямо там, в Москве Никиту покрестим. Помнишь, мы же собирались.
        - Ну, помню. А почему в Москве?
        - Ах, да ничего ты не понимаешь! У них там рядом с домом - Елоховская церковь. Самая модная в Москве…
        - Я думал, самая модная - это которая на Красной площади, ну, которая на торт похожа…
        - Козел ты, Юрочка. Я с тобой даже обсуждать ничего не хочу. Едем, и все.
        - Ладно, ладно, заяц, не сердись. Но и козлом меня больше не называй, поняла? Последний раз предупреждаю.
        - Ну я же ласково… А козликом - можно?
        - А я тебя тогда - козой, договорились?
        - Договорились, лапка! Так что, я могу собираться?
        - Можешь, можешь, только много барахла не бери.
        - Ну, что ты, Юрочка, я только самое необходимое! Да! И не забудь заехать за детским сиденьем в машину, помнишь? Сто лет мне уже обещаешь!
        - Вот как раз сейчас и заеду. А как он все это перенесет?
        - Да нормально, не беспокойся. Памперсов побольше возьмем, и все.
        - А ты?
        - Чего - я?
        - Как ты с ним справишься?
        - Я? Я тебе что - раненая? Мы няньку с собой возьмем.
        - Да? Ну, ладно, как знаешь, заяц. Все. Пока.
        - Пока, пока.
        Илона, напевая под нос модную песенку, отправилась сообщить Тане, что она едет с Никитой в Москву, и припахать Катю - собирать вещи.
        Они выехали через два часа.
        СУБЪЕКТ СЛЕЖЕНИЯ КВАДРАТ PQ-WQ, МЕСТНОЕ НАЗВАНИЕ «ЗЕМЛЯ» - ГЛОБАЛЬНОМУ
        КООРДИНАТОРУ. ОБЪЕКТ СЛЕЖЕНИЯ - НАДПРОСТРАНСТВЕННЫЙ КАНАЛ.
        ОПАСНОСТЬ ПОТЕРИ СТАЦИОНАРНОГО СМЕШАННОГО МАЯКА Q-0001. ВНИМАНИЕ.
        ОПАСНОСТЬ ПОТЕРИ СМЕШАННОГО МАЯКА Q-0001. МЕСТНОЕ НАЗВАНИЕ КАШИН ЮРИЙ
        ПЕТРОВИЧ. ПРЕДЛАГАЮ ВАРИАНТ МИНИМАЛЬНОГО ВМЕШАТЕЛЬСТВА С ОДНОВРЕМЕННЫМ
        ПЕРЕМЕЩЕНИЕМ И ИЗОЛЯЦИЕЙ МАЯКА. ТОЧКА ВМЕШАТЕЛЬСТВА - МОМЕНТ 23.27
        СУЩЕСТВУЮЩЕЙ РЕАЛЬНОСТИ. УРОВЕНЬ ВМЕШАТЕЛЬСТВА - А1.
        ГЛОБАЛЬНЫЙ КООРДИНАТОР - СУБЪЕКТУ СЛЕЖЕНИЯ КВАДРАТ PQ - WQ, МЕСТНОЕ
        НАЗВАНИЕ "ЗЕМЛЯ".
        ВМЕШАТЕЛЬСТВО РАЗРЕШЕНО.
        ЛИНИЯ 105. КОМПЛЕКСНЫЙ ОБЪЕКТ 3-389 - ТРАНСПОРТНОЕ СРЕДСТВО. ТУЗЕМНОЕ
        НАЗВАНИЕ "АВТОМОБИЛЬ «ВОЛГА». БАЗОВАЯ ЛИНИЯ.
        ИЗМЕНЕНИЕ ВРЕМЕННЫХ КООРДИНАТ: ПЕРЕМЕЩЕНИЕ ОБЪЕКТА ИЗ ТОЧКИ 21.23.26
        МЕСТНОГО ВРЕМЕНИ В ТОЧКУ 21.23.41.
        ВЫПОЛНЕНО.
        Серый «Опель», номерной знак М237МС 78 РУС, двигался на скорости примерно 160 километров в час. Водитель «Опеля», совершая обгон, выехал на полосу встречного движения и совершил лобовое столкновение с автомашиной «Волга» ("ГАЗ-24", номерной знак У455ИС 78 РУС), двигавшейся в противоположном направлении со скоростью 120 километров в час. В результате аварии водитель и два пассажира «Опеля», водитель и три пассажира «Волги» скончались на месте.
        Глава вторая
        САША
        Да, да, такое уже было. И Саша, лежащий на полу, и серьезное лицо склонившегося над ним Поплавского. И даже его фраза:
        - Какого черта…
        Саша неуклюже поднялся и, отряхивая джинсы, ворчливо заметил:
        - Вы бы хоть вторую кушетку здесь поставили, что ли…
        - Лично для вас? - язвительно осведомился Игорь. Света лежала с закрытыми глазами и улыбалась. Постепенно ее улыбка угасла.
        - Светлана Вениаминовна, с вами все нормально? - склонился над ней Поплавский.
        - С ней ВСЕ нормально!
        Произнесено это было негромким голосом, но всем присутствующим показалось, что в комнате рванула граната.
        В дверях стоял Виталий Николаевич Антонов. Лицо его было перекошено от бешенства, уголок рта подергивался. Саша почему-то решил, что тот сейчас достанет какой-нибудь особо огромный пистолет и начнет палить во все стороны. На всякий случай Саша подвинулся и стал так, чтобы загородить собой Свету.
        - Я бы очень просил мне объяснить, что здесь происходит. - Такой голос, наверное, хорошо использовать для быстрой заморозки овощей и фруктов. Или мяса.
        - Здесь… - Доктор, Поплавский стал похож на интеллигента, которому в трамвае сшибли на пол очки. - Простите, Виталий Николаевич, но Светлана Вениаминовна приехала…
        - Я приехала на сеанс психологической разгрузки, - вышла вперед Света. И если после первой фразы Антонова что-то еще осталось не замороженным, то после выступления Светланы Вениаминовны за сохранность продуктов можно было не беспокоиться. Температура жидкого азота.
        - Ты теперь посещаешь "Фуксию и Селедочку" по два раза в день? - ласково поинтересовался Антонов.
        - Почему нет? - голубка воркует в ответ своему голубку.
        - Дороговато встанет. Ты меня разоришь, милая.
        - Тебя? Разорю?
        - Конечно. А на чьи, по-твоему, денежки ты тут развлекаешься? И к тому же, как я погляжу, не одна… - Врет. Не поглядел. Один из первых навыков, который приобретают наши душки - новые русские, это умение глядеть сквозь человека.
        - Одну минутку! - вступил в разговор Саша, решительно напоминая о своем присутствии. - Поплавский, сколько стоит у вас двойной сеанс?
        - Двести долларов! - ответил Поплавский голосом осмелевшего интеллигента, за которого внезапно заступился трамвайный кондуктор.
        Подумаешь, уел. Зря я, по-твоему, вчера видик не купил?
        Стараясь действовать без лишней суеты, Саша расстегнул нагрудный кармашек своей дежурной «монтаны» и достал оттуда требуемые две сотни. Поискал глазами, куда бы положить (хотя подмывало - ох, как подмывало! - сунуть бумажки Поплавскому в карман халата, похлопать небрежно по плечу: держи, лекарь!), но выпендриваться не стал, просто оставил на столе. Протянул руку, мягко, но решительно сказал:
        - Пошли, Светило. - Только бы она не обиделась, только бы не решила вдруг, что я так задешево перекупаю ее у этого самодовольного хмыря…
        Не обиделась. Дала руку. Саша крепко сжал ее горячую ладошку, борясь с желанием взять Свету на руки и выполнить-таки свою заветную мечту - унести ее на край света. К сожалению, в данный момент это было, по меньшей мере, неразумно. Не в смысле - унести на край света, а - взять на руки. Потому что на их пути в дверях стоял Антонов. И Саша предпочел бы, чтобы при прохождении мимо руки у него были свободны.
        Пусть только рыпнется, пусть только попробует что-нибудь вякнуть - обещаю, что не буду сдерживаться. Эх, жаль, в том, моем мире остались роскошные шварценеггеровские мышцы. Но ничего, не боись, мы и с этими кое-что могем. Когда в прошлом году в Мексике нам с ребятами (втроем) пришлось объясняться на языке жестов с семью местными амбалами, никто Шварценеггера и не вспоминал, сами управились.
        Саша и Света медленно двинулись к выходу.
        Теперь взгляд Антонова не замораживал. Теперь он прожигал на месте.
        Резкий звук заставил всех вздрогнуть.
        В кармане у Антонова заверещал телефон. Виталий раздраженно вынул трубку, чуть не выдрал с корнем антенну, рявкнул голосом голодного льва:
        - Да! - И тут его лицо резко изменилось. По нему словно прошлись большим шершавым языком. Саша даже вспомнил, откуда пришла эта ассоциация. Ну, конечно же, из мультика про Карлсона и фрекен Бок! Именно такое лицо (то есть - морда) стало у кота домомучительницы, когда его лизнул щенок Малыша. Вспомнили? Вот именно с таким лицом (или мордой?) стоял Антонов, прижимая трубку к уху. - Что? - спрашивал он слабым голосом. - Алешка? Когда? В «Европе»? Стоял в вестибюле? Один?
        Саша почувствовал, как дрогнула рука Светы.
        Ура, Светило! У нас получилось!
        Не торопясь, они прошли мимо ошарашенного Антонова в коридор. Дальше, дальше… Прочь отсюда!
        Осенний парк старательно подделывался под их настроение, не скупясь подкидывая под ноги шедевры опавшей листвы. Интересно, кто первый задаст самый популярный в последнее время вопрос: что дальше?
        - По крайней мере, одна проблема решилась, - задумчиво начал Саша.
        - Какая? - Света так и шла рядом, не отнимая руку.
        - Тебе не придется прыгать в Неву, а мне - тебя спасать.
        Света рассмеялась звонким легким смехом.
        - Какой здесь славный парк, - сказала она. - Я никогда раньше этого не замечала.
        - Я его не люблю. У меня с ним связаны плохие ассоциации, - признался Саша.
        - Почему?
        - Где-то здесь, на одной из этих скамеек умерла бабушка.
        - Правда? И ты знаешь, на какой?
        - Нет. И от этого, наверное, еще хуже. Идешь вот так и гадаешь: на этой? Или на той? - Саша махнул рукой в сторону и тут же остановился.
        - Ты чего?
        - Ничего.
        В десяти шагах от них именно на скамейке сидел отец Лены, Юрий Адольфович Бляхман. Живой, слава Богу, живой. Но с таким лицом, как будто вот-вот собирался умереть.
        - Подожди-ка, минутку… - произнес Саша, отпуская Светину руку. Но не потому, что рядом находился отец его невесты, просто лицо у Юрия Адольфовича было ужасным. И Саша не решился травмировать пожилого человека своим счастливым видом. Да еще и с чужой девушкой вместе.
        - Юрий Адольфович, - позвал он. - Вам плохо?
        - А-а, Саша. - Бляхман повернул голову, но не выразил никаких эмоций при виде будущего зятя. - Здравствуйте. - Теперь он снова смотрел прямо перед собой.
        - Вам плохо? - повторил Саша погромче.
        - Мне? Да.
        - Вам чем-то помочь? Может быть, вызвать врача? При слове «врач» Юрий Адольфович заметно вздрогнул.
        - Нет. Мне не нужен врач. Мне уже ничего не нужно.
        - Вы поссорились с Юлией Марковной? - продолжал допытываться Саша, сам не зная, зачем. Света стояла в стороне и удивленно наблюдала за странным разговором.
        - Я? - снова переспросил Юрий Адольфович. - Нет. То есть да. Поссорился.
        - Но почему вы здесь, так далеко от дома?
        - Я? - Сашу начал раздражать такой способ ведения беседы. - Я… гулял. - Тут Юрий Адольфович вдруг встрепенулся и, словно продолжая давно начатый разговор, спросил у Саши:
        - А вы хорошо знаете доктора Поплавского?
        - Я? - Тьфу ты, черт, да что мы все тут заладили одно и то же! Саша нахмурился. - Хорошо.
        - И… что вы можете сказать?
        - О чем?
        Юрий Адольфович внезапно опомнился, смутился и даже встал со скамейки.
        - Простите, Саша, мне надо идти.
        - Подождите, Юрий Адольфович. - Саша преградил Бляхману дорогу. Ему вдруг показалось очень важным - узнать, почему пианист спрашивает о Поплавском таким странным тоном. - Расскажите мне все.
        - Что - все?
        - Что с вами сделал Поплавский?
        - Со мной? Откуда вы знаете, что он со мной что-то делал?
        - Юлия Марковна рассказывала, что после травмы именно Поплавский вернул вам…
        - Вернул! - вдруг горько воскликнул Бляхман. - Вернул! - Казалось, он сейчас заплачет. - Что вернул?! - Юрий Адольфович в отчаянии рванул рукава рубашки так, что отлетели пуговицы и стали видны розовые шрамы на руках. - Зачем мне это?
        - Слушай, что это с ним? - подошла Света.
        - По-моему, истерика. - Саша внимательно смотрел на Бляхмана.
        - Ты его знаешь?
        - Да. Это мой будущий тесть, - спокойно ответил Саша. Света подняла брови, но промолчала.
        - Пускай все будет по-прежнему! - Юрий Адольфович почти кричал. По щекам его текли слезы. - Пусть они не смогут играть, но мне вернут мою душу!
        - О, Господи… - выдохнула Света. - Саша, сделай же что-нибудь.
        - Я лучше положу руки под трамвай, пусть их отрежет, но пусть мне вернут мою душу! - Вокруг начали собираться люди.
        - Вот что, Юрий Адольфович, - решительно начал Саша, беря его под руку, - пойдемте с нами.
        - Ку-да?… - Бляхман встал, но тут же снова бессильно повалился на скамейку. - Я никуда не хочу идти. Мне нужно поговорить с Игорем Валерьевичем.
        - Зачем? - Саша сел рядом и попытался привести в порядок одежду пианиста.
        - Он меня обманул! Он ничего мне не говорил про последствия… А теперь… А теперь он говорит, что я сам виноват… И что… что… - Голос его снова сорвался на рыдания. - Что проданный товар… возврату не подлежит…
        - У тебя есть деньги? - тихо спросил Саша Свету. Она кивнула. - Быстренько пойди поймай машину, подгони сюда. Его домой нужно…
        Юрий Адольфович покорно разрешил посадить себя в машину, всю дорогу тихо плакал и рассматривал свои руки.
        Лены, к счастью, дома не оказалось. Юлия Марковна, всплеснув руками, запричитала совсем по-бабьи, обняла мужа и увела его в комнату.
        - Юлия Марковна, - вдогонку ей крикнул Саша, - вы врача пока не вызывайте, просто дайте ему какого-нибудь успокоительного!
        - Ну? - зловеще спросил Саша, выходя из дома Бляхманов и закуривая. - Что ты на это скажешь?
        - Ничего. - Света пожала плечами. - По-моему, твой будущий тесть просто псих.
        - Не думаю, что все так просто. - Саша огляделся по сторонам и наконец-то задал долгожданный вопрос:
        - Куда дальше? - имея в виду их двоих.
        - К тебе, на Беринга, - невесело пошутила Света. - Жарить пельмени.
        - А в холодильнике осталось еще полбутылки "Медвежьей крови", - так же грустно добавил Саша.
        Так они постояли еще немного, не зная, что еще сказать. Реальный мир разводил, растаскивал их в разные стороны. Следующий вопрос звучал уже более конкретно.
        - И куда ты сейчас? - спросил Саша.
        - Не знаю. Может, к маме… - Света передернула плечами, уже поняв, что к маме-то как раз и не поедет ни в коем случае. - Или к друзьям. Найду кого-нибудь из старых, верных, не к буржуйкам же этим соваться…
        - Не понял, зачем тогда искать? - Саша искренне удивился.
        - То есть?
        - Говорю: зачем тебе кого-то искать, если я уже здесь?
        - Самойлов, ты что - дурак? Куда мы с тобой здесь денемся? В общагу твою? К тому же… - Света красноречиво подняла глаза на дом. - У тебя есть будущий тесть…
        - А я тебя, между прочим, не замуж зову, - нашелся Саша, постаравшись произнести эту фразу как можно более небрежно. - Я тебе предлагаю крышу над головой.
        - Угу-угу - Света покивала и с хорошо заученной интонацией проговорила:
        - Гвардейцы-десантники, вы окружены, шансов нет, мы предлагаем вам сухую одежду, горячий чай и…
        - …наше радушие, - с готовностью закончил Саша. - Ну, поехали?
        - К тому же, знаешь, у нас еще куча дел, - говорил Саша, стоя напротив Светы в метро.
        - У нас? Куча?
        - А ты как думала? Ты что, забыла, что нам отец Евгений говорил?
        - Да ну, Саш, это все сказки. И все это осталось там. - Света махнула рукой.
        - Сказки? - Саша возмущенно посмотрел на нее. - А как же с Лешкой? Мы же его вернули?
        - А, может, это просто совпадение?
        - Ты издеваешься надо мной? Кто всю эту кашу заварил? Ты? А теперь - «совпадение»? Ты что - струсила?
        - Самойлов, ты что-то путаешь. Струсила - это мужской аргумент. Ты что, считаешь, я сейчас начну себя бить кулаками в грудь и кричать на весь вагон: кто струсил? Я струсила? Да я теперь в огонь и в воду!
        - Кулаками в грудь не надо, - серьезно заметил Саша. - А вот подумать хорошенько нам с тобой не мешало бы.
        - Да о чем? О чем? Кто-то из нас решил для пущей загадочности ввести в действие священника. Ну и что? Насколько я помню, они все только и делают, что ходят и предсказывают конец света!
        - Да нет же, Светило! Ты подожди и послушай.
        Я думаю, здесь все не так просто. Ты вспомни, с чего все начиналось.
        - Что? С чего начиналось?
        - Вся история с этим Поплавским. Еще в тот, прошлый раз. Ты ведь не станешь спорить, что перемещение во времени было?
        - Было.
        - Ты это помнишь. Я это помню. Поплавский говорит, что не помнит.
        - Я думаю, Виталий тоже помнит, - медленно сказала Света.
        - Наверняка. Он же был главным действующим лицом во всех этих событиях. Но я не об этом. Мне вот что непонятно: почему нас вначале так хорошо обдурили, а теперь не трогают?
        - Не поняла. Кто не трогает?
        - Не знаю, Светило. Я помню очень хорошо, как нам с Валеркой и Шестаковым этот доктор объяснял что-то про… как их?… нейрограммы. Что Банщик этот ваш…
        - Какой Банщик?
        - Ну, Юра… Юра… Ты его еще деревянным называешь…
        - Кашин, что ли?
        - Ну, наверное, Кашин. Так вот он - что-то вроде маяка. Ты - матрица.
        - Я - матрица?!
        - Ну, это Поплавский так говорил! Я тут ни при чем. Кому-то ты была очень нужна. Поэтому мы с Валеркой тогда в твой мир и поперлись. И даже вроде у нас что-то хорошее получилось… А потом… - Саша потер лоб рукой. - Потом ты за своим Антоновым погналась, я - за тобой. И в результате - он жив, а мы все заново прожили девяносто шестой год.
        Света задумчиво покивала, пропустив мимо ушей замечание насчет того, что она «погналась» за Виталием.
        - Я все это к чему говорю? К тому, что вот сейчас мы с тобой все помним, путешествуем спокойно. А нам - ничего. Никто нас не трогает.
        - Ну и хорошо. Может, мы уже и на фиг никому не нужны, - попробовала возразить Света.
        - Не думаю.
        - А что ты думаешь?
        - Не знаю, - признался Саша. - Пошли, нам выходить. - И уже на эскалаторе решительно закончил:
        - Но я обязательно должен узнать!
        Глава третья
        СВЕТА
        Не знаю, как это называется у вас, но я лично такое состояние называю отчаянием. Нет, я, безусловно, бодрюсь изо всех сил, курю горлодерный «Кэмел», смеюсь и поддерживаю дурацкие разговоры Самойлова о каких-то чертовых инопланетянах, которые примчались сюда сломя голову с другого конца галактики только для того, чтобы слямзить наши грешные души. Еду в этом гнусном метро, где все смотрят друг на друга злющими глазами, читают бредовые газеты и не менее бредовые книги и пахнут во все стороны потом, дешевыми одеколонами, перегаром и гнилыми зубами. Ну, ну, не горячитесь так, девушка. Давно ли сами из грязи личико высунули? Так уж все вам противны? Спокойней надо быть, добрее к своим согражданам. Которые, между прочим, хоть с перегаром, хоть с гнилыми зубами, а на работу едут. Хлебушек для вас растят, молочко в бутылки наливают, пивко за ваше здоровье у ларьков пьют.
        Так. Что у нас есть? Ничего. Тысяч сто - сто пятьдесят в кошельке, полкило косметики в сумке, на себе: куртка кожаная, джемпер ангорский, приличные джинсы, ботинки, трусы, лифчик, плюс колечко мамино и цепочка. Для начала новой жизни - не густо. Куда мы едем? В общежитие рыбфлота. На один квадратный метр - два человека, двое-трое малолетних детей и штук сто тараканов. Я правильно понимаю ситуацию? Странно только, что вот сейчас я пока еще скучаю не по своей любимой голубой ванне и уютной двадцатиметровой кухоньке. И уж, конечно, не по придурку Уинтону. Нет, не хочется туда, на Каменноостровский - бродить по квартире, помахивая растопыренными пальцами, чтобы просох лак, или краситься для очередной навороченной тусовки. Нет, не хочу. Я бы, честно говоря, сходила еще на какое-нибудь задание вместе с черноглазой Лэймой и смешливыми братьями Грымм. И покурила бы на подоконнике в самойловской «хрущебе», и посуду бы помыла, надев цветастый бабушкин передник… Ностальгия по простым хорошим людям.
        - Чего задумалась? - Саша смотрел на Светочку веселыми глазами. Чего он радуется? Цивилизованные люди давно уже развенчали миф о рае в шалаше. - Не дрейфь, Светило, прорвемся!
        Ага. Прорвемся. Только бы не надорваться, прорываючись.
        Мда-а… Комнатка, конечно, та еще. Жилище моряка загранплавания чем-то напоминает дембельский альбом. Масса аляповатых и совершенно ненужных вещей. Какие-то ковбойские шляпы, допотопные подмигивающие открытки, модели машин, смазанные фотографии полуголых мужиков, треснутые керамические кружки… А вот к телевизору никаких замечаний. Хорошая техника. Этим, кстати, также отличаются моряки. Господи, хоть бы он рубашку свою «монтанов-скую» переодел, что ли? А говорить неудобно - обидится.
        - А это что? - Светочка взяла в руки плетеную шкатулку. - Невеста вяжет на досуге? - Прозвучало довольно развязно.
        - Нет, - ответил Саша с уже слышанной когда-то интонацией. - Это бабушкина.
        Да, да, я вспомнила. Так же, как и фартук. Что-то меня начинает подташнивать от этих сентиментальностей.
        - Ну, что ж, Самойлов. Рассказывай, как жил, как живешь. - Светочка преувеличенно бодро повернулась к Саше.
        - Нормально живу. Сама видишь.
        - Вижу. Слушай, а я слышала лет сто назад, что ты женился?
        - Было такое. - Господи, ну почему он разговаривает, как добрый старшина из довоенных фильмов? - Да сплыло.
        - Развелся?
        - Ага.
        - Что так? - Милая, а тебе-то что за дело? Как - что? Надо же с человеком о жизни поговорить.
        - Не сошлись характерами.
        - Угу, угу, - пробормотала Светочка, рассматривая фотографии на стенах, - шли, шли, да не сошлись…
        - Да ладно, при чем тут мой развод. Нам с тобой о другом надо подумать…
        - Надо - подумаем! - бодро ответила Светочка. Еще минута, и я начну хохотать. А потом у меня случится истерика. Спокойно, Ипполит, спокойно…
        В дверь резко постучали.
        - Да! - крикнул Саша. Как в деревне, честное слово!
        Дверь открылась. На пороге стояла неопрятного вида женщина в спортивном костюме «Адидас» (одного взгляда было достаточно, чтобы понять: этот «Адидас» настоящему - что называется, нашему тыну - троюродный плетень). Из всей ее сложной фигуры первым делом бросалась в глаза огромная грудь, никогда, судя по всему, не знавшая лифчиков, но вскормившая десятка полтора богатырей и поэтому удобно расположившаяся на животе. Все остальное выглядело не менее удручающе. Светочке захотелось нацепить пенсне и максимально скрипучим голосом спросить: "Ми-илочка, где же у вас шея?"
        - Сашок, - густым сдобным голосом произнесла гостья, - у меня утюг сломался. Не поможешь?
        - А твой где? - спросил Саша. Светочка не сразу поняла смысл вопроса, но потом сообразила, что имеется в виду муж.
        - Так уже вторую неделю, как вокруг Европы тащится. Поможешь, а, Сань? - При всем этом, уважаемые леди и джентльмены, вошедшая дама не то что не спросила, можно к нам войти или нет, она даже не поздоровалась со мной!
        Светочка покопалась в мозгах на предмет какой-нибудь подходящей по случаю гадости, потом грациозно протянула Саше ногу и капризно попросила:
        - Александр, расшнуруйте мне пожалуйста, ботинки…
        Саша покорно принял протянутую ногу и стал развязывать шнурок, продолжая беседовать с Адидасихой на своем жутком общажном диалекте:
        - У тебя он чей? - Кто - чей? Муж? А, утюг!
        - «Филя». - Так, дайте-ка сообразить… Киркоров? Нет, этот еще утюги не производит. Наверное, так на местном сленге называется "Филипс"?
        - Родной?
        - Хрен знает, Славка из Гонконга приволок. Четвертый раз ломается, гад.
        - Значит, паленый, - уверенно констатировал Саша.
        Перевожу для публики. Спрашивается: чьей сборки утюг? Отвечается: затрудняюсь ответить, но приобретен был Владиславом в Гонконге. Из чего Александр делает вывод, что утюг сделан подпольной фирмой, использующей фирменный знак «Филипс» в преступных целях.
        - У тебя есть тапочки? - Света положила ноги на кровать и пошевелила пальцами. Продолжаем наш спектакль. Если и после тапочек она отсюда не уйдетэ я сниму что-нибудь еще.
        - Есть, сейчас надену. - Сашка, кажется, врубается. Потому что слишком долго ползает под кроватью.
        А найденные лыжи размера сорок четвертого, не меньше, надевает мне на ноги, как хрустальные туфельки.
        Резвитесь, девушка, резвитесь. Я на вас посмотрю сегодня ночью, когда дивизия остервенелых клопов вопьется в ваше молодое холеное тело с криками: "Деликатесы! Деликатесы!" А главное, пожалуйста, постарайтесь не хныкать в подушку.
        Сашка Самойлов мужик, конечно, порядочный, но может вас не правильно понять. Не вышло бы некрасиво.
        - Ладно, Зоя, я зайду попозже, посмотрю, что там с твоим утюгом.
        Довольная Адидасиха удалилась, а Саша с любопытством повернулся к Светочке:
        - За что ты ее так?
        - Как - так?
        - Ты ж ее не просто облила презрением, ты просто из брандспойтов по ней врезала! Зоя, между прочим, очень хороший человек…
        - Знаешь, Самойлов, даже самый хороший человек не имеет права так выглядеть!
        - Как? - неискренне удивился Саша. И вот поди разбери, кто здесь прав. Злая тетя Света, которая тратила сейчас даже приблизительно не скажу, сколько в день - на поддержание формы. Или хорошая девушка Зоя, возраст которой даже приблизительно не определяется - он капитально затерялся в складках жира и нечистой, рано увядшей кожи. Вот смотрите, сейчас Саша, точно, начнет мне тыкать в лицо ее детьми, образцовым ведением хозяйства и любимым мужем. Который - зуб даю! - в каждый свой рейс сваливает, радуясь очередной пяти-(шести-?) месячной свободе. Но при всем этом они - семья. И она искренне любит его и ждет, рассказывая детям, какой у них хороший и любящий папочка и какие он привезет всем хорошие подарки. Интересно, у них в комнате висит карта мира, на которой эта самая Зоя втыкает флажки по мере продвижения мужа домой? Да-а, ну и злости в тебе, Светиле Светочка промолчала, закурив очередную сигарету.
        - Ну, так что - давай поговорим? - Да что ж тебе так неймется спасать мир, дружище?
        - Давай. Только предварительно, пожалуйста, сообщи мне местонахождение местных коммунальных удобств. - Моего яда вполне хватило бы на десяток королевских кобр.
        - Направо по коридору, до конца. - Сашино лицо выразило искреннее сочувствие. Потом смущение. - Туалетная бумага на холодильнике.
        - Что? На каком холодильнике? - Господи, у них же здесь у каждого - свой рулон! Светочка, обмирая, представила себе, как на глазах у Саши отматывает необходимое количество туалетной бумаги, а затем идет через весь коридор, стыдливо сжимая ее в кулаке.
        Все. Я, кажется, сейчас умру. А вот и не умрешь. Подумаешь, какая цаца! Сотни людей спокойно пользуются туалетом и не падают от этого в обморок. Вот именно - сотни! И я не желаю быть сто первой на унитазе!
        Ну, ладно. Хватит. Поиграли в хождение в народ, и хватит. Собирай манатки и двигай домой. Получи свои на-нашки, красиво, расхлюпайся у Виталия на плече и - можешь хоть час сидеть в обнимку со своим голубым унитазом… А в гостиной розы стоят… А в холодильнике - лососина свежая… Платье новое, все в блесточках от Нины Риччи, еще ни разу не надеванное, в шкафу висит…
        - Ты… хочешь уйти? - вдруг серьезно спросил Саша.
        Глава четвертая
        САША
        Она сейчас уйдет. Она сейчас встанет и уйдет. У Светы было такое лицо, как будто у нее на глазах машина задавила котенка. Легко догадаться, что творилось сейчас внутри у этой шикарной женщины, которой сообщили, что туалет - в конце коридора, а бумага - на холодильнике. И она ведь еще не знает, где у нас душ. И, главное, КАКОЙ у нас душ!
        - Вот что, Светило, - решительно сказал Саша. - Ты уж потерпи, денек здесь перекантуйся, а завтра я что-нибудь придумаю.
        - Что придумаешь? - спросила Света безжизненным голосом.
        - Где тебе жить. Квартиру, черт побери, сниму. - Саша старался говорить, как можно более убедительно. А мысленно уже прикидывал, что телевизор придется продать. Честно говоря, предложи сейчас кто-нибудь Саше украсть Джоконду, но только чтоб Света осталась здесь еще хоть на пять минут, он только и спросил бы: когда первый рейс на Париж? - Нельзя нам расставаться, понимаешь?
        Света посмотрела на него так, как будто он сообщил, что Джоконда уже стоит у него за шкафом.
        - Почему? - В ее голосе НЕ было ни презрения, ни злости. А только удивление. И искренний интерес. Саша понял, что настал решающий момент. Нужно собрать в кулак всю свою волю и сообразительность и… я не знаю, что еще! Но аргументы должны быть самыми вескими. Не меньше тонны каждый.
        - Ну, во-первых… - Не смей разнюниться и выдавить вялое "я тебя люблю"! - Во-первых, я этого не хочу!
        - Во-вторых, ты этого тоже не хочешь и, в-третьих, ты этого не хочешь? - Света улыбнулась. Хороший признак. Пятнадцать - ноль!
        - Во-вторых, ты просто не имеешь права уйти.
        - Как это - не имею?
        - А вот так! Ты первая, сама пришла сюда и попросила тебе помочь… - Мягче, мягче, не дави на девушку. - А теперь я прошу тебя помочь мне! Жалко, что мы сейчас не в ТОМ мире, я бы тебе просто приказал!
        - И ты думаешь, я бы подчинилась?
        - А как же? Правила игры.
        Света встала со стула, прошлась по комнате, подошла к окну, наконец, ответила:
        - Хорошо. Потерплю твою общагу. Но не больше одного дня. Согласен? - Господи, она еще спрашивает!
        Саша кивнул, не в силах выразить свою радость словами. Света скорчила непонятную, но смешную гримасу, глубоко вздохнула, словно собираясь с силами… Решительно взяла с холодильника рулон туалетной бумаги и сунула под мышку.
        - Так и пойду, - заявила она. - Пусть все знают, куда.
        Когда она вернулась, от прежней позы не осталось и следа. Лицо Светы было бледным, губы тряслись. Она сразу села к столу и закурила. Саша вопросительно смотрел на нее, не решаясь задать нескромный вопрос, что так расстроило Свету в туалете.
        - Я все понимаю, - наконец, хрипло сказала она, - и грязь, и запах… Но почему в этих куцых кабинках нет крючков? Почему я не могу даже в антисанитарных условиях побыть наедине с собой?
