Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Камша Вера : " Данник Небельринга " - читать онлайн

Сохранить .
Данник Небельринга Вера Викторовна Камша
        Кесари и боги Красивая, захватывающая баллада о любви, проклятии, замаскированном под щедрый дар, и чувстве долга.
        Повесть «Данник Небельринга» тематически связана с романом «К вящей славе человеческой» и вместе с ним составляет цикл «Кесари и боги».
        Вера КАМША
        ДАННИК НЕБЕЛЬРИНГА
        У песни ночной
        Есть непроглядные дали
        И небо с черной луной.
        Ф.Г. Лорка
        Бог с тобою, брат мой волк…
        М. Цветаева
        Глава 1
1
        Армия должна быть готова до конца октября,- раздельно произнес Рудольф Ротбарт, - и она будет готова.
        - Ваше высочество,- маршал фон Эрце выглядел озадаченным,- это… Это невозможно.
        - Я знаю лишь две невозможные вещи,- ухмыльнулся Рудольф,- это конец света и моя женитьба. Послезавтра я навещу вас в лагере, и мы обсудим подробности, а теперь можете идти.
        Старый вояка поклонился и вышел, принц-регент Миттельрайха бросил на зеленое сукно мелок и вскочил, едва не опрокинув массивный стул.
        - Руди,- покачал головой граф фон Цигенгоф, среди друзей более известный как Цигенбок,- ты загонишь старика в гроб и не заметишь.
        - Ты преувеличиваешь,- не согласился принц-регент, роясь в бюро.- Я всегда замечаю, когда загоняю кого-то в гроб. Более того, я делаю это обдуманно. Смерть фон Эрце мне никоим образом не нужна, так что наш добрый маршал переживет многих и многих.
        - И кого именно?- Цигенбок зевнул и затряс головой.- Прости, не выспался.
        - Я еще не уверен,- пожал плечами Рудольф,- но ты все узнаешь из первых рук. Как дальний родич и ближайший друг Людвига.
        - Как близкий друг Людвига я бы с наслаждением свернул тебе шею,- сообщил Цигенбок.- Императору нет и шести, его мать годится только на то, чтобы сидеть в башне и шить шелками, Эрце стар, а у меня в башке - ветер. Если с тобой что-нибудь случится, Миттельрайху конец, а ты скачешь, как мартовский кот. Да-да, это я про твою новую пассию. Как бишь ее?
        - А тебе-то зачем?- засмеялся Рудольф.- Главное, я ей доволен.
        - Дочь суконщика.- Клаус Цигенгоф выпятил и без того мясистую губу.- Пойми меня правильно, я не против горожанок, если они мяконькие… Но за каким дьяволом ты таскаешься к ней через весь город?! Если тебе неможется, возьми девку к себе. Наскучит, выдашь замуж.
        - Замуж я ее так и так выдам,- уведомил Рудольф,- к весне. Не тащить же бедняжку на войну, на юге наверняка найдется что-нибудь повкуснее.
        - Ты мне зубы не заговаривай,- огрызнулся Цигенбок.- На носу - война, а принц-регент в одиночку навещает любовницу. Об этом даже вороны знают, чего уж говорить о лоасских шпионах. Один выстрел - и все.
        - Не суди обо всех по себе.- Рудольф сунул под мышку пару свитков и захлопнул бюро.- Лоассцы отродясь не умели стрелять.
        - Если тебя зарежут, тебе будет легче?- вопросил Цигенгоф.- Мне - нет!
        Руди шмякнул бумаги на стол и смахнул с рукава прилипшую соринку:
        - Жаль, ты не суеверен, иначе б знал, что я доживу до семидесяти семи лет, разобью всех врагов и отпущу на свободу самого дьявола.
        - Ты его уже отпустил,- фыркнул Клаус,- вернее, распустил. Рыжий Дьявол, это ведь про тебя. Меня не слушаешь, Лемке спроси. Он тоже места себе не находит. Нет, как друг Людвига я просто обязан тебе сказать…
        - Ты просто обязан мне сказать,- перебил Рудольф,- закончили чинить Банный мост или нет.
        - Закончили,- буркнул Цигенбок,- я сегодня его проезжал. Слушай, давай я с тобой поеду. Надену маску и поеду, а то как бы чего не вышло. Готье Лоасский, чтоб от тебя избавиться, душу дьяволу продаст. На пару с Папой.
        - Испугал лиса петухами,- хмыкнул его высочество.- Всем известно, что у Готье нет души, а дьявола я еще не отпускал.
        - Руди…
        - Успокойся, Цигенбок, ты сделал все, что мог. Если меня убьют, твоя совесть будет чиста, а теперь пошел вон, мне надо работать… Черт бы побрал эти счета, и как только Людвиг с ними разбирался?!

2
        Сиреневые ирисы были готовы, оставались незабудки. Белые незабудки, такие, как в Линденвальде, где она впервые увидела Людвига… Вдовствующая императрица воткнула иглу в пяльцы и закусила губу, унимая бесполезные слезы. Шестой год без Людвига, а сколько их еще предстоит, этих лет.
        Милику с детства пугали слабым здоровьем. Ее мать умерла родами, пытаясь дать мужу наследника, мальчик не прожил и недели. Через два года отец был вынужден жениться. Новая графиня привезла лекаря-латинянина, объявившего графу, что его старшая дочь не перенесет беременности и лучшее, что она может сделать, это посвятить себя Господу. Так бы и случилось, если б в Линденвальде не завернул Людвиг Ротбарт. Медноволосый красавец едва взглянул на поднесшую ему вино девушку, а для нее все было кончено раз и навсегда.
        Отец жаловался мачехе, что император был задумчив и недоволен. Графиня хмурила темные брови и молчала, а через месяц прискакал гонец: его величество приказывал Хорсту Линденвальде прибыть в Витте вместе с дочерью, захватив подвенечное платье. Они въехали в столицу дождливым летним утром. Вечером юная графиня узнала, КТО просит ее руки. Отец был честным человеком, он рассказал сюзерену о здоровье дочери. В ответ император засмеялся - дескать, имея такого брата, как Руди, о наследниках можно не тревожиться.
        Они обвенчались и были счастливы, несмотря на ненависть свекрови и ее дам. Людвиг щадил жену, но она его обманула. Мики родился назло дурным пророчествам и лекарским причитаниям.
        Император подержал сына на руках и уехал, чтобы не вернуться. Легкая простуда сначала не казалась опасной, а потом стало поздно… Она должна была умереть, Рудольф тысячу раз мог погибнуть на своих войнах, но Господь забрал Людвига, оставив ей Мики и боль.
        Милика Ротбарт подозвала сына, и тот подбежал, такой же рыжий, как и отец. Все Ротбарты рождались красноволосыми, кто темней, кто светлее. Волосы императриц Миттельрайха - черные, русые, золотистые - без следа сгорали в этом неистовом пламени. Сыновья Михаэля тоже будут рыжими…
        Вдова прижала Мики к себе, и тот недовольно завозился, ему хотелось играть. Сейчас подойдет Гизела и ледяным голосом скажет, что его величество должен пить молоко. Или придумает что-нибудь еще, только бы оторвать принца от матери. Рудольф советует прогнать ведьму, но это сочтут оскорблением памяти свекрови? Вот если бы Руди сделал это сам. Он принц-регент, ему никто не смеет перечить.
        - С тебя следует писать Матерь Божию.- Клаус фон Цигенгоф бросил к ногам Милики охапку золотистых роз.- С тебя и с Мики.
        - О нет!- Женщина подвинулась, освобождая место другу Людвига.- Пытки… Страшная смерть… Какая мать пожелает сыну такую судьбу?
        - Быть императором тоже невесело. Ой, прости,- Цигенгоф смутился,- я имел в виду… То есть не имел в виду ничего такого. Вы так прелестно выглядите в этом саду.
        - Ты слишком снисходителен.- Императрица поцеловала выкручивающегося сына в лоб и отпустила.- Какие чудесные розы.
        - Это новый сорт. Садовник назвал их «Императрица Милика».
        - Мое имя не приносит счастья,- покачала головой вдова,- не стоит его повторять.
        - В этом мире нет имени прекрасней,- возразил Цигенгоф,- я готов отвечать за свои слова жизнью и душой, но я принес не только розы. Милика, мне нужно с тобой поговорить.
        - Что-то случилось?- Женщина отодвинула пяльцы, те упали в цветочный ворох. Цигенгоф их поднял и положил на скамью.
        - Нет, но может. Я бы не посмел говорить с тобой о подобных вещах, но речь идет о Рудольфе.
        - Руди?- переспросила императрица.- Что с ним? Я его видела позавчера, он привез Мики ручную белку и был такой веселый.
        - Он и сейчас весел,- буркнул Клаус,- я бы даже сказал - слишком. Руди завел себе новую любовницу. Дочь суконщика.
        - Ну и что?- В голубых глазах ее величества не было ни возмущения, ни любопытства.- Если он ее любит…
        - Руди ничего не любит, кроме войны,- махнул рукой Цигенгоф.- Я не стал бы говорить тебе о его делишках, не езди этот осел к своей красотке в одиночку. Достаточно одной засады, и… Поговори с ним, он должен одуматься. Ради Мики.
        - Ты прав,- вдовствующая императрица встала, нечаянно наступив на золотой цветок,- я еду в Витте. Немедленно… Клаус, может быть, мне сделать эту женщину своей фрейлиной?
        - Фрейлиной?- пробормотал Цигенгоф.- Горожанку?
        - Она может быть кем угодно.- Личико Милики стало решительным.- Лишь бы с Руди все было в порядке. Ну почему ты сказал мне только сегодня?
        - Ну… Мне Лемке сказал только вчера. Я пытался Руди образумить, но он и слушать меня не захотел.
        - Клаус,- в голубых глазах плеснулось отчаянье,- я сегодня видела во сне волка. Огромного красного волка. Он уходил по ущелью вверх, в туман, и за ним тянулся кровавый след. Что-то случится… Мы должны остановить Руди! Мы успеем?
        - Надеюсь,- кивнул Цигенбок,- если ты поторопишься.

3
        Когда Рудольф оттолкнул осточертевшие бумаги, почти стемнело. Принц-регент потянулся, разминая затекшее тело, и дважды позвонил. С дневными делами было покончено, оставались дела ночные и неотложные.
        Слуги внесли свечи и поднос с легким ужином. Следом, стуча когтями по мраморному полу, вошла старая охотничья собака. Днем дорога в кабинет была ей заказана, но вечер снимает дневные запреты.
        - Пусть седлают Нагеля,- распорядился регент Миттельрайха, наливая вина.- Брауне, сидеть!
        Собака села и была немедленно вознаграждена за послушание. В человеческую жизнь вмещается четыре или пять собачьих, но Брауне пережила Людвига. Брату было тридцать три, столько же, сколько ему сейчас. Проклятье…
        - Ваше высочество едет один?- В бесстрастном голосе слуги чувствовалась надоевшая уже тревога.
        - Разумеется.
        Лакей поклонился и вышел. Рудольф Ротбарт прополоскал рот вином, выплеснул остальное в камин и упал в кресло у огня, время от времени пощипывая розовый виноград. Мясо и хлеб достались Брауне, несказанно довольной подобным поворотом дел. Если ты собираешься спать, можешь наесться до отвала, если идешь к даме или к врагу, оставайся голодным. Глупее храпящего в постели только мертвец.
        Покончив с виноградом, регент поднялся и, насвистывая, исчез за скрытой расписной ширмой дверцей. Будущие войны и недостроенные дороги ждали. Так же как и разговор с Георгом фон Лемке, с которого станет запеть ту же песню, что и Цигенбок. И с тем же успехом.
        Латиняне говорят: ничего не предпринимай, не обдумав, а предприняв - не раскаивайся. Обдумывать Руди терпеть не мог. Разумеется, если речь не шла о его возлюбленной армии.
        Рыжий Дьявол был создан для войны, а мир тащил на себе Людвиг. Старший брат возился с налогами и договорами, младший жил в свое удовольствие, знать не зная о государственной мерзости. После смерти Людвига Руди безропотно впрягся в имперскую колымагу, утешаясь тем, что могло бы быть и хуже и он хотя бы не коронован.
        Тридцатитрехлетний принц-регент весьма успешно уворачивался от того, что было ему без надобности. В частности, от трона и супруги. В этом он удался в своего прародителя: Вольфганг Ротбарт так и не женился, передав собранную по кусочкам империю в руки самого толкового из своих бесчисленных бастардов.
        Льстецы предрекали Рудольфу Ротбарту, что он затмит славу Вольфганга. То же самое они обещали и Людвигу, и, разумеется, врали. Рыжий Дьявол был о своей персоне довольно-таки высокого мнения, но не настолько, чтоб полагаться на предсказания.
        Его высочество натянул темное платье военного образца, зарядил пистолеты и вернулся в кабинет. Слуга убирал остатки ужина, Брауне спала и даже слегка похрапывала.
        - Хорошее вино,- Руди кивнул на пустой кувшин,- завтра подадите такое же. Нагель готов?
        - Да, ваше высочество. Прибыл граф фон Лемке.
        Лемке… Друг детства, боевой товарищ, непревзойденный командир авангарда, а случись что, и арьергарда. На Георга можно положиться во всем. Или почти во всем, но сегодня он будет мешать.
        - Я уехал.- Руди хмуро взглянул на лакея.- УЖЕ уехал. Проводите графа сюда и проследите, чтоб он ни в чем не нуждался. Захочет уйти - задержите.
        - Хорошо, ваше высочество.
        Половина обитателей дворца предпочла бы звать Рудольфа Ротбарта «ваше величество». Другая половина спала и видела, как Рыжий Дьявол окажется в преисподней. Что до принца-регента, то он не собирался идти на поводу ни у первых, ни у вторых. Малолетний император и его словно сошедшая со старинного гобелена мать, к вящему удовольствию Руди, были живы и здоровы. Умирать сам Рыжий Дьявол тем более не собирался, а в полнолуние меньше, чем когда бы то ни было. Он, в конце концов, волчье отродье или кто?
        Его высочество потрепал по башке разнежившуюся Брауне, засмеялся и вышел из кабинета, напоследок лихо хлопнув дверью.
        Глава 2
1
        Луна была огромной, грязно-рыжей и не круглой, а вытянутой, словно яйцо, сваренное в луковой шелухе. Луна была страшной, и Милика торопливо задернула занавески кареты, поймав презрительный взгляд графини Шерце. Надо послушать Руди и убрать всех, кого к ней приставила свекровь, а эту ведьму - первой.
        Императрица не сомневалась, что старуха ее ненавидит. Ее и, что особенно пугало, Мики. Насколько добры были к ней с сыном Руди и Клаус, настолько тяжело приходилось с матерью Людвига и ее приближенными. Когда прошлой зимой свекровь отдала душу Господу, Милика расплакалась. Не от горя - от облегчения.
        Вдовствующая императрица прикрыла глаза и откинулась на набитые конским волосом дорожные подушки. Раньше она не боялась полнолуния, это пришло с беременностью. Пришло и осталось, хотя должно было исчезнуть вместе с тошнотой и непонятным отвращением к золоту, хлебу и вину. Наверное, это потому, что Людвиг умер, когда на небе висела такая же луна. Милика почувствовала его смерть, хотя узнала только через неделю. От Руди.
        Сколько раз она проживала тот осенний вечер, сколько раз открывалась дверь и на пороге появлялся деверь. Сжатые губы, непривычно короткие завитки над бледным лбом, глаза, из которых исчезла всегдашняя смешинка…
        Руди еще ничего не сказал, а она уже вцепилась в черный бархат, глядя в бездонные зрачки брата Людвига. Он мог надеть траур по любому из родичей и друзей, но Милика знала: умер Людвиг. Не сейчас, а в ту проклятую ночь, когда ее душила нависшая над Витте луна.
        - Когда?- можно подумать, она не знает.
        - Двадцать восьмого… Ночью.
        Она выпустила его руки и, шатаясь, отступила к окну. Придворные дамы что-то забормотали, и Руди велел всем выйти вон. Потом деверь дотащил ее до кресла, она послушно села, послушно выпила вина…
        - Он не проснулся,- сказал Руди,- уснул и не проснулся. Врачи говорили, что он почти здоров, а болезнь вернулась. Так бывает…
        Милика кивала, чувствуя, как в груди зарождается хриплый, звериный вой. Еще немного, и он бы вырвался наружу, но дверь вновь распахнулась. Вбежала свекровь и с ней та женщина, на которой Людвиг не женился.
        - Тварь,- так они кричали,- подлая тварь! Это ты виновата!
        Мать Людвига кинулась к ней - высокая, сильная, с желтым лицом и длинными белыми пальцами. Унизанные кольцами руки тянулись к шее, но Милика не могла даже шевельнуться, беспомощно глядя в лицо приближающейся ненависти. А потом между ними оказался деверь. Странно, она помнила все, кроме слов: безумные глаза свекрови, медный затылок Руди, длинное лицо ТОЙ женщины, метнувшуюся в окне птицу. Рудольф схватил мать за руки и выволок из спальни. Куда делась ее спутница, Милика не заметила.
        Брат Людвига вернулся, сел на ковре у ног вдовы брата. Они молчали, пока не стемнело, потом Руди произнес, разглядывая собственные руки:
        - Я - принц-регент Миттельрайха. Людвиг завещал мне свою любовь и ваши с Михаэлем жизни. Вы будете жить, даже если мне придется их убить…
        Он говорил о собственной матери и еще о ком-то. Милика это поняла, но ничего не ответила. Руди походил на Людвига, и от этого было еще больнее. Она почти ненавидела деверя за то, что он жив, а Людвиг мертв.
        Молчание прервала носатая статс-дама, принесшая соболезнования от императрицы-матери.
        - Императрица-мать перед вами,- рявкнул Рудольф,- запомните это, если желаете остаться в Витте. И напомните ее величеству Марии-Августе, что во время церемоний впереди идут вдовствующая императрица и принц-регент, а прочие члены фамилии - потом.
        Носатая дама, имя которой Милика запамятовала, покраснела, сделала книксен и торопливо вышла.
        - Тебе тоже следует помнить, кто ты,- велел Руди,- даже когда ты одна. Моя мать - всего лишь бабушка императора. Она ничего не решает. Ты поняла?
        Она поняла, но это ничего не меняло. Иволге не спорить с ястребом, да и зачем? Следующий раз она увидела свекровь на похоронах, когда Руди вел ее к гробу. Когда они шли мимо, свекровь что-то прошипела, но Милике было все равно. Она не видела ничего, кроме окованного бронзой ящика, в котором лежал Людвиг.
        Принц-регент поддерживал вдову, а Клаус Цигенгоф нес нового императора. Стонал орган, пахло ладаном, но она не думала даже о Мики. На выходе из церкви она споткнулась, и Рудольф ее удержал. Деверь ни на секунду не выпустил ее локтя, если б не он, вдовствующая императрица упала, отстала, заблудилась, умерла, и это было бы к лучшему.
        Карету тряхнуло, Милику швырнуло вперед, и она едва не ткнулась лицом в колени сидевшей напротив статс-дамы. Неуверенно захныкал проснувшийся Мики. Вдовствующая императрица отшатнулась от пахнущего утюгом атласа и схватила прильнувшего к ней сына. Карета стояла, осев на правый бок, слышались приглушенные мужские голоса, затем дверца распахнулась и показался раздосадованный Цигенгоф:
        - Ваше величество,- при придворных волчицах Клаус не позволял себе никаких фамильярностей,- к моему глубокому сожалению, мы не можем продолжать путешествие. Карета сломана, починить ее без помощи мастера невозможно. К счастью, мы только что проехали Альтенкирхе. Без сомнения, мы найдем там приют.
        - В этом нет нужды,- разлепила губы статс-дама,- Вольфзее гораздо ближе. Кормилица его величества Людвига будет счастлива принять под своей кровлей его величество Михаэля.
        Кормилица Людвига… Милика слышала, что старуха живет неподалеку от Витте, хотя никогда ее не видела. Что она думает о браке своего молочного сына? Кормилицу наверняка выбирала свекровь.
        - Я боюсь, это не слишком удобно.- Вдова старалась говорить спокойно, хотя страх обволакивал ее, словно ползущий от болот туман.- Лучше вернуться в Альтенкирхе.
        - Но зачем?- Руди бы ее понял, а Цигенгоф - нет.- Смотрите, какой туман. И у нас нет дамского седла.
        - Берта пользовалась полным доверием ее величества,- ледяным тоном произнесла графиня Оттилия Шерце,- это поместье - награда за ее заслуги.
        Когда статс-дамы говорили о покойной императрице, то произносили слова «ее величество» особенным голосом. Совсем не таким, когда речь заходила о ней самой. Милика с мольбой посмотрела на Цигенгофа, но тот завел старую песню о дамском седле и тумане. Этикет, этикет, этикет! Все они заложники кем-то придуманных правил, ненужных, непонятных, нелепых.
        Милика подобрала юбки и, стараясь не глядеть на луну, повернулась к статс-даме:
        - Хорошо, графиня. Мы ночуем в Вольфзее.

