Сохранить .
Гнев Неба Николай Коростелев
        Храм Юнисы #3
        Действие происходит в начале XX века. Китай - лакомая территория для всех мировых держав того времени. Шпионские интриги, международные предательства, двойная и тройная игра без всяких правил - естественная среда европейской политики в этом регионе.
        Автор рассказывает увлекательную, наполненную трагическими событиями и героизмом историю России на Дальнем Востоке.
        Николай Коростелев
        Гнев Неба
        
        Глава 1
        Кайфын.
        Вот уже месяц Вань ползал по подвалам башни Фаньта. Идея искать пластину Чёрного Дракона в стенах и подвале старой башни оказалась пустой.
        - Отрицательный результат - тоже результат, - вздохнул старый археолог и стал собираться.
        На выходе он вернул ключ от подвала смотрителю, вложил ему в руку серебряный юань и, тяжело вздыхая, направился к постоялому двору.
        Впереди показалась небольшая, аккуратная пагода кумирни Духа Юнисы. Ещё по приезде Вань посетил её, но, узнав, что по археологическим меркам она «новодел», разочарованно вычеркнул из зоны поиска.
        Он уже прошёл мимо, но что-то остановило его.
        Зайти, что ли? Время есть, а новых идей - напротив. Может, они появятся в кумирне?
        Сумрак пустого храма, окрашенные в красный цвет стены и потолочные балки, одинокое изваяние кумира и несколько курящихся палочек создавали ощущение мира и спокойствия. Суета, чаяния, заботы остались за стенами - здесь время остановилось.
        Вань оставил обувь у входа и благоговейно зашёл внутрь. Чисто, пусто, очень скромно. Впереди на помосте стоял накрытый жёлтой шёлковой материей алтарь. Над ним висело несколько настенных фресок с изображениями жертвоприношений, ворот в мир духов; был здесь и сам Юниса, протягивающий руки к фигурке человека, и другие мистические сцены из его бытия. На одной из них был изображён дракон, распластавшийся на стене.
        - Видимо, так в представлении древних зодчих выглядел Лу Ван, - улыбнулся Вань, разглядывая довольно примитивное изображение покровителя Поднебесной, - хотя прорисовано талантливо.
        Он подкурил ритуальные палочки и опустился на колени.
        - Хоть бы одним глазком взглянуть на пластину Лу Вана, - вздохнул он. - Великий Дух Юниса, помоги Чёрному Дракону вернуться в мир людей! И не дай ему попасть в бесчестные руки…
        Вань попытался сосредоточиться на поисках Лу Вана, но мыслей, где искать пластину, так и не появилось.
        Он пробыл в кумирне ещё час, потом поднялся и тихо вышел.
        Что делать дальше? Остаться и продолжить поиски здесь или ехать в Тяньцзинь? Наверное, всё-таки в Тяньцзинь. В Храм Одинокого Счастья[1 - Храм Одинокого Счастья - один из древнейших храмов Китая. Возведён в 618 - 907 гг. н. э., во время правления династии Тан. Он представляет собой комплекс храмовых построек, где расположен 23-метровый павильон богини милосердия Гуаньинь, внутри его находится 16-метровая фарфоровая статуя бодхисаттвы. См. также главу 32.].
        Он хоть и называется храмом, но это не одно строение, а целый храмовый комплекс, в нём есть постройки, датируемые седьмым веком. А в те времена принято было расписывать стены храмов фресками. Сегодня в кумирне Юнисы я видел несколько таких, а там ими расписаны огромные площади. Может, по тем фрескам я смогу понять, куда могли спрятать реликвию?
        В Тяньцзине у него были и другие дела.
        Вань являлся единственным наследником немалого состояния. После давно умерших родителей остались богатое поместье и немаленькая сумма в банке. Но он настолько увлёкся археологией, что в родительском гнезде практически не появлялся. И тогда хороший знакомый покойного отца упросил его пустить его сына пожить в пустующем поместье. Того недавно перевели в Тяньцзинь, и он ещё не обзавёлся жильём. Этого баловня судьбы Вань знал с детства и не любил. Очень уж тот был мелочен, а главное, патологически жаден, но отказать старому другу отца не смог. Взамен ему обещали приглядывать за обширной и дорогой собственностью.
        Альтруист Вань такому обещанию обрадовался. Ещё бы, решалось сразу несколько проблем, которыми ему не хотелось заниматься.
        Первое - элементарный присмотр за поместьем, а для этих целей требовался надёжный и честный человек. А второе - его отец был увлечённым коллекционером. Он собирал фарфоровые вазы. Для обывателя они ничего не значили, а вот для отца Ваня они были страстью, не говоря уже о том, что некоторым экземплярам мог позавидовать любой музей мира.
        Так вот, оставлять отцовскую коллекцию на невесть кого не хотелось, а арендатор, хоть и был неприятным типом, но присмотреть за ней обещал.
        - Это лучше, чем ничего, - решил Вань и согласился.
        После памятного случая с нападением хунхузов он остался жить у своего спасителя, офицера Императорского Русского географического общества Лопатина Иннокентия Ивановича, и в Тяньцзинь не приезжал. Несколько раз пытался связаться с арендатором, но письма оставались без ответа.
        - Шутка ли, расстояние в полмира! - успокаивал себя Вань.
        С тех пор минуло больше десяти лет, и вот сейчас появился шанс побывать в поместье родителей а возможно, и продать его. Деньги закончились, а жить за счёт Иннокентия Ивановича не хотелось.
        - Решено, еду в Тяньцзинь.
        Глава 2
        Статский советник по вопросам Дальнего Востока, влиятельный член тайного общества «Священная дружина» Александр Михайлович Безобразов одиноко сидел в своём кабинете и напряжённо размышлял.
        Два дня назад он возвратился из поездки по российскому Дальнему Востоку и только что закончил составление аналитической записки своему патрону, графу Воронцову-Дашкову, что фактически означало - самому Российскому императору Николаю Второму.
        Записка по содержанию была настолько радикальной, что реакция императора могла оказаться непредсказуемой.
        Одно то, что он предлагал организовать незамедлительную переброску войск в районы Читы, Благовещенска, Хабаровска, Уссурийска, Владивостока и Порт-Артура, могло поставить Российскую империю на порог войны.
        Но этим его предложения не ограничивались. Под видом учебных манёвров он настаивал на отправке кораблей Тихоокеанской эскадры из Владивостока и Порт-Артура в Печелийский залив[2 - Печелийский залив расположен в северо-западной части Жёлтого моря; считался морскими воротами Северного Китая.]. Но! Было одно большое «но».
        Безобразов был уверен, все эти меры необходимы и безотлагательны только в том случае, если в Китае действительно вспыхнет восстание. А если нет? Если информация о массовых волнениях - умело сфабрикованная японской разведкой деза, а показания её резидента - хорошо подготовленная ловушка?
        В этом случае переброска войск на границу Китая будет расценена европейскими странами как начало вторжения России в Китай. И вот тогда произойдёт настоящая катастрофа. Потеря КВЖД и Харбина покажется цветочками, а ягодками может стать утрата всех российских территорий на Дальнем Востоке, в том числе Владивостока, не говоря уже о Порт-Артуре и Дальнем.
        Безобразов устало вздохнул и ещё раз перечитал стенограммы допросов японского резидента: «…активизация религиозных фанатиков - ихэтуаней в провинции Шаньдун…» А дальше подробно о том, что эта провинция уже несколько лет находится под протекторатом Германии, которая вложила в её развитие немалые деньги. Проложены сотни километров железных дорог и телеграфных линий, построены десятки промышленных предприятий. Для перевозки грузов по Великому каналу используются крупнотоннажные суда.
        И всё это в ущерб сотням тысяч рядовых китайцев, которые из-за германской активности лишились работы.
        Второй раздражитель - религия. Количество китайцев, принявших христианство, перевалило за сотню тысяч и продолжает расти. Это вызывает ярость языческих жрецов, вокруг которых крутится фанатично настроенная молодёжь, называющая себя «ихэтуанью». Эти вещают, что все беды Китая - кара Богов, а причина - иноземцы и их религия.
        Третье - ненависть народа к маньчжурским правителям Китая. Среди бедного люда широко муссируются вспоминания о восстании тайпинов, при подавлении которого казнили тридцать миллионов человек.
        - Умело действуют японцы, - вздохнул Безобразов. - Массовые казни - такое разве забудешь? А времени-то прошло - всего тридцать лет.
        Даже одной из перечисленных причин достаточно, чтобы вызвать народное недовольство, что уже говорить, если их несколько и они умело подогреваются. Разведка микадо подкармливает ихэтуаней, а те раскачивают народ. Видимо, нашли кого-то из старых тайпинов и через них внедряют в крестьянские умы идеи «всеобщего равенства и братства».
        Да-а-а. Вероятность крупномасштабного восстания вполне реальна.
        Теперь по японскому резиденту. Возможна подстава? Вряд ли. Взяли его грамотно. Он уже сдал агентуру, а это не один десяток человек. Все подтвердили подготовку беспорядков в Китае и Маньчжурии. Что у нас с поручиком, который выявил и захватил резидента?
        Безобразов подвинул к себе личное дело.
        Лопатин Андрей Иннокентьевич. Потомственный дворянин. С отличием окончил Первый Павловский кадетский корпус. Добровольно поступил на службу в ИРГО[3 - ИРГО - общественная организация при попечительстве императора. Кроме научной деятельности занималась картографией и этнографией. Для выполнения работ для Главного штаба российской императорской армии в эту организацию откомандировывали действующих офицеров армии и флота. Например, Арсеньева, Пржевальского, Колчака.]. Назначен помощником начальника экспедиции, затем командиром полусотни казаков рейдового отряда. Отличился, награждён «золотым оружием». Захватил одного из руководителей опасной религиозной секты, за что отмечен благодарностью генерал-губернатора. Назначен командиром специального отряда казаков-пластунов. Сумел привлечь на свою сторону отряд бывших китайских военных и с их помощью наладил охрану особо важного участка КВЖД на китайской территории. Раскрыл и ликвидировал банду фальшивомонетчиков. Отправлено представление на Станислава третьей степени с мечами - награждение ещё не пришло.
        Что дальше?
        В составе китайского милицейского отряда участвовал в освобождении китайского города Кайчи, захваченного крупной бандой хунхузов, за что имеется личная благодарность губернатора провинции Хэйлунцзян. Направлено представление к ордену Святой Анны с мечами. И наконец, выявил и захватил резидента японской разведки, что способствовало раскрытию хорошо законспирированной сети японских агентов в Порт-Артуре и Владивостоке.
        За это ему полагается не меньше Георгия третьей степени и соответственное повышение в чине. Да!.. Герой!
        Александр Михайлович вспомнил выражение лица японского резидента, когда во время допроса он распорядился пригласить поручика Лопатина.
        Это был не допрос, а скорее беседа.
        Японец, поняв, что перед ним находится высокий чиновник, от которого может зависеть его будущее, начал выторговывать для себя преференции. При этом делал загадочное лицо и приглушал голос, будто готовился сообщить нечто очень важное, почти интимное.
        Раздался стук, и в допросную камеру вошёл поручик Лопатин. Японец, до этого вальяжно расположившийся на стуле, как увидел поручика - спал с лица.
        До этого вкрадчиво доверительный, голос японца потух, и теперь Александр Михайлович видел перед собою не блестящего японского офицера, а насмерть перепуганного человека.
        - Что случилось, Каваками-сан? - вежливо справился Безобразов.
        - Ничего. Спрашивайте всё, что вас интересует, - глухо ответил японец.
        Однако, подумал Александр Михайлович, нужно будет подробней расспросить поручика, чем он напугал такого матёрого джапа.
        Разговор с Лопатиным хорошо запомнился.
        Александр Михайлович попросил его рассказать обо всём, что произошло с ним с момента прибытия на Дальний Восток.
        Рассказ был хоть и обстоятельным, но сжатым, передавал лишь необходимую суть. В манере излагать события чувствовался немалый опыт воинского доклада вышестоящему начальству.
        Я такому не один год учился.
        Но особенно ему понравилось, что поручик не просто излагает факты, а делает выводы и анализирует возможные последствия тех или иных поступков. В том разговоре поручик предложил воспользоваться массовыми беспорядками в Северном Китае и провести акцию по уничтожению баз и военных армейских магазинов[4 - Армейские магазины - так назывались армейские склады, организованные в непосредственной близости от места предстоящих боевых действий. Это десятки тонн снарядов, боеприпасов, топлива, продовольствия, фуража, амуниции и других видов армейского обеспечения. При подготовке большого наступления армейские магазины комплектовались не один месяц. В случае с Кореей магазины комплектовались скрытно, что требовало времени и немалых затрат на транспортировку, хранение и охрану.], организованных японцами на территории Кореи. А использовать для этого дружественный ему отряд китайских милиционеров.
        Александр Михайлович давненько подумывал о чём-то похожем. Но не мог придумать, кого можно было привлечь к этому делу, чтобы полностью исключить российский след. А тут - на тебе! Решение, над которым он давно ломал голову, ему подносят на блюдечке. И главное, обвинить Россию в погроме японских армейских магазинов и складов будет непросто - всё спишется на мятежников.
        Интересный вы экземпляр, батенька, закрывая папку с личным делом поручика, подумал Безобразов.
        Итак, арест резидента, что это? Провокация японцев или такая редкая в последнее время удача? Внутренний голос подленько шептал: «Не спеши, пусть пройдёт пара месяцев, и всё встанет на свои места». В конце концов, ну что мне с этого Китая? Все дивиденды с него только «золотой министр»[5 - Золотой министр - такое прозвище в кулуарах правящих кругов правительства Российской империи получил российский министр финансов Сергей Юльевич Витте.] со товарищи получают. Но совесть и чувство долга спорили: «А если всё окажется правдой, и в водовороте китайского бунта погибнут сотни, а то и тысячи русских людей? Как я буду жить с тем, что знал и не принял мер?»
        - Решено! Еду к графу. Ну, что, поручик? Доверяюсь тебе. Ставлю с тобой на один кон и свою честь, и своё будущее…
        Глава 3
        - Езжайте к себе, голубчик Александр Михайлович, - выбираясь из кресла, проскрипел старый граф. - Сегодня же ознакомлюсь сам, а завтра доложу государю. Ждите.
        Безобразов по-военному резко опустил голову, фиксируя подбородок на груди и, чётко развернувшись, вышел из кабинета «серого кардинала».
        Хоть все служащие конторы графа имели гражданские чины, но многие из них в прошлом имели отношение к военной службе. А старый граф грешил тягой к армейской дисциплине и всякие военные «штучки» своих подчинённых одобрял. Те знали об этом и всячески подчёркивали свою принадлежность к военной касте, чем тешили самолюбие старика.
        Прошли сутки.
        Хуже нет, чем ждать и догонять! Почему граф молчит? Или ещё не успел доложить? Хотя нет, если принял бумаги и сказал, что доложит, значит, так и поступит. Старая закалка, обещал - сделает. Успокойся, всё нормально. На часах ещё десяти нет. Хотя государь - птица ранняя, наверняка уже принимает графа.
        В дверь постучали, и на пороге показался подтянутый ротмистр.
        - Ваше превосходительство, получена телеграмма из Дворца.
        - Ну, наконец-то! - облегчённо выдохнул Безобразов. - Давайте сюда!
        Телеграмма была лаконичной: «ВАШИ ПРЕДЛОЖЕНИЯ ПРИНЯТЫ ТЧК ПОДРОБНЫМ ДОКЛАДОМ ЖДУ СЕГОДНЯ ЗПТ СЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТЧК НИКОЛАЙ ТЧК».
        Полтора часа аудиенции пролетели, как десять минут.
        Император Николай Второй, как обычно, был корректен и вежлив. По задаваемым им вопросам чувствовалось, что он не только внимательно ознакомился с содержанием докладной записки, но и получил от специалистов дополнительные консультации.
        Экипаж неторопливо катил по Невскому, давая Александру Михайловичу возможность вспомнить яркие моменты встречи с императором.
        - Командование сухопутной операцией поручается генералу Линевичу, в ближайшие дни он отбывает во Владивосток. В указанные вами населённые пункты направляются соединения барона Ренненкампфа, генералов Сахарова и Штакельберга.
        Вопросами флота займётся вице-адмирал Алексеев.
        Вас прошу незамедлительно выехать во Владивосток и обеспечить координацию действий сухопутных войск и флота. Адмирала Алексеева вы знаете, а генерала Линевича о вас уведомят.
        Документы, подтверждающие ваши полномочия, получите у Иллариона Ивановича, - кивнул император на сидящего тут же за столом графа Воронцова-Дашкова.
        Граф прикрыл глаза, подтверждая услышанное распоряжение.
        - На месте вам надлежит принять экстренные меры по охране КВЖД силами Уссурийского и Амурского казачьих войск. Усиление охраны Харбина в пределах согласованного с китайскими властями охранного контингента - разрешаю.
        Удачи вам, Александр Михайлович, я верю в вас…
        - Мосты сожжены! Теперь только вперёд! - перевёл дух Безобразов.
        На следующий день во Владивосток ушла телеграмма, которая разделила жизнь и судьбу России, Китая, Маньчжурии, Кореи и Японии на «до» и «после».
        Глава 4
        Приезд Безобразова во Владивосток с ног на голову перевернул размеренную жизнь всего Дальнего Востока.
        Теперь она кипела, как вода на костре. Отдавались десятки распоряжений и команд. Многочисленные вестовые увозили и доставляли спешные донесения.
        Телеграф не умолкал ни днём, ни ночью. В Пекин, Мукден, Гирин и Цицикар ушли сообщения о готовящихся на их территориях беспорядках с просьбой принять меры по обеспечению безопасности подданных Российской короны и объектов КВЖД.
        Из Хабаровска в Харбин выступили две сотни охранной стражи.
        Флот начал подготовку к выходу части Тихоокеанской эскадры в Печелийский залив с формулировкой «для проведения совместных манёвров сухопутных сил и флота». В этих манёврах надлежало задействовать броненосцы «Россия», «Сисой Великий» и «Наварин» в сопровождении канонерских лодок «Кореец»[6 - Канонерская лодка «Кореец» - легендарная корабль, в 1904 году вместе с крейсером «Варяг» примет последний бой с 14 японскими кораблями у корейского города Чемульпо. Чтобы разбитая снарядами канонерка не досталась врагу, экипаж подорвал и затопил её.], «Бобр» и «Гиляк». Командиры кораблей получили секретный приказ принять на борт четыре тысячи морских пехотинцев.
        Совершенно другая ситуация складывалась в сухопутных войсках. Несмотря на своевременно полученные распоряжения, чудовищно неповоротливое, закостеневшее военное министерство приступило к переброске войск на Дальний Восток с таким трудом, будто ворочало огромный заржавевший механизм. Вдруг выяснилось, что для отправки войск не хватает подвижного состава, а забронированные под военные перевозки вагоны используются не по назначению. Более того, большая их часть занята на перевозках коммерческих грузов с оговоренными сроками поставок и крупными штрафными санкциями.
        С остальными вообще творилась анархия.
        В своё время стараниями военного министра Куропаткина в армии вместо боевой подготовки была развёрнута масштабная хозяйственная деятельность. В полках и батальонах появились сапожные мастерские, швальни[7 - Швальня - портняжная мастерская.], столярные и плотницкие артели. Результаты деятельности командиров подразделений оценивались по степени их успехов по «засолке капусты».
        На этом фоне в войсках остро ощущался некомплект офицерского состава среднего и низшего звена, а высокие командные должности давались не с учётом способности и подготовки, а по знатности происхождения и протекции.
        Командование полком и чин полковника обычный офицер мог получить только после сорока шести лет. Как результат - высший офицерский корпус сильно постарел. Средний возраст генералов составлял шестьдесят девять лет.
        В таких условиях армия оказалась неспособной к быстрой переброске войск. Для того чтобы отправить на Дальний Восток всего несколько дивизий, ей требовалось не менее двух-трёх месяцев, что было равнозначно отправке войск морем.
        Николай Второй был вне себя.
        Всегда вежливый и корректный, самодержец готов был живьём съесть зажиревшего военного министра. Куропаткин, вечно обласкиваемый и холимый, сначала снисходительно сносил гнев Его Императорского Величества.
        Но тот вдруг успокоился и сухо сказал, что если к 1 мая 1900 года на Дальнем Востоке не окажется двухсоттысячной российской военной группировки с полным тыловым обеспечением для действий в условиях военного времени, то заслуженный генерал лишится не только поста военного министра, но и выслуженного пенсиона.
        Куропаткин моментально сделал стойку. Если бы император продолжал шуметь и топать ногами, то Алексей Николаевич не стал бы особо переживать.
        Ну, пошумел. С кем не бывает? Император молод, либерален, сентиментален и отходчив. Сейчас повысил голос, а через час пришлёт извинения, такое уже не раз случалось. Но когда Николай Второй с повышенного тона перешёл на глухой спокойный голос, с которым произнёс грядущие для Куропаткина перспективы, то старый бездельник пятой точкой почувствовал, что над ним нависла реальная угроза опалы.
        Опыт службы под началом генерала Скобелева не прошёл для Куропаткина даром. «Белый генерал»[8 - Скобелев Михаил Дмитриевич (1843 - 1882) - русский военачальник и стратег, генерал от инфантерии; участник среднеазиатских завоеваний Российской империи и русско-турецкой войны 1877 - 1878 гг., освободитель Болгарии. Современники считали его равным великому русскому полководцу А.В. Суворову и называли «белым генералом» за любовь к белым мундирам и белым коням. Скобелев был отчаянно храбр и удачлив.] был крут и горяч. В момент гнева он не терпел никаких пререканий и оправданий. И мог, не чинясь, выгнать любого не только из штабной палатки, но и из армии. Тогда-то Алексей Николаевич и научился на лету считывать настроение начальства.
        Из неплохого грамотного офицера, прошедшего горнило Крымской кампании, принимавшего участие в нескольких сражениях, видевшего минареты Стамбула в окуляр армейского дальномера, награждённого рядом высоких наград, Куропаткин превратился в сметливого хитроватого царедворца с гибкой спиной и шустрым языком.
        Почувствовав по отношению к себе неприязнь со стороны монаршей особы, он моментально сориентировался, изобразил прогиб и бросился «поднимать на уши» своё сонное царство. Надо отдать ему должное, что когда он хотел, то умел быть и требовательным, и настойчивым.
        Будучи слабым полководцем, он обладал отменным чутьём и организаторским даром в вопросах снабжения, перемещения, обеспечения. Другими словами, Куропаткин был блестящим тыловиком. Подчинённые военного министра давненько не замечали за ним такой активности, целеустремленности и прыти.
        И «поезд тронулся».
        Армейские колонны и орудийные расчёты потянулись на железнодорожные вокзалы. Закрутился маховик службы тыла и обеспечения. Сотни обозов с боеприпасами, продовольствием, снаряжением, упряжью и всем огромным хозяйством, которое всегда сопровождает армию, заполонили грузовые железнодорожные станции.
        Через два месяца после памятного для Куропаткина разговора от причальной стенки в глубине Уссурийского залива отчалили два судна Добровольческого флота: «Россия» и «Петербург». Не привлекая внимания, без помпы, они приняли на борт два пехотных Сибирских полка, три десятка полевых орудий и, взяв курс на Порт-Артур, растворились на горизонте хмурого океана.
        Александра Фёдоровна, любимая супруга царя, вступилась за попавшего в немилость военного министра, и «душка» Куропаткин был не только прощён, но и снова обласкан государем.
        Глава 5
        Когда Андрей привёз во Владивосток японского резидента, реакция генерал-губернатора Приамурья Гродекова была стремительной: в столицу ушла срочная депеша, в Порт-Артуре и Владивостоке прошли аресты.
        Андрей предложил в этих операциях задействовать его казаков, но получил категорический отказ.
        - Тебе и твоим людям скоро возвращаться в Китай, - покачал головой Ивантеев. - Аресты не всегда проходят тихо, иногда приходится пострелять. А я хочу, чтобы твои казаки, а особенно ты, лишний раз не светились. Помнишь, для чего создавался твой отряд? Вот-вот. У вас другие задачи. И вот ещё что. Сними особняк побольше, и всех своих переселяй туда. Не хочу, чтобы твои варились с другими казаками. Чем меньше информации уйдёт на сторону, тем лучше. Да и из соображений безопасности перестраховаться лишним не будет.
        - Я думал, мы пополним запасы и обратно в крепость.
        - С этим пока не спеши. Приказано тебя во Владивостоке придержать. Говорят, сам Безобразов к нам собирается. Не исключено, что захочет с тобой пообщаться. Так что ждём.
        А что касается Китая? Думаю, весной, не раньше. Хунхуз сейчас притих, да и генерал Лю Даньцзы пусть привыкает действовать без твоей подсказки. В любом случае, ждём гостей из столицы и, если я окажусь прав, отпустим твоих казаков по домам.
        С того разговора прошло три месяца. Три месяца, как он сидит во Владивостоке практически без дела. Казаки разъехались по станицам, и Андрей остался в огромном особняке только с Санькой Волчком и мечником Вэем[9 - Герой второй части трилогии «Воин Чёрного Дракона».].
        Два китайских разведчика, присланные Ван Хэда для связи, жили в отдельном помещении наособицу. Андрей пару раз приглашал их на общую трапезу, но они вежливо, но твёрдо отказались и жили своим столом.
        Сразу по приезде он побывал в мастерских Леонида[10 - Герой второй части трилогии «Воин Чёрного Дракона».], но оказалось, что того отправили в длительную командировку в Порт-Артур.
        Чтобы скоротать время, Андрей решил брать уроки фехтования у старого Вэя. Тот, хоть ещё не совсем оправился от ран, гонял Андрея как новобранца. Уже через месяц тренировок Андрей почувствовал в себе качественно другой уровень. Теперь он не планировал атаки, сабля делала всё сама.
        Санька, как-то присевший посмотреть на тренировку, был тут же привлечён к учёбе. С тех пор от зари до зари махал деревянной палкой, отбиваясь то от Андрея, то от Вэя. Его руки, ноги и спина покрылись синяками от палок учителей, но приходилось терпеть. Он бы, может, и отказался, да кто бы его спрашивал?
        Андрей посмеивался, глядя, как Волчок петухом наскакивает на Вэя. Тот практически не двигался, а лишь переносил вес тела с одной ноги на другую, чуть поворачивал корпус или мягко уклонялся.
        Когда Санька, теряя осторожность, бросался на него, молотя палкой со всей силушки, Вэй делал шаг в сторону и больно шлёпал ученика по ещё не битой сегодня филейной части. Не сразу, но скоро у Волчка стало получаться.
        Особенно после того, как Вэй показал ему основные принципы ведения боя.
        Китайцы на фехтование посматривали с интересом, но участия не принимали. И тогда Андрей стал подозревать, что Хэда прислал их не для связи, а для охраны.
        Вэй с Санькой много времени проводили вместе, обучая друг друга языку. Со временем они сдружились, и язва Волчок скоро сам стал терпеть подначки от старого мечника. Он пыхтел, обижался:
        - Научил на свою голову, - но быстро остывал и снова наскакивал на Вэя.
        При его напускной задиристости было заметно, что он боготворит старика и готов терпеть от него всё.
        Чувства были взаимны. Несмотря на разницу в возрасте, Вэй нашёл в Саньке преданного друга и покрывал его частые отлучки, а отлучек хватало.
        Целый день охотник упражнялся то с Андреем, то с Вэем, и казалось, что уже еле держится на ногах от усталости, но, стоило Андрею отлучиться, Волчок исчезал, а утром приходил с физиономией довольного, нагулявшегося кота. Андрей качал головой.
        - Горбатого могила исправит.
        Дни шли за днями. Пролетели ноябрь, декабрь, январь. Казалось, что зима позади, но наступил февраль…
        Резкий порывистый ветер гнал снежную позёмку по занесённой снегом дороге. Редкие прохожие, опустив голову, старались быстрее проскочить открытые участки, прикрывая лицо от мокрого и колючего снега.
        Сегодня, когда Андрей выходил от Ивантеева, термометр показывал минус восемнадцать, но с ветром, задувающим с моря, казалось, что на улице все двадцать пять. Что поделаешь - Владивосток.
        Полозья экипажа мягко скрипели по снегу, оставляя за замороженным окном снежную канитель. Дорога пошла в гору, и стало слышно, как отфыркиваются от снега тянущие сани лошади. Послышался шум.
        Что там случилось? - подумал он и, дохнув на стекло окна, протёр в изморози глазок.
        Впереди горело двухэтажное здание. Рядом суетились пожарные, им помогал набежавший народ.
        - Останови! - постучал Андрей в потолок фаэтона.
        Сани остановились.
        Пожар уже набрал силу, с рёвом выбрасывая пламя из окон второго этажа. У горящего здания к молодой девушке жались человек двадцать детей в возрасте пяти-семи лет. Рядом угрюмо стояли взрослые погорельцы.
        - Приют, - вздохнул ямщик.
        Видимо, девушка выскочила второпях, поэтому не успела одеться и теперь зябко куталась в наброшенную чьей-то рукой шаль. Андрей подошёл к ней.
        - Что случилось?
        - Вот, - глотая слова, сквозь слёзы сказала она и кивнула на пожар и детей. - Куда я их теперь? Мы же частный приют. Не бедствовали, но жили скромно. А теперь как?
        Андрей сбросил шубу и накинул её на плечи девушки.
        - Главное - все целы.
        - Не все, - мотнула она головой, - отец.
        - Жив?