        - Хочешь, я сварю тебе кофе? - предложил Саша первое, что пришло ему в голову.
        - Кофе? - Света нахмурилась, соображая. - Нет, кофе не хочу. А выпить у тебя ничего нет?
        - Нет. Но можно сбегать в ларек.
        - Нет. Ни в какой ларек мы не побежим. Давай свой кофе.
        Принцесса на горошине, подумал Саша, идя на кухню. Как я ее люблю… Странно, но никаких угрызений совести по поводу мгновенно забытой Лены он не испытывал. И даже не пытался оправдываться. Все происходящее казалось настолько естественным… Как хрустальная туфелька, которая была впору одной лишь Золушке, и никому другому. Эх, хорошо в сказке: принц любит Золушку, Золушка любит принца, они преодолевают все преграды и женятся. И живут долго и счастливо. Сказка умалчивает, насколько долго и как счастливо. И кто у них в семье мыл посуду, а кто пылесосил ковер. И сколько у них было детей, и чем они болели, и как они учились. Потому что это уже не сказка.
        - Ну, давай поговорим. Попытка номер два. - Света сидела на кровати, облокотившись спиной о стенку, и маленькими глотками пила кофе из большой полосатой кружки.
        - Мне не дает покоя то, что сказал отец Евгений, - с готовностью начал Саша.
        - Ой, Самойлов, ты просто ерунду какую-то говоришь! При чем здесь какой-то там отец? Я тебе уже говорила и еще раз повторю: это все наше воображение Твое или мое. Скорее всего твое, потому что я ни о чем таком не думала.
        - Но я-то - тоже не думал!
        - Ну, значит, из подсознания всплыло! В стенку за Светиной спиной постучали.
        - Что это? Опять утюг ремонтировать? - спросила Света с издевкой.
        - Нет, просто мы, кажется, громко разговариваем. А у них - ребенок маленький, - объяснил Саша.
        - Мне кажется, общественные дети не должны реагировать на такой шум, - небрежно заметила Света.
        - Какие дети?
        - Ну, которые живут в общественных местах. В общежитиях…
        - …на вокзалах, на почтах, - закончил Саша. - Слушай, Светило, тебе давно пора в комиссию по правам человека. Добиваться, чтоб крючки в туалетах поставили.
        - Слушай, - в тон ему ответила Света, - давай ты все-таки не будешь звать меня Светилом, а?
        - В свою очередь, попрошу запомнить, что меня зовут Саша. А по фамилиям мы друг друга в школе называли.
        - Хорошо, Саша.
        - Хорошо, Света.
        Подписав первый пункт договора о взаимном сотрудничестве, стороны обменялись дружественными сигаретами.
        - Так вот, что я хочу сказать, - продолжал Саша гораздо тише, чем раньше. - Вполне возможно, что отец Евгений появился в том мире из нашего подсознания. Ладно, пусть. Но я думаю, что не это главное. Главное, что он там появился не случайно. Ты заметила, насколько ТАМ все логично?
        - Пожалуй… - кивнула Света.
        - Каждая деталь чему-то служит. Все завязано. - Саша вдруг замолчал, словно его осенила какая-то важная мысль.
        - Что с тобой?
        - Я вспомнил. Вот! Ты не права! В этих мирах не обязательно все только наши выдумки! Откуда же тогда взялся Алексей Иванович?
        - Какой Алексей Иванович?
        - Ну, карлик этот, в твоем мире, приходил к нам с Валеркой, все уговаривал чего-то, даже угрожал…
        - Са-ша! - раздельно произнесла Света. - Ты нормально говоришь или бредишь?
        - Да, нормально, нормально! - крикнул Саша, но тут же зажал себе рот ладонью и покосился на стену, ожидая очередных претензий. И продолжал почти шепотом:
        - Этот карлик, он был как бы от НИХ.
        - От кого? - Света не правильно истолковала Сашин шепот и, испуганно оглянувшись, тоже заговорила тихо.
        - Ну, от этих, которым наши души зачем-то понадобились… - Саша произнес эту фразу смущенно. Действительно, получалась какая-то ерунда: я, понимаете ли, путешествую в выдуманный мною же мир. Там появляется странный человечек, который ведет не менее странные разговоры о какой-то сделке, о тысячах душ… Не мертвых - живых. Легче всего предположить, что этот человечек - также плод твоей собственной фантазии. Ладно. Допустим. Но как тогда объяснить все эти перемещения во времени? А воскрешение Антонова? И две смерти моей бабушки? К тому же, как показывает наш последний опыт с возвращением сына Антонова, между мирами гораздо более тесная связь, чем кажется… Ты не помнишь точно, что сказал отец Евгений?
        - Не помню… Что-то про Антихриста, кажется…
        - Да, да, да… Это в первый раз. А вот уже потом, ночью, когда мы с Лешкой ехали?
        - Саш, я не помню. Кто-то родился…
        - Нет, нет, стой! - Саша крепко зажмурился. - Не родился, а зачат! Зачат… ммм… зачат в мире смутном… Рожден в горах… снежных… Живет… живет…
        - …в жилище убогом! - вспомнила Света.
        - Верно! - Саша радостно запрыгал по комнате.
        - Чего ты радуешься? Ты что, понимаешь, что это
        Все значит?
        - Не знаю, так узнаю! Будем вместе разбираться! В стену опять постучали.
        - И как?
        - С помощью логики. - Саша сел на кровать рядом со Светой. - Если мы с тобой все правильно вспомнили, получается, что у нас довольно много информации об этом Антихристе.
        - Ты всерьез считаешь этот бред информацией?
        - Светило… то есть, извини, Света, давай-ка постарайся абстрагироваться от действительности и думай вместе со мной. А то у меня и так мозги набекрень, а тут еще и тебя поминутно надо убеждать! - Саша прокричал это все громким шепотом. Получилось смешно, но убедительно.
        - Хорошо. Я постараюсь абстрагироваться.
        - Вот, вот, постарайся. Тем более девушке, которая еще недавно ходила с удостоверением профессиональной ведьмы в кармане, это будет сделать совсем просто. - Саша хитро посмотрел на Свету, а затем с отсутствующим видом - на потолок.
        - Начнем с начала, - сказала Света, сделав вид, что не заметила Сашиной подначки. - Что там? Зачат в мире смутном? Что это может означать?
        - Что угодно, - вынужден был признать Саша. - Сейчас, по-моему, вся земля - смутный мир.
        - Нет, нет, Сашка, ты не прав! - Света дернула его за рукав. - То, что у нас происходит, называется не смутный мир, а смутное время! Разница! Ты же сам говорил, что в ТОМ мире все очень логично! Значит, и слова употребляются точно!
        - Верно. Подожди, подожди… Ты хочешь сказать, что отец Евгений имел в виду… не Землю?
        - Ты еще договорись до того, что твой отец Евгений - инопланетянин! - рассердилась Света.
        - Тогда что он имел в виду?
        - Господи, какой же ты тупой! - Она произнесла это совсем не обидно. - Сам только и бубнишь, что "наш мир", "твой мир", "мой мир"… - Света попыталась изобразить бубнящего Сашу, выпятив нижнюю челюсть и тряся головой.
        - Неужели я действительно такой обаяшка? - поразился Саша.
        - Такой, такой. Не отвлекайся. Ты понял, на что я намекаю?
        - Ты намекаешь на то, - голосом отличника-первоклашки сказал Саша, - что этот Антихрист зачат там, куда человек путешествовал под аппаратом Поплавского?
        - Не человек, а женщина, - поправила его Света.
        - Ну, это естественно. Круг поисков сужается.
        - Кстати, нет. - Света замотала головой. - Это мы с тобой зря так решили.
        - Почему?
        - Потому что сделать ТАМ ребенка мог и мужчина. Женщине, двойник которой есть в реальности. А родился он уже ЗДЕСЬ.
        - Логично. - Саша с уважением посмотрел на Свету.
        - То есть, если мы хотим найти этого Антихриста, нам нужно просто-напросто проверить всех, побывавших под аппаратом на предмет рождения ребенка!
        - Просто-напросто, - убитым голосом согласился Саша. - Ты себе представляешь эту работенку?
        - А что? Я не думаю, что у них наберется очень много детей.
        - А то, что, следуя твоей логике, ребенок может родиться у кого угодно! И как угодно далеко!
        - То есть?
        - Ну, то есть: я, например, отправляюсь в путешествие. И встречаюсь там с любимой девушкой своего детства. Сплю с ней. - Саша почувствовал, что несмотря на лихость, с которой говорил, щеки его начали гореть. - Потом возвращаюсь и спокойно иду домой. А она через девять месяцев рожает ребенка. Хотя пять лет уже живет в Америке и не замужем.
        - Почему в Америке? - удивилась Света.
        - Для примера.
        - А почему все-таки Америка для примера? - настаивала она.
        Саша хотел сказать, что Америка подвернулась совершенно случайно, как пример удаленности, так сказать, объекта, но вместо этого сердито буркнул:
        - Ну, что мне тебя, что ли, в пример приводить? Теперь уже покраснели оба.
        - Я это к тому сказал, - быстро пояснил Саша, заполняя неловкую паузу, - что для того, чтобы проверить ВСЕХ, нам нужно КАЖДОМУ задать неприличный вопрос: не занимались ли вы во время своего путешествия любовью? И если да, то с кем? Имя? Фамилия? Адрес? Как ты себе это представляешь?
        - Это абсолютно нереально, - согласилась Света. - А второй пункт нам никак не может помочь?
        - Какой второй?
        - Ну, этот… Что он рожден в горах. - Света вдруг порывисто соскочила с кровати. - У тебя есть бумага и ручка?
        - Есть. Сейчас дам. А что ты хочешь?
        - Я хочу записать все три пункта. Чтобы удобней было ориентироваться. - Света взяла у Саши блокнот и, став коленками на стул, стала писать:
        - Так. Зачат в мире смутном. С этим ясно. Рожден в горах…
        - Снежных, - подсказал Саша.
        - Вот. Это уже интересней. Это, мне кажется, серьезная подсказка.
        - Что ж нам, по-твоему, теперь нужно перебить всех младенцев, родившихся в горах? - съязвил Саша.
        - Новый Ирод, - тихо произнесла Света.
        - Что?
        - Ирод, говорю. Ирод наоборот. Тот, настоящий, убивал младенцев, потому что искал новорожденного Христа. А мы с тобой ищем наоборот.
        - Я и говорю - что их, всех убивать?
        - А, кстати, Саш, на самом деле: когда дойдет до дела, что ты будешь делать с ребенком, если найдешь его? А? - Саша растерянно молчал. - Представь: вот он лежит перед тобой. Маленький, розовый, в пеленках, пузыри пускает. И тебе говорят: это Антихрист в облике человеческом. Что будешь делать?
        Саша задумался. "Кажется, я зря все это затеваю. Потому что ответа на вот такой, прямо поставленный вопрос, не знаю".
        - А, может, это и не ребенок вовсе? - предположил Саша, чувствуя, что говорит заведомую глупость.
        - А, ну-ну, надейся больше. Я вот абсолютно уверена, что это окажется самый распрекрасный младенец с умилительными пальчиками и глазками, и попкой, и улыбкой.
        - Окажется… Ты все-таки считаешь, его надо искать?
        - Капитан Самойлов! Не узнаю вас! - укоризненно рявкнула Света и тут же сделала страшные глаза, потому что в стенку тут же последовало несколько глухих ударов. - Слушай, чего они у вас такие нервные?
        - Они не нервные. Просто стенки тонкие, - объяснил Саша. - Ты все написала?
        - Нет. Сейчас третье допишу. Живет… в жилище убогом. Это слишком размазано. Сейчас почти все живут в таких. В таком случае, антихристом запросто может оказаться соседский ребенок.
        Саша испуганно посмотрел на стену, но тут же рассмеялся:
        - Не-е, у них два первых пункта не выполнены.
        - Два первых пункта, говоришь? - Света еще раз перечитала написанное. - Смешно, конечно, но…
        - Что? - встрепенулся Саша.
        - Именно два первых пункта полностью подходят к одной моей приятельнице. Жене, кстати, твоего любимого Юры Кашина.
        - С какого перепуга он вдруг стал моим любимым Юрой? - пробурчал Саша.
        - Ну, нелюбимого. Смотри: она точно ходила к Поплавскому, еще в прошлом году. А потом сразу залетела. Причем, как говорит наша гинекологаня Тамарка…
        - Ваша… кто?
        - Господи, да врач-гинеколог, что ты, маленький, что ли? Так вот она говорит, что Илонка залетела вопреки всем законам природы.
        - Ну, а в горы она как попала? На лыжах, что ли, каталась да и родила?
        - Нет. Она специально в Швейцарию рожать ездила. Сейчас это модно очень.
        - Да-а, здорово сходится, как по писаному. - Саша вздохнул. - Но, как я понимаю, третий пункт все перечеркивает?
        - Конечно. Юркина квартира на убогое жилище ну никак не тянет.
        Они еще посидели. И постояли. И походили кругами по комнате. На столе лежал листок бумаги с тремя короткими строчками.
        - Свет, по-моему, самое время вспомнить, что утро вечера мудренее, - сказал Саша, чувствуя, что еще немного, и у него из ушей пойдет пар от перенапряжения.
        Но! Общага есть общага. Буквально через три минуты после Сашиных слов в дверь постучали.
        - Сань, ты не спишь?
        - Не сплю, не сплю, - отозвался Саша, приоткрывая дверь. - Но собираюсь. Чего тебе?
        - Сань, - внутрь просунулся кругломорденький Тимофеев, похожий на суслика, - ты телевизор смотришь?
        - Нет, не смотрю.
        - Слу-ушай, - заканючил Тимофеев, - у меня мать приехала, она рано спать ложится…
        - Дальше что?
        - Са-ань, дай "Дорожный патруль" посмотреть. Я уже так привык - не засну никак, пока всяких ужасов не посмотрю. Са-ань, а?
        Саша обернулся и вопросительно посмотрел на Свету. Она кивнула.
        - Проходи, - Саша отошел, пропуская Тимофеева.
        - Вот спасибо! Вот удружил! - запричитал тот, входя. Но тут же увидел Свету и замер с открытым ртом. Вовка Тимофеев был известным на всю общагу авторитетом в области красивых девушек. Очень и очень среднего роста, смешной и щекастый, с молоденькой лысинкой, Тимофеев, однако, обладал незаурядными способностями по части кружения женских голов. Поэтому, если вы увидели на улице Тимофеева, идущего без симпатичной девушки, это может означать, что ему только что вырвали все передние зубы или он болен гриппом с высокой температурой.
        - Владимир, - солидным голосом представился он Свете и тут же умудрился каким-то образом поцеловать ей руку, сесть рядом и даже завернуть замысловатый комплимент.
        - Ты зачем пришел, Казакова? Телевизор включай, - напомнил Саша. - Чай будешь?
        - Нет, нет, я чай на ночь не пью! Он возбуждает, - важно сообщил Тимофеев, усаживаясь так, чтобы видеть и телевизор, и Свету.
        Саша взял чайник и отправился на кухню. Зажег газ, вспомнил про газовый баллон на даче. И тут же - про данное матери обещание помочь с вывозом вещей.
        Завтра, в восемь, у ее дома. О, черт! Со сменщиком-то не договорился!
        Саша опрометью кинулся на четвертый этаж и забарабанил в дверь Вась-Вася. Третий механик их судна, Василий, родом был из глухой сибирской деревни. Единственной достопримечательностью которой было странное чувство юмора ее жителей: несколько веков подряд всех мужчин в деревне называли исключительно Васями. А поскольку и фамилия у них была - одна на всех - Васильевы, можно себе представить все сложности деревенского общения.
        Через десять минут согласие отстоять завтрашнюю вахту было получено всего за литр водки. Фигня, решил Саша, с матери стребую.
        За время Сашиного отсутствия в комнате что-то произошло.
        Света сидела на том же месте. Глаза у нее были совершенно безумные. Тимофеев растерянно стоял рядом с ней, губы у него тряслись.
        Саша, грешным делом, сразу заподозрил Тимофеева в распутных действиях, хотя точно знал, что это абсолютно не в Вовкином стиле.
        - Что случилось? - грозно спросил Саша, чувствуя, как все сильнее жжет через тряпку ручка чайника. Тимофеев повернул к нему испуганное лицо:
        - Я не знаю… Мы смотрели "Дорожный патруль"…
        - Саша… - Голос Светы сорвался в рыдания. - Они… они все погибли…
        Глава пятая
        СВЕТА
        Мне было дико страшно. Почему-то показалось, что отнялись ноги. Я смотрела на свои коленки, обтянутые джинсами, и не чувствовала их. По спине, словно какое-то гадкое насекомое, пробежала струйка пота. Затошнило. Перепуганный Владимир стоял рядом, и Светочке захотелось, чтобы он сейчас посильнее тряхнул ее за плечи, крикнул что-нибудь громко или треснул чашку об пол, - короче, сделал бы что-нибудь, чтобы вывести ее из этого жуткого оцепенения.
        Вошел Саша с чайником.
        Ах, как хорошо я представила себе: ручка обрывается. Чайник летит на пол. Брызги кипятка. Мужики матерятся. Где мои сказочные ведьминские способности? - я бы именно так все и сделала. Только бы все сдвинулось, зашевелилось, задвигалось. Отомри! Так, кажется, кричали в детстве?
        - Что случилось? - грозно спросил Саша.
        Долгие часы созревавшая истерика наконец-то разразилась.
        Вот теперь они забегали. И что-то роняли, и поднимали, и снова роняли. Привели заспанную девицу, назвавшуюся медсестрой, которая упорно пыталась влить в меня валерьянки, потом плюнула и ушла. Они беспрерывно совали мне стакан с водой. И даже где-то нашли коньяку. У них даже не было времени закурить - так они вокруг меня суетились.
        А я сидела на полу, захлебываясь в слезах, но в то же время отчетливо видела себя со стороны и знала, что никогда не смогу вытравить из памяти тот кадр на экране телевизора… тот кадр на экране… Тот кадр… Господи, меня опять тошнит…
        Я давно знаю про эту теорию. Психологический феномен. Постараюсь пересказать своими словами. Пусть специалисты меня простят. Или поправят, если потребуется.
        Когда человек видит что-то очень страшное, срабатывает защитный рефлекс - восприятие как бы притупляется. Так устроена любая диафрагма: большой поток - маленькая дырочка, понятно? Так и сознание: оно не вместит в себя весь страх, но при этом оставит маленькую щелочку. Через которую обязательно вползет какая-нибудь особо жуткая деталь. Я помню, первый раз прочла об этом у Лема, кажется, в «Эдеме». Описывая массовое сумасшествие, человек говорит, что больше всего его поразили следы зубов на куске мыла…
        Когда на экране показали кроваво-металлическое месиво, получившееся из двух машин (лобовое столкновение!), я умудрилась увидеть ДВЕ вещи.
        Номер машины.
        И Илонкину туфлю.
        Добрый парень - оператор "Дорожного патруля" - с каким-то патологическим смаком елозил камерой по искореженным обломкам, но это было уже не страшно. Мозг вырубился и отказывался воспринимать остальное. Он получил всю необходимую информацию и уже начал в бешеном темпе крутить перед моими глазами: номер - туфля - номер - туфля - номер… Я только-только начинала успокаиваться, как тут же садистски-услужливая память подкидывала милый эпизодик: мы с Илоной хохочем как сумасшедшие над продавцом обувного магазина, который, не сводя глаз с Илонкиных ног и ежесекундно сглатывая похотливые слюни, подползает на коленях, чтобы примерить ей сто пятьдесят вторую пару туфель. Вот этих самых - расклешенный каблук семь сантиметров, кожа молодого крокодильчика, триста сорок дойч-марок… Голос за кадром гнусаво-радостно сообщал любителям кошмаров на ночь, что "спасателям пришлось разрезать корпус машины, чтобы извлечь тела погибших". И единственным нормальным человеком во всем этом телевизионном шабаше оказался случайный свидетель - молодой парнишка с трясущимися губами, который, не стесняясь в выражениях, рассказывал
на камеру, как ехал следом за «Опелем», видел, как тот пошел на обгон, и…
        - …навстречу точно никого не было, блин, я сам собирался обгонять, я видел… он замигал и пошел влево… черт, я сам видел… откуда «волгешник» взялся - … его знает… я сам еле вывернул, когда они в…нились друг в друга… я и сам мог в…ниться к ним… я сразу остановился… нет, не подошел, страшно очень было… так там и так видно, что никого не осталось…
        Им все-таки удалось влить в меня не меньше бутылки коньяку. Окружающий мир стал терять звуки и краски, Саша уговорил меня встать в пола и пересесть на кровать. Его приятель незаметно куда-то исчез, сам Саша ходил по комнате на цыпочках и изредка пытался что-то спрашивать, почему-то шепотом. Мне хотелось сказать ему, что можно говорить нормально, но для этого необходимо было открыть рот и найти нужные слова. Но это казалось непосильной задачей.
        Потом я - нет не провалилась, а, словно в болото, медленно погрузилась в невнятный тягучий сон. Без кошмаров и призраков.
        Утром Светочке пришлось несколько секунд усиленно тереть глаза, чтобы сообразить, где она находится. Да и лучше бы не соображать. Жестокая действительность, заметив, что Светочка проснулась, злорадно подвинула к ней свое корявое лицо.
        А можно, я снова закрою глаза, сосчитаю до пяти (или до пятидесяти? До скольки нужно?), а потом открою глаза и увижу не вот этот пришпиленный кнопками плакат - карамельного вида японку на фоне Фудзи, а родную спальню и - тушь по шелку - изысканных, японских же, рыб, резвящихся в горном ручье?
        Видимо, нельзя.
        Светочка села на кровати. Как выяснилось, она спала совершенно одетая, но накрытая Сашиной курткой.
        Самого Саши в комнате не было. На столе лежала записка.
        "Света! Уехал рано, будить тебя не стал. Пожалуйста (подчеркнуто двумя чертами), никуда не уходи, дождись меня. Буду примерно в два. Постараюсь что-нибудь придумать насчет квартиры. Саша".
        Саша. Какие свои странные цели преследует судьба, так часто и настойчиво сталкивая Светочку с бывшим одноклассником? У кого бы спросить? У господина Мишеля Сотюра, из компании "Alternative Servise", услужливо подсказала память. Не желаете? А то, как обычно, соберите побольше информации, скиньте на дискету, назовите файл «Саша» и - добро пожаловать! Буквально в течение десяти минут вам все и подробно расскажут. С какой, например, вероятностью вы бы, девушка, могли стать женой моряка в нашей реальности. А с какой - плодотворно сотрудничать в качестве штатной ведьмы под руководством того же капитана Самойлова в одном из вымышленных миров. А может, еще вариантов подбросят? Мне кажется, что сейчас - отправь меня доктор Игорь путешествовать - я бы сотворила что-нибудь абсолютно фантастическое. Или безумное. Или розово-наивное. Света - Фея Убивающего Домика (а вместо мелкого Тотошки - моя умница Гарден). Света и семь гномов (нет, отказать! Боюсь, я не пойму этого специального кайфа - целыми днями убирать грязь за семью мужиками). Света и Чудовище - в смысле импортный Аленький Цветочек (а это мы, считай,
уже попробовали, но с точностью до наоборот). Почему на сказки потянуло? Да потому что там все просто и здорово. Добро побеждает зло, принцы, все, как один, - сильные и умные, если что плохое приключилось - живой воды достанем, побрызгаем… А это к чему? Вот только не надо сейчас срываться с места, нестись галопом к доктору Игорю, нырять в наспех сляпанную сказочку и спасать семью Кашиных. Ты ведь об этом подумала? Так вот, успокойся. Сиди смирно. Тебе сказали: никуда не уходи, дождись.
        Утро вечера мудренее. Мудренее. Почему так не по-русски сказано? Мудренее в смысле - мудрее? Или мудренее в смысле - заумней? Я, кажется, запуталась в словах. Сегодняшнее утро… нет, не умнее и не глупее вчерашнего вечера. Оно просто чужое. Словно всю ночь, пока я спала, прибитая несчастьем с Илонкой и бутылкой коньяку, какой-то старательный дворник с метлой и скребком методично бродил по моей жизни и чистил, чистил, чистил…
        Светочка встала, самостоятельно нашла умывальню и кухню, без истерик и обмороков умылась и поставила чайник. Выпила чашку кофе с бутербродом, пожелала доброго утра жизнерадостному таракану, куда-то спешившему по стене. Проглядела стоявшие на полке книги и даже полистала "Трех мушкетеров". Немного поколебалась, но достала бабушкину плетеную шкатулку, забралась с ногами на кровать и принялась вязать что-то непонятно-круглое, часто меняя цвета клубков.
        К половине третьего, когда примчался взмыленный и грязный Саша, Светочка была совершенно готова к новой жизни.
        Глава шестая
        САША
        Все утро Саша был настолько занят своими мыслями, что даже ни разу не поссорился с матерью. Он, как заведенный, таскал тюки, разбирал и заносил в дом садовые скамейки, грузил банки с огурцами, помидорами и вареньем и, увлекшись, чуть не отдавил себе ногу газовым баллоном. Но не раскричался, как обычно, а только тихо выматерился и покатил баллон дальше, в сарай.
        В городе все происходило в обратном порядке. Те же банки, тюки и коробки, но уже - на седьмой этаж. И все так же молча и методично.
        Раиса Георгиевна так растрогалась, что после Сашиного вопроса, не сдает ли кто из знакомых квартиру, не только не раскричалась о выкинутых на ветер деньгах, а, совсем наоборот - немедленно начала обзванивать подружек. И уже через пятнадцать минут выяснилось, что Сашина дальняя родственница тетя Нина, оказывается, давно горит желанием сдать свою однокомнатную квартиру кому-нибудь из приличных непьющих знакомых. Саша клятвенно гарантировал непьющесть съемщика, взял у тети Нины адрес, а у матери сверток с котлетами и банку огурцов и уехал в общагу.
        Света сидела на его кровати, уютно устроившись с ногами, и вязала что-то кругло-пестрое. При виде Саши она улыбнулась и сказала:
        - Я взяла на себя смелость и почистила картошки.
        Саше захотелось немедленно и громко спеть что-нибудь очень жизнеутверждающее. Покопавшись в своем скромном репертуаре, он обнаружил лишь мещанское "У самовара я и моя Маша", петь не решился и лишь глубоко и счастливо вздохнул и сообщил, что принес котлет и огурцов.
        - Молодец! - одобрительно заметила Света. В ней почти не осталось ничего от принцессы на горошине. Обыкновенная девчонка, вон, картошку чистит, вязать умеет…
        - А я квартиру нашел!
        - Правда? - обрадовалась Света. Честное слово - обрадовалась!
        - Да. Через полтора часа встречаемся на «Приморской» с хозяйкой. Вот адрес. - Саша протянул бумажку.
        - Самойлов, ты что - издеваешься? - спросила Света, взглянув на бумажку, от негодования снова называя Сашу по фамилии.
        - Я? Почему издеваюсь? - Света протянула бумажку назад. - Что тебе не нравится? Однокомнатная квартира. Это адрес. Улица Беринга, 20, квартира… Что?! - Господи, ведь я же сам это записывал! Как я мог не увидеть…
        - Это же ТВОЙ адрес.
        Саша упал на стул и посмотрел перед собой бешеными глазами.
        - Ну все, Светило. - Саша тоже забыл про уговор. - Это, по-моему, не просто судьба, это что-то большее. - Он помолчал немного, а потом задумчиво спросил ни к селу ни к городу:
        - Интересно, в этой квартире тоже не будет колонки?
        Колонка была. А квартира совершенно не походила на ту, которую они оставили в Сашином мире. То есть дом, этаж, все совпадало. Но внутри - ничего общего.
        - А я так надеялся найти здесь оставленную бутылочку… - протянул Саша, открывая холодильник.
        - Ты что - алкоголик? - с интересом спросила Света.
        - Нет. Я - в меру пьющий русский мужик.
        - По европейским меркам это означает, что у тебя вторая стадия алкоголизма, - небрежно заметила Света, обходя квартиру. - И сколько стоит этот однокомнатный шедевр?
        - Неважно, - ответил Саша. - Давай-ка с тобой лучше чаю попьем. И обсудим, что нам дальше делать.
        - Нам?
        - Светка, ты, кажется, согласилась мне помогать? - укоризненно посмотрел на нее Саша. - Так?
        - А-а, ты в этом смысле…
        - И в этом, и в другом. На самом деле, не мешало бы подумать… - Нет, об этом я пока думать не в силах. Не получается никак. Казалось бы: вот она, вожделенная твоя Света Жукова, вот квартира, которую ты для нее снял. Ну, и..? Положение человека, который принес-таки возлюбленную на край света, сел с ней рядышком, ножки свесив, и не знает, чего дальше делать. Потому что возлюбленная, хоть и не возражала против края света, но теперь смотрит строго и сама на шею не кидается. Ладно, потом разберемся. Саша махнул рукой и повторил уже вслух:
        - Ладно, потом…
        Света прошлась по всей квартире и села напротив Саши.
        - Я готова тебя слушать. Зови на подвиги, друг. - Нужно быть полным идиотом, чтобы в это поверить. Чужой дом, чужие вещи, как жить дальше, может, ей просто в душ хочется, у нее и вещей всего - сумка, та, что через плечо, а я ей голову всякой ерундой забиваю… Саша с трудом взял себя в руки, представил, что он по-прежнему капитан Самойлов, и строго сказал:
        - Так. Насколько я помню, мы остановились на том, что нам нужно разыскать этого ребенка.
        - Да? Мы на этом остановились? - удивилась Света.
        - На этом. А тебе кажется, на чем-то другом?
        - Мне кажется, мы остановились на том, что вся эта затея - дело совершенно безнадежное!
        За стеной кто-то принялся бодро наигрывать гаммы.
        - Как славно. И музыка есть, - заметила Света.
        - Не отвлекайся. Я думаю, нужно искать ребенка или хоть какое-то о нем упоминание. - Саша задумчиво потер переносицу. - Здесь нам, конечно, здорово помог бы Валерка Дрягин. Но только после того, как мы выясним у Поплавского… Слушай, ты можешь поговорить со своим доктором по душам? Он к тебе, кажется, хорошо относится.
        - Могу. А о чем?
        - Ну, как - о чем? О детях…
        - Ой, Саш, я не знаю… Ну, как я ему это объясню?
        - Товарищ Жукова! - строго нахмурился Саша. - Выполняйте задание!
        Света нехотя встала и побрела к телефону. Саша видел, как она набирает номер, просит Игоря Валерьевича, благодарит, вешает трубку, набирает другой…
        - Алло? Игорь Валерьевич? Добрый день. Это… да, вы меня узнали? Спасибо. Игорь Валерьевич, вы не могли бы… - Ну почему она так неуверенно разговаривает? Хотя им, женщинам, виднее, как добиваться своего. - Мне нужно с вами поговорить. Что? Нет, я не собиралась… Что? Что?! Спасибо, я вам перезвоню потом. До свидания.
        Света вернулась в комнату, сильно шлепая записной книжкой по ладони. Глаза ее метали молнии.
        - Что случилось? - удивился Саша.
        - Личным распоряжением господина Антонова мне запрещено появляться в "Фуксии и Селедочке", - звенящим от бешенства голосом сказала Света.
        - Этого следовало ожидать, - спокойно отреагировал Саша. - Что ему еще оставалось делать, когда мы… когда ты ТАК ушла?
        Света нервно рылась в сумке.
        - У тебя есть сигареты?
        - Нет, кажется, кончились. Я схожу в магазин.
        - Я с тобой. Мне все равно нужно много чего купить. - Света швырнула сумку на диван. - Ты не знаешь, сколько сейчас стоит зубная щетка?
        - Смотря какая, - ответил Саша. В другое время он обязательно развил бы эту тему. Ну, там, что-нибудь вроде: вам небось простая рабоче-крестьянская щетка и в рот не полезет… Но сейчас заводить такие разговоры было, по меньшей мере, бестактно. Потихоньку начал высовывать свою злобную морду проклятый денежный вопрос. Сколько сейчас у Светы денег? И не спросишь ведь… И что она собирается покупать? У нее же из одежды, черт побери, только то, что на ней! А сколько этим женщинам нужно всякой ерунды! Предложить ей денег? А как? И вообще - как она жить собирается? А я? Сегодня я должен был звонить Лене. Мы собирались идти и покупать видик. А потом мы собирались жениться. А теперь? Я не представляю, что ей скажу. Вот сейчас подойду к телефону, наберу номер, скажу: здравствуйте, Юлия Марковна, это Саша, позовите, пожалуйста, Лену… И… И…
        - Ты идешь? - Света стояла в дверях.
        - Иду, - ответил Саша, проходя мимо телефона.
