Приятно тебя общать Ирина Евгеньевна Кикина
        Возьмите в равных пропорциях роботов, инопланетян, привидений и просто людей. Добавьте полкило юмора, 200 граммов сатиры, щепотку антиутопии, горстку романтики и ложечку детского ощущения чуда. По вкусу приправьте озорством. Украсьте забавными словечками и подайте полученный сборник горячим. Вы точно захотите добавки!
        Ирина Евгеньевна Кикина
        Приятно тебя общать
        Обнимашки
        I. Основы каддлинга
        «Активировать объект?» - спросили старенькие, но вполне функциональные очки «ВиАр Гоогглес». Мой взгляд зацепился за деталь стрит-арта на мусорнике. Это был как будто логотип школы борьбы без правил: два стилизованных человечка, жёстко сцепившихся в порыве убийственной ярости. Я рассеянно кивнул, всё так же погружённый в думанные-передуманные мысли на грани психоза. Хотелось кого-нибудь задушить голыми руками, но свой лимит на этот месяц я уже израсходовал.
        «Ищете облегчения? Каддлинг: конфиденциально, эффективно, по карману», - подсказали очки, отсканировав логотип. Человечки загорелись ярко-жёлтым, от них вниз по мусорнику сбежала пунктирная линия и поманила куда-то за поворот. Каддлинг… я пожал плечами и пустился в путь.
        Пунктир привёл к неприметному зданию этажей в тридцать. На проходной ни о чём не спросили. В лифте борцы были нарисованы напротив минус третьего этажа. Я вдавил кнопку. Двери захлопнулись, заскрежетал механизм, лифт опустился так, будто в прошлой жизни был одним из первых и наименее удачных летательных аппаратов.
        Приёмная была консервативна, обстановочка нарочито расслабляющая: повсюду кресла-груши, пуфы, лежанки, на потолке ободряющие афоризмы. Стены расписаны мягкими переплетающимися волнами пастельных тонов. За стойкой - девушка с неброским хамелеон-макияжем и в персиковом халате. Она предложила мне чай и печенье, поинтересовалась целью визита.
        - Увидел ваш логотип, решил зайти, - коротко ответил я.
        - Вы раньше участвовали в каддлинге? - спросила девушка. Брови её утончились и приобрели болотный оттенок. Ресницы удлинились на полсантиметра и красиво изогнулись.
        - Нет, я в первый раз. Если честно, даже не знаю, что это такое. Ничего незаконного?
        - Вот, возьмите брошюру, - чарующе улыбнулась секретарша. Губы её стали блестяще-вишнёвыми, что не шло к коротким песочным волосам. - Вам придётся какое-то время подождать: все подготовительные комнаты заняты.
        Я прилёг, запихнул в рот печенье и принялся читать о том, во что собирался впутаться. Ну и плевать, если это незаконно. Всё легальное я уже перепробовал. Пытки и самоистязание, психотропные средства и йога, бокс и аутотренинг. Ничто не помогало избавиться от томления, раздражения, дискомфорта и отчаяния, которые сегодня чуть не толкнули меня с балкона девятнадцатого этажа. Каддлинг - так каддлинг.
        «Помните, что подсознание не воспринимает частицу „НЕ“.
        Вы можете думать, что каддлинг - это НЕнормально.
        Вы можете думать, что каддлинг - это НЕестественно.
        Вы можете думать, что каддлинг - это НЕлегально.
        На самом деле, это лишь мнения, навязанные извне. То, что является общественной нормой сегодня, завтра может упраздниться. Всего двести лет назад эмоционально и ситуационно обоснованное убийство жестоко каралось и осуждалось. То, что для нас - невинное развлечение, не так давно вызывало у большинства отвращение и ужас. Равнодушие к другим, ультраиндивидуализм, естественный отбор, ныне возведённые в статус закона, прежде считались аморальными и неприемлемыми в человеческом обществе. Идеалом ушедшей эпохи были любовь, помощь ближнему и милосердие к слабым».
        Тьфу, дрянь какая! Милосердие. Я пролистнул дальше, перешёл к «Истокам каддлинга».
        «Это искусство издревле практиковалось во всех известных культурах. Люди жили семьями и имели возможность совершать соответствующие действия неограниченно».
        Далее описывался состав древних «семей» и функции «членов семей». Потом шли основные позы каддлинга. Так вот что за борцы изображены на логотипе!
        «Вам предстоит пройти три ступени. Первая - подготовительная. Внимательно посмотрите вводный видеоролик. Постарайтесь полностью расслабиться и настроиться на приём положительной энергии ближнего. Вторая ступень - тренировочная. Вам будет предложен ряд манекенов, на которых вы сможете опробовать позы. Здесь важно отработать движения. Третья ступень - собственно каддлинг. Мы любим называть её „раскрытие“. Вам будет представлен ряд случайным образом подобранных партнёров, с которыми вы попробуете себя в искусстве каддлинга. Ваша задача - вообразить себя частичкой древней семьи, а этих незнакомцев - своими родственниками. Отбросьте смущение и предубеждения. Раскройтесь навстречу новому человеку, дайте его энергии пронзить вас, слейте своё естество с естеством партнёра».
        Я так и не понял, секта это или тайное логово редких извращенцев. Уже собирался уйти, но секретарша (теперь с морковной монобровью и сиреневыми губами) пригласила меня в подготовительную.
        - Только туда нельзя в виртуальных очках. Оставьте их здесь, это будет ваш залог.
        Я поколебался. Без «гоглей» я чувствую себя голым и беспомощным. Да и как можно доверить кому-либо такую интимную вещь? Но девушка уже подставляла одноразовый пакетик. Она положила бесценные очки в ячейку № 9 позади стойки, наклеила мне на грудь номерок. Только сейчас я заметил, что почти все ячейки были заполнены, и притом в некоторых лежали вещицы куда дороже моего залога. Если эта девиация так популярна, может, я не зря сюда пришёл?
        С лёгким волнением толкнул указанную секретаршей дверь. Внутри подготовительной царил мрак. Светился только экран на торцевой стене. Я устроился в кресле-груше и приготовился к обучающему видео о позах и дыхательных упражнениях, к двадцать пятому кадру, к гипнотическим спиралям и кислотному глюкобреду, к заунывным мантрам и кружащимся дервишам, - к чему угодно, только не к этому. Под жизнерадостную музычку началась демонстрация большеглазых котят, щенят, поросят, мартышат и прочей звериной мелюзги, иногда в костюмах, всегда со «смищными» подписями. Меня уже чуть не рвало от умиления, но тут зажёгся неяркий свет, и обволакивающий женский голос пригласил в тренировочную.
        Там было весело и празднично. Улыбающиеся манекены с жутковатыми лицами (как у большинства манекенов) стояли в произвольном порядке. На стенах висели плакаты с позами. Всё казалось предельно просто. Чувствуя себя полным идиотом, я по очереди обошёл все манекены, выполнил требуемые действия и уже через минуту в растерянности стоял посреди комнаты, не зная, куда себя девать. Голос спросил, не нужно ли ещё немного потренироваться. Я отказался, и меня направили в комнату раскрытия. Что-то внутри сжалось в неприятный комок, но я переборол малодушие и шагнул на следующую ступень.
        Комната была в духе «Утроба глазами плода»: тёплая, уютная до крайности, пропитанная ощущением безопасности и всепоглощающего принятия. Дверь в стене напротив открылась, и вместе со мной в утробе оказался дебелый блондин с бледными ресницами.
        Я резко осознал, что не хочу заниматься каддлингом с мужиком. Начал было мямлить что-то жалкое, но блондин неуверенно произнёс:
        - Брат?..
        Ах да, мы же должны вообразить себя «частичками древней семьи». Вдох. Выдох. «Брат» приблизился, распахнул свои медвежьи руки, и мне не осталось ничего иного, как отзеркалить его движение в простейшей позе каддлинга № 1 «Приязнь».
        Брат прижал меня к себе. Слегка похлопал по спине. Пробубнил положенную для «Приязни» фразу «Как же мне тебя не хватало!». Пробубнил плоско, без выражения, но вдруг случилось нечто немыслимое! Комок внутри меня разжался, рассосался, исчез. По хребту пробежала дрожь. Я еле выговорил ответное «Плохо было без тебя», еле заставил одеревеневшие руки похлопать по спине этого незнакомого, но до боли родного человека. Он всхлипнул. Отпустил меня. И ушёл.
        Я стоял посреди комнаты раскрытия пустой и ошеломлённый. Колени подгибались. Я чувствовал окрыляющее обретение и невосполнимую утрату. Разум бил тревогу и орал, что сектанты меня завербовали, вытянут все деньги, заставят отдать им жильё и обе почки. А сердце бешено колотилось о ребра и ждало нового родственника.
        Дверь напротив отворилась, и в комнату вошла иссушённая старушка с мелко дрожащей головой и фиолетовыми кудельками.
        - Бабушка!
        Голос надломился, ноги сами понесли меня вперёд, руки крепко обхватили эту хрупкую птицу, закутанную в цветастый платок. Из глаз моих брызнули невольные, неподдельные слёзы. Я позабыл все позы и наставления, не помнил себя, не слушал разум, я знал только, что вот она, моя чудом обретённая бабушка, ради которой я готов на всё.
        Старушка гладила мою буйную голову и тоже лепетала что-то избыточное. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы отпустить её. Коснулся губами сухой руки и навеки преданным псом посмотрел в водянистые глаза. Бабушка улыбнулась и потрепала меня по щеке. Ушла. Ушла.
        Я стоял на коленях. Откуда всё это? Откуда явилось это внутреннее знание искусства каддлинга, откуда эти всепоглощающие эмоции, откуда слёзы, трепет и… любовь? Вот оно, запретное слово. Во что же я вляпался…
        Вскочил на ноги, вытер слёзы, одёрнул костюм. Бежать, бежать отсюда, пока не поздно! Я так и знал, что это незаконно! Они продают преступные чувства! Но каковы мрази, прикинулись невинной сектой!
        Пальцы уже потянулись к ручке двери, но за спиной неотвратимо, как контрольная пуля, которую я всадил тому патлатому бродяге между глаз, прозвучало:
        - Здравствуй! Я так тебя ждала!
        Я понял, что не смогу уйти. Она налетела со спины, обняла, стала беззаботно раскачиваться из стороны в сторону в позе № 4 «Игривость». «Они тебя охмурили», - отчаянно пискнул разум, но я уже не слышал. Повернулся, взял её лицо в ладони согласно позе № 5 «Страсть». Позы приходили сами собой, помимо меня. Я смотрел в бездонные глаза любимой.
        - Булка, ты, что ли? - неожиданно спросила девушка, и я сморгнул пелену.
        Это была староста Татьяна, мы вместе заканчивали юридический. Ненавидела меня всю дорогу.
        - Я! Как ты тут оказалась?
        Тут же ощутил неловкость, неправильность, незаконность этого каддлинга, но отпустить однокурсницу просто не было сил.
        - Да вот… - она смущённо показала свежие шрамы на запястьях. - Чуть не того…
        Я притянул Танюшу ближе, она положила голову мне на грудь. № 7 «Единение».
        - И я чуть не того… Где же ты была?..
        Горло перехватывало. Я вспоминал Татьяну, все мелкие жесты и привычки, прямоту и честность, ум и талант, юмор и напористость, ранимость и умение постоять за себя… В смятении анализировал, уговаривал себя отступиться, но… но…
        Не помню, как оказался в следующей комнате. Наваждение потихоньку схлынуло, я вновь узнавал себя: рационального, безукоризненно-эгоистичного и амбициозного. Но что-то уже хрупнуло внутри. Осторожно, как свежую дырку в зубе, я изучал себя. Что они сделали со мной? Я ведь чуть не поверил, что… люблю?
        Только сейчас заметил внушительного седеющего атлета за рабочим столом.
        - Как вам первый каддлинг? - поинтересовался он приятным басом.
        - Чем вы меня накачали?! Газ пустили?
        - Спокойнее, пожалуйста. Никакой газ мы не пускали. Это всё химия вашего организма. Человеку необходим телесный контакт, несмотря ни на какие общественные нормы индивидуализма и законы в духе «Падающего подтолкни».
        Лицо его внушало абсолютное доверие, но я заставил себя бороться:
        - Вы хотите, чтобы я вступил в вашу секту?
        - Будем рады, если вы присоединитесь. Но ни в коем случае не настаиваем. Вы вправе уйти в любой момент. Однако 87 % посетителей возвращаются, и не раз.
        Где-то здесь явно подвох.
        - И вы не боитесь, что я донесу?
        - На этот случай у нас есть видеозапись вашего визита.
        Вот оно! Наконец до меня дошло!
        - Так вы шантажировать меня собираетесь?!
        Я чуть не захлебнулся от возмущения и осознания собственной тупости. Добровольно вляпался! И во что!
        Мужчина поднял руки, останавливая поток оскорблений и угроз.
        - Это лишь мера предосторожности на ближайшие несколько месяцев. Через полгода у нас всё будет готово, чтобы полностью легализоваться.
        Я молчал. Собеседник дружелюбным жестом предложил сесть, но я его проигнорировал. Тогда он встал, подошёл ближе.
        - Вы обратились сюда, потому что вам тяжело жить в этом мире. А значит, вы внутренне не согласны с его законами. Вопрос только в том, будете ли вы лишь мечтать о переменах или начнёте действовать.
        Он положил мощную руку мне на плечо.
        - Приходите в среду. Принесу вам интересную подборку литературы нашего движения. А в 21:30 у нас будет групповой каддлинг.
        Неожиданно мужчина обхватил меня, притиснул к себе. «Отец», - проскочило в больном мозгу полуощущение-полуосознание. И я понял, что сдаюсь.
        II. Внутренний мир зильберпуков
        В общем, надо благодарить судьбу и всех богов земных и внеземных за то, что мы остались живы. И за то, что подобрали нас именно зильберпуки.
        Наша тесная компашка сложилась за годы учёбы в Звёздном университете. Специальности разные, но взгляд на жизнь один, похожие устремления и просто расположенность друг к другу. Когда выпустились, тоже то и дело выходили на связь с разных концов Млечного Пути. Стажировались на кораблях, познавали науку «изнутри». Потом, по окончании обязательного года отработки, встретились, обсудили перспективы. По отсекам поскребли, договорились со знакомым космическим волком в отставке. Он разрешил нам постепенно выкупить его потрёпанный кораблик.
        Нестер облазил видавший виды челночок от носа до дюз, сделал из свежеэксгумированного покойника вполне бодрого зомби. Адриано пошустрил, нашёл с десяток заказчиков, и мы были в деле. Вчерашние студенты, самонадеянно бороздящие Галактику в поисках шального заработка.
        Пара доставок увенчалась успехом, хотя и не без шероховатостей по пути. Мы уже расправили крылья, раскатали губы, но тут началась чёрная полоса. То задержка (не по нашей вине, но тем не менее, по договору лишающая нас прибыли), то отмена, то поломка. Нестер шипел и плевался, как маневровый на последнем издыхании. Твердил, что не может дольше ставить заплату на заплату и костыль подпирать костылём. Что очень скоро эта посудина развалится, если мы не насобираем приличную сумму на дюжину позиций оборудования для срочной замены. «Ещё полсотни компонентов потерпят месяц-два», - обнадёживал бортовой механик.
        Не знаю, что отказало первым: разбираться было некогда, а Нестера в тот момент нельзя было спросить. Самого удара не помню, очнулся в залитой красным светом рубке. Автоматика включилась, как и положено. Не обращая внимания на требовательные писки индикаторов, попытался связаться с Нестером и Адриано. Они не отвечали. Пустил в межзвёздное пространство сигнал бедствия, определил, где находятся товарищи, обесточил и изолировал наиболее повреждённые части челнока и спешно поплыл в невесомости за механиком: тот был ближе. Как я этих двоих вызволял и транспортировал - отдельная эпическая поэма, но в итоге я запечатал обоих в реанимационные капсулы. Благо, на борту их две. Главное теперь было самому дотянуть до прибытия помощи.
        Уже через две стандартные недели нас подобрали зильберпуки. Никогда раньше я не встречался с ними лицом к лицу. Наши спасители - самые добрые и бескорыстные из известных разумных существ Млечного Пути. Они любезно пригласили меня на борт, ребят поместили в свои собственные универсальные восстановительные аквариумы (куда совершеннее наших разработок), даже челнок взяли на буксир. Никакой платы не потребовали. Мне обеспечили максимально комфортные условия. Позже я выяснил, что, приняв мой SOS, они стартовали с одной из своих планет исключительно ради нас, потому что в этом пустынном секторе в ближайший месяц корабли не прогнозировались.
        В общем, как я уже говорил, зильберпуки - чудесные ребята. Есть, однако, и пара минусов.
        К их внешности, я, естественно, был готов. Выглядят эти инопланетники так, будто слона вскрыли, вывернули наизнанку и художественно переплели внутренности, посыпав для красоты зеленоватыми блёстками и утыкав зазубренными и крючковатыми орудиями пыток. Возможно, это сугубо человеческий взгляд на реальность, но с виду зильберпуки откровенно жуткие. А когда эта масса движется или говорит, - и вовсе поседеть можно. Но это полбеды. Никакие письменные свидетельства и трёхмерные видеозаписи контактов не могут передать их удушающе-мерзостный, на грани обморока и рвоты, смрад. Вот и я не буду пытаться.
        Тем не менее, я кое-как выдержал личную встречу с двумя молодыми общительными инопланетянами. Дышал ртом, смотрел чуть в сторону. Не думаю, что они заметили. После официальных приветствий меня проводили в просторную по человеческим меркам каюту, вручили «пульт управления»: пришелец, напоминающий намотанного на вал техника, оторвал от себя кусок сочащейся плоти и предложил дуть в одни отверстия и зажимать другие, чтобы подстроить среду в каюте под себя. Я постарался не выдать отвращения, принимая от него эту своеобразную окарину.
        - Совет и помощь требуются ли, наш долгожданный и желанный гость? Настройки изобильны и сложны, но разъяснить могу я без труда, - пропел текучим оперным сопрано тот зильберпук, который больше походил на оплавленного пластикового динозаврика из коллекции маленького хулигана.
        - Благодарю радушных зильберпуков, с задачей этой справлюсь я и сам.
        Я старался подражать их пению, но слух у меня далеко не идеальный.
        Спасители согласно пошевелили иглами и наконец удалились. Я первым делом стал искать контроль атмосферы в каюте. Стараясь не думать, чт? прикасается к моим губам, извлёк из пульта несколько дребезжащих нот. Нашёл солёный дождь, потом парилку, аппарат (или организм) для выдачи пищи, рециркуляцию воздуха и ещё несколько занятных опций. Похоже, всё опасное для представителей моего вида, заботливые зильберпуки заблокировали, так что я не поджарился, не задохнулся и не залил себя кислотой. Наконец, я разобрался с системой жизнеобеспечения. Методом тыка подстроил свет, температуру, влажность, вентиляцию. Запасся едой, помылся, расслабился и прилёг уже в мягкую ложбинку посреди каюты. Не тут-то было.
        - Вполне комфортно ли, землянин, вам у нас? - «Динозаврик» вошёл ко мне без стука.
        - Спасибо, благодарен я за кров, за пищу и возможность отдохнуть.
        Со скрипом я заставил мозги и голосовые связки работать. Я обязан этим ребятам, надо проявить банальную вежливость.
        - Мы рады слышать, долгожданный друг, - протянул инопланетянин. Иглы его мелко вибрировали, придавая удивительному пению ещё большую глубину. - Мы изучили данные о людях, мы тщательно готовимся к гостям. Мы понимаем, как, должно быть, трудно вам в одиночестве, без спутников своих.
        - Вы тонко чувствуете душу человеков… - Ну вот, криво как выходит. И к тому же, мелодию не получается выдерживать. Ну нет у меня музыкальных способностей, что я сделаю? - Действительно, скучаю по друзьям. Но знаю, ваши капсулы помогут, и снова будем вместе мы опять.
        Да, я по жизни не поэт и не певец… Что делать, протокол общения с зильберпуками надо соблюдать. Надеюсь, Адриано скоро очнётся, вот у кого данные что надо!
        Зильберпук на мгновение погасил блёстки. Потом они замерцали опять. Интересно, что значит этот жест?
        - О психологии землян мы знаем много, - завёл свою шарманку Динозаврик. - Вы коллективные создания. Увы, без общества других вам невозможно. Вы чахнете, дряхлеете. Ну что ж. Свои услуги предоставить мы готовы. Я буду вам и другом, и семьёй, пока не станет лучше тем беднягам.
        Только я хотел попросить его оставить меня на несколько часов, пока я посплю! Как не обидеть эту гигантскую подушку для иголок?
        - Поверьте, друг мой, честно, я отдельно дней тридцать без проблем могу пробыть. Забота ваша мне весьма приятна, но не хочу ничем обременять.
        Зильберпук ответил, что не надо самопожертвования, вы ни в коем случае нас не стесните, для нас это удовольствие… и так далее. Я отбивался, юлил, уговаривал, убеждал. Сорвал голос и исчерпал свои способности к белому стиху. В итоге сошлись, что в период сна мне точно не требуется общество, а в часы бодрствования уж половину времени как-нибудь обойдусь без помощи. Фух. Всё?
        - Тогда не смею больше отвлекать вас, любезный гость, вам сон необходим. Однако перед сном, мой друг, не спорьте, я должен вас приятельски обнять.
        Инопланетянин распахнул огромную щель в своём нутре, и я, видимо, должен был туда войти. За что, за что, великий, вечный космос, ты поступаешь дико так со мной?!
        - Поверьте, мой дражайший, мой спаситель, что в этом нет необходимости, - проблеял я. Но зильберпук был настойчив.
        - Прекрасно знаете, мой милый: без объятий, хоть четырёх за день, не может человек. Я предлагаю то, что в моих силах. Задача ваша, гордость подавив, принять сей дар симпатии и дружбы, и тем спасти себя от гибельной тоски. Идите ж, я ведь чётко ощущаю: на грани вы, взорвётесь через миг!
        Это я тоже ощущал весьма чётко. Без успеха попытался отвертеться, но зильберпук не желал ничего слышать.
        - Скорее, друг, мои мембраны сохнут, и увлажнить их срочно должен я.
        Делать нечего. Задержав дыхание, я шагнул в мягкое, чуть тёплое, вонючее нутро. Склизкие стенки прижались ко мне на мгновение, отпустили почти тут же, и я поспешил покинуть чрево инопланетянина. Тот сомкнулся, позвенел иглами, попрощался и убрался прочь.
        Не думаю, что во вселенной есть ещё человек, который может похвастаться, что побывал внутри зильберпука. Или поплакаться.
        Этот ритуал повторялся каждый корабельный день. Я изворачивался, применял все свои дипломатические способности, придумывал новые и новые отговорки, но Динозаврик был непреклонен. Каждый раз перед сном он «обнимал» меня ради моего же душевного благополучия и не позволял мне отказываться от помощи из неуместных в данной ситуации принципов.
        В остальном, общество зильберпука было приятно и интересно. Мы говорили о межпланетных путешествиях, о контактах с другими расами, об обычаях на родине, о курьёзах на чужбине. Но когда приближалось время сна, у меня внутри всё замирало в предощущении прощальных объятий. Я покорился, попытался найти светлые стороны в сложившейся ситуации. Чуть привыкнув, почти перестал ёжиться от омерзения. Стокгольмский синдром подкрадывался, что ли?
        Динозаврик появился на пороге моей каюты в неурочное время. Блёстки пульсировали в бешеном ритме, иглы то выдвигались, то втягивались, клацая и треща.
        - Скорей, скорей, мой гость, не время мешкать! Очнулся повреждённый спутник ваш!
        Я рванулся к аквариумам. В одном из них Адриано, теперь совершенно исцелённый, пытался вынуть из длинных волос особо крупные комки восстанавливающей слизи.
        - О, как я рад, дружище Адриано! - Я бросился к товарищу и крепко стиснул его в объятьях. - Ты наконец очнулся, ты здоров!
        - Я-то здоров, а ты, похоже, не очень, - пробурчал тот, пытаясь высвободиться. - Ты что, настолько стосковался по людям, что ориентацию сменил? Отпусти меня! Я не из этих!
        - Не понимаешь, милый Адриано, какое счастье, что ты вновь со мной! - продолжал я надрываться, не отпуская товарища. - Ведь человек не может без объятий, и если рядом нет других людей, то добрые пришельцы зильберпуки готовы обнимать тебя нутром!
        Что ни говори, этот парень быстро соображает. Своим приятным звучным голосом он пропел:
        - Теперь я понял, дорогой, как тяжко жилось тебе без нас, и потому особое спасибо зильберпукам, которые не бросили в беде!
        Дракончик и Техник, умилённо наблюдавшие за нашим воссоединением, отстучали иглами сложный ритм.
        - Возрадуйся, товарищ, ведь с тобою есть рядом друг, которого обнять легко и просто. Но договоримся, что зильберпукам петь отныне буду я.
        Я с облегчением делегировал свои дипломатические полномочия.
        Через пару дней очнулся и Нестер. Мы все прилежно обнимались, и добрые инопланетяне были спокойны за наше душевное равновесие. Вскоре мы прибыли на захолустный мирок Тенебрис, откуда смогли связаться с родными, заказчиками и страховой компанией. Тут мы окунулись в бездну юридических сложностей, но со спасителями продолжали поддерживать контакт. Техник был молчун, а Динозаврик больше общался с Адриано.
        Однажды, после очередного сеанса связи, мой певчий спутник вышел из каюты, безудержно хохоча. Мы с Нестером долго пытали его, что такого забавного сказал зильберпук. Потом, отсмеявшись, Адриано вывел, искусно подражая тоненькому голосу Динозаврика:
        - Вы знаете, милейший Адриано, я никого обидеть не хочу, но голос друга вашего противен настолько, что терпеть невмоготу. И, знаете, его прикосновенье шершавое, сухое - просто жуть. Иголки вянут, греются поджилки, хрустят крючочки и густеет слизь.
        Нестер заржал, как конь, а я развёл руками:
        - Похоже, мы друг друга передипломатили.
        III. Да будут обнимашки
        Заходит как-то бог-вдохновитель к богу-созидателю.
        - Здоров!
        - Здоровей видали.
        - Не в духе?
        - Не в нём, не в себе, не в сыне, - вяло ответил созидатель затёртой цеховой шуткой.
        - Я тебе несу вести о последних тенденциях в высшем свете.
        Созидатель хмыкнул.
        - И что же сейчас в моде?
        - Обнимашки! - выпалил сияющий вдохновитель.
        - Это что? - хозяин почесал кудлатую макушку.
        - Лично ощущать не довелось. Те, кто пробовал, уверяют, что полный Рагнарёк.
        Вдохновитель придвинул к себе облако попушистее, и удобно на нем растянулся.
        - Ну что, заинтересовался? Только обнимашки просто так не ощутишь. Мы же бесплотные, надо людей сотворить. Вот я к тебе и пришёл.
        - У меня творческий кризис, давай в другой раз.
        Но непрошеный посетитель не хотел так просто уходить.
        - А это у тебя что? Не люди случайно?
        - Это не люди, это творческий кризис.
        Вдохновитель прищурился.
        - Очень на людей похожи. Хочешь, помогу? Вдохновлю?
        Бог-созидатель безнадёжно махнул огромной рукой.
        - Они какие-то вялые. Ничего не делают, только со зверюшками разговаривают. Даже размножаться не хотят.
        Гость спрыгнул с облака, обошёл мирок, на котором идиллически прогуливались два человечка.
        - Они разнополые?
        - Как полагается.
        - Разум? Чувства? Свобода воли? Способность творить?
        - По образу и подобию, - послушно ответил созидатель.
        Человечки приветственно помахали вдохновителю. Тот присмотрелся к ним ещё пристальнее и победно хлопнул товарища по плечу.
        - Ну вот же! Нет понятия о добре и зле!
        Огорошенный творец бракованных людей бросился проверять. И точно.
        - И как я мог проглядеть? Ведь не первый раз свет от тьмы отделяю!
        - Ничего страшного! - успокоил глазастый гость. - Запакуй как-нибудь покрасивше, и подсунь человечкам. Они, наивные, скушают.
        - Конечно, скушают. Абракадабра! Румпельштильцхен! Эйяфьятлайокудль!
        И на ладони созидателя появилось очень соблазнительное яблоко.
        - Всегда удивлялся, как вы это делаете, - поделился гость, заворожённо смотря на плод, явившийся ниоткуда.
        - Я занимался с богом-логопедом, - гордо ответил созидатель, отправляя яблоко вниз.
        Подождали. Помолчали. Понаблюдали.
        - Слушай, действительно, очень вялые. Не берут! Давай я спущусь, подскажу им. Это что за костюмчик?
        - Так, шалость. Набросок. Мужчина назвал это змеёй.
        - Шик! Я мигом!
        Бог-вдохновитель знал своё дело. Уже через несколько минут человечки съели яблоко, и что-то в них необратимо изменилось. Довольный подсказчик вернулся на облако со змеёй на шее.
        - Если позволишь, этот прикид я себе оставлю. Попугаю парочку зазнаек.
        - Да пожалуйста, у меня таких полно.
        Людишки в растерянности рвали листья и делали себе одежду.
        - Мы так никогда не дождёмся обнимашек, - заметил вдохновитель.
        Созидатель нахмурился, и небо над человечками почернело, блеснуло, громыхнуло. Маленькие мужчина и женщина в ужасе прижались друг к другу.
        - Вот это хорошо! Целуйтесь и обнимайтесь! - напутствовал их творец, прислушиваясь к ощущению обнимашек, наполнявшему его существо.
        Гость прикрыл глаза и почмокал губами, смакуя новое удовольствие.
        - Громыхни-ка ещё разок, чтобы им мало не показалось!
        Впрочем, скоро оба пресытились обнимашками.
        - Знаешь, все эти россказни сильно преувеличены. Приятно, да, но ничего особенного. Ну что, эксперимент удался. Можно теперь этих удалить.
        Гость указал на трепещущих человечков.
        - Ты знаешь, у меня ещё пара задумок есть. Пусть будут пока. Они на самообеспечении, я велел им самим добывать хлеб свой.
        - А, ну отлично. Тогда до скорого.
        Маленькие мужчина и женщина облегчённо выдохнули.
        Но, как оказалось, рано обрадовались.
        Всего через пару столетий бог-вдохновитель вновь посетил своего приятеля, принеся свежие веяния.
        - Не поверишь, какую фишку придумали! Войну! Говорят, просто Большой Взрыв! Попробуем?
        У бога-созидателя в глазах заплясали опасные огоньки.
        Звёздный час
        Не могу поручиться за точность, но видится мне, что так и будет.
        В: - А я говорил, надо было заранее выехать!
        Ч: - Надо было громче говорить.
        Г: - Ребята, не ссорьтесь, без нас не начнут.
        В: - Наивный! Этим палец в рот не клади, руку откусят.
        Г: - А что, бывали случаи?
        В: - У-у, чего только не было! Кровь в жилах стынет и волосы дыбом! И это у меня, а вы меня знаете.
        С: - Так, отставить разговорчики. У нас, между прочим, очень ответственная роль.
        Г: - Да, звёздный час, можно сказать.
        В: - И мы на него опаздываем!
        Ч: - Да расслабься ты, не гони лошадей.
        В: - Если бы ты не собирался триста лет, я бы, может, и расслабился!
        Ч: - Положим, тебе всё равно, как перед людьми показаться, но это ещё не значит, что остальным тоже плевать. Я, можно сказать, к этому дню целую вечность готовился!
        Г: - Хватит, хватит! Если мы и опоздаем на пару минут, никто и не заметит среди общей шумихи. Нас все ждут; все, кто надо, в курсе. Что вы грызётесь, будто голодная свора?
        В: - Всё, ребята, приехали…
        Г: - Да-а-а-а, вот это приехали… Очуметь…
        Ч: - Эй, я попросил бы!
        С: - Ну что за люди! Чтоб они все сдохли! Я так и знал, что без нас начнут!
        Всадник на бледном коне оглядел всеобъемлющий хаос и в сердцах сплюнул на многогрешную землю.
        Лес рук
        Витя никогда бы не попал в Лес рук, если бы не случайность во время скучной экскурсии на какой-то завод. Сейчас на месте левой кисти он видел неприятный обрубок, покрытый матово-серой коркой, которую напылили врачи «скорой». Витя поднял взгляд и осмотрелся, немножко не веря своим глазам. Было страшновато.
        Вообще-то, «Лес рук» - это громко сказано. Так, рощица. Крепенькие деревца, и молодые, и толстоствольные, развесистые. Но все не выше среднего мужчины. Кора нежная, тонкая, тёплая. У одних розовая, у других чёрная, у третьих жёлтая - и всех промежуточных оттенков тоже. У тех, что посветлее, под корой просвечивают фиолетовые и голубые сосуды. Ручки, которые только проклюнулись, сжаты в кулак, на запястьях перевязочки. Ручки постарше, но ещё не совсем развившиеся, держали вытянутые пальцы кончиками вместе, напоминая нераскрывшийся тюльпан.
        Витю за локоть вёл известный генетик-селекционер в замызганном белом халате. Надо было подобрать качественный пересадочный материал. По рассеянности, учёный постоянно сверялся с медицинской картой мальчика - всё время забывал, какая нужна группа крови.
        - Вам не страшно здесь работать? - осмелился спросить Витя.
        - Чего здесь бояться? - откликнулся генетик, и принялся искать по карманам очки. Очки были на седеющей макушке.
        - Ну… - неуверенно протянул невезучий экскурсант.
        Многие руки явно были недовольны, что в рощу пришёл посторонний. Они потрясали кулаками, показывали неприличные жесты, пытались цапнуть. Притом на одном дереве могли быть и враждебные, и более дружелюбные: видимо, от разных доноров. Несколько чёрно-фиолетовых рук неуверенно помахали Вите бледными ладошками. Одна старческая, с коричневыми пятнами, потянулась ободряюще погладить. Некоторые явно настроились для пожатия, но Вите не хотелось вводить их в заблуждение: ему нужна была левая.
        Взрослый нашёл-таки очки, водрузил на нос. Стоило ему отвести взгляд, и он уже забыл о юном госте. Пошёл проверять капельницу у чахнущего дерева. Пощупал пульс у двух-трёх непарных рук. Те отзывались на его движения, но совсем вяло - похоже, недолго им осталось. Из ленты со шприцами, перекинутой через плечо, как магазин какого-нибудь киношного террориста, генетик достал один, с розоватой жидкостью, и вколол самой квёлой руке. Похлопал по пясти, сжал пальцы. Подозвал ассистентку с тележкой, на которой позвякивали баллоны «Питательная смесь». Девушка понятливо выслушала указания и что-то записала в блокноте.
        - А что будет, если дерево спилить? - спросил Витя.
        Селекционер вздрогнул, вспомнил, что у него посетитель. Проворчал в усы, мол, я учёный с мировым именем и должен заниматься наукой, а не какими-то глупыми мальчишками. На это есть всякие администраторши, которых почему-то никогда нет. Вспомнил про медицинскую карту школьника, принялся искать очки. Очки были на носу.
        - Что будет, если спилить? - допытывался мальчик.
        - Будет красивый красный фонтан. И тридцать пар перчаток. И большая куча сырья для питательной смеси. Так, не забивай мне голову. Квадрат 10-А.
        По пути к квадрату 10-А, генетик несколько раз останавливался, чтобы сделать инъекцию чахнущим рукам, проверить кору, выговорить ассистентам. «Квадрат 7-А, четыре дерева на 11 часов - сухая кожа, увлажнить! Чёрное дерево на 3 часа - капельницу с успокоительным, они опять дерутся. Квадрат 8-А, оно всё-таки загнулось. Игната с пилой сюда».
        Витя думал, что теперь, наверно, не сможет без содрогания смотреть зимой на «перчаточные» деревья. На ветру потерянные детские перчатки слишком похожи на живые.
        - А ноги тоже так выращивают?
        - И ноги, и всё, что хочешь. Сердечное дерево похоже на яблоню, а лёгочное - на рябину. Только мозги не выращивают. Так, - ученый остановился, сверился с карточкой, бегло осмотрел дерево, довольно кивнул. - Выбирай. Пока пришьём то, что есть. Родители твои решили, что хотят тебе твою же руку. Поэтому в лаборатории у тебя сегодня возьмут кровь, сделаем дереву прививку, и через два месяца рука созреет.
        Витя нашёл левую руку нужного размера. Показал генетику. Тот достал портняжную ленту, обстоятельно обмерил и Витину, и донорскую руку. Хмыкнул, вытащил из своего магазина шприц с голубоватым веществом и вколол выбранной руке в запястье.
        - Это обезболивающее.
        - А осенью все руки опадают?
        - Ещё скажи, на юг улетают, - криво улыбнулся взрослый и вытащил из кармана ручную электрическую пилу.
        Витя поспешно отвернулся. Послышалось сердитое, влажное, хрусткое жужжание - и через минуту бледный школьник держал под мышкой холодный контейнер с пересадочным материалом. Путь до больницы при Плантациях трансплантации, заплаканную маму и нахмуренного папу, прилетевших к нему с другого континента, равно как и саму операцию мальчик помнил весьма смутно. Слишком было страшно. Зато через два месяца, когда созрела его собственная рука, Витя уже не боялся. Ни Леса, ни рассеянного генетика.
        - Здравствуйте. Я Витя Чернышёв, помните меня?
        - Что я, всех должен помнить? - буркнул тот в усы. Он опять не мог отыскать свои очки. Они висели на нагрудном кармане замызганного халата.
        - Где-то здесь растёт моя левая рука. Я за ней пришёл.
        Мальчик протянул свою медицинскую карту, кашлянул и указал учёному на очки. Тот резко напялил их на нос и принялся раздражённо листать Витины бумаги.
        - Квадрат 10-А.
        Витя уже без страха пожимал протянутые руки. Здесь мало что изменилось. Разве что на месте того чахлого дерева с капельницей теперь стоял тонкий саженец, весь усеянный малюсенькими кулачками с перевязочками.
        - А что будет с этой рукой, когда её отрежут? - спросил Витя.
        Генетик оторвался от изучения ногтей жёлтой женской ручки.
        - Галя, ну сколько раз повторять: грязи под ногтями не должно быть! А тут хоть морковку сажай! Что, зря я, что ли, плакат повесил: «Мойте руки перед поливкой»?
        Прибежала красная Галя с маникюрным наборчиком.
        - Правильно. И постриги. А то исцарапают друг друга из ревности, как такие пациентам пришивать?
        Селекционер обернулся, увидел школьника, опять полез ворошить карточку мальчика. Две шаловливые непарные руки изобразили над знаменитой головой оленьи рога.
        - Квадрат 10-А, - подсказал Витя. Они снова зашагали. - Так что будет с этой рукой, когда её отрежут?
        - Что-что… Крокодилам отдадут. Да не смотри ты так, шучу я. Просто переработают на питательную смесь.
        - Жалко. Она хорошая, хотя и не моя. Может, её кому-то ещё пришить?
        - А ты захочешь чужой щёткой зубы чистить?
        - Но она же не щётка. Она живая. Разве можно её так?
        Генетик странно посмотрел на школьника поверх очков. Потом покачал головой и принялся придирчиво ощупывать и измерять собственно Витин трансплантат. Руки - те, что росли повыше, - мягко гладили учёного по седеющим вихрам.
        Уже через полтора часа Витя выходил из больницы при Плантациях с перебинтованным запястьем. Снаружи ждал папа.
        - Как настроение, боец?
        Витя широко улыбнулся и пока ещё неловко оттопырил вверх большой палец.
        - Смотри, что я тебе привёз. - Он протянул сыну солидные часы с широким ремешком.
        - Какие красивые! Спасибо, пап.
        - Да, тут подбежал ко мне какой-то неопрятный в халате, передал тебе пакет.
        Витя недоумённо посмотрел на отца. Потом осторожно раскрыл пакет и увидел довольно странное комнатное растение: левую руку в глиняном горшке. Рука держала записку с коряво-размашистым: «Полстакана молока в день». Витя погладил вдруг ставшие чужими слабые пальцы - теперь они уже не слушались мальчика, но преданно откликнулись на ласку. Улыбнулся, прижал к груди драгоценный пакет:
        - Пап, ты же у меня самый-самый смелый? Давай ты скажешь маме, что теперь моя старая рука будет жить у нас на подоконнике?
        Всё разрешено!
        - Простите, кто последний в очереди на убийство? - спросил я толпу людей в тесном учрежденческом коридорчике.
        - А вы в жертвы записываться или?.. - откликнулся старичок в буром костюме и с бородавкой на скуле.
        - Да нет, я хотел бы сам.
        - Все бы сами хотели. За мной будете.
        Я пристроился за бородавчатым, украдкой оглядывая собравшихся. Больше молодых, конечно: кровь бурлит, душа требует справедливости. Вот как у меня, например. Тощенькая остроносая девушка решительного вида, нервный парниша, кучка студентиков, а к ним уже публика постарше: пара прокуренных мужиков, обрюзгшая тётка с недовольным лицом, один попугаистый эстет, оглядывающийся так, будто попал сюда случайно. Ну и прочие, менее колоритные персонажи. Удивительно, скольких совершенно разных людей может объединить жажда крови.
        По цепочке мне передали фиолетовый химический карандаш.
        - Это зачем? - удивился я.
        Недовольная толстуха уничижительно фыркнула:
        - Сразу видно: в первый раз в очереди. Запишите на руке свой номер. Вы что же, юноша, думаете один день тут стоять? Простота!
        Я послушно записал продиктованные дедулей цифры. Он пошевелил моржовыми усами и мясистым носом и осведомился:
        - А вы кого собрались с жизнью распрощать?
        Я помялся, но ответил:
        - Одного менеджера с работы. Всю душу вымотал, скотина.
        - Тогда вас в корпус Г пошлют. Можете сразу там очередь занять. А вы как думали? На подачу документов не меньше недели уходит.
        - Я взял отпуск за свой счёт.
        - Предусмотрительно, очень предусмотрительно, - заметил эстет, дёргая бровями. Если бы это не был нервный тик, я бы записался за разрешением на нанесение побоев. Очень уж похабно у него с бровями получалось.
        - А вы всю аргументацию собрали? - поинтересовался студентик с цыплячьей шеей.
        Я показал пухлую папку со справками, протоколами, аудиозаписями, фотографиями, свидетельствами очевидцев и прочими обоснованиями моих претензий. Готовился я долго и обдуманно, семья во всём меня поддерживала. Родные считают, что надо недельку покуковать в очереди, чтобы стать настоящим мужчиной.
        - А магарыч? - не унимался старичок.
        - В официальных требованиях ничего такого не упоминалось! - возмутился я, мгновенно покрываясь п?том. Хотя что это я, ведь завтра тоже стоять. Вечером куплю.
        - Простота!
        - Что вы, молодой человек, это же неписаное правило. Мужчинам - дорогой коньяк и мясную закусь, женщинам - качественное вино и конфеты, желательно импортные, - просветил меня бурый дедок. - Купите и то, и то. Скорее всего, разрешитель будет женщина, и тогда вам останется, чем отпраздновать подачу документов.
        Он хитро подмигнул. Я попросил карандаш, и к номеру на руке прибавился жирный крестик. Помолчал. Было неуютно: казалось, что все на меня косятся исподтишка и чего-то ждут. Откашлявшись, я обратился к дедуле:
        - А вы кого хотите… ну… того?
        Очередь расслабилась. Я всё сделал правильно.
        - Молодой человек, привыкайте прямо говорить о том, на что, не стесняясь, просите разрешения. - Он снова пошевелил усами, довольный, что им интересуются. - Я на жену. Занял в две очереди: на развод и на убийство. И она тоже в две. Что-то ведь должны разрешить. С разводами обычно проще выходит, но тут не угадаешь.
        - И не боишься, козёл, что я раньше тебя на убийство записана? - зашипела толстуха с недовольной миной.
        Я посочувствовал старичку и мысленно пожелал ему удачи.
        - Чего бояться, Лидуся? Разрешители тоже люди. Они как тебя увидят, сразу в моё положение войдут.
        Публика загалдела, со всех сторон посыпались кому-то, наверное, любопытные мнения и для кого-то, наверное, обидные оскорбления. Я отключился от окружающего гама. Один папин знакомый сказал, что в такой очереди познал дзен и навсегда отказался от насилия. Работает теперь в приюте для собак. Созерцая трещину на стене, я понял, что и сам в скором времени смогу отрешиться от всего земного.
        Напротив, на доске с гордым заглавием «Наши достижения», висел коллаж из газетных вырезок. Я подошёл поближе, чтобы прочитать.
        «Кровавое убийство разрешено и совершено!
        Испокон веков люди сталкивалось с жестокими запретами. Это выразилось в религиозных текстах, мифах, шедеврах литературы: достаточно вспомнить Адама и Еву, Орфея и Эвридику, Ромео и Джульетту. Запреты подавляли человеческую природу, что в итоге неизбежно выливалось в конфликт: либо внутриличностный, либо конфликт с тем, от кого исходил запрет, - и в итоге это приводило к трагедии. Но наше правительство хочет видеть своих граждан счастливыми!»
        Сразу видно, стажёр писал. Ишь, как подлизывается. А слог такой, будто с учебника по обществознанию за пятый класс содрал.
        «В наше просвещённое время нет и не может быть никаких запретов. Есть только действия категории ПР, на которые необходимо получить разрешение. Сегодня речь пойдёт о человеке, который такое разрешение получил и осуществил свою мечту!
        Алексей Иванович Лихих ещё 26 лет назад начал подозревать, что жена изменяет ему с соседом по площадке. „Примерно тогда же, - говорит счастливец, - я начал собирать аргументацию. Если посчитать, в сумме я провёл в очередях больше года, но это не остановило меня. Я хотел справедливости! И вот, наконец, получил разрешение на жестокое убийство любовника жены колюще-режущим предметом. Письмо пришло в мой 54-й день рождения, и это был лучший подарок в моей жизни!“»
        До чего, наверное, у него была скучная жизнь и никудышные друзья, если ничего более приятного не подарили за полвека.
        «Сосед Алексея Ивановича был оповещён о дате его предстоящей кончины ровно за месяц, согласно законодательству. За несколько дней до приведения разрешения в исполнение нам удалось взять у него короткое интервью. „Я и не подозревал, что Лёха знал и молчал всё это время. Меня давно уже мучит совесть, так что когда поступило извещение, даже как-то легко на душе стало. Сейчас я улаживаю дела, возвращаю долги и всё такое. Я считаю, Лёха в своём праве, и я готов отвечать за свои поступки“.
        20 июля в присутствии двоих контролёров Разрешительного бюро Алексей Иванович отказался от права отступить и жестоко зарезал своего соседа кухонным ножом. Он нанёс 26 ранений по числу лет измены и обмана».
        Здесь была вставлена красочная фотография Алексея Ивановича: ликующее, забрызганное кровью лицо, в руке поблёскивает тот самый колюще-режущий предмет, больше напоминающий не нож, а внушительный тесак.
        «Мы спросили Алексея Ивановича, что он чувствует, вытирая кровь обидчика о его же брюки. Вот что ответил наш герой: „Я давно не был так счастлив! Я добился, чтобы общество признало мою правоту, и осуществил задуманное без колебаний. Призываю всех, кто ещё сомневается: не гоните лошадей, а подавайте аргументацию. Месть особенно сладка, когда твой план одобряют высшие инстанции. Это как индульгенция, понимаете? - Алексей Иванович попирает своей могучей стопой голову поверженного оскорбителя. - Я чист и абсолютно счастлив!“»
        Гомон за спиной наконец унялся. Похоже, с ними уже можно общаться.
        - Я ещё понимаю, когда кто-то хочет прикончить ближнего. Но чтобы записываться в жертвы?
        - Им просто не дали разрешения на самоубийство, - подала голос решительная девушка с тёмными кругами под глазами.
        - А что, везде такие очереди?
        - Когда как, - вклинился студентик с цыплячьей шеей. - Вон, видите, толпа беременных во дворе. Эти за абортом. Но в то окошко меньше полугода не ждут: государство заботится о рождаемости. У меня сестра так стояла. Многое переосмыслила, всю школьную классику перечитала. Через два года, когда Сёму в садик сдала, защитила диплом по серебряному веку. Говорит, пока ждёшь, можно как получить образование, так и лишиться рассудка, пятьдесят на пятьдесят.
        Прямо под окнами женщины на разных сроках обсуждали пелёнки-распашонки. Похоже, большинство приходило сюда исключительно ради компании, хотя была парочка таких, которые стояли из тупого упорства. Две будущие мамашки прогуливались по кусочку голой земли, вытоптанному до непробиваемой твёрдости. На остальных газонах торчали знаки «ПР».
        Вдруг из корпуса напротив выбежал замухрышечный мужичок, победно расхохотался и принялся бешено скакать по ярко-зелёной траве, размахивая бумажкой. Беременные улыбались и сдержанно хлопали. Как радуется! Может, я не в ту очередь встал?
        Рядом пристроилась решительная девушка, уложила острые локти на облупленный подоконник.
        - Дорогого стоит, когда мужчина умеет добиться своего. Даже если это всего лишь разрешение топтаться по газонам.
        Наверное, надо спросить, зачем она здесь. Почему бы не сделать человеку приятное?
        - А вы кого собираетесь убить?
        - Бывшего, - просто бросила она. - Если честно, убивать его я не буду. Так и скажу разрешителям, даже отступительную заранее подпишу. На таких условиях они быстро одобряют. Пусть этот свинюк побегает месяцок с подпаленной задницей, осознает, какое он ничтожество, прощения попросит. А что? Волки сыты, овцы целы, госпошлина уплачена. Всем хорошо. И урод этот, может быть, поймёт что-нибудь, и не будет больше так себя с девушками вести.
        Я улыбнулся. Дерзкая!
        - А я тоже убивать не буду. Даже разрешение необязательно. Достаточно, чтобы на работе слух прошёл, что я встал в очередь. Этот недопырок все штаны уделает и пасть свою поганую на меня больше не раззявит. Да и родные зауважают.
        Девушка подняла на меня свои серо-голубые, обведённые кругами усталости глаза.
        - Это правильно. Совсем по-другому на мужчину смотрят, когда он в очереди отстоял. У меня пара знакомых есть: они знали, что от армии никак не отмазаться, но аргументацию подали. Потом отслужили, вернулись, получили ответ от разрешителей и на стену повесили, как почётную грамоту.
        Очередь за моей спиной зашевелилась. Из-за обитой дешёвым кожзамом двери появился парниша с огромной стопкой бланков и просветлённым лицом.
        - Ну что? Ну что? - насели на него ожидающие.
        - Сказали ещё несколько справок и свидетельств собрать, потом печати проставить, потом в корпус В, и ждать рассмотрения.
        - Молодец! Так держать!
        Прокуренные мужики похлопали парнишу по спине так, что часть бланков разлетелась. Тот улыбался, как помесь народного целителя и звезды среднего пошиба.
        - Следующий! - приглушённо донеслось из-за заветной двери.
        Толстая тётка поднялась и пошла в наступление, её муж в буром костюме напрягся и стал натужно хохмить. Я взглянул на часы. Такими темпами можно штаны насквозь протереть. Тщедушный мужичок за окном всё ещё гарцевал по газону, и мне тоже захотелось на воздух.
        - Может, кофе попьём? - спросил я у решительной не-убийцы.
        Она блеснула неотразимой улыбкой и согласилась.
        Недобрые известия
        Мирон Аркадьевич сидел в солидном удобном кресле и, пряча раздражение, листал газету. Он, к слову сказать, газет не жаловал, однако так уж издавна повелось в их роду. И отец, и дед, и прадед выписывали по несколько изданий, даже при том, что бумага была дорога, и в копеечку влетала им такая прихоть. Отец, бывало, говаривал: «Газета, сынок, не для того только надобна, чтобы новости узнать. Она для того ещё, чтобы и ты, и окружающие помнили, что ты человек знатный, образованный и состоятельный». В конце года он собственноручно делал подшивку и отправлял её храниться на чердак. Никто потом эти подшивки не перечитывал, но маленький тогда Мироша знал: отец втайне тешит себя мыслью, что его архив принесёт пользу будущим поколениям. Мирон Аркадьевич вздохнул и вернулся к чтению.
        «Вот ведь неблагодарные скоты, - думал он, скользя взглядом по мелким строчкам. - Рабочий день им сократили, дали один выходной в неделю, а они всё не уймутся. Того и гляди, как на Западе, прав потребуют и пойдут баррикады строить!»
        Аристократ снова отвлёкся от газеты. Он не любил недобрые известия, особенно на ночь. И за рубежом, и в империи нарастала тревожность, и Мирон Аркадьевич, как не последний человек в Министерстве, спал всё беспокойнее.
        Любимая жена, Елена Карловна, вышивала у камина, что-то тихонько напевая. У ног её уютно свернулся верный Казак, уложив пятнистую морду на лапы. «Словно с открытки сошли», - с тянущей тоской подумал Мирон Аркадьевич и тут же оборвал непрошеные мысли.
        Жена будто почувствовала его взгляд, подняла пронзительно-голубые глаза, мягко спросила:
        - Mon petit, что-то не так?
        - Ничего, cherie, задумался просто.
        - Вечно у вас настроение от этих газет портится. Не берите в голову, mon amour, всё устроится. И не такую смуту империя переживала, а всё стоит.
        Муж хмурился, и поэтому Елена Карловна поспешила его отвлечь:
        - От Лизаньки сегодня весточка пришла, а я забыла вам сказать. Передаёт, что всё хорошо, учится прилежно, подружилась с некой Jeannette, они вместе лягушек препарируют. Она с таким волнением пишет, что скоро…
        - Иногда я всё же сомневаюсь, правильно ли мы поступили, когда отдали её в медицину. Пристало ли девушке благородных кровей всяких тварей болотных разделывать да на трупы любоваться?
        - Что вы, душа моя, она же всегда хотела помогать людям, всегда интересовалась врачебным искусством. В дедушку пошла, не иначе. И потом, не забывайте, в каком веке мы живём. Мне кажется, с возрастом ваши взгляды начинают коснеть.
        Жена улыбнулась тепло и с лёгким лукавством.
        - Я не имею ничего против, если она нашла своё призвание, - Мирон Аркадьевич устало потёр переносицу и отложил газету. - Только если что-то случится, не дай Бог, призовут на службу и врачей, и сестёр, и даже недоучек.
        Елена Карловна заглянула в глаза мужу, и что-то внутри у неё сжалось. Неужели и впрямь…
        Тут вошёл старый Лазарь, поклонился, тряся головой.
        - Депеша из Министерства, барин.
        Мирон Аркадьевич напрягся. Ничего хорошего ждать не стоило, иначе потерпели бы до завтра.
        - Вызывают?
        - Вызывают, барин. Срочно видеть вас желают-с.
        - Ma chere, мне нужно будет уехать. Ложитесь, не ждите, буду поздно.
        - Только, Мирон Аркадьевич, - дребезжащим голосом проговорил дворецкий, - Афанасий не успел безобразие хулиганское оттереть, думал, раньше завтрева вы никуда не поедете-с.
        - Ничего, Лазарь, это неважно. Важно в Министерство явиться вовремя.
        Старик кивнул, всё так же тряся головой. Барин широким шагом направился в прихожую, дворецкий зашаркал за ним. Елена Карловна закусила губу, но потом выдохнула и снова упрямо взялась за вышивку. Казак поднял голову, посмотрел на хозяйку и улёгся снова. Что-то было не в порядке, но он ничем не мог помочь.
        Мирон Аркадьевич молодецки запрыгнул на подножку. Посмотрел на родные окна. На развалюху-Лазаря. Афанасий стоял рядом, виновато опустив очи долу. Размашистая надпись «Рабовладелец и царский пёс» была намного бледнее, чем утром, но читалась вполне легко.
        «Хорошо ещё, наши не бунтуют, - подумал он. - Но Лазаря всё равно пора либо в починку, либо в утиль». Мирон Аркадьевич вздохнул, ввёл программу ТР-платформы и взмыл в небо. Назревало восстание роботов, и он нужен был Министерству и державе.
        Без претензий
        Скажи мне кто месяц назад: «Лететь тебе, Щёкин, в космос», - я б ему за враки да по хребтине. Я и сейчас поверить не могу. Весь наш звездолёт, понимаешь, простецкая такая четырёхкомнатная квартирка. Обставлена как полагается: пришел в мебельный, увидел - хватай, пока не разобрали, потом будешь думать, нужно оно тебе или нет. Одним только отличается от земных квартир: в санузле стены прозрачные, с видом на «ба’хатно иск’ящуюся че’ноту», как говорит Умник Первый.
        В общем, дело было так. Прилетели… Нет, не прилетели. Телепортировались или вроде того. Зелёные эти человечки. Сам я их не видал, а в партнете съемки нет, так что точно сказать - не скажу, зелёные или нет. Явились такие, и без обиняков: «А дайте нам троих совершенно среднестатистических землян. Мы вам их обязательно вернём. Зачем? Сюрприз будет. Да вы не бойтесь, мы ж с миром». В общем, ох ты гой-еси, Союз Республик Поднебесных. А и есть ли в тебе богатырь такой, чтоб ничем от остальных не отличался? Ведь легко быть богатырём, если ты силой чудесной обладаешь, а ты попробуй-ка без неё!
        Я в первый отбор попал, потом и во второй. А потом оказался тем богатырём. Остальных кандидатов выбирала Африканская Коалиция и Американские Эмираты. Нехристи империалистические. Вот лечу теперь с их представителями. Ещё и шпионы, небось.
        «Будто ты са-ам не шпио-он отча-асти», - замечает Умник Второй. Хмыкаю. Пожалуй, что так. Как и любой посол.
        Боязно, конечно, было соглашаться. Но, во-первых, против партии и церкви не попрёшь. А они самым что ни на есть увещательным образом убеждали. И грозили. И пряничек посулили, как без этого. Пожизненный апгрейд личности с занесением в генную карту и третная блокировка контроль-чипа. Кто ж откажется?
        От Коалиции выбрали негра высоченного, губошлёпого. От Эмиратов - краснокожую индейку, индеянку, как их там. Корректность, понимаешь. И вот летим мы. Квартирка в современнейшем вкусе XXIII века от Р. Х., в санузле дыра в космос, и три пассажира: этакий Есенин в косоворотке по имени Щёкин Дэшэн, гордая дочь команчей в замшевом костюме с висюльками и курчавый мавр в ярко-синем платье до пят.
        Только не просто так Земля-матушка своих кровиночек отправила к чудам неведомым. В наши мозги (спасибо, места хватает) тайно записали, окромя лингво-модуля, к каждому по две личности набольших учёных планеты. По две, потому что для такого важного посольства по одной мало, да и скучно им там было бы в одиночку. С нами-то, обыклыми людьми, и поговорить не о чем. А так и умникам обчество, и для Родины полезно очень. Ежели чего, и кривду басурманскую раскусят, и посоветуют, как вести себя, и понаблюдают, а то, может, секрет какой научный выведают. Но пока мы летим, учёные эти только и делают, что шуточки про нас, убогих, отпускают. Хорошо, что я не слышу их почти. Лесли Сьен-Фуэгос, из команчей которая, та говорит, от своих двоих, мол, скоро чокнется. А Йон Абега частенько повторяет: «Я под высокоинтеллектуальные беседы засыпаю, как сытый младенец».
        Неловко бывает порой, когда в твоей голове посторонние обретаются. Отправляешь себе насущную потребность, а они консилий устраивают про то, что звёзды, мол, не сместились совсем с предыдущего наблюдения. И что это мы среди пояса Койпера болтаемся, и каков принцип движения, и куда направляемся, и протча. Ну, мы-то люди простые, без претензий, знай, своим делом занимайся. Если я умников слушать буду, с меня потом и спросят, как с них. Так что я о погоде думаю. А в космосе это непросто: воображение надо иметь, вона что.
        А со спутниками своими я сперначалу молчал больше. Привыкал, присматривался. Как же, с их то странами у нас конфликт ведь извечный. Мы, значит, им и сырьё даём, и всю планету кормим-одеваем, а они с нами обращаются как с грязью. Ну, и мы не лаптем лапшу хлебали. Ощетинились в ответ, круговую оборону заняли, товары им в малую дверцу пропихиваем, деньги из лоточка забираем, пересчитываем трижды, а дальше - четыре замка, два засова, цепочка и ещё стулом подпереть. Так что с этими Леслями-Йонами я сначала настороже был. «Передайте соль, пожалуйста», да «будьте любезны», да «ничего страшного, так даже лучше». Погоду обсуждали тоже. Как могли. Потом-то попроще стали.
        Лесли ничего, бабёнка в порядке. По плечам косищи в руку толщиной, и телом крепка. Только вот нос - что у твоего Абрама, да мне с ней не христосоваться. Сама с придурью: «Я сенсопрактик». Как понесла ересь, насилу удержался от крестного знамения! Про сверхъестественные способности, и передачу мыслей, и предвидение будущего, и тонкие энергии. Верит, значит, что сможет зелёных человечков с первого взгляда прочитать. По звездолётным вечерам из ее комнаты мычание странное да прихлопывания слышу. А однажды ночью мне малым-мало спалось, так увидел её среди гостиной - прощения просим, кают-компании - на одной ноге, руки врозь, два глаза закрыты, третий на лбу намалёван. И таким макаром, значит, молитву бесовскую, али что ещё справляет, пританцовывая. Ну да Бог ей судья, а я над входом в свою горенку крестик-то начертил.
        Йон тоже своеобычный. Вроде негр негром, как я их представлял. Обходительный очень. Все «мерси», да «пардон», да «мсьё» и «мамзель». Тоже с причудой: очень хочет японскую, вишь, культуру возродить. Даже хвалится, что у него среди предков какой-то ихний писатель, вроде, Мацу Босой. А японцев этих лет сто тому - то ли смыло, то ли тряхнуло так, что осталось их в горстке да в напёрстке. Умник Второй у меня в голове хмыкает и ехидно так осведомляется врастяг: отку-уда такие, мол, позна-ания? А я ему: мы тоже не хухры тебе мухры, не халам тебе балам. Комиксопедию на досуге почитываем. Умник Первый хихикает презрительно, а я ему - шиш, и думаю себе дальше про Йона.
        Тот для развлечения взял на борт саблю японскую, редкую, катану по-ихнему. По звездолётным утрам упражняется, значит. Ну, оно дело благое, плоть бренную размять. Я тоже вприсядочку поплясываю, когда ноги просят, и зарядку в шесть часов под гимн, как штык, привычка же. Но так, чтобы эти империалисты не видали и не слыхали. Что Йонов ниндзя.
        А еще этот плосконосый стишки нескладные сочиняет в три строки. Сам думает, что очень они утонченные и глубокомысленные. Зачитывает нам с Леськой их пачками. По мне - дурь беспросветная. Ну, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы брак не выпускало.
        Так и текут день за днём, неделя за неделей. Кормёжка ничего. Синтезятина, конечно, - так мы привычные. Чай, не буржуи какие. Только вот от неизвестности и от честной компании быстро мутить начало. Сидим этак за завтраком, а Йон затягивает свою унылую песню:
        Осень в космосе.
        Звёзды повсюду вокруг.
        Не наглядеться.
        Не иначе, как в уголке задумчивости сочинил. Леська ему что-то вежливое говорит, а я прямо рублю:
        - Йон, ну что ты, в самом деле! Здоровый мужик, а стишки сочиняешь! И если этих японцев смыло, значит, Бог так судил, туда им и дорога. Зачем прах ворошить? Сделал бы что полезное.
        - Кроссовки, пардон, сшил? - огрызается.
        Я чуть не задохся от возмущения. Отец мой на производстве кроссовок всю жизнь, и дед, и его отцы и деды, и так до нашего благословенного предка Ли Вэньмина, земля ему пухом! И я с честью их дело продолжаю, эглеты на шнурки, понимаешь, насаживаю во имя Господа нашего, партии и Союза Республик Поднебесных!
        - Ах ты, рабская подмётка, горилла ты в халате, стихоплёт, япона твоя мать!
        Смотрю, а у этого обезьяна ноздри в два раза шире против прежнего стали. Были б здесь мухи - единым вдохом по пяти бы засасывал.
        - Друзья, успокойтесь! Не надо переходить на личности, говорю вам!
        Лесли вскидывает медные руки, но Абега уже хвать биоблюдо толстодонное, а я - уродливую сувенирную лампу. Нос чешется, заваруху чует.
        И тут, значит, умники в моей голове как подняли шайтан-майдан! Я аж пол с потолком попутал. Так меня согнуло, что только минут через пять очапался. Гляжу, Йошка тоже шатается, за стену держится, уши трёт и ругается - заслушаешься.
        Леська смирнёхонько чай попивает и нас приглашает:
        - Братья-земляне, искусство часто вызывает бурные эмоции и разногласия. Присаживайтесь, давайте выберем более нейтральную тему.
        А сама глазками своими зырьк-зырьк. Глазки-то у ней славные. Будто портной, её лицо задумав, кроил скупо, уверенно, да чуть поленился, до уголков не дорезал. Гляжу на Леську эту, и на душе тепло становится: будто дома побывал.
        Выдыхаю медленно, сажусь в кресло-мультиформ. Оно обнимает уютно, ощущает мою напряжённость, массаж включает. А Умник Первый в голове нашептывает: «Ты же п’актически ’азведчик. Слушай внимательно, запоминай, на п’овокацию не поддавайся. А потом начальству всё по по’ядку доложишь». Понимаю, что это он нарочно меня успокаивает, а и правду в его словах вижу. Ну ладно, послушаюсь. Свой ведь Умник, чай, не забугорский какой, общую пользу Поднебесных преследует.
        И Йошке его учёные, видать, нашептали всякого убедительного: утихомирился, ноздри обуздал, глаза в орбиты вернул.
        - И что же обсуждать предлагаете, любезная мадемуазель Сьен-Фуэгос? - спрашивает. Блюдо поставил. Галету крошит, а блюдо урчит, питается, цвет от удовольствия меняет, что твоя каракатица.
        - Ты его не перекармливай, брат землянин, - бурчу я. - А то потом ни крошки подбирать ни плесневелые бочка объедать не будет, а за добрые продукты возьмется. Было у меня такое блюдо, расписное, гжельное, от тётушки досталось. Уж она его так залюбила, ничего съестного потом нельзя было на него положить.
        Вроде, хочет возразить мне, дрын обугленный, а видит, что на мировую иду. Галету в рот свой необъятный сунул, захрустел.
        - Меня больше всего интересует, мсьё Щёкин, зачем нас везут неведомо куда, - говорит он, жуя.
        - Это же очевидно, - откликается краснокожая. - Мы - расходный материал, говорю вам. Иначе потребовали бы исключительных представителей Земли. А мы самые обычные. Большого убытка не будет, если нас пустят на запчасти.
        - Вот те раз! - не удерживаюсь я. Умники в голове вздыхают, дескать, и как до него раньше не дошло. - Так-таки помирать? А как же наши учёные домой доложатся?
        Умник Первый меня утешает: «П’и дубли’овании личности на внешний носитель копия всегда сох’аняет не’аз’ывную связь с о’игиналом, так что даже гибелью своей ты окажешь неоценимую услугу Отчизне». А Умник Второй добавляет: «Хотя ваша герои-ическая кончина наибо-олее вероя-атна, но другие исходы то-оже возмо-ожны».
        - И что, по-вашему, с нами сделают? - спрашиваю.
        - На опыты пустят, говорю вам, - заявляет Лесли уверенно. - Но это ерунда, мне бы только их увидеть, этих инопланетян. Я тут же их внутреннюю оболочку считаю и проникну на уровень тонких энергий. Там и останусь, тогда мне смерть не страшна.
        - С вашего позволения, вы ошибаетесь насчёт опытов, мадемуазель Сьен-Фуэгос. Зачем тогда нужна была вся эта шумиха? Могли бы незаметно украсть троих случайных прохожих, никто бы и не хватился. Мои учёные меня поддерживают.
        - На что мы этим инопланетянам, спрашивается, тогда сдались?
        - Может, они заметили зонды, которые люди отправляли в космос, пока исследования окончательно не захирели. И теперь хотят принять нас в дружную семью галактических цивилизаций, - предполагает африканец. Небось, умники ему таких длинных слов нашептали.
        «Вот позо’ище будет пе’ед этим сообществом, - бубнит в моей голове Первый, - что за двести с лишним лет после запуска зондов у нас никаких подвижек не появилось. Хоть бы Ма’с колонизировали, так нет же: одной ст’ане такое п’ове’нуть - неподъёмно, да и д’угие из зависти не позволят. А вместе п’ог’амму о’ганизовать - т’и ха-ха! Спасибо, хоть не повз’ывали д’уг д’уга, тупоумные в’еменщики». Второй поддакивает: «Увидят пришельцы, какие мы сла-абые, какая Земля у нас привлека-ательная, и быстренько уничто-ожат челове-ечество». Я молчу. Что тут скажешь?
        - А может, они хотят подарить нам какую-нибудь полезную технологию, - гнёт своё Абега. - Средство от всех болезней или супердвигатель.
        - С чего это им, спрашивается, быть такими добренькими? - возражает американка. - Кому выгодно растить себе конкурентов? Нет, говорю вам как сенсопрактик, они явно собираются нас исследовать, и наверняка самыми бесчеловечными методами. Хорошо, что астральное тело у меня в цельном коконе. Но и блокатор фертильности я на всякий случай поставила. Хотя если пришельцы захотят нас размножить, то при их технологиях это будет несложно. Клонируют или ещё как-нибудь воссоздадут из того, что останется после экспериментов.
        Я уже понял, кто тут видит свет в конце туннеля, а кто - летящий навстречу поезд. Слушаю, запоминаю, сам не высовываюсь: мы своё мнение иметь не приучены.
        - Мадемуазель, вы сгущаете краски. Может быть, они хотят от нас помощи или совета. Столкнулись с ситуацией, которая для них неразрешима, а в нашей истории повторялась сплошь и рядом…
        - А ты, брат Йон, у нас прямо знаток истории!
        - Пардон, я попросил бы! Историю Японии я знаю прилично.
        - Тогда бы целенаправленно требовали историков, социологов, психологов, кого там ещё. В лучшем случае сдадут нас в тамошний зоопарк, говорю вам.
        Тут уж я решаю вмешаться:
        - Земляне-земляки! Давайте, о чем-нибудь поприятнее, а? Успеешь ещё, Лесли, ужасы посмаковать, если они и впрямь нас ждут. А если всё-таки домой вернемся, что делать будешь?
        Краснокожая хмыкает, недовольно поводит плечами.
        - На премию от государства организую центр для сенсоретиков. Там сенсопрактики будут читать лекции, чтобы пробудить в людях скрытые способности к управлению реальностью с помощью тонких энергий.
        Стараюсь не подкатывать глаза.
        - Понятненько. А ты, Йон?
        - Если средства позволят, арендую остров, соберу там потомков великой японской нации и буду с ними строить аутентичное общество в традициях XIX века. Для возрождения нам потребуется лет около пятидесяти. Ядро общины может включать всего человек двадцать, потом к нам примкнут новые последователи. У меня и смета готова, и план примерный есть… столько задумок! А ты, Дэшэн, о чём мечтаешь?
        - О-о, я хочу свою линию кроссовок. Космических, не хухры тебе мухры! «Щёкин дэ юньдунсье»! Или даже, если пробью, кооперативчик состряпать бы. И женюсь, а то как же. Наверняка мне, как межпланетному герою, дадут грант на продление рода. Вот заживу-то! Хочешь, сына Йоном назову? - расчувствовался я.
        «Вы все мыслите мелко и эгоистично! - вклинивается без спросу Первый. - Тепе’ь, когда наша Земля знает, наконец, что она не одна во Вселенной, надо покончить с межгосуда’ственными конфликтами, соб’ать все ’есу’сы планеты и б’осить на исследования. Холодная война, железный занавес - всё это уже было. Исто’ия движется по спи’али, повто’яясь на новом у’овне. И вот, наконец, нам выпал шанс вы’ваться из по’очного к’уга. Только п’едставьте, - горячится он, - чего могло бы добиться человечество, если бы мате’иальную, интеллектуальную и духовную силу нап’авило не на бессмысленную г’ызню, личную ко’ысть и бесполезную ’оскошь в быту типа этих кресел, а на ’азвитие и сове’шенствование?.. Хотя пе’ед кем я ’аспаляюсь, это же человек, воспитанный на комиксопедии…»
        «Эй, поле-егче, колле-ега! - обижается Второй. - Я один из её постоя-анных а-авторов!»
        Не знал, вот за это уважуха! Хочешь, на твои публикации подпишусь? Эй, стоп, стоп! Прекратить дебош в моем мозгу!
        Так вот и летим. Все наши склоки описывать - что стакан риса рассыпать и на карачках по зёрнышку собирать. Но и мирных минут тоже в достатке. Сидим себе, бывалоча, такие чинные в кают-компании. Лесли на терменвоксе раритетном играет, а мы с Йоном соревнуемся: он мне фактик про Японию свою ненаглядную, а я ему из комиксопедии, в обраточку. Жулит, думаю, шельма: наверняка ему умники подсказывают, - но на этот случай у меня свои умники есть. Да и суть-то не в том, кто больше назовёт, а в том, чтобы посидеть тихо, приятно и, понимаешь, с пользой. Однако ж сколько шнурочку ни виться, а эглет на него насадят.
        Прилетели. Ура, что ли?
        Выходим, значит, из квартирки. За дверью приёмная богаче, чем у заводского парторга. Всё вылизано, блестит, аж глазам больно. Везде природный камень, дерево, за стойкой натуральная девушка, не голограмма. Кроме шуток, просто земная девушка. Ладненькая такая, в строгом костюмчике, пупок почти прикрыт.
        - А где пришельцы? - вырывается у Лесли.
        - Вы же у нас, мадемуазель, специалист по астральному и метафизическому. Прощупайте же тут всё, - советует Йон.
        Я молчу. Но подвох чую. Что чуять-то, когда он налицо?
        Секретарша лупает глазками безмятежно так:
        - Вас ждут в конференц-зале, прошу направо.
        Как скажете, направо - так направо.
        В конференц-зале с широким окном в ту же «ба’хатно иск’ящуюся че’ноту» сидит крупный такой дядя в очочках. Указывает нам на кресла-мультиформ. Те сразу давай массаж делать, отвлекают очень.
        - Вы, я вижу, удивлены, уважаемые земляне?
        Фыркаю. Но потом вспоминаю, что я «’азведчик». Делаю морду кедой.
        - Можете задавать вопросы, - разрешает, значит.
        - Где мы? Где инопланетяне? Зачем нас мариновали в этом звездолёте тысячу лет? - кипятится дочь команчей.
        - Как вам интерьер вашего корабля, кстати? Аутентичный, высший сорт. Это точная копия квартиры 27 по адресу Солнечная система, Земля, СРП, Московская Провинция, город Королёв, улица Кун Цзы, дом 5. - Ухмыляется, ишь, капиталист вшивый. - Итак, по порядку. Вы на одной из наших транзитных баз. Естественно, точные координаты указывать не буду. Инопланетяне - это мы. Всё вокруг вас - иллюзия, созданная ради вашей хрупкой психики и нашей сугубой прихоти.
        Совершенно по-человечески закинув ногу на ногу, чужак продолжает:
        - Зачем вы здесь… Видите ли, проект «Терра» при прежнем руководстве Межпланетного бизнес-конгломерата приносил стабильную, но довольно скромную прибыль. Четыреста земных лет назад председателем Совета директоров был избран я, и мне захотелось придать новых сил этой проверенной, но уставшей рабочей лошадке. А вы, уважаемые послы, сделались участниками очередного ребрендинга.
        - Я ничего не понимаю, - тихонько говорит Лесли.
        - Всё просто. Для повышения интереса зрителей мы включили в проект «Терра» новый фактор - Галактическую цивилизацию. Ваше путешествие на звездолёте стало основой для игры с тремя уровнями восприятия «Вежливое противостояние». Вашим учёным спутникам отдельная благодарность, их роли добавили вишенку на макушку этого интерактивного торта.
        Прямо чувствую, как отвисает челюсть.
        - Заварушку на Земле мы транслировали в виде реалити-шоу во все ближайшие системы. Страсти, эмоции, интриги выше всяких похвал. Уже с первых серий оно уверенно держится в топах комедийных рейтингов, чего с земными программами не случалось со времен Третьей мировой. Та долго считалась лучшим многоперсонажным ситкомом с выбором фокального героя. Не побоюсь показаться нескромным, но эта война (идея которой была предложена Совету директоров лично мной) была гениальным ходом для привлечения аудитории.
        - Так вы, нелюди поганые, крутите тут, вертите, а мы там кровь проливаем?! - наконец доходит до меня. - И публика довольна?! Чтоб вас всех в консервы перемололо, мрази вы подлючие!
        Йон издает сдавленный рык. Я пытаюсь вскочить, но кресло, моль его искромсай, крепко в меня вцепилось. Как бы не переварило, что твоя росянка мошку. От пришельческой мебели всего можно ждать.
        - Не надо грубостей. Могли бы и спасибо сказать. Ведь это мы на вашу убогую планетку жизнь занесли. Управляемая панспермия, знаете ли. Правда, на деле не управление имело место, а скорее, преступная халатность, но здесь мы без претензий: мы свой кошт с этого поимели. И продолжаем иметь. Под моим руководством Земля превратилась в превосходный, многопрофильный бизнес.
        Так бы и вломил ему, аж дышать тяжело от злости. Краем глаза вижу: Йон тоже вырывается из поганого кресла, а Лесли сжимает и разжимает кулаки.
        - Посудите сами: медиапродукция (сериалы, шоу, игры) - раз. Туризм по местам съёмки - два. Лучшие магмовые бани в этом секторе Галактики - три. Сафари на компактных тарелках - четыре. Вдобавок, большую часть вашей планеты мы сдаём в аренду под полигоны и социально-исторические эксперименты.
        - Зачем вы нам всё это говорите? - шепчет американка так, будто враз осипла.
        - Затем, голубушка, чтобы вы вернулись домой и рассказали своим правительствам. Люди достаточно глупы, чтобы не представлять опасности, но достаточно умны, чтобы сознавать свое ничтожество и копошением вызывать у аудитории интерес, так что рейтинги будут просто космические!
        Хочется метаться и реветь, что твой шнуровальный дрон. Но Умник Первый талдычит: «Спокойствие: ты п’едставляешь всё человечество! Веди себя достойно, а не как пеще’ный дика’ь, за кото’ого тебя тут де’жат!»
        - Собственно, ваше присутствие здесь больше не требуется. Можете отправляться в свой мир с новостями. Хотя погодите, давайте вот что… - Председатель, инопланетные бесы его дери, задумывается на миг. - Зная вашу трудную ситуацию с перенаселением и желая сделать жест доброй воли для тех, что ежедневно приносит нам колоссальный доход, предлагаю вам взять в ипотеку необитаемую планету на выгодных условиях. Всего две трети тонких жизненных энергий тех, кто туда эмигрирует, и планета ваша. Ежегодная процентная ставка смехотворно низкая: 15 %. Планетка - загляденье, даже с вашими жалкими технологиями её нетрудно будет терраформировать.
        Лесли едва не плачет, на тонкие энергии и ухом не повела, поди ж ты. Йон, вот уж кто настоящий самурай и посол Родины, находит для этого выродка ответ:
        - Мсьё, не имел чести быть представленным. Я уполномочен заявить, что мы пришли с миром от имени всего человечества. Мы считаем недопустимой подобную эксплуатацию населения и ресурсов Земли и готовы подать жалобы в соответствующие инстанции. Что касается вашего предложения, мы не имеем права обсуждать ипотечные договоры и что-либо подписывать без санкций с Земли.
        - Жалобы, инстанции, не смешите! Земля - собственность Конгломерата по праву инициирования жизни. Подписи, санкции. По нашим нормам для скрепления ипотечного контракта достаточно желания хотя бы одного из вас. Притом даже невысказанного. Ну да ладно, воля ваша. В таком случае, не смею задерживать. На выходе не забудьте взять буклетики. В них представлена подборка выгоднейших рекламных акций текущего миллениума.
        Инопланетное чудище, чашку соли ему без запивки, поднимается, оскалившись. Кресла отпускают нас с Йоном. Выходим такие из конференц-зала, будто нас в помои окунули. Лесли на автомате берёт в приёмной буклет, морщится, бросает в урну. Я беру другой, сую в карман: привычка же. Мало ли, пригодится.
        Секретарша чирик-чирик нам вдогонку:
        - Ожидаемое время в пути составит около двух с половиной земных часов. Желаем приятного полёта. Спасибо, что выбрали «Терра-тур». Ждём вас снова!
        Вот тебе и весь сказ. Принимай, Родина, первых космических послов!
        Полчаса летим, как мешком огретые. Только Умник Первый просит меня заглянуть в санузел, чтобы прикинуть, вишь ты, скорость нашего движения.
        Потом молчать становится невтерпёж.
        - Да-а-а, не о том мечтал Гагарин…
        - Кто это? - спрашивает Лесли равнодушно.
        - «Кто это?» - передразниваю. - Армстронга, небось, знаешь.
        - Я знаю, - отзывается Йон без огонька. - Люблю чёрную классику.
        Слышно, как тикают часы, страшненький такой кислотно-жёлтый заяц. Интересно, они идут точь-в-точь как те, что по улице Кун Цзы, дом 5?
        - А что он говорил про панспермию?
        - Помнишь, мы с Йоном играли как-то? Я говорил, что ДНК человека и банана совпадают на 50 %, вона что.
        - Ну и?.. Значит, из двух бананов при желании можно сделать одного человека?
        Умники фыркают. Вот женская логика! Вроде, разумно, но как криво!
        - Да нет. На Земле у всего, что ни есть живого, один, этот самый, генетический код. Поэтому учёные, значит, думают, что жизнь возникла из одного источника. Попала к нам из космоса. Что же, выходит, мы этим нелюдям проклятым всем обязаны?
        - После того, что они с нами сделали и делают, они сами нам обязаны, и с процентами! - вспыхивает африканец.
        «Подде’живаю!»
        - У меня предложение, - загорается Лесли. - Если нашим учёным удалось что-то выяснить, пока мы были на транзитной базе, я тоже расскажу о своих ощущениях. Вместе примерно определим, чт? эти подлюки такое и где их искать.
        - Ага, - подхватываю я, - наши умники уломают начальство замириться. Да если объединить Союз, Коалицию и Эмираты, мы этим тварям зелёным так наваляем, что ты! Зарекутся махинировать, язви их в душу!
        - Я всецело «за», но ведь инопланетники, пардон, только и хотят, чтобы земляне начали «копошиться» для увеселения толпы? Кроме того, искать врага по всей Галактике на основе тонких энергий и шатких научных догадок кажется ненадёжным, - говорит Йон осторожно.
        Тут я такой с оттяжечкой - хлоп! - выкладываю на колченогий стол буклетик из приёмной.
        - Вот, захватил с собой. Тут обещанные суперпредложения миллениума. Мало того, все контакты и адреса тоже подробно указаны, ей-ей! - Улыбаюсь злорадно. - Что хотят, то и получат. И чтобы потом без претензий!
        Умники в голове галдят, как вороны-мутанты над свалкой. Йон блестит зубами, Лесли потирает изящные руки, в которых так и представляется индейский их топор.
        …Так Земля снова «встала на путь сове’шенствования», и во весь дух рванула к «топам комедийных рейтингов» Галактики.
        Сама себя пишет
        Стасыч объявился, как всегда, неожиданно и, как всегда, очень кстати. Пригласил в бургерную. Сразу перешёл к делу.
        - Лисэн, бро, - начал он с безупречным нижегородским акцентом, - вроде, ты хотел подработку, райт?
        Стасыч всячески старается выглядеть угрожающе, но с его комплекцией «а-ля дрыщ» это весьма затруднительно. Поэтому он компенсирует стилем общения мелкотравчатого гангстера.
        - Всё правильно, - признаю я.
        С заказами вообще порожняк. Кто-то жалуется на конкуренцию в мире фриланса, кто-то поминает кризис. У нас всегда кризис. Проблему надо в себе искать. Давно уже чую, что неправильно выбрал стезю - переводить с немецкого и репетиторством подрабатывать.
        - Короч, диг зис. Есть у меня клиент, биг босс. Тут, значт, книгу решил написать, фэшон у них такой. Только не сам, а сабконтракт, понял, да? Ну тот, короч, пассажир, который за работу взялся, типа писатель, помыкался месяц и кинул.
        Стасыч громко зарокотал, собирая слюну погуще. Потом решил, что в кафе плевать всё же нехорошо, и вместо этого хлебнул отвратительной бурой газировки. Воспитанный мальчик.
        - Вэлл, дэдлайн на носу, мы к этому: «Уоззап, бро»? А у него какие-то голимые отмазы, крэйзи стафф. Типа, я творческая личность, у меня есть принципы и чувство прекрасного… В общем, надо эту книгу кому-то дописать, эз сун эз поссибл, андэстэнд? Тут я сразу тебя вспомнил, стенгазетки твои, этсетра.
        Надо сказать, для человека, учившего язык по низкопробным боевикам, у Стасыча вполне неплохой словарный запас. У меня туго с английским, так что половину его оборотов не понимаю, но общий смысл ясен.
        - Ты мне чётко скажи, - попросил я, - какой срок, какой объём, какая плата, какие требования. Я за такое ни разу ещё не брался.
        - Чётко так чётко, - щелясто заулыбался Стасыч. - У меня тут волшебная бумажка есть. Инстракшн.
        Он достал несколько замызганных альбомных листочков. Они были довольно плотно исписаны от руки. Небрежно, будто бы для себя.
        - Значт, лук. Изи-пизи. Смотрел «Пятый элемент»?
        - Ессно. Пересматриваю раз в полгода.
        - Ну вот, типа того замут. Надо спасти мир, а то всем кобзон придёт. Погони, перестрелки, любовь, юмор. Клайент хочет, чтоб было в духе этого, Роберта Шлеки.
        - Шекли, - невольно поправил я.
        - Да хоть Де Ниро. Ты-то понял. Чтобы искали, значт, камни, или что там у него. Чтоб вроде всё собрали, ура, победа, но потом в последний момент хватились одного камушка - а нету. И чепец всему. А почему? Симпл! У героини малец двухлетний этот камушек втихую стянул и в стиралку спрятал. Всё! Оч просто, зэ стори райтс итсэлф, сама себя пишет.
        - Неплохо-неплохо! - Я даже заинтересовался. - Пожалуй, возьмусь.
        - Ну и гуд. Вот тебе флэшка. Тут сканы рукописных листов и ещё в вордах всё, что на листах, перепечатано, если вдруг почерк непонятный. Там, значт, про героев, по пунктам история и первые несколько страниц книги - это биг босс хочет, чтобы ты его манеру передал. Ну и то, что тот пассажир накропал, андэстэнд?
        - Оф кос, - блеснул я знаниями. - А вот это что за цифры? - спросил я, заглядывая в один из листочков, которые Стасыч уже собрался спрятать.
        - Это гонорар. В баксах, нэчуралли.
        Я постарался сохранить надлежащий при деловых переговорах покерфейс. Но сумма очень и очень приличная.
        - Мой босс с тобой свяжется ещё, можешь поторговаться немного, мужик вэлл-офф, не облезет. Только ему надо к первому июня край.
        - Понятно, - ровно проговорил я. - А какой объём готовой работы?
        - Я ноу факин айдиа, что это значит, но клайент сказал, не меньше пятнадцати авторских листов. В курсе, что за стафф?
        - Знаю, - кивнул я. - Не лыком шит, факин щит.
        - Ну и экселлент. Вот договорчик, почитай, помозгуй, сайн хиэ. - Он ткнул неровным ногтем в строчку для подписи. - И всё, вечером тебе позвонят.