        - Жив, - кивнула она, - увезли в больницу. Когда случился пожар, он бросился выводить на улицу детей и, наверно, надышался дымом.
        - Ваш отец работал в приюте?
        - Он его директор и попечитель. Что же теперь будет…
        - Вот что. Забирайте своих погорельцев, и едем ко мне. Я снимаю просторный особняк, в нём хватит места для всех, - кивнул он на детей и взрослых.
        Девушка с сожалением вернула шубу.
        - Спасибо. Мы не можем принимать помощь от незнакомых людей.
        - Извините, не представился. Поручик Лопатин Андрей Иннокентьевич.
        - Дарья Илларионовна Полетаева, - выпрямившись, ответила она. - Благодарю, Андрей Иннокентьевич, но я не могу обременять вас такой обузой.
        - У вас есть другой вариант?
        Она поникла и отрицательно мотнула головой.
        - Но… - вскинулась она.
        - Никаких «но». Я уступлю вам особняк, сам переселюсь в гостиницу, а с хозяевами договорюсь.
        - Но, пока отец не поправится, мы не сможем платить аренду.
        - Пусть это вас не беспокоит. Я не стеснён в средствах и возьму эти расходы на себя. К тому же, учитывая обстоятельства, - Андрей кивнул на догорающее здание, - я намерен пожертвовать на приют необходимую на первое время сумму. Надеюсь, это не идёт вразрез с вашими принципами?
        Она с тоской посмотрела на испуганных детей.
        - Боюсь, что мой выбор невелик.
        - Вот и хорошо, - улыбнулся Андрей, - а шубу накиньте, простудитесь. Любезный, - обратился он к кучеру, - организуй ещё четыре, а лучше пять экипажей. Всех погорельцев я забираю!
        - Сей момент, барин! - засуетился возница и добавил: - Большой души человек.
        Глава 6
        После отъезда казаков по домам осталось много всякого «нужного хлама», без которого в длительных походах не обойтись. Чтобы не бросать имущество без присмотра, Андрей оставил на хозяйстве Волчка, передав ему в подчинение китайцев и быстро идущего на поправку Вэя. А сам, чтобы не смущать своим присутствием Дарью Илларионовну, перебрался в гостиницу.
        Погорельцы быстро освоились. Шок и растерянность от пережитого прошли, и теперь по двору особняка стайками носились шустрые, бедовые озорники. На кухне гремела посудой приютская повариха, по коридорам важно шествовали воспитатели, в заботах обо всём летала Дарья Илларионовна. Она оценила его деликатность в вопросе переезда в гостиницу и записала в друзья.
        Её кипучая и деятельная натура фонтанировала идеями и вскоре из огромного, угрюмого здания получился уютный, сверкающий огнями и жизненной энергией дом. Жизнь налаживалась.
        Летели день за днем. Зима ослабила хватку, солнце натопило сосулек, украсив крыши домов ледяной сверкающей бахромой. Призывая весну, зачирикали воробьи. Приютские дети всё больше времени стали проводить в уличных забавах. Однажды в качестве жертвы своих игр они выбрали старого мечника. Хромой старик с уродливым шрамом на лице ассоциировался у них со страшным пиратом. Они гурьбой бегали за ним, прятались за углами построек, а потом забрасывали снежками и убегали кто куда, чтобы снова начинать свою охоту.
        Вэй сначала сердито отгонял их, но это только раззадоривало малолетних сорванцов. Он понял - покоя ему не найти, и решил сменить тактику. Выждав, когда очередной раз они приготовятся к атаке, он бросился им навстречу и с боевым кличем стал забрасывать охапками снега. Малышня завизжала, но не убежала, как всегда, а стала дружно отбиваться от «пирата» снежками, но тут ему на помощь пришёл дядька Волчок, и снежная перестрелка превратилась в баталию. Все дружно хохотали и подняли такой шум, что на улицу выскочили только что приехавшие из больницы Андрей с Дашей.
        - Наших бьют! - крикнул Андрей и, заняв сторону Вэя и Волчка, стал забрасывать сорванцов снежками.
        - Ах так! - задорно крикнула девушка и вступилась за ватагу озорников.
        Почувствовав поддержку, малышня пошла в атаку. Вэй сгрёб их в охапку и завалился в кучу собранного во дворе снега.
        - Куча мала! - загалдела ребятня и бросилась в свалку.
        - Всё! Сдаюсь! - поднял руки Вэй, выбираясь из снега. - Разбойники, - засмеялся он. - Пошли все ко мне! - позвал он ребятню, - будем трубку мира курить!
        - Ура! - заликовали дети и потопали за стариком.
        Когда Даша с Андреем заглянули к старому мечнику, то увидели его в окружении притихших озорников, которым он рассказывал сказку о добрых тайпинах и злых маньчжурах.
        Решив не мешать, они тихо покинули берлогу старого Вэя и вышли на улицу, где прямо у дверей столкнулись с Леонидом Гобято.
        - Вот ты где! - обрадовался изобретатель, - я уже где только не был. И в гостинице, и у Ивантеева, теперь здесь.
        - Ты когда приехал? - стиснул друга Андрей.
        - Вчера вечером. На ночь беспокоить не стал, а с утра гоняюсь за тобой по всему городу.
        - Так уж и по всему, я почти целый день здесь. Правда, ездили с Дашей в больницу. Но это пару часов - максимум. О, извини, я вас не представил: Дарья Илларионовна Полетаева, дочь попечителя этого приюта; поручик Гобято Леонид Николаевич, мой друг, талантливый инженер и изобретатель.
        - Можно просто Даша, - улыбнулась Дарья Илларионовна и протянула Леониду руку. - Андрей Иннокентьевич, что же вы держите своего друга на холоде? Зовите в дом, будем пить чай, - и, грациозно развернувшись, направилась к хозяйскому особняку.
        За столом Леонида было не узнать. Всегда сдержанный и немногословный, он целый вечер сыпал шутками и рассказывал забавные истории. Даша слушала его, тепло улыбалась и подливала чай. Когда она нечаянно коснулась его руки, он покраснел, смутился и чуть не опрокинул чашку.
        Крепко вас зацепило батенька, радуясь за друга, подумал Андрей. А что, хорошая получилась бы пара…
        - А ты знаешь, кого я сегодня видел? - прервал его размышления Леонид.
        - Кого?
        - Марину.
        - Она что, в городе?
        - Уже месяц. Вернулась сразу после развода. А ты не знал?
        - Что же ты сразу не сказал? - Андрей отложил салфетку. - Извините, Дарья Илларионовна, Леонид, я должен срочно покинуть вас.
        - Андрей, постой! - пытался остановить его Леонид. - Дарья Илларионовна, как же так?
        - Успокойтесь, Леонид Николаевич, если наш Андрей Иннокентьевич что решил - его не остановить. Надеюсь, вы никуда не спешите?
        - Что вы, Дарья Илларионовна, как можно?
        - Тогда будем пить чай, а вы мне расскажите о Марине, из-за которой мы только что потеряли господина Лопатина.
        Через час Андрей стоял у дверей квартиры Марины.
        Пронзительно затрещал звонок, оповещая хозяйку о гостях.
        - Минуту, - послышался голос за дверью. - Ты?
        Все заготовленные слова вылетели из его головы.
        - Я. Пустишь?
        - Входи.
        Он переступил порог и огляделся: всё было по-прежнему. Та же обстановка, те же портьеры, даже абажур над столом в столовой.
        - Это - тебе, - спохватился он, передавая букет цветов.
        - Розы? Не забыл мои любимые цветы?
        - Не забыл.
        Она хотела ещё что-то сказать, но он решительно шагнул вперёд и закрыл её рот поцелуем.
        Она уронила букет, встала на цыпочки и обхватила его шею руками. В этом поцелуе были и страсть, и раскаяние, и ответы на все незаданные, да уже и ненужные вопросы.
        Он подхватил её на руки и понёс в спальню.
        Она пыталась что-то сказать.
        - Потом, всё потом, - шептал он, горячо целуя её и освобождая от непослушного платья.
        Вслед полетели его сабля, мундир и рубаха.
        - Чулки.
        Она потянулась к поясу.
        Гора пышных подушек, освобождая место, разлетелась по комнате.
        Его нетерпеливая ладонь прошлась по её смуглой груди с предательски набухшими сосками. Ненасытные губы, поочерёдно целуя, накрыли их. Она откинула голову и тихо застонала. А его рука уже устремилась вниз. Туда, где, пылая огнем и истекая соком, нетерпеливо томилось её сокровище. Ладонь накрыла черный мысок вьющихся волос, пальцы нырнули внутрь. Она вздрогнула и подалась навстречу. Горячая волна ударила в голову и покатилась через грудь, по животу, ниже, пока не коснулась набухшего от возбуждения лона. Она томно застонала и потянула его к себе.
        - Иди ко мне…
        Окружающий мир потерял для них значение, остались только он и она. Подчиняясь великому первобытному чувству, накрывшему их с головой, они растворились друг в друге, став единым, стонущим, кричащим, рычащим целым. Одновременный взрыв эмоций и общий стон стали кульминацией.
        Ещё несколько минут они лежали среди смятых простыней, не в силах произнести хоть слово. Он провёл рукой по её бедру, спине, остановился возле лопаток и потянулся к её плечу губами. Она прижалась к нему и затихла.
        - Я ждала тебя, а ты все не шёл.
        - Я тоже скучал, - тихо ответил он и прижал её к себе.
        На масленицу он уговорил её ехать кататься. В двух километрах от моря, в распадке, местный купец затеял масленичные гуляния: залили горки, поставили столбы с призами и соорудили чучело Зимы.
        День выдался солнечным и морозным. На всём обозримом пространстве толкался народ, рвали меха тальянки, пели песни и водили хороводы румяные молодицы и удалые молодцы. С ледяных горок под громкий хохот скатывались поезда саней с гроздьями смеющейся молодёжи, и всюду продавали блины: блины с маслом, блины со сметаной, блины с мёдом и вареньем, блины, блины, блины… Тут же торговали петушками на палочке, наливали сбитень и горячий чай, а любителям - и что покрепче. Всё гудело весельем.
        Они выбрались из саней и окунулись в водоворот народного гулянья. Выпили по кружке горячего сбитня, съели по блину с мёдом и угодили под снежное сражение, устроенное десятилетней мелочью. Холодный снежок попал Андрею в лицо - он рассмеялся, слепил такой же и включился в баталию.
        Марина храбро бросилась ему на помощь, но коварные мальчишки закидали их снежками и, радостно празднуя победу, унеслись искать новую жертву.
        - Варнаки, - ухмыльнулся Андрей, отряхивая от снега разгорячённую потешным сражением спутницу.
        Хулигански улыбнувшись, он, как бы невзначай, сунул ей за шиворот щепоть снега. Она взвизгнула, влепила снежок в его довольную физиономию и бросилась наутёк.
        - Ах, ты ж! - вытер лицо Андрей и бросился за обидчицей.
        Она радостно хохотала и отбивалась.
        Потом они катались с горки и участвовали в массовом хороводе вокруг чучела Зимы. День пролетел весело и незаметно. Собрались возвращаться.
        Когда уселись в сани, она взяла его под руку и прижалась к плечу.
        - Боже, как хорошо.
        - Не замёрзла? - участливо спросил он.
        - Нет.
        - А почему щёки белые? Давай-ка потрём их варежкой.
        Она подставила ему примороженные щёки и закрыла глаза. Он не удержался и поцеловал её. Сначала в щеку, потом в носик, потом в покрытые инеем ресницы, потом в тёплые, сладкие от мёда губы…
        - Что ты делаешь? - прошептала она.
        - Отогреваю тебя. А что, не нужно?
        - Ещё как нужно.
        И, обхватив его за шею, прильнула губами к губам…
        Глава 7
        В дверь гостиничного номера постучали.
        - Входите, - крикнул Андрей, вынимая пистолет.
        На пороге нарисовался портье.
        - Господин поручик, на ваше имя пришла срочная телеграмма.
        - Мне? Срочная? От кого?
        - Не могу знать, ваше благородие.
        - Сейчас спущусь.
        Андрей закрыл за собой дверь и потянулся за мундиром.
        Гостиница «Европейская» считалась «с претензией», поэтому поощряла такие новшества, как собственный телеграфный аппарат.
        Андрей спустился на первый этаж и прошёл за услужливым портье в специально оборудованную комнату.
        - Поручик Лопатин, - представился он телеграфисту.
        - Один момент, господин офицер, - солидно кивнул телеграфист и достал папку с корреспонденцией, - извольте.
        Андрей развернул телеграфную ленту.
        «ЛЮ РАНЕН ЗПТ СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙ НУНГАТУ ЗПТ ПОДРОБНОСТИ НА МЕСТЕ ТЧК ХЭДА ТЧК».
        Андрей повертел ленту в руках. Гонца с посланием о благополучном прибытии во Владивосток он отправил три месяца назад. При этом сообщил, что ему придётся задержаться во Владивостоке на неопределённый срок. Отряду его казаков, по его же просьбе, предоставили месячный отпуск, и они разъехались по станицам. С ним остался только Санька Волчок и два китайских разведчика. Вероятность того, что мастер может связаться с ним посредством телеграммы, не оговаривалась. Но Хэда - дядька непредсказуемый, и с учётом беды, которая случилась с генералом, вполне мог воспользоваться телеграфом как экстренным способом связи.
        Что делать? Ехать к Ивантееву! Одна голова хорошо, а две лучше.
        - Какая Нунгата, Андрей! Это же другое государство! Как ты туда поедешь?
        - Как русский купец, - предложил Андрей, - легенду ты мне придумаешь.
        - Да кто тебя отпустит?
        - Но ситуация-то критическая!
        - Кто знает, чтo там случилось?
        - Хэда бы зря телеграмму присылать не стал.
        - Да, Лекарь - дядька серьёзный. А вдруг это засада?
        - У тебя паранойя.
        - Хорошо, допустим, полковника Смирнова я уговорю, а что делать с Гродековым?
        - А если на кону стоит вся наша затея с отрядом Лю Даньцзы? - вопросом на вопрос ответил Андрей.
        - Были бы на месте твои казаки - ещё куда ни шло! А так… - сбавил обороты Ивантеев. - Ну с кем ты поедешь?
        - Возьму Волчка и тех двух китайцев, что мне дал Хэда.
        - Не нравится мне всё это, - скривился Ивантеев.
        - Тут ходу три-четыре дня в одну сторону, - продолжал давить Андрей.
        - Не уговаривай!
        - Ты предлагаешь сидеть сложа руки?
        - Ничего я не предлагаю, - огрызнулся Ивантеев.
        - И я про то, - кивнул Андрей, - а должен предложить.
        - Откуда ты взялся на мою голову! - тяжело вздохнул Ивантеев. - Сиди в номере, а я поехал к начальству.
        В Нунгату решили ехать через Уссурийск. До него добраться поездом, взять в казармах тройку лошадей, а дальше ехать по зимнику на санях. Вечером уже сидели в поезде, а с утра пораньше выехали в Нунгату.
        Утро выдалось морозное. Скрипел под копытами снег. Слева за покрытыми белым лесом холмами расплывался дымкой розово-красный рассвет. Сани весело катились по накатанной колее. Она то петляла меж лесистых холмов, то шла берегом реки. Справа и слева мелькали сосны, покрытые шапками сверкающего снега. Между их заиндевелыми стволами разбегались многочисленные следы птиц и зайцев.
        Андрей накрыл ноги медвежьей шкурой и наслаждался природой. Лошади повернули к реке и весело понеслись по накатанному руслу, поднимая за собой снежную пыль.
        Под шутки и весёлые разговоры пересекли границу с Китаем. Позади осталась бoльшая часть пути. Решили сделать остановку на придорожном постоялом дворе, а уже с утра пораньше двигаться дальше.
        Это был большой дом с просторным двором и конюшней. И хоть на китайский манер он и назывался фанзой, выглядел вполне достойно и имел не только вместительный обеденный зал, но и приличные гостевые комнаты.
        Поручив хозяевам разбираться с лошадьми, гости шумно ввалились в жарко натопленное помещение и, сбросив тулупы, уселись за длинный стол.
        Хозяин выставил запотевшую бутыль «разговорной воды», широкую миску квашеной капусты с брусникой и чашку груздей с лучком и сметанкой.
        С мороза и дня пути в санях ханша[11 - Ханша - дешёвая водка. Обычно перегонялась из гаоляна.], настоянная на живице, показалась бальзамом. Выпили по стопке и закусили груздочком. Хорошо!
        Пока тушилось мясо, приняли ещё по соточке. Тепло волной покатилось от головы по груди к ногам, согревая промёрзших путешественников. После этого фанза показалась райским уголком.
        Ужин прошёл за занятной болтовнёй, но усталость взяла своё - пора спать.
        Хозяин предложил две комнаты на втором этаже, но Андрей хмельно мотнул головой:
        - Нет, мы все в одной.
        Когда в комнате гостей все стихло, хозяин взял фонарь и вышел за ворота. Из недалёкого леса мигнул и погас ответный огонёк. Через несколько минут из темноты появился конный отряд из десяти хунхузов.
        - Погаси свет, Чен, - буркнул один из приехавших, - эти здесь?
        - На втором этаже.
        - Веди! - И, обернувшись к подельникам, бросил: - Пятеро здесь, остальные со мной!
        Стараясь не скрипеть половицами, бандиты поднялись на второй этаж.
        Один сунул лезвие ножа в дверную щель, поддел крючок и осторожно надавил. Дверь, чуть скрипнув, приоткрылась. Готово. Бесшумные тени скользнули внутрь. Стоявший позади хозяин фанзы, желая угодить хунхузам, поднял лампу повыше и…
        Темноту разорвал грохот выстрелов. Сгрудившихся в дверном проёме бандитов отбросило назад. Огонь в упор из трёх маузеров и двух парабеллумов - не шутка.
        - Санька! Страхуй из окна! Остальные за мной! - крикнул Андрей и рванул вниз.
        Он был уже у входных дверей фанзы, когда из окна второго этажа ударил Санькин карабин. Оставшиеся во дворе бандиты оказались опытными волчарами. Среагировав на выстрелы Волчка, они грамотно заняли позиции и открыли ответный огонь. Окно брызнуло остатками стекла. Андрей был уверен, что бандиты пасут дверь, поэтому не бросился в неё напролом. Он и китайцы Хэда встали по сторонам дверного проёма.
        - Давай! - скомандовал Андрей.
        Дверь резко распахнулась, и по бандитам ударили выстрелы двух маузеров. Воспользовавшись секундной заминкой хунхузов, Андрей рыбкой нырнул на улицу и ушёл перекатом вправо. Надёжные пистолеты легли в ладони, пальцы нажали курки. Десять ударов сердца, и с бандой было покончено…
        Ещё во время ужина Андрей обратил внимание на чрезмерную суетливость хозяина, поэтому приказал китайцам Хэда и Саньке притормозить с выпивкой. Поддерживая друг друга и пьяно икая, они поднялись в отведённую комнату. Когда дверь за хозяином закрылась, заняли позиции и затихли. Волчок стоял у окна и следил за двором. Он видел, как хозяин фанзы выходил за ворота и, размахивая фонарём, подавал кому-то сигналы.
        Андрей задумчиво смотрел на остывающие трупы бандитов.
        - Странное нападение. О том, что мы едем в Нунгату, знали только те, кто со мной, и Ивантеев. От Сергея Вячеславовича утечка исключена. В казармах о цели нашего пути не знали. Тогда что это? Примитивный грабёж? Хозяин с местными хунхузами трясут проезжих купчишек, а на нас нарвались случайно? Хотя почему случайно? Груза у нас с собой нет, одеты хорошо, едем в направлении Нунгаты - можно предположить, что за товаром. Видимо, наводчик подумал, что мы при деньгах, вот и решился. В любом случае, нужно ждать утра. Санька, ты нас завтра везёшь, ложись спать, а мы втроём делим ночь на двухчасовые вахты. Первые два часа - мои.
        Глава 8
        Утро встретило путешественников ярким солнцем и голубым, высоким, почти прозрачным небом. И лишь у самого горизонта копилась чёрная туча. Следы ночного побоища уже убрали и присыпали песком. Тела бандитов и хозяина фанзы унесли. Только красные глаза хозяйки и хмурые лица прислуги говорили о ночной трагедии. В такой обстановке завтракать не хотелось, поэтому решили не задерживаться.
        До Нунгаты оставалось чуть больше тридцати вёрст. Тронулись. И снова замелькали покрытые сверкающим снегом деревья, поскрипывая, шелестели полозья, мельтешил хвост бегущей впереди лошади. Андрей запахнул тулуп и задремал.
        Далеко на горизонте появилась тёмная туча и стала быстро нагонять их.
        - Похоже, буран догоняет, - крикнул Андрею Санька и погнал лошадей.
        - Может, мимо проскочит?
        - Может!
        Дорога вильнула и спустилась на реку. С двух сторон к берегам подступали высокие, поросшие густым лесом холмы. С вершины одного из них, петляя в чащобе, спускалась протоптанная лошадьми тропа. Она огибала чащу и выскакивала у самой излучины.
        В конце тропинки копошился десяток конных хунхузов. Дозорный с холма махнул рукой.
        - Едут! Четверо!
        Бандиты потянулись за карабинами. Главарь коротко бросил:
        - Отставить! Брать живыми!
        Лошади неслись галопом, поднимая за санями снежный вихрь.
        - Небо, ваш бродь…
        Андрей оглянулся. Тёмно-синяя, почти чёрная туча настигала их. Здесь, на реке, ещё было тихо, но на холмах уже выл, кружил ветер, сметал с кустов снег и гнул тонкие вершины деревьев. Надвигалась снежная буря.
        И тут из прибрежных кустов выскочили вооружённые всадники. Взметая копытами снег, они помчались наперерез саням.
        - Ваш бродь, стреляйте! - крикнул Волчок, нахлёстывая лошадей.
        - Нет, Санька! Их всего десять, а я хочу понять, что это за охота такая. Сначала на фанзе, теперь здесь… Гони! Пусть втянутся в погоню! Вон развилка! Давай к лесу!
        Кони вихрем взметнулись на пологий холм. А там творилось нечто.
        Ветер выл и буранил, взметая и кружа тучи снега, швыряя в лицо холодные иглы.
        Санька выругался:
        - Ни хрена не видно! Погоня не отстала?
        - Нет, - стараясь перекричать рёв ветра, отозвался Андрей, - сзади кони ржут, значит - не отстают!
        - Погодка, как по заказу! Хунхузам по нам в такой буран стрелять - только патроны переводить! Главное, чтобы не отстали, - отозвался Волчок.
        Показался лес.
        - Давай туда! - приказал Андрей.
        Заскочили под деревья, остановились. Сани развернули поперёк тропы.
        - Здесь потише, - крикнул Андрей, - доставайте карабины!
        С реки донеслось лошадиное ржание.
        - Лишь бы не потеряли след, - сказал Андрей, отогревая дыханием замёрзшие руки.
        - Не потеряют. Я специально на повороте коней придержал, там не колея, а целая дорога должна остаться. Нужно очень постараться, чтобы её не заметить.
        - Тогда порядок, - отозвался Андрей, прикладываясь к карабину.
        - Ну, милости просим, - почему-то шёпотом проговорил Санька и поднял ствол.
        Китайские охранники разошлись по сторонам и грамотно заняли позиции.
        Всадники метнулись к саням разом. Разгорячённые скачкой и ослеплённые снежной бурей кони вынесли их прямо под выстрелы. Дружный стук карабинов разорвал воздух, и кони преследователей, потеряв седоков, заметались.
        - Все? - спросил Санька.
        - Сейчас посчитаем, - отозвался Андрей, - должно быть десять.
        - Тогда все, - пересчитал тела Волчок. - О! Один шевелится. Добить?
        - Я тебе добью! Пробегись по остальным, собери оружие. Будь осторожней, вдруг кто мёртвым прикинулся.
        - Буду, - буркнул Волчок и побежал собирать оружие.
        Тем временем Андрей присел возле придавленного лошадью подранка. Тот сломал ногу, а убитая лошадь придавила её. Было видно, что это приносит раненому невероятные страдания.
        - Помочь? - участливо спросил Андрей. Хунхуз недоверчиво посмотрел на него. - Помогу. Слово офицера. Расскажешь, почему вы напали на нас?
        - Расскажу, - без рисовки ответил раненый. - Нам заказали захватить или убить офицера. За живого обещали заплатить вдвое. Если бы я не пожадничал, то кончили бы вас ещё на реке.
        - Так ты среди них, - Андрей кивнул на трупы хунхузов, - был главным?
        - Был.
        - На фанзу приезжали тоже твои люди?
        - Мои. Тут до Нунгаты всего две дороги: либо через фанзу, либо по реке. Мы вас ждали и там, и там.
        - А откуда знали, что я поеду?
        - Нам сказали, что тебе выслали телеграмму и ты обязательно направишься в Нунгату.
        - А если бы нас было не четверо, а больше, например взвод?
        - Застрели ли бы тебя с расстояния. Все мои бойцы из бывших военных, да и карабины нам дали знатные.
        - Германские? - уже догадываясь о заказчике покушения, предположил Андрей.
        - Да, новые, армейские.
        - Кто заказчик?
        - Кохината.
        - Вы что, из его банды?
        - Мы состоим в братстве вольного отряда Кохинаты - Белого Дракона.
        - Ой, как нескромно. Надо же - целый Белый Дракон.
        - Это не он. Местные жители так прозвали, в благодарность за защиту и заботу.
        - Ну да. В одном месте граблю, в другом подкармливаю. Знакомая тема, - усмехнулся Андрей. - А кто отправил мне телеграмму?
        - Этого я не знаю, но меня заверили, что ты обязательно отреагируешь.
        - Хозяин фанзы - твой человек?
        - Нет, Кохинаты.
        - Так я правильно понял? Телеграмма - только повод выманить меня из города?
        - Правильно.
        - Ну и слава богу, значит, с Лю всё в порядке. Ладно, - поднялся на ноги Андрей, - я узнал всё, что хотел. Потерпи, сейчас вытащим тебя.
        - Что? Правда, отпустишь?
        - Я же дал слово офицера, - пожал плечами Андрей.
        Подошли Волчок и китайцы, общими усилиями освободили раненого.
        - Санька, перевяжи его. А вы, - обратился он к охранникам, - соберите лошадей и укройте их под деревьями. Буран переждём, потом будем думать, как выбираться.
        Ночью раненому стало плохо. Видимо, кроме сломанной ноги, он повредил ещё что-то. Волчок провозился с ним всю ночь, но утром хунхузу стало хуже.
        Буран, не желая отпускать пленников, продолжал кружить и завывать. Нога раненого опухла и посинела.
        Не жилец, понял Андрей. Он подошёл к костру, где Волчок вскипятил котелок.
        - Как он? - спросил Санька.
        Андрей молча покачал головой.
        К вечеру раненый испустил дух.
        Буран держался до утра и вдруг стих. Тучи разбежались, и тут же жизнерадостное солнце заиграло, засверкало на всём обозримом пространстве.
        Обратный путь оказался тяжёлым. Снег был настолько глубоким и пушистым, что кони проваливались в нём по грудь. Сани пришлось бросить, а всех лошадей, и своих, и хунхузских, связать в караван. Теперь они поочерёдно торили тропу. Река делала поворот, и Андрей, чтобы срезать путь, повёл отряд через протоку. Здесь снега было меньше, но люди и лошади настолько выбились из сил, что пришлось делать привал.
        Соорудили костёр, Волчок занялся готовкой ужина, а Андрей и охранники пошли за дровами. Видимо, буран прошёл стороной и не зацепил эти места, поэтому снега в протоке намело не так много. Это радовало, и Андрей решил пройти дальше.
        Буквально в ста метрах от стоянки обнаружилась развилка. Широкая протока шла прямо, а отворот оказался узким и каменистым. Андрей хотел пройти по нему, но нагромождение крупных валунов охладило пыл. Он вытащил из бурелома сухую валежину и потащил её к костру.
        Сели ужинать. Похлебав шулюма[12 - Шулюм - похлёбка из конины.], он достал карту и решил определиться на местности. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что находится на каменном ручье, о котором ему рассказывал отец.
        Если это та самая река, то она тянется вниз на полтора километра, понял он. Только экспедиция отца вышла на неё с другой стороны, а пещера, которую он на карте обозначил крестиком, находится от этой стоянки всего в полукилометре.
        Это провидение, решил Андрей. Даём лошадям суточный отдых, а я поищу пещеру.
        На следующий день он оставил китайцев и Волчка на хозяйстве, а сам вернулся к ручью. Валуны были настолько огромные и скользкие, что приходилось буквально переползать с одного на другой.
        Если бы я хотел оторваться от погони, то хуже места придумать нельзя, подумал он, хотя бы потому, что здесь особо не побегаешь, зато обороняться - милое дело.
        Пещера отыскалась на удивление быстро. Быстро, потому что он знал, чтo и где искать. А так прошёл бы мимо и не обратил внимания.
        Вход в пещеру находился на почти двухметровой высоте, и, чтобы залезть внутрь, пришлось немало попотеть. Внутри пространство оказалось хоть и невысоким, но достаточно просторным и тянулось далеко в глубь. Андрей зажёг один из приготовленных факелов и двинулся вдоль стены. Неровное пламя высветило следы пребывания большого количества людей. Тряпки, пустые консервные банки, россыпь старых, изрядно проржавевших патронов, следы кострищ, рядом железные треноги и несколько медных, сорокавёдерных котлов.
        Нашёл, понял Андрей.
        Через десяток метров обнаружились и останки… В этом месте пещера расширялась, образуя замкнутый, не очень высокий грот.