        Больших универсальных магазинов рядом не оказалось, поэтому Саше пришлось выкурить аж четыре сигареты, пока Света прочесывала четыре маленьких. После очередного заныривания в магазин число пакетов и свертков угрожающе увеличивалось. Наконец, Света вышла из последнего, села на подвернувшуюся скамейку и весело произнесла:
        - Все, Саш, деньги кончились. Бутылка - с тебя, и идем праздновать новоселье!
        Глава седьмая
        СВЕТА
        Вот так и началась моя новая жизнь. Не знаю, как там себя ощущала Золушка после того, как пробили часы, но мне, точно, хуже. Во-первых, я и на балу пробыла подольше, успела втянуться.
        А, во-вторых, - главная и самая большая разница! - Золушке хочется, чтоб ее нашли. А мне - нет. Вижу, вижу, как Сашка, бедный, чуть ли не на цыпочках ходит - все боится, что счастье его кончится. Он-то думает, что я таким образом своего мужика воспитываю: вот, дескать, помучается, помучается, да и на коленках приползет. Не-ет, братцы. Хоть на коленках, хоть на пузе ползи - без толку. К тому же и не приползет он вовсе. У нас, видите ли, его сиятельство из той породы упертых-твердолобых, которым легче помереть с тоски, но никогда не попросить прощения. Господи, да что я за глупости говорю? Какое прощение? У кого? За что? И вообще мы давно договорились сами с собой, что больше НИКАКИХ разговоров и раздумий на темы Виталия Николаевича Антонова не ведем. Все. Закрыто. Опечатано. Перед прочтением сжечь.
        Светочка стояла у плиты и помешивала суп. Судя по всему, должно получиться неплохо. В последнее время она получала огромное удовольствие от домашних дел. Самостоятельно готовила, мыла посуду, стирала кое-какие мелочи, вытирала пыль. Если Саша не стоял свою вахту или не носился где-то по делам, они, словно очень пожилая парочка, уютно сидели перед телевизором, пили чай или разговаривали на столь любимую Сашей тему - спасение человечества. Иногда Саша читал газету, а Светочка вязала. Она специально попросила Сашу привезти бабушкину шкатулочку. Никакой конкретной задумки у Светочки не было, и скорее всего это мелькание крючка было всего лишь разновидностью аутотренинга. Потому что связанные неясной формы разноцветные куски тут же распускались, и все начиналось по новой.
        Оба они вели себя, словно каждому в отдельности некая могущественная волшебница по секрету наобещала кучу подарков и чудес - в очень скором времени. А пока - взяла строгую клятву молчать и вести себя как ни в чем не бывало.
        Само собой получилось так, что в большой хрустальной пепельнице (которую не использовали по назначению из боязни разбить) всегда лежала некая сумма денег - на хозяйство. При этом в Светочкины обязанности не входило покупать картошку или хлеб. Она отвечала за сложные покупки - двести граммов сервелата, например, или йогурт "Datum".
        При этом каждый вечер рядом с диваном расставлялась Сашина раскладушка. А из комнаты в общежитии исчез телевизор.
        Вот такая идиллия.
        Развязка наступила очень скоро. Позже, вспоминая это безоблачное время, Светочка с удивлением посчитала, что прожила на улице Беринга всего пять дней!
        А началось все с того, что мы собирались ехать к Дрягину.
        То есть нет, началось все вечером накануне. Саша вернулся из общаги в хорошем настроении, но немного позже назначенного срока.
        - Задержался, - махнул он рукой, - мужики сказали, парень меня какой-то искал. Я подумал, насчет работы. Посидел, подождал немного, а он и не пришел.
        Я не обратила никакого внимания на эту историю.
        Весь следующий день у Саши был свободен. С утра было дурашливое настроение. Мы поминутно хихикали, вспоминая одноклассников и учителей. Потом, как обычно, принялись обсуждать проблему Нового Ирода. Так мы ее окрестили, с моей легкой руки. Сашке все неймется - найти этого проклятого ребенка. При этом каждый раз он дежурно уже спотыкается о мой вопрос: что он с этим ребенком собирается делать? И вообще чем дальше, тем больше у меня складывается впечатление, что все эти разговоры о спасении человечества стали для нас уже чем-то вроде обязательной декорации. Так сказать, фоном нашей странной новой жизни.
        В этот день Сашка был настроен решительно. Для начала он таки вытянул из меня обещание поговорить с доктором Игорем. На нейтральной почве, так сказать. Ввиду того, что вход в «Фуксию» для меня теперь закрыт. О черт, при одной только мысли об этом меня начинает колотить от злости! Все, все, успокойся. Возьми сигерету, пойди посмотри в окошко. Вид кладбища очень успокаивает. Вот. Постой так и посмотри на природу. Вон птичка на кресте сидит, чирикает. Солнышко светит.
        - Хорошо, Саш, я поговорю с Поплавским, - сказала Светочка, глядя в окно. - Только ты поконкретней сформулируй, чего у него спрашивать. А то я начну объяснять, сама запутаюсь и его перепугаю.
        - Как - что? Ну-у, спроси у него… - Саша задумался. - Спроси у него хотя бы список клиентов. Ну и… Хоть минимальную информацию о них.
        Светочка покачала головой:
        - Сомневаюсь, чтобы Игорь…
        - Ну, почему сомневаешься? Что ты их - убивать собралась? Или шантажировать? Тебе просто нужно узнать - у кого из них рождались дети ПОСЛЕ посещения Поплавского.
        - Не нравится мне эта затея… - Светочка поежилась.
        - Ты можешь сделать полезное дело? Для меня лично? - Сашка решил поставить вопрос ребром.
        - Могу, - ответила Светочка на это "ребро".
        - Тогда звони.
        Доктор Игорь, по-моему, жутко перепугался, когда услышал мой голос. Как будто я звонила с того света.
        - Поговорить? Д-да, пожалуйста, только не здесь… - Господи, он отвечал так, словно перед ним стоял Виталий с пистолетом. Вероятность, кстати, не нулевая. - Позвоните мне в конце дня, часов в… шесть. - Теперь я почти увидела, как Виталий показал «шесть» на пальцах. Чего-то у меня фантазия разыгралась.
        - Хорошо, Игорь, я перезвоню.
        - Ну? - Сашка подпрыгивал от нетерпения.
        - Договорились созвониться вечером. В принципе, как я понимаю, он не против.
        - Отлично! - Чего он радуется? - А теперь…
        - Теперь нужно свернуть и убрать, к дьяволу, этот хозяйский ковер! Мы на него постоянно что-то роняем и выливаем, мне кажется, хозяйка нас за него сожрет. - Да, судя по ее внешнему виду, тетка - профессиональная стерва на пенсии. Так сказать, играющий тренер. Ка-ак она на меня смотрела, когда мы с Сашкой пришли за ключами! А я - тоже, умница, принялась выделываться. Не помню уж, чего я такого ляпнула, кажется, насчет совмещенного санузла неудачно пошутила, так эта тетя Нина меня так своими акульими глазками пробуравила - честное слово, я почувствовала, как ее взгляд вышел у меня из затылка! Сашка потом признался, что вредная тетка, по ходу дела даже накинула полсотни за квартиру. Я так понимаю, это - чисто моя заслуга.
        - Свет, я думаю, мне все-таки нужно найти Дрягина. Или Мишку. С ними все будет гораздо легче. - Сашка продолжал развивать тему, сворачивая ковер.
        - Ну, так найди. А Дрягин - это тот, который подлиннее?
        - Ага. Блондин. А Рэмбо - черненький, поменьше.
        - Тоже - мент?
        - Ага.
        - Сашка, прекрати «агакать», ты не в деревне.
        - Больше не буду, извини.
        - И не извиняйся по сто пятьдесят раз на дню!
        - Слушаюсь! - Саша сел на пол и, преданно глядя на Светочку, спросил:
        - Я тебе случайно не Буратино напоминаю?
        В два часа дня Саша решился. Он, к сожалению, так и не вспомнил номера отделения, где работал Валерка, но зато прекрасно помнил, где оно находится.
        - Я поеду. - Саша встал со стула и затушил сигарету.
        - Я с тобой. - Светочка в точности повторила его
        Движение.
        - И что мы ему скажем?
        - А что ты собирался ему сказать?
        - Не знаю, но надеюсь, он меня вспомнит.
        - Мне кажется, нас вдвоем он вспомнит еще быстрее.
        - Логично, - согласился Саша. - Но одному легче.
        И я его отпустила.
        Включила телевизор и села в кресло вязать (вот занятие для молодой-красивой! Кому скажешь - не поверят!). Мысли мои так и крутились вокруг доктора Игоря, Дрягина этого, Саши. И примерно через полчаса после Сашиного ухода мне пришла в голову, как тогда показалось, ужасно удачная мысль. Действительно, хватит тут рассиживаться без дела!
        Светочка оставила вязание на столе и, предвкушая сюрприз, который преподнесет Саше, отправилась к телефону.
        - Алло? Кирилл? Добрый день, это Светлана. Мне нужна некая информация.
        Эта продажная гнида долго и внимательно меня слушал, а потом ответил с хорошо замазанным злорадством:
        - Вы извините, Светлана Вениаминовна, но Виталий Николаевич запретил оказывать вам какие бы то ни было информационные услуги. - Почему-то показалось, что на том конце провода он довольно улыбается.
        Светочка медленно положила трубку, медленно вышла на кухню и медленно закурила, глядя в окно.
        Так, девушка. А теперь попробуйте угадать, какую огромную и толстую глупость вы только что сотворили.
        Глава восьмая
        САША
        Какой же русский не любит Остапа Бендера! Саша подходил к отделению милиции, пытаясь представить, что бы делал Великий Комбинатор на его месте. Ну, что? Он мог бы, например, войти в отделение с рулеткой и начать обмерять стены на предмет ремонта. Рулетки у Саши с собой не было. Или вбежать с криком, что у лейтенанта Дрягина только что родилась тройня. А может, он и не лейтенант уже? Или… Тьфу, бред какой-то.
        В порыве отчаянного вдохновения Саша достал из кармана какую-то мятую бумажку и обратился к сидящему за стеклом на входе кислого вида милиционеру:
        - Здравствуйте. - И далее, глядя в бумажку:
        - Мне к Дрягину. Как его найти?
        - Второй этаж, - дежурный махнул рукой наверх, как будто в этом здании были еще этажи вниз, - комната девять. Если он еще не ушел…
        - Спасибо, - робко вякнул Саша, старательно изображая незаметного человечка.
        Как было бы просто, если бы сейчас открыть дверь, а навстречу - Валерка: здорово, друг! А если нет? Если… Времени на раздумье уже не было. Саша постучал в дверь девятой комнаты, услышал знакомый голос: "Да!" - и вошел.
        - Здравствуй…те, - неуверенно произнес он.
        - Здравствуйте, - ответил Дрягин, мельком глядя на вошедшего. - Вы ко мне?
        - Я… - Саша судорожно соображал, чего бы такого сказать, потому что Валерка его явно не узнавал. - Я ищу лейтенанта Шестакова, - ляпнул он первое, что пришло в голову.
        - Шестакова? - Дрягин удивленно поднял голову. - Вы, наверное, что-то перепутали. У нас такой не работает…
        - Да? - Ну, давай же, давай, вспоминай меня, старый хрыч! - Значит, я что-то перепутал.
        - А вы по какому вопросу?
        - Да я, собственно, без вопроса, так, шел мимо, дай, думаю, зайду проведаю. - Ну, тебя и несет… Какой идиот по доброй воле попрется в ментовку кого-то проведывать?
        - А мы с вами не знакомы? - спросил вдруг Дрягин, и Сашино сердце подпрыгнуло от радости.
        - Знакомы, - кивнул он.
        - Сейчас, сейчас… - Валерка повернулся к окну и потер лоб. - Лицо у вас очень знакомое… А! - Он радостно стукнул по столу ладонью. - Вспомнил! Мы на свадьбе у Леньки Свирченко познакомились! Вы, наверное, поэтому и перепутали. Мишка Шестаков в шестьдесят втором отделении работает, на Брянцева.
        - Да? - изображая радость, переспросил Саша. - Тогда я к нему как-нибудь в другой раз заеду. Спасибо.
        Он вышел из отделения, красный, как рак.
        Можно, конечно, прямо сейчас смотаться на Брянцева и посмотреть в глаза Мишке. Чтобы полностью развеять все иллюзии. И второй раз почувствовать себя дураком, а хорошего человека поставить в неловкое положение. Хотя со свадьбой это он удачно сообразил. Хотя нет, все-таки странно: мое лицо ему показалось знакомым. Может быть, стоило еще несколько минут постоять там, в дверях, помаячить перед его глазами? Авось и вспомнил бы…
        Саша достал сигареты и медленно двинулся к метро. И почти у самой «Горьковской» окончательно затоптал все искры вспыхнувшей было надежды. Он вспомнил, что уже в этой, новой, перекроенной жизни один раз встречался с Дрягиным. Бабушкин дом находится как раз на территории сорок третьего отделения. Когда с Оксаной Сергеевной все случилось во второй раз, именно Валерка явился, чтобы проверить, не помогли ли бабуле покинуть сей грешный мир. Профессиональная память немного подвела Валерку. Он действительно видел Сашу Самойлова. Но не на свадьбе Свирченко (разухабистой до такой степени, что после нее Дрягина вполне можно было убедить, что он там пил с Биллом Клинтоном).
        Ну, что ж, не вышло. Хотя очень жаль. Валерка мог быть очень полезен в предстоящем деле.
        По дороге Саша так задумался, что нечаянно проехал "Гостиный Двор". А, и фиг с ним, решил он, поеду до «Техноложки», давно ведь в общагу собирался заглянуть. Вахтерша при виде Саши привстала со своего места и раскрыла рот, но слушать ее Саша не стал - наверняка какую-нибудь гадость ляпнет. Быстро взбежал на этаж и удивленно остановился. Яркое пятно света лежало в коридоре напротив его двери. Тимофеев, что ли, раззяпил?
        Нет. Вовка здесь был ни при чем. Просто Сашина дверь лежала внутри комнаты. В качестве объяснения ровно посередине красовался отпечаток подошвы. Еще через пятнадцать минут соседи сообщили Саше некоторые подробности. В частности, о том, что примерно час назад какие-то мрачные люди искали Самойлова, выбили дверь его комнаты и по пути сломали челюсть Вовке Тимофееву, которого угораздило как раз в этот момент пить чай.
        Саша от такой информации моментально потерял ориентацию в пространстве. Потому что с ходу сообразить, кто ж это к нему так трепетно относится, что выбивает двери, он не смог, поэтому в голову полезла полная ерунда о каких-то злобных бандюганах, наточивших зубы на отряд капитана Самойлова и пробравшихся СЮДА из Сашиного ПРИДУМАННОГО мира. Чушь, конечно.
        Еще через час, кое-как поставив дверь на место и для верности приколотив сверху две доски, Саша вывалился из общаги. Настроение было резко дрянное. К «Приморской» оно немного улучшилось. Саша в раздумье прошел мимо теток с цветами, но купить почему-то не решился. В дверь звонил минут пять. Потом открыл своим ключом и вошел. Светы не было. Решив, что она просто, наверное, выскочила в мага-.зин, Саша поставил чайник.
        И тут зазвонил телефон.
        - Саша… - Голос у нее был до жути чужой. - Это я.
        - Свет, ты где? - весело спросил Саша, чувствуя, как холодеет у него внутри.
        - Я в машине.
        Саше показалось, что за спиной начали бесшумно трескаться и обваливаться стены дома. Пришлось даже обернуться и проверить: все стояло на месте.
        - Прости, пожалуйста.
        Все.
        Какое-то запоздалое воспоминание услужливо подсунуло мелькнувший за поворотом серый силуэт. Да, да, я как раз заходил во двор, а машина из него выезжала. Да, да, та самая, название которой я так и не узнал.
        Что-то назойливо лезло в ухо, какой-то отвратительный занудный звук. Саша понял, что все еще стоит с телефонной трубкой, из которой раздаются короткие гудки.
        Все.
        Ах, нет, была еще последняя весточка. Словно белый кружевной платочек, брошенный в грязь из окошка кареты.
        Следующим утром, около восьми, раздался еще один телефонный звонок. Ровным, ледяным, мертвым голосом, без приветствия и прощания, Света сказала:
        - Я думаю, тебе это пригодится. На месте аварии ребенка Кашиных не нашли.
        И вот я снова сижу на кухне у Бляхманов, слушаю пересказ аргентинского сериала в исполнении Юлии Марковны и, как всегда, боюсь, что Лена не донесет до стола чашку чая.
        Два раза в неделю Юрий Адольфович ходит в районную музыкальную школу - вести факультативный курс композиции. Ученики ему не нравятся, платят в школе мало. Я видеть не могу тот душераздирающий спектакль, который старательно разыгрывает вся семья около дверей. Все бодры и веселы, желают папочке творческих успехов, непринужденно шутят, весело смеются своим же шуткам. А потом запираются каждый в своей комнате и втихаря пьют корвалол.
        Я? Я доживаю оплаченный срок в квартире на улице Беринга, по несколько раз за ночь мне снится звонок в дверь, и тут уж лучше проснуться сразу и убедиться, что за дверью никого нет, потому что, если каждый раз досматривать сон до конца, станешь законченным неврастеником и ни одна медкомиссия не выпустит в рейс.
        У нас с Юрием Адольфовичем есть тайна. Мы ни разу не говорили с ним на эту тему, но тайна есть. Мы оба знаем, что доктор Погшавский занимается странными вещами. Мы оба верим, что именно он может нам помочь. Мы ждем, кто же первый заговорит об этом. Я догадываюсь, какая фраза бесконечно крутится в его мозгу. "Проданный товар обмену и возврату не подлежит". Я могу сказать и свою: "Зачат в мире смутном, рожден в горах снежных, живет в жилище убогом".
        Глава девятая
        ИГОРЬ
        Сегодня утром Игорь выписывал Анексашина. Прощаясь, доктор Поплавский призвал на помощь все свое воспитание и умудрился скроить на лице некое подобие благожелательной улыбки. И старательно бубнил что-то насчет несовершенства медицины. Не моргнув глазом клеветал на родную науку. Дескать, и метод наш не всесилен, и попадаются случаи, когда необходимо смириться, а идите-ка вы в свою родную районную поликлинику, там вам массаж пропишут, или электрофорез, стимуляции всякие, счастливого пути, выздоравливайте, к нам больше не попадайте, а то я вас собственными руками придушу… Шутка.
        Анексашин стоял с дурацким видом человека, которому обещали на трамвайный билет выигрыш - машину, а в последний момент не дали. Сказали, что машин не хватило. Обманули, граждане. А куда пожалуешься? Так и ушел он со своей кривой шеей, словно оборачиваясь на ходу. Не будет больше в отделении непрерывного хохота. А мне - нового чешского унитаза.
        За последние две недели доктор Поплавский выглядел постаревшим лет на десять. Дежурная медсестра Юля не смогла скрыть удивления:
        - Игорь Валерьевич! Что с вами? Вы заболели?
        - Заболел, Юля, заболел, - бросил он на ходу и быстро скрылся в ординаторской. Звуки человеческой речи вызывали в Игоре раздражение. А любой вопрос, заданный лично ему, так и вовсе злобное желание наброситься и, как минимум, покусать.
        Так. Давайте закроемся на ключ, сядем за стол и аккуратненько припомним все последние сюр-призы и сюр-подарки. Можно даже взять листочек бумаги и записать. В хронологическом порядке.
        Итак, номер один. Бляхман. Нет, пожалуй, Бляхмана поставим номером вторым. А номером первым у нас пойдет господин Штепсель-Тарапунька. Надо признаться, что теперь, с учетом профессии гостя, его псевдоним вызывал самые неприятные ассоциации. Ну, что-то типа: воткнем в сеть - живо заговоришь. Тьфу, тьфу, тьфу через левое плечо, не дай Бог с ним на этой почве столкнуться! Итак, что мы имеем про Штепселя? Или, как это говорят у них: «на» Штепселя. А то, что мы ничего не имеем, а вот они хотят нас иметь. А мы не согласны. О чем и уведомили соответствующего господина. Мимоходом мы, правда, дали ему поиграть в наши погремушки, но ему, похоже, не понравилось. И он ушел. И больше не придет. Ха-ха. Мне кажется, в наше время даже девочки-первоклассницы уже не настолько наивны, чтобы поверить в такое. Значит, так и запишем. Штепсель. Проблема номер раз. Поставь три восклицательных знака.
        Далее. Бляхман. Да нет же, опять не он. Номер два - это разговор с Виталием Антоновым. Мне кажется, так погано я себя не чувствовал с тех пор, как летом после первого класса меня застукали около соседской вишни с полным ртом спелых улик. Отец тогда имел со мной Крупный разговор о Чести, Достинстве и Нравственности. Как мне казалось, всех вышеперечисленных понятий я аккуратно придерживался на протяжении последующих двадцати восьми лет. Так вот господин Антонов всего за пятнадцать минут убедил меня в обратном. Да так хорошо убедил, что вместо того, чтобы расколошматить на глазах Виталия Николаевича пресловутый прибор и послать всех подальше, я стоял с опущенной головой, как провинившийся мальчишка, и подыскивал глазами подходящий угол, где мог бы отбыть заслуженное наказание. Для тех, кто не смог выкарабкаться из предыдущего длинного предложения, поясню коротко. Я дал честное слово, что больше никогда и никого не пущу в кабинет психологической разгрузки без личного распоряжения шефа. То есть вышеназванного господина Антонова. Что отсюда следует? Автоматически отсюда следует подпункт два проблемы
номер два: Жукова Светлана Вениаминовна. Чует мое сердце, что мой прибор ей еще понадобится. А личного распоряжения не будет. Ну? Поставь три вопросительных знака.
        Номер три. Наконец-то, добрались до вас, любезнейший Юрий Адольфович. Проблема самая интересная и самая тонкая. И тоже - из двух подпунктов. (Ух, и крючкотвор вы, доктор Поплавский!) Во-первых, эти злополучные десять минут Неслучайное, надо полагать, совпадение. Десять минут я скакал, как ошпаренный над бездыханным телом Бляхмана, пока его душа парила фиг разберет, где И ровно же на десять минут вперед нюхает нос Юрия Адольфовича, опережая остальные чувства в настоящем. А во-вторых… Страшно вымолвить, но, похоже, эта самая душа так и не вернулась в многострадальное тело. То есть она наверняка возвращалась и дело свое сделала - вернула рукам пианиста былую живость. А сама потом ушла. Обиделась? Потерялась? Украли? Поставь сто вопросительных знаков.
        Все? A на сладкое - малю-юсенькая фигу-лечка-проблемулечка. Последнее путешествие красавицы Илоны оказалось - один к одному - как в прошлый раз. Любопытно? Но не более. Поставь точку.
        Игорь поставил точку и внимательно перечитал написанное. После чего аккуратно сложил лист вдвое, затем вчетверо, потом передумал и развернул, начал складывать снова. Получившийся самолетик запустил в угол ординаторской. Летел тот плохо, но на полу заскользил, заскользил и оказался под шкафом. Игорь долго пыхтел, шаря рукой по полу, достал самолетик, сел тут же на пол и начал методично рвать столь тщательно составленный список. Получилась белая пушистая кучка, похожая на маленький сугроб. Сильно подмывало дунуть на него, чтобы разлетелся по всему полу, но Игорь с детства уважал труд уборщиц. Он сам собрал обрывки, все, до последнего клочка, и выкинул в мусорное ведро. Вот так бы и с проблемами расправиться…
        Как ни странно, это простое действо с написанием и выбрасыванием произвело положительный эффект. Настроение у Игоря значительно улучшилось.
        Он вздохнул, отпер дверь ординаторской и отправился в лабораторию.
        Уже при входе на этаж он услышал какой-то шум в коридоре.
        - Маша! Вы понимаете, что в результате вашего безответственного поведения поставлен под угрозу срыва весь эксперимент? - Так. Опять наша Маша-растеряша что-то не туда налила или, наоборот, недолила. Рассеянность новой лаборантки по своим последствиям вполне уже конкурировала с крахом очередной Альбининой любови. Второй раз за последний месяц Игорю приходилось хныкать в подол Марьяне Георгиевне Пальмо, перенося сроки сдачи эксперимента. Интересно, в чем провинилась наша Золушка на этот раз? И кому она теперь попалась под горячую руку? - Я делаю вам последнее предупреждение! Если такое повторится еще раз, я буду вынужден поставить вопрос о вашем пребывании в лаборатории! - Не веря своим глазам, Игорь увидел Александра Иосифовича Тапкина, грозно размахивающего колбой перед Машиным лицом. Лаборантка стояла с таким видом, будто ей предлагали немедленно выпить яд.
        - Здравствуйте, - сказал Игорь, подходя. - Что случилось?
        - Маша перепутала антибиотик! - Вскричал (!) Тапкин. - Мы высеяли трансформанты не на ампицилиновые, а на канамициновые чашки! Результаты недельной работы - псу под хвост! - За все время работы с Александром Иосифовичем Игорь впервые слышал от него столь сильное выражение. Да и видел таким…
        Хватит притворяться, светило российской науки, признайся себе, что после вашего разговора, а особенно - после сеанса Тапкин поразительно изменился. Откуда-то появились твердость в голосе, настойчивость, даже жесткость. Нет, Александр Иосифович ни в коем случае не превратился в хама, просто его деликатность перестала, наконец, принимать болезненные формы. Вчера, например, он вполне справедливо отчитал обнаглевшего Дуняева, прогулявшего неделю без уважительной причины. Поставил на место печальную Альбину, которая, забывшись, снова начала ковырять в зубах при всех. Даже Марьяна заметила перемену в Тапкине. "А-алэксандэр Ио-осыфовыч оч-чэнь вы-рос за послэднее врэмя, вы-ы нэ находит-те? - гудела она, перебирая бумаги на своем столе. - Он под-дал мнэ дфе заяфки на участиэ в мэждународ-дных симпозиумах-х!" Молодчина, Тапкин.
        Игорь изнывал от любопытства, но не решался спросить, ГДЕ Александр Иосифович набрался недостающей ему мужественности. То есть ГДЕ - это как раз понятно. Под аппаратом Поплавского. Лучше спросить: КАК? Нет, не решусь. Неудобно. Какие-то предположения у меня, конечно, есть. Или подозрения? Не знаю, как правильней сказать. Откуда подозрения? Очень странный эпизод произошел не далее как позавчера. Игорь встречался с… впрочем, не важно, с кем, важно, что на Васильевском. Внезапно обалдевший троллейбус не свернул на Средний проспект, а провез Игоря аж до Большого. Пришлось бежать обратно дворами. Так вот на улице Репина - странной, заваленной строительным мусором улочке, - Игорь внезапно наткнулся на Александра Иосифовича. Тот стоял на узеньком тротуаре и, запрокинув голову, смотрел на окна в доме напротив. Увидев Игоря, Тапкин ужасно засмущался, пробормотал что-то невразумительное и спешно ушел. Почти убежал. Вот так. Не иначе, какая-то романтическая история, господа…
        Стоящий на сейфе телефон резко зазвонил. Не переставая распекать Машу, Александр Иосифович снял трубку.
        - Лаборатория! Здравствуйте. - Прошу учесть, что, возмужав, Александр Иосифович не утратил ни грамма своей умопомрачительной вежливости. - Да, здесь. Игорь Валерьевич, это вас.
        А я догадываюсь. Меня опять куда-то вызывают, причем срочно, сей же момент. По-моему, у нас в Нейроцентре уже вошло в привычку - дергать бедного доктора Поплавского, словно тряпичную куклу.
        - Игорь Валерьевич! Пройдите, пожалуйста, в Оздоровительный центр.
        Ну? Что я говорил?
        Открыв дверь в "Фуксию и Селедочку", Игорь понял, чего ему сейчас больше всего хочется. Закрыть поскорее эту самую дверь и свалить к чертовой матери из этого сумасшедшего дома.
        В коридоре стоял тот самый, похожий на телохранителя, внук Оксаны Сергеевны Людецкой. Из-за его спины робко выглядывал Юрий Адольфович Бляхман.
        - Нет, - устало повторял Игорь, сидя за столом. - Нет. И еще тысячу раз - нет. Я вам искренне сочувствую, Юрий Адольфович, но помочь ничем не могу. А вам, молодой человек, я настойчиво советую сходить к психиатру.
        - Хорошо. Мы уходим. - Мрачный внук дотронулся до локтя пианиста и двинулся к двери. Тут ему, видимо, пришла в голову какая-то мысль, и он резко повернулся к Игорю:
        - Мы, конечно, справимся и без вашей помощи. Но я очень прошу вас, ради Юрия Адольфовича, только одну ампулу SD-стимулятора. Я - молодой, я вытяну, а вот ему обязательно нужен будет укол.
        - О чем это вы? - Игоря удивила не столько осведомленность непрошенного гостя, а скорее непоколебимая уверенность, звучавшая в его словах.
        - Мне не нужен ваш аппарат, - спокойно ответил Самойлов. - Я САМ умею путешествовать. И я умею даже больше, чем вы. Я умею делать СМЕШАННЫЕ миры, в которых могут путешествовать двое! - Тут его голос вдруг зазвучал почти торжественно:
        - Я обещаю, что больше никогда не потревожу вас своими проблемами. Только, пожалуйста, дайте нам ампулу…
        Игорь, плохо понимая, что делает, встал со стула, открыл сейф, достал оттуда ампулу и протянул Самойлову.
        - Вы обещали. - Он хотел сказать это твердо, под стать Саше, но получилось почти умоляюще. Игорю действительно хотелось, чтобы эти люди исчезли из его жизни навсегда. На черта мне эти дурацкие заморочки? У меня нормальная, спокойная жизнь, интересная работа, друзья, деньги… Уходите отсюда со своими загадками и тайнами, уходите!
        - Спасибо, - сказал Самойлов, принимая ампулу. - Прощайте.
        Когда они вышли, Игорь вспомнил, что Юрий Адольфович, кажется, за все время не произнес ни единого слова. И только поздно вечером, уже дома, стоя у окна и глядя на Каменноостровский проспект, Игорь вдруг удивился, почему дал этому настырному внуку только одну ампулу.
        Интерлюдия VIII
        Мне темно! Можно здесь включить какой-нибудь свет?
        - Пока нет. Потерпите до завтра.
        - А как же мне идти?
        - Ориентируйтесь по запаху. Стены пахнут плесенью и мокрым камнем. Из дверей дует. Справа будет кухня - этот запах узнаете сами. Слева прачечная и сушилка - тоже сообразите. Дальше осторожней: одна из левых дверей ведет в темницу и зал для пыток. Не спутайте с кухней, у нас на ужин - рыба и тушеные почки. Дальше - архив, оружейная и винный погреб. Запомните, что чернила у нас делают из черничного сока, а пишут на рисовой бумаге. А вот пыль и в архиве, и в винном погребе, как ни странно, пахнет одинаково. В добрый путь.
        - Спасибо. Но я ясно чувствую запах горящей свечки! Здесь должен быть свет!
        - Простите, но так пахну я. - Над ухом смущенно кашлянули.
        - А света вы случайно не даете?
        - Увы. Сегодня - нет. Я же только что сообщил вам, что свет будет завтра.
        - А сегодня?
        - Сегодня только запахи. Какой вы непонятливый. Сразу видно, из Тривиального мира. Вас что, не предупредили?
        - О чем?
        - О том, что у нас тут строгий порядок. Не то, что у вас. - Ворчливый голос стал удаляться. - Свет, звук, запах - все вместе! Все вперемешку! Каждый день! Кошма-ар! Невыносимо! Мне по долгу службы пришлось как-то провести у вас целый день. Я чуть не сошел с ума! Кошма-ар! - Голос совсем затих, но тут же вернулся:
        - Вы что, так и собираетесь здесь стоять?
        - Мне нужно двигаться?
        - Если вы не собираетесь работать здесь в качестве статуи, можете следовать за мной.
        - Не собираюсь, - согласился Саша и двинулся на голос. - Ни зги не видно, - вслух удивился он и тут же получил возмущенный ответ:
        - Конечно! Откуда ей тут взяться? Она - дама порядочная, по подвалам зря не бегает.
        - А где она бегает? - Саша поморщился от запаха жареной рыбы и понял, что миновал кухню.
        - Она вообще не имеет привычки бегать. В ее-то возрасте бегать…
        - Простите… - начал Саша, но в этот момент наткнулся на стену и тихо выругался.
        - А вот это вы зря. - В голосе загадочного сопровождающего окончательно утвердились назидательные нотки. - Так выражаться у нас не принято. Вы, насколько я понимаю, произнесли эти слова, ни к кому конкретно не обращаясь?
        - Конечно. - Саша потирал ушибленный лоб.
        - Вот. А позвольте довести до вашего многоуважаемого сведения, что вокруг находится достаточное количество обитателей подвала, которые могут принять ваши крайне обидные слова на свой счет. Искренне советую вам впредь следить за своей речью.