2
        Двадцать два года назад разбогатевший суконщик Готлиб Гельбхоузе выстроил дом на углу площади Святой Урсулы и Льняного переулка, соединявшего площадь с оживленной Суконной улицей. Спустя три года у почтенного негоцианта родилась дочь Гудрун, а еще через одиннадцать лет молния сожгла дом жившего в Льняном переулке кондитера.
        Хозяева погибли под рухнувшей крышей. Развалины кое-как растащили, но желающих строиться на пожарище не нашлось. Огороженный глухими стенами соседних домов пустырь зарос бурьяном, став местом сборища окрестных котов. Люди гоняли хвостатых миннезингеров, но те всякий раз возвращались. Впрочем, пустырь посещали не только коты: в воскресные дни здесь частенько отсыпались хватившие лишку подмастерья, а однажды в крапиве нашли задушенную девушку.
        Об убийстве судачили целый год, а следующей весной на площадь Святой Урсулы зачастил принц-регент. Летом о новой игрушке Рыжего Дьявола говорила вся столица. Горожане завидовали Гудрун и гадали, удержит красотка в своей постели Ротбарта до осени или нет. Удержала. Принц-регент с завидным постоянством наведывался к прелестной суконщице, радуя своим видом то обитателей улицы Святой Урсулы, то Игольной, то Льняного переулка. Именно там его и ждали.
        Пятеро вооруженных до зубов мужчин притаились в кустах возомнившего себя сиренью репейника, напряженно ловя каждый звук. Они стояли так тихо, что почуять неладное могла разве что собака, но собаки, отлаяв свое, успокоились и затихли.
        Было полнолуние, и блеклый свет заливал чистенькую мостовую и аккуратные дома с ухоженными садиками. Почтенные обыватели давно отошли ко сну: ставни закрыты, калитки заперты. В жарких спальнях пахло лавандой и ромашкой, негоцианты и ремесленники добропорядочно обнимали животы своих супруг, в детских сопели малыши, видели десятый сон слуги. Бодрствовали разве что девицы на выданье и те, кто предпочитал спать днем, а ночью - работать. Такие, как Макс Цангер и его приятели.
        На краю пустыря что-то хрустнуло. Цангер махнул рукой, и толстый Фери двинулся на шум. В ответ раздался лихой кошачий вопль, Цангер пожал плечами. Он другого и не ожидал, но тот, кого они караулили, задерживался. Макс слегка раздвинул пожухлый репейник, уставившись в жерло переулка. На колокольне Святой Урсулы отзвонили половину двенадцатого, по Суконной прохромал, гремя колотушкой, ночной сторож, и все стихло.
        В такую ночь да по булыжной мостовой всадника заслышишь издали, да какое там всадника, любого прохожего, хоть в кованых сапогах, хоть в деревянных башмаках. Рудольф ездит к своей красотке открыто, ничего не опасаясь. Глупец, как и большинство вояк! Воображают, что дома им ничего не грозит, вот и кончают свои дни в придорожных канавах.
        Цангер пожевал губами и сплюнул в колючий куст. Он не имел ничего против принца-регента, но он был на службе, а хозяину Рыжий Дьявол мешал. Он многим мешал… Макс любовно погладил кинжал с петухом на клинке. Когда его найдут, решат, что принца-регента убили лоассцы. С ними так и так воевать, так почему бы не спрятать концы в чужую воду? Она, черт возьми, достаточно глубока.

3
        Побледневшая луна по-прежнему висела над крышей, но Милика ее больше не видела, и страх уснул. Вернее, уснул непонятный животный ужас, вытеснивший из головы императрицы все мысли и желания, кроме единственного - укрыться от круглого, безжалостного глаза. Зато теперь мысли вернулись. О Руди. Они попадут в Витте только завтра, а вдруг беда случится сегодня?
        Будь они одни, Милика бы выплеснула свои опасения на Цигенгофа, но в присутствии графини Шерце и Берты говорить о любовнице Рудольфа было невозможно. Матерь Божья, ну почему хорошие мысли всегда опаздывают? Что ей стоило отправить кого-то из охраны в Витте. Она могла написать, что им с Мики нужна помощь, Руди не поехал бы на свидание, а примчался сюда, к ним. При нем Берта не посмела бы так смотреть на Мики.
        Милика украдкой глянула на огромные часы черного дерева, но хозяйка перехватила ее взгляд и сообщила, что это подарок ее величества. У Берты была одна императрица - покойная Мария-Августа. Над камином висел ее портрет, и Милика села к нему спиной. Заметила ли это хозяйка? По суровому бледному лицу было не понять. Даже странно, что эта женщина когда-то прижимала к груди ребенка.
        Михаэля выкормила веселая молодая крестьянка, которую привез Руди. Иногда Милика спрашивала себя, уж не была ли Герда одной из бессчетных подружек деверя? Если и так, то она ничем этого не обнаруживала. Год назад Герда отпросилась в гости к матери и не вернулась. Кормилица Мики была уже не нужна, но приехавшая свекровь привезла внуку няню Гизелу. Милика скрепя сердце ее приняла, хотя Михаэль долго плакал и жаловался. Потом сын замолчал, но она чувствовала - обиделся. Надо отослать Гизелу домой и попросить Руди найти воспитателя-мужчину. Мики весной исполнится шесть, так что пора.
        Михаэль, словно подслушав ее мысли, завозился во сне и больно сжал руку, но она только улыбнулась. Берта хотела взять императора на руки, но Мики раскапризничался, и Милика под недобрым взглядом двух старух заявила, что сын останется с ней. Михаэль сразу успокоился и уснул, а им с Цигенгофом пришлось ждать, когда двое слуг под руководством молочной сестры Людвига приготовят комнаты.
        Вдовствующая императрица сидела у огня и слушала о добрых старых временах. Конечно, можно было и не слушать, но вдова не хотела обижать кормилицу Людвига. И обидела, спросив о Рудольфе. Старуха поджала губы, буркнув, что принца-регента выкормила другая женщина, имя которой она, Берта, запамятовала. Милика ей не поверила, но промолчала. Обычно, когда речь шла о Людвиге, она глотала каждое слово, но рассказ кормилицы вызывал единственное желание - заткнуть уши и сбежать. Наверное, потому что Берта все время вспоминала свекровь.
        Милика смотрела в огонь, иногда поднося к губам бокал белого вина. Если б она оставила Мики в замке и поехала верхом, они бы уже были в Витте, но императрице-матери не пристало разъезжать в компании одних только мужчин, пусть и в сопровождении родственника. Нужна карета и хотя бы одна придворная дама. Господи, ну почему Руди не женится? Его жена, будь она хоть трижды суконщицей, стала бы ее подругой, а Руди избавил бы их обеих от старых мегер.
        - Ваше величество,- дочь Берты, имя которой Милика не расслышала, присела в реверансе,- ваши комнаты готовы.
        - Благодарю.- Милика наклонилась над пригревшимся сыном, не решаясь его разбудить.
        - Мой муж отнесет его величество.- Какая милая женщина и как не похожа на мать.
        - Муж дочери - лесничий Небельринга,- хмуро произнесла Берта,- он очень силен.
        Милика покорно кивнула и отодвинулась, позволяя кормилице Людвига поцеловать его сына. Увы, его величество не собирался допускать до своей персоны чужаков. Мики испустил дикий вопль и вцепился в материнскую юбку. Милика выронила бокал, золотистое вино выплеснулось на толстый темно-красный ковер, спасший тонкий хрусталь. Цигенгоф, бормоча что-то об умных мальчиках, попробовал разжать пальцы ребенка, не тут-то было!
        Мики то рыдал, то принимался кричать, что ненавидит этот дом и не хочет здесь оставаться. Таким Милика сына еще не видела. Цигенгоф тоже выглядел оторопевшим, а Михаэль продолжал бушевать. Теперь он требовал сжечь Вольфзее и ехать к Рудольфу. Вдова не знала, что делать, но тут появился высокий темноволосый человек с роскошным роговым свистком, живо заинтересовавшим его величество. Незнакомец, надо полагать - зять Берты, без колебаний протянул сокровище императору, и тот сменил гнев на милость. Милика перевела дух и улыбнулась хозяевам:
        - Мы благодарны за гостеприимство, но сейчас мы бы хотели подняться в свои комнаты.
        Глава 3
1
        Застоявшемуся Нагелю не терпелось перейти с шага хотя бы на рысь, но Рудольф сдерживал жеребца, хоть и вполне разделял его чувства. Упрятанные в горские торбы копыта превращали коня в крадущуюся кошку - толстый войлок исправно глушил звуки. Не слышать привычного цоканья подков было странно и неприятно, но скрытность требовала жертв.
        Волк верхом на кошке… Нужно обязательно рассказать об этом Мики, сорванец будет хохотать и спрашивать, что дальше. А дальше добыча будет ловить охотника, такое тоже бывает. Где же его ждут? И кто? Если убийца тот, о ком не хочется даже думать, его караулят сегодня. Пустырь в Льняном переулке прямо-таки создан для засады, если не считать калитки, ведущей на задворки соседнего дома. Три ночи на троих врагов, а место - одно, и его не миновать, разве что ждать в кровати Гудрун.
        Если б Руди Ротбарта спросили, как убить принца-регента, он бы посоветовал надеть маску, забраться в окно к суконщику, хорошенько его припугнуть и дожидаться гостя. Забавно, если убийца так и поступит. Что ж, в таком случае убивать мерзавца не стоит, вдруг понадобится. У хорошего правителя должен быть хороший убийца, иначе приходится все делать самому. Он вовремя не озаботился, вот теперь и отдувается.
        Из-за острых крыш медленно и важно поднималась луна, и Руди помахал ей рукой. Луна была его старой приятельницей и сообщницей, недаром она украшала герб Ротбартов. Луна и коронованный красный волк. В полнолуние Ротбартам везет, потому-то он и начал игру сегодня. Руди мечтал, чтобы за его шкурой охотились лоассцы или паписты, полагавшие (и не без основания) Ротбартов безбожниками. Третье имя Рыжий Дьявол с радостью бы позабыл, не будь подобная забывчивость непозволительной роскошью. У регента на шее Милика с Мики, и он, в конце концов, отвечает за этот чертов Миттельрайх, тут ворон не половишь!
        Нагель поравнялся с Челночным переулком и собрался и дальше следовать знакомой дорогой, но Руди завернул жеребца. Два дня назад обитавший в Челночном причетник за десяток талеров вручил смуглому чернобородому дворянину ключи от ворот, пояснив, что калитка на пустырь запирается на засов, который будет смазан. Вот было бы смеху, если б в щедром провинциале узнали принца-регента…
        Дом причетника был шестым от угла. Руди дернул повод, и Нагель остановился у чистеньких ворот. Хозяин обещал навестить замужнюю дочь, и Рудольф не имел основания ему не верить. Отпереть ворота и завести коня во двор было делом пары минут. Нагель будет стоять тихо, на него можно положиться, вот на других…
        Принц-регент сбросил плащ и шляпу, следом отправились парик и фальшивая борода - убивать нужно со своим лицом. Если его ждут не сегодня, а завтра или послезавтра, он пожертвует на храм сотню талеров и не станет есть мяса по пятницам. Не есть мяса… Дьявольщина, да он пить год не будет, только бы враги остались врагами, а друзья - друзьями!
        Луна уже поднялась над домами, она была удивительно, бесстыдно яркой. Рудольф подмигнул разбушевавшемуся светилу и, легко ступая, направился к калитке. Причетник не просто смазал петли, он выкосил разросшуюся траву, молодец! Руди осторожно приоткрыл и не подумавшую скрипнуть дверцу: в засыхающих зарослях виднелось несколько силуэтов.
        Четверо? Нет, пятеро! Вот и ответ, Руди Ротбарт. Засады в спальне Гудрун не будет, как и жертвы на церковь. Будут смерти на пустыре, ну да ладно! Рудольф присел на корточки, наблюдая за ждущими его убийцами. Пятерка настороженно вглядывалась в ночную тьму. Стояли хорошо, сразу видно, что люди опытные, не какой-нибудь сброд. И все равно люди не кошки, долго не выдержат - самый никчемный обязательно полезет к вожаку с расспросами, иначе просто не может быть. Вожак в ответ рявкнет, и станет ясно, кого оставить напоследок.
        Колокол мерно отбил полночь. Голубчики наверняка волнуются - добыча всегда проходит Льняным в одиннадцать. Что ж, подождем, спешить некуда, все уже ясно, осталось утолить рвущую сердце ярость.
        Ну почему, почему, почему предают те, кого любишь? Что ты им сделал или, наоборот, не сделал? Когда ошибся, не заметил, просчитался, ушел в сторону? Предательства, как цыплята, вылупляются не из каждого яйца и не сразу. Их еще надо высидеть и выкормить, вот он и высидел. Сам виноват. И все же почему?! Этого псы не скажут, даже выверни их наизнанку, это знает только хозяин…
        Дьявольщина, хорошо, хоть ждать пришлось недолго. Забавно, самое короткое терпение оказалось у самого длинного. Переминается с ноги на ногу, теребит оружие. Он еще и левша. Левша в драке не подарок, особенно левша нетерпеливый. Извини, приятель, но тебе объясняться с райским привратником первым. Тысяча чертей, но кто же у них за главного?