        Видимо, вода настолько быстро затопила пещеру, что никто не успел или не смог выплыть, подумал он. Возможно, пытались, но скорость и сила течения была такова, что все, кто на это решился, погибли.
        Он насчитал останки трёх сотен человек.
        Лаубе[13 - Лаубе - исторический персонаж, герой первой и второй частей трилогии.] говорил, что золотоносов должно быть не меньше двухсот пятидесяти человек. Не ошибся.
        Золото лежало здесь же. Триста кожаных мешков. Андрей поднял один и взвесил на руке. Килограммов двадцать - двадцать пять, не меньше.
        Он развязал горловину - внутри был ещё один мешок.
        Надежно паковали.
        Внутри второго мешка оказался золотой песок.
        - Ну, здравствуй, золото Аскольда. Вот только что мне с тобой делать? Оставить здесь, а забрать, когда вернутся казаки? Но это через месяц. А лёд на реке уже трещит. Ждать лета? А вдруг его кто-нибудь случайно найдёт? Обидно, только найти и потерять. Но даже если предположить, что всё получилось и я доставил золото во Владивосток, - что дальше? Сдать государству или передать Ван Хэда на содержание отряда Лю Даньцзы? Если государству, то как его доставить до Владивостока и сохранить тайну его появления? Стоит этому золоту появиться в таможне, а именно туда мне его придется сдать, то об этом станет известно каждому, даже самому ленивому хунхузу. А становиться объектом охоты для бандитов всей Маньчжурии совсем не хочется. В то же время Гродеков прямо сказал, что отряд Лю Даньцзы должен сам зарабатывать себе на содержание. Его понять можно. Финансирование иностранного отряда на сопредельной территории - не его компетенция. Да и золото - не его епархия. Стоит драгметаллу появиться в таможне, на него сразу наложит лапу министерство финансов. Нет. Пусть клад вывозит Хэда. Доставить его отсюда хоть в
Гирин, хоть в Кайчи ему ничего не стоит. А с учётом того, что его страховая контора набрала обороты, проблем с легализацией даже такого количества драгметалла не будет. Тогда и с утечкой информации вопрос решается. Саньке скажу, чтобы держал рот на замке, а с китайцами мастер сам разберётся. Решено, отправляю за Хэда.
        В лагерь он вернулся через два часа. Ещё через час китайские охранники ускакали к Ван Хэда.
        В записке, которую Андрей передал мастеру, было написано: «Срочно! Нужна помощь! Жду тебя лично! Захвати взвод молчаливых, лично преданных тебе бойцов и обоз из шести саней. Ан Ди».
        Когда охранники скрылись из виду, Андрей с Санькой стали готовиться к обороне - бережёного Бог бережёт!
        Через четыре дня на взмыленных лошадях прибыл мастер.
        - Что случилось?
        - Пойдём, покажу…
        Илларион Иванович Полетаев был немало удивлён посещением солидного господина, представившегося присяжным поверенным некоего лица, пожелавшего сохранить своё имя в тайне. Юрист передал ему запечатанный конверт и тактично замолчал, предоставив Иллариону Ивановичу ознакомиться с содержанием письма.
        Господин Полетаев, уважаю и разделяю Ваш интерес к воспитанию детей, попавших в сложные жизненные обстоятельства. Хочу принять в этом посильное участие. На Ваш банковский счёт перечислена сумма, достаточная для содержания приюта в течение года. Если число воспитанников возрастёт, сумма увеличится. Каждый год в этот день на Ваш счёт будет поступать аналогичная сумма. Платежи будут осуществляться столько времени, сколько просуществует приют. Кроме этого, как только Вы выпишетесь из больницы, присяжный поверенный, вручивший это письмо, оформит на Ваше имя купчую на передачу Вам в собственность особняка, в котором сейчас располагается приют. Желаю Вам удачи и скорейшего выздоровления. С уважением, Доброжелатель.
        В конце мая Андрей получил приказ: начать операцию «Жасмин». Немногие посвящённые знали, что за названием красивого цветка кроется рейд отряда Лю Даньцзы по японским базам снабжения в Корее.
        В противоборстве России и Японии наступал новый этап…
        Глава 9
        Узкая, кроваво-багряная полоска света скользнула по вершинам скал, отделяя их от светлеющего, но ещё тёмно-синего, почти фиолетового неба. С каждым мигом она становилась светлее, окрашивая горизонт в невероятные, фантастические цвета. Багрянец перетекал в малиново-оранжевый, тот в нежно-золотистый, становясь почти прозрачным, бледно-сиреневым.
        На фоне этой величественной игры света, в самом центре горизонта появилась небольшая яркая точка. С каждым мгновением она увеличивалась, пока не превратилась в величественно сверкающий диск солнца. Щедро расплескав лучи, оно словно живописец, раскрасило окружающий мир невероятными, небесными красками, наполняя его яркими цветами и полупрозрачными полутенями, даря всему вокруг ощущение чистоты, свободы и единения с природой. С высоты перевала открывалась грандиозная панорама раскинувшейся у ног безбрежной зелёной дали, заросших лесом гор, распадков и лощин, с многочисленными речками, ручьями и водопадами.
        - Вот она какая, Корея, - восхищённо вздохнул Андрей и тронул коленями коня. Тот тряхнул гривой и послушно двинулся догонять ушедшую вперёд колонну.
        - Чего так долго? - обернулся к нему Лю Даньцзы.
        - Рассветом любовался.
        - А-а-а-а. А я думал, увидел что…
        - Нет, всё в порядке. По карте в этих местах километров на сорок - ни души. Разве только охотники. Места-то знатные.
        - Да, зверь здесь непуганый, - согласился генерал.
        - Разведчики доложили, что видели следы тигра, - предупредил Андрей.
        - Тигр - зверь осторожный. Близко к колонне не подойдёт, - отмахнулся генерал, - хотя… Предупредить бойцов нужно, чтобы по нужде без оружия и по одному не отлучались.
        - Уже сказал, - кивнул Андрей.
        - Тогда порядок.
        Замолчали.
        - Сколько нам до первой японской базы? - нарушил молчание Андрей.
        Лю Даньцзы поглядел на часы.
        - Часа четыре, пять. Скоро станет светлее, тогда можно будет ускориться.
        - Добро.
        Первыми под удар попали самые дальние от побережья японские склады. Всё шло по одному чётко распланированному сценарию. Разведчики обрывали проводную связь, тихо снимали часовых, затем вырезали роту охраны и всех, кто случайно или по делам службы оказывался на территории складов. Сапёры раскладывали фугасы и, замкнув их на единый взрыватель, выставляли растяжки. Перебитую охрану уносили подальше в лес и прикапывали. Со стороны могло показаться, что базу покинули. Пустые казармы, пустые вышки, пустые огневые точки. Тишина. Андрей справедливо предположил, что японцы для устранения обрыва отправят связистов, и оставил в засаде группу разведки.
        - Слушать сюда! - Андрей оглядел строй. - Работаем тихо, без стрельбы. И чтобы никаких пожаров и бегунков!
        Насчёт бегунков он опасался зря. Два кольца оцепления из бойцов отряда Лю Даньцзы не оставляли случайно выжившим японским солдатам ни единого шанса.
        Армейские магазины располагались между собой на расстоянии суточного пешего перехода, из-за чего в день получалось атаковать не больше двух складов.
        Всё шло по плану.
        Японское командование не ожидало нападения, поэтому нарушение связи с дальними складами отнесло на счёт нерадивости роты связи.
        Пока командир роты оправдывался перед вышестоящим начальством, отряд генерала Лю Даньцзы уже подобрался к порту предстоящей высадки японских войск. Первоначально Андрей с генералом планировали с ходу захватить и сжечь его. Но когда на рейде увидели громады морских транспортов, решили внести в первоначальный план коррективы.
        - Ты уверен, что это китайские суда? - переводя бинокль с одного корабля на другой, переспросил Андрей.
        - Конечно, - не отнимая глаз от бинокля, отозвался генерал.
        - А что они здесь делают?
        - Всё просто, - хмыкнул Лю Даньцзы, - этот порт раньше использовался для перевалки риса из Кореи в Китай. Почти весь приготовленный на экспорт рис свозили сюда, а потом такими вот транспортами отправляли в Тяньцзинь и Шанхай.
        - Теперь понятно, для чего построили такие большие пакгаузы[14 - Пакгауз - закрытое складское помещение особого типа при вокзалах и портах.].
        - Ну, да.
        - Так сейчас май. Почему не вывезли урожай осенью?
        - Ответ на поверхности, - усмехнулся генерал, - японцам этот рис до зарезу нужен. Мало того, что у них из-за мобилизации крестьян сейчас упало собственное производство, так ещё и армию кормить надо. А зачем возить рис за тридевять земель, когда он уже на материковом складе? Скорее всего, это они его и тормознули. Уж как - не знаю. Через взятку или угрозой, но факт налицо - рис в складах, а транспорты под арестом.
        - Подожди. Но ведь армейские магазины, что мы заминировали, битком набиты продовольствием, в том числе и рисом?
        - Ну и что? Это говорит только о том, что урожай в прошлом году был хорошим.
        - Нужно узнать, остался рис в складах или нет, - пробормотал Андрей.
        - Может, ну его? Рванём все склады чохом, и дело с концом, - предложил Лю Даньцзы.
        - Рвануть всегда успеем. Отправляй разведку.
        - Теряем время, Ан Ди, а вдруг кто на заминированные склады сунется?
        - Кто попало не сунется. Японцы местных так застращали, что те на пушечный выстрел к складам подойти боятся. А это означает, что сунуться туда может только свой для японцев человек. А для таких своих мы растяжки и расставили. Полезет на территорию - подорвёт склады. Что в принципе нам и нужно. Так что отправляй на склады порта разведку.
        - Неугомонный, - проворчал генерал, но приказ разведчикам отдал.
        Прошло два часа.
        - Ты оказался прав, - сообщил генерал. - На складах риса под завязку. А эти транспорты зафрахтованы германским бизнесменом для его перевозки - догадайся куда?
        - Неужели в Японию? - оживился Андрей.
        - По документам в Шаньдунскую провинцию, а на самом деле в Японию, порт Фукуока.
        - Откуда столько подробностей?
        - Один из разведчиков знает японский язык. Так вот, он подслушал разговор двух японских чиновников. Те говорили, что сегодня вечером ожидается прибытие представителя этого самого германского торгаша, чтобы начать погрузку.
        - Ой, как интересно. Известно, откуда он должен прибыть?
        - Вроде поездом из Пусана. Ты чего так загорелся? Хочешь перехватить торгаша?
        - Как повезёт, - усмехнулся Андрей, - но думаю, сам купчина на отгрузку не приедет, а отправит грузового агента. Бумаги наверняка уже оформлены, требуется только проследить за погрузкой и подписать коносаменты[15 - Коносаменты - документы для перевозки груза морем.].
        - Рискованно.
        - Понимаешь, Лю, если нам удастся загрузить эти баржи рисом и затопить их на рейде или на входе в бухту, представь, сколько времени японцам придется провозиться, чтобы поднять их и расчистить подход к причалам? Это значит, что о высадке большого числа людей в ближайшее время придётся забыть или искать другой порт. А таких тут раз два и обчёлся. Опять же, они готовили маршрут движения войск, строили армейские магазины, рассчитывали на железную дорогу, и вдруг всё нужно менять. При любом раскладе это займёт не один и не два месяца.
        А вся канитель с народными бунтами в Китае уже началась. Хэда говорил, что большое восстание может вспыхнуть в любую минуту. Нужен только повод. И если он не появится сам, его организуют либо японцы, либо ихэтуани.
        - Ну, хорошо, допустим. Но как мы их загрузим? На рейде четыре транспорта, каждый водоизмещением по несколько тысяч тонн. Нашим бойцам месяц пахать - не управимся.
        - Зачем нам напрягаться? Пусть японцы сами развлекаются. Думаю, что в порту грузчиков в достатке. Как-то же они собирались грузить этих «элефантов». Им и карты в руки. А грузового агента мы им обеспечим, нужно только подходящими шмотками разжиться.
        - Ты опять что-то придумал?
        - Есть идейка, но для этого предлагаю разделиться. Ты остаёшься здесь и готовишь акцию по уничтожению складов - как запланировали. Минируйте другие склады, подходы, вышки и ждите меня. Если в течение двух суток не объявлюсь, работайте по старому плану.
        - А ты?
        - Я возьму взвод разведчиков, подскочу к ближайшей железнодорожной станции, дождусь поезда из Пусана и устрою на путях небольшую диверсию. Пока железнодорожники разберутся с проблемой, я сяду в поезд и постараюсь вычислить представителя груза. А там буду импровизировать.
        - Сколько знаю тебя, столько удивляюсь, - покачал головой генерал. - Ладно, вижу, ты уже всё решил, поэтому отговаривать не буду. Удачи!
        Глава 10
        Поезд из Пусана стоял на станции уже два часа. Уставшие от неопределёности и ожидания пассажиры бесцельно прогуливались вдоль вагонов.
        - Вы не знаете, скоро починят эти чёртовы пути? - приставал к пассажирам нервный молодой человек европейской наружности; хороший костюм, котелок, крепкая трость выдавали в нем если не негоцианта[16 - Негоциант - купец, торговец.], то уж как минимум представителя крупного торгового дома.
        - Я опаздываю, - срываясь на фальцет, нервно говорил он, - а им всё равно!
        Кому им? И почему этим ИМ должно быть дело до его опоздания, он не пояснял и, раздражённо задрав подбородок, шёл дальше. Пассажиры сочувственно качали головами, но поддерживать разговор с рассерженным молодым человеком не торопились, вежливо освобождая ему дорогу. Только особо внимательный наблюдатель мог бы определить, что нервный юноша целенаправленно двигается вдоль состава. Возле мягкого вагона он увидел солидного господина. Рыжие волосы и кайзеровские усы выдавали в нём жителя Европы. Молодой человек приподнял котелок. Европеец вежливо ответил на приветствие.
        - Прошу прощения, вы тоже направляетесь в чёртов Чемульпо?
        - Нет. Я следую в порт.
        - В порт! - радостно отреагировал молодой человек. - Я тоже! Но с этой задержкой…
        Он помрачнел.
        - Вы, видимо, недавно в Азии? - снисходительно улыбнулся собеседник.
        - Да, но уже наелся по самые бакенбарды.
        Бакенбардов у нервного молодого человека не наблюдалось, а расстроенный вид говорил, что он сильно переживает из-за задержки поезда.
        - Успокойтесь, господин…
        - Геер, Петер Геер, - представился молодой человек.
        - Господин Геер, - согласился солидный господин. - Так вот, в Азии опоздание - дело обычное, а уж на железной дороге - тем более. Радуйтесь, если нам удастся добраться в порт к ночи.
        - Как к ночи! - вскинулся молодой человек. - Как можно?!
        - Очень просто. Азиаты не приучены к порядку и пунктуальности. Они вообще живут вне времени. Сутки у них делятся на: утро, день, вечер и ночь. Пытаться их приучить к более точному времени - бесполезная трата сил и нервов.
        - С этим мне уже пришлось столкнуться, - согласился молодой человек, - они тут все замороженные.
        - Извините, не представился, - ещё раз приподнял шляпу солидный господин, - меня зовут Отто Зайдель, представитель торгового дома «Михаэль Гофман». Так вот, дорогой господин Геер, чтобы понять Азию, в ней нужно прожить не один год. Но даже после этого вы останетесь для них презренным чужаком.
        - Презренным? Эти чумазые макаки считают нас презренными?
        - О-о-о. Поспокойней, господин Геер. Они относятся к европейцам так же, как мы к ним. И среди них есть не только замарашки, но и вполне солидные граждане. Если вы хотите вести здесь бизнес, вам придётся привыкать к местным реалиям.
        - Я вижу, господин Зайдель, что вы весьма искушённый в местных делах человек. Может быть, поделитесь со мной своими соображениями о бизнесе в Корее и дадите мне несколько полезных советов? Я был бы вам крайне признателен.
        - Почему нет? Похоже, мы застряли на этой станции надолго, почему бы не скоротать время за приятной беседой?
        - Тогда я захвачу бутылочку доброго «Отарда» и тотчас вернусь, - просиял молодой человек. - Вы в каком вагоне едете?
        - В третьем.
        - Десять минут, господин Зайдель, десять минут.
        - Хорошо, я жду вас в купе.
        Бутылка французского коньяка восемнадцатилетней выдержки уже показала дно. Увлечённая беседа двух земляков давно переросла в наставительное поучение.
        - Вы, голубчик, - пьяно всосал носом воздух Зайдель, - должны держать азиатов - здесь! - Волосатый кулак ударил по столу. - И, - он покачал перед носом захмелевшего земляка толстым пальцем, - и никаких послаблений.
        - Никаких послаблений, - икнув, поддакнул собеседник.
        - А если что не так! Сразу в порошок!
        - Порошок, - отозвался с нетрезвым кивком молодой человек. - Может, ещё?
        Он потянулся к бутылке.
        - Нет. У меня сегодня погрузка.
        - Какая погрузка?
        - Тссс, - понизил голос Зайдель, - только вам скажу.
        - Не надо, - изображая жеманную барышню, пытался сопротивляться собеседник.
        - А я сказал - надо!
        - Ну, - вздохнул молодой человек и обречённо опустил голову, - надо так надо.
        - Во! - успокоился Зайдель и достал с полки кожаный портфель, - здесь всё. Одна сделка, и всё! - Он широко махнул рукой. - Только тссс!
        Толстый палец прижался к губам.
        - Что всё? - поднял на собеседника осоловевшие глаза Геер.
        - Документы на четыре транспорта с грузом, - похлопал по портфелю Зайдель, - слышите меня? На четыре.
        Видимо он полагал, что цифра «четыре» должна была восхитить собеседника.
        - На четыре, - сделал восторженное лицо собеседник, - и что?
        - Это страшная тайна. Смотри - никому.
        - Никому, - зевнул молодой человек. - Чего-то я устал. Можно я у вас тут…
        - Располагайся, - широким жестом махнул хозяин купе, - я, пожалуй, тоже сосну часок.
        И завалился на другой диван.
        Минут десять купе сотрясал дружный храп. Зайдель хрюкнул и повернулся на бок.
        Однако здоров, перестав изображать сон, подумал Андрей. Тихо поднялся с дивана и выглянул в коридор.
        - Быстро, забирайте. Да смотрите, чтобы волоска с его головы не упало. Через неделю доставите в Пусан и там отпустите.
        Внутрь скользнули две фигуры, подхватили пьяного Зайделя под руки и вытащили из купе.
        - А теперь привести себя в порядок и полистать бумаги, - пробормотал Андрей и сунул голову под струю холодной воды. - Хорошо, что в мягких вагонах предусмотрены все условия, - с благодарностью к железнодорожникам проговорил он, очистив желудок от лишнего алкоголя. - Теперь чайку, и за работу.
        В купе постучали.
        - Ваша остановка, господин Зайдель.
        - Он уже собрался. - Молодой человек открыл дверь. - Возьмите вещи, мы - следом.
        Хрустящая банкнота исчезла в ладони проводника.
        - Будет сделано, господин.
        Он вежливо поклонился и понёс чемодан на выход. Андрей подхватил портфель Зайделя и вышел следом. Вещи хозяина купе уже стояли на платформе. Андрей остановился рядом и скучающе повернулся к вагону.
        Проводник тёрся в дверях, но переспросить важного европейца, где его попутчик, не решился. Поезд тронулся и, набирая ход, покатил вдоль перрона. Проводник беспокойно оглянулся.
        Где же второй? Нужно проверить купе, мало ли.
        Пустое купе встретило его следами вчерашней попойки.
        - Никого. Наверное, вышел через другой тамбур, - решил проводник. - Всё у этих европейцев не как у людей, - пробормотал он, - напились вчера, как свиньи, теперь убирай за ними.
        Он закрыл купе и, выбросив из головы мысли о неприятных пассажирах, занялся своими делами.
        Поезд уже скрылся за поворотом, когда Андрей услышал за спиной вежливый голос:
        - Господин Зайдель?
        - Да, - высокомерно оглянулся Андрей.
        Перед ним стоял невысокий кореец в европейском костюме и котелке. Одежда смотрелась на нем настолько неестественно и мешковато, что его вид вызывал улыбку, но Андрей сдержался.
        - Простите, что заставил вас ждать, - извинился кореец, - меня зовут Ан. Мне поручено встретить и проводить вас в управление порта.
        - Наконец-то, - раздражённо бросил Андрей, - пешком?
        - Ну что вы! Пройдёмте в коляску.
        Кореец подхватил чемодан и двинулся к выходу с перрона.
        Надеюсь, наши видят меня и доложат генералу Лю, что всё идёт по плану, подумал Андрей. Игра начинается…
        Зайделя ждали, поэтому погрузка транспортов началась без проволочек. Пока вереницы грузчиков таскали мешки с рисом, Андрей занимал беседой японского чиновника, который представился ему Намурой.
        - Надеюсь, что в море с НАШИМ грузом, - на слове «наш» он сделал заговорщическое лицо, - никаких сюрпризов не случится?
        - Не беспокойтесь, дорогой господин Зайдель, на рейде ваши транспорты будут взяты под охрану японским императорским флотом.
        - Германия в этом регионе располагает своими возможностями, - поднял бровь Андрей.
        - Разумеется, господин Зайдель. Вот только захочет ли командование кайзеровского флота демонстрировать причастность к пропаже четырёх китайских судов? А что касается нашего флота, то для всех любопытных он будет осуществлять в интересующем нас с вами районе плановые манёвры. А то, что он при этом будет приглядывать за грузом дружественного государства, будем считать знаком доброй воли и не более того.
        - Да, - согласился Андрей, - мне дали понять, что наш флот хочет остаться в тени и будет делать вид, что ему ничего не известно о данной «торговой» операции. Но вы согласитесь, что караван морских транспортов, сопровождаемых кораблями микадо, не может не обратить на себя внимания союзной эскадры?
        - Раскрою вам секрет, господин Зайдель.
        - С интересом послушаю, - наклонился к Намуре Андрей.
        - Как только транспорты пройдут траверз[17 - Траверз - направление, перпендикулярное курсу судна.] Цусимы, мы развернём их на Кюсю. Через Корейский пролив пройдем ночью, а там рукой подать до Хакаты. Но есть ещё одно обстоятельство, почему союзной эскадре будет не до вашего каравана.
        Андрей вопросительно поднял брови.
        - Какое?
        - В Пекине уже начались массовые беспорядки, а со дня на день на одного из глав посольской миссии в Пекине будет совершено покушение. После такого вся эскадра «встанет на уши», и ей будет не до пропажи каких-то четырёх коммерческих посудин.
        - Покушение? На кого?
        - Этого я вам не могу сказать, дорогой господин Зайдель, точнее - не знаю.
        - Понимаю, понимаю, в таком деле без секретности никуда, - согласился Андрей. - Что ж, вам удалось меня успокоить. - Но он тут же нахмурил брови. - Одно плохо: грузчиков маловато. Где бы нанять ещё сотню-другую, чтобы погрузка шла круглосуточно?
        - У вас хорошая хватка, господин Зайдель.
        - Вы не видели моего хозяина, - усмехнулся Андрей, - его хватке может позавидовать даже английский бульдог. Ещё по рюмочке?
        - Да, если позволите. Хороший коньяк.
        - Французский, я пришлю вам ящик в подарок.
        - Тронут вашей щедростью. - Японец пригубил напиток. - А что касается дополнительных рабочих… Думаю, что смогу помочь. У меня очень хорошие отношения с начальником грузового порта Пусана, если его заинтересовать, то у вас уже сегодня вечером появится не две, а четыре сотни грузчиков.
        - Буду признателен, - засиял улыбкой Андрей, - скажите ему, что я не останусь в долгу.
        Японец лукаво усмехнулся.
        - А потом удвоите счет и выставите нам?
        - Что поделаешь, бизнес, - пожал плечами Андрей. - Но чтобы у вас не сложилось обо мне превратного мнения, примите небольшой презент.
        На столе, приятно звякнув серебром, появился небольшой кожаный мешочек.
        - Звоните своему знакомому, господин Намура. И если сегодня к вечеру на погрузке появятся ещё четыре сотни грузчиков, этому парню, - кивнул Андрей на мешочек с деньгами, - найдётся близнец.
        - Приятно иметь с вами дело, господин Зайдель.
        - Мне с вами тоже. Прозт?[18 - Прозт, прозит (от лат. Prosit - да будет на пользу) - пожелание здоровья при распитии алкоголя.] - поднял рюмку Андрей.
        - Прозт! - поддержал японец.
        К вечеру третьего дня последнее судно, основательно осев в воду, отвалило от причала.
        Андрей проводил глазами железную громаду перегруженного транспорта и устало выдохнул:
        - Получилось! Теперь дело за генералом.
        Он уже подходил к воротам порта, когда услышал глухой, утробный рёв подводного взрыв. На глубине нескольких метров под днищем загруженного под самые крышки транспорта сработали несколько мощных фугасов. Судно застонало, заскрипело и, выпустив огромный воздушный пузырь, за минуты скрылось под водой. В это же время на рейде, на глазах конвоя японских кораблей вздыбились корпуса остальных трёх транспортов. Не прошло и нескольких минут, как от морских громадин на поверхности моря осталось огромное пятно рисовой шелухи, корабельного мусора и нескольких болтающихся среди этого хлама голов выживших членов экипажей.
        А утром, повинуясь невидимому дирижёру, начали рваться заминированные армейские магазины, телеграфные столбы, полотно железной дороги, вагоны, платформы, автомобили, бочки с автомобильным горючим.
        Маршал Оку был в ярости. Хорошо продуманная и тщательно спланированная им операция по вторжению в Китай и Маньчжурию была сорвана. Пошли прахом усилия двух последних лет. Канули в никуда огромные материальные, денежные и трудовые ресурсы.
        Народ Ниппон[19 - Ниппон - вариант названия Японии на японском языке.] рвал жилы, голодал, отдавая последнее, чтобы обеспечить армию. И теперь всё это стояло в руинах, горело на складах, лежало грудой искорёженного металла и взрывалось в подземных погребах.
        Информация об уничтоженных складах поступала с разных сторон, но её было настолько мало, что оценить реальный размер нанесённого ущерба не представлялось возможным. Оку не мог доказать, но был уверен, что вся эта чудовищная по масштабам диверсия - дело рук его давнего врага, русского статского советника Безобразова.
        Глава 11
        Большая семья лодочника Хао Фэнга едва сводила концы с концами.
        Деревянная лодка, которая досталась ему от отца, а тому от его отца, а деду от прадеда, уже несколько недель стояла без работы.
        После того как на канале появилась большая пузатая железная лодка, выбрасывающая в небо чёрный дым и оставляющая на воде жирные вонючие пятна, работы для хозяев мелких лодок не стало.
        Огромное чрево железной посудины вмещало за один раз столько груза, сколько Фэнгу на своей «старушке» было не увезти за целый сезон.
        Теперь любой случайный заработок или опоздавший на железную лодку купец был мечтой для всех лодочников округи.
        Небольшой улов мелкой рыбёшки из канала не мог прокормить семью, и Фэнг, щурясь слезящимися глазами на пустую дорогу, молил всех богов, чтобы они послали хоть какую-нибудь работу. Тягостные мысли не давали покоя.
        Старший сын устроился землекопом на железную дорогу, которую строил толстый иноземец. Поговаривали, что он приехал из Германии. Где она, эта Германия, никто не знал. Наверное, так же далеко, как и столица Поднебесной. Младшие сыновья, помогавшие отцу ворочать тяжёлые вёсла «кормилицы» в ожидании заказчика, пытались поймать на удочку мелкую рыбёшку для вечерней похлёбки. Дочки помогали матери по дому, но главной их обязанностью было ухаживать за петухом и двумя курицами - настоящим сокровищем их семьи. Птицы уже принесли первые четыре яйца, и жена сразу посадила на них куриц.
        - Теперь дело пойдёт, - радовалась жена, - скоро у нас будет целый двор цыплят.
        - Чем только их кормить? - грустно вздохнул Фэнг.
        - Ничего, пока рыбёшкой из канала, а там, глядишь, повезёт с работой - тогда сразу куплю мешок гаоляна. У гаоляна зерно хоть и мелкое, но сытное. На нём цыплята быстро пойдут в рост, а сами ничего, потерпим - не впервой.
        - Зато потом заживём, у-у… - мечтательно закрыл глаза Фэнг.
        Куриц и петуха Фэнгу дал священник местного костёла за то, чтобы старшая дочка Веики работала на христианском подворье.
        - Не всем так везёт, - счастливо улыбнулся Фэнг. - Вон, у соседа лодочника тоже есть дочка, но в работницы взяли нашу Веики.
        Дочку Фэнг любил. Да и как её не любить? Веики пошла в мать. Ещё несколько лет назад та тоже была красавицей, но шестеро ребятишек высушили её красоту. Да и он не помолодел. Тяжёлое весло сделало ладони твёрже железа, а лицо - чернее угля.
        Веики повезло. Она рассказывала, что настоятель храма, взявший её на работу, добрый и справедливый: не бьёт, а если и поругает, то за дело. А работы она не боится.
        - Да, повезло! Правда, пришлось дочке принять христианскую веру, ну, это ничего, - главное, есть работа, - опять же, помощь семье. Хоть её и отпускают домой только раз в неделю, но зато она приносит гостинцы. А ещё ей за работу платят. Уже несколько медных лянов заработала. Мать сразу прибрала монеты в старый сундук, ей на свадьбу откладывает. А ещё на христианский праздник она приносит младшим по кусочку сахара. Теперь малышня её ждет не дождётся.
