Берег Скардара Владимир Корн
        Артуа #4 Отправив в другой мир, судьба одаривает всех по-разному. Кому-то она дает уникальную память, кому-то магические способности, кому-то способность к быстрой регенерации, а кого-то вживляет в новое тело. Артуру не повезло, и ему досталось лишь обостренное чувство справедливости. А если добавить к этому талант как магнитом притягивать к себе проблемы и неприятности, то спокойной жизни не жди.
        Владимир Корн
        БЕРЕГ СКАРДАРА
        Глава 1
        ЛЮБИМЕЦ СУДЬБЫ
        Болело все: руки, ноги, живот, спина, ребра… Но больше всего болела голова. Зубы, слава богу, целы, я проверил языком, только два из них заметно шатались.
        А вот левый глаз открываться отказывался. Да, не очень удачно получилось всего за неделю до свадьбы.
        Острая боль в боку от удара совпала с вопросом:
        - Ну и долго ты собираешься валяться?
        Сейчас встану. Больно же. Осиротевшим глазом я видел доски палубного настила, должен признать, довольно чистые, и чьи-то ноги, в высоких сапогах или босые. Сколько их? Две, четыре, восемь…
        Черт, да что же это такое! Очередной удар пришелся по тому же боку. Нужно вставать, иначе забьют насмерть, ироды.
        Палуба уходила из-под ног, и вовсе не из-за качки. Я провел ладонью по левому глазу, вытирая кровь со слипшихся ресниц. Цел глаз, цел, а это уже пусть маленький, но повод для оптимизма. И куда мне с такой физиономией на собственную свадьбу? На чужой в подобном виде бывать приходилось, не думал, что и на своей случится.
        Так, и что тут у нас? Двухмачтовый парусник, такие здесь катласами называются. Косое парусное вооружение, очень маневренный и довольно ходкий. Идет круто к ветру, вон сколько парусов зарифлено.
        Человека, стоявшего передо мной, я видел в первый раз. Роста высокого, кучерявая борода, улыбка во весь рот. Только вот эта самая улыбка мне отчего-то совсем не нравится, нет в ней никакого радушия. Ничего, разберемся.
        - Что, благородный ты наш, не нравится?
        Еще бы, конечно нет. Кому же такое обращение понравится? Я за собой склонности к мазохизму никогда не замечал.
        Сейчас мы спокойно поговорим и, надеюсь, договоримся. Моя любимая не какая-нибудь там прачка или булочница. Если проблему невозможно будет решить при помощи золота, найдутся и другие рычаги воздействия. Любой человек чего-нибудь боится, а возможности у моей будущей супруги… Так что непременно рычаги найдутся, нисколько в этом не сомневаюсь.
        И я сказал, устремив свой одноглазый взор за его спину:
        - Грота-брасы прослабли.
        - Чего? - От неожиданности мой собеседник посмотрел туда же, слегка обернувшись.
        Грота-брасы действительно прослабли, корабль менял курс, ложась на другой галс, так что я не лгал.
        Очень трудно, почти невозможно, находясь в такой позе, как была сейчас у моего собеседника, равномерно распределить вес на обе ноги: даже если очень стараешься это сделать, одна нога все равно будет опорной. Вот поэтому я и обратил внимание бородача на такелаж - удар в колено опорной ноги чреват тяжелой травмой, и в тот момент я мечтал именно о том, чтобы эту самую травму нанести.

«Приятно, когда мечты сбываются», - пронеслось в голове.
        Не стану я с вами договариваться, выкупая себе свободу, и вовсе не потому, что мне жалко золота. Разве можно любить мужчину, прячущегося от своих проблем за женскую спину?
        В воду я вошел боком, не успев сгруппироваться. Не беда, тут и лететь-то меньше двух метров.
        Вдоль любого борта идущего корабля существует три зоны. По носу и корме вода отталкивает, а посередине, на миделе, обратный эффект. Впервые это обнаружили, по-моему, англичане, когда два их паровых корабля столкнулись, оказавшись в простейшей ситуации: один решил обогнать другого, пройдя на минимальном удалении. Внезапно нос обгоняющего резко повело в сторону, в результате чего и произошло столкновение. Впрочем, парусники так близко не сходятся, мешает рангоут.
        Почему я об этом вспомнил? Да потому что мне предстояло проплыть под катласом. Парусник, следовавший против ветра, имел минимальный ход, поворачивал корабль в мою сторону, так что со своей задачей я справился блестяще и даже изловчился не задеть заросшее ракушками и водорослями днище, иначе мог бы сильно оцарапаться. Понятное дело, ранки были бы не серьезные, но акул в здешних морях как килек в банке, и это не хорошо, а очень даже плохо. Обоняние у этих рыбок - ищейка от зависти удавится, и даже на едва уловимый запах крови они явятся незамедлительно.
        Вероятно, именно из-за акул мне и удалось так легко покинуть корабль, прыгнув за борт, ведь никому и в голову не могло прийти, что можно пойти на такой риск добровольно. Да вот только выбора у меня не было.
        Яна была категорически против моей поездки в Монтарно, вероятно предчувствуя что-то недоброе, но мне все же удалось ее убедить. «До свадьбы целых три недели, и времени мне хватит с лихвой. А этот человек мне нужен, очень нужен», - убеждал я ее.
        И что в итоге? Меня, наверное, вернули бы невесте: если бы не прельстились золотом, так ведь существуют и другие способы убеждения. И предстал бы я перед своей любимой с разбитым лицом и заплывшим глазом. «Извини, свет моих очей, - сказал бы я, - такой вот у меня мальчишник получился». Нет уж, лучше к акулам за борт.
        Кстати, купание благотворно повлияло на зрение, теперь я видел и вторым глазом. Правда, только через узкую щель. В следующий раз, если будут подобные проблемы, выберу местечко, где этих зубастых тварей побольше, и опять сигану за борт…
        Удача мне благоприятствовала, потому что я сумел ухватиться за перо руля. Кормовой подзор надежно защищал от любопытных взоров сверху, и у меня появилось немного времени на то, чтобы определиться со своими дальнейшими действиями. Самое простое
        - добраться до шлюпки, которая следует за катласом на буксире, - там, как и положено, есть неприкосновенный запас воды и пищи. Только с подобными маневрами лучше подождать до темноты. Расстояние невелико, да и легкая зыбь поможет скрыть голову плывущего человека. Находясь на палубе, я заметил, что шлюпок на боканцах нет и та, которую сейчас буксируют, - единственное спасательное средство на катласе.
        Правда, есть одно большое но.
        Перед тем как прыгнуть за борт, я успел заметить лежащего у фальшборта человека со связанными за спиной руками. И эта спина была мне очень хорошо знакома. Много раз она маячила передо мной, прикрывая от опасностей. Так что нет мне ходу, точнее сказать, плавания к шлюпке.
        Уцепившись двумя руками за руль и выждав еще немного, я вскарабкался по буксирному канату на кормовую надстройку. Удалось это мне достаточно легко. Один из иллюминаторов был приоткрыт, и это тоже иначе как удачей не назовешь. В каюте капитана, занимавшей весь ют корабля, царил полумрак. Сюда я и стремился попасть.
        А вот и он, хозяин, беззаботно спит, укрывшись одеялом почти до подбородка. Вряд ли на корабле пользуются капитанской постелью по очереди, так что сомнений быть не должно. Спи, зайчик, спи, а я постараюсь найти пару подходящих предметов для того, чтобы сделать твое пробуждение наиболее радостным.
        Удача по-прежнему была на моей стороне. На одном из столов лежали вещи, которые я привык постоянно иметь при себе. Пистолет работы Гобелли, шпага толейской стали и
«Уродец». Нет, сейчас он был уже не «Уродцем», назовем его лучше «Последним шансом», так будет правильнее. И держал я его при себе только в последнее время.
        Обстановка каюты не впечатлила. Много дорогих вещей и предметов, но подобрано все весьма безвкусно. Нет, я и сам не являюсь эталоном вкуса, но у меня хотя бы хватает ума проконсультироваться в случае необходимости.
        А вот задвижка на дверях отличная, к ней никаких претензий нет. Мощная, впечатляющих размеров, да еще и выполненная в виде диковинного морского зверя. Поскольку дверь открывается наружу, то засов остается только рубить, что вполне меня устраивает. На этом экскурсию можно заканчивать.
        Рывком скинув с постели храпящего хозяина, я уселся ему на спину, обхватил его рукой за шею и приставил к горлу кинжал. Вот тебе и раз! Он, оказывается, даже проснуться не соизволил. Ковер, что ли, для этого нужно было убрать? Мягкий такой, пушистый, с длинным ворсом, видно, очень дорогой, только уж больно замызганный. Ладно, тем проще. Теперь, с надежно связанными за спиной руками, владелец каюты стал частью моего далеко не идеального плана.
        Капитан пробурчал что-то недовольное. Вот же сон у человека, даже позавидовать можно. Это сколько же нужно было выпить? Судя по тяжелому запаху перегара, очень и очень немало.
        Покрывало на постели зашевелилось. Держа кинжал наготове, я подскочил к кровати и сдернул одеяло. Огромными от страха глазами на меня смотрела девчонка, совсем молоденькая, раздетая, сжавшаяся в комочек.
        - Ты кто?
        От моего вопроса она сжалась еще больше. Ну да, могу себе представить, вид у меня тот еще. Слипшиеся от крови волосы, лицо разбито, один глаз заплыл, а в руке кинжал почти полметра длиной. Еще и голос хрипит - угодили все-таки мне ногой в горло, хоть я и старался прикрывать его как мог.
        - Мириам. Меня хозяин в Гостледере купил. Привел на корабль и приказал в каюте сидеть. Потом он пришел пьяный и велел раздеться, а сам заснул.
        Голос у девчонки прозвучал тоненько, прямо писк какой-то, а не голос.
        Гостледер в Монтарно - порт большой, можно сказать огромный. Там я по голове и получил, перед тем как на этом корабле оказаться. А то, что в Монтарно до сих пор существует работорговля, - это для меня не новость.
        - Быстро одевайся!
        Мириам промелькнула мимо меня с похвальной скоростью.

«Славная фигурка, - успел отметить я. - Даже удивительно для девочки ее возраста».
        Взрыв хохота, донесшийся с верхней палубы через открытый иллюминатор, напомнил мне, что следует торопиться. Мириам, уже полностью одетая, застыла, прижав руки к груди и испуганно глядя на меня. Так, и что мне с ней делать? С собой нельзя, а если здесь оставить, еще надумает освободить хозяина. А убить его я не могу, он мне живым нужен.
        - Не вздумай его развязывать! Если придет в себя, стукни его по голове чем-нибудь тяжелым. Все понятно? - со всей доступной мне строгостью инструктировал я Мириам. Та только кивала головой, слушая мои указания.
        Оторвав кусок ткани от простыни, я повязал косынку. Нужная вещь - волосы все еще мокрые, и в любой момент капли воды могут попасть в глаза. А мне это совсем не с руки: левый глаз до сих пор открыт всего-то процентов на тридцать. Так, за пояс заткнем «Уродца», шпагу возьмем в зубы, в левую руку - пистолет Гобелли, в правую
        - ствол хозяина каюты. Все, пора.
        Нет, шатающимися зубами больно шпагу держать, придется часть клинка обмотать тканью. Вот теперь точно все.
        В небольшом проходе, ведущем к двери, которая выходила на палубу, никого не оказалось. По обеим сторонам - соседние каюты, но мне сейчас было не до их обитателей, не зачистку делаю. В двери, выходящей на палубу, иллюминатора не было, а сама она открывалась наружу. Разумно, где тут в спешке ручку искать, не дай бог пожар. На корабле это самое страшное и сейчас, и в будущем. Кому как не мне об этом знать, если я сам из этого самого будущего.
        К месту вспомнилась и шутка, тоже из моей другой жизни: раньше были деревянные корабли и железные люди, сейчас корабли железные, а люди, увы, деревянные. Только ко мне это не относится, сейчас я сплав из железа с никелем. Вперед.
        Через щель в приоткрытой двери я мог наблюдать следующую картину. На шканцах в окружении десяти человек стоял Проухв. И я второй раз в жизни увидел его разъяренным. Правду сказать, было отчего прийти в ярость: все окружавшие его люди держали в руках клинки, и, стоило Проухву повернуться в какую-либо сторону, как он тут же получал укол сзади. По Прошкиным штанам текла кровь. А чуть дальше на бочке сидел человек, который сегодня, похоже, пополнил ряды хромцов. Пират болезненно морщился, поглаживая колено, а мое сердце наполнялось радостью - получилось. Но боюсь, что забава скоро ему надоест, и он махнет рукой: все, мол, заканчивайте.
        Сейчас я и сам выглядел как типичный корсар: босой, с косынкой на голове, с зажатым в зубах клинком, с пистолетами в обеих руках и почти одноглазый. Шагнув на палубу, я стремительно приблизился к стоявшему ко мне спиной ближайшему пирату, приставил пистолет к его правому боку и нажал спуск. Выстрел прозвучал глухо, но его услышали все.
        - Бах! - рявкнул «Гобелли» в его соседа, так и не успевшего до конца повернуться на звук выстрела.
        Еще один, рыжеволосый верзила, среагировавший на происходящее с похвальной быстротой, уже летел ко мне с короткой абордажной саблей. А зря… Просто ему с его места не было видно, что пистолет-то двуствольный, с вертикальным расположением стволов.
        Когда я направил на него дуло, пират изменился в лице. Только бы не осечка, иначе конец, меня уже ничто не спасет. Рыжий попытался затормозить. Поздно. Пуля вошла в середину груди, отбрасывая пирата назад.
        Теперь очередь «Последнего шанса», и если он не поможет…
        - Раз! - заорал я на родном языке, потому что все остальные вылетели из головы, когда следующий враг, получив пулю, схватился за живот и согнулся пополам. - Два!
        - Я отправил очередную пулю в спину убегающего пирата. - Три! - И этот выстрел не прошел мимо.
        Методика такой стрельбы весьма проста, но в этом мире ее еще предстоит создать. Само оружие является продолжением руки, а его ствол становится вытянутым указательным пальцем, и тогда достаточно указывать таким вот удлиненным пальцем на противника. Промахнуться с расстояния нескольких метров сложно, если только не страдаешь нарушением координации движений в результате психического заболевания.
        - Четыре! - прокричал я в толпу шарахнувшихся от меня матросов катласа, выбрав самого толстого, чтобы наверняка не промахнуться. Понять их ужас можно, не должен пистолет с одним стволом стрелять четыре раза подряд.
        А их уже ждал Прошка, подхвативший вымбовку после моего третьего выстрела. Конечно, деревянный рычаг не был похож на его любимый балот, но это уже ничего не значило. Еще после первого моего выстрела он схватил одного из пиратов, подняв его как мальчишку над головой, и попросту выбросил за борт. Теперь же он крушил обидчиков вымбовкой, сполна вымещая свою ярость.
        Я же, готовый подстраховать Прошку на тот случай, если кто-нибудь попытается ударить в спину, застыл со шпагой и револьвером, в котором оставалось всего два заряда. Но желающих рискнуть не находилось: объятые ужасом люди стремились спастись от гнева Проухва.
        Дверь, ведущая в кормовую надстройку, распахнулась от сильного удара ногой, и на свет показался хозяин этого корабля с абордажным топором в руках. Лицо его было искажено от ослепляющей ярости, и сразу становилось понятно, почему капитан здесь именно он - пират явно не собирался по примеру своей команды метаться в ужасе по палубе или карабкаться по вантам на мачты.
        - Восемь! - таков был мой очередной рев, и я сам не смог понять, почему именно эта цифра пришла мне в голову. «Наверное, восемь - это мое счастливое число», - пронеслась глупая мысль, когда между глаз капитана образовалась аккуратная черная дырочка. Жаль, конечно, очень жаль - хозяин занимал в моих планах основную роль. А из мертвеца очень плохой, прямо скажем, на редкость отвратительный заложник.
        И теперь, похоже, придется трудно, ведь на верхней палубе находилась только часть команды катласа. А ведь были еще и подвахта, и отдыхающая смена, помещавшаяся где-то там, внизу, на жилой палубе корабля. И этим людям не потребуется много времени, чтобы разобраться в ситуации и понять, что все не так уж страшно, что нас всего лишь двое, а в моем револьвере остался один патрон.
        Держа наготове шпагу, я взлетел на полуют, туда, где находился штурвал. Там должен быть рулевой, вахтенный офицер, или как он тут называется. Но, к моему удивлению, мостик оказался пуст. За кормой корабля раздался вопль. Недалеко, в кильватерной струе, виднелась голова плывущего человека, а вокруг кружили черные плавники акул. Затем все скрылось в розовой пене.
        Человек исчез, в последний момент вытянув из воды руку, будто пытаясь ухватиться ею за низкое хмурое небо. Я даже вздрогнул, на секунду представив, что на его месте мог быть и я.
        Корабль, оставшийся без рулевого, сносило под ветер.
        - Прошка, ко мне! - заорал я снова на родном языке. Но слово «Прошка» понятно и без перевода, а уловить смысл команды можно и по моему требовательному реву. Проухв в два прыжка преодолел все восемь балясин трапа и встал рядом со мной, весь заляпанный своей и чужой кровью, все еще держа в руках обломок вымбовки, свежеокрашенный в красный цвет. - Подтягивай, - указал я ему на канат, волочивший шлюпку на буксире. Прошка сильнее, поэтому и подтянуть ее к борту у него получится значительно быстрее.
        Сам я встал у единственного трапа, ведущего на мостик. Какое-то время у меня получится сдерживать команду, которая пока находится под впечатлением от пистолета, что может стрелять много раз подряд. Но когда пираты догадаются пустить в ход и свое огнестрельное оружие, все, пиши пропало.
        Внезапно раздался душераздирающий скрежет и треск, и палуба стремительно ушла из-под ног. Падая, я выпустил последний заряд в такое близкое небо. Корабль начал стремительно крениться на левый борт.

«Налетели на подводные скалы», - мелькнуло в голове, которой я при падении успел здорово приложиться к нактоузу, когда попытался встать на ноги. А корабль продолжал крениться, и было слышно, как через пробоину в его чрево проникает вода. В трюмах что-то прогромыхало, похоже, сместился груз, и от этого катлас начал заваливаться на бок еще быстрее. Из дверей кормовой надстройки выползла Мириам, оглушительно визжа от страха.
        Девочка, а я ведь совсем про тебя забыл.
        - Ваша светлость, - послышался рев Проухва. - Быстрее, сюда.
        Так, шлюпка у борта, и если сейчас ее не займем мы, то она достанется хозяевам.
        Корабль уже касался воды ноками рей. Сейчас он достигнет точки неустойчивого равновесия - и все, на ровный киль ему уже не встать. У катласа останется только один путь - перевернуться вверх дном. У нас это называется оверкиль, а как здесь - не знаю.
        Мириам пролетела по наклонной палубе к самому фальшборту, и, не будь его, свалилась бы в воду, туда, где мелькали стремительные тени акул и разрезали воду плавники хищников.
        Сейчас, девочка, сейчас, мы ни за что тебя здесь не оставим. Ухватив все еще визжащую девушку за ворот, я чуть ли не волоком потащил ее за собой. Прошка был уже в шлюпке и бешено вращал глазами в поисках чего-либо, чем можно перерубить канат. Но ничего такого не потребовалось: морские узлы тем и отличаются от всех остальных, что надежны, легко вяжутся и их быстро можно распустить при необходимости. Местный узел ничем не отличался от знакомых мне по прежнему месту жительства на планете Земля.
        - На весла! - заорал я ему уже на общеимперском, отталкивая шлюпку от гибнувшего корабля. Не хватало еще, чтобы по нам стрелять начали, ведь мы сейчас совсем рядом. Не сомневаюсь, пиратам сейчас не до этого, но я привык, что моя судьба всегда выбирает самый плохой сценарий.
        Хрясь - и в руках Проухва оказались две половинки весла. Черт возьми, ты хотя бы немного соизмеряй свою силу с тем, что попало тебе в руки.
        Ничего, шлюпка четырехвесельная, и грести я умею.
        - Держи румпель прямо! - Это уже снова Прошке. Вот же моряк чертов, уж такие-то слова он должен знать. Очень трудно грести и держать нужное направление, когда перо руля почти прижато к транцу кормы.
        - И-и-и раз, и-и-и раз, - командовал я сам себе, работая веслами и глядя на удаляющуюся корму катласа. На накренившейся корме корабля золотом горели буквы -
«Любимец судьбы».
        Глава 2
        БУКАШКА
        Я сидел у ярко горящего костра, орудуя шомполом и заряжая нижний ствол пистолета. Хороший боцман был на «Любимце», хозяйственный. В шлюпке имелось все, что необходимо потерпевшему кораблекрушение моряку. Запас воды в деревянном бочонке - анкерке, сухари, похожие на галеты, какой-то мясной концентрат, напоминающий пеммикан, соль, рыболовные снасти и даже порох с палочками свинца. Как же все это кстати!
        Небо по-прежнему хмурилось, но Проухв успел соорудить шалаш из съемной мачты, паруса, весел и нарубленных похожим на мачете тесаком жердей, найденным там же, в шлюпке.
        Над огнем весело бурлил котелок с рыбной похлебкой, вокруг которого хлопотала Мириам. Время от времени девушка поглядывала на меня, но я старательно делал вид, что не замечаю ее взглядов. Котелок тоже нашелся в шлюпке, так же, как и багор, припасенный совсем уж непонятно для каких целей.
        Наверное, мы поступили не совсем правильно, лишив терпящий бедствие корабль единственного средства спасения. Но совесть меня совсем не мучила, с чего бы вдруг? Не давал я своего согласия погостить на его борту, тем более получив по голове вместо пригласительного билета.
        Все же глупо вышло в Гостледере, очень глупо. Прибыл я туда якобы в поисках одного человека, талантливого кораблестроителя - так мне пришлось объяснить Янианне свою отлучку перед самой свадьбой. И такой человек действительно был. Может быть, и не Крылов, но для своего времени корабел выдающийся.
        В Гроугенте, крупнейшем морском порту Империи, была у меня собственная верфь. Строить корабли мне хотелось давно, но не такие, которые были бы похожи на те, что бороздят местные моря, а с учетом идей и технологий, которые я принес из своего мира. Нет, на атомоходы я не замахивался, и даже до винтовых пароходов дело еще не дошло, но… Правда, нужного мне человека я нашел еще до своего путешествия и убедил корабела работать на моей верфи.
        Настоящая причина моего визита в Гостледер была несколько иная: очень уж хотелось удивить Яну свадебным подарком. Вполне подошла бы и ривьера из фениксов, но, как говорится, что сделано - то сделано.
        Подарок был моей головной болью. Чем можно поразить девушку, выросшую в императорском дворце? Я уж было совсем отчаялся что-либо придумать, когда как нельзя кстати случайно услышал об одной вещи. И мне очень захотелось достать эту самую вещь, которая могла бы стать почти идеальным подарком для моей любимой.
        Для встречи с человеком, через которого я мог бы выйти на вещь, я и отправился в Монтарно. Обидно, что посредника я найти так и не успел, оказавшись вместо этого на борту катласа. И теперь, оценивая ситуацию, я все больше приходил к мысли, что это была подстава. Если бы я сумел захватить капитана «Любимца судьбы» в заложники, мне удалось бы убить сразу двух зайцев: спасти Прошку и выяснить, что да как. А теперь оставалось только гадать: случайно ли я попал на катлас, был ли это чей-то заказ, или сошлись какие-то другие обстоятельства…
        Я еще раз проверил состояние кремней на обоих стволах, насыпал на полки пороху, закрыл их и тщательно завернул пистолет в кусок просмоленной парусины.
        Вот он, следующий этап в развитии огнестрельного оружия - «Уродец». Нет, сейчас он не «Уродец» и даже не «Последний шанс», а «Спаситель». Не будь его, легко представить, чем бы все закончилось на борту «Любимца судьбы».
        Пистолет и вправду выглядел уродцем: никакого изящества линий, так, грубый кусок металла. Мой ювелир, Альбрехт Гростар, наотрез отказался заниматься дизайном оружия. Нет, он настоящий мужчина и при необходимости сможет защитить своих близких, вот только вдохновения ему работа с оружием не приносит, не его это, так он и заявил. Конечно, я мог бы настоять, но зачем давить на человека, толку от этого обычно бывает ноль.
        Я злорадно ухмыльнулся, вспомнив, как отомстил ему, пусть и совсем за другое. Все началось с того, что я приехал к Гростару с намерением отблагодарить за одно дело. Не так давно, когда я был твердо убежден, что покидаю Империю навсегда, я оставил ему кошель, полный фениксов - баснословно дорогих самоцветов, предложив использовать их по своему усмотрению. Так вот, этот негодяй изготовил из них потрясающее ожерелье - ривьеру - и преподнес украшение от моего имени Янианне, с которой, как мне тогда казалось, мы расстались навсегда.
        В ответ на слова благодарности Альбрехт заявил, что камни всего лишь попали туда, где им и следовало быть, на прелестную шейку императрицы. В моих словах нет нужды, но если я помогу решить ему одну проблему, он будет сам бесконечно мне благодарен. Я с радостью ухватился за возможность отплатить добром за добро.
        А проблема заключалась всего лишь в ничтожных десяти тысячах золотых имперских крон, на которые он хотел бы построить обсерваторию, поскольку всерьез решил заняться астрономией. Вот во что вылилось его увлечение оптическими приборами. Причем просил он деньги не то чтобы насовсем. Гростар хотел вложить капитал в очень выгодное дело, которое в скором времени принесет солидный доход. Тогда он сможет вернуть мне эту ничтожную сумму, причем с серьезными процентами, а на оставшиеся деньги воплотит свою мечту в жизнь. Глаза у него при этом были слишком уж смеющимися.
        Мерзавец, наверняка он научился этому у Анри Коллайна, пока я был в отлучке. Быстро они между собой спелись, сборище негодяев. И произошло это тогда, когда до моей свадьбы с Янианной оставалось меньше двух месяцев и когда я считал чуть ли не каждый медный грош!
        Мне пришлось ему пообещать подумать над этим всерьез.
        На следующий день я заявился к ювелиру домой. Когда мы прошли в его кабинет, я открыл принесенный с собой кофр и начал извлекать оттуда необходимые для мести предметы: стеклянную пирамидку высотой с ладонь, кинжал с вычурной ручкой, выполненной в виде нагой девы, маятник и, наконец, небольшую трубу, обтянутую черным шелком. Распахнув настежь окно, я расположил пирамидку в одном из углов кабинета, пристроив ее на большие напольные часы с боем. Маятник занял место в другом углу комнаты, а кинжал я безжалостно воткнул в бюро, надо прямо сказать, весьма дорогое. Гростар с любопытством наблюдал за моими действиями, устроившись в глубоком кресле.
        Затем настала очередь свитка, который я бережно достал из того же кофра, начав заунывно читать вполголоса на незнакомом ему языке. Потом пришло время и самой трубы. Посмотрев сквозь нее на свет и прокрутив несколько раз вокруг оси, я отложил трубу в сторону, поправил пирамидку, сильнее раскачал маятник. Затем, снова заглянув в трубу, удовлетворенно кивнул головой.
        - Магия, - заявил я ошеломленному моими действиями Альбрехту, - очень древняя и очень сильная. Называется рефракцией. Извольте взглянуть.
        С этими словами я протянул трубу Гростару. Тот недоверчиво взял ее в руки, а отбирать ее пришлось уже силой. Не надо и говорить, что зрелище потрясло ювелира. Он не сводил с трубы глаз, когда я, размахивая ей, вещал:
        - Вы обратили внимание, Альбрехт, на то, что узоры не повторяются. Так вот, для того чтобы они все же начали повторяться, потребуется пятьсот миллионов лет. Да, да, вы не ослышались, именно такой срок. И это при условии, что вы будете крутить трубу со скоростью десять оборотов в минуту.
        Вот же ляпнул так ляпнул, местный год несколько длиннее земного. Это на Земле пятьсот, а тут вполне может быть на добрые десять миллионов меньше. Ничего, долго же ему придется проверять мои слова. Все остальное правда, при условии, что в калейдоскопе будет двадцать бусинок и осколков цветного стекла. Помню, я сам поразился, прочитав такой факт.
        - Представляете, сколько новых идей может извлечь из этого магического прибора ювелир! Поистине бесценное приобретение.
        Гростар продолжал меня слушать, даже не пытаясь закрыть рот. Я переложил калейдоскоп в левую руку и отвел ее далеко в сторону. Затем произвел обратную манипуляцию. Бедный Альбрехт, как сомнамбула, переводил свой взгляд из стороны в сторону.
        - Сам я приобрел это чудо за двадцать тысяч, но вам уступлю всего лишь за один щелчок по тому месту, которое вы считаете вместилищем своего ума. После этих слов я снял с трубы ткань, развернул плотную бумагу и высыпал на стол перед его носом стекляшки, бусинки и полоски зеркал. - И не забудьте внимательно прочитать заклинание, - заявил я на прощание.
        Заклинание было необходимо, потому что в нем я написал примерно следующее: «Я, Альбрехт Гростар, клянусь никогда не морочить голову серьезным людям, особенно в совершенно неподходящее для этого время. Кроме того, обязуюсь изготовить эту штуку в подарочном исполнении, заменив осколки стекляшек и бусинки жемчугом, лалами, яхонтами, диамантами и всякими смарагдами».
        Янианне калейдоскоп очень понравился, и она даже взяла его с собой на какое-то важное заседание. Время от времени Яна заглядывала в него, когда думала, что на нее никто не обращает внимания. В конце концов кто-то все же отважился поинтересоваться, что же такое рассматривает ее императорское величество. В итоге заседание было сорвано.
        Калейдоскопы сразу же приобрели бешеную популярность. Поэты слагали о них стихи, а ученые писали научные работы. Словом, произошло все то, что когда-то случилось и на Земле. Скоро они и здесь станут детскими игрушками, но до этого еще долгие десятки лет.
        А Гростар был мною позорно посрамлен, хотя это и осталось между нами. Я никогда не напоминал ему об этом событии, лишь изредка называя его магическим магистром…
        С револьвером все вышло иначе.
        Как когда-то и обещал, Коллайн нашел мне мастера Гобелли, одного из лучших оружейных мастеров Империи, лет пять назад ушедшего на покой. Он проживал на побережье недалеко от Гроугента в небольшом имении. Оружейник принял меня в своем кабинете, и я сразу решил взять быка за рога, поинтересовавшись, где могу продемонстрировать опытный образец оружия нового поколения.
        Гобелли любезно распахнул одно из окон кабинета, ведущее в сад, и указал на стоявшее метрах в десяти высохшее дерево. Ствол дерева был в весьма плачевном состоянии, вероятно, по той простой причине, что его с завидной регулярностью нашпиговывали свинцом. Я зарядил каморы барабана патронами, встав так, чтобы оружейнику было хорошо видно мое занятие, затем взвел курок и выпустил все шесть пуль в бедное растение.
        Револьвер был выполнен по самой простейшей схеме: рама его не переламывалась и барабан не откидывался в сторону. В этом случае заряжание, как и экстрагирование гильз требовало больше времени, но повышалась общая надежность. Схема полностью соответствовала нагану. Когда-то в царской России изготавливались два варианта подобного оружия: солдатский и офицерский револьверы. Офицерский считался самовзводом, то есть при нажатии на спусковой крючок проворачивался барабан и взводился курок… В солдатском варианте необходимо было взводить курок для каждого выстрела. Технологически они были практически равнозначны, а разница между ними была сделана лишь из-за убеждения в том, что самовзводный вариант в руках нижних чинов приведет к повышенному расходу боеприпасов.
        Мой «Уродец» был изготовлен по самовзводной системе и от нагана отличался только тем, что имел шесть камор в барабане и действительно уродский вид. Калибр у него был… черт его знает, какой, но мизинец входил в ствол до первого сустава. А количество камор пришлось уменьшить из-за довольно низкого качества металла.
        Всего изготовили четыре экземпляра, из которых произвели по пятьдесят выстрелов. Один револьвер «погиб» из-за плохой обтюрации, один остался в Стенборо, моем имении, которое я когда-то замыслил превратить в центр инновационных технологий. Еще один экземпляр я подарил Коллайну, страстному любителю огнестрельного оружия, ну а с последним заявился к Гобелли…
        Кабинет наполнился дымом. Мой химик Капсом все еще не мог сделать порох бездымным, хотя и находился на верном пути. Правда, шел он по нему уже достаточно давно. Когда дым немного рассеялся, я вопросительно посмотрел на оружейника.
        - Впечатляюще, - произнес тот, хотя лицо его оставалось совершенно невозмутимым. - И что вы хотите от меня?
        Вместо ответа я извлек двуствольный пистолет с кремневым замком и положил его на стол рядом с «Уродцем». Получилось очень наглядно, но дело даже не в том, что уродство револьвера в сравнении с работой мастера стало еще очевидней. Пистолет имел очень интересное решение кремневого замка, что говорило о Гобелли как о талантливом инженере.
        - А, «Марта», - заявил Гобелли, увидев его. - Как он вам достался?
        Заметив мой недоумевающий взгляд, он пояснил:
        - Это одна из моих последних работ, и я назвал ее «Мартой».
        Что ж, теперь и мне нужно было ответить:
        - Пистолет мне подарила одна замечательная женщина. И я бесконечно благодарен и ей, и создателю оружия.
        Мне удалось сполна расплатиться за подарок Аманды, но рассказ сейчас не об этом.
        Я прошелся по кабинету, все еще напоминавшему из-за порохового дыма оружейную мастерскую:
        - Маэстро, вы мне нужны. Недалеко от Дрондера у меня есть имение. Так вот, я мечтаю собрать там лучшие умы Империи. Нет, не талантливых математиков или великих философов, а именно практиков. Таких на данный момент в Стенборо около двадцати человек. Не сомневаюсь, что в имении вам будет очень интересно. Только скажите, что вам нужно, и я постараюсь выполнить это незамедлительно. Титул, золото, дюжину молоденьких наложниц… Все что угодно.
        Гобелли, сухой высокий старик с глубоко запавшими глазами, дребезжаще рассмеялся:
        - Хочу быть герцогом, господин де Койн.
        - Нет, мастер, герцогом я вас сделать не смогу. - И я с сожалением развел руками. Всему есть свой предел. Бароном, быть может, даже графом получится. Надеюсь, я смогу уговорить Янианну. Гобелли - дворянин и весьма известная в Империи личность. Но чтобы сразу герцогом…
        Гобелли рассмеялся вновь:
        - Не нужен мне герцогский титул. Поверьте, я уже не в том возрасте, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
        Говоря это, он рассматривал револьвер. Чтобы разобраться в конструкции оружия, ему не потребовалось и пары минут. Причем мне даже не пришлось ничего подсказывать. Он внимательно рассматривал механизм, что-то неслышно бормоча себе под нос. Мне удалось расслышать лишь одну его фразу:
        - Господи, как все просто. - При этом Гобелли посмотрел на меня.
        Я развел руками: увы, все это не моя заслуга.
        А затем у нас пошел замечательный разговор, закончившийся далеко за полночь:
        - Вот тут вы не правы, маэстро. Такое вполне устранимо. Достаточно «обрядить» ствол в водяную рубашку - и все проблемы с теплоотдачей будут решены. Вот, посмотрите на рисунок.
        - В водяную рубашку, говорите? А ведь верно…
        Чуть позже уже он пытался убедить меня в своей правоте:
        - Полноте вам, господин де Койн. Зачем все усложнять? Не проще ли будет сделать шептало чуточку длиннее?..
        Устройство и преимущества унитарного патрона он понял мгновенно. Да и неудивительно: это я обычный человек, нахватавшийся обрывков чужих знаний. Он же мастер, маэстро.
        - Понимаете, господин Гобелли, я думаю, что проблема с бездымным порохом будет решена в ближайшее время, - заявил я с уверенностью, которую совсем не испытывал. Не знаю почему, но у Капсома с этим вопросом определенно не ладилось.
        Гобелли поставил на стол тигель, насыпал в него немного мелкого серого порошка и поднес лучинку, зажженную от свечи. Комната озарилась яркой вспышкой, поднявшей к потолку слабую струйку дыма.
        Гобелли победно посмотрел на меня и сказал с улыбкой:
        - Что вы там говорили о дюжине молоденьких наложниц?
        От воспоминаний меня отвлек звонкий голосок Мириам:
        - Ваша светлость, похлебка готова.
        Не очень-то я сейчас похож на его светлость. С заплывшим глазом, босой, с распухшим лицом и плохо застиранными пятнами крови на белой рубашке.
        Похлебка удалась на славу. За ужином мы вели неспешный разговор.
        - Так, - произнес я голосом, от которого Мириам непроизвольно съежилась. - Ты зачем его развязала? Я же велел тебе ударить капитана по голове, если он начнет шевелиться.
        Девушка съежилась еще больше:
        - Я и ударила…
        - А он что?
        - А он открыл глаза.
        - А развязала-то зачем?
        - Он сказал, что если я этого не сделаю, то он привяжет к моей ноге веревку и выкинет меня за борт. А чтобы акулы сразу почуяли кровь, сначала отдаст меня команде.
        Сейчас Мириам представляла собой сплошной комочек. Я погладил ее по голове, на что она ответила мне робкой улыбкой. Мне не в чем винить тебя, девочка. Далеко не каждый мужчина нашел бы в себе мужество отказать этому человеку в его маленькой просьбе.
        Немного помолчали, отдавая должное весьма недурственной ухе.
        - Ваша светлость, а куда вы меня теперь денете? - наконец поинтересовалась Мириам.
        - Замуж отдам, - не задумываясь, ответил я.
        - Замуж? - поперхнулась девушка. Затем, немного помолчав, осторожно поинтересовалась: - За кого замуж?
        - Вот за Проухва и отдам, - снова не замедлил я с ответом.
        Мириам посмотрела на Прошку, повела плечиком, пару раз хлопнула ресницами:
        - Проухв, возьмешь меня замуж?
        Теперь поперхнулся Прошка. Вообще-то, как я уже успел заметить, он дышал в ее сторону не слишком ровно. Определенно, Мириам ему очень понравилась.
        - Не сейчас, конечно, - пришлось успокоить обоих. - Через пару лет. Подрастешь, ума наберешься…
        Мириам разочарованно вздохнула:
        - Через пару лет мне будет девятнадцать. Все приличные девушки к этому времени давно уже замужем и детишек имеют… - И она опять тяжело вздохнула.
        На этот раз поперхнулся я. Через два года девятнадцать лет? С другой стороны, когда в каюте она, голая, метнулась к своей одежде, на ребенка она явно не была похожа. Мириам, уловив мой взгляд, вспыхнула, видимо тоже вспомнив об этом.
        Снова помолчали пару минут. Затем девушка невинно поинтересовалась:
        - Ваша светлость, а спать мне с моим женихом ложиться?
        Прошкина рожа стремительно покраснела.
        Проухв, да что с тобой? Если я сейчас поставлю тебя вон на тот мысок, то твое лицо вполне сможет служить маяком, предупреждая корабли об опасности. Никогда бы не подумал, что такая невинная шутка так тебя смутит.
        Насколько я знаю, с женщинами у Прошки проблем никогда не было: Проухв им нравился. Еще бы, высоченный плечистый парень, пусть и с несколько простоватым лицом. Неужели Мириам ему настолько приглянулась?
        Тут я вспомнил очередность, согласно которой мы поперхнулись, и сообразил, что краснеть пришла моя очередь. Ага, не дождетесь.
        - Прошка, нарежешь розог и замочишь их в море. Будем твою невесту воспитывать.
        Я рассчитывал, что Мириам испугается, ведь говорил-то я с самым серьезным выражением лица. Сейчас.
        Мириам звонко рассмеялась:
        - Прошка-букашка, Прошка-букашка.
        Наконец ей удалось объяснить, что слово «прошка» означает «букашка» на каком-то знакомом ей наречии.
        Ничего себе букашка. Проухв и так поперек себя шире, что при его росте смотрится очень внушительно, а в кирасе и вовсе достигает ужасающих размеров.
        Перед сном я размышлял о наших дальнейших действиях. Пойдем на шлюпке вдоль берега, чтобы в случае опасности можно было отойти от него подальше или, смотря по обстоятельствам, высадиться на него и скрыться в лесу. Лес здесь густой, настоящая сельва, спрятаться будет легко.
        На побережье обязательно отыщется селение. Доберемся до него - тогда и будем решать, что делать дальше. Да и не должны мы были далеко удалиться от Гостледера, еще и суток не прошло.
        Утром я проснулся от громкого шепота Мириам:
        - Прошечка, букашечка, разведи костер, я замерзла.
        Проухв сонно зашевелился, и она зашикала:
        - Тише, тише, господина разбудишь.
        - Прошка, - позвал я.
        Тот мгновенно вскочил на ноги.
        - Да, ваша светлость?
        - Ты розги вчера замочил? Так неси их сюда.
        И тот поплелся за розгами. Ну нельзя же так, Проухв. Я же шучу, и даже Мириам понимает. Но ведь прикажи я тебе высечь ее, и ты сделаешь это, и вовсе не из-за страха передо мной. Порой я жалею тебя из-за твоей потрясающей наивности и в то же время горжусь твоей преданностью.
        Прошка вернулся без розог. Надо же, наверное, сейчас скажет, что их прибоем унесло.
        - Ваша светлость, шлюпка исчезла, - сообщил он с таким видом, как будто сам был в этом виноват.
        Глава 3
        БОГИНЯ ВЕТРОВ
        Шлюпки на берегу действительно не оказалось. Осталась только ровная канавка в песке от ее киля, уходящая в море. Прибоем унести шлюпку не могло, шторма ночью не было тоже. И потом, я достаточно надежно привязал ее к толстому, выступающему из земли корню какого-то дерева. Сначала я положил выбленку, затем штыковой узел, а уж после всего этого рифовый узел. Словом, подстраховался. Так что случайно развязаться точно не могло. Кроме того, мы почти полностью вытащили шлюпку за линию прибоя.
        Следы! Ну, что мы тут имеем? Так, это отпечатки маленьких ступней Мириам, размером с мужскую ладонь. Вот здесь она сидела на поваленном стволе пальмы, дожидаясь, пока Прошка перенесет вещи из шлюпки. Это Прошкины следы, оставленные огромными, почти гигантскими подошвами его ботфорт. Он перетащил все за две ходки, явно бахвалясь перед девушкой своей силой. А тут топтался я, изображая вооруженное охранение и оставив после себя отпечатки босых ног изящного сорок четвертого размера. Все. Больше ничего нет. Только цепочки птичьих перепончатых лапок. Шарада.
        Мой блестящий план рухнул как карточный домик. А как все было славно задумано! Я хотел посадить Мириам на румпель, Прошка взялся бы за весла. Он бы греб, играя мускулами перед понравившейся ему девушкой, и его совсем не брала бы усталость. А сам я скромно расположился бы на носу шлюпки, зорко высматривая неведомые опасности. Потом мы отошли бы от берега, поймали попутный ветерок, поставили паруса… И всего этого уже не будет.
        Теперь без шуток. Проухву больно сидеть по понятным причинам и больно будет еще достаточно долго. Две раны на его филейных частях оказались достаточно серьезными, да и множество мелких порезов давали о себе знать. Вчера Прошка старательно не поворачивался тылом к Мириам, даже кушал он стоя. Пришлось с ним поговорить, потому что он категорически отказывался от того, чтобы девушка осмотрела и обработала ему раны.
        - Я, конечно, могу тебя перевязать, - сказал я ему с самым серьезным видом. - Но после этого мне придется тебя убить, потому что рано или поздно ты проболтаешься, что я перевязывал твою задницу.
        Прошка понятливо кивал головой, а подслушивающая Мириам безуспешно пыталась сдержать смех, уткнувшись лицом в ладони.
        В конце концов раны обрабатывала девушка. Представляю себе Прошкины муки. Напоследок Мириам чмокнула его в макушку и что-то сказала, после чего Прошка в очередной раз густо покраснел. Я не расслышал всей фразы, но определенно последние слова в ней были: «Очень симпатичная».
        Но все это мелочи. Самое противное в этой ситуации то, что теперь я даже теоретически лишаюсь всяческих шансов успеть на собственную свадьбу. И если вчерашним вечером они еще имелись, то теперь все, абзац. Полный и окончательный. И с этим необходимо свыкнуться. Тут я в очередной раз вспомнил, что когда-то курил, и в очередной раз пожалел, что местные жители об этой дурной, но иногда такой необходимой привычке даже не ведают. А еще мне не помешал бы сейчас бокал-другой бренди, чтобы успокоить дух и вернуть ясность мысли. Но нет его у меня ни капли, все запасы остались на борту «Лолиты». А сама «Лолита» в Гостледере, морском порту Монтарно, и я очень надеюсь, что она еще не ушла. Нет, такое вряд ли произойдет, команда по меньшей мере месяц будет дожидаться блудного хозяина, пытаясь обнаружить следы моей пропажи.
        Теперь придется идти пешком по практически непроходимой сельве, чтобы выйти на какое-нибудь селение, где можно будет пристроиться пассажирами на любом из попутных судов до Гостледера. О том, что у меня при себе нет денег, я не волновался. Расплачусь по прибытии, и порукой тому будет мое слово, его вполне достаточно.

«Лолита» была моим недавним приобретением, трехмачтовым критнером, кораблем, напоминающим земной корвет - такие же обводы корпуса, те же три мачты с полным прямым вооружением.
        Обычно корабли строят под заказ, так было и в этом случае, и мне очень повезло, что заказчик внезапно отказался от своего намерения его приобрести. Купцу предстояло выплатить судостроителю огромную неустойку, поэтому он срочно искал покупателя, и тут весьма кстати подвернулся я. Не стал я искать для себя выгоды в его стесненных обстоятельствах, тем более его отказ от покупки не был сиюминутной блажью.
        Крилл Броунер, крупный купец, владелец весьма немалого торгового флота, решил, что вполне может осуществить мечту всей своей жизни - построить корабль для души. Да и дела настоятельно требовали его присутствия в нескольких крупных портах, как имперских, так и сопредельных стран.
        Начинал он в далекой юности практически с нуля, приобретя в складчину немалой ветхости двухмачтовую посудину. Затем Броунер ее выкупил, через некоторое время продал, приобрел другой корабль, не в пример более новый, за ним следующий, и в итоге мог похвастать десятью судами. Точнее, мог похвастать до недавнего времени. Не так давно в один миг он потерял целых три корабля, причем два из них везли попутный груз, ему не принадлежащий. Местного Ллойда здесь до сих пор не нашлось, так что груз не был застрахован и расплачиваться за него пришлось самому купцу.
        Знал я Броунера давно, ведь он являлся основным поставщиком какао для «Торгового дома де Койна». Нашел купца Герент Райкорд, управляющий моим торговым домом, да и всем остальным-прочим. Вот Герент и сообщил мне о ситуации, возникшей у Броунера. Мы как раз сидели с бокалами бренди, которого мне сейчас так не хватало. Есть, конечно, и другой способ вернуть душевное равновесие, и ничуть не хуже. При этих мыслях я посмотрел на Мириам.
        Мы обменялись с Мириам взглядами, как только оказались на берегу. «Советую тебе обратить внимание на Прошку. И чем лучше ты будешь относиться к нему, тем лучше я буду относиться к тебе», - попытался я внушить ей мысль. Мириам отлично все поняла. Неглупая девчонка и весьма симпатичная. Так что, по всей видимости, быть тебе, Проухв, дворянином и бароном.
        С недавнего времени самая большая страшилка для Прошки - моя угроза присвоить ему благородное звание. Как-то в шутку я заявил, что, поскольку он постоянно находится при мне, то придется ему стать дворянином - негоже мне ронять свой статус. От таких слов Проухв впал в глубокую задумчивость. На следующий день он подошел ко мне, пару минут помялся, что для него вполне обычно, и наконец спросил:
        - Ваша светлость, может, как-нибудь по-другому можно сделать?
        Сначала я даже не понял, о чем он толкует. Как оказалось, Проухв панически боялся, что я действительно сделаю его дворянином. Расхрабрившись, он привел тысячу доводов в пользу того, что ему никак нельзя становиться благородным. Среди этих доводов были и такие, что нужно разговаривать умными словами и даже уметь танцевать. Тогда я успокоил его, сказав, что годик еще потерплю, на что он облегченно вздохнул.
        Да уж, не понимает человек шуток, над ним даже подсмеиваться неинтересно, все за чистую монету принимает. Вот женю их, и тогда Мириам быстренько мозги ему вправит. А женить Прошку придется: не могу же я, почти женатый человек, холостяка при себе иметь. Оценивающе посмотрев на Мириам, я решил, что из нее получится вполне симпатичная баронесса…
        Так вот, когда я увидел критнер в первый раз, у меня даже дух перехватило, настолько он был прекрасен. Мы стояли на возвышенности вместе с Герентом и Броунером, когда из-за одинокой скалы, высившейся посреди водной глади Тускойского залива, показался корабль. Темно-синий низкий корпус безо всяких надстроек на корме и носу, почти белоснежные паруса на трех высоченных мачтах, белая полоса вдоль орудийных портов (их было восемь на каждом борту). Красив он был, очень красив, мой будущий корабль.
        Да уж, дорогую игрушку решил себе позволить на старости лет Броунер. Не так давно я сам долго скреб себе подбородок, собираясь с духом, пока наконец не решился: беру.
        Купец с грустью смотрел на бумаги, когда пришло время их подписать. И вид у него был самый печальный. Он мне нравился, Крилл Броунер, человек, сделавший свое состояние, не сидя в конторке. Да и не был он похож на страдающего лишним весом купца, скорее он выглядел как капитан одного из своих кораблей: дубленое лицо, прорезанное многими морщинами, глаза, много повидавшие за долгую жизнь. Даже немного неудобно было приобретать его мечту…
        Но расставались мы весьма довольные. Броунер радовался, что так легко и быстро нашел покупателя, нисколько не потеряв при этом в цене. Да и я выглядел вполне счастливым человеком - критнер меня чрезвычайно впечатлил.
        Вооружение его составляло шестнадцать длинноствольных кулеврин, которых было более чем достаточно, поскольку основной их целью являлась борьба с рангоутом и такелажем вражеского корабля, а не нанесение противнику смертельных повреждений. На баке было установлено два погонных орудия, а два ретирадных орудия были нацелены в море за кормой.
        Чтобы вести круговой обстрел, имелось еще несколько фальконетов, в том числе на мостике. Они были нужны на всякий случай, для стрельбы картечью в упор.
        Тогда я еще подумал, что, как только моя собственная верфь заработает в полном объеме, Броунер будет первым, кому я предложу гафельную шхуну, до которых в этом мире еще добрых пару столетий. Он оценит ее грузоподъемность, легкость в управлении парусами и то, что людей для ее обслуживания нужно значительно меньше.
        Сразу после покупки корабля возникла необходимость дать ему имя. Не знаю почему, и даже самому себе объяснить такое было сложно, но при взгляде на корабль мне в голову сразу приходила ассоциация с молоденькой девушкой, почти девчонкой. Той, что вошла в возраст экспериментов с собственным телом, когда уже все хочется знать, но еще страшновато. Казалось бы, чего общего с почти боевым кораблем (первоначально критнер именно для таких целей и создавался, и лишь потом в него внесли кое-какие изменения).
        - «Лолита». Назову корабль «Лолитой», - решил я. - И черт бы меня побрал, если я смогу хоть как-то объяснить логику своего поступка.
        Оставалось решить вопрос с рострой. На носу корабля я хотел бы видеть красивую фигуру расцветающей девушки, и никакие одеяния не должны были ее скрывать. Вся сложность заключалась в том, что этические стандарты Империи требовали, чтобы как живые женщины, так и их изображения были полностью одеты. А учитывая то обстоятельство, что длина женских подолов неизменно достигала земли, все это ставило передо мной довольно трудную задачу.
        Обычно, если мне на ум приходила очередная блажь, меня всегда выручал Гростар. Вот к нему я и направился. Альбрехт поначалу встретил меня настороженно, увидев в моих руках тот же кофр, что и в прошлый визит. Надо сказать, настороженность в его глазах была в немалой степени перемешана с любопытством: а вдруг там что-нибудь интересное?
        Но ничего сверхинтересного в кофре не оказалось, лишь акварельные наброски моей красавицы - нет в этом мире еще фотоаппаратов. Акварели выполнил один из моих недавних знакомых, друг моего друга, молодого талантливого скрипача по имени Эрариа. Художник творил в духе сурового реализма. Однажды, тщательно изучив этот вопрос, я с удовлетворением отметил, что до всяких там импрессионизмов, сюрреализмов и прочих абстракций попросту не доживу. Казалось бы, мелочь, но было весьма приятно.
        Гростар взялся за работу, уверив меня в том, что ростра будет выглядеть как девушка его мечты. Он вскользь заметил, что в его жизни был период увлечения резьбой по дереву, и, кроме того, ему известен секрет пропитки древесины особым составом, после чего изделие не будет бояться ни сырости, ни соли, ни чего-либо еще.
        Когда я уже выходил из его кабинета, Гростар остановил меня словами:
        - Господин де Койн, а какая у девушки должна быть грудь?
        Я непроизвольно развел руки с разжатыми пальцами, посмотрел на одну кисть, потом на другую… Как же объяснить… нет здесь размеров женской груди: ни третьего, ни пятого, ни нулевого. Затем я обратил внимание на абсолютно серьезного Альбрехта, глаза которого лучились весельем, чертыхнулся про себя и закрыл дверь.
        - Вот же умище! - думал я уже дома, глядя на себя в зеркало. - Надо же так ловко придумать!
        И мне действительно было отчего гордиться собой. Как оказалось, Лолита в местном пантеоне древних богов являлась богиней ветров. И пусть, согласно легендам, она и сама весьма ветреная особа, но ведь такое простительно не только богиням. И дело вовсе не в ее легкомысленности. Что самое важное и необходимое для парусника? Конечно же ветер!
        Фигура девушки, выполненная Гростаром, мне очень понравилась. Красивая такая фигура, с озорным выражением лица и растрепанными из-за сильного ветра волосами. Ветер так сильно прижимал платье к ее телу, что не сразу можно было понять, одета ли она вообще. И краски мастер очень удачно подобрал, а на место глаз вставил удивительные камни изумрудного цвета.
        Ростра понравилась мне настолько, что я даже подумывал, не заказать ли еще одну такую же. Так и не решив, куда ее поставить, я с сожалением отказался от своего намерения.
        Странно, но формы носовой фигуры удивительно напоминали сложение моей любимой. «К чему бы это?» - подумал тогда я, вспоминая слова Альбрехта о девушке его мечты.

«Лолита», моя девочка, ждала меня в Гостледере, и мне было просто необходимо туда добраться.
        Глава 4
        МУИМБУС И МБАКА
        Сборы заняли долгие полдня. Двигаться придется пешком, строительство плота абсолютно бессмысленно. Во-первых, на это уйдет много времени, а во-вторых, заставить плот двигаться в нужном направлении - занятие в достаточной степени безнадежное.
        Идти босиком по местным джунглям было бы крайне глупо. Обувь же имелась только у Проухва. Не сомневаюсь, что он с легкостью лишился бы ее, вот только размер его ноги настолько велик, что среди экипажа катласа просто не нашлось желающих примерить его ботфорты.
        Я с тоской вспомнил о своих сапогах. Легкие, прочные, удобные, да еще и пошиты одним из лучших сапожников столицы. К слову, за своей внешностью и одеждой мне приходилось следить с особой тщательностью, в основном по причине обращенных ко мне удивленных мужских взглядов, будто вопрошающих: «И что она нашла в тебе, чего нет во мне?»
        С женщинами проще. Они-то как раз считали: «Если она без ума от него, значит, на то есть причины». И так рассуждали почти все, кроме особ, которые имели подходящих по возрасту и положению родственников мужского пола. Вот эти-то особы могли как бы невзначай заметить, что с моей внешностью, не совсем соответствующей дворцовому эталону, что-то не так. Заметить таким образом, что Янианна могла услышать. Такое напрягало.
        Прошка все порывался стянуть с себя ботфорты и отдать их мне. Ага, сейчас! У меня из атрибутов, необходимых для вхождения в образ Кота в сапогах, только шпага имеется. Но его сапожищи пригодились. Из кожи, пошедшей на их голенища, с помощью иглы для штопанья паруса удалось смастерить две пары вполне приличных пинеток для меня и Мириам.
        Взять ли с собой «Уродца», я раздумывал недолго. С одной стороны, таскать с собой кусок бесполезного железа почти в килограмм весом особого смысла нет. Конечно, в моей каюте на «Лолите» хранилась пара дюжин патронов для него, так туда еще добраться нужно. Но если посмотреть на ситуацию с другой стороны, лишь благодаря револьверу мы и остались живы. Так пусть он при мне и останется в качестве амулета, талисмана или оберега нашей удачи. Поэтому я засунул револьвер в вещевой мешок, пошитый расторопной Мириам из паруса.
        Я достаточно ясно представлял себе местность, где мы оказались. Пробираться пешком вдоль побережья было лишено всякого смысла. Места пустынные, и если верить карте, вернее, моей памяти, то вблизи никаких селений не было. Отметки глубин были, несколько песчаных банок и подводных скал - тоже, но не более того. Я не изучал карту этой местности специально, так, пробежался по ней взглядом на подходе к Гостледеру, будучи еще на кринтнере, больше из любопытства, но кое-что в голове задержалось.
        Сейчас нам необходимо идти на юго-запад, это поможет значительно сократить расстояние до ближайших поселений. Затем на попутном корабле нужно пересечь Манойский залив, следуя строго на запад, поскольку Гостледер расположен на самой оконечности Эдуйского полуострова, уходящего далеко в Плиманское море.
        В путь мы отправились сразу после обеда, состоявшего из пары сухарей на всех и остатков вчерашней ухи. Накануне Прошка наловил так много рыбы, что часть ее даже пришлось оставить на месте нашей стоянки.
        Впереди шел я, вооруженный двуствольным пистолетом и шпагой, за мной следовала постоянно что-то напевающая Мириам, которая несла на плече узелок на палочке. Замыкал скромную процессию Проухв, похожий на груженого верблюда из-за многочисленных громоздящихся на нем свертков и узлов.
        Поначалу все было хорошо, путь пролегал среди кокосовых пальм, росших на песчаной почве. И, хотя ноги проваливались почти по щиколотку, двигаться было легко. Затем местность пошла в гору, мы преодолели невысокий холм, а дальше начались джунгли. Настоящие джунгли, где шагу нельзя пройти без пары добрых ударов мачете. Одуряющая духота, мириады москитов, липкий пот и паутина, норовящая прилипнуть к лицу. Но это было лишь начало, так как впереди нас поджидало чавкающее под ногами болото, кишащее то ли аллигаторами, то ли кайманами, один черт. И препятствие с зубастыми и голодными тварями нам долго пришлось огибать. Когда мы наконец выбрались на сухое место, Мириам повредила ногу острым сучком, который проткнул хлипкую кожаную
«обувь». Кровь удалось остановить, наложив тугую повязку, но наступать на ногу девушка не могла.
        Мириам так жалобно смотрела на нас, что я даже подумал: «Господи, девочка, да как тебе пришла в голову мысль, что мы можем тебя здесь бросить?»
        За время пути я не меньше сотни раз проклял себя за принятое решение идти напрямик. Если и получится сэкономить три-четыре дня, то цена за это будет непомерно высока. Мы устроили привал, разделив ночное время с Прошкой пополам и по очереди сжимая в руках заряженный полуторной дозой пороха пистолет. Всю ночь в темноте что-то ухало, визжало и рычало, заставляя оглядываться по сторонам и бросать в костер очередную охапку хвороста. К утру дрова начали катастрофически заканчиваться, и только внезапно показавшееся светило спасло меня от решения собирать их в кромешной темноте.
        На следующий день верблюдов напоминали мы оба. Я - просто вьючного, а Проухв еще и ездового, поскольку ему пришлось посадить Мириам на плечи. Правда, с местностью нам повезло, джунгли уступили место саванне с высокой травой и одиноко растущими деревьями, очень похожими на баобабы.
        Мириам быстро освоилась, применяя научный термин, с изменившейся высотой глаза наблюдателя и даже пыталась корректировать направление движения Проухва, крутя его головой или указывая курс рукой.
        Прошка шел весь красный, с неестественно вытянутой шеей и высоко задранным подбородком, пытаясь не смотреть на голые смуглые коленки Мириам, видневшиеся из-под сбившейся юбчонки.

«Привыкай, Прошка, - философствовал я. - Женщина на шее - это бремя всех женатых мужчин. Мне и самому в скором времени придется все это испытать и прочувствовать».
        Затем Мириам принялась о чем-то его уговаривать, шепча что-то на ухо и даже целуя в макушку. Внезапно тишину нарушило могучее Прошкино «иго-го», спугнувшее птиц с ближайших деревьев и заставившее затрещать кусты справа по курсу. Я ничком упал в высокую траву и долго не мог заставить себя подняться, а когда, наконец, встал на ноги и посмотрел на Проухва и сидевшую у него на шее с самым довольным видом Мириам, то рухнул снова. А потом мне стало не до смеха. Поднявшись в очередной раз, я обнаружил крайне неприятную картину - нас окружали люди.
        Смуглые тела непонятно откуда взявшихся аборигенов были покрыты сложными узорами из красно-бело-зеленых полос, а кудрявые волосы были окрашены в желтый цвет. Люди были вооружены длинными копьями, и выражение глаз туземцев не обещало ничего хорошего. Моя рука медленно потянулась к рукоятке пистолета.
        Не такие они уж и дикари, эти люди: наконечники копий металлические, одеты не в травяные юбки, а в носу не торчат украшения из кости. И самое главное, на мой маневр с пистолетом они отреагировали сразу, пригрозив копьем: это лишнее движение, охолони.
        Мириам сползла с Прошкиных плеч на землю, следом, едва не накрыв девушку, упала поклажа. Сам же Проухв встал ко мне спиной, так что Мириам оказалась между нами. Парень повел плечами, как бы разминая их, и перехватил багор в обе руки. Он так и не бросил его за время пути, вооружившись им сразу же после того, как мы причалили к берегу, лишь выстрогал новый черенок - прежний показался ему коротким и тонким. Теперь багор смотрелся очень внушительно, хотя ему было далеко до балота, любимого оружия Проухва, представляющего собой гибрид японской нагинаты и древнерусской совни. Вот так и стояли, глядя друг на друга, мы и повстречавшиеся нам люди.
        Затем один из них, широкоплечий крепыш, предложил обмен. Он помахал в воздухе бутылкой, сделанной из грушевидной тыквы, и указал ею на девушку. Я отрицательно покачал головой, надеясь, что жест им понятен, и в свою очередь ткнул пальцем в немалую кучку чьего-то довольно свежего помета, удачно расположенного неподалеку:
«Разве что на это». Глаза крепыша мгновенно налились бешенством, а потом он расплылся в белозубой улыбке: «Неужели не страшно?» «Да как тебе сказать? Не то чтобы страшно, попросту неприятно, все так глупо выходит», - пронеслось в голове.
        Затем эти люди, как по команде, опустили копья. В голове снова пронеслось: «Вдруг это уловка, чтобы мы расслабились и они смогли избежать лишних жертв?»
        Но нет, незнакомцы рассыпались на несколько групп, и одна из них извлекла из ближайших кустов тушу животного, больше всего похожего на крупную газель.

«Камуфляж! - догадался я, внимательно приглядевшись к аборигенам. - Вполне разумное решение - при здешнем климате наносить его сразу на кожу. И расцветка удачная, вон как они сливаются с растительностью, только на открытой местности их и разглядишь».
        Дальше мы пару часов следовали вместе с ними, причем не под конвоем, а как бы в составе группы. Солнце уже пряталось за верхушки самых высоких деревьев, когда мы, наконец, добрались до места.
        Деревня туземцев состояла всего из пары десятков хижин, крытых связками тростника. Домики возвышались на сваях, хотя до ближайшего источника воды было далековато. Сваи были невысоки, и, чтобы попасть в хижину, нужно было преодолеть всего лишь несколько ступеней.

«Наверное, то, что домишки стоят на сваях, можно объяснить сезоном дождей. Да и снизу хорошо поддувает, вон, пол весь в щелях. А в здешнем климате это немаловажно», - исследовал я предоставленное нам жилище.
        Спартанская обстановка хижины совершенно не напрягала. Сплошной ряд лежанок вдоль трех из ее стен и небольшой стол у проема в стене, должно быть, изображающего окно. Вот со столом совсем уж непонятно. Для чего он тут нужен, ведь ни очага, ни посуды нет? Да и окошко, по-моему, совершенно без надобности, удобней посмотреть сквозь щели в изготовленных из бамбука стенах.
        В хижине мы просидели недолго, я лишь успел поменять повязку на ноге Мириам. Она, в свою очередь, осмотрела Прошкины раны, как мне показалось, немного по-хозяйски, потому что крутиться его заставляла довольно бесцеремонно.
        Затем прибежал мальчишка и знаками куда-то нас пригласил. Как оказалось, на ужин. Мне даже в голову не пришло оставить оружие в хижине, еще чего. Я засунул за пояс пистолет, взял шпагу в бамбуковых ножнах, сооруженных еще в самом начале путешествия. Прошка вооружился мачете, выглядевшим в его руках большим кухонным ножом, затем уже привычно подхватил на руки Мириам, и мы пошли.
        Ужин удался на славу. Муимбус, тот самый крепыш, как выяснилось, вождь аборигенов, оказался на редкость веселым малым. Что даже удивительно, ведь обычно начальники всегда стараются сохранять кисло-строгое выражение лица. «Видимо, такое приходит вместе с цивилизацией», - решил я.
        Муимбус усадил нас недалеко от себя и постоянно предлагал нашему вниманию какие-то блюда, лежавшие на огромных листьях с толстыми мясистыми черенками. Особое внимание вождь почему-то уделял Мириам, отчего Прошка имел довольно-таки мрачный вид. Девушка принимала знаки внимания благожелательно, но у нее была своя задача.
        Дело в том, что местные женщины проявили к нам искренний интерес, и с этим-то как раз все понятно. Женщина - продолжательница рода человеческого, и ее внимание к иностранцам сугубо утилитарное, осознает она это или нет, заложенное на уровне генов с целью иметь здоровое потомство. Так вот, Мириам то и дело просила Прошку что-нибудь ей передать, либо же сама подкладывала ему то, что считала необходимым. Один раз даже нежно погладила его по щеке, отчего тот стал похож на абсолютного идиота. Я еще тогда подумал: неужели и я выгляжу так же, когда Яна гладит мое лицо? Еще она запретила ему пить что-то мутно-белое, но довольно приятное на вкус, хоть и слегка дурманящее. Словом, девушка всячески показывала окружающим, что это ее собственность и она никому Проухва уступать не намерена.
        Наши новые друзья пили мбаку - так назывался этот напиток - сколько душа пожелает, и дело закончилось танцами при свете огромного костра. В этом мы участия не принимали, но поглазеть было приятно, особенно на танцующих женщин, поскольку одежды на них был славный минимум. Мириам тут же увела Прошку в нашу хижину. Вернее, уехала на нем.
        Муимбус подвел ко мне молоденькую танцовщицу и подтолкнул ее ко мне. Красивая фигура и огромные глаза были хорошо заметны даже в отблесках далекого костра. Я приложил раскрытую ладонь к сердцу, затем к голове и развел руками, пытаясь показать, что голова моя занята той, которую любит мое сердце. Вождь хмыкнул, пожал плечами и шлепком пониже поясницы отправил девушку обратно в круг танцующих.
        Надо сказать, вид у красавицы был совершенно не разочарованный, и это меня даже немного расстроило. Затем мне пришла в голову другая мысль. Все дело, наверное, в том, что нельзя же радоваться отношениям с мужчиной, просто подчиняясь приказу старшего. Должно ведь быть хоть немного романтики, гуляний под луной, красивого ожерелья из сверкающих ракушек, в конце концов. Она же свободная девушка свободного народа. Успокоив себя такими мыслями, я тоже отправился спать.
        Войдя в хижину, я первым долгом строго посмотрел на Мириам с Прошкой: никакого блуда за своей спиной не допущу. Но волновался я напрасно: Мириам спала, тихая, как мышка, Прошка, устроившись на противоположной от нее лежанке, посапывал, даже не проснувшись при моем прибытии. Засыпая, я думал о том, что неплохо бы получить проводника до ближайшего поселения. Но как озвучить свои пожелания без знания языка и чем заплатить?
        Глава 5
        ТУНЛОССКИЙ ЯЗЫК
        Среди ночи я проснулся от шума, доносившегося сквозь тонкие стенки хижины.
        Прошка был уже на ногах, заслонив собой дверной проем. Снаружи раздался звучавший на очень высокой ноте визг, а затем рев. Послышались встревоженные голоса мужчин, опять чей-то рык, женские и детские крики. Я выскочил на улицу, привычно держа пистолет в левой руке, потому что правая была занята тесаком - почему-то сейчас он показался мне надежнее шпаги. Слева расположился Проухв с багром, древко которого белело в темноте. Небо хмурилось еще с вечера, и сейчас во мгле можно было разгадать только смутные тени.
        Потом глаза немного привыкли к темноте, и предметы приобрели более отчетливые очертания. Понять бы еще, что происходит. На нападение врага вроде бы не похоже. Судя по ситуации, в деревню ворвался крупный хищник. И сейчас зверь метался среди хижин, вызывая всеобщую панику.
        - За мной, - коротко бросил я Прошке и кинулся в гущу шума. Встретились мы на полпути.
        Что-то огромное прыгнуло на меня, когда я пробегал мимо двух стоявших почти вплотную друг к другу хижин. И мне оставалось только вытянуть обе руки в ту сторону, с ужасом понимая, что выстрелить я уже не успеваю. Спас меня Проухв, подставив острие своего багра навстречу зверю и стараясь увести хищника в сторону. Зверь приземлился на бок и тут же рывком вскочил на лапы, разворачиваясь. И Прошка вновь сумел повалить его, давая мне мгновение, которое было необходимо для выстрела. Похоже, я попал, потому что хищник дернулся и упал. Ранение оказалось не смертельным, и следующий мой выстрел догнал зверя уже в полете. Наверное, все сложилось бы чуть удачнее, будь в стволах обычный заряд пороха. Но выстрел с полуторным зарядом дал такую отдачу, что наведение пистолета на цель после первого выстрела заняло чуть дольше времени, чем было необходимо. Второй мой выстрел тоже не прошел мимо, но все же не смог остановить распластавшегося в прыжке хищника. И тут на его пути снова возник Проухв, держащий багор перед собой на вытянутых руках. Я ударил тесаком по голове упавшего на землю зверя, а Прошка воткнул в
него острие своего оружия. Подскочивший Муимбус вонзил в тело все еще дергающегося хищника длинный широкий наконечник копья, провернул оружие, затем выдернул и с криком ударил еще два раза. Все. Тело было неподвижно.
        И тут вождь начал ожесточенно пинать мертвого зверя, яростно что-то крича срывающимся голосом, а затем уселся на землю. Его поникшие плечи часто вздрагивали. Из темноты осторожно приблизились несколько человек, один из них ткнул несколько раз мертвую тушу наконечником копья - тело по-прежнему было неподвижно. Затем туземцы поволокли зверя на расположенную посреди деревни площадку, туда, где еще вечером пылал огромный костер и было так весело.
        Утром мы рассматривали мертвого зверя, и он и сейчас внушал страх. Женщины, собравшиеся на площади, боялись подходить к монстру, рассматривая хищника издали и обсуждая ночные события. Да и некоторые мужчины опасались приблизиться к нему ближе определенного расстояния, которое сами же себе и определили.
        Несуразно огромная голова с огромными желтыми клыками и короткой черной жесткой шерстью на загривке, куцый голый хвост с кисточкой. Тело с непомерно широкой грудью, покрытое бурой шерстью в рыжих подпалинах… Я не видел такого хищника раньше, а в моем мире их точно не было. Разве что вымерли давным-давно.
        В деревне погибли пять человек, еще несколько получили серьезные раны. И среди погибших была мать Муимбуса.
        Что понадобилось этому монстру в деревне, ведь он пришел сюда не охотиться? Или у него волчьи повадки? Ведь серые хищники, когда начинают резать беззащитное овечье стадо, становятся пьяными от крови и не могут остановиться.
        Я оглядел тушу. Вот следы от ударов копья вождя, вот - от Прошкиного багра. Здесь
        - отметина от моего первого выстрела, пуля пробила левую переднюю лапу. От второго выстрела осталась кровавая полоса на лбу, видимо, пуля отрикошетила от лобной кости. Да уж, Проухв, я опять обязан тебе жизнью.
        Сам Прошка отделался глубокой царапиной через всю грудь, оставленной когтем зверя, и этой раной он мог гордиться перед Мириам.
        Когда девушка обрабатывала ему рану, то посадила его на лавку, но даже в таком положении возвышалась над ним едва ли на голову. Она хлопотала вокруг него, приговаривая: «Букашечка мой», - а Прошка откровенно млел. И вид у него был такой, что он готов один выйти на этого зверя, лишь бы все это повторилось. Затем их идиллия закончилась, потому что Мириам потребовала, чтобы «букашечка» снял штаны - надо было осмотреть раны и там. Тут я тактично вышел.
        Объясниться с Муимбусом мне удалось достаточно легко с помощью жестов и рисунков на земле. Он уже не выглядел таким весельчаком, каким был еще вчера, и совершенно не обращал внимания на то, что люди видят, как он рыдает, горюя о погибшей матери.
        А я сидел и думал о том, что зря мы вбили себе в голову, что умнее этих дикарей. И пусть сидящий передо мной человек не знает, что Земля имеет форму шара, что существуют такие науки, как генетика или астрофизика, что есть на свете множество неподвластных его сознанию других вещей, зато все его знания сопряжены с навыками и умениями. А вот, например, моя голова забита массой ненужной информации, которая никогда мне не пригодится. Так кто же из нас ущербен?
        И разве он не умеет любить или страдать, не умеет определить, что один человек трус, другой негодяй, а третьему можно доверить свою жизнь? Он не меньше нашего, а может быть, и больше, способен восхищаться красотой женщины, любоваться пламенеющим закатом и ощущать, как замирает сердце и на глаза наворачиваются слезы при взгляде на своего только что родившегося ребенка, которого он взял на руки…
        Муимбус дал нам людей для сопровождения. Мы отправились на двух лодках - утлых суденышках с каркасом из жердей, обтянутых чьей-то толстой кожей и называемых бароси. Прошка, усевшись в одну из лодок, боялся даже пошевелиться, потому что от края борта до воды расстояние было совсем невелико, всего несколько сантиметров. Но мы в полной мере оценили малый вес суденышек, когда пришлось тащить бароси на волоках. К вечеру четвертого дня пути, оставив лодки на берегу большого озера (к слову, на то, чтобы перебраться через него, у нас ушел чуть ли не весь световой день), мы поднялись вслед за нашими проводниками на высокий холм.
        Мы увидели бухту с возвышавшейся посреди входа в нее одинокой скалой. На берегу бухты расположилось селение, я бы сказал, весьма немаленькое, больше похожее на городок. На одном из мысов был выстроен форт.
        Особенно порадовало то, что у причала и на водной глади залива виднелось несколько кораблей, и среди них были даже двухмачтовые.
        - Нгбочи аика, - указывая рукой на селение, произнес один из проводников, у которого на боку сейчас красовался мой тесак, похожий на мачете. Да, в благодарность за услуги и гостеприимство мы отдали туземцам многие из имеющихся у нас вещей, даже Прошкин багор, взамен которого, кстати, Проухв получил во временное пользование копье.
        Помню, я даже хохотнул, представив следующую картину. «Я граф Артуа де Койн, - обращусь я к владельцу парусника, на котором буду рассчитывать добраться до Гостледера. - Да-да, тот самый де Койн, горячо любимый жених ее императорского величества Янианны I. И только нелепое стечение обстоятельств вынуждает меня расстаться со многими дорогими моему сердцу вещами, которые я хочу предложить вам в уплату за проезд, такими как: котел, мешки, сшитые из парусины, иглы для штопки паруса. Прошкин багор и даже пинетки, изготовленные из голенищ его ботфорт…»
        Пытаясь отогнать от себя ненужные мысли, я поинтересовался:
        - Нгбочи… чего?
        - Большая деревня, ваша светлость, - сказала Мириам.
        Я с нескрываемым любопытством посмотрел на нее. Она что, знала их язык и молчала? Небось у Проухва таким вещам научилась.
        Мириам смутилась под моим взглядом:
        - Там, откуда я родом, тунлоси много. Тунлоси - это они сами себя так называют.
        Теперь понятно. Видимо, и в тебе есть толика крови этого народа, вон ты какая смуглая. Только почему же ты молчала, девочка?
        - Я бы сказала, если бы услышала, что они задумали что-нибудь плохое, - сказала она в ответ на мои мысли.
        - А о чем они вообще говорили?
        Тут Мириам окончательно смутилась и даже слегка покраснела.
        Можешь ничего не говорить, и так все понятно. То-то ты частенько выглядела смущенной и в деревне тунлоси и по дороге сюда. И правда, о чем ей было рассказывать? О том, что мужчины обсуждали достоинства ее фигурки или вовсе предавались эротическим фантазиям, глядя на нее? Разве что пожаловаться: «Ваша светлость, они мечтают о том, чтобы…»
        Да уж, Прошке совсем бы не понравилось услышать такое. А выдать аборигенам свое знание языка было бы не совсем умно.
        Помню, когда я впервые попал за границу и шел по улице чужого города в компании таких же молодых парней из нашего экипажа, как и сам, мы в полный голос обсуждали идущих нам навстречу девушек. И…
        Так, Артуа, не время сейчас предаваться воспоминаниям. Вот состаришься, времени свободного много будет, тогда и займешься мемуарами. Сейчас нам еще часика три пешочком идти до порта, а светило уже к закату движется.
        Мы сердечно попрощались с нашими проводниками, а Мириам на прощание что-то пролепетала им на тунлосском языке, весьма смутив этим наших временных спутников. Я смотрел вслед этим людям и размышлял об их контактах с внешним миром. Нет, они не чураются чужаков, это очевидно. У них есть металлические изделия, одежда сделана из ткани. Вот только берут они самое необходимое, то, чего не могут произвести сами. Все остальное дает им природа. И они, наверное, счастливы.
        В городок мы входили уже почти в полной темноте. Оно и к лучшему, вид у нас тот еще.
        Таверну нашли сразу же, типичное для подобных заведений двухэтажное строение. На первом этаже зал, где есть что откушать и испить, а на втором комнаты для господ постояльцев. Вот туда мы и решили направиться, но для начала нужно было подбить бабки, в смысле, прикинуть, сколько у нас денег и на что нам рассчитывать. Но, как оказалось, подбивать было особо нечего. У Прошки денег нет совсем, и об этом позаботились еще на борту катласа, а у меня имелась одна-единственная золотая монета - многоугольник с квадратным отверстием посередине. Такие в ходу в герцогстве Эйсен-Гермсайдр, там, где несколько лет назад меня произвели в дворянство. С тех пор я и берег монету, быть может, как раз для такого вот случая.
        Она хранилась в потайном кармашке пояса, который я схватил со стола капитана
«Любимца судьбы» помимо пистолета и шпаги. На том столе лежал еще и мой перстень, подарок Янианны, а также немало принадлежащих мне монет из благородного металла. Но времени забрать свои «сокровища» у меня тогда попросту не было. Так что теперь нам оставалось лишь надеяться, что единственной монеты хватит на самые неотложные нужды, а уж потом как-нибудь разберемся.
        - Ваша светлость, - окликнула меня Мириам.
        - Что это? - спросил я, глядя на маленький узелок, лежавший на ее ладошке.
        Мириам зубами развязала узел и протянула мне несколько тускло блеснувших серебром монеток.
        Проухв, даже не думай ревновать! Да, я обнял эту девушку и поцеловал ее в щеку. А чем еще я могу ее отблагодарить? Разве что поцеловать ей руку.
        И не надо смущаться, Мириам, потому что скоро это будут делать очень часто. Прошка станет дворянином, и тебе придется бывать в императорском дворце даже чаще, чем ты сама захочешь. И Янианне ты обязательно понравишься, и она совсем не будет меня к тебе ревновать, потому что она умная девочка и все поймет, особенно после того, как я ей все расскажу.
        В таверне, в названии которой я понял только второе слово - «раковина», комната для нас нашлась, просторная и чистая, с необходимой мебелью и мягкими кроватями. Мы поужинали у себя, заказав блюда, от которых уже успели отвыкнуть.
        Утром Проухв сходил на ближайший базарчик и купил нам шляпы, кое-что из одежды, а также сапоги для меня и обувь для Мириам. На этом мой золотой закончился, а серебряные монетки Мириам я стал бы тратить только под страхом голодной смерти.
        Строго-настрого приказав девушке запереть дверь изнутри и никуда не выходить, мы с Проухвом отправились в порт. И удача, как солнышко, улыбнулась мне с самого утра. Капитан и владелец первого же торгового судна пошел мне навстречу. Мы с ним поговорили, нашли в Империи много общих знакомых, в том числе и Крилла Броунера, продавшего мне «Лолиту», и даже Герента Райкорда, управляющего всеми моими делами. Я достаточно честно рассказал ему о своих злоключениях, заверил, что в Гостледере покрою все его издержки, и дело было решено. Нам повезло, что отправляться купец думал в этот же день, после того как последние матросы из его экипажа, загулявшие на берегу, прибудут на борт.
        Представляясь хозяину, я ляпнул имя, которое первым пришло в голову, - граф д'Артаньян. Ляпнул осознанно, потому что купец, часто бывая в Империи, был в курсе имперских событий, а значит, не мог не слышать о де Койне. Купцы - народ во всех отношениях смекалистый, недаром же раньше почти все они были шпионами, а уж потом им на смену пришли дипломаты. Да и не все ли равно судовладельцу, как зовут его пассажиров, если в Гостледере я с ним расплачусь, еще и накину сверх оговоренного. Ни к чему это, чтобы он болтал везде и всюду, что видел жениха ее императорского величества непонятно где и неизвестно в каком виде.
        Настроение было прекрасным, и всю обратную дорогу я подшучивал над Прошкой, убедив его в том, что теперь ему придется изображать из себя графа, поскольку капитан категорически отказывался принимать на борт меньше двух дворян. Проухв при нашем разговоре не присутствовал и поэтому, поверив, пыхтел.
        В таверне я постучал в дверь нашей комнаты оговоренным стуком и замер, ожидая услышать звук отодвигаемой щеколды. Подождав немного, я толкнул дверь, которая неожиданно свободно открылась. Комната была пуста.
        Глава 6
        ДВА КАПИТАНА
        Мы прождали полчаса, час - время позволяло, но Мириам не возвращалась. Сбежать она не могла, что-то здесь не так. Да и куда ей было идти в городишке под названием Агуайло, где она очутилась впервые?
        На Прошку было больно смотреть.
        - Погоди, Проухв, еще не все потеряно. Мириам не сбежала, это точно, - утешал я его. - Посуди сам: перед тем как уйти, она тщательно заправила постели и навела в комнате порядок. - Вчера, после ужина, у нас не оставалось сил на то, чтобы убрать за собой, и мы просто рухнули на кровати. И даже самодельную обувь из голенищ девушка аккуратно поставила возле выхода, хотя самое место этим пинеткам было на помойке. - Ну не может она так поступить, отдав несколько монеток, единственных, которые у нее были. Не может, Проухв.
        Время близилось к полудню, и ждать дальше смысла не было.
        Спускаясь со второго этажа по лестнице, я остановился и обратился ко всем присутствующим в зале:
        - Господа, с нами была девушка. Может быть, кто-нибудь видел, куда она пошла? - Я многозначительно побренчал зажатыми в кулаке монетками Мириам, нашими последними деньгами.
        Наверное, по нашим лицам было видно, что для шуток вроде тех, что девушка нашла себе более достойных кавалеров, сейчас не самое подходящее время. Поэтому ничего такого мы и не услышали, хотя публика в таверне была та еще - моряки, больше смахивающие на пиратов, по которым давно и с тоской плачет пеньковая тетушка.
        Пошли, Прошка, быть может, в городе удастся что-то узнать.
        Мы завернули за угол таверны, поднялись по нескольким каменным ступеням и оказались на центральной улице Агуайло. Многие приморские городки поднимаются от моря уступами, и этот не был исключением. Так, если идти по этой улице, то мы упремся в здание ратуши, точнее, попадем на площадь перед зданием. Только нам так далеко не нужно, для начала отправимся на рынок, туда, где утром Прошка покупал обувь и одежду: обычно женщин в такие места как магнитом тянет, может быть, и с Мириам это произошло. Все равно ничего другого в голову не идет. В конце концов, не бегать же по улицам с озабоченным видом, приставая к прохожим с вопросом: «Вы не видели девушку? Сейчас я вам расскажу, как она выглядит». Да и мало кто нас поймет, местный язык отличается от общеимперского.
        - Господин! - окликнул меня кто-то. - Подождите, господин.
        Обернувшись, я увидел одного из посетителей таверны. По-моему, это он стоял перед стойкой, с надеждой заглядывая в лицо «бармену» и одновременно хозяину заведения.
        Догнавший нас тип ничего, кроме чувства брезгливости, не вызывал. Да, я и сам выгляжу не лучшим образом и одет не в самый хороший свой наряд, но хотя бы рожу можно было с утра умыть?
        Я кивнул: повествуй.
        - Вы спрашивали о той девушке, что была с вами вчера?
        Нет, ту девушку я давно выгнал, за ночь успел поменять еще пятерых, и вот последняя меня как раз и интересует.
        Сомнительного вида тип вопросительно посмотрел на меня, рассчитывая на обещанное в таверне вознаграждение. Получишь ты свои деньги, обязательно получишь, главное - не пытайся нас развести. Так что сначала профилактика. Я взглянул на Прошку, и тот мгновенно все понял. Проухв согнулся в три погибели и посмотрел незнакомцу в глаза.
        Вообще-то он человек добродушный, но, когда это необходимо, может посмотреть так, что человек неподготовленный сразу и не сообразит, что у него случилось вначале, а что потом: дизурия или диарея.
        Этот, видимо, жизни хлебнуть успел и поэтому всего лишь начал слегка заикаться.
        На всякий случай Прошка встал в шаге позади него. Так мы могли контролировать пространство за спиной друг у друга.
        - Ее Д-джоуг в кости в-выиграл, - выпалил тип из таверны.
        Сначала я не понял смысл его слов, даже головой помотал. Кто кого в кости выиграл, нашу Мириам кто-то выиграл в кости?!
        - Б-бертоуз ему все деньги проиграл, и тут к-как раз вы в таверну в-вошли. Он и с-сказал ему, что с-ставит на ту к-красотку, что с этими оборванцами пришла. С в-вами, т-то есть. - Рассказчик опасливо втянул голову в плечи, оглядываясь на нависшего над ним Прошку.
        Вот это да. Наверное, я был готов ко всему угодно, но только не к такому повороту событий.
        - Как он попал в комнату? - спросил я первое, что пришло в голову.
        - К-как это - как? - похоже, что он даже удивился. - Н-ножом з-задвижку отодвинул…
        - А почему сразу не сказал, еще в таверне?
        - Т-так Джоугу могут передать, м-мало ли, - с опаской протянул он.
        - На, держи, - сунул я ему в руку одну монетку, хватит с него.
        И не потому, что я такой скупой, нет. Будь у меня золото, ты бы уже прыгал от радости. Просто это одна из четырех монет Мириам, потертых до такой степени, что они потеряли всякий вид. Она отдала все, что у нее было, а не взять было нельзя, потому что она так смотрела при этом… И я не собирался их тратить, потому что…

«Все, хватит, еще расчувствоваться не хватало», - оборвал я себя.
        Мы шли в порт скорым шагом. Бертоуз и Джоуг - это не имена, это клички, здесь у всех они есть, и у человека из таверны - тоже. Прозывался он Черуст, что значит
«шустрый». Это он напоследок нам представился, сказав обращаться в случае чего.
«Теперь, благодаря Прошке, ты из Черуста станешь Тригом, в смысле заикой», - усмехнулся я.
        Бертоуз с Джоугом не шпана какая-нибудь, владельцы судов. Они берут фрахты, не чураются контрабанды, да и каперством, если есть возможность, не брезгуют. И команда у них подобрана соответствующая. Это нам Черуст в качестве бонуса поведал. А нас всего двое, и что-то мне это обстоятельство особого оптимизма не внушало.
        - Господин д'Артаньян! - окликнули меня с палубы корабля, мимо которого мы проходили.
        Так, это же хозяин судна, на котором мы должны были отправиться в Гостледер. Совсем из головы вылетело.
        - У нас все готово к отходу, только вас и ждем.
        Прошка замедлил шаг.
        Ты что, верзила тугоумный, мог обо мне подумать, что я вот так брошу все и отправлюсь в Гостледер? Похоже, ты не понимаешь, что мне даже не наплевали в душу, мне в нее нагадили? Нет, Прошка, все не так просто. Умные люди говорят, что если сам себя не уважаешь, то и другие тебя уважать не будут. А после всего этого я не смогу спокойно жить. Мы найдем ее, обязательно найдем. И не вздумай даже спрашивать у Мириам, что с ней случилось после того, как ее украли. Потому что мы сами виноваты в этом, ты и я. Два здоровых мужика не смогли уберечь одну девушку.
        Я остановился:
        - Господин капитан. Обстоятельства сложились таким образом, что я вынужден задержаться здесь еще на неопределенное время. Прощайте и попутного вам ветра.
        Я отсалютовал шляпой и пошел дальше.
        Не до тебя мне сейчас, честное слово. Вот он, «Укротитель бурь» Бертоуза. Только не слишком ли громкое название для такой посудины? Ее впору «Дырявой калошей» назвать или «Гнилой лоханкой». И капитан этого плавучего куска дерьма проиграл в кости нашу Мириам?!
        Поднявшись по трапу на борт, мы остановились, оглядывая судно. Здесь воняло смесью протухшего рыбьего жира, какими-то гнилыми тряпками и еще чем-то непонятным, но весьма и весьма омерзительным. Несколько человек возилось у противоположного борта, их было почти не видно из-за прикрытых тентом тюков, сваленных кучей между мачтами корабля. Плавучего куска дерьма, я хотел сказать.
        Так, Артуа, корабль ни при чем, это люди довели его до такого состояния.
        На нас обратили внимание сразу же. Подошел человек, не принимавший участия в починке, а просто наблюдавший за работой, и уставился на меня.
        - Позови Бертоуза, - меня хватило только на два эти слова. Хотя Бертоуз мне был не особенно нужен, меня интересовал Джоуг, капитан «Ажганда гес», человек, выигравший Мириам в кости. Только не нашли мы «Ажганда гес», не знаю, как переводится это название, и единственное что приходило в голову - так это: «Еще один плавучий кусок дерьма».
        - Господин Бертоуз отдыхает и велел его не беспокоить, - заявил подошедший к нам человек, выделив интонацией слово «господин».
        - Так передай своему господину, что я велел ему поднять свою задницу и тащить ее сюда. - Меня рвало на части изнутри, и я ничего не мог с собой поделать.
        Глаза моего собеседника расширились, ноздри гневно затрепетали, и я нетерпеливо дернул плечом. Мелькнула Прошкина рука, человек по воздуху пролетел несколько шагов, врезался в кучу тюков и сполз на палубу. Он застыл неподвижно, только левая нога его едва заметно дергалась.
        Раздался свист, и мы оказались окружены восемью матросами корабля, вооруженными чем попало. Они негромко переговаривались, решая, сразу ли выкинуть нас за борт, или все же подождать приказа. Наверное, мы не производили на них никакого впечатления. Два человека в потрепанной одежде, один из которых даже не вооружен.
        - Ты. - Мой палец наугад ткнул в одного из них. - Позови капитана.
        Тот сначала дернулся, затем, посмотрев на остальных, снова застыл в самой независимой позе.
        - Что здесь происходит? - раздался голос подходившего к нам человека. Судя по реакции остальных, это и был Бертоуз.
        - Мне нужен Джоуг. Где я могу его найти? - заявил я вместо приветствия.
        Капитан посмотрел на меня, по всей вероятности что-то прикидывая в уме. Ты должен был нас запомнить, должен. Глупцом ты не выглядишь, и, перед тем как поставить Мириам на кон, ты прикинул все возможные последствия. А для этого ты сначала внимательно нас рассмотрел, вряд ли ты был настолько пьян, что просто указал на девушку пальцем. И да, на берегу нет никакой опасности, нас двое. Мы не привели с собой ни моих людей, ни солдат городской стражи. Да и что бы дало мое обращение к властям? Мне пришлось бы представиться, объяснить ситуацию, пригрозить, в конце концов: Империя - держава могущественная. И что дальше?
        В таких небольших городках обычно круговая порука. Каждый чей-то сват, брат, деверь или свояк. А Бертоуз и Джоуг местные, это я знал от Черуста. И мне бы сочувствовали, сокрушенно кивали головой: мол, надо же такому случиться. А в глубине души злорадствовали или смеялись.
        Подумаешь, девчонка пропала. Может быть, она сама сбежала. А что, вполне может быть, кто знает, что у них в голове, у этих малолетних шлюх. И не станет же Империя затевать войны с Монтарно из-за какой-то рабыни, пусть и бывшей. Да и далеко она, эта Империя. А Бертоуз и Джоуг здесь, рядом, да к тому же они соседи и родственники.
        Пришли бы мы вместе с кем-нибудь из представителей городских властей или стражи. И сделал бы Бертоуз изумленное лицо: знать не знаю и ведать не ведаю ни о каких девицах. Затем встретились бы они снова, и вот тут началось бы самое интересное.
        - Помнишь того дворянчика, с которым мы к тебе приходили? - спросили бы у него.
        - Конечно, помню. Я еще у него девчонку упер, как нельзя вовремя она подвернулась,
        - немедленно откликнулся бы Бертоуз.
        - Ну так слушай самое интересное. Он, оказывается, жених самой императрицы Янианны!
        - Да ты что?! Ха-ха-ха!
        Я даже зубами скрипнул, представив всю эту картину.

