Сохранить .
Тени Марса Алексей Яковлевич Корепанов
        Берег Красного Гора #1 Красная планета, самая близкая к нам и самая таинственная. Она всегда манила и пугала. Она будоражила умы, подбрасывала загадки.
        И вот сбылись вековые мечты землян. Астронавты совершили посадку на берегу древнего высохшего океана, где еще в прошлом веке были найдены удивительные структуры, подозрительно похожие на искусственные образования: Купол, Пирамида, Город, Лицо.
        Древний Вавилон и египетские пирамиды, мертвые города в разных концах Земли - Теотиуакан и Хара-Хото... Не только они каким-то образом связаны со знаменитым Марсианским Сфинксом.
        Неприветливо он встречает сверхсекретную экспедицию, чья задача - доставка на Землю золота, обнаруженного автоматическими станциями на равнине Сидония...
        Алексей Корепанов
        Тени Марса
        В то время пусть заговорят камни... пусть откроются тайны непостижимого.
        Мерлин

* * *
        Утро было пасмурным, но теплым. Трава на лужайке перед домом еще не успела пожухнуть от летней жары, и при виде этой влажной от росы, такой родной, домашней, привычной зелени она ощутила легкий укол в сердце. Словно чей-то холодный коготок высунулся на мгновение - и тут же спрятался. В шезлонге у сетчатой ограды лежала раскрытая книжка с яркими рисунками - это Мэгги вчера оставила ее там, убежав в дом смотреть мультфильм. Отсюда, с крыльца, картинки выглядели просто разноцветными пятнами, но она знала, что это за комикс. Она сама купила его дочке два дня назад, когда они ездили в торговый центр, а потом ели мороженое на набережной Теннесси. «Кот Победитель на Планете Чудес». Отважный кот, с легкостью выходящий целым и невредимым из любых переделок.
        Вчера вечером Мэгги долго не могла угомониться, капризничала, и только довольно резкое замечание бабушки о том, что шестилетним девочкам просто непозволительно так себя вести, более-менее привело ее в чувство. Она еще немножко похныкала, поворочалась в постели - и наконец затихла. И до сих пор не проснулась. Как, впрочем, и ее бабушка.
        Она уже выехала со двора на улицу на подержанном «форде» матери и, остановившись у тротуара, вышла из машины, чтобы закрыть ворота, - и в это время дверь соседнего дома распахнулась и на крыльцо выбежала Пенелопа, огненно-рыжая полноватая женщина лет сорока, давняя напарница матери в воскресных прогулках по парку с обязательной чашечкой кофе на террасе у Теннесси и не менее обязательным бисквитом.
        - Доброе утро, Фло, - слегка запыхавшись, произнесла она, поравнявшись с автомобилем. Одета она была явно не по-домашнему, - короткая светлая блузка навыпуск и белые брюки, туго облегающие широкие рубенсовские бедра, свидетельствовали о том, что Пенелопа не намерена в ближайшее время сидеть дома у телевизора или заниматься кулинарией.
        - Привет, Пен, - ответила Флоренс, управившись с воротами и возвращаясь к «форду» цвета вишневого варенья. Пенелопа была старше лет на пятнадцать, но они давным-давно обходились без особых церемоний, еще с тех пор, когда этот старый дом, дом матери, был и ее домом и отец еще не удрал на Западное побережье, променяв их на толстозадую и грудастую то ли официантку забегаловки, то ли продавщицу попкорна, которую черт принес сюда, в Чаттанугу, погостить у тетки...
        - Ты куда-то по делам, Фло? - Пенелопа одернула блузку, и было видно, что ей не хочется навязываться, но что поделать - обстоятельства.
        - Не то чтобы по делам - так, кое-какие покупки. Я ведь завтра улетаю в Юту... надолго... Оставляю Мэгги с мамой. У тебя какие-то проблемы, Пен?
        - Если бы ты меня подбросила до больницы... Тебе ведь в ту сторону, да?
        Наверное, не так уж и много наберется в мире людей, чья жизнь годами и десятилетиями являет собой образец безмятежности и счастья; несравненно больше таких, кто скрывает в шкафу какой-нибудь скелет. Она знала, что Пенелопа отнюдь не исключение. Она когда-то заглянула в шкаф Пенелопы, в потаенный дальний шкаф, - и увидела оскал черепа и желтые кости... Со временем скелеты только прибавлялись.
        Муж от Пенелопы не удрал, пустившись в странствия, подобные Одиссеевым, - она сама рассталась с ним, оставшись с сыном. Периодически появлялись в ее доме и другие мужчины, кто постарше, кто помоложе, но почему-то надолго не задерживались - значило ли это, что рыжим не особенно везет в жизни? Сын ее рос замкнутым и отчужденным, и, кажется, были у него серьезные проблемы с наркотиками, и занимался он не совсем понятно чем. А вчера, сказала Пенелопа, хмурясь и продолжая нервно одергивать блузку, забрал машину и укатил куда-то, и до сих пор не вернулся, хотя и обещал. Потому что прекрасно знал - ей, Пенелопе, нужно в больницу.
        Это был еще один скелет из мрачного шкафа соседки. Больная мать, которую уже не один год пытались вернуть к полноценной жизни врачи городской клиники Святого Марка. Ретроградная амнезия, потеря памяти - последствие страшной автокатастрофы, в которую мать злосчастной Пенелопы попала, возвращаясь на автобусе из Ноксвилла, от сестры. Был дождь и туман, и ей еще повезло, если это можно назвать везением, - из тех, кто ехал тем утренним рейсом вместе с ней, выжили только семеро...
        - Если ты торопишься, тогда ждать не надо, - продолжала Пенелопа, не переставая издеваться над блузкой. - Как-нибудь доберусь, не в пустыне же...
        - Ну что ты, Пен, - сказала Флоренс и открыла дверцу. - Я как раз в те края. Садись.
        - Ой, сейчас, только сумки возьму. - Пенелопа, тряхнув своей роскошной пламенеющей гривой, чуть вперевалку поспешила к дому, и ее полные ягодицы крутыми волнами ходили под обтягивающей тканью брюк, вот-вот, казалось, готовых лопнуть от такого неудержимого напора. - Я быстро, - на ходу обернувшись, заверила она. - Спасибо, Флосси!
        Соседка скрылась в доме, а она в ожидании сидела за рулем и рассматривала себя в узкое зеркало, прикрепленное над ветровым стеклом. Мимо проезжали редкие пока авто, деревья застыли в безветрии под пасмурным небом - и что-то вновь кольнуло в сердце, слабо, но ощутимо, словно где-то вдали, за тысячи миль, вгонял иголки в куклу злобный колдун.
        ...Соседка расставила свои сумки на заднем сиденье и сама устроилась там же и что-то говорила, что-то о сезонных скидках, - но она почти не слушала Пенелопу. Автомобиль катил по пустынным улицам, и светофоры на перекрестках спросонок недоуменно моргали разноцветными глазами. Проехав по мосту над серой и тоже какой-то то ли сонной, то ли тоскующей рекой, неторопливо несущей свои воды в дань далекой Огайо, вишневый «форд», купленный когда-то еще отцом, добрался до центральной части города - здесь жизнь бурлила уже вовсю, будто в этих кварталах и не было ночи.
        На одном из поворотов ее подрезало такси, заставив резко затормозить, - смуглокожий водитель, наверное, из тех, с Ближнего Востока, даже не оглянулся, а Пенелопа разразилась нелестными замечаниями в его адрес.
        - Если он так же трахается, как водит, толку от такого мало - слишком тороплив, - завершила она свою филиппику и принялась собирать с сиденья выпавшие из сумки апельсины.
        Много машин и много людей, подумала она, невольно улыбнувшись финальному пассажу Пенелопы. И шум моторов, и чьи-то разговоры, и грохот отбойных молотков - начало лета, пора дорожного ремонта. Люди... Толпы, потоки людей... А совсем скоро будет тихо и малолюдно - там, у нас, в пустыне на юге Юты. А потом будет еще тише и еще малолюдней - уже вдалеке и от Юты, и от Хьюстона, и от Флориды... В далеком далеке. А мама, Мэгги и Саймон будут думать, что она все еще здесь, совсем рядом, на базе в уютной пустыне...
        Конечно, тяжело расставаться с дочкой - не на месяц и не на два... почти на полтора года!.. Но такой шанс выпадает раз в жизни, и если не воспользуешься им - будешь корить себя до самого окончания земного пути... а может быть, и после, переселившись в Тонкий мир, о котором все чаще и чаще говорят не только малотиражные оккультные издания, но и вполне серьезные ученые... Упустить такой шанс - все равно что добровольно отказаться от главного выигрыша в лотерее, от самого-самого главного суперприза.
        Саймон понимает и поддерживает: подготовка - значит, подготовка, как же без тренировок? Строжайший карантин - тоже понятно, без такого карантина никак не обойтись. Мэгги еще поймет, и будет гордиться, и будет потом хвастаться перед одноклассниками. Мама... А маме и не надо ничего знать. Может быть, когда-нибудь, лет через пять, а то и десять...
        Протолкавшись через перегруженный центр, «форд» выехал на сравнительно тихую улицу, ведущую к клинике Святого Марка. Торговые комплексы остались позади, и Пенелопа, прервав какие-то свои рассуждения, неуверенно предложила:
        - Может, я здесь выйду, Фло? Тут всего-то пять-шесть кварталов, а тебе ведь за покупками.
        - Не трепыхайся, Пенни, - сказала она, бросив взгляд в зеркало заднего вида, где горело костром отражение рыжей гривы. - Будешь топать с сумками, как верблюд. Угостишь мою маму лишним бисквитом - и мы в расчете, о'кей?
        - О'кей! - легко согласилась Пенелопа. - Не один, а два лишних бисквита и домашний яблочный пирог!
        - Только смотри не переусердствуй. Как бы ее не разнесло! Она должна быть в хорошей форме, чтобы справляться с Мэгги.
        - Я ей помогу, - заверила Пенелопа и вздохнула. - Всегда мечтала о дочке... Ты счастливая, Фло...
        Она промолчала. И вновь, уже в который раз, невольно подумала о человеке, о котором запрещала себе думать. О человеке, который очень скоро будет рядом. Рядом
        - и долго. Почти полтора года. Она про себя называла его Ясоном. Но место Медеи было не ее местом. Она просто не имела права на это место...
        Ясон... Эдвард Маклайн... Ясон-Эдвард Маклайн. Предводитель аргонавтов.
        Тот, мифический, Ясон женился на Медее. Но мифы и реальность - совершенно разные понятия, редко пересекающиеся друг с другом...
        На просторной площадке у ворот клиники уже стояли несколько авто. Широкая, вымощенная желтой плиткой дорожка, петляя, тянулась от ворот к окруженным деревьями двухэтажным белым корпусам.

«Дорога из желтого кирпича», - мелькнуло у нее в голове. Только эта дорога отнюдь не вела к волшебнику Страны Оз, в Изумрудный город, и не шагала по ней девочка Дороти.
        За высокой оградой из толстых железных прутьев с заостренными наконечниками раскинулся больничный парк - деревья, аккуратно подстриженные кусты, клумбы чуть ли не всех цветов радуги, длинные скамейки с изогнутыми спинками.

«Замечательное место, - подумала она, припарковываясь рядом с приземистым
«ягуаром». - Если бы оно не было больницей».
        Люди сидели на скамейках, люди прогуливались по дорожкам вдоль клумб и кустарника, пожилые и не очень, и было видно, что это не простые отдыхающие. Отпечаток болезни лежал на их осунувшихся лицах, казавшихся серыми в бледном свете пасмурного утра, сулящего такой же пасмурный день, и опущены были их плечи, и неуверенной была походка. Там, в парке, находились безусловно больные люди, и она с замиранием сердца подумала, что многие из них не выздоровеют уже никогда.
        - Спасибо, Флосси, - с чувством сказала Пенелопа. - Уж выручила так выручила.
        - Тебя подождать? - спросила Флоренс, разглядывая невеселую картину за больничной оградой.
        - Что ты, что ты! - замахала руками Пенелопа. - Я ее покормлю, погуляю с ней, а уж потом обратно. Так ведь налегке! Поезжай, Флосси, у тебя же свои дела.
        - Давай хоть до ворот помогу донести, - предложила Флоренс, и Пенелопа вновь легко согласилась:
        - Ну, если тебе не очень трудно... Еще один бисквит с меня! Лично тебе, Фло.
        - Не стоит все измерять бисквитами, - заметила она, открывая дверцу.
        - Ну да, есть еще наши симпатичные баксы, - поддакнула Пенелопа и спиной вперед выбралась из машины.
        Флоренс, досадливо поморщившись, пожала плечами и взяла у Пенелопы одну из сумок. Вступать в дискуссию явно не стоило.
        Следуя за шествующей утиной походкой Пенелопой, она приблизилась к воротам, не отрывая взгляда от больничного парка, - что-то там, в этом парке, притягивало ее, словно был там какой-то невидимый магнит. Или удав. Из-за кустов показалось инвалидное кресло с высокой спинкой и большими, тускло блестящими колесами, которое неспешно толкал перед собой санитар в бледно-зеленом халате - долговязый, стриженный под ежик парнишка никак не старше двадцати, - скорее всего, подрабатывающий студент или же волонтер из Армии Спасения. В кресле сидела пожилая женщина в невзрачной серой кофте. Ноги ее были прикрыты клетчатым пледом, а сухие кисти рук безвольно свисали с подлокотников. Женщина, чуть подавшись вперед, остановившимся взглядом смотрела на дорожку, и трудно было сказать, видит ли она что-нибудь или нет, а если видит - осознаёт ли увиденное. Женщина была совершенно седой и выглядела беспомощной и жалкой.
        - То же самое, что и у моей, - сказала Пенелопа, остановившись. - Память отшибло начисто, да еще и ходить не может. - И, тяжело вздохнув, добавила: - Я тут уже почти всех знаю... особенно из давних.

«В чем дело? - в смятении подумала Флоренс, не в силах отвести глаз от окаменевшего, похожего на маску лица несчастной. - Что я там увидела, что?..»
        - У матери хоть я есть, - грустно продолжала Пенелопа, - а у этой никого, ни родных, ни знакомых. Ее сюда откуда-то из Европы привезли, уже давным-давно... Она даже имени своего не помнит, а если что-то и говорит, то какую-то бессмыслицу. - Она вновь шумно вздохнула, запрокинула голову. - Господи, да минует нас чаша сия..
        И внезапно, словно отзываясь на это движение Пенелопы, сидящая в инвалидном кресле медленно выпрямилась, и взгляд ее стал осмысленным. Санитар вез ее вдоль ограды, в десятке шагов от двух женщин, приехавших на «форде» цвета запекшейся крови, и больная всем телом поворачивалась к ним, и руки ее уже не свисали как плети, а вцепились, с силой вцепились в черные подлокотники.

«Что же это? - Она никак не могла понять, что с ней такое, и сумка вдруг стала тяжелой, словно ее набили камнями, и ноги ее приросли к асфальту. - Она ТАК глядит на меня... Что?.. Почему?..» Мысли были лихорадочными и растерянными.
        Седая женщина с сухим, истончившимся, морщинистым лицом разжала пальцы и вскинула руку к небу. Она указывала на низкое небо, затянутое серой мутью облаков, и что-то тихо говорила, и по дряблым щекам ее ползли слезы, выдавливаясь из выцветших глаз.
        - Не приведи Господь... - пробормотала Пенелопа. - Давай сумку, Фло, я пойду.
        ...Давно скрылись за деревьями санитар и седая пациентка, потерявшая память, а она продолжала стоять у больничной ограды, за которой простирался печальный, совершенно иной мир, и на сердце у нее было тяжело. Так тяжело, словно кто-то подлый и беспощадный завалил его многотонными плитами.
        Она стояла соляным столпом, ощущая себя ни в чем не повинной женой Лота, покаранной жестоко и несправедливо, а перед внутренним взором ее все маячила и маячила тонкая иссохшая рука, воздетая к серым грозным небесам, за которыми нет и не может быть ничего хорошего.
        Потом она все-таки смогла вернуться в машину - но сердце продолжало болезненно ворочаться в груди тяжелым комком, и трудно было дышать...

1. Новые аргонавты
        - Господи, ничего бы не пожалел сейчас отдать за бутылку пива и добрый кусок ветчины! - с чувством воскликнул Леопольд Каталински и, состроив гримасу, с размаху впечатал в стол тубу с концентратом. - Ну почему я, болван этакий, не догадался прихватить с собой хоть немного ветчины?
        - Все равно ты бы ее уже давно слопал, - с улыбкой заметила сидящая напротив Флоренс Рок. - И согласись, все-таки это, - она кивнула на прилипшую к крышке стола белую, с веселенькими красными узорчиками тубу, - гораздо лучше, чем питательные растворы внутривенно. Три раза в день.
        - Не вижу особой разницы, - пробурчал Леопольд Каталински. - Пусть мне пиво качают внутривенно.
        - С ветчиной! - фыркнул Алекс Батлер.
        - А по-моему, на провиант грех жаловаться, - возразил Свен Торнссон, извлекая из держателя очередную тубу. - Вы согласны, командир?
        Командир Эдвард Маклайн, отрешенно потягивавший лимонный напиток, пожал плечами:
        - Сдается мне, что наш дражайший Лео просто-напросто отлежал себе зад в усыпальнице и теперь брюзжит почем зря. - Сделав очередной неторопливый глоток, он назидательно поднял палец и, немного помолчав, философски добавил с соответствующей мудростью во взоре: - Ветчина, уважаемый Лео, далеко не самое лучшее из того, что существует в этом мире.
        - Совершенно верно, - с серьезным видом кивнул Алекс Батлер. - Разве может сравниться какая-то там несчастная ветчина - даже в совокупности хоть и с дюжиной бутылок пива - с хорошо прожаренной индейкой, этим чудесным продуктом, ради которого, собственно, Господь и затеял всю эту возню с созданием Вселенной?
        - Остряки-самоучки! - проворчал Леопольд Каталински. - Да ну вас всех! - Он махнул рукой, но губы его невольно растянулись в улыбке, и мгновение спустя смеялись уже все сидящие за столом. Все пять членов экипажа межпланетного космического корабля
«Арго», с каждой секундой все ближе и ближе подлетающего к Марсу.
        Впервые за многие месяцы все астронавты собрались вместе. До этого трое из них, усыпленные вскоре после начала перелета по маршруту Земля - Марс, коротали время в специальном отсеке, который они называли усыпальницей, - замедление метаболизма на длительный период существенно сокращало расход продуктов питания и нагрузку на регенераторы воздуха, что имело немаловажное значение в столь длительном рейсе. Да и чем занимались бы все эти месяцы пилот марсианского модуля Свен Торнссон, археолог Алекс Батлер и инженер Леопольд Каталински?
        Другое дело - командир. Командиру просто не положено вот так безмятежно спать во время полета. К тому же он выполнял и обязанности бортинженера, за время предполетной подготовки освоив эту специальность. Анализ оперативной обстановки, сверка курса, связь с Землей, профилактические, а при необходимости и мелкие ремонтные работы - забот и хлопот было выше головы, и Эдвард Маклайн за эти месяцы изрядно похудел (хотя и так был сухощав), несмотря на тщательно подобранный рацион и оптимальный, по мнению специалистов, режим питания. И это при том, что полет обслуживало более сотни работников ЦУПа - они были земным экипажем «Арго», и от их умения и смекалки во многом зависело успешное осуществление небывалой еще в истории космонавтики миссии.
        Не приходилось скучать и нанотехнологу Флоренс Рок, дающей все новые и новые задания нанокомпьютеру, - и без устали трудились миниатюрные ассемблеры-сборщики и репликаторы-копировщики, перестраивая системы корабля и тем самым наирациональнейшим образом приспосабливая их к условиям полета. Первого полета к Марсу не автоматического космического аппарата, которых немало было запущено за четыре с половиной десятка лет к Красной планете, а межпланетного корабля с экипажем на борту.
        Экипаж подбирался долго и тщательно, сито строжайшего отбора прошли десятки первоклассных специалистов - впрочем, даже и не подозревавших о цели этого отбора. Круг претендентов все сужался и су-(на одном из этапов выбыл и муж Флоренс, Саймон Рок, тоже великолепный нанотехнолог, - у него были проблемы с сердцем) - ив конце концов на последние сборы в штате Юта, в пустыне, где был уже давно смоделирован ландшафт Красной планеты, прибыли пятеро - те, кто сейчас приближался к Марсу на космическом корабле «Арго».
        Они разместились на базе, затерянной в просторах пустыни, и готовились к полету бок о бок, но знали друг о друге не так уж и много.
        Командир-бортинженер, сорокалетний Эдвард Маклайн, был профессиональным военным летчиком и астронавтом. Узнав, что он родом из Южной Каролины, из Колумбии, Флоренс Рок невольно вспомнила о другой «Колумбии» - шаттле, разбившемся при посадке в 2003-м, вслед за «Челленджером». Вспомнила - но, конечно, ничего не сказала, хотя почудилось ей в этом что-то недоброе, зловещее. Командир был подтянут и строен, как и положено командиру, виски его покрывал легкий налет седины, а лицо походило на выбитые в скале знаменитые барельефы первых американских президентов. Он не отличался многословием, но Флоренс все-таки выведала, что он женат и есть у него двенадцатилетний сын Марк. Протянулась между командиром и нанотехнологом невидимая ниточка и с каждым днем, проведенным вместе, становилась все прочнее, разрастаясь, превращаясь в паутину... Для Флоренс это началось еще до базы, и она невольно прислушивалась к своим чувствам и долго не могла заснуть по ночам...
        Глядя на Флоренс Рок, нанотехнолога, довольно высокую гибкую блондинку, просто нельзя было не обратить внимание на ее бирюзовые глаза, на удивление очаровательные и заманчивые. Флоренс было Двадцать семь, она вместе с мужем работала в Хьюстоне и давно уже находилась в сфере деятельности Национального аэрокосмического агентства - без нанотехнологий дальние космические полеты с экипажем представлялись весьма проблематичными. Флоренс дала согласие после долгих раздумий и колебаний - в первую очередь из-за дочки, - и все долгие месяцы после старта ее не покидала непонятная, совершенно, казалось бы, беспричинная тревога - ведь полет проходил довольно гладко, «Арго» пронзал космический вакуум, как горячий нож масло, но тревога оставалась, притаившись где-то в глубине Алекс Батлер, тридцатисемилетний ареолог, специалист по Марсу, бредил Красной планетой с детства, когда впервые увидел сделанные «Викингами» снимки марсианской поверхности, и все последующие годы упорно шел к осуществлению своей мечты - собственными ногами пройтись по пескам и камням иного мира, тлеющим угольком заглядывающего с ночного
неба в его окно. Алекс был одним из ведущих ареологов, и дома его ничего не держало - пятнадцатилетняя дочка жила вместе с его бывшей женой и желания видеться с ним, судя по всему, не имела. Временами Алекс был склонен к философствованию, случались минуты - не самые лучшие, - когда он брал гитару и пел старые песни, хотя голосом поп-звезды Создатель его не наделил. Привез он гитару и на базу в пустыне, а вот на «Арго» пришлось обходиться без нее...
        Свен Торнссон, потомок викингов и уроженец Восточного побережья, куда в седые времена плавали его воинственные пращуры, еще с середины девяностых годов прошлого века участвовал в разработке пилотируемых спускаемых аппаратов, предназначенных именно для посадки на Марс, хотя было ему всего тридцать пять лет. Он не сомневался в том, что именно ему предназначено пилотировать спускаемый модуль в Первой марсианской экспедиции, однако претендентов на эту роль оказалось более чем достаточно, и ему пришлось изрядно попотеть, утверждая свой приоритет. Свен выглядел как настоящий викинг - он был высок, широкоплеч, светловолос, обладал завидной реакцией и не менее завидным хладнокровием, женой пока не обзавелся и не собирался, по его словам, менять статус холостяка в обозримом будущем. Несмотря на это, дефицита женского внимания он не испытывал и то и дело менял подруг.
        Пятый член экипажа «Арго», многопрофильный инженер, «мультиинженер», Леопольд Каталински, в отличие от пилота, за свои тридцать шесть лет успел трижды жениться и трижды развестись и ни в одном браке не нажить сына или дочь. Этот невысокий лысеющий крепыш с постоянно блестящими черными «итальянскими» глазами и кустистыми бровями слыл универсалом уже не первый год, его ценили, потакали всем его капризам, но какая-то врожденная неудовлетворенность заставляла его одну за другой менять компании, обслуживающие Национальное аэрокосмическое агентство. Несмотря на все профессиональные достоинства, его кандидатура долго находилась под вопросом, потому что инженер-универсал был довольно вспыльчив, имел привычку вдрызг разругаться с кем угодно из-за сущего пустяка - и это, конечно же, могло крайне негативно повлиять на психологический климат в коллективе Первой марсианской экспедиции. Однако Леопольду Каталински очень хотелось побывать на Марсе - не в последнюю очередь из-за неслыханного вознаграждения, ожидающего всех участников миссии в случае успешного выполнения основной задачи, - поэтому он, не
раздумывая ни мгновения, согласился пройти длительный курс психокоррекции. Целая команда психологов потрудилась на славу, и скверные черты характера Леопольда Каталински больше как будто бы не давали о себе знать. Психологи заверили руководителей полета, что это надолго - если не навсегда.
        Уже во время подготовки на базе в южной части Юты Алекс Батлер полушутя предложил коллегам выбрать себе имена из имен тех легендарных героев, которые, согласно мифам, некогда пустились в долгий путь к берегам Колхиды на легком «Арго», названном так в честь искусного Арга, строителя дивного корабля. Себя ареолог возжелал именовать Орфеем - у фракийского певца была золотая семиструнная кифара, у Алекса - гитара, - инструменты, в принципе, родственные. Правда, заметил ареолог, если Орфей своим пением и музыкой заставлял танцевать даже камни и зачаровывал животных и растения, не говоря уже о людях, то когда играл и пел он, Алекс, его поддерживала лаем только соседская собака, да и то не совсем ясно, был ли этот лай как-то связан с его музицированием и вокалом.
        Командиру Эдварду Маклайну, несомненно, подходило только одно имя - Ясон (ареолог не знал, что Флоренс Рок еще до его предложения мысленно называла командира именно так).
        Сложнее оказалось с Леопольдом Каталински. Он перебирал в электронной энциклопедии и отвергал одно имя за другим, пока, наконец, с большим сомнением не остановился на имени одного из сыновей бога северного ветра Борея - аргонавта Зета. (В экспедиции за золотым руном участвовал и его брат Калаид.) Инженер-универсал мотивировал свой выбор тем, что родился в Форт-Нормане, на севере Канады, куда судьба когда-то занесла его предков, поляков-переселенцев, - там частенько гуляли холодные ветры.
        Свен Торнссон к идее с аргонавтами отнесся отрицательно, заявив, что если уж брать чье-то имя, то не каких-то там древнегреческих авантюристов, а славного Тора Громовика, старинного скандинавского бога, сильного одинокого воина, разящего врагов своим единственным оружием - громадным молотом. «Вот он, мой молот! - Свен продемонстрировал свой внушительный кулачище. - В молодые годы он меня никогда не подводил, да и сейчас проломит череп любому марсианскому чудовищу. Он - Тор, я - Торнссон, улавливаете?» А вообще, добавил пилот, его еще в университете называли выразительно и солидно: Столб.
        И не нашлось имени для Флоренс Рок, потому что на борту «Арго» до прибытия в царство Ээта не было женщин; Медея, дочь царя страны Эа - Колхиды, оказалась на корабле только на обратном пути, но называться Медеей нанотехнолог не желала. (А Леопольд Каталински как-то раз в своей обычной манере пробурчал, что женщина на корабле - это не к добру. Даже если этот корабль - космический.)
        Идея Алекса как-то сама собой заглохла, однако название их космического корабля все-таки вольно или невольно напоминало им о героях Эллады. Только У аргонавтов из древнегреческих мифов был не такой далекий путь, в который пустились они, новые аргонавты, путешественники двадцать первого века...
        Как-то в один из дней подготовки на базе специалисты НАСА привезли для ознакомления новый «черный ящик», предназначенный для установки на борту «Арго». Официально он именовался «break-up recorder» - «регистратор крушения». Этот сверхпрочный конический аппарат выполнял те же функции, что и «черные ящики» самолетов, и, в случае катастрофы, мог с помощью радиокоманд из Центра управления полетом вернуться на Землю.
        Вечером, за ужином, в присутствии тех же представителей Национального аэрокосмического агентства, Алекс Батлер позволил себе не очень удачное высказывание.

«Этот регистратор очень нужная штука, - задумчиво произнес он, обводя пасмурным взглядом присутствующих. - Зафиксирует, в случае чего, наши предсмертные вопли. Знаете, чем закончилась та история с аргонавтами? Ясона через много лет прибил насмерть брус развалившегося от ветхости „Арго", и никто так и не узнал, где он припрятал золотое руно...»
        Прозвучало это довольно зловеще, за столом воцарилась напряженная тишина, а Алекс Батлер, невнятно извинившись, ушел в свою комнату и забренчал там на гитаре... Видимо, что-то на него накатило, как накатывало временами и на других членов экипажа.
        Впрочем, бдящие день и ночь психологи из персонала базы считали это явление вполне объяснимым и устранимым. Психика будущих астронавтов, перестраиваясь, нет-нет да и позволяла себе подобные взбрыки, ведь речь шла о длительном полете за миллионы миль от привычного земного мира. Те, кто совершал полеты по околоземной орбите, экипажи шаттлов и орбитальных станций, видели родную планету совсем близко, буквально у себя под ногами; участников «лунной программы» сопровождал в их рейсах на «Аполлонах» к красавице Селене большой голубой диск Земли с ясно различимыми океанами и континентами. Для тех же, кто собирался на Марс, Земля превратится в звезду, одну из многих, сияющих в черной бездне космоса. Пусть крупную, пусть яркую, но - звезду. Далекую звезду. И единственной тонкой нитью, соединяющей корабль с третьей планетой, станет радиосвязь. И больше - ничего. К такой мысли нужно было привыкнуть, сжиться, смириться с ней - а для этого требовались время и кропотливая каждодневная работа психологов.
        Человек не рожден для космоса. Он рожден для Земли...
        Алекс Батлер был уверен в том, что в освоении космоса человечество изначально пошло не тем путем. Человек не мжет обходиться без воздуха - и вынужден создавать воздушную среду на орбитальных станциях и в космических кораблях. Человек не может долго находиться в условиях повышенной радиации - и вынужден отгораживаться от нее защитными экранами. Атмосфера Марса почти полностью состоит из углекислого газа, там холодно, как в Антарктиде, и им придется расхаживать по поверхности Красной планеты в теплых комбинезонах, с баллонами, наполненными дыхательной смесью. Уровень радиации там чуть ли не как в Хиросиме после атомного взрыва, - и на базе им, будущим астронавтам, по пять раз в день делали инъекции дорогостоящего антирада, уникального препарата, которого пока и произведено-то всего ничего; он защитит организм года на два - а надо, чтобы такая защита была на всю жизнь! Люди перемещаются в космических просторах, укрывшись в коробках своих кораблей и станций, потому что космос несовместим с Функционированием человеческого организма, потому что без скафандров, баллонов и защитных экранов человек в
вакууме, при почти абсолютном нуле, моментально погибнет.
        Алекс Батлер видел два других пути. Либо искать гипотетические, вернее, даже фантастические подпространственные туннели, позволяющие буквально в один миг переноситься с планеты на планету, - либо менять самого человека, создавать совершенно новую расу, которая могла бы чувствовать себя в космосе так же свободно, как птицы в небе, не нуждаясь в воздухе и тепле, не боясь космических излучений, которая могла бы странствовать по Солнечной системе на открытых яхтах с солнечными парусами...
        К сожалению, ни того, ни другого пути еще не только не было - не было даже намека на возможность их существования. Не в фантастических романах и кинопродукции Голливуда, а в реальной жизни. В реальной жизни был оснащенный ядерными двигателями космический корабль «Арго» с защитными экранами, были защитные комбинезоны и баллоны с дыхательной смесью для работы на Марсе.
        Потому что Господь сотворил человека для жизни на Земле.

«И сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею...
        Обладайте Землей - так было сказано в Священном Писании.

«Но, - возражал сам себе Алекс Батлер, - „сотворил на Земле" - это еще не значит: запер на Земле. Человек может и должен покидать свой дом - но всегда, из любого, самого головокружительного далека, возвращаться под родные голубые небеса...»
        ...Неторопливая трапеза в одном из отсеков космического корабля «Арго» наконец завершилась, все насытились, и даже Леопольд Каталински больше не ворчал и не вспоминал о пиве и ветчине. Флоренс направилась в соседний отсек к своим наносистемам, верзила Торнссон принялся в тысячный раз (если начинать отсчет с подготовки на земном полигоне) изучать на дисплее узлы спускаемого аппарата, моделировать возможные повреждения и отрабатывать методы их устранения. Спускаемый аппарат еще предстояло с помощью все той же нанотехнологии довести до ума после перехода «Арго» на арео-центрическую орбиту; пока модуль наполовину существовал только в виртуальном виде - зачем тащить с собой от самой Земли лишний груз? Леопольд Каталински удалился в свою крохотную каюту, предусмотрительно созданную заботами Флоренс (точнее, ее наносистем), заявив, что после обеда его клонит в сон, словно он не провел во сне несколько месяцев полета. Алекс Батлер рассматривал картинки, передаваемые телекамерами внешнего обзора, - а на картинках царила совершенно неземная чернота, и в этой завораживающей агатовой глубокой черноте, не
мигая, горели неисчислимые и тоже какие-то «неземные» холодные звезды. .
        А командир экипажа Эдвард Маклайн остался сидеть в кресле, откатив его от стола по направляющим рейкам. Он сцепил руки на животе, широко расставил ноги в ботинках на магнитных подошвах и закрыл глаза, откинувшись на высокую спинку кресла. Не то чтобы ему тоже хотелось спать - он просто отдыхал, и ему было приятно, что он здесь не один. Потому что очень скоро ему предстояло остаться в полном одиночестве на орбите в ожидании остальных астронавтов, которым, в отличие от него, выпала почти невероятная возможность пошагать по поверхности Марса. А ему, профессиональному астронавту, доведется всего лишь пополнить ряды тех, кто был
«возле», но не был «на». Как в свое время Майкл Коллинз при первой, исторической высадке на Луну Армстронга и Олдрина. Как Ричард Гордон на «Аполлоне-12». Как другие участники знаменитой «лунной программы», дожидавшиеся своих напарников на селеноцентрической орбите. Бывшие «возле», но не бывшие «на».
        Эдвард Маклайн был реалистом и прекрасно понимал, что во второй раз совершить полет к Марсу ему вряд ли удастся. Не выпадет на его долю набрать пригоршню рыжего марсианского грунта, прикоснуться к холодному боку неземной скалы, подставить руки под водопад в Великом каньоне долины «Маринера»... Но, в конце концов, он с самого начала знал, каков будет расклад, и согласился на этот расклад... Во всяком случае, он - один из пятерых людей, забравшихся так далеко от Земли, как не забирался никто и никогда, он один из пятерых, побывавших там, где никто и никогда не бывал.
        И впрочем, как знать, - командир, не открывая глаз, потерся щекой о плечо, - возможно, в не таком уж далеком будущем предстоят новые полеты на Марс: все будет зависеть от того, как закончится этот, первый, какие результаты он принесет. Вполне резонно рассчитывать на то, что предпочтение при отборе следующего экипажа будет отдано опытным астронавтам, и вот тогда он, Эдвард Маклайн, попытается заключить новый контракт. Согласно которому возьмет на себя обязанности теперь уже не командира экипажа, а пилота марсианского модуля. И оставит-таки свои следы на рыжем песке! Не наследит, а именно - оставит след...
        До соседа Земли по Солнечной системе, извечно красным стоп-сигналом горящего на земном небосводе, оставались всего лишь сутки полета.
        В отличие от давно ставшей достоянием истории «лунной программы», с триумфом воплощенной в реальность полетами легендарных уже «Аполлонов», нынешняя
«марсианская программа» отнюдь не афишировалась. Напротив, она хранилась в строжайшем секрете. Конечно, при современных средствах обнаружения и слежения было просто невозможно незаметно произвести запуск космического аппарата с мыса Канаверал. О дате запуска было заранее объявлено, объявлено было и о том, что очередная межпланетная станция предназначена для дальнейшего исследования Марса. Вся эта информация вполне, в общем-то, соответствовала действительности. Кроме одного штришка. Новый предназначенный для полета на Марс аппарат не был автоматической космической станцией «Арго», а был пилотируемым космическим кораблем «Арго».
        Такая вот разница.
        В работе над программой «Арго» участвовали сотни людей, и в такой ситуации, конечно же, было очень трудно, а скорее всего, просто невозможно избежать утечки информации - тем более что речь шла не о Советском Союзе конца пятидесятых годов прошлого столетия, когда в обстановке строжайшей секретности велась подготовка к полету космического корабля «Восток-1» с человеком на борту, а о Соединенных Штатах Америки первого десятилетия двадцать первого века, где любая тайна, пусть даже в искаженном или неполном виде, непременно получала огласку в средствах массовой информации. Пронырам-журналистам было официально сообщено, что «Арго» - не обычная космическая станция типа «Марс Обзервера», «Одиссея» или «Марс Экспресс», а внушительных размеров корабль со всеми системами жизнеобеспечения астронавтов - только в этот полет он отправится без экипажа; точнее, экипажем его будут увешанные датчиками манекены. И если странствие по маршруту Земля - Марс - Земля пройдет нормально, то следующий полет «Арго» совершит уже не с куклами, а с людьми. Только произойти это может никак не раньше, чем через три-четыре года,
при условии бесперебойного и более чем солидного финансирования как из государственного бюджета, так и частными компаниями.
        Более того, журналистам устроили экскурсию в сборочный цех, где они смогли своими глазами увидеть и едва-едва начинающий приобретать проектные очертания межпланетный корабль, и те самые манекены.
        Восхищенным журналистам было невдомек, что сборка настоящего «Арго» производится совсем в другом месте, под землей, на территории, подконтрольной Пентагону, и люди, там работающие, не проболтаются ни при каких обстоятельствах.
        В случае успешного выполнения задачи Первой марсианской экспедиции «Арго» должен был совершить еще несколько якобы беспилотных полетов - официально было бы объявлено, что обнаружено много недоработок, не позволяющих направлять на Марс астронавтов, и нужно продолжать испытания корабля в беспилотном режиме.
        Программу «Арго» являли миру в плотной оболочке из недомолвок и откровенной лжи, потому что руководствовались принципом, провозглашенным чуть ли не полтысячелетия тому назад основателем печально известного ордена иезуитов Игнатием Лойолой: цель оправдывает средства...
        А цель программы «Арго» была очень заманчивой и привлекательной.
        Конечным пунктом Первой марсианской экспедиции (не считая, естественно, возвращения на Землю) была равнинная область Сидония, расположенная в северном полушарии Красной планеты. Та самая пустынная область Сидония, сфотографированная еще в 1976 году с высоты полутора тысяч километров космической станцией
«Викинг-1». Та самая Сидония, которая известна своими странными объектами, похожими на изъеденные временем гигантские искусственные сооружения.

«Лицо», или «Марсианский Сфинкс»... «Пирамида Д и М»... «Город»... «Форт»...
«Купол»...
        Эти названия вот уже более трех десятков лет будоражили воображение землян, дав почву множеству предположений, породив лавину газетных и журнальных статей и пересудов в электронных СМИ, став предметом научно- и ненаучно-популярных книг, фантастических романов и фильмов.

«Когда я смотрю на весь комплекс Сидонии, на то, как расположены все эти структуры, - говорил тогда, в семидесятые годы прошлого века, английский ученый Крис О'Кейн из «Проекта Марс», - у меня возникает ощущение, что они просто не могут не быть искусственными. Иначе я не понимаю, как могла случайно возникнуть столь сложная система выстраивания по прямым линиям».
        Командир Эдвард Маклайн, как и все другие члены экипажа «Арго», знали это высказывание О'Кейна.
        Знали они и о том, что многие из структур Сидонии являются нефракталами. То есть когда контуры этих объектов были сканированы, компьютеры определили, что они скорее искусственные, чем природные. Компьютеры были самые новейшие для того времени, они успешно использовались в военном деле для точного определения замаскированных танков и артиллерийских орудий на фотографиях воздушной разведки.

«Таким образом, - подытоживал Крис О'Кейн, - мы имеем невероятный набор аномалий. Они расположены по некоему плану, входят в состав различных групп и нефрактальны. В целом же нельзя не сказать, что это весьма необычно...»
        Да, сделанные «Викингом-1» фотографии произвели настоящую сенсацию, вызвав бурю эмоций и споров. Эдвард Маклайн был тогда еще ребенком, и перипетии космических исследований не входили в круг его мальчишеских интересов. Он гонял шайбу в одной из детских команд Колумбии, читал комиксы про Бэтмена и мечтал стать военным летчиком, как и его отец, вернувшийся контуженным, но живым из Вьетнама. И еще он мечтал отомстить этим дикарям-азиатам за отца. Промчаться на истребителе над Ханоем и угостить этих недомерков хорошим ракетным залпом. О полете «Викинга» он узнал уже потом, через несколько лет, когда вспороли земное небо первые шаттлы. В
81-м полеты «челноков» на околоземную орбиту начала та самая «Колумбия», которой суждено было потерпеть катастрофу при снижении в первый день февраля 2003-го...
        Но саму возможность своего теперешнего полета к Марсу Эдвард Маклайн с гораздо большим основанием мог бы связать не с «Викингом», а с другой космической станцией, запущенной намного позже «Викинга», в сентябре 1992 года.

«Марс Обзервер» добирался до Красной планеты в течение без малого одиннадцати месяцев, а потом...
        А потом появился пресс-релиз НАСА: «Вечером в субботу 21 августа была потеряна связь с космическим кораблем „Марс Обзервер", когда он находился в трех днях полета от Марса. Инженеры и руководители полета из Лаборатории реактивного движения НАСА в Пасадене, штат Калифорния, задействовали резервные команды, чтобы включить передатчик космического корабля и сориентировать его антенны на Землю. Начиная с 11 часов утра восточного поясного времени воскресенья 22 августа станции слежения, расположенные по всему земному шару, не получали ни одного сигнала с космического корабля».
        Оказалось, операторы из команды управления полетом до этого намеренно отключили радиосвязь «06-зервера» с Землей на время наддува топливных баков, для того чтобы предохранить лампы радиопередатчика. И после отключения телеметрии ее так и не смогли восстановить...
        Стоило ли так рисковать? Оправданны ли были действия операторов?
        Эти вопросы в те августовские дни 93-го интересовали многих.
        Специалист НАСА доктор Уильяме разъяснял тогда ситуацию: «Когда срабатывают клапаны, открывающиеся, чтобы впустить усиливающий давление гелий в баки с ракетным топливом, несильный механический удар пробегает по всей конструкции космического корабля и ощущается всеми электронными компонентами. Одним из таких компонентов являются лампы усилителя в радиопередатчике космического корабля. Воздействие на них этого удара похоже на резкое встряхивание горящей и горячей электрической лампочки, от которого она перегорает. Вот мы и отключили радиопередатчик, чтобы охладить и тем самым не повредить его. Это проделывалось много раз за время полета „Марс Обзервера". Все операции были произведены по расписанию... но больше мы уже не услышали сигналов корабля».
        Для расследования причин потери космического аппарата был создан комитет, получивший название «Совет Коффи», по имени его председателя доктора Коффи, директора по научной работе Вашингтонской военно-морской исследовательской лаборатории. Проанализировав все данные, «Совет Коффи» пришел к следующему выводу: наиболее вероятная причина того, что радиосвязь так и не была восстановлена, - разрыв в находившейся под давлением топливной системе двигательной установки
«Обзервера», вызвавший утечку топлива под теплозащитную оболочку космического аппарата. Газ и жидкость, скорее всего, истекали из-под оболочки несимметрично, и
«Обзервер» начал быстро вращаться. Возникла нештатная ситуация, когда прервалась заложенная последовательность прохождения команд и радиопередатчик не включился. Кроме того, такое быстрое вращение аппарата вокруг собственной оси могло привести к срыву главной антенны. В дальнейшем из-за того, что солнечные панели оказались несори-ентированными на Солнце, батареи «Обзервера» просто-напросто разрядились и уже не снабжали передатчик электроэнергией.
        Эдвард Маклайн, конечно же, знал все об этом ляпсусе, в результате которого
«Обзервер» потерялся в окрестностях Марса, - тот, кто готовится к полету на Красную планету, просто обязан изучить историю космонавтики. Но после официального его назначения командиром экипажа «Арго» и письменного обязательства не разглашать государственную тайну он узнал и другое...
        Тогда, в 93-м, действия, а вернее, бездействие НАСА просто озадачивало непосвященных (а таких на Земле было подавляющее большинство). НАСА по непонятным причинам все откладывало и откладывало проведение таких возможных спасательных операций, как поиск «Обзервера» с помощью космического телескопа «Хаббл» и подача команд на задействование резервного бортового компьютера с аналогичным пакетом программ. Разъяснение НАСА по поводу перезагрузки второго компьютера было более чем странным: «Сделанный командой управления полетом анализ показал, что нецелесообразно подвергать такому повышенному риску другие узлы телеметрической подсистемы корабля».
        Получалось так, что, несмотря на потерю космического аппарата и выход из строя всей телеметрии «Обзервера», НАСА не решалось перезагрузить компьютер из-за возможного повреждения аппаратуры связи. И это при отсутствии всякой связи... Никакой маломальской логики тут не прослеживалось.
        У команды управления полетом был еще один вариант: можно было попытаться обнаружить злополучный «Обзервер» и восстановить управление им с помощью радиомаяка, находящегося внутри отдельного узла космического аппарата - системы шаров-зондов, предназначенных для исследования Марса. Однако в течение месяца этот радиомаяк так и не был использован, а потом близость Марса к Солнцу привела к возникновению помех, сквозь которые уже не смог бы пробиться маломощный сигнал маяка. Так вроде бы и сгинул «Обзервер» в безбрежной космической пустыне...
        Странным, очень странным, просто необъяснимым выглядело поведение руководства НАСА. Выглядело со стороны...
        А буквально через несколько недель после прискорбного происшествия с «Обзервером» НАСА объявило о своем намерении направить к Марсу еще один автоматический космический аппарат.

«Марс Глобал Сервейер» стартовал в 1996 году, когда Эдвард Маклайн уже оставил службу в военной авиации и переквалифицировался в астронавты, так и не отомстив вьетнамцам за отца. На рассвете 5 апреля 1998 года эта автоматическая межпланетная станция, находясь на высоте четырехсот сорока с лишним километров над поверхностью Марса, пролетела над загадочными, вызвавшими столько споров структурами в области Сидония и вновь, как и «Викинг-1» два десятка лет тому назад, сфотографировала эти объекты.
        Через десять часов фотоснимки были переданы на Землю.
        На следующий день в Интернете появилось еще не обработанное изображение - непроницаемая темная полоса.
        После нескольких часов обработки изображения в штаб-квартире компании «Малин спейс сайенс системе» - поставщика систем фотокамер для «Марс Глобал Сервейера» - было обнародовано новое изображение. «Марсианский Сфинкс» попал почти в центр снимка; на том же снимке был запечатлен и один из углов «Пирамиды Д и М», названной так по именам «открывших» ее когда-то на фотокадре Винсента Ди Пьетро и Грегори Моленаара.
        Фотографии, сделанные «Марс Глобал Сервейером», заставили весь мир разочарованно вздохнуть. Нет, «Лицо» не пропало, но было теперь уже похоже не на искусственное сооружение, а на естественную формацию... да и не очень походило на лицо.
        В последующие дни мировая печать была полна разочарованных сообщений о том, что НАСА лишило Марс лица... «Простая игра света и тени, не более того», - заявляли представители аэрокосмического агентства.
        И мало кто знал, что при обработке в штаб-квартире «Малин спейс сайенс системе» в Сан-Диего изображение на снимках, вернее, на копиях снимков было сознательно искажено. Разумеется, отнюдь не по прихоти доктора планетологии и геологии Майкла Малина - президента и научного руководителя компании.
        Эдвард Маклайн тогда тоже этого не знал. Но вскоре оказался в числе тех, кто видел подлинные снимки, сделанные «Марс Глобал Сервейером», на которых, судя по всему, была запечатлена не бездумная игра природы, а творение неведомого разума.
        Впрочем, он видел и другие снимки того же района Сидонии, только сделанные с гораздо меньшей высоты.

«Марсианский Сфинкс»... Полупогруженное в песок громадное, покрытое рыжей пылью сооружение более двух с половиной километров длиной и почти Двух километров шириной, на восемьсот метров возвышающееся над пустынной равниной на береговой линии давно исчезнувшего марсианского моря. Глазные впадины стометровой глубины, каменная слеза под глазом, а уголки рта, в котором явственно видны зубы, приподняты в загадочной ухмылке. Полосатый головной убор, удивительно похожий на немее египетских фараонов; такой же немее покрывает голову земного Великого Сфинкса из Гизы. Что это - гигантская посмертная маска какого-то древнего марсианского владыки?..

«Пирамида Д и М»... Пятигранный колосс почти одной высоты с «Марсианским Сфинксом», находящимся в пятнадцати километрах от него, выстроенный, подобно Великой пирамиде Египта, почти идеально на линии север - юг по отношению к оси вращения Марса...

«Город»... Скопление массивных мегалитических сооружений с вкраплениями более мелких (но все равно превышающих по размерам любое земное строение) пирамид и еще меньших конических построек.

«Форт»... Две громадных (протяженностью полтора километра каждая) стены, соединяющиеся под углом... «Купол»... Грандиозный курган, образующий третью вершину равностороннего треугольника, в двух других вершинах которого находятся
«Марсианский Сфинкс» и «Пирамида Д и М». Не усыпальница ли это подданных марсианского владыки?..
        И все эти возведенные ушедшей в небытие цивилизацией циклопические сооружения воплощают многие из математических свойств памятников некрополя плато Гиза в Египте и сооружений других древних культур, оставивших свой след на Земле...
        В дальнейшем еще одно поле четырехугольных пирамид исследователи разглядели на фотографиях, запечатлевших с марсианской орбиты плато Элизий. И новые пирамиды - в районе Даутеронилус. А в области Утопия был обнаружен фотообъективом как будто бы еще один Сфинкс, подобный сидонийскому. Ни о какой «игре природы» речь уже идти не могла...
        В первый раз увидев четкие, сделанные всего лишь с четырехкилометровой высоты фотоснимки объектов Сидонии, Эдвард Маклайн испытал настоящее потрясение. Потом шок постепенно прошел, и его сменило какое-то щемящее, не описуемое никакими словами чувство, которое нет-нет да и давало о себе знать...
        Эти снимки, продемонстрированные ему после того, как он подписал обязательство о неразглашении, были сделаны за четыре года и семь месяцев до пролета над Сидонией
«Марс Глобал Сервейера». Они были сделаны фотокамерами, доставленными к Марсу тем самым «пропавшим» в конце августа 93-го года космическим аппаратом «Марс Обзервер».
        Тот пресс-релиз НАСА был, мягко говоря, не совсем точным. Да, действительно, на время наддува топливных баков «Обзервера» телеметрия была отключена, что проделывалось на протяжении полета, по справедливому утверждению доктора Уильямса,
«много раз». Но после закачки гелия в топливные баки радиопередатчик вновь заработал, и вполне управляемый космический аппарат без каких-либо проблем продолжал свой полет к Марсу.
        Однако мир об этом уже ничего не знал. Миру поставляли заведомую ложь, причем делали это по заранее разработанному плану и с определенной целью. Власть предержащие хотели получить достаточно убедительное подтверждение того, что сидонийские объекты действительно являются артефактами. Необходимо было уточнить
«показания» «Викинга-1» а в том случае, если справедливым окажется пред положение о существовании памятников древней марсианской цивилизации, приступить к их изучению, сохраняя при этом полную секретность всей информации, касающейся объектов Сидонии. Обосновывались все эти меры, разумеется, не только стратегическими интересами государства, но и возможными глобальными интересами всего человечества как носителя разума планетарного масштаба. Такое обоснование отнюдь не было чем-то новым - о предполагаемых серьезных негативных последствиях для морали, общественных и религиозных основ человеческой цивилизации в случае обнаружения следов внеземной жизни говорилось уже давно...
        Считавшийся «потерянным» для широкой публики «Марс Обзервер» благополучно добрался до Марса и приступил к выполнению основного этапа своей программы. Предварительно опубликованный НАСА перечень оборудования этого космического аппарата содержал кое-какие, опять-таки умышленные, пробелы. Нигде ни одним словом не было упомянуто о том, что «Обзервер», кроме марсианских шаров-зондов, нес на борту еще один специальный зонд с фотокамерами и тремя начиненными приборами сна-рядами-пенетраторами, предназначенными именно для исследования района сосредоточения сидоний-ских объектов. Один пенетратор предполагалось использовать для проникновения в толщу «Марсианского Сфинкса» и анализа его химического состава, два других предназначались для определения физико-механических свойств грунта в этом районе - чтобы учесть полученные данные при подготовке марсианской экспедиции.
        Освободившись от атмосферных шаров-зондов, «Обзервер», захлестывая Красную планету петлями витков, приблизился к Сидонии и сбросил в атмосферу привязной зонд с фотокамерами и пенетраторами соединенный с космическим аппаратом длинным тросом пятимиллиметровой толщины. Этот зонд давал возможность получить гораздо более четкие и подробные изображения сидонийских объектов и не промахнуться мимо уготованных пенетраторами целей.
        Однако промашка все-таки вышла: пенетратор, предназначенный для «Марсианского Сфинкса», был, вероятнее всего, подхвачен сильным порывом ветра и, перелетев через
«Лицо», вонзился в поверхность в полутора километрах от него. Второй пенетратор, как и было запланировано, проткнул толщу песка в трех километрах от «Сфинкса», между ним и «Пирамидой Д и М». Третий зарылся в грунт на семьсот с лишним метров ближе к «Сфинксу». Противоударные корпуса приборов не подвели: спектрометры, оказавшись под тринадцатиметровым слоем песка, где все три пенетратора наткнулись на монолитное основание, сохранили работоспособность и приступили к анализу грунта.
        ...«Марс Обзервер», постепенно теряя высоту, все еще кружил над цветущей некогда планетой, а на Земле, после получения и расшифровки информации с космического аппарата, уже приступили к подготовке пилотируемого полета на Марс. И зеленый свет этой экспедиции зажгли именно пенетраторы, врезавшиеся в песок в окрестностях
«Марсианского Сфинкса».
        Важность полученных с помощью снарядов-пенетраторов данных заставила привлечь к подготовке марсианской экспедиции неслыханное количество специалистов. Работа велась в обстановке сверхстрожайшей секретности, велась непрерывно, методом
«мозгового штурма», сразу по нескольким направлениям: усиленно разрабатывалась нанотехника, решались проблемы жизнеобеспечения и замедления метаболизма, радиационной защиты и множество других больших и малых проблем, связанных со столь длительным автономным полетом космического корабля с экипажем на борту. Разумеется, начинали не с нуля, не на пустом месте - все-таки за плечами был полувековой опыт создания космической техники; просто все исследования получили мощный новый импульс, выразившийся в обеспечении кадрами, оборудованием и неслыханном, опять же, финансовом вливании. Игра стоила свеч.
        Потому что информация, поступившая от приборов, смонтированных во всех трех пенетраторах, была совершенно идентичной и совершенно однозначной: под толщей нанесенного за тысячелетия песка и пыли скрывалось то, что когда-то находилось на поверхности, покрывая равнину вокруг «Марсианского Сфинкса».
        Золото.
        Золотой панцирь на груди Красной планеты, носящей имя бога войны.
        Этот панцирь никак не мог быть естественным природным явлением - не бывает в природе таких золотых полей. Тем более на Марсе, строение которого было изучено уже достаточно хорошо. Этот панцирь, несомненно, был создан все той же древней марсианской цивилизацией. Кто-то когда-то покрыл слоем золота поверхность равнины площадью, как минимум, несколько квадратных километров.
        В том, что речь идет именно о таком обширном золотом покрове, сомневаться почти не приходилось.. Да, один пенетратор мог случайно угодить точнехонько в изготовленную из золота одинокую плиту на чьей-то древней могиле, хотя подобный случай с позиции теории вероятностей был бы едва ли не уникальным. Можно допустить - если руководствоваться принципом «допустить можно всё», - что в такую же плиту угодил и второй; и все-таки вероятность столь удачного попадания была не просто мала, а исчезающе мала. Но чтобы все три пенетратор а попали в три разбросанные по равнине золотые плиты... Нет, сомнений не было: «Марсианский Сфинкс» возвышается над обширным, сплошь выложенным золотом участком.
        Доставка хотя бы части этого золота на Землю не только окупила бы все расходы, связанные с подготовкой и проведением не то что одной, а десятка марсианских экспедиций, но и принесла бы умопомрачительную прибыль. Как государству, так и частным компаниям-подрядчикам.
        Вот почему вся работа по подготовке такой экспедиции не заняла и полутора десятка лет - совсем немного, если учитывать сложность задач, которые нужно было решить.
        Золото. Золото... Столько золота, сколько не смогли бы вместить и десятки фортов Нокс. Вот, оказывается, где нужно было искать заветную страну Эльдорадо - не в земной сельве, а за миллионы километров от Земли, на марсианской равнине Сидония..
        Космический корабль «Арго» направлялся за истинным золотым руном.
        ...Тихо было в отсеке, и Эдвард Маклайн, отдыхая в кресле, кажется, все-таки незаметно задремал, потому что ему привиделся вдруг «Марсианский Сфинкс» - величественное сооружение на снимке, сделанном фотоаппаратурой привязного зонда, спущенного с борта «Обзервера». Каменное лицо усмехалось, и усмешка эта казалась почему-то зловещей...
        Корабль новых аргонавтов был уже совсем недалеко от желанного берега - Марса.

2. На далеком берегу
        В полумраке кабины посадочного модуля рыжим пятном выделялся экран внешнего обзора. Свен Торнссон окрестил модуль «летающей консервной банкой», и эта «банка» была битком набита «сардинами» - одинаковыми серыми контейнерами. В контейнерах пока было пусто. Отстыковавшись от оставшегося на орбите «Арго» с командиром Маклайном, модуль, ведомый Свеном Торнссоном, совершил запланированный маневр и нырнул в реденькую атмосферу Марса в нужное время и в нужном месте, чтобы с минимальным расходом топлива кратчайшим путем выйти к расчетному месту посадки в области Сидония.
        Процедура расставания получилась короткой и без сантиментов: командир по очереди пожал руку и похлопал по плечу Алекса Батлера, Свена Торнссона и Леопольда Каталински, и лишь ладонь Флоренс Рок задержалась в его руке немного дольше.
«Береги себя... и да поможет вам Бог», - тихо сказал командир Маклайн и перекрестил Флоренс.
        Рыжее пятно экрана светилось над головой Свена Торнссона, сидевшего у панели управления. Остальные трое участников Первой марсианской экспедиции, пристегнувшись ремнями, как в самолете, располагались в креслах, составленных в один ряд в тесном пространстве кабины. Проектировщики «летающей консервной банки» успешно справились с задачей создания спускаемого аппарата, отвечающего трем главным условиям: максимальная компактность всего находящегося вне грузового отсека; максимальная же, в пределах данного объема, вместимость этого отсека (по сути, модуль и был летающим грузовым отсеком с довеском кабины управления,
«нанохозяйства» Флоренс Рок и двигательной системы); предельная простота в управлении. В случае необходимости любой из участников экспедиции мог вывести модуль на орбиту и добраться до «Арго».
        Экран был рыжим, потому что внизу расстилалась покрытая пылью пустынная, сухая, ржаво-красная равнина, усеянная дюнами, невысокими зубчатыми скалами и каменными глыбами - свидетелями давних тысячелетий. Модуль по диагонали снижался над Си-донией, расставаясь с небом, где сиротливо пристроилось маленькое, в полтора раза меньше земного, тускло-желтое солнце - бледное подобие того светила, что так привычно освещает и согревает мир людей. Марсианское солнце - далекое и какое-то отчужденное, отстраненное - висело, окутанное легкой дымкой, в розовом, как ломоть семги, небе с едва заметными разводами облаков из кристалликов льда и не в силах было согреть этот неласковый мир - там, внизу, на ржавой равнине, свирепствовал сорокаградусный мороз.
        И вот уже заняли весь обзорный экран таинственные объекты Сидонии: модуль снижался над «Сфинксом»; сбоку, справа, вздымались сооружения «Города»; дальше, за ними, застыла под солнцем «Пирамида Д и М»; слева от нее гигантским пузырем, словно выдавленным из-под поверхности каким-то давным-давно вымершим марсианским чудовищем, вздулся загадочный «Купол».
        И впервые над изъеденными временем марсианскими пространствами прозвучал человеческий голос. Это был голос инженера Леопольда Каталински.
        - Поразительно! - сказал инженер. - Он чертовски похож на маску! Я когда-то видел такую же маску... кажется, в Бостоне... да, в Бостоне, на шествии в Хэллоуин. Точно, видел! Вот чудеса! - Он повернулся к сидящему рядом ареологу: - Согласен, Алекс? Видел такие маски?
        Ареолог не ответил. Он впился глазами в изображение и, казалось,' готов был вскочить с кресла и устремиться к экрану - если бы не ремни. Флоренс тоже не отрываясь глядела на проплывающую под модулем громаду, и только Свен Торнссон, не поднимая головы, ловко манипулировал клавишами управления, словно виртуозно играл на пианино.
        Гигантский монолит, более темный, чем окружающая его равнина, был, несомненно, создан когда-то природой - и столь же несомненно было то, что этот каменный массив подвергся обработке инструментами, изготовленными разумными существами. Никакие ветры, дуй они с разных сторон хоть и десять тысяч лет подряд, никакие дожди и волны, никакие перепады температур не смогли бы сотворить из одинокой горы то, что предстало взорам землян: вырезанная из камня улыбающаяся маска с четкими очертаниями, с глазницами, заполненными чем-то белесым - то ли лед это был, как в кратере сфотографированного станцией «Марс Экспресс» вулкана на Северной равнине, то ли туман, отчего лицо - вполне человеческое лицо! - имело странную схожесть с земными античными статуями, вызывающими неприятное чувство своими слепыми глазами. Изображение Сфинкса на экране разительно отличалось от многочисленных фотографий, сделанных с борта космических станций, оно словно беззвучно твердило, отбрасывая все сомнения скептиков: надо мной поработал разум моей планеты...
        Алекс Батлер не сводил глаз с экрана и вдруг, в какое-то мгновение, испытал очень странное ощущение. Словно все окружающее неуловимо дрогнуло и чуть изменилось, проявившись в каком-то ином ракурсе. Модуль, казалось, пересек какую-то невидимую черту, какую-то границу, отделяющую этот участок от других, и оказался в пространстве с несколько иными свойствами...
        Необычное ощущение почти сразу же исчезло. Ареолог, чуть подавшись вперед, повернул голову к нанотехнологу и инженеру, - Флоренс, морщась, давила пальцем на ухо, а Каталински часто дышал, приоткрыв рот. Торнссон, сидя к ним спиной, продолжал самозабвенно исполнять посадочную симфонию на клавишах панели управления.

«Почудилось? - подумал ареолог. - Или...»
        Он не знал, можно ли доверять собственным ощущениям.
        Улыбающийся какой-то странной улыбкой колосс со слезой под правым глазом (смех сквозь слезы? или это просто болезненная гримаса?) отодвинулся в угол экрана. Все ближе, словно поднимаясь из глубин, подступала к модулю ржавая равнина - и Свен Торнссон, на миг полуобернувшись к завороженным только что открывшейся картиной коллегам, отрывисто предупредил:
        - Держитесь. Врубаю тормозные.
        Модуль содрогнулся от импульса запущенных тормозных двигателей, завис над марсианской поверхностью между Сфинксом и Куполом и медленно, словно приседая на все укорачивающихся и укорачивающихся огненных струях, рвущихся из дюз, осел на россыпь мелких камней, окутанный тучей взметнувшейся вверх бурой пыли. Первая марсианская финишировала.
        Некоторое время все сидели молча, возможно, думая каждый о своем. Все-таки, наверное, это очень здорово - ощущать себя первым, знать, что ты первый... Впрочем, Торнссон, похоже, пока еще не прочувствовал всю уникальность момента - он тщательно проверял по индикаторам работоспособность всех систем «консервной банки». А Флоренс и Леопольд Каталински после некоторого послепосадочного оцепенения, не сговариваясь, обратили взоры на руководителя группы Алекса Батлера.
        Батлер, словно только что очнувшись, тряхнул головой, расстегнул ремни безопасности, но подниматься из кресла не стал. Как-то отстраненно глядя на экран, показывающий одну только непроницаемую ржавую пелену, он произнес:
        - Прибыли. Поздравляю с успешной посадкой. Начнем по программе. - Он взглянул на пилота: - Свен, как у нас там снаружи? Уши не отморозим? - Тон у него был деловой и какой-то неестественный, словно ареолог чувствовал себя не в своей тарелке.
        В распоряжении экспедиции были прекрасные комбинезоны с терморегуляторами,
«обкатанные» на антарктической станции на Земле Королевы Мод при температурах, достигающих минус пятидесяти, а также предоставленные Министерством обороны герметичные шлемы и компактные баллоны с дыхательной смесью из арсенала диверсионных групп, предназначенных для действий в условиях высокогорья. Имелось и оружие в виде пистолета «магнум-супер», находящегося у руководителя группы. Поскольку стрелять на Марсе было вроде бы не в кого, то оставалось предположить, что оружие включили в список необходимого инвентаря для пресечения возможного бунта... или все-таки кто-то в НАСА и в самом деле верил в неких кровожадных уэллсовских марсиан, которых хлебом не корми - дай только сжевать землянина? Второй такой же мощный «магнум» лежал в сейфе командира «Арго» Эдварда Маклайна. Неужели в том же космическом агентстве всерьез считали, что блеск марсианского золота способен довести экипаж «Арго» до конфликта, который можно устранить только с помощью оружия? По этому поводу Флоренс Рок, показав знакомство с русской классикой (будучи школьницей, она играла в самодеятельном театре), еще в самом начале полета
заявила: если все знают, что висящее на сцене ружье должно обязательно выстрелить, - почему бы просто не разрядить его еще в первом акте? На что Эдвард Маклайн, улыбаясь, ответил: пистолет - это чтобы отбиваться от возможных атак НЛО...
        Свен Торнссон, изучавший показания наружных анализаторов на дисплее, вместе с креслом развернулся от панели управления и обвел коллег круглыми от изумления глазами.
        - За бортом плюс десять и три... - сказал он срывающимся голосом.
        - Десять и три - чего? - не понял Алекс Батлер.
        - Градусов, - проникновенным полушепотом пояснил пилот и тут же чуть ли не закричал: - Больше пятидесяти по Фаренгейту!
        - Не может быть, - уверенно заявил Алекс Батлер, почувствовав какой-то неприятный холодок в солнечном сплетении. - Датчик неисправен, давай резервный.
        Он поднялся и, стуча тяжелыми ботинками по полу кабины, направился к дисплею. Флоренс и Леопольд Каталински обменялись недоуменными взглядами: в это время и в этом месте температура за бортом никак не могла быть плюсовой!
        - А эт-то еще что такое? - потерянно вопросил Алекс Батлер, уставившись на только что возникшие на дисплее строки. - Азот - семьдесят восемь, кислород - двадцать один... Откуда? Что это, черт побери!
        В кабине модуля воцарилось всеобщее растерянное молчание. Числа, которые бесстрастно застыли на дисплее, были совершенно абсурдными в данной ситуации. Все члены экспедиции прекрасно знали, что атмосфера Марса на девяносто пять процентов состоит из углекислого газа. Если же верить показаниям датчика - а проба забортного воздуха была взята буквально за несколько секунд до посадки, - воздушная оболочка (по крайней мере, в окрестностях Сфинкса и других объектов Сидонии) ничем не отличалась от земной! Можно было, конечно, и в этом случае объяснить все неисправностью анализатора - но поломка двух датчиков сразу...
        - Кто-нибудь скажет мне, куда мы прилетели? - среди всеобщего ошеломленного молчания задал вопрос Алекс Батлер. - Может быть, это какой-то другой Марс?..
        ...Давно уже исчезла поднятая при посадке рыжая пыль, на обзорном экране была видна пустынная равнина, вздымалась в отдалении, закрывая чуть ли не полнебосвода, громада Марсианского Сфинкса, и тусклое солнце поднималось все выше в розово-желтое небо. Повторные замеры и анализы дали все те же числа: температура за бортом - плюс десять и тридцать четыре сотых градуса по Цельсию; состав воздуха практически аналогичен земному. Факты говорили о том, что в районе посадки модуля существует непонятно каким образом и когда возникшая совершенно невероятная аномалия...
        Это было странно, это было интересно, это требовало обоснований и объяснений; если хоть какие-то объяснения или хотя бы намеки на них и могли возникнуть, то лишь в ходе длительных размышлений и дискуссий... но размышления требовали времени, а время свое Первая марсианская должна была занять не размышлениями и рассуждениями, а вполне конкретной работой. Да, дело предстояло вполне конкретное, и нужно было браться за него - ради чего, собственно, летели-то за тридевять пространств?
        Специалист по Марсу Алекс Батлер поступил так, как сплошь и рядом поступают в ученых кругах: он определил это явление как «феномен Сидонии», классифицировал его как «аномалию невыясненного генезиса» и принял ее как данность. Нужно было приступать к выполнению скрупулезно составленной еще на Земле программы. Программа, конечно же, включала одним из пунктов осмотр загадочных объектов Сидонии, но главным, стержневым, в ней было совсем Другое: докопаться до «золотого руна» и переправить максимально возможное количество драгоценного металла на космический корабль «Арго»: золото Эльдорадо - в трюм галеона!
        Алекс Батлер, конечно же, не мог заставить себя совершенно не думать о неожиданном и совершенно неправдоподобном «феномене Сидонии», но постарался загнать эти мысли в самый дальний угол. Тем не менее, пока он вместе с остальными астронавтами проводил обязательные послепосадочные процедуры, нет-нет да и выскальзывало из этого дальнего угла ни на чем пока не основанное предположение: аномалия как-то связана с ухмыляющимся марсианским «Лицом» или же с другими местными нефракталами. Именно они - причина «сидонийского феномена»... Подтверждением неординарности этого района стал сеанс связи с Эвардом Маклайном. «Арго» висел на ареостационарной орбите прямо над Сидонией, никаких помех радиосвязи быть не могло, однако радиообмен между кораблем-маткой и модулем происходил с непонятной задержкой прохождения сигнала. Вот тогда и возник в голове Алекса Батлера образ какой-то гигантской полусферы, накрывающей Сидонию...
        Ареолог обрисовал командиру обстановку, и озадаченный Эдвард Маклайн, поразмыслив, все-таки дал свое благословение на реализацию программы - ничего вроде бы пока не угрожало здоровью и жизни четверки «марсиан». Программу они знали назубок, в ней были четко и подробно расписаны задачи и действия каждого участника Первой марсианской; эти действия были уже неоднократно отрепетированы на земном полигоне в предполетный период.
        Застегнув оранжевые комбинезоны и надев черные шлемы коммандос - датчики датчиками, а рисковать не стоило, хотя экспресс-анализ забортного воздуха и показал полное отсутствие какой-либо органики, - итак, полностью облачившись, они стояли у выходного люка, отделяющего их от мира Красной планеты, - Алекс Батлер впереди. Прежде чем привести в действие механизм замка, ареолог обернулся к своим спутникам:
        - Наверное, нужно сказать что-нибудь этакое... Как Армстронг: «Этот маленький шаг одного человека - гигантский прыжок человечества...» или что-то в этом роде. - Его голос звучал по рации и был слышен сквозь шлем. - Но мне, честно говоря, ничего в голову не лезет. Разве что: «Наконец-то на Красной планете появились звездно-полосатые...» - Он криво усмехнулся при полном молчании остальных и отрицательно покачал головой: - Нет, не то... Нет изюминки.
        - Появились голубые, - проворчал Леопольд Каталински и, поймав возмущенный взгляд Флоренс, добавил: - В смысле, с Голубой планеты.
        - Планета голубых... - задумчиво сказал Свен Торнссон. - Вот гады, такой приятный цвет испохабили!
        - Пусть бог войны примет нас с миром и с миром отпустит, - поспешно вставила Флоренс.
        - А что, годится, - одобрительно заметил пилот. Каталински нехотя кивнул, соглашаясь.
        - Сосед Земли, прими нас с миром и с миром отпусти, - медленно и негромко, но достаточно торжественно сказал Алекс Батлер и перекрестился. Его примеру последовала только Флоренс. («Покойтесь с миром...» -мелькнула у него совершенно ненужная мысль, и он передернул плечами.) - Ладно, пошли!
        Люк словно нехотя подался вперед и в сторону, с громким шорохом развернулся трап - и Алекс Батлер вышел под розово-желтые марсианские небеса. Однако торжественного сошествия на поверхность Марса не получилось - на последней ступеньке ареолог неожиданно споткнулся и чуть не упал...