        Веики и правда была трудолюбивой и прилежной работницей. Она успевала всё: и управиться по хозяйству, и убраться в храме, и отстоять молебен. Святой отец был доволен и часто хвалил её.
        В католическом подворье, кроме Веики, работали ещё несколько девушек и парней. Конечно, работы было много, но всем нравилось. Их кормили целых два раза в день, давали кашу и твёрдые мучные лепёшки.
        - А куда мне столько? Я маленькая, мне и каши хватит, - рассуждала хозяйственная Веики и потихонечку прятала несъеденную лепёшку в узелок.
        А когда по воскресеньям после службы их отпускали по домам, она гордо несла собранные за неделю лепёшки домой.
        - Мне уже двенадцать, скоро я буду старой, и настоятель отправит меня на учёбу в Пекин, - тяжело вздохнула девочка. - Жаль, а мне так нравится вечерняя служба.
        Святой отец говорит, что это особенное таинство и его могут служить только очень прилежные девочки, такие как она, Веики.
        Прилежными были ещё две девочки, тоже из их городка. Правда, они были на год помладше, но тоже старались изо всех сил. После вечерней службы в храме Веики и эти девочки поднимались в келью настоятеля. Там он наливал им сладкой и очень вкусной воды, они выпивали её и начинали молиться. Святой отец говорил, что если они будут прилежно петь молитвы, то к ним явится Святой Дух и одарит их благословением.
        Они хорошо молились, так хорошо, что начинала кружиться голова, и в груди становилось горячо. И тогда Святой Дух являлся им.
        Он всегда приходил обнажённым и был очень похож на святого отца, но радость, которой наполнялось сердце, заставляла девочек молиться ещё неистовей. Святой Дух снимал с них одежды и гладил их везде, и целовал их, и они целовали его, а потом друг друга.
        Как она прекрасна, всеобщая любовь - когда все любят друг друга.
        Потом Святой Дух начинал благословлять их каждую по очереди. Он входил в них сзади, а они плакали от счастья и благодарности, целовали его и просили ещё и ещё «благословлять» их. А потом он уходил, и они долго молились и плакали от счастья, обнимая друг друга.
        Сегодня на исповеди она рассказала святому отцу о том, что к ней приходит Святой Дух и благословляет её.
        Святой отец строго выслушал Веики и сказал, что это великое чудо и страшная тайна. Что только истинно верующие в Бога могут увидеть Святого Духа, а то, что Святой Дух похож на него, на пастора, - так в этом ничего необычного нет. Ведь Святой Дух может вселиться в кого угодно, например, в голубя, а уж вселиться в служителя Божия - тем более естественно.
        Но если она кому-нибудь расскажет о том, что к ней приходит Святой Дух, расскажет без разрешения самого Святого Духа, то её постигнет страшная кара. Веики сильно испугалась и поклялась, что никому не выдаст тайны.
        - Сегодня вечером я помогу тебе, мы вместе обратимся к Святому Духу, и ты сможешь спросить у него всё, что захочешь, - пообещал настоятель.
        Целый день девочка не находила себе места, мечтая, чтобы скорее наступил вечер.
        Наконец вечерняя служба закончилась, и святой отец жестом поманил её за собой. Они прошли мимо его кельи, где раньше вместе с другими девочками молились Святому Духу, и зашли в следующую комнату. Это было совершенно другое помещение, более просторное и богато обустроенное. Больше половины комнаты занимало огромное, роскошное ложе с резными золочёными столбами, поддерживающими невероятной красоты балдахин. С него спускались толстые ярко-жёлтые шнуры, которые будто змеи опутывали резные опоры. Концы шнуров были завязаны в тугие кисти и красивыми гроздьями свисали со столбов, почти касаясь пышной перины.
        На перине лежало покрывало из алой парчи с вышитыми по всему полю золотыми крестами, а пространство между ними заполнял золотой узор в виде виноградной лозы. Невероятная красота постельного покрывала создавала иллюзию, будто это не ложе, а священный алтарь.
        Это великолепие венчало множество ярких подушек, каждая из которых стоила вдвое больше, чем вся фанза и лодка отца Веики вместе взятые. Стены комнаты, задрапированные ярко-красной шёлковой тканью, придавали ей вид императорской опочивальни. На полу, заполняя всё свободное пространство, лежал огромный пушистый ковёр. Ближе к двери стоял круглый стол, накрытый шёлковой скатертью, и на нём, сверкая хрустальными боками, стояли два изящных графина. Они были наполнены притягивающей взгляд бордово-красной жидкостью. Рядом на золочёном блюде лежала большая тёмно-коричневая плитка.
        Наверное, лакомство, подумала Веики, вот бы попробовать.
        Обстановка была такой величественной и необычной, что она оробела.
        - Ну, что, нравится?
        - Очень, - тихо сказала девочка, - я никогда не видела такого богатства.
        - В этой комнате мы с тобой будем молиться Святому Духу. Ты же хотела его увидеть? - ласково спросил святой отец.
        - Конечно, - искренне воскликнула девочка.
        Настоятель погладил её по голове.
        - Поэтому и комната, где мы с тобой будем призывать Святого Духа, должна быть такой, чтобы ему тоже понравилось. Поняла?
        Веики понятливо кивнула.
        - Что ж тут непонятного? В такую-то красоту всем приятно зайти.
        - Ну, тогда приступим, - подбодрил её настоятель. - Ты готова?
        - Да, - тихо проговорила девочка, вспоминая слова молитвы.
        Святой отец налил из одного графина красно-бурый напиток в бокал и подал девочке, из другого графина налил себе. Перекрестился, подбадривающе кивнул девочке на бокал и выпил свой до дна. Веики тоже перекрестилась и храбро выпила всю воду из своего бокала.
        Эх! Такую вкуснотень пить бы помаленьку, чтобы дольше вкусно было, с сожалением подумала она.
        - Ну, что стоишь? Раздевайся, и начнём, - шикнул на неё святой отец, суетливо стягивая с себя сутану.
        Девочка послушно стала раздеваться, аккуратно складывая одежду на стул.
        В голове появился далёкий шум.
        - Приступим, - перекрестился настоятель и начал громко читать молитву.
        Веики сначала повторяла за ним слова, но скоро язык её стал заплетаться, а в голове шумело всё сильнее и сильнее. Знакомая истома охватила её. Она счастливо заулыбалась и вдруг почувствовала, что летит. Сильные руки святого отца подхватили её, подняли в воздух и бережно опустили на мягкую перину.
        - Никогда мне не было так тепло и хорошо, - улыбнулась своим ощущениям Веики, проваливаясь в туманную пелену.
        - Похоже, с опием я сегодня переусердствовал, - где-то на краю её сознания прозвучал недовольный голос настоятеля. - Ну, что ж, придётся так.
        Она пребывала в сказочном тумане, вяло позволяя перевернуть себя лицом вниз. Что-то вошло в неё сзади.
        - Ой! Не туда! - пискнула она, и ей вдруг почему-то стало смешно.
        А сзади, навалившись на её худенькие ягодицы, ухал и пыхтел потерявший благочестивый вид святой отец, пытаясь проникнуть своим удом в самую глубину, неистово насаживая на себя податливое и почти бесчувственное детское тело. Он что-то говорил ей, но она всё дальше и дальше проваливалась в сладкую истому, не понимая, о чём её спрашивают, и лишь глупо улыбалась.
        Он развернул худенькое тельце и задрал худенькие ножки себе на плечи.
        Сегодня не так приятно, как раньше, подумала Веики ускользающим сознанием.
        Настоятель крепко сжал её бедра своими руками и ритмично задвигался, раскачивая детское тельце взад и вперед. Голова девочки безвольно моталась из стороны в сторону, но ей уже было всё равно. Она закрыла глаза, и красивое розовое облако, ласково обняв её, повлекло ввысь.
        Ощущение полного счастья поглотило её сознание и, растворив в себе, унесло к далёкому сверкающему свету. А безвольное тельце смятой куклой осталось где-то там внизу, на огромной кровати, ничего не чувствуя и не ощущая, лишь счастливая улыбка блуждала на детском личике. Она впала в глубокую наркотическую дрёму. Святоша рассвирепел. Проклятая девчонка, превратившись в безвольную колоду, украла у него наслаждение. Безумие, похоть и неутолимая ярость охватила его.
        Он начал терзать её зубами, кусая шею, губы, грудь, пока вдруг не понял, что она не дышит.
        Ярость стала утихать, и понимание того, что он замучил девчонку до смерти и уже давно насилует мёртвое тело, вдруг стало доходить до него. Он с ужасом смотрел на изломанное, искусанное и исцарапанное бездыханное тельце послушницы. Страх холодной рукой сжал сердце извращенца.
        Нужно срочно избавиться от тела, судорожно подумал он и трясущимися руками потянул с пола сутану; голова никак не хотела попадать в ворот.
        Наконец он смог натянуть её, но предательски торчащий уд топорщил облачение.
        Сильна же эта женьшеневая настойка, пронеслось в голове насильника. Уверенность постепенно возвращалась к нему. Нужно выпить и успокоиться, заработал мозг. Да не эту дрянь.
        Он выплеснул из бокала остатки возбуждающего настоя.
        - Где-то у меня был шнапс. Остался после гера Штахеля. Где же он? А! Вот! Нашёл! Налить полбокала. Нет! Лучше полный! Прозт! - выдохнул он и опрокинул шнапс в пересохшее горло.
        Резкий сивушный привкус ударил в нос, вышибая из мозгов остатки эротического возбуждения. В голове появилась ясность и способность здраво рассуждать.
        - То, что девчонка осталась после службе в храме, никто не видел, те две соплюшки - не в счёт. Но надо от них избавиться. Когда приходит пароход Штахеля? Через два дня? Он давно просит пару наложниц, вот ему их и отдам. С учётом срочности можно уступить дешевле, не до бизнеса. Что делать с телом? Завернуть в покрывало? Нет, оно слишком приметно, лучше в портьеру.
        Завяжу шнуром от балдахина и в канал. Надо только привязать к телу что-нибудь тяжёлое. Что? На берегу искать и привязывать камни будет некогда, поищу в доме. О! Решётка от камина! То, что надо! Привяжу на месте. Нужно только отвезти подальше. Родителям скажу, что отпросилась домой. Будут шуметь - велю гнать в шею. Жаловаться на меня они не посмеют. Вроде всё складно. Ещё полбокальчика, и можно паковать тело.
        Взглянув на свою непристойно оттопыривающуюся сутану, он усмехнулся:
        - Надо же, как разобрало! В этот раз Штахель привёз не обычную возбуждающую настойку, а какую-то адскую смесь. Плоть до сих пор успокоиться не может.
        Он попробовал рукой заправить в штаны до сих пор возбуждённый уд, но тот упрямо вывернулся и снова приподнял облачение.
        - Какой настойчивый! - приходя в хорошее расположение духа, проворчал святой отец. - А чего, собственно, я так всполошился? - окончательно успокоившись, подумал он и налил себе очередную порцию шнапса. - Перепила и перепила. - Он отломил кусочек шоколада от лежащей на столе плитки. - Хотя нет, не перепила. Там вина-то было - чуть. Видать, я в этот раз с дозой ошибся. Веса-то в ней - всего ничего, а выпила всё до дна. Вот и отключилась. А девчонку жалко, хороший товар был, марок на пять - не меньше. Теперь чего уж? Получилось, как получилось, - с сожалением пробормотал он и стал заворачивать истерзанное тельце в дорогую портьеру.
        Тюк получился небольшим и не тяжёлым.
        - Килограммов тридцать, не больше, - прикинул святоша. - Подожду ещё часик, и можно ехать.
        Вскоре с подворья католического храма выкатилась коляска и неспешно двинулась за город. Послушники храма, намаявшись за день, крепко спали и не слышали, как открывались добротно смазанные тяжёлые храмовые ворота.
        Через два часа коляска пастора так же тихо вернулась во двор. Святой отец лично распряг лошадь и завёл её в конюшню. Послушная лошадка уткнулась тёплыми губами в его ладонь, ища угощения. Он сунул ей солёный сухарик и, заботливо потрепав по холке, со спокойной совестью отправился спать.
        Глава 12
        Через два дня мальчишка-рыбак, устанавливая в канале закидушку[20 - Закидушка - самодельная рыбацкая снасть. Выглядит как тонкий шнур или леска с грузом и рыболовным крючком на конце. Часто вместо груза к леске цепляют блесну.], за что-то зацепился. Блесну было жалко. Он вырезал её целый день из найденной на днях кем-то выброшенной пустой консервной банки. На блесну пацан возлагал нешуточные надежды: сияющие бока самодельной блесны играли в воде, как настоящая рыбка, поэтому хищная щука или окунь, которые водились в канале, не могли остаться к такой приманке равнодушными.
        Когда блесна была готова, он решил идти рыбачить подальше от города. Туда, куда местные пацаны ленились ходить, а значит, у него был шанс. А тут рыбалка ещё не началась - и сразу зацеп.
        Нужно нырять, решил он и полез в воду.
        Глубины оказалось метра три. Мальчишка задержал в лёгких воздух и, быстро перебирая руками по шнуру закидушки, стал спускаться к месту зацепа.
        Сквозь мутную воду он увидел, что блесна зацепилась за какой-то тюк. Неужели тюк материи? - боясь спугнуть удачу, подумал мальчишка. Наверное, с большой лодки упал.
        Сердце радостно забилось. Повезло! Вот отец будет рад!
        Мальчик потянул за край тюка. Тяжёлый, к тому же мокрый, самому не поднять. Нужна помощь.
        Выбравшись на берег, он привязал закидушку к камню и рванул за отцом…
        Весь город всколыхнула страшная новость.
        В тюке, выловленном в канале, найдено мёртвое тело дочери одного из лодочников города. К тюку была привязана кованая каминная решётка, в которой местный кузнец признал свою работу. Её он ковал по заказу настоятеля католического костёла.
        Тело девочки было завёрнуто в плотную материю, поэтому рыбы не объели труп, но страшные укусы и множественные синяки указывали на то, что перед смертью над девочкой издевались.
        Несчастный отец поднял тело дочери на руки и понёс его к костёлу. По его морщинистому, обветренному лицу катились слёзы. За ним шёл кузнец, тряся каминной решёткой и громко выкрикивая имя того, для кого он её ковал.
        К процессии присоединялись всё новые и новые люди. Они сочувственно смотрели на безутешного отца и возмущённо роптали, указывая на возвышавшийся над крышами золочёный крест католического храма.
        Вскоре по дороге двигалась толпа в сотню человек. С приближением к костёлу она становилась всё более шумной и воинственной. Чиновник местной администрации попытался выяснить причину беспорядка, но получил в зубы и спешно ретировался.
        Когда процессия проходила по городу, к ней присоединились крепкие парни из местной школы кунг-фу. Настрой толпы становился всё агрессивней.
        Дорогу к костёлу пыталась преградить жиденькая цепь из китайских полицейских, но в них полетели камни и палки. Полиция ретировалась в проулок. Возле храма, хмуро глядя на подступающую толпу, выставив вперёд штыки, замер патруль германских солдат. Сержант поднял руку и приказал толпе остановиться.
        - Разойдитесь по домам! Не то я вынужден буду отдать приказ открыть огонь! - громко выкрикнул он.
        Но толпа подходила всё ближе. Впереди шёл несчастный отец, неся на руках истерзанное тело дочери. Уже тысячное людское море требовало выдать убийцу-пастора.
        Солдаты растерялись. Минутная заминка привела к тому, что ученики школы кунг-фу разоружили солдат и толкнули их в возмущённую толпу.
        Сначала их шпыняли и толкали, затем стали бить руками, а тех, кто упал, - топтать. Не понимая, почему впереди начали бить солдат, каждый участник шествия старался дотянуться до несчастных, чтобы щипнуть, толкнуть или ударить их. Из десяти немецких солдат из толпы удалось вырваться двоим.
        Избитые и ободранные, прикрываясь от озверевшей толпы руками, они бросились в сторону китайских казарм. Остальные семеро вместе с сержантом остались лежать на земле, растерзанные и растоптанные.
        Вслед убегающим солдатам кайзера летели камни, навоз и оскорбительные выкрики. Толпа снесла ограду храма, завалила ворота и окружила костёл. По распоряжению настоятеля служки закрыли тяжёлые дубовые двери на запоры.
        Лодочник Фэнг подошёл к крыльцу и положил тело погибшей дочери у самых дверей. Кто-то из толпы крикнул:
        - Сжечь исчадье ада!
        - Вместе с домом и прислужниками! - подхватила толпа.
        - Сжечь Белого Дьявола!
        - Сжечь Ягунцзы!
        - Сжечь! Сжечь!
        Десятки человек бросились разбирать хозяйственные постройки храмового подворья. Вокруг костёла начала стремительно расти куча деревянного хлама.
        Кто-то бросил факел, и маленький, робкий огонёк, будто примериваясь, осторожно лизнул сухое дерево. Огонь зацепился за сухую доску и уже по ней побежал по кострищу. Через несколько минут длинные языки пламени вырвались из его глубины, взметнулись вверх и, выбрасывая снопы искр, набросились на деревянные двери храма.
        А люди тащили и тащили палки, доски, брёвна и обкладывали ими горящее здание со всех сторон. В окна полетели горшки с маслом.
        Вскоре огонь ревел не только вокруг, но и внутри здания. Сквозь разбитые стёкла оконных витражей было видно, как в огне мечутся оказавшиеся в огненной западне люди. Среди них мелькала и белая сутана настоятеля.
        Китайские католики, жившие вне подворья храма, увидев над его крышей огонь, бросились на помощь.
        Но возле костёла их ловили и тащили к ревущему пожарищу.
        От них требовали публичного отречения от веры в распятого Бога. Тех, кто отрекался и плевал на горящий храм - отпускали, других, проявивших стойкость и преданность вере, - живьём бросали в огонь.
        Дубовые балки, удерживавшие свод костёла, прогорели и, выбрасывая снопы искр, рухнули вниз, и стены здания, потеряв опору, стали проседать и медленно заваливаться внутрь. Держалась лишь одна стена с чудом сохранившимся витражом. На разноцветной мозаике плясали отблески горящего здания, отчего казалось, что изображенные на витраже грешники ожили и теперь корчатся в адском пламени.
        Придавленный упавшей пылающей балкой святоша, предавший своего Бога, лежал прямо напротив чудом уцелевшего витража. Страшные ожоги покрывали его тело, а кожа лица шипела и пузырилась от жара горящего рядом с головой распятия. Настоятель был в сознании. Сломанные рёбра и тяжесть придавившей его балки не давали пошевелиться. Извращенец пытался отвернуть лицо от близкого огня, чувствуя, что его глаза вот-вот закипят, но сил не было даже на это. Он попытался обратиться к Всевышнему, но потрескавшиеся губы спеклись и не могли прошептать слова последнего покаяния. Он хотел прочесть молитву про себя, но в голове, заполняя всё его сознание, вдруг грозно зазвучали слова:
        Я ИЗВЛЕКУ ИЗ СРЕДЫ ТВОЕЙ ОГОНЬ, КОТОРЫЙ ПОЖРЁТ ТЕБЯ; И Я ПРЕВРАЩУ ТЕБЯ В ПЕПЕЛ НА ЗЕМЛЕ ПЕРЕД ГЛАЗАМИ ВСЕХ ВИДЯЩИХ ТЕБЯ, ВСЕ ЗНАВШИЕ ТЕБЯ СРЕДИ НАРОДОВ ИЗУМЯТСЯ О ТЕБЕ; ТЫ СДЕЛАЕШЬСЯ УЖАСОМ; И НЕ БУДЕТ ТЕБЯ ВО ВЕКИ[21 - Слова из Ветхого Завета (Иез. 28:18 - 19).].
        Ужас и понимание неотвратимости наказания застыли в глазах настоятеля. Острая боль пронзила его, паралич сковал ставшее вдруг непослушным тело. Кожа на руках и ногах вздулась волдырями и начала лопаться, принося ему невыносимые страдания.
        Так он и сгорел, до последнего мига оставаясь в сознании, вынужденный смотреть на витраж с изображением сюжета наказания грешников в аду, ставший для него пророческим.
        Местный китайский гарнизон не рискнул связываться с разъярённой толпой и забаррикадировался в казармах. Зато командир взвода германских солдат, расквартированных во взбунтовавшемся городке, оказался неробкого десятка и, подняв в ружьё всех, кого смог, бросился на помощь пропавшему патрулю.
        Завидев иностранных солдат, бунтовщики двинулись навстречу, но дружный залп карабинов заставил опьяневшую от крови и безнаказанности толпу остановиться.
        За первым прозвучал второй залп - появились убитые и раненые.
        Растерянная, не ожидавшая быстрой и жестокой расправы толпа прыснула в стороны. Давя и сбивая с ног друг друга, люди в панике бежали прочь, а построенный в каре взвод германских солдат, деловито перезарядив оружие, мерной поступью двинулся к дымящимся останкам костёла. Через каждые десять шагов он останавливался и производил новый залп.
        Горожане, оставив на земле десяток мёртвых тел, попрятались во дворах и переулках, но возле пепелища храма ещё шумела толпа. Здесь не предпринимали в отношении германцев никаких враждебных действий, а лишь наперебой кричали о преступлении пастора. Но германский офицер увидел у изгороди храмового подворья истерзанные тела бойцов пропавшего патруля.
        Прозвучала короткая, лающая команда, и взвод, дружно пристегнув штыки, двинулся на толпу.
        Плоские, похожие на большие ножи немецкие штыки ударили по поджигателям. В воздухе повис крик ужаса, а безжалостная германская сталь кромсала и рубила сбившихся в кучу людей. Окованные приклады крушили черепа. В воздухе тошнотворно запахло кровью и испражнениями.
        Фэнг с ужасом смотрел на свои внутренности, вываливающиеся из распоротого штыком живота. Он пытался руками сжать страшную рану, но кишки непослушно выползали сквозь пальцы. Сделав несколько шагов, лодочник остановился и, теряя сознание, тихо осел на дорогу.
        Душа покинула уставшее, натруженное тело и, сделав прощальный круг, полетела в высокую синь неба, туда, где её ожидала маленькая Веики…
        Глава 13
        В городе продолжалась резня. За каждого погибшего германского солдата было убито не менее десятка жителей, но карательная акция не закончилась, а только набирала обороты.
        Поймав подвернувшегося под руку старика, германский офицер потребовал показать, где находится ближайшая китайская кумирня[22 - Китайская кумирня - языческое капище. Она могла быть как каменным, так и деревянным зданием, внутри которого возлежала, сидела или стояла статуя почитаемого в ней божества - кумира.]. Око - за око! Храм - за храм! - решил он и повёл солдат к капищу.
        Испуганный китаец не мог противиться страшному германскому офицеру, но решил отомстить, как мог. Он указал германским солдатам на кумирню самого могущественного и мстительного китайского божества - Гуань Ди. Не зная о вероломстве проводника, командир взвода привёл своих солдат к кумирне Бога войны[23 - Гуань Ди обычно изображался в виде огромного могучего воина с грозным, красным лицом. Считалось, что красный цвет его лица означает гнев по отношению к любой несправедливости, нарушению законов и оскорблению духов предков.].
        Каменная башня с толстыми стенами и огромная деревянная статуя китайского Бога войны вызвала у кайзеровского офицера презрительную улыбку. Он решил наказать взбунтовавшийся город, предав огню их святыню - святилище Гуань Ди. Но морёный дуб, из которого была вырезана статуя, простоявшая в этом храме более ста лет, не хотел загораться. Тогда командир взвода приказал завалить статую на пол и произвёл несколько выстрелов в её голову.
        Тяжёлые пули выбили из статуи Гуань Ди крупные щепки, но немецкая бережливость взяла верх. Не желая больше тратить дорогостоящие патроны на деревянного истукана, офицер приказал солдатам надругаться над божеством, оправившись на него всем подразделением.
        Приближались сумерки. Германцы решили не рисковать и, бросив разоренную кумирню, укрылись в казармах китайского гарнизона.
        Известие о совершённом германскими солдатами святотатстве облетело город и повергло суеверных жителей в мистический трепет. Не только горожане, но и солдаты гарнизона, поклонявшиеся Гуань Ди, были в ужасе. Все замерли в ожидании большой беды. И она не заставила себя ждать.
        Этой же ночью в город вошёл хорошо вооружёный отряд ихэтуаней.
        По всему городу начались повальные грабежи домов иноземцев. Тащили домашнюю утварь, мебель, посуду, занавески - буквально всё, что находилось в доме. Ханша лилась рекой.
        - Ура! Свобода!
        Пока ликующие граждане радовались обретённой свободе, бригада плотников восстанавливала кумирню Гуань Ди. Они по щепочкам собрали расстрелянный лик божества и установили деревянную статую на прежнее место. Богохульство иноземных солдат требовало отмщения, и предводитель ихэтуаней потребовал для Бога войны искупительной жертвы. К кумирне приволокли большой медный чан и установили у ступеней.
        Загремели ритуальные барабаны, трубно заревел храмовый рог, и десятки отрядов двинулись по улицам цепью, сгоняя к храмовой площади иностранцев. Гнали всех: мужчин, женщин, китайцев-католиков и всех, кто был замечен в бизнесе с иноземцами или помогал им.
        На площади, в оцеплении вооружённых ихэтуанями горожан, в страхе толпились десятки перепуганных насмерть людей. Грохот барабанов стал громче, зазвенели колокола. На ступени кумирни вышел жрец и неожиданно зычным голосом запел молитву. Несколько вооружённых топорами ихэтуаней стали без разбора хватать пленников.
        Несчастных ставили на колени и рубили головы, а несколько фанатично настроенных добровольцев собирали кровь казнённых в жертвенный чан.
        Над площадью повис вой, но неутомимые палачи рубили и рубили головы, не разделяя жертв на мужчин и женщин. В воздухе стоял тошнотворный запах крови, но многочисленные зрители, впав в кровавое безумство, подбадривали палачей, комментируя их ловкость после каждого удачного удара топора.
        Ревущая толпа колыхалась, словно море. Такого зрелища этот город не видел никогда. Национализм и религиозный фанатизм зашкаливали.
        На этом фоне бесчинствовали грабители. Разгорячённые парами дармовой выпивки, они врывались в богатые дома, переворачивали всё вверх дном, а разграбив имущество, тащили хозяев к кумирне как очередных жертв оскорблённого божества.
        Когда жертвенный чан наполнился, накал на площади достиг пика, и толпа была готова на любые дикие поступки. И тогда на ступени кумирни поднялся вождь ихэтуаней. Он окунул руки в чан с жертвенной кровью и омыл ею стопы статуи Гуань Ди. Толпа радостно взревела.
        Откуда-то притащили отрез красной ткани и благоговейно положили к ногам кумира. Жрец отрезал от рулона ткани длинную полосу и, поклонившись статуе Гуань Ди, двумя руками торжественно передал её вождю ихэтуаней.
        Тот принял повязку и, высоко подняв её над головой, выкрикнул:
        - Братья! Сегодня здесь, на камнях древней кумирни, я приношу клятву древним Богам! - Он оглядел притихшую толпу. - Я клянусь тебе, великий Гуань Ди! - Он сделал паузу, сурово окинул взглядом притихших соратников. - До конца своей жизни быть вашей рукой, бороться с несправедливостью, охранять традиции предков и чтить наших Богов, карать чиновников и тех, кто не оказывает должного внимания и почтения к старшим, кто оскорбляет Духов предков. В знак этой клятвы! Я! Повязываю на голову эту красную повязку, как символ гнева Неба!
        Толпа восторженно заревела. Присутствующие на площади ихэтуани по очереди потянулись к жертвенному чану. Подражая вожаку, они окунали руки в кровь, омывали ею стопы деревянного кумира и с криком «клянусь» подходили к жрецу за красной повязкой.
        На четвёртую ночь восстания командир германского отряда скрытно вывел своих солдат за пределы блокады и скорым маршем повёл их к столице провинции. Исчезновение германцев обнаружилось только утром. Вождь ихэтуаней был в ярости и отправил погоню, но догнать беглецов не удалось.
        Тем временем волнения перекинулись на соседние поселения, поглощая не только деревни и посёлки, но и небольшие города.
        Китайские гарнизоны на самостоятельные действия против бунтовщиков не решались, ожидая команды из Пекина.
        Зато отличился кайзеровский посланник барон Кеттелер. Не дожидаясь согласия китайского правительства, он отдал приказ о переброске германского военного контингента во взбунтовавшиеся провинции.
        Правительство Китая возмутилось бесцеремонностью Германии, но противиться не посмело. И в Шаньдуне началась карательная операция, цинично названная германским бароном профилактикой.
        Германские солдаты подкованным сапогом прошлись по арендованной территории. Кровавые экзекуции, расстрелы, грабёж и издевательства над населением на фоне полного бездействия китайских властей стали последней каплей в переполненной чаше ненависти к иностранцам.
        Терпение народа лопнуло. Китай, так долго молчавший и покорявшийся, перестал быть мёртвым телом…
        Народное восстание, вспыхнув в небольшом китайском городке, стало распространяться со скоростью лесного пожара, и скоро, вместе с Шаньдуном, полыхнуло в соседней провинции Чжили. Разрушалось всё некитайское: телеграфные столбы, железнодорожные пути и станции, иностранные учреждения и жилища их владельцев. Священники и купцы подвергались надругательствам, грабежам и убийствам. Всех пойманных христиан зверски казнили. Восстание снежным комом катилось к столице Поднебесной.
