Пока не перевёрнут треугольник Евгений Михайлович Константинов
        Нежелательные встречи, или Барбусы обожают тараканов
        «… - Ну, вот, - удовлетворенно сказал художник, после чего взял и перевернул картину на сто восемьдесят градусов.
        Зачем он это сделал, было непонятно. Впрочем, у художников случаются свои причуды, они, мол, и видят по-другому. Может, в рисунке заложен какой-нибудь секрет, фокус? Я постарался вглядеться в пейзаж, который он отобразил на холсте, и вдруг со всей отчетливостью понял, что там что-то сильно изменилось. Перевел взгляд на перевернутую картину, рисунок на которой должен был бы оказаться вверх ногами. Но почему-то в рисунке перевернулось только то, что было выделено золотистыми линиями, что было внутри треугольника! А все, нарисованное вокруг треугольника, словно бы и не переворачивалось. Но это оказался далеко не весь фокус…»
        Евгений Константинов
        Пока не перевёрнут треугольник
        Посыпавшиеся из-под ног камни, особого беспокойства не вызвали. Такое неизменно происходило во время передвижений от одного залива к другому, когда, вжимаясь в почти отвесные скалы, медленно преодолеваешь метр за метром рискованного пути. При этом в одной руке держишь снаряженный спиннинг, а другой - не глядя, ищешь малейший уступчик, за который можно удержаться во время очередного полушажка.
        Слегка запаниковать заставило другое, - камешки посыпались не только из-под ног, но и откуда-то сверху. Мне на голову. Я, как мог, прикрылся рукой, молясь, чтобы вслед за камешками величиной с лесной орех, не покатились булыжнички размером с футбольный мяч. Но вроде, обошлось, во всяком случае, камнепад временно прекратился.
        Я преодолел еще несколько опасных метров, оказался на сравнительно пологом склоне и, вытирая рукавом со лба пот, облегченно вздохнул. Черт меня дернул сократить путь. Сегодня, в отличие от фанатов половить на спиннинг кипрского басса в экстремальных условиях, я в соревнованиях не участвовал. То есть, конечно, участвовал, но не как спортсмен, а впервые в жизни - как главный судья…
        Впервые мне не нужно было за кем-то гнаться, или убегать от спортсменов-конкурентов, срезая углы, выбирая кратчайшее расстояние до уловистого места, чтобы первым забросить какой-нибудь воблер или спиннер-бейт в спокойные воды залива, первым почувствовать жесткую поклевку и яростное сопротивление попавшегося на крючок большеротого окуня. Сегодня я просто наслаждался теплым октябрьским деньком, желая лишь одного, - чтобы тучи, зависшие над дальними горами, не вздумали прийти в движение по направлению к нашей фрагме, говоря по-русски - водохранилищу.
        Спортсменов было ровно двадцать, и среди них две женщины, которые наравне с мужиками бегали и ползали по скалам. Я скомандовал «Старт!» у правого угла плотины, там, где мы оставили машины и где собирали снасти. Ровно через семь часов на том же месте спиннингисты должны будут финишировать и предъявить мне для взвешивания свои уловы.
        После старта спортсмены, как обычно, разбежались кто куда: одни - на левый берег, в так называемую «кишку», другие - на берег правый, в заливы, третьи - в самое верховье фрагмы на мелководные косы. Я побрел по правому берегу, рассчитывая прогулочным шагом обойти весь водоем, пофотографировать, посмотреть, кто как ловит, и если понадобится, вмешаться в какой-нибудь конфликт на правах главного судьи соревнований…
        Если бы на мысу залива спиннинговал кто-нибудь из парней, я и не подумал бы спускаться к нему по крутейшему, заросшему терновником, склону. Но внизу виднелись две женские фигурки - Вера и Катя, и я не мог лишить себя удовольствия полюбоваться, как ловят наши красавицы-экстремалки.
        - Тише, ты! Всю рыбу нам распугаешь, - зашипела на меня Верка, когда я, потеряв равновесие и упав, едва не скатился в воду между ней и ее подружкой, стоявшей поблизости.
        - Да он уже все распугал, - поддержала Катюша. - Теперь придется место менять.
