Криминальные приключения (сборник) Даниил Аркадьевич Корецкий
        Криминальные приключения
        Герои цикла «Криминальные приключения» совершают преступления и борются с ними в мирах далекого будущего. Фантастический фон обостряет ситуации и делает действие еще более увлекательным.
        Данил Аркадьевич Корецкий (Авторский сборник)
        Чего не может делать машина
        Эта дверь тоже не поддалась, и Моррисон долго бил в нее кулаками, пинал ногами, коротко разбежавшись, с маху ударялся всем телом о холодную безжалостную поверхность - то ли металл, напоминающий пластик, то ли пластик, похожий на металл.
        Все усилия не давали даже повода для иллюзий, с таким же успехом можно было биться о скальный монолит. Может быть, поэтому, а может, подсознательно вспомнив действие одурманивающего газа, которым его угостила одна из предыдущих дверей, Моррисон оставил надежду войти и побрел дальше.
        Он уже давно не ориентировался ни во времени, ни в пространстве и не помнил, сколько часов, дней или недель бродил по этому городу и сколько одинаковых километров похожих, как близнецы, улиц оставил за спиной.
        Намертво запертые двери, выплевывающие порции тошнотворной смеси, глухие, с замаскированными, пропускающими свет только в одном направлении окнами стены домов, уходящие высоко вверх пустынные, без единого человека улицы…
        Само по себе это было привычным. В родном городе Моррисон жил в таком же доме, надежно огражденный от внешнего мира несокрушимой дверью, готовый выпустить в непрошеного пришельца, если его активность превысит установленную норму нагрузки на сторожевой механизм, точную струю нейтрализующего газа, иногда он смотрел в поляризованное стекло окна на вечно пустую улицу, ничуть не удивляясь тому, что на ней нет людей и автомобилей. Действительно, ходить по улицам не было никакой необходимости: под каждым домом имелся гараж с выходом на подземные автотрассы, а в верхних этажах располагались винтолеты, готовые доставить тебя в любое нужное место. Моррисон никогда не открывал внешнюю дверь, даже не в силу сложившихся традиций - когда-то давно это было небезопасно из-за возможных нападений преступников и загазованного воздуха, - сколько оттого, что не появлялась такая потребность. Комнатная автоматика создавала самый полезный для здоровья климат, трубопроводы доставляли нужные вещи, еду и напитки; бары, рестораны и дансинги располагались в самом доме, а на службу он добирался по подземной трассе…
        Сейчас, оказавшись на улице, да еще без привычной оболочки автомобиля или винтолета, Моррисон смотрел на окружающие его дома с чувством черепахи, рассматривающей снаружи свой собственный панцирь, и вот эта невероятность ракурса взгляда на мир травмировала его психику больше, чем вся ситуация, в которой он очутился.
        Хотя ситуация эта тоже была невероятной и до неправдоподобия нелепой.
        Садясь в винтолет, Моррисон и подумать не мог, что такое возможно. Он нажал кнопку личного опознавателя, и короткий радиошифр открыл верхний люк ангара. Машина бесшумно ввинтилась в небо. Земля уходила вниз, уменьшались и скользили назад громады небоскребов. За городской чертой расстилалась равнина с восстановленной зеленью: и деревья, и трава, и эти, как их… кустарники. Все самое настоящее, точь-в-точь как до Великого кризиса.
        Прямо по курсу протянулась извилистая серая лента - надежно забетонированное русло Лакомы. Скоро пустят воду, и река тоже станет настоящей. Зато в случае повторений Лакомского ЧП или других подобных происшествий радионуклиды не проникнут в почву, а дезактивация наружных поверхностей - хорошо отработанная, а потому несложная процедура.
        Все осталось по-прежнему. Человек пережил сотворенные им же катаклизмы и остался самим собой.
        «Остался ли?» - вдруг подумал Моррисон и удивился внезапной мысли. Откуда она взялась? Ах вот оно что…
        Внизу проплывал ряд куполов из освинцованного стеклопласта. Раньше, «до того», автоматика заранее бы изменила маршрут, чтобы винтoлет обогнул опасное место. Теперь оно опасности не представляет…
        Моррисон взглянул на бортовой счетчик Гейгера. Стрелка качнулась далеко вправо, но до красной черты было еще далеко. Впрочем, он знал, что раньше шкала градуировалась по-другому… В памяти выплыло: «Генетическая реконструкция с целью сохранения вида». Название медико-биологической части программы преодоления Великого кризиса.
        «Так остался ли человек самим собой?»
        Моррисон чувствовал какое-то беспокойство. Странные мысли, непонятные сомнения… Вместо того чтобы спокойно выключить телевизор и расслабиться, твердо зная, что все будет в порядке, как заведено. Через четыре часа автопилот приведет машину в небольшой городок на побережье, снизится над домом Андерса, опознаватель передаст его индекс, и заблаговременно оповещенный гостеприимным хозяином сторожевой механизм приветливо распахнет приемный люк. И чудесные дни уикенда… Почему Марианна решила лететь раньше? Вместе было бы веселей, и не лезли бы в голову тревожные мысли.
        Беспокоящие раздумья оправдались самым неожиданным образом. Настолько неожиданным, что даже автоматика оказалась не в состоянии предотвратить аварию.
        Впрочем, это понятно: возможность столкновения с птицей программа не предусматривала. Считалось, что птицы вымерли полностью, одновременно с животными и рыбами, еще в период общего загрязнения атмосферы. Оказалось, что нет. После удара винтолет опустился мягко - аварийная система сработала безотказно. И когда Моррисон выбрался наружу и увидел, что приземлился прямо в городе, на широкой улице, он даже обрадовался, не подозревая пока, чем для него это обернется.
        В конце квартала мелькнула человеческая фигура, и Моррисон, отчаянно крича, бросился туда. Увы, это был всего-навсего низкоразрядный робот-уборщик. Автомат безразлично обошел Моррисона, а тот сел прямо на мостовую, ощутив после всплеска эмоций страшную усталость и полное безразличие ко всему на свете. И еще - голод.
        Он машинально сунул руку в сумку с аварийным запасом и бросил в рот кубик питательного концентрата. В пище содержалась тонизирующая смесь, и он почувствовал себя бодрее, отметив, однако, что концентрата осталось всего шесть кубиков - запас на два дня… А что потом?
        Что потом… Он уже много раз задавал себе этот вопрос.
        Вначале авария только позабавила его, так как ничем серьезным не грозила. Безопасное приключение, легкая встряска без неприятных последствий. Небольшая задержка - и только. В конце концов, он не какой-нибудь изгой, у него солидный счет, и достаточно связаться с любой транспортной конторой, чтобы получить новый винтолет, то ли напрокат, то ли в собственность.
        Моррисон включил передатчик, но индикатор устойчивой связи не зажегся: мешали нашпигованные электроникой небоскребы, окружающие машину со всех сторон. Но и это его не обескуражило: ведь авария произошла удачно - он оказался не в лесу, не в болоте, не в море или диких скалах… Он - в городе, и пусть это чужой, но все-таки город…
        На всякий случай Моррисон посмотрел инструкцию «Kак вести себя после аварии». Там подробно описывалось, как надо поступать, оказавшись в джунглях, пустыне, на необитаемом острове, на вершине Эвереста и в других, самых не подходящих для человека местах. А поведения в чужом городе инструкция не предусматривала…
        «Хорошо еще, что можно дышать», - подумал Моррисон. С высоты он много раз видел усеченные контуры очистителей атмосферы, разбросанные по санитарным квадратам. Они выполнили свою задачу и надежно законсервированы. Вдруг опять понадобятся.
        Передохнув, Моррисон пошел дальше. Куда идти, он не знал и хотел было вернуться к винтолету - все-таки рядом со своей оболочкой чувствуешь себя увереннее, - но тут же понял, что не знает, где находится аппарат, и не сможет его отыскать.
        «Лучше бы я упал в море или джунгли, - размышлял Моррисон. - Там все ясно и просто: аварийная система оценивает обстановку, передает сигнал на спутник связи, и через несколько часов приходит помощь. Сейчас бы я был уже дома. А так - вроде бы все в порядке: сел в городе, от чего меня спасать? Ни экстренных вызовов, ни тревоги. Можно спокойно сдохнуть с голода…»
        Конечно, на самом деле он не допускал мысли, что может погибнуть в центре густонаселенного города, но вся история начинала ему здорово не нравиться. Безвестное отсутствие на службе грозило потерей работы, а это уже достаточно серьезно. Да и вообще происшествие затягивалось, а способа выпутаться из него и вернуться в надежную колею обычной повседневной жизни он пока не видел.
        «Черт побери, ну и влип!» - выругался он.
        Моррисон впервые подумал, что забавное приключение поворачивается угрожающей стороной и его положение может оказаться гораздо серьезней, чем это представлялось вначале. Настолько серьезней, что… Впрочем, он сразу отогнал эту мысль. Главное - не поддаваться панике. Надо рассуждать спокойно. Нужно найти доступ к телефону. Телефон - это цель. Каковы способы ее достижения? Попасть в дом - отпадает. Остается второй способ: найти кого-нибудь из местных жителей за пределами его квартиры и все ему объяснить.
        Спокойно размышлять Моррисону понравилось, и он продолжал воссоздавать варианты своего собственного поведения, слегка любуясь собой: в сложной ситуации не потерять голову и анализировать пути выхода из нее - на это способен не каждый.
        Итак, следующий вопрос: где можно найти человека за пределами собственной квартиры? Ясное дело, что на службе! Но в офис попасть тоже не удастся, что же делать? Так, правильно, есть люди, которые в силу условий работы находятся на улице, в местах общего пользования, в подсобных помещениях. Что же это за люди?
        Он перебирал в уме профессии до тех пор, пока ему не показалось, что он когда-то уже занимался этим. Он напряг память и вспомнил.
        Несколько лет назад в развлекательной телепрограмме проводилась викторина под названием «Чего не может делать машина?». Победителя ждал крупный приз, и участие в викторине приняли многие. Но дать верного ответа не смогли. Машины умели все. Правда, одна экстравагантная дама пыталась добиться успеха, заявив, что машина не умеет любить, но ведущий резонно возразил, что любовь - всего-навсего комплекс эмоций, а не вид деятельности. Приз все-таки вручили ей: мол, вы не виноваты, что вопрос не имеет ответа, а ваша попытка была самой оригинальной…
        Тогда Моррисон расценил увиденное как рекламный трюк, убеждающий зрителей, что раз машины могут делать все, то нечего раздумывать, надо покупать их для любых мыслимых целей. Сейчас он увидел в этом и еще одну сторону, губительную для себя…
        Он обхватил голову руками. Хотя поверить в то, что он обречен, было нелегко, сейчас эта возможность показалась ему настолько реальной, что ноги стали ватными и он опустился на мостовую.
        И вдруг обостренные страхом чувства подсказали, что на него кто-то смотрит. Моррисон вскочил и огляделся по сторонам. Улицы были пустынны, но он почти физически ощущал, что его пристально рассматривают сотни, а то и тысячи пар глаз.
        Конечно же! Как он сразу не подумал! Ведь он сейчас должен быть в центре внимания всего города! Он - Человек на Улице! Это настолько необычно, что все жители окружающих домов, прекратив привычные занятия и оставив надоевшие телевизоры, прильнули к окнам. Без сомнения, они наблюдали за каждым его шагом. Он шел по городу, а они, наверное, звонили друг другу и предлагали выглянуть в окно, подивиться на чудо.
        Моррисон поднял голову. Одинаковость темных матовых панелей не могла его обмануть, за ними прятались невидимые, но любопытные зрители.
        Он поднял обе руки вверх и громко закричал:
        - Мне нужна помощь! Я попал в аварию, мне нужен телекс или телефон! Кто-нибудь, пустите меня к себе, дайте позвонить! Я кредитоспособен, мой индекс ГХ-102, можете проверить!
        Моррисон знал, что чувствительные микрофоны доносят в квартиры каждое его слово, но ответной реакции не последовало. Никто даже не придал прозрачность своему стеклу. Его просто рассматривали, как забавную козявку, ничуть не принимая всерьез. И это его взбесило.
        - Что молчите, мерзавцы! Вам не терпится увидеть, как я буду подыхать?! Вы хотите этого?! Негодяи!
        Он поймал себя на мысли, что это уже буйство и кто-нибудь может вызвать полицию, но не испугался, а скорее обрадовался такой возможности, увидя в ней выход, и продолжал кричать и ругаться до тех пор, пока не сорвал голос.
        И снова никакой реакции в ответ.
        «Конечно, никто не почешется, - подумал Моррисон. - Никому нет до меня дела. Никому ничего не надо. Им даже лень вызвать полицию». Он вынужден был признаться себе, что если бы, находясь дома, стал очевидцем такого необычного представления, то тоже ограничился бы лицезрением и не стал бы вмешиваться в события.
        Как же расшевелить их? Есть только один способ: заставить каждого ощутить опасность лично для себя!
        Моррисон вытащил из сумки тяжелый футляр с предостерегающей надписью: «Вскрывать только в случае крайней необходимости!» и без колебаний сорвал красную пломбу.
        Подняв разрядник над головой, он на секунду задумался, но все-таки нажал спуск. От яркой молнии потемнело в глазах, в лицо ударила волна горячего воздуха, но Моррисон стрелял еще и еще, отчетливо представляя, как, испуганно отпрянув от окон, сотни обывателей бросились к телефонам. Кончились заряды, и он, бросив оружие на землю, стал ждать развязки.
        Вокруг ничего не изменилось, было по-прежнему тихо, и вдруг Моррисона пронзила ужасная мысль: ему показалось, что в этом городе, а может быть, и на всей Земле больше не осталось людей, он - последний. Моррисон так ярко представил себя единственным живым существом на огромной планете, что его прошиб холодный пот и он даже забыл, как оказался здесь, в чужом незнакомом городе, почему у него закопчены руки, а неподалеку валяется разрядник…
        Но в следующий миг все изменилось. Он бы никогда раньше не поверил, что будет так радоваться звуку сирены и будет готов расцеловать полицейского только за то, что он - человек, хотя в полицейской форме. Человек, с которым можно поговорить, пожаловаться на полосу невезения, на стечение обстоятельств, с которым можно вместе посмеяться над своими глупыми страхами, обсудить нелепую ситуацию, в которой угораздило очутиться…
        Однако из полицейского автомобиля вышли одетые в форму белковые роботы - универсальные автоматы повышенной сложности.
        - Вы арестованы, просим следовать за нами, - произнес традиционную фразу один из них.
        Моррисон молча стоял, впав в оцепенение.
        - Вы арестованы, просим следовать за нами, - повторил автомат.
        - Подождите, я же все хочу объяснить… С кем я могу поговорить? Кто меня выслушает? - отстраненно вопрошал Моррисон.
        - Все объяснения дадите в суде, - последовал бесстрастный ответ.
