Ечко-бречко Виктор Колюжняк
        «Вежливо отмахнувшись от очередного сумасшедшего на моем жизненном пути, продолжаю идти дальше. Протискиваюсь сквозь толпу, поднимаюсь на эскалаторе, пытаюсь вспомнить цель своего путешествия…»
        Виктор Колюжняк
        Ечко-бречко
        -…говорят, что умирать страшно только в первый раз,- шепчет хмурый дед, хватая меня за руку и преданно заглядывая в глаза.- Брешут скоты.
        Вежливо отмахнувшись от очередного сумасшедшего на моем жизненном пути, продолжаю идти дальше. Протискиваюсь сквозь толпу, поднимаюсь на эскалаторе, пытаюсь вспомнить цель своего путешествия.
        Что-то брезжит на периферии сознания. Что-то очень простое и очевидное, но мне не удается это ухватить. Это как с правилами русского языка. Они все просты и понятны, но я до сих пор путаюсь в «не» и «ни» и много еще в чем.
        «Вспоминай,- говорю я себе, пытаясь успокоиться.- Начни с простого: откуда ты пришел?»
        «От Алинки,- отвечаю.- Сидел и рассматривал фотографии с нашей последней poker-party, как высокопарно именует Сереженька посиделки в прокуренной комнате со стершимися фишками и замусоленными картами. Алинка один раз побывала и заявила, что можно устроить замечательную фотосессию. Иуже на ней ругала на чем свет стоит комнату, в которой невозможно приткнуть вспышку, и нас- за то, что отвлекаемся и ведем себя неестественно».
        «Ну это ты молодец, что вспомнил»,- продолжаю разговор сам с собой и постепенно успокаиваюсь. Человек, который столько подробностей оставил в памяти, просто не может быть сумасшедшим.
        «Еще какой молодец,- подтверждаю.- Апотом мне позвонили, и я поехал».
        «Кто позвонил?»
        Ивсе. Тишина в ответ.
        Аведь важный звонок был, на сто процентов уверен. Какой-нибудь вопрос жизни и смерти, не иначе.
        Чьей?
        -Брешут скоты,- повторяет дед, возникший из ниоткуда. Оставшись позади, он умудрился оказаться впереди меня и теперь, ухмыляясь, стоит и ждет, когда я поднимусь.
        Акогда доезжаю, толкает меня, смеется тонким противным голосом и разве что не пританцовывает, пока я лечу сквозь расступающихся людей…
        …пан Вроцлав сошел с ума на пятьдесят пятом году жизни. Долгое время ходил, изнывал от безделья, смотрел на детей и внуков, а потом двинулся умом. Сразу и без вариантов.
        -Ечко-бречко!- сказал он родным, подхватил посох, пару краюх хлеба и вышел из дома, чтобы больше никогда не вернуться.
        Справедливости ради, остановить его никто не пытался. Пан Вроцлав имел нрав хмурый, руку твердую, а мышление косное, потому родные только вздохнули спокойно. Решили - пускай проваливается на все четыре стороны или какие еще, если найдет. Ссумасшедшего спрос небольшой, а то, что мог- дом, да небольшой участок земли,- он уже и так отдал.
        Ечко-бречко, пан Вроцлав! Ечко-бречко!
        Поговаривали, что недалеко он ушел. Разбойникам приглянулась добротная одежда, которую хмурый пан отдавать просто так не хотел. Вот и убили, но, как выяснилось, не совсем. Ночью из оврага близ Гданьска выбрался бородатый, сердитый и совершенно голый пан Вроцлав. Поднял руку, потряс ею в порыве гнева, словно грозил самому небу или еще кому. Сплюнул, пробурчал свое любимое- «Ечко-бречко…»- и пошел дальше. Но мало ли что поговаривали.
        «…какой бред»,- успел подумать я, прежде чем удариться головой о пол. Вследующую секунду я открыл глаза и увидел родную комнату и родной же диван, с которого умудрился свалиться и теперь возлежал на полу, запутавшись в одеяле.
        «Это что получается?- поинтересовался я у рациональной части своего сознания.- Вот такой вот дурацкий сон случился? Сначала сумасшедший дед, а потом сумасшедший пан? Кчему, кстати, снятся психи и не заразно ли это, особенно через сон?»