        - Можно подумать, у вас здесь клевало! - буркнул я, потирая ушибленный во время падения локоть.
        - Если бы ты не нашумел, обязательно клюнуло бы, - грубовато сказала Верка.
        - А может, я свои обязанности выполняю, как главный судья, - невозмутимо ответил я. - Может, хочу проверить, не ловите ли вы на запрещенные приманки.
        - Так подходи и проверяй! - Верка зло зыркнула глазищами, закончив проводку, вытащила из воды воблер ярко-зеленого цвета, после чего развернулась и начала подниматься в гору, с которой я только что спустился.
        - Чего это с ней? - спросил я у Катюши, когда Верка поднялась достаточно высоко, чтобы меня не услышать.
        - Чего-чего! Она три баса тащила, из них один сразу леску оборвал, а два других в коряги завели, и тоже обрывать пришлось! - объяснила Катюша.
        - Ого! - удивился я. - Такой хороший клев?
        - Такой хороший, что у Верки из тонущих воблеров всего один остался. Вот она и злится.
        - Понятно. Я бы при трех обрывах вообще с ума сошел. А у тебя, как дела?
        - Хапнула большеротого! - не без гордости сообщила Катюша и вытащила из воды шнур с карабинчиком с застежкой на конце, на котором трепыхался приличных размеров басс. - На кило шестьсот десять потянул.
        - Ай, молодца! - похвалил я и, как спортсмен, почувствовал легкий укол ревности. - Давай, сфотографирую.
        Катюша с удовольствием согласилась попозировать, и я сделал на свой цифровик не меньше десятка кадров. Женщину на рыбалке вообще увидишь не часто, а с большущей, собственноручно пойманной рыбиной - просто эксклюзив. Если еще принять во внимание, что Катюша довольно-таки обаятельная девица, то такое фото не грех и на обложку журнала поставить.
        - Ты здесь, на мысу хочешь задержаться? - спросил я, когда Катюша опустила рыбу обратно в воду.
        - Ага. У меня тут еще одна хорошая поклевочка была. Думаю, басс никуда не делся, рано или поздно вновь активизируется, - высказала спиннингистка вполне разумную мысль.
        - Ну и правильно. А я пойду Верку догонять…
        …Но вместо того, чтобы догонять девушку, поднимаясь в гору, я решил опередить ее, срезать путь по почти отвесной скале. Слава богу, что не сорвался. Ну, а кто там сверху на меня камнепад устроил, следовало выяснить, может, это та же Верка новые пути-дорожки разведывает?
        Подобрав более-менее прямую палку, я начал подъем. Здесь, на древних кипрских горах подниматься гораздо безопасней, чем спускаться. Хотя бы потому, что видишь, куда наступаешь, видишь, за что можно ухватиться, если нога в треккинговом ботинке вдруг сорвется с, казалось бы, надежной точки опоры. Опять-таки, на палку удобно опираться, да и, постукивая ею по твердому грунту, заранее спугиваешь с нагретых мест ядовитых ползучих гадин. Терновник, правда, все равно делает свое колючее дело, но это уж я сам виноват, не надо было с дороги сворачивать, чтобы на девчонок полюбоваться.
        С Веркой я не повстречался, а на дорогу поднялся метрах в пятидесяти правее от места, где мне на голову посыпались камушки. Там как раз был поворот, и, как я помнил, небольшая площадка, на которой хватало места, чтобы развернуться, допустим, на джипе. Именно джип я там и увидел. И еще - двух человек - мужчину и женщину. Наверное, лучше бы я к ним вообще не подходил. Хотя, в этом случае…
        Они были художниками. Все, как положено: походные мольберты, подрамники с холстами, в руках - палитры, кисти. Он был очень похож на одного из наших спиннингистов по имени Никодим - высокий, слегка смугловатый, с волосами, собранными в пучок, и красной банданой на голове. Она… На нее лучше было не смотреть. Если, конечно, не хочешь всю оставшуюся жизнь бредить этой поразительной, ни на что не похожей красотой. Какая там Верка, какая Катюша! По сравнению с нашими спиннингистками это создание обладало буквально неземными чертами лица! Поражало сразу все: распахнутые зеленые глаза, сверхдлинные ресницы, ниточки немыслимо изогнутых бровей, утонченный носик, щеки - два нежнейших персика, губы - бесподобнее, чем у Анжелины Джоли, и еще - ослепительной белизны грива волос…
        Все произошло очень быстро. Девушка-ангел, спустившаяся на землю, глянула на меня, макнула кистью в палитру, сделала несколько мазков по холсту и… Только что я, все еще опираясь на палку, стоял рядом с джипом и вдруг очутился между двух мольбертов, а мои растянутые в стороны руки, оказались каким-то образом привязаны к подрамникам. Привязаны не чем-нибудь, а такими же белоснежными прядями волос, что были на голове у девушки.