        Глава 14
        Великая вдовствующая императрица, сосредоточившая в своих руках всю верховную власть в Поднебесной, задумчиво прогуливалась по вечнозелёному саду императорского дворца. Она любила этот тисовый парк. Огромные стволы реликтовых деревьев безмолвными часовыми выстроились вдоль бесконечно длинных дорожек, отсыпанных крошкой мелко дроблёного красного гранита.
        Вдохнув хвойный аромат, источаемый могучими тисами, Ци Си вернулась к своим размышлениям.
        Сегодня от бунтовщиков приезжали переговорщики. Ещё неделю назад она приказала бы их колесовать, но сегодня… Сегодня у стен столицы её империи стояла стотысячная армия озлобленных оборванцев. Поэтому она не только приняла их вожаков, но и вынуждена была поощрительно улыбаться, особенно, когда бунтовщики гневно высказывались в отношении иноземцев.
        История, связанная с какой-то там девчонкой в городке Юй, её совершенно не заботила. Но вот то, что убийцей девчонки оказался германский миссионер, для её планов подходило как нельзя лучше. Заурядная криминальная история получала совершенно другую окраску. Если раньше основным лозунгом бунтующих ихэтуаней было свержение правящей династии, то после этой встречи акцент требований восставших сместился. Поддержанная императрицей негодующая толпа бунтовщиков направила свою ярость на иностранных миссионеров и коммерсантов.
        Ци Си поддержала возмущение народа и разразилась гневной речью, в которой клеймила иноземцев, попрание китайских традиций, оскорбление древних Богов и Духов.
        - Изгнание из Китая всех чужестранцев - истинная цель, к которой должен стремиться каждый сын Поднебесной! - с горящим взором обратилась она к вожакам восставших. - Я объявляю войну всему иноземному! Пусть каждый приложит все усилия, чтобы защитить свой дом и могилы предков от грязных рук чужеземцев! Донесите эти слова до каждого в наших владениях!
        Вожди ихэтуаней, пришедшие к ней с требованием отречения от власти, опешили. Оказалось, что их императрица не только горячо разделяет их негодование и ненависть ко всему иностранному, но и готова поддержать восставших. Прямо при переговорщиках она подписала указ правительственным войскам выступить на стороне восставших. Ихэтуани, очарованные харизмой богдыханши[24 - Богдыханша - один из царственных титулов Ци Си. Поскольку предки маньчжурских правителей Поднебесной были потомками чжурчжэней, а те имели монгольские корни, то императрицу Ци Си часто называли богдыханшей. Богдыхан в переводе с монгольского - священный государь.], почтительно удалились.
        Ци Си самодовольно ухмыльнулась.
        Я уже тридцать пять лет правлю Поднебесной, пережила трёх императоров, подавила несколько заговоров, а какие-то оборванцы хотели меня взять на испуг. Поживите с моё, а там поглядим.
        Её мысли переключились на попавшего в немилость последнего правителя Поднебесной. Ну чего ему не хватало? Молодость, любимая жена, наложницы, власть. Так нет! Реформы ему подавай! Заговор против меня решил устроить! Гадёныш! Я его на трон посадила, а он, неблагодарный… Что за молодёжь пошла? Привыкли на всё готовое, а чуть что не так - в кусты! Это мне всего пришлось добиваться самой…
        Она вспомнила, как её, семнадцатилетнюю девчонку, повезли на императорские смотрины, которые были обязаны проходить все девушки из древних родов, без исключения.
        Родители Ци Си хоть и были знатны, но не входили в первую сотню дворян империи, а желая ей личного счастья, не стремились отдавать дочь в наложницы императору.
        Желание любыми путями приблизиться к владыке Поднебесной вело к тому, что задолго до начала самого конкурса между семьями сановников, у которых дочери достигали требуемого возраста, затевались нешуточные баталии и интриги. Семья Ци Си в этом участия не принимала и была удивлена выбором императорского евнуха. Но получилось то, что получилось, и, вытирая слёзы, она переехала в запретный город.
        Поняв, что девичьи грёзы - «выйти замуж по любви» - остались несбыточными мечтами, Ци Си решила устраивать свою судьбу исходя из сложившихся обстоятельств.
        Для начала она решила изменить свой статус среди других наложниц. При зачислении в гарем она получила самый низкий пятый ранг - гуйжень. И звали её теперь не Ци Си, а только родовым именем Ехэнара. Вроде и верно, но в частом употреблении звучало как кличка[25 - Родовое имя в Китае соответствовало фамилии. Обращение к девушке только по фамилии во все времена считалось пренебрежением, а в некоторых случаях могло рассматриваться и как оскорбление.].
        Наложницам платили жалование, которое они могли тратить по своему усмотрению. Одни отправляли его родным, другие покупали украшения и наряды, некоторые нанимали себе дополнительную прислугу или даже снимали в гареме отдельные апартаменты. На эти деньги можно было приглашать всевозможных учителей. Жалованье было приличным даже у наложниц самого низшего ранга, к тому же у них было достаточно свободного времени. В их распоряжении были всевозможные массажи, бани, парикмахеры и обширная библиотека.
        А Ехэнара решила повысить уровень знаний в эротической сфере. Перелистав в гаремной библиотеке огромное количество репродукций и изданий на эту тему, она случайно наткнулась на перевод книги французского дворянина маркиза де Сада. Книга датировалась прошлым веком и называлась «Философия в будуаре, или Безнравственные учителя»[26 - Маркиз де Сад (Донасьен Альфонс Франсуа де Сад, 1740 - 1814) - одна из самых скандальных персон в мировой истории; французский аристократ, политик, писатель и философ. Произведение «Философия в будуаре, или Безнравственные учителя» было написано им в конце аосемнадцатого века.]. Из сочинения маркиза она узнала столько фривольного, что даже от чтения книги краснела от неловкости. Проштудировав произведение французского шалуна несколько раз, она решила при первой же встрече с императором закрепить, так сказать, материал.
        Вторым своим козырем она решила сделать Конфуция, точнее, его философию. Зная о пристрастии императора Сяньфэна к трактатам древнего китайского философа, она углубилась в изучение вопроса.
        Надо отметить, что само учение действительно было не только интересным, но и поучительным, на его принципах строилась вся система управления империей.
        Ци Си вдруг поняла, чем она может отличаться от других наложниц, которых, в принципе, кроме подготовки себя к удовлетворению похоти императора, ничего не занимало.
        Попавшие в наложницы девушки понимали, что теперь это их судьба, и выход из Запретного Города возможен только вверх, то есть в Высокое Синее Небо, как иносказательно называли во дворце уход к предкам, поэтому девушки старались жить исключительно в своё удовольствие. Но при этом каждая хотела понравиться императору. Добиться его расположения означало повысить свой статус среди других наложниц, а для этого мало быть просто умницей и красавицей. Век наложницы недолог, появляются более молодые и симпатичные. Так что конкуренции хватало.
        Ехэнара, изучив работы Конфуция от корки до корки, начала готовить себя к встрече с повелителем.
        В тот вечер она провела «разведку боем», пытаясь разобраться в сексуальных предпочтениях императора. Оказалось, что он не очень избалован и предпочитает пользовать наложниц в миссионерской позе. Отстояв на четвереньках «прелюдию», она дождалась, когда притомившийся Сяньфэн откинется на перине, и подползла к нему.
        Ци Си хихикнула, вспомнив выражение лица Сяньфэна, когда она целиком заглотила его достоинство. Он боялся шевельнуться, опасаясь, что нечаянно может стать евнухом, а может, просто не хотел вспугнуть неожиданный сюрприз. В общем, она оторвалась «на всю катушку». Де Сад гордился бы своей почитательницей.
        Такого бесстыдного, разнузданного, но чертовски приятного вечера у императора ещё не было. Он извергал семя несколько раз, и, казалось, уже ничто не сможет вернуть твёрдость его «намерениям», но она удивительным образом снова и снова возвращала мужскую силу тому, кто обычно в это время уже мирно почивал.
        Когда она уходила, то с сожалением прошептала ему в ухо:
        - Жаль, что нам не хватило времени поговорить о постулатах великого Конфуция. Между его философией и любовью много общего.
        Наложницу унесли[27 - Наложницу к императору заносил на плече специальный евнух. Всё время соития он находился в опочивальне и после завершения процесса уносил её. Из семи ночей в неделе пять из них принадлежали наложницам и только одна - императрице. Седьмая ночь была отдыхом.], а император ещё долго лежал на широком ложе, раскинув руки, и глупо улыбался - так его ещё никто не ублажал.
        - Эй! Кто ты там? - крикнул он, приподнявшись на подушках.
        - Да, господин, - услужливо согнулся в поклоне евнух.
        - Завтра я хочу побеседовать с этой наложницей в чайной беседке.
        - Будет исполнено, господин.
        - Как давно она во дворце?
        - Второй год.
        - А какой ранг?
        - Как у всех новичков - пятый.
        - С сегодняшнего дня - четвёртый. И отправь ей от меня какое-нибудь украшение.
        - Нефрит? Яшма? Золото?
        - Нефрит в золотой оправе.
        - Будет исполнено, господин, - поклонился евнух и неслышно растворился за дверью.
        Ехэнара возвращалась к себе победительницей. Теперь она знала дорогу к трону. Ещё через три месяца её возвели в третий ранг.
        Глава 15
        Советы из книги развратного француза работали безотказно, да и собственной фантазии у юной соблазнительницы хватало.
        Теперь её уважительно звали по имени, и даже заносчивые императорские евнухи при встрече в коридорах дворца уступали ей дорогу. Император всё чаще стал приглашать её к себе. Днём они беседовали о философии, а ночью он, будто юноша, отбросив приличия, занимался с ней безудержным, распущенным сексом.
        Обратив на себя внимание императора как на умелую любовницу, Ци Си решила двинуться дальше и показать Сяньфэну, что может быть полезна ему и в делах управления двором.
        Император возиться с бумагами не любил и переложил эти обязанности на сановников Высшего Совета Империи. И Ци Си стала искать возможность засветиться перед императором и в этой сфере.
        Как-то, узнав от евнуха первого министра о сути доклада, который тот готовил для императора, она за чаем высказала Сяньфэну свои суждения о ситуации в стране.
        Император пропустил её слова мимо ушей, но каково было его удивление, когда этим же вечером он услышал то же самое от своего главного чиновника. Причём тот говорил о важности и безотлагательности вопроса. Сварливый и склочный характер министра был хорошо известен, так что заподозрить его в сговоре с Ци Си было невозможно. Сяньфэн стал присматриваться к наложнице и решил провести эксперимент, доверив ей разбирать поступающую для него корреспонденцию.
        Фаворитка решила не изобретать велосипеда и воспользоваться опытом того, кто занимался этими делами много лет. Не став экономить на мелочах, она поднесла императорскому евнуху-секретарю роскошный подарок. За вручением презента от неё последовало предложение стать её советником и помощником. Слуга, который в глазах императора был не более чем пыль под ногами, вдруг почувствовал свою нужность и значимость, а дополнительное жалование, которое предложила ему Ци Си, окончательно решило вопрос в пользу шустрой наложницы.
        Евнух ввёл её в курс дел, указал на особенности работы с корреспонденцией и взял на себя бoльшую часть рутинной работы. Она же из массы проходивших теперь через неё бумаг стала отбирать ту информацию, которая могла показать её перед императором в выгодном свете.
        Пользуясь дружбой с императорским секретарем, она очень скоро стала разбираться в местных интригах и, пользуясь проходящей через неё информацией, манипулировать членами Высшего Совета Империи. Она исподволь оказывала помощь выбранному сановнику, а потом через императорского секретаря «по огромному секрету» доводила до него, благодаря кому его дело было решено положительно.
        К Ци Си потянулся приятно позвякивающий поток благодарностей, но деньги не были её целью, и подношения тут же направлялись на увеличение числа друзей среди других информированных евнухов дворца.
        Прошло совсем немного времени, и император заметил, что огромный ворох ежедневных деловых бумаг, который его безмерно раздражал и утомлял, существенно уменьшился. Он поинтересовался у секретаря, чтo происходит, и с удивлением узнал, что большую часть корреспонденции умница Ци Си перенаправляет по тематике, то есть по министерствам, а сама решает оставшиеся небольшие или текущие вопросы.
        Сяньфэн стал расспрашивать дворцовых сановников о новой помощнице и обнаружил, что все они поголовно дают о его фаворитке положительные отзывы. Император заинтересовался и решил усложнить эксперимент, передав в подчинение Ци Си всех евнухов своей канцелярии, сгрузив на неё текущие дела двора.
        Влияние Ци Си во дворце стремительно росло. Теперь ни одна бумажка не могла без её одобрения попасть на стол к императору, а её дружбы стали искать самые влиятельные сановники Поднебесной. Но ей хотелось большего.
        И она нацелилась на третий шаг на пути к трону: налаживание дружеских отношений с Ци Ань - женой императора.
        Ци Ань была замужем за Сяньфэном почти шестнадцать лет и когда-то была первой красавицей империи. Но безжалостное время наложило свой отпечаток. Ци Ань ещё оставалась привлекательной, но это уже была не та лёгкая и жизнерадостная девушка, в которую когда-то без памяти влюбился император. Она превратилась во взрослую, всё ещё красивую, но печальную увядающую женщину.
        Сяньфэн, как и прежде, приглашал её в свою опочивальню, но супружеские обязанности исполнял «на скорую руку». Новые наложницы были на десять-пятнадцать лет моложе её, и она с грустью понимала, что её время безвозвратно ушло, и эта мысль наводила на неё такую тоску, что хотелось наложить на себя руки. Вот если бы она смогла родить императору сына!
        Ци Ань искренне любила мужа и хотела подарить ему ребёнка, но все попытки оканчивались пустыми хлопотами. Виня во всём себя, она стала нелюдимой и замкнутой. Знакомство с Ци Си круто изменило многое.
        Благодаря появлению новой подруги, Ци Ань, привыкшая к тихой и размеренной жизни, была буквально захвачена вихрем новых и интересных событий. Весёлая, энергичная, добрая и такая понимающая Ци Си быстро нашла путь к сердцу императрицы. По природе открытая, немного наивная Ци Ань с радостью приняла дружбу фаворитки мужа, и теперь их часто видели вместе.
        Императору понравилось, что его любимая жена подружилась с Ци Си, и всячески поощрял их отношения. Ци Ань вновь обрела интерес к жизни, а расчётливая Ци Си ещё на шаг приблизилась к своей цели.
        Следующей ступенькой к власти было создание собственной армии преданных и надежных помощников. Но где их взять в переполненном интригами дворце? А она такую армию нашла. Точнее, создала сама из евнухов-слуг, незаменимых и всегда незаметных. Как тени они скользили по Запретному Городу и были в курсе всех происходящих вокруг событий.
        Слуги, к которым окружающие относились как пустому месту, мнение и интересы которых никого не заботили, вдруг обрели в её лице доброго товарища и справедливого начальника.
        Добрая улыбка, похвала за дело и упрёк за промах, небольшие подарки в конце каждого месяца сделали её любимицей в их среде. Теперь все, даже самые потаённые уголки Запретного Города были под её контролем.
        Понимая, что гарем императора сравним с серпентарием и другим наложницам не может нравиться её стремительный взлёт, она решила взять несколько уроков по распознаванию ядов. И скоро эти знания ей пригодились.
        Однажды, расположившись вместе с Ци Ань в чайном домике, они за дружеской беседой решили выпить чаю. Ци Си обратила внимание на необычное поведение чайной служанки и забрала у Ци Ань только что налитую ей пиалу. Служанка растерялась, но Ци Си заставила её выпить налитый чай.
        Та обречённо вскрикнула и выпила содержимое пиалы до дна. Через мгновение она закатила глаза, забилась в судорогах и, схватившись за живот, замертво рухнула на пол. Сомнений не было, налицо были все признаки отравления. Тут же вызвали врача, который подтвердил подозрения Ци Си - на императрицу покушались.
        После этого случая Ци Ань и Ци Си стали подругами «не разлей вода», а император проникся к любимой наложнице ещё бoльшим доверием, искренне полагая, что наложница спасла жизнь его жене.
        Хм… Хотя, возможно, именно так оно и было.
        Глава 16
        Шло время, император регулярно исполнял супружеский долг, но… Наконец, оставив попытки обзавестись наследником от Ци Ань, он завёл с ней разговор.
        Сяньфэн с теплотой и уважением относился к супруге, но вопрос престолонаследия был государственным вопросом, поэтому он предложил ей самой выбрать наложницу, которая родит ему наследника.
        Выбор императрицы был предсказуем - она выбрала подругу. После этого Ци Си перевели во второй ранг, что означало - вторая после императрицы.
        Ци Си оказалась в шаге от своей цели. Стать матерью наследника престола - именно это могло возвести её на вершину власти. И она приступила к осуществлению своей мечты с присущей ей энергией. Она использовала всё умение, обаяние и изобретательность в попытке забеременеть.
        Никогда ещё Сяньфэн не проводил столько времени в будуаре, но результат был отрицательным. Ситуация могла перерасти в разочарование императора, чего она никак не могла допустить. И тогда она решилась обратиться к знакомому аптекарю. Она рассказала ему о бесплодии Ци Ань и о своих неудачных попытках забеременеть.
        Многоопытный аптекарь предположил, что всё дело совсем не в Ци Ань или Ци Си, ведь бесплодным мог быть их партнёр. Одно предположение, что Сын Неба может быть бесплоден, являлось кощунством. Обладать такой информацией означало подвергать себя смертельной опасности.
        Теперь понятно, почему личный врач императора столько лет молчал, поняла Ци Си. Сумасшедшая идея мелькнула в её хорошенькой голове, и она с сожалением поглядела на старого аптекаря. Оставлять в живых свидетеля, который мог догадаться о её планах, было неразумно.
        Вечером, возвращаясь домой, аптекарь оступился и сломал себе шею. По странному совпадению, в эти же дни скоропостижно скончался и личный врач Сяньфэна.
        После их гибели Ци Си выписала из отеческого дома молоденькую служанку Чу Ин и поселила её в отдельном доме, запретив общаться со всеми, кроме себя. Зачем ей понадобился этот домик и почему в нём одиноко проживала служанка, было неизвестно. Да и кого могла интересовать какая-то прислуга?
        Через некоторое время Ци Си объявила императору, что она беременна. Радости Сяньфэна не было предела.
        Скоро Ци Си «родила» мальчика, а верная служанка Чу Ин тихо исчезла. Через несколько дней в мутных водах императорского канала обнаружили тело недавно родившей молодой женщины со следами удавки на шее.
        Появились слухи, что мальчика родила не Ци Си, а её служанка. Но слухи быстро угасли. Никто не хотел связываться с Ци Си, которая после рождения ребёнка получила статус матери наследника и в своём влиянии на императора стала совершенно недосягаема.
        Счастливый император предался веселью, а свои обязанности по управлению страной возложил на Ци Си.
        Ци Ань, как первая жена императора, взяла на себя опеку и заботу о малыше, а Ци Си стала фактической правительницей Поднебесной.
        Глава 17
        После смерти Сяньфэна политическая власть оказалась поделена между Ци Си и Ци Ань. Да как поделена? Ци Си управляла империей, а Ци Ань целыми днями возилась с маленьким наследником, не доверяя его многочисленным нянькам. Малыш пробудил в ней чувство материнства, которое полностью захватило её, и на маленького императора обрушилась вся нерастраченная любовь и нежность стареющей императрицы.
        Интересно, если бы она узнала, что возится и зацеловывает сына безродной служанки и случайного солдата, то продолжила бы свои сюсюканья? - усмехалась Ци Си.
        Возиться с безродным пацаном она брезговала и полностью передоверила малыша заботам Ци Ань. Зато у неё появилось время на личную жизнь.
        - Ох, и дала я жару, - улыбнулась своим воспоминаниям богдыханша.
        Она вспомнила, как, будучи молоденькой девчушкой, по уши влюбилась в соседского юношу по имени Жунлу. Их отцы дружили, поэтому они с Жунлу проводили много времени вместе.
        Воспоминания юности теплом всколыхнули сердце…
        Он катал её на маленьком пони и называл «моя маленькая орхидея».
        Дети росли, их чувства перешли ту почти невидимую грань, отделяющую детскую привязанность и юношескую влюблённость. Их тянуло друг к другу.
        Они стали убегать в глубину сада, где вдалеке от чужих глаз, смущаясь и краснея, неумело целовались. Когда ему исполнилось тринадцать, они в первый раз испытали интимную близость.
        Ци Си улыбнулась. Он так забавно смущался и путался, пытаясь снять с неё одежду, что ей пришлось всё взять в свои руки. Дальше всё произошло так быстро, что ни она, ни он ничего толком не поняли. Лишь пылающие щёки и томление в груди говорили о новом, пугающем и одновременно сладком чувстве.
        Теперь у них появилась общая тайна, это смущало и будоражило, от чего становилось томно и волнительно. Их секрет дал начало новому, до этого незнакомому потоку чувств, который захватил и вихрем закружил голову.
        Теперь, когда они встречались, то переглядывались особыми тайными взглядами, даже случайное касание рук приводило в трепет, а робкие поцелуи в кустах старого парка сбивали дыхание, от чего внизу живота становилось жарко и предательски влажно.
        После первой близости они стали считать себя совершенно взрослыми и при первой возможности целовали и трогали друг друга везде.
        Она подшучивала над его подозрительно выпирающим сквозь штаны «желанием», а он в отместку прижимал её в беседке и тискал небольшую набухшую грудь. Часто, раззадорившись, он запускал руку и ниже. Она делала вид, что сопротивляется, даже дуется. А сама, незаметно раздвигала ноги, чтобы пустить его куда нельзя и, зажав его ладонь бедрами, ощутить истому и разливающееся по всему телу наслаждение.
        В подростковых играх пролетело лето.
        Жунлу уехал на учёбу, а её повезли на ежегодные императорские смотрины, где родители девочек-подростков из древних маньчжурских родов обязывались законом регистрировать своих дочерей.
        Она разыскала и забрала в Запретный Город свою первую любовь Жунлу и обрушила на него нерастраченную любовь. Она днями не выпускала его из постели, отлюбив за все пропущенные годы.
        Дворцовый люд догадывался, что появившийся в свите Ци Си статный красавец - её фаворит, но, зная взрывной и мстительный характер богдыханши, обсуждать её личную жизнь никто не смел. А ей было наплевать. Да и кто мог её судить? Её - властительницу Поднебесной!
        Вот тогда-то они с Жунлу ребёночка и нагуляли.
        Когда Ци Си поняла, что беременна, сначала растерялась, но, успокоившись, твёрдо решила, что будет рожать. И родит обязательно сына, и никак иначе. А когда он подрастёт, посадит его на трон.
        Всё получилось так, как она задумала.
        Ци Си нахмурилась. Столько сил положила на то, чтобы сделать Гуаньсюня императором, а он вон как отблагодарил. Хотя в этом его трудно винить, он ведь не знает, что я ему не тётка, а родная мать.
        Там ведь какая история вышла.
        Когда Ци Си понесла, она стала всячески уклоняться от встреч с Ци Ань. Сказывалась то больной, то занятой. И ведь почти удалось…
        - Не надо было ей ко мне без предупреждения вваливаться, - с сожалением вздохнула Ци Си. - Я тогда только родила, была ещё не в себе. Лежу, голова ничего не соображает. Ребенок кричит, повитуха его в ткань заворачивает, послед в тазу плавает. А тут Ци Ань… Остановилась в дверях, глазами хлопает, смотрит то на меня, то на новорождённого. Сейчас я бы её пожалела, уговорила, а тогда… Пришлось угостить рисовым печеньем с мышьяком. До сих пор жалко! Единственная настоящая подруга была.
        Следы незаконного рождения ребёнка пришлось срочно заметать.
        Новорождённого малыша она отправила к сестре, убедив признать его своим сыном. Взамен пообещала возвести мальчишку на трон, а сестру объявить матерью императора.
        Дальше она правила Поднебесной одна. За тяжёлый характер и крутой нрав её всё чаще стали называть не императрицей, а богдыханшей.
        Так длилось до тех пор, пока сынок удавленной по её приказу служанки Чу Ин, император Тунчжи, не достиг совершеннолетия[28 - Совершеннолетие в Китае наступало в семнадцать лет.].
        Юный император всегда недолюбливал богдыханшу, а после смерти Ци Ань вообще с катушек слетел. Но Ци Си к выходкам подростка относилась с полным безразличием. Она уже решила его судьбу. Да и что тут было решать? Не оставлять же трон Поднебесной безродному мальчишке.
        Регентша приставила к нему преданного ей человека и полностью устранилась от личного общения. Предоставленный себе подросток пустился «во все тяжкие».
        - Что значит - порченная кровь, - вспомнив о Тунчжи, презрительно скривилась Ци Си. - Раскопал в библиотеке греческие трактаты, начитался всякого непотребства и решил, как царь Александр из Македонии, посвятить себя мужской любви. Впал в такое распутство, что сказать стыдно. Пыталась его урезонить, но какое там! Озлобившийся мальчишка! Питает он, видишь ли, страсть к сексуальным оргиям! В результате насобирал себе такой букет венерических заболеваний, специально захочешь найти - не получится.
        И ведь что придумал?
        Стал убегать из Запретного Города в самые отвратительные притоны. Там нашел себе друзей-содомитов, с ними пристрастился к разнузданным оргиям, познал все мыслимые и немыслимые сексуальные извращения на практике - стыдобище и позор! Весь двор знал о распущенном поведении Тунчжи, а некоторые, тихо злорадствуя, даже потакали. Еле дождалась его семнадцатилетия.
        Дальше всё пошло по давно задуманному плану. Евнух, прислуживающий императору за обедом, вытер ему жирные губы влажной салфеткой, пропитанной гнойниками больного оспой. Тунчжи ничего не заметил. А потом, когда придворный врач объявил ему о болезни, - страшно возгордился тем, что заразился именно оспой, и даже опубликовал обращение к своим подданным[29 - В то время среди правителей разных стран считалось, что переболеть оспой - знак Божий. Что так Бог отмечает своих любимцев.].
        - Как там у него было: «Мне несказанно повезло в этом месяце заразиться оспой». Глупец! Хотя, если верить древним поверьям, человек, переболевший оспой, считался отмеченным Богами. А Богам помочь не грех, - усмехнулась Ци Си.
        Через неделю Тунчжи тихо скончался. Придворный лекарь сообщил, что его организм, ослабленный венерическими заболеваниями, не справился с оспой. Путь к трону для кровного сына Ци Си был свободен.
        Через два месяца, по окончании траурных церемоний, связанных с кончиной Тунчжи, Ци Си «продавила» Высший Совет Империи и объявила императором своего «племянника». Мальчик стал императором, получив при вступлении на трон имя-девиз Гуансюй, а Ци Си в очередной раз заняла пост регента.
        Десять лет пролетели как один день. Сынок подрос. В отличие от почившего Тунчжи, для образования и воспитания Гуансюя пригласили лучших учителей, философов, монахов и учёных.
        Когда ему исполнилось девятнадцать лет, Ци Си передала ему управление империей и удалилась в Летний Дворец.
        Многолетняя борьба за власть утомила её, и она решила пожить для себя. Но кипучая натура требовала применения, и она нашла себе занятие.
        Ци Си решила перестроить дворец.
        Сын поначалу приезжал, советовался, потом стал мать забывать, обрастать собственными советчиками. Пригрел змею Кан Ювэя[30 - Кан Ювэй (1858 - 1927) - китайский философ и реформатор эпохи Цин. Возглавлял движение за реформы 1898 года, поддержанные императором Гуансюем.], который уговорил его затеять в стране реформы. Да ещё за сто дней. Захотел, видишь ли, повторить успех Японии. Только где его Япония с её крошечной территорией, и где Поднебесная.
        Государственные сановники и знатные мандарины стали засыпать жалобами на реформы и засилье иностранцев.
        Не скрою, принимала, выслушивала, а Гуансюй решил, что я против него заговор готовлю. Дурачок. Решил меня арестовать. Пришлось его самого изолировать. Ничего, пускай под замком посидит, пока я с его реформами и иноземцами разберусь. Его реформаторов тоже арестовала. Всех, кроме Кан Ювэя. Этому удалось сбежать. Уже потом узнала, что его укрыл у себя японский посол. Зато тех, кого удалось поймать, на допросах послушала. От того, что удалось узнать, на голове волосы встали дыбом. Оказывается, за реформами стоял микадо и его союзники: Британия и Германия. Теперь не обессудьте - разбудили китайского дракона.
        Для начала я вас с ихэтуанями стравлю. А когда вы перережете друг друга, тогда поговорим. Бунтовщиков - под топор, а от иноземцев откуплюсь - не впервой!
        А пока? У сестры подрос второй сынок, Данчу - следующий претендент на престол. В наставниках у него числится командующий сухопутными войсками Китая генерал Дун Фусян. Этот давно и люто ненавидит иноземцев. Вот пусть они на пару и поддержат ихэтуаней. Потом, когда все закончится, обвиню их в самоуправстве и превышении полномочий.
        Теперь ихэтуани. Этих нужно призвать к проявлению максимальной жестокости, пусть иноземцы содрогнутся от ужаса и бегут из Поднебесной.
        И крови, больше крови! Моя империя должна быть очищена кровью! О! Хороший лозунг! Пусть он станет главным лозунгом восстания.
        На следующий день был оглашён высочайший указ: «Пришло время следовать по старому и испытанному пути предков! Помоги нам, Божество Юй Хуань! Повинуйтесь и следуйте его наставлениям! Смерть иностранцам!»