        Рациональная часть ничего отвечать не стала. Сказала, что такое количество свалившихся на нее вопросов она будет переваривать еще пару лет и только потом даст ответы. На все и сразу, а если повезет, то и в нужном порядке. В общем, просветление в одночасье мне не грозило. Вместо этого пришлось обратить внимание на телефон, который скребся об пол.
        -Алло?
        -Привет. Не хочешь сегодня в покер поиграть? Алинка обещала пофоткать.
        «Аразве не уже?»- хотел было спросить я, медленно холодея и чувствуя, как телефон и бурчащий в нем Сереженька становятся какими-то далекими и ирреальными. Но тут рациональная часть, вздохнув, все же вылезла из своего удобного мирка, который она обустроила где-то на задворках моей души.
        -Конечно, а во сколько?
        -Ориентировочно в семь, но, может, кто-то припоздает.
        -Ладно, до встречи.
        Телефон вернулся на пол, я и одеяло вновь оказались на диване, а рациональная часть сознания вернулась туда, откуда пришла. Отсутствовало только ощущение реальности происходящего, а его очень не хватало.
        -Вконце концов, ничего страшного не произошло,- сказал я.- Ну, приснился тебе вещий сон, ну, с кем не бывает? Конечно, до четверга еще далеко, да и дождей уже давно не случалось, но это же не отменяет того, что тебе мог присниться вещий сон? Вполне себе бредовый, сумбурный и непонятный. Им так положено, чтобы люди мучились, расшифровывая, а не просто так, на блюдечке, знание о будущем получали. Втвоей жизни и похлеще происшествия случались. Иничего, жив же.
        Про «происшествия похлеще» я, разумеется, привирал. Чего не сделаешь, чтобы успокоить грозившее пошатнуться сознание.
        Иведь помогло. Встал, оделся, собрался неторопливо и пошел гулять по улицам. До покера еще было время, которое я вполне мог позволить себе провести под сентябрьским ветром в компании Франка Дюваля и падающих листьев. Перед выходом из дома, помнится, посетила предательская мысль, что там, на улице, легко можно встретить этого сумасшедшего деда. Пан Вроцлав он или не пан- значения не имело. Но я подавил этот малодушный позыв спрятаться в четырех стенах и носа не высовывать. Стакими мыслями надо держать ухо востро. Один раз поддашься, а потом будешь делать это все чаще и чаще.
        Иожидания меня не обманули. Яспокойно прогулялся, хотя и оглядывался поначалу, выискивая следы своего вещего кошмара. Все было прекрасно и даже сверх того: погода, как нарочно, решила побаловать меня прекрасным солнечным утром; кофе из автомата в торговом центре согрел сердце, а сигареты выжгли страх; прохожие на улицах постоянно улыбались друг другу, да и мне тоже.
        Вобщем, к моменту, когда я пришел играть в покер, все было уже в полном порядке, насколько вообще это слово применимо к человеческой жизни.
        Ихотя Алинка так же, как в воспоминаниях внутри сна - откуда, кстати, во сне могут быть воспоминания?- ругалась на все и вся в попытках пристроить вспышку, а мои друзья-товарищи вели себя согласно розданным им в прошлый раз ролям, карты мне приходили абсолютно другие. Это, пожалуй, являлось наилучшим доказательством того, что реальность не собиралась полностью повторять сон. Однако расслабился я зря. История не была рассказана до конца.
        Второй раз старикан повстречался мне через месяц. Уже был неспокойный октябрь, который никак не мог определиться: стоит ли ему быть дождливым и ветреным или можно порадовать напоследок жителей теплым солнцем. Витоге он просто чередовал дни, не в силах остановиться на чем-то одном. Вэтот самый октябрь я вновь куда-то шел. Вернее, я вновь шел откуда-то. От Сереженьки, которому оказывал первую компьютерную помощь. Болезни его избегали, но в качестве компенсации старенький комп Сереженьки постоянно превращался в рассадник вирусов. Какое-то время они мирно сосуществовали, никому не мешая, но потом кто-то нарушал паритет, и начинались боевые действия вплоть до ввода миротворческих сил в лице меня или кого-нибудь другого, сведущего в таинственном шаманстве над техникой.
        Ивот, покончив с хворями и получив свои законные две бутылки импортной «Крушовице», я шел довольный жизнью, сегодняшним солнечным октябрем, пивом и предстоящим просмотром чего-нибудь светлого и радостного из той огромной коллекции фильмов, которая лежала для «посмотреть» и все время страдала из-за отсутствия у меня времени.