        Я машинально попытался вырваться, но с виду хрупкие и не очень устойчивые мольберты даже не шелохнулись, словно не стояли на земле, а были в нее вколочены.
        - Не волнуйтесь, ничего страшного с вами не случится, - попытался меня успокоить обладатель банданы.
        - Но как это произошло? - я кивнул на свои руки. - Что здесь вообще происходит?
        - Я просто тебя нарисовала, - сказала девушка и широко улыбнулась, показав ровный ряд зубов, почему-то совсем маленьких, как у ребенка.
        - Нарисовала? - я посмотрел на ее холст и увидел там человечка, который, как будто бы нес сразу два мольберта. Приглядевшись, различил детали: треккинговые ботинки, защитного цвета брюки и жилетка, под ней - светлая рубашка, на голове - темно-зеленая бейсболка. Вылитый я! Но каким образом это можно было нарисовать за пару секунд?!
        - Мы вам все объясним и даже покажем, - пообещал мужчина. - Но и вы не держите от нас тайн.
        - Да о чем вы?
        - По вашему мнению, сегодня с неба прольется вода? - задал он какой-то неправильный вопрос.
        - Не хотелось бы, - проворчал я, глядя на пока что далекие тучи. - А то все соревнования насмарку пойдут.
        - Соревнования?
        - Мы здесь соревнуемся, кто больше рыбы поймает. Басса! - я невольно повысил голос, словно разговаривал со слабослышащим.
        - Басса?
        - Большеротого окуня.
        - Кто это - вы? - задавая вопросы, художник не удосуживался поворачивать голову в мою сторону. Продолжал орудовать кистью, посматривая то на холст, то на дальний берег фрагмы.
        - А вы сами-то кто? - я вновь безуспешно попытался высвободиться.
        - Мы те, кто без труда лишил тебя возможности передвигаться, - белокурая красавица встала в каком-то метре напротив меня. От ее лица невозможно было оторвать взгляд, оно притягивало, заставляя изучать, запоминать, впитывать в себя каждую свою линию, каждую черточку. Если бы еще не обнажающиеся при улыбке неестественно крохотные зубы…
        - Но, как вы это сделали? Почему мои руки вдруг…
        Она сделала шаг вперед, обхватила меня рукой за затылок, притянула к себе и нашла своими пухлыми губками мои задрожавшие губы. С ума сойти! Всего лишь за еще один такой поцелуй я готов был бы…
        - Кто вы такие, ловящие рыбу в этой грязной воде? - спросила она, отступая и глядя мне в глаза зеленью своих глаз.
        - Мы все из России. Фром Москоу. Каждую весну и осень на Кипр прилетаем, чтобы басса половить, посоревноваться.
        - Зачем?
        - Соревноваться зачем? Так ведь это же спорт! По рыбалке даже чемпионаты мира проводятся. В этом свой кайф. Поймать рыбы больше, чем поймали другие…
        - Кайф? - художник, наконец-то, посмотрел на меня. А я на него. Наверное, Верке или Катюше этот мужчина понравился бы не меньше, чем понравилась мне его красавица-напарница.
        - Как в любом спорте, - я сглотнул слюну. - Для нас - рыболовов-спортсменов соревнования - настоящий праздник. Удовольствие, адреналин. У нас, в Подмосковье почти каждые выходные по спиннингу соревнования проводятся.
        - В Подмосковье?
        - Да. На водохранилищах. Истринском, Озернинском, Можайском…
        - И тоже - в грязной воде?