«Господи, этого еще не хватало! - смятенно подумал Батлер. Он не был суеверным, и все же... - Господи, пусть все будет хорошо...»
        Ступать по Марсу было легко - каждый из астронавтов весил здесь чуть ли не в три раза меньше, чем на Земле. Впервые этот пейзаж наблюдали не бесстрастные объективы фотокамер, а глаза людей. Первых людей на Марсе. Впрочем, бортовая видеоаппаратура тоже вела непрерывную съемку. Вокруг расстилалась приглаженная ветрами равнина, с одной стороны вздымалась пятигранная Пирамида, левее возвышался Купол, с другой стороны впечатался в небо массив Сфинкса, а на близком горизонте темнели сооружения Города. Воздух был чист и спокоен, над головами астронавтов светило солнце, и едва угадывался в небе призрачный полумесяц Фобоса, а под ногами, на тринадцатиметровой глубине, лежало золото...
        Этот пустынный мир когда-то был живым миром, с лесами и полноводными реками, морями и покрытыми высокой травой равнинами. Тут жили разумные существа, похожие, судя по Марсианскому Сфинксу, на людей, это и были люди - люди Марса; у них были свои города и селения, они молились своим богам и сочиняли музыку, рисовали картины, слагали стихи и сооружали грандиозные монументы в память о великих событиях. Почему исчезла древняя марсианская раса? Или она не вымерла, а переселилась в недра планеты? Или, подобно библейским персонажам, совершила грандиозный Исход через пустыню космоса на Землю? Не потому ли землянам снятся иногда странные, нездешние сны?..
        Алекс Батлер, болевший Марсом чуть ли не всю свою жизнь, конечно же, читал
«Марсианские хроники» своего соотечественника Рэя Брэдбери. Нет, Батлер, разумеется, не верил в то, что Марс до сих пор обитаем, - вернее, не надеялся на это, - и знал, что их Первую марсианскую не ожидает судьба описанных великолепным фантастом из Иллинойса экспедиций, - и все-таки сердце его учащенно билось, а взгляд цеплялся за каждый камешек, за каждое углубление в красном грунте, словно надеясь отыскать следы тех, кто был здесь и только что ушел отсюда, завидев спускающийся с неба летательный аппарат чужаков.
        Впрочем, времени на подобные размышления не было. То, что мог позволить себе еще один соотечественник Алекса Батлера - Генри Торо, проводя дни в уединении на берегу лесного пруда, - не мог позволить себе руководитель экспедиции, преследующей вполне определенные прагматические цели. Побродив с десяток минут по равнине возле модуля и полюбовавшись пейзажем, астронавты принялись за работу. Были взяты для экспресс-анализа пробы грунта. Была проведена еще одна видеосъемка
        - теперь уже не с борта «консервной банки», а непосредственно с поверхности. Леопольд Каталински подготовил буровое оборудование и расконсервировал экскаватор. Свен Торнссон проверил исправность автоконтейнеров и собрал транспортеры для выемки грунта из котлована - а предстояло переместить не одну тонну, чтобы добраться до глубоко лежавшего золотого щита. Флоренс Рок провела еще один сеанс радиосвязи с «Арго», протестировала свою технику и занялась обустройством быта - оборудованием спальных мест в грузовом отсеке и подбором пищевых продуктов. Алекс Батлер расставил в разных местах вокруг модуля измерительную аппаратуру, а потом испытал на поверхности небольшой двухместный вездеход - это была специально изготовленная для миссии «Арго» машина. Работать в комбинезонах было жарко, шлемы и баллоны с дыхательной смесью оказались излишеством, но Батлер пока осторожничал. .
        Они с головой ушли в работу, какой еще, наверное, не видела эта пустынная планета. Алекс Батлер, присев на корточки, протирал колеса вездехода и думал о том, что они здесь все-таки не одни: где-то за горизонтом пробираются сейчас среди камней другие марсоходы - небольшие роботы, доставленные сюда с Земли и год, и два назад автоматическими межпланетными станциями...

* * *
        Бур вонзился в рыжий грунт, пошел вниз, пробиваясь сквозь толщу нанесенных за бог знает сколько лет наслоений. «Арго» нужно было загрузить золотом снизу доверху, превратить в летающий золотой слиток - а для этого «консервной банке» предстояло совершить не один рейс из Сидонии до орбиты и обратно... если только там, в глубине, действительно находилась сплошная золотая целина, а не отдельные золотые островки...
        Бур вернулся из разведки, и все вздохнули с облегчением: золото есть! Для верности произвели бурение еще в трех местах, по углам нанесенного на карту квадрата, - и вновь не обманулись в своих ожиданиях. Золотая подкладка простиралась под равниной, возможно, до самого Купола и Пирамиды, и ничто не мешало приступать к рытью котлована. И продолжить бурение в других местах, чтобы определить - хотя бы приблизительно - размеры золотого слоя.
        Леопольд Каталински на пару с Флоренс вплотную занялись экскаватором, а Алекс Батлер вместе с пилотом модуля, погрузив в ровер бур и боксы с обслуживающей аппаратурой, направились к побережью древнего высохшего моря. Удалившись на пять километров от места посадки «консервной банки», они принялись бурить новую скважину.
        Золото было и здесь, даже гораздо ближе к поверхности на глубине восьми метров. Равнина Сидонии оказалась поистине золотой равниной...
        - Господи, да тут, похоже, жили сплошные Крезы, - пробормотал Свен Торнссон, разглядывая добытые из скважины образцы. - Может, вообще весь Марс был вовсе не красным, а золотым?
        - Или сплошные Мидасы, - добавил Алекс Батлер. - Все, к чему прикасались, превращалось в золото. Пройдутся туда-сюда - а за ними золотые следы.
        - Однако, изрядно же они здесь потоптались!
        - И все-таки никакое золото их не спасло. - Ареолог задумчиво оглядел равнину, задержав взгляд на громаде Марсианского Сфинкса.
        Торнссон показал на небо цвета пыльных роз и выгоревших подсолнухов:
        - Оттуда долбануло?
        - Скорее всего, да, оттуда, - кивнул Алекс Батлер. - И хорошо долбануло.
        Пилот хмыкнул:
        - «Звездные войны», последний эпизод...
        - Войны не войны, а вот комета, астероиды или Другая планета - вполне возможно. Гипотез много, на любой вкус. Была бы машина времени, можно было бы проверить.
        - Ну да, ну да, - покивал Свен Торнссон. - Угодить аккурат в тот момент, когда небесная глыба валится прямо тебе на голову.
        - Гипотез много, - повторил ареолог, словно не слыша пилота. - В этом плане, например, очень интересен древнемексиканский миф о Ксипе Ксолотле, с которого живьем содрали кожу...
        - Что за миф? - поинтересовался Торнссон, принимаясь укладывать образцы в пенал. - За что его так, беднягу? И при чем тут древняя Мексика? Где Мексика - и где Марс!
        Алекс Батлер словно очнулся:
        - Потом, Свен. Некогда истории рассказывать. Поехали.
        Теперь уже пилот занял место водителя, а сидящий рядом Батлер по пути к очередной точке бурения продолжал думать о давнем мифе.
        Одно из толкований этого мифа принадлежало их соотечественнику, инженеру-строителю Хью Харлестону. Ксипе Ксолотль был братом-близнецом хорошо известного могущественного бога Кетцалькоатля, принесшего, согласно мифу, в Мексику цивилизацию в начале нынешней эпохи жизни на Земле. Кетцалькоатля часто изображали в виде огненной пернатой змеи, и само его имя означало «покрытая перьями змея». В мифе говорилось о том, что с Кетцалькоатля и с его брата Ксипе Ксолотля содрали кожу - буквально «освежевали» их заживо. В те времена в Мексике и в самом деле сдирали кожу с людей, предназначенных в жертву богам; особенно отличались этим ацтеки - последний народ, который сохранил древние мифы до прихода конкистадоров - участников испанских грабительских завоевательных походов в Центральную и Южную Америку в конце пятнадцатого и в шестнадцатом веке, жестоко истреблявших и порабощавших местные племена.
        Харлестон пояснял этот миф следующим образом: связанный с Кетцалькоатлем символизм указывает на освежеванную планету - близнеца Марса, то есть Землю, пострадавшую некогда от столкновения с кометой. Ксипе же Ксолотль, пострадавший близнец, - это сам Марс, тоже освежеванный красный бог Востока, «отступивший на новую позицию».
        Алекс Батлер, углубившись в размышления, рассеянно глядел на стелющуюся под колеса ровера бурую каменистую равнину.
        Несомненно, Марс когда-то был «освежеван», и с тех пор его северное полушарие в среднем на три километра ниже южного. Оно, судя по всему, в свое время получило серию сокрушительных ударов и в результате местами лишилось внешнего пласта своей коры. Южное полушарие тоже несло на себе многочисленные шрамы от разрушительной бомбардировки. Восточный край обширной, протянувшейся на тысячи километров возвышенности, названной поднятием Фарсида, явно был расколот какими-то катастрофическими силами. Среди хаотичного переплетения связанных между собой каньонов и впадин, получившего мрачное имя Лабиринт Ночи, поверхность Красной планеты распарывала чудовищная извилистая борозда, словно оставленная плугом какого-то зазвездного исполина, который прошагал здесь четыре с половиной тысячи километров и, подустав от такой работы, забрал плуг и удалился в свои за-звездные владения.
        Этот оставленный неведомым плугом след назвали Долиной Маринера, в честь
«Маринера-9» - первого космического аппарата землян, сфотографировавшего марсианскую борозду. Алекс Батлер знал наизусть, что глубина ее доходит до восьми километров, а максимальная ширина составляет шестьсот с лишним - не метров, а все тех же километров, больше, чем от Лос-Анджелеса до Сан-Франциско! Этот шрам на теле бога войны был гораздо глубже, шире и длиннее, чем такая же, как Ниагарский водопад, американская достопримечательность - Большой Каньон в штате Аризона.
        Восточная оконечность грандиозной Долины Маринера поворачивала на север, к экватору, и переходила в совершенно сумбурную местность - истерзанный и развороченный ландшафт из массивных каменных глыб, долин и изломов, подобный одному из нижних кругов Ада, каким описал его в «Божественной комедии» Данте. Тут словно бы порезвился уже не один, а добрый десяток космических великанов...
        Миф о Ксипе Ксолотле был искаженным, своеобразно преломленным чередой поколений воспоминанием о катастрофе - в этом Алекс Батлер не сомневался. О страшной катастрофе, случившейся с Марсом, с которого содрала кожу «огненная змея». Но какой реальный объект мог бы подойти под описание огненной крылатой змеи, мчащейся по небу?
        Ответ тут был только один: на протяжении всей истории человечества и во всех цивилизациях именно такой образ порождался кометами - вечными небесными странницами, постоянно извергаемыми облаком Оорта, сферой, окружающей внешние пределы Солнечной системы. Эта сфера заключала в себе не сотни, не тысячи, не миллионы - миллиарды комет! Алекс Батлер еще с университетской юности помнил описание кометы Донати 1858 года, сделанное одним из очевидцев, - «самой великолепной кометы девятнадцатого века». «У нее была голова, как у змеи, ее тело возле центра изгибалось и извивалось, как гигантская красная змея, а ее хвост, сверкавший, как золотая чешуя, протянулся на сорок миллионов миль...»
        Огненная змея впилась в краснокожего бога войны - и жизнь покинула его...

«Машина времени, - подумал Алекс Батлер. - Сколько нового мы узнали бы, если сумели бы реализовать фантазии Уэллса. Возможно, всю историю пришлось переписывать заново».
        Ему вспомнилось чье-то замечательное выражение: «Если из истории убрать всю ложь, то это совсем не значит, что останется одна только правда. В результате может вообще ничего не остаться...»
        Свен Торнссон вернул ареолога к действительности.
        - Если и тут то же самое, - сказал пилот, остановив марсоход у нового места бурения, - то я, ей-богу, готов поверить в золотые дожди.
        - А у меня есть еще одно предположение, - тут же включился Алекс Батлер. - Какие золотые дожди? Это Зевс прикинулся золотым дождиком, когда ему Данаю очень уж сильно захотелось. А я вот думаю, что местным алхимикам просто удалось добиться того, что не удалось нашим Парацельсам.
        - Философский камень! - мгновенно сообразил Торнссон, выбираясь из марсохода. - Думаешь, они таки отыскали философский камень?
        - Вот именно, - подтвердил ареолог. - И пустились во все тяжкие. Жаль, что подтвердить или опровергнуть это предположение нам вряд ли удастся. Как кто-то когда-то сказал: залез ночью в дом вор, ищет драгоценности. Нашарил на ощупь, но не знает в темноте - бриллианты это или простые стекляшки. Так и мы: может, предположение наше и верное, только мы не знаем, что оно верное.
        - А если свет включить? - предложил пилот.
        - В том-то и дело, что нет света. Авария в электросетях.
        - Дождаться, когда солнце взойдет! - бодро гнул свое Торнссон, вытаскивая из ровера бур.
        Алекс Батлер вздохнул:
        - Нет там никакого солнца, Свен. Вечная темнота...

* * *
        Работали до сумерек, забыв о времени и не обращая внимания на голод. Все были охвачены азартом, хотелось делать все как можно быстрее и сделать как можно больше. Однако Алекс Батлер время от времени поглядывал на темную громаду Сфинкса, предвкушая тот момент, когда они доберутся до золота и он возьмет ровер и отправится к древнему сооружению, очень похожему сверху на маску со слепыми глазами - маску с праздника Хэллоуин в земном городе Бостоне.
        И лишь когда командир Эдвард Маклайн с орбиты самым категоричным образом приказал прекратить работы и устраиваться на отдых, участники Первой марсианской разогнули натруженные спины. Небо было уже не розово-желтым, а темно-лиловым, в нем сверкали Фобос и Деймос и скромная точка «Арго», а еще - мириады звезд, до которых никогда не суждено дотянуться человечеству. Да и зачем?.. Звезды были далеко, и с их, звездной, точки зрения, перелет с Земли на Марс - миллионы и миллионы километров!
        - был даже не шагом, не шажком, а так - чуть ли не ходьбой на месте в собственном доме...
        В «консервную банку» возвращались, еле волоча ноги от усталости, - не помогала и пониженная сила тяжести, а с пустотой в желудках не смогли справиться даже хваленые энергетические батончики «Хуа!»» разработанные учеными из институтов и лабораторий Пентагона. Такой батончик был создан еще в девяностых годах как часть так называемого «рациона первого удара», призванного обеспечить высокую физическую и умственную работоспособность солдат и их хорошее самочувствие во время напряженных боевых операций. «Хуа!» - это отклик солдат, сокращение от «слышу, понял, признал»... Позади остались выемка, Уже полностью скрывшая оставленный в ней Леопольдом Каталински экскаватор, и высокий конус перемещенного с помощью транспортера грунта. В это время суток тут должен был царить как минимум семидесятиградусный холод, однако датчик показывал устойчивый плюс... И это продолжало оставаться необъяснимым. Впору было задуматься о вмешательстве каких-то сверхъестественных сил, но Алекс Батлер не верил в сверхъестественное, твердо усвоив древний тезис о том, что чудо - это явление, происходящее в соответствии с пока
неизвестными нам законами природы. А где-то на уровне подсознания затаилась у него мысль о том, что эта невероятная аномалия, которая не лезла ни в какие ворота, каким-то образом связана с объектами Сидонии. Точнее, с одним из них - с Марсианским Сфинксом...
        Когда до модуля оставалось десятка три шагов, Флоренс, шедшая первой и освещавшая путь фонарем на шлеме, вдруг остановилась и, подняв лицо к чужому небу, медленно, вполголоса, продекламировала:
        Ни ненависти, ни любви
        В пустых глазницах ночи,
        Минервы мраморной укор:
        Невидящие очи...
        - Ну и дела, - пробурчал, чуть не наткнувшись ва нее, Леопольд Каталински. - Нанотехнологи, оказывается, временами сочиняют стихи.
        - Да нет, это что-то знакомое, - возразил Алекс Батлер - Кто-то из старых, да, Фло?
        Флоренс повернулась к нему:
        - Не таких уж и старых. Это Роберт Фрост.
        - Нанотехнологи, оказывается, временами читают Фроста, - вновь вставил Каталински.
        - Или ты из литературоведов в нанотехнологи подалась?
        - Я, Лео, не на одних триллерах выросла и не только в телевизор пялилась, а еще и книжки читала. За старшей сестрой тянулась, она у меня умничка. Стараюсь, понимаешь ли, не быть узким специалистом.
        - Ну-ну, - сказал Каталински. - Я тоже в школе что-то читал. Но никакого Фроста не знаю. Или не помню. Вот Шекспира знаю: Гамлет, Ромео, король Артур... Кто он, этот Фрост, - американец? Англичанин?
        - Родился, по-моему, в Сан-Франциско, - ответила Флоренс. - Один из крупнейших поэтов двадцатого века, между прочим. А король у Шекспира не Артур, а Лир.
        - Стихи не воспринимаю, - безапелляционно заявил Свен Торнссон. - Вот песни - другое дело.
        Алекс Батлер оторвал взгляд от незнакомых звездных узоров:
        - А я Фроста знаю. Насчет звездопада мне еще лет в двадцать понравилось. Что-то такое, точно уже не помню... Я шел под звездопадом, и на голову вполне могла свалиться звезда... Не помнишь, Фло?
        - Помню, - ответила Флоренс и скромно добавила: - Не хотелось бы хвастаться, но у меня очень хорошая память. И не просто хорошая, а где-то даже ну очень хорошая. Во всяком случае, многие тексты могу пересказать почти дословно, а уж стихи...
        - А ну-ка, ну-ка. - В голосе инженера-универсала прозвучала ирония. - Кому там на голову звезда упала?
        - Сейчас, - сказала Флоренс. - Представлю себе вузкную страницу...
        Она немного помолчала, и, когда Каталински, усмехнувшись, уже собрался разразиться чем-то ехидным, вновь начала декламировать:
        Когда я, глядя под ноги, сутул,
        Под звездопадом брел во тьме ночной,
        Не мог я разве быть убит звездой?
        Тут был известный риск - и я рискнул.
        - Браво! - с восторгом воскликнул Алекс Батлер. - Флосси, ты просто молодец! Уникум! Во все экспедиции - только с тобой.
        - А ты командира стихами не достала, пока мы в усыпальнице торчали? - поинтересовался присевший на корточки Свен Торнссон.
        Флоренс сделала какое-то движение, но промолчала. Выражение ее лица за стеклом шлема нельзя было рассмотреть в быстро сгущавшейся темноте. Торнссон даже не подозревал о той зоне взаимного притяжения, в которой находились командир и на-нотехнолог, - голова его была забита схемами посадочного модуля.
        - Какие стихи! - поспешно отреагировал на вопрос пилота Алекс Батлер. - Думаешь, было там время для стихов? Это же не в усыпальнице бока пролеживать.
        Свен Торнссон медленно выпрямился во весь свой впушительный рост и, вероятно, был готов затеять Дискуссию, но его опередил Леопольд Каталински.
        - Мы сегодня ужинать будем или нет? - ворчливо вопросил он. - И как насчет того, чтобы хорошо поспать перед работой? Не знаю, кто как, а я и есть хочу, и спать хочу. Экскаватор сам ковыряться в земле Не будет. А мы вместо ужина о звездах рассуждаем.
        И вместо обеда, между прочим, тоже. Ночи - очи... Звездопад - камнепад... Лирика это все. Ах, звезды! Ах, светят! Фонари влюбленных! Ах, как хорошо взявшись за руки, гулять под звездами, как романтично... Ерунда! - Он рубанул рукой воздух, словно одним ударом невидимого меча хотел разделаться со всякой лирикой. - Что такое звезды? Раскаленные шары, обычные небесные лампочки - и нет в них никакой лирики-романтики. Спектральный класс такой-то, масса такая-то, температура такая-то. Точка. Ужин заменить никак не могут.
        - Ого, - сказал Свен Торнссон. - Лео, да ты Цицерона за пояс запросто заткнешь.
        А Флоренс вдруг звонко рассмеялась и, шагнув к инженеру, взяла его за руку:
        - Буквально полминуты, Лео! Еще одно стихотворение - и ужин, а потом спать, и я, если захочешь, спою тебе колыбельную. Старую индейскую. Послушай несколько строк Уолта Уитмена, Лео, - уж больно подходит. Всего полминуты, послушай!
        - Давай, - буркнул Каталински немного смягчившимся голосом. - Женщине отказывать грех... хотя лучше, когда женщина тебе не отказывает. Уитмен - знаю такого. Но учти, - он погрозил пальцем Флоренс, - только действительно полминуты, не больше. И ужин мне подашь в постель.
        - Ого, - вновь встрял Свен Торнссон. - Я тоже хочу ужин в постель!
        - Всем разнесу по постелям, - пообещала Флоренс. - И ночные горшки всем подставлю, если мы их дома не забыли. Слушайте, герои-аргонавты.
        И вновь зазвучали под темным марсианским небом стихи земного поэта, еще одного земного поэта - великого соотечественника новых аргонавтов, который наверное, даже и предположить не мог, что рожденные им строки когда-то будут произнесены посреди бурой равнины, раскинувшейся в миллионах километров от Америки, от Земли...
        Когда я слушал ученого астронома,
        И он выводил предо мною целые столбцы мудрых цифр,
        И показывал небесные карты, диаграммы для измерения звезд,
        Я сидел в аудитории и слушал его, и все рукоплескали ему,
        Но скоро - я и сам не пойму отчего - мне стало так нудно и скучно,
        И как я был счастлив, когда выскользнул прочь
        и в полном молчании зашагал одинокий
        Среди влажной таинственной ночи
        И взглядывал порою на звезды.
        - Вот так, Лео, - сказал в наступившей тишине Алекс Батлер. - А ты говоришь - лампочки. Думай о возвышенном.
        На этот раз Каталински ворчать не стал.
        - Что ж, неплохо, - произнес он вполне нормальным голосом. - Пожалуй, против Уитмена ничего не имею. Надеюсь, наш поэтический вечер закончился, и теперь бы - поужинать. - Каталински оставался верен себе.
        Флоренс уже начала подниматься по трапу к люку модуля, когда шедший следом за Алексом Батлером Торнссон с легким вздохом сказал:
        - Золото добывать - это, конечно, хорошо. Но хотелось бы и вон там хоть чуть-чуть побродить. - Он кивнул в сторону почти черной в сумерках громады сфинкса. - Посмотреть, потрогать своими руками.
        - Фома неверующий! - фыркнул замыкающий Маленький отряд Каталински. - Потрогать, видите Ла1 ему надо, кусочек на память отколупнуть...
        - Потрогаешь, Свен, непременно потрогаешь, заверил пилота ареолог. - Закончится погрузка и будет тебе экскурсия. И уважаемому Леопольду тоже.
        Алекс Батлер повернул голову к Сфинксу - и в этот момент сумрак над этим исполином расцветила багровые сполохи. Непонятные беззвучные вспышки, подобные зарницам, следовали одна за другой, с разными интервалами, словно где-то наверху, на поверхности каменного лика, беспорядочно мигал гигантский фонарь.
        - Что это? Маяк? - сдавленно произнес застывший у трапа Леопольд Каталински.
        Никто ему не ответил. Вокруг стояла тишина, дул слабый, то и дело пропадающий ветерок, и в этой тишине вновь и вновь озаряли небо над Сфинксом багровые вспышки
        - как отсветы далекого пожара.
        Это продолжалось не более двух-трех минут, а потом, наверное, пожар удалось потушить - и вспышки пропали.

* * *
        Ужин начали в молчании, находясь под впечатлением только что увиденного марсианского феномена. Алекс Батлер успел проверить запись наружных видеокамер, постоянно ведущих круговой обзор равнины, и убедился, что о коллективном обмане зрения или галлюцинации речь не идет - видеокамеры тоже зафиксировали непонятную игру света среди ночи. Более того, при радиообмене с «Арго» выяснилось, что и командир Эдвард Маклайн наблюдал эти вспышки. «Передал в ЦУП, пусть головы'( поломают», - сообщил он.
        - И что бы это значило? - первым нарушил тишину за столом, установленным в грузовом отсеке.
        Свен Торнссон, обращаясь к специалисту-ареологу. - «Гут когда-нибудь раньше что-то мигало? Есть такие данные?
        Алекс Батлер выдавил в рот остатки пюре из тубы и отрицательно покачал головой:
        - Нет, я такими данными не располагаю. Нет у нас таких данных.
        - Теперь есть, - сказал Леопольд Каталински. - Предлагаю рабочую гипотезу, я все уже обдумал: это что-то типа сигнальных костров. Те парни, что скрываются внутри Сфинкса, извещают других о нашем визите. А другие - дальше, по цепочке, на весь Марс. Это эффективнее, чем колотить в тамтамы.
        - Великолепная гипотеза, Лео. - Ареолог иронично изобразил аплодисменты. - Ученый мир будет в восторге. Значит, там, внутри Сфинкса, сидят марсиане? Уже тысячи лет сидят, по-твоему?
        - Ну, не все время сидят, - невозмутимо отозвался инженер. - Засекли нас еще на орбите - и спрятались. Они стреляные воробьи, знают, что от пришельцев обычно ничего хорошего ждать не приходится.
        - В общем-то, свечение атмосферы здесь бывает, - задумчиво произнес Алекс Батлер, словно пропустив мимо ушей фантазии инженера. - Слабенькое, но все-таки... Это еще
«Марс Экспресс» засек, у него отличный спектрометр, SPICAM, вместе с русскими делали. Планетарного магнитного поля у Марса нет, но есть локальные поля; считается, что их порождают магнитные аномалии в коре. Может быть, Это даже остатки прежнего планетарного поля. Так вот, эти мелкие поля улавливают электроны, концентрируют их вблизи локальных магнитных полюсов, электроны возбуждают молекулы атмосферы - и те, соответственно, начинают светиться. Ну, это элементарно. Только. . - Ареолог задумчиво потер лоб. - Только тут нестыковка. Таких интенсивных вспышек никогда не наблюдалось, да и магнитного поля на вашем участке нет. Магнитометр-то наш молчит, ничего не фиксирует. - Батлер обвел взглядом коллег а подытожил: - Во всяком случае, это, безусловно, какое-то атмосферное явление. Возможно, самым непосредственным образом связанное со Сфинксом.
        - У них там, внутри, по вечерам дискотека работает, а отблески видны через глазницы этой маски, - сделал еще одно несусветное предположение Леопольд Каталински, - И ритм у них свой, марсианский, дерганый.
        - Шутки шутками, а внутри Сфинкса может быть много интересного, - заметил Свен Торнссон. - И внутри Пирамиды тоже. И в Городе, и под Куполом. Знаю, что проводить аналогии - дело скользкое, но все-таки... Каждая египетская пирамида - для отдельного фараона, так? А тут, может быть, под нефракталами, - целые некрополи, а? Арлингтонские кладбища. И там не только куча мумий или скелетов, но и всякие аксессуары для беззаботной загробной жизни. Дробовики какие-нибудь, роботы, телевизоры, компьютеры... Это я так, что в голову пришло. В принципе-то такое может быть? Если по аналогии с Древним Египтом...
        Алекс Батлер хотел ответить, но Флоренс оказалась быстрее.
        - Искать аналогии там, где их нет, - типичная наша ошибка, - заявила она. - Египет это Земля, Сидония это Марс. Марс - не Земля. Здешние структуры совершенно не обязательно должны быть чьими-то усыпальницами. А может, они, наоборот, инкубаторы? Точнее, инкубатории.
        - О! - изрек Каталински, оторвавшись от очередной тубы. - Интересная мысль. А в чем разница между инкубатором и инкубаторием? Инкубатор для цыплят, а инкубаторий для людей?
        - Инкубатор - это аппарат, а инкубаторий - здание с инкубаторами, - пояснила нанотехнолог. - да если все-таки пойти по пути аналогий, то вот вам еще одно предположение о функции египетских пирамид, я в Сети вычитала. Там, собственно, речь шла о Великой пирамиде Хеопса. Так вот, по мнению какого-то египетского ученого, она возведена вовсе не как усыпальница фараона, а для опреснения воды!
        - Вот как, - сказал Каталински. - Богатая у людей фантазия, ну почти как у меня.
        - Да-да, возможно, пирамида Хеопса - это не что иное, как гигантский дистиллятор,
        - продолжала Флоренс. - Ее будто бы возвели сразу же после того самого библейского Великого потопа, когда не хватало и пресной, и просто чистой воды. Те полости, что находятся под землей, должны были наполняться водой, и ее затем нагревали до кипения. Пар поднимался вверх и проходил через внутренние коридоры и камеры. А форму им придавали именно такую, какая обеспечивала бы эффективное протекание процесса дистилляции. Если придерживаться метода аналогий, тогда и Марсианский Сфинкс может быть опреснителем.
        - Или генератором воздуха, - вставил Алекс Батлер внимательно слушавший нанотехнолога.
        - Да, или генератором воздуха, - согласилась Флоренс. - До сих пор функционирующим. И эти вспышки как-то связаны с тем, что он до сих пор функционирует. По-моему, гипотеза насчет пирамиды Хеопса не из самых худших.
        - Но и не из самых лучших, - не мог, конечно же, промолчать Леопольд Каталински. - Лет этак через тысячу, а то и две, наши большеголовые потомки, не яйцеголовые, а уже, наверное, тыквоголовые... если вообще у нас будут потомки... я не о нас лично, а все человечество имею в виду... Да, веков через двадцать эти тыквоголовые, а может, это бу. дут уже наши преемники - крысы или тараканы - наткнутся на остатки нью-йоркской подземки и выдвинут любопытную гипотезу о том, что это древний лабиринт, в котором мы держали хорошо им известных из наших памятников культуры и безусловно, по их мнению, существовавших в нашу эпоху Кинг-Конга и Годзиллу.
        Флоренс Рок пожала плечами:
        - Возможно, Лео. А доподлинно существовавший Человек-Паук победил их в жестокой схватке Добра со Злом и выбрался оттуда с помощью хорошей прочной веревки, которую лично вручила ему перед этим легендарная Памела Андерсон! Ну, та самая, которую Человек-Паук потом бросит на каком-то острове...
        - На Кубе, у Кастро, - с усмешкой добавил Каталински. - Это ведь именно из-за нее и случился Карибский кризис. Русские хотели ее как ракету использовать против нас, и «барбудос» тоже хотели ее использовать, только по-другому.
        - Тебе бы, Лео, фантастические романы писать, - заметил Алекс Батлер. - Премия
«Хьюго» по тебе скучает.
        - А как же насчет того, что под пирамидой Хеопса спрятана «сфера Вечности»? - вновь подал голос Свен Торнссон, деловито вскрывая вторую банку сока. - Мол, туда древние египтяне собрали все, что уцелело от какой-то там глобальной катастрофы: чертежи реактивных самолетов, какие-то целебные кристаллы, книги по истории, рецепты гамбургеров и кока-колы...
        - Роботов туда уже запускали, но пока ничего не нашли, - ответил Алекс Батлер и взглянул на Флоренс: - Вот ты говоришь, Фло, что Марс - не Земля. Египет там, на Земле, а Сидония здесь, вокруг нас. Конечно, Марс не Земля. Но вот ведь какие есть весьма любопытные факты. Знаете, как древние египтяне называли планету Марс? Горахти, то есть «Гор на горизонте». Точно такое же имя носил и их Сфинкс, тот, который в Гизе, возле египетских пирамид. И Марс, и Сфинкс считались проявлениями Гора - сына звездных богов Исиды и Осириса. Кроме того, иногда Марс называли «Гор Дшр», или «Гор Красный», а египетского Сфинкса долгое время красили красным цветом. - Алекс обвел взглядом внимающих ему астронавтов. - И это еще не все. Именем «Горахти» называлось созвездие Льва. Имя «Гор» в более ранний период произносилось как «Геру» - это означает «лицо». Здесь, у нас за бортом, тоже
«Лицо». Интересные совпадения, не правда ли? И вообще, тут множество всяких зацепок, все как-то непонятно связано. Ну вот еще, например. Вы знаете, что Каир получил свое название от арабов?
        - Ну-ну? - поторопил его Каталински. - Не тяни кота за хвост, Алекс.
        - А ты не гони коней, - парировал ареолог. - Пей свой сок, Лео, и усваивай информацию. Где находится некрополь Гизы? На южной окраине Каира. Арабы назвали этот город «Эль Кахира», то есть... - Алекс Батлер сделал театральную паузу и, заметив, что Каталински нетерпеливо пошевелился, закончил: - Марс! И египетский Сфинкс - тоже Марс. Планета Марс проходит по земному небу через созвездие Льва. Сфинкса красили в красный цвет, и Марс тоже красного цвета. Сфинкс - это гибрид, существо с человеческой головой и телом льва. А в древних индийских мифах, между прочим, планета Марс называлась «Нр-Симхе», то есть «Человек-Лев». Сплошные взаимосвязи...
        - Пожарные машины тоже красного цвета, и на них ездит немало пожарных, родившихся под знаком Льва, - сказал Леопольд Каталински в пространство. - Это еще ничего не значит.
        - Согласен, - не стал спорить ареолог. - Собственно, я не собираюсь ничего доказывать, я просто излагаю некоторые факты, и они весьма любопытны, так ведь?
        - Получается, что Древний Египет каким-то образом связан с Марсом, - сказал Свен Торнссон.
        Ареолог повернулся к нему:
        - Или Марс с Древним Египтом.
        - Или ничто ни с чем не связано, - добавил Ка талински, - и мы пытаемся поймать ту самую черную кошку, которой нет в темной комнате.
        - Подожди, Лео, - выставил перед собой ладонь Свен Торнссон. - Есть в комнате кошка или нет, мы пока не знаем, но вероятность того, что она там все же притаилась, нельзя сбрасывать со счетов. Если взаимосвязь на самом деле существует и если все-таки допустить аналогии, то нас может подстерегать одна пренеприятнейшая штука. Предположим, что мы найдем какой-то вход. Там. - Он ткнул пальцем себе за спину. - Наверное, закрытый. Разве мы не попытаемся туда проникнуть?
        - У нас есть взрывчатка? - осведомился Леопольд Каталински, рассматривая собственные ноги, - Или ты полагаешь, что ключ висит рядом, на гвоздике?
        - У нас есть буры, у нас есть твой экскаватор и классный нанотехнолог! - воскликнул пилот. - Что-нибудь придумаем. Не хочешь же ты сказать, что, оказавшись перед дверью, не попробуешь ее открыть?
        - А пожалуй, попробую, - немного помолчав, согласился Каталински.
        - Вот именно! - Голубые глаза Торнссона блестели, как море под полуденным солнцем.
        - Думаю, каждый из нас попробует, и командир попробовал бы, будь он с нами. Мы открываем дверь, входим... А теперь вспомните, что случилось с теми, кто вскрыл гробницу Тутанхамона.
        - «Проклятие фараонов»... - приглушенным голосом сказала Флоренс Рок.
        - «Проклятие фараонов», - кивая, подтвердил Алекс Батлер.
        Много, очень много загадочного случалось и случается на Земле.
        В течение шести лет двое англичан - археолог Говард Картер и лорд Карнарвон искали в Долине Царей гробницу Тутанхамона. В ноябре 1922 года их поиски увенчались успехом. Недалеко от усыпальницы Фараона Рамзеса VI было обнаружено захоронение с нетронутыми печатями на дверях. В первой камере гробницы не оказалось ни мумии, ни саркофага - только множество великолепных вещей: черные статуи с позолоченными головами, фигуры диковинных Животных, золотые украшения...
        В ходе исследования усыпальницы была найдена глиняная табличка со значками, которую Картер занес в реестр находок. Вскоре специалист по иероглифике Гардинер расшифровал древнюю надпись, Она гласила: «Смерть раскинет свои крыла над тем, кто нарушил покой фараона». Ученые, конечно не придали ей особого значения, но чтобы египетские лаборанты и грузчики, набранные из местного населения, не разнесли молву об этой угрожающей надписи, табличку убрали из коллекции.

17 февраля 1923 года Картер и лорд Карнарвон в присутствии других участников раскопок открыли вторую камеру гробницы - и обнаружили там мумию фараона Тутанхамона, умершего в девятнадцатилетнем возрасте от инфекции, занесенной в организм после перелома ноги, - причина смерти выяснилась только через восемь десятков лет после трехмерного сканирования мумии.
        Вскрытие гробницы положило начало серии странных смертей. Не прошло и двух месяцев, как в Каире, в отеле «Континенталь», умер лорд Карнарвон. У него внезапно повысилась температура, его стало лихорадить. В течение почти двух недель ему становилось то лучше, то хуже. Врачи решили, что жар у лорда начался из-за инфекции: он поранился при бритье, задев старую рану.
        У американца Артура Мейса, разбиравшего стену перед входом в усыпальницу, после смерти лорда началось сильное истощение. Он впал в кому и скончался в том же каирском отеле «Континенталь»...
        Узнав о смерти лорда Карнарвона, в Египет срочно приехал из Америки его давний друг Джордж Гуд. Он побывал в зловещей гробнице Тутанхамона, а наутро у него резко поднялась температура. Вечером его не стало. Врачи сначала не могли поставить диагноз, но потом определили бубонную чуму...
        Пока Картер обследовал гробницу, Долину Царей посетил британский промышленник Джоэл Бул. Вернувшись на родину, он умер от лихорадки...
        Арчибальд Рейд, рентгенолог, первым разрезавший бинты на мумии фараона, перенес приступы необъяснимой слабости и тоже умер по возвращении в Англию...
        Египтолог Артур Уэйголл скоропостижно скончался от «неизвестной лихорадки»...
        Покончил жизнь самоубийством сводный брат лорда Карнарвона Обри Герберт...
        Следом за ним покинула этот мир жена лорда. Причиной ее смерти определили «укус насекомого»...
        Был найден мертвым в своей квартире сын лорда Уэстбери (сам лорд позже выбросился из окна восьмого этажа), тоже участвовавший в раскопках роковой гробницы. Врачи сделали предположение, что причиной смерти стал сердечный приступ, ибо накануне вечером он отправлялся спать в полном здравии...
        Всего же в течение нескольких лет скоропостижно или при невыясненных обстоятельствах ушли в мир иной двадцать два человека, которые соприкасались с гробницей Тутанхамона или с научными работами о ней. Тринадцать из них непосредственно участвовали во вскрытии последнего земного пристанища древнего египетского царя.

«Смерть раскинет свои крыла над тем, кто нарушил покой фараона...»
        После 1930 года в живых оставался только Го-ВаРД Картер, непосредственный открыватель гробницы. Проклятие, кажется, не коснулось его, хотя как знать?.. Рано это или не очень - умереть в шестьдесят шесть лет? Картер отправился на загробную встречу с душой Тутанхамона в 1939 году...
        Как объяснить всю эту мрачную вереницу смертей?
        Тутанхамон оказался единственным из фараонов, у которого на голове была надета диадема. В Древнем Египте диадемам придавали особое значение и считали, что они обладают некой мистической силой. Но что это за сила?
        Могила Тутанхамона была украшена цветами, некоторые из них хорошо сохранились, несмотря на то что над ними протекли века и века. Из усыпальницы фараона извлекли мандрагору - в Египте она не росла, и ближе всего к нему ее можно было отыскать только в Палестине. Арабы называли плод этого растения «яблоком дьявола». Уже давно было известно, что в ограниченных количествах мандрагора действует как биостимулятор, а вот в больших дозах приводит к сумасшествию и вызывает галлюцинации. Не она ли стала причиной загадочных смертей?
        Алекс Батлер еще с университетской скамьи увлекался изучением возможных взаимосвязей древних земных и марсианской цивилизаций, просеивая сквозь сито собственного сознания множество фактов, легенд и преданий, особенно касающихся Египта, и ему было хорошо известно развитие событий после смерти Тутанхамона.
        Процесс мумификации тела правителей Древнего Египта длился семьдесят дней. За это время вдове фараона следовало найти нового мужа, который стал бы властелином обширного царства. На опустевший троя претендовали двое - Ай и Хоремхеб. Как обычно в таких случаях, в ход пошли дворцовые интриги, в результате которых более удачливый Ай разделил трон с вдовой Тутанхамона Энхоснамон. Однако вкушать все прелести власти ему довелось недолго - он умер всего через четыре года после восшествия на престол.
        Никаких сведений о дальнейшей судьбе юной царицы Энхоснамон не сохранилось. Теперь уже влиятельные жрецы поддержали Хоремхеба, и он стал новым египетским правителем. Мстительный диктатор, он уничтожил все статуи своих предшественников и разрушил их усыпальницы. Однако же - что удивительно - Хоремхеб не тронул могилу Тутанхамона. Почему? Не потому ли, что, перед тем как опечатать усыпальницу, жрецы обезопасили ее от возможного разграбления каким-то секретным таинственным оружием, которое оказалось неподвластно времени?..

«Смерть раскинет свои крыла...»
        Что означают эти слова - пустую угрозу или же совершенно конкретное предупреждение? Не один только Алекс Батлер многое бы отдал, чтобы узнать точный ответ на этот вопрос...
        О проклятии, связанном с гробницей Тутанхамона, было известно, наверное, на всех континентах. Гораздо меньше людей знало о том, что этот феномен проявлял себя еще задолго до раскопок Картера и Карнарвона. В 1806 году сошел с ума врач Ост-Индской компании Тендерсон, похитивший годом ранее в Фивах две мумии. Много путешествовавший по Египту швед Лидман собрал большую коллекцию награбленных из гробниц предметов. Но эта коллекция, уже приготовленная к отправке в Европу, внезапно сгорела на складе в Константинополе...

«Проклятие фараонов» не раз настигало и обычных рядовых грабителей, которые искали сокровища в подземных усыпальницах эпохи фараонов. Нечто зловещее с древних времен витает над обширным плато Джабель-Абу-Сир - пустынной местностью с тысячами древних захоронений. В пятидесятых годах XX века недра Джабель-Абу-Сира стали подлинным Эльдорадо для ученых и кладоискателей. Но уже в самом начале раскопок один из охотников за сокровищами был засыпан в гробнице неожиданно обвалившейся грудой земли. Новые несчастья не заставили себя долго ждать - несколько добытчиков задохнулись в подземельях, в одной из гробниц в завале погибло сразу полтора десятка человек. Тогда и появилось в среде гробокопателей мрачное предостережение:
«Берегись! Джабель призовет тебя!» Но на смену погибшим приходили все новые и новые ловцы удачи.
        Четыре тысячи лет назад один из фараонов в послании поучал своего наследника: «Не разрушай гробниц, не разрушай, не разрушай. Вот поступил я так, и согласно деяниям моим поступили со мной боги...»
        Феномен «проклятия фараонов» точнее было бы назвать феноменом «проклятия гробниц», потому что относился он не только к усыпальницам времен Древнего Египта, но существовал и по другую сторону Атлантического океана. Первыми исследователями индейских пирамид на полуострове Юкатан в Центральной Америке были американцы Джон Стивене и Самуэль Кэббот и художник из Англии Фредерик Казервуд. Они отправились в экспедицию в 1841 году, взяв с собой местного священника Кари-льо. Проникнув в городке Тикуле в древние индейские пирамиды, археологи забрали обнаруженные там черепа и кости для антропологического музея - и один за другим слегли с приступами жесточайшей малярии. Вслед за археологами тяжелая болезнь обрушилась на их слугу Альбино, а потом подкосила и падре Карильо. Мечась в жару и беспамятстве, святой отец выкрикивал: «Верните эти кости! Верните украденные кости!»
        Местные духи оказались более милостивыми, нежели египетские, - все заболевшие остались живы но, как только смогли встать на ноги, покинули городок. Попытка исследовать гробницы в другом месте завершилась новыми страшными приступами болезни. Вдобавок среди участников экспедиции начались конфликты, тяжело заболел индеец-носильщик - ему пришлось делать операцию. В конце концов исследователи буквально разбежались в разные стороны, преследуемые болезнями, раздорами и собственным страхом...
        Не менее странной выглядит история с находкой в Тирольских Альпах, на леднике Симилаун, в 1991 году мумии древнего охотника, названного Отци - в честь близлежащей деревушки Отцталь. Возможно, 5300 лет назад в том месте произошла какая-то стычка, и тело Отци затерялось в горах, не обнаруженное выжившими соплеменниками.
        Приверженцы мистики, приняв на вооружение версию о трагической судьбе древнего воина, поговаривали о плохой энергетике мумии. Их слова подтверждаются статистикой...
        Первой жертвой мумии стал судмедэксперт, входивший в группу, которая обследовала найденный на леднике труп доисторического человека - он погиб в автокатастрофе вскоре после того, как публично рассказал на пресс-конференции о «симилауиском Человеке».
        Вторую жертву звали Курт Фриц. Он участвовал в операции по извлечению мумии. Его накрыло в горах лавиной, причем из всей цепочки альпинистов погиб он один.
        Журналист Хольц, писавший статьи об Отци в газете, скоропостижно скончался от опухоли мозга.
        Первооткрыватель мумии альпинист Хельмут Симон стал страдать раздвоением личности, считая тарольского ледового человека частью себя. После неудачных попыток получить крупную сумму денег от провинции Больцано, где Симон нашел мумию, он стал организовывать самостоятельные восхождения к месту находки - и в конце концов погиб под горным обвалом.
        Альпинист Дитер Варнеке, участвовавший в поисках Симона, умер сразу после похорон коллеги от сердечного приступа.
        Последней (пока?) жертвой стал антрополог Спиндлер, посвятивший годы жизни изучению Отци...
        Череда совпадений? Цепочка случайностей?
        Много, слишком уж много на Земле подобных «случайностей»...
        - Какое такое «проклятие фараонов»? - скептически вопросил Леопольд Каталински. - Если вы о смертях, связанных с каким-то египетским фараоном - Хеопсом? Тутанхамоном? - то нам это не грозит, не переживайте. Во-первых, я что-то не видел в программе нашего увлекательного турне такого пункта: проникнуть внутрь нефракталов Сидонии. Или такое задание получил непосредственно специалист? - Каталински пронзил ареолога взглядом своих жгуче черных, чуть навыкате, глаз.
        Алекс Батлер спокойно выдержал этот взгляд и отрицательно покачал головой:
        - Нет, дорогой Лео, я такого задания ни от кого не получал. Даже разговора такого не было... вернее, был, но очень-очень неконкретный. На уровне общих рассуждений. Однако я полагаю, что при разработке программы экспедиции возможность обнаружения каких-то входов в нефракталы предусматривалась. Во всяком случае, у командира есть предписание на этот счет. Я задавал ему такой вопрос, и он ответил, что все сообщит в свое время. Так что это в его компетенции.
        - В смысле, лезть нам туда или не лезть? - уточнил Каталински.
        - Да, именно так, - подтвердил ареолог.
        - Хорошо, допустим, предписано: лезть. И мы лезем. Но! - Каталински воздел вверх указательный палец. - Лезем не голышом, не в майках и шортах, а в полном защитном снаряжении и с собственным заплечным воздухом. Что такое «проклятие фараонов»? Либо болезнетворные микробы, либо яды. Либо - и то и другое. Нам такое не грозит. Во всяком случае, я на это очень надеюсь.
        - Есть еще «стражи пирамид», - задумчиво заметил Алекс Батлер.
        Инженер выпрямился на своем складном табурете, со стуком поставил на стол банку с соком:
        - А это еще кто такие?
        - Статуи. Духи, - коротко пояснил ареолог. - В общем, охранники.
        Каталински усмехнулся и сделал жест, словно отгонял муху:
        - Да брось ты, Алекс ты наш яйцеголовый. Таким только малолеток пугать.
        - Почему? - вмешалась Флоренс. - Какие-то системы защиты там вполне могут быть.
        - Системы защиты - да, - кивнул Каталински. - Духи - нет. Духи если и есть, то гораздо дальше, на Плутоне, там их царство.

«Да, защита вполне может быть, - подумал Алекс Батлер в земных пирамидах - системы ловушек, ложные ходы и камеры, замуровки, лжегробницы.,. Заклятия... А что, сила слова - штука неизведанная а возможно, страшная... Не чудо, не что-то потустороннее - но нам пока непонятное. А здесь... что здесь?...
«Стражи пирамид» не раз описывались в хрониках средневековых арабских авторов. Магические стражи... Одну из гробниц охраняла статуя, во лбу которой был спрятан змей, нападавший на всякого, кто приближался; другую пирамиду сторожил колосс, вырезанный из черного и белого оникса, с позолоченной головой и копьем в руке. Стоило появиться непрошеному пришельцу, как статуя издавала глухой звук - и приблизившийся к пирамиде падал замертво. Третью пирамиду охранял каменный страж, обладавший такой силой, что он сбивал с ног и убивал любого пришельца. Пирамиды также охраняли духи. Древнеегипетские источники скупо упоминали о некоем «владыке кладбищ» - он являлся то в виде юноши с длинными зубами и пожелтевшей кожей, то в виде обнаженной женщины, которая своей призрачной красотой она завлекала грабителей, а потом насылала на них губительные чары. Видели «духа пирамид» и в образе старца, который бродил вокруг гробниц, размахивая сосудом с огнем.

«Духи прошлого витают в долине мертвых...» Эти предостережения местных жителей наверняка вспомнил английский путешественник Джеймс Брук, когда в одну из ночей
1768 года в Долине Царей его охватил внезапный панический страх. Брук со всех ног бросился бежать и, лишь увидев заблестевшие впереди воды Нила, вздохнул с облегчением. Но только добравшись до своей лодки и оттолкнувшись от берега, он почувствовал себя человеком, вернувшимся к жизни.
        О том, что древние египтяне накладывали на гробницы специальные заклятия, миру стало известно только в конце девятнадцатого века, когда было расшифровано большинство древнеегипетских текстов...
«Что ждет нас здесь?» - вновь подумал Алекс Батлер. Страха не было, но была какая-то непонятная тревога.
        - Господи, как все это интересно, - зачарованно сказала Флоренс и почему-то оглянулась, словно почувствовав у себя за спиной чью-то тень, чье-то незримое присутствие. - Сфинкс... Пирамиды... Человек-Лев... Гор Красный... - Она встрепенулась, подалась к столу. - А знаете что? Давайте назовем это место, место нашей посадки, Берегом Красного Гора. Сидония - это Сидония, она большая, - а вот именно это место, вот здесь... - Она потыкала пальцем в стол.
        Леопольд Каталински, разумеется, тут же скривился:
        - А почему не Берегом Золотого Руна? Почему не Равниной Леопольда-Зета? Или, скажем, не Марсианской Америкой?
        Свен Торнссон фыркнул:
        - Скажи еще - Берег имени Микки Мауса. Или закусочных «Макдоналдс». По-моему, Флосси предложила очень неплохое название.
        - Я за Альберта Гора не голосовал, - буркнул Каталански. - Тем более за Красного.
        - Да брось ты, Лео, - дружелюбно сказал Алекс Батлер. - Чем тебя не устраивает предложение Фло?
        - Ладно, устраивает, - сдался Каталински, всем своим видом демонстрируя усталость. Заложив сцепленные руки за голову, он потянулся и длинно зевнул. - Давайте-ка уже спать, колумбы. Кто-то обещал мне колыбельную спеть...
        ...Лежа в постели, уже в полудреме, Флоренс Рок думала о командире. Как там сейчас ему, в черной пустоте? В одиночестве... Над Красным Гором... «Надо спросить у Алекса, египетский Гор был добрым богом или злым», - сонно подумала она.
        И вдруг в памяти ее всплыли слова Батлера, произнесенные там, на земной базе, во время ужина с гостями из НАСА. О Ясоне, погибшем от бруса развалившегося корабля. От тяжелого бруса, сделанного из ствола священного дуба, что рос в роще богини Афины, от бруса с вырезанной на нем головой суровой и мудрой дочери Зевса.
        Озноб пробежал у нее по спине. Флоренс поежилась и приказала себе ни о чем не думать. Не думать, а спать... Спать... На Берегу Красного Гора...

3. Золотой панцирь красного бога
        Алекс Батлер проснулся от странного громкого звука - казалось, возле самого его уха вибрирует туго натянутая струна. Он рывком сел на двухъярусной койке, еще не в состоянии отделить реальность от тяжелого тоскливого сна, который только что снился ему, - и почти тут же в грузовом отсеке зажегся неяркий свет: это располагавшийся внизу Свен Торнссон включил настенный светильник. Лежавшая напротив, на такой же двухъярусной койке, Флоренс приподнялась, облокотившись на подушку, и встревожено обводила взглядом ряды контейнеров, и только устроившийся на верхнем ярусе, над Флоренс, Леопольд Каталински продолжал спать, с головой укрывшись одеялом.
        Струна стонала на одной и той же заунывной ноте от этого рыдающего непрерывного звука ныли зубы, и у ареолога возникло острое желание сунуть голову под подушку. Звук шел извне, из наружного микрофона, но было не похоже, что это просто завывает ночной ветер. Свен Торнссон, чертыхнувшись, дотянулся до лежащего на полу пульта дистанционного управления и отключил микрофон. Наступила тишина, в которой раздавалось только негромкое размеренное посапывание Леопольда Каталински.
        - Это ветер, - ответил Алекс Батлер на невысказанный вопрос Флоренс. - По ночам тут довольно сильно дует. Концерт Эоловых арф. Гаси свет, Свен.
        - Не очень-то похоже на ветер, - пробормотал пилот, выключил свет и, немного поворочавшись, затих. Слышно было, как в тишине коротко вздохнула Флоренс.
        А Алекс Батлер, опустив голову на подушку, смотрел в темноту, невольно прислушиваясь - не донесутся ли извне, проникнув сквозь корпус модуля, еще какие-нибудь звуки.
        Конечно, можно было встать, пойти в кабину и включить экран внешнего обзора. Только что увидишь на экране темной марсианской ночью? Тут нужен прожектор, а где его взять? Прожектор не входил в комплект оборудования, потому что никаких ночных работ программой экспедиции не предусматривалось - ночью астронавты должны были спать. Можно было просто выйти наружу через шлюзовую Камеру - натянув комбинезон, захватив с собой фонарь, - но что это в конечном счете могло дать? Алекс Батлер был уверен, что не обнаружит возле модуля ничего нового - не выли же это, в самом деле, какие-нибудь марсианские волки! Нужно было спать, набираться сил перед предстоящим напряженным днем.
        Но Алекс Батлер не мог заснуть. Посапывал Леопольд Каталински, что-то бормотала во сне Флоренс, ровно дышал Свен Торнссон, и корпус модуля не пропускал никаких звуков снаружи... если там продолжали раздаваться какие-то звуки.
        И вновь, как рыба из темных глубин, всплыла из подсознания мысль: этот заунывный вибрирующий звук как-то связан с «Лицом» - Марсианским Сфинксом. И багровые сполохи, и ночные звуки имели отношение к Сфинксу, порождались этим исполином; Сфинкс, похоже, был не просто гигантской скульптурой древнего марсианского Фидия - что-то там происходило... Ареолог вновь представил себе усмехающийся лик-маску, каким тот был виден с борта снижающегося модуля: прорезь рта, высеченный из камня нос, каменная слеза и белесая пелена в провалах глазниц. Что это за пелена? А если это вовсе не туман и не лед? Забраться бы туда, наверх, взять пробы, провести исследования...
        Ареолог все-таки знал о Марсе достаточно много для того, чтобы не допускать существования жизни на этой планете. Экспресс-анализ грунта в очередной раз после давней посадки «Викингов» на равнинах Хриса и Утопия показал: поверхностный материал - кизерит, - покрывающий толщу реголита, не содержит никаких следов микроорганизмов. Цветущая некогда планета, которая раньше изобиловала реками я морями, где шли дожди и атмосфера была гораздо более плотной, чем сейчас, тысячелетия назад превратилась в мертвый мир. Красный Гор был убит мощнейшей бомбардировкой астероидами или кометами, колоссальные кратеры Аргир, Эллада, Исида, Тавмасия и Утопия, лежащие словно на одной длинной дуге, застыли на теле планеты скорбными памятниками той давней убийственной бомбардировки...
        Алекс Батлер, конечно же, знал и о гипотезе, выдвинутой двумя его соотечественниками - Паттеном и Уиндзором. Эти ученые предполагали, что некогда между орбитами Марса и Юпитера существовала еще одна планета.
        Само по себе предположение это никак нельзя было назвать новым: давным-давно говорили то о Фаэтоне, развалившемся на куски, образовавшие пояс астероидов, в результате то ли тотальной атомной войны, то ли экспериментов существ, его населявших, с атомной энергией; то о планете Малдек, тоже некогда взорвавшейся, но уже не из-за баловства с ядерным оружием, а от злоупотребления автохтонов гипотетической «пси-энергией», которая некогда якобы погубила и земную Атлантиду; то об увековеченной в клинописных текстах на глиняных табличках древней шумерской цивилизации планете Тиамат со спутником Луной, пострадавшей от вторжения в Солнечную систему блуждающего небесного тела Нибиру. Нибиру прошел поблизости от Тиамат - и на ней начались мощные тектонические процессы, в итоге разорвавшие страдалицу-планету на две части. Одна из них вместе с Луной была выброшена на другую орбиту и продолжила свою жизнь под именем Земля, а Другая, распавшись, образовала Пояс астероидов...
        Гипотеза Паттена и Уиндзора была из той же серии, только «свою» планету, орбита которой проходила между орбитами Марса и Юпитера, они нарекли Астрой. Однажды наступил тот роковой для нее и для Марса миг, утверждали ученые, когда она перешла на пересекающийся курс с Красной планетой. Приблизившись к Марсу на пять тысяч километров притянутая им, как более массивной планетой, Астра пересекла так называемый «предел Роша» и была буквально разорвана гравитационными и электромагнитными силами. Осколки Астры посыпались на Марс и натворили много дел: изрыли его поверхность кратерами, вызвали всеобщий сдвиг марсианской коры, заставили колебаться ось Марса и подавили магнитное поле Красной планеты, резко замедлив скорость ее вращения и практически сорвав плотную атмосферу. И катаклизм этот, по мнению Паттена и Уиндзора, произошел не миллионы лет назад, а не ранее 15
000 и не позднее 3000 года до нашей эры - всего несколько тысяч лет назад. Именно тогда и погибла марсианская цивилизация...
        Можно было соглашаться или не соглашаться с мнением этих ученых, но факт оставался фактом: поверхность Марса до сих пор была изрыта тысячами кратеров - следами космической бомбардировки. Марс был мертв - и все эти багровые сполохи и вибрирующие звуки никоим образом не свидетельствовали об обратном; это были проявления каких-то природных процессов, а не признаки того, что Марс до сих пор обитаем.
        Алекс Батлер уже почти впал в полудрему, когда вспомнил свой тоскливый тревожный сон, привидевшийся ему в эту первую ночь на Марсе. Перед тем как его разбудил заунывный звук, доносящийся из наружного микрофона, он бродил по каким-то бесконечным коридорам, то и дело забредая в тупики, и никак не мог найти дорогу назад, к воздуху и свету. Эти блуждания были пронизаны такой безнадежностью и безысходностью, что хотелось закричать изо всех сил, но не удавалось даже открыть рот - тело казалось чужим и не подчинялось, как это зачастую бывает во сне. Коридоры тянулись и тянулись, свиваясь в лабиринт, и выход из лабиринта был потерян навсегда...
        ...А наутро, за завтраком, выяснилось, что и Свену, и Флоренс тоже приснилось нечто подобное - коридоры и тупики.
        - Все это обыкновенные фрейдистские штучки, - заявил Леопольд Каталински, обеими руками выдавливая в большую пластмассовую чашку содержимое сразу двух туб с разной начинкой. - Мечетесь, бегаете, потому что подсознательно не до конца уверены в успехе. Ползают в ваших головах червячки сомнения. А мне ничего не снилось, и настроение у меня отменное, потому что я точно знаю: к полудню, ну, может, чуть позже, я доберусь до золота! Если, конечно, мне не будут мешать, - добавил он и забросил опустевшие тубы под койку.
        - Возможно, - не стал возражать Алекс Батлер. - Видимо, ты, Лео, более толстокожий, а мы ватуры тонкие, впечатлительные. Все-таки не каждый день случается совершать высадку на другую планету, психологическая нагрузка приличная
        - отсюда и тревожные сны.
        - Я не толстокожий, я уравновешенный, - сказал Каталински. - Эти парни действительно сделали меня уравновешенным! - Он имел в виду предполетный курс психокоррекции.
        - Я на нервы тоже не жалуюсь, - заметил Свен Торнссон; у него все еще было заспанное лицо. - Но нагрузочка и в самом деле была будь здоров! Тренажеры-имитаторы это, конечно, хорошо, но реальная посадка на реальный Марс, а не в нашу пустыню это совсем другое. Как говорил папашин приятель он эмигрант из России, - «две большие разницы», После этого и не такое может присниться.
        - Батончиков надо побольше с собой прихватить, - сказал Леопольд Каталински. - Толку, правда, от них маловато, но все-таки лучше, чем ничего. А молодцы эти бравые вояки! Выбросили на рынок то, что самим не подходит. Где их разрекламированная задержка времени прихода усталости аж на четырнадцать процентов? Я что-то никакой задержки не почувствовал.
        - Без этих «Хуа!» ты, может быть, вообще не смог бы вчера вылезти из своего экскаватора - там бы и заночевал, - сказал Свен Торнссон.
        - А как там командир? - подала голос Флоренс. В отличие от пилота, она выглядела, как всегда, превосходно.
        Алекс Батлер посмотрел на часы:
        - Сейчас, Фло, через семь минут. Скажу ему: «С добрым марсианским утром!»
        Однако осуществить это намерение ареологу не удалось. Наступил расчетный момент начала радиообмена, но связи с «Арго» не было. Батлер не знал что и думать, все сгрудились за его спиной - а рация молчала.
        - Хочется верить, что дело тут не в командире, а в связи, - негромко сказал Свен Торнссон, и ареолог ухватился за эти слова, как за спасательный круг.