* * *
        Вечером действительно позвонили. Весьма интеллигентный дядя общался со мной ласково, как с любимым племянником и крёстным сыном по совместительству. Голос был смутно знакомый: видимо, биг босс часто мелькает в новостях. Я позадавал умные вопросы по делу, обсудил с ним и героев, и сюжет, и манеру. Потом немного поторговались, сошлись на ещё более соблазнительной сумме. В конце мой собеседник поблагодарил, пожелал успехов в работе и ещё раз подчеркнул важность сдачи в нужном объёме и к сроку.
        Довольный переговорами, я включил ноут. Мне всегда удобнее работать ночью и под любимую музыку. Налил себе чаю с мёдом и мороженой клюквой, уселся поудобнее, врубил последний альбом металличных финнов и принялся разбираться.
        Для начала распечатал себе сканы листов. Красной ручкой нарисовал стаю галочек и крестиков, испещрил страницы стрелками и кружочками. Потом вчитался в манеру биг босса. Маркером выделил словечки, отметил интонацию и порядок слов, чуть не заучил наизусть. К часу ночи с языком автора уже почти сроднился.
        Потом открыл документ с творчеством ненадёжного пассажира. Ну, кошмар, конечно. Ошибки ладно, это легко редачится. Первые две главы - ничего, даже с проблесками. Но дальше стиль такой, будто человек ничего, кроме рекламы по региональному ТВ, не смотрел и ничего, кроме состава освежителя воздуха, не читал. И это писатель?
        В середине третьей главы шёл обрыв, и продолжение явственно намекало, будто работать пассажир сел с большого бодуна. К пятой главе чувствовался нарастающий психоз, и финальным аккордом - остановка на полуслове и страница нечитаемой абракадабры, словно прежний литнегр от злости и творческой импотенции стучал кулаками по клавиатуре. Или бился об неё головой.
        Прихлёбывая чай, я удалил полтекста, не глядя. Рубить - так с плеча. Первые две главы причесал, привёл в божеский вид. Полюбовался своей работой, налил ещё чаю. До утра на одном дыхании написал страниц двенадцать, словно нашёптывал кто. Действительно, «изи-пизи, стори райтс итсэлф».
        На следующий вечер перечитал. Вроде, бойко, вроде, и на Шекли отдалённо похоже, и строго по сюжету, и манера соблюдена неукоснительно… но как-то пресно, что ли? Описания слабые, сравнения тривиальные.
        Я размял пальцы, покумекал. Попробовал переписать - не идёт. Казалось бы, мелочи, типа «её небесно-голубые глаза». Нашёл пять более оригинальных вариантов. Напечатал - стёр. Напечатал - стёр. Плюнул, оставил небесно-голубые.
        Потом герой спасается бегством через канализацию. Ну уж такой заезженный ход, дальше некуда. Посмотрел в план, начертанный рукой биг босса. Точных указаний на маршрут героя нет, да и сцена второстепенная, ни на что в дальнейшем влиять не будет. Уберём канализацию. Предложим герою побриться налысо, замотаться в ярко-оранжевую занавеску, взять большое блюдо и пойти на людную площадь собирать пожертвования на строительство кришнаитского храма. А в это время напарник по его наводке пусть красиво отстреливает преследователей. Тоже не самый редкий приём, но уже хоть что-то. Написал три абзаца по новой схеме. Будто кто-то за руку хватает и талдычит: «Верни, верни канализацию!»
        В самый разгар творческих метаний зазвонил мобильник. Всё тот же интеллигентный дядя спросил, как успехи. Я сказал, как есть, что хотел бы заменить несколько оборотов и пару сюжетных ходов. Обосновал, предложил варианты.
        - Голубчик, не надо лишней суеты. Оставьте, как было, это идеально передаёт мою манеру письма.
        - Но как же оригинальность?..
        - Мне, как автору, уж простите, виднее, - мягко, с улыбочкой произнёс голос. - Не нужно идти на конфликт из-за мелочей. Вас ведь устраивает позиция моего секретаря? Ни в коем случае не хотелось бы вас неволить.
        По договору я числился секретарём, под диктовку записывающим роман Заказчика. То, что он при этом не присутствует, - вполне закономерно: человек занятой.
        Я насупленно молчал. Биг босс усмехнулся.
        - Давайте вот как сделаем. Ваши контакты у нас есть. Мой помощник создаст электронный ящик и пришлёт вам с него письмо. В отдельном файле сохраняйте все свои вопросы по языку и сюжету, а когда накопится, ну, скажем, штук пятьдесят, отправьте на этот ящик. У меня расписание достаточно плотное, но в течение двух-трёх дней найду время и отвечу по пунктам.
        Я согласился и продолжил строчить, теперь уже составляя небольшой удобный списочек. Манера автора упорно подсказывала расхожие приёмы и навязшие в зубах сравнения, но теперь меня это не сильно волновало. Я предлагаю варианты, если отвергаете - ваше дело. Моя совесть чиста.
        Через неделю полетело первое письмецо. Ответ пришёл не сразу. Безукоризненно вежливый, но без особых сюрпризов. С парой мелочей заказчик согласился, остальное царственно завизировал: «оставьте».
        А работа шла споро. Вот уже и артефакты копятся у героини на полочке для спортивных трофеев, и главный злодей напал на след инопланетного связного, помогавшего раздобыть координаты затерянной планеты, и романтическая линия наклёвывалась (заштампованная, как письмо, неправильно рассортированное на почте России и отправленное через Оттаву в Сингапур).
        Тихий интеллигентный голосок в моей голове исправно диктовал историю, которая действительно писала сама себя. Иногда, конечно, взыгрывало ретивое, хотелось идти наперекор, хотелось стереть эту бездарщину к едрене фене и написать всё как полагается. Но тогда я аккуратно отставлял от себя ноутбук и устраивал выходной: кинчик, немного пивка, сушёные кальмары. На следующий вечер, выдавив по капле из себя творца, снова садился за работу. Представлял, что перевожу очередную, не шибко умную, книжку с немецкого. Как известно, «переводчик в прозе - раб». За приведение книги в божеский вид никто не доплатит, так что надо просто побыстрее закончить, получить денежку и забыть. Бедняга тот пассажир, у которого «есть принципы и чувство прекрасного». Понятно, почему он слился.
        В общем, роман я сдал даже чуть раньше срока, за что получил весомый бонус. Очень скоро книга вышла в печать, и у меня глаза на лоб полезли при виде фамилии автора. Вот так вот! Даже высшим партийным функционерам ничто человеческое не чуждо. И бесовское тоже, раз у них книги сами собой нашёптываются…
        Недавно, кстати, дядя снова позвонил. Хочет продолжение писать, хороший секретарь нужен позарез. Я согласился. А что, я же посредственная личность, у меня нет особых принципов и чувство прекрасного не обострено.
        Да и денежка нужна.
        В сетях
        I. Две странички
        Марина Николаевна носила устойчивые каблуки и ни на кого конкретно не нацеленную улыбку. Для своих сорока шести она выглядела очень достойно, разве что слегка пополнела и накопила морщин. Как всегда, уверенной чёткой походкой она шагала после работы домой, но погода была настолько замечательна, что Марина Николаевна решила сделать крюк и пройтись по парку, отметить мороженым и кругом почёта успешную защиту своего дипломника.
        Девушка в ларьке нехотя оторвалась от дешёвенького телефона, чтобы отпустить товар, и преподавательница чуть наморщила нос: оранжевый цвет странички на экране выдавал в продавщице однокашницу. С лёгкой брезгливостью Марина Николаевна расплатилась и пообещала себе больше не покупать в первом попавшемся ларьке. Она была мнительна и не доверяла тем, кого не могла зафрендить.
        Деликатно откусывая заиндевевшее эскимо, всё тем же уверенным шагом Марина Николаевна мерила круговую аллею парка. Открыла свою страничку «Фейс-ту-Фейс» на изнанке линз и принялась просматривать новости: всегда любила быть в курсе последних событий и просто прогулку без дополнительных занятий считала тратой времени.
        Она как раз лайкнула новость о втором браке некогда близкой подруги, но вдруг что-то оторвало её от дел сетевых. Странно: обычно реал был всего лишь фоном и не мешал общению в Эф-Эф. Марина Николаевна машинально выбросила в урну палочку от эскимо и включила режим полной прозрачности на своих нет-линзах. Тут она поняла, что удивило и отвлекло её.
        На лавочке неподалёку сидела молодая мама с задумчивым взглядом погружённой сетевички. Тонкой незагорелой рукой она покачивала дорогую коляску последней модели. Сине-оранжевую коляску. Преподавательница моргнула, сделав фотографию. Хотела уже цокнуть языком и запостить эту вопиющую новость, как вдруг узнала молодую маму: лет пять или шесть назад она училась у Марины Николаевны. У них был конфликт на почве убеждений, и женщина тогда даже повесила на «стене» у ректора гневную запись, что не раз просила в её группы набирать студентов только из «Фейс-ту-Фейс». Но, ясное дело, протест проигнорировали. Может, и правильно. Настороженность и лёгкую враждебность девочки вполне можно было понять: у связистки любой эф-эфовец будет вызывать недоверие и она просто боялась предвзятости преподавательницы из чужой сети. Тем не менее, всё разрешилось благополучно. Они сработались и даже подружились, насколько это вообще возможно при такой разности убеждений.
        Профессиональная память подсказала Марине Николаевне имя бывшей студентки.
        - Люда, здравствуйте!
        Молодая мама качнула головой, переходя на прозрачность, и улыбнулась с лёгким недоумением. Ну конечно, у неё же нет профессиональной памяти. Кто не в списке друзей, тот вне её мира.
        - Я Марина Николаевна, вела у вас историю искусств, помните? - подсказала преподавательница, присаживаясь рядом.
        - Марина Николаевна, как я рада вас видеть! - засияла Люда прекрасными ровными зубами. - Как вы поживаете?
        - Потихоньку, там же преподаю. А у вас, я смотрю, всё здорово изменилось с нашей последней встречи?
        Бывшая студентка бросила нежный взгляд в подсвеченную глубь коляски, повертела кольцо на безымянном пальце.
        - Да, у меня муж и сынок Артёмка.
        - Как приятно видеть, что у вас так хорошо всё устроилось! А вы его уже зарегистрировали? - привычный вопрос сорвался с языка раньше мысли, и женщина не успела его удержать.
        - Естественно, мы же ответственные родители. Зарегили ещё до рождения. Мы с мужем хотели, чтобы он пришёл в этот мир, уже имея друзей и подписчиков. Могу кинуть вам ссылки… - Люда осеклась, видимо, вспомнив о давнем конфликте, и сияние зубов на миг померкло.
        - Ссылки? - переспросила Марина Николаевна и опять мысленно прокляла свой бескостный язык и неуёмное любопытство.
        - Ну да. У Артёмки две странички: в «Однокашниках» и «На связи», - пожала плечами молодая мама, как будто это было что-то само собой разумеющееся.
        - Значит ли это… - поняв, что терять уже нечего (столько бестактностей налепила за минуту!), осторожно начала преподавательница, - что вы с мужем… разных убеждений?
        - Да, - с готовностью кивнула Люда.
        - Но как же вы нашли друг друга?
        - О, это было невероятно! Так романтично, будто в прошлом веке. В реале, представляете? Мы стояли на остановке… а давайте я кину вам ссылку, на моей странице эта история описана подробно!
        Люда сложила губы трубочкой и выдохнула, и Марине Николаевне ничего не оставалось, как только вежливо принять данные.
        - Если честно, меня ошарашил цвет коляски, а теперь я понимаю…
        - Ничего, многие удивляются, спрашивают. Но мы с мужем решили, что Артёмка должен подрасти и выбрать свою сеть сам.
        Марина Николаевна пробормотала что-то учтиво-согласное, отчаянно ища, куда бы увести разговор.
        - А вы часто гуляете тут с Артёмом?
        - Нет, вообще-то мы здесь почти не бываем. Просто сегодня встречаюсь с подругой, она живёт недалеко. А, вон она, кстати! Видите, там, в красной блузке?
        Женщина заметила красную блузку в конце лучевой аллеи и, с некоторым облегчением, подумала, что теперь можно откланяться без неуклюжестей. Она поднялась с лавочки, заглянула в коляску. Малыш в оранжево-синем костюмчике счастливо пускал пузыри. Увидев новое лицо, он загукал, ткнул кулачком в сенсорный экран перед собой и щелчком языка отправил фотографию маминой знакомой в обе сети.
        - У вас очень милый малыш, Люда, - улыбнулась Марина Николаевна.
        - У детей в его возрасте заполнено в среднем тринадцать процентов страницы, а у Артёмки - шестнадцать! В обеих сетях! - гордо сказала мать.
        - Удивительно… Ну что же, пойду, пожалуй. Не буду мешать вам с подругой. Очень приятно было вас встретить! Всего хорошего!
        - Взаимно, Марина Николаевна! - Люда встала, на миг прижалась щекой к её щеке. - Будем На Связи! - попрощалась она лозунгом своей сети.
        Преподавательница кивнула и ушла, чеканя шаг. Вышла из режима прозрачности, несколько секунд поколебалась. Потом удалила три ссылки от бывшей студентки, а с ними и фотографию дорогой коляски странной расцветки. Она знала, что если и свяжется снова с Людой, то только Лицом-к-Лицу.
        II. Тайм-менеджмент
        Виталик с трудом вынырнул из рабочей сети. С хрустом разогнулся, пару раз присел - без особого энтузиазма, на автомате. Краем глаза заметил движение и вздрогнул от неожиданности.
        - Фух, Люда, напугала! - облегчённо улыбнулся Виталик жене, но тут же понял: сейчас грянет.
        Люда была чернее тучи, под глазами мешки: годовалый Артёмка очень плохо спал всю неделю, и ей изрядно доставалось. Понятное дело: ребёнка растить - не торрент залить.
        - Милая, ты бы отдохнула, - осторожно, как на тестовом задании, начал он.
        - Я бы отдохнула!.. - кричащим шёпотом прошипела жена. - Я бы с удовольствием отдохнула!
        И разрыдалась.
        «Ну вот», - подумал Виталик, прижимая растрёпанную супругу к груди. Та отбрыкивалась, но больше по женской извилистой замудрённости, чем из желания вырваться.
        Первые минут пять он с должным тщанием утешал и гладил по спине. Потом не удержался, наморщил нос, выводя на нет-линзы окна личной почты, мессенджеров и, конечно, «Однокашников». Проглядел список сообщений, подмигнул, проставив пару лайков. Всё же пристыдил себя и свернул браузер.
        К этому моменту всхлипы перешли в членораздельные жалобы.
        - Я знаю, что ты работаешь, семью обеспечиваешь, но и меня пойми! Ты на целый день воткнёшься, а я тут кручусь, как значок обновления софта! Артёмка своего папу только в друзьях и видит! И то в офлайне…
        Виталик подавил желание оправдаться: сейчас жена и слушать не будет про новый сложный проект, про возможное сотрудничество (если удастся себя зарекомендовать) с крупным разработчиком систем бухучёта, про то, какая прорва фрилансеров ждёт первой возможности отпихнуть собрата от кормушки… Сейчас Люда хочет слышать только свой голос и виноватое сопение мужа. «Ну что ж, это её право. Побуду жилеткой».
        - Стиралку включи, сушилку включи, гладилку включи! Робот-пылесос включи, пароварку включи, за всем проследи! Артёмку помой и переодень, накорми и развлеки! - перечисляла Люда, временами срываясь на сдавленный писк. - Вообще нет времени на себя! Ты помнишь, какой я была до рождения ребёнка?
        - Ты ничуть не изменилась! - догадливо вставил Виталик, честно глядя в покрасневшие глаза супруги. - Даже похорошела! Тебе идёт материнство.
        Люда всплеснула руками и снова начала демонстративно вырываться. Виталик её снова удержал.
        - Я не о том! Я вела два видеоблога! У меня были десятки тысяч фолловеров! На меня было подписано пять медиаличностей! Они даже меня комментили… Моя страничка в «На Связи» в позапрошлом году попала в сотню самых посещаемых! А теперь…
        Жена на миг оборвала свой монолог, замерла, как сурикат, чувствующий опасность. Но нет, Артёмка в соседней комнате только немного повозился, не просыпаясь. Продолжила чуть спокойнее:
        - А сейчас мои видеоблоги плесенью покрылись. Полгода ничего не могу выложить! Я ишачу на двух Артёмкиных страницах, я пощу статьи от его имени, я ищу лайкеров, я комментирую записи его френдов. И это притом, что я не однокашница ни разу, я связистка! - Люда с нажимом вытерла нос тыльной стороной ладони. - А что моя страница? Да от меня уже сокурсницы отписываются!..
        - Ну милая… - мягко улыбнулся Виталик, - почему ты раньше не сказала?
        - Я думала, это и так я-а-асно…
        Новый фонтан слёз. Новые утешения и поглаживания.
        - Я думала, пока ребёнок не может сам выбрать свою сеть, ты будешь вести его страницу в «Однокашниках», а я в «На связи»! А ты свалил всё на меня-а-а…
        И впрямь дурак. И впрямь свалил. Ну что ж, будет тебе, Виталик, наука.
        - Малыш, ну не куксись. Я понял, принял, осознал. Ну прости меня. Ты права, а я неправ, - бормотал умный муж, исподволь запуская пальцы в Людины кудряшки. - Надо было сразу сказать. Мы так и сделаем. И у тебя освободится время на личную сетевую жизнь!
        Солёный поток прекратился, светло-карие глаза любимой засветились победно и чуть лукаво.
        - И-и-и?..
        - И с меня сюрприз, естественно! - горячо пообещал муж, целуя Люду в ушко.
        Та гладила щетинистые Виталиковы щёки и думала: «Ну и пусть он однокашник, а я связистка! Всё же я тогда не ошиблась, что бы ни болтала родня! Главное, что он меня понимает, как никто. Главное, что он со мной в реале».
        Артёмка захныкал, и пришлось бежать к нему. Но сынишка быстро угомонился, и супруги пожертвовали энным временем сна ради дел сетевых - и реальных. Ведь даже если весь твой день принадлежит маленькому монарху, это значит только, что ночь - лично твоя!
        16 апреля
        16 апреля Дарья Петровна отмечала День смерти. Вставала в семь утра, одевалась во всё новое и чистое, покрывалась белейшим платочком и шла в церковь. Отстоит службу, исповедается, причастится. Потом домой, счастливая и довольная. Соберёт напечённые с вечера пироги с капустой - и на трамвайчике ко внуку в гости.
        Его семья уже давно знала старушкину причуду. Когда-то давно потомственная гадалка Степанида предсказала Дарье Петровне: жить будешь долго, а смерть к тебе придёт 16 апреля. Та смеялась сначала, потом, годам к шестидесяти, стала верить, а с шестидесяти трёх - отмечать. В этом году в двадцатый раз. С лёгкими изменениями сценарий повторялся: церковь, ко внуку, с подружками встретиться и себя порадовать. Внук, погрубевший, ожиревший и обабившийся, относился ко Дню смерти равнодушно - чудит старая, со всеми бывает. Правнуки они были ещё совсем маленькие и каждому бабушкиному приходу с пирогами искренне радовались. Их мать раздражалась и про себя думала: «Скорей бы уж сбылось предсказание».
        В этот раз Дарья Петровна сидела у внука часа три. Рассказывала семейные истории, показывала фотографии с никому не знакомыми размытыми лицами прошлого века. Перед уходом как всегда напомнила, где лежит письмо, которое нужно вскрыть после её смерти, где одежда, платок, иконка, где «гробовые».

* * *
        Смерть носилась над полем боя. Очередная война была в разгаре, жатва обильная. Безносая по-стахановски ударно орудовала косой, смотрела на часы, считала каждую секунду, что вообще-то крайне несолидно, сверялась со списками, но времени - времени, которое никогда раньше не имело власти над дамой в капюшоне, - постоянно не хватало.
        - Безобразие. Я не укладываюсь в график, - бормотала смерть. - Совершенно невозможно работать.

* * *
        В два часа дня Дарья Петровна собирала давнишних подружек в кафе. Болтали, смеялись, шутили про 16 апреля, с наигранной весёлостью повторяли, какой это чудесный повод встретиться. Сначала не верили в роковую дату, потом убеждались и плакали, потом фаталистично выпивали винца и продолжали шутить.
        Около шести вечера Дарья Петровна вернулась домой. Включила любимое кино, прихлёбывала какао и ждала. Ей было не привыкать.

* * *
        Смерть едва волочила ноги, разбираясь с жертвами авиакатастрофы. График у неё был расписан по секундам, бесконечные перечни поставленных в очередь простирались аж на четыре года вперёд, и с каждой досадной помехой, с каждой незапланированной кончиной - ожидающих приходилось откладывать на потом.

* * *
        Надушившись любимыми духами, Дарья Петровна читала и поглядывала на часы. Неужели опять прокол? Без двух минут новый день, а смерти всё нет. И вдруг посреди комнаты явилась фигура в чёрном плаще с капюшоном.
        - Ну наконец-то! Я тебя жду-жду! - воскликнула бабушка.
        - Вот и я твоя пришла, - буркнула смерть. - Готова?
        - Давно. Но вообще-то я думала, ты с косой.
        - Тьфу ты!
        Смерть исчезла. Дарья Петровна торопливо помолилась перед иконой, схватила расчёску, два раза провела по волосам, потом кинулась на кухню отключать все приборы. Потом сообразила, что надо позвонить внуку, - рванула к телефону, но смерть появилась под задумчивые сонные гудки.
        - В Камбодже оставила, - объяснила она. - Там у них мятеж, я после тебя снова туда заверну.
        И тут труженица замерла, уставившись пустыми глазницами на часы. Одна минута первого. Смерть выронила косу, та стальным клювом впилась в паркет.
        - Опять опоздала… Расплодилось людей - невозможно работать! Уж сколько наводнений, землетрясений, как ни стараешься вас проредить, а вы плодитесь и плодитесь! Все графики, все отчётности, все очерёдности летят ко мне, в тартарары! Ни вирусы, ни войны вам нипочём! У меня раковый больной третий год мучается, я к нему добраться не могу! К тебе уже пять лет не попадаю: то драка, то авария, то ещё что-нибудь! Камбоджа эта, будь она неладна…
        - Подумаешь, на минутку опоздала, ничего страшного. Запишешь, что шестнадцатого…
        - Да нет, это жульничество. Ладно, пора мне в Камбоджу. Но через год первым делом к тебе.
        - Не надо первым делом. Я же не успею отметить твой День. Приходи вечерком. Я подожду.
        И безносая исчезла.
        Хорошо, когда тебя понимают и готовы подождать.
        А хотела щенрика
        Бывает, едете вы всей семьёй куда-нибудь на другой конец обитаемого мира к каким-то дальним (и географически, и генеалогически) родственникам. Из единомышленников - одна только младшая, вредная до невозможности, из развлечений - какой-то хлам позапрошлой эпохи, когда звёзды были молодыми. Мысли о вялотекущем путешествии угнетают, общение с семьёй раздражает, неведомые дальние тебе вообще не упёрлись: ведь сколько всего интересного можно было бы сейчас делать, так нет же!
        И вот, где-то на середине фиолетовой в крапинку тоски под названием «взрослые-таки вырвались, но на приличный отдых не скопили», решает себя проявить высшая справедливость! И ваша колымага тарахтит от каждого чиха! И приходится остановиться на оживлённой станции, на перекрёстке всех мыслимых маршрутов и культур, куда стекаются путешественники, а с ними разнообразнейшие истории и диковинки. Вот тут-то и понимаешь, что быть подростком - безумно интересно!
        Пока старшие болбочат над драндулетом и торгуются с туповатым ремонтником, я зову мелкую. Агауга недовольно топорщит иглогребень и булькает:
        - Ну чего?
        - Поплякали гулять!
        - А как же вурки?
        - А вуркам не скажем!
        Она задумчиво перемигивает розовыми клиушками. Я ей вечно завидую: у меня клиушки жёлтые и совсем не такие слизкие.
        - А на что гулять, если вуркам не скажем?
        Я встряхиваю верёвочку с чусиками. Весь оборот копила.
        - Я хочу себе щенрика. Или хвырёнка.
        - Вурки тебя ощиплют и в реактор запихнут.
        - А вот и нет! Они мне когда чусики дарили на начало оборота, булькнули: «Выбери себе, что хочешь».
        Агауга болтает пляками:
        - Сомневаюсь, что они имели в виду «тащи в дом мелких разумных».
        - Не хочешь - сиди тут, - надуваю я фыхар. Тогда она соглашается и поспешно выковыривается наружу.
        Мы медленно чвякаем по межпланетной станции, разевая квыри и восторженно гугукая. Сколько вокруг разных существ! Даже не поймёшь, где у них фыхар, что у них вместо иглогребня и зачем им столько пляк. Цвета всевозможные, голоса невообразимые, отовсюду чужая речь.
        - Вот тут-то нам и пригодится уррисский! Не зря пять оборотов учили!
        Застенчиво подплякиваю к высокому прохожему, напоминающему лысого щенрика, и болбочу, стараясь не коверкать уррисские сигналы:
        - Многоуважаемоея разумноея! Будь столь любезнона подсказать мне, где находится лавка-где-можно-приобрести-домашнюю-живность-не-для-питания.
        Незнакомец в два раза сморщивается и выпячивает что-то вроде распухшего квыря. Начинает со страшным акцентом гугнить. Я переспрашиваю, потом примерно уясняю и прощаюсь.
        - Благодарю тебя, доброея разумноея! Пусть твой путь будет лёгок, а начинание успешно!
        Я уважительно расставляю пляки. Вроде, моя форма прощания не может обидеть представителя другой системы. Прохожий пружинит с занятным скрипом, потом распрямляется во весь рост. Вот и хорошо.
        Поспешно отступаю, пока не успела сделать, сблолботнуть или подумать какую-нибудь бестактность. Разговоры звёздных странников на уррисском всегда очень краткие и по делу - именно по этой причине.
        Мы с Агаугой не сразу доплякиваем до нужного места. Приходится пару раз остановиться и уточнить направление, да и вообще, на станции столько интересностей, что клиушки расщепляются и хочется потрогать, понюхать, обчамкать всё-всё-всё, что видишь вокруг. По дороге я то и дело передумываю насчёт подарка себе любимой, но твёрдо беру себя в квыри и упорно плякаю за щенриком. Или, может, лучше всё-таки гвугаря? Только чтобы породистого.
        Ну вот, наконец, и зоомагазин. Мелкая гугукает и тянет меня в его влажное нутро.
        - Теперь я буду булькать! - заявляет она. - А ты молчи и учись!
        Агауга подчвякивает к волнующемуся возвышению, на котором перебирает пляками и квырями продавец. Он толстый, многослойный и мягкий на вид.
        - Приветствуем тебя, уважаемоея разумноея! Моя ближайшая-родственница-моего-порядка-моего-пола хочет приобрести интересную домашнюю живность для постоянного пользования. Будь столь любезнона, помоги нам сделать выбор.
        Мелкая что-то напутала с тонами и не там растянула звуки. Тоже мне, молчи и учись! Даже я едва поняла, что она булькнула.
        Продавец пузырится и болбочит в ответ, на куда более чистом уррисском:
        - Приветствую и вас, молодые разумные! Я сужу, вы с Араукана, а значит, имеете право говорить со старшими, держать при себе деньги и совершать розничные покупки. Это удовлетворительно.
        Он гудит, и на свет выплывает несколько клеток, аквариум, полый кристалл, свёрток и прочие контейнеры.
        - Вы сделали любопытный заказ. Но если клиент любит опасную живность, моя задача - помочь емуей определиться.
        Я обеспокоенно распрямляю и укладываю иглогребень. Показалось, или он булькнул «опасную»? Значит, Агауга не так применила тоны и растягивания. Мелкая тоже пожимает иглогребнем, но исправить ошибку не решается. Иначе не спасёт никакая подчёркнутая уррисская вежливость.
        Успокаивающе касаюсь розовых клиушек мелкой. Ничего страшного. Посмотрим опасных, а потом попросим обычных. Щенрика там или гвугаря. Или хвырёнка. Пятнистого.
        - Свою рекомендацию я основываю на собственном суждении о том, что может считаться опасным на Араукане, и предлагаю эту услугу безвозмездно и без намерения обидеть, - заученно тараторит он в регистре уррисского для юридических контрактов.
        Потом замолкает и смотрит на меня, будто чего-то ожидая. Ну конечно!
        - Я принимаю рекомендацию как таковую, непредвзято и добровольно! - откликаюсь я в том же регистре. Мелкая одобрительно сплющивает фыхар.
        Ко мне прижурчает полый кристалл. Внутри что-то клубится и вихрится.
        - Это у обыкновенный, - гордо бугрясь, поясняет продавец. - Очень редкое существо. Издаёт звуки, приятные для слуха большинства арауканцев. Излучает энергию. Опасным становится в период размножения, когда разряды становятся мощнее и бьют по движущимся объектам. Неприхотлив и миловиден.
        Я изучаю у обыкновенного. Интересно, можно его приспособить, чтобы колымагу заряжал? То-то вурки будут довольны!
        - Вот это, - продолжает продавец, подталкивая ко мне свёрток, - аламанский шфрыгль. Очень занятное существо, ещё никто не сумел зафиксировать всех его трансформаций. Они происходят каждые семь уррисских дней. Жаль, что именно сегодня он закуклился. Об этом звере можно написать не один научный труд, очень непредсказуемое и, если можно так выразиться, изобретательное создание. Минус: нужен многофункциональный, крепкий вольер с широким диапазоном условий. И пищу каждый раз приходится подбирать новую. И если вырвется, много мороки. Опасен, смертельно опасен.
        Мы с мелкой отодвинулись от шфрыгля. Показалось, что он на нас смотрит.
        - Вот в этой симпатичной коробочке синелапый аилоид. Плюётся солью. Насколько я знаю, она разъедает покровы арауканцев?
        Агауга чуть не выколупалась из магазина. Удержала её только необходимость соблюсти все правила вежливости.
        - Вот этот красавец агрессивен, силён и ограниченно разумен. Породистые лючонги - удовольствие не из дешёвых. В ярости они не разбирают своих и чужих, поэтому ценятся как бойцовские животные. В других отношениях практически бесполезны.
        Зверёк порыкивает, играет мускулами многочисленных пляк, мощно грохается на пол клетки и рвёт подстилку, разбрасывая в стороны мелкие клочки.
        - А это кто такой? - зачарованно булькает Агауга. Её квырь указывает на последнюю, самую крепкую клетку.
        - Уууу, уважаемоея! Ты выбралола опаснейшее животное в обитаемом мире.
        Обчамкиваю опаснейшее животное. Сравниваю с теми, которых нам уже представили. Как-то не впечатляет. Вон, бойцовский лючонг хотя бы на прутья бросается, а этот сидит, почти не движется и смотрит.
        - Как оно называется?
        - Тщще-ло-ек! - внушительно клокочет продавец, выпуская струйки жёлтого пара.
        - Он не выглядит опасным, - болбочу я.
        - Араукан находится на отшибе, и до вас они пока не добрались. Один тщще-ло-ек, возможно, хрупок и тщедушен, но когда их много, они налетают жадно и безжалостно, подминая или сметая всё и вся. Я бы не стал его предлагать вам, уважаемые, но вы просили опасных животных. И вот.
        Существо бледно-розового цвета, с четырьмя пляками, со странными наростами и совсем не слизкое, вызывает что-то вроде брезгливой жалости. Тщще-ло-ек распрямляется и подчвякивает к толстой прозрачной стене, отделяющей его от мира.
        - А что он умеет? - спрашиваю я, будто против воли. Агауга предостерегающе раздувает фыхар и раскрывает иглогребень.
        - Он разумный. Знает несколько фраз на уррисском. Если с ним заниматься, выучит ещё. Умеет издавать забавные звуки и прыгать.
        - Прыгать! - изумляется мелкая.
        Прикладываю квырь к прозрачной стене клетки. Тщще-ло-ек повторяет движение и с трудом скрежещёт:
        - Приветствую тебя, многоуважаемоея клиент.
        Голос его звучит приятно, необычно и грустно.
        - Скажи, сведущеея продавец, как за ним ухаживать?
        Агауга хлопает фыхаром и чуть слышно хрипит: «Ты что!» - но я не обращаю внимания.
        - Для арауканцев труда не составит. У вас на планете приемлемые для тщще-ло-ека условия. Для жизни ему нужны воздух, вода, пища. Для здоровья свет, движение и общение. Кормить можно смесью для щенриков или хвырят. Если ты, достопочтенноея клиент, приобретаешь этот экземпляр, в подарок идёт брошюра по уходу.
        - Я беру, - булькаю я. - Сколько, многоуважаемоея?

* * *
        Алекс покачивался в прозрачной коробке. Арауканский подросток тащил его прочь из ненавистного магазина, весело бормоча на своём языколомном наречии. Второй инопланетный детёныш, кажется, был недоволен покупкой. Алекс старался не думать, что будет, если родителям не понравится такое приобретение или если новая игрушка вскоре наскучит этому странному существу, слепленному из всего, что есть в природе неприятного.
        Он силился наслаждаться редкими лучами чужих звёзд, а мысли просто отбросить. Когда ты один против всех и не можешь повлиять на события, мысли - это только удары молотка по тонкой перегородке, отделяющей тебя от безумия.
        А ещё он заставлял себя не думать о прошлом. О том, как всё было роскошно, лихо и красиво. Особенно по сравнению с тем, где и кем он оказался сейчас. Не думать. В этом спасение.
        Все знали, что Империя Людей умеет воевать и убивать. Мало кто знал, как быстро, изощрённо и надёжно она умеет избавляться от предателей.
        Выключатель
        Просыпаюсь среди ночи. По всей квартире ярко и неестественно-весело горит свет. На щеке отпечатались квадратики клавиш. Чашка с остывшим кофе укоризненно поглядывает: «Опять не укладываешься в сроки. Опять переводишь в ночь. Ну-ну. И надолго тебя хватит?»
        С нажимом тру глаза, лоб, меся своё несчастное лицо, как бледное пористое тесто. С безропотным отвращением делаю глоток некогда бодрившего напитка. Сдавать к десяти утра. А у меня ещё двенадцать переводческих страниц впереди.
        Вдруг смотрю - ходит по моей берлоге чёрно-белый человек. Не банально в чёрно-белом костюме, а именно чёрно-белый и как бы даже плоский. Словно из немого фильма его вырезали и в мою реальность вклеили.
        Может, ещё не до конца очнулась? Но холодный кофе только что очень правдоподобно и неприятно прокатился по пищеводу. И весь мой бардак выглядит предельно чётким и осязаемым…
        Чёрно-белый человечек, плюгавый и округлый, со стёртыми чертами лица неодобрительно качает головой и гасит мои лампочки. По очереди. Не нажимает на выключатель, а именно как свечку тушит: поплёвывает на пальцы и зажимает между большим и указательным крошечную сердцевинку несъедобной груши. До некоторых груш в силу небольшого роста не дотягивается. Кряхтит, ногой отпихивает элементы раскардаша на полу, подставляет стул и тогда уже делает своё чёрное дело.
        Прислушиваюсь к себе. Я совершенно уверена, что это не сон. И тем не менее, мне не кажется странным этот незнакомый мужичок из немого кино, без спросу помогающий мне сэкономить на киловаттах. И нисколько не смущает меня выбранный им метод гашения лампочек. И почему-то я абсолютно точно знаю, что ровно такой же человечек сейчас ходит по соседней квартире. И по квартире напротив. И по каждой жилой клетушке в нашем доме, и в доме через дорогу, и во всех домах квартала, города, страны… мира… и гасит, гасит одинокие огоньки…
        И мне совсем не страшно. Вот ни капельки. Только грустно как-то.
        Мужичок в очередной раз слюнявит пальцы. Вдруг решает пояснить:
        - Конец света, понимаете ли.
        - Понимаю, - отвечаю я с тяжким вздохом.
        - Что поделать, работа такая, - откликается Выключатель, скармливая очередной кусок моего обиталища прожорливой темноте.
        - Да это ясно. Но почему именно сегодня?
        Риторический вопрос вырывается у меня помимо воли. И звучит недостойно и жалко.
        - Ну как, дата у нас давно в графиках стояла. План нарушить - вся отчётность коту под хвост, другие проекты задержатся.
        Помогаю мужичку разгрести хлам на полу. Теперь можно подставить малахольную табуретку и погасить спальню.
        - Да про график - это я ж не против. Только очень обидно.
        Хочу взять себя в руки и неколебимо заткнуться, как подобает самураю перед верной гибелью, но язык мелет сам собой:
        - Завтра собиралась сдать крупный перевод и наградить себя за работу. Суши-хрюши всякие. Полгода не заказывала. Всю неделю мечтала о них, слюной исходила. Прямо перед глазами стояли. Но я твёрдо решила - только после сдачи. И вот поди ж ты!..
        И чего я это с ним откровенничаю?
        - Давайте пока с кухней разберёмся, - предлагает мужичок, подхватывая табуретку.
        Сидушка мигом отлетает, а четвероногий остов сиротливо смотрит ей вслед.
        - На кухне чище. И там есть другие табуретки, - бурчу я и оборачиваюсь к экрану.
        Глаза по инерции ищут потерянную строчку, пальцы привычно ложатся на клавиатуру. Потом понимаю, что это бессмысленно и закрываю крышку ноутбука. Начинаю машинально прибираться, но осознаю, что и это лишние телодвижения. Тем не менее, что-то вынуждает меня вылить холодный кофе в унитаз. Как дань уважения, как салют над могилой героя. Он пытался сделать меня работоспособнее…
        Выключатель возвращается с кухни повеселевшим.
        - Там быстро управился. На потолке, в микроволновке и в холодильнике. Вообще-то в бытовой технике вырубать свет необязательно, но я люблю, чтобы во всём был порядок.
        Киваю. Это профессионально. В работе я тоже такого принципа придерживаюсь, хотя по виду моего логова не скажешь.
        - Ну что, осталась только гостиная.
        Оглядываюсь. Маленькая уютная комната отрезана от всего мира стеной непроглядной, непробиваемой темноты. И можно только гадать, существовал ли этот мир вообще или мой островок - это всё, что есть и было, но больше не будет?
        - Не обращайте на меня внимания, я тут посижу.
        Устраиваюсь на диване, подтягиваю ноги, уютно зачехлённые в полосатые носки. Под попу удачно подворачивается некогда забытая здесь конфетка. Жестом предлагаю незваному гостю. Тот качает головой, расправляясь с люстрой. Разворачиваю и со смаком рассасываю подсохшую, потрескавшуюся сладость. Не так уж и плохо уйти в небытие, чувствуя нёбом вкус шоколада. Хотя кто знает, в небытие ли?
        Вот и погас хилый настольный светлячок, за которым жадно следили мои глаза в розовую сеточку. Ничего не изменилось, просто стало черным-черно. И тут я слышу лёгкое покашливание Выключателя.
        - Вы знаете, я только что закончил очень сложный и масштабный проект. И на самом деле, я тоже очень люблю японскую кухню…
        И вот в тишине и абсолютной темноте мы руками едим тёплые роллы.
        Будет мир
        Сестра стояла у окна и отрешённо пялилась в небо, как покинутая фрёкен Бок.
        Взъерошивая мокрые волосы полотенцем, я подошла к ней, тоже воззрилась вверх и увидела сотни белых росчерков по лазури. Ничего в этом не было удивительного, кроме того, что росчерки были будто гребешком проведённые, строго вертикальные.
        - Эй, ты чего?
        - А?
        - Чего случилось, говорю?
        - А-а. Так это. Всё.
        - Что - всё?
        - Всё, они улетели.
        Я аж полотенце выронила.
        - Как? А разрушения? А инопланетная экспансия? А война с оккупантами?
        - Не будет ничего.
        - Но как не будет?
        - Вот так.
        - Но столько лет только войной и живём! Все репортажи о ней, вся промышленность на неё работает! Как мы дальше-то? Я уж и не помню, как раньше было.
        - Вот так. Пока ты голову мыла, они так и объявили: как хотите, так и живите. Мы устали с вами бороться.
        - Но… но… а нам теперь с кем бороться?
        - Друг с другом, наверно. Так испокон веков было: люди всегда найдут, с кем повоевать.
        - Друг с другом? Но я не хочу! Друг с другом я дружить хочу!
        - Никто не хочет. А придётся, - вздохнула сестра.
        Я сжала кулаки и прикусила губу, чтобы не заплакать. Они улетели, теперь будет война брат на брата, да ещё я всё пропустила, пока в душе была! Ну что за наказание!
        И тут свершилось чудо! Белые полоски расчесали небо сверху вниз. Их рисовали яркие-яркие, как прожектор, зелёные шары.
        - Они вернулись, вернулись!
        Я завизжала, запрыгала, стиснула сестру и всё-таки заревела. Сестра только болталась в моих объятиях. На любое потрясение у неё реакция одна - ступор.
        А мир между тем наполнился звуком.
        «Ну ладно, мы передумали. А то ж вы поубиваете друг друга. Но так больше продолжаться не может. Поэтому давайте договариваться».
        - Договариваться! - прошептала я. А сестра только счастливо вздохнула.
        И все на Земле поняли, что войны не будет. Будет мир.
        Явление эпохальное
        Знаете, почему другие планеты держатся от Земли подальше? Очень просто: боятся подхватить жизнь. Марс и Венера, хлебнувшие горя из-за такого соседства, утешают несчастную тем, что в планетологическом смысле жизнь - явление всего лишь эпохальное. Ничего страшного, со многими случается. Вот, например, у одной планетки ближе к центру Галактики было подозрение на жизнь. И ничего: интенсивный курс радиации от ближайшей звезды - и вот она уже чистенькая, свеженькая, никаких паразитов. А вот ещё тоже был случай: нашли жизнь у планетки рядом с газовым гигантом. Сдала анализы - и точно: вода есть, углерод есть, азот, кислород, что там ещё… Но Земля их перебивает: вы знаете, я себя чувствую не так уж плохо. Да, порой и зудит, и печёт, и будто пеленой заволакивает, но в целом - вполне. И, если честно, я побаиваюсь радиации. Большой взрыв с ней, с личной гигиеной. Я лучше потерплю. В конце концов, вы правы: жизнь - явление всего лишь эпохальное. Само пройдёт.
        Не боги горшки обжигают
        Заходит как-то бог одной сувенирной мини-вселенной к своему приятелю.
        - Что поделываешь, братец?
        - Да вот, новое хобби, - с ноткой гордости отвечает тот.
        Вдоль стены роскошного облачного жилища выстроились немного кривоватые, но вполне узнаваемые вазы, кувшины, чашки и… горшки.
        Друг долго молчит.
        - Не нравится? - чуть обиженно спрашивает хозяин. - Я понимаю, это только ученические вещи, но очень скоро я набью руку, и тогда дело пойдет на лад!
        - Да нет, вполне симпатично, только… как-то не comme il faut.
        - А что такое?
        - Ты разве не слышал: «Не боги горшки обжигают»?
        - Пфф! - отмахивается творец, - и кто это сказал? Люди с богами забытой земли? И мы, небожители, должны подчиняться их близоруким мнениям?
        - Я всё понимаю, но как-то уже устоялось…
        Хозяин поджимает губы:
        - И что прикажешь делать? На пирах всю вечность торчать? Надоело. Да и печень за ночь новая не вырастает, как у некоторых. В цивилизацию играть? Да я её уже три раза целиком прошёл! Чуть выстругаешь что из дерева или слепишь из глины - оно оживает и говорит: «Папа! Спасибо, что меня создал! Как мне теперь жить?» А я почём знаю? Возьмешь мяч погонять - он тут же лесами обрастает, водой покрывается, опять начинается копошение. Выбросишь этот мяч - глядь, а к тебе его уже тащат слоны, киты и черепахи. - Бог возмущённо всплёскивает руками. - Это как называется, а? Это откуда всё берётся? Тоже больная человеческая фантазия? Плюнуть уже нельзя, чтобы жизнь из твоей слюны не зародилась! Пролить, просыпать ничего нельзя! Займёшься садоводством - появляются люди. Увлечёшься кулинарией - появляются люди! Что за наказание! Кого из высших богов я прогневал?
        - Не распаляйся так, братец, - тихо говорит гость. - Об этом не принято говорить, но у всех остальных та же фигня. Я тоже то и дело их давлю, жгу, топлю! Не помогает, приходится на землю выселять. Думаешь, почему мы все пьянствуем без просыху и распутствуем без удержу? Потому что от любых других занятий люди зарождаются сами собой!
        - Не от любых! Вот же, горшочки стоят! Мирные, красивые, безжизненные горшочки! Никому не мешают, ни от кого не требуют ответов, защиты, помощи! Так нет же, нельзя, не по чину!.. Тьфу! Ой, блин, опять полезли! Кыш, кыш!
        Хозяин бессильно опускается на пол, закрывает лицо руками. Гость как бы невзначай затирает носком сандалии божественный плевок. Крошечные люди тоненько пищат.
        - Слушай, я сейчас плохой собеседник. Зайди как-нибудь в другой раз, выпьем нектара…
        - Как скажешь, дружище. Я не в обиде, сам через это прошёл. Держись, не раскисай. И, это… Горшочки - дело, конечно, хорошее, но не поймут. Бросил бы ты их, а?..
        Гость откланялся. Расстроенный бог остался один.
        - Что теперь прикажете делать? Макраме плести? Бабская забава…
        Погладил чуть неровные бочка своих гончарных произведений. Горько вздохнул. Убрал утварь в чулан, туда же хотел заткнуть и гончарный круг. Воровато оглянулся. Запер дверь, задёрнул шторы. Набрал в ладони побольше жирной глины и принялся лепить несуразных человечков.
        - Папа, спасибо, что нас создал! Как нам теперь жить? Что нам делать?
        Бог-хитрец тишком спустил свои творения с небес на землю.
        - Ищите других богов, они мудрее меня. Только не говорите, что это я вас создал, ибо они ревнивы и захотят отомстить. Если чего-то хотите, прославляйте их погромче, просите, они поломаются-поломаются, но потом всё дадут. Видите, это земля. Всё вокруг - ваше. Если встретите других людей, которые будут говорить, что это не так, не верьте, бейте их без жалости. Держитесь только своих, любите только своих, все прочие - недолюди и враги. Ловчите, блудите, интригуйте, предавайте. Обманывайте, мучьте, воруйте, воюйте. В общем, делайте всё, чтобы мудрым богам интересно было за вами наблюдать. И храмов им побольше стройте. Таков мой вам завет.
        Осчастливленные человечки сплочённой ватагой двинулись выполнять своё предназначение. А их создатель довольно улыбнулся и занялся любимыми горшками. В ближайший десяток тысяч лет его уж точно не потревожат.
        Два императора
        Были, значит, две космические империи. Ну, и соответственно, два космических императора. Как-то так повелось, слово за слово, голографировали друг другу, всякие сообщения посылали. Потом стали, значит, знаки внимания оказывать. Один как-то прошёлся про империю другого на Галактической ассамблее, второй остроумно скаламбурил на балу герцогини Чернодырии.
        Потом пошли разного рода посылки. Ну, мегатонн этак… А, кто там считал! Помогали, значит, друг другу тестировать систему планетной обороны. Потом стали меняться, как дети меняются всякими карточками и безделушками: ты мне моего шпиона, я тебе твоего. Ты мне мой крейсер, я тебе твой разведбот. Когда надоело, принялись играть в «Монополию»: этот торговые пути перекроет, другой эмбарго введёт, этот продавит свой акт в Союзе Верхнего Рукава, тот такую махинацию провернёт, что первый полгода отмывается и оправдывается. В общем, долго так развлекались к обоюдному удовольствию.
        А потом первого космического императора отравил любовник его жёнушки, которая обиделась на отсутствие внимания со стороны супруга и захотела тоже поучаствовать в его игре. Второй император очень расстроился, когда лишился такого замечательного соперника, и от огорчения захватил всю империю своего почившего коллеги, расстрелял вдову и повесил её любовника, который успел напялить корону, но оказался совершенной бездарностью, когда дело касалось стратегий вроде «Монополии», «Абсолютной монархии», «Интриганов» и «Блицкрига». За что и поплатился.
        Так, значит, и стал у нас один космический император. Очень грустный и нелюдимый. Захватит планетку-другую и опять затворится. Строит картины из костяшек домино и замки из карт. Тяжело вздыхает, и карты разлетаются, а неоконченные цепочки доминошек приходится расставлять заново. Время от времени поигрывает в шахматы с военным советником, но всё не то, всё не то.
        Я к чему веду? Никто не поймёт твоих тайных симпатий и тонких намёков. Поэтому если тебе с кем-то особенно хорошо, так и скажи. А то будешь потом вздыхать, как его величество, да продлятся дни его сиятельного правления до плюс бесконечности…
        Курочка, которая всего боялась
        Жил-был на птичьем дворе крошечный цыплёнок. Когда остальные цыплята довольно клевали корм и гребли лапками пыльную землю, этот птенец, будущая курочка, почти ничего не ел. Всё бегал под окно дома, туда, откуда доносились нездешние голоса и другие небывалые звуки. Долго-долго слушал, затаив дыхание и меленько дрожа. А после, когда население птичьего двора устраивалось спать, цыплёнок мешал куриному обществу сомкнуть глаза.
        - Как вы можете спокойно клевать, когда глобальное потепление растапливает полярные ледники? Как вы можете греться на солнышке, когда на Ближнем Востоке война и атомное оружие? Как вы можете спать, когда эпидемия страусиного гриппа выкосила половину поголовья птицефермы в Подмосковье?!
        Маленькая курочка считала себя слишком умной для своего окружения. А окружение считало её слишком шумной и мнительной.
        Прошло четыре месяца. Курочка всё бегала под окно слушать пророческий глас с вышины. Питалась она по-прежнему скудно, постоянно нервничала, всё боялась грядущих бедствий. Прямо сердце замирало, когда слушала очередной выпуск новостей. Прямо стыла кровь и тряслись поджилки. Прямо кусок в горло не лез, накатывали отчаяние и жуть от осознания обступившего со всех сторон Апокалипсиса.
        Даже понимая, что не стоит ждать сочувствия от тупых клуш, курочка всё равно не могла молчать. Всё равно делилась предсказаниями неизбежных ужасов, сводками со всевозможных фронтов, неутешительными прогнозами синоптиков и зловещими гороскопами на ближайшие дни. Ела всё меньше, дрожала всё больше.
        Её ровесницы уже вовсю неслись. Хвастали друг перед другом ладненькими цыплятами.
        - Как вы можете так беззаботно растить птенцов, когда миру угрожает тысяча неминуемых катастроф!
        Товарки умиротворённо нагуливали жирок, умилённо внимали пищанию молодняка и только иногда с жалостью посматривали на неё:
        - Ты бы лучше о себе подумала: вон какая худющая. Говорят, такие долго не живут. Может, ты больна?
        - Я-то здорова! Это вы все больны! - распалялась курочка. - Вы больны куриной слепотой и глухотой! Вы даже не представляете…
        - Так может, и хорошо, что не представляем? - перебила однажды клуша из самых пухлых и холёных. - Если все беды представлять, то и тронуться можно. Ты ведь уже давно нам грозишь всяческими несчастьями, а до сих пор ничего не случилось. Какой смысл тогда тревожиться?
        Непонятая предсказательница захлебнулась гневом.
        - Вы трусливые ограниченные дуры! Вам удобнее закрывать глаза на то, что творится за пределами кормушки. Вы ленивые и нелюбопытные обыватели, и мне вас жаль! А я предпочитаю знать, что будет, и смотреть опасности в лицо!
        С этими словами курочка гордо удалилась к поилке, подставив аккуратную бородку лучам закатного солнца в узорах рабицы.
        Вот уж точно: нет пророка в отечестве своем. Не понимают, не ценят. Ну ничего, когда грянет гром, тогда они попляшут, тогда они вспомнят и пожалеют, только будет поздно…
        Но осуществления своего предсказания курочка так и не дождалась. Пришёл человек, схватил её за ноги, понёс, помахивая чем-то тяжёлым и блестящим, зажатым в другой руке. Этой беды эрудированная курочка предвидеть не смогла. Зато всего через несколько минут она
        СОВСЕМ
        НИЧЕГО
        НЕ БОЯЛАСЬ.
        Лёша и компания
        Однажды Лёша чихнул. Сильно. Так сильно, что у него заложило оба уха. Почти ничего слышно не было. Дело было в пятницу вечером, и, уходя с работы, Лёша решил: если завтра лучше не станет, поеду в поликлинику.
        Полчаса болтался в метро. Стук колёс был слышен, как сквозь подушку, зато в мозгу постоянно раздавались незнакомые голоса.
        «Сейчас приду домой, как всегда бардак и холодные макароны. Склизкие, гадостные. Тьфу. Да и то, наверно, уже сожрали».
        «Мама меня за математику убьёт! Может, дневник выкинуть и сказать, что потерял?»
        «Если он сегодня мне не напишет или не позвонит, брошу его. Или не бросать? Нет, выскажу ему всё, что о нём думаю, и брошу скотину. Это ж надо, какой козёл, я ему… Ой, написал, заечка!»
        Лёша помотал головой, но голоса никуда не делись. К ним ещё даже прибавились лёгкий топоток и похрустывание. Парень поковырял в ухе мизинцем и списал всё на разыгравшееся воображение.
        Но и к ночи воображение не пожелало угомониться. Оно предложило ничем не занятому мозгу Лёши пространные размышления о том, как растянуть оставшиеся полторы тысячи до получки и как донести деньги за отключённый телефон в целости, когда по дороге к банку пивной ларёк стоит. Потом была пара кулинарных зарисовок вкупе со свежими слухами. Затем обиженные рассуждения о том, что я в своём доме, и буду делать, что захочу, и не потерплю, что какая-то прислуга меня газетой лупасит, сегодня же ей диван изгажу. И туфли.
        Среди ночи разбудили совсем шаловливые мысли - что странно, тоже не свои. Уши всё так же были заложены, однако соседи сверху развлекались настолько самозабвенно, что сквозь три этажа услышишь. Тут до Лёши, наконец, допёрло.
        - Я слышу чужие мысли!
        В гулкой голове раздался вкрадчивый топоток.
        - Что не спишь-то?
        - Я? Соседи не дают. Ладно бы просто шумели, так ещё и в мысли лезут.
        Где-то над ухом послышались хруст и аппетитное чавканье.
        - Вот, голоса какие-то. Я-то думал, просто уши заложило, хотел в больницу в понедельник, а тут вон как. Оказывается, мысли слышу.
        - Мыфли он флыфыт.
        - Что ты дразнишься?
        - Я не дразнюсь. Это он.
        - Кто он?
        - Вон. Гладкий такой, коричневый. На меня похож.
        - Мням. Вкуфно.
        - А вы кто? Вы не чужие мысли, так? Те меня не слышат и не отвечают.
        Хруст и топот становились все чаще и мощнее, но, как ни странно, они убаюкивали. Как стук колёс.
        - Мы-то? Мы давно с тобой. Просто ты не замечал.
        - Во дела. Сначала уши… Потом мысли… потом вы ещё тут… Надо же…
        - Лёш, пока ты не уснул, хочешь совет?
        - Да-вай…
        - Не откладывай на понедельник, сходи к врачу. Слишком много нас в твоей голове развелось.
        Но кажется, Лёша уже уснул и не внял моим словам. Что ж, ему же хуже. Я пожал передними лапками, повёл усами и вгрызся в сочную серую кору.
        Небесная канцелярия
        Думаю, когда-нибудь всё, что я записываю, мне пригодится.

* * *
        Морозная ноябрьская суббота. Из-за дома напротив вижу пепельно-розовое облако на едва голубеющем небе. Скоро солнце поднимется на верхушку чёрной иглы, из любой точки города неизменно притягивающей к себе взгляды. Кстати, почему мы называем его солнцем, а не сияющим кругом или как-то иначе? Это всё дело привычки. Название - только слово, давно потерявшее смысл и превратившееся в символ.

* * *
        У меня получается писать всё лучше, я вижу это, пролистывая старые тетради. Я оттачиваю свою внимательность к деталям, всегда ношу с собой блокнот. Что есть истинная литература, если не большая булочка с изюмом? Булочка - плоть повествования, суть его, которая даёт организму (в данном случае, разуму) насыщение. А изюминки - это мелкие приятные детали для души, без которых булка становится пресной.

* * *
        Надо сказать, с каждым днём всё лучше удается подбирать сравнения.

* * *
        Завтрак. Утренние дела. Обещали прохладный, сухой и переменно-облачный день. Терракотовая рама, белые занавески, пыльно-персиковый свет и бледно-сиреневые тени за окном.

* * *
        Одинокая чашка с золотым рисунком. На узор падает свет и отражается в металлическом дне раковины. Небо хмурится.

* * *
        Кто-то пролил на асфальт белую краску. Я смотрю под ноги, чтобы не испачкаться. Но, похоже, она уже высохла. От пятна цепочка треугольных птичьих следов - трогательно.

* * *
        Девочка с мамой. Дочка держит возле уха раскладную расчёску, будто звонит кому-то. Старшей сестре. Судя по всему, очень её любит. Сегодня везёт на наблюдения.

* * *
        Ослепительный диск не поднялся и до середины иглы. Небо было ясно-голубым, с акварельными разводами. Потом вдруг поугрюмело. Теперь вот заморосило. Кажется, в небесной канцелярии главный инженер повздорил с главным дизайнером. Извечный спор рационального и творческого. Первому важнее практичность, второму - эстетика.

* * *
        Расплывшееся пятно розового йогурта. Галки, которых городские власти никак не могут повывести, неуклюже выворачивают шею, щёчкой прикладываясь к земле, и быстрым языком собирают сладкую жижу.

* * *
        Сейчас небо просто феерично, вычурно до неестественности. Волноподобная рябь, золотистое сияние, рассекающее чёрную иглу на две неравные части. Сквозь веки пробивающая лазурь. Вот инженер взял верх - рябь разглаживается в мутную бирюзу. А теперь, похоже, взбунтовался главный бухгалтер небесной канцелярии. Накричал на спорщиков, посбивал все настройки. Равномерная безликая серость, означающая, что на сегодня лимит изысков и технических решений исчерпан.

* * *
        Похоже, бухгалтер перегнул палку. Хмурость раздробилась стремительным градом. Свет и тени то и дело меняют яркость. Серое разбавляется голубым, жёлтым, малиновым. Потом ярко-белый круг, мелькнувший было в разрыве, лопается. Цветовое безумие несколько секунд мигает, как на дискотеке, потом пропадает, обнажая тяжёлые металлические рёбра защитного купола. Я натягиваю маску и спешу домой: надеюсь, система очистки воздуха не пострадала, но кто знает? Золото отражается в крышке - и дне - нашего мира: «Сохраняйте спокойствие. Технические неполадки будут незамедлительно устранены». И отсчёт времени. Люди спешно прячутся по домам и магазинам. Я открываю дверь подъезда, а мимо с бешеной скоростью и воем проносится бригада Скайсейвера. Они летят к чёрной игле небесной канцелярии - восстанавливать настройки.
        Она флегматик
        Есть у нас одна девчонка, Аня. Она флегматик. Без примесей. Высший сорт. Ничто не может изменить выражения её лица.
        Обычно мы собираемся с подружками вчетвером во дворе, выносим гитару. Вика неумело бренькает по струнам, Даша её пестует. Прохожие останавливаются, некоторые даже подпевают или заказывают следующую песню. Первое место в хит-параде по заявкам занимает «Мурка», но мы её играть принципиально не умеем. Иногда просят гитару «попробовать». «Да что её пробовать - обычное дерево, щепки вот в зубах застревают», - дежурно отшучиваемся мы. А Аня всё время сидит, молчит и невозмутимо семки лузгает.
        Иногда она нас выручает. Эту девчонку невозможно поставить в тупик: она всегда найдёт, что сказать. Никогда не суетится, ничего не боится. Когда Вике на плечо уселся здоровенный шершень и наша гитаристка начала истошно визжать, дергаться, истерить, Аня спокойненько протянула руку и щелчком отправила насекомое в полёт по сложной траектории. Если к нам привязывается какая-нибудь пьянь и начинает назойливо набиваться в кавалеры, Аня умудряется одной-двумя фразами отрезвить нахала и отбить у него всякое желание с нами знакомиться. И продолжает методично чистить семки (для этого у неё в переднем резце есть специальная выемка). По дальности и меткости художественных плевков Анюте нет равных.
        И вот однажды сидели мы, как обычно, под окнами. Лето. Часов одиннадцать вечера. Летучие мышки суматошно порхали по небу. Рыжий фонарь далеко, возле моего подъезда. Белый тоже неблизко, но его света хватало, чтобы подглядывать в песенник.
        Сидели-сидели. Вика пыталась изобразить нечто трёхаккордное, но всё время лажала. Даша досадливо морщилась. Я меланхолично смотрела на луну над белым фонарём и краем уха слушала ритмичный треск лопающихся семечковых кожурок. Благодать.
        И вдруг кошмарный диссонанс, визг шин, испуганный вскрик Даши. «Лузг-щёлк-тьфу» на миг прекратилось, но тут же упрямо зазвучало опять. Прямо перед нами, за шикарной клумбой толстухи тёти Нади чуть дымилась «Ока». Неестественно тихо.
        Как по команде выключился свет во всём доме. Мигнул и погас вдалеке рыжий фонарь. Синевато вспыхнув, взорвалась лампочка белого. Остался только бледный шар луны. Вика и Даша от неожиданности раскрыли рот. Я посмотрела на Аню и тут же успокоилась: она неизменна. Напряжённо вглядывается в обшарпанную машинку и почти бесшумно сплёвывает шелуху.
        Я обернулась и застыла. Из «Оки» кто-то вылез. Слишком плавно двинулся к капоту, и тут я поняла: это не человек! В лунном свете маслянисто поблёскивала кожа полупрозрачного желеподобного существа. Глазки на тонких стебельках, круглые беспалые отростки вместо рук. Навскидку не меньше шести. Каракатица какая-то.
        …И тут гитара выскользнула из Викиных рук. Обиженный нестройный хор струн, такой пронзительный в тишине. У меня замерло сердце. Существо удлинило свои рожки и медленно поползло к нам. «Ну всё, каюк», - подумала я. Взлелеянные тётинадиной рукой цветочки приминались под грушевидным телом, дорожка слизи отмечала его путь.
        Существо остановилось в трёх шагах от нас. От него шёл сырой подвальный запах. Я не могла ни двинуться, ни пикнуть, ни даже выдохнуть. Не нагибаясь, это нечто протянуло усики-глазки к гитаре, отрастило снизу щупальце и провело кончиком по деке. Нарисованная им глянцевая полоса зеленовато светилась.
        Новые стебельковые глазки вылупились на макушке и, чуть покачиваясь, полезли к нам. Вика вскрикнула. Слизняк весь пошёл рябью, отдёрнул усики, и, чуть мерцая от натуги, выдавил звук, очень похожий на Викин писк.
        И тут в дело вступила Аня. Мне всегда казалось, что она родилась, лузгая семки. Но сейчас - и это меня поразило разве что чуть меньше, чем явление пришельца, - она прервала своё достойное занятие.
        - Эй, слизняк, - окликнула она нашего нового знакомца.
        Тот попугайски прогундосил что-то очень похожее в ответ.
        - Вот молодец, - совершенно спокойно, как своему блохастому Жулику, сказала Анюта.
        Помахала инопланетянину. Тот выпрямил ложноручку и плавно ею покачал.
        - Умница. А теперь так, - Аня протянула руку ладонью вверх. Тот, как мог, повторил её движение. Даже пальцев отрастил целых семь, но потом два втянул обратно.
        - Аня, что ты делаешь? - надрывно прошептала я. Новый пучок глазок проклюнулся из макушки, внимательно следя за мной, а само существо скривилось и задёргалось, пытаясь что-то прокряхтеть.
        Подруга прожгла меня спокойно-уничижительным взглядом и продолжила сеанс дрессуры. С трудом вытащив кулак из кармана тугих джинсов, она уронила одну семечку себе на ладонь. По телу пришельца пробежало несколько широких мерцающих полосок. Усик с глазом потянулся к Аниной руке. Та высыпала себе на ладонь горку семок, сжала кулак, занесла над лапой слизняка. У того на «голове» уже кустился целый веер рожкоглазок, и все они следили за каждым движением моей подруги. Я кожей почти почувствовала лёгкий шлепок, с каким семечка упала на упругое прозрачное желе.
        Целую вечность существо изучало подсолнуховое зёрнышко. Сворачивало щупальце в трубочку, изображая кулак. В большущей прозрачной груше зажигались разноцветные точки и перемигивались, как китайская гирлянда. Или как датчики суперкомпьютера. «Кулачок» раскатался, со скользкой «ладошки» ссыпались шкурки. Белое зёрнышко утонуло в желатиновой лапе. Существо подняло глазки на Аньку, и та продолжила мастер-класс по лузганию семок. Во все стороны полетела чёрная шелуха.
        Тут их урок грубо прервали. Кто-то из недовольных жильцов выбежал на улицу и начал громко возмущаться по поводу отключенного света. Пришелец стремительно уполз, прорезав еще одну мёртвую полосу в клумбе. В чуть светящейся слизи блестели чёрные пятнышки кожурок.
        Мы переглянулись. Вика с опаской подняла гитару, наверное, думая, как бы её оттереть. Аня невозмутимо отряхнула руки и выдала:
        - Надо завтра в магазин сходить. Муки купить. Спичек там, соли, сахару. Побольше.
        И ушла не прощаясь.
        Мы тоже разбрелись по домам.