«А ты правильно делаешь, Бертоуз, что в глаза мне смотришь. Ведь чтобы оценить человека, именно туда и нужно смотреть, а не на его одежду или пальцы, считая количество перстней».
        - Вы оскорбили моего матроса, - услышал я вместо ответа на вопрос.
        Вот, значит, как! А ведь тебе никто не мог об этом сообщить. Получается, что ты сам это видел и появился здесь лишь тогда, когда посчитал нужным. И заспанным ты не выглядишь. Ну-ну.
        Кстати, оскорбленный Прошкой человек пришел в себя. Он открыл глаза, еще подернутые мутной пеленой, и посмотрел по сторонам, пытаясь понять, где находится. Да здесь ты, здесь, на этом свете пока что. И Прошке в ноги поклонись за то, что он такой добродушный малый.
        - И что теперь?
        - Это мой корабль, и вы стоите на его палубе, - на редкость спокойным тоном заявил Бертоуз.
        - Да, и ждем немедленного ответа на свой вопрос.
        - Нанеся оскорбление моему человеку, вы нанесли оскорбление мне.
        Вот даже как? Так ты попроси, я и напрямую это сделаю, без посредников.
        Бертоуз продолжил:
        - Конечно же, я мог бы приказать своим людям выбросить вас за борт, но, как мне кажется, это будет уроном для вашей чести, господин…
        - Артуа де Койн, граф.
        Сейчас был не тот случай, чтобы прикрываться вымышленным именем.
        - …господин граф. Так вот, я предлагаю встретиться в поединке.
        - Как я должен вас назвать, господин Бертоуз: подлецом, негодяем, мерзавцем, стуимом, чтобы это произошло незамедлительно?
        Меня продолжало рвать на части. Вот мы стоим и спокойно разговариваем, а может быть, именно в этот момент…
        Бертоуз поморщился, услышав слово «стуим». Ну вот, зря я беспокоился, что оно ему незнакомо. За время моей жизни в этом мире был один эпизод, когда я несколько дней провел в темнице. Так вот, там я и узнал значение слова и даже увидел тех, кого так называют.
        - Но не все так просто, господин граф, не все так просто. Если вы рассчитываете, что вам понадобится вертел, что висит у вас на боку… Нравы у нас простые и поэтому использовать можно только то, что нам дано от рождения.
        Это на кулаках, что ли? Да с превеликим удовольствием, потому что почувствовать кулаком твое лицо мне будет еще приятнее, чем проткнуть шпагой.
        - Я согласен, господин Бертоуз. Заранее согласен на все возможные ограничения, даже не зная о них.
        Он удовлетворенно кивнул головой.
        - И самое последнее. Наши законы позволяют выставить вместо себя человека, если самому выйти на поединок невозможно.
        С этими словами Бертоуз поднял левую руку на уровень плеча, показав, что у него осталось всего три пальца: большой, указательный и мизинец.
        - И поэтому вместо меня выйдет… - Он замолчал, оглянулся на своих людей и произнес: - Грюил.
        Грюил появился откуда-то сбоку, и я невольно вздрогнул. Нет, не потому, что он был огромен, хотя и поэтому тоже. Просто до этого момента я его не заметил, а это было поразительно при его размерах. Грюил был немного выше Проухва, а вот в остальном… Руки с огромными кулаками, висевшие ниже колен, мощная грудь, далеко выступающие вперед надбровные дуги, низкий покатый лоб… Какой, к черту, Грюил, это же натуральная горилла!
        Как мне показалось, теперь Бертоуз смотрел на меня слегка насмешливо. Давай, мол, выставляй теперь своего человека. Только чего же ты сам тут пучил глаза, стараясь показать, что тебе море по колено.
        И что мне теперь было делать? Бертоуз ясно показал, почему он не может выйти сам. Сморщить, что ли, лицо и со страдальческим видом заявить, что в последнее время меня замучили почечные колики?
        Прошка смотрел на меня с ожиданием, и мне оставалось только хлопнуть его по плечу:
        - Знаешь, Проухв, если бы дело было только в размерах, то хищники давно передохли бы с голоду или стали падальщиками. Я не тигр, Прошка, и не лев, но и не овца. И мне очень хочется в это верить.
        Глава 7
        АТЭМИ ПРОТИВОПОЛОЖНЫХ СИЛ
        Пока мы шли к месту, видимо давно уже используемому для подобных целей, Прошка все продолжал на меня поглядывать и, наконец, не выдержал:
        - Командир. - Он в первый раз назвал меня так, хотя остальные мои люди давно уже обращаются ко мне подобным образом. А что, слово это мне нравилось больше, чем всякие там «ваши милости» или «светлости». Я сам и предложил себя так называть, дело еще в Золотом каньоне было. Но от Проухва я его еще не слышал. - Может быть, все-таки я?
        Нет, Прошка, нет. Взялся за гуж, не говори, что не груздь. Кажется, что-то не то. Или полезай в кузов, как там правильно? Вот водички испить не помешало бы. Во рту пересохло. А менять что-нибудь уже поздно, да и незачем.
        Давай вот посидим на перевернутой лодке, отдохнем да с мыслями соберемся. Что-то лодки интересно здесь лежат на песочке, образуют круг. Видимо, так границы ристалища обозначены, ну да черт с ними.
        А народ все прибывал. Еще бы, бесплатное развлечение. По дороге сюда мы слышали разговор обогнавших нас людей:
        - Грюил опять кого-то калечить будет, говорят, кто-то из благородных.
        Эх, знали бы вы, парни, что благородства во мне не больше, чем в вас. Моему благородству еще и четырех лет нет.
        Я хлопнул Прошку по колену, поднялся и пошел в центр круга. Пора. Вон уже и Грюил руками машет, приветствуя зрителей и крутя рубахой над головой.
        Ты какого черта вообще ее носишь с такой шерстью-то? Глядишь, за свою жизнь столько бы денег сэкономил. Хотя, если посмотреть на это с другой стороны, так только одежда тебя с людьми и сближает, горилла ты эдакая.
        Так, ну и что мы здесь имеем? Солнышко высоко в зените, оно не помощник. Песку под ногами много, но этого делать нельзя, как и пальцами в глаза залезть. Не благородно это, да и зрители не поймут.
        Как там брат Бронса - Дерк, мой первый учитель фехтования из этого мира, говорил:
«Держи дистанцию, дистанция - это твое»?
        Да легко, сифу, правда, фехтовать на этот раз мне нечем. Вот бы на твоих родителей посмотреть, Грюил. Поди, сами ужаснулись, что тебя такого на свет произвели. Чему ты там удивляешься? Я всегда улыбаюсь, когда мне не по себе, натура у меня такая. Нервное это, нервное.
        И мы сошлись. Нет, мой джеб не стал медленнее, что удивительно, ведь столько времени мне было не до него. В этом мире у мужчин совсем другие игрушки, железные. Только толку от него оказалось ноль, Грюил даже не поморщился. А если так? Ребром ступни в прыжке, чтобы всем весом, в голеностопный сустав. Ну имей совесть, хоть похромай чуть-чуть. Или вот еще, мое любимое: основанием ладони в печень да с поворотом корпуса? В боксе такого нет, удар открытой перчаткой получается. Всегда помогало. Эх, опять не то.
        Вот теперь было самое время набрать полные руки песка, да и ртом можно, благо тянуться не надо, земля оказалась перед самым носом. В голове разорвался заряд динамита, того самого, что Капсом обещал в самом скором времени довести до ума, и окружающий мир словно распался на куски. Но вставать все равно нужно, а как не хочется. Не будет тут никто до десяти считать, и не потому, что считать не умеют.
        Меня шатало. Голова была словно из двух оболочек, и внутренняя постоянно задевала о внешнюю, а это очень больно. Нет, ну до чего же он быстр, я ведь даже его движения заметить не успел.
        Ты где, Грюил, хоть голос подай, чтобы мне суметь сориентироваться. Так, сейчас или никогда, другого шанса у меня больше не будет.
        Верзила упал на колени, тоненько воя от боли, поддерживая левой рукой правую, неестественно изогнувшуюся в локте. Что ж ты так воешь, я же тебя не кастрировал? Вроде раньше с голосом у тебя все в порядке было, говорил, словно в большой барабан бухал.
        Сам виноват: захотел меня в грудь толкнуть. Лучше сделал бы, как в прошлый раз, когда человека с переломанным хребтом унесли с места боя на руках: поднял бы над головой и бросил спиной на лодку. Я ведь об этом случае сейчас сам слышал, когда с духом собирался.
        Понимаешь, когда рука полностью выпрямлена, не нужно даже слишком много усилий прикладывать. Достаточно синхронно ударить по локтю и запястью. Японец сказал бы в этом случае: атэми противоположных сил. И, в конце концов, ты же не бойцовский пес, чтобы совсем боли не чувствовать.
        А руку тебе лекарь живо на место вправит. Постарайся локтем ни до чего не дотрагиваться, даже слегка, ни сейчас, ни потом. Иначе опять очень больно будет.
        Тут бы мне самое время искупаться в овациях зрителей, но у меня все никак не получалось сфокусировать зрение на расплывающихся вокруг предметах.
        - Где Джоуг? - нашел я наконец взглядом Бертоуза.
        Тот молча указал в сторону моря. Почти на самом горизонте виднелось пятнышко паруса.

«Судя по расстоянию, „Ажганда гес“ вышла в море часа три назад, еще до всех последних событий», - вычислил я после минутного раздумья.
        - Куда? - вопрос получился слишком кратким, но Бертоуз меня понял.
        - В Ривеньеру.
        - Я тебя еще найду, - сказать мерзавцу, что он за все ответит, не было никаких сил. Больше всего хотелось упасть на песок и лежать, лежать. И еще хотелось пить. Но больше всего хотелось сдохнуть.
        Подошел Прошка и под руку увел меня к лодке. Так приятно было сесть и прижаться спиной к ее борту. В руке у меня оказалась бутылка, и я прямо из горлышка попытался отхлебнуть хотя бы пару глотков. Со второй попытки это удалось.
        - Спасибо, Проухв. - Не глядя, я протянул бутылку назад.
        - Я тоже рад тебя видеть, Артуа, - услышал я в ответ смутно знакомый голос. - В добр…
        Видимо, человек хотел сказать: «В добром здравии», - но посмотрел на мое опухшее лицо и закончил:
        - Даже в таком виде.
        Когда я резко повернул голову на голос, оболочки в голове опять встретились, и стало больно так, что даже в глазах потемнело. Но все же я успел заметить, что голос принадлежал моему давнему хорошему знакомому Фреду фер Груенуа.
        - Ты как здесь? - спросил я его, не открывая глаз, потому что так меньше кружилась голова и почти не подташнивало.
        Фред что-то ответил, но его слов мне разобрать не удалось, потому что в это время я сжал голову руками от приступа резкой боли.
        - А где твоя «Мелисса»?
        - Недалеко. Пойдем?

«Хорошо иметь при себе такого здорового парня, как Прошка, - думал я. - Потому что уже в который раз он несет меня чуть ли не на руках. И ладно бы я хоть раз перебрал, так нет. Все в какие-то истории влипаю».
        - Фред, ты должен мне помочь. - Язык еле ворочался, но друг меня понял.
        - Кто бы мне самому помог, - чуть слышно пробормотал он, но потом сказал: - Все что угодно, де Койн, все что угодно.
        - Фред, мы обязательно должны догнать вон тот корабль. - Я указал рукой на парус, все еще видимый на зеленоватой глади моря. - Там девушка, и ей очень плохо.
        Взгляд приобрел резкость и заметил человека, который с любопытством меня разглядывал.
        А, это вы, господин владелец корабля, на котором я чуть не стал пассажиром. Что же вы тут делаете, ведь вы должны были выйти в море уже пару часов назад? Понятно, нет еще здесь кинематографа, так что развлечений маловато. И не смотрите на меня так. Что с того, что я не назвал вам настоящего имени? Хотя, признаю, д'Артаньян из меня получился паршивый.
        Когда мы подошли к причалу, я все же нашел в себе силы пошутить:
        - Господин граф, почему-то я думал, что критнеры выглядят несколько иначе.
        Когда мы последний раз встречались, Фред хвалился, что скоро со стапелей сойдет его новый корабль, критнер. Эту же скорлупку с одинокой мачтой и почти параллельным воде бушпритом критнером никак не назовешь. Роднило корабли лишь то, что оба они назывались «Мелиссой».
        Фред лишь развел руками, и лицо его при этом оставалось совершенно серьезным. Где же ты пропадал все это время с нашей последней встречи? Ведь почти три года с той поры минуло. Не было тебя в Империи, я интересовался, и мне сообщили бы сразу, если бы ты вернулся. Но ничего, будет у тебя новый корабль, это я тебе обещаю. Да такой корабль, что ты влюбишься в него с первого взгляда. Вот только, может быть, не стоит снова называть его «Мелиссой»? Потому что корабли наследуют вместе с названием свою судьбу.
        И ничего, граф Фред фер Груенуа, что твой корабль будет железным. Ведь ты от этого не станешь деревянным, тебе это уже не грозит. Зато он будет винджаммером -
«выжимателем ветра», самым быстрым в парусном флоте, а это как раз для твоего характера.
        Не смотри на меня так, я улыбаюсь, потому что одну историю вспомнил. Ты о ней знать не можешь, потому что она в моем мире произошла.
        Представляешь, семимачтовый парусный корабль, самый большой из всех когда-либо построенных парусников, где каждая мачта называлась по дню недели - понедельник, вторник, среда… Да где тебе такое представить, другой у вас тут календарь. Но дело не в этом. Названия корабля я не помню, а это очень важно. Потому что назывался он именем писателя, автора «Пятница, тринадцатое». Так вот, погиб он, этот корабль, разбившись о скалы. Погиб именно в пятницу, тринадцатого числа. Только не спрашивай, почему я это вспомнил, я и сам не знаю.
        - Ба, да это же Бронс! Бронс, я недавно о тебе вспоминал! Фред, а где же остальные твои люди? Их же у тебя человек пятнадцать было, и все бойцы не из последних. А тут одни незнакомые лица, их и дюжины-то не наберется.
        Ладно, все потом. Можно я вот здесь прилягу? Так хорошо становится, когда ляжешь и глаза закроешь. А все вопросы к Прошке, он, когда, хочет, может быть отличным рассказчиком…
        И еще, в любой другой ситуации я бы ни о чем и никогда не стал тебя просить. Не люблю быть кому-то обязанным, ненавижу даже. Но сейчас другое дело.
        Когда я проснулся, голову все еще разламывало, но уже не так сильно. Хлопали на ветру полотнища парусов, слышался звук разрезаемой форштевнем воды. Так хорошо было лежать, не открывая глаз. Но все же надо вставать.
        Фер Груенуа теперь поглядывал на меня несколько по-иному. Интересно, что ему там Проухв рассказал? Прошка - парень не глупый, хоть и наивный до ужаса. Не мог он лишнего наболтать. Хотя кто его знает, что именно он посчитал лишним.
        Я подошел к Фреду и протянул ему руку:
        - Спасибо за то, что не отказал в моей просьбе.
        Признаться, я не был уверен в том, что он, невзирая на собственные планы, бросится в погоню за Дроугом после пары моих фраз. Фред ответил не сразу, посмотрев на небо, на паруса, на рулевого… Эта скорлупка настолько мала, что у нее даже не штурвал, а румпель.
        - Каюсь, Артуа, поначалу я сомневался, пока мои люди заканчивали починку
«Мелиссы». Ведь до Империи так близко, а я очень и очень давно там не был… Но после того как твой Проухв рассказал мне все, я просто не мог поступить иначе.
        Интересно, все - это сколько?
        - Так что не стоит благодарностей, Артуа. Но ты должен мне пообещать…
        - Да все, что в моих силах, фер Груенуа…
        - Обещайте мне, господин де Койн, что, когда мы вернемся в Империю, вы обязательно представите меня ее величеству.
        Вот так-то. Все - это все, Артуа, и ни словечком меньше. Да и какой смысл был Прошке что-то скрывать?
        Помнится мне, что предстать перед императором Конрадом III, отцом Янианны, было мечтой Фреда. Во время последней встречи он сказал мне, что если его экспедиция закончится удачно, его представят ко двору. Не такая уж она и удачная, эта экспедиция, если судить по его просьбе.
        - Клятвенно уверяю вас в том, господин граф Фред фер Груенуа, - несколько напыщенно начал я, - что непременно это сделаю. Непременно. И порукой тому будет мое слово. - Тут мой голос резко изменился. - Только ты даже думать не смей…
        Знаю я этого человека, еще тот кобель. Наверное, мы так легко и сошлись тогда, при первой нашей встрече, что явственно почувствовали родственные души.
        Янианна будет рада познакомиться с Фредом. Она очень любит слушать мои рассказы о том, что со мной произошло. Не потому, наверное, что я такой блистательный рассказчик. Просто время у них здесь такое: ни телевидения, ни сериалов. И что характерно, не могу я ей врать по неведомой мне причине. А значит, рассказать придется все, и Яна непременно захочет увидеть человека, который так помог мне, когда я совершенно не представлял, что делать дальше.
        А в Агуайло я еще вернусь, обязательно вернусь. Остался у меня в нем неоплаченный должок перед господином Бертоузом, капитаном и хозяином «Укротителя бурь».
        Глава 8
        БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ КАВАЛЕР
        Я стоял на корме «Мелиссы», глядя на убегающую вдаль светящуюся полоску кильватерной струи. Корабль шел под полными парусами, но уносил он меня в сторону, противоположную той, где я сейчас хотел бы больше всего оказаться, все дальше и дальше от Яны.
        Как она там? Быть может, тоже стоит у окна, вглядываясь в ночь, прислушиваясь к звукам спящего дворца и надеясь услышать мои шаги. Я так люблю нагрянуть внезапно, мне нравится, как выглядит ее лицо в секунды временного замешательства. Очень приятно видеть в ее глазах радость. Потом она напускает на себя гордый и независимый вид: мол, даже и не подходи. Но я-то все вижу…
        Подошел Прошка. Когда-то я клятвенно уверял себя в том, что больше никогда я не буду называть его именно так, да вот как-то не сложилось. Вчера нам повезло, повезло обоим. Если бы со мной что-нибудь случилось, он наплевал бы на все правила и обычаи; и показалось бы тебе тогда, Грюил, небо с овчинку. В лучшем случае похоронили бы тебя целого, а не собранного по кусочкам.
        - Ваша светлость, - начал Прошка. Ну вот, опять за свое. Смог же вчера, что сейчас-то мешает? Тем более когда поблизости никого нет. - Шлюпка…
        Да, я тоже видел ее, Проухв, и она была очень похожа на ту, что пропала у нас той ночью. Вот только совсем не до нее мне вчера было. Ничего, Проухв, потерпим немного, до того момента, как вернемся в Империю. Там я расскажу Коллайну о том, что произошло со мной в Гостледере, тот с полчаса посидит в кресле, теребя мочку левого уха…
        Пройдет несколько дней, и мы все узнаем. Не о том, кто украл нашу шлюпку, нет. Что-то я не слышал, чтобы среди белого дня в Гостледере воровали людей, прибывших туда чуть ли не с официальным визитом. Ну хорошо, среди темной ночи, если быть точным. Я и так знаю уже достаточно много, просто не хотелось затевать всю эту бучу до свадьбы, и дело даже не во мне.
        - Иди спать, Проухв. Я еще здесь постою.
        Прошка ушел, косолапо переступая по качающейся палубе. Ничего, привыкнешь, глядишь, еще и марсофлотцем станешь.
        - Привет, Бронс. Я много раз о тебе вспоминал, и всегда только хорошее.
        Глупо спрашивать, что у него с семьей, с мамой, с братом Дерком, с сестрой Тиассой, наконец. Он ушел вместе с Фредом, и его тоже не было в Империи долгие три года.
        Ты совсем не изменился за это время, Бронс, разве что стал немного прихрамывать. И еще седина, которой раньше не было. Мне очень приятно было встретить тебя и Фреда, очень. Но не думайте, парни, что вы будете заниматься тем, чем захотите, когда мы вернемся в Империю. Ну-ну. Вы мне нужны, поэтому вам будет очень нелегко от меня избавиться. Да вы и сами не захотите.
        - Артуа, - подошел Фред, и голос у него был встревоженным. - Артуа, необходимо принять решение.
        Фер Груенуа был не один, а со сти Молеуеном. Все, что я успел узнать об этом человеке, так это то, что они вместе убежали из изнердийского плена, и то, что он, по словам Фреда, отличнейший навигатор. В эти времена, когда нет ни радаров, ни сонаров, ни спутниковой навигации, ни даже точных и подробных карт, подобный талант очень востребован.
        Клемьер сти Молеуен был среднего роста, спокойный и вежливый. Для него у меня тоже найдется занятие, когда мы вернемся в Империю. А там уже, в спокойной обстановке, мы встретимся с тобой, Фред, за большим столом, и ты будешь долго рассказывать обо всем, что с тобой случилось за все то время, что я тебя не видел. Я даже Яну с собой возьму. Нет, мы лучше тебя к себе пригласим. Но все это будет потом.
        Сейчас же мне придется решить какую-то проблему, а делать этого совсем не хочется, потому что по-прежнему очень болит голова. И проблема явно не касается навигации, в этом я не помощник.
        Здесь еще измеряют скорость судна, бросая за борт какой-нибудь плавучий предмет и отсчитывая время его прохождения между отметками на планшире фальшборта с помощью песочных часов, или считают количество узелков на лаг-лине вытравленного за борт корабля лага за определенный отрезок времени. Глубину замеряют с помощью груза, привязанного к веревочке. А расстояние до берега в тумане определяют с помощью судового колокола, вслух отсчитывая, когда послышится эхо. Если слышно раньше, чем прежде, то расстояние уменьшилось и необходимо принимать меры. Да уж, точно, железные люди. И что в этом смысле я могу им предложить? Разве что капитанскую формулу для определения остойчивости судна, если ее здесь еще нет. Надо будет, кстати, поинтересоваться этим вопросом.
        Они выжидающе смотрели на меня. Погодите немного, парни. Головная боль то почти не чувствуется, то нахлынет так, что в глазах темнеет. Все, как будто бы немного полегчало. Что же мне всегда именно по голове достается, ведь это и так самое слабое мое место?
        Я кивнул: говорите. Лучше бы рукой махнул, слишком уж больно.
        - Артуа, дело в том, что отсюда в Ривеньеру можно попасть двумя способами. - Фер Груенуа указал рукой на темнеющие вдали прямо по курсу очертания невысоких гор. - Здесь начинается Малый Антинельский архипелаг. Большой там, - он махнул куда-то в сторону запада и открытого моря, - но это не важно. Острова архипелага доходят почти до самой Ривеньеры. Так вот, «Ажганда гес» могла пройти между архипелагом и материком, но могла взять и мористее, оставив гряду по левому борту. Это твоя охота, де Койн, поэтому решать тебе.
        - Сами бы вы как поступили?
        Фер Груенуа чуть замялся, и свое слово успел вставить сти Молеуен:
        - Ваша светлость, в принципе, нет особой разницы в том, чтобы пойти между берегом и островами или выйти в открытое море. В первом случае некоторую опасность может представлять узкий пролив между мысом Висельников и островом Беркера. И идти этим проливом ночью я бы поостерегся. Кстати, морем мы выигрываем время.
        Ну и к чему тогда эти вопросы? Тем более еще и время выигрываем. Я уж было открыл рот, чтобы озвучить только что прибежавшую мысль, как сти Молеуен продолжил:
        - Не все так просто, ваша светлость. Шторм здесь не редкость. Так что самым логичным решением было бы дождаться утра и идти проливом.
        Да что ты заладил: ваша светлость да ваша светлость. Приставка «сти» перед фамилией означает то же самое, что и «фер», то есть указывает на дворянское происхождение ее владельца (правда, многие прекрасно обходятся и без этого, те же Крондейлы, например). Так что можно и проще себя вести. Ладно, потом объяснимся.
        - Господа, у нас нет возможности ждать столько времени, поэтому я прошу вас самих решить, каким курсом нам следовать. Полностью на вас полагаюсь.
        Голова опять болела так, что каждое слово давалось с трудом.
        Артуа, в конце концов, ты должен изменить свое поведение. Ты уже не мальчишка, чтобы бросаться с кулаками из-за каждого взгляда, который показался тебе оскорбительным. У тебя скоро свадьба, ребенок должен родиться, а ты все строишь из себя Робин Гуда, защитника угнетенных. В конце концов, Прошка легко смог бы тебя заменить, и причину такой замены найти достаточно несложно. А вот за него можно было бы не беспокоиться. Снес бы он голову Грюилу, это непременно. Проухв - уникум в смысле физической силы. Я сам видел, как он лошадь на плечах носил, а она весит никак не меньше полутонны. Да и навыков ему не занимать, «дикие» постарались, земной им поклон. Я неоднократно мог в этом убедиться.
        Как же моя башня болит, черт бы ее побрал. С Фредом и Клемьером не очень удобно получилось. Они обратились ко мне за решением и доступно объяснили, что выбор должен быть за мной.
        Проснулся я от сильной качки и ударов волн о борт корабля, хотя нынешнюю «Мелиссу» Фреда назвать кораблем язык не поворачивается. У нас, насколько я помню, так: военные и парусные называются кораблями, все остальное - суда. Пассажирские суда, ледокольные, научные, да хоть атомные, не важно. А вот «Мелиссу» мне все время хочется назвать катером. Ну или яхтой. Хотя каракка Колумба имела в длину всего 25 метров, смешно даже. А остальные корабли его флотилии были и того меньше.
        Одно хорошо - голова прошла. Неужели это на перемену погоды такая реакция? Не хочу быть барометром, тем более в этом мире они уже существуют. И показывают так же: буря, штиль. На «Мелиссе», правда, барометра нет.
        Я вспомнил, как сти Молеуен втягивал носом воздух, всматриваясь в сторону далекого морского горизонта. Не иначе, как чуял близкий шторм. Тогда почему же они выбрали курс морем, ведь в проливе такого волнения не было бы?
        В дверь постучали. Это Прошка.
        - Ваша светлость, вас просят.
        - Иду, Проухв, иду. Видишь же, я почти одет.
        Ветер рвал полы плаща, бросая в лицо грозди соленых брызг. Баллов восемь-девять по шкале Бофорта. Но красиво, даже дух захватывает, когда смотришь на этот разгул стихии.
        И Фред, и Клемьер выглядели очень встревоженными. Фер Груенуа говорил, что
«Мелисса» прекрасно держит курс, имеет весьма неплохой ход, но боится высоких волн. Ну, не так уж они и высоки, даже голову нет нужды задирать, чтобы увидеть пенистые гребни.
        - Ваша светлость, корпус «Мелиссы» дал течь, - вместо приветствия сообщил сти Молеуен.
        Так, мне это совсем не нравится.
        - Клемьер, вы забыли добавить: господин граф, кавалер ордена Доблести и Славы, обладатель Золотой шпаги и Золотого льва. В общем, для вас и Фреда меня зовут Артуа. Иногда к моему имени можете прибавлять: блистательный.
        Фред взглянул на меня и сказал:
        - Артуа, положение серьезное.
        Да вижу я, вижу. Из-за попавшей в трюмы воды «Мелисса» потяжелела и боролась с волнами с грацией бабушки, измученной радикулитом.
        Я взглянул на недалекий берег и указал на него подбородком: каковы шансы?
        - Полбочки на три ведра, - услышал в ответ уже знакомое выражение, соответствующее привычному мне «пятьдесят на пятьдесят».
        Нет нужды спрашивать, все ли меры приняты для того, чтобы устранить течь. Матросы сделали все, что было в их силах, так что такой вопрос в какой-то степени даже оскорбителен. И пластырь, который лежит, свернутый, на палубе, здесь не поможет: у
«Мелиссы» же не пробоины, а расходятся доски обшивки. Поэтому я поинтересовался:
        - Всех разбудили?
        Глупый вопрос, конечно. На «Мелиссе» аврал, и все пытаются спасти жизнь корабля.
        Натура просто у меня такая, шутки шутить, когда вокруг все очень серьезно. Ничего, привыкайте.
        Корабль, подгоняемый попутным ветром, держал курс прямо на берег. Я взглянул на паруса, выставленные по-штормовому. Не время сейчас их беречь: или ветер разорвет их в клочья, и тогда мы обречены, или они помогут нам добраться до берега, если их распустить.
        Фред взглянул на меня, и я тоже ответил ему взглядом: «Давай, сейчас или никогда».
        Берег очень плохой, скалистый, из воды поднимается множество острых камней. Ну что ты будешь делать, опять не везет. А как было бы хорошо оказаться сейчас на желтом песчаном пляже и оттуда наблюдать за буйством стихии. И как проскочить между тех двух огромных камней? Проход слишком узкий.
        Раздался треск раздираемого полотнища, и парус затрепетал на ветру многочисленными рваными лоскутами. Нос корабля резко повело в сторону, и Фред, заорав что-то на незнакомом мне языке (впрочем, слова были понятны и без перевода), бросился к румпелю, где и так уже было два человека.
        И сердце замерло в ожидании. Сейчас, вот сейчас…
        Нам все же удалось пройти между камнями. «Мелисса» со скрежетом задела один из них левым бортом, отчего корабль развернуло лагом к волне и ветру.
        - Держись! - вновь проорал Фред, бросая румпель и ухватившись за стойку находившегося рядом фальконета.

«Какое там держись! - успел подумать я, чувствуя, как палуба уходит из-под ног и ухваченный мною впопыхах трос вырывается из рук. - Только бы не головой…»
        Мы стояли на берегу, наблюдая за гибнущим на наших глазах кораблем. Нам удалось достичь такой желанной земли, но помочь «Мелиссе» было уже нельзя.
        Голова моя удачно избежала столкновений при полете, болели только ребра. Не знаю, обо что я ими успел приложиться, но кровоподтек получился - будь здоров. Повезло не всем. Один из матросов сломал руку, другой сильно прихрамывал, а еще один неподвижно лежал далеко за линией прибоя, куда мы его унесли. И помочь ему, как и нашему кораблю, было уже нельзя.
        Плотной толпой мы стояли на берегу и наблюдали, как волны разбивают «Мелиссу» о камни. Мы - это десять человек экипажа, фер Груенуа, сти Молеуен, Прошка и я.

«Ничего, Фред, будет у тебя новый корабль, обязательно будет, - думал я, глядя на посерьезневшего друга. - Нам бы только отсюда выбраться».
        Глава 9
        ГОЛУБАЯ ЛАГУНА
        - Я плохо знаком с лоцией здешних мест, господин де Койн. - Сти Молеуен произнес эти слова с самым извиняющимся видом. - Но тут поселений нет. Совершенно точно, что люди живут на Гритосе, самом большом острове этой гряды, там даже порт небольшой имеется. Дорога до Гритоса пешком займет несколько дней. Если же мы сумеем перебраться на остров Беркера, то появится надежда сесть на проходящий мимо корабль. На северном его берегу есть якорная стоянка, где корабли иногда встают на ночлег, чтобы не входить в пролив в темное время суток.
        Эх, Клемьер, не извиняйся за то, что выбрал именно этот курс. Кто же мог знать, что шторм налетит так внезапно? В конце концов, повези нам, и мы сэкономили бы кучу времени. Проклятый Мерфи, его законы и здесь работают отлично.
        Я огляделся по сторонам. На ближайшем камне примостился Прошка, мастеря из абордажной сабли и длинного древка свой любимый балот. Проухв критически осмотрел свое творение, далеко отставив руку, несколько раз крутнул самодельным оружием над головой, перехватывая древко, сделал пару выпадов и, усевшись на камень, воткнул балот в песок рядом с собой.
        На берегу готовили шлюпку к дальнейшему путешествию. Она мала, и всех нас вместить не сможет. К счастью, она не разбилась о камни, иначе пришлось бы зарыть в укромном месте и два фальконета - так мы поступили с четырьмя пушчонками с
«Мелиссы», которые нереально взять с собой. Помню, казаки ставили фальконеты на свои чайки, давая жару турецкому флоту. Глядишь, и нам эти орудия будут не лишними.
        - Значит, так. Доходим до оконечности острова, перебираемся на следующий. Движемся со стороны пролива. Впереди - два человека дозорных, - озвучил я свой план.
        Шлюпка перевезет нас за два рейса. А дозор необходим из соображений элементарной безопасности. Без сомнения, потерпевших кораблекрушение моряков (в смысле, нас) спасут, только чем дальше мы будем двигаться на восток, тем больше шансов попасть в рабство. И побываем мы в таком случае на невольничьих рынках Гвартрии. В качестве товара.
        Я взглянул на фер Груенуа. Теперь все зависит от него, и то, что Фред остался без
«Мелиссы», вряд ли повлияет на его решение. Кораблекрушение - дело случая. Потеря, как говорят у нас, из-за неизбежной на море случайности. Фред мог бы попасть в шторм и по дороге в Империю, и где гарантия, что корпус «Мелиссы» не дал бы течь? Но сейчас другое дело. Идти в неизвестность, удаляясь от родных краев все дальше и дальше… Ему нет необходимости выполнять обещание, ведь обстоятельства слишком изменились.
        Императрице, когда вернусь (точнее, если вернусь), я представлю его в любом случае, слово дал. Так что если он откажется, я настаивать не стану. Попрошу у него кое-какие необходимые вещи да немного припасов. Ну и чтобы на другой остров нас с Прошкой перевезли. В Империи Герент Райкорд оплатит Фреду все расходы. Ситуацию, что к управляющему однажды может обратиться незнакомец и попросить разумную сумму, мы с Герентом давно оговаривали. Этот человек просто произнесет определенную фразу, из которой станет понятно, сколько я ему должен.
        А мы с Проухвом пойдем дальше, потому что, если однажды выбираешь путь, нужно идти по нему до конца. Оправдать можно все что угодно, даже собственную трусость. Сначала тебя будет мучить совесть, затем ты к этому привыкнешь, а позже станешь считать, что поступил правильно. Конечно, я не могу бесконечно разыскивать Мириам по всему белому свету, но в Ривеньере я побывать обязан. Но какой мы ее найдем, если найдем? Возможно, потухшую, вздрагивающую от малейшего резкого звука и задирающую подол от одного лишь щелчка пальцами. А может, наоборот, наслаждающуюся своим положением и научившуюся не хуже рентгена просвечивать мужские карманы на наличие металлических кружочков?
        Фред не отвел взгляда и ничего не сказал. Да и к чему слова? Иногда они бывают только лишними. И на душе сразу повеселело, хотя я старательно не подавал виду.
        На следующий остров мы перебрались легко. Пролив, заросший водорослями, которые были похожи на ламинарии, оказался не очень широким.
        На якорной стоянке у северного берега острова никого не было. И не факт, что там кто-нибудь встанет на ночь. Местные мореплаватели должны знать эти места как свои пять пальцев, и им не доставит никаких трудностей пройти здесь даже ночью. Так что нет никакого смысла сидеть сложа руки и ждать попутного судна.
        Мы шли вдоль берега, а шлюпка двигалась на небольшом отдалении от него. Остров этот был невелик и весь зарос густой зеленью. Ближе к полудню следующего дня один из двух дозорных, шедших далеко впереди, принес неожиданные известия:
        - Дальше, - он показал рукой, - большой залив. Пройти по берегу невозможно, только в обход, по скалам. Зато с другой стороны есть узкий перешеек, по которому мы вполне можем отправиться дальше. Но дело в другом: в заливе на западном берегу острова на якоре стоит корабль.
        - Чей он?
        Дозорный неопределенно пожал плечами:
        - Далековато было, не разглядеть. Да и я сразу возвратился, чтобы сообщить о нем.
        Дозорного звали Трендир. И он был единственным из людей Фреда, чье имя я успел запомнить. Кроме Бронса, конечно, но Бронса я знал давно.
        Когда мы поднялись на скалы, то действительно увидели стоявший на якоре корабль.
«Бригантина, - подумал я, - он похож на бригантину. Корабль двухмачтовый, фок-мачта с реями, а вот грот „сухой“, то есть без рангоутного дерева. Так что паруса на нем будут только косые, вроде триселя с топселем. Определенно бригантина, не знаю, как их здесь называют, не попадались еще».
        Мне сразу вспомнилась песенка про бригантину, которая поднимает паруса. На этом корабле парусов не поднимали, зато перетаскивали на палубу груз из шлюпки, вернее, вельбота (у него и нос, и корма острые).
        Так, кричать «ура» и бросать вверх шляпы, захлебываясь от восторга, еще рано. Неизвестно, кто они, и этот вопрос необходимо выяснить как можно быстрее. Будет огорчительно, если они снимутся с якоря у нас на виду и уйдут, не заметив нас.
        Тем временем вельбот причалил к берегу. Фер Груенуа, Трендир и я подобрались поближе, чтобы разглядеть, что делают матросы.
        - Черепах ищут, - сказал Фред, внимательно рассматривая берег лагуны через зрительную трубу.
        Черепах? Каких черепах? Хотя что тут удивительного? Черепахи - живые консервы, положил их в трюме - и доставай по одной по мере надобности. Удивительно живучие существа, что очень удобно, ведь холодильников на парусниках нет. И у нас, на Земле, когда-то так было. Особенно Галапагосские острова черепахами славились.
        Чей же это корабль? Словно услышав мои мысли, ветер развернул его на якоре, и мы смогли разглядеть висевший на гафеле флаг.
        - Изнерд, - вздрогнул фер Груенуа.
        Что же случилось с тобой, Фред, раз ты даже не смог говорить на эту тему? Ты снял шляпу, чтобы вытереть пот, и седины у тебя оказалось ничуть не меньше, чем у Бронса. Может быть, потом, когда пройдет время и воспоминания не будут такими яркими, ты мне все расскажешь.
        Мы наблюдали за кораблем до самого вечера, ожидая непонятно чего. Была у меня, конечно, одна мысль, но я старательно гнал ее от себя, боясь сглазить. Когда, наконец, сгустились сумерки и я удостоверился, что корабль по-прежнему стоит на якоре и сниматься с него как будто бы не собирается, я поинтересовался у Фреда:
        - Господин фер Груенуа, помните, что я обещал вам новый корабль? Как вам такой для начала? - Фред недоуменно посмотрел на меня, и я продолжил: - Обещал, обещал, только забыл сказать об этом вслух. Я почему-то ясно вижу на корме этого корабля горящие золотом буквы милого вашему сердцу женского имени.
        В наступавшей темноте было трудно разглядеть даже корму, не то что какие-то там буквы, но Фред улыбнулся:
        - Далеко не самый плохой корабль, и у меня было время, чтобы понять это, но вот вопрос: как вы себе все это представляете?
        Пока никак не представляю, но придумать что-нибудь наверняка можно. Тем более сейчас, когда большая часть команды осталась на берегу. Они устроили себе что-то вроде пикника, и их легко можно понять: так приятно находиться на суше даже после двухнедельного плавания, по себе знаю.
        До нас доносился запах жарившегося черепашьего мяса. А если учесть то, что на флоте никогда не экономили на вине, то ситуация складывается в нашу пользу. Вино не вода, что быстро протухает, тем-более в нем есть витамин С, отсутствие которого
        - бич всех моряков дальнего плавания. Конечно, о витаминах в этом мире пока слыхом не слыхивали, но отсутствием здравого смысла люди и здесь не страдают.
        Когда я предложил фер Груенуа захватить изнердийцев, тот поначалу даже изумился. Затем я наконец-то вновь увидел того бесшабашно-веселого Фреда, каким он был при самой первой нашей встрече, но его первая реакция говорила о том, что никому в здравом уме не придет в голову нападать на корабль Изнерда, а значит, наши шансы на успех увеличиваются.
        Действовать нужно быстро, вряд ли экипаж останется ночевать на берегу. А бригантина славная. Четырнадцать пушек, из них по две на баке и корме. Пять орудийных портов на каждом борту. И я еще не принимаю во внимание мелочи вроде фальконетов.
        В команде как минимум сто человек, большая часть, конечно, на берегу, но и на борту человек двадцать наберется. И справиться с ними нам вполне по силам, тем более они не ждут никакого нападения.
        Еще днем я приказал перегнать шлюпку на эту сторону острова, так, на всякий случай. Вот теперь как раз этот случай и наступил. Пойдем все, даже те, что покалечены: сейчас каждый человек на счету. И от них будет прок, и от хромого, и от однорукого. Меня чуть смех не разобрал, когда я представил, что именно эти люди возглавят нашу атаку, я даже хрюкнул, не сумев сдержаться. Фред удивленно взглянул на меня. Ничего, фер Груенуа, привыкай, мои люди давно уже привыкли. Эх, мы бы с моими тридцатью парнями эту посудину вдрызг разнесли вместе со всей командой. Ладно, нечего мечтать, будем пользоваться тем, что есть.
        Мы, ухватившись за борт шлюпки, плыли к коутнеру - как оказалось, именно так здесь называют бригантину. В самой шлюпке сидели оба пострадавших при катастрофе
«Мелиссы», Трендир, исполнявший роль кормчего, Бронс и еще три человека из лучших бойцов, тех, что первыми должны оказаться на палубе. Огнестрельное оружие было только у них, да и клинкового на всех нас тоже не хватило. Но кто сказал, что выструганная наспех дубинка в умелых руках является всего лишь бесполезной деревяшкой?
        В этот миг я думал только об одном: «Только бы не заметили с корабля, иначе не до смеха будет даже мне».
        Глава 10
        УДАЧА ПО ИМЕНИ БИГЛОУЗ
        Мы подобрались к изнердийцам уже на достаточно близкое расстояние. Со стороны корабля доносились звуки разговора, причем один человек почти кричал на другого, а тот лишь слабо оправдывался.
        Я взглянул на Фреда, державшегося за борт шлюпки рядом со мной. Он говорил, что научился языку изнердийцев, нужда заставила. Но фер Груенуа был спокоен, насколько вообще можно оставаться спокойным в подобной ситуации.
        Борт коутнера приближался. Только бы никто не надумал полюбоваться видом со стороны открытого моря. Сейчас бы густой туман или дождь… Нет, дождя не надо, трудно будет уберечь кремни замков от влаги.
        Красивое здесь звездное небо, порой даже дух захватывает. Звезды кажутся огромными, а само небо темно-синего цвета. Не бывает оно здесь черным, разве что в ненастье. И света от ярких светящихся точек гораздо больше, чем на Земле в полнолуние. В этом не повезло. Вся надежда на то, что оставшиеся на борту люди тоже позволили себе немного расслабиться. Ведь вроде бы у них нет причин для опасений.
        Вот он, вражеский корабль. На палубе снова заговорили. Фред заметно напрягся:
        - Шлюпки возвращаются с берега.
        Черт! Но теперь уже поздно что-то менять.
        Трендир легко, почти не касаясь планширя фальшборта вражеского корабля, взмыл на палубу. За ним последовала четверка людей, которые тоже находились в шлюпке. Вообще-то я и сам хотел идти в числе первых, но Фред, узнав об этом, лишь покачал головой:
        - Поверь, Артуа, не стоит этого делать. Никто из нас не усомнится в твоей храбрости. Но всем нам хочется вернуться в Империю героями, людьми, сумевшими избежать изнердийского плена, да еще и на захваченном корабле, а не свидетелями твоей…
        Он не договорил, но все и так было понятно. И я только крякнул в ответ.
        Так что на палубу я попал в числе последних. Несмотря на это, изнердийцев хватило и на мою долю - людей на коутнере оказалось больше, чем мы предполагали. Те несколько матросов, что находились на верхней палубе корабля, погибли мгновенно. Наверное, у фер Груенуа оказались не самые плохие бойцы, да и неожиданность сыграла свою роль. А вот дальше начались проблемы.
        Изнердийцы, десятка полтора-два матросов, что выскочили на звуки боя, не стали бездумно бросаться в атаку. Они просто выстроились на корме в две шеренги. К чему лезть на рожон, когда с берега скоро подойдут вельботы с подмогой и тогда проблему можно будет решить быстро и без лишних жертв? Их и так было чуть ли не в два раза больше. Впрочем, ружей и пистолетов у изнердийцев почти не было, и это неудивительно: корабль военный, и оружие хранится не под подушкой, а в специальном оружейном помещении.
        Прошка сделал шаг вперед, прикрывая меня спиной. А я прыгнул влево, припав на колено, потому что единственный заряженный пистолет оставался у меня, и я скорее бы палец позволил себе отрезать, чем передал его перед атакой в чужие руки. Под колено мне попало что-то твердое, и я заорал от боли. Слова были как на подбор непечатными, но кричал я на родном языке, и потому они вполне сошли за боевой клич.
        Я выстрелил в человека, державшего в руках двуствольный тромблон. Нижний его ствол весьма впечатляющего калибра заканчивался широким плоским раструбом, что позволяло картечи рассеиваться в стороны. И выглядело оружие настолько впечатляюще, что часть наших людей подалась назад.
        Наверное, стрелку стоило бы сразу им воспользоваться, но он решил покрасоваться, выбирая цель, и тут уж настала моя очередь стрелять. Я выпустил в изнердийца оба заряда, хотя вполне хватило бы и одного выстрела, но слишком уж жутко смотрелся тромблон в его руках. Второго стрелка поразил выпадом балота Прошка, тоже приземлившись в прыжке на одно колено.
        Потом грохнул фальконет, один из тех двух, что ехали в нашей шлюпке багажом. Мы зарядили их перед атакой большим, чем это обычно делается, зарядом картечи. Уж не знаю, как умудрились поднять орудия на борт два человека, пострадавшие при крушении «Мелиссы», но если бы не они…
        Воспользовавшись секундным замешательством экипажа, вперед выступили лучшие наши бойцы - Трендир с Бронсом, увлекая за собой остальных. А дальше мы яростным ревом помогали оставшимся в живых изнердейцам, решившим искать спасения на берегу, прыгать за борт. С приближавшихся вельботов доносились крики, которые, наверное, должны были подбодрить защитников корабля. Затем до нас донесся гневный ор, адресованный тем, кто прыгал в воду.
        Выстрел второго фальконета пришелся в перегруженный людьми вельбот, тот, что шел впереди. Затем в него же из тромблона выстрелил Трендир. Второй вельбот застопорил ход в нерешительности, и заставить его сдвинуться с места не в состоянии были даже крики с берега.
        Скрипел кабестан, выбирая остатки якорного каната. Уже распустился нижний фок, поймал ветер кливер, и коутнер набирал ход, унося своих новых хозяев в открытое море.
        Я подошел к седому как лунь и очень-очень худому человеку, который сидел прямо на палубе, растирая потревоженное больное колено, помог подняться, довел до лючины трюма, усадил на нее, затем сунул ему в руки бутылку с вином, что вручил мне расторопный Прошка.
        Спасибо тебе, от всех нас спасибо. Если бы не эти два выстрела из фальконетов, то те из нас, кто уцелел, пытались бы сейчас достичь берега, а изнердийцы, сидящие в вельботах, азартно высматривали бы нас и с криками: «Вот, еще один!» - лупили бы нас веслами по голове.
        - Как тебя зовут?
        - Биглоузом, ваша светлость.
        Вот, значит, как зовется наша сегодняшняя удача.
        - Спасибо тебе, Биглоуз. Спасибо за все.
        Утро следующего дня застало нас в пути. Коутнер шел под полными парусами. Рядом с рулевым стоял Фред, и сейчас он выглядел таким же, как когда-то давно, веселым и счастливым.
        При абордаже погиб один человек и несколько были ранены. Людей недостаточно даже для того, чтобы нормально управлять коутнером, а уж о том, чтобы принять бой, и речи нет. Да и нет у нас такой задачи. Нам лишь нужно добраться до Ривеньеры, а там подумаем, что делать дальше. Самым мудрым решением станет продажа корабля, отправимся в Империю обычными пассажирами. Но сначала необходимо найти Мириам.
        Наша добыча была знатной. Почти новый корабль, ему и десяти лет нет, пушки, оружие и прочее. Трюмы были почти пусты. Черепах, правда, было много, поэтому у нас возникла мысль, что ловили их не только для собственных нужд. Вполне возможно, что этот корабль посылали специально для того, чтобы обеспечить ими курсирующую где-нибудь поблизости эскадру.
        - Изнердийцы в этих местах бывают редко. Точнее, я вообще не слышал, чтобы они сюда заходили, - недоумевал Фред. Но от разговора о том, что именно произошло с ним в Изнерде, фер Груенуа снова уклонился. Ладно, это сейчас не важно.
        Вот людей нам очень не хватает. Сейчас, при попутном ветерке и хорошей погоде, мы справляемся. Но стоит лишь чуть заштормить, и могут возникнуть проблемы. Я сам полночи отстоял за штурвалом, давая возможность одному из матросов отдохнуть. Вместе со мной был сти Молеуен - капитан парусника из меня тот еще. Утром, сдав вахту Бронсу, я решил, что пора и отдохнуть.
        На палубе возились матросы, а Фред расхаживал с самым независимым видом, тайком от меня выспрашивая что-то у Прошки. Ну и черт с вами, не мятеж же вы затеваете. Смешно даже. Может, они пиратский флаг решили вывесить, чтобы заняться морским разбоем?
        Относительно флага я оказался частично прав. Когда я снова вышел на палубу, все еще позевывая, люди исподтишка поглядывали на меня, явно чего-то ожидая.
        Я взглянул за корму. Красиво. Белая кильватерная струя на фоне голубовато-зеленой воды. Посмотрел по левому борту. И здесь лепота. Остров, виднеющийся там, казался игрушечным: песочек, пальмы, белая полоска прибоя, и все это на фоне ярко-голубого неба.
        Небо. Ага, вот в чем причина вашей загадочности. Высоко над палубой, на самом топе грот-мачты трепыхался флаг. Золотистое полотнище, на котором вздыбилась черная лошадка. Ну-ну, «Феррари» навсегда.
        И все же приятно, черт возьми! Казалось бы, такая мелочь, а вот ведь. Теперь главное не расчувствоваться. Люди ждут моей реакции. Что же делать? Приказать выкатить на палубу бочонок вина? Или заявить о том, что плавание под этим флагом налагает на них высокую ответственность и покрывает честью? И я просто сказал:
«Спасибо!»
        Глава 11
        СИЛА СЛОВА
        Посовещавшись, в Ривьерне мы встали к причалу, уплатив за это из корабельной кассы, обнаруженной на борту новой «Мелиссы». Денег там оказалось немного: либо не баловали изнердийские власти капитанов своих кораблей, либо прежний капитан имел скверную привычку держать деньги в тайнике, который нам не удалось обнаружить.
        Швартовались с отдачей якоря на подходе к пирсу - пригодится, если придется срочно покидать порт. Выбираешь якорный канат, и корабль разворачивается носом на выход из гавани. А если повезет и ветер от берега, то выходить можно с уже распущенными парусами.
        Еще пришлось заплатить двум баркасам за помощь в швартовке. Это не на современных теплоходах «стоп машина, малый назад», плюс подруливающие устройства…
        Справились без моей помощи, толку от меня нет. Я же размышлял о том, что ни на рейде, ни у причала в порту Ривеньеры «Ажганды гес» не оказалось. Слишком характерные у этого корабля очертания: бизань почти вплотную к гроту, так что не спутать даже мне. Либо мы ее обогнали, что маловероятно, либо она уже ушла.
        Когда закончилась швартовка, почти стемнело, но мы отправились на берег в поисках человека, который обладал бы нужной нам информацией. В здании, где размещались портовые власти, уже никого не было - на мой требовательный стук никто не ответил.
        В первой попавшейся портовой таверне нам встретился невзрачный человечек с неопрятной бороденкой, который за весьма скромную сумму поведал, что «Ажганда гес» действительно была в Ривеньере, но вышла в море еще утром. Куда ушла, он не знает, но если бы знал, то непременно бы нам поведал за столь же небольшое вознаграждение.
        И Прошка потух, потух так, что на него было больно смотреть. Погоди, Проухв, есть у нас еще две маленькие надежды. Во-первых, завтра утром мы попробуем найти кого-нибудь из начальников порта, и, возможно, он будет знать, куда именно ушел корабль. А во-вторых, мы можем случайно обнаружить Мириам на местном невольничьем рынке. Вдруг девушка уже надоела Джоугу и он решил от нее избавиться. Словом, утро вечера мудренее.
        Мы возвращались в порт прямой дорогой, проходя между каких-то лачуг. Настроение было самое поганое. Я не знал, что делать дальше, если Мириам не будет среди рабынь на рынке. Нельзя до бесконечности гоняться за Мириам, узнавая в очередном порту, что «Ажганда гес» уже ушла или что никто ее здесь даже не видел.
        Самым разумным решением будет вернуться в Империю и уже оттуда вести поиски девушки. И все же обидно, чертовски обидно. На свадьбу я опоздал бы даже в том случае, если бы сел на борт попутного корабля в Агуайло.
        Теперь остается надеяться только на то, что Янианна поймет меня и простит. Хотя трудно будет понять и простить человека, пустившегося в погоню за другой женщиной вместо того, чтобы вернуться домой как можно быстрее. А после того как нам не удалось найти Мириам, мне и самому будет трудно оправдаться. Ладно, завтрашний день все решит. Вдруг Джоуг отправился в какой-нибудь порт, лежащий по пути в Империю.
        Когда до меня донесся тоненький голосок, произнесший: «Ваша светлость», - я остановился так резко, что следовавший за мной Проухв чуть не снес меня с ног. Нет, мне не могло этого показаться, потому что и у Прошки был такой вид, что сразу становилось понятным: он слышал тоже.
        В это время мы проходили мимо таверны явно невысокого пошиба. У одного из освещенных окон стояла группа мужчин, и среди этих людей далеко не интеллигентного вида была Мириам. По-моему, я дважды протер глаза, настолько это было неожиданно. Один из мужчин, с бритой головой и аккуратной шкиперской бородкой, по-хозяйски шарил у девушки за пазухой, проверяя, все ли там на месте. Мириам, затаив дыхание, умоляюще смотрела на меня.
        Так, их восемь человек, и все они вооружены. Я тоже не один, нас четверо: со мной отправились фер Груенуа, сти Молеуен и Прошка. Проухв застыл в напряжении, как натянутая тетива лука. Только скажи: «Ату» - и сразу начнется. Но одного его будет мало.
        Сти Молеуен не боец, он и пошел-то с нами так, на всякий случай, как знаток нескольких языков. Конечно, шпагу в руках держать он умеет, да только в этой ситуации шпага особо не поможет.
        Но все это мелочи, главное, что мы ее нашли, и теперь осталось только договориться. Если дело дойдет до денег, так я все пушки с «Мелиссы» отдам, все до единой, а они ужас как дороги.
        - Господа, - обратился я ко всем, но смотрел на бородача, возомнившего себя маммологом-мануалом. Мы, к сожалению, не в Империи, где властвует закон и порядок, даже удивительный для текущей исторической эпохи, и то, что трое из нас носят шпаги, для этих людей не имеет почти никакого значения. Особенно здесь, в порту, куда и стража ночью зачастую опасается заглядывать.
        - Господа. Это, - я указал пальцем на девушку, - мое.
        Именно так, в среднем роде, чтобы не было ничего, кроме желания собственника вернуть свою собственность.
        - Девицу украли у меня в Гостледере. За ней мы сюда и прибыли.
        Вполне может быть, что они не знают о существовании такого мелкого городка, как Агуайло, но о Гостледере слышали точно. И то, что от него до Ривеньеры больше недели плавания, тоже должно о чем-то говорить.
        - Я понимаю, что просто забрать ее у вас будет с моей стороны не слишком благородно, и поэтому предлагаю вам два варианта. Вариант первый: конечно же деньги. И второй вариант: я беру вас в свою команду. Слово за вами.
        Сейчас незачем много говорить. По-моему, я достаточно ясно дал им понять, что эта девушка мне нужна и от своего намерения вернуть ее я не отступлюсь.
        И то, что я предложил им работу, тоже далеко не самая глупая мысль - люди нам нужны. В любом случае нам придется решать проблему с недостающими членами экипажа завтра с утра, как бы ни пошли дела дальше. Эти парни - моряки, и их не спутаешь ни с крестьянами, ни с погонщиками мулов, ни с собравшимися на корпоратив горшечниками. Разве что не нужна им работа, но и здесь есть вариант переманить их себе, посулив более высокую оплату.
        Я облегченно выдохнул, когда бородач подтолкнул Мириам по направлению ко мне. Видимо, он слегка не рассчитал своих сил, потому что я едва успел поймать девушку. Я прижал голову Мириам к своей груди, погладил по волосам и левой рукой убрал ее за спину. Там Прошка, он в шаге за моим левым плечом, всегда так было.
        Девушка юркнула за широкую Прошкину спину. Ну вот, никакой благодарности, могла бы и спасибо сказать, и даже в щеку поцеловать. Воспитывать и воспитывать тебя еще, девочка.
        Повстречавшиеся нам люди переглянулись между собой, что-то вполголоса обсуждая. Хорошо все-таки получилось. В голове у меня вертелась заготовленная фраза, та, что я так и не стал озвучивать: «Я забираю девушку себе, а взамен оставляю вам ваши жизни». Звучало весьма пафосно, но как раз в духе времени. Вот только тогда без крови бы дело точно не обошлось.
        Их раздумья понятны. Соблазнительно, конечно, получить деньги. Но не выгляжу я человеком, который может выложить много денег, а мои мысли им неизвестны. Надо, кстати, как-то решить этот вопрос, прямо завтра и решить. Встречают все-таки по одежке и судят по ней, и не только обо мне.
        Наконец бородач, которого, как оказалось, звали Оливер Гентье, поинтересовался:
        - Мы хотели бы знать, на каком именно корабле господин желает предложить нам работу.
        - На коутнере «Мелисса», на котором господин фер Груенуа имеет честь быть капитаном. - И я кивком указал на Фреда. - Для начала вы поможете нам довести
«Мелиссу» в Империю. Об оплате договоримся. И еще, в Империи вы получите дополнительное вознаграждение. Мы сейчас очень нуждаемся в опытных моряках.
        Еще пару минут рассуждений на незнакомом мне языке. Я взглянул на сти Молеуена, но тот оставался совершенно бесстрастным, хотя язык этот он явно понимал и показал мне это, сделав едва уловимый жест ладонью.
        - Коутнер в порту только один. Он пришел сегодня вечером под незнакомым мне флагом и очень похож на один из кораблей Изнерда. Вы не изнердийцы.
        И Гентье замолчал в ожидании ответа.
        А кто сказал, что мне в экипаж нужны недалекие дураки?
        - Это на самом деле так. «Мелисса» до недавнего времени имела другое название и действительно ходила под флагом Изнерда. Потом случилось так, что наш корабль погиб и тут как нельзя кстати подвернулся коутнер.
        Что ж парни, если вы боитесь последствий того, о чем только что услышали… В таком случае расплачиваться будем деньгами, но Мириам я не отдам.
        И снова короткие переговоры на незнакомом языке.
        - В этом случае обычной платы будет недостаточно, - озвучил общее решение все тот же Оливер.
        - Договоримся. Пойдемте, время позднее, а мы сегодня забыли поужинать. Вот за ужином все и обговорим. Даю слово, платой вы останетесь довольны.
        Я шел и размышлял, как же все удачно получилось. И Мириам нашлась, и люди. Пусть их и сейчас не хватает, но восемь опытных моряков сразу… Это опять удача, и как бы ее не спугнуть.
        Прошка шел впереди, держа Мириам за руку, и в темноте они выглядели так, как будто неразумный родитель решил прогулять по ночному порту свою малолетнюю дочь. Они разговаривали между собой, и им не было дела ни до кого, они даже голос не понижали, не беспокоясь, что их кто-нибудь услышит. Вернее, говорила одна Мириам, а Прошка лишь кивал головой. И вряд ли он вникал во все, что она ему рассказывала, он просто слушал ее голос, как слушают музыку, и все.
        - Букашечка мой, ты не представляешь, как мне было страшно. Я ведь не выходила никуда и даже дверь не открывала. А потом дверь вдруг сама открылась… А этот Джоуг, он такой злой. Ты знаешь, Прошечка, моя мама была ворожеей, настоящей колдуньей, я тебе рассказывала. Она людей лечила всякими травами и наговорами и меня немножко учила. Я смеялась еще тогда, говорила, что мне такое не надо будет. Есть особый наговор, чтобы у мужчины ничего не получилось, если мне не захочется. Джоуг пришел, а я сидела, бубнила нужные слова, и у него ничего не получилось. Я так боялась, что он меня отдаст своим людям, а у меня тогда ничего не выйдет. Потому что это как зубную боль заговаривать: у всех сразу нельзя, по одному только. Джоуг злился и меня ударил, больно так. Он говорил, что с женщинами у него всегда все хорошо было, а я настоящая ведьма. Потом он меня хотел своему помощнику отдать, только тот отказался. Он сказал, что не хочет, чтобы у него все как у самого Джоуга было. И еще сказал, что меня нужно в кости проиграть, чтобы у Джоуга все опять стало хорошо. Вот этот тип с черной бородой меня и выиграл.
        Оливер, который шел рядом со мной, тоже слышал слова Мириам, и как-то так получилось, что он сразу же отстал, замедлив шаг. Оно и понятно, любому нормальному мужику немного не по себе будет от таких разговоров. Особенно если учесть, что это он выиграл Мириам в кости. А Мириам все говорила и говорила, пытаясь выговорить весь свой страх, что накопился за эти дни:
        - Только ты не подумай, Прошечка, у меня совсем-совсем ничего не было, честное-пречестное слово, ты мне веришь? - И она заглядывала ему в лицо. - А как твои раны, тебе сидеть уже не больно?
        Я шел и думал: «Даже если ты и врешь, девочка, все равно ты ни в чем не виновата. А Прошка безумно рад был бы снова тебя увидеть, даже если бы вытащил прямо из борделя, потому что ты оказалась бы там не по зову сердца». И еще думал о том, что теперь можно возвращаться.
        Набрать бы еще человек десять да свежими продуктами запастись, вином, зеленью. И галет нормальных, ведь тем, что у нас есть, прямая дорога за борт, потому что они из плохо обмолоченной ржи. И дело здесь не в том, что я привык трапезничать в императорском дворце, а в грибке-паразите спорынье.
        Любит спорынья рожь, а при плохом обмолоте остается много зараженного ею зерна, того самого, из которого потом галлюциноген научатся добывать. Иной раз после такого хлебушка целыми деревнями ведьм ловили. Да еще и ядовита она, помимо всего прочего. И уж не из-за спорыньи ли клятвенно потом уверяли моряки, что видели гигантских морских змеев, «Летучего голландца» и прочие чудеса. В этом мире тоже хватает рассказов о всяких морских чудовищах, так может, и причина одна и та же?
        С людьми Оливер Гентье обещал помочь, сразу оговорившись, что вряд ли нам получится найти их больше десятка, да и то при почти невероятном везении. Причин тому несколько, и самая главная: «Мелисса» - бывший корабль Изнерда. Да что же с этими изнердийцами такое, если у всех колени начинают дрожать при одном упоминании о них?
        Глава 12
        ВЫБОР ЕСТЬ ВСЕГДА
        Утром на «Мелиссу» нагрянули гости.
        Я стоял на полуюте и слушал разговор фер Груенуа с Мростом, одним из его людей. Оба они рассматривали лежавшие на палубе буквы, выполненные из медного листа. Изготовил их Мрост, и из этих букв должно было сложиться название корабля.
        А что, медь - материал вполне подходящий: и обрабатывается легко, и сверкает ничуть не хуже золота, если хорошо надраить. Буквы получились красивыми и неуловимо напоминали готический шрифт. Правда, в слове «Мелисса» была пропущена одна буква «с», что, собственно, и составляло суть спора.
        Мрост философски заявлял, что в нехватке одной буквы нет ничего страшного, ведь мы часто сокращаем женское имя, чтобы сделать любимой приятное. И вообще, главное найти в любом сокращении глубинный смысл.
        Над ответом фер Груенуа раздумывал недолго, и его тезис звучал так. Поскольку он полностью согласен с рассуждениями о сокращении, то сейчас скажет Бронсу, чтобы тот Мросту кое-что укоротил.
        Какой в этом смысл? Да хотя бы такой, что Мрост перестанет тратить в каждом порту все свои деньги на местных прелестниц, остепенится, купит себе дом и займется одним лишь творчеством. А последнее, никто не станет отрицать, получается у Мроста очень даже замечательно.
        В этом приказе будет и глубинный смысл: из глаз Мроста навеки исчезнет блудливое выражение, и взор его станет чистым и ясным.
        - Ты даже обнаженных натурщиц сможешь писать спокойно, - подумав, добавил Фред. - А Бронс мою просьбу выполнит с удовольствием, и ты знаешь почему.
        Бронс, занятый неподалеку мелкой починкой рея и слышавший весь разговор, заявил, что сделает это, причем сделает бесплатно и действительно с удовольствием, и Мрост знает почему.
        Все еще хромающий Биглоуз, чистивший кормовую кулеврину, добавил, что он с удовольствием подержит Мроста за руки, и тот знает почему.
        Бронс сказал, что и в одиночку справится отлично. Кроме того, он не хочет делиться удовольствием ни с кем.
        Не знаю, что намеревался ответить Мрост, уже набравший воздуха в легкие и даже открывший рот, но всех нас отвлек шум на причале. К «Мелиссе» подкатили две кареты, которые сопровождало четыре десятка солдат.
        Из карет вышло несколько человек, они поднялись по трапу на палубу коутнера. Затем вновь прибывшие разбрелись по кораблю и начали рассматривать «Мелиссу» с самым хозяйским видом. И мы с Фредом поспешили им навстречу.
        Наши нежданные гости старательно делали вид, что совершенно нас не замечают. Один из прибывших, толстячок самой что ни на есть благодушной наружности, внимательно разглядывал пушку, даже ногтем по ней щелкнул. Милый такой толстячок с пухлыми губами и короткой шпагой. Не могу себе представить целесообразность такого оружия. Разве что это символ, указывающий на благородство происхождения его обладателя.
        Гость выглядел бы довольно забавно, если бы не его холодные глаза стального цвета. И рассматривал он парусник так, как будто прикидывал: во сколько встанет косметический ремонт и что он будет иметь с перепродажи?
        Связан этот визит, вероятно, с нашей неспособностью доказать, что красавец-коутнер принадлежит именно нам. Ни документов, указывающих на право собственности, ни каких-либо патентов, подтверждающих наши полномочия по вопросам каперства, у нас нет. Выходит, мы самые что ни на есть пираты. Но мы сейчас не в Монтарно, чтобы на этот счет особенно не беспокоиться.
        Наверное, толстячок решил, что ему повезло. Заходит в гавань корабль, весьма похожий на изнердийский, но флаг на нем непонятно чей. А ты ведь, Артуа, так радовался, видя свой герб, развевающийся над идущим на всех парусах кораблем. Небось и сердце гордостью наполнялось? Так подойди к ним и расскажи, кто ты и кем в самом скором времени должен стать. О приключениях своих расскажи, поведай, как от пиратов сбежал. Да и о том, что дальше было, они послушают с интересом. Прямо сейчас и подойди. Глядишь, и проникнутся. А не проникнутся, тоже ничего страшного. Передадут тебя Империи в обмен на какие-нибудь уступки. Все-таки не частные люди будут обменом заниматься, и, наверное, золото им просить будет стыдно. А всех остальных потом можно будет выкупить, главное, чтобы их не повесили…
        Черта с два вы что у меня получите, господа хорошие, даже квач с гальюна. За этот корабль люди погибли, я уж не говорю про свою царапину, из-за которой просыпаюсь сто раз за ночь, стоит неловко пошевелиться. Я теперь за это корыто костьми на палубе лягу, и не потому, что мне его жалко. Люди поверили мне, и подвести их я не имею права.
        Лишь бы Гентье со своими парнями был на нашей стороне, ведь им, по сути, ничего не угрожает. Вот сейчас и проверим:
        - Фред, - обратился я к фер Груенуа, - нужно отсечь гостей от трапа.
        Заодно посмотрим и на реакцию Фреда. Я плохо знаю его людей, но и сам он за эти годы мог измениться, причем измениться сильно. Если его люди и люди Оливера Гентье не будут делать того, что мне необходимо, не получится ничего.
        Ну, поехали.
        Фред визгливым голосом заорал на Бронса, который стал на «Мелиссе» боцманом, распекая его за безобразие, видимое только им двоим. И совершенно случайно это безобразие находилось у самого трапа. Перед тем как начать орать, фер Груенуа произвел манипуляцию левой кистью, прикрыв ее от гостей телом. Люди Гентье на рев Бронса тоже откликнулись, так что визитерам поневоле пришлось отойти от борта еще дальше.
        Среди шести наших гостей был офицер, командующий прибывшими вместе с ними солдатами. Вид у него был откровенно скучающий: похоже, миссия по осмотру неизвестного корабля не вызывала у него восторга. А что у нас делают солдаты на берегу? Скучают, как и их командир, и на происходящее на палубе пока не обращают внимания.
        А вот и Бертоуз подключился к игре. Он с самым индифферентным лицом занял место там, где мне и хотелось бы его видеть. И ведь сам догадался, никто ему об этом не говорил.
        Вот теперь точно пора.
        - Господа, - обратился я сразу ко всем, поочередно посмотрев на каждого гостя. Некогда мне шарады разгадывать, кто в их делегации главный. - Вероятно, вы решили встать в первых рядах штурмового отряда, иначе как это все понимать? Сейчас вы заявите мне нечто такое, на что я наверняка не соглашусь, после чего покинете борт корабля и отдадите приказ солдатам. А мы будем глядеть вам вслед с робкой надеждой, что все образумится. Так прикажете вас понимать? Так вот, я полагаю, что все будет несколько иначе.
        Сейчас вы пройдете, чтобы посмотреть внутреннее убранство моей каюты, и пробудете там до самого выхода из гавани. Там вы получите в свое распоряжение шлюпку, на которой и покинете гостеприимный борт «Мелиссы».
        Как бы подтверждая мои слова о нашей гостеприимности, Бертоуз ненавязчиво обратил внимание визитеров на фальконет, установленный на вертлюге, что позволяло вести круговой обстрел.
        Говорить я старался негромко, но убедительно, и для большей убедительности направил ствол пистолета в живот офицера. Сейчас главное, чтобы солдаты на берегу не услышали, что происходит на борту «Мелиссы».
        Конечно, захват заложников не дворянское дело, но думал я о другом. Может быть, я тысячу раз не прав, заподозрив наших гостей в том, в чем заподозрил. Но если все же прав, то тянуть не стоит. Даже если мы сумеем отбиться от солдат и отойти от причала, из гавани, которая находится под защитой форта, нам не выйти. Пусть
«Мелиссу» и не потопят, но она успеет нахватать столько ядер и книппелей, что останется без парусов. Затем нас легко догонят и так же легко возьмут на абордаж. И пусть здесь нет телефонов, чтобы сообщить о случившемся в форт, но система оповещения наверняка продумана и надежна.

«Только бы солдат на берегу не потревожить», - снова промелькнуло в голове.
        Люди, прибывшие на борт коутнера, на несколько мгновений замерли в нерешительности, и понять их было можно. Ведь они у себя дома и стоит только свистнуть… Но с другой стороны, смерть, вот она, рядом, в паре шагов, стоит с самым решительным видом. По себе знаю, в такие секунды жизнь кажется особенно сладкой, и очень-очень трудно сделать выбор.
        А на баке развернулась безобразнейшая сцена. Один из людей Гентье по имени Гриттер устроил самый настоящий пьяный скандал. Он орал, не выбирая выражений, что его, марсового матроса, заставляют драить гальюны. Это его-то, кто знает моря как свои пять пальцев и чье присутствие на борту заставляет пиратов десять раз подумать, стоит ли идти на абордаж! Не для того он нанялся на борт этой посудины, чтобы выгребать дерьмо. Он, на чьем счету чуть ли не дюжина гигантских акул-людоедов, которых он разорвал голыми руками, должен убирать за теми, кто моря еще даже не нюхал!
        Я поймал взгляд толстячка, что несколько минут назад так по-хозяйски осматривал
«Мелиссу». Визитер явно хотел сказать мне: «Что же ты, со своим отребьем справиться не можешь, а берешься за такие дела?»
        Действительно, чего это он там разорался? И когда только успел набраться? Вроде выглядит вполне адекватным. Стоявшие на причале солдаты откровенно ржали, тыкая в Гриттера пальцем. А тот продолжал орать, заявляя, что плевать он хотел на такую работу, его и на любом другом корабле с руками и ногами оторвут, на таком, где на вине не экономят. Затем этот обалдуй заявил, что если ему немедленно не нальют, то он разберет эту скорлупку по дощечкам до последнего бимса так, что она будет напоминать лохань, в которой женщины стирают белье. Да и городу мало не покажется.
        Тут Гриттер посмотрел на реакцию солдат и пошел на попятный, сказав, что город, так и быть, трогать не станет.
        Вот под этот пьяный рев и доносящийся с причала гогот мы и отконвоировали аманатов в капитанскую каюту. Там усадили их за стол, и Мириам в милом кружевном передничке (и где только нашла?) обнесла их всех вином, кстати, довольно мерзким на вкус, но другого у нас не было. Но, как говорится, чем богаты…
        Заложников с палубы мы удалили лихо, даже этот, как его, Гриттер помог, отвлекая на себя внимание. А вот что делать с солдатами дальше? Если выйти и заявить, что гости пожелали прокатиться на корабле, получится крайне неубедительно. Значит, нужно найти среди заложников человека, который вышел бы вместе со мной и сделал такое заявление вместо меня. Причем надо соблюдать два условия: солдаты должны его послушаться, а сам он не должен заикаться и иметь бледный вид.
        Ну и кого же выбрать? Больше других на эту роль подходит офицер, тем более солдатами командует именно он. Будет трудно убедить его отдать такой приказ, но другого выхода нет. Выглядит он спокойнее остальных, да и видно, что он воин, а не тыловая крыса: на лице шрам, а при ходьбе чуть прихрамывает. И еще у офицера шпага на боку имеется, настоящая, боевая, в потертых ножнах. Трудно будет заставить его совершить нечто противоречащее дворянской чести. Трудно, но придется, да и выбора нет.
        Для начала я вывел офицера из каюты и поставил у него за спиной двух здоровенных обалдуев - Прошку и еще одного такого же переростка, Сотниса. Чтобы обстановку нагнетали. Может и не подействовать, но почему бы не попытаться? Еще понадобился сти Молеуен - на случай, если возникнет необходимость в переводчике.
        Я взглянул на Проухва - ну просто воплощение безмятежности, даже слегка улыбается. Мне бы его нервы. Или его сознание.
        - Артуа де Койн, граф, - обратился я к офицеру. Если творишь какое-то негодяйство, нужно делать это под своим именем. Это добрые дела можно вершить, оставаясь инкогнито.
        После секундной заминки офицер представился:
        - Алиан Сторк.
        - Так вот, уважаемый Алиан Сторк, у вас есть возможность спасти как этих людей, - я указал в направлении каюты, которую мы только что покинули, - так и жизни солдат, что остались на причале. В вашем мужестве и чести я не сомневаюсь, но разговор сейчас не о них. Речь идет о людях, чья судьба напрямую зависит только от вашего решения.
        Я немного помолчал, чтобы Сторк мог все осмыслить. Должен признаться, я ему не завидовал. Выбраться из создавшейся ситуации с честью и живым сложно, да что там, практически невозможно.
        - Господин Сторк, я предлагаю вместе со мной выйти на палубу и сказать солдатам, что вам вместе с остальными господами взбрело в голову совершить на коутнере небольшой вояж, чтобы оценить мореходные качества корабля.
        Может, добавить, что его солдаты находятся под прицелом пушек? Но орудийные порты закрыты, как и положено, когда входишь в дружественный город. Ничего, фальконеты он сам видел, а значит, все и так предельно ясно, и офицер отлично понимает, что мы сами себе отрезали дорогу к отступлению.
        Если Сторк откажется, придется подать Прошке знак, чтобы тот его оглушил. Уговаривать бессмысленно, зачем терять время. Надеюсь, что следующий будет сговорчивее, ведь он наверняка будет думать, что Сторк уже мертв. Да я и сам ему об этом скажу, еще и Прошку попрошу рожу пострашнее скорчить.
        - Каковы гарантии? - Офицер спросил с таким видом, будто поинтересовался погодой на завтра.
        - Мое слово. - Я выставил перед собой ладонь с прижатыми другу к другу пальцами. Здесь так принято, когда поручаешься. - Шлюпку вы получите даже в том случае, если после нашего отхода от причала что-то пойдет не так. И я вновь повторил свой жест.
        Ну давай же, решай быстрее, время идет. Если тебе не дорога собственная жизнь, так подумай об остальных, их жизнь зависит только от тебя.
        - Пойдемте.
        И он первым направился к выходу из кормовой надстройки.
        Вот же спокойствие у человека! Я ему даже позавидовал.
        Офицер обратился к солдатам на незнакомом языке, и я посмотрел на сти Молеуена. Тот едва заметно развел руками: «Не понимаю». Опять проблема: кто его знает, что Сторк сказал своим солдатам.
        Но нет, беспокоился я напрасно. Солдаты подчинились команде и удалились, сопровождаемые важного вида капралом. Уф. Теперь можно перевести дух в первый раз. Второй будет после того, как мы покинем гавань, пройдя мимо форта.
        Никогда раньше я не видел, чтобы так быстро отдавались швартовы, выбирался якорный канат и распускались паруса. «Был бы секундомер, я бы обязательно засек время и сделал его нормативом», - думал я, наблюдая за действиями команды «Мелиссы».
        Форт мы миновали уже под полными парусами, успев поставить даже дополнительные стаксели. Нам повезло, что с берега дул свежий попутный ветерок, вселяя в наши сердца веру в благополучный исход дела. Кстати, нам даже шлюпку отдавать не пришлось: мы переправили вынужденных пассажиров на какую-то рыбацкую фелюгу.
        На прощание я выразительно посмотрел на Сторка: «Может быть, с нами? Что тебя ждет на берегу, кроме проблем и неприятностей?» - но тот лишь отвел взгляд. Последним покинул борт «Мелиссы» толстячок, который единственный, кроме Сторка, выглядел во время нашего совместного путешествия безмятежно-спокойным. Он мне понравился, и в другой обстановке я бы с удовольствием с ним поговорил.
        Я стоял на юте, глядя на удаляющийся берег, когда ко мне подошел Гриттер. «Так, вот ты-то мне и нужен», - едва успел подумать я, но Гриттер поинтересовался:
        - Ваша светлость, я не переигрывал?

«Вот тебе и раз», - удивился я, пожимая ему руку.
        Очень хорошо, что нам удалось выбраться из Ривеньеры живыми и здоровыми. И Мириам с нами. Но на этом все хорошее и заканчивается.
        Вчера, посовещавшись с фер Груенуа и сти Молеуеном, мы приняли решение продать пару кулеврин. И пусть цену за них дали бы весьма несерьезную, но даже этих денег нам хватило бы, чтобы закупить все необходимое к плаванию к берегам Империи: продукты, вино, парусину и много всего еще. Но из-за такого поворота событий мы даже пресной водой не успели запастись. Только и удалось купить, что клеть с курами. И то лишь только потому, что вездесущие торговцы подвезли свой товар к самому борту.
        И нам по-прежнему очень не хватало людей. Гентье говорил, что утром нет смысла искать матросов на берегу, все они соберутся в тавернах только к обеду. Хорошо хоть все наши люди оказались на борту. Кто мог знать, что все так обернется? Иначе бы мы ушли еще до восхода солнца.
        Я взглянул вверх, где на желтом клочке ткани трепыхалась черная лошадка.
        Ну-ну, Артуа. Ты прикажи ее снять: мол, снова поднимем, когда окажемся в территориальных водах Империи, где уже ничто нам не будет угрожать. И с любым другим флагом проблем не будет, тот же Мрост исполнит его тебе в самом лучшем виде. Вот только к чему тогда вообще было его поднимать?
        Первый день плавания прошел спокойно. Ближе к вечеру мы перестали опасаться погони. Люди повеселели: что-то очень неприятное, но удачно пережитое всегда почему-то вспоминается со смехом.
        Я весь световой день проходил от борта к борту, мудро поглядывая по сторонам, в небо, на паруса. Прервался только на обед и послеобеденный отдых. Адмиральский час на флоте - дело святое. И поскольку в этом мире такой традиции еще нет, необходимо ее ввести. А как же лучше всего вводить, если не собственным примером?
        Поглядывать по сторонам и в небо не было никакой необходимости. Фер Груенуа - опытный капитан, а сти Молеуен - навигатор с большой буквы, в чем я уже неоднократно мог убедиться. Так что занимался я в основном тем, что пытался придумать убедительное оправдание неявки на собственную свадьбу.
        - Любимый, - скажет Янианна. - Ты за этим корабликом плавал столько времени? Как мило! Теперь их у тебя целых два! Один этот, как его… «Лолита», - при этом слове она обязательно немного наморщит носик, потому что считает, что назвал я его в честь одной из своих прежних пассий, и мне никак не удается ее переубедить. - Пусть он будет мне свадебным подарком. Я прикажу его поставить на площади перед дворцом и каждый день стану подолгу им любоваться. А глаза у меня будут блестеть от слез умиления. - Тут она придаст выражению своего лица самый восторженный вид.
        Со свадебным подарком у меня действительно ничего не получилось. Сюрприз будет, и нисколько не сомневаюсь, что впечатлит он всех. Только слишком уж он быстро закончится. А впечатления, оставленные им, - вещь далеко не материальная. Что делать, ума не приложу.
        Ближе к закату на горизонте стали видны паруса кораблей, следующих нашим курсом. Шли мы открытым морем, здраво рассудив, что в проливе, случись что, не будет пространства для маневра. Рассмотреть корабли не удалось, было только ясно, что их три.
        Вся ночь прошла в тревожном ожидании. На рассвете все три корабля оказались значительно ближе, но все же у нас оставалась легкая надежда, что это просто наши попутчики. Надежда растаяла, растаяла полностью, когда мы взяли мористее и корабли изменили курс вслед за нами.

«Мелисса» разрезала воду на всех парусах, но таинственная эскадра становилась все ближе и ближе. Когда наконец удалось разглядеть флаги преследующих нас кораблей, фер Груенуа заметно побледнел.
        - Это изнердийцы, - сказал он упавшим голосом.
        За следующие полдня ничего не изменилось: расстояние между нами продолжало неуклонно сокращаться.
        Что мы можем сделать? Да ничего. Парусов уже не добавить, груза на борту «Мелисса» не имеет, так что и выбросить, по сути, нечего, разве что избавиться от орудий. А толку?
        Два преследовавших нас корабля были двухдечные, как минимум по сорок пушек на борту у каждого. Третий похож на «Мелиссу», а это еще четырнадцать-шестнадцать орудий. И ничего хорошего нас не ждет, даже если мы просто сдадимся в плен.
        Мне все же удалось кое-что узнать об Изнерде, пусть и не так много, как хотелось бы. Но и того, что я услышал, было достаточно, чтобы понять: захват изнердского корабля сродни пощечине. И пощечина эта была нанесена не какому-то конкретному человеку, а целой державе. Последствия представить нетрудно.
        Я видел, что все вокруг ожидают от меня каких-то действий. Но что же я могу? Я вам что, бог, добрый волшебник? Попробовать, что ли, прикрыться именем Янианны, умоляя нас пощадить?
        Подошел Бертоуз, взглянул на меня, и я молча кивнул головой. Через минуту по очереди рявкнули две ретирадные кулеврины, установленные на корме.
        Так, чему быть - того не миновать. Когда-то это должно было произойти, не могло же нам везти до бесконечности. Жаль только, что происходит так рано.
        Под взглядами людей я бросил на палубу пару абордажных кошек, затем разрядил в сторону приближающихся кораблей оба ствола своего пистолета, взял в руки пороховницу и всыпал в стволы порох. Всыпал много, не жалея. Прошка дернулся и снова застыл. Знаю, Проухв, знаю. Стволы могут не выдержать такого заряда, но понадобится нам всего лишь один выстрел. Я насыпал пороха на полки замков и положил пистолет на бухту пенькового каната перед входом в крюйт-камеру. Все.
        Я развернулся и по очереди посмотрел в глаза окружавшим меня людям. Выбор всегда есть, но примете ли вы его именно таким?
        Глава 13
        КОСТЫЛЬ ИЗ ЗОЛОТА
        Так, парни, все, что вы сейчас увидели, придумано не мной. Много лет назад в другом мире на одном корабле сложилась похожая ситуация. И именно так тогда лежали пистолеты у входа в крюйт-камеру. И те, кто был на паруснике, выстояли, выиграли бой с многократно превосходящим их противником. Адмиралы, офицеры самых могущественных тогда флотов отказывались поверить в случившееся, объясняя победу невероятно благоприятным стечением обстоятельств. Да какая теперь разница, почему это произошло? Разве главное в этом? Главное в том, что пистолеты лежали у входа в крюйт-камеру.
        И еще, на могиле офицера, командующего этим кораблем, высечено: «Потомству в пример». А я, как ни крути, тоже вроде бы один из его потомков.
        Но как ко всему этому отнесетесь вы, парни? Ведь сейчас совсем не та ситуация, что сложилась в том бою, о котором вам даже не приходилось слышать. Но никто из вас не отвел взгляда.
        Фред подошел к пистолету, взял его в руки, внимательно осмотрел состояние кремней, затем положил на место и прикрыл снятым с себя камзолом. Разумно - пистолет не намочит водой. Затем фер Груенуа встал рядом со мной. А я продолжал рассматривать стоявших напротив людей. А что, хорошие люди, пусть и совсем не похожи на ангелов. Особенно это относится к тем, кто пришел вместе с Оливером Гентье. Смешно даже пытаться представить их добропорядочными гражданами, нисколько не сомневаюсь, что за свою жизнь они видели и творили такое…
        Да, они не ангелы, зато, если нужно, не задумываясь будут в жестокий шторм карабкаться на мачты высотой в добрые тридцать метров, когда даже на палубе устоять на ногах почти невозможно, когда корабль почти касается ноками рей воды то одним, то другим бортом… А ведь на мачты не просто необходимо забраться, там еще и работать нужно, тянуть сжатыми до судороги пальцами вырывающуюся парусину, бороться со всеми этими шкотами и гитовами.
        Такие люди готовы прыгнуть на палубу вражеского корабля, не слыша даже грохота боя из-за собственного рева, прыгнуть прямо на клинки сабель и стволы ружей противника… Это про них у нас говорят: сам черт не брат. Здесь говорят по-другому: тигру в пасть плюнет. Не потому ли эти люди так охочи до тех радостей жизни, что ждут их на берегу?
        Ладно, это все лирика. Ну, что тут у нас?
        Сначала о плохом и грустном. Нам не оторваться. Изнердийцы настигнут нас еще до наступления темноты. Ночью мы могли бы сменить курс, и, если бы повезло, они не заметили бы нашего маневра. К утру мы бы уже скрылись за горизонтом.
        Вероятно, нам следовало так поступить прошлой ночью, но что сделано, то сделано.
«Мелисса» - не самый ходкий корабль, в этом нам не повезло. Не повезло и с тем, что прошлые владельцы парусника только начали кренгование и не успели очистить подводную часть корпуса от ракушек и водорослей, которые сильно тормозили ход корабля.
        Кроме того, «Мелисса» имеет усиленный корпус, и это, надеюсь, поможет при попадании в него ядром. Но вот масса корабля от этого увеличилась. Прибавьте к этому грот с косыми парусами - это неплохо для управления, но не для хода корабля.
        Интересно, а что у нас есть хорошего? Обязательно что-то должно найтись.
        На корме, перебивая мысли, грохнули обе кулеврины. Это Бертоуз их осваивает. До изнердийцев еще далеко, и ядра не преодолевают даже половину расстояния. То-то, наверное, веселье стоит на преследующих нас кораблях.
        Ну что же, нас догонят, оставят пушечными выстрелами коутнер без парусов, картечью сгонят всех нас с палубы и отправят шлюпки с абордажными командами. Им даже швартоваться не будет необходимости. Топить нас не будут (хоть что-то хорошее), и это значит, что у нас есть время побарахтаться.
        Опять два выстрела с кормы. Забавляйся, Бертоуз, забавляйся. Пороха не жалко, все равно не успеем весь сжечь. А в крюйт-камере пороха хватает. Хорошего качества, кстати, порох, гранулы отшлифованные и одной величины. Вспыхнет равномерно.
        - Ваша светлость, может быть, можно что-то сделать?
        Это Прошка. И глаза у него с такой надеждой смотрят. Не за себя он беспокоится, Мириам ему жалко. Та, бедная, ходит, не отрывая глаз от пола, вернее, от палубы. Тяжело Мириам, понимает ведь, что все проблемы именно из-за нее.
        - Конечно, Проухв. Сейчас черепашек на волю выпустим. Знаешь, сколько они живут? По триста лет, а то и больше. Нас давно уже не будет, а они все будут рассказывать своим детям о нашем милосердии, - не стал я разочаровывать парня.
        Вот что, Фред, не смотри на меня так. Должен уже привыкнуть. Не хотят изнердийцы в сторону отваливать? Ну-ну.
        - Давай! - сам себе скомандовал Гентье и выбросил за борт очередной тюк. Последний час люди только тем и занимались, что относили на корму корабля всякий хлам и кидали его за борт. Хлам быстро закончился, и потому в воду начали лететь и вполне ценные вещи. Но сейчас об их ценности никто не задумывался - собственная жизнь дороже.
        Мы облегчили «Мелиссу» не менее чем на тонну, но преследующие нас корабли приближались так же неумолимо, как беспощадная смерть к приговоренному к казни узнику.
        Фер Груенуа как-то по-особенному поглядывал на небо, море, втягивая в себя воздух и чуть ли не пробуя его на вкус языком. Затем он о чем-то переговорил со сти Молеуеном, имевшим весьма загадочный вид.
        На палубе возились Гриттер, Бронс и еще пара человек, сооружавшие из пустых бочек нечто похожее на небольшой плотик. Один был уже готов, но нам их нужно три.
        Ветер переменился внезапно. Вернее, внезапно для меня, но никак не для Фреда и Клемьера. Иначе зачем бы они чуть ли не час назад послали марсовых на мачты? И теперь оставалось только подать команду. «Мелисса» послушно накренилась на правый борт, ложась на новый курс.
        Фред предчувствовал изменение направления ветра, и, не проведи мы вовремя этого маневра, сейчас ветер стал бы чуть ли не встречным. Мы выиграли час, возможно, два, но до заката еще далеко. И наши противники, вероятно, тоже посматривают на небо, желая разделаться с нами до темноты.
        Я как в воду глядел, потому что вражеский коутнер резко прибавил ходу. По-видимому, до сей поры он просто держался в тени других кораблей, а теперь, подчиняясь приказу, пошел под всеми парусами. Расстояние между нами стало стремительно сокращаться. Эх, ну почему в наших руках не оказался тот быстроходный корабль?
        Похоже, фер Груенуа думал о том же. Ничего, Фред, будет у тебя корабль, быстрый, как стрела, обязательно будет. Нам бы только сегодняшний день пережить.
        На носу догоняющего нас корабля появились два облачка дыма, затем донесся грохот выстрелов. Гляди-ка, а ведь и вправду ядра в полете можно увидеть. Но что-то мне не очень хотелось сейчас в этом убеждаться.
        Ядра упали в воду, не долетев приличного расстояния. Ничего, лиха беда начало. Сейчас они подойдут поближе, поравняются с нами, убедятся, что мы даже залпом не можем отвечать, и начнется потеха.
        Так, наш ответный ход. Черт бы тебя взял, Бертоуз! Когда мы вернемся в Империю, я первым долгом закажу у Гростара золотую трость, а затем торжественно тебе ее вручу. И обязательно настою, чтобы на бриллиантах он не экономил.
        Снова грохнули обе наши кормовые пушки. Бертоуз, быть тебе ворошиловским стрелком, первым в этом мире. И значок у тебя под стать твоей клюке из золота с каменьями. Положить во вражеский корабль три ядра из четырех! Недаром ты все это время кулеврины лелеял. Ядра по одному отбирал, осматривая их, взвешивая на руках, примеряя по диаметру орудийного ствола и разделяя на две неравные кучки. И порох из бочек чуть ли не на язык пробовал, заполняя ими картузы, пошитые Мириам со скоростью швейной машинки.
        И пусть никаких больших разрушений вражескому кораблю эти попадания не принесли, не взорвался он со страшным грохотом, распадаясь на куски, но зато нас сразу зауважали. Коутнер резко отвалил в сторону, спасаясь от обстрела.
        Так, что-то долго мы мусор за борт не выбрасывали, засмотревшись на чудеса Бертоуза. Вот, например, две полупустых бочки вполне для этого сгодятся. На догоняющих нас кораблях занимались тем, что пытались на полном ходу выловить выброшенные за борт предметы, убедившись, что мы вышвыриваем все подряд. Ну, может, и бочки с вином выловят, хоть порадуются.
        Все, пора отправлять за борт выглядевшее довольно нелепым сооружение из пары бочек, парусины и досок. Осторожнее, парни, осторожнее. И с богом. Еще и сплюнуть на удачу.
        Бочки, поначалу полностью исчезнувшие под водой, вынырнули, заставив нас облегченно вздохнуть. К ним ядро привязано, чтобы набок не заваливались, и мы опасались, что перестарались с грузом.
        Все мы стояли в напряжении, отчитывая секунды. Все, время давно вышло, и мы едва сдерживали вздох сожаления. Но именно в этот момент, когда бочки проплывали мимо борта изнердийца у самой кормы, раздался грохот. Следовавший за нами в кильватере корабль повело в сторону.
        Парни, я и сам бы с удовольствием заорал от радости, но положение не позволяет. Так что придется сделать невозмутимый вид: мол, сущие пустяки.
        Поврежденный взрывом корабль лег в дрейф. Ха, так у него и дифферент на корму присутствует. Очень удачно вышло, да и длину фитиля мы хорошо рассчитали. И пусть нет в бочонке с порохом никаких поражающих элементов, но про гидродинамический удар тоже не надо забывать. Я вас заставлю такие термины наизусть выучить! Когда корабль Изнерда сможет продолжить погоню, мы будем уже далеко. Надеюсь, и вправду далеко, а не глубоко, в смысле, на дне морском.
        Так, следующий номер нашей программы. Только осторожней, осторожней, правда, теперь уже по другой причине. На этот раз плотик не отправился в свободное плавание, он волочился за кормой на буксире.
        Теперь необходимо, чтобы плотик все время оставался между нами и преследующим нас кораблем, тем, что имел два дека, сорок орудий и сотни три экипажа. Критнер держался в стороне, не пытаясь сойтись на дистанцию стрельбы из орудий. Но и нам было не до него.
        Тот, что шел по корме, пытался достать нас из погонных орудий. Несколько раз ему это удалось, но пока все складывалось удачно. В парусах парочка дыр, разбита стоящая на боканцах шлюпка, и одно из ядер угодило в каюту капитана. Какое счастье, что меня там нет!
        Вообще-то каюту должен занимать фер Груенуа, но он любезно уступил ее мне. С другой стороны, я ведь являюсь кем-то вроде адмирала, пусть и свадебного. Из-за столь высокого статуса приходилось не склонять голову под свистом летящих в нас ядер, хотя и очень-очень хотелось. Все сейчас смотрят на меня, и я своим невозмутимым видом должен им внушать - все нормально, все идет по плану и остается лишь немного подождать.
        Хотя какие тут, к морскому дьяволу, планы. Если мы до сих пор не получили серьезных повреждений, то только потому, что пока что нам невероятно везет. Леди Удача - особа весьма ветреная. Сидит себе сейчас на топе грот-мачты «Мелиссы» и с улыбкой на нас посматривает. Затем взбредет ей в голову - и перепорхнет она на мачту одного из преследующих нас кораблей. Как бы в ответ на мои невеселые мысли очередное ядро с грохотом ударилось в ствол той самой грот-мачты и, срикошетив от нее, убило человека. Одного из тех, что пришел с Гентье.
        Как в эти времена происходят морские сражения? Все искусство капитанов кораблей заключается в том, чтобы занять выгодную позицию относительно ветра. Корабли лавировали именно с этой целью порой по нескольку часов, а то и дней, затем сходились на половину дистанции пистолетного выстрела, и следовал залп всем бортом. А самое страшное - это подставить под пушечный залп корму корабля. Последствия ужасны даже для монстров с бортами толщиной в метр, обшитыми дубовыми досками, а порой и медными листами, потому что при повреждении рулевого устройства корабль становится игрушкой ветра и волн. Кроме того, на корме имеется мостик и, чаще всего, крюйт-камера…
        Нам же приходится подставлять свою корму, потому что нет у нас другого выхода. И где гарантия, что следующее ядро не расколет в щепки перо руля или не перебьет штуртрос?
        Нет, нужно думать о чем-то другом. Потому что плохая обнаруживается закономерность. Следующее ядро ударило в корму корабля, и я с беспокойством посмотрел на рулевого. Пронесло, руль оказался цел.
        - Давай! - в один голос заорали мы с фер Груенуа Гриттеру, стоявшему у вьюшки, чтобы тот выбивал стопор. Вьюшка бешено закрутилась, отпуская в море за кормой буксирный канат.
        Сорокапушечный изнердиец поворачивался к нам лагом, похоже, собираясь произвести залп всем бортом. Он пристрелялся погонными орудиями, а их у него целых четыре. И дистанция для залпа самая подходящая…
        Все, буксирный канат вытравлен полностью, но его длины явно не хватает.
        - Дергай! - снова в унисон прокричали мы с фер Груенуа. Гриттер наматывал линь на локоть с такой скоростью, что движения его рук слились в сплошное пятно. Дергать ему не пришлось, потому что «Мелиссу» подняло на волне и этого оказалось достаточно.
        Взрыв поднял столб воды. Но расстояние до изнердийца оказалось слишком велико, и в лучшем случае корабль просто окатило водой.