«Ну конечно! - подумал он. - Вчера ведь тоже было не совсем гладко...» И вновь ему представилась некая невидимая громадная полусфера, накрывающая Сидонию. Прозрачный колпак, под которым прячут отложенный на потом кусок торта, чтобы не засох. Под колпаком свой микроклимат, и расхаживающие по торту лилипуты не слышат звуков извне...
        Алексу Батлеру, как руководителю, нужно было принимать какое-то решение.
        - Экранирующий слой в атмосфере? - предположил Леопольд Каталински. - Что вам, специалистам до Марсу, известно...
        Он не закончил свой вопрос, потому что в этот момент фон в динамике сменился невнятным, словно из-за стены, голосом Эдварда Маклайна.
        - ...зывает «Марс»... «Арго» вызыва... -Этими обрывками все и ограничилось.
        - Слава богу! - с облегчением выдохнул Алекс Батлер и тут же услышал позади себя полувздох-полувсхлип Флоренс. - С командиром, похоже, все в порядке. Тут действительно какое-то экранирование.
        - Аномалия на аномалии и аномалией погоняет, - сказал Свен Торнссон. - Похоже, мы попали в заклятое место. Бермудский треугольник. То бишь Сидонийский.
        - Типун тебе на язык, Столб! - моментально отреагировал Каталински и посоветовал ареологу: - Делай запись, Алекс, и запускай на автомате. Может, хоть что-то к нему на борт прорвется. Работы же еще по горло!
        Совет был вполне резонным, и Алекс Батлер так и поступил. Включив магнитофон, он коротко обрисовал обстановку (не упоминая о ночных звуках и тревожных снах) и сообщил, что группа приступает к дальнейшему выполнению программы. Эта запись должна была, повторяясь, автоматически идти в эфир.
        После этого ареолог вывел экипаж под утреннее солнце Сидонии. Под солнце Берега Красного Гора.
        ...Непонятно каким образом оказавшийся здесь вполне земной воздух за ночь никуда не пропал, и после первого часа работы руководитель группы принял-таки решение снять шлемы и работать без баллонов с дыхательной смесью. Поначалу сделал это он один - и в течение еще одного часа прислушивался к себе. Никаких непривычных, а тем более болезненных ощущений не было, и Алекс Батлер разрешил остальным последовать его примеру. На всякий случай шлемы и баллоны далеко убирать не стали, сложив их прямо на грунте возле модуля.
        Дел было ничуть не меньше, чем накануне. Леопольд Каталински вновь управлял компактным, но мощным четырехковшовым экскаватором, все глубже и глубже погружаясь в расширяющийся котлован; кизерит поддавался легко, и работа шла споро. Свен Торнссон тщательно проверял двигательную систему модуля, сначала обследовав дюзы, а потом продолжив свое скрупулезное поэтапное тестирование внутри «консервной банки». Алекс Батлер, не без труда справившись с исследовательским зудом, занимался сугубо физическим, а не умственным трудом - он укладывал от модуля до котлована и состыковывал направляющие рейки-желобки для автоконтейнеров и время от времени добавлял секции к транспортерам, выбирающим из котлована породу; котлован постепенно обрастал бурыми отвалами кизерита, за тысячелетия нанесенного ветрами на равнину Сидонии. Флоренс первые два часа посвятила своему «нано-хозяйству», а затем отправилась на марсоходе проверять наличие самого благородного из металлов в окрестностях модуля, - то, что накануне ареолог и пилот делали вдвоем, ей пришлось делать одной. Даже занятая работой, Флоренс то и дело поглядывала на
небо, словно надеясь, что ее Ясон сумеет подать оттуда, с орбиты, какой-то знак; например, выложить из звезд посвященную ей надпись...
        Около полудня Алекс Батлер, выведя с помощью переносного пульта автоконтейнеры из грузового отсека, поднялся по трапу в модуль, чтобы проверить, не изменилось ли к лучшему состояние радиосвязи с орбитой и занести в бортовой компьютер кое-какие новые параметры.
        Свен Торнссон лежал на полу кабины, чуть ли не по пояс свесившись в открытый люк, ведущий к двигателю, и чем-то там скрежетал. Услышав стук тяжелых ботинок ареолога, он прервал свое занятие, отполз от люка и, перевернувшись на спину, вытер рукавом покрасневшее, блестящее от пота лицо.
        - Ф-фу! Хотел бы я сказать сейчас несколько теплых слов разработчикам. Они же из меня акробата сделают!
        - Где ж ты раньше был? - осведомился Батлер, устраиваясь возле рации.
        - Раньше все представлялось немного проще, я так долго не возился.
        - Связь с орбитой не проверял?
        - Когда? Из движка еще не вылезал. Индикация таки чуток привирает, я чувствовал. Но я поправочки сделал. - Пилот сел и обхватил руками поднятые колени. - Вы там на свежем воздухе, на природе... От кого бы услышал, не поверил бы: дышать свежим воздухом на Марсе! Все равно что купаться на Луне, Так я к чему: вы там на природе, а я тут среди железяк. Может, пойти подышать хоть пару минут, поддеть на пороге? Полюбоваться пейзажем...
        - Пойди подыши, полюбуйся, - согласился ареолог - И транспортеры у Лео заодно передвинь, чтобы не завалило. А я попытаюсь достучаться до командира.
        - О'кей! - Торнссон мгновенно вскочил на нога и исчез из кабины.

* * *
        Леопольд Каталински выполнил свое обещание к полудню добраться до «золотого руна».
        Его торжествующий вопль разнесся над древней равниной, и Свен Торнссон, только что спустившийся по трапу модуля и намеревавшийся ненадолго устроиться на штабеле баллонов, дабы «полюбоваться пейзажем», тут же заторопился к котловану. По пути он связался по рации с Флоренс - ее фигура в ярко-оранжевом комбинезоне виднелась метрах в трехстах от модуля.
        - Есть золото! - бросил пилот в микрофон, большими прыжками приближаясь к кизеритовым отвалам.
        Леопольд Каталински стоял на коленях возле экскаватора и руками счищал грунт с золотого слоя. Все больше становилось открывшееся на дне котлована желтое окошко - и золото мягко сияло в лучах солнца, так похожего ликом своим на драгоценный металл, занимающий ничем не примечательную семьдесят девятую позицию в Периодической системе Менделеева и несказанно более высокое место в системе ценностей человеческой цивилизации. Спустившись по транспортеру на дно котлована, Свен Торнссон застыл рядом с инженером, очарованный представшим его глазам зрелищем. То, что они зачастую называли в разговорах между собой «золотым руном», не было единым золотым слоем: в отличие от шерсти волшебного овна из страны мифического царя Ээта, марсианское «золотое руно» состояло из множества плотно подогнанных друг к другу квадратных плиток.
        Присев на корточки, Торнссон достал из кармана комбинезона складной нож и, вогнав лезвие между плиток, попытался подковырнуть одну из них. После некоторого усилия это ему удалось, и он поднялся, держа в руке небольшой - размером в пол-ладони и в два пальца толщиной - золотой квадратик. Леопольд Каталински подцепил соседнюю плитку, и оба астронавта завороженно принялись разглядывать одинаковые бляшки, которыми был вымощен изрядный, судя по всему, участок равнины Сидония.
        А разглядывать там было что: на каждой плитке тонкими черными линиями было нанесено одинаковое изображение, словно перенесенное сюда, на далекий Марс, из древних земных легенд. Изображение какого-то сказочного существа... Пилот и инженер всматривались в четкие контуры узкого туловища, покрытого чешуей, с длинным и тонким чешуйчатым хвостом. Шея существа тоже была чешуйчатой и тоже длинной и тонкой, и венчала ее узкая змеиная голова. Из закрытой пасти высовывался длинный раздвоенный язык, а над покатым лбом возвышался прямой рог... Возможно, у существа было два рога, но второго на рисунке не было - он как бы полностью закрывался первым. Несмотря на чешую, диковинное животное имело и шерсть: возле ушей с головы ниспадали три пряди, закрученные спиралью, а вдоль шеи тянулся длинный ряд вьющихся локонов. Две передние лапы диковинного существа были похожи на лапы пантеры или тигра, а вот задние напоминали птичьи - большие, четырехпалые, покрытые чешуей. Может быть, именно такие звери и водились на Марсе тысячи лет назад, до планетарной катастрофы, или же они были персонажами древних марсианских
        - а не земных - сказаний...
        Как бы там ни было, кем бы ни был этот внеземной зверь, запечатленный на золоте, чем бы он не являлся для марсианской расы - символом достатка и процветания, объектом религиозного поклонения, ангелом-хранителем или, напротив, вестником несчастий, а может быть, эталоном могущества и неуязвимости, - главное, ради чего
«Арго» пустился в путь к Марсу, из разряда возможного перешло в разряд действительного: они докопались до золота! И теперь оставалось забрать это золото с собой.
        - Виват, Золотая планета! - крикнула сверху подоспевшая Флоренс Рок. - Эввива аргентум! - и начала спускаться к ним.
        Они смотрели на золото, их блестящие глаза были желтого цвета, и настроение у них было превосходное - на него не могла повлиять перспектива предстоящих долгих погрузок.
        - А где же Алекс? - вдоволь налюбовавшись на свою плитку, спросил Каталински.
        - Он в «банке», - ответил Свен Торнссон. - Связи добивается.
        - Так пойдем порадуем его, покажем, - предложил инженер. - Заодно и перекусим, я второй день без обеда не выдержу. Думаю, никто нас не осудит, если мы положим в собственные карманы пару-тройку таких безделушек? В качестве сувениров, на память о нашем пребывании под этими восхитительными небесами. А, Столб? Не обеднеют же от этого наши заказчики!
        - Сувениры - дело хорошее, - согласился Свен Торнссон, вновь рассматривая искусную драгоценную поделку почившей в бозе древней марсианской цивилизации. - Тут главное
        - соблюсти меру. И не забить предъявить на таможне, когда будем возвращаться.
        - Прихватим и для командира, - сказал Леопольд Каталински. - Такую штуку вполне уместно носить на цепочке на шее - в любом баре сразу поймут, что ты не собираешься удрать, не заплатив за выпивку.
        - А может, не надо? - подала голос Флоренс. Инженер окинул ее изумленным взглядом:
        - Ты что, дорогая! Да здесь же их миллионы, понимаешь? Мил-ли-оны! Мы же не для личного обогащения, а на память - улавливаешь разницу?
        - Ладно, - сдалась Флоренс. - Но если вдруг потребуют, я свой сувенир верну.
        - Это твое личное дело. - Каталински расстегнул нагрудный карман комбинезона и бережно опустил туда золотую плитку с марсианским зверем. - Пошли!
        Когда трое астронавтов во главе с инженером (ему и в голову не пришло пропустить вперед Флоренс) вошли в кабину модуля, Алекс Батлер работал на компьютере, обновляя и классифицируя новые данные о природных условиях Берега Красного Гора - эта информация вместе с другими сведениями должна была уйти с борта «Арго» в земной ЦУП. На сердце у ареолога было спокойно - радиоволны донесли до модуля сообщения командира Маклайна. И пусть даже эти сообщения представляли собой всего лишь обрывки Фраз - из этих обрывков было ясно, что с командиром все в порядке и что он принял передачу с «консервной банки». Да, перебои с радиообменом нельзя было назвать приятным сюрпризом, но они, по крайней мере на данный момент, ничуть не мешали выполнению программы.
        - Золотая лихорадка! - с порога громыхнула Каталински. - Спешите застолбить участки! Золотые марсианские россыпи позволят вам умереть богатыми и счастливыми!
        Алекс Батлер вместе с креслом крутанулся от монитора и впился взглядом в желтый брусок, лежащая на ладони инженера.
        - Да здравствует землеройка Лео! - улыбаясь провозгласил он и, вскочив с кресла, буквально перелетел к сияющему инженеру, за спиной которого почетным эскортом стояли такие же сияющие Флоренс и Свен Торнссон.
        - Что со связью? - спросила Флоренс. Ареолог непонимающе посмотрел на нее, но потом все-таки сообразил:
        - А! Все в порядке со связью... То есть связи практически нет, но кое-что просочилось. Командир жив-здоров и любуется нами с орбиты. Все в порядке, Фло! - Он вновь повернулся к инженеру: - Ну-ка, ну-ка, каков же он здесь, этот губительный металл?
        С этими словами ареолог взял протянутую ему золотую плитку, увидел начертанное на ней изображение марсианского зверя - и почти мгновенно превратился в статую, которую можно было бы назвать аллегорической фигурой Величайшего Изумлений. Он стоял посреди кабины, держа в руке брусок неземного золота, и не отводил взгляда от черного контура, словно распознал в нем дьявола или вестника скорого и неминуемого Конца Света.
        - Что такое, Алекс? - недоуменно спросил Свен Торнссон.
        Вместо ответа ареолог развернулся и, по-прежнему не отрывая глаз от плитки, направился обратно к компьютеру. Наткнулся на кресло, сел, положил плитку на панель сбоку от себя и быстро зашевелил пальцами над проекцией клавиатуры.
        Тройка астронавтов пересекла кабину и полукольцом расположилась возле кресла Батлера, глядя на монитор. Всем им было ясно, что странная реакция ареолога вызвана не просто видом золота, а именно тем, что на этом золоте изображено.
        Надписи на мониторе сменяли одна другую: «Справочники, энциклопедии»...
«Археология»... «Азия»...
        Надписи, надписи... Фотографии, целые ряды цветных фотографий...
        Содержимое бортовых компьютеров Первой марсианской, пожалуй, не уступало по объему всем книгам Библиотеки Конгресса США.
        - Ух ты... - сдавленно произнес Свен Торнссон.
        - О!.. - вырвалось у Леопольда Каталински. Флоренс просто тихо охнула.
        Все эти слова и звуки раздались в кабине одновременно, и причиной их была появившаяся на экране цветная картинка.
        На картинке был тот самый зверь с марсианских золотых плиток.
        Картинка сопровождалась лаконичным пояснением: «Многоцветные изразцы с изображением вавилонского дракона. Врата Иштар».
        Алекс Батлер молча шевельнул пальцем - и картинка, уменьшившись, переместилась в верхний правый угол экрана, а ее место занял текст.
        В полной тишине, затаив дыхание, новые аргонавты скользили взглядом по строчкам.
… Однажды, 3 июня 1887 года, немецкий ученый Роберт Колдевей, приехав на место раскопок великого народа древности Вавилона, нашел на земле осколок старого кирпича. Одна из его поверхностей была покрыта ярко-голубой глазурью, на которой сохранились фрагменты рисунка.
        Но только через десять с лишним лет профессор вновь посетил эти края, потому что он был занят другими раскопками - в Малой Азии и в Италии, на Сицилии и в Сирии, преподавал в строительном училище. В этот свой приезд он посвятил последние три дна 1897 года поиску новых покрытых глазурью кирпичей. Руководители Королевского музея в Берлине и Германского восточного общества дали ему понять, что оплатят раскопки на территории бывшего Вавилонского царства при условии, что ученый привезет им интересные, уникальные находки. И такие находки были сделаны...
        Развалины великого Вавилона расположены на левом берегу Евфрата, в девяноста километрах на юг от Багдада. В основном они представляют собой четыре огромных холма из щебня - Джумджум, Каср, Бабил и Амран ибн Али. До Колдевея здесь уже побывали многие исследователи, проводившие разведывательные раскопки. Почти все они были убеждены в том, что под этими горами щебня и мусора должен лежать Вавилон
        - Бабилу, «Врата богов», - огромный город, который, как писал «отец истории» Геродот, тянулся по обоим берегам Евфрата в виде гигантского четырехугольника шириной и длиной в двадцать с лишним километров. Однако предстоящий объем работ отпугивал исследователей. Колдевей приступил к раскопкам не один - в его распоряжении был большой отряд местных рабочих и целый штат опытных немецких археологов. В марте 1899 года экспедиция прибыла в деревню Квейреш у подножия одного из четырех холмов - Касра.

«Раскопки начались 28 марта 1899 года на восточной стороне Касра, к северу от врат Иштар», - писал «последствии Колдевей. Позднее, в 1902 году, на свет вновь появились многие века скрывавшиеся под толщей земли врата богини Иштар - главного женского божества вавилонского пантеона, дочери бога Луны Сина, сестры солнечного бога Шамаша.
        Особым праздником в Вавилоне считалась встреча Нового года. Этот праздник, Загмук, отмечался по лунному календарю. Он начинался в марте и длился более десяти дней. Это был праздник в честь победы мудрого Мардука, бога света, над ужасной хтонической богиней Тиамат, воплощением хаоса. Мардук рассек ее тело пополам и создал небо, землю, людей и воцарился над богами. Начало празднику давали реигиозные обряды, происходившие в храме Мардука и на башне-зиккурате Э-Темен-ан-Ки («Дом основы Небес и Земли»), откуда жрецы вели наблюдение за звездами. Затем статую Мардука выносили из храма, погружали на корабль и везли вверх по течению Евфрата за пределы внутреннего города. Там в специальном храме, называвшемся «Домом Нового года», служили молебен, и на десятый день торжественная процессия направлялась к северо-западным городским воротам - вратам богини Иштар. Впереди жрецы несли статую Мардука, за ними следовали приближение царя и народ. Пройдя через врата Иштар, процессия продолжала свой путь к центру города.
        Представшие перед археологами врата, даже частично разрушенные, выглядели очень внушительно. Огромная полукруглая арка, ограниченная с обоих боков гигантскими стенами, выходила на длинную дорожку для шествий, вдоль которой справа и слева также тянулись стены. Все это величественное сооружение, даже в полуразрушенном виде достигавшее двенадцатиметровой высоты, было построено из кирпича, покрытого ярко-голубой, желтой, белой и черной глазурью. Для пущего великолепия стены ворот и дорожки украсили барельефами, изображающими животных. По стенам дорожки тянулись ряды степенно шествующих львов. Стены же самих врат Иштар сверху донизу были покрыты перемежающимися рядами изображений двух других животных. Одно: из них - мощный бык свирепого вида, «рими», второе - невиданный зверь, которого обычно называют вавилонским драконом. На клинописных табличках сохранилось его вавилонское название - «сирруш» (а возможно, «сирруф»).
        Мифологический сирруш, или мушхуш, «огненно-красный дракон», был одним из чудовищ, созданных Тиамат для борьбы с Мардуком. Однако даже этот монстр, сочетавший в своем облике черты льва, орла, змеи и скорпиона, не помог ей.
        Отголоски этого вавилонского сюжета проникли в Библию, и в библейском образе Левиафана, огромного морского чудовища, царя бездны, можно уловить черты мушхуша-сирруша, вавилонского дракона...

«Ряды кирпичей идут один над другим, - писал Колдевей. - Драконы и быки никогда не встречаются в одном горизонтальном ряду, но ряд быков следует за рядом сиррушей и наоборот. Каждое отдельное изо бражение занимает по высоте 13 кирпичей, а промежуток, между ними составляет 11 кирпичей. Таким образом, расстояние от низа одного изображения до низа другого равно 24 кирпичам, или почти точно двум метрам, то есть четырем вавилонским элам».
        Это впечатляющее сооружение было перестроено по приказу царя Навуходоносора, о чем повествуем клинописная надпись, высеченная в основании врат Иштар «Я - Навуходоносор, царь вавилонский, благочестивый принц, правящий по воле и благоволению Мардука, высший правитель Города, любимец Неба, хитроумный и неутомимый... всегда пекущийся о благополучии Вавилона, мудрый первородный сын Набополасара, царя вавилонского... Свирепыми рими и мрачными сиррушами я украсил стены, чем сообщил вратам великолепие чрезвычайное и роскошное, чтобы все люди смотрели на них и изумлялись...»
        Загадочный сирруш... Зверь со странными лапами - передние как у пантеры или леопарда, а задние - птичьи. Если бы врата Иштар были раскопаны лет на сто раньше, это сочетание разных лап могло бы считаться достаточным доказательством того, что вавилонский дракон - не более реальное существо, нежели крылатые быки и орлы с бородатыми человеческими лицами из ассирийской и вавилонской мифологии. Но к тому времени уже появилась палеонтология - наука об ископаемых животных и растениях, профессор Марш в Америке получил титул «отца динозавров», да и сами взгляды на биологию подверглись радикальным изменениям. Палеонтологи обнаружили скелеты ископаемых животных, имевших неправдоподобно длинные хвосты и шеи, огромное туловище и маленькую голову или змеиную головку, увенчанные рогами. Нашлись даже такие доисторические виды, которые могли ходить как прямо, так и на четырех конечностях.
        В свете этих открытий вавилонского дракона, мушхуша-сирруша, тоже начали воспринимать как вполне возможное и реальное существо. В 1913 году профессор Колдевей впервые заявил, что вавилонский дракон с врат богини Иштар основными своими чертами напоминает ископаемых ящеров.

«Сирруш по единообразию своей физиологической концепции значительно превосходит все остальные фантастические существа, - утверждал Колдевей, а потом заключил (и тут прямо-таки слышится вздох сожаления): - Не будь у него столь ярко выраженных кошачьих передних лап, такой зверь мог бы существовать в действительности». Зная, что Библия подтверждает существование подобного монстра, ученый в первом обширном отчете о раскопках в Вавилоне высказал такое предположение: вавилонские жрецы держали в храмовом подземелье какую-то рептилию и демонстрировали ее в полумраке как настоящего сирруша.
        Вместо намеченных пяти Колдевей провел на развалинах Вавилона около восемнадцати лет. Только в 1917 году он был вынужден их покинуть, поскольку британские войска уже заняли Багдад и начали продвигаться к Вавилону.
        Колдевей впервые ступил на землю великого древнего города, когда ему было всего тридцать три года, а навсегда расстался с ней в шестьдесят три...
        Вернувшись в Берлин, он в 1918 году написал целый том о вратах Иштар, воссозданных в Берлинском музее из ста тысяч обломков покрытых эмалью кирпичей, вывезенных из Вавилона, к которым прибавились кирпичи, изготовленные в столице Германии из местной бранденбургской глины, подвергшиеся обжигу с добавлением различных красок. Таким образом» в Берлине как бы вновь открыли искусство обжига» которым владели древние вавилоняне, сооружавшие стены из цветного кирпича...
        В этом томе о вратах Иштар Колдевей был смелее чем раньше. Все еще смущенный сходством передних лап вавилонского дракона с лапами какого-то животного из семейства кошачьих, он привел перечень вымерших ящеров, указывая на те их черты, которые были присущи сиррушу. Ученый пришел к такому заключению: если вавилонский дракон действительно существовал, то он должен быть классифицирован как птиценогий динозавр. Подведя читателя к такому заключению, Колдевей заявляет: «Игуанодон, найденный в отложениях мелового периода в Бельгии, - ближайший родственник вавилонского дракона».
        В конце концов было установлено, что изображенные на вратах богини Иштар быки рими
        - это туры. А сирруши? Почему все-таки просто не посчитать этих монстров плодом фантазии предков? Колдевей полагал, что это маловероятно, поскольку изображение вавилонского дракона не изменилось за тысячи лет, что не свойственно другим фантастическим созданиям вавилонян. В раннем вавилонском искусстве сирруш появился в узнаваемой форме, и его точно так же рисовали при царе Навуходоносоре, то есть гораздо позже, в шестом столетии до нашей эры. Значит, вавилонский дракон с врат богини Иштар - точное изображение какого-то животного, неизвестного современной зоологии? Возможно, это животное уже не встречалось на территории Вавилонии, как и туры-рими, вымершие в Месопотамии, но еще на протяжении двадцати столетий обитавшие в Европе. И водились ли вообще сирруши в древней Вавилонии? Для вавилонян туры-рими были «чудовищами из дальних стран». Вполне вероятно, что то же самое Можно сказать и о сирруше.
        Где же обитали или еще до сих пор обитают сирруши? По мнению некоторых ученых, в Центральной Африке. Влажные тропические леса и бассейн реки Конго - одно из немногих мест на Земле, где может жить неизвестное животное, оставаясь незамеченным Рассказы о таинственном звере уже почти сотню лет ходят среди туземцев Центральной Африки. Этот гибрид «дракона и слона» обитает в непроходимые джунглях и болотах. Местные жители именуют его мокеле-мбембе.
        Действительно ли это сирруш с врат богини Иштар? Однозначного ответа на этот вопрос пока нет» Как нет ответов и на множество других вопросов...
        По экрану скользил почти бесконечный список ссылок и литературы. Алекс Батлер вновь увеличил изображение вавилонского дракона, поднес к дисплею марсианскую золотую плитку. Оба рисунка совпадали до мелочей.
        - Копия? - полувопросительно произнес ареолог, всем корпусом поворачиваясь к безмолвствующим коллегам.
        - Копия, - подтвердил Свен Торнссон. - Только что именно копия? Это? - Он кивнул на экран. - Или вот это? - Он показал на плитку.
        - Да уж... - хрипловатым голосом произнес Леопольд Каталински и громко прочистил горло. - Марсиане ли срисовывали с земных кирпичей или этот... Нахуваносор... вуносор... срисовывал у марсиан?
        - Вопрос даже в другом, - подала реплику Флоренс. - Если сирруш - земное животное, то откуда он был известен здесь, на Марсе? А если марсианское - как о нем узнали в Вавилоне? Нам ничего неизвестно о космических полетах вообще и на Марс в частности в эпоху древних земных цивилизаций, поэтому...
        - Как это нам ничего неизвестно? - перебил ее Алекс Батлер. - Кое-какие сведения имеются. Есть описания космических кораблей древней Индии, рисунки, кое-что еще. Другое дело, что трудно понять, где правда, а где вымысел. Но гораздо больше сведений о космических визитах на Землю. Вот, сейчас покажу, мы это уже проходили.
        - Он вновь зашевелил пальцами над проекцией клавиатуры, продолжая при этом говорить: - Заметьте: сидонийские нефракталы сохранились после планетарной катастрофы. Возможно, в них кто-то успел укрыться. Но не сидят же они там до сих пор, так? Марс стал непригоден для жизни. Вопрос: куда же потом подевались выжившие марсиане?
        - Эмигрировали, - ответил Каталински. - Потребовали у Нахуваносора дать им статус беженцев, со всеми льготами. И все мы в какой-то степени - потомки марсиан.
        - Не исключено, Лео, не исключено... - Алекс Батлер открыл на экране новый текст.
        - Вот, читайте.
«В шумерском списке царей, обнаруженном на глиняных табличках в библиотеке Ашурбанипала в Ниневии, говорится: „Когда царство спустилось с небес, царство стало в городе Эреду. В Эреду царем стал Абулим и властвовал 28 800 лет. Аболж властвовал 36 000 лет. Два царя властвовали 64 800 лет. Пять городов было их. Восемь царей властвовали 241 000 лет. Потоп все смыл".
        В персидских мифах утверждается, что до прихода Зороастра, чье первое воплощение в качестве Заратустры предположительно относится примерно к 8000 году до нашей эры, Землю развратили демоны. Предания, содержащиеся в древней литературе как Востока, так и Запада, сходятся в том, что Землей когда-то правили боги, сходившиеся с дочерьми челове ческими.
        В старой каирской синагоге священнослужители обнаружили документ, содержащий упоминание о приземлении пришельцев, об их гигантских отпрысках и бессмертии:
„Стражи Небес пали, ибо они поселили упорство в своих сердцах, да, их настигла такая кара за то, что они не следовали заповедям Божьим. То же случилось с их сынами, которые были ростом с высочайшие кедры, а телами были подобны горам. И они пали".

„Енох был первым среди детей человеческих, среди рожденных на земле, кто узнал письмо, науку и мудрость, кто толковал небесные знаки в соответствии с очередностью месяцев и записывал их в книгу, чтобы сыны человеческие знали время года, подразделяемого в соответствии с очередностью месяцев".
        Гигант Енох, первенец седьмого колена Адамова, отождествлялся с Тотом, Гермесом Трисмегистом, Меркурием и Орфеем. Всех их почитали в Древнем мире как великих астрономов, первооткрывателей наук и искусств, звездных учителей. Может быть, он олицетворял атлантов. Его имя, Енох, на иврите - „Ханох", означает „Основатель" и напоминает „Эн-ки", имя вавилонского бога Мудрости, посланного с небес насаждать цивилизацию во всем нашем мире и особенно в Шумере, в древней Месопотамии. Этим он походил на Оаннеса, существо с телом рыбы (которое вполне могло быть инопланетянином в космическом скафандре), учившее первых вавилонян. В шумерских источниках говорится о том, что земных людей сотворили „сусдруплы", или „анунаки"
        - существа с другой планеты...»
        - Уловили суть? - спросил Алекс Батлер. - В город Эреду сошли с небес некие неземные цари. Землей некогда правили некие Стражи Небес. Вавилонян учил пришелец-рыба. А вот про Древний Египет. - Он открыл новый текст.
«В течение многих столетий евреи претендовали на роль единственного народа, исповедовавшего веру в единого всевышнего Бога, что якобы отличало их от всех прочих - идолопоклонников, населявших Землю. Но раввины забыли, напоминает английский исследователь Бедж, что еще задолго до того, как Авраам разговаривал с Господом в дубраве Море примерно в 2000 году до нашей эры, с древнейших времен одна из сильнейших тенденций развития египетской религии была в направлении единобожия. И что монотеистическая сторона египетской веры напоминает религиозные концепции современных христианских наций, и для некоторых даже весьма удивительно, что египтяне со столь возвышенными представлениями о Боге могли сделаться притчей во языцех якобы за их поклонение множеству богов в самых разных формах. Действительно, в Египте, как и в большинстве других стран, почитались разные боги. Но все они, однако, даже еще в большей степени, чем люди, подчинялись Богу, Творцу всего. В отличие от многих современных людей, образование египтяне знали, что слово „бог" имеет по крайней мере два различных значения. Во-первых, есть Абсолют,
олицетворяющий Вселенную, в которой и благодаря которой мы живем. Во-вторых, есть боги локального значения, или люди космоса, происходящие с некой высокоразвитой планеты и время от времени появляющиеся среди людей. Многие из египетских богов, вероятно, символизируют Учителей из Космоса.
        Бог Тот с телом человека и головой птицы, что, возможно, символически указывает на его космические полеты, был богом земли, моря и неба. Он также был основателем всех искусств и наук, верховным магом, покровителем литературы, писцом богов, изобретателем иероглифов, автором магических книг, основоположником геометрии, астрономии, медицины, музыки и математики, устроителем оккультных мистерий, историком-летописцем и Секретарем Суда Мертвых.
        В египетской Книге Мертвых Тот называется „обладающим тайными знаниями". Он якобы появился из „блестящего золотого камня" или „тайного яйца". В одном из преданий он предстает „Сыном Камня", вышедшим из „яичной скорлупы". Его лицо было заряжено
„лучистой энергией". Возможно, по этой причине Тота почитали как ибиса. Его перья, как и перья бога-сокола Гора, описывались взлетающими в небо и считались в те времена символом света. А „яйцо" - это мы знаем по многочисленным преданиям из всех уголков земного шара - практически всюду считалось символом аппарата, в котором „боги", „сыновья богов" или „стражи неба" спускались со звезд на Землю. Как писал финикийский историк Санчониатон, Тот сконструировал и обслуживал Око Гора - космический корабль; это служит подтверждением предположения о том, что он был пришельцем с другой планеты.
        После Потопа Тот (известный под именем Гермес Вавилонский) недолго жил в
„халдейском городе Каллубе". Этот семитский народ, как пишет Абул Фараг (XIII в. н. э.), обязан ему «возвышенными знаниями о звездах". Гермес-Тот был «первым после Нимрода сына Куша, кто вновь отстроил Вавилон". Средневековые сабиры, считавшие его своим религиозным вдохновителем, восхищались его астрономическими званиями. Подобно египтянам, они видели в Гермесе-Тоте выдающуюся личность.
        Согласно же оккультным преданиям, Тот являлся атлантом, оказавшим помощь в строительстве Великой пирамиды (Хеопса), в которой он спрятал таблички, на которых были записаны сокровенные знания, и магическое оружие».
        - Атланты, возможно, и были марсианами. - Алекс Батлер убрал с экрана текст. - Ну и так далее, подобных материалов - горы. Известная теория древних астронавтов,
«палеовизитов». Но если раньше все это, в принципе, строилось на песке, то теперь
        - вот! - Он воздел над головой золотую плитку. - Это уже не легенды, не старинные рукописи, которые, может быть, переписывали тысячу раз, и каждый переписчик что-то свое додумывал. То, что мы тут откопали, - уже не домыслы, не предположения, а факт!
        - Собственно, не мы, а я откопал, - сварливо заметил Каталински.
        Алекс Батлер улыбнулся:
        - Ты, Лео, конечно, ты! Что бы мы без тебя... Шлиман ты наш дорогой, открыватель Трои!
        Свен Торнссон хлопнул инженера по плечу:
        - Хотя откопал все-таки не ты, а экскаватор, но все равно готовься: скоро попадешь во все энциклопедии! Замучаешься автографы раздавать.
        - Ага, как же - мы же засекречены, как суперагенты, - возразил Каталински, но вид у него был очень довольный.
        - Так не навечно же, - сказал пилот. - Хотя, вообще, слава, как правило, бывает посмертной.
        - Тьфу! - в сердцах изобразил плевок инженер. - Как у тебя язык не отсохнет! А насчет экскаватора... Тогда можно сказать, что и врата Иштар откопал не Колдевей, а местные рабочие. Управлял-то экскаватором я!
        - Это Свен просто завидует, - сказала Флоренс, незаметно толкая пилота в бок. - Да, Свен?
        - Понятное дело, завидую, - согласился Торнссон. - Зато я первый посадил модуль на Марс!
        - Все мы первые, и все мы - супер! - подытожила Флоренс.
        Алекс Батлер, судя по выражению лица, витал где-то далеко-далеко. Еще раз посмотрев на плитку нежным взглядом, он заложил руки за голову и, переставляя ноги, совершил вместе с креслом оборот вокруг собственной оси.
        - Эх, какая это будет бомба... - Он мечтательно закатил глаза. - Даже если бы мы здесь нашли только одну эту штуковину, и то уже слетали бы не зря. Видно, очень они дорожили своими сиррушами, если взяли с собой на Землю. Или даже одного. Наверное, он у них был наподобие древнеегипетского священного быка Аписа...
        - Или молоко давал, - вставил Каталински.
        - Невероятно, просто невероятно... - Батлер, казалось, даже не услышал реплику инженера. - А еще прокатимся к Сфинксу...
        - Все это хорошо, - сказал Леопольд Каталински, - все это чудесно, но время идет. Марсиане марсианами и сирруши сиррушами, однако пора уже что-то пожевать...

4. «Смерть раскинет свои крыла...»
        - Как-то раз по Марсу шел - и дракона я нашел! - весело продекламировал Алекс Батлер, ведя марсоход по равнине, и посмотрел на сидящую рядом Флоренс; нанотехнолог, отложив видеокамеру, обеими руками держалась за скобу, потому что машину временами изрядно потряхивало. - Будь с нами Лео, он непременно бы заявил, что я пытаюсь бессовестно отобрать у него лавры первооткрывателя. А я просто немного подкорректировал фразочку, произнесенную кем-то из тех парней, с
«Аполлонов». Творчески, так сказать, переработал применительно к нашим обстоятельствам.
        - Помню, помню, - улыбнулась Флоренс. - «Как-то шел я по Луне, дело было в декабре». А твой стишок похож скорее на плагиат, чем на творческую переработку. Что-то такое с детства знакомое, только там не дракон, а монетка фигурировала...
        - Эх, трудно придумать что-то новое!
        Всё сказали поэты
        Еще до меня.
        Все чувства воспеты
        Еще до меня.
        Повторяться обидно -
        И ясно одно:
        Очевидно,
        Молчать суждено.
        - О! - подняла брови Флоренс. - Кто это?
        - Алекс Батлер, - с некоторой меланхолией в голосе ответил ареолог. - Студент второго курса.
        - Это ты уже тогда такой мудрый был?
        - Да, мудр был, как царь Соломон, - ареолог усмехнулся, - и понимал, что жизнь дается в наказание. Жизнь - недуг... Все наши дороги кончаются тупиками... Не рассчитывай на взаимность... дут страданий - самый правильный путь... И прочее в том же духе. Правда, потом это прошло.
        - А стихи сочинять действительно перестал?
        - Стихи! - фыркнул Алекс. - Разве это стиха? Так, рифмованные строчки. Да нет, терзать бумагу я перестал гораздо позже. Я, Фло, слишком влюбчивый был, вечно в каких-то страданиях, переживаниях вечно в себе копался - вот и изливал душу на бумаге. Но и это прошло...
        Флоренс искоса взглянула на Алекса Батлера - на его щеки, покрытые рыжеватой марсианской пылью» на поджатую нижнюю губу - и промолчала. И подумала, что они все-таки очень мало знают друг о друге. Каждый - «вещь в себе», черная дыра, и видишь только внешнюю оболочку, только первый, наружный слой, а вот что там, внутри... Каждый - сам по себе. Остров. Планета. Ведь и она не скажет им, что когда-то травилась снотворным. От несчастной любви. И что первым у нее был вовсе не Саймон. «Но и это прошло», - мысленно повторила она слова Алекса Батлера и перевела взгляд на плывущую навстречу равнину.
        Как и накануне, стояло полное безветрие, светило неяркое солнце, мелкие камешки вылетали из-под колес вездехода и падали на ржавый грунт, выбивая из него фонтанчики пыли. До Сфинкса было шесть с лишним километров, но они ехали не по прямой, а вокруг, постепенно приближаясь к Сфинксу по спирали, - ареолог специально выбрал такой маршрут, чтобы произвести бурение в окрестностях каменного исполина.
        Вдоволь налюбовавшись золотыми плитками с изображением удивительного сирруша и наскоро перекусив в модуле, марсианская группа вновь взялась за дело.
        Результаты проведенного Леопольдом Каталински экспресс-анализа полностью совпали с данными, подученными ранее с помощью пенетраторов «Обзервера» - плитки были изготовлены из золота высшей пробы.
        Поскольку изначально предполагалось, что золотой слой представляет собой монолит, планировалось распиливать его на блоки с помощью лазерного резака и ковшом загружать в контейнеры. Теперь же стало ясно, что никакой необходимости в резаке нет. Леопольд Каталински поменял нижнюю часть ковша экскаватора на сетчатое днище и отрегулировал размеры ячеек таким образом, чтобы захваченный вместе с плитками грунт просыпался обратно, а в ковше оставались только «золотые рыбки», которые затем можно было переправить в контейнеры. Подогнали первый автоконтейнер, заполнили его марсианским золотом и с помощью все той же дистанционки отправили в грузовой отсек модуля - на всякий случай Свен Торнссон сопровождал контейнер. Серая вместительная коробка лихо, без каких-либо затруднений, перемещалась по направляющим, не имея вроде бы намерений завалиться набок, и с погрузкой не должно было возникнуть никаких проблем. А это означало, что Алекс Батлер и Флоренс наконец-то получила возможность отправиться к Сфинксу - надев шлемы и прицепив на спину баллоны (ареолог не хотел Спускать никакого риска), погрузив в марсоход
полевую экспресс-лабораторию, бур и захватив видеокадру. А инженер с пилотом занялись более прозаической, но в данном случае самой важной работой:
        Леопольд Каталински забрался в кабину экскаватора, Свен Торнссон вооружился пультом дистанционного управления - и марсианское золото постепенно начало перемещаться в модуль; теперь этот летательный аппарат можно было с полным основанием называть не консервной, а золотой банкой. Банкой с золотом. Летающей кубышкой.
        Поначалу Алекс Батлер вел марсоход с черепашьей скоростью, давая возможность Флоренс запечатлеть марсианские виды, главным украшением которых являлся, несомненно, Сфинкс, но времени у них было не так уж много, и ареолог «пришпорил» ровер.
        Вот уже несколько минут вездеход двигался почти параллельно Сфинксу. Батлер намеревался следовать этим курсом еще километра два-три, прежде чем сделать остановку для бурения, но тут Флоренс, уже очнувшаяся от своих экзистенциалистских мыслей об одиночестве людей-планет, протянула вперед руку:
        - Смотри, Алекс!
        Батлер, сосредоточивший внимание на поверхности равнины непосредственно перед вездеходом - мало ли какие тут могли быть ямы и трещины, - посмотрел туда, куда показывала Флоренс. Метрах в ста от них тянулась в обе стороны, перпендикулярно направлению движения марсохода, кое-где прерывающаяся цепочка до странности похожих друг на друга невысоких каменных обломков, словно кто-то вкопал здесь столбики, пунктиром разделившие равнину на две части.
        - Уж больно они одинаковые, - сказал Алекс Батлер, продолжая вести вездеход вперед, к этой цепочке. - Сдается мне, очередные артефакты...
        То, что издали представлялось одиноким пунктиром, вблизи оказалось двумя рядами четырехгранных столбиков с округлыми верхушками. Один ряд стоял от другого метров на пять, и, проследив, куда тянутся эти столбики, астронавты без труда установили, что они по безупречной прямой уходят точнехонько к Марсианскому Сфинксу и в противоположную сторону, вероятно, упираясь в самый Купол. И конечно же, никаким ветрам было бы не под силу создать из скал такие правильные, хотя и изъеденные временем четырехгранники. Их, скорее всего, соорудили те же древние мастера, что сотворили весь комплекс удивительных объектов Сидонии.
        - Знаешь, что это такое, Фло? - спросил Алекс Батлер, выбравшись из вездехода и остановившись возле одного из каменных созданий марсианских мастеров.
        Флоренс, держа видеокамеру, подошла к нему и, наклонившись, провела рукой по выщербленной серой поверхности столбика.
        - Обелиски? Надгробные памятники? - неуверенно предположила она и окинула взглядом уходящие вдаль две параллельные цепочки. - Древний вип-некрополь?
        - Не забывай, под нами чуть ли не полтора десятка метров позднейших наслоений. - Алекс Батлер сделал два шага и оказался внутри длинной полосы, отделенной от равнины четырехгранниками. - Ничего себе надгробные памятники - чуть ли не под облака! Нет, Фло, это не надгробия. Это колоннада - по ней прогуливались от Сфинкса до Купола и обратно. Или ездили, скорее всего, чтобы солнце голову не напекло. - Он похлопал по серому камню. - Это верхушки колонн, ставлю десять против одно... - Ареолог на секунду запнулся, а потом посмотрел на Флоренс сияющими глазами. - А любая колоннада должна вести к воротам или дверям! И мы этот вход откопаем!
        - Браво, Алекс! - восхитилась нанотехнолог. Может быть, доберемся до мумии здешнего Тутанхамона! А ну-ка, зафиксируем...
        Она шагнула за спину вновь принявшемуся рассматривать каменный пенек Алексу Батлеру и остановилась рядом с ним. В тот же момент послышался все нарастающий шорох, и астронавты почувствовав ли, как грунт уходит у них из-под ног и они куда-то проваливаются...
        Падение оказалось не очень затяжным и завершилось не слишком болезненно - сыграла свою роль небольшая сила тяжести, да и плотный комбинезон ослабил удар. Алекс Батлер упал на что-то твердое, поехал вниз по какой-то наклонной поверхности, но сумел затормозить подошвами ботинок - и тут сверху на него навалилась Флоренс.
        - Алекс, держи меня! - крикнула она, и ареолог заключил ее в свои объятия.
        - Где бы нам с тобой еще удалось пообниматься? - задумчиво вопросил он, лежа на спине.
        - Ну, ради этого не стоило забираться на Марс, - в тон ему отозвалась Флоренс, уже, судя по всему, тоже пришедшая в себя. - Место тут какое-то неподходящее. Жестко, куча какая-то...
        - А ну-ка, посмотрим, куда мы угодили... Алекс Батлер разжал руки, выпуская Флоренс, сел и включил фонарь на шлеме. Нанотехнолог тут же последовала его примеру, и два световых луча принялись рыскать в разные стороны, рассекая темноту.
        - Я прав, - удовлетворенно сказал Батлер. - Это именно колоннада.
        Они сидели на склоне холма, образованного слежавшимся грунтом. Грунт нанесло сюда ветрами из треугольного проема между плитами перекрытия. Они свалились в этот проем, продавив тонкую прегражу из забивших щель камней, присыпанных кизеритом, Теперь эти камни раскатились по склону. Сверху проникал внутрь колоннады слабый свет марсианского дня, робко струясь из вновь, как тысячи лет назад, укрывшегося проема, а сам проем находился метрах в шести с лишним над головами астронавтов.
        Грунт нанесло сюда ветрами из треугольного проема между плитами перекрытия. Они провалились в этот проем, продавив тонкую преграду из забивших щель камней, присыпанных кизеритом.
        - А на Земле бы ноги себе переломали, - заметил Алекс Батлер, оценивая расстояние, которое он и Флоренс преодолели в свободном падении.
        - И руки тоже, - добавила нанотехнолог. - А потому вновь: виват Марс!
        Да, они действительно находились внутри кодоннады. Скорее даже, не колоннады, а перехода, отделенного от внешнего мира каменными стенами и плитами потолочного перекрытия. Пол перехода тоже был каменным, а не золотым, выложенным такими же, как и вверху, плитами, без зазоров пригнанными Одна к другой. Колонны, отстоящие в каждом ряду метров на десять друг от друга, являлись не более чем декоративным элементом - хотя, возможно, первоначально здесь была именно колоннада: два ряда колонн, поддерживающих перекрытие, - и лишь потом, в силу каких-то соображений или обстоятельств, древние автохтоны достроили стены, превратив Доступную для проникновения в любом месте извне, равнины, колоннаду в закрытый переход, своего рода туннель на поверхности. Вероятно, были у них на то свои веские причины.
        - Нам чертовски повезло, Фло, - задумчиво сказал Алекс Батлер, направляя луч фонаря к потолку. - Может быть, это единственная сдвинутая плита на все шестнадцать километров. Как важно бывает оказаться в нужном месте!
        - Особенно если прикинуть вероятность нашего попадания именно в это нужное место,
        - заметила Флоренс.
        Ареолог покосился на нее:
        - Ты хочешь сказать, нами управляют? Дергают за ниточки?
        Флоренс пожала плечами и медленно процитировала:
        - «Кто мы - куклы на нитках, а кукольщик наш - небосвод. Он в большом балагане своем представленье ведет...»
        - Хайям, - уверенно сказал Алекс Батлер. - Уважаю Хайяма. Думаешь, он прав?
        Флоренс кивнула:
        - Да, я верю в судьбу, в предопределенность. И коль мы здесь оказались, значит, так и должно было случиться. Кукловод задумал что-то свое...
        - А если бы мы здесь не оказались, значит, должно было бы случиться что-то другое,
        - с легкой иронией подхватил Алекс Батлер. - Мы бы долго бродили вокруг Сфинкса и нашли бы какой-то другой вход. Или не нашли бы. Хотя я вовсе не уверен, что этим путем мы доберемся до ворот. Может где-нибудь там, впереди, потолочные плиты и вовсе отсутствуют и все засыпано до самого верха. Давай-ка переговорим со Свеном, пусть тащит сюда трос сами не вылезем.
        - И камера наверху осталась, - сказала Флоренс. - Я ее с перепугу уронила.
        По рации обрисовав Торнссону ситуацию и завеяв, что они с Флоренс живы и здоровы, Алекс Батлер предложил пилоту поискать в грузовом отсеке м0дуля трос и принести его сюда, к вездеходу.
        - Вездеход вижу, - сказал Торнссон. - А вот вас не вижу.
        - Не волнуйся, Свен, у тебя с глазами все в порядке, - успокоил его ареолог. - Было бы гораздо более удивительно, если бы ты нас увидел.
        - Уединяетесь? - вкрадчиво осведомился Торнссон. - Ну-ну. Нашли укромное местечко?
        - Почему бы и нет? Хоть на часок укрыться от ваших любопытных глаз. - Алекс Батлер подмигнул Флоренс, светившей нашлемным фонарем прямо ему в лицо. - Ты особенно не спеши, пожара нет, мы тут пока походим, посмотрим. Надень шлем на всякий случай, мало ли что... Да узлы, пожалуйста, на тросе завяжи, а то я в последний раз лазил по канату еще в школе.
        - Может, экскаватор подогнать? - насмешливо предложил Торнссон. - Опустим ковш в вашу тихую нору и выгребем вас.
        - Нет, экскаватор не надо, - мягко отозвался ареолог. - Это лишнее. Пусть Лео работает, не стоит его отвлекать. Брюзжать начнет, потом пива с ветчиной потребует. Прямо здесь и сейчас.
        - Помнится, мой племянник, пребывая в нежном возрасте, вечно умудрялся влезть в единственную лужу на всей дороге, - задумчиво сказал Торнссон. - С годами это прошло.
        - Хочешь сказать, мы впадаем в детство? - вступила в разговор Флоренс.
        - Это касается только нашего Орфея, - ответил Свел - Ты, Флосси, пребываешь и будешь пребывать в вечной юности. Как древнегреческая богиня.
        -Ладно, леди и джентльмены, поговорили - подвел черту Батлер. - Давай, Тор-С-Молотком, топай сюда с тросом. Конец связи.
        - Конец связи, Орфей-Гитарист.
        Настроение у них продолжало оставаться отменным, и на душе было так же ясно, как ясен был безветренный марсианский день.
        - Ну что, пойдем потрогаем эти древности руками? - предложил ареолог, вставая.
        - Пойдем, - согласно кивнула Флоренс.
        Они спустились по склону, ступили на каменный пол и медленно направились вперед, освещая фонарями однообразные стены без каких-либо надписей или рисунков.
        - А плита ведь не сама собой с места сдвинулась, - заметил ареолог. - Ее когда-то сдвинули. С определенной целью. Попробую реставрировать ситуацию, хотя бы в общих чертах.
        - Давай, Алекс. А я послушаю.
        - Марсианское общество, как и любой другой социум, не было однородным, - раздумчиво начал Алекс Батлер, разглядывая темные, грубо отшлифованные стены. - Там были свои группировки - политические, религиозные, финансовые, фанов «Чикаго Буллз» и фанов «Лос-Анджелес Кингз», Майкла Джексона и Бритни, в общем, какие угодно свои кланы, и они не только соперничали, но и враждовали друг с другом. Комплекс Сидонии был возведен поклонниками сирруша, Змеедракона, того, что на бляшках. Сирруш был земным, то бишь марсианским, воплощением какого-то главного божества. Местного Мардука.
        - Или, напротив, Тиамат, - заметила Флоренс
        - Да, или Тиамат. Так вот, это их город, город драконопоклонников, Сфинкс - это их храм, а Купол … - Ареолог задумался.
        - Допустим, Капитолий, - подсказала Флоренс.
        - Допустим, - согласился Алекс Батлер. - Хотя, конечно, далековато от Города. Итак, в соответствии с календарем, в какие-то традиционные дни в храме-Сфинксе отправлялись религиозные обряды, а затем вся компания усаживалась в колесницы и переезжала по этой колоннаде в Купол. Возможно, внутри Сфинкса хранятся какие-то неслыханные сокровища, на которые положили глаз враги драконопоклонников. Возможно, были попытки нападения на здешних конгрессменов, когда они перебирались из Сфинкса в Купол. Драконопоклонники сделали соответствующие выводы и возвели стены. Скорее всего, и охрану поставили снаружи, вдоль всего перехода. Но и это не помогло. Однажды темной ночью сюда пробрался отряд отчаянных головорезов, получивших задание во что бы то ни стало проникнуть внутрь Сфинкса. Коммандос потихоньку сняли охрану на этом участке, закинули на верхушки колонн веревочные петли и забрались на крышу перехода.
        - На тринадцатиметровую высоту закинули? - Усомнилась Флоренс.
        - Так на то они и коммандос! Профессионалы! Составили пирамиду из десятка человек
        - и вот тебе уже не тринадцать метров, а вдвое меньше. Так Вот забрались они на крышу, вбили клин и сдвинули плиту.
        - Не годится, Алекс, - возразила Флоренс. - Представь картину: тихая темная ночь, на небе светит яркая голубая звезда - это Земля, собаки не лают, петухи не кричат. В общем, как у кого-то в мэтров, у Элиота, кажется: «Тиха и необъятна ночь Прозрачен воздух, звезды блещут...» И в этой благословенной тишине вдруг: бум-бум! бум-бум! Это отчаянные головорезы вгоняют клин между плит. Да сюда со всех концов колоннады охрана бы сбежалась! И крышка твоим коммандос - прирезали бы их на алтаре внутри Сфинкса в жертву Змеедракону-сиррушу.
        Алекс Батлер остановился и направил свой фонарь на Флоренс:
        - У меня складывается такое впечатление, что ты не знаешь, кто такие настоящие профессионалы, Фло. Положи на шляпку гвоздя сложенную в несколько раз ткань и ударь по ней молотком - много ли будет шума? Впрочем, возможно, ночь вовсе не была такой уж тихой. Возможно, вовсю бушевала гроза. Разве различить в раскатах грома приглушенные удары кувалды?
        - Пожалуй, ты прав, - согласилась Флоренс. - А дальше?
        - А что дальше? - Ареолог пожал плечами. - Они сдвинули плиту, на тех же веревках спустились в переход и направились к дверям, ведущим внутрь Сфинкса. И тут всего лишь три варианта...
        - Ну, это понятно. Первый - успех, второй - неудача, то есть гибель или пленение..
        - И третий - отступление, - заключил ареолог - Видишь, как прекрасно мы с тобой во всем разобрались. I Не хуже специалистов-историков... Слушай, - встрепенулся он, - а теперь ведь кроме всяких там египтологов, ориенталистов и прочих появятся и ареоисторики! Это же чертовски интересно! Во всяком случае, я был бы не прочь этим заняться.
        - Кто ж тебе мешает, Алекс? - улыбнулась нанотехнолог - Одну гипотезу ты уже выдвинул - о драконопоклонниках и их недругах. Хоть она и умозрительна пока что, но вроде бы непротиворечива. Теперь попробуй объяснить другое: кто и зачем заложил эту дырку камнями? Оставшиеся снаружи рейнджеры? Зачем? Если они добились успеха и ушли тем же путем, что и пришли, - почему не вернули плиту на место?
        - Именно потому, что задачу свою они полностью выполнили и больше не собирались возвращаться сюда.
        - Зачем тогда закладывать щель камнями? Если за ними гнались, они не стали бы возиться с этим. Если же драконопоклонники их схватили - почему не восстановили целостность перехода? Откуда там камни? Не ветром же их туда нанесло!
        - Пылевая буря? - предположил ареолог. - Скорость ветра здесь бывает свыше ста метров в секунду. Хотя сомнительно, конечно... Вулканические бомбы? Отпадает - вулканов поблизости нет... - Он остановился, размышляя, потом развернулся и направился назад, к горке затвердевшего грунта. - Идем посмотрим на эти камешки. Думаю, я знаю, что они такое и откуда здесь взялись.
        Они вернулись к горке, и Алекс Батлер осветил Фонарем несколько каменных обломков, потом нагнулся и подобрал один из них.
        - Смотри, какой угловатый, - сказал он, трогая пальцем неровную грань камня.
        - Понимаю, - ответила Флоренс. - Полагаешь, Что это метеорит?
        - Именно. Это осколки метеорита.
        - Я еще раз о вероятности, - помолчав, задумчиво начала Флоренс. - Какой такой суперснайпер Господа Бога палил из космоса, чтобы угодить точнехонько в щель между плитами?
        - Да нет, Фло! Речь идет не об одном-единствевеном метеорите, а о метеоритной бомбардировке, целом метеоритном дожде! Когда льет дождь, сухого места на земле не остается. Так и здесь - осколками покрыта вся равнина, только их занесло грунтом в периоды тех же пылевых бурь. Это ведь не вчера было! Плита сдвинута, лежит наклонно. Осколки катились по наклону, проваливались в проем, а более крупные застревали. Вот и весь механизм.
        - Что ж, довольно убедительно. - Флоренс тоже подняла плоский осколок, медленно осмотрела его. Подняла глаза на ареолога: - Знаешь, что меня всегда удручает в подобных ситуациях?
        - А что тут может удручать? - удивился Алекс Батлер.
        - Отсутствие стопроцентной уверенности в том, что все происходило именно так, а не иначе. Любое, даже самое убедительное объяснение остается в категории предположения и никогда из этой категории не выйдет. Мы полагаем, что Атлантида действительно затонула. Мы полагаем, что Христос был распят. Мы полагаем, что Томас Мантелл разбился в погоне то ли за Венерой, то ли за шаром-зондом, а не за
«летающей тарелкой»... Но абсолютно уверенными в этом быть не можем.
        Ареолог развел руками:
        - Ну, тут уж ничего не поделаешь. Ты знаешь, я ведь тоже об этом не раз думал. Что очень не хватает нам машины времени. И Свену только вчера об это Я говорил... Остается уповать на то, что когда-нибудь ее удастся изобрести, и вот тогда мы сможем побывать нужном месте в нужное время и увидеть все собственными глазами.
        - В одном нужном месте мы с тобой уже оказа... - начала было Флоренс, но ее прервал голос вышедшего на связь Свена Торнссона:
        - Эй, любители уединения, я уже здесь!
        Алекс Батлер и Флоренс одновременно посмотрели вверх - пилот, наклонившись, заглядывал в проем.
        - Как вы там, в порядке?
        Ареолог приветственно поднял руку:
        - Все нормально, Свен. Бродим, смотрим, строим гипотезы.
        - Я тоже хочу. По-моему, это гораздо интереснее, чем пасти контейнеры.
        - Свое время и место каждой вещи под солнцем, - ответствовал Алекс Батлер на манер царя Соломона. - В следующий раз побродишь, после погрузки. Спускай трос и возвращайся к Лео. А мы попробуем прямо отсюда дойти до Сфинкса. Если там, дальше, завалы, выберемся наверх и поедем по прежнему маршруту. Вездеход не забирай.
        - Вот так всегда: одним грузить, а другим бродить, - проворчал Свен. - Дискриминация - кажется, именно так это называется.
        - Вернешься, можешь пожаловаться в ООН, - посоветовал Алекс Батлер. - А пока спускай трос.
        - И камеру к нему привяжи, - добавила Флоренс.
        Торнссон исчез из проема, и через некоторое время сверху змеей скользнул трос, на конце которого Покачивалась видеокамера. Трос наводил на мысли об Узелковом письме майя: пилот не поскупился на Узлы, и теперь выбраться наружу не составит особого труда.
        - Спасибо, Свен, - поблагодарил ареолог пилот» взобравшись на горку и отвязывая видеокамеру.
        - Вернемся домой - с вас обоих пиво, - сварливо отозвался Торнссон в стиле Леопольда Каталински. - И одной банкой не отделаетесь.
        - О'кей. - Алекс Батлер подергал трос, дабы убедиться, что тот надежно закреплен на верхушке колонны. - Выставлю хоть дюжину, если ты прямо сейчас! поработаешь буром. Бури тут, поблизости. Идет?
        - Две дюжины - и считай, что дырка уже есть!
        - Договорились. Ладно, мы пошли. Минут через сорок выйдем на связь.
        Алекс Батлер положил в нагрудный карман осколок метеорита и, вновь спустившись с горки, вместе с Флоренс направился по переходу в сторону Марсианского Сфинкса.

