Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню Вера Викторовна Камша
        Отблески Этерны #12
        «Худшее позади…» Как часто повторяют эти слова на излете смутных времен, войн, катастроф, эпидемий. Худшее позади, и отсидевшиеся в укромных местах принимаются строить планы на будущее, только эти планы отнюдь не всегда достойны и разумны. Худшее позади, и уцелевшие и дождавшиеся спешат жить и любить, только отнюдь не все беды, подвиги и потери остались в прошлом. Пусть не сейчас, а спустя Круг маяки вновь погаснут, и разогнавшийся ШАР СУДЕБ сметет все «с горами и небом, криком и тишиной». Чтобы этого не случилось, кому-то нужно шагнуть в неизвестность здесь и сейчас. Чтобы этого не случилось, вечная охота должна, как и прежде, гнать и гнать смерть.
        И все же худшее позади, а значит, можно навестить родовое гнездо, разгадать древнюю тайну, поучаствовать в мистерии, жениться в конце концов! Армии на зимних квартирах готовятся к будущим военным кампаниям, непростым, но, вне всякого сомнения, победоносным. В Старой Придде все сильней бурлят политические и любовные страсти. Рокэ перебирает струны, Лионель совершенствуется в алатском, Селина выбирает драгоценности, Руперт пристраивает кошку, а Валентин с Арно пьют вино и считают лебедей. Скоро, уже совсем скоро весна. Что она предвещает?
        Вера Камша
        Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню
        Иллюстрации на обложке Оксаны Санжаровой
        Иллюстрация на форзаце Анны Плис
        Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *
        АВТОР БЛАГОДАРИТ ЗА ОКАЗАННУЮ ПОМОЩЬ
        Евгения Баранова, Александра Бурдакова, Егора Виноградова, Александра Гинзбурга, Ирину Гейнц, Марину Ивановскую, Дмитрия Касперовича, Александра Куцаева (Colombo), Илону и Сергея Спилберг, Елену Цыганову (Яртур), Игоря Шауба, Настасью Шибаеву.

* * *
        МНОГИЕ НАЗОВУТ МЕНЯ ИСКАТЕЛЕМ ПРИКЛЮЧЕНИЙ, И ЭТО ТАК.
        НО ТОЛЬКО Я ИСКАТЕЛЬ ПРИКЛЮЧЕНИЙ ОСОБОГО РОДА, ИЗ ТОЙ ПОРОДЫ, ЧТО РИСКУЮТ СВОЕЙ ШКУРОЙ, ДАБЫ ДОКАЗАТЬ СВОЮ ПРАВОТУ.
        МОЖЕТ БЫТЬ, Я ПОПЫТАЮСЬ СДЕЛАТЬ ЭТО В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ.
        Я НЕ ИЩУ ТАКОГО КОНЦА, НО ОН ВОЗМОЖЕН, ЕСЛИ ЛОГИЧЕСКИ ИСХОДИТЬ ИЗ РАСЧЕТА ВОЗМОЖНОСТЕЙ.
        И ЕСЛИ ТАК СЛУЧИТСЯ, ПРИМИТЕ МОЕ ПОСЛЕДНЕЕ ОБЪЯТИЕ.
        Эрнесто Рафаэль Гевара де ла Серна

* * *
        Не гадай, суждена ли с тобой нам дорога назад -
        И с порога сумей остающимся вновь улыбнуться.
        Запрети себе думать о смерти, шагая в Закат:
        Просто верь, что она у нас будет - возможность вернуться.
        Потому что прощаться навеки - оно не для нас,
        Потому что есть те, кто нас ждет - и поклялся дождаться…
        Ставки, как никогда, на кону высоки в этот раз,
        Только нет у нас права в бою нынче дрогнуть - и сдаться.
        С легким сердцем отбрось то, с чем стало расстаться не жаль,
        Но не рви тебя к жизни земной привязавшие нити…
        …Снова пламя свечей отражает алатский хрусталь,
        И срывается с губ, дорогих до озноба: «Живите!..»
        И гитара звенит, и горчит на губах вкус вина…
        Сколько было всего за плечами, что нас не сломало?
        Слышишь? Вспомни об этом, вино допивая до дна,
        Прежде чем разобьем мы с тобой на удачу бокалы.
        Мы долюбим еще, досражаемся - и допоем…
        …Там, за гранью, где с явью смыкаются морок и небыль,
        Будут тропы, вперед уводящие - за окоем,
        И в конце этих троп - моря блеск, а над тропами - небо.
        Не развяжется то, что завяжем мы крепким узлом,
        Пусть схлестнуться с бедой - это дело всегда непростое.
        …И, пока не созреют каштаны в Осенний Излом
        И рябин не зажгутся костры, хоронить нас не стоит…[1 - Здесь и далее стихотворные эпиграфы Елены Толоконниковой (Красный Волк).]
        Пролог
        ЗИМНЕЕ ЗАТИШЬЕ
        Жизнь не является работой:
        безостановочная работа
        может свести с ума.
        Шарль Андре Жозеф Мари де Голль
        Глава 1
        Кипара. Урготелла
        1 год К. Вт. 9 - 10-й день Зимних Ветров

1
        Пегие от снежных пятен поля и облетевшие колючие изгороди прикидывались незнакомыми, а ведь мадокским трактом маршал Капрас уже проезжал. Минувшим, чтоб его, летечком. И река, нынче разжиревшая от дождей, и стерегущее поворот здоровенное дерево, и трактир, где стало известно о налете на мельницу, - это все уже было. Глаза узнавали, память подтверждала, но маршал отчего-то ощущал себя возникшим ниоткуда и едущим в никуда. После Белой усадьбы он себя чувствовал похоже. Тогда в съежившемся от безнадежности мире не осталось ничего, кроме ушей коня да полускрытой туманом спины рысящего впереди солдата, но из ставшего кошмаром имения они все же возвращались ночью.
        - Помните? - тихо спросил державшийся рядом Агас. - Поворот на мельницу.
        - Еще бы! - огрызнулся Карло и очнулся. - Каким очевидным тогда все казалось! Сейчас бы так…
        Куда уж очевидней! Сдать захваченных мародеров местным властям и лететь к Паоне - присягать новому императору и вместе с ним ждать весны, готовясь дать бой язычникам. Уцелевших разбойников в самом деле сдали, как положено, но дальше все пошло вкривь и вкось. Злокозненные шайки множились, местные власти умоляли о защите, а Паона с каждым присланным циркуляром становилась непонятней и неприятней.
        - Мой маршал, - забеспокоился Агас, - ведь вы же решили?
        - Решил, - кратко подтвердил маршал и, прекращая разговор, дал Солнышку шенкеля. Увести корпус, тем самым лишив защиты две, если не три провинции, было немыслимо, но чувствовал себя Карло омерзительно. Нечто подобное испытывают совестливые женихи, готовясь разорвать помолвку с не ожидающей бегства невестой. Император тоже не ожидал, по-прежнему числя командующего некогда Малым, а ныне Славным Северорожденным корпусом усердным служакой и добрым подданным. В таковом качестве маршал Капрас регулярно получал рескрипты, и в них не содержалось ничего, требующего от совести немедленно сорвать перевязь. Кроме осеннего распоряжения о выявлении и преследовании кагетских пособников, главными из которых, как ни крути, выходили сам Карло и укрывший Гирени мирикийский епископ.
        «Возмутительный и богохульный» Баата это тоже понимал, потому и предложил тайную встречу у Гидеона Горного. Капрас поехал и услышал, что любящий брат готов немедленно забрать родную кровь в Кагету; так готов, что Карло почти поверил в немыслимое родство.
        Потерявший почти всю семью казар и впрямь мог счесть Гирени чудом спасшейся единокровной сестрой. Не имевший вовсе никакой родни маршал отдать обретенную на старости лет «сваю женшчину» не мог, о чем и сказал. Казар возликовал и тут же дал согласие на брак, огорошив будущего зятя чудовищным приданым. Кагетская женитьба оборачивалась тысячами полновесных монет, сотнями коней, десятками драгоценных ожерелий и четырьмя рубиновыми венцами.
        Золото Баата обещал прислать в условленное место еще до свадьбы, и лишним оно точно не было, но разрыв с Паоной из-за этого в глазах приличных людей оборачивался изменой, причем самой что ни на есть мерзкой. Бросить на произвол судьбы союзника, которого был послан защищать, а потом предать и собственного императора! Отсиживаться за чужими спинами, по сути захватив при этом три провинции. И если б только захватив - отправленный на север легат зверски убит, виновными же объявлены первый помощник погибшего и отставной стратег, с которым тоже успели расправиться. Ну и кто у нас выходит убийцей Прибожественного? Удодию ясно: дезертир и предатель Капрас!
        Прежний Карло, обретайся он сейчас в столице, первым потребовал бы казни себя нынешнего. Если весной мориски возьмут верх, защитники Паоны, умирая, будут проклинать не язычников, не оказавшегося бессильным против багряноземельской чумы императора, а подлого изменника… Попробуй разгляди из большой войны войну малую, а та, будь все четырежды проклято, жрет не меньше, а может, и больше. На обычной войне, оказавшись в стороне от дорог, по которым шляются армии, выжить можно, а ты уцелей среди разбойничьих шаек, когда любой затаивший обиду подонок рад вышибить ногой дверь и заживо содрать с тебя шкуру!
        - Господин маршал, - прервавший невеселые мысли штабной адъютант был чуть ли не до самого носа заляпан желтоватой дорожной грязью. - Срочная депеша от господина доверенного куратора.
        - Давай! - обрадовался хоть какой-то заботе Капрас. - Долго искал?
        Оказалось, не искал вовсе. Бесценный Фурис не стал полагаться на удачу, а разослал людей по всем дорогам, на которых мог появиться маршал, не позабыв при этом о своей любимой секретности. Лучший способ не выдать тайны - ее не знать, и господин доверенный куратор вручил гонцам изложенную по всем правилам канцелярского искусства просьбу задержаться в должным образом охраняемом месте, куда будут срочно доставлены архиважные известия из главной квартиры.
        - Смотри, - Карло ткнул рукой в сторону видневшейся сквозь сплетенные ветки крыши. - Это трактир, я в нем остановлюсь и буду ждать. Поехали, хоть согреешься.
        Адъютант жалобно вздохнул и отказался. Фурис имел обыкновение выспрашивать об исполнении поручения во всех подробностях, а признаться бывшему писарю в вызванной удовлетворением жалких человеческих потребностей задержке не рискнул бы и сам Капрас, что уж говорить о едва знакомом с бритвой теньентике? Маршал проводил глазами удаляющуюся фигуру и с удовольствием двинулся навстречу подогретому вину и жареному мясу. Гадать о будущих новостях прежде времени он не собирался.

2
        Слуги в коричневых с золотом ливреях распахнули двери, и Луиджи Джильди шагнул во влажное щебечущее благоухание. Одна из урготских герцогинь, вроде бы бабка Фомы, души не чаяла в диковинных растениях, и в Урготеллу принялись свозить всё, что удавалось найти. За августейшей фамилией потянулись приближенные, потом мода перекинулась на Бордон с Агарией, но герцогские оранжереи так и остались непревзойденными. Прижимистый, как любой прирожденный торгаш, Фома на цветочное наследство денег не жалел, что вынуждало заподозрить некий малопонятный расчет. Вот расчет со скреплением союза Ургота и Фельпа был очевиден, причем новоиспеченное герцогство выгадывало заметно больше. Отец так и сказал, и Луиджи без лишних слов согласился, а что ему еще оставалось? Жениться наследнику трона рано или поздно пришлось бы, так почему не сейчас и не на дочери Фомы? Ее, по крайней мере, не было на вилле Бьетероццо.
        Когда Луиджи теперь уже позапрошлой осенью болтался в Урготе, он был не более чем капитаном выкупленной Алвой галеры. Урготских наследниц будущий принц видел от силы пару раз, да и то издали. Старшая ходила в розовом и казалась выше и худее сестры, младшую одевали в голубое, видимо, из-за более светлых волос. Она и сейчас была в голубом, сидела у круглого бассейна, уткнувшись в книжку, хотя мраморная крошка под ногами гостя скрипела весьма красноречиво. Неписаные правила требовали простоять несколько минут, якобы любуясь будущей супругой, и Луиджи честно остановился. Он еще мог уйти, но бегства никто бы не понял, и первым - отец. Что ж, Юлия не хуже других, а лучшая в мире девушка почти два года как упокоилась в родовом склепе. Когда-нибудь герцог Луиджи доберется до Бордона и отнесет Поликсене белые венчальные маки. Если Фельп будет сильным, ему не откажут…
        - Это вы? - свою роль в свадебной мистерии дочь Фомы помнила назубок.
        - Да, сударыня, - покорно произнес Джильди, принуждая себя смотреть на свеженькое румяное личико. Девушку, менее похожую на Поликсену с ее оленьими глазами, нужно было еще поискать, и слава Создателю! - Ваш батюшка разрешил мне с вами переговорить.
        - Тогда прошу вас сесть, - ручка с пока еще девическим браслетом указала на обитый шелком пуф. Принцесса расположилась на таком же, а между пуфами целомудренно втиснулся столик с фруктами и какой-то миской, кажется, из серебра.
        - Простите, что прервал ваше уединение. - Свой долг он исполнит, а новой любви в его жизни не будет, да и решено уже все. - Вы ведь читали?
        - Да, я люблю здесь читать, - Юлия тронула приколотый к груди мясистый цветок, с которым Луиджи после объяснения предстояло отправиться к Фоме. - Я предпочитаю стихи… Они позволяют прожить и прочувствовать то, чем мы обделены по воле рока.
        - Вы совершенно правы, - согласился Луиджи. В поэзии он разбирался скверно, да и рассуждать о слащавой ерунде не хотелось совершенно. - Сударыня, ваш батюшка разрешил мне переговорить с вами.
        - Да, сударь. Вы об этом уже сказали, разумеется, я вас выслушаю.
        - Тогда я надеюсь, моя просьба не станет для вас неприятной неожиданностью. Фельп и Ургот - добрые союзники, и союз этот после устранения дуксии должен стать еще теснее. Наши отцы полагают, что правящим домам Ургота и Фельпа надо связать себя еще и родственными узами. Это и в самом деле необходимо, но вы еще и хороши собой, и умны. Фельп будет счастлив, если вы окажете ему честь и согласитесь стать моей супругой. Я надеюсь, вы полюбите наш великий город, и не сомневаюсь, что он полюбит вас.
        Всё! Нужные слова сказаны, пути назад нет! Пухленькая девица опускает глазки, смотрит в воду. Журчит фонтан, в прозрачной воде шевелятся рыбы - оранжевые, белые и бело-рыжие, пегие… Щебечет морискилла, одуряюще пахнет цветами. Муцио просил руки Франчески на берегу моря, они были счастливы, пока не вмешалась смерть. Франческа помнила свою любовь недолго, но она женщина, а женское сердце не терпит холода и пустоты.
        - Сударыня, умоляю вас ответить.
        - Это так неожиданно… Папа мне говорил, но я не думала, что вы столь торопливы… До мистерии, до вечерних катаний по лагуне… Вы читали о Феличе и Асканио? Они надели свадебные туалеты и бросились в морские волны, взявшись за руки. Ревела буря, гремел гром, бушевали в дебрях вихри, это стихии оплакивали истинную страсть. Всю ночь.
        - Да, сударыня, я об этом читал, - тут хочешь не хочешь, а врать приходится, - очень печально.
        - Они друг друга любили, а мы с вами - нет. - Юлия зачерпнула из примеченной Луиджи миски что-то вроде серых крошек и швырнула в воду. Полусонные рыбины немедленно ожили и всплыли, они пихались и широко разевали круглые рты, они были отвратительны.
        - Наши сердца нам не принадлежат, но и мы можем обрести счастье. - Ведь знал же, что с ломаками без выкрутасов не обойтись! Надо было начать с какой-нибудь сладкой чуши, короче бы вышло. - Вы прекрасны и умны, вас трудно не полюбить. Со временем… Мы будем гулять между гротами, придет весна, зацветут олеандры, нам никто не будет мешать. Весна - пора страсти, и она…
        - Прекратите. - Юлия отправила в рыбьи пасти еще одну пригоршню корма. - Я согласна стать вашей женой, но вы не станете требовать от меня любви, поскольку мое сердце навеки отдано другому. Я не уроню вашей чести и чести города Фельпа и подарю вам наследника. От вас я буду ждать того же.
        - Да, - пробормотал Джильди, чудом не брякнув, что подарить наследника мужчина не может. - Вы - поразительная… девушка, сударыня.
        - Я знаю, что такое любовь, - в бурлящую от разинутых ртов воду полетела следующая подачка. - Вы же этого не знаете и не узнаете никогда. Мужчины редко способны любить, их сердца полны жестокости и похоти. Я возьму с собой секретаря, камеристок и нескольких музыкантов, но фрейлин наберу в Фельпе. С прошлым я порву, хотя из души его не вырвать, оно будет терзать меня вечно.
        - Я вас понял, сударыня. Разумеется, я принимаю ваше условие. - Вот и прекрасно, лучше просто быть не может, но какая же она дура! Правда, найти мерзавца придется. Хорошо бы красавчик оказался не из гайифских прихвостней, тогда его довольно держать подальше от Фельпа. - Но я должен знать… кому вы отдали свое сердце. Поверьте, я бы не осмелился коснуться вашей раны, однако великая герцогиня Фельпа не может… любить его врага.
        - А я и не люблю, - миска опустела, но рыбы внизу этого еще не поняли и продолжали кишеть. - Мое сердце принадлежит спасителю Фельпа, и мой сын будет назван в его честь. Таково мое второе условие.
        - Так вы любите…
        - Не произносите это имя, - потребовала толстушка с рыбьей миской. - Я ответила на ваш вопрос, и довольно. Можете идти к отцу и передать ему… что Юлия Урготская исполнит родительскую волю и прощает его и сестру. Возьмите этот анемон. Он жжет мне руку.
        - Анемон? - удивился Джильди, который точно знал, что анемоны не жгутся и шипов у них нет.
        - Голубой анемон - тень несбывшегося счастья. Он подобен сломанному крылу любви, оплаканному облаками. Ступайте, позвольте мне побыть одной.
        - Да, сударыня, - Джильди торопливо схватил цветок, чей стебель был предусмотрительно вставлен в маленькую бутылочку. - Поверьте, мы еще будем счастливы.
        - Это невозможно, - отрезала теперь уже невеста. - Мужчина способен жить без любви, но я создана для любви, я люблю и буду оплакивать свою любовь вечно. Всякий раз, когда будет звучать кэналлийская гитара и дуть ветер с запада, мое сердце станет истекать кровью. Но вы этого не заметите, этого никто не заметит. Идите же!
        - Да-да…
        Из оранжереи Луиджи выскочил куда быстрей, чем положено счастливому жениху. К счастью, в прилегающих залах посторонних не болталось, только стража и слуги. Капитан Джильди перехватил цветок так, чтобы не было видно бутылочки, и отправился сообщать о полученном согласии. Сюрпризов беседа с будущим тестем не сулила, поскольку приданое, церемонию бракосочетания и предшествующие отъезду молодых в Фельп увеселения Фома уже обсудил с загодя приехавшей Франческой. Не испытывавший ни малейшего желания препираться из-за всяческих супниц Луиджи с радостью спихнул торговлю на вдову Муцио, и зря! Серьезный разговор заставил бы думать об интересах Фельпа, а не о дурацких признаниях. На душе было мерзко, хотя чего удивляться, что начитавшаяся сонетов пышка влюбилась в Ворона? Клелия на нем еще не так висела, и кондиции те же… «Со мной у тебя будет, как ни с кем…» Тьфу ты, пакость!
        Пакостью была давнишняя ночь с пантерками, завершившаяся то ли бредом, то ли визитом нечисти. Пакостью были сегодняшний разговор и будущая свадьба. Конечно, Алву никто не затмит, даже Савиньяк, а влюбленная в кэналлийца герцогиня не станет размениваться на всякую мелочь, но жить с женщиной, которая тебя каждый день станет сравнивать… Да еще об этом говорить, а говорить Юлия будет! И потом она, чего доброго, разведет рыб и примется их кормить.

3
        Обещанные новости подгадали точно к обеду, и привез их не штабной адъютант, а Пьетро. Капраса это не удивило - смиренный брат пользовался у Фуриса полным доверием.
        - Рад видеть, - сказал чистейшую правду маршал. - Присоединяйтесь, только что подали.
        - Благодарю, - врач-послушник предпочитал разъезжать по дорогам в военном платье, но что-то неуловимое выдавало в нем если не клирика, то человека, чуждого мирской суеты, что ли. Карло это нравилось. - Господин доверенный куратор просил передать вам письмо и уточнить кое-что на словах.
        - Давайте письмо, - распорядился командующий, - и берите ложку. По такой погоде поститься глупо.
        - Мое служение не требует постов, - смиренный брат невозмутимо разломил сырную лепешку, - к тому же святой Адриан чрезмерное утеснение плоти не одобрял.
        - И правильно делал, - обрадовался маршал. - Не зря его в армии почитают больше других.
        - В армиях, - уточнил Пьетро. - Святого Оноре печалило, что люди убивают друг друга, вознося одни и те же молитвы, но это началось не с нас и не на нас кончится.
        - Еще бы! - Бывают же клирики, с которыми легко, а бывает вроде и свой брат вояка, от которого взвоешь… Непривычно философская мысль мелькнула и пропала, нужно было заниматься письмом, и Карло занялся. На главной квартире все шло неплохо: «немногочисленные случаи одержимости в частях Славного Северорожденного корпуса за истекшее время были выявлены и сразу же пресечены, не причинив ощутимого вреда, о чем составлены соответствующие рапорты», так что «наиболее подходящие для сего части готовы незамедлительно приступить к уничтожению отрядов возмутительного самозванца и дезертира Анастаса». Сюрприз Фурис приберег на самый конец, с непривычной краткостью сообщив о прибытии для беседы с командующим нового Прибожественного сервиллионика.
        - Начнем с Прибожественного, - маршал сунул письмо назад, в футляр. - Что-то о нем сказать можете? Только от похлебки не отрывайтесь - остынет.
        - Спасибо, - и не подумал цепляться за приличия Пьетро. - Сведения о новом легате, которые удалось получить епископу Мирикийскому, неутешительны. Сервиллионик Филандр, в прошлом Филандр Экзархидис, принял должность одним из первых и успел проявить себя как склонный к мучительству головорез, однако при этом, или же благодаря этому, пользуется расположением императора. Из партикулярных гвардейцев[2 - Партикулярный гвардеец - гвардеец, совмещающий военную службу с партикулярной в одной из великих коллегий, главным образом Военной, Фискальной или Дипломатической.], был приписан к Военной коллегии, затем принял участие в ее разгроме. Формально семьи у сервиллионика нет и быть не может, однако его бывшие родные весьма примечательны. Старший брат, Аргир Экзархидис - молниеразящий гонитель высшего ранга, а дед по матери до высадки морисков владел в Неванте крупнейшими верфями, Ламброс должен о нем знать.
        - Вы-то сами этого Филандра видели? - Источники у епископа, надо думать, орденские, а в Милосердии императора и его соратников, мягко говоря, недолюбливают.
        - Да, я его видел. - Пьетро поднял голову от миски и теперь смотрел Карло в глаза. Прямо и спокойно смотрел. - Новый легат показался мне высокомерным и достаточно неприятным, на гвардейца, если взять за образец Лидаса и Агаса, он не похож, но, что гораздо важнее, я почти уверен в его одержимости.
        - Бацута! - Одержимость - это вам не споры о сути Божественного! - Постой… Для проявления гадам ведь разозлиться нужно. Сервиллионику что, Микис ногу отдавил?
        - Причиной непреходящей злобы легата стал Анастас, - смиренный брат вновь принялся за обед. - Филандр прибыл в провинцию в сопровождении пяти доверенных лиц и двух сотен легких кавалеристов. Он сразу же направился в Кирку, собираясь объединить свои силы с силами своего предшественника. Подробности встречи Филандра и Анастаса неизвестны, но я бы предположил крупную ссору, не перешедшую в открытую стычку лишь по причине примерного равенства сил. Из Кирки легат отправился во временную ставку Фуриса, по дороге казнив нескольких случайных человек, отнюдь не мародеров. Это распалило его еще сильнее.
        - У нас хоть все благополучно?
        - Да. Господин Фурис остановил ярость легата единственным приемлемым способом.
        - В бумагах утопил? - невольно хмыкнул командующий. - С него станется.
        - Да, и это оказалось весьма действенным. Кроме того, легат по достоинству оценил сноровку Микиса и его умение выводить пятна с одежды. Я очень надеюсь, что до вашего прибытия никаких неожиданностей не произойдет, хотя лучше бы вам поторопиться. Господин доверенный куратор делает все, что в его силах, но полностью исключить возможность крупной ссоры наших людей с сопровождением Филандра невозможно.
        - На кого они, кстати, похожи?
        - На уже известных вам подручных Турагиса и Анастаса. Те же показная грозность и спесь, правда, свита нового сервиллионика заметно лучше экипирована и одета в платье нового образца. Ярко-оранжевое с черным, оно очень приметно.
        - Намекаете, что, если дойдет до драки, оранжевые мундиры изрядно облегчат жизнь стрелкам? Пожалуй… А, к кошкам, сперва в любом случае расплатимся за Лидаса, но планы менять придется. Для выманивания Анастаса из Кирки приказ легата или паонский рескрипт теперь не годятся. С другой стороны, защищать эту банду сервиллионик не будет… Ведь не будет?
        Глава 2
        Старая Придда. Урготелла. Вержетта Акона
        1 год К. Вт. 12-й день Зимних Ветров

1
        Двери в кабинет были доверчиво распахнуты, так доверчиво, что ни один стервозник не смог бы подслушать, о чем говорят в эркере. Да и что за тайны могут быть меж блестящим кавалером и немолодой вдовой? Визит вежливости, не более того.
        - В этом есть что-то извращенное, - признался Марсель, глядя на женщину, бывшую вечным материным кошмаром. - Вы угощаете меня сырами из Валмона, и мне придется это объяснять отцу.
        - А надо ли? - уточнила графиня Савиньяк. - Никогда не считала чрезмерную обстоятельность достоинством.
        - Надо! - твердо сказал Валме. - Хотя бы потому, что выражение лица Проэмперадора Юга будет невыразимым. Да, сударыня, это игра слов.
        - Я оценила, - заверила сударыня. - Меня не удивляет, что вы сблизились с Рокэ, но почему вы еще раньше не спелись с Лионелем?
        - Он был занят, мне такое никогда не нравилось. Если вы думаете, что я полюбил войны и дворцы, то ошибаетесь.
        - Однако вы воюете и посольствуете.
        - Я втянулся, - вздохнул наследник Валмонов, - но началось все, как тогда казалось, с безобидного развлечения. Сближение с Алвой на первый взгляд сулило прекрасное времяпрепровождение, а вот будущий Прымпердор Северо-Запада, надеюсь, вы мне простите варастийское произношение, не мог предложить ничего захватывающего. В нем не ощущалось роковой пресыщенности, он даже опасным не казался, дуэли не в счет, ведь Лионель дрался главным образом из-за вас. Я же, будучи сыном своего отца, не мог сказать про графиню Савиньяк хоть одно дурное слово и остаться после этого живым и не проклятым.
        - Действительно, - вежливо согласилась означенная графиня. - Но сейчас положение несколько изменилось. Если для пользы дела вам понадобится что-то обо мне сказать, не стесняйтесь, только поставьте меня в известность.
        - Это сопоставимо с угощением папенькиными сырами. Сударыня, я в самом деле явился с корыстной целью, но, если так можно выразиться, противоположного характера. Речь идет о его высокопреосвященстве и ее высокопреосвященстве, вернее, об их спешном отъезде в Олларианскую академию. Однако мне бы не хотелось повторяться, ведь вы наверняка что-то знаете и о чем-то думали.
        - Таково мое обычное состояние, - не стала запираться собеседница. - С супругой Бонифация я все еще незнакома, но ее отъезд легко объясняется присутствием в Старой Придде маркизы Фукиано.
        - Возможны и другие толкования. Обратите внимание, я перехожу к основной цели своего визита. Их высокопреосвященства будут вам весьма обязаны, если до увлеченных, гм, политикой дам дойдут некие слухи.
        Марсель как мог многозначительно отправил в рот оливку. Собеседница слегка передвинула ложечку, давая понять, что ждет продолжения, и виконт продолжил.
        - Мы как-то привыкли, - посетовал он, - что герцог Ноймаринен - запасной регент и прымпердор, а вот ее высокопреосвященства сразу заметила, что он маршал. Поверьте, она очень наблюдательна и предпочитает верить собственным глазам.
        - Полезное свойство, хотя порой оно вступает в противоречие с общим мнением и… - графиня тоже угостилась оливкой, - и некоторыми умозаключениями.
        - Именно это я и хотел сказать. - Виконт как мог изящно развел руками, которыми следовало немедленно заняться: небрежно остриженные ногти годились для бастионов и лодок, но не для посления. - Чтобы успешно умозаключать, нужно от чего-то оттолкнуться. В случае отсутствия берега приходится отталкиваться от бревен. Правда, бревна порой нападают.
        - Порой нападают даже Рожи, - папенькина грёза отодвинула чашечку. - Я знаю, что вы с ними не в ладах, но была бы признательна за возобновление знакомства.
        - С Рожей?! Хорошо, я возобновлю.
        Ныне обитавшая в гайифской шкатулке маска тупо уставилась на горящие свечи. На первый взгляд она ничуть не изменилась, Валме сделал над собой усилие и взял золотую пакость в руку. Она была тяжелой, холодной и… и всё!
        - А знаете, - сообщил виконт в ответ на пытающийся быть спокойным взгляд, - она издохла. По-моему, это просто прекрасно.
        Графиня чуть улыбнулась. Восхитительная женщина, и такие странные сыновья, особенно Эмиль… То, что белокурому герою захотелось жениться на Франческе, не удивляет, но зарыться в войну и не писать?!
        - Сударыня, - от возмущения Марсель чудом не сунул Рожу в вазу с соленым печеньем, - вы часто получаете письма от сыновей?
        - Я чего-то о них не знаю?
        - Скорее мне изменяет посольскость. Понимаете, она лучше всего проявляется в обществе людей не самых приятных и не самых умных. Алва считает это благословением великого Бакры, причем снизошло оно незаметно. Это могло произойти, когда мне открылось имя моего козла, но до конца я не уверен.
        - Что ж, раз вам изменила посольскость, ведите себя как военный.
        - Благодарю. - С графиней Савиньяк Валме, само собой, разговаривал и прежде, но это было не то! - Очень может быть, что нам с Готти предстоит встретить старость средь урготских дождей. Баата на моем месте дал бы понять, что он не жалуется, но наши фамильные ресницы оставляют желать лучшего. Подозреваю, именно поэтому у меня нет сестер - отец просто не мог себе такого позволить.
        - Я читала письма принцессы Елены, - графиня вновь взялась за чашечку. - Робер Эпинэ был тронут до глубины души и собирался вернуть их девочке. Очень грустная история.
        - Душераздирающая. К счастью, она в прошлом, и я надеюсь, ее высочество в конце концов обретет то или иное счастье. Сейчас же ее чувства все еще обострены, и она обеспокоена душевным состоянием госпожи Скварца, которая гостит в Урготе. Эта дама потеряла горячо любимого супруга и отчаянно нуждается в поддержке жениха, но он, увы, воюет и не склонен к эпистолярному жанру.
        - Его младший брат тоже был не склонен, - задумчиво произнесла собеседница. - Тем не менее по возвращении от дриксов он написал мне подробное письмо. Видите ли, Лионель запретил своим «фульгатам» выпускать Арно из дома прежде, чем тот закончит послание.
        - Это действенно! - восхитился Марсель. - Но, может быть, вам удастся воззвать к совести графа Лэкдеми? Госпожа Скварца вряд ли будет рада, узнав, что регент Талига запер командующего армией в чулане.
        - Пожалуй… - Этой женщине как-то удавалось одновременно пить шадди и блуждать в неких туманах. - Но скрепленные совестью союзы мне не нравятся, для этого я была слишком счастлива в браке.
        - Вы правы. - Бедная маменька… и еще более бедный папенька! - Особенно если совесть замешивают на слезах.

2
        Проклятые рыбы смирно лежали на дне, чуть шевеля плавниками, зато морискиллы надрывались вовсю; похоже, в их щебете не было ни малейшей корысти, только лучше бы они заткнулись!
        - Не стоит беситься, - Франческа поправила выбившуюся из-под сетки прядь, - это самый верный способ сделать неприятное невыносимым. Сядем.
        - Только не здесь! - фыркнул Джильди и торопливо объяснил: - Я тут объяснялся, а Юлия кормила этих тварей. Видела бы ты, как они жрали!
        - Я видела, - утешила вдова Муцио, огибая столик с рыбьей миской. - Зимний сад - любимое место Юлии; она считает, что ей идет пребывать средь дерев и журчащих струй. Тебе придется устроить в Фельпе нечто сопоставимое.
        - Зачем? Это в Урготе полгода льет, а у нас зимой гулять приятней, чем летом, и сад бабка разбила вполне приличный. Добавим, раз уж в герцоги угодили, ваз со статуями, и хватит.
        - Ты ошибаешься. Вам с Юлией для счастливого брака нужен зимний сад и вдосталь музыкантов и поэтов. Если подойти к делу разумно, выйдет не столь уж и дорого.
        - Франческа, - хорошо, что в Урготелле хоть с кем-то можно не кривить душой, - ты же понимаешь, что счастлив я никогда не буду. Да, я согласился на эту… Юлию ради отца и Фельпа, и я, само собой, женюсь…
        - Рану можно перевязать, - женщина остановилась, будто перед ней натянули веревку, - а можно приложить к ней чеснок, чем ты и занимаешься. Пойми, это глупо.
        - Я понимаю… свою рану ты перевязала, и она зажила. Не думай, я желаю тебе счастья с Савиньяком.
        - Да, - кивнула сразу и вдова, и невеста. - Я хочу быть счастливой, и я буду счастлива. После письма, которое мне наконец-то написал граф Лэкдеми, я в этом уверена, но речь о тебе и Юлии. Меня подобные женщины удручают, но ни одна молоденькая жена не заслуживает страдающего от вымышленного горя мужа.
        - Зачем? - слегка растерялся Джильди. - Зачем ты… Если ты, конечно, не хочешь ссоры! Я знаю, ты была влюблена в Муцио, иначе бы никогда не вышла за моряка, но сейчас мой друг забыт. Тебе неприятно, что я храню верность Поликсене?
        - Ты хранишь верность своим грезам. - Теперь она повернулась и, не оглядываясь, пошла вымощенной мраморными плитками дорожкой. Пришлось догонять, отводя от лица что-то перистое, будто укроп разросся.
        - Грезам? Ты называешь это грезами?!
        - Я вежлива, иначе выбрала бы другое слово. С Поликсеной ты ни разу не говорил, вот и натянул на нее свои фантазии, как портнихи натягивают платье на манекен. А он ожил, будто в кошмарном сне.
        Луиджи, пойми наконец, я не забыла Муцио и никогда не забуду, но наша любовь была настоящей. Муцио умер, я живу и буду жить дальше, помнить хорошее и жить; ты же влез в траурный мешок и свою любовь не увидишь, даже если она окажется рядом. Юлия тоже живет в мешке, но он у нее хотя бы ажурный и с бантами.
        - О да! - Сказать? Почему бы и нет? Секрет этой дуры знают все, от Фомы до здешнего «укропа»! - Юлия, знаешь ли, любит Алву и требует не ждать от нее ничего, кроме исполнения долга!
        - Так почему ты не рад? - В устах мужчины подобное удивление - приглашение к вызову. - Это же невероятная удача! Разумеется, если ты не лжешь, нет, не мне и не своим приятелям, а себе.
        - Тут ты права, с влюбленной в Ворона куклой мне будет проще, только это… унизительно и для меня, и для Фельпа. - Это Франческа поймет, Гампана есть Гампана. В политике первые, в торговле - вторые, но чувства не про них! - Юлия глупа, я об этом слышал и раньше, а теперь убедился. Глупа и болтлива, она примется объяснять всем, что вышла за меня по приказу отца, а сама страдает.
        - Ты делаешь ровно то же.
        - Ты сравниваешь?! Меня и… О моем горе знают только близкие, а что на уме у Юлии, известно даже этим кошачьим рыбам!
        - Это как раз не страшно, - Франческа чуть улыбнулась, Муцио обожал эту ее улыбку, а она выходит замуж за талигойского маршала. - Рыбы молчаливы, а вот Дерра-Пьяве - не слишком. Ты ревнуешь к Ворону?
        - Да нет же! Пусть любит хоть Валме, хоть Савиньяка, только молча! Почему я должен это знать? Что за дурацкие условия, можно подумать, мне нужно ее сердце!
        - Ну так его тебе и не предлагают. Ты предпочел бы, чтобы жена донимала тебя своей любовью и рыдала от твоей холодности?
        - Я предпочел бы, чтоб она молчала и чтобы у нее в голове было хоть что-нибудь! Моя жена не должна опозорить ни нас с отцом, ни Фельп.
        - Твое счастье, Луиджи, что я за тебя замуж не выйду. - Франческа привстала на цыпочки и отломила темно-красный бутон; оказывается, это перистое умело цвести! - Ни одна женщина, у которой в голове есть хоть что-то, не выйдет за тебя без острой на то необходимости.
        - И прекрасно!
        - Для тебя - несомненно. Умная жена, мой милый, либо будет тобой вертеть, возможно, еще и изменяя, либо отравит. Я бы отравила.
        - Пусть об этом болит голова у Савиньяка!
        - Зачем? - женщина поднесла сорванный цветок к губам. - Эмиль меня любит так же, как любил Муцио. И тоже боится покоя, того, что мы привыкнем друг к другу и пламя погаснет. К счастью, моряки и маршалы уходят и возвращаются, этого довольно, чтобы сердце горело и не сгорало. Нет, я не стану травить человека, которого люблю и который от меня ничего не скрывает.
        - Рад за вас. - Пора прекращать эти излияния! - На свадьбу тебя ждать?
        - Скорее всего. Имей в виду, если к осени не случится ничего по-настоящему неожиданного, на свадьбе будет и регент Талига. Все, и в первую очередь мориски, должны увидеть, что Рокэ Алва - друг Фельпа и Ургота. Постарайся вести себя прилично.
        - Втолкуй это Юлии. Жениться на девице, которая прилюдно бросится на шею хоть бы и регенту Талига, я не смогу.
        - Она не бросится, по крайней мере - прилюдно, а вот ты наверняка будешь с ним пить и рискуешь выставить себя не лучшим образом. Насколько я понимаю Алву, ему ревнивцы не по душе.
        - Ты хочешь сказать, что я ревную? Эту… пиончик?!
        - Несомненно. Причем из всех видов ревности твоя не только самая пошлая, но и самая безвыходная. Ты избавишься от нее, лишь добившись любви, но у ревнивцев обычно с этим плохо.
        - Не думал, что мне захочется назвать глупой женщину, которая… которая…
        - …добыла твоему отцу корону?
        - Нет, была женой моего друга! Я считал тебя и своим другом, видимо, зря.
        - Если под дружбой понимать прикладывание примочек к царапинам, то на такую дружбу я в самом деле неспособна, но счастья я тебе желаю, а быть счастливым с Юлией ты, именно ты, сможешь.
        - Так мило глупцом меня еще не называли! Тебе нужна ссора, Франческа? Ты поняла, что хочешь стать правящей герцогиней, но теперь это не выйдет? Или я тебе напоминаю о том, что ты хочешь забыть?
        - До сего дня ты мне ни о чем не напоминал, теперь, видимо, будешь. Рыб на дне бассейна и пионы. Будь на мне не юбка, а панталоны, возможно, ты бы меня услышал, а сейчас все, что я могу для тебя сделать, это попросить о помощи виконта Валме. Послезавтра я уезжаю в Талиг, для начала - к графу Валмону. Нужно решать с торговыми пошлинами и преференциями: Фельп был и остается торговым городом, но теперь ему предстоит содержать еще и герцогский двор, а это удовольствие не из дешевых.
        - И поэтому ты подбиваешь меня разводить морисские сорняки!
        - Да, потому что злящийся с утра до вечера герцог нам обойдется дороже двора и флота вместе взятых, - женщина пристроила цветок на груди и свернула на боковую тропинку. Луиджи непонятно зачем тоже повернул.
        Идти рядом и молчать было глупо, смотреть Франческе в спину не хотелось, к тому же нахальные растения так и норовили сунуть в глаз ветку или висячий корень. Не будь этого, Луиджи бы понял, куда выводит дорожка, раньше, а так пестрые плети внезапно расступились, и счастливого жениха вынесло к бассейну с фонтаном. Другому, но на дне все равно шевелили жабрами здоровенные пегие рыбины.

3
        «Господин Проэмперадор Юга и дорогой (попробуй только кто-нибудь оценить Вас иначе, чем на вес золота) Бертрам!
        Посылаю Вам это письмо взамен только что с огромным удовольствием сожженного, поскольку оно в связи с моим полным успехом утратило всякий смысл, а то, что утрачивает смысл, должно быть уничтожено по возможности быстро. Сие относится ко многому, но только не к книгам, даже самым бестолковым; в этом я убедился, решив по переданному мне регентскому совету (не в том смысле, в котором его понимает мэтр Инголс) перечесть Дидериха. Так и не ставший Сэц-Дораком поэт более всего ценил бастардов и безответную жертвенную страсть, порождающую сонм глупостей, кои множат число трупов.
        Освежив в памяти «Плясунью-монахиню», я не удержался и взялся за не столь известную и при этом банальную драму. Некий дворянин возлюбил замужнюю красавицу, увы, оказавшуюся злодейкой, чрезмерной даже по меркам Дидериха. Осуществлять леденящие душу замыслы ей помогали любовник и некий высокопоставленный негодяй. Поначалу преступникам везло, но затем они совершили глупейшую, возможную разве что в дурной пьесе ошибку и оказались в руках уже третьего злодея, коему просто травить и клеветать было мало. Не стану Вам пересказывать всех злоключений просчитавшейся троицы, но в итоге злодей высокопоставленный потерял все, кроме жизни, был вынужден бежать и нашел убежище у верного обожателя к тому времени уже скончавшейся злодейки. Там он укрыл сундук, содержимое коего могло отравить существование множеству персон, как достойных, так и не слишком. К счастью, тайник обнаружил появившийся лишь в самом конце пьесы вельможа, чья роль свелась к допросу слуг и произнесению назидательного монолога. Вы же понимаете, что без финального поучения Дидерих обойтись не мог?
        Досадно, но я убил на эту глупость несколько часов, хотя мог бы их провести в обществе старика Шарли, и теперь об этом сожалею, поскольку бедняга погиб. Вы как-то заметили, что жизнь, как свою, так и чужую, следует всячески украшать, разумеется, если свое не вступает в противоречие с чужим. Я мог сделать последний вечер Шарли гораздо приятней, а потратил на глупейшую из драм. Чтобы хоть как-то оправдаться, прошу Вас взять на правах Проэмперадора под опеку имение покойного и не обойти вниманием его доверенных слуг, особо отметив нынешнего управителя, кажется, в самом недавнем прошлом - военного. Разумеется, я немедленно дам знать законному наследнику, но наш великолепный Себастьен вряд ли сможет покинуть армию ради устройства семейных дел…»
        О том, что во владения покойного нужно нагрянуть тайно и быстро, можно было написать без обиняков, но Валмон обожал шарады, а у Лионеля выдалось нечто вроде передышки. Бросать корпус, даже толком не оглядевшись, Савиньяк возможным не счел. Сперва следовало проводить Салигана, встретить Вальдеса, убедиться, что «зайцы» скачут прямиком в Олларию, и передать командование легкораненому Стоунволлу, о чьем приходе как раз доложил дежурный «фульгат».
        - Впустите, - Лионель отодвинул походную чернильницу, к которой немедленно сунулся инспектирующий стол салиганов полосатик. Странно, почему у матери не водилось кошек, не из-за олларианства же?
        - Господин маршал, - доложил от двери полковник. - Явился по вашему вызову.
        - Добрый день, - нарочито неслужебно отозвался Ли. - Где сесть, выбирайте сами.
        - Благодарю, - Стоунволл зашарил глазами по комнате. Издали он больше не казался лысым. Нет, волосы у драгуна не отросли, их заменила аккуратная повязка цвета пшеничной соломы, которая в полумраке вполне сходила за шевелюру.
        - А вы, сударь, похорошели, - объявил соизволивший покинуть захваченную им кровать Салиган. - Так и ходите, пока я не добуду вам паричок, а добуду я его в Олларии. Теперь же вынужден вас на некоторое время покинуть, этого требует мое служение. Оно же требует «закатных тварей» и мозгов.
        - Обеспечьте, - велел маршал благоразумно задержавшемуся «фульгату», и Салиган убрался, напоследок стащив со стола встопорщившегося кота. Стоунволл проводил свободного дукса взглядом, но промолчал - видимо, не имел на его счет твердого мнения, которое требовалось незамедлительно изложить.
        - Не обращайте внимания, - посоветовал Лионель, из последних сил не представляя Стоунволла в паричке Капуль-Гизайля. - Меня отзывает Алва, так что через несколько дней я отбуду. Вы в вашем нынешнем состоянии сможете проверить окрестности и довести корпус до Аконы?
        - Да, - не усомнился в себе полковник. - Сколь быстро мы должны подойти?
        - Руководствуйтесь здравым смыслом. Вряд ли от воинства Заля откололись крупные отряды, но мелкие компании бесноватых вреда причинят не меньше. Постарайтесь вычистить все, что возможно.
        - Да, господин командующий, я понял. Господин командующий, у меня письмо адмирала Вальдеса.
        - Давайте.
        Писать Ротгер терпеть не мог, но порой приходилось, и сегодня был именно такой случай.
        «Ли, - уведомлял на кэналлийском Бешеный, - если ты к Рокэ, то я тебя, может, еще и догоню. Дело мы сделали, Заль убрался, а тебе остается целый Стоунволл, хотя Юлиане он нужнее. Увы, с этим все печально, а я - к Линде, не проститься навсегда - свинство. Эномбрэдасоберано!»
        - Надеюсь, - Лионель неторопливо разорвал записку, - охрану он все-таки взял.
        - Да, Монсеньор. Драгунский полуэскадрон.
        - Тогда займемся нашими делами. - Возвращать Ротгера сейчас смысла нет, пусть после вчерашнего отдышится, но Рединга и, пожалуй, Лагаши отправить альмиранте в помощь не помешает. - В каком состоянии находятся подчиненные вам на время боя у Вержетты войска? Если сейчас к докладу не готовы, приходите утром.
        Стоунволл оказался готов, и командующий узнал, что дела обстоят очень и очень недурно. Убитых, раненых и бесследно сгинувших во время ветреного безобразия насчитали чуть больше трех сотен, а в лошадях потерь почти не было, так как дрались преимущественно пешими. Раненые размещены по приличным домам, в тепле и сухости, лекарь с помощниками стараются как могут.
        - Полные списки потерь моего полка, равно как и рапорты тех, кто был мне переподчинен, готовы, их сейчас переписывают набело и не позднее чем через полчаса предоставят вам, - драгун неожиданно совсем по-человечески чихнул, поморщился и поднес руку к повязке. - Прошу простить. Каковы будут наши дальнейшие шаги?
        - Зависит от того, как скоро «фульгаты» найдут заячью лежку. - Салиган в лучшем случае выедет через пару дней, а пока будет украшать своей персоной ставку. - Вынужден вас просить забыть встречу с маркизом Салиганом.
        - Разумеется, Монсеньор. Правильно ли я понял, что мы возвращаемся в том числе и благодаря этому человеку?
        - Да. Это для вас важно?
        - Очень. Моя супруга и дочери будут за него молиться. Детские молитвы в глазах Создателя особо ценны, а маркиз, насколько мне известно, прежде вел спорный образ жизни.
        - Вы правы. - Создателя, скорее всего, нет и никогда не было, но это не то знание, которое облегчает жизнь полковникам. - Идите отдыхать, Томас, это приказ.
        Стоунволл поднес руку к непривычно золотистой голове и исчез за дверью. Унеси начальство вчерашний ураган, полковник бы не сплоховал, но живой и здоровый маршал наполнял его душу покоем, вот и хорошо. Все вообще хорошо настолько, насколько это возможно на Изломе и на войне.

4
        Синие сумерки пугали холодом, но смотреть в окно все равно было приятно, и Мэллит смотрела, готовясь зажечь свечу. Гоганни понимала, что нареченный Ли огня не увидит, но когда вечер наливался синевой, поднималась к себе, ставила на окно подсвечник и забиралась с ногами на кровать, не отрывая взгляда от жаркой звездочки. Когда свеча догорала, девушка ее меняла и шла к шьющей золотом Сэль. Иногда они оставались вдвоем, иногда к ним присоединялся генерал фок Дахе, который знал многое о войнах и воинах. Гоганни нравилось спрашивать и слушать, но сегодня герцог Надорэа счел себя здоровым и вышел к обеденному столу, спугнув спокойную радость и убив вкус сырного супа. Генерал фок Дахе остался с назойливым, как остаются в заслоне, позволяя армии отступить, только Сэль не нравилось, когда один закрывает многих, и Мэллит была согласна с подругой.
        Девушка смотрела на два огонька - истинный и призрачный, не желая спускаться в общие комнаты и слушать ненужное, но в дверь постучали прежде, чем догорела свеча.
        - Извини, - сказала подруга, - приехали из Альт-Вельдера. У тебя родилась сестричка, а мама рада, что Эйвона не убило, но к нам не приедет, потому что ей надо привыкнуть к мысли, что он здесь сидит и говорит глупости. Я была права, хотя ничего хорошего в этом нет, потому что, когда думаешь о неприятном, лучше ошибиться. Понимаешь, я очень боюсь, что мама решит себя принести в жертву сразу нам и своей совести, потому что ей стыдно, ведь Эйвон вернулся, а она совсем не рада. Вот когда мама из-за него плакала, все было в порядке.
        - Почему? - спросила гоганни, желая сразу и понять, и прервать чужую печаль.
        - Потому что для мертвого ухажера она не могла ничего сделать, а для живого может, и тогда ему будет хорошо, а маме плохо. Однажды мне купили очень красивые туфли с голубыми лентами, страшно неудобные, только Цилла этого не знала и сунула их в печку. Мне было жаль папеньку, потому что он зря потратился, и сами туфли немножко тоже, ведь их так ни разу и не надели. Если бы я встретила мастера, который эти туфли сшил, мне было бы перед ним неловко, но останься они целы, я бы в них мучилась. Неприятный брак - это еще хуже, только мама, кажется, решила мучиться.
        - Ты очень расстроилась? - на всякий случай Мэллит взяла подругу за руку. - Все плохо?
        - Пока нет, - вздохнула Сэль, - но мне надо идти и говорить с Эйвоном. Если я буду одна, выйдет очень долго, и я могу не выдержать и сказать то, что говорить дурно и невежливо. Ты пойдешь со мной?
        - Конечно, но разве будет от меня польза? Или я должна что-то подтвердить?
        - Как захочешь… Вдвоем проще сбежать, а без тебя мне придется господина Надорэа заткнуть. Это не самое хорошее слово, зато оно подходит.
        - Я пойду с тобой. Когда тебя не было, мне помогал уходить генерал фок Дахе, но разве можно говорить о таком при чужих? Даже Роскошная, когда хотела отругать первородную Ирэну, меня прогоняла.
        - Да, так порядочнее. Ее величество тоже говорила с теми, кому требовалось вправить мозги, наедине, но нам не надо, чтобы Эйвон поумнел. Нужно убедить его сидеть здесь, пока маме не объяснят, что с герцогом Надорэа будет хорошо только кому-то вроде герцогини Фельсенбург, если она в самом деле такая, как рассказывает Руперт. Когда будет можно сказать, что Эйвон здесь, я напишу графине Савиньяк, чтобы она поговорила с мамой, у нее получится. Пошли.
        - Пошли, - повторила Мэллит, покосившись на свечу в лапках бронзовой куницы. Как просто дать зарок каждый вечер смотреть в огонь, но порой приходится уходить прежде, чем он погаснет.
        - Мы можем пойти завтра, - негромко сказала Сэль. - Прости, что я к тебе ворвалась.
        - Ничего. Не будем откладывать неприятное, иначе оно станет расти.
        Они перешагнули лежащего за порогом Маршала и спустились лестницей, по которой проходило и зло, и добро. Кот за ними не последовал, он понимал, что хозяйка не стремится ни в кухню, ни к садовой двери. Возле комнаты герцога Надорэа подруга вздохнула и поправила воротник.
        - С плохими людьми проще, - сказала она, - их можно прогнать, даже выходцев, и от этого не становится стыдно.
        Сэль постучала дважды и назвалась, за дверью зашуршало и стукнуло. Герцог Надорэа запирался сразу на ключ и на крюк, хотя к нему приходили, лишь когда без этого было не обойтись.
        - Селина! - воскликнул облаченный в коричневое хозяин. - И вы, милое дитя, прошу вас. Но что привело двух юных особ в столь поздний час в мою обитель? Надеюсь, не произошло ничего дурного?
        - Мама прислала письмо, - объяснила Сэль. - Она по просьбе графини Савиньяк и графини Ариго гостит в замке Альт-Вельдер. Это очень далеко, и сейчас туда не проехать из-за снега, а потом все начнет таять, так что других писем не будет до середины весны. Мама очень рада, что вы живы и остановились у нас, она бы вам сама все объяснила, но ей пришлось спешить, потому что уезжал гонец к генералу Ариго. Мама успела написать только мне, чтобы я попросила вас задержаться.
        - Могу… Могу ли я увидеть ее письмо?! Я не смею молить о праве прочесть посвященные мне строки, только увидеть!
        - Я его сожгла, мы привыкли сжигать письма, когда жили при дворе, но я могу отдать вам футляр. Он очень красивый и на нем изображен замок, где мама сейчас.
        - Вы ангел! Но как жаль, как невозможно жаль, что письмо погибло, хотя я понимаю… Дорак и его приспешники не оставили нам выбора, мой кузен тоже сжигал письма, даже самые невинные. Страшные времена порождают страшные привычки, и они остаются с нами навеки, но расскажите же о вашей прекрасной матушке! Все, что можете вспомнить и что не является тайной.
        - Но я все уже рассказала. Мама написала совсем немного, ведь у нее не было времени. Давайте я принесу футляр.
        - Нет-нет, девушке из хорошей семьи не пристало быть на побегушках у мужчины, вы же не камеристка! Я пойду вместе с вами, но где же курьер? Я хотел бы его наградить и задать ему несколько вопросов.
        - Он заехал к нам по дороге, ему еще надо в армию к графу Ариго и герцогу Придду. Это солдат, он доставил то, что ему велено, и отправился дальше.
        - Как жаль… Но если солдат смог проехать сквозь снега, значит, это возможно! Я знаю, где сейчас ваша матушка, я найду проводника!
        - Если бы мама хотела, чтобы вы приехали, она бы так и написала, а она хочет, чтобы вы ждали весны вместе с нами.
        - Таково ее желание?
        - Да.
        - Я подчиняюсь, хотя… Создатель, конечно же! Как же я не понял сразу?! Весной истекает срок траура, о котором я непристойно позабыл. Я с чистой совестью смогу предложить своей избраннице руку и сердце, и нас никто не осудит! Да, разумеется, я остаюсь здесь, с вами. Ваша матушка могла бы велеть мне шагнуть в огонь, и я шагнул бы, а мне предстоит всего лишь ждать! Сама просьба остаться в этом доме означает согласие, но мы не должны давать повода злым языкам, особенно теперь, когда регент Талига возвел меня в герцогское достоинство. Конечно, если вернется юный Ричард, я умолю герцога Алва отменить свое решение, но от мальчика слишком долго нет вестей… Я все еще надеюсь, однако Надор не может оставаться без хозяина, это было бы предательством по отношению к Эгмонту, к кузине…
        - Сударь, - напомнила Сэль, - вы хотите мамин футляр для писем?
        - Да! Да… Я верну его вашей матушке, но не пустым! Вы не знаете, в этом городе есть ювелир, который может сделать достойные браслеты?
        Подруга знала, но день золотых дел мастера короток.
        - Драгоценное прекрасно при свечах, но обретает достойный облик при свете дня, - вспомнила уже полузабытые слова Мэллит. - Небо ясное, завтра будет солнце, оно выявит обманное и позволит узнать лучшее.
        Глава 3
        Приддена. Старая Придда
        1 год К. Вт. 13-й день Зимних Ветров

1
        По крайней мере одним богоугодным делом в Олларианской академии занимались точно - фруктовый сад, в котором утопало главное здание, изобиловал птицами, и подкармливали их на совесть. Опоясавший кардинальские покои широченный балкон - и тот украшала кормушка, где вовсю возились местные пичуги, однако умиления писклявое копошение не вызывало. Матильда поплотней запахнула подбитый мехом плащ и попыталась вспомнить, как Этери называла летучего «карлиона». Увы, память удержала лишь половину кагетского прозвания, настырный обжора на талиг бы именовался «зеленоштанцем», вот только каким?
        - И пребудут с нами лишь птицы небесные, - выбравшийся вслед за супругой на балкон Бонифаций был откровенно доволен. - Как ни изворачивайся - не подслушаешь. Вот в столовой и, того более, в кабинете если и вести беседы, то не для себя, но для ушей непотребных. Сие полезно, только как бы ты хихикать не принялась.
        - Могу, - согласилась женщина, разглядывая лежащие внизу сугробы, под которыми угадывались цветники. - Я еще и пристрелить могу.
        - Не ко времени, - отрезал благоверный, доставая часы. - Регента сподручней в тиши дождаться, а там поглядим. Скоро для приватной беседы здешний боров заявится. Как он тебе с первого взгляда-то показался?
        - Да как все они: гидеонит гидеонитом, только аспид. Если бить будешь, я посмотреть хочу.
        - Сдержусь, - заверил Бонифаций. - Ты, пока я беседовать буду, погулять бы сходила.
        - Не хочу!
        - Не для удовольствия. В апартаментах к тебе не подступиться, а в садах али на голубятне - запросто. Должен же кто-то на здешнего Аврелия донести, да и Платон, что мастерскими живописными ведает, мне любопытен. Глянуть бы тебе на богомазов, а то б и картинку-другую добыть на свой вкус. Кардинальшу уважат хоть бы и Леворуким со всеми тварями его.
        - Добуду, - чуть не облизнулась алатка, которую потихоньку охватывал охотничий азарт. Разобраться в змеином клубке, где чья башка, а где - хвост, было не только нужно, но и до ужаса любопытно, к тому же хотелось утереть нос Бурразу, которого признанные умники годами держали за тергача. - Только как бы мне по незнанию не наерундить. Я с регентом и паршивцем Валме по три часа, как некоторые, не болтала, а Урфрида мало того что себе на уме, так еще и самого ума небогато.
        - То тебе виднее, - кивнул супруг и придвинулся поближе. Поправить подбитый мехом плащ и… вообще. - Кубло в стенах сиих вызрело знатное, а все с того, что Сильвестр, дрянь эдакая, запамятовал, что смертен.
        - Вечно у тебя Сильвестр… Забыл бы ты о нем, умер и умер!
        - Сам-то грешник умер, - непривычно тихо сказал Бонифаций, - да дела, что наворотил он, живут. Одна радость, не я судья кардиналу сему, а то, чего доброго, рассиропился б и попустил из болота посмертного прежде Суда на кочку выбраться.
        Муж, шмыгнув носом, хмуро уставился на шпили большой, впору столице, церкви, и тут в кормушке заверещало. Матильда торопливо обернулась: к вожделенным крошкам, распихивая синиц, вовсю пер дубоносый невежа в красной шапке.
        - Кыш, пакостник! - принцесса резко махнула рукой. Птицы - и нахал, и его жертвы - брызнули в стороны, под ноги опустилось одинокое перышко, и стало совсем тихо.
        - Почто отворотилась? - грозно вопросил муж, и у Матильды отлегло от сердца. - Соглашались мы друг на дружку «в горе и в радости», значит, и «в силе и в слабости»… Ну явил я слабость, так не потакай! И запомни: дятел то был. Торский.
        - Все равно «карлион», - как могла беспечно фыркнула алатка. - Ты давай рассказывай, мне скоро головы морочить, а чем?
        - Что б ты да не заморочила? - обрадовал Бонифаций и почесал бровь. - Постой, дай подумать, с чего начинать, чтоб понятно было.
        - С чего хочешь, ызаргов я всяких нагляделась, разберусь.
        И она разобралась, зря ее, что ли, полвека назад в гаунасские королевы прочили?! Мекчеи, даже братец Альберт, каким бы нетопырем он ни стал, правили сами, а вот в Талиге короли выдохлись, и за дело взялись аспиды.
        Диомид, про которого у Бонифация дурных слов не нашлось, выбрал себе в преемники Сильвестра. Этот вроде бы радел за Талиг, но к возможным преемникам ревновал со страшной силой и выставлял всех, кто был хоть на что-то годен, из столицы. Чтоб не искушать близкой властью и самому не искушаться, ибо убийство, что ни говори, штука паршивая, а всех, кто поглядывает наверх, в Багерлее не засунешь.
        Спровадив в тюрьму и в провинцию с полдюжины чересчур рьяных собратьев, кардинал вспомнил о Старой Придде. Вернее, о запасной кардинальской резиденции, заложенной в Приддене на второй год Двадцатилетней войны. Тогда удирать из столицы не потребовалось, но не пустовать же немалому подворью! Алонсо Алва, на время болезни короля ставший полновластным правителем, запустил в едва достроенные здания семинаристов, олларианскую типографию и богомазов с их вонючими красками. Дело пошло: икон, священников и книг по военному времени требовалось много, в итоге случилась эдакая церковная мануфактура, приносящая огромный доход, но к столичным делам касательства не имеющая. Война закончилась, но Приддена продолжала богатеть. Сильвестра это полностью устраивало, и он перенес туда еще и Олларианскую академию. Само собой, чтобы уберечь молодых аспидов от столичных соблазнов.
        Что до маститых богословов, то им пришлось выбирать между провинцией и отставкой, дающей право на пенсию, но исключающей служение, а значит, и возможность в один прекрасный день заполучить кардинальство вместе с Талигом. Разумеется, честолюбцы откочевали на северо-запад. Еще через пару лет Сильвестр объявил, что к епископскому сану может быть представлен лишь тот, кто не менее четырех лет провел за изучением богословия, прошел испытания и написал диссертацию, кою утвердил сперва Академический совет, а затем лично кардинал. Уже успевшие стать епископами получили чин вице-академика. Вместе с немалой разовой выплатой, достойным жильем при Академии и обязанностью раз в каждые три года проводить там не менее шести месяцев. Усугубляя благочестие и сочиняя трактат, который отправлялся для утверждения совету действительных академиков богословия.
        - Так вот оно что! - выпалила почти восхищенная Матильда. - А я-то гадала…
        - Что ты гадала, душа моя?
        - Как вышло, что никто из аспидов к моему дурале… Альдо Ракану не перескочил. Если уж среди вояк изменники затесались, клирики бы и вовсе… А их поблизости просто не было! То есть кто-то был, но так, мелочь.
        - Верно думаешь, - одобрил Бонифаций, - Тут они все, скоты несытые, и запятнаны разве что дуростью да услужливостью, но за то в Талиге не убивают.
        - Ну и зря! - женщина красноречиво тронула пристроенные под плащом пистолеты. Шадовы. Бившие еще лучше дьегарроновы хранились под подушкой в гайифской шкатулке. - Аврелий-то и этот, Платон, они друг с дружкой как?
        Оказалось, скверно. Платон ходил в главных помощниках прошлого ректора, а тот выстарился не хуже эсперадора Юнния. Никто не сомневался, что после смерти преосвященного академию возглавит именно Платон, но Сильвестр счел иначе и прислал в Приддену Аврелия, бывшего епископа Олларии и, как поговаривали, будущего кардинала. Платону достались печатная и живописная мануфактуры, и он вроде бы даже не особо расстроился. Видимо, думал, что Сильвестр через пару лет отправится к праотцам, Аврелий его заменит и сделает умного Платона столичным епископом.
        Придденский гадючник, тихонько извиваясь, ждал кардинальской смерти и дождался, но затем все смешалось. Аврелий, а значит, и Платон ничего не получили, с кардиналами пошла какая-то чехарда, и, самое главное, оказалось, что вожжи перехватили военные. Церковники сперва растерялись, потом бросились приноравливаться к регентам, и тут объявился Бонифаций, которого давным-давно сбросили со счетов.
        - Теперь самое веселье и начнется, - на сей раз благоверный почесал нос и закашлялся. - Аж охрип, тебя вразумляючи! Ну да ничего, сейчас не говорить мне, но слушать. Доносить коротко наш брат-аспид не умеет, отойду, водички мятной глотну только. Ты-то поняла?
        - Со здешними ясно, - заторопилась Матильда, - теперь про Тита доннервальдского давай. Урфрида, как сюда ехали, обмолвилась, что в кардиналы он ломится, как медведь на пасеку.
        - Ломиться-то ломится, но для дела, а что не любят его академики, то нам на руку. Ты только не забывай, что супруг твой в делах здешних ни уха ни рыла, ибо хряк варастийский.
        - А кто ж еще? - принцесса нащупала лапищу благоверного и сжала ее. - И с чего только я за тебя вышла? В смысле что мне про нас врать?
        - Горда сверх меры, - с ходу решил Бонифаций, - не хотела к братцу в приживалки, вот и согласилась. Еще и глаз на маршала положила, не можешь ведь без дуболомов сих. Дьегаррон башкой скорбен, Ноймаринен - спиною, но и такой меня краше, с того и бешусь, а Тит и пользуется. Влез в доверие, к рукам прибрал, я без него скоро шагу ступить не смогу.
        - А не перемудрим? Если Тит не туда потянет, тебе же безобразие прекращать придется; тут с тобой все ясно и станет.
        - Времени ему для безобразий не хватит! О, слышишь?
        - Идут, - женщина нехотя отпустила мужнину руку и как могла склочно вздернула подбородок. - Сказала же, хочу гулять, и пойду! Вон тут сады какие, впору кабанов гонять, а ты меня в четырех стенах запереть хочешь!

2
        Новый кабинет Рудольфа для «прогулок» годился заметно меньше предыдущего, превращенного в парадную гостиную. Шпалеры с горными северными пейзажами тем не менее были хороши, и графиня Савиньяк их с чистой совестью похвалила.
        - Не хуже алатских, - Арлетта коснулась вытканного водопада, - и очень подходят хозяину… Хотя он ведь привык во время разговора бродить?
        - Рудольфу придется чаще поворачивать, только и всего, - Георгия, подавая пример, опустилась в одно из кресел, расставленных возле украсившейся бронзовыми накладками печи. - Всем нам время от времени приходится чем-то жертвовать. Счастье, что не потребовалось выкупать чьи-то особняки и строить новый дворец.
        - О нас неплохо позаботились в Двадцатилетнюю, - улыбнулась гостья. - Цитадель с королевской резиденцией и неподалеку Олларианская академия. Хотя за нее скорее нужно благодарить Сильвестра.
        - Ты права, - согласилась хозяйка, дергая звонок, - кардинал тратил на Академию много, хотя сам там почти не бывал. Рудольф доволен.
        - Чем, Геора?
        - Кардиналом. Вернее, тем, что он поладил с Титом, а вот мне не по себе. Когда видишь, как люди меняются, становится страшно… Ты ведь помнишь Артура Фукиано еще не в черном?
        - Конечно, - поняв, куда ее ведут, Арлетта уверенно свернула в другую сторону. - Тебе повезло, Рудольф изменился меньше многих. Я не так давно вспоминала, как он сбежал от Маргариты Борн.
        - Да, Рудольф верен мне и Талигу, и я плачу ему взаимностью. Мы с ним ни разу не опускались до ревности. Мама знала, что значит долг, и успела объяснить это нам с сестрами. Бедного Фердинанда воспитывали другие, хотя для Талига и для всех нас лучше было бы наоборот. Король, Арлина, должен быть сильным, но женщине, если она желает счастья или хотя бы покоя, лучше родиться податливой. Не могу выразить, как мне жаль свою невестку, она могла быть счастлива с кем-нибудь вроде моего Эрвина, а ей достался Фердинанд. Одной лозе не стать опорой для другой…
        - Я видела поля, заросшие вьюном, рядом с ним никакая другая трава не выживает, но я понимаю, что ты хочешь сказать. Вот поймут ли другие, услышав, что ты считаешь Катарину Ариго слабой.
        - Я не говорю с «другими», - покачала головой Георгия, - я говорю с тобой. Катарина безумно боялась Сильвестра и Манриков, но еще больше она боялась Создателя. Этот страх и заставлял ее барахтаться в поисках хоть какой-то опоры. Сильный человек мог сделать с ней что хочет, и делал. Я об эсператистском кардинале, который, по сути, и являлся настоящим регентом. К счастью, интересы этого Левия не противоречили нашим, и, к еще большему счастью, он вовремя и с пользой умер. Ты не согласна?
        - Как я могу быть согласна, если его высокопреосвященство знал толк в шадди, а меня спас его человек?
        То, что шадди внесли именно сейчас, можно было счесть знамением. Герцогиня с улыбкой предложила выбрать чашечку первой, графиня пожала плечами, она не боялась. Пока.
        - Разумеется, ты сожалеешь о приятном собеседнике и благодарна за спасение, - Георгия непринужденно испортила одну из чашек сливками. - Ему и мы с Рудольфом благодарны, но одно другого не исключает. Левий мог быть сколь угодно хорош, но Талиг - это олларианство. Мы не могли себе позволить, чтобы серый кардинал обыгрывал черного, а Бонифаций, даже вместе со столь любимым Рудольфом Титом, эсператисту были не соперники. Потому мне и приходится радоваться смерти наверняка достойного человека… А ведь когда-то Артур Фукиано подавал большие надежды! Ты ведь его знала?
        - Не слишком. - Вернулась к кардиналу… Что ж, на сей раз можно и понять. - Моя почти помолвка с его братом обошлась без моего присутствия, а потом я уехала в Савиньяк, так что могу судить разве что со слов Рокэ и Бертрама.
        - Бертрама? Как странно… Не думала, что граф Валмон исцелился настолько, что сумел перехватить следующего на север кардинала.
        - Сумел бы, - Арлетта вежливо отхлебнула. Чуда не произошло: шадди был бездарно крепок. - Если б узнал и счел нужным.
        - Так они не встречались?
        - Сейчас, насколько мне известно, нет. Просто Бертрам любопытен, особенно когда речь заходит о кардиналах и маршалах, и он, в отличие от меня, знал Бонифация не понаслышке. Бедняга с юности был ревнив, особенно если соперник носил мундир с широкой перевязью. Кажется, столь скоропалительным появлением его высокопреосвященства в Старой Придде мы обязаны маршалу Дьегаррону, а еще более стремительным отъездом в Академию - твоему мужу.
        - Арлина, ты меня пугаешь!
        - Всего лишь сплетничаю.
        - Вернее, шутишь, - Георгия засмеялась и потянулась к пирожным. Значит, приняла к сведению, но не хочет, чтобы это дошло до собеседницы. - Не знаешь, где взять виды Сагранны и Варасты? Мне кажется, в королевской резиденции, тем более расположенной на севере, должны быть и южные залы. Кагеты, по словам Валме, рисуют каких-то ужасных птиц, а кэналлийцы?
        - До недавнего времени на диком юге требовались разве что военные, - Арлетта старательно сощурилась на шпалеры. - Среди алвасетских стрелков можно найти недурного гитариста, но не художника.
        - Членов королевской академии сейчас не собрать, придется обращаться в Приддену. Хочешь сказать, что о подобных мелочах сейчас думать не время?
        - Не хочу. Единство севера и юга - это не только браки, но и дворцы, и романсы.
        - Хорошо, что ты это понимаешь, хотя ты же Рафиано… Наверное, я делаю ошибку, но мне придется быть с тобой откровенной настолько, насколько мать может быть откровенна с другой матерью. Ты к такому не привыкла и уже не привыкнешь, однако у меня нет выбора. Нет, я не об Урфриде и Лионеле, тут ты меня даже не убедила - заставила прислушаться к сердцу.
        - Чьему, своему или Урфриды?
        - Своему. Я отдаю должное таланту и воле твоего сына, и я понимаю, что наша с Рудольфом дочь не вправе жить для себя, особенно в такое время, но возвращение Алвы дает Фриде шанс.
        - Теперь уже я ничего не понимаю. Ты ведь не думаешь уговорить Рокэ жениться?
        - Что ты! Просто у Фриды появилось несколько лет, чтобы пережить свое злосчастное увлечение. Она успокоится и поймет, что ей нужен не холод, а тепло. А Роберу Эпинэ нужен разумный, нежный друг, но это ждет. Моя вынужденная откровенность касается Гизеллы… Отчего-то мои девочки бессильны перед твоими сыновьями.
        Следовало покаянно вздыхать и сочувствовать, но «урожденная Рафиано», оправдывая репутацию, продолжала щуриться на ползущий по шпалере голубой ледник. Ро успешно сбежал, продемонстрировав негаданную хитрость, а Гизелла, если Арлетта хоть что-то понимала, была не более чем поводом для просьбы убраться из Старой Придды, то есть, конечно же, убрать рокового Арно… Сына чудовищная мать и сама бы с радостью вытолкала на какую-нибудь войну поуютней, но оставлять нарождающийся двор без присмотра было опрометчиво. Не заявись в Старую Придду Валме.
        Вдосталь налюбовавшись ледником, графиня Савиньяк снизошла до пирожного и полюбопытствовала, как церковные художники уживаются с академиками, а те друг с другом и с ректором.
        - Лионеля в свое время разозлила замена Аврелия на Авнира, - приврала она. - Тогда многие считали, что Сильвестр от бывшего столичного епископа Академией просто откупился.
        - Твой сын, само собой, считал иначе.
        - Кажется, Ли говорил, что сам Аврелий счел свой отъезд шагом к кардинальству. - О клириках сын не говорил ничего и никогда, но так убедительней. - Забавно, что епископ Сабве и Пуэна придерживался противоположного мнения, полагая удаление Аврелия началом своего собственного возвышения. Видимо, его ввели в заблуждение Колиньяры, а вот кто ввел в заблуждение Тита? Рудольф?
        - Ах нет, - отмахнулась Георгия, и Арлетта залюбовалась кружевами на рукавах подруги юности, очень пышными. - Рудольф обратил на Тита внимание, когда тот отказался оглашать послание Агния.

3
        Такого количества Адрианов Матильда еще не видела, причем все они были даже не без волос - без черепов. На эсператистской иконе с ее черным фоном подобное еще могло сойти, но олларианцы рисовали святых среди пейзажей. Испакощенный Адриан витал меж каких-то сосенок, которые лишь подчеркивали отсутствие у бедняги изрядной части головы.
        - Вы так задумчивы, - приставший к кардинальше благообразный аспид решил наконец подать голос. - Я могу разрешить ваши сомнения?
        - Где шлем, - хмуро вопросила принцесса, - или хотя бы волосы?
        - Это заготовки, - бросился объяснять клирик. - Лица должны высохнуть, и тогда… поверх красочного слоя… доспехи… серебряная краска… дороже прочих…
        Не слушая, Матильда сцапала ближайшего Адриана и, стараясь не замазать пальцев, вгляделась в пустую надутую физиономию.
        - Я видела изображения и получше, - буркнула она и тут же услышала, что адрианов в Талиге требуется много, больше, чем других святых, разумеется, не считая Октавии, а хорошие художники дороги. Пришлось набрать кого попало, посадить в ряд и обучить каждого паре мазков. Ценитель, конечно, такое не купит, но бедняки к ценителям относятся редко, а эти адрианы предназначены малоимущим. Его может себе позволить любая вдова или сирота.
        - А что могу себе позволить я? - прервала почти гидеонитские излияния алатка. Женщина помнила, что должна выказать норов, но сейчас кусалась не для дела и даже не для удовольствия. Ей было противно, словно при встрече с Хогбердом. - Мне нужен пристойный Адриан, он у меня всегда висел, но раз уж я в Талиге, придется взять что-то здешнее. С пейзажем, но этих я не хочу!
        - О, - немедленно возликовал спутник, оказавшийся помощником заправляющего в мастерских Платона, - разумеется, к вашим услугам будет наш лучший мастер. Поверьте, Ришар Дюпон обещает стать новым Рихтером! Если б только вы предупредили о своем появлении! Ваши глаза никогда бы не оскорбило то, что для них не предназначено… Когда мне сообщили, что принцесса Мекчеи вошла через ход для подмастерьев, я не поверил своим ушам…
        - Разве вам не сообщили?
        - Разумеется, нет, иначе я бы вас встретил. Прошу вас, скажите, кому вы говорили о своих намерениях?
        - Вы меня неправильно поняли. В Академии могли слышать о моих привычках, боюсь, я веду себя слишком вольно, но не в мои годы меняться. Где то, что меня не оскорбит?
        - Не рискну настаивать, но, возможно, вы согласитесь вернуться и немного подождать в приемной его преосвященства Платона. Понимаете, в состав, которым пользуются мастера, входят довольно… дурнопахнущие вещества. Если вы пойдете напрямик, ваше чувство прекрасного подвергнется серьезному испытанию.
        - Оно потерпит, - заверила, принюхиваясь, Матильда. Слева в самом деле отчетливо воняло. - Нам туда?
        Нос не подвел, воняли непросохшие святые, никак не меньше сотни. С волосами на них уже был полный порядок, оставались сущие мелочи, которыми и занимались сосредоточенные молодые люди в полотняных блузах. Двое у двери сажали на одинаковых октавий одинаковые блики. На нос, на щеку, на платье, снова на нос, после чего ставшая чуть живее картинка отправлялась к следующему мазиле. Этот раз и навсегда заученными ударами кисти ляпал на небо летящих птичек, за которыми и следила приоткрывшая рот девица с косой. Общая прапрабабка Алвы и герцогини Ноймаринен.
        - Сюда, - провожатый с достойным дворцов подобострастием распахнул заляпанную голубым дверь. - Прошу вас… Мастер может показаться молодым, однако своих учителей он превзошел несколько лет назад. Открою вам тайну, иногда Ришару Дюпону позволяются и светские портреты. В целом это не приветствуется, но мастерство не должно ходить избитыми тропами. Вам так не кажется?
        - Кажется, - принцесса завертела головой, разглядывая сохнущие творения. Здешние адрианы и октавии отличались от тех, что сохли в предыдущих комнатах, как приторное пирожное от приторного же сухаря. Про олларианскую Октавию Матильда знала маловато, но вот Адриан… Он мог быть грозным, злым, задумчивым, веселым, но никак не значительно-слюнявым.
        - Это чей? - вопросила принцесса. - В смысле, это ведь кто-то заказал? Кто?
        - Неважно, - спутник решил, что умеет читать мысли. - Теперь он ваш.
        - Спасибо, - как могла вежливо поблагодарила принцесса. - Сперва я должна подобрать обивку для стен…
        - Вам будет оказана любая помощь, - аспид резко обернулся на скрип за спиной и вновь расплылся в улыбке. - Ваше высочество, представляю вам мастера Ришара.
        - Это ваших рук дело? - алатка указала на злополучного Адриана.
        - Нет! - возопил коренастый, чудовищно курносый парень. - Это мастер Амадей. Моего тут нет ничего, я с весны работал над триптихом.
        - Над каким? - живо заинтересовалась алатка, которой мазила неожиданно понравился.
        - Король с королевой и Первым маршалом, - с готовностью объяснил художник. - Теперь все насмарку…
        - Почему?
        - Так получилось, - торопливо вмешался аспид. - Ваше высочество, вы хотели подобрать святого Адриана.
        - А теперь я хочу увидеть триптих.
        - Он не окончен, и вы собирались…
        - Неважно! - Ногой ее высокопреосвященстве топнуть не удалось, хватило окрика. Прошли очередным коридорчиком, поднялись по омерзительно крутой лестнице и ввалились в огромную комнату аж о четырех окнах. Посреди на столе валялись грифели, куски угля и какие-то наброски, дальше виднелось нечто вроде шкафа, пахло сразу и по-церковному, и нет.
        - Вы должны понять, - тянул свое клирик. - Еще ничего не решено… Последнее слово не за нами… Мы как могли подготовили…
        На кой ей аспидские художества, Матильда сама не знала, но блеянье спутника распаляло. Алатка прорвалась к холсту и уставилась на висящих в пространстве женщину и двоих мужчин. Работа не была выполнена и наполовину, но рисовать Ришар умел - в том смысле, что у него выходили несомненные святые. Как ему это удалось, кардинальша не понимала, поскольку изображенные не опускали очей, не кутались в древние тряпки и не воздевали рук в благословляющем жесте. Катарину с Фердинандом алатка прежде не видела, но не признать Алву было бы трудно, при этом собой Ворон не являлся, а вот на Адриана тянул вполне. Если подстричь и зачернить глаза.
        - Что все это значит? - от растерянности почти рявкнула принцесса.
        - Мы… я всего лишь исполнял волю кардинала… то есть мы не знали, что Агния отстранили… Он…
        - Погибших во славу Создателя и Талига намеревались причислить к лику святых, - пришел на помощь только что подоспевший клирик, похоже, сам Платон. - В том, что их величеств и Первого маршала живыми не выпустят, сомнений, увы, было мало. Предполагалось, что регент, когда придет черная весть, отдаст соответствующие распоряжения, но создание канонического образа - дело небыстрое, к тому же художник, даже самый лучший, не сразу понимает, что от него требуется. Мы приложили все старания, однако обстоятельства изменились.
        - О да, - с чувством согласилась принцесса. - Алва жив, а картину я заберу и буду считать ее Адрианом.
        - Но… - позволил себе удивиться Платон, - у святого Адриана совершенно иная внешность.
        - Главное, - принцесса не отказала себе в удовольствии поднять палец, как это делал муженек, - не плотский образ, но дух и свет, от оного исходящий. Я вижу Адриана, и не вздумайте мне его испортить.
        - Как вам угодно, - не стал спорить со вздорной кардинальшей хозяин, - но сперва осмотрите другие работы. Возможно, ваше внимание привлечет что-то уже готовое.
        Не соглашаться было бы слишком, и Матильда чинно пошла вдоль мастерски выписанных ханжей и дурачков, вспоминая Этери с ее красочками и козлом, которого заслонил лезущий из стены сапог. Мутный Рцук волок к морю отгрызенную Рыбкой ногу, плескалось о берега озеро мансая, воровато озирался Хогберд с полными ведрами… Какого шикарного святого сделал бы из него здешний Амадей! Бородатого, значительного, благостного, самое то для рвущейся к корыту своры. Жгучее желание пальнуть в никогда не существовавшую икону женщину слегка испугало, а порожденный воображением Хогберд упорно маячил перед глазами, загораживая настоящих святых, и даже порывался благословить.
        - Спасибо за то, что удовлетворили мое любопытство, - торопливо поблагодарила принцесса, - но здесь в самом деле сильно пахнет. У меня… немного кружится голова.
        Уже подходя к дому, Матильда сунула руку в карман плаща и нащупала записку. Мелькнула мысль прочесть вместе с Бонифацием, но тот все еще сидел с Аврелием, и женщина не утерпела. На пятнистой от угольной пыли бумаге было торопливо набросано: «Ваше высочество, я в самом деле рисовал Адриана… И у меня получилось! Спасибо Вам. Ришар Дюпон».
        Глава 4
        Старая Придда. Эдеса
        1 год К. Вт. 13-й день Зимних Ветров

1
        То, что Арно на целый день сбегает к Придду, Арлетта всецело одобряла. Мало того, прикидывая утренние действия, ужасная мать исходила как раз из отсутствия сына, а тот заявился, еще и двух не было. Вместе с лучшим другом. Графиня поймала два ожидающих взгляда и решила удивления не выказывать.
        - Если я правильно понимаю, - заметила она, - нас ждет серьезный разговор, однако опыт показывает, что это вполне совместимо с хихиканьем. Валентин, надеюсь, вы нас простите.
        - Он тоже хихикает, - обрадовал Арно и, как в Сэ, уселся на ковер возле печи, - но дело и впрямь важное.
        - Сударыня, - не заставил себя ждать Придд, - прибыл курьер из Альт-Вельдера с письмами не только мне и, увы, отбывшему в армию маршалу Ариго, но и вам. Футляр открывается одновременным нажатием на крылья стрекоз в правом верхнем углу.
        - Спасибо, - поблагодарила графиня, принимая очаровательную шкатулку. - Садитесь, Валентин.
        Спрут благовоспитанно поблагодарил, но вместо того, чтоб опуститься в кресло, устроился рядом с Арно.
        - Сейчас подадут что-нибудь вкусное, - предупредила Арлетта, - вам будет далеко.
        - Ради шадди можно и встать, - фыркнуло детище, - а сласти я теперь видеть не могу!
        - Итак, ты меня теперь понимаешь.
        - Теперь?
        - Фрейлинские сласти были кошмаром моей юности.
        - А… Понимаю, конечно, только я думал, у тебя было хуже.
        - Пожалуй, - не стала отпираться Арлетта. - Валентин, письма я, само собой, прочту, но вы наверняка уже знаете, что с баронессой Вейзель.
        - Да, сударыня. Баронесса произвела на свет дочь, и это ее довольно сильно расстроило, ведь она успела убедить супруга, что будет сын. К счастью, госпожа Арамона нашла выход: девочку назвали Юлиана-Рос?о.
        - Необычно, но довольно красиво. Когда вы отправляете курьера к сестре?
        - Ирэне я напишу уже из Васспарда. Мне придется заняться устройством наших семейных дел, но имеется и вторая причина, которая и вынуждает меня обратиться к вам. Я имею в виду поиски клада Манлия, ваша помощь в этом представляется неоценимой.
        - Неужели вы рассчитываете отыскать золото в собственном замке?
        - Нет, но мои предки собрали весьма достойную библиотеку. Часть ее отец вывез в Альт-Вельдер, однако ряд книг, о которых вспомнила Ирэна, остался в Васспарде, ведь в них при всем желании нельзя было найти ничего предосудительного.
        - Боюсь, вы недооцениваете воображение некоторых господ, но вернемся к кладу, вернее, к тому, какой прок может быть от меня.
        - Насколько я понял из письма сестры, опознать убившую себя незнакомку может лишь женщина, мужчина просто не обладает нужными познаниями. В письмах, которые я вам передал, об этом должно быть сказано подробно. Сударыня, я уже приглашал вас в Васспард, но тогда речь о деле не заходила.
        - Спасибо, я поняла. - Георгия будет в восторге, вернее, в полувосторге, она бы предпочла выставить подругу юности в Фарну или, того лучше, домой. - Рудольф осведомлен о ваших поисках?
        - Герцог Ноймаринен очень занят, кроме того, золото Манлия мне поручил граф Савиньяк, а герцог Алва это поручение подтвердил.
        - Мама, - влез измолчавшийся Арно, - ты же раскопала про убийство королевы и про Сузу-Музу…
        - В этом мне помогал Левий.
        - А сейчас поможем мы.
        - Валентин, вы, именно вы, тоже полагаете, что я буду полезна?
        - Да, кроме того, так думает регент.
        - Какое очаровательное совпадение. - Арлетта обвела глазами ставшую почти родной комнату. - Я могла бы ограничиться согласием, но лучше вам знать несколько больше. Герцогине Ноймаринен важно, чтобы некоторое время меня здесь не было.
        - У меня также сложилось впечатление, что герцогиня желает обустроить двор в ваше и мое отсутствие. Виконт Валме, с которым я имел продолжительный разговор, считает, что фатальных последствий это не повлечет и к тому же позволит кое-что прояснить.
        - Что ж, доверимся Валмонам. Арно, надеюсь, ты будешь должным образом огорчен необходимостью сопровождать родительницу?
        - Мама, ты… Я попробую.
        - Боюсь, для принятия подобающего выражения лица тебе потребуется лимон. И вот что, дитя мое. Тебе придется нанести прощальный визит его величеству и ее высочеству.
        - И всё?
        - Всё, если ты собрался жениться на Айрис Хейл.
        - Мама!
        - Если ты не собираешься связывать себя узами брака, вам с Валентином следует перепрощаться со всеми не разбежавшимися при вашем появлении девицами и их покровительницами. Когда мы выезжаем? При необходимости я собираюсь не быстро, а очень быстро.
        - В таком случае все решит аудиенция. Сударыня, регент запретил вам путешествовать в сопровождении менее чем полуэскадрона.
        - А я и не собиралась. - Вот почему разлука со стенами и стульями дается тяжелей разлуки с людьми, даже не тяжелей, тревожней?.. Эдакое «чувство норы». - Валентин, надеюсь, вы разоритесь на полный эскадрон, а то на дорогах сейчас кого только не встретишь.

2
        К встрече с засевшим на главной квартире сервиллиоником Капрас мысленно готовился всю дорогу и вроде бы приготовился, но должного настроения хватило лишь до прихожей, вернее, до Микиса, принявшего плащ командующего с на редкость брюзгливой миной. Увы, новый Прибожественный служителю высшего разряда не угодил, была очевидна и причина.
        - Расселись тут, - шипел не хуже разъяренного гусака Микис. - Полы затоптали и расселись. И локти на скатерти! Срам…
        - Зато столичный, - шепотом поддел сопровождавший командующего Йорго. - Не провинция, хоть и обхождения не понимают!
        - Дикость это, - отрезал командир сапожных щеток, - столицу изнахратили и сюда заявились. Ноги не вытирают, в личные апартаменты без спросу заходют и обивку дерут. Шпорами… Расселись, фрукты требуют, а еще гвардия!
        - Не гвардия то, - с нехорошим смешком бросил Агас, - а петушатник нухутский. Заправь-ка ты этому захватчику обед имбирем. И чтоб соус вчерашний…
        - Помолчите! - велел командующий, берясь за дверь. Лидас тоже вламывался без спроса, плюхался в кресло, требовал то вина, то обед, то чернильницу, но это не бесило и не унижало: гвардейцы врываются в любые двери, не сомневаясь, что им будут рады.
        В кабинете было светло, кто-то - либо Микис, либо сам Прибожественный Филандр - свечей не пожалел, и «захватчик» был виден во всей красе. Сервиллиоников одели в оранжевое с черным, но кроем расшитый позументами мундир повторял форму высших чинов Военной коллегии. Молодое, обрамленное гвардейскими локонами лицо над высоченным стоячим воротником выглядело странно, и засмотревшийся Капрас слегка промедлил с приветствием. Немного, но этого хватило, чтобы Прибожественный Филандр по-хозяйски поднял руку.
        - Садитесь, маршал. Надо отдать вам должное, вы появились довольно быстро.
        Отвечать Капрас не стал, просто сел. Будь он кем-то вроде Турагиса, оранжевый наглец получил бы в лоб пулю; прежний Карло напомнил бы, что командующий корпусом и легат числятся по разным ведомствам и никто никому напрямую не подчинен, нынешний приготовился слушать. Именно потому, что не собирался слушаться. Не подозревавший о подобном двуличии гость величественно открыл украшенную молниями шкатулку. На отутюженную Микисом скатерть лег обвязанный витым шнуром свиток.
        - Читайте, - распорядился Прибожественный. - Это касается вас. Я, само собой, о содержании осведомлен и должен заметить, что в целом вы действуете правильно, хотя решительности могло быть и побольше.
        - Позвольте? - Карло постарался взять рескрипт как можно спокойней.
        Филандр не врал: бумага была выдержана в благожелательном тоне. Паона отдавала должное усилиям маршала Капраса по устроению корпуса, признавала уважительной причину задержки и одобряла направленные на поддержание порядка меры, как то истребление наводнивших Кипару и Мирикию возмутительных банд. Напоследок некто, находящийся в звании Победоносного стратега, выражал командующему Славным Северорожденным корпусом свое удовлетворение и предписывал по завершении ублаготворения провинций выдвигаться в направлении столицы с тем, чтобы прибыть на место не позднее первой трети Весенних Скал.
        - Я прочел, - с должным почтением сообщил командующий и по совету Агаса добавил: - Хвала Божественному Сервиллию.
        - Четырежды Божественному, - уточнил сервиллионик и осведомился о состоянии корпуса.
        Об этом рассказать было можно, и Карло рассказал, особо напирая на то, что б?льшая часть кавалерии рассредоточена по зимним квартирам в городах Мирикии и Кипары, заодно поддерживая там порядок.
        - Лучшие части все еще заняты преследованием и уничтожением банд Турагиса, - заключил короткий отчет Капрас, - собственно, я возвращаюсь как раз из такого рейда. Пришлось даже зайти в Кагету.
        - Признавать границы возмутительной Кагеты - наносить оскорбление Четырежды Божественному Сервиллию, который скоро снесет этот грязный загон. Вы были в своем праве, маршал. Что-нибудь еще добавить можете?
        Добавлять, что, не желая признавать границ, император уподобляется бацуте Пургату с его воплями, Капрас, само собой, не стал.
        - Заготовка припасов идет более-менее успешно, - как мог спокойно сообщил он. - Тем не менее есть некоторые сложности, и я бы хотел…
        - Это дело местных властей, - отмахнулся легат. - С губернатором Кипары я виделся, и он меня понял. Вижу, вы удивлены?
        - Да, - счел за благо подтвердить маршал, удивленный разве что резвостью Филандра. - Этот господин любезен, но уклончив.
        - Говорить с обожравшимися бездельниками нужно резко, - сервиллионик шлепнул ладонью по скатерти, заставив вздрогнуть и разбежаться добытые у Микиса фрукты. - Чем резче, тем лучше! Нужно требовать сразу всего - поставок, денег, людей. Под угрозой немилости Четырежды Божественного, а немилость - это смерть. Никаких порицаний, опал, ссылок и прочей бесполезной ерунды, только смертная казнь и конфискация всего имущества в пользу казны. Именно так я и поступаю. Вас, впрочем, здешние дела больше не касаются, вы отправляетесь на войну, как и хотели.
        - Да, - очередной раз соврал Капрас, возвращая на стол скатившийся ему на колени дардион. - Мой долг - защита Паоны и императора.
        - Четырежды Божественный Сервиллий в защите не нуждается, а теперь к делу. Много ли у вас войск в Кирке, а также поблизости и когда вернутся упомянутые «лучшие части»?
        - В самой Кирке гарнизона сейчас не имеется. - Никаких тайн здесь нет, так что пусть знает. - После поднятого частью местного гарнизона мятежа, который мне пришлось подавить со всей строгостью, в городе стало тихо. У меня была мысль разместить там драгунский полк, но помощник вашего предшественника меня опередил. Он претендовал на звание сервиллионика, а я всего лишь временно исполнял обязанности, согласно…
        - Мне все известно, - легат не то собрался чихнуть, не то просто поморщился. - Вы были правы, оставив печать у себя. Можете ее не возвращать: герб и девиз изменены, так что она утратила силу.
        - В любом случае я не счел возможным размещать своих людей рядом с людьми теньента Анастаса. - Память о Лидасе Капрас отдавать и так не собирался, но перемены в гербе избавляли от очередного вранья. - Поддерживать порядок в городе им вполне по силам.
        - Плохо. - Прибожественный еще раз шлепнул по столу, но все готовые к бегству фрукты уже разбежались. - В Кирке свили гнездо предательство и ересь. Вы еще не знаете, но этот воню… возмутительный Анастас не только не подчинился, но даже посмел угрожать мне, а в моем лице самому Четырежды Божественному!
        Так вот ради чего ты здесь! Не управившись с обнаглевшей «рыбиной», полноценным хозяином северных провинций не стать. Собственных сил не хватает, значит, самозванца должен уничтожить маршал Капрас, уничтожить и убраться.
        - Вы меня поняли?
        - Поведение Анастаса непростительно и недопустимо, - выдал достойный самого Фуриса оборот маршал, - и подтверждает разбойничью сущность данного негодяя.
        - Анастас - изменник и кощунник. Запомните это.
        - Я запомнил, - и отнюдь не сейчас. Так запомнил, что даже ночью пару раз снилось. Доцветающая мальва, выкрашенные серебряной краской воротца, изящный фонарь и на нем - оскаленный висельник. Носитель первой молнии северной гвардии Анастас. Тварь, которая могла спасти чудесного парня, но возжелала печать сервиллионика… власти над чужими жизнями возжелала.
        - Ваша немногословность делает вам честь. Корпус до своего отбытия должен покарать преступника.
        - Что надлежит сделать с подчиненными самозванца?
        Спросить надо, но ублюдки вне зависимости от ответа будут вырезаны подчистую. И те, кто окажет ожесточенное сопротивление, и те, кто захочет сдаться, если такие, разумеется, найдутся.
        - Подчиненные возмутительного Анастаса - его сообщники, а заодно еретики и святотатцы! - Филандр уродился красавцем, Ставро напоминал жабу, но злоба превращает любое лицо в оскаленную белоглазую морду. - Прощать таковых нельзя, так что уничтожите всех. Какими силами, решайте сами.
        Сервиллионик Лидас жил и умер как гвардеец. Сервиллионик Филандр был партикулярной дрянью и готовился убивать. Если ему дать волю, север наплачется. Ионика еще может шарахнуться к Алату, а Кипаре с Мирикией куда? Не к Баате же…
        - Долго думаете, маршал. - Теперь легат улыбался, и улыбка у него была злющей. - Четырежды Божественный, чтоб вы знали, тугодумов не любит. Итак?
        - Согласно полученным донесениям, драгунские эскадроны, с успехом завершившие преследование злокозненных разбойников, скоро будут возвращаться назад, и как раз через Кирку. Их можно поторопить.
        - Хорошая мысль.
        Просто отличная. Настолько, что приказ отправлен позавчера, и не только драгунам Василиса, но пусть Филандр думает, что без его разрешения Капрас вообще ничего не предпримет.
        - Я приму все необходимые меры.
        - Не тяните. - Молодой человек в стариковском мундире откинулся на спинку стула, сверкнуло шитье. Очередные молнии, теперь они везде… - Важные вопросы мы обсудили, и ваши ответы, маршал, меня полностью удовлетворили. Приглашаю вас отобедать.
        - Благодарю.
        - Не стоит, - Филандр милостиво улыбнулся, его злоба явно шла вниз, но Карло успел увидеть достаточно. Пьетро с новым Прибожественным не ошибся, это свихнувшийся убийца.

3
        Его величество явно расстроился, но при тетке давать выход чувствам не рискнул, только насупился и пробубнил, что ждет от доблестного капитана Савиньяка новых подвигов во славу Талига. Означенный капитан преклонил колено и верноподданно заверил во всем, что положено, но напоследок не выдержал:
        - Ваше величество, - твердо сказал он, - я дал слово капралу Кроунеру, что академики увидят жука.
        - Больнокусачего шипастого усача! - с достоинством уточнил Карл. - Мы отошлем картинку, когда художник дорисует, и проследим, чтобы наше повеление было исполнено должным образом.
        - Я тебе сразу напишу, - подхватила Октавия, не отрывая взгляда от своей ленты на эфесе шпаги виконта. - Про все. Она мятая!
        - Ваше высочество, - не растерялся Арно, - я, как вы и желали, не расстаюсь с вашим даром, но я военный, а военные должны фехтовать и проминать коней.
        - Понятно… - принцесса на миг задумалась. - Я подарю тебе еще две! Одну будешь носить, вторую отдавать в стирку, а третья на всякий случай, вдруг какая-то потеряется.
        - У нее все теряется! - не выдержал король.
        - А у тебя ломается, - отпарировала ее высочество, - и проливается…
        - Карл, - вмешалась герцогиня, - Октавия, не задерживайте нашего храброго друга, ему предстоит долгий путь.
        - Он выдержит, - не усомнился король, глянул на тетку и затараторил: - Наши славные военные преодолеют любые преграды, но исполнят свой долг и принесут нам победу.
        - Ваше величество, - главный кот Леворукого, взявший Арно под свое незримое покровительство, красноречиво пихнул виконта под преклоненное колено, - я отбываю не на войну, а к своему другу бригадиру Придду. Прошу вашего разрешения от себя и от него прислать вам лучшие книги про известных науке животных.
        - Ой! Спаси… Мы будем весьма признательны. Ступайте.
        - Подожди! - принцесса уже привычно выпутывала из косы ленту, на сей раз розовую. - Я сейчас еще и белую принесу.
        - С вашего разрешения, ваше высочество, я в это время засвидетельствую свое восхищение вашим подругам.
        - Не надо! Я сюда…
        - Виконт Сэ - настоящий рыцарь, - улыбнулась герцогиня Ноймаринен. - Он не может пуститься в путь, не попрощавшись с той, чье доброе имя защитил. Не так ли?
        - Конечно, сударыня, - незамедлительно подтвердил виконт, но Октавия уже умчалась, зато король как-то оказался рядом.
        - А картинки там есть? - шепотом осведомилось его величество. - В книгах?
        - Да, и очень подробные.
        - Тогда ты быстрее, без ленты… Отправляйтесь, мы будем ждать известий.
        - Ваше величество, я дал слово вашей сестре, но потом…
        - Потом, - твердо сказал король, - ты загонишь четырех коней!
        - Ваше величество, лошадей загонять нельзя, разве что речь идет о жизни и смерти. Поймите…
        - Идите уже, виконт, - слегка поморщилась герцогиня. - Карл, вас ждет учитель.
        Глава 5
        Западная Придда. Старая Придда
        1 год К. Вт. 15-й день Зимних Ветров

1
        Где-то поблизости стрекотал сверчок, и это стрекотанье, мешаясь с похрапыванием Салигана, удостоверяло: жизнь продолжается и даже слегка торжествует. Было тепло и темно, лишь в низком окошке плясали красноватые блики - дежурные «фульгаты» жгли костер. Если и утро, то раннее, можно смело спать дальше, благо с Залем всё наконец прояснилось и дальше с ним возиться свободному дуксу. «Маршалу Лэкдеми» остается разве что на радостях напоить уцелевших офицеров и отправиться к Алве. Не мешкая, но и не очертя голову.
        Лионель Савиньяк потянулся, просчитал про себя до шестнадцати, встал и зажег свечку. В юности он частенько просыпался на таких вот постоялых дворах, высекал огонь, наскоро одевался и уходил навсегда, оставив на столе кошелек, а в постели - спящую красотку. В Олларии память о молодой бездумной лихости будто илом затянуло, только ил нетрудно и соскрести… Немного зимней ночи, удачно сделанное дело - и тебе опять двадцать, пусть и на пару минут, а ужин подавала очень славная девчушка. Ли Лэкдеми не оплошал бы, только его давно нет, а «подобный Флоху» обойдется до Аконы без женщин. Маршал слегка повернул подсвечник и бросил на стол возвращенную Дювье эсперу; не потускневшее за века серебро взглянуло в глаза огню и налилось червонным золотом. Так на полуденном солнце горят лепестки еще живых иммортелей… Суть жизни, блеск осени и при этом - символ зимы, а значит, смерти.
        Свеча слегка потрескивала и мигала, но Салиган упорно спал, время от времени всхрапывая, видимо, из-за разлегшегося у него на голове кота. Хранить сон дукса Ли не нанимался, но и будить было не с чего: все, что получалось вытрясти друг из друга, они уже вытрясли, оставалось осмыслить.
        Раймон не сомневался, что с погодой, пусть и не нарочно, надурил Вальдес, Ли склонялся к тому же. Альмиранте прекрасно понимал, что Заля нужно выставить за Кольцо, но созерцать уходящих подонков трудно, почти невыносимо. Ротгер как-то сдержался - не бросил в погоню конницу и не бросился сам, но ярость искала выход и снесла некий барьер, выпустив, а вернее, погнав наперерез «зайцам» бурю. Заль остановился, попятился, навалился на Вержетту, и тут желание адмирала совпало с долгом. Прозеленевшая сволочь напирала, Вальдес ее не пускал, так не пускал, что белая рубаха стала красной, а вьюга остановилась и не двигалась с места, пока залитого кровью Бешеного не оставили без бесноватых.
        Начало казалось понятным, вернее, логичным, из одного вытекало другое, но что случилось потом? Очнувшийся Ротгер вертел головой, оглядывая дело рук своих, а буря… Буря и не подумала уняться, напротив, она ринулась вперед, сгоняя в одну кучу «зайцев» и тех, кто их сдерживал. На подступах к ничем не примечательному городишке бесчинствовал ветер, а где-то вовсю сияло весеннее солнце и топтал молодые травы табун, причем все это было чем-то единым, древним, безжалостным…
        Снежные жеребцы казались страшней бурана, способного разве что задержать или сбить с пути полк-другой. Ураган на Мельниковом был куда внушительней, но на то, чтоб смахнуть с лица земли пару армий, как в древности смахивало города, его не хватило. Мало того, самый впечатляющий смерч удалось развернуть. Почти наверняка это сделал Валентин, хотя сам он ничего не помнит, вернее, помнит надвигающийся крутящийся ужас и обезумевшего коня. Придду пришлось отвлечься на мориска, он его подчинил и увидел удаляющийся зеленый столб.
        Зеленый? Арно помнит серое с черным, Ариго с Ойгеном ничего толком не разглядели, а у бергера еще и кровь носом пошла, но кровью займемся позже, сперва Валентин. Спрут - отличный наездник, пусть и похуже Малыша, а Соберано с Каном друг другу ровня, и оба выезжены на морисский лад. Кан слушался всадника до последнего, а братец тоже до последнего ждал и лишь потом положился на волю коня; задури жеребец, Арно бы его унял, но тот не дурил. В отличие от Соберано. Это - если Придд помнит то, что было на самом деле, а не часть прогулки по кошмару. Именно часть, незначительную и более всего напоминающую явь. Странные тропы, на которые порой заносит, уродуют память, но с каждым разом помнишь все больше. Вот что в самом деле удивляет, это воля и сила Валентина, сумевшего без подготовки и гальтарских масок прорваться в небытие, подчинить стихию и вернуться, разве что Повелитель по определению сильнее вассала. Нельзя забывать и о том, что на Мельниковом буянили вода и ветер, причем ветер начал первым, понять бы еще, кто умудрился его поднять или… призвать?
        Вопросы громоздились один на другой, но оценить всю гору целиком Ли не успел, поскольку Салиган с котом не только проснулись, но и соизволили встать.
        - Вот зачем? - свободный дукс сунул в открытую чернильницу палец. - Зачем ты не спишь? Теперь мы с Раймоном не можем тебя разбудить, а это обидно!
        - Пожалуй, - Савиньяк отодвинулся, предоставив свободному дуксу возможность поставить здоровенную кляксу. - Ты прав, с ней лучше.
        - Так и ты прав. - Раймон сгрузил своего зверя на стол, тот покрутился на одном месте и уселся на самом краю, свесив хвост. - Что мне передать зайчику?
        - Что Вальдес его не забудет. Что мне передать Рокэ?
        - Что я завещаю ему все благоприобретенное мной на службе дуксии движимое имущество, но мой нынешний домик отойдет Раймону… Давно хотел спросить, ты кого-нибудь уже травил или все шпагой да шпагой?
        - Травил, - с чистой совестью признался не раз пускавший в ход нарианский лист Савиньяк. - Это несложно.
        - Я так и думал, - дукс поставил еще одну кляксу и потянулся, - со мной что-то происходит, я начинаю испытывать бескорыстную тягу к армии. Еще немного, и я не смогу спокойно спать. В дуксии. Что в этой кружечке?
        - Спроси Мишеля. - Лионель отхлебнул оставшейся с вечера горьковатой кислятины. - Ягоды шиповника точно есть… и еще что-то… Намекаешь на завтрак?
        - Завтрак у тебя будет негодящий, - Салиган допил фульгатское варево и подсунул кружку коту, тот немедленно проверил, чихнул, вякнул и ретировался. - Я с вечера сложил все лучшее в мешочек, а в обмен оставляю тебе Дювье, я видел, он тебе понравился. Ты проводишь нас с Раймоном до порога? Коломана вон аж до тракта проводил!
        - Гордись, тебя я провожу аж до Кольца. - Летом бы уже рассвело, но в Зимние Ветра солнце поднимается поздно, а низкие тучи накидывают ночи еще час, если не два. Самое время выезжать. - Мало того, я на прощанье у тебя кое-что попрошу.
        - А я не дам. Для твоего же блага. Брать вредно, от этого можно сгинуть без следа, только дом в вепрях и останется.

2
        Возглавляемый «фульгатами» кортеж неспешно вытек из Цитадели и двинулся через заснеженный городок. Утро выдалось морозным, и Старая Придда выглядела немноголюдной и очень чистенькой, любо-дорого смотреть. Печные дымки таяли, не добравшись до высокого неба, заиндевевшие деревья на его фоне казались серебряным шитьем. Солнечный зимний холод нарядней лета, это оттепель все мажет серым…
        - Арно, - окликнула мать, - ты уверен, что не влюблен?
        - Вроде нет… А что?
        - Выглядишь несколько мечтательней, чем обычно.
        - А… Всё в порядке, просто красиво.
        Мать не ответила, только сощурилась на принарядившуюся по случаю отъезда пятерку Раньера, но вряд ли ее занимали новенькие варастийские шапки.
        - Не могу не согласиться с Арно, - Валентин счел уместным поддержать разговор. - Прекрасный вид и прекрасное утро. Я очень рад, что герцог Ноймаринен вчера не смог меня принять и отъезд пришлось перенести на день.
        Герцог Ноймаринен не смог вчера, дамы Ноймаринен не смогут сегодня, ибо должны нанести супруге кардинала оговоренный визит. Без Леоны - марикьяре есть марикьяре, ее от клириков мутит, зато конной прогулке она всегда рада.
        - О да, - Арно мутило от вранья, но деваться было некуда: если не воюешь и не сидишь у друзей, ты так или иначе врешь. - У господина Заразы с переносом аудиенций полный порядок.
        - Как и со всем остальным, - уточнила мать. - Именно поэтому я в легком недоумении: «лиловый» эскорт выше всяких похвал, но вы взяли с собой еще и «фульгатов».
        - Решение принимал Арно, но я счел его правильным. Ты можешь повторить свои доводы или это сделать мне?
        - Могу, конечно. Без собственной свиты разъезжать несолидно, а мне за тебя отчитываться, если не перед Рокэ, то перед Бертрамом, да и Кроунеру посмотреть что-нибудь, кроме войны, не помешает.
        - Думаешь, он найдет загадочную самоубийцу?
        - Подвал поискать тоже стоит, - не стал отпираться виконт, возлагавший на маленького капрала немалые надежды. - Аналитически.
        - Валентин, вы тоже так думаете?
        - Я не разведчик, и я бы Эдиту не нашел.
        - Так и я бы без Кроунера не нашел… Хоть бы академики жука не опознали!
        - Если б я имел обыкновение заключать пари, - Придд коснулся шляпы, которой ничего не грозило, - я бы поставил на то, что подобных усачей из Торки еще не вывозили. Как и подобных девиц, ее высочество будет потрясена.
        - Она-то будет, - виконт невольно тронул честно украшенный дареной лентой эфес, - но мне эта затея больше не нравится. После Кабаньего Лога в эту… патоку. Да тут от слова «лопать» в обморок попадают!
        - И что с того? Арно, забыл тебе сказать, что ты оказываешь услугу не столько семейству Варнике, сколько Карлу Оллару. Возможно, большей услуги ему не оказывали и не окажут.
        - Слышал бы тебя… - начал виконт и запнулся, представив остающиеся за спиной рожи и мальчонку, долдонящего взрослые слова. - Бедняга Карл!
        - Не могу с тобой не согласиться, ведь я тоже получил хорошее воспитание.
        - В отличие, дитя мое, от тебя, - подхватила мать. - Хорошее воспитание - это ужасно! Вечно приходится исхитряться, чтобы назвать вещи своими именами, не погрешив при этом против приличий. Вам не кажется, что мы слишком торопимся? Погода прекрасная, спешить особенно некуда, да и к новой лошади мне надо привыкнуть…
        - Фрейлинам про время отъезда я проболтался, - как мог невинно сообщил виконт, - правда, чувствовал себя при этом полным… Дурзье.
        - Сочувствую, но мне в самом деле нужно переговорить с Леоной.
        - Сударыня, - деловым тоном осведомился Придд, - когда к нам присоединятся дамы, мы должны предоставить вам возможность для беседы исключительно с маркизой Ноймар или нужно оставить вас наедине с кем-нибудь еще?
        - Я бы сказала пару слов вашей родственнице.
        - Благодарю вас, я должен отдать соответствующее распоряжение эскорту.
        - Нет, это я вас благодарю. - Мать придержала пока еще непривычную чалую мориску, пропуская галантно тряхнувшего гривой Соберано. Город почти кончился, но добротные дома нет-нет да и выбегали к змеящемуся среди елей тракту. Впереди звонила путевая церковь, то ли прощалась, то ли о чем-то предупреждала. Странно все-таки получается, вроде и правильно всё, а чувствуешь себя дезертиром. Из-за короля, что ли? Или из-за Иоланты с ее родственничками, а еще Гизелла… Ну и глупо же с ней вышло, ну что бы ей не подождать полгода… и не влюбиться в Берто?!
        - Мама!
        - Да, дитя мое?
        - Ты маркизе Салина не напишешь про все… это? Я бы и сам написал, но как-то глупо будет, а Валентина Берто слушать не станет.
        - Бланке я уже написала, - мать тоже вслушивалась в чистый холодный звон, - но ты меня радуешь.
        - А ты меня нет. - Арно поправил все еще живую, если так можно сказать о головном уборе, шляпу. - Прошлый раз вы уединились с Леоной, а мне Гизелла всю душу вымотала.
        - Тебе ее совсем не жаль?
        - Даже не знаю… Тогда вроде было, но удрать хотелось больше, а сейчас… Лучше бы она дома осталась!
        - Тогда никуда не денешься, ты все же слегка влюблен. Если это не пройдет, я ничего против иметь не буду, могло быть гораздо хуже. Нет, я не про Гизеллу.

3
        Графа Укбана Лионель сразу и знал, и нет, так бывает: при встрече не ошибешься с именем, вспомнишь и должность, и родню, и даже манеру держать бокал, но что творится в голове пьющего из этого бокала, останется тайной. Конечно, пожелай Савиньяк в свое время разобраться, что за фрукт сперва вице-геренций, а затем - губернатор Западной Придды, он бы разобрался, но необходимости в изучении сей довольно-таки банальной персоны не возникало. Губернаторы, державшие нос по ветру и при этом не делавшие высоких ставок, редкостью не являлись: Сильвестр предпочитал именно таких, и свой резон в этом был. Когда у Талига имелась голова или то, что большинству казалось таковой. Лионель махнул рукой, приказывая конвою остановиться, и бросил изловившему Укбана Бертольду:
        - Подробнее.
        - И покрасочней, - потребовал придерживавший бугрящуюся куртку Салиган. - У меня впереди так много серенького.
        Увы, ничего захватывающего в поимке перебежавшего к зайцу хомяка не было. Драгуны в поисках дезертиров завернули в Дарвиль, и один добрый горожанин донес на соседа, как на укрывателя. Пошли проверять и обнаружили в погребе целого губернатора, да не просто так, а с вполне приличным приданым. Сопротивления Укбан не оказал, напротив, уяснив, что перед ним люди Савиньяка, принялся настаивать на личной встрече с, как ему думалось, Эмилем. Бертольд решил добычу на сей счет не просвещать, оставив сие начальству. То, что Савиньяку придет в голову провожать Салигана, капитан не знал, встреча средь заснеженных полей вышла случайной, но отсылать драгуна с его трофеем к Стоунволлу Ли не стал.
        - Хорошо, - распорядился он, - давайте его превосходительство сюда.
        Недавние треволнения на Укбане не сказались: выглядел граф недурно, с драгунским мерином управлялся будто с кровным линарцем, а лакейские плащ и шляпа шли ему несказанно, о чем Ли и сообщил.
        - Вынужденная мера, - господин губернатор с деланой непринужденностью рассмеялся. - Но, Леворукий побери, Эмиль, как же я рад встрече с вами! Собственно, вас я и искал.
        - В погребе с ветчиной? - слегка удивился Лионель. - Странное же у вас обо мне сложилось мнение.
        - Вы всё так же остроумны, - Укбан улыбнулся, как улыбаются при дворе. - А я ведь теперь должник, ваш и ваших молодцов. Сейчас я, к несчастью, не при деньгах, но оказанных услуг, как вы помните, не забываю.
        - Не помню. Вы решили расстаться с Залем?
        - Я не расстался, - граф доверительно понизил голос, - я, едва представилась такая возможность, бежал. От губернаторов Западной Придды никогда не требовалось мужества, будь иначе, я бы этот пост никогда не получил. Заль меня запугал, отобрал печать и возил с собой, лишив даже камердинера. Кстати, у этого негодяя цирюльник, и то отвратительный…
        Здесь требовалось посочувствовать и рассмеяться, но Ли не сделал ни того, ни другого, лишь погладил прижавшую уши Проныру. Пришлось рассказчику смеяться самому.
        - Вы не поверите, - отсмеявшись, Укбан решил вздохнуть, - какие способы бегства я успел изобрести за эти гадкие месяцы, а вышло все до неприличия просто. Стерегшие меня подлецы устроили драку, и я просто ушел. Мне посчастливилось встретить сперва доброго человека, а затем ваших драгун.
        - Доброму человеку вы что-то обещали?
        - Обещал и исполню. Это долг чести.
        - Какое странное слово, - доселе молчавший Салиган откинул капюшон. - Я имею в виду - в ваших устах.
        - Маркиз? - слегка растерялся Укбан. - Вы?
        - Не маркиз, а дукс, - с достоинством поправил Раймон. - К тому же свободный. Расстрелял бы ты его, а то потом не отмыться будет.
        - Ваши вечные шуточки… - делано хохотнул заячий пособник. - Надеюсь, наш маршал не примет их всерьез.
        - Дуксы не шутят! - Жан-Поль убрал руку с груди, позволяя коту высунуть нос. Нос незамедлительно высунулся. - Порой можно оставить в живых парочку-другую бандитов, но никак не губернаторов, у которых отбирают печати, оставляя булавки. Уверяю тебя, это очень хороший рубин, я его помню.
        - Конечно, - огрызнулся Укбан. - Вы же вор и лжесвидетель!
        - Не только. Я многогранен, а вас надо расстрелять.
        - Удивительно неприятная шутка, - бывший губернатор, скрывая злополучную булавку, запахнул плащ. - Маршал, я не собираюсь вступать в спор с этим…
        - Тем лучше. - Укбан не бесноватый, но обнаглеть успел. - Вы подписывали приказы вместе с Залем?
        - Один или два раза… Поймите, у него в любом случае была моя печать, к тому же в первые дни я не сомневался в его правдивости, а вторжение адмирала Вальдеса в мирную процветающую провинцию выглядело, мягко говоря, спорным. Потом я начал подозревать, что Заль не просто злоупотребляет своими полномочиями, но не имеет их вовсе, но что я мог ему противопоставить?
        - Конечно, ведь у вас не было даже камердинера.
        - Врет, - припечатал Салиган, явно не предполагавший в отношении бывшего губернатора Западной Придды ничего хорошего. - Эти сапоги чистили не позднее чем прошлым вечером, и вычистили просто отлично: вакса с игристым, столичные штучки. Ли, когда ты его расстреляешь, отдай сапожки кому-нибудь симпатичному.
        - Создатель! - Укбан подался вперед и, видимо, задел шпорой мерина, на которого его посадили. Мерин взбрыкнул задом, но в седле граф усидел. - Лионель?! Собственной персоной, но мы… Я не сомневался, что против Заля ваш брат. Ваше неповторимое сходство…
        - Помолчите! - Савиньяк махнул рукой, подзывая драгун. - Бертольд, когда доберетесь до квартиры, обеспечьте господину Укбану те же условия, что в Дарвиле.
        Укбан понес какую-то чушь, но Ли уже не слушал, и бывшего во всех смыслах губернатора уволокли вместе с мерином, рубином и недоумением.
        - Я ведь тебе говорил, - напомнил о себе Салиган, - что блох из Шарли надо вычесывать, не дожидаясь наследника? А то разбегутся.
        - Не говорил, но ты прав.
        - С блохами или с расстрелянием?
        - И с тем, и с другим.
        Расстрелять красавца в самом деле было бы неплохо, но Рокэ нужно пугать воспрянувших ызаргов, а Укбан будет просто отменно выглядеть на эшафоте. Хуже, что по провинциям отсиделась уйма дряни, не успевшей ни сбеситься, ни предать, ни продаться. Сейчас вся эта сволочь бросится пробиваться наверх, не забывая трясти своей верноподданностью. Написать, что ли, матери? Пусть сочинит про хромых ызаргов, опоздавших к дохлятине и объявивших себя на этом основании волкодавами.
        - Не грусти, - внезапно потребовал дукс, поправляя запрещенную в свободной Данарии перевязь со шпагой, - ты еще молод, и у тебя все впереди, в том числе и кот. Прощай, дальше я еду один. Будь счастлив и помяни меня в своих молитвах или поручи кому-нибудь. Дювье, например, тот точно молится.
        - А Джанис разве нет?
        - Ты его раскусил, ты прекрасен! Пожалуй, я завещаю тебе гайифское бюро, оно сейчас в нашей с Рокэ домовой церкви, но если я уцелею, вы оба не получите ничего, кроме счастья.
        Смотреть в спину уходящим всегда невесело, но Ли следил за удаляющимся всадником, пока тот не скрылся в серо-зеленом распадке. Чуждая сантиментов Проныра извернулась и прихватила замечтавшегося всадника за сапог, она не желала топтаться на месте. Она была права, как сам Кабиох.

4
        Желающие проводить графиню Савиньяк присоединились к кортежу у переезда через речку, столь заснеженную, что вспомнить о ее существовании мог только Валентин. Опекающую дев маркизу сопровождали Валме с собакой и Рафле, встреча вышла бурной и при этом милой, но потом мать заговорила с Леоной о переводах с кэналлийского, а Придд ухватил разжившуюся недурной лошадкой Иоланту. Гизеллы не было, и повеселевший Арно решил присоединиться к Валме, но тут компанию догнала приотставшая Айрис Хейл. Вежливость требовала предложить свою помощь, и виконт предложил.
        - Что-то с Моной? - участливо спросил он.
        - Скорее со мной, - засмеялась девушка. - Я становлюсь ужасно хитрой, мне не хотелось теряться в общей куче, и я не потерялась. Отстанем?
        - Почему нет? - не удержался от улыбки Арно. - Мать о кэналлийских песнях может говорить долго.
        - А Валме может говорить вообще обо всем… Вы думаете, я влюблена?
        - Упаси Леворукий, - фыркнул виконт. - То есть… Первыми должны влюбляться мужчины.
        - И вы не влюблены?
        - Ну…
        - Вы сами не знаете. Я тоже. Мне хочется вас видеть и с вами болтать, мы могли бы отлично проехаться, если б было лето и не было этого… придворного хвоста, но я без вас не зачахну, а вы не станете прижимать к сердцу мою ленточку.
        - У меня ее нет!
        - А я и не дам!
        - Не беда, я могу прижимать любую ленточку и все равно думать.
        - Обо мне?
        - Иногда.
        - А иногда о Гизелле, Марии, Иоланте и жуке!
        - Еще о девицах Варнике… Зря я это затеял, им в их Кабаньем Логе веселее.
        - Ничего, тут тоже жить можно. Мы скоро обнюхаемся. Как лошадки на новой конюшне, да и весна начнется, а на лето двор всегда куда-то выезжает…
        - До лета четыре раза сбесишься… Тьфу ты, я же должен быть куртуазен!
        - Со мной можно и так, у меня отец с братьями в кавалерии.
        - Спасибо.
        - Пожалуйста.
        - Э-э… - Вроде тут все чисто, но мать зря предупреждать не станет, и о Сэль с Мелхен забывать нельзя, мало ли… - Какая у Иоланты хорошая лошадь, даже удивительно.
        - И вовсе нет, у нас все лошади хорошие.
        - Так это ты?! Простите, сударыня, так это ваш конь?
        - Вот только не надо назад, мне тебя на «вы» тоже называть трудно. Чижика Иоланте одолжила я, но восхищаться не надо, я из корысти.
        - Вот как?
        - Ну и назло немножко. - У некоторых просто уморительные гримаски получаются! - С Иолантой у Гизеллы не выйдет уводить за собой всех всадниц, а графиня Тристрам будет сидеть со своей Марией на софе и слушать музыку. Но вообще-то, будь моя воля, я бы хоть сейчас сбежала.
        - Домой?
        - Больше некуда. - А ведь она в самом деле может удрать! Просто взять, сесть на лошадь и удрать… - Я очень хотела посмотреть Марикьяру, но Гизелла меня теперь знать не желает.
        - Марикьяру лучше смотреть в… другой компании.
        - Мне тоже так кажется. В конце концов, можно съездить к тете, раз уж меня назвали в ее честь… Мы к ней почти собрались, но тут пришло приглашение ко двору, и родители страшно обрадовались. Кто ж знал, что сгребают всех. Как сено… Хоть бы уж в нем наперстянки не оказалось.
        …На истоптанный снег косо серые тени ложатся…
        В спину бить - у беды на Изломе в привычку вошло.
        И опять остается одно: стиснув зубы, держаться -
        И не сметь показать никому, как тебе тяжело.
        И не выдать, как плохо тебе. И не сметь пошатнуться…
        Даже зная: придется теперь сжиться с этой бедой.
        Ты поверил: тому, что в Закате горит, не вернуться -
        А оно из глубин встало вновь, как туман над водой.
        Как над черным и стылым окном полыньи - пар морозный…
        Тень чудовища… Кто же мог ждать, что она оживет?
        Значит, делай, что должен: с судьбой шпагу скрещивать поздно.
        Как ни больно - до судорог - снова вмерзать сердцу в лед.
        Улыбаться тебе тоже будет отныне труднее…
        На войне - там хотя бы все просто: есть враг - и есть бой.
        …Тонок лед под ногой. Он - холодный, но смерть холоднее.
        И она нынче вновь разминулась лишь чудом с тобой.
        «Я привыкну», - звучит это страшно. А выстоять надо…
        Но, назло и судьбе, и недоброй ее ворожбе,
        Те, кому ты стал дорог, с тобой на сей раз будут рядом -
        И схватиться с бедой одному не позволят тебе.
        Друг шагнет в темноту, заслоняя тебя от удара.
        Друг подставит тебе, слов ненужных не тратя, плечо…
        И она ослабеет - давящая хватка кошмара.
        И поймешь ты: винить себя тут ты не вправе ни в чем.
        Сможет слишком замерзшее сердце, оттаяв, согреться.
        Неужели ты в этом опять усомнился, скажи?
        Как и в том, что, когда сердцу есть на кого опереться,
        Много легче и верить в весну, и сражаться, и жить…
        I. «ОТШЕЛЬНИК»[Высший аркан Таро «Отшельник»/ «Мудрец»/«Ищущий» («L’Hermite») символизирует управляющий волей разум и необходимость всесторонне просчитывать последствия своих поступков, поскольку даже малый толчок может стронуть лавину. Жизненно важно сконцентрироваться и полностью посвятить себя решению поставленной задачи. В личном плане карта может означать как развитие вглубь, поиск духовных ценностей, отчуждение, горечь, потери, болезнь, одиночество, которое тем не менее пойдет на пользу, так и открытость, искренность, обретение истинной дружбы и понимания. ПК в лучших случаях указывает на эмоциональную связь с кем-то мудрым и необычным или же на самостоятельное достижение поставленной цели, однако чаще означает эгоизм, отказ от помощи, упрямство, самоуверенность, нежелание учиться, или же, наоборот, самокопание и чрезмерную таинственность.]
        Ум человеческий, по простонародному выражению, не пророк, а угадчик, он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно ему предвидеть случая - мощного, мгновенного орудия провидения.
        Александр Сергеевич Пушкин
        Глава 1
        Западная Придда. Васспард
        1 год К. Вт. 17-й день Зимних Ветров

1
        Зайцы есть зайцы, пусть четырежды шляпные: когда улепетывают, ни вперед, ни по сторонам не глядят, эти тоже не глядели, вот и выскочили на «фульгатов». Полковник, больше похожий на секретаря значительной персоны, парочка штабных капитанов, с полдюжины солдат и столько же лакеев, один из которых оказался очень разговорчивым.
        - Не полковник они, - разорялся все еще смазливый малый лет тридцати. - Перевязь нацепили, только по закону их не производили. Жалованье задерживают, от себя не отпускают, и Заль такой же, а мы честные олларианцы и изменять не хотим. Было б можно, ушли, только опасно, да и стыдно за полгода безупречной-то службы с пустыми руками домой… Сколько раз спрашивали, а нам посулы напополам с зуботычинами. Нехорошо!
        - Нехорошо, - согласился Лионель, проглядывая отобранные бумаги, которых оказалось на удивление много. - Настоящий полковник так никогда бы не поступил.
        - У меня не было выбора, - с неожиданным достоинством возразил до того молчавший трофей. - Господин маршал, могу я просить вас о разговоре наедине? Очень кратком.
        - Будь по-вашему, - согласился Ли, в ряде случаев полагавший присутствие охраны излишним. - Выйдите.
        «Закатные твари» опасности для командующего не видели никакой и посему исчезли быстро и бесшумно, почти расточились, не забыв, однако, прихватить болтливого слугу и положенные за успешную охоту наградные.
        - Благодарю вас, господин маршал, - проникновенно поблагодарил пленный. - Признаться, я в первый раз за полтора года спокойно усну.
        - Рад за вас, - довольно-таки сухо откликнулся маршал, разглядывая собеседника, по которому плакала если не тессория, то геренция, - но это ничего не значит. Что вы хотите сказать?
        - Показать. Мне надо предъявить одну вещь, и это не кинжал.
        - Разумеется. Оружия вам не оставили. В отличие от тех драгоценностей, что были на вас.
        - Вы правы, это браслет, - полковник стащил с руки скромный золотой обруч. - Надпись на внутренней стороне. Я объясню, что она значит.
        - Не стоит, - капитан королевской охраны по долгу службы знаком и не с такими сувенирами. - Сильвестр мертв второй год, а былые заслуги, даже если они имелись, легко перечеркиваются последующим предательством.
        - Вы правы. Я получил этот пропуск по вступлении в должность начальника канцелярии губернатора Эпинэ, каковым тогда являлся маркиз Сабве…
        - На которого, - доброжелательно подсказал Лионель, - вы доносили его высокопреосвященству.
        - О нет! Я должен был сообщить, лишь если б случилось нечто важное.
        - Вы полагаете, такого не случилось?
        - Его высокопреосвященство скоропостижно скончался, и доклады о мятеже были отправлены обычным путем, но я обо всем немедленно отписал главе дома Дорак. Когда мне пришлось последовать за Сабве…
        Это было интересным. Это было очень интересным, даже с учетом того, что Колиньяры выбыли из игры. В лесу не одни медведи водятся, а в Эпинэ на момент смерти Сильвестра сложился очаровательный узор из скудоумия, амбиций, несбыточных надежд и гаденьких мечтаний. Глупейшая на первый взгляд история с попыткой ареста Эпинэ теперь обретала смысл и отнюдь не являлась импровизацией. Единственный брат Сильвестра усиленно готовился унаследовать власть над Талигом, и ему удалось обзавестись табунчиком сторонников той или иной степени глупости и корысти, среди которых затесался даже шпион Сильвестра.
        - Значит, - уточнил Савиньяк, - вам удалось напомнить о себе графу Дораку?
        - Я очень на это надеюсь. Как вы понимаете, я не мог дожидаться ответа, все развивалось слишком стремительно, хотя изначально зима предполагалась относительно спокойной.
        - Пожалуй, - усмехнулся растормошивший зиму Проэмперадор. - Что вы можете сказать про графа Укбана? Находясь при Сабве, а следовательно, при Зале, вы должны были его встречать.
        - Да, разумеется. Этот господин довольно настойчиво оспаривал первенство у Сабве и Фраки. Не представляю, где он сейчас.
        - Здесь, и вы с ним увидитесь. Сожалею, но к Дораку я вас отпустить не могу, вы слишком ценный свидетель. По крайней мере, я на это надеюсь.
        - Разумеется, я дам все необходимые показания.
        - Я не слишком четко выразился, - мерзавца следует напугать, причем якобы случайно, - я надеюсь, что вы не окажетесь среди обвиняемых. Как и когда вы расстались с Сабве и где он сейчас?
        - Господин маршал, я прошу вас сообщить графу Дораку об этом… о нашей встрече.
        - Это не является делом первостепенной важности, к тому же мы на марше. Кстати, почему вы, направляясь к Дораку, забрали так далеко на север?
        Ответ порадовал необычайно. В том смысле, что, отправив к Вальдесу подкрепление, Ли обогнал заразу-судьбу самое малое на неделю.

2
        Служба, пусть и похожая на отпуск, остается службой. «Фульгаты» честно проверяли идиллически-мирные окрестности, а капитан Савиньяк столь же честно проверял подчиненных. Сие уставное благолепие по большей части оборачивалось либо совместным ржаньем, либо обсуждением грядущего похода в Бирюзовые Земли, за которым опять-таки следовало ржанье. Так было и сегодня, пока вошедший в научный раж Кроунер между делом не договорился до вещи столь верной, что Арно сперва присвистнул, а затем погнал Кана к ехавшему перед материнской каретой Придду.
        - Господин бригадир! - Хорошая вещь молодцеватость, любую неловкость прикроет. - Капрал Кроунер считает, что после войны непременно нужно ехать в Бирюзовые Земли описывать тамошних тварей.
        - Интересная мысль, - согласился Спрут, - но, боюсь, несколько преждевременная.
        - Вовсе нет! После войны придется скаредничать, даже если мы доберемся до золота Манлия, а морская экспедиция штука не из дешевых. Чтоб на нее разорились, королю должно очень захотеться, а захочется ему, если рядом будет подходящая компания. Ты обещал Карлу книжки с жуками, но лучше бы их привезли твои братцы. В союзе с Эдитами они все преграды снесут.
        - Я уже думал об этом, - Придд легонько шевельнул поводом, и Соберано прибавил ходу, оставив карету позади. - О том, что делать с Васспардом и братьями. Хорошо, что ты о них заговорил, я не привык откровенничать, особенно когда боюсь.
        - Боишься? - оторопел виконт. - Ну и шутки у тебя.
        - Я не шучу, Арно, - Валентин привстал в стременах, словно желая что-то рассмотреть, но вдоль дороги тянулись лишь заснеженные рощи. - Я в самом деле боюсь Васспарда и себя, вернее, себя в Васспарде. Мне очень не хочется туда ехать. Ты не представляешь, как я благодарен тебе и особенно твоей матери за то, что я сейчас не один.
        - Нас-то чего благодарить, мы же не из-за тебя едем, а из-за Манлия. Ты про Васспард заговорил, когда письмо про клад получил, а если бы нет? Сжал бы зубы и отправился в одиночку?
        - Скорее всего.
        - Ну и дурак.
        - Не спорю. К сожалению, я все еще очень многого не могу, в частности - просить о помощи в том, не знаю в чем. Пойми меня правильно, ты, скорее всего, ничего особенного в Васспарде не заметишь, потому что ничего особенного там нет.
        - Капуль-Гизайль тебе бы не поверил.
        - По-своему он был бы прав, - Валентин отвлекся от рощи и теперь смотрел вперед. - У нас осталось семь Умбератто.
        - Да хоть восемь! Слушай, попробуй говорить, как человек. Что в Васспарде не так?
        - Сейчас уже ничего, мы начали во всех смыслах новый Круг. Арно, я много раз слышал, как ты вспоминал Сэ и Савиньяк. И один, и вместе с матерью и герцогом Алва.
        - Мы и с братцами можем повспоминать… Леворукий, я же тебя к нам до сих пор не пригласил! Давай осенью съездим?
        - С большим удовольствием, но я пытаюсь сказать о другом. У меня, как я теперь отчетливо вижу, никогда не было дома, мало того, дома не было у всей нашей семьи. Только видимость, морок с дворцом и прудами. Сейчас он перешел ко мне, с ним нужно что-то делать, а я не хочу его даже видеть. Скажи что-нибудь про клячу.
        - Ты же знаешь, она несусветная.
        Валентин знал и не ответил, а мориски, нет бы начать дурить и набиваться на ссору, упорно шагали голова в голову по пустой - не считать же ушедших вперед «фульгатов» - дороге. Хоть бы солнце выглянуло или ворона пролетела! Серятину Арно и так недолюбливал, а уж под такие разговорчики…
        - Неужели все так плохо? - Арно вынудил Кана идти почти вплотную к Соберано. - Я сперва подумал, ты про выходцев вспомнил.
        - Я про них не забывал.
        - Тогда мальчишек точно надо забирать!
        - Ты прав. С братьями я повел себя скверно, но мне до такой степени не хотелось вспоминать прошлое, что я гнал от себя саму мысль о Васспарде. А они там сидели, как… совята.
        - Может, расскажешь про них? - Домой Валентину не хочется, это и шипогрудому усачу ясно, но он не отступится, да и чем раньше сбросишь с шеи камень, тем лучше. - Как хоть с ними себя вести?
        - Мы почти друг друга не знаем. С Ирэной я хотя бы говорил, а младшие… Нас слишком хорошо воспитывали.
        - Ты об этом все время твердишь, только Карлу с Октавией вряд ли сейчас лучше.
        - Вынужден согласиться.
        - Значит, находим клад, забираем мальчишек… Как их зовут, кстати?
        - Клаус-Максимилиан и Питер-Иммануил.
        - А если по-человечески?
        - Отец до Лаик называл нас только полными именами.
        - Кляча твоя несусветная, зачем?!
        - Ты все-таки ее вспомнил, - слегка улыбнулся Придд. - Не знаю, почему отец был таким, но мать его любила до самой беды.
        - До… убийства Юстиниана?
        - Теперь мне кажется, что до самой смерти. А вот и Гирке… Это уже наши земли.
        - Где? - с облегчением завертел головой Арно. Ну и разговорчик, хоть кусайся, но занозы Валентину пора выдернуть; взять дюжину «крови» подурней и выдернуть. Не сегодня, конечно.
        - Посмотри направо, - как ни в чем не бывало объяснил Придд. - Сейчас всё заровняло снегом, но на самом деле там плес. Видишь колокольню? Это Максимилиановская придорожная церковь.
        - Вижу. - Острая высокая крыша, чуть ли не в треть общей высоты. Кажется, так строили перед Двадцатилетней. - Какая серая.
        - Только в ненастье. Церковь, как и дворец в Васспарде, сложена из местного известняка, в солнечную погоду они кажутся золотистыми.

3
        Пугала, караулящие присыпанные снежком пустые огороды, идущим по тракту отрядом не интересовались, торчали себе, растопырив руки-палки, и глядели в закат. Если вдуматься, очень аллегорично…
        - Завораживающее зрелище, - Лионель чуть придержал рвущуюся к пока еще далекой конюшне Проныру, - не находите?
        - Говорят, глядеть в закат не к добру, - Дювье странности временного командира не смущали, впрочем, опыт по части странного у бывшего сержанта имелся немалый. - Только куда деваться-то, если ехать нужно? Или вы про что другое?
        - Возможно… - в Закат они всем Талигом глядят уже года три, но сейчас в клубящемся безумии начинало проступать нечто осмысленное. - Хочется увидеть весну.
        - И не говорите, Монсеньор… Ну теперь-то, считай, дожили! То есть возвращаемся.
        - Да, - согласился Ли, отпуская повод. До Аконы, если не выскочит очередной зверь, оставалось недели полторы, так что на встречу с Хайнрихом он успевал. Если его медвежье величество явится, как собирался, они с Рокэ успеют хотя бы наскоро разобраться с собственными похождениями, а он еще и обещанную ночь отдаст… Одну из трех. Если, конечно, долг по-прежнему в силе.
        Закат угасал, небо чернело, как чернеют остывающие угли, притомившиеся за день кони рвались вперед, на запах дыма. Огонь в печи - воплощение мира и покоя, и он же, вырвавшись на волю, становится бедой. Или войной… Савиньяк повел плечами, разминая затекшую спину.
        - Капитан, не припомните, клирики в начале мятежа не пытались вас увещевать?
        - Нет. - Дювье ответил, даже не задумавшись. - Да и с чего бы? Мы же Маранов вздернули и ваш Сэ сожгли, хотя…
        - Капитан Дювье, мы с вами об этом уже говорили.
        - Да, Монсеньор, - согласился бывший мятежник, совести у которого хватало на всю Старую Придду. - Только оно не забывается…
        - Вы правы, память дама несговорчивая.
        - Ну вот сколько можно? - Салиган сорвал цветочек и всунул его в руку мраморной девице, старинной, но, видимо, не столь уж и ценной. Будь иначе, Коко не выставил бы ее в садик. - Сколько можно, я спрашиваю?
        - Видимо, много, но чего именно?
        - Жевать себя. - Маркиз знакомо почистил рукав, хотя на нем ничего не было и быть не могло. К Марианне Салиган захаживал по-простому и выглядел вполне прилично. - Рокэ как-то добрее, убил и забыл, а ты? От Борна давно один скелетик остался, это я про здесь. Что с ним «там», никто не знает, но вряд ли что-то хорошее, потому что такое свинство приличные боги не списывают. У меня найти в Закате тенечек шансов больше, поэтому я его не шибко боюсь, так что давай без обиняков. Что тебе нужно?
        - Сильвестр дал мне армию и отправляет на север.
        - Ты нужен на севере или не нужен здесь?
        - И то, и то, но второе - больше.
        - Симпатичненько, - Салиган протяжно присвистнул. - Рокэ у нас нужен на юге. Это что, выходит, из нужных не тут остаюсь только я?
        - А ты где-то сейчас нужен?
        - В Гайифе, Коко как раз сторговал пару истуканчиков и какие-то кастрюльки.
        - Коко подождет.
        - А вот это вопрос. Ты же не только меня с августейшей четой бросаешь, но и Марианну, а Марианна быть брошенной не должна, иначе у Коко возникнут сложности с вечными ценностями. В таком состоянии он не ждет, а ищет, ждать - удел женщин.
        - Пожалуй… Что нужно, чтобы Марианна ждала меня до зимы?
        - Кроме любви? Хотя у тебя же ее не допросишься… Раза в полтора больше, чем теперь, и уверенность, что измены ты Коко не простишь. Если вдуматься, не слишком дорого. Твое отсутствие тебе обойдется дешевле, чем покойному Килеану обошлось бы его присутствие.
        - Покойный был богаче, чем казался?
        - Нет, так что через пару месяцев ему пришлось бы стать казнокрадом, но я бы этого не допустил. Тебе не кажется, что мы отвлеклись?
        - Пожалуй… - Забавно, но, проиграв Марианну, Килеан выиграл полгода жизни. - Я буду ждать любовных писем хотя бы раз в две недели, но это не главное. Видишь ли, опыт показывает, что Сильвестр предпочитает ограждать воюющих маршалов от излишних волнений.
        - Значит, мне предстоит подкопать церковную оградку. Это несложно, но где брать косточки, которые я буду таскать вам с Рокэ? Нет, что-то я, конечно, со стола утяну, но в самую супницу мне не влезть.
        - Твое дело устроить, чтобы благородные дворяне из охраны их величеств при возникновении затруднений с… любовной перепиской обратились за помощью к Коко.
        - Именно благородные?
        - Да. В королевской охране не менее дюжины тех, кто еще не осознал крепости своего благородства.
        - Но в случае особого свинства осознает?
        - Несомненно. Это произошло бы уже сегодня, но я вмешался раньше.
        - Да, я слышал. Странно, что у королевской охраны не сменился капитан. Раньше ты был злее.
        - Так получилось. Я намерен устроить прощальную пирушку с бывшими подчиненными. Надеюсь, Коко согласится нас принять?
        - Он подаст вам седло угря.

4
        Ливрейный слуга отодвинул похожий на трон стул и, дождавшись, когда графиня Савиньяк займет место справа от хозяина, исчез. По левую руку благородный герцог Придд устроил Арно, прочих обедающих пока не наблюдалось.
        - Не пойму, - сын с некоторой оторопью вертел головой, - что больше, наша столовая в Лаик или эта… церковь?
        - Пари держать я бы не стал, - Валентин оглядел выдержанный в родовых цветах зал, - но в Лаик, на мой взгляд, несколько больше. Сударыня, Арно, сейчас вам предстоит знакомство с моими родственниками, из которых наиболее впечатляющий - граф Альт-Гирке-ур-Приддхен. Ему идет восемьдесят третий год.
        - Кажется, я с ним встречалась, - припомнила Арлетта, озирая нависающую над головой бронзовую морскую тварь размером чуть ли не с мельничное колесо. Со спрутом на гербе не избежать головоногой люстры, а с оленем - рогатых голов на парадной лестнице.
        - Надеюсь, - не удержалась и шепнула хозяину дома графиня, - это чудовище не рухнет.
        - Разделяю вашу надежду, - поднявший глаза к потолку Валентин внезапно напомнил Пьетро. - Парящий спрут в самом деле производит странное впечатление, но первый вечер нам придется провести в парадных залах. Личные апартаменты несколько проще.
        - Не волнуйтесь, - графиня сощурилась на достойный дворца плафон. - В Савиньяке мы вам отплатим оленями, но вы говорили о своем двоюродном деде.
        - При отце он бывал здесь нечасто, а его супруга и того реже, я ее почти не помню.
        - Ну не страшней же она маркизы Фукиано, - утешил Арно, выдергивая из кольца салфетку. - Они опаздывают или задерживаются?
        - Они ждут боя часов. С моей стороны было бы неправильно начать с ломки фамильных традиций.
        - Действительно, - согласилась Арлетта. - Но мы с Арно рассчитываем на некоторые привилегии. Валентин, надеюсь, вы не обидитесь, если шадди в Васспарде нам будет варить мой буфетчик?
        - Напротив, это избавит меня от серьезной неловкости. К тому же я хочу понять, что можно найти в шадди помимо дополнительной бодрости, а это, как я понимаю, требует времени.
        - Боюсь, - тоном выражающего опасения экстерриора ввернул Арно, - ты опоздал. Вот твои братья небезнадежны, особенно младший.
        - Видимо… - задумчиво протянула Арлетта. - Видимо, у меня что-то с памятью.
        - Простите? - не то не понял, не то подыграл Спрут.
        - Мне отчего-то кажется, что мой младший сын норовил загубить шадди при помощи сахара перед самым отъездом в Лаик. Так неприятно.
        - С тобой все в порядке, - весело утешило детище. - Я много чего наерундил, шляпу так и так есть придется, но сладкий шадди хотя бы не является своим погубителям по ночам.
        - Да, это было бы страшно, - согласился Придд, - к тому же, как упокоить испорченный шадди, никто не знает.
        - Проще всего его вылить, - посоветовала Арлетта под чистый, холодный звон. Часы еще били, когда мажордом, появления которого графиня, заболтавшись, не заметила, ударил жезлом о мраморный пол и, пока слуги распахивали двери на дальнем конце столовой, с достоинством возвестил:
        - Граф Лукас-Альбрехт-Иоганн Альт-Гирке-ур-Приддхен из дома Повелителей Волн с супругой Маргаритой-Констанцией.
        - Амадея-Алиция, вдовствующая графиня Альт-Гирке-ур-Отто.
        - Клара-Неонила, вдовствующая графиня Альт-Гирке-ур-Штефан с дочерьми Гертрудой и Габриэлой.
        - Клаус-Максимилиан граф Васспард.
        - Питер-Иммануил граф Гирке.
        Арно не выдержал и тихонько присвистнул: бригадир Зараза явно не предупредил лучшего друга о подобном обилии Альт-Гирке. Арлетта подавила усмешку и, чуть приподняв подбородок, сощурилась на вползающую в зал процессию.
        Граф Лукас, седой и очень высокий, выше Валентина, и его пышногрудая седая супруга явились в алисианском трауре. Прочие дамы тоже скорбели, но не столь внушительно, а вот мальчиков одели в фамильные цвета. Граф Васспард издали напоминал цаплю, граф Гирке - полиловевшего цыпленка, но оба были несомненными «спрутами».
        На границе великолепного холтийского ковра родственники остановились. Женщины сделали полные придворные реверансы, старик и мальчишки поклонились.
        - Добрый день, господа, - если молодого герцога и тянуло встать, он этого не показал. - Рад видеть вас всех в добром здравии. Вы, вероятно, уже знаете, что Васспарду оказали честь своим визитом графиня Савиньяк и капитан Савиньяк, виконт Сэ.
        Арно поднялся, отвесил полупоклон и снова сел; Малыш явно чувствовал себя неуютно, но Арлетта прошла школу Алисы. Женщина, как могла царственно, наклонила голову, пытаясь разглядеть пока слишком далекие физиономии.
        - Граф Альт-Гирке-ур-Приддхен, - не унимался Валентин, - прошу вас разделить со мной заботу о нашей гостье. Граф Васспард, вы с братом составите компанию капитану Савиньяку. Остальных прошу занять места, которые для вас за последний год стали привычными.
        «Спруты» послушно перестроились, внезапно наполнившие зал слуги задвигали стульями, в другом доме обязательно бы зазвенела упавшая ложечка, но в Васспарде столовые приборы были воспитаны не хуже тех, кто с их помощью кушал. Хозяин, позволив остаткам некогда многочисленного семейства рассесться, заговорил о начавшемся снегопаде, Арно, на удивленье непринужденно поддержав беседу, принялся расписывать торские вьюги. Обитатели Васспарда выглядели заметно скованней.
        Кажется, графу Альт-Гирке досталось не то место, на которое он рассчитывал. Кажется, графини Альт-Гирке между собой не слишком ладили, кажется, мальчики со взрослыми за одним столом сидели редко, если вообще сидели. Одиннадцать человек, считая хозяина с гостями, и такой огромный стол… Как тут не задуматься о бренности бытия, особенно с учетом висящего над головой спрута, однако светская беседа упорно барахталась в снегах.
        К первой перемене Арлетта знала о местных буранах все, вплоть до написанных бабушкой Валентина ронделей. Очень, между прочим, недурных, Кара со своим Капоттой оценили бы; сама же Арлетта оценивала закуски и сотрапезников. Первые были хороши, но пресноваты, вторые вдохновляли на притчу об уклейках, столь безупречных, что ими побрезговал окунь.
        Внесли горячее, что позволило заговорить о разнице между северной и южной кухнями, затем от телятины по-королевски свернули ко всяческой дичи. Граф Лукас, несмотря на более чем почтенный возраст, оставался заядлым охотником, причем добычу он предпочитал истреблять на торский лад, то есть самостоятельно.
        - При дворе, - вещал почти всю жизнь проведший вдали от оного старец, - понимают под охотой конную прогулку с последующим обедом у ручья. Да, иногда кавалеры убивают дичь лично, но что с того? Найти, загнать и подвести под выстрел или рогатину - вот что главное, но кто этим занят? Слуги и собаки! С тем же успехом можно выезжать любоваться какой-нибудь никчемушной мелочью, как это делала покойная Алиса! Вы должны помнить…
        - Я помню, - подтвердила Арлетта. - Ее величество любила слушать жаворонков.
        - Потому что всех прочих эти нелепые кавалькады просто распугали бы. А вы попробуйте приблизиться к зверю или птице на выстрел!
        - О нет, - женщина отправила в рот кусочек домашнего гуся, приблизиться к которому не составляло труда даже с ножом. - Это не для моих глаз. Понимаете, я близорука.
        - К старости ваше зрение улучшится, - утешил разменявший девятый десяток кавалер. - Но с близорукостью о стрельбе в самом деле лучше забыть, а то будет как с моим покойным тестем, который умудрился убить собственную собаку. А ведь его предупреждали!
        - Правильно оценить предупреждение способны не все, - запустила пробный шар графиня. - Порой мы пугаемся зря, а бывает, что попадаем в ловушку, которой могли избежать.
        - Именно так, - вескостью Альт-Гирке мог поспорить если не с Анри-Гийомом, то с клириком. - Мой покойный племянник часто вел себя недальновидно, что в конце концов стало причиной гибели почти всей фамилии. Да, в некоторых случаях его жесткость бывала оправданной, но после смерти наследника ему следовало подать в отставку.
        - Прошу прощения, сударь, - вмешательства Валентина, вроде бы занятого Арно и братьями, Арлетта не ожидала, но он вмешался. - Я правильно понял, вы полагаете, что моему отцу следовало жить в провинции?
        - Несомненно, - и не подумал отступить охотник. - Я на правах старшего говорил об этом самое малое дважды, и что же? Удалиться предложили мне, хотя я никогда не стремился к обществу моих племянников и посещал Васспард, как, впрочем, и Олларию, лишь из чувства долга. По этой же причине я после гибели Вальтера согласился временно взять на себя управление имениями и заботу об оставшемся без главы семействе. В мои годы это не так просто, тем более что интереса с вашей, Валентин, стороны не наблюдалось. Вы полностью посвятили себя войне, что вообще-то более пристало вторым и третьим сыновьям. В этом смысле вы весьма напоминаете вашего покойного брата.
        - Благодарю вас. - От тона, каким это было произнесено, любой не поджатый вовремя хвост неминуемо бы примерз, но граф Лукас холода то ли не боялся, то ли его просто не почувствовал. В самом деле, ну разве может озябнуть бревно?
        - Выразить благодарность нетрудно, - означенное бревно слегка отстранилось, позволяя слуге освежить бокалы. Оно явно не понимало, в каком положении оказалась семья после гибели Вальтера и явления Альдо. - Гораздо труднее начать исполнять свой долг, особенно если есть на кого этот долг переложить. Надеюсь, вы помните, что через шесть дней вашему отцу исполнилось бы пятьдесят четыре года?
        - Да, я помню.
        - Я распорядился подготовить домовый храм для предшествующего поминальной службе бдения. После гибели вашего старшего дяди на дуэли, что само по себе несерьезно, ваш отец, как вы знаете, счел уместным ходатайствовать о назначении в случае своей смерти опекуном фамилии и имущества своего зятя.
        Это весьма странное при наличии кровных родичей ходатайство было удовлетворено, однако господин Альт-Вельдер сперва не проявлял к Васспарду ни малейшего интереса, а потом умер от ран. Поскольку вы станете в полной мере дееспособны лишь через год, я вынужденно принял на себя опеку над вашими братьями и Васспардом, о чем уже известил регента. В этом же письме я отметил уместность утверждения за мной титула графа Гирке.
        Звякнуло - насторожившийся Арно аж нож отложил. Насторожились и графини: еще бы, дело-то всех касается, а старый пень вещает, как орехи грызет. Любопытно, не писала ли ему Георгия, и если писала, то что?
        - Опекун герцога Придда должен выглядеть серьезно, - для убедительности граф оттолкнул полную костей тарелку, - а обилие носящих титул Альт-Гирке вдов дает острякам повод для шуток. Питер-Иммануил - не только ваш младший брат, но и наследник вашего наследника, а посему не может именоваться Гирке. Сегодняшняя ошибка - я склонен это считать ошибкой, а не злым умыслом, - которую, вне всякого сомнения, допустил не мажордом, а управляющий, должна быть исправлена, и лучше, если это сделаете вы.
        - Это отнюдь не ошибка, - Валентин чуть приподнял бокал. - Сударыня, прошу простить за то, что вас втянули в обсуждение наших семейных дел.
        - Ничего страшного, - весело утешила Арлетта. - Представьте, я почти всё поняла! Граф Лукас, я могу вас обрадовать: вы смело можете возвращаться к своей дичи. Опекуном герцога Придда до его полного совершеннолетия является регент Талига герцог Алва, который полагает Валентина не по годам разумным и полностью ему доверяет.
        - Да, господин Альт-Гирке, именно так, - некоторые улыбки приходятся удивительно к месту. - Герцог Алва в самом деле выдал мне открытый лист на любые решения, касающиеся устройства семейных и имущественных дел, но я вам очень признателен за заботу.
        - Алва? Ваш опекун - кэналлиец?! Что бы на это сказал ваш отец? Что вы скажете, оставшись один на один с его душой? Или вы не осмелитесь войти в храм?
        - Отчего же? - Валентин вновь приподнял бокал. - Осмелюсь.
        Глава 2
        Васспард
        1 год К. Вт. 18-й день Зимних Ветров

1
        Поднялся Арно по военной привычке затемно, но Валентин уже успел позавтракать и теперь уединился с управляющим. Скучать, однако, виконту не пришлось: под дверями торчал принарядившийся Кроунер. У разведчика имелась просьба, и какая!
        - Господин капитан, - потупился он, - мне бы ре-ко-мен-дацию, а то, чего доброго, не пустят.
        - Куда? - подавил зевок Арно.
        - В би-бли-?теку, - с готовностью объяснил «фульгат». - Там научное расписание всех ведомых жуков должно быть. Академики когда еще отпишут, а я бы сейчас глянул, ждать-то невмоготу.
        - Так если твоего усача никто не знает, его в книгах нет.
        - Вот! Удостоверю отсутствие. Ну а сыщется, куда денешься, не судьба, значит… Отвоюем, и в Бирюзовые Земли, там точно неописанное сыщу.
        - Угу, неописанные там стадами ходят, - обнадежил виконт, прикидывая, кому бы подбросить ударившегося в науку капрала.
        Валентин, не желая то ли спать в отцовских покоях, то ли выгонять оттуда престарелого родича, устроился в левом крыле дворца, где не первый век обитали несовершеннолетние «спруты». Арно решил с другом не расставаться и оказался в коротенькой анфиладке, которую при жизни Юстиниана занимал Валентин; дальше шли норки младших, дневная камердинерская и здоровенная классная, где должен был царить ментор. Вот и отлично, этот точно годится!
        - Пошли, рекомендую.
        Ментор оказался ранней пташкой и при этом щурился совсем как мать. Само по себе это ничего не значило, но Арно отчего-то улыбнулся.
        - Вы ведь вхожи в библиотеку? - на всякий случай уточнил он, с неожиданной нежностью оглядывая полки с ретортами и макетами геометрических фигур. - Если да, проводите туда капрала Кроунера и дайте ему описания всяких тварей. Те, где есть про жуков, а с герцогом я договорюсь. Или у вас скоро урок? Тогда я договорюсь еще и с вашими учениками.
        - У меня в самом деле урок, - ментор тоже улыбнулся, - но граф Гирке в это время обычно спит. Я не считаю верным его будить и тем более об этой его привычке докладывать. Чтобы мозг хорошо работал, ему нужно определенное время отдыхать, а я почти уверен, что мой ученик тайно читает, самое малое, до полуночи.
        - Еще бы ему не читать! - Надо же, какого симпатягу «спруты» к детям подпустили, королю бы такого… - То есть я сам читал и братья тоже. По-моему, иначе просто не выходит, если, конечно, книги интересные.
        - В Васспарде много хороших книг. Я с удовольствием отведу господина Кроунера в библиотеку. Могу я узнать, чем обусловлен столь неожиданный интерес?
        - Я жука в Торке поймал, - с гордостью начал Кроунер, - кондициённого… То есть редкий он дюже. Местные такого не упомнят, и господин капитан с господином бригадиром тоже не опознали. Вдруг он вовсе не описанный?
        - Не исключено. Надеюсь, вы сохранили пойманный экземпляр?
        - Он не зепляр, - замотал головой Кроунер, - а жук, большой только! Если такого не знают, станет усач шипогрудый, больнокусающий, превеликий как Бабочка.
        - Какая именно бабочка? - живо заинтересовался ментор.
        - Кобыла моя, я без нее никуда, а зепляр-то кто таков?
        - Эк-зем-пляр, - раздельно произнес «господин капитан». - Это та же штука, только по-научному. Сударь, Кроунер - лучший разведчик армии. С недавних пор он увлекся естествознанием и после войны присоединится к экспедиции в Бирюзовые Земли.
        - Могу лишь позавидовать, - учитель легонько коснулся груди. - Мне сердечная болезнь перекрыла все дороги, кроме книжных. Господин виконт, вас не затруднит объяснить мое отсутствие, если кто-нибудь все же появится?
        - Нет, конечно, - Арно кивком указал на астрономическую модель, - у меня в Сэ была такая же. Мне здесь будет чем заняться.
        - Я не задержусь, - заверил, уже уходя, ментор, а хоть бы и задержался! Непонятно с чего оглянувшись, Арно перевернул песочные часы и принялся вспоминать императоров, начиная с Эрнани. Он наверняка бы уложился в положенные минуты, однако пришлось прерваться - явился Клаус-Максимилиан граф Васспард.
        - Если вы на урок, - Арно уселся на отдельно стоящий стул, похоже, с него наблюдали за учебой старшие родичи, - то ментор скоро вернется, он повел моего капрала в библиотеку.
        - Нет, - брат и наследник Валентина для убедительности покачал головой, - я у мэтра Цвиссига занимаюсь после обеда. Вам не хочется погулять? До полудня я совершенно свободен и буду рад показать верхний сад и парк, он довольно обширен и смыкается с одной из старых королевских охот.
        - Я об этом читал. - Прогуляться в самом деле было бы неплохо. - А мы мэтра не подведем? Не хотелось бы, он мне понравился.
        - Нам с братом он тоже нравится. Не волнуйтесь, Питер раньше одиннадцати не встает, а к половине одиннадцатого мэтр вернется, даже если зайдет к отцу Мариусу, это наш клирик.
        - Мэтр что, благочестив?
        - Не могу судить, но они с отцом Мариусом - большие друзья и к тому же родственники через супругу клирика. Если получается, мэтр предпочитает завтракать с ними.
        - Очень мило. - И совсем не по-спрутски, хотя пресловутого Вальтера больше нет, вот остальные и оживают потихоньку. - Что ж, почему бы и не погулять?
        Граф Васспард учтиво поклонился.
        - Господин капитан, вы не знаете, освободят ли к осени Лаик? Понимаете, я осенью должен вступать в Фабианово братство.
        - Вместо Лаик теперь будет Вальдзее. Как по мне, там гораздо уютней, и капитан у вас будет просто замечательный. Нам с Валентином повезло куда меньше.
        - Зато вы стали друзьями!
        - Ну… - Кто его знает, что Валентин успел наговорить про «загон»… - На «ты» мы перешли на Мельниковом лугу и с тех пор - да, дружим.
        - Я был бы счастлив найти друга в разгар сражения, - Клаус покосился на бюст Иссерциала. Точно такой был и в Лаик, потом разбился.
        - Разгар сражения - еще то удовольствие… - Ох уж эти иссерциалы, насочиняют красивостей, а ты потом ноги на камнях бей. - Особенно если маху дать с сапогами, но мы, кажется, собирались прогуляться.
        - Да! - Гляди так в Лаик Валентин, от него бы не шарахались. - Питер? Что это с тобой? Книга скучная попалась?
        - Нет. - Младшенький, как оказалось, сегодня тоже поднялся пораньше и теперь переводил светлые глазищи с гостя на брата и обратно. - Где господин Цвиссиг?
        - Скоро вернется, а я пока покажу господину капитану парк. Знаешь, я все-таки еду, только не в Лаик, а в Вальдзее.
        - Вальдзее принадлежит графам фок Варзов, - Питер-Иммануил граф Гирке чинно уселся за учебный стол. - Там не может быть школы оруженосцев.
        - Регент на время забирает Вальдзее под Лаик. Тьфу-ты, под жеребячий загон, и он станет… Должен стать другим, в прежнем было слишком много дряни.

2
        Шадди Арлетта выпила в блаженном одиночестве, но блаженствовать можно было бы и в Алвасете. Графиня одарила заслуженной благодарностью фарнского кудесника, выслушала его мнение о местной прислуге - старательны, понятливы, ненавязчивы и чудовищно невежественны по части специй - и в сопровождении одного из понятливых и ненавязчивых не спеша отправилась в библиотеку, по пути любуясь строгими и при этом светлыми интерьерами. Похоже, самым аляповатым местом в замке были отведенные ей апартаменты, но обижаться не приходилось, комнаты предназначались для королевы. Дед Валентина принадлежал к тем, кому выпало сомнительное счастье ежегодно принимать августейшую чету, отсюда и синее с золотом, спасибо хоть без лебедей.
        Вот что было прекрасно, так это выдержанная в позднегальтарском стиле анфилада, ведущая от королевских покоев в южное крыло. Особенно хорош был мудрец со свитком и совой, перепорхнувшей вскоре в орден Знания и тем спасшей от истребления немало антиков. Ставшие орденскими символами звери дали возможность объявлять раннеэсператистскими реликвиями даже абвениев, главным образом Лита с его псом, хотя наспех переделанный в единорога астрапов жеребец тоже встречался довольно часто.
        - Госпожа графиня, - могучий слуга распахнул достойную его силы дверь, - пожалуйте сюда.
        - Благодарю, - Арлетта окинула взглядом величественный зал и сразу приметила знакомый мундир. - Можете идти.
        - Звонки возле печей и в эркерах, отобранные по списку монсеньора книги находятся в правом, ближайшем.
        Как бы ни был эркер близок ко входу, Кроунер расположился еще ближе. Неимоверно серьезный капрал старательно водил пальцем по строчкам внушительного тома и казался полностью поглощенным своим занятием, однако проскользнуть мимо него незаметно не удалось, «фульгаты», хоть бы и увлеченные, замечают всё. Разведчик вскочил и доложил, что определяет своего жука, но пока схожего ек-зем-пляра нет.
        Наслышанная о научных пристрастиях Кроунера графиня пожелала усача не идентифицировать, дважды повторила приведшее капрала в восторг слово и прошла в эркер, откуда открывался замечательный вид на верхний регулярный сад. Зима превратила обширные цветники в черно-белую гравюру, но женщина словно бы видела нанесенный поверх ледяной безмятежности алый росчерк. Морисские художники признают лишь три краски: белую, черную и алую. В черно-белом Васспарде алой стала смерть Юстиниана, так до сих пор и не разгаданная. Арлетта не то поправила, не то оттянула воротник, вглядываясь в укрытые снегами куртины и беседки. Кажется, убивали где-то у внешней стены, которую из окна библиотеки не разглядеть. Кто-то пришел, разрядил пистолет и исчез в струях смывавшего следы дождя. Ли считал убийцу чужаком и убедил в этом уцелевших Приддов, скорей всего сын был прав. В любом случае Юстиниана Придда теперь нет даже за гранью, а ей пора думать о звездах, под которыми убивают и прячут клады… Только днем, даже зимним, звезд не разглядеть, а память всегда найдет щелку, высунется и укусит. Как и смерть.
        Получить пулю, приехав к другу, получить пулю, вернувшись домой. Маршал и теньент, Арно и навеки незнакомый Джастин… Две на первый взгляд несхожие беды отбросили на Талиг схожие тени.
        - Сударыня, - Кроунер истолковал стояние и молчание по-своему. - Может, вытащить что надо?
        - Пожалуй, что и нет, - графиня заставила себя улыбнуться, сесть и взяться за Лахузу, но забраться в анаксианские времена не вышло, явилась графиня Альт-Гирке-ур-Приддхен. Что ж, в Васспарде слишком много дам, какая-нибудь да сделает ход первой.
        - Мне сказали, вы здесь, - супруга старого болтуна вновь была в придворном трауре, но для своих восьмидесяти выглядела недурно. Особенно в сравнении с маркизой Фукиано. - Я решила погрешить против хорошего тона и не дожидаться вашего визита, тем паче что считаться хозяйкой Васспарда не могу. Вы же, благодаря вашим покровителям, очень значительная особа.
        - Покровителям? - слегка удивилась означенная особа. - Никогда не слышала, чтобы так называли сыновей.
        - Так вполне уместно назвать регента. Вы не могли бы отослать вашего стража? Нашего разговора он со своего места не услышит, но само его присутствие меня смущает.
        - Мы сделаем лучше. - Некоторые истолковывают даже жуков, бедный Кроунер! - Я в любом случае собиралась прогуляться, не хотите показать мне здешние парки?
        - С удовольствием, но вам придется потеплее одеться.
        - Это не займет много времени.
        «Это» заняло полчаса, из которых половину времени графиня листала записки Эрнани. Что поделать, приличные дамы, если они не бегут от мятежников, собираются долго, зато из алисианских покоев выплыла именно что особа в седоземельских - спасибо вездесущему Бертраму - мехах. Маргарита-Констанция уже ждала.
        - Мысль о прогулке очень удачна, - нехозяйка Васспарда казалась чуть раздраженной, - это избавит нас от излишнего общества, но идемте же!
        - Как странно, - слегка удивилась через несколько минут Арлетта, - я думала оказаться в цветниках, которыми любовалась, когда вы пришли.
        - Мы с супругом предпочитаем пейзажные парки… Кроме того, я… избегаю верхнего сада. Там, как вы знаете, случилось несчастье.
        - Да, я слышала, но с тех пор прошло немало времени, и разве вы были тогда здесь?
        - О нет! Вальтер пригласил лишь мужчин, он ссылался на болезнь старшей дочери, что якобы отнимало у Ангелики все силы. Не скрою, нас это покоробило, ведь жена Штефана, вы его могли знать как графа Гирке, хотя этот титул его не украшал, по сути жила в Васспарде вместе с дочерьми. Теперь я, конечно, понимаю, что мне повезло избежать множества неприятных сцен.
        - Тогда что не так с верхним садом? - Кроме того, что гуляющих можно заметить из некоторых окон. И присоединиться.
        - Это место вызывает грустные мысли. Конечно, если вы настаиваете, мы туда пройдем, но кормить птиц много приятнее.
        - Простите?
        - Самый дальний из прудов полностью не замерзает даже в большие морозы, и там зимуют три пары настоящих дриксенских лебедей, не считая полчища уток. Мы с супругом привыкли совершать моцион, но граф Лукас не терпит бесцельных блужданий, поэтому мы кормим птиц. Здешний управляющий ведет себя безобразно, однако дорожки содержатся в должном порядке, а корзину с кормом наполняют каждое утро.
        - Хорошо, - момент, чтобы сдаться, был подходящий, и Арлетта сдалась. - Я с радостью посмотрю лебедей Зильбершванфлоссе. Это далеко?
        - Если не торопиться, дорога займет три четверти часа, потом мы сможем отдохнуть в павильоне на Лебедином острове. Там очень уютно.
        - Несомненно, - согласилась Арлетта. При Алисе лебединые павильоны на лебединых же островах строили, кажется, все. То есть все, кто надеялся принять у себя ее величество или хотя бы донести свою любовь к величавым белоснежным красавцам до августейшего уха. Арно это было без надобности, а Бертрам решил почистить пруды и чистил их лет восемь, когда же опасность миновала, развел зеркальных карпов. В Васспарде рыбу тоже развели. Тот самый управляющий, которого не сумел победить склочник Лукас.
        - Это самый большой из прудов, - объясняла на ходу спутница, выдыхая облачка пара. - Вот за тем мысом с одиноким деревом - мост через протоку, за которой начинается последний пруд. Здесь его называют Дальним, но я бы подобрала более привлекательное имя.
        - Красивые места, - графиня Савиньяк глянула на засыпанный снегом лед. Тропинка вилась вдоль довольно-таки крутого берега, при желании столкнуть спутника вниз труда не составляло, правда, падение вряд ли бы стало смертельным. - Здесь глубоко?
        Оказалось, что да, но семенящую рядом Маргариту-Констанцию занимали не глубины, а всплывший из таковых Валентин, произведший на родню не лучшее впечатление.
        - Бедный Васспард, - тихо вздыхала старая дама, - бедный, бедный Васспард…
        - Простите, - при необходимости Арлетта умела просто отлично не понимать, - вас волнует судьба Клауса? Поверьте матери маршалов, мальчикам лучше уходить из дома вовремя.

3
        Зеленоголовый селезень ухватил немалый кусок и зигзагом бросился наутек, его менее удачливый соплеменник и две серо-коричневые дамы немедленно рванули следом. Летом по чистой воде счастливец вполне мог бы удрать, но кипящая от утиных страстей полынья при всех своих достойных самоценного пруда размерах для бегства была слишком мала. Упершись в ледяную кромку, добытчик судорожно глотнул и таки пропихнул в зоб добычу перед самыми клювами преследователей. Те досадливо крякнули, будто ругнулись, повернули назад и затерялись в толпе. Клаус-Максимилиан засмеялся и перевернул над водой корзинку с остатками корма.
        - Кончилось, - сообщил он.
        - Еще б не кончилось, - хмыкнул Арно, - это ж волчья стая какая-то!
        - Это утки, - с некоторым удивлением произнес граф Васспард.
        - Оне, оне, - согласился виконт Сэ. - Кряква васспардская, нахальная, жадноглотающая…
        - Васспардская? - совсем растерялся будущий унар. - Господин капитан, она же совершенно обычная, просто прикормленная.
        - Не обращай внимания, это я тренируюсь, чтобы не сплоховать при случае. У меня капрал естественными науками увлекся, я не могу его подвести.
        - Капрала?
        - И капрала, и твоего брата, и отечество. Ты не будешь против, если я тебя буду звать просто Клаус, без Максимилиана?
        - Я буду очень рад. Господин капитан, а в Сэ у вас есть кряквы?
        - У нас огари, они рыжие и побольше, а по сути - такие же бездельники. Приличным уткам на зиму положено улетать, эти же так и норовят остаться.
        - Кряквы улетают, - вступился за местных обжор Клаус. - Остаются только замковые.
        - Вот видишь, - обрадовался Арно, - кряквы обыкновенные улетают, остаются васспардские нахальные.
        - У нас, господин капитан, еще лебеди есть, они сейчас по ту сторону острова, - наследник Приддов поставил пустую корзинку в кованый ажурный ящик. - Надо сказать, чтобы ее наполнили, а то перед обедом сюда приходит граф Лукас с супругой. Тогда и лебеди появятся, они в это время всегда здесь бывают.
        - Может, проще кормушку сделать? Хотя тогда какой-то курятник получится, и, сделай милость, не зови меня капитаном, у меня имя есть, и оно мне нравится.
        - Я постараюсь, но мне несколько неудобно.
        - Друзей старших братьев приличные люди зовут по имени, и ты зови. По крайней мере, пока в армии не окажешься. Если ты, само собой, туда хочешь.
        - Я только туда и хочу! Господин капитан…
        - Кто-кто?
        - Арно, можно будет договориться, чтобы меня после Вальдзее взял оруженосцем военный? Дело в том, что я довольно хорошо образован, а мне говорили, что из-за этого… Что в армии могут служить и мелкие дворяне, а мне следует остаться при дворе подле регента.
        - Эту чушь тебе мэтр Цвиссиг сообщил или хуже?
        - Хуже?
        - Хуже, - со знанием дела объяснил Арно, - когда чушь несут родственники, особенно старшие. Вроде графа Лукаса.
        - Тогда хуже. Арно, я правильно понимаю, что нашим опекуном он больше не будет?
        - Еще чего! Ты же все слышал.
        - Да, но до этого нам говорили, что Валентин несовершеннолетний, а родственников со стороны нашей матери допускать в Васспард нельзя.
        - Вот это правильно. - Сверху над обрывом показалось что-то пестрое. Виконт задрал голову и увидел стайку приближающихся дам. Первая, в темно-зеленом, уже была на береговой лестнице. - К нам, кажется, идут.
        - Да, это госпожа Клара-Неонила с дочерьми и госпожа Амадея… Правда, обычно они кормят после обеда и порознь.
        - А сегодня решили вместе и после завтрака. - Опять девицы… Сколько же в этом мире девиц! - Куда ведет эта тропинка?
        - Вдоль берега к Агарийскому мостику, но по дороге есть еще одна лестница наверх, к Башенной аллее, то есть к библиотечному крылу. Вы хотите уйти? Но ведь могут подумать, что мы не хотим говорить.
        - А мы хотим?
        - Я - нет, - Клаус был честен как сам Герард, - но дамы могут обидеться, и от этого за столом будет довольно скверно, особенно когда вы уедете.
        - Еще бы… Слушай, а чего бы тебе с нами сразу не поехать? Мы так и так в Акону должны завернуть, а фок Дахе, это он будет капитаном Вальдзее, как раз там. Ты со своим образованием сможешь ему здорово помочь, бедняга ведь с нуля начинает, да и сам фехтование подтянешь, у Валентина в Лаик с этим было не шибко хорошо.
        - Тогда у меня должно быть еще хуже, ведь у нас один и тот же ментор, но Валентину помогал Юстиниан.
        - А тебе буду помогать я, и, кстати, возле Рокэ… регента это и есть в армии. Поедешь?
        - Конечно! Если на это согласится мой брат Валентин. Господин капитан… Арно, мне бы не хотелось, чтобы об этом моем желании узнали раньше времени.
        - Почему раньше? - Надо говорить с Валентином, и тянуть нечего. Пусть только господин Зараза прекратит мучить управляющего… - Тебе из этих твоих родственниц кто больше нравится?
        - Я… Я не испытываю к ним теплых чувств. Странно, почему с ними Питер?
        Младший из Приддов в лиловом, отороченном седой лисой плащике и взрослой шляпе внезапно напомнил короля, хотя его величество Карл бегал в торской шубе и обнимался с волкодавом. Питер-Иммануил чинно шагал между двух немолодых дам, имена которых у Арно напрочь вылетели из головы. Впрочем, все они тут графини Альт-Гирке, если вдуматься, не так уж это и глупо.
        - Какой чудесный сюрприз, - пропела зеленая дама. - Какой неожиданный, чудесный сюрприз. Мы идем кормить наших прекрасных лебедей и милых уточек, и что мы видим?
        - Увы, - Арно горестно развел руками, - вы видите пустую корзинку. Мы с… графом Васспардом проявили преступное расточительство, но это поправимо. Корм для милых уточек сейчас будет. Ручаюсь, озябнуть вы не успеете. Граф, показывайте дорогу!
        Наверх виконт взлетел не хуже бакранского козла, но Клаус почти не отстал.
        - Корм берут либо в Лебедином павильоне, - торопливо объяснил он, - либо на кухнях. Я думал, мы немного поговорим и вы вспомните о важном деле.
        - Я и вспомню, - рассмеялся Арно. - Хочешь, я покажу тебе своего мориска?
        - Очень, но ведь нас будут ждать.
        - Ну, будут. - Арно подмигнул, чувствуя себя кем-то вроде нагрянувшего в Сэ Рокэ. - Неважно, что ждут нас, важно, что обещаны не мы, а корм. Ну так корм будет, просто его принесут слуги.
        До сего дня Арно не представлял, как смеются Придды, и вообще не был уверен, что они на это способны. Оказалось, способны, да еще как! Они бежали вдоль берега, перебрасывая друг дружке злополучную корзинку, и все было просто чудесно, пока из-за поворота не показалась одинокая дама, но ругнуться Арно не успел - это была мать.
        - Дитя мое, - заметила она, - молодые люди из хороших семейств по Васспарду с корзинками и чужими наследниками не бегают.
        - А что они делают? - подыграл Арно, косясь на враз поскучневшего Клауса.
        - Они сопровождают на прогулке почтенных родительниц. Там, откуда вы бежали, кто-то есть?
        - Да.
        - Там, - принялся объяснять Клаус, - госпожа Амадея и госпожа Клара-Неонила с дочерьми. Они пришли кормить птиц, но мы истратили весь корм и… и…
        - Я решил возместить утрату и сказать на кухнях, чтобы прислали еще.
        - Отличная мысль. Пожалуй, я присоединюсь к птицелюбивому обществу, а вы, исполнив обет, присоединитесь к кому-нибудь еще. Мне прямо?
        - Да!
        - Спасибо, дитя мое. Учтите, что, свернув направо, вы встретите графиню Маргариту-Констанцию с супругом. Они совершают моцион.
        - Спасибо, матушка, - от души поблагодарил Арно. - Клаус, надеюсь, нам налево?
        Глава 3
        Ореховая усадьба. Васспард
        1 год К. Вт. 22-й день Зимних Ветров

1
        Небольшую, прячущуюся в ореховой роще усадебку нашел Пагос, но Капрасу она сразу же пришлась по душе: уютно, не слишком далеко от тракта, и при этом укромно, нежданных гостей ждать не приходится. Стеснять, и то никого не пришлось: хозяева, небогатые и немолодые помещики, еще осенью откочевали к дальней родне куда-то в Ионику и назад не спешили, а протрясшийся всю зиму от страха старенький управляющий на незваных гостей только что не молился.
        - Молодцы, - одобрил помощников маршал, принюхиваясь к доносящимся из глубин дома ароматам. - Микис?
        - Кто ж еще? - встречавший начальство Агас не то усмехнулся, не то оскалился. - Напросился. Говорит, поклялся после изничтожения Анастаса «вечер» соорудить, как в Паоне до войны. Все специи добыл, так при себе и таскает, не тратит.
        - Однако… - Карло с наслаждением избавился от плаща и шляпы, хотя погода была вполне приличной: ни дождя, ни тающего прямо на лету снега. С кагетскими перевалами не сравнить. - Хороша тайна, если даже Микис догадался, что затевается.
        - Господин маршал, Микис приписан к главной канцелярии и никогда не говорит с посторонними.
        - Все равно не дело загодя… Выудим рыбину, тогда и пропитаем, или что там положено?
        - Соуса смешивать положено, - все так же недобро фыркнул Левентис. - Без имбиря, а с Анастасом порядок. Купился он, с потрохами.
        - Пьетро что, вернулся уже?
        - Возвращался и опять ушел, но к совещанию будет. Фурис распорядился собрать рыбаков к десяти.
        - Намекаешь, что и без меня бы обошлись? Не выйдет.
        - Господин маршал, вы должны присутствовать, как и я, и Пьетро… Это наше дело! То есть это дело корпуса, но вам Лидас просто передал… то, за что считал себя в ответе, а мы с Пьетро там были. Только я не смог, а Пьетро не успел.
        - Вспоминать будем после, - рявкнул Карло, оглядывая комнату, в которой уже ощущалась рука Микиса. - За «вечером», раз уж это чучело со специями тут. Фурис где?
        - Доверенный куратор отдыхает, поскольку ночью предстоит напряженная работа. Он собирался встать к вашему приезду, но вы появились раньше, - Агас бросил взгляд в еще светлое окно, - часа на два.
        - Тогда пусть спит. Ты, надеюсь, знаешь, что и как? Доложишь, и пусть накрывают. Садись, не в Коллегии!
        - Да, господин маршал. Пьетро удалось убедить Анастаса, что поскольку корпус из провинции отзывают, все отряды с границ вот-вот соберутся в Кирке, откуда и поспешат на соединение с главными силами, но перед этим вы, подчиняясь требованию нового легата, постараетесь уничтожить стоящий в городе отряд. Но только если это не потребует больших усилий и не вынудит вас нарушить основной приказ, а именно - срочно выдвигаться к Паоне. Анастас уверен, что вы отнюдь не готовы терять время, гоняясь за ним по проселкам, и согласились лишь для вида, поскольку не хотите наживать себе врагов среди любимцев императора. Исходя из этого, подонок пришел к единственному возможному для него решению, а именно убраться с вашей дороги. Убираться он будет в летнюю резиденцию Турагиса, которая после ухода Николетиса опустела.
        - Значит, - пробормотал скорее для себя самого маршал, - «рыбина» поверила…
        - Поверила. Думает, что у нее в запасе пара дней до того, как подоспеют мушкетеры Гапзиса. Уходить будут сегодня ночью, чтобы удрать подальше. Рыбьи подручные разносят по округе, что часть из них уходит «помогать в поимке разбойников», остальные якобы остаются. Разведку отправили утром, как раз перед отъездом Пьетро, десятка два. Выехали по Саграннскому тракту, но через полчаса свернули в сторону и отправились напрямик к броду через Агапов ручей. Им сейчас почти никто не пользуется: по тракту удобнее, там мост есть. Анастасов разъезд тем не менее добрался до брода и уже от него пошел проверять заброшенную, чуть ли не полностью заросшую дорогу. Парни Василиса за ними следят, но сомнений в том, что гады собрались в турагисово логово, нет.
        - У кого нет сомнений? У «смиренного брата» или у вас с Фурисом?
        - Доверенный куратор полностью доверяет мнению Пьетро. Как и я.
        Капрас мог бы сказать, что тоже доверяет, но не сказал. Из дурацкой боязни сглазить. Старое армейское правило требовало бурчать и сомневаться, командующий оглядел развешанные по стенам натюрморты и как мог сварливо поинтересовался:
        - А ради кого на самом деле этот молодой человек старается, вам понять не хочется?
        - Мой маршал… Все, что делает Пьетро, идет нам на пользу, а кто там еще… Какие-то церковники, скорее всего, то ли местные, то ли агарисские, так ли это важно? У нас с мирикийским епископом никаких противоречий.
        - Ты прав. Значит, Агапов брод? - Карло припомнил карту и усмехнулся. Раньше по окрестностям люди Анастаса особо не шастали, с окрестностями толком так и не познакомились, потому и разведка. В особую хитрость не верится, значит, в самом деле будут уходить на юг. Пока им позволят. А может, не тянуть и перехватить на самом броде?
        - Как там местность?
        - Все заросло, кусты и деревья по обоим берегам, рощи очень густые. Подобраться близко можно, но и разбегаться удобно, особенно в сумерках. Прыснут, как тараканы, во все стороны, едва ли половину перехватим.
        - Нет, это не дело. Кончать нужно со всеми разом… Ладно, подождем разведчиков, должно же найтись какое-нибудь поле, где удобно накрыть всю банду. А сейчас можно и перекусить!
        Агас с готовностью поднялся, но дверь распахнулась раньше, явив Микиса с подносом, на котором шкворчала сковорода и тускло поблескивали кувшин и какие-то плошки. Служитель высшего разряда был верен себе, в том числе и по части тревог и опасений.
        - Дошло уже, - Микис, по своему обыкновению, принялся бубнить уже от двери. - Если перестоит, размякнет, станет как каша… Благородному такое безобразие кушать непристойно, надо пока форму держит. И соуса загустеют… Тут двое соусов, как положено, а то говорят некоторые… одного хватит, одного хватит… Провинция, готовы с одним маслом чесночным жрать.
        Это было смешно, но именно в этот миг маршал понял: Анастас никуда не денется. Как это следовало из явления придурочного при всех своих многочисленных талантах слуги, Карло бы объяснять не взялся, он просто знал, что завтрашний день принадлежит ему. И… Лидасу.
        - Давай соуса! - велел командующий. - И Фуриса разбуди, а завтра «вечер» сделаешь. По всем правилам и со всеми специями!

2
        До поездки к Валентину Арно полагал почтение к старости само собой разумеющимся, однако граф Лукас заставил виконта многое переосмыслить. В частности, постулат о том, что стариков надо если не уважать, то хотя бы делать вид. Умней всего было бы старого дурака не слушать, но голосом тот почти равнялся Катершванцу, только Ужас Виндблуме поучал по делу, а вот ужас Васспарда…
        - Ваше спокойствие, герцог, - вещал охотничек, - вызывало бы безусловное уважение, если б не являлось следствием бесчувственности, которую вы, как это ни прискорбно, унаследовали от отца и деда. Для главы рода это предпочтительней самоуверенной вспыльчивости, которой отличался ваш покойный брат, но благородный человек, даже не испытывая должных чувств, в определенных обстоятельствах обязан их выказать. Продолжая уклоняться от сыновнего долга, вы рискуете, что ваше чудесное спасение станут объяснять не самым приятным для вас образом.
        - Каким же? - Валентин пригубил «Змеиной крови», он был спокойней сахарницы. Это Арно со злости отхлебнул чуть ли не полбокала и едва не подавился. К счастью для Лукаса.
        - Когда из застенков выходит лишь один мужчина, - развил тот свою мысль, - весьма велика вероятность того, что он купил свою жизнь предательством.
        - А чем, - услышал собственное шипенье продышавшийся виконт, - купил свою свободу единственный мужчина, вовсе не угодивший в застенки?
        - Не думаю, что тебе в самом деле интересен ответ на этот вопрос, - Валентин неторопливо водрузил бокал на украшенный спрутом поднос. - Господин Альт-Гирке, благодарю вас за возможное объяснение моего, как вы выразились, чудесного спасения. Прошу нас с моим другом простить, мы вас покидаем и увидимся только во время молебна. К завтраку я, как вы понимаете, не выйду.
        - Вы не уйдете, пока ваш гость не объяснит свои намеки, - старикан довольно шустро для своих лет поднялся. - Вы привезли его в Васспард и несете полную ответственность за его слова.
        - Ответственность за свои слова, - с наслаждением закусил удила упомянутый гость, - несу я, но первым объясняется тот, кто начал требующий объяснений разговор. Если он, само собой, не бредил, в вашем возрасте это вполне вероятно.
        - Боюсь… боюсь, мне предстоит разговор с вашей матерью.
        - Правильно делаете, что боитесь. - Мать, похоже, уже куда-то вылила поданный дамам здешний шадди и теперь щурилась на пороге. - Я груба и неженственна, а посему оставьте-ка нас с графом наедине. Валентин, прошу меня понять, некоторые вещи я предпочитаю объяснять без свидетелей.
        - Благодарю вас, сударыня, - Придд отвесил дворцовый поклон, вскочивший же Лукас так и торчал сухостоиной. Странно, почему он бреется, вроде бы Человек Чести, и на тебе - ни усов, ни бороденки!
        - Матушка, имейте в виду, этот господин упивается гнусными инсинуациями.
        - Спасибо, дитя мое, я свое мнение уже составила.
        Придд, разумеется, вышел медленно и даже не подумал хлопнуть дверью. В смежных комнатах были только слуги, дамы то ли еще вкушали десерты, то ли мать им подбросила для обсуждения что-то семейное и тактично удалилась. Все равно скоро вылезут, пусть и не все.
        - Ты как хочешь, - объявил виконт, - но на сегодня с меня твоих родственников хватит. Почему ты не прибьешь хотя бы Лукаса? Всех можешь, а его нет?
        - Могу, - Валентин выглянул в окно. - Темнеет, но прогуляться можно… Я, как ты выражаешься, не прибиваю этого господина по просьбе твоей матери.
        - Мне спросить «вот как» и по чему-нибудь побарабанить?
        - Могу добавить, что Лукас уцелел, потому что раздражал отца и тот его предпочитал не принимать. Соответственно, его не оказалось в Олларии. Лучше надеть шубы, морозно.
        Арно только плечами пожал. Когда они с Приддом научились молчать друг с другом, он не заметил, но выходило не хуже, чем у Ли с Рокэ.

3
        Присутствие отца Ипполита Капраса не удивило - уж если Микис исхитрился навязаться отправлявшимся «рыбачить» офицерам, то клирика, которого почитает сам Фурис, не взять просто не могли. Что ж, пусть будет… Карло глядел на пристроившегося к Николетису священника и вспоминал странный вечер с не то покушением, не то просто глупостью и талигойской песней. Пьетро старательно выпевал чужие слова, и над сжавшимся от ужаса городом вставала луна, предвещая что-то неотвратимое. Отец Ипполит не выдержал, вышел, почти выскочил, а еще живой Лидас, подперев лохматую башку кулаком, требовал петь дальше. Он старался запомнить, и он сперва запомнил, а потом и написал. Как оказалось, о себе… А, к Змею, не до памяти, по крайней мере - сейчас!
        Карло коротко велел Фурису вести совет и, злясь на себя за неуместные сантименты, уткнулся в карту. Свалившиеся на его голову провинции маршал представлял всяко не хуже сидящих по резиденциям губернаторов, но в каждую рощу нос не сунешь, так что проверить напоследок не мешало. Избранные доверенным куратором для изничтожения подлой «рыбины» офицеры обсуждали предстоящее, Фурис уточнял и тут же записывал, Капрас слушал, не отрывая взгляда от тщательно расчерченного листа. Вмешиваться нужды не было, говорили строго по делу и каждый за себя, как и нужно перед боем, пусть и небольшим. Выбрали лучшие, по мнению Василиса с Николетисом - им же там и драться, - позиции, прикинули потребное для своевременной доставки текущих рапортов время, и доверенный куратор торжественно зачитал диспозицию, после чего оба полковника уставились на командующего: ему же утверждать. Именно, что ему.
        - Господа, - Карло поднялся, хоть этого на провинциальном, как бы выразился Турагис, «советике» совершенно не требовалось, - план толковый, и я его утверждаю, но Анастаса нужно вздернуть. Вешать труп мне бы не хотелось, так что брать негодяя будем живьем. Фурис, давайте вашу бумагу.
        - Диспозиция для господина командующего, - бывший писарь незамедлительно пододвинул ждущий подписи лист. - Вынужден, однако, оговорить, что при всей желательности захвата возмутительного Анастаса, дабы он впоследствии был подвергнут заслуженному наказанию, это трудновыполнимо, в связи с чем гарантий, что изменника удастся пленить, исполнители дать не могут. Полковники Василис и Николетис приложат все усилия, но я прошу разрешения внести в приказ оговорку, исключающую взыскание в случае неисполнения вашего пожелания.
        - Внесите, - не стал спорить Карло, - хотя можно бы уже и понять, что я не Забардзакис!
        - Люди это понимают, - отец Ипполит, разумеется, не мог не влезть! - Вы никоим образом не самодур и без вины под суд никого не отдаете и чинов не лишаете.
        - Все равно, - насупился Василис, - не справиться с задачей нехорошо, а сам этот… не сдастся.
        - Болтающееся в петле тело, - тоном клирика возвестил промолчавший весь совет Агас, - само по себе впечатлит обывателей и укрепит их веру в справедливость.
        - О повешении трупа возмутительного Анастаса будет должным образом объявлено, - немедленно развил мысль Фурис. - В связи с этим я вношу в диспозицию предписание разыскать и должным образом подготовить к доставке тело преступника. Считаю также уместным заранее объявить о поощрении тех, кто это сделает.
        Василис, Фурис, Агас с отцом Ипполитом - все они, на кого ни глянь, были правы, но печать Лидас передал не им. Печать, приказ и недописанные стихи о чем-то очень важном… Лохматый гвардеец сумел понять это раньше всех, а они толком так и не поговорили. Из-за этой проклятой «рыбины»!
        - Анастас будет повешен на тех же воротах, что и Лидас… Прибожественный сервиллионик. - Карло взял протянутое Агасом перо и, не читая, поставил свою подпись. Тварь не сдастся, это очевидно, а когда начинается драка, у смерти богатый выбор - случайная пуля, столь же случайный удар, падение с лошади прямиком под копыта… - Требовать с подчиненных невозможного я не собираюсь, но и своего мнения не меняю. Предводителя… возмутительной и кощунственной шайки нужно взять живым. Приступайте к подготовке, времени терять не стоит.