«Черт возьми, да как здесь можно сохранить каменное лицо, - думал я, наблюдая за летящими в нас ядрами. - Ведь они же полнеба закрывают!»

«Мелисса» вздрогнула, принимая на себя груз попавшего в нее чугуна, и даже как-то жалобно скрипнула, честное слово. Пронесло. Несколько новых дыр в полотнищах парусов, но ничего критичного. И можно выдохнуть воздух, в котором уже не осталось кислорода.
        На корме завозилось несколько человек, опуская на выстреле третий и последний наш плотик. Нам остается держать этот плотик между нами и преследующим нас кораблем. Эффект они видели, и, надеюсь, он их впечатлил. Да, мы всего лишь тянем время, отсрочивая неизбежное. Но мало ли что может произойти. Люди всегда верят в чудо, если ничего другого уже не оставется. И так хочется, чтобы оно произошло!
        Так, что это? Неужели? Господи, неужели? Мы стояли затаив дыхание и боялись поверить в происходящее. Корабли изнердийцев ложились на обратный курс.
        Грохнула наша кормовая пушка, задранная стволом чуть ли не в небо. Она осталась одна, у второй давно уже был разбит лафет прямым попаданием ядра, убившего при этом двух канониров. Есть! Наш прощальный подарок Изнерду. Пусть и очень скромный, но на вражеском корабле его оценят.
        Да уж, Бертоуз, ты проклинать меня будешь из-за своего костыля, вернее из-за его веса, столько на него пойдет золота.
        - Право на борт. Правь на коутнер, - заявил я рулевому, перехватив недоумевающий взгляд фер Груенуа. Успокойся, Фред, я помню, сколько у нас человек на борту, и разум от счастья у меня не помутился.
        Я оказался прав. Коутнер Изнерда уходил от нас на всех парусах. Надеюсь, они хорошо запомнили флаг, реющий над нашим кораблем. Флаг горел золотом в лучах заходящего солнца, потому что сделан он из парадной парчовой скатерти бывшего капитана корабля.
        Удирая, изнердиец плюнул в нас пушечным залпом. В «Мелиссу» попали всего-то два-три ядра, и одним из них убило Бертоуза.
        Я стоял над его телом и думал: не зря говорят умные люди, что не нужно испытывать судьбу. Что мне стоило продолжать идти прежним курсом, гордо удаляясь от противника? Ведь враги и так покрыли себя позором.
        На корме раз за разом дергал линь Гриттер, но взрыва не происходило. То ли вода намочила кремни, то ли сделанное впопыхах устройство для воспламенения пороха подвело. Хорошо, что выяснилось это сейчас, когда ничего на свете уже не имеет значения.
        Подошел фер Груенуа и сжал мне плечо:
        - Пойдем, Артуа, он сам мечтал о такой смерти. Пойдем.
        Пойдем, Фред, пойдем. Только я никак не могу представить, что можно мечтать умереть вот так - лежа на залитых собственной кровью досках палубного настила с развороченным пушечным ядром телом.
        - Руби канат! - крикнул Фред Гриттеру.
        И верно, не стоит рисковать. Кто его знает, как поведет себя наша плавучая мина, подтяни мы ее к борту. И нет смысла экономить на парах сотнях метров веревки. Мы и так сегодня спасли самое ценное, что у нас есть, - нашу жизнь. Но выжить удалось не всем.
        Глава 14
        РОДИНА-МАТЬ
        - Рассказывайте, фер Груенуа, рассказывайте, - попросил я Фреда.
        Мы сидели в капитанской каюте с бокалами вина в руках. Ставить их на стол не имело смысла, потому что очередной резкий скачок «Мелиссы» отправил бы их туда, куда они все время и стремились, - на ковер.
        Шторм продолжался четвертый день и успел уже порядком осточертеть. «Мелисса» шла под штормовыми парусами кормой к волне, унося нас в противоположную от Империи сторону.
        Фер Груенуа и я не так давно спустились с мостика, отстояв ночную вахту. Сменили нас сти Молеуен с Оливером Гентье, дав возможность отдохнуть.
        Фред говорил, что эти места печально известны жестокими штормами. Налетают они, как правило, внезапно, и так же внезапно исчезают. Правда, он утверждал, что они редко длятся больше суток.
        Ну что же, ничего удивительного. Не так давно нам необыкновенно повезло, и теперь, чтобы сохранить равновесие, высшие силы во главе с самим Создателем решили устроить нам очередное испытание.
        Вечером, когда мы поднялись на мостик, Фред все посматривал на меня исподтишка, стараясь, чтобы я не замечал его взглядов. Сначала я связывал это с недавно произошедшими событиями, но потом понял: он пытается определить, укачивает ли меня. И зачем столько времени смотреть, это сразу понятно.
        Приходилось мне бывать в подобных переделках, бывало, что и в шторм попадал, а вот Прошку укачало. Он лежал с бледным, как сама смерть, лицом, а Мириам пыталась накормить его сухариками и кислыми огурчиками. От другой пищи, говорят, тошнить начинает еще сильнее.

«Мелисса» в очередной раз резко подалась куда-то в сторону, словно объезжая внезапно возникшее на пути препятствие, а потом пошла вверх, словно задумав взлететь. И выбрала она для этого не самый подходящий момент - я как раз пытался покончить с содержимым бокала одним большим и решительным глотком.
        Хорошо, когда друг рядом. Он и надежное плечо подставит, и похлопает ладонью по спине, помогая восстановить дыхание. Жаль только, что моя белая рубашка оказалась безнадежно испорчена, и это обстоятельство настроения мне нисколько не прибавило, потому что эта рубашка была среди трофеев единственной не ношеной и подходящей мне по размеру.
        Рассказывай, Фред, рассказывай. Не обращай внимания на такие мелочи.
        - Поначалу все шло замечательно, Артуа. Ты даже не представляешь, каким прекрасным кораблем была та «Мелисса»! При свежем попутном ветре мы спокойно делали одиннадцать-двенадцать лиг! А как она слушалась руля!
        Я дам тебе покомандовать своей «Лолитой», Фред, когда мы до нее доберемся. Ты сейчас как будто бы о ней рассказываешь. И еще тебе понравится то, что четырнадцать лиг «Лолита» делает словно играючи. Так что не отклоняйся от темы.
        - Проблемы начались после месяца плавания. Сначала команда подцепила какую-то болезнь в Чемприо, порту королевства Либинстрод, куда мы зашли пополнить запасы воды и продовольствия. Из-за этой болезни я потерял треть экипажа, да и сам еле выкарабкался, наверное, лишь благодаря этому. - Фред щелкнул ногтем по зазвеневшему бокалу. А что, вполне достойное лекарство. Не будь его, нам пришлось бы значительно сложнее в этой жизни. - Мне пришлось нанять матросов. - Фер Груенуа покачал головой. - По сравнению с ними люди Гентье выглядят просто ангелочками. И мы снова пошли на запад, пока не уперлись в эти чертовы скалы. Представляешь, из воды будто показались вершины какого-то огромного горного хребта. Никакой растительности, сплошной камень. И миллионы птиц. Когда они взлетали, темнело небо. Мы пытались найти между скал проход на запад, но все было тщетно. Тогда мы решили продолжить плавание на юг. Затем нам встретились острова, много островов. На моих картах они оказались не обозначены, и я решил назвать их архипелагом императора Конрада III.
        Ну что ж, Фред. Будь император жив, он оценил бы это. Люди умирают, а названия остаются и живут еще долго. Говорят, что люди живут столько же, сколько память о них. Так что покойный император оценил бы такой подарок по достоинству, говорят, он был весьма неглупым человеком.
        - Как ты думаешь, де Койн. - Фред посмотрел на меня. - Император ведь давно умер, может быть, мне стоит назвать эти острова именем императрицы Янианны?
        - Я думаю, что императрице будет очень приятно, фер Груенуа.

«Она живой человек, такой же, как и мы с тобой, и очень любит получать подарки. Да и кто этого не любит?» - подумал я.
        - Фред, а карты у тебя остались? Ведь без них твой подарок будет лишь пустыми словами.
        - Да, имеются. Правда, я восстановил их по памяти, но за точность ручаюсь. Никогда не мог пожаловаться на плохую память. Иногда даже сожалею об этом, поскольку кое-что мне хотелось бы забыть навсегда.
        Карты - это действительно важно, иначе будет сложно доказать, что право открытия новых земель принадлежит Империи.
        Мне захотелось поинтересоваться у Фреда, не называется ли какой-нибудь остров архипелага именем фер Груенуа, но я передумал. Он сейчас не в том настроении, чтобы по достоинству оценить мои шутки.
        Обязательно нужно будет послать на острова экспедицию, чтобы основать там факторию. Было бы неплохо получить эти земли во владения. Не мне лично конечно же, просто добавить их в имперскую корону. Иначе не очень правильно получается: Империя, а ни одной колонии нет.
        Исторически Империя никогда не являлась великой морской державой, может быть, потому что своих земель хватало с избытком, и их все еще предстояло заселить и освоить. Флот был, и довольно большой, решающий локальные задачи. Например, такие, как защита торговых путей, проходящих в имперских водах, или охрана побережий, борьба с контрабандой, наконец. Но применить его для демонстрации имперской мощи вряд ли получится, в этом мире существовали державы и с более могущественными военно-морскими силами.
        Развитие любой цивилизации напрямую зависит от международной торговли, так было, так есть и так будет. Цивилизации, существовавшие долгое время в изоляции, с удивлением обнаруживали свое отставание от внешнего мира, иногда безнадежное. Так что Империя просто обязана иметь могущественный военный флот, чтобы знали те, кто решит посягнуть на ее торговые суда, бороздящие все моря и океаны, что у Империи дли-и-инные руки. И что она обязательно дотянется ими туда, где обидели ее граждан.
        Как я был бы горд, если бы так было у моей уже бывшей родины. Я закрыл бы глаза на многое другое и любил бы ее такой, какая она есть. Недаром говорят: «родина-мать», но как же плоха та мать, которая позволяет чужакам обижать ее детей.
        Перед самым моим отплытием в Монтарно Коллайн приготовил подробный доклад о внешней торговле, из которого было ясно, что многие товары являются предметом импорта. В этом нет ничего страшного, если бы не занимались этим сплошь и рядом купцы-чужеземцы.
        Так что будет у Империи могучий флот, обязательно будет. И мы не просто построим огромное количество кораблей из сырой сосны. Нет, у нас все будет по-другому. И нужно это не мне. У нас с Янианной родится ребенок, и очень надеюсь, что не один. Вот для них и буду делать.
        Так, хватит об этом, стратег доморощенный. Мы здесь не для этого собрались.
        Фер Груенуа задумался тоже. Увидев, что я снова смотрю на него, Фред продолжил:
        - Ты не представляешь, Артуа, что это были за земли! Казалось, что после своей смерти мы попали туда, куда попасть не заслуживаем. И люди, какие там люди! Они дикари, наивные дикари, у них даже железа нет, только острые камни и палки, обожженные на огне. Но они веселые, открытые и полные той радости жизни, что мы так давно растеряли. Мы пробыли там две недели, и, когда уходили, на наших глазах блестели слезы. Потому что такое бывает раз в жизни.
        С таким я расстался с тобой почти три года назад, Фред. У тебя так же блестели глаза, когда ты рассказывал мне о предстоящей экспедиции. Только седины у тебя тогда не было. И в глубине глаз не жила боль. И мне не хочется рассказывать тебе, что у нас на одном из островов такого тропического рая съели Кука, а другие обезлюдели после того, как на них побывали пришельцы. Обезлюдели от гриппа, от которого у аборигенов не было иммунитета.
        - Мы шли все дальше на юг, а рифы не заканчивались и не заканчивались. Однажды прямо по курсу мы увидели землю, и она занимала всю видимую часть горизонта. Вот тогда я и потерял свою «Мелиссу».
        Фред замолчал, чтобы наполнить бокал вином из бутылки. Мы обнаружили их пару дюжин, когда в очередной раз пытались найти деньги, спрятанные в капитанской каюте.
        - Понимаешь, Артуа, невозможно предугадать такое. - Он словно оправдывался. - Мы шли только под брамселями и кливером, а на салинге стоял впередсмотрящий. Наверное, там на все море только одна подводная скала, и нам посчастливилось на нее наскочить.
        Это судьба, Фред, а с ней не поспоришь, при всем желании не поспоришь. У нас для такой ситуации даже есть специальный термин: «из-за неизбежной на море случайности».
        - К счастью, море было спокойным, и спаслись все. Добрались до берега, и вот там… Представляешь, Артуа, меня, в чьих жилах течет благородная кровь известных на всю Империю предков, обратили в раба, словно последнего смерда! И чем я только не занимался! Месил ногами навоз с соломой, пас скот, ковырялся в земле… И все это для того, чтобы вечером получить немного вонючего мяса и кусок просяной лепешки. Так прошло несколько месяцев, но однажды, на праздник, все местные перепились. Насколько я понял, торжества были связаны с расположением звезд на небе. Что-то куда-то зашло, а что-то, наоборот, показалось. Вот тогда нам и удалось сбежать. Удалось, правда, не всем, потому что многих из моих людей еще до праздника увели неизвестно куда.
        Нас было двенадцать. Со мной ушли Бронс и Биглоуз, а еще Тергиль и Сайес, двух последних ты должен помнить.
        Да, я помню этих людей, особенно Сайеса. Я думаю, что и у него с памятью все в порядке. Особенно когда он смотрит на себя в зеркало.
        - Нам удалось добраться до моря, и мы увидели стоявший возле берега на якоре корабль. Конечно, если бы мы знали, чей он, то бежали бы быстрее, чем от своих прежних хозяев. Но мы тогда радовались, как дети.
        - И чей же это был корабль, Фред?
        - Это был корабль Изнерда, де Койн. И снова все повторилось. Надо же такому случиться, трюмы этого корабля были битком набиты невольниками. И мы сами пришли в руки работорговцам. Я пытался объяснить, что если сообщить в Империю, то за меня дадут выкуп, большой выкуп, - словно опережая мой вопрос, сказал Фред. - Но они только смеялись. Затем, уже в Гвартрии, нас продали на невольничьем рынке.
        - В Гвартрии?
        Помню, был такой момент в моей жизни, когда я очень стремился туда попасть.
        - Ну да, де Койн. Так именуют эту страну в Империи. А вот сами жители называют ее Изнердом.
        Так, теперь многое становится понятным. А я-то ломал себе голову, что же это за неведомая мне держава.
        Гвартрия, вернее, теперь уже Изнерд, больше всего была известна в этом мире своим могущественным флотом. Благодаря ему страна контролировала чуть ли не все морские торговые пути у восточного побережья материка. Не бесплатно, конечно, контролировала. Дело в общем-то хорошее и нужное, но почему тогда пиратство не искоренено? Иначе получается не контроль, а морской рэкет - ты мне платишь, а я ни за что не отвечаю. В общем, хорошо пристроилась. Кроме того, в Изнерде находился самый большой невольничий рынок, да и практически вся контрабанда попадала в Империю именно оттуда.
        Фред, успев подхватить слетевшую со стола при очередном скачке «Мелиссы» массивную трезубую вилку, продолжил. На невольничьем рынке их купили гребцами на галеры. Незавидная участь: век у гребцов недолог, редко кто выдерживает такой адский труд больше трех-четырех лет.
        Фред попытался объяснить своему новому хозяину, что его обязательно выкупят родственники, но тот лишь пожал плечами и приказал надсмотрщику выдать рабу с десяток ударов плетью, чтобы он хорошо запомнил свое новое положение и поскорее забыл о старом. Позже сосед фер Груенуа по скамье рассказал, что однажды хозяин пытался получить выкуп за одного из своих невольников и в итоге остался и без денег, и без раба, потому что человек, через которого он хотел провести такой обмен, бесследно исчез.
        Затем снова был побег, захват парусника, того самого, на котором Фред и направлялся в Империю, когда я его встретил. Беглецам безумно повезло. На небольшое селение, куда зашла галера, напали пираты. Ночью был бой, и невольники были предоставлены сами себе, поэтому побег удался.
        Теперь из экипажа, с которым фер Груенуа выходил из Гроугента, имперского порта, у Фреда осталось всего четыре человека.
        Да уж, Фред, можно только посочувствовать. Но хорошо то, что хорошо заканчивается. А новый материк… Может быть, когда-нибудь ты его еще откроешь…
        Я проснулся. В иллюминатор заглядывало ласковое солнышко, а «Мелисса» плавно покачивалась на небольших волнах.
        Когда я поднялся на мостик, Фред был уже там и о чем-то разговаривал со сти Молеуеном. В руках Клемьер держал астролябию, с помощью которой пытался выяснить, куда нас занесло. Вопрос насущный. Почти четверо суток нас сносило на запад. Если принять ход «Мелиссы» где-то за пять лиг, то получается… получается примерно… ага, около пятисот местных морских лиг, или почти тысяча километров от той точки на карте, где мы попали в шторм. А в милях это будет… Впрочем, кому они здесь интересны, земные морские мили…
        Когда я поинтересовался состоянием корабля после перенесенного им шторма, фер Груенуа ответил:
        - Хоть с этим нам повезло. Корпус не дал течи, а такелаж требует лишь мелкой починки.
        - Земля! - крикнул впередсмотрящий, сидевший в «вороньем гнезде».
        Фер Груенуа посмотрел на расчеты, произведенные сти Молеуеном, углубился в карту и после нескольких секунд сосредоточенного молчания что-то пробормотал себе под нос. И больше всего это было похоже на: «Из огня да в полымя».
        Глава 15
        МОРСКАЯ ДЬЯВОЛИЦА
        Я взглянул на карту через плечо фер Груенуа. Она, конечно, отличалась от тех, к которым я привык в своем мире. Горы возвышаются ломаной линией, бледно-голубым цветом обозначена вода, лес, как и положено, зеленый, но главное, здесь даже какие-то морские животные изображены. Вот это определенно кит, кто еще может пускать фонтаны. Только какой-то он зубастый и похож на хищника. А вот тех морских обитателей я определенно еще не видел, и больше всего они напоминали гибрид осьминогов с акулой. Вряд ли они существуют на самом деле, скорее эти изображения
        - дань легендам о морских чудищах.
        Красивая карта, ее впору на стену повесить, неплохо бы там смотрелась. И еще пару пистолетов по краям пристроить, чтобы лист пергамента не скручивался в рулон.
        На миг почудилось, что я снимаюсь в историческом фильме - слишком уж бутафорским выглядело все вокруг, даже Фред в плаще и шляпе с пером. Кончики усов фер Груенуа были загнуты вверх, так что для полноты картины ему не хватало только трубки с изогнутым чубуком и медной крышечкой над чашкой. Но в этом мире не курят, и наваждение схлынуло.
        Так, и где это мы? «Мелисса» держала курс на огромный остров, который определенно заселен - на карте изображен город с крепостными стенами и башенками и три селения поменьше с тщательно прорисованными домиками у самой воды. Только лодочек на берегу не хватает, настолько все похоже на красивую картинку.
        Кстати, здесь и проекция имелась, подобная той, что у нас называется меркаторовской. И север там, где ему и положено - вверху карты, а не на юге, как у китайцев, или на западе, как у средневековых европейцев.
        Судя по всему, не очень-то я и ошибся, прикидывая, куда нас могло снести за время шторма. Расстояние незначительное, два лаптя, не больше. Сутки хода под попутным ветром на каждый. Хорошо, что навигатор у нас сти Молеуен, я бы им тут наплавал.
        И остров, и единственный город-порт именовались Мойнстофом. Селения на карте названиями осчастливлены не были, но именно это волновало меня меньше всего.
        - В чем причина твоего беспокойства, Фред? Остров принадлежит Изнерду?
        Фер Груенуа оторвался от карты:
        - Нет, ваша светлость. Здесь все несколько иначе.
        Я взглянул на друга. Фер Груенуа тоже граф, так что мы вполне можем обойтись без всяких тонкостей этикета. Если же такое обращение связано с последними событиями, то зря он. Мы все в них участвовали, и заслуги у нас равные. Я до сих пор радуюсь тому, что изнердийские корабли отказались от преследования, но о причинах можно только догадываться.
        - И в чем же тогда проблема, ваша светлость? - обратился я к нему в ответ.
        - Мойнстоф - особый город, - пустился в объяснения Фред. - Так исторически сложилось, что он сохранил независимость. О причинах можно рассуждать долго, но факт остается фактом - город никому не подчиняется, и в его гавани можно увидеть пиратский катлас, соседствующий с судном мирных торговцев. Мойнстоф вроде как нейтральная территория, и, пока ты находишься в его порту, тебе ничего не угрожает. Почти ничего.
        - И что же может угрожать в нашем случае?
        Фред многозначительно посмотрел на наш флаг. Да, он не похож ни на флаг вольного братства, ни на имперский, ни на флаг любой из других держав.
        Иногда я не понимаю жителей этого мира, хотя нахожусь здесь уже достаточно долго. Ведь фер Груенуа только что сказал, что Мойнстоф - нейтральная территория. Или все же нет? Может, дело в том, что «Мелисса» - бывший корабль Изнерда, что легко обнаружить по характерным особенностям обводов ее корпуса? Единственное объяснение, которое пришло мне в голову, - Фред опасался, что кто-нибудь соблазнится легкой добычей, увидев, что нас слишком мало.
        - И что вы предлагаете, господин граф?
        - Решать вам, ваша светлость.
        А ты здорово изменился, Фред, за то время, что я тебя не видел. Очень надеюсь, что это пройдет. Нет, тебя не сломали, но ты не тот, что был раньше. Когда-то давно, когда я увидел тебя в первый раз, то смог охарактеризовать тебя всего двумя словами: «веселая бесшабашность». Теперь ты другой. И прежний Фред мне нравился больше.
        Если разобраться, ничего страшного с тобой не произошло. Попал в рабство, сбежал, опять стал рабом и снова сбежал. Наверняка первое время в плену здорово получал за строптивость, пока наконец не осознал свое положение. Ну и что здесь особо трагичного? Наверное, есть еще что-то, о чем ты не стал мне рассказывать.
        Что касается моего флага, развевающегося над коутнером…
        Перед тем как перекочевать на «Феррари», вставший на дыбы конь был изображен на борту боевого аэроплана, а потом подарен основателю фирмы. Но это так, к слову.
        Мне кажется, Фред, если я сейчас, в угоду обстоятельствам, спущу свой флаг, то потеряю что-то внутри себя, какую-то крохотную, но очень важную частичку.
        - В общем-то мы можем не заходить в Мойнстоф. И если нам опять повезет… - продолжил друг.
        Да, Фред, в этом ты прав. У нас есть немного солонины, и черепахи тоже пока не закончились. Да и галеты имеются, хоть и приходится делить их с червячками. Хорошие давно съедены, а те, что остались…
        Так что проблема только с водой. Правда, если нам повезет и пойдет дождь…
        Но есть и еще кое-что, Фред. Ты ведь сам говорил мне, что Бертоуз хотел, чтобы его похоронили на берегу. После боя мы собрали все, что от него осталось, и завернули в несколько слоев просмоленной парусины. И даже соли не пожалели.
        И все же плохие из нас получились мумификаторы, и его тело все сильнее напоминало о том, что оно находится на борту «Мелиссы». Конечно, можно похоронить его по морскому обычаю: поместить в мешок с телом ядро и отправить за борт. Но ведь берег совсем рядом, а я обещал выполнить его последнее желание.
        Фред старательно отводил взгляд, а значит, решение и вправду принимать мне. Кто бы знал, до чего же я не люблю этого делать, разве что за столом, выбирая блюда или марку вина. Что касается флага…
        Парни обнаружили где-то совсем новый изнердийский флаг и поначалу развлекались тем, что использовали его как половую тряпку, затем бросили его на палубе, и каждый проходящий мимо обязательно вытирал об него ноги, зачастую босые. Гентье, глядя на это безобразие, заявил, что в Изнерде за осквернение государственной святыни приговаривают к сожжению на костре. После его слов каждый считал своим долгом добавить к личному костру пару полешек, от души потоптавшись на атрибутике.

«Босота», - думал я чуть ли не с нежностью, глядя на их забавы. Не любят здесь Изнерд, это точно, хотя и уважают и даже побаиваются.
        Ну ничего, в моей каюте, в одном из сундуков, есть и еще один новехонький изнердийский флаг.
        - Господин Фер Груенуа, прикажите Мросту, чтобы он изготовил флаг с лошадкой. До Мойнстофа несколько часов ходу, так что времени вполне хватит. Прежний из-за шторма совсем вид потерял, поистрепался, неудобно с таким в чужом порту показываться. И вообще, Фред, чего ты опять заладил: ваша светлость, ваша светлость. У Прошки, что ли, научился?
        В гавань мы вошли с попутным ветерком и почти полными парусами. Я только крякал, глядя на маневры Фреда.
        Якорь отдали опять на ходу, правда, сейчас обошлись без помощи буксирных баркасов. Когда якорь зацепил грунт и «Мелиссу» начало разворачивать кормой по ходу движения, паруса опали, обнажая голые реи. По-моему, по времени получилось еще быстрее, чем в Ривеньере, когда мы уходили с заложниками на борту. Жаль, что секундомера нет, я бы сравнил показания. Вытравленного якорного каната хватило, чтобы встать к стенке причала, а на суше охотно приняли швартовые концы, надев их на причальные тумбы.
        Получилось лихо и вполне в духе прежнего Фреда. «Даже слишком лихо», - пронеслось в голове, когда я с трудом оторвал ладони от планширя. Был момент, когда мне казалось, что фер Груенуа не рассчитал и «Мелисса» вот-вот всем бортом приложится к причалу. Но все обошлось.
        Фред на виду у собравшихся на берегу зевак лихо козырнул мне двумя пальцами: мол, все так, как вы и приказывали. Я с самым равнодушным видом кивнул: дескать, доволен. И чуть не рассмеялся, глядя на смеющиеся глаза фер Груенуа. В общем, впечатление своей швартовкой мы произвели.
        А зевак на причале хватало. Кого здесь только не было: и мелкие торговцы, предлагающие разнообразный товар, и местные портовые проходимцы, которые надеялись заприметить в экипаже знакомые лица, чтобы помочь знакомым промотать заработанные в рейсе деньги, и те, кто пришел на причал просто поглазеть на корабли. Ну и на палубах близстоящих судов тоже не было недостатка в зрителях, наверняка пытающихся понять, как мог на изнердийском корабле появиться непонятный флаг.
        Орудийные порты у «Мелиссы» были закрыты. Во-первых, мы ведь вошли в гавань не для того, чтобы воевать, а во-вторых, это помогало скрыть реальное количество пушек на борту. Их осталось всего ничего, да и с теми придется расстаться.
        Но все это будет завтра. Дело к вечеру, деловая активность близка к нулю, так что лучше всего будет просто прогуляться по берегу, пока еще совсем не стемнело.
        На «Мелиссе» из команды остались только сти Молеуен и пара матросов у трапа. Остальным увольнение на берег, заслужили. Разгуляться не смогут при всем желании, заход в Мойнстоф вынужденный, если и есть у кого в кармане парочка медяков, так только лишь для того, чтобы промочить в ближайшей таверне горло, заодно поведав об очередном морском чудовище, встреченном за время плавания. Таковы традиции, а если рассказ окажется захватывающим, желающих угостить талантливого рассказчика найдется немало.
        Мириам тоже осталась на корабле. Ничего, завтра прогуляется. Относительно женщин на борту здесь никаких предрассудков нет, а мне так будет спокойнее.
        Город мне понравился. Мы неторопливо шли с Фредом по центральной улице, вертя головами по сторонам. Приятно ступать по твердой земле, этого не понять тем, кто не был в море. Все время кажется, что земля под ногами ходит волнами и приходится широко расставлять ноги, чтобы удержать равновесие.
        Сзади меня и Фреда топали Прошка и Сотнис, такой же здоровенный обалдуй с самой зверской рожей. Вооружены они были саблями и пистолетами, чтобы придать мне респектабельный вид, ну и вообще, на всякий случай.
        В Мойнстофе оказалось очень много котов, кошек и котят всех мыслимых и немыслимых расцветок. Будто в кошачий заповедник попали. По дороге в город мы увидели не меньше десяти. Может, они к вечеру все на берег стремились, поджидая возвращающихся с моря рыбаков?
        Так, нужно будет строго-настрого предупредить Мириам о том, чтобы она не притащила кошек на борт «Мелиссы», с нее станется. Иначе будет потом невинно хлопать глазками и заявлять, что хвостатые маленькие негодяи сами прибежали. А Проухв мне в этом точно не помощник.
        Мириам умница и готовит отлично. Даже непонятно, как умудряется, ведь не осталось из провианта почти ничего на борту. Но получается у нее вполне съедобно и даже вкусно.
        Я поговорил с ней, чтобы с Проухвом - ни-ни. Нельзя, чтобы на такое количество мужчин - и одна женщина. Их с Проухвом отношения сразу будут заметны. Наверное, именно из-за таких случаев и возникает убеждение, что женщина на корабле к несчастью: все мы одинаковы и считаем себя лучшими.
        Кстати, насчет Прошки. Где тот наивный увалень с детскими доверчивыми глазами, которого я когда-то увидел? Походка, манеры, жесты, пластика - изменилось все. От прежнего Проухва почти ничего не осталось. Даже взгляд изменился. Я улыбнулся, вспомнив, как однажды застал его за разглядыванием своего отражения в зеркале. Я подождал минуту-другую, пока не надоело, затем сказал:
        - Да красавчик ты, Проухв, красавчик. Многие девушки по тебе сохнут, я точно знаю.
        Прошка мгновенно покраснел как вареный рак. И все же мне удалось выяснить, что смотрел он в зеркало вовсе не для того, чтобы полюбоваться своим отражением. Кто-то подсказал ему, что таким образом можно выработать особый взгляд. То-то он брови хмурил, себя разглядывая. Не знаю, жизнь ли наша, тренировки ли, но помогло. Взгляд у Прошки действительно изменился. До Сотниса ему, конечно, еще далеко, но грозный вид ему вполне удавался.
        Настроение было самое благодушное, и мысли текли плавные и даже в какой-то мере беззаботные. Пока все хорошо, и если завтра все удачно сложится…
        С того места, куда мы забрели, гавань была похожа по форме на кисть руки с почти соединенными в кольцо большим и указательным пальцами. На входе в гавань, на кончиках воображаемых пальцев, были выстроены небольшие форты. Вероятно, гавань - кратер давно потухшего вулкана, очень уж похоже.
        На возвышенности имелся еще один форт, к которому вела единственная дорога. Она проходила по самому краю обрывистого берега, где до воды добрых пара сотен метров. И с той высоты, на которой находится форт, удобно вести обстрел всей бухты. В общем, грамотное решение, даже мне это понятно.
        Сам город сплошь состоял из двухэтажных каменных строений. По крайней мере, центральная улица, по которой мы совершали экскурсию. Архитектура зданий была довольно простой, никаких излишеств, лишь стремление построить на века. Зелени много, что меня всегда радовало. Много рынков, больших и малых, но все они сейчас были пусты по случаю довольно позднего времени.
        Нагулявшись по твердой почве и насмотревшись на местных девушек, мы с Фредом решили, что пора и поужинать. Совершив круг по городу, мы возвратились в порт. С этим вышла явная промашка, поскольку приличных заведений в районе порта не сыскать. Ну да ладно, привыкать что ли. В крайнем случае заберем заказ с собой и поужинаем на борту «Мелиссы». Первой попавшейся таверной оказалось заведение с запоминающимся названием «У морской дьяволицы».
        Туда мы и ввалились, застыв на пороге от яркого света множества светильников. Да уж, и вправду в гости к дьяволице попали, пусть и не к морской, - хозяйка корчмы выглядела так, что при одном взгляде на нее хотелось провести параллель с названием корчмы. Если Прошка и не уступал ей ростом, то статью явно проигрывал. Жгучая брюнетка с черными, как дьяволов огонь, очами, безразмерным бюстом и довольно заметными усиками. Говорят, что усики указывают на такой же жгучий, как и цвет волос, темперамент. Но чтобы решиться проверить это, нужно точно быть морским дьяволом.
        Помогала хозяйке удивительно похожая на нее девушка, молоденькая и тоненькая, как хворостинка. Сновала она среди столов совершенно беспрепятственно, никто даже не пытался ущипнуть ее, хлопнуть пониже талии или усадить к себе на колени. Ну да, попробуй хоть словом обидь, мама даже делать ничего не станет, лишь сама присядет на те самые колени лишь на пару мгновений.
        Когда мы вошли, девушка подошла к столу, за которым расположились Гентье, Мрост и Бронс, словом, чуть ли не весь экипаж «Мелиссы». Сидели они рядом с другими посетителями, и Мрост о чем-то громко рассказывал - то-то еще на подходе к таверне мне показалось, что я слышу знакомый голос. Увидев нас, все замолчали.
        Свободных столов в заведении не нашлось, а живем мы все-таки не при демократии. Да и субординация прежде всего. Так что пойдем-ка мы пытать счастья в другом месте. Разве что перед уходом одно маленькое дельце.
        Я подошел к столу, за которым сидели наши парни, вскочившие при моем приближении, и высыпал на столешницу перед Гентье горсть монет. Вернее, горсточку, среди которых оказалась всего пара золотых. Ничего, они непритязательные, вполне хватит и такой скромной суммы:
        - Отдыхайте, заслужили.
        Все же неудобно было покинуть таверну просто так.
        Уже возле самого входа Мрост подлетел ко мне:
        - Ваша светлость…
        Понятно, хочет, чтобы я подтвердил правдивость его рассказа. Вот только я не знал, что он там успел наговорить, и потому сказал:
        - Не верьте ни единому его слову. Кораблей было всего три.
        А что, вполне достойно вывернулся, удачно все обошлось.
        Поужинали мы хорошо. И заведение нашлось довольно-таки приличное, и свободный стол отыскался. Трапезничали мы под мягкую музыку небольшого оркестра из пятиструнных контрабасов. Шучу. Наверное, это предки виолончелей, правда, музыканты предпочитали обходиться без смычков. Да и вид у местных лабухов был тот еще - с таким рожами на абордаж первыми бросаться.
        Приглядевшись, я обнаружил, что у одного музыканта деревяшка вместо ноги, второй сидел неестественно прямо, а третий и вовсе был слеп.
        Накормили нас на удивление вкусно, и у меня осталось немного монет, чтобы заплатить за корзинку с едой для Мириам.
        Перед тем как уснуть, я вспомнил наш разговор с Янианной, состоявшийся перед самым моим отъездом. Мы тогда даже поругались немножко.
        - Что-то ты не очень рад нашей свадьбе, - заявила она.
        Я поспешно заверил, что очень-очень рад. Как же тебе объяснить, любимая: не хочу я быть при тебе консортом и как представлю себе свое будущее положение… Твоя Империя мне и даром не нужна.
        Яна все-таки выпытала у меня причину. И кто бы видел ее взгляд:
        - И что мне теперь, век в девах сидеть?
        Я даже не стал говорить, что девы вообще-то не ждут детей.
        В общем, поругались, помирились, и каждый остался при своем мнении. Я - в убеждении, что нет положения хуже того, что меня ожидает. Яна - что я маюсь дурью. Или жениться не хочу.

«Только бы завтра все удачно сошлось», - успел подумать я, прежде чем уснуть, и, наверное, сглазил.
        Глава 16
        РИМ И ГУСИ

«Фу». - Я с облегчением перевел дух. Приснится же такое! Несколькими секундами раньше, еще до конца не понимая, что уже не сплю, я подскочил к двери каюты в одних подштанниках, зачем-то схватив шпагу и пистолет, причем даже курок успел взвести.
        Я присел на постели, чувствуя, как сердце продолжает биться в бешеном ритме. Так, а что же мне приснилось? Что-то нехорошее, и связано оно было с Яной. Она звала меня, и лицо у нее было очень испуганным. Мои ноги стали будто свинцовыми, и я тянулся к ней, тянулся…
        За дверью кто-то переругивался яростным шепотом. Наверное, поэтому я и оказался возле нее, услышав сквозь сон непонятный шум. Один голос точно принадлежит Мириам, других женщин на «Мелиссе» нет, а второй, кажется, Оливеру - тот даже шепотом басит.
        Дело, похоже, близится к обеду, точнее определить нельзя. Мой репитер лежит вместе с остальными вещами на дне морском в капитанской каюте «Любимца судьбы». Прежний капитан «Мелиссы» промежутки времени между склянками, вероятно, разграничивал бокалами с вином. По крайней мере, бокалов и бутылок в его каюте хватало, а вот часов не наблюдалось. Вино, кстати, закончилось, и вовсе не от хорошей жизни. Когда питьевая вода все больше начинает напоминать мутную жижу и от одного взгляда на нее появляется чувство легкой тошноты, вино любого качества уходит просто на ура. Вчера, когда привезли несколько бочек свежей воды, одну из них поставили открытой прямо на палубе, и люди то и дело подходили к ней и не могли напиться.
        Сердце понемногу успокаивалось. Кстати, подштанники мои были шелковые, ниже колен, редкого сиреневого цвета. На них только рюшечек для красоты не хватало. Ни дать ни взять - местные семейные трусы. Это единственная вещь, которая осталась у меня из тех, в которых я покинул Империю.
        Что-то живот у меня расти начал. Вроде как жизнь моя к этому не располагает. Или это уже возрастное? Хотя мне всего лишь тридцать три, пока что рановато. Говорят, это самый тяжелый возраст для мужчины, год испытаний. Еще говорят: как этот год проведешь, так и остальная жизнь сложится. Возраст Христа. Это у нас так, а здесь другие поверья.
        Я оттянул двумя пальцами складку на животе. Как будто бы нет, просто нагнулся сильно. Да и возраст тут точно не определишь, в местном календаре я так до конца и не разобрался. Если на него переводить, так мне вообще тридцать один получается, год здесь длиннее.
        Стук в дверь прервал мои математические экзерциции.
        - Минуту! - потребовал я. Негоже в таком виде людей принимать, ведь явно по делам пришли. По пустякам беспокоить бы не стали. Халат у меня знатный, и я себе в нем падишахом кажусь.
        После приглашения в каюту вошел Гентье. Из-за спины его выглядывала Мириам, и я тут же сделал грозное лицо. Было из-за чего: умудрилась она все-таки на борт кошку протащить. Не боевой корабль, а полный бардак: бабы, кошки… Не хватает только детей завести и все реи пеленками с ползунками завесить.
        Увидев в ее руках поднос, я сразу подобрел, потому что на нем определенно завтрак, а готовит она вкусно. Так оно и оказалось.
        Гентье от предложения позавтракать вместе вежливо, но решительно отказался. Он с трудом сдерживал внутри себя нетерпение что-то сообщить, спросить или попросить. Ну, и о чем в нашем случае может пойти речь? Конечно же о деньгах. Даже выражение какое-то есть, напрямую с этим связанное. И, по-моему, звучит оно так: «Неважно, о чем пойдет речь, в конечном итоге все сведется именно к деньгам». Эх, забываю родной язык…
        Интересно, и где я их возьму? Тем более, судя по его виду, нужны они очень срочно.
        Накануне вечером я подробно проинструктировал Гриттера, и сегодня с утра он должен был заняться в том числе и этим вопросом. Пробивной малый. Все знает, все умеет, везде бывал и обо всем слышал. При себе оставлю, уже давно решил. Найду, чем Гриттера убедить или соблазнить, но не отпущу, вопрос решенный. Такие люди - товар штучный.
        - Говори уже, - обратился я к Оливеру.
        Речь действительно пошла о деньгах. Я ожидал услышать что-нибудь вроде: «Неплохо бы аванс небольшой, люди недовольны, а в Империю еще неизвестно когда попадем». Но мои ожидания не оправдались. Так что шляпу я натягивал уже на ходу.
        На палубе «Мелиссы» под руководством Бронса кипела работа. И правильно, с утра наводим порядок, а после обеда можно и в увольнение. Судя по всему, сегодня покинуть Мойнстоф нам вряд ли удастся. Дай бог, чтобы завтра вышли.
        Бронс, увидев мой взгляд, буквально подбежал ко мне. Все верно, время дорого.
        - Возьми двух-трех ребят, снимите вот тот фальконет - и за нами, только быстро.
        Фальконет, тот самый, при помощи которого Биглоуз приглашал наших гостей в Ривеньере пройти в капитанскую каюту, блестел надраенной бронзой. Вот и отлично, товарный вид - дело немаловажное. Мрост, взявший на себя обязанности главного канонира после гибели Биглоуза, только хлопал глазами от удивления, когда Бронс с помощниками освобождал ствол орудия от креплений.
        - Чего стоишь, помогай, - обратился к нему Бронс, приглашая поучаствовать. Этот ствол потяжелее будет, чем на прежней «Мелиссе» фер Груенуа, центнера полтора-два.
        Наверное, зрелище было довольно комичное: впереди - два явно спешащих куда-то человека (мы с Оливером), а затем - четыре носильщика с фальконетом на плечах, пытающиеся за нами поспеть.
        Вот и рынок. Середина дня, так что народу - не протолкнуться. Вчера мы с Фредом проходили здесь, и фер Груенуа просвятил меня, что здесь торгуют людьми. Он даже плечами передернул, видимо вспоминая какой-то факт из своей биографии.
        На невольничьем рынке я оказался впервые, но времени на любопытство совершенно не было. Успели.
        - Вот он. - Гентье, не заботясь о правилах приличия, ткнул пальцем в босого человека, худого, с длинными спутанными волосами.
        Человек был гораздо моложе Оливера, но сильно похож на него. Оказалось, что это - его младший брат. По моему знаку парни положили фальконет у ног хозяина-торговца.
        Уважаемый, не надо никаких слов, ведь мы оба понимаем, что цена раба и цена фальконета несопоставима. Но не та у нас сейчас ситуация, чтобы торговаться.
        Торговец, в облике которого ничего не указывало на то, что он торгует людьми, а не зеленью или, к примеру, мануфактурой, молча склонился над орудием, погладил бронзу рукой, колупнул небольшую раковинку на стволе и, выпрямившись, кивнул головой: согласен. На лице его мелькнуло выражение, говорящее о том, что денек сегодня выдался отличный. Мне же больше всего хотелось привязать его к стволу этого фальконета и выстрелить, так, как это делали колонизаторы-англичане с восставшими сипаями. Только не к животу ствол приставить, а с другой стороны и пониже.
        Мы уже уходили, впереди нас шел Гентье, обнявший своего брата за плечо и что-то ему рассказывающий, когда торговец окликнул:
        - Господин!
        Ну что еще? Хочешь сдачу отдать? Дождешься от тебя. Но вышло именно так, хоть и не деньгами. Торговец предложил на выбор еще одного раба из почти дюжины имеющихся. Что ж, внакладе он все равно не останется.
        Вообще здешний невольничий рынок не такой уж и большой. Оно и понятно: остров расположен вдалеке от торговых морских путей, словом, место для таких товаров не самое бойкое. Просто приторговывают либо лишними рабами, либо по необходимости, и этот торговец чуть ли не самый крупный на рынке. Не очень выгодно, наверное, содержать невольников как товар, они же только едят и ничего взамен не производят. Ладно, не мои это проблемы, да и рассуждать так негоже. Надо хоть одному рабу помочь, раз уж так сложилось. Тем более у нас людей не хватает.
        Кого же выбрать? Может, вот этого? Он определенно опытный моряк - их сразу можно отличить, специфика работы такая, что верхняя часть тела обычно выглядит более развитой. Ну в самом деле, надо о команде думать. А вон та девчонка лет одиннадцати-двенадцати пусть с хозяином остается.

«Идиот ты, Артуа, и жизнь тебя ничему научить не может, - думал я, гладя девчонку по голове. - И не смотри так на меня, торговец, знал бы ты, какая красавица меня дома ждет. По себе не суди».
        По дороге к рынку Оливер рассказал, что его что-то словно толкало в город, хотя дел у него там никаких не было. На невольничий рынок он заглянул совершенно случайно и увидел там брата. Торговец запросил за раба просто несусветную сумму, сказав, что за своего родственника он бы всех своих денег не пожалел.
        Сигер, брат Оливера, тоже был моряком и ходил на торговце. Затем судно взяли на абордаж, и Сигеру невероятно повезло, что он не оказался за бортом со вспоротым брюхом - здесь так принято. У пиратов не хватало народу, чтобы составить экипаж призового корабля, это парня и спасло. Затем - невольничий рынок, потом еще один, а уже на следующем он попал в руки своего последнего хозяина.
        Да уж, надо же было им именно здесь встретиться! Ведь и мы в Мойнстофе случайно, и с Сигером судьба могла обойтись по-другому. А сейчас они шли, счастливые… Что тут говорить, родная кровь. Повезло им.
        Здешние пираты очень жестоки, никаких тебе джентльменов удачи. Да никто их так и не называет. А уж этот их обычай… Не хочу, только не так. Лучше уж сразу, чтобы и не понять ничего.
        Мириам, как квочка, захлопотала вокруг Гиссы - так звали эту девчонку, гладила ее, шептала что-то ласковое, а потом увела с палубы в свою каюту. Ну вот, еще одна проблема, пусть и мелкая, - куда теперь Гиссу девать.
        Когда придумывал себе фамилию, надо было сразу взять Идиот, неплохо бы звучало и полностью соответствовало внутренней сущности, как когда-то сказал Шлон Брокон. Граф Артуа фон Идиот, так было бы правильнее.
        Гриттер ожидал нас на борту, буквально переполненный новостями. Хорошо хоть мне нормальные люди попадаются, давно бы без них пропал. Когда я выслушал его, то в очередной раз подумал: «Определенно его оставлю при себе. И как я раньше без него обходился?»
        - Покупатели на орудия есть, - обрадовал он. Более того, имеется несколько вариантов, и, что самое важное, один из них очень интересный.
        Ему удалось найти человека, который согласен поменять «Мелиссу» на один из своих кораблей. Этот человек еще и доплатить обещал: обмен-то неравноценный. Корабль, вернее сказать, кораблик выглядел малышом даже по сравнению с коутнером, не требовал большого экипажа, и мы могли бы справиться с его управлением собственными силами. Кроме того, он быстроходнее, и на его борту всего четыре пушки малого калибра. Установлены они только потому, что не принято в этом мире без них обходиться. Кроме всего прочего, это будет уже не бывший корабль Изнерда, что тоже на руку.
        - И еще! - Гриттер вознес к небу указательный палец. - Наш новый корабль будет полностью оснащен всем необходимым для плавания к берегам Империи.
        - Имей в виду: название менять не будем, - сразу сказал я фер Груенуа.
        Вариант мне очень понравился и обсуждать его я не намерен. Это удача, которая в последний месяц не слишком-то ко мне благосклонна.
        - Вот задаток на тот случай, если вы согласитесь. - С этими словами Гриттер положил на стол передо мной звякнувший металлом кошель.
        Я невозмутимо положил кошель на ладонь, прикидывая вес, затем высыпал на столешницу его содержимое, придержав рукой раскатывающиеся в стороны монеты.

«Первым делом нужно купить пару новых сорочек, - мелькнула мысль, и я невольно улыбнулся. - Точно нужно было брать другую фамилию, ту, о которой недавно подумал».
        Разворошив кучку монет, я отобрал с десяток золотых, выглядевших совсем новенькими, - не слишком комфортно себя чувствую, когда остаюсь без гроша в кармане, затем решительным жестом пододвинул оставшиеся монеты к фер Груенуа. А то смотри-ка, решения он принимать не хочет. Вот пусть теперь этим и занимается, решает, кому сколько дать, а сколько оставить на будущие нужды. Не все же мне голову ломать, пусть тоже поработает.
        - Ваша светлость, - окликнул меня Фред, когда я уже поднялся на ноги, собираясь выйти на палубу. Ладно, на людях такое обращение допустимо. - Ваша светлость, вечером мы приглашены в дом губернатора. Очень просили не отказать.
        Ну вот, жизнь опять наполнена смыслом. По крайней мере, на сегодняшний день. Сейчас мы пойдем, посмотрим на наш новый корабль, ведь вполне может такое случиться, что попытаются нам подсунуть нечто, хотя Гриттер и уверял, что подвоха не будет. Затем отправлюсь к цирюльнику, гардероб обновлю, опять же сорочки… А вечером почему бы и не навестить местный бомонд? Почтить своим визитом, так сказать. И еще я очень надеюсь на нескромный ужин.
        Мы уже подходили к дому губернатора, когда Фред, обернувшись, промолвил:
«Гляди-ка». С места, где мы находились, вся акватория гавани просматривалась, как на ладони, даже «Мелиссу» было видно. Но внимание фер Груенуа привлекла не она.
        В порт вошли три корабля. Первый имел заметный крен на правый борт. Два других, следовавшие позади, встали на якорь у входа в порт, а первый пошел дальше, к причалу. И даже с такого расстояния мы смогли разобрать, что все корабли немало потрепало в недавнем бою.
        - Тримуры, все три. Скардар, - сказал Фред, наблюдая за этой картиной.
        С кораблями понятно. Трехмачтовые, с двумя орудийными палубами каждый. А что такое Скардар? Уж ты, друг любезный, просвети меня, пожалуйста. Или опять, как с Изнердом, полгода ждать?
        Фер Груенуа с минуту помолчал, словно собираясь с мыслями:
        - Там, - и он махнул рукой, указывая куда-то на северо-запад, - есть полуостров. Он называется Скардар. И страна, на нем расположенная, именуется так же. До недавнего времени Скардар был соперником Изнерда на море. И, если у Изнерда был только могущественный военный флот, то Скардар имел еще и многочисленный торговый. Не так давно, полвека назад, флаг Скардара на мачте корабля был гарантией, что команде нечего бояться нападения. Потому что все понимали: рано или поздно об этом узнают в Скардаре…
        Вот именно об этом я и мечтаю. Чтобы любой из кораблей Империи обходили далеко стороной только из-за того, что на нем висит имперский флаг.
        - Тогда между Скардаром и Изнердом существовало негласное соглашение, и каждый делал свои дела, не вмешиваясь. Торговые корабли Скардара беспрепятственно ходили там, где им вздумается, а Скардар закрывал глаза на то, что делал Изнерд. Но с тех пор многое изменилось, Артуа.
        Началось все с того, что однажды, далеко не самым добрым для Скардара днем, погибли чуть ли не две трети его лучших военных кораблей.
        Раз в несколько лет Скардар огромной эскадрой наносил дружественные визиты, заходя в порты многих стран. Такое, знаешь ли, ненавязчивое напоминание о себе с демонстрацией собственной силы. И до поры до времени этого хватало. В один из таких визитов эскадра попала в шторм. Будь он обычным или даже просто жестоким, ничего бы и не случилось. Но шторм оказался таким, что, как выражаются поэты, само небо поменялось местом с землей, и застал он эскадру далеко не в самом подходящем месте, в тесноте пролива Снейда. Это на юге. - На этот раз фер Груенуа показал рукой почти в противоположную сторону.
        Бывает, Фред, такое бывает. Вон, гуси Рим спасли, а что было бы, если бы они проспали? Даже представить страшно. Все в этом мире, да и в остальных тоже, зависит от удачи или от случайности.
        - Кроме того, последние лет тридцать в самом Скардаре не прекращаются распри. Никак они не могут выяснить, кто же должен там править. Наследников хватает, и прямых, и не очень, да, на беду, оказалось их слишком много. Боюсь, что, когда они наконец с этим разберутся, уже и править будет особо нечем. И поможет им в этом прежде всего тот же Изнерд.
        Да, господин граф, страшненькая сказочка. И радует в ней только то, что у Империи одним соперником в могуществе на море будет меньше.
        Вечер в доме губернатора прошел на удивление хорошо. Фред обратил внимание сразу на двух дам, довольно миленьких, не обходя стороной и дочь хозяина дома, тоже совсем не дурнушку. Я с понимающим видом слушал разглагольствования губернатора, господина Тескье. Благо, что он не задавал мне вопросов, поскольку не все слова из его речей мне были понятны, и я с трудом улавливал сам смысл разговора. Кроме того, камзол я купил не самый удачный, и он мне жал, хорошо хоть в плечах, а не в талии. В остальном все было отлично, а ужин великолепен. И даже тост за хозяина дома и присутствующих здесь гостей мне удался. И это удивительно, потому что больше всего на свете я не люблю говорить именно застольные спичи.
        Ближе к вечеру я успел убедиться, что у дочери господина Тескье под платьем корсет, а грудь довольно упругая. И понять это мне помогла сама девушка, которая внезапно навалилась на меня, всячески извиняясь за собственную неуклюжесть.
        Со стороны гавани послышалась частая пушечная стрельба. Мы все вышли во внутренний дворик, где располагалось множество беседок, украшенных вьющимся виноградом. В темноте было трудно что-то разобрать, но мы все-таки поняли, что стреляют оба корабля Скардара, те, что встали на якорь у самого входа в порт.
        Будь на моем месте аналитик, он бы непременно сказал, что это не нападение на Мойнстоф, потому что оба форта молчат. Фред говорил, что у Скардара есть только один враг - Изнерд, которому мы тоже совсем не друзья. Мойнстоф славится своей независимостью, но черт его знает, как он себя поведет в такой ситуации, так что мне пришла пора откланяться.
        Леди, вы должны были почувствовать, с какой нежностью я поцеловал вам ручку. Не стоит делать такие несчастные глаза, потому что у нас все равно ничего не получится и мне действительно пора уходить.
        Фер Груенуа догнал меня на полдороги к порту.
        Глава 17
        ТРЕВОЖНЫЙ ЧЕМОДАНЧИК
        Корабль Скардара оказался соседом «Мелиссы» по причалу, и на нем, несмотря на сгустившиеся до полной темноты сумерки, велись лихорадочные работы.

«Если корабли Изнерда ворвутся в порт, - размышлял я, - „Мелиссе“, как соседу скардарца, несдобровать. Хотя нам в любом случае несдобровать, ведь рано или поздно изнердийцы узнают, что произошло с „Мелиссой“. Но зачем торопить события? И разумнее всего будет отойти от причала».
        На борту не хватало двоих матросов, но попасть им на корабль будет несложно, достаточно нанять лодку. Отойти от причала - тоже не проблема: при швартовке якорный канат вытравился за борт чуть ли не на всю длину, и нам лишь потребовалось выбрать его часть.
        Оказавшись на внутреннем рейде гавани, мы - я, фер Груенуа, сти Молеуен, Гентье, Бронс и, разумеется, Гриттер (к нему тоже есть дело, и дело первоочередное) собрались на срочный совет в капитанской каюте, дело отлагательств не терпит.
        Если вдуматься, мы имеем два варианта спасения. Вариант первый: срочно покинуть
«Мелиссу» и затеряться в лесных чащобах острова. Это при условии, что здесь вообще есть леса. Если изнердийцы даже и не знают, что мы захватили их корабль, то они его непременно опознают. И естественно, у них сразу возникнет вопрос, каким образом он нам достался. Попытки объяснить, что мы нашли его покинутым, будут звучать не очень убедительно.
        Вариант второй: попытаться уйти. Попытка ворваться в порт Изнерду не удалась. Две тримуры Скардара встали на якорь у самого входа в гавань именно с этой целью. И задача их ясна: дать третьему кораблю время на ремонт.
        У него пробоина ниже ватерлинии, и на нее наложен пластырь. Мы видели это, когда проходили мимо корабля. Скардарцы откачают воду, затем заделают пробоину. Время у них до утра есть.
        Изнерд, получив по зубам, ушел мористее. Галсировать возле входа в гавань в ночной темноте корабли не будут, чревато, там полно песчаных банок и рифов. Утром они начнут кружить у входа в гавань, описывая огромную в диаметре циркуляцию. Каждый корабль (а всего их то ли пять, то ли семь, в этом мы с фер Груенуа не сошлись) будет давать залп по кораблям Скардара, уступая место следующему. Те, кто уже отстрелялся, спокойненько совершат круг, успевая заряжать орудия до очередного захода на цель.
        Не знаю, что подвигло скардарские корабли запереть себя в порту Мойнстофа, но думаю, что такое решение было вынужденным.
        Выходит, у нас есть время до утра, чтобы попытаться покинуть гавань. Не думаю, что тримуры, стоящие на якоре, или форты Мойнстофа станут нам в этом препятствовать.
        Риск нарваться сразу по выходу из порта на изнердийские корабли, безусловно, имеется. Что ж, чтобы избежать встречи с ними, мы не будем уходить в открытое море.
        Сти Молеуен утверждал, что неплохо знает местную лоцию, и потому предлагал взять сразу после выхода из порта влево и пойти вдоль береговой черты. В нескольких лигах от Мойнстофа есть каменная гряда, уходящая перпендикулярно берегу далеко в море. И в ней пролив, которым пользуются местные мореплаватели, поведавшие о нем Клемьеру.
        Самая опасная часть плана заключалась в том, чтобы умудриться дойти до этого прохода. Дальше проблем не будет, фарватер сти Молеуену хорошо известен, ветер хоть и набирает силу, но все еще не штормовой и к тому же попутный. Так что все благоприятствует, и нам нужно только рискнуть. Изнерд ждет прорыва кораблей Скардара, но «Мелисса» совсем не похожа на тримуры и даже в темноте спутать нас будет крайне сложно.
        План был принят к исполнению, и выражение лиц присутствующих стало отрешенным. Ведь для того чтобы в случае неудачи встретить смерть достойно, необходимо смириться с таким исходом дела, свыкнуться с этой мыслью.
        Теперь можно заняться решением мелких проблем.
        Мириам, естественно, пойдет с нами. И Гисса тоже. Иначе что же это получается: приласкали, обогрели малышку, а затем выгнали ее на берег с горстью монет в руке? Ну и куда ей в таком случае деваться?
        - Гриттер, нам нужна вторая шлюпка. Бери ее где хочешь, но чтобы она была.
        Кстати, аванс нужно вернуть. Чем вернуть? Валюта у нас самая твердая, из литой бронзы. Придется лишиться еще одного орудия, выбора нет.
        Да и не сыграет большой роли одна кулеврина, если попадем в западню. А вот шлюпка сыграть может.
        Жаль, что мы не успели обменять корабли, очень жаль. Всем была бы хороша
«Мелисса», если бы не ее тихоходность. С другой стороны, усиленные борта могут сыграть при прорыве немаловажную роль.
        В конце концов, нам бы только до гряды добраться, желательно незаметно для кораблей Изнерда. Пролив не слишком сложен для прохождения. Но есть некоторые нюансы, и о них, по словам того же Клемьера, необходимо знать.
        Пройдя пролив, мы будем иметь несколько часов форы даже в том случае, если изнердийцы признают в «Мелиссе» свой бывший корабль и начнут нас преследовать. В конце концов, не бросятся же все они в погоню за нами, забыв о Скардаре.
        Вот с провизией вышла промашка. Какой смысл закупать то, что через пару дней было бы на новом корабле? Хорошо хоть вода есть, и ее на первое время будет достаточно.
        Через пару часов я стоял на корме и смотрел на растворяющийся в темноте корабль Скардара, бывший нашим соседом по причалу.

«Ничего личного, парни, - думал я. - Изнерд нам тоже враг, пусть и случайный. Но это ваша война, а у нас другие цели и планы. И глупо в нашем положении предлагать вам свою помощь».
        Ветер свежел на глазах, и сти Молеуен все чаще с беспокойством поглядывал в ту сторону, откуда он дул. Да, слишком свежий ветерок может испортить нам все дело. Потому что если он переменится на южный, то нас станет прижимать к берегу, и справиться с этим вблизи береговой черты будет почти невозможно.
        Все, дальше сердце будет стучать в таком же бешеном ритме, что и сейчас - проходим форты на выходе из гавани. Короткая команда Клемьера рулевому, и «Мелисса», охотно послушавшись, взяла влево, ложась курсом вдоль побережья. Всем хорош корабль и в управлении послушен, но зачем ему так корпус утяжелили?
        Теперь пара часов напряженного внимания - и все, мы на свободе.
        На палубе столпились все, никому даже в голову не пришло пойти отдыхать. Люди старательно вглядывались в ночную тьму. Эх, сейчас бы самый плохонький ноктовизор для того, кто сидит в «вороньем гнезде» на самой верхушке мачты. Хотя что мы сможем сделать даже в том случае, если заметим врага первыми? Лечь на обратный курс, чтобы оказаться против ветра? Причем маневр ограничен близким берегом, и придется поворачивать в сторону моря, где кораблей Изнерда еще больше.

«Мелисса» шла под неполными парусами, были выставлены только те, что придавали кораблю наибольшую управляемость. Я посмотрел на Клемьера, внимательно разглядывающего что-то, видимое только ему одному. Черт его знает, что он вообще мог видеть в окружавшей нас почти полной темноте. Очертания берега едва проглядывались, а вершины недалеких гор скрыты облаками.
        - Самое опасное место прошли, - почему-то шепотом сказал сти Молеуен. - Можно добавлять паруса.
        Фред дал короткое распоряжение Гентье, ставшему начальником парусной команды. Палубной командой заведовал Бронс, боцман, но поскольку людей катастрофически не хватало, зачастую, отдав команду, Гентье и Бронсу самим приходилось бросаться помогать ее выполнять.
        Вот и на этот раз Гентье направился к гроту, возле которого собрались все его люди, когда с бака раздался крик: «Справа по курсу корабль!»
        Я, Фред и Клемьер одновременно взглянули на «воронье гнездо». Ведь именно находившийся там человек должен первым увидеть корабль, это его основная задача. У людей на баке задача совершенно другая: отследить возможные препятствия на пути корабля. В такую погоду и в это время суток им легче обнаружить выступающие из воды верхушки рифов на фоне горизонта. Теоретически обнаружить. Черта с два в такой темени что-нибудь увидишь, да еще и дождь разошелся не на шутку.
        Словно в ответ на наши взгляды с мачты донеслось: «По правому борту корабль!» И мы бросились к правому борту. Действительно, сквозь косые струи дождя смутно виделись очертания трехмачтовика.
        Дьявол ему в высокую корму, что он здесь делает, до берега не больше пары лиг. Оставалась надежда, что корабль, следовавший под штормовыми парусами практически против ветра, оказался здесь случайно. Буквально через пару минут выяснилось, что если это и так, то ничего не изменится: как определили Фред с Клемьером, корабль принадлежал Изнерду.
        Все мы надеялись на то, что он не станет без причины палить изо всех орудий. Ведь он наверняка не видел, что мы вышли из Мойнстофа. В конце концов, мог и не признать того, что «Мелисса» изнердийской постройки. А если и признал земляка, то вовсе не обязательно его расстреливать.
        Мы все с напряжением всматривались в проходивший мимо корабль. Еще несколько минут
        - и все. Чтобы произвести залп, ему придется поворачивать, ложась курсом на берег. Каких-то несколько минут.
        Именно в тот момент, когда казалось, что мы разошлись, в ночной мгле засверкали многочисленные вспышки. Сумма бортового залпа у него достигает двадцати орудий, и если не побояться того, что от слитного залпа оторвется борт корабля, а такие случаи бывают… Этот не побоялся.
        Дистанция была, что называется, в упор. Пара ядер, срикошетив от воды, пронеслась над низкой палубой «Мелиссы». А остальные…
        Наш корабль содрогнулся от попавших в него ядер, да так, что один из матросов выпустив перекладины вант, скользнул по ним и едва успел ухватиться вновь перед самой встречей с бортом.
        Как же так, одним залпом? Где же ты была, фея Удача, легкомысленная, как все красивые девушки, и с тонкими прозрачными крылышками на спине?
        Залп вражеского корабля для «Мелиссы» оказался катастрофическим, и ее уже не спасти. Если я еще сомневался в этом, то Фред, побледневший так, что это можно было заметить даже в ночной мгле, протяжно протянул сквозь крепко сжатые зубы:
«Все». И зачастил командами, теми, что должны исполняться мгновенно, если имеешь хоть малейшее желание пережить гибнущий корабль.

«Мелисса» тонула, уходя под воду на ровном киле.
        Шлюпок у нас было две, и обе они находились у левого борта, со стороны берега. Нет, я не мог заранее предполагать, что все закончится так плачевно, шлюпки помещались там из-за опасности наскочить в темноте на подводную скалу. Я мысленно поблагодарил себя за прозорливость, пусть и случайную.
        А изнердийский корабль, совершив оверштаг, разворачивался, вероятно, готовясь нанести залп другим бортом. Перед этим он плюнул тремя кормовыми орудиями, проделав одним из ядер дыру в парусе тонущей «Мелиссы».
        Паники не было. Люди давно уже свыклись с мыслью, что с ними произойдет то, о чем говорят: никогда не поздно, но всегда слишком рано. Да и ситуация многим была уже привычна.
        Первыми в шлюпки, в отличие от существующего мнения, спустились не женщины и дети, хотя таковые на борту имелись. В одной из шлюпок сначала оказались Гентье и два матроса, а в другую спрыгнул Бронс с еще двумя людьми. Иначе кто будет помогать спускающимся людям, следя за тем, чтобы тонущий корабль не утащил за собой надежду на спасение. Гиссу с широко распахнутыми глазами и так же широко открытым ртом передали в шлюпку на руках. Бедная девочка, я ведь хотел, чтобы у тебя появилась нормальная жизнь, и что в результате?
        Мириам спустилась сама, до воды оставалась лишь пара балясин штормтрапа, потому что палуба корабля находилась уже чуть ли не вровень с поверхностью моря. По дороге она успела пригрозить, что мамин наговор не забыла, когда кто-то, помогая спуститься, приложил ей свою ладонь чуть пониже талии.
        Мы с Фредом оказались во второй шлюпке, первая, приняв пассажиров, сразу же отошла от борта, и гребцы уже на ходу разбирали весла.
        Фред уступил мне очередь спуститься первым, и я не стал возмущаться.
        Конечно, фер Груенуа, ты капитан, и именно ты должен покинуть борт корабля последним. Очень достойная традиция, и я рад, что в этом мире она тоже существует.
        Затем мы очень быстро отошли от борта и погребли. Дело даже не воронке, образующейся на месте тонущего корабля, не настолько она и огромна. Просто рангоут может накрыть шлюпку, он уже над самыми головами. Плюс корабль Изнерда - его намерения очевидны, и попасть под залп в этом утлом суденышке будет чрезвычайно неприятно. Второго залпа не случилось, но под его угрозой лопасти весел мелькали с радующей глаз быстротой.
        Все то время, что мы гребли к берегу, фер Груенуа не спускал глаз с гибнущей
«Мелиссы». Мне, сидевшему на румпеле, было неудобно оборачиваться, и потому я посмотрел на нее лишь пару раз. Еще на подходе к берегу гребцы соскочили в воду, выталкивая шлюпку как можно дальше на берег.
        Затем мы долго стояли на берегу моря и смотрели в ту сторону, где нашел свой конец наш корабль. Прошка прикрыл своим кафтаном сразу обеих девчонок, и полы одежды доставали почти до земли. Спаслись все восемнадцать человек, на борту не осталось никого.
        Я посмотрел на Фреда и фыркнул, не в силах сдержать улыбку.
        Фер Груенуа в свою очередь взглянул на меня, но удивления на его лице уже не было
        - привыкает, должно быть. Но объясниться все же стоило:
        - Понимаете, господин граф, у меня относительно всего этого возникают какие-то смутные ассоциации. Есть у меня друг, барон Анри Коллайн. Вы случайно с ним не знакомы? Нет? Я обязательно вас представлю.
        Так вот, вместе с ним мы много путешествовали по земной тверди. У барона неоднократно гибли лошади, и зачастую ему приходилось нести седло на плечах.
        После своих слов я посмотрел на вместительный несессер, что так и хотелось назвать тревожным, который Фред держал в левой руке. В нем, как я предполагаю, карты, составленные по результатам экспедиции на юг, и другие дорогие сердцу фер Груенуа вещи. После гибели прежней «Мелиссы» он покинул борт корабля именно с ним.
        Фред взглянул на свой саквояж, затем на меня и улыбнулся:
        - Говоришь, «седло», Артуа? - затем, посмотрев на начинавшее бушевать море, он добавил: - Этот корабль - один из тех…
        Глава 18
        ЧТО ДОЗВОЛЕНО ЮПИТЕРУ…
        - Что будем делать, командир? - Прошка, улучив момент, задал вопрос, который мучил сейчас всех. Действительно, мы остались только с тем, что имели при себе. Одежда, кое-какие мелочи, почти все без оружия, а кое-кто и вовсе босой. Несессер в руках у Фреда да небольшой узелок у Мириам.
        У меня у самого оставалась только шпага, пистолет Гобелли да пяток золотых в поясном кармашке. В общем и целом ситуация к оптимизму явно не располагала. Я посмотрел на людей, стоявших плотной группой, затем перевел взгляд на Проухва.
        Эх, Прошка, ты просто не знаешь, откуда я сюда прибыл, а рассказать я не могу. А прибыл я из страны с самым суровым климатом в моем мире. Предки мои создали цивилизацию там, где любой другой народ попросту откинул бы копыта. Ты знаешь, что такое мороз, когда плевок на ветру замерзает? Ты видел, чтобы сталь от холода ломалась, как стекло? Сбор урожая у нас - такое же азартное дело, как игра в кости: повезет - не повезет, а любое помещение приходится отапливать семь месяцев в году. И так год за годом, год за годом, всю жизнь.
        И ничего, живут себе люди, детишек плодят, радуются и печалятся, смеются и плачут. Ничто их убить не может: ни климат, ни мудрость правителей, ни доброта сопредельных и не очень стран.
        Проухв, то, что с нами случилось, ты считаешь проблемой? Нет, проблема - это когда та же самая ситуация, но градусов на пятьдесят холоднее, когда долетающие до тебя капли падают под ноги маленькими стеклянными брызгами, когда ледяной ветер продувает насквозь, заставляя наклоняться вперед, чтобы не упасть на спину.
        А что у нас… Примерно двадцать градусов тепла, все живы-здоровы и даже не чихают. Сейчас вернемся в Мойнстоф, до него всего-то часов шесть-семь пути, как раз к обеду подоспеем.
        Что будем делать дальше? А чего раньше времени над такими пустяками задумываться? Если желаешь, я с тобой мудростью моего народа поделюсь. Слушай внимательно и запоминай навсегда, много раз пригодится: «Война план покажет».
        Шторм продолжался уже третий день. Сильный, ничуть не меньше, чем тот, в котором мы недавно побывали.
        Мы сидели в той таверне, что называлась «У морской дьяволицы». Во-первых, с деньгами было не очень, чтобы навещать заведения поприличнее, а во-вторых, кормили здесь на удивление вкусно. Подозреваю, что была еще и третья причина, слишком уж фер Груенуа заглядывался на дочь хозяйки.
        Кобель старый. Мы с Фредом одного возраста, а девушке не больше семнадцати. На меня смотреть не надо, у нас с Яной все серьезно, как вернусь, так сразу поженимся.
        Девушка тоже иной раз бросала на Фреда бойкие взгляды из-под пушистых ресниц, явно поощряющие его интерес. Но на решительный приступ фер Груенуа не шел, слишком уж впечатляюще выглядела ее мама. И, разумеется, это не мешало Фреду каждую ночь наведываться к одной вдовушке, с которой он познакомился в первый же день нашего возвращения после неудачной попытки бегства.
        Правда, сам он мотивировал свои визиты тем, что после смерти ее мужа, шкипера, в доме осталось много карт, а он всегда питал к ним слабость. Твоя страсть к морским картам так понятна, фер Груенуа. Понятны и красные по утрам глаза, это надо же всю ночь напролет карты рассматривать при неверном свете свечи.
        За столом мы сидели втроем: фер Груенуа, я и сти Молеуен. Нам подали жареного тунца и кувшин вина, и у меня появилась возможность отвлечься от назойливых мыслей, занимавших мой ум все последнее время. С острова нужно выбираться, но каким именно образом, мой ум ничего придумать не мог.
        Что тут можно придумать? Единственное, что приходит в голову, так это договориться с владельцем какого-нибудь торгового корабля под свое честное слово, представившись и объяснив ситуацию. В принципе ход беспроигрышный, если бы не существовало нескольких «но».
        Мойнстоф - остров, лежащий в отдалении от оживленных морских путей. Нет у него собственного торгового флота, так, пара-тройка небольших посудин. И потому найти попутное судно весьма непросто, даже при условии, что пунктом назначения станет не имперский порт. Достаточно и любой соседней с Империей страны. Там, в крупном банке, представившись, я смогу взять деньги снова под залог своего честного слова.
        Чужие корабли заходят в Мойнстоф достаточно редко и в основном вынужденно, так что можно просидеть на берегу в ожидании попутного судна очень долго.
        Снова захватить корабль? Благо люди все еще не разбежались, и нас по-прежнему восемнадцать. Кстати, те два человека, без которых мы вышли в море, так и не объявились.
        Но при захвате без жертв точно не обойтись, и, кроме того, не видел я подходящего для нашей цели корабля. Да и не выйти нам из гавани: два форта и корабли Скардара избавят нас от всех забот и проблем. Нет, тоже не вариант.
        Деньги закончатся завтра, тяни не тяни. Мы все и так перешли на рыбную диету, благо рыба, в отличие от мяса, стоила буквально гроши. Оно и понятно - город портовый. Хорошо хоть, что у Фреда в его кофре хранились остатки корабельной кассы.
        Не менее острой была и проблема с Изнердом. Когда изнердийские корабли войдут в гавань, нам придется податься в бега. А они войдут обязательно, как только закончится шторм. Сомнительно, что Скардар сможет их одолеть.
        Изнердийцев семь, прав оказался я. Шесть двухдечных трехмачтовиков и один двухмачтовый, копия покойной «Мелиссы». Возможно, это он участвовал в погоне.
        Когда изнердийцы сойдут на берег, среди местного населения обязательно найдется доброхот, что поведает им об экипаже «Мелиссы», не утонувшем вместе с кораблем, а вернувшемся в город.
        Вот такой нехороший расклад у меня получался.
        В таверну вошел дир Героссо, осмотрелся, увидел нас, кивнул и решительно направился в нашу сторону, на ходу стряхивая со шляпы капли дождя и снимая плащ.
        Дир Героссо служил старшим офицером на тримуре Скардара, той, что была нашей недолгой соседкой по причалу. Познакомились мы с этим человеком еще вчера, а язык Скардара оказался вполне нам понятен.
        Как выяснилось, мы пользовались довольно большой популярностью у скардарцев, после того как им стали известны подробности нашего недавнего боя с тремя кораблями Изнерда. И это понятно, враг моих врагов - мой друг.
        Дир Героссо был высок, худ, одних лет со мной и Фредом, черноволос и обладал выдающимся носом с горбинкой. Насколько я успел заметить, внешность для скардарцев типичная.
        Звали его Мелиню. Дир - это то же самое, что и «фер» у Груенуа, «сти» у Молеуена или «де» у меня, то есть приставка, указывающая на благородность происхождения.
        Вчера Мелиню не преминул рассказать, что его дальние предки были родственниками первого правителя Скардара. Фред похвастал, что и по его линии в каком-то колене имелись родственники императора, и даже у Клемьера что-то подобное нашлось. Словом, поговорить им было о чем, а я сидел и скучал. Когда дир Героссо поинтересовался у меня насчет подобных родственных связей, я удачно вспомнил чью-то шутку и заявил, что всех своих предков не вспомню, но основателей рода знаю точно, хотя с того момента прошло несколько тысячелетий.
        Что характерно, я нисколько не соврал, потому что если уж Адам и Ева не основатели моего рода, тогда уж вообще не знаю.
        На этот раз разговор пошел о другом. Мелиню, усевшись за стол, понюхал вино из кувшинчика, поморщился, поднял руку и щелчком пальцев подозвал служанку. И тут же задал нам вопрос:
        - Ну и что вы надумали делать, господа?
        - Пойдем работать грузчиками в порт, - пожав плечами, заявил я.
        Мелиню хохотнул, видимо представив нас за этим занятием:
        - Долго же вам придется трудиться. Сюда корабли чуть ли не раз в полгода заходят.
        С этим дир Героссо погорячился, но не так уж и далек он от истины.
        Подскочила дочь хозяйки, Стейла, метнув на Фреда быстрый взгляд, и поинтересовалась, что угодно господам. Фред скользнул глазами по ее стройной фигурке, томно посмотрел в ответ. Кобель, а ведь еще своим родством с императорским домом гордится, пусть и очень дальним. И за столом специально уселся так, чтобы Стейла постоянно была ему видна.
        Заказав вина и сразу предупредив, чтобы оно было не просто лучшее, а лучшее из лучших, имеющихся в этой таверне, дир Героссо не стал дожидаться, пока требуемое подадут на стол:
        - Я к вам с предложением. Что вы думаете относительно того, чтобы посетить славный Скардар, прибыв туда на борту не менее славного «Морского воителя»?
        Да как тебе сказать? Мы все сидим и мечтаем, как бы оказаться еще на тысячу-полторы морских лиг дальше от не менее славной Империи. Тем паче, что предстоит не туристический круиз, а бой с многократно превосходящими силами противника, который спит и видит уходящими под воду верхушки мачт кораблей Скардара.
        - С решением следует поторопиться. Не далее чем к утру шторм пойдет на убыль. Конечно, есть риск, что нам не удастся прорваться, но… Суть в том, что изнердийцы славятся своей злопамятностью, так что, оставаясь в Мойнстофе, вы рискуете еще больше.
        То, что шторм скоро должен был закончиться, я знал, сти Молеуен и фер Груенуа об этом мне уже сообщили, а у меня есть все причины доверять им обоим. Принесли вина. Дир Героссо встретил Стейлу не менее красноречивым, чем у Фреда взглядом, не забыв проводить девушку глазами до самой стойки, для чего ему пришлось обернуться. Мелиню наполнил свой бокал, не забыв и об остальных присутствующих, залпом осушил его и, снова чуть поморщившись, пробурчал себе под нос что-то вроде того: «Если это лучшее из лучших, то какое же тогда плохое?»
        Он встал, решительным жестом натянул на голову шляпу и тряхнул плащом, перед тем как водрузить его себе на плечи. То, что брызги воды полетели на сидящих за соседним столом людей, его совершенно не заботило.
        Затем он добавил:
        - Господа, на вашем месте я бы даже не раздумывал. У причала, кстати, ждет шлюпка, чтобы переправить вас на борт «Морского воителя». Мне известно, что среди ваших людей есть две дамы, и одна из них очень юная особа. Ничего страшного в этом не вижу, места на борту хватит всем. И поймите, наконец, что это ваш шанс, быть может, единственный.
        Уже выходя из таверны, Мелиню поймал за руку пробегавшую мимо с пустым подносом Стейлу, обхватил ее за талию и впился в губы долгим поцелуем. Затем отступил на шаг, продолжая держать девушку за руку, и сказал с восхищением в голосе: «Хороша!» Дир Героссо вынул золотой, вложил его в руку Стейле, двумя пальцами приподнял ее подбородок и чмокнул губами уже в воздухе. Кивнув нам на прощание, офицер исчез за дверью. Что характерно, мать Стейлы всего этого тактично не увидела, согнувшись за стойкой.
        Что тут можно сказать: что дозволено Юпитеру… Особенно когда за спиной Юпитера около тысячи земляков на кораблях Скардара.
        Я с улыбкой наблюдал за всем этим, а затем поинтересовался:
        - Ну что, господа, каково ваше мнение относительно только что прозвучавшего предложения?
        Для себя я решение принял, и теперь слово было за моими сотрапезниками. От судьбы не убежишь, и вряд ли она повернулась ко мне так, что возникла необходимость прятаться на острове от гнева Изнерда.
        Взгляд сти Молеуена ясно выражал такую мысль: «Я, конечно, понимаю, что имею почти равный голос среди присутствующих за столом, но так не хочется принимать любое решение. И это плохое, и другое будет не лучше. Так что решайте сами, а я соглашусь с любым».
        От Фреда я услышал то, что и готов был услышать:
        - Де Койн, думаю, что любые другие варианты будут еще хуже. Да и где их взять?
        Ну что ж, я и сам так считаю.
        Интерес дир Героссо к нам вполне понятен, не хватает экипажа на «Морском воителе». Полтора десятка бывалых моряков для скардарцев пусть маленькая, но удача. И платить не нужно, и драться они будут с немалым энтузиазмом, спасая свои жизни. А в том, что в нагрузку идут два графа и две девицы, ничего страшного нет.

«Ладно, будем считать создавшееся положение непреодолимым стечением обстоятельств. В конце концов, лучше попасть в Империю месяцем-другим позже, чем вообще никогда не попасть», - думал я, вышагивая к нашему временному пристанищу, которое представляло собой пустой склад, любезно, всего за пару монет, предоставленный нам человеком, с которым мы собирались обменяться кораблями.
        На сборы нам понадобилось около получаса. Вернее, на сами сборы много времени не потребовалось, но перед тем как отправиться к причалу, состоялся разговор. Тема разговора ясна, вполне могло случиться так, что у людей фер Груенуа или Гентье были собственные планы на будущее и шли они вразрез с предложением, сделанным дир Героссо. Но таких людей не оказалось, хотя и особого энтузиазма не было видно. Чтобы хоть как-то подсластить пилюлю, я сказал, что жалованье в связи с последними событиями ни у кого не пропало и даже увеличилось на треть. И по приходу в Империю оно будет немедленно обналичено, если, конечно, такая возможность не сыщется ранее.
        На причале в указанном месте шлюпок не оказалось, зато было два человека в плащах с капюшонами. При нашем приближении один из них извлек из-под полы фонарь и помахал им в воздухе. С «Морского воителя» просигналили ответно, и через пару минут от его борта отвалила шлюпка.
        Все три тримуры Скардара - «Божий любимчик», «Морской воитель» и «Гнев Мениоха» - выглядели практически одинаково, за исключением немногих мелочей, которые заметны только опытному моряку. Разве что «Морской воитель» несколько выделялся среди своих братьев-близнецов. Прежде всего повышенной парусностью, о чем легко можно судить по такелажу. Ну и несколько меньшим числом орудий - их у него было тридцать шесть, в отличие от вооруженных сорока пушками «Божьего любимчика» или «Гнева Мениоха». Вероятно, все это добавляло ему ход.
        Часть своей команды «Морской воитель» потерял еще до встречи с эскадрой Изнерда, да и в сражении с ней пострадал больше других кораблей. Дир Героссо рассказывал, что изначально они вышли в плавание, имея на борту экипаж числом несколько ниже положенного, торопясь присоединиться к двум остальным кораблям эскадры.
        По пути им посчастливилось захватить изнердийского купца, на который была высажена призовая команда. Будь на нем другой груз, рассказывал Мелиню, купца просто потопили бы, позволив экипажу усесться в шлюпки, благо берег виднелся на горизонте. Но торговец до отказа оказался загружен чушками меди, в чем Скардар остро нуждался, поскольку медь всегда была предметом импорта, и «Морской воитель» вполне резонно рассчитывал на неплохую премию.
        Потом, уже в бою, «Воитель» попал под залп картечью в упор, и это тоже уменьшило численность экипажа. Конечно, два других корабля Скардара поделились людьми, но в разумной мере, и в итоге из положенных трехсот человек на борту «Воителя» имелось чуть более двух сотен.
        Мы с фер Груенуа и сти Молеуеном поднялись на мостик, чтобы представиться капитану корабля дир Брунессо и остальным офицерам. Командующий небольшой эскадрой адмирал дир Колиньессо находился на «Гневе Мениоха», но, конечно же, на борт «Воителя» мы попали с его одобрения.
        Дир Брунессо стоял в окружении офицеров и что-то им говорил, изредка прерываясь, чтобы кашлянуть в большой платок, который держал в левой руке. Мы скромно встали у борта, дожидаясь, пока закончится совещание и на нас обратят внимание.
        Вскоре должен последовать приказ с флагмана, корабли снимутся с якоря и пойдут на прорыв. Ветер уже заметно спал, волнение тоже успокаивалось, так что ждать, пока изнердийцы попытаются ворваться в гавань, никто не собирался.
        Наконец, когда офицеры корабля разошлись по своим местам, дошла очередь и до нас. Первым представился я, своим настоящим именем. Вряд ли оно известно настолько, что необходимо прятаться за псевдонимом. Затем представился сти Молеуен, вслед за ним Фред.
        Дир Брунессо пару раз сухо кашлянул все в тот же платок, затем посмотрел на меня каким-то испытующим взглядом и сказал:
        - Так вот вы какой, Артуа де Койн. Что ж, рад познакомиться с вами лично.
        Наверное, мне не удалось остаться невозмутимым, поскольку следующие его слова были такими:
        - Мир не так велик, как мы об этом думаем.
        Серело, когда на флагмане часто замигал фонарь. Сомневаюсь, что они уже изобрели азбуку Морзе, но распоряжение было понятным, и последовала команда на выборку якоря.
        Глава 19
        ПРИНЦ КОНЮШНИ
        Снявшись с якорей, скардарские корабли направились к выходу из гавани.
        Море встретило нас длинными высокими валами успокаивающегося шторма. Ветер дул по-прежнему свежий, что позволило набрать ход, все еще высокие волны не должны дать Изнерду стрелять прицельно, так что удача пока на нашей стороне.
        Артиллерийские дуэли в эти времена - в достаточной мере дело случайности. Для того чтобы гарантированно попасть в цель, необходимо подойти на расстояние, не превышающее дистанцию ружейного выстрела. А при таком волнении, когда не только наши, но и вражеские корабли, переваливаясь с борта на борт, то и дело вздымаются на гребнях волн, попасть и нам, и нашим врагам будет крайне затруднительно.
        Нам перестрелка и не нужна, цель у нас одна - оторваться.
        Я стоял у борта и раздумывал над словами дир Брунессо. Ведь их можно понимать только так, что имя мое он уже слышал. Причем явно до того, как судьба свела нас в Мойнстофе. С одной стороны, приятно, конечно, что оно известно даже в стране, о существовании которой совсем недавно я даже не подозревал. А с другой стороны…
        Представляю, что при этом говорилось. Хотя чему удивляться, событие нечастое, скорее из ряда вон выходящее. Безвестный барон, да еще и пожалованный дворянин, а императрица так молода…
        И куда смотрели ее родные? Сама-то она слишком молода, но ведь они люди опытные и отлично понимающие, что чувства и долг - понятия несовместимые. А долг у нее один: процветание Империи.
        Тем более трон ее сейчас стоит не слишком надежно, а это значит, что ей нужен человек, который сможет помочь удержаться у власти, если не лично, то хотя бы могуществом своей семьи.
        Затем мысли мои метнулись далеко-далеко. Представляю, что сейчас творится в Дрондере. И сколько тех, кто очень обрадовался моему исчезновению. Да и Янианна действительно так молода. А я сейчас удаляюсь от Империи все дальше и дальше, и сколько это будет продолжаться, неизвестно. Усилием воли я заставил думать себя о том, что нам предстоит. Ведь если все закончится здесь, в ближайшие часы, то какой смысл переживать о том, что происходит в Империи.

«Есть у нас шансы, и шансы неплохие», - думал я, осматривая горизонт. Нам ведь нужно только ускользнуть от кораблей Изнерда. Никакого геройства в данной ситуации не требуется.
        Вот они, все семь вражеских кораблей, выстроившихся в кильватер. Вернее, шесть вытянулись в линию и идут наперерез нашему курсу. Седьмой, критнер, укрылся за ними мористее.
        Наш строй тоже был линейным. Впереди шел «Божий любимчик», следом флагманский корабль «Гнев Мениоха», а замыкал строй «Морской воитель».
        Вероятно, Изнерд был готов к такому исходу событий, иначе как бы он смог встретить нас уже в развернутом боевом строю. Нет, наверное, не все складывается для нас так благополучно, как мне мыслилось.
        Наши корабли держали курс на чистый ост навстречу показавшемуся из-за каменной гряды солнцу. Определенно адмирал дир Колиньессо знал о проливе, по которому нам так и не удалось пройти на «Мелиссе». Без сомнения, знали о нем и изнердийцы, по-прежнему следуя пересекающимся курсом. Через час противник оказался достаточно близко, чтобы можно было разглядеть многие мелкие детали на его кораблях.
        Дистанция для точной пушечной стрельбы все еще великовата, и при таком волнении, когда волны иной раз захлестывают в открытые орудийные порты, никто не будет палить первым, выжидая более подходящий момент, чтобы попасть наверняка.
        Когда головной корабль Изнерда оказался почти по курсу «Божьего любимчика», на гафеле флагмана затрепетало два разноцветных флага. «Смотри-ка, у них и флажный семафор в ходу», - думал я, наблюдая за тем, как корабли Скардара, совершая
«поворот все вдруг», ложились на другой курс.
        Несомненно, командование скардарских кораблей заранее продумало все возможные варианты развития событий, поскольку чуть ли не одновременно с показавшимися на гафеле «Гнева Мениоха» сигналами дир Брунессо скомандовал:
        - Право на борт. Курс…
        Каким должен был стать курс, с моего места мне расслышать не удалось.
        После поворота корабли Скардара сами пошли наперерез строю противника. Теперь все внимание было приковано к парусам изнердийцев, ведь парусники - не моторные суда, и каждый маневр связан с парусами, что со стороны хорошо заметно. И по тому, что с ними происходит, можно предугадать действия врага.
        Изначально корабли Изнерда явно нас опережали в скорости движения. Сомнительно, чтобы на них знали о наших планах, видимо, просто так совпало, и совпало не в нашу пользу.
        Изнердийцы, вероятно, решили продолжить обстрел стоявших на якорях у входа в гавань двух тримур Скардара, поняв, что погода меняется и шторм затихает. И для этого они вытянулись в линию.
        По моим расчетам, «Морской воитель» должен проследовать за кормой замыкающего строй изнердийца, а две другие тримуры Скардара, проходя сквозь строй, окажутся под огнем с обеих сторон. Наверное, решение адмирала очень рискованное, но, надеюсь, дир Колиньессо знает, что делает.
        На мостике продолжали наблюдать за парусами изнердийцев, кто при помощи труб, кто и невооруженным глазом, благо расстояние позволяло делать это беспрепятственно.
        Вполголоса переговаривались между собой Фред с Клемьером, дир Брунессо стоял, прижав платок ко рту и неотрывно смотря на приближающегося врага. Мелиню забавлялся тем, что на четверть извлекал клинок шпаги из ножен, затем вкладывал его обратно, вероятно успокаивая нервы. Если маневр удастся…
        Покинуть строй без приказа - военное преступление, и некоторое время изнердийцы продолжали следовать линией, ожидая распоряжений с флагмана. Наконец на мачте одного из кораблей, несшей помимо флага Изнерда еще и большой вымпел, взметнулся сигнал.
        Офицеры на мостике «Воителя» оживились, перебрасываясь фразами о том, что сейчас будет. Когда на кораблях противника начали исчезать паруса и они стали менять курс на встречный, дир Брунессо подал новую команду, после чего долго не мог справиться с не унимающимся кашлем.

«Здесь это не лечится», - подумал я, увидев, как он в очередной раз достал свежий платок, отправив прежний, покрытый алыми пятнами крови, за борт.
        После команды вражеского флагмана строй Изнерда начал рассыпаться. «Морской воитель» довернул немного влево и теперь почти под прямым углом шел в борт вражеского корабля, замыкавшего эскадру.
        Маневр понятен, при таком курсе корпус «Воителя» как мишень имеет минимальные размеры. Крайне сомнительно, что у изнердийца орудия заряжены книппелями, ведь против корабельных корпуса и мачт они малоэффективны, а он шел обстреливать стоящий на якоре корабль. И времени на то, чтобы поменять снаряды, у него попросту не было.

«Сейчас будет залп», - пронеслось в голове, когда расстояние между изнердийцем и
«Морским воителем» уменьшилось до критического.
        Мелькнувшая в голове мысль совпала со вспышками. Все восемнадцать пушечных портов, расположенных в шахматном порядке на артиллерийской и верхней палубах, озарились огнем. Громыхнуло сразу же, дистанция невелика, и разрыва между светом и звуком почти не было.
        Я успел заметить взгляды, устремленные на меня офицерами «Воителя».
        Господа, мне хватает и того, что на меня смотрят мои люди, и я знаю, как много зависит от поведения старшего. Я и сам бы смотрел на своего командира, и, если бы он излучал спокойствие, мне было бы проще сохранять свое. Это у вас просто интерес: как же он себя поведет, тот самый де Койн.
        А вот мужественно смотреть на врага необязательно, и я поднял левую руку, стряхивая ладонью несуществующую пыль с рукава камзола.

«Морской воитель» принял чугун вражеских ядер достойно, лишь гневно скрипнул деревом, повстречавшимся с изнердийским металлом, да в парусах появилось несколько дыр.
        - Право на борт, - не прокричал, а громко прохрипел дир Брунессо, бледный как смерть. И рулевые лихорадочно закрутили колесом штурвала.
        Тримура прошла от изнердийца на расстоянии пистолетного выстрела, и я разрядил оба ствола своего пистолета в сторону близкой кормы, где на мостике столпилось в блестящих кирасах и шлемах командование вражеского корабля.
        Стреляли с обеих сторон, и рев людей заглушал звуки выстрелов. Когда «Морской воитель» поравнялся с кормой изнердийца, дир Брунессо подал новую команду, а потом упал на колени, пытаясь унять рвущий его кашель.
        С расстояния, что было между двумя кораблями, промахнуться крайне затруднительно даже в такую погоду, и корму неприятеля разнесло в щепки. Нет, он не начал тонуть, уходя под воду, но управлять им стало невозможно. Так вот чего добивался дир Брунессо, и получилось у него замечательно. Самого его, так и не сумевшего разогнуться, увели с мостика под руки, и командование кораблем принял Мелиню дир Героссо.
        И он сразу же подал новую команду:
        - Полборта право руль!