2
        Мария-Августа не поскупилась. Спальня была роскошной, не хуже, чем в императорском дворце, но от дубовых панелей и красного бархата Милике стало не по себе. Еще хуже были гобелены с красными волками. Похожие на огромных длинноногих лисиц звери загоняли и терзали оленей и ланей, а в небе висела ржавая луна. Такая же, как сегодня.
        - Ваше величество желает чего-нибудь?
        Желает. Схватить сына и бежать от этого дома и его обитателей, но это невозможно.
        - Благодарю вас, нам ничего не нужно, хотя нет… Принесите еще свечей, я… Я хочу написать письмо.
        - Простите, ваше величество, но в этом доме нет письменных принадлежностей. Хозяева не знают грамоты.
        - Тогда принесите мне Библию.
        - Она здесь, у изголовья.
        - Хорошо, вы свободны.
        - Если буду нужна я или Зельма, позвоните.
        - Обязательно. Идите.
        Статс-дама наконец вышла. Милика торопливо задвинула засов и потрясла запертую дверь. Нет, сюда никто не войдет. Такую дверь можно вышибить только тараном. Матерь Божья, да что с ней такое? Можно подумать, она - заблудившаяся сиротка, угодившая в лапы к ведьме. Или лань с гобелена.
        В доме шестеро солдат, не считая Цигенгофа. Те, кто остался с лошадьми и каретой, знают, что они пошли в Вольфзее, да и что может грозить вдове Людвига в доме его кормилицы? Свекровь невестку ненавидела, это так, но свекровь умерла, а с Шерце она расстанется завтра же! Баронесса фон Шарфмессер не боялась матери Людвига и любит Мики, ей можно верить.
        - Мама.- Мики не спит. Лежит на спине, смотрит зелеными отцовскими глазищами.- Мама…
        - Что случилось, мой хороший?
        - Мама, зачем мы здесь?
        - Ну ты же знаешь. Сломалась карета, нам нужно было где-то заночевать. Утром придет кузнец, все починит, и мы поедем в Витте.
        - К Руди?- заулыбался Мики.
        - Да, только надо говорить: Рудольф или принц-регент.
        - Ему это не нравится,- не согласился сын,- он хочет, чтоб я его звал Руди, и я буду его так звать.
        - Хорошо, зови, но только когда вы одни.
        Святая Дева, переживут ли они эту ночь? Какие глупости, им с Мики ничего не грозит, а вот Рудольфу… Что, если он поехал к своей подруге, а встретил убийц? Господи всемогущий, сделай так, чтоб с деверем ничего не случилось. Руди ей больше чем брат, и потом, без его защиты они с Мики пропадут.
        - Мама, почему ты не ложишься?
        - Я сейчас лягу, только немного подумаю.- Она не ляжет, потому что без помощи ей не раздеться, но сюда она никого не впустит. Никого!- Закрой глазки и дай ручку. Я тебе спою, и будет все как дома.
        - Мы не дома.- Сын сел, откинув меховое одеяло. Какой же он тощенький.- Ты не спишь, потому что здесь убили Герду, да?
        - Господи, с чего ты это взял? Герда просто уехала. У нее были дела.
        - Мы тоже просто уехали,- вздохнул сын.- Мама, я боюсь. Волки загрызли Герду. И нас загрызут?
        - Волки в лесу,- проклятый гобелен, ей и то страшно,- а мы в доме. У нас очень крепкая дверь, и нас охраняют солдаты и Клау… Граф Цигенгоф.
        - Волки тут,- прошептал сын, косясь на гобелены,- вот они.
        - Глупости,- прикрикнула Милика,- это просто картинки. Плохие, злые картинки, и все. Они не живые, вот, смотри.
        Императрица подняла свечу, подошла к стене. Коснуться красно-рыжей ткани было страшно, но она это сделала. Ничего не произошло, только откуда-то вылетела маленькая серая бабочка. Милика зажмурилась, выдернула шерстинку, сунула в огонь. Запахло паленым…
        - Видишь,- женщина оторвала еще одну нитку,- это просто ковер. Не смотри на него. Закрой глазки и постарайся уснуть.
        - Хорошо… Мама…
        - Да, родной?
        - Мама, только ты не спи.
        - Конечно, родной. Знаешь что, давай прочитаем все молитвы, которые ты знаешь.
        - А если мы помолимся, прилетит ангел и прогонит волков?- Мики с надеждой взглянул на мать.- Правда?
        - Обязательно прогонит.- Господи, она только сейчас заметила, что в комнате нет Распятия.
        - Pater noster qui es in caelis, - зачастил сын.- Только ты мне подсказывай, а то я забыл…
        - Конечно, сердечко.
        Pater noster qui es in caelis,
        Sanctificetur nomen Tuum.
        Adveniat regnum Tuum.
        Fiat voluntas Tua, sicut in caelo et in terra…

3
        Время ползло как пьяная сороконожка. Цангер дважды выглядывал на улицу в тщетной надежде увидеть одинокого всадника. Без толку. Теперь Макс хотел одного, чтобы принц-регент не вылезал из дворца. В конце концов, он мог передумать, баба бабой, а регентство регентством. Рыжий еще тот котяра, но дело для него прежде всего.
        - Капитан,- ну, разумеется, это Долгий Питер,- он точно приедет?
        - Заткнись,- рявкнул Макс,- шайзе! [Дерьмо.]
        - А вдруг он другой дорогой поехал,- влез Фери,- а мы тут торчим.
        - Пло… - договорить Долгий не успел. Макс оторопело уставился на свалившегося подручного. Питер лежал неподвижно, в его спине торчал кинжал. Очень дорогой.
        - Если я не ошибаюсь, вы кого-то ждете?- донеслось из зарослей.- Могу я чем-нибудь помочь?
        Цангер резко обернулся. Рудольф Ротбарт собственной персоной стоял у дальней стены, за его спиной виднелся тусклый свет. Калитка, будь она неладна, калитка! Сейчас мерзавец удерет - и все! Хозяин церемониться не станет, если выкрутится, разумеется.
        - Так вы ждете кого-то другого?- В красивом голосе послышалось разочарование.- Что ж, не смею вам мешать.
        Рыжий Дьявол отвесил издевательский поклон и сделал шаг к калитке. Его нельзя отпускать, ни в коем случае нельзя.
        - Вперед!- проревел Цангер, отбрасывая плащ.
        Этого хватило. Фери, Конрад и старина Хунд - ребята бывалые, не растерялись. Троица брызнула в стороны, чтоб окружить Рыжего. Это было правильно. Было бы, соизволь принц-регент обождать. Но ждать Дьявол не стал - рыжая молния метнулась к Конраду, и тот от неожиданности сплоховал. Удар в горло, и регент, не оглядываясь на свежего покойника, обернулся к уцелевшим. Справятся? Цангер замер, сжимая шпагу и кинжал. Он не должен рисковать, не имеет права… Бочка Фери - отличный фехтовальщик, да и Хунд - парень не промах. За Конрада они с кого хочешь шкуру спустят.
        Злобно лязгали клинки, трещал бурьян, метались черные тени. Не хватало, чтоб сюда принесло стражу! Фери прыгнул вперед, норовя достать принца в бок, и тут дьявол подсказал тезке сделать длинный выпад. Шпаги ударили одновременно. Хунд ткнулся лицом в крапивный куст, да так и остался лежать, но Фери свое дело сделал. Рыжий глухо вскрикнул и пошатнулся. Ранен или поскользнулся? Ротбарт хрипло ругнулся и обернулся к Бочке. Неистовая атака, и Фери сложился вдвое, судорожно вырывая застрявшую меж ребер шпагу.
        Рыжий дернулся вернуть оружие, но его повело назад, потом вбок. Неужели все-таки ранен? Похоже на то! Фери вырвал шпагу принца из раны и свалился, придавив своей тушей эфес, но Дьяволу было не до оружия. Цангер с трудом верил собственным глазам, но это не было ни бредом, ни ошибкой. Рудольф Ротбарт в самом деле медленно осел в примятый бурьян и застыл в жуткой полусидячей позе, упираясь руками в землю. Слава богу, получилось! Парней, конечно, жаль, но главное - дело! Его нужно закончить, и побыстрее.
        Макс, не выпуская из рук оружия, двинулся к раненому. Принц медленно поднял голову. В исступленном лунном свете лицо Ротбарта казалось жуткой маской. Прокушенная губа, сведенные брови, волчий блеск в глазах. Да, ранен, да, тяжело, но вряд ли смертельно, и он в полном сознании, а значит - опасен!
        Собственная шпага для принца потеряна, но рядом валялась рапира Хунда! Рука в черной перчатке дрогнула и потянулась к эфесу, но тот был слишком далеко. Другой бы сдался, другой, но не Руди Дьявол! Регент бешено сверкнул глазами и попытался подняться, упираясь коленом в землю.
        Хватит, пора кончать! Макс шагнул к раненому, избегая смотреть в бледное злое лицо. Цангер был стреляным воробьем, но ему еще никогда не приходилось убивать принцев крови. Что ж, Макс, утро ты встретишь богатым человеком, а старость - бароном. Будущий барон занес шпагу, и тут правая рука Дьявола взлетела вверх. Что-то мерзко свистнуло, что-то хлестнуло по правому запястью и обвилось вокруг него. Убийца не успел ничего понять, а страшной силы рывок едва не выдернул руку из плеча. Цангера швырнуло вперед, навстречу стремительно распрямляющемуся Ротбарту, на лице которого не было и следа боли. Зато боль взорвалась в паху незадачливого убийцы. Последнее, что он успел заметить, это знаменитую на весь Витте волчью ухмылку.

…Сознание вернулось к Максу в небольшом, пахнущем скошенной травой дворике. Глаза слепил фонарь, рядом маячили сапоги для верховой езды. Цангер застонал, попробовал пошевелиться и обнаружил, что связан по рукам и ногам. Несостоявшийся барон хрипло выругался и прикусил язык, но было поздно. Сверху раздался короткий смешок, Макс поднял голову и столкнулся взглядом с принцем. Дьявол ухмылялся, крутя в руках изящный шнурок с шариком на конце.
        - Я вижу, вы пришли в себя?- Непринужденный жест, и шарик пронесся перед самым носом пленника. Раздался знакомый свист, и Макс невольно вздрогнул.
        - Как,- темные брови поползли вверх,- вы не знакомы с этой милой вещицей? Для человека ваших занятий это позор. Если вы будете вести себя разумно, я подарю вам эту безделицу на память, но сначала хотел бы знать, достаточно ли вам удобно? Нам предстоит долгий разговор.
        Голос был мягким, губы принца изгибались в любезной улыбке, но убийце показалось, что над ним стоит оскалившийся волк. Красный волк Небельринга.
        - Ваше высочество,- пробормотал Макс Цангер,- я все расскажу… Все, что знаю.
        Глава 4
1
        Мики так и не уснул, но лежал тихо, словно мышонок, не отрывая взгляда от догорающей свечи. Остальные пришлось погасить - уж больно быстро они сгорали. Милика опасалась, что до рассвета свечей не хватит. До сегодняшней ночи она думала, что не боится темноты, но в Вольфзее страшным было все, даже тишина. Вдовствующая императрица взяла Библию, о которой говорила графиня, но переплетенный в кожу том казался тяжелым и холодным, словно камень из крепостной стены. Милика решила вернуть книгу на место, та выскользнула из рук и упала на лежащую поверх ковра чудовищную медвежью шкуру.
        Поднять Святую книгу женщина не решилась. Она смотрела на стремительно тающую свечу и пыталась думать о Рудольфе. Милика с детства приучилась вытеснять беспричинные страхи обоснованными опасениями, но на этот раз ничего не вышло. Деверь мог разгуливать где угодно, мысли Милики Ротбарт занимал не он, а волчья охота и окровавленная луна. Женщина смотрела на огонь, а перед глазами стояли сцены с проклятых гобеленов.
        - Мама,- завел свое Мики,- ты не спишь?
        - Нет, родной. Но ты спи.
        - Дай руку!
        В Хеллетале сын спал один и без света. Мики был ужасно самостоятельным и не любил нежностей, но в Вольфзее его словно подменили. Говорят, дети чувствуют зло. Дети и животные. Почему здесь нет ни собак, ни кошек? Или есть, но она их не видела? А какие странные лица у Берты и ее служанки - холодные, неподвижные, недобрые. Кто только женился на такой женщине? Неужели из-за поместья? Но легче умереть, чем жить в этом логовище.
        - Мама, ты не спи,- снова пробормотал Мики, закрывая глаза.
        Уснешь тут! Милика вздохнула и снова уставилась на крохотный, не способный разогнать тьму огонек. Очень хотелось вновь пощупать гобелены, ощутить под пальцами теплую пыльную ткань и убедиться, что ничего страшного нет, но вдовствующая императрица не решалась выпустить руку сына. Господи, почему так страшно? Дверь надежно заперта, они с Мики не одни, с ними семеро здоровых, хорошо вооруженных мужчин, а хозяев - пятеро, из них три женщины. Нет, четыре, если считать графиню Шерце! Старая ведьма не с ней, а с обитателями Вольфзее. Она нарочно их сюда заманила. Почему сломалась карета? Такого никогда не случалось.
        В дальнем углу что-то скрипнуло и зашуршало, и Милика едва сдержала крик. Это мыши, обычные мыши. Ничего удивительного, ведь в доме нет кошки. Шорох повторился, и, отвечая ему, раздался тоненький плач. Мики!
        Вдовствующая императрица подхватила сына на руки, и он, не прекращая тихо всхлипывать, вцепился в мать, нечаянно прихватив выпавшую из прически прядь. На глаза навернулись слезы, но Милика ободряюще улыбнулась. За гобеленом вновь зашуршало, на окно бросился ветер, заметался огонек свечи, а ведь вечером было тихо.
        Надо было сказать Клаусу, чтобы он поставил под дверью гвардейцев, а может, сходить к нему? И оставить Мики? Да и не знает она, где разместили графа Цигенгофа, дом такой большой, почти замок. Странно, что его отдали слугам, пусть верным и любимым, но слугам, которые и читать-то не умеют. И как они справляются вчетвером, ведь зять Берты все время в лесу?
        Свеча сгорела на три четверти, только б успеть зажечь от огарка новую, иначе сидеть им в темноте. Мышь за гобеленом совсем обнаглела, а может, это не мышь, а крыса. Господи, сделай так, чтоб это была просто крыса - большая, серая, злая и нестрашная.
        - Милика!
        Цигенгоф! Без плаща и шпаги. В руках масляная лампа. Как он вошел, ведь дверь заперта!
        - Милика, какое счастье, что ты одета.
        Какое счастье, что он пришел. Она не вскочила только потому, что держала на руках сына.
        - Привет, Цигенбок,- Мики перестал дрожать и слез с материнских колен,- а я тоже не сплю.
        - Милика,- на лице Клауса не было привычной улыбки,- вставай. Я возьму Мики, и бежим.
        - Куда?- Теперь, когда они уже не были одни, она растерялась.- Зачем?
        - Потом,- оборвал Цигенгоф, его голос был хриплым,- все потом.
        - Как ты вошел… Я могла спать.
        - Ты не спишь и правильно делаешь, а вошел я через дверь. Потайную. В твоей спальне - три двери, и только одна запирается изнутри.- Граф взгромоздил Мики на плечи.- Не плакать! Все хорошо, мы играем. Сюда придут и никого не найдут.
        - Волки придут?- Мики обхватил руками шею Цигенгофа.- А где ангел?
        - Ангел спит,- объяснил Клаус,- ночь, вот он и спит. Милика, давай руку, и идем. Нас встретят, но ты не пугайся. Зять Берты - друг, он раньше служил у Руди.
        Женщина кивнула, не решаясь разлепить губы. Пальцы Клауса были жесткими и горячими, он впервые коснулся ее не через полу плаща. Огонек свечи судорожно метнулся, сжался в рыжую искру и погас. Теперь у них осталась лишь лампа Цигенгофа.
        - Куда мы идем?- выдавила из себя Милика.
        - Для начала подальше отсюда,- бросил Цигенгоф,- и, во имя Господа, скорей!

2
        Убийца рассказал все, что знал. Он бы рассказал и то, чего не знал, но его спасло чувство меры. Рудольф Ротбарт теперь знал не только «кто», но и «за сколько». Остался последний вопрос - «почему?», но ответ на него ничего не изменит. Принц-регент Миттельрайха не Господь Бог, он не вправе прощать врагов своих, даже если это друзья. Бывшие.
        Руди глянул на связанного убийцу и невесело усмехнулся:
        - Когда ты последний раз был на мессе?
        Тот оторопело захлопал глазами, но ответил:
        - На прошлой неделе.
        - Похвально.- И зачем он с ним говорит?- И что ты думаешь на предмет того, что зуб за зуб, а око за око?
        - Ваше высочество,- вздрогнул наемник,- я… Что угодно вашему высочеству?
        - Моему высочеству угодно, чтобы ты прикончил своего хозяина. Я лишил тебя подручных, но помощники тебе понадобятся. Утром я пришлю двоих. Твой «друг» дерется хуже меня, с него хватит. Ты все понял?
        Капитан Цангер что-то квакнул и кивнул. Он был весьма недурен собой, но сейчас напоминал вытащенного из пруда карпа. Воистину удивление не красит, как и поражение. Руди Ротбарт неторопливо освободил копыта Нагеля от войлочных торб. Обрадованный конь немедленно принялся рыть землю. Счастливые они, эти лошади, их если и продают, то хозяева, а не родичи и друзья.
        - Ваше высочество,- пленник с тревогой смотрел за манипуляциями победителя, но пытался улыбаться,- каковы будут приказания?
        - Не можешь без дела?
        - Лень до добра не доводит. От нее ржавеет шпага и кончаются деньги. Буду счастлив служить вашему высочеству.
        Каков мерзавец! Похоже, волк нашел подходящего пса. Лет через пять Цангер станет убивать не из страха и не за деньги, а по привычке. А потом, чего доброго, отдаст жизнь за дом Ротбартов.
        - После мессы была проповедь?- поинтересовался принц, беря Нагеля под уздцы.
        - Да…
        - Вот и обдумай ее на досуге. Пока не придут твои помощники. Они тебя развяжут.
        Руди неторопливо вывел коня в проулок, еще более неторопливо запер ворота и вскочил в седло. Город спал, только падали с лип утомленные листья, да звенел цепью и поскуливал пес в доме напротив. Порыв ветра принес запах свежего хлеба и отдаленный звон. Три четверти первого - охота и допрос заняли меньше часа, а кажется - полжизни прошло.
        Нагель тряхнул гривой и передернул ушами, ему, в отличие от хозяина, не терпелось пуститься в путь. Для коня жизнь есть бег, а для человека? Что важней всего в этом мире - война, любовь, долг? Всего понемножку и еще что-то, непонятное и неуловимое.
        Принц тронул поводья и выехал на Суконную. Во дворце ждал Георг, в доме на углу - Гудрун, а Руди хотелось, чтобы оба куда-нибудь провалились. Желательно вместе с Витте. Говорят, нет ничего хуже неизвестности и мучительней надежды. Сегодня Рыжий Дьявол прикончил и ту, и другую, но легче не стало.
        Лунный свет отразился от осколка, откуда-то взявшегося на мостовой. Рудольф поднял голову к луне и вдруг понял, что не может никого видеть. Не «не хочет», а не может. Одно слово, взгляд, жест, и он сорвется, вернее, сорвет зло на тех, кто подвернется под руку, будь они хоть ангелами с крылышками.
        - Лучшее, что может сегодня сделать для своих подданных принц-регент, это от них сбежать,- сообщил Рудольф то ли луне, то ли облетающим липам. Луна промолчала, ветер взъерошил гриву Нагеля и осыпал всадника увядающим золотом. В небе дрогнула красноватая звезда и покатилась вниз от созвездия к созвездию, оставляя за собой стремительно гаснущий след. Руди проводил небесную смертницу взглядом, нахлобучил шляпу и от души пришпорил Нагеля. Разобидевшийся жеребец возмущенно взвизгнул и помчался по булыжной мостовой, высекая яркие злые искры.