4
        Валентин о чем-то размышлял, Арно просто брел по хрустящему снегу вдоль уже знакомых прудов к птичьей полынье. Мороз начинал потихоньку прихватывать, но это было даже приятно. Не дойдя до павильона, в котором, судя по освещенным окнам, кто-то был, Придд повернул к украшенной каменными вазами лесенке.
        - Ты не взял коньки, - все же напомнил о себе Арно.
        - Здесь не прокатишься: ключи, лед тонкий. - Валентин запрокинул голову, как собирающийся завыть волк. - Ты знаешь, что отец мог бежать?
        - Откуда бы?
        - Да, ты же в это время был в Торке, хотя твой кузен вполне мог тебе рассказать.
        - Это Рафле-то? Так сей корнет после Лаик все больше в Ноймаре торчал, я с ним до Старой Придды и виделся-то раза два. С тобой я ошибся, но Франсуа - вылитый ты, как я о тебе думал, только глупей.
        - Прискорбно.
        - Да ну его к Дурзье…
        Полынья, они до нее дошли и не заметили, казалась не то выбитым чудовищным окном, не то вообще бездной. Валме пенял Рокэ какой-то дырой, здесь было что-то в этом роде, только здоровенное.
        - Как же мне не хочется в храм… - Валентин смахнул с перил снежную оторочку, - и как же мне хочется в армию.
        - Не хочешь, не ходи. Что мы помним, мы везде помним, а эти бдения… Толку от них!
        - Я - глава дома, и я не могу начинать с малодушия.
        - Ну, положим, ты начал еще в Олларии; особенно «малодушно» у тебя с судом и после вышло.
        - В столице был Альт-Вельдер, то есть уже Гирке, но я так мужа Ирэны про себя никогда не называл.
        - Откуда он, кстати, взялся? - если человеку лезет в голову всякая дурь, его надо отвлечь… Отлично, вот и отвлекай, ты, в конце концов, полурафиано!
        - Отец его вызвал после отъезда Савиньяка… Лионеля, чтобы в случае необходимости вывезти мать, а по возможности и меня, в Марагону. В малом имении неподалеку от столицы отец держал якобы охотников, которые прикрыли бы бегство, их присутствие удалось сохранить в тайне.
        - Так вот откуда у тебя взялись «лиловые»! - Уф… Вроде сработало.
        - Изначально их было около сотни, не считая доверенных слуг отца. - Придд начал спускаться, Арно, благо ширина лестницы позволяла, пристроился рядом. - Потом Альт-Вельдер стал собирать тех, кто отстал от Ансела. Нам повезло, что господин Альдо был не слишком любопытен. Боюсь, тебе неприятно меня слушать.
        - Вот не валял бы ты дурака! Хочешь рассказать - рассказывай. Если я пару раз зубами скрипну, не беда, мне полезно.
        - Мне т?, что со мной произошло, тоже было полезно, и я в самом деле хочу, чтобы ты знал. - Валентин смотрел прямо перед собой, в полынью, где вовсю кривлялся окруженный радужной шкурой месяц. - Некие доброжелатели, кто именно, мне неизвестно, успели предупредить о смерти Сильвестра и о том, что Манрик завладел бумагами кардинала.
        Отцу в тот день нездоровилось, он был в нашем городском особняке, куда и доставили приказ срочно прибыть к его величеству. Мать и меня к этому времени уже арестовали. Альт-Вельдер настаивал на немедленном бегстве, но мать была во дворце, и отец отправился туда. Возможно, он надеялся, что мы всего лишь заложники и нас после его появления отпустят. Вечером Альт-Вельдер попытался прояснить нашу судьбу, с ним были предельно вежливы…
        - Мило! - Набрать снега, слепить снежок, швырнуть в пляшущую по воде лунную гадость…
        - Особенно если учесть, что о своем неведении врал лично генерал Манрик.
        - Жаль, Ли его не прикончил, ведь собирался же!
        - В самом деле жаль. Будь Манрик мертв, армию в Эпинэ могли и не отправить, а без предательства Люра не было бы измены Рокслеев, и тогда Алва успел бы все исправить.
        - Та-Ракана бы он не пустил. - Дело прошлое, что ж так выть-то хочется? - А вот что было бы с вами?
        - Наше положение вряд ли бы ухудшилось, - Валентин упорно смотрел в полынью. Слышал ли он скрип снега, было не понять, но сюда, слава Леворукому, кто-то шел. - Манрик отвратительно разбирался в людях, он доверился не только Люра. Мэтра Инголса, как отец и рассчитывал, назначили защитником «заговорщиков». Начнись суд до появления Алвы, мэтр бы сумел его затянуть, ведь временщики думали, что времени у них довольно. Пренебречь приличиями их вынудил бунт в Эпинэ…
        - А вы с… ты никогда не думал сказать, что им нужно? На время…
        - Это было бессмысленно. Нас решили уничтожить, уступчивость лишь облегчила бы дознавателям их задачу. Единственным шансом было продержаться до появления Алвы, а он не мог не появиться. Даже если б ее величество не нашла способа его вызвать, это кто-нибудь бы да сделал.
        Скрип стал четче. Две фигуры, пониже и повыше, спешили по льду в обход полыньи. Сумерки меняют многое, но братцев Валентина не узнать было трудно, да и окошки павильона больше не светились.
        - Смотри, - Валентин и так видел, но молчать не было сил. - Клаус с Питером!
        - Питер любит павильон, Юстиниан тоже любил, мы с ним там и разговаривали. Может быть, потому я сейчас туда и не захожу. Ты ведь сдружился с Клаусом?
        - Пожалуй. Да мне и Питер нравится, может, все же отправим его к Карлу?
        - Может быть. Тебя не затруднит занять моих братьев, не хочу их обижать, но мне сейчас не до них.
        - Из-за ночных посиделок?
        - Да. Питер добрался до ноймарских баллад и щеголяет предчувствиями на мой счет. Для него предстоящая ночь - эдакая легенда с призраками. Не могу сказать, что мне приятно это слушать.
        - Тьфу ты! А давай я с тобой пойду.
        - Боюсь, я тебя не понимаю.
        - А чего тут понимать? Посидим, как в Лаик в Старой галерее, призраков посмотрим. Только ужином нам придется самим озаботиться, на Сузу-Музу никаких надежд.
        - Да, - негромко согласился Валентин, - в Васспарде граф Медуза не выживет.

5
        Гостиная в усадебке была маленькой, но уходили господа офицеры долго. Как будто что-то хотели сказать, но так и не решились. Разумеется, они притащат труп, разумеется, никаких взысканий за это не последует. Разумеется, мертвая сволочь отправится на ворота Цветочной усадьбы, тем более что новый легат о перевозке тела предшественника в Паону даже не заикнулся. А Карло не стал спрашивать, потому что отдавать Лидаса, пусть и мертвого, было бы предательством.
        Маршал для верности еще раз глянул на карту с обведенным Агаповым бродом, свернул ее и принялся возить пальцами по вышитым на скатерти букетикам. На дверной скрип он даже не повернулся - близилось время ужина, и не прибрать должным образом стол Микис не мог, но оказалось, вернулся отец Ипполит.
        - Господин маршал, - больше в комнате никого не было, но голос священник отчего-то понизил. - Ваше пожелание исполнит брат Пьетро. Если на то будет воля Создателя.
        - Мое пожелание? - не сразу сообразил Капрас. - Какое?
        - Вы хотите повесить Анастаса, но захватить его живьем трудно. Тем не менее мориски, варастийские адуаны и, видимо, холтийцы на подобное способны. Брату Пьетро, кроме лошади, которую лучше всего выбрать из числа взятых в Речной усадьбе, понадобится не менее пяти солдат для помощи и прикрытия.
        - Пусть выбирает, кого хочет. Стойте! Пьетро же еще не вернулся! Откуда вы…
        - Господин маршал, - клирик провел пальцем по той же вышивке, - с братом Пьетро мы говорили накануне, тогда он и объяснил, что ему понадобится. Я не хотел говорить при всех, но гнусное недеяние, с помощью которого Анастас рассчитывал получить должность, должно быть покарано еще в нашем мире. Мне трудно это объяснить, но милость, допустимая по отношению к бывшему стратегу Турагису, в случае Анастаса была бы сопоставимой с предательством и слабостью.
        - Так и есть! - Про смиренного братца можно было бы и самому вспомнить! Карло бы и вспомнил, если б знал, что лекарь годится еще и для конного боя. - Но с Пьетро я сам поговорю, пусть только вернется. Ну что там еще?
        «Там», разумеется, был Микис. Со свежей скатертью и мнением о тех, кто не понимает никакого обхождения, вот и кладет локти на стол.
        Глава 4
        Васспард. Ореховая усадьба
        1 год К. Вт. Ночь с 22-го на 23-й день Зимних Ветров

1
        Мальчишки чувствовали себя на удивленье превосходно, разве что слегка растерялись. То есть растерялся Арно, Валентин, само собой, немедленно пожелал доброго вечера и предложил сесть.
        - Насчет доброты не знаю, - беззаботно отмахнулась Арлетта, принимая приглашение, - а полезным пусть будет. Сейчас можно просто отлично подумать и поговорить о нашем деле, благо вам, Валентин, все равно бдеть, а я до начала службы успею выспаться, да и идти ли мне на нее? С одной стороны, я олларианка, хотя лучшие в моей жизни клирики были эсператистами, с другой - в Васспарде я всего лишь гостья.
        - Я тоже гость, - обрадовал Придд, - но при этом - глава Дома и, видимо, все же олларианец.
        - Жаль, - женщина оглядела комнату и без труда обнаружила прикрытую салфеткой корзину. - Жаль, что вы оба не эсператисты, Левий совместные бдения с хорошей закуской одобрял целиком и полностью. Собственно, это я и имела в виду, но ты, дитя мое, догадался сам. Пожалуй, пора начинать тобой гордиться.
        - Ну, мама…
        - И это все, что ты можешь сказать родительнице пред шагом во тьму? Ночные бдения в церкви, как известно, до добра не доводят.
        - В сказках, но я с Валентином в самом деле посижу. Будет даже весело, словно мы опять в Лаик… Слушай, ты ведь что-то надумала, иначе зачем бы пришла?
        - В то, что я примусь выражать свое возмущение твоей гнусной выходкой, ты верить отказываешься? - Какие они оба славные, и вообще, что на нее нашло? Всё в полном порядке и здесь, и там, где сейчас старшие. - Вы не намерены предложить мне вина?
        - Прощу прощения. - Придд взялся за бутылку и тут же ее поставил. Меньше всего он походил на несчастного, которого вот-вот уволочет закатная тварь. - Я сейчас принесу бокал.
        - Зачем? Арно отдаст мне свой и будет пить из бутылки, к тому же вы можете пить на алатский манер вдвоем из одного. По балинтову слову, пережив битву, которая могла показаться безнадежной, дружба становится побратимством.
        - Арно, - Придд повернулся к другу, - ты не возражаешь?
        - Кляча твоя не… Нет, конечно. Мама, так что с Лукасом, он жив?
        - Этот господин не из тех, кого можно убить словом, а другими способами я, увы, не владею. Граф Альт-Гирке слегка контужен, не более того, тем не менее он поведал мне кое-что достойное внимания. Теперь я знаю, почему господин Лукас не осчастливил своей персоной Старую Придду и почему управляющего Васспарда следует застрелить из кабаньего арбалета.
        - Ну, это и так понятно, - фыркнуло детище, - такого кабана другой не прошибет.
        - Ваше вино, сударыня, - подавать бокалы дамам Валентин умел, любопытно, как ему с его вежливостью пришлось в доме Рокслеев? Бертрам полагал Дженнифер завершающим штрихом светского образования, но Придд пробыл в оруженосцах лишь половину срока. - Вы хотели о чем-то спросить?
        - Возможно, но не сейчас. А вы?
        - Я хотел бы узнать о даме с кинжалом, у вас не возникло новых догадок?
        - Вы угадали, к предположениям вашей сестры и госпожи Арамона я прибавила еще два. С незнакомки сталось бы умереть не только в цветах мужа или возлюбленного, но и в собственных родовых. Кроме того, смерть от кинжала подразумевает кровь, которая могла подкрасить видение Селины не хуже зелени. Если это так, показавшееся багряным платье может быть не только алым, но и синим, и лиловым.
        - Печально. Об этой даме можно гадать десятилетиями, но у нас их нет.
        - Поэтому придется пойти другим путем. Знали бы вы, как мне не хватает сейчас Левия, но я попробовала подойти к этой истории по-кардинальски. Его высокопреосвященство считал необходимым отделить то, что мы в самом деле знаем, от того, что лишь кажется очевидным.
        - Тогда, - Арно с готовностью глотнул из бокала Валентина, - мы знаем, что в каком-то подвале лежит клад.
        - Подвал почти наверняка является перестроенным доэсператистским святилищем, - уточнил Придд. - Вы не хотите обсуждать погибшую, но тем не менее она там погибла, открыв дорогу выходцам.
        - Кроме того, она была молода и одета в придворное платье, которое носили в начале круга Молний. Добавлю от себя, что платье на ней сидело достаточно хорошо, что подразумевает участие камеристки. Служанка, шнурующая неподобающее ее госпоже одеяние, должна была бы это запомнить, но вернемся к главному. Где-то лежит золото, о котором известно, что оно было, и которое никто никогда не искал. Вот об этом-то я и думала.
        Ноймаринены всегда славились своей порядочностью. Они служили потомкам Эрнани Святого, пока им можно было служить, не ставя под угрозу бессмысленной гибели свои земли и своих людей. После распада империи потомки Манлия отошли от новоявленной Талигойи, однако в спину Раканам не ударили и, будучи в союзе с Бергмарк, веками прикрывали королевство от дриксов и гаунау. Затем Ноймаринены признали Олларов и воссоединились уже с Талигом, при этом в Ноймаре до сих пор хранят дары Эрнани, о которых мечтает барон Капуль-Гизайль.
        - Так ты все же думаешь, что золото в Ноймаре и его просто плохо искали?
        - Арно, - Придд пригубил вина и, если верить алатам, мыслей друга. - Золото Манлия до нас вообще не искали, все указывало на то, что оно было потрачено еще в древности. Я бы не исключал, что в Ноймаре уцелело древнее святилище, которое по каким-то причинам решили не вскрывать, возможно, как раз из-за убийства.
        - Валентин, - укорила Арлетта, - мы ищем не могилу дамы и не место ее смерти, мы ищем золото. Давайте исходить из этого. И из особенностей ноймарских «волков». Мой друг граф Валмон очень неплохо управляет своими землями и не прочь об этом поговорить. Я попробовала представить, каково было Ноймариненам, когда они, в отличие от императора Лорио, сказали Эсперадору «нет». Судите сами: небольшое, пусть и удачно расположенное герцогство, с двух сторон - давние и непримиримые враги, с третьей - сдавшийся и неспособный помочь бывший сюзерен и только с четвертой - союзники-агмы. Нужно было готовиться к драке, так готовиться, чтобы этой драки не случилось. И ее в самом деле не случилось. Мне кажется, золото Манлия пошло в ход именно тогда. Раньше Ноймаринены, полагавшие себя хранителями и наместниками, не стали бы его тратить, а о возвращении сокровищ в императорскую казну, скорее всего, стало бы известно. Распад Золотой Империи развязал Ноймаринену руки: он спасал свои земли.
        - Он расплатился золотом Манлия, - согласился Придд, - но с кем и за что? Появись слитки с таким клеймом, это не осталось бы незамеченным, хотя, конечно, их могли переплавить… Разумеется! Как раз тогда Ноймаринены стали чеканить свою монету.
        - Именно! Б?льшая часть клада, несомненно, пошла на монеты. Что до остатка, который нам предстоит найти, то для начала нужно пересчитать перестроенные в храмы святилища, расположенные в ваших владениях неподалеку от старой границы с Ноймаром. Почему - долгий разговор, а у нас времени на один бокал, не больше.
        - Представляешь, - оживился Арно, берясь за бутылку, - мы тут сидим, думаем, а золото лежит прямо под нами.
        - В Васспарде абвениатских святилищ нет и не было. Я посмотрю описание наших земель, а сейчас могу назвать разве что Гирке. Во время Двадцатилетней само поместье было уничтожено, однако путевая прибрежная церковь уцелела, вы могли ее видеть по дороге, некогда она была эсператистской. Я в любом случае собирался туда съездить и буду рад, если вы составите мне компанию.
        - Составим, - пообещал Арно, - когда выспимся.
        - Значит, послезавтра. Сударыня, вы окажете нам честь?
        - Окажу. Должна же я рассказать вам алатские сказки, если, конечно, Арно не вспомнит их раньше. Всё, дети мои, я иссякла и отправляюсь спать. Удачного вам бдения.
        Младший младший - молодец! Друзей в такие ночи одних не оставляют, и отнюдь не из-за нечисти, с которой Придд справится. Самые закатные твари годами спят на наших плечах. Во сне они почти невесомы, но порой принимаются душить, и тут если кто и поможет, то друг или гитара.

2
        Сказать, что маршал Капрас не ложится, потому что ждет Пьетро, было бы некоторым преувеличением. Лично переговорить со смиренным братцем командующий хотел, но сон отогнали пошедшие в атаку мерзкие мысли. Может, у Кэналлийского Ворона судьба и была звездным инеем, Карло Капрасу достался туман, выбраться из которого упорно мешал здравый смысл, требовавший не делать резких движений хотя бы до весны.
        Когда подсохнут дороги и зашевелятся мориски, императору станет не до северных провинций. Так думали Фурис с Агасом, и это же советовал мирикийский епископ, предусмотрительно не рвавший уже со своим начальством, а против были разве что совесть с гордостью. Конечно, прикажи Четырежды Божественный Сервиллий нечто в самом деле недопустимое, Капрас бы ответил отказом, был бы разжалован, приговорен и… свободен, но столица требовала порядка в провинциях и фуража для защитников Паоники. Карло переглядывался с Фурисом и отправлял обозы, заодно рапортуя об уничтоженных бандах. В ответ приходили поощрительные письма и требования увеличить поставки, Капрас благодарил и увеличивал.
        О сомнениях, терзавших командующего Славным Северорожденным корпусом, Паона не подозревала, и уж тем более о них не мог знать новый Прибожественный, первым делом сцепившийся с Анастасом, а вторым - потребовавший от маршала Капраса оного Анастаса уничтожить. То есть сделать именно то, в чем Карло поклялся себе и мертвому Лидасу.
        Филандр приказал, Капрас согласился, даже не заикнувшись, что маршал не обязан исполнять приказы сервиллионика. Вроде бы и разумно, только уничтожение Анастаса при этом превращалось в кару за неповиновение императорскому легату. Карло попробовал выпить, стало еще тошней, и тут наконец принесло Пьетро, в котором монашеским оставался разве что отрешенный взгляд. Впрочем, хорошие дуэлянты перед дракой смотрят очень похоже.
        - Садитесь, - велел маршал одетому в драгунский мундир послушнику. - Выпьете?
        - Не сейчас. - Пьетро спокойно уселся напротив. - Завтра, может быть.
        - Когда поймаете эту тварь?
        - Если на то будет воля Создателя. Обещать не могу, конные схватки слишком непредсказуемы.
        - А вам, - поддался внезапному любопытству Капрас, - прежде доводилось в них участвовать?
        - Мое служение требует разных навыков, - то ли ответил, то ли ушел от ответа Пьетро. - Господин маршал, я бы посоветовал вам лечь.
        - Как лекарь? - не выдержал Карло. - Тогда дайте какое-нибудь пойло.
        - У вас бессонница?
        - Сам не знаю, - Капрас покосился на кувшин с присланным Баатой кагетским. - Эта снулая рыбина свое заслужила, но меня бесит, что я словно бы выполняю приказ Филандра. Только про то, что на все воля Создателя, не говорите!
        - Создатель в пути, он не может видеть всё и надеется на лучшее в детях своих. Господин маршал, я понимаю ваши сомнения, но моя удача превратит их в выбор.
        - Тварь будет повешена на воротах Цветочной усадьбы.
        - В таком случае о повиновении легату не будет и речи. Филандр, узнав, что Анастас взят живым, пожелает заняться им лично. Вестей от вас легат ждет с нетерпением, а его ставка к нам много ближе места предполагаемой казни.
        - Сперва нужно поймать эту сволочь…
        В новогоднюю ночь Капрас не сомневался, что сжигает мосты, а он всего лишь пристрелил разожравшегося на турагисовских харчах Пургата. Объяснение с Паоной по-прежнему маячило впереди, хотя можно и не объясняться. Прикончить «рыбину» на месте, отрапортовать и отправиться сражаться с врагом во славу императора, который вряд ли выучился читать мысли. Филандр, во всяком случае, этого не умеет, а ты в маршальском мундире стоишь с факелом возле моста: то ли поджечь собираешься, то ли знак подаешь, дескать, все в порядке, езжайте во славу Четырежды Божественного.
        - Пьетро…
        - Да, сударь.
        - Жаль, вы сегодня не только не пьете, но и в мундире… Я бы вам исповедовался.
        - Жаль, здесь нет одного из тех, кого мне не удалось защитить. Он бы принял вашу исповедь, перед тем объяснив, что наши одеяния не значат почти ничего. Когда церковь лишь становилась таковой, в подобном платье ходили все, потом жизнь ушла вперед, а мои собратья не пожелали. Только служение Создателю - нечто большее, чем полотняный балахон, который можно снимать и надевать.
        - Почему вы вспомнили свои неудачи?
        - Они всегда со мной, но говорил я об одежде. Ряса поможет узнать клирика, мундир - военного, мантия - лекаря или сьентифика, не более того. Обменявшись одеждой с отцом Ипполитом, вы останетесь собой, хотя крестьянин на дороге и может попросить вас об отпущении.
        - Отец Ипполит-то здесь при чем, я ведь с вами говорю.
        - Я пока лишь послушник и не могу принять исповедь.
        - Но поймать Анастаса вы сможете? На что способны коряги и случайные пули, мне объяснять не нужно, но с Турагисом у вас получилось.
        - На все воля Создателя, но воля Создателя это и то, чего желаем мы. - Пьетро поднялся, он считал разговор оконченным и был прав. - Я помню Цветочную усадьбу и то, что слишком далеко позволил себя увезти. Это не просто моя вина, это мой грех, а грехи искупают.
        Послушник, лекарь, разведчик, убийца ушел, так ничего и не пообещав, а так ничего и не решивший маршал от души хлебнул из стакана и прошелся вокруг стола, сам не зная, чего хочет и хочет ли. Это знал Микис, объявивший, что господину маршалу постелено.
        - Грелки же остывают, - угрюмо объяснял служитель высшего разряда, - а без грелок при такой сырости нельзя, топи не топи. Провинция, каминов хороших нету, и вода близко…

3
        - Где садимся? - как мог залихватски поинтересовался Арно, которому полутемная церковь внезапно не понравилась. - Какой-нибудь отнорок тут есть?
        - Удобнее всего у органа, - решил за спиной Валентин. - Ужин можно положить на крышку. Тебе здесь не нравится?
        - Нет, - с немалым облегчением и всей возможной искренностью признался виконт. - Похоже, я не люблю призраков.
        - В Васспарде их нет. Заверни за правую колонну, проход наверх там.
        - У вас нет призраков? - не поверил виконт. - Тогда почему ты бдишь, а я боюсь?
        - Видимо, располагает обстановка. Проводить ночь над телом предыдущего Повелителя Волн перед принятием титула - наша семейная традиция, правда, после Франциска придерживаться ее стало затруднительно. Покойников, даже самых знатных, теперь хоронят прежде, чем король успевает одобрить преемника, и я не исключение. Фердинанд подтвердил мой титул, как выразился бы Уилер, шустренько, но отца к тому времени уже похоронили на кладбище Багерлее.
        - Тогда зачем все эти посиделки?
        - Трудно сказать, но, вступай я в наследство обычным порядком, мне бы пришлось одну ночь провести над отцовским гробом, а вторую, после получения королевской грамоты, но перед семейным сборищем - в домовой церкви столичного особняка. Осторожней.
        - Не волнуйся, не разобью я твои бутылки.
        - И все же учти, что в лестнице восемнадцать ступеней и там очень низкая притолока. Видимо, некогда в Васспарде был очень маленький органист.
        - Маленький органист все равно органист, - откликнулся Арно, нащупывая первую ступеньку. Нащупал. Узкая, зажатая между двух полуколонн, или как там архитекторы эти штуки зовут, лесенка была крутой. Лазить по ней с короткими ногами, да еще в балахоне, было еще тем приключением, хотя музыкант не обязательно клирик, а значит, вправе надеть человеческие штаны. - Слушай, ты дверь запер?
        - Нет, в Васспарде церковь никогда не запирают.
        - Даже когда бдят?
        - Наше знаменитое воспитание не позволит нарушить покой бдящего, а слуги тем более не войдут. Тебя что-то беспокоит?
        - Сам не знаю, но пистолет я рядом с собой положу.
        - Странно, у меня на этот раз неприятных ощущений нет. Ты уверен, что причина именно в церкви?
        - Ни в чем я не уверен! Куда ставить?
        - На пол. Постой, я зажгу свечи у пюпитра.
        Видимо, здешние органисты были не только мелкими, но и подслеповатыми. Свечей, во всяком случае, для них не жалели, и Валентин, к изрядному облегчению Арно, зажег все. Сам органный балкончик казался безопасным, но виконт заставил себя подойти к балюстраде и глянуть вниз. Ряды церковных скамей и ведущий к Рассветным вратам пандус тонули во тьме, и не лампадкам возле икон было ее разогнать. Плохонькие отблески позволяли различить разве что массивные напольные светильники да кованые рассветные ветви.
        - А вдруг тут кто-то все-таки засел? - предположил виконт и поежился. - В Холоде, или что там у выходцев. Сидит, смотрит на нас и злится…
        - Вряд ли, - в голосе Валентина проступило что-то вроде усталости. - Васспард не самое счастливое место, чтобы сюда тянуло вернуться после смерти, к тому же умирали мы по большей части не здесь.
        - Погоди… - разбираться не хотелось ужасно, но Валентин раз за разом возвращался к семейным бедам, и Арно заставил себя напрячь мозги. - Никак не пойму, чем вы так уж мешали.
        - А мы и не мешали. Манрика занимало исключительно наше состояние, вот он и не дал отцу времени для устройства семейных дел. Альт-Вельдер, при всей своей преданности Олларам и уважении со стороны марагов, был не слишком сильным союзником, но обручись я с одной из сестер виконта Мевена, который в свою очередь успел бы сочетаться браком с племянницей Сильвестра, и положение бы существенно изменилось. Если не для отца, то для охотников за его имуществом.
        - Если Манрики хотели Васспард…
        - Поместье их занимало в последнюю очередь.
        - Неважно. Если они хотели вас обобрать для себя, зачем бы они стали это делать для других?
        - Отец именно на это и ставил, но он никогда не складывал все яйца в одну корзину. После смерти Юстиниана они с мэтром Инголсом очень удачно разыграли ссору. Отец исходил из того, что Сильвестр станет действовать как обычно, то есть будет следствие, а затем - суд. Зная Манрика, можно было не сомневаться, что нашу защиту поручат обиженному мэтру.
        - Этот умник разнес бы все, что наворотило обвинение!
        - Возможно, но опровергать пришлось бы и правду. При желании нашей фамилии могли предъявить многое, ведь королевское прощение за участие в алисианских заговорах так даровано и не было.
        - Ты про все это знал уже тогда?!
        - К сожалению, нет. С Инголсом мы объяснились уже в Старой Придде. Я спросил, не он ли принес матери яд. Мэтр мог не отвечать, но он ответил.
        - Создатель!..
        - Я бы предпочел клячу. Когда ты поминаешь Создателя, мне становится тревожно. Матери обещали присутствие на моем допросе с пристрастием и дали сутки на раздумье. Ей стало дурно, потом она попросила законника и духовника. Вечером нас допрашивали снова, вечером мать уже была спокойна… Больше мы не виделись; мысль о яде пришла мне уже на свободе. Как оказалось, я угадал.
        - Вот и молодец, а теперь забудь! И вообще я боюсь, вот прямо сейчас боюсь. Ключи у церкви-то есть? И в ней что, только одна дверь?
        - Призраки, как ты, вероятно, помнишь по Лаик, отлично проходят сквозь стены, а дверей здесь три. Не считая потайного люка в подвал.
        - Вот видишь!
        - Что именно?
        - Что сюда можно залезть. Я бы залез.
        - Вряд ли, ведь тебе здесь не нравится. Если хочешь, можно закрыть на засов дверь за алтарем, а дверь для слуг и так закрыта.
        - А подземная?
        - Войти через нее нельзя, только выйти, и для этого прежде надо попасть в подвал. К сожалению, при нас нет веревки, наших поясов, чтобы спуститься, не хватит, а лестницу при люке устраивать не стали, предполагалось, что это поможет сохранить тайну.
        - Тогда ну его, - Арно развязал торский мешок и принялся вытаскивать будущий ужин. - Вино у тебя всяко лучше арамоновой тинты, а что до остального, сейчас проверим…
        - Тогда открываем или, может быть, еще побоимся?
        - Открываем, конечно. Ты понимаешь, с чего отец Герман тогда так разволновался?
        - Нет, но Лаик - странное место.
        - А Васспард?
        - Никоим образом. Его построили там, где никогда не случалось никаких чудес. Собственно говоря, здесь до нас люди вообще не жили.
        Глава 5
        Агапов брод. Васспард
        1 год К. Вт. 23-й день Зимних Ветров

1
        Середина зимы на севере империи обычно солнцем не балует, но разрезвившийся под утро ветер так и норовил разорвать затянувшую небо серятину. Теплей от этого не становилось, но света ощутимо прибавилось, и облюбованное кавалеристами поле было видно во всех подробностях. Эдакое бурое лохматое безобразие, по которому змеится то ли тропа, то ли дорога, - такое же безобразие, только лысое. Узковато, но по двое при желании проехать можно.
        Глаза уловили какое-то движение, и Капрас поднес к глазу окуляр, причиной беспокойства оказалась… лисица. Рыжая красотка исхитрилась кого-то ухватить и, как и положено, волокла добычу к лесу.
        - Будем считать это доброй приметой, - маршал обернулся к тоже обозревавшему окрестности Фурису.
        - Для этого есть все основания, - доверенный куратор повернул свою трубу, следя за охотницей. - Она поймала кролика. Мой отец владел фруктовыми садами к западу от Кипары, поэтому я не склонен идеализировать сих возмутительных грызунов, как это делают сказочники, именуя их не иначе как «бедные крольчаточки».
        - Доверенный куратор на стороне лис? - не выдержал изнывавший от нетерпения Василис. - Но ведь они разоряют птичники.
        - Я на стороне владельцев садов и курятников, однако в целом лисы более малочисленны и, соответственно, наносят меньший ущерб, нежели кролики. Должен заметить, кустарник по краю поля очень кстати: наблюдениям он не мешает, но притаившегося в ближней роще полковника Николетиса скрывает должным образом. Надеюсь, наших с вами лошадей догадались отвести в глубь ближайших зарослей. Я не счел нужным указать на это капитану Левентису, полагая его достаточно опытным.
        - И совершенно правильно, - одобрил Капрас, возвращаясь к созерцанию дороги, на которой следовало появиться Анастасу. Вид на изрядно сглаженный дождями и ветрами путевой столп[4 - Путевой столп - невысокий каменный столб с гербом и именем императора, при котором он был установлен. Ставится вдоль проселочных дорог, утверждая их статус. Отмеченные таким образом дороги не могут быть перегорожены и должны содержаться владельцем земель, через которые они проходят, в должном порядке.] открывался просто отличный, а вот добыча запаздывала. Ну да, зима и слякоть, но все равно - не купеческий обоз, могли бы и побыстрее!
        Капрас покосился на появившееся в просветах облаков солнце - бледное светило прошло свою высшую точку и потихоньку снижалось, а давно и страстно ожидаемая банда все не появлялась.
        - Ползут они, что ли… или на встречные деревья залезают?! - почти прошипел Василис и тут же засмущался: - Тьфу, то есть сохрани Создатель, совсем уже глупости в голову лезут.
        - Я тоже начинаю раздражаться, - признался доверенный куратор, - однако следует честно признаться самим себе, что желание увидеть возмутительного Анастаса в петле начинает туманить голову и влиять на четкость мыслей. В то время как сомневаться совершенно нечего.
        - Вы правы, куда они от брода денутся?
        Они и не делись. Не прошло и получаса, как пара всадников появилась именно оттуда, откуда их ждали. За первой - вторая. Несколько мгновений постояли, оглядывая местность, потом неторопливо порысили через поле, а за их спиной от темной стены деревьев начали отделяться все новые и новые пары: длинная гусеница серо-зелено-коричневой расцветки выползала на поле неспешно, но уверенно.
        - Вот видите, - Карло не выдержал и подмигнул Фурису. - Ну задержались против наших расчетов, и что? Появились же.
        - Господин маршал, - Василис оскалился, словно хищник, почуявший кровь, - им еще минут пять, и как раз на нужной дистанции окажутся. Разрешите отбыть?
        - Давайте, полковник. - Капрас зашарил трубой по колонне, но «рыбину» пока было не разглядеть. - Смотрите не подведите.
        - Не подведем! Уж не знаю, как господин… клирик справится, а мои ребята все сделают наилучшим образом! - Отдав честь, Василис нырнул под низко нависшие ветки и пропал, только под сапогами захлюпало. Капрас проводил чуть завистливым взглядом спешащего в драку подчиненного и повернулся к будущим покойникам, прикидывая, как быстро те среагируют на появление драгун. И как далеко смогут разбежаться, когда начнется стрельба.
        - У меня с утра было скверное настроение, - внезапно признался доверенный куратор, - однако теперь оно выправилось. Мало того, меня охватил азарт, возможно, дело в том, что я впервые наблюдаю за регулярным сражением и к тому же весьма заинтересован в его исходе.
        - Привыкайте, вы военный, а не клирик… - посоветовал маршал, - хотя клирик клирику рознь. Брат Пьетро вряд ли сейчас думает о Создателе.
        - Но Создатель пребывает с ним, - Фурис тоже навел трубу на дорогу, где пока все шло тихо и мирно - анастасов отряд месил грязь, окружающие поле рощи молчали, успешно притворяясь пустыми и безжизненными. Оставалось только подождать, совсем-совсем немного.

2
        Лукаса Валентин все же уважил. Заняв место главы семейства, герцог справа посадил братьев, а слева - старейшего родича с супругой, между которыми было место Арлетты. Позевывающий Арно вклинился между Клаусом и Питером, а дамы Альт-Гирке расположились на второй скамье.
        Сопел, готовясь возрыдать, орган, двое мальчиков-служек торопливо зажигали свечи, но бьющий в окна дневной свет делал огоньки невидимыми. Яркие, чуть голубоватые от витражей лучи падали на плиту возле Рассветных врат; казалось, изображенный на ней спрут в самом деле всплывает из своих глубин. Зрелище могло напугать, но оно было красивым, о чем Арлетта и сообщила соседке. Громким шепотом.
        - Я тоже боялась, - призналась Маргарита-Констанция. - У нас самый ужасный герб в Талиге.
        - О да, - подтвердила Арлетта, - это уж-жасно.
        - Величие часто пугает, - отлично слышащий, как графиня Савиньяк и предполагала, Лукас отцепился от внучатого племянника и бросился на защиту всплывающей гадины. - И что лучше отразит самую сущность Волн? Морские птицы при всей их красоте водной стихии чужды, а рыбы слишком глупы и не способны внушить никаких чувств, кроме голода. Иное дело - обитающее почти что в бездне древнее создание, о котором если и говорят, то шепотом. Я горжусь спрутом на своем щите, он придает мне сил.
        Вы знаете, какое мужество выказал в последние свои дни мой покойный племянник, что несколько искупает его былые проступки. Смею заметить, я бы вынес больше, но я никогда бы не выдал палачам супругу и детей. Да, сударыня! Мы с Маргаритой-Констанцией всю жизнь были готовы встретить самую ужасную из судеб, она не застигла бы нас врасплох.
        - Вот как? - мурлыкнула графиня, радуясь, что Валентин встал, приветствуя внушительного отца Мариуса.
        - Тот, кто носит с собой смерть, не боится мук и позора. - Болван с безупречной родословной нес чушь, чуть ли не дословно повторяя дидериховых бастардов. - Моя супруга принесла мне в приданое не только честь и благонравие, но и спокойную, даже счастливую смерть. Сейчас это перестало быть тайной, сейчас нам не грозит ничего, кроме времени, но наша жизнь прошла под подвешенным мечом.
        - Она еще не прошла, - утешила Арлетта, косясь на вернувшегося Валентина.
        - Она проходит, хотя мы надеемся увидеть еще несколько весен. Дорогая, покажи графине Савиньяк залог душевного покоя.
        - Да, Лукас, - благонравная супруга немедленно сняла с тонкого пальца кольцо с отличным темным аметистом, сразу и знакомое, и нет.
        - Я видела очень похожее. - А вот и никому уже не нужный ответ, который по близорукости можно было и пропустить! - У… подруги моей юности. Правда, камень там был другой, если я не путаю, шерла.
        - Похожая оправа и разная… - собеседник выдержал многозначительную паузу, - очень разная суть. Не бойтесь, берите. Смерть спит и будет спать, пока ее не разбудят. Четыре смерти…
        - Как поэтично. - Массивное кольцо ложится на ладонь, есть ли в нем смерть, на глаз не определить, но в кольце Кары она была. - В Борне был прекрасный ювелир…
        - Дамы хранят свою честь иначе, чем мы, но Маргарита-Констанция предпочла мне открыться во всем. Единственное, что она пыталась скрыть, это сватовство наследника Колиньяров, хотя я не из тех, кто ставит в укор женщине отвергнутых поклонников, сколь бы низким ни было их происхождение. Я так и сказал, за что был вознагражден тайной кольца.
        - Это было так давно, - пухленькая старушка улыбнулась светло и мечтательно. - Но мы начинаем вести себя недопустимо. Вальтер уже сделал бы нам замечание, Валентин гораздо проще.
        - Он всего лишь младше, - уточнил посрамивший худородных Колиньяров Лукас. Арлетта еще раз поднесла к глазам так никого и не убившее кольцо. Если б ей в приданое дали яд, она бы со смехом отдала его Арно, а вот болтать об этом не стала бы даже в глубокой старости. Впрочем, Маргариту-Констанцию придворные красоты счастливо миновали, а Дидерих творит с заскучавшими головушками чудеса. Из уютной норки интриги, тюрьмы, самоубийства кажутся такими волнующими! Из Багерлее на это смотришь по-другому, и из войн, и из вдовства…
        - Благодарю, очень интересно, - заверила Арлетта, под звуки органа возвращая кольцо хозяйке. Та, спасибо начавшейся службе, не ответила. Хор в Васспарде был небольшим, но пел слаженно. Дымок от разгоревшихся курильниц всплывал к куполу, все ощутимей пахло багряноземельской горечью. Когда все закончится, нужно будет выпить с мальчишками кэналлийского.

3
        - Началось! - адъютантский шепот за спиной отвлек от праздных гаданий, и Капрас быстро развернул трубу влево. Да, точно: голова анастасовской колонны - в полусотне шагов от рощи, из которой, красуясь выправкой, выезжает Агас с «переговорным» флагом и в компании пятерых драгун. Повелительно - ну прямо генерал или сразу стратег - вскидывает руку. А мерзавцы и так уже встают, без всякой команды, и трое всадников начинают быстро пробиваться из середины в голову. Зимние плащи с капюшоном одинаковы, но второй, на сером, изрядно напоминает… носителя первой, чтоб ее, молнии.
        - Ага, вот ты где! - Только бы брат Пьетро не оплошал… И не прикончил бы кто по дури ненароком.
        - Да, - считает своим долгом подтвердить Фурис, - перед нами, вне всякого сомнения, возмутительный Анастас с ближайшими подручными.
        Серый линарец - был ли он у «рыбины» прежде? - привычно и споро обходит других лошадей, теперь впереди только капитан Левентис и драгун с флагом.
        - Сейчас, - продолжает объяснять доверенный куратор, - будет оглашен ультиматум.
        «Оглашен»… «оглашен»… От канцелярского словечка становится смешно, или это от напряжения? Серая лошадь взмахивает хвостом, конь Агаса будто в ответ вскидывает голову.
        Как капитан орет «приказ маршала Капраса немедленно сдаться», само собой, не слышно, но ответ на ультиматум следует немедленно. Анастасовы вояки хватаются за оружие, только это и всё. Василис не дремлет - мощный, дружный залп ударяет из зарослей по обе стороны от дороги, когда самые шустрые бандиты лишь вскидывают пистолеты и мушкеты.
        - Хвала Василису! - аж вопит забывший субординацию Йорго. - Хвала драгунам! Хвала Корпусу!
        - Да, - со всем достоинством, на которое он способен, соглашается Карло. - Получилось весьма удачно.
        Пусть сражение не из больших и враг, мягко говоря, не тот, но выучка-то какая, глаз радуется.
        - Не удачно, - уточняет счастливый Фурис, - а превыше всяких похвал. Судя по всему, случившееся для возмутительного Анастаса оказалось полной неожиданностью. Полковника Василиса следует поощрить.
        - Так проследите, - веселится Карло, не отрывая взгляда от долгожданного избиения. Голова вражеской колонны уничтожена почти полностью, а дальше… Дальше начинает бурлить оставшийся без присмотра хвост.
        Самые рьяные рвутся вперед, пытаясь добраться до драгун на опушке, часть рассыпается по полю, кто-то бросается наутек, а какой-то урод на рыжем коне врезается в крутящего башкой мерзавца на гнедом. Тот выхватывает саблю, первый не отстает, к драке с обеих сторон присоединяется еще с полдюжины всадников. Их не разнимают - застигнутая врасплох «рыбина» управление своей бандой утратила напрочь.
        Оно и понятно, угодить в устроенную обстрелянными солдатами засаду - не «умышляющих на божественного» бедолаг грабить и вешать. Полезших вперед, а таких оказалось десятка четыре, встречает новый залп, затем еще один и еще - Василис атаку ждал и был наготове. Последних из подскакавших добивают шагах в двадцати от опушки, и тут же труба требует «В седло!» и «Вперед!»
        Ну, дорогие, не подведите…
        И драгуны не подводят: дружно вываливаются из-под деревьев, быстро выравнивают слегка расстроенные ряды и, не теряя на неровном размокшем поле строя, идут в атаку. Красиво идут, слаженно, а ведь многие два года назад сапоги шили и дандионы околачивали… Ага, вот и Николетис! Толстяк-полковник, вернее, его легкоконные высыпают из-за деревьев с обеих сторон, берут место схватки в кольцо. Всё! Теперь, даже обрети Анастас волей Леворукого таланты Кэналлийского Ворона, дороги к спасению ему не найти.

4
        Невидимые голоса призвали чтить и ожидать. Отец Мариус, которому, чтобы сравниться с доннервальдским Титом, недоставало суровости, под нарастающую, как ветер, мелодию неторопливо прошествовал к лестнице, где ему под ноги бросилась толстая полуденная тень.
        - Да будет благословен дом сей, - белая рука принимает у служки свечу с почти невидимым огоньком, - и да будет славен глава его в своем служении.
        Все сидят, только Валентин поднимается, как того требует ритуал. Сверкают витражи, сверкает и словно бы шевелится мозаичный спрут. Тишина длится недолго, пару ударов внезапно заторопившегося сердца, священник ставит ногу на пандус, благородный герцог Придд садится, а орган заводит что-то вкрадчивое. На севере церковная музыка - и та своя.
        - Да обратит Создатель, вернувшись, лик свой на обитель сию, и да возрадуется сердце его.
        Величавая массивная фигура неотвратимо надвигается на всплывающего спрута, будто желая загнать чудовище назад, в пучину, мелодия становится громче, дымная горечь - явственней. Черные руки поднимаются вверх, вызывая в памяти нохского ворона, зеленые свечи, призрачных танкредианцев, и после смерти пытавшихся остановить беду…
        - Да пребудет над миром сим, над королевством сим и над домом сим мир долги-а-а-а…
        Руки-крылья неистово взмахивают и пропадают под жуткий крик, захлебывается орган, сбоку что-то мелькает… Арно и Валентин наперегонки мчатся к Рассветным вратам, кто-то истошно, будто и не в Васспарде, визжит. Исчез не только священник, исчез спрут, словно схватил жертву и уволок в свои глубины. Черные, разверзшиеся… Пол провалился? Открылся потайной колодец? Шум, вопли, на плечо давит что-то мягкое и тяжелое… Маргарита-Констанция. Обморок и, кажется, глубокий. Вскочивший Лукас бестолково квохчет, Клаус сорвался за Валентином, от вопящих куриц никакого проку, спасибо хоть закаменевший Питер тут.
        - Питер! Питер, очнись! - руки нащупывают шнуровку, спасибо, узел простой, с Марианной было труднее. - Держи ее… Так, молодец…

5
        Дела шли, вернее - заканчивались, к полному маршальскому удовлетворению: хоть как-то организоваться «рыбьи» приспешники так и не смогли, прорваться сквозь цепи легкоконников и уйти никому тоже не удалось.
        Драгуны терзали толпу анастасовцев, дробили ее, откалывая от общей кучи отдельные «куски» и тут же уничтожая их, пока парни Николетиса перехватывали то ли самых трусливых, то ли самых дошлых, пытавшихся пробиться из кольца. Те отбивались, пусть и яростно, но поодиночке или мелкими группами - а значит, были обречены.
        От силы четверть часа, и все закончится, можно будет отправляться есть «вечер». Банде конец, а «рыбину» можно вздернуть и дохлой. Отец Ипполит в загробном воздаянии уверен, а здесь… Здесь тварь, самое малое, успела понять, кто и почему ее загнал, уже немало! Анастас хотел стать Прибожественным, хотел держать за горло две провинции, а подохнет у никому не ведомого брода. По собственной глупости - то, что его обвели вокруг пальца, до него дойдет, уже дошло…
        - Наша кавалерия показала себя наилучшим образом, - Фурис тоже не опускал трубу. - Мне кажется, я узнал коня, на котором почти наверняка ехал возмутительный Анастас.
        - Где? - словно сам вырвался вопрос, пока глаза шарили по кромке леса. - Да, это он… Жаль.
        Жаль, что у Пьетро не вышло. Жаль, что все случилось слишком быстро.
        - Создатель не допустит, чтобы столь злокозненный негодяй был убит наповал первым же залпом. - Похоже, доверенный куратор утешал в первую очередь себя. - Есть надежда, что он получил рану в живот или ему сломало спину при падении с коня и что при этом он находится в полном сознании и осознает содеянное.
        - Я не верю в раскаянье этой… мерзкой рыбины.
        - То раскаянье, что идет от Создателя и спасает душу, ему даровано быть не может, но Враг - великий насмешник. Он не способен создавать, и он извращает. То раскаянье, что идет от Леворукого, несет не облегчение, но злобу на себя, совершившего роковую ошибку. Так волк, ворвавшийся вместо овчарни на псарню, сожалеет не о своих грехах, но о своем просчете. Возмутительный Анаст…
        - Мой маршал! Смотрите! - Йорго богословские мысли не посещали, он продолжал следить за полем. - Влево… Рыжие! Шесте… Семеро!
        Примеченная адъютантом семерка нашлась сразу. Она как раз вырвалась из общей толчеи и пусть и тяжелым, но галопом неслась прямо через поле. Рыжие кони из бывших турагисовских конюшен, именно на них были те, кого отобрал Пьетро, да и сам он предпочел взять разбойничью лошадь. Всадников пока не опознать, но то, что они творят, говорит само за себя.
        Первые двое идут ноздря в ноздрю, довольно близко, остальные сзади полукругом, отгораживая головную пару от продолжающегося смертоубийства. Пару ли? Еще полминуты, кони чуть поворачивают …и между ними болтается чье-то тело! Ноги волочатся по грязи, руки, похоже, привязаны к седлам.
        - Правильно ли я понимаю, - голос Фуриса слегка вздрагивает, - что в наше расположение сейчас доставят пленного?
        - Совершенно верно. - Ну смиренный братец, ну молодчина! - Труп так тащить не будут.

6
        Торка учит не только лазать по скалам, но и без оторопи смотреть на разбившихся. Арно лишь мельком глянул на тело и, задрав голову, крикнул:
        - Мертв! Нужна веревка, да подлиннее, петлю сделать…
        - Уже пошли, - откликнулся сверху Валентин. - Но это займет несколько минут.
        - Не беспокойтесь, - как мог светски откликнулся виконт, - я подожду… Да, это не здесь!
        - Мы так и думали, - согласился Придд и исчез. Арно вытащил сунутые за пазуху перед спуском свечу и огниво. Покойник лежал в круге света, но подвал был немаленьким, и осмотреть его не мешало. Виконт и осмотрел, однако не приметил ничего, заслуживающего внимания. Облицованные камнем стены, более или менее ровный пол, тонущие во тьме своды. Ни сокровищ тебе, ни скелетов. Потайной двери, без которой затея с люком теряла всякий смысл, скоропалительное простукивание не выявило, и неудивительно - играть со звуком прокладчики секретных ходов научились задолго до Франциска. На всякий случай Арно подвинул пока еще мягкое тело и от души топнул по камню. Ничего. Глупая смерть и страшная. Сколько раз наступали на этого кошачьего спрута, и тот держал, а сегодня взял и провалился. Чтобы почти тут же встать на место. Как Валентин вновь открыл и закрепил эту холеру, наспех связывавший пояса и перевязи виконт не заметил. Импровизированная веревка не подвела, но оказалась короткой, пришлось прыгать, да так, чтоб не задеть отца Мариуса. Шанс, что клирик не разбился насмерть, был ничтожно мал, но ведь был же… Луи
как-то загремел со скалы, не чета этому подвалу, но «фульгаты» на то и «фульгаты», чтоб по-кошачьи изворачиваться при падении, священников такому не учат.
        - Капитан, - «закатные твари» объявляются, когда их вспоминают, вот Раньер и объявился. - Может, мы дальше сами?
        - Не впервой…
        - То наша конь-петен-ция!
        - Можете, давайте, - с ходу согласился Арно, хватая любимую раньерову веревку. - Сейчас вылезу.
        Спешить больше некуда, исправлять нечего, надеяться не на что. Темные стены постепенно светлеют, выпивая льющийся сверху свет, лезешь, как из колодца, только что не мокрый. Кроунер подает руку, вот и всё, вот и вылез.
        Церковь тиха и пуста, не считая деловитых «фульгатов», Валентина и не ушедшей вместе со всеми матери. Нет, еще кто-то у входа торчит. Мэтр Цвиссиг… Ну да, Клаус же говорил, что учитель с клириком в родстве. Солнечные зайчики вовсю пляшут по надраенной бронзе, а вот свечи большей частью погасили.
        - Можно идти, дальше парни сами справятся.
        - Конечно, - Придд и не подумал упираться, - пойдем. Что там, кроме тела?
        - Ничего. Хода я во всяком случае не нашел. Ты что-нибудь понял?
        - Да. Если не откроется что-то новое, дело в чрезмерном усердии. Слуги, готовясь к сегодняшней службе, устроили большую уборку, и кто-то нечаянно потревожил запирающий люк механизм. По логике вещей, это должно было произойти после того, как вымыли полы, скорее всего, вчера вечером. Лукас решил проверить, все ли готово, обнаружил на Рассветных вратах мутное пятно и устроил уборщикам чудовищный разнос, после чего бедняги бросились драить все подряд. Результат оказался печальным и неожиданным.
        - Умеешь ты выражаться… Мы в Гирке-то завтра едем?
        - Разумеется. Подожди. Что случилось?
        - Монсеньор, - присесть в реверансе заплаканная служанка не забыла, - госпожа Маргарита кольцо, как сомлели, выронили. Позвольте поискать.
        Глава 6
        Гирке. Акона
        1 год К. Вт. 24-й день Зимних Ветров

1
        Обрывами и открывающимися с них далями Арно было не удивить, но долина Гирке еще и завораживала, а ведь по пути в Васспард виконта не проняло. Ну ивы над спящей под снежной шубой заводью, ну серая церковь без ограды, похоже, возле самой воды, по зиме не разобрать, ну лестница, ведущая вниз странным зигзагом, ничего же особенного, а выглянуло солнце, и пожалуйста, глаз не оторвать! Смотрел бы и смотрел, может, даже и не в одиночку… Айрис Хейл - замечательная всадница, дороги в Средней Придде - лучше не придумаешь, главное, чтобы погода не подвела. Пасмурным днем в Гирке делать нечего, но сегодня было ясно, и местный известняк, оправдывая свою репутацию, словно бы светился. От этого ли, от того ли, что успевшие стать неприятными люди остались в Васспарде, выправилось и настроение, поутру довольно-таки паршивое.
        Теперь Арно был рад, что Валентин не стал откладывать поездку и устраивать разбирательство, на котором настаивал болван Лукас. Не все ли равно, кто из драивших подсвечники слуг в порыве усердия открыл дорогу к смерти и сам того не заметил, отца Мариуса всяко не вернуть… Бедный мэтр Цвиссиг остался без семейных завтраков, а Васспард - без клирика, которого теперь нужно как-то добывать.
        - Валентин, - окликнул Арно тоже созерцавшего пейзаж друга, - ты уже думал, где брать священника?
        - Конечно. Васспард может стать неплохим убежищем для Агния, разумеется, когда я уберу отсюда графа Альт-Гирке.
        - А разве так можно?
        - Так нужно. Этот господин имеет где и на что жить, а оспаривать его дееспособность и учреждать над ним опеку я никоим образом не намерен, так что перед нашим отъездом граф получит предложение отправиться восвояси. С вдовами Альт-Гирке несколько сложнее, до моего следующего дня рождения их статус, как и положение моих братьев, может трактоваться двояко.
        - Твоего что?
        - Дня рождения. В свое время я имел неосторожность родиться.
        - Ну, - Арно аж поперхнулся от восторга, - ты и… сам знаешь кто.
        - Да, кляча твоя несусветная, я именно это самое и есть.
        - С чем и поздравляю тебя, а заодно и отечество. Когда, кстати, ты сделал миру такой подарок?
        - В самый канун Октавианской ночи. Тогдашний клирик предлагал назвать меня Октавием, но дед настоял на Валентине. Это то немногое, за что я ему благодарен. Лестница в хорошем состоянии, твоей матери будет нетрудно спуститься.
        - Угу, - кивнул Арно и внезапно брякнул: - Только первым пойду я.
        - Нет. Гирке принадлежит мне, я отвечаю за все, в том числе и за лестницу.
        - А за мать, когда при ней нет ни Рокэ, ни Ли, отвечаю я. Если тебе невмочь, пошли вместе.
        - Хорошо, но в чем дело? Ты чувствуешь опасность?
        - Сам не пойму… - Проще всего свалить на рухнувшего в колодец клирика, но это бы шло от ума, а тут Леворукий знает что! - Только пройти этой кошачьей лестницей я должен раньше матери.
        - Мы должны, - поправил Придд. - Хотя я бы тут дурных сюрпризов не ждал, лестница сооружена заметно позже Двадцатилетней, ее проверяют каждую весну и осень, а церковные служители здесь спускаются ежедневно. Кроме того, к нашему визиту готовились, я отправил в Гирке н?рочного сразу же после решения о поездке.
        - Молодец, - Арно положил руку на очищенные от снега перила, они казались надежными, как и ступени. Впереди сторожили полдень будто нарисованные ивы и призывно золотилась колокольня, а если зовут - надо идти. Арно нахлобучил поглубже шапку и сорвался с места не хуже призового мориска.
        Виконт несся, прыгая через две ступеньки, не оглядываясь даже на Валентина, а лестница росла, уводя к зачарованному берегу, к белым дремотным лилиям. Что-то плескалось, что-то пело; расправляли неподрезанные крылья белые птицы, слишком большие для лебедей, а тростники раздвигала узкая тропка. По ней можно выйти к воде, к сердцу озера и сердцу песни, там рождается жемчуг и помнится вечное, а чужое, отжившее, ненужное, сносит к морю, и вода становится соленой. Соль - это слезы, а слезы - это память, но она же и жизнь, и песня. Забыв, не споешь, спев, не забудешь…
        - Арно, я понимаю, пейзаж красив, но нам сейчас предстоит извиняться.
        - Перед вечностью или перед песней?
        - Перед твоей матерью. Оглянись.
        - Это еще зачем… Валентин?! - Он-то откуда взялся, да еще и куртку расстегнул. - Меня ничем не приложило?
        - Не могу сказать, у меня в это время было что-то вроде видения.
        - У меня тоже. Я угодил в лето, а ты?
        - В Багерлее.
        - Вот ведь… Застегнись, холодно ж!
        - Я, видимо, пытался добраться до эсперы. Ты все же оглянись.
        Никакой бесконечности за спиной, само собой, нет, просто заснеженные кусты на склоне и лестница, такую за пару минут проскочишь, если бегом. В платье и не спеша, конечно, дольше, так что мать едва добралась до середины. Она никогда не любила ждать, пока за ней явятся, не усидела в карете и теперь… Темноволосая женщина неторопливо спускалась, опираясь на руку Раньера и поигрывая цветущей каштановой веткой. Кляча ж твоя, несусветная, цветущей?! Арно потряс головой, он помнил, он прекрасно помнил, что сейчас зима, они с Валентином в пресловутом Гирке, и им обоим в начавшемся году стукнет двадцать. Память, как и снег, никуда не делась, и все же виконт был еще и в Сэ, где буянила последняя отцовская весна, а по лестнице к пруду спускались мать и Ли в торском мундире.
        - Теперь я спокоен, - рассмеялся отец, он вообще часто смеялся. - Лионель, если что, заменишь меня, никто и не заметит.
        - Я замечу, - мать была непривычно резка, ей не нравился разговор. - Вы оба слишком неповторимы, чтобы вас путать.
        - А я? - возмутился оказавшийся тут же Эмиль, - я что, повторим?
        - Возможно, - этот ее вечный прищур… - Малыш подрастет, тогда и решим.
        - Ты что-то вспомнил? - Матери с Раньером оставалось еще ступенек сорок, а рядом хмурился Валентин. - Или что-то увидел?
        - Сам не пойму, но, скорее, вспомнил… Как Ли вел мать к нашему озеру, а отец смотрел на них и смеялся. Будто накатило что-то, наверное, дело в лестнице и Раньере, то есть в его мундире. Ли ведь был одним из самых лихих «фульгатских» командиров.
        - Я тоже думал о твоем брате. Странно, как быстро в столице забыли о его торском прошлом, а ведь убивать он не прекращал.
        - Да уж, сглупил я…
        - Прости, ты о чем?
        - О Дурзье. Валентин, как хочешь, но прикончить эту дрянь надо.
        - Я тоже так думаю, но теперь нам придется намного труднее. Виконт Дарзье сначала будет долго болен, а затем предельно осторожен.

2
        Странная лестница, очень странная, идешь и не чувствуешь ступеней, вообще ничего не чувствуешь. Не опирайся Арлетта на руку «фульгата», она бы замерла на полдороге, не в силах вынудить себя на следующий шаг, а так удалось не только спуститься, но и улыбнуться. К явному облегчению сына и, похоже, что-то заподозрившего Придда, на манерах которого догадки никак, впрочем, не сказались.
        - Я должен извиниться перед вами, сударыня, - Валентин занял место отошедшего в сторону Раньера. - Мы с Арно заставили вас ждать.
        - Лучше извинюсь я, мне следовало оставаться в карете, - в самом деле следовало! - увы, путешествие с солдатами притупляет чувство приличия.
        - Мама, - прыснул Арно, - ты говоришь, как Сэль… сестра Герарда.
        - Ничего удивительного. Мы знакомы, к тому же я читала письмо, в котором она рассуждала о преимуществах мужской одежды и поездок с «фульгатами». Не думала встретить на севере эти ивы, мне казалось, они есть лишь в Рафиано.
        - Прежде я не обращал на них особого внимания, - признался, наверстывая упущенное, Спрут, - но теперь мне кажется, что в других местах я подобных гигантов в самом деле не встречал. Они чем-то примечательны?
        - В Рафиано ундовы ивы можно встретить возле бывших святилищ. Вряд ли их там сажали нарочно, скорее, это для храмов выбирали отмеченные ивами места. Поблизости, случаем, нет еще и костяного ствола?
        - Если я вас верно понял, то сейчас в окрестностях Васспарда ничего подходящего нет, но не следует забывать о Двадцатилетней войне, она здесь очень многое изменила. Сударыня, храм открыт и хорошо протоплен, однако мне бы хотелось войти туда первым.
        - Нам хотелось бы, - перебил Арно. - Раньер, побудь с госпожой графиней.
        - Да, господин капитан.
        - Мы идем следом за вами, - не терпящим возражений тоном заявила Арлетта. Мальчишки не спорят, значит, церковь опасной им не кажется… Что же они оба такие встрепанные? Мерзкий несчастный случай отбивает аппетит, но не разум, и потом, священник погиб вчера, уже вчера и не здесь. Поутру, когда выезжали, особо не веселились, но и не волновались, значит, причина тревоги в другом. А что, если так действует пресловутый Холод?
        Валентин встречался с выходцами трижды, Малыш имел дело лишь с Гизеллой, но мерзавка его почти поймала. Предположим, единожды задетые чуют тропы выходцев, тогда в Гирке сходятся уже два условия. Тропа Холода и абвениатский храм. В том, что на месте нынешней церкви некогда было святилище, причем посвященное Унду, сомнений почти нет, особенно если предположить, что маска местная и появилась здесь прежде золота. Окажись поблизости еще и костяное дерево, разрешилась бы и загадка дамы с кинжалом. Впрочем, смерть и песня неразлучны лишь в Марагоне.
        - Сюда… Пожалуйте сюда, но осторожно. Здесь две очень коварные ступени.
        Еще один клирик. Незнакомый, немолодой, не низкий, не высокий - никакой.
        - Вы здешний настоятель?
        - Да, дочь моя. На мне три храма.
        - И как часто вы служите именно в этом?
        - В Максимилианов день и по необходимости, но при церкви неотлучно находится сторож. Два года назад наш епископ, вняв моей просьбе, обещал прислать второго священника, однако настали тяжкие времена.
        - Я поговорю с его высокопреосвященством Бонифацием, - пообещала графиня и, подобрав юбки, преодолела пресловутые ступени. От Лаик она не ждала ничего и увидела вечность, здесь же воображение успело нарисовать нечто зыбкое и прекрасное. Не угадало - внутри церковь оказалась заурядным провинциальным храмом, то есть заурядным с точки зрения урожденной Рафиано. Светильники и не режущие глаз вульгарной позолотой Рассветные врата делали честь вкусу заказчиков. Иконы тоже были хороши, но им не сравнялось и двухсот лет, как и создававшим ощущение начала лета витражам. Вежливость требовала зажечь несколько свечей, и Арлетта уважила блаженную Марианну, которая как раз снимала браслет невесты, чтобы выкупить малолетнего воришку, будущего святого Максимилиана. При желании это можно было счесть намеком.
        - Скажите, - обернулась к святому отцу графиня, - у вас не кружится голова, когда вы спускаетесь с обрыва? Лестница довольно крутая.
        - Нет, - слегка удивился клирик, - мне так не кажется. Однажды, на второй или третий год моего служения, я задумался и подвернул ногу, но это лишь моя вина.
        - А могла быть чья-то еще? - Арлетта с удовольствием вдохнула запах курений, также очень хороших, но, кажется, не вполне каноничных. - Если о вашем храме ходят слухи, не скрывайте, я записываю сказки, особенно страшные. Это у нас семейное.
        - Увы, ничем не могу быть вам полезен. Единственная местная сказка гласит, что в нашем затоне невозможно утопиться, но я не слышал, чтобы кто-то пытался это сделать. Зато здесь гнездятся лебеди… Сударыня, герцог отдал меня в полное ваше распоряжение, но, если я вам не нужен, мне хотелось бы вернуться домой. Завтра мне произносить проповедь в нашем главном храме, а я к ней еще не готов.
        - О, конечно же, - чем меньше чужих клириков, тем лучше. - А о чем вы намерены проповедовать?
        - О злобе неправедной, что рядится в ризы справедливости. Сударыня, мы живем уединенно и мирно, однако слухи доходят и до нашей глуши. Я долго думал и понял: мой долг объяснить своим прихожанам, что злоба не может быть благом. В отличие от ярости, коя есть меч Создателя, нам дарованный.
        - Вы в самом деле будете об этом говорить? - графиня сощурилась, вглядываясь в заурядное лицо, кажется, доставшееся незаурядному человеку.
        - Буду, хоть и безнадежно сие.
        - Что ж, удачи вам, скажите только, церковь эта всегда была посвящена Максимилиану?
        - Да, но она по счету вторая. От ее предшественницы уцелел лишь фундамент с дровяным подвалом. Если не ошибаюсь, первый храм был заложен предками герцога Валентина, запамятовал их имена, еще во времена империи и, кажется, по случаю рождения долгожданного наследника. Праведный Максимилиан равно чтим и нами, и эсператистами, сие имя носили многие Придды, а Гирке до строительства Васспарда была их второй резиденцией. После Новой Придды, которая до наших дней не сохранилась. Скажу честно, я рад, что храм именной, на три храма в честь великих праздников меня бы не хватило.
        - Я поговорю с его высокопреосвященством, - повторила Арлетта, и священник ушел, зато рядом возник Раньер, сообщивший, что бригадир с капитаном полезли на колокольню. Женщина кивнула и зачем-то отправилась смотреть, как клирик бредет к лестнице, эдакая черная букашка на шитой серебром белой скатерти.
        Левий, когда они в Лаик караулили призраков, обронил, что церковь тянет к себе либо лучших, либо худших. Первые строят мост к Создателю, вторые пилят его опоры, а посему каждому, кто способен грести, лучше обзавестись лодкой. Совет был хорош, но куда важней оказались намеки и подсказки, которые столь щедро раздавал кардинал. Они с его высокопреосвященством так увлеклись поисками, что те превратились в игру, а потом вмешалась смерть, и теперь ответов не дождаться. Пьетро их, по крайней мере, не знает, его учили другому. Арлетта взяла с подноса у входа свечу и медленно пошла от иконы к иконе в странном желании докричаться до седого эсператиста. Левий часто вспоминал своего Адриана, значит…
        Основатель странной что для Агариса, что для олларианцев Славы отыскался возле Рассветных Врат. Он был хорош собой и фальшив той заносчивой благостностью, до которой никогда не докатится воин, пусть и бывший.
        - Это не Чезаре, - бросила кому-то Арлетта и задумалась, куда бы пристроить свечу. Стало жарко, сквозь дымок от курений вонью горелого мяса проступила беда. Ничего сделать было нельзя, оставалось бежать, и они с Марианной бежали, переступая через трупы и рассыпанные узлы с одеждой, домашним скарбом, драгоценным алатским перцем… Джанис с Пьетро держались позади, графиня чувствовала их присутствие, она всегда чувствовала своих мужчин, а погромы связали двух женщин с монахом и разбойником надежней любых клятв и браслетов. Графиня Савиньяк и Звезда Олларии не умрут, пока живы защитники, дальше уж как повезет, но надо спешить, как бы ни ныли избитые ноги и как бы ни хотелось пить.
        - Мы выберемся, - шепотом пообещала графиня куртизанке, - мы обязательно выберемся. Осталось не так уж и много.
        - Да, сударыня, - откликнулся высокий военный… Адриан, Арно, Ли, Валентин. - Сейчас церковь на всякий случай осмотрят «фульгаты», и можно будет возвращаться.
        - Мы ничего не нашли, - подхватил Арно, - в подвале битком дров, а по полу ни кошки не понять, такой кирпич уже пару тысяч лет как делают.
        - Я думала, вы на колокольне.
        - Мы и там были. Валентин решил проверить, вдруг мы что-то почувствуем, на лестнице же почувствовали.
        - А в храме?
        - Я - нет, а господин бригадир принялись вспоминать всякую дрянь, совершенно ненужную, вроде лаикской ссоры с менторами. На колокольне это сразу прошло и, кажется, с концами.
        - Тем не менее, - взгляд Валентина задержался на кованых цветах, - мне бы хотелось покинуть это место побыстрее. Скорее всего, это страх перед возвращением непонятных переживаний, которые меня тут захлестнули. Мы можем проехать в Гирке, нас там ждут, пообедать и решить, остаемся ли мы на ночь или возвращаемся в Васспард. Я бы предпочел заночевать.
        - Я бы тоже, - не стала скрывать Арлетта, - ужин без графа Лукаса пойдет впрок нам всем, к тому же мы сможем спокойно поговорить о здешних странностях. Дитя мое, я правильно поняла, что тебя, в отличие от Валентина, никакая дрянь не посещала?
        - Дрянь нет, но… На лестнице мне почудилось, что я в Сэ и ты говоришь про Эмиля… Что, когда я вырасту, станет ясно, похожи мы или нет.

3
        «Я счастлива. Я получила твое письмо, и оно оказалась тем, на которое я надеялась, хотя мой разум, разум Гампана, и твердил мне, что талигойский маршал оставит свои сомнения, если они есть, при себе и, сжав зубы, сдержит вырвавшееся в порыве страсти слово. Впрочем, отсутствия сомнений я боялась еще больше, они бы означали, что ты глуп, а я могу позволить себе глупца-любовника, но не мужа. Видишь, я тоже откровенна, и на эту откровенность меня подвигло не столько твое письмо, сколько неудачная попытка вразумить человека, который долгое время являлся моим другом и все еще остается твоим приятелем.
        Глупость просыпается, когда слышит что-либо для себя нелестное, а дружба при некоторых обстоятельствах подразумевает откровенность. Мы будем еще и друзьями, Эмиль, ведь ты решился сказать, а мне удалось тебя понять, хотя затем меня охватили сомнения. Нет, не на твой счет, в тебе я уверена, я больше не понимаю, были ли мы с Муцио еще и друзьями, или же я была слишком влюблена и ревнива, а он - занят своими галерами. Море защищает от женщин, но забирает часть души, твою душу мне придется делить с Талигом, его регентом и родными. Твоими, семейство Гампана годится для многого, но оно неспособно вызвать любовь, а значит, и ревность.
        Нашему отцу удалось сделать своих детей расчетливыми союзниками, это облегчает игру и исключает ту близость, которая будит досаду, нет, не в любящих, во влюбленных. Ревнивец не в состоянии понять, что приходит в сад любви за цветами отнюдь не первым. Даже оборвав все клумбы, он не получит того, что уже отцвело или же было брошено в другие окна. Я не стану оспаривать тебя у твоей матери, ведь я на нее похожа. И встречать тебя упреками после попоек с друзьями тоже не стану. Скажу больше, я не убью ни одну из твоих любовниц, когда они у тебя появятся, и, скорее всего, буду тебе верна, но сперва нам нужно встретиться, и желательно - стремительно и скоротечно, чтобы у нас не осталось сил думать. Нужно вспыхнуть еще раз, только тогда мы перестанем бояться неповторимости.
        Я не знаю женщины, что была с тобой в эту зиму, но напугала тебя не я, а она. Если бы ты был лишь с войной, ты бы помнил наше безумие, которое едва не остановило армию, но ты, как и многие, подпустил к себе обыденность. Ты смотрел на нее и боялся, но ум напоминал: тебе предстоит долгая жизнь не с ней, а со мной, и ты стал бояться меня. Не надо, я могу убить, я могу уйти, но я не сделаю дни одинаковыми, а ночи пустыми. В этом мы с тобой сходны, а значит, звезды будут вспыхивать и осыпаться в наши ладони. После встречи с тобой мне стали сниться пожары, во сне мне бывает страшно, но, когда я просыпаюсь, становится очень счастливо, ведь это еще один отблеск нашего с тобой пламени. Я его чувствую и понимаю, но я привыкла думать, а ты - действовать. Меня рядом нет, и ты начинаешь думать и бояться. Не надо, любовь длиной в годы и десятилетия бывает, и она не столь скучна, как тебе сейчас кажется. Вспомни своих отца и мать, которой я слегка боюсь, - да, я умею и это. Бояться. И идти навстречу страху я тоже умею, поэтому я еду в Талиг, благо есть дела, которые наш новый герцог и его глупый сын не делают,
потому что не догадываются об их важности, хотя если бы догадались, у них бы ничего не вышло, можешь мне поверить. И еще можешь мне поверить, что твои сомнения в любви - дрейф штормующего корабля, а уверенность известного тебе принца Луиджи в своем чувстве - вечный покой врытой в землю бочки. Лучшее, на что она может рассчитывать, это вздохи поселившейся в ней лягушки.
        Мне жаль принцессу Юлию, мне всегда жаль тех, кто вынужден жить рядом с чужими выдумками, а выдумка Луиджи не из добрых и не из умных. Если бы девочка из Бордона, которую он якобы полюбил, не сказав ей ни слова, стала его женой, ей бы пришлось еще тяжелей, чем Юлии, ведь живой человек не может срастись с воспаленной мечтой неумного человека, а мечтатели бывают много злей и несправедливей менял, которым не придет в голову обвинять росу в том, что она не жемчуг. Сама не понимаю, почему меня так взбесил мой разговор с Луиджи, ведь я намерена покинуть Фельп, так какое мне дело до его будущего герцога? Я прежняя сходила бы сейчас с ума от ревности, я нынешняя еду в Валмон и думаю об урготской принцессе…
        Письмо было очень большим, в чем-то понятным, в чем-то - нет, его привезли вчера, и Эмиль успел перечесть написанное раз десять, так и не поняв, счастлив он, напуган или удивлен.
        Любовь началась странно, почти умерла среди снегов и войны, а теперь мерцает впереди не то как свеча, не то как маяк, только вот гаснущий или разгорающийся?
        Франческа увязала свои сны с любовью, это лучше той жуткой зауми, над которой бьются Ли с Ойгеном, но что она ответит, узнав уже о его снах? О том, как у нее в руках вспыхивают цветы, как она сама становится пламенем? Это был последний непонятный сон, дальше сплюшцы взялись за ум и исправно тащили под подушку всякую мелочь, вот днем что-то непонятное однажды накатило, и тут уж любовь точно была ни при чем.
        «После встречи с тобой мне стали сниться пожары…»
        Нужно было отвечать и срочно писать матери, а еще лучше к ней съездить и все объяснить, пусть спросит своего Бертрама… Только о чем? Готов ли, хочет ли Эмиль Савиньяк граф Лэкдеми жить в вечном пожаре, решать ему самому.
        Маршал покачал головой, словно споря с кем-то отсутствующим, и решил действовать, а именно объявить Ойгену о своем скором отъезде в Старую Придду. Делать это было лучше за обедом, а посему один из порученцев помчался к бергерам, а второй - в «Разгульного чижа» с заказом и оговоркой о недопустимости чрезмерного количества специй. Дальше надо было садиться и писать в Валмон «госпоже Скварца в собственные руки», Эмиль сел и уставился на бумажный лист, но, видимо, для вдохновения не хватало висящего над головой сражения. Минуты шли, нужные слова не складывались даже в голове, не то что на бумаге. Оставалось заняться армией, а после, спровадив Ойгена, не глядя написать о пылающих дельфиниумах и о том, что встреча в самом деле нужна. Хоть и не так, как разговор с матерью или попойка с Ли и Рокэ.
        Эмиль с чувством почти выполненного долга захлопнул чернильницу и сунул бумагу в бюро. Он все равно бы ни кошки бы не написал, потому что… Потому что о Вороне только вспомни!
        - Если я не путаю, - заявил тот с порога, - у нас ожидается Хайнрих, а если путаю, обойдемся слегка эсператистским епископом и собственным кардиналом.
        - Бонифаций - это серьезно. - Хорошо, что они с Эпинэ здесь и не одни, вот бы еще и Ли… - ты о моем блудном братце что-то знаешь?
        - Что-то знаю. Если Вальдес не подбил его порезвиться дополнительно, через недельку сможешь запустить в него сапогом.
        - Лучше в тебя, - рассмеялся Эмиль. - Ро, тебя еще некоторые кэналлийцы с ума не свели?
        - Нет! - Эпинэ был сама решительность. - Рад тебя видеть, Эмиль, как спина?
        - Никак, то есть я о ней забыл. Что делаем?
        - А что в подобных случаях делают все приличные люди?
        То, что посланный к «Чижу» теньент вернулся именно в это мгновенье, было чистейшим совпаденьем. Одним из тех, что сопровождали Рокэ всю жизнь. Вошедший с черного хода порученец о высоких гостях не подозревал, но, надо отдать ему должное, с потрясением справился, без намека на заиканье доложив, что обед доставят к указанному сроку, а распоряжение об уменьшении количества специй будет учтено.
        - Некоторые приказы лучше не исполнять, - со знанием дела объявил регент и Первый маршал Талига. - Особенно преступные и недальновидные. Возвращайтесь и предотвратите это скучное безобразие с учетом смены диспозиции.
        - А что, - хмыкнул Эмиль, глядя вслед исчезнувшему за дверью теньенту, - если он сочтет, что ты имел в виду Ойгена?
        - Вряд ли тупость твоих штабных простирается столь далеко; впрочем, я Ойгена уже предотвратил, в смысле перенес на утро. Пить кэналлийское и шадди лучше без бергеров. Для них лучше.

4
        Если не считать шадди, в Гирке все было устроено просто замечательно, выбор же между отсутствием Лукаса и морисского зелья, без которого еще никто не умер, сомнений не вызывал. Тем более что спать не хотелось совершенно, под такие разговорчики, пожалуй, уснешь! Зато было совестно перед брошенными на растерзание старому балбесу мальчишками.
        - Ты становишься задумчив, - укорила мать, - что наводит на мысли о твоей и Эмиля несхожести. Конечно, напряженную работу мысли можно списать на влияние господина бригадира.
        - Он не виноват. - Один вечер младшие «спруты» как-нибудь перебедуют, зато потом все изменится. - Я просто думал, что у нас тут нет Лукаса, а у Клауса с Питером - есть.
        - И тебе стало стыдно? - Валентин поправил покосившуюся было свечу. - Мне тоже, хотя прежде я о братьях почти не думал. Тем не менее возвращаться в Васспард меня не тянет, я все больше понимаю Ирэну и все меньше хочу окончить свою жизнь в родовом замке.
        - Можешь окончить у нас. - Нету шадди - пей вино, под него думается не хуже, по крайней мере сначала. - Нам не жалко!
        - Ро… - мать, словно подслушав мысли, поднесла к губам бокал, - Робер Эпинэ собирается жить в покинутом при маршале Рене замке. Почему бы вам не поступить так же, у вас ведь несколько поместий.
        - Считая с тем, что возле Олларии, девять. Признаться, я уже думал о Гирке, но теперь полагаю, что сперва следует прояснить вопрос с прибрежной церковью. Сударыня, вы обещали рассказать, почему она вас так заинтересовала.
        - Будет лучше, если мы выскажемся все, причем начинать вам, Валентин.
        - Извольте. Разумеется, после вашего намека я освежил в памяти все, что связывает наши владения с правлением Лорио Слабого. Самое впечатляющее - это, конечно, смерть короля в ныне не существующей Новой Придде.
        - До этого дойдет, но сейчас нам нужны более ранние события.
        - Как скажете. Максимилиан, последний из Пенья и первый из герцогов Придд, умер четырьмя годами прежде короля. Подозревали отравление, тем более что вместе с герцогом скончались два его старших сына. Младший, Юстиниан, в это время находился в Бергмарк, что, видимо, его и спасло.
        - Герцог Юстиниан прожил девяносто два года, - негромко и с расстановкой произнесла мать. Она смотрела на пламя свечи сквозь вино. Так часто делал Рокэ.
        - Он пережил сыновей и внуков, - Валентин тоже говорил тихо, - титул перешел к правнуку. Вместе с новым гербом.
        - Легенду о мести спрута я знаю, а вот знаете ли вы алатские сказки?
        - Лишь те, которые упоминал монсеньор Лионель. Он рассказал нам с Ирэной о темной воде и о том, как алатские ведьмы поднимают мертвецов.
        - Сказок в Черной Алати много больше, и некоторые неплохо увязываются с нашими поисками, но сперва займемся политикой. Дидерих, в котором я искала намеки, меня утомил, и я задумалась о поездке Юстиниана Придда к бергерам. Молодые аристократы имеют обыкновение путешествовать, но те времена были, мягко говоря, непростыми. Золотую Империю только что разодрали на куски бывшие провинции, новоявленные короли как могли глумились над отдавшим им больше чем всё Раканом, а церковь открыто выступила против «демонских отродий», к которым принадлежали и Повелители Волн.
        - Видимо, поэтому Максимилиан и сосватал наследника с гайифской девицей, что напугало уже королевское окружение.
        - Несомненно, однако Юстиниана он отправил отнюдь не в Гайифу.
        - Мне это трудно объяснить. Разве что, по мнению герцога, поездка к агмам должна была убедить короля, а вернее, его мать и кардинала, в том, что Придды не смотрят на юг.
        - Или же гайифское сватовство отвлекало от севера. Порой то, что на первый взгляд не допускает иных толкований, на самом деле доказывает прямо противоположное. Когда его высокопреосвященство подводил меня к мысли, что Эрнани никто не убивал, его решающим доводом стало признание Рамиро в убийстве.
        Я подвожу вас к мысли, что Придды, Ноймаринены и агмские вожди собирались объединиться и предпринимали в этом направлении определенные шаги, которые старались скрыть. К несчастью, гайифский финт Приддов в окружении Лорио восприняли серьезно, хотя нельзя исключать и того, что там раскрыли подлинный замысел Максимилиана. В любом случае Повелитель Волн унес с собой в могилу немало тайн, среди которых, очень на то похоже, была и тайна клада.
        - Мама, ты так уверена. Почему?
        - Я отнюдь не уверена, но когда сходится столько нитей, это достойно проверки. Суди сам, мы уже пришли к выводу, что Ноймаринены пустили в ход золото Манлия, когда порвали со сдавшимися на милость победителей Раканами. При таком раскладе было бы естественным передать часть средств союзнику. Максимилиан золото принял, укрыл в надежном месте и умер. Вернувшийся Юстиниан о кладе не знал, а если Ноймаринены ему и сообщили - не смог найти.
        - Однако союза Ноймара и Придды не случилось.
        - Возможно, Юстиниан, оценив положение, счел, что при нужде он успеет отложиться, и сосредоточился на мести. Я не настаиваю, что все так и было, да это и не столь важно: для нас главное - клад. Валентин, боюсь, нам придется раз за разом тревожить память ваших предков, чему они вряд ли бы обрадовались.
        - Монсеньор Лионель знает куда более болезненные наши тайны. - Придд был совершенно спокоен, не то что на берегу. - Поверьте, я весьма далек от обожествления моих прародителей, после писем королевы Бланш это не столь и трудно.
        - Тогда самое время заняться алатскими сказками. Арно, ты помнишь про Аполку?
        - Угу. - Нашли что на ночь глядя вспоминать! - Я этой твари боялся лет до десяти, если не больше. При жизни она была женой кого-то из Балинтовых предков, то есть не совсем она… Тьфу ты, кляч… Мама, пугай его сама.
        - Обстановка вполне к этому располагает. - Опять этот взгляд сквозь вино! Смотрела она так прежде или нет? - Вино, вечер, зима, передышка в войнах… Бесстрашные люди порой любят слегка побояться. Стань вы на зимние квартиры рядом с алатами, Карои не преминул бы вас развлечь.
        - Он бы иначе рассказывал, а я бы иначе слушал. Сейчас мне нужно не бояться, а понимать.
        - Что ж, попробуйте. - Почти нетронутый бокал возвращается на стол и словно бы втягивает в себя огонь свечей. - Уроженцы Черной Алати любят вспоминать, как из дома убегал потрясенный горем человек, а возвращалось нечто, принявшее его облик. Порой оно мстило, порой спасало, но чаще всего так или иначе изводило оставшихся, которые до последнего не понимали, что происходит. Оборотни не боялись ни огня, ни солнца, ни текучей воды, ни молитв, у них имелась тень, а ноги оставляли человеческие следы. Можно ли было понять, что это не человек? Некоторым удавалось; иногда выходило даже договориться, но свое слово нечисть держала довольно-таки своеобразно и отнюдь не всегда.
        Человеческая логика, дети мои, годится для людей, но не для кошек или змей, а непонятная и непонятая правда, особенно не единожды пересказанная, превращается в сказку. Попробуйте представить, ну хотя бы… что понесли бы дальше девицы из свиты Октавии, услышь они про Удо Борна, Мелхен и герцога Придда.
        - Чушь они понесут! - Таким дурындам лучше вообще ничего не говорить, особенно Гизелле… - Хоть бы Большой Руди не проговорился… Валентин, он ведь знает про историю с твоей кровью и пегой клячей?
        - Да, мы с Мелхен рассказали тогда еще регенту все, хотелось бы надеяться, что он обсуждал услышанное не с супругой, а с бароном Райнштайнером. Сударыня, алатские сюжеты, на мой взгляд, напоминают баллады о женщинах, которых встречают ночью на перекрестье дорог и приводят в свой дом.
        - Или никуда не приводят, потому что не доживают до утра, - мать казалась рассеянной, но это было сосредоточенностью. - Не столь давно до утра не дожил виконт Мевен.
        В ответ Валентин приподнял бокал, будто помянул, хотя почему «будто»?
        - Я слышал, что наследник Флашблау-цур-Мевенов скоропостижно скончался. - Все слышали, чего уж там! Об этом и Эпинэ говорил, и тетка Анна усиленно объясняла, почему сестры бедняги явились на прием в трауре. - Меня это неприятно поразило, хотя мы и не были близко знакомы.
        - Марсель Валме, не без оснований опасаясь Дораков, решил проводить Робера и его гостей до Старой Эпинэ. - Негромкий ровный голос, будто в самом деле сказку рассказывает, только сказка о знакомом - это уже жизнь! - Так вот, по его наблюдениям, по утрам виконт Мевен выглядел больным, хотя к полудню это проходило. Само по себе это значило мало, но однажды Валме с кагетским послом застали Мевена в обществе красавицы, которая никоим образом не соответствовала заурядному постоялому двору, где это происходило.
        - Так, по-твоему… - Ничего же себе, что на дорогах творится! - по-твоему, Мевен где-то разжился закатной тварью, которая его и доконала?!
        - Я не исключаю этого, а посему будьте осторожны, встретив на закате одинокую девицу, которой самое место во дворце.

5
        Почему она уверена, что Придд взволнован? Ни по взгляду, ни по манерам ничего не заметишь, вот у Малыша все на лице написано. В детстве он боялся становящихся ночью темными ковра и печи; и Аполки боялся, верней, того, что уходит один, а возвращается - другой. Это в самом деле страшно, только она никуда не уходила, как и Ли, их превратила в закатных тварей Габриэла Борн. Своим выстрелом.
        - Сударыня, вам налить?
        - Пожалуй. Еще немного, и пить не шадди у меня войдет в привычку.
        - Так не за пустым же столом бояться, - Арно тоже подставил бокал. Приличная мать разразилась бы речью о пагубности пьянства, мармалюка предпочла чокнуться. - Ты думаешь, здесь тоже нечисть порезвилась? В смысле, Максимилиана и его наследников сожрали?
        - Нет, я склоняюсь к тому, что их отравили. Звезды с этим тоже согласны, вернее, согласны с тем, что год для первого Придда выдался смертельно опасным. Валентин, если вы знаете что-то, опровергающее мои предположения, не стесняйтесь. Порой мне нравится чувствовать себя не слишком умной, боюсь, иная формулировка вас покоробит.
        - Увы, сударыня, видимо, подразумеваемое вами слово вам не подходит, как сказал бы сержант Кроунер, категорически.
        - Коте-го-ирчески, - тут же поправил Арно, - так он говорит.
        - Очаровательно. - Теперь главное - не выдать Бертрама с Валме, хотя Валентин наверняка догадается. Если найдет время задуматься о чудесных исцелениях. - Итак, нам доподлинно известно, что загадочная женщина убила себя в самом начале круга Молний. Лорио Слабому тогда не исполнилось и двадцати, а родившийся в первом году Круга Юстиниан был младше короля на семнадцать лет. Еще мы знаем, что ставший примерно тогда же эсперадором Теоний искоренял все, что уцелело от абвениатства, и продолжалось это искоренение вплоть до первого визита морисков в Агарис.
        - Мтсарах Справедливец утопил конклав в сорок четвертом году. - Нет, детище не щеголяло знаниями, оно пыталось думать и, кажется, успешно. - После этого в Талигойе стало как-то спокойнее. То есть Юстиниан смог не отделяться, но ведь до этого еще нужно было дожить.
        - Тем более что вначале на морисков никто рассчитывать не мог. - Понимает Придд, к чему она ведет, или еще нет? Марсель бы понял, но он держал морок за волосы и знает про Марианну и адъютантика… Как же его звали? Жером? Нет, Жильбер! Бедный мальчик, лучше бы ему второй раз сжечь Сэ, а он сгорел сам. За своего «Монсеньора». - Юстиниан в своей мести обошелся без Мтсараха. Валентин, это ничего, что я называю ваших предков по именам?
        - Нет, сударыня, так гораздо удобнее.
        - Отлично. Итак, Юстиниану, когда скончались его отец и братья, шел двадцать шестой год. Согласно бытовавшим в те времена правилам, ему следовало жениться на невесте старшего брата, ведь предполагался союз не двоих людей, а двух фамилий.
        - Юстиниан разорвал помолвку под предлогом того, что является герцогом, а в брачном договоре женихом был назван наследник дома Приддов. Это решение нашло полное понимание и поддержку при дворе. Нам никогда не узнать, сам ли Юстиниан остановил свой выбор на дочери кансилльера или же ему навязали этот брак, но, кажется, он вышел вполне удачным.
        - Спасибо, Валентин. Нам важно, что на именование первенца в Новую Придду прибыл весь двор, наутро же после празднеств король, кардинал и кансилльер были мертвы. Якобы их убили отравленные иглы, скрытые в замках гайифских шкатулок, непостижимым образом оказавшихся среди положенных по этикету подарков, однако в подобное мог поверить разве что Дидерих.
        - Истинным убийцей полагали младшего брата короля, но предпочитали молчать. Эрнани Седьмой оказался лучшим правителем, чем Лорио, ему, по крайней мере, удалось несколько унять эсператистов и не допустить истребления «демонских потомков», но где же золото Манлия?
        - Очень надеюсь, что в Гирке. - Сейчас будет очень скользко, но подоплеку спасения Ро от огня лучше не выдавать даже Придду. - Валентин, мой сын пока ничего не понимает, а вы?
        - Признаться, тоже. Разве что Юстиниан родился не в Новой Придде, а в Гирке, и здесь же прошло его раннее детство. Это имение полюбилось его матери, герцогине Лавренции, но она никак не может быть искомой дамой. Супруга Максимилиана умерла после долгой изнурительной болезни и должным образом похоронена в фамильном склепе.
        - Как и Эрнани Последний, но королю посчастливилось быть погребенным дважды, а герцогине лишь единожды, и к тому же - тайно. Вспоминайте, я нашла это в ваших же хрониках: в середине четырехсотого года круга Волн по настоянию конклава Лорио выдал на расправу эсператистам двадцать шесть эориев из Левкры, среди которых были отец и братья герцогини Придд, урожденной Кулла. Несчастные вместе с семьями пытались найти убежище в Талигойе, но искать защиты у слабых правителей бессмысленно, тем более если им грозит схожая опасность.
        - Вы правы, - рука Придда сжалась в кулак, правда, лишь на мгновенье, - мне все чаще кажется, что Лорио напоминал Фердинанда. Да, у Лавренции Кулла несомненно была причина покончить с собой, но при этом она убила бы и ребенка, которого носила.
        - А теперь правы вы, но одно другому не противоречит. Юстиниан благополучно появился на свет, значит, герцогиня Придд дождалась родов, на время которых, как и положено, покинула двор и уединилась в Гирке. Дальше, как мне кажется, случилось вот что.
        Более или менее оправившись, Лавренция велела одеть себя в большой придворный туалет и проводить в береговую церковь, где оставить в одиночестве для молитв и размышлений. Ничего удивительного в этом не было, а собой эории из дома Волн владеть умеют. Лавренция знала о старом святилище и, очень на то похоже, была тайной абвениаткой, абвениаты же в ряде случаев самоубийство не просто оправдывают, но считают единственным выходом. Вы оба читали Лахузу и Иссерциала и представляете, что это за случаи.
        Что именно заставило супругу Максимилиана всадить себе в сердце кинжал, нам в точности не узнать, но я бы поставила на страх. На тот страх, от которого бегут в смерть; женщина могла бояться как за себя, так и за мужа с детьми, которые из-за нее, Лавренции Кулла, стали бы следующими жертвами. А может быть, ее убило предательство Максимилиана, не ставшего защищать родных. Нельзя сбрасывать со счетов и любовь - кто-то из обреченных на страшную смерть в мертвых озерах мог забрать с собой сердце благородной герцогини.
        - Тогда, - уверенности в голосе Арно могло быть и побольше, - выходит, что самоубийство этой… Лавренции скрыли.
        - Для Максимилиана это был единственный выход, - Валентин не столько объяснял, сколько думал вслух. - В Агарисе к тому времени уже додумались карать за грехи умерших их родню, особенно если та была богата, а с точки зрения эсператизма самоубийство - чудовищный грех, немногим уступающий святотатству. Сударыня, если я правильно понял ваши намеки, вы считаете, что место герцогини занял оборотень?
        - Я в этом убеждена. - Не забыть бы попросить Ро не вспоминать при Валентине агарисскую Лауренсию. - Герцогу Максимилиану повезло однажды встретить закатную тварь. Вряд ли она была здешней, скорее всего, последовала за кем-то из гайифских эориев, но, добравшись до Придды, оставила бывшего возлюбленного, то ли приглядев для себя старое святилище, то ли ради Повелителя Волн. В последнем случае самоубийство герцогини можно объяснить еще и ревностью - если она застала мужа с любовницей. Или страхом безумия - если женщина увидела с ним себя.
        - Это оно… - сын явно подыскивал слова, - она убила герцога с сыновьями?!
        - Не думаю. Придды погибли в Кабитэле, а занявшая место герцогини тварь почти наверняка держалась поблизости от святилища, из чего и можно сделать вывод о ее природе.
        - Найери?
        - Да, Валентин, скорее всего. Она оставалась в храме, самое малое, до возвращения Юстиниана, которому вольно или невольно помогла отомстить. Я ставлю на то, что новый Повелитель Волн ей приглянулся и она не желала остаться еще и без него. Спутники Абвениев спасали своих избранников за счет жизни тех, кто был им неважен. - Бедная Марианна, бедный Ро! - Только не делайте вид, что вы не читали «Астэриаду».
        - Ну, мама…
        - Сударыня, я ее прочел в пятнадцать лет.
        - А я… - оторопел сын, - в тринадцать.
        - Дитя мое, я тобой горжусь. Тогда вам не надо объяснять, что после ухода богов астэры начали пить силы своих смертных любовников. Обычно они довольствовались немногим, и жертвы отделывались легким недомоганием.
        - Как Мевен, - уточнил Арно. - Но тогда почему он умер?
        - Нам важней, почему умерли король Лорио, кардинал и кансилльер. - Вот тебе и Малыш! - Предположим, прикипевшая к Юстиниану астэра отправилась с ним в Новую Придду, благо это не столь далеко от Гирке. Несчастливо женатый король, принужденный саном к воздержанию кардинал, достигший опасного для мужчин возраста кансилльер, а возможно, и кто-то еще были для проголодавшейся без своего святилища нечисти легкой добычей. Сами того не подозревая, они вступили в смертельно опасную связь, о чем узнал Юстиниан.
        - Как?
        - Скорее всего, испытывавшая к Повелителю Волн определенные чувства найери просто ответила на с умом заданные вопросы, и Юстиниан, всё взвесив, решил рискнуть. Он принял яд или нанес себе смертельную рану в расчете на то, что, спасая избранника, закатная тварь без колебаний выпьет тех своих любовников, до которых сможет дотянуться.
        - Подобная месть вполне в духе нашего семейства, - сразу же согласился Придд. - Если бы я имел подобную возможность и не имел другой, я бы именно так и поступил. Вы несколько раз упоминали долголетие Юстиниана, это ведь еще один из признаков связи с закатными тварями?
        - Если верить алатам, то да.
        - В таком случае у нас есть дополнительное подтверждение. Сохранилось два изображения герцога Максимилиана, вы их видели, но не знаете, что они повешены не в том порядке, как следовало бы. На портрете, написанном за год до смерти, Максимилиан выглядел едва ли не моложе, чем в год рождения младшего сына. Наследники сочли, что картины перепутали по нерадивости, и исправили «ошибку».
        - Очень интересно. Мне кажется, я вас убедила.
        - Несомненно, но как же жаль… Жаль, что сейчас ундовы ивы одиноки. Или… нет?
        - Если бы найери осталась, в Гирке появились бы собственные сказки.
        - А их нет. Что ж, значит, она ушла. Хотелось бы знать, куда и когда.
        - Возможно, она почувствовала, что над Агарисом собирается гроза, и захотела ее увидеть. - А вот это пусть знают, но только это! - Фельпский капитан, присутствовавший при казни уже нынешнего конклава, заметил нечто странное. Очень странное и очень страшное при всей своей красоте.
        - Я тоже увижу страшное, - внезапно пообещал Арно. - Во сне. Пожалуй, я буду спать со светом. Валентин, ты-то хоть боишься?
        - Я сожалею… Сударыня, разрешите еще немного вас дополнить. Максимилиан в память о скончавшейся от тяжелой болезни супруге направил в Агарис богатый вклад, а в своих владениях возвел и обновил несколько храмов, для чего ему потребовался ноймарский гранит. Спрятать в одном из возов с камнем золото и незаметно перенести его в ставшее тайником святилище было не столь уж и трудно. Правда, тогда об этом узнала бы найери, а от нее и Юстиниан.
        - Вряд ли подобные создания осознают ценность золота. Конечно, задай Юстиниан нужный вопрос, она бы ответила, но он, по всей видимости, не задал.
        - Да, все сходится. Пожалуй, мне тоже придется пожертвовать на храм и произвести некоторые переделки.
        - Если хотите, я напишу графу Валмону, у него есть просто отличные архитекторы, а желание проверить церкви после того, что произошло вчера, вполне понятно. В первую очередь все будут думать о Васспарде.
        - Забудешь о таком, - фыркнул сын, откровенно прикидывая, не пора ли сморозить какую-нибудь глупость или, того лучше, открыть пару новых бутылок. Не понадобилось, местный слуга доложил о прибытии курьера из Васспарда. Лукас явно не мог сидеть спокойно.
        Тикали часы, Малыш жмурился, Валентин с непроницаемой физиономией читал послание, гонец, высоченный «лиловый», изображал статую.
        - Ответа не будет, - Придд положил бумагу на стол, - ступайте отдыхать. Граф Альт-Гирке полагает правильным сообщить мне о скоропостижной смерти мэтра Цвиссига и о своих подозрениях на сей счет. Управляющий, которому я склонен доверять в большей мере, полагает, что всему виной застарелая сердечная болезнь вкупе с потрясением от смерти родственника.
        - Бедняга ментор, - посочувствовал сын, - нет бы помер кто-то вроде Шабли. Валентин, а с кладом-то что?
        - Пока не знаю. Мне бы не хотелось сносить Максимилиановскую церковь, но я не представляю, как искать подземное святилище. После Двадцатилетней храм возвели на уцелевшем фундаменте, а в сохранившемся с прежних времен подвале успешно хранят дрова. Я принадлежу к дому Волн, я почувствовал что-то странное еще на лестнице, и это чувство не покидало меня, пока мы вновь не поднялись на тракт, но и только. Прежде, впрочем, не было и этого.
        - Прежде, - Арно приподнял воображаемую шляпу, - ты не был главой дома и этим… Повелителем Волн!
        - А ты, - с достоинством отпарировал означенный Повелитель, - прежде не был заразой. Сударыня, я не рискну предложить вам здешний шадди, но можно сварить шоколад и открыть еще вина. Вы поможете мне написать Проэмперадору Юга?
        - Бертраму, что ли? - Арно оттолкнул тарелку с орехами. - Успеется, сперва надо с твоими братьями решить. Ну хорошо, Клауса ты забираешь, но не держать же Питера в этом склепе даже без ментора! Может, он печек и ковров и не боится, но спать одному в целом крыле! Я бы от такого свихнулся.
        - Разумеется, Питера я в, как ты очень удачно выразился, склепе не оставлю. Для начала мне придется отправить брата к Ирэне, надеюсь, это не помешает ее счастью.
        Глава 7
        Васспард. Акона
        1 год К. Вт. 1-й день Зимних Волн

1
        Гирке проводил гостей солнцем, Васспард встретил хозяина тучами, чуть ли не рассевшимися по башням, да родственничками, которых Арно потихоньку начинал считать своими. В том смысле, что вежливо поддакивать больше не выходило. Лукаса все ощутимей тянуло треснуть, графинь разогнать, а мальчишек схватить в охапку и уволочь подальше от стылых прудов с озверевшими утками. Тем не менее пришлось влезать в мундир и сопровождать мать на обед.
        По дороге почтительный сын слегка поплакался почтенной родительнице и услышал, что она тоже является графиней, а посему свору Альт-Гирке лучше называть как-то иначе.
        - Хорошо, - буркнул Арно, - я буду звать их утками.
        - Слишком безлико, - безмятежно указала мать. Словно только их и ждавший слуга распахнул дверь в Малую гербовую столовую, забили крыльями безликие утки, и началось…
        Лукас крякал, его супруга подкрякивала, Арно бесился, Валентин держался, и все усиленно кушали. Первые две перемены хоть как-то спасало то, что обед был предпоследним, о чем виконт не уставал себе напоминать. Кровь Рафиано с одолевавшей своего обладателя злостью справлялась все хуже, наружу так и норовило вылезти нечто дикое, скорее всего - алатское. Сдерживаясь из последних сил, Арно затолкал в себя кусок пирога и поднял глаза от тарелки. Это было ошибкой.
        - Вы плохо кушаете, - объявила сидевшая напротив Клара-Неонила, - вы очень плохо кушаете. Это может быть первым признаком лихорадки. Мы с Гертрудой видели, как вы умывались снегом, не представляю, как ваша матушка это допускает.
        - О, - немедленно вступила матушка, - это такие пустяки. Я допускаю много больше: все мои сыновья воюют.
        - Вы, - немедленно ввернула Гертруда, - кажетесь героиней Иссерциала, это они говорили своим сыновьям: «Иди и сражайся!»
        - Вами невозможно не восхищаться, - вновь завладела мячом Клара-Неонила, - но я бы так не смогла…
        - В чем-то вы правы. - Какой разный у матери может быть прищур, то смешливый, то сосредоточенный, а бывает, как сейчас. - Женами военных не должны становиться трепетные создания. Дитя мое, надеюсь, ты не свяжешь судьбу с девицей, которую приводят в ужас даже самые невинные торские привычки?
        - О да… матушка, - немедленно подтвердил обладатель упомянутых привычек. - Я никогда не совершу подобной подлости и не загублю едва расцветший цветок.
        Оба расцветших далеко не едва цветка дружно сверкнули глазками, они были готовы покусать излишне заботливую маменьку, отчего настроение Арно чуточку улучшилось. Виконт прикидывал, как повторить столь удачный разговор в Старой Придде, слуги меняли тарелки и вносили десерты, изысканное общество позволяло положить себе немного того, самую малость сего и капельку вот этого, не прекращая при этом рассуждать о церковной архитектуре и загробном спасении.
        - То, что вы вспомнили о Создателе, похвально, - трубил малость притихший, когда вперед вырвались дамы, Лукас, - однако в первую очередь надлежит озаботиться выбором священника, который в состоянии помочь в искуплении ваших и родительских грехов. Архитектор ничью душу не спасет, затеваемые вами переделки - лишь дурная трата средств, на которые можно заказать молебны в лучших храмах. В первую очередь вам следует подумать о переносе праха родителей в фамильную усыпальницу.
        - Сейчас это невозможно, - Валентин все еще был вежлив. - Оллария недоступна, к тому же я не считаю правильным тревожить прах умерших, если, конечно, они похоронены согласно обряду. Тем не менее о семейных делах вы заговорили вовремя. Изначально я намеревался взять с собой лишь Клауса-Максимилиана, но печальные события последней недели не позволяют мне оставить Питера-Иммануила в Васспарде. Я временно передам его на попечение нашей сестры графини Ариго, здесь же начнутся работы, которые доставят ряд неудобств обитателям дворца.
        Это было бы весьма прискорбно, но положение в Талиге заметно улучшилось, и у вас больше нет необходимости хоронить себя в провинции. Надеюсь, что в самое ближайшее время мои кузины Гертруда и Габриэла будут приглашены ко двору ее высочества Октавии. Собственно говоря, это уже бы произошло, если бы граф Лукас в ответ на письмо герцогини Ноймаринен посетил Старую Придду и принял участие в чествовании его величества.
        - Мы… - выдохнула Габриэла, - …мы не знали…
        - Придворные туалеты… - простонала Клара-Неонила, - три больших придворных туалета… это невозможные расходы… невозможнейшие…
        - Мои владения, - Валентин отрезал от яблока идеальный кусочек, - благодаря рачительному управлению приносят хороший доход, и я готов выделить его часть на помощь тем из моих родственников, кто в этом нуждается.
        - Как это с вашей стороны благородно, но мы бы в любом случае…
        - Приглашение ко двору - огромная честь, однако граф Гирке…
        - Альт-Гирке, дорогая, - напомнила о себе Амадея-Алиция. - Наш милый граф Гирке в это время не покидал классной комнаты…
        - Граф Лукас, - бросилась на защиту супруга Маргарита-Констанция, - отвечал перед Создателем за вашу безопасность и не мог быть уверен, что приглашение в Старую Придду не является ловушкой!
        - Письма так легко подделать, - согласилась Клара-Неонила. - Страшная судьба Ангелики…
        - И не только ее… Мой брат, его очаровательная Адель…
        - Это был страшный год… страшный…
        - Отъезд назначен на послезавтра, - то, как Валентин резал яблоко, сделало бы честь хорошему геометру. - К этому времени мы с управляющим как раз закончим работу с наиболее неотложными бумагами. Клаус-Максимилиан, вам следует заняться сборами. Питер-Иммануил, вам тоже полезно решить, с чем вы не готовы расстаться.
        - Да, монсеньор, - Клаус чуть ли не светился, ради того, чтобы стать унаром, он был готов немедленно бросить всё. Вот бы ему повезло с друзьями!
        Тех, кто дорос до Лаик, тьфу ты, до Вальдзее, Арно наперечет не помнил, но кажется, кто-то из младших Катершванцев вполне годится. Если так, надо напустить на них Йоганна…
        - Дитя мое, - мать поднесла к виску правую руку, - у меня слегка разболелась голова. Тебя не затруднит проводить меня в мои комнаты?
        - У вас есть нюхательная соль? - затрепыхалась Габриэла, похоже, она была самой наивной. - У маменьки есть агарийская, очень хорошая.
        - Нет-нет, мне помогает только моя… Видимо, меня утомила дорога, прошу нас с сыном простить.
        О том, что следует отцепить салфетку, Арно вспомнил, поймав материнский взгляд. Мимолетной задержки никто не заметил, а если и заметил, вряд ли истолковал правильно. До салфеток ли, когда речь о приглашениях, вспомоществованиях и прочих туалетах? Тошнотворие какое! И надо же было втравить в него Эдиту с Амандой, это же как… как форель в болото выпускать.

2
        Тот, кто сложил историю Круга Скал из историй любви, был мудр, он знал многое и отвергал грязное. Даже найди Мэллит вобравшую в себя свет книгу в трактире или лавке старьевщика, она бы ее читала и перечитывала, но дар нареченного Ли стал для гоганни дороже Кубьерты. Сегодня исполнялось два месяца с начала года первородных, когда Мэллит услышала свое сердце и открыла золотистый том. Гоганни прочла книгу, не пропуская ни строки, и вернулась к ее началу, теперь она выбирала рассказы о Савиньяках. Рожденные в этом доме умели любить и не страшились странного. Морис Савиньяк был сед и вдов, но юная Раймонда Карлион предпочла его всем прочим. Бурной ночью дева, тайно покинув замок отца своего, отправилась к любимому, и первородный Морис открыл двери и сердце той, что стала его последней звездой… Мэллит смотрела на портрет графини Савиньяк и вспоминала сгоревшее и вновь вспыхнувшее. Разве ничтожная не уходила тайно из дома в поисках радости? Разве не готова отдать жизнь за миг любви?
        Гоганни думала о смелой Раймонде и о себе, пока не раздался крик желающего войти кота. Мэллит открыла дверь, но черно-белый всего лишь сопровождал подругу.
        - Ты пойдешь со мной? - спросила Селина.
        - Если нужно, - Мэллит посмотрела в окно, за которым крутился серый снег. Почему он, упав на землю, становится белым, гоганни не понимала, но пепельная круговерть тревожила и напоминала о чем-то, чего, возможно, никогда не было. - Куда мы идем и надо ли брать корзины?
        - К Эйвону, мама все-таки ему написала. Письмо люди графини Ариго привезли мне, и теперь я должна его передать, а мне не хочется. С некоторыми людьми трудно говорить, потому что они придумывают то, чего нет, и поэтому не могут понять, что есть на самом деле. Если бы Маршал думал как Эйвон, он бы не поймал ни одного голубя.
        - Маршал тоже приходит, когда он не нужен, - Мэллит погладила вскочившего на окно кота. - Я всегда его боюсь, когда несу горячее, и потом он часто кричит, когда мы заняты и не можем открыть ему дверь, а когда открываем, садится и никуда не идет.
        - Это другое дело! - Подруга поменяла местами вазу с яблоками и кувшин. - Маршал никуда не идет, потому что ему весело, когда мы прибегаем и делаем, как он хочет. Мы можем браниться, но нам это все равно нравится.
        - Да, - признала гоганни, - когда именуемый Маршалом безобразничает, мне становится весело, даже если он вскакивает на стол. Отец отца называл подобное злодеянием, но именуемый Огурцом гулял по разделанной рыбе, хоть и был сыт. Мы идем сейчас или ждем обеда?
        - Лучше сейчас, я уже часа два собираюсь, а вечером не захочется еще больше.
        Подруга вернула кувшин на прежнее место и сняла передник, она не хотела идти, но скрывающий письмо нарушает волю Кабиохову. Сэль жила по слову Создателя, но правильное правильно везде. Они спускались согретой новыми коврами лестницей, опасаясь нанести вред путавшемуся в ногах черно-белому.
        - Смотри, - Мэллит поставила назад уже занесенную ногу, - он не хочет, чтобы ты делала то, что решила.
        - Кошка отправится туда, куда ей не хочется, только в корзинке, - Сэль поправила волосы, - мне это сказал Руппи, а ему один очень хороший и умный человек. Я его видела, он эсператистский епископ, но у него это совсем не противно. Маршал! Ты куда?
        - Он радуется и спешит к двери, - объяснила гоганни, - ты этого не видела, потому что так он встречает лишь тебя.
        - Значит, это Руппи, - вздохнула подруга, - он все-таки приехал, а кошки его любят, даже самые злые. Почему, он не говорит, но это должно быть что-то очень хорошее.
        - Пойдем встречать названного Руппи. - Если мужчина настойчив и при этом светел, сердце женщины может открыться, как открывается драгоценная раковина. - Герцог Надорэа прочтет свое письмо позже.
        - Да, - сказала Сэль, и они сбежали вниз, где освобождались от плащей Герард и тот, кого Мэллит прежде не видела, но кто был полуночью и полднем, сном и явью. Одетый в черное с белым, он гладил вскочившего на сундук кота и смеялся, а рядом лежала засыпанная снегом шляпа.
        Рука Мэллит невольно метнулась к груди, а глаза ожгла полуденная синь, в которой играли горные птицы. Так было, когда она летела на качелях, так стало сейчас.
        - Добрый день, монсеньор Рокэ, - подруга сделала книксен. - Здравствуй, Герард, хорошо, что с тобой все в порядке, но ты мог бы и сообщить, что приехал. Монсеньор, это Мелхен, моя подруга.
        - Да будет ее жизнь исполнена радости!
        Он ответил, как отвечают правнуки Кабиоховы! Он… знает?!
        - Да будет путь первородного шелком, а цель дороже алмазов.
        - Это нетрудно, - теперь он говорит как талигоец, и это он забрал сердце Сэль! - Сегодня я бы отдал немало алмазов за цветы, но аконские садовники их прежде времени не будят. Селина, и особенно вы, Мелхен, я прошу подарить мне этот день.
        - Конечно, - подруга вздохнула, и гоганни взяла ее за руку, ощутив, как быстро бьется жилка на запястье. - Монсеньор Рокэ, вы не знаете, что с монсеньором Лионелем?
        - И с герцогом Эпинэ, - быстро добавила Мэллит. - Подруга говорила, он был с перво… первым регентом Талига.
        - Если я никого не упустил, - Монсеньор монсеньоров приподнял бровь, - то регент я все-таки третий. Граф Савиньяк на пути к Аконе, а Эпинэ был со мной до сегодняшнего, видимо, все же утра; сейчас он отдыхает.
        - Спасибо, Монсеньор. Понимаете, герцог Надорэа живет у нас, и мама прислала ему письмо, но я его пока не отдала. Генерал фок Дахе тоже здесь, только он пошел к утренней службе. Вы обещали о нем позаботиться и дать ему один из орденов Герарда, помните?
        - Да, Монсеньор, - Герард щелкнул каблуками, он хотел справедливости для хромого полковника и не знал о горе своей сестры. - Генерал фок Дахе…
        - Скоро вернется, и я о нем позабочусь, - пообещал тот, кто мог быть братом огнеглазого Флоха, а стал смертью подлых и сердцем подруги. - Герцогу Надорэа надлежит пребывать в своих владениях, и он туда скоро отправится.
        - Спасибо, Монсеньор, я еще могу терпеть, только очень боюсь за маму.
        - Первородный будет обедать? - прерывать беседу неучтиво, но смотреть на подругу Мэллит не могла. Того, кто пришел, не забыть, а значит, если ничего не сделать, Сэль закончит вышивку и уедет к обходительному казару. Незнакомый Руппи слишком похож на Монсеньора монсеньоров, но ведь есть еще и первородный Робер. - Если да, ничтожная встанет к жаровне и будет этим счастлива.
        - Мы обе встанем, - подхватила подруга, - но обедать с герцогом Надорэа очень трудно.
        - Поэтому пообедаем без него. Селина, вы доверите мне письмо вашей матушки? Где она, кстати?
        - Мама сейчас в Альт-Вельдере, - Сэль протянула футляр, за которым не надо было даже идти, - пожалуйста, Монсеньор.
        - Благодарю, - тот, кого так боялся именуемый Папенькой и ненавидел исполненный зависти Альдо, приоткрыл дверь и позвал: - Антал!
        - Тут, - капитан Уилер, входя, приподнял шляпу, прежде он так не делал.
        - Отнесите это письмо Райнштайнеру и возвращайтесь. Селина, капитан Уилер посвящен в чувства господина Надорэа, как, впрочем, и я, и герцог Эпинэ.
        - Ну, - «фульгат» виновато развел руками, - у нас лошадки, и те посвящены. Уж больно чувства эдакие…
        - Да, чувства возвышенные. Когда вернетесь, скажете, что пришла оказия из Альт-Вельдера и там есть личное письмо герцогу Надорэа. Это оставит его без обеда, но дарует иное счастье, куда более долговечное.

3
        Первой узнать о состоянии головы графини Савиньяк явилась Маргарита-Констанция, и мать сочла возможным показать заботливой даме присланную Бертрамом нюхательную соль. Назревал секретный разговор, и Арно был отпущен восвояси, оставалось распорядиться свободой без ущерба для себя.
        Валентин все еще вкушал мужские напитки в обществе Лукаса, а по дому бродили девицы и дамы. Самым безопасным казался парк; виконт накинул плащ и выбрался под намекавшие на скорый снегопад тучи. Было не столько холодно, сколько сыро, дорожки садовые рабочие отскребли до гравия, но поляны украшали следы и следочки людей, птиц и всяческой садовой мелочи, увы, давным-давно описанной сьентификами. Возле Длинного пруда совсем недавно резвились забежавшие из леса зайцы, наверняка «белооблинялые», ниже, у Конюшенного моста, сверкнул красной шапкой дятел, и сразу же раздалась почти барабанная дробь.
        Арно немного постоял в горле Конюшенной аллеи, слушая дятла и прикидывая, не промять ли Кана, но решил дождаться исхода битвы монстров. Валентин, конечно, был еще тем Заразой, но Лукас казался непрошибаемее Дубового Хорста. Графскую шкурищу даже мать не прокусила, хотя, может статься, она не кусала, а стригла. Манлий Манлием, но то, что творилось при Алисе, занимало мать все сильнее, Лукас же со своей Констанцией помнили не только старую королеву, но и ее короля. Как Алиса с невеликим Франциском могли пригодиться сейчас, Арно не представлял, но он в дворцовых делах был дурак дураком, и гордиться этим не приходилось. Брякнуть, что ты военный, а не паркетный шаркун - не штука, но когда армия в казармах, на паркетах решается слишком многое.
        То, что в Старой Придде разрастается пусть и верноподданная, но пакость, виконт сообразил бы и без дружбы с Валентином, просто не придал бы этому значения. Савиньяков короли с присными не задевали не меньше пары Кругов, за такой срок можно и оглупеть, хотя оглупевших как раз и тронут…
        Конец раздумьям положило примеченное краем глаза движение. Обернувшись, Арно протянул руку, помогая взобраться по обледеневшим ступенькам Питеру-Иммануилу, графу Гирке.
        - Добрый день, господин капитан, - в своей шубе братец Валентина походил на выпущенного днем совенка, - как здоровье госпожи графини?
        - Ей заметно лучше, с ней госпожа графиня… старшая из графинь Альт-Гирке. Все забываю спросить, почему их столько?
        - У нас так принято, - печально объяснил Питер. - Граф Гирке - титул учтивости, его носителя выбирает герцог из числа братьев, которые не являются наследниками. Если граф Гирке умирает, его вдова становится графиней Альт-Гирке, но к титулу прибавляется имя покойного супруга.
        - А как же тогда с графом Лукасом?
        - Тут умер не он, а наш дедушка. Герцогом стал наш отец, и он передал титул второму дяде, который был младше первого, который, пока у моих покойных родителей не появился наследник, был графом Васспардом. Потом графом Васспардом стал мой покойный брат Юстиниан, и мой отец сделал графом Гирке дядю, который перестал быть…
        - Спасибо, - торопливо поблагодарил не пожелавший вдаваться в фамильные дебри Арно, - а почему ты один?
        - Мы после обеда всегда гуляли с мэтром Цвиссигом, я к этому привык.
        - Ясно… Я беднягу видел только раз, мне он понравился.
        - Мэтр Цвиссиг хорошо объяснял, особенно точные науки. Лучше мэтра Моцера.
        - А тот куда девался?
        - Его отправил в отставку граф Гирке, который был супругом моей сестры Ирэны.
        - Наверное, было за что. - Выходит, сестра Валентина, не выйди она замуж за Ариго, стала бы очередной Альт-Гирке и угодила бы в утятник?! - Я в Альт-Вельдере не бывал, но Лионель, мой брат, говорит, что там очень хорошо.
        - Лучше, чем в Васспарде, нигде быть не может, - твердо сказал Питер, - но я с радостью увижу свою сестру. Она должна быть достойной глубокого уважения дамой.
        - Я о ней только хорошее слышал… Постой, ты ее не помнишь, что ли?
        - В последний раз я видел свою сестру Ирэну в год смерти моего старшего брата, но тогда я еще обедал в детской. Господин виконт, разрешите мне вернуться в дом.
        - Ты что, замерз? В этакой шубе?
        - Я надел неудачные сапоги, они промокли, когда я кормил лебедей возле павильона. Сперва я не заметил и решил сделать обычный круг по парку, но теперь чувствую…
        - Тогда беги! - По-хорошему бы проводить, стянуть сапоги и растереть ноги, но ведь заартачится. Ты бы точно заартачился! - Только чулки смени. Или, знаешь что, пошли вместе!
        - Господин виконт, у меня есть камердинер, он днем всегда на месте и обязательно мне поможет. Мне бы не хотелось отрывать вас от ваших раздумий.
        - Ну так не отрывай, только смотри не сворачивай никуда.
        - Да, господин капитан, но днем и в парке, и в доме все спокойно.
        - Вот и хоро… Постой, если спокойно днем, то ночью, выходит, нет?
        - Ночью по дому кто-то ходит, я иногда чи… засыпаю поздно и слышу шаги.
        - Наверное, какой-нибудь слуга проверяет, все ли в порядке. - В старых домах всегда что-то скрипит, обычно не вслушиваешься, но если проснуться среди ночи… Ты в своей спальне один, а тут смерть за смертью, первая - прямо на глазах, вторая - не на глазах, зато собственный ментор! Вчера гуляли, уток кормили, а сегодня все, конец мэтру, и прежней жизни тоже конец, хоть бы новая повеселее была.
        - Нет, господин виконт, - очень вежливый совенок всегда все объяснял, - слуги ночью поднимаются к нам только по звонку. Я спрашивал ночных охранников, они никогда не отлучаются из вестибюля вдвоем, и они никого не видели.
        - Значит, дом трещит или что-то в этом роде, так часто бывает.
        - Наверное, но мне кажется, что это отец. Он умер без завещания, а граф Лукас говорит, что его последняя воля была бы иной.
        - Нашел кого слушать. - Вот ведь пень трухлявый, превеликий, для жуков негодящий! - Граф Лукас завидует Валентину, потому и бурчит, а я тебя все-таки провожу!
        - Не надо господин виконт, я хочу себя уважать. Прошу засвидетельствовать мое почтение вашей матушке.
        Питер-Иммануил наклонил голову тем же жестом, что и Валентин, и кругленькая фигурка покатилась по аллее в сторону дворца. Если ты не видел ничего, кроме Васспарда, полюбишь и Васспард. Наверное…
        Даже не думавший замерзать Арно от души поежился и постарался как мог непредвзято оценить хотя бы усилия парковых зодчих. Красота и соразмерность были налицо, но оставаться здесь по доброй воле? Для этого надо быть… уткой, а он как-никак олень! Достойный представитель рода Савиньяк усмехнулся и отправился дальше, к Лебединому мосту, лед у которого крылатые нахлебники прямо-таки заполонили. Подавляющее большинство составляли утки, но среди них белело и несколько лебедей; тот, что был побольше, словно почувствовав взгляд, взмахнул крыльями и, переваливаясь на черных перепончатых лапах, пошлепал к вдававшемуся в пруд мостку с ажурными перилами. Вслед за вожаком двинулось еще пятеро. За вспомоществованием, надо думать.
        - Гуси дриксенские, - буркнул себе под нос виконт и, минуя обледеневшую лестницу, спрыгнул на прибрежный лед, чем живо заинтересовал уже крякв. Явно не удовлетворенные подачками Питера обжоры толпой двинулись к источнику предполагаемой благодати, и виконту ничего не оставалось, как, взобравшись на мостки, проверить уже знакомую кованую корзинку. Та оказалась полнехонькой.
        - Повезло вам, - фыркнул Арно, загребая какие-то хлебцы. Главный лебедь шикнул на соплеменников и, диво дивное, завилял хвостом, утки тоже изготовились, но дальше пары пригоршней дело не пошло - сверху спустился ощутимо угрюмый Валентин.
        - Ты никогда не задумывался, - Придд обвел взглядом суетящееся сборище, - почему мы кормим тех, кого не любим и не уважаем? И кто, не окажись нас поблизости, вполне был бы способен позаботиться о себе сам.
        - Намекаешь? Так мне банально было нечего делать.
        - Нет, я скорее про себя. Видишь ли, я объяснял графу Лукасу, что не нуждаюсь ни в его помощи, ни в его присутствии, и прошу его покинуть Васспард.
        - А он?
        - Открыл мне роковую тайну. По его мнению, я не знал, что наш управляющий - единокровный брат отца.
        - А ты знал?
        - Разумеется. Тебя это удивляет?
        - Да нет, с кем не бывает… Просто вы с этим Альбрехтом - он ведь получается твоим дядей? - не похожи. А с чего Лукасу понадобилось старье ворошить?
        - Он подозревает заговор против своей особы. Управляющий, пользуясь моим скудоумием, намерен добиться сперва дворянства, а затем права на титул графов Гирке. Первой частью замысла является изгнание моего единственного законного родича, второй - принуждение к браку одной из вдов Альт-Гирке. Догадавшийся о преступном замысле, но не успевший разоблачить злодея священник убит, как и слишком много знавший ментор. Следующей жертвой должен стать сам Лукас, но уезжать он все равно не желает.
        - Вот ведь! - Арно со злостью швырнул на лед целую пригоршню. Лебеди с утками злости не оценили, их занимала исключительно кормежка. - Ну и гуси у тебя! Зильбершванфлоссе обзавидуются.
        - Это в самом деле дриксенские лебеди, - Валентин провел рукой по перилам, - их выписали при Алисе и для Алисы. Кажется, это самый крупный вид. Помню, я маленький был, младше Питера, отец нынешнего вожака меня случайно крылом ударил и сбил с ног… Арно, очень похоже, что мне хочется напиться.
        - И кто тебе, то есть нам, мешает?
        - Никто. После ужина я закончу со злодеем-управляющим и буду рассчитывать на твое гостеприимство.
        - С моим гостеприимством не выйдет. Сэ спалили напрочь, и он вообще-то не мой, а Ли, которого где-то носит.
        Глава 8
        Аконский тракт. Васспард
        1 год К. Вт. Ночь с 1-го на 2-й день Зимних Волн

1
        С какой радости он засел за карты, Лионель запамятовал, но удача была на его стороне. Пока сидящий напротив богато одетый господин со множеством орденских цепей сдуру не зашел с мелких Молний. Оставалось либо разбить припасенную на конец коло триаду, либо смухлевать, либо…
        Савиньяк ухмыльнулся и бросил карты на стол, поймав взгляд господина с цепями. Тот сдавленно вскрикнул, побагровел и схватился за сердце.
        - Граф, - простонал под ухом знакомый женский голос, - вы ужасны! Он имеет заслуги перед Талигом…
        - Я… немолод… - Штанцлер в непонятных орденах хватал ртом воздух, - болен… будьте милосердны… ради вашей матушк…
        - Надеюсь, ты зарядил пистолеты как следует? - озабоченно напомнила от распахнутого окна мать.
        Лионель пожал плечами и спустил курок, но вместо выстрела в окно важно вплыл алый огненный шар и, галантно обогнув мать, устремился к карточному столу. Штанцлер испустил крысиный визг и бросился к трясущему мешком маршалу Дораку, явно намереваясь выдать себя за сбежавшую свинью и отсидеться. Это было уже чересчур, спасибо, на камине лежал странного вида топорик, похоже, спертый Салиганом у повешенного бондаря. То, что нужно, по крайней мере, Штанцлеру. Савиньяк неторопливо поднялся и оказался в темной комнатке, одной из множества принимавших Проэмперадора Севера и Северо-Запада в последний год.
        Ночь едва перевалила за половину, но сон ушел, а раз так, лучше встать хотя бы для вида. Сплюшцы кокетливы, будешь их призывать, спрячутся, а забудешь или, того больше, станешь гнать - пойдут в атаку, и Лионель, не зажигая свечей, перебрался к окну, за которым белел залитый лунным светом двор. Последний перед Аконой.
        Уже вчерашняя метель стерла следы и угомонилась, словно точку поставила. Одно дело сделано, пора браться за новые, половина которых выросла из старых - недоделанных, пропущенных, оставленных на потом. Излом не передвинешь, а людей не переделаешь, особенно дрянных… Дурацкий сон означал, что он слишком много думает о дряни, о которой прежде не думал вообще. Нет, они с Рокэ понимали, что Сильвестр стремительно сдает и скоро перехватывать вожжи, но просчитались и со сроками, и с союзниками, и с противниками, хотя последних, скорее, не досчитали. Было ясно, что придется кончать со Штанцлером и ставить на место Манрика с Колиньяром, и ведь умри Сильвестр, когда в Олларии был хотя бы Рудольф, этого бы хватило! Талиг продолжал бы потихоньку гнить, пока не рухнул неожиданно даже для врагов; и вряд ли судьба подбросила бы подыхающему королевству нового Франциска, такие подарки случаются лишь единожды.
        Чтобы разглядеть болезнь, понадобился Излом с ворохом ошибок и предательств, а раз так, надо выскребать гниль до конца, как на севере, так и на юге, где незаметно даже для Валмона возрос дивный цветок в лице маршала Дорака.
        Единственного брата Сильвестра Ли, само собой, встречал, хоть и не так часто, чтобы понять. Габриэль Дорак пытался стать военным, особо не преуспел, но создал уйму трудностей тем, кому приходилось командовать столь значительной особой. Самым простым было произвести полковника Дорака в генералы, и его произвели, вручив в те поры ни с кем не воевавшую Южную армию. Затем женился Фердинанд, и брат новой королевы получил алую перевязь. К перевязи требовалось соответствующее воинство, но Рудольф заявил, что второй лишней армии у него нет. Сильвестр признал довод убедительным и отправил братца в отставку, в утешение сделав маршалом. Габриэль слегка покрутился в Олларии и убрался в Дорак, откуда почти не выезжал, не мешая ни Колиньярам, ни Бертраму. Больше вспоминать было нечего, разве что слегка удивляла помолвка Леони Дорак с виконтом Мевеном. Любовь там и не ночевала, а племянница Сильвестра могла рассчитывать на партию повыгодней. Графы Флашблау-цур-Мевен были богаты, пожалуй, богаче Дораков, но и только. Правда, невеста, как мог заметить Ли, состояла в дружбе с сестрами жениха, красивыми девицами,
обещавшими сделать хорошие партии. Лионеля раз пять спрашивали, которая из сестричек Флашблау ему больше нравится, и в ответ слышали, что Савиньяков влекут темные волосы. Тогда это было правдой или, по крайней мере, казалось…
        Ползущую по снегу резкую черную тень Ли заметил сразу, на опознание того, кому она принадлежит, ушла пара секунд, и чуть больше - чтобы натянуть сапоги, сунуть за пояс пару алвасетских ножей и набросить плащ.
        Он успел, граф Укбан шел целеустремленно, но медленно - можно было задержаться и попробовать разбудить хотя бы Мишеля, но сразу Ли об этом не подумал, а возвращаться не стал. Беглец появления Проэмперадора не заметил, он стремился в глухой угол двора, где не имелось ничего интересней пары заснеженных яблонь.
        Губернаторская физиономия казалась слегка вороватой, как у добродетельного супруга, спешащего на не слишком пристойное свидание; Укбан не бормотал, как бедняга фок Дахе, и не пытался говорить с кем-то невидимым, но «фульгаты» просто так на посту не засыпают. Ли вытащил кинжал и уже привычно пролил свою кровь, пока только на рубашку, после чего, не отрывая взгляда от загадочного угла, быстро снял эсперу. У забора мирно помахивала хвостом беспородная пегая лошадка. Очень похоже, та самая. Слегка обогнав губернатора, Савиньяк подошел к перепугавшему Эмиля и едва не забравшему Мэллит чудовищу, которое не повело и ухом. На первый взгляд несомненная кобыла, она была отлично ухожена и полностью оседлана, единственным ее недостатком было отсутствие тени, а если уж совсем придираться, еще и инея на симпатичной, так и тянет дать яблоко, морде.
        - Дивный! - подоспевший Укбан живо взял лошадь под уздцы. - Стой!
        Кобыла, которую, кажется, сочли жеребцом, не ответила. К приличным всадникам кони тянутся, от совсем уж скверных шарахаются, Укбан во время пути ничем особым себя не проявил, в седле держался сносно, доставшегося ему мерина не мучил, а большего ожидать и не приходилось.
        - Вы куда-то собрались? - окликнул Ли поставившего ногу в стремя прохвоста. - Куда?
        Укбан не ответил. Торопливо вскочив в седло и разобрав поводья, он шустро развернул лошадь задом к воротам и попытался ускакать в беленый забор, однако Ли успел заступить путь. Кобыла безмолвно попятилась и замотала головой, всадник был решительней.
        - С дороги! - потребовал он. - Прочь!
        - Здесь нет дороги, - Савиньяк шагнул вперед, теперь он стоял почти вплотную к пестрому храпу. Луна позволяла разглядеть каждую шерстинку, а вот деревья и дом словно туманом затянуло.
        - Слезайте, - велел Ли, - в Закат вы поедете через Акону.
        Горе-наездник, явно не поняв, предпринял новую попытку пустить то, на чем он сидел, вскачь.
        - Как зовут вашу лошадь, - на всякий случай осведомился Ли, - часом не Дивный?
        Ответом был очередной посыл, но с таким же успехом можно было понукать забор. Укбан на удивление грязно выругался и со всей силы саданул по круглым бокам голыми пятками, видимо предполагая на них шпоры.
        Отойти и посмотреть, как забирают мерзавцев, или оставить лошадку без добычи? Суд над прихвостнем Заля Талигу пойдет на пользу, особенно после обретения свидетеля. Савиньяк сунул руку за пазуху, добираясь до раны, пальцы нащупали кровь. Что ж, проверим.
        Схватить нечисть под уздцы оказалось ничуть не трудней, чем обычную лошадку, веселье началось дальше. Тварь вытекла из уздечки, наподдала задом, с ходу сбросив седока, и диким прыжком рванулась к стене, словно бы размазываясь в полете и при этом изворачиваясь.
        Ли опустил глаза и увидел свои сапоги и кровавые пятна, чуть дальше в девственно чистом, ни следочка, снегу копошился бывший губернатор Западной Придды. Деревья и тени обрели былую четкость, а от дома молча, как хорошие волки, торопились проснувшиеся «фульгаты».
        - Ох, Монсеньор, - на Мишеле не было лица, - как же это…
        - Бывает, - Ли прижал рукой всерьез разболевшуюся рану. - Заберите господина графа, а то простудится.
        «Фульгаты» попробовали, но все, что им удалось, это скрутить отчаянно визжащую и клацающую зубами тушу. Графа Укбана забрали раньше, и вернуть его возможным не представлялось.

2
        Валентин убрал пустую бутылку и взялся за следующую, последнюю из трех открытых заранее.
        - На этом всё, - осведомился Арно, - или будем дальше сидеть? Если будем, я открою еще пару. Пусть продышатся…
        - Давай, - решил Придд, разливая «Змеиную кровь», и Арно занялся пробками. Полудюжина на двоих для хорошего ночного разговора в самый раз, найти бы, о чем говорить. Второй вечер подряд копаться в древних безобразиях виконта не тянуло совершенно, перебирать глупости герцогских родственничков - тем более, а поминать покойного мэтра больше чем бокалом не собирался уже Валентин. Оставались воспоминания, но для этого они маловато выпили. Пока.
        Арно приподнял освеженный бокал, лучший друг ответил тем же, и понимай как хочешь. То ли его здоровье пьешь, то ли общее, то ли вовсе за весну, которая когда-нибудь да наступит.
        - Мы обошлись без тоста, - почти прочел сумбурные мысли Придд, - в таких случаях обычно подразумевается либо здоровье, либо любовь…
        - Я вообще-то о весне думал, но и против любви ничего не имею. Если она не мешает жить.
        - А что такое любовь, Арно?
        - Что такое… любовь? - виконт глянул под стол, там смирно стояли пустые бутылки. Всего две, а чтоб допиться до философии, требовалось раза в три больше. - Ты же Веннена наизусть можешь шпарить часа два…
        - Дольше, но где у Веннена ответ?
        - Да он только о любви и писал…
        - Не только. Арно, мы можем долго перечислять клички известных нам лошадей, только это не будет ответом на вопрос, что же такое лошадь.
        - Лошадь - это лошадь. Можно сходить на конюшню, посмотреть, можно даже прокатиться.
        - Верно, только конюшни есть не везде. Хотя да, пример я привел неудачный. Встретив лошадь, мы ее всегда узнаем, про любовь такое не скажешь.
        - А, вот ты о чем! Ну и вляпался же я с Гизеллой… которая вторая, - виконт потянулся за бутылкой. - Освежаем? До сих пор жаль, так хорошо плясали, да и потом в галерее… Даже ты развеселился, а она кошки знают что навыдумывала.
        - Вот именно. Мы выдумываем, потому что не представляем, что это такое на самом деле. С раннего детства люди сперва слышат о любви, потом читают, потом выдумывают и принимаются ждать. Все уверены, что любовь - это что-то восхитительное, связанное с прекрасной девушкой, достаточно ее увидеть, и все сразу станет другим. Мы видим, или нам так кажется, только мир остается прежним… Я непонятно говорю?
        - Да нет, понятно, на упражнение по грамматике похоже… Мы слышим, мы уверены, мы видим… Ты что, не можешь понять, влюблен или нет?
        - Нет, я не влюблен, но понять в самом деле хочу. Тебе не будет неприятно, если я стану говорить о Габриэле?
        - Мне-то с чего? Хотя, да… это же она стреляла в отца, только я одну беду помню, без имени… Говорили про Борна, но матери все равно было, и Ли с Рокэ, ты не поверишь, тоже. Просто какая-то пустота нахлынула. Если бы мать захотела, то есть… если бы ей от этого стало легче, Рокэ с Бертрамом вытащили бы Борна из Багерлее и разодрали лошадьми у нее на глазах, но она будто в какой-то сон ушла. Ты не пьешь?
        - Пью.
        Звон бокалов, винная горечь, огоньки свечей. Нет, они еще не пьяны, это память рожи корчит. Будто обезьяна…
        - Ненавижу обезьян!
        - Почему обезьян?
        - Потому что кривляются! Валентин, я, кажется, понял. Любовь - это то, что не заменишь и не подделаешь, нечего и метаться. У матери, по крайней мере, так было. Нет, она живет, конечно, мы ей нужны, я не только про нас с братцами и Рокэ, но и про Эпинэ с Ариго, даже про Сэц-Пуэна, только не то это!
        - Из твоих рассуждений вытекает, что первая из твоих Гизелл своего мародера не любила.
        - Почему?
        - Она не ушла в сон, а бросилась мстить, причем мерзко.
        - Да еще не тем! Метила в Ли, хоть и через Сэль, а приговор-то утверждал Райнштайнер. Постой, а ведь точно! Если бы Гизелла любила, то не вернулась бы, ведь ее красавца тоже прикончили. Выходит, в ней злости на живых оказалось больше, чем любви, то есть Ли и бедолага-отец для нее важнее были…
        - А вот теперь я готов снять перед тобой шляпу.
        - Прекрасно, надень и сними! Леворукий, это еще что за…
        Двери в Васспарде были серьезными, но крик все равно показался громким. Слова размазало эхо, но ужас и беспомощность сквозь мореный дуб прорвались. Арно ринулся к двери и таки опередил Валентина. Сразу за порогом не было ничего, дальше плескалась тьма, в которой барахтался второй вопль. Не женщина, не мужчина… Ребенок?!
        - Стой! Да стой же! - Оттереть Валентина, спасибо «фульгатским» ухваткам, удалось. - Нужен свет. И я пойду первым.
        - Нет. Это Васспард.
        - Я - разведчик, а ты у нас ценный… - Это какая-то пакость, это какая-то редкостная пакость! - Давай за мной.
        - Направо, кричали там.
        - Угу…
        Больше не орут, но не пригрезилось же! Свет из комнаты хоть как-то, но освещает ближайшую часть коридора, пол и стены вроде в порядке, потолка не разглядеть, высоко, но вроде ничего не сыплется и не трещит. Фонарь бы! Ишь, размечтался. Свечами обойдемся, благо только что новые зажгли, и шандал удобный - если что, и приложить можно. Опустить пониже, и по пятну света, как по бродячей кочке через мармалючье болото. Шагнул, замер, послушал, шагнул, замер, послушал… дыханье только свое и Валентина, ни скрипа кожи, ни звяканья.
        Стук… Тишина превращает его в грохот, кто-то колотит кулаками по дереву. Уже легче.
        - Не бежать! - кому это он, себе или Придду? Вроде и близко, а как же далеко! Озерцо света под ногами, желтое, светящееся, и в нем дубовые прямоугольники, проваливаться некуда - не церковь, а вот брошенный нож или пулю поймать можно, угол впереди самый для этого подходящий. Значит, загораживаем Валентина, потому что… Да потому что гадам нужен он! Вот и дверь, наконец-то!
        - Клаус, ау!
        - Господин капитан, это вы?
        - Арно! Четыреста раз тебе говорить? Живой?
        - Да. Это Питер кричал, а я не могу выйти. С дверью что-то…
        - Сиди и жди.
        И опять. Вынести руку с подсвечником, посветить, прислушаться, шагнуть, и снова. Младший больше не орет. Успокоился? Вот смеху будет, если ему мармалюка приснилась. Ха, а светильники тоже нечисть потушила? И с дверью Клауса заодно намудрила, и со звонком. Вот и спальня младшенького. Успокоиться и весело так, со смешком:
        - Эй, это ты всех перебудил?
        - В-виконт С-сэ?
        - Собственной персоной. Открывай!
        - Не могу! Не открывается… У меня был человек…
        Дверь заперта на ключ. Прочная такая дверь, ногой не выбить.
        - Был? Значит, сейчас нет?
        - Он ушел через окно. Думал, я сплю, а я проснулся. Он очень, очень высокий…
        - Может, тебе приснилось?
        - А почему я выйти не могу? Господин виконт…
        - Как он вошел?
        - Я не видел… он окно открывал, когда я проснулся. Стукнуло, и я проснулся, холодно, и он…
        - Сейчас окно открыто?
        - Я сейчас попробую закрыть. Господин виконт, что с моими братьями?
        - Клауса тоже заперли, Валентин тут. Давай живо в постель, а то простынешь! Господин бригадир, ты все слышал?
        - Почти. Насколько я смог понять, в замочной скважине Клауса смола. Еще не до конца застывшая, но дверь ломать все-таки придется. Арно, я бы предпочел, чтобы мы обошлись своими силами, я имею в виду «фульгатов». Плащи я взял.
        - А назад наш красавец не влезет?
        - Вряд ли. Питер… Питер!
        - Я его в постель отправил. А вот слуги оглохли, что ли?
        - Нет, им просто не позвонили. Клаус попробовал, шнур оказался у него в руках.
        - Монсеньор, - мяукнуло из-за двери, - с вами ничего дурного не произошло?
        - Нет. Почему вы не позвонили, а закричали?
        - Я… забыл про звонок, - голосишко дрожит, сейчас разревется. - Прошу… принять мои извинения… монсеньор.
        - Хорошо, что забыл. Ложись и ничего не бойся. Попробуй… уток посчитать, мы скоро вернемся.
        - Монсеньор, мне в самом деле лечь?
        - Да, ложитесь. - Пальцы Валентина сжимаются на локте, тянут прочь от двери. - Арно, нужно попробовать найти этого высокого господина по горячим следам. Раз он не пробирался в дом, а уходил, причем без спешки, значит, сделал что хотел. Того, что Питер в четвертом часу ночи проснется, а мы и вовсе не будем спать, наш гость предусмотреть не мог. Очень надеюсь, что криков он не услышал.
        - А я надеюсь, - Арно поднял шандал, - что мерзавец ничего совсем уж пакостного не натворил. Пройдусь-ка до лестницы, а ты отсюда приглядывай. Если что, позову.
        «Если что» обнаружилось через два десятка шагов, перед поворотом к спальне Валентина, и оказалось почти незаметной в полумраке тонкой веревкой, натянутой поперек коридора на высоте пары ладоней. Свободный конец стелился вдоль плинтуса и скрывался за портьерами оконной ниши. Означать эта прелесть могла что угодно, и виконт, перешагнув веревку, дальше пошел боком, прижимаясь к стене. Предосторожность оказалась хоть и чрезмерной, но не лишенной смысла: в нише обнаружился массивный стул с прикрученным к нему охотничьим арбалетом, естественно, заряженным. Тот, кто в темноте задел бы веревку, получил бы болт либо в грудь, либо в спину. С пяти шагов.

3
        В доме ничего не сгнило, что лишний раз доказывало: никто графа Укбана не уводил, и к нечисти он вылез сам, похоже, со страху. Караулившие пленных драгуны в один голос твердили, что бывший губернатор трясся чем дальше, тем больше, не забывая при этом грызться с Сильвестровым шпионом, загодя отрабатывавшим будущую речь в суде. Вечером он во всех подробностях расписал Укбану встречу с регентом, а ночью во дворе объявилась пегая кобыла, уснули караульные и проснулся граф Савиньяк, так что сон с мешком по большому счету оказался пророческим. И не по большому тоже, поскольку мысль сунуть в таковой не перестававшее верещать босое создание была верной. Угодив в темную тесноту, Укбан замолчал, то ли принялся грызть парусину, то ли уснул, живность засыпает и просыпается сразу.
        Лионель выпил с малость оторопевшим Дювье по кружке подогретого вина и вернулся в свою комнатенку. Задним числом стало холодно и, что себе врать, страшно. Обычная смерть неизбежна и терпима, окрысение - омерзительно. Даже если душа, или что там составляет нашу суть, где-то и остается, впускать в свое тело крысу? Визжать теми же губами, которыми ты говорил и целовал? Запомниться таким? И было б из-за чего рисковать за день до Аконы… Ранка на груди, словно соглашаясь, откликнулась острой болью, и почти сразу же раздался стук. Сильный, настойчивый, но не солдатский. Вальдес, даже объявись он здесь, тоже заявлял о себе иначе.
        Дверь Лионель распахнул сразу, не забыв отшагнуть в сторону, но опасаться было нечего.
        - Доброй ночи, капитан Гастаки, - Савиньяк галантно протянул выходцу руку. - Прошу вас.
        - Доброй ночи, - охотно откликнулась супруга Свина, опираясь на предложенную руку и загораживая внушительным задом лестничную площадку. Тем не менее вновь уснувших «фульгатов» Ли заметить успел. Все правильно, выходец явился к нему, остальным его видеть незачем.
        - Могу я предложить вам хотя бы сесть?
        - От меня не гниет, - согласилась мертвая дама, плюхаясь на мученически скрипнувший стул. - А вот тебе рассиживаться некогда! Ну где тебя столько времени носило?
        - На войне. - Боль в груди от Зои, от кобылы, или это что-то другое? - Вы тоже воевали и должны меня понять.
        - Я-то понимаю, а вот Арнольд… Обидели его, все обидели, а особенно эта змея, ее мамаша… Но девулю-то зачем счастья лишать? Она же слово дала, а тебя нет!
        - Тогда почему вы меня раньше не нашли?
        Уловка была простейшей, но капитан Гастаки попалась.
        - Тебя не видно, - возопила она, - никого не видно! Слепо было, пока ты не зажег… Я увидела, и Арнольд увидел, но не пошел. Она не отпускает, а мне все равно, я - капитан Гастаки, я знаю, что такое любовь, но я была свободна… Слышишь, свободна! Я не позволила себя продать, но я не клялась…
        - Капитан Гастаки, что за клятву вы имеете в виду?
        - Капитан Гастаки, что вас тревожит…
        - Капитан Гастаки, куда я могу опоздать…
        Зоя отвечала. Зоя кричала и рычала, утирала невозможные в ее положении слезы и снова ударялась в крик. Из сбивчивых, путаных ответов Ли с грехом пополам уяснил, что его увидели, когда он схватился окровавленной рукой за то, что казалось уздечкой, иначе бы его не нашли, потому что кровь не та. Не своя и не отданная. Следующим более или менее понятным была тревога Зои за кого-то, кто собирался исполнить какую-то клятву, очень капитану Гастаки не нравящуюся. Похоже, речь шла о любви, вещи для дамы-выходца священной и важнейшей, а кто кого должен был любить, оставалось лишь догадываться, и Ли догадался.
        - В чем поклялась Селина?
        - Дурь! - от волнения капитан вскочила, громко топнул вечный сапог. - Дурь и блажь… В этих дворцах одни слезы, слезы и обман. Арнольд не понимает, он простой, он думает…
        - Думает? - удивился Ли. - Капитан Арамона?
        - Думает, что счастье возле трона, а счастье - это свобода и любовь. Он был свободен, это я задыхалась во дворце, я родилась в семье дожей, но я вырвалась, а он хочет… хочет нашу девулю… в эту клетку! Он не понимает и не поймет…
        Все началось сначала, но продлилось недолго. Новый стук, крик Зои, сонные караульные и Свин на пороге.
        - Ты звал меня, - возвестил он, - я услышал. И ты меня услышишь. Ты еще можешь получить свое, если поторопишься. Ты был хорошим унаром, но ты граф, этого мало. Я говорил, я повторю… Добудь короночку моей девочке, пока она сама не добыла, а то возьмет не то. Плохое возьмет, умница моя… Королей-шмаролей голозадых много, а мне нужно, чтоб и короночка, и уважение… Ты сможешь.
        - Допустим. - Пригласишь войти, и конец комнате. Свин - не Зоя, от него гниет, а лишних слухов, да еще вблизи Аконы, Савиньяк не хотел. - Я вас понял, капитан Арамона, а теперь позвольте вас проводить, у вас был трудный день.
        Или ночь? Узнать бы, как выходцы зовут то, что для живых очевидно.
        - Да, - Свин был откровенно доволен, - я устал, я уйду… Ты умен, ты все сделаешь… Но спеши! Спеши, спеши-ши-ши-ши…
        Он их все-таки проводил, вернее, выпроводил. До той самой стены, в которую убралась, оставив странные пятна, пегая гостья. На прощанье Зоя хихикнула и уже без просьбы протянула руку для поцелуя, Арамона проорал свое «ха» и напомнил, что времени в обрез. Можно подумать, Лионель этого не знал.
        Савиньяк пытался смотреть, но так ничего толком и не увидел: кажется, что-то заколебалось, к горлу подступила тошнота, запахло чем-то вроде солений, а позеленевшая луна пошла трещинами. Затем все прошло, только тело заломило, будто после недели в седле, и захотелось упасть в снег. Не упал. Прошел по собственным следам, кивнул растерянным - еще бы, второй конфуз за ночь - часовым, добрался до спасенной от гнили спальни и рухнул на кровать, вытянув ноги в сапогах, которые следовало стащить, но не было даже не сил - желания. Зато перед глазами вставала то висящая на горизонте туча, то физиономия Стоунволла, то снежные жеребцы… Они вскидывались на дыбы, опускались на передние ноги, едва не сталкиваясь лбами, они могли делать это долго, и Ли все-таки разулся и даже поправил постель.
        Покрывало из кусочков кроличьего меха было последним, что заметил граф Савиньяк, прежде чем перед ним закачались золотые иммортели, еще свежие, исполненные лунных соков.
        Глава 9
        Васспард
        1 год К. Вт. 2-й день Зимних Волн

1
        Сюрпризов от последнего дня в Васспарде графиня Савиньяк не ожидала и с чистой совестью поднялась около полудня. Торопиться было некуда, Валентин до обеда намеревался корпеть над бумагами, Малыш - обучать кэналлийской посадке прикипевшего к жизнерадостному капитану Клауса, а занятый сразу всем и ничем Лукас успел набить изрядную оскомину.
        - У меня опять болит голова, - твердо сказала Арлетта и велела варить шадди.
        Камеристка сделала книксен, заметила, что на улице пасмурно, и исчезла. Кажется, у нее с буфетчиком наклевывался союз, что ж, совет да любовь, слуги то и дело женятся между собой и часто бывают счастливей господ. Не в последнюю очередь потому, что им всегда есть кого обсуждать, а вот о чем, дойди дело до свадьбы, стали бы беседовать племянник Сильвестра и внучка Манрика? А ведь пришлось бы! Даже задумай Дарзье с самого начала убийство супруги, ему бы пришлось выжидать не менее пары лет, иначе было бы неприлично, да и притязания вдовца на семейное имущество могли оспорить. Кошмар!
        Притча о нухутском петухе, задумавшем по расчету жениться на розовой цапле, стремительно обрастала перьями, но Арлетта цыкнула на неуместное вдохновение и вытащила из шкатулки начатое письмо Бертраму.
        О срочно потребовавшемся Придду доверенном архитекторе графиня написала еще вчера, оставалось самое сложное. Валме полагал - и не согласиться с ним было трудно, - что отцу следует знать подоплеку своего исцеления. При этом любящий сын желал скрыть свое знакомство с закатной тварью, поскольку исцеленного бы задело, что ноги ему вернули не ради него самого. Да и разгаданная другим загадка надолго бы испортила «Прымпердору» Юга настроение, Марсель же порой бывал человеколюбив и не желал лишнего зла даже чиновникам.
        - Мне бы не хотелось, - объяснял он, изящно разводя руками, - стать невольной причиной чьего-нибудь съедения, а расстроенный папенька весьма склонен к людоедству. Другое дело, если вы между делом сообщите ему нечто, позволяющее сделать соответствующие выводы…
        - Пожалуй, - согласилась тогда Арлетта и обещала подумать. В Старой Придде задача казалась неразрешимой, но в обители «спрутов» всплыли на редкость подходящие тайны.
        «Мой дорогой Проэмперадор, - перья в Васспарде были в прекрасном состоянии, но клякса все равно сорвалась, большая, похожая на ежевичину. Очень красивая, так что переписывать не будем, - я могла бы на этом и закончить, но мне хочется затянуть наш заочный разговор и заодно слегка похвастаться. А именно рассказать, как я подобрала лошадь к седлу.
        Все мы слышали про закатных тварей, но не задумывались, почему они убивают своих случайных любовников, почему вообще таковых заводят. Сказка не нуждается в ответах, но я столкнулась с тем, что получалось объяснить лишь с помощью сказок и воспоминаний фельпского капитана о пережитом им на руинах Агариса кошмаре…
        - Госпожа, вас хочет видеть герцог Придд.
        - Проси.
        Что-то вспомнил? Неожиданно отыскал в бумагах? Или просто потянуло на откровенность, а лучший друг почему-то не годится?
        - Доброе утро, Валентин, - графиня совершенно искренне улыбнулась, - хотя у вас, видимо, уже день?
        - Увы, у меня, скорее, вчерашний вечер. Сударыня, я просил бы уделить мне некоторое время и был бы весьма признателен, если бы мы перешли в ваш будуар.
        - Давайте перейдем, - уважила хозяина гостья. - Кажется, я там не разбросала ничего неприличного.
        - Гораздо важнее, что он ограничен внешними стенами и комнатой, где находятся ваши люди.
        Графиня убрала дважды незаконченное письмо в гайифскую шкатулку, которую, слегка поколебавшись, взяла с собой.
        - Шадди скоро будет. - По Придду что-то понять непросто, но отчего-то кажется, что это не беда, а новая загадка. - Человеку, пребывающему во вчерашнем вечере, он просто необходим.
        - Не спорю.
        Слегка удивленная камеристка, получив приказ, выпархивает в буфетную, тихо, очень тихо поскрипывают помнящие королевские ноги половицы. При Алисе платья были в пол, зато рукава подскочили выше локтя, но если очень хочется отравить, отсутствие манжет не помеха.
        - Валентин, куда вы дели лебедей?
        - Простите, мне казалось, они на месте. Три пары, одна старая и две помладше.
        - Я неточно выразилась. В свое время в Васспарде, как и много где еще, принимали августейшую чету и, естественно, старались ей угодить. Мои нынешние комнаты выдержаны в цветах Алисы и обставлены эйнрехтской мебелью, в парке есть Лебединый мост и Лебединый павильон, однако внутреннее убранство напрочь лишено изображений сих известных верностью птиц.
        - На моей памяти так было всегда, - Придд приоткрыл дверь и остановился, пропуская даму вперед, - но я могу расспросить старых слуг.
        - Спросите, мне интересно. - С лебедями разделались, но кто? Ангелика или Вальтер? - Кажется, я в самом деле проявила несвойственную мне аккуратность. Думаю, кресла лучше передвинуть к окну.
        Валентин считал так же, более того, он шедевры дриксенских мебельщиков и передвинул, причем с изяществом. После чего сообщил, что в Васспарде произошло событие, о котором известно лишь младшим «спрутам» и Арно. Любезный хозяин предпочел бы дорогую гостью не волновать, но не слишком верил в способность друга скрыть свою озабоченность.
        - Вы наверняка что-то заподозрите, - тон, каким это было сообщено, вдруг напомнил о Левии, - зато, зная всё, возможно, сумеете нам помочь.
        - Я постараюсь. Умер кто-нибудь еще?
        - Нет, но что натолкнуло вас на подобную мысль?
        - Две неожиданные смерти вполне могут быть совпадением, ваше нежелание поддержать мою шутку - нет.

2
        Кроунер старательно водил пальцем по строкам и безмолвно шевелил губами. Буквы, в отличие от следов, давались капралу с трудом, но он упрямо продирался вперед. Позавчера новоявленный сьентифик покончил с жуками и возликовал от «отсутствия присутствия» в книгах своего усача, однако науки отпускать разведчика не желали. Сильнее всего Кроунера влекли птицы, но он «ло-ги-чес-ки» умозаключил, что шансов оказаться неописанной больше у травы. Бедняга терзался сомнениями, пока вернувшийся из Гирке Арно не высказался за птиц, которых явно меньше, а значит, их проще запоминать. Капрал просиял и теперь вникал в жизнеописание кого-то носатого и хохлатого, похоже, гайифского удодия.
        Виконт наклонился над томом, так и есть - «удод гигантский, остроклювый, сильно и дурно пахнущий, часто в просторечии именуемый удодием»…
        - Они на севере не водятся, у нас самой яркой сойка вроде выходит. Или этот… свиристель?
        - Жалко-то как, - Кроунер смотрел на огромный том почти с той же нежностью, что на свою кобылу. - Хорошо, когда разнообразие и мно-го-цветность.
        - Куда уж лучше… Только сперва нужно с одной здешней птицей разобраться. Пошли.
        - Точно так, капитан, - капрал с великим бережением закрыл книгу и водрузил на подставку. - Готовый я. Стряслось что?
        - Нет, но могло. - Не зачитайся Питер, кто-то сейчас точно бы лежал с болтом если не в груди, то в спине. - Один… удодий подстроил возле наших комнат ловушку с арбалетом и вылез в окно. Следы на первый взгляд как следы, на дорожке теряются, а сапоги наверняка уже в омуте, но вдруг ты что-нибудь углядишь. Мерзавец явно здешний, и хорошо бы его до отъезда выловить.
        - Вот ведь гад подлючий, - брови капрала сошлись в мохнатую сороконожку. Очень сердитую. - Кого подбить-то хотели?
        - Непонятно. Может, Придда, может - меня, а верней всего, кого-то из слуг. Тут дело долгое и нехорошее.
        - Это что ли, когда брата бригадирова застрелили? - явил свою осведомленность капрал. - Выходит, тот гад и посейчас здесь сидит?
        - Похоже на то.
        - Так может, и в церкви он набезобразил? - с мозгами у Кроунера было всяко не хуже, чем у них с Валентином.
        - Может, и он. Следы у нас есть, аж тринадцать штук. - Арбалета никто, кроме них с Валентином, не видел, даже мальчишки, так что зеваки болтаться под окнами не будут. - Затоптать не должны, разве что сам подлючий гад их в прямом смысле заметет.
        - Не должен. Вертаться, да еще с метлой, как бы не опасней…
        - Ну, в общем, да. - Кто-то увидит, запомнит, удивится, тогда что, опять убивать? Эдак в Васспарде одни утки с лебедями и останутся.
        - И все одно приглядеть бы стоило. Не за следами, так за арбалетом, гад мог и не утерпеть, проверить, выгорело или нет.
        - Мы дежурили, пока камердинер Клауса не явился, про нас он не знал, по сторонам не глядел, зевал во весь рот, а до него только истопник проходил. Оба шли так, что, оставь мы всё как было, точно болт бы получили, значит - не знали ничего, да и не годятся они. Истопник толстый, камердинер мелкий, и Питер их в любой маске узнал бы.
        - Значит, как поставил, так и сгинул, - с долей одобрения произнес Кроунер. - Дельный зло-умышлен-ник, с выдержкой. Такого ловить - не жужелиц давить.

3
        Когда подали шадди, Арлетта уже знала, что некто высокий и худой установил охотничий арбалет между спальнями Валентина и Клауса. Судя по всему, убийца, а целью покушения несомненно было убийство, проник в дом с вечера, затаился, дождался самого глухого часа ночи, настроил ловушку и выбрался наружу через комнату Питера, благо юные «спруты» в любую погоду спят с приоткрытыми окнами. Еще молодой девичий виноград на стене человека бы не выдержал, но к услугам загадочного визитера была проходящая в шаге от подоконника водосточная труба.
        То, что мальчик проснулся, казалось чудом, но лишь на первый взгляд. Валентин взял брата в оборот, и тот признался в привычке читать ночами и ненависти к теплому молоку, каковое ему приносили каждый вечер. Негодник выплескивал белую гадость в золу, забирался в постель и читал при свете ночника. Вчерашняя книжка оказалась страшной, после нее Питер долго не мог заснуть, и тут раздались шаги и какие-то скрипы. Собравшись с духом, граф Гирке высунулся из-под одеяла, увидел огромную черную тень и сперва замер от испуга, а потом закричал.
        Арно с Валентином выскочили почти сразу и оказались у запертой двери, причем ключа от комнаты у Питера по малолетству не имелось. Разбуженный криками брата Клаус до ключей уже дорос, но замок его спальни был забит засыхающей смолой. Валентин решил не вызывать слуг и осмотреть снег под окнами самостоятельно, Арно согласился, но сперва проверил коридор и сразу же обнаружил натянутую поперек коридора бечеву, которая вела к арбалету. Друзья наскоро обезвредили ловушку и бросились к черному ходу. Следы отыскались без труда, они были довольно четкими, но вскоре терялись на расчищенной до гравия дорожке. Дальше начинались догадки, и первой стала мысль о неслучайности предыдущих смертей.
        - Трагедия в церкви легко объяснялась несчастливым стечением обстоятельств, - Придд таки приучился пить шадди без сахара. - Вторая смерть на первый взгляд загадок тоже не таила. Ментор не отличался крепким здоровьем, и потрясение могло стать роковым, особенно с учетом его дружбы с отцом Мариусом. Все, кроме графа Лукаса, так и решили, включая врача. Возможно, не окажись мы с Арно рядом с фок Варзов в его последнюю ночь, я бы проявил б?льшую подозрительность.
        - Но вы оказались. Я тоже ничего не заподозрила, однако теперь придется. Убивают обычно из страха, из ревности, из мести и из корысти. Если убийца - слуга, последние три повода менее вероятны.
        - Согласен.
        - Тогда предположим, что убивали из страха. Погибшие что-то знали, заметили или хотя бы могли заметить, и убийца это понял. Нам, в отличие от него, остается лишь гадать, а это дело неблагодарное. Единственное, что у нас есть, не считая трупов, это арбалет. В кого он целил? В вас?
        - Не исключено, - непринужденно согласилась возможная жертва. - Не хочу обременять вас излишними подробностями, но любой, зацепивший бечеву, погиб бы на месте. Чтобы увернуться, нужно родиться кошкой, хотя герцогу Алва это, возможно, и удалось бы.
        - А вам с Арно?
        - Мы бы скорее почуяли присутствие живого стрелка. С вашего разрешения, я закончу свою мысль. Первыми потревожить бечеву мог либо кто-то из слуг, либо я, либо Арно. Если, разумеется, убийца не придумал, как отправить на смерть конкретную жертву. Обычно первым появляется истопник, следующим, к восьми, личный слуга Клауса, затем дом обходит домоправитель, и последним, к половине десятого, приходит слуга Питера - приносит ему молоко. Мы с Арно собирались до завтрака промять лошадей, кто-то из нас пошел бы за другим и, весьма вероятно, по пути наткнулся бы на труп.

4
        Виконт тревожился зря: цепочка следов дождалась посуровевшего Кроунера незаметенной и незатоптанной. Капрал незамедлительно уставился на улику, Арно, для порядка, тоже, но ничего нового, само собой, не обнаружил. Некто, судя по длине шага, и впрямь высокий, спустился по трубе, до которой пришлось добираться по карнизу, и сбежал. Оставалось надеяться, что Питер закричал, когда ночной гость уже завернул за угол, но мальчишку лучше увезти из Васспарда побыстрее. Если до гада дойдет, что его видели, с него станется ударить снова, а бьет он безжалостно и быстро.
        - Тут явление наблюдается, - Кроунер покончил с созерцанием следов и теперь смотрел на виконта, - не-лице-приятное, аж жуть. Гад дез-вуи-роваться решил, не иначе, ну да выловим.
        - Ты что-то заметил? - едва не подпрыгнул Арно. - Что?!
        - На пятках он шел, иначе не выходит. Господин капитан, а не мог малой со страху эфекту устроить?
        - Что-что?
        - Да подумалось-от… те-о-ре-тически так. Дитю любая поня за Бабочку сойдет, а тут в темнотище да спросонья. Может, не такой он и долгий, гад наш?
        - В том-то и дело, что Питер не спал, читает он ночами. Насчет роста уверен, говорит, гость был выше Валентина, вот лица он не видел, но, похоже, гад в маске явился.
        - То есть как это?
        - Питер видел только спину, но горел ночник, на стене была тень, и у этой тени за головой болталось что-то вроде завязок.
        - Ишь ты… - в голосе капрала звучало уважение и как бы не зависть. - Такое не всякий разглядит. Одно слово, брат бригадиров, и книг вдосталь, а книга, она мозги обустраивает.
        - Ты про следы говорил, что он на пятках ходит, но зачем?
        - Если с ростом мал?й не напутал, то для инкогниты. С ногами у него что-то приметное, вот и крутит… То ли хромой, то ли еще какая напасть, да вы сами гляньте.
        - Я уже два раза глядел: ночью с бригадиром и вот сейчас с тобой. С ростом понятно было, а про пятки до нас не дошло. Значит, ловим высокого, с необычной походкой.
        - И чтоб по окнам лазить мог, - напомнил Кроунер. - Эх, снежку маловато… И все одно худым наш зепляр выходит, что твой скелет. Вы с бригадиром пониже его будете, а я и вовсе, а следы у нас глубже, у всех у троих.
        - Точно! А мы ведь на всю ногу наступаем. Хороший у нас портретик выходит: худой, длинный, ловкий, в арбалетах понимает… Может, из лесных сторожей кто? Тут королевская охота со стороны парка сразу за стеной начинается, вполне мог оттуда заявиться! Хотя дом он знает, не отнимешь.
        - Может, подружка у него здесь? Вроде как у нашего Луи. Господин капитан, убраться бы нам, а то дислокация уж больно приметная выходит. И лучше бы нашим свистнуть. Это я все больше в библиотеке сижу, а парни-то времени не теряют, кто по женской части пошел, кто попить-покушать наладился, а оно обхождения требует. Если охотничек тут болтается, кто-то его с такими приметами да запомнил, и потом мало ли… Гад-от ядовитый выходит, как сам скорпиён, таких в одиночку лучше не гонять.

5
        Чашки опустели, и Арлетта велела вторую порцию сварить со специями. Камеристка собрала посуду и вышла, неслышно затворилась дверь. Так говорить или нет? Вернее, говорить сейчас или настоять на немедленном отъезде без обедов и объятий, а потом отправить в Васспард Райнштайнера с бергерами и мэтром Инголсом?
        - Если я найду арбалетчика, сударыня, - вернулся к своей мысли Придд, - я найду либо убийцу Юстиниана, либо его пособника. Но для этого нужно понять, кто был намеченной жертвой.
        - Хорошо, давайте понимать. Допустим, вы правы, тогда нам нужен обитатель замка, который находился здесь во время убийства вашего брата. Искомый негодяй прекрасно стреляет из пистолета, разбирается в медвежьих арбалетах и способен лазить по водостокам, но почему он взялся за дело лишь с вашим приездом? Если, конечно, он не приехал вместе с нами?
        - Я думал об этом. - За ночь Валентин увязал всё, что мог, но о Магдале Эпинэ он не знал. - Мой теперешний конвой набран из людей Альт-Вельдера, никто из них не ориентируется в Васспарде так хорошо, как убийца, собственно говоря, они здесь вообще впервые. Когда стало очевидно, что нас рано или поздно доконают, отец начал собирать отряд, способный в случае необходимости пробиться в Гаунау. Муж Ирэны выразил готовность помочь, но действовали они очень осторожно.
        - С мэтром Инголсом герцог Вальтер «рассорился» тогда же?
        - Да. Никто из моих людей… Из моих теперешних людей не может иметь касательства к убийству Юстиниана, но любой из них мог упомянуть о судьбе Эмилии и Эдуарда, что и стронуло лавину. Отец не зря опасался слежки в собственном доме.
        - Итак, - уточнила все еще не принявшая решения графиня, - вы пришли к выводу, что успевший привыкнуть к безопасности негодяй заметался и принялся убивать, причем так, что никто ничего не заподозрил. Завтра вы уезжаете, а уцелевший нежелательный свидетель остается, так почему бы не выждать и не подстроить затем очередное несчастье? Откуда эта наглость? Зачем арбалет, испорченные замки и звонки? Либо убийца сошел с ума, либо у него была очень веская причина изменить свой стиль, либо вчерашнее покушение устроил кто-то другой. Но если так, то были ли две первые смерти убийствами?
        - Думаю, что да.
        - И я склонна с этим согласиться. - А ведь у него есть ответ, когда пришел, не было, а сейчас появился и, кажется, неприятный. - Но если мы считаем смерть ментора убийством, то у нашего злодея должна быть хорошая отрава, и у меня на этот счет имеется пара догадок.
        - Вы можете ими поделиться?
        - Почему бы и нет? - О подлостях Кары лучше не говорить, да и Рудольфу она написала зря. Спасибо хоть Капотта о совершенных его гиеной убийствах умолчал, зато Колиньяра несказанно занимало кольцо с красным камнем, сейчас это очень кстати.
        - Сударыня, я не вправе настаивать…
        - А я не вправе молчать. Не хочется напоминать вам про Багерлее, но вас не могли не спрашивать о кольце с шерлой. В день четверной дуэли оно было у Рокэ, это видели все, присутствовавшие на пресловутом завтраке у Штанцлера.
        - Да, нас спрашивали об этом кольце, но ни я, ни мать о нем ничего не знали.
        - Если бы вы его видели, вы бы не были столь категоричны. За исключением камня, кольцо с ядом, которое Рокэ отобрал у Окделла, - копия того, что столь своевременно пропало в вашей церкви.
        - Кольцо Маргариты-Констанции? В нем действительно есть тайник, граф Альт-Гирке заставлял супругу его показывать чуть ли не на каждой семейной встрече. Помнится, Альт-Вельдер с дядей Штефаном, предыдущим графом Гирке, заключили пари, соль там или сахар.
        - Маргарита-Констанция - урожденная Борн, а змей следует искать в Борне. Манера дарить девицам к свадьбе кольца с ядом несколько своеобразна, но не более, чем ритуалы с песьей кровью.
        - Сударыня, вы знаете о кольце с шерлой от герцога Алва?
        - И от него тоже, но больше от Эпинэ. Окделлу этот милый пустячок достался от Штанцлера, по своему обыкновению навравшего. Дескать, яд для эории из дома Молний - последний шанс защитить свою честь. В известном смысле так и было, Каролина Борн-Ариго расплатилась кольцом за помощь. - А вернее, старый ызарг после смерти Магдалы отобрал у дуры улику. - Не представляю, где эта пакость сейчас, но отравы в ней не осталось.
        - Эта… помощь как-то связана с судьбой графа Ариго?
        - Скорее всего.
        - А о свойствах яда вы узнали от Монсеньора?
        - Да. - Не забыть бы сказать об этом Росио! - Отрава довольно редкая. Если у человека слабое сердце, его смерть покажется естественной.
        - Она показалась. Маргарита-Констанция заметила пропажу довольно быстро, но кольцо уже успели подобрать. Преступник или находился в церкви с самого начала, или, что вероятнее, вбежал вместе со слугами, когда началась суматоха. Вы ведь знаете, что граф Лукас сразу же заподозрил убийство. Единственный из всех.
        - Я даже знаю, что он обвиняет управляющего. Это несерьезно.
        - Полностью с вами согласен. Отец забрал господина Альбрехта в Васспард после гибели на дуэли графа Гирке.
        - А чем этот достойный человек занимался прежде?
        - Управлял столичным особняком и ближним поместьем, где в день смерти Юстиниана и находился.
        - Вы проверяли?
        - Не я, Альт-Вельдер. Он пытался найти того, кто привез Юстиниану поддельное письмо ее величества. Теперь это предстоит мне.

6
        Увы, спехом собранные «фульгаты» оказались бессильны. Ни отвергнутый младшей горничной Луи, ни спевшийся с васспардскими конюхами Барсук, ни блаженствовавший в обществе поваров и кухарок Раньер не смогли припомнить ни единой длинной и худющей колченогой скотины.
        - Пошли, - решил Арно, - еще разок глянем. Все вместе.
        Они таращились на следы, как на задачу по геометрии, в голове было пусто, и в придачу становилось холодно, но с недосыпу так всегда бывает.
        - Ну и чего стоим? - не выдержал первым Барсук. - Зима, корней - и то не пустить…
        - Ну попрыгай!
        - Лучше спляши…
        - Не, парни, - Кроунер сдаваться не собирался, - так не пойдет. Будем те-о-ре-тически. А ну пройдитесь-ка, да не по следам, рядом, рядом пройдитесь!.. А теперь глядите.
        - Глядим и что?
        - Не тем местом глядите! Вот вы, фламинги розовоперые, а вот - я. Ну? Каково?
        - На пятках шел. И на кой?
        - А мозгой шевельнуть. Кроунер у нас не из длинных!
        - Таких мелких не сразу сыщешь.
        - Вот-вот. А коли нужно, чтоб шаг был, как у длинного, хочешь не хочешь, на пятку наступишь!
        - Э, а следки-то наши поглубже будут, даже Кроунеров.
        - Стало быть, мощи ходячие, если графчик не напутал.
        - Ну хоть режьте, нет тут таких!
        - Парни, а ведь не туда мы косимся, - Раньер зловредные следы только что не нюхал, - может, оно и мощи, но летать не обучено. Где-то с дорожки сошло, а из парка не по снегу не выйдешь.
        - Это если чужой.
        - Вот и проверим. Не найдем чужого, будем здешних шерстить.
        - Мож, сразу начнем? Толстых - побоку…
        - И слабаков туда же, а вот трубочиста я бы глянул…
        - А то ты его не видел, воробей воробьем. Такой длинным не то что спросонья, с перепоя не покажется. Капитан, дозвольте для начала дорожкой до парка пройти, глянуть, не сходил ли с нее кто.
        - Я с вами, - и плевать, что холодно, в Торке и не так мерзли.
        Выскобленная до кирпичного крошева дорожка огибает дом и тянется к первому мостику, как в насмешку названному Охотничьим. «Фульгаты» в восемь глаз вглядываются в снег по краям. Иногда сходят с тропы, топчутся, смотрят следы, сравнивают. Будет хоть что-то достойное внимания, не упустят, но надо торопиться: небо серое, того и глядя заснежит, и прости-прощай последний шанс.
        Тучи шевелятся, клубятся, будто подгоняют, у моста на льду возятся с пяток селезней, чего делают - непонятно, рядом ни полыньи, ни проруби. Шедший первым Луи останавливается, машет рукой, указывает на что-то. Ага, кто-то сходил-таки с тропы, цепочка глубоких следов тянется наискосок через поляну. Подоспевший Барсук лезет в снег, делает пару шагов, возвращается.
        - Тьфу, кабан какой-то!
        Нда, тот, кто здесь гулял, проваливался глубже не то что Кроунера - Барсука, а значит, вперед, пока не замело. Если искомые мощи обитают в королевском лесу, то спрямлять дорогу лучше всего здесь, если же до последнего держаться дорожки, придется топать до самой плотины.
        - Кроунер!
        - Тут.
        - Нового ничего не надумал?
        - Никак нет, разве что закавыка одна… Зачем гада, если он такой дошлый, на тропку понесло? И в окно, если кто не спит, приметить могли, и опять же, следы… Нет бы впритык к дому по камню до черного хода, а оттель - по дорожке хоть вправо, хоть влево.
        - Точно! - И на пятках идти не понадобится, и… кляча твоя несусветная, зачем он вообще к Питеру полез?! На этаже и пустые комнаты есть, та же классная… Притащил арбалет, веревку и подавно притащишь, спустился - и галопом вдоль стены до черного хода. Это если ты не хочешь, чтоб твои следы обнаружили… а если наоборот?!

7
        На третьем часу беседы Арлетта решилась.
        - Вы слишком много думаете о прошлом, - как могла мягко сказала она, - и слишком мало о себе. До недавнего времени я вела себя так же, но я женщина и у меня взрослые сыновья.
        Внимательный взгляд. Молчание. Хороший у Малыша друг, никакой куртуазной чуши, но как же чужие змеи помогают давить своих.
        - Валентин, думаю, вы неправы, увязывая нынешние убийства с гибелью Юстиниана. Неправы даже в том случае, если преступник - один и тот же человек, чего я бы не исключала. Как по-вашему, граф Лукас очень сожалеет о титуле графа Гирке?
        - Да, и он не желает покидать Васспард, но ему, если я верно понял ваш намек, больше восьмидесяти. Я провел с графом Альт-Гирке достаточно времени и не могу избавиться от ощущения, что он впадает в детство.
        - Детям свойственно идти к цели напролом и не учитывать мелочей.
        - Да, наверное. Я не буду вас больше перебивать.
        - Отчего же, перебивайте. Поймите, я не настаиваю, что убивал граф Лукас, я просто хочу показать, что у него имелись причины. Ваш отец своего дядю, как я понимаю, не любил.
        - Скорее всего. Он избегал иметь с ним дело.
        - Тем не менее в ночь убийства Юстиниана граф Лукас был поблизости от Васспарда. Он - сторонник торской охоты, а значит, знаток арбалетов. И он - единственный из совершеннолетних Приддов, избежавший манриковской мясорубки.
        - Графа Альт-Гирке спасло нежелание отца его видеть.
        - Может, и так. - Удивительный парень. Другой бы утопил в подробностях, а этот будто скучный урок отвечает. - Главное, что уцелевший граф объявился в Васспарде и повел себя как глава дома. Как я понимаю, распоряжается он с удовольствием.
        - Да, но управляющий поступает по-своему.
        - Оказывая Лукасу, мне надоел его титул, положенные знатной особе почести.
        - Да, так проще.
        - Ребенка и впадающего в детство старика это в самом деле может унять, но Лукас явно желает большего. Тем не менее в Васспарде, с его точки зрения, все шло сносно, а вас вполне могли убить на войне. В некоторых мозгах «возможно» постепенно превращается в «так и будет». Лукас ждал известий о вашей гибели, мечтая, как он изгоняет наглеца-управляющего и отправляется к Ноймаринену. Для начала за подтверждением опекунства.
        - И тут возвращаюсь я…
        - И не только возвращаетесь, но и забираете всё в свои руки. Да, вы вежливы, но при вас, как и при вашем отце, Лукас Альт-Гирке вновь становится докучливым престарелым родичем. Зато если… когда вы умрете, все будет хорошо самое малое до совершеннолетия Клауса, который тоже может куда-нибудь упасть. Ну а Питеру всего одиннадцать, время есть. Лукас знает о колодце в церкви?
        - Думаю, что да. К сожалению, я не видел его лица, когда открылся люк.
        - Да, все смотрели в дыру, а Маргарита-Констанция упала в обморок. Конечно, это не признание, однако осознание того, что любимый супруг - убийца, с ног сбить может.
        - То есть, - вежливо уточнил Валентин, - граф Альт-Гирке решил остаться хозяином Васспарда до совершеннолетия кого-то из моих братьев? Что ж, этого нельзя исключать, но чем ему мог быть опасен отец Мариус? Единственное, что приходит на ум, если вы правы, - покушение должно было произойти во время бдения, на которое меня столь упорно отправлял Альт-Гирке. Но я пришел не один, и замысел сорвался.
        - Отец Мариус мог заметить, к примеру, человека с арбалетом?
        - У него была привычка заходить ночью в храм, особенно перед важной службой. Сударыня, графу Альт-Гирке по силам устроить ловушку с арбалетом, но не вылезти в окно, а Питер его узнает даже спросонья. Да и зачем окно, если можно спокойно вернуться в свои комнаты?
        - Убийство при помощи арбалета на случайность, как с люком, не спишешь, нужен злоумышленник, хотя окно старика в некотором смысле оправдывает. Граф Лукас не настолько глуп, чтобы спешно обзаводиться сообщником, но возможно, он уже его имел, а вернее всего, у Питера сон наложился на явь. Моим сыновьям в детстве снились очень странные сны друг о друге, возможно, снятся и сейчас, но я об этом не знаю.
        - Необычные сны вижу и я, но Питер мог просто солгать. Он очень привязан к старшему брату, ради Клауса он готов на многое.
        - Однако кого-то спас именно его крик.
        - Видимо, убийство в это «многое» еще не входит.
        - Клаус очень нравится Арно. Мне кажется, Юстиниан в его годы был таким же.
        - Да, они очень похожи. Мне казалось, я уже достаточно подозревал отца. Теперь брат… Неприятно.
        - Валентин, можете не отвечать, но откуда такая уверенность? Час назад вы говорили о слугах и об убийце Юстиниана. Я назвала Лукаса, и вдруг мальчик, который рвется прочь из Васспарда… Он в самом деле хочет в унары, поверьте матери Арно. И ему самому тоже поверьте, он бы не привязался к дряни.
        - Вы не представляете, как мне хочется вам верить! К несчастью, почти все, что вы говорили об Альт-Гирке, подходит и к Клаусу, но главное… Это трудно объяснить, но я чувствую нечто давящее, тяжелое, вызывающее желание бежать и бежать. Подобное мы с Ирэной испытывали в присутствии Габриэлы. Прошу простить, обычно я выражаюсь связно.
        - И все же нужно сосредоточиться и думать, Валентин. Думать и сопоставлять. Постойте…
        Дверь распахнулась неожиданно и резко, кудесники с подносами так не врываются, а вот «фульгатские» капитаны…
        - Что случилось, дитя мое? - Арно не в духе, Арно очень не в духе, неужели Придд прав?! - Тебя кто-то укусил?
        - Усач больнокусачий! Валентин, скверно, что ты тут, но чего уж теперь… Я пустил по следу Кроунера, и он заметил кое-что, что мы прохлопали. Мы подумали, что… Долго рассказывать, но я угадал… Капралам такое в голову просто не придет! Понимаешь…
        - Кажется, да. Вы с Кроунером нашли доказательства вины Клауса. Жаль, что ты в нем ошибся.
        Глава 10
        Васспард
        1 год К. Вт. 2-й день Зимних Волн

1
        - Чего?! - Арно замотал головой, как в детстве, услыхав нечто несусветное. - Ты что, совсем? То есть… Оно паскудно, конечно, но не до такой же степени!
        - Значит, - быстро вмешалась мать, - это Лукас?
        - Если бы! Валентин, это Питер, но он ведь маленький еще, не соображает ни Змея!
        - Я в его годы соображал довольно много, - Валентин смотрел куда-то поверх чашки, оказывается, они тут шадди пили. - Хотя да, Гизелла фок Дахе была несколько старше.
        - Угу. - Забыть бы эту Гизеллу, и сегодняшний день заодно!
        - Ты излишне краток, - мать не то оттянула воротник, не то поправила. - В большинстве случаев это украшает, но не сейчас.
        - Да, Арно, мне нужны подробности. Любые. На первый взгляд твой вывод невероятен, но речь идет о нашей семье.
        - И желательно, дитя мое, с самого начала. Если, разумеется, Валентин не хочет попросить меня уйти.
        - Никоим образом. Сударыня, я прошу вас остаться с нами до… конца, каким бы он ни был.
        - Ну… - Выбросить из головы всё, кроме следов, собраться и выбросить! К кошкам, к уткам, к больнокусачим жукам! - Как мы с тобой вчера, то есть утром, решили, я, когда встал, пустил по следу Кроунера.
        - Одного?
        - Поначалу. Потом всех поднять пришлось, сейчас Луи с Барсуком находки караулят, а Раньер с Кроунером тут, в прихожей. Они бы раньше догадались, не заморочь я им голову. Дескать, Питер ничего не путает, как он говорит, так и есть. Бедняги и пытались драного кобеля летать заставить…
        - Прости, кого?
        - Фу ты, это я у «быкодеров» набрался… - И чего вдруг выскочило? - Короче, мы, как последние дураки, искали колченогого охотника с подружкой в доме.
        - Охотника, - мать была само спокойствие, - вы добыли из арбалета, а все остальное откуда? Налить тебе шадди?
        - Лучше потом. Кроунер сразу сообразил, что шли на пятках, вот мы и придумали, что у гад… у того, кто нам нужен, нелады с походкой, и он хитрит, чтобы по следам не опознали. Снега под окнами немного, но наши следы - и твои, и Валентина, и даже Кроунера, поглубже, чем у… этого, зато шаг у него, как у меня. Значит, долговязый, худющий и колченогий, а при таких приметах не спрячешься. Собрали парней, расспросили - пусто, то есть в поместье вообще никого похожего, зато королевская охота под самым боком, а там сторожа, лесники. Ну а дом мерзавец знает, потому что ходит к какой-нибудь… Ну, тут у него…
        - Любовница из служанок, - безмятежно подсказала мать и все-таки налила шадди. - Объяснение очень удачное, почему ты от него отказался?
        - Кроунер надоумил, но сперва мы решили найти место, где охотник с дорожки сошел. До первого моста ничего подходящего не заметили, но, пока топали, Кроунер удивился, что злоумышленник вообще наследил. Ему бы по уму прокрасться вдоль стены к черному ходу и оттуда прямиком на дорогу, а он по снегу рванул. И тут меня как по башке приложило, то есть не сразу, минут десять доходило… Следы оставили, чтобы их нашли и не на того подумали! Значит, на самом деле наш умник не тощий, а маленький, может, вовсе девчонка. Мы с Кроунером еще раз прошлись шаг в шаг - точно! Если ты мелкий, хочешь не хочешь, приходится на пятку наступать.
        Он таращился на капральские следы, а в голове крутилась всякая чушь. То есть ясно было, что Питер соврал, а врут, особенно не умеючи, чаще всего наоборот. Сказали, что приходил длинный, ищи короткого и, вернее всего, женщину. Женщин выдавать трудно, вот мальчишка и выкручивался, чтоб и дурищу спасти, и ловушку обезвредить. Сам не мог - ключ поганка утащила с собой, пришлось орать… И вроде все сходилось, оставалось выяснить, кто затаил злобу на истопника или камердинера…
        - Сперва мне пришло в голову, что какая-то служанка решила кавалеру отомстить. Лукас бубнит про убийства, как нанятый, а где два, там и третье. Питер мог ее пожалеть…
        - А мне, - перебил - перебил! - Валентин, - пришло в голову, что Питер пожалел Клауса.
        - Что за чушь?!
        - Ты его вообще не подозревал?
        - Нет, - огрызнулся Арно, но друг молчал и смотрел, пришлось подбирать слова, а они, хоть сдохни, не подбирались. - Клаус рвется в Лаик …тьфу ты, в Вальдзее. Ты пока с бумагами сидел, мы на пару по сугробам бегали, он меня про твои подвиги расспрашивал, аж светился от счастья. Ну не мог он, и все! Это… это как про Мелхен навоображать.
        - Спасибо, - непонятно за что поблагодарил Валентин, и у Арно чудом не защипало в носу. Выручила мать, заметившая, что обсуждать склонность пока незнакомой ей Мелхен к убийству бессмысленно и лучше бы вернуться в Васспард.
        - Не за что, - Арно таки хлебнул шадди, наверняка изумительного, гадость какая! - Я подумал, что Питер решил нас в Васспарде задержать. Он не хочет уезжать, вот и устроил… Раздобыл ключ от комнаты, дождался ночи, вылез в окно, наследил, пробежал по дорожке до черного хода и вернулся вдоль стены под свое окно. Залез наверх по винограду, его он, похоже, выдерживает, испортил Клаусу замок, устроил ловушку, благо охотничьих арбалетов у старого пня Лукаса хватает, заперся, засунул куда-то ключ и заорал. Вот как у него со звонком вышло, не представляю…
        - Самым простым объяснением будет, что шнур просто зацепился за какой-нибудь завиток, а Клаус спросонья слишком сильно дернул и оборвал шнур, но не позвонил. Но даже будь все в порядке, убийства бы это не предотвратило. Если жертвой, дети мои, должен был стать кто-то из вас, он бы стал ей прежде, чем слуги успели бы надеть башмаки. Почему ты перестал подозревать служанку?
        - Да потому, что мы нашли пень!
        - С жуком? - Валентин раздвинул губы в улыбке. - Не думал, что они водятся в Васспарде.
        - Раньер с Кроунером тоже не думают. Там с арбалетом тренировались… Все истыкано, и следы уже настоящие. И только одни.
        - Аб-со-лют-но, - грустно подтвердил Кроунер. - То есть деваться некуда, оно и есть.
        - Оно и есть, - откликнулся Раньер, разглядывая горемычный пень. - Здесь и пристреливался, гаденыш.
        - Ничего себе домой бригадир вернулся… Скажете, или нас тут вроде как и не было?
        - Скажу, - виконт зачем-то подобрал щепку, после чего вновь уставился на многочисленные окрестные лужи. Питер не осторожничал, как не осторожничал укравший Эдиту пасечник, но тогда было весело, хоть Варнике и расстроились. Несильно: свинья-то нашлась, так что досада на ворюгу-соседа стала чем-то вроде горчицы к окороку. В Васспарде будет не в пример хуже.
        - Так как, капитан, делаем еще что или ждем, что бригадир решит?
        - Делаем. Где-то же он свое хозяйство должен прятать, и вряд ли в доме.
        - Да уж… С арбалетом туда-сюда шастать, вовсе умом повредиться.
        - Сыщем, следов до дуры. Как думаете, с чего это он?
        - Не знаю! - И знать не тянет. Некоторые вещи, как сказал бы сам Валентин, совершенно излишни.
        Арно еще раз обошел вокруг пня, чувствуя себя шипогрудым усачом, которого среди зимы разбудил убийца. Хотелось кусаться, причем больно, а ведь есть любители сообщать гадости. Тот же Северин, да и кузен Рафле недалеко ушел…
        - Господин капитан, может, мы сами тут, а вы… ну, подготовите…
        - Подготовишь к такому! Вот же ж аб-струк-ция…

2
        Придд держался, так держался, что Арлетта чуть его не обняла, спасли воспоминания о сочувствующей Георгии, доведшей Робера своим «пониманием» до бегства с подлогом.
        - Арно, - окликнула графиня с ненавистью глядящего в чашку сына, - вечером тебе придется напоить друга и напиться самому. Надеюсь, ты это умеешь.
        - Ну, как сказать… - слегка замялось детище. - Вообще-то с «быкодерами» мы пару раз… Не то чтоб совсем…
        - Я с радостью напьюсь, но не в Васспарде и не сегодня, - прятаться в шутки Придд не желал. - Сударыня, я могу попросить вас об одолжении? Я не могу приказывать вашим людям.
        - Можете, но, если вам так удобней, прикажу я.
        - Благодарю. Я бы хотел угостить братьев хорошим шоколадом. Арно, сударыня, если вам неприятно, я не настаиваю на вашем присутствии.
        - Нам неприятно, - женщина, как могла небрежно, потянулась к звонку, - но мы останемся. Да, дитя мое?
        - Еще бы!
        - Пожалуй, я потихоньку начну тобой гордиться. Особенно если ты расскажешь, как вы отыскали место, где упражнялся граф Гирке.
        - По следу… - мысли сына, похоже, блуждали вдали от расстрелянного пня. - Нет бы сразу догадаться, а я и вспомнил-то, только когда уток увидел. Мы ведь с Питером накануне в парке встретились, он был какой-то… сразу и взъерошенный, и сосредоточенный. Я подумал, из-за отъезда, принялся болтать всякую чушь, а Питер пожаловался, что промочил ноги у Лебединого моста, когда птиц кормил. Я его спровадил переобуться и за какими-то кошками потащился к этому самому мосту, потом Валентин туда же вышел. Мы болтали, а я уткам сушеный хлеб бросал… Тогда я не подумал, а задним числом дошло: птичья корзинка была полнехонька. Никто эту ораву до меня не угощал, так что Питер соврал. И ведь я не спрашивал ни о чем, он сам про уток начал, значит, не хотел, чтобы я догадался, откуда он в самом деле явился. Вот я и решил, прежде чем спрашивать про служанку, на всякий случай по его вчерашнему следу пройтись. Там что-то вроде развалин, такие часто в парках устраивают.
        - Я знаю этот пень, - подобным тоном говорят о покойных родичах. - На этом месте рос торский дуб, в него попала молния за неделю до мятежа Борна. На мать это произвело очень неприятное впечатление.
        Когда боишься или что-то подозреваешь, в любой ерунде предзнаменование увидишь. В юности Ангелика Гогенлоэ суеверной не казалась, но они с Вальтером слишком долго набирались решимости спрыгнуть с понесшей лошади.
        Графиня Савиньяк спокойно обернулась к вошедшему буфетчику.
        - Сварите шоколад на пятерых. - Все еще может оказаться более или менее невинно. Дурачка заморочили, и он из лучших, в самом деле лучших, побуждений устроил ловушку. - Герцог, вы хотите что-то добавить?
        - Пошлите передать моим братьям, что я жду их через… Сколько вам потребуется времени для приготовления шоколада?
        - Не менее получаса, монсеньор.
        - Я жду их здесь через сорок минут.
        - Да, монсеньор.
        Что может быть естественней, чем угостить мальчишек сладким и попробовать понять… Заподозрить в младших «спрутах» злодеев сложно хоть по логике Дидериха, хоть по собственной, но деваться-то некуда! Пусть найденные следы и принадлежат Питеру, затеять убийство братья могли вместе.
        Здравый смысл подсовывал на место главного Клауса, который вдобавок являлся наследником, малопонятное внутреннее чутье этому противилось, а жальче всех было Валентина. Три брата, две сестры… Убийца Габриэла, выходец Юстиниан и двое мальчишек, из которых самое малое один обещает стать тварью не хуже графини Борн. И эту тварь придется годами где-то держать, но с Ирэны и Жермона подобного «счастья» хватит.
        - Мама, - тихонько окликнул Арно, - я не дорассказал. Мы еще и тайник нашли, в тех же руинах, в башенке. В Лаик похожий в старой гауптвахте был, мне про него Эмиль перед отъездом в «загон» рассказал, там столько всякой ерунды было! Из важного - болты для арбалета, запасная тетива, масло, ветошь, стилет и две сотни таллов, но сапоги и ключ туда утащить он никак не успевал, они где-то в доме.
        - Совершенно верно, - тут же откликнулся Придд. - Я бы начал поиски с комнаты Питера. Арно, попробуй найти сапоги, пока мы тут будем пить шоколад и говорить о… будущем. Я не могу принять решение, пока не пойму, что двигало моим братом и чего он хотел на самом деле.
        - Хорошо, мы с Кроунером поищем и, допустим, найдем, а дальше? Я торжественно вхожу и ставлю сапоги на стол?
        - Фи, - скривиться поубедительней, представить Аглаю и скривиться! - это дурной тон, дитя мое, хотя впечатление, вне всякого сомнения, произведет.
        - Тогда, - немедленно решил сын, - я оставлю при сапогах Кроунера, войду и потребую свой шоколад. Если, само собой, найду хоть что-то.