«Морского воителя» повело в сторону, маневр, необходимый для того, чтобы не попасть под огонь орудий правого борта лишенного возможности управляться корабля.
        На палубе тримуры велись лихорадочные работы: канониры, в числе которых мелькали Гриттер, Мрост и кто-то еще из наших людей, заряжали орудия. Остальные были среди абордажной партии, в таких же кирасах и шлемах, как и экипаж «Воителя».
        По левому борту, в отдалении, громыхнуло раз, другой, затем еще и еще. Это прорывались сквозь строй изнердийцев корабли Скардара. У них более сложная задача, огонь по ним велся с двух сторон.
        Нет, все же в моем понимании скорость более предпочтительна, чем броня или мощность бортового залпа. Да и какая тут броня - медные листы обшивки на уровне ватерлинии. При повороте в сторону изнердийской эскадры «Морской воитель» находился дальше двух других тримур, но сумел достичь ее первым и теперь, прорвавшись, уходил в морскую даль. А бой продолжался.
        Из-за леса мачт рассыпающегося строя Изнерда показался весь окутанный пороховым дымом «Божий любимчик». А где же «Гнев Мениоха»?
        Так, вот и он, но что это? Вместо того чтобы продолжать следовать курсом в море,
«Мениох» сцепился бортами с одним из кораблей Изнерда. Какой, к дьяволу, абордаж, когда вокруг столько врагов, а волны бьют борта кораблей друг о друга с такой силой, что никакие кранцы не спасут?
        Все выяснилось через несколько мгновений, когда мы увидели яркую вспышку пламени на месте скардарского корабля. Корабль противника загорелся… Мы же стояли и смотрели на все это, сняв шляпы и каски.
        Почему адмирал дир Колиньессо принял именно такое решение? Что там произошло? Его корабль получил сильные повреждения, и он, зная, что жить кораблю считаные минуты, решил захватить врага с собой? Как теперь узнать подробности его гибели?
        Нам оставалось только поклониться героям, принявшим такую смерть. Смерть не напрасную, потому что погоню продолжили всего три изнердийца. Вернее, четыре, но считать коутнер боевым кораблем…
        На горизонте лежали в дрейфе два изнердийских корабля: один - с развороченной
«Морским воителем» кормой, другой - с поврежденными близким взрывом парусами и такелажем. Оба оставались на плаву, но на починку им потребуется немало времени, и вряд ли сейчас они смогут продолжить погоню. А на дне морском покоился «Гнев Мениоха», захвативший с собой врага в вечный плен.
        Так всегда и бывает - мужество защитников отечества никогда не зависит от продажности или бездарности его правителей.
        Положение по-прежнему оставалось критическим, изнердийцев оставалось вдвое больше. К тому же «Божий любимчик», который сблизился с нами до расстояния плитинга, одной десятой местной морской лиги, начал отставать.
        Даже невооруженным глазом было видно, как на его палубе сновали матросы, пытаясь на ходу заделать пробоины пластырем. Сам корабль все чаще зарывался носом в волну. Все говорило о том, что «Любимчик» получил серьезные повреждения корпуса ниже ватерлинии и экипаж пытается его спасти. Если ему не удастся, то «Морскому воителю» предстоит остаться одному против четырех кораблей Изнерда.
        Волнение успокаивалось на глазах, ветер в корму задувал по-прежнему свежий, и, будь «Божий любимчик» в порядке, мы просто шли бы прежним курсом, держа противника по корме.
        Изнердийцы события не форсировали: видимо, то, что происходило с «Любимчиком», они понимали не хуже нас.
        Наконец наступила развязка. «Божий любимчик» приспустил паруса, снижая ход до самого малого, вероятно посчитав, что устранить течь в корпусе на полном ходу не удастся.
        Разделявшие нас двести метров - слишком маленькое расстояние, и было хорошо видно, как на палубе суетились люди, как будто бы собираясь покинуть корабль. Этого на
«Воителе» ждали, и дир Героссо давно уже приказал приготовить корабельные шлюпки к спуску.
        Так, а где моя кираса? Я лишь примерил ее, приложив переднюю половинку к телу. По уставу во время боя на мостике положено быть в ней, но я-то мог себе позволить обойтись и без кирасы, как человек сугубо штатский и в общем-то на палубе военного корабля случайный.

«Случись что с „Морским воителем“, несколько килограммов металла не придадут телу положительной плавучести», - решил я, когда мы только выходили из гавани. Теперь же другое дело.
        Для того чтобы переправить экипаж поврежденного корабля с борта на борт, не требуется ложиться в дрейф, но ход придется уменьшить до малого. Спасение людей с
«Божьего любимчика» займет некоторое время, и корабли Изнерда, безусловно, захотят воспользоваться ситуацией, сблизившись на дистанцию пушечной стрельбы. Возможно, дело дойдет до картечи, и тогда кираса станет насущной необходимостью.
        Но что это? Вместо того чтобы спустить шлюпки на воду, дир Героссо отдал команду выставить все паруса. Но как же так?
        Ведь «Гневу Мениоха» было достаточно спустить флаг, признавая свое поражение, и сдаться в плен. А плен - это еще не гибель. И теперь, после его подвига, мы бросаем тонущий корабль вместе с экипажем.

«Морской воитель» уходил, отсалютовав оставшимся на смерть морякам «Божьего любимчика» залпом из кормовых орудий. Изнерду его не догнать, нет у него кораблей, способных сравниться с «Воителем» скоростью.
        Я стоял, облокотившись на планширь, и глядел на бегущую за бортом воду. Пушечная пальба за горизонтом давно уже стихла, и за кормой не было видно ни одного пятнышка паруса. Вероятно, Изнерд, трезво оценив ситуацию, отказался от погони. Красивый цвет у воды, ярко-сине-зеленый. В этом мире все краски ярче. Сейчас я уже к этому привык и лишь иногда смотрел на мир прежним взглядом, любуясь его красотой. А настроение было самое поганое. Казалось бы, с чего?
        Артуа, это чужая война, совсем чужая. Какое тебе до нее дело? Радуйся, что жив остался, что не получил ни царапины, что целы все твои люди. Ищи во всем этом лимонад. А делать этого совершенно не хочется.
        Подошел дир Героссо, встал рядом, тоже обратив свой взгляд на воду. Помолчали. Я все понимаю, Мелиню. Ты спас корабль, спас экипаж, и, останься ты там, твой подвиг был бы напрасной жертвой. Не было у нас никаких шансов победить, ни малейших? Но от понимания всего этого нисколько не становится легче.
        - Я несколько раз бывал в Империи, Артуа, - начал дир Героссо, словно в доказательство говоря на общеимперском. - Столицу, Дрондер, не видел, но в Гроугент заходить приходилось. Красивый город, а какие там женщины!
        Ничего удивительного. Гроугент - город портовый, и туда часто заходят корабли со всего света. Женщины потому и красивы, ведь при смешении рас обычно так и бывает. Вот только нет у меня желания говорить с тобой на самую мужскую тему - о бабах. Извини.
        Но дир Героссо заговорил совсем о другом:
        - Мою родину много лет раздирают распри, ты не можешь не знать об этом.
        Я молча кивнул головой: знаю.
        - Так вот, четыре года назад к власти пришел дом Сьенуоссо во главе с Минуром Сьенуоссо. Возможно, он не самый идеальный человек и не самый лучший правитель. Но Минур сумел крепко взять власть в свои руки. И мы потихоньку начали возвращать утраченное могущество. Он сильный человек, и слабость у него только одна - Диамун, его единственный сын и наследник. Диамун сейчас на борту «Морского воителя». Но не спрашивай меня, пожалуйста, почему он здесь оказался. И еще. Часть меня осталось там, с ними. - Дир Героссо махнул рукой куда-то за корму «Воителя».
        Уже уходя, он добавил:
        - Дир Брунессо очень плохо, и вряд ли он сможет пережить следующую ночь.
«Морской воитель» - корабль немалый, и потому под кают-компанию было выделено отдельное помещение. Да и готовили здесь неплохо. К вечеру аппетит все же разгулялся, и ужин я оценил по достоинству.
        За столом присутствовал и Диамун Сьенуоссо, предмет нашего недавнего с Мелиню разговора, наследник скардарского престола. Молодой человек лет двадцати пяти, такой же черноволосый и носатый, как и большинство скардарцев, с довольно милыми манерами и располагающей улыбкой. Изредка я ловил на себе его взгляды, но, поскольку дальше взглядов дело не пошло, не стал напрашиваться на общение.
        Улыбался он, как мне показалось, слишком часто. Все-таки с тех пор, как ради его спасения погибли несколько сот человек, прошло не так уж много времени, чтобы он вот так сидел, шутил, улыбался или ругал плохо приготовленный судовым поваром телячий миньон.
        Я встал, поблагодарил за ужин, извинился, что вынужден уйти, и направился к выходу.
        Обычно после ужина свободные от вахт офицеры остаются в кают-компании, чтобы скоротать вечер. Кто-то музицирует на местной разновидности клавесина или аналоге гитары. Кто-то предпочитает игру в карты или просто разговоры о былом. Словом, занятия находят себе все. Может быть, сегодняшний вечер - не самое подходящее для развлечений время, но сидеть в каюте еще тоскливее. Тем более после ужина мы условились с фер Груенуа встретиться в каюте, он тоже вскоре должен закончить трапезничать.
        Из своих странствий и приключений Фред привез новую игру, еще не ведомую в Империи. Мы уже успели сразиться с ним несколько раз, и ни разу удача в мою сторону даже не поглядывала. Сама игра называлась тримсбок. Представляла она собой круглое разграниченное линиями поле с плоскими фишками, как в го, и фигурами, имеющими отдаленное сходство с шахматными. Кроме того, присутствовали еще и кости. По правилам игры можно было убрать с поля чужую фигуру, если она попала в одну из дюжины определенных комбинаций. Очень сложная игра, и, кроме того, я никак не мог понять логики. Победить Фреда я даже не надеялся, но как способ избавиться на время от не самых радужных мыслей она вполне меня устраивала.
        Когда я уже подошел к двери, Диамун вполголоса что-то произнес. Из всей его фразы я уловил только смысл двух последних слов. Сам язык оказался мне незнаком, но расхожее выражение, заключающееся в них, я знал. Знал благодаря Анри Коллайну.
        В этом мире существовал подобный латинскому мертвый язык - тилосский, и множество афоризмов на нем пользовались популярностью.
        Анри Коллайн всегда поражал меня многими своими способностями: талантом к языкам, умением добывать нужную информацию, классифицировать ее, делая безукоризненные выводы, и еще многими другими вещами. Единственной его слабостью являлась любовь к прекрасному. Тому, что согласно местным традициям ходит в юбках до самой земли и имеет так много приятных мужскому взгляду округлостей.
        Так вот, то, что произнес Диамун, можно было перевести, как «принц из конюшни» или
«принц конюшни». И об истинном значении выражения нетрудно догадаться.
        Я оглянулся на Диамуна, и его взгляд показался мне слегка насмешливым. Где же был он со своим насмешливым взглядом еще так недавно, почему не смотрел он им при прорыве на корабли Изнерда? Как бы это хорошо действовало на матросов, которые бы думали: «Вот он, будущий наш правитель, вместе с нами. И ведь не боится ничего, еще и улыбается. А ведь мог бы уйти, спрятаться внизу». Что, было страшно подняться на мостик? А кому там не было страшно, ты мне покажи хоть одного человека, которому не бывает страшно никогда.
        Я ведь увидел тебя только за ужином, в кают-компании. Ладно, это твое личное дело, но что касается остального…
        Непонятно, на что ты надеялся? На то, что я не услышу, или, наоборот, услышу, или, услышав, не пойму?

«Почему это так? - думал я, направляясь к нему. - Почему люди, которых судьба вознесет хоть немного, начинают относиться к тем, кто остался, по их мнению, внизу, таким образом? Ведь ничего же не меняется, кроме достатка или кусочка власти, а разве это имеет значение? Ведь сегодня ты можешь быть олигархом, а завтра тебя будут гноить в тюрьме без всякой надежды на освобождение. Если человек добился всего сам, в этом случае он имеет право гордиться собой. Но в нашем случае ты всего-навсего сын своего отца».
        На столе перед Диамуном стояла чашечка с коричневой бурдой, отдаленно напоминающей вкусом кофе. Этот напиток здесь весьма популярен. Быть может, это цикорий, в своем мире я о нем слышал. Говорят, он тоже похож на кофе.
        Опустив в чашечку палец, я им поболтал. Суррогат благородного напитка успел остыть примерно наполовину, так что идеально подходил для моей цели.
        Взяв чашку в руку, я вылил ее содержимое на голову наследника, затем положил руки на стол, оперся на них и заглянул Диамуну в глаза.
        Если ты сейчас хоть что-нибудь скажешь, я вобью твои слова обратно вместе с зубами.
        Меня трясло, и было абсолютно безразлично, что произойдет со мной в следующее мгновение. В кают-компании стояла абсолютная тишина, лишь за открытыми иллюминаторами скрипели корабельные снасти и слышался плеск волн.
        Глава 20
        ТЕХНИКА ВЫЖИВШИХ
        Отступив на шаг назад, я оказался у открытого иллюминатора. Нет, это вышло случайно, и я не собирался покидать через него помещение в том случае, если к выходу из кают-компании будет не пробиться. Не дождетесь.
        Из иллюминатора веяло морской свежестью, и мне не удалось преодолеть соблазна втянуть носом воздух. Помнится, еще год назад я мечтал очутиться на море, а теперь получается так, что я только и делаю, что путешествую по морю. Впредь надо быть поаккуратнее со своими мечтами, с ними явно что-то не так.
        О смысле услышанного в свой адрес выражения я узнал еще в самом начале наших с Яной отношений. Тогда мы с Анри оказались на рауте в доме одного графа, чьи пистолеты стали позже моим подарком к его, Коллайна, дню рождения. Анри тогда не на шутку увлекся одной красоткой и уговорил меня посетить дом графа, поскольку ему доподлинно было известно, что дама частенько там бывает.
        Наносить визиты без приглашения или заранее посланного уведомления считается не слишком приличным, но один мой знакомый (Андригус Эликондер, кстати, тоже граф) мог навещать этот дом запросто. Словом, все сладилось, и в компании Андригуса мы туда и отправились.
        Яна тогда вместе с двором убыла на несколько дней в один из своих загородных дворцов, так что, дожидаясь ее возвращения, я убивал время как мог.
        Предмета неземной страсти Коллайна в доме не оказалось, но Анри быстро нашел замену, принявшись очаровывать другую леди, в этом он весь. Только вот с заменой у Коллайна что-то не сложилось, чему я был только рад, поскольку она показалась мне лишь симпатичной пустышкой. С другой стороны, вряд ли Коллайн планировал вести с ней философские диспуты.
        Как нельзя кстати Андригус предложил поехать к другому своему знакомому, чему я даже обрадовался. До клубов в этом мире еще не додумались, и знать развлекалась тем, что всю ночь переезжала из одного дома в другой. Многочисленные праздники, дни рождения, юбилеи, знаменательные даты и просто хорошее настроение - все это отличные поводы, чтобы навестить гостеприимных хозяев.
        Когда мы с Анри покидали дом, один из гостей и обронил эту фразу. Конечно же я не обратил на нее внимания, так как ее смысл был мне непонятен. Коллайн же остановился как вкопанный. Помню, что в тот момент я торопил его, потому что Андригус уже ждал нас у кареты, а Анри перед этим все пытался что-то изменить в ситуации со своей новой знакомой, и мы задерживались.
        - Открой же глаза, Анри. Поверь, это не та женщина, которая тебе нужна. Проснувшись с ней утром в одной постели, ты не захочешь еще раз лечь вместе с ней вечером, - заявил я ему со свойственной мне прямотой, которая всегда у меня проявляется после нескольких бокалов вина. Довод показался ему убедительным, и мы покидали дом, раскланявшись с хозяевами. На выходе нас эта фраза и поймала.
        Коллайн подошел к произнесшему ее человеку, который стоял в окружении двух дам, держа их под руки, затем о чем-то спросил его на незнакомом мне языке. Тогда тот недоуменно повел лицом, сказал что-то еще, такое же непонятное, но, несомненно, произнесенное уже на другом наречии. Реакция была аналогичной.
        Следующий вопрос прозвучал уже на общеимперском:
        - Извините, я не знаю, как вас зовут.
        Когда его «собеседник» открыл рот, чтобы озвучить свое имя, Анри прервал его словами:
        - Впрочем, не утруждайте себя, имя написано у вас на лбу. Вы осел, и ваши дети тоже будут ослами.
        Незнакомец побагровел, а Коллайн продолжил в издевательски-ленивой манере:
        - Может быть, я не угадал? Давайте я буду произносить имена, а когда вы схватитесь за свою шпагу, это будет знаком того, что мне удалось попасть в точку. Итак, начнем: баран, безмозглый тупица, человек с дерьмом вместо мозгов, - тут он на секунду оторвался от перечисления, сказав: - Извините, дамы, - а затем продолжил:
        - Бельнеуйский павиан.
        И снова обращение к дамам:
        - Знаете, милые леди, бельнеуйские павианы отличаются особой тупостью.
        Затем опять к своему визави:
        - Неужели до сих пор не угадал?
        Цветом лица дворянин теперь походил на закат перед грядущим ненастьем. Достаточно дурацкая ситуация. Ведь если он схватится за шпагу в знак того, что немедленно хочет ответить за оскорбление, получится, что он признает одно из перечисленных имен своим.

«Это все Анри не сам придумал, - с гордостью размышлял я. - Этому он у меня научился, когда присутствовал однажды при подобном разговоре. И чего это Коллайн на него так взъелся? Неужели из-за сегодняшнего вечера? Понятно, что неудачное знакомство с дамами больше всего ранит мужские сердца, некоторые и знакомиться-то опасаются именно из-за этого. Но Анри ведь не таков».
        Вернулся Андригус, уставший ждать нас возле кареты, и с ходу принял сторону Коллайна. Андригус считает себя моим должником, и, наверное, это так, но совсем не в той степени, как он сам об этом думает. К человеку, так и не выбравшему себе имя, подошли его знакомые, дело сложилось, и было оговорено время и место следующей встречи.
        Стать секундантом Коллайна мне не удалось, он выбрал себе Андригуса Эликондера и еще одного графа, офицера кирасирского полка, нашего общего с ним знакомого. На все мои попытки выяснить, что же все-таки произошло, Анри уклончиво отвечал, что все объяснит позже.
        Дуэль состоялась, и Анри легко одолел своего соперника, еще и слегка поиздевавшись над ним, заставив того в конце концов во всеуслышание заявить, что слова его относились совсем не к тому человеку, о котором Коллайн мог подумать.
        Анри Коллайн - великолепный стрелок, но и со шпагой он давно уже состоит в самых близких отношениях, так что его легкая победа не стала для меня неожиданностью. Но чтобы узнать смысл фразы, как оказалось, произнесенной в мой адрес, мне пришлось ходить за Коллайном неделю. Наконец он сдался, рассказал мне все, и мы здорово поругались.
        - Ты хоть представляешь себе, что теперь думают обо мне люди! - чуть ли не кричал я на него. - Оскорбили-то меня, а теперь все решили, что мне просто не хватило смелости, чтобы призвать этого осла к ответу!
        - Тебе что, не хватает проблем, связанных с твоей прошлой дуэлью? - Голос Анри тоже мало напоминал шепот.
        Коллайн имел в виду мою недавнюю схватку с Севостом и реакцию Янианны на это событие.
        Конечно же Яне донесли о случившемся во всех подробностях. И, зная ее отношение к дуэлям вообще, я очень удивился, услышав слова:
        - Жаль, что у меня нет такой близкой подруги…
        Я продолжал стоять, скрестив руки на груди и гордо задрав подбородок. Нет, сделал я это не намеренно, даже Яна однажды заметила, что стоит мне скрестить руки на груди, как подбородок у меня задирается.
        В кают-компании все вскочили на ноги. Без сомнения, находящиеся здесь люди получили хорошее образование и большей части из них понятен смысл фразы, как и сам смысл возникшего конфликта.
        Ситуация сложилась нехорошая. Сегодня утром для того, чтобы спасти этого человека, который продолжал сидеть, растерянно вытаращив глаза и даже не пытаясь вытереть грязные потеки с лица, погибли люди. Много людей. Не стало двух кораблей, наверняка одних из лучших во флоте Скардара, плохих бы за наследником не послали. Диамун - сын их правителя, и вполне возможно, что вскоре сам станет править.
        Но если вникнуть в суть, то такое понятие, как честь, никто не отменял, и кому, как не офицерам, готовым ради нее сложить голову хоть немедленно, об этом знать.
        К наследнику престола кинулась пара людей из его окружения, которых так и хотелось назвать лизоблюдами. Они хлопотали вокруг него, что-то приговаривая, вытирая лицо и голову салфетками. Больше всего они были похожи на нянек, уговаривающих дитятко съесть еще ложечку. И я не смог сдержать ухмылки.
        Офицеры, собравшиеся в кают-компании, тоже были людьми с достатком, но по сравнению с раззолоченной свитой наследника выглядели просто бедными родственниками.
        Почему-то вспомнилась картинка из уже далекой прошлой жизни, когда на авиастроительный завод прибыла большая группа офицеров ВВС. Для них устроили экскурсию, чтобы они могли посмотреть на истребители-бомбардировщики, уходящие по контракту за рубеж в одну из далеких жарких стран. Хотя бы посмотреть, потому что армия моей страны не имела ни одного такого самолета. Среди «экскурсантов» были и офицеры из организации, которая занималась продажей военной техники за пределы родины. Как же отличались они от остальных… Холеные лица, дорогая ткань, пошедшая на их мундиры, манера держать себя, наконец. И как они поглядывали на других, среди которых были даже генералы. Помню, мне тогда пришла в голову мысль, смогут ли они хотя бы поднять самолет в воздух? Сомневаюсь, потому что летчиков-испытателей, тех, что стоят килограмм золота за килограмм собственного веса, я тоже навидался, и выглядели они иначе.
        Диамун попытался было открыть рот, и я непроизвольно посмотрел на сосуд, заменявший кофейник. Поначалу я хотел использовать именно его, но затем отринул эту мысль, поскольку коричневой влаги в нем значительно больше и вряд ли она успела остыть до нужной температуры. Да и как проверить? Не лезть же, в самом деле, в кофейник рукой - а вдруг застрянет. И что потом? Держать руку с надетым на нее кофейником, стараясь направить струйку из носика на голову наследника? Так в рукав натечет. С другой стороны, в ближнем бою можно использовать кофейник как кастет.
        А мысль не самая глупая. Кают-компания - не то место, куда приходят при шпагах и пистолетах. Тем паче сейчас, когда вокруг на многие-многие лиги ни одного врага. Так что вполне возможно, что придется вступить в рукопашный бой. Нисколько не сомневаюсь, что окружавших меня людей с детства учили боевым искусствам, но не думаю, что среди их наставников были мастера кунг-фу. Не те еще времена, когда сила удара кулаком хоть как-то влияет на степень заточенности клинка. У меня в наставниках таких мастеров тоже не было, но кое-что я усвоил на уровне рефлексов, пусть и времени прошло достаточно.

«Лучшая техника - техника выживших», - так, по-моему, сказал известнейший японский мастер меча. Со своей техникой я давно уже определился, и она совершенна, потому что в ней присутствует только то, что запрещено даже в боях без правил. Но и она не поможет, вон их сколько. Если все разом кинутся, да еще и за двухзубцовые вилки схватятся… Насмерть затыкают, ироды.
        Я представил свое лежащее на палубе бездыханное тело, сплошь утыканное вилками, как ежик иголками, и усмехнулся снова. Нервы.
        Мы стояли и молчали, только были слышны тихие, с придыханием, голоса людей, которые занимались Диамуном. Они что-то говорили ему, на чем-то настаивали, но в мою сторону ни разу даже не посмотрели.
        Наконец наследник, все еще выглядевший крайне растерянным, поднялся со стула и пошел по направлению к дверям. Уже возле выхода он остановился, посмотрел на меня и сказал:
        - Надеюсь, вы прибудете с нами в Скардар.
        Тон его голоса был таким, что понимать эти слова можно было как угодно.
        Когда дверь за ним захлопнулась, я сказал:
        - Извините, господа. Считаю, что погорячился.
        Больше всего мне не хотелось, чтобы мой голос действительно прозвучал извиняющимся. В конце концов, я приношу извинения только за то, что испортил всем ужин, а не за свой поступок, который по-прежнему нахожу правильным.
        Перед тем как самому выйти из кают-компании, я еще раз осмотрел всех, пытаясь поймать взгляды присутствующих. В принципе любого другого человека на моем месте сам бы я понял и не стал осуждать, иначе к чему все эти разговоры о чести: либо она есть, либо ее нет, и тут выбор за каждым.
        Явной агрессии не обнаружил никто. Одни старательно отводили глаза, другие смотрели решительно, но не злобно, третьи делали вид, что заняты стоявшим перед ними блюдом.
        Да ничего особенно страшного и не произошло. Помню, в нашей истории был случай, когда прибывшего с визитом в Японию Николая II огрел саблей по голове местный полицейский. Скандал тогда замяли, хотя только случайность спасла императора от смерти. Говорят, именно после этого в великий и могучий попало выражение «японский городовой». Вот только убей не помню, что стало с полицейским. По-моему, его признали сумасшедшим. А тут, подумаешь, всего-то кофе на голову. И я улыбнулся в очередной раз, в глубине души надеясь, что улыбка не выглядит идиотской, затем глазами нашел фер Груенуа.
        Пойдем, Фред, вряд ли увиденное прибавило тебе аппетита. В конце концов, Мириам нам в дорогу таких пирожков напекла, умудрившись проникнуть на кухню таверны «У морской дьяволицы». Самое удивительное, что сама хозяйка помогала ей стряпать, уж не знаю, чем наша красавица ее очаровала.
        А еще есть у меня под настроение пара бутылочек весьма неплохого тускойского. Вино с нашей с тобой родины, Империи. Где взял? Места знать надо.
        Глава 21
        ОБЫЧАЙ ВИКИНГОВ
        Мы сидели с Фредом в каюте и пили тускойское. Сти Молеуен, едва пригубив из бокала, извинившись, отправился спать. Выглядел Клемьер, надо сказать, не слишком счастливым: похоже, это было связано с недавним конфликтом, произошедшим между мной и Диамуном.
        Насколько я успел изучить Клемьера, он не любил острых ситуаций, особенно таких, которых при желании и проявленной терпимости возможно избежать. Фер Груенуа, напротив, отнесся ко всему произошедшему философски: что сделано - то сделано, так к чему теперь задним числом рассуждать о том, как мне следовало поступить в создавшейся ситуации.
        Мы разговаривали с Фредом о разных вещах. Я рассказывал ему о событиях, случившихся в Империи за время его отсутствия, делился своими планами, сообщал о его месте в этих самых планах и просил над этим подумать.
        О Диамуне не было сказано ни слова, хотя мы оба понимали, что положение мое, мягко говоря, не очень. Если наследнику не хватит личного мужества открыто ответить на оскорбление, то на любую гадость исподтишка он точно способен. Но пока дело до этого не дошло, нет никакого смысла рассуждать на эту тему. Хотя заряженные пистолеты я на всякий случай держал под рукой.
        В каюту на огонек заглянул Иджин дир Пьетроссо, и вот его визиту я искренне обрадовался.
        Иджин был начальником абордажной команды на «Морском воителе», мы и познакомились-то с ним, когда он отбирал в нее моих людей сразу же по нашем прибытии на корабль.
        Иджину приглянулся Проухв, и пришлось объяснить, что Прошка не просто мой человек и что я привык всегда видеть его рядом с собой.
        Тогда дир Пьетроссо пошутил, что его светлость, то бишь я, тоже может присоединиться к числу его славных парней.
        После состоявшегося между нами разговора мы прониклись взаимной симпатией.
        Когда Иджин заглянул в нашу каюту, он окинул нас взглядом, значение которого было мне непонятно. Затем он сразу исчез, и я даже не успел пригласить его присоединиться к нашей компании. Мы с Фредом переглянулись и продолжили рассуждать о военно-морских перспективах Империи. Только фер Груенуа незаметно (вернее, это он думал, что незаметно) передвинул лежавший на столе пистолет так, чтобы до него было проще дотянуться.
        Шпаги мы, не сговариваясь, повесили за перевязи на вешалку возле выхода из каюты. Каютка тесная, и длинным клинком в ней особо не помашешь, да и толку от этого будет немного: невозможно здесь оборону держать и сбежать некуда. А посему - наливай, Фред, и жаль, что бутылок только две. Выпьем и за судьбу нашу горемычную, и за тех геройских скардарских парней, что погибли вместе со своими кораблями.
        Дверь скрипнула, и в каюту снова вошел Иджин, на этот раз не один, а в сопровождении чуть ли не полудюжины бутылок с невероятно длинными горлышками, увенчанными большими пробками.
        При виде бутылок фер Груенуа многозначительно протянул: «О-о-о!»
        Со словами: «Не помешаю, господа?» - Иджин расположил принесенные бутылки на столе и удобно уселся на освободившийся после ухода Клемьера стул. Не зря Фред так отреагировал, вино оказалось отличным.
        Несмотря на то что вино мне приходится пить чуть ли не ежедневно, сомелье из меня по-прежнему никакой, но отличать хорошее вино от очень хорошего я все же научился. Принесенное дир Пьетроссо вино оказалось по-настоящему превосходным.
        Вино имело длинное сложное название, больше чем наполовину состоящее из шипящих звуков, и после пары безуспешных попыток я отказался от намерения воспроизвести эту абракадабру. Понятия не имею, каков его купаж, винтаж и букет, но имело оно очень приятный вкус, оставляло мягкое послевкусие и, что немаловажно, содержало достаточное количество углекислого газа, так что сразу ощущалось присутствие алкоголя в крови. А именно этого мне хотелось тогда больше всего.
        Последнее время на меня навалилось слишком много событий, а возможности выпустить пар не было. И тут подвернулся Диамун, драли бы его все черти, как морские, так и сухопутные. Алкоголь и был призван мною для того, чтобы помочь расслабиться.
        Уже втроем мы повторили тост за погибших в недавнем бою моряков, затем выпили за вечную дружбу народов Скардара и Империи. Иджин долго и дотошно расспрашивал Фреда о подробностях нашего столкновения с Изнердом. Тот отвечал ему, ничего не скрывая, да и чего, собственно, там скрывать, ведь нам нечего было стыдиться.
        Затем разговор зашел об инциденте в кают-компании. Дир Пьетроссо упомянул о нем первым, сразу же высказав свое мнение о том, что Теленок напросился сам.
        На мой недоуменный взгляд Иджин пояснил, что наследника называют так чуть ли не с самого младенчества. И кому, как не Иджину, знать об этом, ведь он с детства знаком с Диамуном, они и родились-то с разницей всего в два дня. Теленком Диамуна прозвали в противовес отцу, которого за глаза величали Быком. Минур получил свое прозвище за манеру держать себя, упертость в отстаивании своего мнения и привычку действовать напролом, не думая о последствиях. И еще за любвеобильность. К слову, для достижения взаимности он пользовался теми же методами.
        Диамун - другой, по характеру он совершенно не похож на отца. Теленок, и этим все сказано.
        - Когда-то мы даже дружили. Но после одного случая, который произошел несколько лет назад, наши пути разошлись навсегда, - заявил дир Пьетроссо, в очередной раз наполняя бокалы таким приятным на вкус вином.
        На осторожный вопрос Фреда, почему Иджин не опасается обсуждать все это с нами, людьми в общем-то посторонними, особенно если учесть, что о его визите непременно донесут наследнику престола, тот не задумываясь ответил:
        - Семья Пьетроссо имеет не меньше прав на престол Скардара, это во-первых. А во-вторых… - Иджин на мгновение замолчал. - Во-вторых, вполне возможно, что уже сегодня, - он указал на сереющее небо, которое было видно в иллюминатор, - мне придется повести своих ребят в атаку. Парни из абордажных команд долго не живут, и кто знает, чем закончится для меня этот день. Но не будем о грустном, не для того собрались.
        Мы сидели долго, и меня наконец отпустило. Я до того расслабился, что даже не пытался уловить тему разговора. Иджин с Фредом пару раз обращались ко мне с вопросами, но, видя мою реакцию, оставили в покое.
        Затем, возглавляемые Иджином, мы прокрались на бак корабля совершить таинственный ритуал с рострой «Морского воителя», что представляла собой фигуру облаченного в полный доспех бородатого воина, ширине плеч которого позавидовал бы любой здоровяк.
        Воитель опирался на длинный двуручный меч, в целесообразности которого при сражении на палубе корабля сразу закрадывалось сомнение. Но думаю, что при таких пропорциях фигуры кинжал или короткая абордажная сабля в его руках смотрелись бы крайне нелепо.
        Обратившись лицом к воителю, мы с Фредом повторили вслед за Иджином таинственные слова, а затем осушили полные бокалы. Причем ритуал пришлось повторять трижды. Отвесив бородачу земной поклон, мы удалились, переполненные значимостью действа.
        Завтрак я конечно же проспал. А перед обедом, когда мне удалось частично привести себя в порядок, в каюту вошел дир Героссо.
        Обменявшись приветствиями, мы оба замолчали. Затем Мелиню, критически осмотрев убранство каюты, промолвил:
        - Понимаете, господин де Койн, после того как на борт прибыл господин наследник со своей свитой, а она у него немалая, нам всем пришлось серьезно потесниться. Увы,
«Морской воитель» не предназначен для приема столь высоких гостей, это обычный боевой корабль.
        Не нужно извинений, Мелиню, все понятно без слов. Вчера, после того как стало очевидным, что погоня Изнерда затерялась где-то вдали, на палубу «Воителя» повылазило множество броско одетых людей, слоняющихся без дела и сующих свои носы везде и всюду. Им будет что рассказать по прибытии на родину. Как же, благополучно вывернуться из такой ситуации! Отличный повод для гордости.
        Нет, не теми людьми окружил себя Диамун, совсем не теми. Когда ему придется возглавить страну, именно они будут стоять за его спиной, заняв ключевые посты. И что они смогут ему дать? Вероятно, лишь непременные порции лести да уверения в том, что очередное решение правителя преисполнено глубочайшей мудрости. И если кто-то из современников не понимает этого, то потомки обязательно оценят и восхитятся прозорливостью человека, которому удалось заглянуть сквозь грядущие века.
        Я не сам сделал такой вывод, постарался дир Пьетроссо. Он дал краткую характеристику чуть ли не каждому человеку, находящемуся в свите наследника, и смог положительно отозваться лишь о некоторых из них.
        Утром, перед тем как покинуть нашу каюту, Иджин поведал нам о том, о чем вчера умолчал дир Героссо. Наследник по просьбе отца возглавлял дипломатическую миссию, призванную склонить дружественное Скардару государство Дегензир на свою сторону в войне с Изнердом. Не знаю подробностей, да и не интересовали они меня, но миссия блестяще провалилась - союзника Скардар не обрел. Дегензир занял выжидательную позицию, ведь положение Скардара сейчас довольно шаткое и все военные перспективы на стороне более могущественного Изнерда. Дегензир ограничился лишь ничего не значащими уверениями в своей нерушимой дружбе. Диамун не придумал ничего лучше, как отправить на родину быстрый корвет с депешей отцу: мол, несмотря ни на что, добиться согласия не удалось, даже его дипломатический талант не помог. А это значит, что дело безнадежно гиблое.
        Мотивы Дегензира понятны, но Диамун вместо того, чтобы сразу вернуться домой, завернул по пути в славящийся множеством всевозможных развлечений Манлийский Унтир, где и задержался на добрые пару недель. Уж не знаю, что он пытался обнаружить там такого, чего не было у него в родной стороне.
        Обстановка на море к тому времени изменилась, и отцу во избежание возможных неприятностей пришлось послать на выручку наследнику чуть ли не целый флот. В Манлийском Унтире флот прождал Диамуна всего-то неделю, после чего наследник отправился в обратный путь.
        В водах, считавшихся безопасными, эскадра разделилась, и большая ее часть пошла на юг, чтобы встретиться с основными силами изнердийцев.
        Тут Диамун проявил великодушие, пересев с трехпалубного флагмана на более скромный
«Морской воитель», который и должен был доставить его в Скардар и на чьем борту он счел возможным пренебречь личными удобствами во имя родины. Далее им неожиданно повстречалась изнердийская эскадра из семи кораблей, был бой, а еще позже мы встретились в Мойнстофе…
        Дир Героссо, перед тем как продолжить, задержал взгляд на пистолетах, лежавших на столе. Не знаю, что он подумал, но на лице его не отразилось ничего. Следующие его слова были такими:
        - Господин де Койн, вот что пришло мне в голову. Чтобы частично компенсировать неудобства вашего путешествия на «Морском воителе», завтраки, обеды и ужины можно подавать сюда, в вашу каюту.
        - Вы решили посадить меня под домашний арест? - напрямую спросил я. - По крайне мере, вы же не прикажете сидеть мне в каюте безвылазно?
        Дир Героссо заметно поморщился:
        - Господин де Койн, после инцидента в кают-компании мое отношение к вам ничуть не изменилось, но вы же далеко не глупый человек…
        Очень хочется думать, что это на самом деле так. Но и ты совсем не глуп и по моей интонации должен понять, что это была попытка пошутить.
        - Хорошо, господин дир Героссо. Я постараюсь не попасться наследнику престола на глаза, если вы имеете в виду именно это.
        Дир Героссо удовлетворенно кивнул головой. Да уж, ситуация. Не наблюдается у Мелиню особой приязни к Диамуну, но приходится держаться по отношению к нему лояльно, и никуда от этого не денешься. Да и у меня у самого такое положение, что не позавидуешь. Что-то будет по прибытии в Скардар?
        Уже выходя, дир Героссо сказал:
        - Господин дир Брунессо скончался сегодня утром. Похороны через час.
        Похороны командира корабля скардарцев ничем не отличались от обычаев других морских держав. Тело, зашитое в полотно из парусины, вложенное в ноги ядро. Государственный флаг Скардара, покрывавший печальный груз, короткая молитва корабельного священника и холостой залп орудий после того, как тело покинуло борт корабля. Я наблюдал за всем этим издали, лишь сдернул шляпу с головы.
        Перед самым закатом на горизонте прямо по курсу показались далекие мачты. Определить с такого расстояния принадлежность кораблей не представлялось возможным, и «Морской воитель» лег на другой курс, оставляя мачты по левому борту. Полночи я провел на мостике, помогая вахтенному офицеру скоротать время.
        Черт бы побрал этого Диамуна. Пока он не предпринял никаких действий, но несомненно, что последствия для меня будут самыми тяжелыми. И это напрягало. Никаких заходов в другие порты по пути в Скардар не планировалось, до него оставалось меньше недели пути. А это значит, что сойти с борта корабля до прибытия в пункт назначения у меня не будет возможности. Да еще наши девчонки, Гисса и Мириам. С Гиссой хлопот не было, малышка еще, а вот Мириам…
        Мириам - девушка красивая, а вокруг более двухсот здоровых мужчин, глаз да глаз нужен, и не потому, что я забочусь о ее нравственности. У Проухва и Мириам все серьезно, но попробуй объясни это другим. Да и не в красоте дело. Дело во времени, проведенном в море, после которого любая женщина начинает казаться богиней.
        Слышал я однажды байку о том, что викинги брали на свой драккар женщину, страшную, как смертный грех. И вот гребли они себе, гребли и все на нее поглядывали. И когда пассажирка начинала казаться им симпатичной, понимали, что пора на берег.
        Заснуть мне удалось ближе к рассвету, но долго спать не пришлось. Уже через пару часов я услышал сквозь сон звук горна, игравшего боевую тревогу.
        Когда я, ежась от утренней свежести, поднялся на мостик, почти рассвело.
        На мостике помимо вахтенного офицера, пары рулевых и начальника парусной команды дежурной смены находился и дир Героссо со своим вновь назначенным помощником. Да и остальные уже были здесь: старший комендор, начальник абордажной команды, оба штурмана корабля и еще несколько офицеров.
        Не хватало только Диамуна. Ну, вряд ли он раньше обеда соизволит проснуться, ведь еще позже меня лег. Когда я под утро уходил спать, из адмиральской каюты, которую он занимал, доносился пьяный шум. Похоже, там что-то праздновали.
        Палуба «Воителя» кишела матросами, снующими, на первый взгляд, как будто бы без дела. Но это только на первый взгляд.
        Возле пушек возились канониры. С озабоченным лицом прошел корабельный лекарь в сопровождении двух приставленных к нему в помощь матросов. Несколько матросов заканчивали натягивать сетки над палубой - страховку от летящих сверху обломков корабельного дерева, что неизбежно случается при попадании ядер в такелаж.
        На шканцах помощник Иджина выстроил абордажный отряд, где мелькали и лица наших парней.
        Поднявшись на мостик и поприветствовав собравшихся офицеров, я попытался рассмотреть ту часть горизонта, к которой и было приковано общее внимание.
        На таком расстоянии в тени высокого берега не очень хорошо было видно, что там происходило, но удалось разобрать: там шел бой, и бой нешуточный.
        Вспышки орудийных залпов сменялись доносившимся через некоторое время грохотом. Бой вели четыре, нет, пять кораблей. После того как два из них разошлись бортами, стало понятно, что кораблей именно пять.
        На мостик поднялся фер Груенуа, при шпаге, с парой пистолетов и со зрительной трубой.
        - Спасибо, Фред, - поблагодарил его я, беря протянутую трубу. Созерцать поле сражения вооруженным глазом гораздо удобнее.
        Очевидно, что два из пяти кораблей принадлежат Скардару, - такие же тримуры, как и наша. А вот их враги явно не изнердийцы, я уже имел счастье вдоволь на них налюбоваться. Ближе к берегу находился шестой корабль, и он тоже не был тримурой Скардара. Корабль тонул, и от его борта отходили полные людей шлюпки.
        Вместе с «Воителем» кораблей становилось поровну, но одна из тримур явно держалась на плаву из последних сил. Грот-мачты у нее не было, а сама она имела опасный крен на правый борт.
        Под огнем противника освободить корабль от упавшей мачты будет крайне затруднительно. Но скардарцам это удалось. Избавившись от грота, корабль выпрямился, встав на ровный киль, только надолго ли? По-видимому, у него еще и руль поврежден, слишком уж неуклюже он пытался развернуться, стараясь набрать ветер оставшимися парусами.
        Все ясно. Я отдал трубу Фреду. Наша помощь пришлась бы очень кстати, но главная задача дир Героссо - доставить наследника в Скардар. Или он все же решится? Поймав мой взгляд, Мелиню ответил достаточно красноречивым своим: «При всем желании не могу, просто не имею на это права».
        И я его понимал. Если наследник погибнет, в стране снова начнутся междоусобицы, ведь Диамун не женат и он единственный ребенок Минура, а обстановка и без того достаточно тяжелая. Претендентов на трон много, тот же дир Героссо хвастался своей родословной. Да и Иджин упомянул, что его семья имеет не менее славные корни, чем у нынешнего правителя Скардара.
        Сколько же у них там таких, если на случайно встреченном мною «Морском воителе» целых два представителя семейств, которые теоретически могут претендовать на престол?

«Морской воитель» оставался в стороне от сражения, и люди на погибающих кораблях, вероятно, уже утратили всякую надежду на помощь, когда на мостике появился Диамун. Наследник скардарского престола красовался в блестящей кирасе и шлеме с роскошным плюмажем. В руке он держал обнаженную шпагу. И еще его заметно покачивало.
        Едва оказавшись на мостике, он с ходу напустился на дир Героссо:
        - Там, - Диамун взмахнул шпагой, указывая направление, отчего несколько офицеров метнулись в сторону, чтобы не попасть под разящий удар, - гибнут наши братья. Мы не имеем права пройти мимо, оставив их умирать.
        Золотые слова, но зачем же так шпагой махать?
        - Эй, ты! - На этот раз его обращение адресовалось штурвальному. - Курс… - Диамун замолчал, видимо соображая, каким должен быть курс, - прямо на корабли.
        Он снова энергично взмахнул шпагой, удачно схватившись за нактоуз, чтобы не упасть.
        - Господин Сьенуоссо, - начал было дир Героссо, пытаясь образумить воинствующего наследника, - у меня есть приказ, согласно которому…
        Но не тут-то было. Диамун прервал его, заявив, что если дир Героссо немедленно не отдаст команды, то он снимет его с командования кораблем, а по приходу в Скардар теперешний капитан предстанет перед судом за трусость, проявленную в бою.
        Дир Героссо побелел как мел, затем срывающимся от гнева голосом продублировал приказ Диамуна рулевому, и руки его при этом заметно дрожали. Такие люди не боятся судов и трибуналов, но когда их в лицо обвиняют в трусости…
        А наследник продолжал бушевать, упрекая собравшееся на мостике командование корабля в бездействии и грозя всеми мыслимыми карами. Затем приказал немедленно открыть огонь, хотя дистанция до противника была не просто велика - огромна.
        Я почему-то подумал, что он закончит свою переполненную патетикой речь заявлением о том, что лично возглавит абордаж, но ошибся. Диамун потребовал вина. В тот момент он не вызывал во мне ничего, кроме чувства презрения. И еще я был рад за Мелиню, рад, что он сумел себя сдержать.
        Глава 22
        МЕШОК ДЛЯ УШЕЙ

«Морской воитель» шел курсом на берег, туда, где продолжалось сражение. Местное светило должно было вот-вот показаться из-за верхушек гор, и получалось так, что светить оно будет прямо нам в глаза. Потом мы подойдем ближе, светило поднимется выше, корабль начнет совершать какие-нибудь эволюции, и положение уже не будет таким критичным.
        Диамуну принесли вина, и он осушил приличного размера кубок. Что двигало им: пьяная бравада, действительное желание помочь погибающим людям, что-то еще? Наверное, не столь это важно, потому что ситуация для обоих встреченных нами скардарских кораблей сложилась воистину гибельная.
        Тримура, которая осталась без мачты, снова получила сильный крен, но теперь уже из-за пушечного залпа атакующего ее вражеского корабля. При таком крене даже ответного огня с нее не произвести: жерла орудий были направлены в воду. А враг разворачивался, чтобы нанести следующий удар, который, весьма вероятно, будет последним.
        Другая тримура, атакованная сразу двумя кораблями, еще огрызалась выстрелами корабельных орудий, но проблем хватало и у нее.
        Ветер - вот что самое важное для парусника, все зависит именно от него. И возможность совершить нужный маневр, и ход, и многие другие немаловажные вещи. Не знаю, как случилось, что тримура потеряла ветер, но то, что это произошло, понимал даже я. Паруса безвольно полоскались на мачтах, а на вантах и реях виднелись многочисленные фигурки матросов.
        У двух кораблей противника положение было значительно лучше. Не пройдет много времени, и оба они подойдут на дистанцию пушечного залпа в упор.
        Мы не успевали, и вполне возможно, что «Морскому воителю» вскоре придется в одиночку вести бой сразу с тремя вражескими кораблями. А там уж как повезет. Быть может, «Воитель» просто пройдет мимо, разрядив орудия во врага, а затем, воспользовавшись своим преимуществом в скорости, покинет место сражения. И в данной ситуации это было бы самым разумным решением. Тем более на то есть веская причина.
        Вот она, та самая причина, сидит себе в кресле с кубком в руке, окруженная несколькими людьми из своей свиты, и о чем-то разглагольствует. И чего это наследник так расхрабрился? Насколько я понял из рассказов о нем, никогда раньше Диамун особым героизмом не отличался.
        Ну и прошли бы мы мимо, спасая надежду Скардара на скорое восстановление былого могущества. Зачем мне все это надо, пусть и симпатии мои полностью на проигрывающей стороне?
        У меня полно своих дел, моей любимой рожать скоро. Кто же мог знать, что все так обернется. Видимо, тот магнит, который, по словам Яны, находится внутри меня и притягивает все проблемы и неприятности, стал еще сильнее.
        Я взглянул на дир Героссо, все еще стоявшего с бледным лицом и прикушенной нижней губой. Он рассматривал сквозь трубу развернувшееся сражение и даже приказы отдавал, продолжая держать ее прижатой к глазу.
        Последний приказ Мелиню касался орудий «Воителя». Дир Героссо приказал зарядить пушки правого борта книппелями, а левого - картечью. К тому моменту в стволы уже забили картузы с порохом и оставалось лишь выбрать тип снарядов.
        Скардарские книппели весьма неплохи, нужно будет взять их на заметку. В Империи таких еще нет, там используют другие - два ядра, соединенные цепью или тросом. В полете ядра разлетаются на длину цепи. Эти снаряды предназначены только для вражеских парусов и снастей, в остальном от них толку очень мало. В сухопутных баталиях в случае флангового огня по наступающему строю пехоты они бывают эффективнее картечи. Но дальность полета двойного снаряда, в отличие от простого ядра, мала, очень мала.
        Книппели Скардара другие. Они представляют собой две полусферы, вложенные одна в другую так, что получается цельное ядро. Не знаю, когда полусферы должны разъединяться, еще в полете или уже ударившись о препятствие… Вот сейчас мы это и увидим.
        Что же касается картечи… В нашей ситуации картечь означает только одно - предстоит абордаж. И случится он после залпа картечью орудиями левого борта по палубе вражеского корабля.
        Вероятно, вначале «Морской воитель» атакует тот вражеский корабль, что старается добить едва держащуюся на плаву тримуру, попытавшись ограничить его маневренность залпом книппелей из орудий правого борта. Затем пройдет дальше, взяв на абордаж следующий, предварительно проредив число его экипажа картечью. Здесь возможны два варианта: дир Героссо высаживает на корабль десант и уходит дальше, занявшись следующим врагом, или же останется у его борта до тех пор, пока противник не будет захвачен полностью.
        Во втором случае велика вероятность того, что самого «Воителя» возьмет на абордаж один из вражеских кораблей, а экипаж у нас не настолько многочисленный, чтобы делить его на части, что неизбежно в первом случае.
        Так что иди и геройствуй, Артуа, тут каждый человек на счету. Ведь именно для этого ты сбежал чуть ли не из-под венца?
        На шканцах собралась абордажная команда, там же находился и фер Груенуа, уже в кирасе и шлеме. И я обратился к нему с вопросом:
        - Эти ведь не изнердийцы?
        Фред посмотрел на меня отсутствующим взглядом - каждый по-своему настраивает себя перед боем. Иджин вон даже улыбается, и вид у него чуть ли не довольный, как будто на пирушку собрался.

«Адреналиновый маньяк», - обругал я его в душе. Нет, скажи я ему об этом вслух, он даже не обидится, но где взять время, чтобы объяснять значение слов.
        Наконец взгляд Фреда приобрел осмысленное выражение:
        - Нет, Артуа, это не Изнерд. Корабли принадлежат Табриско, а это значит, что у Скардара появился новый враг в войне.
        Табриско… О нем я уже что-то слышал, но сейчас не до этого.
        Вспомнилось мне сейчас другое, мой первый абордаж в компании с Фредом, еще на его первой «Мелиссе».
        Тогда мы атаковали борт пиратского корабля, и я заработал свой первый в этом мире шрам. Но нас было больше, много больше, и нам помогал экипаж еще одного корабля, вернее, даже двух.
        Сейчас же под рукой у Иджина примерно семь десятков человек. Если учесть, что на атакуемом корабле не менее трехсот матросов, то получается не очень хорошее соотношение, как минимум один к четырем. Но это еще ничего не значит, потому что люди дир Пьетроссо все как один профессионалы.
        Наверняка и экипажу вражеского корабля приходилось держать в руках сабли и стрелять из ружей и пистолетов, и все же. Каждый из них имеет свою специализацию: канонир, марсовый или вовсе матрос-гальюнщик. Это на пиратских кораблях, вероятно, каждый из экипажа и жнец, и швец, и на дуде игрец - жизнь заставляет. Так что у нас, возможно, не все так плохо. При абордаже нужно не только уметь пользоваться оружием - необходима еще и слаженность действий. И самое главное, в такой ситуации из кожи вон вылезешь, чтобы остаться в живых, потому что пощады не будет, в плен никого не возьмут. Отличная причина для собственной мотивации.
        - Господин де Койн, - с самым веселым видом обратился ко мне дир Пьетроссо. - Вы решили сдержать свое слово, когда грозились составить мне при случае компанию?
        - На «Морском воителе» так мало доступных развлечений, чтобы отказываться еще и от этого, - пришлось ответить мне, стараясь при этом сохранять безразличный вид.
        Не озвучивать же ему то, что у меня в голове: «Война ваша мне по барабану, так же, как и все ваши проблемы, а подобных развлечений в моей жизни было столько, что я с радостью отказывался от них каждый раз, когда это возможно».
        - Я рад, - сказал Иджин. - Возьмите это.
        И он протянул мне рукоятью вперед короткий морской палаш, скорее даже тесак.
        Вот за клинок спасибо, примерил я его по руке. В том, что нам предстоит, действовать им будет удобнее, чем шпагой, и даже такая мелочь может спасти жизнь. И гарда хороша, помимо чашки имеется пара металлических дуг, одной из которых вполне можно пользоваться как кастетом. По сути, она и предназначена именно для этого.
        - Спасибо, Иджин. Я вам после боя уши противников, тех, кого успею им зарубить, принесу, - заявил я абсолютно серьезным тоном.
        Брови у дир Героссо удивленно поползли вверх. Затем он взглянул на Фреда, и тот пожал плечами. В тот момент Фред удивительно напоминал Анри Коллайна, имевшего привычку после моих шуток делать именно так.
        - Ваша светлость. - Я оглянулся на зов.
        Прошка протягивал мне кирасу. Спасибо, Проухв, без нее лезть на борт вражеского корабля очень глупо.
        А вот шлема не нужно. Не привык я к нему, и он вызывает чувство неудобства, а это тоже многое значит. Все всегда состоит именно в мелочах.

«Жаль, что мое детское увлечение хоккеем слишком быстро закончилось, не успел к шлему привыкнуть, сейчас бы эти навыки пригодились», - усмехнулся я.
        И еще нет Ворона, одного из моих «диких», чтобы предложить мешочек с конским волосом. Если вложить волос в тулью шляпы, получается хоть какая-то защита. Вероятно, только мы с ним вдвоем и знаем, что голова - мое самое слабое место, остальные об этом лишь догадываются. Эти мысли вновь вызвали у меня улыбку.
        Прошкины глаза тоже имели отрешенное выражение. И куда девалась присущая им когда-то наивность? Следов не осталось.
        Помогая мне облачиться в кирасу, Проухв спросил:
        - Ваша светлость, может быть, пока еще не поздно, мешок у Мириам взять?
        - Какого дьявола он нужен, Прошка?
        - Чтобы уши туда складывать.
        Да уж, тоже мне, зеркало души. Мне бы самому их кто-нибудь не отрезал. Черт возьми, кто бы знал, как мне не хочется принимать участие в том, что сейчас предстоит. А ведь никуда не денешься.
        Сама Мириам осторожно выглядывала из-за приоткрытых дверей, ведущих в надстройку, и старалась не попадаться на глаза Диамуну и его свите. Наверное, женщина на корабле - это не всегда плохо. Особенно когда она молода и симпатична. Потому что ее видят парни, которые сейчас отправятся в ад, на палубу вражеского корабля. И как можно на глазах у женщины, к тому же красивой, вести себя иначе, чем человек, которому и море по колено, и до звезд рукой достать. Если смерть и красна на миру, то желательно, чтобы мир состоял из таких вот красавиц, которые вдохновляют на подвиги.
        Так, пару пистолетов на пояс, в широкие петли, «Гобелли» за спину пристроим, длинный нож за голенищем сапога тоже не помешает. Теперь попрыгать немного, плечами поводить и телом подвигать. Как будто бы ничего не мешает и все под рукой.
        Еще длинные, почти по локоть, перчатки с крагами из толстой кожи, с рядами металлических заклепок в виде несложного геометрического узора. Все, теперь точно готов.
        С мостика сошел Диамун в сопровождении нескольких своих людей. Вероятно, его уговорили уйти в более безопасное место, и это правильно. Не до него скоро будет, совсем не до него и не до его глупых приказов.
        Перед тем как скрыться в дверях надстройки, он помахал все еще обнаженной шпагой в сторону противника. Тоже правильное действие, Диамун. Враги непременно увидят твой жест и затрепещут от страха.
        Вероятно, дир Героссо до последнего времени откладывал принятие решения, потому что от того момента, когда расчеты орудий начали тянуть вверх руки, сигнализируя о готовности, и до сближения на дистанцию стрельбы прошло не больше десяти минут. И их мне едва хватило на то, чтобы облачиться к бою.
        С мостика прозвучали два двойных удара в судовой колокол, и корабль вздрогнул от залпа орудий правого борта.
        Выстрел по парусам вражеского корабля пришелся почти в упор, но разглядеть, как ведут себя скардарские книппели в полете, не получилось - помешал дым, заволакивающий все вокруг.
        Встречного залпа не последовало, хороший из дир Героссо вышел капитан, верно рассчитал время подхода и возможность получить ответный огонь. Кораблю Табриско попросту не хватило времени на перезарядку. В ответ мы получили лишь несколько выстрелов. И хотя одно из ядер умудрилось попасть в борт «Воителя», погоды это событие не сделало.

«Неплохо ему досталось», - думал я, глядя на оставшегося по корме противника. Не критично, конечно, но впечатляюще. Паруса пестрели дырами, и особенно много их было на нижних, ходовых полотнищах. Без хода корабль, конечно, не останется, но максимум того, что можно сделать, дир Героссо сделал. Ну, почти максимум, потому что в идеале нужно было бы лишить неприятеля одной из мачт, но такое книппелям не под силу.
        А «Морской воитель» под всеми парусами продолжал нестись дальше, выбрав своей целью один из двух видневшихся по курсу кораблей, тот, что выглядел немного крупнее.
        - Артуа, - вновь окликнул меня дир Пьетроссо, и вид у него сейчас был самый серьезный, от веселья не осталось и следа. - Видишь ли, после того как меня с моими парнями высадят на борт, корабль пойдет дальше. Так что никакой поддержки не будет, наша задача - хотя бы на время связать нашему противнику руки. Экипаж там большой, и шансов захватить корабль не так уж и много. Так что это почти верная смерть.
        Я понимаю, Иджин. Свой выбор я уже сделал, и теперь поздно что-то менять. Но все равно спасибо за откровенность.
        И я лишь молча кивнул головой в ответ, потому что бравировать не хотелось, а еще меньше хотелось шутить.

«Морской воитель» заходил к кораблю Табриско под острым углом к левому, наветренному борту. Если немногим раньше, при атаке первого корабля, ветер дул нам прямо в корму и получался чистый фордевинд, то теперь, после совершенной
«Воителем» эволюции, наш левый борт тоже стал наветренным и мы пошли почти в полветра.
        Корабль противника поворачивал, видимо, для того, чтобы произвести залп левым бортом. Правым не получится: не так давно у нас на глазах он ударил им по едва успевшему поймать ветер кораблю Скардара.
        Теперь мне не совсем была понятна логика дир Героссо, ведь и орудия нашего правого борта все еще не успели перезарядить. Словно услышав мои мысли, нос «Морского воителя» пошел вправо.
        Нам оставалось сделать две вещи: дать залп по палубе противника картечью, а затем подойти к нему на расстояние броска абордажных крючьев.
        Мы все сгрудились на носу корабля. Противник, видя, что не успевает подставить заряженный борт, огрызнулся выстрелами погонных орудий, практически сразу последовал бортовой залп «Воителя» картечью. Затем тримура резко изменила курс. Вот он, борт вражеского корабля. С обеих сторон палили из ружей и пистолетов, дистанция позволяла.
        Взметнулись в воздух крючья, и корабли сошлись с грохотом и скрежетом. Следом с диким ревом на вражескую палубу посыпались люди из абордажной команды Иджина, отвоевывая место для высадки остальных.
        Взявшись руками за какую-то снасть, я оказался на палубе и тут же выхватил пистолеты. Клинок подождет, для него еще слишком рано.
        Наша цель - мостик. Там руль, там командование кораблем, и именно оттуда приходят приказы. Мы должны захватить его и удерживать, сколько получится. Потом, если очень повезет, к нам придут на помощь.
        Держались мы вдевятером: я, фер Груенуа, Проухв, Сотнис, Бронс, Гриттер, Оливер Гентье со своим братом Сигером и Мрост. Последний успел получить ранение шальной пулей еще до высадки и сейчас стоял с наспех обмотанной какой-то тряпкой головой, из-под которой сочилась тоненькая струйка крови, но выглядел вполне бодро.
        Мы напирали на спины находящихся перед нами парней Иджина, пытающихся прорвать вражеский строй. До нас доносились яростные крики, проклятия, скрежет металла. Нам нельзя надолго оставаться на месте, табрисцев много, они сомнут нас, заставляя пятиться шаг за шагом, пока не прижмут к фальшборту, вопрос только во времени. А вот время таяло, и пробиться на мостик так, как было запланировано, у нас оставалось все меньше шансов. С самого начала не заладилось. И залп картечью получился не самый удачный, и высадились мы не туда, куда рассчитывали.
        Решение необходимо принимать немедленно, и нужен какой-нибудь неожиданный ход, такой, что сможет разом повлиять на ситуацию. Причем нужен он срочно. Но где его взять?
        Глава 23
        ЧЕТВЕРТЫЙ СЫН
        Мысли лихорадочно крутились в голове, решение обязательно должно быть. Возможно, когда-нибудь потом (если это потом наступит), когда я буду думать о чем-нибудь совершенно другом, мне внезапно вспомнится теперешняя ситуация, и решение возникнет в голове, возникнет ясно и отчетливо.

«Морской воитель» отваливал в сторону, отрезая нам путь к отступлению, и расстояние между бортами увеличивалось. И вот тут с нашего корабля грянули выстрелы нескольких орудий. Времени на перезарядку попросту не было, и это значило одно: в первый раз из них не стреляли, считая, что представится именно такой случай, который представился сейчас.
        Корпус «Воителя» возвышался над водой выше корпуса табрисского корабля, орудия, хлестнувшие картечью, располагались на верхней палубе, расстояние до врага не превышало десятка метров. Залп был полной неожиданностью и для нас, и для наседающего экипажа табрисцев. На «Воителе» опасались ранить своих, и потому только часть картечи попала в табрисский экипаж, остальная ушла дальше.
        Не может здесь быть хитроумных решений, ослепительных идей и ярких озарений. Только наше мужество против мужества противника, защищающего свою жизнь. Когда корабль воюет с кораблем, война несколько абстрактна, несмотря на потери с обеих сторон. Сейчас, когда мы лицом к лицу, эти люди сражаются не с кораблем противника, а с нами, стоящими с оружием в руках в нескольких шагах, пришедшими на борт их корабля, чтобы убить. И пусть мы тоже правы, ведь мы полезли сюда не за золотом, не за грузом в их трюмах, а для того, чтобы спасти людей, тех, что были на гибнущих кораблях Скардара.
        И сейчас наши жизни были против жизней застывших на миг табрисцев. Через несколько мгновений с матросов схлынет замешательство, они поймут, что подкрепления с борта
«Морского воителя» больше не будет, и вот тогда нам действительно придется туго. Если и есть шанс на победу, то нужно воспользоваться им именно сейчас. Пройдет пара мгновений - и он растает, как снежинка на языке. Та самая снежинка, которую никто из этих людей, вероятно, никогда не видел и даже не догадывается о ее существовании.
        Никогда в жизни я не орал так громко, расталкивая сгрудившихся передо мной воинов Скардара, чтобы добраться до врага. Я молил только об одном: чтобы мои люди не раздумывая бросились за мной, потому что промедление есть наша смерть.
        Выстрел, еще один, теперь разжать руки, освобождаясь от ставших уже бесполезными пистолетов. Рвануть из ножен тесак, с ходу отбивая устремленную в лицо абордажную саблю табрисца. Рядом со мной возник Проухв, и мой собственный крик по сравнению с грозным рыком Прошки показался мне тявканьем щенка.
        Прошка, вооруженный двухлезвийным, больше похожим на секиру топором с короткой ручкой, ревел так, что передний ряд защитников отшатнулся. Ему вторил присоединившийся к нам Сотнис, державший в каждой руке по тяжелому палашу.
        Еще несколько шагов, еще один табрисец, отброшенный в сторону ударом клинка, и вот он - трап, ведущий на кормовую надстройку, где расположен капитанский мостик. Трапов здесь два, это же не катлас, но другой находится у противоположного борта, туда не пробиться. Но нам хватит и этого.
        Понимая, что не успеваю уклониться от направленного в меня ствола пистолета, я рухнул на колени. Близким выстрелом опалило лицо, сорвало шляпу, а сзади раздался чей-то крик. Теперь ткнуть стрелку снизу острием тесака в прикрытое длинным голенищем сапога колено и подниматься на ноги, иначе затопчут свои же.
        Меня обогнал Бронс, воющий на высокой ноте, в спину поддержал Оливер, помогая подняться на ноги, а впереди уже маячили широкие спины Прошки и Сотниса.
        Вот и мостик, встретивший меня очередным пистолетным выстрелом. Обожгло ногу, и я снова упал на колени. Сразу вскочил, с ужасом ожидая, что сейчас подвернется нога из-за перебитой пулей кости, ведь боль в горячке боя приходит не сразу. Нет, этого не случилось, а рука уже рвала из-за спины двуствольный пистолет, мою надежду на крайний случай.
        Грохнул близкий выстрел фальконета, но заряд ушел в небо, а успевший отклонить его ствол Гриттер получил удар саблей в живот. Сабля скользнула по кирасе, вонзаясь в бедро, и он рухнул на колени. Через его голову я выстрелил в табрисца, целясь в лицо. И попал, черт побери, хотя в последний момент кто-то толкнул меня в плечо. Уже в падении я развернулся, ища стволом цель, и только в самый последний миг сумел удержать палец на спусковом крючке. Ведь это фер Груенуа толкнул меня, у него единственного из нас шлем с острым навершием. У Фреда была веская причина - он уберег меня от пули табрисца. Фер Груенуа с ходу упал на колено, сжимая в каждой руке по пистолету. Два выстрела слились в один, затем Фред прыгнул прямо из этого положения, держа в вытянутой руке клинок, который до этого был у него в зубах, направив его на врага.
        Вот и капитан табрисского корабля в горящей золотом кирасе, со шпагой и пистолетом, а у меня остался один заряд. Но выстрелил я не в него. Правее, за его спиной Сотнис бился сразу с двумя офицерами. И снова я не промахнулся, хотя и выстрел на этот раз оказался не слишком удачным: пуля попала в плечо. Сотнису хватило и такой помощи: выпадом он атаковал раненного мною противника, целясь в горло поверх кирасы, и тут же ударил по предплечью второго табрисца.
        А это уже Иджин со своими парнями. Красиво работают, черт бы их побрал, сразу заметна выучка прошедших вместе не один абордаж людей.
        Иджин занялся и капитаном. Скардарцу понадобились пару финтов и единственный удар, пришедшийся на узкую полоску шеи между кирасой и шлемом, чтобы противник обрел вечный покой.
        Все, мостик наш, только надолго ли? Табрисцев по-прежнему в несколько раз больше, и им не понадобится много времени, чтобы собраться с мужеством и атаковать.
        Но большая часть дела сделана, и даже если мы все погибнем, смерть наша уже не будет напрасной - корабль остался без старших офицеров. Конечно, на палубе есть и другие офицеры, но былой боеспособности уже не вернуть.
        Что там у меня с ногой? Пуля прошла по касательной и, пробив одежду, обожгла кожу. Ничего страшного, кровотечения почти нет, а значит, нет и причин для беспокойства. Тем более сейчас, когда неизвестно, что произойдет через несколько минут.
        Подошел Иджин, без шлема, с залитой кровью левой половиной лица. Вот ему точно нужна перевязка. Вряд ли мы сможем долго продержаться, но с одним глазом шансов продлить жизнь на несколько минут у него будет значительно меньше. А жизнь - такая замечательная штука.
        - Мы сделали это, Артуа. - Иджин обвел вокруг себя рукой, указывая на трупы офицеров.
        Да ни черта мы еще не сделали, если разобраться, мы только дали отсрочку «Морскому воителю». Он держался практически в одиночку против двух кораблей Табриско, потому что оставшийся без главной мачты корабль не помощник, а еще одна тримура, потерявшая ветер, все никак не может справиться со своими проблемами.
        Пройдет немного времени, нас сомнут, и к врагам присоединится корабль, на чьей палубе мы сейчас находились.
        Я извлек из кармана рулон тонкого полотна и начал обматывать им голову дир Пьетроссо. Лоб был сильно рассечен, заштопать бы для начала. Еще и продезинфицировать не мешало бы, хотя бы уксусом, раз других антисептиков нет. А вот уксуса достаточно. Где его только не применяют: и пушки охлаждают, и раны промывают, и даже пьют, хорошенько разбавив водой.
        - Столько проблем, Артуа, столько проблем. И все они из-за одного человека. Ты знаешь, о ком я.
        Иджин ткнул через плечо большим пальцем, указывая на «Морской воитель», заходивший в новую атаку на корабль, уже успевший пострадать от его пушек.
        После того как я закончил бинтовать его голову, Иджин поблагодарил меня легким поклоном. Ну и к чему такие церемонии, дир Пьетроссо? Достаточно просто сказать
«спасибо».
        Все, лицо от крови оттирай сам, мне еще нужно успеть зарядить пистолет, желательно оба его ствола.
        Очень давно, больше четырех лет назад, когда мне впервые в руки попал пистолет с кремневым замком, я смотрел на него весьма скептически - детская игрушка. Сейчас я уже так не думал. Сколько раз он выручал меня в минуту смертельной опасности, а сегодня спас Сотниса. Спасибо тебе, Аманда, спасибо тебе, девочка, и как замечательно, что я смог тебя отблагодарить. Тогда…
        Подошел Прошка, отвлекая от воспоминаний, протягивая уже заряженный пистолет.
        Тебе тоже спасибо, Проухв, лишним не будет. По-моему, я видел его у капитана корабля, слишком уж он выделяется своей отделкой. Калибр подходящий, и кому-то из табрисцев точно не повезет, куда бы ни угодила пуля.
        И еще спасибо тебе, Господи, за те несколько минут передышки, что ты нам подарил. Какой он вкусный, воздух, так бы дышал им и дышал. Правильно говорят, что перед смертью не надышишься.
        Ко мне снова подошел Иджин, наспех размазавший кровь по лицу:
        - Они зашевелились, Артуа, сейчас начнется.
        Ну что ж, начнется так начнется, теперь уже можно.
        Фер Груенуа, дир Пьетроссо и я стояли посреди мостика, а за нами вытянулись от борта до борта все оставшиеся у нас люди. Примерно трети мы лишились при прорыве, да и многие оставшиеся на ногах успели получить ранения.
        - Как вы думаете, господин Пьетроссо, есть у нас шансы дотянуть во-о-н до того корабля? - Я указал рукой на парусник Скардара, наконец-то сумевший поймать ветер. Скардарец остался в одиночестве, потому что корабль Табриско бросился в погоню за
«Морским воителем», в создавшейся ситуации справедливо посчитав его самым опасным. Спросил я это отстраненным тоном, потому что подобный исход событий казался слишком нереальным.
        Корабль, на палубе которого мы находились, лишь слегка изменил курс, управляемый стоявшим за штурвалом Мростом, и теперь шел к далекому берегу, до которого нам вряд ли суждено добраться, столько времени нам не выстоять. А как было бы славно посадить табрисца на мель и покинуть борт с чувством полностью выполненного долга.
        - До «Четвертого сына»? - задумчиво протянул Иджин. Затем взглянул на паруса, на корабль, носивший такое странное название, снова на паруса…
        - Ну да. Если бы нам это удалось, если бы с него не открыли стрельбу, принимая нас за врага…
        Иджин прервал мои размышления вслух отданной Мросту командой:
        - Держать прямо на корабль.

«Четвертый сын» ближе, чем берег, хотя невелики шансы дотянуть даже до него. А если корабль еще и начнет маневрировать, что, похоже, и пытается сделать, чтобы прийти на помощь «Морскому воителю»…
        - Когда-то я сам ходил на «Четвертом сыне», капитаном там барон дир Гамески. Опытный моряк, один из лучших капитанов скардарского флота.

«Чего же он тогда оказался в той ситуации, когда теряют ветер? - подумал я. - Хотя неизвестно, что этому способствовало, и, не зная всех обстоятельств, судить нельзя».
        Мы ждали табрисцев, как по команде припав на одно колено, потому что балюстрада из фигурных столбиков, отделявшая возвышенность мостика от остальной палубы, оказалась плохой защитой против вражеских пуль. Когда мы сблизимся с противником в рукопашном бою, их можно будет не опасаться, слишком велика станет вероятность попасть в своих.
        С кормы и бортов мостик огражден высокими бортами, защищающими корабельный «мозг» от вражеских снарядов. Но со стороны палубы только декоративное ограждение, несколько вьюшек с намотанными на них канатами да узкие невысокие ящики, прикрытые парусиной.
        Раздался яростный многоголосый рев табрисцев, идущих в атаку, и сразу же выстрелил фальконет, расположенный у трапа по левому борту. Фальконет у правого трапа был разряжен еще тогда, когда мы бросились на приступ мостика.
        Штурм начался, нашелся-таки у них офицер, взявший командование на себя, распределивший задачи и сумевший поднять экипаж, посылая людей на смерть.
        Неожиданно грохнул правый фальконет, вероятно, его успели зарядить, когда я отвлекся на Иджина и собственные мысли, и вот они, табрисцы, показались.
        Их встретили ударами клинков: пистолетам и ружьям еще не время, они понадобятся тогда, когда совсем не останется сил размахивать налитыми свинцом руками.
        Атакующие орали, а сзади подбадривали криками остальные, подпирающие их спины и ждавшие своей очереди оказаться на мостике.
        Нет, простые матросы не являлись мастерами фехтования, но их было много, слишком много, и вот, когда мы уже не могли сдерживать их натиск, шаг за шагом отдавая лишь недавно отвоеванное пространство, захлопали выстрелы. Огонь оказался настолько плотным, что попросту отбросил табрисцев туда, откуда они некоторое время назад и начинали свою атаку.
        Вражеская атака стоила нам чуть ли не половины наших людей, и большинство из них были убиты.
        Я тоже должен был быть среди них, если бы не Сотнис, в последний момент успевший сбить руку с саблей, уже занесенную над моей головой. И это стоило ему жизни.

«Спасибо тебе, брат, - думал я, припав на одно колено и лихорадочно действуя шомполом, заряжая пистолет капитана этого корабля. - Как можно отблагодарить человека, спасшего жизнь и самого погибшего при этом? Вот и я не знаю».
        Где же он, этот чертов «Четвертый сын»? Прошло так мало времени, а нас уже почти не осталось. И дай бог нам выдержать еще одну такую же атаку.

«Четвертый сын» шел наперерез нашему курсу и, если он не пройдет мимо, если не примет нас за врага, одарив пушечным залпом, если решит высадить в помощь десант, то тогда, возможно, хоть кто-нибудь из нас останется в живых, в отличие от Сотниса, Мроста, брата Оливера Гентье Сигера и еще многих отличных парней, принявших такую судьбу для того, чтобы спасти людей, которых они даже ни разу не видели.
        Справа от меня послышался шум передвигаемого по палубе пушечного лафета. Толкали одну из трех ретирадных пушек, установленных на мостике, стремясь поставить ее ближе к трапу, чтобы хоть как-то ограничить проход.
        Парни толкали лафет на коленях, опасаясь попасть под огонь стрелков с палубы. Одному уже не повезло, пуля все же настигла его, заставив бросить пушку и схватиться за живот. Но дело свое ребята сделали, пушка у схода на палубу станет для атакующих пусть и небольшим, но препятствием.
        - Командир! - Это снова Прошка, и снова с пистолетами, теперь уже с двумя.
        Спасибо, Проухв, мой правый локоть распух, и, что самое обидное, не из-за ранения. Я ударился о балясину трапа еще в самом начале нашего штурма мостика. Поначалу я этого почти не чувствовал, затем пришла острая боль, действовать правой рукой становилось все труднее, а фехтовальщик левой из меня еще тот.
        С палубы раздался пронзительный свист боцманской дудки - сигнал к новой атаке. Табрисцы тоже отлично видели свое положение и приближающегося «Четвертого сына». Какое все же странное название, надо будет обязательно спросить о нем, если доведется.
        Снова яростный рев защитников корабля. Неожиданным ответом ему стал пушечный выстрел. Это один из людей Иджина, который лежал, схватившись за живот и даже не делая попыток уползти вглубь мостика, нашел в себе силы, чтобы приподняться и вставить фитиль в запальное отверстие орудия.
        Когда всех нас прижали к кормовому борту и мы теряли людей один за другим, послышался еще один рев, рев десантирующейся на борт табрисца абордажной команды
«Четвертого сына»…
        Мы сидели втроем, устроившись на пушечном лафете, передавая друг другу бутылку с вином. Мы - это я, фер Груенуа и дир Пьетроссо.
        Вино было удивительно гадостным на вкус, в чем мы сошлись единодушно, но это вызывало у нас только глупые улыбки. Изредка один из нас издавал нервный смешок, тут же подавляемый. Мы живы.
        Восемнадцать. Осталось только восемнадцать из тех семидесяти двух человек, что высадились на палубу табрисского корабля. И два из них точно не выживут.
        Наверное, сейчас было не самое подходящее время для улыбок, но как же приятно сидеть, вдыхая полной грудью воздух, из которого еще не выветрился запах пороховой гари, и понимать, что новой атаки уже не будет.

«Четвертый сын» успел отойти от борта табрисца, оставив на нем полсотни человек, и устремился на помощь «Морскому воителю». Бой еще не закончился, против двух кораблей Табриско оставалось два корабля Скардара да еще один, наполовину затопленный, тот, что лишился грот-мачты.
        Но никто из нас уже не сомневался в победе, и поэтому мы улыбались.
        - Скажите, господин дир Пьетроссо, почему этот корабль имеет такое странное название? - спросил я у Иджина, махнув рукой в сторону ушедшего «Четвертого сына», в очередной раз глупо улыбнувшись в пустоту.
        Болел локоть правой руки, болел так, что я не мог поднести горлышко бутылки с вином ко рту, поручив это ответственное дело левой. Болели ребра под смятой кирасой, от которой я еще не успел избавиться. Жгла рана на ноге, оставшаяся после скользнувшей по ней пули. Волосы слиплись от крови, а в голове до сих пор шумело от удара саблей, и мне очень повезло, что он пришелся плашмя.
        Но я сидел и улыбался глупой улыбкой, задавал глупые вопросы и вдыхал такой замечательный морской воздух, сладкий, как поцелуй любимой.
        - Четвертый сын, господин де Койн… - начал Иджин, перед этим приложившись к горлышку бутылки, после чего передав ее Фреду. - Есть у нас такая притча.
        У одного человека было четыре сына. Когда они выросли, один из них стал великим ученым, и имя его стало известно во всем Скардаре. Второй - влиятельным политиком, и к его мнению прислушивался сам правитель. Третий занялся торговлей, нажив огромное состояние. А четвертый, самый младший, стал воином, простым воином. И вот однажды они встретились, чтобы почтить память своего умершего отца. Встретились за столом, уставленным всевозможными яствами и винами. Они пили, ели и разговаривали. Вспоминали детство, отца… Братья долго разговаривали в ту ночь, и каждый рассказывал о своих успехах, планах на будущее.
        Только четвертый брат все время молчал. Да и о чем ему было говорить?
        О бесконечных дорогах, которыми пришлось пройти? О сбитых при этом до крови ногах? О службе в дальних гарнизонах, постоянной муштре, мечтах о паре глотков чистой холодной воды, когда до ближайшего источника далеко, а жара вокруг такая, что плавятся камни? И он сидел и молчал, слушая своих братьев.
        Ночью на дом напали разбойники, много разбойников. И четвертый сын встал против них один, спасая своих братьев. Наверное, он был хорошим воином, потому что сумел убить всех разбойников, хотя и сам получил смертельную рану.
        Братья плакали, стоя на коленях вокруг постели умирающего. А он уходил со счастливой улыбкой на лице, потому что смог сделать то, к чему все это время готовился - умереть, чтобы жили другие. То, чего не смогли сделать его братья. Да и не должны они были этого делать, потому что это был его долг, долг воина, а остальные делают выбор по совести.
        Помолчав, Иджин добавил, принимая от меня протянутую бутылку вина:
        - Вот такая есть у нас притча о четвертом сыне.
        Глава 24
        БЕРЕГ СКАРДАРА
        Сражение было выиграно. После того как «Четвертый сын», отойдя от нас, приблизился к «Морскому воителю», а затем и захваченный нами корабль с самым решительным видом направился к месту сражения, табрисцы дрогнули, спасаясь бегством. Их никто не преследовал, на гафеле «Воителя» взвился трехфлажный сигнал, приказывая кораблям следовать за ним. Сам он пошел к кораблю, оставшемуся без мачты. Назывался он
«Скардарский лев», а корпус его набрал столько воды, что осадка вызывала сильнейшие опасения относительно его дальнейшей судьбы.
        Совместными усилиями экипажей справились: корабль остался на плаву.
        Затем мы перевезли на берег плененных табрисцев, отпустив их с миром. Где-то там, в глубине острова, носившего название Тьиньеру, прятался экипаж затонувшего табрисского корабля. Никаких попыток найти их мы не предпринимали. Да и зачем? Опасности они не представляли, а рабства в Скардаре нет.
        Вернее, оно существует, но приняло более цивилизованный вид. Должники по решению суда передавались на определенный срок своим кредиторам, а поскольку при этом они лишались всех гражданских прав, то положение их становилось немногим лучше, чем у обыкновенных рабов. Обо всем этом мне поведал дир Пьетроссо, когда нам под прикрытием берега пришлось двое суток пережидать начавшийся шторм. Еще до того как шторм начался, мы похоронили бойцов, павших при абордаже. Похоронили на берегу.
        Редкая возможность для моряков, погибших в морском бою. Берег оказался на редкость каменистым, и выдолбить братскую могилу оказалось очень трудным занятием. Мы даже пожалели о том, что отпустили пленных табрисцев.
        Очень жалко было погибших парней. Хотя прошло не так уж много времени с той поры, как я всех их встретил, но слишком уж много событий связывало нас. И было больно смотреть на Оливера Гентье, недавно нашедшего родного брата и уже успевшего потерять его.
        Затем начался шторм. И хотя близкий берег прикрывал нас от не на шутку разбушевавшейся стихии, волнение оставалось сильным: пару раз корабль даже срывало с якоря. Мы ждали, что с «Морского воителя», ставшего флагманом, последует приказ уйти в открытое море, где будет легче бороться с непогодой, но его так и не последовало. Когда ветер переменился, волна стала много меньше и с «Морского воителя» наконец-то отошла шлюпка, где пассажирами были сти Молеуен, Мириам, Гисса и, как выяснилось позже, три человека из свиты Диамуна.
        Еще до начала шторма, готовясь к дальнейшему походу, «Морской воитель», «Четвертый сын» и «Скардарский лев» отправили к нам на борт часть своих экипажей, потому что было принято решение привести отвоеванный корабль в Скардар. Понятно, что прибывшие матросы не являлись лучшими, их отбирали по принципу «на тебе, боже, что нам негоже».
        Нет, эти люди не были отбросами, среди почти сотни, прибывших на борт, таких, на мой взгляд, не больше десятка. Но всегда и везде в первую очередь стараются избавиться от людей неудобных, неугодных и так далее. Словом, таких, которые, даже отведав шомполов, остаются при своем мнении, просто стараясь лишний раз его не озвучивать. Что же касается самих телесных наказаний - это обычная практика на всех флотах этого мира, да и в моем мире разве было по-другому?
        Командование захваченным кораблем Табриско, который по приходе должен был войти в состав Скардарского флота, было возложено на Фреда фер Груенуа. Фред - опытный мореплаватель, а в компании со сти Молеуеном вообще выдающийся, так я ему и заявил, но адмиральскую каюту занял сам.
        Дир Пьетроссо остался с нами, на борту «Интбугера» - так назывался захваченный нами корабль, а мотивировал он свое решение тем, что экипаж сборный, дисциплина никуда не годная, и при нужде он поможет ее поднять.
        Его решению я обрадовался. Мотивы Иджина тоже понятны: трудно находиться на одном борту с человеком, которого органически не перевариваешь. Из абордажной команды скардарцев в живых осталось чуть больше десяти, и больше половины из них ранено. Но на «Воителя» они не вернулись, хоть и не намного, но увеличивая экипаж
«Интбугера».
        Все время вынужденного бездействия фер Груенуа гонял новую команду доверенного ему корабля, подготавливая «Интбугер» к переходу: в сопровождении «Морского воителя» мы должны были направиться к берегам Скардара при первых признаках успокаивающегося шторма. «Четвертый сын» оставался ждать, пока «Скардарский лев» сможет продолжить плавание, чтобы вместе отправиться на родину.

«Вот и замечательно, что мы не будем их дожидаться, - думал я, глядя на приближающуюся шлюпку. Достигнем Скардара, найдем попутный корабль, следующий в Империю, затем каких-то три-четыре недели - и закончится моя личная одиссея».
        Беспокойство вызывал только конфликт с Диамуном и его возможные последствия. Но пока все шло хорошо, так нужно ли переживать заранее. Вся моя жизнь в последние несколько лет настаивала на том, что так далеко заглядывать нет необходимости.
        Три человека из свиты наследника Диамуна, прибывшие на наш корабль вместе со сти Молеуеном, Мириам и Гиссой, мне не понравились сразу. Я успокаивал себя мыслью, что мнение мое далеко не объективное, просто я перенес на них свою неприязнь к Диамуну.
        Они первыми поднялись на борт, постояли, дожидаясь, пока из шлюпки поднимут багаж, затем в сопровождении матроса ушли в отведенные им каюты. Места хватало, свободных кают достаточно, ведь численность экипажа на борту была минимальной.
        Вот и Гисса. Девочка весела - еще бы, столько приключений, когда и страшно, и интересно, а вокруг так много добрых людей, совсем не похожих на ее прежних хозяев. Когда вернемся в Империю, надо будет постараться дать ей образование. Гисса неглупа, старательна, и из нее обязательно выйдет толк.
        Хотя какой там толк, не те еще времена. Выйдет замуж, нарожает кучу ребятишек, и весь ее мир сомкнется до стен собственного дома с редкими вылазками на рынок и единственным удовольствием посудачить с соседками. Но она точно не будет ломать голову над тем, чем накормить своих детей и во что их одеть, уж об этом-то я сумею позаботиться.
        После Гиссы на борт поднялась Мириам. Определенно с ней что-то произошло, хотя она старательно пыталась этого не показывать. Только бы не то, о чем я подумал, только не это. Последним появился сти Молеуен, державший в руке дежурный саквояж фер Груенуа. Он поздоровался со всеми, затем Прошка увел Клемьера в его новую каюту. Мириам вместе с Гиссой подошла ко мне, ожидая распоряжений. Нет, мне не показалось: что-то в ее взгляде неуловимо изменилось.
        Неужели все-таки… Так, спокойствие, Артуа, и не надо так смотреть в спины трем новым пассажирам, пока еще не все ясно. Чтобы узнать правду, нужно поговорить с Мириам. Уже в своей каюте, отослав Прошку под благовидным предлогом, я коротко бросил Мириам: «Рассказывай».
        И она, захлебываясь слезами, давясь ими, рассказывала, рассказывала, рассказывала прерывающимся голосом. Это действительно чуть было не произошло.
        Люди Диамуна заволокли Мириам в его каюту, когда мы считали последние минуты жизни на палубе «Интбугера». И только вмешательство капитана «Морского воителя» дир Героссо предотвратило попытку этой мрази воспользоваться ситуацией. Ведь всем было не до происходящего в каюте наследника, шел бой. Видимо, в свите Диамуна все же нашелся человек, не растерявший остатки совести. Он сообщил обо всем Мелиню, и дир Героссо пришлось покинуть мостик, потому что он не мог никому перепоручить то, что должен был сделать сам.
        Они очень ругались, рассказывала Мириам, всхлипывая и вздрагивая всем телом. Диамун кричал, что дир Героссо не стоит портить с ним отношения из-за какой-то там шлюхи. Мелиню в ответ заявил, что он капитан на этом корабле и он не позволит кому угодно сделать то, что собирался сделать Диамун. И когда тот протрезвеет, то сам пожалеет о своем намерении. Наследника поддерживали люди из его окружения, и когда дело дошло уже до шпаг, на «Воитель» обрушился град вражеских ядер. Диамун присел, обхватив руками голову, а дир Героссо схватил Мириам за руку и выволок ее из каюты. Все время до прибытия на борт «Интбугера» она вместе с Гиссой провела в каюте капитана.
        Я стоял и молчал, прижав ее к себе и гладя по голове. В конце рассказа Мириам вынула ожерелье, которое Диамун дал ей в качестве аванса за ожидаемую услугу.
        Ты только не говори ничего Проухву, девочка, хорошо? Не нужно ему знать об этой истории. Мириам кивала головой, глядя на меня полными слез глазами. Ненавижу женские слезы, но сейчас они были вызваны не тем, что на улице украли кошелек, и даже не рассказом о том, что пришлось расстаться с любимым.
        Выйдя на палубу, я обнаружил ожерелье зажатым в руке. Первым желанием было выбросить его в море, и я даже размахнулся, но потом передумал. Украшение не выглядело дешевым, скорее дорогим, возможно, даже очень. Но разве это цена, Диамун? О настоящей цене ты узнаешь позже. Какая же ты мразь, Диамун, ведь именно так ты хотел мне отомстить.
        Грохнул пушечный выстрел, отвлекая меня от навязчивых мыслей.

«Морской воитель», снявшийся с якоря, отсалютовал остающимся кораблям. На нем не стали дожидаться возвращения шлюпки, потому что это была шлюпка с «Интбугера».
        Хороший все же ходок наш новый корабль. «Буревестник», если перевести с табрисского языка. Есть такие птицы, непревзойденные мастера планирования, размах крыльев которых достигает порой четырех метров.

«Над седой равниной моря гордо реет буревестник…» - вспомнились с детства знакомые строки. И лишь сейчас я подумал, что море бывает седым в шторм, когда на гребнях волн белеет пена. Только равнины в этом случае не получается. Наверное, чтобы видеть море седой равниной, нужно стоять на берегу, на высокой-высокой скале.

«Интбугер» шел в полулиге за кормой «Морского воителя», причем особо не напрягаясь, чтобы развить приличную скорость. «Воитель» - быстрый корабль, но
«Буревестник» даже не думал от него отставать. Когда на «Воителе»-флагмане прибавили паруса, положение не изменилось - мы по-прежнему легко держали дистанцию. Более того, при нужде нам удалось бы даже обогнать «Морского воителя». И это при том, что на борту «Интбугера» на пять орудий больше. Славный корабль, очень славный.
        Либо табрисцы превзошли Скардар в искусстве кораблестроения, что очень сомнительно, либо произошло другое. Так бывает: казалось бы, одинаковый проект, строят одни и те же люди, из идентичных материалов, но один летит как птица, а другой тащится, как кляча на смертный одр. И такое применимо не только к кораблям, но и к другой технике. Хотя трудно назвать парусники техникой, они ведь живые существа: каждый со своим характером, привычками, наклонностями и предрасположенностями.
        Я отстоял на мостике почти до утра, спать не хотелось. Накануне вечером добросовестно попытался уснуть, разделся, лег в постель, затем вспомнил заплаканное лицо Мириам, и сон как рукой сняло. Далась же она мне, ведь ничего меня с ней не связывает. Если разобраться, то все проблемы только из-за нее, а ведь чувствую себя перед ней обязанным и понять причины этого не могу. Нет здесь никакой логики.
        Фред молчал, изредка поглядывая на меня, расхаживающего от борта к борту, и по выражению его лица становилось понятно: он знает о произошедшем в каюте Диамуна. И понимает, для чего все это было сделано. Но фер Груенуа молчал, и я был ему за это благодарен.
        На мостик принесли трош, горячее, даже обжигающее вино с пряностями, медом и чем-то еще. Правда, здесь его называли лизгом, но от этого он во вкусе ничуть потерял. После троша внутри стало теплее, а на душе легче, и я отправился спать.
        На следующий день за обедом в кают-компании присутствовали все трое из свиты наследника. Имя я запомнил только у одного, того, кто выглядел немного старше двух остальных, имел несколько развязные манеры, небольшой шрам на левой щеке и взгляд прожженного циника. Звали его Юстином дир Метрессу, и он казался главным в троице, а задача остальных была во всем ему поддакивать и соглашаться.
        Отважные господа, что и говорить. Появились на борту «Интбугера» под предлогом того, что на «Воителе» не хватает места. Это действительно так, а потому под предлог не подкопаешься.
        В кают-компанию с подносом вошла Мириам. И дир Метрессу, старательно глядя куда-то в сторону, что-то сказал на незнакомом мне языке. Остальные два его спутника рассмеялись. Казалось бы, что тут особенного?

«Да уж, Артуа, иногда лучше быть глухим на оба уха», - подумал я, вставая на ноги и направляясь к ним.
        Подойдя к Юстину, я остановился напротив него. Дир Метрессу вскочил на ноги.
        Ты ведь этого хотел, моей пощечины? Ну так получи ее.
        Пощечина получилась дрянной, даже пальцы не обожгло, и в глазах дир Метрессу промелькнуло торжество. Но не оттого, что пощечина вышла слишком слабой.
        Ведь вы правильно рассчитали мою реакцию на произошедшее, решив, что я не выдержу, поступлю так, как только что поступил, или примерно так. В любом случае результат будет одинаков: оскорбление, последующий вызов… А о том, как ты владеешь шпагой, любезный Юстин, я уже наслышан. Но одного вы, господа хорошие, не учли. Нет у меня желания затевать дуэль, много чести. Таких людей ставят на место по-другому. Вот так, когда бьют лицо правой рукой и сразу, без паузы, левой в печень. Затем снова правой, снизу в подбородок. И опять правой, но не в заманчиво открывшийся кончик подбородка, что приведет к долгому и глубокому ауту, а чуть выше, в нос. Чтобы хрустнуло под кулаком, чтобы брызнуло во все стороны. Теперь ногой в оседающее тело сверху вниз, вкладывая весь вес и выгибая стопу, чтобы удар пришелся пяткой.
        Оставались еще двое, и дай бог, чтобы их хватило на то, чтобы утолить бушующую внутри меня ярость.
        Меня поймали за руки, поймали свои, потому что все, что я делаю, - неправильно и противоречит кодексу поведения благородных дворян.
        Но согласно какому кодексу вела себя эта тварь?
        Мне не заламывали руки, просто старались удержать, что избавляло от необходимости совершать в воздухе переворот. Такую ситуацию мы уже проходили. Я напрягся, будто пытаясь освободиться, и сразу же почувствовал, как напряглись руки тех, кто меня удерживал. Затем сразу же расслабился, получив в ответ такую же реакцию. Я рванулся всем телом вперед, и черт бы меня побрал, если бы не помогло. Уловка стара как мир, но работает всегда безотказно.
        Два быстрых шага ко второму из троицы, пытавшемуся вытащить шпагу из ножен. Ага, сейчас. Раньше нужно было думать, да и вообще, это дурной тон - заявляться в кают-компанию со шпагой.
        Удар, еще удар и снова удар. Куда придется, лишь бы вложить все силы и вес. И теперь с приседанием опустить ступню ноги на грудь противника. Никогда бы не подумал, что хрип, вырвавшийся из его горла, покажется мне музыкой.
        Но это еще не конец дела, оставался третий. Я выскочил на палубу вслед за ним, убегающим со всех ног. Куда же ты? Ведь еще несколько минут назад ты был таким вальяжным, с небрежными плавными движениями. Ты же выше меня на полголовы и на добрые десять килограммов тяжелее, а на боку у тебя при каждом скачке дергается на красивой перевязи шпага.
        Остановись, и мы поговорим с тобой как мужчина с мужчиной. Я понял только одно слово из того, что ты сказал в ответ на шутку Юстина. Одно слово, но звучит оно на всех языках почти одинаково и имеет единственное значение: шлюха. Остановись и поговори со мной, принцем конюшни, путешествующим инкогнито в обществе шлюхи.
        Я бил кулаками по мачте, благо в этом месте вокруг ее ствола был обмотан толстый канат, который должен был поглотить часть удара при попадании ядра. По мачте, куда со скоростью обезьяны взобрался мой третий собеседник, с которым я так и не успел переговорить.
        На канате давно уже оставались кровавые следы от моих кулаков, но я все бил и бил, пока правая рука не перестала гнуться в локте. Затем я уселся на палубу, прислонившись к мачте спиной, и долго сидел с закрытыми глазами…
        Берег Скардара возник перед нами внезапно. Земля показалась из тумана, застилавшего горизонт по курсу «Буревестника».
        Я стоял на мостике и, не отрываясь, смотрел на берег. Что меня ждет там, в Скардаре? Там, куда совсем недавно так стремился попасть.
        Вряд ли много хорошего, вряд ли вообще хоть что-то хорошее. В том, что наследник скардарского престола не оставит все как есть, не было никаких сомнений. Оскорбили его самого, оскорбили его людей, причем в обоих случаях оскорбили действием. Он явно обладает хорошей памятью на подобные события, да и его окружение не даст ему обо всем забыть. Выбор же Диамуном средств для мщения полностью раскрывал его подлую сущность.