        Моррисон перестал упрямиться и сел в машину. «В суде так в суде, - подумал он. - Лишь бы скорее…»
        Теперь, когда он был уверен в том, что его мытарства кончились и через пару часов он будет дома, ему хотелось поскорее увидеть судью уже не для того, чтобы рассказать о своих злоключениях, а просто убедиться, что на свете есть и другие живые люди, кроме него, и удовлетворить свою почти уже ставшую физической потребность переброситься несколькими словами с Человеком!
        Однако в зале суда людей не было. На огромном столе стояла узкая серая колонна с динамиком у основания. Вспыхнула ровным светом сигнальная лампочка.
        - Вы обвиняетесь в нарушении порядка, незаконном ношении оружия, злостном буйстве с посягательством на жизнь окружающих. Признаете ли вы себя виновным?
        - Нет! - Моррисон поперхнулся словами, но продолжал говорить быстро, сбивчиво, опасаясь, что его перебьют и не дадут рассказать всю его историю. Но его никто не перебивал. Когда он замолчал, вновь заговорила машина:
        - На ваших руках нагар - бесспорное свидетельство того, что вы стреляли. Вы ведь не станете этого отрицать?
        - Конечно, нет, но…
        - Далее. Рядом с вами найден разрядник, на котором имеются отпечатки ваших пальцев. Здесь же и вскрытый футляр разрядника, тоже с отпечатками. Это вы признаете?
        - Признаю, но разрядник входит в комплект аварийного запаса…
        - Вскрытие футляра без крайней необходимости приравнивается к незаконному ношению оружия. У вас ведь не было необходимости использовать оружие?
        - Нет, но…
        - Далее. В полицейский участок поступило восемьсот сорок семь сообщений от жителей города, заявивших, что вы учинили буйство с использованием оружия, что представляло опасность для их жизни. Вы признаете это?
        - Признаю, но…
        - Значит, фактически вы признаете себя виновным!
        - Да нет же!
        Моррисон вновь принялся описывать свои приключения, но вдруг, почувствовав апатию ко всему, замолчал и махнул рукой:
        - Отведите меня к человеку, к любому человеку!
        - В этом нет необходимости, правосудие в нашем городе осуществляется электронным судом. Выслушайте приговор: не признавая себя виновным, подсудимый не опроверг ни одного пункта обвинения. Его собственные показания, а также имеющиеся улики полностью изобличают его в совершении тяжких преступлений, за которые он заслуживает смертной казни. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и будет приведен в исполнение немедленно.
        Лампочка на вершине колонны погасла.
        Роботы-полицейские взяли его под руки и повели. Моррисон шел не сопротивляясь, оглушенный чудовищностью услышанного. Ему казалось, что все это происходит не с ним, а с кем-то другим, но подсознательно он понимал, что такое впечатление создает психологический защитный механизм, предохраняющий его от помешательства, а на самом деле именно он, Моррисон, находится здесь, в чужом городе, среди взбесившихся механизмов, приговоривших его к смерти.
        И хотя он понимал, что в этом городе живут люди, много людей, а на всей планете их еще больше - несколько миллиардов, что это человеческий мир, живущий по человеческим законам, и что осужден он тоже по закону, придуманному и проводящемуся в жизнь людьми, - хотя он понимал все это, но в голове бились совершенно дикие мысли:
        «Значит, я остался один, один на всей Земле… Поэтому они задумали меня уничтожить, я им мешаю, я ведь живой, вот они и решили сделать меня мертвым. Проклятые машины… Это их заговор… Меня тоже сделают машиной… Чего не может делать машина?» Он почувствовал, что может сойти с ума оттого, что все происходящее не кошмарный сон, а не менее кошмарная и оттого более страшная действительность.
        Но где-то в глубине сознания жила надежда, что это только горячечный бред, болезнь, от которой он избавится, как только увидит другого человека.
        - Человека! Хочу видеть человека! - закричал он и попытался вырваться, но роботы держали его крепко, хотя и предупредительно мягко, чтобы не причинить боли, и это обстоятельство затронуло какой-то нейронный узел в его мозге.
        - Хочу увидеть человека! Я же схожу с ума, мне кажется, что я остался один!
        В это время возникшая в мозгу ассоциация развилась в мысль, сработало реле памяти, и от внезапного прозрения Моррисон затих. Он вспомнил:
        МАШИНА НЕ МОЖЕТ УБИВАТЬ.
        Коридор, по которому его вели, заканчивался, и Моррисон, направляясь к двери, уже знал, кого он увидит за ней.
        Охота
        Он сидел, глубоко утонув в удобном кресле, смотрел, как маленькие человеческие фигурки, окруженные клубами дыма и ореолами бешеного пламени, выжимают последние крохи мощности из своих ракетных поясов, стремясь к той заветной черте, за которой для пересекшего ее первым начнется новая, радужная жизнь, и оттягивал момент, когда надо будет нажать клавишу выключения и выйти из уютного мирка своей квартиры в неизвестно что приготовившую для него ночь.
        Но бесконечно оттягивать было нельзя, и он вдавил клавишу в ручку кресла. Яркая панорама изображения съежилась и пропала, однако он успел увидеть, как вокруг одной фигурки пламя полыхнуло особенно ярко и она, беспорядочно кувыркаясь, понеслась вниз.
        «Не повезло, - подумал он. - Ограничители были сняты у всех, но не повезло именно этому…»
        Он решительно выбросил из кресла свое худое тело и стал собираться, стараясь отделаться от неприятного сосущего чувства страха. Одевшись, он полез в ящик стола за пистолетом, но тут же вспомнил и отдернул руку. Вот уже два месяца, как запрещена Охота с оружием. Она, видите ли, приводит к слишком большим потерям.
        «Черт бы вас взял!» - выругал он неизвестно кого. Не то чтобы он был недоволен, нет. Он любил свою страну и знал, что она самая богатая, могучая и свободная во всем мире; правда, он не знал, каков был «остальной мир», потому что страна была спрятана под защитным энергетическим колпаком, и это тоже было правильно, этого требовала безопасность; и если запретили Охоту с оружием, то, значит, так и должно быть. Просто страх, который жевал его внутренности, жевал упорно, настойчиво, взвинчивал ему нервы, и это нервозное настроение искало выхода и находило его в резких словах.
        Он нервничал. Это потому, что у него была работа, хорошая работа, ничего, что немного вредная: он заменял отработавшие свой срок плутониевые сердца роботов, - и была отличная квартира из пяти комнат с искусственным климатом, чутким электронным сторожем, синтезатором, большим, сверкающим никелем кухонным комбайном, был старый, но надежный и достаточно быстрый винтолет, была красивая жена и трогательно нежный ребенок, но всего этого он мог лишиться, если ему не повезет на Охоте. И ему было страшно. Но он любил свою жену и своего ребенка, и он должен был пойти и принести пищу для своей семьи.
        Он подошел к серому ящику синтезатора, занимавшего половину комнаты, и погладил его матовую, чуть шершавую поверхность. Он зарабатывал восемь киловатт энергии в неделю, и такой экономный синтезатор мог произвести много полезных предметов. Он мог создавать новый костюм себе и платье жене хоть каждый день, мог получить новую мебель и стереовизор по-следней модели, а если месяц или два экономить - то и неплохой ракетный пояс, но одного он не мог синтезировать - пищи.
        Пищу приходилось добывать самому, раньше было просто - он отличный стрелок, но теперь труднее, теперь расчет только на мускулы, а стрелять нельзя, за это суровая кара. Ну ничего, он подойдет - и все будет хорошо, принесет добычу, немного неприятно, правда, но потом он положит ее в приемное окно кухонного комбайна, а комбайн разделает тушу, заморозит мясо и приготовит любое из десяти блюд, на выбор, надо только нажать кнопку, одну из десяти, и в окне выдачи появится узорчатая тарелочка (тарелочки прессуются из костей - очень удобно) с аппетитным блюдом.
        Надо идти. Он нежно попрощался с женой, та смотрела тревожно, но держалась молодцом, даже улыбнулась, когда произносила традиционное «Счастливой Охоты!», погладил по голове сынишку, который повторил за матерью фразу, не понимая еще, что стоит за этими тремя словами - «Счастливой Охоты, папа…»
        Он вышел из квартиры, с удовлетворением услышал четкий щелчок сторожевого устройства и шагнул в шахту гравитационного лифта, шагнул без колебаний, хотя перед ним зиял колодец почти трехсотметровой глубины.
        Несколько лет назад у него возникало смутное беспокойство, когда он подходил к этой бездне, он с трудом заставлял себя шагнуть в нее, и однажды, когда в стереовизоре он увидел защитную полосу - бесконечную цепь эмиттеров, окружающих всю страну, - у него почему-то сжало сердце: он заметил выжженную землю вокруг черных головок излучателей - там слишком велика была напряженность защитного поля, и у него даже шевельнулась мысль: зачем все это…
        Как раз тогда он нашел свою старую газету, напечатанную еще на бумаге, и прочел в ней невероятные вещи. Там было написано, что защитную полосу нельзя вводить в строй, что она погубит страну, нарушив какое-то биологическое равновесие. Он прочел, что не следует запрещать полеты в космос, что именно в космосе надо искать новые места для размещения быстро растущего населения, что залитая асфальтом, бетоном и пластиком, насквозь протравленная химией земля вот-вот вообще перестанет давать урожаи, что стране грозит голод…
        Тогда он потерял покой, что-то шевельнулось в его душе, и он не понимал что, он не спал две ночи и наконец решился пойти к врачу.
        Специалист объяснил все просто и доходчиво: явление атавизма, такое, к сожалению, бывает, правда, редко, за четыре года это второй случай. Ничего не поделаешь, проявляется затаенное в сознании несовершенство натуры далеких предков. У них было много подобных комплексов. Страх перед высотой, например, который не позволил бы им пользоваться гравилифтом. И еще целый ряд ненужных эмоций, из-за которых они не смогли бы охотиться. Ну что ж, это не страшно, теперь многие психологические барьеры в человеческом мозге преодолены, большей частью сами собой, а некоторые - искусственно, подумаешь, пустяк, при современном уровне медицины…
        Психолог оказался прав. Ему сделали два укола и провели сеанс облучения, с тех пор все было в порядке. Исчезло непонятное чувство, бессонница, страх перед шахтой лифта. Жизнь снова пошла своим чередом. А старую газету с написанными там разными глупостями он сжег…
        На улице было тепло, даже душно, неба видно не было из-за громад домов, и только тысячи окон сверкали огнями, как большие звезды. Там, за пуленепробиваемыми стеклами, текла обычная жизнь, от которой он отрешился, как отрешились и многие другие охотники, вышедшие в эту душную ночь в свою текущую по особым законам жизнь.
        Он мягко шел по улице, стараясь держаться в тени, и был непривычно легким правый карман пиджака. Ничего, он жилистый, хотя и потерял в весе семь килограммов за два месяца - это оттого, что мало ел, да и небольшие дозы облучения, которые он получает каждый день на работе, кое-что значат. Но в основном - еда. С тех пор, как запретили Охоту с оружием, он не выходил за добычей. С трудом удалось растянуть запасы до сегодняшнего дня. Если бы он знал заранее, он бы сделал запас побольше, ведь он очень хорошо стреляет…
        Послышались шаги, и он бесшумно метнулся к небольшой нише в стене и плотно вжался в нее. Из-за угла показался человек - невысокий плотный мужчина, похоже тоже охотник. Когда человек поравнялся с ним, он на секунду замешкался, но потом все же прыгнул и уже в прыжке понял, что заставило его замешкаться: слишком настороженно шел этот человек, слишком напряженной была у него мощная спина…
        Его руки скользнули мимо шеи человека и, казалось, попали в стальные тиски, его тело повернулось в воздухе и грохнулось о бетон, но он еще успел подумать, что чертовски силен этот человек, гораздо сильнее его, но если бы был пистолет, все было бы по-другому, и в последнюю долю секунды своего бытия понял, что из охотника превратился в добычу.
        Шок
        Звонок, возвещающий об окончании работы, смолк в тот самый момент, когда Ник Андерсон перешагнул порог конторы. Обычно это ему не удавалось: в такое время коридоры напоминали сухие выходы затапливаемого муравейника, и пробраться сквозь суетливую толпу было невозможно. Но сегодня все уступали ему дорогу. Сегодня не обычный день, сегодня - день триумфа.
        На улице ярко светило солнце, он надвинул шляпу-шлем пониже, почти на самые глаза. Настроение было отличным, и он решил идти пешком. Теперь он мог себе это позволить. Буйная радость захлестывала Ника каждый раз, когда он, повернувшись к зеркальной витрине магазина, видел свое отражение с броским оранжевым значком стрелка первой категории на лацкане пиджака.
        Это был приятно. Экзамен он сдал только вчера и еще не привык к этому яркому квадратику, гарантирующему безопасность, пожалуй, больше, чем защитный костюм. Второй значок, висящий под левой лопаткой, предупреждал каждого, кто надумает выстрелить ему в спину, что он целится в человека, способного не оборачиваясь попасть в глаз мяукнувшей кошки.
        Кроме безопасности, эти маленькие пластиковые значки гарантировали и многое другое… Продвижение по службе, например. Ник вспомнил, как реагировали коллеги на его появление в новом качестве. Поздравления с не очень искренней улыбкой и шепот за спиной: «Ну, теперь Старику крышка». А когда пришел мистер Спенсер, все затаили дыхание. Тот был управляющим десятый год, и, хотя на его пиджаке красовался такой же оранжевый значок, все знали, что он уже не выполнит нормативов первой категории. Старик держался на авторитете. Но если появляется человек, равный по рангу, он может посягнуть на авторитет… Это понимали все и, конечно же, сам мистер Спенсер.
        Старик тепло поздравил Ника, пожал ему руку, но на лице в это время отражалась напряженная работа мысли. Ник знал, о чем думает шеф: прикидывает, подать ли ему в отставку самому или ждать своего конца. Правда, был и еще третий выход…
        Нику совсем не понравилось, что шеф, помяв полу пиджака, как бы между прочим спросил:
        - Что это у вас, Ник? Джейрон?
        «Неужели Старик решится…» - подумал Андерсон и ускорил шаги.
        На улицах было спокойно. Лишь изредка раздавались выстрелы, вспыхивали перестрелки, но патрульные вертолеты недвижно висели над перекрестками - значит, все было по правилами: граждане свободной страны устраивали свои дела, соблюдая закон.
        Ник чувствовал себя настолько уверенно, что позволил телу расслабиться, и даже чуть отпустил руку, лежащую на рукоятке пистолета. Он строил планы.
        «Если Старик завтра не уйдет сам, придется ему помочь. Это будет нетрудно, и Спенсер должен это понимать. Ведь сам-то он застрелил своего предшественника за два дня до того, как получил первую категорию. Он наглый, этот Старик… Пожалуй, он может решиться…»
        Ник отогнал назойливую мысль и продолжал приятные размышления.