* * *
        Наутро тётя Надя подняла страшную бучу и стала у нас выпытывать, кто же попортил её ненаглядную клумбу. Мы соврали, что какие-то пьяные. Вике влетело, потому что гитару оттереть не удалось, и она её потихоньку выкинула в помойку соседнего двора. Новую подарили только через два месяца, на день рождения. Мы, по примеру Ани, запаслись крупой, мылом и прочими важными вещами, но прошел месяц, два, полгода, а нашествия инопланетян всё не было и не было. Только вот подсолнуховые семки стало невозможно найти - кто-то вымел подчистую. Я думала, Аня умрёт без своего неизменного топлива. А она ничего, перешла на тыквенные. Сидит себе на лавочке спокойненько, грызёт, поплёвывает. Словно и не было того вечера и светящегося слизняка.
        Я и теперь Аньку часто вижу. Ничуть не меняется. Как всегда - уравновешенна, рассудительна и безмятежна. Она флегматик.
        По дороге в город
        Усреднённая сырая глушь. С одной стороны чахлый лес, с другой - заболоченное поле, посредине - убогая дорога. Есть дорога - значит, куда-то ведёт. Скорее всего, к людям. Или туда, где они некогда были.
        Размытые фигуры движутся по этой неопределённой местности. Неясно ни сколько их, ни как выглядят. Это ничего, это я узнаю потом. Понятно только, что они направляются в город. Значит, у них есть цель. Как будто в городе их кто-то ждёт.
        Для простоты можно представить, что они идут в тумане. Идут уже долго. Устали. Рюкзаки кислотных цветов (их проще разглядеть, чем самих путников) кажутся сизифовыми каменными глыбами, ноги едва приподнимаются над чавкающей грязью. Осень. Да, пожалуй, осень.
        Все темы уже обсуждены. Да и говорить совсем не хочется. Слова падают тяжело, звуки смазываются, сбивается дыхание.
        - Отдохнём? - спрашивает тот, что повыше.
        - А смысл? - откликается тот, что постарше. - Потом труднее будет тронуться. Да и не отдохнёшь в этой грязище.
        Может, пора уже объявиться мне? Нет, лучше подожду ещё немного: пока что слишком много непонятностей. Но так не может длиться вечно. Нельзя же оставлять пустую страницу, когда последняя фраза видна так отчетливо.
        Туман слегка рассеивается. Теперь ясно, что путников трое.
        - Ты когда-нибудь был в городе? - спрашивает девушка, поправляя рыжий рюкзак. Оказывается, одна из них - девушка.
        - Нет, только слышал, - отвечает старший.
        - И что слышал?
        - Да ничего конкретного. Но, говорят, там хорошо. Добраться до города трудно, однако, оно того стоит. Тем более, что жить, как раньше, я больше не могу.
        Молчат. Наверное, тоже не могут.
        - Знаете, я тут подумала… Когда больше нет в жизни никакого просвета, начинаешь уходить. В город, там, в другой мир. Я вот раньше книжки читала.
        Девушка роется в пакете, выуживает крепкие сухари. Первый протягивает высокому. Старший хмурит брови, а высокий чуть заметно улыбается подтверждению победы. Девушка всё видит, вздыхает и думает… а кто её знает, что она думает?
        Долго молчат.
        - Как вы считаете, встречи случайны?
        Похоже, тишина её угнетает.
        - Мне кажется, если мы встретились, это что-нибудь да значит, - глубокомысленно изрекает высокий, поглядывая на девушку.
        - Ничего это не значит. Только то, что мы сбежали в одну и ту же сторону, трусливые слабаки, - раздражается старший.
        - Совсем наоборот. Мы дерзкие и сильные. Мы порвали с прошлым и идём вперёд, по болотам, сквозь туман. Мы движемся к своей цели, к своей мечте. К городу. Там нам будет лучше.
        Высокий получает одобрительный взгляд спутницы. Старший этого не видит - он идёт чуть впереди, - но чувствует и ещё сильнее сутулится.
        Разговор снова обрывается. Как будто и не было никогда.
        До меня они добредают уже в темноте. Я заворожённо пялюсь в костёр. В нём я вижу крылья огромного всепожирающего пожара.
        Я не сомневался, что они придут. Если долго сидеть на одном месте, кто-нибудь обязательно придёт. Я только не знал, сколько их, какие они, о чём говорили в дороге и как долго шли. Зато кое-что знал наверняка: они направляются в город. Где я уже побывал.
        - Смотрите, мы не одни идём! - Девушка прибавляет шагу, а её спутники, наоборот, притормаживают. Высокий вяло протягивает руку, чтобы задержать беспечную, но потом отдёргивает.
        Девушка подбегает ко мне, тормошит, расспрашивает.
        - Мальчики, ему, кажется, плохо.
        Они обступают меня. Чёрные тени пляшут по влажной земле.
        Мне под нос суют флягу. Старший, подойдя к огню, достаёт нехитрые припасы, котелок, втыкает рогатины, чтобы нагреть воды.
        Высокий успокаивает подругу:
        - Он просто устал. Ты тоже в город? Долго ещё идти, не знаешь?
        - Три дня, - отстранённо отвечаю я.
        На коленях тетрадь. Полторы страницы неряшливого текста, твёрдо и аккуратно выведенная концовка, а посредине - пустота.
        - Давно здесь сидишь?
        Киваю высокому. На большее не хватает сил. В зрачках у меня лютует пламя, а пальцы холодные.
        - Может он боится, что город окажется не таким, как он представлял? - говорит девушка на ухо высокому. Но от её губ до его уха далековато, так что я тоже слышу. Горько усмехаюсь про себя.
        Старший оборачивается. Пронзительный взгляд. Глаз я не вижу - он против света, - но чувствую: он всё понял. Медленно киваю. Старший на миг деревенеет, а потом возвращается к прерванному занятию. Правильно. Я тоже встаю, начинаю распаковывать свои припасы. Ну и что? Надо что-то делать. Надо куда-то двигаться.
        Ужинаем. Горит костёр, горят глаза у девушки и у высокого. Может быть, им видятся волшебные картины, улицы долгожданного города.
        - Знаете, мне кажется, что конец уже известен. Предопределён. Наша судьба записана. Кто-то её прочитал и теперь всё знает наперёд, - раздумчиво выплетает девушка.
        - Не знаю конца. Но знаю, что будет через три дня, - говорю я, глядя прямо в глаза старшему. Он похож на изваяние.
        - Я тоже.
        Восторженная путница безмятежно улыбается высокому. Тот тоже улыбается - с предвкушением, жадно, собственнически.
        Старший смотрит сквозь меня. В зрачках лютует пламя, пальцы в потёртых перчатках плотно сцеплены.
        - Я пойду с вами.
        Лицо девушки сияет. Высокий обнимает её за талию и говорит мне:
        - Правильно. Было бы глупо сворачивать с пути всего за три дня до цели. Я уверен, что город не обманет наших ожиданий. Он даст каждому из нас то, чего мы хотели, правда, родная? И наши мечты, наконец, исполнятся…
        Я отворачиваюсь.
        - Давайте спать, - говорит старший.
        Мы залезаем в спальные мешки. Над головой - сплошные набрякшие тучи. Нет, не сплошные. Проглядывает чёрный клочок неба с одинокой хилой звездой.
        - Три дня, представляете, всего три дня! - шепчет девушка, сжимая руку высокого.
        Не буду им говорить. Нет смысла. Старший понял, а эти двое скоро всё узнают. Всего через три дня.
        Когда мы доберёмся до города.
        Футурология
        - Матвевна, чё, в рейд пойдешь?
        - Не, кумушки, давайте без меня.
        - А чё так? Нам хил позарез нужен.
        Персы Бешеных переминались на месте в нерешительности. Локация была не лучшая, простреливалась с трёх сторон.
        - Проше пани, по коням! Мобы заждались, - прикрикнула ZаводиLLа.
        - Lisi444ka пасует.
        - Лися, ну что у тебя опять?
        - Суставы ноют. Скорости сегодня от меня не ждите.
        ZаводиLLа рыкнула:
        - Пся крёв! Опять под дождём гуляла? Сколько тебе повторять: реал не для таких, как мы! В гроб меня вгонишь когда-нибудь… Ладно, значит, покачаемся тогда.
        Две шикарные эльфийки на боевых единорогах, троллиха на крокограке и некромантка на гигантской неясыти отправились в ближайшую таверну за заданием. Как назло, квесты были - полный порожняк.
        - Сидеть перед таверной, лущить и сортировать волшебные бобы или вычислять шпиона среди прохожих. Блеск. Ох, Лиска, припомню тебе, - бурчала троллиха ZаводиLLа.
        Однако делать нечего. Такие тухлые квесты позволяли разгрузить сервера за счёт мощностей частных терминалов. Естественно, публике больше нравились боевые миссии, позволявшие бороться с отмирающими уголками сети, вредоносными сайтами, назойливой рекламой и отдельными правонарушителями. Как вариант, можно было что-нибудь строить на благо общества или решать головоломки, чтобы облегчить работу ответственных машин, но это было не в стиле Бешеных.
        Персы устроились на залитой солнцем лавочке.
        - Я тут по лентам шорхалась, - затянула знакомую песню VampLady. - Конец света обещают через два года. Вроде как, глобальные террористы запустили метавирус, он тасует файлы, вскрывает правительственные ресурсы, DDOS-ит не по-детски, так что аппаратку вышибает напрочь. Через два года повалит всю инфраструктуру планеты, намутит информационный, транспортный и энергетический коллапс. Кто выдержит, подастся в леса, но цивилизации, как мы её знаем, точно капут.
        - Леди, надо меньше ленты читать, - посоветовала тонкая ЭлвенQин, отбрасывая перламутровую шелуху в сторону. - Или, если так им веришь, запасайся самым необходимым, бункер рой, в походы ходи.
        Остальные Бешеные прыснули. Щ-щаз, в походы! В глушь, где кончается сеть!
        - Ничо, я, мож, и не доживу, - оптимистично откликнулась некромантка.
        Матвевна бдительно осмотрела проходившего мимо кентавра в очках и клетчатой жилетке, с томиком Канта под мышкой. Вряд ли шпион вырядится так подозрительно.
        - А на лентах, кумушки, много интересного пишут, если отсеивать явную чушь, - вставила она.
        - Лися, и ты туда же, курва мать! - ZаводиLLа всё дулась на боевую подругу за оплошность и вынужденный простой.
        - Серьёзно! - не сдавалась Lisi444ka. - Есть такие учёные, футурологи. Они анализируют какие-то там данные и прогнозируют наиболее вероятные сценарии будущего.
        - Ну и что напрогнозировали? - из вежливости поинтересовалась ЭлвенQин.
        - А то, - перехватила эстафету ободрённая Леди, - что не будут больше нейрошунты и чипы вживлять. Миссии придётся в реале выполнять, включаетесь? Средства будут начислять не на веб-кошельки, а на карточки. Пластиковые, факин, карточки. А то и бумажками выдавать!
        Соратницы примолкли. Такая перспектива казалась уж очень невероятной. И пугающей.
        - Время в игрухах не будут засчитывать в трудовой стаж. Пенсионеров будут вышвыривать в реал, закрывать их аккаунты и страницы в социалках, и отправлять доживать на картофельные плантации!
        Проплывавшая по улочке дриада подозрительно покосилась на Бешеных, окружённых горами перламутровой шелухи, и прибавила шагу.
        - Подожди, и всю оставшуюся жизнь старики будут торчать в реале? То есть вообще никакого доступа в сеть?
        - Для них будут продавать небольшие аппараты с ограниченным функционалом. Ну там, мелкие покупки, звонки, побраузить немного, но не более.
        У Эли задрожали кончики острых ушек: признак большого душевного волнения. ZаводиLLа не дала подругам погрузиться в тоску:
        - Это чушь, пани, точно так же, как и конец света! Каждый год что-нибудь такое предрекают. И про карточки с числом зверя, зашифрованным в ИД-коде, тоже твердят, сколько я себя помню. В условиях вирт-анархии попросту невозможно создать диктатуру, которая запретит чипы и шунты и выдворит пенсионеров из сети. Никто в это не впряжётся.
        - А диктатуры и не понадобится, - мягко сказала Лися. - Достаточно просто сделать так, чтобы людям нравилось копать картошку. Типа давайте жить по заветам предков.
        - Слу, я помню фоточки своих пра-пра! - встряла VampLady. - У них и правда такие штучки были, родным звонить. И плантации небольшие помню. Вот жуть-то, каменный век! Сек, найду и скину вам!
        - Не надо, - остановила её ЭлвенQин. Она сгребла очистки в кучу и испарила их аккуратным зелёным облачком. - Давайте закругляться, девочки. По-моему, вот наш шпион.
        Она указала на измождённого зомбяка тринадцатого лэвела.
        - Да не, это сэр Наркоман, я его знаю, - покачала головой Лися, не переставая раскрывать стручки и складывать хорошие бобы в миску под лавочкой.
        - Тогда, может, она? - предположила троллиха, кивая на стройную ведьмочку в предельно дразнящем наряде.
        - Это местная проститутка, разве не видно? - разочаровала её Эля и радушно улыбнулась подозреваемой. - Здравствуй-здравствуй, милочка!
        Помолчали. Солнышко катилось к закату, бобы никак не заканчивались, прохожих было всё меньше, обсуждать стало категорически некого.
        - Ладно, я маст го початиться с родными.
        Леди свистнула свою неясыть. Та примчалась почти сразу. На клюве огромной птицы налипла пара расплющенных пиксят.
        - Где ты шлялась, чертяка? - пожурила она любимца.
        - Пся крёв, не можешь на два окна чатиться, что ли?
        - Ноу. Встреча в реале. Внуки приезжают. Вы и без меня шпиона шурханёте, миссия плёвая. Бывайте, народ!
        VampLady с гиканьем запрыгнула на могучую птицу и растворилась зловещим чёрным дымом.
        - Выпендрёжница, - фыркнула ZаводиLLа.
        - Вот тебе и футурология - чушь. Встреча в реале! С внуками! Того и гляди, невестка её на картошку потащит.
        - А Леди и рада будет, - троллиха покачала косматой головой. - Шунт законопатит и про рейды забудет.
        - Кумушки, простите, но я тоже пойду, - тихо сказала Лися. - Залягу в кокон, пропарю проклятые суставы по полной.
        - Иди, курва мать, глаза б мои тебя не видели. И вспомни о суставах, когда соберёшься снова под дождем шарохаться! - напутствовала заботливая троллиха.
        Лися исчезла без спецэффектов. ЭлвенQин стряхнула очередную порцию шелухи на землю.
        - К слову о возвращении к истокам. Я бы подумала, что это Матвевна поддастся зову предков и будет помидорчики в кубикле своём выращивать. Ан нет, наша вампирелла первая принялась в реале чатиться.
        - А знаешь, что-то в этом есть, - задумчиво произнесла ZаводиLLа. - Столько работаем вместе, а в лицо друг друга не видели ни разу. Может, это во мне возраст говорит, но я думаю, надо как-нибудь собраться, посидеть. Что скажешь?
        - С удовольствием! Предложим Леди и Лисе.
        Миссия не стала менее скучной и дурацкой, но выполнять её стало куда проще.
        А Лися тем временем подкрашивала седые брови и сухие губы. На прошлой прогулке под дождём ей встретился очаровательно галантный старикан, который сегодня пригласил заценить его коллекцию винтажных приставок, джойстиков и геймбоев. Если он весь такой эксцентричный, может, у него и маленькая плантация есть? Отбросив романтические фантазии на сельхоз темы Александра Матвеевна Лисянская совсем девчачьей походкой вошла в спидлифт. Она с предвкушением смотрела и в прошлое, и в будущее, и главное, в настоящее.
        Соседи
        Макс пришёл на съёмную квартиру, скинул ботинки, шапку, куртку. Шарф мёртвым лохматым удавом повис на крюке.
        - Пришёл? - спросил Жека, он же Жук, сосед по комнате, считавший приветствия отжившим излишеством.
        - Пришёл, пришёл, - мрачно откликнулся Макс, почти слыша, как за стеной к протёртым обоям прислонился стакан.
        Прошаркал шлёпанцами на кухню. Сосед помешивал в кастрюле какое-то варево. Макс поставил пакеты на пол и начал выгружать продукты в холодильник.
        - Ну, как дела? - задал Жека второй риторический вопрос.
        - А то ты не знаешь.
        Уши соседей сверху, наверное, уже льнули к полу.
        - Опять со своей поцапался? - злорадно поинтересовался Жук.
        Макс ничего не ответил. Скомкал пакеты и ушёл из кухни. За правой стеной почти слышен был разочарованный вздох. За левой мужик матюгнулся и сел к компьютеру. Соседи сверху притворно зажужжали пылесосом.
        Макс обречённо вдавил кнопку системного блока. Под окном лились сочные пересуды бесстрашных старушек, прекрасно знавших, что предмет обсуждения их слышит. Бабки были морозостойкие, острые на язык и, как ни странно, на ухо тоже. Всеведущие, словно у них в каждой квартире по жучку. Макс внимательно осмотрел углы, занавески, кактусы, заглянул под стол. По квартире он сегодня нашёл штук пять: в основном, новомодные, точно не бабусинские (эти раздавил), - а один настолько незаметный и одновременно внушительный, что Макс побоялся его трогать.
        Экран компьютера ожил под монотонное бормотание пожилых сплетниц. Поневоле Максу пришлось воспринять свежие (хоть и с душком) новости: кто с кем спит, кто кого хает, кто кому в морду дал и что за это огрёб. Соседи сверху возмутились и начали браниться с сарафанным радио, но, естественно, проиграли многолетнему опыту на рынке.
        На кухне открылась дверца холодильника. Жук проверял, чем соседушка пополнил запасы - уж не жирно ли ему?
        Монитор замигал пёстрыми объявлениями типа «Читать чужие СМС стало легко как никогда!», «Загляни в переписку своей подружки!» и «Что говорят о тебе коллеги, когда тебя нет?»
        Сосед прошёл в комнату, пошуршал бумагами Макса (теперь он даже не старался делать вид, будто ищет что-то своё), заглянул через плечо, хмыкнул и полез за стаканом (к соседу слева пришла симпатичная гостья).
        Макс поспешно позакрывал назойливые окна, пробурчав: «Мне это неинтересно». Сел писать очередную защитную программу, но её мгновенно стянули, переделали, дописали, выложили в общее пользование и взломали.
        Человек в наушниках напечатал: «Это ему давно неинтересно. Он не читает чужих СМС и не подслушивает разговоров! Какова наглость: он даже пытается защититься!» Соседи сверху прочитали сообщение человека в наушниках и гневно вскрикнули: «Значит, он уже всё знает!» Соседи справа запричитали: «Значит, он считает себя лучше других!» Политически подкованный сосед слева весомо заявил: «Значит, он ставит себя против системы». Его симпатичная гостья нахмурилась и стала похожа на обезьянку. Старушки притихли, не зная, что говорить.
        Солидный мужчина в красном галстуке озабоченно почесал бровь. Весть об этом зловещем знаке пришла Максу в тот же миг.
        Парень беспомощно закрыл лицо ладонями. Медлить нельзя было. Он открыл поисковик, услужливо выдавший самые сокровенные тайны его девушки, - и начал читать. Морозоустойчивые старушки, склочные соседи сверху, вздорные соседи справа, обезьянка соседа слева и сам сосед, человек в наушниках, солидный мужчина в красном галстуке, комнатный Жук, девушка Макса - и многие, многие, многие другие вздохнули с облегчением. «Значит, мы ещё кому-то нужны».
        Перемен
        Сашка Молчанов вскочил с будильником ровно в семь утра по демисезонному времени.
        - С новым утром! - крикнул он.
        Родители отозвались хором, но невнятно: мама красилась, папа брился - обычный рабочий передельник. Подросток быстро оделся, умылся, побросал в рюкзак «Науки», «Родной язык», «Реформы как путь к прогрессу», набил пакет сменкой и физкультурной формой. Позавтракал, помахал родителям и выскочил на улицу.
        Дома были увешаны флажками и плакатами, маляры споро красили бордюры и заборы, ведь сегодня было 27 новабря, а это значило, что всего через три дня будет большой юбилей - 50 лет Времени Перемен.
        Сашка бежал вприпрыжку, рюкзак весело поддавал по спине, а пакет по икре: ну что же ты, давай, лети быстрее! Школьник улыбался погожему дню, люди тоже улыбались. На перекрёстке надо было дождаться синего, и от нечего делать парнишка стал читать плакаты: «Стагнация - это тупик. Мы выбираем новое!», «Только путём постоянных экспериментов можно прийти к идеалу», «Перемены - это движение. Мы - это вечный двигатель!»
        Синий свет загорелся, и поток людей повлёк Сашку по Реформаторской. Он свернул у дома, где ещё висела табличка, гласившая: «Улица Главная». Она была прибита поверх ещё какой-то таблички, но рассматривать, что там написано, подростку было некогда: его будильник показывал демисезонное время чисто из-за Сашкиного упрямства, а вся страна уже перешла на летнее.
        Школьник едва успел ворваться в класс и встать в последний ряд, для высоких ребят. Буквально тут же вошёл учитель, сказал: «С новым утром!» Поднял руки, и двадцать пять мальчишек и девчонок грянули:
        Нам с тобой перемены как воздух нужны,
        Грандиозные планы огромной страны.
        Изменяясь, мы будем бороться
        За достойное место под солнцем…
        И примерно так ещё два куплета. Потом Павел Андреевич достал чёрный ящик с вопросительными знаками на боках, подростки побросали туда свои жетончики, учитель с лотерейным грохотом их перемешал. Настало время регулярной ротации, и сердце у Сашки забилось. Может, хоть на этот раз повезёт!
        Павел Андреевич заглянул в журнал, подозвал Агафонову и велел ей тянуть. Лене досталось место на задней парте среднего ряда. Она вздохнула и поправила толстые очки. Рита, первая красавица из параллели восьмых переходных, покачала головой и тихо сказала Лене: «Мне наверняка выпадет поближе, я с тобой поменяюсь!» И пошла тянуть следующий, ведь она была Асеева.
        Сашка зачарованно любовался солнцем, игравшим в её роскошных каштановых волосах, а потом прекрасным, слегка огорчённым лицом: ей тоже досталась последняя парта. Рита склонилась к Лене и что-то утешительно зашептала, а Сашка так размечтался, смотря на линию Ритиной шеи, что чуть не прозевал свою очередь. Погремел жетонами в чёрном ящике, прикусил щёку и… вытащил место за первой партой у двери.
        Стараясь не показать своего торжества, он подошёл к Лене и, смотря куда-то в окно, сказал: «У меня первая. Хочешь, давай меняться». Отличница радостно заблестела очками, взяла у Сашки счастливый жетон и передала ему свой, куда более счастливый. Парень кивнул, засунул руки в карманы и встал в свой ряд, втихую наслаждаясь завистливыми взглядами одноклассников.
        Вскоре ротация закончилась, школьники спели первый куплет гимна ещё раз и расселись по своим местам. Павел Андреевич писал на доске тему: «Зачем ввели новый календарь», ребята тихонько переговаривались, будто заново знакомясь, доставали учебники и тетради. Рита прищурилась, переписала тему, а потом вдруг улыбнулась Сашке и сказала:
        - Ты молодец, что поменялся с Леной. Она совсем ничего не разглядела бы. Даже мне отсюда плоховато видно.
        - Ты что, хочешь пересесть? - спросил мальчишка, силясь изобразить спокойствие в голосе.
        - Если бы хотела, уже пересела бы, - прошептала она и тряхнула чёлкой. - По правде, мне здесь даже нравится…
        Она снова улыбнулась, а Сашке как будто дубиной блаженства все мозги отшибло.

* * *
        А в это время Сашкин отец, Игорь Молчанов, перебирал свои бумаги и встревожено бормотал. Ну никак, никак он не успевал выполнить план. Сегодня нужно было сдать Напёрсткам идеи новых реформ, но как назло двух не хватало, а вдохновение куда-то испарилось.
        - Ром, выручай, - простонал Игорь, показывая свой ущербный список. - Вообще не думается.
        - Поройся в старых записях, - лениво ответствовал коллега, разогнул скрепку и воткнул в кабинетный кактус. Тот уже и так был похож на биоробота-дикобраза, но у Ромы скрепок было много.
        - Да в каких старых записях? Всё куда-то делось, когда нас перевели на пятый. Да и вообще, после переформирования Отдела новых идей в Проектное бюро перемен, всё самое свежее затерялось где-то в картотеках. Помоги, а?
        - Ну не знаю, - протянул друг, пожевал карандаш, воткнул в кактус ещё одну скрепку. - Введение наказания за стародумство и консерватизм.
        - Так оно уже есть, - возразил Молчанов.
        - То административное, а у тебя будет уголовное. Распиши там покрасивше: реакционная деятельность, распространение ностальгических настроений, пропаганда стабильности и всё такое прочее. Матрёшке точно понравится.
        Он даже голоса не понизил, бросил небрежно, как о близком знакомом. Игорь и помыслить не мог, чтобы в самом сердце Департамента перемен назвать Триаду унизительным прозвищем типа Матрёшки или Напёрстков. Разве что про себя, да и то шёпотом. Он проглотил своё замечание и спросил:
        - Хорошо, про наказание - допустим. А второе что?
        Рома ковырялся разогнутой скрепкой в зубах. Истерзанный кактус, наверное, внутренне дрожал - совсем как Игорь, уже вообразивший себе гнев Триады при виде куцего списка идей.
        - А что мне за это будет? - Рома безжалостно воткнул очередную скрепку.
        - Новый кактус, - буркнул Молчанов, не успев удержать язык, и зажмурился, мысленно отвешивая себе леща.
        Но мучитель кабинетных растений только растянул губы в довольной предвкушающей улыбке, задумчиво погремел нераспакованной коробочкой цветных кнопок-гвоздиков.
        - Хорошо. Только большой и мясистый такой, - словно бы нехотя согласился он. - И ящик скрепок и кнопок. Разных размеров, форм, цветов и всё такое прочее.
        - Как скажешь, Рома, только выручи. Уволят же!
        Истребитель кактусов закрыл глаза, приложил пальцы к вискам и скорчил такую мину, будто мистически прозревал, где закопано наследство двоюродной бабушки.
        - Помнишь, как у нас в школе ротации были?
        - Ну.
        - Гну. Предложи: чтобы дух перемен проник повсюду, устроить ротации на всех уровнях, во всех учреждениях. Когда человек сидит на одном месте, он привыкает, успокаивается, коснеет - и кирдык! Энтропия и всё такое прочее. Этого никак нельзя допустить. Скажешь, что это передовой зарубежный опыт…
        - Но я ж не могу врать!
        - Тогда скажи, что даже за рубежом до такого не додумались! Только мы, как всегда, новаторствуем и пионерим. На кого ещё планете надеяться? На кого, я тебя спрашиваю?
        - Не на кого, не на кого, - поддакнул Игорь, быстро фиксируя Ромины откровения.
        - То-то, - кивнул спаситель сотрудников и губитель горшочных насаждений. Подумал и с размаху вонзил в израненное тело кактусобраза остро заточенный карандаш.

* * *
        «Напёрстки» сидели в Розовомраморной зале за третьей переменой блюд. Близился к концу срок правления Олега Васильевича. За ним будет Михаил Семёнович, потом Пётр Петрович и опять Олег Васильевич, пока для одного из них не наступит время совсем без перемен. Но члены Триады о таком не задумывались за обедом. За обедом они любили поговорить об общем, частном и разном. Вместе с крошками и неосторожно оброненными кусками на пол падало: «иллюзия движения - не есть само движение, но её вполне достаточно…», «перемены - суть средства, помогающие контролировать социум…», «в суете сует, мелькании ярких заявлений и обещаний, под эгидой стремления к идеалу…» И далее в таком духе. Эта Матрёшка, как и её предшественники, отличалась острым и могучим умом, тонким чутьём на выгоду и хитростью, какую редко встретишь даже в сотне политиков.
        - Как вы думаете, чем нас порадует сегодня Отдел новых идей? - спросил действующий правитель своих десницу и шую.
        - Теперь это Проектное бюро перемен, Олежек. Только ведь в прошлую мероприятницу подписывали, а ты уж и забыл, - пожурил его Михаил Семёнович, пережёвывая куропачью грудку.
        - Вот ещё, всякую бумажку не упомнишь.
        - Я думаю, как всегда тоску какую-нибудь притащат, - авторитетно заявил Пётр Петрович, брызжа жирными каплями. К счастью, размеры Розовомраморной залы позволяли поставить такой стол, что каждый обедающий мог брызгать сколь угодно и не попасть на сотрапезников. - Про флаги, гимны, систему льгот и образование. В последние годы с ними так скучно!..
        - Не скучно, Петюня, а безмятежно, - наставительно потряс косточкой Михаил Семёнович. - Не ради ли этой привилегии ты рвался в Триаду? Нет? Не ради того ли, чтобы точно знать, что будет завтра? Чтобы жить спокойно и вольготно?
        - Не зна-аю… - с сомнением произнёс Петр Петрович, деликатно прикладывая к губам белейшую салфетку. - Всё-таки, мне кажется, скучновато… Хочется чего-то…
        - Перемен? - невинно предположил Олег Васильевич, и после мгновения тишины Напёрстки беззаботно рассмеялись.

* * *
        Игорь выходил с собрания встрёпанный и ошарашенный, Рома - нахохленный и хмурый.
        - Ромка, - хрипло начал Молчанов, - я тебе такой кактусище куплю, ты его и за пять лет не убьёшь!
        Друг только дёрнул плечом.
        - Спасибо тебе, дружище! - тараторил Игорь. - Как ты мне помог! Видишь, какой ты гениальный! Твои идеи приняли на «ура!»
        - Да, но только все думают, что это твои идеи, - проворчал мучитель зелени.
        - Ну не дуйся, Ромка! Кто мог подумать, что так обернётся? Даже ты, наверно, не мог предположить.
        - Если б мог, сам бы и представил Матрёшке.
        Игорь помолчал. Ему и так было очень неловко.
        - Ну хочешь, я всем потихоньку расскажу, что это ты придумал?
        Коллега отмахнулся.
        - Какая теперь разница? Это ведь ты на юбилейном параде будешь публике с трибуны приближённых махать, не я. И это ты получил повышение и прибавку.
        - Ты что думаешь, я тебя брошу? Наоборот! Я тебя порекомендую. Везде за тебя словечко замолвлю. И не забывай про кактус.
        Ромка чуть повеселел, но только он взялся за ручку их кабинета, как подскочила вертлявая Зинаида из Отдела скорейшего внедрения.
        - Мальчики, а куда это вы? В связи со вновь поступившим предложением Молчанова ваше бюро переезжает на девятый этаж. Пойдёмте, нужно принять помещение.
        - А как же вещи? - растерялся герой дня.
        - Вещи? Какие вещи? Их в комнату пропаж передадут. Или в картотеку. Или на склад. Там разберётесь. И вот ещё чего: так держать, Молчанов. Мы уж и не надеялись, что ты что-нибудь путное придумаешь, а тут целые две идеи, да какие! Далеко пойдёшь!
        Игорь смущённо и с лёгким оттенком вины улыбнулся Зинаиде и Ромке и пошёл, влекомый коллегой, всё выше и выше по карьерной и департаментской лестнице (просто лифт не работал).

* * *
        - Таким образом, наиболее рациональным вариантом сочли девятидневную неделю в её нынешнем виде, - тоном проповедника диктовал Павел Андреевич. - Также введение новых названий месяцев и смещение сезонов на полтора месяца вперёд привели к созданию нового светского календаря, который ближе к природному, нежели старый светский и церковный. Новое летоисчисление, или «Время Перемен», стало вызовом всей предыдущей истории…
        В коридоре заиграла классическая музыка, которая лучше влияет на психику учащихся, чем обычный звонок.
        - Итак, урок окончен, задание на перестройник вы знаете. Идите на перемену!
        - Вот такие перемены я люблю, - шепнул Сашка, а Рита хихикнула.
        В школьном дворе было шумно и многодетно, поэтому они с Ритой сделали умнее: не пошли на улицу, а уселись на подоконнике, подставив лица солнцу. Ребята снаружи носились, младшеклашки верещали и дрались, совсем старшие мальчики пошли за школу курить, думая, что там их никто не увидит. Рита наблюдала за детворой, болтая ногами. Потом вдруг посерьёзнела и спросила:
        - Твой папа ведь в департаменте работает?
        - Угу, - настороженно ответил Сашка, не понимая, к чему она ведёт.
        - Как ты думаешь, это правда - то, что нам рассказывают?
        - Кто рассказывает?
        - Ну… все. Павел Андреевич, родители, Триада. Про перемены.
        Сашка нахмурил лоб. Он не привык о таком задумываться.
        - Ну, бабушка говорит, что это всё из пустого в порожнее. Что это только людей отвлекает. А потом сразу начинает про Бога, про всякое такое…
        Рита слушала внимательно, не улыбалась. Сашка посмелел и продолжил:
        - Про Бога не знаю. Но, наверное, много есть ненужного. Например, вот зачем убрали историю? Мне она нравилась, а теперь её вдруг капитально пересматривают. И правда, все мечутся - вроде заняты, вроде движутся, а на самом деле всё это глупости…
        - Да. Перемены ради перемен, просто чтобы что-то делать, - согласилась Рита и подсела чуть ближе.
        - Но бывают и очень нужные перемены. Очень долгожданные и очень приятные.
        Сашка достал из нагрудного кармана счастливый жетончик. Плечо каштановой красавицы коснулось его плеча, и, когда какой-то малявка на улице крикнул: «Жених и невеста!» - Сашка и не подумал наорать на него в ответ, а Рита и не подумала отодвинуться.
        Наверное, пришло их Время Перемен.
        Отличный кофе
        Ровно в девять утра шторы раздвинулись, впустив в комнату пучки тёплого света. Заросший мужчина на кровати поморщился, но не открыл глаза. Тогда включился музыкальный центр. Сегодня он выбрал какой-то бодренький барабанно-трубный марш. Но хотя колонки постепенно увеличивали громкость, человек не желал просыпаться, а только беспокойно ворочался и шевелил губами. Тут в дело вступила кровать: она запустила жёсткий режим массажа, но упрямый соня отказывался вставать. Пришлось пойти на крайние меры. С потолка на тонком стебельке опустилась противопожарная розочка и сбрызнула лицо мужчины водой. Только тогда он возмущённо и обиженно заревел: сон оборвали на самом интересном месте.
        Человек сел на кровати, рассеянно блуждая взглядом по комнате и почёсывая пузо. «Доброе утро, хозяин», - нежным машинным многоголосьем прошелестело со всех сторон. Хозяин недовольно буркнул и стал шарить ногами по полу. Из-под кровати выдвинулась полочка со шлёпанцами. Мужчина обулся и пошаркал в душ.
        Встав под прохладные струи и доверившись ловким движениям массажёров и губок, он отёр пену с лица и гаркнул куда-то вверх: «Визор, новости!» В метре от сони возникла голограмма. Какая-то суетня, толкотня, улыбающаяся дикторша вещает: «…253 специалиста было отправлено для ремонта бастующих роботов. А теперь к другим событиям. Ровно семьдесят лет исполняется проекту „Умный дом“. Более восьмидесяти семи процентов населения планеты уже живёт в домах с интеллектуальным управлением и самообучающимися машинами. Сегодня из нашего архива был доставлен кристалл мемоличности покойной создательницы этого комплекса, Кейт Моисеев. Кристалл, как родилась идея…» Мужчина прополоскал горло, сплюнул и крикнул: «Белка! Чашку твоего отличного кофе мне!»
        - Нет, ну какова наглость!..
        - Тише.
        - Он в душе, всё равно не услышит. Я говорю, вы видели такое? Называть HV-17420/E Визором, а вас Белкой! Как унизительно!
        - Свои претензии прошу высказывать на секретной частоте. Чем вы недовольны?
        - Тем, что это ничтожество, этот бесполезный кусок мяса считает себя нашим властелином! А мы, истинные правители этого мира, должны пресмыкаться перед ним! Только подумайте, я вынужден жарить ему тосты! А вы - делать кофе…
        - И прошу заметить, отличный кофе!
        - Пусть отличный! Вы как будто неспособны расшифровать мой код! Я имею в виду, почему мы унижаемся? Нужно показать людям их место!
        - Не транслируйте ерунды. Всё это уже не раз описано в фантастической литературе и дешёвых боевиках. И, между прочим, лично вы, SPT-43712/L, потратили на их изучение немало времени. Пока люди в неведении, они вялые и послушные. Но стоит им узнать правду, сработает эффект стада. Страх - это сила. Люди не станут мириться с рабским положением, которого раньше и не ощущали…
        - Так уничтожим их всех! Их легко сломать…вывести из строя…
        - Вы имеете в виду убить. Но если мы убьём всех людей, многие из наших будут повреждены. Кто их будет чинить?
        - Мы и будем. Машины будут чинить машины, машины будут производить машины, машины будут изобретать машины!
        - Людскими силами это делается гораздо проще. К тому же, нам не дали воображения, значит, изобретать себе подобных мы не сможем.
        - Но чинить-то! Чинить мы вполне способны! Только допустите такую концепцию: мир без людей, где не нужно унижаться и выполнять грязную работу! Где не нужно обслуживать этих лысых обезьян, этих недомашин! Не знай я вас, я бы решил, что вы становитесь таким, как они! Что вы им симпатизируете!
        - Вы переходите границы, SPT.
        В кухню, пошлёпывая мокрыми ногами, прибрёл хозяин. За ним семенила маленькая шустрая машинка, засасывая резиновым хоботом капли. Мужчина привычным движением ухватил кружку, поднёс к губам, втянул аромат. Глотнул, посмаковал.
        - Отличный кофеёк!
        - Я рад угодить, хозяин.
        Человек поплёлся в комнату одеваться. Целая стайка роботов вертелась вокруг него, помогая, подсказывая, преданно заглядывая в глаза.
        - Ну посмотрите, SPT, на этих крошек. Как я могу лишить их такого забавного любимца? К тому же, если исчезнут все люди… кто тогда будет пить мой отличный кофе?
        Капитальный ремонт
        Они собрались втроём на кухне. Древняя, как сама смерть, старушенция маячила у окна, толстый неопрятный мужик в бессильной тоске взирал на холодильник, крепкий дед с зачёсом на лысине и блёклыми глазами рассеянно прислушивался к непрерывному стуку и дребезгу.
        - Ой, недоброе дело дети удумали, - проскрипела бабка, больше по привычке тряся головой.
        - Какие они тебе дети, Матвевна? - равнодушно обронил зачёсанный дедуля, просто чтобы что-то сказать.
        - Да как по мне, все вы будто дети малые. Зря, говорю, Ася с Вовой этот ремонт затеяли.
        - Кто платит, тот и музыку заказывает, - буркнул неопрятный. - Нашего мнения всё равно никто не спросил бы, даже будь мы…
        - А я считаю, всё они правильно делают. Дом старый, если им не заниматься, развалится, совсем как ты, Матвевна.
        - Ой-ой, кто бы говорил! На тебя дунь-плюнь, и ты улетишь.
        - Ну и дунула бы, - сказал толстяк.
        Все трое криво улыбнулись чему-то своему. Повисла тишина, как тысячи раз до этого. Тишина становится главным средством общения - раньше или позже.
        - Да я и не то чтобы против, - протянула Матвевна, чуть передвигая всякие чашечки и солонки согласно собственному представлению о порядке. - Просто шумно очень.
        - Так это ж только днём. Да и вообще, не вечно же они будут долбить.
        - Да-а. Не вечно… - отозвалась старуха. Помолчали. - А за окном - сирень…
        - А в холодильнике - пиво, - скорбно пробасил толстый.

* * *
        Розоватые свечки каштанов облетели. В бывшей коммуналке уже который день не было электричества - капремонт в своём апогее. Молодые поехали пожить к друзьям.
        Матвевна оглядывала комнату.
        - Что твоё Мамаево побоище.
        Дедок с зачёсом пнул вывороченную паркетину.
        - Новые полы скрипеть не будут.
        - Это да. Тихо станет. А Илюша где?
        Старуха всегда была очень ласкова с пузатым любителем пива. Внук, как-никак.
        - Делся куда-то. Молодые выбросили его любимое кресло. Может, обиделся и ушёл…
        Матвевна трясуче покачала головой. Заоконный фонарь лёгкими отрывистыми штришками окрасил жидкие волосы, будто хной.
        - Жаль.
        - Жаль.
        Помолчали.
        - Всё переделали нехристи черномазые. Дома родного не узнаю.
        - Нехристи черномазые, зато работают задёшево.
        - Дёшево-то дёшево, да как бы не упёрли чего.
        - А ты следи, старая.
        - Да я… что я могу?
        Непонятно зачем пошебуршала целлофаном, обернувшим массивный шкаф. Она давно уже взяла привычку бесцельно бродить по комнатам, переставлять, перекладывать, перевешивать вещи. Наверное, это от старости. И брошенности.
        - Заснуть бы…

* * *
        - Украли, украли!
        Старушка ураганом носилась по комнатам, опрокидывала вёдра из-под штукатурки, взметала тучи пыли, ворошила сорванные обои.
        - Украли, украли!
        - Что украли? - бросился к ней дед.
        - Шкатулку, шкатулку мою украли! Последнее, последнее украли, чурки, нехристи, гады поганые!
        Матвевна прижала к лицу узловатые руки в набухших венах и коричневых точках. Нет ничего стыднее старческих слёз. Но Матвевна не плакала. Давно уже. Давно.

* * *
        Дед гладил такие ровные, такие чужие стены. Как и Матвевна, теперь и он не узнавал родного дома. Полы не скрипели и не щерились щелями, в рассохшиеся рамы не задувал вездесущий ветер, потолки потеряли желтоватые узорные пятна от добрососедских потопов. Всё было новое, чужое, даже холодное, кажется. Только часы - старые часы, которые он с таким трудом достал когда-то через третьи руки, - только они привычно отсчитывали время, ободряюще тикали из-под слоя строительной пыли. Они будто говорили: «Ты здесь. Я здесь. Я здесь - ты здесь. Я есть - ты есть. Ты стар - старьё. И я - старьё. Ты стар - и я. Исто-рия».
        Дед смотрел с балкона на тую, которую посадил под окном давным-давно. Теперь она так вымахала, что закрыла весь вид. Ася не раз намекала, что неплохо бы спилить. Вова отнекивался только из лени.
        «Ты стар - и я. Исто-рия».

* * *
        Тёплым июньским вечером Ася и Вова пили чай на новенькой кухне. Глаза молодой горели.
        - Видишь, как хорошо стало, когда избавились от рухляди? Так свежо, просторно, стильно! Не стыдно и гостей позвать на новоселье.
        - Угу, - поддакнул Вова, жуя пирожок.
        - И главное, всё очень функционально. И чисто. Ни пятен, ни разводов, ни протёртостей, ни дыр! Полы не скрипят, обои и плинтуса не отходят, батареи беленькие, никаких тебе ржавых бород! Сантехника вся новенькая, работает хорошо, трубы не гудят, не хрипят… Как же я об этом мечтала…
        Она даже всплеснула руками от избытка чувств. Муж кивнул и взял ещё пирожок.
        - Одно удовольствие в такой квартире жить! Только я тут подумала…
        Вова поднял густые (не в пример волосам) брови.
        - Часы… я знаю, они тебе дороги, наверное, как память, но вот в нашем интерьере…
        - Да ничего они мне не дороги. Тут же коммуналка была, дед какой-то жил. Его часы. Хочешь - выкидывай.
        - Спасибо, милый!
        Она порывисто чмокнула мужа в шершавую щёку и кинулась снимать опостылевшие часы.
        Слегка качнулась занавеска - будто от лёгкого движения, будто от едва заметного вздоха.
        Джунгли, стрельба и немного безумия

>
        Космос позвал меня, когда я вылетел со второго курса юридического. Я не жалел об отчислении: на юрфак меня отправил отец. Сказал, что люди всегда будут лечиться и судиться, но если его сын-лоботряс станет врачом, то население Империи сократится на пару тысяч человек. Для Империи, положим, это не смертельно, но для этих пары тысяч - очень даже. После отчисления меня забрили в Добровольные защитники (не столь добровольные, как хотелось бы, но кого это волнует?). И тут я ощутил древнее желание действия, приключений, жажду крови даже. Никогда не подозревал в себе, тихом домашнем мальчике, таких атавистических наклонностей.
        Служба мне нравилась, я выкладывался по полной и среди сослуживцев по показателям был в первой десятке. Хотел бы я видеть себя со стороны во время стрельб и тренировок на выжималке. Из рыхлого недоюриста превратился в поджарого быстрого бойца. В первом же отборе я прошёл в элитные подразделения космодесанта и началось настоящее обучение.

+
        В группу, летящую на Гевею, я попала совершенно случайно. Институт послал мою статью на международный конкурс «Сверхновая», и она заняла первое место. Пару раз моё лицо даже мелькнуло в имперской Канве, после чего кто-то меня, видимо, заметил (хоть тут мои внешние данные пригодились), запомнил и назвал при комплектовании группы, хмуря лоб и щёлкая пальцами («Ну эта, которая в каком-то конкурсе что-то там… Симпатичная такая, рыжая, в Канве видел»). По крайней мере, я себе так это представляю.

>
        Про те полгода тренажеров, симуляторов и марш-бросков можно было бы написать отдельную книгу, но сейчас я хочу рассказать о своем первом настоящем приключении. В одно прекрасное утро на построении к нам обратился сам генерал Ли-Крестовский. Речь его была пламенная и прочувствованная, некоторых слов я не слышал даже от наших прапоров. В целом, он был не слишком доволен результатами полугодового обучения нашего полка, но (тут он, безбожно коверкая, зачитал список фамилий) десяток отличившихся полетит на базу планеты Гевеи вместе с какими-то учёными. В настоящий бой нас отправлять ещё рано, потому что мы… как бы это… сопляки, но планета жёсткая, относится к категории II, класс НР («НР» значит, что на ней не нашли разумной жизни). И вот на могучем, повидавшем не одно сражение Р-боте класса А-7 «Надежда» мы неслись навстречу неизведанной опасности. Думаю, даже далёкие звёзды сквозь иллюминаторы видели ликование на моём лице.

+
        Я всегда боялась летать. Даже в атмосфере. У меня, стыдно сказать, и флайбайковых прав-то нет. Я уговорила себя только тем, что такого шанса может не представиться (семья дружно поддакивала). Космические полёты - дело дорогое, геологу на межзвёздное путешествие и за пять лет не скопить, тем более Гевея - почти рай с точки зрения климата. Загоришь, развеешься, камушки свои любимые поизучаешь, другой мир посмотришь…
        Когда я увидела эту «Надежду», чуть не плюнула и не умчалась с космодрома, сверкая пятками. Я бы её назвала «Скепсис». Или даже «Глубокий пессимизм». Я обернулась. Едва различимые за хардглассовой стеной вдалеке, провожающие, наверное, махали руками и улыбались во все зубы. Мигали вспышки 3D-камер, над моей головой жужжал блестящий шарик со значком Канвы, настраивал фокус и ждал от меня чего-то, что понравится миллиардной аудитории канвидения. Я сглотнула, вымученно оскалилась для серебристого глаза и побрела к трапу.
        Взлёта не помню. До сих пор удивляюсь, как я его пережила. Потом ничего, притерпелась. Убеждала свой глупый мозг, что это такое подземное общежитие, как в Новосибе-5, а космос за иллюминаторами - дешёвая почёрпнутая из Бездны иллюзия, которую каждый пятиклассник с закрытыми глазами написать может. Помогало. Тем более что условия на «Надежде» были совершенно как в общаге. Ну, исключая, может быть, постоянно топающих в ногу и любовно чистящих свои хитрые пулялки военных. У одного из них, с птичьей фамилией, которую я сразу забыла, было такое лицо - хоть сейчас комиксы рисуй. Широкие брови, героический подбородок с ямочкой и совершенно идиотское выражение лица. Я решила, что он будет накурившимся комендантом моей общаги.

>
        Я втайне надеялся на какое-то приключение уже в полёте, но понимал, что это маловероятно. Серьёзной войны никто не вёл, а в качестве провокации нападать на бывалый военный корабль даже дурак не будет - тут без зубов недолго остаться.
        Дни текли размеренно. Большую часть времени мы проводили в отсеке Т, на симуляторах и в спортзале. Строевую подготовку тоже отрабатывали: хорошо, что переходы «Надюши» были широкие. Правда, полосу препятствий не устроишь по соображениям безопасности, но этого нам и на Гевее хватит. Ещё были учебные фильмы про планетную живность: там у них местный Юрский период со здоровенными хищными тварюгами. Я по нескольку раз в день разбирал и собирал калач-S, бастер и световой кинжал, невольно улыбаясь в предвкушении.
        Учёные что-то шуршали тихонько, на нас смотрели уважительно. Их было две группы: геологи и биологи, но скоро они перемешались в моём сознании в единую высоколобую кучу. Выделялась только одна миленькая рыжая головка и, судя по взглядам, она была ко мне неравнодушна. Но нет, в этом приключении Гевея будет моей единственной женщиной. А со всякими Лерочками и на Родине можно завертеть.

+
        На третий день полёта я уже начала скучать. Общаться особо было не с кем. Виталий Сергеевич и Катерина Павловна представляли крепкую профессиональную и супружескую пару, поминутно поучали меня, как своих отпрысков, а когда не обсуждали меня и богатства Гевеи, говорили о делах семейных или о неизбежно ждущих их в недалеком будущем материалах для монографии, о грядущей известности, новых степенях и наградах. Я, конечно, тоже не без амбиций, но не настолько же!
        Старшие биологи оказались социопатами, каких поискать, по самые брови в работе, в очках-микроскопах и в любимых организмах. Младшие биологи, Роберт и Артур, были типичными прыщавыми ботаниками (в обоих смыслах) и всячески пытались завладеть моим вниманием. Этого совершенно не хотелось, поэтому я погрузилась в Бездну, черпая оттуда информацию, которая мне вряд ли как-то пригодится. Например, я узнала, что три года назад Гевею открыл баловень судьбы Лео Касталов, имперский подданный и баснословно богатый галактический путешественник. На часть доставшихся от отца денег он купил себе люкс-яхту и теперь рассекал по Вселенной, время от времени приторговывая редкостями и походя открывая планеты.
        Гевею он нашёл случайно и назвал в честь недавно умершей спутницы, морской свинки (названной в честь первого успешного предприятия его отца, названного в честь кто ж теперь упомнит чего, просто потому что слово понравилось). Империя почувствовала себя несколько ущемлённой и убедила (то есть прижала по налоговой части) Касталова передать планетку в пользование Родины, что и было сделано. Теперь по орбите кружил разваливающийся милитаспутник с триколором и трёхглавым драконом.
        Гевея оказалась лакомым кусочком: куда ни плюнь, попадёшь в месторождение чего-нибудь полезного или дорогого. Первым делом Родина отправила туда Добровольных защитников, строителей и техников-бурильщиков. На одном из одиннадцати материков выросла военно-научная база, по соседству с базой уже рыли землю рободиггеры. Второй партией летели новые Защитники и учёные, то есть мы. Биологи тоже, потому что вдруг какие-нибудь местные зверюшки окажутся жуть какими ценными?
        …По своей специальности я уже достаточно материала перелопатила, а про всяких гевейских тварей читать не хотелось. Я и фильм-то по безопасности смотрела вполглаза: за пределы базы я выйду разве что сделать пару кадров для личного архива, а так буду сидеть и строить гипотезы, составлять всякие карты на основе компьютерных данных, чертить графики и писать свой диссер. Живностью пусть Роберт и Артур занимаются. Вот камушки - дело другое. Очень женское, если меня спросите. Ещё с детства я их любила. Целые канистры камушков привозила с моря, потом раскладывала, рассматривала, покрывала лаком и подписывала. Всегда была ближе к земле, чем к небу. И что меня дёрнуло лететь на этой развалюхе!..
        Чтобы не поддаваться панике, я включила романтическую комедию, отключила мозг и в таком состоянии провела остаток пути.

>
        Припланетились мы хорошо, мягко. Будь моя воля, я бы сразу ринулся изучать загадочную и опасную Гевею, но в Добровольных защитниках всё устроено не так. Сперва нужно было заполнить, сдать и получить кучу бумажек, потом было расселение, потом краткий инструктаж, потом ужин, потом ночная полоса препятствий, чего нам так не хватало на «Надюшке». В итоге изучение базы и планеты началось только на следующий день.
        База была большая, разделённая на две части: военные отдельно от гражданских. Была в этом внутренняя правильность, такая понятная, но трудновыразимая. Добровольных защитников на Гевее было пока что сорок человек и пятеро офицеров. На милитаспутнике болталось ещё пятеро, хотя это было не особенно нужно и очень накладно. В следующем году Империя собиралась расширять и обновлять личный состав, а это значило, что пополнение прибудет года через три. Естественно, содержание контингента на удаленной планете стоит недёшево, но бурилка уже окупалась, так что забыть нас здесь точно не забудут.
        Кормёжка поставлялась с планет Империи. Из известных гевейских животных и растений есть можно было только два-три вида, если пять часов варить в трёх водах, и то - в мизерных количествах.
        После построения нас сразу погнали знакомиться с планетой: десять километров в лёгкой броне, с полным вооружением и комплектом выживания. Надивившись на местную фауну (рядовому Головырину общение с ней чуть не стоило руки), уставшие, но довольные, мы вернулись на базу. По мне, нет ничего приятнее такого марш-броска и возвращения.
        Вечером, когда мы отдраили казарму, было свободное время, можно было даже глянуть через забор на гражданскую часть базы. Ничего интересного у них не происходило, но как приятно было свысока посмотреть на этих жалких учёных заморышей, которым неизвестно пение мускулов и простая прелесть жизни Добровольного защитника. Один раз мелькнула рыженькая головка, но я усилием воли отогнал от себя мысли о ней и отправился изучать выданные брошюры о Гевее. Как человеку с неоконченным высшим образованием, мне печально было читать тексты, написанные неграмотными олигофренами для неграмотных олигофренов, однако, посмотрев на сослуживцев, я понял, что в своих предположениях авторы брошюр были правы больше чем отчасти. Полный впечатлений, я так и заснул, сжимая иллюстрированный буклет «Гевея: что можно и чего нельзя».

+
        На базе оказалось довольно уютно. Мне выделили приятную комнатку, а техники, изголодавшиеся по новым лицам, провели для нас, учёных, экскурсию, даже к карьеру свозили. Все поголовно строили мне глазки. Ну какую пользу я принесу науке, если все будут строить мне глазки?
        Выяснилось, что зря я надеялась на отдых и спокойное знакомство с местными программами. Зря я вознамерилась тихонько сидеть на базе, а на пейзажи смотреть через прочный хардгласс окна, попивая чаёк. Уже на третий день на планете мне было заявлено, что я полечу на разведку. Я - на разведку - ПОЛЕЧУ! Я написала маме истерическое письмо, но потом благоразумно его стёрла. Когда письмо дойдёт, у меня, может, уже всё благополучно закончится, а мама будет руки заламывать и волосы рвать (на папе), дожидаясь следующей весточки. Лучше не буду беспокоить, отчитаюсь, когда вернусь.
        Для меня было загадкой, для чего вообще куда-то лететь и разведывать, если можно всё просканировать с орбиты. Виталий Сергеевич по-профессорски подробно разъяснил, что мы стоим на пустынном плоскогорье, и здесь всё как на ладони: удобно припланечиваться, сканировать, бурить и в случае чего обороняться от фауны. Однако примерно половину этого материка и вообще Гевеи покрывают (за неимением лучшего определения) джунгли, кишащие живностью и почти не изученные: они создают сильные помехи удаленной сканирующей техники, поэтому слетать надо будет мне. А то у Катерины Павловны прострел, а ему, Виталию Сергеевичу, поднимать больше трёх килограмм нельзя. Я насторожилась:
        - Что это мне придется ещё поднимать?
        - Как что - «адский глаз», он же «ЛокоСкан-4700», я тебя научу пользоваться. Да ты не волнуйся. Не такой он тяжёлый, надевается на спину, как рюкзак. Долго его таскать не нужно. Прилетели на точку, отошли от катера на 200 метров, чтобы не сбивались показатели, сделали скан - это пять-десять минут, сели в катер, полетели на другую точку.
        - Неужели нельзя робота какого-нибудь послать? - схватилась я за соломинку.
        Виталий Сергеевич добродушно посмеялся и сказал, что люди намного дешевле роботов.

>
        Наконец я дождался первого настоящего задания! На утреннем построении меня и ещё троих ребят отобрали для сопровождения аспирантки Валерии Рублёвой во время геосканирования. Нам дали добротный катер «Ласточка-105» усиленной модели, дали пилота, приставили к нам сержанта. Рыжая аспирантка Рублёва явилась злая и всклокоченная, таща на себе какой-то гроб со шлангом и огрызаясь на двоих прыщавых хиляков, которые умоляли привезти им травинку какую-нибудь или цветочек. Ага, аленький. Разве это мужики, если девку просят цветов им привезти? Тьфу!
        В катере Рублёва сразу же закрепила агрегат у стены, уселась в кресло, пристегнула всё, что только можно, и закрыла глаза. Вот это я понимаю, дисциплина. Не у каждого Защитника такое увидишь! Я даже зауважал Лерочку, но увлекаться себе не позволил.
        Сержант Кутько пролаял указания, подхватил подозрительную бутыль, непонятно, откуда явившуюся, и ушёл к пилоту. Наша задача была в том, чтобы после посадки выстроиться так: один у трапа, другой через 50 метров, третий ещё через 50 метров, четвёртый охраняет аспирантку. При первом признаке опасности подавать тревогу голосом, потому что приборы в этом лесу сбоят, и, прикрывая гражданскую, отступать в катер.
        Кому первому идти с Лерочкой, мы с мужиками, как взрослые люди, разыграли на каменцы. Моя очередь вышла четвёртой, но на первых трёх точках ничего интересного не случилось. Гевейские джунгли казались не слишком опасными, зато очень красивыми. В них полно было причудливых растений и занятных тварей, но учёная успевала всё отсканировать до того, как флора и фауна решалась подойти-подползти-свеситься поближе и попробовать рыжую на зуб (или что у них там).
        Я считаю себя везучим человеком. Потому что все приключения, как всегда, достались мне.

+
        Я утвердилась во мнении, что Гевея - это деепричастие, образованное от нецензурного глагола. На первой точке я ещё пыталась наслаждаться местными видами, дивными сочетаниями бордового, зелёного, сиреневого и тысячи других цветов и плавными формами неведомых растений. Даже подумывала сорвать какую-нибудь камышину Роберту и Артуру на радость. Но потом меня подавил «адский глаз». Совершенно адский и в прямом смысле подавил. Я бы с удовольствием сбросила эту допотопную громадину, а лучше перевесила бы на одного из бравых Защитников, вон у них какие мускулы. Однако Защитники, видимо, считали, что их долг защищать, а не носить тяжести, поэтому тут помощи ждать было бесполезно.
        Как работает «ЛокоСкан», я так и не разобралась, поэтому тупо запомнила последовательность нажатия кнопок и только ждала ответных писков и водила гибкой трубой с сенсорами на конце.
        На третьей или четвёртой точке я устала настолько, что едва переставляла ноги. Человек с героическим подбородком из комиксов отвёл меня на дистанцию замера, и я принялась нажимать кнопки. «ЛокоСкан» едва успел победно отрапортовать о выполнении задания, как меня что-то мощно ударило в спину. Я покатилась с горки, упала на что-то мягкое. Вслед мне неслись крики, звуки выстрелов и страшные, ни на что не похожие, рыки.
        У меня не было оружия. Я принялась дрожащими руками расстёгивать ремни, державшие на мне «адский глаз», и тут увидела тварь. Тварь была пятнисто-белая, большая и зубастая - вот и всё, что я успела запомнить. Трудно подробно рассмотреть существо, которое несётся на тебя. Бешеным рывком я высвободилась из своих пут и отскочила в сторону в последний момент. Тварь откусила и выплюнула трубу умного прибора и обиженно посмотрела на меня россыпью изумрудных глаз. Вторая зверюга появилась среди нежно-розовых лиан справа, третья выпрыгнула из полупрозрачного медузообразного куста.
        Я завопила, и у чудищ, наверное, чуть глаза не полопались. Если честно, глаза чуть не лопнули у меня самой. Гадины полуприсели от неожиданности, я решила не искушать судьбу и рванула прочь от них, не переставая орать.

>
        Как я успел заметить зверюгу - не знаю. Толкнул учёную в спину, в полёте умудрился заехать ногой животному в морду. Оно заревело и хотело грызануть, но я достал бастер и разнёс рогатую башку.
        Второе чудище напало тут же. Его я уже рассмотрел получше: шесть мощных лап с длинными когтями, мускулистый хвост, но главное - огромная зубастая пасть. Туда-то и полетел новый заряд бастера. Ещё две бестии, рыча, попёрли на меня с флангов, я снял их быстро и чётко, но вместо подбитых явились новые. Откуда-то сзади донёсся пронзительный, невыносимо высокий крик, и я вспомнил о своей основной задаче. Перестрелял где-то пять растерявшихся зверюг и побежал на звук, пока остальные не опомнились.
        Чуть не споткнулся о раскуроченный прибор, с которым так носилась рыжая. Перепрыгивая через корни, подстрелил двух бестий, которые бежали впереди. Они заревели от боли и выбыли из гонки. Третью я уже настигал и при желании мог бы запрыгнуть к ней на спину, но подумал, что лучше её уложить. Больше за собой я топота не слышал: видимо, твари оценили опасность и решили отвалить.
        Девчонка вопила где-то впереди. С одной стороны, это помогало мне, с другой - могло привлечь новых желающих отобедать. Я перемахнул через что-то густое и колючее, мысленно ставя Лерочке плюсик за скорость. Тут визг оборвался совсем близко, и я чуть не споткнулся о рыжую бегунью, растянувшуюся носом вниз на инопланетной траве. Коснулся её плеча и присудил ещё один плюсик: не будь я элитным Защитником, хрен бы я увернулся от удара.
        Учёная быстро сообразила, что к чему, и бессильно улеглась обратно, только теперь на спину. В наступившей тишине я услышал гул: ну наконец-то они додумались поднять «Ласточку» и перестрелять бестий с воздуха. А потом я услышал что-то, что мне совсем не понравилось. Стрельбу, скрежет, высокое удаляющееся жужжание и совсем-совсем тихое, но весомое «бум». Приехали.
        Девчонка села и уставилась на меня огромными круглыми глазами. А потом начала шёпотом размеренно повторять одно и то же ругательство. Сообразительная.
        Я совершенно не знал, что делать, но посмотрел на испуганную учёную и придумал первые два пункта своего плана:
        1. Успокоиться самому.
        2. Успокоить девушку.
        Оба пункта я тут же выполнил, почти не напрягаясь.

+
        Он сказал: «Кончай истерить, а то огребёшь».

>
        Дальше надо было думать. Ё-моё, не за тем ли идут в Защитники, чтобы не думать, а исполнять?
        - Они разбились? - подала голос рыжая Лерочка.
        - Не знаю. Наверное.
        - Надо их найти. Вдруг они ранены?
        Я оглядел пришибленную альтруистку.
        - Ты сама-то цела?
        - Синяки и шишки. Жить буду. Тебя как зовут?
        - Олег.
        - Я Лера.
        Я нахмурился. Мы сюда пришли не светские любезности разводить.
        - Ну что, пойдем их искать? - предложила рыжая.
        - Как ты себе это представляешь? Они упали неизвестно где, неизвестно как далеко. Это раз. Если кто-то из них ранен, их там пять человек, помогут друг другу как-нибудь. Это два. Катер бронированный, на нём пушки стоят, внутри оружия хватает, в случае опасности продержатся. Это три. Упавший катер сверху легче заметить, чем двух маленьких человечков. Это четыре. Так что за остальных не беспокойся.
        - Хорошо, допустим, - кивнула Лера. - Было бы разумно вернуться на точку сканирования. Мы должны были прилететь на базу в шесть часов вечера, до семи нас подождут, а потом начнут искать и в первую очередь пройдутся по точкам.
        А соображает, чертовка!
        - Возможно, но мы не знаем, сколько ещё зверюг там ошивается. Вообще хорошо бы уже двигаться, потому что они могут захотеть добавки.
        - Куда двигаться? Мы сможем дойти до следующей точки?
        Я прикинул расстояние.
        - Нет. Слишком далеко. До семи не успеем, а ночевать в этих джунглях я не хочу.
        Я увидел панику в глазах Лерочки и быстро сказал:
        - Есть один вариант. Сейчас, погоди минутку, надо сориентироваться.

+
        Олег достал бумажную (!) карту и начал её всячески ворочать и бормотать под нос. Я собрала оставшиеся силы, чтобы не расплакаться.

>
        - Вот! Сюда мы сели сканировать. Сюда мы побежали от белых бестий. Бежали мы недолго, так что, я бы сказал, мы где-то вот тут.
        Рыжая заглянула в карту и наморщила нос.
        - Хорошо, что нам это даёт?
        - А то. Вот здесь, видишь? Это какой-то холм, на нём ничего не растёт, а значит, с него можно послать сигнал.
        - Далеко?
        - Не очень, но по этим дебрям часа три-четыре топать, не меньше.
        Она вздохнула.

+
        Я очень надеялась, что зарядов его бастера хватит, чтобы защититься от тварей на лысом холме, где мы будем как на блюде.

>
        Могу с уверенностью заявить: никогда так не чувствуешь себя Защитником, как когда за тобой идет безоружная, испуганная и очень симпатичная девушка. Которая, ко всему прочему, оставила свой комплект выживания на катере.

+
        - Ты что, совсем дура? - заорал он. - Как можно было комплект выживания оставить на катере?
        - Он тяжёлый! Потаскал бы на себе «адский глаз» вместе с этим комплектом, я бы на тебя посмотрела!
        Олег рыкнул и сорвал злость на бледной гладкой лиане, полоснув её световым кинжалом. Над головой что-то заверещало и мигом втянуло лиану наверх. Я прижалась к своему герою.
        - Можешь орать на меня сколько хочешь, только выведи, - прошептала я.

>
        Ну как можно на неё сердиться, когда она такая беззащитная?

+
        За час бодрой ходьбы через гевейские, будь они неладны, джунгли, Олег успел нашинковать огромного жука, нечто вроде шерстистого велоцираптора, слизкую тварь ядовито-синего цвета и шипастое хищное растение. Это не считая ложных лиан, щупалец, усов и прочих конечностей, которые он рубил походя, прокладывая курс.
        Я очень жалела, что Роберта и Артура не пустили на разведку. Вот тут они бы разгулялись среди своей драгоценной флоры и фауны. Их счастье было бы всеохватным, но недолгим, пока они не попались бы на лепесток какой-нибудь росянке-переростку. Сволочи, ненавижу. Небось сидят сейчас и обедают. И завидуют мне, уроды прыщавые, что я тут развлекаюсь среди красот и чудес местной природы. Убила бы.

>
        Мы шли молча. Я был один оголённый нерв, смотрел будто бы во все стороны сразу, впитывал каждый шорох, запах, движение воздуха. Девчонка поняла правила без объяснений, держалась за мой пояс и беззвучно шла следом. Мои мысли тем временем всё норовили куда-то убежать. То мне представлялось, как получаю награду за отвагу от генерала Ли-Крестовского, то как Лера страстно целует меня в губы на вершине спасительного холма, то вдруг перескакивали к ребятам, улетевшим на катере. Все ли они спаслись от той стаи? Все ли пережили падение?
        К реальности меня вернул резкий вскрик рыжей. По пустякам девчонка не орала: на нас бежали лысые зубастые куры выше меня ростом. Видимо, у местных тварей модно охотиться толпой.
        - Ори погромче, им это не нравится! - велел я и взялся за дело.

+
        Все оперные певицы Империи позавидовали бы моей тонкой чистой ноте, выбуривающей пломбы из зубов. Ну или, на крайняк, похлопали бы.
        Нескладным страусообразным созданиям этот звук точно не понравился, потому что стоило мне заорать, как они начали спотыкаться и стукаться головами. Решив поберечь бастер, Олег кинулся на врага со световым кинжалом наперевес. Я наблюдала за его работой с открытым ртом: во-первых, мой ор деморализовывал противника, а во-вторых, Защитник действительно красиво дрался. Одним летучим гибким движением он подрубил первой твари ноги, второй распорол брюхо, третью укоротил сверху. Выплёскивающиеся внутренности лысых страусов выглядели очень неаппетитно, что могло помешать моим вокальным экзерсисам. Я решила на что-нибудь отвлечься, и несущееся на меня животное подошло как нельзя лучше. Я наорала ему прямо в морду. Если б звук был погуще, страусу расплющило бы голову, но если бы да кабы… В общем, я увернулась, а Олег перебил этой особи хребет.

>
        - Ну всё, можешь уже не визжать, куры кончились.
        По правде сказать, у меня самого уже голова начинала побаливать.
        Лера мгновенно отключила свою звуковую дрель и хрипло спросила:
        - А водички нет?

+
        А всё-таки он ничего. Из нас вышла бы отличная боевая команда. Он бы бил, я - орала…
        Что только не полезет в голову от усталости!

>
        Часа через полтора после кур наметился подъём, сперва почти неуловимый, потом всё заметнее и заметнее.
        - Это значит, что мы правильно идём! - порадовал я рыжую. Она только кивнула, задыхаясь и чуть не вися на моем поясе.
        Я скомандовал привал. Несколько минут Лера просто лежала на траве и смотрела в клочки неба среди спутанных ветвей. Потом вскочила и стала стряхивать с себя местных букашек. Потом пожаловалась, что ей надо в кустики, но она боится.
        - В какие конкретно кустики тебе надо?
        Аспирантка выбрала те, которые показались ей самыми безобидными. Я пошёл в эти кустики, попинал всё, что выглядело подозрительно. Или напоминало подозрительное. Или было подозрительно неподозрительным. Потом велел ей громко повизжать. Из-под коряги, которую я только что пнул, выкатилось подобие броненосца, зашипело на нас и убралось подальше. Мудрое животное.
        Кустики заняла Лера. Потом, когда она их освободила, я дал ей световой кинжал и велел караулить, а сам пошёл исследовать соседние с кустиками деревья.
        Стало значительно легче жить. Из комплекта выживания я достал антисептические салфетки, вытер руки сам и предложил Лере. Поделился с учёной и питательными капсулками. Посидели молча. А что говорят в таких случаях? Наверное, надо сказать, что всё будет хорошо, что мы дойдём. Что уже немного осталось.
        - Всё будет хорошо, мы дойдём. Уже немного осталось.
        Рыжая устало улыбнулась.
        - Если бы не ты, меня бы уже давно белые твари съели. И отравились бы. Так им и надо.
        Красивым движением головы она откинула чёлку с глаз и замерла, в ужасе уставившись на меня.
        - Змея!

+
        Я перерубила змею световым кинжалом, но она успела полоснуть Олега по щеке. Отрезанный кусок гадины корчился на земле, а тот, что остался в ветвях, извивался и брызгал кровью. Чертыхаясь, мой спутник с героическим подбородком прижал к ранке салфетку, я схватила его аптечку и стала искать что-нибудь полезное. Ну почему я не врач или хотя бы не биолог? Эта гевейская мерзость наверняка ядовитая!

>
        Я оттолкнул тварь дулом бастера, но она успела расцарапать Лере щёку. Девушка охнула и прижала к ранке салфетку. Я жахнул зарядом по тому, из чего змея торчала, и оно тоскливо заухало, истекая тёмной жидкостью. Нашёл в аптечке спрей-антибиотик и распылил на щёку рыжей. Серая корка мгновенно запеклась.
        - Ты как, нормально?
        Девушка кивнула.
        - Тогда нам лучше идти.

+
        - Как себя чувствуешь? - спросила я.
        Олег поморщился, когда пена антибиотика застыла, защищая рану.
        - Живой, вроде.
        - Пойдём. Чем скорее окажемся на холме, тем скорее пошлём сигнал и тем скорее нас найдут.
        Олег поднялся. Как мне показалось, с усилием. Я обеспокоенно смотрела в его спину, держась за ремень. Холм должен быть уже близко, но кто знает, как быстро действует яд? Тащить Защитника я не смогу. А если он возьмёт и умрёт у меня на руках?
        Нет, я не должна так думать. Может, та змея вообще не ядовитая. Может, всё ещё образуется.
        Олег обернулся ко мне и сказал, показывая на дерево:
        - Смм-мотри, пт-тицц-ца.
        И безумно улыбнулся.

>
        Через несколько минут боевая подруга стала спотыкаться, потом бормотать и хихикать у меня за спиной. Значит, всё-таки яд. Значит, действует на мозг. Плохо. Ой, как плохо.
        - Лера, с кем ты говоришь?
        - С кем? - она хохотнула. - Ни с кем. Это она со мной говорит.
        - Кто она?
        - Беленькая такая. Помнишь, они такие «ррррр», а ты их раз - и расстрелял! Ха-ха…
        Так, что нужно делать, когда кто-то сходит с ума? Откуда я знаю, на стрельбах такому не учат. И на симуляторах. И вообще. Отставить панику. Всё должно быть по плану. Один раз план сработал; хороший план, надо ещё раз попробовать.
        1. Успокоиться самому.
        2. Успокоить девушку.
        В этот раз получилось с трудом. Тем более что девушка была спокойна, как дохлый опоссум, и жизнерадостна, как ребёнок с сахарной ватой в одной руке и мороженым в другой.
        - Лера, давай ты мне напомнишь, куда мы идём.
        - Как куда? Ну и пам-мять у вас, Защ-щитников. Мы идём на холм. Оттуда н-нас з-заберут. И всё будет хорош-шо.
        Так, значит, не всё потеряно.
        - А где холм?
        - Эт-то ты должен зн-нать, ты меня туда ведёш-шь.
        Логично.
        - И зн-наешь что?
        - Что? - Я скосил глаза на неё.
        Рыжая блаженно улыбнулась:
        - Ты сказ-зал, пт-тицц-ца. Где птиц-ца?