        - Спасибо. - Саша вконец растерялся и остановился. - Вы не могли бы сказать, куда мы, собственно, направляемся?
        - Не мы, а вы, - поправил голос. - Направляетесь вы. А я лишь выполняю свои профессиональные обязанности и вас сопровождаю. При этом в данный момент вы вовсе никуда не направляетесь, а стоите на месте прямо перед входом в камеру пыток. Желаете полюбопытствовать?
        - Нет, спасибо, - дрогнувшим голосом ответил Саша, ощупывая дверной косяк и двигаясь дальше. - Вы не могли бы ответить мне еще на один вопрос? - Изысканная вежливость сопровождающего так сильно подействовала на него, что Саша даже не обратил внимания, что на предыдущий вопрос не получил ответа.
        - Буду рад, - отозвался голос откуда-то слева, и Саша вовремя успел повернуть.
        - Вы сказали, что у вас здесь все по порядку.
        - Совершенно верно, - с гордостью подтвердил голос.
        - И свет будет завтра.
        - У вас поразительная память! - снова вставил голос. И опять вовремя - на этот раз следовало повернуть направо.
        - Тогда почему я и чувствую запахи, и… - Саша вляпался в мерзкую на ощупь плесень на стене и брезгливо вытер руку об штаны, - …осязаю, и слышу?
        - Потому что сегодня - четверг! - объяснил голос. - Вас что, не предупредили, в какой день вы прибываете?
        - Нет, - растерянно ответил Саша, которого никто и ни о чем не предупреждал вообще. Даже о том, что он, оказывается, куда-то прибывает.
        - Бюрократы, - небрежно заметил голос. - Послали человека и не удосужились даже предупредить, что сегодня четверг. Да-а, тяжеленько вам здесь будет… - У Саши мороз прошел по коже от этих слов. - .А почему вас не прислали в понедельник?
        - Я не знаю. Я, знаете ли, вообще с трудом представляю, куда попал, - признался Саша.
        - Ну вот. Я так и знал. - Саша услышал тяжелый вздох прямо над ухом. - Как мое дежурство, так присылают новичков. Можно подумать, я в няньки им тут нанимался! Сегодня же пожалуюсь в регистратуру.
        Сильный порыв зловонного ветра ударил Саше в лицо. Он едва успел отскочить в сторону, больно ударившись о каменный выступ. Что-то большое и мягкое пронеслось мимо, задев Сашино лицо. Можно 1 было бы сказать, что это было крыло.
        - Грифы, - заметил голос, не дожидаясь Сашиного вопроса. - На службу полетели.
        Летающие по темным коридорам грифы в сочетании с расположенной неподалеку камерой пыток навели Сашу на самые печальные размышления.
        - Осторожней - ступеньки! - предупредил голос. Саша остановился в нерешительности. Ступеньки. Хорошо, ступеньки. Но скажите хотя бы, куда они: вверх или вниз? Саша поелозил впереди ногой, но никаких ступенек не обнаружил. Не было их ни справа, ни слева.
        - А где… - начал говорить Саша, делая шаг назад, и тут же понял, что падает.
        - Ну вот. Я же предупреждал, - укоризненно сказали рядом.
        Саша катился кубарем, стараясь уберечь голову, и недоумевал: как лестница могла оказаться у него за спиной, если он до этого на протяжении шагов двадцати, как минимум, никуда сворачивал?
        Летел он довольно долго и, по расчетам, должен был переломать себе все кости. Но приземлился мягко и лишь слегка прикусил язык. Что было очень кстати, потому что сейчас Саша был готов высказаться по полной, невзирая на обидчивость местных обитателей.
        Внезапно зажегся свет. Саша от неожиданности зажмурился.
        - Пятница, - удовлетворенно произнес знакомый голос, и Саша поспешил открыть глаза, чтобы разглядеть, наконец, своего говорливого спутника.
        И никого не увидел.
        Он сидел на каменном полу, слегка покрытом соломой, в большой комнате с низким потолком и без окон. В первый момент Сашу больше всего поразило отсутствие лестницы, по которой он спустился столь неудобным способом. Ее не было. Как не наблюдалось вообще ни единого отверстия в стене. Все это освещалось тусклым масляным светильником, стоящим на полу.
        - Добро пожаловать, - торжественно произнес голос.
        - Спасибо, - автоматически ответил Саша. И глупо спросил:
        - А вы где?
        - Здесь. А с кем вы, по-вашему, разговариваете?
        - Не знаю.
        - Ах, да! - Раздалось резкое шипение, и перед Сашиным изумленным взором материализовался полупрозрачный кувшин тонкого зеленого стекла. - Простите, увлекся. Забыл, что по пятницам необходимо принимать вид.
        - Вид чего? - Еще глупее переспросил Саша, чувствуя некоторое неудобство оттого, что приходится разговаривать с посудой.
        - Это неважно, - небрежно ответил кувшин. - Вид. Чего угодно. Важно, чтобы было на чем остановить взгляд. Вас устраивает?
        - Нет, - честно признался Саша.
        - Почему?
        - Я не привык разговаривать с неодушевленными предметами.
        - Какая чудовищная дискриминация! - возмутился кувшин. - Не хотите ли вы сказать, что разговариваете только с животными и растениями? - Он внезапно рассыпался на тысячи зеленых осколков, которые тут же поднялись в воздух и превратились в пчелиный рой.
        - Нет, я… - Саша опасливо покосился на пчел, которые кружились вокруг его головы.
        - Слава Богу! - выдохнул голос, и на полу вновь появился кувшин, - а то я уж испугался…
        - Я хотел сказать, что привык разговаривать только с людьми, - смущенно закончил Саша, ожидая нового взрыва негодования. И не ошибся.
        - Что?! - Кувшин покачнулся и упал. Упаси Боже жить в таком мире, где кухонная утварь запросто треплется с тобой на философские темы и чуть что валится в обморок! Надо сказать, кувшин довольно быстро взял себя в руки (если можно, конечно, применить это выражение) и снова стал ровно. - Вы предлагаете мне, - теперь в голосе явно слышались истерические НОТКИ, - принять облик ЧЕЛОВЕКА?!
        - Совершенно не обязательно. Вы меня совсем не смущаете в таком… виде, - поспешил успокоить кувшин Саша.
        - Спасибо. - Кувшин чуть приподнялся над полом и проделал плавный круг по комнате. Видимо, собирался с мыслями. - Итак, как вам у нас нравится?
        - Пока не знаю. Все очень необычно.
        - Да? Вас это сильно смущает? Я могу чем-то помочь? Если хотите, мы могли бы что-нибудь изменить, сообразно вашим вкусам. - Кувшин даже изобразил что-то вроде поклона, слегка изогнув горлышко. Надо сказать, выглядело это крайне неестественно. - Как вам интерьерчик? - Раздался тихий щелчок, и мрачный подвал мгновенно изменился. Солому на полу заменил синтетический палас в клетку. А вместо масляного светильника у стены стал торшер. Лампочка в котором ярко светилась, несмотря на то, что ни розеток, ни проводов вокруг не наблюдалось. - Так лучше?
        - Да, да, спасибо. Все хорошо. Единственное…
        - Слушаю вас, - с готовностью откликнулся кувшин.
        - Вы не могли бы сказать, как вас зовут? У нас принято называть свои имена при встрече.
        - Ах, да! Я совсем забыл! Варварские обычаи, да, да. С удовольствием пойду вам навстречу, если вы предварительно объясните, зачем вам все эти сложности?
        - Сложности? Мне всегда казалось, что имена придуманы как раз для того, чтобы было проще общаться.
        - Да как же проще? - Кувшин от возмущения, наверное, присел на месте, моментально став похожим на ночной горшок. - Вы засоряете свою память миллионами - заметьте, миллионами! - бесполезных имен и названий, постоянно держите в уме все эти ярлыки, я не говорю уже о дикой путанице языковых барьеров!
        - Какую ерунду вы говорите! - возмутился Саша. - Бесполезных? Почему бесполезных? Как же иначе людям общаться? - Он на мгновение даже растерялся, настолько нелепыми показались ему претензии кувшина. Поэтому сразу же привел максимально дурацкий пример:
        - Ну, как вы скажете фразу: "Вася, дай мне, пожалуйста, носки", если нет ни имен, ни названий? Что же это получится? "Эй, ты, длинный, дай мне такие штуки, которые надеваются на другие штуки, на которых мы ходим"?
        - Вы забыли «пожалуйста», - заметил кувшин.
        - Вы издеваетесь?
        - Нет, - кротко ответил кувшин. - Просто мне кажется, что в пылу спора вы подобрали не самый удачный пример.
        - А, по-моему, вполне удачный, - уперся Саша. - И это еще не самая сложная ситуация.
        - Вот уж действительно - не самая! Я бы даже сказал: ситуация, доведенная в своей простоте до абсурда!
        - Мне кажется, мы друг друга не совсем понимаем, - предположил Саша.
        - Мне тоже так кажется! Иначе зачем вы приводили столь дурацкий пример?
        - Да почему же дурацкий?! - крикнул Саша.
        Ох, приятель, ты меня сейчас выведешь, я не посмотрю, что ты разговаривать умеешь, - возьму за горлышко и тресну об стенку!
        - Да потому что не может такого быть! Чтобы один человек такое сказал другому: "Вася, дай мне, пожалуйста, носки"!
        - Еще как может! - И Саша тут же очень живо представил себе утро в общаге числа, например, девятого марта. И Мишку Шестакова, лежащего на Сашиной кровати. Как всегда, полностью одетого, но без носков, которые аккуратно висят на спинке кровати. Есть у Мишки такая привычка: по большой пьянке укладываться спать, раздевшись именно до такой степени. Самочувствие у всех - сильно ниже среднего, но Шестакову хуже всех, потому что он вчера заканчивал пивом. Встать он категорически не может, но желание привести себя в порядок имеет. Он протягивает слабую руку по направлению к родным носкам и слабым голосом умирающего, объявляющего свою последнюю волю, говорит: "Сашка (или Вася, что в данном случае не принципиально), дай мне, пожалуйста, носки…" - Очень даже может!
        - Хорошо, - удовлетворенно сказал кувшин. - Но говорить-то зачем? Что этот ваш, с позволения сказать, Вася, сам НЕ ЗНАЕТ, что нужно дать Шестакову утром девятого марта?
        - Конечно, нет, - ответил Саша и так и остался стоять с открытым ртом. - А… вы знаете Шестакоза?
        - Не имею чести, - сухо ответил кувшин. - И искренне надеюсь впредь избежать знакомства со столь вульгарным субъектом, заканчивающим празднества пивом.
        - Тогда откуда вы все это знаете?
        - Как - откуда? Вы сами только что о нем подумали. Должен заметить, кстати, что у вас получилась очень яркая внутренняя картина. Вы не пробовали себя в качестве имажин-художника? Могу составить вам хорошую протекцию.
        - Для начала я хотел бы выяснить, где очутился и что мне дальше делать, - с нажимом ответил Саша. Говорливый кувшин начинал действовать ему на нервы.
        - Простите, я, кажется, увлекся. Если не возражаете, мы могли бы продолжить наш спор как-нибудь в другой раз.
        - С удовольствием, - саркастически сказал Саша.
        - А пока, исключительно для вашего удобства, можете называть меня Пематангсиантар.
        - Как-как?
        - Пематангсиантар. Вам не нравится? Ну, тогда - Панкалпинанг. Может быть, вам больше подойдет Телукбетунг?
        - Вы опять издеваетесь, - укоризненно заметил Саша.
        - Отнюдь. И попрошу вас аккуратней выбирать слова, характеризующие мои действия, - строго сказал кувшин. - Во-первых, не издеваюсь, так как в принципе не имею такой привычки. А, во-вторых, не «опять», как вы изволили выразиться. Слово «опять» в вашем контексте указывает на повторение действия. А я, как замечено выше, такой привычки не имею. - Кувшин обиженно замолчал, и если бы не полная симметричность формы, Саша был готов поклясться, что тот отвернулся.
        - Мне просто такое не выговорить, - объяснил Саша. - Вы выбираете очень сложные имена.
        - Вы считаете, что «Панкалпинанг» труднее выговорить, чем "Вася"?
        - Да.
        - Вы меня окончательно сбили с толку, - признался кувшин. - Но, впрочем, ладно. Сделаем так: выбирайте сами.
        - Ну-у, давайте, я буду звать вас… ммм… - Саша растерялся.
        - Ну-ну, смелее, не стесняйтесь. Мне абсолютно все равно, - подбодрил ехидный кувшин.
        - Я не знаю. Мне трудно подобрать вам подходящее имя.
        - Вот видите!
        Где-то далеко послышался звук гонга.
        - Ужин, - пояснил кувшин. - Нам пора.
        - Почему ужин? Пятница ведь началась совсем недавно, - удивился Саша.
        - А какая связь между пятницей и ужином? - в свою очередь удивился кувшин.
        - Никакой, кроме того, что вначале дня обычно идет завтрак.
        - Что вы говорите! Любопытно, любопытно. Я постараюсь это запомнить.
        - Ничего любопытного. Я, кстати, хотел спросить: этот гонг на ужин меня случайно не касается?
        - Касается, касается! Мы как раз сейчас направляемся в столовую. Вы голодны?
        - Я бы поел, - признался Саша.
        - Искренне за вас рад. Не забывайте только, что сегодня пятница.
        Как ты меня достал со своей пятницей, черт бы тебя подрал!
        - А почему мне не следует об этом забывать?
        - Потому что, боюсь, сегодня процесс поглощения пищи не вызовет у вас адекватных вкусовых ощущений.
        - Не понял. Что значит - адекватных? У вас что - рыба со вкусом мяса?
        - Не старайтесь сбить меня с толку своей казуистикой. Если вы хотели тонко пошутить, вам это не удалось.
        - Я не хотел шутить.
        - Тогда прошу вас следовать за мной.
        И Саша последовал. Но перед самым выходом не смог удержаться - подошел к торшеру и резко его поднял. Как и следовало ожидать, никаких проводов, уходящих в пол, он там не обнаружил. Лампочка весело светилась сама по себе.
        - Что-то не так? - озабоченно спросил кувшин.
        - Да как вам сказать… Просто я привык к несколько другой конструкции.
        - Пустяки, - заверил его кувшин. - Так гораздо удобней.
        Путь в столовую занял не более пяти минут, так как теперь коридоры были хорошо освещены. Единственной неприятной деталью опять стало поведение кувшина. Который пустился в дорогу, приняв вид студенистой капли, двигавшейся конвульсивными рывками примерно на уровне Сашиного лица. Не забывая при этом трепаться без умолку.
        - Переизбыток информации. Вот главная проблема любого мало-мальски динамично развивающегося сообщества. Опыт показывает, что самые совершенные системы гибнут именно от переизбытка информации!
        - Ну-ну, - хохотнул Саша, опасливо проходя мимо комнаты с бронированной дверью, - динозавры, например. Книжек перечитались и повымерли все.
        - Динозавры? - Зеленая капля притормозила, задумавшись. - Вы имеете в виду этих крупных пресмыкающихся, страдающих замедленностью нервных импульсов?
        - Почему "этих"? - удивился Саша. - Как раз очень даже «тех». Не припомню точно, когда с ними приключилась такая неприятность, но точно - о-очень давно. Поэтому они уже ничем не страдают.
        - Да, да… - Рассеянно согласился проводник. - Ничем. А вот пример вы привели неудачный. Я говорил о динамически развивающемся сообществе. А ваши динозавры, простите, никуда не развивались.
        - Тьфу, да почему же они мои? - совершенно развеселился Саша.
        - Ну не мои же! - очень убежденно отреагировала капля, поворачивая направо. - А вот и столовая. Милости прошу.
        Столовая представляла собой длинную мрачную комнату с низким деревянным потолком и огромным камином. Саша сел перед единственным столовым прибором, чувствуя себя настолько же неловко, как если бы уселся перекусить на краю футбольного поля. Студенистая капля - его назойливый собеседник - непринужденно устроился прямо на столе, изображая на этот раз вазу с цветами. Никто Саше не прислуживал, блюда появлялись сами собой и так же исчезали.
        Проклятие! Теперь я, наконец, понял смысл той дурацкой фразы про адекватность (или неадекватность?) моих вкусовых ощущений. Какая тут, к дьяволу, адекватность! - вкуса просто не было! То есть - абсолютно! Та самая жареная рыба, и тушеные почки, и салат из морковки с чесноком - все это пахло, пахло, пахло, но на вкус… Промокашка. Вот как это называется. Хорошо вымоченная промокашка.
        Саша, который набросился было на еду, буквально через минуту озадаченного жевания повернулся к говорящему букету:
        - А где у этой еды вкус?
        - Вкус-то на месте, уважаемый гость. Но вы, видимо, забыли, и я вновь напоминаю вам, что сегодня - пятница!
        - Вот что, говорливый ты мой гербарий, - угрожающе начал Саша, переходя на «ты», - а ну-ка, немедленно объясни мне, что у вас тут за заморочки с днями недели и как это все отражается на качестве пищевых продуктов!
        - Объясняю, - торопливо согласился «гербарий». - В соответствии со строгим недельным распорядком, по пятницам единственным отключенным чувством является чувство вкуса.
        - Так, - задумчиво произнес Саша. - Я, кажется, начинаю понимать… В четверг не было света. Значит…
        - Вы на правильном пути, - подбодрил его букет. - У вас хорошо развито логическое мышление. Я не премину сообщить об этом начальству.
        - Значит, по четвергам у вас отключают зрение?
        - И зрение, - поправил букет.
        - То есть… - Саша быстро прикинул про себя, - в понедельник у вас тут вообще ничего не видно, не слышно и не вкусно?
        - Совершенно верно! Понедельник - день отды ха. Зрение, обоняние, осязание, слух, вкус - все чувства отдыхают.
        - А во вторник? С чего начинаете врубать?
        - Простите?
        - С какого чувства начинаете?
        - С осязания.
        Саша мысленно порадовался за себя, что очутился в этом специальном мире к концу четверга.
        - Попробуйте вино, - гостеприимно предложил букет.
        - Спасибо. Я лучше водички попью. Все равно никакой разницы, - отказался Саша.
        - Напрасно, напрасно, у нас великолепная коллекция вин. И, скажу вам по секрету, я лично считаю, что виноделие - одна из самых полезных и перспективных отраслей человечества.
        Нашел секрет! Саша криво улыбнулся букету и взял высокий бокал с красным вином. Ну и что? Одно расстройство. Вода, подкрашенная чернилами. Хоть с градусами, надеюсь, они здесь ничего не сотворили?
        Да нет, похоже, что нет. В животе приятно потеплело, а после пяти-шести глотков и настроение стало повышаться.
        - Надеюсь, завтра я смогу насладиться вашими винами в полной мере, - заметил он, любезно улыбаясь букету.
        - Завтра?
        - Следуя вашей логике, завтра все мои чувства будут при мне? - расширил свой вопрос Саша.
        Букет в замешательстве поерзал по столу и даже потерял форму, снова став каплей.
        - К сожалению, на данный момент я не уполномочен обсуждать с вами ваше ближайшее будущее…
        - А ЧТО вы уполномочены обсуждать? - поинтересовался Саша. Логичней, кстати, было бы спросить: КЕМ уполномочен?
        - Ну-у… Ваши привязанности, способности, гм, гм, притязания…
        - Что, что? Какие это еще притязания?
        - В частности, я должен был выяснить ваше отношение к подвигу.
        - Положительное, - доверительно сообщил Саша, откидываясь на стуле. Никакого удовольствия прием пищи ему не доставил, но чувство голода исчезло.
        - Какой вид подвига предпочитаете? Героический Одномоментный? С жертвами? Без? Протяженный Дискретный? Протяженный Единовременный? За Идею? Немотивированный? Во имя кого-либо? Анонимный?
        Саша совершенно растерялся от вываленной на него внезапно столь необычной классификации подвигов.
        - Я… немножко не понял… Как, как вы сказали? Протяженная идея?
        - Я не говорил: протяженная идея! - строго осадил его букет. И тихо добавил про себя:
        - Предупреждали же меня - вин до еды не подавать…
        - Не могли бы вы рассказать поподробней? - попросил Саша, пропуская мимо ушей замечание насчет вина.
        - Хорошо. Давайте подробней. - Букет покачал цветами и заговорил тоном учительницы, которая уже час бьется с тупым учеником:
        - Итак. Подвиги, как известно, делятся на одномоментные и протяженные. К одномоментным относятся героические деяния, совершаемые, как следует из названия, в один момент. И, как правило, под действием сильного душевного порыва. К таким подвигам относятся, в частности: падение на амбразуру, забегание в горящий дом и вынесение оттуда младенцев, спасение утопающих…
        - Вы что - лекции в жэках читаете? - поинтересовался Саша.
        - Почему вы так решили?
        - Меня после второй вашей фразы в сон потянуло.
        - Я могу и не рассказывать, - обиделся букет. - Вы сами попросили.
        - Все, все, извините, я постараюсь больше не перебивать, - извинился Саша и постарался устроиться максимально неудобно, чтобы не засыпать. Он внимательно прослушал все, что касалось подвигов одномоментных, заинтересовался протяженными дискретными подвигами, но на немотивированных его таки сморил сон.
        - …Таким образом, - профессионально повышая голос, закончил букет, - вы можете выбрать себе любой из вышеперечисленных видов подвигов!
        - Спасибо, - поблагодарил Саша, стараясь подавить зевок. - Но я не понял, какое это все имеет отношение ко мне?
        - Как это - какое? - Ввиду отсутствия рук букету пришлось всплеснуть цветами. - А зачем вы сюда, собственно, пришли? Почему я вожусь тут с вами второй день? Объясняю, растолковываю! Я уже мозоль себе набил на языке!
        - Ну уж, ну уж! Насчет мозоли это вы преувеличиваете… - попытался было возразить Саша, но букет уже разошелся не на шутку.
        - Присылают кого ни попадя! Ни подготовки, ни воспитания! Сами толком не знают, чего хотят! А я тут с ними возись! Все! Ухожу!
        - В монастырь? - подсказал Саша, живо припоминая нервного короля из отечественного варианта "Золушки".
        От неожиданности букет на мгновение замолчал, но тут же взорвался с новой силой:
        - Вот! Он еще и издевается! Меня - в монастырь! Меня! Средоточие порока и невоздержанности! Какое кощунство!
        - Средоточие чего? - переспросил Саша, поражаясь неожиданной самокритичности букета.
        - Все, - сказал букет, внезапно успокаиваясь. - Я умываю руки. Вы закончили прием пищи?
        - Да, спасибо.
        - Тогда прошу вас следовать за мной. - И прозвучало это весьма зловеще.
        Саша покорно встал из-за стола и повернулся к выходу. То есть повернулся-то он к той единственной, насколько удалось заметить, двери, через которую вошел. А вот и фигушки! Вместо тяжелой дубовой двери на стене теперь красовался потертый гобелен. Где на выцветшей от времени травке не меньше дюжины молоденьких пастушек предавались повальному греху с волосатоногими фавнами. А, впрочем, я могу и ошибаться. Может, и не пастушки. И, может, и не с фавнами. Черт их разберет. Но зрелище, доложу я вам, весьма бойкое.
        - Интересуетесь? - язвительно проскрипели сзади. - Пожалуйста, пожалуйста, я подожду.
        - Нет, просто выход ищу, - краснея, ответил Саша.
        - Здесь? - удивился букет, приплясывая около низенькой дверцы справа от камина. В его голосе звучало нетерпеливое снисхождение ребенка, папаша которого, вместо того, чтобы топать с сыном на рыбалку, уже битый час наблюдает голые ляжки соседки, пропалывающей огород.
        - У нас, - с нажимом заметил Саша, - принято выходить через ту же дверь, что и вошел.
        - Ну уж, ну уж! - Букет с гадким хлюпаньем снова превратился в зеленую каплю. - Вы будете отрицать, что это не ваши изобретения - "выхода нет!", "проход закрыт!" и "вход с обратной стороны!"?
        Саша громко откашлялся, но ответить было нечего. Тоже мне, уел, гербарий хренов.
        - Если вам так нравится, можете и вслух называть меня "гербарием хреновым", - заметила зеленая капля, вылетая в дверь. - Хотя даже моих скромных знаний в ботанике хватает, чтобы понять, насколько лишено смысла это выражение.
        Саша молча шел по коридору. Он был зол. У его спутника, похоже, настроение было не лучше. Видимо, стараясь специально для Саши разнообразить общение, студенистая капля не летела рядом. Теперь она перешла на прыжки. И совершенно напрасно. Каждый раз, натужно отрываясь от пола, она оставляла за собой склизкий след, пролетала около метра, болтая в воздухе ложноножками, и тяжело плюхалась вниз, словно кусок подтаявшего студня. Зрелище было преомер-зительное. Каждый такой мини-спектакль заставлял прогуляться вверх-вниз безвкусное содержимое Сашиного желудка.
        В тот момент, когда Саша уже был совсем-совсем готов как следует наподдать ногой своему любезному провожатому, коридор внезапно свернул направо и уперся в казенного вида дверь, обитую дерматином.
        Саша решительно вошел и тут же остановился.
        В небольшой комнатке стояли два кресла и журнальный столик. Одно из кресел было свободно. Во втором сидел, закинув ногу на ногу, маленький человечек. Почти карлик. Саша сразу узнал и истертые войлочные шлепанцы, и застиранные брюки-галифе, и черный пиджак, под которым виднелась застегнутая на все пуговицы белая рубашка без галстука. Вот черного котелка на этот раз у Алексея Ивановича не оказалось.
        - А где же ваша шляпа? - не пытаясь сострить, а только лишь от растерянности спросил Саша.
        Карлик с удовольствием рассмеялся, показывая мелкие гнилые зубы.
        - Со свиданьицем, Александр Юрьевич! - весело сказал он, не вставая, покачивая шлепанцем. - Вы, я вижу, чувство юмора не теряете?
        - А чего ж его терять? - пожимая плечами, ответил Саша с интонацией простецкого парня. - Чего имеем…
        - Ох, прибедняетесь, ох, прибедняетесь, Александр Юрьевич! - Карлик игриво погрозил ему пальчиком. - Имеете, имеете. Что, разве не за этим сюда пришли?
        - За чем? - Саша спросил совершенно искренне.
        - Не доверяете. Презираете. - Алексей Иванович обидчиво сложил губки бантиком. Бантик у него при этом получился сухой и мятый.
        - Ну, если вспомнить, при каких обстоятельствах мы с вами расстались в прошлый раз, наверное, не странно, что я не кидаюсь к вам в объятия. - Саша снова пожал плечами и сразу вспомнил Дрягина. Вот кого бы сюда…
        - Валерия Ирбисовича? - живо откликнулся Алексей Иванович на Сашину мысль. - С нашим удовольствием! Желаете прямо сейчас пригласить?
        - Я думаю, не стоит, - промямлил Саша тоном ученика, которому директор школы предлагает немедленно вызвать родителей.
        - Как скажете.
        "Ну ты и гнида, - подумал Саша, радуясь возможности мысленно отвести душу, - мерзкий старик! Это ж надо - такую рожу гнусную придумать! И во рту - помойка".
        - В данном случае, уважаемый Александр Юрьевич, абсолютно неважно, что у меня во рту, - ядовито ухмыльнулся карлик. - И на ваше негативное ко мне отношение ничуть не повлияла бы самая голливудская улыбка. - Он раздвинул свои тонкие губы еще шире, и Саша, содрогнувшись, увидел два идеально ровных ряда сверкающих зубов.
        Точно. Так, пожалуй, еще гаже.
        - Вот видите!
        И откуда ты вообще взялся на мою голову?
        - Неточное выражение. - Алексей Иванович таки докачался своим шлепанцем, что тот свалился на пол. Карлик, кряхтя, наклонился, продолжая говорить:
        - Не «на» вашу голову, а «из» вашей головы! Я - ничто иное, как порождение вашей фантазии. - Он развел своими цыплячьими лапками. - Вам хотелось видеть врага таким. Максимально противным и жалким, так, чтобы в случае чего и придушить одной рукой. Пожалуйста. Вот он я. Можете начинать прямо сейчас. - Алексей Иванович с готовностью вытянул из воротника желтую морщинистую шею.
        Вот еще. Охота была руки пачкать.
        - Боитесь? - с любопытством спросил карлик.
        - Нет. Просто не пойму, зачем это мне вас душить?
        А вообще-то мысль неплохая. Да вот только - чего я этим добьюсь?
        - Верно, - одобрил ход Сашиных мыслей Алексей Иванович. - Ничего. А посему я предлагаю: сесть, так сказать, за стол переговоров, покончив на время с оскорблениями. Даже и мысленными.
        - Вот тут ничего не могу вам обещать, - искренне признался Саша. - Но постараюсь сдерживаться.
        - И на том спасибо. Присаживайтесь, - карлик указал рукой на второе кресло. - Ну-с, - обратился он куда-то в сторону, - что мы имеем?
        Саша еще не успел сообразить, что происходит, а знакомый голос его проводника уже тянул занудливым голосом:
        - Самойлов Александр Юрьевич, 33 года, разведен. Ближайшие родственники: мать, младшая сестра. Работает четвертым механиком на рыболовном судне.
        Саша спокойно слушал, не понимая, к чему затеян весь этот спектакль. Его неугомонный спутник на сей раз превзошел сам себя, превратившись в допотопный магнитофон-приставку «Астра». Кратко изложив скучным голосом Сашину биографию, «Астра» как-то странно хрюкнула, дернув пленку, и заговорила бодрее:
        - Психика неустойчивая, раним, мнителен, страдает комплексом неблагодарного сына, мужа-неудачника, нереализованного отцовства, коммерсанта-простака. Гипертрофированный романтизм, профессиональное зазнайство. Речевые нарушения урбанистического типа. Интеллект вялый, незадействованный. Алкоголизм - стадия первая, законченная. - Саша понял, что краснеет. - Желание подвигов - выше среднего, способности - ниже среднего. Предпочтительный вариант - Героический Одномоментный сильной мотивации, окрас романтический. Совокупная потенция - 0, 41. Отклонение от Стандарта: желаемое - 0, 87, реальное - 0, 05. Рекомендации положительные.
        Саша чуть было не встрял с вопросом, что означают эти цифры, но прикусил язык.
        Алексей Иванович молча и равнодушно выслушал кляузную «Астру» и снова уронил свой тапок.
        - Все, - с сожалением произнесла "Астра".
        Карлик молчал.
        Молчал и Саша, чувствуя себя раздетым догола.
        Через несколько минут Алексей Иванович сдержанно покашлял в кулачок и нетерпеливо взглянул на Сашу.
        - Что? - спросил тот, не узнавая своего голоса.
        - Я жду.
        - Чего вы ждете? Чтоб я, в натуре, здесь разделся? Вам еще на мою голую задницу охота посмотреть?
        - Не интересуюсь, - сухо ответил карлик. - Я ждуэ чтобы вы наконец сообщили, зачем сюда пришли.
        - Да? - искренне удивился Саша. - А я как раз собирался задать вам этот же вопрос: зачем я здесь?
        - Ты что - ничего ему не объяснил? - сердито обратился карлик к… нет, не к магнитофону. Теперь наш неистощимый выдумщик и фантазер принял форму сантехнического фаянсового чуда вполне определенного назначения.
        - Я не успел, - ответил он густым булькающим голосом, и в памяти тут же всплыло старинное, студенческих времен: "за стеной хлопотливо забормотал унитаз". - Вы сами приказали: дать ему осмотреться, привыкнуть, а уж затем подружиться и поговорить по душам. Вот я и…
        - Всю жизнь мечтал иметь в друзьях говорящий унитаз, - вполголоса заметил Саша.
        - Не хотите как хотите! Для вас же стараюсь! - обиженно булькнул проводник и снова превратился в зеленую каплю.
        - Если вам не трудно, - сдерживая смех, попросил Саша, - вы не могли бы снова превратиться в гербарий? Мне этот образ понравился больше всего.
        - Пожалуйста. - Вы когда-нибудь видели, как пожимает плечами ваза с цветами? Жаль, жаль… Незабываемое зрелище. Хотя с говорящим унитазом, конечно, не сравнить.
        - Вы зря устраиваете весь этот фарс, - устало произнес Алексей Иванович. - Поразительная несерьезность… - Тут его голос окреп, Саше даже показалось, что где-то зазвучало эхо. - Вы, Самойлов Александр Юрьевич, прибыли сюда для того, чтобы, как вы считаете, сразиться и победить неведомых пришельцев, посягнувших на ваши души. Так?
        - Так. - Саше захотелось встать.
        - Я думаю, нет смысла больше притворяться и играть в детские игры. Вижу, вижу. Дай вам волю, вы бы тут же устроили какое-нибудь бестолковое сражение с наспех выдуманными драконами. Так вот. Ничего этого не будет. Хотя… какие-то разумные зерна можно отыскать и в ваших так называемых сказках. - Карлик потер лоб. - Для начала хочу вам сообщить - так для общего сведения, - что никакой неприязни к вашей цивилизации мы не испытываем. И никакого вреда вам не причиняли и не причиним.