        «Итак, со Стариком ясно. А что потом? Добраться до президента фирмы? Впрочем, это уже слишком, - одернул себя Ник. - У мистера Адамса высшая категория, и он в отличной форме».
        Визг тормозов прервал течение его мыслей. Полицейские быстро затолкали в машину какого-то старика, и автомобиль умчался. Все произошло мгновенно, но Андерсон успел заметить, что на старике был обычный, НЕ ЗАЩИТНЫЙ, полотняный костюм, который не смог бы защитить даже от удара ножом. У Ника был такой, он иногда надевал его дома, чтобы отдохнуть от грубого прикосновения пластика, но выйти в нем на улицу…
        «Сумасшедший, - подумал Ник. - Самый обычный сумасшедший. Что-то их многовато развелось, это уже третий случай за неделю. Видно, они не приспособлены к жизни и свихиваются от страха, потому что не знают, с какого конца браться за пистолет. Конечно, таким нечего делать среди нормальных людей. Недаром полиция хватает любого, кто выйдет в таком виде на улицу. Кто-то говорил, что их отсылают в специальный район, там у них свой сумасшедший город, где все не как у людей…»
        Андерсон поравнялся с универмагом «Бодихад». Здесь продавали защитные костюмы.
        «Зайти, что ли?» - подумал Ник и, вспомнив вопрос мистера Спенсера, толкнул стеклянную дверь.
        Здесь его знали. Толстый продавец, имя которого Ник не запомнил, выскочил навстречу.
        - Добро пожаловать, у нас как раз есть кое-что для вас. Правда, теперь вам опасаться нечего, - кивок на значок, улыбка, многозначительное подмигивание, которое должно означать: «Молодец, парень, давай дальше так же», - но все-таки… Синтеклирон - абсолютно новая ткань. Месяца два будете спокойны, ни одна оружейная фирма не успеет до этого срока выдать новинку, которая справится с ней. - Он выплевывал слова, как автомат пули.
        Андерсон примерял костюм, а толстяк не умолкал:
        - Если хотите, я надену пиджак, а вы выстрелите мне в живот, не останется даже синяка, вот увидите…
        Ник внимательно посмотрел на него, вспомнил глаза мистера Спенсера, когда тот спросил: «Что это у вас, Ник? Джейрон?», и расплатился. Толстяк бормотал что-то еще, но он, не слушая его, вышел на улицу.
        Прохожие почтительно уступали дорогу, кто-то шепнул за спиной: «Такой молодой, и уже первая категория…»
        Андерсон самодовольно улыбнулся. Можно считать, что главного он достиг. Может быть, удастся добраться и до высшей категории, но это очень уж сложно. Вот разве его сын… Мальчонка уже вошел во вкус - целые дни проводит в тренировочной комнате. Через пару лет можно будет дать ему настоящее оружие…
        В конце квартала находился оружейный магазин, в который Ник заглядывал каждый день, возвращаясь с работы. Еще издали он увидел большое объявление в витрине и ускорил шаги.
        «Опять рекламируют новинку. Интересно, что можно придумать нового в рекламном деле? Ведь вряд ли удастся переплюнуть фирму Кольта. Ее последний образец два дня лежал в контейнере с жидким кислородом, а потом сразу же был пущен в дело и действовал безотказно».
        Ник быстро пробежал глазами текст объявления: «Внимание! Через десять дней в продажу поступит новая модель 12-миллиметрового пистолета „стар-26Е“. Автоматический предохранитель гарантирует полную безопасность обращения. Прилагается глушитель и ночной прицел. Цена комплекта 42 доллара».
        Психологи-рекламщики не зря получали свои деньги. Расчет был предельно точным. После ничем не примечательного текста объявления следовала еще одна строчка, как бы забытая и дописанная потом: «Пуля, выпущенная из нового образца, легко пронизывает два слоя синтеклирона».
        И все. Как будто бы это добавление ничего не значит. Как будто синтеклирон не является самой прочной защитной тканью в мире.
        Андерсон сделал заказ и, помрачнев, вышел на улицу. Вспомнилась жирная физиономия продавца. Итак, тот соврал, гарантируя ему два месяца относительного спокойствия. Ник уже сожалел, что не стал стрелять, когда тот подставлял свой живот, - по крайней мере был бы уверен в защитных качествах костюма.
        Когда Ник подходил к дому, из-за угла бесшумно выкатилась машина с включенным мотором. Ник хорошо знал, что это значит, и, когда дверца чуть приоткрылась, выстрелил в темную щель, чуть ниже вспыхнувшей блестки огня. Из щели вывалился автомат и тяжело лязгнул о мостовую. Ник подбежал к машине и заглянул внутрь. Он увидел то, что и ожидал. Спенсер был убит наповал.
        Только сейчас Ник почувствовал боль в животе, под защитным костюмом. Продавец соврал дважды - синяк останется, и не маленький. Хотя неудивительно… Андерсон взглянул на автомат. «БМ-32», реактивный. Старик ошибся. Он рассчитывал на джейрон, который пуля такой машинки прошибает насквозь. Он не учел, что костюм можно сменить.
        Ник посмотрел вверх. Патрульный вертолет зафиксировал все подробности, с формальностями покончено.
        «Поздравляю вас с повышением, мистер Андерсон!» - сказал Ник самому себе.
        Вложив палец в отверстие замка, он, как всегда, испытал неприятное чувство, ощущая притаившуюся иглу наркотизатора. Ему всегда казалось, что однажды сторожевой механизм ошибется…
        Дверь открылась. Ник спиной вперед вошел в квартиру, запер дверь и, облегченно вздохнув, вынул руку из кармана. Здесь он в полной безопасности.
        Ник повернулся. Прямо в лоб ему был направлен ствол пистолета. Маленький Боб Андерсон держал оружие правильно, как он всегда учил его. Ник отметил, что пистолет в руке сына какой-то новой модели, но никак не мог сообразить, где мальчонка мог его взять - в семейном арсенале таких не было.
        - Брось это, малыш. - Oн старался говорить спокойно, но еще не окончил фразу, как у среза ствола мелькнул короткий огонек и сильный удар бросил его на пол…
        Когда Андерсон открыл глаза, он не почувствовал ничего, кроме головной боли. Крови нигде не было, похоже было, что пуля не причинила ему никакого вреда.
        «Что за чертовщина!» Oн тряхнул головой, стараясь понять, что же произошло. На полу лежал ярлык - рекламка фирмы «Детское оружие», очевидно, жена приобрела сыну очередную игрушку. Сил на то, чтобы встать с пола, у Андерсона не было, и он чисто машинально подвинул к себе рекламу и привычно пробежал текст: «Наш новый образец нельзя даже вблизи отличить от настоящего пистолета. При применении он вызывает десятиминутный шок, абсолютно безвредный для здоровья. Упражнения с этой игрушкой помогут выработать у ребенка ряд необходимых в жизни практических навыков». А на обороте помещалась реклама новой модели детского оружия, которую фирма обещала выпускать со следующей недели. Яркие буквы извещали, что «оригинальность новинки заключается в том, что она не только копирует внешний вид настоящего оружия, но не отличается и по результатам применения…»
        Дальше Ник читать не стал. Голова болела все сильнее, но ему удалось встать с пола.
        Через несколько минут, переодевшись в полотняный костюм, Андерсон вышел на лестницу.
        - Пожалуй, они правы, - пробормотал он, спускаясь вниз.
        Логика выбора
        Вода была теплой, песок горячим, а воздух раскаленным, и, пока я пробирался между бросающими мяч коричневыми девушками в открытых купальниках к своему месту, кожа почти совсем высохла. Одежда лежала там же, где я ее оставил, а портфель - шикарный, черный, богатого вида «дипломат» - исчез. Я опустился на красный пластиковый лежак и закрыл глаза. Если бы похититель смог удержать «дипломат» у себя, да еще сумел бы его открыть…
        Сосредотачиваться не хотелось: купание и солнце оказывали расслабляющее воздействие, и мне пришлось напрячься, превозмогая себя. Вор появился через пять минут - здоровенный парень с наглым лицом, на котором застыла гримаса испуга. Он не понимал, что с ним происходит и почему он вернулся, но инстинкт и прошлый опыт подсказывали - ничего хорошего ждать сейчас не приходится. Когда он поставил портфель и я его отпустил, он на секунду замешкался, ошалело тряся головой, а потом сорвался с места и, опрокидывая ничего не понимающих людей, бросился бежать.
        - Чего это он? - удивился сосед справа - средних лет мужчина с могучим торсом. - Псих, что ли?
        - Скорее всего. - У меня было еще много свободного времени, и я, установив тент, задремал в тени.
        - Еще одно загадочное похищение! - Пронзительный мальчишеский голос вернул меня к действительности. - Бесследно пропал из своей квартиры профессор Кристопер! Кто следующий?!
        Я купил газету. Первая полоса пестрела броскими заголовками: «Зловещая загадка века!», «Куда исчезают известные ученые?», «Кому выгодна утечка мозгов?».
        - Что вы думаете по этому поводу? - Cосед уже несколько минут заглядывал через плечо и наконец не выдержал.
        - Что тут думать - как всегда, одни враки, чтобы поднять тираж.
        - Вот как? - Oн облизнул сухие губы. - А куда же, по-вашему, делся Кристопер?
        - Мало ли! Закатился с любовницей в Роганду или растратил казенные деньги, купил паспорт и живет припеваючи под чужой фамилией, а может…
        - Бросьте, бросьте! - Cобеседник протестующе поднял руку. - А остальные? Два физика, генетик, молекулярный биолог, химик - да вот здесь список. - Oн ткнул пальцем в страницу. - Двадцать шесть человек! Они что, тоже в Роганде? Может, у них у всех любовная лихорадка?
        - Ну, этого я не знаю. В мире ежедневно происходит столько событий, что, если сделать выборку по совпадающим признакам, у нас появится не меньше сотни необъяснимых загадок.
        - Вот именно, - вмешался сосед слева, рыхлый толстяк, кожа которого обгорела до шелушения. - Обычное совпадение, на которое не стоило бы обращать внимания, да оно оказалось кое-кому на руку. Как же - наживка для дураков! Заглотнул - и пережевывай, а все остальное само собой отойдет на второй план! Вот, смотрите. - Oн выхватил у меня из рук газету. - На последней странице мелким шрифтом, скромно: «Сообщение Государственного астрономического общества. Необычная насыщенность небосвода звездами не объяснена, но никакой опасности это явление представлять не может…»
        Толстяк сардонически захохотал.
        - И это после месячной истерии: дурное предзнаменование, вселенская катастрофа, конец света! Как вам это нравится? Ясное дело - правительственный запрет! А чтобы отвлечь людей, сфабриковали сенсацию: исчезновение знаменитых ученых! А те небось сейчас на министерских дачах прохлаждаются!
        - Не знаю, не знаю, - покачал головой сосед справа. - Только вот что. - Он наклонился поближе и понизил голос. - На моей улице тоже пропали двое - муж и жена. Про них-то, понятно, в газетах не пишут: маленькие, никому не интересные, не то что Кристопер! Но мы, соседи, знаем: жили - и нет их, а дом не заперт, и вещи все на местах. Что вы на это скажете?
        - А то, что мне наплевать! - брызнул слюной толстяк. - Я хочу знать: почему на этом чертовом небе появилась такая уйма этих чертовых звезд?! И самое главное, что меня интересует, - буду я жить или сыграю в ящик?! Кто может мне ответить?!
        Единственным человеком, который знал ответ, был я. По крайней мере в этом полушарии. По повышенной аффектации и надрыву в голосе чувствовалось, что толстяк пьян. Он смотрел жалкими глазами и явно ждал утешения. Его не волновала судьба цивилизации, да и вообще ничего, кроме собственной шкуры. Свинья. Терпеть не могу животных в человеческом обличье, и мне совершенно не хотелось его утешать. Да и вряд ли бы мой ответ его утешил.
        - Обратитесь в Астрологическое общество, - посоветовал я, собирая вещи. - И меньше пейте в жару, тогда не будет мерещиться всякое…
        Песок начал остывать, косые лучи солнца почти не давали загара, занятых лежаков заметно поубавилось - многие расходились по домам.
        Четыре девушки продолжали перебрасываться ярким желто-зеленым мячом у самого края волнореза. Почти обнаженные, тонкие, гибкие, длинноногие. Если бы они вдруг свалились в море… Не здесь, где полно народа и сколько угодно спортивных парней, способных мигом превратить пустячную неприятность в повод для знакомства.
        Мрачный пустынный берег, зловещие блики на днище перевернутой шлюпки, вода, безжалостно захлестывающая легкие, отчетливое ощущение неминуемой смерти, отчаяние последних мгновений…
        Возникшая картина была плоской, двухцветной и, как всегда, дьявольски правдоподобной. Конечно, я бы вытащил всех четверых, но есть жестокое дополнительное условие: спасти можно только одну, больше не успеть, даже превратив кровь в пар и перервав мышцы. И твоя жизнь не козырь в этой игре - самопожертвование ничего не изменит. Они все одинаково далеко от берега, иначе все было бы просто - решал случай, слепой рок, судьба. Только одну! Которую? Ту, что громче кричит? Или ту, что сильнее колотит по воде? А может, ту, которую уже накрывают волны? Решай, и спасенная будет жить - молодая, красивая, привлекательная, - а остальные… Девушки смеялись, дурачились, не подозревая, что через секунду обольстительные тела трех из них начнут синеть и раздуваться, превращаясь в бесформенные резиноподобные трупы утопленников, погибших по моей вине.
        Видеть этого я уже не мог и быстро пошел прочь, инстинктивно тряся головой, чтобы отогнать наваждение.
        Но в чем состоит вина человека, поставленного обстоятельствами перед убийственной в своей простоте дилеммой: одна или никто? Останови я сейчас любого прохожего, растолкуй ему суть вопроса, он скажет: ерунда, шуточки подсознания, бросай пить, парень, и не увлекайся зеленым дымом, а в жизни такого не бывает! И останется только улыбнуться в ответ, если бы я еще умел улыбаться.
        Понять меня мог лишь кто-то из наших. Когда доходишь до предела, больше всего нуждаешься в единомышленнике, чтобы со стороны услышать подтверждение правильности, полезности и гуманности работы, веру в которую начинаешь терять. Поэтому я так ждал условленного времени и так боялся его.
        Горик на связь не явился, и это могло означать только одно. Вопреки всем правилам я три часа ждал его в кафе, чувствуя, что из меня вынули позвоночник, но все же на что-то надеясь. Сидел как ни в чем не бывало, потягивал тягучую лему - отвратительное пойло, к которому за два года так и не смог привыкнуть. Здесь меня и нашла Клайда.
        На этот раз она играла роль брошенной жены, скорбная, поникшая, в глазах тоска.