3
        Милика с трудом поспевала за Клаусом, но ей и в голову не приходило просить сбавить шаг. Цигенгоф знает, что делает, а ее дело - переставлять ноги и молчать.
        - Осторожно, сейчас будет лестница,- бросил Клаус,- и крутая.
        - Куда мы идем?- пискнул Мики.
        - К солдатам,- Цигенгофу явно было не до разъяснений,- тихо!
        Сын притих, нога Милики провалилась в пустоту. Лестница и впрямь оказалась крутой и очень неудобной. Узкие деревянные ступеньки вились вокруг дымохода, от которого тянуло жаром. Неужели где-то есть небо и холод? Без плащей они замерзнут.
        - Осторожно, пригнись.
        Узкая дверца, почти щель, за ней - сводчатый коридор, слишком низкий для человека с ребенком на плечах. Клаус сунул ей лампу и взял Мики на руки. Теперь Милика шла первой, вытянув руку со светильником. Жалкая лужица света плескалась на грубо отесанных камнях, очень старых. Вольфзее выстроили на месте древнего замка. Почему его отдали Берте? Кто тут жил раньше? Куда они идут? Клаус сказал, к солдатам, значит, гвардейцев в доме нет. Разместили на конюшне? Во флигеле? Или… Или убили? Но как? Руди уверял, каждый гвардеец стоит четверых, а вот о Берте он не говорил никогда. И Людвиг не говорил, он вообще мало рассказывал о доме, семье, только о брате. Милика думала, что это из-за свекрови, а если - нет? Рудольф зачем-то увез их с Мики из Витте в Хеллеталь. Только ли из уважения к ее горю?
        Впереди показалась стена. Тупик? Нет, поворот, а сразу за поворотом - дверь, темная, обитая медью. Устрашающего вида засов отодвинут.
        - Толкай,- велел граф Цигенгоф, и вдовствующая императрица толкнула. Дверь честно распахнулась, и они вышли в ночь, после тьмы переходов казавшуюся сумерками.
        - Ваше величество.
        - Кто… Кто здесь?
        - Капитан Отто Риттер к услугам вашего величества.
        Риттер? Ах, да. Муж хозяйской дочери. Высокий, темноволосый и темноглазый. Небольшой шрам на щеке, настороженный взгляд… Он нес Мики в спальню, старая Берта шла впереди со свечой, графиня Шерце замыкала шествие. Тогда Милике показалось, что мужчина хочет что-то сказать, но она не нашла повода его задержать.
        - Я тебя знаю,- подал голос Мики,- ты опять меня понесешь?
        - Буду счастлив.
        - А уж как я буду счастлив,- проворчал Цигенгоф, вручая капитану свою ношу. Милика невольно улыбнулась, глядя, как сын устраивается на очередных плечах.
        - Ты теперь мой жеребец,- объявил Мики,- боевой жеребец.
        - Тише,- Цигенгоф закрыл ладонью мальчику рот,- он - твой жеребец, но нам нужно обмануть врага. Так что молчи.
        Мики важно кивнул. Капитан Риттер указал глазами вниз. На пожухлой траве что-то темнело.
        - Возьмите плащи. К утру подморозит.
        Вдовствующая императрица без лишних слов подняла верхний плащ. Он был подбит мехом, кажется, лисой. Второй, поменьше, с капюшоном, без сомнения, предназначался Мики.
        - Надо спешить.- Капитан-лесничий держался спокойно, но Милику это не обмануло.
        - Мы пойдем или поедем?- В такой плащ можно завернуть двоих Мики или даже троих.- Хочу ехать!
        - Ваше величество, в Вольфзее нет лошадей.
        Нет лошадей, нет собак, нет кошек, нет Распятий…
        - Почему?- не унимался сын.- Вы не умеете ездить?
        - Лошадей держат за озером,- объяснил Цигенгоф.- Сегодня твоей лошадью будет капитан Риттер. Ты согласен?
        - Да!- выкрикнул Мики, позабыв об осторожности.
        - Тише!- выдохнул Клаус.- Ты же не хочешь, чтоб нас услышали волки?
        - Волки?- Пречистая Дева, зачем он о волках?! Мики и так страшно.
        - Волки,- подтвердил лесничий, его голос звучал хрипло и тревожно.- Ваше величество, умоляю, молчите.
        Кажется, Мики понял. Милика торопливо перекрестила сына, и капитан Риттер быстро пошел вперед. Цигенгоф взял ее под локоть и повел, вернее, поволок следом.
        Вдоль тропинки темнели кусты, за ними высились деревья, сквозь пляшущие на ветру ветви виднелась побледневшая луна. Милика пыталась понять, где они, но безуспешно. Ясно было одно - лесничий вел их не той дорогой, которой они пришли. Они пробирались сквозь заросли, меняли тропку на тропку, а впереди светили три звезды - две поменьше и одна нестерпимо яркая, отливающая алым.
        Мики молчал. Уснул или трясется от страха? Под ногой треснула ветка, поднявшийся к ночи ветер усилился, по небу побежали редкие облака. Капитан Риттер исчез в очередной дыре, Клаус потянул Милику следом. Ветка стащила с головы императрицы капюшон, поправлять было некогда. Впереди что-то блеснуло. Озеро. В темной глубине утонула еще одна луна. От воды тянет холодом и смертью, сухо шелестит черный тростник, ветер, шорох мертвой травы и что-то еще - далекое, пугающее, непонятное.
        Шагавший впереди Риттер на мгновенье замер, а потом побежал, держась самого берега. Цигенгоф припустился за лесничим. Милика едва поспевала за длинноногим графом, юбки путались, дыханье сбивалось, а сбоку плыла ненавистная луна и несся странный плач, тихий и безнадежный. Все было как в кошмарном сне, а может, это и было сном. Милика Ротбарт уснула среди багрового бархата и страшных гобеленов, и ей снится, что она стала ланью, за которой несется волчья стая.
        Сердце стучало все быстрей, а вот ноги не успевали. Если б не Клаус, она бы тысячу раз упала. Нет, не упала - легла на увядшую траву, и будь что будет. Зачем бежать? Она только мешает спасать Мики. Людвиг мертв, сына вырастит Руди, а она лишь обуза, камень на шее.
        - Клаус…
        - Да?- Цигенгоф обернулся, он тяжело дышал, обычно пушистые волосы превратились в прямые сосульки.
        - Спаси Мики… А я останусь.
        - Дура!
        - Клаус!
        - Помолчи!- Милика не успела ничего понять, а Цигенгоф подхватил ее, забросил на плечо, словно какой-нибудь мешок, и припустил дальше. Озеро осталось позади, теперь они бежали через луг. Дальний стон стих, а может, она перестала его слышать за хриплым дыханьем Цигенгофа и свистом ветра.
        - Милика, смотри… Впереди!
        Она честно выглянула из-за плеча Клауса. Костры. И как близко! Лагерь, а в нем солдаты, кони, ружья… Два десятка гвардейцев справятся с сотней разбойников, хотя про разбойников в окрестностях Витте не слышали уже лет сорок.
        - Пусти, дальше я сама.
        Клаус без возражений поставил ее на землю и улыбнулся. Как дрожат колени, и рука онемела, а она и не заметила. Риттер тоже остановился - услышал разговор?
        - Ваше величество,- лесничий тяжело дышал, и радости на его лице не было,- вам нужно немедленно ехать. За Зильберштраль. Даст Бог, успеете.
        - Я не понимаю. Почему мы бежим? Куда?- Страх, с вечера державший ее на цепи, сгорел в огне костров, и Милика вспомнила о брошенной статс-даме и о том, что императрица не может въехать в столицу в чужом плаще и на одном коне с мужчиной.
        - Помолчи,- вмешался Цигенгоф, вновь хватая ее локоть,- я тебе все объясню потом. Все… Я сначала не поверил, но это - правда. Мы в опасности, но Зильберштраль им не перейти. Нужно успеть, пока они в Вольфзее. Дьявол!..
        Она тоже почувствовала, что наступила на что-то мягкое и неприятное и глянула под ноги. Луна услужливо высветила человеческую руку, сжимавшую гвардейский палаш. Лунные блики плясали по вязкой темной лужице, а маслянистая полоса вела дальше, туда, где, раскинув ноги в сапогах, лежал однорукий солдат.
        Милика почувствовала, что сейчас упадет, но решительно отстранила Цигенгофа.
        - Клаус, он истекает кровью. Нужно…
        - Не нужно,- перебил Риттер,- они живых не оставляют.
        - Кто?- спросила она и тут же поняла кто.
        - Волки,- ответил лесничий,- волки Небельринга, и да поможет нам Бог.
        Глава 5
1
        Заспанные стражники безропотно открыли ворота и раздвинули перегораживавшие мост рогатки. Руди бросил им пару талеров, приказав сообщить во дворец, что принц-регент задерживается. Хватит с него на сегодня драк, вранья, предательств и прочей дребедени. Конечно, Рыжего Дьявола очередной раз запишут в сумасброды, да ему какое дело! Главное - вырваться из Витте с его печным дымом, ночными звонами и колотушками сторожей. Утром все начнется сначала, а сейчас ему нужны лишь луна, конь и одиночество.
        Спасибо предкам за запрет селиться на правом берегу Зильберштраля, иначе здесь было бы не продохнуть от деревень и постоялых дворов, а так до самой Альтенкирхе лишь холмы, поля да ветер. Хорошо, что никто так и не отменил «Слово Вольфганга», хотя зачем? Земли в империи хватает, и на правобережье никто особо не покушается. Так же как и на право Ротбартов «после захода солнца одним либо с домочадцами, воинами и слугами проезжать Небельринг». Прочим за подобное святотатство грозили плети и клеймо.
        Вволю пробежавшийся Нагель еще перед мостом перешел с галопа сначала на рысь, а потом и вовсе на шаг. Ну и ладно, от Витте до Альтенкирхе рысью часа три, но что ему там делать? Немного свободы - вот и все, что хочет принц-регент. Любопытно, что за блажь пришла в голову Вольфгангу? Может, Небельринг в те поры считался священным, может, проклятым, а вернее всего, первому из Ротбартов тоже не хватало одиночества, вот бедняга и обзавелся местом для прогулок под луной. И правильно сделал! Жаль, любая ночь кончается рассветом, а любой путь - возвращением.
        Рудольф привстал в стременах, вглядываясь в серебрящуюся дорогу, разумеется, пустынную. Он вернется во дворец к утру, чего-нибудь перекусит, пошлет убийце помощников, а Гудрун - сережки и будет радостно врать, что ничего не случилось. Впрочем, так оно и есть: он жив, четверо убийц мертвы, пятый взят на сворку, а предатель скоро умрет. Обычное дело. «Случится» - это когда его кто-нибудь наконец прикончит. Тогда можно бить в колокола и кричать, что и на Дьявола нашлась управа, только не доставит он такого удовольствия ни его святейшеству, ни Готье Бутору. Вообще никому.
        Принц-регент терпеть не мог прорицателей, но обещанные семьдесят семь лет отдавать не собирался. Вольфганг, тот прожил девяносто два, до последних дней ездил верхом, одним ударом перерубал сук толщиной в руку, а последний сын старого волка был на десять лет младше первого правнука. Старик был бы вне себя, узнай он, что Людвиг хранил верность жене и прижил одного-единственного наследника. Впрочем, Вольфганг не видел Милики Линденвальде, а Руди видел. Дочь Хорста Линденвальде походила на серну, если б у серн были голубые глаза. Или на ландыш, или на горлицу. Одним словом, на что-то такое, от чего мужчины теряют голову. Людвиг и потерял, и не он один. Лемке с Цигенбоком недалеко ушли от братца, а вот Руди как-то устоял. Почему, Рыжий Дьявол и сам не знал, но родственные чувства были здесь ни при чем. Любовь, если она есть, никуда не денешь. Ее можно загнать пинками в самую глубину сердца, можно скрыть от всего света, но не от себя. Нет, Руди Ротбарт Милику не любил, но он поклялся Людвигу о ней позаботиться, и он заботится.
        Дьявольщина, а с чего это брату приспичило заводить этот разговор? Ему б за беременную жену бояться и лекарей трясти, а он пристал со своей просьбой, словно на войну собирался.
        Рыжий Дьявол хмыкнул, как всегда, когда чего-то не понимал. О невестке и племяннике он не забывал, хотя походы, войны, государственные дела съедали все силы и время. Если повезет, лет через двадцать Мики его расседлает, но если племянник удастся в мать, любящему дядюшке придется волочь на себе Миттельрайх и дальше. До предсказанных семидесяти семи, когда можно будет с чистой совестью отправляться ко всем чертям! Императору тогда будет пятьдесят - прелестный возраст. Седина в бороду, а бес в ребро.
        Руди глянул на небо. Не просто так, а прикидывая, который час. Созвездия ответили, что не больше двух. Если поторопить Нагеля, к рассвету он будет в Хеллетале. Правда, без гостинца, Мики будет разочарован… Хотя почему без гостинца? Михаэлю пора садиться в седло, но коня воин выбирает сам. Нужно отвезти Милику с Мики в Витте за лошадкой, а заодно выгнать оставшихся после матери старых ведьм. И как только Милика их терпит?! Решено, он едет к невестке, тем более в ближайшие два месяца будет не до нее.

2
        Они стояли среди каких-то колючих кустов и ждали Риттера. Цигенгоф держал на руках императора, а императрица-мать пыталась оттереть загустевшую кровь. Она все-таки заставила Клауса перевернуть безрукого и сама закрыла ему глаза. Зачем?
        - Клаус,- Милика сунула окровавленный платок за отворот рукава,- Клаус, милый, почему мне не страшно? Я должна умирать от ужаса, а я не боюсь. Я сошла с ума?
        - Ты боишься,- утешил Цигенгоф,- только не чувствуешь. Страх - это как рана. Я видел, как солдаты дрались с пулей в брюхе, словно здоровые, а потом падали - и все… Мы сейчас тоже деремся, нам не до страха. Ты понимаешь, о чем я?
        - Понимаю. Ты обещал мне все рассказать…
        - Позже,- Клаус натужно улыбнулся,- утром. А пока я могу сказать только одно… Я тебя люблю. Давно люблю.
        - Клаус!
        - Я знаю, что ты скажешь, так что можешь не говорить. Я молчал семь лет, молчал бы и дальше, но оторванные руки располагают к… к откровенности, но это пройдет, утром… - В кустах что-то хрустнуло. Клаус резко обернулся, схватился за шпагу и тут же отпустил.- Это Риттер. Ну, что там?
        - Трупы,- начал лесничий и прервал самого себя: - Тише!
        Они замерли, слушая ветер. Ничего… Нет, снова этот плач. Далеко, на самом пределе слуха, сразу и не разберешь. Риттер резко обернулся, губы плотно сжаты, брови сведены.
        - Что?- Клаус прижал к себе Микки.- Что скажешь?
        - Они вышли из Вольфзее,- голос Риттера был твердым,- и ищут. Будут ходить кругами, пока не возьмут след. Они идут от крыльца, а вы вышли через лесной ход. У вас есть время, но в обрез.

«У вас?» Значит, Риттер их бросит. А почему бы и нет, он и так ради них рискнул головой.
        - Вас?- Клаус не хотел смириться с очевидным.- Что значит «вас»?
        - Дальше пойдете одни,- отрезал лесничий и поднял руку.- Видите, пять звезд, три вместе и две левее?
        - Звездный Сокол?- переспросил Клаус.
        - Да, Сокол. Идите на тройную звезду, через час увидите холм с церковью, она всегда открыта. Зажгите свечи и ничего не бойтесь. В церковь им не войти, а с рассветом они уйдут.
        - Но…
        - И запомните,- перебил Риттер,- кого бы вы ни увидели, не зовите его по имени. Если хотите спастись - молчите. Ваше слово - это смерть.
        - Хорошо,- пробормотал Цигенгоф,- я не стану говорить.
        - Тогда идите, и да поможет вам святой Михаил.
        - А вы?- Милика задала вопрос, уже зная ответ.
        - Ваше величество,- Риттер церемонно наклонил голову,- я - офицер Миттельрайха. Под Гольдфельтом я принял из рук принца Рудольфа Огненный Крест. Мои жена и теща об этом забыли, а я - нет.
        Риттер повернулся к Цигенгофу:
        - Мне нужны ваш плащ и сапоги.
        Клаус кивнул и запрыгал на одной ноге, стаскивая сапог. Он тоже все понял. Чтоб дойти до церкви, нужно время, и капитан Риттер его им даст, остальное зависит от них.
        Что можно сказать человеку, который идет умирать, чтобы ты жил? Милика пыталась найти слова, но их не было, а лесничий уже натянул чужие сапоги.
        - Ваше величество, прошу простить мою дерзость, но вы должны меня обнять. Это…
        - Я понимаю,- вдовствующая императрица, давясь слезами, прижалась к куртке лесничего,- запах… Я не забуду. И Руди… И Мики, когда вырастет. Храни тебя Бог.
        - Храни вас Бог,- улыбнулся кавалер Огненного Креста, отстраняя Милику. Та послушно сделала шаг назад и опустила голову.
        - До свидания, Риттер,- пробормотал Цигенгоф, но уйти им не дали. Мики не дал.
        - С тобой ничего не будет?- В голосе сына слышались слезы.- Скажи, ведь не будет?
        - Не будет, ваше величество,- заверил лесничий.
        - Я… - Мики нахмурился и вдруг выпалил: - Капитан Риттер, я провожу… то есть привожу тебя к генералам!
        - Благодарю, ваше величество,- новоиспеченный генерал поклонился,- могу я попросить вас об одной милости? Простите мою жену. У нее не было выбора… Как и у меня.
        - Мама все сделает,- пробормотал Мики,- и Руди тоже. Правда?
        - Клянусь Пресвятой Девой,- пробормотала Милика, вновь обвивая руками шею Риттера. Она сама не поняла, как это вышло,- просто увидела над собой темные глаза. В последний раз увидела.
        - Живите,- тихо сказал офицер,- долго живите, очень долго…
        Милика не успела ответить, а он уже шагнул назад и исчез в настороженных зарослях. Ни треска, ни шороха, словно Отто Риттер превратился в одну из пляшущих на ветру теней.