        - Обычно такие слова употребляют самые отъявленные негодяи перед тем, как сделать большую гадость, - зло перебил его Саша, которому сильно не понравилось, с каким выражением Алексей Иванович произнес "вашей цивилизации".
        - Оставьте ваш агрессивный тон. Ни один из ваших самых обидных терминов не будет уместен в приложении к цивилизации… - Ага! Заметили? Совершенно другой оттенок! Их-то цивилизация, оказывается, пишется с большой буквы «ЦЫ»! - …настолько далеко ушедшей в своем развитии…
        - Вот что, дяденька, вы этот свой ликбез бросьте, мне совершенно наплевать, куда вы там идете и ушли. Мне важно, чтобы на этом своем пути вы в наш огород не заходили! - Саше было абсолютно не страшно. И даже не интересно. - Чего вы у нас-то забыли?
        Алексей Иванович устало взглянул на вазу с цветами.
        - Неусточивые логические цепи, эмоциональные флуктуации, варварские обычаи, культ насилия, сильные религиозные веяния… - с готовностью забубнил тот.
        Сейчас я ему…
        - Многоуважаемый Александр Юрьевич, - ласково произнес карлик, - уверяю вас, что вы ничего не добьетесь, дав, как вы изволили мысленно выразиться, мне "по уху". В конце концов, я в какой-то степени ваша собственная фантазийная конструкция…
        - Хорошо, - спокойно согласился Саша. - В таком случае, многоуважаемая конструкция, не подскажете ли какой-нибудь другой способ расправиться с вами?
        - Я? Конечно, нет. Это против всех правил. Где вы видели Кощея Бессмертного, который на каждом углу трезвонит о своей смерти, которая, если не ошибаюсь, на конце иглы? - Алексей Иванович снова гадко захихикал. - К тому же я и сам не знаю, КАК НАС победить.
        - Ладно. - Саша положил ногу на ногу и, передразнивая карлика, закачал носком ботинка. - Тогда валяйте рассказывайте дальше вашу сказку.
        - Я могу предложить вам три задания. Или вопроса - называйте, как хотите. - Саша согласно кивнул. Черт с тобой, Кощей переодетый, задавай свои вопросы. - Итак. Вопрос первый. А существует ли в действительности то, что вы так активно пытаетесь спасать?
        - То есть? - не понял Саша.
        - Существует ли душа? Или ментально-психосоматическая субстанция, как ее изящно называет Игорь Валерьевич Поплавский.
        - То есть как это - существует ли? Разве есть какие-то сомнения?
        - И еще какие, уважаемый Александр Юрьевич! Самые серьезные! И пока ни одного сколько-нибудь веского аргумента с вашей стороны! Согласитесь, что все эти авантюрные эксперименты доктора Поплавского можно, в конце концов, объяснить чем угодно, да хотя бы - действием неизвестного наркотика!
        - И что я должен делать?
        - Идите, - Алексей Иванович сложил на груди руки с видом злодея экзаменатора, который за пять секунд доказал студенту, что тот - непроходимый тупица. - И докажите, что душа есть. Как та самая пресловутая реальность, данная нам в ощущениях. Так, кажется, выражаются ваши философы?
        - Куда идти? - Саша успешно продолжил роль студента, забывшего на нервной почве где выход.
        - Туда, - ласково махнул рукой Алексей Иванович.
        И Саша увидел еще одну дверь. Не тяжелую, не дубовую, без кованых ручек и замков. Обыкновенную, как в парадном. Через пыльное стекло были видны деревья, скамеечка с двумя сидящими бабульками и бегающие дети.
        - Прошу вас. - Карлик повторил свой приглашающий жест. Букет цветов на столике подпрыгивал от нетерпения.
        - А… остальные вопросы? - зачем-то спросил Саша, вставая.
        - После, после, уважаемый. Вы вначале с первым разберитесь…
        - Да нет, это я так, на всякий случай, может, подготовился бы пока…
        - Подготовитесь, подготовитесь, всему свое время. Саша подошел к двери, взялся за ручку и тут же заметил у своих ног вазу с цветами.
        Ну вот только этого мне не хватало! Он обернулся:
        - Ладно, я пошел. Только гербарий свой оставьте здесь. У меня от него уже в ушах звенит.
        - Это, как вы изволили выразиться, не мой гербарий, - ответил Алексей Иванович, злорадно ухмыляясь. - Это ваше. И я вообще не понимаю, откуда здесь взялся этот нелепый персонаж.
        Ваза с цветами смущенно поерзала по полу.
        - Вы знаете, Саша, мне ужасно неудобно, я давно хотел вам признаться, но так увлекся этой неожиданной ролью…
        Саша несколько секунд озадаченно смотрел на цветы и вдруг сильно хлопнул себя рукой по лбу:
        - Я понял! Черт побери, я понял! Юрий Адольфович! Это вы?!
        - Я, - кашлянул букет, не делая, однако, никаких попыток превратиться в пианиста Бляхмана.
        - Но… почему? И вообще…
        - Видите ли, Саша… - начал Юрий Адольфович, помахивая цветами, - я…
        - Вот что, господа, - перебил их Алексей Иванович, - не могли бы вы все свои объяснения и расшаркивания перенести туда, за дверь? А то у меня от вас обоих уже изжога сделалась.
        Саша не нашел ничего лучшего, как взять под мышку своего будущего тестя и выйти за дверь.
        - Вы что-нибудь поняли? - спрашивал Саша Юрия Адольфовича на уединенной скамейке, которую они наконец нашли в ближайшем сквере. Уединенной, потому что в любой действительности разговоры с букетами цветов выглядят по меньшей мере странно. А как выяснилось, обратно в человека Бляхман превратиться ну никак не мог.
        - О чем?
        - О том, что нам делать?
        - Как - что? Он же, кажется, ясно выразился: искать доказательства.
        - Ка-ки-е до-ка-за-тель-ства? - раздельно переспросил Саша. - Как вы их себе представляете? И куда их предъявлять, если даже найдем? И вообще, где мы находимся?
        - Боюсь соврать, но, по-моему, это - проспект Стачек, - произнес букет.
        - Очень мило. Надеюсь, вы не строите иллюзий насчет того, что мы с вами вернулись в реальный мир?
        - Да… то есть нет… а вы что думаете?
        - Я совершенно уверен, что все вокруг - просто очередная декорация, - ответил искушенный в путешествиях Саша.
        - Уверены? - Букет повертелся по сторонам, словно разглядывая окружающее.
        - Юрий Адольфович, - мягко сказал Саша, - ну нельзя же быть таким доверчивым. Вы что теперь, так и собираетесь жить в виде вазы с цветами? И как вы это себе представляете? Что мне, вас с собой везде носить? Или к жене отнести? Она вам будет воду менять. А что вы будете делать, когда цветы завянут?
        - Простите, Саша. Я все понял, - покорно согласился Юрий Адольфович. От его прежней болтливости и ехидства не осталось и следа. - Что мы будем делать?
        - Как в сказках, - бодро ответил Саша, - пойдем, куда глаза глядят.
        Разговаривать на улице было уже неудобно, поэтому Саша погрузился в свои мысли.
        Чего-то я тут не понимаю, ребята. Какая-то во всем этом есть нелогичность. Ладно, я согласен, что сам лично навертел все эти заморочки и прибамбасы. И, надо заметить, не без помощи уважаемого Юрия Адольфовича. Который дорвался до развлечений, как ребенок в Диснейленде. Вот и таскай теперь с собой этот дурацкий букет. Да еще и в вазе. Прохожие не зря, конечно, оборачиваются, видок у меня сейчас… - Саша, увлекшись, замурлыкал какой-то нехитрый мотивчик из репертуара Виктора Чайки. И тут же получил.
        - Саша, если вам не трудно, вы не могли бы петь что-нибудь другое? - прошипел букет у него под мышкой. - К тому же вы ужасно фальшивите.
        - Хорошо, Юрий Адольфович, я больше не буду, - с трудом сдерживаясь, ответил Саша и тут же поймал на себе недоуменный взгляд проходившей мимо женщины. - Но и вы пока воздержитесь от замечаний вслух. На нас обращают внимание.
        - Хорошо, я буду молчать, - согласился букет, и Саше пришлось громко раскашляться, потому что та женщина уже остановилась, внимательно глядя на него.
        Ну вот, смотрит и смотрит. А чего, спрашивается? Идет себе человек с цветами и сам с собой разговаривает. Подумаешь… Какое же нужно доказательство? Вот, эта самая женщина. Стоит, сумки у нее тяжелые. Продуктов, наверное, домой купила, семья у нее. Муж, дети. Всех она любит, заботится. Почему? Потому что душа у нее есть. А? Алексей Иванович, ау! Где вы? Вот вам доказательство.
        НЕТ, УВАЖАЕМЫЙ АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ. НЕ ПРИНИМАЕТСЯ. НЕТ У ЭТОЙ ЖЕНЩИНЫ
        НИ МУЖА, НИ ДЕТЕЙ. ПОТОМУ КАК БЕСПУТНЫЙ ЕЕ СУПРУГ ДЕСЯТЬ ЛЕТ НАЗАД,
        ДОПИВШИСЬ ДО ПОРОСЯЧЬЕГО ВИЗГА, УПОТРЕБИЛ ЖИДКОСТЬ ДЛЯ МЫТЬЯ СТЕКОЛ.
        КОТОРУЮ К ТОМУ ВРЕМЕНИ СТАЛИ ВЫПУСКАТЬ НА ОСНОВЕ НЕ ЭТИЛОВОГО, А
        ИЗОПРОПИЛОВОГО СПИРТА. РАДОСТИ МАТЕРИНСТВА В ВОЗРАСТЕ ВОСЕМНАДЦАТИ ЛЕТ ЕЕ
        ЛИШИЛА ВАША СЛАВНАЯ МЕДИЦИНА. НЕУДАЧНО СДЕЛАННЫЙ ПОДПОЛЬНЫЙ АБОРТ,
        ПЕРФОРАЦИЯ, ЗАРАЖЕНИЕ… В СУМКЕ У НЕЕ НЕ ПРОДУКТЫ, А НОСИЛЬНЫЕ ВЕЩИ
        ПРЕСТАРЕЛОЙ МАТЕРИ, КОТОРАЯ УЖЕ ПЯТЬ ЛЕТ ЛЕЖИТ, НЕ ВСТАВАЯ, ПОСЛЕ
        ПЕРЕНЕСЕННОГО ИНСУЛЬТА. НАПРАВЛЯЕТСЯ ЖЕНЩИНА НА БАРАХОЛКУ, ЧТОБЫ ВЫРУЧИТЬ
        ЗА ЭТОТ ХЛАМ ХОТЬ НЕМНОГО ДЕНЕГ. ПОТОМУ ЧТО ЗАРПЛАТА У НЕЕ - СТО ПЯТЬДЕСЯТ
        ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ В МЕСЯЦ. И ТОТ ЖАЛКИЙ, ИЗЪЕДЕННЫЙ БОЛЬЮ И НЕНАВИСТЬЮ
        ПОЛУОБГОРЕЛЫЙ КОМОК, СПОСОБНЫЙ ШЕВЕЛИТЬСЯ ЛИШЬ ВО ВРЕМЯ ПОКАЗА
        АРГЕНТИНСКОГО ТЕЛЕСЕРИАЛА, Я ДАЖЕ С САМОЙ БОЛЬШОЙ НАТЯЖКОЙ НЕ НАЗОВУ ДУШОЙ.
        Ага, вот так, оказывается, мы будем держать связь. Ладно.
        Саша прошел еще несколько десятков шагов и остановился, пораженный внезапной мыслью. А как же я сам? Что ж у меня, души, что ли, нету?
        УВЫ, ЛЮБЕЗНЫЙ МОЙ АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ. С СОЖАЛЕНИЕМ ВЫНУЖДЕН
        КОНСТАТИРОВАТЬ, ЧТО НЕТ. В КАЧЕСТВЕ ДОПОЛНИТЕЛЬНОЙ ИНФОРМАЦИИ СООБЩАЮ ВАМ,
        ЧТО ВСЕ ЛЮДИ, ПРОШЕДШИЕ ЧЕРЕЗ АППАРАТ ДОКТОРА ПОПЛАВСКОГО, УТРАТИЛИ СВОИ
        БЕССМЕРТНЫЕ, КАК ВЫ ИХ НАЗЫВАЕТЕ, ДУШИ.
        Этого не может быть, все это наглая ложь! Я не могу жить без души!
        МОЖЕТЕ, МОЖЕТЕ. ДА И НЕ ВОЛНУЙТЕСЬ ВЫ ТАК. ВАША МНОГОСТРАДАЛЬНАЯ ДУША
        НЕ ИСПАРИЛАСЬ И НЕ ИСЧЕЗЛА ВОВСЕ. ОНА ПРИСУТСТВУЕТ В ТЕЛЕ, НО НЕСКОЛЬКО В
        ИНОМ КАЧЕСТВЕ, ЧЕМ У ОСТАЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ.
        Вот ты и попался, старый хрыч! Какого черта ты меня мурыжишь со своими доказательствами, когда сам постоянно говоришь о душе? Что, что мы утратили, пройдя через аппарат Поплавского? А? Повтори-ка еще раз, пожалуйста!
        НИКУДА Я, ПО ВАШЕМУ ВЫРАЖЕНИЮ, НЕ ПОПАЛСЯ, УВАЖАЕМЫЙ АЛЕКСАНДР
        ЮРЬЕВИЧ. ВЫ ДО СИХ ПОР НЕ МОЖЕТЕ ПОНЯТЬ, ЧТО ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ЭТИ НУЖНЫ, В
        ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ, ВАМ САМОМУ. И ВЫ СЕЙЧАС ВЫПОЛНЯЕТЕ НЕ МОЮ, А СВОЮ ВОЛЮ…
        Ладно. Пусть свою. Не пойму только, чего я должен искать здесь? Куда идти с этой дурацкой вазой под мышкой и вашими, тьфу, черт, своими доказательствами?
        - Прошу прощения, Саша, - раздался как раз из-под мышки тихий голос. - Но я, увы, тоже слышу ваш внутренний голос. Поэтому не могли бы вы, думая обо мне, употреблять все-таки мужской род, а не женский?
        - Мог бы, мог бы, - раздраженно ответил Саша вслух. Ему было уже абсолютно все равно, смотрят на него прохожие или нет. - А вы тоже, молодец, Юрий Адольфович! Ловко устроились! Чуть ли не в услужении у этого… Алексея Ивановича. Что вы мне голову морочили? «Пятница», «суббота»… Шестакова зачем-то приплели… Не могли, что ли, сразу признаться, что это вы?
        Букет слегка покашлял.
        - Мне, право, неудобно… Это все получилось так внезапно. И необычно. Я не сразу разобрался в обстановке. К тому же, честно говоря, мне все это очень понравилось.
        - Ах, понравилось? Интриган вы доморощенный! - Саша позволил себе не выбирать выражений, припомнив, как подкусывал его ехидный кувшин. - А я? Вы что - меня не узнали?
        - Простите меня, Саша, - голос букета внезапно окреп, в нем снова появились авантюрные нотки прежнего ехидного проводника, - но если бы вы могли видеть себя ТАМ, - цветы качнули куда-то назад, - я не уверен, что вы бы себя узнали сами!
        - Да? - Саша уж было собирался резко ответить на это выступление, но тут же наткнулся на ошалелый взгляд какого-то мужичка. Который и сам-то не очень твердо стоял на ногах. А уж вид человека, разговаривающего с букетом цветов, и вовсе пошатнул мир в его глазах.
        - В-все н-нормально, м-мухсик… - нарочно заплетающимся языком сказал Саша. - Жене вот… подарочек несу… - В общем, довольно удачно "закосил под своего".
        Пьяный понимающе заулыбался, несколько раз кивнул всей верхней половиной тела, проводил Сашу добрым взглядом и снова принялся старательно ждать троллейбус.
        Ну? А что про этого скажете? Как у него с душой?
        НИЧЕМ НЕ МОГУ ВАС ПОРАДОВАТЬ. У ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА ДУША АТРОФИРОВАЛАСЬ ЛЕТ
        ПЯТЬДЕСЯТ НАЗАД, КОГДА МАТЬ ОБЛОМАЛА ОБ НЕГО УХВАТ. ЗА ОПРОКИНУТЫЙ ГОРШОК С
        КАШЕЙ, СВАРЕННОЙ ИЗ ПОСЛЕДНЕЙ В ДОМЕ КРУПЫ. ОН БЫЛ СТАРШИМ В МНОГОДЕТНОЙ
        СЕМЬЕ, ОСТАВШЕЙСЯ БЕЗ ОТЦА, И…
        Спасибо, достаточно. Догадываюсь, что сейчас последует ваша очередная грязная история.
        КАК ХОТИТЕ. МОГУ И НЕ ПРОДОЛЖАТЬ.
        Следующей попыткой была молодая мамаша с мрачным упитанным ребенком. Мрачным, потому что толстые щеки тянули вниз уголки губ, не давая никакой возможности улыбнуться.
        Что скажете насчет этой парочки?
        ЛУЧШЕ И НЕ СПРАШИВАЙТЕ.
        Как? Неужто ничего хорошего не можете сказать о молодой матери?
        НИЧЕГО УДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНОГО. НО, ЕСЛИ ВАС ЭТО ХОТЬ ЧУТЬ УТЕШИТ, МОГУ
        СООБЩИТЬ, ЧТО, УЧАСЬ В ПЯТОМ КЛАССЕ, ЭТА ДАМА ЗАНИМАЛАСЬ В КРУЖКЕ ЮННАТОВ.
        И ДОВОЛЬНО УСПЕШНО ШЕФСТВОВАЛА НАД ЧЕРЕПАХОЙ.
        А потом?
        УМЕРЛА.
        Черепаха?
        УВЫ.
        Тьфу на вас, вместе с вашими кляузами! Что вы мне голову морочите какими-то черепахами! При чем тут пятый класс и кружок юннатов?!
        НЕ НАДО ГОРЯЧИТЬСЯ, АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ. ВСЕ В ЭТОМ МИРЕ ИМЕЕТ СВОЕ
        ОБЪЯСНЕНИЕ. Я МОГУ ПОДРОБНО РАССКАЗАТЬ ВАМ ВЕСЬ ПУТЬ ПАДЕНИЯ ЭТОЙ
        НЕСЧАСТНОЙ ЖЕНЩИНЫ. ЕСЛИ ВЫ, КОНЕЧНО, ПОПРОСИТЕ.
        Не попрошу, и не надейтесь.
        А ЧЕРЕПАХА ЗДЕСЬ ПРИ ТОМ, ЧТО ИМЕННО ОНА БЫЛА ПЕРВЫМ И ПОСЛЕДНИМ
        СУЩЕСТВОМ, КОТОРОЕ ЭТА ДЕВОЧКА ЛЮБИЛА В СВОЕЙ ЖИЗНИ.
        Ну, это, ты, положим, загнул, приятель. А ребенок?
        АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ, ПОЗВОЛЮ СЕБЕ ЗАТРОНУТЬ ВАШУ ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ И ЗАДАМ
        ВСТРЕЧНЫЙ ВОПРОС: ПОЛОЖА РУКУ НА СЕРДЦЕ МОЖЕТЕ ВЫ ПОКЛЯСТЬСЯ, ЧТО ВАША
        МНОГОУВАЖАЕМАЯ МАТУШКА ВАС ЛЮБИТ?
        Дерьмо ты, Алексей Иванович. Многоуважаемое дерьмо.
        Саша, стиснув зубы, шел по проспекту. Куда? К метро. Почему именно туда? Да ни почему, просто чтобы хоть куда-то идти. Спустившись по эскалатору, он бессознательно выбрал поезд, идущий в центр, сделал пересадку и очнулся только тогда, когда вышел на станции «Приморская». По пути он, правда, сделал еще несколько попыток отыскать души у пассажиров, но Алексей Иванович тут же раскопал и вывалил на него столько житейской грязи, что Сашу замутило. Досталось всем: ядовитый карлик выдал и среднее количество еженедельных случайных связей симпатичной девушки, читавшей женский роман, обнажил черное нутро интеллигентного с виду мужчины и полную беспросветную душевную пустоту девушки-флейтистки, игравшей в переходе. Она постоянно путала ноты, потому что следила только за тем, кто и сколько кидает в ее старую черную шляпу… Порыв свежего морского ветра слегка взбодрил Сашу.
        - Мы что, ко мне домой идем? - шепнул букет. Видно, сильно соскучился, промолчав всю поездку.
        - Домой? - Саша озадаченно осмотрелся. Почему он приехал именно сюда? - Нет, к вам мы не пойдем. Мы попробуем проверить одну мою догадку. - Никакой догадки, если честно, у него до этого не было. Шальная мысль зайти в квартиру на улице Беринга появилась только что.
        Город вокруг выглядел вполне обыкновенно. И если бы не Юрий Адольфович под боком, так и норовивший напомнить о своем существовании очередным колким замечанием, Саша бы ни на секунду не усомнился, что вернулся в свой реальный мир. Однако уже почти около дома, на углу Нахимова и Беринга, Сашино внимание привлек яркий плакат.
        "МАГАЗИН "ВЕДУН"!!! - гласила надпись.
        ПРИНАДЛЕЖНОСТИ ДЛЯ ГАДАНИЯ И ВОРОЖБЫ!
        ПРИВОРОТНЫЕ И ОТВОРОТНЫЕ ЗЕЛЬЯ - В РОЗЛИВ!
        КОФЕЙНАЯ ГУЩА - ОПТОМ!
        ШИРОКИЙ АССОРТИМЕНТ СГЛАЗОВ И ПОРЧЕЙ!
        МЕТОДИКИ И РУКОВОДСТВА ПО ПРОВЕДЕНИЮ ШАБАШЕЙ И ЧЕРНЫХ МЕСС!
        АКСЕССУАРЫ И ПРИНАДЛЕЖНОСТИ!",
        И прочая ахинея.
        Э-э, нет, братцы, до дома нам еще далеко.
        Логично рассудив, что магазин «Ведун» вполне сочетается со школой ведьм второй ступени, Саша подходил к дому с уже вполне сформировавшейся надеждой.
        Поднявшись на третий этаж, он пошарил в карманах, никаких ключей, естественно, не нашел и нажал кнопку звонка.
        - Ого! Цветы! - удивилась Света, открывая двери. - Да еще в вазе! Откуда сие чудо?
        Саша, хоть и ждал чего-то подобного, но все же слегка обалдел, поэтому стоял, как столб.
        - Здравствуйте, - вежливо поздоровался букет, качнув цветами. - Разрешите представиться: Юрий Адольфович Бляхман.
        - Здравствуйте, - оторопело выговорила Света, прислоняясь к стене.
        - Я ни-че-го не понимаю! - твердила Света, шагая по комнате туда-сюда. То есть ввиду скромных размеров «хрущевских» квартир это самое «туда-сюда» выливалось в сумме шагов в шесть, не больше. Говорящая ваза стояла на столе и в меру сил пыталась участвовать в разговоре. - Что происходит?
        Любимая, неужели ты думаешь, что я здесь хоть что-то понимаю? Не говоря уж о том, откуда здесь ТЫ?
        Саша попытался как можно деликатней это выяснить:
        - Свет, у меня с головой что-то. Наверное, переутомился. О чем мы вчера вечером разговаривали?
        - Ты меня проверяешь или себя? - подозрительно спросила Света. - Вчера вечером мы отвозили Лешку в гостиницу «Европейская». И, по-моему, ни о чем таком специально не разговаривали, потому что сразу свалились спать. А сегодня утром ты поднялся чуть свет и ускакал на работу. Даже не попрощавшись.
        - Угу. - Саша почесал нос. Рано утром я ускакал на работу. Не попрощавшись. На горячем боевом коне. Выходит, я ОТСЮДА никуда не девался? С кем я разговариваю? Кто эта девушка, стоящая посреди комнаты в бабушкином переднике? И, похоже, совершенно не подозревающая о событиях, происшедших в реальном мире. Это ее двойник? Это снова мое воображение? Это ЕЕ ДУША?
        В ТОЧКУ, АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ! ПОЗДРАВЛЯЮ С ПЕРВЫМ УСПЕХОМ!
        - Так. Подождите, ребята. Мне, кажется, нужно немножко подумать. - Саша сел на стул и обхватил руками голову. Света заняла свое любимое место - на подоконнике. Ваза на всякий случай отодвинулась от края стола.
        Только, если можно, пожалуйста, не отвлекайте меня и не лезьте в мои мысли! Дайте хоть немного побыть наедине с собой! Саша внимательно прислушался. Тишина. Кажется, послушались. Давай, давай, парень, шевели извилиной! Соображай, что здесь к чему. Так. Начнем сначала. Где мы находимся? Совершенно очевидно, что в некоем новом мире, представляющем собой коллективное творение. Мое, Светы и Юрия Адольфовича. А может быть, даже - боюсь признаться, но, похоже, во всем этом поучаствовали и наши друзья - инопланетяне, иначе откуда бы здесь взяться пресловутому карлику? Хорошо. Очень хорошо. Молодец, Саша. Можете занести в протокол наш первый вывод. Ваза на столе слегка покашляла.
        - В чем дело, Юрий Адольфович? - сердито поднял голову Саша. - Я же просил: не мешать.
        - Извините, пожалуйста, но я хотел только спросить: ваше замечание насчет внесения в протокол - это призыв к действию или просто оборот речи?
        - Если вы впредь обещаете не перебивать меня, можете конспектировать все, что вам понравится в моих рассуждениях, - с нажимом произнес Саша.
        - Благодарю вас.
        - Ваши соображения я выслушаю потом.
        - И за это спасибо.
        Света, стараясь казаться равнодушной, прислушивалась к пикировке мужчин. Затем подняла руку с видом примерной ученицы.
        - Что, Свет?
        - Раз уж все взялись тебя отвлекать, я, пожалуй, тоже встряну. Не забудь, пожалуйста, в своих размышлениях уделить внимание утреннему звонку генерала Степницкого.
        - А что, он разве звонил? - Нет, мужики. Инопланетяне, конечно, инопланетянами, но пока я живу в ЭТОМ мире, звонки начальства нельзя оставлять без внимания. - И что сказал?
        - Он очень удивился, что подошла к телефону я. Обещал подыскать мне место в общежитии Управления, а в отношении тебя поставить вопрос ребром.
        - Каким таким ребром?
        - О недопустимости проживания подчиненного в доме у начальства. Особенно если подчиненный и начальник - разнополые! - выпалила Света, соскакивая с подоконника и вытягиваясь в струнку.
        - О черт! - Саша подскочил к телефону. Секунду помедлил, вспоминая номер. - Лэйма, ты? Салют! Самойлов беспокоит. Выручай, старушка, на меня тут Степницкий наезжает… А? Ну, конечно, из-за Светки. Выручишь? Спасибо, друг. Мы прямо сейчас вещи и перенесем. Жму лапу!
        - Что ты придумал?
        - Переедешь к Лэйме. Формально. Ну, там, чтоб зубная щетка, халат, всякие ваши девчонские причиндалы, тапочки - все лежало у Лэймы. Чтоб Степницкий не придирался. А постоянное присутствие у меня объясним производственной необходимостью.
        - Сашенька, - Света растерянно стояла посреди комнаты, - но у меня нет никакого халата… И что ты понимаешь под причиндалами?
        - Сотрудник Жукова! - Саша вовремя вспомнил, что он как-никак Светин начальник. - Вы временно поступаете в распоряжение сотрудника Лэймы Садик Атиф для построения легенды. Деньги на приобретение причиндалов можете взять из моего личного кармана куртки. Вопросы есть? Приступайте. Квартира Лэймы - пятьдесят четыре, двумя этажами выше.
        - Подумаешь, какой важный… - пробормотала Света, выходя. - У меня и свои деньги есть.
        - Разговорчики! - гаркнул Саша. Света обернулась, сделала страшные глаза, но промолчала.
        - Сигареты оставь! - крикнул он вслед.
        Чего-то я тут, ребята, действительно немного напортачил в смысле отношений с подчиненными. Искренне надеюсь, что в своей фантазии я вложил своим ребятам достаточно здравого смысла. А генералу Степницкому - лояльности.
        Все, все, все. Еще раз: сосредоточились. Пора брать инициативу в свои руки. Говорящие букеты и любимые женщины это, конечно, все здорово. Но дело - прежде всего. Для начала хорошо бы послать подальше Алексея Ивановича с его заданиями…
        Я БЫ НЕ СОВЕТОВАЛ ВАМ, УВАЖАЕМЫЙ АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ…
        - МОЛЧА-АТЬ!!! - мысленно гаркнул Саша. Я не желаю больше слышать этот гнусный голос в своем мозгу! Вон отсюда! ВОН!!! Саша закрыл глаза, чувствуя, как от напряжения заломило в висках. Юрий Адольфовичэ приложите и вы свои сверхъестественные способности! Пора гнать этого гада, чтоб не лез в наши мысли. Теперь Саша попытался вызвать в сознании наиболее подходящую образную картинку этого самого изгнания. Ему привиделась комната. Пустая, огромная, с каменным полом и бегающей крысой. Шипя и огрызаясь, она пятилась в угол, скаля острые желтые зубы. Брысь, мерзкая! Саша видел и себя с тяжелым ведром и шваброй в руках. Обыкновенной грязной шваброй. Но тем позорней выглядело изгнание крысы. Загнанная в угол, она с трудом протиснулась в узкую дыру и исчезла. Вот так-то лучше, подумал Саша, заделывая дыру аппетитной смесью цемента и битого стекла. И хватит забивать себе голову пустыми спорами: есть душа, нет души, нужна - не нужна… Я для себя все давно решил. Буду спасать родное человечество. И точка. Букет на столе зааплодировал цветами.
        Для начала, не суетясь, оглядимся по сторонам. Наш удобный мир непременно подсунет какую-нибудь подсказочку. Саша и вправду огляделся. И, конечно же, сразу нашел. На письменном столе лежала его папка. "Рабочие документы" - было вытиснено на ней. Золото потускнело и местами вытерлось, что лишний раз доказывало: документы действительно «рабочие». И приблизительно не представляя, что там сейчас обнаружит, Саша открыл папку. И тут же разулыбался до ушей. Нет, не тому, что увидел, а скорее своему мгновенно пришедшему озарению.
        Я все понял. Вперед, друзья! Победа будет за нами!
        Первым документом, лежащим в рабочей папке, оказался протокол осмотра места происшествия. Лобовое столкновение автомашин «Волга» и «Опель-вектра» на семнадцатом километре московской Кольцевой автодороги. Так, так, так, список погибших… Сашина рука автоматически потянулась к телефону.
        - Гриша? Привет! Да, да, виделись… Ты проверял список погибших?
        - Яэ - ничуть не удивляясь вопросу и даже не уточняя, о каких именно погибших идет речь, ответил Серебряков.
        - И что?
        - Ничего особенного. Семь трупов, все опознаны. Копии протоколов опознания тоже у тебя.
        - Гриша, ты что-то не договариваешь, - догадался Саша. Серебряков до сих пор считает себя незаслуженно обиженным приемной комиссией театрального института. Но актерские свои способности лелеет и всячески развивает, упражняясь на коллегах.
        - Я съездил на квартиру к этим Кашиным, ну, которые на «Опеле», расспросил домработницу…
        Сашино сознание мгновенно зафиксировало логическую неувязку: в магазине колбаса по два девяносто, а у какого-то Кашина - "Опель-вектра".
        - Стой, стой, Гриша, какая домработница? Ты о чем? Кто вообще этот Кашин? Откуда у него такая тачка? Ты выяснял?
        В трубке молчали. Молчал и Саша, с ужасом и надеждой ожидая, как ЭТОТ мир справится с вдруг возникшим противоречием. Ежу понятно, что в своем прежнем образе Юра-контрабандист не мог здесь существовать.
        - Са-аш, - по Тришкиной интонации легко было представить, как он сейчас откинулся в кресле, устало прикрыв глаза, - ты меня удивляешь. Ты б хоть газеты иногда читал… Небось "Красную звезду" прямо из почтового ящика в макулатуру складываешь?
        - Хватит меня воспитывать, - буркнул Саша. - Можешь по-человечески объяснить?
        - Вся страна, - монотонным голосом, явно кому-то подражая, начал Серебряков, - гордится подвигом советских космонавтов Кашина и Пашина, побивших рекорд пребывания человека в космосе. А вы, товарищ Самойлов, проявляете грубую политическую неграмотность и, я бы сказал, близорукость…
        - Ладно, ладно, понял. - Саша зажал трубку рукой, чтобы не заржать в голос.
        Вот это да! Вот это всем сюрпризам - сюрприз! Деревянный Юра - советский космонавт! Ого-го!