3
        Они нашли. Вышло еще проще, чем с тайником в промороженных руинах. Завернутые в измятую лиловую шаль сапоги обнаружились за подушками стоящего у печи кресла, а ключ незатейливо прятался в щели между матрасом и изголовьем кровати. Компанию ключу составляли мешочек с леденцами, запас свечей, огниво и книги про осаду Ноймара и Беатрису Борраска. В Сэ была такая же, но Арно ее не осилил. Очень может быть потому, что мать о древних безобразиях читать не запрещала, несмотря на изобилующие подробностями картинки. Виконт сунул душераздирающую историю на прежнее место и глянул на часы, быстро же они управились!
        - Двадцать минут на всё про всё, - чернильница на столе для занятий стояла косо, и Савиньяк зачем-то ее поправил, - противно…
        - Надо б хуже, - согласился Раньер, - да некуда. Барсука с Луи снимаем или пусть караулят пока?
        - Пусть караулят, - Валентину решать, что и когда сунуть умнику в нос, тут никто не помощник, тут только сам. - Кроунер, бери добычу и со мной.
        - Так точно, - капрал со вздохом оторвал взгляд от лежащего на столе тома. Не про Беатрису, про звезды. - «Видимое небесное» - это как?
        - Это по астрономии, что можно рассмотреть на небе.
        - В окуляр или так?
        - Теперь уже в окуляр, - все-таки хорошо, что тут Кроунер и что он думает о звездах, - а в древности, что видели, то и писали.
        - Это что же выходит? Со звездами, как с зайцами, увидел и записал?
        - Сперва - да, только сейчас новых звезд так просто не найдешь. Вот если вы с Вальдесом далеко уплывете, наверняка увидите; в разных краях и звезды разные видны, так что ты не только елки считай.
        - Да, господин капитан. Я на хороший окуляр так и так коплю, нужная вещь… А может, господин бригадир паршивца хитрого, арбалетного с нами отправит? С учителем, чтоб всё честь по чести, а то Васспард этот для «спрутов» с от-кло-не-ниями выходит. Брата бригадирова пристрелили, так никого и не поймали, сестрица свихнулась, младшенький - сами видите… Да и дед гундит, дескать, он главный быть должен. А какой он к зайцу белооблинялому главный, на девятом-то десятке и с мозгами набекрень?
        - Ты же с утра про здешние дела не знал ничего.
        - Утром нас-то-я-тельная не-обходи-мость отсутствовала. Мы с Раньером, вас ожидаючи, всё припомнили. Невеселье здесь стоячее, ровно болото.
        - Угу, с жабами, - согласился Арно, открывая дверь в очередную материнскую приемную, - сапоги сунь куда-нибудь, чтоб в глаза не лезли, и жди.
        Ну, помогай кто-нибудь, вперед. Открыть дверь, улыбнуться пошире, про-де-фи-лировать в угол, к столику и:
        - Шоколад пьете? А где моя законная чашка?

4
        Малыш вошел чудесно, не хуже самого Марселя, и все же Питер что-то почуял и выронил чашку. Коврам Придды предпочитали наборный паркет: красиво, сурово, но дорогой фарфор разлетелся на множество осколков и осколочков. Образовалась блестящая ароматная лужица, из которой высовывалось лиловое щупальце, мгновенье назад бывшее ручкой и вдруг почти ожившее…
        От чашки, которую она расколотила на Зимний Излом, тоже уцелела лишь ручка, эдакий багряный с золотом завиток. Пахло шадди, бурно сочувствовали Анна с Гектором, а ей приходилось улыбаться и заверять, что Проэмперадор Юга графиню Савиньяк без шадди и полного сервиза для оного не оставит. Золовка шутку оценила и понесла дальше, беседа возобновилась, никто так и не узнал о заколотившемся сердце и ворвавшемся в уши отчаянном конском крике. О сражении, вопреки логике и обычаям случившемся в первый день празднеств, стало известно через полторы недели, об убитом под Эмилем коне - через две, из письма самого Ми. Настолько бодрого, что Арлетта уверилась: жизнь сына висела на волоске…
        - …ня Савиньяк нас простит. Моя чашка почти не тронута. Питер-Иммануил, возьмите.
        - Благодарю, монсеньор, - еще не ставший красавцем пухленький мальчик смотрит на старшего брата, - но это будет несправедливо.
        - Напротив, - не соглашается тот, - это будет воплощением справедливости. Граф Васспард, вас не затруднит передать шоколад графу Гирке?
        - Нет, но лучше я отдам Питеру свой.
        - Вы успели слишком много отпить. Ничего страшного, я подожду, когда будет готова новая порция.
        - А пока, - смеется Арно, - мы разделим мою.
        - Питер, - Клаус протягивает брату лилового спрута на блюдце. Чудесная все же работа! - Бери, что же ты.
        - Благодарю.
        Детские пальцы сжимаются вокруг ручки-щупальца и отдергиваются, словно та ожила и стала жгучей, рядом с первой лужицей возникает вторая, побольше - Валентин в самом деле не пил. Он мог просто поделиться с братом, с братом, который опять пытался убить.
        - Питер, да что с тобой такое? - Клаус еще ничего не понимает, Арно тоже, ведь змей надо искать в Борне.
        - Мне было горячо, - принимается объяснять Питер, - так получилось. Сударыня, прошу принять мои извинения.
        - Право, не стоит. Мы сделаем вот что! Перейдем в гостиную, и я закажу новую порцию, уже в моих чашках. Эти прелестны, но у них не слишком удобные ручки. На моей оказалось что-то вроде шипа.
        - Прекрасная мысль, - Валентин в знак благодарности слегка наклоняет голову, - Арно, когда ты допьешь, тебя не затруднит отдать соответствующие распоряжения лично? Боюсь, ваш кудесник, сударыня, не будучи должным образом подготовлен, при виде загубленного шоколада лишится чувств.
        - Мне очень жаль, - теперь Питер смотрит на нее. Светлые, почти серебристые глаза обещают стать такими же, как у Валентина. - Я не хотел и умоляю о прощении.
        - Пара чашек шоколада не повод для достойных Дидериха терзаний. Как говорил соберано Алваро, все, что можно купить за золото, дешевле слез и крови. На кэналлийском это звучит красивей, но, боюсь, в этом случае меня поймет лишь мой сын.
        - Вы правы, сударыня, - подтверждает Придд, - но я намерен исправить это упущение и хотел бы начать с упомянутой вами фразы.
        - Почему нет? - Она права, как ни жутко, она права, а поэтому…
        В кромешной тишине кэналлийская фраза звенит, будто гитару обронили, она длинней максимы соберано раза в два, но «спруты» не поймут. Арно ставит чашку на блюдце, фарфор глухо стукает о фарфор.
        - Я пошел распоряжаться, - объявляет он со смешком, - кстати, по-кэналлийски это будет «эндьенго».
        Сын понял, и это сейчас главное. Понимает ли Валентин? Если нет, он еще лучше, чем о нем думают. Вот кто точно ничего не подозревает, так это Клаус, он просто хочет к людям, ведь из Васспарда мир кажется таким теплым, но какую же страшную жизнь выбрала себе Ангелика! Или не выбрала, а вылепила вместе со своим Вальтером? Гогенлоэ были против этого брака, ну так и Рафиано не пришли в восторг от дочерней выходки. Придды были слишком близки к проигравшей Алисе, Савиньяки - слишком далеки от, казалось бы, безнадежно главенствующей королевы. Знатные семьи меняют дочерей на лишний шаг к подножию трона, но в этом так просто ошибиться.
        - Простите, Валентин, я не расслышала.
        - Ваши сыновья, принимая присягу унаров, уже знали, чьими оруженосцами будут?
        - Только старший, но он у своего дяди не задержался. Похоже, Лионель выбрал Торку еще до Лаик, но не счел правильным спорить с другими о том, что можно исправить самому. Мне кажется, Клаусу подойдет Марций… то есть генерал Фажетти, я могу ему написать.
        - Мне бы не хотелось злоупотреблять вашей любезностью, вы уже согласились попросить Проэмперадора Юга прислать в Васспард архитектора.
        - Создатель, какая мелочь. Клаус, вам что-нибудь говорит имя Фажетти?
        - Боюсь, что не слишком.
        - В таком случае… Арно, ты удивительно вовремя. Нужно рассказать Клаусу о генерале Фажетти, но сперва покинем эту обитель разлитого шоколада. Гостиная готова?
        - Да, но шоколад поспеет минут через двадцать.
        - Очень хорошо, - Валентин поднялся первым, - сударыня…
        - Благодарю, но я бы предпочла, чтобы моим кавалером стал Клаус.
        - Он почтет за честь.
        Две комнаты, короткий коридор… Валентин вежливо придерживает дверь, пропуская даму с будущим унаром, входит сам, следующими через порог должны шагнуть Питер и Арно. Занавеси спущены, но свечи горят ярко, и свечей много. Зимние букеты, фрукты, напитки, массивное серебро и тут же на подносе ключ и пара кавалерийских сапог.
        Клаус рядом, он ничего не понимает, а Валентин? Короткий шум за спиной, сдавленный то ли всхлип, то ли стон. Рука рвется к воротнику и одновременно оказывается в чьем-то кармане, душно, перед глазами мечутся разноцветные… лиловые искры. Нет, искра всего одна, на ладони Арно. Не искра, камень. Аметист. Мерцает, ловит пламя свечей. В Борне умели выбирать самоцветы. И в ядах там тоже разбирались.

5
        Когда Свин пялился на замерших унаров, собираясь ткнуть пальцем в Сузу-Музу, было тошно и до безумия тихо, но все же не так. Или это оттого, что там ты был ни при чем и не привык ходить в виноватых? И защищать других тоже не привык.
        - Спасибо, Арно, - благодарит Валентин. Он вежлив и напряжен, как в бою. Вот бы сейчас на Хербстхен… Или даже, кляча твоя несусветная, на Мельников!
        - Господин капитан, - бледный Клаус хлопает глазами и, кажется, начинает понимать. - Господин капитан… Питер, что это? Откуда?
        - Это кольцо с ядом. - Материнский голос - и тот кажется незнакомым. - Видимо, Питер-Иммануил снял его с пальца графини Альт-Гирке, когда та потеряла сознание в церкви. Кольцо было ей велико, так что труда это не составило.
        - Не могу не согласиться, - Валентин протягивает руку, и Арно бросает в нее смерть бедняги ментора. - Спасибо.
        - Ты уже… благодарил!
        - Я упустил это из вида, - длинные пальцы сжимают оправу, и камень отходит, так трескаются созревшие каштаны, висят на ветке и трескаются. - Еще одного человека убить вполне можно.
        - Питер, - Клаус шагает вперед, смотрит на братьев, на кольцо, снова на братьев, - ты что, с ума сошел?!
        - Графу Гирке нравится Васспард, - Валентин аккуратно кладет кольцо на стол, и оно закрывается. Само по себе, будто ракушка. - Если бы я выпил шоколад, герцогом на некоторое время стал бы ты.
        - Я не хочу… Я хочу стать военным… Питер, ты что, в самом деле?!
        - Да, он в самом деле, но это не повод откладывать отъезд и бросать очередную тень на репутацию нашей семьи. Клаус, вы должны дать слово хранить сегодняшнее происшествие в тайне.
        - Клянусь Создателем.
        - Граф Гирке, теперь вы.
        - Я не дам слова, пока не отойдет виконт Сэ, - задирает подбородок Питер, - вырванная клятва не имеет силы.
        - Имеет, но не в вашем случае. Арно, отойди.
        Пистолета у паршивца нет, а с голыми руками он ничего не натворит, не должен натворить. Усмехнуться, отшагнуть вбок, если что, одно движение, и ты рядом.
        - Виконт Сэ, я не упрекаю вас. Вы - орудие в руках герцога Придда, но вы, граф Васспард? Вы оказались недостойны своей крови, моей дружбы и моих надежд… Нет, я не сожалею о сделанном, мои намеренья были достойны, я сожалею лишь о том, что судил о вас по своим чаяньям, что не видел очевидного. Вы не мой брат, вы брат герцога Придда, так будьте же прокляты!
        Леворукий, ну и чушь! Злая, выспренняя, нелепая и отчего-то знакомая. Понси? Барботта? Вроде нет, да и не держат в Васспарде такого.
        - Валентин, - материнский голос словно бы паутину разрывает, - вам не кажется, что граф Гирке слишком мал, чтобы браться переводить Лахузу?
        Точно! Это же «Тень чудовища», только васспардское чудовище не успело вырасти.
        - Да, я начинаю понимать, что взрослые, отбирая у детей некоторые книги, не так уж неправы. Кроунер!
        - Господин бригадир?
        - Проводите графа Гирке в классную и побудьте с ним, вас скоро сменят.
        Средний брат молча смотрит на старшего, младший стоит, скрестив руки на груди и выставив вперед толстенькую ножку. Как Ринальди Ракан на гравюре из «Горестной истории благородной и добродетельной Беатрисы Борраска».
        - Никто из вас не коснется меня. Бедный Васспард, бедные наши предки… Идемте, я не желаю вас видеть. Никого.
        Похожий сразу на совенка и цыпленка мальчишка, церемонно, как на приеме, вышагивает к двери, у которой мнется Кроунер, берется за ручку, светлый шар в бронзовых щупальцах. В кабинете Катарины такой же шар сжимала лапа леопарда…
        - Питер! - Клаус уже возле порога… - Монсеньор, я пойду с ним! Иначе он!..
        - Я не желаю дышать с тобой одним воздухом, ничтожество. Солдат, идем.
        Кроунер озадаченно сопит. Приказ ему ясен, но малолетний убийца все вывернул наизнанку, вроде это он командует. «Фульгату» такое не по душе, капитану «фульгатов» - тем более.
        - Клаус, иди к себе, я скоро подойду. Кроунер, приказ бригадира в силе. Доставить… графа Гирке в классную комнату, если потребуется, на руках, и ждать.
        Завопит, шмякнется на спину и примется дрыгать ногами? Нет, поклонился и вышел, таки впереди Кроунера. Клаус не то вздохнул, не то всхлипнул и выскочил следом.
        - Арно, - Валентин смотрит на стол, вернее, на кольцо, а оно, дрянь такая, разблестелось, как на приеме. - Я бы просил тебя задержаться… Сейчас подадут шоколад.
        - Очень смешно!
        - Если вдуматься, пожалуй, это в самом деле может быть смешным. Сударыня, вас не затруднит вернуть кольцо хозяйке?
        - Затруднит, но я верну.
        - Благодарю вас. Странное чувство… Я слышал, как Мевен и Дарави рассказывали о завтраке у Штанцлера, больше всего их напугал рассказ герцога Алва о кэналлийских винах. Я, видимо, буду бояться шоколада.
        - А почему не Лахузы? - огрызнулся Арно, с надеждой глядя на не сводящую взгляда с аметиста мать. Та непонятно с чего покачала головой и неспешно завернула промахнувшуюся смерть в салфетку.
        - Лахуза слишком много рассуждал о том, что должно быть сказано, как, когда и кем. Несоответствия он полагал основой комедий.
        Она наверняка добавила бы что-нибудь еще, не могла не добавить, но слуг именно сейчас угораздило втащить поднос, на котором красовался кувшинчик в окружении трех чашечек - великий человек из буфетной успел пересчитать оставшихся в гостиной. Щелкнуло, запахло корицей и шоколадом.
        - Аромат просто дивный! - Как мать о себе говорит? Кровь Рафиано… И еще «талигойское чудовище». - Гастон, вы в последние дни не замечали вокруг ничего необычного?
        - Нет, сударыня. - Буфетчик был вежлив и равнодушен, как сам буфет.
        - Вы ведь все, кроме воды и молока, привезли с собой даже не из Старой Придды, из Фарны?
        - Да, сударыня.
        - Скажите, у вас никто не пытался похитить, к примеру, корицу?
        - Это невозможно, сударыня. Все необходимое я держу в гайифских шкатулках, таково требование господина маркиза, и я полагаю его верным.
        - Но вы же их открываете, когда готовите.
        - У меня все на виду, а воду и сливки я набираю лично и использую немедленно, иначе это отразится на качестве напитка. Именно поэтому вчера мне пришлось вылить по ошибке присланные сливки.
        - По ошибке?
        - Я сразу же по приезде просил главного буфетчика Васспарда ничего нам не присылать, и он утверждал, что не имеет к присланным сливкам никакого отношения. Видимо, это сделал кто-то из его помощников в расчете на благодарность, но в сложившихся обстоятельствах предпочел не признаваться.
        - Разумно, - попытался ожить Валентин. - Вы уже угощали вашим шоколадом моих братьев?
        - Господин Клаус не заходил в малую буфетную, но господин Питер дважды оказал мне честь.
        - А сегодня?
        - Сегодня я господина Питера видел лишь в вашем обществе.
        Хорошие слуги понятливы и быстры, а плохих Фарнэби не держали, и все равно буфетчик с помощником удалялись до безобразия долго. Все сильнее пахло шоколадом, вылить бы и вымыть! Всё вымыть, а потом сбежать. Галопом.
        - Это безопасно, дети мои, - мать поднесла чашечку к губам. - Школа Маркуса.
        Глава 11
        Акона и окрестности. Васспард
        1 год К. Вт. 3-й день Зимних Волн

1
        Сон был странен, красив и тревожен, но забыть его не хотелось, как не хочется забыть радугу, как бы ни были темны обнимавшие ее тучи. Мэллит улыбнулась и раздвинула занавески, ожидая увидеть метель. Так и оказалось: месяц, именуемый Зимними Волнами, славен буранами, но это обещает хороший урожай, и знающие радуются.
        Девушка погладила защищающее от холода стекло, как гладят кошек, и решила исполнить давно задуманное. Алатские и морисские специи с местными травами и толчеными семенами не смешивал никто и никогда, но почему бы не объединить юг и север? Страх создать скверное и утратить веру в себя вынуждал гоганни отодвигать свой замысел, но нельзя тянуть бесконечно. Мэллит стянула волосы любимой лентой и приколола золотой цветок, с которым не расставалась, хотя кухонная советовала надевать драгоценное лишь в праздники и с лучшими платьями. Полная участия и любопытства, она не понимала, что сердце нельзя положить в шкатулку и вынимать в избранные для хвастовства дни. Добрые женщины любят советовать, и Мэллит, отвечая, не была резка, как порой случалось в разговоре с герцогом Надорэа. Монсеньор монсеньоров велел непонятливому отправиться в Надор, но метель рассудила по-своему, и влюбленный в мать подруги оставался в доме, порождая неловкость.
        Сегодня герцог Надорэа еще не выходил, но гоганни все же миновала гостиную как могла быстро и спустилась на кухню. Солдаты уже позавтракали, и добрая Бренда убирала посуду, объясняя Селине, сколь труден был ее путь через две улицы.
        - Да, - соглашалась подруга исполненным радости голосом, - эта метель, похоже, не уймется.
        - И не говорите, барышня, я прямо не знаю, как домой пойду… Дочка не управится-то одна, куда ей? Квелая совсем, и молока мало.
        - А ты сейчас иди, пока светло, и масла для дочери возьми. Завтра можешь не приходить. Герард по делу уехал, а мы тут управимся.
        - Ой, барышня, спасибо! Я потом отработаю, к весне-то разгребать все придется.
        - Ты собирайся, а я скажу господину Герхарду, что тебя надо проводить.
        Сэль убежала, а добрая принялась складывать в корзину то, что забирала домой, и это было не только масло. Кормящим дитя нужно есть сытно, и Мэллит не вмешалась, когда к маслу присоединились молоко, яйца и половина неудачного пирога, но генерал фок Дахе любил гусятину, а рынок в метель часто бывал пуст.
        - Верни мясо в ларь, - потребовала Мэллит. - Селина добра, это так, и она разрешает брать многое, но не все.
        - Простите, барышня, - лицо кухонной стало красным, это был неприятный цвет. - Гусь-то не из лучших, откормлен кое-как, жестким будет, не укусишь, а господин герцог не любит, когда мясо в зубах застревает… Но не выбрасывать же.
        - Птица хороша. - А ложь из корысти отвратительна. - Это дурные руки превращают хорошее мясо в вызывающую оторопь подметку. Я приготовлю оскорбленного тобой гуся, и он будет мягок и сочен. Можешь идти, и пожелай своей дочери исполниться молока.
        - Спасибо, барышня, я так и скажу… Что баронесса фок Вейзель быть здоровенькой наказывала, вы уж простите, я б такого гуся на добрый стол не подала бы, да еще сейчас. Шутка ли, в дом регент захаживает, а тут такое…
        - Альберт уже плащ надел, - подруга успела вернуться и стояла у двери. - Иди и не надо объяснять Мелхен про гусей, ты бы еще Маршалу про мышей объяснила.
        Бренда не замолчала, но корзину взяла и ушла, не переставая говорить, она была огорчена, однако Мэллит не сожалела о сказанном.
        - Ты даешь ей многое и часто, - гоганни оглядела спасенного гуся, он был прекрасен, - и она начинает красть.
        - Так многие делают, - Сэль посмотрела на свои руки, на мизинце виднелось темно-синее пятно. - Надо смыть, иначе нитки измажутся. Папенька тащил домой из Лаик все, что мог, а мама ему за это не выговаривала, по-моему, она считала, что это правильно. Я так не думаю, но ругать Бренду, когда мы сами были такие, нечестно. Ты - другое дело. Если гусь хороший, его надо приготовить.
        - Ты ждешь генерала фок Дахе или Герарда?
        - Герард вчера отправился с монсеньором Рокэ по делу за город, утром заезжал капитан Уилер с запиской.
        - Герард прислал капитана Уилера? - удивилась Мэллит. - Разве он может приказывать?
        - Капитана Уилера прислал Монсеньор, - объяснила подруга, - в Аконе много дел, и скоро приезжает его величество Хайнрих, а это ужасно хлопотно. Мы с Гаунау очень долго воевали, потом монсеньор Лионель с ними помирился и правильно сделал, потому что его величество умный и хороший человек, но здесь привыкли к войне, так что все будет тихо, но достойно.
        - Я могу стать к жаровне, - предложила Мэллит, - короля Гаунау называют Хайнрихом Жирным, он должен любить хорошую пищу.
        - Ты молодец! Надо обязательно сказать об этом Монсеньору, но этого гуся мы съедим сами, и сегодня же.

2
        Буфетчик понял если не все, то многое, иначе бы не сменил васспардский сервиз на привезенные с собой белые морисские чашки без гербов. Вторым напоминанием о вчерашних невеселых открытиях стал приход Арно.
        Непробиваемый Валентин заканчивал дела с управляющим, Клаус, которого с вечера пришлось напоить успокоительным, спал, и не знавший куда себя деть Малыш забрел на шадди к непривычно рано вставшей матери. Впору было растрогаться, и Арлетта, выждав, когда выйдет буфетчик, растрогалась.
        - А куда мне еще идти? - слегка удивился сын. - Не к Лукасу же!
        - Ты всегда можешь сделать доброе дело, - предложила Арлетта. - Я имею в виду кормежку малых сих. Людям слишком часто либо нечего делать, либо не о чем говорить, и тогда птицы, рыбы и прочие белки просто спасают. Надеюсь, Валентин оградит сестру от общества… младшего брата Габриэлы Борн.
        - Умеешь ты высказаться!
        - Кровь Рафиано, дитя мое.
        - А у меня ее что, нет? Вся Лионелю досталась?
        - Скорее она тебе не слишком нужна, но в Старой Придде передать ликтору список дев ты догадался.
        - Тоже мне достижение! Мама, что бы ты сделала с Питером на месте Валентина?
        Что бы она сделала? Отравилась бы, наверное. Или отравила?
        - Мне не под силу представить, что кто-то из вас задумает убить другого иначе, чем для спасения отечества, но тогда вы передеретесь за место жертвы.
        - Мама…
        - Помолчи, я еще не иссякла. Гектор на убийство родни не пойдет, он для этого слишком экстерриор, что до твоего кузена Франсуа… Сейчас я бы его прощать и выручать не стала, но если бы он попробовал убить лет десять назад, наверняка бы растерялась. Это Фабианов день не пропустишь, а вот день, в который из паршивца вылупится гаденыш, в календарь не занести. Валентин уже что-то решил?
        - Я же тебе говорил, он с управляющим сидит.
        - Видимо, я слегка поглупела. Что из этого сидения следует, кроме сохранности роковой тайны, само собой?
        - То, что мы, как и собирались, завтра едем в Акону. Что дальше, не представляю. Налить тебе еще?
        - Спасибо, - чашку она подставила бездумно. Темная струйка, любимый аромат… Хорошо, что Питер отравил шоколад, его вкус и так навеки испорчен бунтом, а вот смогли бы мальчишки после вчерашнего взять в рот шадди? Соберано Алваро смог.
        - Мама, как ты догадалась про яд? Ведь догадалась же!
        - Валентин, как я понимаю, сделал это раньше меня.
        - Он просто заметил. Питер уронил чашку, наверное, чтобы нас отвлечь, а тут еще и я нечаянно помог, как раз вошел. Только Валентин все равно посмотрел куда надо; почувствовал, наверное.
        - Наверное. Кровь - вещь загадочная.
        Она выронила чашку, опять чашку, когда контузило Эмиля, но смерти Арно не почувствовала. Уж не потому ли, что тот думал о Борне? Можно ли понять, что сейчас родной человек будет тебя убивать? Или хотя бы «поймать» его напряжение?
        - Мама, так как тебе удалось?
        - Мне не давала покоя пропажа кольца, хотя я думала на Лукаса.
        - На этого болвана?
        - Так ведь и покушения особо умными не назовешь. Когда Питер разбил первую чашку, мне было просто неуютно, но я решила, что он тревожится о спрятанных в комнате уликах. Вошел ты, подал условленный сигнал, и тут Валентин отдал свой шоколад. Странная забота по отношению к тому, кто вчера пытался тебя убить.
        - Но ты же не думаешь, что этот Зараза хотел…
        - Он хотел проверить, возможно, не без влияния Рокэ. Питер опрокинул вторую порцию, и все стало ясно окончательно. Мне оставалось только подать тебе сигнал. Придд в самом деле не знает кэналлийского?
        - Представь себе, нет! Самому не верится. Ты уже придумала, как вернешь это гнусное кольцо?
        - На мой взгляд, его лучше не возвращать, потерялось и потерялось. - Чем меньше памяти о Борне, тем лучше. - К именинам Маргариты-Констанции можно доставить из Кэналлоа или Багряных Земель новое. Можно целый гарнитур.
        - Правильно, - обрадовался сын и тут же опять поскучнел. - Хотели же всю пакость здесь оставить, а выходит, с собой поволочем! Мы ведь все убийц выдумали: Валентин решил, что кто-то за старое взялся, мы с парнями сочинили лесного сторожа, ты - Лукаса…
        - В какой-то степени мы с Валентином все же правы. Лукас слишком много болтал о долге перед семьей и о том, что Вальтер имел все основания заменить неудачного наследника, ну а Питер, мало того, что слушал, еще и Лахузы перечитал.
        - Артамиан недоделанный! А тут, как назло, два несчастных случая…
        - Арно, я предпочла бы ошибиться, но по всему эти смерти тоже на совести… графа Гирке.
        - Нет! Отец Мариус, может, когда мы бдили, в церковь и заглядывал, только Питера там точно не было. Туда пройти можно либо через главный вестибюль, либо через второй этаж, где слуги… ну и еще из флигеля клирика, но там мальчишку всяко заметили бы сторожа, что ночью шастают.
        - Ночью выходить было незачем, - странное дело, день еще толком не начался, а она уже устала, - главное, знать секрет. Я не сразу вспомнила, что Питера обуревали дурные предчувствия. Как героев Лахузы. Настоящую жизнь в Васспарде узнать мудрено, зато выдуманной - на любой вкус, хочешь читай, хочешь слушай, хочешь смотри.
        - Клаус тоже все это слышал.
        - Верно. Почему одним слышится одно, другим другое, объяснят разве что астрологи, и то задним числом. Ты обратил внимание на картину с бдением Юстиниана?
        - Не очень. Бдит и бдит… В доспехах.
        - И к тому же - на коленях. Долго так не выдержать, но когда подобное заботило художников и дураков? Я узнавала: Лукас принялся бубнить о бдении, едва приехав, и он же велел перенести картину из закрытых гостевых комнат в вестибюль. Одно из немногих распоряжений графа Альт-Гирке, которое выполнили… Питер не сомневался, что Валентин к полуночи явится в церковь одетым как рыцарь и преклонит колени пред гербом. Убийце оставалось лишь повернуть накануне нужную завитушку и ждать, когда обнаружат труп.
        - А ментор?
        - Что ментор?
        - Он что-то понял или это все-таки сердце?
        - Это кольцо Борнов. Как ты помнишь, было четыре крупинки яда, - в кольце Кары их тоже было четыре. Пьер-Луи и Магдала Эпинэ умерли, с Росио вышла осечка… - осталась одна.
        - Одна угодила в шоколад, - Арно не выдержал, поморщился. - Ты думаешь, что вторая досталась ментору, тогда где третья? В непонятно откуда взявшихся сливках?
        - Скорее всего.
        - Сударыня, - возникшая на пороге камеристка не забыла сделать книксен, но в глазах были любопытство и тревога. Точно, свадьба с буфетчиком не за горами! - Дозвольте передать господину виконту, его герцог Придд видеть хотят. В парке, у Конюшенного моста.
        - Спасибо, - бросила Арлетта, и вестница исчезла. - О менторе тебе пусть Валентин скажет.
        - Это если он сам знает. Ты с нами не пойдешь?
        - Мне надо наконец дописать письмо Бертраму, и потом, твоему другу сейчас нужен именно ты.
        Сын кивнул, в два глотка выхлебал оставшийся шадди и умчался. Можно было браться за письмо, и Арлетта перебралась к бюро, на котором изгибались ставшие полуродными щупальца. Писать о случившемся было бы опрометчиво, и Арлетта решила переговорить в Аконе с Рокэ, а Бертрам… Бертрам по просьбе регента возьмет на воспитание малолетнего убийцу, и если ничего уже не исправить, не побоится предотвратить новые смерти. Любым способом.

3
        - До башни я добрался, - признался Лионель. - Ее оплетает понсонья, но влезть наверх мне удалось.
        - И что ты собирался там делать? - полюбопытствовал Рокэ, откатывая ногой не желающую становиться прошлым бутылку.
        - Зажечь маяк, что же еще? Правда, в этом я не преуспел.
        - Думаешь, камин в Лаик другой природы?
        - Может, и нет, но зажигать было нечего, по крайней мере, мне. У тебя может выйти лучше.
        - А может и не выйти. Жаль, ты не позвал меня, хотя я бы тоже начал с других, - Росио вытащил гайифского вида часы. - Почти полдень. Ложимся или еще подумаем?
        - Думать будешь, если будешь, ты. - Надо же, почти полдень… - И когда только ночь кончилась?
        - Часа четыре назад. Или ты имел в виду нечто другое? Кто-то приехал…
        - Я имел в виду, что умереть проще, чем измениться. - Савиньяк поднялся, распахнул дверь и увидел раскрасневшегося с дороги Уилера. - Метет?
        - Да, Монсеньор. - Капитан уже вытаскивал футляр с оленем. - В четыре метлы.
        - Спасибо.
        Письмо Ли вытащил, вернувшись к столу, за которым они с Рокэ с вечера ловили закатных тварей. Господин регент грыз крепкое зимнее яблоко, как будто ничего не случилось ни с ним, ни с Талигом, как будто впереди всего лишь война, а за спиной всего лишь подонки… Господин Проэмперадор тоже вполне обыденно хлебнул кэналлийского и развернул листок очень хорошей бумаги.
        Монсеньор Лионель, - буквы были аккуратными и четкими, красивый почерк, - я очень рада, что Вы сделали то, что хотели, и вернулись, и очень благодарна за то, что Вы сочли возможным вспомнить о нас. У нас все очень хорошо, и, если Вам не трудно, передайте мою благодарность герцогу Алва за то, что он сделал генерала фок Дахе капитаном Вальдзее, это именно то, что ему нужно, он теперь даже смотрит не так, как раньше, и немного походит на моего брата. Я думаю, генерал фок Дахе будет лучшим капитаном, чем папенька, у него все будут равны, и никто не уйдет обиженным, кроме самых неумных и нахальных унаров, которые раньше думали, что им можно все, потому что они происходят из нужных семейств. Вчера он с нами попрощался и переехал в городские казармы, потому что полагает, что подбирать себе помощников, проживая в частном доме, нельзя.
        Герцог Надорэа еще у нас, потому что очень сильная метель, я даже была вынуждена отпустить приходящих слуг. Герцог Надорэа очень волнуется, что не может выехать в Надор, и мне придется опять тайно давать ему успокоительное. Мне это совсем нетрудно, но, когда этот господин уедет, мы с Мелхен будем очень рады. Я сейчас заканчиваю для Мелхен нарядное платье из золотистого атласа, получается очень хорошо, особенно вместе с алатской шалью, что Вы прислали. Мы с Мелхен очень благодарны Вам за чудесные подарки к Зимнему Излому, я в самом деле очень люблю синее, а любимый цветок Мелхен - иммортель, и мне кажется, так будет всегда.
        Искренне желаю Вам всего наилучшего и благодарю за все, что Вы делаете для Талига и для нас. Преданная Вам Селина.
        P. S. Прошу прощения, я забыла ответить на Ваш вопрос о Маршале, хотя про него спрашивают все, кто нас знает. Он здоров, но стал совершенно невозможным, днем он спит, а ночью хочет гулять и поэтому очень громко кричит. Чтобы он нас не будил, я, прежде чем лечь, теперь отпираю садовую дверь, а утром, до прихода кухонных слуг, запираю, иначе они станут бояться грабителей, а это глупо, ведь все знают, что нас охраняют «фульгаты».
        - Если бы это был не ты, - предположил успевший покончить с яблоком Рокэ, - я бы счел, что записка любовная.
        - В известном смысле так и есть, сегодняшней ночью я буду занят.
        - Ты впал в унарство или, наоборот, повзрослел?
        - Я дал слово и обзавелся кусочком сердца. Не слишком большим, но с непривычки все равно трудно. Кстати, о ночных визитах, когда ты решил прорубаться к Фердинанду?
        - Число вылетело из головы, но пару дней на раздумья у меня было.
        - Как ты теперь выражаешься, «вот как»?
        - Эту присказку я позаимствовал у Бруно и, кажется, заразил графиню Савиньяк. Правда мило?
        - Восхитительно. Скольких дам ты успел осчастливить за время раздумий о Фердинанде?
        - Одну.
        - Ты ее видел в первый и последний раз, она оказалась одна и ни о чем тебя не спросила?
        - Призрачные прогулки склоняют к ясновиденью. Да, все так и вышло, ей было около тридцати, и она не спросила меня ни о чем, как и я ее. Нашлась бы гитара, я бы в, как мне тогда думалось, последнюю ночь обошелся без этого окна…
        - Отправь к нему Раймона, пусть проверит.
        - Что ты ищешь?
        - Подтверждения одного безумия. То, что женщина тебе подвернулась после того, как ты решил сорвать казнь, уже доказательство, хоть и хлипкое. Если у тебя появился сын, я угадал по-крупному.
        - Я все еще умею удивляться. Рассказывай.
        - Разливай.
        Вино льется в стаканы, сгорают свечи, за окнами надрывается метель. Отличная погода для всего, кроме дороги, но дорога будет. Дорога, метель и оставленная незапертой дверь.
        - Странности перекликаются, как птицы, - Рокэ, как и прежде, смотрит на огонь сквозь вино. - Она спала, я бросил на скатерть Звезды Кэналлоа и подумал, что никто больше в ловушку Леворукого не попадется… Так что ты разгадал?
        - Возможно, и ничего. - Лионель приподнял бокал. - Ты больше не веришь в Леворукого?
        - Сам не знаю. Марсель в Лаик видел тебя и был впечатлен. Допустим, кого-то из не самых умных эсператистов осчастливил твой предок, а зеленые глаза Леворукому подарил великий Коро. Остается решить, кто убивал на Винной улице. Спутники это делают иначе, выходцы уводят… правда, я устроил там приличные ворота из дурных смертей, грех было бы не заглянуть.

4
        О том, что графиню Савиньяк от шоколада со вчерашнего дня мутит, Маргарите-Констанции узнать было неоткуда, зато старая дама уяснила, что гостья не любительница травяных отваров. В принесенной служанкой записке предлагалось отдать должное «напитку королев», и Арлетта сочла за благо согласиться.
        Визит начался очень мило. Графиня Альт-Гирке, отложив пяльцы, довольно изящно поднялась с кресла и просияла улыбкой, кажется, вполне искренней.
        - Чудесно, что вы здесь! Сейчас подойдет граф Лукас, и мы будем пить наш шоколад и болтать.
        - Болтать, - быстро уточнила зачуявшая дворцовые ароматы Арлетта, - или беседовать?
        - Ах, как вам будет угодно, - старая дама глянула на часы, было пять минут третьего. - Как странно… обычно мой супруг точен, но я рада, что мы сможем немного побыть вдвоем, я успела к вам привязаться. Так жаль, что вы уезжаете… Валентин слишком стремителен и при этом безжалостен. Можно было задержаться хотя бы до выздоровления Питера. Бедный мальчик, надеюсь, дорога ему не слишком повредит.
        - Мне доводилось путешествовать с лихорадкой и даже в бреду. - Из горящей Олларии в обществе монаха и разбойника, но такие воспоминания не для проходившей всю жизнь с отравой милой старушки. Ничего, завтра чета Альт-Гирке канет в прошлое вместе с опасной и при этом нелепой загадкой. Придды умеют убивать, но Питер, к счастью, начал слишком рано, и среди его воспитателей не было «фульгатов». Достигни милый мальчик возраста Клауса, он мог бы и не ошибиться.
        - Вы желали отъезда, - Маргарита-Констанция поправила серебристый локон, - а Питер очень привязан к Васспарду. И так ли нужно передавать его на попечение сестры? Я далека от того, чтобы ее осуждать, ведь я не знаю всех причин, но столь скоропалительное замужество… С другой стороны, к браку с Альт-Вельдером бедняжку принудили, дочь герцога Придда и марагонский виконт, фи! Конечно, он был достаточно верноподданным, иначе бы его, вопреки всем приличиям, не сделали графом Гирке, но со временем этот господин мог захотеть большего.
        Нет, положительно Вальтер допустил много ошибок, и главной стала женитьба на девице из откровенно враждебного нашему семейству рода. Это был дурной расчет, и кровь тоже не из лучших, но когда герцог одумался, было уже поздно. Ему оставалось лишь сменить наследника в ложной надежде на то, что второй сын не унаследовал чужих недостатков.
        - То есть вы не сомневаетесь в вине Вальтера Придда?
        - Моя дорогая, я не могу назвать виной прозрение. Вы знаете, что в конце жизни он делал все возможное, чтобы отдалиться от супруги?
        - Я редко бывала при дворе. Вас не волнует задержка вашего супруга? Если он накануне переволновался, это могло сказаться на сердце.
        - Я бы почувствовала! Наш брак был должным образом оговорен, но свершился в Рассветных садах. Единственное, что его омрачало, это несправедливость, которую Лукас ощущал всю свою жизнь. Его не понимал собственный брат, о племянниках даже говорить не стоит. Они и думать не пожелали о разделении титула и нашли в этом поддержку ее величества. Вам никогда не бывало стыдно задним числом?
        - Если и было, то я позволю оставить это при себе.
        - А мы с Лукасом не стесняемся признавать, что были несправедливы к ее величеству.
        - Не вы одни, до прошлой осени Талиг свою королеву не знал.
        - До прошлой осени? А, вы об этой Ариго… Нет, я говорю об Алисе, которая была большей талигойкой, чем те, кто ее сверг. Королева ценила истинную кровь, и, разумеется, выскочки не могли ей этого простить. К чему это привело, мы сейчас видим. Нас с Лукасом оправдывает лишь то, что мы отвернулись от ее величества до ее падения, а не после, как большинство.
        - И все же, - вильнула графиня Савиньяк, - меня беспокоит отсутствие вашего мужа. Мужчины слишком легко относятся к своему здоровью и до последнего остаются на ногах. Давайте пошлем справиться.
        Маргарита-Констанция часто заморгала и поднялась. Она не желала справляться, но была готова успокоить собеседницу.
        Комнаты, захваченные явившейся в пустующий Васспард парой, являли собой единую анфиладу с двумя входами и общей гостиной посредине. Некогда в них обитал дед Валентина, Вальтер предпочитал другое крыло, с окнами в ныне запятнанный убийством сад.
        - Скажите, а вам не хотелось бежать из Васспарда?
        - Простите?
        - Здесь многие не были счастливы, здесь умирали молодыми…
        - А… Мы не суеверны, а предавать родовое гнездо - верх безответственности. В этом смысле решение Валентина выписать архитекторов внушает определенные надежды, хотя, боюсь, предел этого молодого человека - набранный где попало полк. Бремя главы фамилии оказалось не по силам уже его отцу, а Вальтер получил титул в более приемлемом возрасте.
        - Вот как? - призвала на помощь Бруно Арлетта. - Боюсь, за всей этой болтовней и сборами я так и забуду узнать, когда вы уезжаете?
        Маргарита-Констанция уезжать вообще не собиралась, вернее, не собирался ее несравненный Лукас. Похоже, старый дурак, перед которым вчера едва не стало стыдно за подозрения, сообщить о требовании Валентина жене счел излишним. Старая дама ни на мгновенье не усомнилась, что ее спрашивают о вояже в Старую Придду, каковой не мог состояться прежде, чем будут готовы придворные туалеты.
        Как Лукас думал выйти из положения, оставалось лишь гадать. Скорее всего, надеялся на то, что безалаберный Валентин окунется в свою безобразную войну и забудет о домашних делах, а может, и вовсе погибнет. Впрочем, доносы графиня тоже не могла исключить. Конечно же, не регенту, столь высокородный и хорошо воспитанный господин не стал бы иметь дело с диким кэналлийцем.
        - Сударь, - Маргарита-Констанция все еще кокетливо постучала в дверь, видимо, кабинета, - мы вас заждались! А графиня Савиньяк оказалась такой выдумщицей! Представьте, она вообразила, что вам могло стать плохо! Не правда ли, мило?.. Сударь…
        Благородная до последнего завитка дверь хранила гордое молчание. Графиня повела плечами и постучала вновь. Громко и отрывисто. Потом дернула дверь, та в ответ лязгнула, будто отругнулась.
        - Сударь, - настаивала безупречная супруга, - откликнитесь! Сударь!
        Арлетта завертела головой. Графская обитель выходила в проходную комнату, к которой с другой стороны примыкало что-то вроде приемной или гостиной. Шнур от звонка там, по крайней мере, имелся.
        - Сударыня, - Арлетта ухватила упорно дергавшую дверную ручку спутницу под руку, - нужно вызвать слуг. Возможно, они что-то знают.
        Слуги знали. Похожий, самое малое, на барона седовласый господин в траурной ливрее сообщил, что господин граф уже около часа как покинули кабинет. Нет, плаща и зимних сапог не надевали. Да, к ним приходили. Камердинер Питера-Иммануила передал записку от больного господина.
        - Как трогательно, - в груди у Арлетты что-то кольнуло, но женщина заставила себя улыбнуться. - Видимо, ваш супруг не может оставить больного ребенка. Будет лучше, если вы вернетесь к себе, а я, с вашего разрешения, навещу Питера, возможно, ему в самом деле лучше повременить с отъездом.
        Глава 12
        Васспард
        1 год К. Вт. 3-й день Зимних Волн

1
        Тренировка не заладилась с самого начала. Нет, они с Валентином работали на совесть и, пожалуй, сделали пару шажков к совершенству, имя коему Ульрих-Бертольд, но обычной радости это не принесло. Арно никак не мог отделаться от непонятной давящей тревоги. По физиономии Валентина что-то понять было трудно, но виконт успел привыкнуть к дружеским полушуткам друга, а сегодня Придд если и разжимал губы, то исключительно по делу. Арно столь же кратко отвечал, стараясь сосредоточиться на ударах, а беспокойство росло, и к концу занятия вымахало, самое малое, с Бабочку. Пригасить его какой-нибудь сторонней ерундой, вроде изысканий Кроунера, виконт не решался, чего доброго, станет еще хуже, разве что про книги для короля напомнить? С такими приключениями запросто забудешь, а выйдет некрасиво. И ведь не объяснить, из-за чего запамятовали. Питер - это тебе не Дурзье, которого только и остается, что прикончить. Братец Валентина может… должен выправиться, а с репутацией пусть и маленького, но убийцы, это куда труднее.
        - Арно!
        - Ау?
        - Книги Карлу я подобрал, хочешь посмотреть?
        - Меньше, чем вчера.
        - Ничего, я через пару дней привыкну к мысли о… возвращении Габриэлы, а ты, - Валентин обтер разгоряченное лицо снегом, - еще раз привыкнешь ко мне.
        - Да я вроде и не отвыкал. Мать говорит, ты догадался про ментора, как он умер. Не хочешь отвечать, турни меня к Леворукому.
        - Какому именно?
        - Настоящему, кошачьему! Еще и Ли я сегодня не вынесу.
        - А я бы вынес. Именно сегодня и с огромным облегчением. Неприятная погода.
        - Да уж…
        Для оттепели не хватало тепла, для мороза - солнца и синевы. Тучи, снеговые, свинцово-серые, валили табуном, того гляди задавят. Серые стены, серые снега, серые мосты, только деревья черные и растрепанные. Пусто, тихо, будто и не день, будто тебя занесло в какую-то зачарованную дурь, где вроде что-то есть и при этом нет ничего. И в этой пустоте ворочается нечто, которому очень нужно тебя сожрать… Не от голода, а чтобы тебя вовсе не было. Нигде.
        - Пойдем, что ли, ораву напоследок покормим.
        - Пойдем, если хочешь.
        - А ты нет?
        - Я хочу уехать, - Придд поправил шляпу и поднял тренировочную алебарду, - причем немедленно, но это невозможно.
        - Обычно с «невозможнами» ты справляешься! - Если тянет удрать, значит, надо удирать, и чем скорее, тем лучше. - Живо на конюшню и галопом. Только не один, Барсука с Луи возьми.
        - Это покажется странным.
        - Кто бы говорил! Для очистки совести можешь мне открытый лист выписать. Мать с Клаусом и… графом Гирке до Аконы я как-нибудь дотащу.
        Если герой упрется, придется дать по башке и вручить «фульгатам», как маршал Алонсо - короля. И мать следом выставить, как только соберется, то есть как плащ накинет…
        - Хорошо, - внезапно сдался Валентин, - я буду ждать вас в Гирке.
        - Слишком близко!
        - Ты забыл, там особенное место.
        - Забыл. Проклятье, если бы не мать, я бы с тобой прямо сейчас…
        - К сожалению, я могу оставить Клауса только на тебя. Ты ничего не чувствуешь?
        - Вроде нет. - А Питера он на кого оставляет? А Лукаса с утками? - Муторно, но это со вчерашнего дня. До конюшни отсюда неблизко, то есть близко, если напрямую, может, через пруд рванем?
        - Не получится, слишком крутые берега, а у павильона лед ненадежный.
        - Ты говорил. Ничего, по плотине перейдем!

2
        У графа Гирке графа Альт-Гирке не оказалось, мало того, куда-то делся и малолетний убийца. Если не считать этого, все было в полном порядке, хотя удовольствия подобный порядок доставить не мог. Младших «спрутов» держали в строгости - ничего лишнего и ничего светлого. Приоткрытое, назло зиме и якобы болезни, окно, кровать, письменный стол со стулом, книжный шкаф, кресло у печи, видимо, для наставника, распахнутая дверь в больше напоминающую шкаф гардеробную, где только и есть, что здоровенный сундук да стыдливая, запертая на внушительный засов дверка, надо думать, в личную туалетную. Кровать разобрана и смята, на ночном столике - врачебные склянки и поднос с нетронутым завтраком. Тикают часы с очередным спрутом, шумно дышит Маргарита-Констанция, рядом пучит глаза, будто испуганный мерин, слуга.
        - Господин граф Альт-Гирке не выходили, - нос у камердинера пористый, в прожилках, но не как у пьяницы, пьяниц в Васспарде не держат. - Как зашли, как велели не беспокоить, так и не выходили.
        - А Питер… Иммануил?
        - В постели были, как завтрак им принесли, всё, как мэтр Роланд велели. Доктор то есть.
        - Графа Альт-Гирке вы вызывали?
        - Нет, госпожа Савиньяк.
        - То есть?
        - Не вызывал я, а записку передал. Граф Гирке очень волновались, что проститься не успевают, а им волноваться вредно, от того жар бывает и в жилах биенье сильное.
        - Ты оставил господина одного и понес записку?
        - Разве ж я мог, велено ж было не отлучаться… При молодом господине Ультим был, камердинер графа Васспарда.
        - Где этот Ультим сейчас?
        - В дневной камердинерской должен быть, это возле классной. Туда довольно позвонить.
        - Позвони. - Трогать свернувшийся возле изголовья шнур с помпоном на конце не хочется, хоть умри! - Маргарита-Констанция, вам лучше сесть в кресло.
        - Нет-нет… Сударыня, где Лукас?!
        - Сейчас мы все узнаем.
        Лысоватый Ультим объявился тотчас, но толку от него было даже меньше, чем от собрата. Готовясь к отъезду, он с самого утра разбирал одежду своего господина, почти закончил, и тут его отозвали в камердинерскую посидеть и послушать, не потребуется ли чего еще и младшему. Ультим сидел и слушал, заодно вкушая вчерашнее печенье, пока не появились граф Альт-Гирке с камердинером Питера. Они вошли в комнату, причем камердинер тотчас вернулся, поскольку господа пожелали остаться одни, строго-настрого велев их не беспокоить. Последнее, что успели заметить слуги, это лежащего на постели Питера и сидящего у него в ногах Лукаса. Дверь захлопнулась и больше не открывалась, прошло минут пять, и Ультим заварил кипрей с медом и брусникой. Достойная пара попивала свой отвар, пока не объявились взволнованные дамы и не ворвались в комнату, оказавшуюся пустой.
        - «Аткусическое явление», - вполголоса хмыкнула Арлетта, поймала полубезумный взгляд Маргариты-Констанции и спросила про Клауса, то есть графа Васспарда. Оказалось, тот, как и всегда, к одиннадцати отправился в музыкальный зал, где и был найден в обществе учителя пения.
        Происходящее начинало отдавать дурной сказкой. Покинутая супруга стонала и всхлипывала, камердинеры переминались с ноги на ногу, осунувшийся за ночь Клаус закрывал и открывал чернильницу. Оставалось залезть под кровать, ничего там не обнаружить и послать за Кроунером для пропавших и успокоительным для графини Альт-Гирке.
        - Садитесь же! - почти прикрикнула Арлетта. Маргарита-Констанция замотала головой и осталась стоять, пришлось брать за руку и вести к креслу. - Выпьете молока?
        - Нет… Где… где Лукас?
        - Видимо, вышел, а слуги заболтались и не заметили.
        Бред какой-то! Допустим, оставленный без верхней одежды и обуви Питер средь бела дня вылез в окно, но Лукас на подобные упражнения не способен. Допустим, вошедший в раж убийца как-то прикончил двоюродного деда и еще более как-то удрал, но где в таком случае труп? Лукас выше Валентина и отнюдь не пушинка, под кровать не пролезет. В сундук затолкать, пожалуй, можно, но одиннадцатилетнему мальчишке подобное не под силу. Больше труп прятать негде, разве что…
        Отодвигая засов в туалетную, графиня подспудно готовилась к худшему, а вышло… смешно…
        - Сударыня… - живехонький Лукас был красен, как четверо раков, - сударыня… Приношу свои глубочайшие… Я вынужден просить вас… Сохранить в тайне это прискорбное…
        - Лукас!.. Создатель, Лукас… Я уже… Не знала, что… Лукас!
        Кто сказал, что рыдающая над убитым воином дева трогательней старушки, обливающей слезами смущенного старика? Нужно было вытолкать взашей лишних и убраться самой, но Арлетта ухватила освобожденного узника за рукав и раздельно спросила:
        - Сударь, где Питер?

3
        Утино-лебяжья банда вовсю кишела в съежившейся от мороза полынье, а вот на льду было почти свободно. При виде людей с дюжину сидевших у кромки воды крякв заторопились к берегу и разбудили отделившегося от собратьев лебедя. Изображавший из себя одноногий сугробчик красавец вытащил голову из-под крыла, картинно встрепенулся и огласил окрестности мяукающим воплем. Утки тоже закрякали: общество не сомневалось, что сейчас его примутся кормить.
        - Перебьетесь, - хмыкнул Арно в надежде расшевелить Валентина, тот ожидаемо промолчал, зато за кустами по другую сторону полыньи мелькнуло что-то лиловое. Пропало в зарослях и появилось вновь. Заметно ближе.
        - Кто-то бежит, - виконт кивком указал в сторону непонятных промельков. - От павильона, наискосок… Видишь?
        - Вижу, - Придд остановился, положив руку на эфес, будто к берегу мчался, самое малое, фок Греслау. Утки и лебеди истолковали задержку по-своему, торчавшие на льду придвинулись ближе, плавающие насторожились, а самые шустрые торопливо полезли из полыньи. Они привыкли в это время кушать, и не птичьим мозгам было уразуметь, что сейчас не до них. - Ты узнал?
        - Так не видно ж ни кошки, хотя… Куртка вроде знакомая. Или нет? Не пойму…
        - Это Питер в куртке Клауса, - Валентин удивленным не кажется, только усталым. - Мое бегство откладывается.
        - Питер?! - на зрение Арно отродясь не жаловался, но в этих зарослях кого-то узнать… - Как ты понял?
        - Неважно, это он.
        Кусты раздвигаются, лиловый шарик осторожно скатывается на лед. Да, это Питер, физиономии пока не видать, но рост, сложение, манеры точно его.
        - Что он тут забыл? - Ни на ближнем склоне, ни на покрывающем лед снегу следов не видно. - Идет от павильона, но туда-то его как занесло?.. Да еще в чужих одежках!
        - Либо братья помирились, - взгляд Валентина шарит по льду, на первый взгляд беспорядочно, - либо вещи Клауса взяты без спроса. Тут, если тебе еще не рассказали, ключи бьют. Недалеко от нашего берега.
        - Рассказали. Ты и рассказал, по-моему, раза три уже.
        - Странно, но удачно. Что ж, надеюсь на твое благоразумие.
        - Добавь «фамильное».
        - Как тебе угодно.
        Все спокойно, ничего не случилось и не случится! Подумаешь, мальчишка в чужой куртке бежит через замерзший пруд. Бежит не ахти как, машет руками. Пустыми, уже легче, хотя бросать нож или стилет учиться надо, и все же - зачем Питеру павильон? Как он вообще из дома выбрался, ведь сказано ж было, что болен и нужно присматривать!
        - Зря ты «фульгатов» утром с постов убрал.
        - Видимо, да.
        Казалось бы, чего проще, обмолвиться за столом, что Питер не хочет в Альт-Вельдер и может сбежать, потому и солдаты. Не доперло - утром, понадеявшись на обычных слуг, отправили Барсука с Луи спать, да еще лихорадку сочинили. Только больной оказался шустрым.
        Кругленькая фигурка предусмотрительно огибает заполоненный пернатыми обжорами край полыньи, отсюда уже не спутать, Питер и есть. Бежит, пыхтит, старается, только перехватить такого бегуна раз плюнуть. Было бы, если б не эти ключи.
        - Арно, стой здесь.
        - Да я в общем-то никуда не собираюсь.
        - Разве?
        Галдят неугомонные утки, важно лезет на лед главный лебедь, «большой северный громкотрубящий»… Белый снег, серое небо, черная вода. И лиловая курточка.
        Питер уже проскочил мимо площадки с ведущей наверх лестницей, выходит, он сюда наладился? Да, похоже, еще с полсотни подпрыгивающих шажков, и младший брат замирает напротив старшего, выставив вперед ногу в слишком большом башмаке и скрестив на груди руки без перчаток. Красный, запыхавшийся и… довольный. Стоит, переводит дыхание и сверлит взглядом Валентина, только с Заразой играть в гляделки можно хоть до посинения.
        Вроде бы все спокойно, но руки лучше держать свободными, и Арно прислоняет алебарды к ближайшему дереву. Шубу тоже лучше расстегнуть, так, на всякий случай.
        - Итак, монсеньор, - звенящий крик рассекает тишину, - вы здесь. Вы все же соизволили меня выслушать. Не думайте, что я ослеплен вашим показным великодушием, и не пытайтесь меня остановить. Вы либо примете мои условия, либо будете жить с клеймом негодяя и братоубийцы. И отошлите своего клеврета, это дело нашей крови, которой вы, увы, недостойны.
        - Вольное переложение Лахузы, - глава фамилии даже не думает смотреть на обличителя. - Очень вольное и очень слабое. Арно, ты спрашивал, что знал или подозревал ментор? Ничего. Мой младший брат просто пристреливался.
        - Погоди, - в долетающую со льда выспренную чепуху лучше не вслушиваться, - мэтр умер если не от сердечной болезни, то от яда.
        - Именно, - Придд поворачивается к очень кстати передислоцировавшимся птицам. - Они разочарованы, особенно лебеди… Как ты помнишь, в отношении яда из кольца Маргариты-Констанции неоднократно высказывались сомнения.
        - Еще бы! Отрава могла выдохнуться или вообще оказаться каким-нибудь сахарком.
        - То есть с этим была полная неопределенность, а молодой граф Гирке предпочитает действовать наверняка. Прежде чем установить арбалет, он несколько дней терзал пень. Прежде чем подсыпать отраву мне, он испытал ее на менторе, ведь тот был доступнее прочих. «Ничтожные жизни при необходимости могут и должны стать орудиями жизней великих…» На гальтарике это звучит величественней, но суть я передал верно, не правда ли?
        - Ну, в общем да, передал. - А теперь, не оборачиваясь: - Давай я за Раньером сбегаю?
        - Не стоит, мы скоро отсюда уйдем, Питер - как хочет.
        - Как знаешь. - Приглядывать за паршивцем лучше незаметно для него. Уйти вдвоем и разделиться. Один караулит в кустах, другой бежит за «фульгатами», хотя героя, едва он останется один, потянет от воды в тепло. - Когда ты выучишь кэналлийский?
        - Трудно сказать, язык довольно-таки сложный, но начну сегодня же.
        - Каков будет ваш ответ, герцог? - Питер шагает вбок и вперед, и снова вбок и вперед. Похоже, решил, что его не слышно.
        - Ваша жизнь принадлежит вам, можете делать с ней что хотите.
        - О нет! - Домашний, не по росту одетый мальчик взмахивает руками и вновь скрещивает их на груди. Это даже не драма, это опера какая-то, только не смешно. - Вы, монсеньор, имели наглость распорядиться моей судьбой и судьбой моего малодушного брата, так извольте принять решение, глядя мне в глаза. Я жду.
        - Питер!.. Монсеньор!.. - истошный даже не крик, вопль, и тут же шорох осыпающегося снега. По склону напрямик, чуть ли не кувырком, несется полуодетый Клаус. Ну вот и все братья Придды здесь, хотя некоторым бы лучше сидеть дома.

4
        Холодно. Очень холодно, зыбко и серо. Пара изо рта почти не видно, глянешь в окно - оттепель, выйдешь из дома - зима, и какая злая! К ночи наверняка завьюжит, так что уехать поутру может не выйти, даже если все обойдется. «Обойдется?!» Оно уже обошлось, и нечего каркать.
        - …подобной спешки. - Лукас в своих мехах кажется вздумавшей резонерствовать сосной. - Я исполню свой долг, хоть он мне и неприятен, и потребую от Валентина отменить эту нелепицу. Мальчики должны остаться в Васспарде под надлежащим присмотром. Конечно, выходка Питера-Иммануила возмутительна и будет строго наказана, я ни в коем случае не намерен объявлять о своем прощении раньше чем через неделю, но мальчика на этот шаг толкнуло порожденное бесчувственностью брата отчаянье, и я…
        Чем старый «спрут» был хорош, так это тем, что, разговорившись, обходился даже без ответных «да-да-конечно», хотя сейчас лучше было бы обойтись без четы Альт-Гирке. Лукас бы запросто просидел в неприличном уединении еще час, за который вернувшийся с урока Клаус успел бы обнаружить в своей комнате ультиматум и передать Валентину. Теперь же шило безнадежно вылезало из мешка, а распалявшийся с каждым шагом граф, похоже, готовился к схватке за Васспард. К чему готовился сбежавший Питер, Арлетта не представляла, но за поднятую не ко времени тревогу она заслуживала самое малое шадди со сливками и графинями. Всеми, засевшими в гнезде Приддов.
        - Давайте пройдем верхней аллеей, она лучше расчищена, - отделаться от спутников не выйдет, остается тянуть время, уповая на ноги Клауса и понятливость отправленного за Кроунером Ультима.
        - Я привык к охотничьим тропам, - обрадовал граф, но все же свернул. - Пожалуй, мне следует пойти вперед. Собственно говоря, дорогая графиня, это дело сугубо семейное. Ваше присутствие отнюдь не необходимо…
        - Это решать мне, - отрезала Арлетта, и охотник замолк, зато заворковала дотоле молчавшая Маргарита-Констанция. Она не хотела ссоры, жалела бедного мальчика, но была готова простить Валентина, если тот одумается, ведь он, хоть и получил титул, по сути еще ребенок, а его родители воспитывали наследников недолжным образом, и мало того, мать, урожденная Гогенлоэ, позволяла себе…
        Аллея вильнула, огибая укутанный на зиму цветник, внезапно показавшийся огромным, сбоку меж кустов возник Средний мостик, дальше тянулись заснеженные склоны, позволявшие созерцать знаменитые васспардские пруды. Таким шагом до лебедятника минут десять, Клаус должен уже добежать, только удастся ли ему совладать с беглецом, если тот, разумеется, очередной раз не наврал. Ро прав, Приддов могут понять только Придды…
        - …станемся добрыми друзьями, - кажется, Лукас изрек что-то, с его точки зрения, важное. - Мне бы не хотелось, чтобы старший из моих внучатых племянников был посвящен в подробности этой злосчастной выходки. Поймите, я действую исключительно в интересах Питера, хотя обычно мне свойственна прямота, из-за которой я…
        - Сударыня, надеюсь вы понимаете моего супруга?
        - Разумеется.
        - Так вы согласны опустить излишние подробности?..
        - И не только в беседах с Валентином. У меня нет уверенности в том, что ваш сын не поделится тем, что ему… может показаться забавным…
        - Сударь, я вас поняла.
        Питер не может быть опасен, оружие ему так быстро не добыть, яд - тем более. Одиннадцатилетний увалень паре офицеров, один из которых торский «фульгат» - не противник, но тогда зачем это все? Собрался сбежать? Увести лошадь из конюшни не слишком просто, да и некуда графу Гирке ехать. Пожалуй, вероятнее всего - шантаж. Пугать родню самоубийством принялись еще до Элкимены, а Питер явно перечитал гальтарских трагедий, хотя что ему здесь оставалось? Только читать и думать, вот и додумался. Сперва до убийств, потом до ультиматума.

5
        …выбрать между мною и забывшим нас ради милостей регента братом, который стал нашим герцогом и повелителем лишь по воле злого рока.
        Я все еще люблю Вас, Клаус-Максимилиан, и я готов вырвать из памяти Ваше малодушие, если Вы откажетесь от жалкой участи королевского наемника и посвятите себя возрождению нашей родовой славы. В сем благом деле я буду Вашей опорой, но горе Вам, если Вы прельститесь унарским плащом. Мой призрак найдет Вас и у подножия трона, и на пиру, и в логове куртизанок и скажет Вам сурово - «Ваш брат жил Вами и Честью, Вы его предали». Выбор за Вами, я жду. Ваш пока еще брат граф Гирке».
        - Ну и ну… - напиши это Понси, Арно бы уже ржал, а тут как-то не тянуло. - На твоем месте я бы это непотребство уткам скормил.
        - Я лучше сожгу, - решил Клаус, не отрывая взгляда от так и торчащего у полыньи братца, - но сперва надо Питера увести. Я боюсь, что он…
        - Простынет он наверняка, - как мог уверенно перебил виконт, - и поделом. Скажи лучше, как он все устроил?
        - У меня после второго завтрака урок пения в музыкальной, - Клаус нахмурился, изо всех сил пытаясь сосредоточиться, - прежде там была матушкина гостиная. Питер, пока меня не было, послал графу Лукасу записку, что хочет проститься. Старик, само собой, пришел, а Питер как-то заманил его в туалетную и там запер на засов, а сам вылез в окно, прошел по карнизу до моей комнаты, влез, забрал мою одежду, оставил на столе письма и убежал. Слуги ничего не заметили, ведь моя комната дальше, а дверью он не стукнул. Господин капитан, мне не хочется оставаться в Васспарде, но если Питер в самом деле…
        - Ничего с ним не будет, - Арно на всякий случай трепанул Клауса за плечо и окликнул изображавшего статую Валентина. - Господин бригадир, я послание графу Васспарду уже прочел.
        - Могу предложить послание мне, оно заметно длиннее.
        - Спасибо, не надо. - Ну и приключеньице! - Я бы все же сбегал за Кроунером.
        - «Фульгаты» пришлись бы кстати, но тебе придется заняться более неотложным. Посмотри на лестницу.
        Другого момента для кормления оравы дамы выбрать, разумеется, не могли! Обе вдовицы Альт-Гирке и обе же девы, как могли грациозно, спускались на берег, то и дело поглядывая на непонятно чем занятых молодых людей. Мальчишку на льду они, видимо, сочли играющим с оголодавшими птичками.
        - Я был бы тебе весьма признателен, - зубами Валентин не скрипнул, воспитание есть воспитание, - если б ты их увел или хотя бы не позволил вмешиваться. Здесь я все устрою сам.

6
        Создавший парк архитектор свои деньги заработал честно. Мало того, что пейзажи были хороши сами по себе, к ним прилагались и подходящие для созерцания красот места. Этакой мечтой художника являлась и верхняя площадка Лебединой лестницы, до которой наконец удалось дойти.
        Нависавшие над самой головой тучи слегка портили задний план с его плотиной и встающим за парковой оградой лесом, но Арлетту занимал пруд. Отчаянно щурясь, графиня впилась взглядом в ближний берег и сразу же увидела Приддов. Валентин и Клаус плечом к плечу стояли на берегу у самой кромки льда в полусотне шагов от птичьей полыньи, на краю которой размахивал руками Питер. Нет, лиц женщина разглядеть не могла, только этого и не требовалось, она даже не знала - чуяла, кто перед ней.
        - Какое счастье! - возопила видевшая лучше и дальше Маргарита-Констанция, - они встретились, мальчик жив.
        - И мой долг его защитить, - прогоготал, не глядя на дам, граф. - Обоих младших еще возможно спасти для будущего семьи, и я сделаю это. Можно отобрать титул, но не кровь и не чувство долга!
        Глупости тоже не лишить, так что ссоры между Валентином и Лукасом не избежать, причем ссоры немедленной. Придд себя в руках удержит, не впервой, а вот младшие запросто могут проболтаться об убийствах, и запихивай потом змею в яйцо. Мальчишек нужно срочно отослать, но управится ли Клаус с братцем, или тот слишком сильно увяз в истории Артамиана Пеньи?
        - Осторожнее, - Маргариту-Констанцию больше занимала лестница, - ступени дурно очищены… Можно… поскользнуться!
        - Я - охотник, моя дорогая, - не оборачиваясь, бросил успевший ускакать вперед дурак, - а вы можете вернуться. Это мужское дело.
        - Нет, мы… мы пойдем. Правда, сударыня?
        Лукас не откликнулся, Арлетта тоже промолчала, сосредоточившись на спуске и крепнущем ощущении, странном и на редкость неприятном. Нечто в этом роде, но гораздо слабее, она испытывала до замужества, когда при ней принимались кого-то отчитывать. Предчувствие семейной свары?
        - Как некстати, - изо рта Маргариты-Констанции вырвалось облачко пара. - Здесь наши родственницы. Они же всё испортят! То есть молодые люди очень самолюбивы, особенно в присутствии девиц. Валентин может повести себя вызывающе, а Лукас сейчас как струна…
        - Разговор лучше перенести, - быстро шепнула Арлетта, благословляя дамское безделье и птичью прожорливость.
        - Боюсь, это невозможно, - еще одно облачко. - Лукас никогда не отступает, Валентину следует это учесть.
        - Я думаю, он это учел. - Придд избавится от старого осла при первой же возможности, вот Питеру, если Адриан не поможет, а Бертрам оплошает, быть камнем на шее брата всю жизнь. - Добрый день, жаль, что нету солнца.
        - Вы ведь всё знаете? - Амадея-Алиция была слишком взволнованна, чтоб хранить утонченность. - Такой ужас! Мы не верим собственным ушам…
        - Да-да, - подхватила Клара-Неонила, - бедный маленький Питер… Гертруда чудом не лишилась чувств…
        - А вы? - не выдержала Арлетта, щурясь на чувствительную Гертруду, вцепившуюся в локоть откуда-то взявшегося Арно. Сын девицу не стряхивал, очень похоже, из-за воздвигшегося рядом Лукаса, который вовсю вещал. Не столь чувствительная Габриэла в изящной позе замерла у кромки воды, прижимая к груди корзинку с кормом и загораживая обзор.
        - Я не могу себе позволить даже мимолетной слабости, - Клара-Неонила перевела взгляд на дочерей, - пока не вручу моих девочек их будущим хранителям. Вы счастливее меня, у вас когда-нибудь появятся три новые дочери, а я останусь одна.
        - Сожалею, - она имеет право не понять, она взволнована. - Арно, можно тебя на минуту?
        - Сейчас, сударыня.
        Сырой холод покусывает все сильнее - дает себя знать близкая вода, а Питер на льду, у самой полыньи, и мерзнет дольше всех.
        - Дитя мое, как ты здесь оказался и что здесь происходит?
        - Мы с Валентином решили пройтись после тренировки, забрели сюда и встретили Питера. Потом появился Клаус, а я решил присоединиться к дамам.
        - Мы пришли покормить лебедей, - напомнила о себе Гертруда. - Им так холодно на этих прудах и так голодно…
        - Они прекрасно зимуют, лишь бы озера до конца не замерзали, - не удержался от объяснений Лукас. - Простите, сударыни, я должен вас покинуть. Нужно любой ценой предотвратить несчастье, а герцог Придд откровенно бессилен.
        - Бедный Питер, - Клара-Неонила скорбно заломила ручки в пуховых перчатках. - Конечно, граф, ступайте. Да поможет вам Создатель, а мы вас подождем.
        - И лучше не здесь, - Арно улыбается, широко и неискренне. - У воды слишком зябко, но мы можем пройтись по парку и выпить шоколада. Мама, вы нас приглашаете?
        - Разумеется. - Представление на льду продолжается. Слов не разобрать, только отдельные выкрики долетают, но Валентин должен знать, что делает.
        - Лукас, умоляю, осторожнее.
        - Не останавливайте меня и ничего не бойтесь. Я - старейший в роду, и я охотник.
        - Но, Лукас…
        Старейший в роду до ответа не снисходит, такого, пожалуй, удержишь. Что ж, займемся хотя бы дамами.
        - Не будем смущать мальчика нашим присутствием, он и так взволнован. - Кого бы подхватить под руку? Любящая супруга провожает глазами своего героя, ее не сдвинуть, а вот любящая мать… - Арно подал прекрасную мысль. Птиц мы покормим в другой раз, а сейчас мы выпьем шадди.
        - В другой раз? Но вы ведь уезжаете…
        - Если не будет снегопада.
        - И если бедный Питер не простудится. Даже Валентин не повезет больного бедняжку…
        - Лукас поставит его на место. Сейчас главное - забрать Питера в тепло.
        - Снег пойдет обязательно, и сильный… Здесь больше нет мужчин, а мое колено…
        - Если мы не сможем выйти, бедные уточки останутся без пищи…
        - Моя Габриэла - сама доброта.
        - Смотрите! Лебедь решил, что граф Лукас хочет его угостить! Так мило…
        - Боюсь, он будет разочарован!
        - Бедняжка… Я просто обязана его утешить!
        Лапчатому бедняжке, самому крупному и, видимо, прожорливому, ждать в самом деле надоело. Пришло время подачек, а люди занимаются не пойми чем? Значит, их нужно поторопить! Внушительная белая птица заорала и двинулась навстречу, как ей думалось, обеду, что послужило сигналом для более мелких собратьев. Они тоже хотели есть, а тут как раз появился кормилец со знакомой корзинкой.
        Лебединый клин, сварливо подтявкивая - не видя, впору принять за лисиц, - торопился к доброй Габриэле, но на его пути размахивал руками граф Гирке. Сворачивать разогнавшиеся нахлебники не собирались, это мальчишка, почуяв за спиной движение, не глядя отшагнул в сторону, давая дорогу вожаку… И врезался в следующего лебедя, тоже немаленького. Невольная жертва вскинулась, бурно забив снежными крыльями, Питер с воплем отпрянул, и ровный белый «пол» под его ногами треснул. Тускло и зло блеснула голодная зимняя вода. Дождалась.

7
        Мальчишка уходит под воду, всплывает, хватаясь за лед, орут и визжат какие-то дуры… Проклятье, эту шубу пока сбросишь! И алебарды далеко, а…
        - Арно, стой. Спасибо, но не надо.
        - Ты… что?!
        - Брат Габриэлы для нашего семейства и Талига - это слишком.
        Мать сжимает локоть, но дело не в ней… Валентин?! Он же не здесь! Да, вот же он, на берегу с Клаусом, как стоял, так и стоит, а Питер тонуть не хочет, в самом деле не хочет… Лед расползается, крошится, но подползти можно!
        - Тонет, тонет!
        - Сделайте же что-нибудь… Мужчины!
        Лед больше не трескается, держит вцепившегося в кромку Питера, до которого полсотни шагов, не больше.
        - Лукас! Лукас, куда?!
        Этого еще не хватало! Старый дурень ближе всех к полынье, он переходит на бег, и ему пока везет. То ли лед с этой стороны крепче, то ли еще что, но двадцать шагов до цели, пятнадцать, и все будет в порядке.
        - Граф Альт-Гирке, стойте! Ни с места!
        - Назад, ключ! Ключ…
        Отрешенное лицо Валентина, словно он что-то слышит, не эти вопли, нет… Темная пелена перед глазами, какие-то блики, рев водопада, это-то откуда?
        Шарахаются в стороны треклятые лебеди, что-то быстро шепчет мать, тяжело топая, упорно мчится к барахтающемуся на краю льда и смерти мальчишке старик.
        - Лукас!.. Во имя Создателя, осторожней!
        - Граф, стойте, да стойте же!
        Треск. Звучный, будто доску переламывают, нога в меховом сапоге уходит в плюнувшую водой щель, старик словно налетает на невидимый столб, вздрагивает и валится вперед, проламывая телом лед.
        - Ну вот куда ж ты… Ах ты ж кляча…
        - Лукас!!!
        Мать повисает на рванувшейся к беде старушке, сбоку Маргариту-Констанцию хватает Гертруда. Граф не выберется, куда ему…
        - Лукас!!! Пустите меня… К нему… Вместе!.. С ним…
        Оглянуться, поймать взгляд матери, отшвырнуть загодя расстегнутую шубу. Знать бы, где тут крепче… Сначала по следам Лукаса, а дальше-то как? Ползком! Галдят утки, ревет непонятный водопад, под руками лед, отчего-то жгучий. Как медленно, как стремительно. Веер брызг, белоснежные крылья, зеленые длинные водоросли, будто чьи-то патлы, туман и в нем зеленая звезда, ну хоть что-то…
        - Влево… Теперь прямо… И еще… Влево…
        Влево так влево, все равно ни кошки не понятно. Лед опять холоден, но смерть холоднее. Кажется, ничего не трещит, хотя в этом реве что-то расслышать… Впереди взмахивает, поднимает тучу брызг чья-то рука, но до нее еще надо добраться.
        - Вправо, вот так… Еще правее. Спокойно, ты успеваешь.
        Дорогу заступает лебедь, вытягивает шею, разевает желтый с черным клюв, раздается переходящий в плеск скрежет.
        - Ключи, осторожно! Ключи! В сторону! …
        Так вот почему алаты ключи зовут «лебедями». Опять эти водоросли, не запутаться бы, и кувшинка, надо же, какая зеленая. Сорвать бы для матери, не сейчас, потом, сейчас вперед сквозь хлынувший ливень.
        - Питер… Держись… Сейчас!
        - Клаус! Создатель, это Клаус!!!
        - Спокойно!
        Кувшинка становится звездой, разлетается брызгами, будто чашку разбили, и пропадает. Ладно, почти добежал, вот он, край полыньи и цепляющиеся за него руки, совсем близко, но впереди под водой злится «лебедь», туда нельзя. Вот же дурак, алебарду оставил, а у нее длинное древко… К Змею! Снимаем пояс, осторожно ползем вперед, и плевать, что там с Питером, утками, лебедями, полыньей и требованиями. Бросаем пояс пряжкой вперед:
        - Лукас, хватайте! Да хватайте же!
        Допрет или придется подползти ближе? Нет, понял, вцепился, теперь подтащить к себе и побыстрей, но так, чтобы не вырвать пояс из закоченевших пальцев. А дело-то плохо, сейчас сорвется. С хрипом открывает рот, а уж глаза… Значит, ползем вперед, наматываем ремень на руку и ползем. Холодно, нет, жарко… Что-то шлепается рядом, что, опять птичка? Не многовато ли?
        - Капитан, накидывайте!
        Веревка! Чудесная, драгоценная веревка с большущей петлей на конце. Теперь извернуться, накинуть петлю одной рукой - пояс-то выпускать нельзя. Ничего, получится… Получилось. Всё, ползем назад, ползем и тащим, ползем и тащим.
        Лед под вытягиваемым телом ломается, но берег все ближе. Еще немного, и можно вставать, лед держит, здесь держит… Рывок - и Лукас тоже на льду. Надо же, с первого раза…
        - Капитан, давайте-ка улов…
        - Знатно эва-куи-ровано!
        - Выпить бы вам…
        - Забирайте. Выпью.
        «Улов», жалко простонав, валится на руки Барсуку, из тумана с каким-то всхлипом вываливается Маргарита-Констанция, падает на колени. Дурацкий водопад наконец-то затыкается, зато кряканье и визг лупят по ушам не хуже канонады. Дождь кончился, Валентина с братьями не видно, ладно, это потом. Главное - снять мокрое, только мундир… Сухой?! Мундир, штаны, сапоги…
        - Сударь, пейте. Пользительно ж…
        Можжевеловая обдает жаром, пил бы и пил, но из-за Кроунера выходит мать, щурится, как обычно, проводит руками по спине и плечам:
        - Сам-то не промок?
        - Да нет. В снегу извалялся, и рукава немного… Я это… на всякий случай, чтоб не простыть и вообще. В Торке принято.
        - Раз вообще и принято, дай и мне.
        - Ты… в самом деле?
        - В самом деле. Ты вряд ли заметил, но Клаус тоже провалился, только с другой стороны. Валентин его вытащил, очень ловко, на мой взгляд.
        Клауса, значит, вытащили. А Питера?
        Взгляд скользит от берега к дорожкам разбитого льда. Первая - твоя, второй Валентин вытаскивал брата, как ты - старика. Потом идет лед нетронутый, значит, Клаус туда не добрался. Вот и полынья… утки откочевали к дальнему краю, и лебеди тоже убрались. От черной воды поднимается легкий туман, пусто, холодно, сразу не сообразишь, был ли мальчик, нет ли, но если не случилось какого-нибудь чуда, самого младшего из Приддов нужно искать на дне.
        Брат Габриэлы… для нашего семейства и Талига это слишком… Слишком…
        Снег блестит серебром под луной - и звенят поводья.
        Он, устроив в седле тебя, спросит тихо: «Устала?»
        Вновь Фульгат над дорогою, в ночь уводящей, всходит,
        В черных ветках запутавшись ройей огненно-алой.
        Вновь от радости сердце неровно и часто бьется.
        Кто цветам золотым в нем теперь не цвести прикажет?..
        Если в душу однажды упрямо песня вплетется,
        Ей - звучать, этой песне. Пусть струны умолкнут даже.
        Отражаться глазам, полным счастья - в глазах любимых.
        Жить - душе, отогретой им, верой в новую встречу…
        …И приснится тебе нынче осень - и запах дыма,
        И над лесом - закат. И - залитый золотом вечер.
        И - как, фыркая, щиплют траву под рябиной кони…
        Смерти нет, пока всходят бесстрашно ростки на пепле.
        …И, простившись с ним, будешь опять ты свечу в ладонях
        У окна, как просил он тебя на прощанье, теплить.
        Чтоб в окне твоем жаркой звездою она горела,
        Чтоб не сбился с пути он во мгле ледяной и серой,
        Чтоб вернулся из боя, а сердце твое сумело
        Стать щитом ему, в бой уходящему - и эсперой…
        II. «ИЕРОФАНТ»[Высший аркан Таро «Иерофант»/ «Верховный Жрец» (Le Pape) символизирует поиск истины через откровение, мост между Божественным и Человеческим. Это мораль и знание, интеллект и вера, терпимость и снисходительность, умение учиться и пользоваться чужим опытом, достойные поступки, крепкая дружба, возможно, брак, основой которого является внутреннее сходство. В личном плане указывает на человека, который предан некоей идее, при этом довольно часто кар та означает, что в проект вносится слишком много энергии, а он нуждается в организации. ПК - переходный период, безвластие, упование на высшие силы, чрезмерная доброта и неуместная щедрость, впечатлительность, уязвимость, некомфортность, иногда позор и глубокая обида.]
        Разные характеры бывают сильны по-разному, и иногда их сила заключается в том, чтобы, страшась последствий собственного решения, все-таки не изменить его.
        Константин Симонов
        Глава 1
        Акона. Белая усадьба
        1 год К. Вт. 3 - 4-й день Зимних Волн

1
        Мэллит… молодую баронессу Вейзель Эпинэ навестил бы в любом случае, не мог не навестить, но девушка напомнила о себе первой, передав с Герардом записку. Робера это непонятно почему потрясло, хотя удивляться тому, что гоганни не только говорит на талиг, но и пишет, не приходилось. В родном доме Мэллит казалась чужой девочкой не только внешне. Дочка Жаймиоля сперва просто украдкой читала и думала, потом стала убегать и гулять ночами по городу, да еще и влюбилась в иноплеменника. Что ей оставалось, как не учить язык и не привыкать к чужим обычаям и одежде? Привыкла…
        «Мне сказали, - признавалась гоганни, - что герцог Эпинэ в Аконе и что он обрел главное и теперь спокоен и занят важными делами. Нашла то, чего никогда не имела, и Мелхен, но наши дороги не зря вновь сошлись. Цветок, переживший смутную осень, не должен умереть радостной весной, а связавшая нас дружба прекрасней цветка и дороже жемчуга. Пусть маршал Робер перешагнет мой новый порог и примет бокал вина из моих рук. Наша радость будет чиста и огромна, но я молю не выискивать в городских лавках даров, особенно ценных, ведь самое ценное - взгляд и слово. Искренне Ваша баронесса Вейзель».
        Растерявшийся Иноходец дважды перечел письмецо и понял, что без подарков в самом деле будет лучше. Хватит с Мэллит лживых роз.
        - Монсеньор, вы принимаете приглашение? - Явно осведомленный о содержании послания Герард выглядел растерянным, видимо, лицо маршала выражало нечто немыслимое. - Мелхен вас очень ждет.
        - Да… - Мелхен, она теперь Мелхен! - Я иду прямо сейчас.
        - Мелхен просила передать, что ей не нужно ничего ценного.
        - Я это уже понял. - «Ничего ценного» у него и нет, разве что кинжал Мильжи, стоивший, по словам Салигана, целое состояние. Ничего не скажешь, подарок для девушки просто отличный! Хотя радуется же Матильда своим пистолетам, своему рысаку и… своей новой жизни! Принцессе повезло сменить кожу, ему, кажется, тоже, а маленькой гоганни?
        Мэллит торопит со встречей, что ж, пусть будет по ее. Прошлое перестает жалить, если ему без страха взглянуть в глаза, да и делать сейчас по большому счету нечего. Алва, как сорвался вчера с места, прихватив лишь Уилера с его «кошками», так и пропал, а самочинно находить себе особые поручения Эпинэ не умел. Вот разгребать неотложные безобразия у него получалось, только какие безобразия в мирной Аконе, да еще при Райнштайнере? Иноходец погладил окончательно заживший шрам, который больше не требовалось скрывать, и милыми заснеженными улочками отправился на встречу с минувшим, обитавшим, как оказалось, в добротном, хоть и скромном особнячке.
        Первым гостя встретил огромный господин, в котором Эпинэ не без удивления признал одного из бывших телохранителей Валентина. Вторым оказался черно-белый котяра, выказавший гостю умеренную благосклонность и с достоинством взгромоздившийся на стоящий возле двери сундучище. Третьей стала медноволосая девушка, застывшая на лестнице, вцепившись в перила. Мэллит! Милая, полузабытая и… родная.
        Как он это понял, Робер вряд ли бы сумел объяснить. Он видел гоганни у ары в ритуальном наряде, видел одетой мальчиком, в девичьем алатском платье и в придворных туалетах, у нее были длинные волосы и короткие, она плакала, светилась от счастья, просила и прощала, она была любовью, болью, памятью, а теперь на него теми же глазами смотрела надежда.
        - Первородный пришел! - пока он пытался опомниться, девушка сбежала вниз. - Первородный помнит ничтожную… Не причиняет ли ему память боли?
        - Нет, что ты!
        - Тогда пройдем в комнаты. Ты голоден?
        - Нет…
        - Мы будем пить вино, оно нам поможет. У меня слишком много слов, они давят друг друга, и я молчу.
        - Как и я… Тебе здесь хорошо?
        - У меня есть подруга и Талиг, у меня есть ставшие близкими, их много, и ты знаешь не всех. Я слышала, ты отбросил мертвое и вернул утраченное, это так?
        - Мэллит, я нашел больше, чем потерял. Намного больше.
        - И я… Ничтожная нашла сердце.
        Говорить было легко, ведь прежде они тонули в одной трясине, и их души драли одни и те же когти. Мелхен, именно Мелхен, задавала маршалу Эпинэ вопросы, и тот отвечал. Затем маршал оборачивался первородным и принимался спрашивать, а гоганни рассказывать. О смерти, последней, окончательной смерти Удо Борна, о крови Валентина на снегу, веселом Ротгере, незнакомой генеральше, назвавшей чужую девочку дочерью. О драке с бесноватыми, великом выстреле и великом горе. О зачарованном замке, в котором среди цветов погибала Ирэна, о ее беде и ставшей спасением любви. О Рокэ, которого Мэллит не просто увидела, но сумела рассмотреть…
        - Желавший излишнего Альдо ненавидел Монсеньора монсеньоров, - девушка тронула украшавший ее платье золотистый цветочек. - Так придорожник ненавидит кипарис, а масляный фонарь - звезду. Я знала об этой ненависти, но не того, кто ее разбудил. Мне было плохо, и полковник Придд передал мне слова регента; они предназначались другому, но разбили мою беду, я стала думать и уверилась, что рана еще не смерть, главное - заставить себя встать… Где-то обязательно будет свет, нужно его увидеть и пойти к нему. Я пошла.
        - Рокэ любит жизнь, - согласился Робер. - Знаешь, это ведь он сказал мне о смерти Марианны… женщины, которую я полюбил, когда… простился с тобой. Она не выдержала творившегося в Олларии ужаса, а я не знал, что ее больше нет, думал, мы встретимся, все будет хорошо…
        - Как страшно… - Мэллит вновь коснулась своего цветка. - Я видела, как от сердца остается половина. Нареченный Куртом погиб, его любовь осталась. Она умрет только вместе с Роскошной.
        - Я не знал Вейзелей, должно быть, они славные люди. Ты не представляешь, как я им за тебя благодарен!
        - Мне помогали многие, и первыми стали генерал Карваль и воин Дювье. Я спрашивала о них, мне сказали, что названный Никола мертв.
        - Может быть… - Салиган уверен, все уверены, а ты все равно ждешь! - С Дювье все в порядке, он теперь капитан.
        - Я рада и хочу его видеть. Воин Дювье отдал мне великую ценность, а ведь он знал лишь то, что я женщина и бегу.
        - Рокэ отправил Дювье по важному делу, он вернется со дня на день. Я его сразу отправлю к тебе.
        - Я буду ждать. Мы так долго говорим…
        - Ты устала?
        - Нет, ведь нам легко вместе. Я рада видеть первородного Робера так часто, как он сможет, но я хочу, чтобы он узнал мою подругу. Нареченная Селиной стала мне больше чем сестрой, ведь мои сестры ничтожную всего лишь жалели, а Селина… Она для меня то, что для мужчины брат не по крови, но по бою и по странствиям.
        - Да, так бывает. - Рокэ, Марсель, Раймон, Дювье, братья Карои, даже Джанис с Бурразом, все они больше, чем где-то обретающаяся дальняя родня… Проклятье, он ведь так и не решил с Маранами!
        - Я заставила вспомнить дурное?
        - Неважно. Я уже встречал Селину, ведь она была подругой Айрис, девушки, которую мне пришлось назвать своей невестой… Второй раз мы виделись совсем недавно, после сражения. Она очень помогает Рокэ, а до того пошла в Багерлее… в тюрьму за моей сестрой.
        - Сэль плачет, когда вспоминает ту, кого называли ее величество. Она не знала сердца светлее.
        - Сестру нельзя было не любить… Она так хотела, чтобы твоя подруга нашла свое счастье!
        - Ничтожная тоже хочет этого всей душой… И этим счастьем может стать первородный Робер.

2
        Дожди кончились, собственно говоря, они к этому времени всегда кончались, однако Капрас углядел в проглянувшем солнышке нечто вроде предзнаменования. Яркие послеполуденные лучи безжалостно освещали голые сады, словно убеждали: смотри, маршал, зима выметает всё, зима и время.
        - Последний раз тут был туман, - желание поделиться с прежде не видавшим Белой усадьбы Пьетро оказалось неодолимым, - а еще раньше мы топтали пьяных птиц. Их было какое-то немыслимое количество, они наклевались перебродившей падалицы…
        - Я слышал о подобном, - молодой клирик, в отличие от едущего рядом с ним отца Ипполита, был спокоен. - Птицы такие же создания из плоти и крови, как и мы.
        - Но они не подвержены грехам, - напомнил отец Ипполит. - Ибо лишены разума.
        - У меня нет в этом уверенности, - возразил впервые надевший генеральский мундир Фурис. - Четыре года назад в Кирке солдаты прикормили ворону, и она вела себя предельно разумно. В частности, означенная птица научилась проникать в жилые помещения и даже открывать наиболее простые запоры. К сожалению, после похищения часов господина полковника ее пришлось застрелить, всем было очень жаль.
        - И вам? - на всякий случай уточнил Капрас, поворачивая коня. Дальше ехать можно было лишь по двое, и доверенный куратор счел вопрос маршала приглашением.
        - Да, - признался он, - мне было очень жаль. Желая предотвратить убийство, я предпринял попытку прогнать Элкимену, мы звали ее Элкименой, но она вернулась и стала стучать в окно кабинета господина полковника.
        - Бедняга…
        Возвращаться и стучать порой бывает опасно, но Карло Капрас возвращался в Белую усадьбу, хоть и клялся объезжать ее сороковой дорогой. Так было нужно, и это поняли все. Решение маршала выслушали в кромешной тишине, никто не переспросил и тем более не возразил, лишь Фурис предположил, что в усадьбе может не найтись сухих дров, поэтому необходимо проверить и, если потребуется, подвезти.
        Проверили. Дров в напоминающих жилища мелких казаронов сараях нашлось даже больше, чем требовалось для осуществления того, что отец Ипполит назвал возмездием. Высланный вперед Агас уведомил о полной готовности, и они поехали. Спокойно, буднично, словно на очередную ревизию. Карло знал, что прав, хотя радости это не приносило, вся радость, пусть и злобная, выплеснулась, когда Пьетро без единого слова обрезал веревки и увел лошадей, оставив возле ног маршала тело в изодранном мундире. Анастас был жив, но основательно оглушен, что и удержало Карло от немедленной расправы.
        Кроме главаря, живыми взяли восьмерых, этих Фурис предложил повесить на месте. Перебитую нечисть так и так требовалось зарыть, несколько дополнительных трупов похоронную команду не обременили бы, но Капрас уперся, хотя прежде о сообщниках проклятой «рыбины» не думал вовсе. Мысль замкнуть круг возникла неожиданно.
        Карло созерцал бесчувственную тварь, пытаясь унять расплясавшуюся ярость, а Фурис обосновывал несвоевременность войны с новым легатом. Дескать, тот ждет вестей, тянуть с курьером не стоит и еще больше не стоит докладывать о пленном, которого Филандр, вне всякого сомнения, захочет отобрать. Выпускать из рук добытый с таким трудом трофей Капрас не желал, а изначально намеченная для возмездия Цветочная усадьба мало того, что была дальше ставки легата, так еще и не пустовала: маршал лично разрешил епископу устроить там беженцев, в том числе и монахов. О казни еретика и святотатца святые отцы раззвонили бы в считаные дни, мимо Прибожественного такая новость уж точно бы не прошла, а итог был все тот же.
        Доверенный куратор настоятельно советовал повесить возмутительного Анастаса, едва тот придет в себя, но немедленная казнь мало отличима от смерти в бою. «Рыбина» такой милости не заслуживала, и Агас предложил покончить с предателем на памятной по сшибке с бесноватыми мельнице, причем тем же способом, что и с захваченным там выродком. Карло почти согласился и вдруг вспомнил о Белой усадьбе, местные успели ославить ее проклятой и были правы…
        - Отсюда мы увидели дым, - Фурис, кажется, тоже вспоминал. - Из-за отсутствия листвы сегодня видно заметно лучше.
        - Да, - подтвердил маршал, узнавая огромное, словно выбежавшее из леса дерево и ослепительно-белые, вопреки дождям и отсутствию всякого ухода, стены. Предвесеннее солнце напитало их каким-то неземным сиянием, при этом безмолвная, словно бы светящаяся усадьба казалась жуткой.
        - Крайне удручающее зрелище, - припечатал бывший писарь. - Надеюсь, мы не задержимся здесь долее, нежели потребуется для исполнения неприятного долга.
        - Вы как хотите, - есть решения, которые приходят сразу, - а я дождусь матушку Тагари. Если она появится.
        - Вы полагаете, казнь виновника гибели семейства владельца усадьбы и ее собственной дочери принесет несчастной покой?
        - Это принесет покой мне!
        Дальше ехали молча. До тех самых Садовых ворот, из которых бесконечно далеким, но тоже ясным днем выполз носитель Первой молнии. Теперь там караулили молодцы Василиса.
        - В парке чисто, господин командующий, - доложил носатый капрал, - капитан Левентис передают, у них все готово. Ехать надобно сперва берегом…
        - Я помню.
        Солнце стояло еще высоко, и призрак… призраки спали. Кони неслышно шагали по слежавшейся, неубранной листве. Из мраморных чаш свисали мертвые растения, ярко серебрилась вода, в кустах радостно до кощунства верещали какие-то пичуги, а впереди раз за разом плюхалось в пруд нечто темное, будто оживали и шарахались от людей камни.
        - Водяные крысы? - предположил, разбивая молчание, маршал. - Прежде их тут не было, только лебеди, но они вряд ли пережили зиму.
        - Большинство садовых птиц с помощью младшего служителя походной канцелярии Тагариса удалось отловить и передать епископу вместе с не требующимися для нужд корпуса пони.
        - Почему вы не сказали? - Воистину Фурис вездесущ и отмечен благодатью.
        - Решение об отлове оставшихся без хозяев животных не требует визы командующего.
        - И что? - Мог бы и сам догадаться, если не про лебедей, то хоть про лошадок, ведь снились же! - Там еще кошка была, в домике управляющего…
        - Она также находится в резиденции епископа. Приношу свои извинения, я не хотел вас излишне обременять, однако был твердо намерен вскорости обсудить с вами дальнейшее использование оставшихся без хозяев владений. Мы не можем себе позволить упустить весну, тем более с учетом потребности обеспечения наводняющих провинции беженцев.
        - Значит, не упустим, - отмахнулся Карло, разворачивая лошадь в сторону служебных дворов, где осенью валялись трупы, между которыми бродили люди Прибожественного, отличавшиеся от мародеров разве что мундирами. Отчаянно несло горелым, а у заваленного входа в ставший печью амбар лежала мертвая женщина с рассеченной головой. Мать Пагоса и спекшейся заживо девушки… Пособница, как со смешком объявила какая-то тварь. Тогда Карло сдержался, от встречи с сервиллиоником зависело слишком многое, да и убитая могла в самом деле спутаться с разбойниками. И все равно было мерзко и, чего уж там, страшновато. Особенно когда пришлось расстаться с большей частью свиты… Потом из раскуроченного бандитами дома выскочил Лидас, и они сумели не поссориться.
        - Господин командующий, - Агас в парадном мундире четко отдал честь, - все готово.
        - Хорошо, - Капрас покосился на чего-то ждущих клириков. - Отец Ипполит, вы в самом деле желаете присутствовать?
        - Да, - подтвердил тот, вполне пристойно слезая с коня. - Мало того, я хочу, чтобы этот изверг видел меня и знал, что я молю Создателя не о милосердии, но о справедливости.
        Пьетро спешился молча. Смиренный брат больше не скрывал своих талантов, но походное платье и оружие не превратили его ни в офицера, ни в разбойника. Пожалуй, прежде на монаха он походил меньше. Мало ли кто натянет серый балахон и уставится в землю, а ты попробуй глянуть так, чтобы собеседник вспомнил о Создателе, и отнюдь не из страха.
        Подошли драгуны, отвели в сторону лошадей. Озабоченный Фурис в сопровождении Агаса проследовал внутрь до сих пор закопченного «донжона». Зимние ливни его так и не отмыли, летние тем более не справятся. Захотелось выпить, и маршал быстро хлебнул из наполненной заботливым Микисом фляги, однако ощущение скорого конца чего-то важного и при этом скверного не отпускало. Так было, когда они, продав Хаммаила Баате, уходили из Кагеты, так будет, когда Паона и Филандр поймут, что Карло Капрас намерен защищать три свалившиеся на его голову провинции, причем защищать не только и не столько от бакранских налетчиков и сбесившихся мародеров. Фурис с епископом упорно советуют дождаться Весенних Ветров и проснувшейся большой войны, пожалуй, они правы. Пусть паонские бесноватые схватятся с морисками, пусть Филандр убирается к своему Четырежды Божественному - север не место для ереси и убийств из-за угла. Месяца три маршал Капрас с благословения епископа как-нибудь пролицемерит, надо только держаться подальше от легата. Затеять учения на кагетской границе? Дескать, надо напоследок пугнуть казара? Такой довод Филандр
понять должен, но писать нужно прямо сегодня…
        Про осужденных рассочинявшийся командующий вспомнил, лишь когда их привели. Бывший теньент, бывший носитель Первой молнии, бывший человек и не случившийся «прибожественный» шел сам, остальных волокли. Пасти у всех были заткнуты, небритые рожи украшали кровоподтеки, хотя глядели мерзавцы осмысленно, вот и прекрасно, пусть знают, куда их и за что!
        За спиной молчали, но Капрас словно видел своих сподвижников, замыкающих первый из выпавших на их долю чудовищных кругов. И неважно, что в Белой усадьбе собрались не все: ненависть и долг успели стать общими, как и Сладостная Кипара со Златоструйной Мирикией.
        - Господин командующий Славным Северорожденным корпусом, - испытывать человеческие чувства Фурис мог, однако говорить по-людски так и не выучился, - имеете ли вы сказать нечто сим возмутительным преступникам, прежде чем они будут преданы должной экзекуции во славу Создателя и империи?
        - Нет, - отрезал Капрас и сам удивился, поскольку после драки за Агаповым ручьем только тем и занимался, что сочинял будущую речь. - Жить такое не должно, а души не по моей части. Исполняйте.
        - В таком случае прошу разрешения огласить выдержки из приговора и напомнить осужденным о судах Первом и Последнем.
        - Разрешаю, - буркнул Карло, уставясь на изрядно порыжевшую за зиму железяку. Запершихся в каменном амбаре разбойников проще всего было именно поджарить, так поступили бы любые вояки, особенно наглядевшись на то, что здесь творилось. Стали бы парни Василиса, окажись они на месте людей сервиллионика, слушать полоумную тетку, которая наверняка кричала нечто невразумительное? Вряд ли, разве что не убили бы, а прогнали или где-нибудь заперли. Спасти тех, кто прятался в тайнике, могло разве что чудо, да и кто его знает, каким был этот вдовец-лошадник… Да каким бы он ни был, его дочки и сестра Пагоса уж точно никому не сделали зла!
        - Господин маршал, возмутительный Анастас дает понять, что имеет нечто сказать.
        - Вот пусть и скажет - Леворукому и его тварям.
        Может, пленник и впрямь знал что-то стоящее. По уму следовало разобраться и, если потребуется, отложить казнь, пообещав не вешать, а, выяснив всё, что нужно, довести дело до конца. Нет, не повесить, зачем врать, а сжечь или утопить. Несколько часов или даже дней ничего не решали - в Закате времени нет, но Карло послал здравый смысл к Змею.
        Как подняли - рывком, за шиворот - внезапно бухнувшуюся на колени «рыбину», как поволокли в черную, оскалившуюся дровяными зубами пасть амбара, командующий смотрел, не отворачиваясь, и вместе с ним смотрели Фурис, Василис и двое клириков. Агас прошел за осужденными, шествие замыкала пара драгун.
        На забывшей о метлах площадке царила тишина, все звуки вылетали из оголодавшего «донжона». С заткнутыми ртами не поорешь, но мычанье было слышно отчетливо, потом раздалось какое-то шерудение и стуки. Появился Агас, принял у капрала уже полыхающий факел, вновь исчез, зато вышли драгуны; несколько минут тишины - и из проема потянуло дымом, сперва несильно, потом едкая горечь стала есть глаза. Пьетро сбросил плащ на руки отца Ипполита, поправил охотничью перевязь и шагнул за порог. Окликнуть его Капрас не успел, однако послушник почти сразу вернулся, толкая перед собой хохочущего Агаса с черной от копоти щекой.
        Зрелище было не из приятных, и маршал поднял глаза: над словно обрубленной каменной башней к небу тянулся роскошный дымный султан. Точная копия того, что измарал торжественную синь прошлым летом.
        - Капитан Левентис дурно себя почувствовал, - не докладывать бывший писарь не мог, - и не в состоянии довести порученное ему дело до конца. Я полагаю, пора должным образом перекрыть вход, дабы исключить самую возможность нежелательных последствий, после чего, оставив необходимое количество людей, отбыть на главную квартиру.
        - Я уже говорил, - поежился Карло. - Я остаюсь до утра, вы можете отбыть.
        С чего ему втемяшилось, что Лидас… завернет на огонек и поймет, что отомщен, Карло не представлял, просто решил дождаться полуночи и дождался - в обществе думавших, кажется, о том же отца Ипполита и Пьетро.
        Ночь, словно подыгрывая, залила Белую усадьбу туманным молоком, зябкая сырость так и норовила залезть под плащ, в лицо бил жар еще не остывшего пожарища, но они дождались. Матушку Тагари. Худенький суетливый призрак возник возле свежего завала, он ничего не помнил и ничего не понимал. Даже того, что пытается освободить собственных убийц. Лидас не пришел.
        - Хватит, - чтобы занять руки, маршал принялся расправлять воротник. - Ночь не из теплых, а дом управляющего Фурис привел в порядок.
        - Вам в самом деле надо отдохнуть, - согласился отец Ипполит. - Земные судьи прервали цепь злодейств еретика и предателя и более над ним не властны. Я не верю, что этот изверг пройдет тропой праведных, вас же ждут иные заботы.
        - Срок госпожи Гирени близится, - с улыбкой объяснил Пьетро. - Она настаивает, чтобы знаменательное событие произошло в вашем присутствии. Врач готов ждать еще некоторое время, но откладывать дольше чем на две недели неразумно.
        - Выедем утром. Надеюсь, сейчас нет поста? - А хоть бы и был, их с Гирени ребенок родится в законном браке! Откажется здешний епископ, погоним Агаса к гидеонитам. - Если будет сын, я назову его Лидас.

3
        Свеча загорелась сразу, и свет ее заиграл на замерзшем стекле, казалось, в нем тоже цветут иммортели. Мэллит поправила истинный букет и забралась на кровать, любуясь сотканными из холода и огня цветами. Она немного устала, но это была хорошая усталость. Завтра вечером именуемый Хайнрихом получит достойную пищу, а сытый и довольный склонен внимать накормившим его. Регент добьется того, чего хочет, а хочет он, чтобы в Талиге слабые могли не опасаться за свои жизни и свои дома.
        Ради этого погиб названный Куртом, были готовы умереть Герард и генерал фок Дахе, а Селина заключила договор с именуемым Папенькой, значит, и Мелхен должна делать все, что в ее силах. Во Франциск-Вельде она обмывала раненых и помогла зарядить пистолет смелому Бертольду, в Аконе рассказала регенту все, что знала, а завтра после захода солнца встанет к жаровне. Будут ли полезны ее слова и натертые специями ноги множества гусей, гоганни не знала, но надеялась на лучшее. Хайнрих договорится с регентом и сделает, что нужно Талигу, иначе просто не может быть, ведь Монсеньор монсеньоров отмечен дланью Кабиоховой и дружбой первородного Ли, он умен и знает, что сказать. Это регент вернул радость брату полковника Придда и успокоил первородного Робера. Сердце друга больше не истекает кровью, и в нем рано или поздно прорастет любовь, но цветы можно поторопить. Суета закончится, когда чужой король покинет Акону, а зимы на севере тянутся долго. Нареченный Робером обещал приходить, и он сдержит слово. Подруга захочет услышать о ее величестве, они с первородным будут говорить, они станут друг другу нужны…
        Сэль горда и при этом излишне честна, она не хочет лишь брать и потому отвергает любовь неведомого Руппи, но повелевающий Молниями сейчас не любит никого. Он красив и не похож на регента, а рассказы о южном замке, в котором спит сын ее величества, тронут сердце подруги. Став женой герцога Эпинэ, она не только исполнит данную Папеньке клятву, она защитит ребенка той, кого не перестает оплакивать.
        Стук в дверь был негромок и незнаком, но кого бояться в доме, где много солдат? Если же пришел Папенька или кто-то подобный ему, ничтожная не назовет гостя по имени и тот не сможет войти. Она даже выслушает и ответит, но через порог.
        Девушка набросила шаль, словно заручаясь защитой приславшего ее, и подошла к двери.
        - Кто здесь? - спросила она. - Кому нужна ни… ночью Мелхен?
        - Тому, кто просил у нареченной Мэллит треть ее ночей и шестую часть сердца.
        Кажется, она вскрикнула, а слезы полились сами, и они были горячи, ведь пепел вновь стал огнем.
        - Мэллит позволит мне переступить порог?
        - Ничтожная счастлива…
        Она отступила в глубь комнаты, позволяя войти тому, кого так ждала, и он вошел.
        - Зима запирает окна, но не отбирает у них свет. Прекрасная Мэллит жжет ночами свечи?
        Он не дотронется до нее первым, он обещал, и он исполняет, он всегда исполняет!
        - Мелхен ждет первородного.
        Это уже было, и это вернулось - сукно мундира под ладонями, взлет, черные звезды в мужских глазах. Проэмперадор вернулся, но в городе об этом не говорят, значит…
        - Первородный Ли вернулся лишь сегодня?
        - Первородный Ли еще возвращается. - На скатерть падает что-то искрящееся. - Мне захотелось проехать мимо одного из домов, а в его окне горела звезда. Как я мог не войти?
        - Подруга выпускает нареченного Маршалом, она забыла запереть садовую дверь.
        - Зачем запирать? Два маршала лучше одного.
        - Первородный смеется… - Он здесь, здесь, а ночь лишь начинается! - Утром я запру дверь.
        - Нет, Мэллит, я не останусь. Завтра приезжает Хайнрих, а это много разговоров днем и много вина ночью.
        - Монсеньор монсеньоров говорил про ставшего другом врага, а Герард назвал срок. Завтра ничтожная встанет к жаровне… - Слезы не должны литься, ведь он вернулся и захотел встречи! Он не может остаться надолго, но и один глоток может исцелить. - Я счастлива, это мои глаза не понимают… У тебя нет ночи, но ты… сможешь уйти сразу… после того…
        - Нет. Ты же не станешь угощать Хайнриха сырой ногой нухутского петуха?
        - Первород… - она согласна плакать вечно, лишь бы эти пальцы снимали слезы. - Я облагородила мясо гуся, но ему нужно время…
        - Видишь, оно нужно даже гусиной ноге. Я останусь, когда у нас будет время для разговоров, взглядов, смеха. Мне нужна твоя улыбка во сне, а сейчас первородный уйдет, как только Мэллит примерит серьги.
        Серьги, так вот что упало на скатерть. Два золотых цветочка еще не раскрылись до конца, огонь делает их живыми.
        - Они с той же ветки, что и тот, что я ношу. Тот, кто его привез в день Зимнего Излома, говорил о мастерах из Алата. Первородный Ли был в Черных горах?
        - Нет, но цветы, все три, в самом деле одного корня. Серьги ждали моего возвращения, вчера утром я послал за ними Уилера…
        - Это он держит твоего коня?
        - Нет, Монсеньор монсеньоров, хотя прежде бывало наоборот.
        - Значит… Значит, Ли не просто ехал мимо?!
        - Мой брат скажет, что «просто» я не делаю вообще ничего. Впрочем, все решила звезда.
        - Тебе надо идти… - Как хочется его целовать, как глупо винить нужного регенту Хайнриха, а ведь она клялась… - Я провожу тебя до коня.
        - Так говорят в Черной Алати, но лучше встань у окна и возьми свечу. Я хочу научиться оглядываться.
        Глава 2
        Акона. Васспард
        1 год К. Вт. 4-й день Зимних Волн

1
        Нужный дом Юхан отыскал с ходу, но попасть в него оказалось не проще, чем в тайный погреб к выжиге Карлу. Сперва кто-то хрипатый за дверью принялся тянуть из шкипера жилы, потом к нему на подмогу подоспел еще один умник, и наконец заявился третий, похоже, старший. Этот отпереть отпер, но внутрь не впустил, встал на пороге, орясина такая, и ну расспрашивать, куда тебе привратничкам Вальдеса или самого Альмейды!
        Здоровяк занудствовал, шкипер как мог спокойно отвечал, потом между ног стража проскочил мордатый черно-белый кот, постоял, понюхал и сдержанно потерся о Юханов сапог.
        - Доброго утречка, господин Маршал, - припомнил рассказы Селины Добряк, - войти не дозволите?
        Кот мяукнул и ушел, начинавший надоедать допрос возобновился, но ненадолго: из-за спины орясины высунулась Селина.
        - Добрый день, господин Клюгкатер, - улыбнулась она. - Вы ведь ко мне? Я очень рада, но мы с Мелхен сейчас уходим смотреть на приезд его величества Хайнриха. Не хотите пойти с нами?
        - Почему бы и не пойти? - Юхан перешагнул заветный порог, не удостоив посторонившегося стража даже взглядом, - только сперва поручение выполню. Письмецо у меня к вам от господина Фельсенбурга, ну и сундучишко в придачу.
        - Спасибо, - поблагодарила незабудка, - у меня всё есть, но не принимать подарков от хороших людей некрасиво, а господин Фельсенбург - очень хороший человек. Надеюсь, у него все в порядке?
        - Надо думать, - соврал шкипер, понимая, что будь оно на самом деле в порядке, девица хотя бы покраснела. - Дорожку к вам я разведал, доставлю всё, когда скажете, а письмо при мне.
        - Спасибо, - опять поблагодарила Селина, - я его обязательно прочитаю и отвечу, но сейчас надо идти, потому что его величество может проехать и мы его не увидим. Конечно, если вам не хочется, не ходите, нас все равно проводят солдаты.
        Юхану хотелось. Во-первых, он из всяческих величеств видал лишь покойного Готфрида, да и то издали, во-вторых, девица была прелесть, да и знакомства у нее водились полезные. Тот же Савиньяк, про которого она ворковала в Доннервальде… Раз уж спутался со знатью, не упускай ничего и никого, а от фрошеров, если не сглупить, можно поиметь очень неплохую выгоду.
        Добряк погладил оседлавшего немалый сундук кота и изъявил согласие взглянуть на его величество, то есть на гаунасского Хайнриха, которого как раз принесло в Акону. Флягу красотке шкипер все же не предложил, хотя с этой сталось бы и хлебнуть. Не сейчас, вестимо, а малость подмерзнув.
        Дурившая без малого неделю метель ночью улеглась, зато изрядно похолодало, о чем Юхан и предупредил, но Селина не испугалась, она вообще не любила поворачивать, а тут еще и целый король! Фрошеры с гаунау отродясь не лобызались, поэтому никаких празднеств не затевали, но Селина узнала о визите от братца-адъютанта и твердо вознамерилась полюбоваться гаунасской кавалькадой, заодно подбив на это дело подружку - тоже красотку, только рыженькую и совсем уж крохотную.
        - Это Мелхен, - представила ее Селина, - баронесса Вейзель. Мелхен, это господин Клюгкатер, он меня очень выручил в Доннервальде. Я без него не нашла бы нужного, да еще и переплатила бы. Кроме того, господин Юхан понимает в бесноватых и помог господину Фельсенбургу спасти его адмирала.
        - Я рада узнать господина Клюгкатера, - Мелхен сделала книксен. - Наши дороги проходят рядом?
        - Да, господин Юхан идет с нами. Маршал, ты опять?
        - Ему нравится острить когти о хорошее, - объяснила рыжуля, - и он не верит в твой гнев.
        - Да, - призналась Селина, - у меня злиться получается только на дурных людей. Господин Юхан, вы не подадите нам плащи? Мой синий…
        Плащи у барышень были роскошные, на седоземельских мехах. Конечно, за такие способности по нынешним временам впору жемчугом засыпать, но Юхан нюхом чуял, что и меха, и камешки в брошках, и орясина на пороге - отнюдь не плата.
        - Наверное, нам придется ждать на ветру, - Селина вздохнула, - вы тепло одеты? Некоторые вещи спрашивать неприлично, но ждать лучше в теплом белье.
        - Еще бы! - Шкипер чуть не задохнулся от восторга. Девица ему нравилась чем дальше, тем больше, но и тревожно было. Вообразить себе красотку, способную отшить Фельсенбурга, было непросто, только маршал Савиньяк мог оказаться не хуже, фрошер опять же… Жениться он, конечно, не женится, но бывает, что любовница дороже жены; те, кто поумней, такое всегда в расчет берут.
        Привозить господину Руперту, как выражалась госпожа Браунбард, «ответ с отказом» не хотелось, но тут уж посланец вряд ли что исправит, зато путных дел в Аконе наделать можно, если, конечно, ушами не хлопать.
        - Мелхен, - похоже, Селину научили, что идти молча невежливо, - господин Юхан знает адмирала Вальдеса, тот даже поручил ему вернуть господину Фельсенбургу кошку.
        - Я слышала о трехцветной Гудрун, - улыбнулась малышка, которая сама могла сойти за котенка. - Адмирал Вальдес исполнен доброты и гостеприимства, а в глазах его можно увидеть море с голубым мерцающим огнем.
        - Может, и так. - Ничего себе девуля завернула! - Непростой он, господин Вальдес, но слово держит, сам не киснет и другим не дает, вот удача его и жалует. Дорожку ему, правда, лучше не переходить.
        - Хорошо, что вам этого больше не нужно, - Селина покосилась на кого-то в окошке и ускорила шаг. - Бесноватые - это скверно, но из-за них помирились те, кому иначе пришлось бы воевать. Его величество Хайнрих и господин Фельсенбург родились нашими врагами, зато в Талиге множество дурных людей считались уважаемыми и даже важными. Хорошие люди с ними ссорились, и от этого часто случались неприятности. Конечно, монсеньор Лионель и монсеньор Рокэ самых гнусных старались убивать, только сперва нужно было найти повод, а далеко не все мерзавцы оскорбляют дам и плутуют в карты. Теперь все стало гораздо проще. Вы не возражаете, если я возьму вас под руку? Дорога сейчас пойдет в гору, а у меня скользят подошвы, только, если вам неудобно, пожалуйста, не стесняйтесь, я попрошу сержанта Аспе, он все равно идет за нами.
        Разумеется, Юхан не возражал, так что вверх по узенькой улице, почти щели, двинули чин-чином, приноравливаясь к шажкам Мелхен. Та все больше молчала и иногда чему-то улыбалась. С бергерскими девицами Юхан прежде дел не вел, но гаунасских повидал немало, Мелхен среди них показалась бы иволгой на голубятне, это чтобы курятник не поминать.
        - Теперь ясно, - закинул первую удочку Добряк, - для кого мы атлас искали. Сколько лет живу, таких глазок не видал, чистое же золото!
        - Благодарю достойного Юхана, - откликнулась обладательница удивительных глаз, укрепляя и без того немалые подозрения, - теперь у… меня будет платье, расшитое осенью.
        - В Сакаци, - подхватила Селина, - а Мелхен оттуда приехала, очень любят рябину, вот я и решила ее вышить. Той самой канителью, что вы нашли. Если хотите, мы вам покажем, только не сегодня. Понимаете, у Мелхен вечером важное дело, и ей надо подготовиться, а при посторонних это не слишком удобно. Я-то вас знаю, в ратуше вы очень хорошо управлялись с бесноватыми, и при вас можно не притворяться, но Мелхен к вам еще не привыкла…
        - Да будет вам извиняться! - К этой Мелхен к самой привыкать и привыкать, хотя глазки - прелесть, а губки не хуже! - Я как приехал, так и уехал, а дело толком не сделать - лишнюю дырку в Закат провертеть. Вам на ответ пары дней хватит?
        Оказалось, нет, поскольку Мелхен ни много ни мало взялась приготовить для гаунасского короля какие-то особенные гусиные ноги в горчице с медом.
        - Только, господин Клюгкатер, - попросила Селина, - не подумайте, что это потому, что дриксов в Талиге иногда называют гусями, так просто совпало. Зимой в Аконе найти хороших гусей легче, чем кур, а уток у нас откармливают неправильно. Если вам не будет обидно, мы вас угостим тем же, что и его величество. Или, может быть, вы больше любите рыбу?
        - Ну… - призадумался шкипер, - я всё люблю, лишь бы приготовлено вкусно было, а что до ног этих печеных, так с чего обижаться-то? Я же себя гусаком не считаю. Так когда зайти-то?
        Селина не знала, но обещала спросить, вот и славно! Навязываться «монсеньорам» Добряк не желал, но фрошеры, будь они с Бруно распросоюзниками, всяко не преминут расспросить доннервальдского гостя, и тут лучше не зевать. Патент на торговлю кэналлийским Юхан хранил как зеницу ока и зарываться не собирался, но мало ли… Тот же Ворон оказанных услуг не забывает, да и глянуть на талигойского регента вживую не помешает. В то, что его прижмут за ардорское вранье, Клюгкатер не верил - и некому, и незачем, но в разговорах и не такое всплывает, а свои денежки за байки об Алве при Хексберг шкипер зарабатывал честно. Кто-то может и вспомнить…
        - Господин Клюгкатер, - окликнула Селина, - теперь надо залезть на старый бастион, оттуда будет хорошо видно, но сперва надо договориться с «фульгатами», они тут на всякий случай. Не волнуйтесь, нас они знают.
        - Да я, барышня, и не волнуюсь, - заверил Добряк, разглядывая молодцов в парадных куртках. Гостевание в Аконе становилось все веселее, оставалось превратить это веселье в прибыль.

2
        Графиня Савиньяк на волосок передвинула чернильницу, равнодушно поковырялась в немногочисленных захваченных в Васспард драгоценностях, вытащила меняющие цвет серьги, посмотрела, бросила обратно, отодвинула занавеску, полюбовалась робким меленьким снежком и поняла, что под крышей ей не усидеть. Задуманная сказочка, при всей своей злобности, получалась какой-то перекошенной, а приснившиеся под утро гривастые, куда твоим коням, лебеди так и торчали перед глазами. Мысли и образы бестолково кружились и толкались, будто мошкара вокруг лампы, сосредоточиться не выходило, как и разозлиться, плакать же было не с чего - все разрешилось почти наилучшим образом.
        Требовать от судьбы большего было перебором, хотя лучше бы Питер утонул без свидетелей, тем более таких. Вчера дамы были слишком потрясены, но сегодня кто-нибудь да задастся вопросом, чего ждали Валентин с Клаусом и почему Арно бросился спасать не ребенка, а старика.
        Отовраться, вернее, ответить так, чтобы и лишнего не сказать, и Валентина из-под удара вывести, было можно, но разговор обещал стать неприятным на редкость, причем тянуть с ним не стоило. Когда отлежавшийся Лукас выползет из своих апартаментов, у графинь о случившемся уже должно сложиться нужное мнение, а дальше репа будет выдергивать себя сама. Как в бергерских сказках.
        Арлетта усмехнулась и велела подать плащ и уличные меховые сапожки. Подали, и тут же на первый взгляд бездельничавший в прихожей «фульгат» поднялся и потянулся за шляпой. Что ж, пусть охраняет, думать солдаты графине Савиньяк и прежде не мешали, а после истории с мэтром Шабли она стала находить в бескрылых хранителях некую прелесть.
        Снежок старательно припорашивал серые дорожки; ноги пока не проваливались, зато становилось словно бы чище. Женщина неторопливо брела вдоль вливавшихся один в другой прудов, сколько-нибудь определенной цели у нее не имелось, лишь желание привести в порядок мысли, но этого-то как раз и не получалось. Мешали гривастые лебеди и воспоминания, нелепые и обрывочные. Казалось, вокруг летали клочки книжных страниц с гравюрами. Разглядел конскую шею и чью-то голову в шлеме, почти вспомнил чью, и тут ветер бросает в лицо новый кусок, а на нем - островерхая крыша и роза. Не успел всмотреться, а перед глазами рыба или нога в гальтарской сандалии и змея… А ведь если сквозь рыбину продеть змею, получится почти лебедь!
        Выдуманное чудище представилось столь живо, что Арлетта остановилась. В голове шумело, а казалось, где-то рядом злится несуществующий водопад; вкупе со змеерыбой это было слишком. Графиня поднесла руку к виску, заставляя себя сосредоточиться. Что-то похожее с ней было в ночь бегства из Олларии, но тогда она до предела вымоталась и напилась какого-то церковного зелья. Сегодня «видения», как изволил выразиться Пьетро, возникали на ровном месте, почти на ровном, потому что за Валентина душа не болеть не могла. Припомнив совет все того же смиренного брата, женщина глубоко вдохнула, в ответ полупрозрачная гадина повернула голову и сверкнула ярко-зелеными глазами. Точно изумруд к солнцу подкинули.
        - Капрал, - справляться и дальше с этой мутью в одиночку не было сил, - вы ничего странного не чувствуете?
        - Даже не знаю… - замялся хранитель, - муторно… То есть с утра было, а вот прямо сейчас… ровно растаяло.
        - Сейчас?
        Пруды и снежок не изменились, и при этом словно бы просветлело, зато змеерыба пропала, будто проглотив сама себя.
        - Точно так, сударыня. Я, прошу прощения, аж щеку прикусил.
        - Спасибо.
        Значит, дело не в ней, уже хорошо. Остается найти Валентина и Арно, хотя мальчишки, скорее всего, вместе. Обычно они по утрам фехтуют, но это обычно…
        - Вы, случайно, не знаете, где Придд?
        - Ну…
        - Знаете. Где?
        - Они это… хотели тело поискать за плотиной… Чтобы здешние не проведали, а то сбегутся ведь. По-хорошему, вчера надо бы, но куда уж тут искать было.
        - Идем к плотине.
        - Как скажете. Только надо ли…
        - Идем к плотине. - Да, по-хорошему надо было вчера, потому что не найти - так и остаться в сомнениях. То ли малолетний убийца где-то на дне, то ли он, того и гляди, примется скрестись под дверью. Валентин не попадется, а вот Клаус может, а уж Лукас… Этот точно назовет по имени и сгинет, а потом явится за женой…

3
        Именуемого Юханом называли Добряком, но доброта без ума зачастую докучлива, шкипер же был умен. Он понял, что принесет радость в любой день, кроме сегодняшнего, и отказался второй раз переступить порог.
        - Лучше пусть меня будет мало, чем через край, - смеялся понятливый, - да и делишки есть, что у вас, что у меня. Как его величество отъедет, я за ответом для господина Фельсенбурга заскочу, ну а за подарочком подошлите кого-нибудь в «Бирюзового медведя», я там якорь бросил. Бергеры, они хоть и в горах который век сидят, а всё родня.
        - Спасибо, господин Клюгкатер, - поблагодарила Селина, и пенитель моря удалился, помахав на прощанье рукой. Было едва за полдень, а становиться к жаровне Мэллит готовилась на закате, потому и позволила исполненной любопытства подруге уговорить себя на прогулку. Выходя из дома, гоганни в вечернем успехе не сомневалась, но увиденное породило сомнения.
        Кабиох наделил своих внуков и правнуков даром думать о большом и малом, делая при этом близкое и неотложное. Во Франциск-Вельде душа Мэллит была с теми, кто дерется, при этом руки ее обмывали раненых, а разум велел менять воду в кувшине и заботиться о свежих повязках. Сейчас ничтожная по слову, по улыбке, по вздоху перебирала ночное счастье, однако оно не заслоняло взятой на себя заботы, напротив. Если именуемый Хайнрихом будет восхищен, он станет сговорчивей, но как очаровать того, кто, судя по внешнему виду, довольствуется горелым мясом с лепешками и пивом, а значит, озабочен лишь тем, чтобы пищи хватило?
        Привередливому угодить трудно, но уж если получится, он оценит мастерство; куда труднее покорить невзыскательного. Отец отца учил избегать едоков, что подобны овцам, с равным безразличием поглощающим и скучную траву, и прекрасные цветы. Но отступать некуда, король Хайнрих здесь, и он - гость регента и друг первородного Ли.
        - Что-то случилось? - Сэль умела слышать неслышное и понимать несказанное. - Но ведь все хорошо, даже Эйвон уезжает.
        - Да, - согласилась гоганни, - он собрал сундуки, и их выносят в прихожую, а я больше не знаю, как порадовать короля Хайнриха. Он может не понять подлив, на которые я надеялась.
        - Не волнуйся! Маршал, и тот соображает, когда ему дают лучшие куски, а если умный человек не понимает, ему всегда можно объяснить.
        - Разве можно словами объяснить то, что должно ощущаться самим естеством?
        - Конечно! Просто рядом с твоими ногами, то есть, конечно, с гусиными, которые запечешь ты, нужно положить такие, как делает Бренда, и предупредить монсеньора Лионеля, чтобы они с монсеньором Рокэ их по ошибке не взяли. Хайнрих попробует твое, потом нарвется на обычное и почувствует разницу. А Монсеньор ему объяснит, в чем дело.
        - Я натерла специями все мясо.
        - Ерунда, мы еще успеем на рынок. Нет, лучше пошлем туда Бренду, скажем, что мало купили.
        - Кухонная не сумеет выбрать.
        - Так нам того и надо! А я пойду с тобой и приготовлю их, как умела до того, как мы встретились.
        - Но ты ведь не станешь нарочно портить?
        - Нет, конечно! Это будет хорошее мясо, сытное…
        - Как капитан Давенпорт, - повторила Мэллит их с Сэль шутку и рассмеялась первой. Подруга нашла выход, и в нем не было нечестности, ведь если бы недостойная не предложила свою помощь, жирного Хайнриха угощали бы именно такими гусями. - Ты забудешь, как надо, и вспомнишь лишь утром.
        - Я подумаю. Пошли к Бренде!
        Кухонная собралась быстро, она любила покупать, не считая денег, но выходить пришлось через сад, поскольку прихожую загородили сундуки уезжавшего Эйвона. Плачущий о былом вселился в дом, не имея ничего, кроме одежды и обуви. Сперва он не питал склонности к покупкам, но уверив себя в скорой свадьбе, принялся делать заказы, которые оплачивал регент. Мэллит не считала эти траты разумными, однако радость от близящейся разлуки превышала недоумение и жалость к чужому золоту.
        - Жаль, что Эйвон едет сегодня, - посетовала Селина, - но он всегда делает самое неподходящее.
        - Я не поняла твоих сожалений, - призналась Мэллит под тяжелые шаги на лестнице. - Мы не властны исправлять прошлое, и оно уже наполнено герцогом Надорэа, но завтра мы проснемся в доме, где его не будет.
        - Без Эйвона будет лучше, - согласилась Селина. - Маму мне жалко, но она сама решила, только я о другом. Мы вечером устанем, а ведь скоро приедут наш кардинал с женой и эсператистский епископ, их тоже придется угощать, и не хуже, чем его величество Хайнриха. Мы наверняка устанем и поэтому отъезду Эйвона обрадуемся меньше, чем если бы у нас не было никаких хлопот, кроме него… Надо выбрать платья, его величество обязательно захочет тебе сказать что-нибудь приятное, значит, придется достойно выглядеть, иначе это будет невежливо и унизительно для Талига.
        - Я надену желтое. - Именуемый Хайнрихом будет обедать с регентом, но Проэмперадор Ли, скорее всего, тоже будет там. А вдруг позовут еще и первородного Робера, ведь он тоже маршал и Проэмперадор. - Что наденешь ты?
        - Наверное, то, с двойными лентами, мне ведь не надо к ним выходить.
        - Я одна не пойду. Я не знаю, как говорить с Жирным Хайнрихом.
        - Это он будет говорить. Его величество очень приятный человек, и с ним все просто, кроме того, с ним будут монсеньор Рокэ и монсеньор Лионель. Кажется, кто-то пришел, а там сундуки…
        - Наши стражи отправят ненужных прочь, а нужным укажут верный путь. Я хочу, чтобы ты выбрала платье с кружевами и взяла шаль, присланную нареченным Ли… онелем. Иначе он сочтет нас невежливыми.
        - Хорошо, надену с кружевом, - подруга вздохнула, и Мэллит захотелось ее обнять. Только бы за столом оказался Повелевающий Молниями! Ему есть что рассказать королю, ведь он убивал бесноватых и видел зеленые огни, а это важно.
        О сапфирах, повторяющих цвет глаз Сэль, гоганни сказать не успела, потому что воин Аспе доложил о капитане Дювье. Первородный Робер исполнил обещанное, и гоганни возликовала дважды. Она рада была видеть доброго живым и обретшим перевязь офицера Талига, но сердце пело еще и потому, что это могло стать шагом к задуманному. Воин Дювье дорог первородному, значит, нужно рассказать о подруге и сделать так, чтобы капитан Дювье счел это важным.
        - Я пойду к себе, - сказала Сэль, - это твой гость.
        - Но ему понадобится вино, и потом, капитан Дювье искал дорогу в Надор, а ты была вместе с Айри.
        - Вино я принесу, - подруга подхватила прокравшегося в гостиную кота и вышла. Черно-белый не причинял большого урона, но Селине нравилось его носить. Мэллит тронула золотой цветок, сожалея, что не может прямо сегодня надеть ночные серьги, но она скажет Сэль все, пусть только уедут герцог Надорэа и король.
        Гоганни улыбнулась и встала напротив двери, ей не пришлось долго ждать, воины ходят быстро и не задерживаются у зеркал.
        - Добрый день, капитан Дювье, - Мэллит сделала книксен, вглядываясь в лицо, которое почти забыла. Вот голос, добрый охрипший голос, впечатался в память, как впечатывается имя Кабиохово в расплавленное золото. «Будет у нас весна, куда денется, все будет, дожить бы…» Они дожили, потому что снег в саду и на улицах не заметет поющих в сердце птиц.
        - Добрый день, барышня. - Как светло улыбаются воины, как они добры, не ведая об этом! - Вас и не признать, светитесь, как солнышко! Как вас называть-то? Монсеньора спрашивал, не отвечает. Сами, говорит, решайте.
        - Я привыкла быть Мелхен. - Он говорит о нареченном Робере, у него нет другого монсеньора. - Мне нравится это имя, и я хочу забыть Эжена, но не тех, кто был к нему добр.

4
        На берегу вовсю копошились расплывчатые фигурки, разглядеть их как следует Арлетта пока не могла, а вот ее узнали. Кто-то замахал руками, кто-то резко распрямился и бросился навстречу. Кто-то? Родимое детище Арлетта опознала сразу же. Нет, материнское сердце подсказать и не подумало, но манеру на бегу срывать шляпу Малыш перенял у Эмиля.
        Сын бежал, мать неспешно шла вперед и даже не щурилась, она была совершенно спокойна, можно даже сказать, умиротворена. Так бывает, когда долго устаешь, а потом еще дольше спишь и просыпаешься, зная, что дела еще есть, но они подождут, пока ты посмотришь в окно, понюхаешь цветок, полистаешь книгу…
        - Мама, - вот Арно спокойным она бы не назвала, - ну зачем ты…
        - Захотелось умиротвориться. Нашли?
        - Да. Давай я тебя провожу.
        - Давай, - согласилась Арлетта, не сбавляя шага, - это будет очень мило с твоей стороны.
        - Ну так пошли…
        - Мы и идем. Если ты еще не понял, я хочу увидеть труп. После мэтра Шабли меня это успокаивает.
        - Да, ты вроде говорила…
        - Вроде? Дитя мое, к стареющим родительницам следует быть внимательней. Я об этом говорю всякий раз, когда меня пытаются оградить от покойников. Трудно было?
        - Нам-то что, его Валентин нашел. Покружил по льду, сказал, где долбить, продолбили и багром… Зацепили-то быстро, а вот когда вытаскивали, повозиться пришлось. Четыре раза срывался. Как нарочно!
        - Я бы этого до конца не исключала. Ты ничего особенного не чувствовал?
        - Я злился, ну и за Валентина переживал.
        - Злился вообще или на что-то конкретное?
        - На водопад… Шумит, как издевается. Мама, мы его точно вытащили, и он мертвый, может, ты все-таки пойдешь?
        - К Лукасу? - уточнила Арлетта. - Пойду, но позже.
        Выходцев не будет, будут похороны со скорбными физиономиями и мерзкими намеками. Страшная все-таки вещь родственники, конечно, не все и не всегда, но у Придда - страшные.
        - Добрый день, Валентин. Я вас шокирую, если скажу, что одной очень большой тревогой стало меньше?
        - Доброе утро, сударыня. Вы совершенно правы, я тоже опасался того, что мой брат вернется, к счастью, эти опасения оказались безосновательными. Видимо, одной ненависти для возвращения мало.
        - Несомненно, иначе от выходцев было бы не протолкнуться. Вы уже думали о похоронах?
        - Пока нет. Видите ли, я с детства стараюсь не обдумывать то, что крайне желательно. Это не слишком разумно, однако мне казалось, что некие враждебные силы подслушивают наши намерения и делают все, чтобы они не воплотились в жизнь.
        - Ну, - хохотнул Арно, - про поганок любой «фульгат» знает.
        - Я не знал, - Валентин покосился в сторону, Арлетта проследила за его взглядом и увидела нечто, накрытое плащом. Носилками, дабы не сглазить, не озаботились, и утопленник лежал на снегу у края полыньи. - Сударыня, мне будет спокойней, если вы переедете в Гирке.
        - Хорошо, - в некоторых случаях лучше не спорить, - но сперва я нанесу визит графу Лукасу. Во-первых, это вежливо, во-вторых, мне нужно у него кое-что уточнить.
        - А в-третьих, - хмуро закончил Арно, - ты - урожденная Рафиано, и вот об этом ты точно все время говоришь.
        - Не могу с тобой согласиться. - Нет, Придд не улыбнулся, это было нечто другое. - Графиня Савиньяк напоминает о своем происхождении, лишь вступая в битву с дураками.

5
        Подруга принесла любимую генералом фок Дахе «Вдовью слезу» и столь одобряемое мужчинами Талига холодное мясо.
        - Мой брат Герард говорит, - сказала она, расставляя принесенное, - что вы, капитан, вернулись вместе с проэмперадором Савиньяком и что у вас очень хорошо получилось с Залем.
        - Попробовало б не получиться, - воин Дювье засмеялся, предвкушая хорошее. - С таким-то маршалом! Ох и отчаянный, недаром с ним Ворон… регент в дружбе, они и росли-то вместе. Ну и выросли, не видал бы сам, не поверил.
        - Что видел капитан Дювье? - спросила Мэллит, желая слушать про дела первородного Ли. - Я знаю, Проэмперадор отправил подобного зайцу в полный скверны город, но не знаю как.
        - Так никто не знает, даже сам он, там такое творилось, свихнуться можно! Савиньяк меня при себе оставил, для особых поручений, вот я и был с ним. Сперва все шло как по писаному: Заль поверил, что против него целая армия, и чесанул к Олларии. Нам только и оставалось, что проводить, и вдруг метель, да непростая какая-то… Аккурат на пути «зайцев», те - назад, и как выскочат на Вальдеса, а у того людей - кот наплакал. Ну, думаем, дело ясное, отойти надо, выждать, чтоб стихло, а дальше уж как получится. Гады, они, конечно, расползаться начнут, только против бури не попрешь… Ну а Савиньяк попер!
        - Что сделал монсеньор Лионель? - спросила подруга, потому что Мэллит говорить не могла. - Он ведь что-то сделал?
        - Турнул он этот буран как-то, да так, что «зайцев» погнало прямиком к Олларии. Врать не стану, непросто это маршалу далось, смотреть на него потом и то страшно было… Нет, умирать для нас штука привычная, все там будем, да только бывает такое… Хуже смерти, одним словом. В Олларии, перед тем как все перебесились, по улицам тоже всякое шлялось… Но одно дело, когда тебя в углу зажали, тут хочешь не хочешь, а дерись, и совсем другое - своей волей на рожон переть.
        В Талиге воины не рассказывают своим женщинам о страшном, но капитан Дювье не знал, кто вернул ничтожной сердце. Гость хотел говорить, а Мэллит - слушать, но герцог Надорэа избрал для прощания именно этот миг.
        - Я уезжаю, - объявил он, усаживаясь за стол и оглядываясь в поисках стакана для себя. - Дорогая Селина, и вы, милое дитя, я вынужден вас покинуть, но вы находитесь под покровительством регента Талига. Кроме того, я нанесу прощальный визит герцогу Эпинэ и попрошу его позаботиться о вас. К несчастью, он все еще не женат, однако у него безупречная репутация.
        - Мы будем рады его видеть, - быстро, чтобы Сэль не успела отказаться, сказала Мэллит. - Капитан Дювье служит у герцога Эпинэ, он недавно вернулся из похода.
        - Очень хорошо… - Не найдя стакана на столе, герцог Надорэа поднялся и взял стоящий рядом с кувшином для прохладительного бокал. - Я выпью это вино за оставляемый мной дом и его чудесных обитательниц. За дорогу, которая ведет меня в Надор, и за ту, ради кого я пускаюсь в путь.
        - Счастливого пути, сударь, - капитан Дювье поднял свой стакан. - Чтоб удачней нас добрались, а то мы ехали в замок, а приехали к озеру.
        - Так это вас мы ждали?!. Ужасно… Ужасно и стыдно… Я в своем счастии забыл о страшном горе. Увы, погибших не воскресить, но я надеюсь на возвращение последнего из Окделлов.
        Род Повелителей Скал не должен пресечься, а Лараки… Что ж, один раз мои предки уже вернули титул истинным владельцам, надеюсь, я тоже смогу противостоять искушению кипарисом, но мне пора. Зимний день короток, а я должен повидать герцога Эпинэ.
        - Тогда вам следует поторопиться, - в голосе капитана Дювье больше не было тепла. - Монсеньор после обеда отъедет по делам.
        - Да-да, я иду. Спасибо, капитан. Селина, мы так и не поняли друг друга, но у нас все впереди. Мелхен, милая, постарайтесь смягчить сердечко вашей подруги, ведь вы - сама доброта. Понимаете…
        Герцог Надорэа прощался долго, и каждое ответное слово увеличивало это прощание, как увеличивает долг каждый день просрочки. Капитан Дювье это понял и перестал отвечать, а затем пробили часы, и Герхард сообщил, что лошади начинают волноваться.
        - До свидания, дорогие мои, - в последний раз произнес бесконечный и вышел. Стало тихо и странно.
        - Не обращайте внимания, - попросила Селина. - Герцог Надорэа - хороший человек, но никак не может понять, что Ричард Окделл - убийца и негодяй, которого нужно казнить. Хотя это вряд ли получится, уж слишком давно он пропал.
        - Да уж, давненько.
        - Если он жив, он бы нашелся или у нас, или в Гаунау, но там бы его укрывать не стали.
        - Ты говорила, - напомнила Мэллит, - что брат Айри глуп и взял с собой много денег и ценностей. Когда меня поручили капитану Дювье, мне сказали, что я не должна ехать одна, потому что вокруг Олларии много мародеров, а ведь потом их стало еще больше.
        - Да уж, барышня… Теперь и впятером лучше не разъезжать.
        - Я понимаю, - Сэль взяла бокал, из которого пил названый Эйвоном, и положила в корзинку от вина. - Очень жаль, если герцога Окделла прикончил мародер или бесноватый, ведь тогда его убили просто как человека, которого можно ограбить. Если бы вместо убийцы его величества попался кто-то порядочный, с ним бы случилось то же самое. Конечно, если клирики все говорят правильно, в Закате преступника накажут и объяснят за что, но в последнее время столько всего случилось…
        - Простите, барышня, вы это о чем?
        - Ну… Есть такие вещи, про которые в Книге Ожидания не написано, а многое из того, что нам говорили, оказалось глупостью. Будет очень жалко, если мерзавцев не наказывают за то, что они натворили, или наказывают, но так, как будто те понимают за что. А ведь бывают люди, которые не понимают ничего вообще. Герцог Надорэа очень порядочный и добрый, но мы ему с Зимнего Излома не можем объяснить, что его родственник - предатель и подлец. И я не уверена, что, когда он умрет, это ему смогут втолковать ангелы создателевы, им просто не хватит времени, ведь людей умирает много и с каждым нужно поговорить. А с поганцами еще сложнее, потому что они заняты только собой. Окделлу скажут, что его отправляют в Закат из-за ее величества и монсеньора Рокэ, а он, вместо того чтобы понять, разозлится на Создателя.
        - С этого станется, - согласился Дювье, - но вы, барышня, не переживайте. Получил он свое, хоть и меньше, чем надо бы. И за что получил, ему тоже сказали.
        - Правда? - Селина раскрыла глаза. - Вы точно знаете?!
        - Куда уж точнее, только из-за Монсеньора и молчу… из-за герцога Эпинэ. Уж больно он к паршивцу прикипел, хоть и ясно с чего - своей семьи не осталось, а тут этот, недоделанный…
        - Господин капитан, - Селина схватила винный кувшин и переставила на окно, - это хорошее вино, но за то, что вы сказали, я сейчас принесу самое лучшее, что у нас есть.
        - «Дурная кровь», - подсказала Мэллит, ощущая ту же радость, что и подруга. - Его прислал герцог Придд, и это вино дороже дорогого и ценней ценного, оно достойно твоей радости.
        Глава 3
        Акона. Васспард
        1 год К. Вт. 4-й день Зимних Волн

1
        Принимали гаунау в аконских казармах. Тех самых, где Ли сперва вырвал беднягу фок Дахе у мертвой дочки, а затем удостоился внимания капитана Арамоны. Приключение было не из приятных, но лучшего места для переговоров в городе не нашлось - старинно, по-северному добротно и не на виду. Лишних Райнштайнер загодя выставил в Тарму, малый офицерский дом приспособили для не слишком многочисленной монаршей свиты, а в комендантском особняке распоряжался опередивший Хайнриха Лауэншельд. Кажется, предложенная берлога медведя устроила: в подробности Ли не вдавался, да и когда бы он успел! Зато Проэмперадор Севера был полностью готов не только к разговорам, но и к неизбежной ночной попойке, во время которой и будет сказано главное.
        - Радуйтесь, - велел Алва крутящим усы витязям, добавлявшим переговорам малую толику варварства. Савиньяк на правах господаря Сакаци просто поднял руку в приветственном жесте. Пропел рожок, распахнулись, блеснув надраенной медью, ворота. Сона и все еще обиженный на изменника-хозяина Грато зацокали по мощеному двору, с которого орлы Райнштайнера, прежде чем уйти, исхитрились соскрести весь снег. Ясный морозный день придавал почтенным приземистым зданиям праздничность, солнце вообще способствует радости.
        - Это было здесь? - Алва кивнул на всосавшую Гизеллу стену. - Нипочем не подумаешь.
        - Ночью было несколько страшнее, но выходцам, на мой взгляд, больше подходит Ноха.
        - Удачно, что напомнил. - Алва небрежно спешился и поправил шляпу с регентским черно-белым пером. - На Ноху претендовал орден Истины, по словам Левия, это было нечто омерзительное.
        - Похоже на то… - тоже спрыгнувший наземь Савиньяк потрепал Грато по шее, тот предпочел не заметить, зато увести себя позволил без фокусов. - Хайнрих выставил из Гаунау чуть ли не всех эсператистов, и первыми вылетели «истинники».
        - Разумно. Спроси при случае Эпинэ, эти «мыши» в Агарисе его чудом заживо не сожрали. Вот и его величество. - Приближение кавалькады расслышать не удалось, но алатские рожки поют звонко. - Значит, ты отсюда слышал шаги по ту сторону стены?
        - Ночью. Наверняка дело в нечисти, но почему бы на обратном пути не проверить?
        - Если на ногах останемся. - Рокэ провел по кладке затянутой в перчатку рукой.
        - В ком из нас ты усомнился?
        - Пожалуй, что и ни в ком.
        Въезд гаунау они наблюдали через окно лишившейся нехитрых предметов солдатского быта и оттого словно бы призрачной караулки. Промаршировали здоровенные даже для горцев гвардейцы во главе с Лауэншельдом, и двор наполнился темно-зелеными всадниками, умело растекшимися вдоль стен. Разводить церемонии Хайнрих не желал, придерживаясь старого варварского правила: конного встречают конные, а пешего - пешие. Ли пробежался взглядом по лошадиным мордам и человеческим рожам, воображая себя верхом на выносливом дорожном мерине. Умозрительный конь, предвкушая честно заслуженный отдых, благодушно фыркнул и потопал к предусмотрительно устроенному помосту с лесенкой, где и встал. На Лауэншельда можно положиться и в большем, так что король без колебаний слез на толстенные, но все же скрипнувшие доски, расправил плащ, огрел старого друга и соратника по плечу и неторопливо, оглядываясь по сторонам, спустился вниз. Неплохо, но хозяевам пора бы и появиться…
        - Баймун, Ли, - Рокэ со смешком распахнул дверь. Венценосный гость в сопровождении раскрасневшегося Лауэншельда неторопливо шествовал навстречу: крытая золотисто-бурым сукном шуба и медвежья шапка пришлись бы впору самому Бертраму, вот бы их обоих - да за один стол!
        Гасить непрошеную улыбку Савиньяк не стал: привыкший к талигойскому «Леворукому» Хайнрих этого бы просто не понял, да и на душе было непривычно легко. Добытая у Мэллит частичка сердца умела радоваться, пожалуй, даже слишком.
        - Ваше величество, - Рокэ по-военному коротко наклонил голову.
        - Он самый, - Хайнрих спокойно протянул ручищу, - нам есть о чем поговорить, но сперва решим с языком. Как по мне, то лучше талиг, но с вами - обоими - я буду на «ты». Если бы мне повезло, у меня сейчас были такие сыновья, но повезло Талигу.
        - Гаунау тоже повезло: ваш язык так и не принял чужого «вы». В отличие от дриксов. Согласен с предложением вашего величества, но мне так и не удалось назвать на «ты» соберано Алваро. С вами тоже не выйдет.
        - Тебе виднее. Савиньяк!
        - Ваше величество!
        Арамона мог гордиться: король Гаунау и Проэмперадор Севера и Северо-Запада сошлись в точности напротив того места, где в пресловутую ночь отвалился от стены нагрянувший в казармы Свин. Уклоняться от «медвежьих» объятий Ли не собирался. Кости слегка хрустнули, но сам он, кажется, не сплоховал.
        - Умник! - королевские ручищи разжались, никто не задохнулся и не упал. - Говорят, ты ползимы пропадал?
        - Пришлось.
        - Потом расскажешь. Предлагаю начать с чего попроще, то бишь с политики и войн. Кадану я, само собой, прибираю, но это терпит. Куда идти?
        - Вон проход, - игру в простоту Рокэ принял охотно. - Да, Кадана, Агария и Йерна, хоть сейчас и съедобны, могут отвлечь от главного.
        - То есть от взбесившейся погани? Мне есть что сказать про Эйнрехт и не только. Что там у вас в Олларии? Не зря же вот он пропадал, оставив коня братцу.
        - Что нужно, я сделал, хоть и не так, как думалось, - объяснил Лионель, - только это не политика и почти не война.
        - Значит, отложим до ночи. Про нечисть лучше говорить в темноте и спьяну. Можно испугаться, но чувствовать себя спятившим не станешь. Я прав?
        - Несомненно. - Рокэ остается собой в любой компании. Что он там ляпнул при знакомстве с Бруно? Сколько лет никогда не виделись… С Хайнрихом они никогда не виделись еще дольше.
        - А раз прав, - осклабился гость, - начнем. Спрашивай.
        - Извольте. Сколько просидит Марге?
        - Сколько дадим. Ублюдок мне написал, он, видите ли, желает обзавестись внуками, только с Кримхильде хватит дриксенских каплунов. Я рад, что Фридрих не осчастливил меня наследничком с порченой кровью… Это еще что такое?
        - Камни, - Алва остановился и склонил голову к плечу. - С дырками. Кажется, при строительстве аконской цитадели их оставили здесь на счастье. Они вам нравятся?
        - Нет, это я им понравился. - Король Гаунау подошел к ближайшему валуну и водрузил на него ногу, чем-то напомнив «Победителя дракона». - Я уже лет пятнадцать как от себя не в восторге. Это не повод отказываться от мяса с пивом, но сейчас меня тянет прыгать и вопить, как семилетка.
        - Сдерживать душевные порывы вредно для здоровья. Вы хотите видеть эти камни в Гаунау? Я вам их отдам.
        - Хочу, только не даром.
        - Они пойдут либо в обмен на что-нибудь мне нужное, либо в придачу к чему-нибудь, с чем Талигу лучше расстаться. Ли, что скажешь?
        - Проще всего отослать в Гаунау Дораков. - Савиньяк стащил перчатку, наклонился и тронул рукой пресловутый камень. Сперва ничего не произошло, а потом… захотелось пива.

2
        Обличал Лукас, будто стихи читал. Страстно, вдохновенно, прерываясь лишь для принятия подаваемых любящей супругой микстур. Занятая сим важным делом Маргарита-Констанция была счастлива и озабочена, Арлетта - только озабочена. Затягивать с проверкой мелькнувшей на берегу мысли не приходилось, поскольку Валентин считал дальнейшее пребывание четы Альт-Гирке в Васспарде излишним, в чем был совершенно прав. Вторая осенившая Повелителя Волн идея, а именно - незамедлительно препроводить графиню Савиньяк в Гирке, наводила на серьезные подозрения. Скорее всего, Придду требовалась если не свобода, то отсутствие беспокойства за драгоценную гостью, а раз так, Спрут что-то затевал. В том, что Арно в это «что-то» влезет по уши, Арлетта не сомневалась, но втягивать друга в серьезную опасность Валентин без крайней необходимости не стал бы. Значит, нужно предоставить мальчишкам свободу, тем более что поездку в Гирке можно использовать с толком. Для тех же одиноких прогулок в окрестностях храма, что гораздо проще в отсутствие хозяина…
        - …которого благодетельный случай вознес до положения главы рода! - Лукас выдохнул и протянул руку к крошечной серебряной рюмке с очередным средством против простуды, хотя та одолевать графа не спешила. А ведь утони старый глупец, всем сейчас было бы и жалко, и совестно! Что поделать, смерть возносит на пьедестал даже самую никчемную жизнь. Другое дело, что смерть промахнувшаяся разбивает оный пьедестал вдребезги.
        - Вы молчите! - бодрый, как целое стадо лебедей, Альт-Гирке проглотил лекарство и вернул рюмочку подскочившей супруге. - Понятно… Вы не можете не соглашаться и не желаете в этом признаться, вы - гостья, и вы получили должное воспитание, но я в Васспарде не гость, и я обязан вас предостеречь хотя бы ради своего спасителя. Виконт Сэ, бросившись мне на помощь, рисковал дважды. Я могу лишь подозревать намерения Валентина в отношении последнего из братьев, но его ненависть ко мне очевидна и в доказательствах не нуждается. Этот молодой человек, наблюдая за мучениями Питера, не мог не питать надежды на мою гибель, и эта надежда переросла в уверенность, когда подо мной провалился лед…
        - Сударь, - взмолилась из своего уголка Маргарита-Констанция, - умоляю… Не надо об этом… Я до сих пор в ужасе, ведь я могла вас потерять!
        - Мы принадлежим не себе, но Чести и Талигойе, дорогая, - отрезал старый петух, явно намереваясь продолжить прерванное женой кукареканье, но допустить этого Арлетта не могла, уж больно подходящий был момент.
        - К счастью, моя дорогая, - не растянуть любимое словцо Аглаи удалось лишь чудом, - самое страшное в прошлом, но как вышло, что ваш супруг вообще провалился? Он - опытнейший человек, охотник и к тому же сын Повелителя Волн…
        - Я не мог не прийти на помощь Питеру, - не замедлил проглотить наживку опытнейший человек. - Даже если в намерения герцога Придда входило всего лишь наказание малолетнего брата за пусть дерзкое, но вполне объяснимое поведение, жестокость остается жестокостью! Сударыня, я еще раз предупреждаю вас об опасности уже для вашего сына, одарившего своей дружбой такого человека…
        - Вы уже это говорили. - Рафиано добиваются ответа даже от столбов, а тут всего лишь иззавидовавшаяся родня. - Я не готова обсуждать то, что не в силах изменить, а женщина изменить выбор мужчины не властна. Маргарита-Констанция со мной согласится. Ведь она умоляла вас повернуть…
        - Мне казалось, я умираю, - всхлипнула годами не снимавшая с пальца смерть старушка, - умираю вместе с вами… Я знала, что вам не дойти! Этот лед, эти ужасные птицы под водой…
        - Глупости! Вы говорите глупости, поскольку не могли ничего знать. Да, порой людей с опытом выручают глазомер и память, но угадать толщину и крепость льда невозможно. Бедный Питер провалился на том месте, где бьют ключи, мальчик был слишком взволнован, чтобы вспомнить о них. Этой ошибки я бы, разумеется, не совершил, но я шел со стороны лестницы, и все решила случайность.
        - Возможно, - предположила графиня Савиньяк, - вы слишком спешили? Я слышала, бежать по льду опасней, чем идти.
        - Не всегда, - буркнула «жертва случайности», явно не желая вспоминать вчерашнее купанье. - Я исполнял свой долг, тем более что другие не торопились.
        - Но неужели вы в самом деле не чувствовали приближения беды? Маргарита-Констанция…
        - Констанция просто ополоумела от страха.
        - О, - Арлетта в лучших алисианских традициях закатила глаза, - бедняжка так беспокоилась, когда вы пропали. Днем, в запертой комнате… Это казалось немыслимым, я словно бы попала в страшную сказку, но вы правы, я всего лишь гостья… Тем не менее есть люди, чующие лед.
        - Опыт, - поспешил увести беседу от своего заточения в туалетной Лукас, - исключительно опыт, но он годится лишь при переходе рек. Пруды непредсказуемы, а у меня не было ни времени, ни возможности выбора. Питер звал на помощь, и я положился на волю Создателя. Констанция, я слегка охрип, мне нужно смягчающее.
        Смягчающее оказалось бессильным. Когда парой минут спустя вошел Придд, Лукас смог издать лишь какую-то смесь карканья с лошадиным фырканьем. Зато Маргарита-Констанция вскинула подбородок и встала у кресла мужа. Она была готова к битве, но хозяин Васспарда предпочел начать с другой графини.
        - Сударыня, - Валентин учтиво наклонил голову, - я искренне рад встретить вас здесь, ведь непредвзятый свидетель - это истинное сокровище. Любезный граф, я побеседовал с лекарем. Он полагает, что простуда вам более не угрожает, а потому нет ни малейшей причины откладывать ваш отъезд. Должный эскорт, равно как и зимняя карета моего отца, в вашем полном распоряжении. Если вы отбудете около четырех, то к девяти достигнете Штраттенбаха, где сможете заночевать в заказанной для вас гостинице. Предвосхищая возможный вопрос, спешу заверить, что выйду вас проводить и выкажу вашему возрасту и титулу надлежащее уважение.
        - Вы… - теперь это было шипенье, которое Арлетта решила считать лебединым. - Как вы только посмели…
        - Это мое право как главы фамилии и хозяина Васспарда. Я не желаю видеть вас здесь и полагаю верным препроводить в ваши пожизненные владения. Впрочем, за пределами Васспарда вы вольны избрать любое направление.
        - В таком случае я отправлюсь ко двору, но не сейчас, а после похорон единственного из сыновей Вальтера, кто подавал определенные надежды. Я добьюсь если не торжества справедливости, то торжества гласности. Да, вам покровительствует Кэналлийский Ворон, по несчастливому стечению обстоятельств ставший регентом. Само его имя вызывает ужас и отвращение, но вы сочли возможным брать с него пример. О, вы достигли многого, и у меня больше нет сомнений в том, что вы - братоубийца. Да, вас невозможно привлечь к королевскому суду, но благосклонность Олларов и временщика не спасет вас от заслуженного презрения. Все… Все благородные люди станут вами гнушаться, это я вам обещаю! Сударыня, надеюсь, вы запомнили мои слова? Вы - свидетель, в этом герцог Придд прав, но только в этом.
        - Да, - подтвердила графиня Савиньяк, - я запомнила. Маргарита-Констанция, у вас есть… около двух часов, чтобы проследить за сборами. Это немного, так что не стану вам мешать, тем более что уезжаю прежде вас. Мы заговорились, и я не успела сказать, что пришла не только справиться о здоровье графа Альт-Гирке, но и проститься. Доброго вам пути.
        Два старческих лица - злое и растерянное, желтенький отблеск на пузатой склянке, запах мяты и меда…
        - Прошу вас, - Валентин распахивает дверь, что хотел, он уже сказал и выслушивать прощальную арию не собирался. - Сожалею, что вам пришлось присутствовать при столь неприятной сцене.
        - Пустое, - рука Придда по-военному твердая, она всю жизнь опиралась на такие. Пока не пошла обезумевшим городом, глядя в спину сбросившему балахон монаху и поддерживая под локоть спотыкающуюся Марианну. - Господин граф заявил, что уедет только после похорон, вы ему не ответили. Через три часа достойных супругов просто выведут на улицу и затолкают в карету?
        - Этого не потребуется. Альт-Гирке вел себя в точности так же, когда его выгонял из Васспарда отец, но всякий раз уезжал к себе. Конечно, есть некоторая вероятность появления этого господина в Старой Придде: он писал герцогу Ноймаринену и, как выяснилось, получил ответ.

3
        Дядюшка Гектор в те поры, когда полагал старшего племянника своим преемником, при каждом удобном случае преподавал ему основы экстерриорской премудрости. Среди прочего Ли узнал, что обсуждать дела следует под шадди и десерты, в крайнем случае допускается легкое вино с легкой же закуской, но сытная еда с серьезными переговорами несовместна даже в большей степени, чем шадди - со сливками.
        - Ваше величество, - осведомился Савиньяк у Хайнриха, как раз бросившего на тарелку третью по счету гусиную кость, - вам доводилось беседовать с графом Рафиано?
        - Еще чего! - не сплоховал коронованный варвар. - Для надутых болтунов я держу собственного, такого же, хотя вреда от него больше, чем проку. Это кошачье трепло сосватало моей Кримхильде Фридриха, и чем кончилось? А теперь болтливые подушки и вовсе без надобности: с Эйнрехтом мне говорить не о чем, с Джеймса хватит пары генералов, Агарис догадались сжечь, Паона - ваше дело, а мы тут как-нибудь без кружавчиков обойдемся.
        - Воистину, - весело согласился Рокэ. - Ваша мысль о том, что варвар варвара всегда поймет, мало того что правдива, она очаровательна!
        Разумеется, Хайнрих расхохотался и плеснул себе можжевеловой. В ответ Росио приподнял бокал с «кровью» и услышал, что хоть Кэналлийский Ворон на приличного варвара и не похож, дело с ним иметь можно.
        - Пожалуй, - Росио посмотрел вино на свет. - Для этого, как заметил, кажется, Лионель, я слишком многих убил своими руками.
        - По мне, чем проще, тем лучше, - гаунау вгрызся было в очередную ногу, но почти сразу на его лице проступило нечто вроде растерянности.
        - Югу простота не идет, - не согласился соберано, - мы подчеркиваем варварство по-своему. Поверьте, репутация полу-шадов имеет определенную прелесть!
        - Еще бы, Агарис только вы и жжете… С мясом не то что-то! Вроде и не сгорело, и соли в достатке, а мочалка мочалкой!
        - Попробуйте нижний кусок, - предложил вовлеченный в девичий заговор Савиньяк, - говорю вам как победитель Фридриха.
        Хайнрих хмыкнул, но взял, Лионель голодать тоже не собирался, а делу эти гуси не мешали, как и выпивка. Напротив, на совсем уж трезвую голову некоторые вещи слушать еще можно, но говорить неудобно.
        - Кадану я забираю, - получив правильное мясо, гаунау вернулся к наболевшему, - но мне не разорваться. Разводить под боком бешеную сволочь - быть дурнем почище покойного кесаря, только выковыривать что Марге, что Ило - не зятя моего недоделанного колошматить. Да и не в них дело, а в этой вашей зелени! Мне не нравится такая война, но мир нас точно прикончит.
        - То, что принято называть миром, рано или поздно приканчивало всё, - обнадежил Рокэ, - во всяком случае, обратных примеров я не припомню.
        - Ну и к Змею его! - Хайнрих принялся собирать хлебом подливу на скольких-то там травах и желтках. Не забыть бы рассказать об этом Мэллит. - Будем воевать. В южные мимозы я не лезу, но какая у вас корысть на севере, знать должен.
        - Марагона, - выложил очевидную карту Рокэ. - Она просто отлично встанет между Талигом и кесарией.
        - Маловато будет, - усомнился Хайнрих. - Или Агарией доберешь?
        - Только не Агарией. Предпочитаю не плодить неприятности, особенно если не успею их устранить лично. Дриксы в свое время изрядно промахнулись с Марагоной, но эта рана хотя бы осталась чистой, Агария же загноится. Присоединенные, без меры возлюбившие присоединителей, опасней тех, кто рычит, даже подыхая.
        - Я тебя понял. Джеймс может виться как хочет, за стол я его не пущу… И тех, кто найдет у себя в роду гаунау, тоже.
        - Неожиданные на первый взгляд предки, - включился в беседу Ли, - обнаруживаются сейчас у многих.
        - Бывает, что и теряются, - Хайнрих с кряканьем глотнул своей можжевеловой, - вон родня Зильбершванфлоссе на убыль пошла. Кто своих бабок потаскухами выставляет, дескать, не от мужей рожали, кто - наоборот.
        - Я где-то слышал, - припомнил Савиньяк, - граф Хохвенде любил намекнуть на связь своей матушки с кесарем Ольгердом. Полагаю, репутация доброй женщины восстановлена?
        - Еще как, - его величество уставился на оставшиеся гусиные ноги, на первый взгляд одинаковые, но лишь на первый. - Какую?
        - Любую, которая отливает темно-красным.
        - Нашел художника! - его величество дважды повернул блюдо. - Ага, вижу… Мог бы сразу сказать, что бурое - мочалка!
        - Хороший экстерриор углядел бы в этом оскорбление герба Гаунау.
        - Ты хотел сказать - хороший гайифский экстерриор? Хотя у них сейчас нет и плохого… Пер, тебе чего?
        - Ваше величество, - Лауэншельд казался слегка растерянным, - к вам настоятельно просится юная особа. Она должна быть памятна вам по встрече на перевале.
        - Горностайка-то? - королевская физиономия расплылась в улыбке. - Давай ее сюда! Только сказать мне нечего, ваш мерзавчик до Гаунау не добрался, даже жаль…
        - Наконец-то я чего-то не понимаю, - Рокэ взялся за бутылку, и Ли пододвинул свой бокал. - Удивительно человеческое чувство…
        - Сейчас поймешь. Девчушка хочет отомстить за королеву, а сама не может, ну и попросила меня. Я согласился, таких мерзавышей только давить, только не вышло. Ладно, сам обещал, сам и отвечу.
        Девица Арамона была верна себе. Первым делом она сделала книксен, который сделала бы и Создателю, попадись он ей. Покончив с церемониями, Сэль отыскала глазами Рокэ и принялась за объяснения.
        - Монсеньор, - затараторила она, - я знаю, что к коронованным особам можно войти, только если они зовут, но я должна вернуть его величеству одну вещь, иначе может выйти очень неудобно, ведь он обещал мне помочь, а это невозможно, потому что убийцу ее величества застрелили. Те, кто зря ловит Окделла, теперь могут заняться чем-нибудь более важным. Сейчас в Гаунау из Дриксен должно пробираться много шпионов, их ловить гораздо труднее, чем беженцев, а ведь шпионы, если они из Эйнрехта, могут быть еще и бесноватыми. В Гаунау их будить пока не умеют, и это очень опасно, поэтому я должна…
        - Постой-ка, - рявкнул, хоть и дружелюбно, Хайнрих, - за тобой не угонишься! Говоришь, пристрелили?
        - Да, ваше величество, - девушка повернулась и теперь смотрела на гаунау. - Я знаю совершенно точно. Большое вам спасибо за то, что вы хотели помочь, это очень важно, чтобы убийцы и предатели не процветали. Конечно, за грехи должны наказывать после смерти, но, если это не получается, пока мы живем, может не получиться и дальше. Ваше величество, я принесла ваше кольцо, я с ним обращалась очень аккуратно.
        Платье у Селины было закрытым, однако вытащить залог ей удалось сразу же. Кольцо Лионель помнил, украшенное крупным закатником[6 - Закатник (закатный камень) - редкий в Золотых Землях драгоценный камень, обладающий двойным блеском. При дневном освещении он кажется темно-зеленым, а при свечах темно-красным. С закатными камнями в эсператистских странах связано несколько суеверий, поэтому носить их отваживаются немногие, однако потомки переселенцев из Седых Земель, где закатники редкостью не являлись, полагают иначе.], оно было огромным, неудивительно, что девушка носила его на цепочке вместо эсперы. Выглядело это просто очаровательно, Лионель, во всяком случае, залюбовался. Хайнрих шумно вдохнул и отодвинул тарелку.
        - Убери, - проворчал он после легкой заминки. - Договор не выполнен, залог твой.
        - Но, ваше величество, - запротестовала Селина, - вы ведь и не могли ничего сделать: когда я вас просила поймать убийцу, он был уже мертв.
        - Это меняет дело, - Рокэ с наисерьезнейшим видом освежил бокалы. - Плату за невыполнимое, как правило, берут закатные твари. Правда, они как-то умудряются это выполнять, но у нас явно не тот случай. Селина, вы голодны?
        - Нет, Монсеньор. Пожалуйста, уговорите его величество забрать кольцо, иначе мне будет очень неловко.
        - Вот ведь… - в другом случае Хайнрих наверняка бы грохнул о стол кулаком. - Не возьму! Нечего было, не найдя берлоги, продавать шкуру, а ты садись, не мне же вставать. Говорят, ты нечисть ловить наловчилась?
        - Да, ваше величество, но ловлю не я, а «фульгаты», я бесноватых только злю. Пожалуйста, возьмите кольцо.
        - Нет!
        - Ваше величеств…
        - Рэа Кальперадо, - Рокэ успел встать и обойти стол, - позвольте кольцо.
        - Да, Монсеньор.
        Камень на протянутой ладошке горел сразу зеленым и темно-красным, видимо, от растерянности. Казус в самом деле получался забавным, но выход был, и Ли его нашел за мгновение до того, как регент Талига положил кольцо перед королем Гаунау.
        - Ваше величество, - так Алва не мурлыкал с Октавианской ночи, - эту вещь я не считаю нужным хранить в Талиге. Согласно нашей договоренности, свидетелем коей был граф Савиньяк, я передаю ее вам вместе с двумя заинтересовавшими вас камнями.
        - Додумался-таки… Умник! - кулаком по столу Хайнрих все-таки ударил, но не сильно, даже брызги не полетели.
        Глава 4
        Васспард. Акона
        1 год К. Вт. Ночь с 4-го на 5-й день Зимних Волн

1
        Дамы предусмотрительно попрятались, так что Валентина с Арно сопровождали лишь «фульгаты» и управляющий, бесстрастный как истинный «спрут». В примыкающем к церкви небольшом зале Валентин его отпустил, и тот убрался, словно втянувшись в полутьму коридора, но шаги слышались еще долго.
        - Как в Лаик, - пробормотал вымотанный молчанием виконт. - Только слуг тамошних не хватает.
        - Для чего не хватает? - уточнил Придд, после изгнания Лукаса сменивший мундир на фамильное платье.
        - Для страха. Мне теперь чем тише и незаметней, тем страшнее.
        - Пожалуй. Арно, я очень не хочу тебя впутывать, но Клаусу здесь не место, а один я могу…
        - Заткнись, пожалуйста, - как мог проникновенно попросил виконт. - Кроунер, давай корзину! Всё собрали?
        - Всё, господин капитан. Как есть обеспечивающее явление, только, может, мы тоже… поприсутствуем во избежание всяких и-цы-дентов?
        - Будете присутствовать здесь и у других дверей. Поесть только раздобудьте.
        - Некондициённо оно, господин бригадир! То есть чре-вато ослож-нениями.
        - В карауле не дело жевать, - с явным сожалением перевел Раньер.
        - Вы не в карауле, - Валентин обвел взглядом взъерошенных «закатных тварей», - все, что от вас требуется, это не впустить графа Васспарда, если он захочет войти. Арно, идем.
        «Фульгаты» провожали начальство хмурыми взглядами - бригадирова затея им откровенно не нравилась. Арно в восторге тоже не был, только дружба - отнюдь не сплошные попойки, атаки и прочие милые вещи. Виконт подмигнул Кроунеру и шагнул в распахнутую Валентином тяжеленную, изумительной работы дверь. Та закрылась неслышно и при этом весомо, вздрогнули огоньки многочисленных свечей, по лицу ароматным полотенцем провел возникший и тут же померший сквозняк.
        - Напиваться станем там же, где прошлый раз? - деловито уточнил виконт, стараясь не коситься в сторону постамента с траурными носилками. - Не знаю, как тебе, а мне там понравилось.
        - Да, наверху во всех отношениях лучше, но напиваться сейчас нам нельзя. Это будет сразу и трусостью, и глупостью.
        - Отлично, - мотнул головой Арно, - да здравствует храбрость, особенно моя! Рокэ как-то сказал, что дружба дохнет от незаданных вопросов и прочей тактичности.
        - Очень похоже на правду. Тебя, наверное, все еще занимает происшествие на пруду?
        - Угу… - Да не занимает его ничего, наоборот, забыть бы все это, и в Торку! - Там на меня что-то вроде помрачения нашло. Ты в самом деле мной командовал?
        - Где и когда? - К покойнику Придд подходить не стал. Глянул издали, кивнул каким-то своим мыслям и двинулся к памятной по прошлому бдению лестнице. Арно с некоторым облегчением пошел рядом. Бояться он не боялся, но неприятно было, а куда денешься? Родственникам умерших положено бдеть, уклонись Валентин еще и от этого, кудахтанье поднялось бы до небес, хотя оно и так поднимется. Особенно если Лукас потащится в Старую Придду… Грозился ведь не оглядываться и не успокаиваться, пока не отыщет место, где ему, такому оскорбленному, начнут сочувствовать.
        - А… - Странное дело, только без утопленника в церкви было страшнее. - Понимаешь, по льду я словно не сам шел, а шарахался, куда велено. Потом ты как-то сразу замолчал, и наваждение прошло. Оказалось, я уже возле самой полыньи с Лукасом. Вытаскивал и назад его волок я уже сам.
        - Спасибо, что рассказал, - поблагодарил лучший друг и замолк. То ли обдумывал, то ли не хотел обсуждать на ходу. Чуть поскрипывали ступеньки, по дубовой резьбе скользили пятна света, и ужасно не хватало Ли с его ухмылочкой, хотя Ульрих-Бертольд тоже бы сгодился.
        Арно представил сварливого воителя, сперва просто так, а затем выпроваживающего из Васспарда Альт-Гирке. Всех. Настроение несколько улучшилось, и корзинку на уже знакомую ножную скамеечку виконт водрузил во вполне терпимом расположении духа. Придд все еще мыслил, и Арно подошел к балюстраде. Внизу все было как в прошлый раз, разумеется, не считая водруженного прямо на родовой герб траурного сооружения. Соответствующего случаю гроба в Васспарде ожидаемо не оказалось. Мастер просил на работу сутки, и Питера прямо на носилках водрузили на наскоро сколоченный и обтянутый лиловым бархатом постамент, из-под которого лезли извивающиеся мозаичные щупальца. С органного балкончика это напоминало эдакую перекошенную ромашку.
        - Ты что-то заметил?
        - Да нет… - виконт бросил на «ромашку» еще один взгляд и вернулся к успевшему зажечь свечи у пюпитра другу. - Мать сказала бы, что все очень мило.
        - Графиня Савиньяк вызывает заслуженное восхищение. Арно, ты уверен, что тебе подсказывал именно я?
        - Именно ты, не отвертишься! Когда Лукас провалился, ты велел стоять на месте, да я вроде никуда особо и не рвался, пока его жена не закричала. Тут меня будто кнутом вытянуло. Знаешь, эта Маргарита его любит, дурака старого. И за что?!
        - Не представляю, причем не я один. Мировая философия полна мыслями о загадочности любви. Итак, ты пожалел графиню Альт-Гирке. Дальше?
        - Дальше я рванул к полынье, ничего не соображая, то есть соображая… В смысле пытаясь решить, что и как делать. Думал, сперва пойду по следам, потом ползком, но тут в ушах зашумело, словно где-то поблизости водопад объявился, и ты принялся распоряжаться. Так ты не думаешь, что я это зря? Ну, вытащил Лукаса… Когда старый пень понес про тебя всякие мерзости, я его чуть обратно не швырнул, хорошо, мать вмешалась.
        - Да, это пришлось очень кстати, - заверил Валентин и что-то положил на органную крышку. - Разговоры я переживу, а на большее граф не способен. Надень это, пожалуйста.
        - Давай, а что? - Свечи только и ждали, вцепились в серебро, словно подожгли! - Ты что, с ума сошел?! Если сегодня за кем-то и явятся, то за тобой!
        - Именно. Не думаю, что Питер сумеет встать, во всяком случае, сведений о том, что извлеченный из воды утопленник вставал, мне не попадалось. Если это все-таки произойдет, я попробую справиться сам, а ты меня подстрахуешь, благо теперь знаешь, как это делается.
        - За неимением Ли, попробую. - Да уж, вернулся человек домой! - Слушай, давай рябины надерем. До полуночи еще час, не меньше, успеем!
        - К сожалению, рябина в Васспарде не растет. Более того, я не смог вспомнить ни единого дерева ближе, чем в дне пути. Пожалуйста, надень.
        Бред какой-то! Но ведь Гизелла встала, то есть исчезла из закрытого гроба, именно в церкви. Может, фок Дахе от этого худо и стало?
        - Тебе что-то пришло в голову?
        - Так… - Серебряная звезда в руке слегка отсвечивает алым, смотреть на нее можно долго. Очень. - Для чего все-таки Адриан их делал, ведь выходцев ведь при нем еще не было? Слушай, а не мог он кого-то звать?

2
        Большой король нравился Мэллит, как и разговор, похожий на те, что уже были в Старой Придде, Альт-Вельдере и здесь, в Аконе. Повелитель гаунау казался довольным и веселым, он ел, пил и спрашивал, а гоганни с готовностью отвечала. Приблизься она к запретному, первородный Ли вмешался бы, но он лишь подсказывал нужные слова. Это вызывало радость и желание говорить дальше, и Мэллит говорила, пока огромный не откинулся на спинку достойного его кресла.
        - Так я и думал, - воздал он хвалу своему разуму. - Решили Излом обмануть - самих смяло. Сказал бы, что поделом, да жалко, хотели ведь как лучше… С чего в Талиге все дыбом встало, теперь ясно, дальше-то что?
        - Ночь. - Монсеньор Рокэ подошел к окну и отдернул дорогую ткань, скрывавшую сразу тьму и свет. Мэллит увидела увядающую луну, окруженную светящимся кольцом, и над ней алую звезду, которую воины называют Фульгатом.
        - Славно посидели, - гость подмигнул, но гоганни не поняла кому, - с толком. Пора девиц отпускать, да и самим выспаться не помешает. Утром, пока клирики не объявились, договорим. Эй, там, подайте красавицам медвежьи плащи…
        - Ваше величество… - начала Сэль, но большой король слушать не пожелал.
        - Что у тебя все есть, - насупился он, - слыхал уже! Ну так будет все и новый плащ в придачу, а с залогом мне еще разбираться и разбираться. Мало ли кого прибили, слово всяко выкупать надо!
        - Ваше величество, я не знаю никого из преступников, которые могут сбежать из Талига в Гаунау, ведь мы больше не воюем.
        - Ты не знаешь, а я найду! - король стукнул своей кружкой о стол, и гоганни по звуку поняла, что пива в ней больше нет. Это было опрометчиво, ведь прежде пива он пил крепкое. - Сколько нужно пробыть на побегушках у твоей подружки, чтоб выучиться по-людски жарить гусятину?
        - Полагаю, - голос Монсеньора серьезен, а глаза веселы, - ответ на этот вопрос знает лишь баронесса Вейзель.
        Чужие взгляды часто смущают, но в этот раз Мэллит была спокойна.
        - Нич… Ничего не могу сказать, - гоганни присела так же, как приседала Сэль. - Если стоящий у жаровен чувствует огонь и мясо, он быстро поймет главное, а потом привнесет свое.
        - Не поймет - прогоню, - пообещал большой король и встал. Он желал проводить сотрапезников, и с ним не спорили. Уже уходя, Мэллит окинула глазами исполнивший предназначенное стол и испытала законную гордость: ни одно из блюд не было отвергнуто.
        - Все хорошо, - быстро шепнула Сэль, когда мужчины по талигойскому обычаю отстали, пропуская женщин вперед. По ту сторону порога уже ждали двое воинов, и у каждого на руках лежала гора темного меха. Нужно ли было примерить дар или всего лишь выразить восхищение, гоганни не знала, но регент взял первый из плащей и набросил на плечи Сэль.
        - Слишком длинно, в темноте можно оступиться, - заметил он и поднял подругу на руки. - Ваше величество, доброй вам ночи.
        - Куда уж добрей! - хохотнул король и ударил первородного Ли по плечу. - Лет сорок назад и я бы не сплоховал. Эй, там, пива в спальню и свечей. Вторую-то не забудьте, украду ведь! И учить никого не понадобится…
        - Спасибо, ваше величество, - так всегда отвечала подруга, и так было правильно. - Я легко отыщу дорогу к воротам, и пусть завтра рядом со мной встанет ваш человек.
        - Завтра, - откликнулся вместо гаунау первородный, и Мэллит ощутила на плечах тяжесть нового плаща. Он в самом деле был длинен и тяжел, но она опиралась на руку подобного Флоху и не могла ни упасть, ни споткнуться. Пройти так через всю Акону было бы величайшим счастьем, только у ворот ждали «фульгаты»«с лошадьми.
        Гоганни слышала, что правнуки Кабиоховы при необходимости возят женщин, посадив их перед собой. Так названный Руппи вез Сэль, так полковник Придд хотел увезти с поля боя их с Роскошной, только знать о чем-то не значит уметь…
        - Пусть граф Лионель скажет, что надо делать, - шепотом призналась Мэллит, - меня учили только мужской езде, это было в Сакаци.
        - Зачем что-то делать? - лица первородного было не разглядеть, но голос его смеялся. - Одну минуту, баронесса Мелания.
        - Я готова ждать. - Недостойная всегда будет ждать, лишь бы он возвращался, лишь бы жил!
        Первородный берется за гриву, вскакивает в седло, разбирает поводья. Мерцает лунное кольцо, серебрится расшитая инеем стена, тихонько звякает железо, всхрапывает конь. Его зовут Грато, и таких мало даже в Талиге.
        - Уилер, подсадите девушку.
        Руки «фульгата» сильны, ему верят первородный и регент, ему верит Сэль, и он знает многое. Бояться нечего, и Мэллит не боится. Вновь что-то звякает, первородный принимает ее у смелого Антала и устраивает перед собой, теперь впереди светлая грива и острые конские уши, а над ними - звезда, и свет ее ал, как лепестки маков, как маршальская перевязь. Сбоку какое-то движение: еще один всадник посылает вперед черного коня, это регент и с ним Сэль, да откроет ей луна этой ночью истинное. Что-то говорят одни воины, и им отвечают другие, ворота распахнуты, впереди ночь и дорога.
        - Мэллит очень устала у своих жаровен?
        Почти шепот, почти объятия. Так гладят кошек и касаются цветов, так… снятся.
        - Я делала что надо. - Это не сон, они вместе, хвала алой звезде! - Король гаунау доволен, завтра с ним будет легче.
        - С Хайнрихом легко, даже если он голоден и не в духе, но я рад, что ему перепало немного удовольствия.
        - Куда мы едем? - Зачем спрашивать, ведь главное - дорога и подобный Флоху за спиной. Если бы только этот путь мог стать вечным.
        - Вас с Селиной нужно проводить.
        - А… дальше?
        - По-всякому. Вам сны, нам с Монсеньором - шадди и разговоры. Нужно многое решить, но все будет хорошо. Попробуйте отдохнуть, попробуйте прямо сейчас.
        «Все будет хорошо…» Он ни разу не солгал, он ничего не обещает, просто дарит радость, как жемчуга. Серый конь идет шагом, словно понимая и храня… Это и есть счастье, даже большее, чем то, что дарят поцелуи и объятия. Голод, когда он утолен, забывается, выпитое вино кружит голову недолго, а песня вплетается в душу и звучит, даже если смолкли струны. Именно этой песней живет Роскошная, именно ее не может расслышать капитан Давенпорт, а ничтожная… Она видела Юлиану и Курта и любовалась ими, не надеясь, что услышит зов любви сама.
        Снег глушит цокот подков, вдали, отбивая время, звонит колокол, что-то объясняет Монсеньору Селина, что - не разобрать… «Все будет хорошо», а она в самом деле устала. Сперва было слишком много жара, а потом вопросов и ответов. Большой король призвал недостойную так внезапно: сперва ушла Сэль, она хотела всего лишь вернуть залог, но ее задержали. Мэллит ждала, а вместо подруги явился нареченный Лауэншельдом и передал приглашение своего короля. Мелхен… баронесса Вейзель ответила, как ее учили во дворце, и поспешила на зов. Столовую заливал золотистый свет, за столом сидело трое мужчин и с ними Сэль.
        - Ваше величество, - сказала она, - вот моя подруга, все делала она.
        - Чудо какое, - огромный человек с бородой сразу рычит и мурлычет, он больше, много больше, чем казался с бастиона. - Иди сюда и садись… Эй, вы там! Приборы девицам, и начнем!
        - Его величество хочет узнать про Шар Судеб, - голос бесстрастен, но взгляд ловит взгляд. Первородному Ли нужно, чтобы она ничего не скрывала и не боялась, и Мэллит не боится.
        - «Шар Судеб всесилен, неразумен и вечен, - древние слова страшны и правдивы, прежде она об этом не думала. - Шар Судеб не остановит никто, но путь его можно изменить…»

3
        Сказка про Аполку была длинной и путаной. Арно малость охрип, но до счастливого для уцелевших конца добрался. Зловредную мармалюцу исхитрились вернуть породившему ее болоту, после чего затеяли разухабистую попойку. А что? Выжили же!
        - Если ты что-то из этого выудишь, можешь пожать руку Ли, - виконт тоскливо глянул на торчащее из корзины бутылочное горлышко и решительно вгрызся в яблоко, к счастью, сочное. - Братец после Гизеллы дня три заставлял меня вспоминать эту прелесть.
        - Неужели граф Савиньяк не знал сакацкой легенды?
        - Да все он знает, но это же Ли! И потом, меня этой Аполкой пугали позже, чем старших. Кстати, тебя-то я напугал?
        - Еще не знаю. - Валентин тоже взял яблоко, но положил его перед собой, словно кинжал или пистолет. - Тебе не приходило в голову, что Питера убил я?
        - Лукасу пришло. На прощание.
        - Лукас мне не интересен. Тебе приходило или нет?
        - Ну… Сам ты его вытаскивать не полез, но и Клауса не удерживал.
        - Сперва удерживал, потом ты бросился за Лукасом, и я отвлекся на вас. Ты так и не ответил.
        - Как на меня… - Вот ведь пристал! - Ты от Рокэ набрался. Он всем дает шанс, но только один. Питеру за два убийства, по сути, ничего не было, он и вообразил, что может всю жизнь выкобениваться. Повыкобенивался. Трудно было его не спасать?
        - Нет. - Валентин повернул фамильное кольцо, будто красно-лиловый глаз открылся. - Трудно было убивать, но оставить в живых этого… члена нашей фамилии я не мог, некоторые подонки дорого обходятся не только их семьям. Мне кажется, регент и граф Савиньяк меня не осудят, но мне очень важно понимание твое и маршала Ариго. Ему я, к сожалению, ничего не могу рассказать из-за Ирэны, значит, решать тебе. Или ты принимаешь меня таким, каким я стал, то есть братоубийцей. Или отвергаешь.
        - Слушай… - Такие разговорчики на трезвую башку? Да проще ло-кагет выучить! - Может, хватит на сегодня Дидериха?
        - Это отнюдь не Дидерих и даже не Лахуза. - Валентин неторопливо поправил замерцавшую свечу, и по стене проползло что-то вроде тени от полупаука. - Я все же займу твое внимание на полчаса или около того. Выдержишь?
        - Куда я денусь, разве что выходец заявится. - А хорошо бы! Против эсперы нечисть не сдюжит, зато отвлечет и докажет, что такое только топить! - Подожди-ка.
        У балюстрады виконт оказался одним прыжком, он почти не сомневался, что все в порядке, и не ошибся: Питер смирно лежал на своих носилках среди свечей и сосновых веток и вставать не собирался. На всякий случай виконт снял с шеи эсперу, после чего посмотрел вниз еще раз. Там ничего не изменилось: мерцали свечи, темнела хвоя, смутным пятном белело лицо.
        - Гизелла была шустрее, - сообщил Арно победившему свечи другу. - Я готов тебя выдерживать, давай.
        - Спасибо. Ты, случайно, не заметил, сколько лебедей было на пруду?
        - Представь себе, заметил! Они перли клином, впереди самый здоровый, и за ним еще пятеро, только Питер налетел на седьмого, почти такого же кабана, как вожак. Этот был чуть в стороне от стаи.
        - Мне тоже так показалось, но лебедей в Васспарде шесть, а Габриэла… ненавижу это имя!
        - Ну и к Змею его! Пусть будет… - Как же эту кормилицу утиную назвать? О! - Девица с корзинкой! Матери как-то презентовали такую статуэтку, потом ее Ли младшему Манрику подкинул. Когда из своих комнат во дворце уходил.
        - Наша девица с корзинкой уверена, что Питер просто споткнулся.
        - Лебедь это был! Здоровенный, и клюв с желтой нашлепкой. У нас, то есть в Савиньяке, они все же поменьше.
        - И куда в таком случае он девался?
        - Может, улетел?
        - Чужака бы не приняли в стаю.
        - Точно?
        - Да, я успел перечесть описание лебединых повадок. Наши птицы в самом деле устремились к девице с корзинкой, а Питер в самом деле от них шарахнулся, но седьмого лебедя, на которого он налетел, не было. Вернее, это был я.
        - Ты еще и раздвоился? - Лебедь был! Но тогда почему его не видела Габриэла? - Это как-то слишком… Даже для Заразы.
        - Позволь все же мне договорить, для меня очень важно, чтобы ты понял или хотя бы запомнил. Мне стало скверно сразу же по приезде, но до ловушки с арбалетом я винил в этом Васспард и лишь силился понять, когда же его затопило ненавистью. Скорее всего, это случилось, когда сюда привезли Габриэлу и она узнала о казни мужа. Тогда я был младше Питера, вот мне и стало казаться, что здесь так было всегда. Арно, я не представлял, что может быть иначе, пока не вырвался отсюда, и ошибочно связал это ощущение с местом, а не с собственной кровью.
        - Думаешь, здесь было что-то вроде того, что Ли устроил?
        - Не совсем. Твой брат истекал кровью, и мы все, так или иначе, думали именно о нем, хоть и не понимали причины. В Васспарде кровь, то есть кровь Приддов, до Юстиниана не проливали, а я все равно чувствовал нечто давящее и опасное. Сейчас это ощущение повторилось. Обознаться я не мог, подобную тягостную, изматывающую безнадежность мне доводилось испытывать лишь в обществе Габриэлы. Она была моей сестрой и желала мне смерти, остается предположить, что я так чувствую родную и при этом злоумышляющую против меня кровь.
        - И ты предположил?
        - Да, но в Васспарде, считая семейство управляющего, находилось больше десятка моих родичей. Я перебрал их всех, стараясь рассуждать логически. Дамы, по крайней мере эти, не справятся с арбалетом, Лукас не способен лазить по окнам, Альбрехта с его домочадцами Питер бы покрывать не стал, а одиннадцатилетний убийца… Это казалось немыслимым, хотя сейчас я понимаю, что сам в этом возрасте вполне мог убить, пусть и по другим мотивам. К сожалению, Питер на меня очень походит, вернее, походил.
        - Вот-вот, две руки, две ноги… Тогда я тоже похожу. На Ли.
        - А ты и походишь. Я очень надеюсь, что твой брат на этой войне уцелеет…
        - Так он уже! Хотя, было дело, я за него в самом деле боялся.
        - Не только ты, но я имел в виду другое. Если бы с графом Савиньяком случилось непоправимое, тебя бы через год не узнали. Вы все трое похожи, а вот мы с братьями как-то разбились на пары: Юстиниан и Клаус, я и Питер… Я ведь тоже имею обыкновение решать за других и многих этим раздражаю.
        - Тогда на Ли похож ты!