«Морской воитель» шел в полулиге впереди нас, и Фред поглядывал на него с каким-то напряжением во взгляде. Не беспокойся, друг, до той поры, пока мы не войдем в гавань Абидоса, самого крупного порта Скардара и его столицы, опасаться нечего. Сожалел ли я о случившемся? Конечно, сожалел, нельзя ни при каких обстоятельствах терять над собой контроль, а я именно так и сделал. И поэтому у нас наверняка будет множество проблем.
        Глава 25
        ПАШТЕТ ИЗ СОЛОВЬИНЫХ ЯЗЫЧКОВ
        - Точно поможет?
        За последние полчаса я задавал этот вопрос уже в третий или четвертый раз. Задавал я его Мидусу, худому старичку с копной взъерошенных седых волос и пронзительным взглядом глубоко запавших глаз. Больше всего Мидус был похож на шарлатана, воспользовавшегося случаем поставить на очередном клиенте очередной эксперимент в надежде: а вдруг чего и получится. А где же солидность, благообразность? Ведь врач одним своим видом должен внушать больному надежду на выздоровление. В нашем случае ничего такого не наблюдалось и в помине.
        Внешний вид лекаря явился первой причиной моего вопроса. Вторая же заключалась в том, что локоть под повязкой, наложенной Мидусом поверх толстого слоя дурно пахнущей мази, жгло, пекло и дергало пронизывающей все тело болью.
        - Поможет, обязательно поможет, господин де Койн. Вы же сами просили меня вылечить вас как можно скорее.
        Ну да, сам и просил. При абордаже «Буревестника» я при падении как-то особенно неудачно ударился локтем правой руки. Прошло уже больше недели, а он продолжал меня беспокоить. Вернее, я забывал о травме, но стоило мне резко согнуть или разогнуть руку, как локоть взрывался острой болью.
        И мне приходилось сильно закусывать губу, чтобы задавить болезненный вскрик еще в самом зародыше. Ну а то, что при этом закрывались глаза, - так с кем не бывает?
        Показывать свою слабость было никак нельзя. Если мне удалось счастливо избежать дуэли с Юстином дир Метрессу или с одним из его спутников, это совсем не значит, что подобных предложений больше не поступит.
        Опухоль на локте спала полностью, от нее не осталось даже следа, так что объяснить свой отказ от дуэли тем, что я почти не могу действовать правой рукой, не получилось бы. Люди везде одинаковы, видимая рана, пусть и небольшая, вызовет значительно больше сочувствия и понимания, нежели то, что творится внутри, что не видно и трудно доказуемо.
        Существовала еще и вероятность дуэли на пистолетах, но именно этого мне хотелось меньше всего. Слишком много в этом случае зависело от случайности.
        Мне до ужаса не хотелось лежать с развороченным пулей животом, требуя в минуты сознания очередную дозу макового отвара, чтобы забыться, моля Всевышнего только об одном - поскорее бы все это закончилось. Нет, можно, конечно, получить пулю в живот и в бою, но ведь это совсем другое дело.
        Берега Скардара мы достигли только к вечеру и высаживались уже в потемках.
«Интбугер», в отличие от «Морского воителя», пришвартовавшегося к причалу, остался на рейде. На берег мы переправились в шлюпке, согласившись на приглашение дир Пьетроссо стать гостями его столичного дома.
        Дом Иджина оказался размером с дворец. Да и глупо было бы предполагать, что теоретический претендент на престол Скардара будет проживать в скромной кособокой хижине на самом берегу моря. Хотя дом и впрямь стоял почти на берегу, а та часть окружавшей его стены, что смотрела на море, больше всего походила на крепостную. Со стороны города все выглядело значительно более гостеприимно. Высокая кованая ажурная решетка, цветники, тянущиеся от входных ворот к самому входу в дом, смутно белеющие в саду в наступившей темноте какие-то статуи. Я даже журчание воды расслышал, хотя сам фонтан увидеть не удалось.
        Всю дорогу к дому Иджина мои спутники напряженно поглядывали по сторонам. Их реакция понятна: в любой момент дорогу нам могла перегородить группа вооруженных людей с требованием последовать за ними.
        Из этих соображений сти Молеуен поначалу высказал мнение, что нам лучше остаться на борту «Буревестника».
        - Да не лучше и не хуже, Клемьер, - ответил ему я. - То, что Иджин гостеприимно распахнул перед нами двери своего дома, говорит о многом. И разве тебе самому не надоело находиться на борту корабля столько времени? Давай воспользуемся всеми теми благами, от которых успели отвыкнуть, коль скоро подвернулась такая возможность, а там видно будет.
        В доме дир Пьетроссо мы устроились отлично. На следующий день Иджин послал за Мидусом, уверив в том, что лекарь он превосходный и обязательно поможет. Может быть, это и на самом деле так, но вид у врачевателя был… скажем так, немного странный.
        Перед тем как приступить к лечению, лекарь заставил меня несколько раз согнуть и разогнуть руку, причем при двух последних движениях Мидус приложил к локтю ухо, что-то подсчитывая на пальцах и неотрывно глядя на меня. Не понимая логики его действий, я заявил ему, что гонорар он может запросить любой, если нужен аванс - тоже не вопрос, лишь бы лечение помогло, и помогло быстро.
        В ответ, прервавшись на несколько мгновений от своих подсчетов, Мидус заявил, что его этика не позволяет ему брать деньги авансом. Конечно, приятно осознавать, что у него имеется такая этика, но не значит ли это, что лечение может и не помочь?
        - Нет, лечение поможет. И это совершенно точно, - заявил лекарь несколько другим тоном, видимо уловив в моем голосе иронию. Но для того чтобы снадобье начало помогать как можно быстрее, господину следует удалиться из комнаты на некоторое время - Мидусу необходимо без помех приготовить бальзам.
        Жаль, ведь мне так хотелось увидеть, как он будет толочь в ступе мумифицированные лягушачьи лапки, сушеных жуков, какой-нибудь странной формы корень с непроизносимым названием и еще пять-десять других ингредиентов, при этом завывая вполголоса. Нет, всего этого я был лишен, как лишен и возможности узнать хотя бы примерную цену лекарства.
        Но на здоровье экономить нельзя. Укрепив этой мыслью свой не очень бодрый дух, я вышел из комнаты. После того как таинство свершилось, ассистент лекаря, молодой парень, во всем старающийся быть похожим на своего патрона, пригласил меня на процедуру.
        Не печалься, юноша, когда ты станешь лет на сорок-пятьдесят старше и похудеешь, а на твоем лице оставят следы многие тысячи разочарований, постигших тебя в жизни, все произойдет само собой. Пока же не стесняйся своего здорового румянца во всю щеку, все это так ненадолго.
        Мазь оказалась очень мерзкой с виду. А еще она воняла. Не просто неприятно пахла, а именно воняла. И очень жгла. Казалось: вот сгорела кожа, затем спеклись мышцы с сухожилиями, и огонь принялся за сам сустав.
        Мое терпение закончилось именно в тот момент, когда Мидус решительными движениями освободил локоть от повязки. Я ожидал увидеть что угодно, но локоть выглядел таким же, каким он и был до встречи с этим дьявольским зельем. В тот момент мысленно я дал себе слово любыми средствами выведать у Мидуса рецепт, потому что нет смысла вгонять людям щепки под ногти или дробить суставы пальцев молотком, добиваясь правды. Достаточно намазать этим зельем что угодно и затем лишь успевать записывать ответы на заданные вопросы. Очень гуманно, да и следов от пыток не останется.
        Локоть после лечения почти не жгло, кожа на нем оставалась такой же, какой она и была до экзекуции, и я осторожно несколько раз согнул руку. Как будто бы все нормально, но сделать то же самое резко духу мне все же не хватило. Мидус, обратив внимание на мои манипуляции, заявил, что локоть следует пока поберечь. А вот послезавтра, после нескольких сеансов лечения, один из которых будет сегодня вечером, я могу себе позволить сгибать руку как угодно и сколько угодно.
        Для вечернего сеанса он оставил мне немного мази. Мидус ткнул пальцем в глиняный горшочек и сказал, что завтра с утра принесет свежего… тут я чуть было не закончил за него фразу словами «жгучего дерьма».
        Уже уходя, лекарь добавил, что скрежетать зубами, кусать губы и пучить глаза вовсе не обязательно, снадобье поможет и без этого. Словом, расстались мы с Мидусом, души не чая друг в друге. Его молодой помощник все время важно кивал головой, подтверждая слова учителя.

«Юнец, я сейчас тебе этим снадобьем под хвостом намажу, и ты возьмешь карьер с места не хуже знаменитых аргхальских скакунов, а ржать будешь еще громче», - подумал я, глядя на выражение его лица.
        Второй раз накладывать мазь на локоть мне пришлось уже глубокой ночью, потому что вечером меня пригласили во дворец к отцу Диамуна, Минуру дир Сьенуоссо, правителю Скардара. От подобных приглашений отказываться не принято, особенно когда его приносят лица, прибывшие в сопровождении десяти солдат.
        Приглашение прибыло после обеда, когда мы с Иджином сидели в беседке, заросшей густой зеленью.
        От расположенного невдалеке фонтана навевало приятной свежестью, и разговор не должен был быть серьезным. Обстановка располагала к легкой болтовне, когда не следует напрягаться, чтобы не произнести что-нибудь такое, отчего собеседник непременно вцепится в только что услышанные слова. Кроме того, я рассчитывал получить от дир Пьетроссо информацию о том, как побыстрее попасть в Империю.
        Фред сразу же после обеда в сопровождении сти Молеуена ушел в порт на поиски попутного корабля, и я всей душой молил, чтобы ему сразу же повезло. Так что на встречу с Минуром я отправился один, даже без Проухва.
        Идти пришлось недалеко, так что кареты не понадобилось. А может, ее специально не прислали за мной, чтобы лишний раз подчеркнуть мой нынешний статус.
        Дворец правителя вплотную примыкал к площади немалых размеров. Со стороны площади на дворцовом фасаде имелся балкон, такой же фундаментальный, как и само здание. При необходимости с него можно выступать с пламенной речью перед соотечественниками, объясняя тонкости текущей политики или вдохновляя народ на ратный либо трудовой подвиг.
        С оружием я расстался сразу же, как только мы вошли внутрь. Ждать аудиенции пришлось долго, но скучать мне не пришлось.
        В роскошной гостиной, где мне предложили подождать встречи с первым лицом государства Скардар, на стенах висело множество картин, занимавших на стенах почти все свободное место. Пейзажей и портретов среди них оказалось очень мало, на большинстве картин были изображены морские бои. Что и говорить, Скардар - держава, славная прежде всего морскими традициями, так что было бы странно видеть пасторали на стенах дворца правителя.
        На одной из картин сошлись два строя кораблей, и тот, что захватил ветер, был скардарским. Это и понятно: было бы глупо увековечивать на полотне грубый, иногда даже смертельный просчет адмирала, командующего флотом.
        Следующая картина запечатлела абордаж. Видимо, изображенное на ней событие произошло в далекие времена, поскольку корабли имели высокие надстройки на носу и корме, а в руках и атакующих, и защищающихся не было ничего похожего на огнестрельное оружие - сплошные топоры, мечи и булавы. Ничего больше рассмотреть мне не удалось, потому что в гостиную заглянули три весело щебечущие молоденькие фрейлины и начался абордаж другого толка. Нет, я конечно же допускаю мысль, что, увидев меня, кто-то из них внезапно влюбился, но чтобы все три сразу… По их же поведению получалась одновременная любовь с первого взгляда.
        Что ж, я был совсем не против миленько пообщаться. Куда как интереснее, чем рассматривать картинки с изображением густо заросших волосами мужиков, яростно лупцующих друг друга всякими смертельно опасными для жизни предметами. Да и света не мешало бы немного добавить: окна хоть и огромны, но полуприкрыты тяжелыми портьерами из бархата, и в гостиной царил романтический мягкий полумрак.
        Эти блестящие глазки, зубки, плечики, нечаянно обнажаемые чуть сверх того, что допускают рамки приличий, едва ощутимые прикосновения тонких пальчиков и достаточно красноречивые взгляды. Как это было мило, потому что сразу начинаешь чувствовать свою несравненную мужественность и неотразимость. И еще фразы, произнесенные с придыханием и самым томным видом: «Ах, неужели все это правда? Артуа, вы настоящий герой!» или «Господи, какой мужчина!», сказанные не совсем к месту, но так ласкающие мой слух.
        Присутствуй при этом один мой хороший знакомый из прежнего мира, я непременно услышал бы от него: «Артур, у этих телочек башню от тебя снесло. У всех троих сразу». Этим он мне всегда и нравился, своей непосредственностью в эмоциях и образностью речи.
        К тому времени, когда я успел полностью проникнуться собственной неотразимостью и даже получить поцелуй, легкий, как прикосновение крылышек бабочки, на сцене появилось еще одно действующее лицо.
        К сожалению, это был мужчина. Слегка за сорок, холеный, с волевым подбородком и светлыми прищуренными глазами. Лицо извинилось перед барышнями, что вынужденно похищает меня, на что девушки отреагировали вздохами сожаления, и мы перешли в огромный кабинет. Предложив присесть, мой новый собеседник извинился за то, что вынужден быть лишить меня такого приятного общества во имя скучного разговора, добавив, что господин Минур дир Сьенуоссо, правитель Скардара, примет меня чуть позже, как только завершит неотложные дела.
        Причем Минура он назвал господином ондириером, а «чуть позже» затянулось на добрые два часа.
        Мы разговаривали о многих вещах, важных и не очень. Но все время как-то так получалось, что мне приходилось отвечать на его многочисленные вопросы, заданные им как будто бы случайно. Онора дир Мессу, так он представился, интересовало буквально все: от положения дел в Империи и ее внешней политики до моих планов в самое ближайшее будущее и устремлений на перспективу.
        Вероятно, он хотел составить обо мне свое мнение. Вполне возможно, что Минур выслушает его перед разговором со мной. Но мне было плевать с высокой колокольни, каковым оно будет, это мнение, и потому я отвечал, не особенно заботясь, как прозвучит та или иная фраза и много ли в ней будет смысла. Наверное, дир Мессу это понял, и пару раз его лицо едва заметно скривилось. Разговор, несмотря ни на что, продолжался, и когда тема внезапно коснулась охоты, я рассказал ему историю, произошедшую со мной перед самым отъездом из Империи.
        Эта история произошла в Стенборо, единственном моем имении.
        Нет, другая собственность у меня тоже имеется, от виноградников вблизи Гроугента до перспективных угольных месторождений в провинции Монтенер, недвижимость в столице и даже верфь все в том же Гроугенте, но поместье было единственным. Это так, к слову, но именно в Стенборо вся эта история и произошла. Помню, тогда я приехал в поместье к Капсому, своему химику, работающему над эпохальными открытиями, которые должны были совершить революцию сразу в нескольких областях технической науки.
        Конечно же трудился Капсом над ними не один, к тому времени он обзавелся сразу тремя помощниками, которыми нещадно помыкал. Двое из них были чуть ли не мальчишками, безропотно выносившими все его выговоры, разносы и нудные нотации. А вот третий…
        Третий, Мархсвус Бирдст, которому тогда было уже около сорока, успел состояться как ученый-химик. По крайней мере, сам он считал именно так. И вот ему, ученому в самом расцвете своего таланта, - это снова его убеждение, - приходилось терпеть нападки человека, чье мнение никогда не было для него решающим.
        Суть их конфликта мне понять так и не удалось. Вернее, как раз суть и была понятна: они не сошлись во мнениях, поскольку оба работали над одним и тем же проектом - капсюлем-детонатором. Но в чем именно они не сошлись, так и осталось для меня тайной. Когда я попросил их объяснить подробнее, началось такое… Едва один из них принимался доказывать свою точку зрения, сыпля непонятными мне терминами, второй делал страдальческий вид, морщился, крутил головой, показывая, что только мое присутствие вынуждает его выслушивать откровенную чушь, льющуюся из уст оппонента.
        Затем слово брал второй диспутер, и ситуация повторялась. Причем оба поглядывали на меня, словно заставляя принять именно их сторону. Я же оставался невозмутимым, успешно делая вид, что понимаю, о чем идет речь. Половина слов мне вообще была непонятна, мне и слышать-то их раньше не доводилось. Наконец дело дошло до того, что оба моих химика, исчерпав все доводы, перешли к прямой агрессии. Небольшого роста и невзрачного телосложения, с красными от возбуждения лицами, они по очереди наскакивали грудью друг на друга.
        Тут, надо сказать, некоторое преимущество имел Капсом, поскольку за время пребывания в Стенборо он успел набрать вес, в некоторых местах даже излишний. Колобок, одним словом.
        Он уже абсолютно не походил на того человека, который когда-то появился в поместье. Тогда Капсом казался насмерть перепуганным и втягивал голову в плечи при каждом резком звуке. Теперь же его было не узнать. Еще бы, сейчас за его плечами два эпохальных открытия: изобретения капсюля, названного в его честь капсомом, и динамита, получившего название капсомит. А если вспомнить об амальгаме, так это вообще уникум.
        Правда, широкой общественности ни авторство его открытий, ни сами открытия были еще не известны, не пришло пока время, да и сделал он все благодаря моим подсказкам, но в этом ли суть? Ведь до того момента, когда о его свершениях узнают все, оставались сущие темпоральные пустяки, как вдруг заявляется человек, который не только имеет собственное мнение, но и наглым образом настаивает на своей правоте!
        Мархсвус Бирдст появился в Стенборо благодаря Геренту Райкорду, управляющему моими делами в Империи. Герент где-то услышал об этом химике, встретился, переговорил… и в итоге Бирдст оказался в Центре исследований, изобретений и внедрения новых технологий - так я назвал свое имение на перспективу.
        Мархсвус, в отличие от своего коллеги, абсолютно не тщеславен, но как специалист Капсому нисколько не уступал. И если бы Бирдст оказался в Стенборо раньше Капсома, я нисколько не сомневаюсь в том, что и капсюль, и динамит сейчас носили бы его имя. Правда, для этого изобретателя пришлось бы уговаривать.
        Но и у него был один пунктик: вечный двигатель. Поскольку Бирдст химик (так и хочется употребить это слово с приставкой «ал»), то и перпетуум, по его замыслу, должен был быть на какой-нибудь химической основе.
        При первом нашем разговоре с Мархсвусом присутствовал и Капсом. Он с весьма скептическим выражением лица выслушивал рассуждения Бирдста, всем своим видом показывая абсурдность его логики.

«Любому мало-мальски образованному человеку в Империи, - говорило выражение его лица, - известно, что создать вечный двигатель невозможно. Отсюда следует, что человек, посвятивший свою жизнь такого рода прожекту, не является серьезным ученым».
        - В общем-то, если принимать во внимание всякие там законы энтропии и термодинамики, так оно и есть. Но если хотите создать действующую модель мобиля, так уж и быть, подскажу, - заявил я Бирдсту.
        Ничего сложного, занимательная физика для детей среднего и старшего школьного возраста. Да, мобиль будет работать, работать вечно. Вернее, до той поры, пока не износятся материалы, из которых он будет изготовлен, поскольку вечных материалов как раз и не бывает.
        - Но предупреждаю сразу, - заявил я, - заниматься двигателем вы будете только в свободное время, посвятив все силы, энергию и талант тем задачам, которые я перед вами поставлю. И ассигнования на этот ваш проект будут весьма скудными. Согласны?
        Мархсвус с воодушевлением закивал головой, а лицо Капсома приобрело крайне недовольный вид. Как же, еще одно судьбоносное открытие, а авторство будет принадлежать не ему.
        - Принцип работы такого двигателя, уважаемый Бирдст, состоит вот в чем.
        Тут мне на глаза попалось огромное краснобокое яблоко, висевшее на яблоне на расстоянии протянутой руки. Я сорвал его, полюбовался и подкинул вверх. Хотя закон всемирного тяготения в этом мире открыт еще не был, но тем не менее сработал он отлично, и яблоко упало в траву.

«Так, и причем здесь яблоко? - задумался я. - Во-первых, это физика, а не химия, и открывать этот закон я не собираюсь, даже формулу не помню, а куда без нее?»
        Я вообще только одну формулу помню, Эйнштейна, и то только потому, что она очень короткая. Но и здесь проблема: в ней каждая буква обозначает что-то, мне неведомое, да и рано им еще ее знать.
        Сделав вид, что подбросил яблоко только для того, чтобы полюбоваться его полетом, я приступил к объяснениям:
        - Погода, господин Бирдст, вам поможет погода. К своим сорока вы уже обязательно должны чувствовать ее изменения: шум в ушах, головную боль или еще что-то. Перед изменением погоды меняется атмосферное давление, и это вам очень пригодится. Даже женское настроение меняется не так часто и не с такой завидной регулярностью, как атмосферное давление.
        Теперь перейдем к главному. Как вы узнаете, что погода назавтра переменится? Правильно, с помощью барометра. Стрелочка на нем показывает: «сушь», «ведро»,
«шторм», «дождь», «буря» и так далее. Вот именно стрелочка вам и нужна, она же движется практически постоянно. А заставляет ее двигаться ртуть. Соберите конструкцию из множества подобий барометров, стрелочки станут рычагами, связанными с приводом, привод будет крутить какое-нибудь колесо, передавая усилие… У такого механизма удивительно низкий КПД, он ничтожный, мизерный, но работать ваш двигатель будет вечно. Если разбавить ртуть касторовым маслом, вполне вероятно, что она будет лучше реагировать на изменение атмосферного давления, расширяясь и сжимаясь. Ртути полно, бочками, вон в том сарае на отшибе, к нему я стараюсь даже не приближаться. Сама ртуть довольно безобидна, но ее пары - сильнейший яд, имейте это в виду. А механическую часть вам мои механики помогут собрать. Они у меня даже карманные часы изобрели, не то что ваш перпетуум мобиле.
        Такой вот у меня с ним при первой нашей встрече и состоялся разговор…
        Я решительно встал между не на шутку разбушевавшимися учеными и совсем уж было собрался обратиться к ним с проникновенной речью о важности стоящих перед нами задач, о том, что у нас совсем нет времени на пустопорожние споры, когда показался Пелай, управляющий поместьем. Не дойдя до нас нескольких шагов, он остановился, ожидая окончания разговора. И вид у него был самый озабоченный.
        - Говори уж, - обратился я к нему, когда мы остались наедине.
        С этого момента наша охота и началась.
        Одним из моих соседей был барон Кресле. Его поместье состояло из замка и четырех-пяти деревень. Землицы у него имелось раза в четыре поболее моего, а через его владения протекала Сиура, довольно крупная река.
        Сам барон был старше меня лет на пятнадцать, имел трех сыновей и дочь, давно уже обзаведшихся семьями и живших отдельно. Все три сына служили по военной части, дочь, кстати, была женой офицера имперской армии. Такой вот небольшой оплот государства.
        Спокойный и рассудительный, даже флегматичный, он оживлялся и молодел на глазах, едва разговор заходил об охоте. Охота была его страстью, и дай ему волю, барон только ею бы и занимался.
        Кресле был приятным собеседником, и мы не раз засиживались за полночь за разговорами и бокалом бренди, к которому он охотно пристрастился. Не знаю, каким образом он узнавал, что я прибыл в свое имение, но на следующий день барон непременно осчастливливал меня своим визитом. Мне он нравился, особенно тем, что никогда не строил из себя крутого дворянина. Сам я у него в гостях не бывал и теперь решил воспользоваться давним приглашением барона. Причина была уважительная: где-то на принадлежащих нам землях лютовал зверь.
        Поначалу пропажи домашнего скота списывали на обычных волков, коих в Империи тоже хватает. Они и выглядели такими, как я и привык их видеть, и повадками ничем не отличались, разве что никогда не сбивались в стаи, чтобы пережить суровую зиму: нет ее здесь, зимы. Пара сезонов дождей, длящихся месяц-полтора каждый, когда температура опускается, по моим ощущениям, градусов до десяти тепла, остальное время лето, иногда довольно жаркое.
        Так вот, однажды крестьяне из Кривичей, принадлежащей мне деревни, обнаружили мертвого пастушка, явно убитого зверем. В стаде телят, что он пас, одного недосчитались. Останков теленка на месте не нашлось, их обнаружили позже, в небольшой рощице, в паре лиг от места, где нашли пастушонка.
        Насколько я знаю, обычным волкам унести теленка не под силу. И получалось, что либо хищники угнали его в лесок, либо зверь оказался значительно крупнее обычного волка.
        Затем нашли мертвыми еще двоих крестьян, убиравших сено на дальнем лугу, и у обоих оказалось перерезано горло. Пелай рассказал: у соседа, барона Кресле, такие случаи тоже были. И скот пропадал, и людей с разорванным горлом находили. Дело дошло до того, что крестьяне стали бояться отходить далеко от деревни, не без причины беспокоясь за свою жизнь.
        - Никого в поле не выгонишь, - жаловался тогда Пелай.
        Вообще-то помимо научного центра в Стенборо существовал и еще один, Центр подготовки воинов. Тоже громкое название, поскольку в общей сложности воинов было у меня чуть больше четырех десятков. Но занимались их подготовкой всерьез. Занимались ими «дикие», воины, когда-то служившие в Диком эскадроне - особом подразделении имперской армии, куда отбирали только лучших бойцов. Не так давно
«дикие» вместе со своими подопечными устроили на волков большую облаву. За неделю охоты им удалось добыть около десятка волчьих шкур. Немало, если учесть, что волки
        - хитрые бестии, а обнаружить их следы на бесснежье - безнадежное дело. Специально обученных собак нет, а обычные псы только и могут, что хвост поджимать да жалобно скулить, почуяв запах хищника.
        Со слов Пелая выяснилось: облава не помогла, и в ночь моего прибытия в Стенборо на границе наших с Кресле владений нашли мертвыми еще двух человек - парня из Кривичей и девушку из деревни, принадлежащей барону. Только какой черт их понес ночью в луга? Подождали бы несколько дней - все бы и уладилось.
        Знал я об их любви и тайных встречах, Пелай рассказывал. Но не те еще времена, чтобы просто заслать сватов, сначала необходимо было решить вопрос с самим бароном Кресле. Именно об этом я и хотел поговорить сегодня с бароном.
        Кресле при последнем его визите в Стенборо приглянулось одно из моих охотничьих ружей, точнее, одно из двух, которые у меня были.
        На мой взгляд, ничего выдающегося, разве что богато отделанная ложа и сплошь покрытый инкрустацией ствол. Но когда барон взял ружье в руки и приложил приклад к плечу, наведя дуло на воображаемую цель, стало заметно, как изменилось его лицо.
        Иногда возьмешь оружие в руки - и сразу чувствуешь, что оно твое. Наверное, похожие чувства испытывают женщины, примеряя драгоценности.
        Услышав от Пелая о влюбленной паре, мне пришла в голову мысль обменять ружье на невесту. А что, любовь - дело святое. Если же рассуждать цинично, то от всякой любви между мужчиной и женщиной рождаются дети. И если бы мне удалось провернуть дело с обменом, что почти наверняка барон не стал бы настаивать на том, что половина детей принадлежит ему, не собак ведь покупаем. Да и не в его это характере. Хотя я слышал, что такие истории иногда случались. Теперь менять невесту на ружье уже слишком поздно.
        Я отправился в гости к барону Кресле в сопровождении десяти человек: неразлучного со мной Прошки, четырех «диких» - Ворона, Кота, Жгута и Брона, а также Грегора, Пелая, Шлона с Нектором и еще одного воина, взятого мною недавно. Отправились мы, подготовленные для долгой охоты, которая могла затянуться на неопределенное время.
        С бароном мне необходимо было встретиться потому, что во время преследования зверя существовала вероятность очутиться на его землях. Когда такая орда в пылу погони окажется на дозревающем ржаном поле, хозяин может возмутиться. Кроме того, я надеялся, что барон примкнет к охоте, ведь погибли и его люди.
        Как выяснилось, надеялся не зря, потому что охотничий отряд Кресле встретился нам на пути к его замку. Барон ехал во главе отряда из восьми человек, и по поклаже, притороченной к лошадиным бокам, становилось понятно, что Кресле решил заняться этим вопросом всерьез. Так и оказалось. Военный совет был краток, и тут я полностью подчинился мнению барона, опытного охотника.
        - Все говорит о том, что орудует одиночка, - заявил он. - Не пара волков, не самец с самкой, не самка, натаскивающая щенков… Это матерый зверь, но точно волк. Я видел волчьи следы. Но размер следов… - Барон даже покрутил головой. - Никогда прежде ничего подобного не попадалось. Они по крайней мере в два раза больше тех, что мне встречались раньше. И еще, волки обычно избегают людей, стараются даже на глаза им не попадаться. Этот же… Он не охотится на людей, он просто убивает их при встрече, как будто мстит. Очень странное поведение. Зверь появился в этих местах не так давно, месяца три, не больше. И за это время погибло девять моих крестьян. Девять! Я знаю, что и у вас люди тоже гибли.
        Мы ехали с бароном впереди отряда, направляясь на север. Кресле объяснил, что логово зверя нужно искать именно там, и я ему поверил. Северные края наших владений упирались в невысокие горы, точнее, сопки, покрытые непроходимыми зарослями.
        Действительно, если уж где и прятаться хищнику, так именно там, в густом кустарнике. Или на склонах одной из гор, где чертова уйма больших и малых пещер.
        В свое время в этих горах долго работал нанятый мной рудознатец, но не нашел ничего интересного. А так хотелось заполучить золотой или на худой конец серебряный рудничок в двух шагах от имения! Вспоминая о своих хождениях, рудознатец только крякал, настолько эти места оказались непроходимы. Но это для людей непроходимы, а для зверя - в самый раз.
        - И еще, господин де Койн. Гилосса, девушка, погибшая этой ночью, была моей внебрачной дочерью. Об этом знали только ее мать и я. Моя жена, леди Виора - женщина замечательная во всех отношениях, но… вы сами все понимаете, граф.
        Я любил Гилоссу, любил не меньше остальных своих детей, но лишь издали, не приближаясь. Наблюдал, как она взрослеет, становясь все больше похожей на меня. Втайне от всех я давал матери Гилоссы деньги, но разве дело только в деньгах?
        Кресле замолчал.
        Вы правы, барон. Сейчас вы корите себя в том, что так и не нашли мужества признать отцовство. Как вам, наверное, хотелось подойти к дочери, обнять ее и все рассказать.
        Я ведь тоже могу упрекнуть себя в том, что не смог приехать хоть немного раньше и не предложил ружье в обмен на девушку. Погибшая девушка была вашей дочерью, и вы бы не согласились, сочли бы такой обмен смешным, но мы могли бы решить вопрос и по-другому. И тогда влюбленным не нужно было бы встречаться ночью, втайне от всех.
        Но произошедшего не изменишь, и лучшее, что мы сможем теперь сделать, - это убить зверя. Убить хотя бы ради чужих детей, чтобы их родители не испытали того, что сейчас испытываете вы.
        - Я не успокоюсь, пока не найду его, - продолжал Кресле, - сколько бы времени ни заняли поиски.
        Я тоже не успокоюсь, барон. До моей свадьбы еще два месяца, и пусть все это время я проведу в горах, я обязательно его найду. Это мой долг.
        Я протянул барону ружье. Я и захватил его именно для этого, чтобы отдать. Конечно, оно не будет служить ему утешением, но, может быть, именно из него барон убьет зверя.
        Кресле взял подарок молча, просто кивнул головой, понимая, что сейчас не время рассыпаться в благодарностях.
        Мы встали лагерем в предгорьях, в замечательной дубраве, где на краю поляны бил ключ с ледяной водой. Первые дни прошли напрасно: попробуй найди зверя там, где он чувствует твой запах за лигу, а ты даже не можешь обнаружить его следы. Но хищник кружил где-то рядом, потому что по ночам тревожно бились в путах наши лошади, чувствуя запах волка. И лишь мой Ворон, выросший на свободе, в степях, где полно подобных тварей, гневно храпел и ржал, требуя выпустить его на свободу.
        Мы днями прочесывали заросли в надежде найти зверя или хотя бы его логово, растянувшись цепью в пределах видимости и держась по двое. Именно на этом настоял барон Кресле, и снова в его словах был резон. Стояла редкостная жара, которая в густых зарослях чувствуется особенно сильно, от пота резало глаза, а ноги гудели от усталости. Но мы ни разу не смогли увидеть хищника даже издали.
        Несколько человек весь световой день сидели в засаде на высоких деревьях, скрывшись в их кронах и держа под рукой ружья.
        Между дубравой, где мы расположились, и границей зарослей проходила узкая полоса земли, почти лишенной растительности, и у нас оставалась легкая надежда на то, что стрелкам удастся увидеть зверя именно там. Из имения Кресле привезли двух ягнят, чтобы использовать их как приманку. Тщетно.
        По вечерам мы обсуждали возможность поймать зверя в капкан, ловушку или заставить отведать его ядовитого мяса, а ночью опять просыпались от ржания лошадей. Он словно издевался над нами.
        Люди начали шептаться о том, что это не простой волк, а волк-оборотень, который может становиться невидимым. Кресле в ответ зло фыркал, заявляя, что, будь волк хоть трижды оборотнем, ему достаточно приблизиться на расстояние выстрела, пусть даже и невидимым, он учует его носом и не промахнется.
        Одна ночь прошла спокойно, а на следующий день прискакали гонцы из деревни барона, рассказавшие о том, что есть еще одна жертва - припозднившийся рыбак. Его нашли, как и прочих, с перерезанным горлом.
        Когда в голову все чаще начали приходить мысли о бесполезности наших поисков, мы повстречались, я и зверь.
        Накануне вечером Шлон, наш всегдашний повар, пересолил кашу. Его друг Нектор съязвил, что Шлон наконец влюбился и это очень славно, поскольку ему давно хочется погулять на свадьбе.
        - Непонятно только, в кого, мы здесь уже неделю, и за все это время не видели ни одной женщины, - задумчиво протянул Нектор.
        Никто его шутку не поддержал, не то было настроение.
        Утром мы завтракали остатками вчерашней пересоленной каши, и именно это привело меня к встрече со зверем. Еще вчера, за ужином, мы приняли решение сворачиваться, потому что у нашей охоты не было никаких перспектив и этот день должен был стать последним в наших поисках.
        За все время, проведенное здесь, мы не смогли заметить даже тени хищника, не нашли его логова, мы вообще ничего не нашли.
        Вернее, мы обнаружили два чисто обглоданных человеческих скелета. Одного из них опознали по обрывкам одежды, поясу и ножу, и он оказался жителем Кривичей, пропавшим пару месяцев назад. Другой скелет так и остался неопознанным.
        Следующий наш план был таким: где-нибудь поблизости от селений устроить засаду и ловить зверя на живца, в смысле, на добровольца. На этом вчерне и строился наш план. Все подробности должны решиться на месте, и еще предстояло определиться с главным - где его взять, добровольца. Никто из присутствующих желания не высказывал. Мы с Кресле сообща решили сделать награду за смелость такой большой, чтобы кто-нибудь все же счел возможным рискнуть.
        Вот об этом я и думал, спускаясь с пустой флягой в руке на дно распадка, где весело журчал ручеек. День выдался особенно жарким, и вода во фляге после пересоленного завтрака кончилась на удивление быстро.
        Я шел и улыбался, хотя ситуация к этому не слишком располагала. Просто я представил, что живец наш падет жертвой оборотня и размер следующей награды придется значительно увеличить. Пара таких попыток - и случится одно из двух: либо закончатся желающие рискнуть, либо у нас с Кресле закончатся деньги. Любая ситуация становится смешной, если довести ее до абсурда.
        Все так же улыбаясь, я наполнил флягу водой из ручья, а затем поднял глаза и увидел зверя. Это был волк, но не просто большой - огромный. Верхняя губа хищника задралась, и показались на удивление белоснежные клыки. Но не цвет клыков поразил меня, а их величина. Не может быть у волков, пусть и громадных размеров, клыков такой неимоверной длины.
        Я замер, полусогнувшись, чувствуя, как занемело тело, и рассматривал зверя, как будто пытался запомнить на всю оставшуюся жизнь. Волк зарычал, шерсть у него на загривке поднялась дыбом. Рычал он тихо, но мне казалось, что его рык проникает в самые отдаленные уголки моей души.
        Я стоял, понимая, что нож, висевший на поясе, не поможет, что пистолет я выхватить не успею, а если и успею, то мне не хватит времени взвести курок.
        Прошка дожидался наверху, и сейчас моей единственной надеждой оставалось похожее на рогатину короткое копье, которое было прислонено к небольшому деревцу в паре метров сзади. И еще я понимал, что волк сейчас прыгнет. Вот тогда мне почему-то вспомнился Годим, старик, с которым я когда-то встретился по пути в Дрондер. И то, чему он учил меня тогда, буквально за несколько минут до своей смерти.
        Я зарычал сам, бросаясь спиной к рогатине, прислоненной к дереву. Перед тем как упасть на землю, мне нужно было успеть схватить ее, упереть древком в землю и развернуть лезвие так, чтобы оно могло пройти сквозь ребра прыгнувшего на меня хищника.
        Затем было бледное лицо Прошки, который о чем-то меня спрашивал. Потом появились остальные. Они громко говорили, даже спорили. Я долго сидел в одиночестве, попросив, чтобы ко мне никто не подходил. Очень не хотелось, чтобы люди видели, как у меня дрожат руки.
        Страха уже не было, но… Я никак не мог забыть взгляд хищника… Взгляд был каким-то разумным, не было в нем тупой ярости или еще чего-то, что обязательно присутствует во взгляде зверя.
        Волка не стали тащить наверх - слишком он был огромен, шкуру с него сняли здесь же, у ручья. Я приказал не делать из него чучело, хотя мне сказали, что именно так волк будет смотреться особенно впечатляюще. Шкуру выделали, оставив клыки торчать из пасти, и я постелил ее в кабинете своего столичного дома перед камином.
        Яна, время от времени бывавшая у меня в гостях, всегда проходила мимо нее с легкой опаской. Потом мне удалось уговорить Яну на то, что я давно уже представлял в мечтах, и выражение глаз ее при взгляде на шкуру изменилось.
        Взамен я получил известие о том, что отныне являюсь обладателем самого страшного секрета Империи, поскольку девушки ее происхождения и ее положения… на полу, на шкуре…
        Я поведал своему собеседнику эту охотничью историю, разумеется, сократив кое-какие детали, его не касающиеся и напрямую к истории не относящиеся.
        Во-первых, она, на мой взгляд, была достаточна интересна. Во-вторых, от того же Иджина я слышал о встречающихся на территории Скардара гигантских волках, по описанию очень похожих на убитого нами. Ну и в третьих, мне до чертиков надоели его ненавязчивые вопросы, и, чтобы избавиться от них, пришлось делать так, чтобы он слушал, не перебивая.
        Затем в голову пришла другая мысль: что-то не на шутку я распустил язык, никогда раньше за собой такой словоохотливости не замечал. Вряд ли у них имеется что-то вроде скополамина, пентотала или любой другой разновидности «сыворотки правды», но чем иначе я могу объяснить свое поведение? И как бы я его мог принять внутрь? Хотя, общаясь с девушками, я выпил один бокал вина и пригубил из другого. Да и в компании дир Мессу позволил себе еще немного.
        Или так подействовали на меня сами девушки? В любом случае, я где-то слышал, что для того, чтобы преодолеть действие такого препарата, как раз и необходимо говорить, говорить много и не по существу. Так что шутка «молчал, как Штирлиц на допросе» оказалась явно не про меня. Нет, наверное, это все же заслуга девушек, они были такие миленькие, а я так давно не общался с женщинами.
        В общем, настроение у меня было довольно игривое, несмотря на то, что дир Мессу при Минуре несомненно являлся кем-то вроде начальника Тайной стражи Империи, больно уж повадки у них у всех одинаковы. Если бы меня ждали какие-то неприятности, они бы уже наверняка произошли. То, что мне предстояла встреча с местным фюрером, а именно так я назвал правителя Скардара после рассказа Иджина о любви Минура к долгим речам, меня не особенно тревожило. Интерес Минура ко мне понятен, ему непременно донесли обо мне все, что успели узнать.
        Не знаю, насколько рассказанная мною история показалась интересной дир Мессу, по его лицу вообще трудно что-то понять, но сразу по ее окончании мы и отправились на встречу к отцу Диамуна. Правда, и здесь по-простому не обошлось.
        Когда мы прошли некоторое расстояние по широкому дворцовому коридору, по обеим сторонам которого стояли фигуры рыцарей в полных доспехах, опирающихся на длинные двуручные мечи, дир Мессу внезапно хлопнул себя по лбу. Сославшись на страшную забывчивость, связанную с многочисленными делами, он извинился и заявил, что этим путем покоев ондириера мы не достигнем: во дворце ремонт, и нам следует пойти в обход.
        Путь наш почему-то проходил через подземелье, мрачное, освещенное редкими факелами. Пару раз мне даже послышались жуткие стоны, доносящиеся сквозь каменные стены.
        Впрочем, и это не испортило мне настроения, ведь, чтобы заманить в узилища дворца, вовсе не требовался такой сложный алгоритм действий и событий, достаточно было вызвать дежурный наряд стражи.
        Затем мы поднялись на два уровня выше и снова оказались на поверхности. Мне снова пришлось немного подождать, теперь уже у двери, за которой скрылся дир Мессу. Наконец он вышел и жестом пригласил меня в комнату.
        Минур дир Сьенуоссо, ондириер Скардара, на фюрера не был похож абсолютно. Он походил на внезапно состарившегося лет на двадцать - двадцать пять своего сына Диамуна. Разве что манера держать себя отличалась, да еще глаза. Такие же темные, как у сына, но выражение у них было совсем другое. Они выдавали человека, привыкшего к тому, что подчиняются малейшему его слову или жесту. В остальном отец и сын были похожи: ростом, комплекцией, отсутствием растительности на лице, даже привычкой тянуть вверх правый уголок рта. Разве что волос на голове у отца было еще меньше, чем у Диамуна, что в большинстве случаев говорит о хорошем мужском здоровье.
        О тонкостях этикета мне подробно поведал Иджин, и с этим ничего сложного связано не было. Представил меня дир Мессу, и мне осталось только изящно шаркнуть ногами, сделать руками сложное движение, более присущее мастерам кунг-фу, и на пару мгновений застыть в полупоклоне, прижав шляпу к груди.
        Не знаю, чего хотел добиться правитель, вперив в меня тяжелый взгляд, но почувствовал я себя не очень уютно. Ответить ему твердым своим? Но это всегда вызов, так к чему мне это? Упереть глаза в пол - не дождешься, пусть твои подданные этим занимаются.
        В моем мире достаточно много несложных и общедоступных методик, весьма эффективных, чтобы отразить такой взгляд и даже одержать победу. Но против этого человека я не мог их использовать, и мне срочно пришлось придумывать еще одну. Получилось нечто среднее между тем, что хотел увидеть он, и тем, чего желал я. Разве что очень хотелось зевнуть - нервы, наверное. Потому что бравируй не бравируй, результат будет один и тот же.
        Хотя буквально день назад Иджин заявил мне своим обычным полушутливым тоном, что для него обычно, что, не будь конфликта между мной и Диамуном, я вполне мог бы получить награду Скардара, того же Белого волка - восьмилучевую звезду немалой величины, выполненную из золота, в центре которой имелось изображение волчьей головы.
        Бывает он трех степеней, и высшей считается, никогда бы не подумал, первая. Не надо мне никаких наград, да и на награждаемых таким взглядом не смотрят.
        Немного помолчали, и я смог наконец разглядеть комнату, в которой оказался.
        Скромная в размерах, скромно обставленная и явно не предназначенная для приема высоких гостей. Но спрятать здесь незаметно нужное количество людей было бы проще простого.
        Хотя бы за ширмой или за той резной панелью либо в темном углу у меня за спиной, отражение которого я видел в стеклянных дверцах бюро.
        Видимо, недоработка. Или, наоборот, все продумано до мелочей.
        Наконец дело дошло и до слов. Поначалу между нами завязался ничего не значащий разговор. Дир Сьенуоссо поинтересовался здоровьем ее величества Янианны I. Мне и самому хотелось бы это знать.
        Затем последовали вопросы о знакомых и незнакомых мне людях. От Минура я узнал о поветрии моровой болезни в имперской провинции Караскер, к счастью, не обернувшейся эпидемией. Поговорили немного даже о моде. Светский разговор, не более того.
        Снова помолчали, что дало мне возможность пригубить из бокала, стоявшего передо мной на столе. Минур коротко звякнул в колокольчик, призывая слугу, вполголоса отдал ему распоряжение, ни одного слова из которого я не понял, и вот тогда он заговорил о том, для чего меня, наверное, сюда и привели:
        - Как вы считаете, господин де Койн, сможет ли Империя открыто выступить на стороне Скардара в войне с Изнердом? - Правитель тут же уточнил: - Это не значит, что Империи следует послать свой флот или хотя бы его часть к берегам Скардара. Но вы могли бы отправить корабли к Менисуайским островам, чтобы вернуть свои территории.
        Острова эти когда-то принадлежали Империи, являясь ее единственной колонией. Потом случилось морское сражение, его так и называли - Менисуайским, с флотом Тетлиньера, государства, никогда не являвшегося дружественной державой по отношению к Империи.
        Империя лишилась своей единственной колонии, и, например, тот же хлопок стал предметом экспорта. А ведь раньше им даже торговали. Время от времени вопрос о возвращении Менисуайских островов вставал на самом высоком уровне. Находились люди, достаточно весомые в масштабах Империи, чтобы его поднять. Их позиция была понятна: слишком много они потеряли, когда это произошло. Вот только что это даст Скардару?
        Ответ Минура на мой невысказанный вопрос не заставил себя долго ждать:
        - В морском порту Кенгуйо, расположенном на самом крупном из островов, находится морская база Изнерда, единственная в тех краях. Если бы Империя вернула острова себе, Изнерд был бы вынужден увести свой флот. Так вот, господин де Койн, могли бы вы мне пообещать убедить ее величество принять подобное решение? Ведь это в наших общих интересах, - многозначительно добавил он. - Кстати, через два дня из Абидоса отправляется торговый караван Абдальяра. Вы, вероятно, знаете, что наши враги пытаются блокировать морские пути к Скардару, и должен признать, что им это удается. Абдальяр единственный, кто продолжает с нами торговать, так что следующей возможности выбраться из Скардара вы можете ждать очень долго. Попасть из Абдальяра в Империю будет уже несложно. Представляете, три-четыре недели плавания
        - и вы дома.
        Все это хорошо и замечательно, в моих планах на будущее присутствует и хлопок, много хлопка, но существует одна немалая проблема. Тетлиньер - давний союзник Трабона, королевства, граничащего с Империей. И Трабон вполне может ввязаться в эту войну.
        В последние несколько лет только искусство имперских дипломатов удерживает Трабон от войны. Мир настолько хрупкий, что Трабону вполне хватит такой причины, чтобы разбить его даже не на осколки - в мелкую пыль. И тогда Империи придется вести войну сразу на два фронта, а возможно, и на три, поскольку неизвестно, как в подобных обстоятельствах поведет себя Изнерд.
        И как вы себе все это представляете, многоуважаемый господин дир Сьенуоссо?
        Я вернусь в Империю, мы сыграем свадьбу, и после этого заведу разговор о вашей просьбе. Скажу: такой хороший дядька, он мне очень помог, и еще я ему обещал. И всего-то нужно развязать войну.
        Дело даже не в том, что императрица не принимает таких решений самостоятельно. Не сомневаюсь, если этот вопрос снова всплывет, то найдется много господ, двумя руками голосующих за то, чтобы послать флот к островам. Одни сделают это потому, что много потеряли, другие, наоборот, - потому что много приобрели, и, я так думаю, не без вашей помощи. Вполне возможно, что в этой ситуации мнение императрицы, навязанное мною, будет решающим.
        Империя - держава могущественная, и оккупация ей не грозит в любом случае. Возможно, она потерпит поражение в этой войне и ей придется уступить часть своей земли. Но ведь мы можем и победить. Пусть морской флот у нас и не самый могучий в этом мире, но сухопутные войска вполне боеспособны. Только зачем все это нужно? Нет, только не сейчас. Пять лет мира, всего пять лет. Возможно, чуть больше.
        В вашем мире еще не нашлось человека, который сказал, что у страны есть только два союзника - это ее армия и флот? Пусть эти слова были сказаны о моей родине, но родина у меня сейчас другая. И именно у нее только эти два союзника, а остальные так, к месту, по интересам.
        Мне должно хватить пяти лет, по крайней мере, на первые два этапа, задуманные мною. А всего их три. И первым шагом будет серьезная модификация того оружия, которое есть сейчас у имперской армии. Эти нововведения так просты и эффективны, что я даже своих людей не могу пока вооружить таким оружием. Потому что возможна утечка, а мне нужно время на то, чтобы подготовиться.
        Тогда и врагам Империи, и ее друзьям останется только догонять. Догонять и не угнаться.
        Да, я стараюсь не лезть в политику и не лез бы дальше, если бы не одно «но». Женщина, которую я люблю, не дочь мелкого барона, седоусого капитана корабля или даже графа. Так что все ее заботы, печали и тревоги - это и моя печаль и боль. И мне нужно всего лишь пять лет мира. Нужно именно мне, как бы глупо это ни звучало сейчас. Поэтому я сказал:
        - Нет, этого я делать не буду.
        Артуа, ну и что заставило тебя произнести эти слова? Ты ведь можешь наобещать все что угодно, а взамен через два дня окажешься на борту корабля, следующего в имперский порт. Возможно, ты больше никогда в жизни не увидишь этого человека. Но даже если вы снова когда-нибудь встретитесь, тебе достаточно будет произнести всего четыре слова: «У меня не получилось». Ведь вполне возможно и такое, что все события, о которых говорил Минур, произойдут и без твоего участия.
        Если Минур и испытал разочарование, на лице его ничего не отразилось.
        - Это ваше окончательное решение, господин де Койн?
        С самым решительным видом я кивнул головой. Решение окончательное, окончательней некуда. Мне не хочется быть пешкой в чужой игре, а сейчас получалось именно так.
        - Жаль, очень жаль. - Сожаление в его голосе было искренним. - Почему-то я считал, что мы договоримся. Ну что ж, в этом случае мне не остается ничего, кроме как попросить вас задержаться в Скардаре.
        - То есть вы меня арестовываете? - Я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более иронично. А что мне еще оставалось?
        - Ну что вы, что вы! Как я могу так поступить? Вы же не просто граф Артуа де Койн, вы человек, в котором императрица Янианна души не чает. Более того, я прекрасно осведомлен о том, что, не случись того, что с вами произошло в последнее время, вы были бы уже связаны с ее величеством узами священного брака. Но понимаете ли, в чем дело…
        Минур встал, заставив меня тоже подняться, прошелся по комнате, заложив обе руки за спину. Прошелся раз, другой, затем внезапно остановился и посмотрел мне в глаза:
        - Вы, господин де Койн, и вправду считаете, что после всего происшедшего между вами и моим сыном я могу оставить все как есть? После того, как вы оскорбили его, пусть, на ваш взгляд, и по делу? Моего Диамуна, единственного сына и наследника? Причем отклонив единственную возможность исправить положение? Нет, господин де Койн, так не бывает. Вам придется задержаться в Скардаре, хотите вы того или нет. Вероятно, вы задаетесь вопросом, зачем мне это нужно? Так вот, позвольте мне не отвечать. Считайте, что мне просто так захотелось, и все. Конечно, я понимаю, что это событие может вызвать осложнения в отношениях между Скардаром и Империей. Но только теоретически. Вот вы утверждаете, что являетесь господином де Койном, возлюбленным императрицы и ее женихом. Где гарантия, что вы не самозванец? Кто может подтвердить сам факт того, что именно вы де Койн? Ваш слуга? Очень важное свидетельство, не отрицаю, свидетельство, которому поверят все. Только у меня тоже есть свидетели, и их не меньше десяти, которые утверждают, что вы всего час назад устроили пьяную резню в борделе, убив при этом бедную девушку,
которую только тяжелая болезнь матери заставила пойти работать в этот вертеп.
        Вы спешно покинули Империю чуть ли не накануне свадьбы. Вероятно, неотложные дела заставили вас так сделать. Но может быть, вы совершили нечто такое, после чего просто вынуждены были сбежать? Скардар всегда был дружественным по отношению к Империи. И потому мы доставим вас как преступника, в кандалах. Когда все выяснится, мы принесем свои извинения за столь нелепую ошибку и даже накажем людей, повинных в этом.
        Минур замолчал на миг, отдыхая после своей проникновенной речи, затем продолжил:
        - Согласитесь, любой из этих вариантов не сулит вам ничего хорошего, но их ведь еще можно и объединить. Представляю, как будут рады ваши недоброжелатели, которых, как я знаю, в Империи у вас полно. И как трудно будет вам объясниться перед ее величеством. Особенно за бедную девочку, убитую вами. И вот еще что. Едва прибыв в Скардар, вы остановились в доме Пьетроссо, а от этого человека за лигу несет заговором.
        - Это единственный дом в Скардаре, предложивший мне свое гостеприимство, - успел вставить я.
        - Да что вы? - изумился Минур. - Надо же! Именно его хозяин является моим самым заклятым врагом. И как же все совпало, просто невероятно! - Следующие слова он произносил ровным холодным тоном: - Вы задержитесь в Скардаре, уверяю вас. Прежде всего вы публично, я повторяю - публично - извинитесь перед Диамуном, и даже если он нанесет вам пощечину, примите это как должное. Затем…
        - Извините, господин ондириер, но перед вашим сыном я извиняться не буду. Даже то, что Диамун ваш сын и наследник, не позволяет ему разрешать себе подобные поступки и выражения, и вы это отлично понимаете. Вы можете обвинять меня в чем угодно: в заговоре против вас, во всех нераскрытых в Абидосе убийствах за последние полторы сотни лет - ничего не изменится, извиняться я не буду. Прошу меня простить, но мое решение окончательное.
        Самый тяжелый момент во всем нашем разговоре. Если сейчас Минур закусит удила и начнет настаивать на моих извинениях, все может зайти слишком далеко. Но правитель Скардара молчал.
        Я даже не стал оглядываться по сторонам, присматривая вещи, которые могли бы пригодиться в качестве оружия, если дело пойдет совсем худо. Мои люди и так пострадали из-за того, что пошли за мной, а сколько их уже погибло… Так что самое время отвечать за все самому.
        Минур поднялся на ноги, зашел за спинку кресла и облокотился на нее, по-прежнему глядя мне в глаза.
        - А как вам такой вариант развития событий, господин де Койн? Ваши спутники, как я слышал, сбежали из изнердийского плена. Но сейчас я засомневался, а так ли это? И мне внезапно пришла в голову мысль: уж не шпионы ли они? Тогда очень легко становится объяснить факт вашего чудесного спасения от втрое превосходящего противника.
        Со шпионами у нас разговор короткий, существует славный старинный скардарский обычай лишать их головы. Нет, вы окажетесь ни при чем, сочтем их вашими случайными попутчиками. Судя по отношению к вашим людям, вы чувствуете себя ответственным за них. Получается неплохой ход с моей стороны, согласитесь. Ведь даже если из-за этой маленькой… - Минур поморщил лицо, с трудом сдерживаясь, - вы создали себе столько проблем, так что и говорить о людях, с которыми вы столько прошли. Словом, мы договорились - вы остаетесь. Тем более путь морем сейчас чрезвычайно опасен, а отправить корабли для сопровождения у меня нет возможности. Так что будем считать, что это во имя вашей же безопасности.
        Я молчал, понимая, что он уже принял решение, от которого вряд ли отступится.
        Угрожать ему бессмысленно, да и не было у меня ничего такого, что могло бы его испугать. Пригрозить ухудшением отношений с Империей? А смысл? Поэтому я молчал.
        Следующая фраза Минура застала меня врасплох, я ожидал чего угодно, но только не ее:
        - Господин де Койн, вы не могли бы составить мне компанию и поужинать со мной? Никак не могу отказаться от привычки есть перед сном.
        Голос у него при этом звучал чуть ли не извинительно.
        Никаких особо изысканных яств вроде паштета из соловьиных язычков или из голубиных почек на столе правителя Скардара не было. Холодная отварная телятина, нарезанная крупными ломтями, сыр, зелень, овощи, вино. Колбаски, похожие на охотничьи, к которым, кстати, Минур даже не притронулся. Немного непонятной кашицы зеленого цвета в глубоком блюде, как оказалось, соуса, очень острого и не слишком приятного на вкус.
        За ужином скардарский ондириер как ни в чем не бывало завел следующий разговор. По его словам, мне не стоило скучать все это время на берегу. Было бы весьма неплохо, если бы я на захваченном «Буревестнике» присоединился к скардарскому флоту, которому в ближайшее время предстоит ряд морских сражений. Еще лучше было бы, если бы на корабле развевался имперский флаг.
        - Нет, - отвечал я, - на это у меня нет ни малейшего права.
        Не видел я логики в словах и действиях правителя Скардара. Какой смысл задерживать меня здесь? По чьей-либо просьбе? Что и кому это даст? Пожалуй, ответить на этот вопрос будет легче всего, но кто мог знать, что я окажусь именно в Скардаре?
        Минур не желает отпустить меня, судя по его же словам, из соображений моей собственной безопасности, но в то же время предлагает принять участие в войне, а значит, риск моей гибели весьма велик.
        Когда я спросил, что же помешает мне покинуть берега Скардара, намекая на то, что попытаюсь сбежать, Минур ответил:
        - Как это что? Ваше слово, де Койн, ваше честное слово. Насколько я знаю, в таких вопросах вы очень щепетильны.
        Минур ел с аппетитом. Видимо, прислуживающие за столом люди отлично знали его вкусы, потому что он не давал им никаких указаний, поглощая то, что перед ним ставили. Мне же поесть так и не удалось. Стоило только отправить в рот кусочек чего-либо, сразу следовал вопрос, на который обязательно нужно было отвечать. Не знаю, делал ли он это преднамеренно, но после пары таких действий я отказался от следующей попытки хоть что-то попробовать и просто отхлебывал из кубка напиток темного цвета, похожий на грушевый компот. Вопросы сразу же прекратились, и больше всего это походило на утонченное издевательство.
        К дому Иджина я возвращался снова пешком, в сопровождении трех стражников, вооруженных короткими пиками.

«Ладно, Минур, - думал я. - Я побуду здесь некоторое время. Но черт бы меня побрал, если ты когда-нибудь сам не пожалеешь о том, что заставил меня остаться».
        Фред фер Груенуа еще не спал. Не спали ни Клемьер, ни Иджин. Прошка вертелся неподалеку, со слоновьей грацией стараясь быть незамеченным.
        Фред находился в возбужденном состоянии.
        - Знаю, - махнул я рукой в ответ на его сообщение о том, что на днях из Абидоса в Абдальяр отправляется целая флотилия и на одном из кораблей нам обязательно найдется место. Флотилия - это хорошо, вот только мне с ней не по пути.
        Затем я сел писать письмо Яне. Письмо получилось длинным, и на это ушла почти целая ночь. Понятно, что письмо не единожды перлюстрируют и даже тщательно скопируют, так что написать лишнего я не мог себе позволить. А сказать хотелось так много. Понимаешь, милая, я у тебя такой, какой есть. Но будешь ли ты по-прежнему любить меня, если я изменюсь и стану другим?
        Глава 26
        ЕЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО
        Утро началось так же, как и обычно в последнее время - с взгляда на пустующую половину постели. Яна уже много раз представляла себе встречу с несостоявшимся мужем: как она будет смотреть, как будет вести себя с ним, что скажет. Она устроит ему такой теплый и ласковый прием, что он надолго его запомнит.

«Если он еще жив, - мелькнула паническая мысль, - если он еще жив».
        Затем она вспомнила их встречу после его поездки на север, свою холодность, которая едва не обернулась разрывом. Да, она была уверена: все, что о нем говорят
        - правда, но все же следовало дать ему шанс объясниться.
        Потом была поездка на побережье, когда она молила всех известных ей богов, чтобы он еще не успел уехать. И она вздрогнула, зябко передернув плечами, вспоминая, как тогда волновалась.
        Яна спустила ноги с постели, осторожно поставив их на пол. Обвела взглядом огромную спальню и рассмеялась, вспомнив, как он в ней заблудился. Заблудился в спальне! Какой же у него тогда был озадаченный голос!
        Яна схватилась за живот, в котором росла новая жизнь, напомнившая о себе очередным толчком. Живот был огромным. Доктора, слушавшие его через свои трубки, озадаченно крякали и сообщали, что, вполне возможно, у ее величества будут близнецы. И где он пропадает, этот негодяй, сейчас, когда особенно нужен?
        Настроение опять испортилось, и она коротко звякнула в колокольчик, призывая служанок.
        Сейчас их налетит целая куча, они будут убеждать Яну в том, что она великолепно выглядит и что все будет хорошо.
        Затем весь день ей придется делать вид всезнающей, всепонимающей и всемогущей императрицы, и вряд ли удастся хоть немного поплакать в укромном уголке. Да и где найдешь его во дворце и кто ее в нем оставит наедине?
        Страшно, хотя все доктора в один голос уверяют, что причин для беспокойства нет и роды пройдут удачно. Уже совсем скоро… И как бы соглашаясь с этим, в животе в очередной раз шевельнулся ребенок, ее ребенок.
        И где его носит, этого Артуа? Была бы сейчас жива мама…
        Она все понимала и умела успокоить и приласкать. Отец всегда был суров, Яна даже побаивалась его немножко. И только после смерти родителей она поняла, что это была маска, которую он был вынужден носить. Она и сама носит такую маску, носит с утра до вечера, и только с Артуа позволяла себе снимать ее.
        Яна почувствовала, как глаза ее наполняются слезами. Артуа тоже умеет и пожалеть, и приласкать. Да так, что иногда трудно понять, жива ли она еще, или уже нет. Это называется сладкой смертью, она знает.
        Первый раз она увидела его, когда он вошел в бальную залу… Нет, первый раз был еще раньше, и она говорила ему об этом. А он так и не спросил, когда же это произошло.
        Зато как он на нее смотрел! Она привыкла, что мужчины обращают на нее внимание, давно уже привыкла, но такой взгляд, где восхищение перемешано с болью, был только у него. Сначала она даже не понимала, откуда столько боли в его глазах, и только потом догадалась: так смотрят на то, чем восхищаются, понимая, что получить это не смогут никогда.
        А как забавно он смущался после случая с Бобсом, собакой, которую он принял за чудовище и от которой пытался спасти Яну. Ее величество снова прыснула, чувствуя, как с ресниц слетели слезинки. Перепады настроения в последнее время для нее стали обычны, как и постоянно накатывающая тошнота.
        Дверь открылась, пропуская служанок. Все, нужно снова надеть маску, которую можно будет снять только перед сном, когда никто не сможет увидеть, как плачет императрица.
        Ее снова ждет рутина. И первым из дел будет встреча с Кенгрифом Стоком, начальником Тайной стражи. Сначала он сделает доклад о текущих делах, а в конце разговора извиняюще разведет руками: нет, ваше величество, по-прежнему ничего не известно.
        В конце длинного широкого коридора, по которому сейчас шла Яна, показалась чья-то фигура, и у императрицы часто забилось сердце. Неужели это он? Он всегда объявляется внезапно после своих отлучек. А она в таком виде… И пусть все вокруг говорят, что она по-прежнему прекрасна, но ведь зеркало-то не обманешь.
        Нет, это не он. И как она могла ошибиться? Даже ничего общего нет.
        Возможно, они бы всю жизнь так и оставались любовниками. Поначалу, когда она заявила, что сделала свой выбор и что никто не сможет повлиять на ее решение, все были против. Сказала она так в ответ на замечание герцога Ониойского, дяди, двоюродного брата мамы, сказавшего ей о том, что она уделяет слишком много внимания безвестному дворянину, да еще и чужестранцу, намекая на их близкие отношения.
        Мнение герцога всегда значило для нее очень много, после смерти папы и мамы род герцога был чуть ли не единственным, на поддержку которого она могла бы рассчитывать. От ее рода, рода Крондейлов, осталась только она одна, а вот желающих занять ее место на троне было очень и очень много.
        Яна знала, что причиной смерти родителей была не вьенская лихорадка, их отравили. Яна даже знала, куда ведут следы, и понимала, что на месте Артуа должен быть представитель могущественного рода, имеющего в Империи значительный вес. И как же было тяжело выслушивать все это от герцога, настаивающего на том, что ей следует расстаться с Артуа.
        Артуа, видя ее состояние и догадываясь о причинах, вел себя особенно нежно. А во взгляде его была боль, словно он в любую минуту ожидал услышать от нее, что между ними все кончено.
        Затем было их обручение. Как она долго ждала его предложения, ждала, понимая, как много зависит не от нее. Он был таким робким и все никак не мог решиться. Когда они обручились, Яна не носила кольцо с фениксом, он просил, чтобы никто пока не знал об их помолвке. И она лишь тайком могла любоваться целой вселенной, заключенной в камне.
        Какой же он забавный! «Подожди немного, пока я не стану очень влиятельным человеком в Империи, а уж тогда…» - просил он. Как будто от этого что-то зависит.
        Позже мнение герцога внезапно переменилось, хотя она так и не поняла почему. Просто дядя перестал настаивать на том, чтобы Яна рассталась с Артуа.
        Потом был поездка Артуа на север, к вардам. Когда он уехал, Яна и поняла, что ждет от него ребенка. И с каким нетерпением она ожидала возвращения Артуа, чтобы сообщить эту весть!
        Он блестяще справился с тем, что должен был сделать герцог Иллойский, глава делегации. Герцог в своем письме так и написал, что в заключении мирного договора с вардами целиком заслуга барона де Койна. И это человек, о тщеславии которого в Империи рассказывали анекдоты!
        В то время как Артуа оттачивал дипломатические навыки у вардов, в Империю прибыл великий герцог Эйсен-Гермсайдра. Сколько нового она узнала о своем женихе! Того, о чем он ей никогда не говорил. Герцог сказал, что обязан Артуа своей жизнью и своим счастьем.
        Затем произошло то, после чего она чуть не потеряла Артуа навеки. Яна снова вздрогнула, вспомнив, как увидела его на полу дворцовой залы в пятне крови. Его увезли, а ей было так плохо, что она боялась потерять ребенка. Два дня она металась в бреду, и все это время задавала окружающим один-единственный вопрос:
«Как Артуа?» Ей говорили, что все хорошо, что он пошел на поправку. Но она-то понимала, что сейчас, в ее состоянии, никто не станет сообщать ей страшную весть. Затем она сразу поехала в его дом, но Артуа там уже не было. И если бы она опоздала хоть на день, отправившись разыскивать его…
        Когда они все же встретились, он сделал шаг навстречу, но затем застыл, и лицо его было таким холодным, будто каменным. Был трудный разговор, а затем все стало так замечательно.
        И ее императорское величество Янианна I улыбнулась, вспоминая выражение его лица, когда он забрался с букетом необычных, но таких красивых цветов, через окно в комнату, где она спала. Какое растерянное у него было лицо, когда он обнаружил комнату пустой! Она смотрела на него, спрятавшись за занавеску, и не смогла сдержать смех.
        Вот и кабинет. Все, сейчас придет граф Кенгриф Сток с еженедельным докладом. Затем отчет департамента финансов. Обед, после которого ей удастся немного отдохнуть. И в самом конце дня предстоит очередная встреча с Биндюсом Мейнтом, послом трабонского короля Готома. Крайне неприятный человек, в последнее время он ведет себя просто вызывающе, ясное дело, по указанию своего короля.
        А разговор опять пойдет о западной провинции Империи Сверендер. И где трабонцы только выкопали эту бумагу? Посол в последнее время перешел чуть ли не к прямым угрозам. У Трабона сильная армия, кто же спорит. И Империя сейчас не готова к войне, для нее не самое подходящее время. Да и отец всегда говорил, что даже самый шаткий мир все же лучше, чем война.
        Так что придется весь день носить на лице эту маску, ведь нельзя проявлять ни малейших признаков слабости, внутри Империи врагов тоже хватает.
        Янианна вспомнила, что она чувствовала, когда до свадьбы оставались считаные дни, а его все не было. Не выдержав, она тогда приказала доставить для разговора Анри Коллайна, одного из людей Артуа. С ним она уже была знакома, именно он предположил, где мог скрываться Артуа после их размолвки.
        И опять она узнала о нем много нового. Анри уверил ее в том, что в пропаже Артуа виноваты какие-то непреодолимые обстоятельства. С этим они согласились оба, Артуа притягивает к себе проблемы, как магнит. Ну хотя бы весточку мог прислать, ведь он должен понимать, как она переживает.
        Кто бы только знал, как она устала изображать всесильную и всемогущую императрицу! Как хочется прижаться к его груди и на миг почувствовать себя маленькой слабой девочкой.
        Дверь кабинета распахнулась, пропуская начальника Тайной стражи.
        - Здравствуйте, господин граф. Проходите. У нас с вами не так много времени.
        Глава 27
        ЭЙ, МОРЯК…

«Эй, моряк, ты слишком долго плавал. Я тебя успела позабыть», - крутились в голове слова из песни, считающейся первым отечественным рок-н-роллом. Я стоял на мостике
«Буревестника», переименованного Фредом в очередную «Мелиссу».
        После моего разговора с правителем Скардара Минуром дир Сьенуоссо прошел месяц. За это время я не видел ни самого правителя, ни его сына Диамуна. Нельзя сказать, что это обстоятельство хоть сколько-нибудь меня печалило. Я был бы даже рад никогда в жизни не повстречать ни одного, ни другого. Мне все же пришлось дать Минуру слово, что я останусь, останусь в Скардаре, хотя меньше всего на свете мне хотелось именно этого. Дал слово сразу из-за всех тех угроз, что перечислил Минур. Он ведь не просто угрожал, он был полон решимости претворить свои угрозы в жизнь. И что было бы в случае моего гордого отказа? Возможно, я прибыл бы в Империю и не в кандалах, хотя не исключено. Но какими глазами мне пришлось бы смотреть на Янианну? И как трудно было бы объяснить, что я не виновен ни в одном из обвинений. Наверное, мне все же удалось бы ее убедить, но… Хорошенький бы резонанс получила вся эта история в Империи, ведь обвиняет-то сам правитель Скардара. А уж если такие люди врут…

«Ничего удивительного в том, что произошло, - велись бы во всех салонах разговоры.
        - С самого начала было понятно, что рано или поздно он скинет маску. Нельзя вместе с титулом получить и благородное воспитание. Да уж, наша императрица слишком юна, чтобы разбираться в людях».
        И произнесший эти слова человек обязательно сделает соответствующее лицо. А сколько их таких будет? Да черт бы с ним, со мной, но Фред, Клемьер, тот же Прошка. Они-то почему должны страдать? Уж их бы точно никто никуда отправлять не стал. Как же я проклинал тот день, когда судьба свела меня с тем человеком. Подарок к свадьбе, за неделю обернусь…
        Корабли в Абдальяр ушли уже давно, через три дня после нашего разговора с Минуром. На борту одного из них были Мириам и Гисса. С ними отправился и Чонк. Он был матросом еще на той «Мелиссе» Фреда, что повстречалась мне в Агуайло, и пострадал при абордаже «Интбугера», оставшись без правой руки почти по локоть. Тяжело мужчине в самом расцвете сил остаться калекой, особенно если единственной твоей профессией является профессия моряка.
        Ничего, парень, доберешься в Абдальяр, там сядешь на корабль, идущий в Гроугент. Встретишься с Герентом и передашь ему письмо. В нем говорится и о твоей дальнейшей судьбе, и о судьбе двух этих девчонок. Твоя основная задача сейчас состоит в том, чтобы приглядеть за ними во время плавания в Империю. С капитаном корабля я переговорил лично, золота он получил достаточно, но ты все равно приглядывай, головой за обеих отвечаешь.
        Теперь ты, Мириам. Я очень надеюсь, что все твои неприятности уже позади, а впереди все только хорошее. Когда прибудете, вас увезут в столицу, Дрондер. Жить будете в моем столичном доме, и занятие вам найдется. Знаешь, какой он красивый, мой столичный дом? Ты даже представить себе не можешь. Вот в нем и будете жить, дожидаясь нас с Прошкой. Мы здесь тоже долго не задержимся, что бы он себе ни напридумывал, местный сатрап. Вернемся, сыграем вашу свадьбу, но жить будете в моем доме, никуда вас не отпущу, сразу предупреждаю. Нарожаешь ему кучу детишек. Сынков, таких же дылд бестолковых, как он сам, и дочек, умненьких и симпатичных, как ты. Заслужила ты тот кусочек счастья, что каждому человеку положен, да не всем достается.
        Так, я же обещал Прошку бароном сделать… Ладно, после возвращения разберемся. Все, все, давай я тебе слезы вытру и в щеку поцелую. Попрощайся с Прошкой. На борт пора, корабль скоро отходит. И не нужно извиняться, ни при чем ты, совсем ни при чем.
        Мы стояли и смотрели вслед уходящим кораблям. Прошка - глазами пса, ни за что обиженного всегда таким добрым хозяином - так он переживал расставание с Мириам. Фред с Клемьером обсуждали парусное вооружение корабля, увезшего нашу надежду на скорое возвращение. Гриттер, стоявший на одной ноге и опирающийся на костыль. Такой молчаливый в последнее время Оливер Гентье, недавно потерявший брата. Бронс, не получивший во время абордажа ни царапины. И Трендир, которому в самом начале боя крепко досталось от кого-то из табрисцев по голове. Он пришел в сознание уже после того, как на «Интбугер» высадилась помощь с «Четвертого сына». И это было все.
        Первые несколько дней после ухода кораблей дома Иджина я не покидал, для экскурсий по столице Скардара не было настроения. Существовала и другая причина - локоть. Лекарь исправно продолжал навещать меня с очередной порцией бальзама в сопровождении все того же помощника-юнца. Каждого его визита я ждал с неизбежностью узника, к которому ежедневно приходит палач, чтобы устроить очередную экзекуцию. А вечером меня ждала пытка, которую я устраивал себе уже сам. Наконец, на четвертый день, когда я успел обнажить локоть, привычно закусив при этом нижнюю губу, Мидус заявил: все.
        Взяв меня за кисть и попросив расслабить руку, он резко дернул ее на себя. Уже с раскрытым для крика ртом я сообразил, что боли нет. Все еще не веря, я несколько раз согнул и разогнул руку в локте, нанес несколько ударов в воздух, затем выполнил подобие выпада.
        - Сколько? - спросил я у лекаря, получив в ответ не самый дружелюбный взгляд.
        Да ладно, дедуль, сейчас я полностью приду в себя и тогда уже отблагодарю как положено. Принесу свои извинения, что сомневался в твоем искусстве врачевателя. А тебе, юнец, я все же бальзамом кое-где помажу, как и обещал. Потому что только твоему учителю позволено смотреть на меня так, как ему вздумается. Ему сейчас многое позволяется, даже обругать, если такое желание возникнет. Кто бы знал, как я сомневался в том, что возможно вылечить руку без всяких последствий. А теперь… и я с удовольствием крутил рукой в локте, сгибал ее, разгибал… Затем выпытал у лекаря размер гонорара, удвоил его, расплатился и проводил до ворот, беспрестанно благодаря и делая комплименты его таланту. Видимо, даже перестарался, потому что Мидус вздохнул с облегчением, когда мы наконец расстались.
        Деньги у меня теперь были. Пусть я и не получил на грудь собачьей головы или какой-либо другой награды, но денежный приз за захват «Буревестника» нам выплатили, и он оказался довольно внушительным.
        И я наконец смог расплатиться со своими людьми. И даже не стал экономить на том, что людей почти не осталось. Посчитал сумму, которую я должен выплатить, вернись мы в Империю в полном составе, и разделил ее на количество оставшихся в живых. Так, по-моему, было справедливо.
        После ухода лекаря я разыскал Иджина, склонившегося над толстенным фолиантом, и предложил ему сразиться в учебном бою. Настроение было прекрасным, вот уж воистину говорят, что главное - это здоровье, а остальное приложится. Иджин охотно откликнулся на мою просьбу. Но даже то, что я проиграл ему три схватки из пяти, настроения нисколько не испортило. Не то чтобы он искуснее меня в фехтовании, просто я все время ждал подвоха от своей правой руки. Ждал, как оказалось, напрасно.
        В это время с прогулки по городу вернулся Фред, и на лице его явно читалась какая-то забота. Когда я узнал причину, настроение испортилось мгновенно - Фреда спровоцировали на дуэль. Причем спровоцировали грубо, сильно толкнув в плечо, когда они вдвоем со сти Молеуеном выходили из какого-то третьеразрядного кабака, куда они заскочили по случаю небывалой жары в надежде выпить что-нибудь холодненькое.
        Когда я предлагал Фреду и остальным уплыть в Империю на одном корабле с Мириам (в конце концов, Минур добился своего, взяв с меня слово, что я останусь), они отказались.
        Фред даже пытался отшутиться:
        - Давай вообразим следующую картину, Артуа. Когда ты будешь представлять меня ее величеству (ты еще не забыл о своем обещании?), что ты скажешь императрице? «Ваше величество, разрешите представить вам графа фер Груенуа, человека, который бросил меня в трудную минуту».
        И я не стал настаивать.
        Дуэль, кстати, фер Груенуа выиграл, причем выиграл блестяще, немало поиздевавшись над человеком, бросившим ему вызов, и получив взамен лишь царапину на правой руке. И я, несмотря на все его возражения, старательно перебинтовал ему руку перед следующим нашим выходом в Абидос. Причем сделал это так, что вся кисть правой руки оказалась под толстым слоем бинта.
        Господа, если у вас возникнут какие-либо вопросы к Фреду фер Груенуа, адресуйте их сразу мне. Потому что сейчас он не в состоянии на них ответить. Сидеть же безвылазно в доме дир Пьетроссо - значит давать повод для всяких гнусных выводов, и мы вам его не дадим.
        Была еще проблема с Клемьером, но мне легко удалось убедить его в необходимости не покидать некоторое время гостеприимный дом Иджина. Сти Молеуен легко пошел на это, не хуже других понимая, что как боец он не очень, и это еще мягко сказано. Редко когда у человека бывает множество талантов, о себе не говорю. Но в моем случае все с лихвой перекрывалось недостатком мозгов.
        Еще через пару дней Фред пришел ко мне с разговором: ему предложили взять под командование «Интбугер», который вошел в состав скардарского флота, и он уже успел дать согласие.
        Рассказав новость, он выжидающе посмотрел на меня. Чего на меня смотреть, решение, по-моему, правильное. С Изнердом у тебя свои счеты, а сидеть на берегу и ждать непонятно чего… Все равно в ближайшее время выбраться из Скардара никакой возможности не будет.
        - Рассказывай подробности, - потребовал я.
        Как оказалось, Фред говорил со сти Молеуеном, и тот тоже был не против повоевать на скардарской стороне. Счеты с Изнердом имелись и у него, да и воевать они будут не за награды, а за вполне конкретное золото. Правда, слышал я, что экономика Скардара переживает сейчас далеко не лучшие времена, война, так что лучше постараться взять аванс побольше.
        Далее Фред рассказал, что экипаж придется набирать на берегу, деньги на это уже выделены, как выделено и все остальное - снабжение и боеприпасы. Через две недели
«Мелисса» должна выйти в море, чтобы присоединиться к эскадре.
        Ну что ж, в какой-то степени я даже рад за вас, ведь вам не придется торчать в Абидосе в ожидании непонятно чего. Да и «Мелисса» - отличный корабль, в чем мы все уже убедились. А уж в меру сил помочь Скардару - дело, несомненно, благородное. Мне и сам он нравится, и люди в нем отличные. Кроме двух человек - Минура и его отпрыска.
        А Фред продолжал смотреть на меня с непонятным выражением во взоре. Что бы ты от меня хотел, дружище? Благословения на ратный подвиг? Так не по адресу.
        Стоп. Мне-то какого дьявола на берегу сидеть? Иджин дома тоже долго не задержится. И что мне потом делать в чужом городе, в чужой стране? Бездумно шляться по улицам Абидоса, время от времени замечая за собой слежку людей Минура? Общаться с теми несколькими приятелями дир Пьетроссо, с которыми он успел меня познакомить? И не дай бог, снова встречу Диамуна, точно ведь не сдержусь и создам себе еще больше проблем.
        А что, далеко не самая плохая идея. По крайней мере, появится возможность оказаться подальше от Минура, ведь черт его знает, что у него еще на уме. Лучше уж быть среди своих на далеко не самом плохом корабле, а там, глядишь, ситуация изменится.
        - Господин фер Груенуа, - осторожно начал я. - Не найдется ли случайно на борту
«Мелиссы» свободной каюты для одного в общем-то довольно неплохого парня, кстати, вашего соотечественника?
        После его реакции на свои слова я наконец догадался, почему фер Груенуа смотрел на меня именно так.
        При первом же совещании в кают-компании «Мелиссы» Фред задал мне вопрос, связанный с одной проблемой, и вновь посмотрел на меня выжидающе. Обычно подобные проблемы решает капитан. Но, судя по затянувшемуся среди присутствующих на совещании молчанию, решение должен был принять я. Ну что ж, господа, это ваше право, и я благодарю вас за честь и оказанное доверие. Тогда поступим следующим образом…
        И начались заботы, времени на мысли о личных проблемах уже не оставалось. Прежде всего встал вопрос с экипажем корабля - нам требовалось около трехсот человек. Да, это был сброд, настоящий сброд, навербованный по кабакам. И, чтобы понять это, достаточно было одного взгляда. Но мы смогли найти их.
        Снова мне очень помог Гриттер. Уж не знаю, что он там пел, расхаживая на костыле по всем тавернам Абидоса, но люди после его рассказов все шли и шли.

«Невероятно, - думалось мне, - что человек с такими талантами, как у него, занимает то место, которое сейчас занимает».
        Конечно же перебирать людей не приходилось, но экипаж удалось укомплектовать полностью. И самое приятное, командиром абордажной партии стал Иджин дир Пьетроссо. Когда я спросил, как он сумел перевестись на «Мелиссу», он ответил:
        - Никаких проблем в связи с этим не возникло.
        Иджин привел с собой полтора десятка человек. Среди них оказалось несколько парней из его абордажной команды на «Воителе», с которыми мы вместе захватывали
«Буревестник». Остальные были офицерами и почти все - его родственники. Именно в офицерах мы больше всего и нуждались.

«Рассадник крамолы, - думал я, глядя на них, вспоминая Минура и улыбаясь. - Да и плевать. И Минуру удобно. Он, наверное, даже мечтал об этом: собрать всех своих врагов в одном месте. Удобнее будет прихлопнуть при нужде».
        Сам же дир Пьетроссо мотивировал свой перевод на «Мелиссу» тем, что в моем обществе ему не бывает скучно. Это уж точно, Иджин, и ты еще не раз пожалеешь, что связался со мной, настолько тебе не будет скучно.
        Первым долгом я отменил телесные наказания. Увидел, как одного из матросов наказывают линьками, подошел, отобрал их и выбросил за борт. Нет, не от доброты своей душевной. На корабле собралась как раз та категория людей, что любой добрый поступок воспринимает как слабость. К тому времени мы уже вышли в море, и я приказал выстроить всех людей на шкафуте. Прошел вдоль строя, заглядывая в глаза…
        Они были разными, эти люди, бородатыми мужиками в годах и совсем юнцами, на чьих лицах пробивался первый пушок. И смотрели они по-разному. Кто-то угрюмо, словно говоря, что лишь крайняя нужда заставила его ступить на палубу этого корыта. Кто-то - с вызовом: мол, всяких за свою жизнь видывали. Попадались и те, в чьих взглядах читался чуть ли не восторг. Это была работа Гриттера, и не представляю даже, что он им наплел. Восторженные взгляды были у самых молодых. Эх, молодость, молодость. Вам бы еще у мамкиной юбки сидеть и девчонок лапать, чтобы замирало сердце да дух перехватывало от жажды еще не изведанного, но уже такого желанного. Пройдясь раз-другой перед строем, я остановился посередине.
        - Наказание у нас будет только одно, - заявил я, выразительно указав глазами на рей, на ноке которого обычно и прилаживают веревку с петлей, чтобы перекрыть доступ к кислороду. - И, очень надеюсь, что до этого дело не дойдет. А вот спокойной жизни не ждите, ее не будет.
        Не будет, потому что мы действительно должны стать экипажем боевого корабля. Мы должны понять, что отныне наши жизни зависят друг от друга, и совершенно неважно, кто из нас чем занимается. Так что предстоит нам учиться долго и упорно. Запомните слова одного великого человека, их в этом мире еще никто не произносил: тяжело в учении - легко в бою. И самым страшным наказанием должна стать не петля, а то, что с этого корабля спишут на берег.
        Вам же, господа офицеры, тоже необходимо понять. Не их, а вас нужно наказывать линьками, если смотрят неуважительно, что-то бурчат в ответ и не бегом отправляются выполнять распоряжения. Это вы делаете что-то не так, вы не можете стать для них авторитетом, а значит, для кого-то первый поход на «Мелиссе» так и останется единственным.
        Учебные тревоги стали для экипажа такой же обыденной вещью, как сигнал на обед и ужин. Независимо от времени суток приходилось появляться на мостике, обряженным в кирасу и шлем. Это важно - люди должны видеть, что учения обязательны для всех, невзирая на чины и лица. Что никто не спит, когда по кораблю объявлена учебная тревога и когда остальные сломя голову несутся к положенным им постам.
        Конечно, нравилось это не всем. Недовольные находятся всегда, даже когда все хорошо, такая уж натура у некоторых, и никуда от этого не деться. Но экипаж на глазах становился именно экипажем…

«Эй, моряк, ты слишком долго плавал…» Вот же привязалась, черт бы ее побрал.
        За кормой «Мелиссы», в кильватере, шел захваченный нами изнердийский корабль. Большой пятидесятичетырехпушечный корабль, который мы взяли на абордаж и вели теперь в Абидос.

«Мелисса» шла под всеми парусами, стремясь как можно быстрее достичь эскадры Скардара, курсировавшей где-то у мыса Инстойл, что в южной части Бирейского моря.
        Среди офицеров корабля был Хойхо дир Моссо, как я понял - глаза и уши Минура на корабле. Вопреки всем ожиданиям, дир Моссо оказался на редкость приятным человеком. Он отличался хорошим чувством юмора, исправно тащил вахты, и у Фреда наконец появился достойный соперник в игре, которую фер Груенуа привез из дальних странствий.
        В вахту дир Моссо все и произошло. Был обед, успели подать только первое блюдо, когда в кают-компанию вошел вестовой с сообщением, что господин дир Моссо просит господ офицеров подняться на мостик. Обед - дело святое, и Хойхо не стал бы тревожить по пустякам, и потому мы спешно покинули кают-компанию, дружно оторвавшись от тарелок с супом.
        Парус. Марсовый сумел разглядеть почти на траверзе левого борта парус, плохо различимый в полосе дождя. Шторм закончился два дня назад, но море еще не успело успокоиться, хотя стрелка барометра упорно лезла вверх.
        Мы впились зрительными трубами в пространство по левому борту. Дир Моссо не ошибся, это изнердиец, такой же одинокий, как и мы. Враг тоже видел нас и даже успел изменить курс, целясь носом в «Мелиссу». И теперь предстояло сделать выбор: принять бой или отклониться, воспользовавшись тем, что наш корабль очень ходкий. И все смотрели на меня.
        Так, трехмачтовый двухпалубный корабль, несколько крупнее «Мелиссы» в размерах. То, что он боевой, сомнений никаких нет. А значит, при таких размерах он должен иметь преимущество в количестве орудий и в численности экипажа. Только что он здесь делает, да еще в одиночестве?
        Все, решение необходимо принимать немедленно. Надо же с чего-то начинать, так чем он плох для начала, этот изнердиец? Эти слова я и сказал Фреду, хлопнув его по плечу: действуй. И Фред не подвел. Как же мне все-таки везет с людьми, что встречаются на пути.
        Через пару часов лавирований на границе досягаемости вражеских пушек фер Груенуа смог вывести «Мелиссу» с кормы противника. Залп левым бортом, к сожалению, не совсем удачный - рулевое управление изнердийца не пострадало.
        Еще два часа работы для рулевых и матросов, находящихся на реях, и новый залп, на этот раз более успешный. «Громовержец», а именно так перевел название вражеского корабля фер Груенуа, остался без пера руля. Снова час лавирований, когда мы неудачно подставились под залп противника, наделавший в парусах немало дыр. Наш ответный залп книппелями почти в упор, оставивший бизань противника без косых парусов. Короткое совещание, после которого решено было брать врага на абордаж. Дир Пьетроссо настаивал на абордаже, утверждая, что его команда подготовлена достаточно хорошо. Фер Груенуа тоже был за, а сти Молеуен, как обычно, был со всеми согласен, словно говоря, что его дело - карты, лоции и астролябия. Решение опять оставалось за мной, и на этот раз я хлопнул по плечу Иджина: действуй.
        Правда, перед тем как фер Груенуа мастерски подвел нос «Мелиссы» к корме вражеского корабля, прогремели еще залпы картечью по его палубе. Слишком уж удачно все складывалось, чтобы попытаться просто его утопить.
        Прошку на абордаж я не отпустил, Мириам нужен не мертвый герой, а живой мужчина. Сам тоже не пошел, не тот случай. Но справились и без нашей помощи.
        После яростной получасовой атаки экипаж «Громовержца» сдался. Я хлопнул по плечу теперь уже снова фер Груенуа: иди, принимай капитуляцию, и спустился к себе в каюту. Казалось бы, все сложилось удачно, мы сумели захватить корабль выше рангом, и «Мелисса» при этом пострадала незначительно, а настроения не было совсем. Мне необходимо быть в Империи, Янианна должна уже родить, накопилось много неоплаченных долгов, с которыми пора рассчитываться, а я морским разбоем развлекаюсь.
        Восторженный рев я услышал даже в каюте. Ну, что там еще? Среди трофеев обнаружили бочки с вином? Так своего полно, и больше нормы никто не получит. Разве что двойную, в честь победы.
        Дверь каюты распахнулась во всю ширь, и в проеме появился Иджин. Выражение лица у него было донельзя довольным.

«Маньяк адреналиновый», - подумал я, рассматривая улыбающегося Иджина.
        На щеке глубокая царапина, кираса смята в нескольких местах, правая нога выше колена наспех обмотана платком, пропитанным кровью, а все туда же. Доволен, как будто счастье свое на изнердийском корабле нашел, которое много лет ищет и уже не надеялся отыскать.
        - Сколько человек полегло? - спросил я у него, уже раскрывшего рот для того, чтобы произнести какую-то новость.
        - Сорок шесть, - ответил вместо дир Пьетроссо вошедший вслед за ним Фред.
        Дьявол, чуть ли не пятнадцать процентов экипажа получается, о раненых даже спрашивать не хочется. И это в первом бою! Так, не буду своей кислой миной людям праздник портить, вон они как радуются.
        - Говорите уж, - махнул я рукой, видя их нетерпение.
        Золото. «Громовержец» шел в сопровождении двух кораблей на соединение с изнердийской эскадрой, и последний шторм разбросал корабли. Увидев «Мелиссу», изнердийцы не смогли преодолеть соблазна, слишком уже легкой добычей она им показалась.
        Нет, трюмы «Громовержца» не были забиты золотом, он вез некоторое количество на насущные нужды флота, провизию, ремонт, чтобы расплачиваться им в портах заходов. Еще он вез награды изнердийским офицерам. Ирония судьбы, мы ведь тоже шли на соединение, хотя золота у нас нет, разве что люди. Удачно. И главное, теперь не возникнет проблем с тем, чтобы пополнить экипаж.
        Гриттеру уже не будет необходимости заливаться соловьем, это успешно сделают за него матросы. А что, на провианте на «Мелиссе» не экономят, бить не бьют, да еще при удаче и золотом можно разжиться.
        И пусть наша доля всего четверть от добычи, остальное пойдет Скардару, но даже при таком раскладе получается очень и очень неплохо. Только погибших людей было жаль…

«Эй, моряк, ты слишком долго плавал…» Я стоял на мостике и смотрел на расплывающиеся в сумерках паруса «Громовержца», следовавшего за нами в кильватерной струе.
        Глава 28

«СЛЕДУЮ СВОИМ КУРСОМ»
        - Мне бы хотелось, чтобы сначала свое мнение высказал господин де Койн.
        Голос адмирала дир Митаиссо, командующего скардарской эскадрой, был буквально пропитан усталостью. Присутствующие в кают-компании флагманского корабля старшие офицеры эскадры не хуже дир Митаиссо знали об истинном положении дел, так что лишняя бравада была ни к чему.
        Скардар проигрывал войну. Проигрывал медленно, но неуклонно. И дело было не в сидящих здесь людях, в их бесталанности или в отсутствии должной степени мужества. Нет, как раз с этим все обстояло нормально.
        Военный флот, то, чем Скардар всегда гордился, стремительно ветшал. Время от времени со стапелей сходили новые корабли, но их было слишком мало. Ко всему прочему, Скардар - страна гористая, и дуб, необходимый для обшивки военных кораблей, давно стал предметом ввоза, потому что собственные дубовые рощи изведены на нет. Торговый флот вынужден был по большей части отстаиваться в портах. И те редкие караваны, что еще продолжали ходить, отправлялись под усиленной охраной боевых кораблей, отрывая тем самым так необходимые единицы от их непосредственных обязанностей. Экономика Скардара давно переживала спад, и это отражалось на всем. Падало производство товаров, росли цены на продукты питания… Словом, происходило все то, что и происходит в подобной ситуации с любой другой страной, и ничего нового Скардар в этом плане не придумал. А после того как к Изнерду, вечному сопернику Скардара в могуществе на море, присоединился Табриско, положение стало совсем уж угрожающим.
        Мы собрались на борту «Доблести Скардара», трехпалубного корабля, имевшего на своем борту восемьдесят четыре орудия. Эскадра Скардара, курсировавшая вдоль берега, состояла из восьми кораблей класса «Доблести» и четырнадцати тримур, имевших в среднем по сорок пушек на борту. Еще наличествовало семь коутнеров, которые можно рассматривать только как вспомогательные корабли, поскольку серьезного веса в морском бою они не имеют.
        По сути, это была сводная эскадра, собравшая в себя чуть ли не половину имеющихся кораблей, лучших и наиболее боеспособных.
        Шторм только что закончился, и все мы ждали одного: из бухты, вход в которую можно было увидеть через зрительную трубу в том случае, если хорошенько приглядеться, в самом скором времени должны показаться корабли Изнерда.
        Сегодня мы их не ждали, завтра - тоже маловероятно, но решать необходимо уже сейчас: принять бой или уходить к берегам Скардара. Положение усугублялось еще и тем, что на соединение к изнердийской эскадре шло еще одиннадцать кораблей.
        Вероятно, Изнерд ждал их, не торопясь высовывать нос из бухты. А зачем? Вскоре придет подкрепление, и тогда соотношение сил будет гораздо благоприятнее. Но и сейчас оно получалось явно не в нашу пользу. И если по численности кораблей мы практически не уступали, то по количеству стволов - значительно.