        - Ну, как - в грязной, - я сделал попытку пожать плечами. - В нормальной воде. Нам ведь главное - рыбу поймать, а какая уж там вода - не важно.
        - Когда вытаскиваете рыбу из воды, вы трогаете ее руками?
        - А чем же еще!
        - Без защитных средств?
        - Ну не перчатки же надевать…
        Красавица по очереди внимательно осмотрела и даже потрогала мои кисти. Прикосновения были очень нежными, так, наверное, пятилетняя девочка гладит уложенную в кроватку свою любимую куклу. Я на мгновение представил себя и художницу в одной постели…
        - Значит, вы совсем не боитесь э-э-э… природной воды? - в ее и без того распахнутых глазах проскользнуло искренне удивление.
        - Почему мы должны ее бояться? Я, например, до того берега и обратно запросто доплыву, - сказал я абсолютную правду. Чем, кажется, вызвал неподдельный интерес и у нее, и у него.
        - И сколько вас здесь… соревнуется?
        - Ровно двадцать спортсменов. А я - судья, после финиша буду рыбу взвешивать и результаты подсчитывать.
        - Результаты?
        - Ну да. По трем самым крупным рыбам…
        - Почему только по трем? - удивился он. - А если поймаете больше?
        - Такие правила. Ты можешь хоть десять поймать, но в зачет только три самые крупные идут.
        - А остальных куда?
        - Отпускаем обратно в воду. Если они, конечно, подохнуть не успели. Или забираем и отдаем повару в отеле, чтоб пожарил.
        - Вот, значит, как, - художник удовлетворенно оскалился, и из его открытого рта послышался звук, больше всего похожий на продолжительную отрыжку. Но когда девушка так же выдала похожий звук, мне подумалось, что таким образом они между собой общаются. Кто же они такие?
        Я бросил взгляд на холст обладателя банданы. Оказывается, художник довольно точно отобразил противоположный берег водоема: под синим небом - древние горы, поросшие зеленым кустарником, довольно покатый склон, даже две фигурки рыболовов у уреза серебристой воды. Всмотревшись в уже не нарисованный, а в настоящий берег, я по цвету одежды узнал в одном из рыболовов Андрея Смертина. Андрюха прибежал на свое любимое место, где можно нарваться на стаю басса средних размеров и, вроде бы, Пашу Семечкина за собой притащил.
        - Очень хорошо, что вас ровно двадцать и еще один, - обратился ко мне художник. - В случае если счет окажется равным, вы станете решающим аргументом.
        - Какой такой счет? Какой решающий аргумент?! - повысил я голос. - Немедленно развяжите меня. В конце концов, мы - граждане иностранного государства.
        - Государства, - покивал головой художник. - Фром Подмосковье, так?
        - Развязывай давай! - вновь потребовал я.
        - Посмотри-ка лучше сюда, - художник отложил одну и взял другую, очень тонкую кисть и макнул ее в палитру. Прямая линия золотистого цвета, проведенная параллельно земле в центре холста, обезобразила рисунок. Еще две прямые линии, - и получился равнобедренный треугольник с устремленной в нарисованное небо вершиной.
        - Ну, вот, - удовлетворенно сказал художник, после чего взял и перевернул картину на сто восемьдесят градусов.
        Зачем он это сделал, было непонятно. Впрочем, у художников случаются свои причуды, они, мол, и видят по-другому. Может, в рисунке заложен какой-нибудь секрет, фокус? Я постарался вглядеться в пейзаж, который он отобразил на холсте, и вдруг со всей отчетливостью понял, что там что-то сильно изменилось. Перевел взгляд на перевернутую картину, рисунок на которой должен был бы оказаться вверх ногами. Но почему-то в рисунке перевернулось только то, что было выделено золотистыми линиями, что было внутри треугольника! А все, нарисованное вокруг треугольника, словно бы и не переворачивалось. Но это оказался далеко не весь фокус.
        Краски внутри треугольника на глазах поблекли и начали съезжать к его обращенному вниз углу, оставляя на освобождающемся месте золотистое свечение. Я вновь перевел взгляд на реальный пейзаж, который теперь казался совсем не реальным. Потому что и там, на противоположном берегу водоема, на фоне горы отчетливо стали видны контуры треугольника, внутри которого, словно смываемые водой, постепенно вливались в нижнюю его часть, кусты, деревья, камни, а вместо них появлялось все то же золотистое свечение.