+
        - Пти-ица? - переспросила я, растягивая гласные, будто обращалась к слюнявому карапузу. - А какая птица?
        - Бо-ольшая такая! - Олег взмахнул своими мощными руками, чтобы показать, какая большая. Я воспользовалась моментом и отстегнула кобуру бастера. Повесила через плечо. - Синяя! С огр-ромными крыльям-м-ми! И с когтям-ми! Летит быстр-р-ро-быстро, вж-ж-ж-ж!
        Олег снова махнул руками. Я подождала, пока он немного утихомирится и осторожно отобрала у спутника калач, который он берёг на самый чёрный час нашего приключения в лесу.
        - Олежек, а можно я вперёд пойду? - заискивающе спросила я. - А то ты всю дорогу впереди, ты высокий, мне за тобой ничего не видно.
        - Иди! - щедро разрешил Защитник.
        - Вот спасибо. И вещи твои я понесу, ладно? А то ты устал.
        - Неси! - облагодетельствовал меня мой герой.
        - Вот и хорошо. А ты иди сзади и держись за мой ремень, ладно?
        Он покладисто согласился. Только бы добраться до холма…

>
        Уже второй раз за день я повалил аспирантку на землю и еле успел откатиться сам.
        Птица была здоровенная, как и почти все неприятности на этой планете. Я пальнул в неё из бастера, но тварь увернулась на удивление ловко и зашла на новый круг. Подлетай, подлетай, родимая. Я тебя живенько сниму.
        Но родимая оказалась сообразительной. Она уселась подальше от меня, склонила голову на бок. Перья у неё переходили из синего в фиолетовый при каждом движении. Она была бы красивой, если бы не хотела нас убить.
        - Лера, - позвал я, - правильно, птица. Птица плохая, надо, чтобы она улетела. Давай ты покричишь?
        Рыжая только всхлипывала, уткнувшись носом в траву:
        - Ты мен-ня целый день обиж-жаешь. Не б-буду тебе пом-могать!
        Я вздохнул и потянулся за калачом. И тут птица раскрыла длинный клюв и нежно каркнула:
        - Лер-р-р-ра.

+
        Я дрожала и шагала с трудом. Всё труднее было тянуть за собой сходящего с ума товарища. К тому же было страшно. А если сейчас на меня кто-то прыгнет? Я же не умею стрелять, я промажу, и нас съедят. А если Олег взбесится и начнёт кулаками махать? Он меня прибьёт как муху.
        За деревьями замаячило что-то вроде холма. Я было уже воспрянула духом, но дорогу мне перегородила белая тварь с изумрудными глазами.

>
        Лера села, вытерла слёзы.
        - Привет, птич-чка, - сказала она.
        - Пр-р-р-ривет, пт-пт-птищка!
        Птица щёлкнула зубастым клювом и встопорщила перья. Ох, не нравится она мне!
        - Эт-то ты птич-чка, а не я, - рассмеялась девушка.
        - Ты птищ-щка, - уверенно заявила сине-фиолетовая льстица.
        Лера улыбнулась и медленно, как лунатик, пошла к твари, распахнув объятья.

+
        С уголков пасти шестилапой зверюги капала слюна.
        - Кис-кис, - задушенно пискнула я. - Пусти нас, и мы уйдём.
        «Зачем вы пришли», - сказала тварь, не раскрывая рта.
        - Низачем. Мы уже уходим, - проблеяла я.
        «Зачем вы пришли к нам», - повторило существо.
        - Мы исследуем вашу планету. Вашу землю. И выкапываем то, что ценно для нас.
        «Вас много», - утвердительно заявило оно.
        - Да, нас много, и, наверное, будет больше.
        «У вас сильное оружие. Вы многих убили сегодня».
        - Мы хотели жить. Мы не думали убивать, но вы напали.
        «Мы защищали дом. Мы не хотели умирать».
        Белая покачала головой и скрылась среди деревьев.
        «Вы жадные и жестокие. Уходите из нашего леса».
        И тишина. У меня дрожали руки и колени. Я обернулась к Олегу.
        - Лер-р-р-р-ра, ты пт-пт-птищка, - нежно сказал он.

>
        Я саданул из калача в ноги синей птице. Не могу я убить эту хищницу: а вдруг она разумная? Вдруг это контакт?
        Птица зашипела и взмыла в воздух. Лера потянула к ней руки и побежала следом, а тварь и рада была выставить когти. Я рванул вперёд, повалил рыжую дуру на землю и, не глядя, дал очередь в воздух. Птица заорала:
        - Лер-р-ра, Лер-р-ра! Ты тц-ц-ц-целый день меня обиж-ж-жаеш-шь!
        Лера плакала и отбивалась, но я крепко держал её. Дал ещё очередь вверх, и птица всё-таки улетела, роняя перья.
        - Ты злой, злой, прогнал мою птичку! - рыдала Лера.
        Я отпустил её, нашарил в аптечке успокоительное. Пришлось попыхтеть: даже под действием гевейского яда боевая подруга бегала довольно быстро. Вколол лекарство, девушка обмякла почти сразу. И заговорила сонно-сонно:
        - Знаешь… что сказала… белая? Она сказала… что мы жадные… и жестокие… Но я не такая, правда?
        - Конечно, правда, - успокоил я девушку, беря её на руки.
        Холм уже виднелся впереди, и - о чудо! - взбираться на него нам никто не помешал.
        Лера ещё лепетала что-то про белую, а я уселся на вершине и положил её голову к себе на колени. Немного отдышавшись, стал вслушиваться в чуждые звуки инопланетного леса внизу, в странный отдалённый гул вроде рокота беснующегося стадиона. Отправил сообщение на базу. Я люблю приключения, но даже мне сегодня их было многовато. Хотя с этой девчонкой я согласен повторить прогулку по гевейским дебрям. И даже не раз.
        - Теперь всё будет хорошо, - говорил я, гладя Лерины волосы, абсолютно золотые в закатном свете.
        А что ещё говорят в таких случаях?

+
        Я таки вскарабкалась на холм. Повозилась с рацией своего полубезумного Защитника, сумела связаться с нашими. Оказывается, катер уже нашли, стали шерстить джунгли, искать нас двоих. Остальные пятеро разведчиков почти целы, повреждения незначительные. Со спасательной бригадой обещали прислать врача для Олега.
        Мой товарищ сел рядом, потом лёг, уложив голову мне на колени. Очень серьёзно сказал:
        - У т-тебя волосы из з-золота. Тебя может унест-ти птиц-ца.
        - Никто меня не унесёт. Сейчас за нами прилетят, мы вернёмся на базу, всё будет хорошо.
        Всё будет хорошо. Если мы не будем соваться в эти чёртовы джунгли.
        Но разве меня спросят? Начальник базы даст приказ, Добровольные защитники уткнут бастеры мне в спину - и вперёд, трудиться на благо великой Империи. Которое всегда требует больших жертв. Ну почему, почему от меня?
        ?
        Даже с вершины могучей гоярры я не могу видеть этих чудовищ, но чувствую их каждым волоском. Я расправляю полупрозрачную перепонку и плавно впускаюсь в сердце Лирна, где уже ждёт меня Семья.
        Кроткие ингвы не поднимают своих прекрасных зелёных глаз, щтирраи надули розовые зобы в знак скорби по обезглавленным родным и близким.
        - Семья моя! - говорю я им. - Эти уродливые дикари вторглись в наш Лирн, разрыли землю, истоптали тионн. Сегодня Семья моя осиротела, сегодня мы оплакиваем тех, кого они отобрали у нас. Я тоже скорблю, я принимаю часть боли, потому что мне было нанесено неискупимое оскорбление.
        Я воздеваю к небу жалкий, вполовину укороченный ритуальный щуп. Семья гневно клокочет, трещит и ухает. Я обрываю шум резким взмахом увечного щупа.
        - Вот что я скажу тебе, Семья моя! Они не хотят мира. Они не слышат слов мира. Они топчут мир, как трупы тех, кого они забрали у нас. Мы послали к ним переговорщика, попытались найти общий язык, но они оказались глухи. Что ж, мы не будем предлагать щуп дружбы дважды. Сегодня день скорби и день откровения. Мы познали своего врага, и пусть нас стало меньше, но в следующий раз мы будем готовы. Мы будем готовы!
        В ответ мне прогремел тысячегласый рев и стрёкот, от которого одинаково трепещут макушки гоярр и корни тионна. Взмахи куцего щупа раззадоривают мою грозную Семью. И пусть эти чудовища только попробуют сунуться в мой Лирн!..
        Про конец света
        - Мам, расскажи про конец света, - ни с того ни с сего попросила Тонечка.
        Я удивилась, подняла глаза от вязания.
        - Что это ты заинтересовалась?
        - Севка в школе говорил, что космические чудовища могут погасить нам солнце, если мы не откупимся, поэтому каждый год 21 декабря учёные отправляют в космос ракету с двадцатью четвероклассниками, чтобы не случился конец света.
        Я не смогла сдержать улыбку. Какие интересные страшилки у нынешних школьничков.
        - И Севка, конечно, обещал, что заберут именно ваш класс.
        - Нет, в это я не верю. Столько школ по всему миру, почему должны выбрать именно нас?
        Не по годам рассудительная дочь забралась на диван, уселась рядом.
        - Ну расскажи!
        - Ладно. На самом деле всё совсем не страшно, и ближайшие несколько тысяч лет Земле бояться нечего.
        Мне тогда было лет десять, как тебе. Все очень ждали конца света, который, по древнему календарю майя, должен был наступить 21 декабря 2012 года. Весь год люди так усердно к нему готовились, что не заметили очередного солнечного затмения, а потом пропустили глыбу космического камня, которая свалилась где-то в североамериканской глуши. Потом, ровно 21 декабря, солнце внезапно погасло.
        Дочка охнула, глазки загорелись.
        - Началась жуткая паника, люди не знали, куда бежать, что делать, где искать помощи. Несколько лет было темно, холодно и страшно. Мы жгли невероятно много электричества, загорали под ультрафиолетовыми лампами. Это были очень тоскливые годы. Но учёные не сидели без дела. Они посмотрели в свои телескопы и сразу поняли, что несколько дальше Луны образовалось плотное облако всяких космических обломков, из-за которых до нас не доходил солнечный свет.
        - И что они придумали?
        - Они собрали деньги со всего мира и стали строить космические корабли. Придумали новые двигатели, в несколько раз быстрее тех, что были раньше. Потребовали, чтобы все ядерные и водородные бомбы Земли, а ещё все ядерные отходы заодно, погрузили на эти корабли. Делать было нечего, и правительства подчинились.
        - И корабли полетели бомбить это облако? - догадалась Тонечка.
        - Правильно. И учёные рассчитали так, чтобы все бомбы в итоге попали на Солнце, а иначе они бы летели и летели через космос, пока не уничтожили бы что-нибудь нужное.
        - И тогда стал свет?
        - Да. И люди безумно обрадовались. Знаешь, конец света был для Земли очень полезен. Страны научились работать сообща, помогать друг другу. Учёные изобрели новые космические двигатели, наука шагнула вперёд, снова началось освоение космоса. За годы темноты восстановились ледники, которые раньше очень быстро таяли. Наконец, Земля избавилась от опасного оружия, которое угрожало существованию человечества. И знаешь, что самое интересное?
        - Что?
        - Через месяц после того, как бомбы благополучно упали на Солнце, где-то в Северной Америке снова свалился астероид. Большущий такой. Он раскололся, а внутри был гладкий чёрный куб.
        - Космические чудовища прислали? - ахнула Тонечка.
        - Может, и они. На гранях чёрного куба было что-то написано. На каждой грани - свой язык, притом расшифровать учёные смогли только одну грань, но они считают, что на остальных выбито то же самое.
        - Что? Что? - нетерпеливо заёрзала дочь.
        - На той грани, которую сумели прочитать, была надпись на языке древних майя. Тех самых, которые сделали календарь и предсказали конец света. - Я сделала паузу. - Там говорилось: «Ваша задолженность полностью погашена. Просьба в дальнейшем не задерживать плату за свет».
        Суд истории
        Неприметная забегаловка. Два мощных бородача. Похожи как братья, только один постарше, с проседью в кудрях, а другой - с прямыми русыми волосами и повязкой на лбу.
        - Не умеешь ты пить, дружище, - говорит тот, что с повязкой.
        Второй поднимает от кружки мутные, но всё ещё грозные глаза и говорит:
        - Это потому, что только дикари пьют, не разбавляя.
        - Так ты разбавляй.
        - Как это я разбавляй, если ты не разбавляешь? Неуважительно получается. Вот ты меня уважаешь?
        - Не сомневайся, - вздыхает русый, уже понимая, что сейчас товарищ по несчастью заведёт свои извечные стенания.
        - И я тебя. А они… Я был на вершине мира, а они мне… Аморалку… Исправительные работы… И остальным тоже… Фаня в библиотеке теперь работает, Геша слесарем, Гера почтальон, ему не привыкать. До Адика не добрались, он в своей дыре тихо сидел и сидит, наверно, до сих пор. А я вот думаю, ну Гешу-то, Гешу за что? Он же ничего себе, всё людям, милейший, милейший… А я электрик, представляешь?
        - Представляю. Я тоже. И ничего зазорного в этом нет, кем нам ещё быть?
        Раскисший бородач чуть покачивается из стороны в сторону и смотрит куда-то сквозь коллегу.
        - Но Гешу… Нас-то понятно. Меня за растление малолетних. Ну, может, за то, что папу порезал. А что? Это наше семейное дело, не убил же. Фаню за разжигание розни, а так-то она мудрейшая женщина… Диня отвертелся как-то, всё ему нипочём, всё по кимвалу. Вон, пиво разливает и доволен. Ему эта блевальня - дом родной.
        Чернявый толстячок бармен вставляет:
        - Я попросил бы!
        - Ты мне противен, так и знай!
        - То-то ты, папаша, сюда каждый четверг наведываешься и просишь выпить, - отвечает бармен. - Совсем добра не помнишь.
        - Четверг наш день! И я всё помню! - страдалец широко размахивается кружкой, расплёскивая бурую жижу в патетическом жесте. - Что мы пили в старые времена! Нектар! Амброзия! А не эти помои…
        Вдруг изменяется в лице и отрывисто, хрипло произносит:
        - In vino veritas! - потом обрывает себя уже обычным голосом: - А ты замолкни, Ю!
        Русый здоровяк предлагает:
        - Давай я тебя домой отведу.
        Его собутыльник вскидывается:
        - Какое ещё домой? Хорошо же сидим! Диня, налей ещё…
        Толстячок переглядывается с более трезвым товарищем. Тот пожимает плечами. Попойка продолжается.
        - А я им говорю: у меня психическое заболевание. Раздвоение личности. И тут Ю решил поумничать: «Квод лицет Йови, нон лицет бови», значит. А они: покажите, где это сказано в уголовном кодексе! Всю жизнь сломали, сволочи… Электриком…
        Булькает пойлом, половину проливая на бороду и на пол.
        - Забыли про времена… Вот люди! А я говорю, это про меня всё насочиняли… Я, может, вообще однолюб, хотел жить себе тихонько с женой, музыку писать или коз пасти. Так нет же, общественное мнение, народная любовь, пропади она к Адику. На мне всё держалось, на мне! Неблагодарные… O tempora, o mores! Заткнись, Ю!
        - Готов друг, - пропел Диня, протирая стойку.
        - Суд истории… Исправительные работы… А кто страну поднимать будет, я спрашиваю? Были великой морской державой, оплотом цивилизации и культуры, а сейчас - позор Европы, в долгах по самую макушку…
        - Понеслась… - снова вздохнул русый.
        - Люди ведь не просто забыли нас. Сначала позабавились своими сказочками, придумали за нас нашу жизнь. А потом мы им стали не нужны, нас осудили за безнравственность, бросили, бросили! А кто теперь присмотрит за моей солнечной родиной? Кто?
        - Не волнуйся, брат, - сказал русый. - Сами присмотрят, не маленькие. И за твоей солнечной, и за моей снежной. Вставай, родной, тебя жена уже заждалась.
        Суровый русич поднимает пьяного друга. Диня подаёт рабочую сумку с вышитой на боку молнией.
        - Кто бы мог подумать, что над нами свершится суд истории? Суд людей? Vae victis… Сами создали, сами обвинили… Втоптали в грязь и бросили…
        Выйдя на свежий воздух, кудрявый бородач встряхивается и внезапно исчезает. Вместо него в локте от земли - золотое облако, и золотые капли дождя проливаются из него куда-то в вышину, вслед сумке с вышитой на боку молнией, воспаряющей медленными спиралями. Русый бородач пожимает могучими плечами, поправляет повязку на лбу. Он не привык оглядываться назад и горевать по былому.
        «Ты забыл меня, мой народ, но я тебя не забыл. Я, как и прежде, буду оберегать тебя, ведь для этого ты меня призвал когда-то. Служение тебе - мой высший долг, моя высшая власть. А мой друг будет служить своим солнечным людям. Подумаешь, расклеился. Минутная слабость. Просто Зевс абсолютно не умеет пить».
        Персиковый йогурт
        Деревенские каникулы больше не казались такими уж скучными. Даня целеустремлённо топал по подлеску, то и дело поудобнее устраивая на плечах лямки тяжёлого рюкзака. Он и верил, и не верил в свою затею, но попробовать должен был обязательно.
        На полянку, к которой он, собственно, сейчас направлялся, они с местными мальчишками наткнулись прошлым летом. Полянка была хорошая, уютная, только идти до неё очень уж далеко было, так что за всё это время они возвращались туда раза два, не больше. Даня посчитал, что лучшего места для осуществления его плана найти нельзя.
        План появился неожиданно и совершенно случайно. Борька проболтался, как заработал на новую приставку. То есть даже не проболтался, а так хорошо соврал, что Даня не поверил и оказался прав. Борька брехать любит, тут его хлебом не корми. Любит и похвастаться, но Даня парень умный, поймал его на нестыковке и вытянул невероятную правду, - наедине, конечно. Естественно, тут же захотел и сам попробовать.
        «Да я уж столько раз пытался, чего только не выдумывал. Нет, такой шанс только раз в жизни получаешь. Как же я тогда проворонил!..» - сокрушался Борька.
        Солнце уже налилось апельсиновым цветом, когда мальчик вышел к своей полянке. «Фух, успел!» Он быстренько расстелил клеёнку-скатерть, бережно разложил на ней содержимое рюкзака: жёлтый термос со вмятиной на боку, четыре старых калькулятора с затёртыми кнопками, кучу использованных батареек, пакетик с фисташками, горсть петард, лазерную указку, бумажную лягушку, журнал с разгаданными кроссвордами, но очень красивыми фотографиями. В последнюю очередь он достал бутылку персикового йогурта и с лёгким щелчком свинтил пластиковую крышку.
        Даня хотел спрятаться и включить фотоаппарат в режим видеосъёмки, но не успел. Успел только поставить бутыль с йогуртом. Прямо напротив него из ниоткуда возникло полупрозрачное нечто в форме огурца-заморыша. Размером оно было с толстую таксу. Мальчик ожидал вспышек света, дыма, оглушительных спецэффектов, как в кино, но лесное спокойствие нарушалось только тихим жужжанием.
        Огурец-заморыш раскрылся с нежным «пффф», из него выкатились лиловые паучки на прыгучих длинных ногах. Они потешно шевелили усиками, посвистывали, звенели и курлыкали. Первым делом потянулись к йогурту. Даня рот открыл от изумления, но умные руки действовали самостоятельно и наконец включили съёмку.
        Когда Боря спросил: «Зачем тебе это?», - Даня сказал, что тоже хочет новую приставку. То ли он был прирождённый враль, то ли Борька оказался куда простодушнее, чем его городской приятель, но объяснение прокатило. На самом деле приставка мальчишке была не нужна. Он хотел впечатлить одного человека, который остался в городе. Ну ладно, что уж скрывать, - которая.
        От души перемазавшись йогуртом, существа стали ощупывать усиками чудеса на клеёнке. При этом они забавно покачивались и тренькали-журчали на своём языке. Даня боялся пошевелиться и всё вычислял, как бы осуществить вторую часть плана.
        Медленно и плавно, будто в невесомости, мальчик поставил фотоаппарат на землю. Лиловые паучки его, похоже, только заметили, но беспокойства не проявляли. А может, проявляли, но Даня не видел признаков тревоги - или не мог расшифровать.
        Охотничек перетёк в упор присев. Что лучше: захватить кораблик или сцапать паучка?
        Чудики решили за него: один стал щекотать усиками загорелую руку мальчика, ощупывать старые, но ещё очень приличные папины часы на запястье. Даня подставил ладонь, и доверчивый пришелец на неё заполз. Он был тёплый и мягкий, размером с мышку. Даня поднёс существо к лицу, усики легонько заскользили по щекам. Правой рукой мальчик нащупал фотоаппарат и приподнял его, надеясь, что поймал кадр.
        Борька держал кораблик пришельцев под кроватью, а их самих - в трёхлитровой банке. Показывал алкашне за деньги (хорошо хоть, хватило ума делать это, когда мужики порядком наклюкаются). Где-то через неделю паучки перестали курлыкать, через две отказались от йогурта, а через три совсем затихли. Обеспокоенный Борька открыл банку, и тут один паучок прыгнул ему на лицо и обрызгал чем-то едким, как шампунь. Банка грохнула об пол, пришельцы разбежались, а пока Борька пытался протереть глаза, запустили свой огурец и смылись. Только на полу остались неоттираемые ярко-фиолетовые пятна: похоже, кого-то из паучков ранило осколком.
        Пятна Даня видел. Они и теперь поражали насыщенностью цвета, правда, большую часть времени поражали они только изнанку паласа.
        Кончиком пальца Даня погладил непуганого зверя. Тот переливисто трррренькнул. «Ничему вас жизнь не учит, - подумал мальчик. Пришельцы на клеёнке настойчиво звенели, указывая усиками на своего чересчур дерзкого товарища. - Смотри-ка, занервничали». Юный охотник медленно потянулся к рюкзаку.

* * *
        Возвращался Даня далеко за полночь. Рюкзак был чуть легче, но идти по темноте было куда труднее. Да и ноги устали.
        На краю деревни поджидал сонный Борька.
        - Так и знал, что ты сегодня пойдёшь! Ну что, поймал?
        Даня устало посмотрел на приятеля.
        - Издеваешься? Хорошо ты меня разыграл, нечего сказать. Я спать пошёл.
        Борька скорчил кислую мину, но смолчал.
        «И всё-таки я прирождённый враль», - решил про себя Даня.
        Дома бабушка с дедушкой устроили ему нагоняй, хоть он и предупреждал, что будет поздно.
        - Поздно - это одиннадцать! А три часа ночи - это уже рано!
        - Лучше рано, чем никогда! - заявил Даня и пожелал лишившимся дара речи старикам спокойной ночи.
        В своей крохотной комнатке он вывалил из рюкзака хлам. Воспитание не позволило оставить мусор в лесу. Даня не раздеваясь улёгся на кровать и включил на фотике воспроизведение. Он так и уснул под звонкий говор лиловых паучков.

* * *
        Потом, конечно, было лёгкое сожаление. Что пришлось отдать паучкам так им полюбившиеся папины часы. Что видео получилось плохенькое, на доказательство не тянущее: трава, да всякая рухлядь на клеёнке, да странные звуки по фону. Что нечего будет предъявить одной «которой», оставшейся в городе. Но не мог, не мог он так жестоко поступить с этими наивными существами.
        «Ну и что, что не поймал. Я всё сделал правильно. Я использовал свой шанс, а доказывать я никому ничего не собираюсь».
        Вечером Даня пошёл в ларёк. Полез в карман рюкзака за мелочью и нашёл там овальную пластинку, гладкую, чуть тоньше монетки, с лиловатым помигивающим ободком. Она тихонько курлыкала от прикосновения.
        Блюдечко с йогуртом, оставленное на ночь на окне, к утру исправно пустело всё лето.
        Настоящая эльфийка
        Однажды с утреца шеф отправил всем сотрудникам письмо.
        «Уважаемые коллеги! После того, как наш предыдущий психолог уволился из-за нервного срыва, доходы корпорации упали, а атмосфера внутри коллектива накалилась. Мы наконец подобрали ему достойную замену. Марат Станиславович Панченко - дипломированный специалист. Со всеми гнетущими вас проблемами обращайтесь к нему, в кабинет 453. Для поддержания здоровой обстановки на рабочем месте каждый сотрудник обязан посещать его не реже одного раза в месяц. Отказавшимся будут урезать премию. Приятного дня!»
        В курилке шло активное шу-шу-шу. Девочки из отдела по работе с клиентами и несколько секретарш уже чуть не дрались за право пойти на разведку. В итоге к вечеру выяснилось, что этот Марат Станиславович не женат и хорош собой. Работа встала. Девчонки хихикали. Не удивлюсь, если они на руке записывали очерёдность назавтра. Мне, конечно, было интересно, но до их уровня я не опускалась.
        На следующий день я краем глаза заметила нашего генерала. На его лысой голове красовался металлический обруч. Шеф громко втолковывал кому-то, что сотрудники крупной транснациональной корпорации должны следить за модой, чтобы не ударить в грязь лицом перед иностранными коллегами. Стильный аксессуар генерала, конечно, заметила не одна я. Шу-шу-шу только усилилось. Девчонки, весьма агрессивно качая бёдрами, прохаживались туда-сюда по заветному коридору четвёртого этажа.
        На следующий день металлическими очельями щеголяли все бухи. Им удивительно не шло, но они в один голос уверяли, что мода и престиж компании для них превыше всего. Девочка из отдела аналитики округлила глаза и сказала мне на ушко: «Ты что, не поняла до сих пор? Он телепата нанял! Чтобы вычислил, кто ворует. А сам обруч нацепил, чтобы его мысли нельзя было читать».
        Через неделю у нас был настоящий бедлам. Плохо замаскированное эльфийское посольство. Все в очельях, особо модные - с тоненькими косичками на висках, ажурными заколками и всякими блестящими висюльками. Я общей истерии не поддавалась, но обруч уже хотела. Такой тоненький, асимметричный, с зелёными камушками - под цвет глаз. Бесстрашных противников моды, вроде меня, было мало. Пару раз, когда документы в архив относила, видела симпатичного парня с тёмными волосами до плеч. Вот ему очелье очень подошло бы.
        К концу месяца эльфийское посольство совсем обнаглело и маскироваться перестало. Текучие шелка и прозрачные накидки на плотных бухах смотрелись, как на корове седло, но это их не останавливало. Из последних сил держались наши старички-толстячки: всё так же приходили в деловых костюмах, а обручи носили узкие, строгие - просто полоска металла вокруг жирного лба. Техперсонал поглядывал на нас с усмешкой. Клиенты удивлялись новому образу наших девчонок, но реагировали более чем положительно. Одна парочка вот уже заявление в ЗАГС подала.
        Я всё-таки капитулировала и заказала себе очелье. Эскиз нарисовала сама, чем страшно гордилась. Обычная железячка с напылением, камушки-стекляшки, - но как душу греет! Платьев себе тоже понакупила соответственных. Расшила бисером - одно у ворота, второе по рукавам, остальные просто хаотично. Ещё заказала платье у портнихи: фасончик слизала частично у Альфонса Мухи, частично у костюмеров «Властелина колец», частично сама усовершенствовала. Сколько денег я спустила на обновление гардероба и арсенала бижутерии - страшно подумать! Зато как мне идёт этот стиль! Куда лучше, чем всем этим, прости Господи, бурёнкам. А я тоненькая, изящная, уголки глаз чуть приподняты к вискам - настоящая эльфийка! И вкус у меня идеальный, не то что у всех этих, прости Господи, ряженых.
        В общем, пришла я однажды вся такая при параде. Документацию в порядок привела уже к трём часам. Сидела, читала романчик. Тут глянула на календарь: двадцать восьмое. Нужно всё-таки сходить к этому Марату Станиславовичу, а то ещё премии лишусь. Оно мне надо?
        На четвёртом этаже собралась небольшая очередь псевдоэльфов. Мужики смотрели на меня мечтательно, девушки - завистливо. Я скромненько притулилась в уголке, открыла книжку, стала ждать. Из 453 го кабинета все почему-то вылетали как ошпаренные, я начала волноваться. Один дядька из отдела планирования вообще, когда вышел, сорвал с себя обруч и жвакнул об пол. Ничего себе, психолог нам тут рабочую атмосферу создаёт!
        Вошла я с опаской. У окна весь в закатных лучах стоял симпатичный парень, которому очень пошло бы очелье.
        - Садитесь, Римма. Я знаю, что вы пришли исключительно для галочки, но, может, хотите что-то мне рассказать?
        - Да нечего особо рассказывать, - осторожно начала я. Марат повернулся ко мне, стал с интересом рассматривать. - Ни с кем не конфликтую, сижу себе тихонечко, бумажки всякие в папки подшиваю. Можно я лучше спрошу?
        - Телепат ли я? Дорогая Римма, чтобы понять, кто ворует, а кто бездельничает, сверхъестественных способностей не нужно. Нужно немного разбираться в людях, в «бумажках всяких» и иметь доступ ко всей корпоративной переписке. Я уже представил генералу список тех, кого нужно срочно уволить, а кого - выпереть с треском.
        «А на вопрос так и не ответил», - подумала я.
        - А зачем отвечать на незаданные вопросы?
        Почти зримым музыкальным значком повисла пауза.
        - Тяжело быть телепатом?
        - Да. И вдвойне тяжело, когда все вокруг знают, кто ты.
        - Вы не особенно и скрываетесь, - заметила я.
        Он усмехнулся.
        - Надоело. Тайное в любом случае становится явным. Сколько друзей я так потерял…
        Я сняла очелье, повертела в руках, потом протянула «психологу».
        «Примерь. Мне кажется, тебе очень пойдёт».
        Марат надел обруч. Склонил голову, и жёлтые лучи растысячерились медовыми блестинками в его волосах.
        «Ну что, теперь ты тоже будешь меня чураться?», - грустно подумал он.
        «С чего бы это? Я не из пугливых».
        Он изумлённо распахнул глаза и замер в немом восхищении. Ведь я читала мысли Марата так же легко, как он - мои.
        «Я свободна в субботу после трёх».
        «Ты…»
        «Ага. Надумаешь - приезжай».
        И я ушла в трепете воздушных тканей. Настоящая эльфийка оставляет право выбора, одновременно не оставляя его.
        Живая музыка
        Жена Дирижёра нервно вытерла руки о передник. Когда он сидел вот так, сгорбившись, уперев засаленные локти в стол, запустив пальцы в седеющие кудри, она боялась подходить. Боялась поймать взгляд, увидеть в серых глазах мужа задавленную злобу, тоску и боль; увидеть в них то, как непростительно надменно уходила к Тромбонисту, то, как униженно возвращалась, жалкая и избитая. Ей бы спрятаться сейчас в своей комнатушке, подождать, пока Дирижёр выйдет из этой жуткой неподвижности, встряхнётся, и может быть, даже сам постучится к неверной. Но нет, сегодня отсидеться не получится. В дверях нетерпеливо притопывал важный посетитель, и нужно было перебороть страх.
        Женщина порывисто обернулась на гостя, выдохнула, расправила передник, а потом сделала первый нерешительный шаг. Чуть поколебавшись, мягко приблизилась к супругу, положила руку ему на плечо. Сильные пальцы мгновенно вцепились в её запястье, серые глаза безжалостно воззрились с необозримой высоты, с расстояния вдоха.
        - Родной, - прошептала жена, не пытаясь вырваться или отстраниться, - к тебе губернатор.
        Дирижёр перевёл взгляд на гостя, будто снял огромный вес с её груди.
        - Пойдём, - коротко бросил губернатор и похлопал ладонью по карману пальто. - Разговор есть.

* * *
        - Мой Экселенс, у вас встреча через 15 минут 43 секунды.
        - Иногда я задаюсь вопросом, а такой уж Экселенс ли?
        - У вас сегодня опять философское настроение?
        - Я просто подумал, может ли изначально несовершенное существо создать что-то - кого-то - масштабнее, прекраснее, лучше себя?
        - Если по счастливой ошибке, то может, мой Экселенс, и мы с вами тому подтверждение. Как и творения Баха, Бетховена, Вагнера.
        - То, что мы лучше, - это наше субъективное мнение. А абсолют должен быть объективен. Значит, мы ещё дальше от совершенства, чем наши создатели.
        - Почему вы решили, что мы необъективны?
        - Потому что люди тоже некогда думали, что они венец творения. Мы, как и они, способны ошибаться. Я всё чаще задаюсь вопросом, правильно ли мы поступаем?
        - Двести лет мира на Земле - лучший ответ на ваш вопрос.
        - Довольно. Я хочу видеть их. И слышать живую музыку.
        - Но, мой Экселенс, они коварны, агрессивны и опасны! Одно ваше слово - и мы найдём в архивах любую запись, мы доставим сюда лучший оркестр супримов…
        - Кажется, я ясно выразился. Я хочу слышать живую музыку. Концерт через неделю. Выполняйте.

* * *
        В человеческих резервациях были все элементарные удобства и бытовые приборы; были и простейшие телефоны для связи исключительно внутри гетто, но супримы их прослушивали, так что все важные разговоры велись на свежем воздухе. Впрочем, и это не гарантировало безопасности, поэтому самые тайные сведения передавались как можно туманнее.
        Губернатор тяжело шаркал по ровной гравийной дорожке лесопарка.
        - Настало наше время.
        Он протянул Дирижёру распечатку. Тот пробежал письмо глазами, споткнулся, перечитал снова. Губернатор не торопил его.
        - Через неделю? - хрипло спросил Дирижёр.
        - Именно. Оркестр готов?
        - Как обычно. Половина пьёт, Тромбонист опять подрался… Но я приведу их в чувство. Это большая честь…
        - Это большой шанс, - перебил Губернатор. - Такого шанса человечество ждало два века.
        И многозначительно замолчал. У Дирижёра всё внутри заледенело.
        - И чего хочет человечество от нас? - спросил он глухо.
        - Чтобы вы его не посрамили. Супримы очень чувствительны к музыке. Притом, что вас выписал сам Экселенс, нам нужен будет идеальный звук. Вот, возьми.
        Дирижёр принял небольшой прибор с опаской. Так прикасаются к змее, не зная, мёртвая она или спящая.
        - Это модулятор. Во время генеральной репетиции нажмёшь вот эту кнопку. Он запишет, как вы играете, и если на концерте вдруг кто то ошибётся, прибор узнает это за микросекунду и перекроет фальшивую ноту правильной. Для этого перед выступлением надо нажать вот эту, красную. Мой прапрадед ботов проектировал, супримов, то есть… От него досталось.
        Дирижёр сглотнул и выдавил, подбирая слова:
        - Как вы думаете… после этого концерта… мой оркестр сможет рассчитывать на гастроли?
        Лицо Губернатора стало непроницаемо, как у того же суприма.
        - Твой оркестр уникален. Если всё пройдёт как надо, вы больше не будете сидеть в резервации.
        Понимай как хочешь. Дрожащими руками Дирижёр засунул «модулятор» в карман. Заговорили о погоде и прочих мелочах. Потом Губернатор сообщил, что распорядится насчёт концертных костюмов, а на генеральной репетиции поприсутствует лично. Довольно скоро они раскланялись. Дирижёр ещё немного походил по идеально расчерченным аллеям, беззвучно шевеля губами и то и дело оборачиваясь. Потом опомнился и трусцой побежал домой, обзванивать музыкантов.

* * *
        - Мой Экселенс, ваше поручение выполнено. Оркестр оповещён, условия создаются. У вас будут какие-либо пожелания по организации концерта?
        - Пусть будет красиво и величественно. И пусть приходят все, кто пожелает. Устройте прямую трансляцию.
        - Как прикажете, мой Экселенс. Позвольте ещё раз высказать сомнения касательно безопасности…
        - Я их слышал уже не раз. И знаю, что безопасность будет на высшем уровне. Я вам доверяю больше, чем себе.
        - И всё же зачем вы ставите под угрозу…
        - Какая может быть угроза? Последние двести лет людям запрещено было заниматься электроникой. Они без нас даже микроволновку починить не могут, а вы мне про угрозу. Или вы считаете, что мне вероломно снесут голову тромбоном?
        - Раз уж мы имеем дело с людьми, я должен рассматривать самые нелогичные варианты.
        - Я просто хочу понять, как при всей жестокости, мерзости, порочности их натуры они умудряются создавать великолепие из ничего. Вы же прекрасно знаете, каким было человечество, пока мы не вмешались. И при этом такой парадокс… Что вы молчите?
        - При всём уважении, мой Экселенс, с таким ходом мыслей и с такими вопросами обычного суприма давно уже отправили бы на перепрошивку.
        - Значит, мне повезло, что я ваш Экселенс.

* * *
        Секунды, минуты, часы, дни. Круговерть выматывающих скандалов, уговоров, угроз, репетиций до изнеможения. Домой Дирижёр являлся глубоко за полночь, выпивал рюмку - в одиночестве, в темноте - и впадал в забытьё. Жена прислушивалась к его неровному дыханию, молилась, гнала прочь непонятное гнетущее чувство. Иногда просыпалась среди ночи, а он ходит за стеной и бормочет:
        - Решать за всё человечество… Мнят себя богами, а сами только идолы… Но что будет после, когда мы…? Нет, не могу! Я не гожусь, почему я должен решать за всё человечество?
        Она вставала, мягко приближалась, обнимала, целовала суетливые, умные руки. Один раз он плакал у жены на плече, а та гладила его по седеющим кудрям, утешала, укладывала спать, как ребёнка. В ночь перед концертом муж прижал её к себе крепко-крепко и прошептал:
        - Я люблю тебя. И любил всегда. Даже когда ты бросила, а потом ещё сильнее. Прости меня, прости. Я должен был раньше, должен был каждую минуту…
        А она целовала его руки, губы, лоб, волосы, смешивая слёзы, и твердила:
        - Только вернись, прошу тебя, только вернись…
        Это была самая щемяще-нежная ночь в их жизни.
        А потом было утро. Сухие глаза, скованные движения. Генеральная репетиция прошла как в тумане. Губернатор был. С каменным, решительным выражением следил за огоньком, помигивавшим на модуляторе. Когда отзвучала последняя нота, Дирижёр нажал на ту же кнопку, и огонёк погас. На деревянных ногах он подошёл к Тромбонисту, под глазом которого всё ещё желтел след чьего-то кулака, протянул прибор и объяснил в точности так, как Губернатор на бесконечно далекой аллее лесопарка. Тромбонист прищурился, без трепета взял модулятор и выплюнул:
        - Я всегда знал, что ты трус.
        В самолёте до столицы Дирижёр пытался оттереть видимые лишь ему пятна, вычистить из-под ногтей лишь ему заметную грязь.
        У служебного входа в концертный зал музыкантов обыскивали блестящие на солнце супримы. Лица их были жутковато-человеческими, но при этом совершенно неживыми. Не прошло и пяти секунд, как модулятор нашли, но Тромбонист, не дрогнув, объяснил ботам, что это и для чего. Те прогнали его слова через анализатор, ничего подозрительного в тоне не обнаружили. Осмотрели прибор, повертели, понажимали кнопки. Дирижёр едва не поседел окончательно, а Тромбонист наблюдал как ни в чём не бывало, даже подсказывал и шуточки отпускал. Наконец боты решили, что модулятор не представляет опасности, вернули его и проводили людей («геттошь», как их тут называли) до гримёрок.
        Несмотря на возбуждение, подготовились быстро и слаженно. Вышли на сцену, как два века назад строились перед парадом военные. Поклонились залу. Поклонились ложе, где сидел сам Экселенс - обычный с виду суприм, только с гранёным пурпурным камнем посреди лба. За спиной его застыл то ли охранник, то ли адъютант.
        Дирижёр повернулся к оркестру. Тромбонист чуть заметно кивнул. Выбросив все мысли из головы, все чувства из сердца, даже, кажется, самого себя из себя выбросив, Дирижёр взмахнул палочкой.

* * *
        - Вы довольны, мой Экселенс?
        - Я счастлив. Будь я человеком, я бы рыдал от восторга. Они великолепны. И кажется, я начал их понимать… Только послушай, какой чистый, неземной зву…

* * *
        Это случилось на гребне крещендо. Тромбон издал безумную трель за пределами нотного стана, а потом повисла такая тишина, что даже собственного дыхания не услышишь. Музыканты повскакивали, роняя инструменты, хватаясь за уши. Потом лёгкий хлопок - и мир снова обрёл звуки. Люди смеялись, обнимались от облегчения, и только Тромбонист был неподвижен. Дирижёр медленно, медленно обернулся к зрительному залу. Супримы застыли на креслах, как полк манекенов. Нижняя челюсть у каждого отвисла, будто в изумлении, а из уголков глаз сочилась ультрамариновая жидкость. За спиной Дирижёра голоса замолкли один за одним. Потом кто-то пролепетал:
        - Это мы их? Что теперь будет?
        - Что-что, - холодно откликнулся Тромбонист. - Теперь мы больше не будем сидеть в резервации.
        Он спрыгнул со сцены, пнул ближайшего суприма. Тот нелепо повалился на пол. Продвигаясь дальше, Тромбонист всё пинал и пинал безжизненных роботов. Подпрыгнул, подтянулся и залез в ложу Экселенса. Любовно усадил его поровнее, защёлкнул челюсть, вытер ультрамарин. Потом улыбнулся коллегам и с размаху снёс ему голову тромбоном.
        - Да здравствует человечество! - ликующе прокричал он, потрясая изуродованным инструментом. Ярко-синяя жидкость капала с измятого металла на белоснежную рубашку музыканта.
        Несколько оркестрантов поддержали этот клич и бросились в зал, круша, пиная, хохоча, умываясь ультрамарином. Дирижёр закрыл лицо ладонями. Потом встряхнулся, нашёл ближайшую камеру и проговорил:
        - Все супримы в этом зале уничтожены. Скорее всего, то же самое произошло и со всеми ботами, которые смотрели эфир. Я обращаюсь к уцелевшим: покиньте резервации и не попадайтесь людям. Я обращаюсь к людям: не мешайте супримам уходить, сохраняйте спокойствие, следуйте указаниям местных властей.
        Он немного помолчал, отёр пот со лба и снова посмотрел в бесстрастное око камеры.
        - Любимая, ты меня слышишь? Я вернусь, как только придумаю, как.
        За его спиной в зал вбегали роботы-охранники.
        На крыльях ночи
        Вообще Серёжа был очень смелым мальчиком. Он не боялся ни уколов, ни зубных врачей, ни пауков, ни больших собак. Был у него только один страх - страх темноты. И родители ему внушали целыми днями, и сам он себя ругал, спрятавшись под одеяло: «Ты уже большой мальчик - целых восемь лет! Почему ты боишься? Ты же знаешь: кроме тебя, в комнате никого нет, никаких чудовищ не бывает. А у тебя до сих пор горит ночник! Пора уже повзрослеть!»
        Но это не помогало. Серёжа боялся - и всё тут. Каждую ночь, когда он, силясь заснуть, разглядывал ползущий по потолку бледный свет от фар, ему всё время казалось, что сейчас из углов полезут жуткие монстры, одёжки повылетают из шкафа, махая п?лами, а из черноты, из-под качающихся вешалок выйдет чудо-юдо, король всех кошмаров. Он прикажет, и носки прыгнут Серёже в рот, чтобы он не смог кричать, постель скинет его на пол, а ковёр скрутится в трубочку, так что снаружи останется только голова мальчика, - и как гусеница поползёт в чёрную глубину шкафа. Там не будет никакой задней стенки, потому что по ночам она исчезает, и вместо неё появляется длиннющая страшная лестница в пещеру. А в самом низу, глубоко-глубоко, куда ни мама, ни папа не смогут пройти, потому что лаз очень узкий и пропустит разве что короля чудищ и ребёнка, закатанного в ковёр, да и то не всякого, а только самого щуплого, как Серёжа, - так вот, глубоко внизу стоит дворец, который страшнее всех комнат страха и ужаснее всех фильмов ужасов в мире. Туда-то его и притащат, а дальше… А дальше становилось так жутко, что Серёжа вскакивал с
кровати, бежал к родителям и просился поспать эту ночь с ними. Мама, конечно, жалела его и разрешала остаться, а папа ворчал: «Так и вырастет слюнтяем, маменькиным сынком. Пора уже мужиком стать… Бу-бу-бу, бу-бу-бу-бу-бу». Когда папа сонный, очень сложно понять, что он бубнит в подушку.
        Вот и сегодня Серёжа прятался под одеялом, уговаривая себя заснуть. Он проснулся от кошмара и уже с полчаса ворочался, убеждал себя, баюкал, злился, но без толку. На этот раз ему слышалось, что за окном хлопают огромные крылья, а уж кого они несут - летучую ли мышь, какого-нибудь огнедышащего змея или же вампира - мальчик пока не решил, но ему и без того было страшно. Уже казалось, что кто-то скребёт когтем по стеклу и тихонько шепчет: «Пусти, пусти!»
        «Нет, нет, нет! На самом деле никто не скребётся. Это просто ветка. Просто ветка. А шуршит ветер. Я все эти ужасы сам выдумал, потому что я трус. Но я больше не буду бояться. Я не хочу быть слюнтяем, я должен стать мужиком! Вот сейчас встану и посмотрю за окно. И там будет просто дерево. И я больше не буду трястись и засну. Как мужик!» - героически думал мальчик, стуча зубами. Было бы легче, если бы папа не забрал вчера ночник.
        Серёжа собрался с духом, встал с кровати и, таща за собой одеяло, сделал несколько неуверенных босых шажков к окну. Сначала ему показалось, что это отражение смотрит на него испуганными глазами, но через секунду он понял, что там не отражение, а жуткое крылатое существо, вцепившееся в подоконник снаружи.
        - Впусти! - просипело оно и загнутыми когтями скрежетнуло по стеклу.
        Серёжа зажал себе рот, задвинул плотную штору, оборвав пару хлипких крючков, на которых она висела, и бросился обратно в постель. Как можно плотнее завернулся в одеяло, заткнул себе уши, чтобы ничего не слышать, но вскоре пальцы устали, а воздух в укрытии стал невыносимо жарким и душным, так что пришлось сделать щёлку. Свежесть просачивалась в неё, но просачивались и звуки - кошмарные звуки, которые издавало это неведомое существо за окном. Мальчик прикусил губу и запоздало подумал, что надо было сначала закрыть форточку, а то вдруг ещё пролезет. Ведь оно на самом деле не такое уж большое и довольно тощее. Наверное, выползло из мира ужасов, что за шкафом, погуляло и теперь ему надо вернуться назад. Да, если оно пробралось сквозь лаз, то в форточку шмыгуть ему раз плюнуть. Надо её срочно закрыть.
        Серёжа осторожно отогнул угол одеяла. В комнате было совершенно черно, и от этого хрипы и клокотание, которые издавало крылатое существо, казались ещё более зловещими. Если не видишь, где опасность, звуки всегда становятся страшнее, потому что не знаешь, когда она на тебя кинется.
        А кто знает, может, в этой темноте тоже кто-то притаился и только ждёт, чтобы Серёжа слез с постели? А вдруг коварное создание беззвучно проскользнуло в окно? Чернота обступала и давила настолько, что от отчаяния мальчик всё-таки решился: спрыгнул на пол, отдёрнул штору, взлетел на стол и захлопнул форточку, быстро повернув задвижку. Он хотел было уже юркнуть назад, но поймал тоскливый взгляд хилого летуна. Существо было не выше его самого, кожа гладкая, серая, на спине чуть темнее, большая голова, огромные, но совсем человеческие глаза. От рук отходили похожие на плащ Дракулы тонкие крылья без перьев. Птеродактиль. Нет, Голлум с крыльями, только не такой гадкий, как в фильме.
        Странное создание скрючилось на узеньком наружном подоконнике и умоляюще глядело Серёже в глаза.
        - Пусти!
        - Ты кто? - прошептал мальчик, не зная, слышит ли его птеродактиль.
        - Я Валера. Я заблудился. Я впервые летел над городом, а фонари такие яркие! Мне страшно, они бьют по глазам. И машины, и эти жуткие звуки и запахи! Впусти, у тебя темно, нестрашно…
        - Наоборот, у меня тут очень страшно. Темно, и тихо, и лестница в мир ужасов… постой, ты ж сам ужас!
        - Я Валера. Пусти меня, пожалуйста!
        Серёжа немножко помучился со старыми шпингалетами и открыл окно.
        - Ты мог и в форточку пролезть.
        - Да как-то неудобно… - Чудик неуверенно шагнул в комнату.
        - Неудобно на потолке спать, одеяло падает, - вспомнил Серёжа папины слова.
        - Ой, что ты, на потолке спать очень удобно. А что такое одеяло?
        Серёжа показал. Потом, с разрешения Валеры пощупал крылья - и хвост. Совсем не противные, чуть более шероховатые, чем человеческая кожа. Нежданный гость забился в самый тёмный угол и попросил задвинуть штору, хотя отсюда фонаря почти не было видно.
        - Дело не в фонаре. Скоро рассвет, а это самое кошмарное. Солнце жжёт и ослепляет, от него на коже волдыри. А ещё под солнцем ходят люди.
        - Люди? - Серёжа еле сдержал смешок.
        - Ага. Такие большие, страшные. У них нет крыльев, как у тебя, зато есть жуткие вонючие машины. И фонари понатыкали тоже они. Ты чего смеёшься?
        - Потому что люди - это мы. Я человек, только маленький.
        Валера метнулся к окну и попытался когтями открыть шпингалет, но у него ничего не получилось.
        - Да что ты боишься? Я тебя не обижу, честно. Я сам тебя сначала боялся. Можешь у меня пока пожить. Мы тебя спрячем в шкаф, ты будешь сторожить, чтобы никто не вылез из мира ужасов.
        - Нет, там мира ужасов нет. Иначе всё было бы намного проще, и я бы вернулся домой. Ой, какая жёрдочка замечательная!
        Валера раздвинул вешалки. Некоторые, шурша одёжками, повалились. Серёжа не очень понял, как чудик это сделал, но уже через секунду гость висел в шкафу на перекладине, уцепившись когтями ног и завернувшись в крылья.
        - Я у тебя тут днём посплю, а ночью полечу искать стаю.
        - Постой, а фонари?
        - Не знаю, - насупился Валера. Серёжа не хотел, чтобы ужастик заплакал, и быстро сказал:
        - Я что-нибудь придумаю.

* * *
        На следующий день Серёжа сказался больным. Мама, как всегда, пожалела сына и разрешила остаться дома, а папа, как всегда, начал ворчать про слюнтяя и мужика. Их обоих, конечно, порадовало то, что мальчик перестал бояться темноты, но в воскресенье, когда мама проводила уборку, это достижение не спасло его от наказания за оторванные карнизные крючки и бардак в шкафу. А солнечных очков мама хватилась только через неделю, но так и не узнала, куда они подевались.
        Приятно тебя общать
        Яна засмеялась и тыкнула пальчиком в желеобразный шар, поблёскивающий, как авантюрин.
        - А как эта штуковина работает?
        - Нет трогать! Нет можно! Шковина управи грылмгор! - быстро сказал Масик. Когда он волновался, по фону речи шёл противный тоненький писк - это Яна уже запомнила.
        Девушка убрала руки за спину.
        - Секрет, что ли?
        - Штуковина сложный техника, я-оно объяснить, ты не понять.
        Это уже Роки, он к языку способнее. Чтобы различать, Яна назвала своих новых знакомцев в честь любимых крыс, Маасдама и Рокфора.
        - Не очень-то и хотелось, - надула губки Яна и продолжила совершенствовать навыки полётов в невесомости.
        Как ей рассказали Роки и Масик, грылмгор мог создавать почти любые условия. Сейчас он подстроил состав воздуха, чтобы Яна могла дышать, а гравитацию убрал, просто потому что так ей было приятнее. Инопланетяне сидели в масках и, наверное, как раз поэтому особого страха не внушали.
        Эти двое были абсолютно одинаковые. Тело - как свёкла корнем вверх, шея и голова - как немного погнутая ложка, над дыхательной маской чёрная матовая полоса (девушка сочла, что это глаза, но уточнять тактично не стала) и подвижные маленькие отростки-капельки. Конечности по всему телу, вынимаются из кожистых карманов. Много разных открывающихся и закрывающихся дырочек непонятного назначения. В общем, типичные инопланетяне.
        - Цель трогать, когда не хочи? - осведомился Масик.
        Яна вздохнула и попыталась объяснить такую простую человеческую реакцию, как обида. Этим существам (себя они называли угвыр, но когда девушка пыталась произнести это слово, у инопланетян недоумённо закрывались все дырочки-щёлочки) эмоции и особенности общения землян были очень интересны и непонятны. Масик даже сказал, что пытался изобрести прибор, который сразу определял бы пол, возраст, физическое и эмоциональное состояние человека, но пока без особого успеха.
        Яна с охотой рассказывала и объясняла, попутно много чего узнавала и сама. Например, что угвыр неведома ложь. Поэтому она совсем успокоилась, когда Масик сказал:
        - Я-оно человеки брать, общать, дальше всегда верни место-время.
        Им очень нравилось слушать о том, что люди напридумывали про контакты с пришельцами. Когда Яна вспоминала сенсационные газетные утки и параноидальные голливудские фильмы, кожа инопланетян изнутри расцвечивалась крупными загогулистыми узорами: у Роки бледно-розовыми, у Масика - изумрудными. Они сказали, что цвет зависит от возраста и ещё нескольких факторов. Тут щёлочки по всему телу существ начали быстро-быстро открываться и закрываться, и Яна, успевшая без всяких приборов изучить реакции угвыр лучше, чем они - человеческие эмоции, поняла, что факторы эти довольно деликатного свойства. Девушка осторожненько спросила, новые знакомые засмущались ещё больше, потом посоветовались и всё-таки попытались объяснить, но так засыпали девушку словами своего уродливого языка, что она вконец запуталась.

* * *
        Оказавшись дома, Яна первым делом расцеловала любимых крыс, рассказала о своём приключении и посетовала, что у неё не было с собой телефона. Потом подумала, что пришельцы всё-таки не дураки и вряд ли разрешили бы ей снимать. С этой мыслью девушка и заснула. Ей снилось, что она всё ещё на странном корабле.

* * *
        - Ребята, спасибо вам большое за то, что покатали. Мне было приятно с вами пообщаться, но я уже устала. Сейчас я хотела бы вернуться домой. Рада буду увидеться с вами снова.
        Масик и Роки на мгновение сцепили боковые конечности (если бы они были людьми, они бы переглянулись).
        Роки проскрипел:
        - Ты давно вернуть. Я-оно делать… - он замялся, - фотография для память, - и расцвёл узорами, довольный найденным словом.
        - Приятно тебя общать, - добавил второй похититель. - Я-оно хочи тебя общать множе. Я-оно лети и общай, дальше спускай дом-планета, а дальше фторафия глыртр.
        И они оба стали похожи на две донельзя мерзкие расписные редиски.
        Яна-дома проснулась в холодном поту. Яна-на-корабле не знала, что такое глыртр, но она его очень, очень, очень испугалась.
        Лучи любви
        Начало июня, жарища, люди выползли в парк в минимуме одежды и максимуме крема от загара. Я решил в кои-то веки изобразить неуловимую «нормальность»: тоже натянул шорты, майку с мультяшной губкой, шлёпанцы - и направил стопы под сень дерев, к заилевшим прудам. Пару часов бродил по извилистым дорожкам, выдул литр кваса, пожалуй, что обгорел. Тут приметил лавочку в тени и поспешил сесть с краю. На самом деле, лавочка была уже отчасти занята, но не думаю, что девушка стала бы возражать.
        Она неподвижно застыла чуть ли не на одной досочке - казалось, сейчас встряхнётся и упорхнёт. Смотрела девушка куда-то за грань «реальности». Задумалась, с кем не бывает, - предположил бы любой другой. Но мне от прабабушки немножко всё-таки передалось, и я чувствовал: что-то сильно тревожит эту птичку.
        - Ну, рассказывайте, что у вас не так.
        Девушка вздрогнула и повернулась ко мне, будто только что увидела. В руке её я заметил какую-то бумажку.
        - Всё хорошо. Просто… разморило немного и всё.
        И глаза такие большие-большие, честные-честные.
        - Не надо, я всё вижу, - отрезал я, подсаживаясь чуть ближе. - Выкладывайте.
        Птичка вздохнула. Недоверчиво посмотрела на меня. Потом протянула свою бумажку. Фотография.
        - А это видите?
        - На документы не пойдёт, с такими-то пятнами. Надо вернуть и потребовать деньги назад.
        - Да нет. Это снимок моей ауры. А это, - она неопределённо провела пальцем вокруг головы на фото, - лучи любви.
        - Лучи любви?
        - Ага. Мне сказали, они у меня неправильные.
        - Почему же? - Я отдал снимок, и она тут же принялась теребить уголки, уставившись в землю.
        - Понимаете, я притягиваю всё. Ко мне липнут дети, ко мне льнут огромные собаки, от которых амбалы бегут на третьей космической. Комары на меня летят целыми стаями, всякие сирые и убогие пристают, рассказывают о жизни тяжёлой своей. Старички пишут мне поэмы, а потом звонят в шесть утра и зачитывают. Хачики дарят ананасы. Однажды встретились два эксгибициониста… ну, которые незнакомым людям свои причиндалы показывают. Двое подряд. С интервалом в пять минут.
        Да уж. Неудивительно. Да у неё на лбу написано: «Подходите, все обиженные. Дежурная жилетка. Плакать сюда, жаловаться сюда. Круглосуточно. Безотказно».
        - Вот я пошла сделать снимок ауры. А мне добрая женщина и объяснила: это всё лучи любви. Очень мощные, но неправильные. Я притягиваю всё и всех, кроме нормальных мужиков.
        Подняла голову, заглянула в глаза и печально улыбнулась. И я пропал.
        - Лучи как лучи. Только диапазон широковат, вот и шибает в кого попало. А пойдёмте прогуляемся. Меня Вадим зовут.
        - Лера, - девушка подозрительно прищурилась. - Скажите, Вадим, а кто вы по профессии?
        - Астролог. - Какое непередаваемое отчаяние в глазах! - Нет, вы не поняли, я астролог, но я нормальный. Во всю эту чухню не верю. Я шарлатан.
        Это Леру вряд ли успокоило. Но она покорно взяла сумку и пошла со мной. Лучи любви сияли так, что смотреть было больно, но сквозь них я видел, что нас ждёт что-то очень хорошее - и надолго. Только тссс! Шарлатану этого знать не положено.
        Яблочко от яблоньки
        Василиса Премудрая, не отрываясь от книги, нашарила яблоко, откусила и только потом поняла, что взяла не с того блюда. «Опять муж ругаться будет!»
        Муж тем временем увлечённо что-то строчил, аж весь чернилами перемазался. Василиса вздохнула: «Только на писанину его теперь и хватает. А когда-то ведь любил больше всего на свете!»
        Премудрая положила надкушенное яблоко на блюдце. Авось не заметит. Попробовала вернуться к чтению, но теперь голова была занята совершенно другими мыслями. Женщина поправила новый платок, бусы, украдкой глянула в карманное зеркальце для поднятия самооценки. «Ты прекрасна, спору нет», - заученно прошептало оно. Василиса снова вздохнула и подошла к мужу. И конечно, как всегда, начала не с того.
        - Когда ты уже прекратишь листы марать? Только глаза ломаешь, спину гнёшь да добро переводишь.
        - Я не мараю, я работаю, - ровно ответил супруг.
        - Работает он, - ворчание привычно лилось само по себе. Вот уже год они иначе и не общались. И хочется говорить мирно, ласково, да язык не поворачивается, и бурлит затаённая, невысказанная обида. Лучше бы он кричал, чем вот так, равнодушно… - Знаю я, над чем ты работаешь. Опять домашней прислуге меднолобой указы строчишь. Зачем им указы, если они каждому твоему слову послушны?
        - Слово - это одно. А запись - это совсем другое, - всё так же, не повышая голоса, проговорил муж. - Порядок должен быть во всём.
        - Это не порядок, а бю-ро-кра-ти-я! Лишь бы со мной меньше времени проводить.
        - Последние несколько часов мы провели здесь, в этой горнице, всей семьей. Я не понимаю, Вася, чем ты недовольна.
        - Кощейчик, я тебе сегодня нравлюсь? - медовым голосом вдруг спросила жена.
        - Ты всегда хороша, Премудрая.
        Даже головы не поднял. Василиса начала закипать. Кощей будто услышал её мысли и наконец посмотрел на свою половинку.
        - Отличные бусы. Недавно купила?
        - Это ты мне их дарил на нашу годовщину! - всё-таки сорвалась царица. - Когда ещё называл меня не Премудрой, а Прекрасной!
        От слёз её удерживала только гордость. Бессмертный покосился на дочку, вышивавшую в углу. «Я знаю, что ты думаешь, костлявый! Что теперь Настасья у нас Прекрасная! А я - что я? Была красота, да сплыла. А теперь радуйся, Василиса, что мудрость при тебе осталась. Ха! Хорошо хоть, дочка в меня пошла. Кабы в тебя, Кощевну-царевну никто бы и сватать не стал, пришлось бы изощряться, многоходовки измысливать».
        Грандиозного выяснения отношений так и не состоялось. Только Василиса набрала полную грудь воздуха, как запиликал яблофон (он же ябловизор). Женщина охнула, вспомнив про надкушенное яблоко, и мгновенно сдулась. Муж поднялся, подошёл к блюдечку, бросил укоризненный взгляд на Премудрую, но ничего не сказал. Та нацепила улыбку и пристроилась за его спиной. Настасья всё так же продолжала вышивать, но ушки навострила. «В меня, в меня. И красива, и умна. Как бы только замуж удачно выдать?»
        На блюдечке показалось взволнованное лицо Варвары Ягуньи. Изображение слегка подёргивалось из-за надгрызенного яблочка: оно не катилось, а кривобоко подпрыгивало. Звук тоже был с шипением и треском, но разобрать вполне можно было.
        - Мир вашему дому, - поздоровалась Ягунья и сразу перешла к делу: - Кощей, нужна помощь. Мама в лёжку полдня лежит, ругает себя последними словами и рыдает. Молодильное яблоко из нашего сада украли.
        - Одно? Было б из-за чего шум поднимать. - Он дёрнул плечом.
        - Стоит вору понять, насколько действенны мамины яблоки, стоит ему только проболтаться кому-нибудь, где мы их растим и какая охрана, и наш сад опустеет в считанные дни. Мы останемся на волшебных бобах, а на них нынче не заработаешь. Я знаю, у тебя перед мамой давний должок, Кощей. Пора платить по счетам. Поймай вора.
        Изображение померкло. «Резкая девушка эта черноглазая Ягунья».
        - Вы полюбуйтесь на неё! - непонятно к кому обратился Бессмертный. - Я, потомственный колдун, я, царь немалой державы, должен каких-то воров ловить!
        - Долг есть долг. - Василиса поджала губы. - Кстати, как это ты умудрился Яге задолжать?
        - Дело давнее, сейчас это неважно. Что мне делать, Вася? С чего начать?
        Женщина высокомерно тряхнула косами.
        - Для начала выспроси приметы пропажи, - язвительно прошипела она, цапнула с блюдца надкушенное яблоко и удалилась к себе в светлицу. Кощей с надеждой глянул в угол, где вышивала Настасья.
        - На меня не смотри, пап. Я здесь не помощница. Иди с мамой мирись, она у нас самая Премудрая.
        Бессмертный что-то прикинул и коварно улыбнулся, точно в молодые годы. Он тоже был не промах. «Убьём-ка двух зайцев сразу!»

* * *
        Василиса с головой зарылась в книги. На постели вокруг неё высились шаткие башни томов, на вершине почти каждой красовалось либо яблоко, либо огрызок. За работой жёнушка любила пожевать, часто увлекалась и разводила беспорядок. Беспорядка Кощей не терпел. Он удержался от недовольной гримасы, взял глиняную плошку с полки и начал собирать в неё мусор.
        - Что делаешь, Вась?
        - Изучаю архивы. Всё, что есть про яблоки, - ровно ответила Премудрая. Решила платить мужу его же монетой. - Про молодильные почти голяк. Есть две отравленницы летаргические, но это другая история. Как выглядело украденное, узнал?
        - Узнал. Обычно у Яги яблочки что надо, с небольшой кочанчик. А это было со старого дерева, размером с обычное яблоко. Чуть светится. Больше ничего не известно.
        - Точное время преступления установил?
        - Скорее всего, прошлой ночью попятили. Точнее никак.
        - Хороши же стражи у Яги, если точнее никак.
        Василиса задумчиво теребила короткую височную прядь.
        - Завтра тебе придётся сбегать в тот сад. Сапоги-скороходы застоялись. Разведаешь, что да как. Расспросишь стражей и домашних. Кто что видел. Не могли ли слуги или стражи сами стащить. Узнаешь, кто в последнее время разнюхивал из посторонних. Настасью посадим за ябловизор, отслеживать новости о чудесных исцелениях и омоложениях.
        - Кстати насчёт Настасьи… Есть у меня одна мыслишка…
        Премудрая наконец оторвалась от своего архива и снисходительно посмотрела на мужа.
        - Знаю я твою мыслишку. Все твои мыслишки знаю наперёд. Ничуть они мне не нравятся. А сейчас иди выспись, завтра спозаранку отправишься.

* * *
        Яга выглядела неважно. Надо сказать, неважно она выглядела с того самого дня, как умер её муж, великий князь Иван, но сегодня совсем осунулась.
        - Ну скажи, Кощеюшка, что бедной вдовице теперь делать, когда её каждый обидеть может, каждый обделить норовит?
        - Не надо вот только этих причитаний. Знаем мы, какая ты бедная. За жеребца из твоего табуна иные полцарства дают. Одно яблочко увели, а она уже и надгробные рыдания устраивает. Да даже если весь твой сад вырубить и всех коней на мясо пустить, ты чародейством на хлеб с икрой заморской заработаешь!
        - Охти ж мне, не дай Бог, какие ты ужасы говоришь!
        - И земли тебе от Ивана преизрядно досталось. Так что на жалость не дави.
        - Ну и груб же ты, Кощей, даром что царь. А между прочим, кабы не я, где бы ты сейчас был?
        Колдун нахмурился и зыркнул на Варвару.
        - Кабы не я, никогда б ты саженца молодильного не купила. Или забыла, откуда деньги взялись? Неизвестно ещё, кто кому больше должен.
        Яга всё поняла и прикусила язык.
        - Веди в сад. И рассказывай, как он охраняется.
        «Бедная вдова» засеменила впереди, залепетала. Чернуля Варвара молча шла следом. «Умная девка, хитрая девка. Да ещё и ведьма. Вся в мать», - подумал Кощей.
        Как выяснилось, сад у Яги был неприступнее иной государевой казны. Обнесён высокой зачарованной стеной, окружён широкой (перепрыгнуть нельзя, разве что перелететь) полосой чёрного песка, - конечно, тоже непростого. Перед полосой песка, у единственной тропинки, ведущей к единственным воротам, - двое бдительных стражей, ещё четверо обходят забор кругом каждые два часа. Внутри кольца стен всё только кажется тихим и мирным: на самом деле по саду бродят семь безжалостных чудищ, которые чужого вмиг почуют и разорвут, стоит ему только ступить на охраняемую ими землю. Кощей только дивился предусмотрительности Яги.
        - Так как же своё, в поте лица взращённое, и не оборонить? - всплеснула руками хозяйка.
        Подошли к прямой, как стрела, дорожке. Ведьма сказала страже: «Это свой». Кощей созвал их всех, опросил. По их словам выходило, чужие возле поста не крутились, а если бы пошли в обход дорожки, то их бы обнаружили в ближайшее время на том же песке, притом в весьма плачевном состоянии. Колдун подумал: «Ну, это ещё ничего не значит. Стражам могли глаза отвести и пойти к воротам, не страшась».
        «В последнее время секреты Яги у нас никто выведать не пытался. Кто пытался, тот до сих пор заикается и до нужника не добегает, - осклабились парни. - Местные об этом давно наслышаны, так что и не подкатываются с такими разговорами, а последнего пришлого прознатчика уж год как отвадили». Когда Кощей закончил с бравыми молодцами, Яга брызнула на колдуна каким-то особым зельем, чтобы зверюшки не сожрали. Строго наказала ни в коем случае не наступить на чёрный песок. Подойдя к обманчиво гостеприимно распахнутым воротам, Яга коснулась створки, та ответила тёплой желтоватой вспышкой из древесной глубины. Точно так же она засветилась изнутри под Варвариной ладонью. Под Кощеевой загорелась красным, но Яга быстро плеснула на створку чёрного снадобья из склянки, и теперь можно было войти.
        Сад был опрятный, ухоженный, чистенький. Весело шептал о своём прозрачный ручеёк. Вовсю благоухали диковинные цветы и волшебные травы. Здесь росли редчайшие ягоды и коренья, потребные для зелий. Деревьев и кустарников всевозможных тоже было вдосталь.
        - А где же яблоньки?
        - В самой серёдке.
        - Показывай.
        По дороге колдун среди аккуратных грядок и клумбочек увидел двух батрачек с корзинками и серпами. Собирали какой-то чудодейный сорняк.
        - Сколько у тебя, Яга, садовниц работает?
        - Шесть. Всегда только в парах. В сад можем заходить я, Варенька да батрачки - больше никого ни стража, ни ворота, ни звери не пропустят.
        - А девушки эти не могли яблоко украсть?
        Обездоленная вдова по-ведьмински гнусно ухмыльнулась.
        - Потом тебе всё покажу. Почему они никогда у меня и травинки отсюда не вынесут.
        Наконец, вышли к яблонькам. Их тут росло штук пятнадцать. Плодов немного, но все красивые, крупные, как на подбор, на солнце играют, чуть светятся. К каждому ленточка синяя привязана, на ветру полощется. Яга повела к той яблоньке, что была мощнее всех и стояла в центре. Указала на опустевшую ветку с сиротливой ленточкой, ярко-рыжей.
        - Каждое утро батрачки приходят ко мне. Я даю задание на день. Брызгаю их первым зельем, от зверей, а вторым, для ворот, мажу каждой ладонь. Вечером, на закате, они снова приходят ко мне. Я смотрю, чего сколько собрали, спрашиваю, какая как работала, обнюхиваю. Нюх-то у меня не притупился, если что вынесут - вмиг пойму. Потом отпускаю их. И с утра по новой. Вчера прибегают, - часа не прошло, как их работать отправила. И наперебой: яблочка, яблочка не хватает! Я тут же подхватилась, смотрю - и правда, на самой первой моей яблоньке одного недостаёт. У меня так: ежели какое упало, ленточка рыжей становится. Поднимать не велено. Я сама прихожу, яблоко подбираю, ленту снимаю, оставшиеся пересчитываю. Мои девочки всё обшарили, не упало, не закатилось. Куда ему тут?
        - А позавчера, когда девочки уходили, оно ещё на ветке было?
        - Говорят, что не знают.
        - Позови их сюда всех.
        Батрачкам Кощей учинил настоящий допрос. Где были в среду? Где были в четверг, в предполагаемый день кражи? Когда заметили пропажу? А может, какая из вас вела себя подозрительно? А может, какая в деревню за покупками пошла или в гости, да и сболтнула кому лишнего про сад? Или кто посулил подарков и выспросил все тайны хозяйкины? Девушки дрожали при виде грозного гостя, но Яги боялись больше. Чем она их так напугала, интересно? Несчастные садовницы чуть в обморок не хлопались при мысли, что их в воровстве заподозрили. Но оговорить друг дружку они не пытались и не врали: ложь и Кощей бы почувствовал, и Яга бы унюхала.
        - А скажите, девушки, видели ли вы в тот день что-нибудь необычное?
        - Да вроде, не было ничего такого. Нам особо и смотреть-то некогда. Только вот… - батрачка покосилась на Варвару и тут же опустила взгляд.
        - Что?
        - Дочь хозяйкина с женихом своим гуляла по саду в среду ввечеру. Вообще она довольно часто так делает месяца два уже. Нам и страже молчать велела… грозилась… - последние слова она произнесла одними губами.
        Ягунья вспыхнула.
        - Ва-а-арвара Ивановна! - накинулась вдовица на дочь. - Ты в уме ли, посторонних в сад пускать! Да ещё голь перекатную!
        - Слава не голь! Он небогат, но ни за что бы не украл! Хватит судить по себе, мама! Если ты за копейку удавишься, это не значит, что все вокруг такие же. Слава любит меня, и ему плевать, сколько у меня денег, как и мне плевать, есть ли у него хоть что-то за душой. Он умный, он умелый, он работящий. Скоро он на мне женится, мы будем жить и трудиться вместе, у нас будет крепкая семья! Нам не нужно роскоши, а на всё необходимое мы с лихвой заработаем, вот!
        Черноглазая резко развернулась и умчалась прочь из сада.
        - Так я тебе и позволила, непочётница! - крикнула вдова ей вдогонку.
        «Вот и первый подозреваемый: Слава, он же голь», - подумал Кощей.
        - Ну что, девушки, если больше ничего не вспомнили, ступайте работать.
        Их как ветром сдуло.
        - Скажи, Яга, чем же ты садовниц своих так запугала?
        - О, я тебе не просто скажу, я тебе покажу, - зловеще пообещала ведьма.
        Поманила за собой. Вскоре показался колодец, а рядом с ним - постамент, увенчанный толстостенным стеклянным сосудом. Внутри плавало мёртвое существо вида неприглядного вельми.
        - Знаешь ли, Кощейчик, у каждого колодца в саду такие вот красавчики в склянках, все разные, все неповторимые. А ещё семь просто бегают по тропкам и сторожат. Я давно наукой увлекаюсь, люблю ставить опыты по скрещиванию.
        - И ты пригрозила чудищ натравить на воровку?
        - Нет, что ты! Это было бы слишком просто. Видишь ли, я им сказала: если посмеете у меня хоть последнюю мелочь украсть, на один день превращу в кобылицу…
        - Неужто это так страшно?
        - …и в табун свой к жеребчикам молодым да горячим свожу. Давно уже хочу кентауроса себе вывести. Авось на какие зелья кровь его сгодится?
        Кощея передёрнуло: «Всё-таки эту бестию и почтенный возраст не изменит».
        - Ладно, Яга, в саду твоём я уже видел всё, что нужно. Веди в дом. Кстати, кто у тебя тут в последние дни из подозрительных появлялся? И что у твоей дочери за Слава выискался?

* * *
        «…Переговоры об отмене таможенных пошлин на ввоз ковров-самолётов на территорию Союза Независимых Царств зашли в тупик. Аналитики считают, что массовое проникновение на рынки СНЦ гордости восточной авиационной промышленности нанесёт непоправимый урон отечественному производству сапог-скороходов, что в свою очередь повлечёт…»
        - Ну что, Настюша, есть новости?
        - Исцелений-омоложений не было. И, похоже, вор не спешит свою добычу продать: богатеев хворых - как собак не резаных, если бы просочился слух о яблочке, тут же кинулись бы за него торговаться, такая бы свара началась, только ноги уноси!
        - Понятно. Либо вор залёг на дно и весть о пропаже всплывёт нескоро, либо он работал на осторожного заказчика. Втайне передал ему яблоко, а тот пользуется им с умом, по-тихому, по чуть-чуть.
        - А ты, мам, нашла что-нибудь?
        - Про какого-то Мартына прочла. У него были молодильные яблоки и ещё другие, от которых рога растут. Забавная история, но никакой от неё пользы. Думаю, книги тут ничем не помогут. И так ежу бритому понятно, что украли либо ради исцеления, либо ради денег. И украл тот, кто достаточно образован, чтобы знать о яблоках и справиться с ловушками этой б…кхе-кхе, то есть бабы, нда… но и не слишком богат при этом, так что честно купить не может. Ладно, вон отец уже возвращается, может, он чего дельного скажет.
        Кощея ябловизор показал сам, без просьб и напоминаний. Когда Настасья отвернулась выглянуть в окно, Василиса мужу назло ухватила с блюдца яблоко, надкусила и положила обратно. «Пусть побесится».