«Мелисса» и еще две тримуры прибыли к мысу Инстойл несколько дней назад. По пути нам встретился пакетбот, идущий в Скардар, который и подтвердил, что эскадра продолжает курсировать в указанном нам районе.

«Отчаянные парни, - думал я, глядя на скрывающийся в морской дали кораблик. - Восемь пушчонок, корыто шагов в пять шириной, одно только преимущество - неплохой ход. И не боятся же в одиночестве ходить там, где так легко встретить корабли противника».
        Как в воду смотрел, подумав о легкой встрече.
        Мы шли строем уступа, только что изменив курс после приказа, поступившего с тримуры «Четвертый сын», несущей на гафеле вымпел флагмана. Замыкал строй
«Скардарский лев», вышедший в море после ремонта в том сражении, в котором мы и взяли на абордаж теперь уже «Мелиссу».
        - Слева по курсу на горизонте паруса! - Крик впередсмотрящего застал меня, Иджина, Фреда и Клемьера на мостике. С нами находился и Хойхо дир Моссо, умудрившийся несколькими минутами ранее выиграть у Фреда в тримсбок, игру, в которой тот считал себя непревзойденным мастером. Надо сказать, этот факт весьма серьезно ранил самолюбие фер Груенуа, что отразилось на его лице.
        Лицо его стало выглядеть еще забавнее после вопроса Хойхо, который произнес его с самым невинным выражением:
        - Господин фер Груенуа, вы много путешествовали. Быть может, во время своих странствий вы познакомились еще с какой-нибудь занятной игрой, поскольку я овладел тримсбоком достаточно хорошо, для того чтобы понять, что соперников у меня уже нет.
        Затем Хойхо сменил на своем лице невинность на задумчивость:
        - И вряд ли они появятся в ближайшие пару десятков лет.
        Фред запыхтел, лихорадочно обдумывая достойный ответ.
        Мы с Иджином только что закончили нашу ежедневную битву на абордажных саблях, и в этой войне у каждого из нас были свои счеты. Когда Иджину надоедало проигрывать на шпагах, он предлагал сразиться саблями. Я, в свою очередь, делал обратное, когда надоедало проигрывать мне.
        За игрой Хойхо и Фреда всегда очень забавно наблюдать со стороны, и вот почему. Во время игры оба они имели обыкновение обмениваться по отношению друг к другу колкими репликами. Думаю, что, окажись на их месте два любых других человека, и все партии заканчивались бы одинаково: вызовом и последующим звоном стали. Но в их случае такого не было, да и быть не могло. И потому их противостояние стало для нас развлечением, позволяющим убить время на переходе к эскадре. Плелись изощренные интриги, призванные устроить им очередную встречу за доской. И когда наконец это происходило, в кают-компании собирались все свободные от вахт офицеры. Причем являлись они как будто бы не для того, чтобы поприсутствовать на очередной дуэли колкостей, аллегорий и тонких намеков на ущербность оппонента. Нет, каждый из офицеров наведывался в кают-компанию будто бы случайно, чтобы затем под благовидным предлогом остаться.
        И когда мы все затаили дыхание, а Фред уже открыл рот, чтобы озвучить ответ, с мачты раздался крик матроса, увидевшего далекие паруса.
        Паруса могли принадлежать кому угодно, и потому колокол забил боевую тревогу. Затем в воздух взметнулись сигнальные флаги, предупреждавшие «Четвертого сына» и
«Скардарского льва» о том, что они и сами, вероятно, уже успели заметить.
        На дистанции, что нас разделяла, понять можно было только то, что встреченных нами кораблей пять, а класс их примерно соответствует тримурам. Шли они в бакштаг, вытянувшись в линию и держа курс на зюйд.

«Так, - прикидывал я, - их положение для нас благоприятно. Если это враг, достаточно будет взять четверть румба влево, и тогда получится пройти у них по корме. А вот им, чтобы лечь на более удобный относительно ветра курс, придется совершать сложные эволюции».
        Опасения вызывал только «Скардарский лев». Он и раньше не отличался особой быстроходностью, а после наспех сделанного ремонта ничего не приобрел, скорее даже потерял. Но это мои рассуждения, рассуждения дилетанта. А что скажет дир Гамески, возглавляющий нашу маленькую эскадру?
        Я посмотрел на «Четвертого сына», желая увидеть на нем сигнал к нашим дальнейшим действиям. Сигнала не было, и пока это означало только то, что ситуация непонятна. Некоторое время мы продолжали следовать прежним курсом, все более сближаясь с еще не опознанными кораблями.
        - Изнерд! - послышалось сразу несколько голосов с самыми разными интонациями: от констатации факта до сдерживаемого волнения.
        Теперь сам вижу, тоже мне новость. И я в очередной раз взглянул на «Четвертого сына», а Иджин с Фредом в свою очередь посмотрели на меня.
        Ну и чего он медлит? Флагманский корабль по-прежнему не давал никаких сигналов.
        Мне рассказывали, что матросы хвастают перед своими знакомыми тем, что они с
«Мелиссы». Слышал и о том, что им как будто бы даже завидуют. А я-то здесь при чем? Собственно, от меня только и требуется, что с самым важным видом разгуливать по мостику, держа на лице выражение мудрости. Остальное делают фер Груенуа и сти Молеуен. Тот же Иджин, умудрившийся из всякого сброда сколотить такую абордажную команду, да еще за такой малый срок, что просто диву даешься.
        Все, больше медлить нельзя, нужно принимать решение. Заодно удостоверюсь в том, что люди смотрели на меня не в надежде услышать свежий анекдот.
        Я взглянул на мачты «Четвертого сына», чтобы в очередной раз убедиться, что там ничего не прибавилось, и бросил через плечо:
        - «Беру командование на себя», «Построение в кильватер», «Следуй за мной».
        Фер Груенуа повторил команду сигнальщику, и еще до того, как флажки успели подняться на фалах до конца, на остальных кораблях взметнулись ответные, подтверждающие, что команда принята.
        Корабли Изнерда взяли вправо, ровно столько, сколько позволил им ветер. Строй их распался, и уступом теперь шли они. Как же все-таки много зависит от ветра и как удачно, что сейчас он нам помощник, а не враг.
        - Господин фер Груенуа, - подозвал я к себе Фреда.
        Нужно объяснить ему, чего я хочу, ну а воплотить в жизнь мои соображения ему будет легче, факт неоспоримый. С мостика на палубу метнулся Иджин, принявшись раздавать распоряжения своим орлам. Его люди засуетились, разбирая ружья.
        Теперь мы шли строем кильватера: «Мелисса», «Четвертый сын», «Скардарский лев». Оглянувшись на «Сына», я обнаружил, что с его мачты исчез флагманский вымпел, а на
«Мелиссе» своего не было.

«Надо будет у них взаймы попросить», - усмехнулся я.
        Мы шли, целясь в разрыв между вторым и третьим кораблем в строю Изнерда. Перед самым сближением на дистанцию пушечного огня корабли Изнерда взяли влево, подставляя нам борта с многочисленными жерлами орудий.
        Пора. Я отдал очередную команду. Все три наших корабля тоже взяли левее, и
«Мелисса» устремилась между третьим и четвертым кораблем. Теперь «Четвертый сын» должен был пройти между четвертым и пятым изнердийцем, а «Скардарский лев» - по корме замыкающего строй.
        Ничего нового выдумывать было не нужно, я просто скопировал действия адмирала дир Колиньессо, покоившегося сейчас на дне вместе со своим «Гневом Мениоха». Правда, тогда изнердийцев было семь, да и в абордаж нам ввязываться нежелательно, потому что сейчас у нас были совсем другие планы.
        С помощью Прошки я облачился в кирасу, не забыв надеть шлем - слишком уж часто в последнее время доставалось по голове. И застыл, глядя на приближающиеся корабли.

«Только бы все удачно обошлось, только бы все обошлось…»
        Самым мудрым решением было бы уклониться от боя, пройти у вражеских кораблей по корме, и ветер тому благоприятствовал. Но тогда Изнерд непременно бросился бы за нами в погоню, а оторваться мы бы не смогли, у «Скардарского льва» не тот ход.
        И пришлось бы тащить их за собой до самого соединения со скардарским флотом, отбивая выпады. Потом бы нам помогли, или изнердийцы, увидев соотношение сил, ушли сами, превратившись из преследователей в убегающих.
        И что подумали бы люди? Нет, они бы ничего не сказали, пять кораблей против трех - это серьезно, но что бы подумали?
        Вот борта изнердийских кораблей окутались дымом, затем послышался грохот выстрелов…
        Господи, скоро это станет привычным, стоять с несгибаемым видом, когда кажется, что закрывающие собой полнеба вражеские ядра летят прямо в тебя, и больше всего хочется спрятаться или хотя бы зажмурить глаза.
        И какой музыкой послышался наш ответный залп, так бы слушал ее и слушал.
        Одно из вражеских ядер угодило на мостик, сметая на своем ходу фальконет у левого борта. Затем ядро ударилось о фальшборт, отскочило от него и подкатилось мне прямо под ноги.

«Хорошо не бомба, - подумал я, катая его ногой, - судя по весу - сплошной чугун».
        Следующий наш залп, уже левым бортом. Залп получился настолько слитным, что корпус
«Мелиссы» заметно содрогнулся и палуба попыталась выскользнуть из-под ног.

«Нужно послать людей в трюм, - мелькнула новая мысль. - Из-за сотрясения вполне возможно, могла появиться течь». Я взглянул на Фреда, собираясь сказать ему об этом, но тот сообразил еще раньше меня, уже отдав распоряжение.

«Мелисса» прошла строй изнердийцев, оставляя их по корме. Грохнули две из трех ретирадных пушек, установленных на мостике, затем с некоторым запозданием выстрелила оставшаяся.
        Так, вот и «Четвертый сын», и с первого взгляда сильных повреждений на нем не видно.
        Следом из-за корпуса изнердийского фрегата показался «Скардарский лев». Его сваливало в сторону - неужели что-то с рулевым управлением? Как будто бы нет -
«Лев» лишь довернул, чтобы разрядить кормовые орудия.
        Черт бы их побрал, они что, тремя орудиями изнердийца желают потопить?
        Любое изменение курса - потеря хода, и только «Мелисса» может себе это позволить. Для нас всех главное сейчас - уйти как можно дальше, чтобы успеть перезарядить орудия.
        На одном из кораблей Изнерда, что шел замыкающим, показался густой и черный дым, и он был не от пушечных выстрелов. Что там могло загореться? Совсем непонятно, и даже труба мне не помогла.
        Мы прорвались. И прорвались удачно. Изнердиец, что оказался между «Мелиссой» и
«Четвертым сыном», получив от них по залпу, стремительно начал крениться на левый борт. Да и замыкавшему строй фрегату, которого пропустили между собой «Четвертый сын» и «Скардарский лев», тоже досталось изрядно, дыма на его палубе становилось все больше. «Мелисса» убрала часть парусов, пропуская обе тримуры вперед. Ей легко удастся набрать ход, настигнув, а затем и обогнав «Сына» и «Льва». Ну а мы пока будем играть в догонялки, если изнердийцы попытаются преследовать нас. Будем прикрывать отход.
        И не попытались даже. Три корабля легли в дрейф, и только два пошли в нашу сторону, чтобы пресечь попытки добить тонущий корабль. Да не очень-то и нужно. Все, что нам необходимо, - благополучно соединиться с эскадрой, потому что в ее составе от нас будет значительно больше пользы. Потому что у Скардара нет союзников и каждый корабль на счету.
        - Господин фер Груенуа, есть ли возможность просемафорить им с расчетом на то, чтобы они нас поняли?
        Тот, коротко посовещавшись с дир Моссо, утвердительно кивнул головой.
        - Тогда будьте добры передать им: «Следую своим курсом».
        Фред, на мгновение задумавшись, улыбнулся, вторя Хойхо дир Моссо.
        Вот и отлично, они меня поняли. Надеюсь, поймут и изнердийцы.

«Следую своим курсом» - это не потому, что мы, прорвав их строй, продолжаем им следовать. Нет, здесь дело в другом. Это очень скорбное сообщение. Его вывешивают тогда, когда проходят мимо гибнущего корабля, но не могут ему помочь. Потому что задача, стоящая перед проходящим мимо, несоизмеримо важнее. Это я и хотел сказать изнердийцам: мол, мы и рады вам помочь в спасении, но, увы, дела, дела. Пронзительно засвистела боцманская дудка, и по вантам с обезьяньей ловкостью полезли матросы, пора было догонять свои корабли…
        Через несколько дней мы благополучно соединились со скардарским флотом, переждали шторм, и вот теперь я стоял перед собравшимися на совещание офицерами в кают-компании «Доблести Скардара». Обычно на совещаниях первым слово предоставляется самому младшему по чину среди присутствующих офицеров. Я таковым себя не считал, да и не являлся им. Но думал я о другом. Слишком далеко все это зашло, слишком далеко. И теперь я не могу бросить все и уйти. Пусть война и чужая, но мой уход уже можно считать дезертирством. Тем более в той ситуации, что сложилась в войне Скардара с Изнердом. Я придумаю себе миллион оправданий, но каждый раз, услышав выражение: «Крысы бегут с тонущего корабля», - буду втягивать голову в плечи из-за боязни, что речь идет обо мне.
        Господа, я здесь не самый умный, наверняка вы знаете о такой возможности и, вероятно, обсуждали то, что я вам сейчас предложу. Но мой план уже полностью готов, и, что самое главное, есть исполнители, от которых зависит все. Пару дней назад, когда мы штормовали, Фред, услышав о нем, только крякнул и посмотрел на меня, но не сказал ничего.
        Я еще раз обвел всех взглядом:
        - Господа, я хочу предложить вам следующее…
        Глава 29
        НОЧНАЯ АТАКА
        - Господин дир Пьетроссо, каким богам мне следует помолиться, чтобы ветер наконец подул в нужном нам направлении?
        Иджин стоял рядом со мной на мостике «Мелиссы» и так же, как и я, каждые пару минут поглядывал на трепыхавшийся золотистый флаг с изображением вставшей на дыбы лошадки.
        - Я уже сделал это, не пропустив никого, господин де Койн, - незамедлительно ответил он.
        Нам было очень нужно, чтобы ветер поменял направление и подул в сторону берега, что стало бы одним из факторов удачного завершения дела. В любом случае откладывать больше нельзя. Потому что в скором времени к Изнерду подойдет эскадра, и тогда все преимущества будут на стороне врага.
        Существовала большая проблема, и на совещании ее решить не удалось. Если бы мы снялись с якоря и пошли навстречу подходившей изнердийской эскадре, основной флот вышел бы из бухты и последовал вслед за нами. Делить силы было бы глупо - тогда бы мы не смогли запереть изнердийцев в бухте или выстоять против подкрепления изнердийцев, несущегося сюда на всех парусах.
        План, который я предложил, предварительно детально обсудив его с дир Пьетроссо, был прост, как все гениальное. Конечно же не потому, что придумала его такая гениальная личность, как я. Просто подобный случай произошел в моем мире, и вот он-то и пришел мне в голову, когда я размышлял о создавшейся ситуации.
        Изнердийский флот, поджидающий подкрепление в бухте, необходимо было сжечь. Тогда одной проблемой в этой войне станет меньше. Изнердийцы словно специально встали так, что в случае пожара на одном из стоящих на внутреннем рейде кораблей пламя обязательно перекинется на соседний.
        Не сомневаюсь в том, что к подобному повороту событий изнердийцы подготовились. У входа в бухту на якорях стояло несколько трехпалубных кораблей, и, чтобы добраться до основных сил противника, необходимо было пройти между их бортами. А если все готово к залпу и остается лишь подать команду…
        Но. Стояли они не вплотную друг к другу, чтобы при изменении направления ветра не навалиться на своего соседа. Ночь, темно, в качестве брандеров мы будем использовать небольшие корабли, кажущиеся крошечными даже по сравнению с двухмачтовыми критнерами. А если еще задует свежий попутный ветерок, черт бы его побрал, чтобы брандеры могли набрать хороший ход и прорваться к центру бухты…
        Вторая волна займется стоявшими у входа кораблями. Предстоит поджечь их, чтобы запереть изнердийцев в гавани.
        Будет еще десант на берег, но он высадится согласно нашему с Иджином плану уже после атаки брандеров, чтобы раньше времени не насторожить врага. И если все пойдет удачно…
        Существовали и проблемы. Первая - бухта с труднопроизносимым для меня названием Итликонкигуаль является частью территории Доинстройла. Доинстройл - держава, соблюдающая нейтралитет, но развернувшееся на принадлежащей ей территории сражение вполне может подвигнуть к вступлению в войну. На стороне Изнерда конечно же, чтобы урвать потом от скардарского пирога свой кусочек. Мудрая позиция, чего уж там. Какой смысл было лезть в войну сейчас, когда ее исход еще не вполне ясен?
        Но если разобраться, чего, собственно, опасаться Скардару? Если Доинстройл все же вступит в войну, это лишь ускорит проигрыш Скардара. А если атака пройдет удачно, наш новый, пока что теоретический, враг трижды подумает, прежде чем присоединяться к изнердийцам. По крайней мере, все мы надеялись именно на это.
        Вторая проблема была куда большей, в том числе и для меня лично: у тех, кто должен был привести брандеры в гавань, не было практически никаких шансов выжить.
        Фер Груенуа, активно принимавший участие в обсуждении плана вместе со мной и Иджином, спросил, когда мы остались вдвоем:
        - И зачем мне все это нужно?
        Я долго обдумывал ответ. Однажды точно такой же вопрос в примерно такой же ситуации мне задал Анри Коллайн. Тогда я честно попытался ответить, но убедительности в моих словах было мало. Наверное, я и сейчас был не слишком убедителен.
        - Согласись, Фред, план не так уж и плох, - сказал я. Фер Груенуа кивнул головой, соглашаясь. - И если для нас все обернется удачно, в этой войне будет несколько иная расстановка сил, как на доске в твоей любимой игре тримсбок.
        И снова он кивнул головой, лишь добавив:
        - Ты начал говорить слово «мы», когда речь заходит о Скардаре.
        Я только отмахнулся: не до того сейчас.
        - Так вот, я предлагаю неплохой, кстати, одобренный тобой план, и, допустим, его принимают. А затем я просто наблюдаю со стороны. Если все пройдет хорошо, то с удовлетворением кивну головой: ну а я, мол, что говорил? Если же дело провалится, что ж, подумаю над этим, проанализирую, сделаю выводы, и в следующий раз придумаю что-нибудь значительно лучше. Фред, это мой план, я хочу убедить людей в том, чтобы они ему следовали, и как ты сам думаешь, где должно быть мое место?
        Фер Груенуа опять кивнул, на этот раз уже ничего не сказав.
        С планом ночной атаки брандерами я и выступил перед собравшимся на борту «Доблести Скардара» командованием флотилии. Нам с Фредом и Иджином казалось, что мы предусмотрели все, что только возможно. Но самое главное - мы нашли достаточное количество исполнителей. Возможно, проблема решилась так легко потому, что слова
«патриотизм» и «долг» в этом мире не стали еще ругательными. Наверное, неплохим стимулом было и то, что все добровольцы должны были получить награды, золотом или в виде знаков отличия.
        Мы с Иджином стояли на мостике «Мелиссы», моля небеса о том, чтобы ветер подул с моря на берег, а небо нахмурилось. Внезапно дир Пьетроссо улыбнулся и не смог удержать смешок. После моего вопросительного взгляда он сказал:
        - Ситуация, Артуа. Мы стоим и молимся, чтобы ветер подул с моря. Тогда мы полезем в пекло, и сто к одному, что нам не удастся выбраться из него живыми. Если же ветер задует с берега, да еще станет сильным, нам придется убираться отсюда, потому что времени ждать больше нет, эскадра на подходе. Но ведь тогда мы останемся живы!
        И он хохотнул снова.
        Я пожал плечами:
        - Знаешь, Иджин, на моей родине говорят: «Дураков не пашут и не сеют, они сами рождаются, и урожай всегда неплохой».
        Невдалеке отирался Прошка, стараясь попасться на глаза. Проухв, мы это уже обсуждали, нет и еще раз нет. В любой другой ситуации, но не сейчас. Ты мне давно уже почти как брат, и мне без тебя придется тяжело, но…
        Пловец я хоть и не чета топору, но все же доплыть до берега надеюсь. За то время, что мы вместе, ты научился очень многому, в чем-то и меня превзошел, но плаваешь ты… Так что будешь ждать меня на берегу.
        Дир Пьетроссо в очередной раз взглянул на небо:
        - Пора, Артуа, ждать больше нельзя. И хранят нас все боги!
        Голос Иджина прозвучал ровно и все-таки на последнем слове чуть дрогнул. А может быть, мне просто показалось.
        Я занял место за румпелем утлого суденышка, всего-то пару десятков шагов в длину. Его основательно разгрузили, убрав все лишнее, чтобы быстро пройти четыре морские лиги. Затем уложили на палубу груз, от которого сильно воняло дегтем, смолой и скипидаром. Когда брандер вспыхнет, огонь мигом перекинется на изнердийский корабль. Правда, до него еще предстояло добраться.
        Моя цель - флагман. Но это в случае удачи, а так сойдет любой из изнердийцев, которые находятся в глубине бухты. Всего мы подготовили пять брандеров, и задача трех из них - прорваться в гавань, остальные два должны поджечь корабли, охраняющие вход в нее. На одном из двух последних, критнере, которым пришлось пожертвовать, - Иджин.
        Его задача самая трудная, ведь первых непременно заметят и, когда его критнер будет подходить к своей цели, уже объявят тревогу. Хотя и в центре гавани тоже будет далеко не сахар.
        Экипаж у Иджина самый большой, на буксире болтается шлюпка. На моем кораблике всего четыре человека: я, Бронс с Трендиром да Оливер. Шлюпки у нас нет, до берега придется добираться вплавь. Вдоль бортов приготовлены абордажные крючья, потом заниматься ими будет некогда.
        Ветер все же переменился, и хотя он подул не на берег, но сильно посвежел, что очень даже хорошо. Мы шли первыми, а по корме, почти вплотную за нами, следовал точно такой же кораблик, как и наш. Чуть левее и дальше виднелся еще один.
        Брандер набрал неплохой ход, пока все шло хорошо, и лишь ветер иногда срывал с гребней невысоких волн россыпь крупных капель и швырял их на палубу. Я опасался за жаровню с углями. Зальет ее - чем тогда груз поджигать? Кремнями и кресалами нас снабдили, хоть лавку открывай, но попробуй под вражеским огнем искру высечь. Орудийного огня противника в тесноте бухты опасаться нечего, легко и в своих угодить, но ружейного избежать не удастся.
        Скорость была приличной, и берег рос прямо на глазах. Проскочить вход в бухту я не боялся, слишком много огней светилось на стоящих там кораблях. К тому же на берегу в глубине бухты находилось селение, где, несмотря на глубокую ночь, продолжали гореть огоньки.
        Паруса предательски белели даже в ночной мгле, и нам не удалось миновать незамеченными стоявшие у входа в бухту корабли, но помешать они уже не успели. На палубе одного из них зазвучали частые удары в колокол, играя тревогу. Теперь держись, Иджин, держись.
        Вот он, флагман изнердийской эскадры, выделяющийся своими размерами даже среди соседей, тоже имевших по три батарейные палубы. Ветер задувал справа, флагмана на якоре развернуло к нему носом, и мы заходили под острым углом. Опускать паруса было некогда и некому. Лишь бы успеть на ходу зацепиться за борт вражеского корабля абордажными крючьями.
        Когда мы подошли совсем близко, я немного повернул румпель влево и заорал в полный голос: «Давай!» От волнения я закричал на родном языке, но Оливер меня понял, сорвав с жаровни покров и глубоко погрузив в нее сразу два факела. Подходить к изнердийцу нужно с уже запаленным грузом, потом будет поздно. Бронс с Трендиром стояли с крючьями наготове, и я бросился к ним, подхватив с палубы еще одну кошку.

«Надо было раньше поджигать, - промелькнула в голове запоздалая мысль. - Не успеет толком разгореться, потушат, и тогда все наши усилия пропадут даром».
        Уже перед самым бортом врага на палубе брандера показался огонь. С флагмана раздались первые выстрелы, затем с мостика грохнул фальконет, угодив зарядом в корму, где я был еще мгновение назад. Кричал Бронс, крутя над головой крюк и примериваясь к броску, страшным голосом выл Оливер, держа в каждой руке по кошке, сквозь плотно сжатые зубы рычал Трендир, и что-то орал я.
        Когда брандер ударился о борт изнердийского флагмана, а затем прошелся вдоль него, удерживаемый линями, и резко затормозил, на ногах не устоял никто. От толчка Бронса бросило в уже разгоревшееся пламя, и он закричал от жара. На коленях я добрался до него, потянул за ноги и перекинул за борт. Оливер вскрикнул, пуля попал ему в спину в тот момент, когда он переваливался через фальшборт. Но мы успели зацепиться за борт флагмана, а брандер уже весь охватило огнем.
        Удар пули в левое плечо я почувствовал, когда греб под водой, чтобы как можно дальше удалиться от изнердийского корабля. Вода поглотила большую часть энергии пули, но и той, что оставалась, хватило с лихвой. Заорав от боли, я успел пару раз хлебнуть морской воды. И пришлось всплывать, потому что весь воздух вышел вместе с моим криком и кашлем.
        Когда я высунул голову из воды, первым, что увидел, был горящий корабль, но не флагман. А что наша цель? Флагман тоже горел, горел так, что сразу становилось понятно: его уже ни за что не потушить.
        И снова я заорал, на этот раз от радости. И плевать, что меня могли услышать, да и кому я сейчас нужен, у них сейчас одна задача - спастись. Я плыл, уже не пытаясь скрыться под водой, потому что всем было не до меня и не до тех парней, которых я не видел, но которые тоже пытались добраться до берега. Когда флагман с грохотом рассыпался на огненные куски, я нырнул, потому что было бы очень обидно получить по голове одним из обломков.
        Изнердийский флот горел, и огонь перекидывался с одного корабля на другой. Несколько кораблей попытались вырваться из огненного ада, лихорадочно выбирая якоря и поднимая паруса. Но в тесноте гавани паруса вспыхивали от близкого жара, а затем огонь добирался до палубы.
        У входа в бухту слышалась частая орудийная пальба - это флот Скардара стрелял по стремившимся покинуть бухту кораблям. А я все не мог сообразить, где же он, левый от входа в гавань берег, на котором меня должен ждать Прошка. Руки и ноги налились свинцом, левое плечо рвала резкая боль, а я все плыл и плыл.
        Вокруг сновали шлюпки со спасающимися изнердийскими моряками, и на одну из них меня даже пытались поднять. И мне пришлось отбиваться от тянувшихся ко мне рук, что-то мыча при этом, чтобы меня приняли за тронувшегося умом от всего этого огненного ужаса и оставили в покое.
        Берег был уже так близко, но казался таким недоступным. Я с трудом боролся с глубиной, тянувшей меня вниз, как магнитом, и тут меня подхватили чьи-то руки.

«Прошка, - понял я. - Прошка, посмотри, у нас получилось!»
        Проухв помог мне выбраться на берег, и мы долго брели вдоль него, уходя все дальше и дальше. Никто из уцелевших изнердийцев не обращал на нас внимания, потому что каждый из них был занят самим собой, переживая свое чудесное спасение.
        Мы брели в сторону далекого мыса, где должен был высадиться наш десант. Но он не стал атаковать оказавшихся на берегу изнердийских моряков, потому что это уже не враги, а люди, благодарившие своих богов за то, что им удалось выжить, и ни до чего другого им не могло быть дела.
        Глава 30
        ЗАГОВОРЩИКИ
        - Артуа, теперь к своему имени ты можешь приставить «дир», - заявил мне Иджин, наблюдая за тем, как я внимательно рассматриваю орден Белого волка. При награждении этим орденом присваивалось еще и дворянское звание Скардара.
        Что мне нравилось в ордене больше всего, так это его размеры. Он не был большим и лишь немного превышал внешний круг, образованный сложенными в кольцо большим и указательным пальцами. Вероятно, когда у человека, учреждавшего награду, спросили о ее размерах, он свел пальцы, чтобы было понятно.
        Я улыбнулся, вспомнив вопрос Гростара о некоторых пропорциях носовой фигуры для моей «Лолиты», когда для ответа мне пришлось развести руки и растопырить пальцы.
        Орден Белого волка представлял собой восьмиугольник с головой скалящегося волка в центре. Золото, серебро и камешки. Смотрелся он замечательно.
        Белого волка на шею, Золотого льва на ленточку достаточной длины… В общем, Яне должно понравиться. И я теперь не только барон герцогства Эйсен-Гермсайдр и граф Меандрии, сиречь Империи, но и скардарский дир. Расту.
        Вернусь в Империю, сразу же похвастаюсь наградой перед Янианной. Хотя могу себе представить, сколько будет язвительных замечаний с ее стороны, она это любит.

«Стоило ли, - скажет она, - шляться столько времени, меня бы попросил - и все, ходил в орденах как разряженная на праздник елка».
        Обычая наряжать елки здесь нет, но она обязательно придумает не менее удачное сравнение, в этом я нисколько не сомневался. И я улыбнулся снова.
        Мы сидели в одном из заведений Абидоса, и язык не поворачивался назвать его таверной, корчмой или харчевней. Обстановка, мебель, обслуживание… Ресторация - так будет правильно.
        Мы - это фер Груенуа, сти Молеуен, дир Пьетроссо, капитан «Четвертого сына» дир Гамески, капитан «Морского воителя» дир Героссо, еще с полсотни офицеров и я, теперь уже тоже «дир». Часом ранее нас покинул адмирал дир Митаиссо. Поначалу он охотно откликался полным кубком на каждый произнесенный тост, но затем вовремя сообразил, что с сидящими за столом в силу своего возраста ему уже не тягаться.
        Мы праздновали победу, и ее по праву можно назвать громкой. Заплатить за почти полностью выгоревшую в бухте Итликонкигуаль изнердийскую эскадру ценой, равной одному коутнеру и четырем скорлупкам…
        И еще жизнью восьмерых моряков, среди которых был и Оливер. В какой-то степени я считал себя виновным в его смерти, слишком не до него было, когда я прыгнул за борт. Хотя Трендир, видя мое состояние, убеждал в том, что Оливер умер еще до того, как упал в воду.
        Бронсу здорово обожгло лицо и руки, но лекарь Мидус утверждал, что ничего особо страшного нет и что все будет в порядке. Моя рана на плече оказалась не глубокой, но болезненной. Хорошо было одно - для ее лечения Мидус не использовал ту же мазь, которой лечил локоть.
        Возможно, когда-нибудь, спустя века, о нашей атаке будут рассказывать учебники истории, приводя ее как яркий пример успешного применения брандеров. Надеюсь, что там будет упоминаться и мое имя. Главное, чтобы не напутали и не обозвали каким-нибудь Декойноссо, они это любят, историки. Конечно, перелом в войне из-за потери Изнердом одной из своих эскадр не произошел, враг еще слишком силен, но…
        Нас встречали в порту Абидоса как настоящих героев. Нам улыбались и слали воздушные поцелуи разнаряженные дамы, девушки бросали букеты цветов, играла музыка.
        Затем состоялся прием в Дерторпьире, древней резиденции правителей Скардара. Я уже бывал здесь при нашей встрече с Минуром. Правда, совсем в других помещениях.
        Зала, куда нас пригласили, была по-настоящему огромной, и, по моему мнению, ее следовало называть залой скардарской славы. Прямо-таки музей с множеством экспонатов, посвященных былым победам.
        Минур в окружении своих сановников произнес долгую проникновенную речь, восхвалявшую нашу доблесть, а я украдкой крутил головой. Слишком много здесь было того, что очень хотелось бы рассмотреть подробнее. Целая история еще одного мира, куда занесла меня судьба. Картины, изображающие морские битвы, скульптуры, коллекции трофейного оружия и вражеских знамен, взятых в бою.
        Затем нас награждали. Белого волка вручали не всем, он являлся высшей наградой Скардара. Но если бы кто-то заикнулся о том, что я получил ее незаслуженно, что ж… В следующий раз я с удовольствием уступил бы ему свое место за румпелем, а сам остался на борту тримуры, тревожно вслушиваясь в звуки, доносящиеся из бухты, и желая понять, что же там происходит.
        Дальше был торжественный обед в нашу честь, закончившийся далеко за полночь. На обеде присутствовал и Диамун. Встречаясь взглядами, мы равнодушно отводили глаза в сторону, в упор не замечая друг друга.
        На следующий день после приема в Дерторпьире мы и собрались для продолжения банкета в заведении, своим интерьером наведшим меня на мысль о ресторации. После ухода адмирала дир Митаиссо обстановка за столом, и так не напряженная, разрядилась вовсе. И еще я обратил внимание, что обычай обмывать награды, который я принес с собой из своего мира, всякий раз пользуется неизменным успехом. Будь то в Империи или здесь, в Скардаре.
        Праздник продолжился в доме у Иджина, правда, оказались мы там не всей компанией, человек двадцать, не больше. За новым столом тема разговоров оставалась прежней: война, оружие, женщины…
        Я имел неосторожность высказать мнение о том, что в Скардаре полно красавиц, за что жестоко поплатился. Иджин тут же предложил познакомить меня с некоторыми дамами, которые, как он выразился, «питают ко мне изрядный и легко объяснимый интерес».
        Я поспешно отказался, мотивируя свой отказ ранением. На что он пожал плечами, добавив, что рана находится довольно далеко от того места, которое в таких случаях и предполагают использовать.
        Вместо меня желание познакомиться высказал Клемьер, и дир Пьетроссо обнадежил его: сделаем, но не немедленно, а сейчас самым разумным решением для сти Молеуена будет пойти и лечь спать, поскольку вряд ли хоть одна из дам сможет в полной мере оценить комплименты, сделанные заплетающимся языком. Фер Груенуа подобного рода вопросы успешно решал самостоятельно, исчезнув еще по дороге к дому Иджина.
        Дальше разговор снова зашел об оружии, и дир Этсу, ходивший штурманом на
«Четвертом сыне», похвастал своим приобретением - пистолетом, из которого он грозился положить пулю в центр мишени на расстоянии тридцати шагов. Тут черт дернул меня за язык заявить о том, что из своего пистолета я попаду в цель с вдвое большей дистанции. И все мы пошли в сад.
        Шестьдесят шагов от мишени отсчитать не получалось, для этого пришлось бы сдвинуть с места дом Иджина, а в любом другом месте двора существовала вероятность попасть куда-нибудь не туда. В окна дома или флигеля, например. Поэтому мы благоразумно приняли решение, что хватит и сорока семи.
        Первым стрелял дир Этсу и почти попал. От отметины пули на стене до центра грудной мишени, в качестве которой мы использовали камзол Иджина, оказалось не больше метра. Выстрел признали почти удачным, после чего штурман посмотрел на меня.

«Эх, и почему я не промолчал? - подумал я. - Пуля из моего пистолета полетит туда, куда я ее направлю, но только как направить ее в центр?»
        Освещения, несмотря на глубокую ночь, хватало, но алкоголь в крови давал о себе знать. Пришлось подставить под рукоять пистолета ладонь левой руки, что в общем-то не возбранялось. Я попал, попал почти туда, куда и целился, разве что на пару ладоней ниже.
        Тут дир Этсу выразил желание стрелять из моего пистолета. Нашли подходящую по калибру пулю, и он сам его зарядил. Опять был промах, чему я, собственно, не удивился. Тогда мой противник заявил, что мое попадание было чистой случайностью.
        Второй выстрел, уже из нижнего ствола пистолета, дался мне еще сложнее, но в мишень я снова попал, пусть и чуть хуже.
        Дир Этсу взял пистолет из моих рук, повертел его, поднес к носу, зачем-то понюхал, затем вставил в ствол палец.
        - Ничего не понимаю, - произнес он. - Пистолет как пистолет, и даже ствол с изъяном. Разве что с виду красив, тут ничего не скажешь.
        Затем обратился ко мне:
        - Вероятно, господин де Койн, вам помогает сам дьявол.

«Нет, дьявол тут ни при чем, - размышлял я, когда мы возвращались к накрытому столу. - И ствол вообще-то без изъяна, он именно такой, каким и должен быть. Вы уж извините, парни, но пока это секрет, и я его берегу. Пусть и все вы мне почти как братья, но сначала такое оружие получит Империя. Подобные вещи распространяются мгновенно, поэтому скоро эти пистолеты появятся и у вас. Лучше бы что-нибудь хорошее с такой скоростью перенималось, а не то, что предназначено для убийства себе подобных».
        Видимо, все другие темы были уже перебраны, и потому, едва усевшись за стол, мы завели разговор о политике. Правителю Скардара Минуру досталось в полной мере. Не скажу, что слова присутствующих лились мне бальзамом на душу, но удовольствие все же доставляли. Сидевшие за столом люди называли вещи своими именами. Причем все выглядело так, как будто они обсуждали все уже не в первый раз.

«Заговорщики чертовы. Точно сказал Минур, что я угодил в самый центр заговора», - постоянно думал я.
        Когда Иджин поинтересовался моим мнением, чтобы узнать, как выглядит обстановка в стране со стороны, я лишь пожал плечами: коней на переправе не меняют. Пришлось, правда, объяснять смысл этих слов. И тут дир Пьетроссо задал мне неожиданный вопрос: верно ли то, что на выручку Скардару в самом скором времени прибудет имперский флот?
        Судя по установившемуся за столом молчанию, ответ интересовал всех.
        Для меня давно не являлось секретом, что большинство из присутствующих, если не все, знали о моем положении в Империи, хотя я старался это не афишировать.
        - Мне известно об этом не больше, чем вам, господа, - вот и все, что пришло мне в голову.
        Второй вопрос Иджина стал для меня еще более неожиданным: если бы я в ближайшее время оказался в Империи, смог бы я поспособствовать тому, чтобы это событие все же произошло?
        На этот раз я просто отрицательно покачал головой. При всем желании у меня ничего не получится. Так что помощи ждать вам неоткуда, господа.
        Политика - это самая последняя тема, которая меня всегда интересовала, и потому я предложил тост за скорейшую победу Скардара в войне и откланялся.

«Или скорейшее поражение», - цинично подумал я по дороге к своей комнате. Потому что в обоих этих случаях я смогу, наконец, вернуться в Империю, не чувствуя себя при этом крысой, бегущей с тонущего корабля.
        На следующий день ко мне пожаловали посетители. Назвать гостями их было затруднительно, поскольку я сам являлся гостем в доме Иджина, а они пришли по делу. Шесть мужчин, по внешнему виду которых можно было судить, что все они являются купцами.
        В военных действиях против Скардара на стороне Изнерда открыто выступает лишь Табриско, что не мешает кораблям других стран с азартом рыскать по морям и захватывать скардарские торговые суда, пользуясь своей безнаказанностью.
        Сухопутные торговые пути были не слишком развиты, поскольку на севере скардарского полуострова имелась горная гряда, отделявшая полуостров от материка. Гряда проходимая, но разве можно сравнить морские грузоперевозки с сухопутными, если в моем мире и в мое время они по-прежнему остаются основными? Даже Великий шелковый путь исчез, похоронив несколько цивилизаций, когда появился путь морской.
        Об этом я размышлял, глядя на молчавших купцов. Наконец один из них, судя по всему, главный в компании, представился. Его примеру последовали и остальные. Как мне тогда казалось, особой нужды держать в памяти все их имена не было, и потому я запомнил только первого. Гиун Кничер, владелец семи немалых торговых кораблей.
        В недалеком прошлом их было больше, но война сделала свое дело, и сейчас оставалось только семь. Остальные посетители, как я и ожидал, тоже были купцами и тоже владельцами судов. А вот предложение, озвученное Кничером, стало для меня неожиданностью. Они желали, чтобы я возглавил эскадру из девяти торговых кораблей.
        - Она будет полностью снабжена всем необходимым, - заверил меня Кничер.
        В том, что торговые корабли свободно можно использовать как военные, ничего особенного нет, не слишком-то они и отличались, по сути. Разделение произойдет позже, а сейчас, когда в морях нет спокойствия и каждый день приходится ждать нападения, присутствие многочисленных пушек на борту торговцев было осознанной необходимостью.
        Вот только, господа мои дорогие…
        Прошло уже больше двух месяцев, после того как я отправил свое послание в Империю, и теперь я жду ответа. Нет, не письма от Яны, любопытствующей: «Как ты там, милый? Долго еще?» - а имперские военные корабли. И пусть в моем письме о кораблях не говорилось ни слова, гордость не позволила, но сомнительно, что Яна не встретилась с людьми, прибывшими вместе с письмом. Корабли придут, и передо мной встанет тяжелый выбор: вернуться в Империю или остаться здесь, потому что мой отъезд будет похож на бегство. И я не знаю, как поступлю.
        После ухода каравана, с которым я отправил письмо, возможности выбраться из Скардара у меня не было. Отправиться в Империю сушей? Недавно я прикинул, сколько времени может занять дорога. Морем от Скардара в Империю почти месяц пути. Расстояние на карте по суше вчетверо больше. Но это не означает, что на дорогу уйдет четыре месяца.
        Корабли идут круглыми сутками, им не нужно останавливаться на ночлег, не нужно отдыхать, как лошадям. И морской путь проложен по прямой, в отличие от суши, где иногда полдня, а то и больше можно объезжать гору или болото. Так что получалось, что на дорогу уйдет чуть ли не все восемь месяцев, и это при самом удачном раскладе. А еще придется миновать множество стран, не всегда дружелюбно настроенных к путешественникам и не вполне цивилизованных.
        Нет, можно поступить иначе: выбраться с полуострова, доехать до ближайшего порта, затем пристроиться пассажиром на корабле, пусть и не на попутном. Потом пересесть на следующий. Думаю, что время в пути можно будет сократить чуть ли не вдвое. Но где гарантия, что имперские корабли не прибудут в Скардар завтра-послезавтра? Как обидно будет разминуться с ними.
        И я посмотрел в окно, из которого открывался отличный вид на гавань Абидоса, в надежде увидеть входящие в нее корабли Империи.
        - Почему вы решили просить об этом именно меня?
        В конце концов, почему бы им не обратиться к адмиралу дир Митаиссо? Не сомневаюсь, он с радостью откликнется на такую просьбу.
        - Хотя бы потому, что господин дир Пьетроссо не считает для себя зазорным служить под вашим началом, господин де Койн.
        Кничер слегка пожал плечами, продолжая пристально смотреть на меня.
        Отличный аргумент, черт бы вас побрал. С Иджином нас связывают дружеские отношения, да и команда на «Мелиссе» подобралась на славу. Ну и логика у вас, господа купцы.
        - Господин де Койн, - мне показалась, что Кничер долго не решался задать этот вопрос, пока наконец не произнес: - Правду ли говорят, что на помощь Скардару скоро придет имперская эскадра?
        Так, а вот это уже очень интересно. Вчера Иджин, сегодня Кничер.
        Неужели подобные слухи - работа Минура, чтобы поддержать боевой дух? Не в этом ли главная причина решения купцов присоединиться именно ко мне?
        - Нет, господа, эскадры не будет, и это совершенно точно, - не стал я медлить с ответом. - Так что, господа, помощи ждать неоткуда, поэтому давайте договоримся так. У вас есть время подумать до завтра, и, если завтра вы повторите свое предложение, я его приму.
        Глава 31
        НАШ ДОЛГ
        Мы следовали курсом на юг. Одиннадцать кораблей: девять бывших купцов, «Морской воитель» и «Мелисса». Понятие «бывшие» относительно, на кораблях практически ничего не изменилось, разве что они избавились от коммерческого груза. Шли мы широкой неровной дугой, равняя ход эскадры по следовавшей последней «Плохой девчонке», самой тихоходной из нас.
        Я хмыкнул, вспомнив, что «Девчонку» чаще называют «Портовой шлюхой». Вот и заступивший на вахту несколько минут назад Хойхо дир Моссо, оглядев строй и обнаружив «Плохую девчонку» на привычном уже месте, пробурчал себе под нос: «Что с нее взять? Шлюха - она и есть шлюха».
        А мне название корабля понравилось. Есть что-то притягательное в словах «плохая девчонка». Хотя и «хорошая девочка» может звучать ничуть не хуже. Тут уж от обстоятельств. Нравился и человек, командовавший кораблем, - Люк Доринер. Совсем еще молодой, тридцати нет, но моряк опытный, да и характер у него замечательный. Такие мальчишками до самой старости остаются.
        Шнук Гиуна Кничера «Сюрприз Ренуаха» шел справа, сразу за «Воителем». Имелись в эскадре и еще два принадлежащих этому купцу корабля - «Дар судьбы» и шнорк
«Чивандес». Остальные купеческие корабли тоже были шнуками, вместительными трехмачтовыми парусниками. Каждый из них имел на борту порядка тридцати орудий.
        Пожалуй, единственное, что их отличало от военных тримур Скардара, - это более высокие борта и надстройки на корме, да еще обшивка корпуса. На военных кораблях толщина обшивки могла достигать метра, купеческие вынуждены от этого отказаться, у них другие задачи.
        Мы шли к южной оконечности полуострова, на котором расположен Скардар. Своей формой он чем-то напоминал Африку, разве что восточный берег был не в пример более ровным по очертаниям. Ну и размеры, конечно, несопоставимы.
        Заканчивался полуостров мысом, называющимся Край Света. Там мы должны были в течение двух ближайших недель курсировать вдоль побережья. При встрече с превосходящим противником в бой не вступать, а в остальном действовать по обстоятельствам. Только обстоятельства сложились далеко не лучшим образом, раз война вплотную приблизилась к берегам Скардара.
        Несмотря на численность, эскадра не считалась полноценным боевым формированием. По сути, наш вояж и совершался для того, чтобы хоть в какой-то мере отработать слаженность действий, чтобы затем войти в состав флота.
        Под вечер на горизонте показался одинокий корабль. Вскоре удалось разглядеть, что это двухмачтовый парусник, который следует противоположным курсом. С него усиленно сигналили, и «Мелисса» легла в дрейф. Человек, прибывший на шлюпке, осмотрел встречающих его на палубе офицеров корабля и решительно направился ко мне. Ну да, к тому же еще, мой камзол был похож на брачный наряд павлина, так что ошибиться сложно.
        Весть, которую он сообщил, была весьма серьезной. Война и вправду подобралась к скардарским берегам вплотную.
        Табрисцы. Табрисская эскадра напала на расположенный на побережье город Тробиндас и сумела его захватить. Форт разрушен артиллерийским огнем, на берег высажен десант. Город сопротивлялся недолго, местный гарнизон никак не мог внушить захватчикам ужас своей численностью.
        Миор Дюст, капитан и владелец встреченного нами корабля, сумел вырваться лишь потому, что к Тробиндасу они подошли ночью. Далее на своем пути сюда они повстречали рыбачью лодку, переполненную беженцами, которые и поведали о подробностях захвата города.
        О количестве кораблей табрисцев Дюст сообщил весьма неопределенно.
        - Ночь, темно, - сказал он, - часть кораблей зашла в гавань. Еще часть стояла на рейде перед входом в нее. Но никак не меньше дюжины, думаю, четырнадцать или пятнадцать. Причем трехпалубных кораблей как минимум пять.

«Трехпалубные - это серьезно. У каждого на борту не меньше шестидесяти орудий. Из наших кораблей ни один не может похвастать таким количеством пушек», - думал я, решая, как поступить дальше.
        Основной флот Скардара сосредоточен на севере-востоке отсюда, там же и объединенный флот Изнерда и Табриско. Ни одна из сторон не спешит вступать в решающее сражение, но его все же не избежать.
        Возле Абидоса курсирует скардарская эскадра, наверное, для защиты столицы от вероятного нападения. Где-то южнее есть и еще одна, та, которую мы должны сменить на охране побережья. Численностью она меньше нашей, но полностью состоит из военных кораблей. Вероятно, такая перестановка и связана именно с последним обстоятельством.
        В Тробиндас полдня пути отсюда, при нашей скорости прибудем туда к утру. А вот до мыса Край Света, точки нашей встречи, еще несколько дней.
        Нападение табрисцев на Тробиндас - это еще не захват Скардара, это укус, пусть и чувствительный. Одно дело, когда война идет где-то там, далеко. Скардар - держава морская, и практически все семьи связаны с морем. Если уж профессия моряка и в мое время не перестает входить в пятерку самых рискованных, то что же говорить об этой эпохе. И здесь уже привыкли, что практически каждая семья время от времени теряет сыновей, братьев, мужей, растворившихся в лазурной дали. И другое дело, когда война приходит в твой дом и в дом твоего соседа. Считать себя частью великой державы, чтобы в один момент убедиться, что это далеко не так…
        Миор Дюст покинул борт «Мелиссы». И теперь нам предстояло определиться со своими дальнейшими действиями. Казалось бы, чего уж проще - у врага явное численное преимущество. Это относится и к кораблям, и к орудиям, и к людям. Есть и недвусмысленный приказ - не вступать в бой с превосходящими силами противника.
        Не стоит забывать и о нашей выучке. Взять хотя бы такой пример.
        Я отсчитывал секунды и досчитал уже до двухсот пятидесяти, когда Чент дир Митаиссо, командующий артиллерией корабля, вскинул правую руку: «орудия правого борта к стрельбе готовы», с гордостью посмотрев на меня.
        Что ж, неплохо, только вот как мне объяснить тебе, что на флагманском корабле Нельсона канониры укладывались в двухминутный норматив? И сколько понадобится времени на перезарядку пушек на той же «Плохой девчонке», пусть у них и на четырнадцать орудий меньше?
        Офицеры «Мелиссы» собрались в моей каюте перед разложенной на столе картой восточного побережья Скардара. Вот она, гавань Тробиндаса, вот и сам город на берегу. Средний, по местным меркам, портовый город, тысяч шестьдесят-семьдесят жителей. Весь юг полуострова в основном состоит из сельскохозяйственных угодий, на севере местность более гористая. Западное побережье так вообще сплошная горная гряда, тамошние поселения можно пересчитать по пальцам. Но это так, к слову, а сейчас пора заняться Тробиндасом.
        Три маяка, два на мысах и еще один на острове, чуть в глубине гавани. На карте есть и отметка одинокой скалы, расположенной недалеко от входа в бухту.
        И никаких интересных мыслей в голове.
        - На входе в гавань фарватер довольно узкий и мелкий. - Это уже Иджин. - У небольших кораблей проблем не возникает, а вот «Мелиссе» необходимо будет идти точно по створам, что находятся на этой скале.
        Кончиком кинжала дир Пьетроссо указал на островок, на котором находился третий маяк.

«Фарватер, говоришь?» - подумал я, а затем сказал: - Просемафорьте на корабли, чтобы на «Мелиссу» прибыли капитаны, совещаться будем.
        Получилось совсем не по-военному, и я задумался: что бы такого добавить? Затем мысленно махнул рукой - и так сойдет.
        На сборы потребовалось около получаса, это не из палатки в палатку перейти и не из дома в дом. Все уже знали, что произошло в Тробиндасе, и теперь ждали подробностей. Но подробностями мы и сами небогаты и собрались только для того, чтобы решить - что делать дальше. Эти люди - не военные, хотя опыт участия в боевых действиях и у них есть. Да и с пиратами купцам сталкиваться приходилось. Конечно, можно с ходу отдать приказ, они в моем подчинении, причем сами пошли на это, но… Во-первых, решение, которое мы сейчас примем, должно быть осознано каждым из присутствующих здесь капитанов. Если мы решим вступить в бой, каждый из них должен согласиться с ним. Иначе выйдет так: я подчиняюсь приказу, но все время поглядываю, как бы не увязнуть в бою настолько, что уже не будет возможности выйти из него и свалить под попутным ветерком. Пусть тех, кто согласится с решением, останется вдвое меньше, но зато мы сможем быть уверены в каждом из них. Ведь мы знали друг друга чуть больше недели, а это не слишком большой срок, чтобы доверять посторонним людям. Ну и во-вторых, была у меня одна мысль, которую я и хотел
обсудить вместе со всеми.
        Пока дир Пьетроссо вкратце обрисовывал ситуацию, я смотрел на этих людей и пытался составить впечатление о каждом из них. Вроде бы никто особо не волновался, ведь все они провели свою жизнь не за гончарным кругом и не на грядках с укропом.
        Я встал, привлекая к себе внимание:
        - Господа, прошу меня внимательно выслушать. Все вы знаете, что у нас есть приказ не вступать в бой с превосходящими силами противника, и сейчас как раз тот случай.
        Мы можем дождаться подхода эскадры и после этого совместно атаковать врага. Совесть наша при этом будет чиста. Возможно, после подхода эскадры мы еще успеем настигнуть табрисцев, но вполне вероятно, что и нет. Но собрал вас я не для этого. Большинству из вас знаком Тробиндас, возможно, у кого-нибудь там даже живут родственники. Так вот, я хочу у вас поинтересоваться, достаточно ли будет утопить два корабля на фарватере, чтобы перекрыть вход в гавань?
        Первые пару мгновений наблюдать за лицами капитанов оказалось достаточно забавно, вряд ли кто-нибудь из них ожидал именно такого вопроса. А затем к ним пришло понимание.
        - Да, господа, вы меня правильно поняли. Если бы нам удалось перегородить фарватер на входе в гавань затопленными кораблями, мы разделили бы вражеский флот на две части. Часть кораблей останется в порту, не имея возможности из него выйти, другими займемся мы. И потому у меня к вам два вопроса: пойдете ли вы на это и хватит ли нам двух кораблей?
        Топить больше двух, по моему мнению, смысла нет. У нас и так после этого останется всего девять единиц.
        Еще до прибытия капитанов на борт «Мелиссы» я успел выбрать тех, кто должен лечь на дно. Две старые калоши: «Плохая девчонка» и «Чивандес». Правда, их владельцы и капитаны еще не знают о моем выборе. С «Плохой девчонкой» сложнее, ведь Люк Доринер лишь капитан, а не хозяин, и одно дело лишиться корабля в бою, а другое - утопить, пусть и не без причины. Многие из кораблей у своих владельцев единственные.
        Рисковать придется всем. Мы не сможем, набрав добровольцев, отправить корабли на фарватер, наблюдая за происходящим со стороны, ведь корабли, которыми мы жертвуем, могут потопить еще до подхода к бухте. И я ждал общего решения, каким бы оно ни было. То, что предстоит этим людям, - сродни подвигу, а подвиги не совершаются по приказу.
        Первым откликнулся Гиун Кничер, сидевший за столом по правую руку от меня. Для начала он крякнул, прочищая горло:
        - Я думаю, что лучше всего для этой цели подойдут «Чивандес» и «Порт…» «Плохая девчонка». И я очень хорошо знаю вход в гавань Тробиндаса. Есть там одно местечко, всякий раз, когда проходишь его, всем морским богам молишься. Вопрос только в том, чтобы утопить корабли поперек фарватера.
        И еще, господин де Койн, если вы испытываете сомнения… Все, кто собрался здесь, уже не отступятся. Жизнь - такая сладкая штука… - Он на мгновение замолчал. - Динес, мой любимый внук, - при воспоминании о внуке у Кничера даже глаза потеплели, - спрашивал у меня: дед, ведь ты пойдешь на войну, чтобы победить врагов? Я не знаю, удастся ли нам победить, господин де Койн, но одно я знаю точно: о своем долге должны помнить не только те люди, которые сейчас, возможно, гибнут в бою. - И он показал большим пальцем через плечо в ту сторону, где находился флот Скардара. - Так что продолжайте, господин де Койн, продолжайте. Вероятно, вы успели поведать нам только часть своего плана.
        Я кивнул, соглашаясь.
        - Да, конечно. Хочу только добавить - сейчас наш долг заключается в том, чтобы за свою родину умерли именно враги…
        Эскадра шла самым малым ходом. На палубах обеих «жертв» велись лихорадочные приготовления. Большая часть людей уже переправилась на другие корабли.
        Мы стояли с дир Пьетроссо на мостике, наблюдая за происходящим.
        - Де Койн, ты не пойдешь ни на одном из этих кораблей, - неожиданно заявил Иджин.
        - Ты тоже, - не задержался я с ответом. - Кстати, что там у нас с топорами?
        - С какими топорами? - удивился он.
        Как это с какими? Нет у ваших кораблей кингстонов, придется топорами днище рубить. Не утопим их - и вся затея насмарку, только подставимся.
        - Артуа! - Голос дир Пьетроссо прозвучал с веселым изумлением. - Не нужно никаких топоров, достаточно будет взорвать заряд пороха в нужном месте.
        Ну да, конечно. Ты же у нас специалист по захвату кораблей, вероятно, знаешь, как их и утопить легче.
        Я не опасался, что мы не успеем и эскадра Табриско уйдет. Если они не ушли с вечера, то вряд ли смогут сделать это раньше утра. Город пал, и теперь по его улицам разгуливают победители. Собрать их ночью, когда вокруг столько соблазнов, когда они чувствуют свою безнаказанность и могут делать все, что им в голову взбредет, ведь никто не призовет их к ответу… Нет, такое решительно невозможно.

«Плохая девчонка» легла на грунт с сильным креном на левый борт, но вытянула свои мачты в сторону фарватера. «Чивандес» погрузился удачней не придумаешь, именно там, где и советовал Гиун Кничер. Чуть в стороне от них сел на мель трехпалубный корабль Табриско.
        Нам удалось перекрыть фарватер, но и тех табрисцев, что оставались в море, с лихвой хватало, чтобы потопить все наши корабли.
        Сбросив паруса, чадил черным дымом «Дар судьбы», и его команда лихорадочно боролась с пожаром. Получив пробоину и огромный дифферент на нос, пыталась выброситься на берег «Невеста ветра» капитана Дойнта Гулера. Именно этот корабль вступил в безнадежный бой с трехпалубным кораблем Табриско, когда враг попытался нам помешать.

«Сюрприз Ренуаха» Гиуна Кничера переплелся снастями с табрисцем, и там шла ожесточенная схватка. Кничер взял на борт часть экипажей с покоящихся теперь на дне морском кораблей, и очень надеюсь, что они помогут одолеть противника.
        На внешнем рейде оказалось восемь кораблей Табриско, и три из них были линкорами, имевшими по три орудийных палубы. Один из них уже тонул, как тонул и другой, двухпалубный. Третий табрисец остался без бизани, но пока весь наш успех в этом и заключался.

«Морской воитель» находился мористее, атакуя пушечными залпами линкор Табриско и пытаясь не угодить под ответный огонь.
        Я не отсчитывал секунды между залпами «Мелиссы», но, по-моему, даже Нельсон гордился бы такими канонирами и комендорами.

«Мелисса» получила множество пробоин в парусах. Перебитая ядром верхняя часть фок-мачты висела на такелаже, что, конечно, не прибавило кораблю ни маневренности, ни скорости, но он упорно шел вперед, целясь носом в высокую корму врага.
        Вокруг меня сгрудились люди, с которыми я пришел в Скардар: Прошка, все еще прихрамывающий Гриттер, Бронс и Трендир. И все мы готовились к тому, чтобы оказаться на палубе вражеского корабля, когда приблизимся к нему вплотную. Клемьеру там не место, а Фред нужен здесь, на мостике, где без меня можно спокойно обойтись. Тут же находился и дир Пьетроссо, в полном боевом облачении, с абордажной саблей в руке и с пистолетами за поясом.
        В голове у меня, как и обычно в таких случаях, висела пустота и было ощущение неприятной, нежеланной, но такой необходимой работы, которую невозможно переложить на чужие плечи.
        - Они уходят, Артуа! Они уходят! - кричал Иджин. - Посмотри на горизонт!
        Когда я посмотрел на северную часть горизонта, то увидел то, что уже отчаялся увидеть: множество крохотных пятнышек далеких парусов.
        - Но этот корабль - мой, и я возьму его! - Взгляд Иджина теперь был устремлен на приближающуюся корму табрисца.

«Вот и отлично, дир Пьетроссо. А я, пожалуй, останусь. Сейчас от меня уже ничего не зависит. И мне так хочется выжить, вернуться в Империю, увидеть Яну, прижать ее к груди и поцеловать».
        Глава 32
        ДЕРТОРИЕР
        Прежде чем войти в кабинет Иджина, я постучал в дверь. Вообще-то дир Пьетроссо находился в моем подчинении, но это на борту «Мелиссы», а в его доме я всего лишь гость.
        Иджин в глубокой задумчивости сидел за письменным столом, положив руки на ворох каких-то бумаг.
        - Проходи, Артуа, я как раз хотел с тобой поговорить.
        Я удобно расположился в одном из трех кресел. Помолчали.
        Сюда я зашел по делу, мне хотелось кое-что уточнить, но, видя состояние Иджина, я решил немного повременить с вопросами. Дело мое касалось сущего пустяка, а весь вид дир Пьетроссо говорил о том, что что-то его гложет, причем гложет сильно. Так что сначала выслушаю его, может, смогу помочь.
        Иджин, за внешней бесшабашностью которого скрывался недюжинный ум, мне нравился. Но в тот момент он совсем не походил на самого себя. Обычно так выглядит человек, мучительно ищущий ответ на трудный вопрос.
        Ну давай, рассказывай, стоит с кем-нибудь поделиться - и станет намного легче. В том случае, конечно, если можно поделиться. Ведь бывает, что такой груз приходится нести всю оставшуюся жизнь. Это, наверное, и называется: скелет в шкафу. Но вряд ли у него сейчас такой случай.
        Словно услышав мои мысли, дир Пьетроссо передал мне исписанный лист бумаги. Письменный язык Скардара отличался от общеимперского, но вникнуть в суть написанного мне все же удалось. И я понял, что явилось причиной мерзкого настроения Иджина.
        - И что, письмо попало тебе в руки в том виде, в котором я сейчас его и вижу?
        Если это действительно так, то цена ему ломаный грош.
        - Конечно же нет, де Койн. - Голос у дир Пьетроссо был под стать его виду: мрачный и уставший. - Вот, можешь сам полюбоваться.
        Я встал, подошел к столу и посмотрел на другой лист, почти полностью заполненный буквами без всяких интервалов между ними. Так, это шифрограмма, но где ключ?
        Ключ оказался в руке Иджина и представлял собой трафарет с тремя маленькими сквозными окошечками.
        - Смотри, Артуа. Сначала приставляем трафарет к правому нижнему углу письма, затем…
        Я отмахнулся, объяснений не нужно. Нисколько не сомневаюсь в том, что послание расшифровано правильно. Потом подошел к открытому окну, уставившись сквозь него невидящим взором. Мне понадобилась пара минут, чтобы полностью осознать прочитанное. Да уж, бывает и такое.
        - Как оно к тебе попало?
        - В ближайшем окружении Минура есть один человек… Хочет он того или нет, но делает все, что я ему скажу.
        - Минур знает, что послание перехвачено? Это точно не фальшивка? Что вы теперь собираетесь делать? - зачастил я вопросами, все еще до конца не веря.
        - Нет, де Койн, это не фальшивка. Знает ли Минур, или не знает, теперь не имеет значения. А вот что делать дальше… - не по порядку начал отвечать мне дир Пьетроссо.
        Минур вел тайную переписку с Изнердом. Считая дальнейшее ведение войны бессмысленным, он предлагал капитуляцию с единственным условием - после оккупации он остается наместником Скардара. Судя по тексту, послание не было единственным, а являлось частью переписки.
        Об остальном можно только догадываться. Минур не мог в одиночку принять такое решение, у него обязательно должны быть сторонники. Можно предположить, что произойдет после того, как ондириер объявит о капитуляции Скардара. Война закончится, но далеко не все сложат оружие, в отсутствии патриотизма жителей Скардара обвинить категорически нельзя. Но это будет партизанская война, которая может длиться веками.
        Пострадает ли от этого Изнерд? Очень сомневаюсь. Цель у него одна - избавиться от соперника на море, и он своего добьется. А с повстанцами Изнерд будет бороться с помощью оккупационных войск и скардарцев, которые перейдут на его сторону. Деньги всегда значили очень многое, так что люди найдутся.
        - Минуру нужен преемник, - заявил я.
        - Преемник? - удивился дир Пьетроссо.
        - Да, Иджин. Посуди сам. Минура оставлять нельзя. Я много раз присутствовал при ваших обсуждениях создавшейся ситуации, суть которых всегда сводилась к моему недавнему утверждению, что коней на переправе не меняют. Но сейчас все совсем иначе. Минуру нужен преемник, причем нужен срочно.
        Может, именно сейчас по городу уже бегают глашатаи, приглашая жителей Абидоса собраться на площади перед дворцом, где ондириер должен сделать очень важное заявление? Минур выступит с проникновенной речью, заявляя о том, что дальнейшая борьба бессмысленна. Чтобы избежать новых жертв, он, бесконечно скорбя, объявит о капитуляции. Скорее всего, он просто озвучит то, что давно уже крутится в голове у многих. Подумай, Иджин, что произойдет, если сейчас убрать Минура, а на его место поставить другого человека? Да ничего хорошего. Для этого придется огласить то, что вы сейчас тщательно скрываете, - его договор с Изнердом, по сути, предательство. После этого Минуру торжественно отрубят на площади голову (или у вас вешают?), что, по моему мнению, будет совершенно справедливо.
        Только ведь помахать письмом мало. Я больше чем уверен: сразу же распространится слух, что письмо - фальшивка. Многие этому поверят. Дальше будет смута и разброд, а в такой ситуации, что сложилась сейчас, нужна сплоченность, как бы пафосно это ни звучало.
        Я предлагаю иной вариант, и в нем тоже могут присутствовать люди на площади. Но в моем случае ондириер официально передаст власть дерториеру. Скажет, например, что он бессилен в сложившейся ситуации и будет лучше для всех, в первую очередь, для Скардара, что власть получит человек, способный повлиять на ход войны.
        И обе стороны останутся довольны. Минур останется при своей голове, о чем я очень пожалею, а Скардар получит нового правителя, того, что вы, судя по вашим разговорам, все никак не можете выбрать. Думаю, что для вас сейчас самое время вспомнить о таком волшебном слове, как компромисс.
        Я расхаживал по кабинету, громко рассуждая, а дир Пьетроссо внимательно меня слушал. По сути, ничего нового я не предложил. В истории Скардара существовало нечто подобное. Когда-то давным-давно, и рассказывал мне об этом сам Иджин, когда Скардар только образовывался как государство, первым его правителем был дерториер
        - военный вождь, затем его сменил ондириер, вождь гражданский. Когда к власти пришел Минур, он объявил себя новым ондириером. Так что ничего страшного, если страну вновь возглавит дерториер. Время сейчас военное, так что военному вождю самое место.
        Вообще-то в титулах «ондириер» и «дерториер» был еще и какой-то мистический смысл, что-то из древних верований скардарцев, и оба этих слова связаны с морским драконом, существом мифологическим, но сейчас это неважно.
        - Сложность в том, что нужно убедить Минура добровольно передать власть дерториеру. Не сомневаюсь, перспектива остаться без головы должна его серьезно озаботить, и все же церемония передачи власти должна быть добровольной и официальной.
        Мне кажется, такой выход будет гораздо лучше переворота. Минур же впоследствии не сможет заявить, что его силой заставили лишиться власти, заставили по такой ничтожной причине, как измена родине.

«Хотя это для солдата или генерала будет выглядеть предательством, а для правителя вполне может сойти и за политическую мудрость», - подумал я.
        Дир Пьетроссо продолжал молчать, и я не мог понять, как же он воспринимает мои слова. А добавить мне было уже нечего.
        В дверь постучали, следом в комнату вошел слуга, держа в руках подсвечник с тремя зажженными свечами. Иджин кивком поблагодарил слугу, дождался, пока за ним закроется дверь, и произнес:
        - Знаете, господин де Койн, а я ведь хотел увидеть вас именно для того, чтобы предложить занять место Минура.
        Сказать, что я не ожидал услышать этих слов, это ничего не сказать. Все равно что заявить о том, будто упал с крыши многоэтажки и даже не поцарапался.
        Я ожидал все что угодно, даже предложения немедленно отправиться вместе с заговорщиками в Дерторпьир, чтобы свергнуть Минура, но только не это.
        Кстати, Дерторпьир и был назван в честь дерториера. Дворец много раз перестраивался, от первоначальных построек почти ничего не осталось, а вот название сохранилось.
        - Вы устраиваете многих из нас, господин де Койн, - продолжил Иджин. - Устраиваете по многим причинам. В любой другой ситуации, если бы дело не шло к тому, что Скардар вообще может исчезнуть как государство, никто бы, вероятно, даже не подумал о вас как о правителе Скардара.
        Прежде всего вы чужак. Но… Я успел немного узнать вас за это время и понял, что вы не станете искать во всем этом выгоды.
        Господи, да какая здесь может быть выгода? Запустить руки в нищую казну, несколько недель, а то и дней наслаждаясь властью над государством, стоящим на грани гибели?
        - Как бы там ни было, за вами стоит Империя. Я понимаю, что реальной помощи в ближайшее время ждать не приходится, и все же. Кроме того, как вы, наверное, и сами успели заметить, вы пользуетесь в Скардаре большой, если не сказать огромной популярностью. Мне даже говорили, что вашим именем начали называть детей.

«Возможно, это и так, дир Пьетроссо, но знаешь ли ты, как изменчива популярность? Сегодня толпа носит тебя на руках, а завтра просто бросит на булыжную мостовую, развернется и уйдет. И никто даже не поинтересуется, не больно ли ты ударился о камни или не убился ли вообще».
        - Еще вы феноменально удачливы, что тоже дано далеко не каждому. Я ведь немало наслышан о вас, да и на моих глазах вы несколько раз это доказывали. И самое главное, за вами пойдут люди, как пошли те же купцы.

«А вот с этим все немного циничнее, господин дир Пьетроссо. Вероятно, ты еще не знаешь того, что успел узнать я. У купцов на мой счет есть свои соображения. Если дела пойдут хуже некуда, а до этого не так уж и далеко, мне придется покинуть Скардар, не дожидаясь полного краха. Покинуть на той же „Мелиссе“, и я считаю, что вполне ее заслужил. И купцы рассчитывают на своих кораблях вместе с семьями уйти вместе со мной, уповая на то, что я помогу им обосноваться в Империи. И я их понимаю и не смогу отказать ни сейчас, не потом».
        - Кстати, знаете, какая сейчас самая популярная история в Скардаре? После сожжения изнердийского флота, конечно. О том, как вы, де Койн, на борту «Морского воителя» напоили сына Минура, Диамуна. Казалось бы, столько времени прошло, а она все продолжает пользоваться популярностью. Некоторые даже в шутку угрожают друг другу: быть может, тебя напоить, как Диамуна?
        То, что наследника в народе не любят, я знал. И дело даже не в том, что его называли Теленком. Прошка мне рассказывал, что видел, как горожане плевали вслед проезжающей карете Диамуна.
        - Скажу вам уж и совсем смешную вещь. Существует пророчество…
        Тут я не выдержал и махнул рукой. Только пророчеств не хватало, особенно в таком серьезном деле.
        - Можете себе представить, даже дом Митаиссо не стал возражать против вас.
        Это мне мало о чем говорит. Мне лишь известно, что родов, состоявших в заговоре против Минура, довольно много. Но еще больше было людей, которые, понимая серьезность ситуации, бежали из страны, распродавая все, что нельзя увезти с собой. Морем мало кто отваживается, а вот дорога на север, в соседнее королевство Баллейн, в последнее время стала весьма оживленной.
        Что же до рода Митаиссо, из него я знал только двоих. Один из них - адмирал, командующий эскадрой, а второй - артиллерийский офицер на «Мелиссе».
        Теперь о предложении, только что озвученном Иджином. Нет никакого сомнения, что только крайняя степень отчаяния заставила сделать его.
        Почему именно я? Из-за своего положения в Империи? А какое у меня там положение? Ну как они не могут понять, что не будет никакой помощи, не стоит даже и надеяться. Другие кандидаты отказываются, испугавшись ответственности в случае поражения?
        И доводы какие-то несерьезные: подумаешь, популярность, после нескольких поражений она сойдет на нет. Пророчество? Смешно даже.
        И что я им смогу дать?
        А с другой стороны… Это ли не шанс изменить все? В случае победы я смогу стать Янианне чуть ли не равным. Ведь что гложет меня больше всего на свете?
        Казалось бы, скоро свадьба, после которой все вокруг будут называть меня «ваше величество», я буду сопровождать Янианну на балах и торжественных выходах, раздувая щеки от гордости, в душе же чувствуя ущербность консорта. Заработаю неимоверно много денег, займусь наконец техническим развитием этого мира. Изобрету всякие швейные машинки, пулеметы и железные корабли. Время от времени буду удивлять Яну диковинами… Но только и всего.
        Это шанс, Артур, это шанс. Шанс не быть водителем или слесарем при бизнес-леди. Риск остаться без головы огромен, но и ставка-то какова?
        И все-таки я попытался отшутиться:
        - Господин дир Пьетроссо, а вам не кажется, что, если все закончится хорошо, вам будет трудно забрать у меня власть обратно?
        Сколько ни вспоминаю историю, на ум приходят лишь два человека, которые добровольно отказывались от власти. Тот, что с пресловутой капустой, и другой, уже на моей памяти, который просто устал, передав власть именно преемнику.
        Иджин заговорил снова:
        - Знаешь, господин де Койн, я бы отдал душу дьяволу, морскому, подземному или еще какому, в обмен на то, чтобы мы смогли даже не выиграть войну, а просто отстоять свою независимость. Если бы тебе удалось победить в этой войне, то вряд ли кто потребовал бы от тебя вернуть власть. Да и ты не из тех людей, чтобы отдать то, что будет принадлежать тебе по праву. Конечно же не все так просто и не все согласны с тем, чтобы именно ты занял место Минура. Мнения разделились. Одни категорически против того, чтобы Скардаром правил чужак. Других ты устраиваешь главным образом потому, что за тобой никто не стоит. Третьи никак не могут определиться, и у них, как мне кажется, все мысли только о том, как бы успеть покинуть страну вовремя. В общем, так, господин де Койн, с вами хотели бы встретиться. - Теперь голос дир Пьетроссо звучал чуть ли не официально. - Я лишь озвучил предложение. Вы не дали согласия, но и сразу отвергать его не стали. Понимаю, предложение очень неожиданное, и сделано оно больше от отчаяния. Больше всего ему соответствует услышанное именно от вас выражение: утопающий хватается за соломинку.
        Я мерил кабинет Иджина шагами, каждый раз огибая стоявшую на небольшом постаменте скульптуру обнаженной девушки. В Скардаре, в отличие от той же Империи, нет запретов на обнаженное человеческое тело в скульптурах и на картинах. И фигура у девушки была хороша, я любовался ею каждый раз, когда бывал в кабинете дир Пьетроссо, но сейчас не до этого.
        Это шанс. И пусть мотивация моя далеко не благородна и спасение Скардара стоит в ней не на первом месте, но это шанс. Смогу ли я? Ведь положение Скардара серьезней некуда. Но как узнаю, если не попробую?
        За окном стемнело, в колеблющемся пламени свечей на стенах играли причудливые тени.
        Это тот шанс, который нельзя упустить. Шанс, о потере которого я буду жалеть всю оставшуюся жизнь. Иначе - швейные машинки, диковинки и парадные выходы под ручку с ее величеством.
        - Иджин, - спросил я у дир Пьетроссо, успевшего снова усесться за стол, водрузить на него локти и обхватить ладонями голову. - Скажи, а сам-то ты как относишься к тому, чтобы именно я занял место Минура?
        Дир Пьетроссо посмотрел на меня, пожал плечами и ответил:
        - Собственно, я тебя и предложил, де Койн.
        - Тогда ответь мне еще на один вопрос. - Я изо всех сил старался удержать голос спокойным, хотя сердце бешено колотилось в груди. - Может быть, нам не стоит откладывать того, что должно произойти в самом скором времени. Со мной или без меня, но произойдет обязательно. Так чего же ждать?
        Глава 33
        КУХАРКИ И ПОВАРА
        Раздумывал Иджин недолго. И вовсе не над моим предложением. Затем он с решительным видом взялся за колокольчик, призывая слуг. Последовал ряд коротких распоряжений, в результате чего через час нам пришлось перейти в одну из зал его дома, поскольку места в кабинете для всех уже не хватало.
        Хозяин внимательно оглядел присутствующих и кивнул головой: больше никого ждать не придется. Тут и выяснилось, что почти никто из прибывших о перехваченном письме Минура еще не знает.
        Их оказалось около двадцати человек, и со всеми ими я был знаком благодаря Иджину. С кем-то знаком шапочно, с кем-то хорошо, а, к примеру, Чент дир Митаиссо служил на «Мелиссе». Присутствовал здесь и Фред фер Груенуа, тоже, кстати, принимавший участие в общем обсуждении. У него о чем-то спрашивали, он и сам задавал вопросы, иной раз высказывая свое мнение, чуть ли не противоположное тому, что только что услышал.
        Я сидел в стороне и смотрел на них всех. Здесь собрались люди, готовые поддержать мою кандидатуру. В случае удачного завершения дела я не сам захвачу скардарский престол - меня на него посадят именно эти люди. То есть я буду их ставленником. Почти все они были молоды, едва ли треть из них была старше тридцати. И все они являлись представителями знатных дворянских родов Скардара. Они собрались не для того, чтобы в случае победы их партии улучшить свое положение в обществе или свое благосостояние. Нет, безусловно, были среди них и такие, но им даже в голову не приходило озвучивать то, что являлось их тайной мечтой.
        Я даже не прислушивался к разговорам. Какой в этом смысл? Все решится в Дерторпьире, и это произойдет очень скоро.
        Наконец обсуждения начали стихать, и теперь все чаще собравшиеся посматривали на меня. Что ж, сейчас я должен встать и выступить с программной речью. Заверить, обнадежить и обещать оправдать. И я сказал:
        - Господа! Наверное, вы желаете услышать от меня многое, но я скажу вам лишь несколько слов. Не так давно я даже не подозревал о существовании такого государства, как Скардар. И даже если слышал его название, то не обращал на него внимания. Когда судьба забросила меня сюда, единственной моей мечтой было как можно скорее отсюда убраться. Но с тех пор все изменилось. Не люблю много говорить, для этого обращайтесь к Минуру. - Еще бы, любовь Минура к речам даже превосходит его любовь к женщинам, так однажды пошутил дир Пьетроссо. - Но я скажу вам главное: обещаю, что для спасения Скардара отдам все силы, а если потребуется
        - жизнь. Но… Но я буду требовать того же и от всех остальных.
        Вот так-то, господа мои дорогие. Давайте сразу расставим все по своим местам. Вы посадите меня на трон, но не надейтесь, что я буду плясать под вашу дудку. Дельные предложения и хорошие мысли всегда готов буду услышать. Но решение всегда будет оставаться только за мной. Надеюсь, что мне удалось это до вас донести. И очень не хочется начинать с вранья, пусть и молчаливого.
        Если кто-нибудь надеется, что, как только я займу место Минура, к нам немедленно на помощь прибудет имперский флот, хочу сразу разочаровать - этого не будет. Но я считаю, что мы сможем справиться и собственными силами. Так что прошу вас всех еще раз подумать, господа.
        А помощь есть, и ее не нужно ждать из-за семи морей. Нужно только встретиться и переговорить с Гиуном Кничером, который пользуется среди купцов огромным уважением. В стране, где существует притча о четвертом сыне, должно быть много людей, готовых выполнить свой долг перед родиной.
        Добавить больше было нечего, и я вышел из залы, притворив за собой дверь.
        Я стоял на балконе и смотрел туда, где за морями-океанами находились берега Империи. Стоял и думал: «Если мне все удастся, ты меня поймешь и простишь, милая. Ну а если суждено здесь погибнуть, что ж, ты найдешь себе другого мужчину, более достойного тебя».
        К Минуру (так и хочется сказать: «на прием») следующим вечером мы попали на удивление легко. Отправились мы впятером: я с Прошкой, дир Пьетроссо со своей тенью - Бридиром - и Чент дир Митаиссо.
        Прошку я взял с собой, считая, что, если нам не удастся задуманное, вряд ли он меня долго переживет, спрячь его хоть где. Иджин, вероятно, взял Бридира из тех же самых соображений.
        Мы подъехали к ажурной кованой ограде, окружающей дворец. Едва стих стук колес, ворота с легким скрипом распахнулись, пропуская нас.
        Затем мы вышли из кареты, и подошли к тыльной стороне Дерторпьира. На условный стук Иджина открылась неприметная дверь. Человека, встретившего нас на входе, я однажды видел в окружении Минура. Правитель Скардара, предупрежденный о нашем визите, вероятно, ожидал, что мы прибудем обычным путем, но Иджин решил по-другому.
        Мы последовали за встретившим нас человеком, поднялись этажом выше, подождали с четверть часа в комнате, чем-то неуловимо напоминающей приемную. Затем все тот же господин появился из-за двустворчатых дверей и, склонившись в полупоклоне, указал на них рукой, приглашая войти.
        Мы вошли втроем, оставив Проухва с Бридиром за дверью. Нас действительно ждал Минур, и весь его вид говорил о том, что это не официальная встреча - накинутый на плечи тяжелый халат и легкие туфли, похожие на домашние тапочки.
        Минур не стал отделываться дежурной фразой: мол, чем обязан столь поздним визитом?
        - лишь указал рукой на находившиеся в кабинете стулья. И сам уселся за стол.
        Я выбрал место, с которого хорошо были видны лица и правителя Скардара, и дир Пьетроссо. Стул находился чуть в стороне, но вполне меня устраивал: говорить в основном будет Иджин, я же подключусь в нужный момент. Разговор предстоял очень серьезный: нам следовало убедить Минура расстаться с властью добровольно, предложив обменять трон на жизнь.
        Если факт сговора ондириера с Изнердом станет достоянием общественности, Минур начнет держаться за власть до последнего, потому что ему нечего будет терять. Останется только убрать его силой. Разве что в этом случае у него не получится объявить капитуляцию, ведь это будет отличным доказательством того, что он действительно предал Скардар.
        Все сейчас упиралось только в то, насколько мы сможем быть убедительными. Иджин положил перед Минуром на стол лист исписанной бумаги. Первый ход сделан.
        К своей чести, Минур не принялся его разглядывать со всех сторон, недоуменно спрашивая: «Что это?» Он бегло взглянул на письмо, положил на него палец и повозил лист по столу:
        - Этого будет мало. Оно может принадлежать кому угодно.
        Тут он прав, письмо не подписано: скардарский ондириер. И оно действительно могло принадлежать кому угодно.
        - Этого будет вполне достаточно, господин Сьенуоссо, чтобы покончить с вами тем или иным образом. - Я встал и приблизился к столу. Вообще-то по сценарию разговор пока должен вести дир Пьетроссо, но у меня попросту не хватило выдержки. - Письмо действительно принадлежит вам. Это не долговое обязательство, а вы не заемщик, утверждающий, что вексель подделан и что на самом деле вы никому и ничего не должны.
        И такое во все времена всегда называлось и будет называться изменой. Но не изменой генерала, перешедшего на сторону противника, или коменданта крепости, за золото приказавшего распахнуть ворота, а… - Наверное, я волновался больше, чем казалось мне самому, потому что мне не удалось придумать подходящее сравнение. Поэтому я продолжил: - И сейчас вы отлично понимаете, что на троне вам уже не удержаться. Будь за вами династия, а так…
        Я взмахнул рукой, указывая на всю тщетность его попыток:
        - Вероятно, тогда, четыре года назад, когда вы сумели взять власть, вы желали для Скардара всех благ. Не сомневаюсь, что вам и в голову не приходило, что когда-нибудь вы поступите именно таким образом.
        Не знаю, да и знать не хочу, что подтолкнуло вас к измене. Сейчас никому не интересны причины, потому что оправдаться вы не сможете ничем и никогда. Ни стремлением к тому, чтобы не проливалась кровь ваших сограждан, ни попыткой сохранить Скардар как государство. Потому что оправдать предательство невозможно.
        И теперь у вас, господин дир Сьенуоссо, просто нет выбора. Хотя, наверное, я ошибаюсь и выбор еще есть - вы можете дернуть за шнурок или нажать на рычаг (что у вас там под столом?), и сюда ворвутся верные вам люди.
        Минур пару раз косился под стол, как бы примериваясь. А может быть, я все придумал.
        - Успеем мы захватить вас с собой на тот свет или нет - от этого ничего не изменится. Но у власти вам не удержаться. Мы пришли к вам не для того, чтобы обвинять вас в предательстве, мы пришли сделать вам предложение.
        - Предложение? Любопытно будет его услышать.
        Голос у Минура звучал на удивление спокойно, да и сам он не выглядел взволнованно. Хотя чему удивляться: прибрать власть к своим рукам и держать ее долгие четыре года… Робкие люди в таком деле не преуспевают.
        - Господин дир Сьенуоссо, в ближайшие дни вы откажетесь от власти и назначите своим преемником господина де Койна, - подал голос Иджин.
        Браво, Иджин, не мне же об этом заявлять.
        Я отошел в сторону, иначе получалось, что дир Пьетроссо говорит мне чуть ли не в спину.
        - Затем официально ее передадите. Например, завтра поведете разговор о том, что вам не под силу что-то изменить. Это для того, чтобы ваше решение не стало ни для кого неожиданностью. А уже послезавтра как будто бы примете решение передать бразды правления господину де Койну. Обещаю вам, у вас будет горячая поддержка и не менее горячее одобрение. Затем мы снова встретимся в Дерторпьире, и в торжественной обстановке вы передадите де Койну те самые бразды. Что вы получите взамен? Об этом письме, - Иджин указал на стол, - никто и никогда не узнает. Вас просто оставят в покое. Ведь вы отлично понимаете, что это и в наших интересах.
        - И где гарантии, что все будет именно так? - спросил Минур.
        Какой у него ровный голос, как будто о погоде разговаривает.
        - Порукой тому будет мое слово. Вы, наверное, уже успели убедиться, что я умею его держать, - снова вступил в разговор я.
        Ты должен был в этом убедиться, Минур. Из-за данного тебе обещания мне уже столько времени приходится плыть по течению, просто плыть по течению.
        Следующий вопрос Минура предназначался мне:
        - Думаете, вы в силах что-либо изменить?
        Пришлось пожать плечами: а почему бы и нет? Пусть кухаркам управлять государством и не под силу, но ведь внуки поваров это делают. Другое дело, как это они делают.
        - Я постараюсь, господин Сьенуоссо, я буду очень стараться. Я так понимаю, что ваш вопрос является согласием на наше предложение?
        Минур на несколько мгновений задумался. Взгляд его снова скользнул под стол. Я напрягся. Но нет, Минур взглянул на меня, на Иджина, на дир Митаиссо, снова на меня, и кивнул головой.
        По-моему, облегченно выдохнул не только я.
        - Вот и отлично, господин ондириер, не будем вам дальше надоедать. Время уже позднее, так что, если остались какие-то вопросы, господин дир Пьетроссо встретится с вами завтра. Правда, осталась маленькая пустая формальность. Господин дир Пьетроссо, прошу вас.
        Иджин подошел к столу и положил перед Минуром два наполовину исписанных листа. Мы торопились, когда составляли эти бумаги, поэтому на одном из листов стояла клякса. Ничего страшного, пойдут и такие.
        - Что это?
        Минур прочитал один, взялся за второй, затем недоуменно посмотрел на нас с Иджином. Ну наконец-то хоть какое-то проявление эмоций.
        - Я же вам говорил, дир Сьенуоссо, пустая формальность. Подпишите их, можете даже печатей не ставить. Эти бумаги будут залогом того, что мы с вами действительно договорились.
        Минур подписал обе.
        - Теперь, господин дир Сьенуоссо, мы вас покидаем. Один экземпляр можете оставить себе.
        Со стула поднялся дир Митаиссо, не произнесший за все время ни слова, и так же молча пошел к выходу. И мы с Иджином последовали вслед за ним.
        - Господин де Койн, - услышал я уже в спину голос Минура. - Ну и как вы прикажете себя величать: ваше королевское величество, ваше императорское величество?
        - Дерториером, господин дир Сьенуоссо, просто дерториером.
        Я направился к дверям, но, не выдержав, остановился, чтобы поинтересоваться:
        - В свою очередь, господин Сьенуоссо, меня все время мучает вопрос: почему вы вынудили меня дать слово, что я задержусь в Скардаре?
        Минур, на мгновение замешкавшись, все же ответил:
        - Знаете, де Койн, вероятно у вас в Империи столько врагов, что даже здесь оказался один из них. В общем-то ничего личного, мне пришлось заплатить услугой за услугу.
        Было видно, что он ожидал следующего вопроса. И я уже было открыл рот, чтобы узнать, кто же этот таинственный враг, но передумал. Не факт, что он скажет, а если и скажет, то может и обмануть. Да и не очень хотелось задерживаться во дворце.
        Уже выходя из кабинета, я еще раз посмотрел на Минура. Он сидел за столом, уставившись в одному ему видимую точку на стене. Когда он взглянул на меня, в глазах его была только усталость.
        Ты выронил власть из своих рук, Минур, а я оказался первым, кто ее подобрал. И в произошедшем виноват ты сам. У тех, кто держит власть крепко, двумя руками, вырвать ее очень тяжело. Но об одном тебе ни за что и никогда не догадаться - почему я пошел на это. Как не догадаются и люди, предложившие ее мне. А сам я никому не скажу.
        Прошка вскочил на ноги при нашем появлении. Его лицо показалось мне немного бледноватым. Все позади, Проухв, мы живы, и мы победили.
        Мы снова прошли тем же путем, тот же человек выпустил нас из Дерторпьира, и было слышно, как заскрежетали засовы на закрывающейся за нами двери.
        Запахнувшись в плащи и натянув шляпы, мы шли по полутемной аллее к решетчатому забору дворца.
        - Почему-то я считал, что все будет значительно сложнее, - первым нарушил молчание Иджин.
        А я не считал так, Иджин. Мы сами себе придумываем, что властители чем-то отличаются от обычных людей. Нет, друг мой, и еще раз нет, они такие же люди, как и все остальные. Они - обыкновенные люди, и у каждого из них есть слабые стороны. Просто некоторые из них так любят власть, что готовы ради нее расстаться с жизнью. Минур оказался не из таких.
        Я сжимал в руках бумагу, наспех состряпанную дир Пьетроссо и подписанную Минуром. Ничего особенного в ней не было, только согласие ондириера на передачу власти и назначение меня преемником. Никакой силы она, понятное дело, не имела. Просто я подумал, что, если он подпишет такую бумагу один раз, во второй раз, официально, сделать это ему будет значительно легче.
        Я скомкал бумагу и поискал глазами, куда бы ее выбросить.
        Иджин покачал головой, но ничего не сказал.
        - Иджин, давай отпустим карету и прогуляемся пешком, - предложил я. - Какая ночь замечательная, и звезды такие красивые.
        Вскоре мне будет совсем не до того, чтобы прогуливаться под звездным небом по ночному городу. Думать о том, что Минур слишком легко дал согласие, совсем не хотелось. Хотя в какой-то момент на его лице промелькнуло не совсем понятное мне выражение. То ли удовлетворения, то ли облегчения, то ли чего-то еще.
        Глава 34
        ХИТ СЕЗОНА
        Никаких торжеств не было: ни льющегося рекой вина, ни народных гуляний, ничего. Сейчас не время.
        Практически все, кто присутствовал в доме дир Пьетроссо перед нашим визитом к Минуру, собрались в одной из зал Дерторпьира. Дальше первого тоста за будущую победу дело не пошло. Все свелось к обсуждению создавшейся ситуации и только. Получился ужин, за которым больше говорили, чем пили и ели.
        На следующий день я встретился с людьми, составляющими совет при бывшем правителе. Не знаю, что думали они, а я думал об одном: если в ближайшее время мне не удастся одержать крупной победы, то сменивший ондириера дерториер точно не удержится на своем месте. Ведь задача военного вождя в том и состоит, чтобы побеждать врага. И потому я заявил собравшимся, что все они останутся на своих местах.
        Изменения будут потом, в случае удачного окончания войны. Поменять пришлось лишь советника, занимающего пост, соответствующий в Империи главе Тайной стражи. Мера вынужденная, сразу по нескольким причинам. Во-первых, этот пост должен занимать свой человек, по возможности преданный или просто зависимый. И во-вторых, если советник не знал о задуманном Минуре предательстве, то грош ему цена. А если знал и молчал… В любом случае, он должен уйти.
        На его место из рекомендованных мне Иджином трех кандидатур я выбрал Тетчина Гроиссо. Со всеми тремя я предварительно поговорил, пытаясь составить о них собственное мнение. Естественно, все они знали, для чего вызваны на разговор, и каждый вел себя по-своему. И если первые два пытались убедить меня, что лучшей кандидатуры мне и не сыскать, то Гроиссо просто отвечал на вопросы, иногда ненадолго задумываясь. Знатностью предков он похвастать не мог и трудился именно в той структуре, что я и предложил ему возглавить. Трудился не на самой высокой должности, по сути чуть ли не клерком. Но это значило, что работу он знает изнутри, и, судя по отзывам его коллег, весьма неплохо.
        Вот и отлично: за ним никто не стоит, он человек неглупый и должен отлично понимать, что отныне всем будет обязан именно мне. Гроиссо не стал отказываться от прозвучавшего предложения, отлично понимая, что это его шанс, быть может, единственный и последний.
        - Работайте, господин дир Гроиссо, - перед расставанием похлопал я его по плечу. - И очень хочу надеяться, что результаты вашей работы мы увидим в самое ближайшее время.
        Мне показалось, что-то дрогнуло в его глазах. А что ты хотел, тебе возглавлять один из самых важных департаментов, и только что появившаяся перед твоим именем приставка «дир» поможет решить тебе многие вопросы.
        Назначение Гроиссо и его возведение в дворянское звание были единственными перестановками. Что-то менять сейчас нет смысла. Все будет решаться там, в море, где сосредоточены флот Скардара и противостоящая ему объединенная эскадра Изнерда и Табриско.
        Я, конечно, предполагал, что скардарская казна будет пуста, но чтобы настолько… А еще и внешний долг Абдальяру… Ладно, когда к горлу приставлен нож, о задолженности по квартплате на некоторое время можно забыть. И все же я заставил господина дир Чиуссо, возглавляющего казначейство, раскошелиться. Он неглупый человек и не хуже меня понимал, для чего мне потребовались чуть ли не последние деньги государства.
        Встреча с купцами закончилась общей договоренностью. Я гарантировал, что все расходы, а также стоимость погибших кораблей казначейство возместит, пусть и не сразу. Еще я пообещал торговые льготы с Империей, уж такие вещи обещать имею право. Ну и в конце концов, господа, Скардар - это ваша родина. А родина - это такое понятие, ради которого жертвуют, не требуя ничего взамен.
        Была у меня одна идея, очень для этого мира свежая, именно она и являлась основной надеждой на благополучный исход предстоящего сражения. По большому счету мне и надеяться-то больше было не на что.
        Для ее осуществления я встретился с дир Пьетроссо и Гриттером. Иджин занялся организацией, а Гриттер - технической частью плана.