        Страдать ей пришлось и сегодня.
        Сумасшедший дед, вынырнувший из-за угла, улыбнулся мне, от чего пиво разом потеряло вкус, а солнце будто поблекло. Затем неторопливой походкой, словно зная, что я никуда не денусь, старик заковылял в мою сторону.
        Почему я в тот момент не побежал- не могу сказать. Не то чтобы я разом превратился в любителя сумасшедших стариков или в очередной раз решил послушать о том, что «брешут скоты» или еще что-нибудь вроде «ечко-бречко». Да, я испугался, но остался стоять не из-за страха.
        Просто я ясно и отчетливо понял, что могу убежать от старикана и бегать еще очень долго. Он не всемогущ, и понадобится какое-то время, чтобы разыскать меня. И так мы можем с ним играть в прятки до тех пор, пока однажды кто-то из нас не умрет. Причем шансов у меня куда как больше.
        Это как поход к стоматологу. Можно сколько угодно бояться. Можно бегать и мужественно стискивать зубы от боли. Но если не набраться смелости и не пойти лечиться, то рискуешь лишиться зубов и провести кучу времени, страдая. Яне люблю стоматологов, но боли я боюсь больше.
        …мы идем в сторону набережной мимо заброшенных детских садов и недостроенного теннисного центра. Язнаю эту дорогу, и здесь некуда больше идти. Мой спутник что-то бормочет, двигаясь чуть впереди. Яне слушаю его, потому что эти слова и не предназначены для того, чтобы слушать. Они нужны, чтобы заполнять вакуум. Чтобы не случилось тишины. Той, которая от слова «гнетущая».
        Так и шагаем.
        Ина душе легко. Не спокойно, а именно легко. Трудное решение принято, первый шаг сделан, и ты попросту шагаешь, чуть усмехаясь своим собственным страхам и сомнениям. Так и хочется сказать: «Ну, вот и все, а ты боялась- даже юбка не помялась». Когда-то это у меня любимая присказка была.
        Но я не говорю.
        Потому что пока еще не «все». Далеко не.
        Вот уже осенняя набережная. Безлюдная. Лишь невесть откуда принесенные листья, песок, галька и мусор. Последнего, кажется, вдвое больше, чем всего остального вместе взятого. Впрочем, в какой-то момент привыкаешь.
        Набережная- самое место для прогулок. Тем более что нет дождя, и солнце пригревает нас последним оставшимся в запасе теплом. Моему спутнику, правда, на это наплевать, а у меня нет сил, чтобы радоваться. Все они уходят на то, чтобы поддерживать состояние «легко». Нелегко, чтобы все было легко.
        Дурацкий каламбур, как я сам считаю.
        Ивот мы на причале. Двигаемся в сторону реки. Далеко-далеко уходим до того места, где летом мальчишки прыгают в воду так, чтобы «сразу в глубину». До того места, про которое им рассказывают, что там можно напороться на арматуру. До того места, где действительно напарываются.
        Я, собственно, знаю, зачем мы идем. Знаю, но стараюсь не думать об этом. Просто иду и оказываюсь уже впереди деда.
        Успеваю лишь краем глаза заметить, как метко брошенная галька летит мне в висок.
        Тело переваливается через поручни, помнящие тепло миллионов касавшихся их рук. Вглубь…
        После того случая пана Вроцлава еще не раз пытались убить. Аон вставал и шел. Был нещадно бит плетьми, повешен, изрублен саблями, утоплен, сожжен, умирал от пыток.
        Но все без толку.
        Лишь стоило ему остаться в одиночестве, быть погребенным, развеянным по ветру, погруженным в воду- он снова вставал, грозил кулаком, бормотал «Ечко-бречко…» и шел дальше.
        Куда? Кморю.
        Никому и никогда не рассказывал он, почему держит путь именно к морю, потому причины искать бесполезно. Кому все же неймется- стоит напомнить, что пан Вроцлав сошел с ума. Это ли выступило движущим мотивом или нечто иное- значения не имеет. Куда больше важен тот факт, что все пути когда-нибудь заканчиваются.
        Вот и пан Вроцлав, успевший умереть несколько десятков раз- порой возникало ощущение, что каждый встречный сразу же хочет его убить,- вышел к морю.