* * *
        Внизу стелился однообразный каменный пол, покрытый слоем вековой пыли, с обеих сторон тянулись однообразные каменные стены, вверху простирался не менее однообразный потолок - он был цел и невредим и ничуть не пострадал от груза навалившихся на него веков и тысячелетий, - и Флоренс вскоре перестала включать видеокамеру и отдала ее Алексу Батлеру, потому что каждый последующий кубометр перехода был абсолютно похож на предыдущий. До Сфинкса было километра три с небольшим, и ничего особенного впереди вроде бы не наблюдалось. Астронавты уже далеко ушли от проема, и их окружала темнота, рассекаемая лучами двух фонарей.
        - У меня вопрос, - сказала Флоренс. - Если колоннада с двух сторон обнесена стенами, как же эти хитрецы-конгрессмены сюда попадали? Я так понимаю, тут должен быть какой-то вход.
        - Совсем не обязательно, - возразил Алекс Батлер - Заходили внутрь Сфинкса в каком-то другом месте, потом выходили или выезжали в этот туннель - и вперед, до самого Купола. А там то же самое - вход в туннеле, а выход из Купола в другом месте.
        Однако довольно скоро подтвердилось именно предположение Флоренс. Фонари осветили высокие - чуть ли не в половину высоты стен - двустворчатые ворота, сделанные из какого-то похожего на бронзу сплава. Обе створки ворот были снабжены массивными дугообразными ручками.
        - Один - ноль, Фло, - констатировал Алекс Батлер.
        - Вспотеешь, пока откроешь, - заметила Флоренс. - Видать, привратники тут были здоровенные.
        Алекс Батлер, присев, изучил нижний край ворот, потом поднялся, еще раз внимательно осмотрел ворота и пояснил:
        - Внизу на воротах колесики. Створки открываются наружу, и там, снаружи, должны быть направляющие, как у наших контейнеров. Поэтому особой силы здесь не требовалось. При хорошей смазке с открыванием-закрыванием никаких проблем. - Он подошел к воротам вплотную, взялся за ручку. - А ростом эти древние парни были не ниже нас, пожалуй, - видишь, ручка на уровне пояса.
        - Интересно, как они выглядели? - задумчиво сказала Флоренс. - Красавцы или не очень?
        - Судя по лику Сфинкса, похожи на нас. Что вполне естественно - законы эволюции писаны Господом не для одной только Земли. Может быть, там, внутри сфинкса, есть какие-нибудь скульптуры.
        Запечатлев ворота на видео, они прошли еще не. много вперед, и пол начал постепенно понижаться Нетрудно было сделать вывод о том, что вход внутрь Сфинкса столетия назад находился под марсианской поверхностью.
        - Великолепно! - удовлетворенно сказал ареолог. - Нам крупно повезло. Мы с тобой могли бы десять лет бродить вокруг Сфинкса, а вход так и не найти.
        - Вряд ли здесь только один вход, - усомнилась Флоренс. - Любая приличная постройка должна иметь кроме парадного еще и черный ход. Мало ли как обстоятельства могут сложиться.
        - Вполне вероятно, - согласился ареолог. - Возможно, тут не один черный ход, а несколько, только они ведь, скорее всего, потайные, их не найдешь, не заметишь. Снаружи кажется - монолит, да еще пылью и песком засыпан, а открывается изнутри каким-нибудь скрытым рычагом. Нет, нам, ей-богу, очень крупно повезло.
        - А тебе это все-таки странным не кажется? - внезапно спросила Флоренс.
        - Что именно? Наше крупное везение?
        - Да. Какое-то совершенно фантастическое везение. При первой же вылазке.
        - Но ты же сама не так давно говорила, что коль мы провалились в эту дырку, значит, так и должно было случиться. По твоей же собственной теории.
        - Я и сейчас готова повторить то же самое. И теория эта не моя. Тут дело в другом: к добру это или нет?
        Алекс Батлер остановился и в некотором замешательстве повернулся к Флоренс. Впереди и позади них тянулся закованный в камень переход, где протяжении долгих-долгих веков царили темнота и тишина.
        - Что ты имеешь в виду, Фло? Утром ты выходишь из дома, садишься в свое авто и едешь на работу. К добру твой путь или нет?
        - Я не о том...
        - По-моему, наша беседа скатывается в отвлеченное философствование, и тут можно разглагольствовать до бесконечности. Хотя, по большому счету, все наши пути, на мой взгляд, ведут куда угодно, но только не в сторону добра. Потому что сумма добра в нашем мире отнюдь не возрастает.
        - Да, Алекс, пожалуй, ты прав насчет того, что я куда-то не туда полезла. - Флоренс немного поколебалась, а потом все-таки призналась: - Просто на душе у меня как-то... сидит внутри какая-то заноза... Сны эти странные... Все время чувствую, что все вокруг - чужое... И словно кто-то смотрит на тебя, следит, подглядывает...
        - Это бывает, - сказал Алекс Батлер. Как-то слишком поспешно сказал. - Не Земля все-таки, не родные железобетонные джунгли, а иной мир.
        - Эй, отшельники, вы там не заблудились? - раздался из рации голос Свена Торнссона. - Почему на связь не выходите, как договорились? Уже не сорок минут, а все сорок пять прошло!
        - Ох, виноват, - сказал ареолог. - Пустились Мы тут во всякие философские рассуждения. Как там у вас дела? Дырку сделал?
        - Сделал. С золотом все в порядке. Я уже в лагере, в котловане. Лео разошелся не на шутку - еле успеваю ящики отгонять.
        - Продолжайте в том же духе. А мы с Фло по-прежнему идем к Сфинксу. Никаких препятствий пока нет.
        И «стражей пирамид» тоже. Нашли ворота, ведущие с перехода на равнину. Древний аварийный выход.
        - Ого! Вы явно переплюнете Картера и Колдевед вместе взятых.
        - Стараемся, Свен, стараемся.
        - А если этот ход прямиком приведет вас к открытой калитке, ведущей внутрь Сфинкса? - задал каверзный вопрос Торнссон. - Как насчет согласования дальнейших действий с командиром?
        - Во-первых, никакой калитки, тем более открытой, пока не наблюдается, - ответил Алекс Батлер. - Во-вторых, общаться с командиром сейчас, сам знаешь, трудновато. А в-третьих, вот найдем калитку - если найдем, - тогда будем думать. Я руководитель, мне и решение принимать. Давай, Свен, иди работай, только в работе счастлив человек. Конец связи.
        - Ладно, босс, - сказал Торнссон. - Слушаюсь и повинуюсь. Начинаю купаться в счастье. Конец связи.
        Они прошли еще несколько десятков метров в тишине древней галереи, прежде чем Флоренс нарушила молчание:
        - А в самом деле, Алекс, если мы обнаружим вход... Ты говорил, что предписание есть у Эд... У командира, а с тобой эту тему конкретно не обсуждали. Мы что, просто постоим там, полюбуемся пейзажем и вернемся?
        - Ну почему просто постоим и полюбуемся? Запечатлеем. - Ареолог похлопал рукой в толстой перчатке по висящей на поясе видеокамере. - Да что гадать, Фло! Сначала дойти нужно.
        - У меня еще одно странное ощущение... - после некоторой заминки произнесла Флоренс. - Словно мы с тобой актеры и участвуем в изготовлении очередного голливудского кинопродукта. «Тайны марсианских подземелий»... «Двое в глубинах Сидонии»... И кто-то снимает нас скрытой камерой.
        - Главное, чтобы этот кинопродукт не был из разряда фильмов ужасов или кровавых боевиков, - заметил Алекс Батлер. - Картина для семейного просмотра, со счастливым концом. Все персонажи счастливы и, взявшись за руки, идут навстречу восходящему солнцу. Говоришь, кто-то снимает скрытой камерой?.. Так ясное дело кто: Господь Бог! Сам придумывает сценарий, сам определяет актеров, сам снимает и сам же смотрит.
        - Бог нашей драмой коротает вечность - сам сочиняет, ставит и глядит, - без заминки отозвалась Флоренс, повернув голову к идущему рядом ареологу и тут же отведя в сторону луч фонаря. - Интересный ты человек, Алекс. Ты всегда такой или только временами?
        - Когда как, Фло... Моей бывшей жене это не очень нравилось. Ты тоже интересный человек... Вот ей бы никогда в голову не пришло цитировать Хайяма, и вообще к стихам отношение у нее было... - Ареолог замолчал, словно окончание фразы встало У него поперек горла, и торопливо сделал шаг назад.
        - Что? - встревоженно спросила Флоренс.
        - Кажется, наступил на что-то...
        Они направили свет своих фонарей вниз, и Алекс Батлер присел, вглядываясь в отпечатавшийся в толстом слое пыли след своего ботинка. Протянул руку и поднял с пола какой-то предмет.
        - Камень? - неуверенно предположила Флоренс. Но это был не камень. На ладони ареолога лежала
        Небольшая двояковыпуклая гладкая на вид вещица, подобная правильному кресту с равновеликими сторонами и двумя небольшими сквозными отверстиями посередине. Алекс Батлер осторожно провел по ней очищая от пыли, и находка мягко засияла отраженным светом, сделавшись очень похожей на изделие аз земного янтаря.
        - Да, янтарь - это было первое, что пришло на ум Алексу Батлеру, и слова нанотехнолога подтвердили его мысль.
        - Ой, янтарный крестик! - с детским восторгом воскликнула Флоренс и совсем как школьница попросила: - Дай мне, Алекс!
        Ареолог выпрямился и опустил находку в ее подставленную ладонь. Флоренс поднесла вещицу к самому стеклу своего шлема, рассмотрела со всех сторон.
        - Это украшение, Алекс, - тут же заявила она. - Не деталь, не блок, а именно украшение, я женским чутьем чую.
        - Да, женское чутье - сильная вещь, - улыбнулся ареолог. - Может быть, ты и права. А может быть, некто, проезжая здесь в колеснице или, скажем, на мотоцикле, потерял пуговицу от плаща, которая давно уже еле-еле держалась на одной нитке.
        - Пуговицу? - переспросила Флоренс, любуясь переливами света в глубине марсианского янтаря. - Что ж, возможно. Пуговицы тоже бывают украшениями.
        - Во всяком случае, вряд ли это атрибут культа... хотя... - Алекс Батлер взглянул на Флоренс. - Кто сказал, что миссия Иисуса ограничивалась только Землей? Что, если он воплощался в разных мирах? Прячь в карман, Фло, только не потеряй - эта штучка, думаю, будет подороже, чем все сокровища Голконды.
        Флоренс еще раз потерла вещицу, бережно опустила ее в карман и для надежности трижды похлопало «липучке».
        - Господи, просто не верится... Видела бы моя Мэгги... - Она вздохнула. - Неужели нам так-таки ничего и нельзя будет рассказать? Придется шептать в тростинку...
        - Думаю, что долго держать все в тайне не придется, - успокоил ее Алекс Батлер и вновь двинулся вперед, в темноту. - Честно говоря, мне вся эта сверхсекретность очень и очень не по душе. Чувствуешь себя каким-то мелким обманщиком. Действуем у всех за спиной, втихомолку...
        - Мне тоже не по душе, - призналась Флоренс. - Но отказались бы мы - сейчас здесь шли бы другие.
        - То-то и оно... Далеко не каждый может похвалиться тем, что его мечта сбылась. А я - могу...
        Некоторое время ареолог шел молча, внимательно глядя себе под ноги и поводя фонарем по сторонам. Флоренс тоже старательно всматривалась в пылевой ковер, надеясь обнаружить еще что-нибудь в этой длинной галерее. Потом Батлер хмыкнул и сказал:
        - Мне вдруг представилась такая забавная ситуация: наступаю я на что-то, поднимаю
        - а это банка из-под пива. Наша банка, самая обыкновенная. «Сэм Адаме». Или
«Лайф». Или тюбик от зубной пасты.
        -Да, «Шеффилд»! - сразу включилась Флоренс. - Или надпись вот здесь, на стене:
«„Буллз" - лучшие!»
        - «Терминатор - ты плохой губернатор!» - подхватил ареолог. - Представляешь свои ощущения?
        Флоренс отрицательно покачала головой: - Нет, не представляю. Наверное, глубокий шок - Навсегда. Во всяком случае - надолго.
        - Как у того парня, что нашел вполне современный гвоздь в глубокой шахте, в глыбе горной породы, - добавил Алекс Батлер. - А насчет банки из-под пива... Читал я в детстве что-то такое, брат притащил... Я тогда фантастику вообще глотал как попкорн... Прибыли такие, как мы, астронавты-исследователи на далекую-предалекую планету, через всякие подпространственные гипертуннели, на запуск уймища энергии ушла... Вышли из своего шаттла, а на скале баллончиком-распылителем выведено:
«Здесь были Джон и Мэри». Без всяких технических ухищрений туда попали, просто Джон этот обещал показать своей возлюбленной далекие неземные края. И показал...
        - Красиво... Перенеслись силой любви.
        - Вот-вот, Мы даже и не подозреваем о своих настоящих способностях.
        - С тобой не соскучиться, Алекс.
        - Да? - Ареолог грустно усмехнулся. - Не все так считают, Фло. Например, жена моя настоятельно советовала мне поменьше витать в облаках, а все силы сосредоточить, скажем, на ремонте дома. Или на замене мебели. - Он махнул рукой. - Ладно, это не тема для разговора на пути не куда-нибудь, не в супермаркет, а к Марсианскому Сфинксу!
        - Ремонт - тоже дело нужное, - заметила Флоренс.
        - Не ремонтом единым... Так вот, насчет пива и зубной пасты. О необъяснимых исчезновениях людей» кораблей, самолетов тебе, надеюсь, известно?
        - Кое-что. Бермудский треугольник, звено «эвевджеров», какой-то пехотный полк еще лет двести назад... Говорят, что многих похищают инопланетяне. Хочешь сказать, что мы можем обнаружить здесь пропавшую экспедицию Фосетта или тот углевоз «Циклоп», что исчез по пути к Норфолку?
        - Именно, Фло, именно! - Алекс Батлер притронулся к плечу своей спутницы, и этот жест можно было расценить как признательность. - Чертовски приятно, когда тебя понимают, причем понимают правильно и сразу. У тебя действительно великолепная память, Флосси, - я, например, совершенно не помню, куда плыл этот «Циклоп».
        - Это еще мелочи, - небрежно махнула рукой нанотехнолог. - Я чуть ли не наизусть знаю «Курс наносборки второго уровня» Голдфилда и Крэйтера, а там объем, пожалуй, как у Библии. Собственно, это и есть моя Библия.
        - Теперь понимаю, как тебе удалось обойти конкурентов.
        - Думаю, не только поэтому, - возразила Флоренс. - Так что там твоя гипотеза? Я что-то не вижу здесь ни пропавших земных кораблей, ни самолетов.
        - Возможно, мы просто еще не дошли. Как тебе такое: Сфинкс - это что-то вроде суперпылесоса, такие пылесосы кто-то оставил в каждой звездной системе. С помощью тех же гипертуннелей они втягивают в себя все, что попадется, с планет системы, а хозяева раз в сколько-то там сотен или тысяч лет очищают мешки и смотрят, что туда попало и на что может сгодиться. Этакая космическая раса сборщиков всякой всячины.
        - Фантазер! - с восхищением сказала Флоренс. - Сдается мне, ты фантастику не только читал но и писал.
        - Нет-нет, только стихи, - запротестовал Алекс Батлер. - Стихи как-то сразу выплескиваются, а над прозой сидеть надо. Растягивать время мы, увы не умеем. - Он помолчал и добавил с нажимом: Пока.
        - Фантазер... - повторила Флоренс. - Космический пылесос... А у меня впечатление такое, что не пылесос здесь работал, а космическая щетка - Все подмела, только эту пуговицу пропустила. Здесь же совершенно пусто. Почему?
        Алекс Батлер пожал плечами:
        - Ну, наверное, потому что не сорили. Не разбрасывали банки из-под пива. Они же тут не устраивали рок-концерты или матчи «Буллз» и «Кингз». А вообще, Фло, - он медленно обвел взглядом древние стены, - если бы камни могли говорить, они многое бы рассказали. Такое, что мы и вообразить себе не можем. Представляешь, если бы обрели голос строения Гизы или пирамиды в Теотиуакане... Или обломки того тунгусского феномена... Или мегалиты Стоунхенджа...
        - Стоунхендж... - еле слышным эхом не сразу отозвалась Флоренс. Ей почему-то стало неуютно, словно она осталась в одиночестве на вершине голого холма, обдуваемого холодным ветром. Сердце внезапно сбилось с ритма и, пропустив удар, так зачастило, что в висках застучали маленькие злые молоточки. - Стоунхендж...
        - Ну да, - сказал Алекс Батлер, не заметив этой перемены в состоянии напарницы. -
«Каменная изгородь». Мегалиты и Кольцо Сарсен - «серые бараны», Кольцо Трилитонов и Пяточный камень... На некоторых фотоснимках видно, что от камней уходят в небо световые колонны, иногда звуки какие-то щелкающие, жужжание... Между прочим, есть такое предположение, что Стоунхендж построен пришельцами. Ты там не бывала?
        - Нет, - выдохнула Флоренс. Сердце постепенно успокаивалось, а вот тоскливое сосущее ощущение одиночества и неуютности никак не проходило.
        - А мне довелось, в девяносто, кажется, девятом. Впечатление, конечно... - Ареолог, зажмуриваясь, покачал головой. - Нет слов. Другой мир. Марс Хотя до Солсбери оттуда рукой подать. Тишина просто сверхъестественная, жутковатая какая-то, только временами ветер шумит... И словно видишь фигуры друидов, не глазами видишь, а каким-то иным, внутренним зрением... А вернешься к стоянке - и все, конец иллюзиям! Толкотня, дети вопят, в магазинчике не протолкнуться - полотенца, футболки со Стоунхенджем продают, рядом забегаловка - и там тоже яблоку негде упасть. Как тебе нравятся названия: «каменный пирог», «друидские сосиски»... Откровенно говоря, не удивлюсь, если и здесь лет этак через тридцать-сорок будет вовсю работать закусочная «У Марсианского Сфинкса». Еще кого-нибудь из нас пригласят тут подрабатывать, в качестве живой рекламы...
        - Стоунхендж... - еще раз сказала Флоренс; она шла рядом с ареологом походкой робота, словно не осознавая, что именно идет, а не стоит на месте. - Почему ты сказал про Стоунхендж?
        Алекс Батлер замедлил шаг и с некоторым недоумением посмотрел на напарницу.
        - Что значит «почему»? Просто к слову пришлось. - Он по-прежнему не замечал странного состояния Флоренс. - Вспомнил самые знаменитые сооружения - Гиза, Теотиуакан, Стоунхендж... О! - он воздел кверху палец и остановился. - Точно, Фло! Ты права - не случайно. На подсознательном Уровне сработало.
        - Что сработало? - У нанотехнолога вдруг пере хватило дыхание.
        - И пирамиды Гизы, и пирамиды Теотиуакана, и Стоунхендж, все их углы, размеры, всякие другие со. отношения укладываются в единый математический код. Да, и еще Ангкор в Камбодже. Древняя столица. И точно такой же математический код у здешних нефракталов. Так что я эти примеры выдал чисто автоматически - я же чуть ли не с детства во всем этом копаюсь... А почему тебя зацепил Стоунхендж? Если имеешь что-то против, заменим его на Авебери - это самый большой каменный круг на Земле, он тоже в Уилтшире. И там тот же математический код. Считай, что я назвал не Стоунхендж, а именно Авебери.
        - «Фрейдистские штучки», сказал бы наш Лео. - Флоренс попробовала улыбнуться. Сердце наконец вернулось к нормальному ритму, и исчез голый холм, и утих холодный ветер. - Воображение что-то разыгралось...
        - Тут разыграется, - согласился Алекс Батлер, на ходу поводя из стороны в сторону лучом фонаря. - А давай-ка мы с тобой на время превратимся в бесстрастную аппаратуру, - он похлопал по видеокамере, прикрепленной на поясе, - в такие вот штуки. Без эмоций. Будем просто фиксировать, как какие-нибудь «Спирит» и
«Оппотьюнити», наши славные марсоходики.
        - Попробую, - неуверенно сказала Флоренс. Алекс Батлер пошел быстрее, по-военному чеканя шаг, делая четкую отмашку руками и декламируя на ходу, в такт своему строевому шагу:
        Роботы, роботы, роботы...
        Железная дисциплина.
        Роботы, роботы, роботы
        На марше колонной длинной...
        (Стихи Николая Проценко.)
        Впрочем, почти тут же он сбавил темп, а потом и вовсе остановился и, подождав не поддержавшую его начинание Флоренс, признался:
        - Нет, тут нельзя так маршировать. Не та обстановка.
        И Флоренс снова, в который уже раз, почудилось, будто кто-то бестелесный и недобрый следит за каждым их движением... Следит - и выжидает... Духи Сидонии?
        И еще ей вдруг вспомнилась поездка в больницу вместе с Пенелопой, и проявился забытый, казалось, образ старой женщины с выцветшими глазами, женщины, воздевшей тонкую, сухую руку к угрюмому небу...
        Разговор больше как-то не вязался, и они шли в тишине, оставляя за собой цепочки следов - отпечатки новых времен на пыльном покрове минувшего.
        Прошло еще несколько минут - и лучи их фонарей сошлись на возникшей из темноты преграде.
        Это были ворота. Такие же высокие, двустворчатые, с изогнутыми ручками, как и те, что остались позади. Астронавты добрались до входа в самый загадочный объект из всех, какие только знало человечество. Сердце у Алекса Батлера сначала замерло, а потом гулко заколотилось, когда он увидел, что одна створка ворот чуть приоткрыта. Внутрь Марсианского Сфинкса можно было беспрепятственно проникнуть!
        Ареолог, не сводя глаз с темного проема, завороженно шагнул вперед, но Флоренс вцепилась в его руку:
        - Стой, Алекс! Видишь, опять... Как будто все подстроено... Не ходи туда! Это ловушка...
        Ареолог резко обернулся к ней:
        - Ты что, Флосси! Какая ловушка? Кто бы устраивал нам ловушки? Это же не египетские пирамиды. Да, возможно, здесь стояла вооруженная охрана, но когда это было! Здесь уже десятки веков никого нет. Скорее всего, они отсиделись тут во время катастрофы, а потом ушли. Или другое, и, пожалуй, самое удручающее: драконопоклонники потерпели поражение, и победители разграбили все что можно.
        - А золото? Почему «золотое руно» осталось не тронутым?
        - Откуда мы знаем, чем для них было золото, - коль они мостили им равнину как булыжником. Если не хочешь - можешь не ходить, а я все-таки загляну внутрь. Просто загляну. Меня же там за нос никто не схватит, верно? - Алекс Батлер включил рацию:
        - Свен, мы добрались до входа. Сейчас осмотримся и назад.
        - Поздравляю, - отозвался Торнссон. - Только вы там поосторожнее, мало ли что...
        - Увы, Свен, похоже, здесь одна пустота и мерзость запустения, - сказал ареолог. - Ворота приоткрыты, и это наводит на печальные мысли о том, что нас давно опередили и все вынесли.
        Он ободряюще похлопал встревоженную Флоренс по руке и протянул ей видеокамеру:
        - На, увековечь историческое событие: Алекс Батлер проникает внутрь Марсианского Сфинкса.
        - Но как же предписание... - начала было Флоренс, но ареолог прервал ее.
        - Здесь решаю я! - резко сказал он и добавил уже помягче: - Я же не собираюсь куда-то идти, я просто загляну. Быть у моря - и хотя бы не потрогать воду? Снимай, Фло, снимай!
        Он подошел к воротам вплотную, осветил их сначала снизу доверху, а потом в обратном направлении, нажал плечом приоткрытую внутрь створку, но та не поддалась. Затем направил свет фонаря в проем и через некоторое время сообщил ведущей съемку Флоренс:
        - Пол такой же, каменный. И желобки для колес, чтобы ворота открывать. Какой-то огромный зал - фонарь до противоположной стены не достает. И по-моему, совершенно пустой. Если тут были грабители, то они постарались на славу, все подчистую выгребли.
        Он огляделся, изучил пол под ногами и плиты перекрытия над головой - все было неподвижным и казалось вполне надежным - и с некоторым усилием протиснулся в проем. Флоренс, опустив видеокамеру, торопливо зашагала к воротам.
        - Подожди, Алекс!
        - Я здесь - и не собираюсь никуда исчезать.
        Флоренс проскользнула в проем вслед за скрывшимся в темноте Батлером и тут же чуть не наткнулась на спину ареолога. Медленно кружась на месте, они обследовали своими фонарями пространство внутри Сфинкса, но ничего не обнаружили. В обе стороны от входа тянулись такие же, как в переходе, каменные, грубо отшлифованные голые стены, а что там было дальше, в глубине зала, оставалось неизвестным, потому что свет фонарей просто растворялся в темноте; потолка он тоже не достигал.
        - Не густо, - констатировал Алекс Батлер, медленно удаляясь от ворот в глубь огромного пустого зала. - Тешу себя лишь мыслью, что Сфинкс - сооружение циклопическое, и здесь должно быть полным-полно всяких залов, коридоров и прочих помещений. В том числе, наверное, и потайных. Так что, надеюсь, где-то что-то должно остаться. Только не нам уже все исследовать. Мы так - пройдемся прогулочные шагом, еще Свена и Лео сводим сюда на экскурсию - большего не дано.
        - Думаю, у нас есть шанс попасть во вторую экспедицию. - Голос нанотехнолога звучал почти ровно. - Все-таки какой-никакой опыт приобрели. - Флоренс шла вслед за ареологом чуть сбоку и поводила из стороны в сторону головой, стараясь выхватить лучом фонаря из мрака хоть какой-нибудь предмет. - Не знаю, как ты, а я обязательно буду добиваться. Должна же я до конца побороть все свои комплексы!
        - Я тоже буду добиваться. Они ведь не успокоятся, пока все золото отсюда не перетаскают, - голову даю на отсечение! Так что вторая экспедиция будет обязательно. И возможно, не один «Арго», а целая космическая эскадра.
        Некоторое время они продвигались вперед молча, а потом Флоренс сказала:
        - И все-таки здесь... как-то жутковато... Темнота, тишина совершенно безжизненная. .

«Смерть раскинет свои крыла...» - вдруг вспомнилось ей.
        В этот момент справа от них возникло какое-то свечение, и тут же, опровергая слова Флоренс насчет тишины, за спинами астронавтов раздался громкий зловещий скрежет...

5. Ясон на орбите
        Командир «Арго» Эдвард Маклайн, навалившись грудью на изогнутую дугой широкую панель, сидел перед мониторами и едва слышно постукивал пальцами по светло-серому пластику. В отсеке было тихо, и тихо было в бесконечном космосе, раскинувшемся за бортом «Арго». Тихо и одиноко... Далеко внизу, под кораблем, простиралась чашеобразная рыжая громада Марса, затуманенная флером желтоватых облаков, где-то вверху, в стороне от корабля, кружил по своей орбите темный пыльный Фобос, а еще выше - такой же темный Деймос, два огромных небесных камня, в былые времена захваченные полем тяготения Красной планеты. И Фобос, и Деймос находились вне пределов видимости бортовых камер, и на правом от командира экране застыла только одна картинка - высохшее древнее море и равнина Сидония. Точнее, картинка только казалась застывшей - сосредоточив на ней взгляд, можно было заметить, что облака медленно перемещаются над рыжей поверхностью, словно причудливые расплывчатые фигуры гигантской карусели. Корабль же вращался по орбите в одном темпе с планетой и потому казался привязанным невидимым тросом к сидонийскому побережью как
аэростат заграждения, защищающий объекты Сидонии от налета каких-нибудь космических бомбардировщиков. Отсюда, с многокилометровой высоты, конечно же, невозможно было разглядеть оранжевые фигурки астронавтов - даже Купол, даже громада Сфинкса выглядели невзрачными смутными бугорками, то и дело исчезающими под облачным покровом, перемешанным с пылью, - но Эдвард Маклайн был уверен в том, что у его коллег все в порядке и работа идет по плану. И пусть по совершенно непонятным причинам почти не действует радиосвязь: сюда, на борт, прорывались только обрывки сообщений, - но и из этих обрывков можно было понять, что экспедиция работает без каких-либо чрезвычайных происшествий. К тому же если бы возникли какие-то неблагоприятные или угрожающие обстоятельства - например, не дал бог, серьезная поломка модуля, делающая невозможным его взлет с поверхности Марса,
        - то даже при полном отсутствии радиосвязи в ход пошли бы сигнальные ракеты. А не заметить их с орбиты очень трудно - разве что вовсе закрыть глаза.
        Да, были какие-то непонятные багровые вспышка, был удивительный фиолетовый луч, пробивший вечерние облака, - словно снизу направили на «Арго» сверхмощный прожектор, - но это вспыхивали отнюдь не сигнальные ракеты, три желтые и три зеленые, как предписывалось инструкцией. Это были какие-то атмосферные явления, связанные, наверное, с электричеством; в этом должны разбираться специалисты. Эти явления наблюдала и марсианская группа... Кстати, после загадочных вспышек и пропала радиосвязь... Хотя это могло быть простым совпадением: после них - еще не значит, что из-за них. Да, ломать голову над причиной таких феноменов - дело специалистов. Его же задача, задача командира Первой марсианской, - обеспечить доставку на Землю золотых запасов Сидонии.
        Эдвард Маклайн очень надеялся на то, что эта задача будет выполнена. Вернее, эта задача должна быть выполнена. Бывший военный летчик-истребитель полковник Маклайн привык рассуждать именно так. Так его учили, и это полностью совпадало с его воззрениями на жизнь и поведение человека в этом мире.
        Их миссия не была обычной загородной прогулкой, и в дело вмешивались новые факторы, которые вряд ли можно было предусмотреть. Непонятная атмосферная аномалия в районе посадки модуля... Перебои, а затем и почти полное исчезновение радиосвязи... Это были неожиданности, а Эдвард Маклайн по собственному опыту знал, как могут подобные неожиданности повлиять на успешный исход дела... тем более такого нового, необычного и очень сложного деда - это ведь не камешки собирать в собственном дворе... Впрочем, пока вроде бы Господь не играл против них - так, вынуждал задумываться и удивляться, но не более. Пока - не более...
        Конечно, случись что с «консервной банкой» - и Эдвард Маклайн ничем бы не смог помочь своим коллегам, спустившимся на Марс, потому что «Арго» не был приспособлен для таких взлетно-посадочных операций. Нет, совершить посадку на Красную планету, возможно, и удалось бы - но вот взлететь оттуда... «Арго» был рассчитан только на один старт - с земного космодрома, при помощи мощных ракетных ускорителей.
        Однако все эти мысли были, пожалуй, совершенно неуместными и ненужными - ведь еще при первом сеансе радиосвязи с марсианской группой Алекс Батлер доложил, что с посадочным модулем все в полном порядке. А если бы и возникли какие-то проблемы - там есть очень толковый специалист Свен Торнссон, там есть инженер Леопольд Каталински а, наконец, там есть Флоренс Рок со своей чудодейственной нанотехникой.
        Флоренс... Флой... Флосси...
        Двадцатилетний Эдвард Маклайн, тогда еще даже не второй лейтенант - вместе с дипломом бакалавра такое звание присваивалось выпускникам военно-воздушной академии США в Колорадо-Спрингс, - познакомился с Линдой во время одного из своих кратких посещений родной Колумбии. В те годы он учился летать и, проводя немало времени в учебных аудиториях, все-таки бывал в небе ненамного реже, чем на земле. Воздух стал его подлинной стихией, и он в буквальном смысле свысока смотрел на тех, чей безрадостный удел - всю жизнь копошиться на самом дне воздушного океана, на бескрылых людей-крабиков которые не знают и никогда не узнают, что такое высота, что такое полет...
        С Линдой все получилось точь-в-точь как в какой-нибудь из мелодрам, гуляющих по телеканалам и вызывающих умиление домохозяек. Теплым вечером позднего августа Эдвард вместе со школьным приятелем Диком Штайном устроились в уютном баре неподалеку от дома Эдварда - к их услугам было пиво с арахисом и бейсбол по телевизору, стандартный набор. В баре было немноголюдно, если не сказать почти пусто, никто никому не мешал, и Эд с Диком потихоньку пили свое пиво, вспоминали школьные годочки и любовались бейсболом, к которому оба были довольно равнодушны. А потом в бар зашли две девчонки, а следом за ними - трое молодых людей лет двадцати, которые подсели к этим девчонкам, и девчонкам это соседство не понравилось. В общем, Дик Штайн предложил Эдварду вмешаться, и они вмешались. Переговоры получились на удивление короткими и прошли без осложнений - троица без особых пререканий покинула бар, а Эдвард с Диком остались. За столиком девушек. Бейсбол был забыт, пиво сменилось мороженым и фруктовыми коктейлями, и в конечном счете Дик пошел провожать Монику, а Эдвард - Линду. Итогом этой вечерней прогулки стало то,
что Эдвард и Линда договорились о новой встрече... И встречались до тех пор, пока курсант Маклайя не отбыл в свою академию.
        Линда писала ему в Колорадо-Спрингс, он отвечал ей и через три года, когда Эдвард Маклайн был уже лейтенантом ВВС, они поженились. С устройством уютного семейного гнездышка не очень получалось, потому что все шесть лет обязательной после окончания академии службы в Военно-Воздушных Силах Эдварда Маклайна переводили с одной базы на другую. Но постепенно все устроилось, и родился сын Марк, и в конце концов, с третьего захода, Маклайн пробился в группу астронавтов НАСА...
        И только после собственной свадьбы он узнал, кто был режиссером той сценки из мелодрамы, разыгранной августовским вечером в колумбийском баре «Черная Пусси». Вернее, не режиссером, а режиссерами. Линда рассказала ему, что к этому представлению приложили руку и его школьный приятель Дик Штайн, и сама Линда с подружкой Моникой, и трое студентов - однокурсников Дика, а сценарий этого действа был разработан не кем иным, как младшей сестрой Эдварда Маклайна Глорией, чьей подругой, как оказалось, была Линда...
        А началось все с того, что Линда с родителями переехала в Колумбию из Сан-Антонио, когда Эдвард уже учился в академии. От новой подруги по колледжу, Глории, Линда узнала о его существовании, а увидев фотографию высокого, по-спортивному подтянутого красавца с точеным лицом, заочно влюбилась в него не то что по самые уши, а по самую макушку, как можно влюбляться только в юности, Когда чувства, как известно, подобны большим белым цветам. Глория знала, как брат относится к общению с девушками - он считал все эти свидания-провожания непозволительной тратой времени, которого и так не хватает, - и потому решила устроить целую инсценировку с привлечением знакомых актеров-любителей...
        Наверное, все-таки не стоило выдумщице Глории вмешиваться в естественный ход событий, стараясь соединить две половинки, вовсе не предназначенные друг для друга. Где-то когда-то Эдвард Маклайн то ли слышал, то ли читал историю о том, что раньше не было на земле мужчин и женщин, а были просто - люди. Но что-то вдруг взбрело на ум Господу, и он разделил людей на две половинки - мужчину и женщину - и разбросал эти половинки по всему свету. И с тех пор каждый ищет свою половинку..
        Кто знает, может быть, его, Эдварда Маклайна, настоящей половинкой была курсантка Джейн, которая стала избегать его с тех пор, как Линда вместе с Глорией умудрились приехать к нему в окруженный горами городок академии в окрестностях Колорадо-Спрингс...
        Нельзя сказать, что жизнь с Линдой у него не сложилась: не было каких-то крупных ссор, а тем более - измен; во всяком случае, он ничего такого не знал. Но не было и чего-то другого, не было единого целого... Они с Линдой оставались отдельными половинками, вращаясь по разным орбитам, и орбиты эти с годами расходились все дальше и дальше.
        Он шел своим курсом, внутренне одинокий, как, наверное, большинство живущих в этом мире, - и вдруг на его горизонте появилась Флоренс Рок. Не просто появилась, не просто прошла по горизонту справа налево или слева направо, а начала неуклонно приближаться... или он начал приближаться к ней, как приближается к небесному объекту космический аппарат, попавший в поле тяготения этого объекта.
        Эдвард Маклайн не хотел находиться в поле тяготения Флоренс Рок, не хотел привязываться к этой высокой блондинке с удивительными глазами. Чем сильнее привязываешься к кому-то, тем больнее разрыв.
        У Эдварда Маклайна были жена и сын. У Флоренс Рок были муж и дочь.
        Но далеко не всегда человек имеет полную власть над своими чувствами. Далеко не всегда может с ними бороться, тем более - если бороться вовсе не хочется...
        Командир «Арго» старался не думать о том, что будет потом, после возвращения на Землю. Но совсем не думать не получалось...
        И еще Эдвард Маклайн не мог контролировать свои сны. И в этих снах он и Флоренс были вместе.
        Эдвард Маклайн достаточно долго прожил в этом мире, чтобы знать: любой вираж, любое отклонение от устоявшегося, привычного курса может превратиться в погоню за ложным солнцем - в итоге и старое потеряешь, и новое не найдешь; или того хуже - поднимешься слишком высоко, израсходуешь запас кислорода - и все закончится. Навсегда. Немало летчиков погибло, тщетно пытаясь настичь иллюзорную Цель. И не только летчиков - просто людей...
        Но эти сны...
        Эдвард Маклайн невольно вновь и вновь возвращался в мыслях к тому странному сну, который приснился ему нынешней условной орбитальной ночью. После багровых вспышек на сидонийскои равнине и фиолетового луча, пронзившего «Арго». Бортовые камеры зафиксировали эту игру багровых огней, но вот никаких следов луча он в записях приборов не обнаружил. Никаких следов. Фиолетовый луч оказался подобным сну...
        Сон, привидевшийся ему этой «ночью», был ярким, полным движения и звуков, сон был отчетливым и очень реальным - словно он, Эдвард Маклайн, вернее, его астральное тело действительно участвовало в событиях, происходивших неизвестно где. Возможно в какой-то иной, параллельной реальности, в инобытии - изнанке привычного мира...
        Когда и как начался этот сон? Сохранился в сознании образ огромного сверкающего лезвия, которое молниеносно опустилось, разом обрезав все прошлое, всю реальную жизнь. Опустилось - и тут же исчезло...
        ...Проход постепенно сужался, и он вынужден был перейти с бега на быстрый шаг, то и дело задевая плечами острые кристаллические выступы. Впереди пронзительно полыхнуло, он непроизвольно зажмурился и остановился, уже зная, что именно означает это ослепительное сияние, и Флоренс наткнулась на его спину.
        - Что там? - раздался ее задыхающийся голос.
        Он молчал, вслушиваясь в мертвенную тишину лабиринта, потом убавил свет фонаря и безнадежно принялся изучать стекловидную стену, преградившую путь. Стена тоже померкла, холодно переливались полупрозрачные кристаллы, и в толще стены отражалось размытое световое пятно от фонаря.
        - Тупик, - сказал он. - Мы в тупике...
        Флоренс затихла за спиной. Вдали, в темной глубине извилистого прохода, в кристаллических недрах сквозь которые они пробирались, потеряв счет времени, нарастало зловещее шипение, словно ползли по их следам полчища ядовитых змей.
        Он стоял перед стеной, от которой веяло безнадежным холодом, и растерянно поглаживал ствол пистолета, и Флоренс прижалась к нему... а кто-то неумолимо догонял их, кто-то неумолимо приближался...
        Что делать? - прошептала Флоренс, еще теснее прижимаясь к его спине.
        - Стрелять бесполезно, - с горечью сказал он и повернулся к ней.
        И пистолет чуть не выпал из его руки. Он знал, что увидит именно Флоренс... возможно, это и была именно она... Во всяком случае, та, что стояла позади него, была светловолосой, в оранжевом комбинезоне. Ни баллонов, ни шлема - как и у него (почему они без баллонов и шлемов?). Но вместо милого лица Флоренс он увидел маску, темно-красную маску от лба до подбородка, с узкими прорезями для глаз и рта, маску, удивительно и тревожно похожую на Марсианский Лик. И нельзя было понять, какого цвета глаза смотрят на него из-под этой маски...
        Он хотел что-то сказать, но в этот момент та, чье лицо скрывалось под маской (нет, он все-таки был уверен, он знал, что это именно Флоренс!), подняла голову и показала рукой на кристаллический потолок:
        - Там!.. Там дыра!
        Он резко направил фонарь на вспыхнувший сиянием свод и увидел темное отверстие. И, не раздумывая, присел и подставил плечо Флоренс:
        - Вперед!
        Она подтянулась на руках и вползла в отверстие... в Рубчатых подошвах ее ботинок он увидел застрявшие бурые камешки. Шипение все приближалось и приближалось - и он, упираясь ступнями и спиной в выступы стен, тоже начал взбираться к возможному спасению.
        Эпизод прервался - и тут же последовал новый как бывает во сне и в кино.
        Они ползли по узкому проходу, освещая путь фонарями, и страшно было думать, что впереди может оказаться тупик. Потом проход расширился, они смогли подняться на ноги и, пройдя еще немного очутились в небольшом зале с низким сводчатым кристаллическим потолком. Других выходов из зала не было. Это был тупик...
        У дальней стены белело в свете фонаря большое овальное пятно.
        - Все правильно! - Флоренс сжала его руку (во всяком случае, из-под маски звучал именно голос Флоренс). - Путь сквозь Белый Туман, я знала.
        Он невольно вздрогнул при словах «Белый Туман».
        - Я не ошиблась! Пойдем, окунемся...
        И вновь один эпизод сменился другим. ...Его несло и крутило в белесой мгле, и он боялся потерять Флоренс, потерять оружие, захлебнуться в этом вязком теплом сиропе
        - но налетела вдруг волна и выбросила на что-то скользкое и упругое.
        Он приподнялся и осмотрел очередной удлиненный зал с лазурными светящимися стенами и гладким, черным, тускло блестящим полом, напоминающим спину какой-нибудь королевы рыб морских.
        И увидел рядом лицо Флоренс. То ли маску смыло белым сиропом, то ли она исчезла по какой-то другой причине (у сновидений свои законы) - но теперь ее не было. Да, перед ним сидела именно Флоренс. Сироп не оставив следов, скатился с ее комбинезона, растворившись в черной рыбьей спине, и она, с мокрыми светлыми волосами и удивительными бирюзовыми глазами, была так хороша, что у него перехватило Дыхание.
        - Теперь у нас есть время, - сказала она и улыбалась. - Мы здорово оторвались, я не ошиблась.
        - Почему ты думаешь, что мы оторвались? - спросил он и вновь осмотрелся, пытаясь понять, где же вход, через который они попали сюда. Никакого входа не было - только лазурные стены, бросающие отсветы на черный траурный пол.
        Флоренс вновь улыбнулась и придвинулась к нему: - Потому что мы прошли сквозь Белый Туман, а теперь его там нет. Тебе ведь приходилось бывать в Белом Тумане, ты знаешь, что это такое.
        Он сидел рядом с Флоренс и смотрел на нее. А она, не отрываясь, смотрела на него.
        И вдруг черная спина диковинной рыбы ожила, задрожала, пошла волнами. Флоренс провалилась в разверзшуюся яму, и края ямы почти мгновенно сомкнулись над ней, будто захлопнулась огромная кровожадная пасть. Он успел вцепиться в ладонь Флоренс, одиноко и жутко торчащую из черноты, и, падая, нажал на курок, целясь в сторону от того места, где исчезла Флоренс. Ахнуло, забулькало... Судорогой заплясала чернота, лопнула переспелым арбузом - и он полетел в нее, держа, изо всех сил сжимая ладонь Флоренс. Упали они во что-то мягкое, пух не пух, снег не снег, мельтешило вокруг что-то белесое, как пыль на Равнине, щекотало лицо, опадало медленно в полной тишине. Фонарь и здесь не понадобился - разливался в пространстве тусклый свет, тонул вдалеке в тусклых стенах.
        Флоренс, сняв перчатку, растирала кисть руки, а он осматривался, настороженно поводя стволом «магнума» из стороны в сторону.
        Возможно, их присутствие здесь как-то влияло на окружающее, возможно, какие-то датчики, реле, чипы - или что там еще? - реагировали на их падение. Так или иначе, но вокруг них начала медленно и неуклонно сгущаться темнота.
        И в этой темноте раздались вдруг какие-то отдаленные звуки. Звуки были похожи на тяжелую поступь словно шел на них кто-то огромный, продираясь, проламываясь сквозь черноту, и воздух испуганно вздрагивал в такт этим грозным шагам. Невидимый неполна приближался, топал колонноподобными ногами, сопел, пытался разглядеть в черноте двух незваных гостей, слепо шарил когтистыми лапами...
        Он сжал пистолет, готовясь стрелять, левой рукой обнял за плечи Флоренс.
        Шаги прогрохотали совсем рядом, стали удаляться... удаляться... - и затихли во мраке. Чернота, протяжно всхлипнув, распалась на угловатые куски, завилась быстро бледнеющими спиралями - и растворилась.
        От зеркального пола отражался свет фонаря, в зеркальных стенах, многократно повторяясь, застыли он и Флоренс.
        И не только они.
        Флоренс тихо охнула и прижала ладони к щекам. Он ошеломленно опустил пистолет.
        Возле зеркальной стены возвышались две прозрачные колонны, упирающиеся в потолок, и из их глубины смотрели безжизненными, невидящими глазами Алекс Батлер и Свен Торнссон. А из-за колонн выползала темная маслянистая отвратительная масса растекалась по полу, вздымалась скользким неотвратимым валом, поглощая колонны с неподвижными телами, надвигалась - и шипела, шипела...
        И сзади, за их спинами, тоже нарастало, множилось ужасное шипение.
        - Эдди! Боже, Эдди...
        - Ну» держись, - сквозь зубы сказал он то ли себе то ли Флоренс и, убрав руку с ее плеча, вновь вскинул пистолет и шагнул вперед.
        Увы, пули не в силах были остановить неумолимое приближение темного киселя. Кисель выбрасывал вперед и в стороны многочисленные щупальца и казался чудовищным, смертельно опасным спрутом, от которого тщетно ждать пощады.
        - Эдвард!
        Он резко повернулся на крик Флоренс и увидел, что одно щупальце, неведомо как подобравшись с тыла, оплело ее ноги. В глазах Флоренс плескалось отчаяние. Она протянула к нему руку, и он опять, как недавно, вцепился в эту руку и резко дернул на себя, стараясь освободить свою спутницу, напарницу, любимую из вражеских пут. Шипение перешло в свист, что-то невидимое с силой толкнуло его в грудь, отбрасывая от Флоренс.
        - Эд!..
        Возглас оборвался, и оборвалось шипение - словно вновь резко опустилось огромное сверкающее лезвие.
        Он упал на спину - и его стремительно закружило на беззвучной карусели, летящей в черную пустоту...
        ...Когда Эдвард Маклайн открыл глаза, то обнаружил над головой тусклый пластик потолка.
        Он лежал, пристегнутый ремнями к откидной койке и никак не мог успокоить бешено колотящееся Сердце.
        Что это было? Кто послал ему это удивительно реалистичное видение? Или - что послало? Какая связь существует между этим более чем странным сном и дальностью, и есть ли вообще такая связь?
        У Эдварда Маклайна не было ответов на эти вопросы.
        Он еще и еще раз прокручивал в памяти свой сон и наконец сообразил, что настоящая, а не пригрезившаяся ему Флоренс Рок не могла произнести те слова которые она произнесла в сновидении.

«Тебе ведь приходилось бывать в Белом Тумане... Ты знаешь, что это такое...»
        Там, в сновидении, слова Флоренс звучали не как вопрос, а как утверждение. И в той реальности сна не показались ему какими-то необычными. Но на самом деле Флоренс Рок никак не могла знать о том, что случилось с ним больше десяти лет назад.
        ...Осенним утром он, как и то злосчастное звено торпедоносцев «эвенджер» в декабре
1945 года, возглавляемое лейтенантом Тейлором, отправился в полет над Атлантикой. Вылетев с базы во Флориде, он направился на северо-восток, в район Бермудских островов. Только в его распоряжении был не допотопный тихоходный «эвенджер», а сверхзвуковой многоцелевой «Файтинг фолкон» - «Бойцовый сокол», и летел он не на стрельбы по учебным мишеням, а имея совершенно иную задачу. Собственно, общая цель операции, одним из участников которой он являлся, была ему неизвестна. Начальство предоставило лишь весьма краткую информацию о проекте «Рикошет» - совместном детище Пентагона и аэрокосмического агентства. Его полет должен был стать не более чем одним из эпизодов, в котором кроме его «Бойцового сокола» были задействованы системы береговой ПВО» патрульные корабли ВМС, военные спутники и шаттл, сутки назад стартовавший с мыса Канаверал.
        Полетное задание было лаконичным и предельно ясным: к такому-то сроку достичь определенной точки в океане, передать свои координаты и, сделав столько кругов, вернуться на базу. В кабину его «F16» загрузили какую-то аппаратуру, предназначая которой он не знал и, разумеется, от вопросов воздержался. Было понятно, что он, военный летчик Эдвард Маклайн, в данном случае является просто доставщиком определенного груза в нужное время в нужное место, этаким разносчиком пиццы - а более ему знать не полагалось.
        Видимость была прекрасной, солнце отражалось в океане, истребитель легко скользил в небесах к заданной точке. Прибыв туда в расчетное время, Эдвард Маклайн передал на землю рапорт и, покружив в вышине, лег на обратный курс.
        И буквально через десять минут угодил в Белый Туман. Легкая дымка впереди, которую он сначала принял за облачность, внезапно сгустилась, словно истребитель с размаху воткнулся в гигантский снежный сугроб. Небо вверху и океан внизу исчезли, что-то странное стало твориться с приборами. В какой-то неуловимый момент ему начало казаться, что верх и низ поменялись местами и «сокол» не мчится к берегу Флориды, а неподвижно висит, словно схваченный чьей-то огромной рукой. Он попробовал связаться с базой, но связи не было...
        Да, он знал о Белом Тумане, знал о трагической судьбе той пятерки «эвенджеров» и других самолетов и кораблей, сгинувших в Бермудском треугольнике. Знал он и рекомендации насчет того, как поступать при возникновении Белого Тумана. Они были просты: ни в коем случае не менять курс, не увеличивать и не Уменьшать скорость, не снижаться и не набирать высоту. То есть действовать так, как если бы условия полета не изменились, и дожидаться исчезновения феномена или выхода из этой зоны. А потом немедленно связаться с диспетчером и определить свое местоположение, чтобы, как звено лейтенанта Тейлора не проскочить полуостров и не оказаться над просторами Мексиканского залива.
        Нельзя сказать, что на душе у него было спокойно, но он следовал рекомендациям и покинул аномальную зону, находясь еще на значительном расстоянии от континента. Белый Туман исчез, небо вновь стало обычным небом, а океан - обычным океаном, перестали чудить приборы, и восстановилась радиосвязь.
        После посадки на базе выяснилось, что бортовые часы «Бойцового сокола» и его, Эдварда Маклайна, наручные часы отстали на три минуты семнадцать секунд от часов базы. Гораздо меньше, чем у того пассажирского «боинга», что когда-то, то ли в семидесятых, то ли в восьмидесятых, вдруг исчез с экранов радиолокаторов, приближаясь к Майами, а потом вновь появился и успешно приземлился, потеряв неизвестно где и как десять минут.
        На этот раз Белый Туман обошелся без жертв и отпустил «Бойцового сокола» вместе с Эдвардом Маклайном...
        Белый Туман... По одной из гипотез - это нестационарная кочующая аномальная зона, то тут, то там возникающая в районе, издавна названном Бермудским треугольником. Зона, в которой время резко изменяет свой ход, а самолеты внезапно увеличивают скорость - для гипотетического стороннего наблюдателя. Так и получилось, что те
«эвенджеры» находясь в Белом Тумане, пролетели над Флоридой не заметив ее, а потом тщетно искали базу, уходя все дальше и дальше от суши. Потом у них кончилось горючее, и они приводнились в высокие холодке волны - без шансов на спасение. А вот куда девалась отправившаяся на их поиски летающая лодка «Мартин маринер», знает, наверное, только Господь.
        Аномальные зоны, согласно уже другой гипотезе, возникают еще и потому, что на ход времени влияют все движущиеся по окружности тела. Такого эффекта - и это подтвердилось опытами - можно добиться, даже применяя маленькие маховики. Что же говорить о районе Бермудских островов, где мощное течение Гольфстрим закручивает водяные вихри диаметром в сотни километров! Такие вихри не раз видели на поверхности океана - как белые или слабо светящиеся круги. Закручиваются вихри - изменяется ход времени - должна изменяться и гравитация, утверждала эта гипотеза. Космические спутники США фиксировали в центре океанических вихрей уровень воды на двадцать пять - тридцать метров ниже обычного для этого района Атлантики. В центре вихря гравитация повышенная, на периферии - пониженная. Не в том ли причина таинственных исчезновений кораблей в зловещем треугольнике, что грузы в трюме внезапно увеличивают свой вес...
        Белый Туман... Эдварду Маклайну всего лишь раз довелось столкнуться с этим явлением. К участию в проекте «Рикошет» его больше не привлекали, а спустя полтора месяца после того полета пришел приказ о его переводе на базу ВВС в штат Орегон, в другой конец страны.
        По поводу того случая в небе над Атлантикой Эдвард Маклайн имел несколько бесед с безымянными Для него людьми - как в военной форме, так и в цивильных костюмах. Кроме того, он составил подробный письменный отчет, продублировав его, по требованию командования, видеозаписью. И все. Больше на эту тему Эдвард Маклайн никогда ни с кем не говорил, выполняя не то чтобы приказ - скорее, настоятельные рекомендации. Впрочем, он вообще был не из болтливых...
        И Флоренс Рок просто неоткуда было знать о том что случилось с ним в том полете над океаном. Хотя такое утверждение могло быть верным только в реальной действительности - но Флоренс-то говорила с ним о Белом Тумане во сне. Или в какой-то иной реальности...
        Размышлять об этом странном сне можно было долго, но следовало заниматься обычной рутинной работой. Эдвард Маклайн занялся такой работой, к картины, привидевшиеся ему, потускнели в памяти. Но полностью отделаться от мыслей о своем сне командир
«Арго» так и не смог.
        Возможно, подумалось ему, он просто подсознательно переживает за своих коллег, и эта тревога нашла себе выход в сновидении-фантазии...
        Во второй половине условного орбитального дня, так и не добившись связи с марсианской группой, он обосновался в кресле у мониторов, собираясь заняться стандартным текущим отчетом, но все никак не мог приступить к этому делу, а просто сидел, обводя взглядом экраны и постукивая пальцами во пластику. Чтобы хоть как-то нарушить тишину. Потому что тишина иногда бывает не в радость. Как и одиночество..
        Проходили секунды за секундами, незаметно складываясь в минуты, и командиром
«Арго» постепенно овладевала непонятная, не связанная с чем-то конкретным тревога. Нет, не отсутствие радиосвязи встревожило Эдварда Маклайна, и не странный сон. Пожалуй, даже не тревога это была, а некое смятение - это беззвучно протестовало его подсознание, это барахталась, как утопающий, его глубинная личность, не желая принимать то, что неумолимо надвигалось из будущего. Он словно заглянул за горизонт времен - и увидел там пустоту...
        Вернее, ничего не увидел...
        И только сеанс радиосвязи с ЦУПом привел его в чувство.
        Земля передала ему код доступа к файлам, хранящимся в бортовой компьютерной системе. Эдвард Маклайн знал о существовании этих файлов, но об их содержании ему не было известно ровным счетом ничего.

«Есть вещи, которых лучше не знать заранее, - сказали ему в НАСА накануне старта с Земли. - Это вовсе не значит, что мы вам не доверяем. Просто в данный момент это лишняя информация, которая может отвлечь вас от выполнения основного задания. Меньше знаешь - крепче спишь». Поразмыслив, Эдвард Маклайн как будто бы согласился с этим мнением, но все-таки не удержался от вопроса. «Не раскрывая самой сути информации, вы не могли бы сказать, с чем она связана?» -спросил он. «Со структурами Сидонии, - последовал ответ. - Это некоторая дополнительная информация о структурах Сидонии, и она может понадобиться марсианской группе только после того, как у нас возникнет уверенность в том, что основная задача будет выполнена».
        Этот длинный, как боа-констриктор, словесный выкрутас в переводе на обычный разговорный язык Подразумевал примерно следующее: если мы расскажем вам, парни, кое-что о сидонийских объектах, вы плюнете на добычу золота и займетесь вовсе не тем чем нужно.
        И вот теперь, когда загрузке благородного металла в «консервную банку», по мнению знатоков душ человеческих из НАСА, уже ничего не могло помешать, они решили наконец поделиться информацией

«Меньше знаешь - крепче спишь, - вспомнил Эдвард Маклайн, набирая код допуска. - Ну-ну, посмотрим, какой сюрприз они приготовили, чтобы мы страдали бессонницей...»
        Сначала открылся текст с заголовком «Теотиуакан», а вслед за ним появились и фотографии: какая-то схема (план базы? города?); ступенчатые пирамиды на фоне гор; компьютерная трехмерная фигура с ярко-красными точками. Этот компьютерный рисунок нельзя было не узнать - на экране перед Эдвардом Маклайном красовался Марсианский Сфинкс.
        Командир «Арго» поставил локти на панель и, подпирая руками подбородок, приступил к чтению. Слово «Теотиуакан» было ему незнакомо и вызывало только какие-то смутные ассоциации с текилой.
        Он сидел и читал, совершенно забыв о тишине и одиночестве. Он был уже не на ареостационарной орбите, а далеко отсюда, на Земле, в полусотне километров от Мехико, на Мексиканском нагорье, в древнем городе Теотиуакане, что в переводе, как он узнал из текста, означает «город богов»... Или - «место, где боги касаются земли». Или - «место, где люди становятся богами». Не зря, выходит, у него возникла ассоциация с текилой - известным горячительным напитком как раз тех краев.
        Эдвард Маклайн читал - и узнавал совершенно новые для себя вещи.
        Происхождение Теотиуакана, втолковывал ему нечестный составитель текста, связано с какой-то цивилизацией гораздо древнее ацтекской. Тщательные археологические исследования до сих пор не дали ответа на вопрос, кто же именно, когда и почему его построил. Когда в пятнадцатом веке ацтеки нашли Теотиуакан, город был заброшен в течение уже семи столетий. Однако ацтеки сохранили древнюю легенду о том, что Теотиуакан был построен некими гигантами или богами, жившими здесь в четвертом тысячелетии до нашей эры, «во время четвертого Солнца», и был предназначен для того, чтобы превращать людей в богов. («Пришельцы с Марса?» - подумал Эдвард Маклайн, бросив взгляд на изображение, очень похожее на Марсианский Лик.) После ухода великанов город пришел в запустение. Примерно в 1400 году до нашей эры здесь появились ольмеки, превратившие Теотиуакан в культовый и образовательный центр. Затем ольмеков сменили сапотеки. Просторная равнина дала строителям Теотиуакана свободу действий - город занимал площадь в двадцать с лишним квадратных километров, а его население, по оценкам исследователей, составляло до двухсот
тысяч человек.
        В Теотиуакане, как считали древние обитатели этих мест, был запущен в действие основной закон нашего мира - закон жертвы, и боги Солнца и Луны вошли в наше пространство и время. («Марсиане?» - вновь подумал Эдвард Маклайн.) Потому место это считалось священным и притягивало к себе людей.
        Древний текст рассказывает о том, что было время, когда существовало лишь Высшее Начало - «Мать и отец богов», Ометеотль, дуальная основа всего сущего, - от которого все получило бытие. Ометеотль породил четырех детей, четырех богов - черного Тескатлипоку, красного Шипе-Тотека, белого Кетцалькоатля и голубого Уитцилопочтли. Эти боги были лишены покоя, постоянно напряжены, потому что находились в состоянии вечной борьбы друг с другом за господство в Космосе - боги ночи и бог судьбы, бог ветра и бог войны...
        Основное ритуально-административное ядро Теотиуакана было тщательно спланировано вокруг двух пересекающихся под прямым углом и ориентированных по сторонам света широких улиц: с севера на юг протянулась Миккаотли - Дорога Мертвых; с запада на восток - улица, название которой не сохранилось. На северном конце Дороги Мертвых была воздвигнута пирамида Луны, в центре города - еще две пирамиды: Солнца и Кетцалькоатля.
        Неизвестно, каково было истинное назначение пирамиды Солнца, но, поскольку она расположилась вдоль оси восток - запад, пути следования Солнца по небу, считалось, что она представляет собой центр Вселенной: ее четыре угла указывают на четыре стороны света, а вершина - центр бытия. Прямо под этой пирамидой была обнаружена большая естественная пещера, в которой, возможно, проводились какие-то обряды.
        В тексте Эдвард Маклайн обнаружил и такие сведения: несмотря на то что пирамиды Солнца и Луны в Теотиуакане были ступенчатыми, с лестницами и площадками наверху, как в Месопотамии, чтобы их можно было использовать для астрономических наблюдений, - у исследователей сложилось твердое впечатление, что их архитектор был знаком с египетскими пирамидами в Гизе и сымитировал их, изменив лишь внешнюю форму. Хотя вторая пирамида была ниже Великой пирамиды, их вершины находятся на одинаковой высоте над уровнем моря, поскольку вторая пирамида сооружена в более высоком месте. Такая же картина наблюдалась в Теотиуакане: основание меньшей по размеру пирамиды Луны находится выше основания пирамиды Солнца, и поэтому их вершины расположены на одной высоте над уровнем моря. Особенно заметно сходство Великой пирамиды в Гизе и теотиуаканской пирамиды Солнца. Обе сооружены на искусственных платформах, размеры их оснований почти совпадают (разница не составляет и трех метров), и, кроме того, пирамида Солнца точно вписывается в Великую пирамиду Гизы,
        Размеренно скользя глазами по строкам, Эдвард Маклайи прочитал пересказ и другой легенды, повествующей о событиях, связанных с Солнцем и Луной. Когда-то четыре бога, заключив наконец мир между собой, создали новую землю, новое небо и новых существ взамен всего того, что погибло ранее. Но не было еще ни света, ни тепла, земля утопала во тьме - светло было только в Теотиуакане, потому что там постоянно горел священный огонь. Кому-то из братьев следовало броситься в огонь, вспыхнуть и вознестись на небо в виде Солнца. Первым вызвался черный Тескатлипока. Четыре раза он пытался принести себя в Жертву, но каждый раз отступал, не находя в себе достаточного мужества. Тогда вперед выступил красный Шипе-Тотек, без колебаний ринулся в пламя и вознесся на небо в виде Солнца. Черный брат последовал его примеру, но было уже поздно, и он обратился в Луну, которой дано светить лишь ночью.
        По одной из версий, пирамиды Солнца и Луны построили сами боги в честь Тескатлипоки и Шипе-Тотека, пожертвовавших собой. По другой версии, в то время пирамиды уже существовали, и боги прыгали в священный огонь с их вершин.
        Да, несомненно, все это было интересно, но командир «Арго» никак не мог дождаться, когда же речь пойдет о Марсианском Сфинксе. Изображение марсианского нефрактала (если, конечно, это бьщ именно сидонийский объект), несомненно, было связано с древним земным городом Теотиуаканом - но когда же его наконец перестанут пичкать легендами о богах и доберутся до сути?
        Тем не менее, привыкнув все делать на совесть, он не пропускал ни одной строчки и продолжал внимательно читать, все выше и выше передвигая текст на экране виртуальным курсором.
        Названия пирамид Солнца и Луны придумали не археологи, производившие раскопки на территории Теотиуакана; эти названия дошли из древних легенд, и у исследователей не было причин сомневаться в том, что храмы, некогда стоявшие на вершинах пирамид, были посвящены именно богу Солнца и богу Луны.
        Пирамида Кетцалькоатля была самой маленькой из трех теотиуаканских пирамид. Археологи частично вскрыли более поздние слои, и под ними обнаружилась исходная ступенчатая пирамида с фасадом, украшенным скульптурными изображениями, в которых змея - символ Кетцалькоатля - чередовалась со стилизованным лицом бога небесных стихий, дождя, грома и молнии Тлалока на фоне бушующих вод. Строительство этой пирамиды приписывалось толтекам - как и многих других мексиканских пирамид.
        В отличие от пирамиды Кетцалькоатля, две большие пирамиды были полностью лишены украшений, имели другие размеры и форму и вообще были значительно массивней и древней.
        Религиозная, культовая значимость северной части Теотиуакана подтверждалась обнаруженными там двумя полукруглыми строениями, которые оказались древними крематориями. Выяснился и тот факт, что на площади возле пирамиды Луны продолжали хоронить, даже когда сам город уже прекратил свое существование...
        Далее, после пробела, следовало отделенное звездочками от остального текста сообщение агентства рейтер: «В ноябре 2004 года ученые обнаружили в пирамиде Луны древнего Теотиуакана захоронение с останками двенадцати человек. Археологи предположили, что это сооружение, одно из самых знаменитых на планете, использовалось для ритуальных человеческих жертвоприношений. По словам одного из специалистов, участвовавших в раскопках, десять из двенадцати найденных тел обезглавлены. На двух других надеты бусы, причем некоторые ожерелья сделаны из человеческих челюстей. Кроме того, были найдены скелеты собак и орлов, ножи и обсидиановые фигурки. Археологи затрудняются пока объяснить смысл осуществлявшихся в пирамиде Луны ритуалов, но считают, что они были самыми жестокими за всю историю Центральной Америки. Есть версия, что жертвоприношения должны были прославлять власть города-государства. Захоронение находилось в более новой, по сравнению с остальным зданием, части пирамиды».
        После этого сообщения вновь следовал пробел и три звездочки, а затем шел абзац, который Эдвард Маклайн перечитал дважды. Потому что тут наконец-то автор текста дошел до самой сути.
        Оказывается, в прошлом году археологи сделали новое открытие в пирамиде Луны. На глубине пяти метров под основанием пирамиды была обнаружу камера с каменным саркофагом. Под сдвинутой массивной крышкой саркофага не оказалось ничего, кроме змеиных скелетов. Было непонятно, сдвигали ли крышку для того, чтобы опустить туда тело, или же для того, чтобы, напротив, изъять. Или это и вовсе было подобие египетского, древнегреческого и римского кенотафа - пустой гробницы, сооруженной в память о том, кто погиб в каком-то другом месте, за тридевять земель от родного дома, или чьи останки так и не были найдены. В подземной камере археологи обнаружили черепки глиняной посуды и несколько золотых украшений, лежавших на полу. У исследователей создалось впечатление, что эти украшения не разложили там специально, в каких-то заранее определенных местах, а просто обронили - может быть, стремясь побыстрее выбраться из камеры с большой добычей?
        Самой же главной находкой оказались настенные рисунки, выбитые в каменной толще. Пять рисунков, даже не рисунков, а схематично изображенных при помощи нескольких прямых и изогнутых линий объектов. Плюс круглые углубления. Первая схема изображала, как поначалу предположили исследователи, ритуальную маску с углублениями глаз и рта и еще одним углублением внутри правого глаза. Остальные четыре схемы, как довольно быстро определили ученые, показывали ту же маску с разных сторон. Причем схемы располагались на стене не в вертикальной плоскости, а в горизонтальной, как если бы маска лежала на полу или на столе. И на каждой из этих четырех схем тоже присутствовало по одному круглому углублению - словно маска, послужившая натурой, была пробита стрелами, копьями или каким-то другим колющим оружием; о пулях, разумеется, речь идти не могла.
        В тексте не сообщалось, кто и когда сделал трехмерное компьютерное изображение этих пяти выбитых на стене схем, сведя их в одну; не сообщалось также, кто первым догадался о том, что сведенное воедино изображение удивительно похоже на один из загадочных объектов марсианской равнины Сидонии. Собственно, ни о каком Марсианском Сфинксе в тексте не упоминалось. Одной строчкой сообщалось о том, что информация об этих новых находках нигде не обнародована, - и на этом первый закодированный файл заканчивался.
        Эдвард Маклайн мог только предполагать, какие рычаги влияния были использованы, чтобы скрыть эту сенсационнейшую информацию...
        Некоторое время он сидел, разглядывая на экране изображение объекта, который в данный момент находился буквально у него под ногами, на дне марсианской атмосферы. Красные точки располагались на разной высоте от основания Сфинкса и могли обозначать все что угодно. Например, места кровавых Жертвоприношений... или общественные туалеты...
        Командир «Арго» не стал ломать над этим голову. Он просто открыл второй файл - и вновь обнаружил план какого-то поселения (правда, уже не сопровождавшийся фотографиями) и все то же трехмерное изображение Марсианского Лика. С теми же пятью красными точками, расположенными примерно в тех же местах. Опять ниже шел текст, и опять заголовок ничего не говорил Эдварду Маклайну. Хотя у него сразу же появилось предположение насчет того, зачем ему предлагают читать материал с названием «Хара-Хото». И, как и в предыдущем случае, у него возник ли ассоциации, теперь уже с японским уклоном: «Харакири»...
        Приступив к чтению текста, Эдвард Маклайн обнаружил, что не совсем промахнулся с ассоциациями Хара-Хото, что в переводе значило «Черный Город» был древним мертвым городом-крепостью, затерянным в песках южной части пустыни Гоби, в низовьях реки Эцзин-Гол - не так уж далеко от Японии, по представлениям Маклайна; во всяком случае, где-то там, в Азии. Об Азии командир «Арго» знал не очень много, тем более
        - о Монголии, которая долгое время была сателлитом рухнувшего в одночасье Советского Союза. Ее вполне можно было считать краем света.
        Продолжая прилежно изучать текст, Эдвард Маклайн выяснил, что Хара-Хото впервые был упомянут в письменных источниках начала одиннадцатого века, а в 1226 году его разрушили воины знаменитого Чингисхана.
        Исследования мертвого города проводились русским ученым Петром Козловым, совершившим туда три экспедиции в первые десятилетия двадцатого века. Перед археологами предстала высокая крепостная стена, образующая по периметру квадрат. С западной стороны возвышались два субургана - мавзолея один из которых был почти полностью разрушен. Стены, кроме западной, до самого верха занесло песком.
        Потом, когда слой песка был удален, открылась планировка улиц с развалинами лавок, мастерских, постоялых дворов, складов, жилых помещений; богатые дома и храмы были крыты черепицей, а вокруг города располагались пашни, система каналов, усадьбы. Были найдены и остатки большого дома правителя Хара-Хото - Хара-цзянь-цзюня (Эдвард Маклайн не был уверен, что сможет воспроизвести это имечко вслух, не вывихнув при этом язык).
        Раскопки принесли русскому ученому богатый урожай находок - книги, письмена, металлические и бумажные деньги, женские украшения, предметы домашнего обихода. Оказалось, что Хара-Хото был когда-то столицей государства тангутов - народа
«сися», исповедовавшего буддизм.
        Во время второй экспедиции исследователи уделили особое внимание субургану, расположенному за территорией крепости. Этот субурган, получивший впоследствии имя
«Знаменитый», подарил экспедиции целую библиотеку книг - около двух тысяч томов, - множество свитков, рукописей, образцы буддийской иконописи. Был найден даже тангутско-китайский словарь, с помощью которого удалось расшифровать письменность тангутов.
        На пьедестале «Знаменитого», прямо в центре, был укреплен вертикальный шест, вокруг которого, лицом к лицу, стояли глиняные статуи в рост человека. Перед ними лежали большие рукописные листы письма «сися», сотнями наложенные один на другой. Все это хорошо сохранилось в сухом климате пустыни.
        В мавзолее, по всей видимости, было похоронено Духовное лицо, его скелет находился в сидячем положении. Неплохо сохранившийся череп принадлежал, скорее всего, женщине в возрасте пятидесяти лет.
        Во время третьей экспедиции русского ученого были обнаружены прекрасные фрески с изображениями Фантастических птиц и обломки глиняных статуэток.
        Писатель из НАСА щедро делился все новыми и новыми сведениями о древнем азиатском городе. Эдвард Маклайн узнал, в дополнение к предыдущей информации, что среди письменных документов, найденных в Хара-Хото, были, в частности, книга гаданий и отрыок из поучений Чингисхана, а на бумажных деньгах сохранилась надпись:
«Подделывателям будут отрублены головы...»
        Далее в файле излагалось народное предание о последних днях Хара-Хото, записанное Петром Козловым.

«Последний владетель города Хара-Хото - батырь Хара-цзянь-цзюнь, опираясь на непобедимое войско, намеревался отнять китайский престол у императора, вследствие чего китайское правительство вынуждено было выслать против него значительный отряд. Проиграв ряд сражений, батырь укрылся в последнем его убежище, городе Хара-Хото, который противники обложили кругом.
        Не имея возможности взять город приступом, императорские войска решили лишить осажденных воды, для чего реку Эцзин-Гол отвели от города, запрудив прежнее русло мешками с песком. Осажденные начали рыть колодец, во даже на 300 метрах воды не оказалось. Тогда батырь решил дать противнику последнее генеральное сражение, но на случай неудачи заранее использовал выкопанный колодец, скрыв в нем все свои богатства, которых, по преданию, было не менее 80 арб и телег, по 20 - 30 пудов в каждой - это одного серебра, не считая других ценностей, потом умертвил двух своих дочерей, а потом сына и дочь, дабы неприятель не надругался над ними. Сделав все это, батырь приказал пробить брешь в северной стене вблизи того места, где скрыл свои богатства. Во главе войска он устремился на неприятеля.
        В этой решительной схватке погибли и Хара-цзянь-цзюнь, и его до того времени считавшееся непобедимым войско. Взятый город императорские войска по обыкновению разорили дотла, но скрытых богатств не нашли. Говорят, что сокровища лежат там до сих пор, несмотря на то что китайцы соседних городов и местные монголы не раз пытались овладеть ими. Неудачи свои в этом предприятии они всецело приписывают заговору, устроенному самим Хара-цзянь-цзюнем. В действительность сильного заговора туземцы верят в особенности после того, как в последний раз искатели клада вместо богатств отрыли двух больших змей, ярко блестящих красной и зеленой чешуями...»
        И лишь после всех этих салатов и других холодных закусок читателю, в данном случае Эдварду Мак-лайну, предлагали основное блюдо. Оно явилось командиру «Арго» в виде короткой информации о том, что среди множества документов, найденных в Хара-Хото, оказались и пять рисунков, пять схем - таких же, как в подземной камере теотиуаканской пирамиды Луны, на другом краю земли... Схемы были снабжены одной и той же лаконичной надписью: «Дом Небесного Фо-Хи».
        И вновь ничего не сообщалось о том, кому в голову пришла идея сопоставить рисунки, найденные в азиатской пустыне, с рисунками из Теотиуакана. Сообщалось только о том, что монгольские рисунки, по всей видимости, являются копиями с более древнего оригинала - или с еще одной копии.
        После пробела со знакомыми уже Эдварду Маклайну тремя звездочками шла информация о том, кто такой этот Фо-Хи.
        Как оказалось, Фо-Хи был легендарным китайским императором, считавшимся бессмертным.
        В китайских хрониках говорилось, что Фо-Хи был рожден девственницей («Как Христос», - подумал Эдвард Маклайн), которая во время купания обнаружила на своей одежде цветок и съела его. И впоследствии у нее родился тот, кого хроники называли Хозяином Времени...
        По некоторым же преданиям, Фо-Хи был рожден не девственницей, а спустился с неба в сопровождении неземных существ со слоновьими хоботами. («С Марса», - уверенно сказал себе Эдвард Маклайн.) От времени Фо-Хи осталось несколько галек с линиями, нанесенными по три (две линии, как правило, прямые и одна - ломаная); линии отнюдь не природного происхождения, появившиеся на гальке не случайно. Эти линии назывались триграммами. «Фо-Хи управлял всем сущим под небом, - гласило предание.
        - Он посмотрел наверх и созерцал сверкающие созвездия, затем он посмотрел вниз и рассмотрел формы, увиденные им на Земле. Он различил знаки, украшавшие птиц и зверей, и, созерцая себя, он изучил свое собственное тело, на котором также нашел знаки космоса. Изучив все это, он составил восемь основных триграмм для того, чтобы раскрыть тайну небесных явлений, происходящих в природе, а также чтобы постичь все».
        На основе этих триграмм впоследствии была создана знаменитая И-Цзин, Книга Перемен. В ней говорилось о том, что в каждой точке своего течения время разделяется на несколько ветвей, и давались советы, как избрать то или иное решение, пойти по той или иной ветви.
        Опять же по преданию, Фо-Хи, закончив свое правление, удалился в иные края, в небесные сферы или же на некий остров. Он не стареет и время от времени выходит из своего укрытия...
        Это было окончание файла, и Эдвард Маклайн, еде раз взглянув на компьютерное изображение «Дома Небесного Фо-Хи», закрыл его.
        Оставался последний, третий файл. Командир «Арго» приготовился к чтению еще одной истории о каком-нибудь Изумрудном Городе, откопанном во льдах Антарктиды, в котором обнаружена копия Марсианского Сфинкса в натуральную величину, но третий файл был совсем не об этом. И, читая его, Эдвард Маклайн то и дело саркастически усмехался.
        Содержанием этого файла был материал некой, опять же безымянной, группы психологов, в котором при помощи многочисленных цифр, процентов и примеров доказывалось, как отрицательно влияет на выполнение главной задачи осведомленность исполнителей о другой, гораздо более интересной задаче. В общем, это было то самое, но гораздо пространнее расписанное: «Парни, если вы будете знать слишком много о сидонийских объектах, вы будете плохо выполнять работу по добыче золота и не уложитесь в сроки. И провалите миссию».
        Эдвард Маклайн не хотел признаваться в этом самому себе, но в глубине души он был уязвлен. Уж его-то руководителя миссии, командира, могли бы поставить в известность заранее! Тем более что информация, хоть и очень неожиданная, была все же не такой уж сногсшибательной - версии о различных палеовизитах-палеоконтактах бродили по миру уже не первый десяток лет. Неужели эти умники из НАСА всерьез думали, что он не сможет сохранить эти сведения в секрете от экипажа и обязательно проболтается еще на пути к Марсу?
        Меньше знаешь - крепче спишь? Но ведь это не что иное, как выражение сомнения в личных качествах человека, которому тем не менее доверили возглавить полет... И где же, спрашивается, логика?
        Впрочем, Эдвард Маклайн был не из тех людей, которые готовы любую, даже самую незначительную личную обиду возводить в ранг вселенской трагедии.
        Тем более что после этого материала следовала приписка, уже не анонимная, а с подписью не последнего чина в НАСА, давнего знакомого командира «Арго» Стивена Лоу.
«Эдвард, прости, но психологам, наверное, виднее - даже если это простая перестраховка. И согласись, гораздо интересней узнать все эти сведения на марсианской орбите, чем тащиться с ними от самой Земли. Чем тяжелее мозги - тем больше расход топлива. Не принимай близко к сердцу, Эд.
        Есть несколько мнений, но большинство специалистов полагает, что точками на рисунках отмечены входы внутрь Сфинкса. Надеюсь, у твоей команды найдется время проверить это предположение.
        Только - не в ущерб погрузке!
        Удачи!»
        - Та-ак... - сказал Эдвард Маклайн, вытянул ноги и откинулся на высокую спинку кресла.
        Да, наверное, психологи все-таки были правы - как бы он общался с Алексом, владея такой информацией? Безусловно чувствовал бы дискомфорт: знаю - но молчу.» И они бы тоже чувствовали, что он от них что-то скрывает. Меньше знаешь - крепче спишь...
        Но с экипажем он поделится этим известием не раньше чем «консервная банка» доставит сюда, на «Арго», первую партию золота. Чтобы было «не в ущерб».
        Правда, и связи пока все равно нет.
        Эдвард Маклайн покосился на экран, прилежно отображающий ставшую уже привычной панораму Сидонии. Легкой кисеей разметались над древней равниной безобидные облака.
        Теотиуакан... Хара-Хото... Сидония... Марсианский Сфинкс... «Дом Небесного Фо-Хи». .
        Эдвард Маклайн знал, что запомнит эти названия навсегда. На всю жизнь.
        Входы внутрь Сфинкса... Вот будет здорово, если это действительно входы!
        Ну когда же, когда же восстановится эта чертова радиосвязь?..
        - Все будет хорошо, - словно убеждая себя в этом, произнес он. - Все обязательно будет хорошо.
        В отсеке царила тишина, и в космосе тоже царила тишина, но какой она была? Безмятежной или настороженной?..