        Но и это было еще не все! Не успел я подумать, что вижу открывающееся окно в совершенно другой, неземной мир, как из этого окна появились две мерцающие точки, начинающие принимать очертания… Я вновь посмотрел на холст художника; оказалось, что за считанные мгновения он успел нарисовать посередине перевернутого треугольника две летящие человеческие фигурки перламутрового цвета. Обнаженных мужчину и женщину, - себя и свою спутницу, с порхающими крыльями за спиной. Крылья, такие же, как у бабочки-капустницы, порхали на самом деле, и фигурки в действительности перемещались, то есть, летели. Сначала к нижнему углу треугольника, потом словно вырвались из него и устремились к двум ближайшим фигуркам рыболовов.
        На холсте фигурки и тех, и других выглядели хоть и крошечными, но очень четкими. Или у меня вдруг резко обострилось зрение, и я смотрел на них словно сквозь увеличительное стекло, различая даже мимику на лицах. Во всяком случае, я очень хорошо разглядел, что один из спиннингистов, а именно Андрюха Смертин, сделал резкую подсечку и быстро завращал ручку катушки на согнутом в дугу удилище.
        Дотащить рыбу до берега он не успел, - фигурка мужчины с крыльями бабочки подлетела сзади, на мгновение зависла у Андрюхи над головой, после чего близнец художника схватил рыболова за волосы, приподнял над землей, а резко увеличившиеся крылья хлопнули тому по голове, словно двумя лезвиями срезав макушку. Ничем больше не удерживаемое тело, упало на землю, а художник-бабочка взмыл вверх, держа в руках окровавленный скальп.
        - Один - ноль, - сказал, стоявший рядом со мной художник.
        - Один - один, - поправила его художница секундой позже.
        А еще через секунду до меня донеслись два истошных вопля. Я вновь посмотрел на противоположный берег, где теперь уже ни Андрюха Смертин, ни Паша Семечкин больше не ловили рыбу. Зато были четко видны две сияющие перламутром фигурки, летящие по-над берегом в разные стороны друг от друга.
        - Что там п-произошло? - дрогнувшим голосом спросил я.
        - Она сравняла счет, - как ни в чем не бывало, пояснил художник. - А я, кажется, выбрал не то направление поиска. Но ведь вы должны знать, на каком берегу ваших рыболовов больше…
        - Дорогой, - прервала его красавица, - ты забываешь правила. Никакой индивидуальной помощи от аборигенов.
        - Но он поделится информацией и со мной, и с тобой!
        - А я вполне могу обойтись и без дополнительной информации, - возразила она.
        - А-а-а… - послышался еще один отдаленный вскрик.
        - Два - один, - улыбнувшись, прокомментировала художница.
        - Да что там такое происходит?! - закричал я.
        - Сейчас ты все увидишь…
        Она встала позади меня и, приложив ладони к лицу, пальцами слегка надавила на мои глаза. И я словно с высоты третьего этажа увидел под собой, омываемый легкими волнами берег, по которому, размахивая руками, бежал человек. Он обернулся, я встретился с ним взглядом и узнал в искаженном страхом лице Женьку Ступина - моего извечного конкурента в спиннинговых баталиях. Ступин что-то крикнул и побежал еще быстрее, но я чужими глазами видел, что настигаю его, потом передо мной вытянулись руки с растопыренными пальцами. Пальцы вцепились в рыжие волосы, потом впереди что-то мелькнуло, и мой извечный конкурент освободился от плена пальцев и… от верхней части своей головы. Женька сделал по инерции еще несколько шагов и упал, окрасив прибрежные серые камни в красно-белое.
        - Три - один, - шепнули мне на ухо.
        - Уже - три - два, - тут же услышал я мужской голос.