        У Саши тут же родилась шальная мысль - каким-то образом постараться отыскать ЗДЕСЬ Шестакова, чтобы поделиться неожиданным превращением жжаргского прихвостня. Но… Как родилась, так и померла.
        Некогда, мужики, некогда. Вот вернусь, тогда и… "А когда я вернусь?" - спрашивал незабвенный тезка Галич. Очень я его вопрос понимаю, хотя и причины, и отъезд у него были совершенно иные.
        - Ты закончил на том, что поехал на квартиру к Кашиным.
        - Ну да, поехал, поговорил с домработницей. Хорошая девушка, перепугалась, конечно, в слезах вся…
        - Серебряков, не отвлекайся. Я ни секунды не сомневаюсь, что тебе удалось утешить хорошую девушку. Мне сейчас интересно другое. Зачем ты вообще туда поперся?
        - Ну уж и поперся, - обиделся Гришка. - Съездил в целях проверки обстоятельств. Не каждый день у нас, слава Богу, космонавты в авариях погибают. Надо было все выяснить.
        - Выяснил?
        - Так точно. - Помолчали несколько секунд.
        - Ну и что ты на это скажешь? - Гришка у нас очень любит в загадки с начальством поиграть. Ну что ж, составим ему компанию. Блеснем осведомленностью. - Куда, по-твоему, делся ребенок Кашиных?
        Звук был такой, как будто Серебряков ударился зубами о телефонную трубку.
        - Ты… Откуда ты знаешь?
        - У меня свои каналы информации, - уклончиво ответил Саша. - Что еще удалось выяснить?
        - Ничего.
        - Домработница точно знает, что ребенок поехал с Кашиными?
        - Мамой клянется, что стояла рядом, когда они грузились в машину. А с другой стороны, Саш, на черта им с собой в Москву няню везти, если без ребенка?
        - Значит, третий труп в «Опеле» - это няня?
        - Да. Кольцова Татьяна Игоревна, 27 лет, сотрудник Второго хозяйственного управления при Министерстве Космонавтики.
        - А эта, вторая, домработница… Тоже - сотрудница?
        - Конечно!
        Ну, правильно, если бы они здесь были тривиальными кагэбэшницами, это было бы просто пошло. А так - сотрудницы хозяйственного управления. Не с улицы же няню к космонавтному ребенку брать.
        - Так. - Саша зажал трубку плечом, подтянул к себе сигареты. - Что у нас на месте происшествия? Видеозапись есть?
        - Она у меня. Привезти?
        - Обязательно. Удивлен, что ты еще не в пути.
        Ну, запись. Да, запись. Чудо современной техники. Саша так внимательно вглядывался в экран, что заболели глаза.
        - Почему так хреново видно?
        - Так ночь же. Они и так, как могли, светили.
        - Ну и что?
        - Никаких следов ребенка.
        - Угу, угу. - Саша походил немного по комнате, строго взглянул на вазу с цветами: только пикни! Повернулся к Серебрякову:
        - А сам ты машину смотрел?
        - Смотрел. Только это уже не машина, а куча дерьма. Ее ведь еще и разрезали, пока этих… доставали.
        - Насколько я знаю, - Саша наморщил лоб, - в таких крутых тачках предусмотрено детское сиденье. Сиденье нашли?
        - Н-нет, - неуверенно произнес Гриша.
        - «Н-нет» или нет?
        - Не помню.
        - А где этот разрезанный "Опель"?
        - Где, где… У нас, в боксе. Сегодня утром привезли.
        - Значит, так. - Саша подошел к окну, несколько минут сосредоточенно думал, потом начал говорить четко и сжато:
        - Позвони Грыммам, пусть еще раз съездят, поищут детское сиденье. Сам живо дуй домой, собирайся. Через… - он взглянул на часы, - через час выезжаем в Москву. Сбор здесь. Захвати свитер, на завтра обещали похолодание. - Не дожидаясь Тришкиной реакции, Саша снял трубку, набрал номер Лэймы. - Это снова я. Света вернулась? Давай ее. Света? Одевайся по-походному, возьми у Лэймы термос, настрогайте побольше бутербродов, через полчаса сбор у меня. Что? В Москву едем. - Он подумал еще немного и точно в таком же сжатом стиле вызвал для поездки Гешку Козлодоева. Четверо - оптимальное количество. И в машине не тесно, и для дела полезней. Самый жаркий спор возник по совершенно идиотскому (для стороннего наблюдателя) поводу: брать ли с собой вазу с цветами? Букет непременно хотел ехать. Саша отбрыкивался ногами и руками.
        - Да поймите же, милый вы мой Юрий Адольфович! Как я вас возьму? Молчать всю дорогу для вас равносильно самоубийству. А посвящать в наши дела Гришку и Козлодоева я не хочу!
        - Я буду молчать. - Букет с готовностью шел на любые жертвы.
        - Не верю! - рычал Саша, бегая по квартире.
        - Меня нельзя здесь оставлять, я полезный! - умолял Юрий Адольфович.
        - Ну как? Как это будет выглядеть?! Капитан Самойлов едет на задание с букетом цветов!
        - А вы дайте меня в руки Светлане. Пусть это выглядит так, будто вы хотите положить цветы на место аварии…
        - А потом? Что ж вас, оставлять там?
        - На месте разберемся, - залихватски ответил букет.
        Короче говоря, именно такая развеселая компания и погрузилась в Сашину «Тойоту» примерно через час. Примерно, потому что атмосфера на рабочую ничуть не походила. Мужики считали, что шеф просто устраивает легкую увеселительную поездку в сторону Москвы, прикрываясь "делом космонавта" (так с легкой Тришкиной руки стали называть трагедию на Кольцевой дороге). А Свете в суете сборов ничего объяснить не удалось. Саша даже не успел выяснить, знакома ли она в этом мире с женой Юрия Петровича Кашина. Перед самым выходом позвонили Грыммам, убедились, что ни клочка от детского сиденья на месте аварии не обнаружилось. Света разговора не слышала, поэтому, ничего не подозревая, сидела на заднем сиденье, прижимая к себе Юрия Адольфовича (по-прежнему в виде вазы).
        Саша был задумчив и не разделял веселья сотрудников. Еще спускаясь по лестнице, он вдруг остановился, наморщив лоб, словно пытаясь вспомнить что-то важное.
        - Подожди-ка, Гриша, - остановил он Серебрякова, когда тот красиво вырулил со двора, спугнув стайку старушек, - ты куда собираешься поворачивать?
        - Знамо дело - куда. Налево, и там по Наличной, - ответил Гришка тоном лихача-извозчика.
        - Нет, друг, давай лучше направо. И по Малому.
        Гриша послушно повернул на Беринга. Лицо его автоматически скроилось в солдафонское: "вы начальник, вам виднее".
        - Прекратите кривляться, товарищ Серебряков, - спокойно сказал Саша, не поворачивая головы. - Я этого не люблю.
        Позади хмыкнул Гешка, слегка двинул Гришу в спину. Ничего, ничего, обыкновенная разминка перед выездом на задание.
        - На Малом шибко не разгоняйся, остановимся ненадолго. - Теперь уже Серебряков не гримасничал и вообще не выразил никаких эмоций по поводу того, что шефу вдруг заблагорассудилось остановиться около кладбища. Гриша - надежный сотрудник и давно уже научился чутко улавливать Сашины интонации.
        Я не могу сейчас докопаться, откуда взялась эта уверенность. Но я точно не смогу уехать, не поговорив…
        Отец Евгений стоял за оградой, немного поодаль, одной рукой опершись о березу. Казалось, он не заметил подходящего Сашу. Глаза его были широко раскрыты, губы беззвучно шевелились.
        - Здравствуйте, отец Евгений, - вполголоса сказал Саша.
        Господи, что ж дальше-то говорить? Да услышит ли он? Судя по глазам, он не спал несколько суток. Что? Что? Что я хотел у него спросить? Но я точно знаю, что не будет мне дороги без… без чего? Благословения? Не то, не то… Оперативникам не нужно благословение. Мне факты нужны…
        - Отец Евгений, - неуверенно начал Саша, - мне кажется, мы нашли его…
        Словно ветер шевельнул листья березы… нет, это заговорил отец Евгений. Вначале тихо, еле слышно, но с каждым словом голос его крепчал:
        - "Горе непокорным сынам, говорит Господь, которые делают совещания, но без Меня, и заключают союзы, но не по духу Моему, чтобы прилагать грех ко греху…"!1
        Он сердится, что ли?
        - Мы знаем, кто он… - Саша сделал еще одну попытку, чувствуя одновременно и неловкость от этого странного монолога, и в то же время странную торжественность. - Я хочу найти его, но… - Я не знаю, как.
        - "И уши твои будут слышать слово, говорящее позади тебя: "вот путь, идите по нему", если бы вы уклонились направо и если бы вы уклонились налево". - Отец Евгений произносил слова монотонно, чуть прикрыв глаза, словно читая их где-то в себе. - "И будет там большая дорога, и путь по ней назовется святым; нечистый не будет ходить по нему; но он будет для них одних; идущие этим путем, даже и неопытные, не заблудятся".
        Саша молчал, понимая, что вопросы здесь ни к чему, просто нужно слушать и стараться понять и запомнить каждое слово. Он уже почти пожалел, что выскочил из машины один. Надо было Свету с собой взять, она тоньше эти вещи понимает… Господи, ну и глаза у него… У Саши мелькнула шальная мысль: отец Евгений мог бы нам очень пригодиться, но тут же исчезла, прогоняемая словами:
        - "Будешь искать их и не найдешь их, враждующих против тебя; борющиеся с тобой будут как ничто, совершенно ничто; ибо я - Господь Бог твой; держу тебя за правую руку твою и говорю тебе: "не бойся, я помогаю тебе"2.
        Здорово, все это ты здорово говоришь, старина Евгений, да проку мне от этого? Мне бы что попроще, поконкретней. Понимаю я, понимаю, что Господь на нашей стороне, и путь нам, говоришь, укажет, и верным словом подбодрит. Спасибо, конечно. Но главное не это. Главное, что я хотел-то спросить: что мне делать с этим чертовым ребенком, когда я найду его, Господи, с твоей помощью, сам ли… Даже если предположить - а моя вера, Господи, не так уж сильна, - что пойму я твой знак и буду УВЕРЕН, что именно его, дьявольское отродье держу в руках - что дальше?
        Откуда-то из глубин памяти, налезая и перегоняя друг друга, полезли картинки - все виденные когда-либо дети: маленькие и большие, вредные и трогательные, улыбающиеся и орущие навзрыд… Промелькнула где-то младенческая фотография сестры Ирки - хитрющие глаза, нос в варенье и до невозможности трогательные ямочки на щеках… Видно, нужно быть настоящим, упертым, несгибаемым фанатиком, чтобы поднять руку на ребенка. Да не смогу я, Господи! Даже если весь мир станет вокруг меня и в одну глотку станет кричать: убей!
        И дальше снова картинки: почему-то воспоминания о детских драках, потасовка в мексиканском порту, пьяный Вась-Вась, шатающийся по коридору общаги с бутылочной «розочкой» в руке… и тут же, вперемешку, - странные, незнакомо-узнаваемые, несомненно его собственные. Саша успел поразиться, понимая, что да, собственные, и в дело пошла, заработала память ЕГО МИРА! Раненый Славка, мертвой хваткой вцепившийся в ногу бандита, Боцман, держащий пистолет у Лешкиного виска, и маньяк Данилов, захвативший на Ленинском проспекте в заложники целую семью… Тупой халявщик и явный непрофессионал, он срывающимся голосом орал из окна свои условия, что-то там про вертолет на крышу и сто тысяч рублей, когда капитан Самойлов снес ему полбашки, стреляя с чердака противоположного дома… Ну и что? Ты тогда долго раздумывал? Сомневался? Обращался к Богу за разрешением уничтожить эту мразь? Не смеши людей. К этому моменту ты уже услышал по рации, что ублюдок, дабы поторопить нас, начал лить кипяток на голову связанной женщине… Не то, не то. К чему все эти копания и примеры? Ведь ТАМ все было очевидно: я прав, я действую. Но как
быть, когда НЕ УВЕРЕН?
        Отец Евгений молчал. Саша стоял перед ним, ожидая слова, знака, хоть какой-нибудь крошечной реальной подсказки. Спиной он уже чувствовал нарастающее нетерпение ребят в машине: чего это шеф там застрял? Саша глубоко вздохнул.
        - Прощайте, отец Евгений, - решительно сказал капитан Самойлов, поворачиваясь, чтобы уйти.
        Ну что ж, не получилось у нас поговорить. Ладно, пусть так.
        - Знак - змея, - вдруг глухо донеслось ему вслед. Саша резко обернулся.
        Отец Евгений уходил прочь, и деревья поднимали ветки, пропуская его.
        - Ну? Едем уже? - перекрикивая музыку приемника, проорал Серебряков.
        - Едем, - кивнул Саша. С Богом. "И будет там большая дорога и путь по ней назовется святым…". "Знак - змея". Затылком чувствовал вопрошающий взгляд Светы, но не оборачивался, твердя про себя, заучивая последние слова отца Евгения.
        Когда выехали на Московский проспект, Гришка, который весь уже изъерзался за рулем, наконец взмолился:
        - Товарищ начальник! Может, все-таки поедим чего-нибудь на дорожку?
        - Отставить, - голосом мудрого старшины ответил Саша. - Лучше передай-ка мне руль, а то ты так активно провожаешь взглядами каждую чебуречную, что мы обязательно в кого-нибудь впилимся.
        - Пожалуйста, - обиделся Серебряков. - Но предупреждаю: мне от такой перемены мест меньше есть не захочется.
        - Не страдай. Полюбопытствуй в багажнике. В «аэрофлотовской» сумке должны быть бутерброды.
        - Много? - У Гришки загорелись глаза.
        - Штук двести, - серьезно ответил Саша. - Лэйма делала. А она у нас, сам знаешь, натура широкая.
        Бутерброды кончились уже при подъезде к Тосно. Но хорошее настроение не покидало ни Гришу, ни Гешку. Сашу немного удивляла эта беспечность подчиненных. К тому же, если учесть, что жертвой аварии был национальный герой, их веселье казалось немного неуместным. Наконец, Саша решил, что сам невольно запрограммировал такое отношение к Юрию Петровичу Кашину, и на этом успокоился.
        Ночевать решили в Торжке. Аккуратная, но тесная местная гостиница смогла предложить четверым сотрудникам Управления городской безопасности из Ленинграда три места в восьмиместных апартаментах и одно - в одноместном люксе, больше похожем на шкаф, чем на комнату. Сердобольная дежурная по этажу, поглядев в голодные глаза Серебрякова, сбегала на кухню и принесла пять холодных котлет. Хлеб, сахар, кипяток и заварка тоже нашлись без труда.
        - Королевский ужин! - провозгласил Козлодоев, набив рот котлетой. - А у нас в комнате, между прочим, выпивают! Я забегал туда и все видел! Человек восемь мужиков, и все - животноводы.
        - С чего ты решил, что именно животноводы? - удивился Гришка.
        - А у них тут сейчас симпозиум проходит. Внизу объявление висит. "Привет участникам симпозиума животноводов РСФСР!" Причем первая половина лозунга изготовлена значительно раньше второй.
        - Правильно, - кивнул Саша, прихлебывая чай. - Они вывешивают "привет участникам", а чего именно - пишут по мере надобности.
        - Боюсь, с этим самым симпозиумом выспаться нам сегодня не удастся, - сокрушенно сказал Козлодоев, провожая взглядом последний кусок котлеты, исчезавший у Гришки во рту. Геша Козлодоев - всем известный спун и жрун.
        - А ты напихай в уши ваты и одеялом накройся, - посоветовал Саша. - Я, например, именно так и собираюсь поступить.
        - А можно и компанию составить. Животноводам, - предложил, в свою очередь, Гришка, но тут же споткнулся о суровый взгляд начальника.
        - Отставить компанию. - Саша поставил стакан на табуретку, служившую столом. - Сейчас проведем коротенькое совещание, и спать. Завтра подъем в шесть ноль-ноль.
        Нет, не пикнули. Сразу чувствуют, когда командир к делу переходит и пора шутки бросать. Света, весь вечер молчавшая, настороженно взглянула на Сашу. Добрым ведьминским взглядом.
        - Значит, так, товарищи, - начал Саша, открывая рабочую папку. - Цель нашей поездки вовсе не Москва, как ошибочно полагают некоторые любители поразвлекаться, а… - С подоконника с жутким грохотом свалилась ваза. Слава Богу не разбилась, но разлившейся водой залило весь пол и к тому же сильно забрызгало Гришу.
        - Вот черт! - закричал, вскакивая, Серебряков. - Что у них тут - землетрясения по вечерам?
        - Я сейчас все уберу, - Света быстро наклонилась, поднимая цветы. - Геша, вы не принесете воды? - Она протянула Козлодоеву литровую банку, в которой только что заваривали чай. По Гешиному лицу смело можно было заключить, что ради Светы он готов принести воды из любого, наугад выбранного водоема земли. Он принял банку, словно хрустальный сосуд, и вылетел из комнаты. Серебряков неуклюже пытался отряхнуть мокрую спину. - Гришенька, - ласково обратилась Света, - иди-ка ты переоденься, а то простудишься. - Вот таким ловким образом из комнаты за три минуты были удалены непосвященные. Саша во всю эту суету не вмешивался, стоя у стены и напряженно размышляя, что бы это значило.
        - Вы соображаете, что делаете?! - злым шепотом заговорил букет, как только за Гришей закрылась дверь. - Вы что, собираетесь сейчас обсуждать с этими молодыми людьми вопрос о ребенке?
        - Это не просто молодые люди, - почему-то оправдываясь, сказал Саша, - это мои сотрудники.
        - Оч-чень мило, - прошипел букет. Судя по всему, отсутствие воды не повлияло на силу его сарказма. - К сожалению, у нас мало времени, поэтому соображайте живей.
        - Что соображать?
        - Какую липовую легенду вы им сейчас сочините. А Светлану при всем этом я настоятельно прошу немедленно поставить вам эмоциональный блок. Во избежание утечки информации.
        - Что поставить? - Света недоуменно смотрела на букет
        - Блок, блок! - раздраженно повторил тот. - Вы же ведьма, в конце концов! Заморочьте всем голову! Пускай все настоящие Сашины мысли будут недоступны для внешних наблюдателей! Торопитесь!
        - Вошедший с банкой воды Козлодоев застал Сашу со Светой стоящими около окна с неловко-смущенными лицами. Гешка расценил это по-мужски однозначно: люди только что целовались.
        - Ты знаешь, Геша, я тут решил, что совещаньице мы перенесем на утро. Ты иди спать, - глупым голосом сказал Саша, чувствуя, как пылают щеки. - Я сейчас приду.
        Козлодоев кивнул, поставил банку на табуретку и повернулся, чтобы выйти. На мгновение замешкался у двери, соображая, желать ли спокойной ночи в такой деликатной ситуации и если да, то кому? Решил промолчать, чтобы не нарываться, и, еще раз кивнув, вышел.
        - Что ты делаешь? - теперь уже зашипела Света. - Ты же авторитет свой роняешь!
        - Да подожди, Светило, не до авторитета сейчас! Давайте быстро соображать, что нам делать? Ты поняла, о каком блоке говорит Юрий Адольфович?
        - Конечно. - Света пожала плечами. - Мы это еще на первом курсе проходили. Я его уже поставила. И тебе, и себе.
        - А ему? - Саша кивнул в сторону букета.
        - Ему не нужно. Он в данном случае проходит по классу нежитей, - ответила Света голосом примерной ученицы. - Сам справится.
        - Справлюсь, справлюсь, - буркнул букет, обидевшись, что его обозвали нежитью, - вот только дождусь, когда кто-нибудь вспомнит обо мне и нальет, наконец, в вазу воды. Я тут жизнью рискую, а всем наплевать…
        - Извините, Юрий Адольфович! - Света бросилась к банке.
        - Благодарю вас, - вздохнул букет.
        - Ладно, хватит расшаркиваться. Давайте о деле. У кого какие соображения?
        - Я так понимаю, у тебя никаких соображений нет? - вскинула бровь Света.
        - Ну-у… Вообще-то есть…
        - Не верю, - мерзким голосом сообщил букет. - Я прекрасно вижу все ваши мысли. И, надо сказать, не нахожу в них ничего конструктивного.
        - Вот как? - Саша стал в дверях. - В таком случае, я с удовольствием послушаю ваши предложения.
        - Мое первое предложение, то есть даже не предложение, а настойчивая просьба, - быстро сказал Юрий Адольфович, - удалить ваших многоуважаемых сотрудников из их комнаты.
        - Почему?
        - Потому что часть информации о наших намерениях уже просочилась на враждебную сторону и нам теперь будут стараться помешать.
        - Вот как? - снова повторил Саша. - И зачем я их должен удалить? И главное - куда?
        - Это ваша забота. Но если вы этого не сделаете в течение ближайшего часа, могут возникнуть большие неприятности.
        - А вы это откуда знаете?
        - У меня, Саша, несколько иные отношения с временем и пространством, нежели у вас. Выражаясь общепринятым языком, я могу видеть будущее. Не слишком отдаленное, конечно, но на час-два заглянуть, в случае необходимости, могу.
        - И вы, это… заглянули? - Саша не мог еще разобраться, сердиться ему, радоваться или срочно бежать вызволять Гришу и Гешку.
        - Заглянул, - небрежно сказал букет. - И могу вам сообщить, что в данный момент, пренебрегая вашим запретом, сотрудник по фамилии, если я не ошибаюсь, Серебряков, уже выпивает с животноводами первую рюмку "за знакомство". Примерно через двадцать минут в результате внезапно возникшей неприязни завяжется ссора, довольно быстро перерастающая в драку. Сильно пострадают трое участников симпозиума и ваш сотрудник Григорий Серебряков…
        - Ах ты черт! - только и успел сказать Саша, выбегая из комнаты.
        Атмосфера в восьмиместном номере царила самая теплая. Раздетый по пояс Козлодоев сидел, накинув на плечи гостиничное полотенце, Гришка уже приятельски похлопывал по спине какого-то крупного дядечку. Дядечка, в свою очередь, тоже похлопывал Серебрякова рукой, издали сильно смахивающей на лопату.
        - Добрый вечер, товарищи, - громко сказал Саша, входя. - Извините, пожалуйста, но мне нужно срочно поговорить со своими сотрудниками. - Сделав страшные глаза, мотнул головой: живо на выход! И уже в коридоре скомандовал стальным голосом:
        - Сейчас соберете свои манатки и отправляетесь спать в машину! Даю на все сборы две минуты. Лейтенант Серебряков, по прибытии в Ленинград получите взыскание. Живо выполняйте.
        - Есть - выполнять, - тихо ответили проштрафившиеся подчиненные и поплелись за вещами.
        - Я сказал: живо. - Сашу колотило от злости.
        На хрена их только взял? Приходится признать, что моих командирских - или педагогических? - способностей оказалось недостаточно, чтобы набрать в команду достойных людей. Нет, Шестакова с Дрягиным здесь явно не хватает…
        Саша лично проводил Серебрякова с Козлодоевым до машины, проследил, как оба улеглись, и только тогда вернулся к Свете в номер. Ему было уже абсолютно наплевать, что подумают об этом мужики.
        В номере он застал раскрасневшуюся Свету, которая стояла, уперев руки в бока, перед вазой с цветами и сердито выговаривала:
        - …невысокой квалификации, говорите? Ну-ну. Чья бы корова мычала! Таскаемся с ним как с писаной торбой, потому что он обратно в человека превратиться не может!
        - Да, не могу! - огрызался букет. - И в этом моей вины нет! А если вы претендуете на ту квалификацию, которой постоянно тычете мне в глаза, может, попробуете сами превратить меня в человека?
        - Вот еще! - отвернулась Света. - Не мое это дело - чей-то заговор снимать.
        - Ага, ага! - вскричал букет, но тут же осекся, видимо заметив стоящего в дверях Сашу.
        - В чем дело, господа-товарищи? - Капитан Самойлов прошелся по комнате, заложив руки за спину. - Рабочий момент? Дискуссия о теории колдовства? - После чего сел на табуретку и тяжело вздохнул:
        - Вот работнички достались… Лучше б я в колонию для трудных подростков пошел работать. Там хоть дисциплина… А здесь - у всех свои заморочки, да еще и у каждого - хара-актер! - Не спрашивая разрешения, Саша достал сигареты, закурил и повернулся к букету:
        - Ну, а вы, гербарий с мозгами, почему вы раньше мне не сказали, что можете будущее видеть?
        - Потому что раньше в этом не было никакой необходимости. То есть смысла… то есть… я считал, что мои паранормальные способности могут служить лишь в какой-то мере вспомогательным орудием для достижения общей глобальной цели…
        - Юрий Адольфович, - терпеливо сказал Саша, - ч, в общем-то, и сам не вчера от сохи, тоже кое-что кое-чем скумекать могу, но у меня от ваших фраз головокружение начинается.
        - Он считает себя самым крутым экспертом по чудесам, - вставила Света.
        - И вовсе нет! - Букет негодующе замахал цветами. - Я такого никогда не говорил!
        - Зато думал, думал, думал! - Света чуть не запрыгала по комнате.
        - Все, - очень сурово произнес Саша. - Прекратить детский сад! Отвечать только на мои вопросы.
        - Тебе действительно пошла бы колония для трудных подростков, - быстро сказала Света, но тут же зажала рот ладошкой. Саша сделал вид, что не слышал этого последнего замечания.
        - Еще раз, уважаемый Юрий Адольфович, повторите, пожалуйста, как далеко в будущее вы можете смотреть?
        Букет ненадолго задумался.
        - Вы знаете… Четко я могу видеть на два - два с половиной часа. А общую тенденцию могу разглядеть и на месяц вперед.
        - Хорошо. - Саша задумчиво кивнул. - И какова эта тенденция в нашем случае?
        - Честно говоря, ни один из вариантов не достигает нужной цели, - смущенно ответил Юрий Адольфович.
        - Так. - Саша вдруг ощутил пугающую пустоту. Везде. И вокруг себя, и внутри. Резко тряхнул головой, отгоняя пессимистические мысли. - Оставим пока эту тему. А сейчас скажите мне, пожалуйста, о чем это вы так горячо спорили, когда я пришел?
        - Мы спорили о том, какой блок ставить, - ответила Света. - Юрий Адольфович настаивал на общем блоке, а я говорю, что Гришке и Козлодоеву блок вообще не нужен. Они-то уверены, что мы ищем ребенка Кашина для того, чтобы охранять его.
        - Точно?
        - Конечно. - Света пожала плечами. - Как же иначе? Семья погибла, государство должно взять на себя заботу об осиротевшем мальчике. А еще, - теперь она заговорила голосом дежурной ябеды, - Юрий Адольфович считает, что нам с тобой нужен глухой блок, а я считаю, что не глухой, а маскирующий.
        - Ты не могла бы объяснить подоходчивей? Я в ваших тонкостях не разбираюсь. Что значит - глухой? Что значит - маскирующий?
        - О Господи, ну это же так просто! Глухой - это полная блокировка всех излучений мозга. Как будто ты вообще ни о чем не думаешь. Я думаю, это выглядело бы слишком подозрительно. Поэтому я предлагаю именно маскирующий.
        - То есть я буду думать одно, а ты будешь изображать другое?
        - Именно.
        - Хорошо. Я понял. Но ведь тебе этим придется заниматься все время?
        - Что поделаешь, - вздохнула Света, - работа у нас такая…
        - Все. - Саша встал. - Давайте на сегодня все обсуждения закончим, надо отдохнуть. А завтра ПОСМОТРИМ. - Он подошел к двери и снова задумался. Все это очень мило. Но где же мне спать? Да и Юрия Адольфовича вроде неудобно здесь оставлять… - Пойду-ка я тоже в машину. А то там мои подчиненные уже, наверное, целое кляузное письмо генералу Степницкому накатали.
        - Не накатали, - сообщил букет. - Они курят и рассказывают неприличные анекдоты.
        - Тем не менее. Вы как, Юрий Адольфович, со мной?
        - Я думаю, букет можно оставить здесь, - ангельским голоском сказала Света. - Если он пообещает не подсматривать.
        - Детский сад, - пробормотал Саша. - Спокойной ночи, товарищи.
        Стартовали утром, чуть свет. Похлебали чаю, попрощались с сонной дежурной и выехали. Через полчаса поездки пассажиры уже дремали. Саша вел машину, сосредоточенно размышляя о предстоящем задании. В меру сил в этом размышлении участвовал Юрий Адольфович. Безусловно, мысленно.
        - Я не представляю, что нам делать. Ну, найдем мы этого ребенка, и что? - мысленно спрашивал Саша.
        - Уничтожить! - решительно отвечал Юрий Адольфович.
        - Как?! Как вы себе это представляете? Башкой об стенку? Пристрелить?
        - Чутье подскажет, - твердо отвечал пианист.
        - Не уверен. - Саша трусливо гнал прочь мысли о ребенке.
        - Вы просто поймите, ЧТО это за ребенок! Это же НЕ человек! Это маяк, стационарный маяк, установленный для того, чтобы легче было воровать наши души! - Юрий Адольфович упорно гнул свое, не давая Саше отвлекаться.
        - А вы-то откуда это знаете?
        - Я… я не могу это объяснить… - У Юрия Адольфовича действительно не хватало даже мысленных образов, для того, чтобы объяснить, КАК он понимает действия вороватых пришельцев. - Я… попытался быть… как бы одним из них… Я понял, то есть я, конечно, не смог до конца их понять, они слишком, чудовищно другие, чем мы… до такой степени, что… ах, мне не объяснить… мы оказались на их пути по чистой случайности… мы им не интересны, как нам не интересен муравей… нет, даже не муравей, как нам не интересен пролетевший мимо атом кислорода…
        - У кислорода двухатомная молекула, - зачем-то вставил Саша.
        - Это совершенно не важно, ну, пусть какой-то другой атом… единственное, что их интересует, это наши души. Оказывается, для них - это совершенно новая форма существования материи… или пространства, простите, я в этом совершенно не разбираюсь… у них даже нет понятия времени как такового. Поэтому они видят нас как бы целиком - все человечество, нет, всю историю Земли, начиная с первой живой клетки, как на ладони. Они в принципе не желают нам зла, поскольку и такого понятия у них тоже нет… Им нужны наши души, и они сделают все, чтобы получить их столько, сколько сочтут нужным… - Юрий Адольфович мысленно замолчал.
        - Ну, положим, насчет их отношения ко времени я уже понял, - отвечал Саша. - Иначе как они вернули нас обратно, изменив кое-какие детали? И я думаю…
        - Я думаю, - внезапно перебил его Юрий Адольфович, поддавшись внезапному озарению, - что именно здесь и надо искать выход!
        - Где - здесь?
        - Во времени! - Тут их мысленный диалог прервался, потому что Гришка, задремав, ударился головой о стекло.
        - Фу! - вскрикнул он, просыпаясь. - Что, уже приехали?
        - Нет, - ответил Саша, - нам еще часа два пилить. Ты поспи, поспи еще.
        - Не, не хочу больше. У меня шея сильно затекает. - Серебряков покрутил головой.
        - Ну, тогда буди остальных, проведем утреннее совещание.
        - Прямо так, в машине? А поку-ушать? - Серебряков принялся картинно почесывать живот. Потом вытащил карту, повертел головой и радостно сообщил:
        - Километров через пять будет отличное кафе!
        - Знаешь, Гриша, - задумчиво проговорил Саша, - иногда я просто поражаюсь, как мирно в тебе уживаются два совершенно разных человека…
        - Чего-чего?
        - С одной стороны - патологический жрун и трепло, а с другой стороны - классный оперативник. - Саша смотрел прямо перед собой. - Вот послушать тебя в мирной обстановке - ну не мужик, а какой-то желудок ходячий!
        Гришка неопределенно крякнул, но ничего не ответил. Ему было обидно за "желудок ходячий", но наверняка чертовски приятно за "классного оперативника".
        - Это, что ли, твое кафе? - равнодушно спросил Саша, кивая на указатель.
        - Оно!
        - Сворачиваем. - Саша, подражая Гришке, картинно зарулил на стоянку и аккуратно стал в размеченный прямоугольник.
        - Глянь. Глянь, какой пижон! - громко отком-ментировал сзади Козлодоев, тыча пальцем мимо Сашиной головы.
        Все повернули головы вслед за Гешкиным пальцем. В дальнем углу стоянки, темно-серый, словно его одного вдруг накрыла тень от пролетающей в небе тучи, стоял автомобиль. Ну, машина как машина. Из шикарных. Тоже небось какой-нибудь космонавт или артист разъезжает.
        Саша почувствовал, как у него за спиной вздрогнула Света.