        Богдыханша уже не вела позорных переговоров с бунтовщиками, она управляла ими. Восторженная толпа восставших отказалась от антиправительственных лозунгов и устремилась выполнять приказ коварной правительницы.
        Глава 18
        Когда на канале появились большие железные лодки, Мао остался без работы. Голодные дети и тоскливые глаза жены заставили его обратиться за помощью к настоятелю католического храма Наньта. Тот выслушал сбивчивую просьбу лодочника и предложил работу. Теперь Мао развозил письма в христианские миссии, разбросанные по всей провинции. А пару раз даже гонял лодку до самого Тяньцзиня. Аббат честно платил за работу, кроме того, устроил его детей в монастырскую школу. Семейство Мао было счастливо. Они нашли в обители не только путь к спасению души, но и надежду на будущее детей.
        Храм Наньта выглядел как настоящая крепость. Его здание и высокая ограда, сложенные из огромных кусков природного камня, высокие прочные ворота, обитые полосами толстого железа, смотрелись солидно и неприступно. Стены окружал широкий ров, а высокая башня обеспечивала хороший обзор. Недалеко от храма располагалась небольшая площадь, вокруг которой теснились всевозможные лавочки и магазинчики. За ней начинался купеческий квартал, состоящий из целой улицы двухэтажных домов. Они принадлежали китайским купцам, разбогатевшим на совместном бизнесе с иностранцами. Некоторые из этих домов снимали европейцы.
        Поднявшийся на башню звонарь увидел на площади бурлящую толпу с факелами. Среди неё выделялись люди в красных повязках, размахивающие копьями и самодельными мечами. Вот толпа взревела и двинулась в сторону купеческого квартала, по пути круша и поджигая дома китайских католиков. Жадные языки пламени пожирали одну фанзу за другой. Во дворах горящих домов метались их хозяева, пытаясь остановить поджигателей и потушить пожар. Но толпа бросалась на них с палками.
        С каждым новым подожжённым домом толпа стервенела. Улицу заволокло едким дымом, сквозь который грязно-серой лентой ползла обезумевшая людская масса, сея вокруг огонь и смерть.
        Слухи о бесчинствах ихэтуаней давно ходили по округе, но казались чем-то далёким и нереальным. Но сегодня беда докатилась до Пекина.
        Звонарь ударил в набат. Жители соседних кварталов схватили детей на руки и бросились к храму. Те, кто не успел, попали в руки поджигателей. Радостный звериный рёв сотряс воздух. Нескончаемый поток беженцев быстро заполнил территорию христианского храма. Прибежали и монахини из местной католической школы. Они, как заботливые утки, суетливо гнали перед собой два десятка малолетних учеников. Дети громко ревели и размазывали слезы по чумазым мордашкам. Наконец последняя монахиня с малышом на руках ввалилась во внутренний двор и, тяжело дыша, опустилась на землю. Служки затворили массивные ворота и заложили их огромным засовом. Во дворе собралось более двух тысяч человек.
        Детей, стариков и женщин укрыли в подвале, а всех мужчин, способных держать оружие, направили в распоряжение отряда французских морских пехотинцев.
        Старый аббат помнил рассказы очевидцев про восстание тайпинов, поэтому, как только в окрестности появились первые ихэтуани, он распорядился запасаться продовольствием, закупать медикаменты и всё доступное огнестрельное оружие.
        Несмотря на то, что храмовый комплекс был не полностью достроен, толщины его стен и припасов в подземных хранилищах было достаточно для того, чтобы пережить длительную осаду.
        Аббат решил мерами заготовки провизии и закупки оружия не ограничиваться. Пользуясь своим авторитетом во французском посольстве, он направил послу письмо с просьбой оказать военную помощь в охране храма и его обитателей. Дипломат безмерно уважал старого аббата и направил ему в помощь отряд лейтенанта Сантена.
        Сантен оказался опытным офицером и отнёсся к опасениям аббата со всей серьёзностью. В первую очередь, он организовал круглосуточную караульную службу. На наиболее ответственных и опасных направлениях оборудовал огневые точки, за которыми закрепил лучших стрелков. Для себя обустроил командный пункт на башне.
        Всех прибежавших под защиту храма мужчин объявили гражданским ополчением. Оно оказалось разновозрастным и разнонациональным. Тут были и европейские инженеры, и китайские кули, и торговцы, и миссионеры. Все понимали, что теперь им придётся вместе бороться за жизнь, свою и близких, укрывшихся в подвале храма.
        Принесли закупленное оружие и раздали ополченцам. Европейцы сразу стали уверенно разбирать оружие и запасаться патронами, зато китайцы, видевшие огнестрельное оружие только у солдат, не решались брать в руки «огненные палки». Увидев это, аббат взял в руки первое попавшееся ружьё и стал показывать китайцам, как им пользоваться.
        Капрал подошёл к лейтенанту.
        - А наш аббат не прост. Не удивлюсь, если узнаю, что он и с абордажной саблей знаком.
        - Угадали, капрал, аббат в этих краях - личность легендарная. Он ведь начинал корабельным священником. А в те годы в этих водах водилось столько пиратов, что нам с вами и не снилось. Однажды в стычке с пиратами их сильно потрепали. Отбиться отбились, но из команды осталось меньше половины, палуба корабля была завалена убитыми и ранеными. А тут мимо шёл португальский купец и, видимо, решил вместо помощи добить и ограбить подранков. Наши не ожидали от единоверцев нападения и подпустили их к борту, а те кинулись на абордаж. Бой был неравным, и неизвестно, чем бы это всё закончилось, да только на беду португальцев из трюма вылез наш святой отец и оказался у нападающих в тылу. Он развернул носовую пушку на вертлюге[31 - Вертлюг - шарнир, подвижное соединение, исключающее передачу движения с одного элемента на другой (напр., в составе якорного устройства).] и всадил португальцам в спины каменный дроб[32 - Каменный дроб - мелкий дроблёный камень, который наряду с каменными ядрами заряжался в небольшие дульнозарядные пушки.]. Не мне вам говорить, что такое выстрел каменным дробом с пятнадцати-двадцати
метров.
        Пиратов не просто разметало, их руки и ноги ещё полдня по всему кораблю собирали. А он, пока оставшиеся в живых португальцы не очухались, в одиночку атаковал их. Вам приходилось видеть китайский меч Дао?
        - С таким широким изогнутым клинком? Которым можно и рубить, и колоть?
        - Точно. Подхватил он этот меч с палубы и давай кромсать португальцев. То ли случайно, то ли сам Господь направлял в том бою его руку, только одним из первых под его мечом лёг капитан португальского судна, возглавивший абордажную команду. Увидев гибель капитана, португальцы дрогнули и отступили на свой корабль. В общем, отбились наши. Потом по всему флоту ходили байки, как корабельный священник в одиночку перебил всю абордажную команду португальских пиратов. Так-то!
        - Героический старик, - уважительно проговорил капрал и, повернувшись к ополченцам, зычно скомандовал: - Ополчение, строиться!
        Глава 19
        На площади перед толпой бесновался человек с красной повязкой на голове. Он что-то кричал и указывал палкой на золочёный крест на шпиле.
        Огромная людская масса рёвом поддерживала его, и множество палок то и дело дружно поднималось над головами.
        Вот толпа качнулась и двинулась в сторону храма, в руках идущих появились горящие факелы. Сотни людей, заполняя соседние переулки и улочки, двинулись к воротам Наньта. До них оставалось меньше тридцати метров, а единственным препятствием оставался деревянный мост, переброшенный через заполненный водой ров.
        - Приготовиться! Во всех, кто попытается пересечь мост, стрелять на поражение!
        Ихэтуань в красной повязке что-то пронзительно закричал, и из толпы к воротам двинулись добровольцы с горящими факелами.
        - Огонь!
        Дружный залп защитников храма опрокинул поджигателей.
        Привыкшие к безнаказанности и тихой, мученической покорности христиан бунтовщики растерялись. Но тут вперёд выскочил главарь в красных шароварах, он картинно взмахнул саблей и, призывая на помощь китайских Богов, бросился к воротам. Толпа, впечатлённая его порывом, ринулась следом.
        - Огонь!
        Главарь споткнулся. Следом за ним повалились на землю ещё несколько человек. Этот залп заставил толпу остановиться. Завыли, заверещали раненые.
        - Огонь!
        Бунтовщики качнулись назад, но напирающая сзади разгорячённая толпа создала давку.
        - Огонь!
        Обезумевшие от страха люди, сбивая с ног соседей и давя друг друга, бросилась прочь.
        - Огонь!
        На земле, среди тел убитых, раненых и затоптанных людей, зловеще чадили догорающие факелы. В этот день попыток атаковать храм больше не предпринималось. С башни храма было хорошо видно, что восставшие разделились. Одни строили баррикады, другие продолжали громить дома христиан.
        Вдруг толпа на площади радостно заволновалась. Из переулка притащили два телеграфных столба и вкопали в центре площади. К ним стали сносить деревянный хлам и раскладывать костры.
        - Кого-то жечь собрались, - скрипнул зубами капрал.
        И точно: когда приготовления были закончены, из глубины проулка выволокли двух монахинь. Женщины были сильно избиты и не могли самостоятельно передвигаться.
        Сантен хмуро поднял винтовку и, дослав патрон в патронник, прильнул к прицелу. С этой позиции ему было хорошо видно, как два ихэтуаня, разрезая толпу, волокут несчастных женщин на костёр.
        - Подождите, лейтенант! Давайте разом! - остановил готового к выстрелу Сантена капрал, прикладываясь к своему карабину. - Я левую, вы правую.
        - Возьмите поправку на ветер, Рене, - сквозь зубы ответил Сантен.
        - Расстояние предельное, можно промазать, а по второму разу выстрелить не успеем, закроют. Дотащат до костра, там уже не достать.
        - Взял.
        - Приготовиться! Залпом! Огонь!
        Два выстрела слились в один, и гулкое эхо выстрелов метнулось к своду храма.
        Тела женщин вздрогнули от удара пуль и безжизненно обвисли на руках мучителей.
        - Прими, Господи, их души! - перекрестился аббат.
        - Морпехи! Всем! По красным павлинам! Огонь! - зло скомандовал лейтенант.
        И пять десятков карабинов дружно выплюнули свинец в одуревших от крови бунтовщиков.
        - Прекратить стрельбу! Беречь патроны!
        Наступила звенящая тишина.
        - Помолимся, братья, за новопреставленных мучениц, сестёр-монахинь, принявших смерть за Господа нашего Иисуса Христа! - воззвал аббат.
        - Господи! Прими души невест твоих, - начал читать молитву разом постаревший, хотя и без того немолодой настоятель.
        На следующий день на площадь вытолкали двух пожилых католических священников со связанными за спиной руками.
        - Сволочи, - мрачно проговорил один из моряков.
        Аббат тронул лейтенанта за плечо и поманил его за собой. Сантен понимающе кивнул и последовал за святым отцом. Настоятель открыл небольшую дверь в стене и повёл лейтенанта в сырую прохладу подземных коридоров. Аббат дошёл до невысокой дубовой двери и распахнул её перед лейтенантом.
        - Прошу в моё скромное жилище, месье.
        Аскетичная обстановка, узкое ложе и скромное деревянное распятие на стене. Увидев на лице Сантена удивление, священник усмехнулся.
        - А вы думали, что я в апартаментах живу? Нет, мой обет - служение Богу, а роскошь и тёплое ложе - от лукавого. Я несу людям любовь Христа и Его слово. И нет для меня другой цели и большей награды, чем это служение. - Аббат вздохнул и указал Сантену на лавку. - Присаживайтесь. Скажите, вы можете отбить у язычников святых отцов?
        Настоятель сам знал ответ, но в его вопросе лейтенанту крылась надежда.
        - Нет, - покачал головой Сантен. - Я мог бы попробовать, но делать этого не стану, потому что ихэтуани именно этого и добиваются. Здесь, в храме, мы для них крепкий орешек, но, стоит нам выйти за стены, нас просто разорвут.
        Реальная численность бунтовщиков нам неизвестна, но даже тех, кого мы видели, несколько сотен. А нас - двести человек, и это с учётом ополчения, из которого две трети китайцев, которые впервые в жизни держат в руках оружие. Вы видели, как они при выстреле закрывают глаза и отворачиваются?
        Аббат хмуро кивнул.
        - От такой стрельбы проку мало, - продолжал лейтенант, - а тех, кто мало-мальски умеет держать оружие, едва наберётся два-три десятка, ну, плюс мои моряки, итого восемьдесят человек. А на руках у нас почти две тысячи женщин, стариков и детей. Если мы не вернёмся из вылазки, то их всех на той вот площади порежут на куски.
        - Я это понимаю, сын мой, но смотреть, как язычники режут служителей Христа, будто овец… - покачал головой аббат и, обречённо вздохнув, добавил: - Остаётся только молиться.
        - Да, святой отец, - твёрдо ответил лейтенант и перевёл тяжёлый разговор на другую тему: - Что у нас с припасами?
        - При том количестве людей, что сейчас находятся в монастыре, запасов продовольствия хватит на два с половиной месяца. С водой тоже проблем нет, в подвале есть собственный колодец.
        - Ну, хоть с этим порядок, - кивнул лейтенант. - А у нас не всё гладко, - вздохнул он, - патронов для карабинов - по две сотни на ствол. С патронами к ружьям - получше, но у них предельная дальность стрельбы пятьдесят-шестьдесят шагов, а это уже дистанция ближнего боя. Из китайцев, как мы с вами уже говорили, стрелки - никакие. Так что, если мы подпустим бунтовщиков ближе, чем на тридцать метров, они подожгут ворота, а без них нам оборону не удержать. Теперь внешняя стена. Её протяжённость вокруг территории около шестисот метров. Сейчас мы все подходы контролируем, но с тем количеством патронов, что у нас есть, нам долго не продержаться. Рано или поздно фанатики проникнут во внутренний двор, вот тогда у нас начнутся настоящие проблемы. Сколько атак мы выдержим? Три-четыре? А там… - Лейтенант обречённо махнул рукой. - Так что мне нужны все люди. Боюсь, что мне придётся просить вас и ваших служителей взяться за оружие, тогда, может, и отобьёмся.
        - Если надо, возьмёмся, - тяжело вздохнул аббат. - Только это не выход, - тихо добавил он. - Нужно звать помощь.
        - Откуда? Из Посольского квартала? - горько хмыкнул Сантен. - Думаю, там ситуация не лучше. Правда, людей больше: если соберут охрану всех посольств, то человек пятьсот-шестьсот наберётся, плюс сами посольские наверняка умеют с оружием обращаться. Одно плохо! Таких стен, как здесь, - нет, а территория больше нашей раз в двадцать. Она хоть и обнесена каменным забором, но его высота всего три метра, и ворот понаставлено… Считай, напротив каждой посольской миссии есть свой выезд. Так-то. Им самим, чтобы обеспечить оборону, тысячи две солдат нужно, не меньше. Надежда только на китайский гарнизон. Только где он? - Сантен развёл руками. - У нас тут стрельба уже час идёт, горят десятки домов, уверен, дым от пожаров даже из императорского дворца видно, а полиции, не говоря уже о правительственных войсках, что-то не видать. Похоже, богдыханша с помощью не торопится.
        Связи нет. Чтo творится в Посольском квартале, мы не знаем. Если у них ситуация такая же? - Лейтенант тяжело вздохнул. - Тогда ждать помощи можно только от союзной эскадры. Но как им сообщить? Вон как обложили - мышь не проскочит.
        - Мышь, может, и не проскочит, а вот человек у меня один имеется, - задумчиво проговорил аббат.
        - Думаете, сможет? - с сомнением переспросил Сантен.
        - Уверен!
        - И как?
        - По воде. - Священник пояснил: - Он лодочник, живёт рядом.
        - Его семья здесь?
        - Здесь.
        - Спасение семьи - весомый аргумент, - согласился Сантен.
        - Только куда его отправлять? - задумчиво проговорил настоятель. - В Посольский квартал или сразу в Тяньцзинь к эскадре?
        - Я думаю, пусть сначала попробует попасть в Посольский квартал, а уж если не получится, тогда в Тяньцзинь.
        Собеседники замолчали.
        - Готовьте письма, лейтенант, и в посольскую миссию, и адмиралу французской эскадры, а я напишу свои.
        Наступила тревожная ночь.
        С площади доносился ритмичный грохот ритуальных барабанов и звериные вопли одурманенных ханшой бунтовщиков. Из темных окон храма было хорошо видно, как на площади мечутся сполохи большого костра, подсвечивая кривые улочки и грязные стены сутулых фанз.
        По хмурому небу, наползая пышными боками на желтый блин луны, медленно плыли облака. В безликой громаде храмовой стены бесшумно открылась неприметная дверь и выпустила быструю тень.
        Мао со страхом взглянул на закрывшуюся за ним дверь и, чтобы унять вдруг охватившую его дрожь, несколько раз глубоко вздохнул. Он уже собрался двинуться дальше, когда совсем рядом услышал громкую перепалку.
        - Бунтовщики! - Мао вжался в землю. - Господи, помоги!
        Голоса стали удаляться.
        - Неужели пронесло! Спасибо тебе, Господи!
        Он поднял голову и увидел тусклый свет удаляющихся бумажных фонарей. Они ритмично раскачивались в такт шагов патруля, от чего по стенам окружающих построек метались причудливые тени.
        Мао проскочил мост и, держась в тени уцелевших домов, что есть сил припустил к лодке.
        Выскочив к берегу Императорского канала, он повернул к причалу и, оттолкнув плоскодонку от берега, запрыгнул на борт. «Старушка» привычно качнулась, до блеска отполированные руками вёсла без всплеска опустились в воду и погнали плоскодонку по тёмной воде.
        Впереди показались кирпичные стены Посольского квартала.
        Где-то здесь должна быть небольшая арка, над которой Мао начертил белый крест.
        - Вот он! - обрадовался гребец, увидев знакомую метку.
        Эта арка являлась частью дренажной системы Посольского квартала. Сама она была невысокой, да и глубина дренажного канала едва доходила лодочнику до пояса, но она позволяла пройти через неё небольшой лодке, как раз такой, как у Мао.
        Когда-то, случайно обнаружив этот путь, Мао стал часто пользоваться им и знал его как своих пять пальцев.
        Проскочив арку, он спрятал лодку в кустах и побежал к зданию французской дипломатической миссии…
        Глава 20
        Андрей прибыл в Тяньцзинь и доложил российскому военному атташе в Пекине полковнику Вогаку о готовящемся покушении, но связь с Пекином была нарушена, а от ушедшего в Пекин экспедиционного корпуса под командованием английского адмирала Сеймура не было вестей.
        От предложения доставить сообщение в пекинскую дипмиссию он хотел отказаться. В конце концов, забота о безопасности дипломатов - дело командования союзной эскадры. Но потом передумал. И этому была причина.
        Пропал Вань. Точнее, Андрея беспокоило молчание старого учителя. В последнем письме археолог писал, что прибыл в Кайфын, а после планирует направиться либо в Пекин, либо в Тяньцзинь. Но с тех пор прошло много времени, а от старика - ни строчки. Это было совсем непохоже на пунктуального Ваня. Доставка депеши в Посольский квартал давала Андрею возможность навестить настоятеля католического храма Наньта. Учитель всегда с теплотой отзывался о нём, переписывался и называл другом, хотя сам и не принял христианскую веру. Вот Андрей и решил поискать у него следы Ваня. Проштудировав карту Пекина, он обнаружил, что нужный храм находится буквально в нескольких кварталах от дипмиссии. Упускать такой шанс было нельзя.
        Передам в посольство почту, заскочу в храм, узнаю, нет ли каких вестей от Ваня, и назад, прикидывал он. Дня на три - четыре, не дольше.
        Выделенный для этих целей адмиральский паровой катер оказался на удивление ходким. Весь его экипаж состоял из двух человек: капитана и кочегара. При этом первый по совместительству исполнял функции рулевого, а второй - матроса-моториста. Чтобы не мешать им, Андрей ушёл на корму. Ровный гул машины и буруны жёлтой речной воды за бортом навеяли воспоминания о далёкой реке Амур и маленьком буксирном катере «Агона».
        Именно с той поездки к Амурскому Утёсу и началась история с храмом Юнисы и поисками Лу Вана. Андрей уже стал забывать, как появился в этом мире. Да и капитан армейского спецназа Морозов, кем он был в прошлой жизни, перестал сниться и приходил только в экстренной ситуации или в горячке боя. Но когда он возвращался, Андрей становился хладнокровным и безжалостным. В эти минуты все его мысли и действия были направлены только на то, как более рационально, с максимальным результатом и минимальными потерями добиться победы над врагом. В этом состоянии он был страшен.
        Сначала Андрей боролся с сущностью капитана Морозова, пытался загнать её за край сознания и даже добился в этом некоторых результатов, но, стоило появиться реальной угрозе жизни для него или близких ему людей, все выстроенные в голове блоки рушились, и тогда Андрей вновь становился тем, кого всеми силами старался в себе подавить.
        Он не знал, чтo с этим делать, и всё рассказал Ван Хэда. Мастер внимательно выслушал его и, подумав, сказал:
        - Знаешь, более двух тысяч лет назад китайский полководец Сунь Цзы написал трактат, который назвал «Искусство побеждать». Его много раз переписывали и переиздавали, поэтому ты мог о нём слышать под другими названиями. Например, «Искусство войны» или «Законы войны»[33 - «Искусство войны» - известный трактат выдающегося стратега древности Сунь Цзы (544 - 496 до н. э.), посвящён военной стратегии и политике.]. Дело не в том, как сегодня называют трактат, а в чем его суть.
        - Если судить по названию, то о войне и мире? - предположил Андрей.
        - И об этом тоже. Но главное - это победа над самим собой.
        - И что конкретно он предлагает?
        - Многое. Например: не загонять свои страхи вглубь сознания, а научиться управлять ими.
        - И как мне это сделать?
        - Давай смоделируем ситуацию, в которой в тебя вселяется твой спецназовец, и попробуем понять, смог ли бы ты с ней справиться без его вмешательства.
        - Давай, - заинтересовался Андрей.
        - Тогда предлагаю рассмотреть бой на хуторе. Когда ты с отрядом из двадцати четырех своих казаков противостоял хорошо вооружённому отряду хунхузов. Сколько тогда было лесных братьев? Более трёх сотен?
        - Да, но это была не одна, а две стычки.
        - Нет, Ан Ди. Бой был один, просто ты смог спровоцировать противника напасть на тебя не разом, а двумя отрядами поочерёдно. Вот скажи мне. Только честно. Без капитана Морозова ты бы смог победить в той схватке?
        Андрей вспомнил накатывающую на их траншею визжащую лаву хунхузской конницы, перекошенные лица бандитов, яростную рукопашную драку, а потом овраг. Сизый от поднятой взрывами пыли, и кровь на уцелевших деревьях.
        - Нет, мастер. Без его знаний, хладнокровия и безжалостности - не смог бы.
        - То-то. А теперь я постараюсь объяснить тебе почему. Я знавал многих воинов. И постарше, и более умелых, но только единицы из них могли входить в состояние боевого транса. Одни, чтобы научиться вызывать в себе это состояние, многие годы провели в медитациях и молитвах, другие ели ядовитые грибы. Ты же впадаешь в боевой транс в момент опасности, и тогда в тебе просыпается память всех твоих реинкарнаций. Просто капитан Морозов - самый близкий и понятный тебе персонаж, поэтому ты и думаешь, что в момент боя именно он вселяется в твоё сознание. Так это хорошо. Значит, чтобы войти в состояние боевого транса, тебе достаточно разбудить в себе этого парня. Дальше твое подсознание всё сделает само. И заметь: без всяких грибов и галлюциногенов. Тебе просто нужно научиться управлять этим состоянием. Чтобы оно наступало не стихийно, а тогда, когда это необходимо.
        - Подожди, мастер. Ты говоришь о грибах и боевом трансе. В древней Скандинавии таким способом воины превращались в зверей. Я читал про таких, их на родине звали берсерками[34 - Берсерк - древнескандинавский воин, посвятивший себя Богу Одину. «Oдин мог сделать так, что в бою его недруги становились слепыми или глухими или наполнялись ужасом, а их оружие ранило не больше, чем хворостинки, и его воины бросались в бой без кольчуги, ярились, как бешеные собаки или волки, кусали свои щиты, и были сильными, как медведи или быки. Они убивали людей, и ни огонь, ни железо не причиняли им вреда. Такие воины назывались берсерками». - Снорри Стурлусон. Круг Земной. Сага об Инглингах. Пер. М.И. Стеблина-Каменского. М.: Наука, 1980 («Литературные памятники»). С. 13.].
        - Про Скандинавию я ничего не знаю, но как после грибов люди теряют рассудок и думают, что становятся волками, медведями или барсами, - видел. Жуткое зрелище. Но в этом состоянии они просто дикие звери. У тебя - другой случай. Просто нужно научиться направлять силу и возможности своего Морозова себе на пользу.
        Вернувшись в гостиницу, Андрей решил попробовать вызывать в себе сознание Морозова и… Он даже не понял, как это произошло.
        - Опасность! Где? К бою!
        Андрей улыбнулся, вспомнив, как увидел себя в отражении гостиничного зеркала: стоящим в исподнем белье с двумя взведёнными пистолетами в руках.
        А Хэда времени не терял и поговорил с Вэем. Тот внимательно выслушал мастера и согласился, что дар Андрея нужно развивать, а за базу взять то, в чём он силён, - фехтование.
        - Уравняй дыхание и отпусти сознание, - учил старый мечник, - представь, что ты не человек, а клинок.
        С этого дня их занятия стали походить на медитацию, в которой главным элементом являлось оружие. Со временем стало получаться, и скоро Андрей понял, что способен по желанию входить в боевой транс и выходить из него. Теперь, наряду с умением стрелять и фехтовать, он приобрёл ещё один полезный боевой навык.
        Катер сбросил обороты, ушёл под берег и малым ходом обошёл торчащий из воды остов уже сгнившего затонувшего корабля. Интересно, почему его до сих пор не убрали? Ведь так и до аварии недалеко, подумал Андрей.
        А катерок миновал препятствие, вышел на фарватер и полным ходом устремился к цели назначения. Андрей отбросил мысли о капитане Морозове, подставил лицо солнцу и прикрыл глаза.
        Марина. Щемящее ощущение нежности шевельнулось в груди. Как она там? Перед глазами возникло милое смеющееся лицо, лучистые глаза, в которых плескались сотни хулиганистых бесенят, ямочка на щеке и губы. Мягкие и податливые, нежные и требовательные. Он так ярко представил их, что казалось - ещё миг, и он коснётся их, растворится в поцелуе. Ему вдруг так захотелось очутиться с ней рядом, утонуть в её глазах, ощутить запах тонкого парфюма, услышать мягкий шелест платья. Интересно, чтo она сейчас делает? Он бросил взгляд на часы. Семь утра. Ну, в такую рань - ещё спит. А если не спит, то нежится.
        Он представил её в постели: томную, ещё теплую от сна, доверчивую и нежную. Ему нестерпимо захотелось к ней. Накрыть губами её губы, опуститься ниже, поцеловать шею за ушком, а потом - по плечу к груди. Туда, где розовый сосок, узнав его, твердел, набухал и манил. Ощутить ладонью грудь, ласкать её, а потом двинуться ниже. Мысли о Марине заполнили всё сознание. Только сейчас он понял, как привязан к этой женщине. После её возвращения во Владивосток прошло больше двух месяцев, но не было дня, чтобы он не думал о ней, не хотел её или не стремился к ней. Она хохотала, дразнилась, но, стоило им остаться наедине, бросалась в его объятья, как в омут. Её развод закрыл этическую сторону их отношений, и они перестали таиться знакомых. Марина похорошела и светилась таким внутренним светом, что он вспыхивал желанием от любого её прикосновения или взгляда.
        Катер бойко отмерял километры неприлично пахнущей реки и уже к вечеру второго дня ткнулся носом в привальный брус императорского пирса.
        Андрей хотел поставить судно на частном причале у Посольского квартала, но капитан упёрся.
        - Господин поручик, это катер адмирала союзной эскадры. А это, - указал он на сверкающую начищенной бронзой причальную пушку[35 - Причальная пушка (причальная тумба) - конструктивный элемент причала, используется для крепления швартовых концов судна.], - императорский пирс, предназначенный под стоянку иностранных судов. Он охраняется моряками китайского правительства. Капитана порта и офицеров охраны я знаю лично. Поэтому здесь вверенному мне судну находиться менее опасно, чем на любой другой стоянке.
        - Хорошо, пусть будет императорский пирс. Сдайте катер под охрану и идёмте со мной.
        - Извините, но катер я не оставлю.
        - Оглянитесь, мичман! Город горит, по улицам шляются банды вооружённых бунтовщиков.
        - Не имею права. Уж извините, но у меня есть своё начальство, которое, если что, спустит шкуру не с вас, а с меня. Даже не уговаривайте, катер я не брошу и согласно приказу буду ждать вас здесь.
        - А что вы будете делать, если на вас нападут?
        - На этот случай у нас есть револьвер и винтовка. Прижмёт - отойдём на воду.
        Андрей понял, что дальнейшие уговоры будут бессмысленной тратой времени. Проверил обоймы пистолетов, забросил за спину ремень небольшого чёрного футляра и спрыгнул на берег.
        Нашёл время с музыкальными инструментами таскаться, подумал мичман. Лучше бы саблю или кортик прихватил.