        -Ечко-бречко!- сказал ему пан Вроцлав.- Ечко-бречко!
        -Фшшшх…- ответило море накатом волн.- Фшшшх…
        Если бы кто-нибудь в этот момент наблюдал за паном, то заметил бы, как лицо его, напряженное и осунувшееся, разгладилось в один момент. Губы растянулись в улыбке, а сам вид стал настолько умиротворенным, что представить, будто этот человек встречался со смертью много раз, было невозможно.
        -Ечко-бречко-фшшшх,- шептал он, щурясь от заходящего солнца, которое било прямо в глаза. -Фшшшх,- поддакивало море…
        -Эй, ты чего разлегся?- спросила Алинка. -А и вправду, чего это я?- поинтересовался тоже на всякий случай. Обнаруживать себя в привычных декорациях после непривычных смертей и последующих галлюцинаций, кажется, начало входить в привычку.
        -То есть не знаешь?- уточнила она на всякий случай.- Мы смотрели фотки, потом я кофе пошла делать, возвращаюсь- ты спишь. Явсе понимаю, искусство- скучная штука, но обычно ты проявлял больше такта.- Алинка нахмурилась и рассеянно провела по волосам.
        -Яи сейчас его проявлю,- кивнул я, поднимаясь с дивана.- Ты только напомни, что за фотки? Спокера?
        Честно говоря, перспектива того, что последний месяц жизни мне приснился, радовала не очень. Приятно, наверное, исправить совершенные ошибки, вернувшись в прошлое, но этих ошибок у меня не было.
        -Какой покер? Яему, понимаешь, демонстрирую свою концептуальную коллекцию «Люди и надписи на стенах», а он все про покер.
        -Прости. Впоследнее время фигня какая-то происходит в жизни. Метафизический бред, если так можно выразиться.
        -Можно. Вот и выразись. Расскажи, мне же интересно,- карие глаза смотрели с какой-то обидой. Будто бы говорили: «Ну кому ты еще расскажешь, а?»
        Это правда. Больше некому. Алинке интересно все, что не вписывается в рамки «обыденной жизни». Мы по этому поводу и дружим, хотя глупость, конечно, считать, что для дружбы требуется повод. Тем не менее на почве неприязни обыденной жизни мы и сошлись. Все не как у людей- это про нас, ага.
        -Расскажу,- решил я.- Только ты кофе все же принеси. Изаодно глянь в Интернете, что значит по польски «ечко-бречко».
        -Аэто что-то значит?
        -Пока не знаю. Глянь.
        -Ладно,- согласилась Алинка.
        Итут же ткнула «мышкой» в иконку браузера, крутанулась весело на своем кресле цвета размазанной палитры и убежала на кухню, громко топая по паркету. Я же остался посреди разбросанных тут и там картин, кистей, фотоаппаратов и вспышек. Творческий беспорядок во всей красе. Точно такой же, как и тот, что царил сейчас в моей голове.
        Япытался понять: что же должно было символизировать пришествие пана Вроцлава к морю? Обретение покоя? Долгожданный смысл жизни? Идеальный собеседник?
        Ответов не было, но я не отчаивался. Вряд ли рассказанная история содержала столь поверхностное толкование. Втом, что толкование вообще есть, я был уверен. Внезапно меня охватил азарт, как в те минуты, когда я смотрел захватывающий фильм или читал интересную книгу.
        Интрига. Во главе всего этого должна быть интрига.
        Если ее нет- это будет несправедливо. Жизнь полна несправедливости, но уж странный дед, рассказывающий историю посредством убийства, должен был быть справедливым, иначе я ничего не понимаю в этом мире.
        -На,- Алинка протянула кофе. Оказывается, я задумался и не заметил, что она уже давно вернулась.- Нету такого слова. Ипо отдельности этих слов нет. Метафизический бред, все как ты сказал.
        -Вот,- подтвердил я.- Именно что.
        Азатем без утайки рассказал во всех подробностях историю пана Вроцлава и все то, что ей сопутствовало. Выговорился, выдохнул, выпил кофе. Кажется, потихоньку отпустило.
        -Он еще придет,- безапелляционно заявила Алинка, падая на оставленный мною диван.
        -Это почему еще? История же вроде закончилась. Пан к морю пришел. Пан море нашел. Ивсе такое.