«Если задуманное удастся, быть тебе, Гриттер, дир Гриттероссо. Или дир Гриттосо, как сам того пожелаешь, - думал я, глядя на него. - Ну а если нет, что ж, в таком случае мы сможем с уверенностью сказать, что сделали все, что было в наших силах».
        Ничего сложного или трудоемкого в моем плане не было, но, если все пройдет как задумано, эффект должен был получиться ужасающим.
        Пока что объединенная эскадра Изнерда и Табриско еще медлила, рассчитывая на предательство Минура, но о смене власти в Скардаре скоро станет известно. Тогда будет сражение, в котором все и решится. И нам нужно было успеть присоединиться к своим до того, как оно произойдет. Единственным приятным событием за ту неделю, что прошла от моего назначения и до выхода в море, стал мой новый корабль, тримура, только что сошедшая со стапелей. От обычных тримур она отличалась большей парусностью, увеличенными в связи с этим килем и балластом и чуть большим числом орудий, коих оказалось сорок шесть.
        Скардарские кораблестроители постарались воплотить в ней весь опыт, накопленный ими за годы построек тримур, не игнорируя замечания и пожелания моряков.
        - Красавец, настоящий красавец, - говорил я Иджину, любуясь вместе с ним стоявшим на внутреннем рейде Абидоса кораблем. - Вернее, красавица. Потому что я назову его
«Принцессой Яной».
        Иджин пожал плечами: мол, славная традиция называть корабли именами возлюбленных. Вот на «Принцессе» я и понесу свой флаг. Меня вполне устраивала и «Мелисса» Фреда, но хотелось явиться на новом корабле в знак того, что не все так трагично. И потом, «Мелисса» - корабль трофейный.
        В составе эскадры Скардара, к которой мы должны были вскоре присоединиться, имелось и несколько трехпалубных кораблей более высокого ранга, и с более мощным пушечным вооружением. Но за все и всегда приходится платить, и их мощь сказывалась на их маневренности. Да и в скорости тримурам они уступали. Мне в самое ближайшее время понадобятся именно два этих качества, так что мой выбор был вполне разумным.
        Сти Молеуена у Фреда я забрал, как забрал и дир Пьетроссо. И еще перевел с
«Морского воителя» на «Принцессу Яну» Мелиню дир Героссо, назначив его капитаном.
        Минур, отправленный в свой загородный замок, активности не проявлял, его сын, Диамун, бывший вместе с отцом, перестал появляться в Абидосе, да и не до них было, совсем не до них.
        Ровно через неделю после моего объявления дерториером мы вышли в море. Эскадра получилась солидная, в четырнадцать вымпелов. «Принцесса Яна», «Морской воитель»,
«Мелисса», вышедший из ремонта «Четвертый сын» и десять бывших торговцев. Купцов могло быть и больше, но, посовещавшись, мы пришли к мнению забрать с собой только лучшие корабли. Остальным дело тоже нашлось, они патрулировали скардарское побережье. Еще с нами отправилось около десяти одномачтовых корабликов, единственным достоинством которых являлся весьма неплохой ход. Но именно на них у меня и был основной расчет.
        Все время перехода мы с тревогой смотрели по курсу, ожидая увидеть спасающиеся бегством остатки разгромленного флота Скардара. Когда на горизонте показались несколько парусников, идущих встречным курсом, сердце тревожно забилось в ожидании самого худшего. Если флот разгромлен, то никто и ничто Скардар уже не спасет. И я сам поставил себя в такую ситуацию, что покинуть страну будет нельзя до самых последних минут ее агонии.
        Но нет, встреченные нами корабли оказались флотом Абдальяра. Он единственный мог позволить себе торговлю с блокадным Скардаром, пользуясь тем, что цены на некоторые товары взлетели до заоблачных высот.
        Это было похоже на насмешку судьбы. Прибудь корабли Абдальяра в Абидос неделей раньше, вряд ли я преодолел бы соблазн отправиться в Империю вместе с ними. Ведь так легко бороться с соблазнами, когда их нет.
        Теперь же только и оставалось, что проводить торговцев взглядом. Ничего нового от абдальярцев мы не узнали, они прошли стороной от держащих друг друга в пределах видимости флотов Скардара и Изнерда. Но, по крайней мере, сражение еще не состоялось, такую информацию трактовать иначе невозможно.
        Мы успели. О смене правителя здесь все давно уже были в курсе. Для совещания командный состав флота собрался в адмиральской каюте на борту «Морского льва». Мы привезли с собой почту, свежие фрукты, овощи и даже мясо - живых телят. Еще я захватил с собой награды, указ на награждение которыми был подписан еще Минуром.
        Конечно, в Дерторпьире, в торжественной обстановке, все выглядело бы более значимо, но почему бы не сделать это перед решающим боем? И не самое главное, но не менее важное: «Принцесса Яна» привезла с собой золото - задержанное денежное довольствие. Плюс к нему - тройное жалованье всему личному составу флота «не в зачет», то есть, по сути своей, премию. Пусть ребята порадуются да помечтают о том, как потратят деньги на берегу. Популизм? Наверное, да. Но не в самой плохой его форме.
        В начале совещания последовал доклад дир Гирусио, чья должность при командующем скардарским флотом адмирале дир Митаиссо была сопоставима с начальником штаба. Дир Митаиссо, к слову, стал командующим после разгрома изнердийской эскадры в бухте Итликонкигуаль.
        Картинка, обрисованная дир Гирусио, получалась не очень обнадеживающая. Если по численности флота врагу мы не слишком-то и уступали - сорок шесть вымпелов против пятидесяти трех, то по суммарному весу залпа проигрывали почти в два с половиной раза.
        Кроме того, выяснилось, что прибыли мы как нельзя кстати. К составу эскадры Изнерда с союзником присоединился флагман изнердийского флота - четырехпалубный линейный корабль «Дабирас Айд», имеющий на борту сто сорок два орудия. Судя по описанию - это был монстр среди боевых кораблей. В составе флота Скардара таких кораблей не было. Соотношение трехпалубных кораблей Скардара и Изнерда было восемь к двенадцати в пользу последних. И самой большой огневой мощью обладал линейный корабль, на борту которого мы сейчас и находились, - восемьдесят четыре орудия.
        На «Дабирас Айде» держал свой флаг командующий флотом адмирал Аиуз Ригаски.
        - Я знаю его лично и, кроме того, много наслышан о нем, - пояснил дир Митаиссо. - Большинством своих побед в последнее время Изнерд обязан именно ему. Человек с крайне тяжелым характером, но весьма талантливый флотоводец. И еще он упорный, очень упорный. В некоторых случаях именно это его качество и приводило изнердийский флот к победе.
        Замолчав, дир Митаиссо посмотрел на меня. Мол, все уже сказано, и теперь самое время взять слово вам, господин дерториер. Все мы наслышаны о ваших успехах, так оправдайте наше доверие.
        Эти мысли не так уж и сложно было прочесть в его глазах. Думаю, что и остальные присутствующие думали примерно то же самое.
        Я встал, оглядев собравшихся. Все они - боевые офицеры, далекие от придворной политической грязи. За ними - славные предки, посвятившие свою жизнь служению родине. Они не понаслышке знают значение слова «долг», этому нельзя научить, но можно проникнуться.
        Что же касается предстоящей битвы… Что ж, господа, самое время отказаться от линейной тактики и перейти к тактике маневренной. Применив ее, мы опередим время по меньшей мере на сотню лет.
        Мне значительно проще, я получил бесплатно те знания, за которые люди когда-то заплатили своей кровью и своей жизнью. Проще и сложнее, потому что всегда сложно сделать что-то в первый раз, а мне предстоит убедить вас в своей правоте.
        - Итак, господа. Считаю, что откладывать неизбежное бессмысленно. И потому предлагаю атаковать завтра самим. Общий план предстоящего сражения таков - мы пойдем на сближение двумя колоннами. Колонну, которой предстоит первой атаковать изнердийский флот, возглавит «Принцесса Яна». Вторую, основную, - я нашел глазами адмирала, - господин дир Митаиссо.
        После атаки эскадры Изнерда силами первой колонны в бой вступает вторая, возглавляемая адмиралом. И теперь выслушайте самое главное: не бойтесь потерять строй, действуйте по обстановке, не страшитесь проявлять инициативу.
        Пусть завтра каждый из вас будет сам себе адмиралом. И еще раз хочу напомнить о том, о чем знает каждый из присутствующих. В завтрашнем бою решается судьба Скардара, останется ли он государством, или его постигнет та же участь, что постигла сотни держав до него.
        Я сделал паузу, желая, чтобы они переварили только что услышанное, затем продолжил:
        - Мне нужно еще пять тримур, что пойдут в первой колонне вместе с «Принцессой Яной», «Мелиссой» и «Морским воителем». Для всех них у меня есть особое задание.
        И снова пара минут тишины, нарушенной вопросом дир Митаиссо:
        - Господин дерториер, каков сигнал для вступления в бой основных сил?
        - Вы все его хорошо увидите, господа. Сигналом для атаки будет гибель изнердийского флагмана «Дабирас Айда»…
«Какой же он все-таки огромный! - думал я, глядя на приближающийся флагман изнердийцев. - Монстр, настоящий монстр. Даже просто взять его на абордаж - целая проблема. И не потому, что экипаж на нем превышает тысячу человек. Попробуй заберись на палубу, когда борта возносятся так высоко».
        Мы заходили к «Дабирас Айду» под острым углом к корме, и следующий за ним в кильватере линейный корабль Изнерда плюнул в нас пушечным залпом. Я вздрогнул всем телом, когда корпус «Принцессы» принял на себя груз чугунных ядер, так мне ее было жалко.

«Ничего, девочка, потерпи немного», - уговаривал я тримуру, как будто бы она была живой.
        - Все, пора!
        Мелиню подал команду рулевому:
        - Право на борт!
        Затем снова взглянул на меня:
        - Господин дерториер, дистанция для залпа самая подходящая…
        - Нет, Мелиню, нет. Они должны видеть, что мы к этому никакого отношения иметь не будем. Это подействует, это должно подействовать.

«Принцесса Яна», накренившись и почти касаясь воды ноками рей, резко отвалила в сторону, предоставив возможность действовать «Пеликану», небольшому боту, скрывавшемуся в ее тени. Задачу свою мы выполнили, прикрыв бот до поры до времени от вражеских ядер, и теперь дело только за ним. «Пеликан» понесся вперед, целясь своим носом в богато отделанную и сверкающую стеклами иллюминаторов высоченную корму «Дабираса». На носу бота были видны два шеста, уходящие в воду.
        Все мы, стоявшие на мостике «Принцессы Яны», затаили дыхание.
        Вот по «Пеликану» грохнули все четыре кормовых орудия изнердийского флагмана, проделав в парусе пару дыр. Сейчас…
        Два взрыва слились в единственный, подняв у кормы «Дабираса» многометровый столб воды. «Пеликана» положило на борт, и он с трудом вернулся на ровный киль.
        Молодцы, ребята, теперь уходите как можно дальше, вы уже герои. А что «Дабирас Айд»? Даже на таком расстоянии было слышно, как тонны воды врываются внутрь его корпуса через развороченную корму.
        Я посмотрел на присутствующих на мостике офицеров «Принцессы»:
        - Что я вам говорил, господа? И кто мне не верил?
        А ведь приятно, черт бы меня побрал, как приятно, когда на тебя смотрят так, как смотрели на меня сейчас эти люди.
        Господа изнердийцы и табрисцы! Рад представить вам хит сезона - шестовую мину! Все, что нужно: десятиметровый шест да медный стакан, наполненный почти двумя пудами пороха. Еще несложное устройство для инициации заряда, состоящее из двух пистолетных замков колесцового типа с торчащим штоком, который и заставлял замки при ударе сработать. Да заглубление на три метра под воду, чтобы достичь борта корабля, где уже нет обшивки почти метровой толщины.
        И сработало же, черт побери! Я стучал кулаком по планширю и, по-моему, что-то даже орал. И плевать мне было на то, что обо мне подумают люди.
        Ведь за нами в колонне идут еще семь кораблей, и каждый прикрывает своего малыша, у которого с носа в воду уходят шесты. И мы у всех на глазах вывели из боя этого гиганта, от одного взгляда на который жуть брала. Если успеха добьется хотя бы половина из миноносцев, а у каждого задача - по возможности атаковать самые большие корабли врага…
        Удача была на стороне лишь четырех из семи наших корабликов. Один миноносец утонул после удачных попаданий вражеских ядер, а у двух не сработали заряды. Но ошеломить врага в самые первые минуты боя нам удалось.
        Думаю, что и мы пришли бы в смятение, оставшись за столь короткий промежуток времени без пяти лучших кораблей. Причем, лишившись их по непонятной причине, не в результате многочасового обстрела, абордажа или попавшего в крюйт-камеру раскаленного ядра, а вот так, при помощи скорлупок, которые и кораблями-то назвать можно только с большой натяжкой.
        Линейный строй врага распался, он остался без руководства. Наши же корабли изначально были готовы к тому, что бой пойдет не по установленным правилам, когда две армады, вытянувшись чуть ли не за горизонт, идут параллельными курсами, бомбардируя друг друга. Ведь именно в этом случае так много зависит от количества стволов в противоборствующих эскадрах. Сражение рассыпалось на множество отдельных схваток, где класс кораблей и их вооружение уже не так важны, главное - мужество экипажей.
        Вода вокруг «Принцессы», казалось, вскипала от ядер, корпус ее гневно скрипел от их удара, а на палубе было скользко от пролитой крови. Но мы атаковали врага, стремясь к абордажу при первой возможности, и героизм людей порой походил на безрассудство. Иначе как можно назвать атаку «Морским воителем» изнердийского корабля с почти вдвое большим количеством людей на борту или таран «Четвертого сына», когда вместо того, чтобы выйти из боя и попытаться спасти корабль, стремительно набиравший корпусом воду, дир Гамески направил тримуру на линкор Изнерда. И не просто направил, с мостика «Принцессы Яны» было видно, как на
«Четвертом сыне» офицер корабля замер с зажженным факелом у входа в крюйт-камеру. И если бы не «Морской лев», атаковавший линкор с другого борта, дир Гамески взорвал бы свой корабль, прихватив на тот свет врага.
        Что заставило Фреда бросить свою «Мелиссу» между изнердийцем и одной из тримур, прикрывая корпусом потерявший грот-мачту скардарский корабль? Конечно же не надежда на то, что ему выплатят большую премию.
        Капитан «Пеликана» вновь пошел в атаку с единственной шестовой миной на носу, и достал фрегат табрисцев, несмотря на то, что его скорлупка приняла на себя столько картечи, что могла затонуть только от ее тяжести. Сражение получилось очень жестоким, и мое отчаяние от вида горящих и тонущих скардарских кораблей сменялось надеждой, когда я смотрел на гибнущие корабли врага.

«Принцесса Яна», подчиняясь приказам своего капитана, металась по полю брани, стараясь оказываться там, где было наиболее тяжело. Дир Героссо лез в самое пекло, и казалось, одно наше присутствие помогало изменить ситуацию. Иджина с его людьми мы давно уже высадили на фрегат Изнерда, на котором теперь развевался скардарский флаг.
        Я стоял на мостике «Принцессы» и наблюдал, как с грохотом распадаются на обломки корабли, бывшие когда-то гордостью держав. Морские красавцы тонут, скрываясь в пучине, а их мачты, еще торчащие из воды, облеплены фигурками людей, отчаянно пытающихся спастись. От бортов отходят шлюпки с моряками, которым посчастливилось не разделить судьбу своих гибнущих кораблей.
        Я просто стоял и смотрел, потому что от меня сейчас абсолютно ничего не зависело. Очень тяжелый момент я пережил, когда решил, что победить нам не удастся: слишком уж трагично выглядела общая картина. И именно тогда, когда мной овладела крайняя степень отчаяния, наступил перелом.
        Все началось с того, что корабли Табриско начали выходить из боя, спеша удалиться с места сражения. И враг дрогнул. Нет, Изнерду нельзя было отказать в мужестве, никак нельзя, но он пришел сюда захватчиком, а все эти люди защищали свою родину - Скардар. Видимо, это и сыграло основную роль.
        Сражение закончилось, когда на море легла ночная мгла, и закончилось оно бегством оставшихся на плаву вражеских кораблей. Потери с нашей стороны были очень серьезные, но мы смогли сделать главное: разгромить объединенную эскадру Изнерда и Табриско. Именно разгромить, потому что спастись бегством удалось далеко не всем.
        Мы не стали преследовать вражеские корабли, в этом меня убедил адмирал дир Митаиссо. Когда я уже совсем было собирался отдать такой приказ, с борта подошедшего линкора «Морской лев» засемафорили, затем с него спустилась и направилась к нам шлюпка. Доводы адмирала против преследования были вполне резонными, и я с ними согласился.
        Вместо этого «Принцесса Яна» подошла к полузатопленному «Пеликану», чтобы снять с него оставшихся в живых моряков. Их оказалось всего трое, и среди них капитан, совсем мальчишка. Он был без сознания, когда его подняли на борт «Принцессы». И мне оставалось лишь снять с себя орден Белого волка и надеть награду ему на шею.

«Выживи, парень, обязательно выживи, - мысленно просил я. - Не знаю, как сложится в дальнейшем твоя судьба, но самое главное в своей жизни ты уже сделал. И эта железяка на грудь - лишь малая часть того, чем я тебе обязан. Ведь если бы флагман Изнерда не погиб, ни черта бы нам не удалось, ни черта».
        Затем мы снова собрались на борту «Морского льва», но теперь уже для празднования победы, такой великой и такой нужной. Я принимал поздравления с самым спокойным видом, хотя внутри все ликовало. И пусть мы разгромили не весь флот Изнерда, у врага оставалось еще много кораблей, но все они были так далеко, где-то там, на юге. Это Табриско чуть ли не сосед Скардара, а Изнерд…
        Кроме того, у Изнерда всегда было полно недоброжелателей, так что вполне возможно, что найдется много шакалов, готовых урвать кусочек добычи у ослабевшего льва. И какое-то время ему будет явно не до нас. А потом уже будем решать, что и как делать дальше.
        Я встал с кресла, установленного во главе стола, и застыл, дожидаясь, пока на меня обратят внимание и замолчат. Затем, когда люди перестали одергивать друг друга и в кают-компании установилась тишина, я заявил:
        - Следующая наша цель - Табриско. Выступаем по готовности.
        Поднял кубок, поприветствовал им застывших от неожиданности офицеров, хлебнул вина и отправился спать. Не хотелось, чтобы люди видели меня пьяным, а именно таким я в тот момент и был.
        Глава 35
        СВЕЖАЯ ВОДА
        - О чем задумался, господин де Койн?
        Голос Иджина вырвал меня из небытия. О чем, о чем? О чем может думать человек, ответственный за судьбу целой державы? Конечно же сразу о нескольких вещах. Тем более после вчерашнего празднования победы трудно сконцентрировать мысли на чем-нибудь одном.
        Например, я думаю о том, как был прав, вняв совету адмирала дир Митаиссо, не рекомендовавшему преследовать разгромленную эскадру из-за надвигающегося шторма, который, кстати, действительно разразился ночью, сразу же после сражения. Благо мы успели, снова следуя совету адмирала, спрятаться за островом, в относительном затишье. Представляю, что сейчас творится в открытом море и как достается вражеским кораблям, многие из которых с трудом удерживались после боя на плаву. Ну так пусть сама стихия и завершит то, что вчера мы так удачно начали. Все корабли она, конечно, ко дну не пустит, но кое-кто из них там окажется точно.
        Переход из Абидоса к месту сражения стоил мне нервов. Застань шторм нас в пути - и одни небеса знают, чем закончилось бы вчерашнее сражение. Потому что не предназначены для океанского плавания ставшие миноносцами скорлупки, так что разгул стихии они вряд ли бы пережили.
        Вся их ценность в том и заключалась: в небольших размерах, неплохой скорости и отличной маневренности. Но самое ценное - это конечно же люди, управляющие ими, и здесь уже целиком заслуга Иджина, сумевшего подобрать экипажи. А вот мины - заслуга Гриттера.
        После вчерашнего сражения у нас осталось четыре миноносца. Всего четыре или целых четыре - это с какой стороны подходить. Шестов для мин у нас достаточно, как и стаканов с пусковыми механизмами, о порохе и говорить нечего.
        Еще я думаю о погибших во вчерашнем бою тринадцати кораблях Скардара, это почти треть эскадры. Вражеских кораблей погибло много больше, да и шторм, очень на это надеюсь, приложит свою руку к тому, чтобы жертв прибавилось.
        Думал я и о прошлом страны, где оказался волей случая. Скардарский флот когда-то не знал поражений вовсе не потому, что был самым многочисленным. Просто все его противники знали, что он никогда не отступится, будет биться до последнего, невзирая на соотношение сил. Потом все начало угасать. И начало тому положила буря, принесшая флоту Скардара страшные потери в том самом злополучном проливе.
        И как теперь вернуть флоту прежнюю славу?
        - Я думаю, господин дир Пьетроссо, о том, когда же закончится этот шторм. И еще о том, чтобы следующий не застиг нас по пути к Табриско.
        - К Табриско? - В голосе Иджина явно прозвучали удивленные нотки.
        Нет, черт вас возьми, вчера в пьяном виде я трепал языком неизвестно о чем, а сегодня протрезвел и теперь боюсь своих собственных слов. Конечно, к Табриско. Сейчас самый удобный момент для нашего визита.
        - Да, господа, - сказал я, так как к нашему с Иджином разговору прислушивался и присутствующий на мостике капитан «Принцессы» дир Героссо. - Именно к Табриско. Конечно, было бы значительно лучше ворваться в гавань Мениаля на плечах противника, а еще лучше прийти первыми. Представляете, все ждут свои корабли с победой, а тут мы, как… - Я на мгновение замешкался, выбирая сравнение. Нет у них здесь снега, климат не тот. - В общем, неожиданно. Но коль скоро не получилось неожиданно, в любом случае откладывать визит нельзя.
        Мениаль - столица Табриско, расположенная в одноименной бухте. Вероятно, по ее названию город когда-то так и нарекли. Само королевство Табриско - держава далеко не самая крупная, и не будь у нее союза с Изнердом, табрисцам бы и в голову не пришло конфликтовать со Скардаром. Вероятно, Изнерд подбил Табриско к войне, наобещав что-то или чем-то пригрозив.
        Когда изнердийцы начали распространять свое влияние все дальше на север, тесня Скардар, именно Табриско стал их форпостом, в основном благодаря своему удобному местоположению. Тем не менее Табриско в войну включился не сразу, и произошло это уже на моих глазах.
        - Во-первых, необходимо добить флот Табриско, сейчас у нас такая возможность имеется. Во-вторых, остатки эскадры Изнерда тоже должны находиться там, некуда им больше податься. В-третьих, не так давно эскадра табрисцев побывала на побережье Скардара и захватила Тробиндас. Согласитесь, оставлять такое безнаказанным нельзя. В-четвертых, казна Скардара пуста, и неплохо было бы ее пополнить. Конечно, имеющимися у нас силами полностью Табриско не захватить, но я думаю, у нас найдутся убедительные доводы заставить их раскошелиться. Ну и в-пятых. Господин дир Пьетроссо, уж не вы ли сами мне рассказывали о том, что вот уже полтора десятка лет в Мениале хранится скардарская святыня Коготь дракона, принадлежавшая первому дерториеру? Это ли не причина наведаться в Табриско, чтобы вернуть в Скардар то, что его по праву? Да и сам я, должен признаться, чувствую себя без Когтя неполноценным дерториером.
        Шторм закончился через три дня, в течение которых на кораблях эскадры успели произвести самый необходимый ремонт. По пути к Табриско нам не раз попадались обломки погубленных штормом кораблей. И мы даже сняли экипаж с полузатопленного изнердийского фрегата, готового в любой момент пойти ко дну.
        Война войной, но бросать людей, пусть и вчерашних врагов, на произвол судьбы… Да и не выглядели они сейчас врагами, уставшие, измученные и уже смирившиеся с близкой смертью. И я еще раз мысленно поблагодарил адмирала дир Митаиссо за то, что он настоял на том, чтобы не преследовать разгромленный флот.
        К Мениальскому заливу, на берегу которого и находилась столица Табриско Мениаль, мы подошли на рассвете. Как и предполагалось, остатки изнердийского флота стояли здесь на рейде. Грустное зрелище теперь представляла собой эскадра Изнерда. Потрепанные в бою корабли не в меньшей степени успел потрепать застигнувший их шторм.
        А шторм был действительно жестокий, наверное, похожий на тот, при котором когда-то и погибла эскадра Скардара.
        Дальше произошло неожиданное: передовые тримуры с ходу ворвались в гавань, атакуя стоявшие на якорях корабли противника. Я метался по мостику, ругаясь на чем свет стоит. Не было такого приказа - атаковать с ходу. Наша задача была запереть противника в заливе, а уже затем, исходя из обстоятельств и действуя по выработанному плану…
        Мелиню дир Героссо отнесся к произошедшему достаточно хладнокровно:
        - Их можно понять, господин дерториер. Слишком уж много бед принес нам Изнерд. И потом, не вы ли сами не так давно призывали действовать по обстоятельствам, проявлять инициативу и каждому быть самому себе адмиралом?

«Но это же было в другой ситуации, - пыхтел я, не зная, что возразить. - Там береговые батареи, там форты, которые будут поддерживать с берега пушечным огнем. Хотя если посмотреть с другой стороны… Вряд ли они смогут вести с берега эффективный огонь. В такой мешанине кораблей нетрудно и в своих угодить. Так что разумней всего будет не махать руками и брызгать слюной, а поддержать атаку. И для начала пустить в ход все оставшиеся у нас три бота с минами».
        Один миноносец затонул на пути к Табриско, причем так стремительно, что «Мелисса» едва успела снять с него экипаж. Но и трех оставшихся оказалось достаточно, слишком уж велик был психологический эффект, да и не психологический тоже, потому что атакованный одним из миноносцев изнердийский фрегат ушел под воду с такой быстротой, что Мелиню, не сдержавшись, присвистнул.
        Когда в гавань ворвалась вторая волна скардарских кораблей, происходящее в ней скорее напоминало избиение. Даже беглого взгляда было достаточно для того, чтобы понять: все, это полный разгром противника. Ну что ж, так хорошо начатое дело закончилось вполне логично. И две погибшие скардарских тримуры - это и не цена вовсе, а так, символический доллар в уплату.
        А к Мениалю подходили отставшие корабли эскадры Скардара, опоздавшие к уже закончившемуся бою. Они вставали на якорь, присоединяясь к остальным, сделавшим это ранее, вне досягаемости береговых орудий.
        Что удивительно, с берега так и не было произведено ни одного выстрела, хотя в гавани хватало и табрисских кораблей. Даже когда «Мелисса», явно провоцируя один из фортов, прошла от него на незначительном расстоянии, никто так и не решился сделать хотя бы один залп.
        После сражения гавань представляла собой довольно печальное зрелище. Горящие корабли, торчащие из воды мачты… С флотом Изнерда было покончено. Как покончено и с флотом Табриско.
        Если у табрисцев и оставались корабли, то никакой серьезной угрозы они уже не представляли. Так было и раньше, сам по себе Табриско был опасен только объединившись с союзником. Изнерд, конечно, продолжал оставаться могущественной морской державой, но до него очень далеко. Да и вряд ли он в ближайшее время будет стремиться к господству в этом регионе, урон он получил чувствительный.
        Мы простояли на рейде Мениаля ночь, прежде чем от берега отошел одинокий кораблик. Вполне ожидаемо - с нами хотят вести переговоры. Так оно и вышло. Прибывший на борту человек, представившийся бургомистром Мениаля, предложил обсудить вопросы, касающиеся создавшейся ситуации. Что ж, самое время, но достаточно ли ты компетентен, чтобы принимать решения самому? Или по каждому вопросу тебе придется возвращаться на берег, чтобы проконсультироваться?
        И я даже не стал с ним разговаривать, передав через Мелиню дир Героссо, что говорить буду только с Бергидом I, королем Табриско. И если его величество опасается прибыть на один из кораблей моей эскадры, то я сам прибуду к нему во дворец.
        - Пусть он передаст его величеству, что никаких гарантий своей личной безопасности я требовать не буду. Вот она, моя гарантия, вся на виду, - заявил я дир Героссо, указывая на гавань, полную скардарских кораблей.
        - Моя гарантия только и ждет разрешения оказаться на берегу, чтобы проверить слухи о том, что табрисские девушки приятны на ощупь, табрисское вино хорошо на вкус, а в домах горожан полно всяких сувениров, чтобы набрать их столько, сколько унесешь. Еще передайте: никто из нас не сомневается, что армия Табриско будет защищать столицу до последнего солдата. Правда, сама столица крайне неудачно расположена, и обрушить на нее ядра корабельных пушек будет чрезвычайно легко. А мы никуда не торопимся, да и ядер у нас хватает, ведь для разгрома флота их потребовалось значительно меньше, чем мы рассчитывали. Возможно, мы даже не станем высаживать десант на берег после бомбардировки Мениаля. Ведь на побережье расположено много других городов… И чего уж проще будет захватывать их по очереди, пока не надоест. Ведь и там матросы с кораблей смогут добыть себе то, что они хотели бы найти в Мениале.
        - И еще, Мелиню, будь добр, скажи ему, что никаких переговоров не будет, пока я не увижу в своих руках то, зачем мы, собственно, сюда и прибыли - тот самый кинжал. Кроме того, намекни, что у нас в запасе есть нечто, после чего те штуки, благодаря которым мы отправили на дно не один корабль (ведь наверняка здесь о них уже слышали), покажутся им детскими игрушками. Объясни, что даже камни будут гореть и потушить их будет невозможно.
        Дир Героссо кивнул: сделаю, мол. В глазах у него вертелся вопрос: блефую ли я, угрожая огнем, который невозможно потушить, или говорю правду.
        Это правда, Мелиню, истинная правда, сделать такую горючую смесь достаточно просто. В ее составе нет ничего такого, чего не существовало бы уже сейчас, в этом мире и в это время.
        Бергид I оказался невзрачным человеком далеко не самого высокого роста, единственное, чем он мог гордиться, - это тщательно ухоженная борода. Наша встреча произошла не в королевском дворце, как я мог бы предположить, а в здании городской ратуши. Сообщил мне об этом человек, представившийся советником короля. Советник смотрел на меня выжидающе, наблюдая за моей реакцией.
        Конечно, я понимал, что встреча со мной во дворце будет выглядеть чуть ли не капитуляцией, а местный владыка пытается сохранить лицо. Но мне все равно, где состоится эта встреча, хоть на городском кладбище или в портовом борделе. От Бергида мне нужно многое, и я своего добьюсь. Добьюсь тем или иным способом.
        Корабли Скардара встали на якорь возле самого берега, обратив борта с жерлами орудий на город. Так, легкий намек на то, что ситуация для столицы Табриско серьезная и отступать никто не намерен.
        Древнюю реликвию мне вернули, и теперь кинжал висел у меня на поясе. Для меня этот факт был не столь значим, но вот для других… У правителей Скардара никогда не было корон, их заменял кинжал с кривым, похожим на клык лезвием и с рукоятью, выполненной в виде драконьей головы. И то, что он теперь был у меня, говорило о многом. Хотя бы о том, что я получил его не из рук людей, сделавших меня дерториером, а сам добыл его.
        По пути в ратушу мы успели заметить, что горожане спешат покинуть Мениаль, спасаясь бегством. Разумное решение: если договориться не удастся, здесь будет ад, со мной или уже без меня.
        Колонный зал городской ратуши своими размерами после сводов Дерторпьира не впечатлил. Да и сам Мениаль показался мне заштатным городком. Хотя чему тут удивляться, на королевство, к которому прислушиваются все и вся, Табриско явно не тянул. Можно даже не сомневаться: если бы не давление Изнерда, вряд ли бы Бергиду пришло в голову вступить в войну.
        Но Изнерд уже далеко, а я вот он, рядом. И пушки моих кораблей смотрят на столицу.
        Я прибыл с несколькими офицерами, среди которых присутствовал фер Груенуа. Мера вынужденная: ведь я обещал представить Фреда императрице, так кому, как не ему, рассказывать Яне о моих подвигах. Глядишь, и зачтется мне при объяснениях, где я так долго пропадал. А если я буду рассказывать сам, то это будет похоже на хвастовство.
        Бергид встретил нас в окружении своих сановников, и тут возникла проблема - как мне к нему обращаться? Мой венценосный брат? Так нет у меня венца, а кинжал, висящий на поясе, больше подходит для битв. К счастью, говорить приветствия не пришлось, это успешно сделали другие. Толмачом у меня был дир Пьетроссо, хотя и без него я понимал каждые два слова из трех. Но так принято.
        Мои требования свелись к одному - золоту. Взамен Скардар обещает не трогать ни Мениаль, ни другие города на побережье. Коль уж любите азартные игры, называемые внешней политикой, ваше королевское величество, то будьте любезны оплатить проигрыш. А вы проиграли, не извольте сомневаться. Это не Дерторпьир находится сейчас под стволами вражеских корабельных пушек, а именно ваш дворец. И не нужно меня убеждать, что ваша сухопутная армия что-то собой представляет, это чушь. Никогда она не была у Табриско особенно крепка и велика, иначе я и вел бы себя совсем по-другому. Так что проще нам будет все же договориться. С Империей подобный разговор вести было бы глупо, и это еще мягко сказано. А Табриско и существует-то только из-за союзничества Изнерда, как раньше существовал благодаря Скардару, ведь когда-то они тоже были союзниками. Иначе вы бы уже давно стали чьей-либо провинцией.
        На этом встреча высоких договаривающихся сторон была закончена по моей личной инициативе. А о чем говорить-то еще? Требования мои озвучены, сумма контрибуции - тоже. Отказываетесь признавать себя побежденным? Да ради бога, один пушечный выстрел - и…
        И вот еще что, часть моих моряков решила прогуляться по городу, а я не смог им отказать, ведь они все как один герои. Вы уж, ваше величество, повелите своим, чтобы их не трогали, они такие баловники.
        Иначе прибегут на корабли и скажут, что их обижают. А если я в это время спать буду, так совсем беда получится, не успею запретить матросам сходить с кораблей. Гарнизон-то в Мениале хиленький, и пока это вы еще успеете войска к столице перекинуть… Не ждали вы нас. Так что и до беды недалеко.
        Я не щадил самолюбия Бергида и не выбирал выражений. Иджин, переводя мои слова, не старался их смягчить. Потому что ситуация понятна для всех, и пришел я сюда не просителем. Нужно было ясно дать ему понять, что в случае отказа война неизбежна. А заступиться за Табриско теперь уже некому.
        Возвращение в Скардар было триумфальным.
«Вот теперь наступило самое время и для празднований с народными гуляниями, - думал я, глядя на встречающих нас на причале жителей столицы. - Основная задача выполнена, мы вернулись с победой и с захваченными кораблями. Да и золото, уплаченное Табриско за свое спокойствие, лишним не будет».
        Но особенно радовал душу небольшой сундучок, почти доверху заполненный тем, чем я надеялся искупить свою вину перед Янианной. По крайней мере, сама только мысль о том, как я это сделаю, доставляла мне удовольствие.
        Флот входил в гавань Абидоса под восторженные крики встречающих нас горожан. С фортов палили холостыми зарядами пушки, с берега доносилась музыка, а я расхаживал по мостику от борта к борту, раздумывая, как же мне поскорее покинуть берега Скардара.
        Торжества длились почти неделю, и мне даже пришлось выступить перед собравшимся на площади у Дерторпьира народом. Плохо помню, о чем я говорил, только одно отложилось в памяти: расслышать свои слова из-за восторженного рева было невозможно. Это и к лучшему, потому что вышел к народу я прямо из-за стола. Правда, и собравшиеся послушать меня вряд ли были трезвее.
        Затем пришла пора заниматься делами. И после нескольких дней работы я уже с надеждой прислушивался: не звучат ли шаги человека, спешащего с вестью о том, что на горизонте видны паруса изнердийского флота. Но нет, такого не происходило, и приходилось заниматься тем, чего я хотел в последнюю очередь: слушать доклады, рыться в ворохе бумаг, высказывать свое мнение по поводу того или иного. Одним из первых дел, которыми пришлось заняться, была замена части людей, входящих в совет при прежнем правителе Скардара.
        Если раньше такое действие было довольно бессмысленным, то после возвращения с победой в нем назрела острая необходимость, в совете были нужны свои люди.
        Кроме того, Тетчин дир Гроиссо, отрабатывая новую должность, положил передо мной на стол лист со списком людей, причастных к предательству Минура. Утешало одно: список оказался значительно короче, чем я опасался.
        - Первые четверо замешаны точно, готов поклясться честью, - заявил Тетчин. - В следующих двух я не уверен. Остальные о намерениях господина Минура даже не слышали.
        И дир Гроиссо положил ладонь на эфес шпаги.

«Что, не наигрался еще новой игрушкой? - подумалось мне. - Впрочем, я и сам полночи уснуть не мог, получив такую же».
        Прошли томительные две недели, прежде чем в один прекрасный день прямо посреди заседания я, хлопнув ладонью по столу, заявил:
        - Господа, мне необходимо срочно отбыть в Империю. Самое время подумать о будущем.
        Дальше я начал рассуждать о том, что Скардару не помешал бы могучий союзник в лице Империи, и если последняя пришлет одну из своих эскадр к ее берегам, это ли не будет для многих серьезным предостережением? Да и торговый договор с ней на хороших условиях тоже не помешает.
        Особых возражений я не услышал, а в глазах некоторых умудрился разглядеть тщательно скрываемую радость. Теперь, когда угроза на какое-то время отступила, все выглядело не таким уж и страшным. Кроме того, Скардару действительно не помешал бы могучий союзник, пусть далеко и не сосед.
        В Империю я отправился с эскадрой из трех кораблей - «Принцессы Яны», «Мелиссы» и бывшего изнердийского фрегата «Божий гнев», переименованного мною в «Леди Диану».
        Получалось весьма символично: тримура Скардара и два захваченных корабля Табриско и Изнерда. Брать больше смысла не было: отправлялись мы не для того, чтобы впечатлить всех в Империи могуществом флота, да и ослаблять Скардар не хотелось.

«Может быть, и не самый подходящий момент для того чтобы покинуть страну, - думал я, привычно расхаживая по мостику „Принцессы Яны“. - Но, во всяком случае, теперь это не будет выглядеть бегством. Да и хозяйственник из меня еще тот. Так что со мной или без меня…»
        По крайней мере, так я мог хоть как-то себя успокоить.
        Первую неделю пути стояла хорошая погода, дул свежий попутный ветер, но мне все казалось, что мы еле ползем. И я даже успел пожалеть, что третьим кораблем взял
«Леди Диану», ведь именно по ней мы равняли ход. «Диана» совсем не тихоходна, но будь она тримурой, мы могли бы делать в час на целую морскую лигу больше. А за сутки это уже двадцать четыре лиги, а за десять суток - двести сорок… Тут я себя одергивал, потому что, подуй встречный ветер, и придется отклониться в сторону от курса, - не на поезде ведь по рельсам едем. Ну и, естественно, сглазил. Ветер не стал встречным, он вообще перестал дуть.
        За несколько дней штиля мне даже удалось пару-тройку раз выиграть у Фреда в его любимую игру. Давно заметил, что, когда злюсь, лучше соображаю. Затем ветер подул снова, Фред перешел на «Мелиссу», но возникла новая напасть: пресная вода в бочках начала катастрофически портиться. В принципе, это обычный случай, да и запас вина велик. Дир Героссо, видя мое нетерпение, как бы между прочим сообщил, что возможность наполнить емкости свежей водой есть, поскольку на берегу, вблизи которого мы шли уже третий день, есть бухта с источником, и ему уже приходилось им пользоваться. Максимум, что мы потеряем, - это двое суток.
        - И если один герой недавней войны, - при этом Мелиню скосил глаза в мою сторону,
        - сможет пережить такую задержку, то никаких проблем нет.
        Поразмышляв на эту тему, я пришел к выводу, что переживу. Во-первых, следующая возможность запастись пресной водой у нас возникнет не раньше чем через неделю, ну и во-вторых…
        Гнилая вода - еще и источник кишечных инфекций, и не хватало нам заявиться в Империю на кораблях, загаженных от киля до клотика, и встать на рейде Гроугента на карантин. Ведь так эпидемии и начинаются. Мне хотелось появиться в Империи героем, а не разносчиком болезней.
        Я даже представил себе такую картину, что мы стоим на рейде, не спеша высаживаться на берег.
        - Что это за корабли? - будут интересоваться друг у друга люди.
        - Посольство Скардара, - ответят наиболее сведущие.
        - Что-то долго стоят, к причалу не подходят.
        - Так проблемы у них, - ну и далее по смыслу.
        Нет, такой вариант мне совсем не нравился.
        Бухта оказалась именно такой, какой Мелиню ее и описывал: с удобным подходом, песчаным пляжем на берегу и водопадом, низвергающимся в воду залива. Все три корабля встали на якоря, и между ними и берегом засновали шлюпки с бочками.
        Мы с Мелиню стояли на мостике «Принцессы», наблюдая за шлюпками, когда он обратился ко мне:
        - Артуа, видишь, на вершине горы, слева от водопада, что-то сверкает?
        Конечно, дир Героссо, сложно не увидеть, сверкает так, словно там стоит огромное зеркало.
        - Так вот, там развалины древнего храма. Не знаю, кто и когда его построил, знаю только, что им многие сотни лет, если не тысячелетия. А перед входом в храм стоит столб высотой с грот-мачту «Принцессы». На его вершине - кристалл, вот он-то и сверкает на солнце.
        Знаешь, Мелиню, мне ведь приходилось уже встречаться с таким столбом, только в Империи. Но тогда у меня не хватило времени осмотреть его.
        - Но и это еще не все, Артуа. Наверху такое необычное эхо. Стоит крикнуть - и оно повторит за тобой чуть ли не дюжину раз. Самое странное в том, что эхо не повторяет твои слова, напротив, слова каждый раз другие. Говорят, - дир Героссо даже понизил голос, - если крикнуть слово «судьба», можно узнать свое будущее. Только редко кто отваживается его крикнуть. Да и зачем это нужно - знать.
        Я посмотрел на дир Героссо:

«Мелиню, ведь ты боевой командир, и мы с тобой не раз заглядывали смерти в глаза. Сейчас же ты похож на подростка, и у тебя даже глаза горят. Что касается судьбы… Однажды, еще в моем мире, я прочел слова одного остряка, написанные им фломастером на кафеле возле писсуара: „Твое будущее в твоих руках“. И ведь как ни крути - он прав».
        Затем, теперь уже при помощи зрительной трубы, я снова посмотрел на вершину горы. Далековато, черт побери, и с мостика «Принцессы» ничего не разглядишь.
        С очередной шлюпкой мы с Прошкой в компании Бронса с Гриттером отправились на берег. После пары часов карабканья по довольно крутому склону мы всей компанией оказались почти на самом верху. Вид отсюда действительно открывался потрясающий. И я в который раз пожалел, что создатель не дал мне талант художника. Вот только разглядеть, что же там сверкает, не удавалось. Для этого нужно было подняться еще на несколько метров по почти отвесной скале.
        - Держи, - передал я Прошке перевязь со шпагой и пистолет. Кривой кинжал, символ своего дерториерства, я благоразумно оставил на борту «Принцессы».
        Хотел еще скинуть с себя камзол, но передумал. На высоте дул довольно прохладный ветерок, а если подняться на вершину горы, то должно стать еще холоднее.
        Ровная площадка на вершине скалы с трех сторон ограничивалась обрывом. Внизу шумел водопад. Руины храма оказались в центре площадки, и сейчас уже невозможно было представить, как он когда-то выглядел.
        Столб действительно стоял перед обрушившимся входом. Только высотой он оказался значительно ниже, чем рассказывал Мелиню, метров пятнадцать, не больше. Верхушку столба венчал огромный, сверкающий под лучами полуденного солнца камень, действительно похожий на кристалл.
        Когда-то один из моих людей мне рассказывал, что подобные столбы изготовлены из непонятного материала - металл не металл, камень не камень. И еще он говорил, что, если прижаться к столбу ухом, то можно услышать идущий из глубины гул.
        - Сейчас и проверим, - решил я.
        Нет, ничего не понять, то ли гул и вправду есть, то ли это шум далекого водопада. Сам столб действительно был необычным. Даже мне, видевшему множество разнообразных материалов, не удалось понять, из чего его изготовили. Гладкая, почти зеркальная поверхность непонятной структуры. Постучав по столбу камнем, я услышал непонятный звук. Но что поразило меня больше всего, на столбе не осталось ни малейшей царапины, хотя камнем я прикладывался от души.
        Смысла изучать столб дальше не было, даже если удастся отколоть кусочек, все равно нельзя произвести спектральный анализ. Успокоив себя такими мыслями, я подошел к самому краю обрыва.

«Да уж, лететь здесь прилично, - решил я, вглядываясь в глубину ущелья. - Не меньше чем пару сотен метров».
        Затем, не удержавшись, я коротко крикнул.
        Многоголосое эхо было мне ответом. Звук моего голоса заметался, то он слышался из ущелья, то из-за спины, а то и вовсе звучал откуда-то сверху.

«Крикнуть, что ли, слово „судьба“?» - пронеслось в голове. И я уже открыл рот, набрав полные легкие воздуха, когда краем глаза уловил движение. Рука привычно рванулась к левому бедру, туда, где должна была быть рукоять шпаги. Нет ее, шпаги, внизу она осталась, вместе с Проухвом. Уходя от удара, я резко присел, затем обхватил руками лодыжки непонятно откуда появившегося человека и рванул вверх.
        Темнота пришла одновременно с взрывом боли в затылке.
        Глава 36
        ПЛЕН
        Когда я пришел в себя, в голове шумело, а в затылке при каждом ударе сердца пульсировала боль. Очень затекла шея. Но больше всего ломило в руках и ногах. Что и неудивительно, я был связан. Меня несли на жерди, и при каждом шаге носильщиков тело ритмично покачивало из стороны в сторону. Так тащат с удачной охоты кабана, оленя или какую-нибудь другую крупную дичь. Не значит ли это, что я сам сейчас стал этой дичью? Я покрутил головой, пытаясь рассмотреть захвативших меня людей.
        С виду вполне обычные, разве что цвет кожи темнее, чем у тех, которых я привык видеть вокруг себя. Волосы черные, но не кучерявые, ростом не пигмеи, физически развиты довольно хорошо. Что еще? Одежды на них самый минимум, только набедренные повязки вроде юбок, сделанных непонятно из чего. Довольно короткие, надо сказать, и едва прикрывающие то, чем иные мужчины гордятся, иные утешаются тем, что не это главное, а остальные иногда подвергают себя жестокой депрессии.
        Обуви нет. На одном из них камзол явно с чужого плеча, и выглядит он ужасно знакомым. Так и есть, раньше он был моим, а на мне из одежды только шелковые подштанники самого что ни на есть гламурного сиреневого цвета. Ну, хоть их оставили, ироды.
        Было очень больно, руки свело судорогой, а в затылке пульсировал огонь. Дорога, точнее, тропа в густой растительности сельвы, по которой мы двигались, пошла под уклон. Уклон оказался значительным, и голова заболела сильнее от прихлынувшей к ней крови. В конце спуска протекала речушка, вода весело журчала где-то за спиной, и пить хотелось уже нестерпимо.
        И куда это меня несут? Надеюсь, они не собираются мной пообедать? Что-то очень не хочется заканчивать жизнь именно так. Хотя какая тебе разница, Артуа, если тебя убьют, ты этого уже не увидишь. Только они должны иметь в виду, что на этот раз у них будет особо экзотическое блюдо - иноземец, вернее даже, иномирянин.
        Я усмехнулся, несмотря на боль в голове. Затем подумал, что если каким-нибудь невероятным случаем Янианна узнает о том, как именно я окончил свою жизнь, то что она будет думать? Моим врагам такое известие непременно понравится, я представляю, сколько будет шуток по этому поводу.
        Интересно, будет ли у меня в Империи могилка и как она будет выглядеть? Ничего в голову не приходит, кроме надгробия в виде котла с торчащей из него головой с гордым хищным профилем. И я усмехнулся вновь.
        Задний из моих носильщиков споткнулся. И я получил ногой в бок. При чем здесь я? Под ноги смотреть надо. В ответ на мой взгляд носильщик ощерился, обнажив крупные белые зубы без малейших признаков кариеса. Да ладно тебе. В существующей у вас иерархии ты занимаешь самую нижнюю ступень. Будь ты крутым воином или охотником, тебя бы не заставили таскать пленников. Это работа как раз для таких, как ты, чтобы хлеб напрасно не жрали, хоть какая-то от вас польза. Так что не пугай, не надо. И еще, ты должен быть доволен, что я усмехаюсь. Потому что когда будешь поедать мою печень (или что там положено для того, чтобы к тебе перешли мои сила и мужество), к тебе перейдет и не изменившее мне во время тяжелых испытаний чувство юмора.
        Когда мы перешли реку вброд, последовала команда на незнакомом мне языке, и отряд остановился. Меня как держали, так и бросили, скинув с плеч жердь, на которой я висел, изображая собой не очень откормленного кабана.
        Хотя лететь пришлось недолго, но выступавший из травы древесный корень пребольно ударил в спину. Черт возьми, вы что, решили еще по дороге отбивную из меня сделать?
        Ко мне, сидевшему на земле со сморщенным от боли лицом, подошел человек, ставший обладателем моего камзола. Несомненно, он главный, и статью, и взглядом как раз для этого подходит. Кроме того, ведь это он забрал себе самое ценное из того, что у меня было - камзол. Так что все сходится.
        Взглянув мне в глаза, вожак бросил одному из моих носильщиков, тому, что шел сзади, короткое распоряжение. Тот извлек из-за пояса нож с длинным лезвием, кстати, металлическим, и поводил им перед самым моим лицом, не забыв сделать самый зверский вид. Да ладно пугать тебе, дядя, стоило ли меня тащить столько времени, чтобы затем убить. Если бы вы костерок начали разводить, тогда бы я немного обеспокоился. Не настолько вы и дикие, чтобы питаться сырым мясом. Убедившись, что мне не страшно, мой носильщик разрезал путы на ногах.
        Когда я встал и пошел к реке, один из людей сделал угрожающее движение копьем.
        - Тебе что, воды жалко? - И я указал связанными руками на реку.
        Одно оказалось удобным - чтобы напиться, не нужно сводить руки, достаточно сложить ладони ковшиком. Вода была холодной, почти ледяной. Вот и отлично, меньше шансов подхватить какого-нибудь печеночного червя.
        Вероятно, моя поза показалась все тому же носильщику чересчур заманчивой, и он попытался приложиться ступней по моей пятой точке. Ага, сейчас.
        Когда я, подхватив его ударную ногу руками, продолжил ее движение вперед и вверх, он чуть ли не на шпагате рухнул в воду. Это вызвало взрыв смеха у остальных. Обиженный мною гордый воин вновь обнажил клинок, и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не строгий окрик человека, щеголявшего в надетом на голое тело камзоле и в юбке, которая, из-за длины подола, неплохо бы смотрелась на женщине с красивыми ножками.
        Носильщик одарил меня несколькими взглядами, и все они были самыми злобными.
        - Слышишь, ты! Хочешь заслужить уважение среди своих соплеменников, возьми копье и сходи в лес. Добудешь в одиночку пару шкур хищников, местных ягуаров или леопардов, что тут у вас есть, - и оно само к тебе придет, уважение, прискачет даже. А к пленнику, у которого связаны руки, очень болит голова и все остальное тело, приставать не стоит. Тебя даже свои не поймут.
        Остальную часть пути я шел сам. Это далось нелегко, поскольку обуви меня лишили тоже. Сапоги я не увидел ни у кого из этих людей, вероятно, они их просто выбросили. Тогда какой смысл был в том, чтобы забирать? И пусть я бы выглядел нелепо в сиреневых подштанниках и ботфортах, но зато не разбил бы себе ноги в кровь.
        Ночь застала нас в лесу, но убежать не было никакой возможности. Связали руки и ноги и всю ночь бдительно караулили. Хорошо хоть покормили, сунув в руки что-то напоминающее копченое мясо.
        Следующий день опять прошел в ходьбе по девственным джунглям. Не знаю, почему такое определение дается непроходимым чащобам, где душно, жарко, миллиарды москитов и сам черт ногу сломит, но само слово мне всегда нравилось. Уже перед самой деревней охотники добыли незнакомое мне животное, чем-то похожее на свинью, но с более длинными ногами.
        Деревня встретила нас лаем собак. Эти мелкие твари крутились чуть ли не между ног, норовя цапнуть, каким-то волшебным образом определив во мне чужака.
        Вообще-то у меня с собаками всегда складывались хорошие отношения, мы уважали друг друга, но эти были явно какими-то неправильными. Зачем они вообще здесь нужны, собаки, да еще в таком количестве, разве что их для еды разводят. Ну и пусть, нашли чем удивить, лишь бы человечиной не питались. И собаки, и их хозяева. Оставалось только надеяться, что собаки не обучены ходить по следу.
        Опасения мои о людоедстве были небезосновательны, слишком уж много рассказов я слышал. Люди любят все преувеличивать, но дыма без огня не бывает, и уж в этом за свою жизнь я смог убедиться много-много раз.
        Уже смеркалось, так что рассмотреть селение мне толком не удалось. Несколько десятков хижин, крытых снопами соломы. В центре селения - небольшая вытоптанная площадка, которую окружали самые большие строения. Непременно здесь живет местная знать, все как обычно, как и везде, пусть и в миниатюре.
        В хижине, куда меня пристроили на ночь, оказалось еще несколько человек. И дом явно не являлся местной гостиницей, потому что дверь надежно подперли, выставив охрану - пару подростков, проникнутых важностью возложенной на них миссии. Общения с остальными узниками не получилось, все они были похожи на людей, бросивших меня сюда, и их язык оказался мне непонятен.

«Утро вечера мудренее», - подумал я, устраиваясь на земле, слегка припорошенной сухой травой. Полночи я ворочался, пытаясь найти удобное положение, а когда, наконец, засыпал, тут же просыпался. Дело было не в неудобстве. Едва я проваливался в сон, как мне чудилось, что кто-то зовет меня по имени. Я просыпался, напряженно вслушиваясь в тишину ночи, затем думал, что звать меня здесь некому, и засыпал вновь. Затем вновь слышал зов, и вновь просыпался. Наверное, это все нервы.
        Нас разбудили с первыми лучами солнца, так что выспаться мне не удалось. Завтрак состоял из куска просяной лепешки, овощей и двух бананов - просто мечта вегетарианца. Затем повели на работу.
        И я возмутился. Конечно же в душе. Нужно было работать на овощном поле, это, конечно, не тяжело, но нудно. А еще - в заболоченной низине, где произрастал незнакомый мне злак. Там было тяжелее, ноги проваливались в жидкую грязь чуть ли не по колено. Приходилось быть осторожным, чтобы уберечься от змей, которых тут хватало. К счастью, удалось немного отдохнуть, когда мы - и работники, и надсмотрщики - спешно покинули место нашей работы. Во время работы один из надзирателей увидел на противоположном краю поля колышущуюся траву. Черт знает, что ее шевелило, но, судя по испуганным лицам остальных, ничего хорошего ждать не приходилось. Затем трава колыхаться перестала, но все мы еще добрые полчаса продолжали сидеть и ждать.
        А возмущался я потому, что, попав в этот мир, вначале только этим и занимался, сельским хозяйством, правда, не из-под палки. Затем я все крутел и крутел, стал дворянином и бароном, затем графом, а сейчас и вовсе дерториер. И что мне теперь, заново всю карьеру строить, опять начиная с самого низу? И какие у меня здесь могут быть перспективы?
        Освоиться, внедрить ряд неизвестных им технологий, обучить грамоте, показать себя толковым парнем. В конце концов, сбросить с себя ярмо рабства и жениться на местной красотке, вдове отважного охотника, погибшего в бою с крокодилом. Нет у меня такого желания, а это значит, что нужно бежать. И бежать сегодня же ночью, ведь если судить по обеду, состоявшему в основном из овощей, неделя-другая - и у меня не останется ни сил, ни желания. Да и вопрос с каннибализмом все еще оставался открытым.
        Куда бежать? Конечно же к морю. Где оно находится, определить легко, по солнцу. Когда меня несли на палке, солнце в середине дня светило мне в лицо. Да и на следующий день ничего не изменилось. Получается, мы следовали по прямой, все время на юг. Ночью хорошо было видно звезду Горна, а она здесь, как Полярная, указывает на север. Так что мне следует устремиться вниз по течению реки, на берегу которой и находится селение. Хорошо бы еще стащить лодку, видел я на берегу несколько, рыбакам без них никуда. Доберусь до берега моря, по побережью влево и идти, идти, идти. Вряд ли корабли забудут обо мне так быстро, как минимум неделю будут дожидаться, надеясь на непонятно что.
        Что с собой взять? А что я смогу с собой взять, разве что полую сухую тыкву с пробкой. Пока буду идти рядом с рекой, проблем с водой не будет, а вот затем лучше иметь запас.
        У меня было две проблемы: как выбраться из сарая, куда нас запирают на ночь, и как остаться незамеченным собаками, ведь эти мелкие твари могут поднять такой лай, что всех разбудят.
        Нет, ну надо же, как получилось, из князей в грязь. Думал, что наконец-то закончились мои приключения. Оказалось, ничуть не бывало.
        Мои размышления прервал голос надсмотрщика, извещающего о конце перерыва на обед.
        До вечера был такой же монотонный труд. Ради разнообразия, уже под конец, сходили за дровами, я и еще двое таких же бедолаг, моих соседей по узилищу. Охранников было четверо, даже больше, чем нас, так что дергаться не имело смысла. Да и бегают они лучше, я в последнее время передвигаюсь все больше верхом, в карете или на корабле. И местность знают, они здесь выросли.
        Вечером дали кусок мяса, вероятно, курятины, опять овощи и снова просяную лепешку. Лепешку я есть не стал, хоть какой-то запас продуктов в дорогу. Или собак при случае угостить, чтобы пасть заткнули.
        Когда совсем стемнело и мои сокамерники успели заснуть, а я лежал, дожидаясь, пока угомонится все селение, за мной пришли. Меня привели на площадь (если можно ее так назвать) и поставили перед человеком, сидящим на чем-то наподобие кресла. Судя по тому факту, что мой камзол переместился на его плечи, он являлся в селении главным. Камзол мне и самому нравился, весь украшенный золотыми позументами и сверкающими пуговицами. Так что немудрено, что наряд пользуется такой популярностью.
        Посреди площади горел костер. Нет, на нем ничего не жарилось, холодно тоже не было, так что его огонь всего-навсего боролся с окружающей нас темнотой.
        Я стоял и смотрел на местного вождя, а он смотрел на меня. Приятно было только одно - никто не стал настаивать на том, чтобы я пал на колени и уткнулся лбом в утоптанную до состояния камня глину. Затем он сказал несколько слов, обращаясь к одному из тех, что стояли за моей спиной, ему что-то ответили и меня увели в сарай.
        Связывать не стали, хотя на этот случай у меня уже был припасен черепок от горшка с довольно острыми краями.
        Глава 37
        ПОБЕГ
        В эту ночь удача решила мне слегка улыбнуться - в караул заступили два уже довольно пожилых мужика. В отличие от молодежи, всю прошлую ночь проявлявших рвение, эта пара умудренных жизнью сторожей явно считала: «Никогда раньше ничего не случалось, так почему что-то должно произойти именно во время их дежурства?»
        Сначала они по очереди куда-то отлучались, потом к ним присоединился третий, и я, не понимая ни слова, долго слушал их разговор, изредка прерываемый смехом. Потом гость ушел, и сторожа решили по очереди отдохнуть, а в итоге заснули оба. Пора.
        До рассвета оставалось не так много времени, следовало торопиться. Идеальным вариантом было бы бежать сразу после наступления темноты, тогда бы у меня появилось несколько часов форы. Ну, нет так нет. Да и двигаться ночью по незнакомой местности весьма проблематично. Так что попробуем возместить потерянное время скоростью передвижения.
        Выбраться из узилища удалось легко. Крыша, как и на всех остальных строениях, была покрыта плотно увязанными между собой снопами соломы. Но до этой в деревне, похоже, давно уже не доходили руки или считалось, что и так сойдет. В общем, часть соломы во время последнего сезона дождей основательно подгнила. Да и сам сарай выглядел довольно хлипким.
        Видимо, все было не так плохо, как я сам себе напридумывал. Мои теперешние соседи не выглядели слишком уж опечаленными, ждущими в любой момент, что станут основным блюдом в меню. Работать нас заставляли, кормили не на убой, но и откровенного геноцида не было. Непонятно даже, почему меня схватили, неужели из-за нарядного камзола? Но выяснять нет ни времени, ни желания.
        Когда я встал, раскинув руки в стороны и полусогнув колени, чтобы, подпрыгнув, уцепиться за стену в том месте, где она соединялась с крышей, чья-то рука схватила меня за запястье. Я бы, наверное, даже вскрикнул от неожиданности, но рот был занят куском лепешки, единственным, что у меня было из провианта на все время пути. Сбив захват и сделав шаг в сторону, я застыл.
        Лепешка за это время успела вывалиться изо рта, и я почувствовал, что наступил на нее. Глиняный пол в этом месте был влажноват, так что подбирать ее теперь не было смысла.
        Парень, почти мальчишка, стоял передо мной и усиленно подавал знаки, которые можно было перевести как: «Да тише ты, тише, всех перебудишь».
        В сарае было еще темно, и поначалу я воспринял его жесты как угрозу и даже сделал в его сторону небольшой шаг, примериваясь для атаки. Но вовремя сообразил, что, если бы он хотел предотвратить побег, то уже орал бы благим матом.
        Вдвоем мы и покинули место нашего заключения. Я встал ему на плечи, раздвинул прогнившие снопы, подтянулся и спрыгнул уже на другой стороне.
        Затем в дыре показался мой напарник, оказавшийся на земле с кошачьей грацией. И мы оба застыли, напряженно вслушиваясь в темноту. Как будто бы все спокойно, и сторожа спят. Один из них похрапывал, а другой выводил носом рулады на грани ультразвука. Но стоило нам сделать всего пару шагов, как из сарая раздался крик. Крик этот явно пытался привлечь внимание сторожей, и мы побежали. Не сговариваясь, со всех ног побежали в сторону недалекой реки.
        Нам удалось преодолеть чуть ли не всю деревню, благо она была невелика, когда почти на самой окраине дорогу нам перегородил человек. И я узнал в нем одного их своих носильщиков, того, что проявлял ко мне весьма недружелюбный интерес. Мой давний знакомец держал в правой руке нож, длина лезвия которого меня здорово напрягала. Нет у нас времени кружить в боевом танце, вся деревня переполошилась, а за пару секунд справиться с ним голыми руками у меня не получится. И я застыл.
        Помог мне мой напарник, отважно бросившийся вперед. И хотя справиться ему не удалось и он даже получил удар ножом в бедро, но тут и я очнулся и с удовольствием вложил в удар кулаком в голову весь свой вес. Затем дважды ударил ногой в лицо уже распростершегося на земле бывшего носильщика. Не до благородства сейчас.
        Мне достало духа подхватить нож, который выпал у него из рук еще после первого удара. А потом мне пришлось подхватить уже парня, который попытался подняться на ноги и со стоном снова осел на землю. Ситуация мне что-то здорово напоминала, но сейчас было не до воспоминаний.
        До реки оставалось немного, дорога шла под уклон, так что добрался я туда на одном дыхании со своим неожиданным напарником на руках.
        Нам нужна лодка. Каяк, пирога, каноэ, долбленка, байдарка, челнок - не важно. Таких на берегу оказалось несколько. Выбрав не самую большую, океанского плавания не планировалось, я помог моему спутнику разместиться. Затем забрался в лодку сам, и тут начались проблемы. Весло было двухлопастным, как у байдарки, но сама лодка оказалась удивительно верткой, да к тому же все время стремилась перевернуться. А шум приближался. Посмотрев на мои потуги, парень решительно забрал у меня весло, и дело сразу же пошло на лад.
        Мы скользили по водной глади с завидной скоростью. Конечно, долго так продолжаться не сможет, из его раны сочилась кровь, забирая с собой силы, а помочь я ему не мог. Нечем мне было перевязать его рану, гачи моих подштанников давно уже представляли собой бахрому. Но главное сейчас было оторваться, а затем весло в руки возьму я и осторожненько, осторожненько…
        Берег удалялся стремительно, но до нас доносились голоса. Сейчас они обнаружат пропавшую лодку, а затем… Затем возможны только два варианта: либо они пустятся за нами в погоню, либо оставят все как есть. Лично я склонялся к первому. Слишком скучна у них жизнь, а тут такое развлечение.
        Наша лодка шла наискосок к другому берегу реки, и я не имел ничего против. Если мой новый знакомый делает так, значит, у него имеются какие-то свои соображения.
        Небо уже серело, скоро наступит рассвет. Мы еще не видели своих преследователей, лишь слышали их голоса, но погоня определенно была.
        Когда мы приблизились к противоположному берегу реки, мне стали непонятны намерения моего спутника. Пройдя немного вдоль берега, он решительно направил нос лодки прямо в кусты, начинающиеся сразу же у среза воды. Что он затеял, пешком нам не оторваться, ни мне, ни, особенно, ему. Лодка легко прошла сквозь кусты, и мы оказались в протоке.
        Логичное, да что там, мудрое решение. И сколько же выдержки у этого парня, совсем юнца. Нет, сами небеса послали мне его в напарники. Чуть позже мимо нас вниз по реке прошла погоня, сопровождаемая азартными криками. Ну как же, столько развлечений, и без малейшего риска. Догони они нас, что мы можем им противопоставить? Один нож и три ноги.
        Кстати, относительно количества ног. Была у меня уже такая ситуация, когда я нес одного юнца на спине, наследника престола. Долго нес, надрываясь. Но и награда была велика - баронское звание. И кто его знает, быть может, мой новый наездник - тоже сын какого-нибудь местного туземного короля. Найду ему еще девушку, в которую он непременно влюбится, и получу в награду за все сразу какой-нибудь местный титул.
        Нет, сейчас, пожалуй, больше меня спасают. Так что не стоит обольщаться. Да и вообще сначала необходимо отсюда выбраться.
        Мы провели в протоке весь день. Когда рассвело, первым делом мой спутник обработал рану. Разжевал какой-то листок, полученной кашицей покрыл рану, которая уже успела перестать кровоточить, сверху приложил другой лист и обвязал содранным со ствола молодого деревца лыком.
        Затем мы попытались пообщаться.
        - Артуа, - представился я, ткнув себя пальцем в грудь.
        - Гуин, - ответил он мне.
        - Чего? - Мне даже смешно стало. Его имя буква в букву совпадало с аббревиатурой пенитенциарной системы на моей прежней родине. А мы откуда только что сбежали?
        Как оказалось, я просто не расслышал. Звали его Нгуен, причем «н» следовало произносить в нос. Ничего, обойдемся без «н», он в моем имени отлично без «р» обходился.
        С водой проблем не было. Нет, пить воду из-за борта меня можно было бы заставить только под дулом пистолета, слишком уж подозрительный у нее цвет и запах. Зато Гуен отрубил часть толстой лианы, внутри которой оказался сок, довольно приятный на вкус.
        Кушать же хотелось очень и очень сильно. Будь мы в другом положении, добыть пищу было бы легко, но мы даже из лодки не стали выходить, лишь изредка осторожными движениями разминая тело.
        Перед наступлением темноты в сторону селения мимо места, где мы прятались, проплыли три лодки, полные воинов. Сомнений не было, возвращалась наша погоня. Вот только мы не знали, все ли возвратились.
        Прошлой ночью в темноте посчитать их не представлялось возможным, а на берегу лодок было больше четырех. Так что вполне возможно, кто-то ждал нас внизу по течению реки.
        Полностью стемнело, прежде чем мы отважились выбраться из заросшей кустарником протоки на основное русло реки. Мы старались держаться возле самого берега, осторожно опуская лопасти весла в воду. Сейчас дело было не в скорости, поэтому гребли мы по очереди. Ближе к утру пришлось остановиться, дожидаясь рассвета. В темноте стало совершенно непонятно, куда плыть дальше. При свете дня выяснилось, что река значительно раздалась вширь, но проблема была не в этом. Река от берега до берега была разрезана огромным количеством островков, заросших травой и кустарником, и мы потратили почти полдня, пока наконец не выбрались из этого лабиринта.
        Видимо, многочисленные протоки между островками и стали причиной того, что преследующие нас люди отказались от погони. Обидно упустить беглецов, но терять здесь недели, исследуя протоки один за другим, когда ждет множество более важных дел…
        Дальше река в ширине уже не прибавляла, но течение стало более стремительным. Шум мы услышали издалека. Водопад оказался не огромным, высотой метров пятьдесят, но, обходя его по берегу, мы потеряли много времени. Сначала мне пришлось перетащить вниз лодку. Неся ее на плечах, я мысленно поблагодарил себя за то, что выбрал вполне подъемный экземпляр.
        Затем я вернулся, чтобы перенести Гуена. Нож при ударе попал ему в портняжную мышцу бедра, без которой при ходьбе обойтись трудно. Забавное название, может, оно связано с тем, что портные, когда-то шившие на коленях, все время всаживали в нее иглу? Но в любом случае Гуена пришлось нести чуть ли не на руках.
        После водопада река стала более быстрой и порожистой, и я уже не отваживался брать в руки весло, предоставив это ответственное дело своему напарнику.
        Двигались мы теперь быстрее, никого уже особо не опасаясь. При таком течении реки трудно нас преследовать, а по берегу так вообще практически невозможно. Все бы ничего, только вот рыбная диета… Вполне может быть, что сырая рыба весьма полезна, но очень хотелось чего-нибудь вредного, жареной свинины, например, или шкворчащую на сковороде колбасу со свежевыпеченным хлебом.
        Один раз Гуену удалось сбить пращой, сплетенной из полосок куска кожи, оказавшейся в лодке, птицу, похожую на индюка. Ее мы запекли в углях костра, предварительно обмазав глиной. Но это удовольствие надолго растянуть не получилось. И еще мне не нравилось, что река повернула в сторону, чуть ли не противоположную той, куда, по моему мнению, ей следовало течь, чтобы побыстрее впасть в море. Реке надлежало бы течь на восток, а она заметно отклонилась к югу. Наконец, на исходе третьего дня пути мы увидели море.
        С той высоты, на которой мы находились, картина открывалась впечатляющая.
        Бесконечная лазурная гладь сливалась на горизонте с синевой неба. Острова вблизи берега были покрыты изумрудного цвета зеленью, а из золотистого прибрежного песка тянулись ввысь стройные стволы пальм.
        Река на этом участке представляла собой каскад порогов, почти водопадов, и с первого взгляда становилось понятно, что пройти их на лодке невозможно. Пришлось добираться до моря пешком. Я тащил пирогу на плечах, а Гуен плелся следом, хромая и опираясь на весло. Попасть на морской берег оказалось непросто - в этом месте он резко обрывался. Когда мы все же спустились на песчаный пляж, который был сплошь усеян зелеными водорослями, выброшенными недавним штормом, оказалось, что наши пути разошлись. Гуену нужно было идти в сторону, противоположную той, куда следовало направиться мне.
        Гуен знаками звал с собой, убеждая, что там, куда мы придем, все будет хорошо.
        - Нет, парень, - покачал я головой, - как-нибудь в другой раз. Придется нам расстаться. Ты здорово мне помог, и если судьба сведет нас еще раз, я найду, чем тебя отблагодарить. Достойно отблагодарить. А пока сделаем так: ты возьмешь себе лодку, а я оставлю себе нож. Больше нам и делить-то нечего. Конечно, двигаясь пешком, я потрачу на дорогу больше времени, но лодка тебе нужнее, чем нож, потому что на одной ноге далеко не ускачешь.
        И мы расстались. Хороший человек Гуен. Единственное, что меня утешает в тех бесконечных передрягах, в которые я непрестанно умудряюсь попадать, так это то, что я всегда встречаю хороших людей. Иначе хоть вообще из дома не выходи.
        Я плохо помнил карту этих мест, но одно знал твердо: теперь мне следовало идти на север вдоль побережья до самого залива, где бросили якоря корабли моей эскадры. И необходимо спешить, ведь корабли не будут ждать вечность, в этих джунглях легко раствориться навсегда. Я отправился в путь сразу же после того, как мы расстались с Гуеном. Шел и думал, что если по дороге не возникнет никаких проблем, то завтра к вечеру или послезавтра утром я увижу свои корабли: «Мелиссу», «Диану» и
«Принцессу Яну».
        Глава 38
        ВАША СВЕТЛОСТЬ
        Я увидел корабли, увидел все три. Они шли к выходу из бухты, поймав ветер уже полными парусами. Впереди шла красавица «Принцесса Яна», вслед за ней, чуть отстав, «Мелисса». Последней была «Диана». Она всегда медленней набирала ход.
        Они белели облаками парусов на фоне лазурного неба и яркой зелени противоположного берега. Я метался по берегу и орал, орал так, как не орал никогда прежде. А они уходили. Возможно, с их бортов увидели мечущуюся на берегу одинокую, почти голую фигуру, машущую в воздухе палкой с привязанным к ней ножом. Но даже если и так, то они наверняка приняли меня за одного из аборигенов здешних мест, потому что я сейчас был очень похож на них даже цветом кожи. Корабли уходили, становясь все меньше и меньше, пока, наконец, не превратились в маленькие светлые пятнышки на голубовато-зеленой глади моря.
        А я еще долго кричал им вслед, понимая, что опоздал и они уходят безвозвратно. За край сознания цеплялась надежда, что сейчас опадут паруса, оголяя реи, с борта одного из них спустится шлюпка и пойдет в мою сторону. И я буду поджидать ее на берегу с самым равнодушным видом, как будто бы не рад до безумия людям, гребущим ко мне на шлюпке. Но они ушли.
        И я заметался по берегу, пытаясь найти что-нибудь такое, что можно пнуть ногой. Пнуть изо всех сил, чтобы вложить в этот удар всю свою ярость и горечь разочарования от того, что моя надежда была так близко и исчезла у меня на глазах. Затем я опустился на песок и долго сидел, уткнувшись лбом в колени.
        Не нужно ничего пинать, Артуа, потому что, если ты повредишь ногу, некому будет тебе помочь. А с одной ногой ты долго не протянешь.
        Я правильно рассудил, что меня будут ждать неделю, но сегодня был восьмой день. Ну что им стоило задержаться еще на один? И что мне теперь делать?
        Мысли путались, и я все еще продолжал бросать взгляды в сторону ушедших кораблей. Вдруг произойдет чудо, и на одном из них обнаружится что-то такое, для чего необходимо будет вернуться в бухту.
        Не бывает чудес, Артуа. По крайней мере, в твоей жизни их еще не было никогда. Когда я немного успокоился, лишь изредка поглядывая на море, ко мне вернулась способность мыслить и я решил: «Надо продолжать идти вдоль побережья на север. На побережье больше шансов встретить поселение, рыбацкое судно или корабль ловцов жемчуга. Может, я найду людей, потерпевших кораблекрушение, которые будут понимать мои слова, а я буду понимать их речь.
        Конечно, можно остаться ждать на берегу этой бухты. Мы зашли сюда, чтобы пополнить запасы пресной воды. Вполне вероятно, что в скором времени сюда с подобной целью зайдет еще один корабль. Но просто так сидеть и ждать я не смогу, надо идти. Так будет легче, чем днями сидеть и вглядываться в морскую даль. Но сегодня я уже никуда не пойду, у меня просто не осталось сил, так я торопился в эту бухту».
        На берегу у водопада, где мы набирали воду в бочки, чтобы затем перевезти их на корабли, на песке оставались следы от шлюпочных килей. Курился дымок над одним из больших кострищ. Невдалеке валялась выброшенная кем-то за ненадобностью ветхая матросская куртка, больше напоминающая рубище. Куртка пришлась мне впору.
        Да, Артуа, сейчас у тебя другое положение, и этот наряд полностью ему соответствует.
        Я вяло поковырялся в мясе запеченной на костре черепахи, пойманной по дороге сюда, и рухнул спать. Прошлой ночью выспаться мне не удалось.
        Там, где я остановился на ночлег, песчаный пляж сменился обрывающимся в воду скалистым берегом, и темнота застала меня в лесу. Когда я совсем уж было задремал, прислонившись спиной к стволу могучего дерева, что-то словно толкнуло меня изнутри: опасность! Это что-то не ошиблось, причина для пробуждения оказалась чрезвычайно веской.
        В почти полной темноте трудно было разглядеть что-то даже в нескольких шагах, но я уловил запах хищника. Мелькнула смазанная тень, раздалось приглушенное рычание. И я встал, держа перед собой еще днем выструганное на ходу древко с накрепко привязанным к нему ножом. На толщине древка я не стал особенно экономить, мне нужно было не метательное копье, а что-то вроде рогатины, чтобы выдержать массу кинувшегося на меня зверя. Оружие получилось тяжеловатым, но в тот момент я не чувствовал его вес, и мне казалось, что я смогу крутить его между пальцев.
        Зверь рыкнул, и я зарычал в ответ. Нет, не для того чтобы его испугать, а чтобы не испугаться самому и не броситься в темноту леса, не разбирая дороги. Давным-давно, уже в этом мире, один замечательный старик научил меня способу, позволяющему загнать свой страх далеко внутрь и почувствовать себя воином, настоящим воином. Способ этот хорош против двуногих хищников, но и против того, что кружился где-то там, в темноте, должен был сработать. И он сработал.
        Мы рычали друг на друга, я и остро воняющий невидимый зверь. Не знаю, почему он не стал нападать без предупреждения, но и уходить хищник не собирался. Мы рычали друг на друга, и когда я понял, что уже не могу поддерживать необходимое мне состояние (его вообще невозможно держать вечно, и на смену ему приходит страх), зверь решил напасть. Я почувствовал его намерение, как он, вероятно, почувствовал то, что в этой битве проигрываю я.
        И тогда я пошел на него, держа перед собой копье и выжимая в кровь своим рыком последние остатки адреналина. И зверь ушел. Мягкий скачок, едва слышный шелест ветвей кустарника - и он растворился во тьме. Остаток ночи я просидел, прижавшись спиной к стволу дерева, чувствуя, как борется организм с последствиями адреналина, так недавно бушевавшего в моей крови. Меня трясло, нахлынула тоска и запоздалый страх. Мне не удалось рассмотреть зверя, он был черным, как темнота вокруг нас, но зеленые огни его глаз находились на уровне моей груди.
        Когда начало светлеть, мне удалось забыться сном. Несколько раз я просыпался с бешено колотящимся сердцем, судорожно сжимая древко копья. Потом было солнечное утро, я вышел на пляж у моря и затем уже пришел в бухту, чтобы увидеть то, что увидел…
        Сборы в дорогу были недолгими. Позавтракал оставшимся с вечера черепашьим мясом, накинул на плечи хламиду, вполне достойную того, чтобы стать половой тряпкой, подхватил копье и пошел по узкой полоске пляжа на север.
        На второй день пути я увидел дым, показавшийся из-за мыса, который был на моем пути. Столб дыма был большим и черным, не похожим на дым костра или очага. Возможно, пожар случился так, как он обычно и случается: из-за чьей-то халатности или стечения обстоятельств. Но почему-то в это слабо верилось.
        И я поспешил взобраться на высокий берег, чтобы скрыться в лесу, больше похожем на джунгли. Затем осторожно, стараясь не делать резких движений, прокрался к месту, откуда все происходящее было видно как на ладони.
        Бухта чем-то напоминала ту, откуда я недавно вышел: ровная береговая черта, песчаный пляж, близко подступающие к морю стволы пальм. Для полного сходства не хватало только водопада, но зато имелся деревянный причал, и вот он как раз и горел. Вернее, горел даже не он сам, а расположенное рядом с ним строение, похожее на большой сарай. Не знаю, что хранилось в сарае, вероятней всего, на складе, но полыхало оно великолепно.
        Раз был причал и склад, значит, здесь были люди, и они воевали. Как бы в подтверждение моих догадок послышался сухой треск ружейных выстрелов и крики.
        Ага, вот оно что. На противоположном берегу было выстроено укрепление с одинокой башней и высоким частоколом по всему периметру. Из-за дыма я его сначала даже не увидел. Укрепление атаковали люди, много людей. Туземцы, судя по всему, поскольку они очень походили на тех, кто так недавно держал меня в плену.
        Кстати, на берегу, на светлом, почти белом песке, недалеко от причала лежало несколько тел. Причем тела принадлежали как темнокожим аборигенам, так и людям, которых хотелось назвать европейцами хотя бы из-за того, что все они были одеты. В стороне виднелось несколько длинных узких пирог, вытащенных на берег за грань прибоя.

«Все и везде только и делают, что воюют, воюют, воюют. И чего их мир не берет? Взять хотя бы этих туземцев. Какого дьявола они сюда приперлись? Земли им, что ли, не хватает? Так полно ее, земли-то. На этой планете вообще суши много, на всех с лихвой хватит. И климатом она мягче. Казалось бы, чего еще надо? Живи себе и детишек плоди, место для всех найдется. Нет же, обязательно убивать друг друга надо. А самое главное, этим мне проблемы создают. И как мне следует поступить в этой ситуации?» - размышляя, я не переставал наблюдать за развернувшейся передо мной осадой укрепления.
        В обход по берегу лесом далеко, и на туземцев нарваться можно. Да и попади я в форт, будут ли мне там рады? И это только во-первых. Во-вторых, я, точно так же, как и они, окажусь в осаде. И чем она закончится, одному местному Создателю известно. Кроме того, мало ли из-за чего на них туземцы напали. Вполне может быть, что похитили сидевшие в форте люди местную принцессу Покахонтас. Или соблазнить соблазнили, а жениться раздумали. Вот и нагрянули к ним на разборки разгневанные родственники. Судить обо всех туземцах сразу сложно. Казалось бы, все они негодяи, но есть же и Гуен, отличный парень. И все-таки ближе мне те, что заперлись в форте. Только как мне к ним попасть? Как стемнеет - вплавь, напрямик через бухту? Дистанция невелика, но слишком уж много в здешних морях зубастых тварей.

«И рычать на акул бесполезно, особенно под водой», - усмехнулся я, продолжая внимательно наблюдать за происходящим передо мной сражением.
        Оборонявшиеся защищались успешно, ружей, видимо, у них хватало, поскольку пальба практически не замолкала и сдаваться они явно не собирались.
        Так я и пролежал до темноты, срывая вкусные орешки с соседнего куста. Они давали ощущение сытости и, что немаловажно, не вызывали чувства жажды.
        Когда стемнело, я осторожно пошел к форту, огибая его по широкой дуге, центром окружности которой была середина бухты. Воины, прибывшие на пирогах, к этому времени угомонились, но покидать бухту явно не собирались. Они развели костры на берегу и что-то готовили. Аппетитный запах доносился даже до меня.
        Шел я осторожно, но не более того. Не такие они уж и суперследопыты, главное - слишком не шуметь, а босиком это сделать значительно легче.
        Поднявшись по косогору, не слишком уж и крутому, я уперся в частокол и замер, прислушиваясь. Вот поверху прошел часовой, скрипя досками настила. Где-то там, за частоколом, всхрапнула лошадь.
        Ну наконец-то. Человек, споткнувшись, вполголоса выругался. Все, можно себя обнаруживать, потому что его язык оказался мне понятен, а значит, по крайней мере, можно будет объясниться.
        Продолжать здесь стоять и пытаться выяснить что-то еще довольно глупо. Когда над головой опять заскрипели доски проходящего мимо часового, я достаточно громко окрикнул его. Не знаю, что он держал в руках, судя по звуку - что-то металлическое, но оно у него выпало. Затем он заметно дрожащим голосом призвал на помощь. Тоже мне, воин.
        Судя по топоту, на выручку прибежало как минимум трое. И начался разговор, показавшийся мне довольно бессмысленным.
        - Ты кто?
        - Человек.
        - Как здесь оказался?
        - Ногами пришел.
        Когда вопросов перевалило за десяток, я не выдержал, заявив о том, что ворота открыть не требую, но веревку, желательно с узелками, могли бы и скинуть. Таковая вскоре появилась, даже не веревка, а целая лестница, в точности морской штормтрап. Я блеснул мастерством в лазанье по трапам и через пару мгновений был уже внутри.
        Еще через минуту я оказался в доме, где при свете пары масляных светильников меня начал рассматривать мужик лет сорока с кудрявой средней длины бородой. Разглядывая меня, он заметно усмехнулся. Ничего смешного не вижу, шелк на моих подштанниках - это не кевлар, а потому легко рвется о колючки. Куртка такая, какой я ее и нашел, разве что после того, как я ее постирал, она стала значительно чище. А копье пусть и неказистое на вид, зато вполне надежное оружие. Оно, можно сказать, спасло меня от неведомого ночного хищника.
        Человек усмехнулся еще раз, но с вопросами оригинальничать не стал, спросив:
        - Ты кто?
        Ему можно было рассказать, и с подробностями. Представляться своим именем я не собирался, так же как решил умолчать о своем дворянстве. Смысла в этом нет никакого, да и выглядел я крайне нелепо. Скрыть дворянство мне удастся легко, мне немало времени когда-то пришлось провести среди простых людей, так что знакомы и особенности языка, и привычки. Я - простой моряк с «Принцессы Яны», про плен и побег расскажу все, как было. А там видно будет.
        Я уже раскрыл рот, когда растворилась дверь и вошедший в нее человек, посмотрев на меня с немалой долей удивления, произнес с таким выражением лица, которое я надолго запомнил:
        - Ваша светлость?!
        Ну вот, раскололи на первом же допросе.
        Глава 39
        БОКАЛ ВИНА
        Я определенно видел этого человека раньше. Так, если убрать бороду, усы и в крайней степени изумленное выражение лица, то получается…
        Все, вспомнил. Это один из тех двух матросов, что дезертировали в Мойнстофе с борта «Мелиссы». Но как он умудрился здесь очутиться?
        А зовут… зовут его Чизом. Да, именно Чизом. Вернее, это его кличка, но он как раз из той категории людей, что, окликни его по имени, как мама с папой нарекли, - и Чиз не сразу поймет, что обращаются именно к нему. После того как прошло его изумление, он начал выглядеть весьма смущенным. Как же, бросить нас в такой момент.
        Бородач, видимо бывший здесь за главного, на такое обращение Чиза ко мне даже глазом не моргнул. Или самообладание у него отменное, или успел он в жизни такого навидаться, что теперь его трудно чем-либо удивить.
        Он лишь указал рукой на свободный стул.
        И все же удачно получилось, ведь зайди Чиз несколькими минутами позже, я бы успел такого наплести… И было бы неудобно за свое вранье, бородач этот, судя по всему, мужик неплохой. Кроме того, он мог бы бог весть что подумать, потому что люди обычно скрывают свое настоящее имя в том случае, если совершили какие-нибудь не очень хорошие поступки.

«И не заявишь, что путешествую инкогнито, в таком-то виде», - улыбнулся я своим мыслям.
        Тем временем Медор Грюст, так представился бородач, отдал несколько распоряжений. В комнату вошла женщина и протянула мне сверток. Там оказались штаны и рубаха, пошитые из простой ткани, но новые и вполне приличные на вид. Затем я стал обладателем сапог, тоже новехоньких, и широкого пояса, знавшего когда-то лучшие времена. Когда я облачился в новый наряд, то почувствовал себя значительно увереннее. Единственное, что мне нравилось в прежнем облике, так это возможность беспрепятственно что-либо почесать, особенно в тех местах, что труднодоступны в одежде.
        - Извините, господин де Койн, шпаги у нас нет. - Грюст произнес эти слова без малейшей насмешки.
        В ответ я только махнул рукой: не те сейчас проблемы и печали.
        К этому времени накрыли на стол, и свой разговор мы продолжили за ужином. Теперь в моих словах было значительно больше правды, вернее, в них не было ни слова лжи, но я рассказал ему о себе далеко не все.
        - Это дойнты, - уверенно заявил Грюст после моего рассказа. - На редкость воинственное племя. Вот и эти, - он махнул головой в сторону бухты, на берегу которой расположились напавшие на форт люди, - тоже дойнты. Удивительно воинственный народ, - повторился он. - Как воины ничего собой не представляют, - на это раз его жест был полон пренебрежения, - но уже который год пытаются всех нас сжечь.
        - Я в кирасирах служил, - в ответ на еще не высказанный вопрос пояснил он. - Четырнадцать лет как один день. И если бы не это…
        Грюст указал большим пальцем правой руки на синеватый неровный шрам на груди, который сейчас был виден из-за распахнутого ворота рубахи.
        За ужином он мне поведал, что укрепление существует уже четвертый год. Хотя теоретически земли принадлежат Абдальяру, но поселений на побережье мало, земли только осваиваются, и следующее попадется только через пару недель пути.
        Дойнты пришли, вернее, приплыли на своих пирогах уже на второй год, и тогда погибло много народу, потому что к нападению никто не был готов. На этот раз убили всего двух человек, и погибли они по собственной глупости, пытаясь спасти свое имущество. Видимо, их тела я и видел на берегу.
        Так, мне другое очень интересно. Чиз не мог прибыть вместе с остальными, мы расстались с ним всего несколько месяцев назад. А это значит, что он приплыл на другом корабле, из чего в свою очередь вытекает, что корабли сюда все же заходят.
        Грюст мою догадку подтвердил: корабли заходят, и достаточно часто. Если считать частым три-четыре раза в год. На мой вопрос, для чего они заходят сюда, в маленькое поселение, он лишь пожал плечами, мол, на то есть причины. Ну и ладно, для первого раза я узнал вполне достаточно. Мне не нужны чужие тайны, я хочу крепко спать.
        После ужина в ответ на мою просьбу получить во временное пользование какое-нибудь оружие он указал рукой на стойку в углу комнаты - выбирай.
        И действительно, было из чего выбирать. Шпаги, как он и говорил, не оказалось, но я из-за этого не особо переживал. Я подобрал для себя саблю, похожую формой клинка на абордажную, разве что несколько большей длины. Чашка гарды почти полностью закрывала кисть руки. Щелкнув по лезвию ногтем указательного пальца, я получил в ответ приятный на слух звон. То что надо. Последнее время мы с Иджином много упражнялись именно с таким оружием, я был рад потренироваться с достойным соперником.
        После кивка Грюста я повесил перевязь с саблей через плечо. Взял кинжал, к нему особых требований, кроме удобного хвата не было, и снова взглянул на него.
        - Берите сразу пару, так надежнее, - получил я ответ.
        Вот теперь я почувствовал себя совсем уверенно, засунув за пояс два пистолета. Надо будет повозиться с ними перед сном, примериться к ним, опробовать, насколько тугие спусковые крючки с курками. По-хорошему, неплохо было бы пальнуть из них пару раз. Но придется потерпеть до утра, большая часть обитателей форта уже спит, и не стоит их понапрасну беспокоить.
        Когда я вышел перед сном из дома по минутной надобности, меня окликнул Чиз:
        - Ваша светлость!
        Сколько же ты меня дожидался?
        Чиз немного помялся, не зная, как начать разговор.
        Ну говори уже, Чиз. Хотелось бы немного поспать, вряд ли завтра денек выдастся спокойным, а до рассвета часа четыре, не больше.
        - Ваша светлость, - снова начал он.
        Я ободряюще похлопал его по плечу: слушаю внимательно и ничего против тебя не имею. Ты просто сделал свой выбор раньше, прежде чем я предложил сделать его всем остальным.
        Как оказалось, причина его исчезновения в Мойнстофе была совсем не та, о которой я мог бы подумать. Чиз крупно проигрался в карты Мросту и не сумел придумать ничего лучшего, как исчезнуть с борта корабля. Затем, после ухода скардарцев из Мойнстофа, он некоторое время пробыл в городе. Устроившись матросом на попутный корабль, попал в Абдальяр, где и встретила его судьба в виде предложения отправиться в это поселение. Прикинув все за и против, осведомившись о капитане корабля, который сделал ему предложение, он и принял такое решение. Опасения его были не беспочвенны: соглашаешься на одно, а оказываешься совсем в другом месте, где-нибудь на рудниках. Но Чиза уверили, что все будет в порядке. Капитан корабля, как понял Чиз, имел от Грюста за каждого завербованного человека определенную сумму, величина которой осталась ему неизвестна. Здесь у него все сложилось очень хорошо, у него есть женщина, и он хотел бы остаться тут навсегда.
        В поселении у него сложилась определенная репутация, которая разом могла рухнуть после моего рассказа о его побеге с корабля. И Чиз с надеждой посмотрел на меня.
        - Успокойся, я не держу на тебя зла, - пришлось мне заверить его. - В любом случае я не стал бы распространяться, при каких обстоятельствах мы расстались. Но коль так, взамен я тоже потребую от тебя одну услугу.
        И когда Чиз с готовностью закивал головой, попросил его в свою очередь не распространяться о том, кто я и что собой представляю в Империи. Граф, просто граф, и этого будет достаточно.
        Мне еще нужно выбраться отсюда, дорога дальняя, и не хочется в один прекрасный момент попасть в плен, чтобы затем кто-нибудь шантажировал мной Янианну. Ну и в Скардаре у меня тоже сложилась определенная репутация, не хочется ею рисковать.
        Чиз во второй раз с готовностью закивал головой. Вот и славно, договорились, пошел-ка я спать.
        Едва я успел положить голову на подушку, как тут же за окном раздался истошный крик:
        - Дойнты! Дойнты! Дойн…
        На третьем слове голос прервался и послышался шум падающего тела. Однако же. Сомнений быть не могло, это нападение. Хотя часом раньше Грюст с полной уверенностью заявлял, что раньше утра штурма не будет.
        Чем хороша обувь без разделения на правую и левую ногу, так это тем, что сунул в нее ноги - и все в порядке. Спать я завалился не раздеваясь, чувствуя, что если начну стягивать с себя одежду, то засну с полуспущенными штанами. Так, пояс с кинжалом, один пистолет за пояс, другой в левую руку, перевязь с ножнами к дьяволу, достаточно сабли в правой руке. Вперед.
        Я ударил в дверь ногой, благо она открывалась наружу, выскочил во двор, и только каким-то чудом мне удалось увернуться от удара копьем, направленным в живот. Дальше было проще: дойнт провалился, вероятно рассчитывая пробить меня насквозь и пригвоздить к стене. Его повело вперед, и оставалось как следует приложиться режущим движением лезвия сабли по удобно подставленному горлу, поверх рук, державших копье. Один есть.
        Пистолет, тот, что я сжимал в левой руке, имел очень тугой взвод. Не спутаешь, у него, в отличие от другого, ствол на указательный палец длиннее. Но сейчас, вздернув курок, я даже не почувствовал сопротивления и сразу же направил оружие в дойнта, оказавшегося ко мне спиной.
        Тот в последний момент подался в сторону, обходя стороной Грюста, державшего в каждой руке по сабле. Грохнуло, и пуля прошла мимо. И все же мой выстрел не пропал даром. Напавший на Грюста человек отвлекся, и это дало возможность Медору в выпаде воткнуть лезвие ему в грудь. Мы бросились в разные стороны. Грюст - к конюшне, где кипел бой, а я направо, где врагов тоже хватало.
        В следующий раз я уже не промахнулся, пуля попала в живот верзиле, на голову выше меня. Затем мне пришлось уйти перекатом через правое плечо, на ходу теряя бесполезный уже пистолет и выхватывая кинжал.
        Их было трое, выставивших перед собой копья и выстроившихся напротив. За их спинами, на заднем плане, лезли через стену новые дойнты. Да уж, не в лучшее время я сюда попал.
        Ближний из троих сделал выпад копьем мне в голову, в последний момент перенаправив его в живот, и тут же получил укол острием сабли в лицо. Удар получился не сильным, но противник отшатнулся и выпустил копье, уткнувшись лицом в ладони. Я прыгнул вперед, стараясь оставить раненого дойнта между собой и двумя другими, чтобы на какое-то время он стал для них препятствием. У меня не оставалось времени добить «подранка», но в таком состоянии от него было больше пользы. Двое оставшихся начали обходить раненого с обеих сторон, чего я и добивался, мечтая, чтобы они разделились. Я сразу же атаковал правого из них. Напади я на левого, открылась бы моя спина, да и вообще, я правша - и этим все сказано.
        Последовал ответный выпад, который я отклонил клинком сабли, продолжив уводить древко копья зажатым в левой руке кинжалом. Ответил рубящим ударом саблей в горло. Попал неплохо, получив в ответ струю хлынувшей в лицо крови из перерубленной артерии. Пришлось продолжить движение, уходя ему за спину, чтобы успеть смахнуть рукавом со лба и глаз чужую кровь.
        Оставшийся в живых заметно занервничал. Еще бы, только что их было трое, и вот он уже один. А что ты хотел, знаешь, какие у меня учителя и спарринг-партнеры были? Один Иджин чего стоит. Однажды он вышел на дуэль с бокалом вина в руке, свободной от шпаги. И ведь победил! А затем выпил в честь своей победы из бокала, где по-прежнему плескалось вино. Куда мне до него со своей кочергой, с которой я однажды сам на дуэль выходил. Хотя сам Иджин считает по-другому.
        Дойнт оглянулся, рассчитывая на подмогу. И в тот момент, когда он снова посмотрел на меня, я метнул кинжал, целясь в лицо. Противник отвлекся, дернулся в сторону, и это стоило ему жизни. Мой выпад попал туда, куда я и целился - в горло. Привык я к тому, что на моих противниках кирасы и шлемы, и потому лицо и шея - самая удобная цель.
        Искать кинжал было некогда, и, подхватив с земли копье уже мертвого дойнта, я кинулся туда, где Грюст отмахивался саблей от двух наседавших на него врагов. Левая рука висела у него плетью, а сам он дышал так, что его хрип был слышен издалека. Метание копья было явным пробелом в моей воинской подготовке, но с расстояния в несколько метров трудно промахнуться даже мне. Но я умудрился сделать это, попав в плечо, хотя целился в середину спины. Удар саблей эту ошибку исправил.
        Второго я отвлек ложной атакой, и Грюст застрелил его, бросив саблю и выхватив из-за пояса пистолет.
        - Спасибо… - прохрипел он - ты второй раз… меня… - не договорив, он закашлялся, судорожно вдыхая воздух.
        - После сочтемся. - И я бросился к воротам, где все еще продолжался бой.
        Ворота мы отстояли, ну а дальше было проще. Грюст сумел организовать оборону, выстроив своих людей посреди двора в две шеренги. Преимущество огнестрельного оружия перед копьями и кинжалами дойнтов было очевидным. Отбив очередную атаку, мы сами перешли в наступление. Бой закончился полной нашей победой.