        - Постараюсь обернуться до вечера, - крикнул с берега Андрей.
        - Да хоть через месяц, - ответил мичман, - у меня приказ: без вас не возвращаться.
        - Упрямец, - покачал головой Андрей, поправил на плече футляр и решительно направился в сторону Посольского квартала.
        Глава 21
        Улица сделала несколько поворотов и выскочила к стене Запретного Города. Андрей остановился, чтобы сориентироваться, - на этом перекрестке стена поворачивает налево, а мне нужно двигаться прямо. Ещё через квартал перейти на соседнюю улицу, а там до дипмиссии - рукой подать.
        Впереди послышался звон стали. Похоже, без приключений не обойдётся, подумал он, вынимая из футляра вакидзаси.
        Год назад этот японский меч изъяли из коллекции японского резидента господина Ю. Андрей хотел подарить его старому Вэю, как пару к катане, но старый мечник отказался.
        - Я не самурай и привык сражаться одним мечом. Извини, Ан Ди, я благодарен тебе за внимание, но бой на вакидзаси отличается от той школы, к которой я привык. Тебе, с твоей сабельной тактикой, он ближе[36 - Клинок вакидзаси имел небольшую кривизну и по характеристикам был ближе к сабле, чем к мечу.]. Кроме того, ты часто ходишь в цивильной одежде, а вакидзаси можно носить в небольшом футляре. Пусть окружающие принимают тебя за интеллигентного молодого человека с музыкальным инструментом.
        Его поддержал Хэда:
        - Вэй прав, иметь при себе надёжный клинок - не лишнее.
        - Сговорились, - пробурчал Андрей, но совета послушался и меч оставил.
        В переулке шёл бой. Короткого взгляда хватило, чтобы оценить обстановку.
        Атлетически сложенные носильщики жались к грязно-белой глиняной стене. Богатый паланкин[37 - Паланкин - средство передвижения; крытые носилки на двух жердях.] на их плечах не позволял им включиться в баталию. На земле в разных позах лежали перебитые охранники. Стрелы в их телах и оружие в ножнах говорили о внезапном нападении с участием лучника.
        Стрелок - это опасно. Где он может быть? Андрей оглянулся. Судя по расположению тел, сидит на крыше фанзы справа.
        Мозг ещё анализировал ситуацию, а тренированное тело уже ушло с линии возможного огня.
        Итак, чтo тут происходит? Похоже, на хозяина носилок организовано покушение. Нападающих больше десятка, плюс лучник. Судя по количеству трупов, стрелок опытный. Ни одного раненого, все стрелы в грудь, бил наверняка.
        Возле трупов лежат карабины, но схватка идёт на клинках. Почему? Не хотят привлекать внимания? Допустим.
        С нападающими понятно. Они хотят обтяпать дело тихо. Но почему не стреляет охрана? Неужели лучник выбил всех, кто имел огнестрельное оружие?
        Может, и так. А может, нет. Похоже, хозяину носилок шумиха тоже не нужна. Тогда «дело швах». Охранники, что ещё сдерживают нападающих, явно устали и в таком темпе боя продержатся максимум несколько минут.
        Вмешиваться в чужую разборку не хотелось, но оставить без помощи людей, попавших в беду, не по-мужски.
        В этот момент тонкая занавеска паланкина чуть шевельнулась, и он успел увидеть человека в носилках. Это была женщина. Все сомнения отпали, и он выхватил из кобуры пистолет.
        Прогремевшие выстрелы отбросили троих нападающих к стене. Остальные синхронно отступили от дышащих, как загнанные лошади, охранников и дружно развернулись в сторону Андрея.
        Он мог выбить ещё двоих, но помнил о лучнике и понимал, что достать его можно только пулей. Ему очень не понравилось, как синхронно двигаются нападающие. Чувствовалась слаженность. И это напрягало. Восемь клинков против одного его вакидзаси - многовато. А тут ещё стрелок на крыше.
        Но отступать было поздно, и он пошёл вдоль стены, стараясь оставаться для лучника в мертвой зоне. Противники не суетились и не торопились бросаться в атаку, а грамотно провожали Андрея кончиками клинков.
        Ни накладные красные бороды, скрывающие лица, ни красные повязки на головах, ни высокий рост не смогли обмануть Андрея. Это были не лесные разбойники-хунхузы, как ему показалось вначале, а хорошо подготовленный отряд специально тренированных бойцов.
        Обучены биться в строю? Отлично! Этим нужно воспользоваться. Один раз точно прокатит.
        Он успокоил дыхание и, как учил старый Вэй, отпустил сознание. Теперь он был не Андреем, а холодным, бритвенно острым клинком.
        - В атаку! - громко крикнул он охранникам и сделал короткий приставной шаг навстречу псевдохунхузам.
        Нападающие знали, что у паланкина остались трое живых охранников, дальше сработал рефлекс. Вспыхнувшая на уровне подсознания реакция на опасность заставила противников обернуться назад. Всего на миг. Но этого мига хватило Андрею, чтобы сделать ещё шаг и ударить крест-накрест. Вакидзаси легко разрубил плоть, и два тела рухнули на землю. Короткий шаг назад. Стойка.
        Нападающим пришлось разделиться. Четверо встретили охранников, двое других атаковали Андрея. Он экономно отвёл клинок первого в сторону и, прикрывшись его корпусом, ушёл с линии атаки второго. «Хунхузы» поняли, что атака не удалась, и отступили.
        Пытаются выманить под выстрел, понял Андрей. А если так?
        Он вскинул пистолет, выстрелил в противника слева и тут же сымитировал рубящий удар поперёк груди второго. Тот грамотно уклонился, но первый схватился за грудь и выронил меч.
        Андрей умышленно не застрелил, а только ранил «хунхуза». Теперь второй будет вынужден защищать товарища и ограничит себя в обороне.
        Раненый застонал и опустился на землю.
        Женщина? - опешил Андрей и чуть не пропустил атаку. Только наработанный рефлекс спас его. Клинок противника, пропоров лацкан его пиджака, провалился в пустоту. Андрей воспользовался этим и резко крутнулся на ноге, увлекая запутавшийся в пиджаке меч противника. «Хунхузу» нужно было бросить оружие и отступить, но он вцепился в рукоять меча и пропустил удар в челюсть. Борода слетела с лица, открыв миловидное, почти кукольное, женское личико. Теперь он понял, что его смущало в стойке нападавших. Женщины! Чёрт! Он хотел затащить оглоушенную девицу под прикрытие стены и уже схватил за руку, как в её грудь ударила стрела. Она вздрогнула и безжизненно замерла у ног раненой подруги. Андрей отпрянул к стене. Ах ты ж! Высунулся-то всего чуть! Хорошо, лучник промазал.
        С крыши послышался свист, и оставшиеся «хунхузы», подхватив раненую подельницу, скрылись в проулке.
        Не промазал, понял Андрей, смог бы достать - попал бы. Добить охранников он мог без труда. А не стрелял, потому что караулил меня. Когда понял, что я ему не по зубам, а выстрелы всполошили округу, - решил уходить. А подельника, точнее, подельницу добил, чтобы не оставлять свидетеля. Матёрый вражина.
        Он повернулся к паланкину, у которого сгрудились напряжённые охранники.
        - Я не враг, - поднял руки Андрей, - только хочу убедиться, что с вашей хозяйкой всё в порядке.
        Охрана подняла оружие.
        - Невежливо, - хмыкнул Андрей и, потеряв к охранникам интерес, стал набивать опустевшую обойму патронами.
        - Молодой человек, - прозвучал из паланкина чуть хрипловатый повелительный голос.
        Андрей поднял голову.
        - Вы мне?
        - Вам, - подтвердил голос за занавеской.
        Охрана опустила оружие и почтительно пропустила Андрея к носилкам.
        - К вашим услугам, мадам. Чем могу быть полезен?
        - Вы не знаете, кто я? - заинтересовался голос.
        - Не имею чести, - учтиво ответил Андрей.
        Голос за занавеской развеселился.
        - Он не имеет чести.
        Повелительные интонации говорившей и то, как бледнела от её голоса охрана, заставляли предполагать, что хозяйка паланкина - непростая и очень влиятельная особа.
        - Как вы здесь оказались?
        - Направлялся к Посольскому кварталу, услышал шум драки и решил вмешаться.
        - Ох уж эта молодость! Во всё им нужно вмешиваться. Вы сотрудник посольства?
        - Нет, мадам. Я просто исполняю поручение начальства.
        - Не буду ставить вас в неловкое положение и спрашивать, какое поручение исполняете, - усмехнулась хозяйка паланкина.
        В это время со стороны Запретного Города послышался шум множества бегущих ног. Андрей выхватил вакидзаси.
        - Опасность, мадам!
        - Храбрец, - хихикнул голос. - Успокойтесь, это Чен с охраной пожаловал.
        - Вы уверены, что это ваши люди?
        - Мои, мои. Пыхтение своего слуги я за целую ли[38 - Около 500 м.] узнаю.
        Проулок заполнился китайскими солдатами. Впереди, набычившись, шагал высокий худощавый китаец с тростью в руке.
        - Госпожа? - настороженно спросил человек с тростью.
        - Я в порядке, Чен. Этот молодой человек оказал мне услугу. Оставь его в покое и обыщи всё вокруг.
        - Госпожа, покидать одной Запретный Город опасно, - укоризненно прошелестел Чен.
        - Это мой город! И я буду выходить из него тогда, когда захочу, - резко ответила хозяйка.
        - Как скажете, Великая, - поклонился Чен.
        Мой город, Великая, Запретный Город? Неужели я спас богдыханшу Ци Си?
        Андрей оторопел.
        - Ваше величество, - поклонился он паланкину.
        - Ну вот, Чен, вечно ты всё испортишь, - капризно отозвалась Ци Си. - Так было прелестно разговаривать с молодым человеком.
        Она притворно вздохнула.
        Чен бросил быстрый взгляд на Андрея - неужели нашла себе новую игрушку?
        Он знал, что в последнее время ей особо нравилось развлекаться с юношами. Кого она только не перепробовала: и мулатов, и индусов, и выходцев из Европы, даже привозили краснокожего индейца из Америки. Многие её одногодки давно переступили порог климакса, а у неё будто открылось второе дыхание. Тяга к сексу стала навязчивым наваждением, а курение опия разогревало эротические фантазии настолько, что кумир её гаремной молодости маркиз де Сад на фоне её фантазий выглядел бы неопытным юнцом. В наркотическом дурмане она забывала о своём возрасте и выжимала из попавших в её постель молодых людей всё, на что они были способны. Но было одно НО. Больше одной ночи любви никто из них пережить не мог. Наутро после оргии она приказывала одноразового фаворита умертвить. Но уже через пару дней всё повторялось. Чену даже пришлось организовать специальную команду по поиску и отлову ночных игрушек для богдыханши.
        А этот, похоже, сам нашёл свою судьбу, подумал он и взглянул на Андрея глазами удава.
        Не нравится мне этот парняга с тростью, забеспокоился Андрей. Нужно тактично откланиваться и ретироваться.
        - Великая императрица, - церемонно обратился он к паланкину, - я вижу, что вы находитесь в полной безопасности и смиренно прошу отпустить меня. Долг требует, чтобы я закончил порученное мне дело.
        - Долг - это важно, - согласилась Ци Си. - Подойдите ближе.
        Андрей вплотную приблизился к паланкину и ощутил тонкий запах хорошего табака. Полог чуть приоткрылся, и он увидел гордую, надменную, величественную, недоступную и непристойно привлекательную женщину, которая изящно держала длинный мундштук с курящейся папиросой.
        Красавица. А говорили, ей под шестьдесят. Я бы и сорока не дал, восхитился Андрей.
        Она перехватила его взгляд и осталась довольна произведённым впечатлением.
        - Я хочу отблагодарить вас за сегодняшнюю услугу, - понизив голос, проговорила она. - Возьмите это кольцо.
        Она сняла с пальца массивное украшение. Только сейчас Андрей обратил внимание на её руки с длинными, пятисантиметровыми ногтями, со множеством перстней, богато расшитое золотом платье и тяжёлое, украшенное драгоценностями монисто.
        - Благодарю вас, ваше величество, - склонился в поклоне Андрей.
        - Чен? Распорядись, чтобы молодого человека проводили до Посольского квартала. А то на улицах стало неспокойно.
        - Будет исполнено, - склонил голову Чен.
        - Всё, хочу домой, - шевельнула пальцем богдыханша и затянулась папиросой.
        - Трогай! - прикрикнул на носильщиков Чен и зашагал рядом с паланкином. Он хорошо знал хозяйку, поэтому решил упредить её волеизъявление. - Госпожа, вы желаете, чтобы я доставил этого юношу в летнюю резиденцию?
        - Нет, Чен. Мне сейчас не до игр. Кто-то пытался совершить на меня покушение и знал, что я поеду в кумирню без твоего сопровождения. В моём близком окружении есть предатель. Я хочу, чтобы ты нашёл его.
        - Будет исполнено, госпожа.
        - Тело нападавшей забрали?
        - Да, госпожа.
        - Что ты думаешь, кто она?
        - Иностранка. Скорее всего, японка. Судя по характерным следам от наручей[39 - Наручи - часть доспеха, защищающая руки от кисти до локтя.], профессиональный боец на мечах.
        - Женщина-боец?
        - В Ниппон есть клан убийц. Я слышал, что они обучают своему ремеслу не только мужчин, но и женщин и детей.
        - Ты думаешь, за покушением стоит Япония?
        - Не исключаю. После того как по вашему приказу был арестован император Гуаньсюй, микадо утратил возможность влиять на политику и экономику Китая через реформы. Если бы ему удалось устранить вас и вернуть престол Гуаньсюю, то он завалил бы Китай «дешёвыми» займами. А через несколько лет Китай последовал бы за Кореей и стал послушным вассалом Ниппон…
        Андрей дождался, когда процессия с паланкином богдыханши скроется за углом, и направился к дипмиссии, делая вид, что не замечает топающий за ним полувзвод китайских солдат.
        Глава 22
        - Голубчик, Андрей Иннокентьевич, выручайте! Мне некого больше послать! На всю нашу миссию у меня только два офицера. Помогите выяснить судьбу православного подворья. Если они успели уехать - слава богу! А если нет, то оставаться там - крайне опасно. Помогите отцу Митрофану перебраться в Посольский квартал. Я дам вам двадцать человек охраны. Все как один - молодцы. Недавно прибыли с крейсера «Наварин».
        - Моряки?
        - Морской десант. Обеспечивают охрану нашего здания.
        - Хорошо, но после этого я сразу обратно. Меня катер ждёт.
        - Договорились, голубчик. Выручите отца Митрофана и с Богом.
        - Когда выступать?
        - Немедленно. И ещё. Не могу настаивать, но убедительно прошу помочь ещё в одном деле.
        - Слушаю, господин посол.
        - Ко мне обратился мой коллега, посол Франции. Узнав, что мы планируем отправить военный отряд в православную миссию, он настоятельно просил выяснить ситуацию вокруг католического храма Наньта. В письме настоятеля храма говорится, что там положение катастрофическое. Гляньте уж там своим глазом, чем можно помочь? И если получится, передайте патроны.
        Опять происки Лу Вана, подумал Андрей, а вслух сказал:
        - Хорошо, сделаю, что смогу, готовьте патроны.
        - Уж вы постарайтесь, голубчик, постарайтесь.
        Неожиданно для российского посла к экспедиции Андрея пожелали присоединиться два союзных отряда из охраны американского и итальянского посольств, каждое выделило по десять человек.
        Сводный отряд нагрузился патронами для защитников Наньта и выступил. Улицы китайского мегаполиса встретили резким запахом трущоб, уличной пищи, человеческого пота и дымом передвижных жаровен. Какофония, издаваемая городом, оглушала. Гул многотысячной суетящейся, куда-то спешащей толпы сливался со скрипом тележек, криками продавцов, бабьей руганью. Отряд Андрея, шагая в ногу за спешащим впереди проводником, ледоколом раздвигал поток носильщиков, несущих на себе мешки, узлы, тюки. Кули пугливо расступались и жались к стенам домов.
        Кто же вас так напугал? - подумал Андрей. Ведь хождение по улицам города отрядов иностранных военных в Китае - дело обычное.
        Проводник свернул на параллельную улицу, и идти стало проще. Встречный уличный сквозняк принёс едкий запах гари.
        Чем ближе подходили к православной миссии, тем народа на улице становилось меньше, а запах пожарища сильнее. В душе шевельнулось беспокойство. Проводник свернул в очередной проулок и замер.
        Весь квартал чадил углями недавно сгоревших строений.
        - Пришли, - вдруг осипшим голосом сказал проводник и указал на пепелище. - Православная миссия.
        Отряд ошарашено смотрел на обугленные останки обширного подворья. Возле углей на коленях молился старик. Он и рассказал страшную историю[40 - Июнь 1900 года дал китайской земле первых православных мучеников. Из 1000 человек православной паствы русская духовная миссия потеряла 300 человек; некоторые отреклись от православия, но 222 из них явились святыми исповедниками и мучениками за веру Христову. Главным днём мученической смерти православных китайцев в Пекине стало 11 июня 1900 г. Многие в ужасе перед истязаниями и смертью отрекались от православия. Но другие, не страшась мучений, мужественно исповедовали Христа. Им распарывали животы, отрубали головы и сжигали в жилищах. Среди мучеников и исповедников Христовых из китайцев особо славен священник отец Митрофан Цзи Чун и его семья. В те дни приняли мученичество и инославные христиане. Погибло около 30 тыс. католиков и 2 тыс. протестантов.]…
        Два дня назад русская миссия была сожжена ихэтуанями. Человек семьдесят христиан, преимущественно женщины и дети, спасаясь от фанатиков, укрылись в доме православного священника отца Митрофана. Но беглецов кто-то выдал.
        Ихэтуани окружили дом и хотели поджечь его, но отец Митрофан преградил им дорогу молитвой и крестом. Разъярённые бунтовщики искололи его копьями, а всех схваченных в доме людей зверски убили.
        Такая же участь постигла германский костёл, расположенный на соседней улице. Картина дымящихся развалин была ужасной. Из пепелища торчали обгоревшие останки казнённых людей. После увиденного участь храма Наньта была понятна.
        Андрей построил отряд возле сожжённого костёла и мрачно произнёс:
        - Здесь, - он указал рукой на пепелище, - лежат тела людей, убитых за то, что они приняли свет христианской веры. Чёрная ненависть язычников к христианам довела их до того, что они стали убивать стариков, женщин и детей. Эти трусы убивают тех, кто не может дать им отпор. А вы моряки! И значит, мы можем! Мы! Обязаны! Наказать убийц! Сейчас преступники, называющие себя ихэтуанями, осадили католический храм Наньта. Сколько их - не знаю. Может быть, несколько сотен. Но за его стенами собралось множество людей, и неважно, какой они национальности и веры, европейцы это или китайцы, все они ждут помощи. И от нас с вами зависит, превратятся они в пепел или нет, поэтому мой отряд выступает на Наньта! И да поможет нам Бог!
        Моряки сурово сжали в руках винтовки.
        - Я не могу приказать вам идти со мной, - обратился он к союзным отрядам, - но с вами наши шансы удвоятся. Прошу дать ответ сейчас.
        Из строя шагнул американский капрал. Мягкая фетровая шляпа на его голове делала бы его похожим на доброго дедушку, если бы на поясе в ярко-жёлтой кобуре не болтался огромный шестизарядный кольт по прозвищу «миротворец».
        - Господин поручик, мои солдаты вызвались в эту экспедицию добровольно. Не все из нас верят в Иисуса, но наказать убийц женщин и детей - долг любого уважающего себя мужчины. Мы идём с вами, - закончил он и кинул к шляпе два пальца.
        Андрей козырнул капралу.
        - Благодарю!
        Молодой итальянский мичман, сделав из строя шаг вперед, коротко «отдал честь» и отрывисто отчеканил:
        - Мы с вами!
        - Спасибо. - Андрей крепко пожал итальянцу руку. - Отряд! Слушай мою команду! Направо! В колонну по четыре! Шагом! Марш!
        Чем ближе они подходили к Наньта, тем чаще попадались сгоревшие дома и лавки. Впереди показался купеческий квартал. На месте самой богатой улицы района сейчас дымились доски, брёвна, балки и стропила. Их обгоревшие остовы покрывала чёрная короста обугленной древесины, от которой даже на расстоянии чувствовался нестерпимый жар. Огонь, мерцая и переливаясь, метался по раскалённой поверхности тлеющих углей. Иногда казалось, что он уже погас, но даже незначительного порыва ветерка хватало, чтобы яростное пламя, выстреливая искрами, вновь взлетало над пепелищем.
        Едкий дым стелился вдоль улицы. На перекрёстках порывы сквозняка поднимали его вверх, к рёбрам обгоревших стропил разорённых домов.
        Отряд Андрея, пользуясь дымом как завесой, быстро продвигался вперёд. Со стороны храма слышалась ружейная канонада, в которой выделялся характерный стук армейских карабинов.
        Стреляют - значит, живы, подумал Андрей и разделил отряд на три колонны. Две возглавили американский капрал и итальянский мичман, третью он повёл сам.
        Неожиданно из дверей одного из домов, таща на себе огромный узел, вывалился покрасневший от непосильной ноши мародёр. Растерянно хлопая глазами, он уставился на суровые лица непонятно откуда взявшихся моряков.
        Экспресс-допрос прояснил ситуацию. Пленник рассказал, что наиболее фанатично настроенные бунтовщики продолжают штурм массивных ворот храма. Но бoльшая их часть расползлась по округе и под предлогом поиска спрятавшихся христиан занимается грабежом домов. На площади рядом с жертвенными котлами организован загон для пленников. За ним располагается ставка ихэтуаньских главарей, там же находятся и жрецы, которые отдыхают после ночных жертвоприношений.
        - Будем атаковать, - решил Андрей, - а начнём с вождей и жрецов.
        По параллельным улицам отрядам удалось подойти к площади с трёх сторон. Те бунтовщики, что по неосторожности или глупости оказывались на пути, были безжалостно перебиты штыками.
        Вот и площадь. Бoльшую её часть занимал загон, сколоченный из жердей и досок. Внутри прямо на земле сидели и лежали измученные, избитые, оборванные люди. Пленников было много, не менее двух-трёх сотен, в основном женщин и детей. Некоторые из них молились, но большинство, обречённо опустив голову, смиренно ожидали своей участи.
        Загон охраняли четверо живописно разодетых бродяг. Они лениво прохаживались вдоль изгороди, бросая в адрес пленников презрительные слова.
        Тут же, рядом с жертвенными котлами, стояли клетки с пленниками в одеждах священнослужителей. Люди в клетках были сильно избиты и держались на пределе человеческих возможностей.
        Допрошенный мародёр не соврал. Основная масса бунтовщиков с площади ушла, оставив возле котлов трёх жрецов и десятка четыре ихэтуаней. Среди них выделялся один, судя по красным шароварам и такой же рубахе - вожак.
        Андрей жестом подозвал к себе командиров колонн и, согласовав с ними действия, скомандовал атаку.
        Четыре десятка моряков с трёх сторон ворвались на площадь. Андрей на ходу выдернул из заплечных ножен вакидзаси. Взмах - голова жреца поползла по шее, укол в горло - хрип, крест-накрест - и лицо следующего фанатика залилось кровью. Рядом молча дрались моряки: удар штыка - стон, разворот, прикладом в нос - хруст.
        Неожиданная, быстрая и кровавая расправа парализовала главарей бунтовщиков. Не прошло и нескольких минут, как на площади лежал десяток окровавленных трупов. Оставшимся в живых забили кляпы, крепко скрутили руки и привязали к длинным жердям, образовав три живые изгороди. Импровизированный живой щит поставили поперёк улицы и, укрывшись за ним, двинулись в сторону храма. Андрей решил повторить манёвр и направил колонны по трём улицам.
        У ворот Наньта клубилась, галдела, плевалась проклятиями в адрес защитников храма агрессивная толпа. Она настолько увлеклась, что не обратила внимания на странную процессию, приближающуюся к ней с тыла.
        Андрей поднял вверх руку и скомандовал:
        - Огонь!
        Дружный залп десяти русских карабинов поддержали союзники, и пробитые свинцом тела стоявших с краю бунтовщиков бросило на остальную толпу.
        - Огонь!
        Количество трупов на земле удвоилось. Завыли раненые.
        - Огонь!
        До разгорячённой толпы наконец дошло, что её расстреливают, и она качнулась назад.
        - Огонь!
        Грохот страшных карабинов сводил с ума. Люди заметались.
        - Огонь!
        Ихэтуани попятились к воротам храма. Отгремел последний выстрел, и моряки стали спешно перезаряжать оружие. Возникла опасная пауза. Она длилась всего десяток секунд, но этого хватило, чтобы главари бунтовщиков пришли в себя.
        Поняв, что моряков непростительно мало, они бросились вперёд, увлекая за собой толпу. Рёв сотен разъярённых глоток накрыл смельчаков. Казалось, конец неизбежен.
        Но Андрей ожидал этой паузы и приготовил ихэтуаням сюрприз.
        Ещё перед атакой он приказал половине русских моряков не участвовать в первом залпе. Это решение спасло жизнь всему союзному отряду.
        Пока товарищи перезаряжали магазины, вторая половина русского отряда, выдержав десятисекундную паузу, дружно разрядила карабины в накатывающую волну бунтовщиков. Андрей тоже сберёг патроны и теперь вёл огонь из двух пистолетов.
        Ободрённые поддержкой извне защитники храма забрались на стену и сверху открыли шквальный огонь из всего, что стреляет.
        С такого расстояния даже простые охотничьи ружья наносили ихэтуаням серьёзный урон, а скученность только усугубляла ситуацию. Огонь с двух сторон совершенно деморализовал толпу, весь её показушный фанатизм отлетел напрочь. В глазах метался звериный страх, и осталось лишь животное желание выжить любой ценой.
        - Штыки!
        Винтовки сверкнули жалами штыков и ударили в обезумевшую толпу.
        Кровь, хруст костей, мат.
        Толпа завыла и стала жаться к воротам храма.
        Защитники Наньта, торжествуя, поднялись во весь рост и расстреливали обидчиков в упор.
        Разгром был оглушительным. Те немногие бунтари, кому повезло уцелеть, разбегались по разорённым дворам, где закапывались в кучах мусора и хлама.
        Стрельба стихла, и оглушительное русское «Ура!», подхваченное союзниками и осаждёнными, огласило округу. Через полчаса в распахнутые ворота храма потянулась вереница освобождённых на площади пленников.
        Андрей сидел в келье настоятеля, опустив голову. Вань в Пекине не появлялся. Более того, не писал аббату уже больше месяца, что было на него не похоже. Где он мог быть сейчас? Для старого аббата это тоже было загадкой.
        - Отрицательный результат - тоже результат, - вздохнул Андрей.
        Через два часа, оставив защитникам храма весь, какой был, запас патронов, он повёл отряд в обратный путь.
        Русские, американцы и итальянцы, построившись в одну колонну, ощетинились штыками и, печатая шаг, двинулись к местному причалу.
        - Запев-а-й!
        Как ныне сбирается вещий Олег
        Отмстить неразумным хаза-арам,
        Их сёла и нивы за буйный набег
        Обрёк он мечам и пожа-арам!
        Так громче, музыка, играй побе-еду!
        Мы одоле-ели, и враг бежит, раз, два!
        Так за Царя, за Русь, за нашу Веру
        Мы грянем дружное Ура! Ура! Ура!
        Американцы и итальянцы не знали слов победного марша, но мерная поступь и грозный напев заставили их подтянуться и вместе с русскими моряками подхватить: «Ура! Ура! Ура!»
        Выбрали вместительную шлюпку. Когда-то она служила на одном из кораблей французской эскадры, потом её подарили храму, а теперь она пригодилась отряду Андрея.
        Поместились все. Андрей оглянулся на притихшие улочки враждебного города и отдал приказ отчаливать. Моряки взялись за вёсла и погнали шлюпку к Посольскому кварталу.
        Когда отряд спасителей скрылся за поворотом, защитники Наньта затворили тяжёлые ворота и стали готовиться к обороне.
        До деблокады Наньта оставалось пятьдесят четыре дня…
        Глава 23
        Ни послы миссий, ни аббат католического храма, ни Андрей ещё не знали, что богдыханша Ци Си уже отдала приказ главнокомандующему китайскими войсками Дун Фусяну пропустить восставших ихэтуаней в Пекин и оказать им военную помощь против европейского оружия. Маховик вооружённого противостояния раскачивался.
        На следующий день всем иностранным посольствам было дано двадцать четыре часа на то, чтобы покинуть Пекин. В противном случае правительство Китая снимало с себя ответственность за безопасность дипломатов.
        Иностранный дипломатический корпус решил тянуть время и взял на размышление сорок восемь часов. Послы не имели полномочий обсуждать вопросы войны и мира, поэтому не собирались покидать столицу Китая. Максимум, что они могли предпринять самостоятельно, - отправить китайскому правительству ноту. Доставить её и объясниться с руководством министерства иностранных дел Китая вызвался германский посланник барон фон Кеттелер. Он надел парадный мундир с многочисленными наградами, в том числе китайскими, уселся в паланкин и отправился в Цзунли Ямень[41 - Цзунли Ямень - сленговое название китайского министерства иностранных дел в Пекине.]. Посланника сопровождали штатный посольский переводчик с испанской фамилией Кордес и восемь германских солдат.
        В это же время из других ворот Посольского квартала вышел невысокий мужчина азиатской наружности и, ускорив шаг, направился к центру города.