        Совпадение, Светило, не дергайся так. Не мог он пролезть в НАШ с тобой мир. Не мог, по определению. Да ладно, даже если и пролез - оставим это на вашей женской совести, - ЗДЕСЬ он не может быть нам опасен! Опасен. Опасен… Опасен?
        - Ну, идите поинтересуйтесь местным меню, да узнайте заодно, чего тут можно с собой взять, - обратился Саша к Серебрякову с Козлодоевым.
        - А ты не пойдешь, что ли?
        - Нет. Я, в отличие от вас, аппетит дольше нагуливаю.
        - Ладно, как хочешь. Пошли, Светик! - Гриша в несколько прыжков обежал машину и галантно распахнул перед Светой дверцу.
        - Спасибо, Гришенька, я тоже не хочу. - У нее голос выцветший, как флаг на корме нашего «Забайкал-Кобылина». Чего, кстати, не скажешь о сочном, истомившемся в молчании баритоне Юрия Адольфовича.
        Стоило мужикам удалиться на достаточное расстояние, букет прямо-таки захлебнулся словами:
        - О чем вы говорите? Какая опасность? Карлик полностью изолирован, я это проверил несколько раз! Что с вами, Светлана? Саша, о какой опасности вы говорите?
        - Да так, один старый знакомый, - сквозь зубы ответил Саша и резко повернулся к Свете:
        - Ну, что ты? Что? - Вот сейчас я, наверное, решился бы и обнял ее. Она сидела, зажав ладошки коленками, похожая на смертельно несчастную девчонку. Я вспомнил, Светило, Господи, почему я сейчас это вспомнил? Именно такие глаза были у тебя тогда, в пятом классе, в мае… Мы пинали грязный мяч по школьному двору, одуревшие от теплой весны, а ты… а вы искали пропавшего отца… - Ну, что ты, милая… - Черт, и слова-то все не те лезут… - Ну, хочешь, я сейчас сам схожу и проверю. И ты убедишься, что это НЕ ОН, его здесь не может быть. Хочешь?
        Саша не стал дожидаться согласия. Он решительно вышел из машины и направился к кафе.
        Я не знаю, что я сейчас с ним сделаю!
        Теперь Саша уже желал этой встречи. Чтобы вот сейчас, там, в кафе, за одним из столиков сидел этот проклятый Антонов, да пусть хоть с сотней телохранителей!
        Нет, ребята, меня уже никто не остановит. Я - в своем мире. Здесь все играют за меня!
        Он вдруг очень ясно, нет, не услышал, а целиком почувствовал шквал сумбурных мыслей Светы, обращенных не к нему, а куда-то гораздо выше ("… Господи, прости меня, я не хочу ему ничего плохого, Господи, не делай ему больно, ведь я же любила его, прости меня, Господи, я только и хочу, чтобы он отпустил, оставил, оставил меня в покое, Господи, я не могу так больше…"), и дальше что-то совсем непонятное, про какого-то убитого парня…
        Саша взялся за ручку двери. За спиной чей-то тонкий голос нервно крикнул неразборчиво, кажется, "осторожней!", дверь открылась, Саша сделал шаг…
        …и по колено провалился в зловонную жижу.
        - Смотри, куда прешь, дятел! - заорали над ухом. - Руку давай! - Красный от злости Цукоша протягивал Сане измазанную грязью лапищу. Бормоча что-то забористое по поводу придурков на болоте, он вытащил Двоечника на сухую кочку и даже замахнулся было…
        Санино лицо выражало такое детское изумление, что Азмун только крякнул и махнул рукой.
        А и немудрено, ребята. Мы с Двоечником еще с десять минут отходили от столь неожиданной встречи, вяло размазывая болотную грязь по лицу (в который раз! - по нашему ОБЩЕМУ лицу) и глупо улыбаясь. То есть улыбался, положим, Саня. А Саша, как раз наоборот, таращил глаза, пытаясь сообразить, какого дьявола он здесь оказался и что, черт побери, теперь делать. Как - что? Эх, мужики, а вопрос-то не так уж прост. Бешенство еще бродило в нем, руки еще сжимались в кулаки, тем более что объект его ненависти стоял буквально в десяти метрах и что-то серьезно обсуждал со Стармехом.
        Вот сейчас бы сорвать автомат с плеча да и всадить по полной, прямо в грудь, в пижонский заляпанный комбинезон Вомбата…
        Но чужой мир, словно быстродействующий наркотик, попавший в кровь, уже действовал, заволакивая сознание звуками, запахами, цветами… Вон Дима, морщась, раскуривает отсыревшую сигарету, сосредоточенно кивая словам Командира, Цукоша уже не хмурится, а улыбается, слушая очередную импровизацию Пургена, прямо под левой ногой жадно хлюпает болото и два разомлевших прустня вяло раскрывают рты на пролетающую дурынду… Все эти чужие, но качественно сработанные декорации вдруг породили у Саши стойкую ассоциацию со школьными выездами за город, покоем, ожиданием приключений и незабываемым ощущением "рядом друг". Любое проявление агрессии здесь казалось настолько неуместным…
        Как если бы я, принимая кружку с чаем из рук Мишки Житомирского, вдруг плеснул бы ему в лицо…
        Саша резко поежился от дикости сравнения и отошел на край сознания, предоставив Двоечнику самому выслушивать нагоняй Вомбата.
        - Саня! Ты что, спишь на ходу? Или стихи сочиняешь? Под ноги кто будет смотреть? - В голосе Командира - отеческая забота и четко отмеренное количество отеческой же строгости. Саша моментально чувствует приторно-сладкий привкус этого спектакля и начинает потихоньку выползать из своего угла.
        - Я задумался, - жалобно ноет Двоечник, не смея поднять глаз, пригвожденный осуждающими взглядами команды.
        - Уж не о печальной ли судьбе Семинога? - ядовито осведомляется Вомбат.
        И все снова становится на свои места: салага-Двоечник опять провинился, Командир правильно сердится, Пурген хихикает, Стармех равнодушно смотрит в сторону, поскольку Двоечника в принципе не уважает. А Саше в это время предлагается просмотреть очередную серию захватывающих воспоминаний Сани под названием "Что случилось с Семиногом".
        …А Семиногом, братцы, звали нашего первого проводника по Серебряному Болоту. (Саша не торопясь и даже с каким-то болезненным удовольствием вникал в бессвязную Санину болтовню, даже не пытаясь разобраться в хаосе собственных мыслей, а лишь придерживая их, чтобы не мешать Двоечнику расписывать коварство молчальников или сумасшедший побег от болмаша-обманки, или красоту цветущей на закате мартын-травы…)…Семиног говорит. А мы - ржем! Он, помню, тогда ужас как обиделся. Еще бы немного, и ушел бы на фиг, оставил нас посреди болота. Но тут Вомбат скумекал, что по горячему ходим, все, говорит, хватит по траве валяться, слушайте, что человек говорит! На Семинога тогда это очень подействовало. Еще бы! - человеком принародно назвали! По жизни-то, между нами говоря, Семиног был тот еще подарочек… Точно знаю, что в Матоксе его даже в таверну не всегда пускали. Брезговали. Да и слухи про Семинога нехорошие ходили. У нас как? Сидишь ты, например, в Таборе. И нужен тебе, скажем, проводник. Ну, там, через Узкие Ворота. Или через то же Серебряное Болото. Посоветовали тебе человечка, встретились вы, сговорились, ну
и пошли. Когда вас теперь в Табор занесет - хрен его знает. Может, через неделю, а может, и через год. А проводник свое дело сделал и опять - в Таборе сидит, брагу потягивает. Никому и в голову не придет спрашивать: как шли, да как дошли, да все ли в порядке, да не случилось ли по пути неприятностей каких? А если у проводника этого самого вдруг какая вещица чужая окажется, так ее и подарить могли. На память. В качестве особого расположения. Народ у нас сплетен не любит. Но про Семинога поговаривали, поговаривали…
        Стоп, стоп, хватит, Саня, остановись! Мне нет никакого дела до ваших проводников, хоть семи-, хоть двадцатиногов! Мне сейчас нужно…
        Саша даже не успел мысленно произнести, ЧЕГО именно ему нужно в этом мире, так, намек, еле заметный кивок в сторону объекта, слабый отголосок ненависти к Антонову… И тут же получил такую мощную, мысленную же оплеуху от Сани, что чуть было не вывалился из сознания.
        - Эй, Сань! Тебе что - плохо? - Пурген заботливо вглядывался в побелевшее лицо. - Эй, мужики! Двоечнику плохо.
        А ты, кретин, на что надеялся? Заскочить на минутку, замочить Антонова, и - обратно в кафе, пирожки с морковкой кушать? Бред. Ни на что я не надеялся. Я и предположить не мог, что меня занесет сюда… Бедный Саня, каково ему сейчас? Такого змея у себя внутри обнаружить, а? И врезал-то он мне неслабо, ишь как командира своего любит… В прошлый раз, помнится, мы с Двоечником быстро общий язык нашли. Ха, так тогда и ситуация другая была. Вомбат ушел, Команду бросил, предатель… Не то, что сейчас: сплоченный дружный колектив, братание и единение, добрые дежурные шутки, сигарету пополам, руку-давай-а-то-утонешь. Идиллия, одним словом. Так он мне и позволит на Антонова наезжать. Да я, собственно, и не собирался… В смысле сюда отправляться и здесь разборки устраивать. Как же это меня все-таки угораздило? Подсознательный толчок? Догадка? Или это наша любимая ведьмочка постаралась? Ладно. Торопиться пока не будем. Поиграем немножко по местным правилам. А там, глядишь, и получится что-нибудь. И с Саней профилактическую работу проведем. Ну? Вперед?
        Саша еще успел рассеянно проводить мимо забавную мысль (что, интересно, поделывают сейчас мои сотруднички? - застыв на месте, ждут моего возвращения? Или подняли уже на уши все окрестности в поисках капитана Самойлова?), а сам уже внимательно прислушивался и приглядывался к окружающему его миру, стараясь сильно не высовываться из своего уголка.
        Пурген как раз заканчивал рассказ о пресловутом Семиноге, а именно красочно описывал его бесславную кончину.
        - Он ведь нам все уши стер своими рассказами о перевертышах. Всю дорогу твердил: нету на местных болотах большей заразы, чем перевертыши! Каждую кочку подозрительную, помню, обнюхивал, лишний раз по горло в воде проходил, чем по кочкам. - Леня сильно потер перносицу и, прищурившись, посмотрел куда-то вдаль. - Вот и накликал. - Азмун горестно покачал головой. Судя по четко расставленным паузам, история была хорошо откатана. И явно из любимых. Народ слушал внимательно, и даже Стармех не спускал с Лени глаз. Сигарету он, как всегда в минуты сосредоточенности, держал очень близко к лицу, незаметно затягивался и лишь время от времени закутывался дымом.
        - Я как раз за Семиногом тогда шел, - неспешно продолжал Пурген, но глаза у него уже сделались круглыми, румянец выступил на щеках, - помнишь, Вомбат, когда мы спешным порядком от Кам'Аза уходили? - Не поворачивая головы, все просто почувствовали кивок Командира. - Я еще удивился, до чего он спокойно идет. Даже не спокойно, а… как это… уверенно, что ли? Так не похоже на Семинога… Я уже потом догадался, что он тогда здорово трусил… И еще помню, что я почему-то смотрел не себе под ноги, а на него. Именно на него. Словно ждал чего-то… - Леня поежился и быстро-непонятно взглянул на Цукошу. - А потом Семиног встал на кочку… Уверенно так встал… Зачем-то двумя ногами… Повернулся… Я думал, он что-то сказать хочет. И вдруг его ка-ак швырнет… Он так лицом вниз, не сгибаясь, и упал… В воду. И тут же пропал. Я - туда. Всего-то метра три до него было.
        Смотрю: ни воды, ни кочки. Кусок земли твердой, метр на метр примерно, - Леня неловко развел руками, показывая, сколько, - и посередине - две подошвы…
        - Перевертыш… - после длинной паузы выдохнул Азмун. А Двоечник, словно специально для Саши, прокрутил в памяти в бешеном темпе картинки последующих попыток спасения Семинога. Грязь, суета, ругань, страх и - полная безнадега. Результат - нулевой.
        Саша тем временем, потихоньку покинув свой укромный уголок, с любопытством просмотрел предложенный спектакль, но никакого удовольствия не получил, а только лишь разозлился сильнее на Командира-Антонова.
        Вот ведь гад, каких игрушек тут наворотил для своих бойскаутов!
        Какая-то мерзкого вида тварь, пуская тягучие желтые слюни, выползла из-за кочки и тупо уставилась на Санины ботинки, видимо соображая: прокусить или нет? Да пошел ты! Саша быстро решил сомнения задумчивой мерзости (которая после любезного пояснения Двоечника оказалась пустяком) ударом ботинка.
        - Ты чего это? - обалдело спросил Стармех у Сани. Да и остальные глянули с не меньшим удивлением.
        Да он-то ничего. Это я вашего пустяка шуганул, ребята. Потому что противный он очень. Дрянь слюнявая. И Вомбат ваш - сволочь. На этот раз Саша оказался вполне готов к Саниному выпаду. И довольно ловко увернулся.
        Вот что, друг. Ты меня лучше не зли. И свои наскоки на меня оставь. Я сюда за делом пришел, так что не мешай. Нюхай свои цветочки и топай, куда велят. Но уж когда мне понадобится - не обессудь, придется подвинуться.
        - Я думаю, мужики, нам пора, - решительно сказал Стармех, вставая. - Засиделись. До вечера нужно с болота уйти. К тому же Двоечник, похоже, уже какой-то дряни здесь надышался. Скоро на нас кидаться начнет.
        Все тут же повскакивали со своих кочек и преувеличенно бодро начали собираться.
        То есть это опять-таки мне показалось, что преувеличенно. Видно, раздражение все нарастает и нарастает, вот и придираюсь по пустякам. Все. Расслабься и - вперед. Вместе со славной командой господина Вомбата. Бойскауты так бойскауты. Верная рука товарища, каша из котелка. Страшилки на сон грядущий. Играем дальше.
        Болото, слава Богу, кончилось уже метров через пятьсот. Ненадолго остановились, счищая налипшую грязь, и бодро потопали дальше.
        До самого вечера никаких особых приключений не подвернулось. Так, по мелочи: проходя Замотанным Подлеском, как водится, потеряли тропу, да еще перед самой ночевкой спугнули целый выводок трындычих. Толстенная мамаша с поросячьим визгом выскочила из-под ног Вомбата и понеслась прочь, на бегу теряя перья и плохо закрепившихся на спине детенышей.
        Вечером Саша долго ворочался в спящем Санином сознании, пытаясь придать мыслям хоть какую-то видимость порядка. Замучился и тоже уснул. А за ночь что-то сдвинулось, схлопнулось, переварилось и переплавилось. Сашина ненависть, слившись с Саниной терпимостью, привела обоих к неожиданному душевному консенсусу уровня братьев-близнецов.
        - Хорошо рубаешь… - заметил Цукоша за завтраком, провожая взглядом миску Двоечника с изрядной порцией добавки.
        - Ага, - разулыбался Саня, чуткий до похвалы.
        День предстоял замечательный. Вомбат предлагал совершить ле-егонькую прогулочку к Старому Руслу, дабы поупражняться немного в стрельбе по кислотникам. Добряга-Квадрат в последний раз отвалил нам такое количество патронов, что у Цукоши к вечеру от тяжести свело спину. Ну грех не облегчить рюкзаки…
        По пути Пурген от избытка хорошего настроения исполнял на бис свой любимый "Марш заики", потом хохмил, не переставая. Настолько увлекся, что свалился в дрысячью нору под дружный смех Команды. Короче говоря, все шло расчудесненько.
        До тех пор, пока Вомбат не подстрелил юнгера.
        То есть вначале никто ничего и не понял. Какая-то худая нескладная фигура замаячила среди деревьев, Двоечник даже подумал: клен-бродяга мается по жаре. А Вомбат уже - раз! - и выстрелил. Как всегда, быстро и метко. Несмотря на густо понатыканные сосенки.
        - Кого это ты? - удивился Пурген, близоруко всматриваясь.
        Вомбат брезгливо передернул плечами и равнодушно закинул автомат за спину. Мужики ломанулись смотреть, и только Саня (не Саша!) заметил оттянутый вниз непонятной ненавистью угол рта Командира.
        - Ах ты, ежкин кот! - даже не воскликнул, а обалдело выдохнул Азмун, останавливаясь около лежащего юнгера. И (теперь уже Саша) ощутил всю тошнотворную нелепость ситуации. Нет, даже не нелепость, а… какую-то мальчишескую стадность. Словно на глазах учеников обожаемый учитель-гуманист, выйдя после лекции о любви ко всему живому, вдруг ни с того ни с сего ударил ногой бездомного пса. Сильно ударил. Убил.
        Юнгер лежал на сухой земле в неловкой позе человека, который только что во сне перевернулся с боку на спину. Смуглое лицо его постепенно разглаживалось, и только печальная улыбка еще долго держалась в уголках губ. Левая рука лежала на сердце, правая сжимала дудку. Вот он кто, оказывается. Юнгер-дудочник. Непонятное и робкое создание из загадочного племени бродячих паяцев и поэтов. Встречали мы таких пару раз в Таборе, встречали. Не люди и не цветы - их пластилиновые лица способны были за секунду поменять тысячу выражений, а тихие гипнотические песни вышибали слезу у самых отъявленных негодяев - живодеров с Железки. Их музыка утоляла жажду и веселила до колик, а недолговечные водяные картинки оставались в памяти на многие недели. Никто не знал, откуда приходят юнгёры и куда они уходят. Чем они питаются и откуда берут сбой странные мотивы. Но от Стругацких Полей до западной границы Города, от Усть-Вьюрта до Карам'д'Уморта обидеть юнгера считалось самой низкой низостью.
        Команда растерянно столпилась вокруг, все молчали. На Вомбата никто не смотрел. Двоечник так просто не мог дышать от ужаса.
        Саша вглядывался в спокойные черты лица бродячего музыканта, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Откуда вдруг в нем взялась эта странная болезненная жалость? Ведь это просто очередной фокус Вомбата, какой-нибудь сентиментальный пустячок, воспоминание розовой юности - да? - безделушка, прихотливо реализовавшаяся здесь в виде бродячего музыканта… Звереешь ты, парень, звереешь, коли свои пустячки начал отстреливать. Вон бойскауты твои аж дар речи потеряли.
        Если бы в этот момент Саня не был в таком шоке, что практически перестал соображать, может быть, Саша и пропустил бы легчайшую догадку, мелькнувшую в его собственном подсознании. Он быстро оглядел молчавших мужиков. Еще раз вгляделся в лицо мертвого музыканта. Не упустил злобного торжествующего оскала Вомбата… И понял. Нелогичность, ребята. Испорченная мизансцена. Талантливые артисты срочно обыгрывают появление на сцене случайного, чужого человека. Не было у вас тут никаких юнгеров! Вам это только что на ходу подсказали! Как раз в этот момент Саша был готов поклясться, что услышал далекую мольбу о помощи. Страдающий женский голос просил: спаси его, спаси…
        Улыбка на лице юнгера медленно таяла. На мгновение Саша почувствовал сильнейший укол ревности: так вот каким ты его себе придумала? Жесткие черные волосы, широкие монгольские скулы… И удивительно красивая, тонкая, но сильная рука, лежащая на остановившемся сердце…
        Саня! Саня! Очнись! Ты можешь, нет, ты должен мне помочь! Здесь мы сами себе - волшебники! Саня!
        Двоечник вылезал из оцепенения, как из тягучего предутреннего кошмара.
        Думай, Саня, думай, соображай, миленький! Юнгер - какой он? Он изменчив, словно песок и вода. Но разве можно убить песок? Или воду?
        Своим окрепшим, двойным уже, сознанием Саша отчетливо почувствовал, как, отвечая на его подсказку, переливается, перетекает что-то внутри недвижного тела юнгера… И как дрогнуло его сердце, выталкивая пулю.
        - Ребята… - прошептал Саша (Саня? Света?!) - Он жив…
        Я не знаю, как они меня услышали, потому что в это самое время Вомбат выстрелил еще раз. В землю. Потом в дерево. Еще. Еще. И еще раз. В дерево. Ствол его автомата упорно не хотел поворачиваться в нужную сторону. Потом Вомбат зарычал. Как бешеный зверь, которому, связанному, живьем выпускают кишки. Рванулся в сторону, продолжая палить куда попало. Отбежал шагов на десять, оступился на кочке… Патроны кончились.
        А потом его вдруг дернуло вверх, весь он страшно вытянулся, пласт земли под ногами (правильно, Ленька, примерно метр на метр!) начал подниматься… Словно крыло мельницы, Вомбата провернуло прямо в невесть откуда взявшееся водяное оконце… Саша, холодея, увидел подошвы. Ребристые, неснашиваемые подошвы ботинок военного образца…
        Спектакль продолжался.
        Он и не мог не продолжаться, пока хоть капля сознания, грамм ненависти еще жили в замурованном под землей человеке. Сдаваться он не собирался. Но сил у него уже оставалось маловато.
        Саша, с трудом удерживая на месте Саню, с любопытством наблюдал, как рванулся с места Стармех, на ходу вытаскивая саперную лопатку. Как Пурген руками рвал жесткую траву, выворачивая куски дерна.
        И как бестолково копался в аптечке Цукоша, когда они таки вытащили на свет извивающийся комок человеческой плоти, еще десять минут назад изображавший сурового Командира.
        - Воды! - ревел Дима, стоя на коленях около Вомбата, пытаясь дрожащими руками очистить лицо. - Воды, скорее! - Грязь отделялась вместе с кожей, густо мешаясь с кровью. - Азмун! Не стой, как сволочь, коли ему что-нибудь!
        Что? Куда колоть? Куда? Где в этом вздрагивающем куске грязного мяса было место для нужного укола? После третьего котелка воды, вылитого на Вомбата, зрелище стало настолько жутким, что Леня не смог бежать за четвертым. Его вырвало прямо на ошметки комбинезона.
        Стармех озверевшим взглядом нашел Двоечника и просипел пересохшим горлом:
        - Саня… Квадрат?… - А Леня с Азмуном уже расстилали на земле плащ-палатку и замирали, и топтались рядом с Вомбатом, не зная, как и за что ухватиться, чтобы переложить еле живое тело.
        Бледный Саня с трясущимися губами стоял около сосны, царапая ногтями кору, и широко открытыми глазами смотрел на старания команды. Со стороны вполне могло показаться, что наш дорогой барометр вычисляет местонахождение чудо-лазарета. А вот что у нас в тот момент творилось в душе! Ох, ребята, ни одному пациенту психушки такого не пожелаешь! Одно дело, когда горький пьяница изображает борьбу с самим собой на предмет выпить еще стакан водки или нет. Совсем другое - заставить себя пересилить тошнотный страх и прыгнуть через пятиметровую пропасть. И уж совершенно третье - борьба двух самостоятельных личностей в одном сознании. При том, что одна из этих личностей - тщательно придуманный придурок-интуитивист, основным инстинктом которого является: умри, но командира спасай. А вот другая, братцы, это я сам, Самойлов Александр Юрьевич, обыкновенный парень, ни за что ни про что огребший вдруг полную охапку приключений, да еще и обремененный всечеловеческой ответственностью…
        Саша отстраненно смотрел на замерших марионеток из команды Вомбата, прислушиваясь к жалобному трепыханию мыслей Двоечника, успевая понять: да, чувствует Саня, вот он, ваш волшебный Квадрат, где перемолотого Командира ждет чудесное избавление. Не так уж и далеко, около километра на север. А точнехонько на юг - слышу, Саня, слышу - двухэтажное здание Полбудки, где можно без опаски оставить оживающего юнгера. И быть твердо уверенным, что ни одна сволочь не посмеет его там тронуть. Ты еще сомневаешься, Саня? Колеблешься? Тогда, извини, придется подсыпать соли на твои душевные раны… С чего начнем? С прошлого предательства Вомбата? Или, может, отца твоего припомним? Всесильного, но безногого ВД? Или еще что-нибудь? Я могу. Ведь вся твоя мастерски выписанная рукой маньяка-человеконенавистника память - у меня на ладони. Не нужно пояснять, кто ее тебе такую насочинял? Девушка, говоришь, любимая была? Это… стойте, стойте, дайте приглядеться… Та, беленькая, с челочкой, которую на твоих глазах Финскому Десанту скормили?…
        Двоечник вздрогнул всем телом и, отлепившись от сосны, покачиваясь, двинулся на юг. Стой, парень, стой! Мы тут кое-кого забыли. Под осатаневшим взглядом Стармеха Саня взвалил на себя легкое податливое тело юнгера.
        Так и пошли. Впереди Двоечник с юнгером на спине. Позади - Стармех с Цукошей тащат Командира. Замыкающий - Леня, который спотыкается о каждый корешок и что-то тихо бормочет себе под нос. Попутно можно заметить, как вместе с Вомбатом медленно умирает его мир. Вялые шляршни, сбившись в кучу, не обратили никакого внимания на проходивших людей. Полянка надуванчиков теперь ничем не отличалась от своих мирных желтоголовых родственников. Но, как видно, последним всплеском злобы Вомбата вдруг выполз на тропу обессиленный группе. Да так и сдох, вытянув мощные лапы и оскалившись.
        Когда Саша дотащил юнгера до Полбудки, окружающий мир уже почти полностью потерял краски и очертания. Где-то позади, словно разрядившиеся роботы, еще шагали Азмун с Димой, волоча за собой плащ-палатку. Еле-еле шевелился в подсознании потерявший рассудок Двоечник, напевавший дурацкие песенки. Куда подевался Леня - одному местному богу известно… Последними четкими картинами остались: до блеска отполированные рельсы Железки, Полбудка и смуглое восточного типа лицо мальчика-юнгера. Саша положил его в первой же комнате, прямо под окном. Музыкант был без сознания, но в тишине, казалось, уже звучит тихая тоскливая мелодия. Дудку он так и не выпустил.
        - Будь здоров, музыкант, - зачем-то вслух сказал Саша, поворачиваясь, чтобы уйти. Но как раз в этот момент в дверном проеме появились Стармех с Азмуном. Лица их были пусты и невыразительны. Молча они опустили Вомбата на пол и сразу же повалились сами. Смотреть на то, что они принесли, совершенно не хотелось, но Саша заставил себя подойти и взглянуть.
        Вомбат был еще жив. Слабое клокотание вырывалось из рваной дыры, бывшей когда-то ртом. Где-то сбоку, в районе груди, вздувался в такт слабеющему дыханию розовый пузырь. Жутковатое зрелище. Но поучительное.
        Хорошо, Светило, что тебя здесь нет и этого ты не увидишь. Нет ничего более абсурдного, чем женская жалость. Ведь ты бы сейчас его пожалела, да? И простила бы? И, чего доброго, заставила бы оживить?
        Саша вдруг ни с того ни с сего вспомнил Штрипка. Вот сейчас я почему-то абсолютно уверен, что Длинный Мохаммед снимал с него скальп живьем. Все его веселые оранжевые косички…
        - Не мое это дело, Антонов, - хрипло сказал Саша, не глядя на Вомбата, - да только нет моих сил смотреть, как сволочи вроде тебя за хозяев мира себя держат. - Постоял еще несколько секунд. Услышал, как лопнул пузырь с последним вздохом Вомбата. Обернулся, сам не понял, куда. И, не глядя, вышел в открытую дверь.
        - Осторожней, молодой человек! - Строгий дядька в сером костюме, упираясь в Сашу животом, хмурил лохматые брови. - Смотрите, куда идете! Вы меня чуть дверью не пришибли!
        - Из…звините, - с трудом выдавил капитан Самойлов, уступая дорогу.
        Дядька еще раз укоризненно покачал головой и вышел.
        Не буду проверять, но могу заложиться на последний полтинник до зарплаты, что он и есть хозяин той серой машины. Саша крепко зажмурился, за несколько вдохов-выдохов установил себе нормальный пульс и как ни в чем не бывало подошел к ребятам.
        Жадность - самый большой порок человечества!
        - Козлодоев, - строго сказал Саша, глядя на Гешкин поднос, - думаешь, после такого завтрака ты еще сможешь что-нибудь соображать? У тебя же вся кровь от мозгов к желудку отольет!
        - А если я не поем как следует, - надулся Гешка, - я вообще ничего соображать не буду.
        После сытного завтрака прямо на столе расстелили карту.
        - Вот. - Серебряков ткнул пальцем в правый угол. - Поселок Матвеево. А вот, - еще один тычок, рядом, - место аварии. До поселка всего полкилометра, я проверял. Я думаю, надо начать именно оттуда.
        - Редкий ум, - откомментировал Козлодоев, восхищенно глядя на Гришу. - Я бы в жизни не догадался.
        - Очень хорошо, - сказал Саша, как всегда не обращая внимания на пикировку друзей. - По приезде нужно будет связаться с местным отделением милиции, может, они смогут чем-то помочь…
        - Ну а мы? - Света выглядела очень усталой. Не забывай, она круглосуточно дурит головы нашим приятелям из космоса.
        - Начнем опрашивать население. Кто что видел, слышал, знает, догадывается…
        Неожиданности, причем неприятные, начались сразу по прибытии. Оказывается, накануне вечером в местном отделении загса был пожар. Нет, ничего страшного, даже пострадавших нет. Но сгорел весь архив. Поэтому определить реальное количество законнорожденных младенцев мужского пола в возрасте двух-пяти месяцев пока не представляется возможным.
        Саша около часа разговаривал с начальником отделения, усиленно вдалбливая тому, насколько важная задача стоит перед его сотрудниками, и, кажется, добился своего. Капитан Жучко решительно хлопнул ладонью по столу:
        - Все, уговорил. Бери двух моих в помощь. Но учти: от сердца отрываю!
        А уже через пять минут Саша знакомил оторванных от сердца лейтенантов Миронова и Шилдобина со своими гавриками.
        - Значит так, товарищи, - вновь организованная оперативная группа расселась на траве около отделения. - Задача сложная. Пропал ребенок космонавта Кашина. Поскольку сигналов о его обнаружении не поступало, возможна версия похищения. Ее и примем за рабочую. Предлагаю разделиться и прочесывать поселок тремя подгруппами. Первая: Серебряков - Миронов, вторая: Козлодоев - Шилдобин, третья: Самойлов - Жукова. Вопросы есть?
        - Товарищ капитан, - удивленно поднял белесые брови, кажется, Миронов, - а как же вы? Вы же никого здесь не знаете.
        - У нас свои методы, - ответил Саша дежурной фразой. И добавил извиняющимся тоном:
        - Но машину я оставляю себе. Где тут у вас заправка?
        - Да прямо за углом, - махнул рукой тот же лейтенант.
        - Спасибо. Сейчас и заправлюсь. А вы - как только что-нибудь узнаете или даже заподозрите, немедленно свяжитесь со мной. Все ясно? Выполняйте.
        Обе новоиспеченные подгруппы развернулись и отправились прочесывать уютный поселок Матвееве.
        - Знаешь что, Свет, - сказал Саша, садясь в машину после заправки, - я думаю, нам с тобой надо для начала съездить на место происшествия. Может, у тебя какие-то мысли появятся?
        - Хорошо, - кивнула она.
        На дороге, кроме поломанного ограждения, ничего не говорило о произошедшей на этом месте страшной аварии. Света долго задумчиво бродила туда-сюда, потом спустилась в кювет и пропала в кустах. Саша, чтобы не мешать ей, сидел в машине и курил. После пятой сигареты Света появилась метрах в пятидесяти впереди и слабо махнула рукой: сюда.
        Лицо ее было зеленовато-бледным, глаза с огромными зрачками слезились.
        - Света, ты нормально себя чувствуешь? - испуганно спросил Саша.
        - Нормально, нормально, - тихо ответила она. - Я, кажется, что-то нашла…
        - Что?
        - Не знаю. Чувствую какой-то слабый след… - Света махнула рукой, Саша вышел, последовал за ней. - Вот здесь… здесь лежал ребенок… - Саша немного испугался Светиного голоса. Жуткий, глухой, практически без интонаций, кажется, именно такой и называется загробным. - А перед этим он… летел… из машины, наверное… лежал недолго… подняли… понесли… - Света, как сомнамбула, двинулась через кусты. Саша рванулся за ней, потом вспомнил, что не закрыл машину, бросился назад, заметался. Плюнул на машину, догнал Свету. Тихо пошел сзади, лишь иногда вздрагивая, когда ветки слишком уж сильно хлестали по ее лицу. Она этого, кажется, и не замечала.
        Метров через двести они вышли на тихую улицу. Здесь Света немного замешкалась, постояла, наклонив голову, повернула направо. Пошла вдоль домов, время от времени останавливаясь, словно прислушиваясь к какому-то своему внутреннему голосу.
        - Ах, черт, там же Юрий Адольфович в машине остался! - вспомнил Саша. - Надо было его с собой взять!