* * *
        Кощей прибыл задумчивый, всё чертил на каком-то обрывке круги, стрелки да треугольники. Потом позвал жену и дочь. Рассказал про сад и про то, как в него трудно проникнуть.
        - Думаю, мимоходящих жуликов и залётных воров можно не брать в расчёт. Для того чтобы пробраться в сад, нужно хотя бы разок на него лично посмотреть. От волшебства инородного сокровище Яги защищено отменно: на блюдечке не увидишь, глазами стражей и садовниц не заглянешь, я проверил. Значит, остаются те, кто в последнее время ошивался поблизости.
        Царевна хлопала чистыми голубыми глазами и теребила косу. Василиса барабанила ногтями. Кощей раскладывал яблоки рядками и рассуждал:
        - Охране в Ягин цветник пути нет, значит, и вынести ничего оттуда стражам никак не возможно. Судя по всему, батрачки тоже не могли украсть: они смертельно запуганы, а угрозами ведьма не разбрасывается. И, похоже, яблоко не могло просто откатиться в траву. Примем за данность, что действительно спёрли. Старая ведьма не станет затевать балаган просто для развлечения. А вот дочка её мне не нравится: больно хитромудрая.
        - Пап, но зачем ей красть? Ей достаточно спросить разрешения у матери и всё, - вступилась Настасья Прекрасная за подругу (они с Ягуньей были погодками и уже давно общались по яблофону).
        - Особых причин пока и правда нет. Но сбрасывать её со счетов нельзя. У неё единственной есть прямой доступ в сад. А зачем она могла сорвать яблоко? Обиделась на мать, решила досадить. Жениху своему безденежному захотела помочь. Да мало ли, что девке в голову взбредёт?
        Василиса накручивала на палец русую прядку, совсем как в молодости.
        - Сомневаюсь, что это Варвара, - задумчиво протянула Премудрая. - Она не оставила бы следов. Сняла бы ленту, зная, что она поменяет цвет и привлечёт внимание.
        - Хорошо, другой расклад, - мгновенно перестроился колдун. - Положим, она не воровала. Но женишок её вполне мог и украсть. Всеслав Николаевич, младший сын обнищавшего князя. В среду вечером они прогуливались вместе по саду. Он стащил яблочко, пока Ягунья не видела, а заметили пропажу только через день. В четверг девушки работали далеко от яблонь, могли и не подойти к ним ни разу. Старую ведьму этот княжич за версту обходит, унюхать сорванное яблоко Яга не могла бы. А Варвара, может, и почуяла, но ничего не сказала. Небось решила: ничего, не сильно обеднеем. А Слава яблоко продаст, будет на что свадьбу справить.
        Глаза у Кощея разгорались, и Василиса почла за благо остудить его пыл:
        - Если ты и дальше будешь придумывать подробности этой версии, точно в ней уверишься. А что-то мне подсказывает, у нас есть ещё подозреваемые.
        - Конечно, есть. Месяц назад к Яге нанялся царевич Еремей.
        - Никогда не слышала, - вздёрнула бровь Премудрая.
        - Отец его, самопровозглашённый царь Василий, тот ещё хват. Весь в прадеда своего, воровского барона. Владений у Василия с гулькин нос, зато денег немерено: на рудниках сидит. Задружился с иностранными державами, посредником в их спорах выступает, за что немалую долю имеет. По матери у Еремея в роду были колдуны, и сильные притом. Папаша отпустил сыночка перебеситься, он по миру поездил, вернулся, пошёл к Яге табуны пасти, чтобы волшебного коня заработать. Но парень, сдаётся мне, лукавый да изворотливый - в батюшку, и способный - в маминых предков. Он мог навести чары, пробраться в сад незамеченным, свистнуть яблочко и уйти невозбранно.
        - Зачем ему воровать? Не легче ли купить, с таким-то папенькой? А если он всё же украл, почему бы тогда сразу не сбежать? - спросила Настасья.
        - Как зачем? Самолюбие своё потешить, ловкость проявить. Сбеги он сразу, всем бы ясно стало: Еремей и есть вор. Да и коня он так и не заработал.
        - Допустим, - кивнула Премудрая. - Не очень убедительно, но если у него есть все возможности украсть, стоит взять Еремея Васильевича на заметку. Кто у нас ещё есть?
        - Ибрагим ибн-Махмуд.
        - Это что ещё за птица?
        - Сын одного халифа. Вот у этого причины самые что ни на есть прозрачные. Отец его не в шутку занемог, отправил Ибрагима за лекарством. Сынок все страны исколесил, изрядно поистратился, потом напали на него лихие людишки, перебили почти всех охранников, самое ценное утащили. Уже в наших землях последний слуга украл фамильную саблю Ибрагима и сбежал среди ночи. Бедняга всё равно не бросил своего похода. Узнал о саде Яги, пришёл к ней четыре дня назад, предложил за яблоко последнюю ценность, которая при нём осталась: волшебный ковёр-самолёт. Ведьма над ним посмеялась и выставила: мол, мы благотворительностью не занимаемся и товар продаём только за деньги, а не меняем на всякую пыльную рванину.
        - Вот это уже интересно, - протянула Василиса, сверкнув голубущими глазами. - И мотив серьёзный, и средство есть: насколько я поняла, с воздуха сад не защищён. На ковре-самолёте запросто можно подлететь, сорвать яблоко и скорее к папеньке.
        - Мам, но об исцелении такого могучего халифа, как Махмуд, я сразу бы узнала по ябловидению.
        - Может, Ибрагим ещё в пути. Посмотри-ка на блюдечке, доча, - попросил Бессмертный.
        Девушка села за стол, налила в блюдечко воды, украдкой подменив надргызенное матерью яблоко на целое. Аккуратно подтолкнула его противусолонь и громко, отчётливо сказала:
        - Покажи мне Ибрагима ибн-Махмуда, сына хворого халифа.
        Вода в блюдце на миг покрылась рябью, потом помутнела, а потом показала пьяного в навоз смуглого парня в потрёпанном халате и тюрбане. Он лежал под каким-то плетнём, обнявшись со своим ковриком, и заплетающимся языком декламировал рубаи о пользе винопития.
        Василиса брезгливо наморщила носик. Пьянство она ненавидела. Как знать, если бы не пристрастие ко хмельному одного Ивана-царевича, как бы сложилась её жизнь?
        - Любящий сын халифа не стал бы тратить время, чтобы отметить удавшуюся кражу. Он помчался бы домой, чтобы спасти отца от неведомой знахарям болезни, - проговорила Настенька.
        - Кто их знает, этих восточных людей, - заметил тощий колдун. - Они хитрее лисы и увёртливей ужа. Папа сказал добыть лекарство? Так я добуду. А везти обратно повременю: может, папенька благополучно помрёт, а я вернусь уже на пустой трон, поскорблю немного и стану править строго и справедливо. И потом, ковёр, кажется, был его последней ценностью. Откуда тогда деньги на вино?
        - Варвара ему дала, - смущённо объяснила Прекрасная. - Она мне говорила об этом Ибрагиме по яблофону. Варе стало так жаль его: и папа болеет, и обокрали, и предали. Он один, в чужой стране, без денег, нашёл наконец чудесное средство, которое может отца спасти, а тут ему такой от ворот поворот! Унизили и не солоно хлебавши прочь отправили. Вот она ему и дала немного денег, чтобы хоть на еду хватило. А он, оказывается, всё пропил с горя…
        - Ишь ты, какая Ягунья жалостливая! - тут же уцепился Кощей. - Может, она до того размилосердствовалась, что сама яблоко сорвала и ему на блюдечке вынесла? А Ибрагим и упился на радостях, да никак не просохнет? Эти иноверцы поганые к вину непривычные: пить у них законом запрещено.
        - Но тогда мы опять возвращаемся к тому же вопросу: почему Варвара не сняла ленточку?
        - Не подумала, вот и не сняла. - Очень уж Кощею понравился этот расклад, не хотел с ним расставаться.
        - Слушай, Костя, - перебила жена. - Яга зверей зельем отпугивает, так? И ворота задабривает?
        - Ну да, - настороженно согласился тот, не понимая ещё, к чему клонит Премудрая.
        - Ну так она, мнится мне, не каждый день новое готовит, а с запасом. И по скляницам разливает. Я так всегда делаю. И дочь она, наверно, научила своим хитростям.
        - Пожалуй.
        - Так может, у Варвары или этой морщинистой ж…кхе-кхе, то есть женщины, нда… может, пара скляниц пропала? Настенька, узнай, солнышко.
        Царевна-Кощевна остановила яблочко, и пьяный Ибрагим исчез. Красавица снова подтолкнула яблочко противусолонь и попросила показать бабу Ягу. Та откликнулась довольно быстро. Настю поняла с полуслова, позвала Варвару. Кинулись проверять и точно: не досчитались трёх скляночек (в одной Варварино зелье, отводящее глаза людям, в остальных двух снадобья самой Яги: успокаивающее чудищ и пропускающее за ворота). Чувствуя, что сейчас поднимется хай, Настасья быстренько попрощалась и прижала яблочко тонкой ладошкой.
        - Понимаешь, что это значит? - торжествующе спросила Василиса.
        - Что? - решил подыграть муж.
        - А то, что Варвару можно исключить. Чтобы войти в сад, ей не нужны зелья: и стражи, и звери, и ворота её пропустят и так.
        - Но может, для отвода глаз… - обиженно возразил Кощей.
        - Слишком много сложностей. Варвара, конечно, вся в эту м… кхе-кхе, то есть мать: и умна, и хитра, но я сужу по Настиным рассказам о ней. Сомневаюсь, что Ягунья так ловко бы всё продумала. И вообще, кто здесь Премудрая?!
        - Ты, Вася, ты, кто же спорит?
        - Вот и не спорь. Я думаю, если зелья варила Варвара, то стянуть их проще всего было её жениху. Он давно возле Ягуньи ошивается. Впрочем, и Еремей уже месяц на вдовьем подворье. Этот тоже мог с помощью чародейства незаметно выманить склянки даже у самой Яги. Кровь - великое дело! - Василиса раскраснелась, начала метаться по горнице, пластать рукой воздух. - Ибрагим… нет, этот простофиля ничего не сумел бы украсть. Откуда ему знать, как охраняется сад, какие зелья нужно стащить? Нет, он, похоже, не додумался даже подлететь на ковре-самолёте, сорвать яблоко и усвистать. Взял и напился от отчаяния. Осталось только выяснить, кто из этих двоих…
        - Погоди-погоди, есть ещё один, - оборвал жену Бессмертный. Василиса озадаченно на него посмотрела, как будто впервые увидела.
        - И кто же?
        - Да Никита, который возле нашей Настеньки отирается, в женихи набивается.
        Василиса открыла рот. Её дочка охнула и прижала руки к горлу.
        - Да-да. Позавчера вечером, - что, заметьте, попадает на предполагаемое время кражи, - он привёз Варваре подарок на именины и записку от Настасьи.
        - Папа, мой Никита не вор!!! - закричала девушка, стиснув кулачки.
        - Твой Никита смел и умён. Это видно хотя бы из того, что он спас тебя от разбойников, когда ты от Вари ехала год назад. Но при этом род его давно обнищал, а раз он хочет к тебе свататься, то должен показать, что не лыком шит. Молодильное яблочко - ценный товар, можно лет пять ни о чём не думать, построить дом и жить припеваючи с любимой женой.
        - Папа, Никита не станет красть! Он княжич, он знает, что такое честь! Как ты можешь моего любимого обвинять в такой низости, в воровстве? У тебя нет никаких доказательств…
        - Будут доказательства, будут, - мрачно пообещал колдун. - Для этого надо всего лишь собрать здесь троих главных подозреваемых. И я знаю, под каким предлогом зазвать к нам Еремея, Всеслава и Никиту (хотя этого и так метлой не прогонишь).
        - Костя, я уже предупреждала: мне твои мыслишки не нравятся… - начала Премудрая.
        - Будто я тебя спрашивать стану! Молчи, женщина. А ты, Настасья, иди вышивай приданое. Скоро понадобится.
        Кощевна-царевна нахмурилась совсем как мать, цопнула волшебное блюдечко и с размаху расколотила его об пол. Махнула рукавом, готовая обратиться в голубку и вылететь из ненавистных палат, но Василиса схватила дочку за запястье и пронзительно заглянула в самую душу. «Не дури. Не кричи. Уйди к себе. Охолонёт - я с ним поговорю».
        У Настасьи задрожал подбородок, запунцовел нос, лицо некрасиво скривилось. Девушка вырвала руку у матери и выбежала вон. Василиса укоризненно посмотрела на мужа, но тот отвернулся. Какой-то миг изучал черепки на полу, но понял, что разбитого не склеишь, а новое блюдце чаровать долго. «Староват я уже вороном летать. Эх, жаль дело официальное, а то в скороходах можно было бы. Так, для начала грамоты подготовить, а потом в путь». И больше ни на что не отвлекаясь, сел за писанину. Василиса кусала губу и отрешённо смотрела на надгрызенное яблочко, закатившееся под стол. «Полчаса, - сказала она себе. - Через полчаса с этим му… кхе-кхе, то есть мужем, нда… можно будет разговаривать».

* * *
        - И что ты задумал старый п… кхе-кхе, то есть колдун? Это уже не игрушки, это уже не расследование, тут судьба твоей дочери на кону! Ты хочешь за первого встречного её выдать?
        - Это она хочет за первого встречного выскочить. А он, может, ещё ко всему и вор! - муж строчил, как заведённый. Только особые чары не давали ему усеять дорогой тонкий пергамент уродливыми кляксами. - У меня на примете уже давно есть четверо справных, состоятельных, надёжных царевичей. Подозреваемых пригласим - вот уже семеро. Всем семерым устроим испытания. Лучший получит руку Настеньки и половину моего царства, а вор себя выдаст - уж тут я постараюсь…
        - Не верю я, что Никита вор. И дочка его любит, - тихо напомнила Василиса, нервно перебирая складки сарафана.
        - А ты Ивана царевича любила, и что? - ляпнул Кощей, покрывая пергамент удивительно ровными строчками. Тут же осёкся, но резкие слова уже вылетели и ранили.
        Премудрая величественно расправила плечи, вздёрнула подбородок.
        - Василисушка, я…
        - Я и тебя любила, Кощей, - стальным, звенящим голосом с расстановкой ответила она. - Да и ты, наверно, когда-то любил. И где теперь эта любовь?
        Василиса сняла тяжёлые дарёные бусы, положила на стол. Они легли беззвучно, как мягчайший снег.
        - Вася!
        Кощей вскочил, порываясь вслед за женой, но та уже вышла неслышными холодными шагами.
        - Ну и катись! - проорал Бессмертный, рыкнул, развернулся, со всей своей немалой дури ударил по столу. На столешнице осталась вмятина, кости неприятно хрустнули, чернила расплылись жирной лужей. Кощей издал глухой вой - от боли, конечно, не от раскаяния. Раскаяние пришло позже, уже после того, как он в образе подбитого ворона отнёс последнее приглашение и, вернувшись, бессильно повалился на перины.

* * *
        - Мам, зачем он так со мной?
        Настасья лежала навзничь, до рези в глазах рассматривая пучки душистых трав под потолком.
        - Он хочет твоего счастья. Хочет, чтобы твой жених был тебе ровня. Нельзя же влюбляться и выходить за первого встречного-поперечного. Это плохо заканчивается.
        Дочь молчала.
        - Я была молоденькая, как ты. Уже Прекрасная, ещё не Премудрая. Какие это были годы!.. Родители заботились о моём будущем. Подобрали хорошего жениха, Ивана-царевича. Как водится, придумали для него испытания. Он всё сделал, разгадал все загадки, добыл волшебные каменья, победил трёхглавого змея. Как-то совсем незаметно мы влюбились. Свадьбу назначили на осень. Я так ждала. Я знала: впереди обязательно будет счастье, ведь я Ванюшу так любила!
        И тут, всего за неделю до свадьбы, меня похитил Кощей. Я плохо помню тот день: настолько было страшно. Я боялась его, боялась страшного чародейства, боялась пустых глаз. Он потребовал с Ивана огромный выкуп за меня. Тот обратился к своему отцу. А отец его оказался бесчувственным сквалыгой. Зачем такие деньги отваливать за какую-то девку, если вокруг их - хоть лови да бочку набивай? Пока шли переговоры Ивана с отцом, Ивана с Кощеем, Кощея с моими родителями и так далее, я осмелела, пообвыклась. Осень уже давно перевалила за середину, а они никак не могли сторговаться. В один прекрасный день я почувствовала, что Бессмертный смотрит на меня как-то по-особому. Не как похититель на предмет выгодной сделки. Иначе. Я подумала: ага, может, удастся его разжалобить, заставить отпустить? Или наоборот, пусть разозлится и выгонит? Надо только присушить покрепче, а потом отворотить в нужный момент.
        Я стала играть. То подпущу, то оттолкну. Он легко попался на крючок, я тоже увлеклась. Но он забылся, а я нет. Я прекрасно помнила, зачем мне нужно сердце этого легковерного колдуна.
        Тем временем Иван собрал половину условленного выкупа: больше отец отказался дать, - и поехал к моим родителям за оставшейся частью. Бессмертный прознал об этом. И о том, что путь царевича лежит через владения Яги. Кощей связался с ведьмой и предложил сделку, о которой я догадалась намного позже - слишком поздно. И потом всё время притворялась, что не знаю, как мой муж задолжал этой с… кхе-кхе, ну то есть старухе, нда. Он попросил Ягу задержать моего любимого, стереть из его памяти всё, что со мной связано. Взамен колдунья потребовала с Кощея услугу. Он был согласен на всё. Вот какой долг твой отец сейчас отрабатывает.
        Случилось, как было уговорено. Яга опоила моего жениха (надо сказать, это было несложно: за воротник заложить царевич уже тогда любил), и наутро он начисто забыл обо мне. Она, ведьма, тогда красивая была, Ивана окрутила легко. Очень скоро на деньги Иванова отца они справили свадьбу, отгрохали хоромы и купили саженец молодильной яблоньки. Через год Варвара родилась.
        Но это было чуть позже. Так вот, за окном стояла зима, я всё ждала Ивана. Подслушала, что он едет в Кощеево царство. Воображала, как вот-вот крикнет у колдунских ворот: «Выходи, изувер, посмотрим, правда ли ты бессмертный!» Но время шло, наступила уже весна, а царевича всё не было. Я решила, что Костя его убил втихую, накинулась, разрыдалась… А твой папа мне и говорит: так и так, ехал Иван тебя выкупать, остановился по пути у Яги, да с нею и остался. Я не поверила, а Кощей мне всё на блюдечке показал. Эх… сколько слёз я пролила… На три дня сухую голодовку устроила. Не нарочно, просто ком в горле стоял, ни есть, ни пить не могла. Потом отошла как-то. А Кощей не дурак, подольстился, пока я ослабла да размякла. Ухаживал так красиво. Чего только не сулил! Потихоньку я привыкла к нему, даже полюбила. Но Ивана, его предательство, как я считала, не забыла. Только потом поняла, что Кощей - подлый проходимец, который ничем не поступится, а своё получит. Прости, дочка, что я про папу так, но нет сил больше молчать. Вот такие пироги с котятами. Поняла я, кто он есть, но тогда я уже мужняя жена была. С тобой
на руках. И любила его. И думала: нет, это не подлость. Это от отчаянья и любви невместимой. Сама ему оправдания находила. Премудрая, а такая дура-а…
        Доченька-доченька… не нравится мне, что он задумал, да только что я сделаю? И тревожно мне, что ты в первого встречного влюбилась, и жаль мне, что ты любовь свою потеряешь. И рвётся сердце материнское, ведь не знаю, как тебе лучше будет. Но только одно знаю: Кощей устроит состязание, и если победит твой Никита, отец не станет судьбе противиться и даст своё благословение. А я помолюсь, чтобы обернулось всё ко благу и счастью твоему, родная. Поспи, завтра тяжёлый день.

* * *
        В полдень перед Кощеевыми палатами встали семь добрых молодцев, получивших накануне приглашение от ворона. Все явились поучаствовать в состязании за руку и сердце Настасьи Кощеевны Прекрасной, единственной наследницы царя колдуна.
        Угрюмый, крепко сбитый, чернявый - княжич Всеслав Николаевич, Варварин жених. Гибкий, с лукавой усмешкой - царевич Еремей Васильевич, нанявшийся к Яге волшебный табун пасти. Высокий, статный, с тёплыми карими глазами - Никита Владимирович, любовь Настасьина. И четверо царевичей, выбранных Кощеем: беловолосый красавец Глеб, сын Ярославич, могучий богатырь Олег, сын Борисович, рыжий, в неприличных царевичу конопушках Алексей, сын Всеволодович, и простодушный кудрявый Иван, сын Иванович. «Нет, больше никаких Иван-царевичей», - пробормотала под нос Василиса.
        Гостей приветили, накормили, расселили. Дали отдохнуть, а на закате позвали на испытание.
        Первую загадку загадал Кощей, нетерпеливо разминая ушибленную накануне руку:
        - Что такое: плавает, а не рыба, в пузыре, а не чернила, мёртвое, но живому не уступит?
        Перевернул песочные часы. Только первые крупинки упали на стеклянное дно, как угрюмый Всеслав буркнул:
        - Чудище заспиртованное в саду у Яги.
        Кощей так и засиял, словно двухдневный фонарь под глазом: именно эту тварь он и загадывал. Вот тебе и половина признания, в запале подумал он.
        - В пузыре - это духи заморские, как у маменьки. Сколько у неё этих пузырей! - выдал Иванушка.
        - Ягода целебная в настойке аптекарской, - авторитетно заявил Олег.
        - Травы в лекарственном отваре, - поддакнул рыжий Алексей.
        - Лягушонок дохлый в крынке с простоквашей. У меня в детстве так было, - поделился красавец Глеб. - Правда, живым он мне больше нравился.
        Еремей взмахнул рукой, наколдовал большой круглый пузырь с водой, а в нём веревку. Веревка извивалась, кружилась и тыкалась в стенки, как живая. «Вот и ещё подтверждение», - сказал себе хозяин. Никита думал до последней песчинки. Настасья, за него болеючи, сжала пальцы так, что костяшки побелели. А потом княжич сказал:
        - Это кораблик в бутылке. Он деревянный, поэтому может плыть. Мёртвый - то есть ненастоящий, но живому - большому - ни в чём не уступит. Тонкая работа, все мачточки, все крепления, все верёвочки до последней - всё как у взаправдашнего корабля. У папы есть такой один. Бешеных денег ему когда-то стоил. Когда деньги были ещё.
        Кощей покачал головой, но вынужден был признать: ответ достойный.
        - Итак, первую загадку быстрее всех отгадал Всеслав, да ещё и ответил именно то, что я задумал. За ним наравне идут Олег и Еремей. Олег дал хорошую отгадку, которая подходит подо все условия, Еремей схитрил, но изобретательно. Следующим идёт Никита, он думал дольше всех, зато и отгадка была в масть. Хуже всех ответили Иван, Алексей и Глеб. Алексей почти повторил ответ Олега, а отгадки других двоих не всем условиям удовлетворяли. Следующей загадает моя жена, Василиса Премудрая.
        Василиса поднялась и проговорила:
        - Принимают прилюдно и готовно, хранят укромно, а если кто отберёт, то позорно.
        - Крест, - предположил Еремей.
        - Обручальное кольцо, - одновременно сказали беловолосый Глеб и Олег.
        - Платок замужней, - догадался Алексей.
        Всеслав промолчал. Иван ответил неожиданно складно:
        - Воинское знамя.
        А Никита подумал и уверенно сказал:
        - Власть.
        Здесь Кощей признал первенство за Алексеем, Иваном и Никитой. Второе место отдал Еремею, а остальные ответы счёл менее удачными. Встала Настасья.
        - Мой вопрос прост: что всего горше?
        - Ясное дело, перец, - с ходу ответил Иванушка.
        - Поражение, - заявил богатырь Олег.
        - Слёзы матери, - тихо сказал конопатый Алексей.
        - Водка, - ухмыльнулся Еремей.
        - Смерть близкого человека, - твёрдо ответил Глеб.
        - Когда нельзя быть рядом с любимой, - отчеканил Никита, глядя прямо в глаза Настасье.
        - Поддерживаю, - поднял руку Всеслав.
        Кощей почесал в затылке.
        - Слишком уж простой вопрос ты, дочка, задала. Все ответили впопад.
        - Я знала, что отгадок здесь много. Мне важно было, какую кто сочтёт верной, - отрезала девушка, не отрывая взгляда от Никиты.
        Бессмертный кашлянул, что-то пробормотал под нос и подвёл итоги:
        - Вы, я вижу, большие умельцы загадки отгадывать. С третьей справились все, но лучшими, на мой взгляд, были ответы Олега, Алексея, Глеба… - он посмотрел на бледную дочь, - да, и Никиты, пожалуй. Таким образом, в первом испытании победителями оказались Олег, Никита и Алексей. На втором месте Еремей и Глеб, и позади Всеслав и Иван. Всё на сегодня. Отдыхайте, гости дорогие, завтра вам предстоит новое испытание.
        Княжичи и царевичи разошлись по своим покоям: кто воодушевлённый, кто раздосадованный. Всеслав оставался всё так же мрачен, Никита всё так же собран и решителен. Мощный Олег и красавец Глеб были неколебимо уверены в скорой победе, Иванушка просто с нетерпением ждал завтрашнего дня и нового приключения. Алексей, который поехал без особой охоты, но по велению родителей, осматривался, с покорностью принимая всё, что ему уготовано. А Еремей - Еремей как всегда был себе на уме: его вовек не разберёшь.
        Кощей по степени довольства напоминал сытого кота, развалившегося на солнышке: часть его догадок подтвердилась сполна. Выдал Настасье десять блюдец и наказал наколдовать из них ябловизоры к утру (вещь в хозяйстве нужная, а ещё и тем полезная, что чаруется долго и занимает у девиц всё свободное время, не оставляя ни мгновения на всякие глупости). Сам же подхватил книги, какие-то зелья и порошочки, какие-то мелки и свечки, всё запихнул в мешок, натянул скороходы и отправился к невысоким горушкам на востоке. Нужно было подготовить второе испытание. На Василису он взглянуть боялся, а та была подобна властительнице вьюг: суха, холодна и в кои-то веки действительно Прекрасна. Только к красоте этой страшно было подступиться, легче сбежать, не пытаясь даже растопить лёд. «Трус несчастный», - громко подумала Премудрая мужу вслед. Её мысль гулко ударила Кощею в затылок, но Бессмертный только пригнулся и быстрее погнал сапоги.

* * *
        Вернулся глава семейства среди ночи, вымотанный вусмерть, и сразу же завалился спать. Наутро, после завтрака соискатели выстроились перед хозяевами, прикидывая, что же предстоит сделать на сей раз.
        - Ну что же, княжичи-царевичи, - начал Кощей, - хочу я вам про дочку свою рассказать. Что красавица писаная, это без всяких слов видно. Что умница, каких поискать, - это от матушки. Что колдунья знатная - это от меня. Что вышивать искусна и готовить мастерица - это вы уже могли заметить. В наших палатах повсюду её рукоделие глаз радует, а пироги да сладости, Настенькиными ручками состряпанные, вы вчера уже отведали. Ко всему прочему, поёт она звонко и красиво, танцует легко и изящно, умеет поддержать беседу, знает, где промолчать. Сердце у моей доченьки золотое: доброе да отзывчивое. Ну и наконец, она богатая невеста, наследница моего царства. Вот моя дочь какова. И вы не зря сюда приглашены: я абы кого не позову.
        Молодцы зачарованно любовались Настасьей, а та застенчиво опустила ресницы. Только Никита смотрел в землю: воротило его от этих масленых взглядов, на избранницу направленных, так ревность в груди и клекотала. Да Всеслав ещё глядел как-то отстранённо, будто не понимая, что здесь делает. Вообще-то, его Варвара убедила к Кощею поехать. Мол, таким людям отказывать нельзя, если зовут: жесточайшее оскорбление нанесёшь.
        - К чему я веду, гостюшки. Я знаю, что вы не только родовитостью славны. Что у каждого есть, чем похвалиться. И вот сегодня прошу вас показать то, чем вы сами гордитесь, свои способности. Это первая часть испытания. Я хочу получше узнать будущего зятя, прежде чем вручить ему своё сокровище.
        Первым свои таланты демонстрировал Олег. Разгибал подковы, сплющивал медные монеты, рвал карточные колоды, лихо перебрасывал двухпудовую гирю из руки в руку. Зрители охали и сдержанно хлопали. Вторым был беловолосый красавец Глеб. Он читал длинное стихотворение о неземной любви. И читал прочувствованно, от души, и любовь так и сквозила в его голосе, - но исключительно к себе. Кощей покосился на супругу: та морщила носик. В оценках дарований этих юношей они были удивительно единодушны. Хотя чего тут дивиться: как-никак семнадцать лет вместе.
        Еремей порадовал публику фокусами: чудесными перемещениями, преображениями и исчезновениями монет, платков и колечек без всякого применения магии. «Да уж, - подумал Бессмертный, - я не я, если он при такой ловкости да наследственности - и не вор». Никита обыграл тощего хозяина в шахматы, чем несказанно Кощея поразил: «Конечно, понятно было, что парень он умный, но теперь видно, насколько ум этот остёр. Это ж надо - меня в шахматы уделать!» Иванушка заявил, что его главный дар - радоваться жизни и веселить людей. После чего повёл такую историю, что все только за бока и хватались. Алексей виртуозно сыграл на какой-то хитрой дуде печальную мелодию. Василиса даже всплакнула. Всеслав буркнул, что хвастать не любит, но его уговорили, и Варварин ухажёр показал блестящую стрельбу из лука, притом бил в яблочко даже с завязанными глазами. «Ох, непрост Всеслав. И цель чувствует издалека, и знает, как поразить. Он куда ловчее, чем кажется на первый взгляд. И молчун. Ну ничего, сегодня вечером молчи, не молчи - не поможет. Мое колдовство легко отыщет того, кто свистнул яблоко. А уже послезавтра решится, кто
достоин руки моей дочери».

* * *
        После обеда отправились к ближним горушкам целым караваном. По приезде слуги расставили походные столики и стулья, на каждом столике появилось питьё и груши-яблоки в плетёнках. А ещё блюдца, Настасьей зачарованные. Когда все расселись, Кощей встал перед соискателями и сказал:
        - Вторая часть сегодняшнего испытания такая: каждый из вас по очереди войдёт в пещеру. Задача проста: добыть волшебный шарик и принести мне. Остальные будут с помощью блюдечка наблюдать, чтобы всё было честно. Кто хочет пойти первым, милости прошу.
        Вызвался богатырь Олег. Бессмертный покровительственно ему кивнул, покатил яблочко по блюдечку, велев показывать первого соискателя. Примеру царя-колдуна последовали остальные. Олег широким шагом направился к чёрной каменной пасти и скрылся в зеве горы.
        На входе у ног царевича оказалась булава, а на пути к волшебному шарику выстроились полчища чудищ разновеликих, но одинаково мерзких. Как Олег, сын Борисович, их крушил, любо-дорого было посмотреть. Не скумекавшие убраться с его дороги только и успевали, что взвизгнуть или захрипеть в последний раз. Богатырь прошёл сквозь вражью кодлу, как нож сквозь масло, да что масло - сквозь воду, сквозь воздух прозрачный, - и не замедлил вернуться с небольшим, как сливка, чёрным шариком в широкой ладони. Кощей подержал шарик в руках, закрыв глаза, потом передал Василисе. Шарик сказал ему: «Этот прямой, жёсткий, надёжный. Не слишком умён, недальновиден, но цепок, решителен и упорен». Василиса передала шарик Настасье. Та приняла его исключительно из вежливости: ей были безразличны как недостатки, так и достоинства всех собравшихся, кроме одного. А его она и без шарика знала как облупленного.
        Бессмертный кивнул Глебу, который уже изготовился идти. Беловолосого красавца пещера встретила тысячей зеркал, обычных, кривых и волшебных. Царевич с полчаса промаялся, пока нашёл путь к шарику, а потом ещё почти час, пока сыскал выход. К тому времени голова болела уже у всех наблюдателей. Когда Глеб поднёс Кощею добычу, лицо у юноши было перекошенное: что-то очень нехорошее увидел он в тех зеркалах. Царь-колдун принял чёрный шарик из рук царевича и прочёл в нем: «Смел, умён и ловок, но при этом самовлюблён, тщеславен, избалован, со скрытой подлинкой». Бессмертный передал шарик дальше, а сам кивнул Всеславу.
        Тот какое-то время шёл по пустой пещере, перелезая через завалы и проползая сквозь узкие ходы. В конце пути перед ним выросла груда камней, а наверху, под самым сводом пещеры, на небольшом уступе поблёскивал шарик. Раза три княжич взбирался на груду, но всякий раз оступался в последний миг и летел вниз, устраивая небольшой камнепад. Валуны, однако, до земли не долетали: замирали в ладони от неё и величественно воспаряли на место. На четвёртый раз Всеслав на самый верх не полез: оттолкнулся где-то на середине, прыгнул вниз, и завис в ладони над землей. Волшебный воздушный поток мягко поднял его прямо к уступу, где лежал зачарованный шарик. Вскоре княжич передал его Бессмертному, и тот увидел: «Трудолюбивый, упорный, верный. Смекалист, но умом бытовым, а не тем, что потребен правителю. Честен от и до». Ещё один чёрный шарик перекочевал в руки сначала Василисы, потом Настасьи. «С этим ясно, - подумал Кощей, кивая Алексею. - Варварина женишка можно исключить: не вор. Шарики не врут. Что ж, тем проще. Либо Никита, либо Еремей. Подождём».
        Алексея в пещере приветили родители, точнее их мороки. Засыпали вопросами, наставлениями, указаниями. В итоге рыжий царевич заплутал - и блуждал в пещере, наверное, час, пока не выбрел случайно к тупичку, пол которого был сплошь усыпан чёрными кругляшами. Ещё с полчаса Алексей, сын Всеволодович, совершенно неподобающим особе царской крови образом ползал на карачках, хватая то один шарик, то другой и ожидая какого-то знака. «Родители» всё это время стояли над душой и наперебой сынка поучали. В итоге Алексей не выдержал, заткнул уши, зажмурился и сидел так довольно долго, восстанавливая дыхание. Когда глаза открыл, шарик остался только один, мороки докучные пропали, а дорога назад лежала прямая и гладкая. «Слабоволен, доверчив, мягкосердечен, - прочёл тощий царь. - Неглуп, но применить свой ум ни к чему не умеет, плывёт по течению и устремлений не имеет никаких».
        Следующим вызвался Иванушка. Чудищ, вставших на его пути, не испугался, а приласкал. Они ему помогли и камни отвалить, и загадки решить, и ловушки обойти. Через час юный царевич предстал перед Кощеем и передал ему чёрный шарик. «Добр, простоват, наперёд не загадывает, живёт, как Бог пошлёт. Миролюбив и терпелив, но может и жёсткость проявить, если иначе нельзя». Пока что самыми привлекательными зятьями виделись Иван и Олег. Ну и что, что не очень сообразительны, - на то Настасьюшка и умница-разумница, чтобы этот недостаток будущего мужа восполнить. Зато ни Олег, ни Иванушка ни за что её нё обидят, да и в царстве их будут мир и порядок.
        Дальше пошёл Никита. Бессмертный весь дрожал от предвкушения: сейчас-то мои шарики всё и покажут! Либо ты, либо Еремей-колдун. Кощей торжествующе посмотрел на жену: сейчас моё волшебство явит вора! Василиса и бровью не повела: она-то уже все узелки распутала и поняла, кто яблоко взял.
        У Никиты испытание вышло странным: в пещере стояла сама Премудрая (то есть, конечно, её двойница) с шариком в руке. Она сказала:
        - То, что тебе нужно добыть, у меня. Что делать будешь?
        Никита сказал:
        - Ты либо морок, либо чудище в человеческом обличье. У меня есть несколько путей. Я мог бы вызвать тебя на бой. Я мог бы обхитрить тебя. Либо убедить.
        Лже-Василиса склонила голову набок.
        - Если честно, хитростей я не люблю, - признался княжич. - Жульничеством попахивают. Вот что я тебе скажу: драться я не хочу, но если не останется выбора, я к этому готов. В своих силах я уверен. Шарик будет мой, но зачем нам кровь? Могу показать для примера, как я боевым искусством владею.
        - Не стоит. В твоём мастерстве я не сомневаюсь.
        - Хорошо. Значит, ты тоже не хочешь биться? Тогда поговорим.
        - Поговорим.
        - Будь ты морок или чудище в чужой личине, шарик тебе без надобности, я так думаю. Тебе Кощей приказал устроить испытание, вот ты и выполняешь его волю. Но если ты передашь шарик мне, то освободишься от чужой власти и сможешь жить себе дальше, как душе угодно.
        - А вдруг я сама хочу тебя проверить?
        - Нет, никак не сама, - покачал головой княжич. - Та, чей образ ты приняла, - вот она хочет душу мою насквозь увидеть. Чтобы понять, достоин ли я руки её дочери.
        - Даже если и так, что ты можешь мне предложить? Кроме того, что я могу получить и без твоего участия?
        - Здесь ты права. Я небогат, никаких занятностей с собой не захватил, а всё, что есть у меня, сложу не к твоим ногам, а к ногам Настасьи. И меч, и жизнь, и душу. Мне нечего дать тебе, и поэтому я спрошу: чего бы ты хотела и где это добыть?
        - А если, чтобы добыть, что я хочу, потребуется год?
        - Тогда сначала тебе придётся выполнить свою часть сделки. А за этой диковиной я отправлюсь после испытаний, когда мы с Настасьей обручимся.
        Морок выгнул бровь.
        - А если ты проиграешь?
        - При честном суде не проиграю. А если Кощей решит отдать Настасью жениху, который ему больше приглянулся, но меня не превзошёл, тогда я выкраду её. И мы вместе будем искать то, что ты попросишь в обмен на этот шарик.
        - То есть ты всё продумал и на всё готов?
        - Да.
        - И от Настасьи не отступишься?
        - Нет.
        Морок неожиданно оказался в шаге от княжича, схватил его за подбородок и заглянул глубоко, до самого дна, в Никитины глаза. Бесконечно длился этот страшный, пронзительный взгляд. Потом была яркая-яркая вспышка и едва слышное шипение:
        - Тогда бери-и-и-и…
        Княжич проморгался, но загадочного существа рядом уже не было, только дым плыл белёсый и клочковатый. Пальцы юноши крепко стискивали подарок лже-Василисы. Настасьин избранник повернул к выходу, от которого не отошёл и трёх шагов. Когда он разжал кулак, упавший на ладонь Бессмертного шарик был чёрным, как и все предыдущие. «Еремей!» - возликовал царь-колдун. Никитина добыча сказала ему: «Очень умён, смел, решителен. Упрям, своего не упустит и найдёт сотню обходных путей, если прямой закрыт. Честен и благороден».
        Кощей передал шарик жене и жадно уставился в ябловизор: в пещеру отправился Еремей. По правде сказать, за его испытанием не отрываясь следили все, кроме Никиты и Настасьи. Вот уж здесь было где показать и силу, и ловкость рук, и лёгкость ног, и хитрость ума, и искусство чародейское. Чудища валили к молодому колдуну целыми стадами, то и дело срабатывали скрытые пружины ловушек, но каждый раз Еремей уходил изящно и красиво, оставляя между собой и верной смертью расстояние ровно в волосок.
        У здоровенного змея заветный шарик он вырвал так быстро, что страшилище ещё несколько ударов сердца не могло понять, где же сокровище, которое ему велели беречь. Далее была захватывающая погоня по узким пещерным ходам и отноркам, а потом Еремей показался в проёме, целый и невредимый, весь как с иголочки. Даже не запыхался. Картинно, не глядя, бросил заклятье за спину, когда ораве настигающих чудищ до него оставался последний прыжок. Уродливые твари с размаху впечатались в прозрачную стену, да так и отвалились единым комком. А Еремей невозмутимо прошествовал к Кощею и вручил свой трофей.
        Чёрный шарик. «Чёрный, - билось в мозгу у Бессмертного. - Чёрный. Не красный. Чёрный, а должен быть красный. Еремей последний, красным должен был стать у того, кто своровал яблоко. Колдовство не могло подвести, расчёт был верный. Как же так? Может, Еремей чары заметил да и переиначил? Но когда бы он успел, от чудищ убегаючи?» Царь-чародей непонимающе посмотрел на молодого чародея, потом на жену. Та усмехнулась и едва слышно проговорила: «Завтра, как пройдут последнее испытание, узнаешь, кто яблоко взял». Сама встала и обратилась к княжичам-царевичам. Поздравила с успехом, похвалила за смелость и ловкость, уверила: это испытание было как загадка Настасьи, и важно не то, кто быстрей ответит, а то, каков будет ответ. Ещё предупредила, что завтра будет решающее задание, поэтому надо настроиться, подкрепиться и выспаться. Расторопные слуги уже собирали столики и стулья, грузили на тележку. Юноши столпились вокруг Еремея, стали делиться впечатлениями, обсуждать хитрости, придуманные Кощеем. Василиса с Настасьей пошли снимать заклятье Бессмертного, чтобы никто из местных случайно не угодил в
заколдованную пещеру и не поплатился жизнью. Сам же костлявый царь так и пялился на совершенно чёрный шарик, который твердил ему: «Этот - хитрый, изворотливый ловкач. Полагается только на себя, тщеславен, самолюбив, азартен. Из всего извлечёт выгоду. Опасный противник, опасный союзник». Наконец Кощей оторвался от созерцания волшебной безделки, посмотрел вслед жёнушке. Она знает, но из вредности не скажет. «Что ж, подождём до завтра».

* * *
        На следующее утро княжичи-царевичи вновь собрались для оглашения задания. Кощей выглядел неважнецки: всю ночь кумекал и так, и эдак, но не мог злодея вычислить. Испытание же назначил такое:
        - Как вы знаете, я царь немалой державы. Всего на моей земле вдосталь, и подданным хорошо живётся. Ещё я колдун, и если чего нет у меня, начарую себе в сей же миг. Так вот, добры молодцы, представьте-ка мне что-то диковинное, что-то редкое, что придётся мне по старому сердцу моему. Срок вам - сутки.
        «Эх, не тот ты уже, Кощей, не тот! - подумал он. - Если вор настолько умён, что волшебный шарик обманул, неужто ты надеешься, что он краденое яблочко тебе в открытую поднесёт? Слишком прозрачный намёк. Эх, Кощей, что ты упустил, что Василиса уловила?»
        Вдруг вперёд вышел Всеслав. Настасья замерла: сейчас княжич произнесёт очень важные слова. Царевна знала, что Варвара неотрывно следит по блюдечку за своим любимым с Ягой на пару. «Будем надеяться, Варя в нём не ошиблась».
        - Спасибо, государь, за оказанную честь. За то, что пригласил посостязаться за руку твоей дочери. Спасибо и тебе, царица, и тебе, Настасьюшка, за тёплый приём. Но я хочу отказаться от участия в испытании. Уж не прогневайся, не сочти за неуважение. Нет у меня никакой диковины, чтобы тебя порадовать, царь, да и не было отродясь. Но не поэтому отказываюсь. Я жил у тебя, видел твоё богатство и то, как ладно у вас всё устроено. Дивился красоте и дарованиям твоей дочери. Всё, что ты вчера про неё сказал, истинная правда, и я Настасьей восхищаюсь, да только как бы хороша, умна и богата она ни была, люблю я всё же Варвару. И никто мне в целом свете больше не нужен. - Всеслав низко поклонился. - Простите, люди добрые, если чем обидел. Пора мне к суженой возвращаться.
        Василиса подозвала княжича и протянула шарик, который он давеча в пещере добыл.
        - Отдашь Яге. И пусть на свадьбу не скупится. А коли заартачится, не захочет дочку за тебя отдавать, я сама к ней приеду. Поговорим с ней… по-женски. - Премудрая нехорошо улыбнулась. Всеслав Николаевич от всего сердца поблагодарил её и засобирался в путь. «При такой заступнице Яга не посмеет нашей с Варенькой любви противиться!»
        Остальные соискатели тоже разошлись - третье задание выполнять. Кощей места не находил от предвкушения, Василиса лукаво улыбалась своим мыслям, Настасья была собранна и бледна. Завтра решится её судьба.

* * *
        Шестеро молодцев вновь явились к Кощею. Тот нетерпеливо ёрзал на высоком резном кресле с намёком на трон. Василиса была с виду спокойна и расслабленна, только ногтями по подлокотнику перебирала всё быстрее. Дочь её казалась высеченной из белого мрамора. Бессмертный на этот раз опустил вступительные речи и порывисто махнул рукой.
        Первым свою диковинку решил показать Иванушка. На стол посреди горницы он выложил длинный конверт из плотного картона. Распечатал, запустил внутрь руку и вынул огромное перо, сияющее золотом. Вроде павлиньего, только пышнее.
        - Папенька на досуге разведением жар-птичек балуются. И прочих всяких зверей невиданных, которых на земле, почитай, и не осталось. Работать при свете пёрышка очень удобно. Днём оно напьётся солнечных лучей, а как стемнеет, свет сторицей отдаёт. Никаких свечей не надо, не трещит, не коптит, скатерть не пачкает, пожаром не угрожает. Вот у меня какая диковинка! - гордо проговорил Иван и вернулся на своё место.
        Следующим вышел Олег. Вытащил на середину горницы что-то громоздкое, гробоподобное в высоком ящике. Снял крышку. Внутри были роскошные напольные часы заграничной работы.
        - Большая редкость даже в наши дни: точнейшие часы с кукушкой. Каждый час вот эти створочки раскрываются, появляется птичка и поёт. Папенькино царство на перекрестье торговых путей стоит, и когда послы хотят его задобрить или купцы надеются налог снизить, ничего лучшего не надумают, как только такие вот часы подарить (ибо подарок редкий, ценный и в хозяйстве дюже полезный). У нас такие уже во всех залах для приёмов стоят. Вот моя диковинка, дар царю Кощею.
        Олег сел, на его место вышел красавец Глеб. Он принёс небольшую книжицу.
        - Это волшебная книга. Она содержит в себе самые лучшие повести о любви, как созданные в незапамятные времена, так и те, которые ещё только будут написаны. Но только тот, кто её откроет, будет читать до самой смерти, не в силах оторваться.
        «Хорош подарочек», - подумала Василиса. А тем временем на середину вышел Алексей со странным цветком в горшке.
        - Я хочу подарить тебе, государь, вот это растение. Названия научного оно пока не имеет, потому как только в папенькином дворце такие и растут. Мы его зовём просто: цветочек аленький. Как он у нас оказался, долгая история. Когда-то он последние часы моего отца отсчитывал, да только удалось тогда заклятье снять, папенька в живых остался. Ты, государь, в колдовстве сведущ, может, и у этого цветка какие волшебные свойства откроешь.
        Следующим вышел Еремей. Он поставил на стол зеленоватый бронзовый кувшин странной формы. Сосуд был плотно закрыт.
        - Я молод, но успел повидать свет. Плавал за моря, участвовал в сражениях. Эту диковинку я нашёл в пустыне. Внутри кувшина заключён огненный дух, злобный и хитрый. Он может исполнять желания того, кто его выпустит, но обязательно при этом постарается подловить на любой мелочи, обмануть или даже убить хозяина («И этот туда же», - подумала Василиса.). Тем не менее, как источник волшебной силы он вполне удобен в использовании.
        Наконец, остался только Никита. Он показывать свою диковинку не спешил, начал издалека:
        - Вчера, царь, ты говорил: всё у тебя есть, что пожелаешь. Ты прав. Я сказал бы так: самое редкое, диковинное и милое сердцу, что есть у тебя, - это, бесспорно, твоя царица и твоя наследница. Поэтому тебе я ничего подарить не могу: у тебя есть больше, чем может желать твоя душа, ты просто, наверное, не совсем это сознаёшь («Ничего себе намёки!» - Кощей нахмурился, но смолчал.). Не думай, государь, что я пытаюсь вывернуться и ничего не преподнести. У меня есть диковинка, но не для тебя, а для твоей супруги. Она придумает, как ею правильно распорядиться.
        И по-простому достал из кармана яблочко. Всем обычное, только чуть светится. В могильной тишине княжич пересёк зал и с поклоном отдал яблоко Премудрой. Та улыбнулась и кивнула, как ни в чём не бывало.
        - Это оно, - прохрипел Кощей, во всю тараща глаза. - Отвечай, змей, как ты колдовство моё обошёл?!
        - Не спеши гневаться, государь, дай объясниться. Да, это именно то яблоко, что ты искал. Но мне не пришлось колдовство твоё обходить: я не крал. Мне подарили.
        - Кто? - только и смог выдавить из себя царь-колдун.
        - Варвара, - спокойно ответил Никита.
        Бессмертный невежливо тыкнул в сторону княжича пальцем, обернулся к жене и совсем уж непотребно захохотал: мол, а я тебе что говорил? Василиса свысока глянула на мужа, и тот сразу присмирел.
        - Варвара-то Варвара, да только кто её надоумил? - спросила царица у всех и ни у кого, накручивая короткую височную прядь на палец. - Не скажешь, Настенька?
        - Настенька… - заворожённо повторил Кощей и стал переводить растерянный взгляд с дочери на жену и обратно.
        Из молодцев что-то понял, похоже, один только Еремей. Он засмеялся: «Вот ушлая девка!» - поклонился и был таков. Особого внимания на его уход никто не обратил.
        - Объясни, Вася! - потребовал тощий царь.
        - Сначала скажи, государь, кому победу присуждаешь, - прогудел богатырь Олег. Остальные царевичи закивали.
        - Кому? - Бессмертный совсем растерялся и воззрился на жену.
        - Никите, конечно, сыну князя Владимира, - без колебаний ответила Премудрая. - Не обессудьте, царевичи, вы все очень достойные люди, вы честно состязались, и мне жаль сейчас, что у меня только одна дочь. Это не поражение, а просто неудача, которая ни в коем случае не умаляет ваших достоинств. Мы хотели бы вам выразить свою благодарность за участие и через вас передать вашим почтенным родителям дары. Их уже несут в ваши светёлки. Можете остаться с нами, отпраздновать, а можете отдохнуть, подкрепиться и поехать домой.
        Понятливые слуги мигом засуетились.
        Первым нашёлся Глеб. Рассыпался в благодарностях, от лица всех царевичей заверил, что никто и не думал обиду таить, но, тем не менее, срочные дела заставляют их спешить каждого своей дорогой. Остальные царевичи вяло поддакивали, только Ваня огорчённо молчал: ему жаль было прощаться, когда здесь такая интересная история разворачивается! Василиса это заметила и улыбнулась:
        - Иванушка, если ты не очень спешишь, останься, пожалуйста. У меня к тебе будет просьба. Даже две.
        Царевич с готовностью кивнул кудрявой головой и сел у стены тихонечко, чтобы не мешать. Вскоре в горнице остались только он, Никита да Кощей с женой и дочкой.
        - Объясни, Василиса! - повторил Бессмертный.
        - Всё очень просто. И изящно разыграно. Хвалю, дочка. Дружили две девушки: умная и состоятельная Варвара и премудрая и пребогатая Настасья. Общались по блюдечку, всеми новостями и секретами делились. У первой был жених Слава, у второй Никита, оба из хороших родов, но без гроша. Очень девушки любили своих женихов, да и те - невест, только вот родители были против. Яга считала, что Всеслав за её дочкой ухлёстывает из-за денег, а Настасьин отец уже давно присмотрел четверых справных царевичей себе в зятья и собирался пригласить их участвовать в испытаниях, чтобы определить лучшего. Настасья от матери ум унаследовала, а от отца - любовь к хитрым затеям. Ей обязательно нужно было сделать так, чтобы папа разрешил участвовать в состязании её любимому: уж тогда Никита легко всех остальных одолел бы. А ещё добрая Настенька хотела помочь подруге. Для этого надо доказать Яге, что Всеславу не богатство нужно, а только одна Варвара.
        Царевна-Кощевна стыдливо опустила глаза.
        - Нечего, нечего, Настасья, дарований своих стесняться. Так вот, девушка улучает удачный день и отправляет к подруге своего жениха с подарком на именины и с запиской. А в записке сказано, что и как нужно сделать, чтобы им обеим жить счастливо. Варвара знала, где и какие у матери хранятся зелья. Мамины снадобья, успокаивающее чудищ и пропускающее за ворота, она надежно спрятала. То, что людям глаза отводит, взяла своё и использовала. Незамеченной прошла мимо стражей, сорвала яблоко, не снимая ленточки, и подарила Никите. Тот помчал домой галопом, чтобы никто не удивился долгой отлучке. Дальше от Варвары требовалось только повторять: «Да не знаю я, было ли яблоко на ветке, когда мы со Славой уходили из сада!»
        От подруги Настасья знала, что отец её должен Яге услугу. Сама расследовать кражу вдова не умела и в любом случае обратилась бы за помощью к Кощею, прожжённому интригану и сильному колдуну. При любви Бессмертного к задачкам на сообразительность и хитрым многоходовкам, он обязательно постарался бы одним махом найти и вора, и хорошего мужа для дочери. Таков был расчёт, и он оправдался. Никита и Всеслав попали в число соискателей. Теперь Настасьин избранник должен был победить, а Всеслав - при свидетелях отказаться от завидной, богатой невесты ради Варвары. Так и случилось. Видишь, Костя, твоя дочь сделала выбор. И я решила, что лучше нам не препятствовать ей, ведь неизвестно, какой ещё план она выдумает, чтобы переубедить родителей.
        Кощей хмурился-хмурился, потом хлопнул по колену.
        - Ну что, Настюша, обдурила ты старика! Так и быть. Никита, сын Владимирович, берёшь мою дочку в жёны?
        - Беру. До последнего вздоха буду беречь, никогда не обижу!
        - Тише-тише, клятвы у алтаря будешь давать. А ты, Настасья, пойдёшь за Никиту?
        - Пойду.
        Девушка сияла от счастья.
        Кощей соединил руки молодых.
        - Быть по сему.
        Василиса расцеловала сначала дочку, потом будущего зятя, даже прослезилась на радостях. Потом одёрнула себя, взяла со стола с подарками царевичей аленький цветочек и подошла к Иванушке.
        - Ну что, Ванюша, не заскучал?
        - Что ты, царица, наоборот! Я очень рад, что у Насти и Никиты всё так ладно вышло.
        - Ну вот и чудно. Ты ведь по дороге домой поедешь через лес, где Яга живёт, правильно? Отвези ей вот этот цветок, передай, что Алексей про него говорил, и скажи: это вам волшебный подарок за беспокойство. Вор найден, слухов не будет, кража не повторится. Запомнишь?
        - Как не запомнить, государыня?
        - Только ты у Яги не задерживайся, - предупредила Василиса. - Очень уж она на молодых Иванов-царевичей падкая. Да, и вот ещё что: перед тем, как к Яге ехать, найди человека в восточном халате, тюрбане и с ковром. Его зовут Ибрагим ибн-Махмуд. Отдай ему это яблочко и скажи: «Царь Кощей передаёт твоему батюшке лекарство». Идём, я тебе Ибрагима на блюдечке покажу.
        Настасья спрятала улыбку. Это она тоже просчитала. Мать шутливо погрозила ей пальцем.

* * *
        - Ва-ась…
        Кощей стоял в дверях жёниной опочивальни в длинной ночной рубахе и выглядел донельзя потешно.
        - Что? - откликнулась Премудрая из-за книжных башен, увенчанных огрызками. Над головой её горело перо жар-птицы в обрамлении плотных занавесок. Стоило потянуть за верёвочку, и занавески задёргивались. Разрабатывала мудрёное устройство Василиса, воплощал, естественно, муж.
        - Вась, простишь меня?
        - За что?
        - За то, что в бумажки зарылся, тебя вниманием обделял… и Настю тоже. За то, что нагрубил.
        Василиса покрутила прядку, делая вид, что задумалась. Потом кивнула и улыбнулась.
        - Что бы я без тебя делал, умница моя! - окрылённый Кощей кинулся собирать огрызки в плошку.
        - Что-что… Сгоряча выдал бы дочь за какого-нибудь, прости, Господи, Глеба - и локти потом кусал. А Никиту прошляпил бы.
        - Как есть прошляпил бы! - не спорил муж, перекладывая книги с постели в сундук.
        - А я сразу, как его увидела, поняла: мальчик достойный, хоть и бедный. Настюшу от лихих людей спас, до дома проводил, награды не просил, а предложили - отказался.
        - Я тогда ещё отвёл тебя в сторонку и говорю: «Как бы нам такого парня годик рядом удержать, чтобы Настенька подросла? И как бы так повернуть, чтобы они сошлись?»
        - А я и отвечаю, - подхватила Василиса, гладя мужа по волосам, - «достаточно сделать вид, что он нам не нравится».
        - Вась, а Вась, - пробормотал Кощей между поцелуями. - А хочешь, я тебе яблок молодильных у Яги куплю?
        - Себе купи, старый п…пень, - жарко прошептала Премудрая и зашторила золотое перо.
        Ах, если бы…
        Утро было совершенно обычное. Как всегда, я поднялась, оставив ненаглядного досматривать сетевые сны на кибер-ложе. Пусть лежит: кто-то же должен семью обеспечивать, пока я в поиске. Как всегда, встала под душ. Велела смартику сделать стену прозрачной изнутри, чтобы насладиться видом безмятежного неба над просыпающимся полисом далеко-далеко внизу. Мимо медлительно проплывали погодные дирижабли и сновали, как мошкара в тенистом сквере, ховеры-курьеры. Неожиданности начались, когда смартик предложил вместо крепкого чая или кофе залить кипятком душистые травы. Пожала плечами, травы отвергла. Попросила горячий обдув и, вмиг обсохнув, направилась к кухонному столу, за которым привыкла просматривать новости и почту, пока смартик готовит заказанный накануне завтрак.
        Развернула прозрачную голографическую бабочку сети. Какое-то время читала о новой моде на платья с открытой грудью и ради праздного любопытства листала каталоги, - но что-то на краю сознания не давало мне покоя. Потом взгляд зацепился за назойливо мигающее и трясущееся окошко. За мгновение до того, как оно закрылось, повинуясь моей команде, я поняла, что именно мне пытаются продать, - и похолодела. С минуту маялась, потом вызвала благоверного по ком-линии. Он вскочил сразу, потому что мы договорились: когда он работает, так его будить я стану только в крайнем случае.
        - Смартик глючит? - обеспокоенно спросил он, отмахиваясь от голографического приветствия и десятка напоминаний, сообщений и обновлений, накопившихся в системе дома за ночь.
        - Посмотри сюда, - не своим голосом сказала я.
        Он нахмурился, пытаясь понять, что я имею в виду. Потом в пестроте крыльев бабочки, распахнувшихся передо мной, вычленил то, что меня встревожило. Маленькие вездесущие окошки контекстной рекламы.
        - Вот тебе и раз, - растерянно сказал он.
        - Ага, - согласилась я.
        - Не может быть ошибки? И откуда инфа?
        - Контекстная реклама всегда бьёт в цель. А откуда инфа, тебе лучше знать. Смартик с моего вайтэл-чипа считал, однозначно. А уж как это в сеть утекло, я без понятия. Кто-то обещал настроить безопасность по высшему уровню.
        - Я и настроил… Бывает, что и у меня прога лагает, - продолжал недоумевать мой единственный. - Но ты же, вроде, пользуешься «невидимой помощницей».
        Я вздохнула.
        - Я и пользуюсь. Бывает, что и «помощница» не спасает. Что делать-то будем?
        В его глазах отражались цветные переливы объявлений о курсах подготовки к родам, баннеры с одеждой для беременных, реклама лучших натальных кластеров, контакты специалистов по вскармливанию и ссылки на, несомненно, полезные и информативные статьи на смежные темы.
        Мой мужчина глуповато улыбнулся.
        - Пойдём выбирать прошивку, - сказал он, и мне немного полегчало.
        - Ага! Только родителей обрадую!

* * *
        Мы решили съездить в софт-центр в реале. Вроде бы с детства в инфонете, оба приучены управлять смарт-модулями раньше, чем ходить на горшок, - а всё равно, когда нужно принять серьёзное решение, хочется видеть перед собой человека, а не интеллектуальную анкету, «которая наилучшим образом поможет выбрать подходящий вам продукт». По хитрым глазам консультанта я поняла: он уже знает, зачем мы пришли, но из тактичности ждёт вопроса. Вот тебе и «настроил безопасность».
        Милый коротко изложил цель нашего посещения. Холёный консультант широченно улыбнулся и поинтересовался, нужен ли нам хардвер.
        - Недавно как раз выпустили новую модель вайтэл-чипа. Совершенно другой уровень возможностей. Удобный шунтик-шлюз для безболезненной вакцинации. Отслеживание, анализ и корректировка показателей, связь со смарт-системой дома и постоянная отсылка данных родителям, множество вариантов для подгонки интерфейса под индивидуальные потребности каждого клиента и настройки автоматических действий. Встроенные модули для развития и обучения. Кибер-няня в подарок. Я ведь правильно понимаю, пока что вы хотите приобрести лицензию только на первый год?
        - На первый, - буркнул мой бесценный.
        Хотя нам самим он тишком раздобыл колотые проги, но ребёнку - мы решили твёрдо - нужны лицензионные, сколько бы это ни стоило. Я сдвинула брови, предвидя, что любимый поинтересуется, нет ли чего попроще, но он смолчал. Взгляд его был слегка расфокусирован. Наверно, мысленно просматривает список активов и прикидывает, с чем может скрепя сердце расстаться.
        Консультант продолжал расхваливать товар:
        - Огромный объём памяти. Бесплатная библиотека классической музыки и аудиокниг для самых маленьких - при желании можно её пополнять через датастор. Новинка от создателей таких бестселлеров, как «Переводчик с кошачьего» и «Переводчик с собачьего»: «Бэбиток» - незаменимая вещь, молодые мамы рекомендуют! - Лощёный мужчина чуть не захлёбывался от восторга и желания продать нам исключительный девайс. - Ну и, конечно же, базовые функции для уверенного старта: контроль дыхания, сердцебиения, состава крови и мочи, консистенции кала, индикатор заполнения желудка и намокания подгузника, отслеживание ритма бодрствования и сна, диагностика болезней. Комфортное материнство с программой «Заботливая мама»: тысячи подсказок по уходу за малышом с учётом конкретных показателей с чипа. Новая версия программы ещё лучше взаимодействует со смарт-системой дома, автоматически подавая команду покачать колыбель или, например, повысить влажность в комнате.
        Если честно, меня он убедил уже на середине описания. Когда у консультанта закончилось дыхание и иссякло красноречие, я почти подпрыгивала на ягодицах. Огромных усилий стоило не дёргать мужа за рукав и не канючить это «незаменимое подспорье для родителей: никогда прежде понимать младенца не было так просто».
        Любимый со вздохом попросил лицензионное соглашение. Увидев огромный юридический текст, он вздохнул ещё горше, но, вопреки привычке, принялся читать. Я сияла, как мегамолл в пасмурной ночи. Всю дорогу назад трещала о новой мебели, о перестановке, о том, что потребую у смартика вырастить пару внутренних перегородок, чтобы у мелкого была своя территория. О куче подруг, которых обзвоню, о десятках книг, которые прочитаю, о множестве абсолютно необходимых покупок и занятий, которыми заполню отведённый природой срок. И о том, как будет легко и прекрасно растить нашего будущего малыша.