4
        Над дальним лесом дрожит золотая полоса, серый конь кладет голову на спину рыжему, пахнет дымом… Осень всегда пахнет дымом, осень еще придет, если удастся до нее дожить, но зачем об этом думать сейчас, среди зимнего серебра? Жаль, путь короток, хорошо, что он был. Это тоже надо взять от жизни, прежде чем шагнуть в очередное безумие…
        - Мэллит, смотрите. В этом окне иногда горит звезда.
        Черное небо, луна, нависающие над стеной ветви, такие близкие…
        - Где… Где эта улица?
        - В Аконе. Неужели золотая Мэллит не узнает?
        Первородный смеется, и это в самом деле смешно - не узнать дом, в котором живешь.
        - Я уснула, и мне снились вечер и осень.
        - Осенние вечера прекрасны.
        Почему она видит во сне осень и… коней? Сейчас зима, и они почти что подъехали к главной двери… Капитан Уилер постучит, Герхард откроет, и они с Селиной войдут, оставят на сундуке новые плащи, немного поговорят о большом короле и разойдутся. Свеча на окне загорится и сгорит, только первородный Ли ее не увидит, ведь он уже будет далеко, и его ночь заполнят разговор с регентом и думы о Шаре Судеб.
        - Спасибо, Монсеньор, - голос Селины звонок, она уже на крыльце, и рядом с ней тот, кто забрал ее сердце.
        - Баронесса, позвольте помочь и вам, - Монсеньор монсеньоров протягивает руки. - Вы совершаете невозможное, так пусть вам приснится немыслимое и Сакаци.
        - Ничтожная счастлива. - Путь окончен, надо позволить снять себя с лошади, надо прощаться со всеми и с первородным Ли.
        - Покойной ночи, сударыни.
        - Спокойной ночи, Монсеньор.
        - Зачем нам сегодня покой?
        - Зачем он вообще?..
        Все так быстро и так легко, она рядом с подругой, дверь открыта, надо идти. Если сразу взбежать наверх, можно увидеть уходящую вверх по улице кавалькаду. Регент и Проэмперадор поедут шагом, ведь это ночь и город.
        - Сэль… Мне нужно подняться.
        Она успела увидеть и зажечь свечу тоже успела, хотя Монсеньор монсеньоров мог избрать другую дорогу. Нельзя желать больше возможного, жадность глупа и порочна, а первородный Ли не принадлежит даже себе, и он просил лишь треть ночей. Завтра его ждут важные разговоры с королем Гаунау, и завтра же приедут достославный Бонифаций и тот, кого зовут Луцианом. Они будут думать, как спасти всех, разве недостойная может держать на них зло?
        Мэллит сбросила меховые сапожки, которые прежде всегда оставляла внизу, переоделась в домашнее и расчесала волосы. Сэль не приходила, ведь у нее тоже была дорога сквозь ночь. Любовь, когда она счастлива, пересчитывает жемчуга слов и шерлы прикосновений в одиночестве - так говорит Кубьерта, и это истинно, как сама жизнь. Гоганни разобрала постель и вынула из ушей серьги-иммортели. Может быть, ей удастся уснуть? Может быть, она вновь увидит зубчатую стену леса и золотую небесную ленту над ней, а проснувшись, вспомнит сказанное любимым. «В этом окне иногда горит звезда…» Звезда, бывшая свечой и ставшая сердцем. И другая, запутавшаяся в ветвях, алая и далекая… Оторвать от нее взгляд было трудно, но гоганни заставила себя сдвинуть занавески. Оставалось отнести вниз обувь, и Мэллит отнесла, а потом решила пройти на кухню выпить воды. Сегодня садовая дверь первородному не потребуется, но можно ее открыть и немного посмотреть в сад, думая о том, кто придет после отъезда важных и достойных.
        В кухне было темно, лишь на полу лежало лунное пятно и слышалось кошачье урчанье. Мэллит удивилась, обычно Маршал проводил ночь либо в походах, либо в комнате Сэль.
        - Почему ты здесь? - спросила кота гоганни, и ответом ей стал вздох. - Сэль! Что с тобой?
        - Ничего, - ответила подруга из дальнего угла, где был вход в погреб. Мэллит зажгла свет, еще ничего не понимая, но уже беспокоясь. Сэль сидела на сундуке с ценной, но бесполезной утварью, по лицу подруги текли слезы, и она их не вытирала. Не зная, что делать, гоганни села рядом, желая обнять и опасаясь сделать неприятно. Они молчали и слушали Маршала, который, то выпуская когти, то втягивая, топтал платье подруги.
        - Я могу его унести, - сказала гоганни, чтобы что-то сказать. - И заварить травы тоже могу.
        - Не нужно, - Сэль погладила кота и спустила его на пол. - Со мной все в порядке, меня никто не обижал. Я так рада, что у тебя все хорошо.
        - Но тебе плохо.
        - Нет, что ты… Иногда плачется совсем не от беды, не обращай внимания.

5
        Желание убить порой становится неодолимым, но убивать было почти некого, все, кто изгадил Валентину жизнь, так или иначе убрались в Закат, и достать их там было нельзя. Оставалось сидеть, слушать и время от времени задавать пустые вопросы. Чтобы помочь хотя бы с рассказом.
        - То есть, - вклинился в очередную паузу Арно, - ты все понял, когда мы с Кроунером нашли сапоги?
        - Да, - согласился, катая несчастное яблоко, Валентин, - у меня как повязку с глаз сорвало. Васспард чист, а я всего лишь уловил исходящую от родной крови угрозу. Ирэна, та искала причину в себе и не представляла, что может быть счастлива, однако бедой была Габриэла, которую привезли в Альт-Вельдер и… Поверь, это страшней Багерлее. Я не мог вернуть сестру в этот ужас, и не только ее, но и графа Ариго, и своих будущих племянников. И я не мог выпустить Питера из виду, он уже был опасен. Трудно объяснить…
        - Чего тут объяснять, тебе мало двух покойников? Мне хватило.
        - Убивают по-разному, я до сих пор сравниваю свои ощущения. Габриэла ненавидела и хотела отомстить. Питер сперва просто устранял досадную помеху, возненавидел он только вчера. Причем «предателя» Клауса - даже сильней, чем меня. Бедняга не спал всю ночь, не понимая, что происходит, вернее, не умея это объяснить. Питер тоже не спал, сочиняя свое письмо.
        - Да не собирался он топиться!
        - Разумеется, нет. - Придд оставил яблоко в покое и поднял голову. - Утонуть предстояло мне. Где кляча?
        - Сдохла! Стала пегой и сдохла… Навеки!
        - Если так, очень жаль. План Питера при всей своей вычурности был простым, причем по-детски. Я чувствую воду, Питер тоже чувствовал, но подумать, что он не один такой… Для этого он был слишком ребенком, к тому же Клаус в том, что касается подобных способностей, явно слабей нас обоих, возможно, из-за отсутствия опыта и желания. Я по-настоящему ощутил воду, когда потребовалось перейти Хербсте, а лед уже тронулся. Как и когда это случилось с Питером, уже не узнать. Ты помнишь, как он двигался?
        - Вдоль самой кромки. - Черная вода, белый лед, кругленькая фигурка… Жуть! - Наверное, думал, что его плохо слышно.
        - Нет, он думал, как заставить меня выйти на лед в нужном месте. Я тяжелее и, по мнению Питера, должен был провалиться, хотя, вполне возможно, он бы при необходимости меня подтолкнул.
        - Погоди… - Вот же ж! - Выходит, этот… Твой брат хотел, чтобы ты принялся отговаривать его от самоубийства и утонул?
        - Именно так, но гальтарские драматурги думали о красоте повествования, а не о его достоверности. Я пришел не один, и я остался на берегу, хотя мог бы подойти почти вплотную, меня бы лед выдержал. Сейчас я в этом не сомневаюсь.
        - Ну и зачем так долго объяснять? Питер собрался тебя утопить, ты это понял и не стал его вытаскивать. Вся беда в том, что ему было одиннадцать, будь он ровесником хотя бы Эстебана, ты бы так не переживал.
        - Я не переживаю. Вернее, переживаю за нашу с тобой дружбу и за Клауса.
        - За него я тоже. Беднягу надо побыстрей отсюда уволочь, а от меня ты не отделаешься. Все глупости про вас, господин Зараза, я уже навыдумывал, больше не выйдет.
        - Да, такое придумать у тебя бы не вышло. И не у тебя тоже.
        - Как интересно! - Когда-нибудь оно кончится! И эта ночь, и этот разговор, а сейчас сиди и слушай, больше ты все равно ничего не можешь… - Ты все интригуешь и интригуешь, может, расскажешь, наконец, что ты в самом деле сделал? То, что было перед тем, как ты турнул меня к дамам, я помню.
        - Да, ты пошел к дамам… - А ведь он медлит, слова, что ли, подбирает? Это Валентин-то?! - Клаус рвался поговорить с Питером, но я его удержал, становилось холодно. Видимо, убийца начал мерзнуть и понял, что у него ничего не выйдет. Он мог вернуться на берег, но это означало, что он становится лжецом. И в этом тоже был виноват я.
        Арно, это был взрыв ненависти. Примерно то же я почувствовал, когда Габриэла поняла, что я ей не по зубам. Габриэла утонула… Теперь мне кажется, что ее, сама того не понимая, убила Ирэна. Считается, что женщины не способны на колдовство одной силой мысли, но, возможно, они просто не могут делать это осознанно.
        - А мужчины что, могут?!
        - Я смог. Питер стоял над самым ключом и… импровизировал. Я на него смотрел, пока к нам не двинулся Лукас. Габриэла… Девица с корзинкой тоже вышла на лед, это увидели лебеди и поспешили за подачками. Мне вспомнилось, как меня, маленького, сбил с ног лебедь; дальше, кажется, я подумал, что Лукас сейчас примется уговаривать Питера и уговорит, ведь меня уже не убить, значит, остается красиво выйти из игры.
        - Красиво?! Странная у тебя красота какая-то!
        - Не у меня. У «Проклятого эпиарха».
        - Не читал!
        - И не надо. Драма, мягко говоря, не из приятных, хотя упомянутый тобой Эстебан бы оценил.
        - Умеешь ты припечатать. Значит, Питер орал, Лукас надвигался, а ты мыслил?
        - Да, о том, как граф Альт-Гирке примется рассуждать о моей жестокости, убийстве Юстиниана отцом и о том, что он будет лучшим опекуном для мальчиков, а Питер станет слушать и думать, как от меня избавиться. В ближайшем будущем у него ничего не выйдет, но чем дальше, тем станет меньше детских ошибок и больше хитрости. Шансы на то, что со временем он меня доконает, будут расти, но мной в случае успеха дело вряд ли ограничится, достаточно вспомнить господина Альдо и представить на его месте нового графа Васспарда… Я рассказываю долго, но и время для меня словно бы остановилось, я был сразу тут и не тут, я слушал Питера нынешнего, видел будущего и понимал, что его надо остановить. Похоже, он тоже что-то почувствовал и отступил, и тут у него за спиной возник лебедь, которого не было. Седьмой. Питер отшатнулся и оказался там, где, по его мнению, следовало провалиться мне, лед треснул, я это почувствовал и… Можешь мне не верить, но я будто чувствовал под руками треснувший лед, и еще знал, что могу заставить его ненадолго сойтись. Этого бы достало, чтобы отскочить, особенно чувствуя воду, но я поступил…
наоборот. Я оттолкнул края трещины друг от друга. Питер провалился, и дальше все прекратилось, то есть перестало двоиться. Я видел, как ты подался вперед, но остановить тебя, как прежде Клауса, не смог, ты остановился сам, зато Лукас помчался по самому гиблому месту. Он не мог не провалиться, и он провалился, ты бросился уже за ним, я забыл о братьях, дальше мы вроде бы бежали с тобой по льду вдвоем, но это я помню очень смутно. Потом закричал Клаус, он был уже в воде, это меня как-то вернуло, я схватил алебарду и кинулся к нему.
        - А вот у меня алебарды не было! - огрызнулся Арно. - Когда следующий раз пойду разгонять дам, возьму обязательно.
        - Арно!
        - Господин бригадир! - Смеяться не с чего, над таким не смеются и после такого не смеются. Пьют после такого. До потери сознания. - У тебя часы с собой?
        - Разумеется, сейчас три четверти пятого.
        Надо же! Ничего себе посидели, не хуже Ли с Рокэ… В окнах синела зимняя ночь, часть свечей погасла, но придавленного носилками спрута виконт разглядел без труда. Бедная гадина как могла извивалась, стараясь освободиться, какое там!
        - На месте и уже не встанет, - Арно решительно снял с шеи эсперу и шмякнул на органную крышку. - Надевай и пошли отсюда, выпьем. И лучше крепкого.
        Валентин не возражал, но все оказалось не так-то просто: под дверью в обществе непреклонного Кроунера торчал Клаус. При виде главы фамилии и так взъерошенный наследник пошел красными пятнами и издал какой-то неимоверный звук.
        - Сударь, что вы здесь делаете? - не преминул осведомиться Валентин, в самом деле напомнив Лионеля. Ну хорошо же!
        - Граф Васспард ожидает герцога Придда, - с достойной матери нежностью в голосе объяснил виконт, - дабы первый раз в жизни напиться в хлам. Клаус, ты когда-нибудь напивался?
        - Нет! - выпалил тот. - Монсеньор, я хотел присоединиться к вам, но меня не впустили…
        - Причем котегоирчески, - Валентин, диво дивное, улыбнулся. - Понимаю. Что ж, идемте с нами. Виконт Сэ совершенно прав, вам… нам всем следует напиться.
        Глава 5
        Окрестности Ксанти. Акона
        1 год К. Вт. 5-й день Зимних Волн

1
        С вызовом родов у Гирени тянуть не следовало, и Капрас это понимал, но ему страшно хотелось во время знаменательного события находиться поблизости. Вновь надевший монашеский балахон Пьетро подтвердил, что это не только возможно, но и весьма желательно, после чего отправился в резиденцию епископа, дабы начать подготовку. Удрать вместе с лекарем, то есть, конечно же, препоручив корпус Фурису, нанести визит преосвященному, маршалу не позволила совесть: за время ловли Анастаса скопилось слишком много дел, требующих если не присутствия командующего, то хотя бы его подписи. Оставалось немедленно взяться за бумаги, и Карло героически продрал глаза в несусветную рань.
        Бесноватая «рыбина» свое получила, но чувство облегчения и некая удовлетворенность от исполненной, пусть и не совсем так, как думалось, клятвы испарились после первого же прочитанного рапорта. Сам Фурис счел нужным лично принять участие в поимке и казни возмутительного Анастаса, однако подчиненные доверенного куратора не дремали. Вернувшееся начальство ждал должным образом оформленный список пострадавших от деяний нового легата, который разгулялся не на шутку. К списку прилагались жалобы как родни казненных, так и тех немногих, кому посчастливилось вырваться из прибожественных лап. Жаловались, само собой, достойнейшему и богоугодному маршалу Капрасу. На десятой бумаге достойнейший и богоугодный хватил кулаком по столу, опрокинул шадди, рассвирепел еще больше, рявкнул на адъютанта и под причитания влетевшего с тряпками Микиса вновь утонул в филандровых безобразиях.
        Чем оранжевый гад напоминал Лидаса, так это стремительностью и вездесущностью, и плевать, что окрестности Ксанти драгуны очистили от мародеров еще осенью. Начавшая потихоньку налаживаться жизнь вновь шла вразнос, а по трактам и проселкам расползались слухи один страшней другого: столичные душегубы все увереннее занимали в глазах обывателей место турагисовских банд, причем с полным правом.
        Сбросив поимку ненавистного соперника на военных, сервиллионик со всем пылом занялся реквизициями, выдвигая явно завышенные и очень-очень срочные требования к торговцам и землевладельцам позажиточней. Бедолаги ожидаемо не успевали, и Филандр немедленно обвинял «должников» в оскорблении императора и мятеже, после чего выгребал все подчистую. Поставок это отнюдь не ускоряло, так что беспорядочные метания легата по городкам и усадьбам приносили больше вреда, чем пользы. Мало того, списки изъятого наводили на подозрения, что под реквизиции в первую очередь попадают те, чье имущество заинтересовало легата лично. Пока догадки оставались без подтверждений, но Капрас и так понимал - бесчинства надо прекращать.
        Проще всего было спровадить Филандра вслед за Анастасом, благо на месте бесноватому не сиделось. Карло так бы и сделал, не будь ублюдок сервиллиоником. До весны, а значит, до морисков, оставалась пара месяцев, и спросить за легата Паона при желании успевала. Разве что доложить об убийстве Прибожественного очередными разбойниками… или, может, его вообще в Кагету понесло вразумлять оскорбителей Четырежды Божественного?
        А что? Части корпуса разбросаны по городам двух провинций, драгуны, участвовавшие в охоте на Анастаса, - и те стоят наособицу. Уйдут - никто не заметит, а командующий - вот он! Сидит в ставке, готовится к весеннему маршу, под рукой разве что эскадрон охраны и гарнизонный батальон. Конечно, попроси легат о содействии, маршал бы помог, но ведь не попросил! Уехал, никому не сказавшись, и сгинул. Пока забеспокоились, пока разослали разведчиков, пока тем удалось что-то вытрясти из местных…
        В одиночку такое, само собой, не провернуть, но кому помочь - есть, причем по обе стороны Рцука. И все бы хорошо, так ведь нового прислать успеют.
        - Третий раз я это бацутство не вынесу! - буркнул себе под нос Карло, не заметив как раз втащившего полуденный перекус Микиса, а тот как на грех расслышал. Раздались причитания об отсутствии должной посуды и ну вот прямо-таки завтра кончающемся кардамоне.
        - Не ной, все у тебя отлично, - прикрикнул на служителя высшего разряда командующий. - Капитан Левентис здесь? Если здесь, еще чашку.
        Агас отыскался в адъютантской, но от шадди и десертов отказался - бывший гвардеец как раз позавтракал.
        - Было бы предложено… - Капрас толкнул офицеру для особых поручений груду жалоб. - Боюсь, весны нам дождаться не получится… Разве что ультиматум предъявить? Филандр хоть и бесноватый, но с Анастасом связаться не рискнул.
        - Рискнул бы, не появись возможность сделать дело чужими руками. Мерзавец решил, что может вам приказывать.
        - И я оставил его в этом заблуждении… - Карло ткнул ложкой в какое-то желе. Пахло оно притягательно, да и на вкус оказалось подходящим. - Я… посоветуюсь с епископом, а ты давай к губернатору… к губернаторам. Пусть обратятся ко мне по всей форме.
        - И заодно обязуются освободить Прибожественного от излишних трудов по снабжению корпуса и обеспечению поставок в Паону, - дополнил Левентис. - С мирикийцем я переговорю хоть сегодня, но в Кипару бумаги лучше с курьером не посылать, мало ли какая крыса в канцелярии поставила на легата.
        - Значит, сам поедешь. За неделю уложишься? - Только сделают ли врачи за это время что нужно и успеют ли Гирени с деткой оправиться? - Нет, недели может и не хватить… Десять дней. Заодно губернатора с возвращением из плена поздравишь. Погоди, это же он мне тебя подсунул?
        - Да.
        - Тогда с него бумага о твоем переводе в мое полное распоряжение, а то Фурис по ней страдает.
        - Бумага будет.
        - Но начнешь со здешнего превосходительного, заодно по лавкам пробегись.
        - Господин маршал, - слегка замялся Левентис, - младенцам загодя ничего не покупают, дурная примета.
        - Бацута, я и забыл! Тогда подбери что-нибудь самой Гирени… Кружев там, сластей, а в Кипаре хурму поищи. Поздновато, конечно, но, может, найдется. Я сказал что-то смешное?
        - Нет, мой маршал, - гвардеец, надо отдать ему должное, подавил смешок быстро. - И да. Благодарные обыватели успели прозвать филандрову сволочь хурмецами. Сами понимаете, форма.
        - Хурмецы, значит? - не расплескать вторую чашку Капрасу все же удалось. - Такие?.. Молниеразящие?..
        - Да, мой маршал. На редкость молниеразящие.
        Прибожественный сервиллионик, вне всякого сомнения, счел бы это оскорблением, а в Паоне соответствующую жалобу восприняли бы всерьез, но ржущему маршалу было начхать и на легата, и на столичных цац. Он слишком долго не смеялся, чтобы отказать себе в этом удовольствии.

2
        Утренний шадди творил Рокэ, по своему обыкновению что-то напевавший. Ли рассеянно следил за раз и навсегда выверенными движениями, принуждая соображать разленившиеся после воссоединения с Алвой мозги. Требовалось пересчитать возможных эориев, а хотелось до одури напиться, после чего до одури же выспаться и провести пару ночей с Мэллит, а пару дней - с перессорившимися Грато и Пронырой. Бессмысленность сих мечтаний была очевидна, поскольку догонялки с Шаром Судеб по большому счету лишь начинались.
        - Очнись, - велел Рокэ, успевший разлить морисское зелье в бергерские кружки, - восемь.
        - Без пяти, - взяв свой шадди, Савиньяк привычно перебрался к окну. - Сам бы я расспросить южан про Окделла не догадался. Закономерный конец для убийцы Катарины.
        - Да, - рассеянно согласился Алва. - Затея была ущербной изначально.
        - Чья затея? - Напиток был безупречен, просто некоторые воспоминания портят всё. - Наша с тобой или Карваля?
        - Обе, - Росио, как был с кружкой в руках, распахнул двери. - Дювье нашли? Давайте.
        Южанин наверняка ждал не столько расспросов, сколько поручений, он привык к ним, как обычным, так и особым. И к смерти тоже привык.
        - Капитан, - с ходу осведомился Ворон, - о судьбе Окделла Селина узнала от вас?
        - Так к слову пришлось, - встревожиться вояка и не подумал, да и с чего бы? - Простите, Монсеньор! Да, я это девице Арамона сказал.
        - Вам следовало обрадовать еще кого-нибудь. По крайней мере, когда стало известно о гибели капитана Карваля.
        - Простите, Монсеньор, не подумал.
        - О чем именно не подумали?
        - Что этот кому-то нужен, кроме, ну… маршала Эпинэ, а его…
        - Жаль? - подсказал Алва. - Согласен, с Эпинэ смертей в самом деле хватит, но мы с Проэмперадором должны знать всё. Где вы этого господина раздобыли?
        - Так в доме же Штанцлера! Этот туда заявился, а там наши сидели. Ну, на всякий случай.
        - Штанцлера убить Окделлу позволил Карваль?
        - Именно что позволил, только этот поплыл… Ее величество с фрейлиной зарезал, а эту… - капитан явно подыскивал слово поприличней и наконец нашел, - …вошь чумную пришлось капитану… генералу Карвалю дострелить, а этого… Мы же про ее величество не знали ничего! Велено было доставить в окрестности Краклы и ждать, ну мы и ждали, а эта ца… Окделл еще нос задирал. Потом капитан приехал, мы скопом и двинулись. Этот… Окделл всю дорогу выкобенивался, решил, что его выставят из Талига, и всего делов. Да и сам я так думал, признаться.
        - Куда именно вы двинулись?
        - В Надоры, точнее не скажу. Ехали и ехали за капитаном, потом лошадей оставили и дальше пешком шли. Когда до нужного места добрались, стемнело уже.
        - Что за место?
        - Развалина какая-то. Капитан… генерал Карваль сказал, она на старой границе владений Окделлов торчит.
        - Опишите.
        - Ну, стена там такая, осыпавшаяся, где повыше - роста в два будет, камни вокруг раскиданы… Кругом буераки, ни жилья тебе, ни дорог, и вдруг что-то вроде горба, то ли был там, то ли насыпали, когда строили.
        - Большого дерева возле стены не приметили? И чего-то вроде лестницы из выпавших камней с северной стороны?
        - Да, было там такое. Если нужно, найду.
        - Не нужно. Что за фантазия была убивать в столь необычной обстановке?
        - А вот тут не скажу, - Дювье по-лошадиному моргнул. - Капитан с чего-то решил, что трясти от этого перестанет. Вроде как Надор провалился из-за того, что Окделл с Тараканом натворили, и что если гаденыша кончить на его земле, та может уняться. Только там долго еще корёжило.
        - Не ваша вина. Когда все произошло?
        - Прошлым летом. В ночь на первый день Волн.
        Вот оно что! Ночь на первый день Летних Волн… Пьянка с гаунау по случаю конца похода и неожиданного для всех мира. Собирались умирать и вернулись, тут загуляешь, только в радость пару раз словно выплеснули какую-то муть.
        - Капитан, - сощурился Ли, - назовите точное время.
        - Простите, Монсеньор, не могу, - Дювье сосредоточенно свел брови, - но до рассвета еще далеко было.
        - Хорошо, давайте дальше.
        Бывший сержант не увиливал. Поэтического таланта ему не хватало, однако вообразить южан, узнавших, что порученный им юнец убил Катарину Ариго, Ли мог и сам. Вот поставить себя на место Карваля, пожалуй, затруднился бы: любимец Эпинэ оказывался куда как непрост, и за его попыткой унять стихию наверняка что-то стояло.
        Проэмперадор Севера и Северо-Запада поймал взгляд Алвы, чуть заметно оскалился и пригубил остывающей горечи. Сегодня спрашивал не он, да и спрашивать было особо нечего. Окделл предсказуемо не пожелал проверять, остановит ли его самоубийство землетрясения, и пошел на прорыв. Безуспешно, что рушило важные теоретические построения, правда, покойники порой оживают не только у Дидериха.
        - Вы полностью уверены? - Рокэ свой шадди уже допил и теперь поигрывал регентской цепью, как некогда сапфирами. - Я имею в виду смерть.
        - Да, Монсеньор.
        - Стрелял Карваль?
        - Нет, ему не с руки было, мне пришлось. Наповал, даже жалко.
        - Труп куда дели?
        - В трещину со всеми манатками.
        - М-да… Похоже, мне придется действовать по закону. Точно не Карваль?
        - Точно, Монсеньор. - Увиливать южанин не умел и учиться не собирался. - По закону так по закону, хотя обидно из-за такой… из-за убийцы ее величества…
        - Да, - посочувствовал регент, - ордена, как правило, дают за более приятные вещи, но Франциск недвусмысленно прописал, что тот, кто покарал убийц регента, будучи простого звания, получает дворянство и «Охоту», но это не всё. Отправить в Закат поднявшего руку на королеву - святая обязанность каждого талигойца, и исполнивший сей долг подлежит награждению «Талигойской розой» и поместьем, дворянин же в придачу обретает следующий титул. Так что никуда вы, господин барон, не денетесь.
        - Я… - вот теперь Дювье покраснел. - Да не надо мне ниче…
        - Не будь я регентом, я бы вас понял и пошел навстречу, - утешать нежные военные души Ворон всегда умел. - Увы, теперь мне придется исполнять закон несколько чаще, чем прежде. Конечно, совсем уж в вопиющем случае я его нарушу, но мы с вами не настолько близки. Кто из провожавших Окделла в последний путь сейчас жив?
        - Осенью было семеро.
        - И где же они?
        - Тератье со мной, остальные на юге.
        - В офицеры кто-нибудь годится?
        - Ну, если только не во дворце…
        - Все будут служить под вашим началом. Карваль не говорил, кто ему присоветовал столь любопытный способ унять горы?
        - Он к этому… мужу баронессы захаживал. Может, тот что рассказал? Или его высокопреосвященство?.. Нет, не скажу. Врать не хочу.
        - Не хотите и не надо. Сейчас ступайте, а завтра в это же время ко мне. С Тератье и в парадном мундире, если у вас таковой имеется.
        - Монсеньор, а как это Монсеньору-то объяснить… Ну, про награды эти? За что нас?
        - По совокупности свершенного во имя Талига. Эпинэ поймет, сам такой.
        Больше Дювье не упирался. Кто-нибудь из истинных талигойцев наверняка возмутится столь вопиющей несправедливостью. Ордена, титул, поместье… За что? Кому? Безродному солдафону, а тут столько достойных и голодных!
        - Что ты об этом думаешь? - Рокэ опять колдовал над жаровней и был кругом прав, шадди явно не хватило.
        - То, что я, скорее всего, эту смерть почувствовал. Мы как раз пили с Хайнрихом, - и выпили столько, что теперь не разобрать, где озарение, а где можжевеловая с кэналлийским, - так он пару раз менялся в лице, будто вслушивался. Есть и кое-что повеселее: однажды мне захотелось убить Манрика с Колиньяром. Прямо в парке, на глазах их величеств. Именно в это время ты должен был убивать Окделла. Старшего.
        - Мне бы на твоем месте наверняка захотелось бы того же, - Рокэ повернул сосуд для шадди. - А на своем мне очень хотелось убить Эгмонта, что я и проделал. Правда, потом как отрезало, никаких чувств, одни мысли. Тебе не кажется, что гаунау очень удачно спят, а Грато застоялся?
        - Застоялась Проныра, а Хайнрих спит не больше нашего, но раньше обеда перепивший варвар не выйдет. - Запах шадди, зимнее утро, стук маятника… Все так мирно и так мимолетно. - Знаешь, в Гаунау мне хотелось дожить до зимы.
        - Неплохое желание, но теперь пора жить до весны.

3
        Из Ксанти Агас вернулся слишком быстро и с такой физиономией, что Капрас невольно подобрался в ожидании чего-нибудь запредельно паршивого. Мучивший командующего очередными сметами и отчетами Фурис тоже что-то заподозрил и, опасаясь за свои драгоценные бумаги, поторопился закрыть черниль-ницу.
        - Что еще стряслось? - Карло отложил перо, причем неудачно, на столешнице образовалась темно-зеленая клякса. - Подробно и с начала.
        - Сперва, - не согласился доверенный куратор, - надлежит обозначить суть, вне всякого сомнения, неприятного события.
        - Суть и Микису понятна, - процедил сквозь зубы маршал. - Прибожественный! Так ведь?
        - Да, господин командующий, - угрюмо подтвердил Левентис и поведал, что пребывавший последнюю неделю в особенно злобном настроении легат вернулся в город рано утром, видимо, ночевал неподалеку. Ненадолго заехал к себе, в недавно реквизированный особняк рядом с губернаторской резиденцией, после чего в сопровождении своих головорезов куда-то отправился. Левентису об этом сообщил знакомый канцелярист. Агас счел, что легат убрался из Ксанти, но решил на всякий случай убедиться в этом лично. Проследить хурмецов до Кружевной заставы труда не составило. Левентис предположил, что Филандр решил покуролесить на Кипарском тракте, и ошибся - уроды свернули на Медную, прямиком к Литейному двору!
        - Разрубленный Змей!
        - Полностью разделяю вашу озабоченность, - поджал губы Фурис. - Возмутительный Филандр на пушечной мануфактуре способен причинить ощутимый вред.
        - Как бы уже не причинил. - Вот уж где оранжевой чуме делать нечего! - Агас, что они натворили?
        - Сейчас творят. С чего началось, неизвестно, но меня обогнало сотни полторы «хурмецов», видимо, Прибожественный запросил подкреплений. Входы и выходы они перекрыли у меня на глазах, после чего вломились внутрь. Спустя примерно полчаса наружу начали выводить мастеров с помощниками и подмастерьями. Один из молниеносящих, видели б вы его, глотка как у быка, проревел, что за неповиновение, оскорбление, мятеж и прочее святотатство виновные будут повешены на Кружевной площади.
        - Что?! - весть о казни столь необходимых… незаменимых мастеров заставила Капраса вскочить на ноги. - Когда?!
        - Перед закатной службой. Мой маршал, если Филандр не передумает, у нас есть четыре часа.
        - Так. Поднимаем всех! - Ну что было не взять мастерские под охрану?! - Мой конвой, караульную роту… Чтоб через пять… десять минут все стояли в готовности!
        - Мой маршал, - Фурис не только не вскочил, он придвинул к себе лист бумаги и открыл чернильницу, - я полагаю необходимым также вызвать и полковника Ламброса, однако было бы желательным спасти столь необходимых империи людей без применения силы.
        - Я попробую… отобрать у волка кролика. Отвлечь бы его!
        - Мною подготовлен отчет об уничтожении возмутительного Анастаса, - доверенный куратор уже рылся в принесенных документах. - Если исключить не подлежащие разглашению моменты и изменить выводы, его можно представить возмутительному Филандру. У меня нет сомнений в том, что епископ отпустит нам этот грех, ведь он способствует спасению невинных.
        - Исправляйте. - Это должно сработать! Маршал Капрас выполнил пожелание легата и рвется об этом сообщить лично, аж целый доклад сочинил, но Прибожественный отсутствовал и вернулся лишь сейчас. Разумеется, маршал бросился к нему со своим докладом, а тут какие-то непонятные вещи с мастерами, на которых Капрас рассчитывал. Чтобы сражаться с морисками, нужны пушки, много пушек, гораздо больше, чем есть сейчас…

4
        На Тайном Совете главе дома Алва полагалось сидеть по правую руку короля, а главе дома Ноймаринен - по левую. В отсутствие Ворона и Волка справа от его величества устраивался кардинал, слева - Первый маршал, при необходимости сажавшие рядом с собой приглашенных.
        Первым маршалом уже четырнадцать лет как был Рудольф Ноймаринен, а Рокэ в Олларию заезжал нечасто, но в этот раз не только заехал, но и к назначенному часу явился во дворец. Коллизия выходила занятной, однако Сильвестр счел, что генерала Алву на Тайный Совет привел Первый маршал, и, расправив черное одеяние, с достоинством опустился справа от пока еще пустующего королевского кресла. Идти за Фердинандом предстояло капитану королевской охраны, но лишь после того, как кансилльер объявит, что предложено к обсуждению, а государственные мужи в первом приближении обозначат свое мнение.
        Негласный этикет требовал, чтобы Фердинанд появился не ранее чем через полчаса после доклада о том, что Тайный Совет в сборе и ждет. Оное время сановники, не желая загодя раскрывать припрятанные карты, проводили в светской беседе. Ли этого, по понятным причинам, не наблюдал, однако рассказы дядюшки Рафиано о посиделках за знаменитым овальным столом помнил с детства. В Сэ это смешило, в Торке забылось, во дворце вспомнилось и даже успело пару раз пригодиться. Сегодня был третий раз, но сперва Савиньяку предстояло скрипеть зубами от невозможности лично спросить за отца хотя бы с болвана Окделла. За отправленных на бойню Иноходцев спрашивать следовало с окончательно выжившего из ума Анри-Гийома… Впрочем, кто-то же втравил старого упрямца в северный мятеж, и очень может быть, этот «кто-то» сейчас бубнил о небывалом предательстве и необходимости покарать изменников.
        Штанцлера Лионель слушал со всем вниманием, но смотрел отнюдь не на кансилльера, с которым было ясно все, кроме того, с чего он принялся разваливать им же построенное. Одним из первых заметивший перемену Рафиано объяснял выходки Штанцлера хитрым планом Сильвестра. Ли и Рокэ сперва с этим соглашались, но сейчас Савиньяк скорее поставил бы на Манрика, которому должным образом подавленный мятеж сулил немалый куш. Господин же тессорий подозрения на свой счет как мог поддерживал.
        - Мои основные владения граничат с землями Окделла, - напомнил он, едва отбубнивший Штанцлер приник к стакану с лимонной водой, - и я имел сомнительное удовольствие не только соседствовать с изменником, но и наблюдать за тем, что он творит со своими владениями. За одно это его следовало отправить в Занху, и мне жаль, что законы Талига подобного не предусматривают. К счастью для Надора, положение изменилось. Нет ни малейших сомнений, что герцог Ноймаринен в считаные недели разгромит сброд, который удалось собрать Окделлу с Эпинэ. Вожаками займутся хурии, меня же, как тессория, волнует исключительно состояние финансов. Военные расходы по понятным причинам растут, а земли изменников при должном управлении способны приносить отменный доход. Я готов взяться за их обустройство незамедлительно.
        - То же можно отнести и к Старой Эпинэ, - вице-кансилльер Колиньяр был сама озабоченность. - Так вышло, что я осведомлен о том, что там происходит: моя сестра имела несчастье выйти замуж за близкого родича Анри-Гийома.
        - В свое время это казалось разумным, - холодно, как и положено «спруту», заметил супрем, - не правда ли?
        - О, - не преминул вмешаться приходящийся Манрику сватом геренций, - это может остаться разумным и впредь, но сперва следует покончить с мятежом.
        - Нам не придется долго ждать, - тессорий живо повернулся к Рудольфу, - благодаря заботам Первого маршала армия Талига в прекрасном состоянии. В отличие от владений Окделла, а ведь можно еще успеть посеять лен.
        - А разве его сеют не осенью? - слегка удивился Сильвестр. - Господин кансилльер, вы слишком мягки. Мы собрались обсудить противодействие мятежникам, а не последующие действия.
        - Да-да, - закончивший утолять жажду дриксенский гусь звякнул стаканом. - Господа, кто-нибудь желает высказаться по существу? Герцог Алва? Прошу вас.
        - Благодарю, - лица Росио от дверей было не разглядеть, зато Ли прекрасно видел Сильвестра со Штанцлером, явно не ожидавших подобной выходки. - Господа, я готов оказать мятежникам должное противодействие. Ручаюсь, им… то есть вам понравится.
        - Вспоминаешь? - окликнул ехавший слева Алва. - Или все-таки думаешь?
        - Сам не знаю. - Обитые стеганым белым атласом стены, овальный, инкрустированный самоцветами и перламутром стол, где сейчас все это? - Думал про надорские смерти и как-то добрался до Тайного Совета…
        - Спасти стол Салиган не успел, - Рокэ чуть шевельнул поводьями, и Сона без возражений придвинулась к Проныре. - Мародеры из-за чудовищных дверей приняли Тайный кабинет за сокровищницу и пережили серьезное разочарование. Ответила, увы, обстановка. Несправедливо, но подобное не редкость.
        - Да, там, пожалуй, был лучший из «Победителей дракона»… - Говорить о «звере» придется, но лучше сперва проводить Хайнриха. - Похоже, четверых тебе теперь не призвать.
        - А четверо и не нужны. Если Бертрам прав, то Оллария, Эйнрехт и Паона рехнулись потому, что моя родня разнесла Агарис.
        - Бертрам прав, должен же кто-то быть прав всегда.
        - Кабиох с Создателем тебя в этом смысле не устраивают?
        - А тебя?
        - Спросил я, а ты услышал. Отвечай.
        «Я сказал, а ты услышал…», «Я спросил, а ты услышал…», «Я просил, и он услышал»… Взялись же откуда-то эти формулы. Куда-то забрести, встретить нечто и проклясть, воззвать, потребовать… Если угадаешь, если спросишь первым, уцелеешь, а то и что-то получишь. Возможно.
        - Если б Создатель всегда был прав, он бы лишнего создавать не стал. - Оллария, Эйнрехт, Паона… Росио сказал или проговорился? - У гоганов еще проще, они допускают ошибки если не самого Кабиоха, то сынов его. Но коль тех сынов оставил нам сам Кабиох, их ошибки падают на него, ибо ошибки детей падают на отцов, пока те живы и в силе.
        - Бакра тоже ошибся, не подняв на рога прародителя бириссцев, про Абвениев и говорить не приходится. Вырыли колодцы, отлучились повоевать и сгинули.
        - Да. - Четвертый не нужен, третий - ты, нужны еще двое. - У нас с тобой возвращаться пока получается лучше. До того дуба?
        - Принято.
        Сона срывается в карьер, Проныра за ней, бьют утоптанный, но все еще белый снег копыта, свистит и смеется ветер, несется назад, сметая годы, дороги, потери.
        До того дуба! До той ели, сосны, оливы… До того каштана в Сэ… Скачка ради скачки, ради счастья, чтобы ощутить крылья, чтобы отбросить все, кроме мчащейся рядом вечности. Тебя нет, и ты есть, тебе пятнадцать и тебе же тридцать пять, ты все помнишь и не помнишь ничего… Дорогу заступает кряжистое черно-серебряное дерево, рука привычно натягивает повод, и золотистая красотка с неохотой подчиняется. Она могла бы еще скакать и скакать, но раз хозяин хочет, ладно уж, встанем. Сквозь заснеженные ветви весело синеет небо. Синь, чернь, серебро, как на гербе Алва, но на закате синева сменяется алым.
        - Я тебе вроде не говорил еще. - Хорошо, что здесь Хайнрих, это лишняя неделя просто жизни. - Наш олень, по всему, родился догонявшей молнию лошадью.
        - Я тебе тоже пока не говорил. Создатель, как его ни называй, когда ошибается, отбрасывает ошибку и берется за новое, спасибо, хоть уже созданное сам не рушит.
        - Письмо Этери?
        - Нет. - Рокэ погладил Сону, пришлось растрепать гриву Проныре. - В Сэ девчонки нижут бусы из рябины, в Алвасете - из ракушек, но и тем и другим есть из чего низать. Бусины Ожерелья создавали по одной, но раз за разом повторять одно и то же станет разве что скарабей. Не знаю, какая по счету Кэртиана, но она не первая и не последняя.
        - Не последняя, потому что ее покинули. А не первая?
        - У нас есть имена, которые ничего не значат, и нет драконов, но есть победитель оного. И скверна тоже есть.
        - Скверна и впрямь ошибка Абвениев, но откуда им было о ней знать, ведь они ушли раньше.
        - Исправляя или думая, что исправляешь, трудно не ошибиться. У людей отобрали стремления, возникла скверна, то есть те же стремления, только извращенные, но зачем-то это было сделано.
        - Думаешь, смертных уже оставляли без присмотра, и ни к чему хорошему это не привело? - А ведь они с Рокэ тоже исправляли ошибки Сильвестра, причем осторожно. - Если б все повторилось, тебе все равно пришлось бы мчаться в Фельп, а мне в Надор, но сперва бы умерли Сильвестр со Штанцлером.
        - И что-нибудь опять пошло бы не так, пусть и иначе. В старых бусинах, Ли, водились драконы, в Кэртиане их сочли излишними, зато повторили то, что казалось более или менее удачным. Затем пришлось уходить.
        - И на прощание Абвении решили не допускать старой ошибки, что обернулось новой, исправлять которую некому. Что из этого следует?
        - Ничего, кроме того, что я вернулся к тому, во что верил… вернее, не верил до встречи с, как мне думалось, Леворуким. Досадно, жаль потраченного времени, но могло быть и хуже. «Фульгаты».
        - Не наши. Наши стоят смирно.
        - Возможно, даже благоговейно. По-моему, это твой брат.
        - По-моему, тоже. - Был ли единый Кабиох или четверо Абвениев, неважно, сейчас нет никого, и при этом есть… Четверых больше не собрать, но трое должны отозваться, и жаль, если среди них окажется Ариго. Жаль и его самого, и Ирэну с ее седыми висками и сброшенным наконец ужасом.
        Братец на очередном полумориске уже подъезжал к перекрестью дорог, которое не стерег никакой обелиск; на севере обходятся без этого.
        - Ты его вызывал или ему булочки надоели?
        - Иногда маршалы возвращаются просто так. До той развилки?
        - Принято!
        Глава 6
        Ксанти. Окрестности Аконы
        1 год К. Вт. 5-й день Зимних Волн

1
        В городе, днем, да еще с пехотой на хвосте особо не разгонишься. Два десятка драгун охраны шли легкой рысью, следом, не особо стараясь держать ногу, поспешала мушкетерская рота из полка Гапзиса. Да, неполная, так ведь не в бой спешим! Появление готового к бою батальона в глазах проклятой твари будет выглядеть слишком вызывающе, тут никакие бумаги не спасут.
        «Мы идем не драться, а договариваться! - раз за разом напоминал себе Капрас. - Договариваться!» Сейчас главное - успеть до того, как этот… Филандр примется убивать. Одержимый есть одержимый: что у него в башке творится, сам Леворукий не разберет. Озвереет на ровном месте и примется вешать прежде самим же названного срока, а отдавать мастеров нельзя! Как и объявлять войну Паоне, так что прав Фурис, единственный выход - отвлечь. Выказать уважение, перевести разговор на успешно истребленных анастасовцев, пригласить на обед… Драться будем потом, а пока тянуть и врать, врать и тянуть. Сервиллионик обожает брать заложников, надо устроить так, чтобы мастеров для острастки где-нибудь заперли, а там видно будет. Захватить ночью тюрьму и то лучше, чем устраивать побоище посреди Ксанти.
        - Мой маршал, - почти шепнул едущий рядом Василис, - Кружевная.
        - Пока еще Кружевная. Наше дело, чтоб Висельной не стала.
        Облюбованная галантерейщиками и мастерами по парикам улица выводила к торговой площади у заставы. Карло проезжал ею раз десять - посмотреть пушки, попросить пушки, заплатить за пушки, забрать пушки… Теперь предстояло как-то забрать мастеров.
        Солнышко бодро топал по замусоренной, будто в Кагете, мостовой, мимо тянулись лавки с наглухо запертыми ставнями. Когда в Боголюбивой Кирке спятила пара батальонов, от лезущих в каждую щель зевак спасу не было, но за зиму обыватели выучились бояться. Сперва - разбойников и мародеров, затем… а, как хурмецов ни зови, все одно разбойники, зато в военных люди разглядели защитников. Этим можно было гордиться, и маршал гордился, только литейщики угодили в беду как бы не по милости Капраса. Нет, им ничего не обещали, просто сочли требования об оплате справедливыми и вывезли пушки, лишь полностью рассчитавшись. Управляющий запомнил и с Прибожественным повел себя как с маршалом, а тот не понял. Так привыкшие не бояться людей парковые птицы сами вылетают к браконьерам.
        Поворот. Растерянный взгляд одинокого прохожего, метнувшийся через дорогу рыжий щенок, торопливо захлопнувшееся в угловом доме окно. Позади слитный, внушающий уверенность солдатский топот, впереди - тишина и тревожный блеск витражей. Возведенная в горле улицы церковь святой Леокадии, покровительницы ткацкого и портновского дела, загораживает обзор сразу в обе стороны.
        - Йорго, передай, всем оставаться здесь, на площадь не выходить. - Прежде чем подступаться к Филандру, стоит осмотреться. И собраться с духом. - Василис, ждать будете в… садике за углом. Представляете где?
        - Да, господин маршал. Это очень удобное место.
        Раньше между Кружевной и соседним переулком стояло что-то большое. Стояло-стояло и развалилось. Остатки стен еще проглядывали сквозь голые кусты и сухие травы, но это сейчас, летом развалины успешно прятались в зелени. Фурис, помнится, еще удивлялся, откуда здесь сад, да еще такой запущенный, нет бы склад выстроить или трактир. Земля в торговых предместьях всегда в цене, и вдруг такая расточительность. И такая удача.
        - Располагайтесь и ждите. Агас, за мной.
        - Господин маршал, охрану возьмите. - Излишним доверием к легату полковник не страдал. Капрас - тоже, но сейчас чем безобидней, тем лучше.
        - Пяти драгун хватит.
        Святая Леокадия, поблескивая розовыми изразцами, пятится назад, отделяя от своих, внезапно становится неуютно, будто сырой ночью плащ с плеч свалился. Агас привстает в стременах, смотрит на уже совсем близкий торговый обелиск, окруженный негустой разномастной толпой.
        - Больше половины, - голос у Левентиса злой и напряженный, - вояки легата. В центре с дюжину верховых, остальные пешие, взяли место казни в кольцо. Горожан немного, стоят кучками, к хурмецам не суются.
        - А что там за штуковина? Возле самого обелиска…
        - Столичная помощь и новейшее изобретение заодно. Привезено легатом.
        - То есть? - не понял, вернее, не совсем понял Карло. - Их же вешать собираются.
        - Вот именно! - оскалился бывший гвардеец. - Прибожественным, для облегчения их трудов, нынче полагаются переносные виселицы в количестве, кажется, десяти штук. Эдакие наборы из брусьев, собираемых на клиньях и больших болтах. Раз именем императора надлежит вешать, то, пожалуйста, - будет вам в любом месте империи настоящая виселица, как предусмотрено уложением, ибо таков божественный порядок.
        - Бацута! - с гвардией Капрас давно расстался, а солдафон в сердцах может и сплюнуть. - Кошачья бацута!
        - Мой маршал, четырежды кошачья!
        Гомон толпы, чей-то заходящийся плач, глухие удары, судя по звуку - по дереву, угрюмо торчащие над людскими головами столбы и перекладины, но оцеплена не вся площадь, а только самый ее центр. Ведущие к бывшему рынку улицы не перекрыты, но зевак все равно почти нет. Жители Ксанти смотреть на казнь не хотят; будь Карло обывателем, он бы тоже… А что он бы? Молился? Заперся в погребе и подпер дверь? Схватил Гирени с деткой и в бега? Было бы куда бежать, хотя у них как раз есть: Баата обещал, и Баата примет.
        - Агас, а где наши мастера? Ага, вижу!
        Знакомых через головы расфуфыренных хурмецов не опознать, но с дюжину сидящих на земле связанных бедолаг под собираемой прямо на их глазах виселицей разглядеть удалось. Сборщики еще вовсю крепили боковые откосы, но Молниегрозящий павлин на самом верху хвост уже распустил. Ярко, пестро, празднично, если не знать, чего доброго, решишь, что карусель ставят, Гирени б точно решила. А это еще что за… Ах ты ж, чума оранжевая!
        Прибожественного Карло заметил почти случайно. Столь высокой персоне подобало пребывать если не на особом помосте, то в седле, но Филандр подготовкой экзекуции руководил лично. Настолько лично, что изволил спешиться и встать за спинами воюющих с пронумерованными деревяшками доверенных плотников.
        - Ну, - буркнул скорей себе, чем Агасу Карло, - сейчас и поговорим.
        - Удачи вам, - Агас, не отрываясь, смотрел на пламенеющего красавца. - Ублюдок…
        - Коня подержи.
        Стоящие в охранении хурмецы при виде маршала вражды не выказали и преспокойно расступились. На анастасовых вояк они не походили, а вот на напяливших мундиры чинуш - запросто.
        - Решили посмотреть, как я тут управляюсь? - обернувшийся на звук шагов Филандр был весел и доволен. - Хорошо управляюсь, а вот вы кое о чем не подумали, да и я сглупил!
        - Вы? - не поверил собственным ушам Карло.
        - Ну, я! - легат благодушно рассмеялся. - Не сообразил, что вам надо разъяснять всё, кроме маневров. Самозванца вы разделали шикарно, но дальше, дальше… Изменники и еретики - не мухи и не мориски с кагетами, прибил и забыл. В наших делах возмездие нужно еще и должным образом подать… Погодите-ка! Молниеразящие! Пройтись по домам, тащить всех сюда… всех, кроме лежачих! Так, о чем бишь я?
        - О моих просчетах, - сдержанно напомнил Капрас, Филандр понял по-своему.
        - Да не ваши это просчеты, - успокоил он, - а мои! Приказ вы выполнили, награда всяко ваша, сопровождающее письмо с меня, а пушки - вон с этих.
        - С осужденных? - Он что, попугать решил? Подержать под виселицей, а потом - пушки или жизнь? Гадко, но терпимо! - Мне показалось, вы… настроены решительно.
        - А я и настроен, - легат поманил еще какого-то хурмеца, похоже, ординарца. - Таков мой долг.
        - Вы приказали… собрать людей, скоро здесь их будет много. - Долги у каждого свои, и попробуй не заплатить! - Во время казни особо важен порядок, и мой долг уже перед вами сделать все… что от меня зависит. С вашего разрешения я сейчас отдам нужные распоряжения и вернусь.
        - Это не помешает, - одобрил порыв верного служаки Прибожественный. - Есть будете?
        - Не откажусь! - С набитым ртом проще молчать. - Узнал, что вы здесь, и сразу сюда. Вот, мой доклад об уничтожении возмутительного Анастаса и его банды.
        - Похвально, впрочем, это терпит, - Филандр скосил глаза на бумагу, но не взял, а обернулся к подбежавшему ординарцу. - Сегодня я обедаю с маршалом, устройте, чтоб краснеть не пришлось!.. Сядем за стол, тогда и доложите. Сами и в подробностях, но сперва дела.
        Так вот, об этих мерзавцах. Им было велено к вашему выступлению в Паонику предоставить два десятка больших пушек, а в ответ - сплошные отговорки: мол, нет нужного количества олова. Что имелось - ушло на пушки для корпуса, остатка же хватит не более чем на пять малых орудий. А нового запаса не привезли, да и неоткуда везти: с Кагетой торговля прервана, а в Неванте мориски. Ну ведь ясно же, что врут, изменники!
        - Но если повесить этих, кто работать будет? - Создатель, ну откуда тебе может быть «ясно», если поставками металлов ты так до сих пор и не поинтересовался? - Лить пушки - это не… рыбу ловить.
        - Ну, я же не дурак всех поголовно вешать! - сервиллионик возвел глаза к павлиньему хвосту на ближайшей виселице, словно докладывать собрался. - Мастеров у них пятеро, вздерну одного, ну и подмастерьев, каждого пятого… Зато остальные поймут, что мне дурить голову не выйдет. И олово мигом найдется, и работать станут быстро.
        - Главное, что будут пушки! - Капрас выдавил-таки из себя улыбку. - Но… Мы ведь не знаем, кто у них лучший, и было бы… нерачительно ошибиться. К тому же мастера, насколько я успел понять, друг друга не повторяют, каждый занимается чем-то своим.
        - Сейчас выясним, - пообещал Филандр. - Бутылка тарелке и впрямь не замена.
        - Конечно, - поспешил развить успех Карло, - во избежание побега или сговора мастеров лучше держать под стражей, можно прямо на Литейном дворе…
        - Дельно. Так и сделаем! - Прибожественный окинул взглядом почти готовую к употреблению - осталась последняя пара откосов - конструкцию и нахмурился. - Тьфу ты! Ну чтоб вам было вчера не объявиться, а теперь деваться некуда, «пообещал и не сделал» - так о нас, посланцах Четырежды Божественного, говорить не должны. Правильная репутация важней дюжины орудий. Разве что… Нашел! Заложники, маршал, очень полезны, их-то мы сейчас и используем. Будут нам и пушки, и уважение к властям! Расставляйте людей, а мне пока дайте ваш доклад, пока ждем - почитаю.

2
        Впереди, за поворотом обсаженного кряжистыми вековыми липами тракта, громко заржал пока еще невидимый конь. Голосистый незнакомец запросто мог оказаться крестьянской клячей, но Эпинэ сразу решил: Бочка! Матильдин рысак вечно норовил сообщить миру о своем присутствии, учить его хранить инкогнито было поздно, да и хозяйку лошадиная наглость забавляла.
        - Герард, - окликнул Робер порученца Алвы, - я - вперед, а вы стойте и ждите. То есть стройтесь…
        - Да, сударь, - мальчишка с улыбкой придержал свою мориску, а Эпинэ, поглубже нахлобучив парадную эмилеву шляпу - еще не хватало потерять! - послал Дракко в кентер. Застоявшийся в аконских конюшнях красавец предпочел бы пойти наметом, но подчинился, только фыркнул с укором. За белыми липами словно в ответ опять заржали. Точно, Бочка!
        Серебристо-голубая, исчерченная утренними длинными тенями дорога вильнула, огибая пологий холм, и вывела к бесполезному по северной зиме мосту, который как раз переходили «фульгаты». И Матильда на своем обормоте. Эпинэ вздыбил жеребца, на мосту в ответ замахали шляпами, а принцесса, оттерев конем офицера, вырвалась вперед.
        - Ты? - вместо приветствия спросила она, изо всех сил сдерживая выказывающего норов рысака. - Почему один? Уймись, скотище!
        - Я с эскортом, за поворотом ждут. - Робер тоже натянул повод, так, на всякий случай. - Услышал Бочку, захотелось сперва с тобой… без чужих, хотя вообще-то я кардинала встречаю. Рокэ с Савиньяком, старшим, куда-то с утра умчались, вот Райнштайнер… комендант Аконы и попросил. Как Проэмперадора. Сам он не может из-за гаунау, мало ли что, хотя Хайнрих спит еще, то есть спал, когда я выезжал.
        - Хайнрих? - расхохоталась алатка. - Женишок бывший, твою ж кавалерию… Вот радость-то!
        - Женишок? - не сразу сообразил Иноходец. - А, да, ты же…
        - Дурой была, - женщина заставила коня слегка попятиться. - А может, и не дурой? Гляну - пойму, ты-то как?
        - Хорошо. - Вот именно: хорошо! - Все понятно, все свои, толку, правда, от меня маловато, ну так зима и Райнштайнер. Ты его не знаешь пока, это прямо бергер бергеров, после него дел не остается…
        - И пиво с ним! - Матильда, не глядя, поправила белый с черным шарф. - Удачно, что ты нас перехватил, да еще и в одиночку. Врать ты не горазд, а придется, так что запоминай. Меня ты не видел с Олларии, а благоверного моего с самой Варасты. Я как дурила всю жизнь, так и дурю, замуж выскочила, чтоб у братца на задворках не гнить, а сама на Ноймаринена поглядываю, ну а он на меня. Это правда, кстати.
        - Еще бы! Это я про Ноймаринена… - Бедняга. Прожить всю жизнь со своей… дамой в гранатах, честно прожить, и влететь на старости лет в живой огонь. - Я запомнил, но с Хайнрихом мне откровенничать вряд ли придется, вот с Савиньяком медведь и впрямь в дружбе, даже странно.
        - Да не в Хайнрихе дело!
        - Рокэ обмануть у меня не выйдет, и надо ли?
        - Тьфу ты! - Алатка опять схватилась с шарфом, похоже, он был длинней, чем нужно. - Ворон про нас все знает, как и кошкин сын Валме. Вранье - для аспидов, они, даром что черные, раскишелись не хуже, чем в Агарисе, когда Адриан умирал. В Аконе нам в епископской резиденции жить, да и свиту с собой тащим, куда кардиналу без свиты… Короче, имей в виду: с муженьком я не то чтоб вовсе на ножах, но цапаемся мы частенько.
        - Хорошо, но…
        - Я тебе дам «но»! В седле крепко держишься?
        - Как всегда.
        - Ну смотри, сейчас пугать буду. Герцогиня Ноймаринен тебя сосватать хочет со своей дочкой, той, что из Бергмарк сбежала.
        - Об этом она мне говорила. - Всего на ходу не объяснишь, но хотя бы главное нужно. - Я из Старой Придды потому и удрал. Никто меня никуда не отзывал, а регентское письмо Придд подделал. По моей просьбе, но Рокэ знает.
        - Молодцы! - одобрила уже не вдовствующая принцесса. - И ты, и Спрут! Эта Урфрида за тебя тоже не рвется, но она тут.
        - Зачем?! - удивиться можно было и потише, ну да ладно, до эскорта не долетит, а Матильда поймет… уже поняла. - Маркграфиня с вами, а Коко? Барон Капуль-Гизайль?
        - Урфрида с нами увязалась по просьбе маменьки, которая не могла меня оставить одну в чужой стране, ведь она мне так сочувствует, так сочувствует… Только, похоже, у молодой волчицы и свой интерес имеется. Кто - не скажу, но по всему выходит: если не Алва, то Савиньяк.
        - Ты так думаешь?
        - Мы так думаем. С благоверным, Валме и Бурразом. Леворукий этих охотниц ноймарских разберет, но сундуков Урфрида с собой тащит немерено. Не для меня же и не для Хайнриха.
        - А говорит она что?
        - Чушь всякую, - женщина неторопливо завернула коня, умный Дракко обошелся без понукания, - про Давенпорта. Ты его не знаешь, славный парень, успел и повоевать, и влюбиться в молодую баронессу Вейзель, а та сейчас в Аконе.
        - Вейзель? Матильда, ты не знаешь, это же Мэллит!
        - Мэллит?.. Наша?!
        - Ну да! Ее Вейзели удочерили, мы виделись, она сама захотела! Проболтали часа три, у нее все хорошо… - Так хорошо, что она взялась сватать подружку! - Только ни про какого Давенпорта Мэллит не говорила.
        - Ладно, с женихом после разберемся. Ты ведь Мэллицу раньше…
        - Любил. - И как любил! С ума сходил, и куда все делось? - Теперь мы друзья.
        - Вы и прежде друзьями были, - хмыкнула алатка, - знаю я такую дружбу! Убила б кое-кого, да сам помер…
        - Матильда, я же потом с Марианной… Мэллит мне теперь как сестра. Наверное, как сестра, только не как Катари… Младше. Ну не знаю, как объяснить!
        - А ты уже объяснил, и я почти поверила. Увижу вас вдвоем, окончательно поверю, а, к Змею! Ты кардинала встречаешь, вот и встречай. Зови эскорт, пора дурака валять, то есть дураков.

3
        Странно негромкий гомон все увеличивающейся толпы, окрики по-хозяйски расхаживающих хурмецов, иногда недовольное конское ржанье, иногда скрежет и никак не прекращающиеся удары по дереву, а над всем этим - Молниегрозящий павлин на своем насесте. Топорщится, сверкает свежей краской и ждет, но пара откосов все еще не прилажена, да и вешать пока некого.
        Уже не смертники в наспех огороженном досками «загоне» у торгового обелиска про замену пока не знают. Кто-то с тоской следит за сборщиками, кто-то уставился себе под ноги, кто в тысячный раз обводит взглядом такую знакомую и вдруг ставшую страшной площадь. Вот так и перестаешь понимать, жизнь это или уже смерть, а Филандр всё читает. Внимательно, с явным интересом, похоже, уже не первый раз. Что ему так понравилось - описание казни, что ли? Скорее всего; вон даже хмыкнул одобрительно, надо думать, особо хитрый пассаж Фуриса оценил.
        Время тащится, как захмелевшая даже не черепаха, улитка. Все еще может измениться, все еще можно изменить или… оставить как есть. Такие часы, минуты, мгновенья бывают у всех, а Создатель или, того вернее, Леворукий, их растягивает, искушая чем можно и чем нельзя. У Лидаса было несколько минут для бегства, маршалу Капрасу на раздумья отмерили целых полчаса, но кончились и они. В глубине Кружевной показалась вереница заложников со связанными за спиной руками и на общей веревке.
        Улица пуста, мушкетеры капитана Перистериса, любимца и надежды старины Гапзиса, давно очистили ее от и так немногочисленных обывателей и теперь караулили оба конца, так что подгоняемые молниеразящими заложники без помех тащились к площади, а по обеим сторонам рысил конвой, скромный, с десяток солдат, но на площади хурмецов хватает. Филандр, даже с учетом засевших в садике драгун, остается в большинстве, бесценные мастера, считай, отделались испугом и синяками, а через месяц-полтора за дело возьмутся мориски. Все еще можно оставить как есть, так будет разумней всего.
        Гомон вокруг резко усиливается, заволновались все - и зрители, и хурмецы, и осужденные. Капрас тоже пробежался взглядом по своим подчиненным - половина мушкетеров по всем правилам расставлена по краям площади, остальные дисциплинированно сидят в пресловутом садике. Из драгун на виду только пятерка личного конвоя, да Агас верхом и с Солнышком в поводу трется среди конных хурмецов. Достаточно подать нужный знак, и…
        - Один вид воинского строя усмиряет и дисциплинирует, - Филандр оторвался от чтения и теперь придирчиво изучал площадь. - Не так ли, маршал?
        - Вы правы.
        Все началось, когда цепочка заложников поравнялась с шеренгой то и дело оглядывавшихся на них мушкетеров. Бывший за старшего Афендули выслал коня, перекрывая проход, и заспорил со старшим охраны, показывая рукой на арестованных. Спорщика поддержал, оставив своих людей, пехотный капитан, затем - парочка прилично одетых горожан… От обелиска разговор было не расслышать, но взмахи руками, хватанье за оружие, отдельные нечленораздельные выкрики говорили сами за себя. Движение остановилось, заложники, те, кто не вовсе задохнулся, завертели головами, стараясь понять, что происходит, оставшиеся без присмотра мушкетеры смешали строй, превращаясь если и не в толпу, то в плохо организованную кучу, а капитан Перистерис потерял шляпу.
        - Мерзавцы! В такой момент! - возглас маршала сшибся с гневным криком легата, как сшибаются петухи. - Афендули, болван провинциальный… Никак знакомых увидел, обормот, и все на свете забыл. А Йорго куда смотрит, специально же его оставил… Возмутительно!
        - Маршал…
        - Прибожественный! - Еще можно вывернуться, можно! - Зачатки неповиновения нужно давить решительно и сразу. Посылать за подкреплениями долго. Эта полурота - из местных новобранцев. Вместе с вашими людьми я мигом приведу их в чувство, а Афендули пойдет под суд.
        - Под мой суд, маршал, под мой, - удивленная злоба на физиономии Филандра сменяется предвкушением, тоже злобным, - и немедленно! Читал я ваш доклад и радовался, а теперь прямо не знаю, что подумать. Препятствование воле Четырежды Божественного не прощается, даже если дело в простой глупости.
        - Вы правы. Этот болван мало того что вступил в полк лишь осенью, собирается жениться, но девица не соглашается. Похоже, в заложниках оказался кто-то из красоткиной родни, вот он и решил… явить себя героем!
        - А явил изменником. Что ж, девица будет избавлена от негодящего жениха. - Не то чтоб подобревший, но развеселившийся Филандр сунул сделавший свое дело доклад адъютанту и оглянулся на своих подручных. - Помогите-ка маршалу приструнить его недоумков. Зачинщиков арестовать и ко мне вместе с заложниками. Маршал, если вы быстро приведете в чувство ваших людей, кроме двоих смутьянов никто не пострадает. В противном случае, сами понимаете.
        - Да, я понимаю, - Карло замахал обеими руками, подзывая Агаса. - Я имею обыкновение… командовать, находясь в седле.
        - Ваше дело, и не забывайте про обед, - милостиво напомнил Прибожественный. - Слушайте, я прекрасно понимаю, что такое провинциальные болваны. Стрелять и ходить строем вы их худо-бедно научите, а мое дело объяснить, что нет воли кроме воли Четырежды Божественного. Ручаюсь, сейчас все всё поймут.

4
        Смешливый «фульгат» на вредной чалой кобыле выслушал приказ и галопом рванул назад, за поворот. Бочка, разумеется, заржал, принцесса хохотнула и послала невежу по собственным следам. Золотой полумориск и алатский склочник топтали скрипучий снег, рядом вышагивали толстые полуденные тени, а Матильда, не прекращая битву с шарфом, весело объясняла, как за завтраком они с Бонифацием спорили, впору ли супруге кардинала скакать по полям в мужском платье. Присутствующая при сем Урфрида вызвалась для соблюдения приличий отправиться с ее высочеством, ее высочество тут же взбрыкнуло, то есть объявило, что в женское седло не полезет. Взъярившийся Бонифаций хватил кулаком по столу, да так, что на платье бывшей маркграфини опрокинулось богоугодное молоко. Матильда обозвала супруга неуклюжим кабаном и тут же ускакала в одиночестве, то есть с дюжиной «фульгатов».
        - Думала, Алву перехвачу, - объяснила она, - а вышло - тебя. Смотри, вот и наш караван. Всем хорош, только линарца горностаевого не хватает.
        Открывавшаяся с очередного косогора картина внушала почтение. Бонифаций не сплоховал, прихватив с собой не только солидный конвой, но и обоз, выглядевший как мечта мародера. Эпинэ придержал Дракко, пропуская даму на положенные полкорпуса вперед себя, и спохватился, что не знает главного. Как встречают кардиналов, Райнштайнер не объяснил, а спросить Робер не догадался.
        - Я - все еще эсператист, - напомнил он спутнице. - Совсем забыл…
        - И хорошо, - весело одобрила ее высокопреосвященства, - можешь не коленопреклоняться. Поздороваешься, и хватит с аспида. Не забудь только, что вы два года не видались!
        Влекомая мохнатыми торскими тяжеловозами карета была роскошна, особенно вблизи. Офицер в «волчьей» ноймарской форме попытался взять Дракко под уздцы, полумориск зло мотнул головой и попятился. Эпинэ мог заставить коня признать чужака, но не стал: спрыгнул в снег и зацепил поводья за луку, наскоро объяснив, что жеребец строгий. Двое младших церковников шустро распахнули дверцу и опустили подножку. Бонифаций возник немедля - огромный, черный, бровастый. Первым делом его высокопреосвященство оглядел эскорт, после чего раскрыл объятия.
        - Иди сюда, - велел он, - чадо блудное! Облобызаю. Что коня сохранил и за ум взялся, хвалю. Не думал, что из тебя толк выйдет, ну да регент наш богоугоден, с того ему на три свежие рыбины лишь одна тухлая достается, а не одна на одну, как прочим.
        - Ваше высокопреосвященство, - нужно что-то сказать; не для Бонифация, для ызаргов, - регент Талига герцог Алва, будучи в отсутствии, не получил известия о вашем прибытии…
        - Сыщется, - утешил кардинал Талигойский и Бергмаркский, - ему не привыкать!
        Лобызанье вышло долгим. От кардинала пахло можжевеловым дымом и бритвенной водой. В Варасте он казался старше, как и Матильда в Агарисе.
        - Ты гляди, - Бонифаций понизил голос до шепота, - лишнего не брякни… Супруга моя упредила ль тебя про козу в огороде и лису в курятнике?
        - Упредила. Ваше высокопреосвященство, я не намерен… Закатные твари, да не хочу я с этой Фридой говорить! Я и видеть-то ее не хочу.
        - Никто не хочет, но мы смирились, и ты смирись.

5
        При виде маршала нестройная толпа мушкетеров обрела некое подобие порядка, откуда-то из зарослей спешно вынырнул Перистерис и, оправляя капитанский мундир, занял место перед строем. Свара из-за заложников тоже стихла, все ее участники теперь выжидательно таращились на поспешающее начальство. Военных Карло, само собой, знал, но горожане влезли в пахнущую смертью историю по собственной воле.
        Капрас окинул примолкших спорщиков хмурым взглядом и обернулся на сервиллионика. Так и есть, торчит у крайней виселицы и пялится в спину. Еще и ручкой помахал. Дескать, давайте, маршал, оправдывайте доверие, второго шанса не дам. И ведь не даст, сволочь эдакая! Значит, деваться некуда - куда деваться, когда позади осененный павлином Прибожественный, а рядом - его доверенный молниеразящий. Для поддержки, демонстрации единства власти с армией и пресечения свойственных военным попустительства и мягкотелости. Если что, чихнуть не успеешь, угодишь в пособники.
        Филандров доверенный то ли почуял взгляд, то ли решил, что пора переходить к делу. Расправил пламенеющий плащ и многозначительно покосился на спутника, в ответ Карло слегка осадил Солнышко.
        - Начинайте вы, - хмуро бросил он. - Экзекуции не по моей части. Само собой, я…
        - Как хотите, - внимать маршальским оправданиям оранжевый не собирался, - но за моей спиной должны быть мои люди.
        Капрас без возражений сдал назад и в сторону, позволяя паре оранжевых занять позицию позади презрительно хмыкнувшего начальства. Прочие хурмецы разворачиваются следом, оттесняя маршала все дальше к самым домам. Мерин молниеразящего, белый, раскормленный, брезгливо переступил оброненную возмутительным капитаном шляпу, и сразу же раздалась команда.
        - Рота, - голос у Перистериса если и слабей, чем у филандрова глашатая, то не слишком, - разомкнуться, бегом!
        Поворот на месте, налево-направо, и минуту назад такие безалаберные мушкетеры шустро разбегаются в стороны. Нет, не для того чтобы убраться с пути надвигающихся хурмецов. Просто сквозь своих же пушкарям Ламброса стрелять как-то несподручно, зато теперь в самый раз! Шенкеля, и понятливый Солнышко в два прыжка уносит седока из-под удара.
        - Пал?! - рявкает невантец, от души рассекая воздух шпагой, и четыре его пушки почти одновременно изрыгают смерть.
        Картечь на расстоянии пистолетного выстрела - это страшно и некрасиво. Широкие просеки в оранжевых рядах, изорванные тела и их отдельные части на мостовой, крики и вой раненых. Кислый смрад сгоревшего пороха мешается с запахом крови и вонью из развороченных внутренностей. О сопротивлении никто из уцелевших не помышляет, молниеразящие просто замирают застигнутыми врасплох тараканами.
        - Первая шеренга - огонь! - И по таким удобным мишеням вновь хлещет свинцовый град, а выше по улице выскочившие из развалин драгуны уже добивают последних конвоиров и отгоняют заложников в сторону. Чтоб не путались под ногами.
        - Вторая шеренга, - Перистерис свое дело знает отлично, - огонь!
        И спустя пару мгновений, наскоро оценив результаты залпов:
        - Шагом - вперед!
        Натасканные Гапзисом мушкетеры невозмутимо прут по растерзанным картечью телам. Кагета приучила их и к трупам, и к вони, а пригодилась наука дома. К несчастью, не с морисками… а, к Леворукому! Что там сзади?
        Клубы дыма уже начало относить в сторону, и оценить учиненный артиллеристами разгром маршал смог. Один из выстрелов умницы Ламброса оказался особенно удачен: у ограды обелиска валялись придавленный конем легат и два его оставшихся помощника. Всё, твари, вы без командиров!
        До мечущихся у виселиц хурмецов это тоже доходит. После секундного колебания кто-то длинный бросается наутек, подавая пример другим. На дальнем конце площади оцепления нет - могут и уйти.
        - Конница - атака!
        Десяток ударов сердца, и мимо со злобным гиканьем несутся драгуны: одни к виселице, освобождать связанных и добивать промешкавших хурмецов, другие - в обход площади, перехватывать тех, кто не попал ни под картечь, ни под пули. Удирают гады шустро, но ни до зарослей, ни тем более до речки добраться им не дают: парни Василиса догоняют и рубят без малейшей жалости. Кто-то пытается улизнуть в боковые переулки, но таких расставленные по краю площади мушкетеры отстреливают, как зайцев на охоте. Не проходит и пяти минут, как кровопролитие затихает. Даже стонов раненых не слыхать, их уже просто нет, одни трупы. Хорошо, что еще не появились мухи. Плохо, что кончились дожди!
        Вышедший из-за пушек Ламброс с довольным видом осматривает результаты своих трудов, скалится подъехавший Агас, судя по свежим пятнам на мундире, успевший пустить кому-то кровь, от виселицы доносятся крики. Кажется, радостные. Точно! Осмелевшие родные выводят приговоренных из их «загона». Надо ехать туда… Надо или нет? Одно ясно, теперь в самом деле конец, такого не утаишь, хотя придержать, пожалуй, можно.
        - Йорго, напомни Василису, что уйти не должен никто. Всех в седло, прочесывать округу до посинения.
        - Мой маршал, - Агас вытирает клинок платком и швыряет его в кровавые ошметки, из которых торчит кусок головы с левым ухом, - я отправил драгун к резиденции Филандра.
        - Правильно, - можно было и самому догадаться. - Надо бы еще и губернатора уведомить. Или нет?
        - Я могу к нему заехать и объяснить или вы сами хотите?
        - Не хочу, но заеду. Этого… видел?
        - Тварь была оглушена, - с ходу понимает начальство Левентис. - Теперь мертва. Мой маршал, разрешите вас поздравить с успешным осуществлением… богоугодного решения.
        - Отец Ипполит поздравит.
        Прямо сказка какая-то. Все решал что-то, решал, а словно бы на месте топтался. Думал, после Хаммаила наладится… Потом после Турагиса, потом - как с Анастасом расквитаемся, и вот четвертый раз. Последний.
        - Господи-и-ин… Господин маршал… Вы-ы…
        Управляющий мастерскими. Страшный, половина лица багровая, волосы дыбом, руки со следами веревок тянутся обхватить ноги коня. Солнышко недовольно задирает морду, пятится, оставляя на мостовой кровавые следы.
        - Сударь, - как же его зовут-то? - Успокойтесь. Ступайте домой…
        - Господи-ин маршал, его… Его нет! Сыновьями… Создателем клянусь… Нету!
        - Кого его? Агас! Агас, ты что-то понима…
        - Олова! Олова нет… Только на пять орудий… Или на семь, но тогда калибр будет совсем мал…
        - Ах, олова… - А он-то подумал! - Нет, так будет. Приведите себя в порядок и… Дорогу до Кагеты выдержите?
        - Да, я всё, всё выдержу. До… До Кагеты?!
        - Именно. Агас, с превосходительными потом разберешься, а завтра в Кагету за… За оловом.
        И за помощью, но об этом на площади не скажешь.
        Глава 7
        Акона. Гирке
        1 год К. Вт. 6-й день Зимних Волн

1
        Мэллит опиралась на руку Герарда, который говорил о многом, гоганни слушала и отвечала, но мысли ее занимала нареченная Матильдой. О судьбе той, что ввела ничтожную в свой дом, Мэллит узнала сперва от брата подруги, а затем и от первородного Робера. Беда не сломила Царственную, она стала радостью и судьбой старшего над олларианцами, о котором говорили хорошо и весело. Ничтожная благодарила Луну за справедливость, а судьба уже избрала день встречи. Вчера его высокопреосвященство вступил в Акону, а сегодня Герард принес письмо. Супруга кардинала ждала, и баронесса Вейзель поспешила на зов, понимая, что встреча не будет легкой, ведь их связывает память о лживом Альдо. Что говорить, Мэллит не знала, но, останься потерявшая внука одинокой, было бы тяжелее обеим. «Перенесший великую утрату, - предостерегала Кубьерта, - рискует уподобиться зыбучим пескам и голодному болоту, что пожирает приблизившихся к ним». Такой стала графиня Борн, но Роскошная, потеряв Курта, сохранила свою любовь, а та, что звалась Матильдой, отринула подлого прежде его смерти…
        Прячущийся под снегом лед заставил Герарда покачнуться, но воины знают, как остаться на ногах.
        - Осторожно, - улыбнулся брат Сэль, - тут скользко.
        - Я не упаду, - успокоила заботливого Мэллит. - Но супруге кардинала больше радости принесет встреча с маршалом Эпинэ.
        - А он их встречал, - Герард опять улыбнулся. - Маршал с ее высочеством в большой дружбе, я это еще по первому разу понял. Ну, когда мы с монсеньором Рокэ перехватили кардинала по пути в Старую Придду.
        Все так просто! Нареченный Робером виделся с Царственной и рассказал про Мэллит; он знает, что недостойная обрела сердце, и вряд ли это скрыл. Родня умерших часто исполняется обид на утешившихся, но будь так, именуемая Матильдой не пожелала бы встречи. Нет, она хочет присоединить к своему счастью еще одно.
        - Герард, - решила гоганни, - нужно зайти на рынок и купить цветов.
        - Ты так думаешь? - Сэль бы догадалась сама, но ее брат читал книги, в которых учат воевать, а не дарить радость. - Но ведь нас просили не терять времени.
        - Да будет так. - Времени у супруги старшего над олларианцами в самом деле мало. - Ты меня проводишь и пойдешь за цветами. Их продают за сметанным рядом, только не надо веток с привязанными ягодами и вощеных роз, они не могут радовать. Из того, что я видела прошлый раз, лучшее - иммортели, и пусть они будут темно-красными, как вино, когда Монсеньор монсеньоров смотрит сквозь него на свечу. Ты это видел, и ты узнаешь.
        - Конечно, - подтвердил Герард, - он часто так смотрит. Сколько купить?
        - Так, чтобы руки были полны. Ты принесешь цветы и потом проводишь меня домой.
        Удачная мысль пришла вовремя, потому что дорога вдоль замерзшей реки оказалась сразу и длинной, и короткой. Мэллит еще не видела жилища аконских епископов вблизи; большое, окруженное стенами, оно было много больше избранного регентом, и входить в него не хотелось. Мэллит поправила накидку.
        - Я - баронесса Вейзель, - сказала она одетому в черный балахон привратнику, - меня хотела видеть супруга его высокопреосвященства.
        Ее ждали. Высокая с чрезмерными бровями велела следовать за собой, и гоганни пошла, даже не послав последнего взгляда Герарду. В доме было тепло, и на полах лежали ковры со строгим узором. Горели светильники и пахло благовониями. Правнуки Кабиоховы жгут багряноземельские смеси, желая защитить дом от зла и супружеское ложе - от измены, а чтущие и ожидающие думают, что радуют своего Создателя. Только пустота радости не знает.
        - Прошу вас сюда, - провожатая распахнула дверь в обильную золоченой мебелью комнату, - придется немного подождать. Что вы предпочитаете, шоколад или травяные отвары?
        - Я прошу шадди, - ответила Мэллит, ощущая желание уйти. Если станет невмоготу, она солжет про головную боль и ее отпустят, но в чем причина неприятного? Не в том ли, что здесь обитал дурной епископ? Проэмперадор Ли выслал исполненного злобы к бергерам, но дома впитывают суть своих обитателей, как бисквит ромовую воду.
        - Добрый день, Мелания. - Незнакомый голос удивил и встревожил. - Я рада, что вы пришли, и мы можем спокойно поговорить. Шадди вам сварят, но, если вы избалованы югом, он вас разочарует.
        - Кто желает со мной говорить? Меня звала ее высочество, и я пришла.
        - Ее высочество беседует с аконскими дамами, но мы прекрасно проведем время вместе. Меня зовут Урфрида, я дочь герцога Ноймаринен, с ним вы встречались в Старой Придде. Я по просьбе моей матери сопровождаю ее высочество, ведь она в Талиге все еще чужая. Кроме того, я хочу поговорить с вами.
        - Я слушаю, - гоганни коснулась золотого цветка на платье, словно прося поддержки. Нареченная Урфридой кивнула, глаза Мэллит видели, что собеседница прекрасна, много красивей графини Борн, первородной Ирэны и подруги, но сердце гоганни не желало признавать очевидного, отдав первенство хозяйке озера.
        - Некоторые разговоры сложно начинать, - первородная поправила подобные пеплу волосы, - но я попробую. Мои родители принимают большое участие в известном вам графе Давенпорте. Отец сделал его своим доверенным адъютантом, а мама… мама желает ему счастья. Никто не сомневается, что граф сделает великолепную карьеру, его заслуги уже сейчас оценены высоко, но Давенпорт принадлежит к той довольно редкой породе мужчин, для которых очень важна любовь. Так вышло, что его выбор пал на вас…
        Вошедшие слуги с подносами давали отсрочку, пусть и небольшую. Мэллит следила за сервировкой и подбирала должные слова. Она сожалела, да, именно сожалела, что нареченный Чарльзом ее полюбил… нет, лучше - заметил… Этого бы не случилось, если бы не война… Нет, о войне лучше не говорить, просто Мелхен не достойна такого внимания и не готова… К чему? Как жаль, что в Талиге нельзя примерить пояс невесты и призвать опытную женщину, чтобы засвидетельствовать волю Луны. Как жаль, что нельзя подняться и выйти.
        - Нас прервали, но это к лучшему, вы успели понять, что я вам сказала. - Дочь герцога Ноймаринен улыбалась, как улыбаются уверенные в предлагаемом товаре торговцы. - Мы можем перейти к столу. Я предпочитаю фрукты, но ваш шадди, если вы его пьете на южный лад, может остыть.
        - Да, я пью шадди на южный лад.
        Теперь они сидели напротив друг друга, Мэллит видела чужие глаза, большие и светлые. Нужно было взять шадди, и гоганни взяла.
        - Супруга его высокопреосвященства вернется утомленной, а вы мне сказали то, что я уже знала. Мне лучше уйти.
        - О нет, я не намерена возвращаться к маме, не получив вашего согласия. Вы смущены, я понимаю, но через это проходят все женщины, которые достаточно привлекательны или достаточно знатны и богаты, чтобы получать предложения руки и сердца.
        - Передайте капитану Давенпорту, что Мелхен вновь сказала «нет».
        - Неразумно, - настойчивая взяла яблоко и серебряный ножик для фруктов, в Озерном замке остался похожий. - Граф Давенпорт - один из лучших женихов Талига, тех, кто стоит выше, можно перечесть по пальцам. Правду сказать, мою мать несколько удивляет его выбор, но любовь не спрашивает, а война торопит чувства. Разумеется, я говорю о тех, кто на них способен.
        - Граф Давенпорт найдет ту… кто будет гордиться его любовью.
        - Любовью достойных кавалеров нельзя не гордиться, но я понимаю, вы выросли в иных краях и вас учили иному. У вас необычная история, Мелания, и нам бы с мамой хотелось, чтобы она закончилась счастливо. Вы не виноваты в том, что с вами произошло, но, отказав графу Давенпорту, вы обречете себя на незавидную участь. Сейчас вы об этом не думаете, это придет потом, когда будет поздно.
        Если бы здесь была Сэль или хотя бы Маршал… Гоганни отпила шадди, он и вправду был дурен.
        - Я не смогу быть графиней Давенпорт, - нужно говорить, как говорят в Талиге! - Это слишком трудно, и я должна вернуться к баронессе Вейзель.
        - Вы не называете ее матерью.
        - Я сказала так, чтобы вы поняли.
        - Я поняла. - Взгляд озерной госпожи одаривал серебром, взгляд герцогини Ноймаринен ввергал в холодный дождь. Тот, в котором живет названный Чарльзом. - Вы не сможете выжить в Бергмарк, даже если баронесса Вейзель найдет вам мужа и вы примете ее выбор. Это холодная и жестокая земля, кроме того… Я вынуждена вас предупредить, что ваша приемная матушка, узнав вашу тайну, может от вас отказаться. Бергеры беспощадны не только к врагам, они нетерпимы к чужим ошибкам и слабостям, а вы ошиблись и допустили позорную слабость.
        Бергерские женщины вас не простят, они слишком гордятся своей добродетелью и своим упрямством, хоть и называют его стойкостью. И это если забыть о том, что вам придется до бесконечности рожать, а вы вряд ли к этому приспособлены. Простите, что я вам это говорю, женщин дома Ноймаринен учат лечить раны, а это почти всегда больно.
        - Но я не ранена. - Мэллит вновь тронула золотой иммортель и встала. - Герцогиня Ноймаринен передаст ее высочеству, что н… Мэллица не смогла ждать столько, сколько нужно.
        - Сядьте, - герцогиня знала, как заставить повиноваться, но Мэллит осталась стоять. - Или, если угодно, стойте. Я отпущу вас, когда скажу, что полагаю важным.
        Ничтожная не станет слушать и уйдет! Присядет, придерживая юбки, повернется, и уйдет.
        - Судары…
        - Молчите и слушайте. Ваш единственный шанс - выйти замуж, причем не в Бергмарк. Мужчину, особенно влюбленного, не столь трудно обмануть, скрыв от него свое падение, и я бы советовала вам именно это. Более того, я готова вам оказать в этом определенное содействие, если же вы предпочитаете честность, то моя мама объяснит графу Давенпорту, что причиной полученного им отказа стало ваше прошлое. Граф достаточно влюблен, чтобы перешагнуть через него, это лишь усилит его чувство…
        - Добрый день, госпожа маркграфиня. - Вошедшая Сэль была спокойна, как при встрече с девицами Флау. - Мелхен, я забрала твою накидку, она у Мухи, а мы идем домой.
        Подруга! Она тут, можно не спорить, не говорить, просто уйти!
        - Что вы себе позволяете?
        - Я уже сказала, я пришла за баронессой Вейзель. Будь ей с вами приятно, я бы просто объяснила, что ее высочество придет еще не скоро, но Мелхен хочет уйти.
        - Как вас… Девица Арамона, извольте выйти.
        - Мы уйдем вместе. - Подруга подошла и встала рядом. - Госпожа маркграфиня, я понимаю двусмысленность вашего положения. Вы не могли сопровождать ее высочество на встречу с благонравными матерями семейств и принялись за Мелхен.
        Нужно ли что-то добавить, Мэллит не знала, поэтому просто присела, как приседала во дворце. Дочь герцога Ноймаринен, что была еще и маркграфиней, молча кивнула. Она была зла, и от нее хотелось бежать.
        - Баронесса, наш разговор окончен, - на подругу именуемая Урфридой не смотрела, словно та стала тенью. - Возможно, когда вы обдумаете мои слова, вы придете к разумному решению. Если это произойдет, напишите моей матери. Больше я вас не задерживаю.
        Попрощаться Мэллит забыла, это сделала Сэль. Они вышли из полной неприязни комнаты и повторили прежний путь, отвечая на приветствия черных эсператистов и людей для услуг. Внизу ждали знакомые «фульгаты» с плащами, они распахнули двери, и Мэллит первой шагнула в солнечный свет. Щеки обжег холод, но это принесло облегчение.
        - Я рада, что ты пришла, - призналась гоганни, - я не знала, как прервать неприятное.
        - Это Герард сглупил, - Сель запрокинула голову, разглядывая ясное, как ее глаза, небо. - Из-за него все поверили, но госпожа фок Лоос прислала мне записку, что она приглашена к ее высочеству и поэтому сегодня не нужно нести к ее младшей кошке Маршала. Значит, ты пошла не к ее высочеству, а к маркграфине, которая за ней увязалась, хотя для воспитанной особы это неприлично.
        - Маркграфиня хочет, чтобы я вышла замуж за нареченного Чарльзом, - сказала Мэллит то, что думала скрыть. - Она учила меня, как обмануть мужа в первую ночь, о таком говорили женщины в доме отца моего отца. Ты назвала положение маркграфини двусмысленным, что значит это слово?
        - Я надерзила, чтобы закончить разговор, то есть это дерзость, потому что сказала именно я. Когда ее величество сказала такое герцогине Колиньяр, все было в порядке. Ты очень расстроилась?
        - Нет, но я хотела уйти. Зачем ей нужно, чтобы я согласилась выйти замуж за графа Давенпорта?
        - Ей не нужно, - быстро откликнулась Сэль. - Госпоже Урфриде все равно, что с тобой будет и со мной тоже. В Бергмарк она боялась, что в меня влюбится монсеньор Лионель, и бесилась, а сейчас я ей просто не нравлюсь и кажусь наглой. Я и в самом деле повела себя неподобающе, но тебя надо было забрать. Давай зайдем на рынок, нужно купить хорошей сметаны.

2
        Береговая лестница все так же приглашала спуститься к церкви, и Арлетта стала спускаться. Очень медленно, боясь спугнуть или пропустить памятные по прошлому разу ощущения, однако без толку: ни видений, ни воспоминаний на графиню не снисходило. Ундовы ивы мирно спали под серебрящимся снегом, ровнявшим заводь с обозначенным росчерками тростника берегом. Тенькнула какая-то пичуга, солнечно блеснул шпиль… На половине склона стало ясно, что приключение не повторится. Для пробуждений местных чудес требовалось нечто посерьезней урожденной Рафиано.
        - Куда ведет эта тропинка? - Арлетта кивнула на узкую голубоватую змейку, отделявшуюся от более или менее протоптанной церковной дорожки. - Разве дальше есть что-то, кроме берега?
        - Пристань, плохонькая, на пару лодчонок, - со знанием дела объяснил не отходивший от графини Барсук, перед отъездом получивший под начало троих «фульгатов» и пару «лиловых». Не хватало разве что секретаря и компаньонки с собачкой, о чем она с должным смешком и сказала, но Арно с Валентином были непреклонны: без охраны графиня Савиньяк не сделает и шагу! Сколько же невероятных мужчин с ней носились и носятся! Сыновья, Росио, Бертрам, Ро, Жермон, Левий… Но кардинал, спасибо ему, хотя бы имел свой интерес, который мог бы проявлять и настырней.
        - Вы что-то предлагаете? - пустила пробный шар Арлетта. Левий улыбнулся, он очень славно улыбался, и тронул своего голубя. - Что?
        - Совместную прогулку, пока умозрительную. Не спрашивайте, что именно я ищу, мне это неизвестно, но это же искали лучшие из моих предшественников. Его святейшество даже что-то нашел, и оно ему настолько не понравилось, что мы - я и магнус Славы Леонид - не узнали ничего.
        - Это «что-то» прячется среди звезд?
        - Возможно, а возможно, спит под землей или в крови - не моей, хоть это и обидно, - а звезды всего лишь намекают.
        Какие звезды, уж не те ли, взглянуть на которые ее водил Рокэ? Левий поделился какими-то выводами с гостем или Алва догадался сам? Маршал с кардиналом так и не договорили, с его высокопреосвященством, похоже, не договорил вообще никто, хотя именно у нее шанс был. В Лаик можно было докопаться до чего-нибудь поважней похождений подловатого ментора, и они бы докопались, не прикончи какой-то негодник Гамбрина.
        Гайифский интриган позволил себя убить именно тогда, когда Левий вплотную подвел спутницу к чему-то важному. Потом стало не до астрологии, хотя очень похоже, что за смерть посла нужно «благодарить» просочившуюся скверну. Кто-то, досель сидевший тихо, обнаглел и отправил господина конхессера к Леворукому, хотя почему «кто-то»? Метивший на место Гамбрина доверенный секретарь, или кем там числился сбесившийся в день бунта гайифский дипломат. Мэтр Инголс с Карвалем искали взбунтовавшегося шпиона, а все было проще и банальней, только разгадка запоздала, вернее, оказалась ненужной.
        Женщина поправила плащ, просто так, чтобы руки что-то почувствовали, и шагнула с последней ступеньки на аккуратную площадку. Умело подрезанные кусты позволяли видеть сразу и храм, и реку: красиво, и на первый взгляд никакой загадочности. Собираясь на прогулку, Арлетта не сомневалась, что приречная церковь стоит на месте древнего святилища, сейчас уверенность иссякла, не убеждали даже ивы. Почему? Не так встали звезды или… люди?
        Прошлый раз на показавшийся зачарованным берег спустилось трое. Мать, сын и друг сына. Волна, Молния и снова Волна. Если, конечно, верить небу и родословным. Те, кто видит звезды зелеными, связаны, и порой на них что-то накатывает. Арно проговорился, что в бою, сам не зная как, отыскал Валентина. О контузии брата малыш молчал, Эмиль написал сам. Оказалось, чуть ли не в тот самый миг, когда сын, спасаясь от пули, прикрылся конем, она почувствовала что-то вроде дурноты и выронила чашку. Конечно, родная кровь - это родная кровь, но и с побратимством тоже все непросто, иначе б про названых братьев столько сказок не сочинили. А если дружба связала двоих «демонских отродий», причем, если можно так выразиться, разнокалиберных? Повелитель Волн и вассал Молний не из старших, и к тому же Волна по матери. Как там Альдо изволил сказать Роберу, «женщина неважна, она лишь сосуд, а вино - мужчина»? Образно, но сосуды бывают треснувшими и грязными, в них может оказаться другое вино, уксус, яд, краска, дохлая муха, у некоторых так точно оказалась…
        - Сударыня, - подал голос Барсук, - позвольте мне?
        - Хорошо, - бездумно кивнула Арлетта, позволяя «фульгату» опробовать простенький, явно новый мостик через заснеженный овражек. Судя по подернутой туманом прибрежной полынье, это было русло не до конца замерзшего ручья.
        Прошлый раз они дальше церкви не забирались, но сейчас можно и пройтись, хотя бы до конца тропки. Любопытно, кто и зачем ее протоптал, ведь на пристани зимой делать нечего, хотя гуляют и ради самой прогулки. Как чета Альт-Гирке или ее величество Алиса. Королева выгоняла в свои парки всех, сперва мечтать и резвиться, затем делиться восторгами от распустившихся цветов и пришедших в голову строк.
        - Порядок, - доложил дважды прошедший и не подумавшим являть коварство мостиком «фульгат». - Не провалится.
        - Спасибо.
        Веселый снежный хруст, ясная синева, покой. Здесь просто не может произойти ничего скверного, вот во дворцовых садах бывало всякое.
        С чего она бросилась напрямик сквозь мокрые после недавнего дождя колючие заросли, Арлетта не поняла. Младшая из фрейлин, она позволяла себе ребяческие выходки вполне осознанно, но сейчас о шутках не было и речи. Что-то крикнула вслед Одетта, тявкнула собачка дуэньи, путь преградила водосточная канавка… Обходить некогда, остается прыгать!
        Каблуки вязнут в мягкой, на совесть вскопанной земле, подол намок и потяжелел, шуму-то будет, но надо бежать. Надо! Туда, за кусты поцелуйника. Розовые и желтые цветы лезут в нос, в глаза, пружинящие ветки осыпают брызгами, но Леттина-Арлина рвется напролом и выскакивает на полянку, где прямо на траве сжалась в комок жалкая голубая фигурка. Тоже фрейлина… Жозина!
        - Что с тобой? - бледность, черные глаза в пол-лица и кровь, даже не кровь - кровища. Хлещет из руки, почти из ладони…
        - Я… Упала… Флакон…
        Флакон с нюхательной солью, подарок королевы, без которого не выйти, - вдруг кому-то из милых подруг станет дурно. Арлетта стеклянную штуковину вечно забывала, сперва нечаянно, потом, поняв, что это повод для выговора, нарочно. Лучше слыть рассеянной, чем излишне памятливой.
        - Что - флакон?
        Оказалось, разбился, и Жозина рассадила себе осколком руку. Сильно рассадила, платок сразу намок.
        - Прижми. Сильно… Ты что?
        Упала в обморок, а кровь так и течет. Перетянуть? Чем? Шнуровку сразу не выдерешь, надо орать…
        - Арлина? Что с тобой, что здесь такое?
        Кара, ну хоть что-то!
        - Жозина порезалась. Осколком, кровь течет…
        - Отойди.
        Кара… Каролина Борн становится на колени, прямо в окровавленную траву, перехватывает безвольную руку в ало-голубом рукаве, что-то шепчет. Вытащить свой флакон и сунуть Жозине под нос, бежать за помощью или все же заорать? Уже не нужно. Сквозь поцелуйник ломится еще кто-то, фрейлины резвятся с другой стороны, а вот у малого зверинца вечно толкутся гвардейцы.
        - Милые дамы, у вас неприятности?
        - Нужна помощь?
        Двое офицеров, маркиз Эр-При и еще кто-то незнакомый. Светлые волосы, а глаза почему-то черные, как у кэналлийца.
        - Что за… Что произошло?
        - Графиня Ариго поранилась, - объясняет все еще стоящая на коленях Кара, - но мне удалось унять кровь. Мне всегда удается.
        - Капрал, вам случалось чувствовать чью-нибудь смерть или рану?
        - Не припомню такого, - словно бы извиняется «фульгат». - Вот правила у нас, то есть у разведчиков, есть.
        - И какие же?
        - В день рождения смирно сидеть, а если вдруг что поперек горла, поворачивать. Когда можно, конечно… Еще убитых перед делом лучше не вспоминать, а после - наоборот, и не всухую.
        - А сказки вам в последнее время в голову не приходили?
        - Прошу прощения?
        - Сказки, - терпеливо повторила графиня. - Страшные. После того, что в Васспарде случилось, могло и вспомниться, да и здесь мне прошлый раз стало неуютно.
        Здесь, не в Лаик, там она не чувствовала ничего… Или нет, чувствовала! Уверенность, что бесноватые в Лаик не полезут. В Рафиано их с Гектором прямо-таки тянуло к фамильной усыпальнице, в Сэ она повадилась сидеть на берегу возле статуи оленя, там тоже было покойно, но и только. Нечастые ночные кошмары? Любой сон так легко объяснить, а главная беда прискакала на лошадиных ногах. Неожиданно и сразу.
        - В Васспарде нам не до сказок было, - развел руками Барсук, - мы убийцу ловили, а здесь… Разве что капитан… сын ваш в лице менялся. По господину бригадиру не понять, а он будто видел что.
        - Спасибо.
        По Придду понять в самом деле трудно, сперва хорошо бы понять самих Приддов.
        Иноходцы, они и есть Иноходцы, Вепри - вепри, хотя Бертрам называл Повелителей Скал иначе, а вот Спруты… В древности Повелители Волн блистали главным образом при дворе, но полководцы среди них тоже случались, двое или даже трое. Пенья-Придды были на виду вплоть до мстительного Юстиниана, но затем семейство как подменили; сохранив и приумножив свое состояние, оно отошло и от политики, и от войн. Затем из глубин всплыл маршал Эктор, вступил в связь с королевой Бланш, украсил свой герб короной и позорно проиграл войну с Франциском. Сын Спрута от королевы стал родоначальником агарисской ветви, четыреста лет прозябавшей на эсперадорских задворках и напоследок давшей миру Альдо. Этот наглостью и бездарностью явно удался в Эктора, но все его заигрыванья с древними силами потерпели фиаско.
        Талигойские же Придды при Олларах вернулись к уединенной жизни в своих владениях, ничем особым себя не проявив, но и не запятнав. Двадцатилетняя - и та прошла мимо, но затем Повелитель Волн сблизился с Алисой, а его наследник решил сменить сторону и не сумел, зато одарил мир на редкость примечательным потомством. Четыре сына, две дочери… Было. Осталось трое, да и старших родичей Шар Судеб не обошел.
        Одно из самых многочисленных семейств Талига съежилось до жалкого десятка человек. Пусть Алва, Эпинэ, Ариго повезло еще меньше, но их всегда было мало, и к этому за века привыкли, а про Приддов хоть трагедию сочиняй, «Проклятие Спрутов». Даже придумывать ничего не надо, Питер с Габриэлой постарались, только маленький убийца свои пожелания позаимствовал у Иссерциала, а Габриэла, похоже, набралась у мужниной родни. Кара вечно твердила о предчувствиях и видениях, это казалось невинным враньем и рисовкой, но у любого вранья есть корни. Почему их с истекающей кровью Жозиной первой нашла именно Кара, почему об этом вспомнилось лишь сейчас?
        Ставшая совсем узкой тропка, будто в ответ, обогнула запорошенные кусты и закончилась возле серого с белыми потеками валуна, снег за которым сиял первозданной белизной. В кустах завозилось, пискнуло, и на руку уселась какая-то - Кроунер сказал бы точно - пичуга, серая, с розовыми щечками и задорным хохолком. Вторая от нее отстала ненадолго! В приречных зарослях обитала целая банда, что объясняло и белые потеки на камне, и тропинку. Кто-то - скорее всего священник - подкармливал птичек, спасибо, что не лебедей.
        - Парни, у вас, случайно, нет хлеба?
        Хлеб отыскался, причем с салом, до которого крылатые безобразники оказались большими охотниками. Арлетта смотрела на копошащуюся мелочь, вспоминая васспардских уток и ринувшихся в Старую Придду ызаргов. Умилению это не способствовало, а вот на довольно-таки странную мысль навело.
        Лезть в снег графиня все же не рискнула и окликнула свиту. Догадка подтвердилась: новым оказался не только мостик, но и сам ручей, непонятно с какой радости забивший прошлым летом. Вскоре после того, как Луиза с Селиной забрали из заваленного золотом колодца пресловутую маску.

3
        - Ваше высочество, - худосочный аспид источал из себя мед, куда тебе пчелам, - явился адъютант регента Талига герцога Алва и спрашивает вас.
        - Это еще зачем? - лениво удивилась вымотанная местными дамами Матильда. - Мы же виделись по приезде.
        - Я могу справиться, но полагаю, герцог Алва счел необходимым прислать вам цветы.
        - Зовите, - решила как раз освободившаяся от уличных сапожек принцесса. - В гостиную его высокопреосвященства.
        Цветы - солидная корзина винно-красных иммортелей - были хороши, тем паче по зиме.
        - Поблагодари своего монсеньора, - совершенно искренне попросила парнишку Матильда и услышала, что монсеньор - и кто бы мог подумать! - в этот раз ни при чем, а цветы просила купить и принести Мелхен, то есть баронесса Вейзель, которая на самом деле…
        - Да знаю я, - перебила алатка, оглядывая чужую комнату в поисках чего-нибудь, годящегося для быстрого подарка. - Робер, то есть герцог Эпинэ, рассказал. Сегодня у меня никак не выйдет, а завтра надо бы повидаться… Ты что, мармалюцу увидел?
        - Ваше высочество, - выпалил явно обалдевший мальчишка, - Мелхен же у вас должна быть! Вы ее позвали, я привел ее к назначенному часу и пошел за цветами…
        - Кто-то рехнулся. - А вернее, кто-то обнаглел, только кто? Супруг подарочек решил сделать? Нет, он про здешних дам знал… - Письмо хоть не выкинул?
        - Нет, сударыня! - Рэй Кальперадо уже тянул из кармана распечатанную цидульку, оказавшуюся на редкость занятной. Красотка Урфрида ни разу впрямую не соврала, но не будь Матильда Матильдой, она бы ни минуты не усомнилась, что перед ней приглашение от ее высочества принцессы Алати. Немедленно разбираться, зачем Фриде понадобилась Мэллица, алатка не собиралась, но хотя бы поздороваться с девочкой и сказать спасибо за цветы было нужно. Ее высокопреосвященство самолично водрузила иммортели на словно бы дожидавшийся их столик и позвонила. Медовый аспид выслушал просьбу провести к ней баронессу Вейзель и сообщил, что та ушла с полчаса назад. Вместе с явившейся за ней девицей, в которой Герард тут же опознал собственную сестру.
        - Ладно, - решила Матильда, - спасибо вам с Меланией за цветы, еще увидимся, а сейчас я при делах.
        Светловолосый рэй разулыбался и немедленно умчался, он чем-то напоминал юного Эрнани, от чего было сразу и грустно, и хорошо. Сына не вернуть, но славные мальчишки в мире не перевелись, и жизнь еще далеко не кончена. Мало того, она хороша, пусть в ней и попадается всякая дрянь вроде волоса в супе… Ее преосвященства поправила головную сетку и глянула на часы. До службы в главном храме Аконы, где кардинальской супруге надлежало появиться во всей красе, оставалось почти два часа, в гости не сходишь, но для объяснения с Урфридой времени хватит с избытком. Принцесса для верности перечла улику и решила не тянуть, но слуг не впутывать. Кардинальша и к тому ж принцесса всяко важнее бывшей маркграфини, так что на этикет можно и плюнуть, была бы красотка на месте.
        Красотка была и, кажется, читала что-то душеспасительное. При виде гостьи Урфрида немедленно закрыла книгу и поднялась.
        - Ваше высочество? Несколько неожиданно.
        - Но, надеюсь, дивно, - припомнила любимый в Старой Придде оборот алатка. - Урфрида, что значит это письмо? Почерк либо ваш, либо очень хорошая подделка.
        Молодая женщина устало улыбнулась.
        - Да, - подтвердила она, - это написала я. Мама просила меня переговорить с молодой баронессой Вейзель, и я сочла за лучшее сделать это сразу. К сожалению, наш разговор прервала девица, с которой баронесса вынуждена жить.
        - Зачем вам понадобилось изображать меня? - Матильда огляделась и обнаружила вполне подходящие кресла. - Садитесь, во многих стояниях многие печали.
        - Благодарю, - не стала чиниться Урфрида. - Я не воспользовалась вашей подписью и, как вы сразу заметили, даже не пыталась изменить почерк. То, что девушка сочла, что супруга его высокопреосвященства вспомнила о ней в первый же день своего пребывания в Аконе, позволяет сделать выводы о ее уме, не более того.
        - И о моем тоже, - не сдержалась алатка. - Так что вам понадобилось от Мэллицы?
        - Или Мелхен, или… не припомню ее настоящего имени, но мой отец знает о происхождении и поведении вашей бывшей подопечной от нее же и от герцога Придда. Кажется, она рассказала что-то важное.
        Ни уточнять, ни спорить Матильда не стала. Не из коварства - нужно было унять скопившееся за дорогу бешенство. Урфрида таращила на собеседницу большие прозрачные глаза, она ждала встречной реплики. Ничего, сама заговорит, она всегда говорит!
        Принцесса закинула ногу на ногу, как делала всегда, готовясь к ссоре. Игра в гляделки вышла недолгой, красотке хотелось самое малое высказаться.
        - Вы, вероятно, полагаете, что своим нынешним титулом Мелания обязана моему отцу? Это не так, в нашем доме к некоторым вещам относятся очень серьезно. Девушку, должным образом расспросив, отослали в Хексберг на попечение вице-адмирала Вальдеса, что само по себе говорит о многом.
        - О чем же? - Урфриде повезло. Выбранное на сегодня Матильдой платье кагетского шелка было слишком простым, чтобы укрыть в нем пистолеты.
        - О том, что эта юная особа вряд ли будет допущена в общество, но, возможно, найдет себе мужа или покровителя среди моряков. То, что Мелания сумеет расположить к себе родственницу Вальдеса, предусмотреть было нельзя. Генеральша Вейзель решила навестить супруга и взяла с собой чем-то ей приглянувшуюся девицу. Обдуманным этот шаг не назовешь, но женщины в деликатном положении становятся упрямыми, а бергеры упрямы всегда. Результат был закономерен, путешественницы оказались во время сражения во Франциск-Вельде, генерал Вейзель погиб, и вдову с сопровождающей ее Меланией взял под свое покровительство все тот же Придд…
        - Все это мне расскажет Мелхен. Я хочу знать, зачем она понадобилась вам.
        - У меня нет уверенности, что вы услышите правду, ваша бывшая воспитанница все понимает довольно… своеобразно.
        - Зачем вы ее вызвали? - Бывшая, нет ли, свои дела с тобой обсуждать никто не собирается.
        - Я уже говорила, я обещала маме. Один из лучших наших офицеров, граф Давенпорт, увлекся приемной дочерью Вейзелей до такой степени, что готов жениться. Это завидная партия для любой из талигойских девиц, кроме разве что моей сестры и кэналлийских родственниц регента. На мой взгляд, Давенпорт совершает ошибку, но моя мать довольно сентиментальна. Она решила покровительствовать и этой любви, для чего попросила меня поговорить с Меланией и объяснить ей ее положение. К сожалению, она не понимает всей его непрочности.
        - Вы полагаете, что Вейзели не могли без разрешения удочерить мою воспитанницу? Это не ваша забота.
        - Судьба этой девушки вообще не моя забота, но мне хотелось бы верить, что вы не знаете некоторых обстоятельств. Мелания баронесса Сакаци состояла в связи с… Альдо Раканом. Разумеется, подобные вещи время от времени происходят с девицами даже из лучших семей, но обычно предметом их чувств не является, прошу меня простить, злейший враг короны. Судя по тому, что Мелания не склонна принять предложение Давенпорта, она продолжает испытывать определенные чувства к…
        - Моему внуку. - Неужели Альдо оказался еще и такой дрянью?! - Вы все сказали?
        - Почти. Я привезла с собой фрейлинский патент на имя баронессы Вейзель, но теперь мне не хочется его отдавать.
        - Хорошо, отдам я.
        - Дело, к сожалению, не во мне. Манеры и речь баронессы, несомненно, вызовут пересуды, к тому же с ней ко двору наверняка явится ее подруга, о которой столь неуместно хлопотал мой брат.
        - И что? - Именно «что», а вернее, «зачем». Зачем ты это рассказываешь? - В любом случае, прежде чем говорить с Мэллицей, вам следовало поговорить со мной.
        - Возможно, но я испытывала определенную неловкость. Надеюсь, вы понимаете…
        - Не все. Вряд ли Придд стал бы говорить с вашим отцом о таких вещах. - А Рудольф не из тех, кто разбрасывается чужими тайнами и чужой болью. - От кого вы услышали эти сплетни?
        - Простите, на этот вопрос я ответить не могу. Мама всегда была вынуждена интересоваться происходящим в Олларии… Если хотите, можете узнать у нее.
        Значит, какая-нибудь камеристка или горничная. Эти проныры видят всё, а если не видят, то догадываются.
        - Урфрида, вряд ли вам самой будет приятно, если кто-то… вынужденно интересующийся происходящим в Бергмарк, поделится своими наблюдениями.
        - Не будет, - блеснула глазами Урфрида. - Но, к несчастью для доносчиков, моя жизнь в Агмштадте больше не имеет тайн. Конечно, прежде, когда я скрывала свои отношения с маркграфом, вернее, их отсутствие, подобные разговоры меня бы разозлили и, весьма возможно, ускорили бы развязку. Мэллица в другом положении. Если вы желаете ей добра, убедите ее принять предложение Давенпорта, отказавшись при этом от жизни в Старой Придде. Да, я не успела ей втолковать, что мужчинам лучше о прежних ошибках не рассказывать. Некоторые обстоятельства вполне возможно скрыть…
        - А вам удалось их скрыть от маркграфа? - выпустила коготки язва Матишка, заодно проверяя общую с благоверным догадку. В ответ принцесса ожидала горькую обиду, недоумение и расспросы, расспросы, расспросы. Не угадала. Красотка стремительно и вместе с тем изящно вскочила и отчеканила:
        - Ваше высочество, после этого я более не могу оставаться с вами под одной крышей ни секунды. Прощайте.
        Глава 8
        Акона. Гирке
        1 год К. Вт. 6-й день Зимних Волн

1
        «Любезный граф, прошу простить мне мою вольность; я, к несчастью, удручена, дурно себя чувствую и при этом не сомневаюсь, что герцог Алва не откажет в помощи урожденной герцогине Ноймаринен. Я верю - нет, не регенту Талига - брату Карлоса Алвасете и питомцу фок Варзов, он просто не сможет меня не принять, но… Герцог Алва сейчас на переговорах, а я ждать не в силах. Не считаю для себя возможным вдаваться в подробности, хотя всемерно доверяю Вам, просто примите как данность, что я не могу оставаться под одной крышей с супругой Его Высокопреосвященства. Поверьте, я старалась, но бывают обстоятельства, которые предполагают лишь бегство, и я бежала. И все же я не желаю подавать повода городским сплетникам, переехав в гостиницу или отправив камеристку искать подходящий дом, тем более что пристанище потребуется мне лишь на несколько дней. Я знаю, что Ваша матушка неоднократно пользовалась гостеприимством командующих армиями и гарнизонами, и это доверие себя оправдало, мне осталось лишь следовать ее примеру. Уверяю Вас, что не стану досадной помехой никому, ведь я повидала в Бергмарк достаточно, чтобы не
удивляться даже тем вещам, что в Талиге невозможны. Прошу меня простить за некоторые сложности, с которыми Вы будете вынуждены столкнуться, уверяю Вас, если бы я могла немедленно покинуть Акону, я бы так и поступила, но долг и здоровье, объединившись, становятся кандалами. От всей души надеюсь на помощь и понимание.
        Урфрида Ноймаринен».
        - Ты можешь объяснить по-человечески, что случилось? - Эмиль отложил дважды перечитанное послание и воззрился на взъерошенного Сэц-Пуэна. Тот моргнул и доложил, что с час назад в резиденцию регента заявилась дама, назвавшаяся герцогиней Ноймаринен и, по всей вероятности, таковой и являющаяся. Нежданная гостья больна и желает видеть графа Лэкдеми.
        - Не Алву?
        - Она знает, что регент, как и ваш брат, заняты с Хайнрихом и кардиналом.
        - А мы заняты Аконой, - фыркнул Эмиль, по просьбе истребованного на переговоры Райнштайнера на пару с Эпинэ вселившийся в резиденцию коменданта. - Врача хоть нашли?
        - Герцогиня отказалась. Она доверяет лишь своему доктору, а он остался в Старой Придде.
        - Глупо. - Комендантство вышла коротким, даже в карты толком не сыграли. - Ладно, иду… Проэмперадор Олларии с Аконой точно управится.
        - Да, - подтвердил Ро странным голосом, - управлюсь… Можно тебя на одну минуту?
        - Хоть на две, - Савиньяк проводил взглядом явившего очередную тактичность адъютанта. - Ойген в претензии не будет.
        - Дело в другом… Обычно такие вещи не говорят, но Матильда… Супруга кардинала думает, что Урфрида поехала с ней не просто так.
        - Рокэ сказал бы, «прелестно». Зачем, не знаешь?
        - Герцогиня Ноймаринен… старшая хочет помирить юг и север. Для этого, по ее мнению, мне нужно жениться на Урфриде, которая как раз ушла от мужа.
        - Делать тебе нечего!
        - Что делать мне как раз есть, - Робер неожиданно улыбнулся, - тебя вот сейчас заменю. Мы с Урфридой друг другу и через порог не нужны. Матильда думает, маркграфине нужен кто-то другой и, похоже, он сейчас в Аконе.
        - Значит, это Хайнрих. Ему давно жениться пора.
        Робер не то пожал плечами, не то передернул, ему явно было неловко. Эмилю тоже, но кардинальша вряд ли ошиблась, бывшая маркграфиня охотится, вопрос, за кем? То, что Ро она без надобности, обратного отнюдь не означает, равнодушие можно и изобразить. Принцессы Оллар в юности были влюблены в отца Робера, а вкусы так и норовят повториться. Не походи Франческа на мать, не надери он ей цветов, как делал отец…
        - Ладно, - Эмиль хлопнул ладонью по столу. - Спасибо, что предупредил. С больной дамой я как-нибудь справлюсь, а вот тебе лучше куда-нибудь перебраться… Точно! Ты уступил свои комнаты герцогине и переехал к Райнштайнеру.
        - Если он не против. Матильда думает, ей либо Рокэ нужен, либо Лионель.
        - Тогда Алва, их уже когда-то сватали, но за него бояться нечего. Смотри, чтоб в городе порядок был, а то Ойген в наказание тебя пивом напоит.
        Иноходец почти рассмеялся, и тут, как нарочно, подоспел дневной доклад, судя по адъютантской роже - прескучный. Савиньяк развернул оную рожу к Эпинэ, взял шляпу и отправился ублажать гостью.
        Обитель Райнштайнера от облюбованного Лионелем особняка, ныне носящего гордое имя регентской ставки, отделяли мост и пара улиц, слишком оживленных, чтобы без веской причины гнать коней. Добирались шагом, в ногу с вступающими в город сумерками. У ворот резиденции возились фонарщики, Рокэ с Ли еще не вернулись, гостья не уехала, да и с чего бы.
        - Отошлите вещи Эпинэ Райнштайнеру, - велел с порога Эмиль, - и приберите его комнаты. Герцогиню кто-нибудь сопровождает?
        Настороженная чернобровая дама средних лет больше походила на дуэнью или компаньонку, но оказалась камеристкой. Вот и хорошо, займется сундуками госпожи и не будет отсвечивать при разговоре. Полулежавшая в кресле Урфрида Ноймаринен полагала так же. Заговорить она соизволила, лишь когда служанка убралась, на прощанье зыркнув, как хороший капрал. Гостья улыбнулась и протянула руку для поцелуя, рука того стоила.
        - Вы появились быстрее, чем я надеялась, - негромкий голос тоже был довольно приятным. - Последний раз я видела вас в Олларии на какой-то церемонии. С тех пор многое, слишком многое изменилось.
        - Увы, - развел руками Эмиль, пытаясь припомнить хоть какие-то подробности былых встреч. Проклятье, они вообще говорили? - Герцог Эпинэ уступил вам свои комнаты, скоро вы сможете лечь.
        - Передайте Роберу мою признательность. Видимо, я должна объясниться?
        - Никоим образом, - любимый оборот графини Ариго выпрыгнул из памяти как нельзя кстати. - Вам не следует волноваться.
        - Мне нужно было об этом подумать до отъезда. Я никогда не любила недоговоренности, а сейчас мое положение не из простых. Графиня Савиньяк знает, что и почему я сделала, мама по старой памяти была с ней откровенна. Ваша матушка славится своей сдержанностью, но мне кажется, она меня поняла.
        - Наверняка. - Мать бы сюда, она бы все живо уладила! - Сударыня, если вы настаиваете на объяснении, давайте его перенесем на утро.
        - О нет… Я не смогу остаться там, где меня не понимают.
        - Вас поняла… графиня Савиньяк. Для нас с братом и Рокэ этого достаточно.
        - Спасибо, - еще одна улыбка. Грустная и спокойная. - Вы были бы правы, если бы не ее высочество Матильда. Вернее, то, что она расскажет о нашей… размолвке супругу, а тот пользуется полным доверием герцога Алва. Жизнь учила меня владеть собой и научила, но события последних месяцев обошлись мне слишком дорого. В Бергмарк я держалась, но, вернувшись к родителям, почувствовала себя прежней девочкой, за что и была наказана. Мне следовало «не понять» сделанного ее высочеством намека, а я растерялась и наговорила резкостей. После этого оставалось лишь уйти, но на то, чтоб понять: происшедшее не должно стать достоянием сплетников, - меня хватило.
        - Вы об этом уже написали. Лекарь Валмонов не советует без нужды возвращаться к неприятным воспоминаниям. - Этого не советует Капуль-Гизайль, хотя «лекарь» сейчас звучит уместнее.
        - Совет хорош, однако граф Валмон никогда не оказывался в моем положении.
        - Да, он в молодости знал Бонифация, но не его супругу. Сударыня, позвольте мне при встрече расспросить мать, а сейчас отдыхайте. Регент вернется поздно, и он никогда не откажет женщине в помощи.
        - Да, ее величество мне об этом говорила. Мы ведь были довольно дружны. Вы не знали об этом?
        - Знал. - Порой ложь бережет время, да и обедать пора, но не в обществе же больной дамы. Впрочем, дама как таковая хороша, даже странно, что маркграф ее отпустил.

2
        Мальчишки заявились, когда уже стемнело, и сразу набросились на ужин. Судя по физиономии Арно и доставленному в Гирке буфетчику, ничего скверного в Васспарде не произошло, да и Валентин пару раз почти улыбнулся.
        - Говорить о подобном не принято, - бодро заметила графиня, когда они обосновались в той же маленькой гостиной, что и в прошлый раз, - однако некоторые смерти и разлуки приносят облегчение. Как и откровенность в узком кругу. Дитя мое, неделю назад я бы тебя выставила, но сейчас решать Валентину.
        - Я бы предпочел, чтоб Арно остался, - заговорив, Придд свой бокал все же поставил, - разумеется, если речь идет о моей семье.
        - Не только. То, что я надумала, мне придется рассказать Рокэ и Лионелю. Впрочем, вы сможете сделать это за меня, ваша поездка в Акону никого не удивит.
        - Мы едем в Акону? - Арно забрался с ногами в кресло, явно непривычное к подобным вольностям. - Когда?
        - Это зависит от твоего бригадира, - Арлетта положила перед Валентином презентованный Коко футляр. - Нужно нажать на сандалию флейтиста и сразу же на хвост кошки и крыло верхней ласточки, но сперва поговорим о звездах. Если о них с вами не говорил Левий.
        - Нет, мы с его высокопреосвященством говорили о другом. О звездах, точнее, о созвездии Малой Кошки нас с Арно спрашивал герцог Алва.
        - Раз уж речь о Рокэ… Валентин, попробуйте ему уподобиться, а именно говорить с бокалом в руке, это создает непринужденность.
        - Он постарается, - кто-кто, а Арно непринужденности обучался с колыбели, - с алебардой он управляться почти научился.
        - Да, - подтвердил Валентин, беря бокал, - я постараюсь. Мне следует угадать, что имел в виду герцог Алва?
        - Если вы не поняли сразу, то вряд ли догадаетесь. Мне Рокэ просто сказал.
        - Сударыня, прошу простить, мы вас прервали.
        - И правильно сделали, иначе я бы до главного не добралась и к утру. Ожидая вас, я написала довольно большое письмо, надеюсь, вас не затруднит отвезти его в Акону. Там все, что мне пришло в голову и что не касается вашей, Валентин, семьи и наших поисков, о которых лучше говорить на берегу.
        - Ты что-то нашла?
        - Овраг с новеньким мостиком и довольно-таки большую полынью.
        - Надеюсь, без лебедей.
        - Не могу ручаться. Валентин, вы уверены, что не хотите отправить этого молодого человека восвояси?
        - Уверен, сударыня.
        - Да будет так, но учтите, что я не знаю, а предполагаю. С вашей семьей, герцог, происходили на первый взгляд довольно странные вещи, вернее, с ней не происходило ничего. После Юстиниана Придды, при всей их вошедшей в поговорку многочисленности, веками не являли миру никого значимого, и вдруг появились вы. С достойным Лахузы и Иссерциала блеском.
        - Благодарю вас, однако самый известный член нашей фамилии - маршал Эктор.
        - На его счету лишь одно достижение, если, конечно, адюльтер можно отнести к достижениям. К тому же первый шаг могла сделать и королева, этой особе решительности было не занимать. Нам важно другое: все потомки Бланш, начиная с Эркюля, были тихими и заурядными, пока в коптилку не плеснули балинтовой крови. Это прибавило пороху, но не силы.
        - Я читал, что абвениаты полагали важной лишь отцовскую кровь. Им это казалось бесспорным.
        - Сходство отцов и сыновей это подтверждает, но что-то наследуют и женщины. Прежде я об этом не задумывалась, но вчера во время прогулки вспомнила, как меня в юности буквально потащило в кусты. Я, сама не понимая зачем, бросилась туда, куда меня тянуло, и нашла серьезно поранившуюся Жозину… в те поры графиню Ариго. Мало того, туда же прибежала Каролина Борн, что и положило начало дружбе трех фрейлин, по большому счету предельно странной, уж слишком разными мы были. Теперь я думаю, что Каролину Борн в ее колдовских способностях убедили некие ощущения, которые она временами испытывала. К дому Борнов принадлежит и супруга Лукаса, и я догадалась ее осторожно расспросить. Оказалось, во время затеянного Питером представления у полыньи она чувствовала и видела примерно то же, что и я, урожденная Рафиано, только более остро. Прочих дам наваждение не коснулось, а Лукас полагает возникшие у жены предчувствия глупыми выдумками. Воду и лед он, в отличие от вас, не понимает и считает подобное невозможным.
        - Граф Альт-Гирке упрям и довольно-таки ограничен.
        - Несомненно, но если упрямец и дурак обладает, к примеру, развитым обонянием, он не преминет объяснить окружающим, чем от них пахнет. Я не имела несчастья знать пресловутого Альдо, однако Лукас родич скорее ему, чем вам.
        - Благодарю вас.
        - Это не комплимент, это то, от чего я отталкиваюсь. Мне трудно судить о вашем отце…
        - Его никто по-настоящему не знал, даже мать.
        - В свое время ее замужество вызвало много толков. Гогенлоэ выбор Ангелики не одобрили, и мой брат принял их сторону, но в любви ваших родителей усомниться невозможно. Как и в том, что герцогиня Придд была верна супругу. В отличие от собственной свекрови.
        Валентин, я со вчерашнего дня убеждена, что ваш отец - эорий из дома Волн, и почти не сомневаюсь, что вашим настоящим дедом был старый граф Борн. Это подтверждается стремительностью, с которой иссякают Борны, вашим сходством с братьями и несколько меньшим - с отцом. При очевидном несходстве с Альт-Гирке и числящимся вашим незаконным дядей управляющим, а также способностью чувствовать воду и видеть некоторые звезды зелеными.
        - А футляр? - выпалил Арно, явно прикрывая словно застывшего друга. - Его не пора открывать?
        - Дитя мое, - поддержала игру успевшая сказать главное графиня, - ты становишься дотошным. Я не исключаю, что содержимое футляра нам так или иначе поможет. Валентин, вы, возможно, эту вещь узн?ете. Валме ее называет Рожей.
        Валентин узнал. Столь ненавистный Марселю лик взаимностью не ответил, он в самом деле был дурно воспитан.
        - Удивительное мастерство, но я бы предпочел эту вещь в жилых комнатах не держать. - Придд аккуратно возвратил реликвию в ее хранилище. Была бы столь же безучастна находка Селины?
        - В эсператистском бреде о демонских отродьях было разумное зерно. - Арлетта захлопнула словно бы вздохнувшую крышку. - Эории нечто большее, чем древняя знать, они отличаются от обычных людей, хотя правильнее сказать, «мы отличаемся».
        - Да ну? - живо восхитилось детище. - Это точно?
        - Рокэ уверен.
        - Граф Лионель, видимо, тоже, - подхватил Придд, - однажды он нас проверил и все - кроме ваших сыновей и меня, присутствовали граф Ариго и барон Райнштайнер - оказались связаны друг с другом. Герцога Алва по понятным причинам при этом не было.
        - Ли ему расскажет, - обрадовал Арно, - или уже рассказал?
        - Очень на это надеюсь. Мы говорили с регентом несколько раз, причем о многом, но эту тему он отчего-то не затронул.
        - Ну так затронул бы сам!
        - Мне это казалось неуместным. Сударыня, благодарю вас за высказанную догадку, она многое объясняет, но я должен подумать.
        - Это сколько угодно, - вскочивший Арно принялся откупоривать новую бутылку. С недопитым-то бокалом! - Ли тоже вечно думает, но он еще и кусается.

3
        Рокэ отправился пить и откровенничать с Бонифацием. Кардинала для такого дела Ли знал недостаточно, а так называемую волю Создателя - излишне подробно. Савиньяк вполне мог напиться с Хайнрихом или с заочно благословившим Проэмперадора Севера епископом Луцианом, но не с обоими сразу. Можжевеловую не мешают с мансаем, а с варварами пьют иначе, чем с исполненными былых тайн эсператистами. Нагрянувший точнехонько на закате «лев» принял приглашение потеснившегося по такому случаю «медведя», и Лионель признался обоим в желании провести вечер среди родни. Из братца с Эпинэ в самом деле не помешало бы кое-что вытрясти, но навалилась выжидавшая два года усталость, Проэмперадор решил ее не гнать.
        Возможность броситься на кровать и проспать до утра наконец-то совпала с желанием. Так, по крайней мере, казалось до приемной Рокэ, куда Ли на всякий случай все же заглянул. Новостей от Салигана ожидаемо не было, но жизнь полна коварства, особенно мирная. Дежурный адъютант равнодушно сообщил о переезде Эпинэ к Райнштайнеру и о том, что во флигеле, где прежде обитал Иноходец, обосновалась внезапно занемогшая Фрида.
        Мать предполагала продолжение, и оно не заставило себя ждать. Хайнрих бы по такому случаю выругался, Рокэ с Вальдесом, будь они осведомлены о прошлогоднем просчете, присвистнули, Эмиль бы сбежал. Ли велел сварить шадди и взял пару ничего не значащих писем.
        Глупее всего в подобной ситуации было бы вести себя не так, как всегда. Проэмперадор собирался скоротать вечер с братом и кузеном, их дома не оказалось, что ж, он до возвращения Алвы займется делами, благо их хватает. Ли неспешно прошел в некогда свой, а ныне регентский кабинет, еще хранивший памятный по Агмштадту легкий аромат, усмехнулся и через заднюю дверь отправился к себе. Фрида не получит ничего, а он получит теперь уже окончательного врага, правда, при нынешнем раскладе это сущая мелочь. Если повезет дожить до осени, дойдет очередь и до бывшей маркграфини с ее чувствами, но это если повезет.
        - Монсеньор, - не будь у Сэц-Алана чего-то важного, он бы просто водрузил поднос на стол и ушел, - явилась девица Арамона и спрашивает вас.
        - С кем она?
        - Ее привел капитан Уилер.
        - Впусти. Уилера, если голодный, накорми, нет - ступайте пить кэналлийское.
        Селина зря не приходит, но что у нее на этот раз - выходцы или нечто более обыденное? Нового в Аконе сейчас лишь Бонифаций с Урфридой, хотя могло прийти письмо от Эйвона или из Альт-Вельдера, а место там странное…
        - Монсеньор, - присесть Сэль никогда не забывала, а вот выглядела она неважно. Для юной красавицы. - Я понимаю, что веду себя неприлично, но мне очень нужно с вами поговорить, а Герард, когда вернулся, сказал, что вы не остались с монсеньором Рокэ и его высокопреосвященством, и я подумала, что вы поехали домой.
        - Вы угадали, - Ли отодвинул стул. - Я пью шадди, а вы?
        - Мне все равно.
        - Тогда вино. - Один бокал ей точно не навредит, скорее, наоборот. - Вы устали или расстроились?
        - Это вы устали, а я немного рассердилась, но потом поняла - нужно что-то делать. Вам надо отдохнуть, только письмо к маме будет идти очень долго, и потом я, наверное, больше не стану ей писать.
        - Отчего же? Госпожа Луиза - умная женщина и дает хорошие советы.
        - Да… Но мама всегда перечитывала письма Герарда, я об этом как-то забыла, а она не стала жечь мое письмо, хоть я ее и просила, и теперь его прочла маркграфиня.
        - Ваш бокал. - Тут точно впору выпить. - Что было в письме и откуда вы знаете, кто его прочел?
        - Это то самое письмо, ответ на которое вы не стали читать. Там было про то, как мы живем, и еще я спросила, что делать с Мелхен, чтобы ей больше не становилось плохо с мужчинами.
        - Я помню. - А ведь мать говорила Рокэ об украденном письме! - Кроме рассказа о Мелхен, там было что-то важное?
        - Я написала еще и о себе, - девушка вздохнула, - иначе было бы нечестно, а так мама узнала сразу про нас обеих. Мама мне все объяснила, я поговорила с вами, и у вас получилось, а сегодня маркграфиня стала принуждать Мелхен выйти за господина Давенпорта. Мне пришлось ее прогнать.
        - Как вам это удалось? Вряд ли вы пустили в ход метлу.
        - Нет, конечно, ведь герцог Ноймаринен - очень заслуженный человек. Я даже солдат не позвала.
        - Значит, вам хватило кота?
        - Нарочно бросить Маршала я никогда бы не смогла, с господином Кнудом у меня вышло само собой, но госпожа Урфрида не бесноватая.
        - Вы уверены?
        - Сейчас с ней все в порядке, хотя я не знаю, заразил бы ее капитан Оксхолл или нет.
        - Итак, вы обошлись без веника, кота и солдат. Тогда что вы сделали?
        - Мне пришлось нагрубить. - Сэль сделала вежливый глоточек и опять вздохнула. - То есть это грубость, потому что я не королева или какая-нибудь другая очень высокопоставленная особа. Когда такое говорила ее величество, она просто ставила негодяек на место.
        - Хорошо, - улыбку, как и желание разузнать об укрощениях негодяек в подробностях, Ли подавил с немалым трудом. - Вы поставили маркграфиню на место, и она ушла.
        - Я опять не смогла понятно объяснить, - покаялась, глядя в бокал, девица. - Я не могла прогнать маркграфиню, потому что Мелхен была у нее, мне пришлось ее увести домой. Вы только не волнуйтесь, Мелхен даже не расстроилась, ведь вы вернулись, а больше ей ничего не нужно.
        - Простите. - Да уж, вернулся… От силы на месяц, половина которого уйдет на Хайнриха с церковниками. - Что у вас под рукой не было и не могло быть ни веника, ни кота, я понял. Как Мелхен оказалась у маркграфини и каких солдат вы не позвали?
        - Но вы знаете, что супруга его высокопреосвященства - бабушка Та-Ракана?
        - Конечно.
        - Только она очень хороший человек! Она сразу поняла, что Мелхен не мальчик, и сделала ее своей воспитанницей, то есть баронессой Сакаци. Теперь она приехала сюда вместе с кардиналом, он ее муж… Монсеньор, вы не знаете, у них все хорошо?
        - Я не настолько с ними знаком, но Рокэ… Герцог Алва считает, что очень хорошо.
        - Я очень рада, ведь ее высочеству Матильде пришлось много страдать. Об этом говорила ее величество, и я тоже знаю, как это бывает. Мама всегда расстраивалась, когда Цилла принималась безобразничать, но она так и не выросла и поэтому не успела наделать гадостей хорошим людям, а Та-Ракан успел.
        - Воистину. Селина, у нас не слишком много времени. - Во всех смыслах немного. - Давайте выпьем за счастье ее высочества Матильды, и вы расскажете, как Мелхен оказалась в резиденции кардинала. Ее вызвали подложным письмом?
        - Подложным, но не очень. - Вино девушка допила залпом, как молоко или лекарство. - Епископский курьер принес его сюда и отдал Герарду, тот решил, что это от ее высочества, и Мелхен тоже так подумала и решила пойти. Она боялась, что ее высочество будет говорить плохо про монсеньора Рокэ и вообще про всех, кто не любил господина Та-Ракана.
        - Сэль, это неважно.
        - Я поняла. - Очередной вздох, сейчас заплачет, неужели из-за Урфриды? Или ей так жаль бабку Альдо? - Я все время сбиваюсь, а вы устали. Мелхен с Герардом ушли, и тут принесли записку от госпожи фок Лоос. Она просила не приносить сегодня к ней Маршала, потому что вместе с почтенными прихожанками пошла в старую ратушу на обед в честь супруги его высокопреосвященства. Я поняла, что с письмом для Мелхен что-то не так, взяла солдат и пошла в епископский особняк. Ее высочества в самом деле не было, а Мелхен принимала маркграфиня. Я нагрубила, и мы пошли домой. Монсеньор, маркграфиня знает, что Та-Ракан сделал с Мелхен.
        - Селина, я не думаю, что причина в вашем письме, скорее всего, след ведет в Олларию. Во дворцах не скроешь ничего или почти ничего, кто-то из бывших придворных Альдо бросился к старшей из герцогинь Ноймаринен. Свои грешки часто замаливают с помощью чужих секретов. Ничего страшного, сплетники замолчат если не после первой дуэли, то после второй. - Жаль, ты сам в этом не поучаствуешь, но Малыш с Приддом должны управиться, да и Валме, если что, поможет. - Они просто замечательно замолкают.
        - Монсеньор, вы, наверное, забыли? Вы же вызвали из-за меня господина Манрика, младшего… так что я видела, как сплетники затыкаются. Это звучит некрасиво, но другие слова подходят хуже.
        - Да, о Манрике я в самом деле забыл. - Мэллит прошлое больше не мучает, а настоящее всегда так или иначе поправимо. - Еще вина?
        - Спасибо. Монсеньор, вы ошибаетесь, потому что маркграфиня из-за меня больше не бесится. Понимаете, я не могла спросить маму, что мне делать с Мелхен, не рассказав всё как есть, но тогда я получалась предательницей. И я решила выдать и себя. Я призналась, что сразу влюбилась в монсеньора Рокэ. Про вас я тоже написала, какой вы замечательный человек и как нам помогаете, но маркграфиня теперь знает, что мы не любовники, и просто злится, потому что я веду себя нагло. А Мелхен может расстроиться, если узнает, что я про нее рассказала, а потом появились вы. Кроме того, господин Давенпорт сказал, что убьет любого, кого полюбит Мелхен. Конечно, он не станет стрелять в вас, а пришлет вызов, и вам придется его заколоть, а он очень достойный человек и герой.
        - Успокойтесь. - Разлить вино и улыбнуться, не как Леворукий, как Ли Лэкдеми! - Никто никого не убьет, по крайней мере никого достойного. Ваше письмо, если его в самом деле украли, скорее всего, давно сгорело, если же нет… Показать его все равно что признаться в краже, а на такое благородные дамы не пойдут никогда. Далее. Допустим, воры знают ваш вопрос, но не ответ на него. И уж тем более никто никогда не догадается, как вы воспользовались полученным советом. Благодаря корнету Понси и самой маркграфине говорят про вас, капитана Уилера и меня, но не про Мелхен. Вы заметили, что маркграфиня больше вас не ненавидит. Она возненавидела Мелхен?
        - Нет, что вы. Она, конечно, ее уговаривала, но ей было все равно.
        - Тогда она или ничего не знает, или я ее больше не занимаю. - Что было бы слишком хорошо. - Вы сможете соврать, если вас спросят о вашем письме? Я в это не верю, но готовой быть нужно.
        - Конечно, - немедленно подтвердила слегка разрумянившаяся Сэль. - Я попробую что-нибудь придумать, но лучше, если вы мне скажете, как надо.
        - Что было в вашем письме, кроме… того, ради чего вы взялись за перо?
        - Я пробовала вспомнить, но оно было таким большим. Я рассказывала, как мы устроились, кто и что делает, кто вокруг живет, какие у нас соседи…
        - Очень хорошо. И еще вы вспоминали ее величество, вы ее всегда вспоминаете. Катарина была с вами откровенней, чем с другими.
        - Да, - голубые глаза знакомо подернулись слезами. - Она мне верила, мне часто верят. Ее величество, Айри, Мелхен, вы…
        - С вами иначе нельзя. Раз так, вспомните, что ее величество говорила о некоторых людях, она просто великолепно выражала свои мысли. Найдите то, что подходит вашему собеседнику, и скажите ему об этом. А потом обо мне или о монсеньоре Рокэ, уверяю вас, этот господин поймет.
        - Он испугается, - со вздохом уточнила девица. - Монсеньор, я хотела поговорить с вами еще об одном деле… Сперва я думала подождать, пока уедет его величество, потому что переправиться через Рассанну до ледохода уже не успеть, но потом я подумала… Только вы устали.
        - Вы так думаете или знаете?
        - Знаю. Во время ужина с его величеством вы были как всегда, а теперь словно что-то навалилось. Я вам уже говорила, я понимаю, что люди чувствуют, но не знаю почему, а это самое важное.
        - Пожалуй. Селина, на то, чтобы выслушать вас, меня хватит, я выпил шадди и в любом случае должен дождаться, - еще одна улыбка не помешает, - монсеньора Рокэ.
        - Я скажу. - Девушка вновь осушила бокал и теперь смотрела прямо. Полные слез глаза, сжатые губы, простенькие серьги… Фриду понять можно, чтобы не ревновать к Селине, надо быть Мэллит.
        - Сэль, я слушаю.
        - Я боюсь опять сказать непонятно. Мне пришлось пообещать папеньке одну вещь, и я должна ее сделать, а это очень трудно. Хорошо, что вы уже много знаете…
        - Я знаю больше, чем вы думаете. Совсем недавно я видел их обоих, вашего батюшку и вашу мачеху. Селина, вы спасли две армии, так что ваши долги, любые - это долг сразу Талига и Дриксен.
        - Значит, вы мне поможете? Только, пожалуйста, не клянитесь кровью, это очень опасно.
        Глава 9
        Мирикия. Гирке
        1 год К. Вт. 7-й день Зимних Волн

1
        - Я правильно понимаю, - негромко уточнил епископ, - что знак, который вы при появлении заложников еще могли подать, остановил бы ваше, скажем так, вмешательство?
        - Да, ваше преосвященство, - подтвердил Капрас, изрядно охрипший не столько от долгого рассказа, сколько от нахлынувшего задним числом страха. - Когда Филандр разрешил моим людям… участвовать в казни, я отпросился отдать соответствующие распоряжения, и мы оговорили в том числе и условные знаки.
        - Мушкетерский капитан доложил вам о готовности, потеряв шляпу, - в голосе клирика слышалось одобрение, - после чего драгун проявил неповиновение, а вы, лично отправившись его пресекать, подвели приспешников легата под картечь и ушли с… не знаю, как правильно это назвать.
        - С линии стрельбы. Да, именно так все и было.
        Епископ кивнул - дескать, я разобрался, и замолчал. Мирикиец был сильным союзником и хорошим советчиком, только Карло все сильнее заботили собственные дела. Маршал твердо решил, что его ребенок родится в законном браке, но венчать согрешивших до свадьбы девиц дозволялось лишь после церковного оглашения и не раньше чем через месяц. При этом весть о союзе убийцы сервиллионика с сестрой возмутительного казара не могла не подвигнуть Ореста на немедленные действия.
        - Ваше преосвященство, - юлить будущий отец не собирался, наюлился, хватит! - У меня есть просьба личного порядка. Речь идет о… Гирени Кагетской, которую я хочу взять в жены.
        - Создатель милостив к молодым женам и матерям, - епископ коснулся рукой орденского голубя, словно призывая белоснежную птицу в свидетели. - К мужьям и отцам, само собой, тоже. Другое дело, что смена семейного положения мешает думать о чем-либо, кроме чуда явления новой жизни и осознания своей причастности к оному. Вы себе подобной роскоши позволить не вправе.
        - Я понимаю.
        - Тогда вернемся к происшествию в Ксанти, и учтите, что браком могут сочетаться лишь получившие полное отпущение. Ваша избранница, как и, - преосвященный тонко улыбнулся, - облеченный вашим доверием послушник Пьетро, чисты в глазах Создателя. Дело за вами.
        - Я готов! - Пьетро-то тут при чем? А, к кошкам, главное, епископ согласен! - Мне легче не рассказывать, а отвечать.
        - Вам будет еще легче, когда вы узнаете, что Гирени в этот час должна спать. Ваш посланец вскользь упомянул о взятии резиденции легата.
        - Это было просто. Остававшиеся там нападения не ждали и сопротивления оказать не смогли. В подвалах содержалось еще пятьдесят шесть заложников, кроме того, мы обнаружили немалое количество конфискованных ценностей, установить происхождение значительной их части невозможно. Я намерен поступить с ними так же, как… с имуществом стратега Турагиса, остальное будет возвращено законным владельцам.
        - Разумно, как и прочие ваши решения. То, что обошлось без волнений, это подтверждает.
        - Я сразу же выслал на улицы усиленные патрули, однако горожане… Полагаю, вы знаете, что Филандр за короткое время успел настроить против себя почти все местное общество, включая губернатора. Превосходительный нанес мне визит и выразил восхищение решительными действиями армии. Он так и сказал, «восхищение».
        - Вполне уместное в данном случае выражение. Вам удалось спасти невинных и сохранить спокойствие в городе.
        - К сожалению, это еще не конец. - Лишний раз напомнить преосвященному, во что они все впутались, не помешает. - Я бы понял, будь губернатор встревожен и напуган, но мне показалось, он совсем не боится последствий случившегося. Ваше преосвященство, если император решит нас… покарать и будет действовать достаточно быстро, мы не отобьемся. Не понимать этого нельзя, но превосходительный спокоен, значит, на что-то рассчитывает?
        - На милость Создателя и не только на нее. - Святой отец улыбался, но шутил ли он? - Чтобы Орест обрушил свою злобу на Мирикию, он должен узнать о случившемся в Ксанти. Он узнает?
        - Все возможные меры приняты. - И невозможные тоже, ведь за дело взялся лично Фурис. - Беженцы идут не от нас, а к нам, торговля с внутренними провинциями практически замерла. В сторону Паоны мало кто едет, и на них будут обращать усиленное внимание, пока же на выходе из Ксанти удалось перехватить двоих, опознанных как приспешники Филандра. Ваше преосвященство, не мне вам советовать, но оглашение даже в самой маленькой церкви может принести ощутимый вред не только мне, но и…
        - Малым сим, - епископ Мирикийский был спокоен, еще спокойней губернатора. - Вам не приходило в голову попытаться доказать Оресту, что легат Филандр наносил империи ощутимый вред?
        Доказать Оресту?! То есть… послать кого-то в Паону в попытке вывернуть дело наизнанку и тем оправдаться?
        - Ваше преосвященство, я знаю достаточно, чтобы представить, какая судьба ждет моего посланца. - Своих на такое обрекать нельзя, а чужому не доверишь, да и смысла в такой попытке нет. - Заставы на дорогах мне представляются более разумным решением. Или вы полагаете, что ложь противна Создателю? Но тогда нужно говорить не о Филандре, то есть не только о Филандре.
        - Если правда опасна, ее надлежит скрывать елико можно. Вернувшись, Создатель, - епископ возвел глаза к расписанному парящими голубями потолку, - все узнает и всех оценит. Те же, кто ставит истину выше здравого смысла и милосердия, вредоносны, как вредоносен осел, что в попытке разогнать птиц вытаптывает посевы.
        - Понимаю, но убийство сервиллионика можно скрыть, но не объяснить.
        - Отчего же? Полагаю, вам и вашему окружению по силам создать впечатление, хоть и превратное, но понятное Оресту. В случае успеха еретик поверит, что действия против Филандра были вызваны сразу и ревностью с вашей стороны, и желанием закрепить за собой пост сервиллионика. Такое… рвение вряд ли потребует немедленной кары, особенно если злонамеренность Филандра будет предметно доказана.
        - Ваше преосвященство, вы в самом деле хотите, чтобы я…
        - Возможно, я и потребовал бы от вас подобного лицемерия, если бы был слеп и неразумен. Увы, мои не оставившие истинного служения братья сходятся в том, что одержимость есть последствие чудовищной ереси, взявшей верх в Паоне, а о том, сколь чудовищные дела творятся на землях, подвластных императору-еретику, не мне вам рассказывать. Подобное нельзя простить, и с подобным нельзя мириться даже временно.
        Больше в нарисованное небо епископ не смотрел. Тяжело поднявшись, он неспешно двинулся вдоль немалого, впору доверенному начальнику губернаторской канцелярии, стола. Капрас дернулся встать, но был остановлен движением большой белой руки.
        - Орестова ересь, - слова падали мерно и тяжко, так вбивают сваи, - много хуже багряноземельского язычества, ибо извращает самую суть бытия и служения. Поэтому, сын мой, не вздумайте вести корпус на защиту Паоны, ибо будет сие помощью ересиарху. Вас либо убьют, либо вынудят впасть в скверну, и вы окажетесь на стороне зла.
        - То есть, - он уже решил остаться, но лучше делать это с церковью за спиной, - с вашей точки зрения…
        - Я не более чем слуга Создателев, - не преминул уточнить преосвященный, - и зрю я в ваших деяниях не грех и не измену, но борьбу с ересью и заботу о Златоструйной Мирикии, что есть ответ на мои молитвы о ней. И я благословляю вас на неустанные труды по наведению и поддержанию должного порядка.
        - Приложу все усилия. Хотелось бы удвоить численность войск, но до лета это вряд ли получится, к тому же мастерам и поставщикам нужно платить.
        - Не преувеличивайте трудностей. Губернатор и лучшие семьи Мирикии, и не только ее, готовы вас поддержать. Кстати…
        Инкрустированная перламутром крышка беззвучно отошла, и епископ Мирикийский, запустив руку в чрево бюро, извлек несколько украшенных подвесными печатями бумаг.
        - Имя Карло Капраса, как получателя по сим пришедшим из Ионики и Кипары векселям, я впишу в вашем присутствии, - объяснил он. - Набирайте и обучайте рекрутов, умножайте число орудий, готовьте припасы, все пригодится. Подготовите к весне хотя бы тысяч пять-шесть, уже будет неплохо.
        - Разрешите выразить свою признательность… - Ну да, не только Мирикия! Превосходительные договорились… сговорились, причем давно. - Со своей стороны…
        - Оставьте. - Клирик все так же не спеша вернулся на прежнее место и открыл чернильницу. - Негоже, чтобы правитель соседней страны, вынужденно и, я надеюсь, временно отошедший от эсператизма, делал для вас больше тех, кого вы взяли под свою защиту.

2
        - Полчаса, - напомнил Валентин и, убрав часы, воззрился на окутанную кривляющимся туманчиком полынью. В такую провалиться… Арно поежился и с достоинством отвернулся. Матери вздумалось притащить их к перекинутому через заснеженный приречный овражек мостику, а господин Зараза решил в развитие замысла проторчать на этом кошачьем мостике полчаса. Вроде и немного, если занят делом или хотя бы болтаешь, но Придд попросил «воздержаться от разговоров». Ладно, его дело… Минут пять виконт убил, разглядывая окрестные снега, затем старательно вытоптал на снегу ромашку, поймал умиленный материнский взгляд, смутился и решил считать топтание караулом. Засунь его после Лаик в гвардию или, того хуже, в дворцовую роту, пришлось бы часами подпирать двери, да еще застегнувшись на все пуговицы и не имея возможности хотя бы нос почесать. Почесывание носа вкупе со снятием и надеванием перчатки съело еще какое-то время, но вечность меньше не стала.
        Следить за подчиненными тоже не выходило - «фульгатов» отправили вверх по оврагу на поиски истоков столь приглянувшегося матери ручья. Хоть бы птица какая показалась, а еще лучше - белка! Должны же они тут водиться, вон деревья какие - а, кстати, какие? Летом можно было бы узнать наверняка, но голые заснеженные ветки хранили инкогнито. Правда, если покопаться в снегу, найдешь и опавшие листья, и семена, но велено стоять и «прислушиваться к своим ощущениям». Было бы к чему!
        Легенду о Стройной Клотильде, от тоски по возлюбленному ставшей сосной, Арно терпеть не мог, хоть красотка потом и расколдовалась, и даже замуж вышла; хуже было только, спасаясь от родственников, прыгнуть в воду и очнуться лебедем. Дурочка Октавия в восторге от Златокудрой Ульрики, и не она одна, а нет бы подумать, каково это - копошиться в полынье, загребая перепончатыми лапами ледяную воду, и глотать тину или что там жрут водоплавающие, когда их дамы не кормят. Дикие лебеди не только пасутся сами, но и от хищников отбиваются… А что? Волка можно отлично огреть крылом, главное, чтобы он первым шею не перекусил, а то крови будет… На земле, на снегу, в воде… Валентин вон эсперу в крови искупал, понять бы еще - подействовало или нет, а если подействовало, то как? И что получится, если сейчас взять и устроить маленькое кровопролитие?
        О таком они не договаривались, но мысль была занятной. Поделиться? Нет, велено молчать, значит, будем делать и молчать, а то спугнешь ненароком какого-нибудь… лебедя. Местные не врут, они в самом деле тут водятся, и один отчего-то не улетел и теперь гордо бил крыльями по воде, совсем как на кесарских знаменах. Руппи говорит, когда кесарем станет его дядюшка, на гербе Дриксен будут крылатые змеи. И поделом, нечего приставать к «Победителю дракона»! Талигойцы, видите ли, «фрошеры», а вы кем со своими ужами окажетесь? И чем их, кстати, кормить? Летучие ужи должны есть летучих лягушек, а их не бывает, зато бывают аисты, которым станет проще охотиться. Нет, змеям летать совершенно ни к чему, так что Штарквинды с гербом промахнулись. Сглупили, как брякнули бы две Эдиты из трех… А ведь семейство Варнике уже должно получить приглашение ко двору, вот только рады ли они эдакой чести? Надо было написать в Кабаний Лог, что если не хочется ехать, то и не надо, только пусть сообщат об этом регенту. С Октавии хватит Айрис с Иолантой, а с Карла - книжек, главное, не забыть их захватить.
        Прежде Валентин не забывал ничего, но уж больно много на него дома свалилось, и ведь не поможешь! С родной кровью шутки плохи. С кровью… И ведь решил же, но задумался о всякой ерунде!
        Торопливо оглянувшись, Арно вытащил кинжал и, прикусив губу, резанул руку. Не так, как Ли, само собой, отсюда до лошадей идти и идти, да и жгута нет, но кровь честно закапала на снег. Может, хоть теперь что-нибудь получится?
        Может, оно и получилось бы, но сначала прискакала и повисла на стволе вниз головой рыжая белка, а затем протоптанной фульгатами тропкой спустился Ли и, не говоря ни слова, встал рядом, любуясь на черные кроны. Кажется, он был чем-то очень доволен, то есть не он, а кто-то даже не слишком похожий. Это надо уметь, спутать собственного братца с клириком, да еще эсператистским.
        - Сударь, вы откуда?
        В ответ - улыбочка, вот из-за нее он и ошибся. Ли, когда ему удавалось что-то важное, ухмылялся именно так. Всю комнату Райнштайнеру кровью залил и ухмылялся, а они все, как последние дураки…
        - Арно!
        - Валентин? Что-то случилось?
        - Возьми платок. Зачем ты порезал себе руку?
        - Захотелось. - Спрут, и никаких тебе монахов, про Ли и говорить не приходится. - Скучно стало. Ты не знаешь, что это за деревья?
        - Не поручусь, но кажется, ясени. Возьми платок.
        - У меня свой есть.
        Солнышко, снежок, на церкви колокол звонит. Красота!
        - Арно, ты видел лебедя?
        - Ну да, его, похоже, священник подкармливает… Постой, он куда-то делся!
        - Несомненно, хотя гораздо важнее понять, откуда он взялся. Сударыня, вы не замерзли?
        - Нет. - Окровавленный платок подошедшая мать, само собой, заметила, но ничего не сказала. - Хотела бы я знать, почему мне вспомнился Пьетро. Валентин, вы могли его знать, он был секретарем Левия.

3
        Мирикийский епископ не был всеведущ, а рядом с Капрасом не болталось никого, вздумавшего исповедоваться преосвященному в грехах начальства. О делах командующего с Баатой епископ узнал от посланца самого Бааты.
        Лишившийся почти всей родни казар не мог обойти своим вниманием столь знаменательное событие, как появление на свет племянника, и в резиденцию епископа Мирикийского нагрянул казарон с дарами и письмами. Что досталось приютившему Гирени клирику, можно было лишь гадать, а Капраса ждали собственноручное письмо Бааты и доверительный разговор с его посланцем.
        - Вы можете беседовать прямо здесь, - предложил епископ одновременно и успокоенному, и ошалевшему маршалу, - а можете пройти в сад. Там вас услышат только птицы небесные, некоторых вы могли встречать в Кагете.
        Карло выбрал сад, но отнюдь не из-за недоверия к хозяину, ему просто хотелось слегка отдышаться, и преосвященный это понял.
        - Не бойтесь, - посоветовал он на прощанье, - вас никто не толкает на штурм недостижимых высот вроде императорского трона, ваше дело - хранить вверившиеся вам провинции.
        - Я понимаю. Ваше преосвященство, посланник Бааты наверняка спросит о свадьбе.
        - Не думаю. Он производит впечатление делового человека и не станет повторно спрашивать об уже известном.
        - Но я-то, - почти взмолился Карло, - не знаю совсем ничего!
        - Все свершается в свой срок. Переговорите с казароном, и Пьетро проводит вас к супруге, но не слишком задерживайтесь. После дневной службы жду вас в малом орденском храме, где вы получите положенное молодому супругу отпущение. В нынешние времена нельзя пренебрегать мелочами, ибо с них нередко начинается отступничество, так что вам придется исповедоваться, а мне - слушать. Постарайтесь не повторять то, что мы уже обсуждали, обычно к этому времени я чувствую себя утомленным.
        После такого оставалось лишь убраться, и Капрас убрался, то есть в сопровождении кругленького, совсем еще молодого монаха спустился в светлый и пустой сад. Между рядами тщательно обвязанных соломой фруктовых деревьев тянулись подсохшие дорожки, прямые и ровные, будто честные жизни. Родился под яблоней, помер под грушей, все ясно и четко, ни извилин тебе, ни колдобин, ни камней, под которыми прячутся то ли слизни, то ли змеи, Карло Капрас так жил до Фельпа. Жил, шел и вдруг свалился с обрыва, чудом не разбившись, но дороги назад больше нет. Зато есть корпус, и далеко не худший, раз верхушки сразу трех провинций сделали на него ставку. Казар и будущий родственник, плевать, настоящий или поддельный, обещает твердый тыл, олово для пушечной бронзы и золото для всего остального, а епископ - отпущение грехов, читай, помощь мятежных церковников. Император тоже наверняка что-нибудь пообещает. Виселицу с павлином, к примеру. Страшно? Не без того, но деваться некуда: Перистерис уже «потерял» шляпу, а Ламброс подогнал пушки…
        - Леворукий!
        Ям и колдобин в монастырском саду не имелось, но задумавшийся маршал умудрился споткнуться на ровном месте. Не упал, но как из-за невысокого сарая показался скромно одетый казарон, не заметил. Поднял глаза от сухой травы, а впереди знакомая, полная спокойного достоинства фигура.
        - Добрый день, господин Капрас, - негромко поздоровался казарон Маргуп-ло-Прампуша из рода Прагутхуди, - я буду рад доложить моему казару как о том, что нашел вас в добром здравии, так и о том, что вы продолжаете спасать невинных и защищать слабых.
        - Добрый день. - Глядя на посланца казара, нипочем не подумаешь, что из казарии могут вылезти и такие бацуты, как Пургат. - Надеюсь, что в Кагете все хорошо.
        - О да. Думаю, вам будет приятно услышать, что казарон Панага-ло-Виссиф из рода Гурпотай, гостем которого вы были, принес присягу казару Баате и стал наместником Нижней Кагеты.
        - Спасибо! - Слово вырвалось прежде, чем маршал сообразил, что дела Курподая и Бааты его касаться не должны. Договорились и хорошо, значит, у обоих достало ума перешагнуть затеянные покойной родней распри.
        - Казар будет рад вашему слову. - Прампуша с достоинством дотронулся до обтянутой темно-красным сукном груди. - Друзья дорогого маршала - друзья Бааты, если только они не докажут обратного. Я привез письмо.
        Знакомый футляр с бегущей лисой напоминал о первой встрече в синей от колокольчиков долине, но тон письма был тревожно-деловит. Баата успел разведать многое, в том числе и в Паоне, и новости его отнюдь не радовали. Если епископ напирал на ересь, то казар - на зверства и разгул дикой дури, которая превращала жизнь обычных людей в кровавое безумие. Выводов Баата не делал и обещаний не давал, но в каждой строчке сквозило: «я у своих границ подобное видеть не желаю, и, пока вы будете с этим бороться, можете на меня рассчитывать». Карло это устраивало, беспокоило другое: казар ни словом не упомянул о сестре.
        - Я прочел, - маршал вернул посланцу футляр, а само письмо за неимением бюро или хотя бы адъютанта сунул в карман. - Благодарю казара Баату за дружбу и щедрость и надеюсь, что его надежды оправдаются, но меня несколько удивляет, что казар не упоминает о сестре. Епископ сказал, что ваш приезд связан с тем, что она… С тем, что скоро…
        - Совершенно верно. - Кагет не стал дожидаться конца дипломатических мук. - Мой казар счел уместным отделить тревогу от радости. Дары по случаю двух радостных событий и соответствующие письма я уполномочен вручить в знаменательный день, который вряд ли заставит себя долго ждать. Но пока женщина занята своим предназначением, мужчина должен обратиться к своему, то есть к войне.

4
        Смотреть в спину себе уходящему, хоть бы и вдвоем с Ли, было жутковато, и Арно обернулся к однокорытникам, но их не оказалось, рядом стоял еще один Лионель, и такое лицо у него Арно видел лишь в Аконе. Они готовились встретить выходца и слушали неровные шаги, которые вообще-то следовало заглушить толстенной стене. Четкий прерывистый звук был страшен, но лицо Проэмперадора пугало больше.
        Окликнуть стоящего Ли виконт не решился и перевел взгляд на идущего, но обернулся не он, а унар Арно. Оказалось, ничего страшного, как в зеркало посмотреться, а вот остальные-то куда делись? Их же заперли вшестером… Ну и дурак же он! Берто сейчас в Хексберг, Йоганн в Аконе, Норберт погиб, Паоло, скорей всего, тоже, но был еще кто-то! Точно был, из-за него все и началось. Паршивец что-то натворил, вот их всех и загнали в холод, к остывшему камину. Вокруг валялись осколки от бюста Франциска, нет бы убрать, когда золу выгребали! Или гипсовое величие грохнули позже?
        Очень далеко прозвонил колокол, и словно в ответ, захлопали крылья - взлетел кто-то огромный. Арно вновь покосился на брата, Лионель все так же смотрел на двойника, а тот уходил, не оборачиваясь, держа руку на эфесе шпаги, и с этим эфесом было что-то не так… А вот шестым в галерее был Придд! Зараза явился позже, потому из головы и вылетело…
        - …ньяк! Арно!
        Из снега торчат какие-то заиндевевшие прутья, рядом отнюдь не призрачный Валентин и множество следов, а вот колокол и впрямь звонит, причем громко.
        - Где это мы?
        - Ты не помнишь?
        - Не очень… Здесь я вроде бы не был, но каждый пригорок не запомнишь.
        - Верно и первое, и второе. - Придд неторопливо застегнул воротник. - Сюда мы прежде не заходили. Попробуй мысленно вернуться к мостику через ручей, или ты и его забыл?
        - Мостик? - Точно, кляча твоя несусветная! Вернулись разведчики, мать оставили с Барсуком, благо она к нему привыкла, и пошли вверх вдоль русла. - Где он, кстати? И где «фульгаты»?
        - Ключ бьет ниже, вон за теми зарослями, Раньер со своими людьми ждут там, а то, что мы ищем, скорее всего расположено непосредственно под нами. Что ты помнишь?
        - Из чего? - виконт, оглядываясь, завертел головой, и все потихоньку начало вставать на место. - То есть тебе нужен мой бред или то, что мы с тобой делали?
        - Начни с бреда, он может забыться.
        - Похоже, он уже… То есть я не помню, как очутился в Лаик.
        - Ты уверен, что именно там?
        - Теперь уже не совсем. Когда Свин нас загнал в Старую галерею, у камина никаких осколков не валялось. Я не сомневался, что нас опять заперли, но за что - не помнил.
        - То есть ты был не один?
        - Я был с Ли, но откуда он взялся и куда делась наша компания, не представляю.
        - Что за компания?
        - Та же, что и в Лаик. Братцы-Катершванцы, Берто, Паоло и кто-то еще, его я забыл напрочь. Да, потом ты в камин залез и принялся с нами говорить…
        - Погоди, - Валентин подошел совсем близко, - ты не помнишь, кто изначально был с вами и почему вы там оказались?
        - Не помню, может, его вообще не было… Тьфу ты!
        - Несусветная кляча, - вежливо подсказал Спрут. - Ты только что вспомнил, что забыл Окделла, которого вы все пытались выручить? Это очень любопытно.
        - Говорю же, бред! У меня в голове что-то слиплось, я помнил, что нас заперли, пришли призраки, и мы смотрели, как они уходят в стену. Ну так они опять явились. Последними шли мы с Ли, и мы же стояли и смотрели, я еще подумал, что таким Лионель был в Аконе, когда мы фок Дахе ждали.
        - И что случилось дальше?
        - Почти ничего. Зазвонил колокол, ты меня окликнул, я увидел снег и эти палки.
        - Это точно всё?
        - Ну… Я, который не я, а призрак, обернулся, а Ли так и шел, держа руку на эфесе. Зачем - непонятно, драться вроде было не с кем, а идти так неудобно… Постой! Эфес был какой-то неправильный, я у братьев такой шпаги не помню. Точно! Она больше на палаши похожа, с которыми в Двадцатилетнюю воевали, в Старом Арсенале таких навалом.
        - Ты уверен, что видел именно графа Савиньяка?
        - Его, пожалуй, перепутаешь! Говорю же, мы уходили и при этом на себя смотрели, потом обернулся я, потом Лионель… Нет, я точно бредил, на таком расстоянии хорошо если перевязь разглядишь.
        - Ты ее разглядел?
        - Нет вроде…
        - Значит, не разглядел, а что ты помнишь из наших предыдущих приключений?
        - Хороший вопрос.
        «Фульгаты» прогулялись до конца овражка и ничего, само собой, не нашли. Снега было не слишком много, не глубже чем по колено, сам овраг зарос той же водопляской, что и незабвенные берега Хербстхен, но пройти им было можно, и Валентин решил прогуляться. Они оставили Барсука матери и отправились. Валентин рассуждал, Арно пытался сосредоточиться, но в голову лезла всякая ерунда, то грустная, то смешная, так что на вопросы друга виконт отвечал невпопад. Придду это надоело, и он замолчал.
        - Я, как выражался наш ментор - ты не представляешь, какого злюку на меня натравил Бертрам! - распустился. Ты что-то говорил, мне в одно ухо влетало, в другое вылетало, потом мы выбрались к пригорку на задах церкви, и ты попросил меня помолчать, хотя я ничего не говорил.
        - Извини, пожалуйста.
        - Зараза! Ты велел мне остаться с «фульгатами», засунул руку за пазуху и принялся ходить кругами, потом полез в кусты, потом позвал меня, а дальше на меня накатило. Ты точно не видел Лаик?
        - Я видел подвал с самоубийцей. Ты представляешь, где мы?
        - Тут, знаешь ли, трудно не представить, задерешь голову, и перед самым носом - колокольня.
        - Верно, мы приблизительно в сотне бье к югу от церкви. Я после нашего возвращения… нашего первого возвращения в Васспард отыскал план здания. Примерно там, где начинаются заросли, расположен дровяной подвал, похоже, святилище его словно бы продолжает. Неудивительно, что, простукивая пол, мы ничего не услышали, а пройти к стене нам мешали дрова. По логике вещей, в святилище должен вести еще и потайной ход, которым во время гонений пользовались молящиеся, но я не уверен, что он уцелел. Найери, уходя, вполне могла его обрушить.
        - Зачем? - Когда не понять ничего, попробуй понять хоть что-то! - Ты же говоришь, золото астэрам без надобности.
        - Ей должно быть важно само место. Если найери видела, как рушили абвениатские храмы, она могла прийти к выводу, что людей туда лучше не пускать. Думаю, она, пока обитала в святилище, сама заботилась о любопытствующих…
        - С чем их и поздравляю! - Кости-то «заботливая» куда девала? В реку или они в колодце под золотом? - Что будем делать?
        - Спустимся в подвал, хоть это и бессмысленно, а потом, как и собирались, проводим графиню Савиньяк в Старую Придду, передадим его величеству книги и вместе с Клаусом отправимся в Акону. Судьбу золота Манлия должен определить регент.
        - Так ты не забыл?!
        - Что именно?
        - Про книги для Карла.
        - Разумеется, нет. Ты, может быть, удивишься, но после того, что произошло с Питером, я чувствую странную ответственность за его величество.
        - Я, кажется, тоже. Как ты все-таки догадался, что это именно здесь?
        - Я тоже пустил себе кровь. Мой расчет строился на том, что эспера позволит мне не поддаться очарованию Холода. Оставалось найти место, где странные ощущения будут наиболее сильны. В этом был определенный риск, но Раньер получил приказ - в случае чего увести или унести нас на другую сторону ручья…
        - Кажется, он это и собирается сделать. Кусты, во всяком случае, трещат.
        Арно не угадал. Явился приставленный к матери Барсук. «Госпожа графиня» по своему обыкновению не стала никого ждать и потянула охранников к церкви, однако внутрь не пошла, а потребовала у сторожа открыть дровяной подвал.
        - Велено передать, что там и очень ждут, - завершил доклад «закатный кот», - то есть настоятельно просят господина капитана и господина бригадира присоединиться.

5
        В военном платье Пьетро оставался монахом, даже когда тащил на веревке связанного Анастаса. Зато появившийся в конце дорожки стройный клирик выглядел военным, пусть и без шпаги. Странное наблюдение занимало Капраса, пока смиренный брат не быстро и не медленно шел меж молоденьких абрикосов.
        - Его служение всегда будет достойным, - казарон Прампуша тоже наблюдал за клириком. - Моему казару принесет радость знакомство с таким человеком.
        - А разве они не встречались? - слегка удивился Карло. - Мне казалось…
        - Они встречались, но увидеть шкатулку не значит прозреть ее содержимое. Искушение присутствовать при беседе велико, но я предпочту вашу благодарность и займусь оставшимися делами. Мы еще встретимся.
        - Конечно, - торопливо подтвердил Капрас. Вежливость требовала запротестовать, но искушение, одолевавшее маршала, было сильнее того, что одолевало казарона. С Пьетро будущий супруг встретился без свидетелей.
        - Рад вас видеть, - без обиняков начал он. - Преосвященный после службы даст мне отпущение, и я смогу жениться. Гирени выдержит церемонию? Ребенок должен быть законным.
        - Все дети в глазах Его законны, - руки Пьетро, руки врача и воина, спокойно перебирали жемчужные четки. - Возлагать на невинные души мнимые грехи начали люди, причем исполненные корысти. Создатель был в пути и не покарал магнуса Чистоты, а тот принял отсутствие кары за благословение.
        - И все равно, - твердо сказал маршал, - лучше, чтоб ребенок родился в браке. Гирени здорова?
        - Да, - улыбнулся смиренный братец, - хоть она и проявила неумеренную резвость. Врач его преосвященства счел это добрым знаком. Идемте, вас ждут.
        - Мне нужно зайти за подарками.
        - Госпожа сейчас разбирает дары своего царственного брата.
        - Хорошо, идемте! - С Баатой ему точно не тягаться. - Вы не ответили, Гирени выдержит церемонию?
        - Она получит удовольствие, выдерживать придется вам. Как врач я должен предложить вам успокоительное, хотя алатская тюрегвизе была бы еще уместней. Не знаю, заметили ли вы, что его преосвященство любит шутить.
        - Сам не знаю. Мне тоже так показалось, но я могу ошибаться.
        - Вы не ошибаетесь. Епископ узнал меня еще до моего рождения, я ему многим обязан, но, не будучи монахом, порой позволяю себе нарушать приказы. Господин маршал, вы сейчас очень удивитесь, но я повел вас более долгим путем. Надеюсь, что когда мы окажемся возле флигеля госпожи Гирени, вы успеете свыкнуться с тем, что второй день женаты и имеете сына. Это настойка багряноземельской гранадильи. Два глотка.
        - Давайте! Постойте… Я - что?!
        - Два глотка, - железным тоном повторил Пьетро. - Больше не советую, уснете, пусть и не так крепко, как Турагис.
        Гранадилья оказалась сладковатой и при этом острой, она пахла дымом, а маршал Капрас только что взял и сошел с ума.
        - Пьетро, я свихнулся или вы?
        - Никто из нас, - лекарь-послушник куда-то сунул свою склянку и вновь взялся за четки. - Госпоже Гирени были полезны прогулки, и ее радовало присутствие Калгана, он напоминал ей о Кагете.
        - Калгана? - Мысль зацепилась за что-то простое и понятное. - Он здесь? Пагос оставил корпус, я думал, он поехал к родным.
        - Его единственная родня - призрак матери. Отец Ипполит внушил Пагосу, что его стезя - служение Создателю, но я думаю иначе. Стезя этого человека - спокойная жизнь и счастье, очень простое и очень чистое.
        - Пагос и впрямь не похож на клирика, только вы не похожи еще больше.
        - Возможно, - не стал спорить Пьетро. - Пока же Пагос помогает орденским лекарям. Он сопровождал госпожу Гирени, когда ей во время прогулки захотелось поиграть с собакой. Эти игры имели… определенные последствия. Их можно было попробовать либо сдержать, либо ускорить. Врач его преосвященства избрал последнее, и я с его решением согласен.
        - Но ведь… все обошлось?
        - Причем наилучшим образом. Госпожа Гирени, как вы помните, очень настойчива, однако крайне желательно, чтобы к следующим родам она уже полностью сформировалась, а это случится не ранее чем через три года. Лучше всего в питье госпожи в определенные моменты тайно добавлять настойку эвро алатики. Есть и другие способы, но они требуют большего самообладания.
        - Хорошо, то есть… Сейчас я не слишком соображаю, вам придется объяснить все еще раз.
        - Я не хочу, чтобы мои объяснения запоздали. Господин маршал, я вправе давать лишь медицинские советы, но мне кажется, что госпожу Гирени должен направлять разумный, честный и при этом неумолимый человек. Подобными качествами, на мой взгляд, обладает матушка господина Фуриса.
        - А… А разве она у него есть?
        - Да, я узнавал. Матушка господина Доверенного куратора давно вдовеет, но полна сил и готовности положить их на благое дело. Господин маршал, мне придется вновь вас удивить. Когда стало ясно, что вы не успеете приехать до родов, его преосвященство воспользовался своим правом освятить брак по доверенности. Вы могли о таком слышать.
        - Мог, но не помню.
        - Сейчас так поступают при заключении династических браков, но в глазах Создателя пастух и император равны, впрочем, госпожа Гирени - сестра казара. Суть брака по доверенности в том, что невеста вручает себя жениху в лице его доверенного представителя, а священник в чине не ниже епископского скрепляет этот союз. Таким образом девица в глазах людских уже является законной супругой имярек, хотя основные свадебные торжества проводятся, когда молодая жена прибывает к мужу. Ваши намерения в отношении госпожи Гирени были известны, кроме того, вы неоднократно сообщали о своем доверии ко мне. Его преосвященство счел это достаточным, и я от вашего имени вступил в освященный именем Создателя союз с госпожой Гирени, чью сторону представлял казарон Прампуша.
        - А… А что Гирени?
        - Счастлива и одновременно расстроена, ведь она лишилась двух больших праздников. Правда, она успела найти себе довольно-таки своеобразное утешение. Мне следует вас спросить, не злоупотребил ли я вашим доверием.
        - Леворукий, вы же сами знаете, что нет! Простите… Вырвалось.
        - Вы отлично владеете собой, - утешил клирик, сворачивая к небольшому, окруженному подстриженными кустами домику. - Ваша супруга здесь; мы пришли вовремя.
        - И хорошо… Почему вовремя? Нас что, ждали?
        - Его преосвященству хотелось видеть ваше удивление, но я довольно вас обманывал, чтобы мне это казалось забавным. Если вы желаете видеть епископа, то он в передней, но можно сразу пройти к госпоже Гирени, а его преосвященство поблагодарить позднее.
        - Позднее! Пьетро, а я ведь и прежде на вас не злился. И на Лидаса тоже… Помните его день рождения, и как он заставлял вас петь? Песня оказалась про него самого… Вот ведь вспомнилось!
        - Смерть и рождения помнят друг о друге, - смиренный брат вытащил ключ и открыл небольшую дверцу в нише. Точно так же он открывал двери в логове Турагиса. - Я предупрежу госпожу и уйду.
        В маленьком теплом коридорчике никого не было, только на высоком стуле стоял пустой поднос с какими-то склянками. Внутренняя дверь запиралась на засов, который Пьетро и отодвинул, поманив Капраса рукой. Маршал отчего-то думал, что Гирени лежит, а она сидела на широкой постели в окружении каких-то тючков.
        - А где он? - шепотом осведомился Карло. - Где потомок?
        - О ребенке заботятся. Он немного не доношен и ему нужно гораздо больше тепла, чем матери. Госпожа Гирени!
        - Пьетра? - кагетка отпихнула что-то вроде пестрой тряпичной курицы и обернулась. - Карла?! Ты прыехал, а мы уже! У тэба ест патомок, а я твая жена, но бэз свадбы! Свадба будэт у брата, когда мы туда едэм? Я уже могу!
        - Осенью! - бездумно выпалил Капрас, глядя на выпутывающуюся из одеял, шалей и тканей… супругу. Гирени была в розовой рубашке с золотыми птицами по подолу и на рукавах, лента на головке тоже была розовой.
        - Осэн долго, - девчонка слезала с кровати, а злодей Пьетро не сказал, можно ей это или нет. - Нэ нада ждат, вэсна лучше. Мы бэром патомка и едэм, как казар к казару!
        - Осенью, - маршал таки успел схватить законную супругу за запястья, когда она только спускала ноги, и усадить. - Мне надо выиграть войну. Баата поймет.
        - Баата - мой брат, ты - муж, а мнэ надо ехат. Я хачу вайты в замок, гдэ мэна прадавалы. Пуст видат, что мой муж - казар! Гдэ твой браслет? Ты должный хадыт с браслэтам!
        - Браслет у епископа, - а у епископа ли? - я сперва хотел увидеть тебя и детку.
        - Патомка! Он в гарячей комнатэ, он малэнкый и красный, его кормыт особая тетка. Так надо.
        - Да, так надо. - И то, что он сейчас сделает, тоже надо. - Гирени, нашего сына будут звать Лидас.
        - Нэт! - Гирени дернулась, ярко блеснув глазами. - Он Сэрвылый!
        - Что?! - Капрасу показалось, что он ослышался. - Ты с ума сошла, только не это!
        - Так нада. Так говорыл старый Сэрвылый, которого ты убыл. Тэпэр всо вэлыкое будэт дэлат другой Сэрвылый. Наш патомок!
        - Гирени, епископ на имя Сервиллий не согласится. Оно… запятнано ересью!
        - Он уже согласэн! Он говорыт, что подлый Орэст - не Сэрвылый, а самый званец. Има, и в кого его давалы, нэ выноваты и страдают, что его украдал еретык. Мы чистым има, и нас будут рысоват. Я надену сэргы, их прысылыл мой брат. С рубынами и длинные. Ты хочеш сматрет?
        - Хочу, но я хочу, чтобы моего сына звали Лидас.
        - Я ражу тебе Лыдаса, он будет втарой! Трэтый будэт как ты Карла, а чэтвортый как мой брат Баата. Оны будут дружные, и старший нэ станэт убыват малых, потому что аны не будут злаумышлят. Так бывает, епыскоп гаварыл, что браты могут быть дружны, если ым сразу сказат, кто главный, и что власт зэмная дажлна быт правылной. Пророк знает, что Сэрвылый будэт всэх спасат, но Сэрвылый будэт толко первый и старший. Малые будут ему служит, и всо будэт харашо. Скажи паслу, что ты прыехал и я могу взат мои сэргы!
        - Я скажу епископу, что хочу назвать сына Лидас.
        - Нэт! Ты делаешь плохо, плохо!
        Так она еще не рыдала и не кричала. Капрас слышал, что женщинам бросается в голову молоко, но это было слишком, да и потомка… тьфу ты, сына отдали кормить какой-то тетке. Гирени осталось лишь копаться в кагетских подарках и думать о пророчестве про Сервиллиев.
        - Наш потомок спасаэт всэх! Всэх! Он будэт главным!
        - Маршал, - вступивший в комнату епископ блистал парадным облачением, - вы подтверждаете, что взяли в жены сию деву по доброй воле?
        - Да, - с некоторой оторопью подтвердил Карло. - Несомненно.
        - Орстон. Вашу руку, сын мой. Дочь моя, вы подтверждаете, что вверяете себя сему мужу?
        - Ввэраю, но наш потомок - Сервылый, и нэ надо ждат осены! Надо ехат сэчас. Быстра!
        - Орстон. - Защелкнувшийся на запястье Капраса массивный браслет с рубинами несомненно привезли из Кагеты. - Подтверждаю ваш брак.
        - Спасибо, ваше преосвященство!
        Все вышло лучше не придумаешь, но отчего-то при взгляде на собственную руку маршалу вспомнился управляющий пушечной мастерской и широкий багровый след на его запястье.
        - Я взял Гирени в жены по доброй воле, - повторил Карло, - но я никуда не уеду, пока Кипаре и Мирикии что-то грозит.
        - Харашо, - Гирени всхлипнула и потянулась к своей курице. - Мы едэм к брату в осэн, но наш потомок будэт Сервылый. Ты будэш пэрвым казаром и всо наготовыш, а он будэт после тэба и станэт самым велыкым. Мы будэм его мат и отэц, и нас нарысуют на ыконах. На ыконах всэгда рысуют родытелев велыкых казаров с цвэтамы и птыцамы.
        Глава 10
        Акона
        1 год К. Вт. 8-й день Зимних Волн

1
        В холодной пристройке ждали подготовленные с вечера куры. Мэллит помнила о них, но продолжала сидеть на постели, пытаясь вернуть ушедшую ночь. Вчера первородный Ли пришел и остался надолго, ведь ему хотелось увидеть, как она спит. Зная это, гоганни, едва разжались объятия, откинулась на подушки и закрыла глаза. Она думала солгать, но в самом деле уснула и сон принес радость; жаль, память сберегла лишь рыжие рябиновые ветви и проглядывающее сквозь них высокое небо. Утро, в которое пришлось вернуться, было серым и снежным, но осеннее золото осталось в висящей на спинке стула шали и оказавшихся возле изголовья иммортелях. Переставить цветы мог лишь первородный, желая, чтобы первый взгляд проснувшейся упал на отблеск их главной встречи. Тогда она готовилась потерять то немногое, что имела, и обрела сердце…
        В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, открыли.
        - Мелхен, - объяснила Селина, - пришла ее высочество Матильда, я ее проводила в гостиную. Жаль, у нас нет мансая, правда, капитан Уилер оставил флягу с алатской касерой. Дамы такое пить не должны, но ее высочество из Алата и вроде бы ведет себя как витязь, я тебе про них рассказывала.
        - Этот напиток зовут тюрегвизе. Я видела, как его пьют, и знаю, на чем и сколь долго настаивают, - Мэллит надела поданное подругой платье и повернулась спиной, чтобы его зашнуровали. - Царственная Матильда в самом деле пила тюрегвизе, но это было давно. Пришедшая разгневана или печальна?
        - Она спросила про тебя почти то же самое, - голос Сэль дрогнул от смеха. - Я объяснила, что тебе здесь хорошо, и ее высочество обрадовалась, потому что с ней тоже все в порядке.
        - Но ведь она потеряла… - губы не желают произносить ставшее мерзким имя, - потеряла всё и бежала.
        - Когда всё теряют, не боятся нового. Наверное, внутри нас есть что-то вроде сундука, если в нем всякий хлам, новое просто не поместится. Готово… Хорошо, что нам подарили алатские шали, витязям очень нравилось видеть свое, значит, обрадуется и ее высочество.
        - Тогда я вдену серьги-цветы.
        - Правильно, - кивнула Селина, чье платье украшала присланная к Зимнему Излому полная неба брошь. - Ее высочество тебя любит, правда, не слишком сильно, но сильно любить выходит очень немногих. В людях вообще мало любви… меньше, чем остального, поэтому глупо, когда нас учат любить всех. Это как если б у нас была бутылка хорошего вина, а мы бы его вылили и принялись размазывать тряпкой по всему дому.
        - Ты заметила верное, - согласилась Мэллит, понимая, что вспоминала Царственную нечасто и без радости, ведь возле ног былого добра лежала черная тень. - Я иду. Нужно подать тюрегвизе и фрукты.
        - Я подам, а ты, если захочешь сбежать, опрокинь что-нибудь на юбку, извинись и выйди. Только так, чтобы дверь хлопнула. Мы с Маршалом будем ждать тебя в «слепой» комнате, я услышу и войду.
        - Я последую умному совету, - гоганни запахнула шаль и вышла. Ее грызли сомнения и жалость: говорить с потерявшими любимых всегда страшно, только Селина не ошиблась, возникшая из былого не напомнила ни покинутый дом, ни сожженное грозой дерево. Радостная, она протянула к ничтожной обе руки, и страх разбередить чужую рану сгинул.
        - Мэллица! - глаза Царственной сияли, а щеки украшал юный румянец. - Или тебя теперь звать Мелхен?
        - Я не знаю ответа, - призналась девушка, - я и та, и другая, и я рада!
        - А уж как я рада, что ты не сгинула из-за… Счастье, что обошлось, хотя мне бы головой думать не помешало! Бочке ж, это мой рысак, ясно было, что в Сакаци ты не усидишь. И как только добралась?
        - Мне помог человек племени моего. - Достославный из достославных мертв, и он, жертвуя ненужной, желал добра. - Мы разминулись… Когда я переступила порог Эпинэ, вы уже были далеко.
        - Ты стала иначе говорить и смотреть, а уж как похорошела! И подружка не хуже, только б вам делить никого не пришлось.
        - Этого не будет, - сказала гоганни и замолчала, ведь иначе пришлось бы открыть тайну Сэль и свою. Царственная поняла иначе.
        - Рассказывай, - велела она, - только не про дрянь. Каково… себя от стенок отскребать, знаю. Той же отравы хлебнула, разве что фляга другой была, розовенькой…
        - Что я должна рассказать?
        - Как встать сумела. Что тебя витязи Роберовы до какого-то городишки довезли, а откуда ты уже со Спрутом уехала, знаю. Дальше-то что было?
        - Дальше? - повторила гоганни и замолчала. Не потому, что вошла Сэль с подносом, просто «дальше» случилось слишком многое, и началом ему стали пролитая первородным Валентином кровь и серый взгляд названного Удо, грустный и такой теплый… Ничтожная успела забыть, что значит тепло, но в Талиге оно везде. Вдоль дороги вспыхивал огонек за огоньком, отогревая замерзшее, лед таял, сквозь него пробивались ростки, которым предстояло стать золотыми вечными цветами, но они еще не знали этого, и Мелхен тоже не знала…
        - В кувшине тюрегвизе, - сказала гоганни, когда подруга, не сказав ни единого слова, вышла, закрыв дверь так плотно, как не закрывала никогда прежде. - Наш друг капитан Уилер оставил ее, а мы решили взять, ведь она, как и вы, из Алата.
        - Из Алати, - поправила именуемая Матильдой. - Видала я вашего бродягу… Был бы витязь хоть куда, да родился не там. Но на своем месте хорош. Радуйся!
        - Н… Мелхен радуется. - Сэль принесла и вино. «Змеиную кровь». Франимские торговцы за подобную редкость брали дорого, и им платили. Франимские торговцы с их отороченными коротким мехом колпаками и ивовыми корзинами… Ставшая Залогом надевала похожее платье и пробиралась ночным городом в погоне за уродливой тенью. Ночным городом… Мертвым городом.
        - А ну забудь дрянь! - прикрикнула потерявшая многое и нашедшая большее. - О хорошем говори!
        - Первым стал воин Дювье, - послушно начала Мэллит, - он отдал мне адрианову звезду, она спасла меня от страшной лошади. Потом выбежал полковник Придд и пролил ради меня свою кровь в снег…

2
        Как же Мэллице досталось, и как же ей повезло! Но куничка заслужила, потому что ушла! Не смирилась, став безвольной куклой, не тронулась умом, не убила ни себя, ни Альдо - ушла. В ночь, в беду, в войну, хотя на войне людей больше, чем уродов… Было больше. Матильда мотнула отпущенными на свободу волосами, словно отгоняя скачущих к броду разбойников. Тогда она не знала про бесноватых, просто чуяла нечто жуткое, как и Мэллица в этом, Франциск-Вельде. Ничего не скажешь, съездили на праздничек!
        - Нам велели бежать, - объясняла рыжая девчонка, которую теперь, именно теперь и именно такую, хотелось назвать внучкой. - Нареченный Куртом желал сберечь любимую, а полковник Придд давал солдат, но мы остались драться. Иначе было нечестно, мараги гордились тем, что жена и дочь генерала Вейзеля разделили с ними праздник, как мы могли не разделить их беду?
        - Не могли. - Она тоже не ушла с Обросшего Яйца, хотя без нее бы как раз обошлись, вот генеральша Вейзель в самом деле была нужна. - Я еще увижусь с твоей Роскошной, может, даже помочь сумею… Хотя она и сама знает, что ей повезло прожить сразу и с любовью, и с открытыми глазами.
        - Нареченная Юлианой познала любовь, - Мэллица все еще говорила с вывертами, но понимала все! - Она говорит об истоках своего счастья, но не все это понимают, и не все хотят слушать.
        - Я захочу, - пусть говорит, пока говорится, пьет и говорит, даже если прежде не пила. - Мэллица, раз уж мы о любви… Сейчас скажу, а то забуду еще! Если Урфрида к тебе снова сунется, гони ее к кошкам и ничего не бойся, слышишь? У моего хря… У его высокопреосвященства власти достанет заткнуть кого угодно, а уж эту красотку ноймарскую и подавно! Что она тебе нагородила?
        - Нареченная Урфридой желала, чтобы я вышла за капитана Давенпорта, но он исполнен… Капитан Давенпорт благороден, но не понимает, почему Юлиана говорит про Курта, и не хочет слышать, что ему говорю я.
        - Значит, я объясню. Как ее высокопреосвященства. Без любви жить, и неплохо жить, можно, бывает такое, не в юности, конечно, а вот с чурбаном счастья точно не видеть. Если ты не колун, само собой.
        - Чарльз Давенпорт - герой. - Куничка решила быть справедливой, вот ведь сердечко! - Я хочу, чтобы он был счастлив, но далеко от меня.
        - Кто бы спорил, - Матильда вновь глотнула отличной, Уилер явно знал места, тюрегвизе. - Но сейчас дело в тебе. Пока ты не замужем, прохода тебе от парней не будет.
        - Мы с подругой ходим через сад, - тонюсенькая ручонка на военный манер приподняла бокал, явно где-то подсмотрела. - Пусть капитан Давенпорт обретет счастье и забудет ничтожную баронессу… В Аконе много молодых людей и их родительниц, они хотят переступить наш порог, но его стерегут.
        - В Старой Придде придется хуже, а не ехать туда нельзя, порядок такой.
        - Когда придется?
        - Когда твоя Роскошная сможет. Мэллица, Урфрида знает, что ты… была с Альдо. Она имела дурость сунуться с этим ко мне, ну и огребла! - Но кто-то же поганке донес, а знают двое, прознают и мыши с мухами. - Так вот, за то, что Альдо натворил, с него спрос, не с тебя, ясно?
        - Да, - согласилась Мэллица, она ничего не понимала, и, похоже, ее это не слишком заботило. Может, у гоганов и не трясут кровавыми тряпками, но за бергерами такое вроде бы водится.
        - Наше прошлое касается только нас и того, с кем нам дальше жить. Повезет витязя встретить, он того, что прежде него было, и нюхать не станет, а нарвешься на ханжу - гони к Змею! Особенно если прощать примется. Такие только и могут, что душу годами мотать, а вот с чего начинать нельзя, так это с вранья. Способы себя девушкой выказать есть, насобачились за века, только это и себя не уважать, и мужа держать за дрянь, которой свадебная рубашка дороже человека. Да и жить во вранье сбесишься!
        - Я не стану лгать любимому. - Ну и взгляд! Так перед алтарем не каждая поклянется. - И я скажу правду баронессе Вейзель, ведь она дала мне имя, и имя это было чистым.
        - С баронессой подожди. - На генеральшу еще посмотреть надо. Слово свое назад она вряд ли возьмет, но как бы молоко от таких новостей не пропало.
        - Я не знаю, когда увижу Роскошную, и я не доверю тайное бумаге.
        - Еще чего не хватало! Так куда вас после Франциск-Вельде занесло?
        То, что овдовевшую баронессу с приемной дочерью занесло к родичам Придда, Матильду не удивило. Светлоглазый Валентин на пути Мэллицы попадался постоянно и всегда к месту. Алатка помнила красивую непроницаемую физиономию, за которой прятались, как оказалось, бешеная воля и готовность швырнуть на кон всё. Такой плюнет и на сплетни, и на прошлое, но приглядеться к парню, благо он должен быть в Старой Придде, надо. Может, даже помочь шагнуть навстречу, а пара выйдет загляденье! Жаль только, что замуж идти баронессе Вейзель, а не господарке Сакацкой. Подбить, что ли, аспида взять воспитанницу, так человек не дайта - захотел и завел, тут судьба нужна!
        - …приехали подобный Флоху Проэмперадор, - на странном слове девчонка запнулась, вернув Матильду в украшенную зимними цветами гостиную, - барон Райнштайнер и генерал Ариго. Генерал Ариго увидел хозяйку замка и полюбил ее, а нареченная Ирэной отдала гостю свое сердце. Это было неожиданно, но наполнило счастьем всех…
        История сестры Валентина и одинокого вояки была странной и красивой, хоть сейчас в песню. Матишка таких в детстве наслушалась, с того, может, и одурела. Не повезло, сокол слизняком обернулся, но у других-то срасталось! Тот же Балинт. Ее высокопреосвященства подняла стопку.
        - Чтоб он всегда возвращался, а она дожидалась! Ты в Сакаци про Пала, слепого господаря, и Барболку с пасеки слышала? Вот и у них…
        Мэллица не помнила, но слушать о чужой любви хотела. Точно, есть у нее что-то, и наверняка с Валентином. Матильда отодвинула тюрегвизе - на сегодня хватит - и приготовилась говорить о счастье, не о смерти. Не вышло.
        - Сударыня, - вбежавшая подружка Мэллит вина не пила, но глазки у нее блестели, - прибыл его величество король Гаунау и с ним Монсеньор… граф Савиньяк. Я сказала, что здесь вы, и его величество просит разрешения войти.