        - Куда ты пропал? - убито произнесла она. - Я измучилась, потеряла покой… А тут еще эти звезды… Я три ночи не сплю, схожу с ума…
        Даже сейчас мне было приятно на нее смотреть, низкий чувственный голос обволакивал сознание и трогал затаенные в глубине души струнки, вызывая щемящую грусть.
        - Ты же знаешь, как я тебя люблю, мне никто не нужен, я не могу жить без тебя…
        Если бы это было правдой, все обстояло бы по-другому. Легче бы переносилась оторванность от дома, иссушающие мозг нагрузки, тяжкое бремя решений, колоссальное нервное напряжение каждого дня. И плевать бы мне было на многочисленных ищеек, филеров, агентов, сыщиков разных мастей и на все Специальное бюро в целом. Конечно, я не смог бы полностью открыться ей, но знаю наверняка - было бы легче. Я перестал бы терзаться, метаться в кошмарных снах, исчезли бы эти проклятые, безжалостно обвиняющие двухцветные плоские картины. Я бы мог продуктивнее работать, прошла бы изнуряющая усталость, да и энергетический ресурс организма не снизился бы до предела… Но она лгала. Как всегда умело и изощренно.
        Интересно, в силу какого великого закона подлости и несправедливости из миллиардов женщин двух миров дрянью оказалась именно эта - самая близкая, необходимая и значимая? Ответ прост и стар, как фраза: «Предают только свои». Но одно дело - знать что-либо абстрактно, и совсем другое - испытывать на своей шкуре. Мучиться, путаться в самых невероятных догадках, пытаться разобраться в многочисленных странностях поведения, расхождениях слов и поступков, недоумевать мелким и как будто безобидным несуразностям, оговоркам. Никогда бы не поверил, что со мной такое случится! Образ любимой женщины двоился, а я, уподобившись новичку-наблюдателю, тер стекла бинокля и крутил винт фокусировки. Не мальчик - опыт, специальная подготовка, неплохое знание психологии. И не распознал в ней двуличия, порочности, лицемерия! Мог ли кто-нибудь из моих учителей предположить, что возможна такая слепота, когда способность к анализу внутреннего мира другого человека утрачивается начисто? А сам я мог подумать, что докачусь до использования особых способностей в личных целях, нарушив нормы, которые всегда казались незыблемыми?
        - …Я искала тебя по всему городу, ходила на старую квартиру, но никто ничего не знает…
        Тонкие черты лица, узкий чувственный нос, прекрасные карие глаза. Теперь, когда я знал правду, все ее потуги казаться порядочной женщиной могли вызвать только презрительную усмешку. Но мне не хотелось усмехаться, не хотелось ругать себя за глупость, не хотелось читать холодную расчетливость в ее взгляде. Не приняв меня всерьез, она проиграла, ибо я мог дать ей больше, чем кто-либо другой на этой планете. Но я проиграл тоже, потому что продолжал ее любить. Мне нельзя было с ней сегодня встречаться, никак нельзя!
        - …Если бы ты знал, что у меня на душе, о чем я думаю…
        Ну что ж, разом больше, разом меньше…
        - О Гребковском. Устроит ли участок для домика в центре Безмолвной рощи, как обещал. И хватит ли ему того, что уже получил, или надо будет еще добавить деньгами. - Я никогда не видел Клайду растерянной и сейчас, глядя, как меняется ее лицо, обрадовался волне злости, стирающей ненужные чувства. - Эта мысль не на переднем плане, но по важности превосходит все остальные!
        Я сумел выдержать паузу, пронаблюдал, как она сменила амплуа, надев маску оскорбленной невинности, и вышел на улицу. Больше всего мне сейчас хотелось застрелиться.
        - Сколько времени? - Дорогу заступил плюгавый человечек с незапоминающимся лицом. Кажется, пьяный.
        - Пять.
        До главной встречи целых три часа.
        - Спасибо.
        Мне не понравился его взгляд - слишком пристальный для случайного прохожего. Если пойдет следом…
        Он ввалился в бар. Ничего не значит, мог передать меня напарнику. Вот подтянутый мужчина в строгой одежде. Почему он здесь стоит?
        Я свернул за угол, вышел на прямой широкий проспект, смешался с толпой, незаметно огляделся. Так-так, ага, вот оно! Два парня, студенты в одинаковых спортивных маечках, кажется, я их уже видел… Кольцо сжимается? На подобный случай у меня обширный арсенал всяких приемов, но… Я прислушался к себе. Сейчас я не в состоянии воспользоваться ни одним из них. Остается самое примитивное.
        Высокая арка, вымощенный кирпичом двор, узкая задняя калитка, глухая улочка, еще один проходняк, низкий деревянный штакетник… За мной никто не гнался. Это тоже ничего не значит: при квадратно-сетевом наблюдении исключена всякая беготня, крики, суматоха. Правда, метод сложный, дорогой, требующий большого количества высококвалифицированных сотрудников, и потому применяется редко, только при охоте на очень крупную дичь. Но я, несомненно, считаюсь такой дичью.
        Переулок круто поворачивал направо. Безлюдно, только в середине квартала, возле уютного старинного особняка, прогуливается женщина. Интересная, высокая, в глухом, отливающем красной медью шелковом балахоне от горла до щиколоток - последний крик моды. Что делать такой даме на пустынной окраине? Нет, это неспроста!
        Поворачивать назад не имеет смысла, я только подобрался, прикидывая расстояние до массивной двустворчатой двери в чисто выбеленном фасаде. Сколько человек стоит за ней?
        Когда мы поравнялись, дама ослепительно улыбнулась и резко распахнула балахон. Под ним ничего не было. Только тут я заметил у входа стыдный флажок - желтый треугольник на голубом фоне.
        Это тоже могло быть инсценировкой, тщательно, до деталей продуманной и надлежаще обеспеченной…
        Хватит, черт побери! Ты же сходишь с ума! Напуганный, загнанный человечек, отчаянно спасающийся от воображаемых врагов, бесследно исчез. Я медленно приходил в себя. Эка куда меня занесло! Совершенно незнакомый район. Проклятье! Я повернул обратно.
        Женщина неправильно расценила мои намерения и, призывно улыбаясь, пошла навстречу. Вполне приличный вид, гордая посадка головы, царственная походка. Никогда не подумаешь! Я вспомнил Клайду, и внутри все похолодело. Она опять раскрыла балахон, я выругался и перешел на другую сторону улицы. Пресса называет таких постельными животными, сетует, что их становится все больше и больше. Ничего удивительного - подобный промысел гораздо выгоднее серой, скучной, малооплачиваемой работы. К тому же позволяет обзавестись полезными связями, нужными знакомствами. А что касается этической стороны… Я обернулся.
        По улице неторопливо шла блестящая дама, модная, строгая и неприступная. Одежда, конечно, в полном порядке, высокомерно вздернутый подбородок, безукоризненные манеры. На меня она взглянула холодно и презрительно, давая понять, что только невежда может бесцеремонно пялиться на незнакомую женщину. Именно такой знают ее родственники, соседи, друзья, поклонники, муж… Счастливы не гуляющие по окраинам и не умеющие читать чужие мысли! Двойная и тройная мораль - повседневная, парадно-выходная, для особых случаев - всегда представлялась мне самым отвратительным на свете, гораздо более мерзким, чем явный, неприкрытый порок. Особенно теперь…
        Нет, так продолжаться не может! Сейчас опять навалятся мысли о Клайде, воспоминания, нахлынет тоска, апатия… Я привык чувствовать себя предателем, недаром за квартал обхожу детей: стоит зазеваться, и мигом появляется плоская картина с языками пламени, пенистыми волнами, паровозными колесами и отчаянно-умоляющим взглядом ребенка, в помощи которому ты отказываешь. Но, оказывается, быть преданным не менее тяжело.
        Плюнуть и рвануть в Роганду, разом решив все проблемы! Все? Увы, только одну - ничего не опасаться: я невидимка, когда не делаю свое дело. А что до остального… Ни лема, ни зеленый дым не помогут, так уж по-дурацки я устроен. Вот если бы вытравить из себя разную чепуху - принципы, убеждения, долг, совесть… Но чем тогда я буду отличаться от несчастных постельных животных?
        Смеркается. Время. Я направился к центру. Противоестественный вид исколотого мириадами точек неба внушал парализующий биологический ужас, возникающий где-то на клеточном уровне. Недаром так скакнуло количество потребляемого алкоголя, наркотиков. И самоубийств.
        Душно, люди вокруг нервные и взвинченные, много пьяных. Самочувствие отвратительное, и, что самое скверное, нет уверенности в себе.
        Поведение Т. в предстоящей ситуации моделировалось компьютерами по всем правилам теории игр. Следовало, как обычно, нащупать варианты, дающие положительный эффект при любом, даже самом неблагоприятном раскладе. Но сделать это не удалось. Все зависело от меня, а я совершенно не готов к разговору.
        Т. жил в старом многоквартирном доме, и, поднимаясь по пахнущей мочой лестнице, я вспомнил те веселенькие коттеджи, которые строили в самых заповедных и живописных местах мясники, торгаши и прочие оборотистые дельцы.
        Перед высокой резной дверью с облупившейся краской я на секунду остановился и попытался настроиться нужным образом, на минуту мне даже показалось, что это удалось. Звонок тренькнул едва слышно, и тут же щелкнул замок. В дверном проеме стоял крупнейший философ планеты, специалист по логическим системам, автор сотен статей, десятков монографий и фундаментальных учебников, основоположник официально признанной доктрины о принципах этической допустимости. Маленький лысый человечек с нездоровым лицом обезьянки, в мешковатом, не очень свежем домашнем халате.
        Часто встречающееся несоответствие облика масштабу внутреннего мира творца всегда меня поражало, но сейчас поразило другое: Тобольган знал, кто я и зачем пришел.
        - Вот вы какие, - медленно проговорил он, внимательно рассматривая меня холодным, пронизывающим взглядом. - Внешность истинная или результат трансформации?
        Держался Тобольган очень уверенно и чувствовал себя хозяином положения: в кармане он тискал маленький, но достаточно мощный пистолет, из которого собирался, когда подойдет момент, выстрелить себе в голову.
        - Что с вами? Неужели нервы? Не ожидал! Я представлял прищельцев начисто лишенными эмоций!
        Пот у меня на лбу выступил от напряжения: удалив патрон из патронника, я так и не смог разрядить обойму. В подобном состоянии не следовало сюда приходить - дело могло принять скверный оборот.
        - И неправильно. - Хорошо хоть голос оставался спокойным. - Эмоции у нас обычные. Можно войти?
        Тобольган отступил в сторону. Любопытство в нем пересиливало страх. В первую очередь он оставался ученым, исследователем.
        - И в другом вы ошибаетесь. - Cтараясь держаться как можно непринужденнее, я сел в кресло. - Нет у нас ни захватнических планов, ни своекорыстных устремлений. Про «мозговые лагеря» тоже чушь. Если бы не эта звездная чехарда, мы бы вообще не появились - тут вы правы.
        - Однако! Вы читаете мысли? Впрочем, чему удивляться - высшая цивилизация! - Я и не подозревал, что великий Тобольган так пропитан сарказмом. - Это трудно?
        - Не очень, но требует колоссальных затрат нервной энергии. И по моральным соображениям допустимо только в строго ограниченных случаях.
        - Сейчас как раз такой случай? - съязвил Тобольган.
        - Да. Но чтобы это вас не угнетало, я предоставлю вам возможность заглянуть и под мою черепную коробку. Тогда вы быстрей все поймете и поверите наконец, что никто не собирается вас похищать. И может быть, оставите в покое свой пистолет. Расслабьтесь!
        Когда я окончил передачу, то ощутил, что иссяк окончательно. Тобольган сидел молча, не открывая глаз. Предстояло переварить очень многое, но раз он сумел вычислить даже мой приход, значит, подготовлен больше других и ему будет легче.
        - Как называется ЭТО? - Последнее слово он выделил.
        - Сближение галактик. Они соприкоснутся чуть-чуть: периферийные спирали пройдут друг сквозь друга. К сожалению, ваша звездная система попадет в зону контакта.
        - А есть вероятность, что Навоя не пострадает?
        - Ну… Если при прохождении не произойдет прямых столкновений звезд и планет, если гравитационные возмущения не поломают орбиты и не сорвут атмосферу, если… Словом, вероятность около трех процентов.
        - С учетом закономерности неблагоприятных последствий шансов практически нет. - Тобольган не оставлял места иллюзиям. - Значит… сколько времени у нас в запасе?
        - Это определяется многими факторами. От трех до пяти лет, может, чуть больше.
        - И тут вмешиваетесь вы. Идея сама по себе прекрасна… Вы подыскали подходящую звездную систему и прекрасную планету, так сказать, Навою-II, все это очень благородно… Но есть одна маленькая загвоздка. - Тобольган поднял указательный палец. - Сколько человек вы успеете эвакуировать?
        - Около пятидесяти тысяч. - Я уже понял, куда он клонит.
        - Всего-то?! Но население Навои составляет полтора миллиарда!
        - Лучше спасти часть, чем потерять целое. - Я говорил уверенно, как будто этот вопрос не был самым больным в навойской проблеме.
        - Несомненно. Но как отобрать эту самую часть?
        - Пропорционально численности отдельных групп населения, чтобы сохранить социальную структуру общества. - Вот сейчас и начнется самое главное.
        - Какого общества? - Тобольган привстал, как сеттер, почуявший дичь.
        - Не понимаю. - Я постарался произнести это как можно естественнее.
        - Сейчас поймете! - Он встал и заходил по комнате. - Почему вы пришли за мной? Тут неподалеку живет мой коллега - Мейзон. Он бездарность, тупица, его труды - сплошная компиляция и плагиат, но он не меньше меня хочет жить. К тому же у него жена и трое детей. Кстати, ваши благодеяния распространяются на близких? Вот видите! А я одинок! Почему же вы не хотите сохранить пропорции социальной структуры за счет этого бедняги?
        - Вы знаете, что никто на Навое не может объяснить феномен звездного неба? - Я перешел в контратаку. - Потому что астрономия находится в зачаточном состоянии, об астрофизике и космогонии вы вообще не имеете понятия. В свое время Акоф начинал работу в этом направлении, но его объявили шарлатаном и бездарностью, лжеученым! А кто объявил? Шарлатаны, бездарности и лжеученые, занимающие в науке ключевые посты! На Навое-II такое не должно повториться!
        - Вот и ответ, - печально улыбнулся Тобольган. - Вы ставите целью не спасение навойской цивилизации, а создание новой. Улучшенной модели, преломленной через призму вашего понимания…
        - А это плохо? Или нечего улучшать? Может, вы никогда не заглядывали под лакированные маски, скрывающие неравенство, разложение, упадок?
        Он помолчал, наморщив огромный и без того морщинистый лоб.