6. Под маской
        Много всяких беспорядочных мыслей успело промелькнуть в голове Алекса Батлера в тот бесконечно Растянувшийся отрезок времени, когда он поворачивался к воротам.
        - Эй, не вздумай стрелять! Опусти пистолет, Алекс! - страшным грохотом, как показалось ареологу раскатилось под высокими сводами.
        Высокий плечистый человек в ярко-оранжевом, комбинезоне, выставив в защитном жесте руку вперед, застыл в свете направленных на него фонарей Алекса Батлера и Флоренс. Ареолог совершенно не мог понять, когда успел выхватить из висевшей на поясе кобуры свой «магнум-супер» - единственное оружие экспедиции.
        - Господи, Свен, как ты меня напугал... - безжизненно сказала Флоренс.
        Батлер, приходя в себя, поспешно опустил пистолет. Действительно, в кого он собирался стрелять здесь, на этой опустошенной планете, все временное население которой составляли только они, четверо землян? Вероятно, это давили на психику темнота и тишина, царящие внутри Марсианского Сфинкса, и неожиданный скрежет за спиной спустил с цепи первобытные страхи... А это всего лишь Свен Торнссон пошире раскрыл ворота, чтобы попасть внутрь, - не мог он при своей внушительной комплекции протиснуться в узкий проем между створок.
        - Как же ты меня напугал! - повторила Флоренс и нервно рассмеялась. - Стучаться надо, прежде чем входить.
        - Ты еще скажи: поискать дверной колокольчик, - тяжело дыша, проворчал Свен, подходя ближе. Здесь, на фоне величественных ворот огромного зала, заполненного темнотой, он все-таки походил своими габаритами и шлемом на какого-нибудь инопланетянина-агрессора из телесериалов. - Вы что совсем с ума сошли, ребята? Это у вас называется «сейчас осмотримся - и назад»? Да, Алекс?
        - А в чем, собственно, дело? - недоуменно спросил ареолог, пряча пистолет в кобуру. - Мы только что вошли и ничего еще не увидели.
        Он вдруг замер, расширившимися глазами глядя на Свена, а потом медленно произнес:
        - А вообще, как ты здесь оказался? Ты же всего пять минут назад говорил с нами из лагеря! Или морочил нам голову, а сам шел следом за нами? Не утерпел?
        Теперь пришла очередь Торнссона вытаращить глаза.
        - Ты что, Алекс? - тихо, почти вкрадчиво, но очень внятно сказал он, словно растолковывая что-то ребенку или не очень сильному умом взрослому. - Какие пять минут? Час я отпустил на то, чтобы вы здесь побродили. Потом пытался связаться с вами, но вы не отвечали: ни ты, ни Фло. «Хорошо, Свен, - сказал я себе. - Обе рации одновременно выйти из строя вряд ли могли, лохнесских чудовищ здесь, как утверждают яйцеголовые, вроде бы не должно быть - значит, этим новым колумбам упало на головы что-то тяжелое или же они провалились в какую-то яму и лежат без сознания». Мы, помнится, говорили про ловушки... Но поскольку думать так плохо мне вовсе не хотелось, я успокоил Лео и решил, что вы попали в какую-то мертвую зону - в смысле, для связи мертвую. И потому мы с Лео еще с полчаса добросовестно трудились, но настроение у нас, сами понимаете...
        Алекс Батлер и Флоренс слушали пилота, буквально раскрыв рты, словно не Свен Торнссон это был, а сам старик Гомер, декламирующий свои бессмертные творения.
        - Так вот, - продолжал Торнссон, попеременно глядя то на ареолога, то на Флоренс,
        - мысли наши были уже далеко от золота, от погрузки, и тут я еще Раз подумал о ловушках. Возможно, это была неудачная мысль, но я все-таки напомнил Лео, что по инструкции один из нас должен оставаться в лагере, и со всех ног бросился сюда. И обнаружил, что вы, слава Господу, живы и здоровы, но с вами здесь действительно что-то произошло. Сдается мне, что вы просто потеряли чувство времени. Возможно, здесь какая-то аномалия, какая-то патогенная зона, влияющая на восприятие. Так что убраться надо бы отсюда поскорее - вот что я обо всем этом думаю.
        - Возможно, - задумчиво сказал Алекс Батлер. Флоренс, встрепенувшись, взглянула на него. - Только дело, похоже, вовсе не в нашем восприятии, то есть не в наших субъективных ощущениях. Взгляни. - Он поднял руку, чтобы пилот смог увидеть прозрачный «глазок» с вмонтированными часами. - Четырнадцать семнадцать. А последний сеанс связи у нас с тобой был в четырнадцать ноль восемь. Сколько на твоих, Фло?
        - Четырнадцать... семнадцать, - срывающимся голосом ответила нанотехнолог. - То же самое...
        - А на твоих, Свен?
        Пилот уставился на зеленые светящиеся цифры своего табло, где быстро сменяли друг друга секунды.
        - Шестнадцать двадцать восемь, все правильно! У вас что-то с часами!
        - Неужели непонятно? - воскликнул ареолог, возбужденно переминаясь с ноги на ногу.
        - Там, за воротами, со времени нашего сеанса прошло два часа с лишним, а здесь - всего лишь десяток минут, не более! Дело не в нас, не в нашем восприятии, а во времени. Тут, внутри этой штуковины, время течет иначе, гораздо медленнее, чем снаружи! Я не знаю: причина этого в аномалии, неизвестной нашей науке, - гравитации-то повышенной здесь не наблюдается, - или же до сих пор тут работает какая-то хроноустановка марсиан, я точно знаю другое: если мы пробудем здесь еще несколько минут, сюда, наплевав на все инструкции, примчится ошалевший Лео, потому что для него там, в лагере, прошло уже часа два с тех пор, как ты бросился нас спасать. Если мои подсчеты верны. Так что можно представить его состояние.
        - Хроноустановка марсиан - это ты сильно сказал, - заметил Свен Торнссон. - А Лео успокоить не проблема: нужно просто выйти за ворота и связаться с ним, там-то связь проходит.
        - Светлая голова... - как-то рассеянно отозвался Алекс Батлер. - Так иди и свяжись.
        - Может, пусть лучше Фло? А то я здесь еще ничего не видел, только на вас, ненаглядных, и смотрел.
        Ареолог вновь ответил, словно размышляя о чем-то другом:
        - Не слишком много ты здесь и увидишь: темно и пусто, как в желудке у нашего Лео без куска обожаемой им ветчины и пива. Если здесь когда-либо что-то и бы... Есть! Наконец-то подсчитал!
        - Что? - чуть ли не в один голос спросили Флоренс и пилот.
        - Время здесь, внутри Сфинкса, течет раз в тринадцать-четырнадцать медленнее, чем снаружи, за воротами. По известной гипотезе Паттена и Уиндзора, Цивилизация на Марсе могла погибнуть пять тысяч лет назад от бомбардировки осколками Астры - развалившегося небесного тела, планетоида... Хроноустановка до сих пор работает... предположим... Здесь, Внутри, прошло что-то около трехсот шестидесяти лет... А что, если средний возраст марсиан был не семьдесят - семьдесят пять, как у нас, землян, а раз в пять больше? Или пусть даже и меньше - все равно тут могло выжить не одно поколение уцелевших!
        Ареолог замолчал, и вновь наступила тишина, а теперь она казалась несколько иной..
        - Ты хочешь сказать, что тут могут быть марсине? - почти шепотом спросила Флоренс.
        - Это похлеще хроноустановки, но не более чем твое предположение, Алекс, - осторожно сказал Свен Торнссон.
        Ареолог резко повернулся к нему:
        - Да, но, по-моему, вовсе не лишенное оснований. Это же гигантское сооружение, тут может быть столько всего... А что, если есть и какая-то не менее гигантская подземная часть, с хранилищами воды и продовольствия, - кто-то ведь им, сидонийцам, угрожал, была какая-то угроза извне! Как пить дать, на Марсе было несколько государств... Почему он в этом должен отличаться от Земли? И не всегда они ладили друг с другом, это же ясно! А здешний воздух? Уж не связана ли и эта странность с какими-то до сих пор работающими установками?
        - В фантазии тебе не откажешь, Алекс, - сказал Свен Торнссон, - но сейчас все-таки неплохо бы побеспокоиться о нервах Леопольда.
        - Тьфу ты, дьявол! - спохватился Батлер. - Я все-таки абсолютно бездарный руководитель. Фло, иди свяжись с Лео, а мы попробуем отыскать хоть что-нибудь... Может быть, какой-то ход...
        Флоренс, не успев еще сдвинуться с места, вдруг крикнула:
        - Смотрите, что это?!
        Свет трех мощных фонарей слился в единый поток, устремленный к воротам, - но там уже не было никаких ворот... И медленно надвигалось на астронавтов, поглощая свет, что-то черное... абсолютно черная стена...
        - Вот дьявол! - сдавленно воскликнул Алекс Батлер вновь невольно хватаясь за пистолет.
        Лучи фонарей беспорядочно заметались в разные стороны - и везде было одно и то же: черные стены двигались на них, словно сама темнота все сживала и сжимала кольцо, стремясь раздавить, стереть в прах трех чужаков, посягнувших на ее извечный покой.
        - Это ловушка! Допрыгались! - воскликнул Свен Торнссон и бросился на подступившую почти вплотную черноту, пытаясь протаранить ее своим телом.
        Алекс Батлер открыл стрельбу, отчаянно закричала Флоренс - и свет фонарей мгновенно исчез, словно накинули на них черное покрывало. Кольцо сжалось до предела - и мрак поглотил чужаков и растворил их в себе...

* * *
        Таяла, растворялась в безбрежной пустоте вереница образов, в невнятные затихающие отзвуки превращались слова, обрывки слов уносило ветром за тридевять земель, и проливались они короткими дождями в тех краях, которых никто не видел и не увидит,
        - да и не было уже ни дождей, ни краев, а был слабый свет, проникающий под неплотно сомкнутые веки. И Он сделал усилие и открыл глаза - словно, поднатужившись, поднял могильные плиты. Сел и некоторое время тер виски - что-то непрерывно ускользало, просачивалось, просеивалось, не оставляя по себе никакой памяти; быстро сглаживались отпечатки впечатлений, как будто туда-сюда ходил по ним тяжелый Утюг, и вот уже вовсе не разобрать: с кем это было? Когда? и было ли вообще? Блуждания, какие-то встречи» позабывшиеся разговоры, картины, сменяющие друг друга, - где это было? что это было?.. Напряжение мышц, сердце, стучащее у самого горла, долгий бег - откуда? куда?..
        Сны наяву? Явь во сне?
        Он вспомнил наконец, кто он такой и кто эти двое что лежат рядом с ним на каменном полу в неярком свете, льющемся от стен, - это холодно светились сами камни.

«Господи, что с нами случилось? - смятенно подумал Алекс Батлер. - Где мы? И где мы были?..»
        Он вытер рукавом мокрый лоб, несколько раз глубоко вздохнул - ему было душно, и в следующее мгновение осознал, что ни на нем, ни на его неподвижно лежавших на полу спутниках нет шлемов. Баллонов тоже не было, а вот комбинезоны остались; на их плотной ткани проступали какие-то смазанные темные пятна. Алекс Батлер торопливо схватился за кобуру - пистолет оказался на месте, хотя ареолога не покидало смутное ощущение, что вот «магнума»-то как раз вроде бы и не должно было быть, потому что кто-то когда-то вырвал оружие у него из рук - в тех долгих скитаниях неизвестно где... А впрочем, какие скитания? Довольно отчетливо помнилось лишь одно: надвигающиеся со всех сторон черные стены... Все остальное могло быть не более чем сновидением, бредом, галлюцинациями, наваждением или какими-то другими взбрыками из области скорее духа, нежели материи.
        Шевельнулся и приподнял голову лежавший ничком Свен Торнссон. Коротко вздохнула и открыла затуманенные глаза Флоренс Рок. Алекс Батлер потер пятно на рукаве своего комбинезона, посмотрел на пальцы - на них ничего не осталось. Понюхал рукав - никаких посторонних запахов. Он обернулся - сзади призрачно светилась стена. А впереди темнел неширокий проход. Вероятно, именно этим путем они и пришли сюда, в небольшое, абсолютно пустое помещение с низким потолком - но когда? зачем? откуда? . Или они вовсе сюда не пришли?..
        Свен Торнссон уже сидел, обхватив руками колено, и вид у него был такой, словно он упорно, но безуспешно пытается решить какую-то задачу - или что-то вспомнить. Флоренс со спутанными волосами тоже сидела и молча осматривалась. Лицо ее не было ни веселым, ни печальным - скорее, несколько отрешенным; возможно, так выглядят больные, только-только очнувшиеся после наркоза.
        И никто из астронавтов словно бы не решался нарушить молчание.
        Алекс Батлер уперся рукой в холодный пол и почувствовал, что у него болит плечо. Смутной тенью мелькнул в сознании образ какой-то двери, которую они со Свеном поочередно пытались выбить, чтобы поскорее убраться... откуда?.. Образ мелькнул - и угас.
        - Где мы? - Тревожный полушепот Флоренс наконец нарушил тишину. - Боже, мне столько всякого привиделось...
        Алекс Батлер подался к ней:
        - Ты что-то помнишь?
        Флоренс неуверенно пожала плечами: - Н-нет... пожалуй... Просто какое-то общее впечатление: что-то было. А вот что?..
        - У меня то же самое, - вступил в разговор Свен Торнссон. - Ну точно как бывает, когда просыпаться и еще несколько мгновений что-то помнишь из своего сна. Но все тут же выветривается, как на сквозняке. Признаться, я думал - нам крышка.
        - Я тоже, - кивнул ареолог. - Куда-то подевались шлемы и баллоны. Возможно, мы сами их и вы, бросили. А потом могли здесь чем-то надышаться, отсюда и видения.
        Свен Торнссон посмотрел на него долгим взглядом и медленно сказал:
        - Брось, Алекс. Ты прекрасно знаешь, что никакие это не видения. Тут что-то другое. Лично я склонен считать, что мы до сих пор в ловушке. Мы подверглись какому-то воздействию... наше сознание подверглось.., и, возможно, сейчас продолжаем находиться под воздействием. Может быть, когда-нибудь что-нибудь и вспомним - уже на Земле, под гипнозом.

«Если нам удастся отсюда выбраться», - подумал ареолог и тут же попытался прогнать эту мысль.
        - Древний Лик, - тихо произнесла Флоренс и, поморщившись, провела пальцем по ссадине на лбу. - Мы где-то в недрах этого древнего Лика.
        - Рядом с городом великих жрецов, - добавил пилот.
        - Кое-что получается и без гипноза, - сказал Алекс Батлер. - Да, на сон или бред не очень похоже: не могли же мы все бредить одинаково!
        Струился, струился от стен холодный, безжизненный, чужой свет, придавая неестественную бледность лицам людей и странный блеск их глазам. Сухой теплый воздух, казалось, искажал звуки, и голоса астронавтов звучали тоже неестественно, словно из-под повязки. Низкий каменный потолок был монолитным» он нависал над головами, он давил, и неизвестно было каких размеров толща отделяет это маленькое пустое помещение от внешнего мира; может быть, они находились где-то у вершины Марсианского Сфинкса, а может быть - глубоко под поверхностью...
        После нескольких попыток связаться с Каталиной они оставили рации в покое... Нужно было действовать, пытаться без всякой нити Ариадны найти выход из глубин инопланетного колосса - но они продолжали сидеть, озаренные чужим недобрым светом, словно не решаясь встать и сделать первый шаг. Они знали, чем вызвана нерешительность: боязнью обнаружить, что единственный выход из этого помещения оканчивается тупиком...
        - И умирало все живое в тот день, когда решил ты покарать нас, о Лучезарный... - внезапно сказала Флоренс. Словно прочитала строку из невидимой книги.
        - Да, да, да, - покивал Алекс Батлер. - Что-то такое и у меня... Твой гнев испепелил весь мир... Очень знакомо... Конец света... Вся планета - могила...
        - Господи, а мне еще вспомнились стихи Ли Мастерса, - продублировала его похоронную интонацию Флоренс.
        Где Элмер, Герман, Берт, Том и Чарли,
        Слабый волей, крепкий в труде,
        Шут, пьяница, забияка?
        - Все, все спят, спят на холме.
        Того доконала лихорадка,
        Тот сгорел в шахте,
        Того прикончили в драке,
        Тот умер в оковах,
        Тот сорвался с моста,
        работая на жену и детей.
        - Все, все спят, спят на холме.
        Где Элла, Кейт, Мэг, Лиззи и Эдит,
        Нежное сердце, простая душа, хохотушка, гордячка, счастливица?
        - Все, все спят, спят на холме...
        На слове «Мэг» у Флоренс дрогнул голос. Она собиралась продолжить, но Свен Торнссон не выдержал.
        - Хватит, Фло! Если мы так и будем здесь сидеть сложа руки, то у нас тоже появится прекрасная возможность уснуть внутри этого холма. Навсегда.

«Такая возможность уже появилась», - подумал Алекс Батлер.
        - А может быть, мы и так уже давно уснули, - сказала Флоренс, и глаза ее превратились в льдинки, и погасли в них отблески холодного неяркого света. - Мы уже умерли здесь, а все это, - она вяло обвела рукой вокруг себя, - последнее, что мы видели перед смертью... Мы умерли, и тела наши давно остыли, а это видение - ну, как черная дыра... существует в собственном коллапсе, независимо от нас...
        - Наверное, ты прав, Алекс. - Свен Торнссон резко поднялся на ноги. - Наверное, воздух здесь все-таки ядовитый, влияет на мозги. Что ты несешь, Фло? Черная дыра, коллапс! Никаких дыр, кроме вот этой! И вы как хотите, а я намерен из нее выбираться.
        - Подожди, Свен, - слабым голосом сказала Флоренс, остановив тем самым и ареолога, который тоже собирался встать с каменного пола. - Не обращай внимания, это я так, машинально. Я чувствую, что у меня в голове какая-то работа идет, словно я на компьютере в поисковую систему вошла. Чувствую, вот-вот должно что-то вспомниться. .
        - Ну-ну, - сказал Свен Торнссон, бросив взгляд на Алекса Батлера. - Подождем. - Он снова сел и обхватил руками поднятые колени. - Только давай форсируй, а то к ужину опоздаем и Лео все наши порции слопает.
        - Лео такой, он может, - подхватил ареолог ощутив прилив сил. Кто сказал, что они собираются остаток дней своих провести в этом склепе? Найдется выход, найдется! В крайнем случае, Лео вернется на орбиту, заберет командира -«Арго» повисит и на автоматике, - и вдвоем они что-нибудь придумает. Обязательно придумают... Хотя - почему только вдвоем? Там же целый ЦУП есть, умник на умнике! Подскажут, как решить проблему...
        - Есть... есть... - едва слышно прошептала Флоренс. - Проступает...
        Она прислонилась спиной к стене, закрыла глаза и начала медленно, с остановками, говорить, словно впав в транс, - и вновь казалось, что она читает невидимую книгу:
        - ...О Лучезарный! Ну почему, почему именно я стал избранником твоим, почему именно мои глаза ты открыл, чтобы мог я видеть то, что неведомо никому, кроме тебя? Есть ведь другие, более достойные дара твоего... нет!.. не дара - тяжкого бремени, которое возложил ты на слабые плечи мои... - Слова Флоренс камнями падали в тишину, и понятно было, что ее голосом говорит сейчас кто-то другой, говорит из глубины времен. - О Лучезарный, прости мне дерзкие слова мои, отврати гнев свой от недостойного творения твоего! Смиряюсь, о Лучезарный, покоряюсь воле твоей, ибо кто есть я? Пылинка валкая, ветром гонимая, песчинка малая на речном берегу, листок увядший в бурном потоке, и не мне, ничтожному, судить о деяниях твоих, о Лучезарный, не мне, чья жизнь - одно мгновение пред ликом твоим пытаться проникнуть в помыслы твои, разгадать Намерения твои... Смиряюсь и принимаю этот дар твой, о Лучезарный, смиряюсь и принимаю тяжкое бремя умения видеть то, что скрыто ото всех других до поры, что откроется другим лишь в урочный час. Может быть, ты о Лучезарный, возжелал испытать стойкость мою проверить крепость веры
моей, силу и терпение мои? Не дано простому смертному ведать замыслы твои, о Лучезарный... Но достоин ли я дара твоего?
        Одно знаю: я избран тобою, о Лучезарный, и ступил на этот скорбный путь, и идти мне по нему до конца. Я избранник твой, о Лучезарный мой повелитель...
        Отвернулись от меня сообщинники мои, и одиноким я стал среди них, но не дрогнула от этого одиночества вера моя, но укрепилась еще более... Одиночество - удел каждого под этими небесами, и каждый одинок в любой толпе, среди радости и среди печали... Одинокими мы приходим в этот мир и одинокими покидаем его, и тает пелена иллюзий, из которых соткана была наша жизнь... Я до самого дна познал эту тяжкую истину...
        О Лучезарный, как все-таки ничтожен я, служитель твой! Не смог я сразу распознать, прочувствовать, осознать необычный дар твой, отгородивший меня незримой, но непреодолимой стеной от сообщинников моих. Глаза мои уже видели то, что скрыто от других до урочного часа, а жалкий разум мой еще не мог понять открывшееся глазам. Утром видел я Лото-Олу, окруженного бледным пламенем, и словно исходило пламя из головы его; и из рук и ног его, извиваясь, струились змеи огненные, подобные большим лепесткам коварного ночного цветка чари. И стоял могучий Лото-Ола у жилища своего, крепкой рукой сжимая копье, и от губ его змеился бледный огонь, но никто не замечал этого огня, кроме меня, избранника твоего, о Лучезарный! И прислонилась к его плечу стройная Куму-Ру, и не чувствовала огня, и надела на шею ему ожерелье из желтых камней. И ушел Лото-Ола, и другие с ним, за добычей, ибо кончились твоим восходом, о Лучезарный, священные праздники Кадам, и надлежало, согласно канону, изловить быстрого ургуна для заклания.
        И видел я это, когда шел к Священному Огню, - и задрожали ноги мои, и заполз ужас в душу мою, и гадал я, что значит это странное видение, явившееся мне. И вступил я в храм твой, о Лучезарный, и вознес молитвы тебе, чтобы направил ты разум мой на истинный путь и дал мне понять, что значит странное видение.
        И не вернулся с добычей Лото-Ола, а принесли бездыханным тело его сильное, завернутое в листья папаринуса. Упорхнула душа его птицей Зен в темные воды Мертвой Реки, потому что смертелен был укус ползучей хинтаа, затаившейся на пути охотников.
        Рыдала стройная Куму-Ру, рвала в отчаянии черные волосы свои, и рыдали подруги ее, над недвижным телом Лото-Олы склонившись. И рыдала юная Рее-Ену, и охватило ее пламя струящееся, пламя бледное, видимое только моим глазам... Трижды прятал ты свой лик, о Лучезарный, и трижды вновь освещал поднебесный мир - и не встала юная Рее-Ену из постели своей, не вышла из жилища своего. И больше не слышал никто веселого смеха ее. Вздулась шея ее нежная, посинела шея ее от смертельного яда страшного многоногого мохнатого хо - и пробудился наконец ото сна разум мой, о Лучезарный! Понял я, ничтожный, какой печальный дар послал ты мне, и смирился с судьбой своей, и принял участь Свою, ибо невозможно и бессмысленно противиться выбору твоему, о Лучезарный...
        И печальны и скорбны стали дни мои, ибо нет ни чего горше, чем видеть то, что скрыто от других! Чередой тянулись дни и ночи, и облетала листва, а падал снег, и вновь разливались реки, подчиняясь переменам звездных узоров в небесах, - и неизбежно приходил день, когда видел я бледное пламя над кем-нибудь из сообщинников моих. По утрам говорил я об этом с порога храма твоего, о Лучезарный, и улетала вслед за тем еще одна душа птицей Зен в темные воды Мертвой Реки
        Бесконечно одиноким сделался я, о Лучезарный среди сообщинников моих, и закрывали они лица свои и отворачивались, лишь завидев меня, и уходили поспешно, чтобы не слышать меня, и несли мне плоды, и мясо, и рыбу, и сок дерева баллу в храм твой, о Лучезарный, и умоляли меня не выходить больше из храма твоего и не печалить их мрачными предсказаниями, что обязательно сбываются в роковой час...
        Уединился я в подземелье под жертвенной чашей, но не было мне покоя. Видел я во мраке образы сообщинников моих, проплывающие медленной чередой, и лилось бледное пламя от дряхлой Тава-Гаа, и узнавал я потом, выйдя на свет, что уже предано огню тело ее и прах развеян над Полем Ушедших; и лилось бледное пламя от Долу-Уна - и никто больше не видел знахаря, поутру ушедшего в заречную чащу за травами
        И молчал я, о Лучезарный, никому больше ничего не говорил я о скорбных видениях моих...
        Но настал день, о Лучезарный, когда не смог молчать и воззвал с порога храма твоего к сообщи3' никам моим, чтобы услышали они меня и покинул эти края, потому что задумал ты обрушить на мир гнев свой и наказать всех живущих за прегрешения прежних поколений, ибо давно уже сказано: «Отцы ели кислые плоды, а у детей оскомина: грехи отцов - на детях их».
        Алекс Батлер невольно вздрогнул, услышав эти слова, а Флоренс продолжала монотонным голосом, делая паузы после каждой фразы:
        - Послал ты мне видение, о Лучезарный, и было ужасно это видение. Бушевали в небе яростные огни, огни гнева твоего, о Лучезарный, и огненные камни сыпались вниз, и горело все вокруг, и в пар превращались воды, и глубокие провалы возникали на месте лесов, и сотрясалась земля, и раздвигалась, и низвергались в бездну строения. Ярче лика твоего полыхали те безжалостные карающие огни, и умирало все живое в день, когда решил ты покарать нас, о Лучезарный, и великий твой гнев обращал весь мир в мертвый пепел...
        И рыдал я, о Лучезарный, в подземелье храма твоего, и оплакивал близкую и неминуемую гибель мира, и оплакивал ныне живущих под небесами, принимающих кару твою за прегрешения отцов и всех тех, кто жил здесь когда-то - и сто, и тысячу, и десять тысяч циклов тому назад, всех - от начала времен. Копились, множились, нарастали грехи - и Переполнили наконец чашу терпения твоего, о Лучезарный...
«Всякому прощению есть предел», как сказано в древние времена...
        Но и в праведном гневе ты не утратил милосердия, о Лучезарный! Тяжкое бремя взвалил ты на плечи мои - но и вознаградил меня, и дал возможность спастись и мне, и сообщинникам моим!
        Вняли сообщинники мои страшному предсказанию моему, и было горе великое и отчаяние. А потом все мы, от мала до велика, принялись рубить деревья и вязать плоты, чтобы к закату уплыть по реке и Добраться до города великих жрецов Гор-Пта, что стоит на зеленой равнине у моря. Там, в глубинах Древнего Лика, могли обрести мы спасение свое...
        Вижу, знаю, о Лучезарный, что смерть соберет обильную жатву, небывалую жатву, и обратятся в прах леса и поля, и запустение будет царить в нашем мире... И придут другие из небесных высот, и будут забирать сокровища, вторгаться в святыни и осквернять гробницы...
        Вот, вижу, чужие в глубине, и нет у них веры в тебя, о Лучезарный! И вижу, вижу - вновь возгорается бледное пламя...
        Флоренс замолчала, вытерла вспотевший лоб и уронила руку - казалось, этот монолог отнял у нее все силы.
        - Дьявол, неужели это про нас?.. - растерянно сказал Свен Торнссон и ожесточенно запустил пальцы в свои светлые локоны. - Нострадамус какой-то марсианский...
        - Было сказано: «чужие в глубине», - произнес Алекс Батлер, расстегивая комбинезон у горла, словно ему стало трудно дышать. - Мало ли здесь могло побывать чужих?
        Пилот подался к нему, пистолетом выставил перед собой указательный палец:
        - Придут другие с небес, заберут сокровища! С небес, Алекс! Разве это не про нас?
        - Возможно, другие давным-давно уже пришли и забрали, - возразил ареолог. - Задолго до нас. Возможно, кто-то и поплатился. Вспомни про Око Гора про корабль космический. Потомки уцелевших марсиан, а может быть, и они сами могли наведаться сюда, на свою родину, уже после переселения на Землю, и возможно, в самом деле под пирамидой Хеопса покоятся сокровища, забранные отсюда, из Марсианского сфинкса. А марсиане, несомненно, добрались до Земли - ты узнал библейские строки?
        - Я не знаток Библии, - признался Торнссон. Алекс Батлер озабоченно взглянул на Флоренс - она по-прежнему сидела, привалившись к стене, и глаза ее были закрыты.
        - Фло, как ты себя чувствуешь?
        - Нормально. - Флоренс повела рукой. - Как будто без лифта поднялась на тридцатый этаж. Сейчас отдышусь...
        Ареолог перевел взгляд на Свена Торнссона:
        - У этого Нострадамуса проскакивают библейские высказывания. «Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина...» «День гнева превратит мир в пепел...»
        - Не помню, чтобы Фло говорила про виноград, - сказал пилот.
        - Она сказала «плоды», а в Библии - «виноград». Суть не меняется. Они переселились на Землю, Свен, сомнений быть не может. Гор-Пта... Пта, так же как и Гор, - один из богов Древнего Египта. Бог-творец. Между прочим, единственный из египетских богов, кого изображали в виде мужчины в плотной облегающей одежде, с посохом в руке. Бог-путник, странник. Пришелец! В марсианском комбинезоне, с лазерным посохом.... Город Гор-Пта... Гор - владыка небес, Пта - демиург, создатель. Да тут столько всяких параллелей и аналогий напрашивается! - Алекс Батлер возбужденно заерзал на полу. - Здесь был город Гор-Пта, это были их боги, боги марсиан. Именно марсианское потом стало древнеегипетским... Я не знаю, каким образом уцелела исповедь этого Нострадамуса и как оказалась в наших головах... Вообще, тут много чего не ясно, но ясно одно: этот Лик - не просто мертвая маска, что то здесь до сих пор функционирует и воздействует. Никакой мистики, никаких мифических стражей -просто аппаратура, которая нам и не снилась. Супераппаратура! И как она влияет на наши мозги, неизвестно...
        Алекс Батлер решительно встал с пола и обвел взглядом бледные лица своих спутников:
        - Надо искать выход! И как можно быстрее, пока мы не превратились в каких-нибудь орков.
        - Господи, подскажи нам верный путь! - вырвалось у Флоренс.
        Свен Торнссон тоже поднялся, подал ей руку и повернулся к ареологу:
        - Никакой мистики, говоришь? А как же этот служитель Лучезарного? Он же каким-то образом видел будущее - я не думаю, что он все это просто выдумал со скуки.
        - Ясновидение - это не мистика, - сказал Алекс Батлер. - Явление хоть пока и не объясненное, но в принципе объяснимое, гипотез разных хватает. Если рассматривать наш мир как единый информационный океан, где сосуществуют прошлое, настоящее и будущее, то ясновидящие - это люди, которые умеют ловить рыбу в этом океане... или даже не так: не умеют, а обладают даром ловить рыбу, то бишь информацию. Как та слепая старуха с Балкан. Судя по исповеди, У марсиан этот дар был такой же редкостью, как и у нас.
        - Ты, случаем, не был школьным учителем? - поинтересовался Свен Торнссон. - На все-то у тебя есть ответы.
        -Если бы... - вздохнул ареолог.
        - Знал бы ты ответ на вопрос «где выход отсюда?» тебе цены бы не было, - сказала Флоренс, поглядела она уже вполне нормально, только на лбу под челкой вновь выступили капельки пота.
        - Сейчас поищем, Фло, - бодро отозвался ареолог, но чувствовалось по его голосу, что бодрость эта наигранная. - И вот что, коллеги... - Он посмотрел на пилота, а потом остановил взгляд на Флоренс. - Что нас ждет впереди - неизвестно, случиться может всякое. Возможно, мы самим своим присутствием как-то влияем на здешнюю технику. Не исключено, что мы можем потерять друг друга... каждый из нас может оказаться в одиночестве... Не впадать в панику, не отчаиваться - и надеяться... До последнего.
        - Да ладно тебе, Алекс. - Свен Торнссон положил руку на плечо притихшей Флоренс. - Психологическую подготовку одинаковую проходили, «караул» кричать не будем. Да, Флосси?
        - Кричать точно не буду, - негромко ответила нанотехнолог. - Буду молиться...
        - Давай надеяться на лучшее, Алекс. - Свен Торнссон оглядел рукав своего комбинезона. - Интересно, где это мы здесь так перепачкались?
        - Считай, что это смазка от местных машин, - сказал ареолог. - Ладно, господа, жизнь пока не кончилась. Продолжим нашу увлекательную экскурсию. И кстати, знаете, что меня радует?
        - Что нет дождя? - предположил пилот. - Или что Спилберг все-таки приступает к съемкам «Войны миров»-два - «Земляне наносят ответный удар»?
        Алекс Батлер отрицательно покачал головой:
        - Нет, Свен, совсем не то. Хотя и насчет «Войны миров» хорошо, и дождь нам тут совсем ни к чему - ужасно не люблю ходить с мокрыми ногами. Радует меня то, что мы до сих пор живы. Это значит, Что здешние защитные механизмы или не запрограммированы на поражение, или ресурс у них исчерпался, Или мы им вообще не по зубам. Значит, у нас есть хороший шанс продолжать оставаться живыми и дальше.
        - Как ты умеешь поднять настроение! - с деланным восхищением воскликнул пилот. - Ну прямо домашний психолог! Да, Флосси? - Он все еще продолжал держать руку на ее плече.
        - Хвала великому утешителю, - Флоренс с некоторым усилием улыбнулась. - Вернемся домой - и я обязательно приглашу тебя в гости, Алекс.
        - И меня не забудь пригласить, - сказал Свен Торнссон. - Я умею делать отменные тройные бутерброды, меня мама учила. Берешь обыкновенный гамбургер...
        - Вот только о еде не надо, - запротестовал ареолог. - Неизвестно, когда нам удастся поесть. Если только не наткнемся здесь на какой-нибудь продовольственный склад. Хотя там, наверное, все давно засохло. Ну все, вперед!
        Он машинально поправил кобуру и, сделав несколько шагов, остановился перед проходом. Там было тихо и темно, и в такой ситуации весьма пригодились бы фонари, но фонари исчезли неизвестно где, как и когда вместе со шлемами.
        - Осторожно, - посоветовал подошедший сзади Свен Торнссон. - Сначала проверяй ногой, а потом уже делай шаг.
        - Постараюсь, - ответил ареолог. - Я лицо в некотором роде заинтересованное.
        Он еще немного постоял, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте, а потом шагнул вперед.
        - Не торопись, - еще раз предупредил Торнссоя.
        Медленно, со всеми предосторожностями Алекс Батлер прошел несколько метров, слыша за спиной дыхание спутников и чувствуя, как пот стекает у него между лопатками. Ему было душно и жарко, и меньше всего на свете он хотел бы провалиться в разверзшуюся под ногами глубокую яму или оказаться под обрушившейся сверху многотонной плитой. Он остановился, обернулся - и увидел темные силуэты пилота и Флоренс на фоне казавшегося почему-то уже очень далеким слабого свечения.
«Все-таки хоть какой-то свет», - подумал он, смахивая пальцем капли пота с висков, и в тот же миг свет исчез и окружающее погрузилось в кромешную тьму.
        - Ну, все, - удрученно произнес Свен Торнссон. - Пора молиться Лучезарному.
        - Нет, не все! - с внезапной злостью одернул его ареолог. - Плевать я хотел на все эти меры предосторожности! В конце концов, от судьбы не уйдешь, и что кому суждено, то и свершится. Не намерен я больше за стенки держаться и каждый свой шаг прощупывать, а просто пойду, да и все!
        Он вознамерился было тут же сделать так, как сказал, но на его плечо легла рука пилота.
        - Не спеши, Алекс. Теперь моя очередь возглавить наше шествие. Я по гороскопу Дева, а для них эта неделя чрезвычайно благоприятна.
        - Дева! - фыркнул Алекс Батлер. - Кто бы мог подумать! Этакая нежная изящная миниатюрная Дева Белоснежка.
        - А я Львица, - заявила Флоренс. - А у Львиц всегда все в полном порядке.
        - А Тельцам вообще все нипочем, - немного остывая, сказал Алекс Батлер. - Прошибут любую преграду.
        - Вот и славно. - Свен Торнссон уже стоял рядом с ареологом. - В хорошенькой же я очутился компании - между львом и быком. Надеюсь, никаких посягательств не будет, как у лебедя по отношению к Леде?
        - На такую Деву, как ты, пожалуй, посягнешь! - усмехнулся Алекс Батлер. - Храни Господь от таких хрупких дев!
        - Между прочим, впереди наблюдается свет, - сообщил Торнссон. - Кажется, нас приглашают куда-то еще. Хорошо бы - прямо к нашей «консервной банке».
        В темноте отчетливо проступало несколько вертикальных световых полосок - хотя каждый из астронавтов с уверенностью мог сказать, что буквально несколько мгновений назад этих полосок не было. Создавалось впечатление, что там, впереди, находится дверь и свет извне проникает в щели между неплотно подогнанными одна к другой досками.
        Но это была не дверь. Это были каменные столбы с руку толщиной, похожие на ограду от пола до потолка, перегородившие проход. А за ними, у обеих стен, источающих знакомый уже холодный свет, аккуратно лежало пропавшее обмундирование: у правой стены - баллоны, у левой - шлемы; фонари на шлемах не горели.
        - А вот и бюро находок, - прокомментировал увиденное Свен Торнссон. - Получите свои вещички, растеряхи.
        - Если пролезем, - сказал Алекс Батлер. - В чем я очень сомневаюсь. А перчаток наших там нет...
        - Себе забрали, - усмехнулся Свен Торнссон. - Уж очень понравились.
        Коридор за оградой уходил вперед по прямой - освещенный пустой коридор; стоило немного напрячь соображение, и можно было представить, что это обыкновенный подземный переход под какой-нибудь Оук-стрит, сейчас глубокая ночь, и потому безлюдно... но если хорошенько прислушаться - можно уловить тихий гул поливальных машин над головой, и вот-вот донесутся сверху визгливые переливы сирены полицейского патруля...
        - Попробуем. - Свен Торнссон протянул руку к ограде, намереваясь испытать прочность препятствия, и ладонь его, к всеобщему изумлению, легко погрузилась в столб. От неожиданности пилот отдернул руку, словно только что прикоснулся к горячему утюгу, и издал какое-то невнятное восклицание.
        - А ну-ка! - Алекс Батлер повторил манипуляцию Торнссона. Его пальцы не встретили никакого сопротивления - ограда была иллюзорной.
        Торнссон, сообразив, что к чему, шагнул вперед - и оказался по ту сторону ограды; не просочившись сквозь нее, подобно роботу-терминатору из великолепного старого фильма, а просто пройдя обычным шагом, как если бы перед ним было пустое место. Ареолог тут же последовал его примеру, а за ним псевдопрепятствие без труда преодолела и Флоренс.
        - Что-то вроде голограммы? - предположил Алекс Батлер, оглядываясь на столбы. - Зачем? Убедить непрошеных гостей в том, что здесь хода нет, заставить Уйти не солоно хлебавши? Но куда уйти? Сзади тупик...
        - Не расходуй попусту мозговые клетки, - посоветовал пилот, склоняясь над баллонами. - Принимай все как есть, как данность, а плодить гипотезы можно будет и потом. Когда выберемся. Абсолютный ноль, пусто, - сообщил он, завершив осмотр баллонов. - Слава богу, это не смертельно. В прямом смысле.
        - Для отвода глаз... -Алекс Батлер как будто не услышал совета Торнссона. - Допустим, вот они вышли, впереди камень, - пробормотал он, словно разговаривая сам с собою. - Значит, придется повозиться, а время, предположим, поджимает... очень поджимает... Например, уже спешит сюда резервная команда охраны...
        - Неубедительная какая-то защита, - подала голос нанотехнолог, широкими взмахами руки раз га разом рассекая миражные каменные столбы. - Кто-нибудь да попробует прикоснуться, прежде чем убираться восвояси; проверит - нельзя ли проломить защиту, они же не с голыми руками сюда... Мы ведь проверили, не отступили.
        - Нам отступать некуда.
        - Эй, уважаемые аналитики, вам фонари нужны? - В то время как ареолог и Флоренс вели диалог, Свен Торнссон успел перейти к противоположной стене и отсоединить фонарь от одного из шлемов.
        Ареолог проигнорировал этот вопрос - он стоял с задумчивым видом и потирал лоб, а Флоренс почти тут же отозвалась:
        - Не помешают, Свен. Если работают.
        - А почему бы им не работать?
        Пилот пальцем толкнул пластинку переключателя на почти плоском четырехгранном корпусе фонаря - и плотный световой поток метнулся вдоль коридора, уткнувшись в каменную преграду вдалеке.
        - Там либо поворот, либо... - Пилот не стал заканчивать фразу, все было понятно и так.
        Спустя две-три секунды стены внезапно потускнели, словно сработали фотоэлементы, среагировавшие на новый источник света, и Флоренс торопливо попросила:
        - Дай и мне, Свен!
        Пилот снял фонарь со второго шлема, протянул ей, и нанотехнолог тут же щелкнула переключателем.
        - Ресурс как у Солнца, так что на наш век хватит, - сказал Торнссон и наклонился к последнему шлему. - Держи, Алекс.
        - Если они шли оттуда, как и мы, - ареолог показал за ограду, - и увидели, что тут якобы не пройти... То или повернули назад, или все-таки выяснили, что препятствие фиктивное, - и пошли дальше. В любом случае у них была возможность вернуться. Но там же нет никакого другого выхода! - Алекс Батлер махнул в сторону пустой камеры.
        - Тайный ход с кодовым замком? «Сезам, откройся»? Так, что ли?
        - А если они шли с другой стороны? - Пилот кивнул на уходящий вдаль коридор. - А комната была полна сокровищ. Дошли, забрали и удалились.
        - Полно сокровищ, а ограда фиктивная? - усомнился Алекс Батлер. - Что-то я их не пойму, этих местных искусников...
        - Да тут себя иногда с трудом понимаешь, не то что других. Тем более марсиан. - Свен Торнссон повел фонарем по коридору. - Идем, Алекс.
        - А снаряжение? - спросила Флоренс. Ареолог немного подумал и решил:
        - Оставим. Лишний груз. Зачем нам пустые баллоны? И зачем шлемы без баллонов? Запасной комплект на борту есть... нам только бы добраться до борта...
        - Вот и пошли добираться. - Пилот вытянул из пазов длинную дужку фонаря, повесил его на шею и направился вперед.
        Алекс Батлер хотел было напомнить ему, кто тут главный, но не стал. Он одновременно с Флоренс тоже поместил фонарь на груди и бок о бок с нанотехнологом двинулся вслед за Торнссоном.
        Серый голый каменный пол стелился им под ноги, не отражая, а словно бы скрадывая свет фонарей; серые голые каменные стены уплывали назад и не было на этих стенах ни одного знака, ни одной линии; и бог весть какая толща нависала над их головами, и кто знает, что сулил каждый следующий шаг - падение сверху каменной глыбы или провал в глубокий колодец с острыми стальными штырями на дне... Или новое черное облако, неведомым ядом выжигающее сознание... Они шли очень осторожно и медленно - медленно еще и потому, что коридор неумолимо заканчивался. И впереди могло и не быть никакого поворота вправо или влево, а вполне могла быть непреодолимая преграда... И даже если есть там какой-то замок - разве найдешь его, этот замок? Да и где взять ключ?..
        Пол этого коридора чем-то отличался от того пола, по которому Алекс Батлер совсем, кажется, недавно шел вместе с Флоренс. В переходе, ведущем к Марсианскому Сфинксу. И ареолог наконец понял, в чем отличие: здесь совсем не было пыли, словно только что ушли отсюда уборщики со щетками. Или просто неоткуда было взяться пыли в наглухо закупоренном пространстве?
        - Нет, ну надо же! - нарушил тишину Свен Торн-ссон, остановившись и оборачиваясь к своим спутникам. - Сколько я этих блокбастеров пересмотрел, сколько всяких хищников, чужих и джедаев повидал... Сколько подземелий, лабиринтов, заброшенных заводов, астероидов, зловещих планет... И мог ли я Свен Торнссон, хоть на секунду представить, что сам окажусь в таком блокбастере? Невероятно! Просто невероятно...
        - «Невероятный мир», - пробормотал Алекс Батлер. - Есть такой рассказ у кого-то из наших классиков-фантастов. Кажется, у Гамильтона. О том, что Марс населяют разные разумные существа, выдуманные земными фантастами. Краснокожие, жукоглазые, со щупальцами и прочими наворотами... Там земляне прилетают на Марс и, между прочим, тоже удивляются, что солнышко ласково светит, и тепло, и ветерок приятный летает; ни тебе мороза, ни тебе углекислого газа... И живут там выдуманные марсиане в выдуманных городах, и каналы на Марсе то появляются, то исчезают, потому что у одних писателей они есть, а у других - нет... Так что, может быть, и этот Сфинкс - тоже выдумка. Шекли или Брэдбери. И мы в эту выдумку вляпались по самые уши...
        - Ну фантазер наш Алекс, да и все тут, - развела руками Флоренс. Прозвучало это у нее как-то безрадостно.
        - Остается сделать последнее предположение, переплюнув твоего Гамильтона, - сказал пилот.
        - Вот именно, - кивнул Алекс Батлер. - Мы тоже - чья-то выдумка. Персонажи чьего-то фантастического романа или фильма.
        - Точно! - подтвердил Свен Торнссон. - Угадал мою мысль.
        - А посему беспокоиться нам не о чем, - продолжал ареолог. - Публика любит, чтобы был «хэппи энд», - значит, мы успешно выберемся отсюда, а по пути наткнемся на груду сокровищ...
        - Я кулаком уложу наповал марсианского дракона, - поддержал Батлера пилот, - а Флосси...
        - А Флосси привезет дочке марсианскую пуговичку, - закончила Флоренс и закусила губу.
        - Почему именно пуговицу? - удивился Свеа Торнссон.
        - Потому что у нас есть настоящая марсианская... - начал Алекс Батлер, но его прервал возглас.
        - Хватит! - В глазах Флоренс заблестели слезы. - Я больше не могу! Я хочу увидеть небо, слышите? Небо, а не эти каменные кишки!.. Сколько можно здесь стоять и молоть языками!
        Ареолог осторожно тронул ее за локоть, но Флоренс резким движением убрала свою руку.
        - Спокойно, Фло, - мягко сказал Батлер, чувствуя, как волна тревоги окатывает сердце: неужели Флоренс сломалась? - Идем, Свен, - обратился он к пилоту, хмуро сдвинувшему брови, и вновь перевел взгляд на Флоренс: - Не забывай, что есть еще Лео и командир. И целая армия очень смекалистых парней из НАСА...
        Нанотехнолог на шаг отступила от него и, заложив руки за спину, прислонилась к стене. Лицо ее было усталым.
        - Эти парни из НАСА слишком далеко отсюда, - сказала она, и голос ее звучал сухо и безжизненно. - Идите, а я здесь постою. Если там есть поворот - позовете. А если нет... - она сглотнула. - А если нет - зачем зря ходить?
        Алекс Батлер хотел что-то возразить, но все-таки промолчал. Направил фонарь вперед
        - до конца коридора оставалось шагов пятьдесят, - кивком показал пилоту: «Пошли».
        Свен Торнссон, тоже не проронив ни слова, с коротким вздохом сделал очередной шаг.
        Когда ареолог, очень медленно досчитав в уме до десяти, развернулся всем телом, освещая пространство позади себя, он не обнаружил там ничего кроме голых стен, пола и потолка. И ложной ограды, где лежали баллоны и шлемы,
        Флоренс Рок исчезла.
        - Фло! - отчаянно крикнул Алекс Батлер и бросился назад, к тому месту, где только что, буквально полминуты назад, стояла милая белокурая женщина с красивыми глазами цвета бирюзы, женщина, оставившая дома маленькую дочку и пустившаяся в путь по космической дороге из звездного кирпича, за миллионы километров, к Городу на Берегу Красного Гора.
        Длинноногий пилот обогнал его и как вкопанный застыл у стены, будто слышный только ему одному голос приказал: «Замри!»
        У стены, поглотившей Флоренс.
        Именно поглотившей - астронавты стояли перед прозрачным прямоугольником, в который превратилась часть стены - словно перед стеклянной дверью, за которой расширившимися от ужаса глазами смотрела на них Флоренс. Оранжевое - на темном... Смотрела - но не видела их. Она застыла, вытянувшись в струнку, руки ее были притиснуты к бокам, погасший фонарь впечатался в ткань комбинезона. Лицо Флоренс было искажено гримасой боли, и создавалось впечатление, что какие-то невидимые тиски сжимают ее тело со всех сторон.
        Нет, вовсе не стеклянная дверь была перед ними, а прозрачная стенка саркофага, предназначенного отнюдь не для живых, а для мертвых.
        Флоренс, видимо, кричала, застыв в неестественной сдавленной позе, но в туннель не доносилось ни звука.
        Пилот ударил по стене кулаком, но там был материал явно попрочнее стекла.
        - Фло! - Ареолог выхватил пистолет и выстрелил, целясь выше ее головы. Грохот раскатился по туннелю, пуля с визгом отскочила от прозрачной преграды, просвистела мимо уха Алекса Батлера и щелкнула в противоположную стену.
        Ареолог запоздало отшатнулся в сторону, прозрачный прямоугольник потускнел, но, прежде чем он вновь превратился в обычную стену, астронавты успели заметить, что Флоренс быстро отдаляется от них, не меняя позы, - словно ее потянули на веревке, как таскали в старину за конями трупы поверженных врагов.
        - Господи, что же это такое?.. - тяжело дыша, выдавил из себя Свен Торнссон, поворачиваясь к ареологу.
        Алекс Батлер не сводил взгляда с серой гладкой поверхности, за которой исчезла Флоренс, - и вдруг что-то сильно толкнуло его в спину. Он, не выпуская пистолета, машинально выставил перед собой руки, пытаясь смягчить удар о стену, но вместо твердой поверхности встретил совсем другое - и начал погружаться во что-то, похожее на густой податливый сироп, на болотную топь, засасывающую его тело.
        - Держись! - Пилот, проявив молниеносную реакцию, вцепился сзади в пояс Батлера, не давая ареологу сгинуть в обманке-стене.
        Алекс не успел ничего сообразить - последовал новый мощный толчок, Торнссона бросило на него, И они оба рухнули в темноту.
        Еще через несколько мгновений ошеломленный ареолог понял, что уже никуда не летит, а то ли стоит, то ли висит в кромешной мгле, и кости его трещат, и трудно дышать..
        Те же невидимые тиски, что терзали Флоренс, принялись за него - и он чувствовал, что глаза его вот-вот выскочат из глазниц, как у кролика, которого ударили палкой по затылку, о ушах шумело все сильнее и сильнее, невидимка «се крепче и крепче сжимал свои железные объятия - и Алекс Батлер, задыхаясь, беззвучно разевая рот» не в состоянии пошевелиться, с внезапной предельной ясностью понял, что сейчас умрет...

7. Вдвоем
        - Пропади оно пропадом, это проклятое золото! - в сердцах сказал Леопольд Каталински и, допив сок, швырнул на пол пустую упаковку.
        Выразив таким образом свое отношение к закончившейся четверть часа назад разгрузке
«консервной банки», вернувшейся на борт корабля-матки, - а может быть, и не только к разгрузке, - он обессиленно развалился в кресле и закрыл глаза. Вид у него был неважный, и если бы не биостимуляторы, инженер вряд ли бы продержался так долго и сделал то, что он сделал: заполнил модуль контейнерами, взлетел с Марса и довел
«консервную банку» до «Арго», а затем вместе с командиром выгружал золотую добычу.
        Эдвард Маклайн никак не отреагировал на эту вспышку раздражения своего подчиненного и партера по экипажу. Единственного оставшегося партера... Командир так и не притронулся к еде. Он сидел за столом напротив инженера, тяжелым взглядом впившись в переборку, и, стиснув зубы, ждал, когда же придет ответ из ЦУПа. Окончательный ответ.
        Впрочем, каким бы ни был этот ответ, Эдвард Мак-Лайн уже принял решение.
        В отсеке царила тишина. Как в склепе. Леопольд Каталински попытался приоткрыть глаза, но веки были тяжелыми, как каменные платы не слушались его. Он устал не только и не столько физически, сколько морально - от душевных метаний от осознания того ужасного факта, что трое его колллег, скорее всего, никогда уже не вернутся под ласковые земные небеса...
        Несколько часов назад там, на марсианской равнине, он продолжал прилежно загружать контейнеры, заставляя себя думать только об этом, отгоняя тревожные мысли, а никто из коллег так и не выходил на связь. Вслед за Алексом Батлером и Флоренс пропал Свен... Не так уж долго оставалось до вечера - и он просто не знал, что ему делать. Наплевать на инструкцию, наплевать на задание, бросить все и бежать на помощь? И тоже угодить в какую-нибудь ловушку? Тоже пропасть? Разве могли отказать рации у всех троих? Ему не хотелось верить в то, что случилось непоправимое, но и сидеть за приборной панелью экскаватора, словно ничего не произошло, он тоже не мог. Какая тут работа, когда пропали трое... сразу трое! Что, ну что делать?... Конечно, гораздо проще и легче, когда за тебя принимает решение кто-то другой... Командир - на то он и командир, ему, в конце концов, именно за это и платят, и наверняка побольше, чем ему, инженеру Леопольду Каталински... Но и с «Арго» нет связи!
        Не в силах больше терпеть эти внутренние метания, в клочки рвущие душу, Леопольд Каталински все-таки заглушил двигатель экскаватора и выбрался из котлована. Стоя на кизеритовом отвале, он оглядел зловеще тихую равнину. Никого не было на пустынном пространстве, одинокой точкой темнел вдали, У горизонта, брошенный марсоход, и от застывших чужих громадин тянулись черные тени. Подвив в себе желание немедленно, со всех ног бросься туда, к той дыре, где исчезли его коллеги
        - которая поглотила всех его коллег! - инженер поспешил к модулю, мысленно умоляя Всевышнего отвлечься от других дел и наладить радиосвязь.
        И Всевышний внял его мольбам - видимо, с Марса до Него было ближе, чем с Земли. Незримый купол, объявший Сидонию, дал трещину - и командир с инженером услышали друг друга.
        Только никакой радости Эдварду Маклайну это общение не принесло. Он был реалистом и всегда исходил из самого худшего, потому что в реальной жизни, в отличие от псевдобытия голливудских поделок, зачастую брал верх наисквернейший вариант.
        Выслушав сообщение Леопольда Каталински, Эдвард Маклайн железной рукой загнал все эмоции в прочную клетку и категорически запретил инженеру предпринимать поиски пропавших. Каталински должен был в самом спешном темпе закончить погрузку контейнеров с золотом и доставить модуль в грузовое «корыто» корабля-матки. Потом Эдвард Маклайн намеревался, в авральном порядке разгрузив модуль, вновь погнать его на Марс и попытаться отыскать пропавших. Он готов был даже оставить инженера на борту «Арго» и самому, в одиночку, приняться за поиски.
        Эдвард Маклайн прекрасно понимал, что это не самый лучший вариант. Оптимальным в сложившейся ситуации было бы следующее (именно так, думал он, и Решат, скорее всего, специалисты Центра): он, командир экипажа, остается дежурить на орбите, а Леопольд Каталински возвращается на Марс и продолжает погрузочные работы. И занимается только этим, не предпринимая никаких вылазок за пределы лагеря, поскольку шансов на то, что Алекс Батлер, Флорецс Рок и Свен Торнссон живы, практически нет. Марсианский Сфинкс мог таить в своих недрах бесчисленные ловушки, обнаружить которые можно, только угодив в них. А выбраться из этих ловушек - нельзя. Эдвард Маклайн предвидел такой ответ, более то-го, он знал, что это будет единственно правильный в данном случае ответ, - но собирался поступить по-своему. Он никогда не простил бы себе, если бы продолжал нести вахту на марсианской орбите, а инженер возился с золотом, а потом они вместе вернулись на Землю, не предприняв ничего для спасения остальных. Алекса Батлера. Свена Торнссона. Флоренс Рок. Флоренс
        Разве можно будет жить с таким грузом на душе, на совести?.. Быть рядом - и даже пальцем не шевельнуть... И после этого - ходить по земле, сытно есть, сладко спать, заниматься своими обычными делами? Эдвард Маклайн просто не мог представить себя в этой роли. И не собирался играть эту роль.
        В конце концов, специалисты ЦУПа могли взять управление космическим кораблем на себя и довести «Арго» до Земли в режиме автоматической станции. Или до околоземной орбиты, а там провести разгрузку с помощью шаттлов. Конечно, в этом случае вероятность успешного перелета от Марса до Земли существенно снижалась, но...
        Эдвард Маклайн не мог по-другому. Он сидел, уронив сжатые кулаки на стол; желваки ходили ходуном на скулах, резко выступающих на его осунувшемся, усохшем лице; он напряженно ждал сигнала связи. Леопольд Каталински молча наблюдал за командиром из-под полусомкнутых ресниц и изредка коротко вздыхал. Он тоже ждал ответа из Центра управления полетом; он не мог бы сказать, каким будет ответ, но совершенно определенно знал другое: отдохнуть и выспаться ему в ближайшее время не придется.
        На Земле уже знали об исчезновении троих астронавтов - командир известил об этом ЦУП еще до того, как Леопольд Каталински добрался до «Арго». Там были ошеломлены непредвиденным развитием событий и порекомендовали только одно: произвести разгрузочные работы и ждать, пока специалисты проанализируют ситуацию и примут окончательное решение.
        Эдвард Маклайн старался, изо всех сил старался держать себя в руках, но перед глазами неотступно и навязчиво, как телереклама, стояла Флоренс. Самое невыносимое
        - это бездействовать, ждать, когда, возможно, именно от этих бесцельно проведенных минут зависит жизнь других... Сидеть и ждать - вместо того чтобы ринуться туда, на эту проклятую планету, Добраться до этого чудовищного ухмыляющегося Лика и зубами прогрызть каменную толщу...
        Командир «Арго» еще крепче сжал кулаки, с силой втянул в себя воздух и резко выдохнул.
        - Все, Лео, - процедил он, почти не разжимая губ. - Теперь я не человек. Я - робот.
        Леопольд Каталински грустно покивал:
        - Я тоже постараюсь, командир. Хотя не знаю, получится ли у...
        Он не договорил - в этот момент Земля вышла на связь.
        ...Эдвард Маклайн точно угадал решение тех, кто занимался проектом «Арго» на Земле. Кроме одной Детали. Да, там считали наиболее целесообразным для командира оставаться на орбите, а для инженера добывать золото, и рекомендовали поступить именно так. Но - не приказывали, а именно «считали целесообразным» и
«рекомендовали».

«Окончательное решение принимай сам, Эд» - эти слова Стивена Лоу давали командиру
«Арго» карт-бланш.

«Как подскажет тебе твоя совесть...» - мысленно добавил Эдвард Маклайн то, что, конечно же, имел в виду, но не сказал его старый знакомый.
        Маклайн был уверен в том, что такой ответ вовсе не продиктован стремлением переложить на его плечи всю ответственность за возможные последствия! Просто Землю населяли все-таки не роботы, а живые люди, в которых Господь вложил частицу своей сущности, именуемую душой...
        Так думал командир «Арго» Эдвард Маклайн.
        Хотя можно было только догадываться, какую битву пришлось выдержать Стивену Лоу и другим с теми, кто настаивал на ином решении. А такие, безусловно, были, Эдвард Маклайн не сомневался в этом - розовые очки давно потерялись в невозвратных краях под названием «детство». Были, были другие - но они, к счастью, оказались в меньшинстве.
        - Ну что, Лео? - Командир словно через силу поднял голову и взглянул на инженера.
        - Как бы ты поступил на моем месте?
        Леопольд Каталински поднес к лицу ладонь и скривившись, принялся внимательно рассматривать собственные пальцы, словно видел их впервые и они ему чем-то не понравились.
        - Командир, я нарушил приказ, - наконец произнес он, нехотя выталкивая из себя слова. - Я побывал там... После того как управился с погрузкой.
        Эдвард Маклайн медленно выпрямился в кресле и некоторое время не мог ничего произнести. Затем, сделав судорожное глотательное движение, словно стараясь справиться с застрявшей в горле костью, он срывающимся хриплым голосом спросил:
        - И... что? Что ты там?..
        Леопольд Каталински вздохнул, по-прежнему не отрывая взгляда от своих пальцев. Он явно не спешил с ответом - и Эдвард Маклайн почувствовал, как что-то оборвалось внутри и кануло в холодную бездну. Но он тут же вспомнил, что превратился в робота, и тон его стал жестким:
        - Ты не имел права, Лео! Не имел права рисковать. А если бы и ты... тоже? В какое положение ты бы меня поставил? И на кой дьявол тогда нужен командир, если его приказы просто игнорируются!
        Леопольд Каталински, растянув губы в виноватой улыбке, крепко потер залысину.
        - Возвращаю вам ваш вопрос, командир: а что бы на моем месте сделали вы? Спокойно забрались в «банку» и стартовали? Не думаю. - Он бросил беглый взгляд на хмурого Эдварда Маклайна и поспешно продолжил, не давая командиру возможности развивать тему о выполнении и невыполнении приказов: - Я спустился в ту дыру, куда провалились Фло с Алексом, там каменный пол, слой пыли, и следы хорошо видны. И следы Свена тоже. Понимаете, командир, они ведь беспрепятственно добрались до ворот - и Алекс с Фло, и Свен, так что я был уверен - никаких ловушек там, в колоннаде, нет. Ну, я и пошел...
        Эдвард Маклайн слушал, всем телом подавшись к инженеру, и впавшие глаза его лихорадочно блестели.
        - Дальше, Лео! Что было дальше?
        - Я все-таки осторожничал на всякий случай шел медленно... да и жутковато было, честно говоря.. Умом-то понимал, что некого здесь опасаться, и все равно... - Леопольд Каталински поежился. - В общем, неуютно было. Дошел до ворот - здоровенные такие воротища! - толкаю, изо всех сил толкаю - они даже не шелохнутся. Там на них ручки, на обеих створках, я начал тянуть - то же самое.
        - Может, плохо тянул?
        - Да нет, командир, не думаю. Старался на совесть, а я все-таки не из самых хилых. Тут дело в другом, командир: закрыты они. - Инженер опять вздохнул. - Наверное, захлопнулись за ними... как дверь с защелкивающимся замком.
        Командир прищурился:
        - То есть ты думаешь, что они вошли в приоткрытые ворота - они ведь были приоткрыты, ты ведь так мне говорил?
        - Да, - кивнул инженер, - так Алекс сообщил Свену.
        - Так вот, они, значит, вошли в приоткрытые ворота - в приоткрытые, Лео! - и захлопнули их за собой? Ты действительно так думаешь, Лео?
        - Да нет, конечно, - пробормотал инженер. - Я говорю - захлопнулись за ними... или... я не знаю... Какая-то автоматика?.. В общем, факт есть факт: они закрыты, командир. Стучал, кричал - бесполезно... И рация молчит по-прежнему... Я назад, к вездеходу, Свен в нем бур оставил... Попробовал их буром взять, - инженер безнадежно махнул рукой, - никакого толку, это ведь не кизерит ковырять. Там, видать, толщина металла как в банковском хранилище, никаким буром не продырявишь..

«Наверное, можно было бы продырявить, - подумал Эдвард Маклайн. - Если бы Флоренс сотворила новую головку, сверхпрочную... Она бы сотворила, она бы смогла... если бы она была вместе с Лео... - Он до боли стиснул зубы. - Значит, обойдемся без бура...»
        - Я там все осмотрел, замок искал, - продолжал Леопольд Каталински. - И ничего... Опять стучал, толкал, тянул, все руки отбил, плечи... Кричал, прислушивался... Тишина, командир. Ни звука. Что мне было еще делать? - Он бросил взгляд на командира и тут же опустил глаза. - Они бы просто не могли меня не услышать, там же акустика как в церкви! Разве что мертвый не услы... - Он запоздало прикусил губу.