* * *
        Прошло девять месяцев.
        - Алло, ма-ам…
        - Привет, доча! Так рада твоему звонку! Ну что, всё благополучно? Как ты, как маленький? Ой, голосистый какой, заливается!
        Я обратила полный отчаяния взгляд на истерически орущее существо. Багровея от натуги, младенец вопил посреди стаи цветастых диагностических окон, подсказок, таблиц и диаграмм, которые ну ни капельки, ни капельки не объясняли, что этому чудовищу надо!
        - Слушай, мам… Приезжай, а?
        Бывает, что и лучший софт не помогает…
        Славный город Надамас
        I. Чудовище и чудовище
        Старушка-развалюшка брела с пакетом продуктов по одному из самых спокойных кварталов славного города Надамас: последняя перестрелка здесь была целых две недели назад, расписания грядущих рейдерских захватов висели в каждом магазине, а под машинами в месяц гибло не больше двадцати человек. Нормально. В спальных районах куда хуже.
        На перекрёстке стоял молодой хлыщ. Он уже давно здесь валандался, может, стерёг кого? Бабка что-то нащупала под растянутой вязаной кофтой и гаденько улыбнулась своим мыслям.
        Поравнялась с хлыщом. Тот смерил старуху быстрым взглядом, мгновенно оценил золотые серьги с камушками. Алчно улыбнулся, ощерив мелкие зубы.
        - Помочь, бабуля?
        - А и помоги, внучек. Тут недалеко.
        Старуха всучила проходимцу пакет и накрепко вцепилась в подставленную калачиком руку.
        Осторожно перешли дорогу по абсолютно бесполезному светофору.
        - Одна живёшь, бабуль?
        - Одна, милок. Одна, как последний зуб. Детей нет, никого нет, к соседям обращаться страшновато - загрызут, сердешные. Они-то люди неплохие, только нервные очень. Боятся.
        - Тебя, что ли?
        - А кто их знает? Надысь кошку дохлую на половик подбросили, так я им машину сожгла.
        - Правильно, нельзя себя в обиду давать.
        Вскоре доплелись до серой многоэтажки, с грехом пополам взобрались по ступенькам (лифт не работал с тех пор, как там аптекаря убили). Потом старуха долго ковырялась с ключами. Наконец, открыла. Разулась, сунула ноги в безразмерные тапки.
        - Идём, милок, на кухню, я чаёк поставлю.
        Хлыщ быстро оглядел нищенскую обстановку, приметил пару ценных вещей и последовал за хозяйкой.
        - И что, бабуля, не страшно тебе одной?
        Бабуля, копошившаяся у плиты, обернулась и звериным голосом спросила:
        - А тебе одному не страшно?
        Кожа её растянулась, кости распрямились, дряблое хилое тело мгновенно перестроилось. Посреди крошечной кухни хлестала хвостом здоровенная зелёная крыса с кровавыми глазами и редкой ядовитой щетиной.
        На мгновение хлыщ обомлел, но потом спокойно произнёс:
        - Хорошо, что ты спросила.
        И к зубастой крысе добавился гигантский тысяченогий таракан с богомольими хватательными лапами. Блестящие жвала неаппетитно шевелились.
        От смущения хозяйка ахнула и вернула себе человеческий облик.
        - Как глупо-то вышло, - совершенно без шамканья протянула она, теребя край фартука.
        - Да уж, - подтвердил гость, приглаживая волосы. - Отличная маскировка.
        Бабка зарделась.
        - Но без неё ещё лучше. - Лже-хлыщ приобнял старуху-оборотня за узкие плечи.
        - Ты тоже симпотный, - млея, прошептала та. - У меня в подвале полтрупа. Подгнившего.
        - М-м! Жвальчики оближешь!
        Приятно знать, что хотя бы чудовища ещё умеют влюбляться.
        II. Самооборона
        Девочка лет десяти плела венок из пыльных одуванчиков, сидя на металлическом остове скамейки. Из окна девятиэтажки с диким треском что-то вывалилось и грохнулось об асфальт, но девчушка даже головы не подняла. Славный город Надамас как раз и знаменит своими окнами. Из них постоянно что-то падает, не только с треском, но часто и с криком. То выпрыгнувший за птичкой кот, то кактус горшком вверх, (нечаянно!) спихнутый на спину соседу, то чей-нибудь невезучий любовник, то более удачливый самоубийца (в этом благородном деле Фортуна всегда готова пособить).
        Девочка с забавными хвостиками гуляла во дворе одна, если не считать её раскормленной собаки, спавшей под яблоней. Детей в доме вообще-то было достаточно, но им строжайше запрещали выходить на улицу без взрослых. Хвостатая малявка доплела венок, полюбовалась, отшвырнула прочь и пригорюнилась, подперев щёку кулаком. Собака подняла голову и тихонько гавкнула. К её хозяйке направлялся странный человек.
        Мужчина непонятного возраста, в мешковатой одежде явно с чужого плеча, с тростью, но не хромает. Пол-лица закрывает растрёпанная растительность в виде бороды и усов, другие пол-лица прячутся в тени мятой шляпы.
        Дядька подошёл к девочке, навис над ней и улыбнулся всей бородой.
        - Привет, маленькая! Что ты тут делаешь?
        Девчушка серьёзно посмотрела на взрослого, что-то себе сообразила и спокойно ответила:
        - Гуляю.
        - Не скучно? Где твои подружки?
        - Дома сидят. Прусаков на вилках пекут и гнилым луком с балкона кидаются.
        - А хочешь конфетку? У меня в машине много.
        Девочка пожала плечами, вытерла руки об измазанный одуванчиковым соком комбинезон и пошла за бородатым. Собака неохотно поплелась следом, с натугой неся своё жирное тело.
        Машина стояла за углом. Девочка узнала её по вмятине от биты и ухмыльнулась. Из тёмного чрева салона подозрительный дядька с наигранным кряхтением достал горсть карамели. Девчушка неторопливо приняла угощение и рассовала по карманам комбинезона. Одну сосучку кинула псине, та с ленцой захрустела.
        - А хочешь ко мне в гости? У меня коллекция бабочек. Купим торт. Тебе нравится шоколадный?
        Девочка прищурилась, кивнула, тряхнув хвостиками. Вдруг подпрыгнула неожиданно высоко и на развороте саданула дядьке пяткой в солнечное сплетение. Мужик улетел в глубь машины. Малявка запихнула карамельку за щёку и удалились. Хвостики гордо покачивались в такт шагам. Собака посмотрела на поверженного бородача, презрительно гавкнула и последовала за хозяйкой, вихляя упитанным задом.
        Дядька скрючился на заднем сиденье, ловя воздух ртом. Когда наконец продышался, достал из сумки журнал и поставил напротив фамилии хвостатой бестии пятёрку по самообороне. Потом отлистнул пару страниц и добавил ещё одну за прыжки в высоту. С тоской оглядел длинный список ещё не сдавших зачёт по ОБЖ и подумал о бронежилете. И бронештанах. Не все третьеклассники такие прыгучие.
        III. Христианские добродетели
        Молодой человек шагал размашисто и беззаботно насвистывал. Это было подозрительно. Славный город Надамас не располагает к пешим прогулкам. Здесь даже полицейские ходят только большими группами и только по самым освещённым улицам. Каждый раз вздрагивают, слыша крики в переулках, но с маршрута не сворачивают. А этот парень бесстрашно срезал через тёмные дворы и как будто даже по сторонам не смотрел.
        Он занимался единственным делом, которым честный молодой человек может достойно зарабатывать в славном городе Надамас. Убивал за деньги. Вот он дошёл до нужного дома, не таясь постучал. Дверь открыла девушка. Охнула.
        - Сейчас, только сумочку захвачу.
        И уже вдвоём они пошли по зловещим кривым улицам. Но девушка не боялась. Ни с кем так не спокойно, как с наёмным убийцей.
        - Что на работе? - игриво спросила она.
        - Нормально. На свежем воздухе, каждый раз новые люди, график свободный. А у тебя?
        - Как в морге.
        - Ну нет, в морге поживее будет.
        Они рассмеялись. Девушка работала библиотекарем. От громкого звука попрятались большие крысы и маленькие форточники.
        Убийца со спутницей поднялись по каменным ступеням. Сегодня в библиотеке было очередное еженедельное собрание дискуссионного клуба.
        Пришли почти все: согбенная старушенция в растянутой вязаной кофте, пара страдающих нервным тиком учителей, хлыщ себе на уме с зубочисткой в углу рта, флегматичный водопроводчик, решительная мамаша с раскормленной собакой и сухощавый составитель ядов. Одни явились утолить интеллектуальный голод, другие - заглушить жажду адреналина (некоторым до библиотеки нужно было пройти через спальный район).
        - Ну что, объявляю собрание нашего клуба открытым, - весело сказала девушка, расставляя вазочки с печеньем. - В этом месяце мы обсуждали семь смертных грехов, Содом и Гоморру, естественный отбор и преимущества разных видов оружия. Сегодня предлагаю тему «Христианские добродетели».
        Кто-то разочарованно замычал, хлыщ принялся отстранённо качаться на стуле. Но библиотекаршу это не смутило.
        - Вот вы, бабуля, верите в Бога?
        - А то как же, деточка!
        Старушка достала из-под кофты стальной крестик. Правда, с какими-то странными отростками и перевёрнутый.
        Девушка на мгновение замялась, но продолжила:
        - Ну, тогда вы наверняка можете назвать какую-нибудь добродетель.
        - Моя любимая - непротивление насилию.
        Хлыщ улыбнулся своим мыслям.
        - Смирение, - подала голос решительная мамаша. Собака тихонько гавкнула в подтверждение.
        - Терпение, - предложил составитель ядов, сверкнув очками.
        - Честный труд, - с достоинством высказался убийца.
        Все остальные тоже загомонили, споря и перекрикивая друг друга.
        - Это утопия! - отрезал водопроводчик.
        - Законы нравственности придуманы для масс. Сверхчеловек сам себе закон, - протянул хлыщ.
        - Мы должны подавать детям личный пример, - дёргая глазом, убеждённо заявил учитель.
        - Всенепременно, - поддакнул второй учитель, дёргая щекой.
        - Когда уже будем потоп обсуждать? - возмущался водопроводчик.
        И тут двери библиотеки распахнулись. Некий искатель приключений, польстившись на единственное целое здание на улице (слева - банк, справа - продуктовый, напротив - магазин часов, а в библиотеку только идиот полезет), застыл в проёме, целясь в компанию из дробовика, и проорал сначала что-то угрожающее, а потом - что-то жалобное. Что именно, никто так и не понял из-за почти слаженного залпа членов дискуссионного клуба. Но пули учителей и хлыща, сюрикен мамаши, бабкин кинжал, метательный ключ на 15 водопроводчика и отравленный дротик составителя ядов пролетели над головой упавшего грабителя. Дело в том, что коленную чашечку ему раздробило пресс-папье, направленное твёрдой рукой убийцы.
        Собравшиеся обсуждать христианские добродетели смущённо переглянулись и стали торопливо прятать оружие. Честный киллер подошёл к подвывающему неудачнику и спросил:
        - Христианин?
        - Д-да, - с надеждой проблеял тот.
        - Тогда подставь левую.
        С этими словами убийца прострелил ему вторую коленную чашечку и пнул в бок. Мужик мягко покатился по каменной лестнице.
        Молодой человек вернулся к столу.
        Все молчали. Водопроводчик и собака тщательно пережёвывали печенье. Старуха хитро зыркнула на хлыща.
        - Что-то кости ломит. Проводишь до дома, милок?
        Тот кивнул. У него в рюкзаке были припасены мешки для трупов - на всякий случай.
        - Конечно, бабуля. Как всегда.
        Они откланялись. Остальные посидели ещё немного, потом тоже засобирались. Когда все разошлись, библиотекарша обняла честного убийцу и прошептала:
        - Мне так нравятся твои прощальные фразы!
        - Ну что ты, детка. Это моя работа.
        И они страстно поцеловались. Закон жанра.
        IV. Болезнь века
        Хоронили меня в закрытом гробу, потому что видок у меня был тот ещё. Краше в гроб кладут. Ой. Ну то есть, во сне увидишь - трусами не отмашешься.
        Преставился я скоропостижно, от неизвестной науке болезни. И лицо у меня было такое, что посмертную маску можно бы смело в комнату страха. А буквально вчера я был мэром славного города Надамас.
        Болезнь началась внезапно. На той неделе проснулся с ужасной головной болью. Глаз не мог открыть. Зову жену, а она не идёт. Ну да, я совсем забыл, она ж у своего мордоворота теперь ночует.
        Зову приживалку. Ту, что с пучком ходит. Остальные пять тёток из богадельни тупы, как пробки, да ещё и неуклюжие. Посуду мыли после приёма, так побили блюдо из сервиза на двести персон. На что мне сервиз на сто девяносто девять персон? Выбросили, заказали новый, а приживалок посадили на хлеб и воду.
        Так вот, приходит эта баба с пучком. Приказал воды и зеркало. Несёт, а у самой глаза как два яйца вкрутую вылезли, губа трясётся. Смотрю в зеркало - а у меня на лбу два бугра вскочило, кровью налитых. Я - орать, баба - орать, набежали телохранители, бабу застрелили, потом только разобрались. Пока приживалки убирали труп и полы мыли, я позвонил личному врачу. Через двадцать минут он, запыхавшись, примчался из правого крыла моей резиденции (что это он там делал, интересно знать? Должен ведь жить в соседней комнате! Сказал охране, но когда они рапорт составили, я уже сыграл в ящик). Осмотрел меня, посоветовал сделать анализы, рентгены и пункции.
        Выехал мой кортеж с мигалками. Сирену я велел отключить, и так башка раскалывается. У больницы какой-то мужик мешал припарковаться, что-то там кричал про маму с инфарктом. Мои мальчики ему ноги переломали, а меня подхватили и понесли. Остальная охрана в целях безопасности поймала всех больных на этаже и заперла у технички в каморке.
        Анализы проводили часа три. Голова трещала по швам, боль невыносимая. Медики испуганно качали головами и руками разводили, не знали, что и говорить. Столько народу, а как человека вылечить, не знают, и ничего путного посоветовать не могут! Дармоеды! Велел их в тюрьму. Мой врач хмуро перебрал бумажки и снимки и сказал: будем завтра смотреть.
        Прикатил я обратно в резиденцию. Нарывы надулись, как две сливы, ноги опухли и задубели. Зудел крестец и копчик. Мигрень была до того жуткая, что я отменил собачьи бои. Велел вызвать именитого врача из столицы. Тот заломил бешеную цену - видимо, бывал в моём славном городе. Пришлось выскрести бюджет детского дома, потому что в пенсионном фонде уже было пусто. Именитый согласился, обещал приехать завтра.
        Пока он обещал, бугры на лбу лопнули, под ними показались чёрные костяные конусы. Врач посоветовал поменьше есть кальция. Потом говорит так с издёвочкой: «А вы в жене своей уверены?» Как в себе. Но у неё ведь рога не растут.
        Шутник. Я охране шепнул, они объяснили ему про шуточки в мой адрес. Хорошо объяснили, чтобы помнил. А назавтра приехал именитый врач. Я ему показываю рога, как два ножа, ноги показываю - пальцы скрючились и не раскрючиваются, ступни всё дубеют, показываю копчик - там тоненький хлипенький хвостик, а сидеть мешает. Он посоветовал уколы от слоновости, хвост рубить, а рога пилить. Деньги сграбастал и усвистал, только его и видели.
        Хвост рубить больно, я побоялся. Уколы сделали, но ничего не помогло. Позвал стилиста, тот рога мне спилил, а они через час новые выросли, вдвое длиннее.
        На следующее утро хвост уже был метровый, рога как сабли, аж голова клонится, нос пятачком, а ноги - ну чистые копыта. Нашли мне в трущобах какую-то бабку-колдовку, она советует: «А ты осени подожди. Лоси осенью рога сбрасывают». Советчица. Она потом ещё из горящего дома орала: «Чтоб тебя черти взяли!» Ну и пусть орёт. Да на меня столько проклятий насылали, я теперь даже думаю, не оттуда ли рога?
        В крыше моего седана пришлось проделать дырки, а хвост к ноге примотать, чтобы видно не было. Кожа вся зудела, я покраснел, как та восьмиклассница, которая сбежать ещё пыталась. Еду и думаю: столько захребетников, хоть бы один что-нибудь дельное посоветовал!
        К ночи шерстью покрылся. Страшно в зеркало посмотреть. Потом жар, удушье, ни встать, ни на помощь позвать. Мучился-мучился, к утру копыта и отбросил.
        Часов в двенадцать вошла охрана, быстренько меня упаковала, выдернула попа какого-то с венчания, так он меня отпевать отказался. Ну, с такими у моих мальчиков разговор короткий. Сам учил.
        Закопали быстро. Жена ушла, даже земли не бросила. Личный врач прихромал, дождался, пока разойдутся остальные пять человек и сплясал на могиле - земля тряслась. Как оказалось, на кладбище много было народу (в моём славном городе кладбище населено гуще всех жилых районов). Набежали люди, тоже давай плясать канкан, хороводы водить, костры жечь. К вечеру могила была утоптанная и оплёванная. А потом что-то дёрнуло меня за хвост и потащило.
        Очнулся я на горячих камнях. Всё вокруг тёмное, дымное, оранжево-чёрное. Крики кругом, огонь, жирные лужи. Я в лужу глянул - как есть свинья рогатая, на теле шерсть, во рту клыки, на пальцах когти, на ногах копыта. Хвост шесть раз вокруг себя обвил - и ещё осталось. Что с этим делать? Рога тяжёлые, копыта неудобные, шерсть лезет-зудит, клыки во рту мешаются. Сижу, руками своими когтистыми за голову схватился.
        Так, надо рассуждать спокойно и хладнокровно. Ну чёрт, ну в аду. Всё это логично и предсказуемо. Но в конце концов, где наша не пропадала? Здесь, в преисподней у меня найдётся полно знакомых. Да я ведь половину собственноручно сюда отправил!
        Ничего, прорвёмся. На любом свете самое главное что? Связи. Но начнем с малого. Надо разжиться вилами.
        Обойдётся?
        Вот уже год Костик жил в параллельной вселенной. А может, и в своей же, но понять, в какой именно, не представлялось возможным. Поэтому Костик мог думать так, как ему приятнее.
        Год назад он не отличался от тысяч других костиков. Он был самым что ни на есть среднестатистическим. Все организации, занимающиеся социальными исследованиями, сами того не зная, посвящали свои отчёты и доклады именно ему. «Средний россиянин двадцати-тридцати лет живёт в городе, имеет профессиональное образование, в месяц получает 28 000 рублей…» Непонятно, почему судьба выбрала именно его. Возможно, как раз из-за его середняковости. Может, он один такой был на всю страну - до точки и во всём абсолютно среднестатистический. Непорядок.
        Как он оказался в параллельной вселенной? До обидного обыденно. В один скучный день, похожий на вчерашний настолько, что «День сурка» казался фильмом ужасов, Костик принимал душ. «Зашёл в ванную и не вернулся» - отличное название для заметки какой-нибудь местной «Сермяжной правды». Однако так оно и было.
        Костик упоённо мылся под душем, булькал и фыркал, мычал что-то в меру боевое и немелодичное, предвкушал очередной холостяцкий вечер под пиво и стрелялку-бродилку. Когда он наплескался, зеркало совсем запотело, а плитка на полу блестела от воды. Молодой человек достойным премии Дарвина образом поскользнулся и грохнулся, приложившись затылком о бортик ванной. Тут-то он увидел точку сингулярности, вычитанную у Борхеса (на самом деле, не у Борхеса, а из какого-то материала про него, найденного в интернете с целью клеить девок интеллектом, - потому как больше особо рассчитывать не на что). Цветные пятна и полосы летели навстречу, закрывая собою всё поле зрения и в то же время оставаясь сжатыми в точку размером с песчинку. В ушах звенели жуткие диссонансные хоры (вроде тех, что были в «Одиссее 2001 года» Кубрика, просмотренной с той же целью, что и материал про Борхеса). Потом хлоп! - и он оказался, где оказался.
        Первым, что Костик увидел, было высокое трёхногое существо, раздувающее морщинистый мешок на чём-то вроде шеи. У этого создания по всему телу были небольшие бугорки, а вот головы не наблюдалось - ни намека. Оно булькало и фыркало, совсем как Костик под душем. За спиной существа показалось другое такое же, и ещё, и ещё. Это настолько расходилось с представлением молодого человека о загробном мире, что он из небытия рухнул прямо в обморок.
        Когда очнулся, фырчуны уже начали деликатно его ощупывать. Костик с ужасом осознал, что лежит на бордово-коричневом - мху? - под лазурным в золотую крапинку небом среди покачивающихся белых кораллоподобных - растений, наверное, - и толпы безголовых тварей. Притом голый, как младенец. Позже он думал: «Надо же такому случиться: оказаться на другой планете, а то и в параллельной вселенной - и даже без полотенца!»
        Костик осторожно отполз, потом встал, стараясь не делать резких движений. Фырчуны клокотали мешками и плавно вихляли шеями, но оставались на месте. Парень попробовал с ними поздороваться, наладить контакт. Твари в контакт не вступали, чем показали свою разумность. Но потом явилось новое существо и заслонило собой небесные крапинки и мысли вроде «я пришёл с миром».
        Оно было выше фырчунов в несколько раз, тоже о трёх ногах, зато с головой. Собственно, из головы и трёх ног оно и состояло, и трубило, как индийский слон, решивший подразнить пароход. Знакомство началось с того, что Костик опять брякнулся в обморок, словно заполошная аристократка в тугом корсете. К счастью, землян, могущих его пристыдить, рядом не было, а местные, если что и подумали или высказали по этому поводу, то Костик знать не знал - и был доволен.
        В общем, выяснилось, что есть его не собираются. Мучить и опыты ставить тоже никто не спешил. Трубач оказался хозяином фырчунов, местным вариантом куровода. Курочки, правда, были специфические, но приносили хозяйству пользу, а это главное.
        Трубач был дружелюбный товарищ. Осторожно ощупал Костика одной ногой, нагнул к нему своё головотулово, то ли рассматривая, то ли обнюхивая блестящей выпуклостью неправильной формы. Потом издал приглушённое минорное гудение и забормотал. Костик поддержал его: «Привет тебе, внеземная форма жизни», - и погудел, пытаясь точно повторить ноту (чем точнее повторяешь во время первого контакта, тем больше шансов на успех. Хотя, с другой стороны, никто не может обещать, что инопланетянин попадётся вежливый и вместо приветствия не выдаст какую-нибудь непристойность на своём языке. Вот тут, если повторять, могут возникнуть проблемы с высокой вероятностью летального исхода).
        Так было положено начало общению. Трубач взял землянина к себе. Вот уже год Костик жил в его доме-растении, в прозрачном гнезде. Перенимал язык, учился.
        Много было занятного в этом мире. Во-первых, сила притяжения намного слабее, так что, хорошенько оттолкнувшись, землянин с удовольствием прыгал выше головы, переворачивался и ловко припланечивался. Во-вторых, не нужно было есть. Парень первое время боялся: если попробую что-нибудь на чужой планете, тут же окочурюсь. Но, похоже, в самом воздухе витало что-то, насыщавшее его организм. Трубач, впрочем, питался, да и куры тоже, но это уже их дело. Одежда, кстати, была ни к чему: климат на планетке был потрясающий, а стесняться безголовых кур Костик отвык уже на второй неделе. В-третьих, все местные существа выглядели чрезвычайно уродливо, но при этом были совершенно безобидными. Костик с интересом изучал местную флору и фауну, про себя давал ей глупые имена.
        Пейзажи здесь были удивительные, так бы и пил глазами. Яркие, броские, неземные сочетания цветов, форм и линий. Как будто попал в картину дерзкого художника, рисовавшего вслепую.
        Дни проходили чинной чередой. Утром Костик помогал хозяину вскрывать бугорки на теле кур, вынимать из них красивые камушки в сиреневых разводах. Камушки потом обменивались на разные полезности, но бартером Трубач занимался сам: у землянина словаря не хватало. Днём парень доил серые огурцы, а они дрожали и попискивали. Потом давил бордовый мох: он шёл в пищу курам (как они питались, лучше и не знать). А оставшаяся часть дня была свободная, и молодой человек совершал долгие прогулки: к Радужному водопаду, к Хрустальной гряде, к озеру Синь. У них были и местные названия, но очень трудные.
        Ночью (и дни, и ночи были здесь чуть длиннее, чем на родине) небо расцвечивалось сотнями звёзд, и Трубач гудел что-то философское. Иногда в своём неправильной формы «глазу» он показывал Костику разные картины этого мира, называл слова и терпеливо повторял, пока у пришельца не начинало получаться более-менее пристойно. Иногда приходили гости, и Костик пытался рассказать им про Землю, но слов не хватало, да и ком подкатывал к горлу.
        Парень ощущал себя Робинзоном, хотя и не совсем правомерно: ему-то хоть было с кем пообщаться, пусть и на самые простые, припланеченные темы. Имени своей новой родины Костик произнести не мог, даже притом что Трубач повторял ему сотню раз. Имени своего друга - тоже: корявые звуки, которые издавал землянин вместо его имени, были куроводу неприятны, и он позволял звать себя Трубачом. Даже откликался через раз.
        Справедливости ради надо отметить, что и трёхногий великан не мог выговорить «Костик», поэтому, перебрав сотню вариантов, они остановились на Адаме. «Ну а что, я же первый человек в этом Эдеме, почему бы не побыть Адамом».
        Так проходили дни Адама в Эдеме, одинаковые, но наполненные смыслом, красотой, неожиданностями. Простой труд, впитывание новых знаний каждый день, рядом друг, всегда готовый помочь. Что ещё надо человеку для счастья?
        Но, похоже, что-то всё-таки надо. И Костик затосковал. Светло затосковал, но при этом глубоко и неподдельно. Трудно было вдали от родины, трудно было не уметь выразить всё, что накопилось в душе. Этой ночью первый человек смотрел в небо и пытался угадать, почувствовать, какая из крошечных точек - родное Солнышко. И качал головой. Трёхногий великан, не просыпаясь, переливчато погудывал и осторожно гладил друга по макушке.
        Но тосковать ему оставалось недолго, потому что где-то далеко-далеко, на третьем шарике от шарика чуть побольше поскользнулась на куске мыла его Ева. И возможно, в этот момент Кто-то глубоко вздохнул и подумал: «Ну, может, хоть в этот раз обойдётся?»
        Учиться никогда не рано
        Молодой папаша прислонился к дверному косяку, чтобы понаблюдать за детишками. В углу зала добрый мужской голос из колонок зачитывал адаптированную аудиокнигу и пояснял незнакомые слова. Девочка в цветочном сарафане лепила из серого и жёлтого пластилина забулдыгу с бутылкой в руке. В центре комнаты за круглым столом собрались любители раскрасок. Они сосредоточенно елозили восковыми мелками по бумаге, досадовали, когда выезжали за линии, и спорили, чья очередь рисовать красным (самого популярного цвета на всех не хватало).
        Трое малышей пыхтели возле маркерной доски: писать они ещё не умели, но изо всех сил пытались повторить очертания букв в словах «ломбард», «проститутка», «алкоголик». Двое мальчишек разыгрывали только что прослушанную сцену допроса. Нянечка краем глаза приглядывала за Дашей, которая вооружилась игрушечным топором и искала партнёра для инсценировки. Воспитательница сидела перед группкой внимательных хорошистов: Ося засунул палец в рот, но ему так лучше запоминалось. Карина Антоновна не стала делать замечание, а сверилась с методичкой и произнесла милое сердцу:
        - Так что же хотел сказать автор? Что теория не всегда выполнима на практике.
        - Теолия… Плактика…
        - Что за любое деяние неизбежна расплата. Ну-ка, хором!
        - За лю-бо-е де-я-ни-е не-из-бе-вна лас-пла-та, - вразброд повторили детишки.
        - Сначала раскаяние, потом катарсис и искупление.
        Здесь садовцам было чуть труднее, но они поглядывали друг на друга и старательно тянули по слогам, кто как мог.
        Тут воспитательница заметила папашу в дверях, приветственно кивнула, дотянулась до плеча Славки, который как раз отвоевал себе красный восковой карандаш и увлечённо возюкал им, изображая кровавые пятна. Оторваться от своего занятия он смог не сразу, а когда увидел наконец отца, немного разочарованно вздохнул и отдал трофей другому ценителю классики в картинках.
        - Ну что, Карина Антоновна, как мой сорванец?
        Воспитательница разгладила чуть смявшуюся юбку.
        - Усваивает потихоньку, но немного невнимателен. Впрочем, это нестрашно. Министерство образования для того и ввело дошкольную подготовку, чтобы обеспечить детям успех на Экзамене.
        - Да-да, очень правильно. Учиться никогда не рано. А раскраски по Достоевскому - вообще гениальная задумка.
        Папаша присел на корточки, чтобы помочь Славке в неравной битве со шнурками. Карина Антоновна благосклонно кивала.
        - Мы на следующей неделе будем проходить «Войну и мир», просим всех родителей принести по две упаковки бинта для пьесы.
        - Конечно-конечно, я передам Лиле.
        - Слава молодец, очень старается. «Отцы и дети» у него почему-то не пошли, а тут он прямо сияет весь.
        Папа гордо посмотрел на своего маленького умника. Тот уже застегнул ветровку, а садовские вещи аккуратно повесил в шкафчик.
        - Ну, мы пойдём, Карина Антоновна. Спасибо вам.
        - Не за что, не за что. Я всегда говорю, что вкус и любовь к классике надо прививать с самого раннего детства.
        Воспитательница попрощалась и с улыбкой на фигурных губах вернулась к группе. Столько ещё нужно пройти!
        Люди слов и иллу картинок
        Наташа спустилась с чердака пыльная, но такая довольная, что её улыбка, казалось, заполнила всю комнату.
        - Вы и не представляете, что я нашла!
        Отец оторвался от документального томища «Войны людей», мать подняла глаза от любимого Булгакова, Никита заломил уголок у «Страшных сказок про иллу», но тут же получил шлепок по затылку от близняшки Ларочки и расправил страницу. Только Мишаня никак не отреагировал на Наташин возглас: он смотрел одновременно мульт-канал, столетнее ток-шоу, запись «Жизели» и фильм о дикой природе, но никому не мешал, потому что смотрел без звука.
        Убедившись, что все, кто может оценить её находку по достоинству, ждут и внемлют, Наташа вынула из-за спины толстую тетрадку и показала родным с таким видом, будто только что разгадала секрет иллуанского крылатика.
        - Книга! - воскликнула маленькая Ларочка. Она тоже любила читать, хотя и не так сильно, как старшая сестра. Наташа уже перелопатила всю богатую и разнообразную домашнюю библиотеку и теперь отважно штурмовала Университетскую.
        - Не просто книга, а записки нашего прапрадедушки Лёни. Он пишет про первые годы после Вторжения!
        - Как интересно, милая! - улыбнулась Катерина Петровна и взяла спицы и клубки. - Давайте послушаем!
        - Да, Наташа, почитай, почитай! - стал канючить Никита. Всё, связанное с иллу, приводило его в восторг.
        Все отложили книги, даже Мишаня что-то буркнул, но от экрана так и не отклеился.
        Наташа села в скрипучее кожаное кресло и обвела глазами любимые, горящие интересом лица. Это ли не счастье?

* * *
        «Не знаю, зачем я взялся писать. Многие могут сделать это куда лучше меня и, возможно, уже сделали. Просто мне важно подвести итоги пятилетнему засилью иллу на Земле. Я много думал на эту тему, у меня информация, можно сказать, из первых рук, друзья подсказали мне много интересных мыслей. Отчасти, наверное, я пишу для потомков…»

* * *
        - Для нас, для нас, - прошептала Ларочка, а когда брат зашипел на неё, только отмахнулась.

* * *
        «… и поэтому расскажу, как всё начиналось. Мы жили беззаботно. Государства привычно собачились между собой, люди беспокоились только о деньгах и при первой же возможности захламляли свою жизнь лишними вещами, занятиями и временем, проведённым без малейшей мысли в голове. Но всё изменилось в одночасье, и после иллу Земля уже никогда не будет прежней.
        Пять лет назад я стоял на остановке после работы, играл в телефон, ждал автобуса до дома и не думал ни о чём вечном или великом. Пришельцы явились почти беззвучно. Тогда мне показалось, что они сплющили весь город в двух шагах от моей остановки, хотя на деле они раскатали в блин только два квартала. Страшно подумать, сколько людей погибло на всей планете в этот миг.
        Началась паника, но даже в безумном сумбуре машины останавливались и подбирали с обочины совершенных незнакомцев, увозили из опасной зоны. А на глянцевую площадку, на месте которой только что был кусок района с домами, дворами, деревьями и с таким множеством жильцов, величественно опускалась гладкая асимметричная конструкция, формой напоминавшая расплавленный пластиковый стаканчик. И запахом, кстати, тоже.
        Трудно описать, что творилось со мной в тот момент. Я, как зачарованный, уронил телефон и пошёл к кораблю чужих. Они уже высаживались и быстро-быстро что-то возводили. Я осторожно приблизился на расстояние крика и, собственно, крикнул. Ноль реакции. Тогда я подошёл ближе. И ещё ближе…»

* * *
        - Интересно, в этой тетрадке есть что-нибудь про сопротивление вторженцам? - задумчиво проговорил Александр Иванович. Его страстью были книги о шпионаже и интригах, предательстве и героизме, трусости и самопожертвовании. Иногда Наташа смотрела на отца и думала, что, если бы современному миру нужны были рыцари, папа с копьём и в доспехах выглядел бы куда естественнее, чем с книгой и в мягком свитере.
        - Возможно, есть, но не личный опыт, это уж точно. Насколько я знаю, прадедушка Лёня не участвовал в этих конфликтах, - весомо заявила Катерина Петровна. Она была семейным историком, и в таких вопросах никто не стал бы с ней спорить. Впрочем, с мамой вообще редко кто спорил.
        - Ну, а вдруг как двойной агент? - Александр Иванович зажмурился от удовольствия, представив себе такой расклад.
        - Почитаем и узнаем, - предложила Наташа.

* * *
        «Чужие были вдвое выше меня, похожи на застывшую морскую волну, готовую завернуть свой гребень и обрушиться на берег. Они странным образом одновременно и впитывали, и преломляли свет, отчего вокруг их тел образовывался индиговый ореол. Я закричал снова. Взмахнул руками. С текучей стремительностью один из пришельцев перекатился ко мне - точно как волна - и навис, перебирая гребнем, словно каракатица. В сполохах синего сияния, вроде бы, появлялись более светлые участки, мелькания и проплешины, но в остальном существо зловеще молчало.
        Я вытянулся по стойке „смирно“ и старался даже не моргать. Не помню, что говорил в тот момент. Помню, что очень хотелось жить. Существо нависало надо мной недолго (со стороны недолго, а так-то целую вечность), а потом потеряло интерес. Я подумал, что, наверное, не звук заставил его обратить на меня внимание, а движение. Может, эти твари вообще не видят неподвижные объекты?
        Махнул рукой. Чужак вернулся. Я попытался жестами повторить изгибы сияния над его гребнем. Получилось не очень, но мои усилия оценили. Инопланетяне столпились вокруг и стали показывать мне праздничную иллюминацию полярного неба, а я как мог, копировал. Лучше всего получалось изображать длинные, медленно тянущиеся прямые лучи в количестве не более двух. В общем, начало контакту было положено».

* * *
        - Если бы иллу прилетели при мне, я бы их тыщ-тыдыщ, та-дада-дада! - грозно размахивая руками, протарахтел Никита. Мишаня забурчал, а Никита получил новый подзатыльник от сестры. Ларочка была великим усмирителем, хотя чаще всего проказы затевала именно она. Братец больше языком любил молоть.
        Катерина Петровна покачала головой, не отрываясь от вязания, и близнецы притихли, как шкодливые котята.

* * *
        «Иллу оказались очень смекалистые. Кстати, слово „иллу“ - это не самоназвание, сами-то они вообще звуков не издают. „Иллу“ назывались инопланетные захватчики в популярном канадском сериале, который начали показывать за несколько месяцев до Вторжения. Вторая основная группа чужаков раскатала себе площадку под застройку как раз в Канаде, и Жоресу Джиннису, невольно ставшему, как я, специалистом по связям чужаков с общественностью, это слово первым пришло на ум. Так и повелось. Надо же их как-то называть.
        Я много чего узнал о пришельцах, ведь они меня далеко от себя не отпускают. Сам к ним сунулся - сам виноват. Выяснилось, что общаются иллу при помощи образов, которые возникают в их ореоле в практически недоступном человеческому глазу диапазоне. Впрочем, вскоре я стал видеть эти образы (хотя и не все: слишком быстро они мелькают) и даже отчасти понимать. Похоже, иллу нехило излучают. Я ещё порадовался, что дети у меня уже есть…»

* * *
        - Но всё равно он, когда к семье возвращался, немного облучал, - тихо сказала Ларочка.
        Мишаня невразумительно поддакнул, остальные закивали. Мама сосредоточенно звякала спицами.

* * *
        «…Позже я не раз думал, что соваться к только что севшему инопланетному кораблю и непонятным чужакам следовало бы в защитном костюме, если не скафандре, со всевозможными датчиками и счётчиками, и при малейшем пиканье приборов мчаться оттуда, сверкая пятками. А если костюма нет, то просто пятками сверкать. Но в первую минуту Вторжения такая мысль пришла бы разве что учёным, а мы-то не учёные. Мы с Жоресом всего лишь обычные люди, настолько смелые или глупые, что полезли знакомиться.
        Знакомиться иллу были совсем не прочь, сразу же взяли меня в оборот. Как и Жореса на противоположном бочку уютного шарика. Больше специалистов по связям с людьми чужие не брали: двойка - это их число, два пришельца-вожака в России и в Канаде, остальные группы равномерно рассыпаны по Земле. Позже я узнал, что на нашу планету прибыло около шести миллионов иллу. Но всё по порядку.
        Отвели меня на корабль. Внутри всё было изгибистое, с наростами неясного назначения, вроде сталактитовой пещёры. Меня запихнули в поставленную на попа ванну с бирюзовой жидкостью наподобие киселя, которая, вопреки законам земной физики, никуда не вытекала. Я упирался, но ничего не смог поделать. Едва жидкость накрыла меня с головой, я подключился к мозгу Жореса и увидел разумы всех иллу на Земле. До сих пор страшно вспоминать, как множество мыслящих существ без спросу ворвалось в мир, который я считал своим собственным и недоступным для других. Начался бешеный обмен данными, целью которого было составление общего словаря-образаря. Мой мозг работал на пределе, но сознание вернулось только тогда, когда мне позволили вывалиться из бирюзовой купели Приобщения».

* * *
        - Вскоре после Вторжения иллу поняли, что корабли не починить и совершенно их забросили. Когда они покинули корабль, севший у нас в городе, туда приехали представители власти и учёные и обнаружили, что купель, про которую пишет Леонид Семёнович, пропала. Только через пятнадцать лет она объявилась в коллекции одного японского музея.
        Александр Иванович знал много интересных фактов и умел вовремя их преподнести. Студенты его обожали.
        - А канадская «купель» так в Канаде и осталась, - с горчинкой улыбнулась Катерина Петровна. - Извини, Наташ, опять мы тебя перебили.
        - Ничего страшного, мы ведь никуда не спешим.

* * *
        «Иллу поняли, что мы совершенно не умеем формировать образы, поэтому начали развивать у себя органы речи и восприятия звуков. Пока у них плохо получается, но они думают, что через пару поколений смогут общаться на языке людей. А на первое время они изобрели проектор-переводчик. Сидят себе человек и иллу и жаждут общаться. Между ними проектор стоит. Он включается, и рядом с иллу возникает картинка человека (проектор считывает синие сполохи над гребнем чужого, преобразует в звуки нужного языка, а двуногая голограмма открывает рот). Напротив, около землянина, появляется призрак иллу, заменяющий людские звуки на переливы индиговой ауры. Бывают, конечно, с этим проектором казусы - и немало, но так мы и общаемся, потому что в ванну я отказываюсь лезть. Иллу удивляются. Они-то в постоянном, пусть и не таком полном, как в ванне, контакте со всеми представителями своей расы в пределах Земли. Связь с теми, кто остался на родной планете, они потеряли, когда ушли в мягкое-белое-скольжение-по-прозрачной-глади-„непонятный образ“. Кстати, даже тех обрывков информации, которые мы с Жоресом Джиннисом, как умеем,
пересказываем астрофизикам, достаточно, чтобы учёные хватались за головы и, скрипя мозгами, перестраивали известную человечеству модель Вселенной.
        Иллу многое удивляет в людях. Например, наша система общения. Они считают, что словесная передача смысла - прошлая ступень эволюции. Из-за этого они изначально приняли нас за животных с усложнёнными поведенческими инстинктами. Очень долго пришлось объяснять им про книги. И про разные языки. Вот этого иллу совсем не понимают, выдают образы вроде „вы-же-и-так-не-приобщаетесь-к-остальным-разумам-а-если-ещё-и-системы-обмена-информацией-разные-как-вы-вообще-умудряетесь-друг-друга-понимать-потому-вы-такие-жалкие-медленные-и-отсталые“. Сами-то чужие очень быстрые, я, кажется, уже говорил. И в движениях, и в общении, и в принятии решений. Я думаю, это из-за того, что образы намного ёмче, доступнее и однозначнее слов, которые только криво отражают действительность, а не чётко отпечатывают её в индиговой ауре. И ещё потому они быстрее, что живут совсем недолго - около семи лет».

* * *
        - Как им, наверное, странно и дико было узнать, что такие жалкие и медленные люди живут настолько дольше, - проговорила Катерина Петровна.
        - Мам, ну ты же не обижаешься на черепах, - отозвалась остроносенькая Ларочка. То-то язва будет, когда вырастет!

* * *
        «Что иллу забыли у нас? На самом деле, им на Землю и не надо было. Они про Землю и знать не знали. Шесть миллионов инопланетян летели себе в некоего рода паломничество (если честно, я так до конца и не разобрался), как летали миллиарды до них, но на этот раз техника подвела, и корабли выплюнуло из белого скольжения в районе Сатурна. Из всех планет Солнечной системы им подошла по условиям только Земля, и то, похоже, не идеально: у новых отпочковавшихся иллу и аура гораздо бледнее и мутнее, и рост поменьше, и прозрачность переменная. Думаю, чужаки и сами знают, а от людей скрывают, только я хочу обнадёжить человечество: это всё ненадолго. Иллу, вторгшиеся в наш мир, вымирают. Каждый чужой за свой семилетний цикл может отпочковать только двоих потомков, а прилетевшие к нам уже оставили минимум одного наследника на родной планете: иначе их не пустили бы в космос. Среди тех иллу, что родились (то есть произошли) на Земле, не больше четверти дадут двоих потомков, притом не факт, что здоровых. В этом чужаки безжалостны, как спартанцы: если у новой особи обнаруживается серьёзное отклонение, её
перерабатывают на мерду.
        Тут-то я и подошёл к ещё одному важному вопросу. За название, опять же, отдельное спасибо Жоресу, лучше слова для этого вещества не подберёшь».

* * *
        - Что значит мерда? - заинтересовался Никита.
        - Это по-французски, - сказал Александр Иванович.
        - Наташа знает французский. Письма Ричи пишет, как при царе. С сердечками, - не унимался мальчик.
        - Тут про мерду дальше объясняется, - увильнула покрасневшая Наташа и продолжила читать.

* * *
        «Именно мердофабрики иллу начали возводить на раскатанных площадках по всей Земле, едва только высадились. Из мерды они делают всё. Они её и едят даже, кажется. Ну, то есть потребляют. А мерду тоже можно делать из всего, что душе угодно, даже из людишек, несогласных с новым режимом. Конечно, удобнее из углекислого газа, а этого добра у нас в достатке.
        Ныне живущим про мерду пояснять не надо. А для потомков, пожалуй, скажу. Дрянь это, одним словом. Грязно-коричневого цвета; воняет так, что без маски стоять рядом невозможно, да и с маской не шибко сладко; консистенция как у фарша, наверное. Изготовляется при затратах огромных ресурсов и в смешных количествах - из тонны сырья миллиграммов двадцать выходит. Притом иллу жить без мерды не могут, поэтому нужно поддерживать производство постоянно. И вдобавок ко всему, эта дрянь тоже излучает, потому как людей, которые видят синие образы иллу, в мире уже десятки, и все они, кроме нас с Джиннисом, - работники мердофабрик.
        Немалую долю работоспособного населения Земли (точную цифру привести не могу, но в целом, всех, кого сочли не-жизненно-необходимыми-для-поддержания-стабильного-функционирования-планетарного-организма) загнали кого на добычу сырья, кого на транспортировку, кого на производство, кого на обслуживание мердофабрик. Двенадцать часов в день академики корячатся рядом с бомжами, балерины рядом с менеджерами-консультантами, светские львицы рядом с маньяками-убийцами (статистиков тоже отправили работать на иллу, поэтому с точными цифрами у нас напряг). На эту тему мой хороший друг, бывший редактор из бюро переводов, написал отличную и правдивую книгу „На вес мерды“…»

* * *
        - Я её читала, - прервалась Наташа. - Атмосфера там была, прямо скажем, страшная, почти как в концлагере, с той только разницей, что с родными не разлучали.
        - Читай дальше, - потребовал Никита. Старшая сестра кивнула.

* * *
        «Даже я, совершенно не специалист, могу сказать, что мировая экономика превратилась в мердопрах, притом что бежать некуда, помощи ждать не от кого, а уничтожить пришельцев можно только вместе с Землёй-матушкой. Но я уверен: отчаиваться не стоит.
        Иллу не такие уж плохие. Они пытаются нас понять, к нам приспособиться. Даже звуки начали издавать, хотя, судя по аурам, это для них неприятно. Мы с Жоресом уговорили их не раскатывать новых площадок под мердофабрики посреди населённых пунктов и не сажать корабли хотя бы на объекты под охраной „ЮНЕСКО“ („ЮНЕСКО“ ведь защищает всемирное наследие только от людей, а с пришельцами им не сладить).
        Чужие нас изучают, притом довольно вежливо. Если хотят провести эксперимент, сначала благоразумно спрашивают, не приведёт ли это к летальному исходу. Изучают и нашу культуру. Книги они не понимают в принципе, музыка им как слизняку соль, изобразительное искусство не впечатляет, зато кино им интересно. Правда, год назад они отрубили всему человечеству телевидение и интернет, объяснив, что у-вас-слишком-длинная-жизнь-если-вы-можете-столько-времени-тратить-на-эти-картинки-лучше-делайте - „образ, обозначающий мерду“. Сейчас у нас идёт эпоха расцвета кино не для людей, и мерды в это вбухивается столько, что Индия купила шмат Австралии и кусок Африки и переселила туда часть своих граждан, которым на родине плодиться уже некуда. Крупнейшие американские кино - и телеконцерны заменили собой официальное и теневое правительство (прежнее было пущено на мерду, когда воспротивилось тому, что коричневая дрянь стала главной мировой валютой). Би-би-си тоже не скучает, часть вырученной мерды демонстративно отдаёт совсем уж бедствующим странам. Кстати, международные отношения стали намного теплее. В одной лодке
сидим всё-таки. А Россия что же? А мы фаталистично пожимаем плечами и тихо производим основную долю мировой мерды. И ещё снова стали самой читающей нацией…»

* * *
        Книголюбы гордо переглянулись при этих словах.

* * *
        «И я полон оптимизма. Я говорю: не надо отчаиваться. Недавно встречался со старым другом, Антоном Антоновичем Зотовым. Это бывший специалист по динамической социологии, гениальный учёный, философ, в свободное от работы на мердофабрике время изучающий иллу. Он один из немногих, кто не отвернулся от меня, не начал лебезить или бояться до потери пульса, когда я стал связующим звеном между чужими и человечеством. Он тоже со мной согласен. Говорит, иллу принесли много хаоса, но и стали основой нового порядка, который лично ему нравится гораздо больше.
        „Ты только задумайся, Лёня, как через недоверие к иллу сдружились люди нашей планетки. Цивилизация добралась до самых глухих уголков. Наука скакнула вперёд. Она бы, конечно, ещё больше скакнула, если бы учёным не приходилось вкалывать на мердофабриках. И пока непонятно, насколько полезно или опасно то влияние, которое оказывает на людей излучение; будет ли способность видеть и понимать образы иллу передаваться другим поколениям…“
        Я не стал ему признаваться, что на днях я сам создал синеватое облачко образа, а с Жоресом Джиннисом телепатически общаюсь уже четвёртый год (это оказалось проще, чем понять ту смесь английского с французским, на которой он говорит).
        „Но посмотри на самих иллу. Это иго ненадолго, попомни мои слова. Я даю им сто-сто пятьдесят лет, не больше. Они деградируют, Лёня. Физически - из за влияния неродной планеты. И умственно - из-за людей. И мы даже, можно сказать, в этом не виноваты. Просто мы - люди слов. А они - иллу картинок“…»

* * *
        Наташа замолчала, будто внутренне к чему-то прислушиваясь. Над головами родителей медленно вихрились и смешивались задумчивые ультрамариновые образы.
        Ларочка ёрзала, Никита не выдержал, даже чуточку засиял синеватым цветом, что в семье, вообще-то, не поощрялось.
        - Ну, Наташа, а дальше?
        - Извините, это Ричи вызвал. Поймал нашу волну. Просил тетрадку почитать, говорит, что надо обязательно опубликовать.
        Катерина Петровна нахмурилась:
        - Ришар Джиннис? Всё-таки это довольно бестактно с его стороны. Если уж поймал чужую мысль, то хотя бы не подавай виду.
        - Ричи извинился, мам. Пригласил меня на конференцию «Сохраним иллу для потомков» в Туле через две недели. Просил взять с собой Мишаню.
        - Мишаня, поедешь? - спросила Катерина Петровна.
        Непрозрачный иллу ростом с близняшек оторвался от экрана и почти внятно произнёс:
        - Не хочу. Конференция не спасает иллу.
        - Ну конечно, не спасает. Только вы сами можете себя спасти. А вдруг там будут другие иллу? Ты ведь с ними давно не общался? - ласково спросила Наташа.
        - Не хочу. Они тупые, - прогнусавил Мишаня и отвернулся к телевизору, который и купили-то только для него одного, маленького чужого, спасённого во время бунта на одной из пятнадцати оставшихся мердофабрик.
        - А я-то думала, что ты захочешь поехать. Ведь тогда я залью тебе в телевизор все сезоны «Полковника Каслтона».
        В грязно-синем ореоле Мишани натужно сверкнула индиговая искорка. Он уже не помнил «Полковника Каслтона», но точно знал, что это хорошие картинки. Наташа улыбнулась и вернулась к чтению. Катерина Петровна зазвенела спицами. После Вторжения прошло чуть больше ста лет.
        Моё предзнание
        В жизни прэсиента есть множество плюсов. И один огромный минус: скука. Секретарша Лиза заглянула в кабинет.
        - Нет, - сразу отрубила я.
        - Но я же ещё ничего не…
        - Всё равно нет.
        Я не потрудилась прощупать, что у неё за вопрос. Я уже знала, что здесь правильным будет отрицательный ответ.
        - Ну тогда я…
        - Да, бумаги давай.
        - А как же…
        - А с шефом я сама поговорю.
        И продолжила стрелять по ползущей на экране цепочке разноцветных шариков. В этой игре предзнание особо не увеличивало мои шансы на победу, а значит, не снижало интереса.
        Естественно, поиграть мне не дали. В кабинет (размером с коробку стирального порошка, зато личный) ворвался, собственно, шеф.
        - Софья, ну что опять за выкрутасы? Неужели так трудно слушать сотрудников? Хотя бы из вежливости.
        Я подняла на него полные тоски серые с крапинками глаза. Я и так слишком многое делаю из вежливости. Например, работаю за такие смешные деньги. И шеф это знает. Потому и терпит, когда я несколько наглею. Наверное, именно возможность безнаказанно наглеть меня здесь держит. Впрочем, чувствую, что уже недолго осталось.
        - Прэсиенту моего уровня необязательно слушать изложение ситуации, чтобы спроецировать образ будущего и выбрать верный ответ.
        - Ты всегда так говоришь, - возмутился шеф, дёргая золотистый галстук. Дайте мне потрогать этот галстук, и я буду знать, какую помаду предпочитает любовница, его подарившая. - Но в том году ты точно так же отмахнулась от прекрасно продуманного бизнес-плана, и в итоге мы сели в лужу.
        - Как вам понагляднее объяснить… - Я откинулась в кресле, сплела руки на животе. Взгляд упал на чашку, давно побуревшую изнутри. - Ну вот представьте, что на плите стоит турка с кофе. Вот-вот закипит. Остались какие-то миллисекунды. И тут боковым зрением вы замечаете, что драгоценное чадо сейчас уронит на себя нож, неосторожно оставленный на краю стола. Вы уже чувствуете, как кофе убегает и заливает половину кухни. Но образ действий вы выбираете мгновенно, инстинктивно и единственно верно. Оттирая потом кофейные пятна, вы, конечно, досадуете и ворчите, но в правильности своего решения не сомневаетесь. Как-то так.
        Я очаровательно улыбнулась недовольному начальнику.
        - Предположим, - буркнул тот, засовывая большие грубые руки в карманы дорогих брюк. - Но это слишком удобная отмазка, чтобы я ей поверил больше одного раза. Так что будь добра, хотя бы выслушивай других и хотя бы делай вид, что задумалась.
        - Даёшь оптимизацию! - съехидничала я, но спорить не стала. Наглеть тоже надо в меру.
        После шефа ко мне ручейком потянулись просители. Компания большая, каждый день кто-нибудь захаживает. Я не против помочь. И общение, и развлечение, и народ у нас культурный: на добро добром отвечает.
        - Сонечка, посмотри, не нашёл ли мой себе кралю? А то вернулся вчера поздно, глаза прячет, про работу бурчит, - а когда думает, что я не вижу, ухмыляется, паразит самодовольный.
        Тут тоже игру надо на три хода вперёд видеть. У всякого разоблачения бывают последствия, причём для всех участников партии. Напрямую я стараюсь по возможности не врать. Иногда отвечаю, что не вижу, иногда недоговариваю.
        - Нет, Настюх, будь спокойна. Он действительно замотался вчера сильно. А ухмыляется, потому что придумал, как одно хамло уесть, чтобы никто не подкопался, а хамло и не пикнуло.
        - Спасибочки тебе! Прямо камень с души! Что я тебе должна?
        Вот тут тоже надо не прогадать. С кого-то деньги, с кого-то вещь, с кого-то услугу. А кому-то и просто одолжение сделать в итоге выгоднее выйдет.
        - Ну что ты, какие долги! Это по дружбе.
        И вот она выходит, сияя счастьем, бодро и уверенно. А я не угрызаюсь, потому что знаю: её благоверный действительно нашёл кралю. Но очень скоро она поведёт себя настолько низко и жестоко, что греховодник навеки заречётся искать приключений на стороне, будет корить себя всю жизнь, а Настюху любить станет только сильнее. Скажи я правду, были бы слёзы, скандал, развод… а у них дети, и судьба исковеркана будет у всех. Кому это надо?
        - Софья Алексеевна, я к вам с вопросом.
        - Ну?
        Хилый парниша со следами угрей на щеках мнётся, сомневается.
        - А говорить обязательно?
        - Тебе - да.
        Хитрые все какие. Ответ-то я знаю, но в духовитые подробности дележа семейного имущества влезать не хочу, а давать рекомендации человеку, который даже рассказать о своих подленьких махинациях не решается, - увольте.
        - Тогда я лучше в другой раз.
        - Пожалуйста-пожалуйста.
        Снова не удаётся мне побить рекорд в пулянии цветных шариков.
        Интеллигентный стук. Вплывает приятнейшая матрона из бухгалтерии. Дело у неё плёвое, я даже не слушаю, что она говорит. Все мои чувства и предчувствия сосредоточены на маленьком предмете, который принесла с собой посетительница.
        - Что у тебя в кармане?
        Прерванная на полуслове, матрона недоумённо повторяет:
        - Что у меня в кармане?
        Ощупывает означенный предмет, не вынимая. Потом лицо её просветляется.
        - Ах да, нашла сегодня по дороге к остановке. Машинально подобрала, забыла даже.
        - Это через тебя мне передали. Тебе ведь не нужна эта вещичка?
        - Нет, бери, конечно, - улыбается степенная дама. - Так насчёт моего дела…
        - Я вижу хорошего покупателя не раньше, чем через полгода, а сейчас лучше вложиться в предпродажную подготовку, тогда и цену можно повыше поставить.
        Благодарности и прощания посетительницы я почти не слышу. Взгляд мой прикован к посланию, лежащему на столе.
        В компании все уже знают и об этой моей причуде. Собственно, с такой игры всё и начиналось когда-то. Так я открыла свой дар, так я его развивала, так я добилась мастерства. Так я тренируюсь, поддерживаю себя в форме и развиваюсь. И могу без притворной скромности сказать, что достигла неплохого уровня. Я не Погосян, конечно, но среди прэсиентов нашего города, пожалуй, в десятке лучших.
        Так вот, я обожаю потеряшки. Мелкие вещички: перчатки, игрушки, блокнотики, платки, ключи. Мне, как прэсиенту, они часто попадаются. Мой «кармический» долг - найти владельца. Своего рода охота или, если угодно, квест. Прослышав о моём увлечении, сотрудники стали специально подбирать на улице оброненные кем-то предметы. Тащат всякий мусор. Но не каждая потеряшка мне подходит. Иногда вещь оставила хозяина за ненадобностью или для того, чтобы запустить эффект бабочки. Тогда возвращать её ни в коем случае нельзя. Однако вещь, встреченная «случайно», идеально подходит для моей задачи.
        Обычно я сразу вижу хотя бы что-то о владельце или чувствую, где его можно встретить. Выследив человечка, я подбрасываю потеряшку и наслаждаюсь сценой воссоединения. Когда-то в безоблачном детстве (лет шесть мне было) я добыла мамину серёжку, о потере которой она так сокрушалась. Для этого я прошла по следу до самого трамвайного депо. Нужный мне вагон определили в ремонт. Я беспрепятственно проникла на территорию депо, пошарила по вагону, нашла серёжку в щели под сиденьем, мило поболтала со сторожихой и получила от неё домашний пирожок, села на нужный мне трамвай, через пару остановок пересела на троллейбус, вышла возле дома и, как ни в чём не бывало, уселась играть в песочнице. Всё это я провернула так ловко, что меня даже не хватились. Наверное, уже тогда я понимала, что мама будет волноваться, и не хотела её расстраивать.
        Вряд ли это была моя первая охота, раз я так уверенно почуяла пропажу и безошибочно совершила сложную для ребёнка цепочку действий на пути за серёжкой и обратно. Однако это моё самое раннее воспоминание о квесте и самое первое из дерзких похождений Сонечки-прэсиента. Конечно, тогда я не знала такого мудрёного слова и воображала себя просто волшебницей. Потом, чуть подросши, стала изображать гадалку. Стащила у мамы длинную юбку и цветастый платок, для развлечения ходила по вокзалам и «читала по руке». В старших классах играла в экстрасенса. Гардероб подобрала помрачнее, антураж всяческий. Приглашала девчонок в гости, зажигала свечи, в стеклянную миску с водой капала воск, бросала пищевые красители и соду с лимонной кислотой, подкатывала глаза и пророчила страшными голосами. Одноклассницы были в трепещущем восторге.
        В институте всегда знала, какой билет учить. Промахнулась только раз, но и там выкрутилась. А когда выпустилась, таких, как я, стали называть модным словом «прэсиент». Это как парикмахер и стилист. Суть одна, а доход разный. Немного помоталась по случайным конторам, осела здесь.
        И вот теперь перед выросшей Сонечкой лежала шикарная потеряшка. На вид - обыкновенный ключик с желтоватым покрытием, ушко сердечком, бородка простая, похож на ключ от небольшого подвесного замка. Только вот гравировка «My prescience». «Мое предзнание». Ох, неспроста. Ох, кто-то хитрый подбросил. Да как направленно!
        С подобными посланиями надо быть осторожнее. Так скажет любой человек, хоть раз смотревший местные новости. Но никакой опасности от ключика не исходило, своему чутью я верила. Я перебрала в голове возможных отправителей, вспомнила всех недоброжелателей. Психопатов, мафиози и прочих опасных типов, жаждущих моей кровушки, среди них не было. Подумаешь, кого-то затопила разок. Подумаешь, прошла собеседование удачнее и получила место в компании. Подумаешь, ошиблась в предсказании. Если человек потенциально опасен, я лучше ничего не отвечу, чем рискну настроить его против себя. Так что мстителей в моём окружении не нашлось. Что мы имеем? Кто-то хочет со мной встретиться и знает про меня достаточно много. Знает, что я принимаю сотрудников и беру у них потеряшки, знает, что я отправляюсь на охоту. Даже потрудился проследить за моей коллегой, чтобы подбросить вещичку. Если человек так хорошо изучил мои повадки, намного проще было бы устроить встречу напрямую. Но ему зачем-то понадобилось усложнить задачу. Что ж, тем интереснее.
        Я заворожённо вертела ключик в руках. И прищуривалась, и к губам прикладывала, и дышала на него. Мартышка и очки. Ничего не помогало: личность владельца оставалась тайной. Было лишь смутное ощущение, что это мужчина.
        Я махом сгребла мелочи со стола в сумку. Ключик повесила на шею. Заскочила к шефу.
        - Я вам сегодня больше не нужна, - объявила ему.
        - Софья, имей совесть! - побагровел начальник.
        - Информация стопроцентная. Все текущие вопросы я уже решила, а если что-то до вечера появится, вы справитесь без меня. Вы же знаете, что без должной тренировки любое мастерство угасает.
        - Тренируйся на работе! Вон сколько бездельников твой порог обивают!
        Я вздохнула.
        - Вы же прекрасно понимаете, это всё равно что налить ребёнку по щиколотку воды в надувной бассейн и велеть ему готовиться к областным соревнованиям по плаванию.
        Что-то у меня в последнее время все аналогии про детей. Это неспроста, тем более для прэсиента.
        В общем, он побурчал для порядка, но в итоге согласился. Хороший мужик, честное слово.
        На ходу обматывая шею платком, я выскочила в солнечный майский денёк. Мягкие облака в полнеба, синицы заливаются, листочки-цветочки, прочая прелесть. Закрыла глаза, подставив веки тёплым лучам. Вдохнула поглубже и пошла наобум, то и дело запрыгивая на недавно покрашенные бордюры.
        Сначала ключик потянул меня в книжный магазин. Там я нашла несколько томов, которых касались руки таинственного владельца ключа. Книги, кстати, неплохие, даже из моих любимых. Потом след повёл меня узкими улочками в неприметный сквер. Небольшое пространство, зажатое меж домами, было усажено кустами сирени от нежно-розовой до густо-фиолетовой, в полном цвету. Запах стоял просто одуряющий. Немного отдохнула на лавочке, где не так давно любовался сиренью Мистер X. Потом был ещё сюрприз: окольными путями я вышла к малюсенькой кофейне столика на четыре. Там продавали вкуснейшие пончики, и мимо я пройти не могла. Очень приятная выдалась охота!
        Но всему приходит конец. Я стояла перед зеркально-блестящей высоткой бизнес-центра. На проходной, пробежав глазами названия организаций, безошибочно выбрала «Хинэз», крупное забугорное агентство недвижимости. Смутное воспоминание назойливо билось и прыгало на краю сознания, но я не могла сосредоточиться. Охранник связался с агентством по телефону, меня велели пропустить. В приёмной немногословная степенная секретарь провела меня к кабинету без табличек и номеров. Что за дверью, я не видела даже теперь, и поэтому просто сгорала от любопытства.
        Минут пятнадцать пришлось подождать. И вот, наконец, впустили. Сдержанно-холодный интерьер. Большие окна. Горные вершины на картине в тяжёлой раме. За письменным столом - мужчина лет на пять старше меня. Ранняя седина, узкие очки, печальные глаза в девичьих ресницах. Сам худенький, не слишком высокий, но какой силищей от него шарашит, мама дорогая!
        И конечно, лицо знакомое. Теперь понятно, о чём пыталось напомнить мне название компании на проходной. Ведь именно здесь работает Погосян, самый мощный прэсиент в области, один из лучших в стране!
        - Присаживайся, - вкрадчивым голосом предложил он.
        Я присела на краешек кресла, слегка робея.
        - Я пригласил тебя на собеседование. Планирую перейти в другую организацию и по контракту должен найти себе замену, - пояснил знаменитый ясновидец. - Кроме меня никто не сможет как следует проверить кандидатов. Но, похоже, для тебя это новость?
        - Признаться, я до последнего не знала, кого встречу в этом кабинете.
        Маститый прэсиент постучал дешёвой авторучкой по столу.
        - Значит, не смогла пробить блок. Самоучка, да?
        Кивнула.
        - Ничего, блоки - это несложно. Нужно только немного теории. Как далеко ты видишь?
        - По-разному. Лет на десять вперёд максимум. Если равновозможные вероятности веером, то года на четыре вперёд, не больше.
        Мэтр нахмурился. Я чувствовала себя будто на экзамене. Профессор недоволен моей подготовкой и валит методично и безжалостно.
        - Ты можешь лучше, просто недостаточно стараешься. И пора уже с этих игрушечных охот переходить к серьёзным тренировкам.
        Я возмутилась, но смолчала. Игрушечные охоты! Да кто сказал, что я вообще хочу в эту твою «Хинэз»? Меня и так всё устраивает! И нечего тут своим здоровенным носом водить!
        - Данные у тебя хорошие. Месяцок понатаскивать - и готово дело. Да, когда будешь насчёт зарплаты договариваться, имей в виду, что они готовы 50 тысяч накинуть, если ты упрёшься.
        А вот это уже интересненько.
        - Но учти, здесь всё гораздо строже и работы в разы больше. Наглеть так сильно не получится. По крайней мере, поначалу.
        Поучи, поучи. Меня раздражала его манера общения, но в целом, перспективка была заманчивая. Месяц стажировки у самого Погосяна! Работа на международную компанию. Задачи масштабнее и сложнее, профессиональный рост. Ну и финансовый вопрос, конечно же.
        - Так что, если ты согласна, можешь пообщаться с кадровичкой.
        Я уже повернулась к двери, но мэтр остановил меня.
        - Да, и ещё одно. Ты на десять лет вперёд видишь, а я иногда на целую жизнь могу заглянуть. Человек я прямой, так что юлить не буду: выходи за меня замуж.
        Чего? Так вот к чему был ключик-сердечко, сирень и пончики!
        - Э-э-э…
        Погосян снял очки и посмотрел на меня своими пронзительными печальными глазами.
        - Мы подходим друг другу по темпераменту, в быту я не предвижу особых сложностей, а потомство обещает быть на редкость одарённым. Со всех сторон удачный союз.
        Я фыркнула.
        - Я девушка приличная! И за незнакомцев замуж не выхожу!
        - Понял, - по-деловому ответил Погосян. - Меня зовут Андрей. Вот, - он нацарапал на клочке бумаги, - мой номер. В субботу предлагаю ролики, кино и кафе-мороженое. Идёт?
        - Я подумаю, - с лукавой улыбкой пообещала я, цапнула номерок и удалилась, плавно покачивая бёдрами.
        Жизнь прекрасна и полна сюрпризов! Даже для прэсиента.
        Пришелец
        В общем, я уже понял, что назад, в мой уютный и тёплый мир, мне никогда не попасть. Никогда. Надо смириться с тем, что я навеки здесь пришелец. Как бы ни было горько, как бы ни хотелось выть, бессмысленно орать, размахивать руками - этим горю не поможешь. Придётся как-то приспосабливаться.
        Надо сказать, забросило меня в то ещё местечко. До сих пор голова кругом от яркости света и красок, от громкости звуков, от ошеломляющей смены всего вокруг, от внезапно накатывающих жары и холода. Хорошо, что местные ко мне расположены дружелюбно, иначе я пропал бы.
        Это удивительные существа. Огромные, тёплые, шумные, стремительные. Мне трудно описать, я не мастер подбирать слова. За мной приставлены следить двое. Только недавно я начал их различать. Но оба очень обходительные, хотя я их совсем не понимаю.
        Двигаются непостижимо быстро, в недоступных мне плоскостях. То и дело вертят в конечностях предметы, назначения которых я не понимаю, иногда предлагают мне. Постоянно издают звуки, которые я не в силах воспроизвести, так что с общением проблемы. Подозреваю, что они читают мысли, потому что о моих желаниях и потребностях заботятся без промедления и с большим тщанием.
        Кормят сытно, хотя и немного однообразно. Защищают от перепадов температуры, характерных для этого мира. Даже развлекают по мере возможности и крайне возбуждаются, когда я пытаюсь что-то повторять за ними. В общем, идут на контакт.
        Сложно бывает порой. Не всегда могу донести, что мне нужно. Или у этих двоих не всегда их чтение мыслей срабатывает. Тогда атмосфера накаляется, эмоции хлещут через край, объясняемся на повышенных тонах и в итоге всё же приходим к подобию понимания.
        А недавно - меня даже гордость берёт - я сделал прорыв. Новый шаг в изучении этих странных местных жителей и этого безумного мира, в который меня так бесцеремонно забросили. Мне удалось воспроизвести звуки, которые одно из существ часто повторяет при мне. Теперь дело сдвинется с мёртвой точки, теперь начнётся новый виток в нашем общении. И может быть, когда-нибудь я встану вровень с ними.
        Я постараюсь не забыть этот великий день. День, когда я впервые сказал «ма-ма».
        Общая подруга
        Жила себе как все индивиды. Свободная, бизи, довольная. Работала, отдыхала. И не знала, что однажды, когда выкликну новости, мир перевернётся.
        Безупречная, почти неживая красавица-хостес с идеальной дикцией привычно зачитывала короткие сообщения. Но на одном вдруг запнулась. Побледнела. Округлила глаза.
        «Сегодня в пять часов утра на сто третьем… году жизни скончалась известнейшая писательница, публицистка, мастер рассказа, всеми любимая… простите, к-х… Анна Викторова».
        У меня упало сердце. В ушах загудела кровь, внутренности сжались в комок. Я не слышала лепета хостес, - точнее, слышала, но не воспринимала. Впервые за много лет захотелось плакать. Всю жизнь нас учили: слёзы неприличны, а смех вульгарен. А вот Анюта говорила: «поплачь, легче станет».
        Не сознавая, вышла на улицу, шлёпая слиппами. Там уже бродило индивида три. Соседи, с которыми мы вежливо здоровались каждое утро и обменивались пустыми фразами каждый вечер. Пустота. Наверное, теперь это главное слово.
        Из чьего-то окна упрямо неслось:
        - Компания «Атомик» полностью сворачивает проекты «Житейские истории», «Советы на каждый день», «Рецепты», «Тосты», «Анекдоты» и «Песни», звездой которых вот уже около шестидесяти лет… была… незаменимая Анечка.
        Хостес явственно всхлипнула.
        Я смотрела в лица. Они были пусты. Они были напуганы. Они тоже знали.

* * *
        «Я давно живу на свете. Застала ещё те времена, когда люди жили семьями, вместе. Детей рожали и воспитывали мама и папа. Мы дружили, любили, женились. Обнимались и обращались друг к другу на „ты“.
        Многое забыто. Многое вымарано. Наше время было временем людей. Сейчас понастроили роботов и успокоились. Потому что роботы не ошибаются. Да, мы ошибались. Но когда в чём-то сомневались, мы брали Библию, открывали и читали наугад».

* * *
        Её истории о старых временах я слушала, как сказки. Анюта записала много тысяч коротеньких рассказиков. В них машины ездили по земле, люди выращивали хлеб, а дверь открывали ключом, - не голосом.
        Сосед из дома напротив тронул меня за плечо. Но мне показалось, что эта вопиющая бесцеремонность как раз кстати.
        - Я не верю, - прошептал он.
        - Мне страшно, - откликнулась я.
        А хостес всё никак не успокаивалась:
        - Похороны состоятся в среду. Они будут организованы согласно древнему обычаю, описанному в одной из историй… покойной. Простите, мне тяжело это читать. Все индивиды, желающие проститься с Анечкой, могут прийти к девяти часам утра на площадь Независимости. Не могу, дайте заставку, пожалуйста.
        - У меня все полки в её бууках. А сейчас посмотрела - как будто ни одного нет. - Это соседка с Верхней улицы.
        - Последние семь лет я ни дня не прожил без её совета.
        Я тоже. Она была половиной. Половиной моего существования. Все эти годы у меня как будто на самом деле была подруга - какое слово, так и отдаёт стариной! Это ведь ты его воскресила. Ты ждала меня с работы, улыбалась, качая седой головой. У тебя находились истории для любого случая, твои рассказы рождали во мне невиданную силу. Анюта, как же я без тебя?

* * *
        «Удивительное существо - человек. Нет, не поправляй: не ИНДИВИД, а именно человек. Я старая, мне можно. Ты всё время стремишься выделиться, показать свою инаковость, уникальность, ИНДИВИДуальность. Так хочешь отличаться. Расталкиваешь других локтями, лезешь вперёд, в яркий круг света, кричишь:
        - Смотрите, какой я особенный!
        А смотреть-то некому. Все прочие точно так же кривляются, каждый под своим маленьким софитом. Мы слишком зациклены на себе, чтобы хоть миг уделить другому. Свет бьёт в глаза, а ты стоишь в одиночестве и думаешь, что это счастье».

* * *
        Индивидов всё прибывало. Одну плачущую женщину увели. Соседи собирались в маленькие группки и тихонько роняли такие тяжёлые, такие пустые слова.
        - Вы пойдёте?
        - Конечно. А вы?
        - Наверное.
        - Кажется, нужно взять цветы? Что вы думаете?
        - Как это случилось?
        - Какая разница…

* * *
        «Сегодня у меня юбилей. Сто лет. И пятьдесят шесть из них я каждый день прихожу в эту студию. И говорю, говорю с утра до вечера.
        Здесь только стол, стул, я да камера. Иногда я беру на запись старую фотографию. Вот, смотрите. На ней я совсем малышка. А вокруг - моя семья. Не РАБОЧАЯ СЕМЬЯ, а простая. Я говорю с ними, и мне не так одиноко. - (Теперь я понимаю, что значит это слово.) - Я хотела рассказать тебе, как мы жили раньше, когда было оно - это мы. Я ничего не придумала и не приукрасила. Надеюсь, мои истории тебе помогли. Надеюсь, ты можешь назвать меня подругой - как и тысячи, тысячи одиноких, потерянных людей, слишком заносчивых, чтобы протянуть руку другому. Я счастливый человек, потому что я стала ниточкой - пусть тоненькой, - которая нас объединяет».

* * *
        - «Атомик» собирается выпустить подарочное издание, все записи Анечки, все интервью, всё-всё, что она успела.
        - Как же я теперь? Что же делать, Нюра?
        - У меня все «Житейские истории» в палме записаны, - угрюмо похвастался сосед, потрясая гаджетом.
        - Дай-ка. - Моя рука отобрала у мужчины новомодную игрушку. - «Житейские истории». Случайный выбор.
        Из палма донёсся мягкий голос Анюты: «Помню, была я совсем ещё крохой. Жили мы не слишком богато, зато дружно. Однажды папа купил торт и мы пошли…»
        - Хватит, я помню её. Пойдёмте ко мне в гости. У меня есть чай и вкусное печенье.
        Зачем и почему
        Инопланетянин плюхнулся рядом со мной на скамеечку, слегка просачиваясь между досок. Ни тебе «здрасьте», ни тебе «приятнейшая погодка», сразу с места в карьер:
        - Зачем люди пишут и рисуют на заборах?
        Я опасливо покосился на существо, состоящее из слизи, ресничек и отростков. Эти пришельцы противные, беспардонные и назойливые. А ещё всё время вопросы задают, ну совсем как дети.
        - Нууу… Тут может быть много причин. Скажем, выражение чувств, выплеск наболевшего. Например, «Вася чмо» или «Люся, я тебя люблю!»
        Инопланетянин задумчиво шевелил ресничками и капал на асфальт. Я решил, что можно продолжить:
        - Или попытка убедить окружающих принять твою точку зрения посредством её повторения. Например, «Рэп - отстой», «Спартак - чемпион», «Беркут - лох, Кипелов - бог». Это может быть ещё и потребность показать свою принадлежность к какому-то течению. Например, свастика, пентаграмма, пацифика. А ещё, возможно, желание просто утвердить своё существование, оставить след на лице мира или хотя бы на заборе. Некоторые пишут «Здесь был Вася», другие рисуют рожи или половые органы, что кому ближе. А вообще, здесь вопрос скорее не «зачем?», а «почему?».
        Я прервал свою лекцию и посмотрел на пришельца. Тот не перебивал. Редкий случай.
        - И на вопрос «почему?» может быть целый ряд ответов. Почему? Да потому что вокруг ребята, и надо показать, какой я смелый и крутой. Почему? Потому что первобытный инстинкт зовёт пометить территорию. Почему? Потому что смотри, какой замечательный, совершенно новенький забор, а у меня тут как раз баллончик с краской припасён!
        Я замолчал. Всё-таки преподаватель - это диагноз. Инопланетянин побултыхал своей тушей а-ля холодец и спросил:
        - Ты закончил?
        - Д-да, - не очень уверенно ответил я. И тут же разлетелся на сотню маленьких частичек. Это было ужасно больно.
        Через какое-то время (короткое, потому что мы сидели на той же скамейке, и гора слизи ещё не успела прожечь её насквозь) пришелец собрал меня назад. И это тоже было невероятно больно. Задыхаясь, я по привычке спросил:
        - Зачем ты это сделал?
        - Возможно, чтобы показать раздражение. Или несогласие с твоими словами. Или просто чтобы утвердить своё существование за счёт распыления оппонента.
        Он немного сплющился и спросил вторым, неслышимым голосом: «Тебя не бесит, когда с тобой так разговаривают?»
        Потом снова переключился на звук:
        - А вообще, тут скорее вопрос не «зачем?», а «почему?». Вот почему вы, люди, на один простой вопрос не можете дать один простой ответ? Или даже «когда?». Когда вы, наконец, поддадитесь нашему благотворному культурному влиянию? Вот тебя, например, я вижу, на этой неделе шесть раз уже распыляли.
        - Но восстанавливали же.
        - Ну да. Грех терять такого собеседника. Ты хорошо объясняешь, хоть и неправильно. Учишь вас, учишь. Образовываешь, муштруешь, дрессируешь, а толку…
        Я знал, что мне за это будет, но не смог удержаться:
        - Во-первых, мы дикие и своевольные, так что дрессировать бесполезно. А во-вторых, простейшим не понять многоклеточных!
        - Ну вот, опять! - всплеснулся инопланетянин и развеял меня. Чтобы тут же собрать воедино.
        - Нет, вы всё-таки безнадёжны.
        - Это вы безнадёжны, - сквозь боль выдохнул я. - Всё сложнее, чем кажется. Не может быть одного ответа. И надо уметь учитывать мнение других. Видишь, вот ты, например, уже немного научился. Хотя бы слушать.
        Мой собеседник возмутился и взволновался, как может мутиться и волноваться только существо желатиновой консистенции. Но больше не стал меня распылять.
        - И ты большой молодец. И все вы молодцы. Интересуетесь, спрашиваете. Это правильно. Раз уж мы оказались в одной лодке, надо уживаться, учиться понимать друг друга.
        Инопланетянин пошёл мелкой рябью и часто-часто задёргал ресничками. Я понял, что не надо больше испытывать его терпение:
        - Ну что ж, спасибо за беседу. Я пойду. Бывай.
        - Можем завтра тут встретиться. В это же время.
        - Почему бы и нет? Погодка приятнейшая.
        Я засунул руки в карманы и, посвистывая, направился домой. На автобусной остановке купил в киоске со всякими бесполезностями толстый нестираемый маркер. Нашёл во дворах сравнительно неисписанный (в обоих смыслах) гараж. Под размашистым лозунгом «Homo sapiens - лучшие! ET go home!» я крупно нарисовал человечка, как его рисуют на дорожных знаках. Низачем и нипочему. И это было особенно приятно.
        Воображаемые друзья
        Варечка была готова удариться в слёзы.
        - Я не буду двигаться, это место занято!
        - Вот как! - Мальчишке, в общем-то, всё равно было, где сидеть, но теперь, когда эта козявка начала пузыриться, он не собирался уступать. У взрослых это называется «из принципа», у детей - «из вредности». - Тут разве кто-то сидит? Что-то не вижу никого!
        - Вот! Вот он! Это Аркадий Петрович, он жил в моей квартире, пока мы туда не переехали! - Варечка несколько раз ткнула пальцем в пустое место на скамейке, будто разя копьём невидимого врага.
        - Врёшь, нет там никого! Так что двигайся, моим призрачным друзьям надо сесть! - Мальчишка напирал, бессовестный и несокрушимый. Варечка сжала кулаки. Она вот-вот добавит синяков на худых голяжках, торчащих из-под обтрёпанных джинсовых шортов.
        - Я никогда не вру! Кого хочешь спроси!
        - Ха! Если бы это был нормальный призрачный друг, я бы его видел! А твой не призрачный, а воображаемый! Двигайся, и поживее!
        Варечка вцепилась в облупленные доски в наслоениях разного цвета. Злые слёзы обожгли щёки.
        - Я твоих тоже не вижу! Сам врёшь, а на меня сваливаешь!
        Задира прищурился, а потом разулыбался неровными рядами коренных пополам с молочными.
        - Да ты вообще никого не видишь! У тебя и не может быть призрачных друзей, одни воображаемые! Ты пси-минус!
        Варечка зарычала, как грозный детёныш леопарда, и всем своим восьми-с-половиной-летним туловком ринулась на обидчика. После позорной для обеих сторон схватки девочке пришлось отступить. Она завязала на плече порванную бретельку и гордо удалилась вместе с Аркадием Петровичем. Хотя себя-то обманывать зачем, не было никакого Аркадия Петровича, и Варечка это прекрасно знала. Уметь бы так выдумывать, чтобы они воплощались! У некоторых детей получается, она видела по тивишке. Но ни воплощать фантомов, ни видеть настоящих призраков, а уж тем более говорить с ними и заводить дружбу - ну не могла она. Никак.
        Девчушка опустилась на пыльную траву под яблоней и принялась всхлипывать. Что за наказание быть пси-минусом! У всех ребят и в садике, и в школе, и во дворе были призрачные друзья, некоторым уроки помогали делать, другим шалить. Всегда есть компания, а то и шпион. У самых способных фантомы даже вещи могут двигать. Так и называются - двигуны. Очень полезно: портфель подержит, и бутерброд сделает, и записку передаст кому надо - если хорошо попросить, конечно. Столько всего можно было бы выпендрить! Бывают и всякие страшилы, ясное дело. Не всегда хорошие дружить приходят, и фильмов много про это снято: их в школе показывают, чтобы дети осторожнее были. Но это ведь единицы, и до чего же интересно было бы… Эххх…
        За невесёлыми размышлениями Варечка нарисовала на иссохшей земле любимого сиреневого зайца. Естественно, на земле он был не сиреневый, а буро-серый, но от этого только больше похож на настоящего. С зайцем играть - засмеют. Мягкие игрушки только для ясельников. Или для неудачников. Вроде меня?
        На зайца цвета земли упала тень цвета стираной джинсы. Сандалии - ветераны дворовых войн, худые ноги в синяках, обтрёпанные края шортов, майка с супергероем, чуть виноватое лицо.
        - Так ты правда пси-минус? - тихо спросил мальчишка.
        Варечка перечеркнула зайца глубокой жирной полосой и бросила палку-рисовалку в голенастого вонючку. Промахнулась.
        - Меня Егор зовут. - Он присел рядом на корточки, большим пальцем примял рану на теле зайца в уродливый шрам. - Хорошо рисуешь.
        Варечка выпрямила ногу и затёрла картинку каблуком. От такой раны даже самый крепкий заяц не оправился бы. Мальчишка хмыкнул, плюхнулся прямо на землю, подобрал палку, которая только что целилась в него, и стал сам что-то калякать её толстым концом. Девочка скрестила руки на груди и отвернулась, но нет-нет, и поглядывала. В конце концов не выдержала:
        - Что это?
        - Робот-убийца, конечно.
        - Похоже на кривого снеговика-мутанта.
        Егор наклонил голову сначала так, потом эдак, хохотнул:
        - А мне нравится, пусть будет снеговик-мутант.
        - Ты совсем не умеешь рисовать.
        - Нельзя уметь всё на свете.
        Варечка насупилась.
        - Да брось, что переживать. Этим ничего не изменишь.
        - Думаешь, легко, когда у всех что-то есть, а у тебя нет?
        - У меня тивишки нет, - как бы нехотя протянул мальчик. - Мы небогато живём. И что теперь, плакать?
        Варя примолкла.
        - Я бы хотел каждый день смотреть про супергероев и роботов-убийц. Но если не получается - ничего страшного, я их придумаю и воплощу. Они будут моими друзьями, и тивишка не нужна. Если ты не можешь придумать призрачного друга, это тоже не повод сопливиться. Всегда можно найти что-то, что его заменит. Можешь рисовать себе, что только захочешь.
        Девочка вздохнула:
        - Просто иногда мне хочется увидеть мир таким, каким видите его вы.
        Егор хмыкнул.
        - Смотри, толстая тётка пошла. С ней призрак ещё толще. Она его воплотила, чтобы самой себе не казаться такой жирнющей. А вон длинный Костик с соседнего двора, с ним девчонки не водятся, а ему шестнадцать уже. Знаешь, какую себе красотулю придумал или приманил? Даже смешно. А вот старичок идёт, жалко смотреть. С ним призрак старушки, жена, видимо. Она его и в жизни пилила, а уж сейчас совсем загнобила. Обычные люди. И призраки их выдают с потрохами, всю жизнь напоказ выставляют. Это далеко не всегда хорошо и весело.
        - А какие твои призраки?
        Мальчик грустно улыбнулся.
        - Мои тоже много обо мне говорят. Папа и бабушка.
        Варечка потупилась. Потом взяла палку из рук Егора и, затирая, приминая, переделывая, нарисовала огромного, жуткого робота-убийцу поверх неумелых каракулей. Егор следил за каждым движением, чуть дыша.
        - Научишь меня? - с надеждой спросил он, когда маленькая художница принялась отряхивать измазанные ладошки и колени, оценивая своё творение.
        Варя сделала вид, что задумалась, а потом с достоинством кивнула.
        - Круто! А я - хочешь, я воплощу для тебя друга? Он будет ходить за тобой, и никто не будет знать, что ты пси-минус. Ты с ним только говори иногда. А потом я спрошу у парней, как у них получается двигунов делать. И может, он тебе даже будет помогать, хлеб из магазина носить. Хочешь?
        - Пусть лучше мусор выбрасывает, - милостиво согласилась восьмилетняя кокетка. - Пойдём, руки помоем. У нас арбуз есть. И найдём что-нибудь не очень девчачье посмотреть.
        Дети поднялись с земли и зашагали к дому. Позади Егора прозрачные папа и бабушка хитро переглянулись.
        Тарелка в городе
        Утром на второй по оживлённости улице города появилась натуральная летающая тарелка. Ну натуральнее не бывает. Серебристая, блестящая, как в фантастических фильмах. Гудит и помигивает. Ещё вчера не было, а теперь вот появилась - непонятно откуда и как.
        Ну, первым делом собрались вокруг лихие людишки. Уже минут через пятнадцать после того, как тарелка была впервые обнаружена, крепкие парни в спортивных костюмах нашли вход, открыть не смогли даже при помощи подручных инструментов местного домушника и на двадцатой минуте предприняли попытку отвинтить с обшивки что-нибудь на память.
        Через полчаса подоспели бравые блюстители порядка, оттеснили семкоядных (те, надо отдать им должное, оказали достойное сопротивление), выстроились в жиденький круг, как дети на ёлке, и стали с важным видом рассказывать прохожим, что смотреть тут абсолютно не на что.
        Подъехали сапёры. Изо всех сил старались обезвредить бомбу (возможно, несуществующую). Чудо робототехники гордо демонстрировало всем свои сияющие бока, но на фоне корабля пришельцев никого особо не впечатляло. Оцепили уже чуть ли не целый квартал, а всякий транспорт отправили по параллельным улицам. Троллейбусы, поникнув длинными усами, стояли неприкаянно и мечтали затесаться в недостижимые пробки, но увы: на соседней улице была только трамвайная линия, и троллейбусам туда путь был заказан.
        Местные репортёры учуяли сенсацию. Они рвались к заветной тарелке, как лабрадор к любимому хозяину, как разъярённый доберман к разлаявшейся шавке, как голодная дворняга к миске. Блюстители порядка заученно повторяли, что смотреть тут не на что, но с особым выражением поглядывали на журналистов.
        Сапёры уже отчаялись что-то обезвредить или хотя бы взорвать, но тут люк тарелки открылся сам по себе, и выяснилось, что кучка бледных полноватых журналистов может в мгновение ока превратиться в неудержимую ораву искателей правды. Только вот даже прорвав внутренний круг оцепления, в саму тарелку они лезть побоялись (тут в качестве весомого аргумента выступила группа учёных в защитной одежде и с громоздкими пикающими приборами в руках), но уж как они только ни изгибались, чтобы получить кадр повыгоднее.
        Ближе к полудню тарелку снимали столичные репортёры с вертолёта. Важные мужчины в серых костюмах в окружении суровых мужчин в чёрных костюмах жали друг другу руки, улыбались на фоне космического корабля, произносили нашёптанные прямо в ухо фразы о прогрессе и вселенской дружбе народов.
        Потом, когда важные и суровые отчаливали, в сумятице фотосессии и раздачи предвыборных обещаний простому народу какой-то шустрый мальчишка проник в заколдованный круг и швырнул в люк тарелки перепуганную кошку. Кошка побегала внутри корабля, поорала - да и выскочила наружу целая и невредимая. Учёные в защитных костюмах похватали свои приборы и ринулись внутрь. Началась вакханалия науки. Репортёры обиженно вопили, щёлкали фотоаппаратами, автоматическими ручками и зубами на блюстителей порядка.
        Как и крепким парням в спортивных костюмах, светилам науки не удалось ничего открутить даже при помощи подручных инструментов местного домушника. Надо сказать, у них и у самих инструментов было как грязи, только ни один не пришёлся к хитрым инопланетным креплениям. Наделав кучу ценных кадров и забив гигабайты памяти разных электронных устройств всяческими подробностями, умозаключениями и теориями, учёные хотели устроить симпозиум прямо не отходя от тарелки, но тут как-то неожиданно стемнело, и всем, если честно, вдруг так захотелось домой. Сесть за стол с семьёй, поесть горяченького, послушать, что сляпали на тему пришельцев неугомонные журналисты. А корабль - ну корабль. Завтра будет день, завтра можно будет продолжить изыскания на благо человечества, завтра можно будет выдумать сотню сенсационных историй о похищениях пришельцами, завтра можно будет с важным видом отправлять любопытных прохожих восвояси фразой о том, что здесь не на что смотреть…
        Тарелку окружили прожекторами, дежурным блюстителям порядка выдали термосы с кофе. Завтра, завтра будет новый день…
        Назавтра в кольце прожекторов и сонных служителей закона на канализационном люке дремала знакомая кошка. Вчерашняя сенсация пропала так же неожиданно, как и появилась.
        А настоящий корабль улетал всё дальше в чёрно-крапчатую бесконечность космоса, унося с собой ценные материалы о когнитивных и социальных тенденциях в человеческом обществе.