3
        Нагель побывал в слишком многих передрягах, чтобы выдать себя ржанием. Он просто остановился и повернул голову к хозяину. Руди похлопал коня по блестящей шее и прислушался. К шуму ветра примешивался дальний плач. Волки? Осенью? Странно, но не страшно. Волки, если это волки, воют за озером, ветер дует от них, всадника им не учуять. Да и не станут сытые звери нападать на человека, а пищи им сейчас хватает.
        Нагель тихо фыркнул, и Рудольф Ротбарт глянул в большие лиловые глаза:
        - Волков учуял? Не нравится? Ты прав, нечего им тут делать. И нам нечего, поехали.
        Жеребец прижал уши, выказывая недовольство. Руди покачал головой, легко коснувшись шпорами конских боков. Конь вздохнул и послушно зашагал по выбеленной луной дороге. Не прошло и получаса, как ветер донес запах дыма, следом показался костер. Костер ночью посреди Небельринга? Это становилось любопытным. Странные волки, и еще более странный огонь. Руди перевел Нагеля на рысь и вынул пистолет.
        Дорога плавно обогнула невысокий холм, за поворотом замаячило нечто темное. Карета! Сломанная карета у обочины, и, кажется, знакомая! Конечно, знакомая, но откуда, черт побери?! Руди медленно поехал вперед, чувствуя, как внутри у него все холодеет. Что именно произошло, он еще не знал, но чувство беды, которое, по уверениям Людвига, родилось раньше его братца, орало во весь голос.
        Нагель с готовностью остановился и замер, вбирая ноздрями недобрый, наполненный воем ветер. Руди соскочил наземь и, не выпуская поводьев, распахнул свободной рукой дверцу. Внутри было пусто - ни людей, ни хотя бы вещей. Принц-регент оглянулся в поисках ямы или камня, но не нашел ничего подозрительного.
        В Хеллетале разгильдяев не держали, карета и упряжь всегда были в полном порядке. Допустить, что ось сломалась по недосмотру, Руди еще мог, но то, что за каретой никто не приглядывает, было по меньшей мере странным. Рудольф, уговаривая себя раньше времени не бить в колокола, вскочил в седло и направился к костру, оказавшемуся ближе, чем думалось сначала. Огонь почти погас, и возле него никто не сидел. Спят? Ушли? И куда, черт побери, дели лошадей?!
        Нагель вновь остановился, давая понять: впереди что-то не так. Порыв ветра бросил в лицо запах дыма и все тот же ровный, тоскливый вой. Руди вполголоса выругался и тронул поводья, но на сей раз Нагель уперся. Это не было пустым упрямством - морда жеребца покрылась пеной, и он дрожал мелкой дрожью.
        Будь на дороге другая карета, Рудольф пожалел бы коня и пошел пешком, но речь шла о Милике и Мики. Нагель, поняв, что спорить бесполезно, уныло потрусил вперед, и они оказались на бойне.
        Лошади и люди лежали вперемешку. Развороченные животы, оторванные головы, вырванные глотки и кровь, кровь, кровь… Потеки, ручьи, лужи липкой застывающей крови! Рудольф Ротбарт воевал с пятнадцати лет и повидал горы трупов, но такого безумия ему не попадалось. Даже когда зажигательное ядро угодило в бочонок с порохом и взрыв разнес на куски десяток солдат и капрала, было лучше.
        В горле застрял отвратительный пульсирующий шар, но Руди заставил себя осмотреть мертвецов. Он знал почти всех, как людей, так и коней. Гвардейцы императрицы, его дорогие «черти», те, кого он приставил к Милике и за кого ручался, как за самого себя. Каждый из погибших мог в одиночку справиться с четверкой обычных солдат. «Черти» не боялись ни Бога, ни Сатаны, а верили лишь Рыжему Дьяволу, за которым шли в огонь и в воду. И пришли. На этот луг. Рудольф сжал руками виски, пытаясь понять хоть что-то, но в голове стучало одно: «Старый Вольфганг был прав. Старый Вольфганг знал, что делал. Старый Вольфганг был прав». Проклятый Небельринг!
        Руди наклонился над высоким крючконосым человеком, чье горло было вырвано, а в остекленевших глазах плясала луна. Капитан Дорманн. Ветеран шестнадцати сражений, после третьей раны отправлен в Хеллеталь. Дорманн поклялся ни на шаг не отходить от Милики. Если он здесь, значит… Рудольф вновь обошел убитых: ни Милики, ни Мики, никого из придворных гадюк. Выходит, Дорманн нарушил слово и с двумя десятками солдат увязался за пустой каретой?
        Другой бы на месте Руди убедил себя в том, что невестка не покидала Хеллеталь, но Рыжий Дьявол всегда предполагал худшее и превращал его в лучшее. Обычно ему это удавалось, но с Небельрингом он еще не дрался. Принц-регент был готов взвыть, как давешние волки, но вместо этого вернулся в развороченный лагерь. На этот раз он не искал, а считал.
        Двадцать четыре трупа: кучер, два лакея, двадцать солдат, один капитан. Двадцать четыре человека и тридцать две лошади - все со спутанными ногами. Четыре упряжные, двадцать восемь верховых, причем две достойны принцев крови.
        Буланого жеребца-пятилетку Рудольф лично подарил растерявшемуся от такой чести Дорманну, второй был принцу незнаком. В любом случае шестеро гвардейцев и знатный всадник избежали общей участи. Если в карете были пассажиры, они сейчас с уцелевшими.
        Рудольф вернулся к одинокому Нагелю, отвязал коня и замер с поводьями в руках. Куда делись исчезнувшие? Между Витте и Альтенкирхе нет ни деревни, ни хотя бы постоялого двора, только храм Пресвятой Девы на Мариинском холме и поместье Вольфзее. Он никого не встретил, значит, путники отправились в Альтенкирхе или к старой Берте, черт бы ее побрал! Если в карете была какая-нибудь из матушкиных ведьм, она потащила императрицу в Вольфзее, а Милика, как всегда, не смогла сказать «нет».
        Вольфзее… Рудольф был там лишь однажды семилетним мальчуганом. В памяти всплыли увенчанные волками столбы, увитый плющом дом с двумя башнями, темные дубовые панели, старинные доспехи, шкуры волков и медведей… Неприятное место, чтобы не сказать жуткое, но стены там крепкие. Какая бы тварь ни разгуливала по здешним полям, в Вольфзее ей не вломиться, если только она не свила там гнездышко.
        Рудольф Ротбарт с юности ходил в отчаянных храбрецах, что не мешало принцу-регенту, когда нужно, отступать. Здравый смысл подсказывал отправиться в Альтенкирхе, дождаться рассвета и вернуться с большим отрядом, но пока он будет ездить туда-сюда, может случиться всякое. Руди помянул своего рогатого тезку и повернул к озеру, лихорадочно вспоминая дорогу к старому дому.
        Глава 6
1
        Три звезды висели над самой церковью, три дрожащие голубые звезды. В ночь свадьбы они стояли на дворцовом балконе, внизу серебрился Зильберштраль, пахло поздним жасмином, а Людвиг показывал ей созвездия. Меч, Жница, Бык, Миннезингер, Оборотень, Сокол… Боже, как же они были счастливы!
        - Пришли,- с каким-то удивлением произнес Клаус.
        - Пришли,- повторила Милика, стерев навернувшиеся слезы,- без Риттера.
        - Погоди его хоронить,- прикрикнул Цигенгоф и осекся.- Прости, но ты и впрямь… Не плачь раньше времени - примета дурная. Парень не только лесничий, но и офицер, головы не потеряет. Поводит их до рассвета и уйдет.
        - Куда уйдет?- вздохнула Милика.- И как?
        - Да хотя бы по воде,- не сдавался Клаус.- Сразу видно, ты ничего в охоте не смыслишь. Волки - те же собаки, их главное - со следа сбить, а дальше - просто.
        - Не лги,- перебила Милика,- не надо. Слышишь, они идут.
        - Слышу,- пожал плечами Клаус,- ну и что? Риттер их обманул, вот они и воют. Пусть хоть увоются, мы-то у цели!
        Императрица не ответила. Цигенгоф может говорить что угодно, но гибель Риттера на ее совести.
        Волки плакали далеко, очень далеко. Было не понять, кого они гонят, все еще Риттера или уже их.
        - Мама,- подал голос Мики,- а Отто скоро придет?
        - Скоро,- соврал Клаус,- мы его внутри подождем. Входим, хватит мерзнуть и трястись - не зайцы.
        Милика покорно потянула на себя очередную дверь. Неужели это она несколько часов назад вышивала ирисы, не знала, что делать с Гизелой, боялась за Руди? Ночь отрезала прошлое черным ножом и продолжала кромсать ломоть за ломтем. Из Хеллеталя выехало больше тридцати человек, теперь их лишь трое…
        - Милика, проснись!
        - Я не сплю.
        - Мама, а здесь красиво…
        Да, красиво и спокойно. Лунный свет, пробиваясь сквозь витражи, терял свой холод, пахло осенними листьями и отчего-то ягодами. У алтаря теплилось несколько лампад, из золотистой темноты выступали бык, орел, крылатый лев, ангел. Она обещала Мики, что ангел отгонит волков, выходит, она сказала правду?
        - Мам, ты чего?
        Какой простой вопрос, только ответить нечего.
        - Все хорошо, милый. Надо зажечь свечи.
        - Я тоже буду зажигать!
        - Конечно, будешь.
        Нестрашная тьма стала прозрачной, взлетела вверх, к расписанному звездами куполу. Волхвы преклоняют колена пред Младенцем, святой Георг поражает Змея, Анна говорит с Елизаветой. Приглушенный блеск подсвечников, ветви можжевельника и бересклета, медно-рыжие иммортели для архангела Михаила, нежно-розовые - для Пречистой Девы. Тишина и чистота, лампадки полны масла, на мозаичном полу - ни соринки. Кто выстроил в лесной глуши церковь? Кто за ней следит?
        - Мама,- Мики с горящей свечкой в руках застыл перед иконой,- смотри, Руди!
        - Ты про кого?- подмигнул Клаус.- Про Георга или про Змея?
        Император насупился, граф Цигенгоф покаянно вздохнул и зажег святому Георгу сразу три свечи. Рыжие отблески упали на кудри воина, усугубив и без того немалое сходство.
        - Теперь видишь?- настаивал Микки.- Это Руди!
        Не Руди, но кто-то из Ротбартов. Только им могло прийти в голову возвести в запретном месте церковь, и только у императора хватило бы денег на убранство, потому что это была не бронза, а золото. Червонное золото, отданное земными владыками небесной заступнице. Людвиг никогда не говорил о Мариинской церкви, о своей кормилице, о Вольфзее. Почему?
        Милика взяла Клауса за локоть:
        - А теперь ты расскажешь мне все. Ты меня слышишь, все!

2
        Ворота были все те же - массивные каменные столбы, украшенные опиравшимися на щиты волками. Окованные позеленевшей медью створки гостеприимно распахнуты, за ними - липовая аллея. Заходите, вас ждут, только кто?
        Нагель безропотно подошел к столбам, но Руди показалось, что конь вот-вот заплачет. Принц-регент придержал жеребца, раздумывая, что делать дальше. Усилившийся ветер гнал редкие облака, раскачивал ветви, срывал и кружил уставшие ждать листья, пахло можжевельником и поздними грибами. На первый взгляд ничего опасного, на второй - тоже, но Рыжий Дьявол с детства не доверял незапертым дверям, а немалый опыт драк и погонь твердил, что лучше целый конь за углом, чем прирезанный - у крыльца. Конечно, были еще волки и тварь, прикончившая солдат, но вой почти стих, а ночной убийца мог преспокойно войти в распахнутые ворота, если уже не вошел. Как гость или как хозяин.
        Открытая дверь - это еще не гостеприимство. Принц-регент отнюдь не был уверен, что старая Берта жаждет раскрыть свои объятия брату Людвига, он ни в чем не был уверен, вот и привязал Нагеля в лесу.
        Перебраться на ту сторону неряшливой каменной кладки было делом нескольких минут. Рудольф на мгновенье замер на вершине стены и соскочил в мало чем отличавшийся от леса парк. Если кто его и заметил, то не подал виду. Руди выждал пару минут и медленно двинулся к дому. Собак не было слышно, не было их и двадцать шесть лет назад. Жить в лесу, не держать собак, не запирать на ночь ворота… Пусть про разбойников в Небельринге никогда не слыхали, но те же волки! Хозяева чувствуют себя уверенно, ничего не скажешь.
        Громада дома выступила из тьмы неожиданно. Луна висела над острой башенкой, увенчанной флюгером-волком. Рыжий Дьявол помнил и бронзового зверя, и два вековых дуба у крыльца. На одном из них свила гнездо горлица. Дьявольщина, какую ерунду хранит наша память!
        Набежавшее облако закрыло луну, и Руди в несколько прыжков миновал поляну перед домом. Он успел вовремя: облако выпустило добычу и понеслось дальше. Принц-регент проводил его взглядом и быстро пошел вдоль увитой плющом стены, вглядываясь в узкие стрельчатые окна. Он бы с легкостью добрался до любого из них, но для того, чтоб проникнуть внутрь, пришлось бы стать котом.
        От мысли обойти Вольфзее в поисках окна без решетки Руди отказался сразу. Дом был слишком велик, а сколько у него времени, принц не знал, но подозревал, что немного. Нет, окна отпадали, оставалась дверь, и дверь эта оказалась незапертой.
        Чудовищные засовы были отодвинуты, массивные цепи и крючья бессильно висели, напоминая о палачах и застенках. Его высочество хмыкнул, вспомнив, как мальчишкой на этом же самом месте скрестил пальцы и тайком сплюнул через правое плечо, хотя следовало через левое. Руди вынул из-за пояса пистолет и, на всякий случай осенив себя крестом, шагнул за порог.
        По-дворцовому огромный вестибюль был освещен лишь догорающим камином, но память не подвела - лестницу Рудольф отыскал сразу же. Подниматься пришлось ощупью и очень осторожно: вдоль лестницы стояли доспехи, а стены были увешаны оружием, заденешь ненароком - грохнет, как в кузнице.
        Девятая ступенька предательски скрипнула, и Рыжий Дьявол замер. Чертов дом! Хотя какой это дом, это дворец, в котором по воле матери живет хмурая старуха. А кто жил здесь раньше? Нет, он все-таки не регент, а болван, если до сих пор не удосужился разузнать про Вольфзее. Он просто выбросил из головы испугавшее его поместье, но больше такому не бывать! Семилетнему мальчишке простительно забывать о неприятностях, а принц-регент должен помнить их все до единой.
        Где-то пробили часы. Он снова ошибся. Думал, часов пять, а на самом деле три с четвертью. Глаза понемногу привыкли к темноте, и Руди вновь пошел вперед, проверяя каждую следующую ступеньку. Поворот, и по дубовым панелям заплясали светлые блики - где-то наверху горели свечи. Уже хорошо, хоть его и зовут Дьяволом, но видеть в темноте он не обучен. В глубине дома что-то звякнуло и зашуршало. Снова звякнуло, словно на каменный пол уронили ложку или нож. Раздались быстрые шаги, скорее всего женские, и вновь все стихло.
        Смелая дама эта Берта! Поселиться среди волков и не запирать ни дверей, ни ворот. С такой лучше разговаривать с пистолетом в руках. И со святой водой, но ею принц-регент запастись не озаботился. Как и серебром.
        Лестница кончалась у щита с коронованным волком, памятным еще по прежнему визиту. Императорские гербы в доме кормилицы, какая прелесть! На стене напротив щита горело два факела, между ними тускло блестело зеркало, отражавшее несуществующее окно, за которым тянулись освещенные луной поля. Себя, равно как и щита с волком, Руди в мутном стекле не обнаружил.
        - Врешь,- бросил зеркалу Рыжий Дьявол,- ну и черт с тобой.
        Висело ли оно здесь раньше? Может, и висело. Мальчишка в семь лет занят мечами и доспехами, а не отражениями.
        Вновь послышались шаги, Рудольф бросился на звук и едва не налетел на полную молодую женщину в аккуратном чепце. Не Берту и не Милику! Незнакомка испуганно смотрела на незваного гостя, выставив перед собой вышитую подушку. Руди успокаивающе улыбнулся и на всякий случай ухватил женщину за плечо. Та вздрогнула.
        - Я не сделаю тебе ничего дурного,- заверил принц,- но ты мне должна кое-что сказать.
        - Хорошо, господин.- Носик у нее был прямо-таки очаровательный, да и темно-карие глаза были неплохи.
        - Ты живешь в этом доме? Кто ты, как тебя зовут?
        - Зельма Риттер, господин. Мой муж - лесничий Небельринга.
        - Помнится, здесь жила Берта,- дьявольщина, запамятовал дальше!- кормилица Людвига Ротбарта.
        - Это моя мать, господин.
        - И где она? И где твой муж?
        - Они гуляют, господин.
        - Подходящее время для прогулок.- Руди слегка сжал плечо женщины, и та вздрогнула.- Скажи, вы всегда держите двери открытыми?
        - Я… я выпустила кошку, господин.
        - Погулять?- усмехнулся принц-регент.- Выходит, все гуляют, и ты в доме одна?
        - Нет, господин. Здесь ее величество.
        - Ее величество? Где?!
        - В Красной спальне, господин.