«Славно я по двору пометался, - думал я, оглядывая поле недавнего сражения. - Вон сколько моих. Правда, и противники были не самые сильные».
        При ночном нападении погибло восемь обитателей форта. Было еще несколько раненых, и трое из них тяжело.
        Дойнты покинули бухту ближе к вечеру. С высоты, на которой находилось укрепление, хорошо было видно, что перед этим они долго совещались, затем уселись в свои длинные пироги и скрылись за мысом у выхода из бухты.
        Глава 40
        СЕРЕБРО ИЗ ПЛАТИНЫ
        Мы сидели с Грюстом на скамейке и смотрели на открывавшуюся перед нами морскую даль. После нападения дойнтов прошла уже неделя, но левая рука Медора все еще висела на перевязи, и он болезненно морщил лицо всякий раз, когда делал ею неловкое движение.
        Определенно, в близких от форта горах был рудник. Все указывало именно на это. Пару дней назад здесь появились люди, тащившие в заплечных мешках тяжелый груз. Грюст долго о чем-то с ними разговаривал, а затем, когда они возвращались назад, с ними ушло еще несколько человек, ведя в поводу четырех груженных вьюками лошадей.
        То, что принесли они не пушнину, факт неоспоримый. Да и кому она нужна, пушнина, при здешнем жарком климате? Мешки у них были, несмотря на небольшие размеры, довольно тяжелыми, это заметно. Так что было в них либо серебро, либо золото. Редкоземельные металлы? Вряд ли. Платина? Тоже маловероятно. Во-первых, с ней я в этом мире еще не встречался, а во-вторых…
        Помнится мне один факт из земной истории. Одна из южноамериканских стран собрала всю имеющуюся у нее платину, погрузила на корабль, отвезла подальше и вывалила ее за борт, в одном тайном месте, где была большая глубина. Причина? Да самая прозаическая. Подделывали из платины серебряные монеты. Серебряные. Из платины. И стране надоело с этим бороться.
        Было это в девятнадцатом веке, так что миру, в котором я нахожусь, для того, чтобы оценить платину, понадобится еще несколько столетий.
        Ну и пусть здесь есть золотой рудник, какое мне до всего этого дело?
        В конце концов, если судить по тому же Чизу, сомнительно, что на руднике трудятся рабы.
        На расстилающейся перед нами морской дали виднелось одинокое пятнышко паруса. Похоже, корабль шел к нам. Это и явилось причиной того, что мы сидели на лавке, сделанной из толстых деревянных плах, любовались видом и разговаривали.
        Позвал меня для разговора Грюст и долго не мог его начать. Перед этим он указал на парус, затем взглянул, ожидая моей реакции. Ну и что он хотел увидеть, джигу в моем исполнении? Когда я выберусь отсюда, мне еще долго придется добираться из Абдальяра. И я даже не решил еще, куда именно отправлюсь. Долг зовет меня в Скардар, а сердце и все остальное - в Империю.
        Разговор Грюст начал осторожно. Сказал, что у меня есть возможность отправиться на этом корабле в Абдальяр, а уж из него отправиться в любое нужное мне место. С капитаном корабля он договориться сумеет, Грюст знает его давно, и у них есть совместный и хорошо налаженный бизнес. С меня даже не возьмут за проезд ни единого медного гроша, хотя бы потому, что Грюст никогда не забывает добра, особенно когда дело касается собственной жизни. Но…
        Остальное я договорил за него сам, сказав, что никогда словом не обмолвлюсь, где я был и что видел. И пусть он на этот счет совершенно не беспокоится. Затем я добавил, что тоже отлично помню добро и найду способ отблагодарить.
        После этого я сидел, смотрел на приближающийся корабль и слушал его рассказ о том, как трудно было здесь в первые годы, пока все не устроилось. Прибыли они на пустынное место, построили несколько домишек. Затем развели огороды, распахали под рожь поле, отвоевав землю у джунглей. И если бы не дойнты, так вообще все было бы замечательно.
        Я слушал его, поддакивал, сам же думал о том, что все познается в сравнении. Вы живете на берегу ласкового теплого моря, которое само по себе является бескрайним источником пропитания. Вокруг вас замечательный лес, в котором даже я по дороге сюда легко добывал себе пищу.
        В моем мире есть страна, где по полгода стоят морозы, где рождаются пословицы, что день год кормит. Я и сам оттуда. Слушая тебя, мне вспоминается: есть было нечего и приходилось намазывать масло на колбасу. Извини.
        Когда корабль подошел ближе, можно было разглядеть на нем две мачты, вооруженные косыми парусами. Пушки на борту, конечно, присутствовали тоже, куда без них. Корабль пришвартовался к заново отстроенному причалу, и на берег сошли пассажиры, восемь женщин и шесть мужчин. Мужчины были самыми разными, а вот все женщины оказались чем-то похожи. Прежде всего возрастом - ни одна из них не выглядела старше тридцати. И еще поведением, типичным для представительниц самой древней профессии.
        Ничего удивительного в этом не было, помнится, что Испания вначале заселяла основанные в Новом Свете колонии солдатами и жрицами любви, очищая от них портовые города. Правда, там это делалось принудительно, здесь же они добровольно получали возможность начать жизнь с чистого листа.
        К сошедшим на берег пассажирам подошел помощник Грюста, коротко переговорил с ними и повел за собой. Я не удивился, заметив, что некоторые из прибывших людей шли парами, за долгое плавание им хватило времени понять, что вдвоем начинать новую жизнь будет значительно проще.
        Затем на берег сошел капитан и направился к Грюсту, стоявшему рядом со мной. Был он молод, усат и слегка подпрыгивал при ходьбе. Шпаги у него на боку не оказалось, но имелся узкий и длинный клинок. Несмотря на молодость, выглядел он опытным моряком, знающим, что такое шторм и долгие недели полного безветрия, когда все труднее удерживать экипаж в повиновении. Да и с пиратами, похоже, ему приходилось сталкиваться не раз. Но было в нем еще что-то неуловимое, непонятное разуму…
        Словом, Эдмос Фрейг не понравился мне с первого взгляда. Ну да бог с ним, две-три недели - и я с ним расстанусь, чтобы уже никогда не увидеться.
        Грюст представил нас друг другу, и старые знакомые направились в сторону форта, что-то обсуждая на ходу.
        Корабль Эдмоса Фрейга «Декку», что в переводе с абдальярского означало «голубка», отправился в обратный путь через пять дней. Перед отплытием на него успели погрузить множество ящичков, количество которых давало мне возможность предположить, что рудник скорее серебряный, чем золотой.
        Я старательно делал вид, что до всего этого мне нет совершенно никакого дела, и с трудом дождался того момента, когда «Голубка» наконец отошла от причала.
        Каюту я делил со штурманом и по совместительству корабельным врачом. Вернее, штурман поделил ее со мной. Человек он был в общем-то неплохой, но страдающий острым недержанием речи. Язык Абдальяра был мне вполне понятен, этот мир при всем желании не мог похвастать разнообразием наречий, но выслушивать в мельчайших подробностях истории из жизни штурмана, произошедшие много лет назад…
        А еще мне не очень нравились взгляды капитана и людей из его ближайшего окружения, когда они смотрели на меня, считая, что я их взглядов видеть не могу. Неправильные они были какие-то, эти взгляды, такими не дарят обычных пассажиров. Развязка наступила на второй неделе плавания. Мы шли проливом между островами, когда все и произошло.
        Вероятно, мне повезло, что они захотели, чтобы все произошло в результате конфликта, и поэтому не воспользовались моментом, когда я не смог бы сопротивляться, например, во сне.
        Возможно, это было сделано для того, чтобы остальные члены экипажа посчитали, что в случившемся виноват я сам. Не знаю, по какой причине они захотели от меня избавиться, остается только догадываться.
        Может быть, «Декку» предстояло зайти куда-то по дороге, и капитан очень не хотел, чтобы я увидел, куда именно. Не знаю.
        Я стоял на палубе, держась рукой за вантину, и смотрел на проплывающий мимо берег. До него было недалеко, так что можно было заметить золотившуюся песком полоску пляжа. С минуты на минуту должен был прозвучать сигнал судового колокола, извещающего о том, что пора обедать.
        От грубого толчка в плечо я непременно упал бы на палубу, если бы не рука, судорожно уцепившаяся за канат. Человек, толкнувший меня, оказался одним из близких людей капитана Фрейга. Звали его Бниром, служил он боцманом и за порядком на корабле следил с помощью пинков, тычков и затрещин. И должен признаться, порядок на «Декку» для обычного торговца был удивительный.
        Чтобы понять, что это провокация, достаточно было взглянуть ему в глаза. Бнир смотрел на меня с каким-то интересом, ощерив рот в полуулыбке, ничуть не смущаясь тем, что ему было прекрасно известно о моем титуле. Возможно, я снова сам себе напридумывал, решив, что меня хотят убить.
        Вероятно, проблему можно было решить с помощью золота, ведь по прибытии в Абдальяр я вполне смог бы получить в одном из банков нужную мне сумму (кстати, я и собирался получить ее, чтобы оплатить свой дальнейший путь), но невозможно быть одним человеком в Скардаре, другим в Империи, а третьим здесь, на палубе «Декку». И Бнир ошибался в одном: я не родился графом, я им стал. Другой вопрос - насколько заслуженно.
        Так что в моей жизни имелось множество моментов, когда конфликты решались не при помощи брошенных в лицо перчаток и последующих вызовов на дуэль, переходящих затем в звон стали.
        И я спросил Бнира:
        - Извиняться будешь?
        В конце концов, бывает: палубу качнет или в небо заглядишься на парящих над кораблем чаек, не заметив человека и нечаянно его толкнув.
        Бнир, все так же улыбаясь, чуть заметно качнул головой: нет.
        И тогда я ударил его коленом в пах. Затем на отскоке провел неплохую двоечку в лицо. Неплоха она была только тем, что оба удара попали в цель. Этого оказалось мало, и он бросился на меня. Бнир был намного тяжелее меня и значительно шире в плечах. А вот ростом ниже, на добрые полголовы.
        Я не стал разнообразить свою технику, ударив снова коленом, но уже в лицо и в прыжке. Удар получился на встречном движении, что особенно важно. И когда боцман начал оседать, я выхватил у него из висевших на поясе ножен оружие. Нож у Бнира оказался с длинным узким лезвием, но с односторонней заточкой, и это единственное, что отличало его от кинжала.
        Нет, я не обезоружил его на тот случай, если он внезапно придет в себя и бросится на меня с ножом. Чуть в отдалении стояли три человека, все они были любимцами капитана и остановились не потому, что, встретившись, решили поговорить. А на корме, с мостика, за всем этим наблюдало еще несколько пар глаз.
        Я погорячился, размечтавшись о том, что моих противников будет только трое. К ним присоединились еще двое, взяв меня в полукруг и прижав к фальшборту.
        И тогда я прыгнул в воду, потому что такое решение показалось мне единственной возможностью остаться в живых. А что, один раз у меня так уже получилось, и сейчас мне было даже легче, ведь не было никаких причин возвращаться на борт корабля. Берег близко, и пока они уберут паруса и спустят шлюпку на воду, у меня будут все шансы добраться до него.
        Когда я, истратив весь запах воздуха в легких, вынырнул на поверхность, то сразу отыскал взглядом корабль. Дистанция до меня была невелика, для пистолетного выстрела вполне доступная, хотя попасть с качающейся палубы в такую маленькую цель, как голова, весьма проблематично.
        Корабль уходил, но разочарования на лицах находившихся на мостике людей я не увидел. Наоборот, они весело кричали, свистя и улюлюкая, указывая на что-то за моей спиной.
        Когда я обернулся, то увидел плавник, который мог принадлежать только акуле. Плавник показался мне огромным, и он приближался.
        Я снова оглянулся на корабль в тщетной надежде увидеть спускающуюся на воду шлюпку. Корабль уходил, и на его реях не было матросов, убирающих паруса. А плавник рос прямо на глазах. Зажатый в руке нож казался мне теперь иглой. Но именно он мой единственный шанс, и другого у меня не будет, мне его не даст никто.
        Когда до плавника оставалось совсем немного и он начал погружаться, я, набрав полные легкие воздуха, нырнул. Под водой все предметы прибавляют в размерах, и акула показалось мне огромной. Вряд ли она смогла бы проглотить меня за пару укусов, но какая разница, за сколько, я не хотел умирать сейчас, тем более такой смертью.
        До акулы оставалось меньше пары метров, и она уже открыла пасть, когда я, перевернувшись вокруг своей оси и сделав в воде кувырок, ударил ногами в тупой кончик ее носа.
        Только бы не угодить ей ногами в зубы, они у акулы настолько остры, что ими в моем мире делают пластические операции. И если ноги попадут в пасть, то она попросту откусит их.
        Удар пришелся по тому месту, куда я и целил, и акула метнулась в сторону. И вот тогда я вонзил нож ей в глаз, вонзил изо всех сил, понимая, что, если промахнусь, это будет конец. Потому что легкие уже жгло от недостатка кислорода, потому что в следующий раз я могу промахнуться и потому что, когда я всплыву к поверхности, чтобы вздохнуть, я буду в самом уязвимом положении.
        Резкий толчок вырвал рукоятку ножа из руки, затем последовал удар хвостом, чуть не выбивший из меня последний воздух. И я поплыл, загребая руками так часто, как только мог, поплыл в сторону такого близкого берега. Оглядываясь назад, я боялся увидеть вновь приближающийся ко мне плавник. Его не было видно, но это совсем не означало, что акула не заходит на меня откуда-нибудь сбоку или снизу. И это заставляло меня плыть еще быстрее.
        Сапоги камнем тянули на дно, и я скинул их одним движением, сложившись пополам и ухватившись за пятки руками. За ними последовала рубашка, сковывавшая движения рук.
        Когда сил совсем уже не оставалось, я почувствовал дно ногами. И я шел по направлению берегу, из всех сил загребая руками, чтобы прибавить скорости, затем выскочил на него, но перед тем как упасть на песок, пробежал по суше еще добрый десяток метров. И только тогда я окончательно уверовал в то, что остался жив.
        Глава 41
        ПРОРОЧЕСТВО
        За время моего рывка к берегу я так устал, что когда наконец сумел перевернуться на спину и сесть, руки дрожали так, что пришлось сцепить их между собой.
        Корабль уходил все дальше. Интересно, поняли ли на нем, что мне все же удалось спастись? Нет, я не надеялся на помощь, но очень хотел бы увидеть их разочарованные лица.
        Хотя кто знает, что ждет меня впереди, возможно, я сам еще пожалею, что мне удалось спастись.
        А пока нужно идти, просто идти. Вперед, назад, вправо, влево, куда угодно, но идти. Сидеть на берегу пролива в надежде увидеть очередной корабль? Нет, я сам слышал разговор о том, что сюда редко заходят корабли. Так что надо идти.
        И первым делом необходимо найти источник пресной воды. Я так успел нахлебаться морской, что во рту до сих пор стоял привкус соли и йода.
        Остров оказался небольшим, и до заката мне удалось пройти его полностью и даже перебраться на следующий. Вероятно, когда-то они были единым целым, но волны размыли узкий перешеек между островами. Глубина в проливе между ними оказалась небольшой, по колено или чуть выше, и только в одном месте мне пришлось пуститься вплавь.
        Следующий остров оказался богат зеленью, в отличие от своего каменистого соседа. Там я и заночевал, забравшись между двух скал, куда не задувал ветер и стояло относительное затишье. Усевшись на песок, я прижал колени к груди, обнял их руками и придавил сверху головой.
        Ночью пошел дождь, и мне удалось вволю напиться, наконец-то удалив изо рта привкус моря.
        Этот остров был значительно больше. Я продолжал идти по краю берега, и когда подступавшие к самой воде скалы лишали меня такой возможности, обходил их по суше.
        Небо продолжало хмуриться, и ближе к вечеру разразилась гроза. Благо я вовремя увидел темнеющий над головой в отвесной стене скал вход в пещеру, где и поспешил укрыться. Сомнительное удовольствие - идти под проливным дождем, сопровождаемым громовыми раскатами и огненными росчерками молний на полнеба.
        В пещере оказалось сухо, ветер в нее не задувал. Здесь даже хозяин имелся - лежащий на боку скелет человека, вероятно, в последние минуты своей жизни прижимавшего обе руки к животу. Вся его поза наталкивала именно на такую мысль.
        Не знаю, сколько времени он здесь пробыл. И черт его знает, за какой срок кости полностью освобождаются от плоти, но еще не успевают растрескаться.
        Ну-ка, ну-ка! В пещере было сумрачно, но при очередной вспышке молнии среди костей блеснул металл.

«Извини, брат». - И я потянул к себе пояс, заставив скелет рассыпаться на отдельные кости. Полоска кожи пострадала значительно, и от пояса осталась практически одна пряжка. Но на поясе виднелись ножны с кинжалом, и вот они-то меня и заинтересовали. Лезвие покрылось бурыми пятнами, но они-то как раз не беда, толщина клинка достаточно велика, и, если убрать ржавчину, он мне еще послужит верой и правдой.
        А нож - это то, чего человеку не дала эволюция, - острые когти и мощные клыки. Или наоборот, острые клыки и мощные когти.
        Кинжал имел обоюдоострое лезвие и рукоятку с приклепанными к ней костяными накладками. Удачно. Так, что у нас тут еще имеется? Нравятся мне здешние пояса, ой как нравятся. Это не просто ремни, чтобы штаны не сваливались, а чуть ли не разгрузка с карманчиками для многих необходимых вещей.
        Так, кремень с кресалом, пара иголок, проржавевших до такой степени, что я едва догадался, что это были именно они. Ничего, обойдусь, мне пока и штопать-то особо нечего, одни штаны остались. Костяной гребень тоже без надобности, в сторону его. Несколько монет, две из которых золотые. В отдельном карманчике - немного серебряных и медных, незнакомой мне чеканки. Медь тоже в сторону - и не стоит ничего, и монеты скрыты под толстым слоем окиси.

«Извини, брат», - снова извинился я перед нашедшим в пещере вечный покой человеком, отодвигая его останки в сторону.
        Пистолет с колесцовым замком, пороховница, несколько пуль и палочка свинца.
        Это нам совсем без надобности. Даже если бы пистолет и не так безнадежно проржавел, то порох давно уже испортился.
        Все. Остальное было в еще худшем состоянии и пригодиться не могло.
        И я начал очищать лезвие кинжала от ржавчины, рыхля слежавшийся песок, чтобы выкопать могилу для останков. В принципе скелет - не тело, достаточно и небольшой ямки, но почему-то мне захотелось вырыть ему настоящую могилу. Кем бы он ни был, этот человек, но если уж хоронить, то хоронить по-человечески. Вполне возможно, что я и сам сгину здесь, на этих островах, и кто-нибудь когда-нибудь найдет мой скелет. И тоже похоронит, как и положено. Почему-то мысль эта вызвала у меня улыбку. Ага, как же, не дождетесь. Дойнты не сожрали, акула чуть не подавилась, так что поживем еще.
        Песок вскоре кончился, и лезвие заскрежетало по камням. Ничего, ямка получилась достаточно глубокая, почти такая, какую и хотел. Присыпав кости песком, я навалил сверху камней. Спи спокойно, дорогой товарищ, ты подарил мне нож.
        Покончив с похоронами, я принес в пещеру здоровенную корягу, подобранную на берегу, настрогал щепок, соорудил трут из птичьего пуха, обнаруженного в гнезде почти под самым потолком пещеры. Вскоре запылал костер, отбрасывая весело пляшущие тени, над костром на рогульках запекались куски рыбины, которою я еще утром добыл по дороге сюда, но все не решался съесть сырой.
        Вода, вот она, до нее несколько шагов - дождь по-прежнему продолжал лить сплошным потоком. Словом, жизнь снова наладилась.
        Так, а это что? При свете костра я увидел на полу в глубине пещеры темное пятно. Подхватив горящую ветку, я приблизился к нему. Это был провал, ход или лаз вниз. При свете факела дна не было видно, но камень ударился об него на счет два. Неглубоко. Мне повезло, что я не полез в темноте исследовать пещеру, мог бы и провалиться. Ход неширокий, если развести руки в стороны, вполне можно ухватиться за его края. Вот только попробуй успей их развести. И лежал бы я сейчас внизу с переломанными ногами.

«Быть может, стоит попробовать спуститься? - пришла в голову мысль. - Люди в пещере побывали, один даже остался в ней навсегда. Вполне возможно, что они там спрятали сундучок. А в сундучке…»
        Что может быть спрятано в сундуке на необитаемом острове, в глубине пещеры? Нет, не полезу, да и что мне это даст, хранись в нем хоть что. Особенно теперь, в моем положении, во всех смыслах сразу. И вообще, я всегда чувствовал себя уютней на крыше дома, чем в погребе.
        Утром я покинул приютившую меня пещеру. Погода наладилась, светило яркое солнце, с моря дул легкий бодрящий ветерок. Иди не хочу.
        Спустившись на пляж, я зашагал в прежнем направлении и почти сразу же наткнулся на щель в каменной стене берега, поднимающейся ввысь на несколько десятков метров.
        Осмотрев щель, я решил, что от отвесной стены отвалилась ее часть, открыв вход в еще одну пещеру. Так, а ведь вполне возможно, что это та самая пещера, в которой я заночевал, только теперь у нее два входа. Недаром из отверстия в полу дул сквознячок.
        Когда я пролез в узкую щель, так оно и оказалось. Но самое главное, там действительно был сундучок.
        Он стоял, полузасыпанный песком, и одним своим видом наводил на мысль о спрятанных здесь пиратских сокровищах. И выламывая крышку с помощью кинжала и булыжника, я готов был увидеть в нем все что угодно, кроме того, что увидел.
        Сундучок был полон пергаментных свитков, весьма пострадавших от времени и воды. Видимо, теперь волны во время сильных штормов беспрепятственно проникали в пещеру.
        И что же в этих свитках такого, что их понадобилось спрятать черт знает где, да еще и в пещере? Но выяснить мне не удалось. Стоило взять любой из них в руки, как он тут же расползался от самой легкой попытки его развернуть.
        А я уж было обрадовался, что судьба послала мне небольшую награду за то, что немало поиздевалась надо мной в последнее время. Я уже собрался оставить сундучок в покое, когда на самом дне рука наткнулась на что-то твердое и на ощупь весьма неприятное. Вынув предмет на свет, я увидел остатки кожаного кисета, превратившегося во что-то желеобразное. Но в нем явно что-то имелось.
        Камень. Камень величиной с голубиное яйцо. Не ограненный, не отшлифованный и имевший форму почти идеального шара.
        Когда я пытался оттереть его от остатков прилипшей к нему сгнившей кожи, у самого входа в пещеру пронзительно вскрикнула чайка. И ее крик оказался настолько неожиданным для меня, что я отшатнулся все телом, угодив плечом в нависший надо мной острый камень. Рассечение получилось глубоким, хлынула кровь. Вот черт, из схватки с акулой вышел без единой царапины, а тут на пустом месте…
        Выбравшись из пещеры, я вошел в море и первым делом отмыл находку. Камень оказался черен как сам ад, и только в глубине его, если посмотреть на солнце, переливались огненные сполохи.

«Ты хотел моей крови? Так возьми же ее!» - И я провел камнем по крови, бежавшей по плечу. Если меня кто-нибудь когда-нибудь спросит, зачем я это сделал, я не смогу объяснить. Но в тот момент мне остро хотелось сделать именно это - обагрить его своей кровью.
        Для того чтобы перевязать рану на плече, мне пришлось лишиться части одной из штанин. Затем, для симметрии, пришлось отрезать и вторую.
        Таким я и отправился в дальнейший путь, в укороченных до колен штанах и с перевязанным плечом, с кинжалом, висевшим на шее на веревочке, свитой из того же материала, и с камнем, увязанным в узелок из него же, спрятанный под одежду.
        Плечо саднило, но я был доволен, камень того стоил. И у меня появилась блестящая мысль, как оправдаться перед Янианной, пусть и не до конца.
        Существует одно пророчество, Яна сама мне о нем однажды рассказывала, и этот черный камень удивительно удачно в него вписывался.
        Я брел по берегу, а остров все не заканчивался и не заканчивался. Затем мне в голову пришла мысль, что он удивительно похож на тот, где мы захватили в лихом абордаже изнердийский коутнер. Стоит мне дойти до во-о-он того высокого мыса, как я обнаружу за ним лагуну, посреди которой он и будет стоять. За далеко уходящим в море мысом действительно оказался залив, и посреди него стоял на якоре двухмачтовый парусник. Но залив был намного больше, а корабль не относился к Изнерду никаким боком.
        Жаль, окажись он изнердийским, я захватил бы его в одиночку и привел в Скардар. Думаю, что многие бы этому и не удивились. Удивились бы другому - почему корабль такой маленький? Так я развлекал себя, наблюдая за парусником, спрятавшись среди огромных валунов.

«Несомненно, это ловцы жемчуга», - решил я.
        На водной глади залива виднелось несколько лодок. Держа в руках камень, в воду прыгали ныряльщики с прикрепленными к поясу корзинами, чтобы через короткий промежуток времени вновь оказаться на борту.
        Я нервно повел плечами, представив, как ныряльщик, не обращая внимания ни на что вокруг, набирает раковины в корзину, а к нему сквозь зеленоватую толщу воды скользит смутная тень…
        Все, пора себя обнаруживать.
        Флаг, шевелившийся на легком ветру на мачте корабля, оказался мне незнаком. Но он не мог принадлежать ни Изнерду, ни Табриско.
        Да и стоит ли мне обнаруживать то, что я имею отношение к Скардару? Я - из Империи, и этого должно быть достаточно. Сложно будет объяснить, как я оказался на этом острове. Жертва кораблекрушения? Но почему один и где остальные? Бросился за борт, что и было на самом деле? И чем это мотивировать?
        Спокойно, Артуа, спокойно. Как только прижмет, так сразу что-нибудь придумаешь. Меня должно беспокоить только одно: возьмут ли меня на борт корабля пассажиром?
        Глава 42
        ГЛАС НАРОДА
        За то время, что я отсутствовал, в Скардаре произошли две большие перемены.
        Первая касалась людей. Почему-то все они, увидев меня, делали огромные глаза. Прямо блюдца какие-то, а не глаза. А вот второе изменение затрагивало меня лично.
        Когда корабль ловцов жемчуга подходил к Абидосу, я издали увидел все три корабля, стоящие на внешнем рейде, «Принцессу Яну», «Леди Диану» и «Мелиссу». И на сердце отлегло: они здесь, они вернулись, а не продолжили свое плавание к берегам Империи со скорбной вестью о моей пропаже.
        Договориться с капитаном и хозяином, чей корабль имел вполне подходящее для его бизнеса название - «Морская жемчужина», мне удалось на удивление легко. Вероятно, это случилось потому, что промысел у него был крайне неудачным, причем уже во второй раз подряд. Дома его ждали крайне нерадостные перспективы: долги, которые он успел накопить, и, как следствие, продажа корабля. Дейс Мирд, хозяин «Морской жемчужины», был уже немолод, далеко за пятьдесят. Лицо изрезано многочисленными морщинами, дубленная всеми морскими ветрами кожа.
        Мы разговаривали с ним в его каюте, и Мирд произвел на меня впечатление человека полностью покорившегося судьбе. Я понимал, как ему тяжело: никаких накоплений на старость нет, и пенсию платить никто не будет.
        - Денег, вырученных за продажу корабля, хватит только на то, чтобы погасить накопившиеся долги, - жаловался он. - И только в том случае, если корабль удастся продать по хорошей цене.
        Я поинтересовался, сколько он зарабатывал при самом удачном раскладе.
        Сумма, озвученная им, была не то чтобы очень мала, но впечатления на меня не производила.
        И тогда я сделал ему предложение: Мирд на «Морской жемчужине» доставляет меня до Абидоса. Именно до Абидоса, потому что Скардар оказался ближе. Да и не хотелось, если честно, появиться в Империи в том виде. Кроме того, не факт, что эта старая калоша смогла бы добраться до ее берегов.
        В благодарность за доставку я оплачиваю ему сумму, равную удвоенной прибыли за самый удачный сезон, тот, что у него когда-либо был. Видя, что он сомневается, я ничуть не удивился, учитывая обстоятельства моего появления и внешний вид. Поэтому я просто спросил у него:
        - Есть ли у тебя выбор, старик?
        После моих слов Мирд недолго раздумывал, затем кивнул, соглашаясь, и уже следующим утром «Морская жемчужина» снялась с якоря. Меня такой поворот событий вполне устраивал, так как я значительно выигрывал во времени, не слишком теряя при этом в деньгах. Для старика эти деньги были суммой, а что касается меня… Смешно даже об этом говорить. Возможно даже, для Мирда наш уговор был такой удачей, что бывает только однажды в жизни.

«Морская жемчужина» встала на якорь невдалеке от моей эскадры. Затем с «Жемчужины» спустили шлюпку, и мы погребли к «Принцессе». Конечно же на «Принцессе» наши маневры не остались незамеченными, и с ее борта в нашу сторону посматривало несколько любопытствующих лиц. По мере приближения народу значительно прибавилось, и в руках у некоторых засверкали линзами зрительные трубы. Затем все они пришли в движение. Ну наконец-то!
        Сейчас я поднимусь на борт и покажу вам всем кузькину мать. Нет, сначала все же переоденусь, а уж затем… Нет, сначала все же кузькину мать.
        Когда я поднялся на палубу, на шканцах застыл весь экипаж «Принцессы Яны». Впереди строя стояли дир Героссо, дир Митаиссо, сти Молеуен и остальные офицеры корабля. Мирд, которого я взял с собой, чтобы сразу рассчитаться за проезд, выглядел воплощением недоумения и никак не мог сообразить, что же, собственно, происходит.
        Господи, как же я рад всех вас видеть! И не делайте виноватых лиц, а попросту объясните, что все-таки произошло. Но сначала вы будете друг друга под килем протаскивать, по очереди. И не нужно есть меня глазами, все вы - сборище невероятных негодяев, и как же я рад всех вас видеть.
        Пойдем, Мирд, в мою каюту, там и рассчитаемся. И не нужно робеть, старик, судя по твоим рассказам, ты прожил достойную жизнь, дай бог каждому.
        Я отпустил Мирда, прижимающего к груди кошели с монетами и беспрестанно бормочущего слова благодарности.
        - Так, теперь займемся вами, господа хорошие. Для начала вкратце самое важное, что произошло в Скардаре за время моего отсутствия. Вкратце, - выслушав их, я принял еще более мудрый вид, чем у меня был до этого: - Все ясно. Теперь слушайте меня.
        Первое. Информация о том, что я на борту «Принцессы Яны» не должна уйти даже на остальные корабли эскадры.
        Второе. Оставьте меня, пожалуйста, минут на пятнадцать в покое, чтобы я смог привести себя в порядок и не выглядеть крестьянином, пришедшим просить милости у своих господ. Пока это все.
        Да, и вот еще что. Приготовьте шлюпку и карету на берегу. Нет, все же тот камзол, что остался у дойнтов, мне нравился больше.
        Вот и шпага. Я так скучал по тебе, моя красавица.
        Воспользовавшись тем, что меня никто не видит, я обнажил клинок до половины и поцеловал его. Прошка, все время порывавшийся что-то рассказать, был не в счет. После, Проухв, после. Сначала неотложные дела. Нисколько не сомневаюсь в том, что вы сделали все, что смогли. Но подробности потом.

«Гобелли», мой верный спутник в последние несколько лет. Я тоже рад тебе, рад, как старому доброму другу, который никогда не подведет. Ты такой же, как и в тот момент, когда я в первый раз взял тебя в руки. Разве что рукоятка стала чуть длиннее и массивнее. И немудрено, ведь если нажать на эту защелку, то снимется часть рукоятки, и на свет покажется пулелейка под пули Минье. Удобно. Да, еще в стволах появились нарезы.
        Дорабатывал пистолет его создатель, маэстро Гобелли, так что он по-прежнему смотрелся произведением искусства.
        Конечно, можно было бы сделать его капсюльным и даже казнозарядным, но патронов не напасешься, а вот найти порох, кремни и свинец - не проблема.
        Спасибо тебе, девочка, спасибо, Аманда, за этот подарок. И как здорово, что я сумел тебя отблагодарить. Надеюсь, что теперь у тебя все хорошо, потому что люди, виновные в твоих проблемах, в следующий раз сто раз подумают, прежде чем делать что-то подобное. Те, кто остался жив, конечно.
        В залах Дерторпьира было пустынно и тихо. Мы шли быстрым шагом, минуя их одну за другой, и наши шаги громко отдавались под сводами высокого потолка, украшенного фресками и лепниной. Впереди показались огромные двери, ведущие в Советную залу, и люди, следующие за мной, ускорили шаг. Потому что по обе стороны дверей стояла дворцовая стража, и если бы она попыталась преградить мне путь…
        Нет, стражники открыли дверь, когда до нее оставалось не меньше десятка шагов, не забыв стукнуть в мраморный пол пятками алебард.
        - Здравствуйте, господа, - громко поздоровался я с сидевшими за огромным столом людьми. - Ого, как вас здесь много, даже мест свободных не осталось. А так хотелось послушать, о чем говорят самые большие умы Скардара. Но нет ни одного свободного стула. Жаль.
        И я прошел к дальнему от меня концу стола, подошел к человеку, занимающему кресло, выглядевшее почти троном. Кресло установлено во главе стола, так что само себе разумелось, что сидевший в нем человек был самым главным среди присутствующих.
        Подойдя, заглянул ему в глаза: ты точно на своем месте? Или все же мое занял? В таком случае ты - узурпатор. А глазки-то бегают! Ждешь, когда появится стража? А ты уверен, что она примет твою сторону? Ну вот, уже не уверен, по глазам вижу. Вот и правильно.
        Ну так что, долго я еще стоять буду? Ты что, думаешь, я сюда попрошайкой пришел? Нет? Так почему ты еще сидишь? На моем месте, кстати.
        Человек, которого я знал как одного из своих советников, обведя взглядом присутствующих за столом, покинул кресло.
        Давно бы так. И я уселся на освободившееся место. Придвинул к себе бумаги, лежащие передо мной на столе, бегло просмотрел их, не вникая в суть, затем решительным жестом отбросил их в сторону:
        - Итак, господа, я смотрю, за время моего отсутствия тут многое изменилось. И что же, мне на неделю отлучиться было нельзя?
        Помолчал, побарабанив по столу кончиками пальцев. Все это время за столом стояла гробовая тишина. Вообще-то не все они были моими друзьями, но и врагами были тоже не все. Понятно, что ни одна страна не может обходиться без руководства. Как понятно и то, что все они считали, что я уже мертв. Но я-то живой! И как нам теперь поступить?
        Раньше надо было думать, раньше. Когда мне предлагали стать дерториером. Ведь помните, поначалу я даже отказывался. Я и сейчас не горю желанием, но так ведь и ситуация изменилась. Знаете, я человек самолюбивый. Очень. И произошедшее за время моего отсутствия больно бьет по моему самолюбию. Хотя с другой стороны, вы как будто бы и ни при чем. Пропал человек, его уже оплакать успели, а он на тебе, заявился. Ну так что будем решать?
        Дверь в Советную залу распахнулась во всю ширь, пропуская несколько человек. Кто-то из сидящих за столом посмотрел на вошедших с тайной надеждой, кто-то с любопытством, ну а я с радостью.
        Потому что не было среди них ни одного человека, которого я не был бы рад видеть. Иджин дир Пьетроссо, адмирал дир Митаиссо вместе с дир Гирусио, дир Гамески, Хойхо дир Моссо, поднявшийся до капитана трофейного фрегата, примкнувший к ним Фред и еще много других людей. Чуть в стороне держался Тетчин дир Гроиссо, по-моему, опять с новой шпагой.
        Я поднялся с кресла и пошел к ним навстречу, заранее распахнув руки для дружеских объятий. Мы стояли и разговаривали, вспоминая события и смеясь шуткам, которые сидевшим за столом людям были совсем не понятны. Для этого нужно было пережить с нами ад морских сражений, когда кажется, что все ядра летят именно в тебя, когда картечь с характерным звуком вонзается в людей, находящихся рядом, когда в любой момент раскаленное ядро может угодить в крюйт-камеру, и даже доли мгновения не будет, чтобы подумать, что это конец, и в последний раз вдохнуть насквозь пропитанный пороховым дымом, но такой сладкий воздух.
        А тебе при этом нужно всем своим видом показывать спокойствие, не склоняться под свистом пуль, не вздрагивать от резких неожиданных звуков. Словом, внушать людям надежду, что мы обязательно победим, победим во что бы то ни стало. Потому что цена этой победы невероятно высока.
        Люди все подходили и подходили. А за столом, наоборот, людей становилось все меньше, потому что они вставали и присоединялись к нам.
        - Господин дерториер, - обратился ко мне дир Гроиссо, - на площади собрался народ, и он хочет вас видеть.
        Так, а вот это уже лишнее. Для меня даже застольный спич произнести - целая проблема, а здесь придется говорить перед столькими людьми. Да и что я могу сказать?
        Единственное, что приходит в голову, так это пообещать каждой бабе по мужику, а каждому мужику по бутылке водки. Вот только нет ее здесь еще, водки. И мужчин у женщин хватает. Наверное, потому, что водки еще нет.
        Ничего, выкручусь как-нибудь, поди опять так орать будут, что ни одного моего слова не услышат. Главное - жесты должны быть энергичными и полными мысли, а там хоть просто рот открывай. И все же приятно, черт возьми. Казалось бы, что я особенного для них сделал? Подумаешь, отчизну спас.
        Перед тем как выйти, я еще раз посмотрел на тех, кто остался сидеть за столом. Знаете, господа: вокс попули - это вам не фунт изюму.
        - …Проухв дважды чуть не сорвался вниз, когда пытался спуститься в ущелье в надежде найти твое тело. Только на второй день нам удалось спуститься туда, но тела не было, и мы решили, что его унесло потоком. Не было никаких шансов тебя найти.
        Мы с Фредом сидели в обеденной зале Дерторпьира, и я слушал его рассказ о событиях, произошедших после моего пленения. Фред выглядел виноватым, и голос его звучал извиняющимся. Да брось ты, я нисколько не сомневаюсь в том, что вы сделали все возможное.
        Ну же, дружище, хватит о грустном.
        Лучше вернемся к делам насущным. Первым делом уволю дворцового шеф-повара. Нет, я не опасаюсь того, что он мне в жульен стрихнину насыплет. Дело не в этом. Слишком уж вкусно он готовит. Как я сам себе нравился во время вынужденной диеты! Каким я недавно прибыл в Скардар? Подтянутая фигура с очень подтянутым животом. И загар какой был! И куда все подевалось? Нет, нужно срочно в Империю, иначе точно расплывусь.
        Я, уцепив себя двумя пальцами за живот, одновременно потянулся вилкой к блюду, содержимое которого мало что дурманяще вкусно пахло, так и еще чрезвычайно заманчиво выглядело.
        Глава 43
        ЗОЛОТОЙ РОГ
        После трехнедельного плавания горизонт открылся тонкой темной линией. И запах. Запах земли, травы, цветов, деревьев… И еще запах родины. Теперь уже моей родины.

«Принцесса Яна», соответствовавшая земному фрегату и носившая в прошлом гордое имя
«Божий гнев», шла под всеми парусами. Мы делали не менее девяти морских лиг, но мне казалось, что еле ползем.
        Когда я перевел лиги в земные мили, у меня получилось целых семнадцать узлов. Для парусника это очень и очень прилично. Знаменитый чайный клипер «Катти Сарк», считающийся одним из самых быстрых кораблей парусного века, имел именно такой ход.
        Не сомневаюсь, что, поставь мы дополнительное парусное вооружение, прибавим не менее лиги. Но, боюсь, что два следующих за нами в кильватере корабля вряд ли смогли бы удержать взятый флагманом темп. Впрочем «Мелисса» бы все же удержала, но трехмачтовая «Леди Диана» отстала бы безнадежно.
        Мне с улыбкой вспомнился вопрос сти Молеуена, прозвучавший не так давно:
        - Дерториер, позвольте поинтересоваться, откуда у вас такая страсть называть корабли женскими именами?
        Если он и попытался съязвить, пусть и очень тонко, ничего у него не получилось, ровным счетом ничего. Логика у меня прямая и железная, как лом:
        - Понимаете, Клемьер, моряки должны любить свои корабли, те, на которых они уходят в плавание, - не замедлил с ответом я: - Так вот, если назвать корабль «Грегор» или «Клемьер», получается не совсем лепо. Согласитесь, любить «Диану» более подобающее занятие для настоящих мужчин.
        - Или «Яну», - добавил сти Молеуен.

«Или Яну, - мысленно согласился я. - Эх, Яна, Яночка».
        Весь день я прошагал по мостику от борта к борту, даже перекусывал на ходу. Какой тут может быть аппетит, когда до того момента, что я ее увижу, осталось всего несколько дней. Вот только как их пережить? Никто на мои хождения не обращал особого внимания, привыкли уже, было время. Наверное, и мой девиз, в отличие от уже имеющегося, должен звучать, как: «Лежать или бежать». Так было бы правильнее, не люблю промежуточных состояний.
        К обеду ветер посвежел, и лаг показал дополнительные пол-лиги.

«Леди Диана», как и предполагалось, отстала. Но теперь уже не страшно, мы в имперских территориальных водах. Неделей раньше в открытом море нам встретилось несколько кораблей Изнерда, следовавших по ветру нам наперерез. Шли мы, согласно морской традиции, определяя свой ход по самому медленному кораблю конвоя, все той же «Леди Диане». Изнердийцев было пять трехмачтовиков, почти в два раза больше, что давало им возможность рассчитывать на победу. Считали они так до того момента, пока не сблизились до расстояния, с которого стало возможным рассмотреть наши флаги.
        Ну а дальше произошло так, как я и предвидел. Пять кораблей совершили «поворот все вдруг», и я даже слегка позавидовал слаженности их маневра.
        Забавно было наблюдать, когда «Мелисса» отвалила в их сторону, покинув строй. Изнердийцы рассыпались, каждый предпочел спасаться в одиночку. Никто из нас иного и не ожидал, потому что мы - Скардар.

«Мелисса» вернулась, пристроившись в кильватер «Принцессы Яны», и для этого не пришлось даже семафорить. Фред - отчаянный капитан, и, дай ему волю, он действительно один кинется на всех в атаку. Отчаянный Фред еще и потому, что это его пятая «Мелисса». Четыре предыдущие погибли, а он все еще продолжает называть свои корабли именно этим именем.
        На рейде Гроугента мы встали на якорь уже в полной темноте. «Диана» еще днем потерялась из виду, но ничего страшного, не заблудится, к утру прибудет и она. Не будет завтра ни таможни, ни карантинных властей. Завтра будет торжественная встреча, как же, прибыли корабли с посольством из Скардара.
        Но мне некогда завтрашнего дня дожидаться, отсюда до столицы Империи Дрондера всего три дня пути. Я надеялся покрыть это расстояние за два.
        - Дерториер, - окликнул меня сти Молеуен, - все готово.
        И действительно, возле правого борта «Принцессы Яны» в ожидании моей персоны уже толпились несколько человек, тех, кто будет сопровождать меня в предстоящей поездке в Дрондер. Там же находился и сундучок, весьма скромный в размерах, но тем не менее довольно тяжелый. Для того чтобы оторвать его от палубы, требовались усилия не менее двух человек. Только Проухв мог справиться в одиночку, почти успешно делая вид, что ему ничуть не тяжело. Я же прошел мимо сундучка с таким видом, будто при желании смогу поднять его над головой, ухватившись за одну из ручек всего лишь двумя пальцами. Что характерно, некоторые из стоявших возле фальшборта людей в это верили.
        Дождавшись, когда сундучок окажется в шлюпке, я спустился по штормтрапу. Первая шлюпка ушла к берегу двумя часами ранее, и сейчас все должно было быть готово к немедленному отправлению в столицу. Погода благоприятствовала тому, чтобы попасть на берег незаметно для возможных наблюдателей. Хмурое низкое небо, неспокойная гладь воды, да и время далеко за полночь.
        На берегу ждал Гриттер, встретивший меня словами:
        - Все готово, дерториер.
        Очень бы удивился, если бы было иначе. И не потому, что я такой грозный, а по той причине, что Гриттер и проблемы - понятия несовместимые.
        В карету была запряжена шестерка лошадей. Лошади разномастные, но до того ли мне, без разницы. Пусть даже запрягут дюжину ослов всех цветов радуги. Главное, задержки не будет и можно отправляться немедленно. Здесь обойдутся и без меня, сти Молеуен придумает, что сказать представителям портовых властей и встречающим посольство высоким лицам.
        Уснуть мне удалось только во вторую ночь пути, и то лишь только потому, что я сумел себя заставить. Какой тут, к черту, сон, если даже кусок в горло не лезет.
        В Дрондер мы прибыли, когда на небе зажглись первые звезды. Если бы не небольшая остановка на постоялом дворе, расположенном недалеко от столицы, можно было бы сэкономить пару часов. Но остановка была необходима для того, чтобы привести себя в порядок после двух суток бешеной скачки, пусть и в карете. Есть, есть у меня в Дрондере собственный дом, далеко не самый маленький и бедный, но сначала туда, к Яне. И заранее сочувствую тому, кто попытается встать у меня на пути.

«Вот уж точно, с корабля на бал», - подумал я, входя в императорский дворец. Ну что ж, так даже лучше.
        Бал был в самом разгаре, что весьма символично, ведь, когда я попал во дворец в первый раз, было то же самое.
        Я шел по зале, отыскивая взглядом ту, которую так давно мечтал увидеть снова. Собравшиеся на бал аристократы спешно уступали мне дорогу, меняясь в лицах. Кто-то радостно тянулся навстречу, кто-то, наоборот, старался уйти в тень. Не до вас мне сейчас, мне нужна она.
        Вот встречу ее, прижму к себе, поцелую, сделаю еще одно маленькое дельце, а уж затем берегитесь. Всех ее любовников в окна повыбрасываю. Мало не покажется. Мне можно, я дерториер, и я из Скардара.
        Она стояла ко мне спиной, крутя на пальчике обручальное кольцо и разговаривая с кем-то из незнакомых мне аристократов. Ее собеседник увидел меня еще издали и замолчал, вытаращив глаза. Надо же, он меня знает, а я не имею чести.
        Подойдя к ней со спины, я обнял ее и, подхватив на руки, прошептал на ушко:
        - Ваше императорское величество, помнится, вы обещали мне тур валлоса.
        Любимая, я столько времени мечтал поднять тебя на руки, но ведь для этого совсем не обязательно было лишаться чувств.
        - …Этот шрам я тоже люблю, хотя он такой синий и страшный. А вот этих двух раньше не было, они совсем свежие. Скажи мне честно, сколько раз ты чуть не погиб?
        Я впервые солгал своей любимой, заявив, что дважды.
        - Не ври мне, Артуа, я ведь все чувствовала, и такое было четырежды.
        Пусть будет четырежды, хотя на самом деле…
        Да какая разница, сколько раз было на самом деле? Лучше я тебя поцелую, любимая, ты не представляешь, сколько я об этом мечтал.
        Мы лежали, крепко обнявшись, и так приятно было целовать и зарываться лицом в ее волосы, слушая ее дыхание.
        - Больше я тебя никуда не отпущу, понимаешь, никуда.
        Яна нежно провела по моей щеке рукой и заявила безо всякого перехода:
        - Господи, какой же ты негодяй, Артуа, отъявленный негодяй и мерзавец. Сбежать за неделю до свадьбы…
        - …за три недели, и я не сбежал, - успел вставить я.
        - …и пропасть неизвестно где на целый год.
        Тяжелый вздох Янианны был воплощением горя и изумления мужскому коварству.
        - Меня не было всего девять месяцев, и я смог прислать тебе письмо.
        - Да, да, помню что-то такое, - оживилась Яна. - Это случилось через пару месяцев после того, как ты сбежал… Погоди секундочку, я сейчас вспомню, кто же тогда у меня был… Так, не Орис, это точно, и не Эндон. По-моему, Гриог. Нет, нет, не он. Или тот белокурый мальчик, господи, как же его звали?
        Я лишь любовался ею, и по моему лицу блуждала глупая улыбка.
        - И чего ты молчишь? - не выдержала Яна.
        - Жду, пока тебе надоест перечислять мужские имена или они попросту у тебя закончатся, любимая.
        - Тогда скажи мне вот что, Артуа. Почему злой рок каждой приличной девушки - встретить в своей жизни негодяя и обязательно в него влюбиться?
        Я пожал плечами, не прерывая своего занятия. Боже, какая же она красивая.
        - Любимая, ведь ты могла подождать еще пару минут, перед тем как упасть в обморок.
        - И что бы это дало, любимый?
        Как это что? Ты даже не можешь представить себе, сколько раз я представлял всю эту картину. У твоих ног поставили бы сундучок и открыли крышку. Затем я перевернул бы его на бок, там для такой цели специально третья ручка прикручена. И тысячи камешков устремились бы к твоим ногам, переливаясь миллиардами разноцветных искр. В зале стояла бы абсолютная тишина, и только был бы слышен стук драгоценных камней о мраморные плиты пола. И они все продолжали бы сыпаться и сыпаться к твоим ногам. Откровенный китч, но, по-моему, очень красиво.
        Разве что теперь все камешки останутся в семье, потому что непременно часть из них, закатившихся непонятно куда, пропала бы безвозвратно. А я их отбирал один к одному, и все они чистейшей воды. Вернее, отбирал я их не сам, но человеку, который этим занимался, я доверяю безгранично.
        И еще. Помнишь, солнышко, ты рассказывала о пророчестве. Так вот, теперь оно сбылось полностью, потому что вот он, черный камень.
        Камень действительно был черен как ад, и только в глубине его, если посмотреть на свет, переливались огненные сполохи. Назывался он, как я узнал позже, «Око кронора», и достался он мне ценой всего лишь одного шрама. Того, что я так удачно сумел утаить от Яны.
        Янианна взглянула на него и довольно небрежно сунула под подушку.
        - И ты хочешь купить себе прощение грудой стекляшек? Не получится, и не надейся!
        Это прозвучало бы для меня очень трагично, если бы слова не прерывались поцелуями.
        Солнышко, ведь ты могла бы уделить ему хотя бы несколько мгновений. Ведь именно за ним я и отправился в Монтарно. Представляешь, все мои приключения и начались с этого. Он стал причиной того, что я не мог увидеть тебя столько времени. Помню, когда я вынул камень из кармана и начал рассеянно его разглядывать, у Иджина глаза стали просто огромными.
        - Где ты его взял? - спросил он.
        - Да так, по дороге попался, - все, что оставалось мне ответить.
        Помню, как Иджин смотрел на меня, когда я не мог произнести ни слова от душившего меня смеха, после того как он сообщил мне, что это за камень. А ты его сразу под подушку.
        Вид у Янианны вдруг стал очень мечтательным, и она сказала:
        - На днях прибудет посольство из Скардара во главе с Золотым рогом.
        - Не понял, с кем во главе? - озадачился я.
        - С Золотым рогом, Артуа. Говорят, потрясающий мужчина. И мне так хочется его увидеть.
        После этих слов Яна приняла еще более мечтательный вид.
        - Знаю я его, - только и оставалось, что небрежно заявить мне. - Мы с ним на одном корабле шли.
        - Какой он? - Глаза у Яны горели неподдельным интересом.
        - Он? Он… Вид его ужасен, а лик его прекрасен, - вовремя всплыло в голове. - Самые красивые женщины вселенной падают в обморок, лишь только он дотронется до них.
        Я встал, накинул халат. Нет, я не стеснялся своего тела, еще чего. Причиной тому были два немаловажных обстоятельства. Во-первых, имелся у меня еще один шрам на плече, который удалось удачно скрыть от Яны. И главное, мне предстояло сделать очень важное заявление.
        Я подошел к столу, на котором лежал мой пояс, и вынул из ножен Коготь дракона. Само слово «дерториер» на общеимперском языке имело легкое созвучие со словами
«Золотой рог». Но ассоциация с рогами мне почему-то не нравилась.
        Подойдя к темному окну, я посмотрел сквозь него задумчивым взором.
        - Признаюсь, Янианна, я и есть правитель Скардара. - Голос мой был суров и печален. - Как ты поняла, прибыл я сюда инкогнито, чтобы самому выведать все военные секреты Империи, все ее тайны и слабости. А потом, - произнес я с тяжелым вздохом, - потом я пойду на тебя войной.
        Весь мой вид говорил о том, что мне очень не хочется этого делать, совсем не хочется, но избежать войны не удастся.
        Янианна чуть изменила позу, провела рукой по легкому покрывалу, прикрывающему ее, и произошло чудо - покрывало исчезло. Нет, оно никуда не делось, просто было откинуто в сторону и перестало хоть что-либо скрывать.
        - Пойди на меня войной, Артуа, очень тебя прошу. - Голосок Яны при этом прозвучал очень жалобно. - Я так люблю, когда ты ходишь на меня войной…
        Затем интонации ее голоса изменились, и он стал звучать весьма злорадно:
        - В последнее время это так редко бывает. Раз в девять месяцев!
        Конечно же я пошел на нее войной. Вот только блицкрига не было. Не было, потому что блицкриг на такой войне даже не сродни поражению, а гораздо, гораздо хуже.
        И снова мы лежали, обнявшись так тесно, что, казалось, были единым целым. И снова я прислушивался к ее дыханию, и снова мне хотелось, чтобы такое продолжалось вечно.
        - Нет, теперь я тебя никогда и никуда не отпущу, - прошептала Яна, прижавшись ко мне еще сильнее, так, что я даже испугался, что ей станет больно.
        - Конечно, любимая, теперь мы никогда не расстанемся, - заявил я. - Ведь я приехал, чтобы забрать тебя с собой…
        Спасибо тебе, любимая, за эти испуганные глаза, за то, что не заявила мне, отодвинувшись:
        - Артуа, да ты совсем умом рехнулся, покуда шлялся неизвестно где. Куда же я от всего этого?
        Спасибо. Не нужно мне ничего, абсолютно ничего. Я хочу всего лишь вдыхать запах твоих волос, касаться кончиками пальцев твоего лица и целовать тебя, целовать… За это я отдам все на свете. Кроме чести.
        Но вот и настала пора самого важного вопроса. Сейчас мое сердце колотилось не меньше, чем после первой нашей встречи, когда я все не решался спросить Янианну, встретимся ли мы снова. Когда случилось так, что перед самой нашей свадьбой мне пришлось исчезнуть на долгие девять месяцев, Яна ждала ребенка, моего ребенка. И я до сих пор не решался спросить ее о нем, хотя изредка она поглядывала на меня как-то уж очень особенно.
        Не знаю, существовал ли у династии Крондейлов, к которой принадлежала Янианна, особый дар, позволяющий определить ложь, ведь человеку проницательному такое не составит особого труда, но проклятие существовало определенно.
        Вот уже несколько столетий в императорской семье всегда рождался один наследник. Нет, иногда их рождалось и больше, но выживал всегда один. И теперь я боялся спросить, потому что, когда Яна получила от меня письмо, она была на восьмом месяце.
        А взгляд ее стал совсем уж требовательным. И я решился.
        - Янианна, может быть, ты все же покажешь мне нашего ребенка. - Я постарался, чтобы мой голос не дрогнул, и затаил дыхание в ожидании ответа.
        - Наконец-то, Артуа! Я уж было подумала, что никогда этого не услышу, - тут же откликнулась Яна. - Пойдем, я покажу тебе нашего ребенка! - И прозвучало это очень зловеще.
        Я шел вслед за ней, и сердце не переставало биться значительно чаще, чем обычно. По крайней мере, мой ребенок жив, пусть даже и родился уродцем. Но я все равно буду любить его любого, ведь это мой ребенок, ведь это наш ребенок.
        Шли мы недолго, детская совсем рядом от спальни императрицы, это я знал давно. Потому что мы обустраивали комнату вместе, еще до моей пропажи, и даже немного поссорились, когда решали, что должно быть в ней, а что станет лишним.
        Когда мы вошли в полутемную детскую, первой моей мыслью была: у семи нянек дитя без глазу. А всяких там нянечек действительно хватало. Но мне было не до них, вот она, колыбелька.
        Яна за руку подтащила меня к ней:
        - Это наш ребенок, Артуа. Ее зовут Янианной.
        Доченька. Я даже не успел как следует рассмотреть свою кровиночку, когда Янианна за руку подвела меня к следующей колыбели:
        - Это тоже наш ребенок, и его зовут Конрадом.

«Сынок», - думал я, чувствуя, как слабеют колени.
        - И это, Артуа, наш ребенок - Алекс. Так ведь звали твоего отца?
        Я сел там, где стоял, благо сзади оказался стул. Или его просто успели подставить, наблюдая за моим состоянием.
        Дети, мои дети. Яночка, Конрад и Алекс. Я переводил потрясенный взор с одной колыбели на другую и все не мог сосредоточиться. Наконец встал и подошел к колыбели дочери.
        Яна улыбалась во сне, и я поневоле заулыбался сам. Солнышко мое маленькое.
        Конрад хмурил бровки, и вид у него был самый серьезный.
        Алекс улыбался с самым мечтательным видом. Возможно, все было не так. Что можно понять у детей, которым сегодня исполнилось ровно полгода. По очереди поцеловав их, я повернулся к Янианне.
        Простишь ли ты меня когда-нибудь, любимая, что я не смог тогда быть с тобой рядом? Ты так волновалась, даже боялась, ожидая, что когда-нибудь это произойдет. Мог ли я успеть вернуться, чтобы помочь тебе, ободрить и поздравить тебя первым?
        Наверное, все же мог, но слишком уж много людей смотрели на меня с надеждой.
        Я опустился перед Янианной на колени, целуя ей руки. Прости меня, любимая, что получилось так, как получилось.
        Затем снова подошел к колыбелям. Когда я наконец оторвался от созерцания моих детей и снова посмотрел на Яну, она стояла, вытирая кружевным платочком абсолютно сухие глаза:
        - Нет, ну какой же ты негодяй, Артуа. Бросить меня одну, с тремя детьми… Хорошо, что папенька с маменькой оставили мне несколько медных грошиков…
        Прости меня, любимая, прости… Я буду вечно виноват перед тобой.
        И откуда он у тебя взялся, этот платочек? Его не было, когда мы сюда шли. Ведь спрятать под тем, что на тебе сейчас надето, невозможно. Потому что даже такая мелочь сразу будет выделяться. И ты в этом ходила по дворцу в мое отсутствие?
        Обняв Яну и крепко прижав к себе, я зашептал ей на ушко:
        - Понимаешь, любимая, там, откуда я вернулся, считается крайне неприличным, когда количество девочек в семье не равняется количеству сыновей. Но ведь мы легко сможем это исправить, правда? И зачем тогда откладывать?
        Янианна отстранилась от меня и сказала с самым неприступным видом:
        - Я подумаю над этим, Артуа.
        Глава заключительная
        ТОНКОСТИ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ
        Я шел залами императорского дворца, напевая под нос мелодию, что крутилась на языке с самого утра, с того момента, когда я продрал глаза.

«Главней всего - погода в доме, все остальное…» - тут меня клинило, потому что последнее слово безнадежно вылетело из головы. И я мычал. Следующая строка заканчивается словом - «зонта», и даже не самому сообразительному человеку должно было быть понятно, что именно к нему и должна быть рифма.
        Вот только какая она, рифма? Или «ерунда», или «суета» - совершенно выпало из головы. И я мычал: «все остальное - мм…».
        Прошло уже четыре месяца с той поры, как я вернулся в Империю с берегов Скардара. И не скажу, чтобы хоть в один из этих дней у меня была возможность поскучать или просто полениться. Множество событий успело произойти за это время, и приятных, и не очень. Но самым главным из них была наша с Янианной наконец-то состоявшаяся свадьба.
        Торжества продлились целую неделю, и происходили они по всей Империи.
        Когда Яна прочитала отчет о расходах, связанных с ними, то на лице ее на какой-то миг возникло ошеломленное выражение. А что ты думала, девочка, чай, не крестьяне браком сочетались. Ты мое лицо не видела, когда я отчет о своих расходах просмотрел. Я минут пятнадцать сидел и крякал, не в силах даже со стула подняться. Ты даже представить себе не можешь, сколько золота стоил так тебе понравившийся фейерверк.
        Но мне до сих пор забавно вспоминать реакцию людей, впервые увидевших это зрелище. Да что там говорить, я и сам был впечатлен, и это очень мягко сказано. Капсому на радостях я отвалил такой гонорар, что он не выдержал, поинтересовавшись, когда праздничный салют планируется мною в следующий раз.
        Бал по случаю нашего бракосочетания проходил конечно же в столичном императорском дворце. И я волновался, волновался именно по этой причине, получится ли с фейерверком. А чем я еще мог поразить собравшихся здесь знатных и богатых людей Империи и многочисленных ее заграничных гостей? Золотом, драгоценными каменьями? Смешно.
        Яна конечно же заметила мое состояние и постаралась успокоить меня: мол, все уже закончилось, и хотела ли она того, или не очень, теперь она моя жена.
        Это к тому, что последние три недели перед свадьбой, стоило мне только завести о ней разговор, Янианна тут же напускала на себя равнодушно-холодный вид и начинала рассуждать:
        - Да я вот даже не знаю, Артуа, стоит ли нам все это затевать? Вдруг ты опять сбежишь? Мне же нужен мужчина надежный, трудно будет одной трех детей поднимать.
        Вид при этом Яна имела такой убедительный, что я начинал воспринимать ее слова всерьез.
        Словом, кровушки моей моя будущая жена попила вдоволь еще до свадьбы.
        Все это не мешало мне расхаживать везде с самым гордым видом. Почему-то считается, что в том случае, когда женщина родит двойню, не говоря уже о тройне, главным образом тут замешан мужчина. Мол, силен мужик, надо же, как смог! Наше же мужское дело всегда одинаково, и когда один ребенок рождается, и когда больше их, и когда вообще нисколько не получилось. Хотя само дело весьма не обременительно, тут, я думаю, со мной все согласятся. Все остальное зависит только от женщины. Но факт оставался фактом, два сына и дочь, здоровые такие карапузы, в которых я души не чаял.
        Праздничный бал был в самом разгаре, когда один из его распорядителей, поймав мой взгляд, выразительно склонил голову: все готово.
        Пойдем, любимая, такие вещи не смотрят сквозь окна, пусть даже огромные. Уже за спиной послышался голос распорядителя, уведомившего собравшихся гостей, что по случаю торжеств им будет предложено необычайное зрелище и, чтобы увидеть его, следует выйти на открытый воздух.
        Я стоял затаив дыхание, как все произойдет? Яна недоумевала. И тут раздался грохот первого пушечного залпа. Несколько томительных мгновений, показавшихся мне вечностью, - и небо взорвалось мириадами разноцветных огней. Следующий залп, потом еще и еще. Какое-то время стояла тишина, прерываемая звуками пушечной стрельбы, а затем…
        Затем каждый новый залп сопровождался восторженными криками всегда такой невозмутимой аристократии. Люди указывали руками в небо, позабыв о том, что это является признаком дурного тона. А залпы следовали один за другим…
        Когда закончился салют, некоторое время стояла тишина. И только из городских кварталов доносился восторженный рев людей, праздновавших свадьбу своей императрицы. Потом все потянулись во дворец, на ходу обмениваясь впечатлениями. А мы с Яной еще долго стояли, обнявшись, глядя на звездное небо.
        Салют продолжался всего двадцать минут, и дело было не в том, что я решил сэкономить золото. Нет, просто мне хотелось, чтобы представление не успело наскучить, чтобы закончилось на самом интересном месте. Ведь именно так оно производит наибольшее впечатление.
        И пусть салют не был таким, каким я привык видеть его раньше, его огни не затерялись на фоне больших, почти огромных огоньков местного звездного неба. Наоборот, это сочетание давало такой необычайный эффект, что даже я был впечатлен не меньше тех, кто видел это зрелище впервые в жизни.
        Яна, прижимавшаяся ко мне все время фейерверка, притихшая, когда закончился салют и погасли последние огоньки, сказала:
        - Ты все же смог достать для меня звезды с неба…
        Я шел по дворцу, держа под мышкой толстую папку в сафьяновой зеленой обложке.
«Главней всего - погода в доме…»
        По-моему, это был один из родственников Колина Макрудера, то ли его кузен, то ли еще не пойми кто, спешно юркнувший в одну из дворцовых дверей. Не стоило беспокоиться, у меня ни сын за отца, ни отец за сына, ни тем более родственник за родственника не отвечает.
        Не так давно у меня была встреча с Макрудером. Я бы давно уже его простил: подумаешь, кто теперь вспомнит о проблемах, которые он мне время от времени создавал. Я их и сам себе создаю, причем значительно лучше и значительно чаще. Только Марта…
        Пусть она погибла и не от его руки, пусть это вообще произошло случайно… Но мне до сих пор было очень жаль ее. Женщину, ставшую мне в этом мире второй матерью.
        Макрудер стоял передо мной, старательно делая вид, что ему не страшно. И все же было заметно, что это совсем не так.
        Мальчик, вероятно, тебе все же удалось понять, что важно не то, что стоит за твоей спиной, могущество рода, например, имеющего даже право на престолонаследие. Нет, дело только в том, что внутри тебя. Хотя очень сомневаюсь в этом. В твоей жизни не было встречи с бароном Эрихом Горднером, и мне тебя очень жаль.
        - Граф, - обратился я к нему, - я слышал, что в Монтарно у вас полно родственников?
        - Да, это так, ваше величество… господин дерториер. - Голос у него все же предательски дрогнул.
        Я усмехнулся, в первый раз услышав такое сложное обращение.
        - Мне кажется, что вам имеет смысл навестить их и погостить немного. Лет этак пятнадцать - двадцать.
        Прощать - удел сильных. Кто это сказал? Или я только что сам придумал?
        Теперь я знаю, кто стоял за его спиной, кто его направлял, ведь Макрудер был всего лишь пешкой в чужой игре. Знаю, откуда у меня большинство проблем и в Империи, и даже за ее пределами. Но всему свое время.
        Я знаю и то, что Макрудер успел стать отцом, наши дети и родились-то чуть ли не в один день. И все же я не мог его видеть, слишком дорога мне была Марта. Так что будет лучше, если он уедет, уедет далеко и навсегда.
        Обо всем этом мне рассказал граф Анри Коллайн, и ему я доверяю больше, чем себе. Единственное, что меня порадовало во всей этой истории, так это то, что в ней не был замешан начальник Тайной стражи граф Кенгриф Сток.
        Сток оказался замечательным человеком. А ведь с первого взгляда и не подумаешь. И еще граф был завзятым театралом. Кто бы видел, как он смущался (он, кого в Империи боялись очень многие!), когда протягивал мне текст написанной им пьесы, чтобы я прочитал ее и высказал свое мнение…
        Ну вот и та зала, что была мне необходима. Я вошел, ловя на себе удивленные взгляды. Да, никогда прежде я не вмешивался в политику Империи, но сейчас особый случай.
        В зале находились глава департамента иностранных дел, глава военно-морского департамента, глава военного департамента, Биндюс Мейнт - посол соседнего с Империей Трабона - и Яна, занимавшая место во главе стола. Несколько секретарей тщательно записывали слова собравшихся здесь людей.
        Янианна выглядела не очень хорошо: усталый взгляд, легкие тени под глазами…
        Вот именно по этой причине я и приперся сюда незваным гостем. Потому что главней всего - погода в доме.
        Я положил папку с бумагами на стол, подошел к Яне, поцеловал ее руку. Затем, отойдя на пару шагов, вернулся, чтобы поцеловать снова, но на этот раз в губы.
        Знаю я, что это не предусмотрено ни одним дипломатическим протоколом. И какого же тогда черта я столько пережил, иной раз ведя отсчет своей жизни секундами, если не могу позволить себе то, чего хочется больше всего на свете?
        Яна на доли мгновения напряглась, затем расслабилась, подарив мне ответный поцелуй. Не беспокойся, девочка, все будет замечательно.
        Затем, погладив ее по щеке кончиками пальцев, я прошел и уселся за стол, заняв место напротив Биндюса Мейнта, посла короля Готома IV.
        Из меня очень плохой, просто отвратительный политический муж. И я никогда не понимал дипломатов, которые считают верными слова: «Вы можете сутки напролет плевать мне в лицо, а я буду сидеть и улыбаться, потому что я политик».
        Но я хочу быть хорошим мужем для женщины, которую люблю, а в моем доме погода не очень.
        Готом IV, король Трабона, был на редкость беспокойным соседом. Сначала он захватил часть территорий, принадлежавших его соседям слева, затем полностью оккупировал до этой поры независимое герцогство, лежащее к югу от него, добавив его в свою корону. Было у него и еще несколько успешных военных кампаний, после которых королевство существенно расширило свои границы. А сейчас Готом претендовал на пограничную с Трабоном имперскую провинцию Тосвер. Провинцию весьма не маленькую, вторую по величине в Империи. Мало того, именно она являлась основной имперской житницей. Бескрайние плодородные степи, освоенные примерно на треть, выход к морю, что тоже немаловажно…
        Наглые притязания Готома на имперские земли, а я называл это именно так, продолжались уже не первый год. Он почувствовал свою силу, почувствовал настолько, что пытался оттяпать жирный кусок дипломатическим путем. Ну а угроза у него была единственная - Готом грозился пойти на Империю войной. Его закаленная в боях армия еще не знала поражений, и король возомнил себя выдающимся полководцем. Возможно, он и был им на самом деле, но скольких таких мы уже видели, пусть и не в этом мире? И все обычно они заканчивали одним и тем же. Как ему это объяснить, да и захочет ли он выслушивать хоть какие-то доводы?
        Империя к войне готова не была. Интересно, а где и когда к ней были готовы?
        Не был готов к ней и я, как бы смешно это ни звучало. План по реорганизации и перевооружению имперской армии, состоящий из трех этапов, пока был только на бумаге. И рассчитан он не на один год. Самым продолжительным являлся первый этап, к которому даже не приступили. Да и как к нему могли приступить, если присутствующие здесь главы военных департаментов о нем даже не подозревали?
        Так вот, король Готом в последнее время все больше наглел, перейдя к прямым угрозам. И моя девочка становилась все более нервной, и вид у нее был уставшим. А это отражалось и на мне - тяжело видеть такой любимую женщину.
        Я посмотрел на посла Мейнта, откинувшегося в кресле с весьма самодовольным видом и рассматривающего маникюр, нисколько не сомневаюсь, что безукоризненный. Биндюс метнул на меня быстрый взгляд и вновь занялся ногтями.
        Мы пообщались с ним еще до того, как мне пришлось отсутствовать в Империи долгие девять месяцев, и он мне не понравился. Вернее, мы не понравились друг другу. Особенно после того как я заявил ему, что политика меня интересует не в большей степени, чем ассенизация, потому что в обоих случаях невозможно остаться чистым.

«Самодовольный хлыщ», - сделал я о нем свое заключение. Уж не знаю, что он подумал обо мне.
        Наверное, ему было интересно, что же я тут делаю после давнего своего заявления. Остальные присутствующие, вероятно, думали то же самое.
        На папке, лежавшей передо мной на столе, золотом на зеленом горели большие буквы:
«Королевство Трабон. Особо секретно».
        Развязав трогательные розовые тесемки, я углубился в папку, успев перед этим отметить, что для таких важных документов цвета для папки Коллайн мог бы подобрать и посолиднее.
        Так. Королевство Трабон… Площадь… Численность населения… Промышленность… Сельское хозяйство… Правящая династия… Армия… Флот… Даже полезные ископаемые.
        Нет, как все же славно потрудился Анри, подробно, доходчиво, обо всем сразу и за столь короткое время. И ведь таких папок у Коллайна стеллажи, врасплох ни одним вопросом не застанешь. Везет мне все же с людьми.
        Есть и карта территорий, принадлежащих Трабону. Карту не он вычерчивал, для этого и его талантов не хватит. А карта хорошая, без всяких пошлостей в виде домиков на месте городов и весей. Подробная такая карта, и дороги на ней есть, и мосты. Сомневаюсь, что у главы военного департамента она лучше или подробней.
        Вынув из груды бумаг, находившихся в папке, исписанный от руки листок, я положил его на стол перед Мейнтом. Наверное, этого не следовало делать, но слишком уж самодовольной у него была физиономия, и я не смог преодолеть соблазна.
        Мейнт искоса взглянул на листок, затем вчитался, и выражение лица у него волшебным образом переменилось.
        - Оставьте на память, - доброжелательно заявил я, - это копия.
        Знаешь ли, многоуважаемый посол королевства Трабон, мне нет никакого дела до твоей личной жизни. Вот только то, что там написано, твоему королю не понравится, это я со стопроцентной гарантией утверждаю. Чтобы его посол, даже еще в таком стратегически важном пункте, как Империя!
        Сам Готом чем-то напоминал мне Карла Великого. И ел он вместе с солдатами на барабане, и вообще был весьма неприхотлив в быту. Женщин рассматривал только как средство для репродукции своих солдат, хотя и не чурался. Словом, слуга… себе, отец солдатам. И воин отважный. Но была у него одна слабость, некоторую категорию людей он на дух не переносил.
        Вот ты, любезный Биндюс, и будешь к ней относиться, как только Готому станут известны некоторые подробности твоей личной жизни. Конечно, казнить он тебя не казнит, но в любом случае, карьера твоя будет безнадежно загублена. Ты уж извини, ничего личного, это… политика.
        Но это далеко еще не все.
        - Договоримся сразу, уважаемый господин Мейнт, я буду называть вещи своими именами. Создавшаяся ситуация видится мне таким образом.
        Конечно же в притязаниях на часть территории Империи, основанных на весьма сомнительных документах немалой степени ветхости, Трабону будет категорически отказано. Но его величество король Готом вовсе и не ждет согласия. Он вообще благородно поступает, не напав до сих пор на Империю без объявления войны. После окончательного отказа, который вы предполагали услышать сегодня, причина для объявления войны будет. Далее, по вашему мнению, события будут развиваться так. Королевство Трабон объявляет нам войну, и ваша армия вторгается на территорию Империи.
        Следует ряд мелких сражений, армия Трабона продолжает победоносное наступление, пока наконец не происходит генеральное сражение. Королевство Трабон благодаря полководческому таланту своего короля блестяще его выигрывает и начинает диктовать свои условия.
        Но кто вам сказал, что все будет именно так? Я предполагаю несколько иной ход развития событий.
        Недавно я получил письмо от дормона вардов Тотонхорна. Мы с ним в весьма хороших отношениях, вы не можете об этом не знать. Так вот, он сетует на то, что ему все труднее удержать молодежь в степях. Кровь молодая, горячая, хочется подвигов и добычи. Сначала мне пришла в голову мысль послать их против вайхов. Не сомневаюсь, о них вы тоже наслышаны. На моей родине это называется: загребать жар чужими руками. Но тут две трудности.
        Во-первых. Не имею права решать такие вопросы без ее величества и присутствующих здесь господ. Да и не очень красиво получается, пускать чужие, пусть и дружественные войска, на свои территории без особой необходимости. Кроме того, какая добыча может быть у вайхов, что с них взять? Нищие кочевники.
        Но потом я вдруг подумал, а почему бы не попросить Тотонхорна вторгнуться на земли Трабона? Уж это я могу себе позволить, пользуясь расположением дормона и не согласуя свое решение ни с кем. В общем-то моя просьба никого не удивит. Да и добыча там будет куда как более значительная.
        С этими словами я извлек из обшлага рукава камзола письмо, и оно действительно было от Тотонхорна. Так что в словах моих не было ни капли лжи.
        - А что вы думаете о блокаде Трабона со стороны моря? Скардарский флот далеко не самый слабый, уверяю вас, а я имею к нему отношение. Ситуация пагубна для вас еще и тем, что не хватает у Трабона своего зерна, катастрофически не хватает, он вынужден его закупать. Не это ли основная причина того, что вы мечтаете захватить провинцию Тосвер? Так вот, как вы думаете, сколько времени понадобится, чтобы народ в вашем королевстве начал испытывать острый недостаток в хлебе, если начнется морская блокада?
        Ведь вы не можете не знать и о том, что Империя и Скардар не так давно подписали договор о сотрудничестве, который включает в себя как торговые, так и военные аспекты.
        Я улыбнулся, вспомнив, как именно мы с Яной заключали такой договор.
        - Я почти согласна, - прошептала она, когда мы немного отдышались и я склонился, чтобы поцеловать ее в припухшие искусанные губы.

«Тяжелая вещь - международная политика, - подумал я тогда. - Недаром, еще ничего в ней не понимая, я ее уже не любил».
        И все-таки я добился своего, и к берегам Скардара отправился Четвертый имперский флот, состоявший из семи трехдечных и одиннадцати сорокапушечных кораблей. Помню, меня тогда позабавило, что флотов у Империи всего три, и этот перескочил свой номер. Для устрашения, что ли?
        Правда, с самим Скардаром было не все так благополучно, как я расписывал. Чтобы контролировать ситуацию в стране, необходимо было мое присутствие. И оттуда поступила тревожная весточка. Но на этот счет я особенно не беспокоился - если два раза сумел взять власть, то на третий вообще все как по маслу пойдет. Так что не стоит даже заморачиваться. Да и не нужна она мне вовсе, власть в Скардаре, если уж быть до конца откровенным. Но послу Трабона знать об этом совершенно необязательно.
        - Вы думаете, что это уже все? Не обольщайтесь, господин Мейнт. Как только Трабон начнет военные действия, они будут вестись не только на территории Империи, но и глубоко в тылу родного вам королевства. Мосты, военные склады, укрепления, снова мосты и опять склады будут взлетать на воздух чуть ли не каждую ночь. Вы ведь все хотите познакомиться ближе с таким предметом, как капсомит? Выведываете, пытаетесь получить если не документацию на его изготовление, то хотя бы образцы. Нет ничего проще, завтра же вам его и покажу. Это вам не порох, скажу я вам. Это…
        Так и не придумав, с чем его сравнить, я обратился к главам департаментов.
        - Господа, я думаю, вам тоже будет интересно на него посмотреть. Впечатляющее зрелище. Представляете, куском капсомита с кулак величиной можно до основания разрушить двухэтажный дом.
        Загнул, конечно, но кто же будет видеть, сколько его заложат? А взрыв будет, показательный во всех отношениях взрыв. И небесполезный к тому же, потому что им разрушат скалу, которая мешает уже одним своим присутствием. Пусть даже не всю скалу, а лишь ее часть, создающую неудобства при движении по имперскому тракту недалеко от столицы, но объем должен впечатлить всех.
        Относительно взрывов в Трабоне я тоже немного покривил душой. Нет у меня еще людей, способных выполнить диверсии в тылу врага. Но будут.
        В тот вечер я удобно расположился на диване в кабинете Янианны. Она сама меня и попросила побыть рядом с ней. Попросила своеобразно, заявив, что до нашей свадьбы всего неделя, и ей очень хочется, чтобы я все время был на виду. Так, на всякий случай.
        Я откровенно скучал, наблюдая за тем, как Яна с самым серьезным видом перебирает какие-то бумаги, которых перед ней на столе лежала целая кипа. Она так мило хмурила брови, что я едва удерживал себя от того, чтобы не подойти и не поцеловать. Не хотелось мешать, ведь чем скорее она освободится, тем быстрее мы сможем заняться более приятными вещами. Сходить и навестить наших детей, например. С обеда не видели.
        Когда я поинтересовался, чем она занята, тема действительно оказалась достойной того, чтобы хмуриться. Смертные казни.
        Перед ней на столе были приговоры, и на каждом из них Яна должна была поставить свою подпись. И она пыталась разобраться, действительно ли человек заслуживает того, чтобы его лишили жизни. Тогда я шутки ради написал на листке три слова, заявив, что процесс можно значительно упростить, поставив в нужном месте запятую. Яна посмотрела на меня недоумевающе: Артуа, это же живые люди!

«Спасибо тебе, девочка, - думал я, обнимая и целуя ее. - За то, что ты такая, что не считаешь это рутиной, а видишь за бумажками живых людей. Ошибки неизбежны, они были, есть и будут, но почему за чужие ошибки при вынесении приговора должна расплачиваться ты? И я обязательно сделаю так, что ты избавишься от этой тягостной обязанности. Потому что женщина создана для того, чтобы дарить жизнь, а не забирать ее, пусть и таким образом».
        Затем мой взгляд упал на приговор, отложенный в сторону, на котором еще не было вердикта.

«Эрих Горднер, - прочитал я, - урожденный дворянин, барон, тридцати девяти лет, обвиняется в заговоре».
        Сомнений быть не могло, это тот самый Горднер. Не мог он принимать участие ни в каком заговоре. Что я только что подумал о неизбежности ошибок? Но даже если это и так, у него будет возможность исправить если не чужую, так свою ошибку.
        - Янианна, - заявил я, - этот человек нужен мне живым. Проси что хочешь, я пообещаю все что угодно, но он мне нужен.
        Я уже приобрел в ста пятидесяти лигах от столицы поместье Доренс. Там и строения были подходящие: большой дом, чуть ли не замок, обнесенный высокой стеной. Ландшафт именно такой, что нужен: густой лес, река, близкие горы, недалеко расположен заброшенный форт. Словом, все, что необходимо. И уже начал собирать людей. И инструкторов, и учеников.
        - Ты хочешь, чтобы эти люди были как «дикие»? - спросила она, выслушав мои объяснения.
        - Я хочу, чтобы умения «диких» были только частью их подготовки. В Доренсе будут собраны лучшие учителя и самые способные ученики. Каждый из них станет непревзойденным мастером во всем, в чем только можно. Но Горднер нужен мне не для того, чтобы научить их махать остро отточенными железяками. Он сможет дать им главное - научиться жертвовать жизнью ради того, что они считают для себя святым.
        И еще я подумал, но не стал произносить вслух: «Если бы не Горднер, мы бы не были сейчас вместе…»
        В расположенную на острове посреди реки Арны тюрьму Нойзейсед заключали особо опасных преступников, и поэтому на мерах предосторожности здесь не экономили. Мы спустились всего на два этажа вниз, а в голове уже шумело от грохота бесконечных открываемых и закрываемых дверей и скрежета замков. Запах в коридорах Нойзейседа стоял еще тот, и очень хотелось извлечь из кармана надушенный платок и прижать его к носу. Но вот наконец и нужная нам камера с толстой решеткой, заменяющей одну из стен.
        Свободны, господа тюремщики, и не следует вертеться на глазах, все равно не успеете. Вы даже представить себе не можете, какой это воин, барон Эрих Горднер.
        Было темновато, и казалось, что Горднер ничуть не изменился.
        - Здравствуйте, господин барон. Рад видеть вас снова.
        Эрих прищурился от света масляной лампы, которую я принес с собой.
        - Здравствуй, Артуа. И как мне теперь тебя величать? Не сомневаюсь, что с той поры, как мы с тобой расстались, в твоей жизни многое изменилось.
        - Да, это действительно так, Эрих. Но звать меня можно по-прежнему, как и привык,
        - Артуа.
        - Зачем пожаловал, по-прежнему Артуа?
        Голос барона звучал не насмешливо, он был голосом смертельно уставшего человека.
        - За вами, господин барон, за вами.
        - Надеюсь, это не ты должен лишить меня того, чем я нисколько не дорожу?
        - Нет, Горднер, лишить я хочу тебя только одного - этой вонючей камеры. А вот дать смогу многое, если ты согласишься взять, конечно.
        - И что ты можешь мне предложить?
        Помню, я сам задал примерно такой вопрос Горднеру. Господи, как же давно это было. Кажется, миновала целая жизнь, если не считать, что прошло всего пять лет.
        - Прежде всего свободу. И интересную работу. Но свободу в обмен на то, что ты согласишься работать со мной. Других вариантов нет.
        - Свобода - это такое сладкое слово, Артуа. Знаешь, здесь были посетители и до тебя, и слова их звучали похоже. Но я не хочу скрываться весь остаток жизни. Как волк, на которого идет большая охота. Пойми меня правильно, Артуа.
        Голос Горднера звучал устало. Казалось, он не испытывал никакой радости от того, что, стоит ему сказать «да», и он покинет эту вонючую камеру за несколько дней до казни.
        - Тебе не придется ни от кого прятаться, Эрих. Яна дала согласие на твое освобождение.
        - Яна? Ты сказал - Яна? Вот теперь все встает на свои места. Я так и знал, что это не может быть совпадением, слишком уж редкое у тебя имя.
        Горднер расхохотался, и это было для меня непривычно. За все время, что я его знал, он и улыбнулся-то не более трех раз.
        - Я очень хорошо помню момент, когда увидел тебя в первый раз, - сказал он сквозь смех. - Ты стоял посреди комнаты весь в крови и смотрел на нас, вошедших, чтобы тебя спасти, и взгляд у тебя был… Господи, у тебя был виноватый взгляд. Ты как будто бы извинялся за то, что тебе пришлось убить тех четверых, которые сами пытались убить тебя и которые загубили не меньше сотни невинных человеческих душ. Виноватый Артуа!
        Горднер резко оборвал смех и спросил совершенно серьезно:
        - Какую работу ты хочешь мне предложить?
        - Я хочу, чтобы ты научил моих людей тому, чему когда-то научил меня, Эрих. Но здесь не самое подходящее место, чтобы обсуждать детали.
        Мы сидели в лучшей ресторации Дрондера и разговаривали о многих вещах.
        При ярком свете изменения, произошедшие с Горднером, стали заметны. Он похудел, запали глаза, усы утратили щегольской вид, стала заметна седина на висках. Только выражение глаз осталось прежним, выражение битого жизнью волчары, которого невозможно уже ничем удивить. Правда, один раз мне это удалось, так что, глядишь, и снова получится.
        И все же, несмотря на свой неприглядный вид, потрепанный наряд и отсутствие шпаги, отношение к себе он вызывал уважительное. И дело было не во мне, которого здесь все знали. Уйди я, и ничего не изменится, абсолютно ничего. Потому что собаки отлично чувствуют запах волка, что же тогда говорить об овцах? Так что будут у меня, господин посол, нужные мне люди, пройдет совсем немного времени - и они у меня обязательно будут. Ведь у меня есть Эрих Горднер.
        Но и это еще не все, господин посол. Есть еще кое-что, и сейчас я это продемонстрирую.
        Я поднялся на ноги и взял со стола вещь, принадлежавшую Мейнту. Изящный футляр со многими необходимыми, по его мнению, предметами. Их там целый набор. Множество щипчиков, пилочек, ножниц для заусенцев, еще какая-то дребедень подобного назначения, небольшое зеркальце. Такие футляры - последняя мода среди столичной аристократии, самый ее писк. Правда, содержимое могло быть самым разным.
        Перевернув футляр, я увидел клеймо ювелира Альбрехта Гростара. Кто бы сомневался, слишком уж красивым он выглядел. И когда это Гростар все успевает, обязательно надо будет поинтересоваться.
        - Бывают в жизни такие ситуации, господин Мейнт, когда сидит себе человек, отдыхает или, наоборот, весь занят работой, и вдруг - бац!
        С этими словами я поставил футляр на небольшой стол, стоявший в стороне от того, за которым сидели все.
        Бац произошел через мгновение после того, как я отнял от футляра руку. Встрепенулась легкая прозрачная занавеска, прикрывающая распахнутое окно, и футляр мгновенно исчез со стола. А на стене, напротив него, образовалось отверстие от вошедшей в нее пули. Звука от выстрела не ждите, его не будет.
        - И еще, господин посол, обратите внимание на расстояние до городской ратуши.
        Ведь только с ее колокольни можно сделать то, что только что произошло.
        Впечатляет, не правда ли? И не жалейте о своей коробочке, Альбрехт вам еще красивее сделает, причем бесплатно, я сам его попрошу.

«Ворон, черт бы его побрал, не мог с выстрелом повременить, чтобы я на пару шагов отошел. Хорошо хоть спиной ко всем стоял. Но получилось так, что лучше и желать не приходится».
        И не надо мне, господин посол, рассказывать о благородстве, о том, что война - это искусство, о том, что убийство из-за угла недостойно дворян.
        - Когда в ваш дом врываются грабители, ни о каком благородстве не может быть и речи. Их уничтожают, просто уничтожают. Уничтожают всеми доступными способами. Так что не думайте о красиво развернутых знаменах и ритмичном барабанном бое. Думайте о том, что бац - и нет человека.
        И я посмотрел на далекую колокольню ратуши.
        Пойдем, Янианна, пойдем, солнышко мое. Господину послу есть над чем поразмыслить. А завтра я ему еще всякие интересности покажу. Помимо капсомита. Удивительное устройство, что может стрелять очередями, например. Пушку, заряжающуюся с казенной части и имеющую воистину огромную скорострельность по сравнению с теми, что он привык видеть. Издали покажу, с такого расстояния, чтобы можно было понять эффект, но не рассмотреть в деталях. Только не буду сообщать ему о том, что практически все у меня в единственном экземпляре. Так что будет о чем подумать и послу, и его королю. Ну а если Готома и это не остановит, что ж, на войне как на войне.
        Кстати, есть у меня к тебе один вопрос, Биндюс Мейнт, вопрос, который я сейчас озвучивать не стану. Мне бы очень хотелось знать, куда бесследно исчезли те два имперских фрегата, что Яна после моего письма отправила за мной в Скардар. Отправила, хотя в письме не было такой просьбы, даже намека на нее не было. Почему-то считается, что оба они затонули во время жестокого шторма, но так ли это? И не замешано ли в их исчезновении королевство Трабон?
        И я узнаю правду. Я не сам буду разговаривать с тобой на эту тему - один из моих людей, и он найдет способ развязать тебе язык. Он его уже нашел. Ты будешь говорить как миленький, говорить много и внятно. А чуть позже получишь в благодарность золото, много золота. И ты не сможешь от него отказаться сразу по двум причинам. Во-первых, ты слишком жаден. И во-вторых, должен же ты будешь получить хоть какую-то моральную компенсацию от того, что тебя выпотрошат, как рыбу, перед тем как уложить ее на кипящую маслом сковородку. И расписочку напишешь, куда ты денешься.
        И опять ничего личного, это ведь тоже часть твоей любимой политики, той, о которой ты можешь рассуждать часами, господин Биндюс Мейнт.
        Я улыбнулся. Как говорят в моем мире, «политика - это искусство говорить лающей на тебя собаке ласковые слова до тех пор, пока не подвернется подходящий булыжник». У меня их скоро будет полная пазуха, булыжников, для тебя, Мейнт, и для твоего короля.
        Мы сидели на террасе, любуясь раскинувшимися на полнеба багровыми предгрозовыми облаками. Перед Яной стояла чашечка горячего шоколада, ну а я вливал в себя кофе.
        За час до этого я застал ее в компании фрейлин, внимательно слушающих Фреда фер Груенуа, в который раз рассказывающего им о наших с ним приключениях. Нет здесь телевидения с его бесконечными сериалами. Бедные женщины только ими и обходятся, рассказами о странствиях, о далеких странах, о чужих обычаях, порой забавных, а порой диких.
        Рассказчик же Фред замечательный. Еще мне нравилось то, что после его рассказов Янианна была особенно нежна со мной. Хорошо, что он не знает, как я целых два дня пробыл рабом. Позорище-то какое, даже вспоминать стыдно, тоже мне дерториер.
        - И все-таки ты негодяй, Артуа.
        Яна заявила об этом как обычно, без всякого перехода.
        - Ну и в чем я на этот раз провинился? - осторожно поинтересовался я.
        Яна тяжело вздохнула, всем своим видом говоря, что большего негодяя ей в жизни и видеть-то не приходилось.
        - Артуа, ты помнишь нашу первую ночь?
        - Конечно, помню. Именно тогда я и узнал, что у тебя есть родинка там, где, кроме папы с мамой, ее никто не должен был видеть. По крайней мере, я очень на это надеюсь.
        - А помнишь ли ты, что я говорила тебе, что уже видела тебя однажды? Нет, не тогда, когда ты дал целый золотой бабушке Эрариа.
        - Я помню каждое твое слово, любимая, каждое.
        Сейчас самое главное было в том, чтобы голос излучал уверенность. Потому что запомнить все слова, что сказала тебе женщина, пусть и очень тобою любимая, для мужчины задача при всем желании невыполнимая.
        Яна вздохнула еще раз:
        - Так почему ты ни разу не спросил, когда и где это было? Или ты думаешь, что я вот так, сразу, едва увидев, завлекла тебя в свою спальню?!