«Пол... - подумал командир. Ему хотелось кричать от собственного бессилия. - Любая плита за воротами, у самого входа... Подалась под ногами, повернулась - и вновь встала на место... А под ней - бездна... Или сразу несколько плит...» Леопольд Каталински вновь уныло уставился на свою ладонь, и Эдвард Маклайн только сейчас заметил, какая она красная и распухшая.
        - Лео, я никогда больше не буду работать с тобой в одном экипаже, - сухо сказал он. - Потому что ты нарушил мой приказ. И инструкцию тоже. Более того, ты даже не поставил меня в известность о своем решении.
        Каталински покорно кивнул: - Понимаю, командир. Но вряд ли я когда-нибудь еще раз изъявлю желание полететь на Марс. Вряд ли... Мне это золото до конца дней моих будет сниться. И не только золото... Черт побери, командир, я не привык к такому..
        к такому... Они же у меня перед Глазами стоят, командир! - Последнюю фразу Леопольд Каталински почти выкрикнул и с силой провел ладонью по лицу.
        - Я тоже не привык, Лео, - сказал Эдвард Маклайн голосом, каким мог бы обладать робот. - Но давай не будем раскисать, сейчас не до этого я не собираюсь строить из себя супергероя, никакой я не супергерой, и мне тоже тяжело... Но давай все-таки не будем раскисать. Ты ведь потому мне все это рас. сказал, чтобы я ни на что особенно не рассчитывал... Я и не рассчитываю. Я знаю, что шансов мало. Но они есть, Лео!
        Каталински неопределенно повел плечами, словно висел у него там какой-то невидимый неудобный груз.
        - В общем, так... - Эдвард Маклайн сдавил рукой подлокотник кресла. - Поскольку право принять окончательное решение оставлено за мной, то вот оно, мое решение. Заметь, в отличие от тебя, я его не скрываю. Я намерен тоже побывать у тех дьявольских ворот и все-таки попытаться открыть их. Может быть, у мена сил побольше. Открыть - и поискать за ними. Если кто-нибудь уцелел... - голос командира чуть дрогнул, - то до сих пор может еще... В любом случае я - туда. - Эдвард Маклайн кивком указал на пол. - Помоги подготовить «банку», если тебя еще ноги носят.
        Леопольд Каталински устало поднял голову:
        - Я все понимаю, командир, но какой смысл? Да будь вы даже Кинг-Конгом, ворота вам не открыть. Они заперты. За-пер-ты!
        - Я не буду открывать ворота, Лео. Я их просто взорву.
        Инженер горько усмехнулся:
        - Чем, командир? В нашем арсенале только «магнум» да ракетница...
        - В нашем арсенале есть еще и взрывчатка, Лео.
        Черные брови Леопольда Каталински изумленно поползли вверх, сминая лоб инженера в складки:
        - Что? Какая взрывчатка, командир? Мы что, суперкрейсер звездного флота?
        - Хорошая взрывчатка, - заверил коллегу Эдвард Маклайн. - С великолепными характеристиками.
        Инженер некоторое время усваивал это сообщение, а потом, подавшись к командиру, вкрадчивым голосом спросил:
        - Вы хотите сказать, что мы летели сюда в пороховой бочке? Надеюсь, вы пошутили, да?
        Эдвард Маклайн промолчал, и тон инженера стал возмущенным:
        - Вот это новости! Взрывчатка могла сдетонировать еще при старте, там же вибрации были - ого-го! И вы знали - и ничего нам не сказали?
        - Меньше знаешь - крепче спишь, Лео, - невесело усмехнулся Эдвард Маклайн. - Не взорвались же, как видишь... Кто-то ведь рассчитывал степень риска. Или ты думаешь
        - просто взяли ящик с ближайшей базы и забросили нам в трюм? А делиться такой информацией с экипажем без надобности меня не уполномочили.
        - Понятно, - протянул Леопольд Каталински и с привычной, хотя временно и пропавшей было язвительностью добавил: - Надеюсь, вирусов какой-нибудь сибирской язвы у нас на борту нет? Или, скажем, парочки ядерных боеголовок? Зачем нам сунули взрывчатку? Впрочем, догадываюсь.
        - Вот именно, - кивнул командир. - На случай, если где-то окажется твердая порода, которая будет бурам не под силу. Могло такое случиться?
        - Могло, - согласился инженер. - Да уж, о таких вещах лучше не знать. И конечно, меня радует, что эпидемия чумы нам не грозит. Если вы полностью поделились информацией.
        - Перестань, Лео, - ровным голосом сказал Эдвард Маклайн; такой ровной бывает туго натянутая, вот-вот готовая лопнуть струна. - Силком тебя сюда никто не тащил.
        - Не тащил. Но и про взрывчатку никто ничего... Инженер взглянул на бледное чеканное лицо командира и осекся. Поерзал в кресле и продолжил уже другим тоном: - Ну хорошо, мы заложим взрывчатку под ворота. Но там же негде укрыться - абсолютно пустой прямой туннель: ни углублений в полу, ни каких-нибудь ниш в стенах. Рванет. Где гарантия, что потолочные перекрытия не обрушатся нам на голову?
        - Никаких гарантий нет, - сказал Эдвард Маклаин. - Но это шанс. И я его использую.
        - Мы его используем, - после короткого молчания поправил командира Леопольд Каталински, сделав ударение на слове «мы». - Вдвоем будет сподручнее, командир...
        Эдвард Маклайн посмотрел на инженера долгим пристальным взглядом.
        - Лео, у тебя есть выбор.
        - Да? - деланно удивился Леопольд Каталински. - А по-моему, у этой задачи только одно решение. Одно-единственное.
        - Но если ты опять будешь игнорировать мои приказы…
        - Не буду, - заверил инженер, прижимая руки к груди. - Могу поклясться на Библии.
        - Тогда собираемся. - Командир встал. - В суде будешь клясться. Иди грузи контейнеры, на мне - заправка «банки». Сейчас сообщу Земле, пусть берут управление на себя. Да, и не забудь прихватить трос подлиннее. Для страховки.
        - Есть, командир.
        Леопольд Каталински тяжело поднялся, упираясь кулаками в колени, и направился к выходу из отсека, по-слоновьему медленно переставляя ноги в тяже-дых ботинках. Спина его была сгорблена, как у Атланта, держащего Землю.
        - Смажь руки, - сказал командир ему вслед. - Там в аптечке есть что-то от ушибов.
        - Обойдусь, - вяло отмахнулся инженер.
        - Это приказ, Лео.
        - Есть, командир...

* * *
        Хотя Маклайн и Каталински работали почти без передышки, прибегнув к помощи биостимуляторов, на подготовку модуля ко второму автономному полету ушла почти вся орбитальная ночь, и им так и не удалось ни минуты поспать. Пентагоновские препараты позволяли астронавтам сохранять вполне приемлемую работоспособность, но применение их неминуемо должно было впоследствии сказаться на организме - и отнюдь не с положительной стороны. Эдвард Маклайн знал случаи, когда эти мобилизаторы скрытых резервов становились причиной преждевременного увольнения с воинской службы. Однако сейчас это не имело никакого значения - он готов был бы пожертвовать не только службой, но чем Угодно, лишь бы весь этот аврал оказался не напрасным. И дело здесь было не только в том, что в числе пропавших находилась Флоренс. Эдвард Маклайн в любом случае принял бы решение искать своих коллег. Командир «Арго» тоже носил в себе частицу Всевышнего.
        Наконец, закончив приготовления, они загрузили Модуль всем необходимым, и Здвард Маклайн впервые после земного полигона сел за панель управления «консервной банки».
        - С Богом, Лео, - сказал он, активизируя систему расстыковки.
        - С Богом, - эхом откликнулся Леопольд Каталински. Глаза инженера заметно подрастеряли антрацитовый апеннинский блеск, на обвисших щеках и подбородке щедро проросла черная щетина, делая его похожим на «донов» «Коза ностры».
        Модуль вытолкнуло из корытообразного грузового отсека «Арго» вверх и назад, и через несколько секунд он оказался в стороне от корабля-матки, все больше уходя от него. Эдвард Маклайн видел на экране удаляющийся межпланетный корабль, оставшийся без экипажа и без капитана, - и у него тягостно сжималось сердце. Ясон покинул
«Арго»...
        - Как бы он от нас не сбежал, - озабоченно сказал Леопольд Каталински, тоже глядя на экран.
        - Не должен, - глухо отозвался Эдвард Маклайн. - Парни из ЦУПа обещали постеречь.
        - В крайнем случае, будем менять у аборигенов золото на еду, - попытался пошутить инженер. - Продержимся до второй экспедиции.
        Командир «Арго» промолчал и запустил двигатели.
        Далеко внизу первые солнечные лучи осветили дно древнего высохшего океана и дотянулись до сидонийского берега. И тут же пропали, потому что над Сидонией все больше сгущались мутные облака.
        - Берег Красного Гора, - сказал Каталински. - Мы назвали этот район Берегом Красного Гора. Гор - это такой древнеегипетский бог, бог-сокол...
        - «Бойцовый сокол». Помолчи, Лео, хорошо? ...«Арго» давно уже исчез с экрана, и в какой-то неуловимый момент марсианское небо, только что бывшее под ногами у астронавтов, оказалось у них над головой.
        Леопольд Каталински созерцал на экране уже знакомую панораму марсианской поверхности и вновь ловил себя на мысли о том, что ему совершенно не хочется возвращаться в этот пустынный мир. Да, раньше у него было искреннее желание побывать на Марсе, оставить свой след в Заземелье, своими глазами увидеть то, чего никогда не доведется увидеть воочию миллиардам землян... Но первые восторги давно прошли, и ждала его только рутинная, механическая, утомительная работа, и ждали поиски, которые - сто тысяч против одного - ни к чему не приведут. А еще где-то в подсознании засел непонятный страх - Марсианский Сфинкс почему-то казался ему живым злобным чудовищем...
        Эдвард Маклайн, пожалуй, не уступал Торнссону в искусстве пилотирования. Модуль плавно шел по наклонной, заходя на равнину со стороны испарившегося океана, - и вот уже возникла на обзорном экране громада Сфинкса. Леопольд Каталински опять подумал, что этот исполин до странности похож на маску, которую он видел лет пять назад на праздновании Хэллоуина в Бостоне. Прошло несколько мгновений - и он понял, что таинственный сидонийский Лик изменился. Белая субстанция, заполнявшая огромные глазницы, которую он вместе с Алексом Батлером, Свеном Торнссоном и Флоренс наблюдал во время первого полета над Сидонией, стала гораздо более разреженной, и теперь уже было понятно, что это не лед, а туман.
        И сквозь этот туман проступили глаза Сфинкса - черно-лиловые, матовые, поглощающие бледный свет Марсианского утра. Они были еще плохо видны, они Казались мутными, как спросонок, но очень походили на живые. Их взгляд впивался в мозг - и Леопольд Каталински вдруг почувствовал резкую головную боль. Он потер ладонью вспотевший лоб, оторвал взгляд от экрана, - и боль понемногу отступила, стала глуше, но не спешила исчезать.
        Конечно, виной тому было напряжение послед, них часов и, возможно, не вовремя разыгравшееся воображение... но инженер не мог избавиться от ощущения, что у каменного исполина поистине живой очень тяжелый и недобрый взгляд - хотя пока и затуманенный. Пока...
        Леопольд Каталински заставил себя поднять голову и вновь посмотреть на экран. Вместо Сфинкса под модулем был уже котлован с одиноко застывшим экскаватором.
        - Лео, внимание! - предупредил Эдвард Маклайн. - Начинаю тормозить.
        - Понял, командир, - внутренне собравшись, ответил Каталински.
        ...Посадочная операция прошла без сучка и задоринки, но Эдвард Маклайн совершенно взмок, словно от самой стартовой точки тащил модуль на себе. Ему не терпелось поскорее отправиться к Сфинксу но он со своей обычной скрупулезностью провел все до единой послепосадочные процедуры, потому что по-другому просто не мог. И только убедившись в том, что с модулем все в полном порядке, вместе с инженером вышел под марсианские небеса. С ящиком взрывчатки в руках - как будто собирался принести дань кровавому богу войны.
        Хотя странная атмосферная аномалия продолжала существовать, астронавты прицепили у пояса шлемы и повесили на спину баллоны. Как сообщал специалисты чуть не сломали головы, пытаясь объяснить этот феномен, не вписывающийся ни в какие теории. Утро было пасмурным, красно-желтые облака сплошной пеленой затянули небо, и горизонт потонул в багровом полумраке. Рейки контейнерной колеи занесло размельченной породой, и у колес марсохода высились ржавые холмики. На водительском сиденье ровера одиноко лежала золотая плитка с изображением загадочного зверя; это Леопольд Каталински бросил ее туда перед взлетом с Марса - он и сам не знал зачем. Он не считал себя суеверным и не верил в какие-то потусторонние, высшие силы - вернее, просто не думал об этом... но плитку оставил совершенно сознательно, на всякий случай, как бы на время возлагая ответственность за сохранность и исправность вездехода на местных богов или духов... Духов прошлого...
        Там, где когда-то жили разумные существа, обязательно должны были присутствовать какие-то высшие сущности, порожденные коллективным сознанием, но впоследствии обособившиеся и, возможно, превратившиеся в нечто иное, чем они были первоначально.
        Леопольд Каталински так ничего и не рассказал командиру «Арго» о вавилонском сирруше с врат богини Иштар - для подобных разговоров просто не было времени... Командир видел плитки при разгрузке, но совершенно не заинтересовался нанесенным на них Рисунком; он был сосредоточен совсем на другом.
        Они вытащили из вездехода экспресс-лабораторию, а взамен погрузили два запасных баллона, еще один бур вдобавок к тому, что уже лежал в кузове, внушительный моток тонкого троса и несколько реек от контейнерной дороги. Ящик с взрывчаткой Эдвард Маклайн бережно устроил у себя на коленях; на поясе у командира, рядом со шлемом, висел пистолет в кобуре, а у инженера - ракетница. Правда, стрелять было не в кого и подавать сигналы тоже некому - но Эдвард Маклайн решил, что эти образцы военной техники не будут большой обузой и пригодятся хотя бы для того, чтобы дать знать о себе друг другу в случае чего...
        Леопольд Каталински сел за руль - и вездеход побуксовав, рывком отправился в путь.
        - Осторожнее, Лео, - сказал Эдвард Маклайн, придерживая ящик, чуть не соскочивший с его коленей. - Взрывчатка все-таки, а не хот-доги.
        - Но кто-то ведь рассчитывал степень риска, - буркнул в ответ Каталински, возвращая командиру его же фразу. - Небось швыряли его и так, и этак...
        - Осторожность не помешает, - назидательно заметил Эдвард Маклайн. - Раз в жизни и палка может выстрелить. Знаешь, как закончилась космическая карьера кого-то из тех, первых, что летали на «Джемини»? Карпентера, кажется.
        - Бейсбольная бита выстрелила, - проворчал Каталински, внимательно глядя перед собой.
        - Примерно так, - кивнул Эдвард Маклайн. - А точнее - поскользнулся в собственной ванной на куске мыла. Перелом - и запрет на полеты. Навсегда.
        Каталински покосился на командира, явно собираясь дать свой комментарий, но подавил в себе готовые вот-вот вырваться слова и вновь перевел взгляд на равнину, бегущую под округлый скошенный капот ровера. Вылетающие из-под колес мелкие камешки глухо стучали по днищу, и это были единственные звуки, нарушающие тишину,
        - электродвигатель работал практически бесшумно. Багровая мгла, окольцевавшая горизонт, придавала пейзажу мрачный и какой-то нереальный вид. Легкий ветер то и дело сменялся довольно резкими порывами, словно у бога войны ни с того ни с сего сбивалось дыхание. Словно он был то ли встревожен, то ли раздражен присутствием здесь чужаков...
        Эдварду Маклайну все тут было в диковинку: фотографии и кадры видеосъемки - это одно, а реальный вид изнутри, вблизи - совсем другое. Но не то было у него настроение, чтобы зачарованно смотреть но сторонам и восхищаться неземной, в буквальном смысле, красотой иного мира. Странной была эта красота, тревожной; красивы узоры ураганов, когда наблюдаешь их с высоты, из кабины «бойцового сокола», - но не приведи Господь угодить туда, в эти нежные на вид гибельные завихрения...
        Мысли вырвались-таки из запертой клетки и назойливыми молоточками стучали в висках командира «Арго»: «Только бы - живые... Только бы - живые...»
        Он тщательно продумал все дальнейшие действия. Они доберутся до того злополучного входа внутрь Сфинкса и вновь, теперь уже вдвоем, попытаются открыть его. Не получится - пустят в ход буры, хотя надежды на них почти никакой - не те это буры. Ну, а потом - взрывчатка. Риск? Да, риск. Что, если произойдет обвал, рухнут ворота и придавят тех, кто, может быть, находится за ними. Хотя вряд ли, конечно, кто-то находится возле ворот. Гораздо вероятнее - в колодцах под плитами...
        Ворота не устоят перед взрывчаткой - и тогда Лео останется возле них на страховке, а он, руководитель Первой марсианской, обвяжется тросом с альпинистским карабином, войдет внутрь и начнет методично обследовать каждый метр пола. Если ловушка вновь сработает и он провалится - инженер будет знать, где искать. Положит на ту коварную плиту дополнительный груз - баллоны, что лежат в кузове ровера. И когда плита под их тяжестью вновь откроет ловушку подопрет ее контейнерной рейкой. Соскользнет рейка - возьмет другую. Да, работа не из легких - Телом упирать рейку в плиту, а руками вытягивать из колодца трос с солидным грузом на конце, - но справиться с такой работой можно. Нужно справиться.,. Главное - чтобы ловушка не оказалась глубоким колодцем, не дающим тем, кто попал туда раньше, без страховочного троса, шансов на спасение. И оставалась еще уповать на пониженную силу тяжести, чуть ли не на шестьдесят процентов меньшую, чем на Земле. Пока летишь - можно попытаться зацепиться за стены, притормозить, замедлить падение...
        О том, что принцип действия ловушек может быть совсем другим, Эдвард Маклайн старался не думать.
        Леопольд Каталински остановил вездеход возле щели между плитами колоннады.
        - Это здесь, командир.
        Эдвард Маклайн поднялся с сиденья ровера, держа взрывчатку в руках, огляделся и задумчиво произнес:
        - Странно... Угодить в единственную дыру... Теория вероятностей должна встать на дыбы, а потом грохнуться в обморок.
        - Что такое теория, командир? - Инженер уже вытаскивал из кузова снаряжение. - Теории придумываем мы, люди, а реальной жизни наплевать на все наши теории. Она не знает наших теорий и распоряжается нами так, как ей заблагорассудится. Какова была вероятность того, что «Титаник» напорется на единственный айсберг чуть ли не во всем океане? Но напоролся же! Кто-то там, - он показал вверх, на мрачные облака, - любит подобные штучки.
        - И все равно странно, - повторил Эдвард Маклайн.
        В щель между плитами они спустились по тросу, привязанному к верхушке одной из утонувших в грунте колонн. Командир повесил на плечо дополнительные баллоны и моток троса, взял под мышку ящик с взрывчаткой и контейнерные рейки; инженер накинул на шею перехлестнутые шланги обоих буров, а довольно объемистую коробку системы питания и управления намеревался нести перед собой. Пускаться в путь с таким грузом было не очень удобно, но другого варианта они не придумали. Да, наверное, и не существовало никакого другого варианта.
        Включив фонари на шлемах, они направились в сторону Сфинкса вдоль каменных стен, оставляя новые следы на пыльном полу, по которому до вчерашнего дня никто не ходил в течение долгих веков.
        Они оба надеялись на милосердие Господа, хотя надежда эта была такой же слабой, как свет за их спинами, просачивающийся сквозь проем внутрь колоннады...
        - Вдвоем здесь намного веселей, - сказал Леопольд Каталински через несколько минут, чтобы прервать молчание.
        - Это была неудачная идея, - мрачно и невпопад отозвался Эдвард Маклайн фразой киногероев. - О чем вы, командир?
        - Им не следовало лезть сюда...
        - Но они же просто провалились! Они не собиралась никуда лезть...
        - Знаю. - Эдвард Маклайн болезненно скривился и поудобнее перехватил ящик, прижимая локтем к боку готовые посыпаться на пол рейки. - Все знаю и все понимаю..
        и Алекса понимаю, и Флоренс... И сам бы точно так же поступил на их месте. Вероятно. Просто нам поставили две совершенно разные задачи: одна - чисто практическая, другая - познавательная. Вот и получилось... Ладно, что сделано, то сделано, ничего вспять не повернуть.
        Ему вдруг с удивительной отчетливостью вспомнился давний вечер на земной базе в пустыне Юта. Он сидел в холле у телевизора, и вошла Флоренс... Из душа, в легком коротком зеленом халатике, удивительно гармонирующем с цветом ее глаз. Волосы ее были собраны в хвостик на затылке, и она выглядела совсем как девчонка, как школьница, и он сказал ей об этом. А она в ответ благодарно улыбнулась какой-то легкой, воздушной, необыкновенно светлой улыбкой и, присев на подлокотник соседнего кресла, начала нести милую чушь, наверное, прямо тут же и выдуманную.
        Есть люди, говорила она, которые доживают до семидесяти -восьмидесяти лет, а потом все жизненные процессы у них начинают идти в обратную сторону: вместо того чтобы продолжать неумолимо дряхлеть, они молодеют. В девяносто лет бывшие восьмидесятилетние становятся семидесятилетними, а в сто - шестидесятилетними. Ей уже почти сто сорок, продолжала с улыбкой нести ахинею Флоренс, она прекрасно помнит, как строилась нью-йоркская подземка и монтировалась на острове Бедлоу Статуя Свободы, она видела Авраама Линкольна, ездила в первых автомобилях Форда и смотрела беззвучные черно-белые кинофильмы под аккомпанемент пианино; ей почти сто сорок - а выглядит на двадцать! Таких людей пока не очень много, говорила она, и самое главное - скрывать от других свои знания и память, чтобы не отпугнуть окружающих, а еще - чтобы избегать внимания докучливых ученых. Надо прикидываться наивной девчонкой, стараться ничем не выделяться среди других и молодеть себе дальше. А потом процесс вновь поменяет направление, а потом опять... Так она и путешествует от молодости к старости и обратно, туда-сюда, туда-сюда - и намерена
продолжать подобную жизнь вечно. Или - пока не надоест... Он сидел тогда, почти не вслушиваясь в ее слова, и любовался ею, стосорокалетней долгожительницей с обликом школьницы, и, конечно, мог поймать ее на кое-каких противоречиях, но зачем? Ему нравилось то, как она говорит, иногда смешно морща нос, и он вовсе был не против того, чтобы она молодела и дальше, милая Флоренс Рок, повернувшая время вспять...
        - Ничего вспять не повернуть, - повторил Эдвард Маклайн и в который уже раз сжал кулаки, словно это могло приглушить душевную боль.
        - Нас было здесь слишком мало, - как будто оправдываясь, сказал Леопольд Каталински и поймал себя на этом «было». Эдвард Маклайн промолчал. Не говоря больше ни слова, они шагали по колоннаде все дальше и дальше. Миновали, не останавливаясь, боковые ворота с дугообразными ручками - Эдвард Маклайн только угрюмо взглянул на них, - и наконец свет фонарей уперся в возникшую впереди преграду.
        Это были ворота. Ворота, отделявшие Эдварда Маклайна и Леопольда Каталински от товарищей, от партнеров, от коллег. Они выглядели очень внушительно - но разве могла устоять эта внушительность перед убедительностью средства, изобретенного пентагоновскими последователями Альфреда Нобеля?
        - Вот они, командир, - приглушенным голосом произнес инженер, словно Эдвард Маклайн не видел того, что возвышалось прямо перед ним.
        Командир «Арго» сложил на пол свой груз и, медленно поводя фонарем из стороны в сторону и сверху вниз, приблизился к высоким темным створкам. И обеими руками надавил на них в том месте, где они сходились.
        - Помоги, Лео.
        Инженер, поспешно освободившись от поклажи, присоединился к нему. Некоторое время они, изо всех сил упираясь подошвами в пол, старались хотя бы чуть-чуть сдвинуть створки с места - но с таким же успехом можно было пытаться сдвинуть с места саму громаду Марсианского Сфинкса. Рука Эдварда Маклайна непроизвольно скользнула к кобуре с пистолетом и замерла на полпути - стрелять было бы бесполезно и глупо.
        - Стоп, Лео. - Командир выпрямился и, набрав в грудь побольше воздуха, протяжно и зычно крикнул: - Э-эй!..
        Глухое эхо заметалось по туннелю - и тут же стихло. Ни звука не донеслось из-за ворот.
        - Давай потянем, Лео. - Эдвард Маклайн двумя руками ухватился за черную изогнутую ручку. Леопольд Каталински пристроился рядом. - Раз-два, тянем!.. Раз-два, тянем!
        Эффект был тот же. Нулевой.
        - Я же говорил: закрыты, - сказал инженер. - Защелкнулись на замок.
        - Давай бур, - процедил Эдвард Маклайн.
        Бур с визгом впился в едва заметную разделительную линию. Командир, оскалившись от напряжения, всем телом навалился на него, мысленно твердя: «Ну, давай же... Ну, давай!..»
        Леопольд Каталински, скривившись, устало наблюдал за этими тщетными потугами, от пронзительных звуков, издаваемых буром, у него заныли зубы.
        Наконец Эдвард Маклайн опустил бур, и в туннель вернулась тишина. Но теперь она казалась звенящей. Луч фонаря осветил маленькую выемку на воротах, изготовленных, судя по всему, из какого-то очень твердого сплава. Едва заметное углубление - и все... Может быть, часов через десять -пятнадцать непрерывной работы этот сплав и удалось бы продырявить насквозь - но где взять такой бур, который бы выдержал подобную нагрузку? И что даст одно-единственное отверстие в воротах?
        Ничего.
        - Похоже, ты прав, Лео, - сказал Эдвард Маклайн. - Ни черта тут не получится, нашими игрушками только дырки в зубах сверлить.
        Он бросил бур на каменную поверхность и, шагнув к инженеру, сидящему на корточках возле системы Управления, ударил по ней квадратным носком ботинка. Коробка отлетела в сторону и со стуком ударилась о стену.
        Инженер снизу вверх молча посмотрел на командира. Эдвард Маклайн принялся распаковывать взрывчатку.
        - Сейчас я устрою тихую Варфоломеевскую ночь вместе с Перл-Харбором! Давай, Лео, бери заряды!
        Они разложили короткие, обернутые в жесткую Упаковку бруски возле нижней кромки ворот и, подобрав с пола принесенную из вездехода поклажу, направились назад, в темноту туннеля. Согласно инструкции, обнаруженной в ящике, следовало отойти на расстояние не менее ста метров от «объекта воздействия» и укрыться за какой-нибудь надежной преградой или же в углублении на местности. Никаких преград и углублений в туннеле не было, и оставалось уповать только на то, что ударная волна, которая устремится прямо на них в довольно узком пространстве, все-таки не отобьет им мозги.
        Они не разговаривали друг с другом, потому что Эдвард Маклайн вслух считал шаги.
        - Двести девяносто девять... Триста... - Он остановился. - Все, Лео, окапываемся.
        Их отделяло от ворот двести с лишним метров - вдвое больше, чем того требовала инструкция, и командир был уверен, что этого будет достаточно. Выключив фонари, они ничком распластались на полу ногами к воротам, и Эдвард Маклайн без колебаний нажал на кнопку извлеченного из ящика дистанционного взрывателя.
        Наверное, подобный грохот этим камням доводилось слышать только тысячи лет назад, когда падали с неба огромные глыбы. Упругая стена пыльного воздуха с бешеной скоростью стартовавшего шаттла налетела на втиснувшихся в пол астронавтов, раскидала невидимые в темноте буры, баллоны и рейки и потащила людей по каменным плитам. Они заскользили, как шайбы по льду, а позади них, вдали, все продолжал и продолжал раздаваться шум и стук - это был уже не взрыв, это был обвал...
        - Лео, ты жив? - спросил командир, приподнимаясь на руках и шаря по полу лучом фонаря. Луч был мутным от пыли.
        - Скорее жив, чем мертв, - почти сразу отозвался из-под стены Леопольд Каталински.
        - Только в ушах звенит.
        - Если звенит - значит, жив, - прокомментировал Эдвард Маклайн. - Пойдем посмотрим, что мы натворили.
        В полной тишине, вновь прочно, по-хозяйски обосновавшейся в подземелье, они вернулись к воротам.
        Ворот не было видно.
        Два световых потока, медленно перемещаясь, перекрещиваясь, снова и снова натыкались на казавшуюся черной породу и обломки каменных плит. Потолок рухнул, и взорванный, спрессованный веками кизерит полностью перекрыл туннель. Даже если ворота и не устояли перед взрывчаткой, до входа теперь можно было добраться только с помощью экскаватора.
        Леопольд Каталински тихо присвистнул и безнадежно покачал головой, а Эдвард Маклайн, чуть ли не до крови закусив губу, перебирал в уме варианты.
        Вариантов было совсем немного. Всего два.
        Вернуться в лагерь и разобрать экскаватор, полностью запоров работу по погрузке золота. Перевезти его к щели в плитах туннеля. Еще больше сдвинуть плиты. По частям перенести экскаватор в туннель. Доставить его сюда, к завалу. Собрать. Ликвидировать завал.
        По самым оптимистическим прикидкам, на это должно было уйти никак не меньше суток. Сутки непрерывной работы, без обеда, без сменщиков, без сна. А если растревоженная взрывом порода вновь обвалится и похоронит под собой экскаватор? Вместе с инженером...
        - Со счастливым финалом придется повременить, - сказал Эдвард Маклайн.
        - Не обманывайте себя, командир, - мрачно выдавил из себя Леопольд Каталински. - Счастливого Финала не будет.
        - Это мы еще посмотрим, - жестко сказал Эдвард Маклайн. - Возвращайся к «банке», Лео. Выводи ящики и начинай погрузку. Всё. Твое дело - погрузка. Ничего больше. А я буду искать другой вход.
        Леопольд Каталински, переступая с ноги на ногу, потыкал ботинком в кизеритовую насыпь.
        - Я все понимаю, командир... И не собираюсь давать советы, но...
        - Я не младенец, - прервал его Эдвард Маклайн. - И давно уже не верю в доброго Санта Клауса. Но тут есть и другие входы, Лео. Вот, смотри.
        Командир «Арго» расстегнул карман комбинезона и извлек оттуда квадрат плотной бумаги. Инженер шагнул к нему. Наклонив голову, посветил фонарем.
        - Откуда, командир? - Он сразу разобрался, что это такое.
        - Ксерокопия картинок из закодированных файлов, - пояснил Эдвард Маклайн. - Вчера передали код доступа.
        - Где они раскопали?
        - Потом, Лео! - нетерпеливо дернул плечом командир и постучал пальцем по ксерокопии. - Вот наш вход. А вот - другие. Этот, - он перевел палец на вторую схему, - ниже нашего, значит, еще глубже под поверхностью. - Его палец вновь переместился. - И этот тоже. Остаются еще два. Вот этот вверху, где-то внутри глаза со слезой. А этот - гораздо выше нашего, видишь? Недалеко от верхнего края, значит - должен быть над поверхностью. И я его найду.
        Инженер представил заполненные белым туманом жуткие глазницы Сфинкса.
        - Даже если вы найдете... Ведь это совсем в другом месте... Вдруг там лабиринт, как у того древнего быка, кентавра?
        - Минотавра, - механически поправил инженера Эдвард Маклайн.
        - Да хоть и динозавра! Сунетесь туда, и вас прихлопнет...
        - Не прихлопнет, - отрезал командир «Арго». - Иди и занимайся погрузкой. Это приказ. Пока ты в моем подчинении, изволь выполнять приказы. Вернешься домой - можешь жаловаться. - Эдвард Маклайн помолчал, потом, убрав ксерокопию в карман, легонько похлопал угрюмо застывшего инженера по плечу. - Я не полезу внутрь, Лео, если найду этот вход. Я позову тебя, и мы пойдем вместе, в связке. Я должен найти, понимаешь?
        - Понимаю, командир... - вздохнул Леопольд Каталински.
        - Вот и отлично. Давай, пошли. Бери ровер и езжай. Грузи так, как будто это твой последний день. Я тебя позову, Лео, даю слово. Если найду...
        Они стояли в темном туннеле, в головокружительной дали от Земли, стояли друг напротив друга - одинокие и беспомощные, - и каждый из них понимал, что надежда на успех столь же эфемерна, как луч солнца среди беспросветной вечной ночи...
        Потом они, подобрав разбросанное взрывной волной снаряжение, побрели назад, к выходу на поверхность.

* * *
        Невидимое солнце, медленно перемещаясь по небу, подсвечивало облака, и все вокруг словно пропиталось кровью. Эдварду Маклайну было жарко, и он Давно уже чуть ли не до пояса расстегнул комбинезон. Воздух был сухой, как в пустыне, и командиру хотелось пить. Но он не собирался возвращаться в лагерь только для того, чтобы утолить жажду. И продолжал медленно идти вдоль исполинского древнего сооружения, обшаривая его внимательным взглядом снизу доверху и обратно в надежде разглядеть темное пятно другого входа, ведущего внутрь Марсианского Сфинкса. Посадочный модуль закрывала от него каменная громада, а слева простиралась унылая равнина, ведущая к древнему океану. Здесь было тихо, очень тихо, словно звуки навеки исчезли с этой обездоленной планеты вместе с некогда населявшими ее разумными существами.

«Как все-таки это несправедливо, - меланхолично размышлял Эдвард Маклайн. - Они много знали и умели, они возвели эти гигантские сооружения... и все равно не смогли выжить... Вот так и от нас останутся когда-нибудь небоскребы... нет, небоскребы рухнут, а вот пирамиды будут стоять еще тысячи лет. Но пирамиды - это не от нас, а от тех, кто был гораздо раньше. А от нас ничего не останется, кроме разве что мусорных свалок и подземных арсеналов... Да десятка спутников на орбите, из тех, вечных...»
        Ему подумалось, что в ясную погоду Лик должен быть хорошо различим даже в самую примитивную подзорную трубу или бинокль, если смотреть на него сверху, из ближнего космоса. Даже сейчас, когда исполин уже изъеден временем. Насколько же выразительнее он выглядел тысячи лет назад! Неведомо чей лик, возможно, и был изваян именно для того, чтобы его созерцали с высоты. Марсиане были крылатыми? Не отсюда ли возникли у жителей Земли представления об ангелах? Или у них были летательные аппараты - вертолеты, самолеты, космические корабли?
        Эдвард Маклайн вспомнил, как во время предполетной подготовки просматривал подборку материалов, касающихся Марса и Сидонии, подготовленную специалистами НАСА. Была там среди прочих предположений одна весьма любопытная статья автора из Европы. Фамилия его была, кажется, Мартынов... Да, Олег Мартынов из Украины...
        Это предположение, по мнению командира «Арго», явно не тянуло на подлинную научную гипотезу; оно, скорее, походило на этакую лирическую фантазию - но, наверное, именно потому и запомнилось.
        Мартынов фантазировал о том, что в результате планетарного катаклизма остатки марсианской расы некогда были вынуждены перебраться на Фобос и Деймос, которые являлись, по его версии, не чем иным, как астероидами, прибуксированными на ареоцентрическую орбиту. Марсиане произвели выработку породы из недр этих астероидов, оборудовали внутренние пустоты, и эти новые спутники стали орбитальными базами, приютившими беженцев. Совершая вылазки на непригодную более для жизни родную планету, марсианские мастера изваяли грандиозный Лик, который был вовсе не Сфинксом, а... Ликом Христа! Они молились этому Лику, взирая на него с поверхности марсианских лун. Оказывается, Мессия, Сын Божий, еще до Своего появления в земных пределах указывал путь к спасению древней марсианской расе... Марсиане, как и много веков спустя их земные соседи, не вняли Слову Господа - и поплатились за это исходом с родной планеты. И кто знает, может быть, еще до сих пор в городах, возведенных под поверхностью крохотных сателлитов Марса, продолжали...
        Эдвард Маклайн остановился, словно налетел на Невидимое препятствие, а затем резко, всем телом, Развернулся к уходящему вверх необъятному боку Марсианского Сфинкса. Высоко над головой астронавта темнело отверстие... во всяком случае, это было что-то очень похожее на отверстие. Его правильная форма, форма вертикально стоящего прямоугольника свидетельствовала о том, что это, скорее всего, специально сделанный когда-то проем, а не след от удара какого-нибудь шального метеорита. Присмотревшись командир «Арго» получил еще одно подтверждение того, что это именно вход, а не случайная выщербина, - от темного прямоугольника едва заметным пологим зигзагом тянулся вниз узкий выступ, по которому можно было добраться до входа. Не исключено, что там когда-то была и дверь - массивная, прочная металлическая дверь, запирающаяся изнутри, - но ее снесли с петель рвущиеся внутрь враги тех, кто находился в лабиринтах каменного исполина.
        Эдвард Маклайн включил рацию и вызвал Леопольда Каталински, стараясь говорить спокойно. Сердце его колотилось так же неистово, как много лет назад, во время первого самостоятельного полета на стратосферном истребителе.
        - Слушаю, командир, - почти сразу же отозвался Каталински.
        - Лео, нашел... Я вижу вход. Попробую до него добраться и заглянуть - он довольно высоко...
        - Командир!..
        - Просто заглянуть, - перебил инженера Эдвард Маклайн. - Я же обещал, что мы пойдем в связке. Я только загляну - если там тупик, тебе незачем будет все бросать и мчаться сюда. Но если там действительно есть проход, я позову тебя. А пока работай.
        - Я очень рассчитываю на ваше благоразумие, командир, - нетвердым голосом сказал Леопольд Каталински после долгой паузы.
        - Можешь не сомневаться, - заверил его Эдвард Маклайн. - Не для того я сюда летел, чтобы меня прихлопнуло каким-нибудь древним кирпичом. Я не долезу под кирпичи, Лео.
        - Ох, смотрите, командир... - Инженер вздохнул. - Может, все-таки подождете меня, и поднимемся туда вместе?
        - Подняться я сумею и один. Занимайся своим делом, Лео. Еще раз обещаю: без тебя не полезу.
        Леопольд Каталински вновь вздохнул, еще более протяжно:
        - Слушаюсь, командир... Умоляю, будьте осторожнее!
        - У меня есть голова на плечах, Лео. И я рассчитываю сохранить ее целой и невредимой - за сорок лет привык с головой.
        Эдвард Маклайн застегнул комбинезон, еще раз окинул взглядом каменную стену, прикидывая, насколько сложным будет путь наверх, и решительно зашагал к уходящему в грунт выступу.
        Вблизи карниз оказался не таким узким - на нем вполне могли бы разминуться два человека. Неровная, кое-где засыпанная ржавой пылью тропа была Не особенно крутой, и командир «Арго» поднимался Но ней без труда, на всякий случай придерживаясь Правой рукой за стену. Оказавшись на высоте десятиэтажного дома, он перестал смотреть вниз - альбинизмом он никогда не увлекался, и ему было неприятно видеть сбоку от себя пустое пространство; совсем другое дело - обозревать распластавшуюся от горизонта до горизонта землю из кабины самолета, временами мелкие камешки, задетые его ногами, срывались с тропы и с затихающим стуком, совершая длинные прыжки, катились по слегка наклон, ному боку Марсианского Сфинкса.
        Зигзагообразный путь наверх был раза в три длиннее, чем расстояние, отделяющее прямоугольник входа от поверхности бурой равнины, и Эдварду Маклайну потребовалось около четверти часа, чтобы добраться до покрытой сеткой узких трещин небольшой полукруглой площадки перед проемом. Переведя дыхание, астронавт открутил от шлема фонарь и, взяв его в руку, собрался было сделать шаг вперед, но его остановил сигнал вызова.
        - Как дела, командир?
        - Все в порядке, Лео. Только что прибыл на место. Сейчас посмотрю, что там такое.
        - Ради всего святого, командир, не вздумайте только лезть туда!
        - Черт побери, я не страдаю склерозом, Лео! Я помню. Оставайся на связи, сейчас все станет ясно...

«Господи, прошу Тебя, сделай так, чтобы там действительно оказался проход! - мысленно взмолился Эдвард Маклайн, приближаясь к темному прямоугольнику. - Я очень прошу Тебя, Господи! Ведь Ты же всеблагой и милосердный, ведь Ты же любишь нас, Господи... Я очень надеюсь на Тебя, Господи, ведь Ты - моя единственная и последняя надежда...»
        Грубые камни проема не носили следов обработки, не было там и намека на дверные петли. Проверяя ногой поверхность площадки перед собой, прежде чем сделать следующий шаг, Эдвард Маклайн подошел к проему, поднял голову - сверху ничего не нависало, не катились и не летели глыбы - и, включив фонарь, направил луч света в темную глубину.
        - Ну что там, командир? - нетерпеливо, с тревогой спросил Леопольд Каталински.
        Эдвард Маклайн не успел ничего ответить. И разодеть тоже почти ничего не успел. Ему показалось, что пол за проемом наклонно уходит вниз, в кромешную тьму, без следа всосавшую луч фонаря, - и где-то вдали мелькнул в этой темноте лиловый отблеск, внезапной болью отозвавшись в висках. Астронавта качнуло вперед, он инстинктивно выставил перед собой руки, стараясь сохранить равновесие - но тщетно. Казалось, какой-то невидимый гигантский пылесос неумолимо втягивает его внутрь. Эдвард Маклайн, широко открыв рот, сделал судорожный вдох, изо всех сил сопротивляясь, пытаясь откинуться назад...
        - Коман... - раздался и тут же захлебнулся голос Леопольда Каталински.
        А командира «Арго» уже всосало в темноту и повлекло вниз...

8. Без нити Ариадны
        ...Он шел по глубокому снегу, с трудом переставляя окоченевшие ноги, от холодного встречного ветра у него онемело лицо, а безжизненной снежной равнине, вплывающей в бледную синь горизонта, казалось, не было конца. Но он старался во что бы то ни стало преодолеть эту мертвую равнину и вернуться, обязательно вернуться к живым... Приглушенный рокот донесся с обратной стороны небес - и снег начал Чернеть и таять, растекаясь мутной водой, и вода превращалась в пар, и проступала, проступала черная земля... не ржавый кизерит, а настоящая земля, земля, вечно порождающая живое и вечно принимающая в себя мертвое...
        Угомонился, утих холодный северный ветер, отпечатались в блеклой синеве на горизонте какие-то знаки - очень важные, но совершенно непонятные знаки! - и Алекс Батлер смог наконец вздохнуть полной грудью. Что-то дрогнуло, и отступило, и пропало - и он открыл глаза.
        Некоторое время ему представлялось, что он лежит в тени под деревом - сюда оттащили его ребята после солнечного удара; но потом он сообразил, что тот солнечный удар случился с ним в восемь лет, на ферме у маминых родственников в Коннектикуте, а теперь ему тридцать семь, и он лежит на спине в совсем другом штате.
        В штате Сидония.
        Вокруг было темно, и еле слышно раздавались какие-то прерывистые шелестящие звуки. Алекс Батлер затаил дыхание, вслушался - звуки тут же стихли. Пальцы его левой руки нашарили фонарь на груди. В правой руке он продолжал сжимать пистолет. Луч света ударил вверх, и круглое пятно расплылось по каменному потолку довольно высоко над головой. Алекс Батлер сел, уже сообразив, что за звуки слышал в тишине,
        - это дышал он сам.
        Обведя фонарем вокруг, он обнаружил, что находится в пустом помещении с закругленными стенами. В одной из стен темнел арочный проем. Интерьер Марсианского Сфинкса пока представлялся очень скудным - пустой зал... пустой коридор... пустые помещения...
        Но ведь было же, было же здесь что-то! В стенах? Под полом? В потолочных перекрытиях? Даже если содержимое залов и комнат вынесли отсюда в незапамятные времена, Сфинкс определенно не остался порожним. Что-то происходило в его каменной толще какие-то непонятные процессы... Возможно, вызванные вторжением чужаков...

«Фло... Свен...» - подумал Алекс Батлер, и с неожиданной беспощадной отчетливостью представил себе, как они лежат в пустых камерах, погребенные в каменных недрах. Ареолог с ужасом вообразил, какая многометровая преграда отделяет и их, и его от внешнего мира, от неба и солнца, - и чуть не застонал от безысходности.

«Стоп, Алекс! - тут же сказал он себе. - Ты жив, ты дышишь, руки-ноги целы... Это уже совсем неплохо... Во всяком случае, все могло быть гораздо хуже...»
        А в глубине сознания змеей вертелась, извивалась мысль о заживо погребенных...

«Бойся тесного пространства», - сказала ему когда-то полупьяная скво. Осенним дождливым вечером, в какой-то придорожной забегаловке.

«Бойся тесного пространства...»
        Тушь текла по ее дряблому, мокрому от дождя лицу с затуманенными спиртным тусклыми глазами. А он только посмеялся в ответ, потому что был молод и уверен в себе, они все были молоды, вся их бесшабашная компания, возвращавшаяся с пикника... Холодный ливень застал их на берегу озера, и они, побросав вещи в машины, убрались оттуда и остановились у этой забегаловки на автозаправке, совсем неподалеку от города. Почему бы не принять еще стаканчик, если ты молод, и здоров, и уверен в себе, и только что прямо на пожухлой осенней траве два раза подряд дал разгуляться своему молодцу под юбкой Джулии Хоук... нет, ее, кажется, звали Бетти, - и мало ли что там болтает какая-то Нетрезвая старуха, рассчитывая на дармовую выпивку. «Бойся тесного пространства... Можешь сгореть, Алекс...»
        Да, она назвала его по имени - ну и что? Подслушала, они же болтали без умолку и смеялись в той за-6егаловке.

«Бойся...»
        Алексу Батлеру захотелось немедленно вскочить на ноги и броситься прочь из этого каменного склеца прочь, к воздуху, к свету! Сокрушить стены - и вы. рваться из тесноты и темноты на простор.
        Желание было резким, страстным, почти непреодолимым. По-прежнему держа в руке
«магнум», Алекс Батлер встал и направился к проему в стене, изо всех сил удерживаясь от того, чтобы не побежать.
        Сразу за проемом луч висящего на его груди фонаря вырвал из темноты что-то ярко-оранжевое. Огонь! «Можешь сгореть...»
        Нет, не огонь - комбинезон... Свен!
        Алекс Батлер присел на корточки рядом с лежащим навзничь телом. Глаза пилота были закрыты. Одна рука была вытянута вдоль туловища, а другая закинута за голову, словно Свен Торнссон просто прилег здесь отдохнуть. Ареолог, убрав наконец пистолет в кобуру, расстегнул ворот комбинезона пилота и, жестом полицейского приложив палец к горлу Торнссона, проверил пульс. И облегченно вздохнул: пилот был жив. Более того, веки его дрогнули, приподнимаясь, - и Свен Торнссон, заслоняясь рукой от бьющего в лицо света, пробормотал, проглатывая окончания слов:
        - Выклю... све...
        И после короткой паузы:
        - Еще рано встава... Софи...
        - Не рано, лежебока, - ласково сказал Алекс Батлер, внезапно успокоившись, словно возвращение пилота из краев то ли сна, то ли забытья разом снимало все проблемы. Только что все в нем клокотало» и неистовствовало, и рвалось к небу и солнцу, а теперь он чувствовал себя безмятежным и умиротворенным, как будто проглотил изрядную дозу нейролептиков.
        Свен Торнссон медленно приподнялся и сел, опираясь на отставленные назад руки. Ареолог включил его фонарь, мимоходом отметив, что, перед тем как угодить в черную сиропообразную субстанцию, они фонари не гасили.
        - Господи, это ты, Алекс, - каким-то скомканным голосом сказал пилот. - А мне казалось... - Он потряс головой, огляделся и, помолчав, добавил: - По-моему, у создателей всех этих развлечений явные проблемы с фантазией. Опять нас куда-то утянули, опять очередная каменная кишка... прямая кишка Сфинкса... Может, вот-вот дефекация состоится и мы будем на свободе? Только что-то не верится...
        - У них были какие-то свои соображения, Свен. - Алекс Батлер чувствовал, что входит в свою привычную колею. - Возможно, такая здесь защита от посторонних. Налетали какие-нибудь кочевники или желтолицые с прибрежных островов. Или заокеанские викинги. Проникали внутрь. А их здешняя машинерия - цоп за шкирку! И приходили они в себя уже безоружные, в таких вот камерах, по двое - по трое. А дальше уж великие жрецы распоряжались ими по своему усмотрению. Может, в зомби превращали - и на плантации, может, и вовсе на мясо пускали. А может, давали пинок под зад - не лезьте, мол, парни, бесполезное это дело.
        - А где Флосси? - спросил Свен Торнссон. - Она тоже здесь?
        Алекс Батлер помрачнел:
        - Нет, Свен, ее здесь нет. Но раз уж мы живы-здоровы, то, надеюсь, жива-здорова и она. Нас просто нейтрализуют, Свен. Хозяев нет, а техника осталась. И продолжает функционировать, как это ни удивительно.
        - Ничего себе техника, - пилот покачал голо, вой, - не разладилась за бог знает сколько лет... Хороший, однако, ресурс. Прямо-таки сказочная техника, нереальная..
        - А может, как раз и разладилась, - медленно сказал Алекс Батлер. - Может, потому мы до сих пор и живы, что она разладилась и не способна уже испепелить на месте. Я, кажется, это уже говорил...
        - То есть нас таки пытались убить?
        Алекс Батлер пожал плечами:
        - Не исключено.
        Свен Торнссон поднялся на ноги и, расстегивая клапан комбинезона, направился в темноту. Ареолог, продолжая сидеть на корточках, проводил его взглядом.
        - Вот что мне в тебе больше всего нравится, Алекс, - донеслось из темноты вместе с шумом брызжущей на камни струи, - что у тебя в голове полным-полно всяких идей. Придумываешь прямо на пустом месте. Желтолицые с островов... Марсианские викинги, утащившие земной «Викинг»... Оцени каламбур! Жрецы, готовящие в микроволновке бифштексы из врагов... Такие вы все выдумщики... - Журчание ослабло, но не прекратилось. - А вот я мыслю конкретно: вот схема - и вот она не работает. Но я не начинаю фантазировать - я ищу причину. И, как человек, мыслящий конкретно, я задаю тебе вопрос: каковы наши дальнейшие действия?
        - Идти куда глаза глядят. Вернее, куда можно будет идти. Куда нас пустят. И не дай бог, чтобы нас просто вынудили ходить по кругу. Жаль, что никакая Ариадна не снабдила меня нитками.
        - Так ты же у нас Орфей, а не этот... Тесей. - Пилот уже закончил свои дела и вернулся к ареологу. - Черт побери, да мне в самом фантастическом сне не могло бы присниться, что моя моча оросит марсианские камни! Фантастика!
        Алекс Батлер так резко выпрямился, что чуть не взлетел над полом. Пилот от неожиданности отшатнулся в сторону.
        - Ты говоришь с таким удовольствием, что мне тоже захотелось отлить.
        - Давай, действуй, - поощрил его Торнссон. - Бери это дело в свои руки. А то угодим в еще какой-нибудь переплет - не то что отлить, вздохнуть не получится!
        И вновь звук струи нарушил тишину.
        - Да, ты прав - фантастика! - сказал Алекс Батлер от стены. - Хотя как-то нехорошо. Все равно что справить нужду в пирамиде Хеопса.
        - Брось, Алекс. Это жизнь, а не кино.
        - Это жизнь... - повторил ареолог с расстановкой, словно обдумывая что-то, и внезапно спросил: - А есть тебе, случайно, не хочется?
        - Случайно - нет. И пить не хочется. Хотя от пива бы не отказался - душновато здесь.
        - Есть не хочется... Пить не хочется... А ведь мы тут находимся, по моим часам - хотя я им здесь совершенно не доверяю, - больше семи часов. То есть в отключке мы были довольно долго. А вот есть и пить не хотим. Марсианская машина работает, Свен, время тут замедляется, и основательно замедляется. Судя по всему, машина эта замедляет наш метаболизм тоже. Между прочим, тормозить ход времени можно не только с помощью повышенной гравитации - на него влияют любые вращающиеся тела. Может быть, в глубине, под Сфинксом, крутится гигантский ротор, Или гироскоп, или просто карусель, раскрученная Давным-давно. При практически нулевом трении.
        - Алекс Батлер - кладезь идей, - изрек пилот с видом философа, родившего очередной афоризм. - Тебя послушать - ох и мудрые же были эти марсиане! А всепланетного катаклизма предвидеть не смогли. Или предвидеть-то предвидели, а предотвратить не су. мели. Мы, полудикари по сравнению с ними, и то уже сейчас готовы в пух и прах разнести любой астероид, угрожающий Земле... я имею в виду, технологически готовы. . А они?
        - Думаю, если бы на Землю падала Луна, нам никакие разрекламированные роботы-разрушители не помогли бы, - заметил ареолог. - А если в Марс врезалась комета... Возьмем тунгусский феномен - ведь там совершеннейшая кроха была, совсем маленькая малышка из облака Оорта, и она ведь не столкнулась с Землей, а пронеслась по касательной, в атмосфере. Или рикошетом ушла в космос. А последствия? Взрывная волна обошла весь земной шар, энергии выделилось в тысячу раз больше, чем при взрыве хиросимского «Малыша». А тут, наверное, была штука посерьезнее. Но! Здешние-то нефракталы уцелели, Свен! Может быть, великим жрецам и удалось отвести беду от этих мест.
        Свен Торнссон восхищенно хлопнул себя руками по бедрам:
        - Ну на все у тебя есть ответ! И где ты был, когда меня мучили в школе?
        - Сам в то время мучился в школе.
        - Мда-а, - протянул Свен Торнссон. - Все это, конечно, хорошо, замечательно... Поливаем струями древние камни...
        - Кстати, - прервал его Алекс Батлер, - если У нас так и не появится желание закусить друг другом - это хороший шанс.
        - На что?
        - На то, что мы можем бродить здесь достаточно долго, и даже если не отыщем выход
        - нас отыщет следующая экспедиция.
        - Ага, как же, - безрадостно сказал пилот. - Вряд ли нас будут искать. Кому придет в голову, что мы до сих пор живы? - Он вздохнул. - А вообще, Алекс, хоть я и не особенно верю во всякую заумь... ну, не то чтобы не верю - просто как-то не приходилось сталкиваться... Все эти наши перемещения... воздух... есть не хочется. . вспышки... Ну, в общем, поневоле призадумаешься над тем, что Флосси говорила: мы умерли, а это все лишь кажется.
        - То есть и я тебе просто кажусь? - уточнил Алекс Батлер.
        Пилот подумал и неуверенно кивнул:
        - Ну да. Как и все остальное. Гробанулись еще при старте... или камнем небесным нас долбануло на трассе, когда мы дрыхли в усыпальнице...
        - Но с таким же успехом и я могу предположить, что не я тебе кажусь, а ты мне, - возразил Алекс Батлер. - Или мы оба кажемся кому-то другому, потому что нас уже нет. Сфинксу кажемся. Снимся мы ему. А еще можно предположить, что мы с тобой - персонажи компьютерной игры. Пройдем этот уровень - переберемся на следующий. Давай так и будем Думать - чтобы нервные клетки поберечь.
        - Давай, - хмуро согласился пилот. - Можно вообще предположить, что мы не черт-те где, на Марсе, а на родной Земле, - это я уже в твоем стиле. В какой-нибудь индейской пирамиде...
        - Почему в индейской, а не в египетской?
        - Египетская - штамп, - пояснил Свен Торнссон. - По египетским пирамидам кто только из этих голливудских знаменитостей не лазил в фильмах.

«Надеюсь, Дик, ты знаешь что делаешь?» - «Ты в порядке, Мардж?» - и все в таком роде. А про индейские пирамиды я что-то фильмов не припомню. И вот сейчас сюда ворвется толпа жрецов с луками и барабанами, скрутят нас по рукам и ногам - и в жертву своим индейским богам. Сдерут кожу, как с того мексиканца, о котором ты говорил, Стипе...
        - Ксипе Ксолотль, - поправил пилота Алекс Батлер.
        - Вот-вот. Сдерут кожу, натянут на свои барабаны и устроят рок-тусовку. Ты, кстати, так и не рассказал про этого Ксолотля. За что пострадал-то парень?
        - Знаешь, почему мы здесь топчемся битый час, вместо того чтобы куда-то идти? - внезапно задал вопрос Алекс Бат лер.
        - Знаю, - со вздохом ответил Свен Торнссон. - Боимся убедиться в том, что нам отсюда не выбраться.
        - В самую точку, - подтвердил ареолог. - Но идти-то надо, Свен.
        - Ну что ж, облегчились - можно и в путь. Алекс Батлер мысленно поблагодарил пилота.
        С напарником ему явно повезло: Свен не закатывал истерик и не впадал в меланхолию. Во всяком случае, пока, - хотя уже и проскальзывало у него кое-что похоронное...
        К сожалению, такая наигранно бодрая манера никак не могла повлиять на исход дела. На благоприятный исход дела. «Однако если бы он вел себя иначе, мне было бы гораздо труднее», - подумал Алекс Батлер, а вслух сказал:
        - Свен, сейчас я тебе не начальник. Приказывать не буду, просто посоветую: поменьше резких движений и постарайся держаться подальше от стен.
        А впрочем, - тут же добавил он, - у меня нет никакой уверенности в целесообразности этих советов. Может быть, тут следует поступать как раз наоборот.
        - Господь все видит, все про нас знает и все давным-давно решил, - рассудительно сказал Свен Торнссон. - Остается надеяться на то, что Его решение - в нашу пользу. Право, Ему не стоило направлять меня на край света, чтобы прихлопнуть вот тут, в этом ангаре. Гораздо проще было бы сделать это на Земле.
        - Не дано нам знать о замыслах Господа, - в стиле заправского проповедника изрек Алекс Батлер. - Пошли, Свен.
        Медленно и осторожно пройдя с полсотни шагов по неширокому коридору, ступая след в след - ареолог впереди, пилот сзади, - они обнаружили, что пол постепенно понижается.
        - Я бы предпочел наткнуться на ступени, ведущие вверх, - заметил Свен Торнссон. - А так и в самое ядро можно угодить.
        - Следует довольствоваться тем, что имеешь. - Алексу Батлеру, видимо, понравилась роль проповедника. - Тогда и другое придет. В этих толщах великие жрецы вполне могли пережить космическую бомбардировку.
        Коридор изогнулся закругленным поворотом, потом еще одним. Вокруг по-прежнему было тихо, и эта неживая тишина прессом давила на психику.
        - Черт, мне начинает казаться, что за нами кто-то крадется, - нервно сказал Свен Торнссон, когда Позади остался еще один поворот.
        Алекс Батлер, остановившись, пропустил его вперед и посветил фонарем в темноту за спиной. Ему показалось, что мигнул там какой-то крохотный лиловый огонек - как мгновенный проблеск маяка, но это могло быть просто обманом зрения; спелеологам во мраке пещер тоже не раз мерещились разные разности.
        - Меня другое тревожит, - сказал он. - Как бы не оказалось, что мы таки идем по кругу.
        - Тогда уж скорее по спирали, пол-то все время под уклон.
        - По спирали - это лучше, у спирали должен быть конец. Тут в стенах может быть сколько угодно других проходов...
        - ...только двери замаскированы, да еще, наверное, и заперты. Негостеприимное местечко...
        Разговор отвлекал от пессимистических мыслей, немного облегчал душевную тяжесть и притуплял гнетущее чувство полной заброшенности, затерянности в необъятных каменных глубинах, поэтому Алекс Батлер продолжил его:
        - Читал когда-то в детстве один рассказ. Как раз в тему. История про парня, который соорудил себе до жути навороченный дом. Масса комнат, разные переходы, лестницы, спуски-подъемы... Что-то суперсложное, лабиринт в квадрате, а то и в кубе. Ну, идея рассказа простая и довольно спорная, на мой взгляд: мол, если усложнять и усложнять систему, добавляя все новые и новые элементы, то в какой-то момент она перейдет в иное качество, приобретет другие свойства. Ну, как в истории с подземкой, тоже был такой рассказ. Строили и строили новые линии, переходы, развязки, уровни - ив итоге в один прекрасный день там пропал поезд.
        - Что значит - пропал? - обернувшись, полюбопытствовал Свен Торнссон, охотно поддерживая разговор. - Это же не самолет, не корабль в Треугольнике Дьявола, раз
        - и утонул. Поезд же, я так понимаю, по рельсам бегает, а они ведь не бесконечные, дальше депо никуда не уедет.
        - То-то и оно. Его слышат - то на одной ветке, то да другой. Бросаются туда-сюда, а он скачет с ветки За ветку, как белка. Через двадцать пятое измерение. Свойства системы изменились, топография пространства -времени, понимаешь? Возникло еще одно измерение дополнительно к обычным. А то и два...
        - Эх, фантасты, морочат людям голову! Что, никто обесточить всю подземку не догадался?
        - Обесточили, да никакого толку! Поезд, как часть системы, приобрел новые свойства, пассажиры и машинист не замечали ничего такого. Им представлялось, что поезд идет в туннеле своим обычным маршрутом, от станции до станции, и что прошло всего минуты три, не более. А он там уже месяц так гонял.
        - Ф-фантасты! - с чувством повторил Свен Торнссон. - Выдумщики. Сюда бы их, в этот вот коридорчик. И что бы они придумали? Хотя ты же у нас не хуже фантаста... Ну и как, нашли этот поезд, или он и до сих пор там бегает?
        - Нашли. А вот как - забыл, - признался Алекс Ватлер. - Я классе во втором или третьем читал, в каком-то сборнике. Ник, мой старший брат, книжку принес, сам читал - ну и я поинтересовался: я его делами в то время очень сильно интересовался.
        - А что с тем домом? Тоже забыл?
        - Представь себе, чем дело кончилось - действительно не помню. Но суть могу изложить.
        Пилот фыркнул:
        - Ну, ты классный читатель, Алекс! Улетный! Ни Черта не помнишь. Может, ты до конца и не дочитывал?
        - Да вроде дочитывал. В общем, идея та же. Где-то вдалеке землетрясение произошло
        - и дом не то что-бы рухнул, а как-то сложился, опять же через двадцать пятое измерение. И вот хозяин бродит по комнатам и все время попадает не туда. Заходит из коридора в кухню - этот коридор ведет именно в кухню, - а вместо кухни оказывается на другом этаже, в спальне. Выходит из спальни - и попадает на первый этаж, в ванную. А оттуда - в подземный гараж. И выбраться никак не может из собственного дома. Открывает дверь на улицу - а там тренажерный зал, что на третьем этаже, Подходит к окну, хочет выпрыгнуть - а за окном кабинет или опять спальня. А за другим окном - вообще пустое пространство; в смысле - не пустырь, а пустота. Полное отсутствие чего-либо. А за третьим - какой-то неземной пейзаж. Например, Сидония...
        - Да уж... - сказал Свен Торнссон. - Любопытные истории ты рассказываешь, Алекс. Очень к месту. Я был бы совершенно не против того, чтобы за следующим поворотом увидеть, например, Белый дом. Или даже самый занюханный портлендский кабак. Да что там - хоть и джунгли, только не венерианские, а земные! Честно тебе признаюсь, я с несравненно большим удовольствием бродил бы сейчас по нью-йоркской канализации, чем в этом могильнике...
        - Не мы выбираем себе пути, но пути выбирают нас, - вновь все тем же тоном проповедника изрек ареолог. - Я бы тоже не прочь оказаться где-нибудь поближе к дому. Или к «консервной банке»... Но, с другой стороны, Свен! Мы внутри самого, наверное, загадочного объекта во всей Солнечной системе! ВДРУГ мы тут что-то такое откопаем...
        - Откопать-то, может, и откопаем, - пилот, видимо, устал играть роль бодрячка, и голос его звучал глухо и уныло, - только никто об этом не узнает. А потом лет этак через десять-двадцать, и нас самих откопают Наши сгнившие трупы.
        - Это вряд ли, Свен, - с напускной веселостью возразил Алекс Батлер.
        - Почему? Ты видишь выход? - язвительно спросил пилот. - Так покажи, а то у меня с глазами, вероятно, какие-то проблемы.
        - Я насчет сгнивших трупов, - пояснил Алекс Батлер. - Тут сухо, тепло, и потому с довольно большой вероятностью можно предположить, что не сгнившими трупами мы будем, Свен, а мумиями. Прекрасно сохранившимися мумиями.
        - Ну спасибо, утешил, - сказал пилот. - Это в корне меняет дело. Я всю свою сознательную жизнь мечтал стать мумией. В музеи глазеть на мумии толпы ходят, и я хочу, чтобы на меня тоже глазели. Популярность - это хорошо, даже если она посмертная.
        - Значит, нет причин для уныния! «К чему раздумьем сердце мрачить, друзья? Предотвратим ли думой грядущее?» - так говаривал один древнегреческий поэт, Алкей кажется, и предлагал в качестве средства от уныния напиться вдрызг. Напиться вдрызг нам нечем, а вот не мрачить сердце раздумьем мы вполне можем.
        - Ага. Все будет хорошо, если не будешь думать о белой обезья... - Свен Торнссон, не договорив, остановился.
        Алекс Батлер, выглянув из-за спины пилота, увидел, что впереди брезжит тусклый свет.