3
        Волки Небельринга окружили церковь. Звериные лапы царапали дубовые доски, в окна лился непрекращающийся тоскливый вой. Милика не видела их, и от этого было еще страшнее.
        На дверях не было ни засова, ни цепи, но они отворялись наружу. Их могли открыть люди, но не звери. Женщина изо всех сил старалась не думать, что творится за каменными стенами, но выматывающие душу плачи не оставляли места даже для молитвы. Когда императрице удавалось отвести взгляд от двери, она видела осунувшееся личико Мики и сжимавшую кинжал руку Клауса. Что им оставалось? Молиться и ждать утра. С рассветом волки уйдут. Так говорил Риттер, упокой Бог его душу.
        Вдовствующая императрица не сомневалась, что капитан мертв, иначе бы звери сюда не добрались. Если они уцелеют, нужно поставить часовню. В память о добром человеке, сохранившем себя среди зла.
        Южный ветер ударил в стекла, золотые огоньки пригнулись, выпрямились, забились, как птица в силках. Милика встала и подошла к алтарю. Пречистая Дева прижимала к себе Младенца, моля небо о милосердии. Ее сын прожил столько же, сколько и Людвиг. Милика поправила свечи, коснулась тяжелой вазы с хрупкими осенними ветками: золото мертвое и золото живое… Первое вечно, второе скоро станет прахом.
        Pater noster qui es in caelis,
        Sanctificetur nomen Tuum.
        Adveniat regnum Tuum…
        Дочитать молитву женщина не успела. Вой стал громче, затем раздался глухой удар - волк бросился на дверь, но она выдержала. Отчаянно закричал Мики, стукнуло железо - Клаус вынул пистолет и положил рядом с собой.
        - Ты их убьешь?- шепнул Мики Клаусу. Сын не плакал, только губы стали совсем белыми.
        - Конечно,- заверил Цигенбок,- я, знаешь ли, убил немало волков.
        - А вдруг это их родичи?- пролепетал сын, исподлобья глядя на дверь.
        - Вряд ли,- протянул граф, но Милика бы предпочла, чтоб в его голосе было больше уверенности,- я охотился в других местах.
        - Значит, их кто-то послал,- вздохнул Мики,- кто-то, кто нас не любит.
        - Тебя любят все,- пробормотала Милика, обнимая сына,- правда, Клаус?
        - Правда!- согласился Цигенгоф, проверяя пальцем кинжал. Что он может в одиночку против стаи, разорвавшей два десятка вооруженных солдат? Разве что те спали, но Дорманн не мог не выставить часовых.
        - Клаус, может быть, нам залезть на крышу?
        - Как? У нас нет даже веревки. Закрой глаза и ни о чем не думай. Мики, и ты тоже. Я вас в обиду не дам.
        - Мама первая.
        - Конечно, милый.
        Она закрыла глаза, и свет исчез. Остались звуки. Звери продолжали выть, грызть камень, кидаться на дубовые доски. Господи, что им нужно от нее, от Мики, от Клауса? Почему их преследуют даже в храме Божьем? За что? Неужели за то, что она не ушла в монастырь, а вышла замуж? Если так, пусть ее разорвут, но Мики должен жить! Вместо Людвига. Мики не виноват в ее любви, он вообще ни в чем не виноват…
        Господи, разве можно карать невинных, если живы виновные? Или ее жизнь и есть кара, самая страшная из всех возможных? Людвиг прощен и отпущен с миром, а она затерялась среди ночи и волчьего воя.
        Людвиг… Они были женаты два года, но провели вместе лишь несколько месяцев. Император принадлежит Миттельрайху, а не жене. Людвиг приезжал и уезжал, она встречала, провожала и ждала, сотни раз перебирая в памяти каждое слово, жест, взгляд. Она была счастлива своим ожиданием и своей любовью, но все забрала смерть, безжалостная, как луна над полями.
        Ночной ветер вновь ударился в стекла, и ей послышалось имя. Ее собственное имя, принесенное ветром, которому доверился волк. Милика видела его: рыжий гривастый зверь тянулся к окровавленной луне, из его глаз текли слезы. «Милика,- надрывался волк,- Милика, Милика…»
        Он зовет, нужно идти. Они должны быть вместе, второй раз их не разлучит даже луна. Второй? Она уже была с ним? Когда? Голова болит, и все кружится, словно она вновь носит Мики. Она носит Мики и ждет Людвига, но он опять куда-то уехал… Это так просто - стать счастливой. Нужно встать и идти к нему. Брести темными полями и звать, а Людвиг ее услышит. Он ищет ее, всюду ищет, но не может найти, потому что она спряталась и молчит. Как он ее отыщет, если она молчит?!
        - Я готов звать тебя до бесконечности,- говорил он, целуя ее в губы, - у тебя такое имя, его хочется петь. Будь я и впрямь волком, я бы бегал по полям и кричал луне: «Милика, Милика, Милика!.. »
        - Людвиг,- прошептала Милика, не открывая глаз.- Людвиг!.. Я здесь!
        Глава 7
1
        Милика не спала, так, по крайней мере, сказала Зельма. Он бы в Вольфзее тоже не уснул - местечко не из веселых. В таких домах лучше не ложиться и не гасить огонь…
        Как же все-таки вышло, что он был здесь всего лишь раз? Был-был, да забыл, словно глупый король из баллады, который, на радость нечисти, в своем доме всего не знает.
        - Это здесь, господин.
        - Хорошо, ступай.
        Дверь закрыта, но сквозь щели пробивался свет - и впрямь не спят. Что ж, до утра он готов рассказывать Мики сказки, а с рассветом увезет невестку с племянником в Витте. Наврет, что отослал Дорманна в Хеллеталь, и увезет.
        Рыжий Дьявол изобразил на лице самую бесшабашную из имевшихся в его арсенале ухмылок и постучал.
        - Можете войти.- Чистый и холодный голос бросил в дрожь, но бежать было глупо, некуда и незачем. Руди распахнул дверь и увидел мать. Вдовствующая императрица сидела за небольшим столиком и раскладывала карты. Она всегда так делала, принимая сыновей. Больше в комнате не было никого. Мать подняла голову и улыбнулась одними уголками губ. На ней было пурпурное, отороченное седой лисой платье, в седых волосах блестела золотая вдовья диадема. Как в день похорон.
        Рудольф Ротбарт сдержанно поклонился. Если перед тобой человек, которого ты своими руками клал в гроб, это еще не значит, что наступил конец света. Возможно, ты просто пьян или сошел с ума.
        - Рудольф,- покойная императрица протянула руку для поцелуя,- я не ждала вас сегодня. Что вас привело в Вольфзее?
        - Разрешите задать вам тот же вопрос.- Руди коснулся губами теплой кожи. Если мать после смерти не сочла нужным поменять привычки, зачем это делать живому?- Прошу простить мою несдержанность, но я готов был поклясться, что вы мертвы.
        - Потомки Вольфганга бессмертны,- Мария-Августа переложила красную даму на черного короля и отложила колоду,- мы уходим, это так. Но мы остаемся. И вы останетесь, когда пробьет ваш час.
        - Изумительная новость,- поднял бровь Руди.- Я рискую показаться непочтительным сыном, но прежде чем продолжить разговор, хотел бы увидеть вас в зеркале. Что у вас есть тень, я заметил.
        - Я извиняю вас,- надменно произнесла императрица,- вы поражены тем, что видите. Я предпочла бы, чтоб наша встреча произошла позже, но вы - мой сын, и ложь была бы неуместна. Дайте руку.
        Если он не сошел с ума, не спит и не пьян, то это происходит на самом деле. А если ничего нет, то и его здесь нет. Рудольф обошел столик и слегка наклонил голову:
        - Прошу вас.
        Мария-Августа спокойно оперлась о руку сына. До свадьбы на всех церемониях мать поддерживал Людвиг, после его женитьбы эта обязанность перешла к Руди.
        - Смотрите.
        Огромное, в пол, зеркало отражало гобелен с охотящимися волками. На его фоне стояла одинокая женщина в пурпуре, себя Руди не видел.
        - Зеркала Вольфзее не отражают живых,- сообщила вдовствующая императрица.- Я мертва, и вы меня видите. Вы живы, и для Небельринга вас не существует. Отведите меня назад.
        - Как вам будет угодно.
        В балладах мертвецы закутаны в саван, их руки холодны как лед, а прикосновение приносит смерть. Рыжий Дьявол никогда не боялся мертвых, не испугался бы и сейчас, окажись мать воющим призраком или скелетом с горящими глазами, но она раскладывала карты и носила платья со шлейфом. Это было чудовищно, но Руди держался, потому что огонь гасит огонь, а страх вытесняет страх. Он слишком боялся за Милику и Мики, чтобы падать от ужаса при виде покойников.
        Рудольф дождался, пока Мария-Августа села, знакомым жестом расправив юбки, и опустился в кресло напротив. Он был совершенно спокоен. Даже спокойнее вдовствующей императрицы.
        - Как вы здесь оказались?- Глаза матери требовательно блеснули.
        - О, совершенно случайно,- мертва она или нет, но она всегда ненавидела Милику и вряд ли что-то изменилось,- я раскрыл заговор, и мне захотелось развеяться.
        - Заговор?- Серые глаза обжигали, но Рудольф был достойным сыном Марии-Августы. Он выдержал взгляд мертвой, как выдерживал взгляд живой.
        - Ничего страшного, матушка. Один не очень умный человек решил от меня избавиться. Я подсказал ему место и время, теперь он в моих руках, завтра вечером его убьют. Но, ваше величество, все это не идет ни в какое сравнение с вашим появлением. Итак, в Вольфзее живете вы, а не кормилица Людвига?
        - Я здесь бываю,- мать вновь взяла карты,- иногда. Берта хранит Вольфзее для Ротбартов. Когда она умрет, ваша супруга найдет ей замену. Зельма слишком слаба.
        - Моя супруга?- Самое время прочесть «Pater noster», только как? Прямо или задом наперед?- У меня нет супруги.
        - Хранительницу Вольфзее,- Мария-Августа разложила еще один ряд карт,- выбирает императрица. После рождения наследника.
        - Императрица, но не принцесса.- Была ли здесь Милика? Видела ли ее мать?- Впрочем, Берта не так уж и стара, почему бы ей не дожить до свадьбы Михаэля?
        - Михаэль не будет править,- слова падали, как камни в колодец,- у него дурная кровь.
        Михаил и Люцифер! Неужели у ненависти нет предела?
        - Матушка, Михаэль - законный сын Людвига, его ничто не лишит короны.
        - Кроме смерти,- возразила мать и сняла пикового туза.
        - Дьявол!
        - Рудольф!- Мария-Августа медленно поднялась во весь рост. Что у нее с глазами? Только что были серыми, а теперь желтые, как у него самого.
        Руди тоже встал, хоть и не слишком быстро. Страх не то чувство, которое нужно выказывать.
        - Да, матушка, я - Рудольф Ротбарт. И я никогда не подниму руку на сына Людвига.
        - Вы - хороший брат,- мать вновь выглядела спокойной, но глаза остались звериными,- но вы, прежде всего, Ротбарт.
        - Я помню.- Если она осталась прежней, то он уж точно не изменился. И не изменится.
        - Помнить - не значит понимать. Миттельрайх жив Ротбартами, а Ротбарты - Миттельрайхом. Задумайтесь об этом.
        - Мне некогда об этом думать.- Дьявол, к чему она клонит?!- Я так живу. Шестой год.
        - Хвала луне, я родила настоящего волка. Жаль, всего одного.- Мать вновь опустилась в кресло.- Садитесь и слушайте.
        - Вы полагаете, ваши слова собьют меня с ног?
        - Сейчас не время шутить!
        Дьявол, он не может сидеть здесь с матерью, жива она или нет, не узнав, где Милика и Мики. Но если кто и знает об этом, то мать. Ее нужно разговорить, но как?
        - Я слушаю, матушка, но мне нужно вернуться в Витте до рассвета.
        - Вы вернетесь,- она казалась довольной,- я не намерена задерживать вас дольше, чем требуется.
        А уж как он не намерен задерживаться! Руди заложил ногу за ногу и откинулся назад, выказывая почтительное внимание, но не более того.
        - Да будет вам известно,- герцогиня махнула рукой в сторону волчьего гобелена, - что Миттельрайх вручен Ротбартам богами. Истинными богами, а не размалеванными латинянскими куклами. Эта земля принадлежала и принадлежит им, слышите, им и никому другому!
        И эта женщина после смерти отца не выходила из церкви и перевела Михайлову монастырю целое состояние?! Непостижимо…
        - Матушка, я всегда полагал вас доброй мундиалиткой.
        - Я не знала истины,- признала Мария-Августа,- так же, как и вы. Истину помнит Небельринг. И открывает, когда сочтет нужным. Ваше появление здесь и сейчас - это его воля.
        Или цепь случайностей и совпадений, но где, во имя Всевышнего, Милика?
        - Матушка, прошу меня простить, я больше не буду перебивать вас.
        - Отчего же. То, что я расскажу, породит много вопросов. Итак, Вольфганг отдал себя и свое потомство силам Небельринга и за это получил Миттельрайх.
        Пока этой землей правят красные волки, ее защищают боги. Взамен Ротбарты вручают им тело и душу. Не сразу. Лишь после того, как кончается отмеренный им срок. Души обычных людей отлетают в иные края, Ротбарты остаются в Небельринге. Когда ты умрешь как человек, ты возродишься здесь, в Вольфзее. И будешь водить волков Небельринга, пока не придет новый вожак - твой сын и наследник, а твоя супруга сменит в этом доме меня.
        Безумие или правда? Холодный дом, зеркала, не отражающие живых, открытые настежь двери, пожелтевшие глаза матери, растерзанные солдаты… Уж лучше в адскую смолу, как он всегда собирался.
        - Матушка, я могу повидать Людвига? Или отца?
        - Всему свое время. Сейчас ты должен одно. Понять, что мы, ушедшие, заложники вас, живых. Если род Ротбартов прервется, если вы потеряете корону, мы исчезнем, как исчезают осенние листья. И вместе с нами исчезнет Миттельрайх.
        - Это льстит моему самолюбию,- Рудольф попробовал улыбнуться,- но царства имеют обыкновение рушиться, а династии - кончаться. Уйдут Ротбарты, найдутся новые владыки, только и всего.
        - Только не в Миттельрайхе,- отчеканила Мария-Августа.- Боги отвели от империи слишком много бед, и это родило ненависть. Нашу землю ненавидят те, кому она все еще неподвластна. Если исчезнут Ротбарты, сюда ворвутся мор и голод, горы извергнут огонь, а Зильберштраль потечет кровью. Всему придет конец, как пришел конец землям аттлов.
        - А были ли они, эти земли?- пожал плечами Рудольф.- Или аттлов придумал древний мудрец как пример разумной державы?
        - Земли аттлов существовали,- отрезала императрица,- и погибли по вине забывших свой долг правителей. Миттельрайх не должен повторить их судьбу.
        Вот только утонувшего острова и «Диалогов» сумасшедшего философа ему сейчас и не хватало. И где, во имя Люцифера, брат?! Если мать не лжет, он сейчас ведет волчью стаю. Неужели старину Дорманна убили Ротбарты - дед, отец, Людвиг? Нет, только не это! А если волки найдут Милику? Узнает ли муж жену?
        - Матушка, простите, я должен ехать. Клянусь служить Миттельрайху и защищать императора, пока он не…
        - Нет,- опять этот желтый огонь в глазах!- Миттельрайх - твоя ноша. Спутавшись с этой девкой, Людвиг предал договор.
        - Матушка,- смерть не помеха для ненависти, а что ждет за гробом любовь?- не трогайте Милику!
        - Не трогать?!- прорычала вдовствующая императрица.- Эта девка не просто свела с ума моего сына, она родила наш конец! Она - брешь в плотине, с которой начнется потоп.
        - Матушка!
        - Людвиг собственной жизнью выкупил жизнь своей шлюхи и ее отродья, но в их крови спит смерть.- Из желтых глаз рвалось безумие. Или отчаянье.- Сыновья Михаэля умрут во младенчестве, а дочери понесут эту заразу дальше, уничтожая род за родом. Вот что наделал твой брат!
        - И только?- Слушать такое с улыбкой мог разве что дьявол, но Руди и был дьяволом.- Ни одна династия не может быть вечной. Живет же Лоасс без Дорифо, а Онция без Адалидесов!
        - Латинянские уловки и оговорки не для нас!- Императрица с шумом втянула воздух. Она дышала!- Только смерть может лишить императора короны. Ротбарт не может ошибиться, сдаться, пренебречь своим долгом. Ротбарт не может отречься! Рудольф, запомните! Михаэль не должен иметь детей, Михаэль не должен носить корону. Михаэль не должен жить! Ты - император Миттельрайха. Ты, и только ты!
        - Матушка! Я не смогу… Нет!
        - Все будет сделано за тебя,- мать холодно улыбнулась,- возвращайся в Витте и готовься к коронации. Хвала луне, дурная кровь к утру остынет.
        - Что? Что вы сказали?!
        - То, что мертвые не оставят живых. Волки Небельринга исправят содеянное моим сыном. Моим бывшим сыном. И тогда он будет прощен.

«Исправят»… Значит, еще не исправили!
        - Матушка.- Руди услышал, как зазвенел его голос.- Правильно ли я понял, что мои великие предки загрызли моих солдат? Заодно с лошадьми.
        - Они нарушили волю Небельринга,- пожала плечами мать.- Прощай, сын мой. Тебя ждет Витте.
        - Где Милика и Мики? Они были здесь, я знаю, что были!
        - Да,- Мария-Августа внимательно посмотрела в глаза сына,- были. И ушли. Муж Зельмы оказался недостоин Вольфзее. Он увел приговоренных, но воля Ротбартов священна. Милика и Михаэль умрут.
        - Где они?
        - Тебе незачем знать,- отрезала императрица.
        - Где они?!
        Улыбающийся рот и холодные, как смерть, глаза… В Небельринге можно искать до Судного дня, а она не скажет. Нет, скажет! Если она не лжет, он не оставит ей другого выхода. Руди улыбнулся и выхватил кинжал. Существо, некогда бывшее его матерью, поджало губы.
        - Я была о вас лучшего мнения. Сталь не причинит мне вреда.
        - Вам - нет, мне - да!
        - Рудольф!- А вот теперь она напугана! По-настоящему, до дрожи, так, как еще никогда ничего не боялась. Что ж, Руди, вперед!
        - Матушка, или вы мне скажете, где Милика и Мики, или род Ротбартов прервется на ваших глазах и по вашей вине. Выбирайте!