        - Что ж, к улучшению породы прибегают давно, правда, до сих пор ограничивались животноводством… Скажите, а там, у себя, вы уже преодолели все трудности, достигли вершин мудрости и знаете, какой должна быть Навоя-II? Словом, вы готовы к селекционной деятельности?
        - Как вам сказать… Проблем хватает. И до вершин далеко: ведь с каждой достигнутой открывается следующая, еще более высокая. Но надо ли обладать абсолютом знаний, чтобы выбрать - дать сгореть разумной жизни или пересадить ее в безопасное место?
        - Весь вопрос - как пересадить? Из ничтожной части кирпичей разрушаемого дома нельзя выстроить точно такое же здание! В лучшем случае - уменьшенную копию!
        - Человеческое общество, в отличие от неживой природы, способно к разумному воспроизводству…
        - А у вас есть право определять пути его развития?
        - Боюсь, что нет. - Мне не хотелось тягаться с автором известных философских концепций, но выбора не было. - Однако не всегда правильное решение - панацея. Безукоризненные построения могут быть полностью нежизнеспособными. У нас есть притча про осла, который, оказавшись между одинаковыми стогами сена, логически обдумывал, с какого начать. Бедняга умер от голода! Извините за мрачную аналогию, но, надеюсь, вы не хотите, чтобы Навою постигла та же судьба?
        - Гм! Осел между равными стогами сена… И разумеется, на одинаковом расстоянии… Интересно! Здесь, конечно, есть изъян, и сейчас я его найду. - Можно только удивляться быстроте, с которой переключался ход мыслей Тобольгана. Он оживился, порозовел, схватил карандаш и полез было за бумагой, но сработало какое-то невидимое реле, и он пришел в себя. - Ладно, потом… - Он махнул рукой. - Но вы подменили тезис: бесспорно, цель у вас самая благородная, глупо спорить! Но каковы средства? Вы соберете талантливых ученых и создадите элитарное общество! Впрочем, здесь еще есть объективные критерии - чины, степени, звания в расчет принимать нельзя, но остаются способности, труды, достижения. А как быть с так называемыми «простыми людьми»? Рабочими, крестьянами, плотниками…
        - Здесь тоже есть критерии. Общечеловеческие. Честность. Порядочность…
        - Это довольно расплывчатые понятия, к тому же они постоянно меняются. Но, предположим, что выбрали их. Почему? Должна же быть какая-то логика отбора?
        - Вы замечали, что благородные люди уязвимее трусов и приспособленцев? Ну-ка, ответьте: кто скорее бросится в пожар спасать ребенка или уступит место женщине в последней шлюпке? Вот то-то и оно! По-вашему, это логично? А на мой взгляд - жесточайшая несправедливость! Естественный отбор наоборот! Кому он на руку? Дуракам и иждивенцам. Лично мне не нравится, когда торжествуют такие особи. Логика отбора в том и состоит, чтобы поправить порочную закономерность!
        - А вы не задумывались, что, если бы не способность к самопожертвованию, то герой ничем бы не отличался от труса? Лишить его этого свойства - значит уничтожить и нравственное превосходство!
        - Странный взгляд на вещи.
        - Отнюдь. Просто с другой стороны, и это естественно: любая жизненная позиция имеет две грани. Вопрос в том, какую выбрать.
        - Мы снова вернулись к логике выбора?
        - Не только. Скажите, кто принимает решение об эвакуации конкретного навойца? Я имею в виду окончательное решение.
        - К сожалению, я.
        - Вот даже как? - Тобольган развел руками. - Единолично?
        Я промолчал. Он бил в самые уязвимые точки.
        - Не слишком ли велика ответственность? И не боитесь ли вы ошибиться? Ведь как мы только что выяснили, четких представлений о том, кого спасать, а кого оставлять на погибель, у вас нет. Так, личные ощущения - симпатии, антипатии. Они годятся, чтобы выбрать себе подругу, и то вы оцените большую совокупность параметров: рост, цвет глаз и волос, объем груди, талии, бедер, овал лица, форму ног. А тут… - Oн снова развел руками. - Такой дилетантский подход к судьбам людей и будущему цивилизации мне, уж извините, непонятен!
        Да. В таком состоянии не следовало сюда приходить. Впрочем, даже находясь в отличной форме, я бы не смог переиграть Тобольгана. Мы оба правы, каждый по-своему. И с точки знания логики он прав более, чем я. У нас в cовете тоже были головы, считающие, что этичнее оставаться в стороне: в конце концов, мы не отвечаем за космические катаклизмы, а за вмешательство в развитие чужой цивилизации отвечать придется. Хотя бы перед собой. Но я не признаю такой логики. Да и остальные участники операции тоже.
        - Значит, вы отказываетесь? - На этот раз мой голос был хриплым и усталым.
        - А что будет, если откажусь? - Тобольган снова сунул руку в карман.
        - Ничего. Я встану и уйду. А вы забудете, о чем мы говорили.
        - Забуду? Это унизительно. И задачку жаль… Впрочем, что с нами церемониться? Вы же сверхсущество, эмиссар, уполномоченный решать судьбы людей и планет! Вы не знаете сомнений, вы непогрешимы, так что…
        - Я бы с удовольствием поменялся с вами местами. - Этого, конечно, уже говорить не следовало, но я не мог сдержаться. - Брюзжал бы, задавал логические задачки, считал себя добрым и справедливым, легко становился в позу обиженного, сам себя жалел и успокаивал. Но приходится заниматься другим. На Навое нас высадилось двадцать человек - добровольцы, по десятку на континент. Вопросами, которыми вы меня сегодня кололи, нас исхлестали еще на Земле, и здесь они мучили нас ежедневно и ежечасно. Но мы делали свое дело - чертовски трудную и неприятную работу - и кое-чего достигли. - Я перевел дух. - Это не прошло незамеченным, у вас ведь много зорких служб - полиция общая и тайная, разведка, контрразведка. Специальное бюро… Здесь моих товарищей приговаривали к смерти как шпионов Агрегании, а там - как ваших диверсантов! А после одного случая нас перестали арестовывать и как особо опасных расстреливали из засад! Сегодня я остался один! - Я не заметил, как перешел на крик. - Я устал, измотался, нагромоздил личных проблем и докатился до того, что трачу нервный потенциал, чтобы лишний раз убедиться в лживости
женщины, которую полюбил! За мной уже охотятся, а я в состоянии выжатого лимона прихожу к вам и пытаюсь переубедить сильнейшего логика Навои! Вот вам отсутствие сомнений и непогрешимость! А сейчас я выбалтываю все это вам неизвестно почему, просто чтобы выговориться!
        Тобольган слушал внимательно и даже несколько растерянно.
        - Так давайте поменяемся местами! Я буду сидеть в мягком кресле, спокойно спать, избегать смотреть в небо, а в минуты депрессии сознавать, что существует замечательный и простой выход из любых положений. - Я швырнул в полированную пепельницу маленький, блестящий смазкой патрон с остроконечной пулей. - А что будете делать вы? Останетесь наблюдателем? Возьметесь заселять Навою-II посредственностями и мерзавцами? А может, все-таки используете свои представления о том, как можно «улучшить породу»?
        Тобольган молчал.
        - Но имейте в виду, в любом случае вас ждут жесточайшие сомнения, угрызения совести, временами даже презрение к себе! Вы зададите себе тысячу вопросов, на которые не сможете ответить! Вас будет сгибать бремя ответственности, боязнь ошибок и постоянное чувство неправомерности собственных действий! Но так работать нельзя, и вам останется только сжать зубы и поступать в соответствии со своими убеждениями! Чтобы потом мучиться до конца жизни…
        Я обращался не к Тобольгану. Передо мной была вторая половина моего собственного «я», погрязшая в паутине самокопания и колебания, отравленная ядом нерешительности, растерянная, неуверенная, утрачивающая способность к активным действиям. Но теперь она находилась вне меня и потому больше не представляла опасности. К тому же я остро ощущал свое превосходство.
        Я встал и поднял портфель.
        - Только, знаете, я не стану с вами меняться. Это стресс, он пройдет. А я ненавижу чистоплюев, которые всегда правы, потому что стоят в стороне! И честно говоря, не люблю железную логику! Потому и пошел в добровольцы.
        Я наклонился к Тобольгану и заглянул ему в глаза.
        - А на Навое-II уже рождаются дети! И построено два города, пусть маленьких, но настоящих! И там нет преступности, пьянства, разврата и прочей мерзости! Вот так, Великий Логик мэтр Тобольган!
        Проснулся я бодрым и уверенным, хотя запас энергии полностью и не восстановился. Тобольган оказался отличным кулинаром, и мы с аппетитом позавтракали. Потом он долго мыл посуду, а я лежал в кресле с закрытыми глазами и старался расслабить каждую мышцу. Завтра прибудет второй отряд добровольцев - сто пятьдесят человек. Даже после полученной подготовки месяц-другой им придется осматриваться, вживаясь в местную жизнь. А мне предстоят организационные хлопоты и текущая работа. Правда, теперь работать и жить будет веселее. И опасней.
        Честно говоря, мне дьявольски хотелось домой. Но опытных, знающих обстановку, хорошо внедренных специалистов никогда не отзывают. Да они никогда и не просят об этом.
        Я готов.
        Тобольган упаковал в саквояж только самое необходимое, книги мы заберем позже.
        В прихожей он замешкался и как-то растерянно оглянулся.
        - Похоже на сон… Фантастические события в будничной обстановке. Надо, наверное, сказать напоследок что-нибудь значительное…
        - Обязательно. - Я взял его за локоть. - Кристопер, например, сказал: «Черт побери, самое главное - не забыть трубку».
        Он немного натянуто улыбнулся и открыл дверь.
        Трефовый туз
        Багровое солнце уже заходило за горизонт, посылая косые лучи в выжженную долину. Тени от кактусов удлинялись, из многочисленных трещин сухой земли выползали за добычей змеи и ящерицы. Приближалась ночь.
        В сухом воздухе отчетливо послышался цокот копыт. Вскоре показался всадник на белом мустанге. По запыленной одежде и усталому лицу было видно, что за его плечами немалый путь. На нем были простые молексиновые штаны, грубая рубашка с ярким шейным платком и стетсоновская шляпа. На широком поясе, тяжело оттягивая его, висели два самовзводных револьвера калибра сорок пять. Это были последние образцы фирмы Сэмюэля Кольта. К седлу приторочены лассо, винчестер и две вместительные сумки.
        Всаднику было около двадцати пяти лет. На загорелом, почти квадратном лице с массивным подбородком выделялись серые глаза, которые блестели как вороненая сталь. Это был Брэд Декстер, который во всех пограничных городках от Ларедо до Рио-Браво был известен под прозвищем Трефовый Туз из-за пристрастия к покеру, а также из-за умения выбивать пулями трефовые узоры.
        Брэд Декстер за последние пять лет перепробовал немало ремесел. Золотоискатель, рудокоп, контрабандист, вышибала в салуне - словом, за его плечами были десятки тех профессий, которые создали ему репутацию картежника, задиры и, как ни странно, честного человека. Одно время на его жилете блестела звезда шерифа, но Брэду была по вкусу жизнь свободного и независимого человека, а не ревностного служителя закона. Последнее время он занимался стрижкой овец - до тех пор, пока не обнаружил у себя удивительную способность без промаха бить с двух рук.
        Так Брэд избрал себе новую профессию - свободного охранника. Он сопровождал поезда, дилижансы и фургоны, так как бандитские шайки частенько нападали на переселенцев и почтовые поезда. Брэд постоянно кочевал с места на место, и его не обременяло сопровождение экипажа, который двигался в том же направлении. А люди, которых он брал под свою защиту, знали, что они в сравнительной безопасности, и щедро платили за это.
        Брэд не единственный занимался этим промыслом. Таких людей было много - ведь на Западе умеют владеть оружием, - но Трефовый Туз прославился несколькими стычками с бандой Циско Кида, в которых он одерживал победу, поэтому в сопровождение с большой охотой брали его. Не всем это нравилось, завистники стремились избавиться от удачливого конкурента, а так как Брэд дрался на семидесяти дуэлях и только два раза был ранен, то большей частью выстрелы направлялись в спину. На теле осталось несколько следов от коварно пущенных пуль, но покушавшимся приходилось хуже - пули Брэда были смертельны.
        Сейчас Брэд направлялся в Локано - небольшой городок у границы Мексики и Техаса. Дело в том, что он был связан обязательством чести. Пионеры, осваивающие Дикий Запад, были выходцами из разных краев, но зачастую привозили с собой обычаи родины. Декстер - уроженец Корсики, а там не забывают обязательств кровной мести. Из-за чего разгорелась война между семействами Декстер и Молано, уже не помнили, так как она тянулась несколько десятков лет, но в ущелье, где жили эти семьи, часто раздавались выстрелы, сначала из капсюльных ружей, потом из более современного оружия.
        Достопочтенные джентльмены тщательно выцеливали друг друга, стараясь максимально сократить число противников. Им это удалось. Наконец со стороны Декстеров остались два брата, Брэд и Джеймс, а со стороны Молано - братья Рой, Джон, Боб, Баркли и их дядя Хэмп. В прошлом году Джеймс упал с коня с пулей между лопаток, а несколько месяцев спустя Брэд опередил выстрелом Хэмпа Молано.
        Теперь Брэд надеялся встретить кого-нибудь из своих кровников и изменить соотношение четыре к одному, которое было явно не в его пользу.
        Брэд добрался до Локано в полночь. Привязав коня, он зашел в ярко освещенный салун, открытый всю ночь. У стойки бара стояли несколько человек, остальные сгрудились в соседней комнате около стола, покрытого зеленым сукном. Шла крупная игра - в банке набралось уже около четырех тысяч долларов. Из шестерых партнеров остались четверо - двое вышли из игры.
        Брэд очень устал - в другое время он обязательно посмотрел бы, чем кончится и эта игра, - поэтому, поужинав, он поднялся наверх. Хозяин салуна с радостью предоставил ему комнату, понимая, что лучшей рекламы, чем присутствие в заведении Трефового Туза, ему не придумать.
        Спал Брэд недолго. Около двух часов ночи внизу раздались два выстрела. Брэд с «кольтом» в руке спустился вниз. Один из игроков зажимал рану в плече, другой уткнулся лицом в зеленое сукно. На спине расплывалось багровое пятно: с близкого расстояния пуля сорок пятого калибра прошивает человека насквозь.
        Брэд взглянул на кучу банкнот, затем откинул убитого на спинку стула. Только громадная выдержка удержала его от возгласа изумления: перед ним был Боб Молано!
        - Что произошло? - обернулся Брэд к ковбоям, плотной стеной обступившим место трагедии.
        - Шулер, - кратко и равнодушно бросил кто-то из толпы.