        -Потому что подобные встречи не происходят два раза. Все эти магические законы цифр. Даже вспомни сказки- всегда три препятствия или три выбора. Двух не бывает.
        -Двум смертям не бывать, одной не миновать,- напомнил я.
        -Это из другой оперы,- отмахнулась Алинка и зевнула.- Ктому же, видишь, именно что «двум не бывать». Ферштейн?
        -Ферштейн,- кивнул я.- Ичто же надо будет делать? Умирать? Яне хочу. А вдруг в третий раз - по-настоящему?
        -Главное- понять, что он хочет сказать тебе, этот дед, который наверняка и есть пан Вроцлав.
        -Ябы лучше попытался понять, почему он выбрал именно меня.
        -Все беды человеческие от завышенной самооценки,- снисходительно пробормотала Алинка, а затем приподнялась и начала отчитывать меня так, будто бы я вздумал сказать, что Земля- плоская.- Ну пойми, ничего в тебе особенного нет. Уж можешь мне поверить! Яприглядывалась.
        -Тебе- могу. Апочему ты ко мне приглядывалась?- заинтересовался я.
        -Вот и верь.- Вопрос остался проигнорированным.- Ато удумал тут. Как что в жизни происходит, так- ох, я такой особенный. Иэто вместо того, чтобы понять, что произошедшее с тобой- случайность. Сочетание множества факторов, в которых, конечно, есть твое участие, но не настолько большое, чтобы считать, будто все произошло именно из-за этого. Теперь понял?
        -Теперь- да. Спасибо.
        Яощутил, что меня подотпустило. Все же порой приятно узнать, что ты абсолютно такой же, как другие люди. Да, существуют различия. Физиологические там, психологические, интеллектуальные и все такое, но это не отменяет того, что ты человек. Сотни миллионов людей по всему миру желают оказаться «особенными», а меня сейчас радовало то, что произошедшее не нужно толковать каким-нибудь расположением звезд на небе в день моего рождения.
        Заурядный был день, если честно. И я вполне зауряден, чего бы там из себя ни корчил.
        Пока я предавался этому порыву самоуничижения, Алинка, видимо, чего-то придумала. Сидела и теребила край покрывала на диване.
        -Давай по порядку,- сказала она, заметив, что я мыслями вернулся-таки в комнату.
        -Давай. И каков он, этот порядок?
        -Ты встретил деда. Он тебя убил.
        -Хотя кусок мяса я не ел, да и не любил он меня,- воодушевленно добавил я и тут же устыдился под ее скептическим взглядом.- Извини. Нервы.
        -Так вот, встретил ты деда. Уже два раза. Оба раза тебя убивали и показывали какое-то странное кино. Знаешь, мне кажется, он хочет что-то для себя, а не для тебя.- Гениальности этого вывода оставалось только позавидовать, и, видимо, это отразилось в моем взгляде, потому что Алинка поспешила пояснить:- Ну, то есть не мечтает одарить тебя неким мистическим знанием, передать секрет бессмертия или научить, как правильно жить. Какое ему до тебя дело? Ему важен он сам. Видимо, старик хочет, чтобы ты сделал что-то для него полезное.
        -Умер вместо него?- поперхнулся я.
        -Откуда я знаю? Думай сам. Он не придет ко мне вместо тебя.
        -Это уж точно,- кивнул я и принялся допивать остывший кофе.
        Больше в тот вечер мы об этом не разговаривали. Алинка слишком деятельный человек для того, чтобы концентрироваться долгое время на чем-то одном, кроме, разве что, фотографии. Еще одно из множества ее замечательных качеств. Порой я думаю, что именно она, пожалуй, лучше всех подходит мне в качестве постоянной спутницы жизни. Но потом я напоминаю себе, что неизвестно, как все может обернуться, а друга терять не хочется, и усилием воли запихиваю подобные мысли поглубже. Тот разговор многое разложил по полочкам. Я понял, что происходящее- нормально. Местами необычно, местами странно, а местами страшно до жути, но нормально. Иконец этого «приключения» пусть и терялся в тумане, но, по ощущениям, зависел целиком и полностью от меня. Аэто, что ни говори, приятно - быть хозяином собственной судьбы.