3
        Все слова, кроме самого первого, были знакомы, но, оказавшись рядом, словно бы утратили смысл. Переспрашивать - дурно, и Мэллит не переспросила, однако Царственная повторила сказанное и быстро налила себе алатского питья.
        - Не поняла? - рассмеялась она. - Сейчас поймешь… Меня с этим Хайнрихом сосватали, а я удрала. Променяла медведя на суслика!
        - Его величество хочет возмещения ущерба, - испугалась гоганни, - или мести? Прошло ли со дня отказа четыре раза по пять лет?
        - Еще как! Нет, глянуть на женишка мне порой хотелось, но чтоб вот так? И что ему только надо?
        - Названный Хайнрихом мог пожелать расспросить подругу Селину или недостойную о странном. Мы видели много, но не знаем, что важно.
        - Так вы что, видались уже?
        - Подруга встречала его величество дважды и просила о помощи, но она не потребовалась, а я ради гостя вставала к жаровне…
        Сказать больше гоганни не успела: в открытую кем-то дверь вбежал кот и немедленно вспрыгнул на угловой сундук, раздались голоса и в гостиную вступили его величество и первородный Ли. Именуемый Хайнрихом был наряден, но меж его бровей залегла складка. Он был варит, как и мараги, а во Франциск-Вельде пели о покинутых женихах, которые убивали разлучников и изменивших слову невест. В прошлый раз владыка гаунау был весел и не внушал страха… Неужели спустя столько лет он жаждет мести, и сможет ли Проэмперадор остановить беду? Любимое лицо было спокойней льда, и это пугало.
        - Ваше высочество, - названный Лионелем слегка поклонился, - представляю вам его величество Хайнриха, нашего союзника и гостя.
        - Благодарю, - Царственная подала руку, как первородные подают ее для поцелуя, но гаунау ответил пожатием, словно встретился с мужчиной и воином.
        - Лучше поздно, чем никогда, - хохотнул он и обернулся к первородному. - Ну и кто здесь шутит, ты или судьба?
        - Первородная Матильда желала видеть меня, - чтобы заслонить Царственную, пришлось обойти сопящего короля. - Она была добра ко мне, она добра и…
        - Натворила кучу глупостей, - подхватила первородная, и за спиной Мэллит зажурчало. Кто-то разливал напитки, а внуки Кабиоховы не пьют, опасаясь дурного или же замыслив его.
        - Вот ведь… - в голосе Хайнриха не слышалось гнева. - Куча-то хоть большая?
        - Соразмерная. Вам, ваше величество, повезло, что натворила я ее в Агарисе. Тюрегвизе прежде пили?
        - Пил, - рука Хайнрика затмевала иные бедра, и она легла на плечо первородного Ли. - Вот он приохотил! Не хуже нашей можжевеловой. Значит, повезло?
        - Еще как! - засмеялась Царственная, и у Мэллит окончательно отлегло от сердца. - Так налить?
        - Позже. Братец горностайкин где?
        - Его уже вызвали, - коротко объяснил Ли, и все стало ясно. В Гаунау завелись бесноватые, и Герарду с Сэль предстоит сделать для Хайнриха то, что они уже сделали для дриксенского Бруно. Так надо, ведь это война, но недостойная не может остаться в доме без добродетельной женщины. Ей кого-то приведут, но как при незнакомой открывать дверь и жечь ночами свечи? И Царственная… Она захочет помочь, взять с собой, а это разлука!
        - Ну раз вызвали, подождем, - король огляделся и избрал сундук; тот был надежен, но занят прижавшим уши котом. Обычно Маршала уносила Сэль, однако подруга не вошла со всеми: короли не ходят одни, а свиту надо разместить и подать хотя бы напитки. Мэллит присела, как ее учили, хотя с этого надлежало начать, и быстро подхватила кота под живот, освобождая место. Недостойную не просили уйти, она хотела этого сама, а черно-белый давал должный повод. Он кричал и извивался, суча задними лапами, держать зверя было трудно, но первородный Ли распахнул дверь, подтверждая уместность ухода. На первой ступеньке кот вывернулся, упал на ковер и помчался вниз. Мэллит побежала следом и столкнулась с запыхавшимся Герардом.
        - Мне велели идти домой, - принялся объяснять он. - Что случилось, почему тут столько гаунау? И еще «фульгаты».
        - «Фульгаты» с Царственной, она здесь, и еще здесь именуемый Хайнрихом. Он хочет, чтобы вы с Сэль поехали в Гаунау ловить бесноватых.
        - А Монсеньор? Мой… герцог Алва?
        - Регента здесь нет, только Проэмперадор Савиньяк.
        - Значит, они договорились… Придется ехать; в Гаунау должно быть интересно, но лучше бы в Сагранну!
        - Казар ничего не просил! - Пусть едут ловить безумных, это даст Сэль отсрочку. - Я в кухню, посмотрю, что можно быстро подать, и пошлю солдата за недостающим.

4
        Бывший женишок ржал и приставал с расспросами. Не будь она мужней женой, да не какой-нибудь, а ее высокопреосвященствой, стало б обидно за старую глупость, а так ничего… Прожили свои жизни поврозь, поболтаем да и разбежимся, хотя зря она тогда… Не из-за короны, из-за Анэсти. Красив суслик поначалу был, не отнять, вот годам к сорока даже не облез - прогорк, что ли. Вроде и все на месте, а тошно.
        - Всегда думал, фокусы церковные, а вдруг нет? - гаунау потянул шитый золотом пояс, который так и тянуло назвать подпругой. - С чего-то загораются свечки эти!
        - Давайте спросим «львов», - предложил Савиньяк. Этот запросто сошел бы за сынка Адриана, и еще он был хозяином Сакаци. Настоящим.
        - Вот ты и спроси, - решил гаунау, и тут явился адъютантик Алвы, которого зачем-то ждали.
        - Монсеньор, - оттарабанил он, - разрешите по приказу монсеньора регента приветствовать его величество.
        - Сперва даму поприветствуй, - явил галантность бывший жених. - Вон она, со стопкой.
        - Да, ваше величество, - мальчишка щелкнул каблуками, повернулся и расплылся в улыбке. - Ваше высочество, добрый день, я к вашим услугам.
        - Не к моим, - развеселилась алатка, - мне ты уже услужил! Позавчера цветочками.
        - Это Мелхен, - тут же принялся отнекиваться парнишка, - прошу простить, баронесса Вейзель. Я выполнил ее просьбу…
        - С радостью хоть? - брыкнулась ожившая вредина. - Если без радости, то ну их, эти цветы.
        - Конечно, с радостью! - Так моргать Баата точно не выучится! - Я был счастлив служить вашему высочеству…
        - Тогда я спокойна. - Здесь следовало понюхать цветок, но его не было, а были стопка и бокал Мэллицы. - Предоставляю тебя его величеству.
        - Благодарю ваше высочество. - Как же его звать? Сестричка - Селина, а этот? - Ваше величество, я к вашим услугам.
        - Его величество желает говорить с тобой, как с главой фамилии, - объяснил Савиньяк, как-то уж очень безмятежно объяснил, разве что четок не хватало.
        - Ваше величество, я готов!
        - Ну-ну, - Хайнрих опять дернул свою подпругу. - Поглядим сейчас, как ты готов. Я желаю взять в жены твою сестру. Что скажешь, глава фамилии?
        - Ваше величество… - На ногах мальчишка устоял, а вот как она стопку не опрокинула? - Простите, я не… понял.
        Поймешь тут! Но Хайнрих-то что, вовсе обалдел, морда королевская?! Девчоночке хорошо если восемнадцать, а ему?!
        - А чего тут понимать? - пророкотал жених. - Я хочу жениться на твоей сестре, мужчина о таком спрашивает мужчину. Ну?
        - А… А Монсеньор Рокэ знает?
        - Разумеется, - подтвердил Савиньяк, став еще безмятежней, хотя куда уж больше. Точно на Адриана похож, такой же… дурак!
        - И… и что Монсеньор? Сэль, она же… Я думал, мы едем в Гаунау ловить бесноватых.
        - И это тоже. - Твою кавалерию, теперь он еще и улыбаться вздумал! Господарь, чтоб его, Сакацкий! - Если они уже завелись, их нужно выловить, его величеству твари без надобности.
        - Но… Я не знаю… Мама в гостях, а Сэль… Если она не хочет, я… я не позволю! Монсеньор, ваше величество, я должен поговорить с сестрой.
        - Незачем уже, - предполагаемая невеста торчала в дверях, прижимая к груди все того же кота. - Монсеньор, я догадалась, зачем вы пришли, и стала подслушивать. Это очень нехорошо, но я боялась, что Герард всё испортит. Ваше величество, я согласна, но только если вы понимаете одну вещь.
        - А вот сейчас и посмотрим, - Хайнрих встал с сундука, загородив чуть ли не полкомнаты. - Что нужно понять?
        Девушка вздохнула. Если вдруг сладится, как бы он ее не придавил. Шепнуть пару слов потом, что ли? На правах бывшей суженой?
        - Вы только не сердитесь, - опять вздох! - Все говорят, что солидным мужчинам нравятся молоденькие, а сами они думают, что девушкам нравятся молодые люди. Наверное, так и есть, только мне они не нужны, даже самые красивые, я вообще странная, а вы - король. Значит, никто не поверит, что я не поэтому.
        - Ну так скажи почему?
        - Вы меня сразу поняли про убийцу ее величества… И дали слово. С вами очень просто, совсем, как с Монсеньором… графом Савиньяком, и вы немного похожи на папеньку, если бы он не был дурным человеком и трусом. Мне очень нравится, как вы меня называете, и вы ко мне хорошо относитесь, совсем не так, как Манрик… Был такой генерал, который на меня смотрел, как будто жевал, а потом говорил гадости. Монсеньор Лионель хотел его убить, но его отговорили, а потом Манрика убил Люра, у нас был такой предатель, его монсеньор Рокэ разрубил пополам. Я опять сбилась, мне все время хочется рассказывать с самого начала, а сейчас это совсем не нужно. Ваше величество, граф Савиньяк знает, что я говорю правду.
        - А то я сам не вижу! Горностайка и есть! Как тебя… Рэй Кальперадо? Слышал? Согласен теперь?
        - Я… Монсеньор…
        - Он согласен, - невеста уже стояла рядом с братом, - просто ему нужно привыкнуть.
        Изморозь звездная небо узорами вышила.
        Алым огнем полыхает в бокале вино.
        Клятву дала ты - и ночь эту клятву услышала.
        Быть по сему: все тобою уже решено.
        Ты не изменишь решения: тронуто - хожено.
        Не обернешься тому, что отброшено, вслед.
        И при свидетелях сказано все, что положено,
        И на запястье надет обручальный браслет.
        Вместе назначенной вам вы пойдете дорогою -
        Духа тебе ее хватит с улыбкой пройти.
        И да исполнится, воин и дева, то многое,
        Что совершить вам под силу на этом пути.
        Сердцу всегда верить хочется: сказки сбываются…
        Только в игре с нами - свой у Излома расклад.
        Полночь настала - так пусть же бокал разбивается
        И за спиною мосты снова в пепел сгорят.
        Колко и остро блестят иглы звездного инея…
        Станет ли явью надежда, пока не узнать.
        …Рук его сильных тепло и глаза его синие -
        Как приучить себя реже о них вспоминать?
        Шару Судеб все равно - ты король или подданный:
        Каждый из вас примет бой на своем рубеже.
        Прав он. Четырежды прав: «Что единожды отдано,
        Принадлежать нам отныне не сможет уже».
        Значит, пути твоему виться трактами белыми…
        Но за зимой в свой черед наступает весна.
        Выбор у всех у нас есть. Ты сама его сделала -
        И не отступишь. И выполнишь то, что должна…
        III. «ИМПЕРАТРИЦА» («ХОЗЯЙКА»)[Высший аркан Таро «Императрица»/«Хозяйка» («L’Imperatrice»). Традиционно считается счастливой картой, предрекающей стабильность, гармонию, рост и процветание в самых разных областях; разумное соединение внешнего и внутреннего могущества, успехи в творчестве и делах сердечных. Некий процесс, связанный с вопрошающими, близок к успешному завершению, причем все происходит естественно, без напряжения. В обозримом будущем возможны как познание плотской любви, свадьба, прибавление в семействе, так и изменение отношений между партнерами, готовность оказать помощь, победу над эгоизмом. Иногда символизирует резкое расширение кругозора, смену поля деятельности, карьерный и профессиональный рост, обретение знаний, выход на новый качественный уровень. ПК довольно часто остается благоприятной картой, но успех несколько отодвигается во времени. Возможны как служебные трудности, так и семейные неурядицы, упадок творческих сил, материальные затруднения. Одного стремления к действию недостаточно, необходимо ясное осознание цели и способов ее достижения. В отдельных случаях может
обозначать женщину-деспота, к тому же неспособную адекватно оценивать свои действия и просчитывать их последствия. Нередко символизирует бесполезный и безрадостный труд (в том числе домашний), упущенные возможности, неудачные попытки улучшить свое положение, чрезмерную меркантильность, плотскую связь без любви, бесплодие, депрессию, отчаянье, отрицание интуиции и голоса совести; может указывать как на чью-то месть, так и на собственную готовность к мщению. ]
        Счастье любви заключается в том, чтобы любить; люди счастливее, когда сами испытывают страсть, чем когда ее внушают.
        Франсуа де Ларошфуко
        Глава 1
        Акона
        1 год К. Вт. 9-й день Зимних Волн

1
        Потеряв из восьми слитков золота семь, из четверых сыновей - троих, утратив дом и жену, воздай хвалу судьбе, что не лишился всего. Заработай золото, купи дом, введи в него уцелевшего сына, найди себе достойную жену, а после воздай хвалу Кабиоху и сынам его»… Мэллит помнила эти наставления, но не принимала их сердцем, пусть они и были мудры. Судьба смилостивилась над ничтожной, даровав взамен беды счастье и взамен грязи - не знающие тленья цветы, но как благодарить за себя, помня, что Роскошная лишилась Курта, а первородный Робер - капитана Карваля и любимой?
        Не могла гоганни воздать хвалу и за подругу, пусть та и отринула мысль о дикой Кагете. Нареченный Хайнрихом жил ближе коварного Бааты и вызывал уважение, но представлять Сэль в его объятиях было больно. Что делать, Мэллит не знала. Регент и первородный Ли одобрили странный выбор, но почему? Что сказала Сэль, что ей ответили и как обойти невозможное, упросив дождь вернуться в облако, а реку - к истоку?
        Гоганни не находила себе места. Уничтожить грозящее полковнику Придду зло оказалось проще, чем спасти подругу от нее самой. Отменить свадьбу мог бы регент, но любовь к Монсеньору монсеньоров и стала источником горя Сэль. Вновь ворваться - нет, не к любимому - к Проэмперадору и убедить вмешаться? Но что ждет встающих между клятвой на крови и ее исполнением? Нет, чужой запрет и сила сейчас не спасут, только воля самой Сэль. Ничтожная не сумела найти нужных слов, но это не значит, что их нет вообще! Нужно искать и доводы, и того, кого подруга станет слушать. Достославных в Талиге нет, а хоть бы и были? Мэллит слово и воля Кабиоховы не остановили и не утешили, а подруга еще и слишком многое видела, она не ценит книжной мудрости, только людей.
        Герард успокоился, едва узнав, что Монсеньор монсеньоров дал согласие на брак, а мать Сэль гостит в Озерном замке, и с дочерью ее разделяют бесконечные снега. Остается Царственная и… нареченный Рупертом! Истинная любовь обуздает обреченность, словно норовистого коня, а тревожные вести родичу кесаря отвезет добрый Юхан. Если поторопиться, непоправимого не произойдет, только можно ли доверить тайну единожды виденному чужеземцу? И как объяснить ему необъяснимое?
        Руки Мэллит делали что должно, смешивая специи для грядущих торжеств, а разум перебирал возможное и отбрасывал недостойное. Так было, пока не кончился столь необходимый мед, искать который следовало на рынке. Полковник… Бригадир Придд велел не покидать дома без провожатых, и Мэллит прошла к солдатам, где обнаружила капитана Уилера. Отмеченный крылатой кошкой знал о Папеньке и любил Сэль, он мог оказать помощь, и Мэллит попросила нареченного Анталом сопровождать ее.
        Они прошли через сад, обходя дом с девицами Флау, еще не прознавшими о выборе Сэль и потому таящимися возле окон. В переулке Мэллит приблизилась к «фульгату» и заговорила тихо и быстро.
        - Я не лгала, - с солдатами надо говорить просто, как говорил генерал Вейзель. - Мне нужен темный тягучий мед для уток, но я стану говорить о другом, и это тайна тайн. Капитан Уилер знает, как Сэль вынудила Папеньку помочь.
        - Да уж, учудила она, только иначе не выходило. Без Ворона от Бруно одни б тарелки остались. Битые.
        - Сэль поклялась кровью выйти замуж за короля. - Или по слову Папеньки, а он был мудр и из всех избрал первородного Ли. - Она держит слово и отдает руку старому Хайнриху. Я открыла капитану Уилеру тайное, но как иначе просить помощи?
        - Да знаю я уже, - впереди темнела скользкая дорожка, и Уилер взял гоганни под локоть. - Повезло Медведю! Но болтать об этом и впрямь рано, уехала с братцем по делу и уехала, чай не в первый раз.
        - Мне нравится повелитель гаунау. - Огромный и шумный уместен рядом с Царственной, но Сэль юна и познала лишь горечь любви. - Пусть Хайнрих будет союзником Монсеньора, но не мужем Сэль.
        - Кто бы спорил, только Селина, как Наш… маршал Савиньяк то есть. Назад не повернет.
        - Капитан Уилер видел смелого Фельсенбурга. Он может стать кесарем, и он такой же, как регент. Или я не так поняла слова Сэль?
        - Заматереет - может, и придогонит, а пока трехлетка трехлеткой… Но взбрыкивает знатно.
        - Я не знаю этого слова.
        - Будет толк из Фельсенбурга, хотя наш Придд и похлеще.
        - Пусть нареченный Рупертом узнает про выбор Сэль. Дорога в Гаунау далека и начнется не сегодня, а истинная свадьба назначена на Весенний Излом. Зимой мало дорог, и обоз не пойдет быстро. Фельсенбург успеет, и пусть ему поможет…
        - Леворукий со всем своим зверьем, - подхватил Антал. - Безумненько, но может, и выгорит.
        - Капитан Уилер поедет? - Глупому Эйвону нужны подорожные, «фульгат» обойдет караулы и обгонит судьбу, только как ему после всего вернуться? Уехавший без спросу становится дезертиром. - Я напишу бригадиру Придду. Пусть капитан Уилер, сделав главное, отыщет нареченного Валентином. Он обещал помощь, и он держит слово.
        - Ну так Зараза ж!.. Только зря вы хлопочете, Селина Фельсенбургу сама написала. Я, как вы из кухни выскочили, как раз к гусиному шкиперу с письмом собирался.
        - К доброму Юхану?
        - Да уж, добрый… Медведь такой доброте обзавидуется.
        - Нареченный Хайнрихом?
        - Любой! Выжига еще тот, мимо пасеки точно не проскочит.
        - Мы идем за медом, - напомнила себе и спутнику Мэллит, - мне нужен мед, но сперва я хочу увидеть Юхана.
        - Хотите - пошли, только чур не грустить! Успеет Руперт - хорошо, ну а на нет и суда нет. Хайнрих, он ничего. Всяко не корнет Понси и не дрянь паркетная, да и наша Селина не промах. Пойдет что не так, папеньке нажалуется, а то и сбежит, это она умеет.

2
        Небрежно запечатанное письмо камеристка оставила адъютантам: Фрида не делала из своего приглашения тайны, а невнимание к дочке Рудольфа выглядело бы по меньшей мере странно. Савиньяк спокойно убрал безупречно-очаровательное послание в бюро и распорядился о десерте и напитках, которые надлежало подать в комнаты герцогини минут через сорок. Старательный Сэц-Алан заикнулся о цветах, Лионель согласился, уточнив, что преподносить оные следует от имени регента.
        - Да, Монсеньор, - подтвердил ничего не подозревающий капитан. - Сейчас можно купить зимние гвоздики и иммортели.
        - Лучше гвоздики, но не королевские. Не найдете, возьмите корзину розовых, в крайнем случае - малиновых иммортелей, но сперва зайдете к Райнштайнеру и попросите его прийти на полчаса позже.
        Для визита вежливости полутора часов более чем достаточно. Если ссора начнется немедленно, повода для ухода не потребуется, но, судя по письму, бывшая маркграфиня будет играть тоньше.
        К гостье Ли спустился в парадном мундире. Застегнутом на все пуговицы. Урфрида изящно никла в способном принять пару любовников или одного Хайнриха кресле. Черное с серебряной оторочкой платье казалось почти монашеским, однако сия атласная добродетель держалась лишь на двух умело продернутых шнурах. Марианна в подобных туалетах выглядела невероятно, как, впрочем, и освобождаясь от оных, но до сегодняшнего дня Ли полагал этот фасон тайной Капуль-Гизайлей.
        - Добрый день, сударыня, - Проэмперадор учтиво наклонил голову. - Вы желали меня видеть?
        - Да, - женщина протянула руку с девическим браслетом на запястье. - Магда, оставь нас.
        Памятная по Агмштадту темнобровая камеристка присела и неспешно удалилась. Ли не исключал, что ей было велено вбежать по сигналу, но что послужит таковым? Звук, погасшие свечи, или Урфрида предпочла рассчитать представление до минуты и назначить время заранее?
        - Садитесь, граф, - встречи с бывшими любовниками ищут, либо имея на руках козыри, либо так полагая. - Когда вам придется меня покинуть ради неотложного дела?
        - Обычно срочность нападает без предупреждения, однако, если ничего не случится, к пяти прибудет барон Райнштайнер.
        - Значит, сейчас вы свободны?
        - Скорее да, чем нет.
        - Странно, на вас это не похоже.
        - Сударыня, в городе находятся регент и кардинал.
        - Тем более. Я видела обоих, а с его высокопреосвященством еще и путешествовала. На первый взгляд они несхожи, но дальше войны не видят оба, а война кончается, по крайней мере - наша. Распри в Дриксен и на берегах Померанцевого моря нам выгодны, но вмешательства не требуют, к тому же в Талиге есть дипломаты. Само собой, вслух вы со мной не согласитесь, но мне этого и не нужно.
        - В таком случае что вам нужно? - Нет, она не походит на покойного дядю, она походит на бабку и на… Сильвестра.
        - Я хочу объясниться, Лионель. Полагаю, вы поняли, что моя ссора с принцессой Мекчеи была военной хитростью.
        - Вот как?
        - Вы сочли возможным удивиться?
        - Утратить способность удивляться довольно-таки неприятно.
        - Разучиться удивлять неприятней. Я, господин Проэмперадор, намерена вас удивить. Не скажу, что наш разговор доставляет мне удовольствие, однако он необходим. Я буду вынуждена довольно долго говорить, это тоже необходимо, иначе вы приметесь искать повсюду моих шпионов, а их нет.
        - Удачно, что скоро подадут напитки.
        - Да, хотя я всегда могу вызвать Магду. Сударь, я открылась вашей матери. Она знает о моих намерениях и, кажется, не имеет ничего против.
        А вот на это бы хотелось бы глянуть хоть бы и в замочную скважину! Мать почти наверняка сощурилась, но этого явно мало, она сделала что-то еще. Предложила орешки? Расправила манжет? Тронула мизинцем одно из яблок? Фрида шла за поощрением, как ей мнилось, будущей свекрови, для истолкования в таких случаях хватает любой мелочи.
        - Вы не знаете, что отвечать?
        - Мне нечего отвечать, ведь я ничего не услышал.
        - Сейчас услышите. Женщины догадливее мужчин. Вам для понимания нужно подслушать разговор или прочесть письмо, я же просто несколько раз перебрала в памяти ряд обстоятельств и разгадала как причину вашего поведения, так и загадку девицы Арамона.
        Эта юная особа, ничего собой не представляя, раз за разом оказывалась в местах, для таких, как она, закрытых. Мало того, незаконная внучка второстепенного графа позволяла себе выходки, на которые не отважится и герцогиня. Невероятно? Отнюдь нет, если уметь думать. Намечаемое замужество девицы Арамона, о котором услышала в адъютантской Магда, лишь подтвердило уже сделанные мной выводы. Почему вы не спрашиваете какие?
        - Извольте. Какие, сударыня?
        - Девица, равно как и ее брат - внебрачные дети герцога Алва, и вы об этом знаете никак не менее двух лет.
        - Браво! - Бедный Дидерих с его жалким воображением! И бедный маркграф, то есть уже не бедный… - И что же вас натолкнуло на столь неожиданную мысль?
        - Всё. - Бывшая маркграфиня победоносно улыбнулась, вырвавшийся у собеседника возглас она, несомненно, тоже истолковала. - Вынуждена признаться, осенью я выяснила об этой девице и ее семье все, что было возможно. То, что своей внешностью Селина не может быть обязана ни матери, ни якобы отцу, очевидно, оставалось понять, кто стал любовником госпожи Арамона. Особы, мягко говоря, не из красивых и не вхожей в приличное общество.
        Смазливых молодых людей в Талиге хватает, однако Селина весьма напоминает прижизненные изображения Октавии Алва-Оллар, а прямой потомок сей воплощенной невинности - любитель горожанок и довольно-таки своеобразных шуток. С него сталось бы наставить рога ненавистному ментору, а юность в определенном смысле неосмотрительна. Приключение принесло плоды, и любовница исхитрилась дать об этом знать. Рокэ ее навестил, и все повторилось, но потом ему стало не до провинциальной дурнушки, пусть и матери его детей. Впрочем, случившееся стало для герцога уроком, и впредь он обходился без бастардов. Я права? Но нет, вы ничего не скажете. Мужчины подобные догадки не подтверждают, хотя о детях порой вспоминают. Особенно в диковатых краях вроде Бергмарк, Гаунау… Марикьяры, Кагеты.
        - Дриксен вы диковатой не считаете?
        - Разумеется, нет, как и Гайифу. Это враги, но нам они ровня. Алва вспомнил о своих отпрысках и для начала принялся покровительствовать Креденьи. Затем случилась Октавианская ночь, и Ворон не выдержал и проведал семейство Кредон лично. Видимо, дети ему понравились, и он занялся устройством их судьбы. Сын оказался на месте очень кстати сбежавшего, а вернее - отосланного к Эпинэ оруженосца, дочь получила фрейлинский патент. Уезжая, Алва открыл тайну Катарине, и та приблизила дам Арамона к себе. Для меня это стало решающим доказательством.
        - Вот теперь я спрошу. Почему?
        - Да, этого вам в самом деле не понять. Моя покойная тетушка не блистала ни умом, ни красотой, зато она была послушна и больше всего боялась гнева Создателя.
        - Так думали многие.
        - Включая вас.
        - Неважно. - Думал. Года два или даже три, затем поумнел. - Главное, это оказалось ошибкой.
        - О нет, - Урфрида улыбнулась, блеснув не ставшими за время разлуки хуже зубами. - То, что некоторым показалось внезапно прорезавшимся умом, было умом этого эсператиста… Левия, а смелость - все тем же страхом перед Создателем. Когда Катарине не подсказывали, она становилась беспомощной дурочкой. Придуманная моей матерью интрига защищала ее брак, и королева боялась утратить расположение Алвы. Он поручил любовнице незаконную дочь, и королева позволила новой фрейлине носить свои цвета и даже пыталась защитить ее от Манриков. Вряд ли бы у нее это вышло, но тут вмешались вы.
        Поданный минута в минуту десерт Ли не обрадовал, уж больно занимательной выходила беседа. Савиньяк добивался неплохих результатов, вживаясь в чужие шкуры, Урфрида же предпочитала подменять всех собой; результат впечатлял.
        Лионель наблюдал за расставлявшим бокалы ординарцем, прикидывая следующие откровения. По логике Фриды, в Багерлее мать и дочь Арамона отправились, чтобы дать очевидный повод наградить их за верность короне. Селина отказала второму сыну Манрика, потому что знала, что ей достанется, самое малое, наследник графского титула. В мирное время этим бы и кончилось, но теперь подвернулся целый Хайнрих, которому позарез нужны наследник и Кадана, вернее, Кадана и наследник…

3
        Гостей, да еще таких, Юхан не ждал, но у фрошеров чего только не бывает. Шкипер только дверь придержал да спросил, чем порадовать баронессу Вейзель. Оказалось, ничем.
        - Я пришла, чтобы сказать о тайном, - объяснила рыжуля. - Капитан Уилер принес письмо господину Фельсенбургу от моей подруги, но этого мало.
        - Тут поговорим или погулять сходим? - Клюгкатер обозрел свою комнату: справа постояльцев нет, а слева ардорский негоциант живет. Человек солидный, в чужие дела нос совать не станет.
        - Я буду тиха, - заверила гостья и покосилась на своего спутника. Тот ей подмигнул и вытащил простенький футляр для писем.
        - Господину Фельсенбургу в собственные руки, - объяснил он. - Ответ на его письмо. Я в зал спущусь, пропущу стаканчик-другой, а вы барышню поберегите, она у нас ценная.
        - Яблочную берите, - посоветовал Добряк, прикидывая, чего ждать от посверкивавшей глазками гостьи. - Хорошая тут яблочная, лучше сливовой, а вот можжевеловая дрянь дрянью.
        Фрошер кивнул, запомнил, мол, и исчез. Для порядка Юхан вышел в коридор и огляделся - никого. Просчитал до сорока и вернулся; рыжуля так и торчала возле двери вбежавшим в дом бельчонком.
        - Возле окошка надежней, - поделился старым секретом шкипер. - Особенно зимой.
        - Зимы исполнены холода, но красивы. - Девушка послушно шмыгнула к заставленному геранями окну. - Господин добрый Юхан, я знаю, что господин Фельсенбург полюбил мою подругу. Если его любовь велика, он может отвернуть от Селины Шар Судеб.
        - Тю! - Юхан оглянулся, хотя их не могли слышать даже тараканы: хозяин гостиницы был форменным чистюлей. - И что господину Фельсенбургу для этого сделать?
        Девушка тронула золотой цветочек на груди, она и прошлый раз была с ним. Красивая цацка, и не из дешевых.
        - Моя подруга решила стать женой короля Гаунау. - Янтарные глазищи смотрели будто в самое нутро. - Регент и Проэмперадор согласились, но Хайнрих мог бы быть отцом отца Селины. Она исполняет свой долг, только любовь не знает невозможного. Я читала, как любящий уговорил солнце остановиться и успел к любимой, но бывало и большее!
        - Чего только не бывало… - Кто-то точно свихнулся. Или рыжулька, или Добряк Юхан. - Господин Фельсенбург мне хоть и не чужой, но за такие шутки точно пристрелит.
        - Правда может казаться безумием, но подруга честна. Она написала письмо, там должно быть многое. Когда господин Фельсенбург уверится в немыслимом, скажите ему, что Шар Судеб можно обогнать. В Аконе Селина лишь даст обещание, а Хайнрих его примет. Это будет через два дня, я знаю, ведь я встану к жаровне. Выезжайте прямо сейчас…
        - Сейчас не могу, - сказал чистейшую правду Юхан. - Меня регент видеть хочет, велено сидеть и ждать.
        - Это плохо, - тонюсенькая ручонка вновь потянулась к цветку, колдует она так, что ли? - Чем ближе станет Гаунау, тем трудней будет повернуть. Регент и его слова важны, но судьба Сэль решается сейчас и навсегда.

4
        - Ваша предусмотрительность себя оправдала, - слуги вышли, и красивая женщина в готовом немедленно упасть платье потянулась к бокалу с прохладительным. - Я несколько охрипла.
        - Тогда лучше поберечь голос. Вряд ли вам стоит возвращаться к Селине.
        - Вы правы, тем более ее очень удачно пристроили. Теперь вы свободны от дочерей Хайнриха.
        - Сударыня, я с ними незнаком.
        - Это не обязательно. - Фрида припала к лимонной воде, как Хайнрих теперь уже позавчерашней ночью - к можжевеловой. - Гаунау прислал вашей матери медвежьи шкуры, и она их приняла.
        - Вообще-то, - обрадовал его величество, оторвавшись от стакана, - я подумывал оставить корону пасынку. Арно не наше имя, стал бы Арнульфом.
        - Неразумно. - Ли тоже выпил, но меньше, заметно меньше. - Савиньяк может править разве что Талигом, да и то не всякий, Арно для этого не годится…
        - Сударыня, - Проэмперадор Севера и Северо-Запада взял бокал, по иронии судьбы в нем оказались «Слезы ревности», - я рад, что напитки пришлись к месту, но через сорок минут явится барон Райнштайнер.
        - Я понимаю, - улыбнулась собеседница. - Барон никогда не опаздывает. Неприятный человек, хоть и полезный. Я искупила свою ошибку?
        - Простите?
        - Вы умны, не пытайтесь казаться непонятливым. Я была неправа в отношении вас и, как бишь ее теперь… рэа Кальперадо, и в этом призналась. Более того, я прощаю вашей протеже ее поведение, ведь девица знала и о своем происхождении, и о, что гораздо важнее, своем будущем. Конечно, ей не хватает и никогда не будет хватать воспитания, но в Гаунау оно и не требуется.
        - Да, там, как и в Черной Алати, и в Кэналлоа, в цене несколько другое.
        - Моя старшая невестка все же научилась себя вести. То, что она себе позволяет, - не недомыслие, а расчет.
        - Вот как?
        - Сегодня вы еще немногословней, чем прежде. Что ж, ради вас я готова жертвовать многим, в том числе и голосом. Итак, моя вторая ошибка, которая могла оказаться роковой для нас обоих. Я не учла вашей должности и потребности Талига в бергерских клинках. Командор Горной Марки не может увести жену маркграфа, даже если это принесет облегчение всем троим. Вы достаточно владеете своими страстями, чтобы это понять, но зачем жертвовать собой и мной, если можно не жертвовать ничем и никем? Нам пришлось пережить несколько очень неприятных минут, Лионель. Вы рисковали, любая другая женщина на моем месте стала бы вашим смертельным врагом.
        - Вы проявили удивительную… мудрость.
        - Увы, запоздавшую. Мне открыли глаза весть о разгроме фок Варзов и ярость маркграфа. Вы предвидели это, ведь вы - лучший полководец Золотых Земель.
        - Я уступаю Рокэ.
        - Не думаю, но дело сейчас не в этом. Без Бергмарк нам не обойтись, а Бергмарк - это упрямство и… мама предпочитает слово «дикарство», я готова говорить о приверженности традициям. Урожденная герцогиня Ноймаринен не может оставить маркграфа, но почему бы маркграфу не оставить бесплодную жену ради матери своего наследника? Я объяснилась с любовницей Вольфганга-Иоганна, и та очень удачно забеременела, мне осталось лишь предложить развод. Будь маркграф умен, я бы сочла, что он предпочел друга в Талиге врагу в собственном доме, но мой бывший супруг всего лишь избавился от недоступной его пониманию женщины. Все, что от меня зависело, я сделала. Что намерены делать вы?
        - Проводить Селину. Вместе с супругой его высокопреосвященства и рэем Кальперадо.
        - Отлично, я еду с вами. Дорога дарит много возможностей, но в Липпе мне придется несколько задержаться. Вам за это время придется взять Олларию.
        - Нет, мой дальнейший путь лежит на юг.
        - Ах да, я могла бы и догадаться! Алва не может бесконечно направлять своих багряноземельских родичей, его отсутствие в Талиге и так породило множество сплетен. Вы, кажется, говорите по-морисски?
        - Да, и довольно свободно.
        - Что ж, так даже лучше. Давить мятеж в столице уместней кэналлийцам и бергерам, их жестокость нас не замарает. О помолвке мы объявим после вашего возвращения, а до того ограничимся семейным кругом и, видимо, Алвой. Вы для этого достаточно дружны.
        - Рокэ мне почти что старший брат. - На самом деле много больше, но дриксенским принцессам говорят лишь то, что и так известно. - Сударыня, ваши построения и ваши действия производят впечатление, но вы исходите из ошибочной посылки. Я не намерен связывать свою судьбу ни с вами, ни с кем бы то ни было.
        Можно было бы смягчить, добавив что-то вроде «по крайней мере до окончания нынешнего безумия», но для Фриды, да и не только для нее, война кончена или заканчивается.
        - Видимо, я поторопилась и забыла о вашем самолюбии. - Собеседница уже все поняла. Естественно, на свой лад. - Мужчина предлагает себя, женщина соглашается. Глупый обычай, но он есть, так что забудьте мои слова, их не было. Ваш Райнштайнер явится через полчаса, этого не хватило бы даже госпоже Капуль-Гизайль. Вы занимаете этот особняк довольно давно, полагаю, вы найдете дорогу в эти комнаты ночью.
        Эту дорогу он найдет, как и дорогу в Закат, вот обратного пути может и не оказаться… Смешно, но если верить алатским сказкам, давая слово ненужной женщине, прибавляешь себе шансов на возвращение. Необъявленная помолвка - это даже не оглашение, и все же есть граница, переступив которую становишься Сильвестром, Штанцлером, Манриком…
        - Урфрида, вы не поняли, я не намерен возобновлять нашу связь ни сейчас, ни потом. Она была довольно приятной до тех пор, пока вы не решили стать моей женой. В Дриксен и Талиге отказы принято топить в тумане, но нам лучше прояснить все раз и навсегда, поэтому скажу по-варварски. Я не хочу связывать свою жизнь с вами, а вынудить меня на то, чего я не хочу, не удавалось еще никому. Сожалею, что вы поссорились с ее высочеством Матильдой, однако это недоразумение разрешить я вам помогу. Вы сможете вернуться в Старую Придду вместе с его высокопреосвященством без малейшего ущерба для репутации. Прощайте.

5
        С партнерами Юхан вел себя честно, но честность с дурью из разных мисок лакают. От Селины Добряк подвоха не ждал, но знать, что везешь, никогда не мешает, особенно возвращаясь с вестями, от которых глаза на лоб сами лезут. Шкипер потряс расписанный какими-то травками футлярчик, услышал занятный стук и вытащил не раз выручавший его хитрый ножик. Футлярчик сдался сразу, крышка, тенькнув, отскочила, и в шкиперскую ладонь выпрыгнула брошка. Чистоту и размеры сапфира Юхан оценил с ходу, но лез-то он за другим!
        Письмо - пара исписанных старательным почерком листочков, было аккуратно сложено вдвое, но не запечатано. Вот и славно!
        «Дорогой господин Фельсенбург, - писала будущая «медвежья» королева, - я помню, что Вам нравится, когда я называю Вас Руппи, но на бумаге это очень трудно, к тому же я должна Вам сообщить некое известие, но сперва хочу поблагодарить Вас за письмо, подарки и за то, что Вы не повесили мастера-часовщика и его внуков, хоть они и связались с бесноватыми. Теперь эти люди будут жить в казарме под присмотром бергеров и делать то, что умеют. Выпускать их в город не станут, потому что они не слишком умны и могут наговорить всякой ерунды, а барон Райнштайнер считает это нежелательным. Я не думаю, что в Аконе есть шпионы фок Гетца, но хорошие отношения между Вами и Талигом лучше скрывать, потому что это может не понравиться Его Высочеству Бруно и Великим баронам, которые будут выбирать кесаря.
        Прежде чем я перейду к своим новостям, я хочу попросить Вас сделать одну вещь. Помните, как мы с Вами ловили бесноватых в ювелирной лавке мастера Берниса и как в его кабинет вбежали убийцы? Я в тот миг рассматривала кольцо, узор на котором показался мне знакомым. Это могло оказаться важным, поэтому перед тем, как Вы меня увели, я взяла кольцо, чтобы оно не потерялось в суматохе, и забыла о нем почти до Аконы. Кольцо я отдам Монсеньору Рокэ, он должен его узнать, а взамен посылаю свою брошку. Ее мне прислал на Зимний Излом Монсеньор Лионель, и я могу с ней делать что хочу, а сапфиры дороже карасов, даже самых лучших. Конечно, если бы кольцо было старинным, этого могло не хватить, но мастер сказал, что сделал его на заказ и был готов нам продать. Я очень прошу передать брошь той свояченице мастера Берниса, которая не сошла с ума; ей, наверное, хочется уехать туда, где про нее ничего не знают, а за сапфир можно выручить хорошие деньги.
        Мне было очень трудно решить, что делать с Вашими подарками. Я знаю, что принимать дорогие меха от молодых людей прилично, лишь собираясь за них замуж, но я сделала уже много такого, что делать не принято, и мне кажется, что, отослав сундук назад, я Вас обижу, а мне этого очень не хочется. Вы - замечательный человек, будь иначе, Вас бы не любили кошки, а Монсеньор Рокэ не выдал бы себя за Вашего отца даже ради важного дела. Я думаю, что через двадцать лет Вы будете походить на Монсеньора Рокэ еще больше, а до этого совершите много хороших дел и, наверное, спасете Дриксен от бесноватых и тех корыстных и хитрых людей, которые захотят съесть Вашу победу.
        В Аконе все в порядке, только очень холодно и снежно. Недавно сюда прибыл Монсеньор Рокэ, а потом из рейда вернулся Монсеньор Лионель, они здоровы, только очень заняты, а я выхожу замуж за Его Величество Хайнриха. Это вышло неожиданно, но я постараюсь, чтобы Его Величеству со мной было хорошо, он меня понимает, и я никогда не стану его обманывать. Я боюсь, что это Вас огорчит, но я должна это сделать. Мне очень хочется, чтобы Вы встретили девушку, с которой сможете кататься на санях и говорить о том, что Вас волнует. Вы - очень хороший человек, и будет несправедливо, если Вам достанется неподходящая жена, потому что люди, которые друг другу не годятся, всегда несчастливы.
        Мне очень жаль, что так получилось, но мы не виноваты, когда начинаем любить того, с кем ничего не получается. Возможно, я Вас обижу, но Ваша мама была неправа, когда заставила Вашего отца оставить армию и перестать охотиться, поэтому Вам лучше жениться на такой женщине, как графиня Савиньяк или Ее Величество Катарина.
        Герард передает Вам привет, то есть он его передал, когда я только получила Ваше письмо и еще не собиралась замуж. Он очень удивился и пытался меня отговорить, но у него ничего не вышло, а Монсеньор Лионель и Монсеньор Рокэ мне разрешили, хотя Монсеньор Лионель и огорчился.
        Желаю Вам счастья, и, пожалуйста, не расстраивайтесь, у Вас все еще будет хорошо. Сэль».
        Да уж, будет оно… Вот тебе и незабудка! Королева Гаунау… И как только такую ценность отдали? Вернее, за что продали?
        Все, что пришло в голову шкиперу, это вытащить флягу и как следует хлебнуть. Огонек свечи покачнулся, а показалось, это сапфир подмигнул синим хитрющим глазом. Юхан глотнул еще разок и сунул драгоценность в футляр. Даже не напиши Селина про брошку, Добряк доставил бы эту красоту по назначению. Спереть то, что тебе доверено, - угробить удачу, кесарское полотно не в счет. Придурки сорвали фрахт и погнали на убой, а за убытки спрашивают. За убытки, не за доверие, а Селина доверилась… И ведь спуталась она почему-то с этим Хайнрихом! Не из корысти, понятно, корысти в незабудке, что в кошке жалости, но тогда с чего? И как, господа селедки, с этаким письмецом заявиться к господину Фельсенбургу? Не отдать? Найти оказию, а самому рвануть в Хексберг, вроде как по срочной необходимости? Вот-вот, и профукать дружбу брата кесаря, если не больше! Именно дружбу, потому как Руперт благоволить и снисходить пока не обучился. Нет уж, отвезем как есть и совет рыжулькин передадим, а дальше уж как получится…
        «Желаю Вам счастья, и, пожалуйста, не расстраивайтесь…» Дурь это всё, но Юхан Клюгкатер именно что расстроился. Из-за фрошерской девчонки, которая, окажись он не шкипером, а королем, могла бы… Вот ведь дурь!
        Непонятную «дурь» Юхан запил оставшейся можжевеловой, все равно до Доннервальда не растянуть.
        Глава 2
        Акона
        1 год К. Вт. 11-й день Зимних Волн

1
        Помогать с помолвкой брошенному сто лет назад жениху, это надо суметь - Матильда сумела. Ее высочество веселилась бы от души, не будь невеста такой молоденькой, Хайнрих - наоборот, староватым, а положенный ручательнице по обряду спутник-олларианец - гнусным.
        Благообразного и при этом отчего-то похабного вице-епископа Бонифаций прихватил в Академии в качестве непредвзятого свидетеля кардинальской бестолковости. Сам Эпитан счел, что ему светит кафедра в Аконе, и вел себя соответствующе, то есть лебезил и доносил. Дурить полную корысти головенку Матильде даже нравилось, но близящаяся церемония настроила на иной лад. Будто очнулась собственная, отравившаяся ложным счастьем юность.
        - Ваше высочество, - совершенно некстати прошипел почти в ухо аспид, - ради Создателя, осторожно! Здесь две ямы. Непростительная небрежность, чтобы не сказать - небрежение.
        - А вы скажите, - посоветовала алатка, разглядывая скругленные колдобины, словно бы продавленные здоровенными валунами. Судя по отсутствию снега, они возникли не поздней вчерашнего вечера. - Называть вещи своими именами легко и приятно.
        - О да! - подхватил преподобный репей. - Я не премину довести до коменданта Аконы, что доброе начинание, не будучи доведено до конца, веселит не Создателя, но Врага. Не имея должной поддержки, вы бы рисковали…
        Объяснять, что рисковал сам Эпитан, Матильда не стала, хотя «споткнуться», уронив при этом заботливого епископа, и хотелось. Ничего, спихнуть ханжу в какую-нибудь ямину не она, так благоверный еще успеют. Ее высочество благополучно преодолела искус и, задрав подбородок, выплыла к гарнизонной церкви.
        - Храмовую площадь, - немедленно завелся вице-епископ, - следует расширить. Церковь тоже слишком мала и стара. В прежние времена с этим еще можно было мириться, однако ныне значение Аконы возрастет. Город, который регент избрал для своего местопребывания, не может иметь столь нищенских храмов.
        - Талиг еще не оправился от понесенных утрат, - изобразила сомнение принцесса, прекрасно понимая, что сейчас услышит. И, разумеется, услышала.
        - Обрушившиеся беды, - возвысил голос нацелившийся на Акону умник, - были предупреждением. Да, благодаря молитвам праведных и гению спасенного высшим промыслом регента Талиг победоносно вышел из испытаний, но если мы проявим небрежение к Создателю, если не покажем, что осознали былые прегрешения и с кротостью приняли наказание, кара будет стократ более страшной.
        - Чтобы ее отвратить, - елейным голосом уточнила Матильда, - мы должны перестроить этот храм?
        - Не только и не столько! - в водянистых глазах вспыхнул памятный по Агарису и Гидеоновой обители хомячий огонек. - Украшая обитель Создателя, любую, мы торим дорогу в Рассвет. Меня тревожит, что его высокопреосвященство склонен прислушиваться к его преосвященству Титу Доннервальдскому, а тот слишком аскетичен, чем и снискал расположение герцога Ноймаринена.
        - Неужели? - умница Рудольф доннервальдца к себе приблизил не зря. - Я не знала.
        - Среди прочего Тит согласился поставить служение Создателю ниже сиюминутных армейских нужд.
        - Я могу передать ваши слова моему супругу?
        - О, - заволновался доносчик, - не стоит! Мой порыв может быть неверно истолкован, особенно если его высокопреосвященство с присущей ему прямотой потребует объяснений у самого Тита. Другое дело, если вы согласны с тем, что, обрекая Церковь на прозябание, мы принижаем Создателя, и вы выскажете супругу свое личное мнение.
        - Я не олларианка, мое мнение не может являться доводом.
        - Это отнюдь не так, и я надеюсь со временем вас в этом убедить, однако сейчас нам придется заняться тем странным делом, ради которого мы здесь.
        - Кажется, мне следует пройти к невесте, причем с черного хода?
        - У вас поразительная память, - не мог не подольститься Эпитан, но Матильда уже ухватилась за руку подоспевшего офицера. Кажется, адъютанта кого-то из Савиньяков.
        Невеста ждала в Покое озарений, совсем крохотном, но уютном и уж никак не нищенском. Оплавлялись дорогие свечи, в вазах белели зимние гвоздики, пахло лучшими курениями. У Адриана жгли похожие.
        - Доброе утро, ваше высочество!
        Девушка в скромном голубеньком платьице и с воистину королевским жемчугом на шейке вскочила и присела на придворный манер. Радостью она не лучилась, но и несчастной не казалась, скорее озабоченной. Вот оставшаяся сидеть в уголке Мэллица сошла бы за сказочную сиротку, которой собрались откупиться от нечисти.
        - Дочь моя Селина, - перешел к делу аспид, - оставляю тебя с ее высочеством для укрепляющей душу беседы. Баронесса Вейзель, вам также следует удалиться.
        - Да, Мэллица, - Матильда поймала умоляющий взгляд и не выдержала - подмигнула. - Выйди… то есть присоединись к… ожидающим. Ты уже все сказала.
        - Я позабочусь о баронессе, - заверил Эпитан. Ничего, за полчаса даже он не нагадит.
        - Иди, Мелхен, - вздохнула невеста, - пожалуйста.
        Мэллица-Мелхен тоже научилась приседать. И просто очаровательно одеваться. Вырос бы Альдо человеком, какая могла б выйти пара!
        - Селина, - твердо, но тихо сказала ее высочество, выждав, пока закроется массивная дверь, - мое дело с тобой поговорить. Ты - олларианка, но замуж выходишь за эсператиста, это не запрещено, но требуется кое-что уладить. Сперва мой… муж, кардинал Талига, в присутствии регента, а глава Олларианской церкви сейчас регент, даст тебе дозволение принять предложение эсператиста, а эсператистский епископ подтвердит, что слова Хайнриха Гаунау в глазах Создателя являются клятвой. После чего тебе еще раз сделают предложение, и ты его примешь или нет.
        Если ты передумала, нестрашно: те, кто знает о твоем… предварительном согласии, будут молчать. В крайнем случае всегда можно объявить, что ты забыла о разнице в вере.
        - Я не передумаю, - твердости в тоненьком голоске хватало на пару маршалов. - Я уже написала маме и дедушке. Курьера в Альт-Вельдер монсеньор Рокэ отправит сразу после обручения. Ваше высочество, я могу попросить вас взять письмо графу Креденьи или это будет наглостью?
        - Не будет, но письмо возьмет… его высокопреосвященство. Я еду с тобой в Гаунау, иначе будет неприлично.
        - Я понимаю, - девушка опять вздохнула. - Приличия - это очень неудобно, но, если вам не хочется, можно что-нибудь придумать.
        - Вот еще! - фыркнула ее высочество, понимая, что хочет прокатиться до Липпе. И напиться с бывшим женихом в Серебряную Ночку тоже хочет. А потом рассказать благоверному, малость приврав, куда ж без этого?
        - Мелхен будет рада, ведь ей с Герардом тоже придется ехать, но вам точно не неприятно? Ведь вы когда-то не захотели выходить замуж за его величество.
        - Ну не захотела. - Мало ли каких глупостей по молодости не натворишь! - Главное, чтобы хотела ты.
        - Я должна, - твердо произнесла невеста, - но его величество мне в самом деле очень нравится.
        - Тогда почему ты все время вздыхаешь?
        - Сама не знаю. У людей часто бывают глупые привычки, но я постараюсь в Гаунау не вздыхать, ведь иначе подумают, что мне с его величеством плохо. Ваше высочество, нам не пора?
        - За нами явятся. - Про брачную ночь можно и по дороге объяснить. - Чуть не забыла… Селина, ты останешься олларианкой или перейдешь в веру мужа?
        - А как лучше? Я об этом совсем не думала, наверное, потому, что бабушка заставляла нас читать Книгу Ожидания. Ничего хорошего из этого не вышло, то есть если бы я ее не читала, то считала бы, что там все правильно, и наверное, осталась бы олларианкой.
        - А что с ней не так? - Похоже, придется прочесть. Талигойской высокопреосвященстве в таких делах лучше разбираться.
        - Там написано, - похоже, Селина собиралась вздохнуть, но вспомнила о данном зароке и удержалась, - что некоторых вещей не бывает, а я их сама видела. Значит, может быть и наоборот, то есть того, о чем говорят клирики, нет или все вообще по-другому. Ее величество много молилась и не делала ничего дурного, а ее убил поганец. И в Надоре молились, а там вообще все погибли, даже лошади и собаки, а они уж точно не могли думать ничего плохого. Если у них нет души и они умирают навсегда, убивать их заодно с грешниками - подлость.
        - А ведь точно! - не смогла не согласиться Матильда. - У меня Мупу… мою дайту отравили.
        - Вот видите! Звери ни в чем не виноваты, а они гибнут со всеми, хотя гораздо проще наслать чуму или еще что-нибудь, что убивает только дурных людей. Мне не хочется думать про Создателя плохо, а понять, как думать про него хорошо, у меня не получается.
        - Он в пути, - не слишком уверенно напомнила ее высокопреосвященства, - и не может знать всего.
        - Тогда все еще глупее. Умный человек не станет звать того, кто не слышит и вообще непонятно где сейчас находится. Ее величество, когда поняла, что все плохо, вызвала монсеньора Рокэ, но она знала, что он в Фельпе, и думала, что он успеет, а он не успел. Из-за одного не очень умного подлеца, которого почти сразу убил господин Давенпорт, только это ничего не исправило, потому что убивать мерзавцев нужно прежде, чем они напакостят. Если бы капитан Карваль застрелил Окделла вовремя, ее величество бы расстроилась и рассердилась, но осталась жива, и Розалин тоже… С небесноватыми вообще очень трудно угадать и успеть вовремя, а если угадаешь, хорошие люди принимаются жалеть убитого и наскакивать на убийцу, а ведь он их спас, только этого не докажешь.

2
        - Вы с Рокэ точно свихнулись, причем ты больше. - Эмиль явился в парадном мундире, но выражение физиономии обещало драку. - Мало ли что медведю приглянется, не отдавать же!
        - Ты раздумал жениться на Франческе? - тихонько осведомился Ли. - Если да, вмешивайся, и слова не скажу.
        - Скотина!
        - А ты кто, о брат мой? Кстати! Надо бы подсказать Рокэ, пусть введет новые титулы: Скотина и, видимо, Зараза…
        - Паршивца не забудьте, - огрызнулся Эмиль. - Ты не забыл, часом, что этой Селине из-за тебя чуть голову не отрезали?
        - Ми, будь другом, предъявляй свои претензии Рокэ.
        - Я предъявлял, - может, братец и пытался улыбаться, но выходил совершеннейший оскал. - Он отправил меня к Леворукому.
        - Значит, круг замкнулся. Хотя у тебя в запасе есть целый кардинал, ты должен его помнить по Варасте.
        Эмиль фыркнул нечто невразумительное, и тут, словно по заказу, в церковь ввалился его высокопреосвященство. Во всей своей объемистой красе. Шагавший рядом эсператист Бонифацию явно уступал, хоть и озаботится повесить на шею алого льва. Принарядившиеся пастыри почти дошли до Рассветных врат и вдруг разом повернулись, напомнив о смене дворцового караула. В подробности нынешней церемонии Ли, не будучи ни женихом, ни капитаном охраны Хайнриха, не вдавался, но Рокэ обмолвился, что клирики затягивать не намерены.
        Скромности способствовало и отсутствие в гарнизонной церкви органа, а пустить на обручение хор означало растащить новость по Аконе, что было нежелательно. Королевские празднества пожирают не только золото, но и время, а его почти не осталось, да и расторгнуть полускрытую помолвку проще, хотя Селина не отступит… Никто не отступит.
        - Я не знаю, пустят ли меня к его величеству, - Сэль словно бы думала вслух, - но если даже пустят, я не смогу ему быстро объяснить, чтобы он понял. Он может подумать, что я хочу быть королевой, а я не хочу, просто это нужно, а его величество мне очень нравится. Конечно, если вы не захотите об этом говорить или у вас не получится, я уеду в Кагету, только это очень далеко и там все другое, Мелхен мне говорила. Вы там не бывали?
        - Нет, но скоро побываю. В Кагете воевал мой брат.
        - Значит, он вам рассказывал. Монсеньор, пожалуйста, если вам не очень неприятно, поговорите с его величеством Хайнрихом. Он вас любит и поверит, что я не такая, как девицы Флау и госпожа маркграфиня. Если бы его величество не был королем, я бы не стала к нему хуже относиться, просто так вышло. Нужно было все сделать очень быстро, папенька начал юлить, и я придумала про короля, но это важно папеньке, а не мне.
        Сэль закончила и теперь плакала, как плакала в Бергмарк, рассказав о гибели сестры-выходца. Все, что было Ли под силу тогда, это пересадить девушку к себе на лошадь и обнять, на этот раз он мог больше. У молоденьких вдов впереди вся жизнь и очень часто - счастье. Раймонда Савиньяк была счастлива. С Алонсо Алва…
        - Селина, - долги платят, а это больше любого долга. Это как прорыв к вставшему насмерть заслону, - вы с братом спасли две армии, а значит, Талиг и Дриксен. Безусловно, я сделаю то, о чем вы просите, но сперва подумайте. Ваш отец выбрал вам в мужья меня, почему бы с ним не согласиться? Мы доверяем друг другу, ваша матушка и Зоя против меня ничего не имеют, моя мать уже допустила наш брак, более того, однажды я сказал маркграфине, что готов на вас жениться.
        - Вы хотели защитить мою репутацию.
        - Относись я к вам иначе, я нашел бы другой способ. Вы поклялись, вас услышали, ну так давайте исполним клятву.
        То, что Селина откажется, Савиньяк понял прежде, чем девушка заговорила.
        - Я не могу, - голосок звучал глухо, то ли оттого, что она уткнулась лицом в его мундир, то ли от какой-то вечной женской тоски. - Мне с вами… было бы просто как с Герардом, если б он был совсем умным. То есть если бы он не просто читал, а понимал, что творится прямо здесь, с нами…
        - Говорят, ты собрался в Липпе?
        - Говорят?
        Рокэ. Передоверил Хайнриха клирикам и подкрался, а братец, наоборот, перебрался к Эпинэ. Хорошо, что они сдружились.
        - Собрался или нет?
        - Не совсем в Липпе, мне придется свернуть раньше. Я бы завтра тебе все равно сказал.
        - А сегодня мне сказала маркграфиня.
        - Сказала или спросила?
        - Кто ее знает… Она не может путешествовать с супругой кардинала, так что все складывается удачно. Для Урфриды - не для Бонифация. Думаешь, я тебе позволю?
        - Ты уже позволил.
        Как по-разному сгорают свечи в церкви и в доме. Как по-разному смотришь на огонь, еще не зная, что уходишь, и отсчитывая дни до последнего прыжка. Нужно отвечать, но ты уже ответил. Два года назад. Как же горчило тогда на губах кэналлийское…
        - Я не поддамся на шантаж, даже если тебя привяжут к пушке, но и ты через меня перешагнешь. Через всех нас - меня, мать, Малыша…
        - Спасибо, что не добавил «если потребуется», - Рокэ приподнимает бокал, внутри словно алая звезда вспыхивает. Скоро осень, одна осень, ничего, кроме осени…
        Вина сейчас нет и быть не может, но на огонь Рокэ смотрит и здесь. В церкви тихо. Святые отцы уже объяснили Хайнриху, что положено, и теперь все трое глядят на дверцу, над которой кто-то озаботился приладить гирлянду из белых гвоздичек. Рядом, но не вместе стоят Мэллит и возникшая словно бы из ничего Фрида. Единственные женщины в храме, впрочем, мужчин тоже раз, два и обчелся.
        - Удачно складывается… - не поворачивая головы бросает Алва. - Я про твою поездку. Ты не представляешь, до какой степени уже я тебе позволил. Начинают… Утром переговорим.
        - Иди уж! Монсеньор… монсеньоров.
        Лысоватый клирик с благостно-неприятным лицом торжественно ударяет в обитые бронзой створки, и те распахиваются. Бонифаций что-то говорит Хайнриху и делает шаг навстречу собственной супруге, ведущей под локоток страшно серьезную Сэль. Не доходя пары шагов до кардинала, дамы останавливаются, и к ним присоединяется Росио. Глава олларианской церкви, регент Талига и… потаенная любовь невесты, в этом Сэль тоже призналась.
        - Сударыня, - Рокэ в церкви ничем не отличался от Рокэ во дворцах, - нам предстоит уладить некоторую формальность. Являясь, согласно воле Франциска Великого, не только регентом Талига, но и главой олларианской церкви, я вынужден просить вас ответить на вопрос его высокопреосвященства.
        - Да, Монсеньор, я отвечу. - Удержаться от приседания Селина не смогла бы и в Рассвете, то есть в том Рассвете, о котором на гальтарском и талиг вещают церковники. Видел ли хоть кто-то из них, как гнется под южным ветром цветущая ветропляска, а по зеленоватому небу мчатся жемчужные облака? Вряд ли. Увидев подлинник, лгать об истинном не сможешь, разве что молчать.
        - Дочь моя, - подает голос кардинал, - готова ли ты выслушать сего Хайнриха и знаешь ли ты, что он говорит с Создателем на мертвом языке и подносит к губам левую руку?
        Селина знала, это кардинал с Рокэ ни кошки не знают о стоящей перед ним девушке. Эмилю легко негодовать…
        - Во имя Создателя, - басит его высокопреосвященство, - я свидетельствую, что дева сия осознает, кто пред ней, и даю дозволение ему сказать, а ей выслушать.
        - Мэратон, - приятным баритоном подхватывает эсператист, - во имя Создателя и именем святого Адриана свидетельствую чистоту помыслов сего мужа. Да спросит он, что желает знать, и да примет ответ, каким бы тот ни был.
        - Да будет так, - Рокэ собран и напряжен, он готовится не к пьянке, хотя пить ему сегодня придется, пить и петь. «Утром переговорим…» Когда он догадался? Уж не тогда ли, когда ты окончательно решился? Глядя на Сэль.
        - Монсеньор… - заплаканное личико остается прелестным, - помните, вы в Агмштадте взяли меня на свою лошадь? Так мне было проще плакать и совсем не страшно, и дальше тоже… Я пришла к вам из-за Мелхен, и когда у вас получилось, я так радовалась… Но ведь женщины - гадюки, так говорит мама, а она понимает, и вы тоже, у вас же их было много…
        - Много, но с вашей мамой я не согласен.
        - Все время гадюки в самом деле только самые дрянные дамы, но, когда влюбляешься, очень трудно не зазмеиться. Я… Я влюбилась в Монсеньора… В герцога Алву… Когда-нибудь господин Фельсенбург станет почти как он, только я уже буду как маменька, так что все равно ничего не выйдет. Я любила Айрис, но если бы она вышла за Монсеньора, я бы плакала. А если б Монсеньор меня заметил, я бы Айрис предала, но я плохого ей никогда бы не захотела…
        Они долго так просидели. Сэль объясняла, он слушал и, кажется, понимал, не забывая увязывать будущую свадьбу с тем, что собирался сделать сам. Потом девушка вытерла слезы и спросила, пойдет ли Монсеньор к Хайнриху. Монсеньор сказал, что пойдет.
        - Спасибо, - поблагодарила Селина, - только вы, пожалуйста, не расстраивайтесь. Когда Герард попросился с парламентерами, чтобы бесноватые на них напали, ваш брат очень расстроился, но ведь он думал, что Герарда и полковника фок Дахе убьют, а у меня с его величеством все будет очень хорошо. Лучше, чем если бы я все время видела монсеньора Рокэ и думала, что вы могли бы жениться по любви…
        Отвечать было нечего, и он просто поцеловал еще не королеву в лоб. Убедить Хайнриха оказалось проще простого, убеждать Рокэ вообще не понадобится: они очередной раз пришли к одному и тому же. И хорошо, что для матери он просто уедет сперва на свадьбу, а потом к морискам.

3
        Единственным достоинством церемонии, не считая невесты, была краткость. Не прошло и получаса, как все закончилось. Девица Арамона надела гаунасский браслет, а на ручищу Хайнриху как-то напялили талигойский. Оставалось по сему поводу напиться и выкинуть из головы всю аконскую дурь, начиная с влезшей в окошко к Ли поганки фок Дахе и кончая сегодняшним безобразием. Эмиль проводил взглядом исчезающего в дверях жениха и собрался окликнуть Робера, но тем успела завладеть алатка. Ругаться с затеявшим всю эту пакость братцем смысла не имело, к тому же тот на правах друга Хайнриха был занят регентом и девицами, оставалось хоть чем-то сбить злость до вечерней пирушки.
        - Граф, вы очень заняты?
        - Занят? - Савиньяк оглянулся. Позади расправляла шитую серебром перчатку бывшая маркграфиня. - Не сказал бы. Рад, что вам стало лучше.
        - Я в этом отнюдь не уверена.
        - Но вы здесь.
        - Мое отсутствие было бы превратно истолковано.
        - Кем? - без особого вдохновенья откликнулся Эмиль. - Гаунау?
        - Свитой его высокопреосвященства. Она немногочисленна, но весьма наблюдательна, а ссоры между союзниками лучше скрывать. Я имею в виду ссоры сугубо личные. Ее высочество Матильда по большому счету не желала мне дурного. Мне следовало войти в ее положение, раз уж она не смогла или не захотела войти в мое. Вы остаетесь с регентом?
        - Рокэ - глава церкви, и на него обещал навалиться эсператист. Я могу быть вам чем-либо полезен?
        - Вы можете выпить в моем обществе пару бокалов. Мне не хочется оставаться наедине со своими мыслями, они не из веселых.
        - Извольте. - Некоторые мысли и впрямь редкая гадость, а кэналлийское еще никому не вредило. - Но вино не терпит суматохи, а здесь сейчас слишком много политики. Я бы предложил вернуться в резиденцию регента.
        Маркграфиня рассеянно согласилась, она думала о чем-то своем, вернее, пыталась не думать. В карету за негаданной дамой Эмиль не полез, сославшись на необходимость выбрать вино и дать ему отдышаться. Нестись галопом оживленными улицами не дело, но рысь и небо настроение слегка подлатали. Больше не жаждавший смертоубийств маршал оценил запасы кэналлийского и остановился на «Отравленной крови». Когда гостья сменила придворный туалет на простое, почти домашнее платье, вино как раз пришло в должную готовность, впрочем, урожденная герцогиня Ноймаринен это вряд ли поняла. Вина и шадди для родившихся северней Эпинэ то же, что для южан пиво и пироги: привыкнуть и даже полюбить могут, разбираться начнут вряд ли.
        - Бергмарк лишает многого, - призналась беглянка, - вина, музыки, платьев, которые приятно носить и, самое невыносимое, долгих бесед не о еде и не о войне. Я рискую показаться скучной собеседницей, хотя в свое время меня учили поддерживать любой разговор.
        - Красивой женщине трудно не верить, но позвольте усомниться. - Вино неплохое, но не более того. Впрочем, в Аконе выбирать не приходится. - Вы не можете быть скучной, а войны - тем более.
        - Вы ожидаемо вежливы, но война не заменит целый мир, особенно для женщины. Вы не представляете, как порой хочется радости.
        - Вполне законное желание. - Рокэ сидеть с клириками часа три, не меньше, а Лионелю столько же развлекать гаунау. - К счастью, в Аконе умеют радоваться, вы увидите это не позднее, чем нынешним вечером.
        - О нет, - собеседница едва заметно поморщилась. - Я не могла не показаться на церемонии, но к застолью все еще не готова. Мне будет трудно сидеть за одним столом с ее высочеством и гаунау. Маркграф младше Хайнриха на двадцать с лишним лет, но я не смогу не вспоминать свою свадьбу и бергерское веселье, на котором мне приходилось присутствовать… Пойми я вовремя, что меня ждет, я бы уподобилась моей невестке, впрочем, Леоне было проще, дядя Фердинанд вызывал у нее отвращение. Подобный довод красивый мужчина понять в состоянии, герцог Алва, по крайней мере, понял, но мою судьбу решали мама и Сильвестр.
        - Зачем вы вспоминаете то, что вам неприятно? - укорил Эмиль, освежая бокалы. Мать все эти намеки наверняка бы поняла, как и Ли. Его бы сюда, в наказанье за нынешние выходки! - И вы зря решили сказаться больной, ведь Рокэ где-то добыл гитару.
        - Я не большая ценительница кэналлийской музыки, она меня почти пугает.
        - Но что-то же должно вас радовать?
        - Понимание, - женщина подняла глаза. - Понимание и уважение. Мне очень одиноко, господин маршал. Нет, я к этому привыкла, но иногда пустота становится невыносимой. Вы можете меня утешить?
        - Я готов сделать все, что в моих силах.
        - Вы рискуете, я могу поймать вас на слове.
        - Попробуйте.
        - Нет, это будет слишком. Граф, вы очень любите госпожу Скварца?
        - Да.
        Хочешь показаться уверенным, говори твердо и коротко, но бедняжке на самом деле не позавидуешь. Как и Селине, а Ли все же редкая дрянь. Всунуть после себя шестидесятилетнего кабана, пусть и коронованного…
        - А теперь спросите, - напомнила о себе бывшая узница Бергмарк, - зачем мне знать о вашей любви.
        - За этим кроется какая-то загадка?
        - Нет, но я в карете продумала нашу с вами беседу до мелочей. Вы должны мне помочь.
        - Извольте, сударыня. Зачем вы хотите знать о моих чувствах к Франческе?
        - Вы не лжете, - теперь она расправляет манжет, - ведь вы назвали свою возлюбленную по имени. Она в самом деле напоминает вам мать?
        - Да, и не только внешне.
        - Вам нравятся сдержанные худощавые южанки. Какое счастье, что я в вас не влюблена. Надеюсь, я вас не обидела?
        - Вы меня озадачили. Обычно дама говорит подобное в ответ на неуместное признание.
        - Обычно… Но можно ли назвать обычным событье, свидетелями которого мы стали? Нашу встречу, меня, вас? Любовь, моя или ваша, была бы в самом деле неуместна, но ее нет, а мы есть. Граф, я намерена вас задержать. Нет, вы успеете на вашу вечеринку с гаунау и гитарой.
        - Я к вашим услугам.
        - Вы об этом уже говорили. Сударь, мне нужны ваши поцелуи. Спрашивайте, для чего.
        - Для чего, сударыня?
        - Чтобы понять, хочу ли я большего. Мне кажется, что хочу.
        - После того, что я сказал про Франческу?
        - Именно. Не будь ваше сердце занято, и тем более почувствуй я в вас поклонника, я бы прервала разговор, но мы друг другу не опасны. Что до госпожи Скварца, то если она похожа на графиню Савиньяк, ваша мимолетная связь ее даже не позабавит, она ей польстит. Женщинам нравится подавать милостыню неудачницам.
        - Бред какой-то… Сударыня, я ничего не понимаю и не хочу понимать.
        - Неважно. Главное, вы можете меня поцеловать. Сейчас вы должны спросить, зачем?
        Хотелось не спрашивать, а удрать, и Эмиль бы удрал, не будь это дочка Рудольфа, с которым у Ли и без того не все гладко. А у матери не ладится со старой герцогиней… Обиженная Урфрида прибавит новых сложностей, да еще перед новой кампанией.
        - Я жду ответа, вернее, вопроса.
        - Извольте. Зачем, сударыня?
        - Потому что мне плохо, граф… Мне очень плохо. Девица Арамона выходит за гаунау чуть не с удовольствием, что неудивительно, если вспомнить дом, в котором она росла. Я смотрела на нее, а видела себя, готовую к жертве, только это оказалось не нужно ни Талигу, ни хотя бы маркграфу. Равнодушие унизительнее насилия, теперь я это знаю. Я не любила супруга и никогда бы не смогла полюбить, но я не сомневалась, что он меня оценит, как отец оценил маму. Принцессу, отданную вассалу в обмен на верность. Я слишком откровенна, вам это должно быть неприятно, но, возможно, вы все же поймете, а нет… Что ж, вам объяснит любимая супруга.
        - Вы обо мне слишком дурного мнения. - Вот без чего Франческа обойдется, так это без подобных откровений! Но Вольфганг-Иоганн мог бы быть к жене и повнимательней.
        - С теми, о ком я дурного мнения, я избегаю говорить. - Смотреть в глаза герцогиня умела, и ей это шло. - Возможно, я в самом деле нездорова, но если вы сейчас встанете и уйдете, мне будет больно. У вас было много любовниц, я знаю. Неужели я хуже их всех?
        - Я не могу сравнивать. - Если б только она не была дочкой Рудольфа! - Сейчас у меня есть невеста и я… слишком уважаю вашего отца.
        - Я так и знала! - она неторопливо допила вино и внезапно резко поднялась, с силой оттолкнув пустой бокал, тот опрокинулся, покатился… Подхватить беглеца Урфрида не успела, раздался печальный звон.
        - Разбился, - с каким-то удивлением произнесла женщина. - Прошу меня простить, алатский хрусталь на севере редкость.
        - Ничего страшного. Сегодня умрет много бокалов, одним больше, одним меньше…
        - Умрет?
        - Суеверье. Изначально алатское, но теперь еще и кэналлийское. Мне так или иначе сегодня предстояло бить посуду. Ваше здоровье, сударыня. Радуйтесь.
        Брызнувшие осколки в свете свечей кажутся искрами… Пирушка вот-вот начнется, пора выбираться.
        - Благодарю вас, маршал. Я бы хотела радоваться, очень хотела, но меня растили для другого. Дочь бывшего Первого маршала, внучка короля… Никто не рискнет ко мне притронуться из уважения… к отцу, к матери, ко мне самой! Я не женщина, я - залог, задаток, подпись на договоре… Со мной можно разве что исполнять супружеский долг. Если будет приказ. Зато все проныры Талига готовы пасть к моим ногам, то есть к ногам отца и мамы. Для них я - ступенька наверх, а мне-то как быть? Юности у меня не было, молодости тоже скоро не будет. Граф Лэкдеми, вы или поцелуете меня, или уйдете! Слушать, как играет на гитаре Кэналлийский Ворон!
        Стоит и смотрит. Глаза большие, светлые, словно бы полные свечей. Ей в самом деле не позавидуешь…
        - Сударыня, отойдемте, здесь всюду осколки.
        - Если вы поранитесь, я вас перевяжу. Нас с сестрой этому учили.
        - А если поранитесь вы?
        - Будет немного крови, только и всего, а крови урожденная герцогиня Ноймаринен не испугается. Ни чужой, ни тем паче своей.

4
        Робер вытащил едва ли не силком врученные ему Марселем часы. До появления дам и гаунау оставалось от силы полчаса, а Эмиля где-то носило. Иноходец убрал подарок и покосился на регента, в ответ раздался струнный перебор - Алва взялся настраивать гитару. Захватившие угол возле печи клирики вовсю беседовали с Райнштайнером, зато Савиньяк с бокалом вина как раз отошел к окну. Найти более подходящий момент выйдет вряд ли, особенно при Матильде, а объясниться Робер собирался уже который день. Конечно, Лионелю в Гаунау и у морисских союзников вряд ли что-то грозит, очищать сперва Олларию, а затем и Кольцо всяко опасней, но на Изломе лучше ничего не откладывать. И не на Изломе тоже.
        На столах ждали своего часа уже откупоренные бутылки, возле них шеренгами выстроился алатский хрусталь, а чем-то занять руки хотелось. Робер тронул намертво заживший шрам и взял бокал.
        - Слева, - подсказал, не поднимая головы, Рокэ, - «Черная кровь», а маршалу маршала проще звать по имени.
        Робер кивнул, хотя Ворон вряд ли заметил. В юности Эпинэ всей «крови» предпочитал Драконью, потом бывал рад любой, а прошлой зимой привык к Змеиной. Сейчас опять стало все равно, Черная так Черная.
        Темно-красная струя полилась в мерцающий хрусталь, как в песню, ту самую, про полночь и разбитый бокал. Рокэ играл что-то другое, то есть даже еще не играл, примеривался, Райнштайнер продолжал болтовню со святыми отцами, Савиньяк смотрел в ночь…
        - Лионель, - окликнуть сына Арлетты по имени Робер себя все же заставил, - я знаю, вы уезжаете, а Эмиль где-то ходит.
        - Ему не нравится будущая свадьба, - Савиньяк неторопливо обернулся, его бокал был почти полон. - Брат не знает всей подоплеки, а вы?
        - Наверное, тоже. Мэллит расстроена, но невеста, кажется, нет.
        - Вы правы. Как ни странно, этот брак может оказаться удачным. Вы готовы за это выпить?
        - Да. - Странная девушка, пошедшая за сестрой в Багерлее, скоро уедет навсегда. Немного жаль, но счастья Селина заслуживает. - Я должен вас поблагодарить за то, что вы… хотели, чтобы я вернулся.
        - Не стоит.
        - Неважно, что не вышло, главное, что вы хотели помочь. Не мне, я понимаю, Жозине.
        - Не я и не ей. - Лионель посторонился, освобождая место у провала в ночь. - Вмешаться меня убедила мать, а ей в свою очередь подсказал Бертрам, которого все сильней раздражали Колиньяры.
        - Бертрам?
        - Граф Валмон. Но в Эпинэ мать в самом деле отправилась сама, и ей это пошло на пользу. Она слишком долго пробыла наедине с памятью счастья, а мы это ее одиночество еще и охраняли. От беды надо уводить, а то и гнать, но вы, кажется, ушли сами.
        - Я об этом не думал… Времени не было.
        - Это в самом деле спасает. Вы подошли, потому что я для вас последний чужой в нашем семействе?
        - Да, - подтвердил Робер и тут же понял, что это уже не так. - Вы уезжаете, я должен был что-то сказать, а что - сам не знал. С Эмилем просто вышло, было сражение, а это всегда дело.
        - Сейчас дел тоже хватит. Будущая весна выйдет кровавой, и нам очень повезет, если крови будет всего лишь по колено. Перед последним прыжком Рокэ придется заехать в Старую Придду. Я знаю, что вы оттуда сбежали, но мать, если Бертраму не удастся вернуть ее в Эпинэ, будет рада вас повидать.
        - Я приеду, - пообещал, вернее, поклялся Робер. - Вы думаете, в Старой Придде станет опасно?
        - В последнее время то, что кажется опасным, чаще всего таковым и оказывается, но это не страшно. Хуже, когда убежища оборачиваются ловушками, но нам бежать нельзя. Известная вам Мэллит сказала бы, что первородным следует драться.
        - Она в самом деле такое сказала… Вы ее прежде не знали, Мэллит была совсем другой. Счастье, что она ожила, я на это даже не надеялся!
        - Девушка бросилась спасать Олларию, а спасла себя, так чаще всего и бывает. Простите, мне придется присоединиться к Хайнриху, или знаете что, идемте-ка вместе.
        - Хорошо, - согласился Робер, наскоро допивая свое вино. Рассмотреть только что ввалившегося Хайнриха он успел еще вчера, но о чем с ним говорить, не представлял. Тенькнули струны - Рокэ отложил гитару и теперь обнимался с бывшим врагом. - Этот Излом все ставит с ног на голову!
        - Или наоборот, - мотнул льняной головой Лионель. - Все оборачивается к лучшему, если не для нас, то для будущих унаров. Ну и для Золотых Земель.
        - Я слишком мало выпил… для философии.
        - Доберете позже. С Рокэ.
        - Эй, - громыхнуло от стола, - Савиньяк и второй маршал, а ну давайте сюда!
        Лионель усмехнулся и подхватил Робера под руку, в юности они были на «ты», сейчас не получилось, но ниточка вроде бы протянулась. Жаль, Лионель уезжает, хотя это-то понятно - с морисками, кроме него, управится лишь Алва.
        - Идем, - запоздало согласился Иноходец, но до стола они так и не добрались - появились дамы, и Рокэ, быстро поставив бокал на стол, направился к невесте. Жених, хохотнув, ринулся к Матильде, и в темном дверном окладе осталась одинокая Мэллит. Будто древняя икона. От невозможной, почти бесплотной красоты заколотилось сердце, и Робер остановился, хотя отвести девушку к столу уместней всех было бы ему. Отвел Лионель, с придворной изысканностью предложивший гоганни руку, которую та спокойно приняла. Хоть бы избранник Мэллит не оказался ревнивцем и умел ждать, ведь поездка в Липпе съест месяцев шесть, не меньше. Это хорошо, потому что в Гаунау сейчас безопасней, чем в Талиге. И это плохо для едва родившейся любви.

5
        Если б только Селине довелось пройти рука об руку с любимым, зная, что придет ночь и с ней счастье! Гоганни могла видеть подругу и рядом с ней того, кто был для Сэль тьмой и светом. Регент пожелал остановить Шар Судеб, и Мэллит верила, что это ему по силам, но спасти подругу от ночных слез властно лишь время. Ничтожную спасли слова бригадира Придда и честность подобного Флоху, но что бы с ней сталось в браке с исполненным удручающих достоинств Давенпортом? Названный Чарльзом знаменит, знатен и богат, однако идти к нему то же, что в тюрьму. Разбить ноги, спеша за помощью, и остаться с теми, кого ждет бой, легче, чем видеть над собой глаза, полные ненужной любви.
        - Мэллица! - Сильная рука ложится на плечо, и это рука Царственной. - Не смей глядеть в пол, дороги не будет. Бери вино!
        - Я возьму, - протянуть руку, принять поданный первородным бокал, на мгновенье ощутив жар его пальцев. - Я буду смотреть вперед.
        - Это всем не помешает. - В бокале Хайнриха было отнюдь не вино, но чем обильней телом пьющий, тем дольше он выдержит. - Но и пройденных дорог забывать не след. Кем бы мы сейчас были без своих предков и без своих богов и что нам дал чужой бог? Грязь и глупость!
        - Грязь на руках передающего, - улыбнулся серый священник, а черный грозно свел брови и добавил, что глупость в головах берущих.
        - На языках бранящихся она, - в руках Царственной сверкал полный заката кубок. - Мы браниться собирались или радоваться?
        - Радуйтесь! - велел Монсеньор монсеньоров и, допив, швырнул драгоценный хрусталь о стену. - Ваше величество, попробуйте, ручаюсь, вам понравится!
        - Дай допью сперва! - нареченный Хайнрихом втянул в себя касеру, подобно быку. - Чужую посуду я прежде не бил. Вот армии - случалось… Под Малеттой вышло бы по-моему, если б не ты!
        - А что мне оставалось? - Регент смотрел на короля, но кого он видел? - Думай я тогда о Талиге, возможно, я б и сдержался, только я думал о фок Варзов. Но получилось неплохо.
        - Для Талига, - гаунау не злился, он для этого был слишком силен и доволен настоящим. - А сейчас ты о чем думаешь?
        - Трудно сказать, - пальцы Повелевающего ветрами пробежали по струнам, - видимо, о закате.
        - Есть такая песенка, - как похожи взгляды двоих первородных, но только ли взгляды? - Я узнал ее в Алвасете, я многое там узнал.
        - В Алвасете он узнал… Господарь Сакацкий! - Царственная не пожалела прошлого, разве стала бы она жалеть бокал?! Зазвенело и вспыхнуло. - Ты когда в Алате-то был?
        Нареченный Ли ответил. На чужом языке, который Мэллит узнала, но не поняла, лишь вспомнила, как летели качели и пели скрипки.
        - Радуйся, Мэллит! - первородный Робер был рядом. Как жаль, что он слишком долго ехал в Акону. - Будь счастлива!
        - Я буду! - Отец отца был бы оскорблен, но она больше не ничтожная Мэллит, она Мэллица и Мелхен, она дралась и, если нужно, будет драться вновь. Звон гитары, чужие слова, родные люди, вкус вина на губах, огонь, как много огня! - Пусть Шар Судеб минует лучших… Живите!
        - Так и будет!
        Черный кардинал не просто крушит свой кубок, он топчет осколки сапогом, ему весело, он хохочет, и вместе с ним хохочет Царственная. Улыбается первородный Ли, его руки пусты, серый епископ и Робер тоже разбили ненужное, но Сэль? Она смотрит на того, кто войдет к ней в Весенний праздник.
        - Ваше Величество, - просит она, - разбейте бокал, иначе будет неправильно.
        - Это еще почему? - рычит король. - Сама не бьешь, а указывать взялась!
        Если он разгневается и вернет браслет, первородный Робер явит свое благородство, а регент даст согласие. Так будет лучше для подруги, а Папенька отступит перед регентом! Перед ним отступят все, кроме подобного Флоху.
        - Ваше величество, - объясняет Селина, - у всех собирается много плохого и того, что больше не нужно. Все это можно выкидывать или отдавать тем, кому оно нужно, а можно держать при себе, но тогда наберется много лишнего, оно будет валяться и собирать пыль. Мама старье всегда выбрасывала, хотя папенька ругался… Я очень много говорю, но мне хочется, чтобы вы поняли, что без ненужного чище жить.
        - А посуду-то бить зачем? Я понимаю, в драке…
        - Но… Ваше величество, - на глазах Сэль появляются слезы, - это то же самое… Мы выкидываем ненужное, только его не видно. Ее величество говорила, что забывать нельзя, а нужно отбрасывать…
        - Так, вернее, почти так, учил святой Адриан, - серый епископ выходит вперед, но его сразу же заслоняет черный кардинал. - Забывать свойственно трусости, сила помнит, но не оглядывается без необходимости.
        - А потому не жалей земное и смейся над скупостью да крохоборством. Стаканы сии алатские хороши, да пусты, лучшее, что в них было, уже в нас. Так ли, душа моя?
        - Было б не так, не били бы, - Царственная берет черного за руку, и сердце Мэллит ликует, ведь оно видит любовь. - Слушай, твое величество, будешь и дальше над стекляшкой трястись, ей-же-ей решу, что не сдуру я с тобой не связалась, а от ума великого.
        - Его высокопреосвященство, вне всякого сомнения, так и полагает, - серый епископ улыбался, как улыбнулся бы унесший со стола рыбу кот. - Ведь тогда бы ее высочество сейчас была бы королевой Гаунау.
        - Может, и была б… Твое величество, ну твою же кавалерию!
        - Ваше величество, - Селины было не разглядеть, но голос подруги звучит твердо, - давайте мы разобьем бокалы вместе. Я этого тоже никогда не делала.
        - Ну давай, - именуемый Хайнрихом глядит на сверкающий цветок в своей руке… - Горностайка.
        Мэллит видела, как поднялась могучая рука, как поймали огонь свечей подобные инею осколки, и хрустальный звон слился с песней струн.
        - Именем Адриана, - твердо произносит серый епископ, - подтверждаю обручение воина и девы, да пройдут они вместе назначенной им дорогой и да исполнят то многое, что им под силу.
        - Спасибо, ваше преосвященство, я постараюсь, - благодарит подруга. - Ваше преосвященство, я хотела с вами поговорить о ее величестве, но сейчас, наверное, неудобно?
        - Наговоритесь еще. - Большой король шагает к столу, и Мэллит видит подругу и возле нее нареченного Робером… Как же они прекрасны рядом, но это больше ничего не значит.
        Глава 3
        Акона. Старая Придда
        1 год К. Вт. 12 - 14-й день Зимних Волн

1
        С фрошерами Юхан свыкся еще в Хексберг, и все равно при виде пресловутого Алвы шкиперские поджилки не затряслись лишь чудом, хотя Ворон вроде был в духе. Сидел себе, попивал вино, чем-то смахивая на Бешеного, но выпрашивать у такого кэналлийское Добряк бы не рискнул. Больше всего Юхану хотелось убраться куда подальше, но тут, пожалуй, уберешься. Досиделся до штормяги, вот и любуйся!
        - Это вы видели меня при Хексберг? - кэналлиец глядел с веселым любопытством. Ну прямо дите муху приметило, сейчас крылышки отрывать примется. - Поведайте, интересно же!
        - Да не видел я ничего! - Ворону лучше не врать, целей будешь. - Убраться-то я из залива убрался, только и дальше жить надо. Если удирать от вас, вопросов не будет, тут не то что в Ардору, к Агмарену чесанешь.
        - И всё?
        - Ну… Приплатили мне, не без того, но это потом, когда в порту вовсю уже языки чесали. Пихали б мне в рот свою байку, я бы отказался, а тут так и так наплетено, да и человек этот… Чудной он был. Мне, говорит, ложь без надобности, что видели, то и говорите. А я уже во вранье, как муха в варенье, значит только дальше.
        - Несомненно, - кивнул Ворон. - Жаль, конечно, что вы меня не видели, но хоть что-то разглядеть получилось?
        - Альмейду, что ли? - слегка растерялся шкипер. - Так он не прятался вроде. Ледяной… адмирал цур зее у вас, он лучше расскажет, ну и молодой Фельсенбург тоже, они в самой гуще были, а я что? С купцами толкался, пока на нас не поперли, ну а потом удрал. Врать не стану, свезло.
        - О везении и поговорим, - Алва кивнул на стол, где стояли бутылки. - Пьете?
        - Пью. - Тут деваться некуда, тут только как на духу! - Можжевеловую. С собой обычно таскаю, угостил бы, но кто вы, а кто я? Да и дрянная она здесь…
        - Море всех равняет, особенно в бурю. - Что-то взмыло вверх, пришлось ловить. Оказалось - фляга.
        - Ничего ж себе! «Каммориста»…
        - Теньент Рубен Аррохадо, - Ворон слегка наклонил голову, будто представился. - Эномбрэдастрапэ!
        - Ваше здоровьечко.
        - Благодарю. Про сражение я знаю, к тому же оно кончилось. Расскажите про шторм и ваш выбор. Почему Ардора?
        - Так… - Про интенданта промолчим, про остальное почему б и не сказать? - Выскочить из залива мне пофартило, а дальше либо домой, либо на юг. Домой боязно было, душу из свидетелей крючкотворы точно вытрясать бы стали, а в таком деле наш брат что ни скажи, чей-нибудь хвост да отдавишь, ну и… Может, оно и придурь, но я ровно знал откуда-то: нельзя сейчас на север! Нельзя, и всё.
        - Прежде с вами такое случалось?
        - Чтоб совсем так - нет, хотя я везучий! - Был. До сегодняшнего дня, а теперь поглядим, чем обернется. - Непогоду я частенько чую, но не в ней дело и не в том, что вы… то есть флот ваш в заливе выделывал.
        - Вы почувствовали, что пора бежать? - донеслось от окна. - И поняли, в каком направлении?
        - Вот-вот, - Юхан обернулся и увидел Леворукого, как он есть! Белявого и с бокалом. - Будто под ногами… под водой что-то такое ворочалось, сейчас сожрет, и деваться некуда, кроме дорожки одной…
        - Да, это оно, - сверкнул черными зенками Леворукий. - Значит, не только горы.
        - Значит, не только, - подтвердил Алва. - Не пугайтесь, это граф Савиньяк.
        - Понял. - Так вот кто придурка Фридриха уходил, а через то и кесарию! Без этого черноглазого пластужий потрох так и сидел бы в Гаунау, глядишь, и Эйнрехт бы на уши не встал.
        - Вы чем-то озадачены? - полюбопытствовал Ворон. - Чем?
        - Не то чтобы… - А, была не была! - Это ведь он… граф Савиньяк принца нашего недоделанного разбил, ну а тот кесаря до удара довел и в регенты выскочил. Теперь ни кесаря, ни кесарии… Вам-то, ясное дело, иначе никак не выходило, а нам-то каково?
        - Примерно так же, как нам и гайифцам, - Савиньяк сощурился не хуже кошки. - Останься Фридрих в Гаунау, мятежники растерзали бы кесаря, только и всего. Частности были б иными, но главное бы не изменилось.
        - Частности? - переспросил Юхан. Не из тупости, выгадывая время. - Это суд над Ледяным, что ли? Или то, что Бермессера нам прищучить удалось? Ну то есть не нам, а Вальдесу вашему, только он добычу Ледяному отдал.
        - Да, пожалуй, Бермессеру могло и повезти. - Леворукий Савиньяк приподнял бокал. - Если б его не повесили до мятежа, он бы сейчас ходил в канцлерах. Правда, боюсь, Дриксен бы в таком случае осталась без молодого Фельсенбурга.
        - Убили бы? - в лоб спросил Юхан.
        - Не обязательно, - отмахнулся Алва. - Вальдес добыл для вас патент на торговлю кэналлийским?
        - Добыл. - Отберет? Да нет, не похоже. - Я в Фельп собирался. С принцем ихним…
        - С принцем?
        - Луиджи Джильди который.
        - Кстати, напомнили, благодарю. Кэналлийское - ваше, как-никак вы меня видели у Хексберг, в этом что-то есть. Мало того, вы сможете ходить Астраповыми вратами и участвовать в дигадских торгах. Если скажете, почему не отправились в Фельп с его высочеством.
        - Если б сам знал, - вот теперь Юхан растерялся. - Я ж себе второй кораблик надумал, даже шкипера приглядел. И господин адмирал с патентом, и фрахт, все одно к одному - и бац! Ровно помраченье нашло, отказался, теперь посуху скачу…
        - То есть кошек возите.
        - Так Вальдес велел… Правда, я еще и торганул по мелочи, немного, только чтоб убытки покрыть.
        - Не будет у вас больше убытков, разве что голова, но это со всеми случиться может. Здесь вы с деликатным делом?
        - Ну…
        - Это пока мало кто знает, но вчера девица Арамона в присутствии кардинала Талига и епископа Славы Луциана обручилась с его величеством Хайнрихом.
        - Про это я как раз знаю. - Прости, незабудка, но морочить голову Ворону дураков нет. - Мне письмо для господина Руперта передали.
        - Надеюсь, вы его прочли?
        - Может, и прочел бы, - а вот тут лучше приврать, - только сказали мне, что я везу. За такие новости некоторые и убить могут, вот девицы и озаботились предупредить, сердечки-то у обеих золотые. И у невесты, и у подружки ее, письмо мне она принесла.
        - Насколько я сумел понять «господина Руперта», - утешил Ворон, - пострадаете не вы, а Бруно с адъютантами, хотя можно попробовать спасти и их. Свадьба состоится в Липпе на Весенний Излом. Нареченные поедут через Бергмарк, так что, выехав из Доннервальда не позже восемнадцатого, их вполне можно нагнать возле Кнебенау и принести поздравления. Если, конечно, счесть это нужным. Я бы на месте Фельсенбурга счел.
        - Так и я бы! - с ходу выпалил Юхан, которому незабудкина свадьба была не по душе. Как и ее подружке, и бравому «фульгату»… Вот Алва, тот мог эту дурь с ходу прекратить, не прекратил, а теперь что-то затевает. На пару со своим Леворуким… Фельсенбурга вот за каким-то змеем приплел. Хотел бы Хайнриха прикончить, придумал бы что попроще, да и не резон Талигу с Гаунау сейчас собачиться, не для того спелись.
        - Времена сейчас своеобразные, - изволил посочувствовать Кэналлийский Ворон, - так что вас проводят «фульгаты» Уилера. Учтите, я был бы рад повидаться с господином Рупертом после того, как он уладит свои дела. Некоторые затеи просто отлично отвлекают от сердечных неудач.
        - Это я объясню, - вмешался от своего окна Савиньяк. - Если, конечно, он нас догонит.
        Юхан смолчал. Расписываться за Фельсенбурга было делом тухлым, а обещать этим двоим и не исполнить… Нет уж, господа селедки, для такой дури ищите кого другого! Вот если влюбленный шквал с места таки сорвется, мы о себе напомним.

2
        Перевод не получался. Нет, это не было печально, это было унизительно и обидно, а ведь сперва затея сложной не казалась. Марсель с легкостью распознал слова алвасетской песенки, а напевшая ее маркиза Ноймар подтвердила отсутствие подвохов и двусмысленностей. Увы, на талиг все очарование пропадало напрочь, а рваный ритм казался неряшливым. Виконт попробовал его выровнять, сохранив смысл, но кэналлийская страсть, будучи втиснута сперва в сонет, а затем в рондель, утратила свою тревожную дикость. Словно загадочный Черный гость обратился в расфуфыренного героя мистерии. Валме по-адуански выругался, потревожив дремавшего под столом Котика, скомкал испорченный лист и вернулся к тому, с чего начал, а именно записал кэналлийские слова и над ними перевод.
        Черная лошадь бредет краем моря, она хочет пить.
        Это моя любовь.
        Я знаю об этом, я не оглянусь.
        Стальной клинок спит в ножнах, я - его сон.
        Он - моя тоска.
        Она со мной в седле, я еду вперед.
        Ты смотришь в окно и ждешь другого,
        Ты - моя жизнь.
        Я еду мимо твоего окна, я не оглянусь…
        У кэналлийцев «Я еду мимо твоего окна», «она со мной в седле» и «я знаю об этом» совпадало и по ударениям, и по числу слогов, вписываясь в тот самый закатный ритм, где ехало четверо конных; на талиг оно хромало на все четыре ноги, а упрощенную триаду «я это знаю», «я это помню», «я еду мимо» Валме с негодованием отверг. И уперся в тупик. Без окна, у которого ждут другого, выходило пошло, с окном - коряво. Терзания грозили затянуться, и вдобавок одолженный у дядюшки Маркуса слуга доложил о визите дамы. Наверняка кто-то из Гогенлоэ или, того хуже, мамаша Тристрам с очередным отчетом о достоинствах своей «милой Марии» и недостатках прочих девиц. Марсель слегка поморщился и велел уточнить.
        - Вас желает видеть госпожа Скварца, - невозмутимо уточнил истукан в ливрее. Рука виконта самочинно метнулась к отсутствующему шейному платку, но внутренний посол бдил, и вульгарный жест оказался единственным.
        - Просите, - распорядился Марсель, все еще не веря, что это Франческа.
        Меньше чем через минуту сомненья развеялись: в дверях стояла она. Уже избавившаяся от плаща и перчаток, еще румяная и с небрежно забранными в сетку волосами.
        - Добрый вечер, виконт, - поздоровалась негаданная гостья, - я вновь вынуждена искать вашей помощи. Графиня Савиньяк в отъезде, а просить гостеприимства герцогини Ноймаринен мне бы по ряду причин не хотелось.
        - Сударыня, я польщен и счастлив! - Она стала еще красивей! Этот румянец, эти тени от ресниц… - Прошу вас сесть. Не смею гадать обо всех отвращающих вас от герцогини причинах, но не является ли одной из них мой родитель?
        - Вы угадали, - несбывшееся грациозно опустилось в кресло. Какое счастье, что Маркус знает толк в удобствах и обладает недурным вкусом. - Проэмперадор Юга полагает, что в Старой Придде мне уместней вести себя как частное лицо. Я привезла письма вам и графине Арлетте.
        - Она должна вскоре вернуться. - Если курьер выедет тотчас, графиня в лучшем случае объявится к концу месяца. - Но вы прекрасно устроитесь прямо сейчас. Вам подготовят комнаты, в которых останавливаются гости графини, это небольшая, выдержанная в прохладных тонах анфилада, она удобна и довольно-таки приятна.
        - Я слишком много времени провела в дороге, чтобы капризничать. - Франческа знакомо тронула пальцем щеку. - Но не сочтет ли графиня меня захватчицей? Мы имеем обыкновение судить о других по себе, а я бы не обрадовалась, по возвращении обнаружив в своем доме посторонних.
        - Посторонние там и так ежедневно бывают, - утешил виконт, благоразумно умолчав о возникавших у Готти на сей счет подозрениях. - Зимой в здешних краях приходится ежедневно топить, иначе уже через неделю на стенах и мебели появляется плесень, поэтому за обителью Савиньяков в отсутствие хозяйки присматривает дворецкий моего дядюшки маркиза Фарнэби. Но, если вам так будет удобней, я сообщу графине, что вас вселил я. Выполняя волю дражайшего родителя.
        - Но вы еще не прочли его письма.
        - В некоторых случаях это излишне. Вы были гостьей Валмона и не могли не заметить, что в нашем доме волю хозяина принято предвосхищать.
        - Пожалуй. Что ж, мой багаж в карете, вернее, мой багаж и ваши письма. Я забыла сказать, что вам написала еще и матушка.
        - Вы устали. - О графине Валмон забывают все, кроме слуг и папеньки, который в данном случае полагает свою памятливость чрезмерной. - Бокал вина или шадди?
        - Шадди, если он сопоставим с тем, что подают в Валмоне.
        - Буфетчик маркиза Фарнэби рожден в Рафиано, - Валме с законной гордостью дернул звонок и спохватился: - Готти, встань и поздоровайся.
        Волкодав мог бы выказать и больше чувств. Знакомство вышло несколько формальным, из чего следовало, что госпожа Скварца думает о другом и не имеет при себе ничего вкусного.
        - Сударыня, - поспешил загладить неловкость Марсель, - ваше появление так потрясло Готти, что он не смог выразить, сколь счастлив встретить вас. Это за него делаю я.
        - Вы вежливы, - улыбнулась успевшая стать невестой вдова, - однако вашего письма я так и не дождалась. Это было печально.
        Еще никогда Марсель так не радовался появлению слуг. Распоряжения, подробности которых позавидовал бы сам Райнштайнер, дали время залатать пробитую в сердце брешь. Когда дверь закрылась, наследник Валмонов был спокоен и сдержанно любезен.
        - Я не отрицаю своей вины, - суховато признался он, - меня несколько оправдывают разве что Излом, требующий от офицера для особых поручений при особе регента сосредоточения всех сил, и ваше грядущее счастье. Я все еще должным образом вас не поздравил, но к свадьбе отыщу достойный подарок.
        Ройя, ей нужна ройя! Алая, неистовая, зовущая… Пусть черная реже и почитается сказкой, Франческе она не пойдет. Рэй Эчеверрия, получив весть от соберано, рвался за нее отплатить, вот пусть и добывает.
        - Я доверяю вашему вкусу, - женщина задумчиво взглянула на свою руку, наверняка под серебристым мехом прятался браслет с оленем. - Другое дело, что я не знаю, состоится ли свадьба.
        Удержаться от пошлого возгласа виконту удалось, и воцарилась неловкая тишина. Гостья смотрела не то на огонек свечи, не то сквозь него, а шадди варится долго, значит, придется говорить.
        - Будущее всегда несколько туманно… - Чтобы Котик подал голос, нужно прищелкнуть пальцами, а проделать это незаметно не выйдет. - Именно поэтому в великой Бакрии в моде довольно любопытные гадания. Их проводят на закате, еще нужны черный камень и вода.
        - Не сомневаюсь, что это зрелище впечатляет. Вы не только вежливы, виконт, вы тактичны, но с тех пор, как мы расстались, я стала откровенней с друзьями, а вы должны стать моим другом.
        - Мне казалось, я уже стал им.
        - Вы не писали и, возможно, были правы, ведь я, не успев износить башмаков, начала думать о том, как вновь стать счастливой. В Фельпе мне это казалось невозможным, и я вспоминала вас, пока мне не прислали убийцу Муцио. После этого я нашла чем себя занять и почти забыла о бегстве. Не знаю, угодила ли я этим Леворукому или наоборот, но он вмешался, и я надела браслет с оленем. Ваш отец обмолвился, что я правильно выбрала дом, но не будущего мужа.
        - Отец пристрастен, он давний друг графини Савиньяк. - Старый греховодник ни кошки не понимает или… наоборот?! Тогда он что, решил проверить наследника? За счет Елены, в письмо которой нахально сунул нос? - Вы несколько напоминаете графиню в юности.
        - Граф Лэкдеми мне напомнил Муцио, с которым я была счастлива почти два года, но сколько бы продлилось наше счастье? Мне кажется, виконт, я слегка увлеклась вашим отцом.
        - Сожалею…
        - Не стоит. Можно любить разные книги и разные вина, а людей сравнивают как с первым, так и со вторым. Вы не знаете, как себя чувствует граф Лэкдеми? Что он был контужен, мне сообщили.
        - Насколько мне известно, он полностью оправился.
        О том, что красивого маршала лягнула умирающая лошадь, Марсель умолчал. Эмиль все еще мог стать мужем Франчески, следовательно, с ним не должно было случиться ничего нелепого и смешного… Но папенька, о чем он думал, намекая на Лионеля?! А Елена… Маэстро Гроссфихтенбаум ждет заказа, так что отступать некуда.
        Марсель все же прищелкнул пальцами, вынуждая Котика вмешаться в становящийся опасным разговор. Франческа мило улыбнулась и заговорила о львах на паонских шпалерах, по ее мнению, они слегка напоминали собак. По мнению Валме, сам он сейчас слегка напоминал алвасетского певца.
        Я еду мимо твоего окна, я не оглянусь…
        Он проедет и не оглянется, а маэстро пусть берется за дело, это будет… Это будет прекрасно, и это будет навеки.

3
        Денек обещал стать не слишком морозным и при этом ясным, для поездки лучше не придумать, только ни в какую Гаунау Матильде больше не хотелось. Вернее, не хотелось отправляться туда без Бонифация, но кардиналу место в Талиге, а раз так, нечего зря душу мотать. Ее высокопреосвященства торжественно сунула за пазуху полную флягу и как могла нахально объявила:
        - А король-то всяко не хуже маршала! С таким не заскучаешь.
        - Дельный король, - не повел и бровью Бонифаций, - с другим бы я тебя и не пустил. Ты бы села - как запрягут, доложат, а говорить сподручней сидючи.
        - А то ночью не договорили? - хохотнула алатка, плюхаясь в кресло. Кресло выдержало, благоверный поморщился.
        - Ночь не для того добрым людям дадена, портить ее грех. Да и кто его знает, когда свидимся, если свидимся.
        - Твою кавалерию! - почти задохнулась женщина. - Ты что, помирать собрался? Или спихнуть меня Хайнриху и за этой… герцогиней мармеладной приударить? Так я тебе и позволю! Всяко до Соловьиной ночки вернусь…
        - Куда ты денешься? Только не на ровном месте заповедовали, уходя на миг, прощаться навеки… Паршиво у нас всё, радость моя клыкастая, а будет и того хуже.
        - С чего бы это? - поспешно встопорщилась Матильда. - Регент твой хваленый и не с таким управлялся! Или ты про свою Олларию?
        - И про нее тоже. Ты письмо, что Этери регенту написала, прочла хоть?
        - Прочла. - Думалось, стыдно будет, оказалось скучно. Лисонька не из тех, кто душу на бумагу выворачивает. - Сказки сплошные, только что без мармалюц.
        - То и страшно, что без мармалюц, - Бонифаций вытащил из знакомого футляра аккуратно исписанные листки, на одном из которых тревожно алела закатная полоса. Прежде Матильда ее не видела.
        - Ты начеркал? - из последних сил заподозрила женщина. - Не тебе ж, аспид ты эдакий, писано было!
        - Тот, кому писано, и подчеркнул. Если саймурские сказки хотя бы частью правдивы, может статься так, что «исчезнет все с горами и небом, зверями и росами, песнями и тишиной».
        - В Эсператии и похлеще пакости есть. - Так вот в чем дело! А она-то испугалась… - Да и в этой твоей Ожиданке. Их-то чего не боишься?
        - Страшные больно, вот и не боюсь. Не станет Создатель мучительства творить, не для того создавал! - Супруг махнул размалеванной страницей, мелькнула красная полоса. Будто у бабочки на крыле. - А вот иссечь негодную бусину, чтоб по всему Ожерелью гниль не пошла… В такое поверю.
        - Погоди, - растерялась Матильда. - То есть как?
        - Как-как! Да как гнилую луковицу из связки выкидывают.
        - Ты бы еще про паршивую овцу сказанул!
        - И про нее скажу, и про Бурраза… Руку ему ради его же блага оттяпали, только рук у нас всего две, а сколько у Создателя бусин, неведомо.
        - То есть, - поежилась алатка, - возьмут нас и выкинут? Со зверями и песнями?
        - Если сгнием чрезмерно, - уточнил Бонифаций и замолчал. Утешать он не собирался, как и пугать, сказал как есть, то есть что надумал Алва, который уж кем-кем, а трусом и паникером не был. Как и Адриан.
        Чтобы занять руки, женщина взялась за шадовы пистолеты; было страшно, но больше обидно. За все - от синих сакацких гор до отожравшегося на церковном овсе Бочки. В возвращение Создателя и суд Его над живыми и мертвыми Матильда не то чтоб вовсе не верила, просто все это казалось далеким и неясным. Может, и будет, только сперва сто раз помереть успеешь, и уж точно рябины и небо от живых никуда не денутся.
        - Вот зачем? - А ведь Эсперадор тоже боялся, причем не за себя и не Заката. - За каким змеем ты мне это наплел, да еще на дорожку? Не хочу о таком думать! Будет так будет, а прежде времени чего дергаться? Саймуров этих уже два круга как нет… Куда они исчезли, кстати? Вымерли?
        - Может, и вымерли, а кто остался - оказаронел. Не в них дело, а в нас; Рокэ гнилью той зелень столичную считает, еретик Луциан с ним согласен, да и женишок твой бывший не спорит. А раз так, надобно дрянь эту самим вычистить, пока Создатель за дело не взялся. Что до тебя, язва моя сакацкая, так сказано ж, в горе и радости, праздности и заботах, ну так вот тебе забота! Мозгами не обделена, сам ересиарх с тобой откровенничал, может, припомнишь что, а нет, так придумаешь. Вернешься - обсудим, не вздумай только Хайнриху свадьбу унылым ликом портить, гуляй от души! На войне радость ярче, а мы сейчас на войне, да такой, что другим и не снилась. Уразумела ли?
        - Так не обделена же мозгами, - женщина для порядка прицелилась в финтифлюшку на люстре, но палить, само собой, не стала. - Только темнишь, твой высокопреосвященств, ох, темнишь!
        - Не я, - отрезал благоверный и поднялся, - регент. Не темнил бы, Савиньяка от себя не отсылал бы.
        - Чтоб не догадался?
        - Этот змей регента как бы не лучше себя самого знает. Уже догадался, но раз едет, значит, согласен.
        - Может, сбежит еще? - предположила Матильда и тоже встала. - Или успеет вернуться, как до дела дойдет?
        - Может, и успеет, - согласился Бонифаций, прижимая женщину к себе. По-особенному, не так, как всегда. Так прощаются витязи в песнях, всей душой желая вернуться и понимая, что такое вряд ли возможно, только не идти никак нельзя. - Пора тебе, душа моя, и смотри у меня! Не задури с королем, просватан он, нехорошо девочку обижать.
        - Ладно уж, - пообещала, с трудом сглотнув что-то непонятное, алатка, - не буду, ну его! Вернусь, с маршалом задурю, а то и с парой.
        Ответную глупость благоверный придумать не успел. Раздался вкрадчивый стук, и они отпрянули друг от друга, как молоденькие. Хорошо, что явился Эпитан: при этакой мрази не заплачешь и уж тем более не брякнешь лишнего. Ее высокопреосвященства с достоинством взяла со стола подбитые мехом перчатки. Она была готова, причем ко всему.
        Глава 4
        Старая Придда. Акона
        1 год К. Вт. 14-й день Зимних Волн

1
        Вваливаться к не успевшей причесаться и позавтракать возлюбленной - верх неучтивости, но не когда она, хоть и невеста, но чужая, а ты - почти жених другой. Конечно, возможны неловкости и здесь, но политика есть политика. Подчеркнув вынужденную грубоватость с помощью адуанской куртки и стянутых на затылке волос, Марсель свистнул Котика и отправился с утренним визитом. Разумеется, дядюшкины слуги незваного гостя впустили без возражений, а вот поведение фельпской камеристки удивило. Плотненькой смуглянке следовало встать на пути невежи несокрушимым равелином, а она с милой улыбкой попросила войти. Окажись на месте госпожи Скварца Дженнифер, неважно, свободная или нет, Марсель заподозрил бы худшее, но Франческа была выше вульгарных ловушек. Виконт поправил, то есть слегка ослабил черный варастийский платок и, велев Готти сторожить плащ, перешагнул заветный порог. Госпожа Скварца стояла у конторки с пером в руках.
        - Я не ждала вас так быстро, - сообщила она, откладывая письмо. - Чудесное утро, не правда ли?
        - О да!
        Бывают женщины, которым барон Коко помочь не в состоянии. Они либо непоправимо ужасны, либо совершенны. Франческа Скварца была совершенна. Виконт поцеловал протянутую ему руку и спокойно спросил о шадди.
        - Он скоро будет. Вы были правы, у маркиза Фарнэби отличный буфетчик. Виконт, вы не желаете прочесть письмо, которое я пишу?
        - Сударыня, я сам слегка балуюсь пером и поэтому предубежден к черновикам. - Предложить недописанное письмо! Какое прелестное начало… - В эркере нас не услышит даже повисший на карнизе кот, ведь окна на зиму заклеены. Вы позволите мне передвинуть кресла?
        - В доме Муцио я поняла, что мужчинам следует позволять многое. Так вы не желаете прочесть мой черновик?
        - Никоим образом. - Марселю удалось придать голосу достойную Катершванца твердость, остальное доделали кресла, слишком тяжелые, чтоб их носить. Виконт неторопливо толкал пред собой обитые сиреневым бархатом туши, мысленно взывая к совести и маэстро Гроссфихтенбауму. После Кагеты все складывалось слишком хорошо, Эпинэ и тот ожил, а светопреставления при вернувшемся из дыры императоре виконт ни капельки не боялся. Неудивительно, что мерзавка-судьба зашла с другой стороны и принялась искушать запретной страстью. Свинство… Даже не свинство - дукство!
        - Прошу вас, - виконт развернул второе кресло и отступил, позволяя даме сесть первой. Малиновое с сиреневым сочеталось просто изумительно. - Я весь внимание.
        - Как мило! Вы не пожелали проявить любопытство, что ж, я доведу письмо до ума и при первой возможности отправлю в Валмон, но одно письмо вы все же прочтете. Оно пришло вечером.
        - Спорить с неизбежностью глупо. - Сказал бы кто-нибудь год назад, что, беря письмо из рук вдовы Скварца, он постарается не касаться ее пальцев! Женщину подобные мысли вряд ли посещали, она всего лишь передала лист бумаги, оказавшейся посланием герцогини Ноймаринен. Хозяйка Старой Придды поздравляла гостью с благополучным прибытием и матерински журила за отсутствие курьера, из-за чего подруга юности герцогини графиня Савиньяк, устав от ненавистной ей придворной суеты, приняла приглашение герцога Придда. Госпожа Ноймаринен обещала загладить нечаянную неловкость, сожалела, что опоздала со своим гостеприимством, и надеялась на дружбу, которая возникнет между госпожой Скварца и молодой герцогиней Ноймаринен по возвращении последней из Аконы. Напоследок любезная хозяйка желала гостье отдохнуть с дороги и выражала надежду на скорую встречу.
        - Весьма душевно, - во избежание повторного искушения Марсель положил письмо на пока еще пустой столик. - Не уверен, что мне стоит дожидаться шадди.
        - Вы полагаете, следует ждать гостью? Мне тоже, поэтому я вас и пригласила, но Валмоны быстрее… писем.
        - Сударыня, обретя собаку, я начал рано вставать. - Так вот почему камеристка не ринулась на защиту небрежно причесанной госпожи, ему писали и его ждали. - Утро - это прекрасно, особенно начавшееся с вашего письма.
        - Мы все время говорим о клочках бумаги, - женщина досадливо поморщилась. - Я решила быть откровенной, я буду таковой. С известным вам Луиджи это кончилось ссорой, но вы умны и не влюблены в тень, я рискну.
        - Благодарю вас.
        Франческа слегка улыбнулась и провела пальцем по инкрустированному перламутром столику, присланному папенькой к Зимнему Излому. В обрамлении завитков молодого папоротника куда-то бежали косули или лани, видимо, дамы, поскольку рогов у них не наблюдалось.
        - Надеюсь, моя просьба вас позабавит. - Еще одна почти улыбка. - Вы умеете морочить головы, в Олларии это вам во всяком случае удалось.
        - Если бы вы видели господина Альдо, вы бы поняли, что это не составляло труда.
        - Я могла бы сказать, что я в вас верю, но, и это гораздо важнее, в вас верит ваш отец. Если я… мы с вами не ошибаемся, герцогиня на правах хозяйки навестит меня в приличное для утреннего визита время, то есть около полудня. Ваше присутствие ее должно слегка раздосадовать.
        - Оно раздосадует и покажется странным.
        - Нет, если вы поведете себя как не слишком умный влюбленный.
        - Сударыня, я приложу все усилия. - Изображать себя прежнего в Ракане было легко и приятно, изображать себя прежнего сейчас будет грустно, но грусть всегда можно излить в стихах. Излить, скомкать и выкинуть. - Георгию Ноймаринен трудно отнести к чрезмерно умным, но она весьма любознательна и пользуется доверием супруга, так что мои былые приключения для нее не секрет. Эта дама никогда не поверит, что сын Бертрама Валмона рискнет волочиться за невестой сына Арлетты Савиньяк. Герцогиня заподозрит интригу и будет права.
        - Но при этом она не заподозрит истинной подоплеки.
        - Какой? - уточнил Валме с переходящей в деловитость обреченностью.
        - Вы будете искать встречи со мной в самых неожиданных местах, а герцогиня с помощью присущей ей логики будет объяснять ваши поступки себе, мне и графине Савиньяк.
        Марселю оставалось лишь встать и поклониться, скрепляя договор. Франческа напоминала отцовскую любовь не только внешне, хотя все могло оказаться и проще. Папенька получал от «своей невозможной Арлетты» подробные отчеты об обитателях местных трясин и, вооруженный оными знаниями, присоветовал госпоже Скварца не выходить на болота в одиночку.

2
        Не поехать провожать Матильду Эпинэ не мог, но принцессе было не до Иноходца. По тому, как алатка дважды шевельнула поводьями, вынуждая своего склочника идти впритирку с кардинальским мерином, Робер понял: лучше не встревать. Прошлым летом - и при этом давным-давно - Левий обронил, что скорая разлука вызывает неловкость даже у самых близких. Так чаще всего и случалось, но у Матильды с ее Бонифацием выходило по-другому, вот и хорошо! Иноходец придержал Дракко в поисках компании, и та не замедлила объявиться: эсператистский епископ на мышастом полукровке будто того и ждал.
        - В последнее время я о вас довольно много слышал, - обрадовал он, пристраиваясь рядом, - вернее, читал. Его высокопреосвященство Левий был к вам очень привязан.
        - Спасибо, - несколько невпопад откликнулся Робер и, спохватившись, пожелал доброго утра.
        - Будем надеяться, - согласился клирик. - Мне в любом случае предстоит втираться к вам в доверие, а верхом это заметно проще.
        - Зависит от лошади… - Робер взглянул в лицо предполагаемого соратника Левия. - Я как раз вспоминал его высокопреосвященство…
        - Позвольте усомниться, - покачал головой епископ. - Вспоминают тех, кого нет рядом, а Левий останется с нами долго, может быть, до самого конца.
        - До конца? - последнее время Эпинэ чуть ли не каждый день высыпался, но умнее от этого не стал. - Какого?
        - Нашего. Я имел в виду тех, кто его высокопреосвященство знал более или менее близко, а вы, вероятно, конец нынешних смут?
        - Да. - Мертвые остаются с живыми, пока нужны, но почему он почти забыл Марианну? Само счастье помнит, а подарившую его женщину - нет? - Вы что-то хотели?
        - Я хотел с вами поговорить, возможно, ответить на вопросы.
        - Какие?
        - Откуда мне знать? Вдруг вам захочется узнать про Агарис.
        - Его сожгли.
        - Да, - согласился епископ и замолчал. Нужно было поддерживать беседу, а Робер смотрел на зимнюю карету на полозьях, за которой исчезла кардинальская чета. То ли присоединилась к едущим впереди, то ли ушла дальше, в поля, не желая ни с кем делить последние минуты.
        - Молодых обвенчаете вы? - Да уж, молодые… Как в сказке о бедной Ларизе.
        - Не берусь предполагать, кто соединит эту пару, - епископ был по-церковному безмятежен, - но точно не я. Мне предстоят долгие разговоры с регентом Талига и его же кардиналом, так что в Аконе я пробуду довольно долго. Можете считать это приглашением. Левий заманивал к себе при помощи шадди, но я в этом отношении бездарен, вином же друга герцога Алва не удивишь.
        - Я приду, - постарался не засмеяться Эпинэ, - только вряд ли от меня будет прок.
        - Ваши вечные сомнения в себе! Пора бы их оставить, господин Проэмперадор, вы для этого достаточно многих спасли.
        - Но в Олларии сейчас распоряжаются дуксы. У вас есть кошка?
        - Нет, ведь я - епископ странствующий, мне больше бы подошла собака, но ее тоже нет. Вы меня удивили, подобного вопроса я не ждал.
        - Просто… Нашлась кошка Левия.
        - Вы опознали Альбину? Тогда вы на редкость наблюдательны.
        - Не я, герцог Алва. Ваше преосвященство, вы долго знали Левия?
        - Мы оба начинали в Славе послушниками; общая юность довольно часто связывает навсегда. Кажется, что-то с каретой.
        Отвалившееся сразу при выезде колесо, как и захромавшая чуть ли не у ворот лошадь - дурная примета, намек свыше: поверни, откажись от затеи, тебе туда не нужно… В Эпинэ любой мельник или торговец средней руки, случись такое, повернет назад, да и дворянин четырежды подумает, прежде чем ехать дальше, вот только Хайнрих не из тех, кто поворачивает. Да и девушка, кажется, тоже.
        Остановившуюся карету быстро окружали вернувшиеся всадники, Робер покосился на епископа и послал Дракко вперед. Ни с полозьями, ни с крепкими лохматыми лошадьми ничего не случилось - кавалькаду остановила Селина.
        Королевской невесте понадобился Алва, который как раз спешивался. Хайнрих по понятным причинам оставался в седле, рядом с августейшим женихом дипломатично оказался Лионель, а Эмиль не выдержал, спрыгнул в неглубокий снег. Ну, что счел возможным один маршал, сочтет и другой.
        - Стой здесь, - велел Эпинэ привычному к дорожным неожиданностям Дракко. - Жди.
        Полумориск мотнул гривой и придвинулся к Соне, лошадей явно тянуло друг к другу. Иноходец невольно усмехнулся и присоединился к Эмилю.
        - Никогда не подсматривал, - шепнул тот, - и вдруг захотелось. Неужели передумала?
        Невеста в голубой, подбитой белым мехом накидке уже делала свой любимый реверанс, она была серьезна и напряжена, а может, Робер просто дал волю воображению. Из-за оброненной Мэллит глупости и непонятной грусти.
        - Сударыня, - Рокэ слегка наклонил голову, - вы хотели меня видеть?
        - Да, Монсеньор, - подтвердила девушка, - я должна вернуть вам одну драгоценность. Вы о ней, наверное, не помните, но если я ее увезу, будет нечестно.
        - Не будет, - кажется, Рокэ тоже был серьезен. - Не представляю, что вы имеете в виду, но прошу вас оставить это на память, если не обо мне, то о Талиге.
        - Спасибо, Монсеньор, - Селина присела еще раз, - но я не могу забрать ее просто так. Понимаете, я нашла ее в Доннервальде у ювелира, который сбежал из Олларии. Мы с господином Фельсенбургом ловили бесноватых, и мастера убили его родственницы, когда он показывал нам украшения для мужчин. Там было кольцо со знаком, который я видела только в вашем доме. Мастер сказал, что эту вещь ему заказал кто-то странный, но он мог просто не захотеть сказать нам правду. Пожалуйста, посмотрите.
        - Хорошо, сударыня, но я не припомню, чтобы у меня пропадали драгоценности, тем более со странными знаками.
        - Вот оно, - девушка уже вытаскивала из-за пазухи цепочку, похоже, носить таким образом кольца у нее было привычкой.
        Разглядеть загадочную вещицу Робер не мог, но Алва, кажется, ее и впрямь узнал, иначе с чего бы ему усмехаться.
        - Вы были правы, - признал он, - я знаю этот карас. Камень в самом деле принадлежал мне, и я догадываюсь о его последующих приключениях. То, о чем мы не вспоминаем, напоминает о себе само, однако единожды отданное нам уже не принадлежит. Вы нашли это кольцо, значит, оно решило стать вашим.
        - Вы очень добры, но, будь так, вы бы его не узнали.
        - Я узнал камень, а не кольцо. - Рокэ покосился на пару занятых беседой всадников и слегка понизил голос. - Знаете что… Подарите-ка эту вещицу от моего имени его величеству Хайнриху в ночь Весеннего Излома.
        - Спасибо, Монсеньор. И если можно, объясните маме, почему я не смогла ее дождаться. Понимаете, я не уверена, что она будет рада моей свадьбе. Ей хотелось, чтобы я вышла замуж, как баронесса Вейзель или графиня Ариго, но у меня так не получилось бы. Может быть, лучше, чтобы Герард остался с вами, ведь бесноватые могут завестись где угодно.
        - Сударыня, уверяю вас, мы справимся.
        - Тогда возьмите хотя бы Маршала! Он к вам привыкнет, потому что кошка господина Фельсенбурга привыкла к адмиралу Вальдесу.
        - Нет, сударыня. Жизнь меня убедила в том, что лошадей лучше не отдавать, как же я могу взять кота?

3
        О появлении герцогини уведомил Котик. По собственному почину, между прочим. Марсель всего лишь поручил волкодаву свой плащ, что равнялось приказу не сходить с места либо до отмены хозяином приказа, либо до серьезной опасности, грозящей хозяину же. Супруга Рудольфа угрозы не представляла, и все же гениальный пес залаял, причем громко. Марсель вынул часы, было четверть первого.
        - Вы рассчитали с точностью до четверти часа, - уведомил соучастницу виконт, мысленно готовясь к послению. - Я читал вам сонеты о малиновых птицах в ветвях сиреней.
        - Вам пришлось непросто. Малиновый цвет сложно вместить в строфу.
        - Я читал дурные сонеты.
        - Вы никогда не позволите себе подобного. Что случилось, Азучена?
        - Принцесса Номарино, - старательно выговорила фельпская камеристка, впуская улыбающуюся герцогиню. Марсель торжественно поднялся. Хозяйка Старой Придды не могла не заметить в прихожей Готти и, следовательно, уже поняла, что знакомства наедине не выйдет.
        - Добрый день, госпожа Скварца, - герцогиня была сама нежность, - добрый день, виконт. Вижу, вы следуете семейному девизу.
        В ответ Марсель дипломатично развел руками, на что «принцесса Номарино» с легкой укоризной покачала головой. В последний месяц она сменила прическу, и очень удачно: Коко дурного даме не посоветовал бы.
        - Дорогая Франческа, - явил должную посольскость Валме, - позволь представить тебя герцогине Ноймаринен, урожденной принцессе Оллар.
        - Об этом можно было и умолчать, - свела безупречно-коричневатые брови Георгия. - Я всю жизнь прожила вдали от двора, порой дворцовая юность мне кажется сном, но друзьям и друзьям моих друзей я всегда рада. Да, я опоздала со своим приглашением, и все же знайте, что в большом дворце пока остаются свободные комнаты.
        - О, мне здесь очень удобно, - заверила Франческа, - к тому же виконт уверяет, что мне следует сидеть лишь в этих креслах. Мало того, он был так любезен, что поручил меня буфетчику своего дядюшки. Это невозможно, но я чувствую себя почти дома. Вы будете шадди?
        - Да, если мне будет позволено испортить его сливками и сахаром. Я - северянка, мы не ценим горечь.
        - Меня уже предупредили. Виконт, вас не затруднит отдать нужные распоряжения?
        - Буфетчику дядюшки? - немедленно возмутился Марсель. - Недоверие выбьет беднягу из колеи, итог будет ужасен.
        - Но, - попыталась «настоять» Франческа, - ее высочеству нужны сливки и сахар.
        - Дорогая, не будь ты столь прекрасна, я заключил бы с тобой пари на то, что герцогиня получит желаемое и даже сверх того. Школа Маркуса.
        - О, - поправила локон Георгия, - я в самом деле желаю слишком многого, и дать это не под силу не только лучшему из буфетчиков, но даже самому регенту.
        - Герцог Алва слишком быстро уехал из Фельпа, - Франческа тоже решила поправить волосы, - но нам он успел показаться всемогущим.
        - Когда речь заходит о войне - несомненно, но над нашими чувствами не властен даже сам Создатель.
        - С этим виконт должен согласиться, ведь его рондель как раз и был посвящен невозможности обуздать страсть.
        - Не совсем, - запротестовал Валме, понимая, что выпрашивать у рэя Эчеверрии ройю начнет сегодня же! - Невозможность избыть что-либо зачастую является скрываемым даже от себя самого нежеланием делать это.
        - Пожалуй… То, что один из моих старых друзей полагает великой любовью, вполне подходит под это описание, но я все же слегка беспокоюсь о сливках.
        - Право, не стоит, - герцогиня со значением взглянула на Франческу. - Виконт, я всецело доверяю буфетчику маркиза Фарнэби, но если вы - добрый подданный его величества Карла, то сейчас поспешите на его зов. Мой августейший племянник три дня вел себя образцово, и вчера вечером я ему разрешила покататься после полдника на санках в обществе вашей собаки. Конечно, Карл еще слишком мал, чтобы кого-нибудь казнить, но, не увидев на горке Готти, он будет разочарован.
        - Он его увидит, - заверил Валме и поднялся. - Я намерен дожить до дня, когда его величество кого-либо казнит, но не желаю, чтобы это был я. Дорогая Франческа, надеюсь, ты простишь мне мое бегство.
        - Конечно, - живо откликнулась чужая невеста. Не вступи они в сговор, Марсель почувствовал бы себя униженным и даже оскорбленным. - Испроси у его величества аудиенции для некоей вдовы из Фельпа.
        - Не стоит обременять вашего друга, - встрепенулась Георгия. - Карл будет счастлив вас увидеть, но его надо подготовить. Он уже знает, как вести себя с подданными, но вы таковой пока не являетесь, вы - друг Талига.
        - О да, - заверила Франческа. Она была прекрасна во всех смыслах, однако пора было убираться, и виконт убрался. Готти караулил плащ, не сводя глаз с шествия обремененных подносами слуг. Разумеется, сливочник с сахарницей забыты не были, и Валме злорадно позаимствовал несколько кусков отличнейшего сахара. Дабы поощрить любезного королевскому сердцу пса.
        Дорогу до прогулочного дворика заняли размышления о правдивости герцогини. Если мысль выставить нежеланного свидетеля осенила Георгию при виде Готти, Карл будет приятно удивлен, если же королю разрешили катания еще вчера, то Георгия была предупреждена о возможной помехе и продумала способ ее устранения. В первом случае супруга Рудольфа выглядела умнее, во втором - предусмотрительнее.
        - Готти! - Король, похожий в короткой торской шубке на нестриженого барашка, отпихнув няньку, бросился к не то чтоб очень обрадованному волкодаву. - Готтичка! Смотри! Смотри, что у нас… что мы тебе… даруем!
        Осыпанное сахаром печенье неопровержимо доказывало, что Карл встречи ждал, а значит, либо за Франческой, либо за виконтом Валме кто-то приглядывал, и этого кого-то предстояло опознать. Возможно, с помощью Котика.
        - Готтичка! - еще никого не казнивший король совал свой дар псу прямо в нос, однако Готти был тверд. Монарх был мил и предусмотрителен, но принять лакомство без хозяйского дозволения? Нет, нет и еще раз нет.
        - Поблагодари его величество, - велел Марсель, прищелкивая пальцами, - и возьми.
        Громовой «гав» перешел в счастливый хруст. Здесь все было в порядке, и виконт повернулся к подоспевшей няньке. Это трепетное создание пса больше не опасалось и тоже было по-своему милым.
        - Осторожней, - проявил заботу виконт, - не споткнитесь.
        - Ох, - женщина растерянно заморгала, - спасибо… Я тут… у меня конфетки… можно я… Можно ему…
        - Можно, - виконт покосился на крутившегося в монарших объятиях волкодава. - Госпожа Теодорина, вы невероятно заботливы.
        - Так ее ж высочество сказали вчера, что кататься будем… Карл даже молочка не выпил, а без молочка кости плохо растут…
        - Так считают сьентифики, - поддержал беседу Валме, в свое время напоивший ненавистным молоком немало дыр и щелей. - Я глубоко уважаю герцогиню, но она слишком потакает племяннику.
        - Ох… Ее высочество такие строгие… Шарло, он ведь и спать днем не любит, а как в Ноймар приехали, так ложится, а уж уроки… Я такого и выговорить не могу, куда мне.
        - Уроки уроками, но главное - здоровье. Пренебрежение молоком может сказаться пагубно на растущем позвоночнике.
        - Ох… Вы так говорите, как… ну такой умный человек!
        - Да, я не чужд наук, и я встревожен. Пожалуй, я переговорю с герцогиней.
        - Ой… Не надо, а то она меня… Карл большой ведь уже, для няньки-то, а молочко он пьет! Это только вчера… должно, ее высочество запамятовала чашку проверить, но урок он справно отвечал.
        - Тогда я не буду говорить с герцогиней. Готти, прошу тебя подойти. Ваше величество, с вашего разрешения…
        Король неохотно разжал объятия, освобожденный волкодав шумно отряхнулся и степенно присоединился к хозяину. Он старался не принюхиваться и ничего не просил, понимая, что дадут сами.
        - Госпожа Теодорина, - дозволил Валме, - можете угостить Готти. Готти, возьми.
        - Нет! - взвизгнуло сзади… - Мы запрещаем… Мы сами дадим… Это наше лакомство!
        - Готти, - с нажимом произнес Валме, - возьми у госпожи Теодорины конфету. Ваше величество, любовь к вам не должна быть корыстной, иначе в критический момент вас могут предать.
        - Нам не… говорили. И мы хотим угостить Готти.
        - Вы его уже угостили, теперь он вас покатает, и потом вы его поблагодарите.
        - Да, - король уже улыбался, - мы его поблагодарим! Но у нас нет больше конфет. Теодорина, нам нужны сласти… из второй коробки.
        - Из второй? - решил уточнить Валме. - Но что в таком случае хранится в первой?
        - Там, - истинно монаршим тоном возвестил Карл, - живет наш жук.

4
        Лошади выдыхали струйки пара, словно втаптывая в снег съежившиеся послеполуденные тени в дорогу, а та уползала в пологие лысые холмы, на которых не было даже мельниц. Еще полчаса, от силы час, и кавалькада разделится. Провожающие повернут на Акону, уходящие исчезнут за очередной, словно нарисованной грядой. Робер понимал, что рано или поздно вернутся все, кроме странной голубоглазой девушки, не успевшей стать не то что любимой - знакомой. Так берешь кого-то в седло, везешь сквозь ночь и отпускаешь среди дороги, сам не зная, что это было и куда ехал сам… Близящаяся невозвратность слегка кружила голову и навевала грусть. Винный огонь вообще завораживает, но долго на звезду в бокале лучше не смотреть. Вино следует пить, особенно после таких приключений. Бедный Моро, знал бы он…
        Винная звезда то ли на что-то намекает, то ли просто напоминает о себе.
        - Эр Рокэ! Можно я поищу карас? Он, должно быть, потерялся, когда упал Моро.
        - Нет.
        - Нет? Почему?
        - Потому что ночью на улицах опасно. Убийцы, привидения, бродячие собаки и можно простудиться. - И потому что искать и не найти хуже, чем вовсе не искать, а камень выпал самое позднее, когда Фердинанд потащил меч из ножен.
        Смотрит. Гоняться за старыми сказками либо глупо, либо страшно, а мутный, похожий на комочек застывшей смолы камешек дворцовые слуги скорей всего уже вымели вместе с прочим сором. И правильно сделали, стоит он мало, в пресловутом мече хорошего только и есть, что сталь. Алвасетская и алатская не хуже, но этот узор, эти перекатывающиеся муаровые волны… Надпись вдоль клинка только портит, лучше б ее не было, хотя сказано красиво. Очень.
        - «Их четверо, но сердце у них одно. Сердце Зверя, глядящего в Закат». Старый девиз.
        - Девиз?!
        - А как еще назвать надпись на мече? - Однако хранители великих традиций изрядно одичали. - Это гальтарский алфавит, от него отказались одновременно с принятием эсператизма.
        - Но вы его знаете.
        - Я много чего знаю, и половину того, что я знаю, следует забыть. Ладно, юноша, если вам неймется, можете взять Пако и поискать ваш карас. Будет забавно, если вы его отыщете…
        В жизни много забавного и совпадений тоже много, а уж высоких слов… «Государь, моя кровь и моя жизнь принадлежат Талигу и его королю…» Напыщенная тысячелетняя клятва, сумасшедший закат, две промахнувшиеся смерти, лошадиная и человеческая. Леворукий не берет отступного, вернее, берет, когда сам считает нужным. Сегодня не счел.
        - Соберано?
        - Хуан, видишь эту лунку от выпавшего камня? Здесь был карас, подбери сопоставимый и передай Пако. Окделл должен найти камень там, где в нас стреляли…
        - …пинэ часто мечтает.
        - Или спит?
        Очередной холм, стоящая карета, сгрудившиеся всадники. Что-то опять вспомнилось? Сломалось? Или… уже?
        - Надеюсь, о брат мой, лошадиные копыта на сей раз тебя минуют…
        - Надеюсь, о брат мой, что ты наконец уберешься к Леворукому…
        - Я постараюсь. Береги Вальдеса и обязательно угости его булочками.
        - Я постараюсь. Не хочешь оставить мне Грато?
        - Нет, но я попрошу Баату подарить тебе осла.
        - Франческе не понравится.
        - Франческе понравится ройя, - вмешивается в перепалку Савиньяков Алва, стягивая перчатку. - Ли, удачи!
        - Так и будет.
        Две руки сплетаются в кратком рукопожатии, и Савиньяк разворачивает своего красавца навстречу кардинальской чете. Невозможный Бочка, само собой, ржет - никаких морисков он не боится, по крайней мере, находясь при хозяйке. Матильда раздраженно дергает повод, ей, в отличие от коня, невесело, хотя на разрумянившемся лице держится улыбка. Не хочется ехать или что-то посерьезней?
        Бонифаций стряхивает с плеча супруги нечто невидимое, Лионель наклоняется к брату, что-то тихонько говорит, Эмиль в ответ хохочет. Очень громко. Из-за кареты выплывает восседающий на карем тяжеловозе жених и вместе с ним Луциан. Откинувший капюшон эсператист кажется не духовной особой, а охранником. Бочка ржет снова и добивается-таки ответа от одной из запряженных в карету лохматок, Дракко недовольно передергивает ушами и вскидывает голову. Нет, драться он не намерен, может, что-то вспомнилось? Если не война, то дикая, сросшаяся с полетом скачка…
        - Возможность вернуться будет, должна быть, пусть и не до самого конца, - Ли стоит спиной к черному окну, в котором насмерть перепуганными звездами дрожат отражения свечек. - Тут не ошибешься.
        - Я уже понял. Будут тропы, а над ними небо.
        - Да. Последняя - шире других. - Так Ли прежде не усмехался, но он и в Леворукого прежде не играл. - В конце может блеснуть море. Возможно, то самое, что ты не мог видеть из своего окна.
        - Значит, о нем кто-то расскажет, кто-то доскакавший…
        - Кто-то вернувшийся…
        - Эй, ты будешь прощаться или нет?
        И опять ржанье, громкое, почти громовое. Рыжие огоньки в темных глубинах разлетаются колючей сверкающей пылью. Солнце, синева, всадники на ближайшем холме - «фульгаты» вперемешку с гаунасскими горными егерями.
        - Твою кавалерию, Робер!!!
        - Матильда?
        - Нет, мармалюца! А ну признавайся, сколько вчера выдул?
        - Пару бокалов… Извини, но ты хочешь ехать?
        - Сама не знаю, то так, то эдак. Ты с Алвой остаешься?
        - Наверное.
        - Правильно. Мэллицу вернуть не хочешь?
        - Мэллицу? Зачем тебе это?
        - Нравится она мне. Прежде просто жаль было, а теперь нравится, да и поладили мы. Коли уж я Хайнриху в ручательницы угодила, чего б мне и свахой не стать?
        - Нет, Матильда. Спасибо, но нет. - Мэллит… Мэллица уже любит, а хоть бы и не любила… - Я другим стал, и мне нужно другое. Может, найду еще.
        - Попробуй только не найти!
        Больше говорить не о чем, больше говорить некогда. Регент Талига уже простился с королем Гаунау, теперь рядом с Хайнрихом - Савиньяк.
        - Ну, - раскрывает объятия Матильда, - до встречи! Живи!
        Алатское прощанье. Четыре поцелуя - и коней в галоп. Матильде к карете, ему - к Рокэ и дальше, на вершину. Снегу немало, сойдешь с дороги - коню чуть ли не по брюхо, но не стоять же столбами, хотя Эмиль с Бонифацием стоят. Дракко честно рвется за Соной, белый склон приближается, закрывает горизонт. Кажется, за ним прячется что-то главное, а на поверку то же, что и здесь, и везде. Зима и разлука…
        - Почему ты не отказался, тебе же тошно?!
        - Не только мне, о брат мой, но и Талигу. Рокэ это не нравится.
        - Так пусть уберет.
        - Он не Валмон.
        - Никогда бы не подумал! Росио, этот капитан дворцовой охраны не врет? Ты в самом деле не Валмон?
        - В самом деле, но то, что нам с Ли не нравится, должно быть убрано. Желательно тихо.
        - Вы перестанете резать уродов в Нохе и займетесь этим в темных переулках?
        - Тебе пора в армию, Ми. Оллария действует на твои мозги не лучшим образом.
        - Куда мне до вас! Если я что-то понимаю в вине, оно уже отдышалось.
        - В вине ты понимаешь. Что-то.
        - Вино в самом деле отдышалось, а Ли еще может отказаться.
        - Он не откажется…
        Он не откажется, не откажется, не откажется… От чего? Вот ты внизу, и вот уже вершина холма, ты как-то поднялся и смотришь, как исчезает за сверкающим белым горбом кавалькада. Будто в Рассвет уходит…
        - Хочешь к ним? - Рокэ то ли шутит, то ли серьезен, а кареты уже не видно, только всадники конвоя и пара возков с, как выразился бы Дювье, барахлом. Странно все вышло, вернее, не вышло. Сколько можно снов наяву? Сколько можно не понимать? Сколько можно не помнить?
        - Не знаю…
        - Даже если хочешь, не пущу. Ты нужен здесь.
        - Вот и хорошо… Знаешь, Мэллит думала, что у меня выйдет с Селиной. Может, и могло… Раньше, теперь уже нет.
        - Теперь нет ни у кого. В конце, может, и будет… Должно быть.
        - Что, Рокэ?
        - Море, в конце должно блеснуть море.
        Глава 5
        Доннервальд. Акона
        1 год К. Вт. 16 - 17-й день Зимних Волн

1
        Три дорогих бумажных листа украшали скелеты, четвертый - череп в фас и профиль, на пятом было каллиграфически выведено: «Милая, милая мама, я получил твое чудесное письмо и спешу на него ответить…» Спешил Руппи второй день, результат удручал, а время, отпущенное Бруно «на личную переписку», истекало. Не сегодня завтра затеявший очередную инспекцию фельдмаршал вернется и стребует отчет по текущим делам и шкатулку с готовыми письмами.
        Фельсенбург взлохматил волосы и обвел унылым взглядом разбросанные по столу просьбы и приветы. Мама умоляла своего «дорогого принца поведать даже о самых-самых-самых неважных делах», побыстрее вернуться и нарисовать братику Михаэлю картинку. Братик Михаэль просил побыстрее вернуться, не огорчать милую мамочку и нарисовать свою замечательную лошадку. Агата с Деборой объясняли, что мамочка дурно спит и почти не кушает, тревожились за ее сердечко, вышивали брату-рыцарю шарфы и звали в Штарквинд, причем не одного, а с самыми благородными из друзей. Отец сдержанно поздравлял сына и наследника с полковничьей перевязью и орденом и требовал исхлопотать не менее чем трехмесячный отпуск в связи с болезнью матери, чье состояние внушает все большие опасения. Дядюшка Иоганн тоже полагал, что племяннику следует успокоить мать, ему вторили тетушка и кузены, которые к тому же жаждали услышать рассказы о подвигах героического Руперта. К горестному кваканью не присоединилась лишь бабушка Элиза, которая вообще не написала, что послушный внук приравнял к приказу наплевать на семейные стенания и спокойно воевать.
Руппи так и собирался поступить, но от необходимости отвечать это не избавляло, напротив. Можно устроить сюрприз из своего приезда, а вот отказ нужно объяснить.
        «Милая, милая мама, я получил твое чудесное письмо и спешу…»
        Хорошо Арно, он пишет матери, что в голову взбредет, и даже не перечитывает. Придд тоже неплохо устроился, сперва, конечно, ему досталось, зато теперь он свободен хотя бы от вранья, потому что иметь родственников и не врать мало кому удается. Руппи к подобным счастливчикам, во всяком случае, не относился. Раньше об этом как-то не думалось, но после того, как они с Вороном фехтовали, хохотали, наводили пушки… «Шварцготвотрум, дитя мое! Вперед…»
        - Шварцготвотрум! - в голос выругался Руппи, запихивая отцовское письмо в ящик. Появление «господина второго канцлера» на поле боя и его «подвиги во славу Дриксен» рано или поздно придется объяснять, но не сейчас же! В Штарквинд не хотелось, отвечать не хотелось, ссориться хотелось, но было не ко времени, а Бруно, уезжая, осчастливил готовностью предоставить полковнику Фельсенбургу отпуск. Старый бык прекрасно понимал, что никто никуда не поедет, вот и издевался. То есть воспитывал в подчиненном «столь необходимое умение отвергать неразумные просьбы, даже самые навязчивые». Подумывавший о побеге в Акону подчиненный фыркнул и безвольно отвлекся на дрыхнущую кошку. Та, почувствовав взгляд, немедленно проснулась и взгромоздилась на хозяйские колени, исключая саму возможность взяться за перо. Впору написать: «…спешу… спешил… ответить, но был не в силах огорчить Гудрун…» Леворукий бы побрал адрианианцев, назвавших стражницу именем Девы Дриксен!
        - Слезь, - велел Руппи и, не дожидаясь обиженного писка, поднялся. Разочарованная кошка плюхнулась на пестрый тряпочный коврик и обиженно уставилась на злого человека. Под взглядом удивленно-горестных зеленых пуговиц полковник и герой обычно испытывал стыд, но сейчас он вспоминал погибшую принцессу, то есть хотел кого-то немедленно убить. Желательно на тот самый балинтов манер, о котором столько говорили у алатских костров.
        Написанию нежного сыновнего послания подобный настрой не способствовал, оставалось сорвать его на каком-нибудь остолопе или, того лучше, поганце. Утром предоставленные самим себе штабные решили устроить попойку, на которой жаждали видеть героического Фельсенбурга. Руппи идти не собирался, но к штабным орлам недавно затесался паршивец, рассуждающий сразу о глупости покойного кесаря, никчемности Марге с Гетцем, промахах Бруно и скудоумии сослуживцев. Почему субчика до сих пор не побили, Руперт не понимал, браться же за столь благое дело самому было не слишком удобно - гвардейским полковникам интендантских капитанов лупить не пристало, хотя полковник может и просто… поговорить. В стиле герцога фок Придда, например. Капитан в таком случае должен либо вызвать полковника, либо расписаться в собственной трусости, а дальше на выбор - если не заткнуться, то подать в отставку, хотя лучше б дуэль…
        Фельсенбург сгреб родственные приветы, наказы и поцелуйчики в ящик и вытащил чистый шейный платок. Флотский, иссиня-черный. Гудрун, не спускавшая со своего кумира глаз, сообразила, что тот уходит, и перебралась к двери, собираясь на прощанье запустить когти в штанину изменщика.
        - Все равно уйду, - уведомил кошку, и в ее лице засевшее в Штарквинде семейство, Руперт. - Хочу и уйду.
        Гудрун осела на задние лапы и приоткрыла пасть, но завопить не успела: раздался условный стук. Папаша Симон решил о чем-то доложить.
        - Не заперто, - крикнул Руперт, поправляя, кажется, удавшийся узел, - что такое?
        Оказалось, гонец из Штарквинда, так, по крайней мере, объявил заплечных дел мастер и не ошибся. Возникшего в дверях племянника доверенного секретаря герцогини Штарквинд Руппи узнал сразу. Так вот почему в ворохе пустой болтовни не оказалось бабушкиного письма!
        - В чем дело, Ади? - Так просто этого цепкоглазого красавчика в снега не отправят. - Садитесь, только осторожно, у меня есть кошка, а у кошки - шерсть.
        - Спасибо, господин Руперт, - Ади был толков, не раболепен и, кажется, предан, а полное равнодушие Гудрун исключало каверзы этих, как их, истинников. - Ее светлость велела передать письмо и ответить на вопросы.
        - Если они будут. - Хорошо, что он в гвардейском мундире и флотском платке, дома будут выспрашивать и истолковывать любые мелочи. - Как добирались?
        - Через Регинхайм и Ноймаринен. Нам повезло, на дорогах кесарии сейчас неспокойно.
        - Да, - Руппи отодвинул кстати сунувшуюся кошку, - я слышал. Вам потребуется аудиенция у командующего?
        - Если у его высочества возникнут вопросы. Письмо ее светлости к господину фельдмаршалу в одном футляре с вашим.
        Значит, тайн ни от Бруно, ни от внука у бабушки сейчас не имеется, что и призван продемонстрировать общий футляр. Видимо, это хорошо.
        - Я понял. Давайте письма.
        Футляр оказался знаком вплоть до царапины у корней высоченной, вцепившейся в горный обрыв ели. Подвох был маловероятен, но послание Руппи извлек со всеми положенными предосторожностями. Оно оказалось коротким: Элиза выражала удовлетворение воинскими подвигами внука и не советовала исполнять прихоти своей плаксивой дочери, поскольку должен же кто-то их не исполнять. Видеть Руперта в Штарквинде герцогиня не желала, зато была готова принять там барона Кальдмеера, переговоры о выкупе за которого уполномочен вести Ади, от Руперта же требуются рекомендательные письма, дабы было что предъявить талигойской стороне. Адмирал цур зее должен вернуться до весны, так что нужно спешить.
        Отпустить Кальдмеера Алва бы согласился наверняка, и Руппи немедля засел бы за письмо, если б не уверенность, что в Штарквинде Ледяного доконают. Бабушка видит в Олафе эдакую приманку, на которую хорошо ловить недовольных моряков, только адмирала цур зее больше нет. И не будет, если «львы» не отыщут для него нужных слов, а дожидаться этих слов лучше в обществе Бешеного.
        - Мне понадобится некоторое время, - твердо сказал Руппи и даже не соврал: писать придется много, причем дважды. Одно письмо повезет Ади, другое, настоящее - Штурриш, и вот с этим лучше не тянуть. - Герцогиня Штарквинд обещает какой-то рассказ. Какой?
        - Ее светлость встревожена. - Ади в самом деле был толков, одна фраза о благодетельнице и дальше сугубо по существу. Что-то Руппи уже знал от Бруно, о чем-то догадывался сам, вспоминая советы старшего Савиньяка и подсказки Алвы. Но одно дело подозревать, а другое - услышать, что Марге подмял под себя бОльшую часть кесарии. Неподвластными «вождю всех варитов» пока оставались Штарквинд, кусок западного побережья, самые сильные баронства на севере да оттяпанная горниками приграничная провинция.
        - Фельсенбург не занят, - предвосхитил Ади колющий язык вопрос, - но успешная оборона замка в отсутствие соответствующего гарнизона и хозяина невозможна. Если Марге задастся целью захватить резиденцию Фельсенбургов, он это сделает, едва сойдет снег и подсохнут дороги, но пока ультиматум не предъявлен. Напротив, старший сын и наследник узурпатора просит руки одной из ваших сестер и надеется на скорый и благожелательный ответ. Есть подозрения, что в случае отказа будут предприняты попытки склонить одну из девиц Фельсенбург к побегу или даже похитить. Герцогиня Фельсенбург очень напугана и не отпускает дочерей от себя, что начинает их тяготить.
        - Об этом сестры мне не писали.
        - Ваша матушка не желает вас волновать.
        И зря! Если что и может загнать его в Штарквинд, так это желание схватить за глотку предполагаемых похитителей, но мама управится и сама. Агата с Деборой могут надувать губы сколько угодно, из своих комнат им без охраны не выбраться.
        - Спасибо, Ади, я все понял. Вы уже где-то остановились?
        - Нет.
        - Рекомендую «Шестую улитку», это хорошая гостиница с отличной кухней. Мои люди вас проводят.
        - Когда я смогу вас потревожить?
        - Завтра после полудня. Я вернусь с проверки караулов и сразу же вас приму. Покойной ночи.
        Кому покойной, а кому и нет. Когда герцогиня могла спасти Олафа, настоящего, того, который встал бы сейчас с ней рядом, она предпочла бросить адмирала в костер, на котором варилась корона для дядюшки Иоганна. Метхенберг и Ротфогель не простят Фридриху казни своего любимца? Значит, нужна казнь. Метхенберг и Ротфогель утопили посланцев Марге прямо в гавани, но дальше дело пока не идет? Значит, нужен адмирал цур зее, который поведет их под эйнрехтские мушкеты ради все той же короны для все того же прибрюшистого болвана. Спасибо хоть, что у Бруно есть другой план, пусть и пакостный. Фельдмаршал не желает видеть на троне наследника Штарквиндов, и ему там в самом деле не место…
        Мягкий толчок и знакомая колющая боль в бедрах возвестили о появлении Гудрун. Судьба кесарии кошку не занимала, в отличие от возможности удачно устроиться на коленях одумавшегося и оставшегося дома хозяина.
        - Отцепись, - велел Руппи, подкрепляя слово делом. Ссаженная Гудрун встопорщилась и стала отряхиваться, забавно хлопая ушами. И ведь маленькие же уши, а шуму, как от легавой…

2
        Если бы внезапно вошел Ли, могло стать весело, но брат наслаждался обществом гаунау. Ничего, тем занятней будет потом менять можжевеловую на зегинское.
        - Вас что-то смешит? - напомнила о себе Урфрида. Делиться пришедшей в голову глупостью Эмиль не собирался, пришлось соврать.
        - Я подумал о пользе от гаунау. Если б Хайнрих не уволок Ли, в этой комнате сейчас торчал бы он, а за дверью - свора адъютантов.
        - Хорошо, - медленно произнесла дочка Рудольфа, кутаясь в шаль, поскольку больше ей кутаться было не во что. - Хорошо, что вы напомнили. У нас, вернее, у вас, насколько я успела вас узнать, есть с полчаса для более или менее спокойного разговора.
        - Пожалуй, - согласился маршал и потянулся за вином. - Я весь внимание. «Кровь»?
        - Да, - согласилась желавшая «спокойного разговора» женщина. - Мы вряд ли скоро увидимся…
        - …если увидимся вообще, - продолжил фразу Савиньяк. - Вернее, мы вряд ли скоро увидимся после того, как вы присоединитесь к его высокопреосвященству. У нас остаются полторы или две ночи. Ваше вино.
        - Благодарю. - Принимать бокалы она умела. - Я согласна на ваше уточнение, хотя оно почти бессмысленно. И я благодарна за то, что вы не испугались моего титула, как прочие мужчины. Вашей будущей супруге можно позавидовать.
        - Как и вашему будущему супругу, - выразил вежливую уверенность Эмиль. - Вы прекрасны, я ваш должник.
        - Не вы, я. Вы дали мне возможность чувствовать себя желанной, и вы готовы меня отпустить. Признаться, я боялась… Нет, не так, в нашу третью ночь у меня мелькнула мысль, что я… разрушаю счастье пока неведомой мне женщины. Тогда я испугалась.
        О том, что он тоже испугался - только что, - Савиньяк умолчал, хотя молчать следовало раньше. Вернее, как раз не молчать, а ограничиться беседой, предельно вежливой и единственной.
        - Моя откровенность вам неприятна?
        - Нет, просто я опять вспомнил брата. Что поделать, мы близнецы, к тому же это его комната.
        - Ваш брат вас бы не понял?
        - Да все бы он понял! Просто… Будь на моем месте Лионель, вам бы и в голову не пришло опасаться за чужое счастье. Мне жаль, что вы…
        - Что я забиваю свою милую головку подобной ерундой? Кажется, так говорят мужчины?
        - В пьесах. - Зачем, ну зачем ей эти откровения?! Все шло более или менее хорошо, и на тебе! - Еще вина?
        - Да. Если вы не боитесь…
        - Я?
        - Мужчины не ждут от нас честности, - женщина вздрогнула, позабытая шаль не замедлила сползти с белого плеча. Красивое зрелище, особенно в тиши. - Тем не менее я была честна с маркграфом и честна с вами. Я помню, что сама просила вас о… встречах наедине, и клянусь, что никто никогда о них не узнает. Считайте меня сном и поверьте, ваше счастье с госпожой Скварца в полной безопасности. Даже если вы в приступе искренности признаетесь невесте, матери, братьям, я буду все отрицать, и я докажу, что вы либо бредите, либо встретили закатную тварь.
        - Что тоже бывает лишь в бреду. - Такой момент упускать не стоит, мало ли… - В свою очередь клянусь, сударыня, что забуду этот… сон, хоть он и был дивным.
        - Вы решили последовать моему примеру?
        - Да, Урфрида. Клянусь молчать о вас, кто бы меня ни спрашивал, хотя спрашивать некому. Акона занята Рокэ и Хайнрихом, ей было не до нас, да и Ли очень кстати отправился в Гаунау и дальше. Если вы уверены в своей камеристке, то беспокоиться не о чем.
        - О, я уверена, иначе сумела бы ее отослать. Надеюсь, вы не огорчены?
        - Огорчен, и сильно. Вашей шалью. Вы просили полчаса спокойного разговора, спокойного не получилось. Час в бою идет за два, сударыня, а полчаса - за четверть.
        - Вам не нравится моя шаль?
        - Когда она на вас. В любом другом месте я готов ей восхищаться.
        - Что ж, уберите этот кусок ткани туда, где он не станет вас раздражать.
        Послезавтра все закончится, а сегодня - это сегодня. Ночь, вино, свечи, готовая все забыть женщина… Неплохой сон, даже хороший, всяко лучше горящих коней и цветов. Она никому не скажет, но жить-то ей потом надо, именно жить!
        - Урфрида, я должен просить вас об одной вещи. Не выходите больше замуж без любви, это неправильно.

3
        Соваться куда бы то ни было, не разнюхав, что к чему, Юхан терпеть не мог. Вот и подгадал ко времени, когда господин Руперт гоняет своих красавцев, а папаша Симон, покончив с утренними делишками, садится завтракать. В первый свой приезд Добряк промахнулся, сегодня обошлось без накладок. Палач в аккуратной стеганой куртке смаковал какие-то пирожки, и Добряк без лишних слов выставил на стол немалую бутыль ноймарской тинты, до которой столь охочи почтенные мастера. Собственно, с тинты Юхан когда-то и начинал: забирал в условном месте на фрошерском берегу припрятанные бочонки и волок в Щербатую Габи, это потом дошло до чего подороже.
        - Прихватил в Аконе по случаю, - объяснил шкипер, глядя, как Киппе обтирает бутыль пестрым полотенцем. - Хороша, лучше нашей.
        - Ясное дело, - папаша Симон отложил полотенце и принялся неторопливо соскабливать сургуч, - у нас солнца меньше, потому ягода в кислятину уходит, зато с нашей можжевеловой фрошерскому безобразию не сравниться.
        - Что да, то да, - подтвердил Добряк, - плохо у них с можжевеловой. Господин Руперт небось патрули свои проверяет? В такую-то непогодь!
        - Порядок блюсти нужно, - не упустил оказии порассуждать о порядке палач. - Сегодня господин полковник дома в снегопад останется, завтра капитан себя пожалеет, а потом безответственность и на нижних чинов перекинется. Дескать, незачем мерзнуть, раз начальство у огня нежится, бдительность потеряют, а враг и подкрадется.
        - Враг может, - поспешил вклиниться в рассуждения Юхан. - А вообще-то как у вас? Есть что новое?
        - Господин фельдмаршал отъехали, - обрадовал собеседник и замолчал, сосредоточившись на открываемой бутыли. Главное шкипер, впрочем, уже усек: ничего сногсшибательного в Доннервальде не случилось, но запросто случится, если господин Фельсенбург изволят одуреть от аконских новостей.
        - Господин Киппе, тут эти… - ражий малый в фартуке ввалился в комнату и с явным интересом уставился на бутыль. - Вчерашние которые пришли… Господина полковника спрашивают. Подать им чего?
        - Подать, - решил палач, - того, что пожелают. Господин полковник как освободится, так и будет.
        Обладатель фартука облизнул глазами чужое пойло и исчез. Папаша Симон неторопливо расставил стаканы и объяснил:
        - Из самого Штарквинда прибыли, от старой герцогини.
        - Важное что?
        - Не скажу, но просто так по нынешним временам серьезного человека не погонят, да и письма из дому господин полковник недавно получили, эстафетой фельдмаршальской. Если вы с чем срочным, лучше б вам господина Руперта у «Зеленой иволги» перехватить, а посидеть и потом можно.
        - Угу, - кивнул шкипер, берясь за плащ, - так и сделаю.
        На «серьезного человека» Добряк, естественно, глянул. Тот вовсю угощался в малом зальчике у окна и глазами по сторонам особо не зыркал. По одежке выходил из благородных, но на щеголя не тянул, на вояку тем более. Секретаришка, надо думать, и вряд ли дурак, дураков старая Элиза отродясь не приваживала.
        Шкипер чин-чином продефилировал мимо молодого человека, выбрался на улицу и, пригибаясь - мело, как на самом Агмарене, - двинул к «Зеленой иволге». Ему повезло, Фельсенбург с парой «рыжиков» как раз выходили из-за угла, так что столкнулись у самого входа в заведение.
        - День добрый, господин полковник, - хорошо, при людях встретиться вышло, можно потянуть да понюхать. - Вот, прогуляться решил, ноги затекли. А вас ждут…
        - Знаю, - Фельсенбург покосился на «Иволгу» и с ходу решил: - зайдем. Выпьем за возвращение.
        Трактирщик от эдакой чести чудом под стойку не свалился, но опомнился, подскочил, на руке - полотенце, на роже - восторг.
        - Вина согрейте, - распорядился Фельсенбург, - и колбасок. Вы, шкипер, с можжевеловой?
        - Если бы, - покривил душой Юхан, - моя кончилась, а у фрошеров разве что путное добудешь? Да вы не беспокойтесь, вино горячее с дороги самое то.
        - Отлично, - господин Руперт уже высмотрел столик, хорошо высмотрел, если что - и удирать сподручно, и драться, и кто входит, видно. Добряк так и сказал, господин полковник рассмеялся, и как бы не последний разок.
        - А тот человек, - оттянул рассказ об аконском безобразии Юхан, - из Штарквинда, папаша Симон рассказал.
        - Из Штарквинда, - Руперт облокотился на стол и подался вперед. - Шкипер, я и так злоупотребляю вашей любезностью, но вы знаете дорогу и уже имели дело с фрошерами.
        - Имел, - подтвердил Добряк, - ничего, не съели. Что нужно?
        - Передать мое письмо Алве, а если его не будет на севере…
        - Будет, видел я его. И даже говорил.
        - Тем лучше. Мне нужно, чтобы он прочел письмо, которое будет у вас, прежде того, что привезет посланец из Штарквинда.
        - Сделаем. Только Ворону письма маловато, он с вами говорить о чем-то хочет, и второй… Савиньяк - тоже.
        - Савиньяк? Который?
        - Главный. - Надо же, как лихо с порученьицем фрошерским вышло! - Он сейчас в Липпе наладился, Хайнриха провожает, через пять дней они до Кнебенау доберутся. Захотите, запросто нагоните, особливо если «фульгатов», что со мной, возьмете.
        - Может и захочу, - медленно, чуть ли не нараспев произнес Фельсенбург, - но с письмом тянуть нельзя.
        - Нельзя так нельзя. Стихнет малость, и поеду.
        - Вам лучше знать, что везете. Моя бабушка хочет заплатить выкуп за… адмирала цур зее Кальдмеера и вывезти его в Штарквинд. Мне это не нравится, но ссоры я не хочу. Я вынужден написать Алве о желании герцогини Штарквинд и выделить сопровождение ее представителю, но вы доберетесь быстрее.
        - Чего б не добраться! Господину Кальдмееру и впрямь лучше в Хексберг пересидеть, несподручно ему во всякие дрязги лезть.
        - Именно, - Руперт вновь широко улыбнулся, вот ведь бедняга! - А теперь о вашей прошлой поездке. Как доставили, что ответили?
        - Дурней фрошерам сдали, под расписку, а сундук - госпоже Селине.
        - Она всё приняла, не спорила?
        - Нет, хоть и неловко ей было. - Ну, была - не была! - С понятием барышня, да и подружка у нее славная, и как о ней тревожится… Приходила, уговаривала вам все объяснить, чтоб, значит, не проворонили, а чего уговаривать, если я и так к вам ехал?
        - С Селиной что-то случилось?
        - Как сказать. - Футляр под плащом должен был согреться, а казался ледяным. - Вот оно, читайте. Барышня, младшенькая, говорит, там все прописано.
        Открыл. Брошка, само собой, тут же выпрыгнула на скатерть и подмигнула синим глазом. Юхан уставился на сияющую финтифлюшку, чтобы не глядеть на Руперта, и вовсе не потому, что боялся. Добряк бояться вообще не любил, а потому если куда и влезал, то лишь прикинув, стоит оно того или не окупится. Фельсенбурговы затеи стоили риска, да и сам он стоил дорого.
        - Как вы думаете, - голос Фельсенбурга был вроде и прежним, а ровно льда в можжевеловую кинули, - почему она согласилась?
        - Леворукий знает, если знает, конечно… Врать не буду, сам голову всю дорогу ломал, ничего не надумал. Но корысть с гонором там и не ночевали.
        - Вы правы. Шкипер, я рискую вам надоесть, но у меня к вам еще одна просьба. Сколько, по-вашему, может стоить эта вещь? Это сапфир.
        - Ювелиров спрашивать надо, но по всему - недешево. За фрахт вроде того, что нам Бермессер изгадил, я бы эту цацку точно взял.
        - Толковых ювелиров здесь нет. Вам придется выяснить, что сталось со свояченицей мастера Берниса, вы могли о нем слышать, это…
        - Да знаю я, - буркнул, не вдаваясь в подробности, Добряк. - Найду, если она тут еще, конечно.
        - Когда выясните, - Руперт сунул брошь обратно в футляр, когда и куда он дел исписанные листочки, шкипер не заметил, - приходите, я дам вам письмо к Алве и охрану.
        Хозяин с дымящимися кружками появился как нельзя вовремя. Со специями и медом тоже было в порядке. Или нет - вкуса Юхан Клюгкатер как-то не почувствовал.
        Глава 6
        Старая Придда
        1 год К. Вт. 18-й день Зимних Волн

1
        Кагетские топазы обошлись Чарльзу дешевле, чем ожидалось. Чудом выбравшийся из Олларии молоденький ювелир не только имел подходящие камни, но и с лету понял замысел заказчика. Не прошло и десяти дней, как граф Давенпорт стал обладателем прелестных золотистых бабочек, готовых найти приют на нежных девичьих ушках и груди. Разумней всего было держать футляр с драгоценностями на квартире, но Чарльз то и дело брал его на дежурство, благо переселение Большого Руди в бывшую геренцию обернулось водворением старших адъютантов в отдельные комнаты, пусть и выходящие в общую приемную. Давенпорта это новшество радовало несказанно: нет, против сослуживцев он ничего не имел - герцог держал при себе боевых офицеров, за плечами которых остались самое малое ноймарские перевалы - но болтовня подчас раздражала, мешая сосредоточиться. Не любил Чарльз и дружеских подначек, вернее, невзлюбил их во Франциск-Вельде, когда Бертольд, трепло эдакое, принялся выискивать способы покорить Мелхен, хотя до Селины и ее жизнерадостного братца языкастому драгуну было что левретке до быкодера! Детки Арамоны оказались незаменимы при
ловле нечисти, но мотать при этом людям жилы они умели не хуже папаши. «Вы жуете свои обиды»… «Вы Мелхен совсем не подходите»… Да кто они такие, чтобы решать, кому он подходит, а кому - нет?!
        Топазы Чарльз вытащил, чтобы унять непрошеную злость, и унял. Нежное мерцание камней напоминало об оставленной в Аконе девушке, обещая тихое, ласковое счастье. Пусть бриллианты ярче, в них нет загадки, только режущий глаза блеск, как в маркизе Ноймар и в той же Селине. Чарльз медленно повернул украшенный графской короной футляр, припоминая, как ювелир расставлял свечи. Когда дойдет до браслетов, мастера искать не придется, но сперва Мелхен должна приехать и сказать наконец «да!».
        Маркграфиня… молодая герцогиня Ноймаринен уже несколько дней как должна вручить баронессе Вейзель приглашение ко двору, но убедит ли она девушку тронуться в путь без одобрения застрявшей в Альт-Вельдере вдовы? У оскорбленной предательством мужа женщины хватает собственных бед, от чужой любви ей может стать больно, вот герцогиня Георгия без Мелхен в Старую Придду бы не вернулась. Ее светлость счастлива в браке сама и желает счастья всем, кто ей нравится. Герцог такой же, но у него слишком мало времени, по сути, старик так и остался регентом. Алва освободил Ноймаринена от войны; это много, страшно много, особенно когда впереди маячит поражение, но сейчас Талигу ничего не грозит. Извне. Сейчас надо оживать, для начала вырвав столичную занозу и передавив залевские банды. Для Ворона с Савиньяком - пара пустяков, но чтобы они могли воевать, нужен Рудольф с его больной спиной и не самым здоровым сердцем. Рудольф, работающий с утра и до полуночи…
        Вообще-то адъютанты поднимались раньше герцога, но стыдно за пусть и краткое, но безделье стало все равно. Давенпорт торопливо сунул топазы в стол и вытащил надорские рапорты, которые к вечеру требовалось свести в один. Дела на северо-востоке шли сносно: каданцы сидели тихо, горы больше не тряслись, а беженцы начинали потихоньку возвращаться. Отдавать провинция еще не могла, но и для себя не просила ничего - с Манриком Проэмперадор не промахнулся, рыжий мерзавец усердно отрабатывал и собственную полусвободу, и фрейлинские патенты внучек. В дело шли строительный камень, лен, стекло, даже тягловые лошади - бывший тессорий не забыл, кажется, ничего. Давенпорт расчертил новый лист и принялся заносить туда цифры, работа особых усилий не требовала, но сосредоточиться пришлось. Последние столбцы капитан заполнял уже при свечах, но он успевал, причем с запасом. Оставалось проглядеть маловажные, но требующие личной подписи Ноймаринена документы, и можно спокойно ждать вызова, до которого никак не меньше часа, а то и двух.
        Вечерние доклады как таковые Рудольф не любил, их заменяло нечто вроде совместного позднего ужина в рабочем кабинете. Порой трапеза затягивалась, переходя в почти домашний разговор, но чаще заканчивалась вместе с последним просмотренным документом. Сегодня кожаный бювар с полустертым волком распирали коронные приглашения[8 - Коронное приглашение - официальное приглашение ко Двору с прилагающейся к нему подорожной. КП бывают трех видов. Церемониальное подразумевает краткосрочное пребывание при дворе во время конкретной церемонии с последующим отбытием не позднее чем на третий день после ее окончания и рассылается согласно ежегодно обновляемым спискам желательных персон. ЦП ко дню рождения правящего монарха и дню памяти Франциска Великого не рассылается, прибыть на празднество - право всех титулованных дворян Талига. Облигационное (настоятельное) приглашение по сути является не допускающим отказа вызовом, а аудиенционное посылается в ответ на ходатайство о личной аудиенции или поданное прошение, рассмотрение которого требует присутствия просителя.], которые Ноймаринен, памятуя о скопившейся при
прошлом дворе сволочи и совсем уже недавней драке за геренцию, просматривал лично. Лишней эта предосторожность отнюдь не была: с недовольных сменой начальства сталось бы изготовить и подсунуть в готовые документы бумагу, из-за которой бы потом вышла какая-нибудь дрянь. Черно-белые патенты[9 - Октавианский (в обиходе чаще именуемый черно-белым или особым) фрейлинский патент выдается девицам, устройство жизни которых берет на себя корона. От обычных патентов, выдержанных в цветах действующей королевы или же королевы-матери, отличается цветом ленты, на которой подвешивается королевская печать. Чаще всего ОП используется для обоснования передачи титула от иссякнувшей или запятнавшей себя фамилии, к которой принадлежит девица, ее будущему мужу, чью кандидатуру выбирает король.] для девиц Колиньяр и Маран, впрочем, выловил сам Фарнэби. Заодно с тем, кто их выписал.
        Польстившийся на взятку чиновник вылетел из геренции пушечным ядром, но того, кто затеял подкуп, найти не удалось. Троюродный брат Колиньяра, от чьего имени выступал некий пожилой господин с тяжелым кошельком, этого явно не делал, иначе с чего б ему было подавать прошение на высочайшее имя о признании себя главой фамилии? Чарльз с брезгливостью перечитал доставленное из Тронко послание, застегнул «волчий» бювар и решил хоть немного размяться в фехтовальном зале. Естественно, в дверь тут же постучали, но дожидаться ответа не пожелали. Скрипнуло, покачнулись язычки свечей, и на пороге нарисовался несомненный глава собственной фамилии и, в придачу, бригадир. Похудевший и подтянутый, будто из поиска, причем тяжелого.
        - Добрый день, Чарльз, - поздоровался он, - могу я узнать, не были ли за время моего отсутствия изменены правила пребывания в королевской резиденции?
        - Нет, - начал было отвечать Давенпорт и вдруг понял, что Спрут, сам того не заметив, ткнул носом в немалый промах всю дежурную канцелярию. - То есть… Ни о каких изменениях я не осведомлен. Хуже того, я и правил-то особых не знаю. Как было раньше, когда герцог Ноймаринен был регентом, так и есть.
        - То есть, - педантично уточнил Придд, - в цитадели Старой Придды, кроме августейшей фамилии, без особого разрешения могут находиться те, кто занят на службе при дворе его величества, их семейства и приглашенные ими же? В таком случае уведомляю, что вместе со мной прибыл мой младший брат Клаус граф Васспард. В Олларии подобные вещи записывали.
        - Ну и я запишу. - О собственном возвращении Придд не уведомлял, Чарльз это помнил точно, поскольку герцогиня пару дней назад спрашивала, нет ли вестей из Васспарда. Их не было. - Графиня Савиньяк тоже здесь?
        - Да, и она, и виконт Сэ. Мы с виконтом испрашиваем высочайшей аудиенции, дабы доложить его величеству об исполнении данного нам поручения. Вас не затруднит использовать именно эту формулировку?
        - Нет, конечно, - хмыкнул Давенпорт, вертя головой в поисках Книги Аудиенций, - но… Но разве Карл уже дает поручения?
        - Его величество при свидетелях выразил желание получить хранящиеся в Васспарде книги о животных, - объяснил Валентин, и Чарльз вспомнил про знаменитого жука.
        - Лучше сразу уточнить суть поручения и отдельно сообщить об этом герцогине, - предложил он, извлекая из бюро переплетенный в золоченую кожу том, в котором было заполнено всего одиннадцать страниц. - Книгу Аудиенций у нас просят только под представление очередной фрейлины, а это вряд ли случится раньше чем через неделю. И то, если успеет прибыть… молодая баронесса Вейзель.
        - Вы правы, - заминку Валентин, спасибо ему, предпочел не заметить, - большое спасибо за помощь. Мы с другом не намерены задерживаться в Старой Придде дольше, чем необходимо, но главное, его величество ждет книги.
        - В дела супруги, а Карлом и Октавией занимается она, герцог обычно не вмешивается, но я ему доложу сегодня же, - невольно улыбнулся Чарльз, скрипя пером. Короля капитан Давенпорт видел лишь несколько раз, мальчишка казался на редкость милым. - А вот задержаться вам придется. Герцогиня устраивает для фрейлин небольшой праздник и вряд ли вас отпустит, кавалеры у нас наперечет.
        - Могу я узнать подробности?
        - Их знают только те, кто помогает герцогине, мы… то есть адъютанты герцога для этого слишком заняты. Как съездили?
        - Мне следовало бы сделать это раньше, однако война не оставляет времени для личных дел. Наше возвращение попадет в ближайший доклад?
        - Да, тем более что герцогиня несколько раз спрашивала о графине Савиньяк.
        - Думаю, будет правильным сообщить их светлостям, что трагически погиб мой младший брат Питер. Это произвело исключительно тяжелое впечатление на Клауса, и я не счел возможным оставить его в Васспарде.
        - Понятно… - Надо что-то говорить, но что?! - Простите.
        - Вы меня ничем не задели. К сожалению, нас отучили от живого сочувствия, заменив его бессмысленными холодными фразами, отойти от которых почитается недопустимым, особенно на трезвую голову.
        - Хотите вина? - Можно было бы самому догадаться! - Или можжевеловой?
        - Я бы предпочел, чтобы вы перенесли свое предложение на другой день. Сейчас мне лучше вернуться к брату.
        - Разумеется, я всегда буду рад видеть и вас… и виконта Сэ. Вы уже решили, где остановитесь? Дело в том, что к графине Савиньяк приехала ее будущая невестка госпожа Скварца.
        - Да, я уже знаю. Мы с братом воспользовались гостеприимством маркиза Фарнэби в лице виконта Валме.
        - Жаль, я бы с радостью пригласил вас всех к себе. Признаться, моя квартира для меня одного слишком велика. - «Пока» велика, но прежде времени радостью лучше не делиться. - На правах бывшего секунданта.
        - Не исключаю, что Арно вновь попросит вас о схожей услуге. Вы не находите, что судьба играет довольно причудливо?
        - Наверное… Вы о чем?
        - Мы с вами впервые встретились в доме маршала Рокслея. Наше будущее тогда казалось довольно-таки предсказуемым, но нас оно не устраивало, ведь мы оба стремились в действующую армию. Что ж, в конце концов мы в нее попали, но война затихает, и вот мы опять почти под одной крышей и в почти столице.

2
        Удивляться не приходилось. Арлетта Рафиано не стала бы сидеть и ждать, когда о ней вспомнят, а Франческа Скварца, по утверждению Левия, напоминала будущую свекровь не только внешне. Она просто не могла не приехать, и хорошо, что только в Старую Придду, сама Арлетта отправилась бы прямиком в действующую армию, собственно, она так и делала.
        - Мне следовало отдать соответствующие распоряжения на ваш счет, - признала свой промах графиня, стараясь не щуриться на слегка расплывчатую, но все равно изящную фигуру в дверном проеме. - Три достойных доверия человека упоминали о нашем с вами сходстве, а я в молодости была исключительно непоседлива.
        - Вы начали с загадки, - госпожа Скварца медленно, так знакомятся с лошадьми, пошла вперед. - Обо мне могли говорить герцог Алва, виконт Валме и граф Лэкдеми, но о последнем вы наверняка бы сказали иначе. Приношу свои извинения за вторжение, меня к вам водворил Валме. Я согласилась, ведь он на хорошем счету у своего отца.
        - Бертрам с годами стал откровенен, - рассеянно заметила Арлетта и все же сощурилась. Избранница Эмиля оказалась необычайно хороша. Убранные в простую, почти незаметную сетку темные волосы подчеркивали красоту лица, достойного внимания самого Диамни Коро, и при этом рассказчики не лгали: вдова Скварца в самом деле напоминала молодую графиню Савиньяк. Ройи тоже напоминают рубины.
        - Хорошо, что нас разделяет тридцать лет, - призналась Арлетта. - Будь меньше, во мне бы взыграло нечто нехорошее, но своего сына я понимаю.
        - Я тоже понимаю Эмиля, - будущая невестка была сама серьезность, - и больше не опасаюсь северных дам. Желай граф Лэкдеми перейти на шадди по-эйнрехтски, он бы прошел мимо моего окна.
        - Вне всякого сомнения. - Эмиль похож на Арно, очень похож, но что будет, когда Франческа увидит будущего деверя? Что будет, когда Ли узнает невестку? - Вы очень кстати упомянули шадди, последние пару часов я мечтала именно о нем.
        - И еще об отдыхе, - теперь Франческа улыбнулась. - Не выйти навстречу хозяйке с моей стороны было бы верхом неприличия, но сейчас мне лучше вас покинуть.
        - Почему? - позволила себе удивиться графиня. Она собиралась пригласить на поздний ужин Валме, но все вышло куда… забавней. - Я отнюдь не устала и не прочь скоротать вечер за разговором, а заодно представить вам еще одного будущего родственника. Здесь он известен как виконт Сэ.
        - И очень известен. Мне следует сменить платье?
        - Арно дамские туалеты не занимают. Год назад я бы сказала «еще», сейчас мне кажется, что сию грань бытия мой младший отпрыск так и не оценит. Франческа, я буду рада вас видеть где-нибудь через час. Насколько я понимаю, наши вкусы почти совпадают.
        - Граф Валмон полагает именно так.
        - Тем лучше. Кроме нас, видимо, будут друг моего сына и его младший брат.
        - Виконт Валме упоминал о герцоге Придде. Сударыня, я убедила виконта оказывать мне знаки внимания, подчас нарочитые.
        - Очень разумно, - одобрила будущая свекровь и наконец прошла к себе.
        Гостья нагрянула нежданно, и Арлетта не то чтоб растерялась, просто красавица в красном показалась почти призрачной: возникла из темной анфилады, что-то сказала, напомнив о Левии и молодости, и словно бы напоила усталостью. Несвоевременной и почти неодолимой.
        Нужно было встряхнуться и заставить себя хотя бы думать, но полумрак и тепло мыслям ясности не добавляют. Женщина окинула взглядом водворившиеся в эркере немалые сундуки - Бертрам продолжал обустраивать резиденцию Савиньяков при новом дворе - и дернула звонок. Слуги Маркуса подтвердили свою безупречность: комнаты были протоплены и убраны, хотя о возвращении никто не знал, они с Валентином даже въехали в цитадель затемно, исключая преждевременные визиты.
        Разбирать подарки было лень, переодеваться было лень, выяснять, что творится в Старой Придде, было лень… Арлетты не хватило даже на то, чтобы отменить никому особо не нужный ужин. Если бы буфетчик принялся выпытывать у застывшей в кресле хозяйки, что подавать, та, возможно, нашла б в себе силы передать гостье извинения, но утомленный той же дорогой чародей уже действовал по своему усмотрению: в комнатах все ощутимей пахло шадди и корицей.

3
        - Можешь отсылать. - Ноймаринен собственноручно засунул в бювар будущие дрязги и склоки. - Ох и весело нам на Октавианские придется! Мне-то еще ничего, а тебе как бы от невест отстреливаться не пришлось… Разве что младшим Савиньяком загородишься.
        - Я за себя сам отвечу, - заверил Чарльз. Шутки Большого Руди не обижали, но главное, старик не знал о Мелхен! Герцогиня берегла чужие тайны лучше своих, которых у нее, похоже, не имелось вовсе.
        - Отвечай, коль не боишься, - бывший регент потер спину и поднялся. С приглашениями они покончили, однако работа толком еще даже не началась. - Надорскую писанину - в тессорию, Креденьи полезно напомнить, что есть мозги и получше, чем у него. Комендантские запросы - туда же, и чтоб не тянули, а мне с утра Инголс нужен. Без него я в колиньярскую лужу нырять не намерен.
        - Да, монсеньор.
        - Мерзость, - не то припечатал, не то пожаловался герцог и, взяв с блюда кусок пирога, встал спиной к распахнутому бюро. - Разнокалиберная, но мерзость. Кто с кабана вымахать успел, кто в поросятах пока бегает, суть едина… Ты баронессу Грёлль помнишь? Вдовствующую?
        - Н-н-нет… Мы встречались?
        - Наверняка. Вообще-то она со своим выводком до поры до времени сидела в имении, потом сунулась в столицу, сыновей в Лаик устраивать, и угодила в самую заваруху.
        - Все равно не помню.
        - Ну Краклов ты, надеюсь, не забыл? - Рудольф, не переставая жевать, повернулся и побрел к окну, прежний его кабинет был куда больше, но теперь там устроили августейшую гостиную. - Баронесса - урожденная Кракл, так братец в придачу к собственному кансилльерству умудрился добыть у Фердинанда для нее графский титул… Сударыня, что-то срочное?
        - Всего лишь любопытство, - вошедшая герцогиня уселась в кресло у камина и тепло улыбнулась Чарльзу, - и немного предусмотрительности. Добрый вечер, граф. Сегодня вы мне нужней, чем супруг. Хофф случайно узнал, что вернулись Придд с Савиньяком. Это неминуемый переполох среди моих девочек, а они и так взволнованы. Я помню, как ждала своего первого волшебного танца, а ведь я была принцессой и росла во дворце!
        - Для половины нынешнего птичника двор не новость.
        - Не новость фрейлинские патенты, а я говорю о чистом юном счастье. Бедняжка Катарина была слишком робка и болезненна, чтобы сеять вокруг себя радость. Я осторожно расспросила старших девочек об их жизни в Тарнике, поверьте, там было… беспросветно. Малышки не знали ни фрейлинских праздников, ни поэтических турниров, ни хотя бы особых лакомств, все доставлялось с общих кухонь.
        - Как бывший регент могу такую скромность лишь приветствовать. Талиг переживал не лучшие годы.
        - Лучшие годы… Их страшно растратить впустую, подпирая двери, за которыми молится королева. Накормить несколько десятков юных созданий конфетами Талиг как-нибудь сможет, не правда ли, капитан?
        - Сударыня…
        - Когда ваша дочь получит фрейлинский патент, вы вспомните этот разговор, а сейчас расскажите мне о Придде. Рудольф, с вашего разрешения, разумеется.
        - Извольте. Чарльз?
        - Герцог Придд в самом деле вернулся. Он… - Как же это сказать, чтоб не вышло глупо? - он, согласно правилам… прежнего Двора засвидетельствовал свое и виконта Сэ присутствие и просит… высочайшей аудиенции, чтобы лично доложить его величеству об исполнении августейшего поручения. Речь идет о книгах про животных, которые хранились в Васспарде, они доставлены.
        - Вот ведь молодчина, - Ноймаринен потянулся и сел вполоборота, чтобы видеть сразу и супругу, и адъютанта. Савиньяк бы на подобные мелочи не оглядывался. - Пусть приходят завтра после утреннего урока.
        - Если Карл заслужит, - уточнила ее светлость. - Рудольф, вы слишком потакаете племяннику, а мне в итоге приходится выступать средоточием зла. Уверяю вас, это не слишком приятно.
        - Будет капризничать, останется без сладкого, - отмахнулся герцог, - или без прогулки, но книжки свои пусть получит. Капитан, запишите: после утреннего урока.
        - Да, монсеньор. Придд просит вместе с ним записать виконта Сэ.
        - Куда ж без него? Графиня тоже здесь или, воспользовавшись случаем, улизнула домой?
        - Вернулась, монсеньор. Кроме того, с Приддом прибыл его младший брат Клаус граф Васспард, Валентин намерен взять его в Акону и представить генералу фок Дахе.
        - Точно, ему пора в Лаик… тьфу ты, в унары! Надо бы на него взглянуть, а то и оставить до осени здесь. Вокруг Карла многовато девиц, пора разбавлять.
        - Не стоит уподобляться Дриксен, - покачала головой герцогиня, - совместное воспитание наследника с отобранными для этой цели мальчиками себя не оправдывает. Впрочем, если самый младший из Приддов окажется приятным ребенком, можно будет время от времени приглашать его сюда. Я узнаю мнение Арлины…
        - Сударыня, - рассказать все равно нужно, и лучше прежде, чем герцогиня начнет изобретать какой-нибудь детский праздник, - младший… самый младший брат Придда утонул, что и послужило причиной столь быстрого возвращения.
        - Не везет «спрутам»… - Большой Руди внезапно хлопнул ладонью по столу. - Старшим, может, и за дело, а молодняк - жаль. Хорошо, пусть вручит книги и, если захочет, отправляется в Акону, отпуск ему Алва подмахивал… Сударыня, я приду часа через два.
        - Я все понимаю и уже ухожу, - спокойно сказала герцогиня, - только узнаю у графа Давенпорта о подробностях. Если, конечно, Придд рассказал, как произошло несчастье.
        - Георгия…
        - Рудольф, это не любопытство. Чтобы не причинить ненароком лишнюю боль, надо знать, где болит, и мне по ряду причин не хочется расспрашивать Арлину.
        - Хорошо, - буркнул Ноймаринен. - Придд что-то рассказал?
        - Очень коротко.
        - Ясное дело… Несчастный случай?
        - Не совсем. Мальчик не хотел отпускать Клауса и решил пригрозить братьям самоубийством. Он убежал из дома к незамерзающей полынье и обещал броситься в воду, если не отменят отъезд. Семья и гости собрались на берегу, среди них был старый граф Альт-Гирке. Он решил вмешаться, но провалился сам и испугал Питера, тот оступился, и под ним разошелся лед. Клаус бросился на помощь, не рассчитал и тоже стал тонуть, его вытащил Валентин, а старика - виконт Сэ. Спасти Питера они уже не успели.
        - Старый хрыч! - Ноймаринен с силой оттолкнул бронзовую песочницу. - Сколько людей… только за прошлый год, этот же… до ста лет доскрипит. Правду бергеры говорят, Великий Излом падаль жрать не станет!
        - Рудольф, - негромко окликнула герцогиня, и герцог медленно разжал кулаки. Кого он вспоминал? Последний год и впрямь забрал слишком многих из тех, кто должен был жить.
        - Георгия, - герцог подтянул к себе ждущие решения бумаги, - у нас с капитаном дел часа на два, не меньше.
        - Я помню и буду шить в гостиной, - женщина поправила шаль и без лишних слов вышла.