        Да, такие вещи здесь не в диковинку. Довольно часто какой-либо мошенник, допустив ошибку, тем самым выдавая себя с головой и зная, что пощады ему не будет, хватается за оружие. Иногда ему удается проложить себе дорогу к коню, иногда его ловят и тогда, положив руку на стол, простреливают ее в упор, а иногда кончается и так: шулер промахнулся, а его противник - нет. Брэд еще раз взглянул на мертвого Боба и пошел наверх. «Итак, три к одному», - подумал он, засыпая.
        На другой день в салуне было больше посетителей, чем обычно: весть о приезде Трефового Туза быстро облетела городок. Брэд спустился вниз, когда солнце уже стояло высоко в зените. За завтраком он порасспросил собравшихся о новостях в городке и о том, где находятся сейчас братья Молано. Те тоже были незаурядными личностями - крутой нрав и умение обращаться с оружием снискали им своеобразную славу в пограничных районах. Брэду удалось узнать, что Роя Молано несколько дней назад видели в Ларедо. Об остальных братьях ничего не было известно.
        Над городком сгустилась ночь. Большие южные звезды с любопытством заглядывали в окно салуна «Приют ковбоя», где за большим круглым столом шла карточная игра. Играли шесть человек. Банкометом был Брэд Декстер, который, тасуя колоду, спокойно оглядывал своих партнеров. Собравшиеся в игорном зале с интересом наблюдали за игрой. Против Брэда играли самые достойные и честные люди города, большие мастера карточной игры. Впрочем, человек, не обладающий этими достоинствами, не сел бы за один стол с Декстером: все знали, с какой легкостью пускает он в ход оружие, и помнили, как год назад он одновременно застрелил двух игроков: одного правой, а другого левой рукой. Те не только имели дерзость нарушать правила честной игры, но и были настолько самонадеянны, что не подбирали партнеров.
        Вместе со звездами в окно салуна заглядывал всадник в низко надвинутой на лоб шляпе. Он медленно вынул из кобуры револьвер и, щелкнув курком, направил его в игроков. Вернее, в одного игрока - банкомета. Мушка хорошо выделялась на фоне белой рубашки Трефового Туза как раз над левым карманом.
        Шериф Локано славился тем, что в нужное время он всегда появлялся в нужном месте. Сейчас он как раз выехал на центральную улицу и увидел в ста ярдах от себя незнакомого всадника, который направлял холодно блестевший в лунном свете «кольт» в окно салуна. Быстрота реакции, ловкость в обращении с оружием, смелость - эти качества были не чужды шерифу. Его выстрел грянул на секунду раньше, чем выстрел незнакомца. Конечно, расстояние в сто ярдов слишком велико для прицельной стрельбы из револьвера, тем более ночью, но внезапный выстрел испугал коня незнакомца, а может быть, свист пролетевшей рядом пули заставил дрогнуть его руку, но пуля пробила стену двумя дюймами выше шляпы Брэда.
        В следующую долю секунды Трефовый Туз послал две ответные пули в окно, но незнакомец, низко пригнувшись в седле, уже во весь опор скакал на юг, и только когда город остался далеко позади, он пустил коня шагом. Свет луны осветил его широкоскулое мужественное лицо с небольшими усиками и роскошными бакенбардами, которые скрывали длинный узкий шрам - след ножевой раны, полученной в пьяной драке. Это был Баркли Молано - старший из братьев. Он с досадой крутнул барабан револьвера и направил коня к гряде скал, мимо которых вилась узенькая дорога - единственная, по которой можно было выехать из Локано на юг.
        Солнце едва показалось над горизонтом, когда Брэд Декстер выехал в Ларедо. Прозрачный воздух в долине еще не был пронизан палящими лучами солнца, слышалось пение птиц, отдохнувший конь резво скакал по твердой, казалось, каменной почве.
        Брэд был мрачен и насторожен. Вчера ему не повезло - он крупно проиграл, и теперь весь его оборотный капитал составлял пять долларов. К тому же он хотел бы узнать, кто всадил пулю в стену над самой головой и только благодаря случайности не раскроил ему череп. Возможно, это был какой-нибудь случайный бродяга, а возможно, и кто-нибудь из его кровных врагов. Поэтому Брэд держался в седле напряженно и зорко смотрел по сторонам.
        Опасаться ему действительно стоило. Баркли был отличным стрелком и сейчас, зарядив винчестер и удобно устроившись за камнями, целился прямо в грудь Брэду, силуэт которого отчетливо выделялся на фоне неба.
        Грянул выстрел. Это многократно повторилось окружающими скалами. Сильный удар в грудь заставил Брэда потерять равновесие и упасть с коня. Упав, он не пошевелился и даже не потянулся к рукоятке револьвера. Раздались еще два выстрела. Одна из пуль ударила в землю у самой головы Брэда, другая раздробила рукоятку «кольта».
        Баркли был уверен, что три пули сделали свое дело, и поэтому спокойно встал и направился к лежащему ковбою. Винчестер он положил на плечо и не успел вскинуть его, когда лежащий вдруг выхватил револьвер и направил ему в лицо. Единственное, что он мог сделать, - это упасть на спину и выстрелить еще раз в противника, пуля которого со свистом прорезала воздух.
        Теперь оба находились в одинаковом положении: оба укрывались за камнями, и оба лежали на земле. Расстояние между ними было ярдов пятьдесят - предел прицельного огня для «кольта», но отнюдь не для винтовки.
        У Брэда же при себе имелся только один исправный револьвер, потому что винчестер был приторочен к седлу ускакавшего к скалам жеребца.
        Противники обменялись несколькими выстрелами, потом наступила тишина ожидания. Брэд увидел, что Баркли неосторожно выставил плечо из-за камня. Он тщательно прицелился и нажал спуск. Выстрел слился с коротким вскриком. Теперь преимущество было на стороне Брэда - его противник не владел правой рукой.
        Вскоре Декстер увидел, что Баркли отползает к скалам, за которыми был привязан его конь. Вот он вскочил на ноги и в несколько прыжков укрылся за каменной грядой. Вслед ему дважды щелкнул барабан декстерского «кольта», но выстрелов не последовало - кончились патроны. Раздался цокот копыт и вскоре затих вдали.
        Брэд встал и осмотрелся. Пуля Баркли попала в медальон, висевший у него на груди, и, сплющившись, скользнула по ребрам, содрав лоскут кожи. Брэд перевязал рану и, подозвав свистом жеребца, тронулся в путь. Он спешил в Ларедо.
        А Джон Молано скакал в Рио-Браво, надеясь скрыться от представителей закона, которые преследовали его уже три дня с самого ранчо «Шелудивый осел», где остался лежать шериф с пулей Молано в груди. Эта пуля вошла в самую середину звезды шерифа, и Джон гордился удачным выстрелом. Главное - удалось оторваться от преследователей на день пути, и он надеялся избежать печальной участи тех людей, которые пытались убивать представителей закона.
        Пути Брэда Декстера и Джона Молано схлестнулись в Эль-Пасо. Несколько выстрелов, облако дыма и два неподвижно лежащих тела. Трефовый Туз и на этот раз оказался счастливее своего противника, который был мертв. Он отделался двумя ранами: в плечо и в бок. Брэда Декстера свезли в больницу и передали на попечение сестрам милосердия и усатому краснолицему хирургу, который непонятно почему хмыкал, извлекая из тела пациента две пули калибра 1/2 дюйма в никелевых рубашках.
        Прошел месяц. Брэд покинул Эль-Пасо, сохранив теплые воспоминания о персонале больницы и два свежих шрама. Денег у него не было, а долги были - счет в больнице оплатили друзья.
        Чтобы попасть из Эль-Пасо в Ларедо, надо было миновать длинное глубокое ущелье, которое, казалось, самой природой создано для засад. И действительно, здесь часто гремели выстрелы, звучали воинственные крики и лилась кровь неосторожных путников. Брэд сделал привал, не доезжая нескольких миль до каменной горловины. Ему удалось подстрелить антилопу, и, разведя костер, он принялся жарить мясо. Поужинав, он неторопливо устроился на ночлег.
        На другой день Брэд увидел дилижанс, который следовал из Эль-Пасо в Ларедо. Брэд остановил его и предложил охрану при следовании через ущелье. В дилижансе ехали две молодые девушки, недавно прибывшие из Старого Света и с интересом ждавшие первых приключений на Диком Западе, пожилая чета, два коммивояжера, которые отчаянно трусили и не вынимали правых рук из карманов, в которых лежали пистолеты с взведенными курками, пожилой коммерсант и тощая старуха с лорнетом на потертом черном шнурке. Кроме них, впереди на козлах сидели возница и сопровождающий дилижанс охранник.
        Возница и охранник, более опытные люди, чем их пассажиры, мрачнели по мере приближения к Черному ущелью. Узнав в Брэде смелого и отчаянного Трефового Туза, они оживились и представили его пассажирам. Те с радостью приняли предложение взять их под охрану.
        Перед въездом в ущелье Брэд тщательно проверил оружие и расстегнул сумку с патронами. Предельно собравшись, он ехал впереди дилижанса, готовый послать пулю на любой подозрительный шум. Охранник настороженно водил по сторонам стволом короткой двустволки, а коммивояжеры вытащили оружие из карманов и, стараясь придать себе спокойный и хладнокровный вид, направили револьверы на груду камней, которая казалась им наиболее подозрительной. Воздух в ущелье был затхлый и сырой - сюда никогда не проникали лучи солнца. По обе стороны узкой дороги возвышались скалы, обрывистые и неприступные. Они поднимались высоко вверх. То тут, то там были разбросаны груды камней, всевозможные осыпи, кучи осыпавшейся земли.
        Внезапно на дорогу, прямо перед конем Брэда, выскользнула огромная, около трех ярдов, змея неизвестной Брэду разновидности. Отвратительное пресмыкающееся застыло перед конем, приподняв маленькую треугольную головку со злыми блестящими глазами. Конь Брэда испуганно заржал и встал на дыбы, поэтому первая пуля ударила в камень на добрый фут выше цели. Второй выстрел попал в змею, и голова ее отлетела в сторону, в то время как обрубок туловища яростно извивался на дороге.
        Вслед за выстрелами Брэда послышалась частая равномерная стрельба - коммивояжеры разряжали барабаны револьверов в камни и небольшие заросли у подножия скал. Охранник, укрывшись за колесом, искал глазами цель, а возница поспешно достал из-под сиденья старый крупнокалиберный «смит-вессон». Брэд успокоил пассажиров, и путешествие продолжалось. Больше приключений не произошло, дилижанс благополучно миновал ущелье и выехал на широкий накатанный путь. Брэд получил десять долларов и поскакал вперед, провожаемый восхищенными взглядами девиц, которые впервые видели Трефового Туза и его молниеносные решительные действия.
        Брэд прибыл в Ларедо, когда уже смеркалось. Рой Молано вместе с Баркли покинул городок рано утром. Братья собирались в далекий путь - это было видно по той тщательности, с которой они седлали лошадей, проверяли оружие и приторачивали сумки, полные провизии и патронов. Баркли вылечил руку и владел ею не хуже, чем раньше, но его плечо было навсегда изуродовано шрамом.
        Узнав то, что его интересовало, Брэд отправился в казино и до утра играл в покер. На этот раз ему повезло: когда он встал из-за стола, карманы были туго набиты кредитками.
        Теперь требовалось развлечься. Выйдя на улицу, Брэд продемонстрировал свое искусство собравшимся. Достав револьверы, он выстрелил в стену. Два выстрела слились в один, и в стене образовалось отверстие, похожее на корпус гитары, - две пули, зацепив друг друга, вошли в одно место. Брэд продолжал стрелять до тех пор, пока барабаны его «кольтов» не стали щелкать впустую. Отверстие в стене чуть-чуть расширилось.
        Затем он перезарядил оружие и выбил две трефы - фигуры, за которые получил свое прозвище. Затем Брэд, многочисленные друзья и приятели зашли в бар и стали соревноваться в употреблении виски.
        Через час Брэд оглядел бар, где всюду валялись мертвецки пьяные люди, взглянул на бармена, который спал, перегнувшись через стойку, и нетвердым шагом прошел к себе в комнату.
        Прошло не менее суток, пока Брэд встал и почувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Он решил продолжить путь на юг.
        Мерно стучали копыта. Отдохнувший конь скакал по гладкой, укатанной дороге.
        Путешествие продолжалось около пяти часов, и Брэд хотел уже остановиться на привал, когда впереди увидел большую группу всадников. Их было не менее ста человек. Брэд остановил коня, взвел курки револьверов и спустил предохранитель винчестера. Он знал, что честные люди редко встречаются тут в таких количествах, скорее всего, это были бандиты. Бандитов Брэд не боялся, они уважали Трефового Туза, но встреча с шайкой Циско Кида не сулила ему ничего хорошего. Это была единственная банда, атаман которой вот уже два года мечтал убить его.
        От всадников отделилась группа человек в восемь и поскакала навстречу. Когда расстояние между ними сократилось до ста ярдов, Брэд отчетливо разглядел богатый, расшитый серебром кожаный жилет одного из них и богатое с серебром сомбреро. Такой наряд был у единственного человека в здешних краях - у Циско Кида.
        Брэд свернул с дороги на тропинку и погнал коня во весь опор. Его, видимо, тоже узнали: вслед загремели выстрелы. Брэд низко пригнулся и скакал вперед, даже не пытаясь отстреливаться: расстояние было слишком большим для «кольта», а стрелять из винчестера на скаку, да еще оборачиваясь назад, было бесполезно. Дорога пошла в гору. Брэд увидел, что его преследователи не отстают. Первым скакал Циско Кид.
        Циско Кид был мексиканцем. Вот уже десять лет его имя наводило ужас на все пограничные районы. Он грабил селения, угонял скот, останавливал почтовые поезда и дилижансы, убивал шерифов. Обычно охрана, сопровождающая поезда, не пыталась отстреливаться - все знали, что те, кого Кид ловил с оружием в руках, немедленно вздергивались на ближайшем дереве.
        Однажды на экспресс «Ночная звезда», который вез на два миллиона долларов золотого песку с Бонанзы, нанялся сопровождающим Брэд Декстер. Кроме него, в почтовом вагоне было десять охранников и пять добровольных сопровождающих. В песчаном каньоне с обрывистыми стенами, вдоль которых росли густые заросли кактусов, поезд остановился: поперек полотна лежало толстое бревно.
        Как только машинист вышел на рельсы, из зарослей раздался выстрел, сразивший его насмерть.
        Бандиты выскочили из зарослей и бросились к поезду, стреляя на ходу и оглашая окрестности боевым кличем, от которого кровь стыла в жилах, - это был клич людей Циско Кида. Охранники даже не прикоснулись к оружию, а добровольцы, чуть подумав, тоже опустили револьверы. Если бы кто-либо другой… Но Циско Кид! У самого отважного не хватило бы смелости стрелять в его людей…
        Бандиты подбежали совсем близко. Их было около тридцати человек - Кид считал, что этого вполне достаточно, чтобы ограбить экспресс, который никто не попытается защищать. Но Циско Кид не взял в расчет Декстера, а тот как раз вовремя вступил в игру.