2
        Дверей больше не было, они просто исчезли, растворились в серебристо-зеленом сиянье, неистовом и бездушном. Лунные лапы тянулись к побледневшим свечам, выцарапывали глаза, хватали за горло.
        -Что ты наделала… Риттер говорил… нельзя отвечать…
        Цигенгоф. Кому он это? И о чем?
        -Мама! Мамочка!…
        -К алтарю! Живо!
        Что она сделала, что они так кричат? Куда он ее тянет? Им все равно не уйти: луна держит крепко. Луна - гончая смерти, Милика поняла это только сейчас. Это луна выследила добычу, луна, а не волки.
        Это началось давно, в ту почти забытую ночь, когда она стояла у окна своей спальни не в силах уснуть. Людвиг снова уехал, а она смотрела на звезды и думала о том, удался или нет ее нехитрый обман. И вспоминала об их первой встрече.
        Парадный зал старого замка, серебряный кубок с белым вином в ее руках, учтивая улыбка, ничего не значащие слова…. Людвиг Ротбарт сразу же уехал. Он не знал, что короткая встреча расколола жизнь графской дочери, а она не могла и помыслить, что император не спит ночами, молясь настигшей его любви. Любовь… Они стали ее избранниками - император Миттельрайха и дочь графа Линденвальда!
        Летний ветер шевелил вышитые занавеси, ночь дышала ночной фиалкой и поздним жасмином. Юная императрица, задыхаясь от неслыханного, невозможного счастья, спустилась в сад, прошла тенистой аллеей, вышла на залитую серебряным светом поляну, и счастье сменилось ужасом. Она бросилась назад, к дому, но не добежала и упала в белую от незабудок траву, где ее и нашли.
        Если бы она тогда не вышла, если бы не позволила себя увидеть…
        - Мама! Мамочка!- Мики теребил ее за руку, вырывая из холодных светящихся волн, в которых она тонула. Сын! Как она о нем забыла?!
        - Сюда! Быстрей, во имя Господа!
        Цигенгоф тянет ее к алтарю, туда, где теплым золотом сияют церковные свечи. Их свет сдерживает лунную жуть, но как же быстро они сгорают.
        -Ничего,- бормочет Клаус,- скоро утро… Смотри, уже светает.
        Неужели он не понимает - это не рассвет, это луна, которая пришла за ней, так зачем бороться? Пусть волки получат, что ищут, только бы не тронули Мики. Клаус его выведет. Ради нее. А Руди воспитает. Ради Людвига.
        - Милика ,- все тот же зов, которому нельзя сказать «нет».- Милика… Милика…
        Мики плачет, Цигенгоф поднимает сына на руки, что-то ему говорит. Пусть Святая Дева защитит их обоих.
        - Клаус, позаботься о Мики.
        - Конечно… Погоди, ты о чем? Милика! Остановись.
        Цигенгоф бросился за ней, но помешал Мики, которого он держал. Растерявшийся граф замер на границе золота и серебра, прижимая к себе чужого сына, а Милика Ротбарт, протянув вперед руки, пошла к сияющему провалу. И навстречу ей медленно выступил зверь, тот самый, что звал ее в бреду.
        Огромный, с рудничную лошадку, медно-рыжий, он походил на длинноного гривастого лиса, а не на волка, каких немало водилось в окрестностях Линденвальде. Белая грудь, угольно-черные лапы, вытянутая морда в темной «маске», желтые, такие знакомые глаза, и в них не смерть, а любовь.

3
        Милика сошла с ума, а Цигенгоф не мог ничего сделать, потому что удерживал бьющегося Мики и потому что ему было страшно. Есть ужас, который держит на месте не хуже цепей, ужас, с которым не поспоришь. Клаус пытался вырваться, но предел есть у всего, кроме смерти и страха. Даже у любви, которая порой кажется всемогущей.
        Граф фон Цигенгоф мог лишь кричать, но Милика не слышала ни его, ни сына, а за спиной ворвавшейся в церковь бестии дожидались своего часа другие. Адское сиянье слепило, и граф, как ни старался, не мог счесть собравшихся у входа тварей. Их могло быть как десять, так и сто, исход был один. Волки это знали и не спешили нападать. Зачем? Ночь и смерть без добычи не уйдут, все свершится по их воле и в свое время.
        Лунные бестии замерли, не отрывая горящих глаз от своего вожака, к которому, пошатываясь, словно пьяная, брела обезумевшая Милика, а Клаус мог лишь смотреть. Он ее любил. Больше жизни, долга, совести, но луна и смерть оказались сильней любви.
        - Мама!- отчаянный вопль Мики разорвал лунные путы, и Цигенгоф схватился за пистолет. Волк стоял неподвижно, но между зверем и стрелком была Милика. Малышка хотела вернуться в Альтенкирхе, а он думал о каких-то приличиях и затащил ее в Вольфзее… Это все по его вине, так будь он проклят во веки веков!
        Одна из бестий двинулась вперед, остальные повторили это движение, не переступая, однако, ими самими определенной черты. Самый нетерпеливый сел, утробно зарычав, и вожак, словно отвечая, сделал шаг к Милике. В его горле клокотало, медная шерсть стояла дыбом, Клаус видел вздернутую черную губу и ослепительные клыки. Теперь он знал, как умерли солдаты и как сейчас умрут они.
        Зверь был готов к прыжку, а женщина ничего не понимала. Она потеряла рассудок и ничего не поймет, не успеет понять, остается Мики… Милика просила за сына, но им не спастись. Что ж, он избавит малыша от страданий. Смерть от пули будет быстрой, Мики не увидит над собой черной пасти, которой он так боится.
        Рычанье стало неистовым, звери были вне себя, они роптали, требовали, приказывали, но вожак оставался неподвижным. А Милика, Милика замерла, прижимая руки к груди, превратившись в еще одну статую Пречистой Девы. Волк поднял голову, сверкнули желтые глаза, и женщина с криком «прости!» бросилась на колени перед рычащим зверем.
        Глава 8
1
        Впереди, в холодном злом сиянии проступали звериные силуэты, но императрица знала - это лишь тени. Тени страха, разлуки, тоски. Что-то кричал Клаус, плакал сын, но Милика Ротбарт видела только родные глаза.
        - Людвиг,- шептала она, веря и не веря,- Людвиг…
        Они были вместе, и, кроме них, ничего не было. Ничего и никого! Людвиг ее нашел, и луна отступила.
        - Я останусь здесь,- лихорадочно шептала женщина,- здесь, у церкви… Ты будешь приходить ко мне, мы не можем потерять друг друга снова… Руди вырастит Мики, а я буду с тобой, только не уходи больше. Никогда не уходи… Пожалуйста…
        Вдовствующая императрица уткнулась лицом в рыжий мех и закрыла глаза, слушая, как стучит сердце Людвига. Больше она его не отпустит никуда и никогда. Еще одной разлуки ей не пережить. Она бы стояла так вечно, ощущая его тепло, ни о чем не думая, ничего не желая, но волк заскулил и высвободился из объятий.
        Людвиг…
        Он оттер ее плечом, и она послушно отступила. Людвиг оглянулся, коротко, отчаянно взвыл и замер, глядя на дверь.
        - Людвиг,- повторила Милика, он не услышал. Клаус, о котором она совсем забыла, схватил ее за руку и поволок к алтарю, в юбку вцепился плачущий сын.
        - Ты зачем уходила?- кричал Мики.- Он мог тебя съесть!
        - Мики,- начала императрица, но Цигенгоф сунул ей зажженную свечу и прошипел:
        - Ставь свечи. Пока горят свечи, они не пройдут… Забирай отовсюду и ставь у алтаря, все, что найдешь! Господь простит…
        Милика торопливо зажгла свечу пред иконой Благовещенья. Нежным золотом сверкнули волосы Марии.
        - Мама,- шепнул сын,- почему тихо? Это плохо?
        Мики был прав. Звери у порога смолкли, ветер тоже стих, тишину нарушало лишь потрескивание свечей, а затем послышались шаги. Кто-то торопился в церковь, и под его ногами шуршали сухие листья. Риттер?! Или тот, кто следит за храмом?
        Наверное, иначе почему его не трогают волки? Силы тьмы бессильны пред ликом Господа.
        Свеча перед иконой покачнулась и замигала, Милика торопливо поправила ее, обернулась и успела увидеть распластавшегося в прыжке волка. Захлебнувшийся вопль слился с рычаньем и чудовищным хрустом. Людвиг, ее Людвиг отшвырнул изломанное тело и бросился на второго пришельца - старика в коричневой куртке.
        - Людвиг.- Милика рванулась вперед.- Людвиг, стой! Это божьи люди!
        - Молчи!- Клаус ухватил женщину за плечо.- Он знает, что делает. Они из Вольфзее…
        Из Вольфзее? Да, конечно… Слуга Берты, как она его не узнала?
        Высокая старуха с непокрытой головой шагнула в церковь вперед спиной. Берта! Чего ей надо?
        - О Боже,- прохрипел Клаус.
        Кормилица Людвига ткнула пальцем в лунную пасть.
        - Отто!- выкрикнула она.- Отто Ротбарт!
        Людвиг поднял окровавленную морду, рыча на ворвавшегося в церковь волка, одноглазого, с седеющей гривой. Берта пятилась к алтарю, ее нога угодила в кровавую лужу, но она не заметила.
        - Отто!- Шаг назад, багровый след на светлом мраморе.
        Одноглазый зверь рванулся вперед, Людвиг бросился наперерез. Волки сшиблись грудью, словно глухари на токовище, захохотала Берта. В проеме, снова вперед спиной, возникла женщина в тяжелом придворном платье. Графиня Шерце!
        - Фридрих! Фридрих Доннер!
        Темная тень взмыла вверх, золотом сверкнули глаза. Огромный, больше и Людвига, и Отто, волк по-кошачьи мягко приземлился возле статуи архангела Михаила.
        Фридрих Доннер? Ротбарт Молния! Прапрадед Людвига и Руди? Он был добрым человеком, очень добрым, хоть и великим воином. Почему он слушает Берту?
        - Назад!- Клаус отшвырнул женщину к алтарю, где в нее вцепился Мики.
        - Зиглинда!- завопила Берта.- Зиглинда!
        Еще один зверь. Белый… Волчица. Самая прекрасная из императриц Миттельрайха. С Зиглинды великий Альбрехт писал Богоматерь…
        Цигенбок поднял пистолет, целясь в снежно-белую грудь, и тут Милика очнулась.
        - Берта!- только бы он понял.- Стреляй в Берту! Скорей!
        Грохот, пороховая гарь мешается с запахом свечей и крови, кормилица Людвига валится вниз лицом, царапая руками бледный мрамор. Лающий хрип: «Густав!» - в храм медленно входит еще один волк, на мгновенье замирает над телом и кидается к алтарю, но золотой свет отбрасывает тварь назад, в лунное озеро. «Пока горят свечи, они не пройдут…»
        - Дьявол!- Клаус отшвырнул разряженный пистолет.- Потерял пороховницу.
        Графиня Шерце споткнулась о руку мертвого слуги, Людвиг с Отто сплелись в рычащий, истекающий кровью шар, Зиглинда и Фридрих с воем заметались вдоль золотой границы.
        - Хайнрих!- топнула ногой статс-дама, и из лунной пучины возник темный силуэт.
        Кем он был, этот Хайнрих? Милика не знала, но он жил давно - теперь это имя произносят иначе.
        - Милика Линденвальде!
        Ее зовут? Графиня Шерце?!
        Статс-дама улыбалась. Милика видела ее улыбку в первый раз.
        - Сейчас ты умрешь!- Ноздри графини раздувались, в уголках губ пузырилась слюна.- Ты, выскочка, запятнавшая дом Ротбартов! Ты отобрала счастье у достойных, ты принесла беду, и ты умрешь! Но сначала увидишь, как издыхает твое отродье… И твой муж-отступник. Их не будет даже в аду, графиня Линденвальде. Слышишь, ты, даже в аду! Я хочу, чтоб ты это знала… Знала, что это из-за тебя, ты…
        Резкий, короткий свист, кликуша, шатаясь, хватается за горло.
        - Она знает,- бормочет Клаус фон Цигенгоф.
        Графиня вырывает кинжал, из рассеченной шеи вырывается алая струя, заливая руки святой Анны и ветки бересклета. Оттилия фон Шерце, опрокидывая вазу, валится к ногам святого Иосифа.
        - Она больше никого не позовет,- Клаус держит за кончик и рукоять второй кинжал,- и ничего не увидит, забери ее Сатана! Я всегда любил метать ножи… А сейчас поговорим по душам с гостями.
        Он не промахнулся - кинжал вошел по самую рукоять в шею того, кого звали Хайнрих. Вспыхнул и замерцал бледный лунный огонь, жалко звякнула об пол отвалившаяся рукоять. Зверь потянулся и зевнул, сверкнув белоснежными клыками.

2
        Нагеля пришлось бросить: конь не мог вскарабкаться по каменистой тропинке, да и говорить с волками легче пешему. Если, конечно, с волками можно разговаривать. Руди поднял голову - церковь нависала прямо над ним, стройный темный силуэт на фоне предутренних звезд, над крестом дрожит голубая звезда… Летом все бы уже закончилось, но ноябрь подыгрывает ночи.
        Из-под сапога сорвался камень - ничего страшного. Он не сломал шею в Люстигеберге, не сломает и тут. Волки выли совсем рядом, в их голосах слышались ярость и неудовлетворение - значит, он успел. Родственнички заняты добычей, но сейчас его увидят, и все решится.
        Поймут ли они, кто пришел? Мать говорит, за пределами Вольфзее в них не остается ничего человеческого. Если так, ему конец. Ему, Милике, Мики и Миттельрайху, по крайней мере, Миттельрайху Ротбартов, но мать лжет. Он знал ее тридцать два года и многому научился. В том числе не верить шепоту и крику.
        Рудольф Ротбарт перебрался через острое каменное ребро, спрыгнул на тропинку и вынул кинжал. Дальше он пойдет открыто, все равно церковь окружена и в ней всего одна дверь.
        Что-то шептали сухие листья, хрустели и осыпались мелкие камешки. Ветер дул в лицо, будь Руди зверем, он бы чуял запах сородичей, но Рыжий Дьявол все еще был человеком, хоть и пришел к волкам, и понял, когда его заметили. Больше ждать было нечего.
        - Волки Небельринга,- крикнул Рудольф, поднимаясь на вершину холма,- я хочу говорить с вами!
        Поняли. Повернулись к новому гостю. Лунный свет делал рыжие шкуры седыми, в глазах плескался холод. «Хвала луне, я родила настоящего волка»,- сказала мать. Настоящего ли?
        - Я - Рудольф, сын Марии-Августы и императора Михаэля, последний сын. Я пришел за своей невесткой и ее сыном. Если они мертвы, я убью себя, а вместе с собой и вас. Если живы, я их заберу. У вас есть выбор: умереть сейчас или отдать мне тех, кто мне нужен. Решайте.
        Он подбросил и поймал кинжал, удержал на клинке лунное пламя, нарочито громко засмеялся, тряхнул волосами и пошел вперед, на живую, глядящую сотнями глаз стену.
        Завтра, через год, через десять, двадцать, пятьдесят лет он станет одним из них, но сейчас не Небельринг властен над ним, а он над Небельрингом. Он не волк, он - Рыжий Дьявол, и он добьется своего или умрет.
        Рудольф Ротбарт шел сквозь воющее море, и оно расступалось пред ним, как расступились иные волны перед вождями зигов.
        Заложники и данники древней клятвы, которых никто не спросил, которым никто не оставил выбора. Такие разные в жизни и смерти, в посмертии они стали одинаковыми. Ночь и волчьи шкуры стерли различия.
        Красные шкуры, черные пасти, желтые глаза… Кто из них при жизни был кем? Кого любил, с кем сражался, о ком мечтал? Кто выстроил Залмецбург и взял Альтерфее? Кто отбросил орды Геримунтаса, швырнул на колени Филиппа Лоасского, возвел собор Святого Михаэля? Кто вынудил Рэму смириться и признать Миттельрайх неприкосновенным? Кто разбил в Витте сиреневые сады?
        Шаг за шагом через прошлое Миттельрайха, на губах - ухмылка, в руках - фамильный клинок. «Никогда не оглядывайся»,- говорил Готфрид Ротбарт, Готфрид Кремень. Здесь ли он? Здесь ли неистовая Кунигунда, перчатка которой стала причиной войны? А ее внук Иоганн, эту войну погасивший? Где его тезка Рудольф, давший приют печатнику Августу Платкхарду, полководец Отто, весельчак Губерт, покончивший с собой из-за несчастной любви принц Герхард?
        Вольфганг продал не только себя, но и весь свой род… Понимал ли он сам, на что идет? Чего хотел? Защитить свою землю, создать великую державу - или ему была нужна власть? Просто власть ради власти? И что теперь делать ему, идущему сквозь свое будущее?
        Латиняне могут выбирать между раем и адом, а у Ротбартов одна дорога - в Небельринг, а потом - в золу. Всем родом, всей стаей… Стоит ли Миттельрайх этого кошмара? Почему они цепляются за жизнь, за ТАКУЮ жизнь? Что помнят из человеческого прошлого, а что забыли? Что вспомнит он сам, когда очнется в Вольфзее? Что помнит Людвиг? Что помнит отец? Неужели, как и мать, жаждет крови внука? Вряд ли ты это узнаешь при жизни, Руди Ротбарт, а потом тебе будет все равно. Хватит! Ты почти пришел.
        Волки не пытались остановить родича, но их было слишком много. Звери напирали друг на друга, и Руди пришлось сбавить шаг. Из церкви слышалось рычанье, возня и удары, словно там дрались собаки, но люди молчали, даже Мики. Неужели мертвы? Если да, придется решать - умирать ему или жить. Если Мики и Милика живы, выбора у него нет.