4
        Силой духа служанка превзошла госпожу. Никаких распоряжений вымотанная Арлетта не отдавала, но камеристка видела, что ее возлюбленный-буфетчик создает поздний ужин на несколько персон. Победив усталость, фарнская искусница подготовила достойный лимонного суфле и карамельного мороженого туалет, отказаться графиня не смогла. Переодевание съело не менее получаса, но Франческа была достаточно хорошо воспитана, чтобы задержаться. Назло охватившему ее бессилию Арлетта заставила себя сменить серьги на более броские и по старой привычке перебралась к окну. За приподнятой портьерой, кроме ночи, обнаружились какие-то странного вида кустики, явно не астры. Графиня потерла узкий листочек и поднесла пальцы к лицу, тонкий запах показался знакомым, наверное, вытяжку из этих растений добавляют в ароматическую воду. Что ж, очень мило… надо спросить Франческу, что это за травки и где они растут.
        Сорвать веточку не вышло, тоненький сероватый стебель сдаваться не желал, пришлось сходить за ножницами и заодно прихватить булавку, чтобы приколоть загадочное растение к платью. Арлетта как раз возилась с застежкой, когда за дверью раздался бодрый топоток и в кабинет влетела молодость.
        - Ну как она тебе? - Арно завертел головой и немедленно обнаружил конфетницу, а в ней свои любимые тянучки. - Валентин с Клаусом будут жить у Валме, он сейчас придет.
        - Зачем? - вежливо полюбопытствовала Арлетта. - Писем Бертрама я сейчас все равно не пойму. И кто «она»?
        - Не придирайся, всё ты поняла! Я про эту… невесту Эмиля. Что она Франческа, я помню, остальное потом выучу.
        - Она производит впечатление. Пожалуй, я соглашусь с Эмилем, госпожа Скварца похожа на меня в молодости. Любопытно, ты сможешь с ней подружиться или нет?
        - А надо?
        - Это сделает тебя чуть менее доступным для здешних девиц. Надеюсь, их ты не забыл?
        - Их забудешь! - Арно ухватил со стола еще что-то и, явно пресекая разговор о девицах, объявил: - Тут такое творится, мы с Валентином чуть в обморок не грохнулись.
        - Валентин тоже чуть не грохнулся?
        - Нет, но он присвистнул. Мама, сюда явился целый Дорак, но это еще не самое веселое. Приехал старик Понси и притащил с собой Жиля. Ноймаринен это чучело посадил под домашний арест, потому что дурак хочет застрелить Эпинэ и наложить на себя руки. Причем не где-нибудь, а перед троном. Из-за своего распрекрасного Барботты.
        - Но гения, помнится, убили в Олларии?
        - Ну да, его пристрелил адъютант Эпинэ. Как бесноватого.
        - Тогда все в порядке. Ты так и не сказал, зачем мне сейчас Валме?
        - Вокруг нас вертится шпион, - радостно объяснило детище. - Если Марсель, узнав о твоем возвращении, не прибежит, его не поймут. В смысле заподозрят, что у нас все не так, как они думают, а Валме с Франческой очень старались, чтобы про них думали, как сейчас… О, вот и Марсель!
        Малыш ошибся - виконт задерживался, но слегка взволнованный буфетчик явился сообщить о губительности времени для карамельного крема.
        - Придется поспешить, - графиня повернулась к сыну. - Тебя не затруднит подать мне руку, мне надо повиснуть.
        - Да пожалуйста, - Арно изобразил поклон, к которому не придрался бы сам Коко. - Так вот, этот кошачий Барботта…
        - Потом. Если это смешно, повеселишь заодно и Франческу, лучше всего прямо сейчас. Бесноватые поэты бесценны при знакомстве с будущими родственницами.
        Арно хмыкнул, но, устроив родительницу возле безупречного стола, исчез. Женщина, не дожидаясь гостей, ковырнула ложечкой умирающий крем, оказавшийся родным братом подаваемого в Рафиано, и откинулась на спинку кресла. Попытка обдумать хотя бы предполагаемого шпиона была вялой и обреченной на неудачу.
        В Старой Придде несомненно кипели страсти и страстишки, но усталой женщине в сразу и чужой, и своей гостиной они казались чем-то вроде давно и через силу прочитанной книги, которую нужно открыть, а хочется выбросить. Поблескивал алатский хрусталь, пахло ванилью и корицей, тикали часы, стыли в своих вазах зимние гвоздики, все по отдельности существовало, а вместе сливалось в подобие сна или полубреда. Вино давно выпито, бокалы разбиты, стрелки часов замерли на неведомой отметке, но где-то тенью тени вспыхивают радужные искры и отсчитывает невозвратные мгновенья маятник…
        - Сударыня, - живой и знакомый голос отогнал довольно-таки скверное наваждение, и Арлетта с благодарностью улыбнулась явившемуся наконец Валме.
        - Я буду счастлив, - проворковал тот, припадая к протянутой руке, - отписать папеньке, что вы вернулись в добром здравии.
        - Я ему отпишу сама. Арно знакомится с Франческой, а карамельный крем ждать не может. Так, по крайней мере, утверждает буфетчик. Готти не с вами? С ним все в порядке?
        - Франческа подвергается моим преследованиям, - Валме строго посмотрел на крем и налил себе кэналлийского, - о чем я и уведомил вас через Арно. Готти в прихожей, у него особое поручение. «Крови»?
        - Пожалуй. Я уведомлена, но на меня большее впечатление произвел Дорак. Такие расстояния с таким сердцем…
        - Душераздирающе, - согласился виконт, берясь за бутылку. Он и прежде разливал вино красиво, но сейчас рубиновая струя ловила свет на кэналлийский манер. - Мой батюшка в прошлом году имел с ним беседу, после чего состояние здоровья господина маршала пришло в полное расстройство, однако север и женское сочувствие творят чудеса. Полагаю, вы сможете в этом убедиться в самое ближайшее время.
        - Я? - удивилась Арлетта, принимая бокал. - Моя способность творить упомянутые чудеса вызывает серьезные сомнения. Вы научились ловить вином огонь.
        - Офицер при особе - это не только гвоздь в сапоге. Сударыня, графа Дорака тревожит судьба наследника, но обсуждать сию животрепещущую тему он может лишь с вами. Я, будучи Валмоном, дурно влияю на некоторые сердца, а герцог Придд мстителен и холоден. Остаетесь вы.
        - Я тоже мстительна и холодна. Чтобы Дорак бросился в Старую Придду, поддавшись страху, Арно следовало вызвать Дарзье двумя месяцами раньше.
        - Страху граф поддался уже здесь, а выехал, имея в виду нечто более приятное. Возможно, помолвку.
        - Или две помолвки. - Виконт Дарзье и Иоланта Манрик - это очевидно, но есть еще и Леони Дорак… Дочь не самого значительного графа, племянница всесильного кардинала. Отвергнутая невеста виконта Мевена вышла к трону в почти королевском наряде. Просто глупость и дурновкусие? Несомненно, но только ли они?
        Долетевший из прихожей лай мог принадлежать лишь Готти. Пес что-то желал сообщить и, видимо, был понят. Валме поставил бокал и быстро, по-военному вскочил, качнулись огоньки свечей, тронул ноги легкий сквознячок. Арлетта неторопливо повернулась. Франческа оказалась настолько вежлива, что уступила будущей свекрови все оттенки красного. Она могла себе это позволить, и еще она могла смело носить белое. Младший тоже был хорош и выглядел скорее веселым, чем очарованным.
        - Арно, - осведомилась графиня, пока кавалеры двигали стульями, - ты рассказал госпоже Скварца о Барботте?
        - Нет, - сын уставился на гибнущий крем, и Арлетта поняла, что тот будет спасен, - до него не дошло! Мы говорили об урготских принцессах.
        - Это бестактно, - строго заметил Валме. - Особенно в мое отсутствие.
        - Мы знали, что вас увидим, - рассеянно объяснила госпожа Скварца, - и мы о вас говорили!
        - О великий Бакра, - возопил виконт, - прибыла мать маршалов Савиньяков, и мы вернулись к холодному «вы»! Это горестно, сударыня, горестно и странно.
        - Что странного в том, что здесь ждут не только тебя, - Франческа взяла шпажку с кусочком сыра, - но и Готти?
        - Ничего, - фыркнул Арно, - и потом, говорить о Барботте надо, лишь познав корнета Понси. Иначе половина удовольствия пропадет.
        - Согласна, - она допьет бокал и уйдет, - так история производит большее впечатление, однако Понси находится под арестом.
        - Можно подговорить фрейлин, - и не подумал отступиться сын, - они его освободят. Девам положено освобождать поэтов, а потом любить! У Марии Тристрам точно получится. Марсель, ты согласен?
        - Не вполне. В теории чувство могло бы вспыхнуть, но когда абстрактный поэт обретет черты Понси, нежный бутон увянет и отвалится.
        - Какой странный образ, - рассеянно удивилась Франческа. Она не знала, что Арлетта Савиньяк однажды надела белое платье. Это было в Валмоне на пятый год ее замужества, они с Арно рука об руку вошли в гостиную, им навстречу поднялся новый хозяин… О чем они тогда говорили? Кажется, об Эпинэ и о море.
        - …сейчас узнаешь всё из первых рук! Мама, ты согласна?
        - Всё - это очень долго, - не растерялась графиня. - Пожалуй, я все-таки устала, может быть, вы повеселитесь без меня?
        Глава 7
        Старая Придда
        1 год К. Вт. 19-й день Зимних Волн

1
        Побриться Арно успел, но и только. Выносивший мыльную воду слуга вернулся с подносиком, на котором лежало украшенное печатью багряного воска письмо. Герцогиня Ноймаринен настоятельно приглашала виконта Сэ на завтрак, куда его должен был препроводить ее доверенный секретарь.
        - Хорошо, - подавить вызванный вчерашними пророчествами Марселя смешок удалось, хоть и с трудом, - давайте доверенного секретаря.
        Очередной фарнский камердинер воспринял приказ с невозмутимостью каменной ящерицы и удалился, чтобы тут же вернуться в обществе носатого пожилого ноймара без шпаги. Слуги выглядят иначе, отставные военные и менторы - тем более. Бывший судейский, то есть не любезный, не мэтр, а сударь.
        - Сударь, я вас слушаю.
        - Господин виконт, - возвестил крючконосый, - в час пополудни в Гербовой гостиной вам совместно с герцогом Приддом назначена высочайшая аудиенция, но сперва вас хочет видеть герцогиня Ноймаринен для длительного разговора. Должен вам сообщить, что на дворе холодно и ветрено.
        - Когда… меня желают видеть?
        - Желательно, к десяти. Ее высочество выйдет к завтраку, стол будет накрыт на двоих.
        - Идемте.
        Для виконта Сэ желания герцогини Ноймаринен приказом никоим образом не являлись, но мать изволит играть с женой Рудольфа в старую дружбу, значит… В передней очень кстати торчал все тот же ящеричный фарнец, и Арно велел передать госпоже графине и госпоже Скварца, что завтракает у ее светлости.
        - Да, господин виконт, - подтвердила ящерица и добавила про ветер.
        В ответ Арно нахлобучил шляпу, привычно напомнившую о былой глупости. Ну чтоб ему было не пообещать съесть туфли для танцев, ночной халат или, того лучше, трость. Сгрызть трость - это серьезно, это произведет впечатление хоть на кого!
        Дважды обещанный ветер набросился со своими нежностями прямо на крыльце, будто дождавшаяся хозяина псина. И чего, спрашивается, ждал - на улице и без Арно было полно народа. Старая Придда суетилась вовсю: похоже, всем, кроме дрыхнущих бездельников, приспичило куда-то бежать. Только в дворцовом вестибюле мимо промчались пара адъютантов, с полдюжины курьеров и худой и наверняка злющий клирик. Чиновников со слугами виконт не считал, они, как выражался Рокэ, кишели. Жизнь на главной лестнице тоже кипела, пока на третьем этаже провожатый не нырнул в боковой коридор. Там было более или менее тихо, а в конце таился проход в примыкающее к Старому Арсеналу крыло. Арно миновал пять дверей с одинаковыми ручками-шишками и нишу, в которой белело нечто, замотанное холстом; затем показалась выводящая на лестничную площадку арка.
        - Сударь, - подал голос крючконосый, протягивая руки к плащу, - вам наверх, в личную гостиную ее светлости. Вас ожидают.
        - Спасибо, очень интересно, - вежливо откликнулся виконт, и спутник, удовлетворившись доверенной ему одежкой, отстал.
        Комната, в которой ждали завтрак и герцогиня, была чем-то вроде левого рукава эдакой каменной рубахи, такие «тройные» гостиные вроде бы вошли в моду во время Двадцатилетней. Ну да, здешний дворец тогда и строили.
        Герцогиня в светлом утреннем туалете раскладывала карты за маленьким, отдельно стоящим столиком. Мать время подобным способом не убивала.
        - Надеюсь, - с ходу осведомилась ее светлость, - вы не успели позавтракать?
        - Нет, я собирался завтракать с… - виконт поднатужился и выдавил из себя ненавистное, но положенное слово, - матушкой.
        - О конечно же, но Арлина… Надеюсь, вы простите, что я называю ее как в юности. Когда она встанет, вы успеете вновь проголодаться.
        Столь очевидная шутка требовала улыбки, и Арно улыбнулся. Герцогиня отложила свои карты, давая понять, что пора вести ее к столу, что виконт и проделал. Завтрак был торский в том смысле, что горячего не предполагалось. Ветчина выглядела привлекательно, посыпанные семечками пирожки - тоже.
        - Виконт, - хозяйка, подавая пример, развернула салфетку, - ответьте, только честно. Вы вспоминали о расположенных к вам девицах?
        - Сударыня…
        - Вам было не до того? Я так и думала, однако сейчас вам придется о них вспомнить. Через пять дней у нас небольшой зимний праздник. Ваша матушка наверняка вам рассказывала, как мы играли во времена года, это было прелестно. И это будет прелестно. Безумно жаль, что герцог Придд в большом трауре, но на вас я рассчитываю.
        - А что нужно делать?
        - Главным образом любоваться и не ошибаться в именах.
        - У меня довольно хорошая память.
        - Кровь экстерриоров. Вы не забыли даже о книгах для моего племянника.
        - Сударыня, герцог Придд не забывает ничего.
        - Звучит угрожающе, но, заговорив о вашем друге, вы мне очень помогли. Мне тяжело расспрашивать о васспардской трагедии, но я должна знать, что произошло, из первых рук. Хотя бы для того, чтобы пресечь неизбежные сплетни.
        - Сударыня, - Арно поднялся и щелкнул каблуками, - если сплетни возникнут, герцог Придд сумеет их пресечь. Если потребуется, с моей помощью.
        - Не все так однозначно, но садитесь же!.. Вы - опытный офицер, но двор и Торка живут по разным правилам, сплетни же чаще всего распускают женщины. Вы ведь не станете вызывать маркизу Фукиано или новую графиню Креденьи?
        - Я с кем-нибудь посоветуюсь, - не то пообещал, не то пригрозил виконт, но сел. Есть хотелось, говорить - не слишком, но пока получалось ровно наоборот.
        - Дорогой Арно… Вас не раздражает это обращение? Дело в том, что в последнее время я привыкла называть виконтом наследника графа Валмона.
        - Что вы, сударыня, - раздражать-то оно раздражает, но час он как-нибудь вытерпит. - А как вы называете виконта Дарзье?
        - Бедный виконт! Он по понятным причинам все еще вынужден беречься, сквозные раны так легко застудить, однако ваш язык не уступит остротой шпаге. Надеюсь, вы не станете возобновлять эту нелепую ссору?
        - Это зависит не от меня. - Уже сказанная фраза показалась короткой и не слишком вежливой, а герцогиня есть всё не начинала. Пришлось срочно развить мысль. - Если Дарзье отучился оскорблять оказавшихся в сложном положении девиц и… дам, он может выздороветь хоть сегодня. В противном случае мне придется заняться его воспитанием еще раз.
        О том, что второй раз окажется еще и последним, Арно тактично умолчал, но супруга Рудольфа все равно расстроилась.
        - Ты кровожаден, - объявила она, видимо, от волнения перейдя на «ты». - Хотя чему удивляться, твой брат в молодые годы жалости не знал вообще. Хотелось бы надеяться, что, возмужав, Лионель смягчился, но нам выпало страшное время. Слишком страшное…
        - Потому что расплодились мерзавцы, вернее, их расплодили. - Можно положить себе ветчины и обратиться в слух, а можно довести до сведения герцогини рассуждения Валентина. - Если покровительствовать дряни, она обнаглеет и полезет наверх. Людям приличным в их обществе станет муторно, и они начнут уходить. Когда наверху никого, кроме дряни, не останется, стране придет конец, и счастье, если он обернется началом чего-то стоящего. Увы, для этого нужен новый Франциск, а его не видно, так что нам только и остается, что держать дрянь в узде.
        - Понятно… - хозяйка все же взяла круглый пирожок и положила на тарелку. - Твой брат умен, очень умен и очень предан Талигу, но он вызывает не только восхищение, но и страх. Будущей графине Савиньяк придется нелегко.
        - Почему? - Может, Ли за такое и прибьет, но не сегодня, а может, и вовсе не прибьет! - В Багряных землях очень жесткие нравы, сударыня, даже в Агирнэ.
        - В Агирнэ? - переспросила герцогиня. - Ты, видимо, на что-то намекаешь?
        - Ну… Я думал, Рокэ… герцог Алва сказал вашему супругу, что Лионель, возможно, женится на мориске.
        - А, вот ты о чем! - Второй пирожок улегся рядом с первым. - Но ведь это же еще окончательно не решено?
        - Нет, - нахально подтвердил виконт, - но для Талига поддержка морисков сейчас крайне важна. Мы, то есть семейство Савиньяк, находимся в родстве с Алва, а значит, вправе породниться с правящим домом Агирнэ.
        То, что у правителей Агирнэ имеется собственное родовое имя, виконт, естественно, знал, но углубляться в подробности все же не рискнул, скромно напомнив, что должен о чем-то рассказать.
        - Не должен… - герцогиня укоризненно качнула серьгами, - но я прошу. Главное я уже знаю, твой друг лишился младшего брата, и трагедия произошла на пруду.
        - Да, сударыня. - Как же у них тут… прытко! - Питер-Иммануил граф Гирке…
        - Создатель! Мальчик не успел даже стать юношей, зачем… зачем ему титул? Бедное дитя было немногим старше моего августейшего племянника.
        - Как вам угодно. - Называть маленького убийцу по титулу проще, но то, что брат Валентина - убийца, чужим знать незачем. - Питер очень много читал и отличался… бурным воображением. Сперва он придумал, что к нему проник злоумышленник, а когда его хитрость разгадали, решил… предъявить братьям ультиматум. Ему не хотелось отпускать Клауса, то есть графа Васспарда.
        - Я знаю, что именно произошло. Как вышло, что мальчику не помогли?
        - Так получилось. - Странно, теперь она «знает», а сперва спрашивала, что вообще случилось… - Валентин вытаскивал Клауса, я - графа Альт-Гирке.
        - Понимаю… Ты совсем не ешь. Положи себе хоть что-нибудь.
        - Да, сударыня.
        - Наверное, я скажу жестокую вещь, но прошлым надо жертвовать во имя будущего. Я знаю графа Альт-Гирке, он не первый год одолевает моего супруга письмами. Ты совершил подвиг, Арно, но ты спасал не того.
        - Я не выбирал, - признался Арно, старательно обустраивая тарелку. - Граф Лукас провалился, его жена закричала, я помчался к полынье и понял, что случилось, когда… все уже закончилось. Сударыня, вам лучше расспросить мою матушку, она там тоже была, или, того лучше, поговорите начистоту с Валентином.
        - Это будет тяжело нам обоим. Конечно, иди речь о доверенной тебе тайне, я бы отнеслась к твоему нежеланию отвечать с пониманием и даже одобрением, но то, что видят солдаты и слуги, узнают все, кто догадается их расспросить. Другое дело, что воображение простолюдина чаще всего предполагает худшее.
        - Вот как? - переспросил виконт Сэ, но герцогиня не имела счастья знать фельдмаршала Бруно и лишь грустно улыбнулась в ответ.

2
        В неприступности дядюшкиной крепости для шпионов Марсель почти не сомневался, однако Котика на всякий случай у двери уложил. Гениальный волкодав понял, что это не изгнание и не отлучение от стола, но исполнение долга, и, для порядка вздохнув, застыл в достойной герба позе.
        - Почти наверняка это излишнее, - объяснил виконт уже одетому для аудиенции Валентину, - однако порядок есть порядок. Дядюшка Маркус, как он вам вчера и сообщил, в геренции, так что от него даже избавляться не потребовалось, но не обидит ли наше с вами уединение графа Васспарда?
        - Утро у брата теперь начинается с лошадей и занятий с Кроунером.
        - Очень взаимовыгодно, - одобрил виконт, - прошу к столу.
        - Благодарю, - и не подумал чиниться Придд. - Графиня Савиньяк советует проявить столь несвойственную мне откровенность.
        - В таком случае придется ответить тем же, - заверил Валме и напомнил: - первым шадди берет гость. Не исключено, что однажды это принесло пользу, хотя смерть Франциска Второго как таковая ничего не решала. Да, я намекаю и с любопытством жду результата своих намеков.
        - Я начинаю привыкать к хорошему шадди, - чашечку Валентин взял, не глядя. - О золоте Манлия и о том, что граф Савиньяк поручил мне его найти, вы знаете. Что ж, оно найдено, остается извлечь клад, не привлекая внимания. Удобнее всего совместить вскрытие тайника с обновлением храма, под которым он находится. Недавние события, при всей их омерзительности, эту задачу существенно облегчают: переделки, желая перевернуть неприятную страницу, затевают многие. По совету графини Савиньяк я объявил о приглашении архитектора из Валмона, причем архитектор мне нужен в самом деле.
        - Архитектор у папеньки имеется, - Валме с удовольствием отхлебнул из доставшейся ему чашечки, - ручной и разумный, вот только надо ли доставать золото прямо сейчас? Я, конечно, не Манрик, однако финансовое положение Талига мне не кажется настолько скверным, чтобы губить легенду, к тому же золото Манлия очень кстати стало золотом Приддов. Клад, укрытый вашими предками, вне всякого сомнения, принадлежит вам, тем более что наследники Манлия успели отложиться от империи, которая в свою очередь успела распасться. Единственный, кто мог бы оспорить ваше право, - это капитан Арамона, но он, хоть и нашел ценности, сделал это незаконно, причем дважды, поэтому он тоже не считается.
        - Вы проводите много времени в обществе мэтра Инголса? - второй раз кряду вывернулся Спрут. - Надеюсь, он не слишком занят. Я бы хотел переговорить с ним до отъезда.
        - Когда вы, кстати, едете?
        - Зависит от ряда обстоятельств, но, если не произойдет ничего непредвиденного, не позднее чем через неделю.
        - Арно до мистерии не отпустят, а она назначена на последний день месяца.
        - Простите, вы имеете в виду именно мистерию?
        - Герцогине не нравится это слово, хотя задуманное действо, по сути, и есть усеченная мистерия. Устроители не нанимают танцоров и не заказывают музыку, но стриженая овца остается овцой. Впрочем, со стороны действо при всей своей старомодности должно выглядеть забавно.
        - Вы намекаете на алисианские «Времена года»? Я о них слышал.
        - А теперь увидите. Между нами говоря, Старая Придда на глазах погружается в пучину былого. Это несколько раздражает, впрочем, некоторые находят в минувшем ту же странную приятность, что и в несбывшемся. Особенно если несбывшееся задним числом возведено в загубленное некими злодеями. Герцог Эпинэ был четырежды прав, покинув возрождающийся двор.
        - Прошу меня простить, но двор, на ваш взгляд, именно возрождается? - Придд пил шадди на кэналлийский манер. Адуан бы сказал, что не закусывая, но адуаны пьют не шадди.
        - Сложный вопрос, - Марсель покосился на Котика, тот вздохнул, он хотел к столу. - И философский. Допустим, вам надо возродить разбитую вазу. Вы можете попытаться ее склеить, а можете заказать копию или же заменить похожей.
        - Провинившийся слуга наверняка сделает именно это, - спокойно подхватил Придд, - причем с немалым шансом на успех. Чтобы обнаружить подмену, хозяину мало быть знатоком, нужно держать в памяти множество мелочей, а это непросто. Особенно если часто и подолгу отлучаться.
        - И тем более, если прежний хозяин умирает и в права наследования вступает дальний родич, который нашу вазу видел разве что мельком и издали, а то и вовсе узнал о ее существовании из описи. Детским воспоминаниям, кстати, доверять тоже не стоит. Когда я был маленьким, мы довольно часто гостили в Гайярэ и там подавали борнские десерты. Папенька полагал их отвратительными, но я упорно хранил о них светлые воспоминания, которые развеялись лишь здесь. Я узнал знакомый с детства вкус и был вынужден полностью согласиться с отцовским мнением. Конечно, я не подал вида и доел то, что столь опрометчиво себе положил. Сам доел, поскольку Готти на музыкальные вечера не допускается, и я с этим ограничением согласен. Даже лучшая из собак не в состоянии заменить худшую из морискилл, причем старательность лишь усугубляет ситуацию.
        - В Старой Придде ввели в обычай музыкальные вечера?
        - Сперва в обычай ввели барона Капуль-Гизайля, и это наиболее удачное из здешних нововведений. Дамы стали заметно меньше скучать и заметно лучше одеваться, к тому же это препятствует возрождению того Талига, который в ранней юности потеряла герцогиня.
        - Моя мать не любила вспоминать свою юность, но графиня Савиньяк упоминала лакомства, которыми угощали фрейлин.
        - Да, - с готовностью согласился Марсель, - она не простила эти десерты до сих пор. Временно забыла, но не простила…
        - Рраув, - почти прошептал успевший сесть Котик и улыбнулся.
        - Явился кто-то, достойный доверия, - охотно перевел Марсель и вытащил пряник. - Подойди и возьми.
        Перемещение к столу вышло красивым и стремительным. Готти вроде и не торопился, но, когда дверь открылась, он уже расправился с угощением и был готов повторить.
        - Сейчас, - пообещал Марсель, оборачиваясь к явно запыхавшемуся Арно. - Ты вполне успеешь выпить шадди и угостить Готти.
        - Нет, - капитан Савиньяк фамильно мотнул головой, - я успею проглотить что-нибудь большое. Никогда еще не завтракал так долго… и мало.
        - Ты стеснялся есть в обществе Франчески? - слегка удивился Валме. - Но ужинать у тебя вчера при ней вышло неплохо.
        - Я завтракал у герцогини, - Арно с досадой оглядел орешки и собачьи пряники, - ничего плохого она не хотела, но ее пирожки в горло как-то не лезут. Валентин, по этикету мы не можем тащить книги сами, то есть можем, только у дверей их нужно будет передать служителю.
        - Хорошо, но поесть и привязать к шпаге ленту Октавии тебе все равно нужно.
        - Несомненно, - потянулся к шнуру Валме, - а вот книги я бы советовал не передавать, а взять с собой Кроунера. Дядюшка Маркус на днях обмолвился, что декан соответствующего факультета нашей славной академии отписал про вашего жука. Науке он таки неизвестен, и ученый муж настоятельно рекомендует назвать его «Усач Карла шипогрудый, золотоблестящий, грознокусающий, обретенный в год великих побед Талига».
        - Образина псевдонаучная подхалимствующая, - фыркнул Арно. - Любопытно, больше он ничего не хочет?
        - Хочет. Вспомоществования себе и факультету. Ты удовлетворишься холодными закусками?
        - Угу. Валентин, усач должен быть превеликим как Бабочка, а эта образина не должна быть деканом.
        Под столом, возвещая о появлении слуги, гавкнул Готти.

3
        От Валме наспех наглотавшийся буженины с грибами Арно выскочил полуголодным, а в первой приемной его величества оказалось, что он даже не объелся - обожрался. Отступать, однако, не приходилось, и Савиньяк, подмигнув откровенно робеющему Кроунеру, одернул мундир и вслед за Приддом проследовал из первой большой приемной в малую. Там, кроме гвардейцев, торчал утренний Хофф и с ним кто-то румяный и надутый, оказавшийся, несмотря на отсутствие перевязи, личным королевским адъютантом.
        - Я готов принять предназначенные его величеству книги, - напыщенно сообщил он, но Валентин справлялся и не с такими.
        - Благодарю вас, но книги его величеству несет капрал Кроунер, отличившийся во многих сражениях, - от тона Придда впору было ощутить себя даже не жуком - козявкой, и адъютантишка ощутил. Попытки обобрать Кроунера он, во всяком случае, не предпринял.
        Дежурный офицер щелкнул каблуками и картинно отшагнул назад, после чего ноймарские гвардейцы раздвинули свои алебарды. Опомнившийся наконец адъютант распахнул двери и красивым баритоном сообщил, что к королю явились герцог Придд и виконт Сэ. Валентин двинулся вперед, не дожидаясь ответа, видимо, так было положено, а хоть бы и нет? Арно кивнул Кроунеру и шагнул за господином бригадиром.
        В королевской гостиной было тепло, светло и просторно, от чего восседавший в кресле с высоченной спинкой король казался кукленком. Второе кресло, пошире и пониже, занимала успевшая переодеться в черное с белым герцогиня. У задней двери торчал очередной гвардеец, за письменным столом расположилось аж двое секретарей, и всё. Ни киселя тебе, ни принцессы, ни поганца-ментора с нянькой.
        - Герцог Придд, - затараторил король, - вы просили нас об аудиенции, приблизьтесь. Мы вас слушаем.
        - Ваше величество, - Валентин опустился на одно колено, - мы, я и мой друг, хотим доложить об исполнении вашего поручения. Мы нашли и доставили книги о различных животных и растениях, как встречающихся в пределах вашего королевства, так и обнаруженных или же предполагаемых в иных странах. Обращаю внимание вашего величества на солдата, который готов передать их вашим людям. Во время приема вы о нем спрашивали. Это лучший разведчик Северной армии капрал Кроунер, среди всего прочего обнаруживший и известного вам жука.
        - Мы признательны, - королевские глазенки уставились на сундучок с сокровищами. - Мы значительно признательны и в свободное от наших занятий время просмотрим эти книги. Мы выражаем вам соболезнование в связи с постигшей вас утратой братика. Это очень плохо… Мы огорчены.
        - Благодарю, ваше величество. Могу ли я спросить, пришел ли ответ из академии и известен ли науке обнаруженный капралом Кроунером жук?
        - Нет, - радостно выпалил король, - его никто не знает, так что он наш… Мы его назовем усач Карла шипогрудый, золотой и блестящий, пойманный в год великой победы.
        - Да, ваше величество. Но уместно ли будет нарушить правило, согласно которому животное или растение называет тот, кто его нашел?
        - Уместно ли… - король покосился на тетку. Будь Арно секретарем и веди он протокол, пришлось бы записать «с некоторой досадой». - Мы… Мы…
        - Сьентифики полагают, что уместнее назвать жука именно так, - поспешила вмешаться герцогиня. - Думаю, этот бравый солдат…
        - Капрал Кроунер, - шелковым голосом подсказал Придд.
        - Бравый капрал Кроунер согласится с новым названием и с радостью примет памятный подарок.
        - Мы награждаем капрала Кроунера орденом Белой гвоздики, - немедленно выпалил король, - в ознаменование его заслуг перед Талигом…
        - Карл, этот орден не может получить простой солдат.
        - Капрал Кроунер - лучший разведчик нашей армии, - попробовал упереться Карл, - мы награждаем его…
        - Подарком, - перебила герцогиня, - и денежным премионом. Капрал, ты согласен с тем, чтобы пойманный тобой жук носил имя вашего короля?
        - Ну… - голос Кроунера был хриплым и несчастным… - я… пусть его… не-кон-ди-ци-ен-но, но что поделаешь…
        - Ваше величество! - Валентин, конечно, молодец, но историю с именами закрутил не он! И Эдиту тоже не Придд искал, и жука из мерзлого пня не выковыривал… - Я полагаю, что сьентифик, напл… позабывший из корысти о правилах науки, при первом же подходящем случае позабудет и о своих обязанностях подданного. Вашего… августейшего родителя предали те, кто сперва говорил ему такую же… такие же вещи, как этот сьентифик. Таких надо прогонять, как… Вы ведь были рады, когда вашего прошлого воспитателя прогнали как шелудивого пса? С этим деканом надо поступить так же.
        - Мы поступим, - согласился король и закусил губу, - усач не будет нашим усачом, ведь мы его не находили… Если мы присвоим не принадлежащее нам, мы поступим плохо и уподобимся узурпатору…
        - Да, ваше величество, - все-таки вмешался Валентин, - но ваше величество может отправить на поиски неизвестных животных специальных людей. Они будут действовать по вашему приказу, поэтому имена их находкам сможете дать вы.
        - Адмирал Вальдес, - чуть не подпрыгнул Арно, - после войны собирается в Бирюзовые земли. Там, несомненно, много неизвестного, и вы можете прямо сейчас поручить капралу Кроунеру присоединиться к экспедиции Вальдеса и привезти вам коллекцию жуков и бабочек.
        - А что до обнаруженного в Марагоне жука, - в свою очередь подхватил Придд, - то его имя можно расширить до усача королевского, шипогрудого, блестящего, больно-кусающего, превеликого как Бабочка.
        - Да, - разулыбавшийся король вскочил, не будь тут тетки, он бы захлопал в ладоши, - так и будет! Усач королевский, а декана мы изгоняем, как шелудивого и препятствующего процветанию Талига. Мы хотим посмотреть наши книги.
        - Как будет угодно вашему величеству. Капрал Кроунер может поставить ящик на письменный стол.
        - Пусть он отнесет его в нашу комнату. А вы… вы уже их смотрели?
        - Я прочел все эти книги, ведь они хранились в моем замке.
        - А ты… То есть виконт Сэ их читал?
        - Не уверен, ваше величество.
        - Тогда пусть он идет со мной и смотрит, а вас, если вы не хотите, мы отпускаем и благодарим за доставленное нам… процветание.
        - Я буду счастлив разделить удовольствие с вами и моим другом. - Отделаться от Спрута не удавалось не только королям, но и выходцам. Карл, правда, ничего против Валентина не имел, ему просто хотелось побыстрей дорваться до жуков и зайцев.
        - Вынуждена напомнить, - герцогиня поправила прическу, видимо, это что-то означало, поскольку Карл расстроенно заморгал, - что у вас еще два урока.
        Помощь пришла неожиданно. Распахнулась дверь, и в чинность аудиенции ворвалась ее высочество Октавия, за которой, путаясь в платьях, мчались Айрис Хейл и Иоланта. Принцесса торопливо изобразила братцу реверанс, развернулась, уперлась глазами в бант на шпаге Арно и выпалила:
        - Брат мой, разрешите мне и моим подругам посмотреть книги, которые вам доставили, и пригласить герцога Придда и виконта Сэ на Празднество хрупких снежинок.

4
        Кто ее осчастливит - золовка Анна или сразу Георгия, Арлетта не представляла, но затея госпожи Скварца осмотреть живописные мастерские Приддены и там же заночевать выглядела и своевременной, и разумной. Святые стены надежно защищали честь будущей графини Лэкдеми, а утреннее похищение Арно обещало нечто любопытное.
        - Никак не могу понять, что начинать испытывать, - призналась Арлетта уже надевшей богоугодное черное Франческе, - умиление или гордость? Если Арно боялся, что я стану беспокоиться, не умирает ли он с голода, нужно умиляться. Если намекал на политику, мне следует гордиться.
        - Гордитесь, - вмешался верный адуанскому стилю Валме и погладил свою собачку. - Когда вы удалились на отдых, Арно услышал достаточно, чтобы раннее приглашение его не удивило. Ее светлость, а я настаиваю именно на «светлости», хотя многие чем дальше, тем больше придерживаются «высочества», любит разговоры тет-а-тет. К герцогине входят виконты и графы, а выходят милые Чарльзы и, увы, Марсели. Заочного авторитета папеньки хватило лишь на сохранение некоторой отстраненности. Со мной герцогиня на «вы», но капитан Савиньяк обречен на то же «ты», что и мой друг Давенпорт.
        - Не люблю обреченности, - с внезапной резкостью бросила Франческа и тут же улыбнулась, - милый Марсель, не пора ли нам?
        Им было пора, и Арлетта осталась в одиночестве. Очень ненадолго: засевшая за новую сказочку графиня не написала и пары страниц, а Георгия уже была здесь. Несколько раздосадованная, но полная раскаянья и заботы.
        - Мне не хотелось тебя будить, - немедленно извинилась она, - тем более с дороги. И я не могла откладывать разговор о Васспарде. Рудольф все сильнее потакает Карлу, с нашими детьми он был заметно строже. Даже с учетом того, что я успела узнать, аудиенция вышла не из легких.
        - Ты поступила совершенно правильно, - заверила Арлетта. - Боюсь, правда, Арно рассказал немного, он был слишком занят спасением графа Альт-Гирке. Мне пришлось потом его отругать.
        - Арлина! Конечно, мальчик рисковал, но ты так спокойно отпускаешь сыновей на войну…
        - Это не первые промоченные им ноги, - выказывать раздражение графиня Савиньяк тоже умела, - но думать все же следует. Когда тонут трое, а прийти на помощь способны лишь двое… возможны ошибки.
        - На этот раз ты меня не ужаснула. - Герцогиня упорно не садилась, это должно было что-то означать. - Мало того, я позволила себе сказать твоему сыну, что жизнь ребенка дороже жизни старика, но о том, каков этот Лукас… Не знаю, стоит ли об этом вспоминать?
        - Разумеется, ведь старый нечестивец жив.
        - А бедный мальчик мертв… Арлина, ты не против небольшой прогулки? Я хочу похвастаться тем, что мне удалось сделать. Прошлый праздник прошел неплохо, но на именины Октавии съедется заметно больше гостей, придется открывать новые комнаты, да и те, которые видели на день рождения Карла, нужно слегка оживить. Мама всегда что-то исправляла и дополняла, хотя архитекторы и злились!
        - Зато обойщики и мебельщики были в восторге.
        - Главное, в восторге были гости. Так ты пойдешь?
        - Конечно, - Арлетта убрала историю о тщеславном осле и памятливой кошке в ящик и поднялась. - После Васспарда я не прочь развеяться. До Октавианских праздников далеко, а что нас ждет на Весенний Излом?
        - Увы, придется удовлетвориться относительно малым кругом, Рудольф и так ворчит. Зато через пять дней нас ждет фрейлинский праздник, и я постараюсь сделать его незабываемым, ведь для многих он будет первым. Да и для тех, кто помнит двор Фердинанда… Бедняжка Катарина не умела веселиться сама и невольно лишала радости других…
        Зачин был многообещающим, и Арлетта поддержала тему сочувственным вздохом. Заснеженные дворики и успевший обзавестись алыми занавесями и стать Фрейлинским архивный вестибюль миновали под воспоминания о столь любимых Алисой сюрпризах и розыгрышах. Урожденную принцессу Оллар они продолжали умилять, а уже давно не «маленькую Рафиано» - бесить, хотя, возможно, она была несправедлива. Той же Одетте взаимное засовывание в ротики конфеток нравилось до безумия, а Жозина с Карой млели от любовной переписки с героями Дидериха, которых, как потом выяснилось, изображал Штанцлер.
        - Я так мало могу, - жаловалась Георгия, - так мало… Барон Капуль-Гизайль взял на себя оркестр, в этом я ему доверяю, но уже при создании интерьеров он допускает досадные ошибки. Приходится их исправлять, а мужчины, даже такие забавные, на редкость самолюбивы.
        - Коко умен, - невпопад откликнулась засмотревшаяся на свежерасписанную стену Арлетта, - а ты - сама тактичность, он не обидится. Я ошибаюсь или ты вспоминала Тарнику?
        - Ты угадала! - Полвека назад подобные восклицания сопровождались хлопаньем в ладоши и поцелуйчиками. - Да, это они, наши сады! Когда я была там последний раз, то чуть не заплакала… Заменить наши розы какими-то травками! Ужасно… Катарина жила в страхах и молитвах, не понимая, что лишает Талиг красоты и радости, а ведь бедняжка не знала, что ее брак держится на лжи. С таким сердцем и таким характером она вряд ли пережила бы это открытие. Почему ты не уничтожила признание мэтра Горация, Арлина?
        - Геора, это точно ты? - Не уничтожила, потому что думала о Жермоне, вернее, вовсе не думала. - И что я, по-твоему, была должна сделать?
        - Рудольф был очень расстроен, ведь не вернись Рокэ, это признание… Ты же понимаешь…
        - Рокэ вернулся.
        - Да, к счастью для всех, - Георгия уставилась на свои еще пахнущие красками сады. - Что ж, я вернула нашу юность, хотя бы частично. Твой барон предлагал расписать стену и потолок под гальтарскую лепку, но это годится для академии, а не для Малого двора, зато мысль обратиться к иконописцам была удачной. Они всю жизнь пишут Рассветные сады, но что есть юность, если не Рассвет? Тебе нравится?
        - Сад земной достоин сада Рассветного. - Странный поворот, очень странный. - Тайна Кары ничего не меняет, Геора, но если у тебя сердце не на месте, посоветуйся с мэтром Инголсом. Среди хлынувших в Старую Придду прошений наверняка найдется похожая история.
        - Она уже есть. Ох, Арлина, Арлина, как же беззаботно и счастливо я прожила свою жизнь, теперь за это приходится платить. Будь уверена, Карл вырастет хорошим королем, но сейчас мне так трудно. Я делаю всё, чтобы мальчик осознал: корона - это прежде всего долг, и при этом он должен чувствовать свое величие. Королевские приказы исполняются неукоснительно, значит, недостойных приказов быть не должно. И вот я учу с племянником его речи, а потом сижу с ним на аудиенциях, ведь менторов к таким вещам не допустишь.
        - Ты скромна, наверняка ты эти речи еще и пишешь. А что у тебя там?
        - Пока ничего, но будет большая буфетная с альковами.
        - Там ведь прежде был архив геренции?
        - Да, его перевели в казарменный флигель. Фарнэби приятно удивляет, но Гогенлоэ мне все же жаль.
        - Главу семейства или всех?
        - Всех, кроме Вильфреда. Рокэ не терпит политики, но с ним он был тысячу раз прав. Если б мы с Рудольфом вовремя узнали про смерть Сильвестра, ничего бы не произошло. Ты согласна, что вспоминать об ошибках бедного Фердинанда сейчас не время?
        - Не только Фердинанда.
        - Как же я рада, что ты на нашей стороне! Ты не представляешь, с какими трудностями приходится сталкиваться, и это только начало. Не хочешь послушать музыку?
        - Прямо сейчас? - улыбнулась графиня. - Не слишком.
        - Ты меня не удивила, но я должна была тебе это предложить. Твоему сыну я выбора не оставила. В наказание за его проделки. Его пристрастие к некоему капралу стоило карьеры очень достойному и всей душой преданному нашему дому ученому. Я сказала что-то смешное?
        - Нет, - отмахнулась ужасная мать, - это мое воображение. Я представила… представила, как мой младший вызывает дурно отозвавшегося о Кроунере сьентифика на линию.

5
        Музыку Арно скорее любил, но не насильно и не слишком долго, а эта к тому же была вступлением к неизбежному. Эмиль с Ли частенько вспоминали поэтические чтения, на которые их загоняли в Гайярэ. У графини Ариго выли стихи, у герцогини Ноймаринен - пиликали, но и тут и там не слушали, а лишь делали вид.
        С креслица у боковой стены, где устроили виконта, рассмотреть разряженных во все оттенки зеленого музыкантов можно было, лишь вывернув шею. Усаженную у самой сцены принцессу тоже было не разглядеть, зато открывался замечательный вид на внемлющих чарующим звукам фрейлин и приглядывающих за оными дам во главе с теткой Анной. И на расположенную точно напротив виконта удивительно привлекательную дверь. Арно незаметно повел плечами, разминая мышцы, дождался, когда оркестрик заиграет громче, и пригнувшись, будто в виду неприятеля, рванул на свободу. Беглеца не заметили, однако буфетная, в которую столь успешно проскочил Савиньяк, оказалась ловушкой. В ней было бы удобно сдерживать вражеский натиск, особенно опрокинув массивный, заставленный десертами стол, но выбраться наружу можно было лишь через окно, которое сперва еще пришлось бы разбить.
        Из покинутого зала доносились струнные всхлипы - кажется, это знаменовало начало второй части, а всего их в рапсоделле, если играли именно ее, полагалось четыре, причем четвертая переходила в повторяемое вступление. Толку от музыкальных штудий виконт прежде не видел, но сегодня они позволяли заблаговременно учуять конец. Вопрос был в том, успеет ли вернуться вытребованный Ноймариненом Валентин. Если не успеет, придется вешаться на тетку Анну.
        Виконт задумчиво оглядел разложенные по тарелочкам сласти, отмахнулся от величественного слуги с алым бантом на достойной борова шее и устроился на кривоногом диванчике, как нельзя лучше подходившем для девичьих секретов.
        - Сударь, - краснобанточный все же счел своим долгом прицепиться, - не желаете чего-либо? У нас есть…
        - Если есть вино, - не дослушал Арно, - я выпью.
        - К глубочайшему сожалению, девицам вина не подают, а проходить во время музицирования или же чтения через Анемоновый салон запрещено. Могу предложить прохладительное.
        - Не надо, - отмахнулся Савиньяк. - Значит, анемоновый…
        - Прошу прощения?
        - Салон анемоновый. Мне ничего не нужно.
        Краснобанточный с видом оскорбленного нухутского петуха удалился к своему стулу, музыканты за стеной наподдали, но не слишком выспавшийся виконт все равно зевнул. И тут его одиночеству настал конец - Айрис Хейл захотелось прохладительного или… чего-нибудь еще.
        - Я увидела, как… - девушка словно запнулась, - мы прощались на «ты», а что сейчас?
        - Сейчас мы встретились, - засмеялся Арно. - На «ты». И ты что-то увидела.
        - Кого-то. Тебя, и тоже сбежала. Ты думал, здесь есть выход?
        - Вот именно, - и не подумал темнить виконт, - а тут только прохладительное и буфетчик с красным бантом.
        - Банты каждый день меняют. Сегодня у нас день алого анемона, - девушка коснулась поддельного цветочка, приколотого золотым бантиком к платью, - а завтра будет лилового.
        - А послезавтра?
        - Голубого. Герцогиня думает, нам так интереснее.
        - Это она может… Думать. А вам интереснее?
        - Наверное. Лучше глупо, чем скучно, хотя скучно все равно. Маркиза Ноймар уехала к детям, а прочие патронессы конные прогулки не жалуют.
        - И маркграфиня?
        - Если бы ты был фрейлиной, у тебя бы отобрали два цветка, а может, и все три.
        - Я не фрейлина и что за бред? Я про цветы.
        - Ты что, балладу о шести анемонах не знаешь? Тебе повезло.
        - Не повезло, ее в Гайярэ раз сорок читали. Получается, у вас на каждый день недели свой анемон?
        - Именно. Если кто-то провинился, у него отбирают цветы, а без них из своей комнаты можно выходить только к столу, и то сажают отдельно и не дают лакомств.
        - Бедная Иоланта…
        - А вот и нет! Дольше всех без цветов просидела Корнелия, она на свидание бегала и попалась, а Иоланта уже потом, из-за маркграфини.
        - Неужели укусила?
        - Почти. Маркграфиня от маркграфа ушла, поэтому так ее называть - оскорбление. Она - герцогиня Ноймаринен или госпожа Урфрида. Чтоб ты знал, если дама не была замужем, то она не может быть нашей патронессой, а хоть бы и была! Верхом Урфрида ездить не слишком любит.
        - Зато госпожа Скварца любит, а она - вдова.
        - Она из Фельпа и к нам не приходит.
        - Придет, она еще и невеста моего брата, так что будете ездить с ней, а маркграфиня может слушать концерты сколько влезет.
        - Концерты она тоже не любит, а сейчас вообще в Аконе. Считается, что алатке, то есть жене кардинала, нужна компания, но на самом деле Урфриду здесь все бесит, а больше всех Октавия.
        - А Октавию Урфрида, часом, не бесит?
        - Еще как! Искры летят, но сегодня и без нее все дыбом. Между прочим, из-за тебя.
        - И что я натворил на этот раз?
        - Вернулся. Октавия как-то пронюхала, что ты на аудиенции у Карла, и объявила, что идет смотреть книги из Васспарда. Унять ее может только герцогиня… старая, но ее с нами не было.
        - Она сперва принимала меня, а потом была с… его величеством.
        - Вот-вот! Графиня Тристрам только крыльями захлопала, мол, неприлично… его величество не поймет… ее высочество не поймет… милая Мария не пойдет… И тут милая Гизелла заявила, что мы будем слушать концерт, хотя обычно музыка у нас в день пурпурного анемона. Октавия разозлилась, выпалила «кто любит меня - за мной!», чуть не опрокинула графиню Рафиано и помчалась смотреть на, - Айрис хихикнула, - книги из Васспарда.
        - И вы с Иолантой, - виконт не удержался и тоже хихикнул, - откликнулись на зов ее высочества.
        - Иоланта откликнулась, - педантично уточнила девица Хейл. - Я сперва решила вести себя прилично, но, если бы я не пошла, Иоланте бы в туфли сиропа налили.
        - А на вас двоих сиропа не хватит?
        - Хватит, но меня слуги любят… Смотри!
        - Вижу.
        Рапсоделле было еще гудеть и гудеть, но девица Манрик решила конца не дожидаться. Ярко-розовая кубышечка влетела в буфетную, словно за ней гналась страшнейшая из мышей, и ринулась к столу, однако вскакивать на него не стала, а уставилась на пирожные. На радость тут же подскочившему буфетчику. Смотреть на это сидя было неловко, и Арно поднялся. Айрис, прелесть такая, осталась на диванчике, бывают же такие умницы! Ничего, они еще накатаются… Кто-кто, а Франческа побыть патронессой не откажется, и мориска для прогулок у нее своя.
        - Сударыня, - оттерев краснобанточного, Арно принял у него бокал и с легким поклоном вручил Иоланте, та взяла и даже процедила нечто, похожее на благодарность.
        - Счастлив служить. - Опыт разведчика требовал выглянуть в Анемоновый салон и прояснить дислокацию музыкальной Гизеллы и милой Марии, но если за дверью следят, его появление лишь добавит переполоха. Ладно, обойдемся. - Мы не успели поздороваться, после аудиенции ее высочество так быстро нас покинула.
        - Ей достанется, - Иоланта хлебнула чего-то столь же розового, что и ее туалет, на котором алел пропускной анемон. - Всем достанется.
        - Даже тем, кто остался… наслаждаться пленительными звуками? - Вредничать при слугах можно в Сэ, а здесь - кто его знает. - Давайте присоединимся к Айрис.
        - Я вам мешаю? - осведомилось дивное создание. - Так нечего было подходить…
        - Идемте, - Арно ухватил строптивицу за локоток и понизил голос, - мне мешает красный бант. Очень хочется за него дернуть, а это неприлично и неподобающе.
        Ответом был смешок, причем симпатичный. Айрис уже успела подвинуться; диванчика хватало ровно на двух подружек с широкими юбками, пришлось подтащить кресло. Это заняло не больше минуты, но Иоланте, чтобы прикончить свое прохладительное, хватило. Подпускать слугу Арно не стал и понес бокал к столу сам, что его и спасло от налетевшей на двух ослушниц графини Тристрам, к которой прилепилась ее Мария, но и это было не все. В буфетную под ручку впорхнули Корнелия с Леони, замыкала же шествие небрежно обмахивавшаяся веером Иоганна. Нужно было что-то делать, причем быстро, и Арно решился. Отвесив подоспевшим девам подсмотренный у Валме поклон, капитан Сэ присоединился к Иоганне.
        - Сегодняшний концерт, - заметил он, - горячит кровь не хуже скачки галопом. Сударыня, желаете прохладительного?
        Сударыня желала, и Арно подал знак изнывавшему от рвенья буфетчику. Первый шаг к спасенью туфель Иоланты от сиропа был сделан.
        Глава 8
        Альт-Вельдер. Кнебенау
        1 год К. Вт. 22-й день Зимних Волн

1
        Новости были, мягко говоря, странными, и Жермон решил посоветоваться с Ирэной. Именно посоветоваться, но между решением, даже самым твердым, и его осуществлением зачастую лежит пропасть. Когда маршал открыл дверь, сидевшая в кресле с книгой жена как раз переворачивала страницу, и зрелище было столь прекрасно, что Ариго встал столбом, не отрывая взгляда от склоненной над пухлым томом каштановой головки. Он бы стоял долго, но Ирэна отложила книгу и обернулась.
        - Вы не хотите войти? - улыбнулась она.
        - Хочу, - не стал скрывать маршал, - очень, но вы читали.
        - Я читаю всю жизнь. Что-то случилось?
        - Да, но не с нами. Пришли новости, и такие странные, что я бы не поверил, не будь они от Алвы… Подождите!
        Ирэна что-то ответила, но Жермон уже несся к себе вряд ли прежде наблюдавшей подобный аллюр анфиладой. Бросая на ходу явно встревоженным, при всей их вышколенности, слугам, что все в порядке и он просто забыл одну вещь, Ариго домчался до своего нового кабинета и извлек из бюро запертую им же самим полчаса назад шкатулку. Меньше всего хотелось по возвращении обнаружить у Ирэны вдову Вейзель, однако обошлось. Жена… дивное все же слово! - была одна. Стояла у камина и поправляла букет хризантем. Новый, вчера в высокой вазе стояли лиловые цветы, сегодня их сменили белые.
        - Я ждала, как вы и хотели, - губы вроде бы и не улыбались, но в глазах было столько света! - Вас не было целое мгновенье… Поверьте, это хуже вечности.
        - Хуже?
        - Да, к вечности привыкаешь, и ужас становится чем-то вроде зимы, в которой живешь, а мгновенье… Это - пуля, она может убить.
        - Кого?
        - Надеюсь, никого из тех, кто… не сотворил ничего заслуживающего смерти. Создатель, какую чушь я говорю, а вы стоите и слушаете.
        - Я не слушаю, - с ходу брякнул Ариго, - я смотрю. На вас!
        - На тебя… Мы же решили перейти на ты.
        - Мы каждую ночь это решаем, - напомнил Ариго. - Ирэна, Алва пригнал курьера, причем ко мне лично, это от него… тебе.
        - Вы… Ты уже видел? - Ирэна спокойно приняла шкатулку. - Это морисская эмаль? Она в самом деле прекрасна.
        - Я не заметил. - И вот так всегда! Как только Ирэна его такого приняла? - Алва хочет, чтобы ты это получила, когда… ну, словом, ты понимаешь… нет, он ничего не приказывал, просто написал, что опоздал с подарком к нашей свадьбе.
        - Я могу подождать.
        - А я нет! Сперва хотел, даже в бюро запер, а потом мы заговорили и тут… на меня как снег с задетой елки рухнул, так захотелось отдать тебе немедленно. Леворукий, я же всех слуг перепугал!
        - Не страшно. Я бы тоже не смогла дождаться, если бы речь шла о подарке для тебя. Ты откроешь?
        - У шкатулки нет замка, мориски не прячут драгоценности.
        - Я хочу, чтобы открыл ты.
        Жермон тоже этого хотел. Первый раз он чудом не выронил подарок, но сейчас уже знал, что увидит. В отличие от Ирэны.
        - Это… Это ведь ройя?
        - Да.
        День выдался сереньким, и в комнате было темновато, но в шкатулке полыхнуло, будто в летний полдень.
        - Древние говорили, что их нет… Что они невозможны, потом в Талигойе появились кэналлийцы, - Ирэна отвела взгляд от словно бы живой звезды. - Мать писала, что Алва подарил алую ройю Катарине, но ведь это не она?
        - Рокэ догадался, что вы спросите.
        - «Ты», Жермон.
        - Я… Сейчас. - Письмо Ворона неведомым образом переползло из бокового кармана в нижний, спасибо хоть вовсе не сбежало! - Вот… «Супруге маршала Талига и графине Ариго надлежит хотя бы иногда надевать цвета Молний, цвета осени и заката, но ройя и есть Закат, она превратит эту необходимость в пустую формальность. Камень еще не касался кожи женщины, он свободен и готов звать, ждать и помнить…»
        - Дальше, - серебряные глаза смотрели прямо в душу, - что он пишет дальше?
        - Про ройю - ничего. Наденешь?
        - Как? - теперь она рассмеялась. - Камень оправлен, но к нему нужна цепочка или хотя бы бархатка.
        - Да?
        - Не волнуйся, - Ирэна уже шла к туалетному столику, - у меня есть все, что нужно. Когда Рокэ Алва ждет ответа?
        - Ждет, но не столько от нас, сколько от госпожи Арамона, а вообще-то Алва сам будет у нас на Октавианские праздники.
        - Сам? Как странно!
        - Вовсе нет! - Ну хоть это-то он объяснить в состоянии. - К этому времени перевалы станут проходимы, а бывших горников так просто оставлять нельзя, кроме того… Вам помочь?
        - Снова на «вы»… Помочь, но чуть позже. Что «кроме того»?
        - Рокэ обещал Рудольфу этим летом отбить северную Марагону. Он пишет, что я ему понадоблюсь здесь, ведь мы - в Марагоне, пусть и в южной. Ирэна, эта война не должна стать страшной, дриксы сейчас не в том состоянии.
        - Я не боюсь, Жермон. - В руке Ирэны мерцало что-то светлое. - Вы победите и вернетесь, страшно будет потом… Это серебро, но я не хочу золота. Ты сможешь застегнуть?
        - Попробую.
        Крючочки были крохотными, а мягкие, выбившиеся из прически завитки мешали сосредоточиться, но маршал победил сперва себя, а затем и замочек, хотя нет, себя он не победил, потому что застегивание кончилось объятием, причем долгим. Ирэна не возражала. Было тихо, только отсчитывали мгновенья часы с водорослями, царапала окно обледеневшая ветка и нужно было наконец переходить к делам.
        - Ты хотел что-то рассказать, - это был почти шепот. - В самом начале. Пришли новости, и они показались тебе странными…
        - Да, дело в том, что…
        - Не надо, не рассказывайте… потом…

2
        Хайнрих в самом деле был жирным, раза в полтора шире покойного Готфрида, но уродом не казался, и убить его не тянуло. Руппи даже чувствовал какую-то неловкость: примчался, ворвался к чужому королю, потребовал разговора с его невестой, да еще и объявил зачем. В балладах за подобное бросают в море или в пропасть, но хозяин Гаунау не мог себе позволить прикончить наследника Фельсенбургов на глазах талигойского союзника и на его территории. Не мог и, кажется, не особенно-то и хотел.
        - Ну ты и наглец, - здоровенная ручища поскребла истинно варитскую бороду. - Как мне и докладывали. Хорошо, иди и говори. Если девица передумает, станем решать, что дальше, только она не передумает.
        - Благодарю.
        - Эй, там! - Хайнрих повернулся всем туловищем, видимо, так ему было проще. - Проводите-ка вот его…
        - Ваше величество, - присутствовавший при самой бредовой из всех фельсенбурговых выходок Савиньяк кривовато улыбнулся, - разрешите нам с графом Рупертом пригласить вашу невесту и ее подругу на конную прогулку по-алатски.
        - Гуляйте, - фыркнул король и рявкнул как раз подоспевшему свитскому: - пива и доклады из Липпе! Вот так и бывает… Готовишься, думаешь, предусматриваешь, а потом какой-нибудь полковник по личным причинам прикончит генерала, и все! Пора назад, в берлогу! Что стоите? Решили проехаться, ну так езжайте, пока не завьюжило.
        - Идемте, Руперт, - бросил на дриксен брат Арно, и они вышли на крыльцо занятого гаунау постоялого двора. - Прогулка по-алатски, хотя так гуляют везде - это всего лишь прогулка с дамой на одной лошади. Вы берете к себе в седло Селину, я - ее подругу, а за нами на приличном расстоянии следуют «фульгаты» во главе с Уилером, благо вы мне его вернули.
        - Спасибо. - Вот сейчас все и решится… Совсем все! - Не ожидал, что выйдет так просто…
        - Еще не вышло, - Савиньяк коротко свистнул, подзывая кого-то из своих «фульгатов». - В любом случае дайте слово не уезжать прежде, чем мы с вами переговорим о не столь галантных вещах.
        - Я в любом случае должен либо увидеть Алву, либо объяснить некоторые вещи вам. Это связано с адмиралом цур зее.
        - Разумеется.
        - Разумеется?
        - Адмирал Кальдмеер вновь становится важен, - объяснил маршал и перешел на талиг: - Мишель, оседлай Грато и Коро, если он в порядке. Нет, возьми Проныру, лошади нужны через полчаса.
        «Фульгат» кивнул и шустро исчез за сараями прежде, чем Руппи сообразил, что уже видел этого Мишеля. Дожил, вокруг никого своих, кроме фрошеров!
        - Маршал, - лучше в самом деле на талиг, во всех смыслах лучше. - Вы поняли, о каком полковнике говорил Хайнрих? Сперва я подумал, что обо мне, но, видимо, нет, хотя Хохвенде я рано или поздно прикончу.
        - На мой взгляд, его величеству вспомнились Малетта и выстрел тогда еще полковника Алвы. Видимо, это связано с вашим сходством, - Савиньяк был само спокойствие. - Вы готовы нанести визит? Если да - вперед. Селину сопровождает ее подруга Мелхен, вы о ней наверняка слышали.
        Готов Руппи не был. Можно быть готовым к шторму, сражению, бою, только не к объяснениям, но не отступать же! Жить, не понимая, что и почему сотворила с собой самая невероятная девушка в мире, наследник Фельсенбургов не собирался. Помирать, не проводив Марге с Хохвенде в закат и не повидав Бирюзовые земли - тем более, хотя лучше было б отправиться туда не в одиночку.
        Говорят, если вовремя закрыть глаза, любовь тебя не укусит, а если вовремя открыть - отпустит, и ты поймешь, что бежал за мороком, только на Сэль он глядел долго, даже слишком долго. Глядел, жевал маринованный чеснок, усмирял разбуянившегося дурня, гладил котов, ловил бесноватых и не понимал, что по уши влюблен. Мама бы пришла в ужас, причем дважды: из-за самой Селины с ее косицами и рассуждениями и из-за своего дорогого принца, который умудрился влюбиться в странную фрошерскую девицу и при этом ни разу не вздохнуть на луну.
        - Сударь, - окликнул Руппи молчащего то ли равнодушно, то ли тактично спутника, - однажды вы мне дали совет, я так теперь и живу, но это другое…
        - Другое. - Похоже, Селина была уже совсем близко, потому что Савиньяк остановился возле расчищенного крыльца, рядом с которым громоздился аккуратный сугробчик. - Что могли, вы уже сделали, дальше решать девушке.
        - Она здесь?
        - Да, - маршал взбежал по ступенькам, отрывисто постучал и, не дожидаясь ответа, распахнул оказавшуюся незапертой дверь.
        Северный постоялый двор - это северный постоялый двор, будь это хоть Талиг, хоть Дриксен, хоть Бергмарк. Низенькая прихожая, короткий, застеленный ковриками коридор, обитые стегаными одеялами двери… Самая дальняя - распахнута, на пороге застыла рыженькая девочка с огромными глазами.
        - Сударыня, - Савиньяк коротко наклоняет голову, - разрешите вам представить графа Фельсенбурга. Сударь, перед вами баронесса Вейзель.
        - Я… счастлива, что дорога бли… агородного Руперта сошлась с нашей. - Кажется, рыжая рада, кажется, она очень рада. - И да поможет ему луна остановить неостанови…
        Удар под колено был неожиданным, но закономерным. Как и надсадный вопль. Селина не могла покинуть своего кота, а кот в свою очередь не мог не наброситься со своей любовью на Фельсенбурга.

3
        Милая мама, здравствуй!
        В этом году выдалась очень снежная зима и поэтому трудно ездить, но Монсеньор Рокэ отправляет курьера в Альт-Вельдер к маршалу Ариго. Мне кажется, Монсеньор Рокэ поступил правильно, когда после сражения велел господину Ариго ехать к жене, потому что Мелхен говорит, что они очень любят друг друга, а войны до весны быть не должно.
        Я получила твое письмо про герцога Надорэа уже давно, но не ответила на него сразу, потому что не думала, что будет оказия, а сейчас пишу обо всем сразу. Мы с Мелхен очень рады, что у графини Ариго и баронессы Вейзель все в порядке. О том, что родилась девочка, мы узнали от «фульгатов», которые сопровождали в Акону Его Высокопреосвященство Бонифация. Очень хорошо, что ее назвали Юлиана-Росио, если она будет походить на свою маму, а маркиз Вальдес будет их приглашать в гости на Марикьяру, то в Юлиану-Росио обязательно влюбится какой-нибудь рэй, и ей будет проще выйти за него замуж, потому что не придется коверкать имя, ведь кэналлийцы и марикьяре с трудом выговаривают бергерские имена.
        Граф Ариго, наверное, тебе уже рассказал про сражение и про то, что полковника фок Дахе, о котором я тебе писала раньше, сделали генералом, чтобы он мог поехать на переговоры к дриксенским бесноватым. Господин фок Дахе думал, что его убьют, и согласился, но он уцелел, и теперь Монсеньор Рокэ сделал его начальником школы оруженосцев, и у него это получится лучше, чем у папеньки, потому что он смелый и справедливый человек. Конечно, очень странно, что его дочь выросла поганкой, но так бывает, а Ее Величество говорила, что первые Колиньяры и Манрики были очень достойными людьми. Это потом у них повырастали негодящие сыновья, их по глупости не лишили наследства, а следующие наследники стали дурными людьми уже не случайно. Так продолжалось, пока герцог Колиньяр и граф Манрик едва не погубили Талиг, потому что думали о себе, но даже это делали плохо и недальновидно.
        О том, что Монсеньор Рокэ вернулся, ты уже, конечно, знаешь. Теперь он в Аконе вместе с Монсеньором Лионелем, герцогом Эпинэ и графом Лэкдеми. Они все живут в том же доме, где прежде жил Монсеньор Лионель, и занимаются военными делами, потому что скоро весна и надо покончить с дуксией и Горной армией дриксов, которая решила устроить себе Бергмарк, а это плохо, потому что они бесноватые и, если их сразу не выбить, будут нам очень сильно мешать.
        Герцог Эпинэ приходил в гости к Мелхен, и я была очень рада его видеть. Он выглядит лучше, чем в Олларии, хотя у него теперь седые волосы не только надо лбом, но и на висках. Наверное, он самый красивый кавалер из всех, кого я встречала, если не считать Монсеньора Рокэ и господина фок Фельсенбурга, и я надеюсь, что ему повезет с женой. Вместе с герцогом Эпинэ к нам приходил капитан Дювье, прежде он был сержантом у герцога Эпинэ. Это он провожал Мелхен и подарил ей на прощание Адрианову эсперу, которая ее спасла от выходца. Капитан Дювье нас очень обрадовал, рассказав, что Ричарда Окделла прикончили, а перед этим назвали предателем и убийцей Ее Величества. Ему предложили покончить с собой, как это делали в старину порядочные люди, и от этого могла быть польза, потому что генерал Карваль узнал, что горы иногда трясутся из-за клятвопреступников, только Окделл ничего не понял, попробовал удрать, и его застрелили. Я очень рада, что Монсеньор Рокэ сделал капитана Дювье бароном и дал ему орден. Оказывается, по закону за уничтожение убийцы Ее Величества полагается награда, и это правильно и справедливо,
хотя капитан Дювье ничего такого не знал и просто выстрелил в убегающего мерзавца.
        Герцог Надорэа всего этого не знает, потому что Монсеньор Рокэ отправил его в Надор сразу по приезде, а чтобы он не удрал, выделил ему провожатых. Теперь ты можешь спокойно обдумать, выходить тебе замуж или нет, но мне кажется, что жить вместе с герцогом Надорэа будет даже хуже, чем с папенькой, на которого тебе было не жалко кричать. Наверное, удобнее всего не встречаться с господином Надорэа вообще, но если он тебе все-таки нужен, ты всегда сможешь его найти и отправить ему письмо. Я забыла спросить, будут ли ему сообщать о смерти его драгоценного родственника, но обязательно попрошу Монсеньора Лионеля это узнать. Если ему все-таки скажут, а ты захочешь его видеть, то лучше всего подождать, пока он успокоится. Ты не представляешь, как много и странно он говорит и как трудно с ним справиться, не причинив ему серьезного вреда.
        У Мелхен все хорошо, она очень счастлива и поэтому теперь волнуется за меня и герцога Эпинэ, которого очень любит, хоть и не так, как того хорошего человека, который ей объяснил, какая она замечательная и какой господин Альдо был урод. Сейчас они вместе, но потом ему придется уехать по делам. Я боюсь, что там может случиться что-то очень скверное, и все время об этом думаю, хотя, может быть, я просто выдумываю и самое плохое почти кончилось.
        Сейчас мы с Герардом и господином Маршалом собираемся в Липпе вместе с Его Величеством Хайнрихом. Все думают, что это нужно для того, чтобы проверить, нет ли там бесноватых, но на самом деле все немного не так, и я попробую рассказать тебе об этом по порядку. Его Величество Хайнрих приехал на переговоры к Монсеньору Рокэ, и Мелхен решила, что надо его как следует накормить, потому что гоганы считают, что хорошая еда способствует заключению самых лучших сделок, и это, наверное, так и есть, ведь папенька тоже становился лучше, когда был доволен обедом. Я пошла помогать Мелхен, потому что ей нужна была помощь, а здешние кухарки совершенно бестолковые, кроме того, мне нравится учиться у Мелхен, и я думаю, что мне это очень поможет. Мы уже все обдумали, когда стало известно, что Окделла убили, а значит, Его Величество Хайнрих зря гоняет своих людей. Я решила вернуть Его Величеству залог и вернула, но нас с Мелхен не отпустили, и мы очень хорошо провели время. Было очень весело, потому что за столом оказались только умные и добрые люди. Мы говорили о самом разном, но они всё понимали, даже то, что
рассказывала Мелхен, и она совсем не стеснялась, только было очень жаль, что с нами не было тебя, потому что я не знаю, выдастся ли еще когда-нибудь такой хороший вечер. Лучше было только в гостях у алатов, куда я пришла, чтобы сказать господину Фельсенбургу, чтобы он не волновался о нас с тобой. Господин Фельсенбург очень переживал, потому что не знал, что у Герарда все благополучно, и хотел нам помочь, хотя, если бы все кончилось плохо, нам бы помогли Монсеньор Рокэ и Монсеньор Лионель.
        Господин Фельсенбург, потом я стала называть его Руперт, замечательный человек, это видят даже кошки, и он очень многое понимает, поэтому я надеюсь, что мне ему удалось объяснить, почему я не могу выйти за него замуж. Есть мужчины, которые, когда им отказывают, начинают себя вести как последние дураки. Теперь я очень жалею, что слушала стихи Жиля Понси, но я тогда не совсем представляла, какими глупыми и навязчивыми могут быть кавалеры, зато потом я познакомилась с господином Давенпортом и больше месяца прожила в одном доме с герцогом Надорэа. Теперь я понимаю, что замолчать и уйти, когда нужно, могут только очень смелые и умные люди…

4
        Морок слишком устал для своих излюбленных шуточек с шараханьями и «испугами», и при этом был достаточно свеж, чтобы шагать с дополнительной ношей. Да и Селину мориск, похоже, узнал, хоть и видел ее прежде всего ничего. Впрочем, кони чувствуют хозяев, а хозяину больше всего хотелось отдать повод и тихо ехать вперед, прижимая к себе вновь обретенную девушку и ничего не говоря. Он и не говорил, первой блаженное молчанье нарушила Селина.
        - Так нам в самом деле будет удобнее, - решила она, - а вы - думающий офицер и не станете меня убивать, даже если вам очень захочется. Капитан Уилер это знает, и его величество тоже все сразу понял, он вообще умный человек.
        - А вот я, похоже, не очень. - Какой уж тут к Гудрун ум! - Селина, я не понимаю вашего выбора и не успокоюсь, пока не пойму. Пожалуйста, объясните мне, почему вы согласились. В вашу любовь к Хайнриху я, уж извините, не верю, в вашу корысть - тем более.
        - Хорошо, я попробую объяснить, только мне будет трудно говорить, а вам слушать, и потом, я не передумаю. Наверное, я зря не объяснила вам все в Доннервальде, но тогда я не думала, что познакомлюсь с его величеством и он согласится на мне жениться. Может быть, вы просто мне поверите, что ничего не переделать, и мы вернемся?
        - Мы вернемся, когда я пойму, что случилось.
        - Хорошо, - Селина вздохнула, она вечно вздыхала, - но сначала расскажите про брошку, которую я вам прислала. Вдруг мы разругаемся или начнем волноваться, и я забуду вас спросить, а это важно. Если вы не сделали, что я просила, ничего страшного, я попрошу его величество или монсеньора Лионеля.
        - Да сделал я… - Какая же она невероятная! - То есть не я, а Добряк Юхан… шкипер Клюгкатер. Свояченица мастера жила у своей тетки, теперь они уедут. Когда будет куда, сейчас в кесарии сам Леворукий шею сломит!
        - Спасибо. А вы отдали сапфир или свои деньги? Понимаете, это ведь я украла кольцо.
        - Не украли, а взяли. Селина, такой сапфир продать трудно, особенно в провинции. Мы его более или менее приблизительно оценили и… Можете считать, что я его купил для мамы.
        - Спасибо, а вам не будет неприятно его видеть?
        - То, что связано с вами, неприятным быть не может, и потом я вряд ли буду часто бывать дома, я ведь военный.
        - Военные - самые лучшие мужчины, - сказала Селина и замолчала.
        Все почти повторялось, только вместо ночи был день и на горизонте не светила звезда, к которой можно скакать. И все равно они были вместе, они куда-то ехали и, кажется, понимали друг друга; этого могло бы хватить, если б не ждавший решения еще и своей судьбы коронованный кабан. Неужели не врет и вот так просто возьмет и откажется?
        - Сэль, мне бы… вот так ехать с вами и ехать, но я буду приставать и приставать, пока не получу ответ.
        Новый вздох, сочувственное фырканье Морока, какая-то развалюха сбоку у подножия холма. Старая церковь? Остатки складов?..
        - Господин Фельсенбург, я вам скажу одну вещь, ее знает совсем немного человек. Понимаете, мой папенька почему-то стал выходцем, он ездит на пегой кобыле, может уводить и так далее… Мы к этому привыкли, хотя сперва было страшно, а мама долго забывала, что случилось. У нее хорошая память, только выходцы все запутывают, хотя монсеньор Лионель научился с ними говорить с первого раза.
        - Погодите, так вы меня отправили из-за нечисти?!
        - Нет… Господин Фельсенбург, некоторые вещи очень трудно объяснять, а я сбиваюсь, если не начинаю с самого начала. Если можно, потерпите, даже если вам будет скучно.
        - Шварцготвотрум! - Скучно? Ему будет скучно слушать Селину?! - Я больше не буду перебивать, извините.
        - Что вы, все в порядке. Вы, наверное, забыли, что я вам рассказывала в гостях у алатов? Вы тогда очень переживали за Герарда.
        - Я напился и… видел только вас.
        - Вы напились, потому что устали и переволновались, в этом нет ничего дурного. Вот папенька, когда напивался, начинал вести себя как свинья. Он был не очень хорошим человеком, хотя нас любил, как умел. Даже маму, просто они все время ругались и не замечали, что все не так уж и плохо, но вам это не нужно совсем. Понимаете, Герарда не убили, потому что они с генералом фок Дахе провалились на дорогу выходцев, и их выкинуло в нашем доме в Аконе. Почему так вышло, я не знаю, попробуйте спросить монсеньора Лионеля, мне кажется, это он устроил.
        - Селина, вы не представляете, как я рад, что с Герардом обошлось! - Обошлось, а брата Ореста не вернуть, как и Глауберозе, и хорошо, что погибли не все, но почему? Не потому ли, что бойня была нужна не фрошерам, а Бруно, вот смерть и взяла дриксов.
        - Спасибо. - Очередной вздох, и голосок дрожит. - Пожалуйста, не перебивайте больше. Герард, когда понял, что он в Аконе, очень переживал из-за сражения, а я подумала, что вы… То есть его высочество Бруно может проиграть, даже если ему будет помогать маршал Эмиль.
        - Так бы и вышло! То есть ваша армия в любом случае бы продержалась, а от нас только огрызки остались бы, да и то, если бы Рейфера не убили.
        - Вот видите. И я подумала, что надо устроить так, чтобы к сражению успел монсеньор Рокэ, но это могли сделать только холодные… То есть найти монсеньора Рокэ и проводить к нему Герарда, чтобы он доложил, что и как, ведь прежде чем сражаться, нужно все как следует просчитать. Самым трудным было подкупить папеньку и заставить его проводить нас к монсеньору Рокэ.
        - Так это… Это вы всех спасли?!
        - Монсеньор Рокэ и папенька. Он все сделал, как нужно, поэтому и я должна сделать то, что обещала. Папенька просто ужасно не любит бабушку, а она вышла замуж за графа, вот он и хочет, чтобы я ее обскакала. Глупое слово, но и желание такое же.
        - Постойте… Я уже ничего не понимаю! Вашему отцу нужно, чтобы вы вышли замуж за кого-то поважнее графа, отлично, я со временем стану герцогом. - А Бруно - уже принц, урожденный! - Выходцы могут подождать, они ведь долго живут.
        - Не все, но папенька будет долго, только это не совсем жизнь.
        - К кошкам! Главное, живы мы… Селина, вы ведь не думали о Хайнрихе, когда мне отказали?
        - Нет, я думала о Баате.
        - О ком?!
        - О казаре Кагеты, ведь он тоже король, только называется иначе. Я думала попросить монсеньора Лионеля написать про меня в Кагету, но приехал его величество Хайнрих…
        - Но ведь я был рядом! Мне даже писать ничего не нужно было, только руку протяни, я и сейчас тут… Вам нужна корона, хорошо…
        - Мне не нужна, я обещала папеньке!
        - Сейчас у нас… в Дриксен с кесарем все непросто, но… Где ваш папенька, я хочу с ним поговорить!
        - С ним?
        - Если с ним говорят Савиньяк и Алва, я тоже смогу. Я ему объясню, что Фельсенбурги уж никак не хуже Бербрудеров, а Гаунау хоть и лучше Кагеты, но до Дриксен ей как… Крабу до Морока!
        - Господин Фельсенбург!
        - Да?
        - Я не могу выйти за вас. Вы только, пожалуйста, дослушайте, а то мы никак не дойдем до главного. Вы говорили про вашу маму, про ваш замок, про ваши книги… Конечно, вы совсем не такой, как корнет Понси, но вы считаете, что жениться надо только по любви, а ведь это совсем не так. Жениться надо, чтобы можно было жить вместе и быть честным, а когда один любит, а другой нет, ничего не выйдет. То есть выйдет, но будет плохо или одному, или обоим, а я не хочу, чтобы из-за меня вам было плохо.
        - Можно подумать, мне хорошо без вас!
        - Это пройдет, а если бы вы на мне женились, оно бы загнило… Ее величество говорила, что быть рядом с человеком, который не любит, это обрекать себя на мучение, а я еще и немного деревянная. У девиц и женщин, когда они остаются наедине с красивыми мужчинами, должно колотиться сердце и перехватывать дыхание. Это должно случаться, даже когда про любовь просто поют или читают, а со мной не случается. Мне совсем не хочется, чтобы меня обнимали и целовали, и вовсе не потому, что со мной плохо обращались. Я видела, как целуются, но мне это не показалось даже красивым.
        - С Хайнрихом уж точно… Простите! Я сказал мерзость.
        - Почему? Его величество в самом деле не красавец, но он это понимает, и ему не будет обидно, что мне больше нравится с ним говорить, а не делать все остальное, что… делают женщины и мужчины, хотя наследника я ему рожу. Мне кажется, у меня это должно получиться. Мы будем спокойно жить в Липпе, и его величество сможет отлучаться по делам, ни о чем не беспокоясь. Если молодой жене не нужны любовники, все должно получиться очень хорошо, вот с вами мне было бы трудно. Конечно, я стала бы терпеть и улыбаться, но вы бы почувствовали, ведь вы не дундук. Вам стало бы обидно, и потом, за вами бы стали охотиться красивые женщины, особенно если бы кто-то понял, что у нас не все в порядке, а такое всегда вылезает.
        - Создатель, какая глупость! Я никогда бы не стал вам докучать и зачем мне какие-то курицы… Ну не хотите вы целоваться, мы бы просто катались, гуляли, танцевали, в конце концов я бы вам море показал!
        - Я бы хотела на него посмотреть… Господин Фельсенбург, вы хотите на мне жениться, потому что меня любите, а мне нужно наоборот, и я вам об этом уже говорила.

5
        «…папенька выбрал для меня Монсеньора Лионеля, но на господина Фельсенбурга он бы тоже согласился, только это было бы нечестно, потому что я вижу в этом замечательном человеке не его самого, а Монсеньора Рокэ, когда он был таким как Герард. Конюхи часто говорят грубые вещи, но они тоже бывают правильными, и трехлетка семилетке в самом деле не замена, только мне замена и не нужна. Я слишком хорошо отношусь к господину фок Фельсенбургу, чтобы искать в нем кого-то другого, даже если это Монсеньор Рокэ. Я тебе уже писала, что сразу влюбилась в Монсеньора Рокэ, а теперь стало даже хуже, потому что я его научилась понимать и слышать, даже когда он молчит. Монсеньор Рокэ в самом деле особенный и самый лучший из всех, кого мы с тобой встречали, поэтому я не хочу его каждый день вспоминать, потому что это будет мешать радоваться тому, что у меня есть хорошего. Я никогда не забуду Айрис и Ее Величество. То, что они погибли, - несправедливо и подло, но мне все равно хочется быть счастливой, и я не стану сидеть в памяти, как Маршал в своей корзинке. Я очень рада, что больше не нужно ловить Окделла, и стараюсь
думать о новых делах, которых очень много.
        Когда мы увидимся, я тебе расскажу много самых разных вещей, а сейчас у меня нет на это времени, потому что до отъезда нужно сделать много разных дел. Кроме того, я боюсь, что мое письмо прочитает кто-то, кроме тебя, хотя это очень глупо, и я должна попросить у тебя прощения. Случилась одна вещь, после которой я подумала, что письмо, которое я тебя просила сжечь, попало к одному скверному человеку, но потом мне объяснили, что эти вещи проще было узнать в Олларии, откуда убежало много сплетников и подхалимов, и это в самом деле так. Мне стыдно, что я про тебя нехорошо подумала, но я испугалась, что подвела человека, который мне доверяет, а теперь я боюсь еще и подвести Его Величество, потому что за королями всегда шпионят.
        Дом, в котором мы жили в Аконе, Монсеньор Лионель снял на целый год, но, наверное, он его купит совсем, потому что там есть хороший выход на Тропу Холода, а это может пригодиться. Когда мы уедем, на хозяйстве останутся люди герцога Придда. Герард, когда вернется из Липпе, будет жить там же, где Монсеньор Рокэ, а Мелхен останется со мной до возвращения человека, которого она будет ждать. Если бы я верила в Создателя, я бы ходила в церковь и молилась, чтобы с ними все было хорошо, но мир устроен совсем не так, как говорит бабушка, и никакого Создателя нет, зато есть много непонятного, которое очень трудно объяснить. Многим людям проще не думать, а молиться и верить, что тебе помогут, потому что ты делаешь то, что тебе велят, даже если это глупо и некрасиво.
        Милая мама, я тебя очень люблю и хочу увидеть, но будет лучше, если я сперва как следует познакомлюсь с теми, кто живет в Липпе. Самым трудным будет выучить язык, но я постараюсь. Герард уже понимает бергерский, а я все запоминаю лучше, и потом ему просто интересно, а я должна понимать подданных, потому что иначе из меня ничего хорошего не получится, а я не хочу расстраивать Его Величество Хайнриха и выглядеть глупой, потому что нужно, чтобы о Талиге думали хорошо.
        Те гаунау, которые приехали с Его Величеством Хайнрихом, мне очень нравятся, и, мне кажется, они тебе подходят гораздо больше герцога Надорэа. Эти господа очень спокойные, сильные и не говорят глупостей. Когда ты приедешь в Липпе, я уже буду знать, кто из них самый порядочный и умный, а кто дундук или проныра. Мне отчего-то кажется, что все будет хорошо и у меня, и у тебя, и у Зои с папенькой, но сперва нам придется очень постараться. Я не знаю, предупредил ли герцог Придд свою сестру об одной вещи, но на всякий случай прошу это сделать и тебя.
        Недавно в Акону приехал Его Высокопреосвященство Бонифаций с супругой, он чудесный человек, и с ним очень приятно иметь дело. Мне даже немного жаль, что он уже женат, потому что вы бы просто отлично поладили, но, наверное, все получилось правильно. Ее Высочеству Матильде пришлось хуже, чем тебе, потому что ее сын утонул, а из внука вырос Та-Ракан, который довел бабушку до того, что она сбежала в Варасту. Ее Высочество Матильда - замечательная женщина, ее очень любит герцог Эпинэ, а Мелхен она разгадала еще в Алате, но не выгнала, а сделала баронессой Сакаци, хотя по закону это может сделать только Монсеньор Лионель. Теперь Мелхен и Ее Высочество снова подружились, и я очень рада, что Еe Высочество будет на моей свадьбе, тем более что они сразу подружились с Его Величеством Хайнрихом, а ведь когда-то они были помолвлены, только у них ничего не получилось, потому что Еe Высочество влюбилась в ничтожество. Я думаю, что если у человека почти вся жизнь пошла, как ты иногда говоришь, коту под хвост, нужно, чтобы в конце все стало совсем хорошо, иначе это будет несправедливо, но я тебе рассказала про Его
Высокопреосвященство и его супругу, потому что за ними увязалась маркграфиня. Она сбежала от мужа, и теперь ему, наверное, стало гораздо лучше, и это хорошо, потому что он наш союзник и всегда вел себя с Талигом честно. К сожалению, госпожа Урфрида вернулась к родителям, и от нее может быть много неприятностей. Она уже пыталась заставить Мелхен выйти замуж за господина Давенпорта, и мне пришлось ей нагрубить.
        Я понимала, что ссориться с таким человеком опасно, но иначе никак не получалось, правда, теперь она нам с Мелхен ничего не сделает, но есть и другие люди. Мне кажется, будет правильно, если графиня Ариго не станет с ней дружить и объяснит своему брату, что от таких дам лучше держаться подальше. Я, конечно, не думаю, что герцог Придд или герцог Эпинэ захотят жениться на госпоже Урфриде, но иногда бывают положения, когда порядочные люди должны это сделать, а эта дама очень похожа на бабушку и будет добиваться того, чтобы на ней женился кто-то важный, а герцогов в Талиге очень мало.
        Милая мама, пожалуйста не сердись на меня за то, что я сделала. Я бы обязательно с тобой посоветовалась, но ты уехала, все случилось очень неожиданно, а жениться в Гаунау надо в день Излома, и мы успеваем, если не случится ничего неожиданного.
        Надеюсь, что графиня Ариго, баронесса Вейзель и маленькая Юлиана-Росио здоровы и что в Альт-Вельдере не очень холодно. Следующее письмо я напишу тебе уже из Липпе, и Герард тебе тоже напишет, а сейчас он просто не знает про оказию.
        Монсеньор Рокэ сказал, что передаст тебе через маршала Ариго свою просьбу, но не объяснил какую, а я не спросила, потому что это было бы невежливо.
        Сперва я думала отправить к тебе Маршала, но потом решила оставить его себе, потому что я уезжаю из Талига навсегда и не хочу забывать, как тут хорошо.
        Твоя Сэль».
        …потому что я уезжаю из Талига навсегда и не хочу забывать…
        …потому что я уезжаю из Талига навсегда…
        …навсегда… Твоя Сэль…
        После пятого перечитывания Луиза сдалась. То есть обхватила голову и уставилась на футлярчик с ирисами, в котором приехало безумное письмо. Кто-то свихнулся… Если только ее опять не занесло в полные бреда тростники и сейчас в окна полезут чудища, или она сама выберется на крышу и увидит тучи над Нохой или, того гаже, Надор…
        Госпожа Арамона ущипнула себя за мочку уха и кольнула шпилькой в руку и коленку, прекрасно понимая, что не поможет. Морок, если это он, рассеивается либо сам, либо с помощью кого-то вроде Савиньяка, а правда не рассеивается вообще. Письмо принес генерал… тьфу ты, маршал Ариго, немного помялся на пороге и попросил разрешения зайти через час. Луиза кивнула, но на часы, хоть они тикали под самым носом, посмотреть не удосужилась. Послание было большим, даже огромным, но вряд ли на него ушел целый час.
        Сидеть и ждать обещанного визита было невмоготу. Госпожа Арамона сделала круг по комнате, увидела на стуле подаренную хозяйкой шаль, вежливо набросила на плечи, вспомнила о прошлом промахе и сунула письмо в футляр, а футляр в бюро, после чего помчалась к Ирэне. Разумеется, супруги были вместе, они вообще, похоже, не расставались.
        - Прошу меня простить, - брякнула с порога капитанша, - я слегка не в себе и пытаюсь понять, правильно ли поняла письмо собственной дочери или меня лучше запереть в подвале.
        - Видите? - графиня повернулась к своему генералу. - Вам надо было сказать. Госпожа Арамона, вам лучше сесть и… Жермон.
        - Сейчас, - об успокоительных генер…маршал имел понятие исключительно военное и правильное. Плюхнувшаяся в кресло Луиза протянула руку и сразу же получила бокал. Наверное, вино было отменным, но лучше б это была настойка, причем покрепче.
        - Благодарю, - выдохнула капитанша, - я, кажется, не постучала?
        - Вы стучали, - без колебаний подтвердил граф, и Луиза поверила, потому что врать муж Ирэны не умел совершенно. - Наверное, вы очень удивились…
        - Ну, конечно же, - улыбнулась графиня. - Госпожа Арамона, вы не ошиблись, ваша дочь в самом деле приняла предложение короля Гаунау. Мы получили письмо от регента Талига герцога Алва, он это подтверждает, но просит вас задержаться в Альт-Вельдере до его приезда.
        - Алва? - пробормотала не успевшая отойти от первого потрясения женщина. - Просит? Чтобы я… осталась здесь?
        - Да, а мы с Жермоном надеемся, что вы согласитесь. Я вообще хочу, чтобы вы… оставались здесь… когда…
        - Да, - муж, вряд ли сам это осознавая, придвинулся к жене. - Вы останетесь?
        - Конечно, - подтвердила капитанша, она бы согласилась, даже потащи ее Сэль в Липпе, но Сэль решила обойтись без матери. - Только я бы не хотела разговоров про Селину. Я не сплю, и надеюсь, дочка не раскается, но…
        Вино по-прежнему не имело вкуса, но мозги начинали прочищаться; слова, по крайней мере, Луиза начала подбирать, но объяснить, что Юлиане о замужестве Сэль лучше не говорить, не успела - ее опередила и не подумавшая постучать баронесса.
        - Прибыл курьер, - сообщила она, - вас отзывают?
        - О нет, - покачала головой Ирэна, - напротив, регент Талига просит нас всех оставаться в Альт-Вельдере до октавианских праздников, которые он проведет вместе с нами.
        - Незачем! - отрезала баронесса, усаживаясь в свое любимое кресло, вообще-то принадлежащее Ариго. - Конечно, он очень любил Курта, который и обучил его артиллерийскому делу, но это не повод откладывать весеннюю кампанию. Конечно, Курт был бы благодарен за проявленное ко мне участие, но для него прежде всего было дело, а регент Талига не имеет права забывать о своем долге. Я ему напишу и заодно напомню о том, что нужно наконец решить со школой оруженосцев. Нельзя бесконечно откладывать и позволять мальчишкам болтаться без дела.
        - Герцог Алва не ждет ответа, - мягко заметила Ирэна, - но, если вы желаете, я, конечно, отправлю курьера.
        - А со школой оруженосцев все в порядке, - вмешалась Луиза, прикидывая, как сразу и Юлиану успокоить, и дать знать хозяевам, что про Сэль лучше молчать. - Моя дочь воспользовалась оказией и написала мне из Аконы. Новым капитаном стал генерал фок Дахе, Селина пишет, что он очень хороший человек.
        - Не слышала о таком, - вдова завертела головой, и уже наученный Ариго поставил перед ней блюдо с фруктами. - Спасибо, но мне не нравится, что тарелка полная. Ирэна должна есть яблоки, не меньше восьми в день, а не смотреть на них.
        - Я так и делаю, - поспешила заверить графиня, - и пью те отвары, которые вы советуете. Мне кажется, я уже скоро смогу снова есть рыбу.
        - А вот с этим лучше не торопиться. Противно нам, моя дорогая, становится не просто так, поэтому птица, и только птица, но про этого фок Дахе Курт ничего не говорил. Генерал, о котором не знает армия, не лучший выбор.
        - Фок Дахе стал генералом совсем недавно, - бросился в бой Ариго. - Он… отличился при подготовке последнего сражения.
        - Ну разве что… Но написать все равно нужно. Конечно, я буду рада увидеть Рокэ, но только когда дело будет сделано, не раньше. Я так ему и напишу, можете быть уверены.
        - Мне кажется, - подала голос Ирэна, - герцог Алва решил совместить визит к… Юлиане-Росио с важным делом. Я не уверена, что поняла объяснение Жермона правильно, поскольку лишь учусь быть женой военного, но, кажется, герцог Алва решил этим летом отбить Северную Марагону…
        - Отлично! - Вдова положила на стол початое яблоко. - Просто отлично! Это давно надо было сделать, но Сильвестр только ноги поджимал, а Ноймаринен и того хуже, пустил гусаков аж в Гюнне. Ничего, Рокэ их поджарит на славу, только… только Курт этого не увидит… Он даже услышать о таком счастье не успел.
        - Юлиана! - Луиза вскочила, чудом не опрокинув свое вино, - успокойся, ты же кормишь! Курт увидит из Рассвета, как… Рокэ Алва жарит гусей, и ему это понравится.
        - Да, - всхлипнула вдова, а ведь прежде она не плакала, это пришло с родами. - Курту подравится и бде тоже… Если б еще поджарили бы Гаудау… на бедвежьеб сале… Тогда было б собсеб хорошо… У тебя есть при себе досовой платок?
        Платок у будущей тещи предназначенного к жарке короля был. Как и лезущие на глаза слезы.
        С чем взялись мы поспорить - поймем потом.
        Только помни: не смей уступать судьбе.
        Знай: она не всесильна. И делай то,
        Что опять по плечу - одному тебе.
        То, что должен - хоть ноша и тяжела.
        Потому что расклада другого нет,
        Если хочешь, чтоб снова весна пришла -
        И над миром упрямо алел рассвет.
        Чтобы мир не исчез наш - и чтобы жил,
        Чтоб блестела на травах степных роса,
        Гомонили весной в облаках стрижи,
        Дождь шумел - и в камине огонь плясал.
        И над морем гранаты цвели в садах,
        И сосною и снегом пах ветер с гор…
        А иначе - никак: раз пришла беда,
        Значит, надо суметь дать беде отпор.
        Вместе мы потягаемся с нею, верь.
        Сможем то, что нам дорого, защитить.
        Не отступим. Неважно уже теперь,
        Чем за это приходится заплатить.
        Будет нужно - закроем наш мир собой.
        Ведь у нас за спиною остались те,
        Кто не раз нам с тобой, уходящим в бой,
        Вслед шептал, как зарок: «Я дождусь вестей…»
        IV. «ЗВЕЗДА» («НАДЕЖДА»)[Высший аркан Таро «Звезда»/»Надежда» («L’Etoile») в раскладе является одной из самых счастливых карт, символизируя широкие перспективы, воодушевление, энтузиазм, обретение цели, открытие новых горизонтов, свежие, подчас неожиданные и неоднозначные идеи, рост интуиции вплоть до пророческих озарений. Это возрождение и обновление, внутренний свет, спасение, исцеление, хорошее самочувствие, вдохновенье, прилив творческих сил, жажда и обретение знаний, глубокие истинные чувства, возможно, новая любовь. Может указывать на благословение свыше, судьбоносную встречу, неожиданную своевременную помощь, осуществимые далекоидущие планы. В ряде случаев означает чрезмерный оптимизм и беспечность. ПК: Отсутствие здравомыслия, упрямство, ожесточенность, необоснованный пессимизм или, напротив, слепая вера в успех, в лучшем случае - стремление обрести творческое состояние. Иногда указывает на потери, проблемы со здоровьем и учебой, лень, равнодушие, утраченные возможности, разлуки, разрыв отношений, сомнения в себе и других, утрату иллюзий, разочарование в авторитетах, возможно, кризис
веры.]
        «…одной лишь обороной нельзя выиграть сражения.
        Оборона есть нечто чисто отрицательное,
        победа же - нечто положительное.
        Только та оборона может привести к победе,
        которая в нужный момент переходит в наступление
        (исключения из этого правила чрезвычайно редки)».
        Ганс Дельбрюк «История военного искусства»
        Глава 1
        Кнебенау. Старая Придда
        1 год К. Вт. 23-й день Зимних Волн

1
        Лицо надо держать, а обещания - исполнять, тем более если за неисполнение никто не взыщет, ведь даже в Морском Уставе не сказано, что морскому офицеру следует засвидетельствовать свое почтение жениху отказавшей ему девицы. В Морском Уставе много чего не сказано… Руппи откинул одеяло, сел и по так и не изжитой детской привычке запустил руку в волосы. Вроде и не нашумел, но дрыхнувшей в ногах Гудрун хватило. Кошка подскочила, будто ее окатили из ведра, и тут же принялась самозабвенно топтаться на месте, чудушко эдакое!
        - Вот зачем? - вопросил Фельсенбург, вытаскивая верные часы. До королевского полдника, на котором он за какими-то кошками обещался быть, оставалась уйма времени, и его требовалось как-то убить. Для начала Руперт тронул щеку и понял, что пора бриться; полчаса, считай, мертвы, а дальше? Перекусить и прогуляться? Разыскать Савиньяка? Махнуть рукой на обещание и удрать, оставив записку, к которой, как назло, ничего не приложишь? Подарки отвергнутых влюбленных, по всеобщему варитскому мнению, приносят несчастье, хуже только сувениры, подброшенные покинутыми невестами, одна Торстенова Гильде чего стоила… Целую свадьбу уморила, уцелел только сам изменщик, который и разрубил мстительницу пополам. Придурка, написавшего по сему случаю оперу, Торстен, вне всякого сомнения, тоже бы прикончил, но их разделяли века. А жаль! «Сетования Гильде», которые в четыре руки бренчали сестрицы, вызывали сильнейшее желание заткнуть уши и сбежать, так что никаких «сетований»! Жизнь продолжается, а час за столом - это не месяцы среди родни и даже не три часа в опере.
        Скомканное одеяло полетело в воображаемого маэстро, и отвергнутый Фельсенбург соскочил на застеленный чуть ли не в три слоя пол. Благодаря этой предосторожности и намертво замазанным оконцам комнатка и не подумала выстыть, пожалуй, было даже жарковато.
        Звонков на заурядном постоялом дворе, само собой, не имелось - не столичная гостиница, да и созерцать лишний раз чужие рожи не тянуло. Руппи высунулся в коридорчик и обнаружил парней Штурриша и с ними Уилера, незамедлительно приподнявшего на каданский лад шляпу, вот ведь обезьяна!
        - Что-то случилось? - слегка удивился Руперт, отодвигая как-то оказавшуюся под ногами кошку.
        - Да как сказать… Лошадей оседлали, Монсеньор сапоги натягивает, дело за тобой.
        - Сейчас… - И к Змею бритье! Селине все равно, а Хайнрих вообще с бородой. - Ты-то куда потом? Назад в Акону или дальше с Савиньяком?
        - С ним, ясное дело. Давно охота на Сагранну глянуть.
        - А мне - на Бирюзовые Земли… Гудрун!
        Кошке предыдущих приключений было мало. Улучив момент, она таки выскочила в коридор, но на сей раз побег не удался - бдительный Уилер ухватил разогнавшуюся красотку за шиворот. Беглянка жалостно пищала и пыталась вывернуться, но закатный сородич держал крепко.
        - Сунь куда-нибудь, - попросил Руппи и внезапно успокоился, словно вместе с пушистой надоедой «фульгат» ухватил за шкирку разобиженную противненькую грусть. Ну да, с любовью не вышло, только дел от этого не убавилось, да и небо ниже не стало. Погода явственно намекала на недопустимость уныния, и не согласиться с ней было невозможно, особенно глядя, как у забора приплясывают очередной раз столковавшиеся мориски. При виде чужого человека Грато вскинул голову и благодушно фыркнул, зато Морок ощутимо толкнул хозяина под руку, дескать, прогулка прогулкой, но хороших лошадок следует еще и гладить!
        - Удачно, когда нам достаются нежности, которые мы в силах перенести, - заметил вынырнувший из-за поленницы Савиньяк. - Представляете, что бы было со всадниками, выражай кони свои чувства на табунный манер? Любовью вообще можно многое переломать…
        - Пожалуй. - Вряд ли брат Арно намекает на маму, и все же… - Вы не о моем отце?
        - Нет, хотя к герцогу Фельсенбургу это тоже можно отнести. Слишком много слишком душной любви заметно страшней ее отсутствия.
        - А, - догадался Руппи, - это вы меня утешаете!
        - И вновь нет, хотя могу и утешить. Селина, если все пойдет не так, останется жива. И ее подруга, и Хайнрих, который, на наше счастье, и силен, и умен.
        - А что может пойти не так?
        - Если вдуматься, всё. - Савиньяк взлетел в седло первым, отставать Руппи не собирался. - Вы брали отпуск?
        - Можно считать, что да.
        - В таком случае хорошо бы вам заехать в Акону.
        - Зачем?
        - Поговорить с герцогом Алва о том, что может пойти не так.
        - Я поеду, - тут же решил Фельсенбург. - А по дороге буду думать над вашими словами.
        - Думать лучше о делах, - маршал послал своего красавца от ворот направо, то ли не любил топтать собственные следы, то ли не желал напоминать о вчерашнем. - Вы наверняка прикидывали, чем лучше заняться весной, не поделитесь? Бруно ваши раздумья изменой вряд ли сочтет, а наш разговор они облегчат.
        - Перед фельдмаршалом я отчитываюсь только о выполненных поручениях, мои соображения ему без надобности. Что до весны, то это либо горники, либо сразу столица, и я ставлю на Эйнрехт.
        - Вот как? - поднял бровь фрошер, и Руппи не выдержал, хихикнул.
        - Именно так. Штаб только что разослал приказы всем разбросанным вдоль Хербсте войскам; по сути это перепевы того, что рассылали после заключения перемирия. Армии напоминают, что Марге - предатель и узурпатор, а Бруно, как и прочие верные дети Дриксен, читай Штарквинды с Фельсенбургами и не то семью, не то восемью великими баронами, верны кесарии, а значит, правы. Порядок у себя прежде всего, поэтому принц Зильбершванфлоссе намерен соблюдать подписанный им и Проэмперадором Савиньяком договор, но о том, чтобы оставить занятые во время прошлогодней победоносной кампании территории, нет и речи, всем полагается выполнять свой долг и удерживать плоды фельдмаршальских побед. При этом некоторым частям предписано готовиться к весеннему маршу на север. Конечная цель не называется, но в горах артиллерия не слишком нужна, а ее срывают с места первой, поэтому - Эйнрехт.
        Савиньяк кивнул, но и только, похоже, ждал итогов фельсенбурговых раздумий, и Руппи, чуть поколебавшись, добавил, что в целом со старым быком согласен.
        - Вы расходитесь на предмет ношения нарукавников и варки шадди, - ухмыляться братец Арно умел просто отлично, - или вам, вопреки уверениям Бруно, тревожно, хоть вы и не совсем понимаете причину?
        - Второе, хотя нарукавники меня в самом деле бесят.
        - Не носите их никогда.
        - Не буду. - Руппи зачем-то привстал в стременах и огляделся. Снег? по эту сторону Кнебенау ничем не отличались от вчерашних, разве что развалюхи у дальнего холма не наблюдалось. - Маршал, почему мне тревожно?
        - Частично потому, что вы - это вы, но дела семейные вам лучше обсудить с вашим военным родителем. Вторая причина тревоги, полагаю, исходит от ума. Вы не чужды политики и при этом успели повоевать как с обычными врагами, так и с бесноватыми. С таким опытом трудно не заметить, что жестокость, наглость и подлость, в том числе и умело скрываемые, становятся все более весомыми козырями, при этом их к исключительной привилегии бесноватых не отнесешь, хотя бесноватость и заставляет некоторых ызаргов вести себя по-волчьи.
        - Да, я это заметил.
        Бермессер, когда решал утопить свидетелей своей трусости вместе с кораблем, белоглазым не был. Вирстен был, но скрывал свою суть неделями, если не дольше. Бруно остается собой и, как может, спасает Дриксен, что не мешает ему ловчить с наследниками и изобретать казни, от которых мутит флагманского палача… Старый бык не уймется, он на это просто не имеет права, значит, до лета принц Зильбершванфлоссе так или иначе подберет себе «жену» и велит полковнику Фельсенбургу… «приложить все усилия во имя будущего кесарии». И ведь придется прикладывать, из дяди Иоганна путного кесаря не выйдет, а бабушке скоро семьдесят…
        - Вспоминаете нечто омерзительное?
        - Я его не забываю. Если мы… я имею в виду Дриксен, до зимы не покончим с мятежами и не уничтожим белоглазых, нас ждет безнадежное… озверение.
        - Придется вас огорчить. - Савиньяк резко осадил Грато. - Даже если мы, я имею в виду еще и Талиг, справимся, неизбежны злоупотребления всех видов и ошибки, но это если справимся. Куда вероятней, что мы всего лишь покончим с нынешними вожаками, гонять же бесноватых мародеров придется три, пять, семь лет.
        - Значит, будем гонять. Мы… и вы привыкли к войнам.
        - Другим. Полагаю, вы отличите лесной пожар от болотного? Золотые Земли будут тлеть, как торфяники в сухое лето. Все будет решать сила и многое - подлость, в сравнении с которой даже суд над вашим адмиралом покажется образцом благородства. Разница между хлебнувшими скверны трусами и умниками, решившими, что лучше быть хищником, чем добычей, сотрется быстро. Прибавьте к этому дезертиров и неминуемо высвобождающихся после окончания больших войн солдат, то есть людей с оружием, которым нужно себя кормить. Кто-то попробует вернуться к мирной жизни, кто-то примется грабить и убивать, кто-то станет за плату гонять грабителей, а кто-то в зависимости от обстоятельств будет то охранником, то мародером. Жестокость и подозрительность станут обыденностью, равно как и доносительство, и охота на бесноватых или тех, кого объявят таковыми. Вывод из этого единственный, как и выход.
        - И пусть! - Затыкать течи нужно немедленно и без вывертов. - Сейчас первым делом нужно давить нам Марге, а вам - дуксию.
        - Вы забыли четырежды божественного Ореста, хотя это как раз понятно: Гайифа от Дриксен далеко, - маршал отпустил поводья, Руппи тоже поспешил обрадовать заскучавшего Морока. - Рядом с Дриксен Гаунау, и она здорова, здоровее и вас, и нас.
        - Я не собираюсь ссориться с Хайнрихом! Можете не верить, но он мне нравится.
        - Можете не верить, вы ему тоже, вернемся, однако, к нашим очевидностям. - На собеседника брат Арно больше не смотрел, вернее, смотрел не на собеседника. - Очевидно, что бандитов и мародеров, как бесноватых, так и обычную, дождавшуюся своего часа сволочь, следует безжалостно уничтожать. Очевидно, что не менее безжалостно надо выпалывать тех, кто под видом борьбы со сволочью обделывает собственные делишки. Очевидно, что надо восстанавливать разрушенное и защищать тех, кто этим займется. Все это можно делать традиционным военным путем, и это будет делаться, но если отыщется способ не традиционный и не военный, его нужно испробовать обязательно.
        - А… А такой способ может отыскаться?
        - Это опять-таки семейный разговор.
        - Один раз я уже согласился сойти с ума и… признать своим отцом герцога Алва. Получилось неплохо.
        - Как правило, повторять единожды сделанное легче, но бывают исключения. - Савиньяк погладил внезапно напрягшегося жеребца. - Первый раз я прыгнул со скачущей лошади без колебаний, второй пришлось себя заставлять. Вышло не сразу, но в пятнадцать лет я мог позволить себе страх. Сейчас это исключено.

2
        «Любезный господин Валме, прошу Вас ровно в час пополудни быть в Старом Арсенале возле «Осады Ноймара». Надеюсь на Вашу скромность и умоляю сжечь это письмо. Принцесса-Лань».
        Послание, сам того не осознавая, доставил Готти, сопровождавший на утренней королевской прогулке Валентина с Арно. Зачем им потребовался волкодав, молодые люди не объяснили, но, похоже, для защиты виконта Сэ от взволнованных дев одного Спрута было мало.
        Занятый составлением еженедельного посольско-сыновнего отчета и не желавший по такому случаю отвлекаться даже на пса, виконт охотно отпустил свое сокровище, и вот кто-то исхитрился сунуть за ошейник письмо.
        - Вы это видели? - строго вопросил виконт допивавшего шадди Придда.
        - Да, - подтвердил тот, - мы уже прощались, когда Гизелла Ноймаринен уронила перчатку. Разумеется, я ее поднял.
        - Вы вежливы, - одобрил подобное поведение Валме. - А чем в это время был занят виконт Сэ?
        - Беседой с ее высочеством.
        - Вероятно, он этим занят по сию пору?
        - Никоим образом. Виконт Сэ вместе с графом Васспардом сопровождает на конной прогулке госпожу Скварца, которая, в свою очередь, опекает нескольких фрейлин.
        - Очаровательно, но почему их не сопровождаете вы с Готти?
        - Это могло бы привести к потере или порче письма. Кроме того, мне нужно перед отъездом посоветоваться с мэтром Инголсом. Мы условились на час пополудни.
        - Засвидетельствуйте мэтру мое почтение, - с некоторой рассеянностью попросил виконт, глядя на часы. На свидание он успевал, если, разумеется, записка дошла по адресу. - Валентин, не сочтите за праздное любопытство, но вы держали Готти у ноги или предпочли взять письмо и вернули его на место уже на моем пороге?
        - Мне не кажется правильным ограничивать свободу собаки.
        - Да, это нежелательно, - подтвердил Марсель, и Спрут отправился к своему мэтру, а виконт - в гардеробную.
        Старый Арсенал предполагал военное платье, и наследник Валмонов натянул мундир, не без удовольствия отметив, что поверженное пузо даже не пытается вернуть былое величие. Шпагу Валме выбрал походную, а от орденов по некотором рассуждении отказался, обоснованно полагая, что девица Ноймаринен не заметит, даже нацепи собеседник на шею морковку. «Принцесса-Лань» была откровенно влюблена, и отнюдь не в партнера по затеянной матерью мистерии. Безответная любовь, танец и политика - все повторялось, не хватало только дядюшки Шантэри и отравы.
        - Охраняй, - велел Марсель набегавшемуся псу, кладя перед ним послание, сжигать которое было преждевременно. Готти зевнул и с чувством выполняемого долга водрузил морду на лапы. Письмо было в безопасности, но сам Валме ступал на довольно-таки зыбкую почву. Юная герцогиня, к которой он пробирался достойными баллад коридорами, была особой порывистой, упрямой и гордой. Такие сплошь и рядом норовят выскочить замуж назло не павшему к их ножкам красавцу; красавец же мало того, что не падал, еще и наигнуснейшим образом рвался в армию. О женитьбе младшего из Савиньяков по расчету речь тоже не заходила, но у ревности глаза даже больше, чем у страха, а бедняжка Гизелла ревновала к доброй полудюжине фрейлин во главе с златокудрой Иоганной, которой роковой виконт - о ужас - дважды подал прохладительное! Если это случится вновь, с Гизеллы станется броситься на ловлю жениха. «Чтобы этот понял: ей все равно, все равно, все равно…»
        Угодить в избранники юной ревнивицы Марселю отнюдь не улыбалось, опасность же была отнюдь не эфемерной: из всех болтавшихся в Старой Придде кавалеров родовитостью он уступал лишь Придду, который по понятным причинам исключался, как и влюбленный в загадочную Мелхен Давенпорт. Дурзье позорно продул на дуэли все тому же Арно, не нюхавший пороха наследник Рафиано до капитана Савиньяка тоже недотягивал, а красавец Жакна честно прятался от девиц, так что, куда ни кинь, первым женихом выходил наследник Валмонов.
        От того, что младшая дочь Рудольфа уже просватана за молодого Салину, легче не становилось: все могло еще сорок раз разладиться. Марикьярский обычай требовал от невесты подтвердить помолвку на морском берегу, о чем в ближайшее время не могло быть и речи. Супруга Рудольфа не считала себя вправе покидать высиживаемый ею двор, а маркиза Ноймар предпочла вернуться к детям, если, конечно, предпочла. Валме готов был биться об заклад, что прекрасную Леону в Ноймар выпроводили свекровь со старшей золовкой, но избавиться от Франчески дамы Ноймаринен не могли, хотя в другом и преуспевали. В Старой Придде становилось все веселее, правда, общий смысл происходящего пока ускользал, приходилось довольствоваться частностями, одна из которых как раз страдала, уткнувшись носиком в картину. На взгляд Марселя, не слишком удачную.
        - Добрый день, сударыня, - ждать, когда его «заметят», виконт не стал, - вы хотели меня видеть?
        - Да, - Гизелла резко обернулась, - вы сожгли письмо?
        - Не беспокойтесь. - Если это возможно, лучше обходиться без прямого вранья. - Я здесь и готов вам служить.
        - Сударь, я хочу вас просить об одолжении. Не могли бы вы завтра сказаться больным?
        - Боюсь, что нет, - протянул начинавший догадываться, в чем дело, сударь. - Видите ли, у меня довольно много дел, а ложная болезнь подразумевает пребывание в постели.
        - В постели не надо, вы можете ушибить ногу.
        - Какую и как?
        - Создатель, не все ли равно! Главное, чтобы вы не смогли танцевать.
        - Но я могу. - Влюбленная дева пока не отчаялась и, следовательно, безопасна! - У нас с вами должно получиться вполне достойно.
        - У вас, не у меня!
        - Тогда логичнее захромать вам. Если это сделаю я, вам придется танцевать с другим кавалером, только и всего.
        - Мы станцуем! - Гизелла сжала руки. Подобное почти всегда выглядит прелестно, этот раз исключением не стал. - Мы уже танцевали, и у нас все получилось, кэналлийские танцы только кажутся сложными.
        - Кэналлийские? Но ведь предполагается, что мы…
        - Неважно! Оркестр знает нужные мелодии, с Дарзье за пару часов мне не станцеваться, поэтому мы с Арно станцуем, что знаем.
        - Если я подверну ногу, - педантично уточнил виконт, - но мне этого не хочется. В Принцы-Охотники меня выбрала ваша матушка, поскольку я респектабелен и безопасен. Про виконта Сэ подобного не скажешь. Меня сочтут интриганом, причем неумным.
        - А я… я сочту вас трусом и негодяем!
        - Вас легко опровергнуть по крайней мере в первой части, моя привычка петь на бастионах и во время абордажа широко известна. С негодяем несколько сложнее. Если я откажусь хромать, меня запишете в таковые вы, а если соглашусь - другие, и их будет заметно больше. В любом случае ваша матушка может просто убрать танец из либретто, ведь без него вполне можно обойтись.
        - Да… Она… Она…
        Женские слезы Валме переносил с трудом, видимо, это было наследственным. Умиленья и нежности маменькины рыданья у отца не вызывали, поэтому он их прекращал быстро и по возможности без последствий. Марсель поступил так же.
        - Сударыня, - обратился он к нарисованной башне, над которой развевался странным образом вынырнувший из дымной пелены флаг Ноймариненов, - если ложь не принесет пользы, пустите в ход правду. Скажите при всех, что хотите повторить кэналлийский танец, благо появился просто отличный партнер, а наш с вами выход лучше перенести в мистерию Анемонов… Простите, забыл, что в Талиге вместо мистерий Сказания.

3
        Герард был огорчен. Мэллит поняла это, когда брат подруги, сам того не заметив, накрыл плащом спящего на сундуке кота.
        - Ты грустен, - сказала, отирая руки, гоганни, - что-то случилось?
        - Да все то же, - огорченный положил шляпу и сел возле стола. - Хотел поговорить с Руппи, а он уехал с монсеньором Лионелем. К полднику они вернутся, но это поздно.
        - Поздно стало вчера, - признала очевидное Мэллит. - Руперт сделал все, что может сделать мужчина, если только он не готов убивать соперника или себя, но смерть - это чрезмерно, пусть живут все.
        - Конечно! Хайнрих хороший человек, но он гаунау и даже старше герцога Надорэа. Вся беда, что Сэль в папеньку, а он был упрям, как мул. Мелхен, ты ведь тоже девушка, скажи, ну как можно такое учудить? Нет, я понимаю, когда замуж выдают насильно, но она ведь хочет, а с Гаунау мы воюем со времен Манлия. То есть не с Гаунау, они тогда назывались иначе, но ведь главное не это!
        - Я понимаю, главное - война, однако большой король кажется добрым и умным, он дружен с монсеньором Ли и держит слово.
        - Тут не поспоришь. Когда Манлий договаривался с вождями агмов, это тоже многим казалось странным, только Сэль - моя сестра, а я после смерти папеньки - глава фамилии. Я бы ей запретил, но она заявила, что пойдет к регенту, и пошла бы, уверяю тебя.
        - Подруга может многое, - подтвердила Мэллит, - ведь она по доброй воле отправилась в тюрьму со своей королевой.
        - Это другое, хотя она по ее величеству прямо-таки с ума сходит. Конечно, очень плохо, что так все получилось, но Сэль вбила себе в голову, что раз Катарина умерла, то нужно и самой стать несчастной.
        - Подруга никогда так не говорила.
        - Она и не скажет, потому что не захочет нас огорчать, только со мной было похожее. Монсеньор Эмиль перед переговорами, ну, теми самыми… велел мне не драться, а удирать, потому что кроме нас с Сэль никто не умеет дразнить бесноватых. Это очень важно, ты же понимаешь.
        - Этого не поймет лишь обладающий разумом неопытной рыбы.
        - Ну ты и скажешь! - Расстроенный улыбнулся, как Мэллит и хотела. - Так вот, когда все началось, я про приказ забыл и попробовал помочь графу Глауберозе. Нас бы всех перебили, но мы с фок Дахе как-то провалились на дорогу Холода, а дриксы, которые были с нами, нет. Ты не представляешь, как мне потом было стыдно перед Рупертом, хотя граф Глауберозе мне никто, я и видел-то его всего ничего. Вот Сэль ее величество любила, потому и выходит за Жирного. Чтобы не стать счастливой.
        - Нам надо идти и есть, - прекратила неприятное Мэллит. - Я должна повязать ленту и вернуть кухонным передник, потому что я - подруга, а не служанка.
        - Ты - чудо, - Герард вздохнул, уподобившись сестре, - мы так хорошо жили в Аконе, и вдруг - такое! Что будет на полдник?
        - Ничего достойного. Я смогла лишь проследить, как греют вчерашнее мясо, и сделать две подливы, острую и ягодную - для тех, кто не ценит перцы.
        Можно было не торопиться, но разговор становился грустен и требовал лжи, а лишние обманы влекут ошибки и неприятности, как скопившийся мусор - кормящихся грязью тварей. Гоганни не могла объяснить брату того, о чем молчала сестра, а без признаний свадьба с большим королем останется загадкой и болью. Девушка думала об этом, когда почти налетела на того, чей приезд оказался напрасным.
        - Добрый день, - поздоровался нареченный Рупертом, - я не опоздал?
        - Нет. Вы гуляли с монсеньором Лионелем и можете сказать, какой день нас ждет?
        - Холодный, но ясный, - отвергнутый не казался ни злым, ни несчастным, но в его глазах билось беспокойство. - Для дороги лучше не придумаешь.
        - Руперт фок Фельсенбург нас покидает?
        - Да, мне нужно в Акону. Сударыня, я благодарю вас за желание помочь, Добряк… шкипер Клюгкатер сказал, что вы… принимаете большое участие в судьбе Селины.
        - Ничтожная надеялась, но подруга осталась тверда. Желая добра, я принесла вред, как приносит вред тот, кто срывает повязку с раны.
        - Раны нужно чистить, сударыня, и не вините себя, я все равно бы вас догнал. Единственное, о чем я жалею, это о том, что не могу ничего подарить вам на память.
        - Я буду помнить. - Руперт фок Фельсенбург красив, тревожен и в самом деле похож на регента, этого не исправить. - Если бы я не верила, что любовь есть, я бы поверила в нее вчера. Вы… не гневаетесь на мою подругу за испытанную боль?
        - Что вы! Сэль - невозможная, то есть ее невозможно не любить. Ничего, у меня остается война и Бирюзовые Земли.
        Война и странствия, не женитьба и не забвение!
        - У Руперта остается время, - ничтожная скажет, она должна это сказать! - Есть древняя книга, я ее читала, она говорит о многом. Один юноша полюбил, только его возлюбленная избрала другого, доброго и мудрого, но годящегося ей в отцы. Юноша покинул свой дом, чтобы вернуться через десять и шесть лет. Он стал зрел и опытен, но сохранил любовь, и она перестала быть болью. Вернувшийся нашел все еще прекрасную вдову и счастье. Нареченный Хайнрихом силен и здоров, я не желаю ему зла, но его зима придет раньше, чем осень Сэль и Руперта.

4
        - Сударыня, я…
        - Мелхен должна идти, но пусть бли… благородный Руперт помнит.
        Девушка сказала, что хотела, это у тебя нет слов, а ждать, пока ты их найдешь, Мелхен не станет. Удержать такую можно лишь силой, то есть нельзя. Фрошеры умеют находить подруг и друзей, чего удивляться, что в Хексберг пляшут ведьмы, не в Фельсенбурге же им плясать! Там только елкам хорошо, елкам, ирисам и тем, кто готов сидеть за стенами и при этом… цвести. Вовремя не зацветешь, мама заплачет и прогонит садовника, так что лучше быть умничкой. Вернее, сбежать.
        Занавеска, за которой исчезла рыжая Мелхен, колыхнулась в тщетной надежде стать парусом. Похоже, кто-то открыл дверь. От того, что ты стоишь столбом, переваривая услышанное, двери не перестанут открываться, печи топиться, а толстые короли есть и пить. Присутствие на монаршей трапезе, пусть и походной, требовало соблюдения хоть каких-то приличий. С бритьем он опоздал, разве что шейный платок сменить?
        Чистые платки лежали в сундучке, который стерегла дрыхнущая Гудрун. Рядом валялась опрокинутая корзинка - опытный Уилер накинул петли не крест-накрест, а по-простому, давая возможность узнице освободиться.
        - Слезай, - распорядился Фельсенбург. Кошка предсказуемо зевнула и потянулась. - Хочешь шмякнуться? Твое право.
        Открытие крышки, мягкий тяжелый шлепок, недовольный писк. Среди платков пряталась засунутая в непарную перчатку брошка с сапфиром. Прости, мама, ты ее не увидишь, и новых писем тоже дождешься не скоро. Платок, темно-синий, морской, Руперт завязывал почти не глядя, вышло безупречно и, главное, вовремя. Сидевший под дверью каданец крикнул, что господина полковника ждут.
        - Сейчас буду.
        Гудрун поняла и протестующе завопила, а на совет уняться обхватила сапог, но хозяин все-таки ушел, подло и ловко захлопнув дверь. Высоченный гаунау в темно-зеленом мундире щелкнул каблуками и принялся пугать остывающим мясом, Руппи кивнул и, отмахнувшись от поданного сержантом плаща, перебежал двор. Кошка нуждается в корзинке, лошадь - в поводьях, человек идет сам. К столу, в море, в бой, к Леворукому…
        Хайнрих полдничал в главном зале, который усердный трактирщик украсил еловыми гирляндами. Если считать по-фрошерски, то елка - это барон, если по-дриксенски, все равно не король, а герцог. Из славного рода Фельсенбургов. Дипломаты подобные казусы как только не трактуют, могут и до войны договориться, но дипломатов здесь, к счастью, нет.
        - Пришел? - громыхнул из-за стола Хайнрих. - Молодец! Садись к ее высочеству!
        - Это я, - объяснила средних лет пышногрудая брюнетка, - только лучше «ее высокопреосвященства», или Матильда. Правда, я тебе в бабки гожусь.
        - Есть у него бабка, - вмешался король, - да какая! От женихов не бегала, волосы не стригла, голову нашему брату на седьмом десятке не крутит, зато проглотит и не поморщится!
        - Любого? - переспросила брюнетка и захохотала. Сэль же про кардинальшу-алатку говорила, просто он слегка отупел. - А если кислый?
        - Проглотит, - вступился за честь бабушки Элизы Руппи, - по крайней мере я и Дриксен на это надеемся. Сударыня, я готов называть вас так, как вам угодно.
        - Мне угодна Матильда, - алатская дама слегка подвинулась. - Слушай, ты же мешанку ел! Зови гицей, не ошибешься.
        - Гица Матильда?
        - Да хоть бы и так.
        Сесть Руппи толком не успел: вошли девицы. Сэль безмятежно опиралась на руку Савиньяка, рыжую Мелхен вел Герард, с которым надо до отъезда перекинуться хотя бы парой слов, а то как бы не вообразил какую-нибудь чушь.
        - Добрый день, ваше величество, - Селина приподняла юбку и слегка присела. - Добрый день, ваше высочество, добрый день, господин Фельсенбург.
        - Ну для него вряд ли добрый, - вмешался Хайнрих, - но держится молодцом, всем бы так! Кончайте с церемониями, мясо остынет - Мелхен расстроится!
        - Остывшее мясо не может быть великой бедой, но зачем превращать хорошее в терпимое?
        - Сдуру, - припечатал Хайнрих, с нежностью глядя на Сэль. Девушка казалась спокойной, спокойней и брата, и подруги. Хорошо, что они обе уезжают в Гаунау. Хайнрих - защитник хоть куда, Бруно был бы хуже.
        - Ну, - окликнула гица, - все сели, один ты торчишь тополем!
        - Прошу прощения, я забыл одну… вещь!
        Не вещь и не забыл, но он не законник, чтобы выверять каждое слово, да и не станут тут цепляться к словам, те, кто цепляется, сидят в… нарукавниках.
        За спиной хлопнула дверь - охрана решила проверить, не убил ли кого выскочивший Фельсенбург. Смешные! Во время войны своих не убивают, и после войны тоже. В лицо бросаются холод и свет, скрипят ступеньки, по лицу проводит полотняная занавеска. Поворот, низкая дверь… Говорят, на здешних постоялых дворах впору заблудиться, может, и так, но вот она, мелочь каданская, в кости режется. Наемники не удивлены, они привыкли ко всему, они просто наготове. Каблук цепляется за очередной коврик, знакомо вякает Гудрун, вот и всё, дорогая, вот и всё! Ни мясо не остынет, ни сердце не разорвется.
        - Ну? - Хайнрих таки начал трапезу, и правильно сделал, ждать глупо, вернее только ждать. Ожиданье - это время, зачем его терять?
        Щелкнуть каблуками, вытащить из корзины Гудрун, высоко поднять.
        - Ваше величество, я - варит и знаю, что подарки отвергнутых женихов приносят несчастье, но я не могу просто так уехать. Ни вы, ни ваша невеста от меня ничего не примете, но господин Маршал меня ни в чем не обделил, и я ему дарю… любовь.
        Ошалевшая кошка висит на удивленье смирно, не понимая, что вот теперь ее судьба решается окончательно и бесповоротно. Жалко? Жалко, но тебе пора снова сойти с ума, так за борт все, кроме оружия!
        - Спасибо, господин Фельсенбург, - Селина слегка подается вперед. - Это ведь Гудрун? Вы говорили, что взяли ее с собой.
        - Она себя сама взяла. Залезла во вьюк, когда нашли, поворачивать было поздно.
        - И вы сразу решили ее подарить?
        - Нет, когда понял, что вы не передумаете. - Вранье, но не выдавать же Савиньяка с Мелхен и… свою надежду. - Ваше величество, Гудрун прежде принадлежала ордену Славы и была чем-то вроде стражницы. Клирики из ордена Истины умеют ставить на людей метки, Гудрун их чует и начинает злиться. Если она бросится на человека, который ей ничего не сделал, ему нужно раздеться и уничтожить одежду. Ну или куда-нибудь подбросить, тогда «истинники» собьются со следа.
        - Понятно, - кивнул король, - давай подарочек и спасибо!
        - Лучше в корзине.
        - Не надо, - Селина уже выбиралась из-за стола, - сейчас не надо, когда мы поедем, без корзины будет не обойтись. Давайте, я держу.
        Руки Руппи хоть и с сомнением, но разжал, Гудрун тихонько вякнула и прилипла к новой хозяйке. Что ж, одной заботой меньше. «Селина, если все пойдет не так, останется жива. И ее подруга, и Хайнрих…» И еще пушистая надоедливая кошка. А теперь счистить с рукава шерстинки - больше их не будет, подсесть к веселой кардинальше и улыбнуться, ведь все просто прекрасно, а через десять и шесть лет он вернется. Если все пойдет так.
        Глава 2
        Старая Придда
        1 год К. Вт. 24-й день Зимних Волн

1
        Либретто было перевязано белой атласной ленточкой с блестками. Арлетта попробовала, не разворачивая, угадать сюжет, и угадала, хотя происходящее в наскоро превращенном в подобие театра танцевальном зале занимало графиню больше. Женщина сощурилась, привычно подосадовав на близорукость, выручила память: Георгия полагала материнские затеи совершенными, а совершенство в исправлениях не нуждается. Новый Двор купался в прекрасном на алисианский лад, предсказуемом при всей своей вычурности до мелочей. «Сказание хрупких снежинок» воздавало хвалу зиме - и все, что можно было без особых затрат замотать в белое и посыпать блестками, было замотано и посыпано. На балконе, игриво посверкивая, настраивались тоже «заснеженные» музыканты. Арлетта поискала глазами Коко, не нашла и занялась приглашенными, благо те уже собрались. На покрытых белыми чехлами креслах с достоинством устраивались члены Регентского совета и пока еще немногочисленные дипломаты, большинство которых честно прикололо к одежде выдаваемые при входе вместе с булавками «снежинки». Не обремененные государственными обязанностями гости, которым все
же перепало приглашение, занимали отдельно стоящие стулья, спинки которых обвивали шнуры белого бархата, а тщательно отобранных женихов загнали в торец зала и тоже усадили, так что всеобщее стояние на дне рождения короля таки было вынужденным.
        - Сударыня, позвольте?
        - Что именно? - Арлетта неспешно обернулась к не постеснявшемуся влезть в маршальский мундир Дораку. - Если вы хотите сесть, буду вынуждена вас разочаровать. Это кресло герцогини Ноймаринен.
        - Я знаю, - блеснул серебряной снежинищей граф и уселся. - Ее высочество все еще занята с танцорами и появится лишь с первыми звуками музыки. Правду сказать, это она мне посоветовала с вами переговорить, а лучшей возможности, чем сейчас, не найти.
        - Хорошо, говорите. - Когда же она видела кардинальского брата последний раз? На свадьбе Катарины Дорак был точно, наверняка приезжал и на празднества в честь рождения наследника, а вот потом… - Я еще не выражала вам соболезнования?
        - Благодарю, хотя Талигу соболезновать следует в большей степени, чем нашей фамилии. Мы не пострадали ни от временщиков, ни от мятежа.
        - Да, действительно.
        - В свою очередь сожалею о ваших потерях, я имею в виду разрушение Сэ.
        - Пустое… - Какая цветущая физиономия! Ни отеков, ни мешков под глазами, похоже, все фамильные болячки достались Сильвестру. - От пожаров бывает и польза. Моим невесткам будет проще обустроить поместье на свой вкус, не опасаясь меня задеть, а мне не придется сожалеть о переменах.
        - Я слышал о помолвке графа Лэкдеми. Его можно поздравить.
        - Меня тоже, Франческа Скварца бесподобна.
        - С этим невозможно не согласиться. Будущей графиней можно восхищаться бесконечно, а у нас вряд ли остается более десяти минут. Сударыня, я буду говорить с вами не как придворный, а как маршал. Надеюсь, вы меня поймете.
        - Я пойму вас, даже если вы будете говорить как Первый маршал.
        - Вы по-прежнему остроумны.
        - По-прежнему? - За что Сильвестр запер родню в имении? Вернее, не за что, а почему? - Простите, не припомню, чтобы я когда-либо шутила в вашем обществе.
        - Некоторые слова разлетаются, как…
        - Вишневые лепестки. - В Дораке всегда было полно вишен. И придорожников. - Я вас перебила, простите.
        - Сударыня, вы, несомненно, знаете, что военные не имеют обыкновения просить, но порой приходится приносить в жертву самое дорогое. Гордость.
        Талигу сейчас, как никогда прежде, нужно единство Лучших людей. В самом деле лучших, а не тех, кто по тем или иным причинам был вписан в королевский Реестр. В начале теперь уже прошлого Круга Дораки и Савиньяки без колебаний приняли сторону великого Франциска, и с тех пор нашу дружбу ничто не омрачало. До недавнего времени. Поверьте, мой сын не держит зла на вашего и совершенно искренне признал свое поражение, однако желания одной из сторон для полного примирения мало. Я бы просил вас поспособствовать установлению взаимопонимания между Анри и Арно. Юношеские ссоры часто переходят в дружбу на всю жизнь.
        - Вы правы. - Некоторые маршалы от военной краткости заметно дальше законников. - Дружба виконта Сэ и герцога Придда началась именно с дуэли, однако ссора ссоре рознь. Причиной упомянутого вами поединка стало недопустимое поведение виконта Дарзье по отношению к девушке, как ему казалось, беззащитной. Это произвело на присутствующих крайне неприятное впечатление, перебить которое непросто.
        - Анри сделает все, от него зависящее. Я просил бы вас его принять, надеюсь, он сможет вам объяснить свои поступки.
        - Вы так думаете? - позволила себе усомниться графиня. Дорак думал именно так, и думал бы долго, но наверху, предвещая начало действа, всхлипнула флейта. Бездарнейший из нынешних маршалов щелкнул каблуками и убрался на свое место. Георгия упорно мешала юг с севером, и соседями Дорака оказались Флашблау-цур-Мевен. Отношения несостоявшихся родственников всегда любопытны, но времени для наблюдения не осталось. К флейте одна за другой присоединялись виолины, наискось через зал метнулся лакей с корзиной, закружились в полете белые и серебристые бумажечки и сквозь сухую метелицу торопливо прошла льдисто-голубая Георгия.
        - Что скажешь? - шепнула она, расправляя атласные юбки.
        - Прелестная мелодия.
        - Да, пожалуй… Вы поговорили?
        - Дорак поговорил, вне всякого сомнения.
        - Змейка, - Георгия дважды хлопнула сложенным веером по ручке кресла, - потом, все потом… Сейчас у нас будет зима.
        Бумажный снежок, повинуясь вееру, посыпался гуще, согласно стукнули белые с блестками жезлы - в зал вступили его величество с ее высочеством. Мальчик и скособочившаяся девочка рука об руку прошествовали к высоким креслам. Карл равнодушно плюхнулся на свое место, Октавия послала присутствующим воздушный поцелуй. Вновь грохнули жезлы, выпуская на свободу виолины, затем из-за ширм выбежали фрейлины. Они были снежинками, они резвились и кружились.
        - Помнишь? - улыбнулась Георгия. - Мы были такими же…
        - Мы еще были осенними листьями.
        - Ты забыла весну и лето… Осень, Арлина, это грусть! Тебе грустно?
        - А тебе разве нет?
        - Нет, меня чужая молодость и чужое счастье радуют. Я словно бы возвращаюсь в юность.
        - Я тоже.
        Снежинки старательно резвились, в музыку вплеталось шуршанье, шорохи и иногда топанье; одетые в белые платьица и блестящие колючие диадемы фрейлины сбегались и разбегались, брались за руки, разбивались на пары, выстраивались в шеренги… Шеренги колыхались, извивались, завязывались узлами и вновь распадались на одиноких кружащихся дев. Некоторых Арлетта узнавала. Леони Дорак, девицы Гогенлоэ, непривычно не розовая и, кажется, начинающая уставать Иоланта… или не Иоланта? Та была ниже Леони. Значит, Лионелла.
        - Мы танцевали лучше.
        - Не все, хотя Жозина была сама грация…
        - Ей всегда доставались лучшие роли. Теперь я удивляюсь маминой справедливости, а тогда мне просто хотелось побыть Снежной птицей. Тише, смотри!
        Обращать внимание на то, что она всего лишь отвечает, Арлетта нужным не сочла.

2
        В итоге все утряслось, хотя изначальная диспозиция была ужасна. Наследника Валмонов дурак-распорядитель собрался отправить к женихам, а госпожу Скварца, отпустившую будущую свекровь к герцогине, пристроить к супруге экстерриора. Против Анны Рафиано Валме ничего не имел, но промелькнувшая в глазах Франчески смешинка означала вызов. Виконт напрягся и нашел выход, причем изящный. Распорядитель узнал, что до прибытия ко двору полномочного посла Ургота таковым остается граф Ченизу, которому, равно как и опекаемой им знатной фельпской гостье, надлежит пребывать среди дипломатов, желательно кагетских и бакранских. Возражений не нашлось, и Марсель с Франческой водворились меж Бурразом и уважаемым бакраном, за спиной которого стоял рэй Жакна. Это было и неудобно, и несправедливо, пришлось добывать дополнительный стул и пристраивать его сзади.
        За всеми этими хлопотами виконт не успел объяснить бакранам суть действа, что не замедлило сказаться. Растерявшийся Жакна не мог взять в толк, что обещанными хрупкими снежинками были отплясывающие девы.
        - Это - игра, - шепотом объяснил горцу Валме, - у вас играют в козлов и барсов, а они играют в снежинок.
        - Снег не живет, - растерялся рэй, - а взрослые не играют.
        - Неважно. Слушай музыку.
        Музыка была хороша и прекрасно бы обошлась без танца, хотя пышные пейзанские юбочки и игольчатые диадемы снежинок не портили. Некоторых. Большинство же напоминало симпатичные плотненькие снежки, которые то нанизывали на веревочку и крутили, то разбрасывали по залу.
        - Они устают, - с должным акцентом огорчился Бурраз. - Нэлза танцэват долго и быстро.
        - Сейчас будут стихи, - утешил посла Марсель, - снежинки немного отдохнут, и начнется главное.
        Хрупкие снежинки свились в толстую переливчатую гусеницу, которая под затихающие флейты шустро обогнула зал и стала разваливаться, начиная с хвоста. Девы в белых платьях поочередно опускались на пол и застывали под осыпающимися блесками; казалось, их солит кто-то большой и голодный. Стукнули палки, снежинки торопливо сменили позы - лежавшие приподнялись на коленях, коленопреклоненные сели, сидевшие вскочили и протянули руки кто к люстре, кто - к занавешенным окнам, зато стоявшие изящно прилегли на бочок; тоненько зазвенела какая-то музыкальная штуковина, отчего-то взволновав Жакну.
        - Пришло Зло? - встревоженно осведомился он. - Или так надо?
        - Надо. Это почти мистерия, а в мистерии без зла не обойтись, но оно будет повержено, - заверил Марсель и, предвосхищая следующий вопрос, добавил: - Нам не надо ничего делать, только смотреть.
        - На кого? - не отставал бакран.
        - Сейчас начнутся стихи, и я расскажу.
        Звон затих, зато заиграла арфа, предвещая поэзию. Первый сонет читала Октавия, и это оказалось не так уж и плохо, поскольку принцесса даже не думала завывать. У ее высочества было взрослое платье, настоящие украшения и отличное настроение, а радость, если в ней нет злобы, не только не склонна к вою, но и заразительна. Марсель глянул на Жакну, тот внимал ее высочеству, даже не порываясь расспрашивать, ведь и так ясно, что зима - это красиво и хорошо. Принцесса пообещала посадить тонкий месяц в хрустальное лукошко и уступила место более взрослым чтицам; эти выли уже всерьез, чем Валме и воспользовался, объяснив дипломатам, что после стихов наступит ночь и на охоту выйдет Зло в виде волка, который будет преследовать Принцессу-Лань и почти догонит, но вмешаются хрупкие снежинки. Они устроят метель и собьют волка со следа, а тот от бессильной злости расскажет им про страшную весну. Снежинки испугаются, но Принцесса-Лань их успокоит и объяснит, что они не умрут, а станут сверкающими капельками, которые напоят землю, и та расцветет.
        - И это всё? - рэй Жакна казался несколько удивленным. - Лань разве не скажет, что вырастет трава, которую она съест?
        - Она не успеет, потому что к ней придет ее возлюбленный.
        - Но зима не годится для гона, нужно ждать осени.
        - Мой дорогой рэй, - Марсель покосился на Франческу, та с трудом сдерживала смех, - искусство отнюдь не всегда совместимо с правдой и логикой. Если ему нужно, чтобы что-то было, оно будет.
        - Тогда козлята родятся слабыми!
        - Если они не волшебные, - подсказала госпожа Скварца. - Волшебство объясняет все. Смотрите, это кажется милым. Жаль, я не заметила, откуда взялся месяц.
        - Это волшебство, Франческа, - шепнул Валме. Принцесса с крупным серебряным месяцем в руках в самом деле была мила, эдакая поймавшая лунную рыбку кошечка. Вновь ожила арфа, из-за трона появилась Мария Тристрам в темно-синей накидке и с ажурной серебряной корзиной, в которую месяц и водворили. Лежащие, сидящие и стоящие снежинки воздели руки. На балконе завыло. Наступила ночь.

3
        Что бы ни намеревался выпросить за свои услуги Коко, он это заслужил: ночная сюита могла всерьез напугать. Если бы не заученно поворачивающиеся и перебегающие с места на место девы, напрочь разрушающие мрачноватое очарование.
        - Этой сценой я особенно горжусь, - Георгия приоткрыла свой веер на треть, подавая очередной сигнал, кажется, устроителям кружащего «снег» сквознячка. - Мамины празднования были прелестны и беззаботны, но нам выпало другое время. Теперь всему нужен смысл. Ты согласна?
        - Пожалуй… К этой мысли надо привыкнуть.
        - Просто тебе не приходилось растить королей.
        - Мне не приходилось растить даже королев.
        - Арлина, ты невозможна… Но смотри же!
        Девица Тристрам честно держала месяц, но зал освещали люстры, в свете которых вовсю волновались снежинки. Их можно было понять: из угла явно надвигалось что-то трагическое. Встревоженные девы попробовали сгрудиться в сугроб, но отчего-то шарахнулись друг от друга и в очередной раз застыли, зато из-за ширмы выбежала Гизелла Ноймаринен в золотистом платьице и диадеме с рожками. Всплеснула руками, затравленно оглянулась и изящно-бессмысленно заметалась по залу. Три шажка с левой ноги, один - с правой. Поворот, взмах руками и опять. Принцесса-Лань была ранена, Принцесса-Лань была бестолкова… Предвещая что-то нехорошее, грохнули литавры. Чтобы не пропустить появление Волка, Арлетта сощурилась и повернулась к ширме; по ногам потянуло сквозняком, и в зал вырвался хищник… хищница! В темно-сером «окровавленном» плаще и черной короне на рыжих волосах. Пытаться сожрать Гизеллу выпало Иоланте.
        - Странный выбор, - позволила себе удивиться графиня, - я представляла волков иначе.
        - Жребий, все решил жребий, но она старается.
        Иоланта старалась. Если бы она могла разорвать Принцессу-Лань, она бы ее разорвала, но смотреть на это было забавно и при этом жалко. Тот, кто подстроил такую пакость, добротой не отличался, а в случай не верилось, да и делать представление заложником случая…
        - Даже не знаю, - немного откровенности не помешает, - неприятно мне или еще и смешно. Странно, что ты это допустила.
        - Арлина, жребий тянула Октавия. Я не могу отменить ни судьбу, ни правила.
        - Разумеется.
        Запыхавшаяся Волчица метнулась к Лани, Лань встала на цыпочки и, изогнувшись, воздела руки наподобие столь ценимых Коко позднегальтарских статуэток; зарокотало, и дождавшиеся своего часа снежинки бросились в бой. Половина окружила охотницу и добычу, почти скрыв их от глаз, оставшиеся взялись за руки и уже знакомым хороводом понеслись по залу, видимо, это была поземка. Замелькали руки и диадемы, заколыхались юбки, из живого сугроба вылетела Лань, пробежала пару шажков и, слегка отведя ногу назад, замерла в ожидании Волчицы.
        Судя по музыке, хищнице и жертве следовало оказаться в середине зала одновременно, но Иоланта сбилась с ритма и отстала. Другая бы на ее месте запустила волчьим плащом если не в Гизеллу, то в Марию, и сбежала, но внучка Манрика была бойцом и охоту не прекратила. Распавшийся на комочки и комья «сугроб» устремился на защиту так и стоявшей под люстрой Лани, все вновь смешалось, а успевшая обежать зал «поземка» заслонила происходящее своими юбочками. Кто на кого налетел и кто упал, графиня не разобрала; раздавшийся вопль перекрыл стенание виолин, музыка поперхнулась и смолкла.

4
        - Так надо? - Голос уважаемого бакрана был строг. - Мне не нравится.
        - Мне тоже, - быстро сказала Франческа. - Марсель, вас не затруднит посмотреть?
        - Конечно, сударыня, - заверил и без того заинтригованный Валме и поднялся. Через пару шагов выяснилось, что рэй Жакна тоже решил разобраться в произошедшем. Отсылать первого секретаря посольства дружественной державы виконт не стал, просто велел держаться рядом и помалкивать. Раздвинув сгрудившихся дев, меж которых затесался старик Понси, они добрались до ока бури, и Валме едва не присвистнул. Принцесса-Лань стояла на одной ноге, опираясь на крепкую длинноносую снежинку, и рыдала, а рядом сжимала кулачки пунцовая Иоланта, на которую надвигались встрепанные родственницы.
        - Как ты могла, - причитала одна из сестриц Гогенлоэ, - как ты могла… как…
        - Змея, - вторила вторая, - ты просто змея…
        - Из-за тебя…
        - Врача! - прокудахтала позади какая-то дама, - нужен врач!
        - Герцогиня… где герцогиня?
        - Ваша светлость! Наконец-то… Какое счастье!
        - Счастье? Баронесса, я не ослышалась? Вы счастливы?
        - Я счастлива, что здесь ее светлость, а вы… вы глупы!
        - Как вам не совестно…
        Ссора подавала большие надежды, но они пошли прахом. Из-за подоспевшей герцогини.
        - За врачом послано, - надо отдать справедливость супруге Рудольфа, курицу она не напоминала, даже нухутскую. - Гизелла, вы сможете идти?
        - В этом нет необходимости, - упустить шанс разузнать побольше Валме не мог. - Сударыня, позвольте?
        - Нет! Не буду… Я буду…
        Попытка встать на обе ножки закончилась ожидаемо и плачевно, однако Марсель был наготове. Больше не спрашивая, он подхватил несостоявшуюся партнершу на руки, оставалось выяснить, куда ее нести.
        - Благодарю, виконт, - герцогиня была само спокойствие, - следуйте за мной.
        Виконт последовал, и вместе с ним последовала добрая полудюжина дам и девиц и то ли растерявшийся, то ли наоборот Жакна. У расписанной метельными завитками ширмы герцогиня замедлила шаг.
        - Мария, - распорядилась она, - передайте графине Рафиано, что ее ждут в Снежной диванной, а всех остальных попросите подождать. Не закончить представление - дурная примета, значит, мы его закончим.
        - Одну минуту! - Накрывшее Марселя озарение было мгновенным и гениальным. - Рэй Жакна, именем регента прошу вас оказать Талигу еще одну услугу. Нужна отвращающая зло песня, вернитесь и спойте ее всем.
        - Песня о цветах абехо, - уточнил словно того и ждавший бакран, - или песня каменных рек?
        - О цветах абехо, - с ходу выбрал виконт.
        - Петь следует перед его величеством и ее высочеством, - пришла на помощь подоспевшая графиня Савиньяк, - рэй Жакна, прошу вас со мной.
        - Я иду петь. - Кто в Старой Придде Премудрая, Жакна уяснил еще в день приезда и потому сомнений не испытывал. - К упавшей ноге надо приложить большое замерзшее.
        - Благодарю за совет. Прошу всех нас оставить, - твердо велела герцогиня, и процессия разделилась. Изгнанные сочувствующие поплелись слушать про цветы абехо, а Марсель двинулся за огибающей ширму Георгией. Виконта слегка беспокоили пороги и лестницы, но ему повезло дотащить всхлипывающую ношу до цели, ни разу не споткнувшись. Снежная диванная свое имя носила не зря, виконт сразу же присмотрел подходящий диван, с которого вскочил растерянный Арно в зеленом костюме. Жакна зря опасался зимнего гона, Принцесса-Лань, как и ее бабушка Принцесса-Лебедь, доставалась Молодому Охотнику. Дриксенская традиция, куда денешься.
        - Можете приводить себя в обычный вид, - добродушно посоветовал «охотнику» Валме, - заменить меня вам, как видите, не удалось.
        - Нет, - кошки могут шипеть, вопить и мурлыкать, Гизелла исхитрилась сделать все это одновременно, - пусть он останется… и подождет… Мне перевяжут ногу… Мы будем танцевать медленно…
        - Весной, - резко бросила герцогиня. - Виконт Сэ, обещанный вам танец переносится. Вы готовы ждать?
        - Конечно, но мое место в армии, и потом Альберто танцует по-кэналлийски лучше. Я же это уже говорил.
        - Вы… Вы…
        - Гизелла, не забывайтесь, - герцогиня быстро и при этом величаво обернулась на стук двери. - Мэтр Лизоб скоро будет, но дожидаться его я не могу. Должно запоминаться не досадное недоразумение, а праздник. Дорогая Анна, благодарю вас! Вы останетесь с Гизеллой до прихода врача?
        - Я останусь столько, сколько нужно, - графиня Рафиано, отдуваясь, уселась рядом с всхлипывающей подопечной, - мы с Гизеллой вас отпускаем. Правда?
        - Мы будем с милой Гизеллой, - мяукнула приведшая дуэнью девица Тристрам, - мы ее никогда не покинем!
        - Мария, тебе здесь нечего… Со мной… с нами останется виконт…
        - Хорошо, - кротко согласился Валме, - я останусь.
        - Не вы! Мне нужен виконт Сэ.
        - Вам нужен врач и родные, - Георгия Ноймаринен поправила аквамариновую брошь. - К сожалению, я прежде всего - хозяйка праздника и не могу перекладывать свои обязанности на графиню Савиньяк, при всей ее любезности. Молодые люди, мы вам очень признательны, но оставьте нас.
        - Мама, вам в самом деле нужно к гостям, а виконт Сэ…
        - Виконт, позвольте мне опереться на вашу руку, - отрезала любящая мать, и Арно немедленно позволил. Пара деловым шагом двинулась к выходу, Гизелла закусила губку, буравя уходящих взглядом. Не оглянулся никто. Дверь мягко захлопнулась, и заботливая Мария предприняла попытку подсунуть под плечи Гизеллы вышитую серебром думку. Это было ошибкой. Юная герцогиня, взрыкнув, запустила несчастной подушечкой в жалостливую подругу и зарыдала. Она не сомневалась, что ее толкнули… толкнула подлая Иоланта, и разуверить несчастную не удалось бы ни мэтру Инголсу, ни их высокопреосвященствам. Обоим.

5
        Каштаны не просто цвели, они неистовствовали, превращая льнущую к дороге рощу в нечто древнее и заповедное. Яркие разлапистые листья, белые с красными промельками свечки, еле уловимый странный запах, запах Сэ…
        - Ты задумалась? - муж придержал рвущегося перейти хотя бы в кентер мориска. - О чем?
        - Вот о них, - Арлетта кивнула на подпирающие синеву могучие стволы. - Так цвести можно либо напрочь забыв про зиму, либо, наоборот, помня. Но тогда это назло.
        - А как тебе больше нравится?
        - Назло, - юная графиня не колебалась. - Не знать удобно, но потом может стать страшно. Я знала, за кого выхожу, и не боюсь. Ты будешь воевать до осени.
        - Я буду воевать всю жизнь, осенью я буду возвращаться.
        - И на том спасибо! - Смешно, ей очень смешно! Она маленькая и бесчувственная, она будет смеяться, Арно запомнит ее такой… Арно вернется.
        - Что с тобой?
        - Не видишь? Я смеюсь.
        - Не вижу. Ты собираешься расплакаться.
        - Я собираюсь ждать, тебя ждать! И учить алатский.
        - Зачем?
        - Гальтарский я уже знаю.
        - Учи кэналлийский, все Савиньяки знают кэналлийский.
        - И как по-кэналлийски каштаны?
        - Кастаньяс, в Кэналлоа они девочки. Ты дождешься, я в тебя верю.
        - Нет, это я в тебя верю. Ты вернешься, осенью ты вернешься.
        - Арлина, тебе дурно?
        - Геора? - Засыпанный снежным мусором зал, и никаких каштанов, ни цветущих, ни хотя бы облетевших, лысых и страшных. - Прости, я, кажется, заслушалась. Или задумалась?
        - Задумалась. У этого бакранца в самом деле прекрасный голос, но сама песня заунывна и слишком затянута, хотя выбирать не приходилось, Валме меня просто спас. Извини, мне надо отойти.
        - Конечно, иди. - Сны наяву - это бред, а возвращение прошлого? До последней черточки? С дальним дорожным гулом, одиноким облаком над рощей, выдернутой из мундира Арно черной ниткой… Разве может песня вернуть все это? Обычная вряд ли, но как же хорошо, что Геора в музыке не понимает ничего. Аб-со-лют-но, как выразился бы Кроунер. Графиня слегка потерла виски, чуть ли не впервые пожалев об отсутствии нюхательной соли, огляделась и решительно нырнула в придворный суп, горячий, но пока не кипящий.
        Большинство приглашенных были достаточно опытны, чтобы остаться на своих местах, пока сидит король, короля же приучили без сигнала с трона не вставать. Сдвинуть беднягу с места мог лишь веер Георгии или что-нибудь вроде превеликого жука, упавшей родственницы для этого было мало. Как и последующей суеты, прекращенной пением Жакны. Теперь спаситель вернулся на свое место, и ожившие распорядители согласно стукнули своими палками, предваряя выход ее высочества, которая и затараторила Веннена, как ни странно, почти к месту. Ожили и верхние галереи - булькнула, словно пробивая затор, и потекла очередная мелодия, закружились и поплыли вниз блестки - вечером слугам придется много мести.
        - Слава Создателю, все более или менее уладилось, - вернувшаяся Георгия дважды стукнула по ручке кресла волшебным веером. - Мама мной бы гордилась. Никогда не следует ограничиваться одной вазой, ведь она может разбиться.
        - О чем ты и что с Гизеллой?
        - Мэтр Лизоб уже должен быть у нее, но вряд ли там что-то серьезное, - герцогиня слегка приоткрыла веер, и из-за ширмы высыпали отряхнувшиеся снежинки. Кажется, их стало меньше, но пересчитать кружащихся девиц Арлетте в голову не пришло, да и смысла в этом было бы немного. Музыка менялась, танец оставался прежним, хотя какое разнообразие у снегопада? Девушки в белом старательно топтали блестки и бумажечки, словно те воплощали недавнюю неприятность. Графиня усмехнулась нелепой мысли и зачем-то тронула скрученное в трубку либретто, но Георгии опять поняла по-своему.
        - Не волнуйся, - успокоила она, - сюжет не изменится, я предусмотрела почти все, хотя с виновницей этой… выходки придется что-то решать. Я не могу позволить себе несправедливость, а доказать умысел бессилен даже твой мэтр.
        - Он не мой, - привычно уточнила Арлетта, - но не все так безнадежно. Думаю, ты успешно решишь и эту загадку.
        - Ты не поняла, загадку я решила, там и решать-то нечего. Беда в том, что нет и не может быть улик. Споткнуться, сбить с ног соперницу и сказать, что все вышло случайно, что может быть проще?

6
        Свобода восхитительна, но не тогда, когда является следствием пренебрежения. Дамы Ноймаринен наследником Валмонов откровенно пренебрегли, тем самым даровав полное право сбежать с возобновившегося представления. Прежний Валме не преминул бы этим воспользоваться, но он сгинул где-то на полпути между Фельпом и Олларией. Валме нынешний, будучи офицером при особе, полагал своей обязанностью досматривать безобразия до конца, кроме того, невозвращение к Франческе могло повредить репутации навязчивого кавалера. Как и брошенный пренебрежительницам в лицо полный горечи и злости стих, который еще требовалось написать. И это не считая того, что оскорбленным поэтам положено портить чужие праздники, а сегодняшняя затея испортила себя сама.
        - Это вышло прескверно, - задумчиво пробормотал виконт, - для множества лиц,
        Потому что неверно подбирали волчиц…
        Будь рядом Котик, он бы вдохновил на что-нибудь более совершенное, но волкодав отсутствовал, и Валме счел себя одиноким и затерянным в пустых сумрачных комнатах. Доносившаяся со стороны лестницы музыка лишь усугубляла ощущение потусторонности. Словно ты забрался в зеркало, словно в нем отразилась память и еще что-то важное… Если б не это чувство, Валме и не подумал бы задержаться в окрестностях Снежной диванной, но удерживать за хвост то, что так и норовит ускользнуть, не только занятно, но и чревато открытиями. Виконт наскоро исследовал похожий на рубашку с одним коротким рукавом зал и обнаружил за печью проход в анфиладу из трех небольших комнаток. В последней пряталась рыжая волчица, несчастная и почти наверняка злая.
        - Добрый вечер, - вежливо поздоровался Марсель, - я вам не помешаю?
        - Помешаете!
        - Вас не затруднит уточнить, чем?
        - Всем! Ступайте, куда шли!
        - Если бы я куда-то шел. - Великий Бакра, она же босая! - Сударыня, у меня нет цели, а вы пробудили мое любопытство. Чем вас привлекла эта обитель?
        - Ничем, - шмыгнула носиком дева, - но надо же мне где-то пересидеть это… сказание, не с ними же! Вы ведь слышали, как меня называли?
        - Я слышал довольно много, что именно вы имели в виду?
        - Гизелла назвала меня змеей, только я не змея, а жаба! Не ужалю, только ни есть, ни даже облизывать меня не надо! Вам понятно?
        - Я обязательно скажу об этом Готти. Беда в том, сударыня, что, судя по всему, вы - мое поручение.
        - Что?! - Собеседница вопреки собственным словам только что зубами не клацнула, и Марсель поспешил развить свою мысль.
        - Видите ли, - принялся объяснять он, - я - офицер для особых поручений при особе регента, но регента поблизости нет. В этом случае я вынужден находить особые поручения на свою голову самостоятельно, и я второй раз кряду нахожу вас. Где ваши туфли?
        - Правый я выкинула, - для вящей убедительности дева шевельнула вылезшим в дырку на чулке пальцем, - с лестницы… А левый там. Это из-за него все вышло.
        - Печально. - О том, что Гизелла полагала причиной не какую-то там туфлю, а виконта Сэ, Марсель решил не упоминать. - Что вы намерены делать?
        - Ждать, - буркнула Иоланта, - у меня вещи заперты…
        - Что? Опять?
        - Ну… не только у меня, у всех… Отопрут, когда закончится. Вы можете одолжить мне сто двадцать таллов?
        - Могу. Если буду уверен, что вы не броситесь покупать пистолет и стрелять по снежинкам.
        - Не беспокойтесь, не брошусь. Мне надо добраться до Надора.
        - Хм… По слухам, это не лучшее место.
        - А Старая Придда худшее! Для меня… Здесь все… и она тоже!
        - Она? - узнавать, так до конца, - Вы имеете в виду одну из герцогинь Ноймаринен?
        Оказалось, нет. До Надора Иоланту довела молодая баронесса Хейл, которая все время врала и подлизывалась… Даже лошадь одолжила, даже за Октавией на аудиенцию побежала, а на самом деле все для себя, то есть для виконта Сэ, которого для себя… И вот теперь опять!
        - Я думала, она придет… подойдет, а она… Конечно! Теперь она и так… С этой…
        - С кем?
        - Фельпской красоткой!.. Она же с графиней живет, проще подобраться, а меня можно… можно…
        - Вас нельзя, - отрезал виконт. - И я этого не допущу.
        - Чего?
        - Всего этого. Которого. Выбирайте: либо вы сидите здесь и дожидаетесь меня, либо о Надоре придется забыть.
        - Я подожду, - буркнула Иоланта, - все равно я при всех… туда не пойду.
        - Вы не волчица, вы - аллегория неопределенности. Ждите.
        Расчеты виконта держались на Маркусе, вернее, на его манере подбирать слуг, и расчет этот себя полностью оправдал. Фарнская камеристка графини Савиньяк честно восседала в гостиной для слуг рядом с хозяйскими вещами.
        - Идемте, - велел стражнице Марсель, - ваша госпожа просила меня препроводить в ее апартаменты некую строптивую особу. Идти ей не в чем, и графиня одалживает ей свои плащ и обувь.
        - Да, господин виконт, - ни расспросов, ни аханья, ни вымогательства. Если Маркус доведет своих новых подчиненных до подобного совершенства, он станет великим геренцием. Если девица Манрик в самом деле хочет в Надор, то виконт Валме отберет у виконта Сэ шляпу. И съест.

7
        Танцующая пара выглядела достойно. Запасная Принцесса-Лань была и мила, и изящна, да и виконт Дарзье от раны оправился полностью. Держать шпагу и управлять норовистой лошадью ему еще было не по силам, но небыстрый куртуазный танец здоровью ничем не грозил. Двое, исполняя незамысловатые па, неспешно двигались от одной замершей снежинки к другой. Те, будучи обтанцованы, оживали и, кружась, присоединялись к товаркам, предвещая финальную метелицу. Балет благополучно заканчивался, самое любопытное обещало произойти потом.
        - Тебе нравится? - шепнула Георгия, которую, казалось, занимал лишь ее праздник.
        - Более или менее. Это ведь одна из графинь Флашблау?
        - Да, младшая из сестер, и виконт Дарзье. Приятно видеть, что Дораков с Флашблау не рассорил даже разрыв помолвки. Покойного Иоганна мне, само собой, жаль, но он был таким странным. Правду сказать, его сватовство к Леони меня удивило.
        - Меня скорее удивило ее согласие.
        - И это тоже. Но как же я была права, позаботившись о возможной замене!
        - Ты была неправа, доверившись жребию.
        - Что поделать, выбирая между справедливостью и успехом, государю должно выбирать справедливость. В конечном счете это себя всегда оправдывает. Они заканчивают! Прости, я сейчас буду очень занята. Главное в празднике, как ты помнишь, это апофеоз.
        - О да.
        Лань с охотником закончили обход и развернулись к успевшей собраться за их спинами двойной снежной шеренге, в которую и нырнули, как нитку за иголкой потащив за собой фрейлин. Стоящие напротив друг дружки девицы брались за руки и ныряли в двойной живой коридорчик, со стороны это напоминало выворачивание чулка. Оркестр заиграл громче, наподдали и посыпальщики: бумажный снег полетел хлопьями и стал меняться, белое уступало место розовому и голубому, суля весну и новое представление. «Чулок» между тем вывернулся окончательно, и вновь оказавшаяся первой пара преклонила колени перед его величеством, который заученно махнул рукой и принялся читать стихи о добре и зле. Хорошие - Веннен не может быть плохим, - но слишком уж взрослые и оттого звучащие нелепо. Положение спасал разве что Капуль-Гизайль со своим оркестром. Полностью заглушить равнодушный детский голосок у баронских флейт не выходило, но о грядущей весне они напоминали.
        - …Да царствует Солнце, - прокричал напоследок Карл, - да скроется Тьма!
        Георгия раскрыла свой веер, и король сел, а танцующие еще раз преклонили колени. Раздались аплодисменты, не слишком мощные, ну так и зрителей было немного, куда меньше, чем в Тарнике, где к услугам Алисы были не только толпы придворных, но и все гвардейские офицеры. С балкона посыпались уже не лепестки, а цветы, детишки в белом - куда же без них? - притащили обвязанные лентами гвоздички и принялись раздавать снежинкам по четыре каждой.
        Цветов оказалось больше, чем девиц, последняя цветочница растерянно завертела головой и устремилась к одетой в белое Франческе. Распорядители, успевшие сменить зимние жезлы на зеленые весенние, подали сигнал, и фрейлины посеменили к Октавии, бросая букетики к ее ногам, но это было еще не все. Галантный Дарзье собрал с ковра цветочную охапку и, который раз коленопреклонившись, вручил Октавии; та сосредоточенно ухватила подношение и, пригласив всех дорогих друзей на «Сказание нежных цветов», присоединилась к слезшему с трона брату.
        Движение веера. Его величество подтверждает приглашение ее высочества и просит любезную сестру поблагодарить за чистую сегодняшнюю радость дражайшую тетушку. Дражайшая тетушка умиленно улыбается, победно колышутся аквамариновые серьги, вкрадчиво поет флейта, Октавия протягивает многострадальные гвоздики Георгии, один цветок отламывается от стебелька и падает в бумажный снег.
        - Я счастлива отдать эти цветы сестре нашего любимого отца, - сообщает принцесса, - мы с братом обрели в Старой Придде дом и любовь.
        - Но наше счастье, - радостно подхватывает король, - не может быть полным, пока Талиг не оправится от полученных им ран, а виновные не понесут должного наказания.
        - Мой царственный брат, вы, как всегда, правы, но величие вечности не мешает радости цветка, пусть она и недолговечна.
        - Это так, любезная сестра. Мы благодарим Регентский совет, господ дипломатов и наших добрых подданных и дозволяем им удалиться после нашего ухода.
        Мальчик медленно и величественно кивает девочке, девочка подает мальчику руку, и августейшие дети вместе со сложившей наконец свой веер теткой под стук жезлов покидают зал. Следом еще один распорядитель тащит цветы, а в другую дверь, посылая воздушные поцелуи, семенят снежинки. Всё. Можно вставать и прощаться с теми, кто неминуемо прицепится.
        - Сударыня, сударыня, умоляю вас на два слова…
        - Добрый день, барон. Ваш оркестр был прекрасен, - собственно, только он прекрасен и был, но Коко без подобных признаний обойдется.
        - Увы, я не обольщаюсь, извлекаемые нами звуки еще далеки от совершенства. Сударыня, я осознаю всю степень моей наглости, но, умоляю, представьте меня вашему певцу! Подобный голос невозможен, но я его услышал и не могу пройти мимо такого чуда.
        - Хорошо, идемте. - Капуль-Гизайль - меньшее из рыскающих вокруг зол, пока он рядом, никто не затеет серьезный разговор. - Столь потрясший вас молодой человек - бакран и, кажется, большой друг виконта Валме.
        - Мне сказали, но наш дорогой Марсель до сих пор не вернулся, возможно, потому что его место заняла некая девица. Само собой, я расспрошу виконта о его бакранском друге, но позже.
        - Ваше дело. Вы знакомы с послом Кагеты или вас надо представить и ему?
        - О… Его превосходительство несколько раз бывал у нас в Олларии.
        - Тем лучше. - Любопытно, что великолепный Бурраз искал в особняке Коко и нашел ли? - Имейте в виду, что ваш певец с недавних пор еще и кэналлийский рэй.
        - Герцог Алва неимоверно музыкален, он просто не мог иначе поступить. Какой голос… Гальтарские боги, какой голос!
        Негустая толпа потихоньку распадается на группы и течет к открывшимся дверям, но Франческа остается на месте и вместе с ней сидят Бурраз и бакраны. Жакна тоже никуда не делся, но всего любопытней втиснувшаяся в своей юбочке между двумя послами снежинка. Айрис Хейл, прижимающая к груди две туфельки - золотистую и темно-серую с нарисованными серебром когтями.
        Глава 3
        Мейендорф. Старая Придда
        1 год К. Вт. 24-й день Зимних Волн

1
        Расцарапанный перистыми облаками закат обещал, что завтрашний день будет ясным, а по-бергерски солидный постоялый двор намекал на «исполненную радости ночь». Все правильно: в бой лучше уходить из счастья, помня, что оно за твоей спиной.
        Савиньяк коротко сощурился на тонущее в снегах солнце и сдвинул полотняные занавески. Предстоящий разговор не казался трудным и был необходим в том числе и для того, чтобы проверить их с Рокэ замысел. Если в нем есть прореха, Хайнрих ее отыщет. Если…
        Ронсвикские стрелки талигойского маршала не просто знали, они его признавали: такова цена присланного вовремя пива и не унизившей никого войны.
        - Его величество в дальней комнате, - объявил здоровенный капитан со сбитым на сторону носом.
        - Спасибо. - Отправляясь на север, Лионель знал дриксен несколько хуже кэналлийского, а гаунау заметно хуже дриксен; сейчас, как сказали бы в Торке, дубы сравнялись, жаль только, в Сагранне и далее варитские языки без надобности.
        Бергерские анфилады состоят из четырех комнат, а важные разговоры ведутся у последнего окна, где ставят стол и при нем скамью для оружия. Не расстаются с железом и гаунау, вот что у варитов рознится, это цвета. Подданный Хайнриха умрет, но не наденет бирюзового, соплеменник Вольфганга-Иоганна шарахнется от темной гаунасской зелени.
        - Хорошо, что пришел. - Сегодня его величество был по-медвежьи бур и хмур. - Я уже собирался за тобой посылать, любопытство заело. При нежелании всегда можешь отовраться.
        - Обычно я так и поступаю. - Приглашать гостя сесть король и не подумал, а Ли не подумал этого приглашения дожидаться. - Ваше любопытство я по возможности удовлетворю, но пришел я потому, что Эмиль сходит с ума, Арно пока не годится, а Рокэ мне поможет не больше, чем я ему.
        - Южные выверты, - Хайнрих приподнял свою любимую кружку. - Если я понял правильно, в Липпе ты не едешь.
        - Я еду в Паону.
        - Подлое место, - Хайнрих дернул и так распущенный пояс. - Ты не будешь пить на моей свадьбе, потому что спешишь?
        - У меня два с лишним месяца. - Стань Бертрам варварским королем, он бы глядел так же, глядел и ждал ответа. - Если бы в Паоне не было Ореста, я бы проводил вас до Липпе.
        - Но Орест есть и купается в скверне. Что ты собрался с ним делать?
        - Лишить его возможности купаться, остальное доделают либо мориски, либо подданные.
        - Если ты оставишь без скверны Ореста, ее поделят ваши дуксы и Марге.
        - Они тоже не смогут купаться. Никто не сможет, если у нас выйдет.
        - У нас… - гаунау заглянул в свою кружку, словно на дне ее скрывалась истина. - Ворон, само собой, летит в Олларию, а кто отправится в Эйнрехт? Его дриксенский сынок?
        - Пока неизвестно, есть и другая возможность.
        - А в Паоне ее нет?
        - Или мы ее не нашли, что по сути одно и то же. Ваше величество, у меня к вам будет просьба, странная, но тут уж ничего не поделаешь. Селина могла рассказывать о своей подруге и спутнице…
        - Рыжая тебя любит. А ты?
        - Сейчас это не имеет значения. Ваше величество, Мелхен - или Мэллица, или Мэллит - должна остаться с людьми, которые не станут ее мучить, даже любя и ради ее же блага. Лучше всего, если Сэль уговорит подругу остаться в Липпе. Она один раз уже помогла Мелхен, если потребуется, поможет снова.
        - Похоже, я понял, - его величество сурово глянул в кружку, но пить не стал. - Хвала кому-то, ты не говоришь пакостей вроде «если я не вернусь».
        - И не скажу. Мы слишком мало знаем, чтобы оценить, куда и на что идем. Вероятней всего, полный успех обратной дороги не предполагает, а полная неудача превращает затею в обычное… приключение.
        - Вроде твоей прогулки по моей Гаунау?
        - Нет, поскольку в Гайифе нет вас и есть бесноватые. Если нам удастся войти и не удастся ничего сделать, придется выбираться по собственным следам. Скорее всего, это получится, но я бы предпочел удачу в главном.
        - Ладно… - кивнул, будто разрешая, Хайнрих. - Ты решил, и ты попробуешь оставить тварей без скверны. Гаунау это выгодно, значит, я не стану бить тебя по голове и запирать в Липпе до конца весны. Если вы с Алвой добьетесь своего, с кем из ваших мне придется говорить?
        - О войне - с моим братом, о мире - с кардиналом и графом Валмоном, но в этом случае вам лучше стать вождем почти всех варитов.
        - Бергеры мне ни к чему, пусть сидят на своих ледниках, а варитов попробую прибрать. Мне поклясться, что войны не будет, хоть бы у вас остались сотня вояк и одна пушка?
        - Это решать вам и… варитским богам.
        - Тогда я поклянусь. Если Талиг потеряет тебя и Ворона, этим, пока я жив, никто не воспользуется. Я сказал, ты услышал, и хорошо бы не только ты. Что вы затеяли, не спрашиваю, о таком говорить хуже, чем орать на перевалах. Если бы я мог помочь делом, ты бы сам сказал.
        Иногда молчать тяжело, иногда молчание помогает дышать… Из чего вырастает ненависть, чаще всего понять можно, но как рождается дружба и сходится то, чему, казалось бы, не сойтись никогда?
        - Вы обещали попросить варитских богов за мою мать и брата. Они выбрались.
        - Да уж… На, выпей.
        - Желаю вам счастья с Сэль.
        Пиво. Видимо, отличное, но для тебя все равно горечь, гадость и… уверенность в том, что можно не беспокоиться ни о матери с Арно, ни о Мелхен. Хайнрих с Бертрамом и поврозь сильны, а вместе они отбросят этот безумный Шар, должны отбросить.
        Тишина, неожиданно громкий скрип двери, приглушенные половиками, но все равно тяжкие шаги. Ты успел сказать, тебя успели услышать.
        - Ваше величество, - врывается в молчание кривоносый адъютант, - пришел тот, кому назначено.
        - Выйди. Через пять минут зайдешь снова. Кружку забери, - Хайнрих проводил адъютанта тяжелым взглядом. - Явился мой ронсвикский дуб. Мне его пустить?
        - Если решите пить, то да. Боюсь, наедине с вами я начну себя жалеть. После второй фляги.
        - Поглядим. Я ведь знаю, чего он напрашивается. Его сын умудрился влюбиться в Кримхильде. Еще при Фридрихе. Я ничего не хотел видеть и не видел, ну так мне написали, пришлось заметить, а это любовь, причем хорошая. Вмешиваться пока не стану, не горит, но я - король, и мне теперь успокаивать друга, который еще и подданный. Ты мне поможешь?
        - В меру сил.
        - Сейчас мы выпьем вдвоем, - король зашарил рукой по лавке и шарил, пока не нащупал флягу, - и пусть заходит. При полковнике мы будем очень умными, это он будет глупо ломиться в открытую дверь, а сейчас я скажу варварскую глупость. Ты сделаешь что надо и вернешься, потому что этого хотят правильные люди. И этого хочешь ты.

2
        Записку Рудольфу Арлетта не дописала, потому что герцог явился сам. Один и без предупреждения.
        - Хотелось бы знать, - насупился он вместо приветствия, - чему вы улыбаетесь.
        - Многому, - графиня дважды дернула звонок, вызывая камеристку и буфетчика, - в частности тому, что вы не дали мне закончить письмо вам же.
        - Я польщен, и о чем же оно?
        - О необходимости встречи.
        - А я вот решил не писать, просто пришел. Похоже, зря я увернулся от этого праздничка.
        - Скорее, от Малого двора. - Арлетта взяла исписанный на треть листок и протянула гостю. - Возьмите на память.
        - Это еще зачем?
        - На всякий случай. Вдруг вам придет в голову, что я писала не вам и вообще начинаю ловчить.
        - Да ловчите себе на здоровье, если охота… Мне пять раз рассказали про сегодняшнее, но я так толком и не понял, что случилось. Гизелла требует выгнать девицу Манрик, Георгия с этим согласна, только хочет, чтобы все прошло тихо, а вот Октавия уперлась. Дескать, это ее фрейлины и она сама с ними разберется. Похоже, нахалку подучил ваш сын.
        - Не исключено, он еще не возвращался. Что все-таки с Гизеллой?
        - Пока не понять. Мэтр Лизоб допускает перелом и надеется на растяжение. В любом случае прыгать ей в ближайшие дни не придется. Так что вы можете мне рассказать?
        - Многое, - заинтриговала графиня, и тут очень к месту подоспела прислуга. - Летиция, попроси госпожу Скварца к нам присоединиться. Гастон, наши вкусы вы знаете. Монсеньор, вы, полагаю, будете глинтвейн?
        - Правильно полагаете. И что-нибудь перекусить, я вообще-то без ужина остался.
        - Гастон, слышите?
        - Да, сударыня.
        - Всё в порядке, - Арлетта наклонила голову, чтобы не упустить стука закрывшейся двери. Собаку, что ли, завести? - Голодная смерть вам больше не грозит.
        - Спасибо, - герцог потер спину. - С вашего разрешения…
        - Бродите на здоровье. Что именно вам рассказать?
        - Что, на ваш взгляд, произошло?
        - То, чего следовало ожидать. - Двор есть двор, и это только начало. - Если вы прогоните Иоланту, вы не только поступите несправедливо, но и кому-то всерьез подыграете.
        - Начнем со справедливости. Вы думаете, она налетела на мою дочь нечаянно?
        - У нас с Франческой сомнений в этом нет. Вы имеете понятие об эйнрехтских танцевальных туфлях?
        - Ни малейшего, - чуть ли не с удовольствием признался Рудольф.
        - На ноге их держат особые ленты. - Которые еще и ногу натереть запросто могут. - Их-то и подрезали, а затем подклеили к коже, скорее всего, яичным белком. Во время танца они, само собой, сперва отклеились, а затем и лопнули. Удержаться на ногах, когда такое случается, еще можно, но при этом почти наверняка споткнешься и потеряешь равновесие. Что, собственно, и произошло.
        - А подклеивать-то зачем?
        - Чтобы лента не порвалась раньше времени. Пока двигаешься медленно, не дергаешь и не встаешь на носочки, клей держит и защищает надрезанную ленту. Не будь этого, и Лань, и Волчица под прикрытием снежинок выбрались бы из танца и сменили обувь или хотя бы разулись. Босиком на гладком полу танцевать можно, в одной туфле - нет.
        - Судя по вашему тону, у вас есть доказательства.
        - Да, и благодарить за них нужно госпожу Скварца. - И подбившего ее на поездку Бертрама. - Она сразу заподозрила неладное и велела одной из девушек подобрать потерянные туфли, сесть на место, которое освободил Валме, не вставать и не отдавать добычу, что бы ни произошло. Айрис Хейл, это была она, так и поступила. Девушка просидела с уликами до конца представления, что, кроме Франчески, могут подтвердить кагетские и бакранские дипломаты. У костюма снежинки, в котором была Айрис, очень короткие рукава, незаметно подрезать ленты в нем не выйдет.
        - Дела… - буркнул от печки Ноймаринен. - Мне точно не понять, но вы - женщина. Кто и за каким Змеем все это затеял? И… погодите, не сразу понял, что, туфли Гизеллы тоже?!
        - Одну туфлю. Сперва неприятности начались у Иоланты, ленты уже отклеились, но еще кое-как держались. Тем не менее девушка сбилась сама и спутала общий танец. Что именно случилось, в такой толчее никто бы не понял. Иоланте кажется, что ее толкнули, но она могла просто споткнуться, главное, что надрезанная лента лопнула, Волчица потеряла равновесие и налетела на Лань, та попыталась удержать равновесие, и теперь уже ее лента не выдержала. Гизелла подвернула ногу и упала, сомнений в том, что во всем виновата Иоланта, у нее не было.
        - Будут, - пообещал отец Лани и побрел в эркер. - Вы ей объясните.
        - Франческа с этим справится лучше. Хотя бы потому, что отлично видит и догадалась сразу же подойти. Кстати, забрать испорченные туфли пытались четырежды.
        - Четырежды? Прямо сказка какая-то!
        - Дважды Айрис звали в общий танец, один раз попеняли за недопустимое поведение - фрейлина ее высочества заняла чужое место, да еще рядом с кагетским дипломатом - и один раз решили, что девушка села, потому что ей дурно. Со стороны все это выглядит вполне невинно и в трех случаях, видимо, таковым и является. А может, и во всех четырех. При этом Иоланту, насколько мне известно, не искал никто.
        - Где она, кстати?
        - Здесь, отдыхает после успокоительного. Ее обнаружил Валме, и они заключили что-то вроде сделки. Девица Манрик временно не убегает в Надор, но если все же решит отправиться к деду, наследник Валмонов одолжит ей сто двадцать таллов. Почему сто двадцать, не спрашивайте, она сама как-то подсчитала. Присаживайтесь, сейчас подадут ужин.
        - Вы ясновидящая?
        - Не очень. Просто, когда открывается служебная дверь, по ногам тянет холодом.
        С дверью Арлетта угадала, с ужином промахнулась, вернее промахнулся фельпский лекарь. Якобы успокоительная микстура подействовала на девицу Манрик как кошачий корень на и без того злющую кошку.
        - Хорошо, что вы тут, сударь! - прямо с порога выпалила по самый нос закутанная в винно-красный атлас особа. - Я уезжаю и хотела написать письмо ее светлости, но лучше все скажу вам. Я их ненавижу, они ненавидят меня, а замуж я не выйду, так что ограбить нас через мой браслет не получится, продавайте сразу Лионеллу. И вообще…
        Шадди внесли на удивление вовремя. Разогнавшаяся обличительница поплотнее запахнула плащ, судя по цвету, принадлежавший Франческе, и удалилась в эркер, где и встала, вскинув кругленький подбородок. Фарнские слуги невозмутимо накрывали стол, Рудольф чему-то ухмылялся, напоминая о старых, по-своему добрых временах. Арлетта поймала взгляд герцога, бывший регент не злился.
        - Подайте-ка еще один прибор, - внезапно распорядился Рудольф, - для виконтессы Эммануилсберг.
        Виконтесса в эркере шумно втянула воздух, но промолчала. Такую если и выдавать замуж во имя блага Талига, то исключительно за Райнштайнера. В политические союзы желательно вступать хотя бы без жажды убийства. Георгия, по крайней мере, вступила.
        - Это с чем? - Ноймаринен, не дожидаясь окончания сервировки, подхватил небольшой золотистый пирожок.
        - Не представляю, но с соусом в любом случае будет вкуснее, - предположила еще не пробовавшая присыпанную кунжутом красоту Арлетта. Ноймаринен задумчиво кивнул, а буфетчик пододвинул соусник. Что ж, значит, она угадала.
        Шадди приятно горчил, Иоланта сопела, Рудольф не спеша, с удовольствием жевал, слуги закончили сервировку, а помощник буфетчика притащил четвертый прибор. Если поддаться суевериям, то после появления Франчески лучше не выходить, пока не явятся Валме с Арно, а они явятся.
        - Что-нибудь еще, сударыня?
        - Пока нет.
        Исстрадавшаяся Иоланта вытерпела ровнехонько до закрытия двери. Ужинать она не собиралась, как и оставаться в Старой Придде, выходить замуж, объясняться, прощаться, прощать и вообще разговаривать. Больше всего девица желала, чтобы ее немедленно оставили в покое, поскольку ей не нужен никто, а особенно виконт Сэ и баронесса Хейл, что им и надлежит передать, и пускай живут как хотят. Лишь бы не вспоминали девицу Манрик, которая даже не собирается думать о всяких предателях. Да они вообще для нее ничего не значат и никогда не значили! Вокруг сплошные интриганы и обманщики, она никогда никому не верила и правильно делала, поэтому ей теперь все равно и нет никакого дела до этой вруньи Айрис, и пусть она знает, что…
        - В самом деле отличные пирожки, - исхитрился вклиниться в страстный монолог герцог, - грибы и птица… Надо думать, глинтвейн не хуже, но сперва дело. Сударыня, заставлять вас ужинать я не намерен, но без согласия вашего опекуна с места вы не двинетесь.
        Начало было многообещающим, и Арлетта на всякий случай отодвинула чашку.
        - Все Гогенлоэ предатели, - не замедлила оправдать ожидания внучка некогда всесильного временщика, - и лизоблюды! Только и думают, как всё заполучить, теперь вокруг вашей жены выплясывают, а прежде за дедушкой бегали и за мной тоже… Поцелуйчики, сюсечки-конфеточки… Да лучше все вообще отберите и герб разбейте, только чтоб не им! Опекуны… Родственники… Свиньи настоящие, только что не розовые, зато хрюкают! Хотите, я скажу, что они про вас дедушке говорили? И про короля, и про Катарину Ариго? Хотите? Ну так вот…
        - Не хочу! - Рудольф даже не крикнул, гаркнул. Чашки не подскочили, но на раскрасневшуюся деву подействовало, она замолчала. Хотя, возможно, ей просто требовалось набрать в грудь побольше воздуха.
        - Не терплю доносов, - развил свою мысль бывший регент, - особенно когда и так все знаю. Сядьте. Садитесь, я сказал.
        - Садитесь, Иоланта, - поддержала герцога Арлетта. - Мы вас слушали достаточно долго и, как мне кажется, поняли.
        - Вот именно, - Рудольф потянулся к кувшину с глинтвейном. Пожалуй, Иоланте бокал-другой тоже бы не повредил. - Виконтесса, во-первых, я прошу у вас извинения за свою дочь, она очень расстроилась и наговорила лишнего. А во-вторых, вы в свою очередь должны просить прощения у Айрис Хейл. Доказать вашу невиновность удалось лишь благодаря ей и госпоже Скварца.