        А я уже видел чужими глазами своего друга Германа. В отличие от Женьки Ступина, он не убегал, но стоял на вдающемся в воду мысе со спиннингом в руках, изготовившись для броска приманкой в то, что к нему приближалось. И он сделал заброс. Блесна сверкнула сталью в солнечном луче, но не нашла цель, а к оказавшемуся совсем рядом Герману уже протянулись руки с растопыренными пальцами…
        Я отчаянно замотал головой, чтобы художница отпустила мои глаза, и она не стала усердствовать, а, поднырнув под моей рукой, довольно сказала:
        - Четыре - два.
        - Не-е-ет! - заорал я, тщетно пытаясь вырваться. - Прекратите! Прекратите их убивать!
        - А в чем дело? - невозмутимо поинтересовался художник. - Почему вы запрещаете нам соревноваться?
        - Соревноваться? - опешил я.
        - Конечно. Вы соревнуетесь, ловя рыбу, а мы - ловя вас. Только вы пользуетесь специальными снастями, а у нас для этого существуют Ловцы. Наши вторые «Я».
        - Это те, что с крыльями, как у бабочек? Которыми они срезают с людей скальпы?!
        - Да, - буднично ответил художник.
        - Но они же, то есть, вы… ВЫ - УБИВАЕТЕ ЛЮДЕЙ!!!
        - Наши ЛОВЦЫ всего лишь снимают скальпы, после чего отпускают… людей. Не так ли поступают ваши СПОРТСМЕНЫ с РЫБОЙ?
        - Пять - два, - сказала красавица.
        - Нет! Уже - пять - три! - поправил ее художник.
        - Хватит! - заорал я, тщетно подавая в мозг команду проснуться. - ПРЕКРАТИТЕ!!!
        - Мы прекратим, то есть, закончим соревнования, кода счет дойдет до одиннадцати в пользу одного из нас, - улыбнулась мне своей жуткой улыбкой красавица. - И в твоих интересах, чтобы один из нас вырвался вперед, чтобы счет не стал десять - десять.
        - Но это не честно! - я вдруг вспомнил свои нескончаемые и всегда безрезультатные споры с подводными охотниками, которых называл не иначе, как убийцами рыб. - Не честно!
        - Что - не честно? - одновременно спросили он и она.
        - Когда мы ловим рыбу, у нее есть выбор - хватать приманку, или нет. Схватила - значит, сама виновата, кого-то съесть хотела. А вы никакого выбора нам не оставляете. Просто догоняете и убиваете!
        - Что ж, попробуй нашим Ловцам помешать, - развел руками художник. Потом посмотрел на небо и, поморщившись, что-то пророкотал своей подруге. Она, тоже задрав голову вверх, отрыгнула в ответ.
        Проклятье! Чем я мог помочь своим друзьям, оставаясь пленником этого дьявола и этой дьяволицы?! Спрятаться на берегу спиннингистам было абсолютно негде. Обычно, когда во время соревнований принимался дождь, мы промокали до нитки.
        Кстати, что там с дождем? Тучки, недавно висевшие где-то над горизонтом, теперь заметно приблизились и вскоре обещали, как выразился художник, «пролиться водой». А ведь он явно недолюбливает воду, даже боится ее! Я набрал в грудь побольше воздуха и закричал так, как, наверное, не кричал никогда в жизни:
        - Мужики, прыгайте в воду! С головой - в воду! Те, кто летает - убийцы. Но они не тронут вас, пока вы мокрые! Вера, Катя, прыгайте в воду!!!
        Не знаю, услышал ли меня кто-нибудь, а если и услышал, то понял ли? И если даже понял, то поверил ли в грозящую опасность? Ведь обычно, чтобы чему-то поверить, простого предупреждения недостаточно, до тех пор, пока сам не столкнешься с бедой.
        Зато художника мои крики развеселили.
        - Надо же, - он улыбнулся, глядя мне в глаза. - Вы угадали единственный способ противостояния Ловцам. Я не думаю, что слух ваших рыболовов такой острый, но если вы и дальше будете продолжать кричать, кто-нибудь обязательно услышит и спасется…
        Красавица что-то рыкнула, но он, вновь посмотрел на небо и покачал головой.
        - Нет, мы не будем затыкать ему рот, пусть предупреждает своих спортсменов. И пусть запомнит, что в следующий раз у наших Ловцов будут защитные противоводные средства.