3
        - Руди!- кричал Мики.- Руди!
        Этого не могло быть, но это было. Руди был жив, и он был здесь. Деверь стоял на пороге, щуря глаза, в руке - кинжал, на черном сукне блестит цепь регента. Он ничего не делал и не говорил, но волки прекратили бой. Один, с окровавленной мордой, прихрамывая, подошел и встал рядом с братом.
        - Руди,- выдохнула Милика,- это Людвиг.
        Рука человека легла на голову зверя. Деверь что-то сказал Людвигу, и тот лег, положив морду на вытянутые лапы. Взгляд Рудольфа скользнул по освещенному алтарю, остановившись на прижавших уши волках.
        - Вас призвали луной и вашими именами,- голос Рудольфа звучал устало и глухо,- уходите за теми, кто вас призвал.
        Руди поднял тело статс-дамы и понес к выходу. Клаус захлопал глазами и бросился к Берте, но не поднял, а поволок за ноги. Что случилось дальше, Милика не видела: догорающие свечи сплелись в золотой венок, закачавшийся на серебряной волне, и все исчезло в горьком осеннем дыму.
        В императорском парке жгли палую листву, а она носила под сердцем Мики. Плащ и тяжелое платье скрывали беременность, и Людвиг ничего не заметил. Он только-только вернулся с лоасской границы и отыскал жену среди рыжих кленов и
        отцветших роз. Милика не ждала его так скоро, от радости у нее подкосились ноги, муж ее подхватил и засмеялся.
        А потом они брели, держась за руки, среди задумчивых статуй, в воздухе тихо кружились листья, а над горизонтом поднималось облако, похожее на однорогого оленя…
        - О чем ты думаешь?- спросил Людвиг, и она ответила:
        - О нашем сыне.
        - Что ты сказала?- Император остановился и притянул ее к себе.
        - Я сказала,- прошептала Милика,- что жду ребенка.
        - Как это вышло?- Он был бледен как полотно.- Во имя Господа, как?
        - Как у всех.- Милика встала на цыпочки и поцеловала мужа в губы. - Ты слишком доверял лекарям, но иногда снадобья бессильны.
        - Абентман ответит за свою глупость!
        - Он не виноват.- Милика лукаво улыбнулась.- Ни одно снадобье не подействует, если его вылить.
        - Так ты,- он задохнулся,- ты меня обманула! Господи, как ты могла…
        - Людвиг!- Почему он побледнел?- Я рожу тебе сына, у тебя будет наследник, и твоя мать нас простит.
        - Так ты это сделала из-за нее? Что она тебе сказала?!
        - Ничего.- Она прижалась к нему.- Ее величество со мной не разговаривает. Людвиг, ты не понимаешь… Ты уехал, тебя не было, но ты остался со мной, во мне…
        Он молча смотрел на нее, и ей вдруг стало страшно, как тогда, в лунном саду.
        - Ты сердишься? Прости, пожалуйста! Прости меня, но я так хотела сына… Я это сделала из-за тебя, как… Как и все.
        - Маленькая, что ты? Конечно же, я счастлив. Просто все так неожиданно. Ты же больна…
        - Я здорова. Ты больше не сердишься?
        - Я? На тебя? Какая же ты глупышка! Когда он родится?
        - В январе.
        - Мы назовем его Михаэлем. В честь отца… а крестным будет Руди. Ты ведь его любишь?
        - О да,- покачнувшийся было мир вновь вернулся на место, - ведь он так похож на тебя.
        - Руди сильнее,- Людвиг говорил словно сам с собой,- да, он сильнее, и он сможет.
        - Что сможет?
        - То, что не могу я,- он на миг задумался и вдруг улыбнулся,- или не хочу. Например, выиграть войну. Ведь ты же не захочешь, чтобы я весной воевал? Смотри, какое облако, совсем как рыба.
        Рыба? Но облако походило на оленя…
        - Что с мамой?- Голос еще не рожденного сына ворвался в дворцовый парк, и счастье растаяло вместе с небесной рыбой.
        - Все хорошо, она приходит в себя…
        Как трудно открыть глаза и поднять голову. Как трудно просыпаться, возвращаться в боль, в холод, в одиночество.
        - Милика, во имя дьявола, почему тебе не сиделось в Хеллетале?- Рудольф, он и в самом деле пришел. А она почти решила, что это сон.
        - Я хотела поговорить с тобой о твоей… о твоей…
        - Это я виноват,- признался Клаус,- мы боялись за тебя. Эти твои поездки…
        - Куда моим поездкам до ваших,- ухмыльнулся Руди. Он всегда ухмылялся, всегда спорил и никогда ни о чем не говорил всерьез. Людвиг был другим, он не смеялся над тем, над чем смеяться нельзя. Людвиг! Где он?!
        Милика рывком села, сбросив с себя куртку Руди. Над головой были золотые, пронизанные солнцем ветки, сквозь которые нестерпимо синело небо.
        - Руди,- женщина вцепилась в руку деверя,- где Людвиг?
        - Ушел,- лицо Рудольфа было совершенно спокойным,- и нам тоже пора. Вернее, вам. У меня здесь еще пара дел.
        - Я не пойду!- Милика попробовала встать, но ноги подкосились, и она почти упала на пол.- Я останусь. С Людвигом. Руди, ты позаботишься о Мики?
        - Позабочусь,- буркнул деверь,- и немедленно. Сыну в первую очередь нужна мать, так что изволь отправляться с Клаусом. Нагель в порядке, я смотрел. Как доберетесь, пришлите сюда священника. И коня поприличней.
        - Я не хочу,- замотала головой Милика,- мое место здесь. С Людвигом.
        - Руди,- Клаус в отчаянье переводил взгляд с нее на деверя и назад,- давай наоборот.
        - Цигенбок!- голос Рудольфа хлестанул, как кнут.- Ты уже сделал все, что мог, и даже больше. Забирай их, и вон отсюда!
        - Я не уйду,- деверь ее не слышит, не желает слышать, но она заставит считаться со своей любовью, будь он хоть трижды регент,- слышишь, не уйду!
        - Уйдешь,- Рудольф схватил ее за запястья, вынуждая встать,- если любишь Людвига, а не себя, уйдешь. Клаус, долго еще вас ждать?!
        Милика рванулась, но Руди мог сдержать дикого жеребца, не то что женщину. Он не позволит ей остаться, но она теперь знает дорогу. Принц-регент не станет вечно сидеть с невесткой, у него слишком много дел.
        - Пусти,- попросила Милика, и брат Людвига, не говоря ни слова, разжал руки,- мы едем с Клаусом.
        Цигенгоф торопливо подхватил Мики, и они втроем пошли к тропинке. На краю обрыва Милика оглянулась: Рудольф Ротбарт стоял у церковной ограды и смотрел им вслед золотым волчьим взглядом.
        Эпилог
1
        В лиловеющем небе кружило воронье, рвались ввысь шпили Святого Михаэля, за ними проступала прозрачная луна. Принц-регент поднялся и неспешно задернул шторы.
        - Спасибо,- от души поблагодарил Цигенгоф,- после вчерашнего я с этой круглой дурой не в ладах.
        - Она скоро похудеет,- утешил Руди.
        - Слушай,- Цигенбок внимательно посмотрел на приятеля,- никак не пойму, что с тобой сегодня не так.
        - Спроси что полегче,- предложил его высочество,- тут я тебе не помощник.
        - Полегче, говоришь? Тогда откуда ты взялся? Я был уверен, что ты у своей красотки.
        - Георга благодари,- зевнул Рудольф.- Вот уж действительно во всем плохом есть свое хорошее.
        - Георга?- Цигенбок явно ничего не понимал.- Он-то тут при чем?
        - При многом… Хочешь выпить?
        - Признаться, не очень
        - А я выпью.- Руди налил вина и кивнул на свернувшуюся у камина Брауне.- Спит… Всю ночь выла, а теперь спит.
        - Ты говорил о Георге.
        - Говорил.- Рудольф ополовинил бокал.- Я удрал из Витте, потому что не хотел его видеть. Иногда нет ничего хуже старых друзей, которые тебя знают лучше, чем ты сам. Особенно если одному из них взбрело в голову тебя убить.
        - Георг хотел тебя убить?- затряс головой Цигенгоф.- Пожалуй, я все-таки выпью.
        - Пей,- разрешил Рудольф, вновь берясь за бокал.- Пока ты пытался натравить на меня Милику, сюда явился Георг. Ему передали, что я прошу его подождать. Он остался, но сначала куда-то послал слугу, что и требовалось доказать.
        - А потом?
        - А потом я доказал,- хмыкнул Рудольф,- на пустыре в Льняном переулке. Знаешь это место?
        - Обижаешь,- возмутился Цигенбок,- его весь Витте знает. И скольких ты убил?
        - Четверых. А пятый оказался молочным братом моего лучшего друга Георга.
        - Господи…
        - Господь тут ни при чем, скорее уж сатана. Но, как ты понимаешь, встречаться с Лемке мне расхотелось, и я решил развеяться.
        - И что теперь будет?
        - Не знаю!- Глаза Руди бешено сверкнули.- Со мной и впрямь что-то не так, даже ты заметил! Я - регент, Клаус, а не палач… Я знаю, что должен сделать, и я сделаю, но, дьявол, уж лучше б мне руку под Гольдфельтом оторвало!
        - Ты с Георгом так и не виделся?
        - Нет. Слушай, Цигенбок, иди отсюда, а? И без тебя тошно.
        - Ладно, не злись. Просто я не мог поверить, что это Лемке.
        - А сейчас веришь?
        - А что мне остается? Свинья!
        - Можно сказать и так, ладно, проваливай.
        - Ну, если я тебе не нужен…
        - Мне никто не нужен,- рявкнул Руди и вдруг осекся,- разве что…
        - Что?- хриплым голосом переспросил Цигенбок.
        - Брат Готье Бутора предпочел собственный кинжал топору палача…
        - Его предупредили,- тихо сказал граф фон Цигенгоф.
        - Да,- подтвердил принц-регент,- у него нашелся друг, который его предупредил.
        - Говорили, что Анри де Монлу сделал больше. Он избавил друга от греха самоубийства.
        - Георг фон Лемке - твой друг?- Рудольф Ротбарт улыбался, и его улыбка живо напомнила Клаусу о вчерашних волках.
        - Да.- Цигенбок торопливо поднялся и вдруг хлопнул себя по лбу.- Я наконец понял, что не так. Где твоя цепь?
        - Потерялась.- Руди залпом допил вино.- Прошлой ночью много чего потерялось…

2
        Почему волки не говорят? Неужели мало потерять душу, имя, лицо, нужно еще и лишить голоса. Эх, Людвиг, Людвиг… Что ты натворил и как нам теперь с этим жить?
        Вздох, тяжелая лапа скребет пол, и снова взгляд - молящий, отчаянный. Рыжая морда в черной маске тычется в серебряную цепочку.
        - Хочешь, чтоб я снял крест? Надел на тебя?
        Волки скулят, как собаки, он никогда в жизни не сможет убивать волков. Людей сможет, а волков - нет. Но цепочка коротка, мастер делал ее для человека. Ничего, из цепи регента выйдет отличный ошейник.
        - Давай голову!
        Золотая вспышка, дикая резь в глазах и такой знакомый голос!
        - Руди!
        - Ты?! Никогда не думал, что стать человеком так просто.
        - Просто,- подтверждает брат,- нет ничего проще смерти, когда-нибудь ты это поймешь.
        - Не думаю. Дьявол, как же я рад тебя видеть! Мать сказала, что обратной дороги нет, и я почти поверил.
        - Она не лгала,- бросил Людвиг,- волки Небельринга становятся людьми, проходя ворота Вольфзее, но для меня они закрыты.
        - Им же хуже,- пожал плечами принц-регент.- Пойдем отсюда, под открытым небом легче дышится.
        - Нет,- Людвиг Ротбарт обвел глазами лики святых, - я могу говорить с тобой только в церкви. Руди, ты знаешь, что боги хранят Миттельрайх, пока им правят потомки Вольфганга?
        - Мать сказала,- кивнул Руди,- только сдается мне, что и луна внакладе не осталась.
        - Теперь это неважно.- Людвиг опустился на резную скамью. - Если Ротбарты потеряют трон, Небельрингу конец, а с ним и щиту Миттельрайха. Это правда, Руди, хотя поверить в нее и трудно, я и сам не верил…
        - Не верил или не знал?
        - Перед коронацией я вписал в книгу Вольфганга свое имя. Разумеется, я прочел договор, но мало что понял. Конец династии - это всегда смуты, войны, разруха, чего удивляться, что предок пекся о продолжении рода? Я вспомнил о клятве, только встретив Милику. Мать была вне себя…
        - Еще бы, ведь она нашла тебе невесту. Дьявол, сватать тебе высокую брюнетку?!
        - Руди, избави тебя Господь узнать, что такое любовь.
        - Лучше я сам себя избавлю, это надежней. Прости, я тебя перебил.
        - Мать тоже узнала всю правду лишь в Вольфзее, хотя императрице, когда она носит сына, открывается многое. Женщины не знают, но чувствуют.
        - Милика выносила Мики, и ей ничего не открылось… Людвиг, я уже ничего не понимаю.
        - Это трудно понять…
        Алая кровь на рубахе. Открылась рана?
        - Помолчи, я тебя перевяжу.
        - Бесполезно,- Людвиг улыбнулся одними губами,- волк Небельринга, надевая крест, отрекается от клятвы Вольфганга. Для того здесь и построили церковь, только нам без помощи в нее не войти. Милика меня позвала, ты отдал мне крест, и я вернул свое тело. От рассвета до полудня.
        - В полдень ты снова станешь волком?
        - В полдень я умру,- просто сказал Людвиг,- окончательно и бесповоротно. Не буду врать, что мне не страшно, все равно не поверишь.
        Исполненные кротости взгляды, молитвенно сложенные руки, золотое сиянье. Святой Иоанн, святой Габриэль, святая Мария… И тут же бурые пятна на белом мраморе, засыхающие ветки, сгоревшие свечи. Врата спасения, врата смерти…
        - Руди, ты слышал о лунном проклятье?
        - Нет.
        - Это - болезнь. Очень редкая. Она возникает из ниоткуда и переходит от матери к дочери, потому что сыновья умирают в младенчестве. Женщина кажется здоровой, но лишь кажется. Жена Хорста Линденвальде была больна. Узнав, что с ней, графиня приняла яд, но для всех она умерла родами. Врач скрыл правду, но объявил, что Милике Ротбарт нельзя рожать. Когда я попросил руки Милики, Линденвальде сказал мне то, что знал сам, но я слишком любил…
        Бесплодный брак не принес бы зла, наш род продолжили бы твои дети, но Милика меня обманула. Потому что любила, и желание подарить мне сына оказалось сильнее страха смерти. Мы лгали друг другу из любви, и мы погубили все и себя…
        - Тебе лучше отдохнуть!
        - Помолчи! Когда Милика призналась, что беременна, я вспомнил договор Вольфганга. Император может выкупить чужую жизнь ценой собственной. Я не верил, что это правда, но утопающий хватается за соломинку… Жизнь без Милики казалась мне невозможной, и я отдал себя Небельрингу.
        - Ты просил меня позаботиться о жене, выходит, все-таки верил.
        - Да. И нет. Получи я знак того, что выкуп принят, я б сказал тебе все, но не случилось ничего. Понимаешь, ничего! Милика родила Мики, все было так хорошо, что я и думать забыл о своей жертве. Луна взяла меня тогда, когда я этого не ждал. Я уснул в своей постели и очнулся у ворот Вольфзее, закрытых ворот.
        …А кровь все льется и льется; льется и уходит в мраморный пол, словно в песок. Сколько же ее!
        - Это все?
        - Нет. Милика не должна была умирать, я спас не ее, а Мики. От смерти, но не от лунного проклятья. Михаэль не будет иметь сыновей, а его дочери понесут в себе болезнь, но и это не все. Если наследница Михаэля выйдет замуж, ее супруг вступит на трон и династии Ротбартов придет конец, а вместе с ней - Миттельрайху.
        Я не могу ничего исправить, а ты можешь! Да, я предал Миттельрайх ради женщины, но я, не ты. Ты сильнее меня, я говорил об этом Милике, она не поняла. Я оставляю тебе все: империю, Милику и Мики. Я прошу о невозможном, Руди, но я прошу. Пусть мой сын умрет перед коронацией, и умрет счастливым… Он не должен узнать, что в нем спит гибель его детей, династии, Миттельрайха. Это все равно, что дать парню нож и сказать: «Твои родители виноваты, возьми и убей себя!» Ты бы смог с этим жить и править?
        - Не знаю, не пробовал…
        - А я знаю. Другого выхода нет! Руди, Милика должна уйти раньше Мики. Пережить единственного сына - это слишком страшно.Слишком! Обещай мне это!
        - Ты говоришь, другого выхода нет.- Руди сжал руку брата, она была ледяной. - А я все-таки проверю. У меня есть пятнадцать лет. Да за это время можно из ада выбраться!
        - Ты выберешься,- улыбнулся Людвиг,- ведь ты - дьявол, а теперь иди.
        - За кого ты меня принимаешь?
        - За своего брата! Отрекшиеся умирают тяжело, не хочу, чтобы ты это видел. Помни меня таким, каким я был, мне так будет легче.

3
        - Ваше высочество. Ваше высочество!
        - Да?- вот она, жизнь. Хочешь, не хочешь, тебя будут звать, просить, напоминать.
        - Прибыл граф фон Лемке.
        - Пусть заходит.
        - Рудольф, что ты опять натворил?!- Георг захлопнул дверь перед носом ничуть не удивленного лакея.
        - Ничего особенного,- забавно, а ведь так оно и есть,- убил одного друга и назначил другого вторым маршалом.
        - Указ я получил,- кивнул Лемке.- Когда воюем и кого ты прикончил?
        - Свинью,- лаконично сообщил его высочество.- Подробности расскажет твой молочный братец.
        - Цангер? Этого-то ты где раскопал?
        - В Льняном переулке. Он меня ждал.
        - Так вот где ты шлялся.- Темные глаза Лемке стали серьезными и грустными.- Цигенбок?
        - Да.- Руди подошел к окну.- Как ты догадался?
        - Клаус сходил с ума по Милике, а ей необходим защитник. Пока есть ты, другие не нужны. Не будет тебя, вдовствующая императрица схватится за того, кто окажется рядом, а Цигенбок окажется.
        - Уже не окажется. Ты будешь смеяться, но наш общий друг попытался свалить все на лоассцев, а потом на тебя.
        - Что ж, я ему тоже мешал, хоть и меньше тебя. Как ты понял, что это Клаус? Папа и Лоасса спят и видят спровадить тебя к праотцам, а я, знаешь ли, тоже влюблен в Милику.
        - Знаю,- кивнул принц-регент,- но ты сто раз мог убить меня на войне или хотя бы не спасать. Кстати о войне, для всех граф фон Цигенгоф срочно отбыл в армию, где и погибнет на глазах капитана Цангера. Разумеется, со славой.
        - Значит, Макс все же умудрился заработать,- пошутил Георг.- Хоть кто-то не внакладе!
        - Да,- без всякого выраженья произнес принц-регент,- кто бы ни побеждал, цангеры в барыше. Завтра я представлю тебя Военному Совету, а потом мы поедем в Лемке, и я попрошу руки твоей сестры.
        - Цигенбок не стоит такой жертвы,- бросил фон Лемке.- Руди, что случилось? Что НА САМОМ ДЕЛЕ случилось?
        - Полнолуние,- улыбнулся Руди,- всего-навсего полнолуние…
        notes
        Примечания

1
        Дерьмо.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к