        Иследующие две недели я сначала со страхом, затем с любопытством, а после уже с нетерпением ожидал встречи с паном Вроцлавом. Это чувство было сродни тому, какое порой возникает, когда ждешь звонка после собеседования. Поначалу боишься, что тебя не возьмут. Потом наступает чувство расслабленности- уже не так волнуешься за результат. Ипод конец жаждешь получить какой угодно ответ, пусть даже отрицательный, лишь бы его дали. Правда, была одна существенная разница. Если в случае со звонком можно было попросту забыть и проходить собеседования дальше, то с паном, как я подозревал, такой фокус не пройдет. Он непременно напомнит о себе. Ведь мы с ним были чем-то похожи. Япока не мог до конца определить чем именно, но внутренне ощущал, что именно здесь и кроется разгадка происходящих событий.
        Несмотря на все ожидания, мыслей: «Ну и что же я буду делать?»- не было и в помине. По какой-то неведомой причине я избегал размышлений на эту тему и попросту ждал встречи.
        Потому что не знал «зачем».
        Вобщем, я не сделал ничего для того, чтобы подготовиться к встрече с паном Вроцлавом. Апотому, когда он сел возле меня в кинотеатре, где я терпеливо ждал начала фильма, в голове вдруг что-то щелкнуло, и разом пропали все мысли. Белый лист перед глазами, а сквозь него проступает напряженный взгляд старика.
        …я смотрю на него и вдруг понимаю, что он тоже боится. Ждет от меня чего-то и боится, что это «что-то» окажется пустышкой. Иот этого чужого страха я вдруг успокаиваюсь, и одновременно с тем к горлу подступает ответственность. -Здравствуйте,- говорю я, сглатывая засевший внутри ком.
        Пан молчит. Сверлит глазами, гипнотизируя. Взале гаснет свет, на экране уже что-то показывают, вокруг шуршат пакетами люди - все это проходит мимо меня. Нет ничего, кроме сияющих глаз пана Вроцлава. Ив них для меня тоже начинается фильм. Откуда-то приходит понимание, что сам старик этого не видит. Поэтому я начинаю рассказывать вслух все, что вижу, слышу и чувствую…
        Пан Вроцлав больше всего опасался не сделать самое важное в своей жизни. Что именно- он не знал и сам. Но понимание, что в любой момент может прийти смерть и самое важное дело не состоится,- повергало его в трепет. В ответ он надевал маску сумасбродства, чтобы никто не заметил прятавшийся внутри страх. Так и жил, пока однажды не нашел слова, которые идеально подходили для того, чтобы отпугивать смерть. Вместе с этим бессмысленным сочетанием букв пришло и осознание, что теперь он не умрет.
        От радости пан Вроцлав сказал «Ечко-бречко» и сошел с ума.
        Ипотом, на пути к морю, сам того не подозревая, он искал не успокоения, а доказательства, что все это было не бессмысленно. Умирая, воскресал и твердил все время одно и то же как заведенный.
        Теперь все должно было стать «как надо». Эта мысль свербила внутри, ерзала, пытаясь устроиться внутри мятежной души, но никак не получалось. Ипан Вроцлав шагал дальше, веря, что есть место, где он обязательно успеет сделать то, что от него ждала жизнь.
        Но даже море не принесло ожидаемого успокоения. Он понял, что все равно не успел сделать самое важное- прожить жизнь, ибо ворвался в круговорот смертей и воскрешений. Пан Вроцлав забыл: кто он есть и ради чего жил. Все то, что он так старался успеть, оказалось задернуто пеленой безумия.
        Асмерть по-прежнему казалась ему самым страшным, что может произойти. Ечко-бречко, пан Вроцлав. Ечко-бречко.
        -…дурак,- говорит старик, по лицу которого текут слезы.- Дурак, да? Яне отвечаю. Ему не так уж важны мои слова. Он разговаривает сейчас с тем, кто остался в прошлом. Им есть о чем поговорить друг с другом.
        -Ечко-бречко!- выплевывает пан Вроцлав.- Не успеть? Живи, люби, твори, успевай. Ечко-бречко! Ешь, пей, спи! Спи! Спи!!!
        Последние слова он выкрикивает. Руки старика- неожиданно твердые и сильные- сжимают мое горло. Лицо его превращается в зловещую маску. Все вокруг темнеет и теряет очертания. Границы реальности начинают сжиматься.