        - Какой еще следующий раз? - не понял я.
        - Вы сами говорили, что проводите соревнования каждые выходные, - вновь улыбнулся художник.
        - Ой! - вдруг вскрикнула красавица, схватившись за щеку. - Вода с неба!
        На меня тоже упала капля, и еще одна. Мне-то было все равно, а вот ей… Персикоподобную щечку девушки украсила уродливая язва. Она не стала дожидаться прибавления таких же язв и опрометью бросилась в машину. Художник, позабыв про мольберт и прикрывая голову палитрой, метнулся за ней следом. Он не вскрикивал, но, обернувшись через плечо, я заметил, что раза три-четыре его словно пронзило разрядом тока.
        Ах, как жаль, что дождь не пролился сразу сплошной стеной!
        Но, кажется, художничкам и без того пришлось несладко. Во всяком случае, их новенький джип, по которому забарабанили крупные дождевые капли, начал деформироваться: капот и крыша на глазах покрывались ржавчиной, стекла - трещинками. Если здешняя природная вода оказалась для автомобиля столь же губительной, как для его хозяев, то я не понимал, почему, сидевший за рулем художник, не торопится завести мотор и поскорее убраться отсюда. Еще непонятней были действия девушки, которая, держа перед собой белый лист бумаги, что-то торопливо на нем рисовала. Я видел ее в профиль. Язва на щеке сочилась слизью такого же перламутрового цвета, что имели Ловцы, которые, я очень на это надеялся, корчились сейчас под каплями усиливающегося дождя.
        Она посмотрела на меня, в подобие улыбки обнажила два ряда детских зубов и перевернула лист бумаги, на котором только что рисовала, на сто восемьдесят градусов. Джип исчез, оставив после себя лишь сухое, не намоченное дождем пятно.
        А я вдруг почувствовал, что моя правая рука может свободно двигаться, дождь растворил связывающие ее путы. Я подставил ладонь под капли, плеснул немного водички на левую кисть, и белоснежные пряди сразу растаяли. Свободен! Неужели все закончилось?
        И тут я услышал женский визг. Внизу, вдоль обрывистого берега бежала Вера, а за ней, с вытянутыми вперед руками летел Ловец. Задаться вопросом, почему вода не действует на Ловцов, я не успел; там, где сейчас были Верка и Ловец, дождь не шел. Граница падающей сверху воды была где-то посередине между нами.
        - Верка! - что есть мочи заорал я. - Сюда! Вверх! Под дождь! Быстрей!
        Она услышала, бросила на меня полный отчаяния взгляд, но все поняла. И стала с немыслимой скоростью карабкаться вверх по склону. Но и Ловец тоже увеличил скорость. Это перламутровое порождение кисти художника приготовилось снять с головы девушки скальп. Порождение кисти…
        Я подскочил к мольберту, схватил картину, обезображенную треугольником, и перевернул ее на сто восемьдесят градусов. В тот же миг Ловца, который успел схватить Верочку за волосы, словно сдуло порывом ветра. И словно крутящуюся в вихре бабочку, его понесло, понесло через фрагму к дальнему берегу, где светящийся на фоне гор треугольник перевернулся обратно углом верх и основанием вниз, где тускнеющее окно в другой мир заполнялось привычным пейзажем кипрских гор. Крохотная перламутровая вспышка, еще одна, и… все! Словно бы ничего и не было.
        Если, конечно, не знать, что неподвижные пятна у воды на противоположном берегу, выбивающиеся из знакомого ландшафта, - мои друзья-спиннингисты, которые не сделают больше ни одного заброса. И если бы не Верочка, уже попавшая под дождь, но отчаянно продолжающая карабкаться вверх по заросшему терновником склону. И еще если бы не картина в моих руках…
        Капли до этого падавшие только на верхний край рамки и заметно ее разъевшие, теперь стучали по холсту, перемешивая и смывая краски. Я установил картину обратно на мольберт, но, не успев отвернуться, увидел проявившуюся на холсте короткую надпись. Четыре слова, тут же размытые крупными каплями дождя. Четыре слова, которые очень мне не понравились:
        «До встречи в Подмосковье»…