        Двенадцать раз рявкнули его «кольты», и столько же человек упали на железнодорожную насыпь. Брэд взял винчестер, и вскоре еще восемь нападающих лежали на земле. Бросив разряженное ружье, он хотел выхватить оружие у кого-то из охранников, но те, видя, как обстоит дело, сами приняли активное участие в происходящем. Стены каньона долго повторяли эхо выстрелов, а когда Кид с остальной бандой прибыл на шум боя, он нашел пятнадцать трупов и столько же раненых.
        Эта стычка снискала Брэду большую славу. К тому же теперь банде Кида всегда давали отпор - Брэд убедил всех, что его люди тоже смертны и бой с ними можно выиграть. Кид поклялся отомстить Трефовому Тузу и несколько раз пытался сдержать свою клятву, но безуспешно. Пять раз падали посланные Кидом люди под смертельными выстрелами Декстера, и только один раз он упал с пулей в лодыжке, успев, впрочем, послать ответную пулю. Наконец Кид встретился с Декстером лично. Произошла эта встреча так.
        Однажды Циско Кид и пять его телохранителей направлялись в горы Биттер-Рут, где находилось логово банды. Увидев дилижанс, впереди которого гарцевал одинокий всадник, разбойники решили прихватить по пути ценности, которые найдут в карманах и багаже пассажиров. Когда они приблизились, Кид направил на незнакомца закопченный ствол и предложил сойти с коня.
        Тот мгновенно выхватил револьвер, Кид нажал спуск, но его верный, испытанный «cмит-вессон» дал осечку. Выстрел одного из телохранителей сорвал с незнакомца шляпу, но пуля Брэда оторвала Киду ухо, а другая свалила его приятеля. В следующую секунду Брэд спрыгнул на землю, и пули бандитов пронизали воздух. Снова сдвоенный выстрел и прыжок в сторону - двое нападавших упали с коней, а пули мексиканцев взрыли землю там, где Брэд только что стоял. Еще двойной выстрел - и вот Циско Кид мчится прочь, зажимая рукой рану, а пять его товарищей неподвижно лежат на холодной земле. Так возрос счет, который Кид предъявил Брэду.
        «Теперь наконец мы посчитаемся!» - злобно подумал Кид. Он знал, что тропа, по которой они скачут, обрывается у пропасти.
        Брэд гнал коня вперед все быстрей и быстрей. Ему удалось оторваться от преследователей ярдов на пятьсот. Внезапно он остановился. Впереди - обрыв. Крутые стены уходили далеко вниз. Дороги дальше не было. Вдруг он увидел домик, сложенный из толстых бревен, который стоял на треугольной площадке над обрывом. С трех сторон дом окружала пропасть. Попасть к нему можно было по неширокой дорожке длиной около десяти ярдов. Выбора не было, и Брэд направился к бревенчатому укрытию. Он вошел в дом, завел жеребца и, уложив его у стены, запер дверь из толстых досок с крепким надежным засовом.
        Вскоре показались первые всадники. Сквозь небольшое окошко Брэд отчетливо видел, как они посовещались о чем-то, а потом неспешно направились к его убежищу. Сразу же они убедились, что пробиться к нему не смогут, так как Брэд без труда перестреляет тех, кто ступит на узкую дорожку. Для того чтобы бандиты это поняли, им был преподан небольшой наглядный урок: шестеро упали с коней в пропасть. Бандиты начали ожесточенно обстреливать домик, но пули были бессильны против толстых стен. Тогда начали стрелять в окно. Брэд забаррикадировал его столом, оставив только узкую щель, куда мог просунуть ствол винчестера. В сумках у седла у него был порядочный запас продовольствия и сотни две патронов. Он мог легко продержаться с неделю.
        Прошло три дня. Бандиты расположились лагерем на площадке перед домом, надеясь взять Брэда измором. Костры в их стане горели день и ночь, на них жарили мясо, которое запивали маисовой водкой. Время от времени в дверь домика летели пули. Один раз несколько разгоряченных алкоголем бандитов попытались взять его штурмом. Их трупы лежали у самого края пропасти.
        Брэд экономно расходовал патроны и еду, но хуже всего было с водой. Запас ее кончился на второй день заточения, и ему приходилось доставать ее из мутного ручейка, который бежал по дну пропасти. Для этого Брэд выбил несколько досок из задней стены дома и опускал вниз баклагу, привязанную к лассо. Это было весьма утомительно, потому что приходилось поить и коня, который за один раз выпивал пять-шесть баклаг. Конь очень ослабел, потому что Брэд давал ему ровно столько пищи, чтобы тот не умер с голоду.
        Спустилась ночь. Брэд стоял у окна с «кольтом» в руке. Эта ночь была особенно темной, луна и звезды не освещали землю из-за густых туч. Брэд внимательно слушал. Он умел стрелять ночью так же метко, как и днем, - по звуку. Вдруг тишину ночи расколол сильный удар грома. И сразу же на землю упали первые крупные капли дождя.
        Дождь шел всю ночь. Когда рассвело, Брэд посмотрел на дно пропасти и увидел, что там бежит бурная река, в которую превратился узкий и маленький ручеек. А дождь все лил. В полдень раздался долгий протяжный звук, похожий на вздох, за ним другой. Посыпались, перестукиваясь, камни. Это подмытая потоком земля оползла в двух местах, завалив пологий склон недалеко от домика Брэда. Этот склон перекрыл ручей и уперся в противоположную стену ущелья. По импровизированной дороге можно было выбраться с того пятачка, на котором оказались Брэд и бандиты. Те, видимо, и хотели так поступить, но поняли, что это будет им стоит новых жертв. Образовавшаяся дорога была в двадцати ярдах от боковой стены домика Брэда. Тот тоже понял свое преимущество и, отодрав от стены доску, приготовился обстреливать дорогу.
        Дождь не прекращался. Перегороженный ручей все поднимался, беснуясь и колотясь в тесном пространстве. Он все больше и больше подмывал склон, над которым находился лагерь Кида. Вскоре произошел небольшой обвал, который унес с собой десятерых бандитов и вселил ужас в остальных. Посовещавшись, они решили прорваться из этого проклятого места. Стреляя на скаку, бандиты понеслись к дороге, которая могла вывести их в большой мир. Защелкали «кольты» Брэда. Разрядив их, он схватил винчестер… Скорость не спасла бешено несущихся всадников. На свободу вырвались пятнадцать коней, а их хозяева остались лежать на земле, некоторые попадали в пропасть. Оставшиеся в живых бандиты собрались в кружок и стали совещаться.
        Брэд перезарядил ружье и, взяв винчестер, тщательно прицелился в сомбреро Циско Кида. На таком расстоянии шансов попасть почти не было. Но вот Брэд выстрелил - и богатое, разукрашенное серебром сомбреро шлепнулось в грязь рядом со своим хозяином. Оставшись без главаря, бандиты растерялись. Между тем выстрелы Брэда сразили еще двоих. Всадники пятились назад, стараясь выйти из пространства, в котором пули Брэда были смертоносны. Но вот за их спинами обрыв, а число убитых все увеличивается. Тогда в диком порыве отчаяния, без единого выстрела все кинулись вперед. Десять человек, скакавших впереди, были выбиты из седел, едва только приблизились к домику, но остальные, пока Брэд перезаряжал оружие, благополучно миновали опасное место. Вслед им вновь загремели выстрелы. То, что оставалось от грозного отряда Циско Кида, потеряв еще несколько человек, скрылось из виду.
        Брэд вышел наружу и вывел коня, который шатался от слабости. Пустив его пастись, Брэд обошел поле битвы. Когда он подходил к Киду, тот зашевелился и, щелкнув курком револьвера, дрожащей рукой направил его в своего врага. Но Трефовый Туз вновь опередил его, и в наступившей после дождя тишине грянул еще один выстрел - последний.
        Через пять дней Брэд скакал на юг. Набравший силы конь нес его легко и свободно. В сумке Декстера лежали два револьвера системы «смит-вессон» с богатой серебряной насечкой, а за спиной висело большое, отделанное серебром сомбреро.
        Вещи Кида были известны всем, и в первом же городке Брэд представил властям неоспоримые доказательства смерти Кида, получив вознаграждение в двадцать тысяч долларов.
        К вечеру следующего дня он прибыл в Сан-Маркос, где намеревался провести несколько дней. Здесь на десять тысяч он открыл счет в банке, а остальные проиграл в покер на следующий день. Везение и неудача сменяют друг друга. Уже темнело, когда Брэд зашел в бар, чтобы подкрепиться перед дорогой. Через полчаса к коновязи привязали лошадей двое только что прибывших путников. Это были Рой и Баркли Молано. Рой зашел в бар, а его брат отправился заказать номер в гостинице.
        Брэд стоял у стойки и разговаривал с барменом, которого давно знал еще по Бонанзе. Вдруг он почувствовал чей-то взгляд и, обернувшись, встретился глазами с Роем. Оба схватились за оружие, и через секунду ночную тишину взбудоражили два выстрела. В баре остро запахло порохом.
        Рой выпрыгнул в дверь. Его шляпа, пробитая пулей, лежала на полу, а Брэд не был даже задет. Рой вскочил в седло. Он понимал, что поединок закончится не в его пользу - всю ночь он был в пути и теперь, уставший и измученный, не мог даже тщательно прицелиться. За спиной слышался цокот копыт - Брэд гнался за кровным врагом.
        Рой, не оборачиваясь, выстрелил - раз, другой, третий. Вслед ему тоже гремели выстрелы. На скаку трудно попасть в движущуюся цель. Брэд остановил коня и, вскинув винчестер, прицелился. Рой сворачивал за угол, когда раздался выстрел. Тупорылая пуля выбила его из седла и бросила на землю. Рой с трудом приподнялся на локте и приготовил «кольт».
        Брэд свернул за угол, и сразу же ему в глаза полыхнуло пламя. Пуля свистнула над головой. Инстинктивно он поднял коня на дыбы, и следующая пуля Роя попала животному в шею. Захрипев, конь опустился на колени и рухнул на бок. Больше Рой не успел выстрелить. Взбешенный Брэд разрядил оба револьвера в лежащее перед ним тело.
        Только когда курки защелкали вхолостую, он опомнился. Вокруг плотным кольцом стояли любопытные. Расталкивая их, в середину круга вышел Баркли. Он взглянул на тело брата, изрешеченное пулями, и в ярости выхватил «кольт». Брэд был безоружен - он не успел перезарядить револьверы. Еще секунда - и его труп лежал бы рядом с трупом Роя Молано.
        Но в толпе, окружающей место схватки, не было ни одного человека, который допустил бы подобное убийство. «Кольт» был вырван из руки Баркли, и между ним и Брэдом стал шериф. Шериф и несколько добровольных свидетелей из толпы посовещались и объявили следующее. Последние члены семей Молано и Декстер будут иметь возможность убить друг друга в честной мужской дуэли, которая должна состояться на следующий день.
        Вечером следующего дня множество зрителей собралось вокруг здания казино. Противники, вооруженные револьверами одного калибра и системы, выслушивали условия дуэли. В помещении, где должна была состояться схватка, было темно. Враги бросили жребий, кому из них первым зайти туда.
        Повезло Брэду. Он осмотрел оружие и скрылся за дверью. Зайдя в зал, он получил возможность стрелять в Баркли, как только тот очутится на пороге, сам оставаясь невидимым.
        Баркли посмотрел по сторонам. На лицах людей было написано живое любопытство, и ничего больше. Он взглянул на дверь. Зная, как стреляет Брэд, Баркли был почти уверен, что, как только он ступит на порог, его силуэт, ясно видный на светлом фоне, пронижут пули.
        Он разбежался и, ударив плечом в дверь, рухнул на пол в спасительную темноту. Пуля Брэда со свистом пронеслась над головами зрителей.
        Баркли осторожно встал на ноги. Болело плечо, которым он с размаху ударился об пол. В непроглядной темноте слышалось напряженное дыхание дуэлянтов. Они обменялись выстрелами, но пули не достигли цели. Баркли стал продвигаться к центру зала. Неосторожный шаг - и на пол с шумом упал стул. Баркли тут же присел и отполз в сторону. Он увидел две вспышки выстрелов и послал пулю между ними. Сразу же послышался стон, на пол со стуком упал револьвер, а через секунду Брэд рухнул на пол. Пуля попала ему в грудь.
        Баркли не шевелясь стоял на месте и настороженно слушал. Он и не пытался подойти к своему противнику, опасаясь ловушки. Баркли еще помнил схватку в горах близ Локано. В память о ней на плече остался глубокий шрам. Поэтому Молано выжидал, направив оба револьвера в темноту.
        Брэд очнулся через пару минут. Рана кровоточила и болела. Он пошарил вокруг в поисках оружия. Звякнул металл, и тут же оба револьвера Баркли изрыгнули пламя. Пули вонзились в пол, обдав Брэда крошками дерева. Он с трудом поднял «кольт» и послал четыре пули на звук выстрелов. Одна из них раздробила Баркли правую руку. Тот отскочил в сторону и, прикрываясь стулом, отполз к противоположной стене. Из темноты вслед ему летели пули. Баркли ответил тремя выстрелами. Потом вдруг он сообразил, что у него остался только один револьвер, а второй, выпавший из простреленной руки, валяется где-то на полу и найти его в темноте, под выстрелами противника нет никакой возможности. Баркли ощупал барабан «кольта». Четыре пустых гнезда были для него молчаливым приговором.
        Брэд с трудом встал и медленно стал продвигаться туда, откуда несколько минут назад летели пули. Вдруг он споткнулся и во весь рост упал на пол. От боли в ране Декстер на миг потерял сознание. Когда он очнулся, рука нащупала «кольт» противника. Теперь он был хорошо вооружен и знал, что у его врага два или три патрона. Брэд встал на ноги и дважды выстрелил в темноту, но ответа не последовало. Баркли решил стрелять только наверняка. Брэд выстрелил еще раз, пуля мягко шлепнулась обо что-то. Послышался стон.
        Тогда Брэд принялся посылать пулю за пулей. При вспышках выстрелов он увидел скорчившуюся фигуру Баркли, которая вздрагивала при каждом попадании. Кончились патроны. Брэд, шатаясь, направился к двери, на ощупь нашел ее и, перешагнув через порог, рухнул на землю. Его тут же перевязали и унесли. Затем люди вошли в зал и зажгли там свет. Стены были изрешечены пулями, пол залит кровью. В углу лежал Баркли. Его тело, пробитое в шести местах, плавало в луже крови.
        Прошло два месяца. Брэд Декстер на недавно купленном коне скакал по равнине. Багровое солнце ярко светило ему в спину. Трефовый Туз искал новых приключений.