«Господи, если бы там был выход...» - со слабой надеждой подумал ареолог.
        Но уже через несколько десятков шагов обнаружилось, что это вовсе не выход. Перед астронавтами открылся небольшой круглый зал, пол которого устилали чередующиеся желтые, белые и розовые ромбовидные плитки; в их расположении не просматривалось какой-то системы. Кое-где плитки отсутствовали, и такие черные пятна были хаотично разбросаны по всему полу. Возможно, эти пятна появились тут позже, а не были изначально задуманы неведомыми проектировщиками. Потолок тоже выглядел гораздо наряднее чем в тех камерах и коридорах, где довелось побывать астронавтам, - по обтесанному камню змеились широкие красные спирали, то тут, то там пересекаясь друг с другом. Вероятно, их рисовали здесь в соответствии с каким-то замыслом, но замысел этот нужно было еще разгадать. В трех местах в стенах темнели проходы, а стена, находившаяся напротив обозревающих зал астронавтов, напоминала витрину, точнее, три витрины, отделенные друг от друга каменными перегородками. Эти
«витрины» были квадратными, почти от пола до потолка, их неярко освещенные изнутри мутноватые стекла (или то, что выглядело как стекла), казалось, покрывала легкая изморозь. Других источников освещения в зале не было. Оставалось только гадать о том, что за источник энергии в течение уже не одного тысячелетия поддерживает здесь свет. И для чего.
        Алекс Батлер и Свен Торнссон молча переглянулись и медленно, бок о бок двинулись вперед, переставляя ноги очень осторожно, словно ступая по тонкому льду. После предыдущих пустых камер и коридоров этот зал выглядел чуть ли не празднично. Так, пожалуй, мог бы воспринимать площадь захудалого городка с тысячью-двумя жителей, площадь где наперебой зазывают к себе выцветшей рекламой целых два магазина и одна забегаловка, какой-нибудь бедуин, в жизни не видавший ничего, кроме своей пустыни.
        Переход через зал завершился без неприятных неожиданностей, и астронавты остановились перед одной из «витрин». Алекс Батлер провел ладонью по словно бы запотевшей поверхности - она была холодной, гладкой, но не скользкой и, скорее всего, не стеклянной; возможно, какие-то силикаты там и присутствовали, но не занимали в составе этого материала ведущего места. Прозрачнее от прикосновения ареолога «витрина» не стала.
        Как ни странно, но и направленные внутрь лучи фонарей не делали более зримыми какие-то лежащие за «стеклом» предметы; напротив, эти предметы как бы вовсе теряли очертания, превращаясь в еле уловимые глазом подобия миражей, в бледные бесформенные отпечатки, грозящие полностью раствориться в тех люксах, что исправно извергала из себя земная светотехника.
        - Выключи фонарь, - тихо сказал Алекс Батлер пилоту и погасил свой.
        Свен Торнссон, чуть помедлив и оглянувшись, последовал его примеру.
        Света стало гораздо меньше, но видимость от этого только улучшилась. За мутной перегородкой проступили слабо освещенные сверху контуры. Алексу Батлеру представилось, что он видит монолит, платформу, не более чем на метр возвышающуюся над полом, бок которой, обращенный к астронавтам, испещрен какими-то едва заметными сквозь «изморозь» знаками; а на платформе лежат в ряд пять Продолговатых предметов... Белое... с золотом... серо-белая ткань и тусклое золото масок...
        - Боже мой... - почти беззвучно ошеломленно выдохнул ареолог.
        Пропитанные благовониями полотняные погребальные ткани и золотые посмертные маски. . Казенное ложе ушедших...
        - Что такое, Алекс? - встрепенулся Свен Торнессон, безуспешно пытаясь протереть
«витрину». - по моему, это всего лишь покойники. Или куклы.
        - Это мумии, - стараясь не повышать голоса сказал Алекс Батлер.
        - Марсианское кладбище! - Пилот восхищенно покрутил головой. - Это классно, Алекс! Мы нашла мумии марсиан!
        - Боже мой... - повторил ареолог. - Видишь вон те значки? - Он ткнул пальцем в
«стекло», показывая на посмертное каменное ложе.
        Пилот прищурился, всматриваясь. Сказал неуверенно:
        - Вроде змейки какие-то... Птицы... Точно, птицы... Человечки... Какая-то корзиночка... Что-то типа мобильника...
        - Это не мобильник, Свен, это изображение плиты, - Алекс Батлер по-прежнему говорил приглушенным голосом. - Иллюстрация предыдущих четырех знаков. А эти предыдущие четыре знака составляют слово «памятник».
        - Ага, понятно. А вон та зверюга означает слово «пантера». Похоже, да? - Пилот вдруг с изумленным видом повернулся к Алексу Батлеру: - Ты что, доктор, знаешь язык марсиан? Такие находки уже были? Секретная информация?
        - Это не марсианский язык, Свен, - ответил ареолог. - Это древнее египетское рисуночное письмо вперемежку с древнеегипетским языком. Такие же символы есть на Розеттском камне, его нашли в Египте во время военного похода Наполеона.
        - Ты хочешь сказать, что марсиане обучили древних египтян языку?
        - Не знаю, Свен, не знаю... Но перед нами именно древнеегипетские письмена... - Алекс Батлер, вдвинув брови, о чем-то размышлял. - Смотри, что получается. Фараонов в Египте хоронили в грандиозных пирамидах. Не в кубических гробницах, не под земляной насыпью - именно в пирамидах. Это факт. Другой факт: ни в одной пирамиде, насколько мне известно, не нашли ни одного фараона... то есть ни одной мумии. Объяснение есть: мол, те, кто был позже, осудили деяния предшественников и вынесли мумии из гробниц. Но вот они, фараоны, - Алекс Батлер кивнул на каменное ложе. - Я не утверждаю, что это именно фараоны, но похоже, что так. Золотые маски. . Подобная была у Тутанхамона. Теперь смотри. Я, по-моему, уже говорил, есть некий математический код, одинаковый для нефракталов здешней Сидонии и земных сооружений Стоунхенджа, Теотиуакана, Гизы и Ангкора. Даже введено такое понятие: стандартная теотиуаканская единица»...
        - То есть марсиане явились к нам на Землю, построили все эти сооружения, прихватили зачем-то мумии фараонов и вернулись сюда, так, что ли?
        - Я ничего не могу утверждать, Свен, я могу только предполагать.
        - И?
        - Марсиане могли обучить землян строительству таких сооружений. С соблюдением нужных пропорций, соответствующих теотиуаканской единице. Наверное, пропорции тут очень важны. Не думаю, что марсиане обучили египтян письму - письмо-то довольно примитивное. Они просто воспроизвели здесь, - ареолог вновь показал за «стекло», - древнеегипетские тексты. Потому что здесь покоятся именно фараоны Древнего Египта. Не исключено, что в каком-то другом зале находятся останки правителей Теотиуакана. А ну-ка... - Алекс Батлер прошел вдоль стены, заглянув во вторую и третью
«витрины». - То же самое, Свен, - сказал он, вернувшись к продолжающему разглядывать древние письмена пилоту. - Египетские мумии. Вообще, тут можно строить разные предположения, но для меня сейчас важнее другое: как мумии фараонов оказались здесь?
        - А я думал, для тебя важнее: как нам выбраться отсюда, - с почти неуловимым оттенком сарказма сказал Свен Торнссон. - Могу объяснить. Здешние великие жрецы посетили Землю и, возвращаясь, прихватили их с собой в качестве сувениров. Или как вещественные доказательства того, что они летали именно на Землю, а не рванули куда-нибудь на Нептун. Замечаешь, как все кстати? Только что мы с тобой толковали о мумиях - и вот они, пожалуйста. И мы вскоре пополним эту коллекцию собственными бездыханными трупами.
        - Да бог с ними, с нашими трупами, - отмахнулся Алекс Батлер. - Шутки шутками, но все же: как мумии попали на Марс? И как марсиане попали на Землю? - Глаза его возбужденно блестели. - И зачем там, - он кивком указал вверх, - на марсианской равнине, построены пирамиды?
        - Ну давай, не тяни, - поторопил его пилот. - Ведь вижу, что есть у тебя ответ, тебе же идею выдать - все равно что мне хот-дог проглотить. Давай, рассказывай, как египетские рабы копали подземный ход до самого Марса.
        - И расскажу. Слышал о таком понятии: энергия пирамид?
        - Нет, док, не слышал. Мои интересы и увлечения лежат в несколько иной плоскости. Так что сделай милость, просвети.
        - В пирамидах концентрируется некая энергия, - начал Алекс Батлер в манере школьного учителя. - Я читал научные отчеты и сам, своими глазами видел очень любопытные фотографии. Уже многократно установлено, что эта невидимая энергия пирамид не дает портиться мясу, бритвенные лезвия затачивает... - Свен Торнссон удивленно поднял брови, - вытягивает из предметов влагу... Даже раны заживляет. Точь-в-точь как вода, заряженная сенситивами... не шарлатанами, а настоящими сенситивами - таких не очень-то и много. Помещали в пирамиду яйца - и из них выводились птенцы. Помнишь, Фло говорила про инкубаторы? Так вот, сами пирамиды и есть инкубаторы. То есть, вне всякого сомнения, пирамиды влияют на химические, физические и биологические процессы. Заметь, Свен, археологи много раз пробирались в пирамиды и находили там абсолютно нетронутые саркофаги, запечатанные по всем правилам. Открывают - а там пусто. И сухо. Словно там не мумии лежали, а сплошные живые Гарри Гудини! Размотались, выбрались, не повредив печатей, и ушли куда-то.
        - И куда же это они ушли? Сюда, на Марс? Через твое двадцать пятое измерение?
        - Так ты же сам видишь: вот же они, тут! Есть такая идея, что пирамиды были нужны для перемещения в пространстве. Марсиане об этом знали и, судя по всему, поделились своими знаниями с египетскими жрецами. Для перемещения тел нужно перевести их в некое лучистое тонкоматериальное состояние. И этого можно добиться именно с помощью энергии пирамид, понимаешь? Возможно, пирамиды не только концентрируют энергию, но и время от времени ее излучают. Вот так эти мумии и были перемещены сюда.
        - Ну никак не могли марсиане обойтись без этих трупов, - скептически сказал Свен Торнссон. - Чем плохо им было там, на Земле, лежать?
        У Алекса Батлера незамедлительно нашелся ответ и на этот вопрос:
        - Мумии в тонкоматериалъном состоянии переместили сюда и воссоздали. Мумии - это носители тонкоматериальных тел, такие тела состоят из каких-то невидимых микрочастиц, это своего рода фантомы, призраки. На них можно потом навесить нормальные атомы - и получится живой египетский фараон! Это, - ареолог показал на
«витрину», - хранилище, понимаешь, Свен? Хранилище!
        - Понимаю, - кивнул пилот, - и не перестаю удивляться твоим знаниям и фантазии... Нет, без всякой иронии, серьезно. Может быть, ты скажешь еще, зачем марсианам понадобились оживленные фараоны? Зачем в городе великих жрецов Гор-Пта нужны живые египетские фараоны?
        - А вот этого я не знаю.
        - Тогда попробую-ка и я пошевелить извилинами.
        - Ну-ка, ну-ка...
        - Допустим, марсиане предполагали, что... м-м... древние египтяне когда-нибудь вымрут. Как мамонты. И хотели сохранить генофонд.
        Алекс Батлер задумчиво почесал нос:
        - Что ж, не исключено.
        - Спасибо, док, что оценил. - Свен Торнссон изогнулся в шутовском поклоне. - Сам яйцеголовый считает, что не исключено. Да ерунда, док! На самом деле смекалистые марсиане намеревались показывать настоящих земных фараонов в бродячем цирке. И зашибать хорошие деньги. Вот и все.
        - Понятно, - ровным голосом сказал ареолог, глядя на предметы, похожие на мумии. - Это не я фантазер, Свен. Это ты фантазер. Мне бы такое и в голову не пришло.
        Пилот прищурился:
        - А ты считал, что Свен Торнссон только по всяким летающим железякам мастак? Ты порасспрашивай моих портлендских приятелей, и они тебе расскажут, кто у них лет этак восемнадцать-девятнадцать назад был главным выдумщиком по части всяких развлечений. Они тебе много интересного поведают! Если котелок у меня сейчас и варит лишь в одном направлении, так только потому, что мне интересно именно это, а остальное прошло. Не люблю разбрасываться и на роль универсального комбайна не претендую.
        - Спокойнее, Свен, - с расстановкой произнес Алекс Батлер, глядя на побагровевшее лицо пилота. - Я нисколько не сомневаюсь в твоих способностях. Сам факт, что сюда полетел именно ты, уже о многом говорит.
        - Лучше бы не полетел, - мрачно процедил пилот. - Спокойнее! Будешь тут спокойным, как же. Наши-то мумии никто отсюда на Землю не перенесет и не оживит... - Он вновь оглянулся. - Слушай, а тебе не кажется, что о нас в последнее время как-то подзабыли? Не засасывают в стены, не душат так, что глаза на лоб лезут... Идем отсюда, а? Мне эти древние покойники на нервы действуют. Я почему-то рядом с покойниками находиться не люблю...
        - Идем, - сразу же согласился Алекс Батлер и, бросив последний взгляд на каменное ложе, отошел от «витрины». Включил фонарь и поочередно осветил выходы из круглого зала-усыпальницы. - Какой выбираешь?
        - Мне в рулетку никогда особенно не везло. Выбирай сам.
        - Понятно. - Ареолог усмехнулся. - В случае чего ты ни при чем, это я виноват. Ладно. Насчет рулетки тоже похвастаться не могу, но рискну. - Он задумался на мгновение, а затем направился к проему, темнеющему слева от него. - Левое - там, где сердце. Будем ходить по этим путям. Главное, что есть хоть какой-то выбор.
        - Между пулей и ножом... Все-таки хорошо здесь, светло... - Свен Торнссон не спешил присоединяться к напарнику. - А мы опять в темноту... Все ниже...
        Алекс Батлер повернулся к нему:
        - Если бы я был Фло, я бы сказал:
        Меж ледяных бездушных скал
        Прекрасный, мертвый он лежал,
        А с неба в мир камней и льда
        Неслось, как падает звезда:
        Ехсеlsior!
        - Очень мило, - скупо прокомментировал пилот.
        - Это Лонгфелло, - пояснил Алекс Батлер. - Юноша шел все дальше и выше в горы, со стягом в руке, а на стяге было написано: «Эксцелсиор!» Это по-латыни. «Все выше!»
        - такой же девиз на гербе штата Нью-Йорк. Ну, а я тебе прочитал, чем закончился его поход.
        - Нет, ты в самом деле удивительно умеешь поднять настроение...
        Алекс Батлер, подойдя к проходу, направил луч фонаря в темноту. И ему показалось, что вдали, на пределе видимости, мелькнула какая-то тень. Метнулась от стены к стене - и пропала. Словно ушла в стену. Ареолог несколько раз моргнул, вгляделся еще раз - луч терялся во мраке неширокого прохода с вогнутым, не очень высоким потолком, и не было там никакого движения.
        Он не был уверен, что тень ему померещилась. «А мы все-таки пойдем именно туда», - решил он и махнул рукой пилоту:
        - По машинам, Свен.
        Свен Торнссон, тоже включив фонарь, медленно подошел к нему:
        - «Все выше!» - хороший девиз. Но мы-то пока - все ниже...
        И вновь они друг за другом шли по неширокому коридору, Алекс Батлер впереди, Свен Торнссон сзади, и по-прежнему тишину нарушали только их дыхание и звук осторожных шагов. Ареолог думал о той, скорее всего, привидевшейся ему тени - какие такие тени могли блуждать в подземельях давным-давно безжизненной планеты? Местные гномы
        - хранители кладов, что ли? И с особым вниманием присматривался к стенам, медленно уходящим назад, ведь тень исчезла именно в стене... Пол продолжал чуть понижаться, не так сильно, как раньше, перед круглым залом с мумиями фараонов, - но волей-неволей астронавты все глубже погружались в пустоты каменного колосса.
        Алекс Батлер так и не обнаружил никаких боковых проходов и чуть-чуть расслабился - по его прикидкам, то место уже осталось позади, и ему стало окончательно ясно, что тень существовала только в его воображении.
        Да, никаких проходов в стенах не было - но вместо них впереди оказались ведущие вниз широкие темные каменные ступени.
        - Все ниже... - обреченно повторил Свен Торнссон, остановившись рядом с ареологом.
        - Да, Алекс, ты, видимо, тоже не очень везучий.
        - Можем вернуться и выбрать другой путь, - предложил Алекс Батлер. - А насчет моей везучести... Ты когда-нибудь выигрывал в экспресс-лотерею сразу две зажигалки и пепельницу?
        - Чего не было, того не было.
        - А я выигрывал. Правда, мне все это барахло было ни к чему, покурил разок классе в восьмом, и мне не понравилось на всю жизнь, но братец Ник был очень доволен. Так что, вернемся?
        - Возвращаться - плохая примета, - сказал Свен Торнссон. - Судьбу не обманешь. Как шли, так и дальше пойдем. Может быть, где-то там нас Флосси поджидает.
        Ступени не были крутыми, и их оказалось ровным счетом пятьдесят. Они привели астронавтов на широкую прямоугольную площадку, упирающуюся в стену с еще одним проемом. Передвигаясь все так же осторожно, как по ненадежному льду, Алекс Батлер и Свен Торнссон дошли до проема, вырубленного в толще камня. Сделали еще несколько шагов под низким сводом и оказались в конце перехода. То, что они увидели перед собой, заставило их замереть на месте.
        - Господи, только о чем-то поговорим - и вот оно, как по заказу... Мистика какая-то... - очень тихо произнес пилот.
        Алекс Батлер ощутил неожиданный озноб, хотя воздух отнюдь не был холодным.
        Проем выходил в просторное помещение, которое вряд ли образовалось в этих подземных глубинах само собой, сотворенное природными процессами. Помещение, совершенно пустое, имело строгую правильную форму. Форму четырехгранной пирамиды. Эти грани переливались и блестели, отражая свет фонарей, словно были сделаны из льда или горного хрусталя. Высоко вверху, на уровне крыши как минимум десятиэтажного дома, там, где грани сходились в одну точку, брезжил слабый красноватый свет - таким выглядит Марс на земном небе.
        Алекс Батлер и Свен Торнссон стояли и, подняв головы, смотрели на этот свет, который, скорее всего, пробивался не с поверхности - до нее было слишком далеко, да и не бывало такой окраски у марсианских сумерек. Сквозь толстые подошвы ботинок они вдруг ощутили вибрацию, похожую то ли на отзвук далекого землетрясения, то ли на работу какого-то механизма - ив тот же миг красная точка начала увеличиваться, расползаться, превратившись в красные треугольники, медленно потекшие вниз по всем четырем граням, увеличиваясь в размерах; казалось, что стены пирамиды окрашиваются кровью. Движение треугольников было не равномерным, а пульсирующим - в такт то стихающей, то усиливающейся вибрации. Словно где-то в еще более глубоких глубинах ожило и забилось чье-то огромное сердце...
        Сердце бога войны...
        Вокруг не происходило никакого движения, ничего не рушилось, не оборачивалось провалами, и грани пирамиды вроде бы не собирались сдвигаться, как в новелле Эдгара По, или растекаться раскаленной лавой. Красные треугольники были еще очень высоко и не казались чем-то угрожающим, но Алекс Батлер, не сводя с них взгляда, сделал шаг назад, внутрь короткого туннеля.
        Свен Торнссон повернулся к нему:
        - Думаешь, это реакция на наше появление?
        - Не знаю, - сказал ареолог. - Во всяком случае, все эти эффекты начались именно после нашего появ... Смотри! - Он вскинул руку, показывая куда-то в пространство пирамиды.
        Красные треугольники исчезли, так же как и находившаяся напротив туннеля одна из наклонных граней пирамиды. Там уже ничего не сверкало и не переливалось перламутровыми отблесками - там дышала темнота, именно дышала, шевелилась, колыхалась, словно дым, готовый вот-вот прорвать невидимую пленку и заполнить все пространство. Так продолжаюсь три-четыре секунды, не более, а потом, в один-единственный неуловимый миг, этот дым исчез. Темнота превратилась в огромный экран, на котором демонстрировалось отчетливое объемное цветное изображение. Только, в отличие от кинотеатров с их мощными звуковыми системами, звуки здесь заменяла все возрастающая вибрация.
        Перед астронавтами распростерлось густо-синее небо; оно еще было подсвечено невидимым солнцем, но уже проклюнулись в нем бледные пока звезды, и висел в вышине слегка ущербный неяркий диск - не Фобос и не Деймос, а земная Луна - земная Луна!
        - с такими привычными и легко узнаваемыми темными пятнами. Непонятно было, раннее ли это утро или вечерние сумерки, но астронавты не задумывались над этим, во все глаза глядя на возникшее перед ними удивительное видение. Камера неведомого оператора находилась на каком-то возвышении, внизу застыло море зелени, горизонт был очерчен округлыми темными силуэтами гор, и вздымалась над зеленью ступенчатая пирамида, а дальше возвышалась еще одна.
        Алексу Батлеру доводилось бывать и в Гизе, и в Стоунхендже, и в древнем уральском городе Аркаиме, и в грандиозном буддистском комплексе Борободур на острове Ява, и в недавно раскопанных храмах неизвестной ранее древнейшей, древнее египетских пирамид и Стоунхенджа, цивилизации Западной Европы, появившейся в эпоху раннего неолита бог весть откуда и исчезнувшей почти мгновенно, через двести дет, неведомо куда. Еще будучи студентом, он, благодаря давнему приятелю матери (а может быть, и не просто приятелю), в летние месяцы работал в одной из телекомпаний Трентона, принимая самое активное участие в создании цикла передач «Сто чудес света»; это позволяло ему путешествовать за чужой счет, за деньги телебоссов, потому что за свой счет он в те годы вряд ли уехал бы дальше канадской границы. Именно тогда повидал он и странные каменные шары, разбросанные в джунглях Коста-Рики, и каменные головы «каучуковых людей» - ольмеков на побережье Мексиканского залива, и
«говорящие кресты» майя в Чампоне... Удалось ему побывать и в Теотиуакане, - и сейчас он просто не мог не узнать величественную пирамиду Луны, на сорокадвухметровую высоту вознесшуюся над землей. Хотя выглядела она на этом экране как-то не так...
        Ареолог зачарованно глядел на панораму древнего города, не замечая нарастающей вибрации, забыв, где он и с кем он, а стоявший впереди него Свен Торнссон, приоткрыв рот, ошеломленно уставился на земную Луну, на такую знакомую Селену, повисшую над землей. Над Землей.
        Перед ними была Земля...
        Колыхнулась зелень, пошла волнами - и теплый ветер ворвался в пирамидальный зал, скрытый в толще Марсианского Сфинкса, своим шумом разогнав тишину и овеяв лица астронавтов.
        Запахи... Запахи листвы... цветов... дыма...
        - Невероятно... - прошептал Алекс Батлер, едва шевеля губами.
        - Что? - Свен Торнссон по-прежнему неотрыва0 смотрел на Луну, и светлые волосы его разметались от ветра.
        - Это Теотиуакан, Свен... Древний земной город.,, Настоящий! Открылся переход...
        Вверху, там, где сходились грани пирамиды, сверкнуло что-то лиловое, и Алекса Батлера охватила внезапная тревога. Сдавило виски, непрекращающаяся вибрация дрожью отдалась во всем теле.
        - Скорее отсюда, Свен!
        - Что? Это Земля, ты видишь? Земля!
        От тяжелого удара, раздавшегося за их спинами, содрогнулся пол. Алекс Батлер отпрыгнул в сторону, разворачиваясь в прыжке лицом к проему, а Свен Торнссон, тоже мгновенно среагировав на этот грохот, бросился вперед, к центру зала, по которому свободно гулял земной ветер.
        Не было уже никакого проема - его наглухо закрыла гладкая каменная плита.
        Алекс Батлер разглядел на ней белые линии - два расположенных на одной горизонтали частично пересекающихся одинаковых круга и горизонтальную черту, ровно посредине соединяющую обе стороны общей для обоих кругов площади, - и в этот момент то ли от вибрации, то ли по какой-то другой причине пол под ним провалился, и ареолог, не успев издать ни звука, полетел вниз.
        Несмотря на возникшую после лиловой вспышки сильную головную боль, он не утратил ясности мышления - скорее всего, это сработало выкованное долгими предполетными тренировками умение быстро ориентироваться в непредвиденных ситуациях. Наклонив голову и вытянув перед собой руки, Алекс Батлер развернул свое тело почти горизонтально, пытаясь и руками и ногами дотянуться до стен и замедлить падение, а если удастся - и вовсе заклиниться в этом колодце. Но у него ничего не получилось
        - стены были слишком далеко, одну из них освещал болтающийся на его груди фонарь. Фонарь почему-то разгорался все ярче и ярче, и, посмотрев вниз, ареолог понял, что свет идет оттуда, из глубины, с совсем уже близкого дна. Белого дна, подобного выложенному кафелем полу морга. Когда-то ему довелось ходить по белому кафелю морга, опознавая тело несчастной Лив.

«Летишь по туннелю, а в конце - свет, - мелькнула непрошеная мысль. - Переход от жизни к смерти...»
        Больше ничего Алекс Батлер подумать не успел - не долетев нескольких метров до дна, он почувствовал, что угодил в какую-то невидимую сеть, упал на невидимый батут, отбросивший его вверх, и вновь Принявший его тело, и опять отбросивший - уже слабее. Так, попрыгав немного в воздухе, ареолог завис над дном, обливаясь потом и шумно дыша, не зная, как утихомирить рвущееся из груди сердце. Он даже не заметил, что головная боль прошла - столь же неожиданно, как и возникла. И вибрации больше не ощущалось - все вокруг было тихо.
        Поле его зрения ограничивал квадратный проем, под которым белел освещенный пол, - судя по всему, ведущий из пирамиды колодец оканчивался в Потолке какого-то помещения. Очередного помещения, каких, видимо, было полным-полно в недрах Марсианского Сфинкса. Ровный белый пол - это было гораздо лучше, чем частокол или компания зубастых монстров.
        Алекс Батлер выключил ненужный здесь фонарь и Висел, не шевелясь и размышляя, каким же образом добраться до пола. Можно было попробовать посильнее раскачаться, чтобы прорвать собственной массой, умноженной на скорость, невидимый батут - падать тут было сравнительно невысоко. О Свене Торнссоне он старался пока не думать. Каждому из них был уготован свой собственный путь... Или конец пути...
        Ареолог уже напряг мышцы, собираясь осуществлять свой план, и услышал внизу легкие шаги. Кто-то приближался к шахте и, судя по звукам, шел босиком.
        Эти звуки были настолько неожиданными и совершенно невозможными здесь, в лишенных всякой жизни глубинах, что Алекс Батлер готов был принять их за слуховую галлюцинацию - ведь казалось же когда-то русскому астронавту, работающему на околоземной орбите, что он слышит доносящийся с Земли лай собак и плач ребенка... Тем не менее почти мгновенно сработал не разум, а инстинкт - ареолог расстегнул кобуру, выхватил «магнум-супер» и навел его на белый пол. Ему сразу же вспомнилась та тень в коридоре...
        Секунда... другая... третья... - ив проеме показалась фигура в красном... со светлыми волнистыми волосами... Человек... Женщина...
        Алекс Батлер, сглотнув, поспешно опустил руку с пистолетом на незримый батут и открыл рот, пытаясь заговорить, но не смог - оказалось, что у него пропал голос.
        Женщина остановилась под ним, подняла к нему лицо и спокойно сказала:
        - Представь, что ты прыгаешь вниз. Просто представь - и все.
        - Фло... - все-таки удалось просипеть ему.
        - Ну же, прыгай.
        Флоренс Рок спокойно смотрела на него своими бирюзовыми глазами, и голос ее тоже был спокойным, словно они вели мирную беседу за чашкой кофе в каком-нибудь трентонском ресторане. На Флоренс было длинное темно-красное одеяние из тяжелой, слегка переливающейся ткани, наводящее на мысли о чем-то древнегреческом (пеплос? хитон? гиматий?), из-под почти достающего до белого кафеля подола виднелись белые ступни с алыми пятнышками покрытых лаком ногтей; ногти пальцев рук были такого же цвета. Алекс Батлер совершенно не помнил, как они выглядели раньше, потому что никогда не обращал внимания на подобные детали. Это касалось не только Флоренс, это касалось всех женщин, с которыми он когда-либо имел дело. В руке Флоренс держала багровую, в тон странной одежде, сменившей комбинезон, маску - миниатюрную копию Марсианского Лика, только без слезы под прорезью для глаза.
        - Прыгай, - так же бесстрастно повторила Флоренс, и Алекс Батлер вдруг понял, что ему совершенно не хочется следовать ее совету. Их разделяло метра три, и ареолог почему-то не желал сокращать это расстояние. Какой-то не такой был вид у Флоренс - и дело тут было не только в ее одежде... И голос ее звучал тоже как-то не так...
        Алекс Батлер не спешил убирать «магнум» обратно в кобуру. Сердце вновь заколотилось, как пошедший вразнос двигатель, он взмок и чуть ли не плавал в собтвенном поте. Это была реакция организма на абсолютно непредвиденную ситуацию, и на всех уровнях сознания дружно завывали сирены тревоги. Что-то явно было не так...
        Он пальцем свободной левой руки смахнул пот с бровей и кончика носа и хриплым голосом спросил ту, что стояла внизу и продолжала смотреть на него не. подвижным взглядом, в котором не читалось никаких эмоций:
        - Как ты попала сюда? - На этот раз он не назвал ее по имени.
        Женщина в одеянии цвета крови слегка пожала плечами и промолчала.
        - Откуда эта одежда?.. Маска?.. - продолжал допытываться он.
        Стоявшая внизу снова пожала плечами, переступила с ноги на ногу, словно пол был холодным, и, медленно подняв руку, приложила к лицу маску.
        - Не хочешь прыгать - тогда я сама поднимусь к тебе.
        И хотя не было здесь никакой лестницы, Алекс Батлер почему-то ни на мгновение не усомнился в том, что ей это удастся. Его правая рука сама сделала нужное движение
        - и дуло «магнума», описав короткую дугу, уставилось в маску, чуть выше прорезей для глаз.
        Он не знал, сможет ли выстрелить.
        Флоренс Рок опустила маску, и светлые локоны упали ей на лоб.
        - Не хочешь - оставайся там, - сказала она и, по-прежнему глядя на ареолога, сделала шаг назад. - Но когда-нибудь это тебе надоест. Тебе надоест висеть здесь, и ты уйдешь отсюда... для того, чтобы сгореть...
        Алекс Батлер внутренне вздрогнул - но, как ни странно, ему тут же стало легче, и он, уже без всяких раздумий, убрал оружие в кобуру.
        Никто на свете, включая нанотехнолога Флоренс Рок, не мог слышать те слова, что сказала ему полупьяная маргиналка из племени дакота, сиу или навахо тем дождливым вечером в придорожном кабаке.
        Никто. А это значило, что нет на самом деле никакой женщины в багровом одеянии, и никто не говорит с ним. Вернее, говорит - но не кто-то, а что-то. Он, Алекс Батлер, в силу каких-то обстоятельств - возможно, причина кроется в той лиловой вспышке - уподобился тем многочисленным так называемым «контактерам», которые вполне искренне считают, что общаются с какими-то посторонними сущностями, будь то
«космический разум» или «инопланетяне». «Серые» с Дзеты Сетки. Или «люди в черном» из Туманности Андромеды. А в действительности же это ведет диалог само с собой их собственное раздвоившееся сознание. «Эпилепсия височных долей», - вспомнил он. Человек, страдающий этой болезнью, может испытывать галлюцинации, похожие на описания многих встреч с инопланетянами. Конечно, ничего хорошего во всем этом нет
        - но если он понимает свою проблему, то, возможно, все-таки справится с ней... пусть даже с помощью психиатров... Если ему удастся добраться до психиатров... Или не только это подобие Флоренс Рок, но и вообще вся экспедиция на Марс только грезится ему?

«Впрочем, если так рассуждать, - сказал себе он, - то и все собственное существование можно считать сном. Или даже сном во сне...» Алекс Батлер потряс головой и, поколебавшись немного, все-таки заговорил с той, что стояла внизу, теперь уже опустив голову, словно у нее устала шея. Ему было любопытно, как выкрутится из этой ситуации его собственное раздвоившееся сознание.
        - Откуда ты знаешь, что я сгорю? Как это произойдет, Фло? Пожар в моем доме? Катастрофа при Посадке? Что-то связанное с террористами? Во всяком случае, для самосожжения пока причин не вижу. Так что это будет?
        - Это будет конец, - последовал краткий ответ,
        - Что ж, весьма убедительно, - сказал он. Естественно, его сознание понятия не имело, какая конкретно связанная с огнем ситуация якобы прервет его жизнь. Хотя могло бы и пофантазировать... - Например, мне на голову свалится солнце, как тому лилипуту из комиксов, - предположил он.
        Стоявшая внизу промолчала.
        Собственные слова тут же обернулись цепочкой ассоциаций, и он не удержался от вопроса, ответ на который, конечно же, отлично знал.
        - Ты помнишь, вчера вечером, когда мы возвращались к «банке», - сказал он,
        -говорили о звездопаде. Роберт Фрост... Как там у него? Когда я, сгорбившись, шел под звездопадом... Как там дальше, Фло? Напомни.
        Она вновь подняла голову, и уже не бирюзовые, а агатовые ее глаза были неподвижны.
        - Не знаю, о чем ты говоришь. Ты не хочешь спускаться ко мне и не пускаешь меня к себе. Пусть будет так. Ты сгоришь... Ты спрашиваешь о чем-то, а я не знаю ответа.
        Это было странно. Он, Алекс Батлер, не помнил дословно тех строк Фроста, но в глубинной-то его памяти они должны были отложиться! Или тут что-то другое?..
        - Я не знаю ответа, но я знаю иное, - продолжала Флоренс. - Здесь, внизу, целый подземный город» но он пуст. Многие ушли, а некоторые остались... Но не тут... И стали не такими, как раньше... Ты спросишь, кем был тот, под чьим ликом ты сейчас находишься?
        - Да, спрошу. - Алексу Батлеру было интересно узнать, какой ответ приготовило ему подсознание. - Кем же он был?
        - Это Лик того, кто когда-то привел предков сюда.
        - В Сидонию? - уточнил ареолог. - Или на Марс?
        - В этот мир, - не совсем понятно ответила Флоренс.
        - И как же звали этого космического Моисея?
        - У него много имен, но все они - не истинные. А истинное откроется не здесь и не сейчас. И не тебе. Твое время уже истекает.
        От этих слов Алекс Батлер вновь, как перед пирамидальным залом, ощутил невольный озноб - и это при том, что он продолжал оставаться совершенно мокрым от пота.
        - Ты не хочешь идти ко мне и не пускаешь меня к себе, - опять прозвучал в тишине голос Флоренс. - Я ухожу...
        Она медленно повернулась и сделала шаг... другой... Еще чуть-чуть - и фигура в красном с маской в руке исчезнет за краем проема. Алекс Батлер молча провожал ее взглядом.
        Звук босых ног становился тише... тише... Потом до слуха ареолога донеслось что-то, похожее на легкий всплеск, - и все. Вокруг вновь царило подземное безмолвие.
        Он подумал, что если сейчас начнет копаться во всех этих видениях, то, скорее всего, кончит очень плохо. Лучше попробовать дать нагрузку мышцам, а не мозгам.
        Но как? Раскачаться на этом батуте?

«Представь, что прыгаешь...»
        И он представил. Он мысленно сел на корточки на упругой прозрачной пленке и мысленно же прыгнул Чуть вперед и вниз - как с крыши.
        И эта мысленная картинка воплотилась в реальности. Алекс Батлер действительно полетел вниз, только не из положения сидя, а из положения лежа ничком. Выручила реакция - он успел опустить ноги и более-менее приблизить свое тело к вертикали, поэтому не отбил себе живот. Подошвы ботинок смягчили соприкосновение с полом, он выставил перед собой руки и упал на колени - и все-таки ощутимо приложился ладонями к белой поверхности, по твердости ничуть не уступавшей кафелю.
        Решив приберечь удивление и все другие эмоции до лучших времен, ареолог, продолжая стоять на четвереньках, поднял голову и обнаружил, что находится возле одной из стен традиционно уже пустого прямоугольного помещения размером, пожалуй, с баскетбольную площадку. У помещения были две характерные особенности: во-первых, отсутствие хоть какого-то намека на дверь, ворота или калитку, а во-вторых, повсеместное присутствие подобия белого кафеля - и пол, и стены, и потолок сплошь были выложены квадратными плитками. Без всяких сиррушей. Совершенно непонятно было, почему в этом белом зале светло, как в операционной, но Алекс Батлер не собирался погружаться в размышления по данному поводу: даже найди он источник освещения - что изменится в его положении?
        Проем в потолке темнел довольно высоко над головой астронавта, и теперь туда можно было добраться, разве что совершив прыжок с шестом.
        Но шестов нигде не наблюдалось, и Алекс Батлер обреченно подумал, что очутился именно в морге. В морге, рассчитанном на единственное тело. Его, Алекса Батлера, тело. Точнее - труп...
        Он подул на ушибленные ладони и медленно встал. И увидел то, чего не было видно ему из положения на четвереньках. В дальнем от него конце зала, в углу, темнел на полу квадрат, и у самого края горельефом выступало из него бледное лицо Флоренс с прилипшими ко лбу светлыми волосами, а чуть дальше - оранжевое пятнышко...
        Уже не раздумывая, иллюзия это или нет, Алекс Батлер бросился через зал, и стук его ботинок многократным эхом отскакивал от белых плоскостей. Квадрат оказался бассейном, наполненным темной, казавшейся маслянистой, жидкостью, неподвижно отражающей белый потолок.
        Он вытащил Флоренс на кафельный пол и опустился на колени возле нее. Это была именно нанотехнолог Флоренс Рок - в оранжевом комбинезоне, а не в красном подобии древнегреческого хитона или пеплоса. И без маски в руке. Темная субстанция, которую он принял за жидкость, при ближайшем рассмотрении оказалась похожей на коллоид - она скатывалась с совершенно сухого комбинезона Флоренс, не оставляя следов, и лужицами застывала на белом полу. Лужицы почти мгновенно тускнели и превращались в серый порошок.
        Вспомнив про недавний всплеск, ареолог бросил взгляд на бассейн - но ничего и никого больше не было видно на его глади. Лезть туда он не стал и посмотрел на руки Флоренс: знакомо алели на ее ногтях пятнышки лака. Снимать с Флоренс ботинки, чтобы посмотреть на ее ступни, Алекс Батлер тоже не стал. Остро ощутив дежа вю, он расстегнул комбинезон Флоренс, пальцем нащупал пульс... Состояние дежа вю продолжалось - веки ее затрепетали, как недавно у Свена Торнссона, и она открыла глаза, словно только и ждала этого прикосновения. Было тут что-то от истории про Белоснежку...
        Взгляд Флоренс поблуждал по потолку - туманный, рассеянный взгляд... Скользнул по лицу ареолога... Вновь устремился в потолок... И замер. И померк - словно внутри ее глаз кто-то выключил освещение.
        - Фло... - срывающимся голосом позвал Алекс Батлер.
        Флоренс чуть повернула голову и смотрела теперь куда-то мимо ареолога. Лицо ее было застывшим... словно маска...
        - Фло! - повторил Алекс Батлер, холодея от недоброго предчувствия. - Ты меня слышишь, Фло?!
        Что-то на мгновение дрогнуло в ее глазах, по-прежнему бирюзовых, но погасших. Дрогнуло - и вновь растворилось в тумане.
        - Что с тобой, Фло? - спросил он с отчаянием, вызванным пониманием собственного бессилия. - Где ты была?
        И вновь какой-то отблеск мелькнул в бирюзовых глазах - и исчез. Губы Флоренс шевельнулись, слегка растянулись в слабом подобии улыбки, и ее глуховатый надтреснутый голос, так непохожий на прежний голос Флоренс Рок, болезненно отозвался в сердце Алекса Батлера.
        - Где ты была? - как говорящая кукла повторила она его вопрос, по-прежнему глядя куда-то в пространство. - Оно меня окружило... Поглотило... Темнота... - Она роняла слова монотонно, отделяя их друг от друга длинными паузами, и было непонятно, осознаёт ли она то, что говорит. - Темнота... Темнота встала на мое место... Заняла мое место... Я - часть темноты... Она овладела мной... Темнота...
        Губы ее сомкнулись, и закрылись ее глаза. Словно окончательно разрядились батарейки. Словно пружина распрямилась до конца.
        - Фло! - крикнул он и потряс ее за плечи. Голова Флоренс безвольно мотнулась, и видно было, как под опущенными веками из стороны в сторону блуждают глаза.

«Это шок! - лихорадочно подумал он. - Это просто шок. Из-за того дьявольского марсианского сиропа... Она очнется, обязательно очнется... Если бы хоть каплю нашатырного спирта!»
        Он убеждал себя в том, что это шок, но в глубине души понимал, что все гораздо серьезнее. Гораздо хуже... Шум, похожий на громкий тяжелый вздох, раздавшийся сбоку, от бассейна, заставил его повернуть голову. То, что было до сих пор неподвижной темной поверхностью, вспучилось почти достающим до потолка маслянистым пузырем. Пузырь быстро раздувался, превращаясь в монгольфьер, и через мгновение лопнул с оглушительным грохотом взорвавшегося фугаса. Коллоид хлынул во все стороны, темная волна подхватила Алекса Батлера, вцепившегося в плечи Флоренс, и швырнула к стене. Ареолог ударился плечом о твердый кафель, но пальцы не разжал, продолжая удерживать Флоренс. Шум нарастал и нарастал, теперь коллоид мощными высокими гейзерами извергался из бассейна, быстро заливая все вокруг. Не прошло и десятка секунд, как Алекс Батлер был уже по грудь в этой субстанции, а еще через несколько мгновений она дошла ему до подбородка. Оттолкнувшись подошвами от пола, ареолог, не отпуская Флоренс, отчаянно заработал ногами, изо всех сил стараясь удержаться на плаву. Его поднимало к потолку, потолок был все ближе и ближе,
холодный белый потолок морга, и темная масса вот-вот должна была до предела заполнить весь ограниченный белым мертвенным кафелем объем.

«Не сгореть мне суждено, а утонуть...» Эта мысль была последней. Теплое, скользкое, по. чему-то отдающее чем-то горелым, хлынуло ему в ноздри и, разгораясь огнем, потекло в горло.
        Алекс Батлер в первый и последний раз судорожно всхлипнул, пальцы его разжались, теряя Флоренс, и вязкая темнота сомкнулась над ним...

9. Золотоглазый
        Леопольд Каталински гнал вездеход в режиме форсажа, с трудом удерживая руль, - его подбрасывало вместе с машиной, которая, казалось, вот-вот развалится от этой жестокой тряски; ведь не асфальт стелился под колесами, и не бетон, а усеянная камнями равнина, совершенно не подходящая для такой сумасшедшей езды. Инженер выжимал из марсохода все до предела, но эта самодвижущаяся четырехколесная тележка вовсе не была болидом «Формулы-1» или хотя бы джипом-внедорожником. Расстояние до Марсианского Сфинкса сокращалось удручающе медленно, и Леопольд Каталински бормотал проклятия до тех пор, пока не прикусил себе язык при наезде на очередной камень.
        Внезапная потеря связи с командиром не просто тревожила инженера - он был почти уверен, что произошло непоправимое, и мысленно не переставал проклинать себя за то, что оставил Эдварда Маклай-на одного и вернулся к модулю на погрузку золота. Но разве мог он ослушаться приказа? Вновь ослушаться приказа.

«Да, мог! Мог! - ожесточенно стискивая зубы, думал он. - Это как раз тот случай, когда я просто обязан был не подчиниться и не оставлять его одного! Учитывая, что трое уже пропали здесь и остались только командир и я... Да пусть прахом пойдет все это чертово золото!..»
        Зловещий гигант, возвышающийся посреди зловещей равнины, надвигался и разрастался, подпирая зловещее небо.
        Сбавив скорость, Леопольд Каталински направил марсоход вокруг Сфинкса, к тому его боку, где, судя по ксерокопии, находился еще один вход.
        Порывы ветра то и дело гоняли по равнине ржавую пыль, и как ни силился инженер отыскать следы командира, это у него не получалось. Возможно, где-то, за каким-то камнем, и сохранился уберегшийся от ветра отпечаток рубчатой подошвы, но Леопольд Каталински не обладал способностями детектива и не мог его отыскать. Он медленно проехал вдоль всего каменного бока Сфинкса, напряженно, чуть ли не до слез, вглядываясь во все выступы и трещины, но ничего похожего на вход так и не обнаружил.
        Ощущая нечто похожее на панику, инженер развернул вездеход и направился обратно, с еще большей тщательностью исследуя проплывающую мимо каменную стену. И наконец заметил зигзагообразно уходящий вверх узкий карниз. Пройдясь по нему взглядом, Леопольд Каталински убедился в том, что карниз упирается в глухую стену.

«Лео, я вижу вход... Попробую добраться до него - он довольно высоко...»
        Командир видел вход. Видел отсюда, снизу. А теперь отсюда никакого входа не видно. Не то место? Или вход закрылся - точно так же, как закрылись ворота в туннеле?..
        Леопольд Каталински выключил двигатель, выбрался из ровера и направился к мрачному боку инопланетного чудовища, внимательно глядя себе под ноги.
        То ли тому, кто держал в своих руках нити человеческих судеб, захотелось чуть-чуть помочь одной из миллиардов марионеток, воображающих себя вполне самостоятельными субъектами, то ли он решил ускорить действие, чтобы приблизить развязку и посмотреть на другие сценки - так или иначе, но, не сделав и десяти шагов, инженер оступился на присыпанном пылью камне. Его правая нога поехала в сторону, ботинок взрыхлил нанесенную ветром ржавчину - и из-под нее показался краешек чего-то очень знакомого. Леопольд Каталински нагнулся и поднял разорванную звездно-полосатую обертку от армейского пищевого батончика «Хуа!». Эту обертку некому было оставить здесь, кроме Эдварда Маклайна, - командир, вероятно, решил подкрепиться перед восхождением.
        А значит, место было именно то.
        Леопольд Каталински выпустил обертку из пальцев и побрел назад, к вездеходу, за тросом. Вряд ли уже стоило спешить - от быстроты его действий, скорее всего, теперь ничего не зависело.
        Случались у инженера минуты, когда он желал быть командиром «Арго». И вот, похоже, это время наступило: он остался единственным участником Первой марсианской, находящимся снаружи, а не внутри, и мог отдавать любые приказы направо и налево. Но некому было отдавать приказы...
        Перекинув через плечо моток троса, инженер медленным шагом участника похоронной процессии начал подниматься по карнизу. Вход был, несомненно, закрыт, и вероятность успеха равнялась твердому я беспрекословному нулю, но он не мог покинуть это место, не убедившись в абсолютной незыблемости этого нуля.
        Он забирался все выше и выше, упорно глядя себе под ноги и не замечая, как постепенно раздвигается горизонт, открывая новые и новые однообразные пространства, усеянные ржавой пылью почти бесконечных времен. Когда-то там, за окоемом, была другая земля, цветущая, полная жизни земля, и скользили над волнами океана быстроходные корабли, и в небе кружили белые птицы, и дважды в год выбирались на берег из своих глубин обитатели подводной страны, и великие жрецы вели с ними долгие беседы...
        Леопольд Каталински мимолетно удивился своим странным мыслям и на ходу расстегнул ворот комбинезона. Ветер остался внизу, а здесь царила тишь, и никакая сила не могла пробить толщу камня, толщу каменной маски с празднования Хэллоуина - шабаша злобных демонов...
        Шаг за шагом... шаг за шагом... Чтобы ни с чем вернуться обратно...
        Леопольд Каталински был неуживчивым человеком, и тянулся за ним по жизни длинный шлейф конфликтов. У него были приятели, но не было друзей, и каждая из его сменяющих одна другую трех жен бросила его, не выдержав и года совместной жизни. Впрочем, он особенно не огорчался по этому поводу, потому что внутренне всегда был сам по себе и с каждым годом все больше врастал в свое одиночество, все теснее сживался с ним, представляя собой в некотором роде антипода космической черной дыры - не притягивая безвозвратно, а, напротив, отталкивая все Внешние объекты.
        Но ему очень не хотелось оставаться в одиночестве на этой мертвой планете, без надежды на чью-нибудь помощь. И хоть он и был эгоцентристом, но не простил бы себе, если бы не использовал даже нулевой шанс...
        Был в его жизни один случай... Давно, полтора десятка лет назад, когда он не превратился еще в антипода черной дыры. Ситуация, в которую попал он с однокурсником - скорее, другом, чем просто приятелем, - быстро перешла в критическую стадию: чужой район, ночь и стая то ли обкуренных, то ли обколотых чернокожих с ножами, уже тогда чувствовавших себя подлинными хозяевами Америки... Он бросил Пола и пустился наутек, спасая свою жизнь, - и после убеждал себя в том, что был уверен: Пол тоже убежит. А Пол не убежал... Он потерял много крови, но все-таки выжил, и, когда Леопольд Каталински, превозмогая страшнейший стыд, навестил его в больнице, Пол бросил ему в лицо: «Ты не человек, Красавчик. Ты марсианин». В те времена Леопольда Каталински называли Красавчиком.
        Тот, кто управляет марионетками-людьми, любит разыгрывать представления себе на потеху - и через несколько лет свел Пола и Леопольда на флоридском пляже. Пол тонул, и Каталински первым доплыл до него. Бывший однокурсник узнал Красавчика и оттолкнул протянутую руку, предпочитая пойти ко дну. Его все же спасли - но не Леопольд Каталински, а другие...
        Леопольду Каталински очень не хотелось, чтобы в неизбежном будущем, где-то в иномирье, за чертой земного бытия, командир экипажа «Арго» Эдвард Маклайн тоже оттолкнул его протянутую руку... Даже если и не существует никакого посмертного инобытия. Леопольду Каталински не хотелось ни разу больше услышать: «Ты не человек. Ты - марсианин».
        Возможно, еще и поэтому он так желал попасть в экспедицию на Марс. Чтобы доказать себе, что даже на Марсе он именно человек - а не марсианин...
        Древняя тропа вывела его наконец на полукруглую площадку-выемку, ограниченную глухой стеной. До верха колосса было отсюда еще довольно далеко, туда уже не вела никакая дорога - тропа заканчивалась именно здесь, а значит, именно здесь находился один из входов, указанных на невесть как попавшей на Землю древней схеме.
        Приблизившись к стене, инженер изучил взглядом кружево трещин и протяжно вздохнул. Если тут и на самом деле находился вход, то теперь он был перегорожен плитой, и отличить ее от остального монолита Леопольд Каталински не мог.
        Впрочем, даже если бы и смог - что это меняло? Взрывчатка была израсходована в туннеле, никаких звуковых паролей, кроме «Сезам, откройся», он не знал и очень сомневался в том, что здешняя автоматика сможет должным образом отреагировать на этот пароль из земных сказок...
        - Сезам, откройся! - хватаясь за последнюю соломинку, громко произнес Леопольд Каталински, чувствуя себя законченным параноиком. Марсианскому сезаму было глубоко наплевать на эту отчаянную просьбу.
        - Пошел ты, сволочь! - Инженер смачно плюнул на темную, в бледных потеках стену и показал ей выдавленный вперед средний палец.
        Никакой реакции вновь не последовало.
        Оставалось только спуститься к вездеходу и вернуться в пустой лагерь. Связаться с Центром управления полетом, доложить обстановку - очень печальную обстановку - и получить категорический приказ убираться с этого проклятого Берега проклятого Красного Гора, с этой проклятой планеты. Чтобы обеспечить доставку на Землю очень-очень ценного золотого груза. А потом с солидной суммой в кармане закатить в Лас-Вегас и устроить себе праздник. Или совершить вояж по Европе: Мадрид... Рим... Париж... Экзотические страны бывшего Восточного блока... Русская водка и русские девочки в Москве, Санкт-Петербурге и Киеве, есть там у них такой древний город, мать городов русских, где чуть ли не испокон веков живет какое-то особое славянское племя, из которого вроде бы родом сам Иисус Христос. И Тверь, обязательно Тверь! Он как-то читал в Интернете, что этот город на Волге едва не отбил у Москвы право зваться столицей Руси, а темное тверское пиво с загадочным названием «Афанасий» считается лучшим в мире... И ветчина у них, наверное, неплохая, русские всегда славились своей свининой - даже чопорные высокомерные немцы
говорили что-то о русских свиньях... Или же махнуть в Азию, пообщаться с гейшами, покормить с руки Годзиллу... А потом вернуться на работу и навсегда вычеркнуть Марс из своей жизни.
        Из жизни - но не из памяти...
        Леопольд Каталински еще раз плюнул на древние чужие камни, перевесил моток тонкого троса с плеча на шею и, смерив взглядом расстояние до верха сидонийского урода и прикинув сложность задачи, полез вверх по слегка наклонной стене, цепляясь пальцами за выступы и извилистые края трещин. Там, наверху, внутри одной из глазниц марсианской маски находился еще один вход. Возможно, он окажется открытым. Возможно, удастся блокировать полное опускание плиты-перегородки каким-нибудь подходящим каменным обломком - и тогда останется щель, через которую он сможет выбраться наружу. Вместе с командиром - ведь командир тоже знает о существовании этого входа и вдруг да сумеет добраться до него. Об остальных замурованных внутри ухмыляющегося идола членах экипажа «Арго» Леопольд Каталински предпочитал не думать.
        Он карабкался и карабкался вверх, тяжело дыша в обливаясь потом, забрав назад все те нелестные слова, которые извергал во время предполетной подготовки относительно совершенно ненужных, на его взгляд, тренировок по скалолазанию - ведь не в Гималаи же они собирались и не в лунные горы, а в более-менее ровную область Сидония. А в памяти нет-нет да и всплывал тот образ, что он видел при посадке, - черно-лиловые глаза на оскаленном лице, подернутые туманом, но даже сквозь туман глядевшие тяжело и зловеще. Наверное, именно так смотрит на свою жертву удав - прежде чем заглотать целиком и переварить. И умиротворенно дремать в ожидании следующей жертвы. Леопольду Каталински представились груды скелетов, высящиеся в подземельях марсианского удава, - и он чуть не промахнулся рукой мимо очередной трещины-зацепки. Его заранее коробило оттого, что, добравшись до глазницы, он попадет под прицел этого жуткого взгляда, но он продолжал забираться все выше и выше, изредка выдыхая яростное: «Подавишься, сволочь! Подавишься...»
        Инженер уже начал выбиваться из сил, когда наклонная стена, по которой он упрямо полз, как жук по камню какого-нибудь каре-сансуй - японского сада камней, начала становиться все более пологой, Постепенно и плавно закругляясь в верхнюю поверхность Сфинкса - в его головной убор, схожий с немесом владык Древнего Египта. Очень скоро Леопольд Каталински смог подняться на ноги и ощутить себя покорителем Эвереста.
        Но никаким покорителем инженер себя не ощущал, потому что цель этого восхождения была совсем другой. Он стоял у края, медленно обводя взглядом равнину внизу - сооружения Города, Пирамиду,., Ни Купола, ни лагеря с котлованом и посадочным модулем с этой точки не было видно - их закрывал вздымающийся темным массивом длинный нос Марсианского Сфинкса. Кровавое небо отсюда отнюдь не казалось ближе, кровавые сгустки облаков сомнамбулически влеклись по нему, и Леопольду Каталински вдруг представилось, что сейчас хлынет сверху кровавый ливень - прямо в хищный, прожорливый каменный рот. Передернув плечами, он вновь плюнул на камни и зашагал вперед, к провалу глазницы, стараясь не спотыкаться на неровной поверхности Лика-Маски.
        Не спотыкаться ему все же не удалось, и так, попеременно то плюясь, то чертыхаясь, он добрался до края глубокой впадины. Достал из кармана комбинезона батончик «Хуа! , сорвал обертку и бросил ее на камни. Откусил от батончика, тщательно прожевал, вновь медленно откусил. И только полностью управившись с пентагоновским лакомством, сделал еще шаг-другой, присел и осторожно заглянул вниз, напрягшись в ожидании головной боли.
        Но все его опасения оказались напрасными - вблизи провал, в глубине которого маячил редкий туман, ничем не походил на глазницу. Обычная горная впадина, похожая на конусообразный кратер» дно которой терялось в темноте. Ничего жуткого и зловещего. Никакого недоброго глаза. Вполне доступная впадина - бока ее, сходясь книзу, шли под уклон, а значит, ему не придется спускаться, повиснув на тросе. Он просто сползет по стене, страхуясь с помощью троса, - вот и все. Средняя степень сложности, не более. А то и менее. Вот только что он будет делать, когда окажется на дне? С пустыми руками. Нет, есть еще ракетница, но для чего в данной ситуации нужна ракетница? Для того, чтобы отметить салютом удачный спуск? Или для того, чтобы засунуть ее в собственную задницу?
        От бессилия...
        Если и будет салют - то как последняя дань тем, кто погребен под ужасной маской и никогда не вернется...
        - С-сволочь марсианская! - скрежетнув зубами, прошептал Леопольд Каталински и, встав, принялся осматриваться в поисках выступа понадежнее, к которому можно было бы привязать трос. Обследовав несколько каменных пеньков, он наконец нашел именно такой, какой хотел, - настолько напоминающий причальный кнехт, что можно было предположить: это специально обработанный камень для привязывания веревок, с помощью которых когда-то спускались в глазницу, ко входу. Хотя точно так же можно было утверждать и обратное: это никакой не кнехт, а вполне естественное природное образование...
        Туман в глубине впадины выглядел совершенно безобидным, однако Леопольд Каталински не стал искушать судьбу и, проверив заплечный баллон, надел гермошлем. Кто знает, каков химический состав этого тумана... Затем он закрепил трос на камне, несколько раз подергал, проверяя надежность страховки, и, повернувшись спиной к пустой глазнице, начал спуск.
        Он вдруг поймал себя на мысли о том, что глазница эта представляется ему провалом в черепе, под которым затаился целый выводок мерзких тварей,

«Прочь, гадина!» - шикнул он на собственную мысль, как на крысу, выпрыгнувшую из мусорного бака.
        Крыса метнулась за бак и затаилась там, время от времени высовывая злобную ухмыляющуюся морду.
        Успешно преодолев две трети расстояния до дна глазницы, в которой по-прежнему не наблюдалось ничего похожего на зловещее око, Леопольд Каталински попал в полосу тумана. Все вокруг заволоклось белой дымкой, не настолько, однако, плотной, чтобы он потерял из виду собственные руки. Туман вроде бы не собирался разъедать комбинезон и перчатки - это были, вероятнее всего, обыкновенные водяные пары. Обыкновенные пары, мелкими каплями оседающие на стекле шлема. Обыкновенные па...
        ...Башня возвышалась над пятнистой красно-желто-зеленой лесной чащей. Башня стояла не на холме - просто она была очень высокой, подпирая своей вершиной изумрудное небо. Треугольные окна казались отпечатками лап хищных гурров, вскарабкивающихся по ночам на плоскую крышу Башни, чтобы прохрипеть оттуда угрозу двум ярким лунам.
        Он залег на смотровой площадке боевой машины, разглядывая подступы к Башне. Деревья и кусты перед Башней тревожно качались, хотя стояло полное безветрие, и оттуда поднималась к облакам пелена синеватого дыма.
        Он изучал обстановку. Справа и слева от него, среди поваленных деревьев и измочаленных кустов, застыли могучие механизмы истребления, готовые по его команде двинуться в атаку, превращая чащу в равнину. Однако он не торопился с командой, потому что знал: Башня, такая открытая всем ветрам и беззащитная на вид, как древние неповоротливые длинношеие увальни брашши, готова и может ожесточенно обороняться, истребляя железные ряды атакующих и превращая в прах губительное оружие тяжелым взглядом своих многочисленных треугольных глаз.
        Попытки уже были, и не раз, - воспоминания о них сохранились в преданиях.
        Башня сопротивлялась и оставалась неприступной. Башня просто не подпускала к себе, огрызаясь синим дымом и молниями. Башня выбрасывала навстречу нападавшим вереницы черных крыльев, от взмахов которых вдавливались в землю боевые машины, а от взглядов горело все живое.
        Башня казалась неуязвимой - и потому ненавистной. Она была загадкой, тайной, ее обитатели оставались недоступными и незримыми - и потому мешали спокойно жить...
        Он ненавидел Башню. Он хотел добраться до ее хозяев.
        Он долго и прилежно изучал историю предыдущих схваток с Башней и пришел к выводу: в Башню можно проникнуть, если вся масса поведет яростную и безнадежную, обреченную на провал атаку, стремительно неся потери от синего дыма, молний и смертоносных черных крыльев, а в это время кто-то один, безоружный и осторожный, проберется к единственной входной двери. ...Штурм!
        Он прыгнул через ограждение и упал в пружинящие заросли, ощущая телом непрерывные толчки почвы, содрогающейся от канонады. Со всех сторон неслись тяжелый гул и резкие короткие удары, а потом вокруг хрипло зарокотало - это двинулись в атаку боевые машины.
        Откатившись в сторону от рванувшего с места мощного механизма уничтожения, он поднялся, пробежал немного по упругой просеке, оставленной боевым зверем, и метнулся в чащу.
        ...Выло, гремело, стонало, вздрагивала почва, небо стало сизым, а потом угрожающе лиловым, и раз за разом озаряли его сверкающие росчерки. Ветки лезли в лицо, ноги проваливались в выбоины, заросли просто отбрасывали от себя, не давая проходу, - но он упорно, где ползком, где напролом, продвигался к Башне.

«Я хитрее и мудрее древних, я - пройду!» - думал он, а где-то в глубине сознания трепыхался, бился, стараясь вырваться на свободу, кто-то нездешний, чужой, из иных времен и слоев бытия.
        В чаще быстро темнело, метались по небу яркие убийственные сполохи, пытаясь дотянуться до двух безмятежных лун, обрушить Великий Звездный Мост, соединяющий края небес. Он решил, что пора уже передвигаться только ползком, упал в липкую теплую жижу и пополз, отталкиваясь подошвами от пружинящих кочек, отводя в сторону жесткие стебли, не обращая внимания на клейкие листья, сотнями присосок пристающие к коже. У него было достаточно сил.
        Гремело, содрогалось, вспыхивало, переливалось... Но это было в стороне, за чащей, где, громыхая металлом, рвались к Башне обреченные на смерть, - а здесь, в едко пахнущей темноте, был только он один - безоружный, но уверенный в себе.
        Внезапно по глазам полоснул свет, с треском обрушились деревья... возникла вдруг перед ним обезумевшая боевая машина и, вихляя, задом пошла на него. Он мгновенно совершил боковой перекат прямо в пахучую лужу - и машина прогрохотала мимо, убегая от Башни. А вдогонку ей летели молнии, раздирая темноту и вспышками отражаясь от облаков. Он вытер рукой лицо и вновь пополз к Башне.
        И за кустами увидел вход - освещенную изнутри прозрачную дверь. И никакого движения за ней. Ни дверь, ни сама Башня нисколько не пострадали от обстрела - Башне не было страшно никакое оружие.
        Он подавил желание вскочить на ноги и пробежать этот очень короткий путь - он прополз его, кусая шершавые губы и сдерживая дыхание. И большое сердце колотилось в его груди почти так же неистово, как и малое. Вцепился в холодные ступени, ведущие от нехоженой высокой травы к двери, - и в этот миг услышал над головой нарастающий свист. Черное полотнище сгустком ночи упало с вершины Башни и повисло над крыльцом - в ужасных глазах стража медленно разгорался убийственный огонь.
        Бежать было поздно, и он, зажмурившись, отпустил ступени и замер, приготовившись к смерти.
        ...Когда он осмелился взглянуть вверх, то увидел только звезды в разрывах облаков. Страж Башни исчез.

«Не тронул! - возликовал он. - Потому что я безоружный...»
        Тот, другой, нездешний, замурованный в глубинах сознания, перестал рваться на волю, в свои края, и обессиленно затих.
        Он ползком преодолел три ступени и, лежа, толкнул рукой прозрачную дверь. Дверь открылась легко и бесшумно - он вкатился в просторный прохладный зал, и дверь тотчас закрылась, отрезав все звуки мира.
        Зал был пуст, его освещали настенные светильники-трубки. Расплывчатые тени от четырехгранных колонн, пересекаясь, накладываясь друг на друга, стелились по гладкому серому каменному полу. В глубине зала начиналась широкая лестница без перил.
        Он, пригибаясь на всякий случай, добежал до лестницы и оглянулся. Небо за дверью вновь беззвучно полыхало, кружили в нем черные полотнища, и при вспышках ослепительных молний было видно, как медленно и неумолимо падают деревья. Он трижды благодарственным жестом прикоснулся ко лбу и груди и начал осторожно подниматься по лестнице. Создатель Великого Звездного Моста был на его стороне.
        ...Этажи... этажи... этажи... Двери... двери... Десятки дверей, и за каждой из них
        - помещения с треугольными окнами. Совершенно пустые помещения, залитые холодным сиянием настенных трубок-светильников. Каменные полы... Белые стены... Белые потолки... Пустые углы... Гулкая тишина...
        И все.
        Он стоял у треугольного окна последнего помещения последнего этажа, под самой крышей Башни. За окном уже совсем рассвело, и далеко внизу застыла растерзанная чаща. Над далекой рекой поднимался туман.
        Башня была пуста... Совершенно пуста.
        От белых стен повеяло жаром и сдавило грудь, нечем стало дышать - и чужак заметался внутри и вырвался, все-таки вырвался на свободу...
        Он хватал ртом воздух, легкие словно горели в огне, в горле было сухо, как в пустыне. Голова ничего не соображала, но ей на помощь бросилась рука, разблокировавшая крепления и поднявшая стекло гермошлема.
        Леопольд Каталински с натужным стоном втянул воздух... еще раз... и еще - и сердце отозвалось бешеным стуком, не большое и не малое, просто - сердце.
        Вокруг было темно, и он не сразу сообразил, где находится, зато сразу понял, почему чуть не задохнулся: в заплечном баллоне кончилась дыхательная смесь. Воздух холодил лицо, его было много, и как же это хорошо, что его так много!.. Сознание собрало из кусочков паззл действительности, и инженеру стало наконец понятно, что он лежит на боку на каменной поверхности, идущей под уклон, его удерживает на месте трос, и звездными глазами смотрит на него темное небо, очерченное кромкой впадины-глазницы.
        Даже школьник-младшеклассник догадался бы, наверное, какой фактор тут замешан.
        Реденький туман. Совершенно безобидный с виду туман. Совсем, оказывается, не простой туман - он сумел проникнуть сквозь герметический шлем и стал причиной странных видений. Этот туман мгновенно и напрочь послал в нокаут его, Леопольда Каталински, заставив проторчать тут в беспамятстве несколько часов. Этакий марсианский наркотик, вызывающий очень реальные, очень яркие, совершенно правдоподобные жизненные галлюцинации.
        Леопольд Каталински когда-то был знаком с наркотиками отнюдь не понаслышке, но у него, даже в юности, нашлось достаточно ума и силы воли, чтобы дать им решительный пинок под зад - раз и навсегда.
        Он не собирался копаться в своих замечательных видениях - он просто громко выругался и включил фонарь на шлеме. Никакого тумана вокруг уже не наблюдалось, зато камни искрились кристалликами льда. Морозный воздух обжигал горло и стягивал кожу на лице. Леопольд Каталински представил себе, в каком состоянии пребывают сейчас работники ЦУПа, обеими руками ухватился за трос и чуть ли не со скоростью катящегося по горному склону камня ринулся вниз. Он, как и прежде, абсолютно не надеялся ни на что хорошее, но был намерен выполнить то, что обязательно должен был выполнить.
        ...Замечательный режиссер и кукловод, он же Создатель Великого Звездного Моста, не собирался в эту ночь заниматься творением чудес на одной из бесконечного множества подвластных ему территорий, им же и созданных для собственной потехи, - на том участке марсианской области Сидония, которую заявившиеся сюда земляне нарекли Берегом Красного Гора. Леопольд Каталински убедился в этом, вдоль и поперек исходив все каменистое дно глазницы. Никакого входа он не отыскал ни под ногами, ни в стенах. Если вход тут на самом деле существовал, то был надежно закрыт.
        Леопольд Каталински знал, как отсюда можно проникнуть внутрь Сфинкса: поднять в небо «консервную банку», зависнуть над глазницей и сбросить бомбу.
        Но у него не было бомбы.
        Ни ругаться, ни плеваться он больше не стал. В последний раз обвел фонарем каменную площадку и, яростно растирая щеки, побрел к стене.

* * *
        До рации Леопольд Каталински добрался, еле волоча ноги от усталости, бросив в вездеходе и гермошлем, и пустой баллон. Все переживания и проблемы, вся спешка, все нагрузки последних часов - нет, не часов - целой жизни! - навалились на его плечи и вдавили в кресло с такой силой, словно не на Марсе он находился, а на гиганте Юпитере, чье мощное гравитационное поле способно было вмиг превратить человека в тонкий слой масла, размазанный по бутерброду. Погрузка... Поиски пропавших... Перелет на орбиту... Разгрузка... Посадка на Марс... Еще одни поиски. . Работа в котловане... И вновь - поиски...
        А ночной спуск по карнизу к подножию Марсианского Сфинкса... А поездка к лагерю, когда путь освещает лишь одинокий фонарь - у ровера не было фар, потому что никакие ночные вояжи программой экспедиции не предусматривались. И опять - багровые сполохи над каменным чудовищем, и вызывающее озноб ужасное ощущение, что за спиной, на равнине, находится не бесчувственная гора, а живой монстр. Да, Марсианский Сфинкс только прикидывался безжизненной каменной громадой, а на самом деле был коварным живым существом, хищником, тысячи лет терпеливо дожидавшимся добычи. Дожидавшимся - и наконец дождавшимся. Сфинкс пожрал четверых землян точно так же, как пожрал некогда всех марсиан, и теперь медленно переваривал их в своем зловонном чреве. Так представлялось Леопольду Каталински.
        У него не хватило сил даже на то, чтобы поесть, и он уснул прямо в кресле перед рацией, уронив руки на панель и уткнувшись в них лицом, - словно провалился в черный колодец.
        Раз за разом повторяющийся сигнал вызова с трудом вытащил его из этого колодца. Еле-еле разлепив глаза и с усилием подняв тяжелую голову, Леопольд Каталински вышел на прием и выслушал вердикт ЦУПа.
        Вердикт был вполне предсказуемым. Инженеру предписывалось, по возможности, довести до конца погрузку и убираться с Марса на орбиту. Не предпринимая больше никаких попыток найти хоть кого-нибудь. Категорически. Улепетывать на «Арго» и ждать там дальнейших указаний. Не возвращаться на Землю - а ждать.
        В ЦУПе еще на что-то надеялись.
        - Вас понял, иду спать, - лаконично ответил Леопольд Каталински.
        Некоторое время он обессиленно полулежал в кресле, глядя на экран внешнего обзора. Вспышки над Сфинксом прекратились (молнии, и Башня, и огненные взгляды черных крыльев вспомнились ему), усеянное звездами чужое небо казалось хрупким, ненадежным, готовым в любой момент рухнуть вниз, рассыпая светила и открывая путь жуткой пустоте.
        В этой черной ночи, не так уж далеко от модуля, затаился безжалостный хищник, продолжая переваривать тела Алекса Батлера, Флоренс, Свена Торнссона и командира..
        Так ничего и не поев, Леопольд Каталински дотащил себя до койки и рухнул на нее, даже не попытавшись снять комбинезон. В какой-то момент ему стало глубоко безразличным все и вся, включая собственную персону, которая теперь занимала его не больше, чем столкновение двух космических пылинок где-нибудь в созвездии Волопаса...
        Впрочем, он отдавал себе отчет в том, что эта апатия могла быть защитной реакцией организма, своего рода аварийной подушкой безопасности для нервной системы, расшатанной случившимися трагическими событиями и непредвиденными физическими нагрузками.
        Леопольд Каталински лежал, ни о чем не думая, и ему продолжала представляться монолитная зловещая громада. А потом он вновь провалился в черный колодец.
        ...Его разбудили приглушенные звуки, похожие на ней-то голос. С трудом выкарабкавшись из смутного лабиринта какого-то безнадежного сновидения, он приподнял тяжелые веки и тут же зажмурился от неяркого света настенного светильника, ощутив резь в глазах. Голова казалась неподъемной гирей, он не мог пошевелить ни руками, ни ногами - тело было совершенно вялым, а мозг, отравленный болезненным сном, никак не желал проясняться. Леопольд Каталински Беспомощно лежал на койке в грузовом отсеке модуля и слушал едва проникающие в его затуманенное сознание, доносящиеся словно бы издалека слова.

«Марсианские города - изумительные, неправдоподобные, точно камни, снесенные с горных вершин какой-то стремительной невероятной лавиной и застывшие наконец сверкающими россыпями...»

«Какие города? - неясной тенью проползла по дну сознания вялая мысль. - Какие сверкающие россыпи? Нет никаких россыпей...»
        Голос, ровный, шуршащий, затих, словно пересох от жары еле-еле заметный ручей, а потом зашелестел снова:

«Тихо на предутреннем Марсе, тихо, как в черном студеном колодце, и свет звезд в воде каналов, и в каждой комнате дыхание свернувшихся калачиком детей с зажатыми в кулачках золотыми пауками, и возлюбленные спят рукав руке, луны закатились, погашены факелы, и безлюдны каменные амфитеатры...»
        Инженер вновь попытался открыть глаза, но они никак не хотели открываться, а сознание словно опутала прочная плотная паутина. Он не желал противодействовать этой паутине, у него просто не было сил, чтобы пытаться разорвать ее. Он продолжал неподвижно лежать, свесив руку с койки, и все-таки сумел сообразить, что слышит какой-то книжный текст. Что-то похожее вслух читала Фло командиру, когда все они проходили предполетную подготовку. Кажется, она даже называла имя автора, но Леопольд Каталински не мог вспомнить его, да и не был он в состоянии собраться, сконцентрироваться - призрака мыслей отрешенно разбредались в разные стороны, как унылые погибшие души в безнадежных кругах Ада, описанного то ли гениальным, то ли полубезумным средневековым итальянцем...
        Леопольд Каталински не был знатоком литературы - со школьных лет его втянул в себя водоворот Интернета.