3
        Первой в неплотно прикрытую дверь пролезла лохматая трехцветная кошка, второй была Селина.
        - Добрый вечер, Монсеньор, - поздоровалась она, - я ищу Гудрун, но на самом деле это я ее запустила, потому что мне надо с вами поговорить. Но, если вы не хотите или слишком пьяны, я могу прийти утром…
        - Я не пьян, - Савиньяк покосился на льнущую к ногам новой хозяйки Гудрун. - Обычно вы ищете Маршала. Садитесь, мне удобней стоять.
        - Спасибо, - и не подумала чиниться королевская невеста. - Маршал в корзинке у Герарда, потому что они с Гудрун друг другу пока не нравятся и шипят, а Герард сидит у себя и читает, но это даже хорошо, потому что новая кошка скорее потеряется. Маршал на самом деле убегал.
        - Его можно понять. Если бы не ваш кот и не дворецкий Фарнэби, мы бы не скоро догадались, как ловить бесноватых.
        - А я, когда нужно, теперь ищу кошек, потому что это для девицы прилично, - безмятежно призналась Сэль. - Говорить неправду противно, но иногда нужно, и удобней всего врать так, чтобы в другой раз это было бы правдой. Конечно, можно просто не все говорить, как делаете вы, но это труднее.
        - И все же попробуйте научиться, - от души посоветовал Савиньяк. - Судя по всему, люди в Липпе получше тех, кого держали при нашем дворе, но доносчики есть и там.
        - Его величество мне рассказал про письмо, которое подложили в сумку курьера. Я попробую найти того, кто это сделал, и попрошу его прогнать. Ее величество говорила, что если мужчина любит даму, но не пристает к ней, его чувства никого не должны касаться. Если со мной кто-нибудь попробует заговорить о таких вещах, я отвечу, как ее величество. У вас черный мундир, а Гудрун почему-то очень сильно линяет, хотя зима еще не скоро кончится.
        - Она предусмотрительна, - Савиньяк покосился на всклокоченную гостью, и та сочла это предложением потереться. Линяла она в самом деле сильно. - Вы хотели о чем-то поговорить?
        - Если вы едете с нами дальше, я могу подождать.
        - Я не еду, но как вы узнали?
        - Некоторые вещи я просто понимаю, - девушка знакомо вздохнула, - и потом вы ни разу не говорили о том, что станете делать в Липпе, а там очень интересно. Раз вы не спрашиваете про Замковую гору и не хотите увидеть Медвежье Логово и Кукушку, то вы туда просто не собираетесь. Кроме того, вы ходили к его величеству, но не стали напиваться с ним и полковником Лауэншельдом, а Герард утром сказал, что завтра мы проедем поворот на Агмштадт и дальше до самой границы сворачивать некуда, особенно зимой. Значит, вы повернете в Бергмарк.
        - Это правда. - Какая же она умница, особенно в сравнении с некоторыми! - Хотя на самом деле мне надо на юг.
        - Монсеньор… - девушка задумалась, явно подбирая слова; странно, обычно она говорила сразу. - На такие вещи обижаются, но мне кажется, вы думаете, что скоро умрете. Вам этого не хочется, но вы все равно едете, потому что так надо. Вы можете меня выставить, и тогда мне придется идти к его величеству и объяснять все ему, чтобы он объяснил вам, потому что это очень важно.
        - Рассказывайте. - Это в самом деле может быть важным. - Для начала о том, как вы пришли к такому выводу.
        Удивительное создание вздохнуло и взгромоздило себе на колени только того и ждавшую кошку. Жаль, что не удастся увидеть ее в Липпе, и Липпе тоже немного жаль. Каменная кукушка, которую пытается прогнать ветер, это должно быть любопытно.
        - Понимаете, Монсеньор, - начало было привычным, Сэль свои объяснения так часто начинала, - вы очень добрый и умный человек, а это редко бывает сразу и одинаково. Кроме вас я знаю еще только монсеньора Рокэ, ее величество, его величество Хайнриха и маму, хотя она больше добрая, как и ее высочество Матильда. Сейчас трудно судить, какими будут герцог Придд и господин фок Фельсенбург, потому что мужчины умнеют к тридцати, было бы очень хорошо, если бы они вас догнали, но я опять начинаю путаться. Наверное, это от выходцев, они для нас тоже говорят непонятно.
        Понимаете, Монсеньор, когда мы прошлый раз с вами говорили, вы бы не предложили на мне жениться, если бы думали, что это всерьез и надолго. Наверное, вам наговорила гадостей маркграфиня, и вы подумали, что наша женитьба никого не удивит, папенька будет доволен, а я, когда овдовею, смогу делать что хочу, как будто вообще ничего не было. Если бы вы собирались жить долго, вы бы не захотели огорчать Мелхен, хотя она была бы только рада, ведь ей Таракан наговорил, что королю на ней жениться нельзя, а вы почти король, и это понимают все. Мы могли бы сделать так, чтобы ваши с Мелхен дети были бы как будто моими, но жить во вранье очень тяжело. Так думала ее величество, а она знала, что говорит. Мне теперь кажется, что у нее была большая беда, о которой она никому не говорила.
        - Была. - Пусть знает и это. - Но Катарина с ней почти справилась.
        - Она вам рассказала?
        - Нет, это выяснилось, когда королева умерла.
        - Тогда не рассказывайте мне, пожалуйста, это будет нечестно.
        - И бессмысленно. Все, что вам нужно знать, это то, что Катарина Ариго платила не за себя. На ее месте так поступили бы многие.
        - А мы с Мелхен?
        - С вами такого не могло произойти, а Мелхен… Кубьерта и книга Ожиданий учат разному. Гоганни стала бы искать другой выход, более действенный.
        - Я тоже думаю, что нам втолковывают много глупого и ненужного, и почему-то именем Создателя. - Очередной вздох, ясные глаза и мысли, достойные если не Франциска, то Катарины. - Бабушка заставляла нас читать о любви и ходить в церковь, а сама перессорилась со всеми соседями и почти заела маму, а господин фок Дахе все время заказывает молебны о своей мерзавке. Конечно, у него теперь на это есть деньги, но я не понимаю, почему священники их берут, ведь это все равно что брать деньги у родственника преступника, чтобы подкупить судью. Монсеньор, я это уже говорила, но вы, по-моему, не обратили внимания. Мне кажется, Герарда и господина фок Дахе с тропы Холода прогнали вы, значит, по тропам Холода можно добраться туда, где вы бываете. То есть папенька с Зоей, если нужно, смогут вас найти, хотя если там будет твориться что-то нехорошее, папенька струсит. А вот Зоя нет, но ее не слушается папенькина лошадь, а она может понадобиться. Монсеньор, если вы мне скажете, где и когда нужно вас искать, я попробую договориться с папенькой. Он обязательно объявится на моей свадьбе.
        - Спасибо, Сэль. - Вот уж воистину, раз могу, значит - должна, хотя чему удивляться? Это же так естественно: тебе доступно нечто, невозможное для других? Значит, делай - за тебя и кроме тебя никто этого не сделает.
        - Монсеньор, так вы мне скажете?
        - Пожалуй, но мечту капитана Арамоны вы уже осуществили, вам больше нечего ему предложить.
        - Я об этом уже думала, - с готовностью принялась объяснять дочь выходца. - Папеньке всегда было мало того, что он получил, а в Гаунау есть имя Арнульф. Это почти Арнольд, его величество не против так назвать своего сына, а папеньке я скажу, что это в честь него. Кроме того, ему можно пообещать памятник. Понимаете, очень удачно, что я буду королевой Гаунау. В Талиге ставить памятник папеньке нельзя, потому что очень многие знают, что он был настоящей свиньей, а в Гаунау он просто будет отцом королевы. Конечно, мне придется очень постараться, чтобы меня полюбили, но думаю - у меня это получится, потому что там много военных.
        - Вас обязательно полюбят. - Те, кто не возненавидит, но это уже дело Хайнриха. - Если не сочтут, что Талиг для вас важнее Гаунау. Когда я согласился на… ваш брак, я забыл вам об этом сказать.
        - Вы согласились, потому что в Гаунау нам ничего не грозит, - вздохнула девушка. - Господин Фельсенбург тоже так думает и поэтому отдал мне свою кошку, а жить в Гаунау я смогу. В Золотых Землях все равно будет так, как решит монсеньор Рокэ, а значит, его величество Хайнрих на самом деле что-то вроде Проэмперадора Гаунау. Конечно, если Талиг с Гаунау снова рассорятся, мне придется убежать, но этого не должно случиться, потому что монсеньор Рокэ и его величество друг друга очень хорошо поняли, и вы тоже не стали бы подписывать договор с тем, с кем нельзя мириться. Вы мне скажете, когда понадобится папенька?
        - На Октавианскую ночь. - Хуже от Арамоны под рукой точно не будет. - Но понадобится он не мне, а герцогу Алва. Я дам знать ему, а он - вам. Сэль, если вы хотите помочь, надо слушать именно его.
        - Хорошо, а что тогда будет с вами?
        - Не знаю. - Главное, чтобы обошлось с Талигом. И не только сейчас, но и через четыреста лет. - Хоронить меня не стоит по крайней мере до… Осеннего Излома.
        - Почему Осеннего? - На щеках слезы, но она решила и сделает. Любопытно, когда будущие подданные поймут, что характером их королева вряд ли уступит королю?
        - Потому что осень - это Молнии. Селина, я почувствовал в вас почти сестру еще в Бергмарк. Мужчины часто говорят подобное, но я за свои слова отвечаю кровью. Нашей с вами кровью. Цилла, называя вас «фульгой», не просто дразнилась, за этим что-то стоит.
        - Я о таком не думала, - судя по сведенным бровкам, Сэль собиралась немедленно наверстать упущение. - Только она говорила не просто «фульга», а грязная. Папенька должен знать, что это значит у остывших, я его спрошу. Гудрун!
        Кошка одним прыжком слетела на пол и теперь сидела у двери, за которой кто-то наверняка был.
        - Что ж, - Лионель улыбнулся и возвысил голос, - я рад, что ваша пропажа отыскалась.
        - Спасибо, Монсеньор. - Видеть этого никто не мог, но девушка все-таки присела и подхватила вякнувшую кошку. Лионель галантно распахнул дверь, за которой стояла Мэллит. Спасибо доносчице Гудрун, она не успела ничего услышать.
        - Покойной ночи, Монсеньор, - Селина ловко обошла подругу и исчезла в полумраке коридорчика. Лионель невольно улыбнулся: эта ночь обещала стать безумной, странной, счастливой, памятной, но уж никак не покойной.
        - Ты весел, - золотые глаза, зовущие губы. Нет, она ничего не слышала и ни о чем не догадывается. - Я хотела помочь в поисках, но кошка не может пройти сквозь закрытую дверь.
        - Может, но Сэль хотела со мной поговорить. Она придумала, как заставить папеньку помочь регенту. Это в самом деле было важно.
        - Было?
        - Было. И будет важно завтра, но эта ночь для живых. Мэллит не станет запирать сегодня дверь?
        Глава 4
        Старая Придда. Граница Талига и Бергмарк
        1 год К. Вт. 1-й день Зимних Молний

1
        На сей раз о ленте Арно не позабыл. Мало того, виконт еще и тщательнейшим образом расправил усевшийся на эфес алый бант, после чего, поддавшись непонятному порыву, выхватил шпагу из ножен. Лихо свистнул рассеченный воздух, будто удачи пожелал.
        - Дарзье все еще не может драться, - напомнил от бюро Валентин, - до моего сведения это довели четырежды.
        - Кто же у нас такой заботливый?
        - Ее светлость герцогиня Георгия, графиня Тристрам, старшая из графинь Флашблау и твой кузен Рафле. Думаю, ходатаев было бы заметно больше, согласись я на разговор с родственниками по линии матери.
        - Тебе не кажется, что их пора убивать?
        - Пока они всего лишь озабочены собственным будущим, опасным это не кажется. Арно, надеюсь, ты понимаешь, что если бы это было возможно, я бы составил тебе компанию по крайней мере у ее светлости?
        - Понимаю, - заверил отнюдь бы от таковой компании не отказавшийся виконт. - А еще я понимаю, что не должен поддаваться сиюминутным порывам, даже если они делают мне честь.
        - Я думал посоветовать тебе примерно то же, но счел, что это сделает госпожа графиня.
        - Она не успела, это сделала Франческа. Правда, к Октавии они меня гонят вдвоем, но принцессу я как-нибудь переживу. Герцогиню тоже, но она порой несет такую чушь!
        - Ее светлость убедила себя в величии и правоте своей матери, это позволяет ей чувствовать уже собственную правоту. Если ты не станешь возражать, ваша беседа вряд ли затянется и ты вполне успеешь на второе свидание. Некоторые загадки требуют ответа, какими бы невинными они ни казались.
        - Спасибо, о друг мой и бригадир, - Арно поклонился, по возможности повторив Валме. Кажется, вышло вполне изысканно. - Помни обо мне в горе и радости. Завещаю Клаусу Кана, а тебе - шляпу и некоторое количество дев.
        - Последние, к моему и их счастью, не являются твоей собственностью, - уточнил Спрут, и Арно потащился на встречу с неизбежным. Повторилось все, кроме завтрака: ее светлость была слишком раздосадована, чтобы угощать невольного виновника вчерашних безобразий.
        - Я просила вас прийти, - без обиняков начала она, - чтобы принести извинения за недопустимое поведение моей дочери. Гизелла настаивает на встрече с вами, и я сочла возможным просить вас нанести ей короткий визит. Очень короткий. Если вы не выйдете через десять минут, ваше уединение нарушат.
        - Благодарю вас. - Кляча ж твоя несусветная, ну и ляпнул! - Благодарю вас за то, что вы… не усомнились в моей порядочности.
        - Подобные сомнения, виконт, возникают при виде молодых людей либо влюбленных, либо охотящихся за собственной выгодой. Нужно быть слепой, чтобы не заметить вашего равнодушия к Гизелле. Хотелось бы, чтобы ее ошибка не отразилась на вашей дружбе с маркизом Салина.
        - Она не отразится.
        - Надеюсь, вы не ошибаетесь, - герцогиня дернула звонок, однако явился не носатый Хофф, а средних лет камеристка. - Проводите виконта к молодой герцогине. Сударь, вы ведь едете сегодня?
        - Да, сразу после аудиенции. - Можно было и завтра, но мать сочла, что чем раньше они с Валентином уберутся, тем лучше для девиц и отечества.
        - Что ж, мы еще увидимся. И помните, в вашем распоряжении десять минут.
        Арно не возражал бы и против пяти, но признаваться в этом не стал, и так выходило донельзя глупо. Комнаты Гизеллы располагались напротив материнских, в первой дежурила пара торопливо вскочивших служанок, вторая являла собой нечто вроде гостиной. Виконта попросили подождать, и спутница скрылась за дверью розового дерева с бронзовыми накладками в виде кипарисовых ветвей. Садиться не хотелось, и Арно подошел к небольшому мольберту, на котором красовался лист бумаги с обрамленной дикими розами оленьей головкой. Отчего-то стало стыдно, и виконт шарахнулся в противоположный угол, где щелкали похожие на сказочный замок часы, кажется, паонские. При виде талигойского офицера золоченая стрелка поднатужилась и с видимым усилием прыгнула вперед. Что-то крякнуло, раскрылась здоровенная ракушка, и из нее под музыку выплыл лебедь со звездой на голове.
        - Только тебя тут и не хватало, - вполголоса буркнул Савиньяк, часы злобно зашипели, но выругаться им не дала вернувшаяся камеристка. Господину виконту были готовы уделить некоторое время. «Уделить…» Оказывается, это он набивался на встречу! Прелестно, как сказал бы Рокэ. Арно пожал плечами и под жеманный звон шагнул навстречу судьбе.
        Молодая герцогиня в черном траурном платье устроилась в кресле, рядом стоял столик с черной же вазой, где среди узких зеленых листков пламенела крупная гвоздика. Видимо, это что-то означало, но язык цветов Арно помнил отвратительно.
        - Доброе утро, сударь, - негромко начала Гизелла, - благодарю вас за визит и за то, что вы не оскорбили меня цветами.
        - Доброе утро, сударыня. - Значит, цветы могут оскорбить? Ну надо же! - Как вы себя чувствуете?
        - По мнению мэтра Лизоба, я скоро смогу и ходить, и танцевать, но вы это вряд ли увидите. Если не ошибаюсь, вы уезжаете?
        - Да, дела призывают нас в Акону.
        - Очень удачно, отъезд без видимой причины породил бы сплетни. Сударь, я позвала вас, чтобы объясниться, и прошу выслушать меня, не перебивая. Несчастное происшествие прояснило мой разум, и вы для меня отныне ничего не значите. Я освобождаю вас от нелепого обязательства разделить со мной на весеннем празднестве танец Мотыльков.
        - Благодарю вас.
        - Вы рады, - предположила Гизелла и угадала. - Что ж, я отнюдь не удивлена. Тем не менее долг и совесть обязывают меня вас предостеречь. Некая особа вряд ли отступится от вас по доброй воле. Ее преследования, не встретив понимания, могут обернуться чудовищной местью, пока же она питает надежды, жертвами будут становиться другие. Мой долг предупредить вас и сделать все возможное, дабы защитить моих подруг. Даже тех, кто уже предал или готов меня предать.
        - О ком вы говорите? - Ну и чушь! Нелепая и отчего-то знакомая. - Сударыня, я - разведчик и привык… узнавать о неприятеле все.
        - Вы чураетесь двора, но вы отнюдь не глупец и не можете не понимать, что я имею в виду девицу, в которой вы и ваш друг Придд столь живо принимаете участие! Еще бы, ведь семья несчастной потеряла всё, только, сударь, поверженное зло остается злом. Утратив силу, оно обретает хитрость и яд. Если зло нанесет удар, это будет на вашей совести.
        - О ком вы говорите? - Десять минут уже прошло, не могло не пройти, уснули они там, что ли?!
        - Вы желаете, чтобы я назвала имя? Извольте. Старшая из девиц Манрик. Ей не удалось стать королевой Талига, но, если ее не остановить, она станет причиной множества бедствий.
        - Иоланта? Ну и чушь! Она упала, точно так же, как и ты.
        - Вы, сударь. Мы вновь и навеки на «вы». Прошлое сгорело.
        - Как скажете, но Иоланте тоже подрезали ленты на туфлях. Пакостника в самом деле надо поймать, но Иоланта…
        - Конечно, вы предпочитаете верить ей, а не мне!
        - Я предпочитаю верить моей матери и Франческе… Госпоже Скварца. Они в этой вашей фрейлинской дряни разбираются лучше вас. Иоланту зачем-то хотят убрать из Старой Придды…
        - Рыжая дрянь уберется! - Гизелла подалась вперед. - Я ее тут не оставлю! Пусть отправляется в Бергмарк. К дочке Колиньяра и этой… Ивонн Маран!
        - Ни в какую Бергмарк она не поедет! - Ну и злюка! Из-за имени, что ли? - Если ты… вы выживете Иоланту, мы с Валентином увезем ее в Акону! Валентин имеет право, они родичи, а подруги в Аконе найдутся!
        - Подруги? Любовница твоего брата и гоганская трактирщица? Отлично! Пусть Иоланта проваливает в Акону и выходит замуж за какого-нибудь капитана, главное, я не буду любоваться каждый день на эту розовую поросятину.
        - Какие знакомые речи! Виконт Дарзье не рискует их повторять при мужчинах, но в вас нашел благодарную слушательницу. Вы просто созданы друг для друга, сударыня. Передайте вашему… кавалеру, что какой-нибудь капитан с нетерпением ждет, когда господин Дурзье сможет не только танцевать. Мы продолжим разговор и будем продолжать, пока вы… его не потеряете навеки.
        - Вы даже с вашим Валентином не заставите замолчать женщин…
        - Мы постараемся. У Ли с Рокэ это как-то вышло.
        - Какой же ты… вы…
        - Такой же, как все Савиньяки. - Герцог! Ничего ж себе, и как подкрался, прямо не волк, а кошка!
        - Монсеньор, прошу простить…
        - Не за что тебя прощать. Молодец, правильно говоришь и еще правильней думаешь. Дорогу назад отыщешь, разведчик?
        - Конечно, монсеньор.
        - Тогда проваливай. Его величество вашу компанию примет в два в классной комнате, а за девицу Манрик не беспокойся. Считай, я ее взял под личное покровительство.

2
        Подруга была молчалива, и Мэллит стало совестно за свое счастье, ведь с каждым новым днем приближалось ужасное. Сэль не представляла, что значит познать несущую унижение боль! Ее еще могут облегчить полные любви мысли - так чистая холодная вода охлаждает ожог, - но в сердце подруги не жених, а регент Талига, и он прекрасен, будто сын Кабиохов. Как, любя и желая красоту, отдать себя безобразию?
        - Сэль, - гоганни долго колебалась, но все же подругу окликнула, - твой брат говорил, сегодня дорога разделится.
        - Да, - Сэль вздохнула и сделала стежок. Она не вышивала с самой Аконы, а сегодня достала пяльцы. - Скоро начнутся холмы, потом будет речная долина и в ней - поворот на Бергмарк. Там очень красиво, особенно летом.
        - Первым из бергеров, - припомнила Мэллит, - я узнала барона Райнштайнера, вторым стал великий воитель с двумя именами.
        - Ульрих-Бертольд.
        - Так его называют. Эти двое слывут лучшими, но прочие им во многом подобны. В день, когда тебя решили убить, к нам на помощь пришли бергеры, их было много, и все они вели себя достойно.
        - Все верно. Мы с мамой гостили в Агмштадте, нам там понравились все, кроме маркграфини с ее камеристкой, но они не из Бергмарк, а из Талига.
        - Зачем говорить о дурном и утратившем значение? Сэль, ты не радуешься, а сегодня стала вышивать, но не как прежде. Ты не любишь поднимать голову, пока на ткани не расцветет цветок или не раскроется лист, а сейчас то и дело смотришь в окно, где лишь снежная дорога. Если ты больше не хочешь в Липпе, скажи Монсеньору, он объяснится с большим королем, а мы повернем в Агмштадт на радость Герарду и… Во имя Кабиохово, ничтожная виновата страшной виной! Ты ходила к нареченному Ли сказать о себе и своих бедах, но не успела, пришла я, и ты сочла это знаком судеб. Это не так, но ты ушла, не сказав ничего и лишь взяв кошку. Так обманывались и губили себя многие, ведь судьба не остров и не дом, а река, которая уносит в море, если не плыть, и звери, что врываются в жилище, если не затворять дверей… Сэль, останови лошадей и позови Монсеньора!
        - С чего ты взяла, что я боюсь выходить за его величество? - Подруга сложила вышивку и нагнулась, чтобы посмотреть, спит ли уставший от ревности черно-белый. - Страшные люди совсем другие, и потом мне хочется увидеть рябую скалу; гаунау зовут ее Кукушкой, когда дует западный ветер, она качается и дарит счастье тем, кто его заслуживает. В Липпе вообще много интересного, но сейчас в самом деле можно покататься. Я попрошу монсеньора Лионеля и капитана Уилера взять нас в седла.
        - Только будь откровенна! Он поймет…
        Первородный поймет и сделает. Пусть это приблизит разлуку, Мэллит не заплатит бедой подруги за лишний месяц счастья, да это и невозможно. Соприкоснувшись с предательством, радость теряет чистоту и становится ядом для купившего ее.
        - Монсеньор уже понял. - Вздохи Сэль были привычкой, ее тревога пряталась в глазах. - Наверное, мы с ним в самом деле родные, хотя не представляю, как такое могло получиться. Если бы кто-то из дам Креденьи повел себя неподобающе, господин граф родился бы красавцем, а он похож на торскую лошадь. Мелхен, поезжай сегодня с Монсеньором сама, потому что мне надо поговорить с капитаном Уилером.
        - Да, я поеду с первородным. - Слушать стук его сердца и ощущать силу - счастье, но сегодня нужно говорить о Сэль.
        Только бы успеть до поворота, иначе придется возвращаться, а Кабиоху неприятно бессмысленное. Он благословил лишь возвращение домой, иные дороги, не дойдя до цели, лучше не обрывать, а зажигать ночами свечи и ждать тоже прекрасно. Мориски сильны, они зажарят павлина еще до осени, а друг регента убедит их уйти к своим берегам и вернется в Талиг.
        Снежные поля казались ровными, но на горизонте проступали не то облака, не то холмы, о которых говорила подруга. Мэллит не знала, далек ли поворот, и боялась не успеть объяснить важное, ведь приготовленные слова, слетая с губ, перестают казаться умными. Отвергнутые мужчины считают себя обманутыми, они прощают редко, а порой вынуждены мстить, даже не держа зла. Таков обычай: женщина, единожды согласившись, перестает принадлежать себе, а согласие редко идет от сердца.
        - Я мало думала о подруге. - Не видя глаз, трудно просить, но молчание - это надежда, ведь «нет» подобный Флоху говорит сразу. - Счастье слепо, я была рядом, но Сэль оставалась одна. Я хотела видеть первородного и пришла, думая солгать о поисках пестрой Гудрун, и нашла ее. Обман стал правдой, но Сэль ушла, не сказав главного. Ее игла рисует белые цветы, а глаза смотрят на снег и ждут неизбежного. Подруга сильна, она не слушала Герарда и сказала «нет» подобному регенту Руперту. Эта была последняя дверь, она закрылась, теперь Сэль не поможет никто, кроме первородного… Пусть подруга с братом поедут в Агмштадт и проверят, не поднялась ли скверна в горы, а большого короля проводит первородный Ли.
        - В горах нет скверны. - Мэллит подняла голову и встретила улыбку, быструю и светлую, как блик на волне. - Селина успела сказать, что хотела, а я успел ей ответить. Мы говорили о многом и о Гаунау. Подруга не сожалеет о своем решении и переживает не за себя.
        - Тогда она боится за нареченного Рупертом.
        - Причина ее тревоги ближе. - Снова свет на ночной воде, свет и тьма. - Мэллит, это я поворачиваю на Агмштадт. Так надо.
        - Но… Поворот так близко.
        - Да, за холмами.
        Белая гряда льнет к горизонту и сверкает на солнце, как взятый без спросу нож. Сколько минут осталось ничтожной, прежде чем придет неизбежное? Она готовилась к разлуке, думая выкупить Сэль, а Сэль, о чем она думала, вышивая цветы? Подруга не знает многого, это незнание убивает радость и спасает от беды, но лучше знать, даже когда больно.
        - Первородный просил не запирать дверь, но скрыл, что ночь станет последней. Разве в этой тайне был смысл?
        - Конечно. Зачем отбирать прежде времени то, что радует? Утром звезды гаснут, только думать об этом вечером глупо. Вечером надо смотреть в небо или в окно, если оно светит.
        - Но Сэль первородный сказал все?
        - Сэль догадалась сама, и не она одолжила мне шестую часть сердца.
        - Кубьерта говорит… Флох стал сердцем Сунилли, а ты - моим. - Страна хитрого казара далека, но звезда в окне будет гореть. - Мне остаться с подругой или вернуться с Герардом в Акону?
        - Ты нужна Селине, как Селина была нужна тебе.
        Это истина, и это долг. Первородного ждет важное, а они с Сэль въедут в Липпе и встретят весну. Дни будут расти, а ночи таять, снег станет водой, раскроются первые цветы, и в Гайифе начнется война. Когда она угаснет? И не превратит ли осень дороги в желтое тесто? Год так велик, а она оставила в Аконе свою книгу…
        - Я поняла. Подруге надо привыкать к чужому и странному, я буду рядом, но как мне узнать, что твой конь повернул назад?
        Серый жеребец поворачивает голову, искоса смотрит, словно чего-то ждет, первородный молчит, в этих объятиях так спокойно. Счастье вернуло ничтожной сердце, оно бьется, а золотой цветок не знает смерти.
        - Мэллит, ты должна знать. - Руки, держащие ее, сжимаются сильнее, и как же это прекрасно! - Я могу не вернуться, так бывает. Хайнрих узнает правду одним из первых, поэтому, пока не станет ясно… что мне удалось, а что - нет, тебе лучше быть с Селиной. Дальше - как знаешь, только пойми, что Мэллит никому ничего не должна. Не позволяй сожрать себя прошлому, даже если в нем было то, что кажется счастьем.
        Солнце не погасло, так почему небо стало серым? Почему он это говорит, а она слышит? Почему она не умерла прошлой счастливой ночью? Во имя Кабиохово, почему?
        - Я дождусь вестей. - И пусть это будет ее клятвой. - Если ты умрешь, я вернусь к народу своему и сделаю так, чтобы в Кубьерту вписали твои слова.
        - А как же Талиг, Мэллит? Здесь эти слова нужнее, наши мужчины чаще не возвращаются.
        - Это так. - Время для слез у нее будет, много времени, но сейчас ничтожная улыбнется. - Мужчины первородных дерутся, и женщины становятся с ними рядом. Ты хочешь, чтобы я осталась в Аконе?
        - Выбор за тобой. Все, что я хочу, это чтобы ты поняла одну вещь. Моя мать ее поняла, а вот твоя Роскошная ошибается, когда говорит о словах генерала Вейзеля. Последних словах. Курт не думал о ней, он думал, как остановить дриксов, отсюда и его слова о Росио… Первом маршале Талига. Если я погибну, не сделав того, за что взялся, я не стану перед смертью думать о тебе. И о матери не стану, и о братьях, я буду ползти к цели. Но делать это я буду в том числе и для вас. Всех.

3
        День выдался ясным, да и окна в Старом Арсенале вымыли, так что рыцарские доспехи, из-за которых в приснопамятный день вышел Райнштайнер, встретили Арно в полном блеске. Вовсю сияли и рамы картин: надраенная бронза вообразила себя золотом и как могла затмевала полотна, которые была призвана обрамлять, одно слово - дворец.
        Виконт Сэ тронул караулившего вход рыцаря за оплечье и отправился навестить вечно скачущего в бой родича, к которому Франческа обещала заманить принцессу. Расспрашивать Октавию не хотелось, но мать просила, да и разобраться в случившемся на празднике свинстве не мешало. С определившей Гизеллу в Лани, а Иоланту - в Волчицы жеребьевкой явно намудрили, и единственной, кто мог что-то объяснить, разумеется, не кому попало, была тянувшая из корзинки судьбоносные шарики Октавия.
        Привести принцессу в Старый Арсенал и разогнать лишних бралась Франческа, в чьих дипломатических талантах Арно не сомневался. Как и в собственной бездарности, кою неопровержимо доказывала напрочь испортившая виконту настроение перепалка с Гизеллой. Арно казался себе куриной косточкой, из-за которой сцепились левретки в бантиках, причем их еще и жалко было. Грядущая свобода тоже не радовала, поскольку все сильней напоминала дезертирство. Они-то с Валентином после аудиенции уберутся, а остальным сидеть в сахарном сиропе и подворачивать ноги? И еще эти рамы!
        Спроси кто виконта, чем перед ним провинилась старая бронза, он бы ничего внятного выдавить из себя не смог, но вот бесило. Вплоть до желания вызвать и прикончить кого-нибудь особенно гнусного, хотя, может, именно в этом и было дело? Настроился, ругаясь с Гизеллой, на драку, а сам ходишь и смотришь картинки. Художник, кстати, молодец. Ну и что, что с лошадиными ногами напутал, зато пламя как живое, а дым вот-вот глаза выест.
        - Арно, это вы? - Удивлялась будущая родственница просто великолепно, фрейлинам было чему поучиться.
        - Франческа? Как неожиданно… - Надо же, так засмотрелся, что даже не соврал! - Ваше высочество, сударыни, простите, я сперва заметил госпожу Скварца.
        - Она выше. - При виде алой ленты на эфесе Октавия мало что не мурлыкнула, но сдержалась и милостиво протянула ручку, которую Арно, преклонив колено, и поцеловал. Ее высочества виконт не опасался, и вообще у него было дело; у принцессы, как оказалось, тоже.
        - Ты - мой рыцарь, - напомнила она, когда Франческа отошла, умудрившись уволочь с собой всю троицу прицепившихся к Октавии фрейлин, - я всем говорю, что ты, когда приедешь, будешь драться с негодяями.
        - И с кем? - живо заинтересовался виконт. - То есть… какую низость они совершили?
        - Я потом скажу, - заверила Октавия. - На именинах. Вы со Спрутом приедете?
        - Если ничего не случится.
        - Война кончилась, - уверенно объявила ее высочество, - а мои именины - это важно, и твоя Эдита уже будет. Если у нее нет нужного платья, я ей свое отдам. Оно подойдет?
        - Ну… - Арно попытался представить девиц Варнике, - если она не очень выросла, ваше платье будет велико.
        - Подошьют, - тут же решила принцесса, - когда больше, нестрашно. Тебе понравилась сказка со снежинками?
        - Мне… понравились стихи, которые вы читали.
        - Я хотела танцевать, но мне пока рано, зато к моему пятнадцатилетию тетя обещала сказание об Ульрике, только это еще не скоро.
        - Через шесть лет, - с некоторым облегчением уточнил Савиньяк. - Ваше высочество, а разве кто кем будет, решает не жребий?
        - Ульрикой буду я, потому что это мое совершеннолетие, и я смогу танцевать со своими волосами. Они мне руку закрывают, и у Ульрики закрывали, таких больше ни у кого нет.
        - Об этом я не подумал. - Валентин бы расспросил лучше, только с ним Октавия откровенничать не станет. - Ваше высочество… Я слышал… судьба, если ее обмануть, мстит, а Принцесса-Лань упала.
        - Иоланта тоже, - Октавия воровато оглянулась, но Франческа пообещала, что им не будут мешать, и им не мешали. - Только это не судьба, а мерзавки, они туфли испортили.
        - Понятно, - согласился виконт и попытался свернуть на нужную дорожку. - Значит, со жребием было все в порядке?
        - Ну… - Принцесса покосилась в сторону спутниц, те на безопасном расстоянии обступили Франческу, кажется, они примеряли ее диадему. - Виконт Сэ, вы поклянетесь честью хранить доверенную вам тайну?
        - Конечно, ваше высочество.
        - Ну хорошо. Ты знаешь, как мы решали, кто будет снежинкой, а кто кем-то поважнее?
        Насколько виконт успел разобраться, фрейлины по одной входили в комнату и звонили в колокольчик, стоящая за ширмой принцесса вытаскивала шарик и бросала в особую чашку, после чего находящаяся рядом графиня Тристрам тоже звонила. Дева заходила за ширму, забирала из чашки свою судьбу и отправлялась к подругам. Словчить на первый взгляд было невозможно, но мать придерживалась другого мнения и, кажется, угадала.
        - Знаешь?
        - Звоните в колокольчик.
        Октавия хмыкнула, и одной пакостной загадкой стало меньше.
        - Тетя мне дала золотой шарик, который для Лани, чтобы я его не тащила, а сразу бросила в Чашу Судеб для Гизеллы, я так и сделала.
        - Вы знали, когда она войдет?
        - Тетя сказала, что после Адели. А потом я вытащила волчий шарик и подумала… Раз Гизелле подстроили Лань, можно и Волчицу подстроить. Мне она даже больше нравится, у нее музыка не нудная, а у дяди на гербе волк. Ты помнишь, как Суслика прогоняли?
        - Суслика? - Ну и зверинец они тут развели! - Ваше высочество, вы о чем?
        - Ну… Когда вы прошлый раз приходили, Теодорина твоего жука испугалась, а Суслик стал на нее орать.
        - Так вы про воспитателя? - развеселился Арно. - Эпинэ прогнал его как шелудивого пса.
        - Он в самом деле шелудивый, у него с головы сыплется, да ну его! Ты просил меня взять Иоланту, потому что к упавшим надо проявлять милость… Я проявила, а Иоланта ничего… смешная и не доносит. Вот Мария - ябеда… И не только про Иоланту, про меня даже больше. Это ведь свинство?
        - Еще бы!
        - Вот видишь! Принцесса - я, а они все вокруг Гизеллы прыгают. Кроме Айрис с Иолантой, скорей бы уж твоя Эдита приехала.
        - Так вы решили… наградить Иоланту за верность?
        - Иоланту я наградила, потому что пришла Айрис. Понимаешь?
        - Не очень.
        - Ну все же просто! Они все время вдвоем. Если первой вошла Айрис, значит, потом придет Иоланта, и я ей положила волчий жребий. А если б первая была Иоланта, Волчицей стала бы Айрис. Так было бы лучше, она хорошо танцует, но уж как получилось… Иоланта могла отказаться, тетя ей предлагала, а она не захотела, значит, ей хотелось. Теперь поклянись честью.
        - Извольте, ваше высочество. Клянусь честью сохранить вашу тайну от всех, но умоляю вас поделиться ею с моей матерью или госпожой Скварца.
        - Умоляешь? - принцесса слегка нахмурилась. - А зачем?
        - Ваше высочество… - Следующий раз пусть Валме спрашивает, он обаятельный! - Ваше высочество, моя мать… боится дурных примет. Если она не будет знать, как все было, она поверит в судьбу и станет бояться за меня и братьев, ведь мы на войне, а мы… Мы будем беспокоиться за мать.
        - А Франциска тогда зачем?
        - Она, - ну уж это-то вряд ли все еще тайна! - выходит замуж за моего брата Эмиля и поэтому тоже боится. И потом, тебе… Вам удобней рассказать ей, ведь она дама-патронесса.
        - Франциска мне нравится, - золотоволосая девочка важно кивнула, - я сказала, что хочу с тобой поговорить, и она сразу вспомнила, что ты собрался смотреть картины. Это твой предок? Вы похожи.
        - Все Савиньяки похожи, но моим предком был младший брат этого генерала. - Поправить ее с Франциской или пусть сами разбираются? - Арно Савиньяк-старший погиб. Это его последняя атака.
        - Плохо, - Октавия тронула пальчиком раму. - Нам про Каделу Суслик читал, а у него все выходит противно, так что мне было все равно, кого там убило. Зато теперь его жалко, вы похожи. На, возьми.
        - Что это? - А ведь поблизости что-то в самом деле горит, художник, даже лучший, запах гари не намалюет.
        - Моя сережка. Я скажу, что она потерялась, а ты будешь носить ее с собой, это лучше ленты. Если тебя убьют, твой Придд мне ее вернет, и я буду всю жизнь безутешна. Как верная Гудрун.
        - Не надо! - Загробная верность - чушь, но как же тогда мать? - Ваше высочество, думать о смерти - дурная примета.
        - Тогда приезжай. Второй раз получится лучше, чем первый, а туфли теперь будут запирать. Ты что, нюхаешь?
        - Ваше высочество, а вы не чувствуете? Запах дыма?
        - Я не разберу, у меня платье надушено, может, печка дымит или на лестнице что-то сушат? Давай так: я скажу Франциске, что схитрила про Волчицу, а ты вернешься на мои именины.
        - Ваше Высочество, я постараюсь. - Конечно жаровни! Мог бы и сам догадаться… - Постараюсь в день святой Октавии быть с вами.
        - Поклянись и поцелуй мою ленту.
        - Клянусь сделать все, чтобы вернуться.
        Алый шелк на губах, запах дыма, надоедливый и тревожный, яркое, рвущееся в окно солнце. Пора идти, скоро королевская аудиенция и сразу - дорога, но он вернется. Вот в эту самую галерею, к этой самой картине… Обязательно вернется!
        Глава 5
        Аконский тракт. Агмштадт. Акона
        1 год К. Вт. 4 - й день Зимних Молний

1
        В нос садануло теплой вонью, и Эмиль не выдержал, чихнул. Кисло-сладкий запах гниющих яблок, смрад запущенного хлева и еще какая-то тошнотворная дрянь. Под ногами хрустнула свежая солома, и тут же впереди будто кабан на лежке заворочался.
        - В углу, - ровным голосом подсказал Алва, - в правом.
        Смотреть не хотелось, но не удирать же! Граф Лэкдеми простецки утер нос ладонью и шагнул вправо, обходя будто окаменевшего Эпинэ. Граф Укбан… наверное, граф Укбан, в самом деле сидел в углу. Может, бывший губернатор и возомнил себя крысой, но походил он на огромную бледную жабу. Такие же, только бурые и пупырчатые, сырыми вечерами вылезают на парковые дорожки и сидят под фонарями, дыша всем брюхом. Они даже не прыгают, предпочитая корячиться… Укбан нелепо дернул породистым носом и, не вставая, на карачках придвинулся ближе, странно и похабно вильнув немалым задом. Сторожившие его «фульгаты» предупреждали, что содрали с подопечного штаны, потому как тварь жрет будто не в себя, ну а кто жрет, тот и…
        - Ро, не хочешь с ним поговорить?
        - Поговорить? - просипело за спиной. - Н-нет…
        - Никто не хочет. - Алва чуть склонил голову набок, его лица Эмиль не видел, в отличие от обросшей, не перестающей дергать носом ряхи. Однажды им с Ли пришлось сопровождать мать к впавшему в детство троюродному деду, тот пускал пузыри и бессмысленно улыбался, а глаза были пустыми, как у младенцев. Бывший губернатор Придды смотрел хитро и нахально. Привык, что кормят? Белотелая жаба что-то хрюкнула, вытянула шею и, не забывая принюхиваться, придвинулась ближе; до нее оставалось пару шагов, и Савиньяк не выдержал, отступил, позорно налетев на корыто с водой, в которой плавали какие-то огрызки. Рядом стояло второе, полное свеклы и яблок: признанный гурман, окрысев, перешел на фураж…
        - Разрубленный Змей!
        Влетел в помои он, но выругался отчего-то Иноходец. Маршал Лэкдеми ухватил маршала Эпинэ за плечо и почти бездумно потянул из-за пояса пистолет, но опоздал. Под самым ухом грохнуло, привычно и упоительно пахн?ло сгоревшим порохом. Пуля, кто бы сомневался, вошла точно: крысожаба рухнула мордой вниз, даже не вякнув.
        - Любопытство мы утолили, - Рокэ преспокойно сунул пистолет за пояс, - пора и о делах поговорить.
        - Где? - Да уж, любопытство! Посмотрели, пристрелили и ну обсуждать военную ситуацию… - Здесь?
        - Если тебе хочется, можешь задержаться и пообедать. Мы с Ро поедем шагом, догонишь.
        - Спасибо, не надо. - В осеннем Сэ, когда кто-нибудь нес подобную чушь, в него швыряли каштанами, но где сейчас они с Рокэ, а где Сэ? - Ты всерьез собрался совещаться?
        - Дела вспоминать приятней, чем возню с крысой. Ро, надеюсь, я тебя не оскорбил?
        - Меня? - Эпинэ с трудом оторвался от созерцания дохлятины. - Почему меня?
        - У тебя была крыса, и ты ее уважал. - Рокэ отбросил носком сапога солому и вышел, Эмиль с Робером выскочили следом. У двери с надеждой в глазах топтались капрал с парой солдат, и господин регент сунул руку в карман.
        - Окончание дежурства принято отмечать попойкой, - заметил он, вытаскивая кошелек. - Труп сожгите в каком-нибудь овраге и отправляйтесь в Акону; по прибытии получите четыре дня отпуска. Если спросят о покойном, то он расстрелян по приказу Проэмперадора Севера и Северо-Запада графа Савиньяка. Если не спросят, сами об этом расскажете в паре трактиров. Капрал, это всем на выпивку и забвенье лишнего.
        Надежда на усатых физиономиях сменилась счастьем. Еще бы, отпуск и чуть ли не полугодовое жалованье! А Укбана и в самом деле угробил Ли, мог бы и пристрелить заодно.
        - Рокэ, - вполголоса окликнул Робер, - Левий говорил, истинники вообразили себя крысами. Это оно?
        - Видимо, но толку-то… - Ворон махнул рукой ординарцам, мол, ведите коней. - Кроме Укбана здесь и клириков в Агарисе, крысами себя вообразили слуги Арамоны в Кошоне, бордонские пленницы в Фельпе и ординарец фок Дахе в Аконе.
        - Еще астролог. - Эпинэ набрал снега и вытер им лицо. - Мы с Альдо у него заказывали гороскопы, потом его, кажется, допрашивали «истинники».
        - Не повезло мэтру, - посочувствовал Ворон и вскочил в седло, Эпинэ воровато оглянулся на сарай и почти выхватил у солдата поводья. Себя Эмиль не видел, но подозревал, что выглядит немногим лучше. Даже самая подлая война приятней нечисти, так что в самом деле лучше о войне… Только сперва выбраться бы из этой крысоловки.
        - Ты грозился что-то обсудить, - напомнил Савиньяк, когда последнее прибежище негодяя Укбана пропало из глаз. - Обсуждай, мы внемлем.
        - Увертюра будет той же, что в Бордоне. Повторить или помнишь?
        - Давай главное и без обиняков.
        - Изволь, - лениво озиравший горизонт Рокэ резко обернулся. - Кольцо Эрнани и саму Олларию зачищать тебе. Причем скоро.
        - Спасибо, что доверяешь мне больше, чем фельдмаршалу Бруно.
        - Ты вполне способен взять столицу без моей помощи.
        - А Бруно Эйнрехт - нет. Значит, ты, выражаясь словами Хайнриха, летишь на север?
        - Сперва уверюсь в ваших с Рамоном способностях и навещу Бонифация с Рудольфом.
        - Ясное дело, до Весенних Ветров старому быку с места не двинуться. Как и мне.
        - Как и тебе, - подтвердил Рокэ и чуть ослабил повод, позволяя Соне пробежаться, а командующему Западной армией раскинуть мозгами. Сам господин регент тоже что-то прикидывал, иначе бы не ушел вперед и не запел. Эмиль краем уха слушал знакомую с юности песенку о море, выстраивая и увязывая уже с месяц как крутившиеся в голове решения. О штурме Олларии он размышлял с возвращения Ли, но больше для собственного удовольствия, желая угадать, что станет делать Росио, а тот взял да и нацелился на вождя всех варитов.
        - Ерунда какая-то, - не выдержал и пожаловался маршал, - всегда хотел взять если не Паону, то Эйнрехт, а их поделили Ли с Рокэ. И хоть бы для себя брали!
        - Ты хоть представляешь, что делать? - Иноходец против шуток ничего не имел, но сам шутил редко. - Я про Олларию.
        - Более или менее. Сперва брошу вперед кавалерию. Перехватить основные дороги и не дать уродам далеко разбежаться, пока дойдут пехота с артиллерией.
        - Только в городе их не запирай…
        - И не подумаю. Вырубать дезертиров в полях гораздо удобнее, а теми, кто останется в Олларии и городках внутри Кольца, займемся после.
        - А ты сможешь? - странным голосом спросил Робер. - Ты же их близко почти не видел… Бесноватых нельзя оставлять в живых. Даже раненых, даже тех, кто очнулся. Я это не из мести, хотя они и гнали нас до Старой Барсины, как овец. Просто эти твари хуже… Укбана, потому что помнят, как убивать, а некоторые еще и соображать не разучились.
        - Смогу. - Робер уводил от тварей беженцев, а тебя они всего лишь пытались убить. - В смысле приказ отдать смогу. Вот чем их давить, а также гонять, выжигать и прочее, станет ясно, когда получим рапорты. Рокэ их затребовал сразу по приезде, вот-вот начнут приходить.

2
        Маркграф времени зря не терял. Глава о побоище на Мельниковом лугу была готова и, на взгляд Лионеля, справедлива. Вольфганг-Иоганн не сводил счеты с покойным командующим, не выпячивал собственную прозорливость и даже не оплакивал бергерский корпус, а в меру сил старался предотвратить будущие поражения.
        - Если бы я там был, возможно, я бы и смог что-нибудь добавить. - Когда Савиньяку подворачивалась возможность проявить искренность, он ее проявлял, - да и то вряд ли. Что до общих выводов, то, на мой взгляд, прошлогодняя кампания была проиграна отнюдь не на берегу Эйвис. Фок Варзов, как и Ноймаринен, изначально признали себя заведомо слабее Бруно, с чем я согласен, и отдали ему инициативу, что я считаю ошибкой.
        - Это и было ошибкой, - подтвердил, вовсю орудуя челюстями, маркграф. Сражение с молодой медвежатиной было в самом разгаре, однако мысли Вольфганга-Иоганна принадлежали желудку отнюдь не безраздельно. - Ты свою правоту доказал, вломившись в Гаунау.
        - Я только подтвердил, что по тонкому льду можно лишь бежать. Дело прошлое, теперь я могу признаться, что предлагал герцогу Ноймаринену оттащить Бруно от Южной Марагоны, подняв на дыбы Северную. План казался мне осуществимым, но карты легли иначе, и в итоге прав оказался Рудольф, а не я. Впрочем, Марагону Алва отбить все равно намерен.
        - Он отобьет, - Вольфганг-Иоганн перевел взгляд с пивной кружки на бутыль с можжевеловой, прикидывая, не достойна ли Марагона чего покрепче. - Бергмарк верна своей клятве, а смерть Фердинанда пошла на пользу всем. Ворон - регент, и ему никто не помешает.
        - Кроме Излома.
        - Маяки зажгутся прежде, чем сойдет снег, - маркграф таки плеснул себе можжевеловой и взглянул на сотрапезника. Ли кивнул - меры предосторожности он принял, а некоторые разговоры требуют возлияний. - Это будет хороший поход, пожалуй, я поведу свой корпус сам.
        - Я хотел сказать и об этом, - Лионель поднял серебряную стопку, которую, по совести, следовало называть стаканом. - За воинов Бергмарк.
        - Они пойдут туда, куда нужно, - маркграф не пил сразу до дна лишь пиво, - и мы об этом еще поговорим, но сперва я должен тебя предупредить. Ты поступил как друг и мужчина, но меня бы ты ничем не задел, а врагами лучше иметь варитов, сожри их Змей! Их всегда можно убить…
        - Я пока не пьян, - предпочел улыбнуться Ли, - но ничего не понял.
        - Это потому, что о некоторых вещах мужчины говорят плохо. - Хозяин Бергмарк обвел глазами стол и остановился на моченом яблоке, дело, похоже, было серьезным.
        Маркграф сосредоточенно жевал, Ли ждал. Переходить к тому, ради чего он отправился в Агмштадт, следовало, лишь убрав с дороги все лишнее.
        - Я знаю свой дом, - маркграф покончил с яблоком и, видимо, с размышлениями. - И всегда знал, хотя не на всё хочется смотреть и не всё можно звать по имени. Прошлый раз ты принял мое приглашение, и мы отлично провели ночь, я, ты, моя жена и ее подруга. Да, я приглашал тебя, но не ждал, обычно ты уезжаешь рано и держишь себя на цепи.
        - Не всегда, - улыбка и приподнятый стакан выручают часто, выручили и теперь. - Здоровье вашей супруги.
        - Она здорова, но пусть ей будет легко, - Вольфганг-Иоганн вновь потянулся к бутыли: здоровье новой жены и будущего наследника стоило можжевеловой не меньше, чем объединение Марагоны. - К тебе приходила молодая герцогиня Ноймаринен, и я знаю зачем. Ты ей отказал, потому что не хотел меня оскорбить, но она тебя завела, и ты не усидел над своими картами и отправился за женщиной.
        - Порой в самом деле хочется отпустить себя на свободу. - Взгляд должен быть прямым. Очень. - Вы меня приглашали, этого довольно.
        - Гостеприимство обязывает, но дружба обязывает больше. Мы - друзья, а ты еще и командор Бергмарк, лучший со времен Алонсо. Я не трус и не терплю сплетен, но ты нажил врага, и этот враг сейчас в Талиге. Мне неловко, ведь это из-за меня.
        - Мои решения - это мои решения.
        - Нет. Ты бы переспал с ней, если бы она не звалась моей женой и не была дочерью старого волка. Моя жена советовала сразу сказать тебе, что не нужно стесняться, я ее не послушал, вышло глупо, хотя я и в выгоде. Надеть браслет на правильную женщину, что может быть лучше этого? Только дать имя сыну и отсечь голову врагу. Будь осторожен, особенно когда соберешься жениться.
        - Спасибо за совет. - Для людей утонченных класть обе руки на стол и подаваться вперед - дурной тон, но разговор с варварами это делает откровенней. - Дорогой Вольфганг-Иоганн, герцогиня Урфрида сможет мне навредить лишь в том случае, если я вернусь, а это неочевидно. Нельзя исключить и того, что к Летнему Излому в Талиге сменится регент, а в бергерском корпусе - командующий. Если такое случится, очень многое будет зависеть от Бергмарк и от вас. Собственно говоря, потому я и приехал; Алва хочет, чтобы вы знали всё, а бумаге такие вещи не доверишь.

3
        - Поспорим? - Эмиль потрепал своего гнедого по шее. - Мы покончим с дуксией прежде, чем вы - с Паоной.
        - Хочешь, бросим монетку? Рокэ бы бросил.
        - Он занят! С твоим королем.
        - Он регент. Не бесись и вообще будь осторожен. Удары копытом наследникам фамилии не полезны.
        - Не беда, в крайнем случае ты на ком-нибудь женишься!
        - Разрешаешь?
        - Можешь начинать прямо в Гаунау.
        - Хорошо, я подумаю.
        - Говорят, Кримхильде - вылитый отец. - Леворукий побрал бы эти проводы! Ни поговорить толком, ни разъехаться! - Что делать с Залем?
        - Ничего. Доверься Рокэ и Салигану.
        - Вот как?
        - Пожалуй, пора выплачивать Бруно за эту присказку комиссию. Ми, постарайся уразуметь: мы друг другу не наседки и не цыплята, особенно на Изломе…
        - Ты бы вернулся, что ли? - потребовал Алва, за какими-то кошками ухвативший чалого под уздцы. - Обедать пора.
        - Прости, задумался, - Эмиль огляделся и обнаружил снега, «фульгатов», адъютантов, Эпинэ и какие-то домишки впереди. - Между прочим, о деле. Ли на прощанье советовал довериться тебе и Салигану, а ты все перевалил на меня. И оставь в покое мою лошадь.
        - Не все, - мотнул головой регент Талига, но узду выпустил. - Сильно подозреваю, что Ли с маркграфом прямо сейчас пьют за наше здоровье, и мы просто обязаны отплатить тем же.
        - Ты хотел сказать, с Хайнрихом?
        - Не все ли равно, - отмахнулся Рокэ, и это действительно было все равно, потому что Ли уехал не на войну. То, что братец на сей раз не расстался с Грато, обнадеживало и убеждало в честности его намерений. Гаунасская свадьба и южная дипломатия требуют соответствующей лошади, хотя свою варастийку Ли тоже прихватил, и правильно. Двуногие мориски займутся Паоной при первой же возможности, и лучше их без присмотра не оставлять, а значит, выпив положенное, придется торопиться и гнать дальше одвуконь. Дожди в Гайифе закончатся к концу Весенних Скал, и тогда же все более или менее подсохнет вокруг Олларии.
        - Рокэ!
        - Ау?
        - Рапорты из гарнизонов и лагерей пришли, а с общим планом все настолько просто, что Хорст, и тот не запутается. Давай говори, что я получу под командование? Ариго, как ни крути, придется оставить чуть ли не половину армии, с дриксами лучше перебдить, чем наоборот.
        - Дриксы дриксами, - вдруг вмешался Эпинэ, - но своя столица всяко важнее.
        - Вот-вот! - немедленно согласился Эмиль. - Проэмперадор Олларии зря не скажет, так что самый жирный кусок должен быть моим.
        - Кто бы спорил? - Рокэ полез в карман и вытащил футляр с розами, отчего-то серо-черными. - Прошу.
        - Это еще что за нечисть?
        - Твои карты. Слегка крапленые, но играть все равно придется с умом. Нажми на клювы и наслаждайся.
        Сразу ругаться Эмиль на всякий случай не стал и правильно сделал: при ближайшем рассмотрении розы оказались клюющими корону вор?нами, похоже, футляр перепал регенту от свободного дукса. Форма была омерзительной, однако содержание ее искупало, поскольку командующий Центральной армией маршал Лэкдеми получал ни много ни мало гвардейскую пехоту вместе с Фажетти, дополнительные силы в виде бергеров, в том числе «медоедов», не менее половины кавалерии Шарли, всех имевшихся в наличии витязей, изрядно пополненный корпус Придда и треть артиллерии Западной армии.
        - Только треть? Маловато будет. - Придраться было не к чему, но не поторгуешься - как пить дать влетишь в какую-нибудь пакость. - Робер, глянь, ведь маловато?
        Эпинэ молча взял приказ, Олларию из головы он так и не выкинул. И не выкинет, такое не выкидывается. Уж лучше запивать меркнущие лошадиные глаза, чем горящий город, который ты до этого довел… позволил… не смог сохранить.
        - Рокэ, так как с артиллерией? Мне мало и печально.
        - Ты это уже говорил. В день кончины Укбана, если не путаю. - Ответ был ожидаемым, для Рокэ так даже слишком. - У Заля с пушками и особенно с путными артиллеристами еще печальней, хоть и получше, чем у дуксов. Да, чуть не забыл. Вайспферт выделит тебе с полк или около того, он уверяет, что сам обойдется, а тебе некоторое количество живодеров не помешает. Алатская легкая кавалерия пока развлекается с Вальдесом; перехватишь, твоя будет.
        - А Вальдеса куда?
        - Ко мне, причем галопом. Ну как, жить сможешь?
        - Не менее двадцати тысяч отборной пехоты и семь-восемь тысяч кавалерии, - подсчитал Эпинэ, - я бы сказал, отлично.
        - Ты просто привык довольствоваться малым. - Рокэ привстал в стременах, вглядываясь в приближающуюся деревню. - Эмиль, тебе-то хоть понравилось?
        - Не гони, я еще осозна?. - Ноймаров, включая знаменитых «волков», придется держать против горников, а что этим уларам щипаным в головы взбредет, не предскажешь. Жермону выпадает прикрывать север с тем, что останется от Западной армии, и новонабранными. Должен справиться. - Да, понравилось.
        - Прямо от сердца отлегло, а то на некоторых не угодишь. «Фульгатов» к Олларии выдвинешь заранее, чтобы к восемнадцатому Ветров были в Лаик. Туда бесноватые до сих пор не совались, думаю, и впредь не сунутся. В ночь на святую Октавию пусть глянут, не случится ли чего в городе.
        - А должно?
        - То ли да, то ли нет, но дольше эту язву терпеть нельзя. Если у Рамона не выйдет, тебе придется возиться дольше, только и всего.
        - Я начну движение восемнадцатого утром. - Даже рвани какой-нибудь «заяц» с донесением к дуксам, те до ночи его не успеют ни получить, ни тем более разобраться. Ну а если сюрприз не задастся, все пойдет обычным порядком. Почти обычным - в плен тамошнюю сволочь брать нельзя. - Доклад из Лаик получу на марше, а дальше или обрадуюсь, или разозлюсь. Как связаться с твоими кэналлийцами?
        - Опять-таки через Лаик. Там не только от Салигана привет будет.
        - Понятно. Кавалерии от Кортона до Морнэ три дня пути, пехота подойдет, когда подойдет, а вот Заль с его красавцами… Чем они вообще заняты? Только не говори, что Салиган тебе пустые футлярчики шлет, не поверю.
        - Рамон сказал бы, что ты проницательный. Заль главным образом занят интригами, пару дуксов поумнее его стараниями уже прикончили. Армия… зимует как может. Сомневаюсь, что они способны дать тебе хороший бой, но с зайца станется напустить на себя бравый вид. Чтобы потом героически возглавить оборону и передушить конкурентов. Предсказывать результат наш свободный дукс не берется, слишком уж дурные змеи в том клубке. Разберешься на месте, а Рамон поможет.
        - Ага, если сам уцелеет!
        - Уцелеет, куда денется. Ему еще намекать дуксам, что Рудольф не желает бить талигойцев талигойцами, а Ворон не хочет пускать армию за Кольцо, так что с севера ничего, кроме игры мускулами, ждать не приходится, а вот юг и юго-восток…
        - Кэналлийское зверье и бывшие мятежники, которых не жаль?
        - Бери выше! Я столковался с Баатой, которому некуда девать «барсов», так что сразу после паводка Олларию ждет нашествие седых варваров и злобных адуанов. Не будь наши друзья бесноватыми, они бы такого ужаса дожидаться не стали.
        - Эти дождутся, - странным голосом бросил Эпинэ. - Рокэ, давно хотел тебе сказать… Мое место там, я эту сволочь развел, мне ее и давить. С алатами я уже ходил, да и город мы с Дювье знаем лучше многих.
        - И впрямь! - Иноходца точно надо брать! - Проэмперадора и горожане, кто еще не сбесился, признают, да и…
        Будь они с Росио вдвоем, Эмиль бы сказал, что неотыгранный проигрыш так над жизнью висеть и будет, но лишний раз напоминать Роберу о прошлогоднем кошмаре было свинством, да и не сделал бы никто больше. Разве что Рокэ с Ли, да и то не доказано.

4
        Помирающая луна старалась как могла, а здоровенные, будто в горах, звезды ей помогали, но все равно хотелось спать, а не любоваться сонной Аконой и тем более, упаси Леворукий, думать. Арно и не думал, разве что вяло удивлялся, с чего это их с Валентином гнало всю дорогу, будто они к сражению опаздывали. Ну прибыли бы на пару дней позже, никто б не помер, тем более что братцев с Рокэ куда-то унесло, и раньше чем дня через три они не ожидались.
        - Валентин, - окликнул Арно тоже не шибко бодрого приятеля, - ты не знаешь, с чего это мы так гнали?
        - Нет, - незамедлительно откликнулся Спрут, - я думал, это знаешь ты, и заранее с тобой согласился.
        - Ты не имел права, - попытался попасть в тон Савиньяк. - Я - какой-то там капитан, а ты - бригадир. Должен был выяснить причину и сменить аллюр.
        - Зачем? Лошадей мы не загоняли, а постоялые дворы лично меня уже раздражают. Который день хочу спросить, откуда взялся «какой-то там капитан»? Раньше ты его не упоминал.
        - А я что, часто это брякаю?
        - Достаточно, чтобы мне стало любопытно.
        - Ну, - Арно обернулся на красноречиво клюющего в седле носом Клауса и понизил голос: - Гизелла - вот ведь имечко, запретить его, что ли? - взъелась на Иоланту.
        - Ты говорил.
        - Говорил! Это надо было видеть, то есть как раз не надо… Я сказал, что если девице Манрик в Старой Придде не будет житья, ты как родич заберешь ее в Акону, ну а Гизелла заявила, что и хорошо! Дескать, тут Иоланта выйдет за какого-то там капитана. Я решил обидеться.
        - Обиделся или только решил?
        - Сам не знаю… Пожалуй, обиделся, но не за себя, а за Сэль с Мелхен, эта злюка заодно и их лягнула. Сэль, видите ли, любовница Ли, а Мелхен - трактирщица. Как тебе?
        - Вопрос о том, откуда некоторые дамы берут свой бред - один из самых интригующих и совершенно неразрешимых вопросов мироздания. Полагаю, ты в ответ огрызнулся?
        - Я пообещал прикончить Дурзье, а дальше явился Рудольф, да ты же все знаешь!
        - Не все. Про «какого-то капитана» для меня стало чем-то вроде откровения, с твоего разрешения я это использую.
        - Це-ле-на-прав-лен-но, я надеюсь?
        - Кон-ди-ци-ён-но. - Придд слегка шевельнул поводом, и Соберано свернул. Места были знакомые, даже слишком.
        - За поворотом «Хромой полковник», - напомнил Арно, - может, поужинаем? Хотя Клаус…
        - Да, пожалуй, к ужину в обществе загулявших бергеров он пока не готов. Ты не заметил, что подал просто замечательную мысль?
        - Заметил, но это мысль Рокэ, причем не новая. На Октавианские, буде нас загонят в Старую Придду, я вызову если не Дурзье, то кого-то в этом роде.
        - Полагаю, выбор у нас будет, но ты вспомнил о Селине и Мелхен. Думаю, у них нам будет удобнее, чем в казармах или резиденции регента. Признаться, я бы предпочел до встречи с Монсеньором или хотя бы Райнштайнером круг наших встреч предельно ограничить.
        - Ну так давай ограничим! Заодно и поедим, у Мелхен что-нибудь да найдется. Слушай, там же еще и фок Дахе, а у нас Клаус!
        - Сперва нужно выяснить, состоялось ли назначение.
        - Да состоялось, конечно, Рокэ такие нравятся… Ва-лентин!
        - Да?
        - Я только сейчас оценил. Новый капитан Лаик квартирует у дочери Свина, а тот еще и в гости ходит. Вот будет любопытно, если они встретятся. Фок Дахе и про выходцев знает…
        - Да, совпадение любопытное, но случаются и более странные вещи.
        Спрут как в воду глядел, хотя, если вдуматься, куда ему еще глядеть? Дверь, в которую осенью вломились бергеры, распахнулась, и Арно узрел фульгатскую физиономию. Знакомую. Носатый сержант был правой рукой братнего Уилера, и находиться ему следовало там же, где болтался Ли. Валентин думал так же, но его к тому же занимали собственные «спруты», которым надлежало караулить девиц.
        - С Монсеньором они, - сорвал покров с тайны сержант, - а генерал хроменький съехамши. Ему сейчас сподручнее в казармах, делов стало невпроворот.
        Значит, утвердили! Одной справедливостью больше, уже хорошо. Арно втянул ноздрями домашние запахи и, кажется, учуял след шадди, но не более того. Видимо, выпроводив гостей, Сэль с Мелхен бросили готовить. Значит, либо трактир, либо обобрать «фульгатов», что-то съедобное у них наверняка найдется.
        Виконт зевнул и понял, что если идти, то сразу. Тепло коварно, только сядь и уже не встанешь; Клаус вон уже сел.
        - Сержант, - пришел к тем же выводам Валентин, - будить хозяек мы не намерены, где мы можем переночевать?
        - Так некого будить, - «фульгат» отодвинул ногой рвущегося к гостям котяру, отчего-то серо-полосатого, - барышни в Гаунау уехали с Монсеньором.
        - Герцог Алва уехал в Гаунау? - Валентин был само спокойствие. - И взял с собой обеих девиц и управляющего?
        - И Герарда с котом? - не выдержал Арно. - Это ведь не Маршал.
        - Точно, господин капитан. Господин бригадир, господина Герхарда с собой господин регент взяли, они с маршалом Савиньяком по делам поехали, вроде бы к Кольцу, но не поклянусь. А барышни с Монсеньором… с маршалом Савиньяком и господином Герардом, который брат барышни, в Гаунау отправились, бесноватых ловить. И Маршал… кот с ними, а это Шкипер, он к господину Фельсенбургу приблудился на второй день, как тот приехал.
        - Постой! - Арно так затряс головой, что чудом уши не захлопали. - Какой Фельсенбург? Где?!
        - Тут, - «закатный кот» подхватил обнаглевшего незакатного под пузо. - В бывшей комнате придурка на… герцога Надорэа. Только, сударь, об этом никто знать не должен, а то тут вот к Монсеньору приехал один «гусь», а там дело такое…
        - Ладно, - Селины дома нет, сапоги можно не снимать, - лучше один раз увидеть, чем сорок раз не понять. Герцога где держали?
        - На втором этаже, прямо наискосок, там ваза еще…
        Вазу Арно помнил, а «наискосок» и вовсе был один. Из-за закрытой двери пробивался свет, кто-то точно не спал, может, и Руппи. А может, всё вообще сон, дурацкий, хоть и не противный.
        - Эй, - окликнул виконт, дернув ручку и для внушительности легонько стукнув ногой, - Руппи, это точно ты или мы свихнулись и друг другу снимся?
        Открыли, даже распахнули, сразу. Фельсенбург был слегка лохмат, но несомненен, как и лежащая на столе открытая книга. Дополняли натюрморт миска с зимними яблоками, кувшин и стакан. Одинокий, что было в корне неправильно, о чем Арно и сказал, а Руперт согласился. Сразу и полностью.
        Глава 6
        Старая Придда и окрестности. Акона
        1 год К. Вт. 10-й день Зимних Молний

1
        - Дилль, - указал на едва заметную под снежной шубой речушку Руди Мелкий, - сто лет сюда не выбирался и еще бы столько же не выбрался!
        - Мог и не выбираться, - как мог равнодушно откликнулся Давенпорт, - с кардиналом я как-нибудь бы управился.
        - А прогуляться? - возмутился напарник. - Мне наша писанина уже ночами снится, а тут такой повод послать ее к Змею. По-хорошему, надо ездить верхом хотя бы через день, но не выходит.
        - Раз так, гуляй, - хмыкнул Чарльз, и разговор иссяк. Адъютанты Ноймаринена были кем угодно, только не бездельниками, однако работа работе рознь, от корпения над бумагами в поясах приходится прокалывать все новые дырки. Давенпорта эта участь пока миновала, но на присылаемые герцогом пироги он все же старался не налегать. Хуже было с фехтованием и верховой ездой, на которые не хватало если не времени, то сил, а от введенной герцогиней танцевальной повинности Чарльз сам уклонялся. Хотя после приезда Мелхен дворцового птичника будет не миновать: иной возможности видеться с фрейлиной просто не будет. Это Селине плевать на приличия и чужое мнение, а Мелхен слишком нежна и покорна, она не нарушит запретов, к тому же ей все время надо на кого-то оглядываться. Хорошо, если девушка потянется к старой герцогине, а если нет? Среди пригретых ее светлостью дам есть понесносней и генеральши Вейзель с ее… мемуарами, и даже Селины. Дочка Арамоны всего лишь записала графа Давенпорта в завидные женихи, а эти уже вовсю охотятся! Одни графини Тристрам чего стоят, особенно мамаша, хуже только баронесса Хони-Агарик со
своим языком. В адъютантской то и дело хихикают над ее выдумками, но Мелхен слушает всех, она может и поверить…
        - Господин капитан, - возглавлявший конвойную роту ноймарский ветеран был спокоен и деловит. - Передовой дозор заметил с холма кардинальский поезд.
        - Отлично, - кивнул Чарльз, изо всех сил стараясь не сорваться в галоп.
        Вероятность того, что через четверть часа он увидит Мелхен, была, как выражаются менторы, пренебрежимо мала, и Чарльз это понимал. Умом. Душа капитана вопреки логике замирала то от почти счастья, то от страха, то от злости на наговоривших кучу обидной ерунды Бертольда с Герардом. Можно подумать, Чарльз Давенпорт не знает, кто ему подходит! Знает, и еще как: ему нужна Мелхен, с ее странными словами и золотыми глазищами.
        - Хочешь? - Руди вытащил из-за пазухи флягу. - Для храбрости.
        - По-твоему, я боюсь?
        - Кто тебя такого разберет. Давно не исповедовался?
        - Что? А, вот ты о чем! Давно, зато самому Бонифацию, он тогда еще варастийским епископом был.
        - Тогда просто выпей.
        - Давай! - Он встречает кардинала, а не Мелхен! Даже если она здесь, больше чем на пару слов рассчитывать не приходится. - Спасибо.
        - Пожалуйста. Будет удобно, познакомь, а то я живых кардиналов прежде не видал.
        - Зато регентов видел.
        - Даже двух, и один другого лучше. Слушай, ты точно за собой никаких грехов не чуешь?
        - Слушай, иди ты…
        - Не могу, я верхом, - фыркнул Руди, убирая фляжку. - Не бесись. Хорошо, что ты с Герардом знаком, а то я б, чего доброго, испугался.
        - Ладно, извини…
        Герард Герардом, а вот Селина запросто может заявиться в Старую Придду вместе с подругой: и сама по себе, и по приказу Алвы. Если вдуматься, змейке при дворе самое место, особенно с учетом будущих гостей. Заговоров, обычных заговоров, опасаться сейчас не приходится, но стеречься от бесноватых нужно, и тут деткам Арамоны цены нет. Ну и ладно, пусть приезжает, раз уж иначе не выходит: кавалера-другого от Мелхен такая подружка всяко отвадит, а кавалеры будут. В свите Гизеллы есть невесты и побогаче, и породовитей, но за приданым и родней охотятся не все, да и родство с Вейзелями в глазах хоть Большого Руди, хоть Алвы дороже союза с какими-нибудь Тристрамами.
        - Глянь, вот они! Вон, в просвете…
        - Вижу.
        Передовое охранение, одиночный всадник, судя по шляпе, офицер, и следом - карета. Большая, черная, внушительная. Сейчас все и решится! Либо Мелхен, хоть одна, хоть с Селиной, здесь, либо придется ждать не меньше месяца, а то и все два. Наверняка придется: платья, накидки и прочие штуки, без которых взятой ко двору девице не обойтись, с ходу не соберешь. Средства приемной дочери Вейзелей Рудольф выделил, но средства - еще не туалеты, надо найти сперва ткани, потом мастеров… В Старой Придде это сейчас нетрудно, а в Аконе портные шьют пожилым полковницам, хотя Селина ходила во фрейлинах и должна знать, что нужно. Главное, чтобы Мелхен отважилась на отъезд без согласия генеральши.
        Маркграфиня обещала взять девушку под свое покровительство, но ни уговаривать, ни решать за нее она не станет, зачем ей лишние хлопоты? Это Георгия слишком счастлива в браке, чтобы думать о собственных неурядицах, и слишком добра, чтобы отмахнуться от чужих. Как ни тошно, рассчитывать приходится лишь на Селину, вернее, на то, что ей взбредет в голову половить бесноватых, а Ворон с этим согласится, а то и прикажет, не зря же он привозил сюда Герарда.
        Чарльз поправил шляпу и, подавая пример, шагом двинулся навстречу карете его высокопреосвященства, как раз выкатившейся из-за вдававшегося в холмы елового мыса. Прошлый раз Бонифаций был верхом, и не один, а с супругой, которую Давенпорт толком так и не разглядел; встреча вышла сумбурной и при этом радостной, может, потому, что Чарльз не гадал и не надеялся увидеть свою любовь.
        Передовые «фульгаты» поднесли руку к шляпам и сдали в стороны - узнали, да и мародеры от Старой Придды шарахаются, как выходцы от Адриановой эсперы. Кучер осадил крепких лохматых коней, это явно было приглашением, и Чарльз послал полумориска к карете, в окошке которой показалась могучая длань. Его высокопреосвященство велел лезть внутрь, и капитан Давенпорт успешно влез, хотя при поднятой подножке это было непросто. Внутри пахло Варастой, то бишь полынной касерой и еще чем-то памятным по Тронко. Бонифаций был один, ни жены, ни положенных столь важной особе помощников.
        - Выгнал дармоедов, - объяснил он, поймав взгляд Чарльза. - Надоели хуже, чем слепни мерину; те хоть пьют кровь и жужжат, да друг на друга не доносят. А супруга моя при делах важных, так что один я средь ханжей да зануд, касера же без родной души пивом отдавать начинает. Ты, чадо, зачем ко мне послан?
        - Монсеньор велел вас встретить… должным образом.
        - О! - Бонифаций знакомо поднял палец и тут же почесал им нос. - Дельный приказ, ну да сам старый волчара каков! Один ты или с помощником?
        - Со мной адъютант монсеньора, капитан…
        - И опять хорошо. Пусть твой капитан нетель блудную в стойло отцовское вернет, а ты меня в Приддену сопроводишь. Утром, коли встать сможешь, отпущу. Уразумел?
        - Только про Приддену. - Если Мелхен не здесь, почему б и не выпить? - Ваше высокопреосвященство, ее светлость приглашала ко двору… дочь генерала Вейзеля. Она должна была поступить под покровительство герцогини Урфриды.
        - Все мы должны Создателю и более никому, а девица сейчас с супругой моей, она Мэллицу сию и привезет.

2
        Приличные капитаны к генералам в объятия не бросаются, и разогнавшийся было Арно не только успел себя осадить, но даже щелкнул каблуками.
        - Господин генерал, - по всей форме отчеканил он, - прошу разрешения обратиться к вам по личному делу.
        - Конечно… капитан, - вскочивший из-за заваленного бумагами стола фок Дахе сел и растерянно улыбнулся. - Садитесь… Эта писанина… Совсем запутался!
        - Вам не нравится? - расстроился капитан, опять забыв о, чтоб ее, субординации. - Простите, я не вправе обсуждать ваше назначение.
        - А кто тогда вправе? - отец Гизеллы снова улыбнулся. - Я, разумеется, помню, кто такие Савиньяки, и свое место тоже знаю, но после всего… Ничего не могу с собой поделать, вы для меня родной человек.
        - А вы для меня! Если честно, приличной родни, именно родни, у нас ближе Алвы нет. - И не надо, когда есть… настоящее!
        - Выпьете?
        - Да, конечно. - Когда не хватает слов, всегда предлагают выпить. И соглашаются тоже всегда. - С огромным удовольствием.
        - У меня здесь только крепкое, а вы…
        - А мы всем семейством… в мужской его части, начинали в Торке.
        - Да, действительно, - фок Дахе почти метнулся к угловому шкафчику, в котором среди каких-то коробок таились графинчик и стопки. Фок Варзов держал свои стопки в сундучке с косаткой, хорошо бы маршальское имущество вернуть в Вальдзее. Как там сказал Ли? Косатка должна сражаться, но чтобы сражаться, нужно жить!
        - Господин генерал, я еще не поздравлял вас с… перевязью и вступлением в должность! Разрешите?
        - Да, капитан.
        - Я хочу… чтобы у вас дальше все было хорошо, чтобы больше никаких потерь, и… Вальдзее хорошее место, лучше Лаик, а фок Варзов был бы рад, что там теперь будут унары, и с ними вы. Клянусь, был бы рад! Ваше здоровье.
        - Спасибо… Арно. Знаете, регент мне сказал примерно то же. Он ведь был… очень привязан к маршалу фок Варзов?
        - Рокэ был его оруженосцем, а у Малетты… вы же знаете?
        - Это все знают. Я ведь как раз из Вальдзее, вчера только вернулся. Как думаете, господин регент разрешит оставить управляющего и домашних слуг?
        - Они вам понравились?
        - По большей части.
        - Тех, которые не понравились, - внезапно чуть ли не потребовал Арно, - гоните! То есть дать им жалованье до конца года и пусть уходят. При вас в «загоне» должно быть хорошо, а значит, хорошо должно быть прежде всего вам.
        - В «загоне»?
        - Лаик еще называли жеребячьим загоном. «Фабианово братство» - оно как-то… противно звучало. Сам Фабиан наверняка был замечательным человеком, но потом лизоблюды про него такое развели…
        - Я не был в Лаик, - фок Дахе освежил стопки, можжевеловая у него была неплохая. - Куда мне! Я так и сказал…
        - Представляю, что Рокэ… простите, герцог Алва вам ответил!
        - Представляете?
        - Ну… Он мог сказать, что вам дают не Лаик, а Вальдзее, что никто из капитанов Лаик там не учился и что…
        - Он сказал, что сидеть всем Талигом в погребе еще можно в Круге Скал, но для Ветров это непристойно, и посоветовал не оглядываться на предшественников.
        - На Свина, то есть на капитана Арамону, оглядываться в самом деле незачем. Господин фок Дахе, я хотел обратиться к вам с просьбой, но не знал, с чего начать, теперь знаю. Списка унаров пока нет, но одним из них обязательно будет Клаус-Максимилиан граф Васспард, брат и наследник герцога Придда, а мы его как раз привезли в Акону. Вам не хватает традиций, а у Клауса их полная голова, только сперва его надо выгнать из подвала! - Вот же Рокэ, как скажет, так сразу все ясно. - Мы, то есть я и Валентин, хотели бы вас познакомить. Клаус очень славный, только… Хорошо бы вы сразу попросили его что-то сделать, хоть бы список книг посмотреть…
        - Клаус? Я хотел так назвать сына, родилась девочка. Гизелла… Капитан, я, конечно, познакомлюсь с будущим унаром, но мне нужно быть непредвзятым, а если граф Васспард станет мне помогать, он потом окажется на особом положении.
        - И что? Зато он сможет помочь тем, кто приедет, а то в первые дни может быть очень паршиво.
        - Вам в Лаик было плохо? Вам?
        - Мне - нет, но я был жизнерадостным болваном. Господин фок Дахе, если нужно предписание Алвы, оно у вас будет. Валентин разрешил рассказать вам одну вещь, именно вам. Понимаете, у Клауса и Валентина был еще один брат…
        Вот чего Арно от себя не ожидал, этого того, с какой легкостью он выложит почти всё. О том, что за лебедь утянул Питера на дно, фок Дахе, само собой, не узнал, но этого не знал и Клаус. И не узнает, такие знания лишь для двоих. У Ли с Рокэ общие тайны вряд ли веселее, ничего, живут, да еще и жизни радуются.
        - Клаус вроде и понимает, - виконт взглянул ветерану в глаза, - что Питер не успокоился бы, пока не убил или пока бы его не схватили на горячем, но понять мало, надо еще и из головы выбросить.
        - Да, - фок Дахе быстро наполнил позабытые стопки. - Надо выбросить! Может, меня для того и вернуло? Не знаю, что сказать, может, вы…
        - За открытые подвалы? - предложил Арно, поднимая стопку. - И за подходящий ветер!
        Откладывать встречу было незачем, фок Дахе тоже так думал, и Арно вытащил сунутые Руппи «на удачу» часы. Если Валентин рассчитал правильно, братья-спруты сейчас проходят те самые ворота, у которых Ли остановил хромого полковника. Сорвавшийся с языка вопрос был бы бестактен до безобразия, задай его чужой, но они с фок Дахе свои.
        - Господин генерал, вам здесь не тяжело?
        - Нет, - генерал взял свой графинчик и, прихрамывая, понес на место. - Я помню, что здесь было. И… расстрел, и как вы вошли в церковь, и господина Проэмперадора, но я это помню везде. Я не мастак объяснять, но места и вещи пугают, когда хочешь забыть, а я не хочу. И умирать больше не хочу, я этого не хотел уже на марше, когда фок Варзов бросился догонять горников. Главным было сперва их догнать, потом остановить, потом держать, а значит, было нужно жить, покойники - они ведь врага не остановят… Вот когда мне стало плохо, так это когда ваш брат… маршал Лэкдеми сказал про теньента, которого мне надо было взять к дриксам. Что мы оба, скорее всего, умрем, но иначе не выходит. Я воюю с семнадцати, только сражение - это совсем другое дело. Мы ехали на переговоры, и Герард беспокоился, что горники не бесноватые и нам придется вернуться. Живыми, но ни с чем…
        - Они оказались бесноватыми.
        - Герард мне об этом шепнул, а я ему напомнил о приказе спасаться во что бы то ни стало. Парень кивнул, и тут дриксы из горных бросились на своего же, не на нас! Мне с моей ногой, да еще из дальнего угла, было не уйти, но Герард мог; он вроде и попробовал, и вдруг вернулся. Выхватил шпагу и встал рядом с монахом. Тот дрался очень хорошо, так хорошо, что на какой-то миг по нашу сторону стола на ногах осталось трое: монах, Герард и старый «гусь».
        - Фок Глауберозе?
        - Да, фок Глауберозе, я помню его имя. Они стояли у самой стены, текла кровь и пахло дымом, хотя ничего не горело. Кто-то что-то проорал, остальные горники всей сворой бросились в наш угол, их было слишком много, им не хватило места, и двое повернулись ко мне. Это было мерзко, но не страшно, один приказ маршала мы выполнили, второй - не сумели. Парень, который был нужнее дюжины генералов, погибал на моих глазах, я не мог его вывести, но я был должен это сделать. Неважно, как, но должен! Дальше не помню, вернее, помню огонь, много огня и приказ уже Проэмперадора. Мы выбрались живыми. Оба. Как я после этой памяти могу бояться аконских казарм?
        - Ну… - без особой уверенности пробормотал Арно. Своя логика у хромого генерала наверняка имелась, возможно, он даже был прав, но попробуй такое объясни? Хотя Ли рассказать нужно, проклятье, он же уехал! - Вы об этом кому-то говорили?
        - Все, что я мог вспомнить, я сообщил регенту, дело кончилось моим назначением. Так когда я смогу увидеть графа Васспарда?
        - Если ничего не случилось, прямо сейчас, - заверил Арно и, выскочив за дверь, почти налетел на подоспевших Приддов. Вот бы так во всех сражениях подгадывать!
        - Нас ждут, - подмигнул будущему унару виконт, - но поработать тебе, похоже, придется!
        - Я буду рад, - откликнулся тот, наспех оглядывая рукава в поисках коварных пушинок, которых ожидаемо не оказалось.
        - Куры по казармам не летают, - как мог проникновенно сообщил Арно, - а тополя зимой не цветут, их на севере вообще маловато. Господин бригадир, не соизволите ли вы войти первым? Субординация прежде всего.
        Господин бригадир соизволил.

3
        О том, что куда-то девший жену кардинал, не заезжая в Старую Придду, отправился в свою Академию, Арлетта узнала от буфетчика, заодно сообщившего о возвращении Урфриды. Арлетта выслушала, велела заменить в обеденном меню яблочное суфле на желе и вернулась к своим делам. О бывшей маркграфине она почти забыла, поскольку не сомневалась ни в чувствах старшего старшего, ни в гоноре Фриды. Потерпевшая неудачу красавица просто обязана была слегка приболеть, что исключало встречу с несостоявшейся свекровью. К Весеннему Излому Урфрида оживет, а к Октавианским празднествам обзаведется хвостом поочередно отвергаемых поклонников, дабы всем было ясно: гордая страдалица заледенела в своей оскорбленности и не желает даже слышать о мужчинах. Кроме Коко, который посоветует подходящую прическу и подберет вопиющие об усердно скрываемой боли драгоценности.
        К ужину Арлетта ожидала вежливую записку, в которой ей коротко сообщат, что граф Савиньяк и маршал Лэкдеми здоровы, но очень заняты. Наверняка так и есть, а случись что важное, Ли всегда сможет присоединиться к эпистоле осчастливленного приездом невесты Эмиля. Старшему младшему, если он не вскочит на коня и не помчится к любимой, придется порядком покряхтеть над письмом; приехать, пожалуй, во всех отношениях проще. По крайней мере все станет ясно обоим: и сыну, и Франческе.
        - Сударыня, - рассеянно доложила мечтающая о собственной свадьбе камеристка, - к вам молодая герцогиня Ноймаринен. С частной беседой.
        - Хорошо. Через четверть часа пусть подадут шоколад.
        С Гизеллой она как-нибудь объяснится, но скрыть ее визит не выйдет. Придется идти к Георгии, не только не желающей рвать с домом Салина, но и задумавшей еще один союз юга и севера. Бедный Ро, для него единственное спасенье - женитьба, но где найти ту, что заменит Марианну?
        - Сударыня, полагаю, вы удивлены?
        - Да, - как могла рассеянно подтвердила в самом деле ошеломленная графиня, - очень. Я думала увидеть Гизеллу.
        - Я не могла не прийти, - улыбнулась Урфрида. Она слегка осунулась, и понять, лучше так или хуже, Арлетта не могла. - Вы угостите меня вином?
        - Заказан шоколад, но будет и вино, - хозяйка небрежно дернула звонок, - я полагала, вы нуждаетесь в отдыхе.
        - Хорошая дорога и хороший возок не способствуют усталости.
        - Вы забыли упомянуть хороших попутчиков.
        - Я, как и все женщины нашего дома, не имею обыкновения лгать. Его высокопреосвященство ко мне не расположен, причем виновата в этом я. Мне пришлось поссориться с ее высочеством.
        - Пришлось? - подала ожидаемую реплику графиня и обернулась к вошедшей прислуге. - «Змеиной крови» и больших оливок. Лиловых.
        - У меня не было выхода, - объяснять Урфрида принялась, едва закрылась дверь. - В некоторых вещах признаваться неприятно, но войти в дом Савиньяк можно, лишь будучи откровенной. Надеюсь, что госпожа Скварца это успела понять, иначе ее счастье окажется под угрозой.
        - Госпожа Скварца на редкость умна.
        - О да, я не сомневаюсь как в ее политических талантах, так и в знании гальтарской поэзии, но есть некое особое понимание, возможно, его уместней назвать чуткостью… Слова могут многое, но их нужно сказать вовремя. Я сказала.
        - Ее высочеству Матильде?
        - Не будь вы маминой подругой, я бы вас боялась. - При дворе Алисы полагали, что подобная улыбка обезоруживает. - Впрочем, язвительность мне тоже не чужда. Это единственное, что я могла себе позволить в Бергмарк, ведь Вольфганг-Иоганн не слишком понятлив, но вы спросили о супруге кардинала. Госпожа Мекчеи при всем своем… своеобразии обладает добрым сердцем. Разумеется, я при первом же удобном случае заглажу неловкость, пойти на которую мне пришлось ради переезда в резиденцию регента. Там я могла потребовать разговора с Лионелем и быть уверенной, что нам не помешают. Мне повезло найти повод для ссоры.
        - Вот как?
        - Ее высочество очень близко принимает к сердцу судьбу приемной дочери Вейзелей, а мама по доброте душевной решила помочь графу Давенпорту, не на шутку увлекшемуся этой… девицей. В это трудно поверить, но мне ее пришлось уговаривать принять предложение человека, который составит счастье любой из наших фрейлин.
        - Вы полагаете, любой?
        - Несомненно. - Еще одна алисианская улыбка, как мило. - Девиц, которым для счастья нужно нечто большее, при дворе сейчас нет, а к повальному увлечению виконтом Сэ всерьез относиться нельзя, хотя… Да, я излишне категорична, графиня Давенпорт будет счастлива в браке, если граф окажется умелым любовником. Я все еще вас не пугаю?
        - После мятежа в Олларии меня испугать трудно, - заверила понимавшая все меньше графиня. - Я правильно понимаю, что ваша миссия не удалась?
        - Убедить баронессу Вейзель я не успела, нас прервали, и, как оказалось, к лучшему. Чтобы разгадать некую загадку, мне не хватало именно этого штриха.
        - Примите мои поздравления.
        - Благодарю, тем более что мой успех был заслуженным. Лионель хранил известную вам тайну столько, сколько мог, но я убедила его, что мне все известно. Мне удалось удивить вашего сына, а удивление открывает многие двери.
        - Вы меня заинтриговали. - Создатель, до чего это она додумалась? О похождениях Кары догадаться невозможно, это нужно знать. - Насколько мне известно, никаких тайн за Вейзелями не значится.
        - Разумеется. Я разгадала причину, по которой семейство Савиньяк покровительствует семейству Арамона, причем сделала это, еще не зная о предстоящем браке Селины.
        - Девица Арамона выходит замуж? - Не станет ли ошибкой признание в неосведомленности? Пожалуй, нет. - За кого? Полагаю, все же не за Арно?
        - Разумеется нет. Дочь герцога Алва, пусть и внебрачная, претендовала на большее и получила его. Я бы на ее месте пришла в ужас, однако девица Арамона не из брезгливых, а Хайнриху нужны Штарквинд с Каданой. Хотя молодой жене он тоже должен быть рад.
        - Несколько неожиданно. - Кто-то бредит. Кто-то бредит, даже если Селина в самом деле выходит за Хайнриха. - Неудивительно, что Лионель поражен вашей догадливостью. Как он, кстати, и как мой второй сын? Если вы, разумеется, встречались.
        - Да, именно он меня принимал, пока Лионель и герцог Алва были заняты с Хайнрихом. Надеюсь, со временем мы с Эмилем станем добрыми друзьями. Лионель вместе с госпожой Мекчеи будут представлять Талиг на гаунасской свадьбе, после чего он отправится к морискам. Насколько я смогла понять, ему предстоит договариваться о будущем Гайифы. Лионель собирался вам написать, но из-за церемонии в Липпе вашему сыну пришлось выехать раньше, чем предполагалось, а пустых отписок он не терпит.
        - Вы правы, не терпит. - И доверяет свои письма лишь проверенным людям, но что же все-таки стряслось в Аконе?! - Молодая баронесса Вейзель, полагаю, сопровождает Селину?
        - Да. Скорее всего, она останется там навсегда…
        Франческа вошла неожиданно, даже не постучав. Прежде она себе таких вольностей не позволяла и волосы диадемой с шерлами дома тоже не скрепляла.
        - Шоколад почти готов, - госпожа Скварца улыбнулась одними глазами и опустилась в свободное кресло, - но я распорядилась еще и о шадди.
        - Замечательно, - одобрила Арлетта, переводя взгляд с возможной невестки на невозможную. - Представляю тебе герцогиню Урфриду, ты должна была о ней слышать.
        - Да, - подтвердила ничуть не удивленная переходом на «ты» Франческа, - я слышала.
        - Как и я, - Урфрида больше не говорила, она пела. - Я буду счастлива… была бы счастлива иметь такую сестру, ведь Гизелла слишком мала, чтобы стать моей подругой. Встретить вас в первый же день после возвращения - к счастью. По крайней мере, я в этом не сомневаюсь, и да, я всё-всё про вас знаю!
        - Не от меня, я не столь осведомлена в твоих делах, Франческа, чтобы знать всё. - Будет счастлива иметь такую сестру… Иметь? Ли что, с ума сошел?! Сперва сошел, а потом опомнился? Тогда скоропалительный отъезд означает… бегство? На сына не похоже, но после похода и встречи с Рокэ, но с вином… И ведь не спросишь, некого спрашивать.
        - …запросто. Вы не будете против, если я время от времени буду похищать у вас госпожу Скварца?
        - Буду. - Надо слушать! Слушать и запоминать, думать можно и потом. - Но вы всегда можете обобрать виконта Валме.
        Франческа почти улыбнулась, Урфрида почти засмеялась, камеристка распахнула дверь, пропуская буфетчика с вином. Сзади румяные помощники с серьезными, будто в храме, физиономиями тащили бокалы и чашки для шоколада. Нужно было улыбаться, нужно было понять…
        Глава 7
        Акона. Старая Придда
        1 год К. Вт. 10-й день Зимних Молний

1
        Внизу, в прихожей, загремели запорами, и поджидавший приятелей с открытой дверью Руперт вышел в не успевший забыть шаги Селины коридорчик. На миг стало грустно, но на лестнице под ноги сунулся разогнавшийся Шкипер. Свалиться Фельсенбург не свалился, а вот грусть убралась, уступив место радостной тревоге. Как перед походом или чистым, не то что под Эзелхардом или у Хербстхен, боем. Появление Арно с Приддом предвещало… Кошки знают, что оно предвещало: Алва рано или поздно объявится и что-то да объяснит. Может, и страшное, это не повод сидеть и страдать, хотя сидеть все же придется, разве что… переодеться! В Эйнрехте сошло, в Аконе да в обществе фрошеров сойдет и подавно.
        Мысль одолжить фульгатский мундир и утащить Арно на прогулку была гениальной, но жизнь по своему обыкновению всё смешала. Вернулся один Валентин, на которого размечтавшийся Фельсенбург почти налетел.
        - Добрый день, - вне боя Спрут обходился без улыбок, - вы уже завтракали? Если да, предлагаю выпить по бокалу вина.
        - С яичницей, - уточнил не столь давно продравший глаза Руппи. - Сейчас пожарят. Я ждал вас, то есть вас всех. Как там у Клауса?
        - Очень хорошо, спасибо. Брата представили генералу фок Дахе, и тот сразу же нашел ему дело, а как вы?
        - Выспался. - Торчать на лестнице было глупо, и они перебрались в разукрашенную зимними букетами столовую. - А так… Пока один сидел, было терпимо, но скучно, и дрянь всякая в голову лезла. Чуть ее вчера вам на голову не вывалил, да решил не портить вечер.
        - Скорее, - не преминул уточнить отправившийся прямиком к буфету Валентин, - ночь. Забыл спросить, где ваши люди, вы ведь не один приехали?
        - Устроили где-то в казармах, подальше от лишних глаз. - А что, если вытащить на прогулку Спрута? После яичницы, само собой. - Вы не покажете мне Акону? То есть не мне, а кому-нибудь во ф… в талигойском мундире.
        - Почту за честь, - заверил, извлекая бутылку и кувшин, Придд. - Город довольно интересен, жаль, что вас в нем нет. Рискну предположить, что дело в политике?
        - Именно. Бабушка решила выкупить Ледяного, чтобы перетянуть на свою сторону Метхенберг и Ротфогель.
        - Напрашивающийся ход, - оценил затею Валентин. - Дриксен не мыслит себя без моря, так уж вышло, хотя крестьян и ремесленников у вас больше, чем моряков.
        - О да! Но мы чтим Торстена и хотим отобрать у вас Хексберг.
        - Обычно вы предпочитаете слово «вернуть», причем это относится даже к Южной Марагоне.
        - И к ней тоже. - Спорить с очевидным глупо, да и не слышит никто. - Леворукий знает, с чего так повелось, особенно если вспомнить, что своего в Золотых Землях у нас были разве что корабли.
        - Возможно, это завуалированное влияние эсператизма, - предположил Спрут, продолжая возиться с вином. На сей раз белым. - Захваченное очень удобно объявить возвращенным, а отобранное - полученным в дар или пожертвованным на благое дело. В пресловутом эдикте Эрнани Святого отдельной строкой было запрещено жертвовать на прославление Создателя добытое неправедным путем. Первые магнусы пошли еще дальше и с подачи святого Адриана приравняли подобную жертву к святотатству. Какое-то время этого правила более или менее придерживались, однако затем умные люди догадались поменять местами телегу и лошадь. Открыто об этом, само собой, не объявлялось, но конфискованные у «демонских отродий» ценности церковники начали учитывать как пожертвования, вносимые на спасение грешных душ. В Торстеновых баронствах этим по причине удаленности от Агариса и малого числа эориев не промышляли, однако в бывшей Золотой империи под звуки органа грабили весьма усердно.
        - Свинство! - отчего-то разозлился Фельсенбург. - Если бы я смог взять Хексберг, то честно и с удовольствием признал бы себя захватчиком, только Хексберг не возьмет никто. Вот с Марагоной еще можно попытаться.
        - Вам этого хочется? - вежливо осведомился предводитель «лиловых». - И если да, то в какие сроки?
        - Мне хочется в Бирюзовые Земли, - признался Руппи под приближающиеся тяжелые шаги. Первым в распахнувшуюся дверь прошмыгнул Шкипер, следом «фульгаты» втащили долгожданную яичницу. Внушительную, впору хоть самому кесарю! Кроме яичницы, на стол бухнули поднос с хлебом, закусками и вышитыми салфетками. Бруно назвал бы это роскошество усиленным полдником, но с непременным указанием, что подан он непозволительно поздно и не должным образом.
        - Известный вам виконт Валме, - заметил Придд, когда они вновь остались одни, - полагает, что утро определяется не положением солнца на небесах, а временем подъема. Вы встали относительно недавно, следовательно, у вас утро.
        - Кто бы спорил, - Руппи покосился на салфетку с ромашками и клевером, но брать не стал. - Я не договорил. Мы с адмиралом цур зее больше друг друга не понимаем, и все равно я не хочу, чтобы он ехал в Штарквинд. Понимаете, Ледяной после всего… Он не сможет ничего сделать, даже если захочет, поэтому пусть уж лучше остается у Вальдеса. Епископ Луциан, вы его видели у Хербстхен, обещал с ним поговорить о том, что в эсператизме настоящее, а что налипло. Вы представляете, во что превращают корабль ракушки?
        - Более или менее, - кивнул Валентин, к удивлению Руппи тоже проигнорировавший салфетку. - Продолжая вашу аналогию, рискну спросить, что предпочтут те, кто боится моря, - свободный от ракушек корабль или доказательство правомерности своих страхов?
        - Мне нет дела до «тех», но Олаф - это Олаф! - Фельсенбург от души мазанул ломоть мяса алатской горчицей, от которой прежде у него глаза полезли бы на лоб. - Без Ледяного я бы собой просто не стал.
        - Такие люди есть в жизни каждого из нас. Адъютант барона Райнштайнера при мне упомянул о посланце герцогини фок Штарквинд.
        - Это Ади, он приехал раньше меня и тоже ждет Алву. Все, что я смогу, если, конечно, смогу, - опередить его и у Ворона, и в Хексберг. Потом, конечно, придется вернуться к Бруно, весной у нас будет весело.
        - Не только у вас.
        - Я имел в виду нас всех, а не кесарию, - объяснил Руппи, и тут ногу знакомо боднуло. Успевший за три дня обнаглеть кот требовал мяса, не понимая, что оно заляпано едкой дрянью. Люди порой тоже не понимают. - Ничего, когда-нибудь да разгребемся, и в Бирюзовые Земли! С Вальдесом, если он не передумает.
        - Боюсь вас огорчить, - Валентин невозмутимо отодвинул готовящегося к прыжку на стол Шкипера, - но мне кажется, что ваш план неосуществим.
        - Вот еще! Мартин… мой покойный дядя, бывал в Седых Землях, а мы отправимся дальше на восток. Гонять после всего каданских пиратов будет как-то унизительно.
        - Думаю, что понимаю ваши чувства, - Придд чуть отодвинул полупустую тарелку. - Руперт, я вернулся прежде Клауса и Арно, потому что считаю правильным довести до вас одно соображение, которое лучше воспримется с глазу на глаз. Будь нас трое или тем более четверо, вы бы наверняка стали шутить. Моя догадка и в самом деле неплохой повод для шуток, но у меня создалось впечатление, что из вас лепят нового в лучшем случае кесаря, а в худшем - Торстена.
        - У вас… что? - от осознания сказанного Руппи не подавился лишь чудом. - То есть это так заметно?
        - Видимо, я недооценил ваше умение владеть собой. Вы мне показались озабоченным, но, если так можно выразиться, событиями, конечными во времени. Кесарь, король, император такой роскоши, как рывок к неведомому, позволить себе не может, но вы умеете сочетать несочетаемое.
        - Да ничего я не сочетаю! Бруно не желает видеть кесарем дядюшку Иоганна, вот и взялся за меня, но за шестнадцать лет лес вырастет…
        - Несомненно, - согласился и не подумавший вдаваться в фельдмаршальские планы Спрут, - однако то, что я успел заметить после нашего присоединения к армии Бруно и до отхода на зимние квартиры, не может иметь отношения к герцогине фок Штарквинд и вряд ли связано с фельдмаршалом.
        Все армии схожи, и я примерно представляю, как среди солдат распространяются слухи. Более того, я несколько раз оказывался их героем, а герцог Алва и граф Савиньяк в центре солдатского внимания постоянно. Для того чтобы очередная история об очередном подвиге разошлась по всей армии, нужно несколько более или менее спокойных вечеров. При этом сами байки будут ощутимо розниться, поскольку рассказчики склонны приукрашивать, и каждый делает это на свой лад. Рассказы о вас странно стремительны и одинаковы, а значит, есть некто, желающий, чтобы о вас говорили много и хорошо.
        Ваши родные сделали ставку на другого и находятся далеко от армии. Бруно допускает ваше воцарение, но, как вы сами только что сказали, через шестнадцать лет, которые он, видимо, отводит на ваше воспитание. Не думаю, что фельдмаршал в этом преуспеет, но раскармливать сверх меры вашу и так немалую славу здесь и сейчас он вряд ли станет.
        - Не станет. Это ясно любому из лезущих ко мне котов.
        - Тере-о-ти-чески, как выражается наш капрал, - неожиданно улыбнулся Придд, возвращаясь к трапезе. - Однако критерий любой теории - практика.
        - Спасибо за предупреждение. - Это не Бруно, но кто? Не свихнувшиеся же горники! Они сами на эту удочку клюнули… - Я постараюсь все же увидеть Бирюзовые Земли, но не раньше, чем закончится нынешняя заваруха. Вы правы, после Хербстхен у нас с вами просто не может не быть общих дел. Те же горники, но для начала нужно покончить нам с Марге, а вам с этими… дуксами.
        - Главной заботой для Талига, вне всякого сомнения, будет Оллария, но недавний опыт показывает: в любые наши планы может вмешаться дриксенский сюрприз. Значит, нужно подстраховаться тут, на северо-западе, то есть разделить силы. - Спрут аккуратно положил отрезанное мясо на пол, так аккуратно, что кот попятился. - Как пойдут весной дела у Бруно, что будет делать Марге, вмешаются ли горники - можно либо гадать, а это дело малопривлекательное, либо самим направить события в нужном направлении.
        Руперт, вам не приходило в голову, что приглашение герцога Алва, которое вам передал брат Арно, связано с продолжением той самой игры, что вы столь успешно начали на берегах Хербстхен?
        - Мне пришло в голову наконец выпить!

2
        К «Нежным Цветам» судьба была суровей, чем к «Хрупким Снежинкам», хотя общий контур оставался неизменным: идиллия, неприятности и апофеоз с осыпанием бумажными лепестками. Новостью стало удвоенное число героинь и, соответственно, героев. Две розы, Белая и Розовая, радовались весне в окружении милых подруг. Все благоухали и резвились в Прекрасном Саду, пока туда не прилетел Голосистый Соловей и не пришлепала Черная Жаба, оказавшаяся, согласно либретто, мужчиной и злодеем. Белая Роза ожидаемо вручила сердце Соловью и во время любовных грез была похищена Жабой, но оказавшаяся свидетельницей злодейства Бабочка позвала на помощь своих друзей Иволгу и Певчего Дрозда. Спасители отыскали начавшую увядать Розу и вернули на место, а бросившуюся в погоню Жабу победили и навеки изгнали из Прекрасного Сада. Подоспевший Соловей оживил возлюбленную своими песнями, а Певчий Дрозд обрел счастье с Розовой Розой, после чего началось всеобщее ликование и чтение стихов.
        - Ну? - Георгия была само нетерпение. - Что скажешь?
        - Несколько неожиданно, - Арлетта аккуратно закрыла переплетенную в розовый сафьян тетрадь. - Розовая Роза тебе понадобилась, чтобы наградить Дрозда, но ведь без него вполне можно обойтись. Почему бы Жабу не одолеть Соловью?
        - Ты не понимаешь, и это просто чудесно!
        - Да, - подтвердила графиня Савиньяк, - не понимаю. Вторая пара мне кажется лишней.
        - Потому что ты думаешь лишь о сюжете, а я вынуждена смотреть шире. Вторая пара нужна ради торжества справедливости. На зимнем праздновании пострадали две танцовщицы. Неважно, как к ним отношусь я и их подруги, главное, что случилась беда, а она лечится счастьем и радостью. В Весеннем сказании мы победим сразу и подлость, и судьбу!
        - Так ты, - осенило Арлетту, - решила отказаться от жеребьевки?
        - Для начала на один раз. Гизелла станет Белой Розой, а девица Манрик - Розовой. Танцует она, к несчастью, отвратительно и к тому же напрочь лишена чувства ритма, поэтому сольного выхода у нее не будет, а дуэт вынесет на себе партнер, то есть Валме. Он в состоянии управиться с подобной партнершей, причем во всех смыслах.
        - А кому ты отдашь оставшиеся роли?
        - Жабу придется танцевать Маркусу; я не могу просить о таком одолжении посторонних кавалеров. Арлина, тебе смешно, но почему?
        - Извини, я сперва подумала про маркиза Фарнэби и только потом вспомнила про твоего младшего.
        - Арлина! - Георгия расхохоталась громко, заливисто и, кажется, искренне. - Как мне это теперь забыть?! Эта роль для Фарнэби просто создана!
        - О да, - согласилась графиня Савиньяк, - Маркус был бы великой жабой. Ты окончательно отбросила идею с Анемонами и Мотыльками?
        - Возможно, я к ней вернусь летом. Это удачное либретто, жаль от него отказываться, но Анемонам придется стать Ромашками или Незабудками. Не будем, однако, забегать вперед. Соловья у нас сыграет Дарзье, я знаю, он тебе не нравится, но для меня главное - дело, а виконт замечательный танцор и все схватывает на лету. Бабочку я обещала Октавии, это ее заставит вести себя пристойно хотя бы до праздника. Если появится твой роковой сын, ему придется стать принцем Мотыльков, а нет, мы прекрасно обойдемся.
        - Мне кажется, ему лучше не появляться.
        - Мне тоже, но Октавия взяла с него слово, а слово рыцаря должно быть нерушимо.
        - Если поблизости не объявятся дракон или полчища врагов. Я могу попросить Рокэ отправить капитана Сэ на подвиг.
        - Это было бы замечательно! - Фрейлины в таких случаях хлопают в ладоши, но Георгия вела себя как королева, то есть улыбалась. Мечтательно и чуть-чуть грустно. - Появление Арно вызывает среди девочек переполох и будит в них отнюдь не лучшие чувства, только я не должна иметь к его отсутствию ни малейшего отношения.
        - Я напишу, - повторила Арлетта. - Ты уверена, что Гизелла сможет танцевать?
        - Так считает мэтр Лизоб, - герцогиня с нежностью посмотрела на тетрадь. - Еще что-нибудь скажешь или я могу считать, что ты на моей стороне?
        - Ты забыла сказать, кто в твоем сказании будет Иволгой. Леони?
        - Нет, Айрис Хейл. Она достойна награды за свою догадливость и великодушие. У нас будет просто замечательный праздник, к тому же обойдется он недорого. Когда я проверяла смету, то не поверила своим глазам! Для себя я поставила предел в триста тысяч. Как ты думаешь, сколько получилось?
        - Судя по твоей улыбке, ты не просто уложилась, но и сэкономила.
        - Причем существенно, - Георгия торжественно раскрыла еще одну тетрадь, темно-серую, и вздохнула. - Пригодилась мамина наука не тратить лишнего и использовать только надежных и честных поставщиков. На первый взгляд просто, однако результат поражает. Не хочешь взглянуть?
        - Нет, но можешь считать меня пораженной.
        После Алисы вновь назначенный тессорий не повесился лишь по причине отсутствия в казне веревок, но королева и впрямь гордилась своей рачительностью, она много чем гордилась, и по крайней мере одна из принцесс это «много чего» унаследовала в полной мере.
        - Понимаю, - дочь Алисы водрузила серую тетрадь на розовую, - ты от этого далека, но не у всех есть столь верный поклонник, как Бертрам.
        - К твоим услугам целый граф Креденьи, - напомнила Арлетта. - Тебе остается только пальцами прищелкнуть.
        - Креденьи всю жизнь был военным интендантом, здесь он мне не помощник. Что ж, раз не хочешь вникать, хотя бы попробуй мои новые десерты.
        - Новые? - Графиня не удержалась и широко, «по-фрейлински» раскрыла глаза. Геора счастливо рассмеялась, блеснули белые молодые зубы.
        - Ты угадала! Ты угадала! - В подобных случаях отгадчику полагался еще и игривый шлепок веером, но на рабочем столе герцогини его не было. - Ты их узнаешь, ты и Анна, но прочих ждет дивный сюрприз.
        - «Поцелуй весны» или «солнечный зайчик»?
        - Не скажу, мучайся неизвестностью, - Георгия дважды дернула звонок, призывая обещанные сласти, и вдруг потупилась. - Арлина, у меня, вернее у нас, к тебе еще одна просьба. Я даже не знаю, как начать…
        - А как бы начала твоя мама?
        - Она бы сказала правду, - твердо сказала герцогиня, таких шуток она никогда не понимала. - Разумеется, если бы имела дело с другом, а мы - друзья. Мы ведь друзья, Арлина?
        - И мы когда-то были Счастливыми Мотыльками.
        - Да, наша юность была счастливой, но потом… Не хочу об этом. Арлина, у Рудольфа возникли сомнения по списку гостей, особенно из южных провинций. Какой бы затворницей ты ни жила, соседей ты знаешь лучше нас, и не вздумай предлагать мне свою невестку, Рафиано для этого слишком дружны с Гогенлоэ.
        - Хорошо, не буду, а в чем именно сомнения? Или в ком?
        - В приспешниках Колиньяров. Это довольно сложно, но лучше тебе объясню я, чем Рудольф. Сабве при попустительстве Сильвестра и - мне неприятно об этом напоминать, однако я вынуждена - Бертрама вел себя не как губернатор, а как, самое малое, Проэмперадор Юга. Это ожидаемо привело к мятежу, но сейчас речь не о бунтарях, а о тех, кто счел, что коль совладать с Колиньярами нельзя, остается смириться и доказать им свою лояльность. Теперь эти люди ожидаемо доносят на бывших покровителей и друг на друга, а некоторые еще и оспаривают титулы, владения и даже заключенные якобы по принуждению браки. Лучше всего в этих хитросплетениях разбирается маршал Дорак, но Рудольфу его мнения мало.
        - А почему бы не перевалить эти… сомнения на настоящего Проэмперадора Юга?
        - Так и думала, что ты это скажешь! Бертрам вызывает доверие далеко не у всех, что, только пойми меня правильно, совершенно не удивляет. Просьбы подаются на имя регента Талига, но Рокэ ими заниматься не собирается. Все, что не касается войны, он сбросил на Рудольфа, и это правильно. Кэналлиец защитит Талиг даже от Леворукого, но нас ему не понять, как нам не понять морисков или алатов.
        - Бергеры и дриксы были бы сейчас польщены.
        - Язва! - Георгия честно засмеялась, но веера ей явно не хватало. - Рудольф отлично поймет бергеров и дриксов, а Рокэ - алатов и морисков, но не наоборот. Теперь ты, надеюсь, удовлетворена?
        Арлетта была удовлетворена. Тем, как мальчишки задурили некоторые почитающие себя умными головы. И еще тем, что Рудольф не желает слушать Дорака, отнюдь не случайно вырастившего сына, которого очень хочется убить. Пожалуй, Малышу с Приддом в самом деле стоит вернуться в Старую Придду и поучаствовать в затеваемых праздниках, а подвиги… военные подвиги подождут.

3
        Клаус Придд был одно лицо с братом, но почему-то больше походил на виконта Сэ. Сходство усугубляли две обмотанные полотном длинные штуковины, которые приволокла разрумянившаяся на морозе парочка.
        - Судя по всему, - предположил Валентин, - ты показал Клаусу бергеров.
        - Ну да, - весело подтвердил Арно. - И ему понравилось. Не волнуйся, в «Хромого полковника» мы не заходили.
        - Спасибо. Полагаю, вы сразу отправились в казармы.
        - Вот еще! То есть ты что, забыл, что бергеры больше любят гостей, которых сами приглашают? Я поймал адъютантов Райнштайнера и затащил в «Разгульного чижа», они были тронуты, но в «Чиже» переизбыток специй и посредственное пиво.
        - Досадно.
        - Бергеры сочли так же и предложили отправиться к ним. Ну мы и отправились, заодно и для тренировок кое-что раздобыли.
        - Это оно и есть? - живо заинтересовался Руппи, припоминая ночной разговор про пляски со склочным, но непобедимым стариканом.
        - Не вполне, но сойдет. - Савиньяк, не откладывая, принялся разматывать ткань. Не то чтоб аккуратно, Бруно б не понравилось. - Две пары, на всех хватит; можно хоть сейчас заняться. Вы как?
        - Идея мне кажется интересной, - Придд принялся неторопливо разворачивать второй сверток. - Время есть, мы не голодны, но и не слишком сыты, а пить и говорить приятней вечером. Нельзя не учитывать и того, что вы с Клаусом откровенно расположены к действиям.
        - Я тоже расположен, - признался Руппи, разглядывая выпутанное из полотна оружие. Больше всего оно напоминало флотский абордажный топор, но было подлинней и поприхотливей: древко в человеческий рост, на верхнем конце - топорик и мощный крюк, нижний обит железом. Похожие реликвии, изрядно потемневшие от времени, украшали кесарскую приемную, но эти были насажены на веселые бирюзовые рукояти, да и сами сияли. Как и физиономии их притащивших. - Как оно называется? Для алебарды коротковато и копейного острия не хватает.
        - По мнению бергеров, это скальный топор, - Арно лихо стукнул сверкающей красотой об пол. - Он тебе и посох, и ледоруб, и оружие. Сногсшибательная штука.
        - Причем во всех смыслах, - уточнил Валентин. - Удачно, что оно нашлось, алебарда в большей степени предназначена для строя. Руперт, вы с нами?
        - C вами, но сперва только посмотрю. Признаться, до прошлой ночи не думал, что обучение талигойских аристократов настолько отличается от нашего.
        - А оно и не отличается, - обрадовал Савиньяк. - Просто Валентин у нас штурмует «феликое изкуззтво пыть фоителем», а Ульрих-Бертольд ему в этом помогает. И то сказать, куда легенде от Заразы деваться!
        - А ты?
        - Мне деваться еще больше некуда, хотя следует признать, кое-что в бергерских выкрутасах есть. Прошлым летом в Придде, когда ойленфуртцев выручали, они были бы не лишними.
        - Справедливости ради, - Придд подхватил три оставшихся топора, - когда тебя с коня снимали, наука Ульриха Бертольда вряд ли бы помогла, а потом ты и без нее неплохо справился. Клаус, если вы хотите не только смотреть, переоденьтесь.
        Клаус так хотел, что немедленно исчез, а вот захочет ли Михаэль, если просидит с мамой еще года три?
        - Арно, - отогнал Руперт мысль о доме, который издали все отчетливей напоминал нечто тюремное, - а с чем ты неплохо справился?
        - С твоими «гусями», разумеется, хотя мог бы и лучше, - Арно сморщился и старательно потер бок, - один на один, да со шпагой - это приятно, зато в общей свалке… Мушкетный приклад - вещь твердая. Наша легенда настаивает, что лучше не давать по себе попадать, да и клинок надо беречь.
        - Глубокая мысль, - согласился Руппи под топот уже мчавшегося вниз Клауса. - Я согласен. Как в таком случае говорит ваш капрал?
        - Тере-о-тически, - прыснул Арно. - Господа, пожалуйте вниз.
        Про дорогу в садик Руппи узнал прежде, чем попал в Акону. Этим коридорчиком Арно с Герардом бежали на выручку запершейся в погребе Сэль, убийцы вовсю высаживали дверь, а Руперт фок Фельсенбург ничего не чувствовал и вообще не понимал, что встреченная им на тракте девушка - самое удивительное создание в мире. Лучше бы было, дойди это до него сразу, или пусть все идет, как идет?
        - Вот тут, - Арно мимоходом указал на нишу, - я хорошо приложил одну скотину. Впору б гордиться, да уж больно история мерзкая.
        - Селина рассказывала, - признался Руппи. - Женская месть - это страшно.
        - Страшно, когда месть глупая. - Об одолевающих приятеля чувствах Арно не догадывался. - И когда мстят не тем.
        - Глупость вообще страшна, - Валентин так и тащил три топора, - а месть, даже самая изощренная, глупа и бессмысленна. В отличие от возмездия.
        - Мерзавцы должны отвечать! - Бермессер с мелким Троттеном уже ответили, но Хохвенде продолжает шляться по паркетам и улыбаться. Как и Марге, оба!
        - Несомненно, - подтвердил Придд. - Мерзавцы должны отвечать за совершенные ими подлости. Чтобы другие мерзавцы боялись совершать преступления, а порядочные люди не сомневались в справедливости, только это именно возмездие, а не месть.
        - Называй как хочешь, - позволил шедший впереди Арно, - но лучше не давать мерзавцам пакостить, а скотина с вовремя вышибленными мозгами уже никого не забодает… Удачно, что тогда засов меняли, иначе пришлось бы в окно лезть. Прошу.
        Зимний садик был тих и благостен. За ночь на снегу слегка прибавилось кошачьих следочков, но сейчас ни хвостатых охотников, ни их крылатой добычи поблизости не наблюдалось.
        - За сарайчиком, - на всякий случай заметил Руппи, - есть подходящая площадка, я там даже снег утоптал. Для двоих достаточно, но троим уже будет трудно, даже если один - Клаус.
        - А мы только одной парой будем, - утешил Арно, - меняясь. Клаус сперва тоже просто посмотрит.
        - Брат только начал овладевать основами, - объяснил Валентин, «украшая» свое оружие толстым кожаным чехлом, - и позволить себе даже учебные поединки еще не может.
        - Значит, мы с графом Васспардом побудем зрителями, - Фельсенбург не удержался, подмигнул младшему «спруту». Тот нерешительно улыбнулся; любопытно, требовал ли он от брата нарисовать ему лошадку? Хотя откуда? У Приддов нет любящей мамочки, никакой нет…
        - Господин Фельсенбург, - почти прошептал Клаус, - вам не кажется, что нам будет мешать солнце?
        - Кажется. - Руппи с трудом удержался от того, чтобы на манер Алвы растрепать мальчишке аккуратно расчесанные волосы. - Молодец, что заметил, я что-то размечтался.
        Или успокоился, или расслабился - неважно! Главное, вокруг свои и скоро все прояснится; для начала - с бергерскими недоалебардами, вот бы такой Хохвенде приголубить!
        Солнце после передислокации светит в спину, снега горят, но глазам не больно, любуйся - не хочу, а двое на площадке уже сбросили куртки на разлапистый куст и замерли друг против друга в центре площадки.
        - Господин секундант, - смеется Арно, - не желаете подать сигнал?
        Секундант? Это он о чем?
        - Виконт Сэ, - с улыбкой напоминает Придд, - намекает на прерванную дуэль в Старой Придде. Кстати, оружие, как вы можете видеть, у нас почти боевое.
        - Ну, так бы сразу и сказали. Что ж, господа, к бою.
        Первым, естественно, атакует Савиньяк. Косой удар в левое плечо Валентин пропускает перед собой, откинувшись назад, чтобы тут же на обратном движении обозначить тычок в живот. Вслед которому летит хлесткий удар обратным концом древка в колено выставленной вперед ноги, только Арно фазаном взвивается в воздух, пропуская этот хлест под собой.
        Суть происходящего проясняется быстро, и она предельно проста - «не давать по себе попасть». Двигаться и уклоняться, пытаясь предугадать движения противника. Пытаясь? Да они в самом деле угадывают, похоже, что машут такими дурами не в первый раз. И все равно осторожничают, чехлы чехлами, но случиться может всякое…
        Ложный замах, опережающий толчок древком в грудь, снова косой удар в ноги, но теперь уже обычный, топором. В ответ - удар по плечу и все время - шаги в стороны и назад по кругу, уклоны, приседания, прыжки, Арно вон даже кувырок изобразил в попытке зайти оппоненту за спину. Не зашел.
        Несколько минут шумных выдохов, скрипа снега под ногами и редкого стука дерева о дерево. Несколько минут азартного веселья, и всё. Перерыв.
        - Эх, видел бы это безобразие Ульрих-Бертольд! - Савиньяк, стряхивая снег, закатил глаза и внезапно ткнул пальцем в грудь другу. - Но мы не бутем огорчать зтарого фоителя. Так, Фалентин?
        - А он точно огорчится? - позволил себе усомниться Руперт. - До флота я немного помахал алебардой, так, для общего развития. Мне до вас, как Понси до Веннена.
        - Арно, - Придд утер лоб, разумеется, платком, - мне кажется, он на что-то намекает.
        - На то, - охотно объяснил Фельсенбург, - что я отчетливо вижу результаты стараний некой легенды. И они мне нравятся.
        - Не хочешь попробовать?
        - Пока нет, я еще посмотрю.
        - Тогда попробует Клаус. Идем.
        Наследник Приддов не идет за Арно, он бежит. Валентин остается, смотрит, как младший пробует простейшие движения. Получается у маленького «спрута» пока не очень, но было бы желание.
        - Клаус видел наши васспардские тренировки и заинтересовался, - объясняет не сводящий взгляда с пары на площадке Валентин. - Ему сейчас это полезно.
        - На мой взгляд, шпага полезней, но раз вы считаете, что Клаусу это нужно, - а Спрут точно так считает, иначе бы заставил брата заниматься чем-то другим, - не о чем и говорить.
        - Шпага у него была и будет, а это наш общий секрет. Простите, я хотел бы к ним присоединиться.
        - Разумеется.
        Снова двое друзей орудуют этими… скальными топорами, но теперь поазартней, все чаще сходясь в обмене ударами. Ага, как увлеклись по-настоящему, так про уклонения и отходы через раз забывают, зато смотреть веселее. Клаус у куста с куртками чуть рот не открыл, но ведь и правда здорово! Арно вокруг Придда прямо-таки осой вьется, вроде и близко, а не ужалишь: Спрут ушел в защиту почти как Райнштайнер в Старой Придде. «Вальдесом надо родиться, Райнштайнером можно стать»… Надо проверить, то есть попробовать. Сейчас они прервутся, а после перерыва кого-нибудь подменить. На правах общего секунданта.
        - Обрати сейчас внимание на ноги Арно, - посоветовал кто-то веселым шепотом. - При обоеручной работе тяжелым железом так прыгать на носках - не надо. Снесут.
        - Монсеньор! Вы…
        - Тише, - подкравшийся Алва приложил палец к губам, - не отвлекай. Как дела в нашей доблестной армии?
        - Зимует… - В «нашей»?! Выходит, Спрут угадал, ну и отлично! - Все как положено, только с резервами плохо. Монсеньор, я привез ваш кинжал. Бони, как вы и хотели - офицер.
        - Бони? А, бык-артиллерист… Правильно. Кстати, об артиллерии. Дитя мое, тебе никогда не хотелось взорвать крюйт-камеру?
        Глава 8
        Старая Придда. Хексбергский тракт. Западная Придда
        1 год К. Вт. 11 - 19-й день Зимних Молний

1
        Мысль пройти к Рудольфу через бывшую тессорию обернулась забавной неожиданностью. В приемной адъютанты сообщили бы, что монсеньор не один; одинокий же гвардеец, карауливший служебный вход, при виде герцогини лишь щелкнул каблуками и распахнул дверь в смежную с кабинетом узенькую проходную комнатку, почти коридор. Георгия уверенно отодвинула бархатную портьеру, но отчего-то не вошла. Заинтригованная Арлетта поспешила присоединиться к приятельнице и, заглянув в комнату, с трудом подавила улыбку: Рудольф по своему обыкновению бродил вдоль стола, за которым вовсю угощался пирогами рыжий сюрприз в симпатичном зеленом платьице. Иоланта Манрик.
        - Очень кстати, - заявил герцог при виде новых гостей. - С мясом, с грибами и луком или сразу с яблоками?
        - В любом случае с глинтвейном, - весело добавила Арлетта, - в самом деле очень кстати.
        - Я сейчас уберусь, - поддержала беседу вскочившая девица и, спохватившись, добавила: - Добрый вечер, сударыни.
        - А ну сядь! - добродушно прикрикнул Рудольф. - Тебе дед не говорил, что расточительность начинается с недоеденных кусков?
        - Он говорил, что нельзя мешать работать.
        - Доедай, - распорядился Ноймаринен, на ходу прихватывая кусок пирога. - Сударыни, прошу вас.
        Чиниться Арлетта не собиралась. Садящийся первым выбирает место, и графиня устроилась наискосок от нахохлившейся девы. Георгия с едва заметной, но довольно-таки обидной усмешкой положила на стол знакомую тетрадь и подсела к подруге юности.
        - Это касается Октавианского праздника, - объяснила она, многозначительно прижав туфелькой ногу Арлетты, дескать, о приспешниках Колиньяров потом. - Как и весь наш визит. Чем раньше мы начнем готовиться, тем больше успеем и тем дешевле это обойдется.
        - Хорошо бы, - герцог навис над переплетенными в серое будущими расходами. - Это что?
        - Это для тессория, - в голосе герцогини прорезалась законная гордость. - Креденьи очень занят и к тому же всю жизнь занимался армейскими поставками, поэтому я решила облегчить ему жизнь. Смета готова, ее остается лишь утвердить. Взгляните, вы будете приятно удивлены.
        - Обязательно, - заверил занятый пирогом супруг. - Сударыня, а вы видели? Вам, кстати, глинтвейна налить?
        - Чуть позже, - улыбнулась Арлетта. - Я никогда не любила считать, и ваша супруга это знает. Она мне просто объяснила, что удалось найти поставщиков, которые обязуются поставить необходимое не только за умеренную плату, но и в кратчайшие сроки.
        - Именно так, - на сей раз нажатие означало благодарность. - В юности я прошла хорошую школу. Главное - решить, сколько и чего требуется, затем очертить границы допустимого и наконец найти честных поставщиков. Последнее было самым трудным, но…
        Арлетте показалось, что сосредоточенно жевавшая Иоланта поперхнулась, Рудольф оказался наблюдательней.
        - Это что за фырканье? - словно бы… с предвкушением осведомился он. - Я мысли не читаю.
        Девица насупилась и поджала губы.
        - Что это значит? - бывший регент отставать не собирался. - Тебе что-то не нравится?
        - Поставщики, - теперь уже откровенно фыркнула Иоланта и, скривившись, уточнила: - «честные».
        - И что с ними не так?
        - Таких просто не бывает! Если могут надуть, обязательно надуют, а если не могут, то хотя бы попытаются.
        - Так говорил дедушка? - на всякий случай уточнила Арлетта, косясь на Георгию. Та сохраняла брезгливую невозмутимость, будто при ней взялись разделывать курицу.
        - Да! - в голосе Иоланты послышался вызов. - А уж он-то знал!
        - Не сомневаюсь, - Рудольф в свою очередь хмыкнул, кажется, поощрительно. - А еще что господин Манрик говорил?
        - Что основных способов надувательства, как и тех древних демонов, четыре!
        - И какие же?
        - Неправильные цифры, - с готовностью сообщила девица Манрик. - То есть намеренные ошибки в расчетах. Когда сотни цифр просматриваешь и поленишься пересчитать, обязательно надурят.
        - Первый демон, - весело заметила Арлетта и загнула палец, - осталось три.
        - Жульничанье с ценами, - не заставила себя ждать Иоланта. - Если плохо помнить, что сейчас почем, втридорога продадут, но задешево купят.
        - Второго поймали, - включился в игру герцог. - Давай третьего!
        - Путаница с мерами. Это, ну… Скажем, ткани мерять вместо нашего королевского локтя урготским тройным, а он на одну пятую меньше. Если сукна на мундиры для нескольких полков закупать, эта «пятая» часть очень даже солидная получится, а уж если шелка и парчу…
        - Именно здесь и проявляется честность, - Георгия раздраженно повела плечами, - к счастью, нам с поставщиками повезло.
        - И это замечательно, - весело согласилась Арлетта, - но я хочу услышать про четвертого демона. Иоланта, что он делает?
        - Подменяет сами товары. Допустим… Если на казенные нужды, то вместо кэналлийского запросто подсунут бочки с алатским, или вместо варастийского ячменя - северный надорский. Ну и много чего еще. Монсеньор, они все такие! Только если скромный поставщик ловчит в чем-нибудь одном, то наглецы норовят и яйца утащить, и курицу ощипать! Таких дедушке хотелось вешать вверх ногами, а еще лучше - колесовать.
        - Это уж слишком, - Рудольф задумчиво свел брови. - С чего тебя такому учили? Предмет-то не из дамских.
        - Так получилось, - девица вздохнула, как вздыхают о первой любви. - Дедушка вечно говорил о делах, только всем было скучно, а я как-то раз переспросила, вот он и начал мне объяснять. И потом, когда к нам заходил, всегда со мной разговаривал, ему нравилось, что хотя бы у кого-то в доме есть мозги. Я ему даже помогала!
        Георгия красноречиво закатила глаза, мол, чего от «рыжего негодяя» ожидать, но предающаяся воспоминаниям Иоланта на герцогиню не смотрела. Как и занятый исключительно девицей Рудольф.
        - И часто тебе приходилось такими вещами заниматься?
        - Не очень. Реже, чем хотелось, это ж интересно было!
        - Говоришь, интересно? - Бывший регент взял пресловутую тетрадку и вручил внучке бывшего тессория. - Тогда забирай. Просмотришь и скажешь, что думаешь, а я Креденьи передам. Вот и увидим, чему тебя научили.
        - Это, вне всякого сомнения, занятно, - Георгия озабоченно покосилась на часы, - но, к сожалению, я при сем присутствовать не могу. Конечно, мне никто и слова не скажет, но именно поэтому я предпочитаю не опаздывать на встречу с теми, кому назначаю аудиенцию.
        - Вы правы, - благодушно согласился Рудольф, - но графиню Савиньяк вы нам оставите?
        - Арлетта моей собственностью не является, - Георгия мило улыбнулась, - я могу ее лишь просить.
        - Как и я, - Рудольф галантно поклонился. - Графиня, прошу вас остаться.
        - Хорошо, - с некоторой долей неуверенности согласилась Арлетта и еще более неуверенно посмотрела на Георгию. - Если, конечно, я тебе не слишком нужна.
        - Я справлюсь, - бодро заверила та и исчезла в комнатке, через которую они вошли и из которой разговор у стола будет просто отлично слышен.
        - Мы в вас не сомневаемся, - заверил сомкнувшиеся портьеры Ноймаринен, после чего пустился в очередной поход вдоль стола. Он молчал, а вот дожевавшая свой пирог Иоланта молчать не собиралась.
        - Не буду вам мешать, - заявила она, оглядывая рукава в поисках крошек, - вы в самом деле хотите, чтобы я посмотрела?
        - В самом деле, - усмехнулся герцог, берясь за звонок.
        - Теперешних цен я не знаю, - деловитым тоном уточнила внучка своего деда, - так что тут ничего утверждать не могу, а по остальному… Сомнительные места, если они там есть, определить постараюсь, уж будьте уверены!
        - Вот и отлично, - Рудольф обернулся к вошедшему капитану, тоже Рудольфу. - Устройте виконтессу в рабочей комнате и не мешайте, а то знаю я вас… Да, если она спросит о нынешних ценах, выясните.
        - Да, монсеньор, - заверил слегка обалдевший адъютант и посторонился, пропуская в приемную девицу с серой тетрадью в руках.
        - И даже не укусила, - Рудольф с усмешкой потер поясницу. - Вам не дует?
        - Да нет…
        - А вот мне что-то по ногам тянет, - Рудольф заглянул в проходную комнатку, - странно, вроде закрыто.
        - Иногда может просто морозить. - Сквозняка нет, Георгии, видимо, тоже. - Если так пойдет и дальше, вы скоро подружитесь.
        - Ну это вряд ли. Как думаете, ее дед от скуки учил или с дальним прицелом?
        - Можно написать в Надор и спросить.
        - Ну вы и скажете! Но если с прицелом, то Манрик - осел. Нет, на трон он внучку, может, и посадил бы, но выкручивать руки себе и мужу она бы не дала никому. Чего доброго, до Багерлее бы дошло.
        - Не исключено, хотя деда она, кажется, любит. Впрочем, как они переживут встречу, гадать не возьмусь.
        - Вот и я тоже, - Рудольф махнул рукой и поморщился. - Сейчас соберусь с духом и начну с вами говорить. Прошлый раз вышло глупо… Нет-нет, я никого не сватаю, хватит с меня этого! Сударыня, мне нужен посредник по деликатному делу. Я понимаю, вы не религиозны, мало того, вы водили дружбу с Левием, а он, судя по всему, был человеком утонченным, но мне больше некого попросить. Нам и так непросто, а тут какая-то двойная ерунда получается.
        - Что я должна сделать? - графиня слегка растерянно взглянула на герцога. - И с кем?
        - С кардиналом. Это не горит, хотя, если он не появится на празднике у Георгии, пойдут сплетни.
        - Мне к нему съездить? - Вот и повод для поездки в Приддену! Удачно, но как-то непонятно. - Или не к нему, а посмотреть мастерские. Моя будущая невестка высоко оценила одного молодого художника.
        - Я бы юлить не стал. - Рудольф опять поморщился и внезапно уселся напротив. - Рокэ с Фукиано опять угадал, более подходящего кардинала нам сейчас не найти. Бонифаций делает что нужно, ведь ему советует Тит, и при этом остается чужаком, которого привез Алва. Что с регентом шутки плохи, клирики понимают, вот и терпят. Настояв на назначении Тита, я бы бросил беднягу в яму со змеями, а так…
        - Так змеям бросили ежана, - подхватила Арлетта, беря на заметку внезапно родившийся сюжет. - Пожалуй, об этом можно что-нибудь сочинить, но все же зачем вам я?
        - В дела церковные я бы вас не впутывал, - Рудольф смахнул на пол оставшиеся после девицы Манрик крошки. - Фрида как-то умудрилась рассориться с Матильдой… супругой кардинала. В чем дело, не знает даже Георгия, а я и знать не хочу. Мое дело дать понять Бонифацию, что… что такие глупости не должны нам мешать вытаскивать из болота Талиг.
        - А почему бы вам не объяснить это самому?
        - Я бы и рад, но… - Лицо Рудольфа приняло странное, почти мечтательное выражение. - Георгия уверена, что кардинал… ко мне ревнует. У Артура Фукиано в самом деле была репутация ревнивца. Даже не знаю… Если он считает, что такую женщину, как… его супруга, кто-то в силах соблазнить, он дурак. Хотя в некоторых случаях мозги просто отказывают. Не знаю, как бы я себя вел на его месте. Георгию ревновать невозможно, то есть… она никогда не подавала повода.
        Время от времени Арлетте становилось кого-то отчаянно жаль. И сейчас наступил именно такой момент.

2
        Госпожа Браунбард, на которой Юхан прежде подумывал жениться, как-то спросила, не желает ли славный шкипер расстаться с полным рифов и фрошеров морем и подыскать себе достойное занятие на берегу. Унюхавший в вопросе намек Добряк завертелся угрем, чтоб и владелицу лучших метхенбергских коптилен не оттолкнуть, и крабью тещу не прогневать. Теперь Юхан о женитьбе на Браунбардихе не помышлял, а на берегу стало страшней, чем в море во время штормяги. Ну а где страх, там и удача с прибылью: они друг без друга не ходят, это Добряк усек еще в Фельсенбурговы годочки. Веселое тогда было время, именно веселое, а не свихнувшееся, как сейчас…
        Расфилософствовавшийся шкипер потянулся, разминая затекшее от долгой тряски тело, и покосился на третий день молчавшего господина Руперта, тот вроде бы не заметил. Ничего, до Хексберг еще катить и катить, отдышится, сам сперва заговорит, а потом и выговорится, тут главное - не лезть. Добряк не лез, ему без того хватало, о чем думать и что подсчитывать. Ворон не поскупился, и в шкиперском сундучке с патентом на покупку кэналлийского теперь соседствовал торговый пропуск на Дигаду, да не простой, которые нет-нет да и выцарапывали ушлые ардорцы, а союзнический. Если поторопиться, можно поспеть к весенним торгам.
        Юхан не выдержал, тронул ногой засунутый под сиденье сундучок, чем разбудил еще одного Шкипера. Полосатого. Не ведающей о своем морском будущем кот выгнул спину горбом и принялся точить когти о кожаные подушки. Возок был фрошерским, но Добряк все ж ссадил пакостника на пол. Кот замахал лапой, пришлось прихватить хвостатого за шкварник.
        - Шкипер, - внезапно окликнул Фельсенбург, - вы ведь с контрабандистами в дружбе?
        - Ась? - Юхан хохотнул. - Я было подумал, вы с котярой заговорили… В дружбе не в дружбе, а человек восемь знаю.
        - В Щербатой Габи?
        - Ну… Там я с трактирщиком в доле, а уж с кем он знается, его дело.
        - Несомненно, - господин Руперт нахлобучивал меховую фрошерскую шапку, у Юхана теперь была такая же. - Надо промять Морока.
        - А то как же, - согласился Добряк, хотя проминать бегущего рядом с возком жеребца, что огурцы в дождь поливать. Дурь. То есть была бы дурь, думай Фельсенбург о лошади, а он просто… думал. Пока не решил проветриться: прыжок на дорогу, затем - в седло, и всадник, махнув рукой, пропал из виду. Может, от такой прогулочки некоторым и легчало, но Юхан менять скамейку, хоть и тряскую, на четыре дурные ноги не собирался. Правда, у него и девиц уже лет двадцать не уводили. Добряк окинул взглядом торчащие вдоль дороги здоровущие елки и не выдержал, глотнул можжевеловой. С досады на укатившую в Гаунау незабудку. В то, что Фельсенбургу удастся ее уломать, Юхан и прежде не верил, но обидно все равно стало.
        - Вот ведь дурь, - пожаловался безотказным «цыпочкам» шкипер, - ну, за господина Руперта! Чтоб недолго тосковал.
        Господин Руперт вообще-то держался молодцом, со стороны нипочем не догадаешься, хотя не было бы счастья, да несчастье помогло. Ледяной на глазах влипал в очередную передрягу, и вытаскивать его в который раз предстояло бывшему адъютанту. Фрошерам-то что? Забрали свои денежки да отдали чужого адмирала, благо вреда от него больше не видать. Какой уж тут вред, одна тоска, от которой селедка, и та заживо протухнет!
        Того Кальдмеера, что из мещан прыгнул в бароны, Юхан видал лишь издали. После Хексберг и тюряги от бывшего Ледяного, надо думать, едва ли половина осталась, но понять, с чего господин Руперт прикипел к своему адмиралу, шкипер мог. Зато потом… Папаша Симон говорил, так бывает, когда у человека вся жизнь на одном гвозде держится, и неважно, на каком. Гвоздь выпал, и все вдребезги, не склеить, только Фельсенбургова бабка платит не за осколки. За Метхенберг с Ротфогелем она платит. Если от живого Кальдмеера проку не будет, она мертвого в ход запросто пустит: дескать, дотянулся проклятый Марге до нашего, то бишь вашего, Ледяного! Внучек это понимает, вот и молчит да мориска своего гоняет. Думает, как меж двух рифов проскочить, и ведь проскочит!
        На стук копыт и мелькнувшего за окошком всадника Юхан внимания не обратил, то ли очередной курьер, то ли конвойному за какими-то кошками старший потребовался, но возок вдруг взял и остановился. Слегка удивленный шкипер торопливо спрятал флягу и приоткрыл дверцу, то есть попытался приоткрыть, но снаружи ее так рванули на себя, что Юхан мало без руки не остался. Шкиперу это не понравилось, но вытащить пистолет он не успел.
        - Радуйтесь! - велел плюхнувшийся на место Фельсенбурга Бешеный. - Лично я радуюсь. Тому, что вы здесь. Очень удачно вышло, эр Юхан, причем для всех. Вы же любите прибыль?
        - Кто ж ее не любит? - Умеют же некоторые… выскакивать. - Если без подвоха, само собой.
        - Воистину, - хмыкнул Вальдес, подхватывая сунувшегося к нему кота. - Кто съел Гудрун? Бе-ме не мог.
        - Подарили ее, - выдавил из себя малость очумевший шкипер, - на свадьбу. Теперь вот этот приблудился.
        - Совет да любовь. - Адмирал почесал затарахтевшего кота за драными ушами. - Причем всем… Фельсенбурга, надеюсь, вы подарить не успели?
        - Впереди он, - Юхан не выдержал, фыркнул, - коня проминает.
        - Удачно. Что у него тут нужного, кроме вас, кота и каданцев?
        - Ну… во вьюк я к нему не лазил.
        - Значит, вьюк, к тому же один. Давайте.
        - Так вон он, - Юхан пихнул ногой лежащее под лавкой имущество, заодно задвинув свой сундучишко поглубже. - Он, то есть господин Фельсенбург, налегке путешествует.
        - Похвально, - Вальдес одной рукой выдернул не так чтоб шибко большой вьюк. - Кот и каданцы на вас, хотя… Если вы хотите встретить весну в Хексберг, милости просим с нами, заводные мориски есть. Но вы ведь не хотите?
        - Куда мне, - не стал юлить Добряк, - да еще на мориске. А господин Фельсенбург…
        - Господин Фельсенбург нужен девочкам, - Вальдес подхватил кота и сунул Юхану, - а вам нужна прибыль, и она у вас будет. В Хексберг без дела не болтайтесь, глянете на своего лапчатого и сразу ко мне.
        Ответить Добряк не успел, Бешеный сиганул на дорогу, на прощанье лихо саданув дверцей, и тут же простучали копыта. Вздрогнуло, затрещало, и возок вновь покатил мимо разлапистых черных деревьев. Слегка отдышавшийся шкипер воззвал к «цыпочкам». Можжевеловая слегка прояснила голову, и до Юхана наконец дошло, с чего Ворон раздает дигадские пропуска.
        То, что Фельсенбурга Алва не просто так высвистал, Добряк и прежде не сомневался, потому к господину Руперту с советами и не полез, хотя, казалось бы, чего проще: сговориться с фрошерами, чтобы те уперлись, мол, наш пленник, не отдадим, самим нужен. Только, господа селедки, у Ворона свой расчет. На то, что бывший адъютант ради своего адмирала в очередной раз Дриксен на уши поставит. От самого Ледяного сейчас толку, что от ракушки, но Фельсенбург побережье под себя подгребет, никто и не пикнет. Эйнрехтской сволочи, хочешь не хочешь, придется отвечать, а тут в спину боднет Бруно, и как бы не с фрошерами на пару, своих-то сил у старого быка не так чтоб очень.
        Ну а что при таком раскладе светит честному шкиперу? Походы ему светят. Народ в том же Ротфогеле тертый, на фрошерском линеале к ним лучше не соваться, а на «Утенке» - запросто, но сперва хорошо бы принюхаться. Вот вам и дельце с прибылью, а Дигада подождет.
        На Дигаду Юхану хотелось, и даже очень, не хотелось бросать господина Руперта; кроме того, шкипер нюхом чуял, что ничего прибыльней ему еще не подворачивалось. Оставалось решить, стоит ли оно головы, которой запросто можно будет недосчитаться.

3
        Граф Креденьи несколько раз моргнул красноватыми глазами и пододвинул к себе серую тетрадь в сафьяновом переплете, в которую были вложены несколько бумажных листов.
        - Прошу передать герцогу мои извинения за задержку. Было много срочной работы, к тому же некоторые моменты вызвали у меня дополнительные сомнения, впоследствии подтвердившиеся. Мое мнение изложено здесь, - измазанная чернилами рука любовно тронула торчащий из тетради лист. - Если вкратце, то из отмеченных виконтессой Эммануилсберг одиннадцати позиций я в той или иной степени согласен с семью. В трех случаях недобросовестность предложений очевидна, в четырех - весьма и весьма вероятна. Лично мне ясно, что виконтесса не обманывала, говоря о полученных от деда уроках, по крайней мере признаки простейших махинаций при поставках она видит неплохо. Смею полагать, что угадал, на каких примерах старый Леопольд обучал внучку, - позапрошлым летом он довел до нищеты и тюрьмы компанию излишне наглых столичных торговцев тканями, вздумавших обмануть казну тысяч где-то на двести.
        Однако, помимо обычного завышения цен и подмены товаров, налицо несколько более интересных моментов, из которых девицей Манрик был отмечен только один, остальные три обнаружены уже мной. Вы располагаете некоторым временем?
        - Разумеется, - заверил тессория Давенпорт. - Для того я и пришел.
        - Шадди или тизана не желаете?
        - Нет, благодарю.
        - Жаль, - Креденьи дернул звонок. - А я выпью. Бессонная ночь, знаете ли… Отмеченные несообразности довольно просты, и я не стану на них останавливаться. Больше всего вопросов вызвали предложения о поставках обивочной ткани. Вы знакомы с предметом?
        - Нет, - вопрос был логичным и отнюдь не обидным, но пожилой чинуша с лошадиной физиономией вдруг взял и напомнил красотку Селину. - Монсеньор дал мне поручение лишь сегодня. Он не… не намерен вдаваться в подробности.
        - Понимаю, - кивнул тессорий и замолчал, позволяя молодцу в нарукавниках поставить поднос, на котором кроме пузатого тизанника, сахарницы и плетенки с печеньем была пара золоченых чашек с алыми розочками. - Герцог слишком занят для таких мелочей. Что ж, не буду утомлять вас цифрами, благо они есть в отчете, обойдемся общими выводами. Да, вторая чашка - это всего лишь повторное приглашение. Порой желание возникает во время наблюдения за чужой трапезой, а кипрейный тизан с медом, который я в последнее время предпочитаю остальным, придает сил и бодрит. О других полезных свойствах сего напитка вам пока думать рано, но есть и они.
        Отказ выглядел бы невежливым, и Давенпорт налил себе пахнущего летом отвара. Кипрей - это Марагона и ополченцы-кипрейщики с их малиновыми поясами, это странные праздники, вечная война и последний выстрел генерала Вейзеля. И Мелхен.
        - …вашей будущей супруги, - улыбнулся Креденьи, беря блестящее от сахара печенье. - Женщинам приписывают любовь к сластям, но это не всегда верно. Есть дамы, предпочитающие горечь и соль, но вернемся к праздничной смете. Уловки с целью получения за счет казны прибыли сверх разумного предосудительны, но естественны, поэтому меня насторожило то, что четверо поставщиков проявили даже не скромность, а бескорыстие. Подобное выглядит крайне странно, и я решил разобраться. Первый ответ получен вчера, и он укрепил меня в возникшем подозрении. Вы следите за моей мыслью?
        - Да.
        Креденьи был в восторге от собственной проницательности, что не мешало ему изъясняться хоть и многословно, но понятно.
        Умысел владельцев ткацких мануфактур был очевиден и при этом недоказуем. Предложить небольшие партии отличного товара по сильно заниженным ценам, получить статус придворных поставщиков и уже в таковом качестве обойти обязательные для не столь привилегированных конкурентов торги. После чего и развернуться во всю ширь, пользуясь заранее достигнутыми договоренностями с некоторыми не самыми щепетильными интендантами.
        - Мерзость, - не выдержал Чарльз и нарвался на непонимающий взгляд. Для Креденьи жульничество было естественным, это герцогиня видела в людях лишь хорошее и верила в любовь подданных; с ней в общем-то нехитрый трюк имел все шансы сработать.
        Креденьи молча пил свой тизан, и Давенпорт как мог объяснил свою вспышку:
        - Не люблю притворства, особенно из корысти.
        - Тогда, - показал лошадиные зубы тессорий, - вам нужно быть особенно вдумчивым при выборе невесты. При этом, смею вам заметить, корысть, если она не является тайной, очень хорошая узда.
        - Вероятно, - промямлил Чарльз и откланялся. Герцогу доложить было просто, но Большой Руди, чему-то усмехнувшись, отправил капитана к супруге, похоже, не хотел огорчать ее лично. То, что адъютанту будет муторно говорить о нечестности каких-то торговцев, Ноймаринену в голову не пришло, да и не могло прийти. Можно было попробовать отвертеться, но Чарльз взял проклятую тетрадку и вышел.
        От нового кабинета герцога до апартаментов герцогини было неблизко, Давенпорт поднимался по лестницам, шел коридорами, сворачивал в ведомые лишь избранным проходы и пытался придумать, с чего начать, но в голову не приходило ничего вразумительного. Поставщики никого не убили и даже не ограбили, просто попытались залезть в королевский карман, и то неудачно. Так поступали и так будут поступать, даже у отца был вороватый управляющий, которого схватили за руку лишь на пятый год. Дело было не в деньгах, а в лицемерии: притвориться бескорыстными и верными, втереться в доверие и присосаться. Конечно, герцогиня переживет, но настроение доклад ей испортит. Сказать, что торговцы они и есть торговцы? А кто тогда все эти Тристрамы и Хони-Агарики?
        Коридор уперся в знакомую дверь, а Чарльз так ничего и не придумал, но ему повезло. Герцогиня устала и прилегла, велев секретарю в случае необходимости либо выслушать посетителя самому, либо потревожить ее старшую дочь. Господин Хофф казался человеком разумным и честным, но сообщать ему о промахе хозяйки не хотелось, и капитана проводили к молодой герцогине.
        Бывшая маркграфиня неторопливо вложила закладку в толстую книгу и улыбнулась.
        - Вы хотели видеть маму?
        - Монсеньор велел мне доложить о… выводах графа Креденьи по поводу праздничной сметы.
        - Я слышала об этом, - улыбнулась бывшая маркграфиня. - Девица Манрик заподозрила поставщиков в нечестности. Видимо, она угадала?
        - Увы, сударыня. Большая часть отмеченных ею мест в самом деле оказалась попытками надувательства, но это еще не всё. Люди Креденьи нашли и то, что девицей Манрик было пропущено, проверка пока не завершена.
        - Но выводы сделать уже можно. Что ж, я не удивлена. Девица - истинная внучка своего деда, лиса учуяла лисят, только и всего. Мама, конечно, расстроится…
        - Мне очень жаль.
        - Мне тоже, но человеческую природу не переделать. Граф, почему вы не искали встречи со мной? Вы же знали, что я вернулась.
        - Я… не хотел вам надоедать.
        - Вы тактичны. Признаться, я последнее время не слишком хорошо себя чувствую, иначе бы я вас уже пригласила. Если хотите вина, то в буфете «Змеиная кровь», лучшего на севере не найти даже у Савиньяков.
        - Спасибо, сударыня. Главное я уже знаю от его высокопреосвященства и вашей матушки.
        - У меня нет такой уверенности. Мама в самом деле просила пригласить ко двору приемную дочь Вейзелей и, если это будет удобно, намекнуть ей на то, что наше семейство одобряет ваш выбор. Увы, обстоятельства мне не покровительствовали.
        - Я знаю, что молодая баронесса Вейзель сопровождает супругу его высокопреосвященства в Гаунау и вернется вместе с ней.
        - Если только вернется.
        - Сударыня!
        - Вот видите, - герцогиня поднялась и прошла к буфету. Надо было что-то говорить, хотя бы предложить свою помощь, а Чарльз мог лишь смотреть, как дочь Рудольфа достает вино и расставляет бокалы.
        - Если вы не уверены в своем умении, - она улыбнулась, но как-то невесело, - я разолью сама. Женщин нашего дома учат самым неожиданным вещам, многих это удивляет. Проэмперадор Севера и Северо-Запада, во всяком случае, был удивлен.
        - Позвольте, - Чарльз таки заставил себя сбросить оцепенение и потянулся к кувшину.
        - Позволю, если вы ручаетесь, что не зальете мою книгу.
        Пошутить в ответ не получилось, но вино полилось куда нужно. Когда Давенпорт подавал даме бокал, его рука была твердой.
        - Сударыня, прошу вас сказать все, что вы знаете.
        - Я знаю больше, чем мне бы хотелось. К сожалению, я очень плохо забываю, хотя будущее счастье, возможно, меня этому и научит. Я надеюсь на свое счастье и желаю вам вашего.
        - Благодарю, сударыня. Что с Мелхен? Она не в Липпе?
        - Если и не в Липпе, то очень скоро там будет. Граф Савиньяк полагал, что они доберутся до цели в двадцатый день Молний или около того, а он редко ошибается.
        - Да. - Создатель, Савиньяк-то здесь при чем?! - Тогда я не понимаю…
        - Неудивительно. Кардинал вряд ли осведомлен о ваших чувствах, а мама… Мама не встречалась с девицей Арамона. То, что Талиг впредь будет обходиться без этой особы, меня не огорчает, пусть она и оказала короне несколько серьезных услуг, но… Сударь, вы способны некоторое время хранить тайну, причем не только от врагов и сослуживцев, но и от моего отца?
        - Если… Если…
        - Талигу это не навредит, просто отец и мама полагают некоторые новости преждевременными. Если они узнают, что я вам проговорилась, они будут мне меньше доверять. Мне бы этого не хотелось.
        - То есть монсеньор это… эту новость знает?
        - И он, и мама, и его высокопреосвященство. Из присутствующих в Старой Придде осведомлена еще графиня Савиньяк, от которой у меня по ряду причин почти нет тайн. В Аконе посвященных несколько больше, это регент, братья Савиньяки и герцог Эпинэ; следующим будете вы.
        - Признателен вам за доверие и клянусь сохранить все в тайне.
        - Я вам верю, а теперь держитесь. Девица Арамона обручена с королем Гаунау, свадьба назначена на Весенний Излом. Скорее всего, так и будет: невеста не из тех, для кого имеет значение… мужская привлекательность, но она весьма дорожит дружбой с юной баронессой Вейзель. Это можно понять, других подруг у этой особы нет и, учитывая ее манеры и нрав, вряд ли будут. Сейчас баронесса сопровождает будущую королеву в Липпе, и я не исключаю, что ее попробуют там оставить. Не думаю, что девушке там будет хуже, чем в Бергмарк, пожалуй, даже лучше.
        - А… А супруга кардинала?
        - Госпожа Мекчеи расположена к молодой баронессе, собственно говоря, она и была ее первой покровительницей, вы должны знать эту историю хотя бы от молодого Придда. Супруга кардинала показалась мне способной порвать с прошлым и полагающей это правильным. Если девушка заявит о своем желании остаться в Гаунау, госпожа Мекчеи отнесется к этому с пониманием и не станет настаивать.
        - Сударыня… Вам удалось переговорить с Мелхен? Вы ей сказали, что… собирались?
        - Почти. Нас прервали, и возможности вернуться к этому разговору у меня больше не было. Мелхен знает и о приглашении ко двору, и о ваших чувствах. Надеюсь, вы меня простите, но чтобы очистить рану, часто приходится причинять боль. Я боюсь, граф, что ваше чувство безответно. Поверьте, мне очень жаль, и не только мне.
        - А кому? Кому еще?
        - Графу Савиньяку.
        - Кому? Да ему нет дела ни до чего, кроме…
        - Талига? Вы сразу и правы, и ошибаетесь. Этот человек в самом деле готов жертвовать хоть жизнью, хоть здоровьем, хоть любовью, но он отнюдь не слеп, просто излишне сдержан. Именно он дал разрешение на женитьбу графу Ариго и, вне всякого сомнения, оказал бы такую же услугу и вам. Давайте допьем наше вино за ваше будущее счастье, и вы уйдете. Я устала, а вам надо прийти в себя, и делать это лучше в одиночестве.

4
        Они должны были проехать мимо друг друга разными дорогами, но свернули на одну и ту же, на которой и встретились. Впору удивиться, а Робер просто до невозможности обрадовался.
        - Представляешь, - признался он, протягивая руку, - я о тебе второй день думаю!
        - Так и я о тебе, - засмеялся с чего-то забравшийся в Западную Придду Эрвин. - Отец бы сказал, что после такого нам остается лишь выпить.
        - Вот именно, - немедленно согласился Иноходец. - До Старой Иллеры нам точно вместе. Дальше я в Акону, а ты?
        - Я - нет, но пара часов и обед всяко наши. Ты-то как здесь очутился?
        - В Дёрбе пара легкоконных полков стоит, заскочил проверить, а на обратном пути вдруг решил срезать. - И срезал, а потом еще, сам не понимая за какими кошками, рванул совсем уж в сторону… - Вообще-то мы с Эмилем… Савиньяком мотались по гарнизонам, до весны всего ничего остается, скоро выступать.
        - Ну и где Савиньяк? - Эрвин привстал в стременах, разглядывая не так чтоб внушительный Роберов эскорт, впрочем, у него самого был немногим больше. - Пить я предпочитаю с тобой, но поздороваться-то надо.
        - В Старой Придде поздороваетесь, он уже с неделю как туда рванул.
        - Тогда не выйдет, - Эрвин махнул рукой своей, состоящей не только из «волков», но и из «закатных кошек» свите. - Поехали?
        - Поехали, - Робер в свою очередь подал сигнал парням Дювье. - Я тебе сказал, что рад тебя видеть?
        - Я и без тебя сообразил, только Сону мне больше не предлагай, пожалуйста.
        - И хотел бы, да не смогу. Красотка вернулась к Алве, и вряд ли он ее снова отдаст. Если ты не в Старую Придду, то куда?
        - Для начала - в Фельп, - Эрвин шевельнул поводом, и гнедой полумориск тронулся с места.
        - Людей у тебя маловато, - Робер пристроился рядом с другом, сзади звякали железом, перемешиваясь, юг и север. - В Западной Придде неспокойно, за Иллером лучше двигаться от гарнизона до гарнизона.
        - По срокам не получается, придется кое-где рисковать и ехать прямо, - принялся объяснять Эрвин и вдруг рассмеялся: - Завернул, называется, в Акону регенту доложиться! Доложился.
        - О чем хоть?
        - О Бергмарк. - Во взгляде Эрвина мелькнуло что-то странное. - Рассказать?
        - Если не тошно. В Бергмарк что-то не так?
        В Бергмарк все было так, просто Эрвин ездил объясняться с маркграфом из-за сестры. Вольфганг-Иоганн уже не родича принял радушно и заверил, что верность Горной Марки Талигу не зависит от женских прихотей. Литенкетте не удивился, он что-то подобное и предполагал, вернее - предполагал, что Урфрида ушла от мужа, потому что хотела уйти. Так и оказалось.
        - Родителям я всей правды не скажу, - признался Литенкетте, вглядываясь в пока еще белые поля, - мать расстроится, а отец разозлится. Я, во всяком случае, разозлился.
        - Ты прав, лучше им не знать, а тебе… лучше знать, что твоя мать хочет женить меня на Урфриде.
        - А она что?
        - Ей эта затея не нравится.
        - Ну и хвала Леворукому! Не скажу, что Фрида плохая, но она не для тебя, а ты не для нее. Хорошо, что она это поняла, с ней спорить сложней, чем с матерью. Ладно, ну его!
        - И впрямь, - обрадовался Робер, которому обсуждать бывшую маркграфиню не хотелось совершенно. - Давай о чем-нибудь другом, давно ведь не виделись.
        - Прости, что на тебя вываливаю, - ноймар слегка запнулся, и Робер понял, о чем, вернее, о ком он подумал, - просто сказать мне больше некому. Ты - мой друг, и ты - брат Катари… Вот она бы Фриду пожалела, а мне бы объяснила, что я должен сестру понять и защитить. Наверное, мне стало бы стыдно, только Катарины больше нет.
        - Да, - тихо подтвердил Робер, - ее нет, но мы живем.
        - Как же она была бы этому рада…
        - Была бы. Если бы со своим сердцем пережила прошлогодний кошмар.
        Дорога, хоть и бывшая поуже тракта, но прилично наезженная, петляла вдоль местного ручья, и из-за поворота очень кстати выползли изрядно нагруженные крестьянские повозки. Их владельцы немедленно уставились на бренчащую железяками кавалькаду, но и только: никто в кусты от страха не бросался. Спасибо хоть придержали лошадей, давая господам возможность себя объехать.
        - Все правильно - уже своим обычным тоном заметил ноймар, - мне на последнем постоялом дворе сказали, что озорства и безобразий в округе нет, есть только слухи о том, что где-то дальше что-то такое бывает.
        - За Иллером оно бывает. - Эрвин может упираться как хочет, но Дювье его проводит по крайней мере до первой кэналлийской заставы. - Лучше выкладывай, зачем тебе в Фельп, да еще галопом?
        - Фельп - это для начала, там мне нужны галеры, их Алва еще у дуксии… у тамошней дуксии откупил. Ну а дальше в Агарис, или в одиночку, или с младшим Джильди, если тот согласится.
        - Куда? - не поверил собственным ушам Робер. - Или ты про Агарию?
        - Я и сам удивился, но мне нужно быть именно в Агарисе, причем в Октавианскую ночь. Понимаешь, та дрянь, от которой подонки бесятся, оттуда, потому мориски Святой град и разнесли. Только они не знали, что дело не в конклаве, а в этом… Ворон его скверной называет. Выглядит вроде зеленого марева.
        - Да видел я его! В Олларии.
        - Надо, чтобы оно… ну высохло, что ли… Сделать это, похоже, не так и трудно, но для этого нужен, как прежде говорили, эорий, а лучше сразу двое. Подробности мне «львы», то есть адепты ордена Славы, на месте объяснят. Главное - ко времени подгадать. Ты не думай, я не брежу.
        - Это ты мне говоришь? После того, как я на твоих глазах в Закат ускакал?
        - Не на глазах, меня Сона раньше сбросила.
        - Ну так поверь на слово. Жаль, уезжаешь до Излома, отпраздновали б.
        - Иначе не выходит, надо Кайн до распутицы проскочить. Это здесь до весны добрых два месяца, зато потом веселье начнется нешуточное, так что удачи тебе. И за это мы все-таки выпьем. У меня можжевеловая.
        - А у меня ничего.
        - Позор, - возмутился Литенкетте, на ходу роясь в сумке. - Что будем делать, если не хватит?
        - Заедем в трактир, их тут много. Или у охраны позаимствуем, я заимствовал, когда меня… когда Алву догонял.
        - Хорошая мысль. - Литенкетте добыл-таки свою флягу, Робер ее помнил. - Бергерская можжевеловая.
        - Бывший родственник?
        - Главное, что друг. Вот как хочешь, а я за него рад. Пусть хоть у кого-то, если уж мы с тобой…
        - У нас тоже будет, - внезапно пообещал Робер. - Что ты нам тут за веселье обещаешь?
        - Не я, Ворон. Он тебе не говорил разве? Вы же вместе армию инспектировали, да и сейчас вы с Савиньяком не по красоткам тут бегали.
        - А, так вот ты о чем! Ну да, весной придется заниматься дуксами и Залем, который к тому времени прозеленеет, как говорит Дювье, по самую кочерыжку, а Северная армия в новогоднюю кампанию прилично пострадала, приходится восполнять потери. Вот и носимся… Ариго все еще в Альт-Вельдере, так что вся подготовка пока на Рокэ, ну и мы с Эмилем на подхвате были, пока он не умчался. Слушай, мне очень хочется за Жермона с Ирэной выпить. Не только у маркграфа хорошо, у них тоже!
        - Давай выпьем, хотя лучше бы Сильвестр для дяди Ирэну Придд выбрал. Для Талига лучше, так-то пусть будет счастлива… Просто урожденная Придд, да еще с таким братцем временщиков как-нибудь бы уняли!
        - Как, Эрвин? Тогда поздно уже было, Катарина попыталась и оказалась в Багерлее.
        - А так бы…
        - Так бы в Багерлее оказалась Ирэна. Нам, тем, кто любил Катари, было бы легче, а другим? Один… мудрец как-то меня спросил, кого я готов убить, чтобы вернуть тех, кто мне дорог. Ты бы убил Ирэну, чтобы вернуть Катари? И как бы ей было, узнай она об этом?
        - Она бы точно в свой монастырь ушла, а я… Если б можно было что-то в самом деле изменить, если б это зависело от меня… Если б ты мог выхватить из огня кого-то одного, ты бы смог выбрать не Марианну?
        - Не смог бы. Но это если б огонь был прямо передо мной. Эрвин, я мог бы вывести из Олларии Марианну, а я мотался по городу, а потом выводил горожан. Всяких. Убийца Левия тоже с нами шел…
        - Это Левий тебе предложил разделить смерть между чужим и любимым?
        - Нет. Тот… человек и сказал раньше, и умер. Он пытался спасти одних, жертвуя другими, но у него ничего не получилось, хотя Рокэ думает, что теперь все оборачивается к лучшему.
        - Бери!
        - Зачем? - не понял Робер, разглядывая флягу с волком.
        - Так… Хочу, чтобы она у тебя осталась. На счастье.
        - Постой-постой! - Эпинэ внимательно вгляделся в худое лицо друга. - Ты же говоришь, что высушить скверну нетрудно, так с чего ты… фамильные фляжки раздаривать начал? Выходит, не так уж оно и просто?
        - Робер, я говорю как есть. Вернее, как мне сказал Ворон, и я ему верю. Нужно было бы меня в Закат отправить, он бы так и сказал, а я бы пошел. Только сдается мне, что в самый огонь наладился он сам, и не один, а с тобой. Лионель отправился к морискам, Эмиль, по мнению Алвы, с Олларией управится, значит, вы будете управляться здесь и с чем-то другим.
        - Я согласен, только с чем?
        - А то ты не знаешь, как Ворон любит даже не скрытничать - дразниться, что ли. Но если рассуждать здраво, получаются либо горники, либо Эйнрехт.
        - Рокэ хотел отобрать Северную Марагону.
        - Бруно ее сам отдаст. В обмен на голову Марге. Да, пожалуй, все сходится, но мне-то как обидно. Вы делом займетесь, а я на море чаек пугай!
        Глава 9
        Липпе
        1 год К. Вт. 21-й день Зимних Молний

1
        Завтрак был незамысловат, но пугающе обилен. Мэллит не понимала, зачем было нагружать могучий стол множеством снабженных крышками мисок, содержимое которых насытило бы многих воинов. Это было странно, и гоганни не стала скрывать удивления.
        - Здесь так принято, - объяснила подруга, снимая крышку с ближайшего кушанья и вновь водружая ее на место. - Что-то тушеное. Похоже на репу, только мелкую.
        - Я посмотрю, - решила гоганни. - В Аконе я мало думала о репе, но приготовить достойно нельзя лишь камень и гниль. Ты начала объяснять, почему на большом, лишенном стульев столе столько пищи, а на малом лишь два прибора.
        - Потому что нас только двое. Ты вчера сразу легла, а я узнала, как нам придется себя вести. Мы выберем, что хотим, и съедим, а потом слуги выкатят стол - видишь, он на колесиках? - и то, что останется, съедят придворные дамы. Их всегда много, так что может еще и не хватить. При дворе ее величества дамы, когда на них никто не смотрел, кушали как голуби. То есть сколько им давали, столько они и съедали, не оставалось ничего, а на севере еще и аппетит больше, потому что холодно.
        - А то, что не съест нареченный Хайнрихом, отдадут придворным мужчинам? - догадалась Мэллит, разглядывая залитые густым светлым соусом овощи. - Но хватит ли им одного стола? Воины едят много, и здесь их должно быть больше, чем женщин.
        - Немного не так, - развеяла сомнения подруга. - Его величеству в самом деле вкатывают стол, но он завтракает с теми, кто нужен для дела, чтобы не терять времени. Остальных тоже кормят, но в другом месте.
        - А где будет есть твой брат? У нас лишь два прибора, значит, он завтракает с большим королем?
        - Герард поест, когда встанет. Я попросила его не будить, но ему самому об этом не сказала. Теперь он будет спать, пока не надоест, а мы за это время успеем все спокойно посмотреть. Ты глядишь в кастрюлю, будто там кто-то сидит.
        Сэль шутила, и гоганни улыбнулась в ответ.
        - Это миска, и в ней нет никого, кроме овощей. Главные в самом деле похожи на репу, и я не уверена, что им смогли придать достойный вкус.
        - Ничего страшного. Ее величество советовала, когда все непонятно, есть крутые яйца, но я не думаю, что нас сразу захотят отравить. Можно взять пироги, положить на них сыра и мяса и заесть соленьями. Посмотри на эту подливу, мне нравится запах.
        - Будет уместно, если ты сядешь у маленького стола и расскажешь, что узнала, а я соберу нам тарелки. Это не должно быть трудным, ведь все, что нам подали, считается вкусным и должно быть свежим.
        - Давай, - согласилась подруга, садясь на большой черный стул с резной спинкой. - Жить здесь будет не очень трудно. Ее величеству было гораздо хуже, потому что у королевы Талига, если она не спит и не молится, все время кто-то стоит над душой. В Гаунау дамы и служанки приходят, только когда их зовут, и еще здесь можно самим одеваться, потому что повседневные платья не шнуруют, а подпоясывают под грудью. Нам с тобой это должно пойти, но заставлять нас одеваться по-гаунасски не будут, только если мы сами захотим. Во дворце можно делать все, что хочется, нельзя только без свиты выбираться в город и мешать его величеству, когда он занят государственными делами. До свадьбы мы будем жить вместе, потому что ты - моя подруга, и тебе придется провожать меня к жениху вместе с Герардом и ручательницей, то есть с ее высочеством Матильдой. Вообще-то мы могли бы жить все вместе, но я сказала, что мне удобнее только с тобой. Герард немного обиделся, но он бы мешал нам говорить и портил настроение, потому что думает, что мне будет плохо.
        - Ничтожная тоже хотела бы для тебя иной судьбы, - Мэллит поставила на малый стол тарелки с тем, что казалось приятным. - А ведь я знаю про папеньку и Монсеньора монсеньоров.
        - У меня все будет хорошо, - Сэль выбрала смазанное соусом из кислых ягод мясо и положила поверх теплого пирога. - Сегодня лучше одеться, как мы привыкли, и взять алатские шали. Ее высочество Кримхильде покажет нам дворец, а на лестницах всегда дует. Говорить с нами будут на талиг, но учить гаунау мне придется. Он похож на бергерский и дриксен, но их я тоже не знаю, только несколько слов. Я рассказала его величеству про мэтра, который напал на графиню Савиньяк, поэтому меня станет учить проверенный военный. Ты, если захочешь, можешь учиться вместе со мной.
        - Мэллит захочет, но что думает нареченная Крим… гильда о выборе отца своего?
        - Я пока не поняла, - Селина задумчиво лизнула ягодную подливу, - но она не злится. А тебе ее высочество понравилась?
        - Любой из мужчин народа моего с гордостью бы взял прекрасную в жены, но подарил бы ей краску для бровей и много золота на готовую принять его грудь. Только что за сердце бьется в этой груди?
        - Кримхильде любит его величество, а он считает ее самой умной из своих дочерей, поэтому и выдал за дриксенского принца, а тот оказался сразу и каплуном, и тараканом.
        - Я слышала, что нареченного Фридрихом убили бесноватые, - припомнила Мэллит, - и его жена стала свободной.
        - Ну да. Иногда овдоветь очень хорошо, но лучше бы этого Фридриха прикончили как-нибудь иначе. Так вполне могло получиться, не удери он с войны, хотя монсеньор Лионель говорит, что в Эйнрехте плохо было бы в любом случае. Ты все-таки взяла эту репу?
        - Да, мне нравится познавать новое. Она может быть вкусной, но в соус зря положили прижаренную муку. Кримгильда умна, и ее сын должен был получить Гаунау, а теперь этого не будет. Кубьерта говорит, матери часто убивают, добывая для детей своих власть и богатства.
        - Так я же сказала, Фридрих оказался каплуном и детей у Кримхильде нет, а меня она не ненавидит. - Сэль свела брови, так она делала, готовясь объяснять непонятное. - Ее высочеству интересно, и она чего-то ждет, хоть и опасается. Маршал, когда привыкал к нам с мамой, думал так же. Надо найти, куда выпускать их с Гудрун гулять. На кухнях котов держат, чтобы не было крыс и мышей, но в королевские комнаты им заходить нельзя, а нам придется жить именно там.
        - Ты успела узнать многое, пока ничтожная спала.
        - Что ты! Это я по дороге, мне полковник Лауэншельд рассказывал. Он очень любит его величество и хочет, чтобы у него все было хорошо, а я ему сразу понравилась, но не так, как ты господину Давенпорту.
        - Ты шутишь, и я этому рада. Тебе нравится соус из красных ягод?
        - Сама не знаю. - Подруга вздохнула. - Извини, пожалуйста, но у меня сейчас не выходит думать сразу о двух вещах. Понимаешь, нам будут показывать дворец, а на самом деле это на нас будут все смотреть. Это нужно, но немного страшно. Ты поняла, из чего этот соус?
        - Я не готова принести клятву кровью, но там должны быть две лесные ягоды и не менее шести трав. Почему ты спрашиваешь, если думаешь о другом?
        - С Кримхильде, ее высочество зовут Кримхильде, а не Кримгильда, будут дамы. Если разговор не заладится, я начну спрашивать о травах и о снах, это всегда интересно. Знаешь, в детстве я часто думала, что уеду далеко и навсегда, и вот теперь уехала… Хотя ты же уехала и раньше, и дальше.
        - Я помню дом отца своего, - гоганни отодвинула странное кушанье. - И я забыла. Ничтожная росла, не зная голода и не видя звезд. Кубьерта говорила, что они есть, и я стала искать. Нам не пора шнуровать платья и причесывать волосы?

2
        Ее высокопреосвященства осталась вполне довольна: высокое мрачноватое зеркало показало нечто хоть и царственное, но приличное, не копну и не мармалюцу. Гостевание в Липпе начиналось неплохо, но задерживаться у бывшего жениха дольше, чем нужно, Матильда не собиралась. Благоверного не хватало все отчетливей, причем иначе, чем прошлых любовников и даже Адриана, который, дурак эдакий, так ничего и не сказал. Не хотел про любовь, мог бы про Излом и прочие пакости, она бы поняла, а может, и помогла бы. И безгрешно, и не проворонили бы друг друга, хотя от плотских грехов Адриан не шарахался, о его похождениях только глухой не слыхал.
        - Эй, - стук в дверь был каким угодно, только не куртуазным, - войти?
        - Прошу, - Матильда наскоро проверила упрятанный в складки платья пистолет и поправила диадему на позабывших о париках кудрях. - Ваше величество бывшей невесте браслет не застегнет?
        - Если не сломаю, - честно предупредил Хайнрих, наклоняясь над протянутой рукой. - Не пожалеете?
        - О побрякушке? - малость покривила душой алатка. - Я о молодости не жалею… Иначе б, вас увидев, удавилась.
        - Ну я, вас не зная, тогда не очень-то и расстроился.
        - А если б знали?
        - Эсператистов к Змею бы отправил, - буркнул его величество, возясь над крохотным замочком. - Не сломался. Хорошая работа.
        - Да, неплохая. - Женщина повернула руку, любуясь игрой света. - У вас дело или так, проверить пришли?
        - Чего мне вас проверять? У меня для проверки теперь невеста есть.
        - Ну и дурак ваше величество, - сразу и взбрыкнула, и подыграла шутке Матильда. - Таких, как ваша невеста, проверять нечего, опостылеете, сама скажет.
        - А то я не вижу. - Надо же, медведи, оказываются, тоже мурлыкают! - Но сдружить-то ее с Кримхильде надо, а тут еще и этикет этот… свихнуться впору. После свадьбы горностайка взберется выше всех, но пока не Кримхильде к ней должна идти, а она - к Кримхильде.
        - Какие сложности! - алатка не удержалась и вытащила флягу. - Будете?
        - Зачем?
        - Откуда я знаю! Может, для ума, а может, и для храбрости. Мы же решили вчера, что Селина с Мэллицей придут ко мне, а к высокопреосвященстве высочайших кровей гаунасской принцессе заходить не зазорно.
        - Я передумал. - Хайнрих, не поморщившись, хлебнул тюрегвизе и вернул флягу хозяйке. Пришлось тоже глотнуть, хотя и не хотелось. - Пойдем к девчонкам вместе. Как вам Кримхильде?
        - Мало посидели, чтоб понятно стало. На вас похожа.
        - А вот она вас вроде поняла, - обрадовал Хайнрих и, повернувшись, распахнул дверь. В олларианской рясе и сзади можно было б за благоверного принять. В сумерках. - Кримхильде! Войди.
        Принцесса вошла сразу и не чинясь. Матильде она понравилась еще вчера, но особо рассиживаться с дороги и молоденьких не тянет, так что выпили глинтвейна, поулыбались друг другу да и разошлись. Гостей дочка Хайнриха встречала в простом зеленом с меховой опушкой платье, сегодня же принарядилась, и зря. Шитый золотом коричневый бархат и причудливая прическа добавили бы прелести тощей бледной козе, но никак не холеной кобылице.
        - Ваше высочество, - приветствуя не то высокопреосвященству, не то сестру алатского герцога, Кримхильде еле заметно присела, - как вы отдохнули?
        - Прекрасно, - не стала вдаваться в подробности Матильда, косясь на ухмыляющегося Хайнриха, - что делать будем?
        - Смотреть дворец, - принцесса сверкнула способными разгрызть серьезную кость зубами, - а потом поднимемся на Речную башню и полюбуемся на Липпе. Мне показалось, мы с вами вчера друг другу понравились.
        - Похоже на то, - подтвердил его величество, - хоть чего б вам было не понравиться? Делить некого.
        - Отец! - Кримхильде попробовала улыбнуться. - Сударыня, вы будете со мной откровенны?
        - Еще как, - пообещала Матильда. - Не мое дело, но лучше б вы надели зеленое.
        - Вы в самом деле так думаете?
        - Не думаю - вижу.
        - Я тоже вижу, но к знатным гостям надо выходить в золоте, иначе не поймут.
        - Поймут! Высокопреосвященстве положено отрицать золото и взывать к скромности и прочему смирению.
        - Спасибо. Жаль, разбирать волосы очень долго, но завтра я буду выглядеть лучше. Сударыня, я вынуждена вас просить разлучить во время нашей прогулки мою будущую мачеху с ее наперсницей. Удобнее всего это будет сделать в Лесном флигеле. Мне бы хотелось разговора - нет, не наедине, мы всё же во дворце, но…
        - Свита во дворце - это почти наедине, - пришла на помощь алатка. - Я пригляжу за Мэллицей, но ведь нам всяко какой-никакой, а курятник положен.
        Может, Кримхильде за своих дам и вступилась бы, но Хайнрих заржал раньше. Любящая дочь досадливо дернула жесткий воротник, впрочем, он мог просто царапаться. Матильда подавила смешок и подхватила одной рукой любимую накидку, а другой принцессу, вынуждая его величество открыть дверь в полную охотничьих трофеев гостиную, где честно толклись разряженные дамы, по счастью не слишком многочисленные.

3
        Именуемая Кримхильде изменилась. Прошлым вечером Мэллит видела радующуюся встрече с отцом дочь, сегодня к Сэль вошла истинная медведка. Она несла на себе столько золота, сколько могла принять зрелая красота. Платье цвета спелых каштанов покрывало обильное шитье, на плечах лежало тяжелое ожерелье, а прическу удерживала могучая диадема. Гоганни не знала, что означает эта перемена, и заподозрила худшее. Дочь короля решила показать чужеземке, кто остается хозяйкой холодного дворца; это вызывало тревогу, но что могла сделать ничтожная? Лишь придвинуться к подруге, которая не украсила себя даже жемчугом.
        - У меня тут скопилась прорва дел, - приведший дочь Хайнрих откровенно любовался невестой, и это тоже грозило бедами. - Кримхильде покажет тебе дворец и, если захочешь, Липпе, а вечером я зайду.
        - Да, ваше величество, - Сэль присела. - Пожалуйста, не беспокойтесь о нас с Мелхен, мы все посмотрим. Вы не скажете, куда можно выпустить Маршала с Гудрун, чтобы они не потерялись и ничего не испортили?
        - Змей его знает, - большой король хмыкнул и обернулся к дочери. - Куда, а, Хильде? Может, в твой огород?
        - Пусть ваша невеста увидит всё сама, тогда она сможет решить, что подходит для ее любимцев.
        - Благодарю ваше высочество, - теперь подруга присела перед той, что скоро станет зваться ее дочерью, - тогда они пока подождут в нашей с Мелхен спальне, только пусть туда никто не заходит.
        - Слыхали? - большой король обернулся к сгрудившимся возле двери свитским, и те закивали, выказывая понятливость. - Чуть не забыл… Мелхен, ты обещала вправить моим поварам мозги, когда их к тебе пригнать?
        - Я спущусь в кухни сама, - поторопилась объяснить гоганни, - и встану к огню, но сейчас я не могу оставить подругу.
        - Ну так не оставляй, - развеселился огромный. Первородный Ли полагал властителя гаунау умным и храбрым, только убивающий львов может не заметить скорпиона. Вечером она это скажет, но сейчас подобное было неуместно, и Мэллит повторила выученный еще в Олларии книксен. Именуемый Хайнрихом хохотнул и велел не потеряться и не замерзнуть. Усердная дочь пообещала сберечь дорогих, и король ушел, уведя суровых мужчин, половина которых не была воинами, и что-то говорящую ему Царственную.
        - Отец прав, - голос называемой Кримхильде был тверд. - Вам в самом деле потребуются плащи, конечно, не зимние, но теплые.
        - Спасибо, ваше высочество, - поблагодарила подруга, - мы оденемся как следует, хотя я однажды зимовала в замке, где дуло гораздо сильнее.
        - В такое трудно поверить, - рядом с могучей медведкой Сэль казалась голубым иммортелем, это было красиво, но опасно. - Где этот замок?
        - Он разрушился, - подруга вздохнула, - уцелели только мы с мамой и еще один человек. Разве его величество вам об этом не рассказывал? Он захотел услышать, как это было, и Проэмперадор Савиньяк взял нас с мамой, чтобы показать его величеству.
        - Про графа Савиньяка я, разумеется, слышала. - Кажется, дочь Хайнриха была чем-то недовольна. - Осматривать замок лучше при дневном свете, хоть его сейчас и немного. Сударыня, прошу вас набросить плащ. Герда!
        - Да, ваше высочество, - Сэль приняла вышитый золотом коричневый плащ из рук красивой служанки, - большое спасибо, но он больше подходит моей подруге Мелхен. Ей должно быть холоднее, чем мне, ведь она родилась на юге. Подождите пожалуйста, я сейчас.
        Именуемая Кримхильде не успела ответить, а Мэллит отказаться. Драгоценное одеяние легло на плечи недостойной, как осенняя листва ложится на ждущие неизбежного травы.
        - Как красиво! - воскликнула подруга и, присев, исчезла за дверью.
        - Селина щедра, - поспешила объяснить Мэллит, - она всегда думает о тех, кого любит, а недос… Я в самом деле страшусь холода.
        - Да, мы в Алате не любим мерзнуть, - Царственная вернулась и, все поняв, пришла на помощь, - потому и скачем через огонь. Я подговорила его величество зажечь на Излом костры, это будет красиво.
        - Это должно быть волнующе, - гоганни хотела бы слышать в голосе Кримхильде радость, но не услышала. - Я мало знаю об алатских обычаях, мы привыкли жить по своим законам. Герда, спроси, возможно, госпоже Кальперадо требуется помощь?
        Посланная шагнула к двери, но та уже открывалась, чтоб пропустить подругу с синей алатской шалью в руках. Мэллит узнала дар первородного Ли и вспомнила первый день зимы и полную счастья шкатулку. Новый год начался с великой радости, но затем ясное стало смутным.
        - Я готова, - Сэль улыбнулась дочери своего жениха, и та ответила улыбкой, но сколько в ней было тепла, а сколько притворства?
        Глава 10
        Липпе
        1 год К. Вт. 21-й день Зимних Молний

1
        В нос ударила теплая волна знакомых, но странных для дворца ароматов - пахло влажной землей, хвоей, мятой и еще чем-то смолисто-пряным. Словно пришла весна, словно прошел дождь…
        То, что бывший женишок обозвал огородом, на поверку оказалось большим залом, опоясанным неширокой галереей и заполненным деревьями и кустами. В стенах и даже потолке прорубили множество окон, худо-бедно обеспечивших разномастную растительность светом. На агарисские зимние сады это походило, как Хайнрих - на Баату, но Матильде понравилось.
        - Ваше высочество, - вдруг подала голос Селина, - пожалуйста, посмотрите под ноги.
        - Спасибо, - от души поблагодарила Матильда, лишь сейчас заметив подползшую к самым ногам лестницу. Пологую и невысокую, но навернуться можно и с такой. Вот красота бы была!
        - Это что, зимний сад? - уточнила ее высокопреосвященства, на правах почетной гости первой преодолев коварные ступеньки. - Или, может, роща?
        - Трудно сказать, - спустившаяся следом Кримхильде тронула подвешенную к чему-то вроде перекладины желто-зеленую бороду, - но я надеюсь, что вам понравится. Зимы у нас здесь длиннее, чем вы привыкли, а эта забава способна порадовать душу.
        - Уже радует, - заверила алатка, озирая зал, в котором благородная, слегка закопченная старина соседствовала с бодрой позолотой, а многочисленные охотничьи трофеи - с большими, очень большими и огромными кадками, для крепости обтянутыми железными полосами. Сосны, елка с необычной серебристой хвоей, еще что-то похожее, но до невозможности корявое и ветвистое… Ага, а вот и можжевельник. - И как вам только удалось?
        - Когда мне было лет шестнадцать, один из бывших женихов расщедрился на гайифские гобелены… Отец, не помню уже почему, ему отказал, но я увидела южные дворцовые сады и размечталась. Нет, не о замужестве, участь супруги меня никогда не влекла; мне захотелось остановить лето, только это было слишком дорого. Почти как небольшая война.
        - И все же лето остановлено.
        - Не больше, чем наполовину, ведь до конца мечты так никогда и не сбываются. Я смогла вытряхнуть дриксенское золото из ныне покойного мужа, после чего отец согласился отдать под мою затею пристройку к левому крылу дворца. Правда, отапливать столь большое помещение так, чтобы прижились южные растения, он отказался наотрез. Пришлось обойтись более или менее привыкшими к холоду.
        - Хуже от этого не стало, - Матильда покосилась на стягивавшихся к пресловутой бороде дам. - Странные листья… Это плющ?
        - Нет, ведь он не вьется. Мы зовем его… на талиг получится что-то вроде «ползущего по камням».
        - В Алате так зовут именно горный плющ! Красив, паршивец, особенно на свету, в тени он просто зеленый.
        - А он у меня есть! - похвасталась Кримхильде. - Так что совсем без юга я не осталась. Видите, в правом углу отгорожено? В стене прячется дымоход из поварен, поэтому там тепло без дополнительных печей. Ваше высочество, возможно, найдет там не только алатские плющи.
        - А и впрямь, - Матильда ухватила за плечико Мэллицу, упорно не оставлявшую подружку. - Пошли поглядим, что же там алатского?
        Девушка тревожно блеснула глазами, но все же пошла.
        - Им надо поговорить, - шепотом объяснила Матильда, когда между ними и Кримхильдиным курятником встали кусты с мелкими кожистыми листочками. - Здесь это удобно.
        - Это так, - кивнула гоганни и быстро заговорила: - Я должна сказать, я видела мужчину! Одетый как гвардейский, он шел по дворцу следом за нами. Он таился и не подходил близко, это опасно.
        - И хорошо, что шел, - отмахнулась ее высокопреосвященства. - Дворцовым гвардейцам положено глядеть в оба и при этом не лезть на глаза. Скорее всего, ты вообще видела разных, а решила, что одного.
        - Так может быть, - девушка, о чем-то размышляя, свела густые брови. - Я в самом деле не поняла, сколько воинов шло за нами. Если гвардейский защищает дочь своего короля, то это достойно и не несет угрозы. Гица Матильда, я боюсь змеи в душе нареченной Кримхильде. Она не любила мужа и была бы рада остаться с отцом, став для него всем, а затем унаследовать страну медведей, но появилась Сэль и отобрала важное. Это может породить беду для многих.
        - А то Хайнрих свою дочку не знает! - Хотя может и не знать. У тебя у самой внук стервятником стал, а ты в нем все соколенка видела… - Селина-то что о будущей падчерице думает?
        - Подруга не чувствует злобы, но зависть может быть рождена не сердцем, а умом. Садовник рубит мешающие деревья без ненависти. Нич… Я слышу шаги.
        - Мне по этикету положены дамы, это наверняка они. - Матильда развернулась и неторопливо направилась в угол, где в самом деле бурел горный плющ. На сакацком солнце листья были бы винно-красными, ну так то на сакацком.
        Шаги стали ближе, зашуршало, и из-за хмурого кабаньего чучела выбралась пара не первой молодости дам. Первая напоминала добродушную щуку, вторая - коршуницу или ястребиху. К общей прогулке они присоединились позже остальных и все время держались вместе.
        - Доброе утро, - поздоровалась на талиг Матильда. - Мы не знаем гаунау и наверняка напутаем с титулами и фамилиями, так что давайте по-простому. Я или ее высочество, или гица Матильда, она - Мелания, баронесса Вейзель.
        - Инга, графиня Хёглунд, - тут же представилась щука, - жена генерала Хёглунда.
        - Кунигунде, баронесса Эспеллан, - коршуница поправила шаль, будто крыльями махнула, - жена генерала Эспеллана. Мы знаем талиг, его знают все.
        - И правильно, - алатка подмигнула словно бы застрявшему меж кадок вепрю. - Ух какой! Кто брал и как? На рогатину, надеюсь?
        Оказалось - и кто бы мог подумать, - брал кабана лично его величество, знавший в подобных забавах толк. Как и мужья обеих дам, похоже, оспаривавшие друг у друга звание лучшего охотника, само собой, за исключением короля. Любящие жены на глазах входили в раж, расписывая добытых супругами секачей и шатунов; чужеземные растения их то ли вовсе не занимали, то ли поднадоели, а вот Матильда выискивала зеленых земляков с удивившим ее саму удовольствием.
        Фыркнув на агарисские мимозы, ее высокопреосвященства обогнула облезлый лимон, словно бы кормящий незрелыми плодами разинувшего пасть медведя, и обнаружила высокий ящик с бодрыми зелеными кустиками.
        - Глядите! - весело потребовала алатка. - Вот, он и есть, наш родимый! Мэллица, помнишь? Он в Сакаци у южной стены рос, как раз за твоими качелями.

2
        Мэллит не могла забыть невысокие кусты с мелкими, порождающими бесценный огонь цветами. То, что в Агарисе было сморщенными стручками и багровой, заточенной в склянки пылью, тянулось к синему небу и влекло быстрых, ярких, словно огонь, бабочек. Это было так странно, увидеть рождение перца перцев. И так чудесно.
        - Я помню, - подтвердила гоганни, потому что вежливость требовала ответа. - Нет перца лучше алатского.
        - И злее тоже нет, - подхватила та, что вновь стала близкой. Разговор делался приятным, и Мэллит захотелось рассказать, как и когда лучше использовать драгоценную пряность, но донесшиеся из большого зала излишне громкие голоса вынудили Царственную нахмуриться и обернуться к дамам. Казавшиеся решительными, сейчас они выглядели растерянными, точно повар, застигнувший на кухонном столе дворового пса.
        - Мы не знаем, что это может быть, - призналась именуемая Кунигунде. - Плохо слышно, слов почти не разобрать.
        - Ее высочество недовольна, - подхватила другая, чье имя было проще, но в память не вошло, - ее потревожили.
        - И кто же здесь такой наглый? Голос-то хоть знакомый?
        Удивленные переглянулись.
        - Молодой Вертер? - предположила первая.
        Вторая не согласилась, полагая названного учтивым и тихим. Дамы заспорили, как спорят не знающие ответа, а ссора за стеной из кадок и висячих горшков разгоралась. Спокойная радость иссякла, и Мэллит с досадой поправила сбившийся манжет: тайная петля для стилета была на своем месте, но сегодня она пустовала.
        - Мэллица, - внезапно окликнула нареченная Матильдой, - что у тебя с рукой? Поранилась?
        - Я здорова, но удивлена, - призналась гоганни, - с высокородными так не говорят.
        - Еще бы, - Царственная поправила плащ и усмехнулась, - ладно, пойдем посмотрим, кто нам прогулки портит.
        Обратный путь в обход больших кадок и набитых опилками звериных шкур казался долгим. Спутница не торопилась, и Мэллит, тревожась о подруге, ускорила шаг, первой выйдя к уже знакомым зарослям. Рожденные ползать по камням травы свисали из многих горшков пышными бородами, создавая подобие укрытия. Из него было удобно смотреть, и девушка этим воспользовалась.
        Подруга в окружении дам спокойно стояла возле длинного ящика, из которого торчали синеватые колючие ветки; ей ничего не грозило, и Мэллит, успокоившись, отыскала взглядом именуемую Кримхильде. Ничтожная ошиблась, подумав о прячущемся гвардейце: дочь короля потревожил не воин, а придворный. Молодой, статный и богато одетый, с приятным лицом, он говорил громко и взволнованно, а за спиной страстного кивали головами две нарядные дамы.
        Похожие глаза, подбородки и линии скул у всех троих заставляли заподозрить кровное родство. Старшая могла быть матерью говорливого, младшая - не слишком юной сестрой. Никто из них не входил в огородный зал вместе с медведкой, тогда откуда они взялись? Ждали здесь или воспользовались дверью в дальнем конце?
        Благословляя рост и мощь растений, Мэллит перебралась поближе, но придворный говорил на чужом языке; принцесса досадливо молчала, и настойчивый обратил свой взгляд на Сэль.
        - Сударыня, - произнес он на талиг, не забыв учтиво поклониться, - оставьте нас. Этот разговор не для посторонних.
        Ответить подруга нужным не сочла, это сделала сама Кримхильде, и слова ее были как бич:
        - Хватит, сударь. Я и так уделила вам времени больше, нежели вы заслуживаете. Извольте нас немедленно оставить. Селина, прошу вас обратить внимание на этот можжевельник, его еще называют королевским…
        - Да, ваше высочество, - подруга завертела головой, словно ей начал жать воротник, но кружево было мягким и хорошо подогнанным, - я с удовольствием посмотрю.
        Кусты, на которые указала принцесса, росли в стороне, и медведка, взяв Сэль под руку, прошла мимо назойливого, словно бы тот исчез, однако это было не так. Не все изгнанные готовы уйти, и придворный, чуть помедлив, оттолкнул двоих дам и заступил принцессе дорогу. Он вновь говорил на гаунау, вернее, не говорил, а кричал. Так ссорятся в дурных семьях, но разве можно выставлять свои обиды напоказ? Разве можно поднимать голос на королевских дочерей и невест?
        Ответ принцессы был резок и короток, но придворный продолжал кричать, и тогда вперед вышла подруга.
        - Сударь, - попросила она, и Мэллит поняла, что Сэль пытается встать меж именуемой Кримхильде и упорным, - не надо так сильно волноваться, это мешает ее высочеству вас понять. Вам лучше уйти и успокоиться, иначе о вас могут дурно подумать.