        Около четвертого или пятого дома Света резко остановилась.
        - Здесь, - слабо махнула рукой и покачнулась. Саша еле успел подхватить ее, чтоб не упала.
        - Света! Тебе плохо? - Он ужасно испугался. Ему и самому было как-то не по себе: колотилось сердце, не хватало воздуха. - Постой здесь, я сейчас пригоню машину. Сможешь постоять?
        Света кивнула. И тут, на их счастье, на другом конце улицы показался Серебряков. Саша замахал руками со скоростью ветряной мельницы в ураган. Гришка подбежал, испуганно глянул на Свету:
        - Что случилось?
        - Потом объясню. Гриша, стой здесь, держи Свету, я - за машиной! - Саша рванул обратно на дорогу. Теперь уже он не обращал внимания на злые плети кустов, хлещущие по щекам. Выскочил на шоссе чуть дальше, чем рассчитывал, подбежал к машине.
        - Скорее! - почему-то выкрикнул букет. - Торопитесь!
        Машина взревела, срываясь с места. Саша, к счастью, еще раньше заметил съезд с дороги, поэтому, не петляя, буквально через минуту выскочил на ту самую улицу.
        - Умоляю, поторопитесь! - кричал Юрий Адольфович, подскакивая на сиденье. - Она может в любой момент потерять сознание и снять блок! - Сашу колотило, как в лихорадке. Подъезжая, он увидел, что Света сидит на траве, а рядом бестолково топчется Серебряков. Резко затормозил, подняв огромный клуб пыли, выпрыгнул из машины. - Света, Света, не волнуйся, Света мы его нашли? - Она смогла слабо кивнуть. - Он в доме? - Еще кивок. - Света, не волнуйся, все нормально, твоя задача сейчас - только держать блок, слышишь, Света? - Он схватил ее ледяные руки, сжал их и, чувствуя, как за спиной разверзается уже черная ненасытная пропасть, быстро-быстро заговорил:
        - Держись, Светило, держись, ведь, если не мы, то - никто, понимаешь, никто не сможет помочь, пожалуйста, держись, я верю в тебя, я люблю тебя… - Саша вскочил и, почти не видя ничего вокруг, бросился вперед, сорвав с петель ветхую калитку. Словно кто-то вел его слабеющей рукой - он вбежал в дом, безошибочно повернул направо, проскочил почти пустую кухню, ворвался в комнату. Испуганно вскрикнула женщина, не успевшая заслонить собой лежащего на кровати ребенка.
        Розовый улыбающий младенец, пуская слюни и взбрыкивая ножками, лежал на кровати. Именно такой, каким себе его и представлял Саша. Симпатичный, смешной. И совершенно безобидный. Стоявшую рядом женщину Саша не успел разглядеть. Так, что-то маленькое, до смерти напуганное, в сером платьице.
        - Не забирайте его… - тихо сказала женщина. И Саша моментально понял и этот просящий тон - разве так скажут о родном? - и заметил разные пеленки: рядом со сложенными стопкой ветхими, застиранными, явно, нарезанными из старых простыней, лежали тоненькие, дорогие, с кружевами и вышивкой. Вышивкой? Словно специально для Саши, снизу высовывался уголок с престранным рисуночком. Что за мастерица вышивала это маленькое ухо с выползающей из него змейкой? "Знак - змея". Вот оно, недосказанное пророчество отца Евгения… Словно боясь прикасаться к детскому тельцу, Саша быстро и неловко завернул ребенка в пеленку, схватил и выбежал на улицу.
        Саше показалось, что с ним снова сыграли шутку с перемещением и за дверью оказался другой мир.
        Да нет же, все тут, кажется, на месте. Та же улица, Сашина «Тойота», Света сидит на траве с бесконечно усталым лицом… Что же изменилось?
        Да все. Все, мужики, стало вдруг лениво-простым и безразличным. Молчал букет, стоявший на заднем сиденье машины. Серебряков протягивал Свете кружку с водой. На соседнем дворе загорелая тетка в сарафане, с любопытством оглядываясь, развешивала выстиранное белье. Возились в пыли шустрые деревенские воробьи… А самое главное - исчезло ощущение бездонной черной пропасти за спиной.
        - Ну, что, космонавт нашелся? - весело спросил Серебряков, подходя к Саше. - Э-э-э, капитан, я вижу, тебе уже и автограф дали… - Ребенок разулыбался, продолжая писать на Сашину рубашку.
        Как вам такой поворот? Герой в мокрой рубашке. На руках у него гулюкает новоявленный Антихрист. Рядом в траве сидит любимая ведьмочка. Жутко переживает превращенный в букет цветов гениальный музыкант. И все мы со страшной силой радеем за судьбу родного человечества. Да нет, почему же юродствую? Просто пытаюсь объяснить, как все выглядит со стороны.
        - Какие же мы все-таки дураки, - сказал Саша, перекладывая ребенка в руки упирающемуся Серебрякову. - Неси его в дом, сейчас разбираться будем.
        - А чего тут разбираться? - Гришка перехватил младенца под мышки. - Если у тебя не очень мокрые руки, можешь достать у меня из кармана факс от Грым-мов. Компьютерная реконструкция аварии показала, что детское сиденье от удара просто вылетело из машины и плавненько урулило в кусты.
        - Угу, угу, - покивал Саша, - урулило.
        - …где и было найдено гражданкой Ляпиной, - казенным тоном закончил подошедший лейтенант Миронов и строго посмотрел куда-то мимо Саши. - Нехорошо, гражданочка Ляпина, нехорошо! Зачем вы ребенка прикарманили? Опергруппа из Питера тут с ног сбивается, ищет, а вы себе и в ус не дуете! Вы знаете, чей это ребенок? - На его строгий выговор никакой реакции не последовало, и Миронов вполголоса пояснил для Саши:
        - Я думаю, она и вправду не знала, чей он. У нее и телевизора дома нет. Одинокая она. Верующая. Муж три года как умер. Нашла ребеночка, вот и обрадовалась. А соседям сказала, что сестра у нее в Балашихе заболела, за мальцом некому ухаживать. - Загорелая тетка, та, что только что вешала белье, с любопытством прислушиваясь, уже стояла у калитки.
        - Гриша, разбирайся тут сам, - устало произнес Саша и повернулся к Миронову. - Руки где можно помыть?
        - Ей за это что-нибудь будет? - спрашивала Света, сидя в светлой уютной кухне дома у лейтенанта Миронова.
        Полчаса назад они проводили Серебрякова, Козлодоева и младшего Кашина в Москву, надавав кучу ценных указаний по работе с младенцем. В Москву, потому что, во-первых, "дело космонавта" приняло, по слухам, серьезную политическую окраску. А, во-вторых, Саша совершенно себе не представлял, что теперь делать с этим ребенком, раз уж не удалось его придушить сразу.
        - Бу-удет! Конечно, будет! - важно отвечал Миронов, пытаясь размешать в чае восьмую ложку сахара.
        Света переводила тоскливый взгляд с него на Сашу, потом в окно - на гулявших по двору кур, потом снова - на Сашу. Где-то у соседей надрывно лаяла собака. Из стоящего на допотопной этажерке красного магнитофона-мыльницы энергичная импортная дамочка настойчиво призывала неизвестного Фреда.
        - Свет, - Саша говорил с трудом, словно только что отбарабанил трехчасовую речь на митинге, - что там за ерунда с пеленками? Откуда взялся этот дурацкий сюжет со змеей?
        - Илонкины заморочки. - Света пожала плечами. - Не знаю. Просто выпендривалась, наверное. Увидела в каком-нибудь каталоге татуировок. Она и себе хотела такую сделать. На заднице.
        Лейтенант Миронов подвигал лицом, словно хотел сплюнуть. Странные ребята, эти ленинградцы. Примчались, шухер навели, разговаривают как-то необычно… Вазу с цветами за собой таскают.
        - В сущности, она несчастная баба. - Миронов мотнул головой и с удовольствием прихлебнул свой сироп. Саша удивленно повернул голову, не сразу сообразив, о ком речь. - Ляпин этот, муженек ее, дерьмо был порядочное. Пил, как свинья. Может, потому у них ребенков-то и не получалось… С родней всей поссорился, с работы его три раза выгоняли. А как помер, так она и вовсе - одна осталась…
        Знаешь, Миронов, в другое время я, может быть, и послушал бы твои деревенские истории. И даже, может быть, выпил с тобой пива под местную, так красочно расписываемую рыбу. Но если бы ты только знал, как мне сейчас не до этого!
        Саша в который раз обвел взглядом уютную кухню и вдруг с ужасом поймал себя на мысли, что врет. Врет сам себе! А точнее… Точнее, его внутреннее состояние выглядело как очередное раздвоение личности. Спаситель человечества Саша Самойлов еще ерепенился, суетился, надо признать, скорее по привычке. А капитан Самойлов спокойно пил чай и ждал машину, которая доставит его и сотрудника Жукову прямо к поезду. Какому поезду? А, неважно, на ходу сочинится что-нибудь достаточно комфортное, идущее прямо до Ленинграда. Елки-палки! Чего я рыпаюсь? Куда? Вот он, мой собственный, кайфово устроенный мир. Все здесь так, как я себе захотел. Нормальная мужская работа, дом, друзья, Света (Света!). Только полный кретин мог бы еще сомневаться, что выбрать.
        - Пойду-ка я прогуляюсь, - задумчиво произнес Саша, поднимаясь со стула. На это заявление никто из присутствующих не среагировал. Миронов пил чай, Света отрешенно смотрела в стену.
        И деревня мне эта нравится. Слаб я, конечно, в географии, и неизвестно, есть ли такой населенный пункт в Московской области, но даже здесь придумано симпатично. Дома крепкие, люди славные, вон корова упитанная прошла. А завтра приедем в Ленинград, доложимся начальству, может, поощрение какое отвалят и снова к серьезной оперативной работе допустят…
        Словно отвечая Сашиным мыслям, в кармане запиликал радиотелефон. А что, и правильно. Раз здесь «Тойоты» водятся, почему бы и радиотелефону не быть?
        Звонил генерал Степницкий.
        - Здорово, здорово, Самойлов. - Голос у генерала был по-доброму стандартно-киношный. - Ну что ж, поздравляю с очередным успехом. Мы тут подумали, - голос генерала стал тише, как будто он там у себя кивнул в сторону на тех, с кем подумал, - не назначить ли тебя начальником отдела по борьбе с… киднеппингом. - Саша, ухмыльнувшись, представил, как на столе рядом со Степницким лежит листок бумаги с крупно написанным иностранным словом.
        - Спасибо, Глеб Егорович, - серьезно ответил Саша, - но нам бы что посерьезней…
        - А чем тебе это не серьезно? - явно заводясь, повысил голос генерал. Но тут же потишал и примирительно закончил:
        - Ладно, приезжай, обсудим.
        - Есть - обсудить! - гаркнул Саша и снова представил, как Степницкий, повесив трубку, сообщает кому-то из друзей-генералов: "Упрямый, черт. Но команда у него лихая!"
        Здорово, да? Но уж больно все просто. Ну, приедем мы в Ленинград, выцыганим какое-нибудь крутое дело, с блеском его провернем… Рано или поздно, хм, а именно - сейчас! - к тебе придет, - да пришла уже, пришла! - элементарнейшая мысль. А что осталось ТАМ? ТАМ, у НАС, не в придуманном Ленинграде, в настоящем Питере? Мне, безусловно, плевать, что творится сейчас с господином Антоновым, Вомбат которого так неудачно наступил на перевертыш. Кстати, непонятно, почему именно о нем я вспомнил в первую очередь? Гораздо интересней, что случится со мной ТАМ, если я останусь ЗДЕСЬ? А Света? А Юрий Адольфович? А все-все-все? Я тут буду ловить выдуманных преступников и передавать их в руки выдуманного правосудия. А в это время какие-то дрянные халявщики-инопланетяне, черт бы их подрал, будут доить человечество, забирая наши бессмертные души…
        Саша остановился около какого-то заборчика. Хмурая женщина, сидя на крыльце, чистила живых карасей.
        …А мы будем стоять с идиотским видом пресловутой коровы, которую доит деревенский вор? И чем все это закончится?
        - … а тем, что вы перестанете кичиться своей цивилизацией, вернетесь в леса и моря и станете жить спокойной жизнью обыкновенных животных! - вдруг заявила ужасно знакомым голосом веселая пучеглазая рыба, вырываясь из рук женщины и посмотрев Саше в лицо.
        Женщина дико вскрикнула, уронила нож и свалилась с крыльца. Саша тоже покачнулся, но не упал, а только ударился грудью о забор. Но тут же взял себя в руки и строго сказал:
        - Юрий Адольфович! Это что еще за дикие шутки?
        Что происходило дальше в тихом поселке Матвеево - неизвестно. Дневной свет вдруг померк, под коленки Саше ткнулось что-то мягкое…
        И вот уже вместо солнца - справа горит торшер, под ногами вместо деревенской улицы - знакомый палас в клетку, а под… короче говоря, через мгновение Саша обнаружил себя сидящим к кресле. "Света…" - с тоской успел подумать Саша и тут же услышал:
        - Приношу свои глубочайшие извинения за столь грубое вмешательство, но мне показалось, вы слишком неосмотрительно упускаете инициативу! - Вездесущий букет стоял на столике, сурово уперев в бока вазы наспех придуманные фарфоровые ручки.
        - Юрий Адольфович, - устало попросил Саша, - ну, хоть теперь-то вы можете принять человеческий вид?
        - В данном случае абсолютно не принципиально, в каком виде я буду с вами разговаривать! - еще строже произнес букет.
        - Вы сердитесь? - удивился Саша.
        - Я?! - Букет дернулся и чуть не свалился на пол. - Я просто вне себя! - Видно, распиравшие Юрия Адольфовича чувства были настолько сильны, что он решил немедленно это продемонстрировать. Ваза взорвалась во все стороны осколками, сильно обрызгав Сашу водой.
        - Красиво, - спокойно заметил он, отряхиваясь.
        - Прошу прощения, - смутившись, сказал Юрий Адольфович, превращаясь в зеленоватую каплю. - Не сдержался.
        - Пожалуйста, пожалуйста, - Саша на всякий случай отодвинулся подальше.
        - Я больше не буду, - пообещала капля. Но тут же взяла официальный тон:
        - Уважаемый Александр Юрьевич, объясните мне, пожалуйста, ваши действия.
        - Какие именно? - Саша уже полностью успокоился и готов был отвечать на любые вопросы.
        - Я не правильно выразился. Правильнее было бы сказать: ваше БЕЗдействие. - Капля снова начала горячиться. - Мы тратим огромные силы, ставим блок, находим ребенка… И когда все уже в ваших руках, вы внезапно останавливаетесь, глупо улыбаетесь и пускаете все на самотек!
        - Я действительно глупо улыбался? - переспросил Саша.
        - Не поручусь за улыбку, но лицо у вас было весьма… - Капля строго покашляла. - И теперь я спрашиваю вас: что, черт возьми, произошло?
        - Ничего особенного. Я просто понял всю бессмысленность наших действий.
        - Ка-ак - бессмысленность?
        - Понимаете, Юрий Адольфович, - быстро начал объяснять Саша, опасаясь очередного взрыва, - я подумал… сейчас, сейчас, вы все поймете… Когда я выскочил с ним, ну, с ребенком, на улицу, я знал, что должен делать… - Саша на мгновение зажмурился, волшебный мир услужливо открутил назад пленку, и прямо на стене появилось четкое объемное изображение.
        Вот Саша, прижимая к себе пищащего ребенка, бежит к машине. Света с бледным до прозрачности лицом сидит на траве. Короткая улица со стоящей в тупике облезлой будкой и вывеской «Керосин». Длинные емкие несколько секунд, за которые «Тойота» успевает набрать скорость, а Саша - начинить будку допотопным топливом для керосиновых ламп.
        Взрыв.
        - Ну, и? - спросила капля, немного помолчав.
        - Что - "и"?
        - Почему вы этого не сделали?
        - Да уж, всяко, не потому, что пожалел себя! А потому что мотивация у вашего "героического одномоментного" оказалась весьма и весьма средней!
        - Не понял.
        - Прежде, чем валиться очертя голову на амбразуру, уважаемый Юрий Адольфович, стоит иногда немного подумать. - Саша поудобней устроился в кресле и мысленно попросил сигарету.
        - Позже, - отрезала капля. - Рассказывайте.
        - Я попробую объяснить с помощью ассоциации.
        - Попробуйте.
        - Представьте себе, что болен человек. Например, гриппом. Вы же не станете вылавливать у него вирусы и уничтожать их по одному? А мы занимались как раз этим. Ну, грохнулся бы я с этим ребенком, и что? Аппарат Поплавского по-прежнему работает, куча людей тусуется там целыми днями. Чего проще - наделать еще таких младенцев и разбросать по свету? - Саша почти импровизировал, но ему самому вдруг стало жутко от открывшейся перспективы. - Мы за ними всеми не угонимся.
        - Заигрались, - тихо произнес Юрий Адольфович. - Увлеклись приключениями.
        Потолок низкой комнатки медленно пошел вверх, стены раздвинулись. Через несколько минут Саша уже сидел в огромном полутемном зале. Рядом в резном деревянном кресле задумался похожий на Вольтера немолодой изможденный человек.
        - Я, пожалуй, воспользуюсь вашей ассоциацией, - звучным низким голосом сказал он, - и предположу, что уничтожать надо было самый первый вирус?
        - Логично, - кивнул Саша. - Но как его найти? Как выяснить, ЧТО стало этим самым вирусом?
        - Ну-у, например… - Человек (называть его Юрием Адольфовичем было почему-то труднее, чем дурацкую вазу с цветами) потер переносицу, - воспользоваться ИХ методом и разминуться с ними в пространстве. Ну то есть сделать так, чтобы они нас не заметили.
        - Угу, - кивнул Саша, стараясь сдержать смех, - они летят, летят, а мы - шмыг, и за Юпитер спрятались!
        Человек в кресле засмеялся басом. В зале стало светлее.
        - А вот воспользоваться, как вы сказали, ИХ методом… - Саша понял, что вот-вот ухватит, наконец, нужную мысль. - Так, так… Рассуждаем, рассуждаем…
        - Можно просто уничтожить аппарат Поплавского, - предложил Юрий Адольфович.
        - Уничтожить, - задумчиво повторил Саша. - Разумно. В какой-то из действительностей мы это уже делали… Самое главное в таком случае сообразить, КОГДА это сделать. Юрий Адольфович, скажите, пожалуйста, какие у вас отношения со временем?
        - Довольно свободные, - с ходу понял вопрос музыкант.
        - Вы можете…
        - Могу. Особенно с вашей помощью я могу перемещаться во времени… - он подумал немного, - достаточно далеко.
        - Отлично, отлично. - Саша встал и прошелся вокруг кресла. - Может, я все-таки покурю? - В пальцы ему немедленно ткнулась зажженная сигарета.
        Сейчас я буду думать. Спокойно и взвешенно. Цитата из "Правил пользования Волшебными Палочками": "Особое внимание уделите корректной формулировке Вашего желания. Учтите, что Палочка выполняет точно то, что вы заказали. Во избежание недоразумений при пользовании Палочкой воздержитесь от посторонних высказываний и не относящихся к делу восклицаний". Так. Самое простое: пролезть в эту «Фуксию» и повторить все действия Валерки Дрягина. А именно - разнести аппарат в щепки. Ну, не в щепки, а… короче, разбить. Да, и не забыть еще про тот аппарат, что в лаборатории. Хорошо. Допустим. Но от этого, в сущности, ничего не меняется. Поплавский сделает другой аппарат. Значит, убираем доктора. Как? Физически. Фу ты, пошлость какая!
        Саша сделал еще несколько кругов во залу. Юрий Адольфович, не двигаясь, следил за ним. Он, естественно, слышал все Сашины мысли.
        А если глобальней? Двинуться чуть дальше в прошлое и задавить этот аппарат, так сказать, на корню? Выбить у Поплавского из головы саму идею? Как? По башке! Вот, черт, опять насилие. К тому же не забывай, парень, о судьбе знаменитой бабочки Бредбери. Куда и как раскрутятся события без этого аппарата? Юрий Адольфович останется со своими изуродованными руками. Да сколько еще людей потеряет надежду на выздоровление! К тому же не лукавь, свою судьбу тебе тоже не хочется терять… Вот задачка. Как бы так сделать, чтобы все осталось по-прежнему и души наши остались при нас?
        - Да очень просто! - вдруг встал Юрий Адольфович. - Если не хотите, чтобы птица улетела, нужно плотно закрыть клетку!
        - Что?
        - Нельзя ее выпускать!
        - Птицу?
        - Душу!
        Вот оно! Не выпускать! Пусть они все ложатся на кушетку, а доктор Поплавский считает до пяти. Пусть им снятся все их сны с приключениями. Важно, чтобы душа при этом оставалась на месте!
        Саша остановился, соображая, куда бы бросить окурок.
        - Почему вы вдруг отвлеклись? - Юрий Адольфович стоял перед Сашей с пепельницей в руке.
        - Я не отвлекся. Я просто немного… запутался.
        - Отчего же? Мне как раз показалось, что мы, наконец-то, нашли выход.
        - Нет. Не правильно. Мы его еще не нашли. Мы только узнали, что он где-то есть. В теории, так сказать.
        - Ну, почему же… - Юрий Адольфович снова сел в кресло.
        - Потому что пока не понятно, как это сделать технически.
        - Очень просто! - Прямо перед Сашей вдруг осветился прозрачный куб, в котором стоял аппарат Поплавского. - Вот этого проводка, - Юрий Адольфович ткнул наугад пальцем, - здесь быть не должно. И все. - Куб пропал.
        - У вас, простите, какое образование? - недоверчиво спросил Саша.
        - Консерватория, - ничуть не смущаясь, ответил музыкант.
        - Тогда откуда вы знаете…
        - Мы сами придумываем правила игры в своих мирах, - грустно улыбаясь, заметил Юрий Адольфович.
        - И вы уверены, что все получится? - Тоскливое предчувствие сжало Сашино сердце.
        - Других вариантов я не вижу.
        Все? Конец? Начало? Лихорадка последних секунд охватила Сашу. Постойте, а как же… я? Неужели в пещере, полной сокровищ, ничего нельзя взять себе? Света! Света!! Неужели ты никогда меня не полюбишь?!
        - …Пять. - Игорь Валерьевич Поплавский приготовил электрод и внимательно посмотрел на пациентку. Спокойное лицо, ровное дыхание. Так. Плечевой нерв. Черт возьми, сделают когда-нибудь в лаборатории нормальный свет? Голова женщины оказалась в тени, словно в сером облаке. А с другой стороны к кушетке не подойти. А что, если? Игорь аккуратно дотронулся электродом до виска пациентки. Ни одна стрелка на аппарате не отозвалась на это прикосновение. Ну, естественно, а чего же вы хотели? Доктор еще раз чертыхнулся и занялся плечом.
        - Юра! - Раскрасневшаяся Юлия Марковна заглянула в комнату мужа. - Ты что, еще не собрался? Ты же не успеешь! Елисеевский в два часа закроется на обед!
        Юрий Адольфович виновато поднял глаза от нот.
        - Юленька, а может, Бог с ней, с ветчиной? Леночка мяса не ест, у тебя - гастрит…
        - А ты?
        - А я вполне переживу без ветчины. - Юрий Адольфович ласково улыбался.
        - Ох, ну и семейка! - Юлия Марковна всплеснула руками, выпачканными мукой. - Ладно уж, лентяй. - Она ушла на кухню, приговаривая про себя:
        - За последние двадцать пять лет первый раз на столе не будет ветчины…
        Эпилог
        За окном шумел вечерний Каменноостровский. Саша лежал на любимом своем бывшем бабушкином диване, положив голову Свете на колени, и смотрел на потолок. Телевизор ненавязчиво бубнил что-то про кислотно-щелочной баланс.
        - Слушай, а что ты, в конце концов, вяжешь? - Саше надоело смотреть на мельтешение огней на потолке, и он закрыл глаза.
        Я полностью отдаю себе отчет в том, что и эти огни, и теплые колени под головой, и вязание, и вопрос, задаваемый в сотый раз, - все это и называется счастьем.
        - Я вяжу подставку под слоника. Семь штук свяжу, куплю фарфоровых слонов и поставлю…
        - На пианино, - закончил Саша, в очередной раз поражаясь Светиной фантазии. Из ста ответов на дежурный вопрос она ни разу еще не повторилась. - Вчера ты, помнится, вязала теплый набрюшник Илонкиному ребенку.
        - Точно, - подтвердила Света. - Но Никита уже в такого бегемота вымахал, что мне никаких ниток не хватит.
        - Но у нас нет пианино!
        - Что ж, придется подарить и слонов, и подставки твоему Бляхману. - Света пошевелилась, и Саша, не открывая глаз, догадался, что она пожала плечами.
        - Кстати, ты не забыла, что мы сегодня идем к нему на премьеру в филармонию?
        - Я-то помню. А вот ты - как? Осилишь вечерний поход?
        - Да, брось ты, Свет, я совершенно здоров! Как бык!
        - Нет, милок, на быка ты пока еще не тянешь. Ты все еще на загнанную лошадь похож. - Света быстро поцеловала Сашу. Проклятые синие тени, кажется, навсегда залегли у него под глазами. Щеки худы-ые. И руки. Исколотые вдоль и поперек. Ретаболил, витамины, глюкоза, АТФ, фестал, лактобактерин, снова витамины, каждый день, каждый день… Дистрофия. Это вам не ОРЗ.
        - Жалко как, - вздохнула Света.
        - Ты о чем?
        - Нитки красные кончаются. И желтые.
        - Ну и что?
        - Без них мрачно будет.
        - Значит, купим новые. - Саша зарычал и полез обниматься.
        - Купим, купим… - засмеялась Света, отбиваясь. - Ну, ну, бегемот, все рассыпал!
        Красный самый маленький клубочек упал на пол и укатился под батарею.
        - Подожди, Саш, я сейчас за клубком схожу… - Света слезла с дивана, наклонилась и начала шарить рукой под батареей.
        - Только ты недолго… - жалобно попросил он, переворачиваясь на живот.
        - Недолго, недолго. За тридевять земель, в тридесятое царство. - Тихо напевая, Света что-то подняла. И тут же удивленно обернулась к Саше:
        - Вот это да!
        - Что случилось? - Он, не обращая внимания на головокружение, соскочил с дивана.
        - Смотри! - У нее на ладони освобожденное, наконец, от ниток, лежало хорошенькое колечко с сапфиром. - У твоей бабушки было прекрасное чувство юмора, не правда ли?

* * *
        - Шеф здесь? - Взъерошенный коммерческий директор Витя Толмачев нерешительно топтался перед метрдотелем ресторана "Два ЧП".
        - Здесь, - тоскливо отвечал Гаврилов, потягиваясь в кресле. - С утра сидит.
        - Злой? - Витя работал у Антонова всего две недели, поэтому шефа боялся до судорог.
        - Никакой. - Мэтр махнул рукой в сторону двери. - Можешь сам посмотреть.
        В полутемном зале ресторана за самым дальним столиком у водопада сидел Виталий Николаевич Антонов, Даже отсюда было видно, как сильно он пьян. Левый локоть его стоял в тарелке с салатом. Радиотелефон валялся на полу. При виде Толмачева взгляд Антонова слегка оживился.
        - Витек! - позвал он. - Проходи! Вы…пьем! - Виталий Николаевич пошарил рукой по столу. - А меня труб…ка сломалась, никак до тебя не дозвонюсь. Меня ис…кал кто-нибудь?
        - Искали, Виталий Николаевич. Игорь Эммануилович звонил, Дмитрий Викторович, потом Хренов, еще итальянец звонил, переживал очень, потом господин Шульце…
        - Тоже пер…живал?
        - Нет. Ругался.
        - А, хрен с ними! Больше никто?
        - Никто.
        Антонов длинно и грязно выругался и потянулся к бутылке.
        - Да, еще какой-то доктор Поплавский звонил. - Витя Толмачев почувствовал, что рубашка у него на спине совершенно мокрая от пота.
        - Да? И ч…его хотел?
        - Спрашивал, не приедете ли вы… - Витя споро развернул свой блокнот, - в Оздоровительный центр "Фуксия и Селедочка".
        - А… - Антонов хорошо плеснул себе в стакан, выпил, громко икнул. - В следующий раз, если опять б…удет спрашивать, пошли его… - Последовала еще одна матерная тирада. - Да ты запиши, запиши в своем ск…лерознике, а то еще забудешь, куда. - Антонов захихикал и отвернулся.
        Витя Толмачев тихонько вылез из-за стола, бочком пробрался к выходу и, страдальчески-сочувственно покивав метрдотелю, вышел из ресторана.

* * *
        - ОНИ ВСЕ МАТЕРИАЛЬНЫ…ОНИ ИМЕЮТ ФОРМУ, КОТОРУЮ НЕ МОГУТ ИЗМЕНЯТЬ.
        НИКАКОГО РАВНОВЕСИЯ - НЕВОЗМОЖНО УСЛЕДИТЬ ЗА МИЛЛИАРДАМИ РЕАКЦИЙ, ПОСТОЯННО
        ИДУЩИМИ В ЭТОМ МИРЕ. СПЛОШНОЕ КОПОШЕНИЕ МОЛЕКУЛ В ЗАМКНУТЫХ ОБЪЕМАХ.
        ОЧЕРЕДНОЙ НЕЛЕПЫЙ ФОКУС ОРГАНИЧЕСКОЙ ХИМИИ, КОТОРЫЙ ОНИ НАЗЫВАЮТ "ЖИЗНЬ".
        - КАК ОНИ СУЩЕСТВУЮТ В СВОЕМ БЕСТОЛКОВОМ МИРЕ? И ЧТО ЗА СТРАННЫЕ
        ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ СОБЫТИЯМИ?
        - ОНИ НАЗЫВАЮТ ЭТО «ВРЕМЕНЕМ». И УМУДРЯЮТСЯ ДЕЛИТЬ СКОРОТЕЧНЫЙ ХАОС
        СВОЕЙ ЖИЗНИ НА ПРОМЕЖУТКИ. КРОМЕ ТОГО, ОНИ ОБЩАЮТСЯ ДРУГ С ДРУГОМ С ПОМОЩЬЮ
        ЗВУКОВЫХ КОЛЕБАНИЙ.
        - ГРИМАСА ПРИРОДЫ, НИЧЕГО БОЛЬШЕ… ЗАЧЕМ ЭТО НАМ?
        - ОДИН ИЗ ВИДОВ ЭТИХ ПРИМИТИВНЫХ ТВАРЕЙ - ОНИ НАЗЫВАЮТ СЕБЯ «ЛЮДИ» -
        ОБЛАДАЕТ УНИКАЛЬНОЙ СУБСТАНЦИЕЙ. НИКАКИХ АНАЛОГОВ ЭТОМУ НЕТ ВО ВСЕЙ
        ОБОЗРИМОЙ ВСЕЛЕННОЙ.
        - И ЧЕМ ЖЕ ИНТЕРЕСНА ЭТА СУБСТАНЦИЯ?
        - ДАЖЕ МЫ НЕ МОЖЕМ ДАТЬ ТОЧНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЭТОМУ ФЕНОМЕНУ. ПОХОЖЕ НА
        ТО…
        - Я ПОПРОСИЛ БЫ ВАС НЕ УВЛЕКАТЬСЯ НЕСУЩЕСТВЕННЫМИ ПОДРОБНОСТЯМИ.
        КОНКРЕТНО: ЧЕМ НАМ МОЖЕТ БЫТЬ ИНТЕРЕСНА ЭТА СУБСТАНЦИЯ?
        - ОБОСНОВАНИЕ УЖЕ ПОДГОТОВЛЕНО И ПРЕДСТАВЛЕНО ГЛОБАЛЬНОМУ
        КООРДИНАТОРУ.
        ГЛОБАЛЬНЫЙ КООРДИНАТОР - СУБЪЕКТУ СЛЕЖЕНИЯ КВАДРАТ PQ - WQ, МЕСТНОЕ
        НАЗВАНИЕ "ЗЕМЛЯ".
        ЗАВЕРШИТЬ НАБЛЮДЕНИЯ В КВАДРАТЕ PQ - WQ ВВИДУ ПОЛНОЙ
        БЕСПЕРСПЕКТИВНОСТИ.
        ВСЕМ СУБЪЕКТАМ СЛЕЖЕНИЯ.
        В ЦЕЛЯХ СОКРАЩЕНИЯ НЕПРОДУКТИВНЫХ НАБЛЮДЕНИЙ ПРЕКРАТИТЬ СЛЕЖЕНИЕ В
        КВАДРАТАХ, НАСЕЛЕННЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ С УРОВНЕМ РАЗВИТИЯ НИЖЕ 2Z.