«И сильный ветер погнал песчаный корабль по дну мертвого моря, - после короткого затишья продолжал голос, - над поглощенными песком глыбами хрусталя, мимо поваленных колонн, мимо заброшенных пристаней из мрамора и меди, мимо белых шахматных фигурок мертвых городов, мимо пурпурных предгорий и дальше, дальше...»
        Это было красиво, и Леопольд Каталински, даже пребывая в тягучем полусне, оценил старания тех, кто готовил Первую марсианскую, - вероятно, запись включалась автоматически и звучала каждую ночь, способствуя, по замыслу специалистов-психологов, максимальной релаксации и созданию соответствующего психологического фона...

«Хорошая, наверное, задумка... по мнению специалистов... сказки о Марсе... динамик встроен в переборку... луны закатились... безлюдны каменные амфитеатры... песчаный корабль... прямо к Марсианскому Сфинксу...» Леопольд Каталински вновь погрузился в глубокий сон, и ему снились голубые призраки, голубые дымки - высокие марсианские песчаные корабли под голубыми парусами.

* * *
        Утром инженер проснулся с тяжелой головой. Мышцы болели, словно он всю ночь, подобно тому древнему греку, таскал камни, а окружающее воспринималось отстраненно, как будто весь мир был отгорожен от него толстым стеклом. Воспоминания о миновавшей ночи забились в наглухо закупоренные норы и ничем не давали о себе знать; он даже не мог вспомнить, как добрался до койки.
        Мысль о еде почему-то вызывала у него отвращение, но он все-таки заставил себя сделать несколько глотков мультивитаминной смеси - и эта смесь показалась ему абсолютно безвкусной.
        А потом он подошел к рации и отключил ее. Сам Добровольно перекрыл канал связи с ЦУПом. Если бы его спросили, зачем он это сделал, он не смог бы ответить.
        Немного постояв, рассеянно разглядывая пол а словно бы о чем-то размышляя, Леопольд Каталински круто развернулся и направился к выходному люку.
        Новое марсианское утро было солнечным и тихим. Ничего не изменилось в окружающем пейзаже, только над хищным Сфинксом висела легкая белесая дымка. Вездеход выглядел как-то нелепо, он был неуместен здесь, на этой древней равнине, видевшей в ночном небе над собой легендарный Фаэтон.
        Леопольд Каталински присел на ступеньку трапа и начал рассеянно насвистывать какой-то нехитрый мотивчик. Внешний мир по-прежнему был отделен от него толстым стеклом. Нужно было выводить контейнеры, грузить золото, а потом готовить модуль к старту, но инженер как будто забыл обо всех этих хлопотах. Он просто сидел, глядя себе под ноги, и задумчиво насвистывал. Потом поддал носком ботинка бурый гладкий камешек - тот со стуком закатился под широкий бампер марсохода.
        Леопольд Каталински равнодушно проводил его глазами и перевел взгляд на далекий Марсианский Лик.
        Да, он не ошибся в своем предположении. Исполин не был мертвым монолитом наподобие вытесанных в скалах египетских храмов, он жил какой-то своей таинственной жизнью, он менялся. Солнце освещало его, и в солнечных лучах на каменном боку, обращенном к модулю, серебрился над поверхностью равнины безукоризненно правильный прямоугольник, которого - инженер совершенно определенно знал это - не было там, когда он вышел из «консервной банки».
        Марсианский Сфинкс, вернее, то, что земляне называли «Марсианским Сфинксом», был способен на метаморфозы.
        Леопольд Каталински почему-то совершенно не удивился и вообще не ощутил никаких эмоций; он продолжал оставаться за толстым стеклом и воспринимал действительность
        - или то, что казалось действительностью, - с невозмутимостью комара, застывшего в куске янтаря. Встав с трапа, он подошел к вездеходу и отвинтил фонарь с брошенного на сиденье шлема. Зачем ему нужен фонарь, он не знал, но ему и в голову не приходило искать какое-то объяснение. Обогнув вездеход, Леопольд Каталински неторопливо зашагал по равнине к каменному колоссу с прямоугольником, сверкающим серебром, словно был морским судном, плывущим на свет маяка. Или мотыльком, летящим к смертельно обжигающей лампе.
        Серебряный прямоугольник медленно приближался, и было уже видно, что это ворота, огромные закрытые ворота, к которым вели несколько широких каменных ступеней, выраставших из грунта, - когда-то эта лестница поднималась высоко вверх, но за долгие века песчаные бури сделали свое дело, засыпая исполинское существо, и теперь ворота оказались совсем близко к поверхности увядшей планеты. Вчера он не видел здесь ни ворот, ни ступеней, не было такого входа и на схеме командира - но Леопольд Каталински совершенно не думал об этом. Никаких вопросов у него не возникало, и он брел как во сне, спокойно глядя в пространство перед собой.

«Город: хаотическое нагромождение розовых глыб, уснувших на песчаном косогоре, несколько поваленных колонн, заброшенное святилище, а дальше - опять песок, песок, миля за милей... Белая пустыня вокруг канала, голубая пустыня над ним...»
        Эти слова вдруг зазвучали в голове Леопольда Кавалински. Он вспомнил свое ночное пробуждение - и отрешенно улыбнулся. И имя творца этих слов он тоже вспомнил - это имя называла тогда Флоренс; она с книгой в руках сидела в кресле напротив командира, был перерыв между занятиями, Алекс Батлер что-то жевал, Свена увезли возиться с «консервной банкой», а он, Леопольд Каталински, просто лежал на диване и невольно слушал нанотехнолога... Брэдбери. Старый сказочник, придумавший совершенно нереальную страну под названием «Марс». Страна Оз в небесах...
        Сфинкс закрыл собой полнеба. Леопольд Каталински медленно поднялся по полустертым ступеням, продолжая чему-то улыбаться. И остановился на верхней площадке возле двустворчатых высоких ворот с массивными дугообразными бронзовыми ручками. Их серебряная поверхность слепила глаза. Сбоку от ворот, из покрытой разводами мелких извилистых трещин бугристой стены (или бока марсианского существа), торчал на высоте чуть больше человеческого роста длинный стержень из темного металла толщиной с руку.

«Похоже на рычаг. - Инженер осторожно прикоснулся к стержню. - Дерни за веревочку
        - дверь и откроется?..»
        Он обхватил стержень ладонями и, поджав ноги, повис на нем всем своим весом, как гимнаст на перекладине. Стержень не сдвинулся с места.
        Но Леопольд Каталински не собирался отступать - он был уверен в успехе. То отталкиваясь подошвами от каменной площадки, то повисая на рычаге, он упорно старался раскачать его, вновь заставить работать древний механизм.
        И наконец у него получилось.
        Рычаг со скрежетом опустился, заставив взмокшего от усилий инженера упасть на колени, что-то защелкало, зажужжало, словно невесть откуда налетел вдруг рой рассерженных пчел, - и высокие серебряные двери с громким шорохом подались назад, открываясь, откатываясь с поворотом на невидимых колесах по дугообразным колеям, выдолбленным в каменном полу. Утренний свет жадно устремился в застоявшуюся, спрессованную столетиями темноту» размягчил ее - и почти сразу захлебнулся в ней.
        Но ему на помощь тут же пришел луч фонаря.
        Поводя фонарем из стороны в сторону, астронавт без колебаний шагнул внутрь, и лицо его было совершенно спокойно и даже безмятежно - словно не раз и не два доводилось ему бывать за этими серебряными воротами. Перед ним простиралось пустое пространство, огромный пустой зал с высокими сводами - и дальние стены, и потолок терялись в темноте. Гладкая каменная поверхность под ногами была покрыта пылью, и шаги получались неслышными, как по первому мягкому снегу. Леопольд Каталински обернулся. За открытыми воротами распростерлась бурая равнина, вдали застыл посадочный модуль, похожий на какое-то диковинное насекомое, приготовившееся к прыжку сквозь небеса, - и это летательное устройство почему-то показалось инженеру странным и нелепым, из разряда предметов и явлений, находящихся по другую сторону, за чертой...
        Некоторое время он стоял, равнодушно глядя на Модуль, а потом повернулся к молча и терпеливо ждущей его темноте. И вновь услышал...

«Столбики солнечных часов лежали, поваленные, на белой гальке. Птицы, парившие когда-то в воздухе, теперь летели в древних небесах песка и камней, их песни смолкли. По дну умерших морей широкими реками струилась пыль, и, когда ветер приказывал ей вновь воссоздать древнюю трагедию потопа, она вытекала из чаши моря и затопляла землю. Города, как мозаикой, были выложены молчанием, временем остановленным и сохраненным, резервуарами и фонтанами памяти и тишины.
        Марс был мертв...»
        И опять тихие слова не приходили извне, а словно бы рождались у него в голове. Секундная тишина - и шелестящие обрывки фраз, вырвавшись из сознания наружу, во внешний мир, начали осыпать застывшего астронавта, словно большие снежинки, словно хлопья черного пепла сгоревших времен, словно увядшие листья с деревьев вчерашнего дня.

«...под двумя холодными марсианскими лунами...» «...на окраину дремлющего мертвого города...» «...люди с серебристыми лицами, с голубыми звездами вместо глаз...»

«...ветер свистит над ложем мертвого моря...» «...глазами цвета расплавленного золота глядел марсианин...»

«...в доме с хрустальными колоннами...» «...были разбросаны виллы марсиан...» «... астворяясь в тени между голубыми холмами...» И вновь:

«Марс был мертв... Был мертв... Мертв...» Сказки о Марсе. Марсианские сказки... Леопольд Каталински почувствовал, что словно бы раздваивается. Он ощущал себя сразу двумя людьми, и эти люди вели беседу, ничуть не напуганные и не удивленные происходящим. Просто вели беседу.

«Что это было? - спросил один. - Это ведь никакая не запись. Откуда здесь взяться записи?»

«Если это даже и запись, то уж точно не наша», - ответил другой.

«А чья? Ты думаешь, это запись марсиан? На нашем языке?»

«Это извлечено из нашей с тобой памяти, Лео. Извлечено и воспроизведено... То, что читала командиру Флоренс...»

«Но почему именно Брэдбери? Вообще - зачем?»

«Может быть, потому, что он прекрасно писал о Марсе, о сказочном Марсе. Кто знает, а вдруг он - потомок марсиан... Может быть, мы все - потомки марсиан... А вот зачем? Предположим, дело тут во взаимодействии двух ноосфер - Земли и Марса. Марсиане исчезли, вымерли, погибли - а ноосфера осталась. И как-то сообщается с нашей земной, что-то оттуда извлекает. И вот теперь демонстрирует...»

«Может быть... Все может быть...»
        Рассуждения одного из собеседников очень напоминали манеру ареолога Алекса Батлера.
        Леопольд Каталински вновь направил луч фонаря в темноту и медленно двинулся в глубь огромного зала. Он сделал десятка три шагов - и вдали проступило какое-то смутное светлое пятно. Переложив фонарь из руки в руку, он, сам не зная почему, ускорил шаги. По сторонам он больше не глядел и не оборачивался на видневшуюся в проеме ржавую равнину с нелепым летательным устройством; он глядел только вперед, на это светлое пятно, словно слышал дивное пение неведомых марсианских дев-сирен, словно притягивал его невидимый мощный магнит...
        И вновь возник шелест-шепот, вновь из ниоткуда рождались слова - он совершенно не помнил, слышал ли их когда-нибудь ранее, - и проникали повсюду, заполняя собой тишину, и шуршали, шуршали, шуршали...
        Леопольду Каталински вдруг пришла в голову мысль о том, что эти слова нашептывает ему Марсианский Сфинкс.

«Саркофаг был на древнем марсианском кладбище, которое они обнаружили. И Спендера положили в серебряную гробницу, скрестив ему руки на груди, и туда же положили свечи и вина, изготовленные десять тысяч лет назад...»
        Да, это был саркофаг, большой серебряный саркофаг, возвышавшийся над каменным полом. Его плоскости были исчерчены множеством тонких черных линий, создающих причудливые узоры. Орнамент этот был совершенно непривычен человеческому глазу, он рождал у Леопольда Каталински какие-то смутные странные чувства, которые вдруг всколыхнулись в темных обманчивых глубинах подсознания, возможно - в прапамяти, и начали медленно всплывать к поверхности...
        Астронавт прикоснулся пальцами к прохладному боку саркофага - и лицо его стало умиротворенным, словно он наконец обрел то, что искал, к чему стремился всю жизнь. Он положил фонарь на каменный пол и без труда сдвинул серебряную крышку.
        Гробница была пуста.
        - Ну конечно, - негромко сказал Леопольд Каталински таким тоном, как будто догадался о чем-то очень важном.

«Конечно...» - тихим эхом откликнулся его двойник.

«...нечно...» - слабым отзвуком прошелестело под сводами зала.
        Отзвук не пропал, отзвук множился - и шелестело, шелестело вокруг, словно шептало что-то само древнее время, долгие десятки веков запертое внутри живого исполина - по-своему живого исполина - с ликом Марсианского Бога и наконец-то разбуженное и освобожденное пришельцем с соседнего космического острова, где пока еще продолжала существовать жизнь.
        Теперь Леопольд Каталински твердо знал, что ему делать дальше. Ему казалось, что это знание, непроявленное, невостребованное до поры, всегда было с ним.
        Он еще больше сдвинул крышку вдоль саркофага, так что она в конце концов накренилась и с тихим стуком уперлась в каменный пол. Он видел, что черные узоры пришли в движение, и все множились и множились, подчиняясь единому ритму, и в этот ритм каким-то невероятным образом вплелись шелест и шепот, неосязаемым мелким дождем проливающиеся из-под невидимого темного свода.
        Леопольд Каталински без колебаний забрался в саркофаг, лег на его серебряное дно, скрестил руки на груди и медленно закрыл глаза, чувствуя, как освобождается от чего-то, до сих пор мешавшего ему по-настоящему жить. Он не думал ни о чем, и его двойник тоже не думал ни о чем. Невидимое толстое стекло исчезло, и на его месте возникла испещренная древними неземными символами сияющая серебряная стена.
        Леопольд Каталински неподвижно лежал в серебряном саркофаге посреди пустынного зала, и лицо его было подобно маске. И тихо, очень тихо было вокруг.
        ...Когда солнце уже начало снижаться, приближаясь к горизонту, Леопольд Каталински открыл глаза и выбрался из серебряного саркофага. В зале по-прежнему стояла тишина, продолжал буравить темноту фонарь на полу, и створки ворот были закрыты. Теперь они были не серебряными, а прозрачными, как та единственная дверь, что вела в неведомую Башню...
        Он приблизился к ним и остановился - взгляд его был спокоен.

«В глубине его голубых глаз притаились чуть заметные золотые искорки», - словно опять шепнул ему кто-то посторонний, и он с наслаждением вздохнул и улыбнулся.
        Он видел перед собой вовсе не бурую, а синюю-синюю равнину - такими бывают лепестки инни после дождя. Равнина привольно раскинулась под прекрасным изумрудным
        - таким знакомым и родным! - небом, в котором переливалось разноцветье тысяч и тысяч далеких светил. В стороне от величественного иссиня-черного Купола - хранилища знаний - виднелась несуразная конструкция, своими примитивными, убогими формами нарушая красоту и величие окружающего пейзажа, что воплощал вечную мировую гармонию. И совершенно непонятно было, зачем идти к этой абсурдной конструкции, которой вовсе не место здесь, на синей равнине, где когда-то вели свои неторопливые беседы великие жрецы...
        Горячий ветер повеял вдруг из глубины темного зала, где стоял вновь опустевший серебряный саркофаг, и он почувствовал, как размягчается, растворяется его тело. Он знал, что сейчас исчезнет, - но это его совсем не пугало. Он был готов к такому финалу, за которым непременно последует новое начало, и продолжал спокойно улыбаться...

10. Приказы не обсуждаются
        Выцветшее чуть ли не до белизны небо нечетким отражением распростерлось над спокойным морем, и знойное солнце старалось сжечь своего двойника, плавящегося в водной глади. Пологий песчаный берег был пустынен, и возвышался на нем полузанесенный песком остов древнего судна. Понуро опущенные длинные весла, выходя из бортовых отверстий, исчезали под дюнами, и сломанные доски обшивки с торчащими тут и там медными гвоздями выпирали во все стороны, как кости скелета. С высокого бушприта слепыми глазами смотрела вдаль деревянная женская голова. Изваянная искусным резцом голова богини. Богини Афины-Паллады.
        Он медленно обошел вокруг корабля и лег в его тени. Он знал, что скоро с моря примчится шквал, вздымая песчаные вихри, и древний остов затрещит и рухнет. И упадет тяжелый брус с вырезанной на нем головой богини. Обязательно, неотвратимо упадет - прямо ему на голову...
        Трагедии еще не произошло, но он уже почувствовал резкую боль в висках - и изо всех сил рванулся в сторону, пытаясь обмануть судьбу...
        Собственное резкое движение вернуло командира «Арго» к реальности. Вернее, как ему показалось, переместило из одной реальности в другую - потому что тот залитый солнцем берег, уже исчезнувший неведомо куда, был очень зримым, очень ярким, осязаемым, вещным, и Эдвард Маклайн до сих пор ощущал прикосновение мягкого мелкого песка к своей щеке.
        Сделав над собой некоторое усилие, он мысленно решительно отстранился от только что пережитой картины, которая все-таки никак не могла быть реальностью, и сосредоточился на том, что действительно окружало его здесь и сейчас. Резкие удары в виски больше не повторялись, и головная боль, которая позволила ему ускользнуть от иллюзий, улетучилась так же быстро, как исчезает капля воды на горячей сковороде.
        Оказалось, что он лежит на твердой ровной поверхности и по-прежнему держит в руке фонарь, который освещает каменную стену в трех шагах от него.
        Эдвард Маклайн отлично помнил все предшествующие события - как он поднимался по карнизу, как переговаривался с Леопольдом Каталински, как его затянуло внутрь Марсианского Сфинкса. Помнил он и лиловый отблеск, похожий на тот лиловый луч, что пронзил «Арго» на орбите; помнил, как скользил вниз по наклонной поверхности, словно катился с ледяной горы, - и тут его память упиралась в стену, подобную той, которую освещал сейчас фонарь. Ни столкновения, ни звука, ни малейшего признака какого-то барьера, занавеса, двери или окна. Прямо с наклонной плоскости он въехал на берег моря, к полузасыпанному песком скелету корабля с деревянной головой богини на носу.
        Но с чего он взял, что это голова богини? С чего он взял, что имя богини - Афина-Паллада?..

«Это сейчас не главное, - подумал он, поднимаясь на ноги. - Главное сейчас другое».
        Медленно повернувшись на месте и в полной тишине описав круг лучом фонаря, он получил представление о том, куда его занесло - а точнее, всосало, - и попытался связаться с Леопольдом Каталински.
        Со связью ничего не вышло - инженер молчал. Несколько раз безрезультатно повторив вызов, Эдвард Маклайн приступил к более тщательному изучению окружающей обстановки, благо, как оказалось, его фонарь не являлся здесь единственным источником освещения.
        Стремительный спуск по наклонной плоскости со скоростью хороших бобслеистов привел его в круглый зал диаметром, пожалуй, раза в три больше цирковой арены. Судя по скорости и времени спуска, зал находился под поверхностью Марса. Все это просторное помещение представляло собой цилиндр высотой с пятиэтажный дом с плоским каменным потолком и каменными стенами. Никаких отверстий нигде не наблюдалось, но это не значило, что входов-выходов из зала действительно нет, - ведь он, Эдвард Маклайн, вряд ли попал сюда сквозь толщу камня. Потолок зала светился, этот свет был довольно слабым, но его вместе с лучом фонаря вполне хватало для того, чтобы рассмотреть не только верхнюю, но и нижнюю часть цилиндра. Почти все основание зала занимал круг какой-то темной неподвижной маслянистой субстанции, внешне напоминающей нефть или мазут. Он стен ее отделяла кольцеобразная каменная полоса шагов в семь шириной, на которой и стоял сейчас командир «Арго». Воздух был теплым, но не спертым, и от круглого озера не тянуло никаким запахом.
        Проверив, на месте ли кобура с пистолетом, Эдвард Маклайн подошел к краю этого странного озерца и посветил туда фонарем, потом осмотрелся в поисках какого-нибудь камешка, но ничего не нашел. Тогда он отцепил от пояса шлем и, присев на корточки, прикоснулся им к темной поверхности. Слегка надавил... еще... Поверхность чуть прогибалась и пружинила, и теперь было ясно, что это не мазут и не нефть.
        Давить сильнее Эдвард Маклайн не стал. Он выпрямился, повесил шлем обратно на пояс комбинезона и задал себе самый главный вопрос: что делать дальше?
        Он не любил долгих рассуждений и колебаний. Он привык ставить перед собой четкие задачи и искать наилучшие и наикратчайшие пути их решения. Или решать задачи, поставленные другими. Командованием.
        Формулирование первоочередной на данный момент задачи не составляло никакого труда: ему нужно было выбраться отсюда. А вот с путями все было как раз наоборот: не только наилучших и наикратчайших, но и вообще каких-либо путей он не видел...
        Он стоял в подземном зале и, покусывая губу, сосредоточенно смотрел на противоположную глухую стену, словно надеясь сокрушить ее взглядом. Он не чувствовал ничего даже отдаленно напоминающего панику, и сердце его билось ровно. Единственное, что он отчетливо ощущал, - это досаду. Досаду на себя за то, что не сумел противостоять затащившей его сюда силе. Ну, и легкий налет сожаления - сожаления о том, что слишком многое не успел сделать в жизни. Не выполнил... Не вернулся... Недолюбил...
        Самое страшное, что ожидало его здесь, - это бездействие. Бессилие. Ведь не пробьешь голыми руками каменную толщу и не прогрызешь зубами, и не поможет ни пистолет, ни даже артиллерийское орудие - если бы оно и было у него.
        И не дай бог Лео полезет вслед за ним и тоже влипнет. Пусть в живых останется хотя бы один... Хотя бы один - из пятерых...
        Оставалась еще слабая надежда на это темное непонятное озеро, но Эдвард Маклайн не хотел торопиться с озером, потому что никакой другой надежды не было.
        Он продолжал стоять в тишине, опустив руку с фонарем, и все так же сверлил взглядом стену - и даже не заметил, в какой момент в зале стало светлее. Подняв голову, он обнаружил, что в потолке словно зажглись несколько невидимых дополнительных источников освещения, так что все окружающее стало достаточно хорошо различимым и без его фонаря. А вновь взглянув на противоположную стену, он увидел, что на ней появились тени. Черные, глубокие, гораздо темнее камня, резкие тени. Они причудливо извивались, словно исполняли неведомый танец под неслышную музыку... Они замирали на мгновение - то одна, то другая - и тут же претерпевали очередную метаморфозу, меняя и меняя форму... Они метались, складываясь в замысловатые фигуры, и фигуры эти вполне могли быть символами, несущими какую-то информацию, - но Эдвард Маклайн не в состоянии рыл разгадать смысл этих символов. Краем глаза он уловил движение у себя под ногами и, опустив голову, увидел, что тени пляшут и на полу вокруг него. Эти тени отбрасывал он сам, но их было целых пять, и каждая из них, повторяя, в общем, хотя и гротескно, контуры его фигуры, жила
своей собственной жизнью, извиваясь и перемещаясь по-своему, не так, как любая другая. Да, тени перемещались, сновали по полу и стене, сливались с черной поверхностью озерка - хотя сам астронавт стоял неподвижно.
        Эдвард Маклайн когда-то видел нечто подобное. По телевизору, во время летних Олимпийских игр в Афинах. Виртуальные тени, гуляющие сами по себе. А еще в какой-то телепередаче показывали японский и, кажется, французский «теневые» проекты: там вещи, к которым притрагивался человек, отбрасывали совершенно непохожие на себя тени - тень кухонного ножа выглядела как цветущее дерево, тень обыкновенной чашки - как распускающийся лотос... А у французов силуэт на стене и вовсе вел свою собственную жизнь: работал, ел, спал...
        Но в создании таких театров теней были задействованы компьютеры, цифровые проекторы, видеокамеры, инфракрасные датчики... Неужели тут, в глубинах древнего инопланетного объекта, тоже находится всякая сложная аппаратура, не утратившая своих рабочих качеств за тысячи и тысячи лет?
        Немного подумав, командир «Арго» сказал себе: «А почему бы и нет?»
        Потому что гораздо легче, гораздо привычнее предполагать, что имеешь дело с техническими устройствами, некогда созданными обитателями Марса, чем объяснять всю эту теневую круговерть магией, мистикой и прочими эзотерическими таинствами, лежащими вне пределов обычной науки. Если рассматривать явления действительности с позиции мистики, то вряд ли стоит вообще чем-то заниматься в этой жизни, - так считал Эдвард Маклайн. Зачем прилагать какие-то усилия к достижению той или иной цели, если события все равно будут развиваться по непостижимым законам какой-нибудь Каббалы, соединенные не цепочкой причин и следствий, а совершенно иной связью...
        Эдварда Маклайна абсолютно не устраивали такие взгляды на жизнь.
        Тени вдали и вблизи все продолжали и продолжали вихляться, разыгрывая безмолвное представление перед единственным зрителем, и командир «Арго» был даже по-своему рад этому. Во всяком случае, наблюдать спектакль с участием многочисленных и разнообразных теней отца Гамлета было гораздо интереснее, чем изнывать от безделья и постепенно повреждаться рассудком от отчаяния и безысходности в пустом, зале.
        Если бы еще знать, в чем смысл этой беззвучной игры, что она означает...
        В какой-то момент тени напротив, за озерцом, перестали быть тенями. Они отделились от стены, превратившись в четыре черные высокие человекообразные фигуры, застывшие у кольцевой кромки подобно мрачным статуям, - и Эдвард Маклайн незамедлительно вытащил из кобуры «магнум-супер». Он не размышлял, кто или что находится сейчас перед ним и насколько вообще вероятно появление здесь, в чреве Марсианского Сфинкса, высящегося на давно безжизненной планете, каких-то живых существ. Он не размышлял - он готов был стрелять при малейших признаках угрозы. Или того, что он сочтет угрозой.
        Вот уже несколько десятков лет средства массовой информации были полны сообщений о явлении людям то в одном, то в другом уголке земного шара неких необычных существ, пришельцев бог весть откуда - из других звездных систем, или из прошлого, или из будущего, или из каких-то иных измерений. Целая армия уфологов кормилась этими то ли действительно имевшими место событиями, то ли порождениями чьих-то воспаленных, перекошенных мозгов. Неопознанные летающие объекты поодиночке и целыми косяками бороздили земную атмосферу, совершая посадки то здесь, то там, уродуя коров и прочую домашнюю живность, то и дело забирая к себе на борт разных людей, проводя над ними всяческие эксперименты, а потом блокируя у похищенных память о контактах. . Что тут было правдой, что - иллюзией, а что - вымыслом?..
        Командиру «Арго» во времена службы в военной авиации приходилось соприкасаться с проблемой «пришельцев». Военным летчикам предписывалась строго определенная схема действий при встречах с так называемыми НЛО: прилагать максимум усилий для того, чтобы держаться как можно дальше от всяческих летающих тарелок, треугольников, шаров, цилиндров и прочего, а при невозможности уклониться от сближения, а тем более оказавшись в роли преследуемых «тарелками» - открывать огонь на поражение из всех видов бортового оружия. Никаких попыток войти в контакт, никаких попыток пообщаться с «братьями по разуму». Потому что если НЛО и в самом деле летательные аппараты каких-то иных цивилизаций, то эти цивилизации вовсе не обязательно должны быть именно «братьями». Испанцы резали индейцев. Переселенцы-европейцы в Северной Америке резали других индейцев. Татары резали русских. Японцы - китайцев. Белые - черных. Арабы - белых. Террористы - всех подряд... Много ли братьев и сестер у американцев среди китайцев и русских? Да что там русские и китайцы! Может ли он, Эдвард Маклайн, назвать братом какого-нибудь далласского копа
или пропойцу-негра из Фриско? А ведь это же американцы, это же - люди. Что уж тут говорить о
«пришельцах»... Братья не действуют исподтишка, тайком, не показывая своих карт, братья открыты и без обиняков говорят о том, чего от тебя хотят. Одолжить сотню-другую. Забрать твой дом. Прирезать тебя. Братья не темнят...
        А потому хороший брат - это мертвый брат. Отнюдь не отныне, но - во веки веков.
        И потому же хороший пришелец - это мертвый пришелец.
        Эдвард Маклайн больше многих и многих других знал о той давней истории, произошедшей в начале июля 1947 года в штате Нью-Мексико и получившей известность как «росуэллский инцидент». Тогда местный фермер, направляясь утром проведать своих овец после ночной грозы, обнаружил на земле множество необычных обломков; как потом выяснилось, некоторые из них обладали странными физическими свойствами. Затем в дело вмешались военные с росуэллской авиабазы, где размещался элитный
509-й бомбардировочный полк - единственная в мире на то время атомная авиагруппа. Именно оттуда стартовала «летающая крепость» «Энола Гей», сбросившая атомную бомбу на Хиросиму. Обломки собирали несколько дней, а потом командир полка официально заявил, что найдены куски «разбившегося диска». Переданное по телеграфу сообщение в тот же день попало на страницы трех с лишним десятков газет.
        Но уже через несколько часов командующий восьмой воздушной армией опроверг этот пресс-релиз командира 509-го полка и сообщил, что за обломки «разбившегося диска» был ошибочно принят метеозонд с радарным отражателем...
        Судя по всему, сообщение командующего армией было наспех составленным прикрывающим документом и неподалеку от Росуэлла действительно разбился НЛО.
        Гражданские и военные власти впоследствии изменили официальную версию этого загадочного события. Разбившийся таинственный объект был объявлен уже не метеозондом, а неким секретным беспилотным разведывательным аппаратом, который должен был вести наблюдение за проводившимися Советским Союзом испытаниями ядерного оружия.
        Через тридцать два года после этого случая, скрытого завесой секретности и молчания, бывший офицер разведотдела 509-го полка заявил в интервью о том, что объект, обломки которого были найдены под Росуэллом, «не был ни метеозондом, ни самолетом, ни ракетой». По поводу необычных свойств некоторых материалов он сказал: «Он отказывался гореть... тот предмет ничего не весил и был очень тонким, не толще станиоля на пачке сигарет. Я попробовал согнуть его. Но он не гнулся. Мы даже пробовали сделать на нем вмятину с помощью шестнадцатифунтового молота. И все равно на нем не осталось и следа от удара». Обломки, по его словам, были «не с этой Земли». Возвращаясь на базу, он остановился возле своего дома, чтобы показать обломки жене и одиннадцатилетнему сыну. Поверхность одного из обломков покрывали странные символы, похожие на иероглифы. Сын офицера разведотдела, ставший впоследствии военным врачом, хорошо помнит тот случай...
        Другой причастный к этой истории военный в 1990 году говорил: «Были проведены всевозможные испытания, включая химические анализы, на разрыв, на сжатие, на изгиб. Результаты заносились в специальный протокол испытаний. Некоторые из подобранных материалов легко разрывались или деформировались... были и другие части - из очень тонкого, но очень прочного материала, который невозможно было деформировать даже тяжелыми молотами... Общее мнение было такое, что предметы - из космоса».
        Значительно рассеяло туман, покрывавший «росуэллский инцидент», свидетельство Гленна Денниса, работавшего в 1947 году директором одного из похоронных бюро, который имел контракт с росуэллской авиабазой на выполнение услуг по обработке и хранению тел умерших. В июле 1947 ему несколько раз звонил по телефону офицер с авиабазы, занимавшийся вопросами похорон. Он спрашивал, есть ли в похоронном бюро маленькие, герметично закрывающиеся гробы, и интересовался, как подвергнуть консервации тела, несколько дней находившиеся на воздухе. Вопросы касались возможного изменения химического состава тканей.
        В тот же вечер Гленн Деннис по своим делам поехал на авиабазу, в военный госпиталь. И там у черного хода он увидел две военные машины «скорой помощи» с открытыми задними дверцами. Машины были заполнены множеством каких-то крупных обломков. Зайдя в здание, Деннис встретил знакомую медсестру и собрался с ней поговорить, но тут к нему направились служащие военной полиции и, нисколько не церемонясь, буквально вытолкали его из госпиталя.
        На следующий день Гленн Деннис все-таки побеседовал с той молодой медсестрой, и она рассказала ему о том, что происходит в госпитале авиабазы. Она была просто потрясена случившимся... Сбиваясь от волнения, девушка говорила Деннису, что ей приказали ассистировать двум медикам, производившим вскрытие нескольких маленьких нечеловеческих тел. Стоял ужасный запах... Одно тело находилось в хорошем состоянии, другие были покалечены. Она говорила о том, что строение этих тел сильно отличается от строения человеческого тела.
        А через несколько дней медсестру в спешном порядке перевели на одну из военных баз, расположенных за океаном, в Англии...
        Как спустя много лет выяснили исследователи, расспрашивая очевидцев, основная часть корабля «пришельцев» упала на некотором расстоянии от полосы обломков, обнаруженной фермером. А неподалеку от основной части были обнаружены тела членов экипажа «летающего диска».
        Военные неоднократно угрожали свидетелям физической расправой, если те скажут хоть слово о том, что им довелось увидеть. Фермера, первым обнаружившего обломки, держали взаперти в течение недели, пока он не присягнул молчать. Осенью того же
1947 года его сын нашел еще несколько маленьких обломков. Он хранил их в коробке из-под сигар, но в конце концов и эти материалы были конфискованы военными. Угрожали и Гленну Деннису, и шерифу, которому фермер в тот день, третьего июля, показал собранные обломки. Именно шериф известил командование росуэллской авиабазы об этом инциденте...
        После происшествия близ Росуэлла пошли слухи о строжайше охраняемом ангаре 18-А авиабазы Райт-Паттерсон в штате Огайо, где якобы собрана захваченная инопланетная техника, и о так называемой «Голубой палате» на той же авиабазе - своеобразном музее, хранящем предметы из «летающих тарелок» и трупы, подобранные в окрестностях Росуэлла.
        Уфолог Леонард Стрингфилд получил информацию о «Голубой палате» через осторожного посредника, отставного армейского офицера, который пользовался не менее осторожным источником. Этот источник поведал о любопытных вещах.

«В 1955 году, - писал Леонард Стрингфилд, - он в качестве научного исследователя-аналитика работал в Техасе, осуществляя надзор за работами по повышению качества радарных установок и полевыми испытаниями нового оборудования.
        Однажды вечером военный полицейский предложил ему идти с ним. Ему не позволили собраться и не проинформировали о месте назначения или продолжительности поездки. Его доставили на местную авиабазу. Там были другие специалисты, причастные к различным сферам технических исследований. Он знал многих из них. Их было около 25 человек. Сначала им приказали подписать бумаги о неразглашении государственной тайны. Все это было привычно, так как за время военной службы он принимал участие в секретных операциях. Им сказали, что цель миссии будет раскрыта только по прибытии на место и что им не позволяется разговаривать даже друг с другом, пока не разрешат. Их обыскали и, изъяв содержимое карманов, поместили его в маркированные конверты. Потом проводили в самолет и усадили по одному с вооруженным охранником возле каждого. Мой источник рассказал мне, что на униформе охранников не было никаких знаков различия, кроме номеров. Ни один из охранников не имел идентификационной бирки и не разговаривал с пассажирами на протяжении всего полета.
        Перед посадкой каждому дали черный капюшон и предупредили, что если кто-то попытается его снять до того, как скажут, то его „больше никогда не увидят". На вопрос, не шутка ли это, отдающий приказы генерал сказал просто: „Попробуйте мне". Самолет приземлился, и им приказали надеть капюшоны и положить руку на плечо впереди стоящего. (Он мог только гадать о времени полета, потому что часы у них забрали перед взлетом, но чувствовал, что прошло около четырех часов. Потом он добавил, что они могли просто летать кругами некоторое время.) Когда их вывели из самолета, он мог видеть взлетно-посадочную полосу под ногами, наклоняя голову. Потом местность стала „песчаной", и в воздухе ощущалась прохлада ночной пустыни. Тени, которые он видел на земле, давали понять, что действительно время ночное, так как тени были от искусственного освещения. Он рассказывает, что, когда их вели, двое из них, видимо, сняли капюшоны и им сказали: „Вам не следовало этого делать". Он услышал, как щелкнули наручники, и их увели. (Двух аналитиков, с которыми он работал и которые были в аэропорту, действительно больше никогда не
видели, а их семьи были переселены в неизвестное место еще до возвращения группы.) Любые вопросы относительно их местонахождения наталкивались на ответ: „Вы тоже туда хотите?" Немного пройдя пешком, они почувствовали бетон под ногами и, когда остановились, услышали, как сзади опускается дверь. После приглушенной беседы двух неизвестных голосов им разрешили снять капюшоны. В этом месте голос моего источника постоянно вздрагивал (он рассказывал мне это пять раз без изменений и, насколько я знаю, больше никому об этом не говорил).
        Когда они сняли капюшоны, то увидели, что находятся внутри переделанного ангара, пол и стены которого были покрашены в голубой цвет. В помещении было множество столов, полок и приборов с тысячами искусственных предметов, ни один из которых нельзя было сразу распознать. Им сказали, что от них требуется изучить каждый объект и определить его назначение, эксплуатационные параметры и возможность сделать с него копию. Он вспоминает многие вещи, такие как лазеры, интегральные схемы, печатные платы теперь уже банального дизайна (включающие микропроцессоры, поверхностные компоненты и т. п.).
        Они провели на месте около четырех дней, там же обедали и спали. Им позволялось задавать любые вопросы, необходимые для выполнения их задачи, а „куратор" (как он сам себя называл) был рад, когда один из них в конце концов спросил, откуда эти предметы. Их провели в маленькую опечатанную комнату, в которой они еще не были, и показали четыре огромных аквариума, заполненных розовым раствором, каждый из которых содержал маленькое тело с серой кожей и большой безволосой головой с огромными глазами. В конце комнаты были металлические части - от мелких кусочков до очень больших скрученных обломков. Потом куратор рассказал историю росуэллской катастрофы. Когда их отпустили, то сказали, что они могут вернуться в любое время и обсуждать объекты с кем угодно в гипотетическом смысле, не распространяясь об идентификационных данных.
        Год спустя он контактировал с этой группой и спросил, остается ли предложение в силе. Ему сказали, что, конечно, остается и что коллекция значительно выросла. Расчет был на то, что никто не поверит в эту историю без соответствующих доказательств и что ее разглашение приведет к плачевным последствиям».
        Командир «Арго» Эдвард Маклайн тоже слышал о «Голубой палате» и совершенно определенно знал, что стало причиной «росуэллского инцидента». Тот дискообразный объект, который видели пролетающим над Росуэллом в северо-восточном направлении вечером второго июля 1947 года, упал на землю не из-за технических неполадок и не из-за ошибок пилотирования. Он был просто сбит снарядами, выпущенными из бортовой пушки истребителя Р-51 «Мустанг», ВВС США. Да, этот «Мустанг» кроме обычных пулеметов, был оснащен и пушкой. Ни имя пилота, ни база, с которой взлетел истребитель (точнее, сразу два истребителя), не назывались, но сама причина
«росуэллского инцидента» преподносилась военным летчикам, в числе которых был и Эдвард Маклайн, как не подлежащий сомнению запротоколированный факт. Разумеется, предавать его огласке было запрещено.
        Никаких попыток вступить в контакт - сразу стрельба на поражение.
        Другой случай, связанный с пришельцами, был известен Эдварду Маклайну со слов Роберта Фиша, непосредственного участника событий, сослуживца будущего командира
«Арго» на флоридской авиабазе. Эта история относилась к так называемым «черным вертолетам» - аппаратам без опознавательных знаков, которых не раз видели летевшими рядом с НЛО; зачастую такие неопознанные вертолеты появлялись поблизости от тех мест, где наблюдались «летающие тарелки», - и именно в то время, когда это происходило. Складывалось впечатление, что они вели наблюдение за ходом событий. Иногда загадочные вертолеты летели так близко друг к другу, что, казалось, их винты сливаются воедино...
        Много слухов ходило про эти вертолеты - они то ли гонялись за НЛО, то ли сами были
«тарелками», замаскированными под земные летательные аппараты. Они распыляли над стадами какие-то химикаты, что иногда приводило к падежу скота... Они расстреливали овец из пулеметов и пушек... Там, где фермеры находили своих животных со следами необъяснимых увечий, из черных вертолетов выходили таинственные «люди в черном», представлялись государственными служащими и, требуя сохранения тайны, увозили трупы с собой.
        Весной 1997 года в районе городка Игл в штате Колорадо пропал военный самолет А-10
«Фандербо-улт». Связь с летчиком прервалась над границей между штатами Нью-Мексико и Колорадо, когда на экране радара рядом с самолетом появились еще две неизвестные точки. Над Колорадо все три объекта исчезли с экрана.
        В ходе поисков на склоне горы нашли мертвого пилота «Фаидербоулта». Расследование этого инцидента показало, что водители нескольких автомобилей видели промчавшийся на небольшой высоте военный самолет, следом за которым, на некотором удалении, летели два черных вертолета. «Создавалось впечатление, - рассказывали свидетели, - что они преследовали самолет». Ни взрыва, ни выстрелов никто не слышал...
        В 2003 году газеты запестрели сообщениями о том, что тайна черных вертолетов раскрыта. Оказывается, это вполне земные летательные аппараты! В открытую, на глазах у всех, эти вертолеты типа «Блэк хок» начали патрулировать воздушное пространство Нью-Йорка с целью предотвращения возможных атак террористов с воздуха.

«Черные ястребы» с экипажем из четырех человек были оснащены радарами, способными засечь посторонний летательный аппарат на расстоянии до четырехсот километров. Единственное оружие на их борту - мощный прожектор «Ночное солнце». Непереносимый для зрения ярчайший луч, направленный на кабину чужого самолета, должен заставить пилота свернуть в нужную сторону. Если же чужак не подчинится радиокомандам или не свернет в сторону, то на перехват будут подняты реактивные истребители с гораздо более серьезным оружием...
        Прочитав одно такое сообщение в «Ю Эс Эй Тудэй», Эдвард Маклайн не смог удержаться от скептической усмешки: приступившие к патрулированию в Нью-Йорке «черные ястребы» вовсе не были теми самыми таинственными черными вертолетами из историй об НЛО.
        Флоридский однополчанин Эдварда Маклайна Роберт Фиш был когда-то обстрелян таким вертолетом в небе над Невадой и ответным залпом завалил чужака. Катапультировавшись из горящего истребителя, он раньше всех добрался до того квадрата, где рухнул в пустыню загадочный летательный аппарат. И обнаружил тела двух существ, которых никак нельзя было причислить к отряду приматов семейства гоминид рода гомо вида сапиенс. По классификации уфологов, эти существа относились, как выяснил потом Роберт Фиш, к классу гуманоидов, типу короткие серые...
        Фиш знал, в какую неприятную историю может влипнуть, если его застанут на месте катастрофы, поэтому счел за благо убраться подальше оттуда до прибытия военных. И все-таки не удержался от того, чтобы не прихватить с собой инопланетный артефакт - узкий черный растягивающийся браслет, снятый им с переломанного запястья одного из
«серых». Браслет казался единым целым, и время от времени проплывали в глубине его матовой поверхности цепочки каких-то символов. Эти символы почти никогда не повторялись, говорил Роберт Фиш Эдварду Маклайну в прокуренном офицерском салуне флоридской авиабазы. Браслет он, по его словам, хранил в доме родителей и не собирался показывать его никаким комиссиям.
        Потом Роберта Фиша перевели на север, а несколько лет спустя Эдвард Маклайн совершенно случайно узнал, что коллеги, скорее всего, больше нет в живых. Автомобиль Фиша нашли на обочине шоссе возле моста, а тело, несмотря на все усилия водолазов и отряда национальной гвардии, прочесавшего оба берега ниже по течению, так и не обнаружили...
        Полковник Фиш тоже не пытался вступать в контакт - а немедленно и без раздумий ответил ударом на удар, потому что населяющие космос существа вовсе не обязательно должны были являться братьями или друзьями землянам...
        Весь этот вихрь воспоминаний пронесся в голове командира «Арго» за те несколько секунд, в течение которых он переводил дуло «магнума» с одной человекообразной фигуры на другую. Хотя статуи не двигались, астронавт взмок от напряжения, в каждый момент ожидая неблагоприятного для себя изменения обстановки. Страха у него не было - а была предельная концентрация внимания и готовность к немедленным решительным действиям. Эдвард Маклайн намеревался сражаться за свою жизнь с какими угодно инопланетными чудовищами. Он не думал о том, откуда они взялись на этой вымершей планете: если тебе явился дьявол, в которого ты не веришь, - отбрось свое неверие и стреляй в дьявола!
        Но оказалось, что он все-таки готов не ко всему. То, что он услышал в напряженной тишине, заставило его вздрогнуть и резко повернуться.
        - Спокойно, Эд, никто тебя не тронет, - раздался негромкий голос справа от него.
        Профессиональный военный летчик и профессиональный астронавт Эдвард Маклайн никогда не страдал галлюцинациями и не видел причины, по которой вдруг ни с того ни с сего начал бы галлюцинировать. Значит, то, что находилось сейчас неподалеку от него, не было галлюцинацией.
        Вернее, не «что находилось», а «кто находился».
        У кромки озерца сидел на каменном полу, опустив ноги в маслянистую субстанцию, человек в пурпурном одеянии, похожем на тогу сановников Древнего Рима. Обеими руками человек упирался в колени и, развернувшись вполоборота, смотрел на астронавта. Лицо человека - или существа, похожего на человека, - было очень хорошо знакомо Эдварду Маклайну, потому что было его, Эдварда Маклайна, лицом.
        Командир «Арго» был твердо уверен в том, что у него нет никаких марсианских братьев-близнецов, и потому на мгновение ощутил себя персонажем малобюджетного фильма. Но только на мгновение - для галлюцинаций не было причин, в кинофильм он тоже попасть никак не мог, - значит, перед ним действительно находился марсианин, очень способный по части мимикрии. Как тот тип из «Марсианских хроник», которые читала вслух Флоренс, принимавший облик людей. Сидевшее неподалеку существо тоже было телепатом - вряд ли оно имело возможность изучать здесь, в этих берлогах, англо-американский...
        У Эдварда Маклайна был выбор: или стрелять немедленно - или чуть позже. Добрые братья-марсиане давно бы уже пришли к «консервной банке» с букетами местных цветов. В первый же день. Если они этого не сделали, значит, были не добрыми и не братьями. Хотя, возможно, просто не могли высовывать нос за пределы Сфинкса.
        Командир «Арго», не опуская пистолет, отступил к стене, чтобы держать в поле зрения и черные фигуры, и этого марсианского Эдварда Маклайна. Статуи по-прежнему неподвижно стояли у самой кромки, словно и впрямь были не более чем статуями, и взявшийся невесть откуда - из озера? - марсианин тоже не шевелился.
        - Ну? - сказал Эдвард Маклайн. - Будешь предъявлять мне претензии по поводу изъятия местного золотого запаса? Тогда это не ко мне - я просто выполняю свою работу. Все вопросы задавай нашему правительству. - Он говорил, чувствуя какую-то наигранность, неестественность своих слов, но не знал, какими другими словами можно заменить эти. - Где мои люди?.. Те, что прилетели сюда... Они живы?
        - Спокойно, никто тебя не тронет, - повторил марсианин вместо ответа на вопросы, и губы его исправно шевелились. Он не менял позы и только слегка похлопывал себя ладонью по скрытому под древнеримской тогой колену. - Давай лучше я расскажу тебе про отца. Про то, что на самом деле произошло с ним во Вьетнаме.
        Внутри у Эдварда Маклайна будто разорвался снаряд, но внешне это никак не проявилось, и кисть его руки с пистолетом продолжала совершать равномерные движения вправо и влево, не упуская ни одной из пяти целей.
        - Зачем? - спросил он, и голос все-таки выдал его состояние, чуть дрогнув на этом коротком слове.
        - Это была не контузия, Эд, - вновь не реагируя на вопрос, произнес двойник-близнец. - Он просто угодил в лагерь, и там его сильно били. Заставляли их стрелять друг в друга. А он попытался выстрелить во вьетконговца. Там были и русские, Эд, вместе с вьетконговцами, и они тоже его били...
        Астронавт сглотнул тугой комок. Марсианин не мог извлечь такую информацию из его, Эдварда Маклайна, сознания - такой информации там просто не было. Или когда-то, давным-давно, он делал такое предположение? Отец очень мало рассказывал о той войне, почти ничего...
        - Зачем ты мне это говоришь? - задал он вопрос, не очень рассчитывая на ответ.
        Так и оказалось: древнеримский марсианин не слышал его - или же делал вид, что не слышит. Но цель? Какая цель?..
        - А никакой, - с усмешкой сказал марсианин. - Просто демонстрирую свои возможности. Хочешь, расскажу тебе кое-что про Линду? Когда вы с ней были еще во Флориде, и ты улетал...
        Эдвард Маклайн перестал водить пистолетом из стороны в сторону и взял на прицел собственное отраженное (скопированное? или все-таки кажущееся?) лицо.
        - Только попробуй - и останешься без головы, - нисколько не блефуя, пообещал он.
        И этот марсианский говорун услышал!
        - Хорошо, оставим Линду, - сказал он и поболтал ногами в озерце, словно парил ступни в тазе с водой. - Тогда позволь несколько слов о Роберте Фише и о том, что стало с его матерью...
        - При чем тут Роберт Фиш? - сдерживаясь, произнес командир «Арго». - Лучше скажи несколько слов о Флоренс Рок. Об Алексе Батлере. О Свене. Иначе я для начала отстрелю тебе яйца, - он сделал движение дулом «магнума», - если они у тебя есть, конечно. А если нет - отстрелю что-нибудь другое. Ну?!
        Марсианин перестал болтать ногами, сгорбился, и лицо его скривилось в жалобной гримасе - подобных гримас Эдвард Маклайн никогда не видел в зеркале!
        - Я ничего об этом не знаю, - сказал он со вздохом. - Откуда мне знать?
        - А о моем отце ты откуда знаешь? А о Роберте Фише? Выудил из моей головы?
        - Вон там, - марсианин кивком указал на озерцо, вновь уклоняясь от ответа, - целый город. Город есть, а никого нет. Они ушли, а я остался. Но функции свои не выполняю. Как я могу выполнять свои функции, если никого нет?
        - И какие же у тебя функции?
        Марсианин вполне по-человечески пожал плечами:
        - Функций много. Но никто не ставит никаких задач...
        - Так ты, выходит, подчиненный? - Эдвард Маклайн незаметно для себя втягивался в этот странный разговор, но пистолет по-прежнему держал наготове. - Выполняешь чужие приказы? Из рядовых, что ли?
        Некто в пурпурной тоге выпрямил спину и отчеканил, глядя на астронавта:
        - Я не из рядовых. Я - система.
        - Система, - повторил Эдвард Маклайн, осмысливая услышанное. - То есть механизм, машина? Робот?
        - Да, что-то в этом роде, - подтвердил псевдо-Маклайн. - Многофункциональная система.

«Говорящий пылесос, - с легкой оторопью подумал командир „Арго". - Человекообразный холодильник...»
        Заявление двойника было необычным, было неожиданным, но, во всяком случае, не содержало в себе чего-то сверхъестественного. Вот если бы этот неординарный собеседник отрекомендовался марсианским воплощением Иисуса Христа, или лейтенантом разведроты сатанинской рати, или эманацией какого-нибудь Великого и Ужасного Бога Сидонии...
        - Оставайся здесь, Эд, - сказал говорящий пылесос. - Город тебе понравится, там можно жить. Ты будешь ставить мне задачи, а я их буду выполнять. Восстановится равновесие...
        - Будешь выполнять... - Эдвард Маклайн на мгновение задумался. - Хорошо, ставлю тебе задачу: выведи меня отсюда. На поверхность. И еще двух мужчин и женщину.
        Его собеседник вновь состроил скорбную гримасу:
        - Не могу, Эд. Это не входит в мои функции. Идем, я покажу тебе город. Увидишь, это совсем не то, что Теотиуакан или Хара-Хото. Совсем другое. Идем, не пожалеешь. .
        Этот оборотень-унитаз умело копался в чужих мозгах и лихо заговаривал зубы, заманивая, отвлекая... Но Эдвард Маклайн был начеку и почти сразу заметил трансформации, начавшиеся на противоположной стороне зала. Черные статуи осели, как снежные Санта Клаусы под весенним солнцем, оплыли сгоревшими свечами, стекли в озерцо - и прошла по поверхности легкая дрожь, и появился там бугорок, вытягиваясь в нечто торпедообразное, и эта невидимая торпеда помчалась через озерцо, приближаясь к астронавту.
        Эдвард Маклайн, прижавшись заплечным баллоном к стене, бросил единственный короткий взгляд на двойника - лицо-отражение плавилось нагретой восковой маской, крупными каплями сползало на тогу, и тога тоже сползала, растекалась багрянцем по темному, маслянистому, - он бросил единственный короткий взгляд и сразу же трижды выстрелил по несущейся к нему торпеде... потом - по багровому пятну, тоже устремившемуся к нему... и вновь, еще дважды, - по торпеде.
        Грохот в клочья порвал тишину, невидимыми железными копытами застучал по стенам, вздернул на дыбы озерцо. Черная стена метнулась к астронавту, обрушилась на него, повлекла с собой...
        Не прошло и нескольких мгновений, как Эдвард Маклайн сообразил, что его кружит в водовороте, засасывает в черную воронку - как сгусток мыльной пены над сливным отверстием ванны. Вращаясь все быстрее и быстрее в этом подземном Мальстреме, он начал действовать как автомат, даже не успевая осознавать, что именно он делает: с силой, рукоятью вперед, заткнул пистолет за ворот комбинезона, так что оружие провалилось и застряло где-то на груди; сорвал с пояса шлем и одним молниеносным движением надел его - нижняя эластичная прокладка тут же плотно обхватила ворот; включил подачу дыхательной смеси - и успел еще разглядеть прощальный бег новых теней на кружащемся потолке.
        А потом сливное отверстие ванны втянуло сгусток мыльной пены, и сгусток вместе с водой понесся по трубам канализации то ли к коллектору, то ли к отстойнику, то ли еще куда-то. Эдвард Маклайн был тут в роли мыльной пены, а черная субстанция, резко сбавившая плотность, стала такой же текучей, как вода. Командир «Арго» в полной темноте несся по кишкам Марсианского Сфинкса, гадая, что ждет его впереди и готовясь к новым неожиданностям.
        И в этом потоке вдруг пришла ему в голову мысль - не к месту и не ко времени:
«Надо было спросить, что же случилось с Фишем...»
        Этой мысли не удалось особенно растечься по древу - поток, изменив направление, устремился вверх и, гейзером вырвавшись под прекрасное, невесомое, восхитительное розовое небо, небо из детских сказок, швырнул астронавта к каменной стене и втянулся назад, как жало змеи. А Эдвард Маклайн ладонями, ребрами и коленями ощутил всю прелесть соприкосновения с камнями...
        Плотный комбинезон и меньшая, по сравнению с земной, сила тяжести все-таки спасли его от переломов, но некоторое время командир «Арго», с трудом повернувшись на бок, неподвижно лежал на склоне, болезненно скривившись и втягивая воздух сквозь стиснутые зубы - нос пострадал от столкновения со стеклом гермошлема. Ощущения были далеко не из приятных - наверное, именно так должен чувствовать себя мобильник, который с размаху швырнули на асфальт.
        Но что такое ушибы и гематомы по сравнению с вновь обретенной свободой? Мелочь, ерунда, сущая безделица... «У кошки болит, у собаки болит, - приговаривала ему в детстве мама, нежно дуя на его поцарапанный палец, - а у тебя заживет...» Если бы кто-то мог так же подуть сейчас на душевные раны...

«Заживет, обязательно заживет», - подбодрил себя Эдвард Маклайн, попытался вздохнуть полной грудью и поморщился от боли. Кажется, как минимум одну трещину в одном ребре он таки заработал.
        А еще он подумал, что, наверное, именно так обитатели Марсианского Сфинкса расправлялись с врагами просто вышвыривали вон с напором хорошего пожарного шланга. Физиономией на камешки. Если без амортизирующей амуниции - то в лепешку. В отбивную. Стоило ему открыть стрельбу - и его быстренько вытурили из здешней резиденции... А ведь у Алекса Батлера тоже есть пистолет - может быть, и он догадался стрелять?
        Эдвард Маклайн приподнялся, скрипнув зубами от болезненных ощущений, мгновенно давших о себе знать в самых разных местах тела. Каменная поверхность наклонно поднималась к розовому ясному небу, а внизу находилась неровная, исчерченная черными тенями камней площадка. Никаких следов отверстия, через которое астронавта выбросило из чрева Сфинкса, на ней не было. Эдварду Маклайну не потребовалось много времени для того, чтобы сообразить: он, скорее всего, находится в одной из глазниц Лика, возле только что закрывшегося выхода-входа, указанного на схемах из древних земных городов. Буквально в ту же секунду его взгляд наткнулся на что-то, разительно отличающееся от однообразных камней. Это была знакомая обертка от армейского батончика «Хуа!».
        Вряд ли обертку в стиле «звезды и полосы» бросили здесь марсиане - это спускался в глазницу в поисках его, Эдварда Маклайна, Леопольд Каталински.
        Спустился, никого и ничего не обнаружил и покинул это место. Вернулся в лагерь, связался с ЦУПом... И наверняка получил приказ закончить погрузку и побыстрее убираться отсюда, пока Марсианский Сфинкс не сжевал «консервную банку»...
        Эдвард Маклайн поспешно включил рацию.
        - На связи Маклайн. На связи Маклайн...
        В ответ не раздалось ни звука. Ничего...
        Что, если инженер поспешил выполнить приказ и уже покинул эту негостеприимную планету?
        В такое командиру «Арго» верить не хотелось. И не верилось.

«А ну-ка приведи в порядок мозги, - сказал себе Эдвард Маклайн. - И не нервничай».
        Не было еще даже намека на сумерки, а значит, он провел внутри Марсианского Сфинкса не так уж много времени; его часы показывали шестнадцать ноль четыре, но это ни о чем ему не говорило, потому что за весь день он ни разу не взглянул на них и не знал, когда именно очутился внутри Сфинкса. Но коль до сих пор светло, то Леопольд Каталински никак не мог успеть не то что стартовать, но даже подготовить модуль к взлету. Так что волноваться не стоило...

«Стоп! - Он тут же уловил нестыковку. - Как бы это Лео успел добраться досюда?..»
        Во-первых, Леопольд Каталински искал бы его поначалу не здесь. А во-вторых, действительно, инженер никак бы не смог за какой-то час успеть достичь вершины Сфинкса, спуститься в глазницу и выбраться из нее.
        И выходило, что это не инженер, не найдя поблизости корзины для мусора, сорил здесь обертками. Тогда - кто? Значит, обертку занесло сюда каким-то восходящим воздушным потоком - ту самую, которую он, Эдвард Маклайн, бросил у подножия Сфинкса перед восхождением по карнизу?

«А разве это сейчас главное?» - спросил он себя.
        И, сняв шлем и вернув в кобуру пистолет, начал карабкаться вверх по склону, стараясь не делать резких движений.
        Все впечатления от пребывания внутри Марсианского Сфинкса командир «Арго» убрал в некий воображаемый сейф, тщательно закрыл его на замок и не был намерен открывать до конца марсианской эпопеи.Перемещаться по камням без боли никак не получалось, и астронавт время от времени позволял себе крепкое словцо. Но ругался он только мысленно, да и то - шепотом.
        ...Эдвард Маклайн владел навыками скалолазания и все-таки потратил немало сил и времени, прежде чем добрался до той площадки, где его втянуло внутрь Сфинкса, - спускаться зачастую бывает гораздо труднее, чем подниматься. Площадка была пуста, и не было там теперь никакого входа. Окинув взглядом каменную стену, астронавт, прихрамывая, направился к ведущей вниз древней тропе, надеясь увидеть там поднимающегося ему навстречу Леопольда Каталински.
        Но ни на карнизе, ни у подножия Сфинкса инженера не оказалось. И все так же молчала рация...
        Оставалось надеяться только на то, что инженер что-то перепутал, не слишком внимательно рассмотрев схему. Или уже был здесь, не увидел никакого входа и бродит теперь где-то вдоль другого бока Сфинкса. Точнее, ездит на ровере. Ну а рация... Любое устройство время от времени ломается, в полном соответствии с одним из законов Старджона: все, что может сломаться, - сломается. Иногда - в самый что ни на есть неподходящий момент. А еще здесь по какой-то причине могла возникнуть зона радиомолчания. Почему бы ей и не возникнуть? Как сформулировал бы тот же Старджон: там, где может возникнуть зона радиомолчания, она обязательно возникнет. В самый неподходящий момент.
        Собственные аргументы представлялись Эдварду Маклайну не очень убедительными, но он просто отстранился от них и задался другим вопросом: что предпринимать дальше? Ждать инженера здесь - или направиться в лагерь?
        Правое колено болело и почти не сгибалось, пешее путешествие до лагеря представлялось занятием не самым легким, поэтому Эдвард Маклайн решил подождать.
        Он просидел на камне минут двадцать, но тщетно - вокруг не было видно ни ровера, ни инженера. Мысленно выругавшись, командир «Арго» с трудом поднялся на ноги и похромал в обход Сфинкса, надеясь, что Леопольд Каталински все-таки догонит его.
        ...Его надежда не оправдалась - он так и не встретил вездеход на пути к лагерю, и сзади, у Марсианского Сфинкса, Леопольд Каталински тоже не появлялся...
        Слава богу, хоть модуль был на месте, и это если не радовало, то, во всяком случае, не добавляло отрицательных эмоций - Эдвард Маклайн не мог сказать, будет ли вообще способен радоваться чему-либо в этой жизни... после всего того, что случилось...
        Впрочем, неприятные эмоции не заставили себя долго ждать - подойдя ближе, командир
«Арго» с тревогой обнаружил, что входной люк «консервной банки» открыт, вездеход стоит неподалеку от трапа, и его колеса чуть ли не полностью занесены марсианским
«песком». От котлована к модулю протянулась цепочка неподвижных автоконтейнеров.
        Почему инженер не взял вездеход? Почему, вопреки инструкции, не закрыл люк? И что здесь было - кратковременная пылевая буря?
        Или он не бродит у Сфинкса, а сидит в модуле? Почему?
        Тревога нарастала, выходила из берегов, заполняла все вокруг, тревога давила на плечи...
        Эдвард Маклайн тяжело поднялся по трапу - колено болело все сильнее - и шагнул внутрь, на занесенный рыжей пылью пол. Пыли скопилось много, очень много...
        То, что командир «Арго» выяснил в течение нескольких последующих минут, заставило его напрочь забыть о боли в поврежденном ребре, разбитом колене и вывихнутом запястье.
        Все эти неприятные мелочи ушли на задний план, заслоненные совсем другим.
        Леопольда Каталински в модуле не было.
        Леопольд Каталински по какой-то совершенно непонятной причине отключил связь с ЦУПом.
        А бортовой хронометр показывал, что Эдвард Мак-лайн провел внутри Марсианского Сфинкса гораздо больше времени, чем он полагал, - не час, и не два, а почти целые сутки! Выходит, то видение с берегом моря и остовом старого корабля было вовсе не короткой грезой... Выходит, Леопольд Каталински покинул лагерь, бросившись на помощь, еще вчера... И до сих пор не вернулся... Его тоже втянул внутрь Сфинкса тот неведомый пылесос?
        И теперь все они - и Флоренс, и Алекс Батлер, и Свен, и Лео - весь экипаж! - лежат в забытьи в глубинах Сфинкса, и каждый видит что-то свое... А потом они очнутся, и тот кибернетический-биомеханический исполнитель чужих приказов, оставшийся без хозяев (или там не один такой исполнитель?), затащит их в подземный город... или выбросит на поверхность, если Алекс Батлер начнет стрелять... А будет ли Алекс стрелять? И дадут ли ему возможность стрелять?..
        И кто знает, чем на самом деле было то нечто в пурпурной тоге и насколько соответствовало действительности то, что это нечто как бы говорило... Многофункциональная система... Подземный город... А может быть, на самом деле нет ни систем, ни городов, а есть какое-то излучение, бьющее по мозгам и вызывающее видения?.. Может быть, Марсианский Сфинкс чем-то сродни плотоядным орхидеям и то, что представлялось двойником и о чем-то рассуждало, не более чем некий фермент, воздействующий на потенциальную добычу?.. Много чего могло быть...
        Сколько времени придется провести здесь в ожидании? И приведет ли к чему-нибудь это ожидание?.. И надолго ли хватит ему запасов провианта?..
        Вернуться на Марс с отрядом морской пехоты - «собак дьявола», коммандос-шварценеггеров, несокрушимых Рэмбо - и проникнуть в подземный город?..
        Если они еще живы... Если будут живы...
        Если такую операцию вообще захотят и сумеют организовать... Через год... через два... через три...
        И какие там «собаки дьявола»! Это же не кино. Не будет никаких спасателей-коммандос. А будет просто еще одна экспедиция за золотом. И строжайший запрет даже приближаться к Марсианскому Сфинксу. А скорее всего, никто уже больше никуда не полетит. Налетались.
        Да, это не кино с непременным «хэппи эндом». Не фантастический роман. Это - жизнь. .
        Никто никуда не полетит. Разве что лет через пятьдесят. Или - через сто...
        ...Эдвард Маклайн, сидя перед рацией, обессиленно опустил тяжелую, раскалывающуюся голову на руки. Боль переполняла усталое тело, и болью была полна душа.
        Он уже доложил Земле все, что мог доложить, и теперь ждал ответа. Он искал ответа и у самого себя - но не мог его найти...

* * *
        По днищу вездехода уныло барабанили камни, ржавая равнина, с напускной покорностью ложившаяся под колеса пришлого, чужого здесь механизма, казалась залитой кровью. С деланным сожалением вздыхал ветер, и подчеркнуто медленно, словно демонстрируя свою показную, фальшивую скорбь, ползли по небу налившиеся кровью облака.
        Командир космического корабля «Арго» Эдвард Гордон Маклайн возвращался из своей последней поездки по равнине, расположенной в марсианской области Сидония. Совершив безнадежный и безрезультатный прощальный виток на ровере вокруг каменного исполина, нареченного землянами Марсианским Сфинксом, он направлялся к лагерю Первой экспедиции, чтобы сесть за пульт управления модулем и покинуть Краевую планету. В полном одиночестве покинуть планету, носящую имя кровавого бога войны.
        За сутки, прошедшие с того момента, как он переступил порог безлюдного модуля, Эдвард Маклайн, держась на обезболивающих инъекциях и биостимуляторах, успел загрузить «банку» новой партией золота, законсервировать экскаватор и разобрать транспортеры и реечную дорогу.
        Теперь он должен был выполнить категорический, однозначный и не подлежащий обсуждению приказ Центра управления полетом: взлететь с Марса, доставить золото на
«Арго» и пуститься в обратный путь к Земле.
        Это был очень жесткий приказ. И, наверное, единственно правильный в данной ситуации.
        Правильный - с позиции разума, с позиции здравого смысла.
        А с позиции сердца, с позиции души?..
        Эдвард Маклайн считал себя человеком долга. Всегда считал себя человеком долга. Он просто обязан был выполнить возложенную на Первую марсианскую экспедицию задачу и не подвести тех, кто доверил ему руководство этой экспедицией. Выполнить - за себя и за всех остальных, кто вместе с ним отправился к Марсу.
        И была надежда на то, что если он приведет «Арго» к Земле, то последует еще одна экспедиция.
        Только бы они были живы...
        Эдвард Маклайн все ближе подъезжал к лагерю, и в голове его монотонным хороводом кружились невеселые мысли. Целесообразность - или бегство?.. Долг - или все-таки предательство?..
        Берег Красного Гора... Только бы - не Кровавого Гора!
        До взлета оставалось совсем недолго, впереди изготовился к последнему прыжку в небо модуль, а позади застыла черная на фоне темно-красного неба громада Марсианского Сфинкса.
        Сгущались сумерки...
        Кировоград, 2001-2002, 2005.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к