3
        Нарядный, еще молодой гаунау дернул шеей, словно бодаясь, и что-то гавкнул в лицо Селине. Судя по всему, велел убираться, но девушка только глазами блеснула, зато заговорила Кримхильде. О чем Матильда, само собой, не поняла, но судя по тону, принцесса невежу отлично знала и не боялась, да генеральши помянули какого-то не то Вернера, не то Вертера, который ну никак не мог устроить ничего дурного. Однако устраивал… С ухажерами такое случается, особенно когда их турнешь, и по горячим следам, но Кримхильде вроде замуж не собиралась и вообще с вечера была, считай, на глазах. Не поссоришься…
        - Ты что, не поняла, кошка талигойская? - предполагаемый ухажер только что не шипел. - Убирайся, сейчас не до тебя.
        - Вы не можете мне приказывать, - со вздохом объяснила упомянутая кошка, - вы не монсеньор Рокэ и не его величество. Вообще, с вашей стороны не представиться было невежливо, но вам, как выражаются некоторые военные, похоже, что-то попало под хвост.
        Ее высокопреосвященства от восторга аж зубами скрипнула и сама этот скрип услышала, потому что внезапно стало очень тихо. И очень жарко. Блеснула взбаламученная река, и на дальнем берегу по камням, подгоняя своих головорезов, заскакал урод в желтом. Внизу из дюжины мушкетных дул вырвался почти незримый на солнце огонь и заклубился, затягивая переправу, белый пороховой дым. Желтый мерзавец обернулся, погрозил саблей и заорал на грубом, явно не гайифском языке. Матильда затрясла головой, в нос сунулось что-то колючее, оказавшееся можжевеловой веткой, и наваждение пропало. Впереди буянил Кримхильдин кавалер, и от него шибало той же дрянью, что от гайифских разбойничков. Бесноватый, причем со шпагой! Пока не бросается, даже стоит, как положено по этикету, но это пока, и ни кагетов, ни адуанов, чтобы встретить напасть, здесь нет. Одни придворные дамы, толку-то от них…
        Еще толком не представляя, что сделает и сделает ли, алатка, сдерживая крепнущую гадливость, стала пробираться меж кадками, одновременно нащупывая под накидкой пистолет. Бесноватый что-то страстно объяснял, то и дело мотая башкой, но рук не распускал. Дамы благовоспитанно делали вид, что ничего не происходит, то ли сочувствовали страдальцу, то ли не привыкли вмешиваться без приказа. Кримхильде слушала, и лицо у нее было сразу раздраженное и смущенное. Точно ухажер, а несчастному влюбленному женщина простит многое, особенно если тот безобидный, по крайней мере - на вид. Но стража-то где, гвардейцы эти медвежьи? Или плющам и можжевельнику охраны не положено? Придется самой, и первым делом спровадим Селину…
        Обогнув колонну, алатка выскочила к уже знакомой зеленой бороде, за которой пряталась Мэллица.
        - Стой тут, - страшным шепотом велела Матильда и, растянув губы в улыбке, поплыла к принцессе.
        Она опоздала, безобразие началось раньше. Селина взяла будущую падчерицу под руку с явным намерением увести. Кримхильде согласно кивнула и что-то сказала кавалеру, благо тот на миг заткнулся. Красавец ответил возмущенной тирадой, принцесса перебила и слегка повысила голос. Немного, но бесноватому много и не нужно.
        Издав нечленораздельный вопль, оскорбленный ухажер схватился за шпагу. Действовал он быстро - шагнул вперед, выдергивая клинок, и тут же нанес удар, но кто-то оказался еще быстрее! Высоченный гвардеец саграннским волкодавом вылетел из-за кадок с соснами, взмыл в отчаянном прыжке и, падая, успел-таки оттолкнуть Кримхильде от спятившего мерзавца, но сам нарвался. Куда угодил бесноватый, алатка не разглядела, но вставал защитник медленно и неловко, тяжело опираясь рукой о ближайшую кадку. Зато гад не пострадал вовсе, только попятился да выронил шпагу, но тут же резко повернулся, ища ее взглядом. Скользнул белесыми, выцветшими от ненависти глазами по лицу и отвернулся… ну вот и хорошо!
        Дальше они действовали одновременно, словно пытаясь обогнать друг друга в вязком тягучем меду, то зеленом, то алом. Каждый задумал свое, каждый торопился, но мог лишь плыть медленно и беззвучно. Хорошо хоть Матильда словно бы чуяла, что мерзавец, которого надо во что бы то ни стало опередить, сейчас сделает. И тот делал: шагал в сторону, нагибался за шпагой и распрямлялся уже с клинком в руках, пока она плавно, не дай Создатель курок зацепится за ткань, тянула наружу пистолет.
        Он столь же плавно поворачивался, готовясь повторить свой удар, она взводила курок и поднимала Дьегарронов подарок. Вороненый ствол уставился в широкую, украшенную перевязью спину. На волосок вправо, теперь чуть вверх. Готово. Хорошо бы тебе хребет, поганцу, перебить!
        Палец давит на спуск, пистолетный грохот разрывает ало-зеленую тишину, возвращая звуки и движение. За дымным облаком кто-то орет совершенно непотребно, кто-то врывается на галерею, но главное сделано - бесноватый судорожно бьется на полу у ног побледневшей, но невредимой принцессы.
        - Попала. Твою кавалерию, попала!
        - А-а-у-у-а!..
        Она рано обрадовалась. Две стервы, бесноватые не хуже своего родича, с воем ринулись к Кримхильде, но напоролись на все того же гвардейца.
        Парень был ранен, теперь это было понятно, он едва стоял, однако как-то смог принять на себя натиск ополоумевших дур. Та, что помоложе, обеими руками вцепилась защитнику в горло, вторая скрюченными пальцами целилась в глаза, а у бедняги для защиты оставалась лишь одна рука. Самому не отбиться!
        Пригнувшись и приподняв одной рукой юбку, Матильда ринулась вперед. Для начала рукоятью приложим в висок ту, что ближе. А это что еще за…
        Нечто темное, размером с приличное пушечное ядро, проносится над плечом и врезается младшей стерве в башку. Та разжимает руки и отшатывается, а «ядро» с глухим стуком прыгает по плитам пола возле самых ног Кримхильде. Принцесса присаживается и тут же вскакивает, в руках у нее… горшок! Подвесной горшок с бахромой зелени, которым дочка Хайнриха взмахивает как кистенем. Удар точен! Шнуры и стянутое железом дерево выдерживают, а вот голова душительницы - нет. Тварь мешком валится на пол, Кримхильде перехватывает поудобней «кистень», она готова к драке, но драться уже не с кем: второй гадине тоже не повезло. Подоспевшая Кунигунде оказалась дамой решительной и, что важнее, умелой. Она исхитрилась всего парой движений вывернуть бесноватой руку и уложить мордой вниз, прижав коленом к полу. Вой и визг придавленной не производили на генеральшу ни малейшего впечатления. Вот и славно, пускай дальше сами разбираются. Матильда с облегчением засунула пистолет под накидку и столкнулась с виноватым янтарным взглядом.
        - Как жаль, что у меня не получилось бросить сильнее, и медведке пришлось бить еще раз, - Мэллица была всерьез раздосадована. - Горшок такой тяжелый… Вот если б у меня было больше сил… или пистолет.

4
        Лицо Царственной было странным, словно ей хотелось сразу и плакать, и смеяться. Не сказав ничего, она крепко прижала недостойную к себе, и Мэллит поняла, что беды не случилось… Или случилась, но иная?
        - Воин, - прошептала гоганни, прижимаясь щекой к черной ткани, - он дрался и упал, но ведь рана не всегда смерть.
        - Еще бы! - подтвердила нареченная Матильдой. - Пойдем посмотрим.
        Удрученные дамы расступились перед ними, как расступаются на похоронах, когда входят достославные, и Мэллит увидела то, чего боялась. Человек, закрывший собой медведку, пятнал кровью каменные плиты пола; он был недвижим, и его голову скрывали плети спасительного растения. Над лежащим стояла на коленях подруга и склонялась дочь большого короля.
        - Ну что? - окликнула Царственная. - Живой?
        Нареченная Кримхильде оглянулась, вопроса она, кажется, не поняла, а повторить его помешали топот ног и лязг железа.
        - Проснулись, - усмехнулась первородная гица, - медвежата сонные!
        Дамы зашевелились, пропуская стражей с оружием наготове. Бежавший первым достиг рассыпанной земли и встал, ожидая приказа. Слова принцессы были резки и кратки, но воины поняли и занялись злыми женщинами. Старший с похвальной быстротой связал им руки и ноги снятыми с кадок веревками, и самые сильные вскинули тюки, один рычащий и один молчаливый, на плечи. Безумные больше не несли угрозы, а смотреть, как их выносят, не хотелось. Не желая расталкивать дам, которых заметно прибавилось, гоганни присоединилась к отважной Кунигунде, чей рукав был изодран, а щека оцарапана. Ее надо было промыть и прижечь квасцами, и Мэллит об этом сказала, услышав в ответ «Успеется!»
        - Это нужно, - твердо сказала гоганни, - скоро праздник, и его лучше встречать с чистым лицом. Я вижу лейку, в ней должна быть вода.
        Отважная больше не спорила. Они как раз закончили промывать царапины, когда мимо большими шагами прошли большой король и его главный полковник. Именуемый Хайнрихом выглядел недовольным, и это было грозно, хоть и не так, как испущенный им рык.
        - Велено прекратить кудахтать и толпиться, - перевела именуемая Кунигунде, - сейчас придет лекарь и, что сможет, сделает.
        Толпящиеся притихли и раздались в стороны, давая дорогу королю и его свите, и Мэллит, беспокоясь о подруге, сочла возможным догнать именуемого Лауэншельдом. Селина все еще стояла на коленях над лежащим, но, заслышав шум и шаги, обернулась. На ее руках и платье была кровь.
        - Все хорошо, ваше величество, - быстро сказала Сэль и поднялась, - у меня получилось остановить кровь, и теперь он обязательно дождется лекаря.
        - Это так? - не сводившая с подруги глаз медведка была бледна. - Он будет жить?
        - Мне так кажется… Да, будет. - Сэль подошла к королю, и он улыбнулся, будто наступила весна, но сразу же обернулся к Царственной.
        - Похоже, мы с Кримхильде у вас в долгу. Хоть кто-то сумел ублюдка успокоить.
        - Тоже мне достижение, - засмеялась именуемая Матильдой. - Хорошо, что пистолет был, да и встал гад удачно. Такую тварь и в спину не зазорно.
        - Монсеньор Рокэ тоже убил в спину одного нехорошего человека, когда тот пытался удрать с дуэли, - припомнила подруга. - Иногда иначе просто не выходит. Ваше величество, это были настоящие бесноватые, все трое, и скверной они пропитались очень сильно, а это сразу не получается. Помните, я вам об этом уже говорила? Они набрались от кого-то самое позднее три дня назад, но своей скверны у вас нет, значит, ее кто-то привез, и его обязательно нужно поймать.
        Нареченный Хайнрихом понял все и сразу, он нахмурился, и свет в глазах сменился озабоченностью.
        - Пер, - окликнул он смотревшего на раненого полковника; тот вздрогнул и вернулся к своему королю. Они вполголоса заговорили о своем, а Сэль, сочтя себя свободной, подняла дважды уцелевший горшок, после чего принялась собирать сломанные побеги. Их было много, и Мэллит поспешила на помощь.
        - Спасибо, - поблагодарила шепотом подруга. - Самые целые надо поставить в воду, вдруг они пустят корни. Будет несправедливо, если после всего этого их выкинут.
        …А весна за зимою всегда в свой приходит черёд.
        В жизни следует помнить, всем бедам назло, только это…
        К солнцу вновь повернув и к теплу, изломается год.
        И раскрасит край неба горячая краска рассвета.
        И капель зазвенит. И просядут снега за окном.
        Серый пасмурный день за ним сменится снова погожим…
        А беда, будет срок, нам однажды покажется сном.
        Мы сумеем ее одолеть - и ее переможем.
        Не погаснет огонь, если угли алеют в золе.
        Не бывает такого, чтоб вечно тянулось ненастье.
        Так пускай в эту ночь золотится вино в хрустале -
        И сдвигаются дерзко бокалы на доброе счастье!
        Есть нам что безоглядно любить. Есть нам чем дорожить.
        Есть нам что защищать, от судьбы глаз упрямых не пряча…
        И, всему вопреки, будем верить в весну. Будем жить.
        И весна в нашу дверь постучится - а как же иначе?..
        V. «СУД»[Высший аркан Таро «Суд»/ «Судный День»/ «Страшный Суд»/ «Возрождение» (Le Jugement) символизирует перемены, окончание - как плохого, так и хорошего, достижение цели, конец, в котором есть зерно начала. Времени на раздумья больше нет, нужно действовать. Это знак возрождения, возвращения к давним делам, когда произошли перемены к лучшему, прилив энтузиазма. ПК означает нерешительность в принятии решений, разрыв отношений, возможно, разлуку, слабость, равнодушие. Карта в таком положении предостерегает от промедления, не оставляя человеку времени на раздумья и заставляя во всех смыслах двигаться дальше.]
        В человеческом существовании незаметные совпадения, давно наметившиеся сцепления обстоятельств, тонкие нити, соединяющие те или другие случайности, вырастают в накрепко спаянную логическую цепь, влекущую за собой попавшие в ее орбиту человеческие жизни. Мы, не зная достаточно глубоко причинную связь, не понимая истинных мотивов, называем это судьбой.
        Иван Антонович Ефремов
        Глава 1
        Старая Придда. Хексберг. Вараста
        1 год К. Вт. 22 - 24-й день Зимних Молний

1
        Валме предпочел бы любого другого Савиньяка, но нагрянул именно этот. Жених Франчески весело улыбался и что-то говорил матери, блестя глазами, зубами и эфесом шпаги. На светлых волосах таяли невезучие снежинки, на высоких скулах горел морозный румянец и все это настырно просилось на парадный портрет, благо тот был уже начат.
        - С вас еще одно творение, - сообщил Марсель Валме нахохленному художнику. - «Возвращение графа Лэкдеми в Старую Придду».
        Мастер, волею Бонифация и самого Валме запечатлевавший графиню Савиньяк с будущей невесткой и бывшей маркграфиней, только очи долу опустил. Одно слово, церковник. Выручила Арлетта.
        - Возвращаются туда, откуда уезжали. - Счастливая мать отнюдь не спешила лобызать великовозрастное дитятко. - Эмиль не был в Старой Придде… Сын мой, сколько тебя здесь не было?
        - Лет десять, - уверенности у приличного военного могло быть и побольше.
        - И не было бы еще столько, - твердо закончила графиня, - если бы не Франческа. Надеюсь, от своих прямых обязанностей ты сбежал?
        - Почти. Со мной был Эпинэ, я спихнул инспекцию на него, а армия и так на Рокэ.
        - Регент об этом знает? - Марсель собрал волю в кулак и шагнул вперед. - Или ты преподнес ему сюрприз?
        - Он догадается. - Эмиль протянул руку; злодей ничего не подозревал, ведь подозревать было нечего. - Сто лет тебя не видал!
        - Я изменился и похорошел, - рукопожатие вышло излишне крепким, но не поморщиться виконту удалось, - волею великого Бакры. На редкость приятный бог.
        - Вечером вам придется выпить за встречу, - впервые подала голос Франческа, - моряки, во всяком случае, выпили бы обязательно.
        - Мы выпьем, - заверил Валме, усердно давя что-то тоскливо-обиженное. - Что происходит в Аконе?
        - Зима. - Ответ был рассеянным, поскольку Савиньяк добрался до портрета, на каковой и уставился. Бедняга! Пробиваться к любимой сквозь снега и обязанности, пробиться и обнаружить предмет своих чувств в странной компании, где уместна разве что мать. - Простите, сударыня. Я вас не сразу заметил.
        - Это неудивительно, - выказала понимание не сразу замеченная Урфрида, - ведь я во всех смыслах в тени. Зато я могу исчезнуть, не испортив будущего портрета.
        - Вы меня не так поняли, - заволновался Эмиль. Армейские маневры у него явно выходили лучше. - Искусство должно быть… превыше многого, а мне с дороги в самом деле лучше…
        - Выпить, - подсказал Валме, - и представиться Мэгнусу, поскольку Готти ты уже представлен. Дядюшки можешь не бояться, он в своей геренции.
        - Все это очень мило, - лучшая подруга Франчески покачала головой и встала, - но позвольте северянке сделать то, о чем вы меня в своей южной вежливости никогда не попросите, а именно убраться.
        - Уверяю вас, это излишне.
        - И все же я это сделаю, - северянка Урфрида очаровательно улыбнулась, - надеюсь, вы с Франческой в будущем окажете мне такую же услугу. Виконт, вас не затруднит меня проводить?
        - Вы задаете бестактные вопросы, - Франческа тоже улыбнулась. - Разумеется, виконт поступит, как пристало мужчине и кавалеру.
        - Все слышали? - Марсель обвел собравшихся взором, хотелось бы верить, что гордым. - Сударыня, я к вашим услугам.
        Сударыня не ответила - целовала лучшую подругу в щечку. Эмиль так и торчал у мольберта, несчастный художник окончательно забился в угол, и только графиня спокойно допивала шадди. Семейные идиллии в посторонних не нуждаются, как, впрочем, и семейные скандалы.
        Закончив с поцелуем, Урфрида что-то шепнула Франческе на ушко, нежно сжала ее руку и поплыла к выходу; обогнать ее и открыть дверь было проще простого.
        - Я рада, - поспешила сообщить спутница. - Чужое счастье всегда радует и помогает дожидаться своего. Если вы в самом деле готовы меня провожать, давайте обойдем вокруг дворца. Я отчего-то стала уставать от лестниц, и потом здесь несколько душно.
        Валме согласился и подал даме багряный, опушенный седой лисой плащ. Снег во дворе успели расчистить, и голубоватый вал у стены стал выше еще на полголовы, обещая по весне внушительные лужи. Урфрида загадочно молчала, но разгадывать сию загадку было лень. Все кончилось логично и грустно: приехал маршал, красивый и, очень похоже, что любимый, хотя окончательно это прояснится через пару дней. Тогда можно будет сообщить Елене, что ее опасения не оправдались и госпожа Скварца светится от счастья, на описание которого должно уйти не меньше четверти письма. Еще четверть Валме предполагал отвести на загадку с пресловутым покушением.
        Как бы печально это ни было, папенька опять угадал, по крайней мере, других подходящих отравителей в голову виконту так и не пришло. Убивать наследницу цветущего во всех смыслах Фомы стоило лишь для того, чтобы удержать Юлию в Урготе. Фердинанду в этом случае подыскали бы другую невесту, причем в Талиге, поскольку оставшиеся принцессы так или иначе не подходили, а всплывшие на днях познания Иоланты подтверждали, что дед готовил внучку в королевы. Конечно, имелась дочь и у Колиньяров, но слишком уж юная, да и их попытка прибрать к рукам Эпинэ выглядела сразу и нагло, и глупо. Тот, кто догадался отравить предназначенный для мистерии букет, действовал тоньше.
        - Вы не спешите меня развлекать, - напомнила о себе Урфрида. - Я бы поняла, страдай вы всерьез, но ведь это не так.
        - Я страдаю, - возмутился Марсель, - и даже сочиняю на сей счет рондель, но мое молчание связано не с моими терзаниями, а с вашей усталостью.
        - Мне уже лучше, - дама потупилась и тут же вскинула головку. - Сударь, мы одни, и я намерена вызвать вас на откровенность. Мне хотелось бы, чтобы вы разглядели во мне союзника.
        - Вот как? - призвал на помощь Бруно виконт. - Осторожней, здесь лед.
        - В последнее время я в самом деле боюсь упасть, - призналась спутница, - но осторожность хороша отнюдь не всегда. Будь я осторожна с графом Савиньяком, мы бы так друг друга и не поняли. Поверьте, я высоко ценю вашего отца и поэтому раскрываю карты первой. Вам, я имею в виду Валмонов, не следует опасаться моего брака с Эпинэ. Да, мне жаль огорчать маму, которая видит в этом сразу и мое счастье, и спасение Талига, но у меня есть и собственное мнение. Вы куда лучший сын, чем я - дочь. По крайней мере, пока ваше сердце молчит.
        - Оно не молчит.
        - Оставьте. Душу, успевшую пережить и пренебрежение, и… взаимное… понимание, вам не обмануть. При Франческе вы всего лишь исполняете некую повинность. Не будь моя подруга столь счастлива в своей любви, я бы сочла вашу игру оскорбительной, но сейчас это скорее забавно. Волочась за Франческой, вы охраняете графиню Савиньяк, защищаете себя от слетевшихся в Старую Придду девиц и их маменек и заодно следите за Малым двором, при котором в самом деле происходит немало любопытного. Проэмперадора Севера, по понятным причинам, это тоже занимало, но впредь лучше обходиться без крови. Мы с Франческой сумеем сохранить девицу Манрик до тех пор, пока ей не найдут должного применения.
        Второй раз цитировать Бруно было бы дурным тоном, и Марсель любезно поинтересовался, чем из услышанного он может поделиться с Проэмперадором Юга.
        - О, - непослушная дочь мелодично засмеялась, - чем сочтете нужным, даже если я этого не говорила. Главное, я с вами объяснилась и готова выслушать ответные признания. Не обязательно сегодня, ведь север не только откровенней, но и быстрее.
        - Эту мысль я обязательно запишу, - виконт не утерпел и поклонился, - но не столько для моего родителя, сколько для герцога Придда.
        Ответом был все тот же мелодичный смех.

2
        Вальдес, не заходя домой, умчался к своему Альмейде, Руппи вполне мог пойти с ним, а мог поздороваться с морем и проведать Юханову посудину. Можно было и вовсе никуда не ходить: водворить Морока на конюшню, умыться и завалиться спать. До вечера. До утра. До обещанного праздничка. Фельсенбург взлохматил отросшие - хоть сейчас в Кэналлоа - волосы, поправил дорожную куртку и отправился к Олафу. Возле изукрашенной по-прежнему непонятными завитками двери ногам захотелось сбежать, но голова не позволила, а рука уверенно постучала. Сколько раз он так стучал на «Ноордкроне» и, не дожидаясь ответа, входил? Вошел и на этот раз. Ледяной, чисто выбритый, в серой стеганой куртке, сидел у стола, на котором по-прежнему возлежала Эсператия. Мало того, стену, что при желании можно было счесть обращенной к развалинам Агариса, теперь украшали пятеро угрюмых святых, в Хексберг таких было не найти… Контрабандисты постарались? Эти могут добыть хоть эсператистские иконы, хоть можжевеловую, был бы спрос, а деньги Ледяному он оставил…
        Начало беседы вышло… многообещающим. Руппи поздоровался, Олаф коротко ответил и замолчал, Юхану он хотя бы предлагал выпить.
        - Господин адмирал цур зее, - ноги опять вознамерились удрать, пришлось щелкнуть каблуками, - мне нужно с вами поговорить.
        - Я так и понял.
        - Господин адмирал, моя бабушка, герцогиня Штарквинд, обратилась к регенту Талига герцогу Алва…
        От политики Олаф всегда держался в стороне, в том же, чем одарил кесарию последний год, не сразу разобрался и сам Бруно, но главное Руперту объяснить удалось. Кальдмеер выслушал, кивнул и положил руку на толстый серый том.
        - Я выеду, как только посланец герцогини уладит формальности с талигойской стороной. - Нет, Ледяной не прятал глаз, просто он говорил не с бывшим адъютантом, а с тем серым, что засело в книге.
        - Бабушка будет настаивать на вашем участии в переговорах с моряками Метхенберг и Ротфогеля, - очень спокойно напомнил Руппи, - ей нужно отвлечь Марге от Штарквинда, но для этого…
        - Замысел герцогини Штарквинд мне полностью понятен. - Ледяной соизволил наконец перевести взгляд с книги на человека. - Ты успешно выполнил поручение и можешь быть свободен.
        - Еще нет. Бабушка поручила мне поспособствовать заключению сделки. Господин Кальдмеер, если вы откажетесь возглавить Морскую Ратушу, герцогиня Штарквинд пойдет другим путем. Ей по большому счету безразлично, признают моряки в вас вождя или бросятся за вас мстить, главное, эйнрехтцы будут вынуждены раздробить свои силы.
        - Я вижу, ты пользуешься полным доверием герцогини.
        - Даже если и так, подобные мысли бабушка никогда не доверит бумаге.
        - То есть это твои выводы?
        - Не только. - Иногда можно соврать, не погрешив ни единым словом. - Отпуск для устройства моих личных дел мне предоставил его высочество Бруно, вернее, он мне его навязал. И он, и бабушка уже жертвовали вами, флотом и справедливостью, сейчас ставки еще выше.
        - Так кажется тебе, и так кажется герцогине Штарквинд и принцу Бруно. Руперт, я не намерен повторять былых, порожденных гордыней и малодушием ошибок, и приму свою участь. Любую. Мой долг напомнить тебе, что нет большего греха, нежели попытка изменить высший промысел. Все, что нам послано, послано по воле Создателя, и мы должны это принять со смирением и благодарностью. Каждое наше несогласие, каждая наша попытка оспорить неоспоримое лишь усиливает кару. Мало того, мы подводим под нее тех, кто следует уже за нами.
        Если бы у меня хватило твердости духа… Если бы я устоял перед искушением и принял земную кару за гибель вверенного мне флота, Дриксен избегла бы множества бед. Я оказался слаб, а Враг знает, как заставить единожды оступившегося жалеть себя и роптать на судьбу, то есть на Создателя. Каждое последующее наказание тяжелее предыдущего, и принять его безропотно все труднее, но лишь сделав это, можно разорвать порочный круг и посрамить Леворукого. Я хочу надеяться, что ты это поймешь прежде, чем совершишь непоправимое.
        - Пока я считаю непоправимым другое. - Жаль, что он так и не сел, стоя труднее не поддаться искушению хлопнуть дверью. - И, как могу, его не допускаю. К сожалению, богословие не является моей сильной стороной. Хочется верить, что епископ Славы Луциан… даст вам должное утешение.
        - Орден Славы погряз в гордыне, - рука Ледяного вновь легла на Эсператию. - Слава растравляет нестойкие души жаждой подвигов, что на самом деле лишь жажда земных восхвалений. «Львы» забыли, что восхвалять можно одного Создателя, и все, что мы делаем достойного, мы делаем во славу Его. Одобрения себе подобных жаждут те, кто уже повернулся к Врагу.
        - А отец Александер? - Хорошо, что он сейчас не пьет, иначе стакан бы уже летел в стену! - Он что, погряз в гордыне? А в чем тогда погрязла серая тварь с «Верной звезды»? Кроме лжесвидетельства, само собой!
        - Не суди посвятивших себя Создателю. - В голосе Олафа прорезались прежние адмиральские нотки. На мгновенье, но прорезались. - Святой отец явил слабость, поддавшись уговорам адмирала цур зее Бермессера, но и только. Он не оскорбил Создателя, ставя людскую память выше горней чистоты, и не растравлял тщеславие в чужих душах…
        - Я понял, - головой Руперт мотнул не хуже Морока. - Понял всю бессмысленность нашего разговора. Господин Кальдмеер, мне жаль, что я… потревожил вас в ваших… размышлениях, больше такого не повторится. Когда мы свернем шею эйнрехтской сволочи, вы сможете исповедоваться тому священнику, который вас устроит, но сейчас… между вами и Создателем посредников не будет. Желаю вам всего наилучшего.
        Нужно было повернуться и выйти. Быстро и не оглядываясь, но на это бывшего адъютанта все же не хватило. То ли тело ждало привычного «можешь идти», то ли подвела дурацкая надежда на то, что Олаф хотя бы сейчас очнется.
        - Не мне вам говорить, что вы много на себя берете, - отчеканил, поднимаясь со своего кресла, Кальдмеер. - Можете быть свободны. То, что вы мне сказали, останется между нами. Герцогиня фок Штарквинд о ваших словах не узнает, по крайней мере, от меня.
        - От вас она не узнает тем более. - Уж лучше, как Бюнц со Шнееталем… Пусть на дно, но с поднятым флагом! - Вы останетесь у фрошеров ровно столько, сколько мы будем приводить в порядок кесарию. Потом можете делать, что хотите.
        - Теперь ты решаешь еще и за фрошеров?
        - Отнюдь нет. - За Ворона, пожалуй, решишь! - Герцог Алва и без моей помощи понимает, что в самом деле нужно спасать. Ну а с душой уж как получится. Я не дам бабушке угробить дриксенских моряков, сыграв на их любви к Ледяному Олафу.
        - То есть, - так Ледяной в свое время говорил с Хохвенде и Бермессером, - вы намерены оставить меня в плену, потому что вам захотелось сорвать замыслы собственной фамилии? И если потребуется, при помощи Кэналлийского Ворона?
        - Именно так. - Только не при помощи Алвы, а вместе с ним. - У меня, как и у регента Талига, больше нет права на совесть, зато у вас теперь оно есть. Благодаря нам. Прощайте.
        Стук захлопнувшейся за спиной двери. Стук разогнавшегося в галоп сердца. Хочет ли он взорвать крюйт-камеру? Не хочет. Но взорвет, потому что иначе не выходит.

3
        В алатских сказках слуги Судьбы на первой заставе требуют кошелек, на второй - любовь, на третьей - жизнь и на четвертой, последней - друга. Что-то в этой очередности явно есть: хочешь покоя - откупись на первой же рогатке и ступай, куда шел, нечисть честна, больше тебя на этой дороге не тронут. Жаль золота - доставай саблю, может, и прорвешься, главное не струсить на полпути и не скормить тварям других, а с ними и собственную душу, только сперва разберись, это и впрямь демоны требуют плату или тебя просто хотят обокрасть, женить, убить… Люди хотят, порой близкие. Вот что не под силу ни врагам, ни родне, ни нечисти, так это отобрать друга, тут только вы сами… Тех, кто не предаст и не продаст, частенько самих продают, а бывают и глупости, и споры, и обиды на пустом месте, но их с Росио рассорить не вышло ни у Леворукого, ни у Сильвестра. А у других просто не было шанса, даже призрачного.
        О чужих смертях Ли не мечтал, он вообще был не из мечтательных. Если графу Савиньяку что-то требовалось, он старался это раздобыть. Другое дело, что о смерти Сильвестра не думала разве что старуха Фукиано, но Агний?!
        - Ваше высокопреосвященство, - Ли словно бы случайно поймал чужой цепкий взгляд, - капитан личной охраны - руки, но не голова. Я уважаю вашего помощника, но он…
        - Не сможет править Талигом? - собравшийся умирать кардинал словно бы подавил усмешку. Довольную. - Не сможет. Но он не станет мешать его величеству.
        - Его величеству? - королю Сильвестр не доверит и буфетную, а королеву он не знает.
        - Да, - пауза была многозначительна, как философический трактат, - его величеству Рокэ Первому.
        Ахнуть было бы перебором, и Ли всего лишь сощурился. То, что после Октавианской ночки кардинал задумался о будущем, не удивляло. Удивляла откровенность, особенно вкупе с вручаемой армией.
        - Алва не согласится, - со всем почтением уведомил Савиньяк. Так он докладывал, что прогулка не состоится из-за дурной погоды.
        - Не согласится, если его спросят. - В голосе Сильвестра отчетливо звучало торжество. - Но выбора у него не будет.
        А вот это конец! Конец милой уверенности, что время терпит. Убить на месте нельзя, как и молчать, а согласие, полное согласие, такого интригана насторожит.
        - Ваше высокопреосвященство, Рокэ Алва из тех людей, у которых выбор будет всегда.
        На место Рокэ Лионель себя ставил иначе, чем на место Хайнриха или какого-нибудь Заля. Слишком много было общего и слишком много непонятного. Прежде было. Теперь с Росио прояснилось настолько, насколько это вообще возможно. Может, Алва и прятал в рукаве пару карт, но Савиньяк это делал точно, причем эти карты сдал ему сам кэналлиец.
        Без того, что затеял в лаикском Покое озарений Ворон, у Оленя бы не вышло прорваться внутрь залитого водой черного камня, а без обуявшей Вальдеса ярости - в Рассветные луга. Пока ты один - ты один; когда кто-то кого-то призывает, каждый становится чем-то б?льшим и при этом немного перестает быть собой. Понять, как такое выходит, видимо, можно, но так ли важно солдату знать, почему вспыхивает порох, а знахарке - с чего выходцы шарахаются от рябины? Теория полезна, кто спорит, но не тогда, когда перед тобой вражеские колонны или нечисть. Уцелевшие либо найдут объяснение, либо просто запомнят, что делать, как запомнили заговор Четверых. Полагая себя чтящими и ожидающими, понастроив церквей и отринув древних демонов, люди веками именем этих самых демонов гонят смерть, и она хотя бы иногда уходит…
        Лионель придержал Грато, любуясь пока еще зимним небом, поскольку больше любоваться было решительно нечем. Бескрайняя, изрытая оврагами и балками равнина, покрытая грязным, напитавшимся водой снегом, и пробивающиеся сквозь него остатки прошлогодней травы навевали нечто безысходное. Посмотришь и уверуешь в бренность всего сущего, а если и не уверуешь, то банально замерзнешь - на пороге весны в Варасте безраздельно властвует сырой пронизывающий ветер.
        - Монсеньор, выселки вовсе дохлые, но обустроиться можно. - Нос у подскакавшего Уилера покраснел; предполагать, что маршал сейчас выглядит лучше капитана, было бы самообольщеньем, достойным покойного Фридриха. - Местные говорят, парой хорн дальше есть местечко получше.
        - Пусть будет хуже. Отправь Муху вперед, мне нужен пустой дом.
        - Есть там такой, - немедленно обрадовал «фульгат». Похоже, он успел догадаться, что праздничек выйдет странным. - Протопить как следует, и порядок!
        - Тем лучше, - маршал сощурился и перешел на алатский: - Эскорт я оставляю в Кагете, но мне нужно дальше. Поедем вдвоем под видом алатских наемников, только шкура к тому времени должна как следует прирасти. С завтрашнего дня говорим друг с дружкой на сакацкий лад, а Черная Алати «вы» не знает.
        - Точно, гици, - немедленно подтвердил «закатный кот», - да и зачем то? Глупость агарийская.
        - Незачем, только не гици я. Судьбу пытать на пару едем, может, и до побратимской чаши допытаемся. Тюрегвизе есть, сабли с доломанами тоже, дело за удачей.
        - А как тебя называть, друже? Не Лаци, часом?
        - Палом буду. - Савиньяк тронул отрастающие второй месяц усы, к счастью, такие же темные, как брови. - Господарь я сакацкий или кто?
        - О! А говоришь - не гици… Вот бы еще до того, что в Сакаци плясало, с чужих гор докричаться. Только бабка говорила, непросто оно.
        - Рябину ломать она выучила?
        - Кто ж еще? Волосы б тебе подчернить, витязь, или вовсе выбелить, будто седой. А то приметен больно.
        О седине они с Рокэ не подумали, только об «охотничьей» краске, с помощью которой рыжих лис превращают в чернобурок. Витязи часто седеют рано и сразу, а йернскую «серебрянку» Баата для гостя всяко отыщет, только за зиму Ли успел устать и от белого, и от слепоты резвящейся в снегах смерти.
        - Не нужна мне седина, - переделал Балинтову присказку Савиньяк и закончил уже на талиг: - И не будет ее.
        - Да, Монсеньор, - подтвердил вновь ставший талигойским капитаном витязь и заворотил коня.
        Подтаявший и подмороженный снег настоятельно требовал шага, и все же «фульгат» рискнул пойти кентером. Братец, не говоря уж об Эпинэ, не преминул бы спросить, готов ли капитан сунуться с маршалом в Закат, Лионель счел подобные объяснения излишними. Уилер всё для себя решил, бросившись на прицепившуюся к Малышу нечисть.
        Проследив за исчезающим средь неизменных Францисковых тополей всадником, Савиньяк вновь закинул голову, разглядывая расцарапанную перистыми облаками синь. Часы утверждали, что нет и четырех, но слишком низкое солнце с ними не соглашалось, приняв сторону Стефана Уэртского, утверждавшего, что ночь идет с востока на запад. Конклаву это, само собой, не понравилось, но на счастье сьентифика как раз в тот год Мтсараху-Справедливцу не понравился конклав. Магнусы отправились в Закат, а Стефан - на Южную Дигаду, где прожил среди книг и рукописей еще лет тридцать. Пару его трактатов Ли под присмотром ментора осилил и даже понял, но потом стало не до видимого небесного.
        Сговариваясь о встрече среди молний, они с Рокэ про выводы Стефана забыли напрочь. Лионелю о разнице во времени напомнили вздумавшие отставать часы, кружащему возле Аконы Алве подсказывать некому, так что, скорее всего, он начнет в полночь, как и собирался. В аконскую полночь, что вообще-то неплохо. Было бы обидно не поднять хотя бы пару бокалов за приход своей почти наверняка последней весны. Это перед боем лучше обойтись без выпивки, и перед дуэлью, а нынешняя изломная выходка ничего не решает, разве что уверенности придаст, как придает ее знание местности. В бой так и так вступать с марша, но хоть в болото или овраги не влетишь. Да и главное не это, главное - осознание того, что все повисло на тебе, а значит, ты не промахнешься и сделаешь что нужно. И когда нужно.
        - Ваше высокопреосвященство, мой друг из тех людей, у которых выбор будет всегда.
        - А у вас?
        - Нет.
        Пусть дальше сам себя убеждает, а тебе пора на север за армией, которую еще нужно объездить. Какой уж тут выбор…
        Спроси кто Савиньяка, согласен ли он на полное небытие и забвение, он бы сказал, что да. При условии, что Рокэ уцелеет, а у Эмиля с Франческой родится сын. И что когда припрет, а припрет оно обязательно, кто-то вновь сумеет взобраться на призрачную башню и развернуть то, что потомку огнеглазого Флоха представляется табуном. Ответ был бы честным, да и звучал неплохо, другое дело, что сговориться с будущим нельзя, можно разве что понять его логику, то есть вернуться к теории. Той самой, что позволила Бертраму, испортив учебный прибор, разгадать тайну колодцев. Все логично: кто бы ни создавал мир, он должен был увязать звезды с травами, бег с вечностью и всё со всем. Вышло… красиво.
        Раскисшая дорога пошла под уклон, знаменуя близость степной речушки. На карте она должна была значиться - и значилась - как Синявка. Поэтичностью название не блистало, а серо-желтые глинистые берега навевали уныние, но через месяц-полтора колокольчики превратят их во второе небо. Пусть ненадолго, неизбежность конца лишь усиливает очарование. Все тот же Стефан на допросе заявил, что для него главным доказательством существования Создателя является красота. Мысль сочли еретической, а ведь лучшего о богах так никто и не сказал.
        Глава 2
        Липпе. Акона. Старая Придда
        1 год К. Вт. 24-й день Зимних Молний

1
        Мэллит вспоминала день Судеб, самый длинный день своей жизни. Утром достославный из достославных принес весть о том, что ничтожной суждено стать Щитом и Залогом. Сестры вымыли избранной волосы и под плач матери отвели в комнату без окон, оставив в одиночестве. Горели светильники, и в их свете вода в кувшине на столе казалась золотистым вином. Где-то за стенами мужчины готовили чертог ары, а женщины шили нужные одеяния, но здесь не было ни времени, ни слез, ни страха. Мэллит сидела в углу, обхватив колени и ожидая, когда случится хоть что-то. Она не надеялась и не сетовала, ведь выбор достославных был справедлив: кому и закрыть собой необходимого многим, как не изуродованной материнским горем дурнушке?
        Так думали все, кто жалел неудачную; так думала она сама, утешаясь тем, что к ставшей Залогом не войдет купленный муж и, вечно одинокая, она сможет Ночами Луны гулять по городу. Встреча у ждущей крови ары изменила все, и ничтожная устремилась к ложному огню. Пройдя по ядовитой грязи, дочь Жаймиоля выбралась к светлому роднику, но в тот день она была глупа и не заслужила милости Луны. И еще она была слепа и неблагодарна, но Сэль достойна счастья, а ее ждет боль! От своего решения подруга не отступит, но, зная о дурном наперед, его легче перенести.
        Нужные слова гоганни начала подбирать сразу после битвы в саду Кримхильде. Это было непросто, ведь дни заполняли несведущие, которым приходилось долго объяснять, как слышать голос мяса и смешивать подливы. Гаунау старались, а в двоих из старательных Мэллит заподозрила присущее лишь истинному мастеру чутье. Гоганни бы гордилась успехами учеников и ждала свадебного пира, чтобы насладиться заслуженной похвалой, если бы не тревога за Сэль.
        Когда утки и гуси были натерты привезенной из Аконы травяной смесью, а мясо юных быков впало в дрему, впитывая горчицу и драгоценный лимонный сок, девушка покинула кухни и, отерев руки, поднялась в парадные комнаты. Она шла за помощью, но за столом Царственной сидела нареченная Кримхильде, она пила вино и казалась взволнованной. Изгнать принцессу было столь же невозможно, как и начинать при ней разговор. Присев, как ее учили, Мэллит сказала, что отметит блюда, полные чуждого северу огня, листьями мяты, и поспешила в свои комнаты, понимая, что говорить с подругой придется самой и откладывать больше нельзя. Часы на большой башне пробьют десять раз, и за Сэль придут.
        Как начать разговор, гоганни не представляла, и потому решила постучать к подруге с просьбой зашнуровать верхнее платье, но не успела. Сэль вошла сама, когда Мэллит расправляла юбку, и тут же принялась помогать, радуясь местным обычаям.
        - Гаунау выходят замуж с распущенными волосами, - объясняла она, затягивая ею же расшитый корсаж. - Это очень удачно, потому что знатных дам здесь причесывают плохо. Ее высочество Кримхильде и так высокая, а ей на голове навертели что-то вроде «паонской башни», только шире. Хорошо, что ее высочество это поняла и теперь ходит с косами. Это еще и удобно, но косы в Гаунау носят вдовы, так что мне придется придумать, что делать с волосами. Наверное, я буду носить алатскую сетку - если волосы не очень длинные, то они от этого не портятся. Сядь, я повяжу тебе ленту.
        Вставать и садиться в праздничном платье ничтожную обучили еще в Олларии. Дворцовая наука была полезна, но приставленных к «баронессе Сакаци» женщин хотелось забыть навсегда.
        - Здесь нет назойливых, - удивилась гоганни, садясь на покрытый серым мехом табурет. - Это приятно, я не думала, что так можно.
        - Гаунасские дамы дальше свитских комнат без приглашения не заходят, а челядь делает только то, что ей велят. - Подруга вздохнула, и Мэллит поняла, что сейчас услышит о мертвой королеве. - Его величество тоже одевается сам, хотя, наверное, ему трудно натягивать чулки, но все равно так гораздо лучше, чем со слугами, которые ничего не дают делать, а потом болтают… Ее величеству очень мешало, что одну ее оставляли только в молельне и в постели за пологом, а ведь придворные дамы еще хуже служанок. Я слышала, как они шептались о том, что у ее величества дурные дни. Приврать они не могли, потому что в королевском туалете участвуют все дамы по очереди, но все равно это противно.
        - Когда трогают лживые, неприятно, - согласилась гоганни, решаясь на главное. - Сэль, я должна… Ничтожная хочет надеяться, что именуемый Хайнрихом - достойный мужчина, а достойному мужчине хорошо, когда он делает хорошо женщине, но владыка Гаунау чрезмерно силен и тяжел. Он пьет много пива, у него большие руки и подобный котлу живот. Ничтожная боится, что ночь не принесет тебе счастья и вселит в сердце страх.
        - Не надо! - почти крикнула Сэль, а гребень, который она держала, упал на застеленный мехом пол. - Забудь! Та-Ракана давно затоптал конь Монсеньора и правильно сделал, а его величество Хайнрих совсем другой. Будь он дундуком, Монсеньор Лионель никогда бы не согласился на нашу свадьбу.
        У мужчин свои секреты, спрашивать о них некрасиво, но даже если Монсеньор Лионель думал, как ты… то есть, что мне может стать скверно, то он перед отъездом объяснил его величеству, как надо делать. А то, что его величество толстый, не беда. У папеньки живот поменьше, но все равно большой, и ему это совсем не мешает. Как-то раз я увидела папеньку со служанкой, так они все делали сидя. Я ничего не поняла, но мама тоже это видела и мне потом объяснила. И потом ее величество говорила, что грубость и нежность могут жить в любом теле, а его величество очень любит своего коня. Вот уж кому с ним в самом деле тяжело…
        - Сэль, ты пока… просто не понимаешь.
        - Понимаю, просто со мной этого еще не случилось. Конечно, мне немножко страшно, но, когда мы уезжали в Надор, было хуже. Я тебе потом расскажу, как у нас получится с его величеством. Чтобы ты не волновалась. Ты помнишь, что на эсператистскую свадьбу тебя поведет полковник Лауэншельд, а на вторую, главную, ты поведешь меня?
        - Я помню. Главная свадьба будет ночью у старейшей из башен. Гаунау зажгут костры среди камней, я и Царственная подведем тебя к большому королю, и вы сразу уйдете, а гости останутся радоваться.
        - Рубашку ждать они останутся. - Селина вновь занялась волосами ничтожной и вдруг пожаловалась: - Не знаю, какие камни надеть. Хочется вспомнить сразу ее величество, Монсеньора Лионеля и Монсеньора Рокэ, но цеплять на себя слишком много драгоценностей - дурной тон.
        - Синий камень ты отослала нареченному Руппи, а он был так красив. Монсеньор монсеньоров хотел, чтобы ты подарила большому королю в ночь свадьбы кольцо из Доннервальда. Ты сделаешь это?
        - Конечно, хотя оно налезет разве что на мизинец, - подруга выдернула из-под ленты прядку, и она упала Мэллит на лоб. - Готово, пошли к зеркалу.
        Мэллит не думала, что, глядя на себя, сможет испытать радость, но осеннее платье поделилось с ничтожной своим совершенством, даровав ей отблески огня и мерцание золота. Это была красота подхваченных ветром листьев, а не исполненных соком плодов, но это была красота.
        - Как хорошо, что ты улыбаешься, - обрадовалась подруга и принялась расплетать свои волосы. - Я боялась, что не смогу тебе ничего толком объяснить и ты надолго расстроишься. Теперь бы еще Герарда унять, да и мама наверняка места себе не находит. Хорошо хоть к ней в Альт-Вельдер Зоя со своими глупостями не нагрянет… Прости, это я сказала глупость и даже гадость, а Зоя просто хочет, чтобы я влюбилась. Как она в папеньку, только у меня второй раз не получится.
        - Ничтожная думала, что у нее нет сердца, но оно нашлось. Одно на двоих.
        - Мелхен! - Сэль прижала обретшую сердце к себе. - Монсеньор или сам вернется, или его вытащит папенька, а про любовь… Ее величество говорила, что вторая любовь может прийти незаметно. Я сперва не поняла, как такое может быть, но потом вспомнила про кошек. Они ведь умеют приходить так, что не знаешь, есть они в комнате или нет. Смотри, Маршал! И как только он сюда влез?
        Черно-белый в самом деле был здесь и драл когтями самую большую из застилавших пол шкур, но когда и откуда он вошел, Мэллит не заметила.

2
        От подобной зрительной трубы не отказался бы и Альмейда, Кроунер же не упал в обморок лишь из страха уронить свежеобретенное сокровище.
        - Господин капитан… - стонал он, держа подарок обеими руками, - господин бригадир… Это как же… куда…
        - Оп-ти-чес-кий прибор пригодится в экс-пе-ди-ции, - прервал стенания из последних сил хранящий серьезность Арно. - Незаменимая штука при ловле птиц и звезд.
        - Атлас Видимого небесного, - не преминул подхватить Валентин, - после возвращения адмирала Вальдеса наверняка будет расширен, причем значительно. Обнаружив новые созвездия, вы сможете назвать одно из них Бабочкой.
        - Или Усачом! - Арно взял со стола строгий черный футляр для бумаг и протянул разведчику, который растерянно затоптался, не зная, куда девать драгоценную трубу. Выручил Валентин, самолично вынувший нежный прибор из капральских рук, после чего наступил черед патента, навеки закреплявшего за марагонским жуком «кондициённое» имя, подлежащее теперь включению в ближайший бестиарий.
        Мысль осчастливить Кроунера бумагой с печатью принадлежала Арно. Валентин согласился, но решил, что документ должен обладать абсолютной юридической силой, которую ему придаст подпись регента. Изрядно напоминавший изделия Сузы-Музы диплом угодил к Рокэ, который одной лишь подписью не ограничился. «Усач королевский, шипогрудый, блестящий, больно кусающий, превеликий как Бабочка» волей Алвы превратился в «Королевского усача Кроунера». Прочие жучиные титулы остались без изменений, а вот покусившийся на права первооткрывателя подхалим лишился сразу академической мантии и пенсиона. Арно с Валентином сочли такое решение справедливым, но капрала оно изрядно встревожило.
        - Он же все неописанное знает, - переживал разведчик, - и не токмо про жуков с зайцами! Второго такого зепляра пока еще выучишь, как же без него проверять, описанное или нет? Про короля он, может, от души вписал, сиротку порадовать, ну а мы с Бабочкой что… В иск-педиции всяко незаписанное найдется.
        - Еще бы! - Арно покосился на часы и понял, что с наукой пора заканчивать. - Но шкурника этого жалеть нечего, он не просто тебя обокрал, он присягу нарушил. Научную.
        - Изгнание из Академии подобного господина, - не замедлил развить мысль Придд, аккуратно убирая трубу в чехол, - создает позитивный прецедент.
        - Другим теперь неповадно будет с чужими открытиями жульничать, - перевел виконт, и сияющий, как жаждущая обнаружения звезда, разведчик отправился праздновать. Арно расстегнул надетый по такому случаю мундир и плюхнулся в помнившее загадочного герцога Надорэа кресло.
        - Хорошо, что Герарду и фок Дахе ордена вручить успели, - нашел чему дополнительно порадоваться виконт, оглядывая вылизанную «спрутами», но пустую без девчонок, котов и Руппи столовую. - Слушай, а чего ты Клауса в гости к фок Дахе отправил? Он же там мешать будет!
        - Потому и выставил, - блеснул логикой Валентин. - О чем, по твоему мнению, фок Дахе станет говорить со своей женой все эти десять дней?
        - О… О Гизелле.
        - Да, если вообще будет, но скорее всего они будут молчать, чтобы не сделать друг другу больно, и в результате сделают. Мы так жили очень долго, и я никому не желаю такой… бережности. С посторонним человеком - а Клаус в отличие от нас посторонний - семейству фок Дахе придется говорить о будущем и о подвигах хозяина дома. Это им поможет понять, что не кончилась не только жизнь, но и любовь. Ты согласен?
        - Могу сказать про клячу и про то, что ты умный. Но раз так, мы могли бы с ними смотаться; Рокэ бы отпустил.
        - Тебя. Я ему сегодня нужен.
        - О как!
        - Герцог намерен встретить Излом здесь. С ним придут Эпинэ и Райнштайнер, я думаю, это неспроста.
        - Да Рокэ вечно так! В смысле удирает к своим с гитарой… Мы с тобой в Аконе, вот он к нам и собрался, а не будь нас, он бы к бергерам рванул. Йоганн говорит, они на него не то чтоб дуются за Зимний Излом, но им обидно. «Улары»-то на бергерах сломались.
        - Не спорю, однако сражение в целом сломалось на двух дриксенских батареях. Возможно, ты и прав, а я просто не умею праздновать.
        - Научишься. Только чем всю эту ораву кормить? Мелхен-то у нас больше нет.
        - Я послал в «Разгульного чижа» и, поскольку Райнштайнер не любит специй, в «Хромого полковника». Но если ты прав и Алва не имеет в виду ничего особенного, то присутствие Селины и баронессы сделало бы предстоящую ночь заметно лучше.
        - Угу… Слушай, теперь ведь то… о чем ты говорил, не нужно. Селину Хайнрих защитит, да и Мелхен заодно, так что ты свободен.
        - Возможно. - Валентин задумчиво оглядел комнату и поменял местами вазу с сухими цветами и подсвечник. - Некоторые обязательства не исчезают никогда. Мы можем их не исполнять за ненадобностью, но пока я и Селина с Мэлхен живы, я себя свободным не считаю.
        - Тогда и меня не считай. Любопытно, что стукнуло Селине в голову… Тебе обидно не было?
        - Нет, всего лишь немного грустно.
        - Слушай, а ведь мне, пожалуй, тоже!
        - Ничего удивительного. Помнится, мы с тобой в Васспарде не договорили о любви. Сегодня тоже вряд ли договорим, но мне очевидно, что мы оба слегка влюблены сразу и в Селину, и в Мелхен.
        - Думаешь? - Арно озадаченно уставился на друга. - Тогда почему мы не злимся?
        - Потому что нам было достаточно того, что они есть. Я не утверждаю, что прав, и не намерен опровергать философов и поэтов, но всепожирающие страсти так или иначе кончаются, а наши чувства… Моя мать любила цветы, Ирэна эту ее черту унаследовала, вот только у нее очень долго не было ничего, кроме цветов. А у нашей матери - было, и тоже очень долго, но при этом были еще и цветы. Мало того, их присутствие словно бы оттеняло и счастье, и беду. Так и с чувствами. Не рискую говорить еще и за тебя, но в моей жизни есть эти две девушки. Вряд ли кто-то из них мог бы стать для меня тем, чем для отца была мать, но я рад, что мы встретились.
        - А Иоланта? - Валентин в чем-то прав, понять бы еще в чем! - Она ведь тоже…
        - Для тебя - возможно, но я о ней не вспомнил, значит, для меня она просто родственница, которая нуждалась в помощи. Я рад, что у нее появились покровители и подруга, будет жаль, если ты их рассоришь.
        - Вот еще! Айрис - умница! Мелхен это слово не любит, но хуже оно от этого не стало… Вот у Гизеллы в голове какая-то чепуха. Похоже, из-за Дурзье.
        - Скорее из-за матери и старшей сестры. С моей стороны будет большой наглостью спросить, кого бы ты скорее поцеловал, Иоланту или Айрис?
        - Обеих. Одну - в нос, вторую - в щечку… Погоди, ведь это сегодня?!
        - Что это?
        - Ну, Сэль же выходит замуж в ночь на Весенний Излом, то есть прямо сейчас! Не знаю, когда придет Рокэ, но давай за нее выпьем. Чтоб не пожалела!

3
        Ссоры любящих угнетают, но Мэллит не ушла, потому что Сэль этого не хотела. Гоганни стояла возле печи и смотрела на Герарда. Отважный надел парадный мундир и украсил себя орденами, но досада на его лице спорила с огорчением. Брат подруги не желал свадьбы и в который раз приводил довод за доводом, а Селина отвечала, повторяя то, что говорила уже не раз. Из всех драгоценностей она все же выбрала жемчуг из дома Монсеньора монсеньоров. Подруга говорила о второй любви, но с ней все еще была первая. Мэллит привычно тронула золотой цветок на груди, желая Сэль излечиться хотя бы через десять и шесть лет, когда названный Руппи уподобится регенту. Задумавшись о грядущем счастье, гоганни не сразу поняла, что Герард заговорил о Создателе, чего прежде не делал.
        - Мне это не нравится… - волновался он. - Конечно, его высокопреосвященство тебе разрешил, но ему велел Монсеньор, а от эсператистов добра все равно не жди.
        - Гаунау не очень эсператисты, у них что-то более умное. - Сэль наклонилась и взяла на руки кота, хотя его когти несли угрозу платью. - Вот его величество держит слово и знает про Королеву Холода, а у нас только Книгу Ожидания читают, хотя в ней, если подумать, умного мало.
        - Сэль, ну что ты такое говоришь! Вспомни ее величество, она же все время молилась.
        - Я помню, - подруга закусила губу, сдерживая неуместные в день свадьбы слезы. - Ее величество думала, что она эсператистка, а ты думаешь, что ты - олларианец, только серые кошки и черные кошки все равно кошки. Мы не знаем о том, откуда все взялось, и можем только верить в то, что нам говорят, а эсператисты и олларианцы говорят одинаково. Что нет никого хуже Врага и лучше Создателя, потому что он самый умный, справедливый и добрый. Ее величество в это верила, и бабушка верит, но разве они могут думать одинаково? Я не про молитвы, которые мы читаем не по-гальтарски, а про главное. Для бабушки справедливо, что она стала графиней, а соседа, который ей пакостил, повесили. Когда она узнает, что я вышла за его величество, она решит, что это несправедливо, но все равно захочет приехать, ведь бабушка королевы важней жены графа и тессория. И это для нее будет справедливым, а для ее величества справедливым было, чтобы не казнили тех, кто поднял восстание в Эпинэ, потому что виноваты не они, а те, кто их довел. И когда у ее величества начинались неприятности, она не думала, что это несправедливо, потому что
другим было хуже. Понимаешь, королева с королем отвечают за всё, что делается в стране, зато бабушка…
        - Сэль, ты какую-то чушь несешь! Это как… мешать варенье с гнилой капустой.
        - Не мешать, а сравнивать. Если тебе так проще, то одни думают, что Создатель - это гнилая капуста, а другие - что варенье. И неважно, что на севере варенье варят из яблок и смородины, а на юге из абрикосов, главное, что оно варенье. С эсператизмом и олларианством так же. Для хорошего человека Создатель будет вареньем, но он не станет заставлять других его есть, будет только угощать. Зато скверный примется свою капусту насильно пихать другим в горло. Теперь понял?
        - Сэль!
        - Наверное, я плохо объясняю.
        - Подруга говорит, - не выдержала Мэллит, - что хорошее может зваться по-разному, но быть схожим, как и дурное. Ты видел злых, живущих рядом, и добрых, приходящих издалека. Неужели тебя бы опечалил союз Сэль и нареченного Рупертом?
        - Нет, конечно! Это же совсем другое…
        - Но не из-за Создателя. И вообще с дриксами мы воевали больше, чем с гаунау. - Сэль повернулась, чтобы посмотреть на часы, она ждала конца разговора. - Тебе просто не нравится, что я выхожу за его величество, вот ты и выдумываешь.
        - Да, - брат шагнул к сестре, теперь они стояли совсем рядом, - не нравится! И вообще хватит врать, я понял, почему ты уперлась! То есть вспомнил, что тебе говорил отец, когда мы почти доехали… Ты ему обещала короля, но ведь это же глупость какая-то!
        - Вот и молодец, что понял! Может, ты еще расскажешь, с чего бросился защищать господина фок Глауберозе, когда у тебя был приказ твоего маршала - удирать? Тоже ведь глупость!
        - Сэль, это же совсем…
        - Другое, да? - руки подруги сжали кота, и тот недовольно, но уместно закричал. - Ты хочешь стать, как монсеньор Рокэ, ну так научись не врать себе и не передергивать… Это мужское слово, ты его еще, наверное, не знаешь, я его слышала от господина Валме. Маршал!
        Удержать черно-белого, когда он стремился прочь, не мог никто. Быстрый, он извернулся и вырвался, упав на пол меж сестрой и братом. И тут же забили часы.
        - Герард, - торопливо заговорила Сэль, - если ты начнешь глупить, я скажу полковнику Лауэншельду, чтоб тебя куда-нибудь заперли и не выпускали до утра. Маршала тоже лучше запереть… Мелхен, ты видела, куда он полез?
        - Под кресло. - Нужно было говорить, чтобы не заговорил Герард, и Мэллит улыбнулась. - Если твоего брата запрут, нужно, чтобы ему принесли запеченного мяса в соусе из красных ягод. Оно получилось лучше, чем ничтожная надеялась, ведь…
        Раздавшийся за дверью могучий звон напомнил о том, как призывали в чертог ары. Хмурый Герард шагнул к Сэль, желая взять ее за руку, но подруга изогнулась, будто ее тело стало кошачьим, и, обойдя брата, села в кресло, под которым таился черно-белый.
        - Войдите, - громко и отчетливо произнесла она. - Я жду, я готова.
        Она сказала. Ее услышали и вошли.

4
        До весны оставалось полтора часа везде и час - в бывшем кабинете Рудольфа, уже окончательно превращенном в Большую Гербовую гостиную. Георгия велела подвести стрелки часов, чтобы, простившись с зимой в почти семейном кругу, ровно в полночь выйти в Парадную анфиладу. Все силы герцогини уходили на будущий Октавианский прием, и нынешний праздник предполагался предельно скромным: церемонный проход - полноценным кальтарином дефилирование полутора дюжин пар назвать было нельзя - к Торкской гостиной; вино и беседа для солидных гостей и полтора часа танцев для молодняка. Принуждать августейших детей полуночничать Георгия не стала, но фрейлинам предстояло слегка порезвиться в обществе не столь многочисленных знатных кавалеров и восполняющих их нехватку офицеров гарнизона. За музыку отвечал Коко, за десерты - повара Ноймариненов и фарнские кудесники. Арлетта не желала встречать Весенний Излом без хорошего шадди, да еще и лишить его Франческу, а запомнившая выходку Аглаи Георгия опасалась опозориться перед фельпской гостьей, пусть та и промолчала бы.
        - Боюсь, - герцогиня понизила голос, хотя вокруг были лишь свои, - боюсь, мое решение истолкуют как окончательное признание Фарнэби.
        - И чем это плохо? - удивился одетый в парадный маршальский мундир Рудольф. - Гогенлоэ пусть скажет спасибо, что его в Бергмарк не отправили, к Манрикам.
        - Тот Манрик, что был истинным корнем зла, сейчас не в Бергмарк, - напомнила Урфрида. - Впрочем, по словам графа Лионеля, он там полезен.
        - Вот именно, - отрубил бывший регент. - Надор уже сейчас есть не просит, а через пару лет начнет приносить прибыль. Вот с Гогенлоэ кроме невест взять нечего, да и невесты, прямо скажем, не из лучших.
        - Бедные девочки. - Георгия грустно покачала головой, серьги у хозяйки дома были отменные. - В первую очередь я беспокоюсь именно о них: рассчитывать на лучшие партии и в один день остаться ни с чем… Но хватит о грустном!
        - Мама, - устало укорила Урфрида, - сегодня вся грусть исходит от тебя и слегка от Гизеллы. Не надо. Лучше порадуемся за Франческу и Эмиля, ведь чужая любовь… чужая счастливая любовь вселяет надежду.
        - Надежду вселяет многое, - госпожа Скварца рассеянно оглядела комнату, слегка задержавшись взглядом на столике с выставленными в ряд бокалами. Бдительный Эмиль все понял и отправился за вином. Арлетта так до сих пор не разобралась, был ли сын счастлив. Очень хотелось, чтобы был… Графиня сощурилась на часы и улыбнулась.
        - «Второе имя весны - надежда», - Веннен выручит всегда, а не Веннен, так то, что за него примут. - Это будет отличный тост. Через полчаса. Спасибо, дитя мое…
        Алатский бокал, красное вино, отблеск свечей, канун Излома. «Весна танцует с ветрами…»
        Гитару бы сюда и мальчишек! Всех. Росио с Ли, Арно, Валентина, малыша Клауса… Должен же под рукой быть малыш, а Арно вырос, у васспардских прудов это стало ясно окончательно.
        Второй бокал сын вручает невесте и тут же возвращается к столу. Франческа сегодня в белом, в смоляных волосах горят бриллианты. Будь со свадьбой решено до конца, госпожа Скварца надела бы рубины, она их привезла… Она ходила в них до приезда Эмиля.
        Еще два бокала дамам. Георгия мило благодарит, Урфрида медленно качает головой - в последнее время ей не хочется вина, и оно достается насупленной Гизелле. Старшая из сестер Ноймаринен в алом. Дама-патронесса хотя бы иногда должна появляться в цветах королевы, хотя встреча весны не лучший повод вспоминать погибших. С другой стороны, отбыв повинность, Урфрида сможет на большом приеме блистать в идущих ей туалетах.
        Рудольфу Эмиль приносит глинтвейн, но сам остается верен кэналлийскому. Часы отбивают очередную четверть.
        - Вот и дожили… - на диване Рудольф не усидел, побрел к окну. Любопытно, жалеет он о ставшем парадной гостиной кабинете или уступил и забыл? - Снегу еще на месяц, а в Ноймаре на все два, но дожили. Зиму Рокэ начал с победы, так и пошло. Пусть и дальше будет не хуже… Эмиль, с Олларией до лета управишься?
        - Если начнем, управимся, а вот начнем ли? У Рокэ свои резоны.
        - Господа маршалы, умоляю, не сейчас! - Георгия страдальчески скривилась и тут же улыбнулась. - Я удивлена тактичностью Валме. В Старой Придде настолько привыкли видеть его рядом с Франческой, что я не стала посылать ему отдельное приглашение. Надеюсь, он подойдет в большой зал вовремя, я на него очень рассчитываю.
        - Марсель уехал. - Эмиль спокойно пьет свое вино, расчеты герцогини ему не интересны. - С самого утра и вроде бы по делу.
        - Но ведь он вернется?
        - Разумеется, ведь он оставил своего пса.
        - Вот что бывает, когда не сведешь воедино все до последней мелочи, - не то пожаловалась, не то покаялась хозяйка дома. - Валме нам нужен не позднее чем через полчаса. Франческа, дорогая моя, вам это может показаться странным, но Франциск Великий запретил супругам и помолвленным танцевать на королевских приемах друг с другом. Кавалером Арлины будет мой муж, а вашим я предполагала виконта Валме. Не хватало двоих, и я попросила об услуге отца и сына Дораков, как самых высокородных из наших гостей… Теперь Дарзье поведет Франческу, но Гизелла остается без пары.
        - Я с удовольствием пройдусь с мэтром Инголсом, - предложила Арлетта, - он для этого достаточно внушителен.
        - При всем уважении… - лицо Георы живо напомнило о шадди по-эйнрехтски, - мэтр Инголс получил графскую цепь совсем недавно, причем не от короля, а от регента. Мы должны показать, что Талиг Олларов стойко перенес все невзгоды, а новые лица в окружении Карла утверждают обратное. Нет, Арлина, тебе придется идти с Рудольфом, а мне - с графом Дораком. Франческа, надеюсь, вы простите нам обсуждение столь скучных предметов.
        - Франческа простит, - сверкнула своими рубинами Урфрида, - ведь она уже часть нас. Не бойся, виконт Дарзье - отличный партнер, а сам танец предельно прост.
        - Кроме того, - живо подхватила хозяйка приема, - ваш совместный выход заставит забыть ту глупость, которую совершил виконт. Само собой, я имею в виду Дарзье.
        - Я бы, - сочла возможным вмешаться Арлетта, - скорее назвала его выходку подлостью.
        - В любом случае он заплатил сполна, а отодвигая Дораков, мы бросаем тень не столько на Сильвестра, сколько на бедного Фердинанда. Да, они ошибались, причем страшно, и мы это знаем. Мы, но не подданные. Рудольф, вы с этим согласны?
        - Ворошить старое сейчас и впрямь не время, - согласился, хоть и без особой радости, герцог. - Гизеллу может повести Давенпорт.
        - Чудесно! - просияла Георгия. - Он это заслужил.
        - Я бы добавила, - голос Франчески звучал неожиданно зло, - что все, кто так или иначе готов к предательству, заслуживают встречи с графом Давенпортом. Для этих господ он - живое предостережение.
        - Милая, - восхищенно мурлыкнула Урфрида, - ты чувствуешь Талиг лучше моих братьев и, подозреваю, своего суженого! Граф Савиньяк, будь он с нами, со мной бы согласился.
        - Ты ошибаешься, - Франческа вернула почти нетронутый бокал Эмилю, - я чувствую не Талиг, а политику. Предатели везде одинаковы… Как и глупцы, и корыстолюбцы. Мне хочется о них позабыть, но, кажется, это невозможно.
        - Герцог Алва не любит это слово, - начала Арлетта, однако лучшим ответом стала распахнувшаяся дверь, в которую ввалился некто черный и монументальный. То, что перед ней пресловутый Бонифаций, Арлетта догадалась прежде, чем сопровождавший кардинала Валме расправил роскошные манжеты и поклонился. Совершенно по-посольски. Это было вызовом, и Арлетта его приняла.
        - Ваше высокопреосвященство, - графиня посмотрела на несостоявшегося деверя сквозь бокал, как это делал Росио, - вы ведь помните, как танцуют кальтарин? Если да, то вы нас просто выручите, составив пару герцогине Ноймаринен. Не столько как кардинал, сколько как последний из настоящих Фукиано. Иначе Георе придется согласиться на Дорака, а они не более чем графы.
        Георгия выдержала, не выдержал Рудольф. Бывший регент пристроил кружку из-под глинтвейна на подоконник и расхохотался. Зима кончалась весело. «Забудь о смерти до смерти. Весна танцует с ветрами…»

5
        Озерный замок с его садами Мэллит постигала долго, а жилище большого короля было много больше. Гоганни успела затвердить дорогу от поварен до своих комнат и знала, где искать Царственную, но столь поразивший ее приют растений без помощи отыскала бы вряд ли. Храм, где произойдет неизбежное, по словам Кримхильде был с противоположной, речной стороны дворца, но невесту отчего-то повели в обход.
        Многочисленный, как пошутила вчера первородная Матильда, «табун кобылиц» неспешно двигался освещенными пляшущим огнем коридорами. Первой - сразу за могучими факельщиками, меж дочерью жениха и опечаленным братом - шла подруга. Мэллит с полковником Лауэншельдом были вторыми, а за ними, как нить за иглой, тянулись придворные женщины. К Сэль их вошло лишь четыре, но из тьмы раз за разом выступало еще по столько же. Разодетые во все оттенки коричневого и зеленого, они замирали у черных проходов, как полевые мыши возле своих нор. Нареченная Кримхильде произносила несколько слов, и табун увеличивался на четырех знатных. Полковник называл их имена, но запомнить их было труднее, чем лестницы и коридоры.
        Встречи с незнакомыми тревожили, хотя в рукаве гоганни и прятался стилет, с которым она после нападения на дочь большого короля не расставалась. Мэллит понимала, что обычаи правнуков Кабиоховых в чужих глазах тоже кажутся лишенными смысла и красоты, и все же недоумевала. Почему лестницы и переходы, всегда освещенные, пусть и не ярко, сегодня тонут во тьме? И куда исчезли стражи? Прежде повсюду стояли бурые гаунау с алебардами, сперва по одному, затем, после боя среди кадок и горшков, их число удвоилось. Мэллит полагала это разумным, но сейчас дворцовые залы казались мрачными пещерами, по которым ползет золотая змея. Она кажется могучей, но пожирают и змей.
        - Вы ведь успели осмотреть Высокую Берлогу? - начал разговор полковник Лауэншельд, которого странная дорога не удивляла. - Как вы ее находите?
        Имени дворца гоганни не знала, но догадалась, о чем может спросить вежливый. Жилище гаунасских владык Мэллит, откровенно говоря, нравилось не слишком - много камня, серого и бурого, темное дерево, гобелены с малопонятными сценами, но разве уместно огорчать хозяев?
        - Дом короля Гаунау велик и полон памяти, - эти слова не несли ни обиды, ни лжи и потому были уместны. - Он похож на те, что я видела в Талиге, но кажется более суровым.
        - Мы к такому привыкли и с трудом представляем, что можно жить иначе. Надеюсь, ваша подруга и моя будущая государыня сможет это принять.
        - Те покои, что предоставлены нам, светлы и красивы. Как здоровье вашего храброго сына?
        - Харольду лучше, - голос полковника был ровен, но глаза его исполнились тепла, - однако присутствовать на церемонии он не в силах, так что я благодарю вас дважды. За него и за себя. Если бы не ваше вмешательство, я бы лишился сына.
        - Я всего лишь бросила горшок, и не столь сильно, как было нужно. Ее высочеству пришлось… завершить начатое, а бесноватого кавалера застрелила ее высочество Матильда, только зачем мериться свершенным? Это не вашего сына спасли три женщины, а он закрыл собой одну, и это была прекрасная Кримхильде.
        - Таков его долг и… его выбор. В то время как вы…
        - Я родилась далеко, - поспешила помочь собеседнику Мэллит, - но, когда надо драться, дерутся все. Долг воина защитить достойного короля и оказавшуюся в опасности женщину, хотя… творящего зло государя нужно остановить.
        - Простите? - именуемый Пером казался растерянным, и это было странно, как качающийся камень. - Я не совсем понимаю.
        - Нич… Ничего страшного, я вспомнила об одном… достойном презрения. Он мертв, но в старых книгах пишут о многом. Моя подруга говорила, что возжелавшие убийства встречались с исполненными скверны. Их отыскали?
        - Да, причем быстро.
        - Это были «гуси»? Прошу прощения… Скверну привезли из Дриксен?
        - Именно!
        - Сэль сейчас занята иным, но и я знаю, что это значит. Все, с кем говорили прибывшие из Дриксен, висят на нити своей совести. Если она тонка, они, увидев подругу или ее брата… уподобятся тому, кто ранил вашего сына.
        - Мы помним об этом, но не стоит в сегодняшний вечер думать о скверном.
        - Да, - согласилась Мэллит, - не следует разбавлять вкус радости отвращением, но откладывать охоту больше, чем на три дня, неразумно. Могу я спросить о непонятном?
        - Конечно, баронесса.
        - Почему нет стражи, а наш путь погружен во тьму?
        - Таков обычай, - полковник тронул лежащую на его плечах орденскую цепь и начал рассказ.
        Первородный Ли не ошибался, называя обычаи тенью былого, но мимоза и дуб отбрасывают разные тени. Правнуки Кабиоховы, уступив жестоким и сильным, отказались от оружия и ушли в пески, предки же большого короля были наказаны за чрезмерную воинственность и усвоили урок. Гоганы старались не тратить ставших драгоценностью ниток, гаунау - берегли огонь. Беды канули в прошлое, но в ночь Излома отмеченные медведем гасили все огни, кроме важных, и, заперев оружие в особые сундуки, шли радоваться.
        - Это достойно и красиво, - Мэллит подняла голову, ловя взгляд нареченного Пером, - только бесноватые не чтут прошлого. Что будет, если они проникнут в дом безоружных, а тьма позволит им подобраться близко?
        Ответом стала улыбка. В Талиге мужчины так улыбаются, зная, что смогут защитить своих женщин и свои дома.
        - Мы не любим ошибаться дважды, - уверенный свел брови, подыскивая нужные слова. - Темнота скроет не только убийц, но и защитников. Мы почти пришли, осталось спуститься по двум лестницам, к сожалению, очень крутым и узким. Боюсь, что не смогу вас поддержать.
        - Я запомнила, - кивнула гоганни. - У нас есть примета. Споткнуться и не упасть - значит, преодолеть беду.
        Слова ничтожной пришлись кстати и были сказаны вовремя. Нареченная Кримхильде оступилась, но брат подруги оказался достаточно ловок и быстр. Дурного не случилось. На стенах вздрогнули тени, вполголоса ахнула неразумная придворная, что-то заскрипело, потянуло холодом, и пламя факелов заметалось, напомнив о пылающей гриве и странных снах.
        - Проэмперадор Савиньяк, - произнесла Мэллит, желая ощутить на губах лучшее из имен, - был бы рад быть сейчас в Липпе. Он бы нашел нужные слова и сказал главное, но его конь повернул к Бергмарк.
        Глава 3
        Липпе. Старая Придда
        1 год К. Вт. 24-й день Зимних Молний - 1-й день Весенних Скал

1
        Сыновнюю свадьбу Матильда нет-нет да и вспоминала, даже не саму свадьбу, а лица, взгляды, жесты. Молодые светились от светлой юной радости, зато Анэсти изображал из себя увядающую в гнилой воде хризантему. Еще бы, единственный наследник самих Раканов женится на нищей плебейке! Ужас и четырежды кошмар!
        Будь покойный муженек способен хоть на что-то, он бы наизнанку вывернулся, чтобы не допустить такого безобразия, но благородный потомок годился лишь на… благоуханье. То есть на сетования и бесконечные намеки. Дескать, блюдущая фамильную гордость мать могла бы неразумного сына и вразумить, а не сына, так его девку. Может, и могла бы, только не хотела. Курносенькая, большеглазая Ида Матильде нравилась, было в ней что-то обещающее настоящее счастье, а что не аристократка, так своих аристократов в Агарисе и не водилось. Либо заезжие, либо приблудные. Эти на плебейках женились с готовностью, но на плебейках богатых. И Анэсти б женился, не вцепись в него алатская дурища с семейными драгоценностями…
        Ее высокопреосвященства фыркнула и тронула сапфиры - не фамильные, но не ставшие от этого хуже. Стоящий рядом Хайнрих расценил фырканье на свой лад.
        - Тебе-то смешно, - вполголоса проворчал он. - А вот мне…
        - Страшно? - подсказала бывшая невеста, после воспоследовавшей за стрельбой пьянки перешедшая с королем на талигойское «ты». - Ну так бойся! Когда еще и потрястись, как не перед женитьбой?
        - Да не боюсь я, - несостоявшийся супруг по-звериному сморщил нос, - не понимаю! Кажется, что не то сплю, не то рехнулся. Она ж всерьез за меня замуж хочет! Вокруг молодой Фельсенбург скачет. Что парню кесарем быть - коням ясно, что он и в море по одному горностайкиному слову сиганет, и за луной на гору полезет - тоже, а она хоть бы глянула…
        - Так радуйся! - зверским шепотом велела Матильда. - Мне-то хуже пришлось.
        - Первый раз или второй?
        - Оба! - В Агарисе под медом оказались помои. Жиденькие, не сдохнуть, но наизнанку выворачивало. А по второму заходу поверх меда мух налипло чуть ли ни с палец, пока еще отскребла… - Может, все же побоишься, твое величество, потом не до того станет?
        - Некогда! - Хайнрих шумно втянул в себя воздух, подбирая брюхо и выпячивая грудь. Напоминать талигойской высокопреосвященстве, что ее сюда не дразниться приглашали, он не стал. Хоть бы ночью от волненья не опозорился… Матильда повела малость затекшими от тяжеленного дареного плаща плечами и неспешно двинулась навстречу вступавшей в церковь невесте. Одетая в голубое, она спокойно шла меж насупленным братом и золотящейся в свете свечей Кримхильде; лежащее на плечах принцессы ожерелье запросто могло сойти за кирасу, что после приключения в зимнем саду казалось не столь уж и глупым. Селина ограничилась жемчужными бусами. Платьице на ней было талигойское и очень скромненькое, а волосы распущены на здешний манер. Фельсенбургу повезло, что он этого не видит.
        Бывшая невеста Хайнриха с нынешней сошлись в точности на перекрестье расчертивших церковный пол суконных дорожек. Герард уныло взял Кримхильде под руку и повернул направо, Лауэншельд с бледненькой встревоженной Мэллицей - налево, а табун из доброй полусотни придворных дам замер на месте. Матильда не сразу сообразила, с чего это генеральши и полковницы разом схватились за головы, потом вспомнила, что во время расспросов невесты гости на гаунасских свадьбах затыкают уши.
        - Ну как? - То, что сестрица не отступит, было ясно по физиономии братца, но свадебные вопросы не сейчас сочинили. - Готова? Не передумаешь, невеста королевская?
        - Ваше высочество, - похоже, девице ужасно хотелось присесть, но она помнила, что в церкви такое не положено, - я готова, только… Его величество на вас не сердится за то, что вы…
        - А чего ему сердиться, - подавила смешок Матильда, - когда есть ты?
        - Я тоже так думаю, - согласилась Селина и зашептала: - Если вас не затруднит, объясните ему, что делать с моим платьем. Понимаете, я оделась в то, что у меня было, но здесь так не ходят, а если объяснять стану я, его величество может разволноваться. Мужчины иногда волнуются из-за самых простых вещей и не любят, когда им объясняют, как делать то, что они должны уметь.
        - Не волнуйся, - мысль о том, что Хайнрих с его силой докучливую тряпку может просто разорвать, Матильда оставила при себе, - я все объясню.
        - Мэлхен сделала самый простой узел, надо только правильно потянуть.
        - Вот и потянет, - обнадежила алатка. - И вообще, у кого нынче первая брачная ночь? У тебя или у папаши Кримхильдиного?
        - Ее покойное величество была из Гаунау, - сбить Селину с мысли еще никому не удалось, - а здесь носят другие платья. Ваше высочество, нам не пора? А то могут подумать, что вы меня уговариваете, а я не хочу. И потом долго стоять с поднятыми руками тяжело, особенно если проймы узкие.
        - Пошли. - Матильда подхватила разумницу под локоть, с забытой болью вспомнив, как вела к Эрнани то бледневшую, то красневшую Иду. Агарисский храм святой Юлии среди лучших, читай, дорогих, не числился, но и он был поболе втиснутой в древний подвал гаунасской дворцовой церкви. И понарядней. Бербрудеры то ли пожадничали, то ли наслушались еретиков-нестяжателей и не стали оскорблять Создателя сотворенным Леворуким золотом. Низковатые серые своды, едва обработанный камень стен, грубые, массивные подсвечники. Горьковатый, не похожий на агарисские благовония дымок напоминал скорее о лесных пожарах, а суконные буро-зеленые дорожки это ощущение усугубляли. Словно бредешь хмурым ельником, сам не зная куда. Мог бы - бежал, только сил нету, а за спиной лают и завывают… Охота - это весело, когда ты гонишь, а не тебя.
        - Ваше высочество, - тихонько окликнула Селина, - пожалуйста, не думайте о плохом. Капитан Уилер говорил, что в Алате на праздники радуются и прыгают через огонь, а не выдумывают страшное.
        - Верно, - подтвердила Матильда, и непонятный лес с псами и замшелыми елками исчез, оставив дымную горечь и желание немедленно сигануть через костер. - Только не во мне сейчас дело, а в тебе.
        - У меня все хорошо, - торопливо, ведь им осталось каких-то три шага, заверила Селина, - только почему-то мне не верят и начинают жалеть. Так неудобно… Я ведь должна подтвердить, когда ваше высочество скажет, что я готова?
        - Ну да. - Последний шаг, и вот они, мосластый клирик с болтающейся на груди лупоглазой серебряной совой и Хайнрих. Прохлопанное в юности счастье, которому обязательно должно повезти. Ей же в конце концов повезло, хоть и не по заслугам!
        - Приветствую тебя, дочь моя, - после Бонифация серый кардинал казался неправильным, а ведь среди эсператистов чуть ли не вся жизнь прошла. - Ручаешься ли ты, что сия девица невинна телом и чиста помыслами и что решение ее отдать руку сему благочестивому мужу благое и непринужденное?
        - Ручаюсь, - бодро заверила алатка, осознавая, что никакая она уж не эсператистка, хотя кто здесь эсператист? Не Хайнрих же!
        - Это так, дитя мое? - не унимается кардинал. Взгляд светлых и очень неглупых глаз перепрыгнул на Селину, и невозможная девчонка сделала-таки свой книксен!
        - Да, сударь, - безмятежно подтвердила она. - Я хочу выйти замуж за его величество и постараюсь, чтобы ему со мной было хорошо. Клянусь своей кровью.

2
        Мать предполагала сбежать с праздника пораньше и дождаться если не первого весеннего рассвета, то хотя бы восхода предвещающей его звезды. Эмиль был готов и ждать, и особенно сбегать, но для начала следовало пережить полуночный выход с кальтарином. Сам по себе танец не таил в себе ничего дурного, но десять минут наедине с Урфридой не то чтоб тревожили, а вызывали какую-то грустную неловкость. Дочь Рудольфа ни единым жестом не намекнула на аконские ночи, она казалась спокойной и какой-то усталой, напоминая этим отца. Старик честно волок свою телегу, на которую то и дело подбрасывали то тяжбы, то жалобы, то празднества, но его было жаль. Особенно в парадном мундире и с перевязью Первого Маршала в отставке.
        - Я многого жду от этой весны. - Рудольф почувствовал взгляд и усмехнулся. - Ты возьмешь Олларию, Рокэ так или иначе добудет Марагону, но это, уж извини, самое простое. Нужно втолковать Талигу, что все наладилось и можно жить, как жили до всей этой…
        - Сумятицы, - подсказала более или менее подходящее и при этом приличное слово мать. - Но жить как прежде выйдет далеко не у всех.
        - Кто не может по-старому, - герцог в порядке исключения прихватил не кружку, а бокал, - пусть живет по-новому, но соблюдая закон. На старых запасах долго не просидеть, их почти проели, значит, нужны новые, а для этого надо избыть ворье и мародеров. И я это сделаю!
        - С помощью Создателя, - наставительно уточнил Бонифаций. - Заповедовано, что плуг и посох пастуший кормят меч, меч же хранит плуг и посох. Сильные же богоугодны ровно в той мере, в коей думают о сем, те же, кто…
        - Ваше высокопреосвященство, - в возгласе герцогини сквозило отчаянье. - Рудольф! Пора выходить, нас ждут!
        - Ожидающий полчаса вытерпит и больше, - Бонифаций решительно направился к столу с напитками. - Опоздавший на пять минут жалок, как суслик, а на час - величав, словно бык.
        - Мы еще не опоздали, - мать расправила платье и поднялась. - Ваше высокопреосвященство, часы в комнате подведены, чтобы мы встретили весну дважды: здесь, в кругу ближайших друзей, и с гостями.
        - Нездраво сие, - фыркнул кардинал, озирая оставшуюся выпивку, - но хоть и дурной выверт, зла в нем нет. Кальтарин-то у вас какой? Простой дворцовый или лебяжий?
        - Увы, - Георгия развела руками, - пока простой, но самим своим вопросом вы подарили мне надежду на возвращение красоты. И все же, уместно ли кардиналу снисходить до танца?
        - Красота и радость - от Создателя, - отрезал его высокопреосвященство, залпом осушая ближайший бокал. - Идем, дочь моя, воздадим хвалу Весне и тем посрамим Врага.
        Герцогиня улыбнулась и дернула звонок. Почти вбежавшие дюжие слуги в черно-белом, но с приколотыми к воротнику розовыми цветками немедленно распахнули двери в парадную анфиладу, и в этот миг впереди громко и торжественно забили часы. Рудольф напоследок потер спину и подал руку матери, Бонифаций зверски щелкнул каблуками перед Георгией, следующим был Эмиль. Маршал слегка повел плечами и двинулся к одетой в алое Урфриде, кажется, вышло непринужденно. Оглядываться на Франческу с Марселем Эмиль не стал, хоть и тянуло. Часы отзвонили, последний удар слился с громом литавр: за дело взялся оркестр, и очень громко взялся. Как впереди стукнули древками алебард гвардейцы, Савиньяк не видел и не слышал, но они стукнули, поскольку Рудольф с матерью двинулись вперед.
        - Нас немного, - негромко напомнила Фрида, когда стоящие у самых дверей разряженные Дораки остались позади. - Меж парами должна быть двойная, как вы выражаетесь, дистанция.
        - Да, - согласился Эмиль, - мы говорим именно так, но на войне.
        - Я - дочь Первого маршала Талига, пусть и бывшего, - напомнила женщина. - И потом мы сейчас на войне в большей мере, чем вы. То, что для приехавшего к невесте маршала - праздник, для тех, кто этот праздник устраивает, - бой. Я рада возможности поговорить с вами без свидетелей и при этом у всех на глазах.
        - Вы прекрасно выглядите.
        - Благодарю, вы прекрасно собой владеете. Эмиль, я опять вынуждена говорить первой, и я буду краткой. Я подтверждаю данную вам в Аконе клятву, но я должна признаться, что потрясена Франческой. Она не только восхитительна, она - само благородство. Я зря боялась разрушить ее счастье, а ведь я боялась… Пока не увидела госпожу Скварца. Вы могли ответить на мой призыв лишь из жалости, и я вам за это признательна, хотя обычно жалость меня оскорбляет. Знай я вашу невесту прежде, я бы не рискнула просить вас об… услуге, потому что не сомневалась бы в отказе. Я считаю себя красивой, я, благодаря вам, поверила в себя как в женщину, но богиней мне не стать.
        Передняя пара остановилась, начинались фигуры, несложные, но разговору не способствующие. Что отвечать Урфриде на ее признания, маршал не представлял, и потому сосредоточился на танце и танцующих. Бонифаций не подводил, хотя в кальтарине напутать сложно. Сам Эмиль последний раз проходил королевской анфиладой чуть ли не на представлении наследника, но ноги помнили всё, а вот голова? Кто же в тот день танцевал с графом Лэкдеми? В Олларии всегда была уйма знатных, хорошо воспитанных дам, которых можно поменять местами и не заметить. Смена ритма, поворот… Кардинал с герцогиней уходят за спину, теперь перед глазами одна Урфрида. Кажется, она не договорила. Кажется, дочь Рудольфа стала чем-то напоминать Звезду Олларии, а может быть, она просто оживает?
        - Сударыня, - рука вновь ложится в руку. Кальтарин по приказу Франциска танцуют без перчаток, - хочу пожелать вам того счастья, которое нужно именно вам.
        - Это именно то пожелание, которое я хотела услышать. Каким братом вы бы мне были! Так странно: родиться на севере и найти понимание на юге!
        - Возможно, вы для него и предназначены.
        - Возможно…
        Нежная певучая трель - Констанс со своим оркестром просто великолепен, а ночь, кажется, в самом деле становится праздничной. Пусть у Урфриды все образуется и она найдет себе южанина… Лучше всего марикьяре, моряков всегда влекли светлые волосы и благородство.
        - Урфрида, вы ведь должны проводить сестру к жениху?
        - Право, не знаю. Я боюсь пропустить вашу свадьбу. Мне бы хотелось быть подругой Франчески, но она так загадочно молчит.
        - Нужно взять Олларию…
        - Это довод для моих братьев и бергерских девиц. Вы - южанин, так почему вы медлительней Хайнриха?
        Новая остановка. Зал с зелеными портьерами шире предыдущих, и танцующие перестраиваются по две пары в ряд. Мать с Рудольфом и кардинал с герцогиней отступают каждый к своей стене, чтоб дважды поменяться местами и двинуться вперед, давая место следующей четверке. Лицо трогает легкий, пахнущий травами сквознячок, огни и огоньки приседают, словно в реверансе, и тут же выправляются. Музыка журчит шаловливыми талыми ручьями; а ведь весна пришла в самом деле! Пусть пока только звездная, но тьмы теперь будет меньше, чем света.

3
        С чего гаунау назвали нависший над рекой двурогий выступ садом, Матильда не поняла. Из деревьев там рос один-единственный дуб, правда здоровенный. Могучее заснеженное дерево было подпоясано толстенной цепью, именно подпоясано, поскольку звенья не врастали в кору, а держались на рукоятях четырех всаженных в древесину кинжалов. Выглядело внушительно, но странно, и алатка повернулась к Кримхильде.
        - Это дерево Бербрудеров, - принцесса сразу поняла, в чем дело. - Как только цепь начинает жать, к ней в день рождения короля прибавляют новые звенья, последний раз это было восемь лет назад, и вот опять время настает. Отец уже передал кузнецам золото и привезенный из Седых Земель молот, к середине осени будет готово.
        - Как-то долго они куют.
        - Год, как и положено. - Кримхильде стянула перчатку и голой рукой коснулась рукояти одного из кинжалов. - Мы женщины, наш клык - левый.
        - Значит, клык? - усмехнулась алатка, позволяя увлечь себя к левому выступу. - Неподалеку от Сакаци, я там росла, похожие места есть. Река внизу ?же, зато злее, и так по камням скачет, что не замерзает. О… старые знакомые! Я про каменюки.
        - Это щедрый дар.
        - А что в них такого? - Алатка нагнулась над разлегшейся на пути обледеневшей - и когда успела? - глыбой.
        - Они помнят. Мы уйдем, они будут помнить уже и нас; и так до конца времен.
        - Ну положим, - ее высокопреосвященства с сомнением поглядела на памятливую глыбу. - Нас, то есть Черную Алати, церковники как только не костерили, но вы тоже хороши!
        - Мы, как и вы, варвары. Отцу очень нравится это слово. Сейчас воины принесут вешний огонь, а зимний возьмет пропасть.
        - Вниз бросите? - догадалась алатка, перешвырявшая с сакацких круч немало факелов. - Желание не забудьте загадать!
        - Вы знаете и об этом?
        - А чего его знать? Оно как падучая звезда, только послабей. Зато и видит меньше народа, а просит и того меньше, а лучше курица на двоих, чем телка на тысячу. Вы как хотите, а я загадаю.
        - Я буду просить за отца. Слышите?
        Не услышать такое мог разве что пень. Подоспевшие волынщики, литаврщики и дудари общими усилиями успешно заменяли ревущую на болотах мармалюцу. Матильда подавила смешок и отступила к самому обрыву - видно оттуда было отлично, а выло малость потише. Кримхильде гостью не покинула, она казалась довольной, словно это не ее лишали пусть и призрачной, но короны.
        Музыканты в медвежьих плащах мехом наружу полумесяцем обложили цепной дуб. Вой сменился грохотом, под который в сад парами повалили ронсвикцы, причем одни несли горящие факелы, а другие шли с пустыми руками. Возглавлявший своих молодцов Лауэншельд расстался с мундиром и щеголял в богато расшитом кафтане, который ему шел просто изумительно, да и сама смена огней выглядела красиво. Когда рослый гаунау выдернул из ближайшего гнезда замотавший гривой факел и поднял его над головой, принцесса чудом не заорала по-алатски. Не желающее умирать зимнее пламя билось рыжей хищной птицей, новое, весеннее, отчего-то было светлей и глупее, хотя разве может огонь быть глупым? Он может быть злым, безумным, щедрым, но глупым? Или это детёныш? Огненная дайта трясет ушами… Придумается же такое!
        Лауэншельд стал впереди музыкантов, лицом к обрыву. Зарокотали местные барабаны, и обреченные огни прыгнули к низким, прячущим луну облакам. Рядом что-то сказала Кримхильде, потом переспросим… Гаунау, в отличие от алатов, швыряли факелы не вниз, а вверх и вдаль, к середине спящей подо льдом реки. И швыряли высоко: силушки ронсвикцам явно хватало.
        - Чтоб ничего не сгинуло, - прошептала захваченная зрелищем Матильда. - Ни горы, ни небо, ни песня, ни тишина… Чтобы все… дожили до лета!
        - Что вы сказали? - Кримхильде не поняла… Еще б ей понимать алатский!
        - Я желание загадала.
        - Я тоже. Невеста идет… Вы всё помните?
        - Еще бы.
        Селина и Мэллица шли, взявшись за руки. Так требовал местный обычай, но со стороны девчушки казались трогательными, а Мэллица в волочащемся по земле плаще еще и малолеткой. Королевская нареченная спокойно смотрела перед собой, не улыбаясь и не плача, оно и понятно: к третьему разу можно и привыкнуть, а молоденькая талигойка успела отдать руку Хайнриху уже дважды: по-оллариански и по-эсператистски. Сейчас дошло до варитского варварства. И до брачной ночи, после которой слезки могут и появиться.
        Девушки добрались до дуба, Лауэншельд обнажил здоровенный, явно древний меч, и музыканты наподдали. Так завопить никакой мармалюце уже было не под силу. Мэллица вздрогнула, ее подруга даже не повернула головы, а повернула б, заметила вступавшего в сад жениха. Хайнрих тоже принарядился, то есть обвешался чем можно и нельзя, и надел корону, явно древнюю и, судя по всему, тяжеленную. Матильда с чего-то вообразила, что Лауэншельд ухватит проходящего мимо государя за руку, но нет, хозяин Гаунау так и топал один. Зато с тем, что он свернет к правому, видимо, мужскому клыку, алатка угадала. Король неспешно и деловито промаршировал к самому острию, где и остановился, посверкивая короной и прочими железяками. Селина с Мэллицей чуть-чуть, но отстали: гоганни, наступив на полу своего плаща, запнулась, но дальше все пошло как по маслу. Королевская невеста, все так же глядя перед собой, дошла до края обрыва, повернулась и что-то сказала Мэллице, которая послушно встала слева от подруги. Справа было место матери, если не настоящей, то свадебной, а вот дочь жениха касаться мачехи не может, пока та не родит. И
додумались до такого вряд ли от хорошей жизни.
        Ее высокопреосвященства, сама не понимая с чего, быстро приобняла Кримхильде и перебралась к Селине, которая как-то обошлась без книксена. Отчего-то показалось, что факелы вспыхнули ярче, а обледеневшая каменюка словно бы засветилась, хотя чего б ей не засветиться, лед ловит свет не хуже хрусталя.
        Как и кто отдал приказ музыкантам, и отдал ли, Матильда не заметила, но сперва из жуткого хора пропали волынки, а потом заткнулись и трубы с рогами, зато барабаны продолжали рокотать, обещая не то обвал, не то бой. Лауэншельд резко рассек своим клинком воздух, наверняка свистнуло здорово, хотя с саблей всяко вышло б лучше.
        - Пора, - шепнула Селина. - Ваше высочество, осторожно, возле камня замерзшая лужа.
        - Идем уж! - Матильда ухватила девицу за руку. - Удачи тебе… Если что не так будет, приходи, поговорим. Слышишь?
        - Да, ваше высочество, я обязательно приду, спасибо.
        Жених с невестой столкнулись под самым носом Лауэншельда. Матильда отпустила девичьи пальчики первой, Мэллица чуть промешкала, и Селина высвободилась сама.
        - Ты, - сказал Хайнрих, протягивая лапу.
        - Я, - безмятежно согласилась девица, вкладывая в огромную ладонь свою ручонку.
        За спиной полыхнуло - похоже, в спешно разведенные костры плеснули масла, король сорвал с пояса охотничий рог, гнусаво протрубил и повесил на торчащий из дерева кинжал.
        - Идем, - велел он.
        - Сейчас, ваше величество, - Селина торопливо сунула свободную руку за пазуху. - Ваше величество, Монсеньор… герцог Алва просил передать вам кольцо. Это подарок, только не к свадьбе, а потому что Излом.
        - Принимаю. - Может, этих слов гаунасский обряд и не знал, но встали они как родные. - Идем.
        - Да, ваше величество.
        В Сакаци б сейчас зашлись в рыданьях скрипки, в Высокой Берлоге заткнулись даже барабаны, зато в сад повалили придворные. Празднично разодетые мужчины тянулись к правому клыку, дам поджидал левый. Рядом тоненько всхлипнуло - Мэллица оплакивала подружку.
        - Прекрати! - В Алате по невесте рыдало б ползамка, другое дело, что плачей этих хватило бы на четыре песни. - Селина там, где решила, всем бы так!
        - Мы должны стоять, - зашептала Мэллица, - и ждать рубашку. Это важнее важного, но что будет с подругой?
        - Твою кавалерию, да то же, что со всеми! - Вот что будет с Хайнрихом, удачи ему, бочонку эдакому! - Только как бы мы тут не замерзли.
        - Царственная легко оделась?
        Одета сбросившая после церкви придворные тряпки Матильда была тепло и к тому же удобно, хоть сейчас в седло или в пляс, да и настроение разгоралось вместе с кострами. Не хватало скрипок, вина и чьей-нибудь радости. Придворные на своих местах торчали столбами, Мэллица кусала губы, Кримхильде теребила левую косу, а вешнее пламя полыхало все сильнее, и по дареному валуну плясали янтарные блики.
        - Гей, - велела алатка притихшим дурехам, - весна началась. Радуйтесь!
        - Отца нельзя не полюбить… - мысли Кримхильде сейчас были далеко и как бы не в фамильной спальне.
        - Ну так его и полюбят, - алатка завертела головой, оглядывая разряженных истуканов. - А хороша ночка. Серебряная, да мы не хуже! Чего тоскуем, красавицы? У молодых свои дела, а у нас свои. Радуйтесь!
        Что гаунау через костры не скачут, Матильда помнила, но огонь манил, звал, тряс рыжими вихрами и словно бы пел…
        Плещет речка под горою,
        Твоя молодость пока, милая, с тобою…
        С ней! В Агарисе не молодость была, а так, спячка зимняя: вроде и жива, а вроде и нет, только и оставалось, что до стыдных снов напиваться. А молодость не уходила, цеплялась за каждую трещинку, чтобы хоть как-то доцвести, а потом гроза снесла все, и жизнь полыхнула сухой травой. Пусть ненадолго, зато жарко.
        - Кримхильде, а чего вы через костры не прыгаете?
        - Не знаю… Не принято.
        - Но оно хоть не под запретом?
        - Нет… Наверное, нет.
        - «Наверное»… Выходи замуж за твоего отца я, прыгали б сейчас как миленькие!
        Ну-ка выпьем, старина,
        Пей до дна, пляши!
        Скрипки б сюда, или того лучше - гитару кэналлийскую! Она тоже манит и как бы не дальше, только руки в кровь разбить можно… Но попробуй иначе поджечь сердце, не выйдет! Своей крови бояться - все одно, что жить в тине и не замечать, как тина эта кровью становится. И будет вместо тебя кусок болота мармалюцам на радость, хоть и мармалюцам огонь нужен. Своего нет, чужой высосать норовят вместе с жизнью, но через костер изломный нечисти не перескочить, и перескочивших до нового Излома не одолеть. А там новый огонь будет, чистый, сильный, а потом опять, и так до скончания времен. Пока боговы охотнички Смерть гонят, Жизнь нам достается, что с ней сотворишь, то и будет!
        - Матишка, ты что? Забоялась?
        - Я? Ну и дурень ты, Ферек!
        Ферек? Нет, Робер… Иноходец Эпинэ… Тоже было, много чего было, но и то, что есть - неплохо!
        Кто-то весело и звонко хохочет, кто-то бьет по струнам. Льется в бокалы вино, приближается гроза, и на вцепившихся в древнюю кладку лозах распускаются алые цветы, становятся огнем, бегут вверх, чтобы вспыхнуть новым солнцем…
        Пей до дна, пляши!
        Матильда все-таки прыгнула. За мгновенье до того, как к дубу примчался Лауэншельд, размахивая, словно знаменем, девичьей сорочкой. Его величество Хайнрих не опозорился.
        Глава 4
        Старая Придда. Акона
        1 год К. Вт. 1-й день Весенних Скал

1
        «Нестерпимая головная боль», вынудившая графиню Савиньяк покинуть общество, ожидаемо отступила, едва мать с сыном добрались до своих апартаментов. Праздничную ночь предстояло провести именно здесь, в почти семейном кругу, и Эмиля это слегка тревожило. Он торчал в Старой Придде третий день, но с Франческой толком так и не объяснился, все время что-то да мешало… Не то гости, не то зима, не то они сами. Дни заполняла предпраздничная суета, ночи же не заполняло ничего: окна на севере к зиме замазывают, а проверять, открыта ли дверь, Эмиль не стал. И дело было отнюдь не в спавшей поблизости матери. Странные сны и еще более странные письма превратили встречу живых людей в какие-то… маневры на болотах: туман, призрачные огни и трясина.
        - Рудольф всегда рад послушать свежие армейские байки, - мать тоже думала о своем. - Их ему откровенно не хватает.
        - Даже не знаю… - Эмиль и впрямь сегодня соображал не лучшим образом. - Из последнего на байку тянет разве что окрысевший Укбан. Но не за столом же было…
        - Вы стали скучно жить? - темные глаза знакомо сощурились. Может, с ней посоветоваться? Не сейчас, само собой… - Досадно.
        - Мы готовимся брать Олларию, дел невпроворот. Рудольфу это, может, и интересно, а дамам Ноймаринен?
        - Дамы Ноймаринен умеют находить себе занятие, - мать легонько повела плечами, словно замерзла. - Мне сегодня не хватало алвасетского плаща…
        - Напиши Рокэ, - посоветовал маршал, которому тоже все ощутимей чего-то недоставало, - ты же всегда пишешь.
        - Сказочки. Последнее время меня тянет написать про хвастливого кролика, призовую лошадь и кошку с хорошей памятью.
        - Интересное сочетание. Кошка может стать свидетелем, и вряд ли против лошади. Что натворил кролик?
        - Ничего, но ему не хотелось, чтобы его считали вершителем… Эмиль, я всерьез опасаюсь за Франческу. Еще немного, и ей придется пить шадди по-эйнрехтски. На твоем месте я бы этого не допустила.
        - Я так и сделаю, заодно и герцогиню на твой счет успокою. - Мать хочет остаться одна, а Излом на то и Излом, чтобы все решилось. Зимний излом решил судьбу кампании, Весенний решит судьбу любви.
        Заснеженные дворы маршал перебежал без плаща. Ночка выдалась морозной, но холода Эмиль не чувствовал, напротив, внезапно захотелось по-собачьи вываляться в снегу, но что позволительно в Торке и даже в Тарме, в Старой Придде не поймут. Здесь ничего не поймут. Бедный Рудольф!
        - Господин маршал…
        - Давенпорт? Давайте-ка со мной!
        - Да, господин маршал. Куда?
        - К дамам и девицам. - Прозвучало двусмысленно, но угодивший в адъютанты капитан, кажется, понял правильно. - Вам здесь не скучно? Не хотите, не отвечайте.
        Врать Давенпорт не стал, хоть, похоже, сначала и собирался. По армии он скучал, но беднягу убедили, что убийце мерзавца Рокслея нужно торчать при дворе и пугать возможных предателей.
        - Пистолеты у вас, надеюсь, морисские? Если нет, я пришлю, и в любом случае сегодня вы не при герцоге.
        - До полудня я свободен.
        - Значит, будете при мне! Вам нужно счастье?
        - Простите?
        - Счастье, говорю, вам нужно?
        Не доходит, смотрит как на сумасшедшего. Нет, дошло! Недоуменье перетекает в улыбку, светлую до блаженства.
        - Да, господин маршал. Счастье мне нужно.
        - А раз так, сидеть нам вместе до утра, это я вам как брат сакацкого господаря говорю.
        Довод подействовал, но Эмиль для верности подхватил капитана, которого вдруг стало до одури жаль, под руку и поволок через уже вполне дворцовые залы. Гостей и в полночь-то было немного, сейчас же осталось всего ничего, но музыка еще играла, а в Южной гостиной с алыми, цветов покойной королевы, занавесями пили шадди. Как и предполагала мать - по-эйнрехтски.

2
        Райнштайнер поднялся со своего места, когда весне, если верить забившимся в угол часам, исполнился час.
        - Регент и первый маршал Талига задерживается, - со всей торжественностью напомнил бергер, - соответственно, праздничный тост переходит к маршалу от кавалерии и Проэмперадору Олларии герцогу Эпинэ. Мы уже встретили весну, и сейчас самое время сказать о том, что надлежит сделать до следующего снега.
        - Да? - застигнутый врасплох Иноходец растерялся, к тому же у него совершенно не к месту и без всякого вина закружилась голова. - Даже не знаю… Ойген, вы скажете лучше меня. Или Валентин…
        - Или виконт Сэ, который всегда может выпить за свою шляпу, - барон блеснул зубами, как делал всегда, когда шутил. - Тем не менее я готов завершить тост, но лишь завершить. Наши бокалы мы наполнили, так поднимем их. Маршал, мы вас слушаем.
        - Хорошо, - спорить с Ойгеном бесполезно, но что говорить-то? - Я бы хотел… Хотел, чтобы Осенний излом вы… мы все встретили у меня… В старом замке на Марикьярском холме. Разумеется, если мы управимся с Олларией и… со всем остальным.
        - Нам придется поторопиться, - сообщил барон, - но это вполне возможно. Я принимаю ваше приглашение и продолжаю тост.
        Мы - я говорю «мы», имея в виду не здесь собравшихся, а всех людей в целом - слишком озабочены сиюминутными делами, чтобы оценить время, в котором нам выпало родиться. Когда клирики клеймят паству за гордыню, они правы, хотя зачастую сами подвержены тому, что якобы порицают. Гордыня - это отнюдь не отказ встать на колени перед изображением Создателя. И не нежелание признать себя жалкой пылинкой, а грехами - то, что велит церковь. От нас зависит довольно, чтобы не считать себя ничтожеством, а отцы церкви способны не только на ошибки, но и на подлости. Их мнение слишком часто меняется, чтобы принимать его безоговорочно. Герцог Придд был прав, высылая из Марагоны оскорблявшего память погибших проповедника.
        - Благодарю вас, - Придд вежливо приподнял свой бокал, а Эпинэ невежливо хлебнул из своего. Голова кружиться меньше не стала, как и больше. - Господин барон, я в свою очередь согласен с тем, что самоуважение не может считаться пороком.
        - Это очевидно, - с довольным видом подтвердил бергер. - Самоуважение и гордость с гордыней несовместимы и ей ненавистны.
        - Ойген, - неожиданно для самого себя вмешался Эпинэ, - так чем все-таки обуян Леворукий?
        - Я не готов рассуждать о том, в чьем существовании сомневаюсь, к тому же мы рискуем позабыть о празднике. - Райнштайнер не садился, следовательно, он все еще произносил тост. - Сейчас для нас важно уяснить, что гордыней является осознание себя средоточием мира. Обуянные гордыней не в состоянии за своими делами, замыслами и обидами увидеть главное и общее для всех.
        Удачи и успехи они приписывают исключительно себе или вообще не замечают, полагая естественными, а в неудачах обвиняют других, судьбу или высшие силы, как бы мы их ни назвали. Эти господа всегда готовы возроптать, будучи обойдены по службе или в завещании, даже если это справедливо. Готовы возненавидеть не оценившую их девицу, счастливого соперника и просто шутника, задевшего их самолюбие. В обычные годы это не столь опасно, но в Великий Излом истинный маяк гаснет, а ложные горят особенно ярко. Выбор перестает быть делом одной лишь совести, поскольку он так или иначе влияет на то, что народ гоганов очень удачно назвал Шаром Судеб…
        Барон по своему обыкновению раскладывал всё… нет, не по полкам - по ножнам и ольстрам. Мало того, о чем-то подобном не раз рассуждали и Енниоль с Левием, да и сам Робер пытался уразуметь, что за безумие творится вокруг, но следить за мыслью Райнштайнера отчего-то не получалось. Голова упорно кружилась, одни слова словно бы куда-то проваливались, зато другие обрастали эхом, к тому же поблизости негромко заиграла гитара. Робер огляделся и никого не увидел, только столкнулся с растерянным взглядом Арно. Тоже услышал? Но не прерывать же барона… Эпинэ покосился на Валентина, тот с наисерьезнейшей миной внимал продолжавшему рассуждать барону. Гитару Придд либо не слышал, либо она ему не мешала. Отчаявшись понять хоть что-то, Иноходец, не дожидаясь тоста, залпом осушил свой бокал. «Змеиная кровь» оставила на губах привкус осенней горечи.
        - Эту боль уже выжгли грозы, - утешила непонятная гитара, - это сердце опять забьется…
        Сердце забилось в самом деле, вернее, оно заколотилось - бешено, неистово, как в бою или во время скачки, - в ушах зашумело. Робер рванул воротник и, пошатываясь, выбрался из-за стола. Его не окликнули, то ли из вежливости, то ли просто ничего не заметили.
        - Блистательный знает, куда идти?
        Мэллит! А говорили, она уехала в Липпе… Стоп, почему «говорили», он же сам видел исчезающих в снегах гаунау!
        - Ты вернулась? Когда? Погоди… Ты ранена?!
        - Эту кровь уже смыло в море… Блистательный знает, куда идти?
        - Нет… Знаю. - На гитаре здесь может играть только Рокэ, но почему он не выходит к столу? - Тебя привез Монсеньор?
        - Во имя Огнеглазого Флоха! - девушка привстала на цыпочки, положив руки Роберу на плечи. - Возвращайся!
        - Но я никуда не ухожу, это ты вернулась.
        - Тебя зовут, ты идешь.
        - Мэлхен, ты-то здесь откуда? - Арно без мундира, в руке окровавленная шпага, но сам улыбается. Значит, победил. - Было ж сказано ждать! А, ладно! Господин маршал, нам не пора?
        Да, в самом деле пора, только откуда в аконском особнячке такая лестница? Похожа на лаикскую, но камень под ногами светлый. В окна бьет яркий солнечный свет, на витражах - кони, белые и черные. Когда день встречается с ночью, а ночь - с днем, в небесах расцветают маки, много маков…
        Эту кровь уже смыло в… небо?
        Алый, ясный окоем; уходящая вдаль невысокая гряда и пара всадников на вершине ближайшего холма. Рокэ и с ним еще кто-то. Лионель? Похоже на то.
        - Монсеньор, с вашего разрешения…
        - Балда, зачем оно тебе? А ну поскакали!
        Мориск и полумориск наметом летят к холму! Кан быстрее и выносливей, но Дракко не желает отставать и не отстает. Бьющий в лицо ветер пахнет свежей травой. Какое же это счастье, когда ветер не несет дыма, воплей, набатного гула, запаха крови!
        Эту кровь уже смыло в небо… Эти слезы высушил ветер…
        Вот и вершина, и как же здесь быстро светает! Серебристые от росы травы перекатываются ленивыми волнами. Красиво, но трава? Когда она выросла, был же снег…

3
        - Видите, - устало улыбнулась Урфрида. - я была права. Маршал Эмиль не мог не вернуться.
        - Надеюсь, - герцогиня держалась заметно бодрее дочери, - Арлине лучше?
        - Да, иначе бы я ее не оставил.
        - Мужчины дома Савиньяк всегда знают, где они нужны именно сейчас, - вздохнула бывшая маркграфиня. - Те, кто связывают с ними свои жизни, должны это понимать и не сетовать, оставаясь надолго в одиночестве.
        - Это должны понимать все женщины, связавшие свою жизнь с военными, - обрадовал Дорак, навоевавший за свою маршальскую жизнь как бы не меньше малыша Арно. - Герцогиня, вы со мной согласны?
        - Меня следовало спросить об этом перед свадьбой, - хозяйка дома покачала головой. - Моя жизнь с Рудольфом начиналась странно, пусть потом все и обернулось к лучшему. Я искренне надеюсь, что ни госпожа Скварца, ни ваша избранница, Чарльз, не пожалеют о своем выборе.
        - Благодарю вас, - странным голосом откликнулся Давенпорт, и Эмиль смутно припомнил, что капитан влюблен не то в приемную дочь Вейзелей, не то в новую гаунасскую королеву.
        - Вы ведь ищете госпожу Скварца? - Георгия что-то почувствовала и сменила тему. - Она в большом зале, присматривает за нашими девочками. Так мило…
        Эмиль торопливо согласился, что это мило, однако герцогиня Ноймаринен ошиблась - это было не мило, это было прекрасно до умопомрачения! Словно бы уставшие свечи, музыка, прихотливые тени, несколько кажущихся призрачными пар и две женщины на фоне черного бархата.
        Рыженькая фрейлина что-то говорила, Франческа слушала, и на ее плечах плясали снежные искры. Дочери Рудольфа в цветах Ариго выглядели неплохо, но звездой Старой Придды стала Франческа. Той самой, утренней, которую в ночь Весеннего излома нужно во что бы то ни стало дождаться!
        - Рыжая - старшая внучка Манрика, - своим объяснением Давенпорт разбил сказку, как неуклюжий гость бьет хрусталь. - Иоланта. Норов жуткий, но ваша матушка и герцог ей покровительствуют.
        - Вы не упомянули Валмонов в моем лице, - подкравшийся сзади Валме придерживал за локоток улыбающуюся шатенку. - О младшей баронессе Хейл вы слышали, а теперь можете еще и видеть.
        - Главное, я дочь и сестра кавалеристов, - весело уточнила девица, - только Иоланте я не покровительствую, я с ней дружу. Она, как выражается Арно, славная, куда лучше милых Марий, хотя они не все милые и не все Марии.
        - Сударыня, - насупился Давенпорт, - вы вправе меня осудить, но…
        - Только не на Изломе, - запротестовал Валме, - тем более что у графа Лэкдеми, по всей вероятности, дело к госпоже Скварца.
        Дело? Какой-нибудь слепой чурбан может и так сказать, а чурбанов развелось, что котов при кухне.
        - Франческа, - Валме только дай языком почесать! - тебя искали и тебя нашли.
        - Я польщена, - губы улыбаются, но в глазах улыбки нет, только отражение не то свечей, не то звезд. - Как себя чувствует госпожа Арлетта?
        - Ей лучше. Она опасается, что вам придется пить шадди по-эйнрехтски.
        - Я сумела этого избежать. Господин Давенпорт, рада вас видеть. Мне казалось, вы избегаете светской суеты.
        - Обычно да, но меня пригласил маршал Лэкдеми. Оказывается, сегодня нужно дождаться утренней звезды.
        - Так вы с нами до утра? Это… восхитительно! Марсель, вам придется сходить за лютней.
        Валме не возражал, чего бы ему возражать, а Давенпорт не лучше Хорста, только один герой дуболомствует на войне, а второй на праздниках. Но ты тоже хорош! Тащить с собой, кто под руку подвернется. Эмиль обреченно улыбнулся, но Франческа смотрела куда-то поверх маршальского плеча.
        - Тристрамши, - почти шепнула сестричка Бэзила. - Только не говорите им, что госпоже графине лучше и что вы будете дальше праздновать…
        - А мы в самом деле будем, - Давенпорта с Марселем уже не выгнать, но их можно занять! - Моя мать и госпожа Скварца достаточно респектабельны, чтобы вы с подругой смогли пойти с нами. Не правда ли, Франческа?
        - Вы меня опередили, - опять эта скользящая равнодушная улыбка. - Сударь, вы должны помнить графиню Елизавету, ее дочь зовут Мария. Вернее, милая Мария.
        - Подобное звание нужно заслужить, - наугад брякнул Савиньяк и был вознагражден сразу четырьмя улыбками: лукавой, нерешительно-удивленной и парой медово-возвышенных - хоть сейчас в Гайярэ на поэтический турнир. Графиня Елизавета немедленно уселась рядом с Франческой, Мария пристроилась не то к Айрис, не то к сразу поскучневшему Давенпорту, и тут вновь зазвучала музыка. Наконец-то…
        - Сударыня, это уже не кальтарин.
        - Я так и подумала.
        Франческа поднимается, Валме галантно подает руку баронессе Хейл, Давенпорт затравленно оглядывается и делает шаг к Иоланте. Весело у них тут…
        Пар немного, а зал большой, просто огромный, прежде он таким не казался. Оркестр превосходит сам себя. Кажется, Капуль-Гизайль рискнул добавить к скрипкам гитары и тем созвал всех, успевших разбрестись по альковам. Новые пары вливаются в танец, но свечи почти прогорели, лиц не разобрать. Просто темные силуэты, порождение музыки и ночи, но не нужны даже они. Не нужен никто, кроме нее.
        - Франческа, вам… не может сейчас стать плохо? Я мог бы вас увести…
        - Чтобы потом стало хорошо? Пожалуй. Но вы успели пригласить гостей.
        - Валме пригласили вы.
        - Ответная любезность на вашего Давенпорта. За мной остаются две дамы. Милая Мария с матушкой или сестры Ноймаринен? Старшая высокого мнения о вашей семье, младшая не может взять в толк, что все нашли в вашем брате.
        - Лионель лучше меня! Во всем, кроме стрельбы…
        - Возможно, но Гизелла имеет в виду Арно.
        Полупоклон, шаг навстречу, ласковый, совсем не зимний сквозняк, даже не сквозняк - ветерок… Поворот, краткое соприкосновение, и Франческа отступает к стене, давая дорогу следующей паре. Урфрида таки решилась на танец, но с кем она, не разберешь. Молодой Дорак? К кошкам! Пусть бывшая маркграфиня найдет свое счастье, но к кошкам всё! Кроме выходящей из полутьмы Франчески. Гитары совсем забили скрипки, люстры почти погасли и стали похожи на звезды. Иногда они висят низко, особенно в горах.
        - Это больше не свечи, мы танцуем под звездами… Вам так не кажется?
        - Мне кажется, что это сон. Подари мне горящие дельфиниумы.
        - У меня их нет. В этой жизни нет. Но я могу подарить горящего себя.
        - Навеки?
        - Пока не сгорю… До рассвета должно хватить.
        Глава 5
        Вараста. Старая Придда
        1 год К. Вт. 1-й день Весенних Скал

1
        Уходить из весны трудно, тем паче без особых надежд на лето, да и стоит ли? Рокэ был прав, они оба были правы. Всё подтвердилось, все отозвались, так почему бы не подарить себе пару часов солнечной бесконечности? Будет что вспоминать на краю: цветущая степь всяко лучше дорогих людей, ведь колокольчики и облака не плачут. Спасая в том числе и их, ты не причинишь им боли своим уходом, они о тебе знать не знают и ничего не почувствуют, так и будут клониться к земле или плыть в вышине, равно оттеняя величавую небесную синь.
        Искушение спрыгнуть в траву становилось неодолимым, и Лионель резко послал Грато в галоп. Послал, осознавая, что мориска с ним сейчас нет. Грато помахивает хвостом над торбой овса в слякотной зимней Варасте, а сам маршал… что он делал и делал ли, утром скажет Уилер, хотя нельзя исключить и временного исчезновения, которое при определенных условиях может стать вечным. Как у пропавшего из закрытой комнаты Адриана.
        Карьером долго не проскачешь, если, конечно, тебе дорога лошадь, но под рассветными небесами Грато не уставал, удостоверяя, что вокруг не весна, не степь и, пожалуй, не жизнь. Все прочее казалось настоящим - и стук копыт, и бьющий в лицо юный ветер, и вырастающая на горизонте белая гряда. Савиньяк повернул к ней, притворявшийся мориском вихрь не спорил. Они взлетели на пологий холм и там, среди белых валунов, Ли придержал коня и огляделся. Левый склон заливало солнце, правый терялся в сероватой мгле, которая могла скрывать то, что он собирался отыскать. Маршал небрежно растрепал серебристую гриву и спешился. То, что он шагнет в туман, Ли знал, потому и позволил себе задержаться на вершине. Как оказалось - к лучшему, поскольку из солнечного сиянья вылетел еще один всадник. Арно явно знал, куда гонит Кана, оставалось стоять и ждать, вбирая взглядом весенние изумруды. Малыш уверенно свернул к холму, пресловутую шляпу он где-то посеял, зато эфес шпаги украшала алая девичья лента. Ну хоть Гизеллу забыл, и на том спасибо…
        - Уф, - братец был явно собой доволен. - Насилу догнал!
        - И совершенно зря, - суховато сообщил Ли, - тебе нужно на восток. Туда, где все и солнышко.
        - Я с тобой…
        - Нет. - Именно так они играли в гляделки с Рокэ, и Ли уступил, потому что понял, как сделать спор ненужным. Малыш просто уступил. - Ты будешь мешать. Когда проснешься, расскажи свой сон Валентину, если, конечно, что-то запомнишь.
        - Я не сплю!
        - Более подходящего слова я пока не подобрал. Ты отмечал Излом и, возможно, напился. Что ты помнишь?
        - Ну… Мы и впрямь праздновали.
        - Кто «мы»?
        - Не знаю… Все, наверное… Рокэ играл, матери эта песня нравится…
        - Значит, он еще и пел?
        - Да… То есть нет… Кажется, нет. Эпинэ куда-то пошел, я - за ним.
        - Почему?
        - Да не знаю я! Наверное, это в самом деле сон.
        - Почему ты так решил?
        - Возле Аконы ничего похожего нет, и зима куда-то делась.
        - Дружба с Приддом способствует развитию логики. - Надо прощаться! Леворукий знает, что Малыш запомнит, но тревогу в Акону ему лучше не тащить.
        - Ли… Там что, Лаик?!
        - Возможно. - Вскочить в седло, разобрать поводья. Грато мотнул головой, выказывая готовность идти в туман, но в огонь пойдет не он, а клейменная Молнией Проныра. - Давно собирался тебе сказать… Солдаты либо хотят денег, либо дерутся за то же, за что и мы. Лошади верят всадникам. Не стоит их брать туда, куда идешь, не слишком собираясь вернуться.
        - Рокэ взял Моро.
        - То, что он затевал, требовало не просто лошади. - Не надо было упоминать Придда, с того станется догадаться… - Если можешь сделать, что нужно, сохранив при этом коня, сохрани.
        - А люди, которые идут за тобой, именно за тобой? Их ты не жалеешь?
        - Нет. Человек для человека не должен быть средоточием вселенной. Я готов пощадить лошадь, но не преданного глупца. Беречь - само собой по возможности - разумней тех, кто готов умереть за то же, за что и ты. Осознанно умереть. Тогда после уже твоей смерти останется, кому думать и драться.
        - Так ты оставлял Грато Эмилю поэтому?
        - В том числе. - Сдерживать неуместные порывы сложно, но объятий не будет, не будет даже растрепанной шевелюры. - Хотя важней было убедить всех, что я никуда не делся. Всё, капитан Савиньяк, отправляйтесь в Акону, вы мне здесь без надобности.
        - А ты мне во сне не маршал!
        - Мне этого и не требуется. - Здесь «подобный Флоху» больше маршала, хоть бы и Первого. - Арно из дома Савиньяк, уходи. Я сказал, ты услышал. Прочь!

2
        Франческа вышла, не допив свой бокал и оставив на спинке кресла белую, шитую серебром шаль. Она не простилась, даже ничего не шепнула будущей свекрови; она еще могла вернуться, только Марсель не сомневался в обратном. В комнате стало пусто, хотя шесть человек за столом и болтали о всякой ерунде, потому что сейчас ерундой было все, кроме решения госпожи Скварца.
        - Граф Дорак оделся со всем тщанием, но в танцах не участвовал, даже в самом первом, - Валме с гордым равнодушием взял оливку, - видимо, обострилась сердечная болезнь.
        - Видимо, - откликнулась витавшая в собственных облаках графиня. - Однако это вряд ли что-то серьезное.
        - Да, будь иначе, виконт Дарзье отца бы не покинул…
        - Просто сегодня не было Арно, - вмешалась Айрис, - вот Дурзье и расхрабрился.
        - Виконт Дарзье усвоил преподанный ему урок. - Чарльз, хоть и был влюблен в свою Мелхен, аппетита не лишился, но это как раз не удивляло. Столом Савиньяки, то есть Фарнэби и Валмоны, могли гордиться: сыры и вина прибыли от папеньки, а десерты сотворил бывший дядюшкин буфетчик.
        - Проще говоря, мерзавчик испугался до почти порядочности. Напиши об этом Малышу. - Эмиль Савиньяк поцеловал матери руку и вышел, напоследок блеснув мундирным шитьем. Все стало окончательно ясно. Марсель подавил неуместную для будущего соправителя Ургота досаду и перевел взгляд на стол: ближайшая к осененному белой шалью креслу сырная тарелка была на треть пуста. Франческа ценила ароматные деликатесы, чего удивляться возникшему меж папенькой и госпожой Скварца пониманию, а сердце… Способно ли сердце поэта оплакивать потерю женщины, любящей сыры и мундиры? Способно ли оно утешиться средь юных, опять-таки увлеченных мундирами дев, и утопить печаль в вине и суфле?
        - Я пойду, - внезапно заявила толком не дожевавшая пирожное Иоланта, - с госпожи графини нас хватит! Айрис, не дергай меня, пожалуйста! Это наше… воспитание - сплошное вранье! Все такие душечки-сюсюшечки… а потом ленты лопаются!
        - У вас лопнула лента? - забеспокоился Марсель, которому тактичность девицы Манрик следовало бы приветствовать. - Снова?
        - Ничего у меня не лопнуло, - рыжее чудо ожидаемо огрызнулось, но как-то без огонька, - просто совесть иметь надо! То есть ясно же, что мы надоели. Госпожа Скварца ушла, теперь вот и господин маршал…
        - Они устали, - Валме покосился на явно не стремящегося уходить Давенпорта, - но мы решили дождаться утренней звезды, а регент не советует отказываться от принятых решений. Давайте выпьем, а решать будем потом. Чарльз, ты не возражаешь?
        - Возражать может лишь хозяйка дома, - Давенпорт учтиво наклонил голову. - Сударыня, как нам лучше поступить? Только не бойтесь нас обидеть, мы вас поймем правильно.
        - Понимание сродни счастью, - отцовская любовь глядела загадочно, будто свеча в темном стекле отражалась.
        - Но вы не ответили.
        - Данные зароки лучше соблюдать.
        - Мы остаемся, - тут же решил за всех Валме. - Дорогие дамы, мы с капитаном Давенпортом пьем за вас.
        Графиня рассеянно кивнула, баронесса улыбнулась, виконтесса просто осушила бокал. Лихо, впору корнету, а то и капитану. Ожидание рассветной звезды продолжилось.
        Пыталась притвориться гитарой лютня, журчало вино, шуршали платья дев - подуставшие от чинного сиденья гостьи с разрешения виконта забрались на кресла с ногами. Франческа со своим маршалом ожидаемо не возвращались, и это было печально, в точности как в одной из «песенок» Рокэ. Пришлось спеть сперва на кэналлийском, а потом и в переводе. Собственном, плохоньком, но Айрис, кажется, поняла, а Иоланта уронила блюдечко и разозлилась если не на себя, то на отсутствующе-присутствовавшего Арно.
        - «Я иду мимо тебя… - как могла подпела девица и сунула под нос виконту свой бокал… - я не оглянусь».
        - Ибо незачем, - Валме заодно плеснул «слез» и себе. - Ваше здоровье.
        - Спасибо. У Айрис бокал пустой.
        - Прошу прощения… - Разнести подруг по их комнатам они с Чарльзом смогут, но лучше пусть отсыпаются здесь. - Это суфле восхитительно. Попробуйте.
        Девы и Давенпорт взялись за ложечки, Марсель - за лютню, он запел бы и в одиночестве, но среди людей это было приятней… Это было… было… было… всё было, и любовь, видимо, тоже. Потом почти ушла, но не стала хуже, как не становится хуже вино, если его осталось лишь на самом донце бутылки.
        Стальной клинок спит в ножнах, я - его сон.
        Он - моя тоска.
        Она со мной в седле, я еду вперед.

3
        Сумасшедшая галерея, которую Ли нашел именно там и так, как думал, явно изменилась к лучшему. Стены и не думали сближаться, а сквозь застекленный потолок лился ясный весенний свет, позволяя во всех подробностях разглядеть многочисленные полотна. Другие. Омерзительные постельные сцены, драки и пиршества, достойные стаи гиен, заменили старинными портретами на одной стене и более или менее приятными, хоть и пустоватыми пейзажами на другой. Из памятных по прошлому разу картин на прежнем месте висел лишь вытеснивший семейство Савиньяк горящий город, но на пожар больше никто не любовался. От шедевра с Фердинандом, Манриком и приблудной лошадиной ногой уцелела лишь нога, которой посчастливилось воссоединиться с конем. Манрик исчез, Фердинанда на белом линарце сменили Алва с Соной, а дым превратился в радостную утреннюю даль. В точности такой Ли любовался с холма, готовясь шагнуть в лаикский туман; жаль, память не сберегла всю дорогу. Последним, что помнилось, были успевший высохнуть каменный стол в Покое озарений и ниша святого Танкреда. Дальнейшее представлялось каким-то пульсирующим, плюющимся
короткими молниями клубком, но идущий голова в голову с Соной оседланный Грато наводил на мысль, что его хозяин, как и в прошлый раз, сошел с картины.
        Тогда все вокруг было внове, сейчас Ли более или менее представлял, чего ждать, и, самое главное, не забыл ни варастийской халупы, ни рассветных степей. Осталось сохранить память после возвращения. Осталось вернуться, хотя это особых опасений не вызывало, к тому же проэмперадора страховал Уилер. То, что сработало у Вержетты, должно сработать вновь, но лучше бы выбраться самому.
        Лионель махнул рукой заглядевшемуся на небо Рокэ и отправился проверять камин и Фридриха, от которого, скорее всего, остался лишь пейзаж с пнем. Ширина галереи не изменилась, сохранился и черно-белый мозаичный пол, и вычурные, как любил покойный Фердинанд, рамы, исчезла мерзость и начал проглядывать смысл. Капуль-Гизайль, переставляя антики и перевешивая картины, менял комнаты до неузнаваемости, здесь произошло нечто подобное. Ли медленно шел точно по середине галереи, силясь постичь логику здешних хозяев через свою.
        Мориски гадают по очертаниям грозовых облаков, подбирающие мужа девицы льют в воду расплавленный воск, гадалки раскидывают карты и толкуют чужие сны. Порой даже угадывают, только что есть сон - отражение твоих собственных тревог и надежд, знак свыше или сразу и то, и другое? Маленький Арно, еще не умея писать, пририсовывал к материнским посланиям свои пожелания, и они были понятны. Росио, скрытничая, пишет по-гальтарски, морисскими буквами и на кэналлийский манер. Хоть как-то понять такое письмо смогут либо трое, если найдут друг друга и договорятся, либо один Савиньяк. Ту же лошадь на рисунке опознает всякий, а чтобы прочесть надпись, нужно знать алфавит и понимать язык. Если боги были на самом деле, если они, уходя, оставили завещание, то это, скорее всего, не книга, хоть бы и Кубьерта, а изображение. Или изображения… Только сгинувшие тысячелетия назад Абвении никак не могли предусмотреть ни Фридриха в меховой шапке, ни эсператистского конклава.
        За века картина потемнела, потрескавшаяся краска вовсю осып?лась, и лица клириков казались мутными пятнами, однако Ли без труда опознал агарисский собор Истинного и Благого Ожидания по внутреннему устройству купола. Помпезное сооружение сожрало изрядную долю средств, изъятых у казненных абвениатов, «демонских отродий» и еретиков, но хвалу Создателю в нем воздавали меньше двух лет. Мтсарах-Справедливец стер храм с лица земли, а эсперадор Руций отстраивать его не стал, избрав для служения уцелевшую церковь Семи Свечей.
        Книгу о первом сожжении Агариса, снабженную, к слову сказать, отличными гравюрами, Лионель перечитывал не раз, но общего портрета будущих утопленников в ней не было. Оставалось понять, откуда и для чего он взялся тут.
        - Проще всего объяснить сие неисповедимостью путей Создателя, - епископ Луциан еле заметно улыбнулся и покачал головой, - но я предпочел бы не объяснение, а знание.
        - Я согласен и на догадку, - Ли неторопливо развязал ворот, позволяя увидеть эсперу. - Благодарю вас за возвращенное письмо и сожалею о судьбе брата Ореста. Мне отчего-то кажется, что он родился не в Дриксен.
        - Мне тоже, - «лев» был сама задумчивость. - Люди порой приходят даже оттуда, откуда прийти нельзя. Дело прошлое, но тот олларианский священник, что после своей смерти преследовал ее высочество Матильду, был одним из послушников Памяти.
        - Слава и Память, - Рокэ слегка приподнял бокал. - Их не всегда отличишь… Вы поедете в Старую Эпинэ?
        - Есть много мест, куда бы я хотел поехать, - Луциан тоже взялся за вино, - место упокоения магнуса Левия - одно из них, но наши желания сейчас значат немного.
        - Отчего же, - Лионель неторопливо снял серебряную звезду и положил на стол. - Просто бывают желания и желания. Мы хотим остановить Шар Судеб, не желаете присоединиться?
        «Не желаете присоединиться»…
        Желающих хватало, и эти желания гоняли равнодушный Шар по Золотым Землям от Паоны до Эйнрехта и от Барсовых очей до Хексберг. Было ли это Судьбой? Ли очень сомневался. То, что возможно остановить, уничтожить, отогнать - еще не судьба, это уже случившееся задним числом объясняют, кто тем самым роком, кто вражескими кознями, кто великим замыслом, а то и волей Создателя. И попробуй поспорь с ними, такими умными, такими прозорливыми… Победу Франциска чему только не приписывали, а причин у нее было ровно две. Пропасть, на краю которой билась в агонии Талигойя, и сам Франциск. Не случись марагонца, умники бы доказали, что гибель созданного демонскими отродьями королевства была неизбежна, но Франциск появился. Судьба? Случайность? Нет, воля, ум и способность оседлать время. Дар Абвениев? Но ушедшие, похоже, сделали все, чтоб таких францисков в Золотых Землях не появлялось.
        Людям предписывалось тихо ждать возвращения богов, оставивших вместо себя нечто, на первый, взгляд схожее с судьбой, и эориев, которых от костров и соленых озер спасла победа марагонца. До одних это дошло, другие же собственную никчемность и выросшие из нее неудачи записали на счет Франциска. И, разумеется, возненавидели.
        Словно в ответ с очередного полотна на Ли злобно уставилась немолодая сухопарая дама, за спиной которой стоял некто рослый и плечистый с почти осыпавшимся лицом. Уцелели лишь кусок шеи и крепкая бергерская челюсть. Принц Эркюль жил и умер сыном королевы Бланш, так что лицо ему по большому счету и не требовалось.

4
        Ночь выдалась странной, но чем именно, Валме понять не мог. Просто в грусти была радость, в вине - горечь, а в голове - странные глупости, которые могли бы стать стихами, только записывать их не хотелось. Зато из памяти сентиментальными ужами выползали давно забытые романсы; жеманные слова негаданно обретали смысл, пение прерывалось возлияниями, после которых мыслей и чувств заметно прибавлялось, правда, не у всех. Давенпорт, доев суфле, замолк и второй час изучал натюрморт с рыжими лилиями; он вроде бы и не спал, но был сам по себе, как и глядевшая на свечи графиня. Глаза женщины слегка ввалились, она казалась сразу и уставшей, и счастливой. Праздничная ночь располагает и к первому, и ко второму.
        - В-вы только гляньте, - Иоланта, не дождавшись кавалера, сама налила кэналлийского себе, подруге и столу, - они не спят, не говорят и н-не уходят…
        - Выглядит странно, - не стал спорить с очевидным Валме, - но так бывает, особенно если устанешь. Хочется сразу и быть, и не быть, а когда рядом милые люди, это еще и успокаивает.
        - Капитан сегодня не дежурил, и для него я никакая не милая! Когда старая герцогиня поверила ворью, он разозлился на меня. Что я сразу поняла… Он бы переплатил, лишь бы п-покровительницу не опечалить. А что? Д-деньги-то не его!
        Понизить голос внучка Манрика и не подумала, но Чарльз остался верен лилиям, совсем как Иноходец в Олларии. Робера будил оклик по фамилии, но проверять догадку на однокорытнике Валме не стал. Пьяненькие девы были не только милы, но и наверняка знали что-нибудь любопытное.
        - Чарльз третий год устает, - Валме отложил лютню и придвинулся поближе к столу и собутыльницам. - Как начал на Октавианскую ночь, так и продолжает.
        - Все продолжают, - мотнула головой Иоланта, - а Большой Руди эту ярмарку на себе тянет. Его бы кто пожалел!
        - В армии жалеют, - вмешалась Айрис, - я от отца слыхала, и Бэзил говорил.
        - А здесь нет! - Иоланта с некоторым удивлением заглянула в свой бокал. - Я напилась, да?
        - Более или менее. Будь вы мужчиной, такое было бы совершенно в порядке вещей. Милые дамы, мы дождемся нашей звезды, но заночуете вы у графини Савиньяк.
        - А она нас не звала.
        - Вы обе ляжете в малой анфиладе, - твердо сказала отвлекшаяся от свечей графиня; похоже, дело и впрямь было в имени. Родовом. - Спать после такой ночи придется не меньше десяти часов. Герцогине я напишу.
        - Спасибо, - Айрис с облегчением улыбнулась. - Может, нам сразу туда и перебраться? Вы устали…
        - Скорее размечталась. Мне приятно, что вы здесь.
        Когда на столе вино, а дама протягивает руку, ей нужен бокал. Это Марселю в свое время объяснила графиня Рокслей. Вспоминать стервозницу было муторно, хотя в те поры деяния, сопутствовавшие подобным объяснениям, юного оруженосца и влекли.
        - Бедняга, - внезапно пожалела кого-то Иоланта.
        - Кто? - удивился Марсель, не видевший поблизости никого, достойного жалости. За исключением себя, но свои чувства Валмоны прячут в астрах.
        - Дедушка. Он же там совсем один… В Надоре.
        - Там не так уж плохо, - попытался утешить заботливую внучку виконт. - Не думаю, что при нынешнем дворе господину Манрику было бы приятней, а в Надорском озере он сможет разводить рыбу. Или, если получится, выдр.
        - Айрис повезло, - Айрис Хейл ополовинила наполненный подругой бокал. Спросить, с чего это дочь талигойского кавалериста величает себя на гоганский манер, Марсель не успел: загадка тут же разрешилась и, как водится, оказалась очень простой.
        - Я про младшую тетю, - объяснила девица. - Она ведь чуть не вышла замуж в Надор.
        - Мне говорили, - не стал скрывать немало повозившийся с Лараком Валме. - Благородный Эгмонт принес любовь в жертву собственной бабушке и тем невольно спас вашу тетю, хоть и причинил ей некоторое огорчение. Насколько я смог понять, кратковременное.
        - Огорчение? - удивление часто тянет запить или заесть, Айрис выбрала второй способ. - Да папа ей всякий раз припоминает, как она плясала, когда письмо от этого… уже не жениха получила…
        - Я тоже буду плясать, - пообещала Иоланта, - если меня к дедушке отпустят.
        - Преждевременно, - одну из любимых отцовских фраз Валме подкрепил «Девичьей слезой». - Айрис, если история пляшущей тетушки не является страшной тайной, поведайте.
        Тайной история не являлась, по крайней мере от собутыльников. Девица Хейл мило прихлебывала кэналлийское и рассказывала воистину чудовищные вещи. Для здравого смысла чудовищные. Началось все опять-таки с фрейлин, в числе коих успело перебывать множество будущих теток, матерей и бабушек. Будущие герцогиня Окделл и баронесса Хейл тоже хлебнули дворцовых лимонадов, но им это не повредило. Дамы пронесли девичью дружбу через всю жизнь, чему немало способствовали соседство и вечно обретавшиеся на войне мужья. Когда одна обзавелась внуком, а другая - парой внучек, подружки решили породниться. При этом слегка раздраженная бесхребетностью наследника рода герцогиня решила подвигнуть его на борьбу за свое чувство. Замысел казался беспроигрышным, поскольку Эгмонт в подобранную бабкой супругу влюбился по уши. Безответно, правда, но этого ни он, ни старая герцогиня не знали.
        - Айрис терпела, - племянница словно бы извинилась за тетю, - из-за бабушки и вообще… Мы же дружили семьями, а что уехать далеко от дома - это здорово, Айрис тогда не понимала. Ей с женихом было скучно, но так ведь у многих…
        - Замуж выходят, когда надо, - Иоланта с жалостью покосилась на подругу, - а все эти сюсечки… Сплошное вранье!
        - Сюсь омерзителен, - живо согласился Марсель, доставая из ближайшей корзины последнюю бутылку, - но он живет в гайифских часах, а их всегда можно сбросить в пропасть. Баронесса, вы остановились на самом интересном. Вдовствующая герцогиня Окделл, заболев, поссорилась с подругой и расстроила помолвку? «Слезы» заканчиваются, но есть целая дюжина «крови».
        - Неважно! - Айрис отмахнулась, задев шаль Франчески, та упала. Можно было бы и поднять, но Валме оставил, как есть. - Отцовская бабушка не ссорилась, наоборот… Она хотела, чтобы они обручились до смерти бабушки… другой. И старая герцогиня хотела дожить до помолвки, только этот… Эгмонт ничего не понял! Ему сказали, что жениться надо быстро и на достойной девице. А он решил, что мы не подходим, потому что бароны, и то с Двадцатилетней, а бабушка…
        Обилие бабушек вносило некоторую путаницу, но Марсель призвал на помощь здравый смысл и знания о владетелях и обитателях Надора.
        - Следует ли ваши слова понимать так, - строго осведомился виконт, - что старая герцогиня велела внуку побыстрее жениться, думая, что он попросит руки любимой, а тот женился на Мирабелле и написал письмо, от которого ваша тогда еще не тетушка пустилась в пляс?
        - Вы поняли! - Айрис переглянулась с подругой, и перед виконтом оказались два бокала. Пустых. - Поняли! Значит, я не совсем напилась, потому что когда напиваются совсем, понять ничего нельзя…
        - Вы имеете опыт или это чисто теоретические знания?
        - Отец как-то устроил выволочку братьям… Я подслушала!
        - Тогда это теория, - вынес единственно возможный вердикт Марсель. - Нам же остается выпить за избежавшую ужасной участи Айрис-старшую и пожелать того же младшей! Пить нужно до дна, а мы уже достаточно пьяны, поэтому бокалы я освежать не стану. Допиваем то, что есть.
        Девы не возражали, однако выпить не удалось, и предусмотреть подобный поворот не смог бы никто, кроме опрометчиво оставленного в дядюшкиной резиденции Котика: распахнулась входная дверь и в гостиную шагнул герцог Ноймаринен.
        - Доброй ночи, - странным тоном поздоровался он. - Я увидел свет…
        - Мы… - прятать бокалы и пьяненьких фрейлин было поздно, и Валме решил пустить в ход бакранскую прямоту: - мы ждем утреннюю звезду и пьем за…
        - Эт-то успеется, - перебила Иоланта. - М-монсеньор, мы будем пить за вас!.. Пусть вас… начнут понимать… И чтобы спина н-не болела!
        - Хорошо бы, - герцог не преминул потереть упомянутую спину. - Арлетта, вы вытерпите еще одного гостя?
        - Графиня Савиньяк, - торопливо произнес Марсель, - вы ведь вытерпите?
        - Разумеется, - графиня слегка недоуменно улыбнулась. - Рудольф, я рада, но вы меня удивили.
        - Я сам себя удивил, - герцог красноречиво оглядел стол, и Валме, мстительно наполнив бокал удравшего Савиньяка, протянул его гостю. - Спасибо… Не спится как-то, сперва с Фукиано… с Бонифацием засиделся, потом гулять потянуло, а у вас окна горят. Признаться, я выпил, и немало, но иногда можно. Ваше здоровье, Арлетта.
        - Не надо мое, - негромко попросила женщина. - Сейчас мы все в гостях у Излома… Скажите о чем-нибудь главном.
        - Попробую…
        Рудольф не садился, и Валме встал, стараясь загородить не шевельнувшего и ухом Давенпорта. Ничего, спишем на выпитое и контузию… Могла же у него быть контузия?
        - Мы в самом деле сейчас вместе, - твердо произнес бывший регент и бывший Первый маршал. - Именно мы. Георгия думает иначе, но единство Талига - это не шпалеры, не романсы и даже не браки.
        - Еще бы, - Иоланта не была кавалером, но поднялась. - Это… пристойные дороги и отсутствие… внутренних таможенных пошлин!
        - И общие законы на всех, - добавила с усмешкой хозяйка. - Так бы сказал мэтр Инголс, но я его, увы, не пригласила.
        - Меня вы тоже не приглашали. Вот, сбился с мысли…
        - Тогда м-мы пока выпьем за вас, - вернулась к прежней мысли девица Манрик. - Вам здесь плохо… И это плохо.
        - Плохо? - герцог свел брови и залпом выпил свое вино. - Да нет, просто я устал, и спина… Ладно, главное - дождаться весны. Настоящей… С листьями. Проклятье, вечно не замечаю, когда они появляются. Вот снег, а вот уже липы доцветают.
        - Ваше здоровье, - Иоланта упорно стояла на своем. - Весной я уеду… к дедушке. А сейчас я тут. Ваше здоровье.
        - Ваше здоровье, Рудольф, - графиня Савиньяк с улыбкой приподняла свой бокал. - И пусть листья будут зелеными.
        Сорвать уже объявленный тост, чтобы тут же променять его на другой, считалось дурной приметой. Очень дурной. К счастью, приход Ноймаринена всего-навсего не дал выпить за избавление от брака с безвольным глупцом, причем юная баронесса Хейл отнюдь не походила на овечку, готовую связаться с каким-нибудь… Марсель наспех перебрал в памяти глупцов на выданье и понял, что опасаться некого. А вот бывшему регенту хоть немного весны и здоровья точно не помешает. Успокоившись на сей счет, виконт с наслаждением допил оставшиеся «слезы» и подошел к окну проверить звезды, только звезд не было. Из темного стекла на «офицера при особе» благосклонно взирала гальтарская рожа, которую, разумеется, никто, кроме Марселя, не видел.
        Глава 6
        Вараста. Липпе
        1 год К. Вт. 1-й день Весенних Скал

1
        Мраморный Франциск, целехонький, с законной гордостью взирал на поверженного дракона, одноглавого и бескрылого. Осколки Зверя Раканов куда-то подевались, зато на каминную полку взгромоздился бюст Сильвестра, изрядно напоминавший Диомида работы великого Тёбера. Его высокопреосвященство подставлял лик бьющим сквозь фонарь в крыше лучам и чуть заметно улыбался. Победитель Алисы мог себе такое позволить, его запутавшийся в собственных затеях преемник - нет, но скульпторы ваяют, что велено. Живые скульпторы. На что намекала галерея, подсовывая уже третьего Сильвестра, Ли пока не понял, возможно это было напоминание об их с Рокэ ошибках. Они слишком долго заставляли себя видеть в Дораке второго Диомида, хотя и человек был не тот, и время другое. То, что сорок лет назад стало спасением, незаметно превратилось в удавку на шее, сорвать которую, как это ни дико, удалось благодаря гоганской интриге.
        Сбрасывать Сильвестра с каминной полки Ли, само собой, не стал, как не сбросил бы Вольфганга, пусть тот и проиграл Бруно. Старики делали, что могли, их больше нет, есть вы; с вас и спрос - и за недодуманное, и за недоделанное. На всякий случай Савиньяк коснулся нагретого солнцем мрамора; на ощупь камень казался настоящим. Некоторые вещи понимать необязательно, но объяснить их тянет хотя бы для себя.
        Держа в уме игры с бесноватыми, шагнуть непонятно куда и получить парад мерзости и почти смертельную ловушку…
        Осознанно пройти по старым следам и найти на одной стене осыпающееся прошлое, а на другой… будущее? Свежее, яркое, пустое. Вот вам небо, земля и травы, а кто по ним пойдет, чем прославится, что натворит, то неведомо никому и зависит от всех. Предопределения нет и быть не может, есть столкновение воли, закономерностей и случайностей, как и говорят астрологи. «Зверю цена жизнь, а смерть - цена зову», таков закон. Вступление в древнюю игру для двоих третьего - это воля и случайно обретенное знание. Знание… Святой Танкред с орденской совой на груди, взявший себе имя «Диамнид» Эрнани, превращенное в школу аббатство, бесконечные переходы, тесные кельи, книги и приборы. То, что Франциск загнал первых унаров именно в Лаик, еще могло быть случайностью, но сами танкредианцы избрали для своей резиденции абвениатское святилище совершенно осознанно. А Лионель Савиньяк осознанно вошел в открывшуюся перед ним дверь.
        Покой озарений, закатная буря в черном камне, черно-белые мозаичные плитки, сужающиеся стены, разбитые статуи, занавешенный пыльным полотном камин… Двойник того, из которого вещал унар Валентин. Лаикскую галерею возвели, когда абвениатство уже было растоптано, но танкредианцы не только вольно или невольно пробились в неведомое, они как-то смешали само время. Разделенные чуть ли не тысячелетием монахи собирались в своей обители, увлекая за собой юность и смерть бывших унаров. Сразу и мальчишки, и старики, они возвращались в «Жеребячий загон», но в Нохе их не видели, только в Лаик. И в Лаик же нелепо погиб Герман Супре, олларианский священник и послушник тайного эсператистского ордена. Сумел бы убитый вернуться, не притащи его убийца в затопленный храм? Чего Супре боялся, выгоняя из Старой галереи запертых там мальчишек, ведь призраки никому не вредили? Не камина же!
        Камин, к слову сказать, был девственно-чист - ни огня, ни золы, ни пыли. В белоснежной пасти дожидались огня дрова, рядом лежали щепа для растопки и огниво: зажигай и отправляйся назад, в жизнь. Галерея гостя не удерживала, только гость покидать смыкавшуюся с Лаик полусмерть не торопился, его ждал Фридрихов тупичок, преподнесший дурного толка сюрприз. В памятной по прошлому визиту раме теперь красовалось свеженькое полотно, изображавшее кабинет Сильвестра. Пустой.
        Кто-то со всей дотошностью изобразил полки с книгами, глубокое кресло и заваленный бумагами стол, на краю которого примостился стеклянный кувшин с астрами. Его Лионель помнил прекрасно, как и прикрытые картой Бордона старинные манускрипты, но к астрам из распахнутого окна тянули цветущие ветки вишни. И все бы хорошо, только открытых окон покойный не терпел, да и астры зацветают, когда вишни уже расстались с ягодами. Конечно, на натюрмортах и сирень со зрелым виноградом соединяют, и пионы с яблоками, но непонятные ветки тревожили. В первую очередь из-за того, что все остальное осталось таким, как было последний раз. Будь комната без хозяина шуткой памяти, он бы вспомнил лишь то, что видел. И слышал.
        - Мы отклонились от темы. - Его высокопреосвященство слегка подался вперед. - Кто станет кардиналом Талига?
        - Это знаете только вы, - ответ на подобные вопросы требует либо улыбки, либо квохтанья, но олени не квохчут, - я такого человека не вижу.
        - И я не вижу, хотя умираю. - А вот здесь лишь молчать. И ждать продолжения. - Вы удивлены, граф, не так ли? Но вы мне верите.
        - Верю, но уверены ли вы?
        - Уверен… - Сильвестр величаво кивнул. Сейчас он в самом деле походил на главу церкви. - Мне осталось больше года, но меньше трех…
        Ошибка лекарей, ошибка кардинала, ошибка самого Лионеля… На первый взгляд - случайность, которую было не предусмотреть, на то она и случайность, только ненароком стронутый камень уже закономерно вызывает обвал, поэтому каменные осыпи надо знать наперечет. Чтобы вовремя спихнуть вниз всё, что может рухнуть, после чего спокойно расположиться на уже безопасном склоне. Так делал Франциск, так, похоже, делает Хайнрих, так теперь придется жить и Талигу, поэтому замены Алве нет и быть не может. Значит, Рокэ вернется, значит, ты останешься. В конце концов, для чего-то же в семействе Савиньяк впервые появились близнецы…
        - Унар Лионель!
        - Я! - Эмиль о своей выходке не предупреждал, но кто бы на его месте не пошутил?
        Ничего не заподозривший капитан Лаик спокойно кивает и продолжает перекличку.
        - Унар Эмиль!
        - Я! - Ли с нарочитой лихостью щелкнул каблуками, язык братцу он покажет потом, а может, и не покажет. Хочет побыть Лионелем? Почему бы и нет…
        - Почему бы и нет? - повторил вслух Ли и, обернувшись, не присвистнул исключительно потому, что не был Вальдесом. Холстов и мрамора покойному кардиналу оказалось мало, и он явился во плоти: с наперсным знаком, тенью, вишневой веткой и немалой свитой, скромно жавшейся к левой стене галереи. Больше всего процессия напоминала лаикских монахов, как их описывали мать с Малышом, только свечи сменились ветками - не исключено, что рассветными. Несмотря на яркий свет, а может, как раз благодаря ему разглядеть лица спутников Сильвестра не получалось, зато сам кардинал был виден просто отлично. Его высокопреосвященство взирал на графа Савиньяка так, словно вновь собирался заговорить о собственной смерти.

2
        Смотреть в душу огня можно до бесконечности, и Мэллит смотрела, то вспоминая могучее гаунасское веселье, то перебирая жемчуга своего короткого счастья. Она бы не уснула, даже распусти женщина для услуг затянутую подругой шнуровку. Чужие руки всегда неприятны, но к ним придется привыкать… Сэль стала королевой и не может уподобляться камеристкам, а носить простые платья в чужой стране баронесса Вейзель не вправе. Это оскорбит Роскошную, которая ненавидит гаунау еще сильней, чем дриксенских «гусей». Она смирится с тем, что Мелхен побывала в Липпе, ведь так решил регент, с которым никогда не спорил Курт, но станет расспрашивать обо всем и ошибиться в ответах нельзя…
        Свеча замерцала, и девушка поднялась, чтобы снять нагар, но не смогла найти щипцов. На подоконнике, где Мэллит их всегда оставляла, одиноко лежал уставший от плачей кот. Завтра подруга решит его судьбу и судьбу злобной Гудрун, так и не смирившейся со своей участью. Трехцветная признавала лишь Сэль, прочих ждали рычание и исполненные когтей лапы, а черно-белого ей хотелось загрызть. Царственная обещала, что все изменится, нужно лишь дождаться охоты, но Мэллит в подобное верилось не слишком. Кошки умны, они не свяжут плачевную судьбу дичи с собственными прегрешениями, к тому же вызванными обидой. Гудрун и Маршал не желали терпеть никого, кроме подруги, но разве люди иные? Любовь погружает мир во тьму, где светит единственная звезда, и это - любимый. Если звезда гаснет, мир слепнет. Если подобный Флоху не вернется, ничтожной придется жить ощупью, но она поклялась не умирать и не покидать Талиг, она исполнит…
        Черно-белый вскричал и устремился к двери, сбросив на пол пропавшие щипцы. Гоганни их подняла и ощутила тепло: она искала утрату там, где и следовало, но кто мог знать, что кот возляжет на твердое железо? Девушка вернула вещицу на подоконник и заторопилась на крепнущий крик. Так именуемый Маршалом встречал лишь Селину. Значит, подруга покинула супружеское ложе, значит, это беда…
        Кусая губы, Мэллит торопливо отодвинула засов. Сэль держала в руках фонарь, под ее глазами залегли тени, а за спиной высилось двое воинов.
        - Не входите, - велела им подруга, переступая порог и отодвигая кота. - Ты так и не ложилась?
        - Ничтожная не стала звать прислугу… И не хотела спать.
        - Тогда хорошо… Повернись, я расшнурую. Маршал!
        - Он лежал на щипцах, - сказала о смешном Мэллит, - а я не могла их найти. Он долго кричал и уснул, но проснулся, когда ты приблизилась.
        - Кошки хорошо слышат…
        - Ты вернулась, - разум и жалость велели молчать, но сердце не могло, - только место супруги рядом с супругом, а королева не должна шнуровать платья.
        - Я не королева, - Сэль объясняла и занималась платьем, как будто ничего не случилось, - пока не рожу здорового сына. Сейчас я просто жена его величества, то есть меня нельзя прогнать прежде, чем через четыре бесплодных года, но я успею раньше. Его величеству нужен наследник, а и бабушка, и мама рожали сразу. Вообще-то его величество с наследником затянул. Он надеялся на внуков, только Кримхильде не повезло с мужем, а у двоих старших родились девочки.
        - Сестер нареченной Кримхильде сегодня не было, они оскорблены?
        - Они не в Липпе. Его величество решил не собирать семью заранее, потому что я, по его мнению, могла передумать. Иногда умные люди сочиняют себе ужасные глупости.
        - Его величество понимал, как ты юна.
        - Я дала слово. Монсеньор Лионель мне сразу поверил…
        - Нареченный Лионелем знает твое сердце.
        - Да, он сразу понял, когда я заплакала из-за мамы… Готово, но если ты не очень хочешь спать, пойдем со мной. Здесь нет таких строгостей, как в Олларии, и все равно жене короля с одной только охраной лучше не ходить.
        - Я пойду, - пообещала Мэллит, освобождаясь от верхнего золотого платья, - но сперва успокой мою тревогу. Нам вынесли твою рубашку, ты бледна, и ты оставила нареченного Хайнрихом. Как большой король тебя отпустил?
        - Нужно, чтобы платье проветрилось, но, если его положить, Маршал подерет шитье, - подруга наклонилась и погладила черно-белого. - Придется закрыть его в моей бывшей спальне, а завтра что-нибудь придумаю… Его величество уснул и очень крепко. Хорошо, что он не храпит; папенька храпел так, что когда летом открывали окна, я его слышала.
        - Это может быть хитростью. Нареченный Хайнрихом задумал узнать, что ты станешь делать?
        - Да нет же! Его величество мне верит, мы с ним очень хорошо поговорили, я даже пиво попробовала. Больше я его пить не буду, я так и сказала, зато теперь все честно. Если ты наденешь ту меховую штуку, которую нам подарили, можно обойтись без верхнего платья. Придворные спят, солдатам все равно, а ты потом спокойно разденешься.
        - Значит, ты вернешься к супругу?
        - Конечно, - Сэль широко раскрыла глаза, она всегда так делала, когда удивлялась. - Я понимаю, ты за меня боялась, но его величество мне не навредил, я думала, будет гораздо хуже. Ее величество говорила, что после первого мужчины может быть плохо день или два, но у меня, наверное, пройдет раньше. У меня даже в лунные дни не очень болит.
        - Ничтожная счастлива слышать о твоем здоровье, - улыбнулась Мэллит, доставая обшитое мехом одеяние, которое гаунау носили в холодных домах поверх платьев. - Весть о твоей радости была бы еще прекрасней.
        - Я рада, - подруга взяла не отходившего от нее кота на руки и понесла в свою спальню. - У его величества все получилось, ее высочество Кримхильде меня любит, тех, кто привез из Дриксен заразу, переловили, а на празднике никто не сбесился, значит, вокруг его величества хорошие люди.
        - Это так, но ведь есть и иная радость. Та, что дарит крылья и превращает ночь в день, а свечу в звезду.
        - Наверное, это прекрасно, - Сэль положила кота на свою кровать и села рядом. - Пусть утихомирится. Ее величество, прежде чем дать мне почитать Веннена, поговорила со мной о любви. Мне бы хотелось пережить что-то похожее, но это как с пением: если нет слуха и голоса, то ничего не выйдет. Зато я попросила его величество помочь Герарду стать мужчиной, а то сам он никогда не соберется, а Монсеньор Лионель уехал. У его величества есть несколько женщин, к которым он ездил, когда не было меня, они очень опытные, и им можно доверять. С Герардом его величество тоже поговорит, ведь он теперь старший мужчина в семье. Это очень удачно, потому что если мама выйдет за Эйвона, от него никакого проку не будет. Кажется, спит, бежим.
        Именуемый Маршалом не успел осознать предательство и опоздал. За дверью раздался негодующий крик и треск истязаемого когтями дерева.
        - Мелхен, - объяснила подруга под крепнущие кошачьи сетования, - мы сейчас пойдем в сад Кримхильде, и я попробую вызвать папеньку. Когда его величество уснул, я подумала, что он здесь и вот-вот объявится, ведь я сделала, что обещала. Конечно, в спальню я бы холодного не пустила, потому что там очень ценные шкуры, а от папеньки всё гниет, но мы могли бы поговорить на лестнице для охранников.
        - Но что плохого в том, что именуемый Папенькой не пришел? Разве он тебе нужен, разве он несет радость?
        - От выходцев может быть большая польза, а я обещала монсеньору Лионелю, что когда будет нужно, папенька его найдет и поможет. Если монсеньор Лионель станет рассчитывать на папеньку и его лошадь, а они не придут, будет очень плохо.

3
        Сильвестр - настоящий Сильвестр - с теми, кто ему был нужен или, напротив, мешал, не заговаривал первым разве что в своем кабинете: там хозяин отвечал на приветствие гостя. Впрочем, вызов в резиденцию - это тоже начало разговора, пусть и своеобразное. Здешний «Дорак» молча чего-то ждал; его спутники тоже ничем себя не проявляли, просто стояли, выстроившись друг другу в затылок. Большинство из них, если не всех, Ли наверняка встречал прежде, и не раз, но по куску рукава, плечу или ботфорту человека не опознаешь. Как бы то ни было, странная процессия не пыталась ни нападать, ни заступать дорогу. Выход из теперь уже Сильвестрова тупичка был свободен, однако Ли уходить не торопился, хотя парой минут назад и решил до Октавианской ночи судьбу не искушать.
        Минуты шли, сердце билось, маршал с кардиналом упорно играли в гляделки, потом «Сильвестр» возвел очи гор?, и Савиньяк невольно последовал его примеру. Солнце сквозь стеклянную крышу светило все так же ласково, но сама крыша опустилась, и заметно. Ли отвел взгляд, отсчитал про себя до сотни и вновь посмотрел вверх. На первый взгляд ничего не изменилось, но здешние стены в прошлый раз начинали сближаться медленно, по волоску; если крыша поведет себя так же, дойти до камина всяко успеешь. А вот покинуть его высокопреосвященство, не поняв, чего тот хочет, было бы опрометчиво.
        Логику живого кардинала Лионель более или менее представлял, но сейчас это скорее мешало. Савиньяк поправил перевязь, нахмурился, будто что-то вспомнил, и резко шагнул вбок, как шагнул бы, намереваясь разминуться с докучливыми встречными. Те вроде бы остались на месте, краем глаза Лионель видел что-то вроде выстроившейся за благословением очереди, но разобрать, кто в ней стоит, по-прежнему не получалось: взгляд скатывался с неподвижных фигур, будто вода с гусиных перьев.
        Поравняться с «Сильвестром», «не заметить» его, двинуться дальше вдоль упорно не дающей себя разглядеть компании и через пять шагов быстро обернуться. Так и есть: «кардинал» со словно бы пришитой к его сутане свитой целеустремленно шагал вперед, еще немного - и ткнется носом в картину с собственным кабинетом. Или не ткнется, а… войдет? Если ты сумел облечься здешней плотью, оставив на полотне своего коня, некто или нечто может подобным же образом сделать обратное.
        Иногда приходится решать быстро. В два прыжка догнав «кардинала», Ли с дворцовой улыбкой подхватил его под руку, увлекая прочь от вожделенной картины. Пальцы ощущали обычное человеческое тело, однако ж?ра, который исходил от затянутого в галерею Эмиля, не чувствовалось. Чем бы ни являлся «Сильвестр», «горячим», то есть живым, он точно не был.
        - Ваше высокопреосвященство, я хотел бы вам кое-что показать.
        Сильвестр почти наверняка бросил бы в ответ: «показывайте», в крайнем случае велел зайти позднее или ждать приглашения. Черный клирик с вишневой веткой ответом маршала не удостоил, хотя вырываться или нападать он тоже не пытался. На выходе в основную галерею Ли наскоро обернулся: упорно неузнаваемые носители веток тянулись за вожаком, как нитка за иголкой, разглядеть за ними нарисованный кабинет не получилось, только блеснул на солнце угол рамы.
        Свет стал еще ярче, впитывавший солнце белый мрамор камина сиял, как в полдень сияют стены алвасетских дворцов. Ноздри защекотал смолистый запах, черный спутник попробовал замедлить шаг, и Ли уступил. Чтобы проверить, всё ли на месте. Обе скульптуры - и Победитель Дракона, и повторявший победителя Алисы кардинал - были целы, зато ощутимо прибавилось дров: теперь они лежали не только внутри камина, но и возле него, частично загородив длинный драконий хвост. Следующий взгляд пришелся вверх; за прошедшие минуты потолок успел еще немного опуститься, до половины «съев» неширокую меандровую полосу, но галерея все еще была много выше дворцовых залов. Если так пойдет и дальше, можно проведать «Грато» и вернуться, но «Сильвестра»-то куда девать? Кардинал уже изображен на двух полотнах, что ему мешало появиться на третьем? Не сама же галерея, хотя… Когда им с Эмилем исполнилось шесть, отец «назначил» коридор на втором этаже Сэ рекой Хербсте, «форсировать» ее было весело, но что за правила игры здесь и кто с кем играет? «Кардинал» с Савиньяком, Савиньяк с «кардиналом», пока еще непонятное нечто с обоими?
        Камин и стены ожидаемо безмолвствовали, спасибо хоть шаги мозаичный пол не глушил.
        - Ваше высокопреосвященство, вы знаете, что произошло с его величеством?
        С величеством, которого не оказалось ни на одном портрете, как и Катарины, и малыша короля… А картины на правой стене вовсе поблекли, так что мысль перебраться на новое полотно не столь уж и глупа, но зачем для этого ходить гуськом?
        - Ваше высокопреосвященство…
        Лионель ничего не почувствовал, рука все так же сжимала чужой локоть, но это уже был не «Сильвестр». Королева Бланш, урожденная графиня Маран, огромной улиткой волочила по полу алый шлейф, темные с проседью волосы прижимала вдовья корона без камней, губы были поджаты, взгляд прикован к приближающемуся пейзажу, довольно-таки посредственному.
        - Ваше величество, вас занимает эта картина?
        Молчание, но видно и так: занимает. Более того, влечет не меньше, чем маршал Эктор, только чем? На пейзаже какой-то безликий холм с рекой на заднем плане и угадывающимся за ней городом. Скучный до унылости, любопытны разве что падающие на картину тени - мужские, женская, детская. Даже не тени, а что-то вроде смутных отражений в ночном окне, только сейчас не ночь, по крайней мере здесь. Бланш вздрагивает, пытается остановиться. Она не сильней любой из известных графу Савиньяку немолодых дам, она вынуждена идти дальше…
        Нет, Лионель не отвернулся, он даже не моргнул, но женщина неожиданно и внезапно стала мужчиной. Судя по цепи - графом, судя по платью - современником Октавия Доброго, но важного бровастого лица Савиньяк до сегодняшнего дня не видал, хотя на одной из дряхлых картин сей господин присутствовал. Теперь же его, как и «Бланш», тянуло к стене, вернее - к виду зимней Олларии. Город лежал как на блюде, город сам казался блюдом, белым и пустым. Синий бархат незнакомца на тщательно выписанном снегу выглядел бы отменно, но не случилось: вожделенное полотно обернулось окном в ночь, потолок спустился еще на пару ладоней, бархатный господин помолодел, слегка похудел и при этом ощутимо потяжелел, став не самым умным из королевских братьев… Впрочем, наделать дел Генрих Оллар успел, за что и поплатился, но кем все-таки был тот, синий? Что он натворил и почему рвался в зимнюю столицу?
        Списать «Сильвестра» на собственные досады и воспоминания труда не составляло, удавалось, пусть и с немалой натяжкой, объяснить и «Бланш» с принцем-предателем, но не «синего» и не унылого негоцианта с опухшим лицом. Безмолвные, но отнюдь не бестелесные загадки возникали и пропадали, переходя друг в друга, и каждая следующая была увесистей предыдущей и ближе по времени.
        Увлекать за собой порождения галереи, не забывая следить за опускающейся крышей, и вдобавок запоминать картины и лица спутников было непросто, но Лионель спокойно шел вперед, будто на балу или приеме. Он не выдернул руку, даже увидев, что ведет графиню Борн. Рядом с «Габриэлой» виднелся ее супруг, парадное платье и отсутствие шпаги напоминали о Занхе.
        Потолок снижался все быстрее, но маршал шагов не ускорял. Убивать в галерее нельзя, но нельзя и подпускать молчаливых спутников к зеленеющим, розовеющим, серебрящимся пейзажам. «Габриэла» вздрогнула и ожидаемо попыталась задержаться возле картины, на которой гляделся в озеро хмурый, прекрасно известный Ли дворец. Берег украшал пробуждающийся от зимнего сна вековой дуб, пологий, ведущий к воде склон зарос полевыми маргаритками. Идеальный фон для супружеского портрета! «Карл Борн» рванул кружевной воротник - снимать отрубленную голову на манер дидериховых призраков он не торопился, - «Габриэла» поднесла свободную руку к виску…
        Муж и жена слились в одного Анри-Гийома, как всегда хмуро-высокомерного, и тут галерея вильнула в последний раз, выводя к своему началу. Поворачивая, Савиньяк успел заметить позади букет крупных вспышек, будто лопнувшее зеркало поймало солнечные лучи. Вышло красиво, но любоваться игрой бликов Ли не мог: «старик Эпинэ» пожелал вернуться в родовое гнездо, где ему было не место, чем бы или кем он ни являлся. Хватит с последнего из Иноходцев чужих глупостей и предательств!
        «Анри-Гийом» попытался упереться; сторонники и подхалимы называли его гигантом, однако могучим сложением старец не отличался. И все же протащить упрямца мимо ворот со вставшими на дыбы жеребцами оказалось трудней, чем его предшественников, даже самых крупных, а может, просто накатила усталость. Как всегда не вовремя.
        Ворота Старой Эпинэ проползли мимо, так и не вошедший в них «хозяин» с горя поднял взор к потолку точно так же, как это делал «Сильвестр»… впрочем, он и был Сильвестром. Мало того, они с «кардиналом» наконец остались вдвоем. Наверху сиял день, в ослепшие картины позади глядела ночь, а потолок достиг короны над балдахином воздвигшегося в торце галереи двойного гальтарского трона, за которым виднелась не то фреска, не то панно.
        - Ваше высокопреосвященство, - негромко окликнул Лионель, - мы пришли.
        Спутник ожидаемо промолчал. До трона оставалось шагов пятьдесят и четыре пары глядящих друг на друга картин. Времени гадать, кем были спутники «Сильвестра» и куда они делись, не оставалось, пропали и пропали. Может, сгинули, не попав туда, куда стремились, а вернее всего - слились с предводителем, то ли просто добавив ему веса, то ли позволив продержаться до конца галереи. Таскать за собой здешнее порождение, пока их обоих не накроет то, что кажется потолком, Ли не собирался, как и предоставлять «кардинала» самому себе. Все, намеревавшиеся сменить стену, вернее, все, кого Ли узнал, были врагами, а позволять врагам добиваться своего нельзя даже в бреду, только происходящее отнюдь не бред. Значит, место фантома, вобравшего в себя всю дрянь от Бланш до Алисы с присными, - среди осыпающегося старья.
        - Ваше высокопреосвященство, нужно спешить.
        Чуть крепче сжать локоть, чуть прибавить шаг, вынуждая спутника тоже идти быстрее, и еще чуть-чуть, и еще… Сильвестр бы уже задыхался, здешний «кардинал» поспевает за маршалом без особых усилий. А теперь резкая остановка и поворот вправо - взятый разгон тянет «Сильвестра» вперед, намертво зажатый локоть заставляет развернуться лицом к приблизившейся противоположной стене. Отлично! Остается потянуть руку «кардинала» на себя, стремительно перехватить ее своей правой, а освободившейся левой взяться сзади за широкий пояс, после чего изо всех сил швырнуть тяжеленную черную тушу вперед. В простенок между двух последних картин. Не воин и не борец, Сильвестр понять ничего бы не успел, вот и его здешний двойник тоже не успевает. С маху врезаясь в оштукатуренный на совесть старый кирпич, он словно бы прилипает к нему, истончается, обретает сходство с небрежным рисунком. Черный, напоминающий готового взлететь жука распластанный силуэт на белом фоне и отдельно - розоватая цветущая ветка…
        Капитан Арамона мог гордиться: бывший унар Лионель у него наконец чему-то научился.

4
        Сад Кримхильде открыли сразу же, как принесли ключи, которые хранил смотрящий за растениями. Из открытой двери пахло землей, хвоей и еще чем-то пряным и приятным. Мэллит не чувствовала ни угрозы, ни тревоги, ей хотелось войти и коснуться живых листьев.
        - Закройте за нами двери, - велела подруга, - и не входите, если мы не позовем. У нас очень важное дело.
        - Да, госпожа Зелина, - большой король успел объяснить воинам, что Сэль нужно слушать, и они слушали. - Мы не войдем.
        - Спасибо. Мелхен, там ступеньки.
        - Нич… Ничего страшного, я помню.
        Фонарь Селины позволял не споткнуться, но кадки и подвесные горшки тонули во тьме. Казалось, вокруг настоящий лес, казалось, это сон, но спать гоганни не хотелось, не одолевали ее и неприятные мысли, и это было плохо, ведь подобные именуемому Папенькой будят в живых дурное и низкое.
        - Никого… - Сэль подняла повыше свой фонарь. - Мерзавка, которую ее высочество убила твоим горшком, упала здесь.
        - Ты уверена, и это хорошо. Я запомнила крики и бой, но в темноте растения так похожи.
        - Я, чтобы не запутаться, привязала ленту и попросила ее не убирать, - объяснила Селина, - видишь, вон там, на седом можжевельнике?
        - Ты умна.
        - Нет, я что-то напутала. Папенька должен был прийти, ведь он стал тестем короля, да и Зоя… Я только сейчас подумала, это так странно, что она меня не отговаривала. Зоя очень добрая и меня любит, но соображает не лучше Герарда. Ей страшно хотелось, чтобы я влюбилась в монсеньора Лионеля, он ей так нравится…
        - Первородный Ли прекрасен.
        - Да, но сама-то она любит папеньку, а сравнивает его величество не с ним, а с монсеньором Лионелем. Ее величество говорила, что большинству людей чужда логика, и это так и есть.
        - Именуемый Папенькой мог не знать, что ты вышла замуж.
        - Не мог! Выходцы всегда приходят на свадьбы, а я ведь еще и кровь пролила. Для папеньки это как звезда Ретаннэ. Конечно, у него могло что-то случиться, а я одна по тропе Холода не пройду. Давай немного посидим.
        - Тебе плохо? - Мэллит сняла со скамейки большую лейку, полную воды и оттого тяжелую. - Что я должна делать?
        - Я в порядке. Немного болит, конечно, но иначе просто не может быть.
        - Это так, - подтвердила гоганни, вспоминая ужасное, - и это пройдет.
        - Конечно, пройдет. Если папенька не явится до утра, я сюда выпущу Маршала с Гудрун, днем они никого не подерут.
        - Есть четыре травы, вместе они сильнее, хотя может помочь и одна. Спроси про них, ведь тебе не нужно скрывать свою кровь.
        Подруга молча кивнула и стала смотреть на лейку; она думала, и Мэллит не стала мешать. Темнота дурманила резкими запахами, и сильней всего пах можжевельник. На его ягодах северные люди настаивают касеру, и мужчины ее пьют… Губы первородного Ли, когда он приходил последний раз, пахли можжевельником, ведь он пил с большим королем. Первородный простился с союзником и прощался с ничтожной, только она ничего не знала и упивалась счастьем.
        Это была ночь ночей и радость радости, а когда Проэмперадор ушел, Мэллит вспомнила строки Кубьерты: «Чем сильней наслажденье, тем легче забиться новому сердцу, и тем угоднее Кабиоху зачатая в миг радости жизнь». В то утро она впервые подумала о черноглазой дочери, чья красота вырастет из счастья недостойной и ниспосланного самим Флохом огня. Мысль скользнула по сердцу солнечным лучом и погасла, ведь день принес боль разлук и страх за любимого. Он уходил далеко, он мог не вернуться, а лунная кровь пришла в положенный срок.
        - Сэль, - окликнула Мэллит, - если нужно пройти дорогой Холода, я пройду. Если именуемому Папенькой за помощь надо заплатить, заплати мной.
        - Глупость какая! - Руки подруги обхватили недостойную, они были так горячи, что жар пробивался сквозь кожу и мех. - Папенька никого не забирает, ему просто нужно утереть нос бабушке. Он сделает все, как я скажу, главное до него добраться. Может быть, его прогнали костры?
        - Мы прыгали через огонь по слову Царственной.
        - Тогда тебе лучше выйти, вдруг это ты их пугаешь, а я подожду еще.
        - Ничтожная уходит.
        - Возьми фонарь.
        Мэллит покачала головой и поднялась, чтобы увидеть высокого и грузного, выходящего из темноты, но это был не Папенька.
        - Ваше величество, - вскочившая Сэль присела, - вы не спите?
        - Проснулся вот, - именуемый Хайнрихом обнял жену, и Мэллит, чтобы не мешать, отступила во тьму. - Что вы с Мелхен позабыли в Хильдином огороде?
        - Тут убили бесноватых и очень злых, - Сэль не отстранялась от мужчины, но и не приникала к нему. - Это место дурной смерти, а я хотела поговорить с папенькой. У меня к нему важное дело. Понимаете…
        - Не част?, - велел именуемый Хайнрихом. - Выходцам в Берлогу ходу нет. Так было и так будет.
        - Наверное, это правильно, - вздохнула Сэль. - Ваше величество, а вы не знаете, куда бы они смогли прийти? Нужно либо самоубийство, либо что-то очень подлое и неприятное. Понимаете, я обещала монсеньору Лионелю, что папенька ему поможет, и это…
        - Ох! - большой король прижал Сэль к себе и засмеялся. - Ох, горностайка… Ну будет тебе место дурной смерти, не найдем, так сами устроим, только праздник-то зачем портить? Савиньяку еще ехать и ехать, успеется!

5
        Здравый смысл, как его понимали Рудольф с Вольфгангом, требовал убраться, пока на голову не рухнул потолок вместе с сияющим небом, но Савиньяк последнее время все сильней доверял собственному чутью, и оно выручало. Увести армию от обвала он сумел, потому что поверил сперва в угрозу, а потом в спасительность ничем не примечательной горной тропы. Сейчас он верил галерее, вернее ее раздувшемуся не хуже шеи капюшонной змеи началу, и не желал упустить то, что стремительно приближалось. Что именно, Ли не представлял, потому и ждал, стараясь даже не моргать, только глаза все равно не успевали. Как во сне, когда весна мгновенно сменяется осенью, где-то потеряв лето.
        Савиньяк не забыл окончательную погибель Гизеллы, представлял он и уход Джастина и Удо Борна, но оставшееся от «Сильвестра» пятно умудрилось растечься в продольную туманную полосу, слизавшую стремительно осыпающиеся полотна вместе с рамами. Затем настал черед пола. Строгий мозаичный орнамент пошел рябью, черное шарахнулось от белого и раздалось в стороны, оставив посредине сверкающую дорожку, похожую на след несущейся по заливу кецхен, да и сама галерея распрямилась. Теперь от трона, к которому поднялся Ли, стал виден убивший своего дракона Франциск. Мраморный марагонец пристально смотрел на больше не притворявшуюся картиной фреску с двумя всадниками: Рокэ и успевшим оседлать Грато Валме. Мориск, кажется, не возражал, Ли - тем более. После Октавианской затеи Алве понадобятся друзья, и хорошо бы фреска оказалась предсказаньем, но, увы, изломные видения пока были чем угодно, но не пророчествами.
        Серебристая дорожка замерцала, ожидаемо сужаясь, хотя проскочить к камину все еще было можно. Сердце заколотилось быстрее, но Савиньяк остался на месте, только посмотрел вверх: потолок больше не опускался, зато начали изгибаться стены, норовя образовать кольцо вокруг не то трона, не то уже алтаря. Пока это напоминало пару гигантских подков, слепую и обычную, с конными портретами вместо дырок для гвоздей. Лица всадников скрывали гальтарские маски… Нет, эти маски и были лицами! Безупречными и спокойными.
        «Подковы» сближались, неторопливо вращаясь вокруг трона; порой в разрывах можно было разглядеть пылающий город. Кажется, это было единственным, что здесь не менялось, кажется, там был восток. Ли ждал, а стены кружились, как и голова; тянуло закрыть глаза, но он остался здесь, чтобы смотреть. Полукружья почти сошлись, но между ними что-то виднелась. Ветка. Та самая, что была у «Сильвестра». Она лежала на сияющем мраморе. Она мешала.
        Нет, галерея - Савиньяк упорно называл это безумное место галерей - справилась бы, но, если можешь что-то сделать, сделай. Спуститься по четырем ступеням и пройти несколько шагов, это не трудно. Не трудней, чем вести атакующую колонну, схватить под уздцы пегую кобылу, смыть своей нежностью чужую подлость, не удерживать больше, чем сестру и вытолкнуть в жизнь больше, чем брата. Цветущая ветка… Символ жизни и весны, почему и чему она мешает? Что будет, если взять ее в руки?
        Не будет ничего. Ты можешь коснуться пола, но не ветки. Выходит, вернуться к трону и ждать, пока не лопнет раскаленное стекло? Другого выхода нет? Возможно, но сперва снимем перчатку - пусть кровь проливать здесь нельзя, но ведь есть и живое тепло.
        Пальцы спокойно сжимают мертвый прутик. Сухой, жалкий, с привязанными бумажными цветками. Почему в чужих руках они казались живыми? Потому что у тебя нет сердца или потому что есть? У тебя, не у того, чему лучше исчезнуть. Какая знакомая ошибка: уничтожить черное и пощадить розовое… Подделку надо куда-то девать, на полу ей делать нечего, а ты носишь с собой огниво.
        Сталь бьет по кремню, брызнувшие в сторону искры кажутся алыми. Их много, очень. Бумага послушно вспыхивает, и немедленно даже не вспыхивает, взрывается, как фура с порохом, алтарь. Сноп алых молний устремляется вверх, разнося стекло потолка, и сливается с солнечным светом. Стены-«подковы» разом смыкаются в кольцо и уходят вниз, унося с собой сбросившие маски пары, остается густая синева над головой и гудящее белое пламя, остаются острые черные зубцы по краям. Ты на верху башни, ты уже бывал здесь, но не узнал.
        Подойти к краю площадки, увидеть стены, будто отлитые из металла, но это - камень, черный и блестящий, как лучшая морисская сталь. Кольца Гальтар. Рокэ их видел, но на саму башню они с Салиганом не поднимались, на нее нельзя подняться. Виски ломит, перед глазами мелькают огненные росчерки, а так всё в порядке. Огонь горит, дорога открыта, пора возвращаться. Или еще немного постоять, любуясь древней загадкой и меркнущими звездами? Нет, пожалуй, не ст?ит.
        Пламя горит ровно и сильно, не пугает и не грозит. В него не страшно шагнуть, только немного жаль будущей осени, хотя можно ведь остаться и подождать. Весна пролетит быстро, а лето еще быстрее, ты и не заметишь, как пламя станет рыжим, а звезды - алыми… Красивая ловушка или, если угодно, искушение, но нет.
        Ослепляющий жар, стук крови в висках, даже не вой, бешеное ржанье ветра и тишина. Под рукой какие-то доски, в маленьком окошке - кусок зеленеющего неба, уже не ночь, еще не утро. Надо вспомнить всё, что он видел, и записать. Это важно, важнее прочего, но сперва глоток вина и хотя бы короткая скачка. Как странно видеть брошенный на деревенскую лавку плащ; похоже, ничего более странного он не видел, а на фресках был Алонсо с его величеством Карлом Вторым. И Рамиро Младший, сперва с Октавием, потом - с последним Эрнани. И вновь Эрнани, но уже со старшим Рамиро… Алвасетская бухта, и двое на берегу, Альбин Боррасска и кто-то еще, а дальше глаза перестали успевать за мельканьем. Какие-то люди в старинных одеждах, лица словно размазаны, но белое с золотом - это анакс, а рядом… пожалуй, что абвениарх… Фрески на летящей в бездну стене, почему они вспомнились первыми?
        Скрипит низенькая дверь. На пороге Уилер с не успевшей пригодиться эсперой в руке.
        - Монсеньор, так вы сами…
        - Нет тут монсеньора, - у «фульгата» не только эспера, но и фляга на поясе, она-то и нужна! - Есть витязь сакацкий именем Пал. Одолжишь флягу, друже?
        - Радуйся, - Антал уже вспомнил вчерашний договор и отвечает на алатском. - Весна пришла.
        - И тебе радоваться, - откликается Ли, глотая наперченный огонь. - Маяк горит и гореть ему долго.
        Санкт-Петербург - Москва
        2012 - 2021
        notes
        Примечания
        1
        Здесь и далее стихотворные эпиграфы Елены Толоконниковой (Красный Волк).
        2
        Партикулярный гвардеец - гвардеец, совмещающий военную службу с партикулярной в одной из великих коллегий, главным образом Военной, Фискальной или Дипломатической.
        3
        Высший аркан Таро «Отшельник»/ «Мудрец»/«Ищущий» («L’Hermite») символизирует управляющий волей разум и необходимость всесторонне просчитывать последствия своих поступков, поскольку даже малый толчок может стронуть лавину. Жизненно важно сконцентрироваться и полностью посвятить себя решению поставленной задачи. В личном плане карта может означать как развитие вглубь, поиск духовных ценностей, отчуждение, горечь, потери, болезнь, одиночество, которое тем не менее пойдет на пользу, так и открытость, искренность, обретение истинной дружбы и понимания. ПК в лучших случаях указывает на эмоциональную связь с кем-то мудрым и необычным или же на самостоятельное достижение поставленной цели, однако чаще означает эгоизм, отказ от помощи, упрямство, самоуверенность, нежелание учиться, или же, наоборот, самокопание и чрезмерную таинственность.
        4
        Путевой столп - невысокий каменный столб с гербом и именем императора, при котором он был установлен. Ставится вдоль проселочных дорог, утверждая их статус. Отмеченные таким образом дороги не могут быть перегорожены и должны содержаться владельцем земель, через которые они проходят, в должном порядке.
        5
        Высший аркан Таро «Иерофант»/ «Верховный Жрец» (Le Pape) символизирует поиск истины через откровение, мост между Божественным и Человеческим. Это мораль и знание, интеллект и вера, терпимость и снисходительность, умение учиться и пользоваться чужим опытом, достойные поступки, крепкая дружба, возможно, брак, основой которого является внутреннее сходство. В личном плане указывает на человека, который предан некоей идее, при этом довольно часто кар та означает, что в проект вносится слишком много энергии, а он нуждается в организации. ПК - переходный период, безвластие, упование на высшие силы, чрезмерная доброта и неуместная щедрость, впечатлительность, уязвимость, некомфортность, иногда позор и глубокая обида.
        6
        Закатник (закатный камень) - редкий в Золотых Землях драгоценный камень, обладающий двойным блеском. При дневном освещении он кажется темно-зеленым, а при свечах темно-красным. С закатными камнями в эсператистских странах связано несколько суеверий, поэтому носить их отваживаются немногие, однако потомки переселенцев из Седых Земель, где закатники редкостью не являлись, полагают иначе.
        7
        Высший аркан Таро «Императрица»/«Хозяйка» («L’Imperatrice»). Традиционно считается счастливой картой, предрекающей стабильность, гармонию, рост и процветание в самых разных областях; разумное соединение внешнего и внутреннего могущества, успехи в творчестве и делах сердечных. Некий процесс, связанный с вопрошающими, близок к успешному завершению, причем все происходит естественно, без напряжения. В обозримом будущем возможны как познание плотской любви, свадьба, прибавление в семействе, так и изменение отношений между партнерами, готовность оказать помощь, победу над эгоизмом. Иногда символизирует резкое расширение кругозора, смену поля деятельности, карьерный и профессиональный рост, обретение знаний, выход на новый качественный уровень.
        ПК довольно часто остается благоприятной картой, но успех несколько отодвигается во времени. Возможны как служебные трудности, так и семейные неурядицы, упадок творческих сил, материальные затруднения. Одного стремления к действию недостаточно, необходимо ясное осознание цели и способов ее достижения. В отдельных случаях может обозначать женщину-деспота, к тому же неспособную адекватно оценивать свои действия и просчитывать их последствия. Нередко символизирует бесполезный и безрадостный труд (в том числе домашний), упущенные возможности, неудачные попытки улучшить свое положение, чрезмерную меркантильность, плотскую связь без любви, бесплодие, депрессию, отчаянье, отрицание интуиции и голоса совести; может указывать как на чью-то месть, так и на собственную готовность к мщению.
        8
        Коронное приглашение - официальное приглашение ко Двору с прилагающейся к нему подорожной. КП бывают трех видов. Церемониальное подразумевает краткосрочное пребывание при дворе во время конкретной церемонии с последующим отбытием не позднее чем на третий день после ее окончания и рассылается согласно ежегодно обновляемым спискам желательных персон. ЦП ко дню рождения правящего монарха и дню памяти Франциска Великого не рассылается, прибыть на празднество - право всех титулованных дворян Талига. Облигационное (настоятельное) приглашение по сути является не допускающим отказа вызовом, а аудиенционное посылается в ответ на ходатайство о личной аудиенции или поданное прошение, рассмотрение которого требует присутствия просителя.
        9
        Октавианский (в обиходе чаще именуемый черно-белым или особым) фрейлинский патент выдается девицам, устройство жизни которых берет на себя корона. От обычных патентов, выдержанных в цветах действующей королевы или же королевы-матери, отличается цветом ленты, на которой подвешивается королевская печать. Чаще всего ОП используется для обоснования передачи титула от иссякнувшей или запятнавшей себя фамилии, к которой принадлежит девица, ее будущему мужу, чью кандидатуру выбирает король.
        10
        Высший аркан Таро «Звезда»/»Надежда» («L’Etoile») в раскладе является одной из самых счастливых карт, символизируя широкие перспективы, воодушевление, энтузиазм, обретение цели, открытие новых горизонтов, свежие, подчас неожиданные и неоднозначные идеи, рост интуиции вплоть до пророческих озарений. Это возрождение и обновление, внутренний свет, спасение, исцеление, хорошее самочувствие, вдохновенье, прилив творческих сил, жажда и обретение знаний, глубокие истинные чувства, возможно, новая любовь. Может указывать на благословение свыше, судьбоносную встречу, неожиданную своевременную помощь, осуществимые далекоидущие планы. В ряде случаев означает чрезмерный оптимизм и беспечность. ПК: Отсутствие здравомыслия, упрямство, ожесточенность, необоснованный пессимизм или, напротив, слепая вера в успех, в лучшем случае - стремление обрести творческое состояние. Иногда указывает на потери, проблемы со здоровьем и учебой, лень, равнодушие, утраченные возможности, разлуки, разрыв отношений, сомнения в себе и других, утрату иллюзий, разочарование в авторитетах, возможно, кризис веры.
        11
        Высший аркан Таро «Суд»/ «Судный День»/ «Страшный Суд»/ «Возрождение» (Le Jugement) символизирует перемены, окончание - как плохого, так и хорошего, достижение цели, конец, в котором есть зерно начала. Времени на раздумья больше нет, нужно действовать. Это знак возрождения, возвращения к давним делам, когда произошли перемены к лучшему, прилив энтузиазма. ПК означает нерешительность в принятии решений, разрыв отношений, возможно, разлуку, слабость, равнодушие. Карта в таком положении предостерегает от промедления, не оставляя человеку времени на раздумья и заставляя во всех смыслах двигаться дальше.