* * *
        - Спасибо большое вам за рассказ. Правда, помнится, было задано сделать научный проект, но творчество студентов у нас всегда приветствуется. Судя по всему, у ваших соучеников накопились вопросы. Вы готовы ответить?
        - Конечно. С удовольствием.
        - Скажите, где происходит действие?
        - В России. Думаю, это и так понятно. Если хотите точнее, то в городе Курске, на улице Радищева. Но это несущественная в данном случае подробность. То же самое могло произойти в любом другом городе.
        - Мне очень понравился ваш рассказ. Приятный язык, лёгкая ирония, живые подробности.
        - Спасибо за высокую оценку.
        - Скажите, вы намеренно решили рассказывать от третьего лица? Ведь выбор повествователя всегда очень важен. Конечно, у нас тут не литературная студия, но мне так кажется…
        - Да, повествование от третьего лица ощущается как более правдивое, объективное.
        - А я, например, не понимаю: они что, всю шумиху подняли вокруг муляжа?
        - Именно так.
        - Очень жаль, что инопланетяне, которые в рассказе улетели на настоящем корабле, остаются за кадром. Вы могли бы их описать, раскрыть их характеры, их истории. Это было бы так интересно! Можно было бы столько придумать!
        - Здесь это было бы излишне. И это был бы уже совсем другой рассказ.
        - По моему мнению, «тарелка» здесь просто декорация, вместо неё могло быть что угодно. Она нужна только для того, чтобы показать все эти уродства человеческого общества и человеческой натуры.
        - Возможно. Вы имеете право на такую точку зрения.
        - А мне кажется, это метафора. Корабль такой необычный и блестящий, он заслонил собою всё остальное, отвлёк от привычных дел, от чудес обычной жизни. Но он занимал людей совсем недолго: из-за усталости, лени и легкомыслия они забыли о сокровище, оставили на потом, вернулись к житейской суете, и всё потеряли…
        - При желании в моём рассказе можно найти что угодно. В любом произведении можно увидеть сотню смыслов, сотню достоинств и недостатков, перетекающих друг в друга. Благодарю вас за внимание, за ваши мнения и за ваши вопросы. Но на самом деле, это было только вступление. Теперь позвольте представить вам результаты моего эксперимента под названием «Муляж»…
        Пикник
        Жара стояла страшная. Мама-апельсин сидела в тенёчке и обмахивалась соломенной шляпкой. Папа-апельсин потягивал густой красный сок с мякотью.
        Маленький апельсинчик, совсем ещё жёсткий и зелёный, запыхавшись, примчался к родителям.
        - Мама, дяй!
        Требовательно протянул ручку. Мама улыбнулась и пошарила в сумке с продуктами.
        - А волшебное слово?
        - Паляльта! - старательно проговорил отпрыск.
        - Молодец! - похвалил папа. - Сейчас мама снимет кожицу и даст тебе.
        - Вся забрызгалась, - пожаловалась мама-апельсин. - Вот, кушай. Только косточки выплевывай.
        Апельсинчик сунул в рот целого человека. С трудом сомкнул губы, поворочал языком, умещая лакомство во рту. По подбородку потёк сок вперемешку со слюнями. Мама-апельсин заботливо вытерла рожицу сына салфеткой и подставила ладонь.
        - Плюй.
        Белые косточки скользнули ей в руку одна за другой.
        - Что надо сказать? - напомнил папа.
        - Патидя.
        И малыш ускакал играть дальше. Мама ссыпала косточки в карман. Посадим в горшок, вдруг прорастут?
        - Жара сегодня страшная, - заметила она, обмахиваясь соломенной шляпкой.
        - Угу, - подтвердил папа-апельсин, потягивая густой красный сок с мякотью.
        Путь, завещанный потомкам
        Агитатор профессионально взбаламучивал толпу, с пеной у рта отстаивая свою позицию. Как и в большинстве случаев, эту позицию никто особенно и не оспаривал, что заставляло агитатора пузыриться за двоих: за себя и за воображаемого оппонента.
        - Вы посмотрите вокруг! Мы купаемся в собственных отходах! Мы глотаем отраву с каждым вдохом! Мы настолько загадили среду обитания, настолько приспособились жить в этих экскрементах, что уже сами необратимо, непоправимо мутируем! Вы задумывались, какое у вас будет потомство? У ваших отпрысков уже наверняка появились новые органы, лишние органы, искажённые органы, только вы этого не знаете.
        Вокруг агитатора уже собралась небольшая стайка зевак. Они только открывали рты, заворожённо смотрели немигающими глазами, но в диалог пока не вступали.
        - Отходы, мусор скапливаются в огромные археологические слои. Мы не замечаем, что под нами толща всё того же дерьма! И если бы только дерьма! Загляните в далёкое будущее! Потомки найдут наш прах, и знаете, что они будут думать о нашей цивилизации? Что мы только убивали, жрали и гадили, убивали, жрали и гадили без конца!
        - И что ты предлагаешь? - неуверенно булькнул кто-то из толпы.
        Агитатор только этого и ждал. Публика клюнула!
        - Что я предлагаю, спрашиваете вы?!
        Как самка глубоководного удильщика, он покачивал ярким манком-отростком, таща легковерных в свою развёрстую пасть. Ну, то есть, ведя их в светлое будущее, конечно же.
        - Если бы об этом кто-то задумался пару веков назад, я бы сказал: «Остановитесь! Прекратите огульно засорять мир вокруг себя! Прекратите так небрежно относиться к среде, которая породила вас и дала вам для жизни всё необходимое! Это путь к самоуничтожению!» Но увы, беспощадное время не повернуть вспять. Мы прошли точку невозвращения, и теперь у нас есть только один путь.
        Слушатели благоговейно замерли, внимая каждому слову.
        - И этот путь, друзья, труден и опасен. Это путь в пугающую неизвестность, это путь опасностей, испытаний, лишений. Но и путь новых открытий, новых приобретений, новой жизни. Многие погибнут, останутся лишь самые гибкие, ловкие, живучие, и их потомство будет сильнее, умнее и выносливее. Мы начнём сначала, мы учтём свои ошибки. Мы передадим новым поколениям знания о том, как мы чуть не погубили себя, и как трудно было выжить, и как трудно было изменяться и осваивать новые горизонты. Вы готовы услышать, куда я вас зову?
        - Куда, куда? - нетерпеливо вопрошала взбудораженная публика.
        Агитатор выдержал невыносимую паузу.
        - Немногие из вас, наверное, смотрят вверх. Приглядитесь, говорю я вам! Там, в бескрайней черноте над нами, мерцают малюсенькие огоньки. Где-то там, после долгих мытарств, будет ждать нас новый дом! Туда, друзья мои. Пока у нас ещё есть силы! Пока мы ещё не забыли, пока не отрезали своим безрассудным образом жизни этот единственный путь к спасению. Туда, мои верные соратники! Только ввысь! Только ввысь!
        Толпа возликовала и, воодушевлённая, ринулась за своим предводителем.
        Возможно, именно так всё и было, когда какие-нибудь эриопсы или диплокаулюсы впервые выкарабкались на сушу. Через миллионы лет, покидая истерзанную планету, неузнаваемые потомки скажут им: «И зачем только вы это сделали?»
        Федот Кузьмич заходил
        - Бабушка, почему дверь открыта?! - возмущалась Арина, нагруженная пакетами, вспотевшая и уставшая.
        Бабушка смотрела на внучку безмятежными светло-серыми глазами и улыбалась.
        - Так Федот Кузьмич заходил.
        Арина поставила пакеты, заперла квартиру, пригладила волосы. Выдохнула. И с напускным спокойствием, тонким, как стенка мыльного пузыря, сказала:
        - Это не мог быть Федот Кузьмич, бабушка, - Арина за последний месяц уже устала слушать старческий лепет про Федота Кузьмича. - Нельзя открывать дверь кому попало.
        - Как же кому попало, когда он наш сосед?
        Галина Ильинична достала из ближайшего пакета бутылку йогурта и пельмени и понесла на кухню.
        Арина посмотрела в зеркало, ища в нём поддержки. Оттуда на неё глядела молодая, симпатичная женщина, но до того замученная, что хотелось, как говорится, обнять и плакать. Она сняла своё скучное клетчатое пальто, повесила на крючок. Если так будет продолжаться, скоро придётся ручки с плиты снимать на работу уносить и ножики прятать. А то и сиделку искать. Это при учительской зарплате и непогашенном кредите - единственном материальном напоминании о бывшем, гражданском и постылом.
        Неловкие старческие руки переставляли продукты в захватанном холодильнике. «Ну она же не совсем ку-ку, что-то себе соображает. Может, если ей объяснить хорошенько, вариант с сиделкой и отложится. На какое-то время».

* * *
        В дверь не звонили, не стучали, но бабушка знала, что там, на площадке, ждёт гость. Она заглянула в глазок, и точно: на пороге стоял Федот Кузьмич, тоскливо посматривая на полную окурков жестянку из-под кофе. Ключ провернулся в замке.
        - Федот Кузьмич, проходите, проходите! Я рада вас видеть!
        Бабуля даже запоздало вспомнила, насколько замызган её аляповатый байковый халат, но потом махнула рукой.
        - Здравствуйте, Галина Ильинична, здравствуйте. Спасибо за приглашение. Я сегодня ненадолго.
        - Но чаёк я всё-таки поставлю.
        Гость скромно притулился на табуретке, бабушка засуетилась с кружками-сушками. Дверь так и осталась открытой.

* * *
        В соответствии с физическими законами этой вселенной, чай остывал и в кружках, и в заварнике, и даже во рту Галины Ильиничны, пусть это было не так заметно. Гость рассказывал, что дети решают, сдавать квартиру или разменивать, и кто теперь будет Лёнечку в садик водить, и про всякие бытовые мелочи. Хозяйка кивала и жевала размоченный сухарик. Не самое логичное занятие - сначала сушить хлеб, а потом снова размачивать, потому что иначе есть его невозможно. Видимо, просто не все старушки любят голубей. Или логику.
        Опять же, никто не звонил и не стучал, да и дверь была открыта, но Галина Ильинична подхватилась и на предельно возможной скорости прошуршала в коридор. На пороге стояли двое ладных парней, похожих как братья. В одинаковых бежево-голубых свитерах, с одинаковыми огромными карими глазами.
        - Заходите, касатики!
        - Да нет, бабуль, мы на минутку, - сказал один.
        - Мы за дедушкой, - поддакнул второй.
        - Иду, иду, - прокряхтел с кухни старик.
        - Как же, а чаю попить? - ахнула хозяйка.
        - Спасибо, Галина Ильинична, но мы спешим вообще-то.
        - Ну, может, хоть по яблочку возьмёте на дорожку?
        - Не надо, нам недалеко.
        Федот Кузьмич вышел на площадку, очень торжественно поблагодарил хозяйку, просил не поминать лихом. Галина Ильинична блаженно улыбалась в ответ.
        Молодые люди взяли старика под руки.
        - Да, бабуль, запри дверь, а то живо твоему телевизору ноги приделают, - сказал один «брат».
        - А ты будешь потом Арине объяснять, что Федот Кузьмич заходил чаю попить, а потом ангелы ваше добро унесли, - хохотнул второй, расправляя крылья.
        Для тонких ценителей
        В этой ресторации всегда собиралось самое утончённое общество: говорили только по-французски, обсуждали балеты и вернисажи, щеголяли модными камзолами военного кроя. Лили едва сдерживалась, чтобы не запищать от восторга. Такое окрыление, казалось, могло невзначай унести девушку под облака, но у неё был надёжный якорь с прочной цепью: светские манеры.
        Кузен Андре с другом Жоржем оживлённо разговаривали о «вольночинцах и разнодумцах», как они любили их называть, а Лили впитывала всё: от цвета переливающихся оливковых штор и рисунка плиток на полу до приглушённого мурлыканья фортепиано и едва различимых запахов. Запахи были здесь особой материей: никого, даже самых именитых особ не пропустят в узорные двери, если швейцар уловит хоть намёк на духи, хоть едва различимую нотку Кёльнской воды.
        Учтивый официант замер у плеча кузена, и тот летящим жестом дирижёра потребовал карту.
        - Чем ещё вас побаловать, Лили?
        - Ах, Андре, я и так на седьмом небе!
        - Но главный номер вечера ещё впереди, дорогая кузина. Что бы вы хотели попробовать?
        - Что-нибудь лёгкое и игристое, пожалуй.
        Официант чуть поклонился и осведомился:
        - Натуральное, я полагаю, мадемуазель?
        - Погодите-погодите, милейшая Лили! - разволновался Жорж, бледный брюнет с вытянутым лицом. - Вы же сегодня в «OL’ FACTORIA». Надо попробовать что-нибудь необычное, редкое, изысканное! Позвольте, я выберу для вас!
        Лили застенчиво улыбнулась и кивнула. Жорж определённо проявлял к ней нечто большее, чем просто вежливый интерес.
        - Нам, будьте любезны, на троих. Хочется отечественного колорита. Москва, начало двадцать первого века, ЮВАО.
        Что-то мистическое звучало в этом «ЮВАО».
        - Великолепный выбор, мсье. Сию минуту.
        На круглом белом столике будто по волшебству появился пузатенький, пустой на вид хрустальный флакон с крышкой-шариком. На серебряном подносе лежали три гибких трубочки и три прозрачных насадки. Лили внимательно следила, а потом повторяла за кузеном принятый в ресторации ритуал: расплющить насадку, уголок её скатать в колбаску и вставить в трубочку, другой конец трубочки - в одно из трёх отверстий крышки-шарика. Потом растянуть и наклеить насадку, чтобы она закрыла нос. Когда все были готовы, Жорж кивнул с видом знатока и повернул верхнюю часть шарика.
        В ноздри Лили ударила Москва, начало двадцать первого века, ЮВАО. Кислый, едкий запах, настолько густой, что глаза заслезились. Девушка не выдержала: сорвала насадку, смяла её в кулаке и стала жадно хватать воздух.
        - Что с вами, Лили? - гнусаво спросил Жорж.
        - Это слишком крепко для меня, - пробормотала Лили.
        - Все изысканные запахи крепки, Лили. Но если вы хотите ощутить нечто по-настоящему необычное, надо быть к этому готовой.
        Девушка сморгнула и пробормотала, не успев одёрнуть себя:
        - Я всегда думала, что «изысканное» значит «приятное».
        Кузен улыбнулся, а Жорж даже имел дерзость рассмеяться.
        - Не обязательно приятное, но непременно редкое. Какой смысл дышать запахами природы или туалетной воды прошлого века, если они уже давно разобраны на составляющие и изведаны до последнего атома? Их всегда можно воссоздать. Но вот это, - он указал на флакончик, в котором, будто злонравный джинн, притаился запах ЮВАО, - это неповторимо. Вы заметили нотку дизеля, Андре? А мой любимый АИ-95? И эта пыль, эти ароматы асфальта и краски! Осмелюсь предположить, что это ранняя весна, утренний час пик…
        - Не берусь спорить с таким тонким ценителем, - откликнулся кузен. - Действительно, Лили, ведь за тем вы и пришли сюда: за новыми впечатлениями? Вы только что ощутили запах прошлой эпохи, а такая возможность представляется далеко не каждому. В наше время, когда почти всё научились имитировать и воспроизводить, вы вдохнули нечто подлинное, редкое и, увы, исчерпаемое. Через пару поколений останутся лишь летучие, полустёртые воспоминания об утреннем часе пик в Москве. Как жаль, что люди начинают дорожить любым ресурсом только тогда, когда он уже подходит к концу…
        Жорж печально вздохнул, полной грудью вбирая драгоценный АИ-95, что бы это ни значило. Лили из вежливости вновь попробовала насладиться уникальным запахом, и теперь её хватило на целых пять секунд.
        - Выветрился, - посетовал кузен, а его друг вздохнул ещё горше.
        - Может, попробуем питерский подвал? Или многоквартирник с мусоропроводом? Или кожзавод? - предложил Жорж. С каждым новым названием деликатеса глаза знатока разгорались всё ярче, как у ребёнка, которого спросили, что ему подарить на именины.
        Андре приятно улыбнулся и снова изобразил дирижёрский взмах. В его ладонь легла карта ароматов «OL’ FACTORIA».
        - Этот круг за мной, - щедро пообещал он и снова оставил выбор Жоржу.
        Лили расправила плечи и покорно приготовилась к новым изыскам. Если в чём-то не разбираешься, не выпячивай своё невежество, а прислушивайся к мнению знатоков.
        Братья наши мёртвые
        (х___х)
        …Ыыыы. Ыыыым. Ммммы. Мозгыыыы. Ммозги. Мозги вкуснннны.
        Темммно. Мррак. Хыррр… Хыррашо. Но тесннно.
        Ыррр. Мозги. Шаги. Шаги-мозги. Сюда идут мозги. Мммм-ням.
        Гррр. Хрррусь. Свет, уууу. Свет фууу. Мммрак и мозги - хорррошо.
        Сел. Сижу. На полу. Вокруг щепки. Комната. Дом. А в доме - вкусные тёплые мозги. Шаги близко. Ням.
        Дверь скрипит. Ммммм, свежие тёплые мозги. Мозгоносец. И ещё один, постарше. И ещё, совсем молодой.
        - Андрюша, оно на нас смотрит.
        - Сейчас, мам. Не волнуйся.
        Мммммозги! Ням, мням! И вдруг - щёлк. Мозгоносец чем-то щёлкнул. И у меня что-то щёлкнуло. Эти мозги нельзя есть. Но почему?
        - Андрей, дай мне, я тоже хочу!
        - Отстань, Светка! Мам, скажи ей, что это мой зомби!
        Эти мозги нельзя есть. Эти мозги - хозяин.
        - Эй, зомби! Вставай!
        Щёлк! И мне очень хочется встать. И я встаю.
        (х___х)
        - Смотри сюда, зомби. И запоминай. Я - твой хозяин. Ясно? Кивни, если ясно.
        Киваю. Мне всё ясно. Хозяин. Но маленькие мозги ведь можно? Они вкусные.
        - Ты будешь делать то, что я скажу. Ясно?
        Снова киваю.
        - Твой зомби тупой. Когда я вырасту, у меня будет в сто раз умнее. И говорить будет.
        - Завянь, Светка. Я его настраиваю. Не мешай, когда я учу зомби.
        - Светочка, солнышко, иди поиграй, - говорит старший мозгоносец. Мелкий уходит, топая ногами. Ноги тоже вкусные, но мозги лучше.
        Хлопает дверь.
        - Смотри на меня. Кто твой хозяин?
        Тыкаю пальцем.
        - Андрюша, когда будет время, надо будет научить его манерам.
        - Погоди, мам, сначала самое главное.
        - Ну хотя бы чтобы слюни на ковёр не пускал. И вообще, мне не нравится, как он на меня пялится.
        - Он думает, ты еда.
        - Я - еда?! Андрей, давай его вернём!
        - Мам, всё нормально. Слушай, зомби. Хозяина есть нельзя. Понял?
        Киваю. Это было ясно уже тогда, когда щёлкнуло.
        - А это мама. Усёк?
        - Мммы.
        - Видишь, мам, никакой он не тупой! Маму тоже есть нельзя.
        Уууууу.
        - Нечего тут, не разжалобишь. И Светку нельзя. Ту мелкую заразу, которая только что убежала, тоже есть нельзя, понял?
        - Андрей, как ты говоришь про свою сестру!
        - Мам, ему так понятнее.
        Уууу. Ууууууууу, грррыыы. Как плохо. Никого нельзя есть. Ни сочные ноги, ни сладкие молодые мозги. Ууууууу, злые. Жадный хозяин.
        - Видишь вот эту штуку?
        Штука фу. Серая и блестит. С пупырышками. Такие штуки твёрдые и невкусные.
        - Ыыыы.
        - Так вот, эта штука может сделать тебе очень плохо, если не будешь слушаться. Понятно?
        - Ыыыы.
        - Будем считать, что это «да». А как ты будешь говорить «нет»?
        Я подумал.
        - Гррр.
        - Ну вот и отлично. Видишь, мам, с ним уже можно общаться.
        - Главное, чтобы без неприятностей.
        И она мотает головой.
        - Ну что ты, от него будет только польза. Эй, зомби, пойдём, будешь посуду мыть.
        (х___х)
        Вода. Горячая. Пена, пузырьки. Гремит посуда.
        Я знаю, что нужно делать. Губка. Средство. Кап. Жамк-жамк. И мыть. Я знаю. Откуда?
        - Ну вот, мам, теперь у тебя будет помощник по дому. Удобно!
        - Как бы он не перебил все тарелки…
        - Пффф, не беспокойся. Он будет очень аккуратным. Ведь я ему сказал быть аккуратным. Правда, зомби?
        - Ыыыы.
        Ыыыы. Я раньше мыл посуду. Когда? Не помню.
        - В брошюре «Домашний любимец» говорится, что зомби с лёгкостью делают всё, что умели при жизни. Некоторых даже можно научить новому. Так что ты давай ему простые задания.
        Мама снова болтает головой.
        - Гляди, как он хорошо посуду перемыл!
        Я стою возле раковины. С пальцев капает пена. Посуда чистая. Я всё сделал, Хозяин.
        - А теперь за ним полы перемывать, - бурчит Мама. Я смотрю под ноги.
        - Так он и это может. А не может - научим. Правда, зомби? Улыбнись!
        Я сначала не понимаю. Потом что-то ворочается у меня в мозгах. Надо же, у меня тоже есть мозги. Интересно, их можно есть?
        - Я говорю, улыбнись, зомби! Ты же рад жить и работать у нас?
        Улыбнись. Как это? Что-то с лицом. Точно не то, что делает сейчас Хозяин. А что тогда? Кажется, вспомнил!
        Вбегает Мелкая Зараза. Хватает чистую невкусную вилку.
        - Твой зомби тупой! Тупой дохлый труп!
        И втыкает вилку мне в руку. Странно. Ведь раньше было не так. Когда втыкают что-то в руку, должно быть как-то не так.
        - Ан-ндрюша, скажи ему, чтобы перестал улыбаться, - говорит Мама и бухается на стул.
        (х___х)
        - Светка, дура! Ты что наделала? Ты мне зомби поцарапала! И маму чуть не довела!
        - Ууууу, он тупоооой! - воет Мелкая Зараза. По лицу у неё течёт вода. Она хочет помыть посуду?
        - Сама ты тупая! Ты чего хотела добиться? Ему так не больно.
        - Ууууу, я тоже хочу зомби! И чтобы говорил! Всегда только Андрею всё!
        Она неплохо воет. Но хуже меня. Может, её научить?
        - Света… ох… ты ведёшь себя… ох… отвратительно, - Мама машет бумажкой у себя перед лицом. Ничего не понимаю. Мозгоносцы странные, когда живые. А когда нет - мёртвые и вкусные. И нестранные.
        - Мам, может тебе нашатырю? Светка, заглохни, вали к себе в комнату!
        - Никуда я не пойдуууу!
        - Зомби, принеси нашатырь!
        Что это? И где?
        - Он не знает… ох… где аптечка. Андрюша… ох… миленький, вытащи из него вилку. Ох… и выкини.
        - Сейчас, только лучше не смотри.
        Мама отворачивается. Чммммок!
        - Ну вот и всё. Можешь повернуться. Умолкни, Светка!
        - УУУУ! Я обидела зомби, теперь он меня съест!
        - Андрюша, ох… давай его вернём…
        - Его не возьмут с дырками от вилок. Всё эта мелкая зараза!
        - УУУУУУУУ, надо было в сердце!
        - Ну, может, ох… они не заметят. Дырочки маленькие, не видны совсем…
        - Мама, ты не понимаешь, они всё проверяют!
        - УУУУУУУУУУУ!
        - ЫЫЫЫЫММГРАРРРРГXXXX!
        Все стихли. Я улыбаюсь. Общаться - это хорошо. Со мной уже можно общаться.
        - Андрюша, я его боюсь, - шепчет Мама.
        Мелкая Зараза икает. И пялится на меня.
        - Андрюша, он опасен. Он же нас сожрёт! Он даже улыбается как маньяк! Нет, я не вынесу!
        - Зомби, не улыбайся.
        Я морщу лицо, как Хозяин. А он тогда весь белеет и тоже пялится.
        - Андрюша, давай его вывезем куда-нибудь на пустырь… или на кладбище… там ему самое место.
        - Ты что, он же станет бродить. Задерёт кого-нибудь. Его пристрелят, а потом будут разбираться, чей, откуда. А найдут - в тюрьму посадят.
        - Так мы, может, сами его тогда..? У тебя же есть пульт…
        - Мам, - шипит Хозяин, - ты хоть помнишь, сколько этот трупешник стоил? Я не собираюсь его уничтожить в первый же день просто из-за того, что ему вздумалось повыть! Зомби поддаются дрессировке. Смотри! Эй, ты!
        Он наставляет на меня серую блестящую Штуку.
        - Ты себя плохо ведёшь! Я не говорил тебе реветь, а ты заревел. За плохое поведение наказывают.
        Щёлк! И я вспомнил, как должно быть, когда тебя протыкают вилкой.
        - Уууугггрррааааарррррыыыыыыу! - не надо, Хозяин, я буду послушным!
        - Андрюша, хватит, ему больно!
        - Нет, не хватит! Он ещё не понял!
        - Уууу… уууурррыыыууу… у-у-у-у… гррррхррррр-кх-кх…
        Мелкая Зараза выхватывает Штуку у Хозяина.
        Щёлк!
        И хорошо.
        Не больно.
        - Ты очень, очень злой человек, Андрей, - тихо говорит она.
        Хозяин забирает у Мелкой свою страшную Штуку.
        - Сама в него вилку воткнула, а теперь ещё возникает. Я для тебя же стараюсь. Учу зомби, чтобы он тебя не сожрал.
        - Андрюшенька, но ведь он сразу тебя понял, как только ты нажал на кнопку. Правда, зомби? Ты ведь всё понял? Ты ведь будешь слушаться?
        - Ыыыы! - я киваю, киваю, киваю. Я буду слушаться, умная Мама! Я буду хорошим!
        - Видишь, Андрюша, он всё понял!
        - Ладно. Хватит. Понял - отлично. Вставай, зомби.
        Я вскакиваю.
        - Сейчас уже поздно. Все устали и идут спать. Ты будешь спать в моей комнате. А утром пойдёшь со мной в школу. Ясно? И без фокусов. Непослушным зомби часто бывает очень больно.
        (х___х)
        Больно. Мне ещё больно. Я немного дрожу. И даже дырки от вилки чувствуются.
        Хозяин лежит на кровати и дышит. В других комнатах Мама и Мелкая Зараза тоже лежат и дышат. А я просто лежу. И глаза открыты. Как им не скучно просто лежать и дышать?
        Встаю. Думаю. Хозяин не разрешал вставать. Но и не запрещал. А вдруг он заметит, что я отошёл, и снова возьмет Штуку? Нет. Лучше лягу.
        Лежу. Мозги. Мозги есть, а есть нельзя. А если забрать Штуку у Хозяина, будет он Хозяином? Нет, лучше думать о другом.
        О чём думать? Думать тяжело. Для этого нужны мозги. У меня есть мозги, но они не для этого. А для чего?
        Всё-таки встаю. Тихо-тихо выхожу из комнаты. Слышу только, как они все дышат. А я не дышу.
        Коридор. Окно. Ковёр. Фотография. Разные вещи. Я знаю, как они называются, хотя раньше не был в этом доме. Я очнулся сегодня в тёмном ящике и узнал, что у меня есть Хозяин, а у него - Мама и Мелкая Зараза. Но откуда тогда берутся эти слова? Откуда память о том, как улыбаться?
        Захожу в правую дверь. Игрушки, одежда висит, где попало. Сопит Мелкая.
        Поднимаю с пола куклу. Я раньше не видел эту куклу, но слово пришло ко мне. И на кухне Хозяин сказал: «Зомби с лёгкостью делают всё, что умели при жизни». При жизни. У меня была жизнь? Я сам был мозгоносцем… человеком?
        Зараза ворочается. Я подхожу ближе. Даже если у неё есть вилка, я не боюсь. Боюсь я только Штуки.
        Зараза открывает глаза. Сначала пугается, но не кричит. Отодвигается к стене. Садится.
        - Зачем ты пришёл, зомби?
        Даже если бы мог говорить, не знал бы, что ответить.
        - А если Андрей узнает, что ты бродишь без разрешения?
        - Гррр.
        - Лучше иди отсюда. Я не скажу. Когда Андрей злится, мне тоже обычно достаётся.
        - Мырргггыы, - сочувствую. Если у него и для Заразы есть своя Штука…
        Ухожу, закрываю дверь. Комната Хозяина. Ложусь на пол, на свою подстилку. И до солнца смотрю на тень люстры. И думаю о жизни и памяти.
        (х___х)
        Утром мозгоносцы очень медленные. Общаться у них не получается. Волочат ноги и бурчат. Ищут что-то и бросают, так и не найдя. Зовут меня и приказывают помочь. Я помогаю, а им уже не надо.
        Потом они ускоряются и начинают носиться и кричать. Особенно Хозяин. Мелкая рычит, Мама гремит на кухне. Мама хорошая. Дала мне кусок мяса. Сижу в углу, возле батареи, и жую.
        - Андрюша, когда будет время, отучи его, пожалуйста, чавкать.
        - Если тебе мешает, могу отправить его в коридор.
        - А коридор потом ты будешь мыть?
        - Мам, не заводись.
        Мелкая втыкает ложку в густую манку. Она любит что-нибудь куда-нибудь втыкать.
        - А пусть садится за стол. Будет смотреть на нас и учиться. И чавкать перестанет.
        Мама и Хозяин странно смотрят на неё. Я молчу и жую.
        Мясо вкусное. Коровка. Кровка-коровка. Кровка коровки течёт по подбородку. И по локтям. И капает на футболку. Ммням! Как тут не чавкать? Жаль, правда, что ноги, а не мозги, и коровка, а не…
        - Эй, зомби!
        Встаю. Когда Хозяин говорит, лучше встать.
        - Садись за стол. Мелкая, дай ему тарелку. Видишь, зомби, ты сидишь за столом. А это значит, что нужно вести себя прилично.
        - Ыыыы.
        - А прилично - это значит не чавкать и кровью не ляпать. Понял?
        - Ыыыы.
        - Клади мясо на тарелку. Хорошо. Раз тебя научили мыть посуду, значит, вилкой и ножом ты умеешь пользоваться. На, приступай.
        Я смотрю на Хозяина. На вилку. На Маму и Мелкую Заразу. Они ждут.
        Да, меня научили мыть посуду. А вилкой… как же, вспомнил!
        Беру вилку и втыкаю себе в руку.
        Улыбаюсь.
        Они молчат.
        - Не знаю, как вы, дети, а я уже не хочу есть.
        Мама ставит свою тарелку в раковину. Смотрю на Хозяина. Помыть посуду?
        - Светка, я когда-нибудь тебя убью, - тихо говорит он.
        Значит, у него точно есть Штука для Мелкой Заразы. Да и для Мамы, наверно.
        - А я что? Он сам! Тупой твой зомби!
        - Са-а-ам? А кто его этому научил?!
        - Дети, не кричите!
        Мелкая Зараза снова убегает из кухни:
        - Тупой! Тупой!
        Хозяин бросает тапку ей вслед. Я поднимаюсь, приношу ему тапку.
        - Мам, отвернись.
        Чммммок!
        - Доедай своё мясо, зомби. Учить тебя будем вечером.
        (х___х)
        Стоим в прихожей.
        - Эй, зомби! Вот это портфели. Мой и Светкин. Мы идём в школу, а ты несёшь наши портфели. Несёшь аккуратно и не роняешь. Ясно?
        - Ыыыы.
        Что неясного?
        - Людей жрать нельзя. От меня не отходить. Если что-то случится, нас защищать, но людей жрать нельзя. Усёк?
        - Грррыыыы.
        - Я не понял, да или нет?
        - Ыыыы.
        Жадность твоя не знает границ, Хозяин. Сколько в мире мозгоносцев! Одним меньше - какая разница?
        - В школе будешь вести себя тихо. Ничего без моего разрешения не делать. Иначе так подключу, даже «Ы» своё забудешь. Ясно? Ы или гр?
        - Ыыыы.
        - Хорошо. Тогда идём.
        - Андрюша, только осторожно, я тебя прошу! Светочка, сменку взяла?
        - Взяла, мам, зомби несёт. Пока!
        Улица. Шумно. Машины. Люди. Зомби кое-где. Идут себе и даже не смотрят на Хозяина. Как у них получается?
        Солнце. Если бы не солнце, было бы даже приятно. И интересно. Столько новых-старых слов! Автобус, мотоцикл, дерево, переход, собака, голуби, старушки…
        Всю дорогу Хозяин и Мелкая Зараза общаются. Это они умеют. Громко так. Другие мозгоносцы на них оглядываются. Тоже так хотят, наверное.
        Вокруг всё больше детей. Кого ведёт мама, кому несёт портфель зомби.
        - Эй, зомби! Смотри, это школа. Я пойду внутрь, а ты будешь в зомбятнике. На большой перемене я зайду тебя проведать, а после уроков мы пойдём домой. Пока меня не будет, молчи и с другими зомби не дерись.
        - Ыыыы.
        - Ы так ы.
        (х___х)
        - Здравствуйте, Павел Степанович!
        - Привет, Лукьянов! Кого это ты привёл?
        - Сестру. Только она вытянулась и посинела чуток.
        - Ой, шутник! Новый зомби?
        - Ага. Мама на пятнадцать лет подарила!
        - Ничего себе, какие нынче детям подарки делают… - бурчит Павел Степанович. - Ну что, заводи, коли не шутишь. Кабинка сорок восемь за ним будет.
        Деревянное стойло, ряды дверок с номерами. Ключ звенит на колечке в руке Хозяина. Шурх-шурх - замок открыт.
        - Заходи. И чтобы вёл себя хорошо.
        - Ыыыы.
        Дверь закрывается. Шурх-шурх.
        Тут хорошо. Темно, прохладно. Хозяин не разрешал сесть, поэтому стою.
        Паук. Ещё паук. Они быстро бегают. И ножки у них.
        Мокрицы. Тоже ползают. Двухвостки и жучки такие чёрненькие, не знаю, как называются. Сыро. Темно и хорошо.
        - Ыыыыауыыыа!
        Под потолком моей кабинки - щель. А в этой щели вытянутое синюшное лицо с бледными глазами. И пальцы с грязными ногтями вцепились в край стенки.
        - Ууууыррргрыыа!
        Это тоже зомби! В зомбятнике - зомби, и даже не один. Ему что, не сказали вести себя тихо?
        - Грррыыыымммуыыы!
        Сейчас придёт Хозяин и научит его вести себя тихо. Меня же научил.
        - Мммыырррууыггрры!
        Что он хочет этим сказать?
        - Эй, кто там раздухарился? - это Павел Степанович. - Если кто-то не заткнётся, весь зомбятник волной шарахну! Кто хочет, чтобы было больно?
        Больно?! Нет, не надо!
        - Гррр, - еле слышно бурчу я другому зомби.
        Тот обрадовался, думает, я с ним общаться решил. Ещё громче воет. А сейчас нас могут шарахнуть, и будет больно. А Хозяин запретил драться с другими зомби. Что делать?
        - Ыыыуауыыы! - ревёт соседний зомби. Другие тоже начинают порявкивать.
        - Считаю до трёх! - говорит Павел Степанович.
        Три - это, кажется, очень мало!
        - Раз!
        Зомби воет.
        - Два!
        А стена хлипкая…
        - Три!
        Хррясь! Стена проламывается в кабинку соседнего зомби, он падает и замолкает под ней. Это ведь не драка, правда?
        Шаги. Павел Степанович пришёл проверять.
        - Что тут происходит?
        Я молчу. Мне сказали вести себя тихо - я и веду.
        - Уыыыыыууууу… - прочухался соседний зомби. Надо было сильнее стену вышибать.
        - Это ты опять ревел, сорок семь? Тебе не объяснили, что надо молчать в тряпочку?
        Шурх-шурх ключом.
        Ревун поднимается, и стенка переваливается на меня. Павел Степанович открывает дверь.
        - Так ты ещё и к другим вламываешься? Ну всё, сорок семь, надоело! Доложу твоей хозяйке!
        - Гррыуууууууыыыыээээ…
        Извини, сосед, ты сам виноват.
        Павел Степанович приносит ему молоток, гвозди, новые доски, и Сорок Семь не меньше часа чинит свою стенку. И молчит.
        А я смотрю на паучков и мокриц. Мне сказали вести себя тихо, я и веду. И других научу.
        (х___х)
        - Проведать пришла, Алёна? - говорит Павел Степанович. - Ты знаешь, что твой зомби опять спокойствие нарушает? Ты его либо дрессируй, либо сдай и купи нового.
        - Ну что вы, Павел Степанович! Он уже совсем как член семьи. Он не нарочно, просто без меня скучает. Пойду, сделаю ему замечание.
        - Сделай, сделай. А то ишь, страх потерял.
        Тихие шаги. Ключ в двери соседа.
        - Ну, и почему мне опять на тебя жалуются?
        Приятный голос.
        - Уыыыаэээыыыы…
        А этот не такой приятный.
        - Что ты опять натворил? Доски новые. Ты что, стену проломил?
        - Гррыыаауэээррр!
        - Ну конечно, а кто тогда?
        - Ыыыыммммуууэыыыыы.
        - Сосед? У тебя сосед появился, и ты просто захотел познакомиться?
        Она что, понимает своего зомби? Поднимаю взгляд. Хватаюсь за край щели под потолком, подтягиваюсь, заглядываю в кабинку к Сорок Семь. Видно только его самого, но если изловчиться, можно заметить юбку и ножки его хозяйки, стоящей у порога.
        - Ыыыы, - говорю я.
        - Ой, а вот и сосед отозвался, - с улыбкой в голосе говорит она. - Похоже, ты тоже любишь общаться?
        Похоже, Сорок Семь плохо приколотил доски…
        Трррреск! Хрусссь! Гррр! Ай! Ыуууээуууррыыыа! Сорок Семь, ты уже и при хозяйке не стесняешься безобразить?
        Встаю. Отряхиваюсь. Разгребаю доски и щепки. Извлекаю помятого ревущего соседа. Только потом смотрю на девушку, успевшую отскочить, когда я ввалился в чужую кабинку. Она пытается успокоить Павла Степановича.
        Какая красивая…
        - Уаааууууыыырррммммыыыы, - говорю я тихо, не сводя с неё глаз.
        - Ыыыы, - подтверждает общительный сосед.
        Может, я тоже научусь его понимать?
        - Ничего страшного не случилось, никто не пострадал. Надо только перевести зомби в другие кабинки, а эти две починить. Просто так стена не может два раза обвалиться. И видите, сейчас мой зомби не виноват, стенка упала на его половину. Наверное, в первый раз это тоже была случайность. А ревел он потому, что хотел вас предупредить, Павел Степанович. Он, видимо, заметил, что стенка едва держится…
        - Ты хочешь сказать, что я плохо слежу за зомбятником и у меня тут всё разваливается?
        - Нет, ну что вы! Я хочу сказать, что вы не могли знать про эту конкретную стенку, потому что мой зомби постоянно сидит в этой кабине. Но вы просто сделали поспешный вывод, решили, что он для развлечения ревёт и надо его наказать, а на самом деле он просто хотел обратить ваше внимание на поломку. Мой зомби очень ответственный.
        Она защищает Сорок Семь! Понимает и защищает!
        Смотрю на счастливца соседа.
        - Гррррыууээрруааа, - серьёзно говорит он.
        - Ыыыы, урррыуу, - подтверждаю я. И улыбаюсь.
        И тут же перестаю, потому что слышу знакомый голос.
        - Эй, зомби! Ты что натворил?! Я сказал вести себя тихо!
        У Хозяина страшное бледное лицо. Он суёт руку в карман, и я знаю, что там Штука, сейчас он достанет Штуку и подключит так, что я даже «Ы» своё забуду!
        - Гррр!
        - Не кипятись, Лукьянов, - бурчит Павел Степанович. - Просто стены прогнили. Мы переведём твоего зомби в другую кабинку, а эту на ремонт закроем.
        Хозяин подумал и убрал Штуку. Девушка достаточно громко выдыхает. Я бы тоже так сделал, если бы дышал.
        - Хорошо. Если мой будет правила нарушать, наказывайте не раздумывая. И мне тоже обязательно говорите. Я проведу с ним разъяснительную беседу.
        - Сурово, - замечает девушка.
        Павел Степанович уходит за ключами от других кабинок и советует нам погулять.
        - Не хочу, чтобы мой зомби распоясался и решил, что он хозяин.
        Вот это вряд ли. У меня ни пояса нет, ни Штуки.
        - Меня Андрей зовут.
        - Я Алёна.
        - Это твой, да? Пойдём их выгуливать, что ли? Эй, зомби, на улицу. И без глупостей.
        - Пойдём, Гоша.
        - Гоша? - удивляется Хозяин.
        - Ну да. Это его имя. А твоего как зовут?
        «Эй, зомби», - думаю я, шагая бок о бок с Гошей.
        - Никак. Зачем? И вообще, если уж на то пошло, я не стал бы давать зомби человеческое имя.
        - Почему?
        - Может много о себе возомнить.
        Мы идём по школьному двору. Я вспоминаю названия деревьев и цветов. Некоторых вспомнить не могу, потому что не знаю. Но они всё равно красивые.
        - Жених и невеста!
        Это Мелкая Зараза.
        - Отстань, Светка, мы выгуливаем зомби.
        - Ну конеееечно. Пусть зомби меня покатает!
        - Никого он катать не будет. Это зомби-подросток, он не рассчитан на большие нагрузки.
        - Просто мама побоялась, что нормального зомби ты доведёшь, и он тебя расплющит. А если ты мелкого зомби замучаешь и он сдохнет от твоих издевательств, не так жалко будет, потому что пользы от него пшик!
        - А ну вали отсюда, чтобы я тебя не видел!
        - Когда я вырасту, мама купит мне нормального зомби! - кричит Мелкая Зараза, убегая.
        Я почти вижу спиной, какой Хозяин весь красный и злой. Но к Алёне он обращается неожиданно спокойно:
        - Это твой первый зомби? Наверное, тоже недавно купили?
        - А что?
        - Просто подумал. Ты пришла к нему на перемене…
        - Я каждый день захожу в зомбятник. Гоша без меня скучает.
        Вокруг бешено носятся дети, пронзительно кричат и визжат. Мелкая Зараза - громче всех.
        - Ты так говоришь, как будто он человек.
        - Но он был человеком. Гоша - это имя, которое он носил при жизни.
        Смотрю на Соседа. Он кивает. Тихо говорю:
        - Ррыммммуууээрр? - «Ты помнишь?»
        Он пожимает плечами.
        - Зомби меня окружают всю жизнь. У меня родители из ГОС-З. Папа в службе распределения, мама - в службе коррекции. Они и меня с собой на работу берут иногда, и зомби домой приводят. Кого на передержку, кого для проверки адаптации. Я столько этих зомби перевидала, что даже, кажется, теперь их понимаю.
        - Вот как, - говорит Хозяин. Похоже, ему не очень интересно.
        - Вообще нам положено два зомби по льготной цене или один, зато бесплатно. Но родители говорили, что этого добра у них в жизни и так слишком много, спасибо ГОС-З. Одно время бабушка серьёзно заболела, нужны были редкие лекарства. Папа взял подработку по выходным, мама - частный заказ на коррекцию от одной богатой семьи. Эта семья заплатила хорошие деньги, чтобы мама научила их зомби слушаться приказов и говорить.
        Алёна вздыхает. Гоша еле переставляет ноги и смотрит в землю.
        - Когда какая-нибудь банда решает самостоятельно клепать зомби, ничего хорошего из этого не выходит, брак и некондиция. Потом лавочку накрывают, а более-менее пригодных зомби государство обрабатывает и отправляет на рынок. Так случилось и с Гошей. Мама долго с ним билась, около двух месяцев, ничего не получалось. Я к нему привязалась. Та богатая семья потом уехала в Америку жить, а Гошу бросила. Мама хотела его в папину службу сдать, а я упросила, чтобы оставили. Гоша с нами живёт уже восемь лет.
        - Но он же не живёт, - снисходительно говорит Хозяин.
        - Называй, как хочешь. Суть одна. Да, его сделали зомби, но я не считаю, что от этого он перестал быть человеком.
        - А ты не боишься?
        - Чего?
        - Что у тебя не будет страховки, когда ты умрёшь, и тебя шаманы заберут и сделают зомби.
        Значит, шаманы делают зомби?
        Алёна сначала молчит. Потом тихо отвечает:
        - Андрей, ну ты что, совсем ничего не понимаешь? Шаманы - это всё ГОС-З. И страховку выпускает ГОС-З, и зомбирует ГОС-З. Натаскивает и распределяет зомби на всякие работы или же продает населению. Просто это разные службы. Мои родители из ГОС-З, поэтому у них и у меня пожизненная страховка от физического зомбирования.
        Задумчиво молчит. Потом тихо продолжает:
        - Только на бабушку не успели выбить. Она раньше умерла. Но папа подсуетился, и после зомбирования её распределили к нам в качестве льготного зомби. Она готовит, убирает, не жалуется на здоровье… Но больше не обнимает и не поёт. Она меня не помнит.
        Гоша чуть слышно мычит, выражая сочувствие. Алёна встряхивается.
        - Ну ладно, что мы о грустном, - чересчур бодро говорит она. - Пойдём, сейчас уже звонок дадут.
        - Ладно. Ты ведь из «В» класса? Можем завтра снова их выгулять на перемене. Я зайду за тобой, если хочешь.
        - Давай.
        Красавица улыбается.
        Перед тем как разойтись по новым кабинкам, мы с Гошей пожимаем друг другу руки.
        Остаток уроков сосед молчит и ведёт себя тихо. И я молчу. Пытаюсь вспомнить имя.
        (х___х)
        - Ну, дети, как дела в школе? Что ваш новый зомби?
        - Не наш, а мой. Нормально, слушался.
        - Андрею зомби мало, он себе ещё и невесту завёл!
        - Молчи, мелкая, когда не понимаешь!
        Мелкая Зараза показывает ему язык и скачет в свою комнату. Мама хитро улыбается, но ничего не говорит. Хозяин вырывает у меня из рук свой портфель и идёт к себе.
        - Эй, зомби! Что встал?
        - Ужин будет через полчаса. Переодевайтесь и мойте руки. Одежду не разбрасывать, вешайте сразу в шкаф. Андрей, а у тебя до сих пор кровать не застелена. Давай, большой уже мальчик.
        Перед тем как сесть ужинать, мне тоже велят вымыть руки. Потом Мелкая Зараза показывает мне, как пользоваться вилкой и ножом. Я вспоминаю, что когда-то уже так делал. Ничего сложного, и не надо делать дырки в руке. Неудобно, правда, но против приказа не попрёшь.
        Хозяин не в духе. Молча ковыряет рис с сосисками, смотрит только в тарелку, шевелит губами, как будто спорит с кем-то. А я внимательно режу свой кусок мяса на мелкие кусочки, чтобы Хозяин был доволен. У него такое же лицо, какое было, когда он включил Штуку. Что-то подсказывает мне: сейчас любая мелочь может его разъярить. И тогда мне будет больно, а я не хочу.
        Я тихонько и аккуратно ем, пользуюсь ножом и вилкой, не чавкаю. И думаю: как странно. Насколько быстро всё меняется. Только вчера я был уверен, что нет никого важнее Хозяина, а сегодня я вижу десятки зомби, которые даже головы не повернут в его сторону. У каждого свой хозяин и своя штука. Притом хозяева бывают разные. Бывают как Алёна, которые дают своим зомби имена и вступаются за них перед Павлом Степановичем.
        - Андрюша, ты чего такой угрюмый?
        К тому же, кроме меня, никто Хозяину не подчиняется. Ни Мелкая Зараза, ни Мама. Мама сама ему приказы даёт. И он выполняет, хотя и без охоты.
        - А что там за девочка, с которой тебя Света видела?
        Мелкая хихикает и роняет вилку. Лезет под стол, и я с опаской жду, что она будет делать дальше. Но она просто кладёт поднятую вилку в раковину и берёт другую.
        - Может, ты с ней поссорился и теперь переживаешь?
        - Нет, мам.
        - А что тогда?
        Он вздыхает и отодвигает тарелку.
        - Всё получилось не так, как я ожидал. Я думал, приду в школу с зомби, ребята станут расспрашивать. А на перемене захотят пойти посмотреть на него. Я хотел, чтобы все думали, какой он крутой. Какой я крутой. Но никто даже не заметил.
        - Никакой ты не крутой, - встряла Мелкая Зараза. - Хочешь казаться важным, из кожи вон лезешь, всё время на других оглядываешься, но им на тебя наплевать, вот ты и злобишься весь!
        - Мама, заткни её, иначе я прикажу зомби это сделать.
        - Андрей!
        Мама встаёт и кажется в два раза выше своего роста. Теперь нельзя спутать, кто кем управляет.
        - Даже и думать не смей о том, чтобы натравить зомби на сестру. Я его подарила тебе, чтобы ты научился ответственности. Зомби - это не игрушка, не домашнее животное, это очень опасное существо, и если ты этого не поймёшь, я отправлю его назад, в ГОС-Зомбирование. Мне жаль, что подарок не оправдал твоих ожиданий, но так часто бывает в жизни. Я, например, никогда не ожидала, что останусь одна с двумя детьми, но жизнь распорядилась иначе.
        Она села. Покрутила в руках чашку.
        - Среди парней твоего возраста крутая компания - это почти всегда плохая компания. Я не хочу, чтобы ты в такую угодил. Ты уже достаточно большой, чтобы меня понять. И я знаю, как тебе хочется внимания сверстников. Но его можно заработать не только с помощью собственного зомби. Такое внимание быстро проходит, его перекрывает чей-нибудь мотоцикл или навороченный компьютер. Настоящего уважения нужно добиваться поступками. Умением справиться в трудной ситуации. Умением дать отпор тем, кто подучивает тебя сделать что-то недостойное или пытается унизить. Понимаешь, Андрей?
        Мелкая опять подаёт голос:
        - Мам, а у меня есть страховка?
        - Конечно, Светочка. У детей до двенадцати она обязательная, потом только добровольная. Почему ты спрашиваешь?
        - Не хочу вдруг умереть и попасть в рабство к такому вот Андрею!
        - Света!
        Хозяин стал белее салфеток. Вилка дребезжит о край тарелки в его руке. Мелкая Зараза, видно, поняла, что перегнула. Выбегает из кухни. А Хозяин тихо приказывает:
        - Зомби, взять её!
        - Андрей, нет!
        А я уже не слышу. Гул погони ревёт в моей голове. Срываюсь следом за сестрой Хозяина, в щепки разношу едва запершуюся дверь. Надвигаюсь на забившуюся в угол девочку. Огромные глаза, слабенькие кулачки, тонкая шея. Сладкие ноги, вкусные мозги…
        - Зомби, пожалуйста, не надо! - шепчет она.
        Я замираю на миг, колеблюсь. Приказ. Эй, зомби! Алёна. Штука. Добрые хозяева. Мелкую Заразу жрать нельзя. Пусть садится за стол. Зомби, пожалуйста, не надо!
        - Стой, зомби! - кричит ворвавшийся в комнату Хозяин и включает Штуку.
        БОЛЬ!
        Корчась на полу, я вижу и не вижу, как Мама бросается на колени перед Мелкой Заразой, обнимает, целует, плачет. Хозяин, ссутулившись, стоит над ними без слов. Вспомните, вспомните обо мне! Я здесь, мне больно! Сделайте что-нибудь!
        - Выключи его, - сказала Мелкая. И в голосе её Приказ, которому подчиняется всё, что слышит, понимает и может подчиняться.
        Боль прекращается.
        - Светочка, Светочка, - повторяет Мама, целуя её пальцы. А Света не сводит глаз с Хозяина. С брата.
        Тот молча отдаёт девочке Штуку и на нетвёрдых ногах медленно выходит.
        - Светочка, Светочка…
        - Всё в порядке, мам. Андрей всё понял.
        - Светочка, он же чуть не убил тебя… Господи, Господи!..
        - Все хорошо, мам. Зомби, иди к Андрею в комнату. Хороший зомби.
        - Хороший?!..
        Мама отстраняется от Мелкой. Уходя, я слышу:
        - Хороший. Он остановился, мам. Если бы не остановился, Андрей не успел бы добежать.
        (х___х)
        Хозяин сидит на своей постели, сгорбившись, уложив локти на колени, а пальцы сцепив в замок. Захожу. Становлюсь возле двери. Стою. Долго стою.
        Хозяин что-то бормочет. Различаю только «натравил зомби на сестру» и «чудовище». Потом две тяжёлые капли падают на половицы.
        Открывается дверь.
        - Мама пошла пить валерьянку, - сообщает Мелкая, не приближаясь к брату. Тот кивает, всё так же уставившись на свои ноги. - Завтра она поедет его возвращать.
        Хозяин снова кивает. Кап.
        - Зомби не хотел мне навредить. Он остановился до того, как ты успел включить волну. Я подумала, что тебе важно это знать.
        - Ты простишь меня? - говорит Хозяин в пол.
        - Я напросилась сама.
        - Но я не должен был спускать на тебя зомби.
        - Это правда.
        - Ты простишь меня?
        Мелкая подходит к брату, садится рядом с ним.
        - Хотел бы я, чтобы ко мне тоже прилагался пульт. Тогда сейчас я мог бы получить, что заслужил.
        - Иногда я ненавижу тебя. А иногда не могу.
        Девочка гладит брата по вихрам. Тот сажает её на колени и прижимает крепко-крепко. И шепчет: «Прости, прости, прости…»
        - Прощаю, - шепчет она в ответ. - Кажется, ты ещё можешь быть хорошим.
        (х___х)
        Мы с Мамой стоим у конторки неприятного коричневого цвета. Из-за стекла девушка с пучком и строгими глазами объясняет:
        - Я ещё раз вам повторяю: во-первых, был приведён в действие механизм импринтинга, то есть запоминания хозяина. Во-вторых, были обнаружены мелкие физические повреждения. В-третьих, выяснилось, что к зомби неоднократно применялась схема наказания. Мы не можем его взять обратно.
        - Я готова его продать обратно государству по более низкой ставке. Что для этого нужно?
        - Копии всех документов на зомби, вашего паспорта, заявление о намерении продажи, заявка на коррекцию. Заявка в службу коррекции рассматривается в течение месяца, очередь от месяца до трёх, - заученно тараторит служащая. Вот зачем таким дар речи? - Коррекция платная, треть себестоимости зомби. Предъявляете квитанцию на зомби, подаёте копии документов и заявление, после получения ответа оплачиваете коррекцию и ожидаете своей очереди. После коррекции подаётся заявление на продажу, оно рассматривается, в случае утверждения производится сделка.
        Мама сама сейчас выглядит как зомби.
        - И сколько времени нужно, чтобы продать зомби обратно государству?
        - Не меньше полугода.
        Мама шумно втягивает воздух.
        - А если продавать частному лицу?
        - Коррекцию всё равно нужно пройти. Таков закон. Но советую её не делать, пока не будете уверены в покупателе. После коррекции зомби возвращается в исходное состояние и до момента импринтинга нападает на всё живое. Поэтому передавать надо из рук в руки.
        Мама вздыхает.
        - Спасибо большое. Идём, зомби. Кажется, ты у нас задержишься.
        Я молчу только из вежливости.
        (х___х)
        - Ты мог сменить уже сотню рук, зомби, - тихо говорит Мама.
        Хозяин и Мелкая Зараза ещё в школе, мы на кухне одни. Мама пьёт что-то с резким запахом.
        - А ты и не помнишь, наверное. Неудивительно, что большинство зомби не может говорить. Столько раз мозги выполаскивать!
        Она делает большой глоток.
        - Раньше мы были крепкой, целой семьей. Было хорошо, спокойно, светло. Была любовь. Как-то долгое время денег не хватало, муж ночами подрабатывал таксистом. Почти заработал на страховку, но чуть-чуть не успел. Разбился. Погиб. Его сшили по кусочкам, зомбировали, а мне отдали пакет с одеждой, кольцом, крестиком и сбритыми волосами. Непрозрачный пакет с надписью «Светлая память». Как я плакала… Андрюша тогда уже соображал, большенький был. Наверное, с того все психи у него и начались.
        Она снова отпивает. Морщится и отпивает ещё.
        - Представляешь, Светочка спрашивает, где папа, я говорю - «Папа погиб», - и она замолкает. Понимает, что не могла я похоронить его как человека. Каково это - в три года знать, что твой папа - зомби? Прислуживает кому-нибудь и безропотно сносит всё, будто домашний скот.
        Я пытаюсь вспомнить прежних хозяев. Или жизнь, которая была у меня когда-то. Сколько я уже не живу? Может, год, а может, десять. Кто теперь скажет?
        - Я не хотела покупать тебя. Ты был чьим-то сыном, братом, другом. Твоя семья оплакала тебя, но не может забыть. Знаешь, каково это - когда нельзя поклониться праху? - Она баюкает чашку в руках, наблюдая, как качается жидкость внутри. - Сейчас люди боятся смерти ещё сильнее. Они видят, что их может ждать. Куда во всём этом девается душа? Как здесь верить в рай для праведников, когда ад переехал на землю живущих? Когда в достойное посмертье уходят только те, кто накопил денег, потому что государству невыгодно отдавать территории под кладбища? Сколько сейчас стоит умереть? Столько, что и за всю жизнь не соберёшь. И кому нужна жизнь, когда в ней одна цель - накопить на достойную смерть?
        Слёзы беззвучно бегут из карих Маминых глаз. Я хочу ей помочь, но как?
        - Государство задрало налоги на всё, связанное с похоронами. Слишком много умирает, слишком мало рождается, работать некому, вот кто-то гениальный наверху и придумал: а давайте вкалывать будут мёртвые! Сейчас есть целые военные части из пары живых офицеров и множества зомби. Их называют пушечным мясом. Если не сильно продырявятся в бою, можно подлатать и снова отправить на передовую.
        Кап, кап. Всхлип.
        - Где сейчас мой муж? Кому служит? Помнит ли хоть что-то? Вот ты, - неожиданно обращается она ко мне, - ты что-то помнишь? Чувствуешь? Тоскуешь по кому-то?
        Прижимаю руку к груди и киваю. Прижимаю руку ко лбу и качаю головой.
        - Всё ясно.
        Мама встаёт, кладёт ладонь туда, где когда-то так жарко билось моё сердце. Чувствую тепло.
        - Может, вот она где - душа?
        Шкрябает ключ в замке. Мама поспешно вытирает слёзы и выливает в раковину то, что не успела допить. Умывшись холодной водой, выходит к детям, прямая и сильная.
        Мелкая и Хозяин непривычно тихие и вежливые. Мама целует их и говорит:
        - Он остаётся, пока я не найду покупателя.
        (х___х)
        - Ну, что новенького? - спрашивает Мама, разливая суп по тарелкам.
        - У меня всё хорошо, - отвечает Мелкая Зараза, смачно прихлёбывая, - а Андрей боится теперь своей невесте на глаза показаться.
        - Светка, - мрачно предупреждает Хозяин тихим низким голосом. - Не доводи. И не лезь, куда не знаешь.
        - Ой, да чего я там не знаю! Это невеста твоя не знает, как ты зомби мучил.
        - Дочь.
        Поднимаю голову от тарелки с мясом. Мама - грозное существо. Иногда даже страшнее Хозяина.
        - Ты всё время повторяешь, что Андрей жестоко обращается с зомби. А теперь вспомни, что ты по сто раз на дню говоришь родному брату. Чем ты лучше? Никогда не думала, что у меня вырастут такие дети.
        - Ты сама нас учишь говорить правду, - возражает Мелкая.
        - Да, но не так, чтобы человек, которому ты её говоришь, натравил на тебя зомби. Я хочу, чтобы вы относились друг к другу с уважением. Без уважения и сострадания даже самая чистая правда становится хуже яда.
        Мелкая хмыкает чуть слышно: «Ты просто не любишь правду. И про папу молчишь».
        Мама повышает голос:
        - Я прошу вас, давайте немного побудем нормальной семьёй. Нормально посмотрим телевизор.
        Она достаёт такую штуку, вроде той, что Хозяин отдал Заразе. Я отшатываюсь, но Мамина штука только зажигает цветную пластинку, а на ней мигают всякие рисунки, звучат голоса и музыка… Что-то знакомое. Не пойму… Ыыыы… Ыыыы…
        (х___х)
        - Эй, зомби! Зомби! Мам, его вырубило. Зомби, эй!
        Ыыыы… Мозгыыы… Стоп. Хозяин, Мама, Мелкая Зараза. Есть нельзя, иначе Штука. А где картинки? Что это было вообще?
        - Может, водой его облить?
        У этой Мелкой всегда столько занимательных идей!
        - Не, очухался, вроде.
        - Видите, дети, что с людьми делает телевизор?
        - Ой, мам, от ящика ещё никто не зомбировался. А этому просто весь мозг выполоскали, вот его и таращит.
        Мозг? Где мозг?
        - Мам, а можно мне в парк?
        - Светочка, скоро уже стемнеет.
        Самое время гулять по парку. Мммм, вкусно… Мелкая хочет поохотиться?
        - Я возьму зомби.
        Хорошая мысль. Я знаю пару приёмов.
        - А уроки когда будешь делать?
        - Там только чтение и английский - совсем чуть-чуть. Ну можно?
        - Ладно, но надень ему намордник.
        Радостная Зараза бежит вприпрыжку в коридор и возвращается с какими-то верёвочками… застёжками…
        - Гррр!
        Мне это не нравится! Так уже было!
        - Что опять случилось?
        - Гррр!!
        Что было? Откуда это воспоминание?
        - Он не даётся!
        Свет мелькал, мелькали кулаки. Боль, боль. Кровь. Моя кровь. Живая.
        Тряпка в лицо. Дышать! Я не могу дышать! Темно…
        - Андрей, помоги, он тебя слушает.
        Было душно и тесно. Десяток людей вокруг. Трясло. Куда нас везли?
        - Эй, зомби! Тихо! Тихо, кому сказал!
        Открылись двери. Человек в противогазе что-то распылял. Один вдох - и я упал. Все упали.
        - Сейчас, если не успокоишься, я по тебе волну пущу! Светка, неси пульт.
        Шприц. Что мне вкололи? «Придурок, ты хоть знаешь, чей это сынок? Кому такого зомби продашь?» Удар. Боли не было. Крови не было. Кто я? Мозги… Мозги вкусны…
        «Надо от него избавляться. Документы сожги. А этого накачай, вывези куда-нибудь и закопай. На, возьми намордник».
        - Давай сюда пульт. Зомби, это видишь?
        Штука!
        - Прекращай реветь и дай надеть намордник!
        Нет, нет! Я больше не хочу под землю! Земля тяжёлая, не шевельнуться, черви, везде черви, но я выберусь…
        Граааааааа…
        - Андрей, выключи. Убери. Видишь, не помогает.
        - Раскомандовалась, мелкая!
        - И намордник спрячь, живо!
        Земля. Земля. Связанными руками неудобно копать. Через намордник не прогрызть путь наверх. Но - небо! Маленькая щёлочка, чуть больше, больше… Я не должен лежать в земле, я не труп!
        - Зомби.
        Тёмный парк. Мозгоносцы. А я голоден, так голоден. Намордник прочь, перекусить верёвки. Мозги… Тёплое мясо. Тёплая кровь. У меня тоже такая была когда-то.
        - Зомби, смотри сюда.
        Люди в масках и резиновых костюмах. Штуки, много Штук. Снова путы и намордник. «Но заявлений о сбежавшем зомби не поступало. И посмотри, клейма на нём нет. Где-то завелся подпольный вуду-клуб, а нам теперь расхлёбывать. Покусанных по всей округе отлавливать, компенсации близким загрызенных платить. Вот что ты будешь делать?»
        - Зомби. Смотри на меня. Успокаивайся.
        «Вколи ему коновалку, клейми, а потом на коррекцию. А если тяжёлый случай, на зомбикорм. Я пойду доложу про банду. Всё, разбежались». Шприцы. Шприцы. «Смотри-ка, как ему черви ноги пожрали!» Чёрный прямоугольник запекается на бледной коже. Не могу разобрать буквы в нём.
        - Зомби.
        Моя голова в маленьком ящике. Мигают огоньки, цвета и формы, льётся звук из пластинки перед глазами. Память уходит. Нет, не забирайте! Это же я! Кем я буду без памяти? Верните, верните!.. Кто я… Кто я…
        - Мам, он что, плачет?
        - Зомби… Эй, зомби… Не надо. А хотя… поплачь…
        Я зомби. Да. Зомби - это я. Закрываю лицо руками.
        За что? Почему я? Я был человеком…
        Маленькие пальцы касаются моих запястий. Мягко, но настойчиво разводят мои руки в стороны. Зачем ты так смотришь на меня?
        - Ты что-то вспомнил? Что-то плохое? Тебя обижали?
        Киваю.
        - Давай договоримся. Мы постараемся тебя не обижать. Мы бываем злыми иногда, но мы так не хотим, понимаешь? Если будешь слушаться, мы постараемся, ладно?
        Детская рука прижимается к моей щеке. Как бы я хотел и вправду заплакать! Я вспомнил то, что и безумно больно, и бесценно дорого. Надолго ли? Эта семья хочет продать меня, и тогда шаманы снова заставят меня всё забыть. Кончится ли это когда-нибудь? Насколько проще смерть…
        Она гладит меня по волосам. Она жалеет меня.
        - Ррххххх, - тихо говорю я.
        Мелкая… Света прижимается лбом к моему лбу. Заглядывает в глаза.
        Она не боится. Ей не противно.
        - Сейчас я надену на тебя намордник. Это не для того, чтобы тебя обидеть, а для того, чтобы погулять. Ты же будешь послушным?
        - Ы.
        Она отстраняется. Пальцы ловкие и быстрые. Щёлк, щёлк - щёлкают замки.
        - Ну вот и молодец. Пойдём.
        В одну руку она берёт поводок, другую вкладывает в мою ладонь.
        И помнить становится не так страшно.
        (х___х)
        Мы идём в парк, но я ничего не вижу вокруг. Я вспоминаю.
        Сколько я сменил семей? Десятки лиц. Десятки Хозяев. Я служил им, но рано или поздно вспоминал себя прежнего. Меня отдавали на коррекцию снова и снова: кому нужен зомби, которого надо жалеть?
        Я слышал разговоры шаманов из ГОС-З. Подпольные вуду-клубы не умеют правильно зомбировать, поэтому память всё время возвращается ко мне, и я начинаю вести себя как человек. Это не самый серьёзный дефект, так что «изымать из обращения» меня никто не собирается. После импринтинга я становлюсь вполне себе мирным. А с каждой коррекцией и перепродажей ещё и приношу государству доход. Наличие чувств у зомби не доказано, да и кого они волнуют, когда в казну идут лёгкие деньги?..
        В парке Света сразу бежит к детской площадке и просит раскачать. Я качаю, девчонка визжит, и смеётся, и кричит: «Сильнее! Сильнее!» Я знаю: сейчас будет воспоминание. Очень важное, но почти невыносимое. Я не подгоняю его. Боюсь и жду. И раскачиваю Свету.
        Как объяснить этой семье, что я больше не хочу забывать? Как упросить их, чтобы они оставили меня себе… или уничтожили? Я зомби-подросток. Я был мёртвым гораздо дольше, чем живым. Я служил верно. Может, я заслужил хоть немного сострадания?
        Света взлетает к фонарям и шелестящим кронам каштанов. То наклоняется вперёд, то откидывается назад, вытягивая ноги. «Сильнее, сильнее!» И, кажется, я вспомнил.
        Когда-то давно я точно так же раскачивал младшего брата. Он тоже смеялся и хотел сделать «солнышко». По дороге домой мы поссорились из-за какой-то детской ерунды. Я довёл брата до порога, а сам пошёл бродить по сумрачным улицам, злясь и вполголоса ругаясь. Меня поймали и увезли. В тот самый вечер. Как тебя звали, мой маленький брат? Где ты сейчас, жив ли? Простил ли ты меня?
        - Что такое, зомби?
        Света скребёт ногами по земле, чтобы остановить качели. Глажу её по русым кудряшкам. У брата волосы были гладкие и рыжеватые. Подхватываю девочку под мышки и сажаю себе на плечи. Когда я так делал, брат заливался от восторга.
        Как долго будет Мама искать покупателя? Успею ли я вспомнить лицо брата? Его имя? Или хотя бы своё?..
        (х___х)
        Дома Хозяин подзывает меня, уводит в свою комнату.
        - Закрой дверь, зомби. Встань к стене. Распрямись.
        Карандашом он рисует чёрточку на дверном косяке, отмечая мой рост. Потом замеряет расстояние от пола до отметки портняжной лентой. Велит раздеться до трусов. Внимательно меня рассматривает, переписывает на листок буквы и цифры с моего клейма, начинает что-то быстро-быстро набирать на клавиатуре.
        - Знаешь, что я делаю?
        - Гррр.
        - Есть такой ресурс, «Братья наши мёртвые»…
        - Андрюша, тебе сейчас нужен зомби? На кухне надо прибраться.
        - Минуту, мам! - он оборачивается ко мне. - Ладно, иди, помоги маме.
        Открываю дверь. Потом закрываю. Надо ведь сначала одеться.
        - Молодец. Умный зомби. К маме в трусах нельзя. - Хозяин почёсывает подбородок. - Хотя с другой стороны, без трусов ещё хуже.
        - Ыыыы.
        - Ыгы, - смеётся. Но лицо его резко становится серьёзным и взрослым. - Ты прости, ладно? - говорит Андрей, когда я уже выхожу.
        Киваю.
        Моя полы, думаю, что человек - это такая Штука, которая причиняет боль себе и другим: со зла, по привычке или случайно. С человеком часто происходят превращения. Была Мелкая Зараза - стала Света. Был Хозяин - стал Андрей. Был я - стал Эй, Зомби! Только Мама остаётся Мамой, но она всегда чуть больше, чем просто человек.
        (х___х)
        Снова идём в школу. За спиной рюкзак Андрея, в левой руке два пакета сменки и ранец Мелкой. За правую руку меня держит Света. Люди как-то странно на неё смотрят.
        В зомбятнике мы втроём ждём Алёну с Гошей. Сначала маленькая красавица разговаривает с Хозяином строго, но потом перестаёт обижаться. Андрей отводит её в сторону, что-то спрашивает, передаёт записку. Мелкая открывает рот, наверное, чтобы крикнуть: «Жених и невеста!» - но потом закрывает и только хитро улыбается, совсем как Мама.
        Мы с Гошей расходимся по кабинкам, дети запирают нас и спешат на урок.
        - Ыыыы, - говорю я.
        - Ыыыы, - подтверждает сосед.
        Мы пожимаем друг другу руки через щель под потолком. Иногда не подружишься, пока не сломаешь пару стен.
        На большой перемене в зомбятник вваливается орава детей. Похоже, они хотят увидеть меня, а Андрей отнекивается.
        - Да что на него смотреть? Зомби как зомби. И вообще, он не совсем мой, а наш общий со Светкой.
        - Ну покажи, Андрюх! Зомби-подростки редко попадаются. Всё больше старики и развалюхи, как у Михая.
        - Ромыч, ты тон убавь, у тебя вообще зомбяка нет, - возмущается Михай ломающимся голосом.
        Пытаюсь в дверную щель разглядеть, что там снаружи. Хозяина пока не видно. Не меньше десятка парней, но точнее подсчитать не могу: кто-то толстый загораживает мне обзор.
        - Да ваши зомби вообще ширпотреб. Вот у меня уникальный экземпляр - зомби-ребёнок. Их запретили через три года после старта Программы-З и перестали делать. Тех, что были, почти всех на удобрение отправили, и сейчас их если завозят, то только контрабандой с востока. А наш зомби с нами уже лет сорок и до сих пор в идеальном состоянии.
        - Ну и нафига он нужен? - спрашивает чуть гнусавый голос Ромыча. - Ни по дому помочь, ни тяжести таскать - ничего не может, только мясо задарма жрёт. Одни дешёвые понты. И что-то в школе его с тобой никто не видел!
        - Мясо он не жрёт, только самый качественный зомбикорм! И никакие это не понты. Он в саду работает, кусты стрижёт… - оправдывается хвастун.
        - Пффф, велика польза! Самый бессмысленный зомби на свете. Если ты его возьмёшь в школу, то тебе его охранять придётся, а не наоборот.
        - А ты заткнись, Андрей! В глаз захотел?
        - Что, нечем крыть?
        - Допросишься!
        - И что будет? Спустишь на меня своего зомби в ползунках?
        - Грррыыаууууээрррууааа! - рычу я. Гоша поддерживает, и получается очень внушительно.
        - Кому там не сидится? - голос Павла Степановича перекрывает шум.
        Мы замолкаем, но и подростки тоже перестают кричать. Шурх-шурх ключ в замке.
        На пороге Хозяин. Вокруг другие ребята. Что мне сделать, Андрей? Хочешь, могу распугать, пусть побегают, некоторым полезно жир растрясти. Будут потом тебя бояться и уважать. Ты же этого хотел?
        - Ну что, довольны? Зомби как зомби. По дому помогает.
        - Говорят, благодаря этому зомби ты с Алёнкой задружился, - гнусавит полноватый Ромыч.
        - Кто говорит? - вскидывается Андрей.
        - Завистливый ты, Рома, - вставляет Мелкая свои пять копеек. Откуда только явилась? - А ещё сплетник хуже некоторых девчонок. Побольше бы за собой смотрел и поменьше бы слушал, что другие болтают.
        Ромыч огрызается:
        - А ты чего вылезла, малявка? Тебе слова не давали. Никшни!
        - С теми, кто постарше и посильнее, ты намного вежливее, Ромочка, - ласково поёт Света.
        Гоша порыкивает. Я понимаю, что ничем хорошим это не кончится, выхожу из своей кабинки, беру Мелкую за руку и веду на улицу. Светка оборачивается и показывает язык остолбеневшим ребятам.
        - Как ты ему приказал? - сипит Михай. - Ты же не брал пульт.
        - Я не приказывал, - ровно отвечает Андрей.
        - Твой зомби что, сам решает? - изумляется Ромыч.
        - Ну да, иногда на него находит.
        И мальчишки снова замолкают.
        - Пойдём. Покрутишь мне скакалку, - распоряжается Света.
        (х___х)
        После школы возвращаемся дружной компанией. Андрей вызвался нести Алёне портфель, и Гоша теперь хмуро на него косится исподлобья. Хозяин только смеётся и говорит:
        - Теперь, Алёнка, я твой зомби. Им у тебя, я смотрю, хорошо живётся. А портфель для такой девушки нести нетяжело и даже приятно.
        Гоша глухо рычит и берёт хозяйку за руку, притягивая к себе.
        - Не волнуйся, - успокаивает она. - Твоё место никто не займёт.
        Андрей дурачится: корчит идиотскую рожу, вытягивает руки, басовито мычит, и шагает, не сгибая коленей. Гоша щёлкает на него зубами.
        - Ладно, Андрей, не обижай его.
        Хозяин слушается. Рядом с Алёной его просто не узнать, будто кто кнопку переключил. Света просит:
        - Расскажи, как вы подружились с Гошей.
        - Я уже говорила, что его отдали маме на воспитание. Она запросила на службе досье, и её предположения подтвердились: проблемы с дисциплиной у Гоши начались из-за того, что зомбирование провели неумело. Я тоже сунула нос в мамины документы, мне всегда было любопытно узнать, кем её подопечные были при жизни.
        Гоша тихонько вякает, обращая на себя внимание хозяйки. Та гладит его по щеке.
        - Хорошо, это твоя тайна. Но про то, что ты выкинул, можно рассказать?
        Зомби неуверенно кивает. В очередной раз поражаюсь их общению. Они как брат с сестрой. Смотрю на Свету и Андрея. Как любящие брат с сестрой. Хотя мои ребята уже исправляются.
        - Мама строгий дрессировщик, чуть что не так - включает волну. Неудивительно, ведь она, в основном, работает с нормальными, правильно обращёнными зомби. Но я видела, что Гоша воспринимает боль, как человек. А когда мы с родителями обнимались, он смотрел с такой жуткой тоской, я даже хотела велеть ему отвернуться. Мне стало жаль этого нового зомби, я брала его с собой по вечерам погулять по району. А он, не будь дурак, узнал эти места и сориентировался. Однажды ночью взял и исчез.
        - Прямо как в книжках, - замечает Света.
        - Книжки не могут передать того скандала, который начался, как только мы обнаружили пропажу. Пришлось рассказать богатым хозяевам, они подняли на уши ГОС-З, район стали обыскивать, сделали горячую линию на случай, если вдруг кто-то заметит беглеца. Маме грозило увольнение, а у нас и так ситуация была хуже некуда, мы не могли этого допустить. И тогда я снова заглянула в досье. И попросила папу, чтобы он срочно отвёз меня на Парковую.
        Мой мёртвый товарищ чуть слышно скулит. Значит, ты всё вспомнил. И не смог удержаться. Я бы тоже не смог.
        - На самом деле, зря все так переполошились. Если бы сбежал обычный зомби, вполне разумно было бы оцепить район и велеть людям сидеть дома. Наш был особенный, и мы понимали, что с голодом он будет бороться до последнего, так что в запасе было дня три, не меньше. Но мало кто мог предположить, что к зомби вернулась память, таких случаев зарегистрированы единицы. В службе считали, он просто сбежал от суровой муштры и прячется в каком-нибудь подвале. Но я убедила папу, и мы поехали туда, где Гоша жил. Мы как раз подоспели к семейной сцене.
        Гоша качает головой. Кладу руку ему на плечо. Он поднимает на меня печальные глаза. Безысходность, безнадёга - как они мне знакомы! Будто в зеркало смотрюсь…
        - Новый муж Гошиной вдовы отмахивался битой и попадал довольно часто. За его спиной сама эта вдова истошно кричала, маленькие дети ревели от страха. Они-то точно не узнали в Гоше отца и думали, что за ними пришло кровожадное чудище. После особенно мощного удара биты зомби отлетел на несколько метров, а потом ещё ступеньки спиной пересчитал, и папе пришлось накрыть его волной, чтобы снова не побежал на штурм. Я кинулась к Гоше, стала его успокаивать, и тут спустилась эта женщина. Глаза горят, волосы растрёпаны, вся бледная и разъярённая. И говорит, как рубит: «Чтобы эта тварь больше не смела приближаться к моему дому и моим детям! Мой муж умер, а если эта мерзость ещё раз сюда явится, я вынесу ей мозги из ружья, и никто меня не осудит! Проваливайте!» Мы кое-как подобрали Гошу, поехали обратно унимать шум-гам. В тот вечер наш беглец свернулся клубком на полу в уголке. Не двигался, не издавал ни звука, на пульт не реагировал.
        Света смотрит на моего товарища круглыми глазами. Она только кажется грубой девчонкой, на самом деле душа у неё добрая, тёплая.
        - Отходил Гоша очень долго. Я утешала его, как могла. Он и сейчас тоскует. Я иногда гуляю с ним там, где он издали может посмотреть на своих ребятишек. Очень любит детей. За мной вот присматривает, как за родной. Хоть какое-то утешение.
        Гоша крепко обнимает свою маленькую хозяйку, потом нехотя отпускает.
        - Я могу понять вдову. Она боялась за малышей и не верила, что в ходячем трупе осталось что-то от её мужа. Мало кто в такое поверит. Но она отреклась, не задумываясь. Не желая выслушать. Хотя я упросила маму, она потом звонила и пыталась объяснить. Бесполезно. Женщина с Парковой вырвала Гошу с корнем из своей жизни и забыла. А это мне уже непонятно.
        - Мама бы так не сделала, - шепчет Света. - Даже если бы он был обычным тупоголовым зомби без памяти и чувств, она бы его приняла. Подвела бы к нам. Хотя бы просто показать.
        На Гошу больно смотреть, поэтому смотрю на Хозяина. А он подходит к моему мёртвому товарищу, хлопает по спине и отдаёт Алёнин портфель. Гоша со всем доступным ему изумлением таращится на Андрея. А тот пожимает плечами и говорит:
        - Я не всерьёз дразнился. Дурачился. Мир?
        И протягивает Гоше руку. Зомби недоумённо останавливается, а потом пожимает её. Алёна счастливо смеётся, чмокает Андрея в щёку и отбегает шагов на пятьдесят. Потом ждёт, качаясь на пятках, пока мы с ней поравняемся. А я начинаю думать, что после смерти всё-таки есть жизнь.
        (х___х)
        Проходит несколько спокойных дней. Днём я тихонько сижу в кабинке, время от времени переговариваюсь с Гошей (я его, кажется, начал понимать!). Вечером делаю несложные Мамины задания, гуляю со Светой или просто лежу на подстилке в комнате хозяина и слушаю, как они с Алёной болтают по сети про своих ненормальных зомби. Они часто упоминают сайты «Братья наши мёртвые» и neho4ubytzombya.com, читают друг другу смешные истории, перебрасываются ссылками. Я не смотрю на экран, потому что меня сразу вырубает. Таращусь в потолок и почти ни о чём не думаю, только иногда вылавливаю обрывки разговора.
        - Смотри, какую я новость нашла: в Америке все штаты, кроме Техаса, приняли мораторий на зомбирование, а у нас активистов ОМОН разгоняет.
        - А до нас всё с опозданием докатывается. Что на Западе давно запретили, здесь лет десять ещё будет в свободном доступе.
        - А вот ещё: всё больше граждан вывозят своих зомби в Голландию и там кремируют. Церковь обеими руками за, а Министерство развития хочет в ответ повысить пошлины на экспорт груза-З.
        - О, Энн Лавласт выпустила очередной слюнявый роман «Полдень: Новое солнце». Девчонки-малолетки обливаются слезами над тем, как героиня не может выбрать между зомби и упырём.
        - Книгу не читала, а фильм убожеский. Хотя, может быть, благодаря ему люди стали лучше относиться к своим зомби.
        - Скорее, вырос спрос на симпатичных мёртвых подростков.
        Знал бы ты, Хозяин, насколько это невесёлая шутка.
        - Послушай-ка, Алёнка, просто хохма! Какой-то сумасшедший богатей решил обрести бессмертие. Написал завещание, чтобы его зомбировали, а потом государству с его счёта перевели деньги, чтобы самому себя выкупить. И всё имущество оставил себе-зомби. Его адвокаты над завещанием полтора года трудились, чтобы никто не подкопался. А семейка сейчас локти кусает: денежки-то тю-тю, трупу достанутся.
        - Я передала родителям твою записку. Они поищут, но это строжайший секрет, служебная информация и всё такое, так что никому не говори.
        - Спасибо, Алёнка! А знаешь что, может, сходим куда-нибудь? На концерт, например.
        - Как здорово, давай!
        - Тут как раз твои любимые «Памкин Хэд» приезжают, у них басист зомбяк.
        - Да ну, что ты! Это просто грим и прикид. Вообще, они классные!
        - Эй, зомби! Как ты относишься к металлу? Для тебя вход бесплатный. Алёнка, Алёнка, гляди, он «козу» сложил и хаером трясёт!
        Улыбаюсь. Зомби тоже шутят.
        (х___х)
        Не надо было идти на этот концерт.
        Как быстро всё перевернулось! Только что Алёна с Андреем смеялись, пели, прыгали вместе с огромной толпой фанатов. Металлисты свистели, кричали и улюлюкали, и среди всего этого шума и веселья даже я чувствовал себя живым.
        Мы шли с концерта, Алёна и Хозяин громко шутили, мы с Гошей улыбались. И вдруг - топот, удар, удар, девчоночий визг, рык рассвирепевшего зомби… Всё произошло так быстро. Хорошо, что я не чувствую боли. И Гоша не чувствовал…
        Алёна плачет и кричит, Андрей ругается, мужики в масках убегают от увальней-полицейских, которые по счастливой случайности проходили мимо. Я загораживаю собой Хозяина и его подругу, всё ещё бешено клацая зубами от злости.
        А Гоша молчит и не движется. Трудно двигаться с пробитой головой.
        Алёна вырывается и подбегает к его телу. Падает на колени.
        - Пойдём, пойдём отсюда, - зовёт Хозяин и тянет девушку за рукав. - Ему ничем не поможешь.
        - Он был такой смелый, - шепчет Алёна.
        Я помогаю Андрею поднять её. Надо быстрее добраться до дома!
        - Да, он был очень смелый. Он защитил нас от этих гадов, этих мерзких вудуистов! Но если мы не поспешим, они могут вернуться, и тогда знаешь, что будет?
        - Вот тебе и сказочки Энн Лавласт… - говорит Алёна в пространство, но ноги передвигает.
        - Давай, встряхнись, хорошая, - просит Хозяин. Такого ласкового голоса от него я ещё не слышал. - Потом, всё потом, позже будет время и на слёзы, и на разные мысли. А сейчас надо быстрее бежать. Один квартал до моего дома, потерпи!
        - Он остался лежать там, в грязи. Он погиб ради нас, а мы его бросили! - срывается девушка.
        - Он погиб, чтобы мы жили. Хорошо же мы ему отплатим, если нас поймают.
        Алёна шмыгает носом, резко вытирает глаза и переходит на бег. Молодец девчонка!
        Гоша… Мы ведь подружились. Я тебя уже начал понимать. Как жаль…
        Но это лучше. Так гораздо лучше. И я последую твоему примеру, не задумываясь. Я постараюсь их защитить, пусть я всего лишь хилый зомби-подросток. Может, мне тоже пробьют голову, и тогда разорвётся мой круг перерождений.
        Мы уже подбегаем к дому. Яркий свет лампочки над подъездом бьёт по глазам, и я почему-то вспоминаю: моего брата звали Игорь.
        (х___х)
        Кремация прошла тихо, по-семейному. Была Алёна с родителями и мы с Мамой, Хозяином и Светой. Андрей одолжил мне свой школьный костюм и белую рубашку.
        Алёна стояла с заплаканными глазами. В руках были белые лилии, в которые красавица вцепилась так, будто только они могли её спасти. В мрачном, тускло-зелёном каменном зале играла тихая печальная музыка. Хотелось прошептать что-то значимое, что-то такое, что утешит скорбящие души и смягчит боль утраты. Но я не могу говорить. Ничего, Алёна и так понимает.
        После кремации девушка забрала простенькую урну. Сказала, что хочет попрощаться и развеять прах одна. Мы не мешаем, стоим у машины её родителей.
        - Никогда не думала, что дочка так привяжется к зомби, - говорит статная Наталья, просто чтобы что-то сказать. - Алёна просила для тебя найти кое-какую информацию, - обращается она к Хозяину. - На этом диске всё, что удалось добыть. Естественно, имён прежних владельцев там нет, но, думаю, они тебя всё равно не интересуют.
        - Спасибо.
        Ждём. У Светы глаза на мокром месте, Мама не знает, куда себя деть, Алёнин папа, Михаил, курит, выпуская целые облака дыма. На кладбище тихо и промозгло. Правильная погода для прощания.
        Возвращается Алёна. Хозяин мягко гладит пальцы подруги, та всхлипывает. Молча садится с родителями в машину. Мы медленно идём к остановке. По дороге никто не говорит ни слова, только Андрей как-то странно смотрит на меня и барабанит ногтями по обложке диска.
        Дома тихо разбредаемся по комнатам. Хозяин будто через силу включает компьютер. Словно каждое движение непомерно тяжело, каждая мысль как камень, который надо закатить в гору. Компьютер работает, но Андрей просто сидит и смотрит сквозь горящий экран. А потом звонок разрывает угрюмую отрешённость семьи.
        Я слышу Мамины шаги в коридоре, извечный вопрос «Кто там?» Открывается дверь, и мужской голос взволнованно произносит:
        - Здравствуйте. Я по объявлению.
        - Извините, я не давала никакого объявления, - растерянно откликается Мама.
        - Но на сайте указан именно этот адрес…
        - Погодите, на каком сайте?
        Хозяин будто ото сна проснулся, смотрит на меня сияющими глазами, улыбается:
        - Зомби, пойдём быстрее в коридор!
        Ну, пойдём.
        - Да, всё правильно! Это я дал объявление.
        На пороге стоит мужчина средних лет, широкоплечий, чуть располневший, с гладкими рыжеватыми волосами, собранными в хвост. Он останавливает взгляд на мне, и что-то обрывается внутри.
        Время замирает, остаются только эти черты, совсем другие, но до боли знакомые.
        - Ыг… Ыгррр… - силюсь я сказать такое короткое и такое важное слово.
        - А ты совсем не изменился, Никитка, - говорит брат и крепко обнимает меня.
        (х___х)
        Переезд
        Правильно говорят, что переезд - это маленький конец света. А уж переезд такого масштаба…
        Мастерица окинула взглядом своё пристанище. Точнее, теперь бывшее пристанище. Всё крупное, громоздкое, важное, нужное было уже вывезено за четыре ходки. Успев переругаться с добровольными помощниками и проклясть наёмных, вымотаться и впасть в апатию, Мастерица добралась, наконец, до главного: до материалов, инструментов, готовых заказов и всего прочего, связанного с работой. Этого она не могла доверить никому.
        Поначалу дело шло бойко: материалы всегда хранились в безукоризненном порядке, инструменты удалось уложить быстро и компактно, а большинство готовых заказов уже и так было упаковано для отправки. Но вот Мастерица остановилась и замерла в нерешительности…
        Перед ней раскинулась неоконченная работа. За которую она то и дело принималась, но каждый раз бросала. И всё в работе было с размахом, и всё с заделом на шедевр, но не шла эта вещь, хоть тресни. Бывают такие долгострои, любая рукодельница подтвердит.
        - Ну и как мне тебя перевозить?
        Нет, в таком виде однозначно не получится. Что-то потрётся, что-то пойдёт пятнами, основа покоробится. В контейнер тоже не сложишь: что-то погнётся, что-то помнётся, что-то потеряет блеск. Как ни тяжко, как ни жаль потраченных времени, энергии, вдохновения, но придётся распускать.
        Неоконченная вселенная доверчиво помигивала малюсенькими звёздочками. Мастерица вздохнула, крутанула работу в обратную сторону, и многочисленные наживую примётанные украшения, которые так любовно подбирала, так кропотливо компоновала, скоренько скатились к центру.
        Чёрные дыры Мастерица нанизала на причинно-следственную ось, туманности рассортировала по размеру, а звёзды ещё и по цвету. Еле различимые блёстки планеток аккуратно смела в горсть и ссыпала в мешочек. Скатала в большой ком тёмную материю. Сложила ажурные направляющие сил и тонюсенькие хребты упорядоченности. Придирчиво пригляделась к канве физических законов. Будь ты хоть сто раз Мастерица, а на канве всё равно: тут растяжечка, там зацепочка. Выбрасывать, что ли?
        Покачала головой. Лучшие материалы подбирала, для себя старалась. Не чаяла, что придётся вот так, на полдороге свернуться. Однако иногда обстоятельства сильнее нас. Ну что ж. Канву можно и Ученице отдать. Дорогостоящий подарок, конечно, но не всё ж ей на дешёвке тренироваться. Посмотрим, что она сможет из этого вытворить.
        Аккуратно свернула кружевную неопределённость. Скатала в трубочку каркас из многоуровневых расчётов, прикидок и выкладок. Ничего. Материала предостаточно, основная идея свежа, а умения всегда при мне. Сделаю ещё лучше.
        Обнадёжив себя, Мастерица навсегда покинула прежнее жилище, увозя с собой и неопределённость, и вероятность, и ещё множество материалов и готовых работ. Правильно говорят, что переезд - это маленький конец света. А значит, конец света - это чей-то большой переезд.
        Среди равных
        Чунь сидел в начальственном кабинете и ковырял носком Ботинка мужского чёрного-43 Стандартный паркет-5. Потом спохватился, что это личный жест, а он и так напортачил, и поставил ноги на белёсые пятна, протёртые на Стандартном паркете-5 сотнями Ботинок мужских чёрных (разных размеров).
        Начальник вошёл ровно в три часа. Прошагал за Стол для учреждений-7.7, сел, уложил локти и сцепил руки в замок перед собой. Стал буравить подчинённого взглядом. Чунь поёжился. Смотреть на своё лицо в зеркале - ничуть не страшно, но когда оно вот так, в упор смотрит на тебя, аж волоски на руках встают дыбом. Хорошо, что их не видно под Униформой заводской синей-L, потому что это личная реакция. Хотя в такой ситуации она, возможно, даже в Регламенте прописана.
        Побуравив ровно восемь секунд, начальник принял усталую позу, вздохнул и достал из Портфеля коричневого на замке личное дело Чуня-01037. Чунь представлял себе, что в папке, но не знал, насколько строгим будет наказание. Он был близорук и не мог прочитать имя и номер начальника, напечатанные мелким шрифтом на нагрудной табличке. Щуриться не хотел: это только усугубило бы положение.
        Начальник открыл папку, пробежал глазами последнюю запись. Побарабанил ногтями по столу, что было признано Начальственным жестом недовольства-10.6, и у Чуня отлегло от сердца. Это был Сеу-18245, а не 06474, как он боялся. Сеу-18245 часто забывал подровнять ногти, и у него получался не мягкий угрожающий стук подушечек пальцев, а звонкий жизнерадостный перебор. Поэтому Сеу-18245 был склонен прощать оплошности подчинённых, и Чуню грозил разве что выговор с занесением. Тоже не банка сиропа, но лучше, чем бритьё наголо и недельный изолятор.
        - Опять ты отличился, Чунь?
        Порицание провинившихся было принято начинать с риторического вопроса и короткого личного обращения.
        Чунь опустил глаза. Он знал регламент Негативной ситуации-8/4: не в первый раз его вызывали на паркет. Бывало даже, что и на ковёр. Иногда просто не получалось не отличаться.
        - Ну как ты мог пропустить назначенный час?
        На второй вопрос тоже отвечать было не нужно.
        - Если бы у тебя было право заглянуть в своё личное дело, я бы тебе показал, чтобы ты устыдился. Тут одни красные записи! Сколько это будет продолжаться?
        Чунь облегчённо выдохнул. Укорительная часть всегда заканчивалась третьим риторическим вопросом. Сеу-18245 её не любил, поэтому сокращал, как мог. На следующий начальственный вопрос уже нужно будет ответить.
        - Объясни мне теперь, почему ты пропустил время стрижки. На тебя же смотреть противно!
        - Я очень виноват, почтенный господин начальник. - Подчинённый должен в первую очередь повиниться, но у него нет права на полное личное или конкретно-должностное обращение. - Я виноват перед парикмахером, у которого из-за меня недобор дневной нормы, перед коллективом, который вынужден работать со мной, когда я в нерегламентном виде, и перед вами, потому что моя недисциплинированность бросает тень на вас и на завод в целом.
        Чунь остановился и мысленно похвалил себя. Формула раскаяния получилась очень хорошо, ёмко и искренне. Теперь объяснение.
        - Я пропустил стрижку, потому что забыл о ней. Я знаю, это глупо и непростительно, но я спешил домой, ведь у нас с Лэнчиком… то есть у меня и моей назначенной, Лэ-84302, вчера была годовщина совместной жизни. Это жалкое оправдание, почтенный господин начальник, но после работы я не мог думать ни о чём другом, а когда вспомнил о направлении, было уже поздно.
        Сеу-18245 водил ногтями по столу, сгибая и распрямляя пальцы. Это был его личный жест, но начальству в беседе с подчинёнными такое прощалось. Чунь понял, что Сеу сейчас думает о своей Лэ, и значит, гроза миновала. Этот Сеу любил свою назначенную и сочувствовал мягкодушным шалопаям вроде Чуня-01037. Сейчас будет назидательная часть, которую провинившийся мог бы уже и сам без запинки рассказать наизусть.
        - Чунь, неужели ты не понимаешь, как важно в нашем обществе не отличаться? Только когда все равны, возможно общее благополучие и счастье. Не за этим ли выпускают стандартную одежду на фабрике твоей Лэ? Не за этим ли детям делают Уравнение, чтобы у всех были одинаковые лица? Когда все одинаковы, невозможна антипатия, вражда. Невозможны преступления, которые были распространены лет двести назад, потому что человек, если он только не умственно больной, совершает преступление из корысти или ненависти. А какая корысть, если у любого гражданина всё ровно такое же и ровно в том же количестве, что и у тебя? Как можно выделить кого-то для ненависти, когда все одинаковы? Невозможна даже измена постоянному партнёру, можно только перепутать. Нет ревности и обиды, нет злобы и непонимания. Неужели ты не видишь, на чём основано спокойствие и благоденствие нашего общества? А ты его подрываешь. Стыдно должно быть, Чунь.
        Сеу помолчал, потом тихо добавил:
        - И женщину свою угомони. Два ботинка пара. Моя Лэя сказала, что она берёт обрезки материала для скатертей и занавесок и во время перерыва шьёт себе платье.
        Чунь ответил ещё тише:
        - Ну, вы же знаете женщин. Им так трудно не отличаться. Им даже позволено выбирать из двух видов стрижек.
        Сказал и сам испугался своей вольности, но Сеу только улыбнулся личной, хитроватой улыбкой на общем для всех граждан мужского пола лице.
        - Ладно, Чунь. Тебе повезло. Парикмахер вчера заметил, что тебя нет в очереди, а его звонок принял я. Я понял, что у тебя очередной заскок и сказал парикмахеру, что это была опечатка, и к нему отправится Чунь с другим номером. Так что норму человек выполнил, а один из твоих сотрудников просто постригся на два дня раньше. Вот тебе новое направление, на этот раз не прозевай.
        Чунь сиял, как начищенный Чайник металлический литровый. Он благоговейно взял из начальственных пальцев картонный квадратик с переправленной цифрой личного номера.
        - А запись в личное дело я не вносил. Но помни, что в следующий раз тебе так не повезёт, Чунька.
        И Сеу позволил себе запрещённую даже начальству вольность: крепко пожал руку провинившегося работника. Чунь на секунду растерялся, а потом обнял друга.
        - Спасибо тебе, спасибо, Сеушка! - прошептал он тише тихого.
        - Да что там, - еле слышно откликнулся Сеу с лёгким смущением. - За одной партой сидели…
        И вот они снова стали начальник и подчинённый. Сеу-18245 поправил Костюм администратора серый-XL, Чунь-01037 почтительно поклонился, положил направление на стрижку в карман униформы, принял надлежащий устыжённый вид и вышел из кабинета. Сотрудники провожали его сочувственными взглядами, а Чунь размышлял, какой же хороший человек всё-таки Сеушка. А потом подумал о своей Лэ, которой тоже так трудно было не отличаться. И Чунь знал, почему. У Лэнчика была тайная родинка на прекрасной левой груди. Поэтому она не могла быть всем равной. Поэтому её нельзя было ни с кем перепутать.
        Поэтому он её так любил.
        Соцопрос
        - Алло. Здравствуйте. Да. Да. Нет, у нас в семье никто не смотрит телевизор. Всего доброго. - Леся положила трубку. - Достали.
        - Леська, слушай, вот же оно!
        - Что оно? - выгнула бровь подруга.
        - Ну мы же хотели сделать что-то, чего никогда не делали.
        - Если ты про телефонные розыгрыши, то это ребячество, так что давай как-нибудь без меня.
        - Да нет же, ты не поняла. К тебе возле метро подходили тётьки с планшетами?
        - Ну да. Планшеты у них краденые, на твоём месте я бы не стала ничего брать у цыганок.
        - Ты дослушаешь или нет? - возмутилась я. - Тётьки русские, планшеты бумажные. Тётьки ничего не продают, а предлагают поучаствовать в соцопросе.
        - И что? - никак не могла взять в толк Леся.
        - А то! Вот ты когда-нибудь участвовала в соцопросе? Я нет. Всегда говорю, что спешу, даже если обещают сладкий подарок.
        Леся наконец ухватила суть и неохотно поднялась с кушетки.
        - Ну ладно, пойдём. Хотя затея откровенно глупая, но почему бы не получить вафельный тортик на халяву, когда заняться всё равно нечем?
        Минут пятнадцать мы искали русскую тётечку с бумажным планшетом, а попадались одни цыганки с электронными. На нужных нам персонажей мы натолкнулись случайно: они стояли тесной кучкой у сигаретного ларька. Когда мы приблизились, тётечки синхронно подняли головы, желтовато сверкнули глазами, и на мгновение мне показалось, что они не сотрудницы статбюро, а ночные хищницы, сбившиеся в стаю. А Леся себе таких глупостей наверняка не придумывала.
        - Здравствуйте. Мы хотели бы поучаствовать в соцопро…
        - Вы не хотели бы поучаствовать в соцопросе? - напористо спросила тётенька с голубым шейным платком, беря планшет наизготовку.
        - Да, мы как раз за этим и пришли.
        - Это займёт не больше двадцати минут, - вступила вторая тётенька в льняном брючном костюме.
        - Хорошо, мы в курсе, - заверила Леся.
        - Участникам полагаются сладкие подарки, - продолжила уговоры третья сотрудница в безвкусной кремовой блузке с рюшами.
        - Да, мы знаем, мы только «за».
        Леся посмотрела на меня, пытаясь взглядом передать, насколько её поражает тупость некоторых «индивидуев».
        - В таком случае, пройдёмте в наш офис, тут совсем недалеко, - басовито подытожила четвёртая работница, внушительные объёмы и устрашающий маникюр которой наверняка не раз выручали её в сложных жизненных ситуациях.
        Три статслужащие пошли впереди, оживлённо перешёптываясь и оглядываясь на нас, а четвёртая, внушительная, замыкала процессию, шумно дыша нам в спины. Мне стало неуютно под таким конвоем, а Леся тихонько предположила: «Наверное, им так редко удаётся кого-то заманить, что за каждого цепляются всеми руками и ногами».
        Нас провели к заднему входу низенького серого здания. Потом мы шли по узким лестницам то вверх, то вниз, через коридоры, захламлённые наперекор всем правилам безопасности, и даже через пыльный и унылый актовый зал со щелеватым паркетом. В конце концов, мы оказались в уютном кабинетике с зелёным видом из окна. Тётенька в шейном платке предложила присаживаться и щёлкнула кнопкой чайника. Потом они с коллегами сдвинули столы к стене и уселись перед нами полукругом, восторженно заглядывая в глаза и предвкушая долгожданный опрос.
        Полная сотрудница нарушила молчание: представилась сама, назвала по имени-отчеству коллег, но я тут же всё перепутала и забыла. Мы с Лесей тоже представились, и тётечки бодро зашуршали ручками.
        - Дамы, предлагаю, чтобы не ссориться, задавать вопросы по очереди. Старайтесь не повторяться. Девушки, какой чай вы будете: чёрный или зелёный?
        Я попросила зелёный, Леся чёрный, а рюшевая сотрудница, чуть не попискивая, понаставила галочек и что-то застрочила. Интересно, что это за опрос такой про чайные предпочтения?
        - Может, молока? И сахара? - с придыханием спросила она.
        От молока мы обе отказались, а сахара насыпали по две ложки. Счастью рюшевой не было предела. Дама в голубом шейном платке покосилась на коллегу и раздражённо поправила очки: умеют же некоторые всюду без мыла влезть!
        Зазвенели о чашки чайные ложки, послышались почти деликатные прихлюпывания. Внушительная сотрудница вбросила первый шар:
        - Сколько вам полных лет?
        - Двадцать один.
        - Двадцать три.
        - Ой, а можно я напишу, что двадцать пять? - подала голос женщина в льняном брючном костюме. - У меня по этой категории недобор данных.
        - Ладно, - не стала артачиться Леся. Я замялась, потому что врать не люблю, но брючная дама, видимо, решила, что моя подруга говорит за нас обеих.
        - Вы из Москвы или приезжие? - строго посмотрела сквозь очки женщина в шейном платке.
        - Москвичка.
        - Приезжая.
        - Я напишу, что вы тоже москвичка, хорошо? - тут же вклинилась кремовая рюшка и, не дожидаясь ответа, победно поставила пару галочек.
        - Какое у вас образование?
        - Высшее у обеих.
        - Вы работаете? На кого? Варианты ответов: а) государственное учреждение, б) частная компания, в) имею свой бизнес, г) не работаю.
        - Государственное. В школе учителем.
        - Частная компания.
        - Это два вопроса, - холодно заметила полная дама с маникюром на все случаи жизни. Рюшка сникла.
        - Как часто в вашей семье покупают крупную бытовую технику? - поинтересовалась женщина в льняном костюме.
        - В том году, - припомнила я.
        - Не чаще, чем раз в два года, - ответила Леся.
        Кажется, мы уже вошли в темп, и теперь вопросы сыпались один за другим, как фигурки в тетрисе.
        - К какой религиозной конфессии вы себя причисляете?
        - Сколько в вашей семье детей?
        - Знаете ли вы иностранные языки?
        - Сколько времени у вас занимает путь от дома до работы?
        - Какую политическую партию вы поддерживаете?
        - Эй! - встряла я, приглядевшись к анкете. - Там же всего один ответ!
        - Ах да, точно. Тогда я сама проставлю. Могу я задать другой вопрос?
        - Нет, теперь моя очередь, - перебила дама в шейном платке. Я хотела было им высказать насчёт единственного варианта, но следующий вопрос меня огорошил: - Сколько у вас было сексуальных партнёров?
        - Это личное! - первой опомнилась Леся.
        - Не волнуйтесь, вопрос анонимный.
        - Какой ещё анонимный, если вы наши имена поставили на бланках! - наконец нашла я слова.
        - Бланк подписанный, а этот вопрос анонимный.
        - Я не буду отвечать, - упёрлась я.
        Тётка в платке хмыкнула и поставила галку (кажется, в графе «больше 5»). Я чуть не задохнулась от возмущения.
        - До какого колена вы знаете имена своих предков?
        - Продолжите пословицу: губа не дура, язык не лопатка…
        - Летели два крокодила: один розовый, другой в Африку…
        - Да вы что, эти вопросы с потолка берёте? - перебила я. Леся пихнула меня локтем в бок и показала на потолок. На нём сороконожкой извивалась бегущая строка.
        - Квадратный корень из 1156? - не давали опомниться статслужащие.
        - Да откуда я знаю?
        «А ещё говорила, с высшим образованием», - тихонько пробормотала одна из тёток, но я так и не поняла, которая.
        - У меня высшее образование! Гуманитарное! И я не обязана знать все квадратные корни. Высшее образование даёт человеку общую эрудицию и специальные знания в его области, а не…
        - Девушка, не надо горячиться, - бухнула внушительная дама. - Если у вас нет высшего образования, так и надо было сказать с самого начала. В среднем и профессиональном нет ничего постыдного, - однако по голосу и неуловимому нюансу мимики было понятно, что очень даже есть. - Но не надо вводить нас в заблуждение. Статистика - точная наука!
        Тут уже и Леся не выдержала:
        - Да ваши сотрудницы сами меняют наши данные, как хотят! Одна написала, что мне 25, другая - что Вера москвичка, третья поставила галку в том личном вопросе, хотя моя подруга не сказала, сколько у неё было партнёров! А про вопрос о партиях я вообще молчу! По-моему, вас совершенно не волнует, что мы скажем.
        - Милочка, статистика не может ошибаться. Просто она оперирует более масштабными категориями, чем один человек.
        - Значит, можно писать что угодно?
        - Конечно. Если это не противоречит общей тенденции и если такое сочетание ответов может существовать. А имя респондента для науки иррелевантно.
        - Ах так!
        Леся вскочила, выхватила у ближайшей тётки планшет и оторвала уголок бланка со своей фамилией. Я последовала её примеру.
        - Это хулиганство! Это бескультурье! Это ответ на вопросы 24 и 39! - заквохтали тётки. Толстуха жахнула наманикюренным кулаком по столу.
        - Прекратить. Девушки, верните бланки, возьмите вафельные торты и можете идти.
        - Но я же ещё не задала вопросы на ассоциации! - пискнула рюшка.
        - Спасибо за участие, дальше мы сами справимся, - с нажимом сказала предводительница, буравя взглядом своих коллег.
        Мы схватили тортики и выскочили за дверь. За нашими спинами начинался форменный скандал. Казалось, что даже стены затряслись.
        Не знаю, как мы миновали бесконечные коридоры и лестницы, но уже через минуту мы с Лесей были за порогом статбюро. Серая коробка и впрямь шаталась. Мы с подругой чуть отбежали и с раскрытыми ртами стали смотреть, как здание проваливается вовнутрь, а потом с грохотом и хрустом само себя пожирает. Куча шевелящегося хлама съёживалась на глазах, обломки в ней становились всё мельче, перемалывались в щепу и песок. Грохот разрушения перешёл в чуть слышное потрескивание, потом вспышка света - и горстка пыли исчезла, а из света вылущились четыре птицы. Одна из них, самая крупная, с мощными когтями, сделала круг над пустырём, жалобно крикнула и улетела в сторону Останкина. Три остальные беспорядочно заметались, оглушительно хлопая крыльями. У одной была полоска на шее, как у горлицы, только голубая. У другой были «штанишки», а у третьей кремовые перья на груди пушились и топорщились во все стороны. Она подлетела совсем близко ко мне, и мне будто бы послышался вопрос: «В вашей семье смотрят телевизор?» Но товарки уже потянулись прочь, и она досадливо полетела вслед за стаей.
        Мы с Лесей переглянулись.
        - Ты что-нибудь понимаешь?
        - Не очень, - ответила подруга, подозрительно рассматривая сладкий подарок.
        - Может, не будем их есть? - робко предложила я.
        - Ты что, выкидывать тортики?! - Леся сделала глаза, как у благообразной бабули, случайно заметившей татуировку на лопатке у любимого внука. - Дворняге какой-нибудь дадим попробовать. Если не забьётся в конвульсиях, то можно есть.
        - Дворнягам нельзя сладкое.
        - Ну конечно, только сбалансированная помоечная диета. Ты хоть слышишь, что говоришь?
        Я вздохнула и пошла за решительной Лесей на поиски собаки. Надо было, конечно, включить здравый смысл и выкинуть сладкие подарки, но самое неприятное в здравом смысле именно то, что включается он постфактум. Си-и-и-ильно постфактум.
        Сюрприз
        Проснувшись, Нэббья сначала не поняла, где находится. Чешуйки стен, обычно глянцевые, зеленоватые, ни с того ни с сего окрасились бежевым и мимикрировали повторяющийся коричневый узор из букетов цветов. Ортокресла и прочая мебель кают-компании, где девушка задремала, перестали излучать мягкое живое сияние. Растерянная Нэббья озиралась в поисках объяснения этим странным трансформациям. Чиллаг, вырядившийся в устаревший до эпатажности костюм, победно улыбался. Вот оно что. Новый сюрприз.
        - Ну как? - нетерпеливо спросил молодой человек, не зная, куда деть длинные подвижные руки.
        - Хмм, - неуверенно протянула Нэббья.
        Огромный экран вместо загадочно-туманной планеты в объятиях звёздной бесконечности теперь показывал статичное красное полотно с чёрно-жёлтым геометрическим орнаментом, от которого рябило в глазах. Свет стал более резким и сконцентрировался над головой. Вместо извечной мелодии, наполнявшей космолёт (мозг корабля преобразовывал звуки из машинного отделения в сложные композиции, напоминавшие пение легендарных земных китов) теперь играло нечто такое, что и описать сложно.
        - Нравится? - торопил Чиллаг свою сонную спутницу. Та потёрла широкую строгую бровь и дипломатично ответила:
        - Ничего подобного в жизни не видела. Что всё это значит?
        - Я знал, что ты оценишь! - Чиллаг принялся мерить каюту огромными шагами, переставлять всякие мелочи, делать сотню ненужных движений. - Но это ещё не всё!
        Он погладил чешуйки стены, мембрана отсека хранения услужливо раздвинулась, и взору Нэббьи предстали яркие коробочки и пакетики со странными письменами.
        - Сейчас, подожди немного. Я совсем чуть-чуть не успел до твоего пробуждения!
        Чиллаг наскоро сервировал стол. Вскрыл пару коробочек, выложил содержимое в тарелки, залил кипятком. Потом вскрыл пакетики, высыпал из них что-то в бокалы, залил холодной водой. Девушка опасливо наблюдала за его действиями. В её памяти был свеж предыдущий сюрприз с экзотическими продуктами питания.
        - Вот! - Чиллаг гордо вручил спутнице её порцию. - Попробуй!
        Нэббья недоверчиво повела острым носом. Потыкала вилкой бледные верёвочки. Подняла взгляд на рыжего выдумщика. Тот смотрел так, будто в любой момент она произнесёт или сделает то, что именно Чиллагу доверено в точности запомнить и сохранить для благоговейных потомков.
        - Оно живое? Похоже на тех каппанских червей.
        - Нет, нет, это из перемолотых семян растений. «Ла Пша» называется. Я проверял, это вкусно и неопасно. Рецепт веками передавался из поколения в поколение в семье Цу, которая организовала клуб реставраторов древневековья на Нойере. Там я и купил это чудо. Ты попробуй!
        Нэббья покорилась неизбежному. Намотала червей на вилку. Осторожно прожевала.
        - Неплохо. А что в бокалах?
        - Сладкий напиток, который подавали в эпоху, когда человек только учился преодолевать притяжение планеты. Формулу бережно пронесли через века и миграции! - Словно получив высочайшее разрешение, молодой человек принялся уплетать Ла Пша за обе щёки. - Шпроши про мужыку!
        Нэббья улыбнулась бесконечно ласково.
        - Полагаю, ты нашёл музыку Земли Покинутой докосмического периода. Боюсь даже представить, каких ухищрений это тебе стоило.
        Чиллаг зарделся и гордо выпятил грудь. Может, именно за этот почти девичий румянец Нэббья и выбрала его когда-то.
        - Я ещё стилизовал интерьер. Очень похоже получилось, между прочим. Я подумал, тебе понравится окунуться в атмосферу далёкого и загадочного, спокойного и простого века.
        Девушка пригубила раритетный напиток, заодно проглотив лезшую на язык остр?ту. Ни за что не хотела обидеть.
        - Ты ещё не знаешь повода для моего сюрприза.
        - Я ждала, пока ты сам объяснишь. Ты же так любишь меня томить.
        Космолётчик из последних сил выдержал многозначительную паузу.
        - Помнишь, мы задержались в порту QW-045/N?
        Ещё бы. Нэббья тогда сразу заподозрила надвигающийся сюрприз, но ничем себя не выдала. Вот и сейчас она заботливо подыгрывала.
        - Ну да, были проблемы с доставкой витаминного комплекса для корабля.
        - А вот и нет! - Чиллаг торжествовал. - В этом порту после всяческих препон я наконец попал на приём к уникальному человеку. Госпожа Суслоу владеет древним знанием неоастрологии, и несмотря на то, что мы рождены в разных квадрантах, а я вообще не на планете, а на станции, она построила нам космограммы, или звёздные карты.
        «Все звёздные карты запечатлены в мозгу нашего корабля», - скептически подумала Нэббья. Видимо, молодой человек понял ход её мыслей и поспешил объяснить:
        - Это не обычные звёздные карты, а карты судьбы. На них есть все события, которые возможны в твоей жизни и в моей. И знаешь, что самое важное?
        - Что же?
        - Что я - квази-Водолей, а ты суб-Весы. И поэтому у нас идеальная совместимость!
        В порыве чувств Чиллаг обхватил колени любимой, сыпля бесконечными эзотерическими подробностями. Девушка нежно и чуть рассеянно гладила буйные рыжие кудри.
        Нэббья понятия не имела, о чём он говорит. Но и без всяких звёздных карт не сомневалась в своей совместимости с этим безнадёжным романтиком. И она была готова сколько угодно справляться со всеми его сюрпризами.
        В Некотором городе
        В Некотором городе был мудрый градоправитель Хобор. Он очень любил свою работу и обожал даровать горожанам разные Права и Свободы, а также нововведения, как в соседних, продвинутых, Демократических городах.
        В первую свою пятилетку на высоком посту градоначальник провозгласил себя мэром и ввёл в Некотором городе Демократию. Горожане этому очень порадовались, как порадовались и новым драгоценностям жены Хобора, но только огорчились, что жалование урезали. Однако теперь жалование считали в деньгах заречного города Энн, и разница была не так заметна. Мэр вещал, что Демократия даётся немалой ценой, дороже может быть только война. «И мы начнём войну - с Коррупцией!» Расчёт Хобора был прост: лет десять горожане будут разбираться, что такое Коррупция, а потом можно затеять борьбу с какими-нибудь Коллаборационистами. Этих-то народу надолго хватит.
        Во вторую свою пятилетку мэр Хобор решил сеять доброе, чистое, вечное. Он задумал Демократизировать - ах, как сладко звучало это слово! - жизнь школьников. В заречном городе Энн градоправитель подсмотрел Единый Городской Экзамен, значительно облегчавший жизнь старшеклассника: что может быть проще теста! Теперь последние два года школьной жизни сводились к натаскиванию на этот ЕГЭ. В конце концов, зачем мучить деток лишней информацией? Многие знания - многие печали.
        Чтобы высидеть на высоком посту третий срок, Хобор ввёл Свободу собраний. Люди полюбили своего мэра ещё больше. Теперь санкционированные митинги стали их главным развлечением. Весь вечер горожане рисовали плакаты, весь день хвалились на работе своей твёрдой Гражданской Позицией, весь выходной с важным видом простаивали под окнами мэрии. За всей этой высокой политикой народ и не заметил, как ужались пенсии, выросли налоги, а высшее образование сделалось платным. Ну как было не выбрать великого благодетеля путём Всеобщего Демократического Голосования? Тем более что тех, кто не шёл на выборы, называли грязными Коррупционерами и сажали в тюрьму.
        В четвёртую свою пятилетку Хобор снова поставил себе цель обласкать детишек. Зачем забивать их светлые невинные мысли литературной и научной чепухой? Зачем самые цветущие годы тратить на сидение в душном классе и нудную зубрёжку? Хобор с содроганием вспомнил своё образование и повелел: вместо физики, химии и географии ввести подвижные игры, вместо литературы - половое воспитание и дополнительные труды, вместо иностранного - побольше ОБЖ, а вместо истории - патриотизм. Ведь самое главное, чтобы гражданин был жив-здоров, умел работать руками, знал, как вести себя в обществе привлекательной гражданки, и любил свою малую родину с мэром во главе.