«Ечко-бречко…»- успеваю подумать я…
        Когда я открыл глаза, то обнаружил себя сидящим на скамейке в центральном парке культуры и отдыха. «Зачем столь вычурное название, если никакого другого парка в городе нет?»- в очередной раз задался я вопросом, чувствуя, что произошедшее должно осесть в голове. Словно игрушка с домиками и снежинками, которую изрядно растрясли, я сидел и ждал, пока снегопад прекратится. Вкакой-то момент я осознал, что мне холодно, ибо осеннее хмурое утро не способствует длительному времяпрепровождению на улице. Аеще я был голоден.
        Найдя неподалеку круглосуточное кафе, я заказал горячий кофе и несколько бутербродов, после чего принялся раскладывать факты по полочкам.
        Итак, предсказание Алины сбылось. Мой неведомый гуру посетил меня в третий раз. Показал очередную часть истории. Разнервничался и вновь попытался убить. Ксчастью, у него в очередной раз не вышло.
        Но ощущение того, что в этом последнем трипе имени пана Вроцлава скрывалась подсказка, не покидало меня. История подошла к своей кульминации, и ей требовалось завершение, но какое оно, мне, увы, забыли сообщить. -Кажется, тебе нужен взгляд со стороны,- сообщил я своему кофейному отражению.
        Алинка открыла дверь почти сразу, будто это не утро вовсе, а вполне себе нормальное время для прихода гостей. Хотя ведь я был и сам ненормален под стать времени, ибо почти с порога сообщил ей торжественным тоном: -Все случилось. Он приходил.
        -Кто? Бабайка?
        -Почему Бабайка?- опешил я и сразу растерял весь запас пафоса.
        -Ну а почему бы и нет,- пожала плечами Алина.- Вполне себе вариант, как я думаю.
        -Нет,- отмел я.- Мой личный убийца и сказочник - пан Вроцлав. На арене было очередное выступление имени ечко-бречко.
        -Ечко-бречко? Это твой личный инь-янь какой-то?
        -Подожди,- я опешил еще больше.- То есть ты ничего не помнишь про пана Вроцлава? Про его вечную жизнь, про ечко-бречко, про его убийства меня?
        -Яподозревала, что у тебя насыщенная жизнь и множество странных знакомых, в число которых вхожу и я, но никакого пана Вроцлава не помню.
        Должно быть, недоумение отразилось на моем лице. Возможно, оно захватило с собой разочарование. Авозможно, Алина просто слишком хорошо меня знала. Она подошла ближе и тронула меня за плечо.
        -Эй. Если я чего-то не помню, то ничего не мешает мне это рассказать, ты не находишь? Ктому же пора бы перестать топтаться на пороге и пойти есть новолунные пироги.
        -Ачем они отличаются от обычных?
        -Похоже, у тебя действительно в голове все перемешалось,- она укоризненно посмотрела на меня.- Они отличаются тем, что их испекли в новолуние. Разувайся давай.
        Яприказал себе перестать много думать и вернуться к нормальному образу жизни. Действительно, метафизика метафизикой, а новолунные пироги это наверняка вкусно. Ну и в самом деле, не к порогу же мне их принесут.
        Вобщем, через какой-то промежуток времени я сидел на кухне, уплетал пироги и, наплевав на правила хорошего тона, с набитым ртом рассказывал Алине то, что она, по моей версии, должна была знать. Ну и разумеется, то, что она знать не могла.
        -Дурость какая-то,- сообщила она мне, когда я завершил историю.
        -Сам понимаю, что дурость. Но с ней покончено.
        -Ну это вряд ли. Твой пан не получил того, чего ему надо.
        -Ачего ему надо?
        -Да кто ж его знает?- непоследовательно заявила Алина.- Да только не получил. Ты ему болячку расковырял, а смазать зеленкой забыл.
        -Извини, под рукой ничего не было,- огрызнулся я.- И вообще, это он меня убивает, а не я его.
        -Не кипятись. Лучше подумай, чем ты можешь помочь этому твоему вечному шляхтичу.
        -Ачем я ему помогу?- я пожал плечами.- Ипочему я? Впрошлый раз ты не позволила мне считать себя уникальным.
        -Ая не утверждаю, что ты уникален,- Алина хитро улыбнулась.- Наверняка в мире не один ты такой, который похож на пана Вроцлава, бросившего все, получившего силу и не знающего, что с ней делать.