        А приключения были не за горами. Они всегда сопутствуют человеку, призванному блюсти закон. В кармане у Брэда лежало назначение на пост шерифа. Все когда-либо изменяют своим привычкам, и Брэд, некогда носивший на жилете знак власти, а потом отказавшийся от него, вновь предоставил свою грудь для этого украшения. Правда, сейчас звезда лежала у него в сумке: Брэд не хотел надевать память о своем неудачливом предшественнике - звезда была прострелена в самой середине…
        Двое
        Их было двое в «Пчелке» - маленьком космическом боте, стартовавшем с Земли десять минут назад. Нависшая над корабликом глыба планеты заливала рубку ровным голубым светом. В рубке тесно для двоих, но выйти некуда: весь бот начинен взрывчаткой. И какой взрывчаткой! Уран-235 наполнял «Пчелку», превращая ее в громадную мину замедленного действия.
        Двое в рубке были спокойны, как будто им каждый день приходилось возить такой груз. Оба напряженно вглядывались в пустоту на экране обзора, словно хотели увидеть там что-то очень важное. Казалось, они нарочно стараются не смотреть на тумблер в центре пульта, поворот которого превратит бот в сердце атомного взрыва.
        Вот на экране показался один из восьми спутников фокусирующей системы. «Пчелка» прошла совсем близко от него, можно было даже различить каждый штырек громоздкой антенны, направленной в сумрак пространства. Антенны всех восьми спутников направлены в одну точку - туда, где висит станция ИС.
        Монтаж искусственного солнца закончили совсем недавно. Позади годы трудной и опасной работы. Теперь все готово. Остается зажечь огонь термоядерной реакции, и громадный огненный шар обогреет ту часть Земли, которая сейчас скрыта под толстым слоем льда и снега.
        Вот гигантский шар станции надвинулся на бот, заслоняя весь экран. Несколько коротких вспышек пламени у дюзы - и «Пчелка» замерла прямо перед отверстием, чернеющим в гладкой блестящей обшивке. Мощный магнит до половины втянул ее внутрь. Щелкнули захваты, и бот слился в единое целое со станцией. Теперь все готово окончательно. В гигантскую бомбу вставлен взрыватель.
        Двое в рубке заговорили, роняя тяжелые металлические фразы в ставший густым и вязким сумрак.
        - Теперь на Земле изменится климат.
        - Мы этого уже не увидим.
        - Ну и что? Ты жалеешь?
        - Жалеешь! Как я могу жалеть? Досадно, что мы сгорим, так и не принеся больше пользы людям.
        - Может быть, они вспомнят о нас, глядя на зажженное нами солнце.
        - Никто не вспомнит. Даже не узнают наших номеров.
        - Возможно, ты прав.
        - Не понимаю, зачем вообще послали нас? Тут могли справиться даже автоматы низшего класса.
        - Можно подумать, что ты боишься!
        Разговор ненадолго смолк.
        Осталось две минуты.
        Один из них нажал кнопку системы блокировки. Оба смотрели на стрелки часов, которые медленно сближались, как бы сжимая время, остающееся на их существование.
        - Прощай.
        - Прощай.
        Их голоса были равнодушны.
        Щелкнул тумблер.
        В ослепительной вспышке атомного взрыва исчезли, превращаясь в пар, оболочка станции ИС, космический бот «Пчелка» и металлические тела двух роботов высшего класса.
        Ошибка
        Еще несколько плавных поворотов верньера - и угловатый корпус чужого звездолета вплыл в перекрестье прицела. Капитан Ирвинг оторвался от окуляра и провел рукой по лицу, поморщившись от скрипа щетины. Вот уже двое суток по бортовому времени корабли висят рядом, настороженно наблюдая друг за другом. Боевые системы на «Титане» приведены в полную готовность. Чужие, конечно, тоже приготовили оружие. Теперь все зависит от того, кто первым подаст повод к нападению. Экипажи кораблей настороженно выжидали.
        «Вот и состоялась встреча! - с досадой размышлял капитан. - Сотни лет люди представляли, какой она будет. И вот… Первое чувство - страх, первая реакция - схватиться за оружие! Впрочем, доверяться чужим нельзя, - одернул он себя, - может быть, именно они уничтожили „Дромадер“, исчезнувший как раз в этом районе космоса год назад. Лучше быть настороже».
        Капитан покосился на изумрудную кнопку в углу пульта и тут же представил, как выглядит «Титан», висящий в пересечении прицельных линий. Ведь у них тоже есть оружие!
        Ирвинг снова прильнул к окуляру. Их корабль, формой напоминающий ребристую сигару, казался мертвым, но Ирвинг знал, что под броней обшивки скрываются такое же напряжение нервов и та же готовность ответить ударом на удар.
        На вспыхнувшем экране появилось лицо штурмана.
        - Что будем делать, капитан? Вы уже решили?
        Ирвинг слабо усмехнулся. Да, в этом-то все дело. Решать предстоит ему. Экипажу легче. Все знают, что у них есть капитан, а капитан не может принять ошибочное решение. Капитан не знает, что такое сомнение. Он не знает, что такое неуверенность, боль, страх… На то он и капитан.
        - Еще нет, малыш. - Ирвинг взглянул в юное лицо штурмана. И внезапно спросил: - Это твой третий полет?
        - Уже четвертый. - Штурман был удивлен вопросом, но в его голосе отчетливо слышались нотки самодовольства.
        - Четвертый, - проговорил Ирвинг, глядя в тускнеющий экран. - Кто знает, не окажется ли он последним…
        Он сжал руку в кулак и постучал по пульту.
        - Ну что? - спросил он у изображения чужого корабля. - Будем драться? Или пожмем друг другу руки?
        Он откинулся на спинку кресла.
        «А есть ли у них руки? Интересно, как они выглядят?» - подумал капитан, принимая решение.
        Резким движением он придвинул микрофон внутренней связи и щелкнул клавишей.
        - Внимание, - устало сказал он, почти физически ощущая, как экипаж корабля, бросив все дела и прекратив разговоры, вслушивается в каждое его слово. - Вот что, ребята, попробуем с ними договориться. Радисты, передайте им что-нибудь. Все равно что. Просто серию импульсов.
        Ирвинг отодвинул микрофон и наклонился к прицелу. «Хотел бы я видеть, как они отреагируют на наши сигналы», - подумал он, всматриваясь в рельефное изображение звездолета, как будто стараясь взглядом проникнуть под стальную обшивку. Но он не мог видеть, как в фиолетовом сумраке чужого корабля корчились мягкие, студенистые тела, пронизываемые губительным для них радиоизлучением, как тревожно мигали сигнальные лампочки, как сидящий в рубке капитан предсмертным усилием вдавил в пульт массивную головку пускового рычага, обрушивая на «Титан» всю мощь своих бортовых орудий. Он только увидел несколько ослепительных лучей, вырвавшихся из носовой части звездолета, и еще успел потянуться к кнопке…
        На месте «Титана» медленно расползалось светящееся облако раскаленного газа, а вдали по-прежнему неподвижно висел чужой звездолет с мертвым экипажем на борту.
        В конечном счете
        В помещении бара было тихо. Можно было даже услышать тихий рокот прибоя и усталое дыхание порта. Через день в порту получка, тогда бар заполнится разношерстной шумящей толпою тех, кому порт давал средства к существованию. А сейчас…
        Том тяжело вздохнул и принялся уже в который раз протирать и без того чистую стойку. В зале сидел один Арни - местная достопримечательность, - который уже давно вертел в руках полный стакан, как бы не решаясь его выпить.
        Наверное, в каждом городе есть такой человек, как Арни, прошлое которого давало пищу многочисленным догадкам любопытствующих обывателей. Арни появился в городе как-то незаметно и вел жизнь, ничем не отличающуюся от жизни десятков других портовых грузчиков. Но почему-то все считали, что прошлое его содержит ужасную тайну.
        Том часто слышал, как какой-нибудь подвыпивший посетитель утверждал, что Арни - известный убийца, чудом спасшийся от электрического стула. Оснований верить этому, конечно, не было. Маленький худощавый человечек скорее производил впечатление спившегося профессора, чем преступника. Впрочем, может быть, он и был когда-то профессором. Во всяком случае, многие помнили, как на рекламной выставке фирмы «Электроникс» Арни выиграл партию в шахматы у счетный машины. А другой случай, когда он решил уравнение, предложенное в телевизионной программе «А ну, попробуй»… Организаторы не думали, что им придется выплачивать вознаграждение, - ведь над этим уравнением вот уже несколько лет бились ведущие математики мира!
        Всю премию, а это была приличная сумма, Арни промотал в три дня. Надо сказать, что пил он чудовищно много. Грузчики в порту зарабатывали немало, но у Арни все деньги уходили на выпивку. Кто-то рассказывал, что Арни у него на глазах выпил четыре бутылки виски. Неизвестно, было ли это правдой, но бутылка-две были его ежедневной нормой.
        Том посмотрел на Арни. Пожалуй, что-то в нем было действительно странным. Да вот хотя бы то, что этот хрупкий человек легко нес на спине три семидесятикилограммовых мешка с цементом. А как он пьет! И никто не видел его пьяным. Выпив, он любил рассказывать о далеких странах, о глухих тропических островах и шумящих столицах, и чувствовалось, что путешествовал он немало. Да и рассказчик он был хороший.
        Арни допил наконец свой стакан и подошел к стойке. Его почти лишенные век глаза смотрели сквозь Тома на яркие шеренги бутылок.
        - Налей-ка мне в долг, Том, - попросил он.
        Арни часто пил в долг и неизменно приносил деньги в срок. Том уже протянул руку за бутылкой, но внезапно передумал. Ему не хотелось, чтобы Арни выпил и ушел, оставляя его одного в пустом, неуютном зале.
        - Послушай, Арни. - Том поднял нераспечатанную бутылку виски и поставил ее на полку за спиной. - Ты получишь всю бутылку бесплатно, если расскажешь мне что-нибудь интересное. И необычное. Ты же это умеешь!
        Арни задумался, бросил внимательный взгляд на бармена, на виски, потом вздохнул.
        - Ну, хорошо. Я расскажу тебе одну историю. Она достаточно необычна и, может, покажется тебе интересной.
        Его птичье, с острыми чертами лицо как-то осунулось, и он медленно начал:
        - Представь себе, что около шести лет назад на Землю опустился чужой звездолет. Он сел в глухом горном ущелье, вдали от людского жилья. В звездолете было шесть членов экипажа. Они два года скитались в космосе в поисках братьев по разуму. Теперь, когда на третьей планете желтой звезды они обнаружили разумную жизнь, радости не было предела. Покинуть изрядно надоевшую стальную коробку, ходить по твердой, надежной почве, дышать воздухом, так похожим на воздух родной планеты! Два года они мечтали об этом…
        - Кто же это был? - перебил Том. - Марсиане?
        - Марсиане! - Арни досадливо поморщился. - Почему именно марсиане? Они прилетели из другой звездной системы! С Церы. Так называлась их планета. Так что, если хочешь, это были цериане. Разведывательный отряд. В их задачу не входил контакт с жителями Земли, они должны были познакомиться с их жизнью, культурой, обычаями, определить уровень развития и передать собранные сведения на Церу. Обучиться земному языку было несложно, и вскоре шесть цериан затерялись среди жителей одного из городов. Правда, перед этим им пришлось подвергнуться пластической операции: при полном внешнем сходстве с людьми они не имели ушных раковин…
        Арни замолчал, потом, как бы преодолевая внутреннее сопротивление, продолжил:
        - Началась работа. Они собирали информацию, знакомились с жизнью и бытом людей. Все шло хорошо. Цериане посетили многие города Земли. Осматривали гидротехнические сооружения, удивлялись мощи земных рек. Ведь на Цере не было ни одной гидроэлектростанции - там текли мелкие, медленные реки. Им не составляло труда проникать в секретные лаборатории, на полигоны и космодромы.
        Так было до тех пор, пока они не попробовали тот напиток, который люди Земли пили в торжественных и радостных случаях. Это их и погубило. Организмы цериан совсем не походили на человеческие. Алкоголь подействовал на них как самый сильный наркотик. Они пили еще и еще, не в силах отказаться от прозрачной обжигающей жидкости. Спиртное изменяло скорость происходящих в организме процессов, разрушало нервные клетки, входило неотъемлемым компонентом в кровь. Оно стало необходимых для них, как воздух для дыхания. Прекратился сбор информации. Все заботы свелись к добыванию спиртного. Денег у цериан не было, а жить без виски они не могли. Им ничего не оставалось, кроме как…
        - Грабить банки? - оживился Том. Он уже предвкушал увлекательный рассказ о схватках пришельцев с земной полицией.
        Арни печально усмехнулся:
        - Ты забываешь, что это не люди. Церианам не надо было врываться в банковские подвалы, вскрывать сейфы. Они уже свободно обращались с пространством, могли передвигаться в четвертом измерении. Любой из них умел пройти сквозь стену. А для того, чтобы выпить виски, им не надо было даже подходить к бутылке и откупоривать ее. Цериане могли добывать спиртное в любом количестве…
        - Что же им мешало? - хмыкнул Том.
        - Что? Как бы тебе объяснить… - Арни задумался. - Принципы. Они просто не могли воспользоваться чем-либо без разрешения. Не могли физически. Ты опять забыл - ведь это не люди.
        Он снова усмехнулся.
        - Так вот. Им ничего не оставалось, кроме как остаться на Земле навсегда. Начались поиски работы. Цериане разбрелись по всей планете. Алкоголь притупил умственную деятельность, даже поддерживаемая между ними телепатическая связь ослабла, а потом вообще исчезла. Сейчас они ничего не знают друг о друге, и их ежедневной заботой является добывание дневной нормы спиртного. А где-то в горах ждет их корабль, который никогда уже не сможет стартовать…
        Арни смолк. Лицо его сморщилось, стало старым и грустным, взгляд устремлен в одну точку. Потом он тряхнул головой, как бы отгоняя печальные мысли.
        - Тебе понравилось? - спросил он. - По-моему, забавно…
        - Да. - Том тоже задумался. Рассказ о пришельцах, погубленных порождением земной цивилизации, взволновал его.
        «А ведь если бы наш корабль сел на Церу? - подумал он. - Пользуясь опьяняющей жидкостью, земные дельцы сумели бы прибрать к рукам всю планету!»
        Том посмотрел на Арни.
        - Ты сам это придумал?
        Тот не ответил. У него блестели глаза, а лицо чуть покраснело, как это бывало после изрядной дозы спиртного. Он повернулся и, тяжело ступая, пошел к выходу. Том впервые обратил внимание на его деформированные, прижатые к голове уши.
        - Послушай, Арни, возьми свое виски! - крикнул Том, нашаривая за спиной бутылку. Арни, не оборачиваясь, вышел.
        Том повернулся к полке и замер: запечатанная бутылка была пуста.