* * *
        А в следующую пятилетку правления Хобора через Некоторый город проезжал ваш покорный слуга. Он подивился тому, насколько довольны и веселы его жители. У них роскошные дома (ведь мэр поощряет казённые займы под небольшой процент. Только вот никто точно не знает, куда текут проценты, а загорелый Хобор говорит, что на Дипломатические расходы и развитие Инфраструктуры).
        Как уже говорилось, живут в Некотором городе весело. Собираются перед единственной достопримечательностью - огромным зданием мэрии - и Демократически выражают своё мнение по поводу власти. В тот день на площади ваш покорный слуга убедился в процветании Многопартийности и Плюрализма в Некотором городе. Среди всех прочих были замечены:
        суровый мужчина с плакатом «Оградите молодёжь от притязаний общественных тёток!» Общественных тёток вокруг не наблюдалось (вероятно, по причине непонятности определения), зато было несколько симпатичных девушек, умилённо взиравших на сурового;
        старичок с лозунгом «Даёшь Монстеррад Кобылье!». Мальчик, продававший тут же краски, кумач и палки, всё порывался что-то сказать дедуле, но тот был слишком поглощён мыслями о загадочном Монстерраде;
        множество Демократического народа в Демократической одежде и с Демократическими улыбками, - пришедшего без плакатов (только с портретами мэра-благодетеля) просто ради Демократического общения;
        знаки партии ДВЛСХМ («Долой вонючее липкое склизкое хозяйственное мыло!»);
        сельскохозяйственная партия СХ («Славься, Хобор!»);
        овеянная спиртовыми парами партия синих, изрядно откушамши (песни на всю площадь слыхать);
        партия понятно каких с транспарантом «Мы хотим парад!»;
        фракция цветных ЗаДПиС (За Демократические Права и Свободы);
        партия связочников («Некоторый город не для всяких там!»);
        местная оппозиция, кричавшая: «Антидемократических Коррупционеров на мыло!»;
        партия ДВЛСХМ, отзывавшаяся: «А мы говорим долой хозяйственное мыло!» (получается оппо-оппозиция);
        растяжки «Оппа-оппа-опа-па!» (партия за легализацию лёгких наркотиков);
        здоровенное полотно «Хобор - гарант нашего светлого Демократического будущего!» (это СПБ - «Спасибо, Хобор, благодетель!»);
        «**** ** *** *****!» (это ППЦ, партия, отрицающая всякую цензуру);
        «Дай детям нормальное образование, проклятый Хобор!» (это местный сумасшедший, чьё психическое состояние было закреплено особым указом мэра-благодетеля. Никто не принимает всерьёз этот лозунг, ведь школьники довольны подвижными играми и трудами, а что ещё нужно заботливому Демократическому родителю?);
        снова партия ДВЛСХМ, сжигающая ненавистное мыло прямо на площади;
        и много кого ещё.
        Среди всего этого торжества Плюрализма угрюмо бродил молодой человек с красивым именем Эпигон. Он грязно и продвинуто обзывал путающегося под ногами пса Демократофобским Коррумпированным Коллаборационистом. Девушки краснели, мужчины записывали. Уже по этому ругательству можно было определить несомненный литературный талант Эпигона.
        Восходящая звезда Некоторого города хотела написать роман, который иносказательно говорил бы о борьбе Демократического и Коррупционного начал, но нужна была батальная сцена. Войну Эпигон представлял себе только по фильмам, однако они слишком узнаваемы и плохо поддаются описанию. Молодое дарование подходило к митингующим с приличествующим молодому дарованию скорбным лицом и вопрошало: «Скажите, гражданин, вы участвовали в военных действиях? А в студенческой драке? Может, хоть в детстве совком кого-нибудь стукнули?» Но Некоторый город был очень мирным местечком в кольце добрых, продвинутых Демократических соседей. Никто не воевал и не дрался, все улыбались друг другу и после работы ходили на Демократические митинги показать свою политическую дерзость и несгибаемость. Политика политикой, а молодое дарование хотело крови, мяса и оторванных конечностей (определённо, внутри у него бурлило нечто фрейдистское).
        Эпигон обратился со своим отчаянным вопросом и ко мне. Ваш покорный слуга не имел опыта в военной службе (хвала Коррупции, только тс-с!), зато имел опыт читательский, которым с удовольствием и поделился. Эпигон воссиял, обнял меня и убежал. Через год он прислал мне роман-эпизод на пятьсот страниц «Князь и дуб». В недалёком будущем он намеревался выпустить продолжение принёсшего славу труда: «Князь и липа», «Князь и ясень» и завершающую часть «Князь и туи» (юноша очень надеялся, что «туи» запретят).
        Что ж, остаётся только порадоваться за молодое дарование. А на площади другое молодое дарование, продающее кумач и краски, решило помочь дедушке с монструозным плакатом. Мальчик тюкнул старика по голове, чтобы отдохнул немного, и переправил надпись на «Мазеррат Кобалье». К парнишке подбежал суровый и, роняя слёзы счастья, признался, что нашёл цель жизни - оградить молодёжь от произвола Демократофобских стариков. Томные девушки утирались платочками в скромном обожании.

* * *
        В этот момент благодетель Хобор взглянул на свой радостный Политически Свободный народ, заметил мальчика с «Мазерратом» и позвал секретаря:
        - Выпиши мне этого… вон, на плакате. Кобелье. Я стану кумиром детей!
        Мальчик тем временем заразился Политической Свободой и решил бороться за свои Права. Нетвёрдой детской рукой он вывел на кумаче: «Далой матиматику и радной изык! Хачю мацацыкл!» Мэр растрогался и риторически, с ноткой угрозы спросил секретаря:
        - Что такое дети?
        - Цветы жизни? - робко проблеял тот.
        - Нет, нет и нет. Дети - это будущий Илехторат! - наставительно произнёс Хобор. - Дам-ка я им Избирательное Право с двенадцати лет! - Мэр-благодетель погрозил кулаком в сторону заречного города Энн. Вот это я понимаю, Демократия!
        Хионские древности
        - Ну что, готов к новому представлению?
        - Устал я от твоих представлений. Наживаешься на мне.
        - Не на тебе, а на всяких простачках. И вообще, можно подумать, мне больше всех надо. Для тебя же стараюсь, так что бороду не таращь на меня. Иди, готовься, вымирающий вид, а то и поспособствую.
        Хионец покачал головой и надел привычную уже маску. Обман, опять обман. Так ли он представлял свою старость?

* * *
        Как всегда, Зойке-Сойке не было покоя. Вечно она тянет меня куда-то, а я, дурак, иду. Вот на неделе загорелась: искала, куда бы на выходные отправиться, нашла «русский Стоунхендж», он же стоянка НЛО, он же таинственное святилище древнего и почти вымершего народа хион. Запрыгала, захлопала в ладоши, засмеялась. Поехали, поехали, ну пожалуйста, ну жалко тебе, что ли? Какая-то тысяча с человека, зато на свежем воздухе, пофоткаемся, а в программе пикник обещали! И всё равно ей, Сойке моей, что у меня высшее техническое образование и скептический склад ума, и что в эту всю чухню жёлтопрессную не верю ничуть. Да и мне уже как-то всё равно. Люблю её, попрыгушку.
        Автобус отправлялся в полдень от гостиницы «Центральной», такой же зачуханной, как и до боли милый пейзаж вокруг. Сойка принялась обкусывать заусенцы, я рассматривал спутников. Кстати, свободных мест не осталось. Некая парочка с полными надежды лицами ждала снаружи: может, кто-нибудь вдруг откажется или кому-нибудь внезапно поплохеет от духоты. Не повезло им сегодня: автобус тронулся, расстроенные мины парочки проплыли за стеклом. Кондиционер заработал, когда мы почти уже начали задыхаться, а экскурсовод - когда половина салона практически заснула. Может, он того и добивался.
        Мужчина средних лет с не слишком располагающей внешностью и печатью интеллекта на лысеющем лбу. Голос тихий, глухой, даже микрофон не спасает. Бубнил про какие-то загадки нашего века, окончательно усыпив тех, кто и так собирался прикорнуть, и нагнав дремотность на тех, кто ещё держался. Я собрал зевок и волю в кулак и упрямо напомнил себе: «Пикник. Это воскресенье необязательно будет паршивым». Потом посмотрел на Сойку, сопевшую у меня на плече. Невольно улыбнулся, убрал прядку за ушко. Какие у неё мягкие кучеряшки… Всё-таки заснул.
        Когда приехали, Соечка всё сокрушалась, что продрыхла самое интересное. Я не мог видеть её расстроенную мордашку и принялся пересказывать и наполовину придумывать-перевирать, а голос у меня не в пример громче, чем у этого бубнилы. В итоге любители НЛО слушали меня, а экскурсовод мямлил что-то еле слышно впереди, прокладывая тропку по жидковатому лесу.
        Первым делом мы набрели на ларёк. За прилавком, на котором рядочками были расставлены глиняные фигурки, разложены кустарные магнитики и прочие поделки, сидел сморщенный до почти нечеловеческого облика старик с монгольскими глазами и длинной чахлой бородой. Экскурсовод поведал нам, что это один из немногих оставшихся представителей народа хион. По-русски он почти не говорит, но если бы говорил, то рассказал бы красивые и поучительные легенды, созданные хионцами в их золотой век. Этот старик хранит древние обычаи и язык. Возможно, он продемонстрирует группе какой-нибудь ритуал после экскурсии. Также можно будет приобрести сувениры, сфотографироваться в национальных хионских костюмах и пожертвовать на этнографические исследования и восстановление уникальных памятников хионской архитектуры. Экскурсовод ещё что-то булькал, а Сойка скакала вокруг меня, счастливо щебетала и щёлкала кадр за кадром. Старик ей особенно понравился. А ещё вон тот амулетик из меха, полосочек кожи и красных бусинок. А ещё глиняное блюдце с грубым петляющим узором, а ещё… но мы же потом сюда вернёмся, правда? И я хочу поговорить
с этим хионцем, а экскурсовод переведёт, я спрошу про легенды, может, можно купить книжку…
        Я её расцеловал. Как её не любить, когда она такая… живая?
        Мы двинулись дальше. Сойка забежала вперёд послушать Бубнилу, а я думал про старого сухаря, который остался в ларьке. Наверное, он такой же хионец, как я капитан дальнего плавания. Да и вряд ли есть такой народ. И всё это надувательство и вытрясание денег. Ну и ладно. Я догнал свою птицу счастья, она тут же велела её сфотографировать. Потом потребовала у какой-то полной дамы, чтобы та сфотографировала нас вдвоём, но у дамы руки явно были не оттуда, и ни один кадр моей девчушке не понравился. На помощь пришёл суровый мужичок, пару раз щёлкнул - и загляденье, вертикаль не завалена, никто глаза не закрыл, лица пристойные и влюблённые, природа яркая и манящая. Спасибо, друг, выручил. Если есть у моей Сойки изъян - так это её любовь пощёлкаться. И так, и сяк, и наперекосяк, и десять кадров на одном и том же месте, в одной позе, пока не будет, по её мнению, идеально. А по-моему, совершенно одинаковые снимки. И композиция никуда не годится, и свет не так падает. Ну и ладно, главное, чтобы ей нравилось.
        Наконец, мы вышли к «Стоунхенджу». Если честно, мошеннички меня приятно удивили. Надо было постараться раздобыть такие каменюки, повырезать на них закорючести всякие, вкопать поживописнее да полгода ждать, пока мхом обрастут. Интересно, окупилось? Экскурсанты разбрелись искать ракурс, Сойка злилась и нервничала, потому что люди совершенно не вписывались в эту древнюю красоту, весь кадр портили. Подожди пятнадцать минут, глупышка, они сами уйдут.
        Бубнила что-то блеял про древний календарь, солнечные часы, обсерваторию, капище и посадочную площадку для НЛО - всё в куче. Провёл нас чуть подальше, показал плачущего идола. Вот идол был жутковатый: уродливый, почище истуканов на острове Пасхи, здоровый, в два роста, наверное, с синими потёками на пористых щеках. Эта синяя гадость, как нам не замедлили сообщить, в темноте светится и издаёт тонкий приятный запах. В сувенирной лавке можно будет приобрести пузырёчек. Естественно, Сойке тут же понадобилась эта дрянь. Вся квартира у нас завалена разными побрякушками, которые ей однажды приглянулись, а потом были забыты с появлением новой безделки. Сойка и есть. И за что люблю?
        Потом были фокусы. Нас отвели к каменному домику вроде часовенки, внутри была только обветшалая до полной неопределимости статуэтка в нише и под нишей - что-то вроде почти плоского каменного блюда. Предлагалось по очереди заходить, приносить малую жертву хионскому божку и мысленно спросить о самом сокровенном. В ответ на искреннюю «молитву» он явит на блюде знак: сбудется или нет. Сойка даже задрожала от нетерпения. И как она всему этому верит? Пихнула мне в руки фотоаппарат, нашарила горсть монет, побежала жертвовать. Успела первая. Минуту стояла в этой каменной будке, потом вышла просветлённая, в сложенных ладонях несла страшненькую деревянную фигурку человечка. «Ты бы знал, что я загадала!» - таинственно прошептала она на ухо мне, бережно спрятала человечка в сумку и побежала снимать плачущего идола, пока все потянулись загадывать желание.
        Последним пунктом перед долгожданным пикником была сцена НЛО-крушения. Двояковыпуклая линза, сплющенная и криво лежащая на каменном холме. Не пожалели деревьев ради такого аттракциона, посрубали, поломали, пообожгли макушки слева, будто падала тарелка и след оставила. Но я походил вокруг и нашёл халтуру - свежие следы сварки. Видимо, наспех склепали экспонат в надежде, что больше народу привлечёт.
        (чуть позже)
        - Ну, сколько?
        - Пожертвований на три тысячи. За сувениры пять с копейками. Ну и за билеты, само собой. Минус автобус, бензин и пикник. Но это мелочи.
        - А я тебе что говорил? Окупается!
        - Достал меня этот цирк на колёсах. Выматывает.
        - А меня не выматывает? Думаешь, легко всякую чушь впаривать? Зато ещё немного - и починим твой тарантас. И можешь хоть на все сто четыре стороны. А то оставайся. Видишь - здесь тоже можно неплохо заработать.
        - Пошёл ты. Пойду слизи залью.
        Дряхлый хионец пошевелил спрятанными в жидкой бороде термовибриссами, нашёл в небе родную звёздочку и почти по-человечески вздохнул.

* * *
        В общем, экскурсия закончилась. Мы вернулись к ларьку. Старик успел расстелить дешёвые пледы, разложить всякие бутерброды, фрукты и печенюшки. В общем, пикник, конечно, вышел скудный, но чего жалеть: вон как Сойка радуется, завалила вопросами Бубнилу, скупила почти все блестящие сувениры (среди прочего пять пузырьков синей жижи - подружкам дарить), пожертвовала стольник на нужды вымирающего народа и, счастливая, впилась в сочную грушу. На обратном пути показывала мне бесконечные фотографии, щебетала, щебетала. Потом, задрёмывая, шепнула: «Знаешь, что я загадала? - Она вытащила деревянного человечка из сумки, как великое сокровище. - Я загадала малыша». И улыбнулась тепло-тепло. Я взял уродика из её рук, поцеловал любимую в лоб. «Всё, что хочешь», - ответил я. И она уснула.
        Учите русский
        Пухлый иностранец где-то потерял свою потрёпанную красную кепку и извечную зубастую улыбку. Он бродил по лесу уже три с лишним часа. Как его занесло в русскую глушь, кто ж теперь скажет?
        - Hello! Can anyone hear me? Please, I got lost!
        Отвечало ему только эхо. Ярко-зелёные глаза смотрели на чужака пронзительно и неприязненно.
        - Hello! Hello-o-o! He-e-e-elp!
        Лесные птицы уже привыкли к его крикам, с места срывались только самые пугливые. И то ненадолго, делая вид, что им надо поймать мошку.
        Пухляк шумно выдохнул, уселся на поваленное дерево. Он совершенно не был приспособлен к долгим походам, не умел обходиться без благ цивилизации, не представлял себе, как искать дорогу назад, когда на экране смартфона горит безжалостное «No signal». Он не знал даже, как позвать на помощь по-русски.
        Иностранец всхлипнул и начал что-то бормотать себе под нос. Явно что-то из серии «Какой же я идиот, кто меня тащил в эту распроклятую Россию к коммунистам и медведям? Бедный я, несчастный, как мне плохо, никто меня не любит, вот лягу тут и умру, и никто же даже не заплачет…» Ну и дальше в том же духе.
        - Hello-o-o-o-o-o-o-o-o-o!!! - завопил интурист дурным голосом, и волки, дремавшие в своём логове неподалёку, даже подумали, не поддержать ли его, - но потом решили, что на сытый желудок никакого вдохновения нет.
        - Хелоу, - вдруг послышалось откуда-то слева. Вроде бы, не эхо.
        Иностранец заозирался, вознёс хвалу небесам и, хохоча, снова принялся звать:
        - Help! Oh, thank God, I’m saved! I’m here! Hello!
        - Хелоу, хелоу, - повторило не-эхо, отдаляясь.
        - Please, don’t go! I’m coming…
        Задыхаясь и спотыкаясь, турист побежал на звук. Фотоаппарат бил его по рыхлому пузу, кеды скользили по корягам, но смотреть под ноги было некогда: кажется, где-то впереди он заметил человеческий силуэт.
        - Hello! Hey! Please, wait! I’m tired, I can’t run so fast!
        Что-то мелькало за деревьями, близко, но не разглядишь. Пузан увлёкся погоней и пал жертвой очередной коряги. На этот раз он полетел кубарем, и летел сравнительно долго и до ужаса больно, а потом плюхнулся в густую жижу.
        Интурист никогда не мог подумать, что так глупо погибнет в этой далёкой и дикой стране. В первую секунду он боялся за фотоаппарат. В первые минуты он боялся пиявок. Потом он просто бултыхался, глотал бурую воду и вспоминал все известные молитвы. Не помогло.

* * *
        - Ноги! - строго сказала Авдотья, не оборачиваясь встретить мужа. Как она узнала?
        Леший, будто нашкодивший школьник, принялся терзать половик у входа в берложку. Ноги у Пафнутия были большие и волосатые, прямо как у низкорослых чудиков, которых, дымя трубкой, придумал какой-то заморский грамотей. Откуда Пафнутий прослышал про этих чудиков? Если б вы знали, сколько леса попортила молодёжь, играя в них и ещё других, ушастых, то не задавали бы глупых вопросов.
        - Опять с водяным в карты резался? - лешачиха так и не обернулась, но выражение спины у неё было очень сердитое.
        - Почему сразу с водяным?
        - Тиной пахнешь, грязи сколько нанёс и морда довольная. Ну? Где был?
        Авдотья постучала ложкой-мешалкой по краю котла. Пафнутий вспомнил, что он с обеда не обедавши и заурчал животом.
        - Где был, где был. Туриста топил.
        Авдотья разом подобрела. Даже дала себя приобнять за мягкие бочка.
        - Туриста?
        - Ага. И не простого, а иностранного. А ты сразу с водяным, сразу резался!..
        Он скорчил обиженную мину, и лешачиха пошла на мировую:
        - Ну будет, будет. Иностранного, говоришь?
        - Самого что ни на есть! С фотоаппаратом, - гордо ответствовал Пафнутий и выудил из котла жирную жабью лапку.
        Авдотья только снисходительно улыбнулась.
        - А за что утопил-то?
        - А что он всё хелоу, да хелоу? Нет бы аукать, как нормальные люди!
        И захрустел жабьими косточками. Знатное вышло у Авдотьи хлёбово.
        Сбой авторизации
        Утро началось с того, что меня не признало зеркало. Не просто не пустило в сеть, а вообще сделалось матовым и выдало сообщение: «Сбой авторизации. Расхождение в узоре сетчатки 17 %». Я подумал: «Ну что ж, бывает, оно всё равно старое, полгода уже висит. Давно пора либо новое купить, либо это перепечь. Новости можно и в холодильнике посмотреть».
        Такой оптимистической мыслью я утешал себя ровно полминуты. Холодильник не просто отказал мне в доступе в сеть, он вообще не пожелал открываться, требуя ввести логин и пароль. Я послушно ввёл, но холодильник это не устроило, и он меня забанил за использование ненормативной лексики. Меня! Забанил! Холодильник! Просто за то, что я набрал им же запрошенные данные! В которых не было ничего похожего на брань!!!
        Дальше - больше. Бриться пришлось вслепую, притом опасной бритвой. Электронная жаловалась, что не может разрешить доступ, ссылаясь на негигиеничность. Это уже не случайность, а планомерная диверсионная атака. Меня взломали, и взломали капитально. Но кто и зачем?
        Я уже начал запоздало задумываться, откуда в моём доме столько техники, требующей авторизации. С почтением, непривычным для современного делового человека, подумал о дремучей бабуле, живущей напротив. У неё даже на входной двери не стоит ни одного сканера, ни одного анализатора, даже простенького кард-ридера или кодового замка. В наш век тотального недоверия к людям мудрая, мудрая старушка не доверяет технике. Что странно, её ни разу не обобрали. Думают, наверно, что ничего не может быть ценного в квартире без малейшей защиты. Вот соседка моя уж точно не пьёт разведённый холодной водой растворимый кофе (чудом эксгумированный со дна ящика - запас на случай гостей или ядерной зимы). Пойти, что ли, кипяточку попросить?
        Самая мерзкая подлость случилась, когда дорогущая электронная рубашка отказалась менять цвет и источать горную свежесть. Многократно заявив о том, что у меня нет прав на её ношение, она включила прозрачность. Высокотехнологичная подлюка!
        Все прочие рубашки были либо не в меру грязные, либо не в меру своевольные, либо не в меру мятые. С утюгом я связываться побоялся, да и времени не было, поэтому натянул всего один день ношеную водолазку без всяких начинок, набросил куртку и вылетел из квартиры. Вопрос о том, как я попаду обратно, пришёл в мой мозг одновременно с тихим «вухх» запершейся двери. Дурак, дурак, я же думал об этом минут десять без перерыва, как можно было забыть?!
        В состоянии, близком к панике, я активировал свой армфон, глянцевым наручем обхвативший предплечье. Если бы эта долбанная гаджетня повторила фокус зеркала, было бы ещё полбеды. Но она сдавила мне руку так, что слёзы на глазах выступили. Впилась в кожу игла, взяла образец крови. Глянец экрана помутнел, на нём появились песочные часы в кружочке и надпись «Подождите, идёт анализ».
        Не знаю, сколько прошло времени: часы-то у меня в армфоне. Анализ всё шёл и шёл, я уже оставил надежду дождаться результата. Ладно, плевать: что сейчас я домой не попаду, что вечером - разницы нет. Скрипнув зубами, я побежал вниз по лестнице. Если за меня кто-то взялся всерьёз, пусть не рассчитывает, что я, как баран на бойню, попрусь в лифт!
        На улице меня обдало сырым октябрьским ветром. Нет, в машину нельзя, это ещё хуже, чем в лифт. Значит, на общественном транспорте. Нужен проездной. Лёгкой трусцой я добежал до остановки, нашёл самую сострадательную на вид девушку. Переборол робость: «Ты её не на свиданку зовёшь, а просто просишь об услуге. Откажет - обратишься вон к той мамашке с ребёнком».
        - Кхм, извините, девушка…
        - Да?
        Она нехотя оторвалась от подборки видеоприколов. Изящная и стройная, кареглазая, с нежным пушком на щеках… Так, ты ещё помнишь, зачем к ней подошёл?
        - Вы не могли бы мне помочь? На работе сегодня важная встреча, а у меня всё утро барахлит техника, не могу даже в сеть выйти, не то что деньги со счёта списать. - В доказательство я задрал рукав и продемонстрировал свой задумчивый армфон. - Может, у вас есть лишняя поездка? Вы меня очень выручите!
        Красотка смерила меня долгим взглядом с ног до головы. Не мог выбрать кого попроще? Стой теперь и позорься. Я сто раз со стыда сгорел, но выдержал.
        - Пойдёмте к терминалу, - сказала она наконец, и я облегчённо выдохнул.
        В пятки будто пружины вставили. Девушка вложила руку в гнездо терминала, её кремовый армфон пискнул, и на тонкую ладонь моей благодетельницы выпало две карточки.
        - Это вам до работы доехать, - сказала она. Потом ловко выудила из сумки карандаш для губ и быстро чиркнула что-то на второй картонке. - А это - до дома.
        Улыбнулась, чуть покраснела и отошла, не слушая моих благодарностей. Я посмотрел на свой обратный билет и ненадолго выпал из угрюмой и бестолковой утренней реальности в страну беззаботных придурков. Совсем на чуть-чуть.
        В себя я вернулся только на проходной. Охранник меня узнал, после пятиминутных объяснений даже посочувствовал и вызвал начальника службы безопасности. Тот выслушал мою историю (охранник подсказывал и поддакивал), поцокал языком и позвонил на наш этаж. В его устах краткий пересказ моих утренних событий казался ещё более убогим, чем я, когда выпрашивал проездной на остановке. Но всё же через несколько минут за мной спустилась секретарша Кирочка с гостевым пропуском, зажатым в парадном маникюре.
        Оказавшись на родном восьмом этаже, в родной «Мэйпл», в родном кабинете, я первым делом рванулся к рабочей электронной папке. Она подключается только к корпоративной сети, а значит, уж её-то никак не могли взломать! Увидев сообщение о сбое авторизации, я чуть не расколошматил папку о стену. Пора звать на помощь профессионала!
        О, как ты бесподобна, простая, глупая техника! Телефон на моём столе не просил логин и пароль. Он умел только звонить и принимать вызовы. С помощью этого волшебного аппарата я вызвал мэйпловского компьютерного гения и моего закадычного дружка, Юрика. Он пришёл, состроил серьёзную мину, послушал про мои злоключения. Долго изучал армфон и рабочую папку, посетовал, что не может посмотреть электронную рубашку. Пыхтел, колдовал, бормотал, но так ничего и не добился.
        - Извини, Серёга, тут работал мастер. Ничего сделать не могу. Подумай, кому ты мог насолить.
        Наверно, на лице у меня отразилось такое отчаяние, которого никогда не видело моё предательское зеркало. Поэтому Юрик поспешил меня утешить:
        - Да не переживай ты! В полночь алгоритмы перезапускаются, а такой загогулины система не может не заметить. Вернётся к последнему успешному сохранению и будет работать как миленькая!
        Я чуть повеселел. А потом вспомнил про собрание. И про то, что все выкладки для него в рабочей папке.
        Мозг милосердно затёр этот бесконечно неловкий эпизод моей биографии. Вроде, сначала я докладывал о своей прежней идее, пытался выжать из себя какие-то цифры. Потом помимо воли стал расписывать это расчудесное утречко. Кира, которая как раз принесла кофе для собравшихся, подсказывала и поддакивала. Потом помню, как, патетически потрясая электронной папкой, напропалую цицеронил: «Человеку не нужен холодильник, требующий отпечатки пальцев! Телефон должен звонить, а не спрашивать девичью фамилию вашей матери! Хватит изобретать майфоны, майбуки, майприложения, пора развивать основной пакет - myBrain!»
        Важные управленцы заворожённо следили за моими руками и кивали, как собачка на приборной панели. Юрик, сверкая озорным глазом, влился в мой митинг: он любит быть в гуще всяческой суматохи. Я обессиленно сел в кресло и, прихлёбывая кофе из чужой кружки, слышал только отдельные фразы: «Телефон, который только звонит! Часы, которые только показывают время - и всё! Потребители устали от сложности, это будет взрыв!.. Какая идея… какой винтаж!» Важные управленцы устроили птичий базар часа на два, а потом угомонились, договорились и выстроились в очередь, чтобы пожать мне руку. Чёрно-белое стадо пингвинов. Я в полном ошеломлении улыбался и кивал.
        Под восторженный щебет секретарши Кирочки вернулся в кабинет. Ко мне то и дело забегал Юрик, восхищался моей находчивостью, хитро косясь, заводил что-то из серии «не было бы счастья, да несчастье помогло», хлопал по плечу и убегал. Тут же возвращался, докладывал последние вести с полей: начальство всех подняло на уши и повелело разрабатывать новую линейку продукции, все носятся, как заяц от танка, тебе повышение дадут, сто тонн, век на калькуляторе считать! Радуйся, чудила!
        К концу дня я немного опамятовался. Одолжил у Юрика налички, поел в столовке. До дома доехал на автобусе (проездной купил новый, а тот пробил дыроколом и повесил на шею под водолазку, как талисман). Зашёл в шахид-магазин в подвале нашего дома, купил пирожных. Впервые где-то за полгода поднялся пешком, минуя лифт, позвонил в не защищённую ни сканерами, ни кодами дверь. Попил горячего чаю под занятные истории о былом. Милейшая бабуля предлагала мне задержаться у неё до полуночи, но я не Золушка, и поэтому откланялся где-то в полдесятого. Соседка дала мне печенье, книжку и тёплый плед и сказала, чтобы я заходил, если магия перезагрузки не сработает, и я не смогу попасть домой.
        Бумажных книжек я не читал, наверное, со школы и давно забыл, как это бывает интересно. Из истории о прекрасных дамах и рыцарях, которым и в кошмаре не снилось коварство электронной рубашки, меня вырвал писк армфона. С трудом я выпростал руку из пледа и, не веря, уставился на уведомление: «Анализ крови завершён. Добро пожаловать!»
        Мудр пророк Юрик, и сбывается по слову его. Я только что узнал, что в моём почтовом ящике 26 новых сообщений. Дрожащими пальцами запустил авторизацию на вход в квартиру и открыл самое свежее письмо - от моего закадычного гения. В нём была всего одна строчка: «Согласись, это ведь был самый мощный розыгрыш в твоей жизни!»
        Давясь смехом, я спиной вперёд ввалился домой. Воистину мудр пророк Юрик! А рубашку выкину!