        Яна несколько секунд прекратил жевать и уставился невидящим взглядом в стену. Затейливый рисунок на обоях весьма к этому располагал.
        -Ты чего?- Алина забеспокоилась.
        -Япрозрел. Япрозрел, понял, что ты- чудо и великий оракул. Что пироги прекрасны, но я сейчас быстро оденусь и рвану искать пана Вроцлава, чтобы наконец-то избавиться от него навсегда. Иначе я отупею или разочаруюсь в своей идее. Акогда делаешь то, во что не веришь,- очень мало шансов, что получится что-нибудь хорошее.
        -Ну ладно,- Алина принялась убирать со стола.- Ты только это, зайди потом. Сообщи, чем все закончилось. -Конечно-конечно,- заверил я ее, а сам уже мысленно был на набережной.
        …это, конечно, не то море, которое пан Вроцлав искал. Это просто городская набережная. Грязь вперемешку с легким снегом, который почти тут же тает, как только опускается. Однако пан сидит на холодных камнях и смотрит на противоположный берег.
        -Фшшх,- шепчут ему речные волны.
        Яприсаживаюсь рядом, заранее готовый к тому, что простужусь. Смотрю на лицо Вроцлава. Оно выглядит умиротворенным, но в глубине глаз что-то прячется.
        -Ечко-бречко,- говорит он тихо и будто бы сам себе не верит.
        -Конечно, пан, ечко-бречко,- подтверждаю я, и Демон Болтливости вылезает наружу.
        Это обычно случается, когда мне страшно или странно. Чаще всего одно неотделимо от другого, потому что я приучил себя не бояться обычных вещей, ну а что касается непонятных мне, то их бояться сам бог велел.
        Ивот, следуя его заветам, я и боюсь.
        -Прекрасная погода, не так ли?- интересуется меж тем Демон Болтливости и, не давая пану ответить, продолжает: - Ведь самое то- отправиться в путешествие. Ох, не смотрите на меня так, Вроцлав. Ну скажите мне, что вы забыли у этого моря? Ну, шли к нему, это ладно. Дошли- отлично. Не нашли того, что искали,- ну, с кем не бывает. Однако это ведь не повод впадать в отчаяние, пугать людей и убивать их, требуя какого-то ответа. Знаете выражение: жизнь прожить- не поле перейти? Ну, вот вы, собственно, одно поле-то перешли, а чего другого не можете? На тот берег вообще ходили? Не делайте такие удивленные глаза. Есть лодки. Есть корабли. Есть теперь еще и самолеты с вертолетами. На худой конец, вы же не умрете, если по воде пойдете. Ечко-бречко, и все…
        Яосекаюсь, потому что вновь вижу глаза пана. Он плачет так, как, по моему мнению, плачут только в кинофильмах. Смотрит вперед, не моргая, а слезы текут.
        Но в отличие от кинофильмов Вроцлав не выглядит мужественным героем или несчастным возлюбленным. Слезы превращают его в обычного усталого старика, который долго держал эмоции внутри, а тут его прорвало.
        -Спасибо,- говорит пан искренне и одновременно с тем спокойно.
        Ия понимаю, что моя миссия закончена. Больше не будет никаких откровений, картинок, убийств и еще чего-то в таком роде.
        Поднявшись с камней, я бреду прочь к остановке. Вслушиваюсь в шум ветра, но так и не могу поручиться: слышу ли я какой-то всплеск или это мне кажется. Оборачиваться нет никакого желания.
        Язашел к Алинке в тот же вечер. Принес ей букет цветов, хотя и успел по дороге несколько раз обозвать себя «казановой недоделанным». Но букет все же понравился. Рассказал ей, чем закончилась эпопея с паном Вроцлавом, и долго не мог подобрать слова для того, что хотел сказать. Они куда-то все ушли. Демон Болтливости отмолчался, решив, что этот страх я должен победить сам.
        Язаглянул в глаза Алине и взял ее за руку. Слов не было- правильность некоторых вещей понимаешь и без слов. Яобнимал Алинку, гладил ее волосы, и мне по-прежнему было страшно, как человеку, который долгое время сидел у моря, прежде чем наконец решился его перейти. Никто ведь не знает, что там, на другой стороне, но точно известно, что назад дороги нет, как бы ни казалось иначе.