        Пройдя несколько кварталов и убедившись, что за ним никто не наблюдает, мужчина нырнул в ближайшую подворотню, проскочил через неё на соседнюю улочку и зашёл в неприметную дверь аптекарской лавки. Хозяин аптеки, увидев посетителя, тут же запер двери и повесил табличку «ЗАКРЫТО».
        Посетитель, не спрашивая разрешения хозяина, прошёл в небольшое подсобное помещение.
        - Господин Сугияма, чем вызван столь срочный визит? - церемонно обратился аптекарь к посетителю.
        - Давайте без церемоний, Наканиши, - перебил его гость. - Кеттелер отправился в министерство иностранных дел в паланкине. С ним посольский переводчик и всего восемь человек военного эскорта. Лучшего случая для устранения барона может не представиться. Его смерть запустит необратимый процесс конфликта между Цинским правительством и союзными державами. Нельзя медлить ни минуты.
        Аптекарь моментально преобразился. Из услужливого, слегка сгорбленного старика он превратился в решительного, подтянутого мужчину с военной выправкой, цепкими глазами и порывистыми жестами.
        - Давно?
        - Минут десять.
        - Мои люди всегда готовы выполнить приказ, господин советник, - почтительно склонил голову аптекарь и, постучав в неприметную дверь, резко спросил: - Слышал?
        - Да, - послышался за перегородкой глухой голос.
        - Исполняй!
        - Есть ли у господина советника особые пожелания?
        - Есть, - коротко ответил Сугияма. - Кеттелер должен погибнуть от руки человека в форме китайской армии.
        - Китайский офицер подойдёт?
        - Да. И ещё, - задумчиво пожевал губами Сугияма, - важно! Факт убийства Кеттелера должен засвидетельствовать надёжный свидетель со стороны германского посольства.
        - Посольский переводчик Кордес - подходящая фигура?
        - Вполне. Пусть будет Кордес. Но для пущей убедительности он должен быть ранен, и желательно так, чтобы смог самостоятельно добраться до посольства и сообщить о покушении.
        - Германские солдаты сопровождения?
        - На ваше усмотрение. Если приказ понятен, повторите его, - потребовал Сугияма.
        - Кеттелер должен быть убит китайским офицером. Переводчика ранить и обеспечить его возвращение в посольство. Солдат сопровождения нейтрализовать.
        - Верно! Исполняйте!
        - Слушаюсь! - отозвался голос за перегородкой.
        - Господин Наканиши, - повернулся Сугияма к аптекарю, - приказываю вам перейти на запасную явку. Не сегодня - завтра начнутся массовые погромы иностранцев. Пароль и отзывы прежние.
        - Как прикажете, господин советник, - по-военному опустил подбородок на грудь аптекарь.
        Паланкин германского посланника, мерно покачиваясь в такт шагам носильщиков, приближался к центру города. Вокруг царила привычная уличная суета китайского мегаполиса. Шум и запахи большого города проникали за плотные занавески паланкина, заставляя вспотевшего от жары барона брезгливо вытирать пот с лица и шеи.
        Внезапно паланкин остановился.
        - Что там? - раздражённо спросил Кеттелер шагающего рядом с паланкином переводчика.
        - Китайские военные, господин барон, - ответил переводчик. - Говорят, что впереди, на площади, собралась толпа черни, и наши солдаты могут спровоцировать её агрессию. Капитан китайского отряда предлагает отправить германских солдат обратно в посольство, а сам со своими людьми гарантирует доставить вас в Цзунли Ямень.
        Кеттелер скривил недовольную мину, но решил принять предложение китайского офицера. Германский военный эскорт, получив приказ Кеттелера, развернулся и двинулся в обратный путь, а паланкин окружили китайские солдаты. Процессия с германским посланником продолжила движение к министерству иностранных дел.
        До здания министерства оставалось не более двух сотен метров, когда солдаты сопровождения внезапно остановили паланкин.
        - В чём опять дело? - недовольно проворчал барон и приоткрыл полог.
        Капитан неторопливо вынул из кобуры пистолет и выстрелил Кеттелеру в грудь. Посланник опрокинулся на спину. Испуганные носильщики бросили паланкин на землю и прыснули в стороны. Раненый Кеттелер вывалился из носилок и, скребя пальцами по земле, попытался звать на помощь, но вместо крика слышался лишь хрип, а на губах пузырилась кровь. В это время офицер невозмутимо навёл ствол пистолета на посольского переводчика и выстрелил в него.
        От удара пули Кордеса развернуло, он схватился за раненое плечо и бросился в ближайший проулок. Вслед раздалось несколько выстрелов.
        Пули просвистели в паре-тройке сантиметров над головой переводчика.
        Капитан кивнул двум солдатам своего отряда, и они отправились вслед за Кордесом. А сам он невозмутимо перезарядил оружие и выпустил всю обойму в голову и грудь Кеттелера. Затем, неторопливо вложив в кобуру пистолет, достал из кармана галифе небольшой кожаный кисет и передал его одному из своих солдат.
        - Отрежь у трупа уши.
        Солдат выполнил приказ и вернул кисет с кровавым трофеем капитану.
        Тот неспешно завязал горлышко кисета и направился к часовым у ворот здания министерства иностранных дел. Те ошарашенно наблюдали за происходящим. Подойдя к ним, капитан достал папиросу, прикурил её и, сделав глубокую затяжку, бросил часовому:
        - Что стоишь? Вызывай дежурного офицера.
        - Уже, господин капитан, - растерянно проблеял часовой.
        Убийца стряхнул с кончика папиросы пепел.
        - Молодец, - с насмешкой бросил он, наблюдая, как, путаясь в собственной сабле, бежит начальник караула. Дождавшись его, капитан затянулся ещё раз и отбросил окурок в сторону. - Не торопись, лейтенант, не пугай народ, - криво усмехнулся он. - На вот, передай начальству, - протянул он кисет, - здесь уши иноземца, «белого дьявола» ягунцзы. Императрица за каждые такие уши награду обещала[42 - В одном из своих воззваний богдыханша пообещала награду за голову каждого ягунцзы. «Принесите мне их уши», - взывала она к китайским военным.]. А это не просто иноземец, это один из самых главных. Бери - озолотишься.
        Начальник караула впал в ступор. Убийца бросил кисет с кровавым трофеем к его ногам, повернулся к караулу спиной и неспешно отправился прочь.
        Не успел он скрыться из виду, как улицу заполнила толпа зевак. Ещё бы, такое зрелище - убит знатный иноземец.
        - Чего встали, а ну расступись! - послышались требовательные голоса.
        Народ расступился, пропуская людей в красных повязках и мечами Дао за спиной.
        - Ихэтуани, - прошелестело в толпе.
        - Собаке - собачья смерть! - плюнул на мёртвое тело германского посланника один из «боксёров»[43 - Боксёры - так прозвала ихэтуаней британская пресса; название появилось из-за использования слова «кулак» в названиях ихэтуаньских отрядов («Кулак справедливости», «Кулак ярости» и т. д.).].
        - Так будет с каждым «белым дьяволом», - грозно выкрикнул второй и, размахнувшись мечом, опустил его на шею трупа.
        - Руби! Руби его! - заорал первый и стал кромсать мёртвое тело Кеттелера.
        Посольский переводчик, зажимая кровоточащую рану, через щель наблюдал за происходящим. Когда понял, что барону уже не помочь, выбрался на параллельную улицу и бросился в посольство. От бега и потери крови кружилась голова. Через час ему удалось добраться до германской посольской миссии и поднять на ноги службу охраны.
        К Цзунли Яменю отправили взвод кайзеровских солдат, но агрессивно настроенная толпа окружила министерскую площадь и не пропустила их. В солдат полетели палки и камни. Пробиться к месту гибели германского посланника не удалось, а применять оружие под окнами МИДа командир германского отряда не решился и дал команду отступить.
        Из дверей небольшой аптеки вышел неприметный старик, повесил на двери замок и шаркающей походкой двинулся в глубь кривой улочки.
        Приказ советника японского посольства Сугиямы был выполнен.
        В это же время Сугияма обеспечивал себе алиби, делая вид, что встречает поезд из Тяньцзиня с якобы прибывающим в японское посольство подкреплением.
        Поезд японских солдат не привёз, и советник с чувством исполненного долга отправился в Посольский квартал. Но вернуться в посольство ему было не суждено. Выйдя из здания вокзала, он попал в руки ихэтуаней Красного Чжана.
        - Вот! - закричал Чжан, указывая рукой на советника японского посольства. - Вот жертва, угодная Богам! Лао-цзы! Великий старец! Дух Огня![44 - Старец Лао-цзы - Дух Огня. Один из самых почитаемых кумиров взбунтовавшихся ихэтуаней.] Ты получишь достойную жертву!
        Сугияма был схвачен. Его растерзанное тело с вырванным из груди сердцем нашли в грязной канаве недалеко от городского вокзала.
        После этой смерти все политические тормоза были отпущены, и уже ничто не могло предотвратить вооружённый конфликт между Китаем и союзными государствами.
        Японская разведка блестяще добилась поставленной цели. А имя советника её посольства Сугиямы занесли в священные списки героев, отдавших жизнь во славу Дома Минамото и Богини Аматерасу[45 - Аматерасу - богиня-солнце, одно из верховных божеств японского пантеона синто. Японские императоры считаются её потомками.].
        Глава 24
        После убийства Кеттелера по Пекину прокатилась волна убийств иностранцев. Ихэтуани при поддержке солдат Дун Фусяна окружили Посольский квартал и начали его штурм. Только что вернувшийся после рейда к храму Наньта Андрей оказался заперт на территории дипмиссии. Бросить дипломатов, попавших в сложную ситуацию, он не мог и решил задержаться.
        Сегодня наступал час «Х», когда командир адмиральского катера, не дождавшись его, должен был уйти в Таньцзинь.
        Надеюсь, они благополучно доберутся до эскадры, подумал Андрей и выбросил мысли о катере из головы.
        Дальнейшие события стали раскручиваться с такой скоростью, что ему пришлось забыть обо всём, кроме отражения атак взбесившихся фанатиков.
        Оборону территории посольств, как старший по званию, возглавил командир австрийского военного корабля капитан Томани. Возможно, на море он был неплохим командиром, но на суше…
        Его безграмотные действия привели к тому, что в первые же дни осады был потерян контроль над третьей частью территории Посольского квартала, а стоящее в стороне от остальных здание австрийской миссии и вовсе захвачено бунтовщиками. Томани не воспринимал китайцев как сколько-нибудь серьёзную угрозу, а китайских военных и вовсе считал ряжеными в военную форму клоунами. Решив исправить ситуацию с захватом австрийского посольства, он бросил на его освобождение тридцать вверенных ему австрийских моряков. Но чтo могла противопоставить горстка моряков нескольким сотням вооруженных фанатиков? Придумать более неразумный поступок было сложно.
        В результате его необдуманных действий погибли два десятка австрийских подданных, в том числе и сам Томани. Головы убитых австрийских солдат и сотрудников посольства, попавших в руки бунтовщиков, были насажены на колья и выставлены на лужайке возле здания.
        После такой демонстрации все иллюзии о дипломатической неприкосновенности пропали даже у скептически настроенных англичан.
        Оставшись без единоначалия, посольства вынуждены были сражаться каждое за себя. Выручало то, что здания миссий были сложены из камня.
        На всей территории Посольского квартала шли ожесточённые бои. Но силы нападавших и обороняющихся были настолько неравны, что защитникам пришлось оставить здания нескольких посольств, в том числе наиболее удачно расположенное русское посольство и соседнее с ним здание американской миссии. Под огнем превосходящего противника защитники русского и американского посольств отступили к зданию британской миссии, остальные - к французскому и германскому посольствам.
        На этот раз общее командование обороной Посольского квартала принял на себя английский посланник Клод Макдональд. Его усилиями из защитников всех дипломатических миссий был сформирован единый международный отряд. Благодаря слаженным действиям этого отряда оборона Посольского квартала приобрела организованный характер.
        Огнём винтовок и штыками отряд очистил от боксёров почти все посольские здания. В руках бунтовщиков остались только итальянское и австрийское посольства.
        Чтобы исключить внезапное нападение, пришлось разобрать все дома китайской обслуги. Теперь каменные здания посольств окружали не лавочки, ресторанчики и массажные салоны, а голая, хорошо простреливаемая и контролируемая территория. Из разобранных лачуг на всех опасных направлениях устроили высокие баррикады, а мобильные боевые отряды совершали регулярные вылазки. Ихэтуани стали нести потери.
        Не остался в стороне и сводный российско-американский отряд Андрея. Получив опыт совместных боевых действий в рейде к храму Наньта, американские и русские моряки сдружились и единодушно признали Андрея командиром сводного диверсионного отряда. И теперь этот отряд каждую ночь доставлял бунтовщикам «головную боль».
        Китайцы, оставшиеся в живых после встречи с диверсантами, считали Андрея злым демоном, панически боялись его и распространяли о нём небылицы. Эти слухи усугублялись тем, что с первого дня боёв он ввёл правило: своих раненых и убитых противнику не оставлять. А суеверные ихэтуани, не находя на поле боя тел погибших лопатинцев, думали, что они бессмертны.
        Шли день за днем. Защитники квартала научились отбивать атаки фанатиков, а те перестали безрассудно кидаться на хорошо укреплённые здания дипломатических миссий.
        Осада приняла затяжной характер. И Андрей всё чаще стал задумываться над идеей освобождения Русско-Китайского банка, который располагался в одном здании с русским посольством. Собственно, огромные стеклянные окна банка, парадной стороной выходящие за пределы Посольского квартала, и стали причиной успешного захвата здания ихэтуанями.
        Русскую миссию и банк разделяла метровая кирпичная стена, и это подтолкнуло Андрея к мысли, что здания могут иметь общие инженерные коммуникации.
        Он просидел в архиве посольства целый день и «раскопал» старый строительный план здания. В нём он обнаружил, что банк и русская миссия имеют общую канализационную галерею. Несколько лет назад, когда здание делили на две юридически не связанные структуры, галерею заложили кирпичом.
        После этого подвал русской миссии несколько раз перестраивался и менял планировку, поэтому обнаружить старую галерею оказалось непросто. Но Андрей теперь знал, чтo искать. Его бойцы прощупали и простучали каждый сантиметр подвала и всё-таки обнаружили искомую перегородку. Она оказалась двойной, а старая канализация оказалась не завалена и не переложена, как он предполагал, а просто закрыта сверху. Лопатинцы разобрали сначала первую перегородку толщиной в полкирпича, а затем вторую. Вход в подвальное помещение банка был открыт, осталось выбрать удобный момент.
        - В полночь! Когда ихэтуани на соседней площади начнут свою вакханалию, - решил Андрей.
        Чтобы добавить атаке элемент мистики, он переодел весь отряд в китайские черные куртки. А лица, чтобы они не бликовали в лунном свете, приказал измазать сажей.
        Наступила полночь, и на площади загремели барабаны. Охранявшие здание банка ихэтуани собрались у окон и завистливо поглядывали на скачущих у ритуальных костров товарищей. Один из них случайно обернулся и увидел, как из подвала лезут чёрные тени, у которых вместо лиц блестят лишь белки глаз.
        - Злые духи! - заорал он.
        Одурманенные собственными мистическими бреднями ихэтуани впали в состояние ступора.
        - Вперёд! - скомандовал Андрей и с ходу впечатал рукоять ножа в лоб ближайшего ихэтуаня. Китаец закатил глаза и стал заваливаться назад. Андрей удержал оседающее тело и прикрылся им от возможного нападения. - Кто следующий?
        Но всё уже закончилось. Стремительный натиск прошёл без единого выстрела. Два десятка неподвижных тел остались на полу банка, а моряки уже разбежались по зданию, проверяя все, даже самые отдалённые его уголки.
        Заматерели, с удовлетворением подумал о моряках Андрей, а поначалу без мата за нож стеснялись взяться.
        - Чисто! Здание наше, - доложил американский капрал.
        - Всё, Макс, бери своих и на крышу. Страхуй нас сверху, пока мы баррикадируем окна и двери.
        - Сделаем!
        А на площади бесновалась впавшая в религиозный экстаз толпа. Начались ритуальные жертвоприношения.
        Андрей торопился. Окна и двери заложили мешками с землёй. Их укладывали в несколько рядов внахлёст. На вопрос «зачем так сложно?» Андрей пояснил: а ты попробуй вытащить хоть один мешок или разворошить кладку. Не получается? А теперь прикинь, если то же самое ты попытаешься сделать под дулом винтовки? После такого ответа дурацких вопросов больше не возникало.
        Часть мешков подняли на крышу и выложили из них бруствер, за которым разместили стрелков. С этой позиции подходы к Посольскому кварталу простреливались на четыреста метров в обе стороны. К утру из здания Русско-Китайского банка и русского посольства получился мощный оборонительный узел. Ночной «стахановский» труд[46 - Стахановский труд - так назывался ударный труд, на пределе человеческих сил. Назван в честь Алексея Стаханова, Героя Социалистического Труда, который в 1935 году за одну смену работы в шахте сумел вручную нарубить 102 тонны угля при норме 7 тонн.] отнял все силы. Дождавшись утра, Андрей передал импровизированную крепость защитникам русского посольства и увёл своих отдыхать. Новые хозяева быстро освоились и назвали получившийся оборонительный узел «фортом». Его высота от земли составляла девять метров, а площадь общей с банком крыши позволяла разместить на ней две роты стрелков. Это сооружение не только простреливало всю территорию между английской и русской миссиями, но и стало «костью в горле» для ихэтуаней. Они несколько раз пытались отбить здание банка, но, положив под его стенами
полторы сотни соратников, от атаки в лоб отказались.
        Инициатива окончательно перешла в руки защитников квартала.
        Дневные нападения на Посольский квартал прекратились полностью, и лишь под покровом ночи ихэтуани ещё решались на вылазки.
        Но тут опять отличились лопатинцы. Пользуясь темнотой, они бесшумно спускались со стен форта, уходили в тыл противника и безжалостно вырезали бунтовщиков десятками. Первыми жертвами стали жрецы на «Площади жертвоприношений».
        Когда ихэтуани, обозлённые очередной неудачной атакой на «белых дьяволов», вернулись на площадь, их ждало ужасное зрелище. На копьях, расставленных вокруг жертвенного костра, вместо голов жертв красовались головы их жрецов. Среди боксёров пронёсся стон ужаса.
        - Макс, не нужно было головы жрецам рубить, - осуждающе сказал Андрей.
        - Извините, поручик, не смог своих удержать. Впечатлились чаном с кровью, вот их и перекрыло.
        - Впредь прошу без самодеятельности.
        - Ол райт.
        За куртки тёмного цвета диверсантов прозвали «чёрным отрядом», а их командира поручика Лопатина - «Демоном».
        Среди ихэтуаней о нём ходили такие леденящие душу слухи и байки, что количество осаждающих Посольский квартал бунтовщиков стало стремительно таять. Восставшие уходили и поодиночке, и целыми отрядами, считая дипмиссию проклятым местом.
        Посольский квартал настолько достал главарей ихэтуаней, что они решились обратиться за помощью к главнокомандующему китайскими войсками Дун Фусяну. Генерал покочевряжился, но выделил восставшим артиллерийский дивизион. Когда орудия прибыли на место, оказалось, что вести огонь они не могут. Кривизна примыкающих к дипмиссии улочек перекрывала видимость.
        Тогда артиллеристы Дун Фусяна решили поднять орудия на городскую стену. С этой позиции вся оборона посольств была как на ладони. Толстые стены посольских зданий были хорошей защитой от ружейного и винтовочного огня, но против артиллерийских снарядов были бессильны.
        Над Посольским кварталом нависла смертельная угроза…
        Глава 25
        Весь день защитники посольств с тревогой наблюдали, как китайские солдаты верёвками поднимают орудия на городскую стену. Стрельба по артиллеристам из винтовок особого результата не дала. Даже для очень хорошего стрелка было далеко.
        Приближалась кровавая развязка героической обороны. К счастью, китайские артиллеристы, целый день тягавшие тяжёлые пушки и ящики со снарядами на стену, решили стрельбу по Посольскому кварталу перенести на утро.
        Впереди была только ночь. А ночь принадлежала лопатинцам.
        Под покровом темноты они подогнали морскую шлюпку, на которой вернулись из рейда к храму Наньта, погрузили в неё добровольцев и отправились к городской стене.
        Чтобы не привлекать внимания китайских артиллеристов, Андрей увёл шлюпку подальше от дипмиссии и стал высматривать пригодное для высадки место. Скоро такое нашлось.
        Бойцы Андрея высадились на широкий выступ основания стены. Все роли были распределены ещё в шлюпке, поэтому отдавать команды не пришлось.
        Андрей махнул рукой, и кованые стальные «кошки» с привязанными к ним крепкими верёвками взметнулись над зубчатой стеной. Гибкие чёрные фигуры быстро взобрались на стену и исчезли за её зубцами. Сверху мигнул жёлтый глаз фонаря.
        - Порядок.
        Со стены спустились верёвочные лестницы.
        - За мной! - скомандовал Андрей и, ухватившись за перекладину лестницы, быстро полез наверх.
        Сверху стена оказалась неожиданно широкой. Андрей слышал, что когда-то её охраняли конные патрули, но как-то в это не верилось. Теперь он смог убедился, что такое было вполне возможно.
        - Разведчики, вперёд! Всем! Работаем без стрельбы, только штыками! Держаться в тени парапета! Макс, ты со своими - по плану! Остальные - за мной! Бегом марш!
        Раз, два, три. Раз, два, три - отмеряли ноги гребень стены.
        Двадцать минут, которые понадобились морякам, чтобы добраться до позиций артиллеристов, показались вечностью. Осталась сотня метров. Ещё пятьдесят. На месте.
        Моряки пристегнули штыки и рассыпались по позиции артиллеристов.
        Китайские офицеры не ожидали нападения со стены, поэтому расставили часовых только у её подножия. Умаявшиеся за день артиллеристы расположились тут же, возле орудий, и теперь безмятежно сопели.
        У центрального орудия заметили спящего офицера. Тот, видимо, что-то почувствовал и открыл глаза.
        Тссс! Холодная сталь пробила сердце, и китаец, уронив голову на грудь, затих. Вокруг слышались глухие удары штыков и шелест ножей. Послышался вскрик. Все замерли. Но вокруг уже установилась гробовая, в прямом смысле слова, тишина.
        Пока русские моряки разбирались с артиллеристами на стене, американцы зачищали часовых. Их капрал, зацепившись стальной «кошкой» за парапет, перебросил тело через край стены и, перебирая ногами по её отвесной поверхности, проворно спустился вниз. Сверкнула сталь боевого ножа, и часовой мешком свалился на землю.
        Через десять ударов сердца к нему подбежал сержант Маклейн, показал пальцами знак «ОК» и выкинул на руке четыре пальца, что означало - четверо китайских часовых у подножия стены больше опасности не представляют.
        Капрал ладонью указал от себя налево и направо.
        Сержант кивком подтвердил полученный приказ и исчез в темноте. Через несколько минут он вернулся.
        - Чисто! На сто метров в обе стороны!
        - Ол райт! Поднимайте тела часовых на стену! Проследи, чтобы за трупами не осталось следов крови, если заметишь - присыпь землёй!
        - Есть!
        Капрал подошёл к стене, привязал к поясу спущенную верёвку и, дёрнув за неё два раза, приготовился к подъёму.
        Наверху его поджидал Андрей.
        - Как у вас?
        - Порядок!
        - Тогда помогайте! Орудия, снаряды и оружие - забираем!
        Капрал удивлённо посмотрел на Андрея: а этот парень наглец, но одобрительно усмехнулся - понял.
        Вдруг проснувшаяся в Андрее хозяйственность заставила его изменить первоначальный план. Если сначала он планировал уничтожить орудия и их расчеты, то теперь решил пушки у китайцев умыкнуть. Эта идея пришла ему в голову, ещё когда он бежал по стене к позициям артиллеристов. Ровная поверхность стены позволяла дотащить орудия до шлюпки. Хотя зачем тащить, когда можно прикатить? Вчера вечером он видел, как китайские артиллеристы устанавливали орудийные лафеты на колёса.
        Покатим прямо по стене. Если получится спустить их вниз, хоть одну заберём с собой, а нет - утопим. Так даже лучше, в канале искать пушки - пустой номер.
        До шлюпки долетели, как на крыльях. Ободья колёс были обиты толстой полосой каучуковой ленты, поэтому почти по ровной поверхности стены катились относительно легко. Со снарядами оказалось сложнее, их пришлось нести на себе. Все, кому достались ящики со снарядами, согнулись под их тяжестью и, поминая недобрым словом запасливость командира, потащили их к заветной шлюпке. Вот и она.
        Чтобы уменьшить габариты и общий вес, с первого орудия сняли колёса. Затем, обвязав веревками и помогая себе флотской нецензурной лексикой, спустили его со стены. Орудие прилично нагрузило шлюпку, но ещё нужно было загрузить снаряды. Без них пушка была грудой ненужного и очень тяжёлого железа.
        Но когда все три орудия оказались у шлюпки, Андрей понял, что он ни одного орудия здесь не оставит, а заберёт все три. Времени до рассвета оставалось достаточно, правда, нужно было сделать три ходки.
        Глаза боятся - руки делают!
        В первый рейс решили грузить шлюпку максимально.
        К орудию погрузили все ящики со снарядами, высадив почти всех людей на стену. В случае опасности они должны были утопить оставшиеся пушки и вплавь добираться до Посольского квартала. Авантюра, конечно, но «овчинка стоила выделки».
        Андрей и американский капрал обнялись.
        - Поторопитесь, поручик, - махнул рукой американец.
        - Я вернусь, Макс, - твёрдо пообещал Андрей.
        Вёсла вспенили воду, и шлюпка, разрезая носом поверхность, ушла в ночь.
        - И-и-и раз! И-и-и раз!
        Привычные к вёслам руки гнали лодку к Посольскому кварталу. Вот и заветная арка. Но её габариты не позволяли шлюпке протиснуться в тесный проход.
        - Митрохин! Бери троих и дуйте за плоскодонкой. Она должна стоять в кустах, под ивой.
        Четверо моряков сбросили одежду и заплыли в арку. Лодка китайца Мао оказалась на месте. Её перегнали к шлюпке и начали перегружать ящики со снарядами. Под весом тяжёлых ящиков она осела по самые борта, но испытание выдержала. Загруженную плоскодонку повели в арку, где, передавая по цепочке снаряды, быстро разгрузили её.
        За следующие два рейса перевезли оставшиеся снаряды и колёса пушки. Осталось сгрузить само орудие. Справедливо опасаясь, что хоть и длинная, но узкая плоскодонка может не выдержать веса орудия, Андрей приказал вязать к нему верёвки.
        - Крепче! Готово? Держим верёвки! Орудие за борт!
        Десяток матросов вцепились в привязанные верёвки. Поднатужились, и на «раз-два-взяли» сбросили его в воду.
        Пушка булькнула и ушла на дно. Концы длинных верёвок остались в руках моряков.
        - Боцман, сажай людей в плоскодонку и тащите орудие по дну канала до арки, а там уже не глубоко, спуститесь в воду и ножками, ножками! Как затащите орудие в дренажную канаву, вставайте у орудия с двух сторон и на верёвках тащите его к форту. Там скажешь, чтобы поднимали орудие на стену, а сам назад. Снаряды перевезёшь плоскодонкой. Вернусь через час-полтора, встречай.
        - Понял. Орудие и снаряды перевезти в форт. Встречать через час!
        - Те верёвки, что освободились, кидай сюда. Шлюпку толкни! Всё! Бывай!
        Боцман повернулся к ожидающим его команды морякам.
        - Поспешай, братцы! Верёвки разобрали? Пошли! И… раз! И… раз!
        Тяжёлая туша орудия нехотя шевельнулась, но, подчиняясь дружной воле людей, заскользила по илистому дну.
        Если для Андрея и его гребцов время первого рейса пролетело как один миг, то оставшимся на городской стене морякам оно показалось вечностью. Прислушиваясь к далёкому бою ритуальных барабанов и воплям фанатиков, моряки с беспокойством ожидали, что пропажа часовых вот-вот обнаружится. Завывание жрецов стало громче, а отблески огромного костра стали видны даже с такого расстояния.
        - Опять принялись за жертвоприношения, - зло сплюнул один из моряков.
        - Каждую ночь людей режут, видать, сегодня новых наловили, - отозвался второй, подвигая трофейную винтовку.
        - Похоже, кого-то заживо жгут, слышь, как заходится.
        - Нелюди, они и есть нелюди.
        - О! Кажется, вода плеснула!
        - Ну-ка, глянь! Наши?
        Из темноты показался высокий борт шлюпки.
        - Заждались? - послышался с воды тихий шёпот Андрея.
        - Да уж, - за всех ответил американский капрал, - всего пятьдесят три минуты прошло, а показалось - век.
        - Всё, парни, потом будем лясы точить! Спускайте орудие! - перебил его Андрей.
        - Что точить? - не понял американский капрал.
        - Не берите в голову, капрал! Грузимся! Быстрее! Быстрее!
        - Странные вы, русские, и говорите непонятно, - пробурчал капрал.
        Андрей решил третьего рейса не делать. Небо уже начало сереть, а рисковать людьми он не хотел. Оставлять орудие китайцам он не собирался, а утопить было жалко. На этот раз в шлюпку загрузили оба орудия и посадили за вёсла двенадцать моряков. Шлюпка опасно осела. Остальных людей решили тащить буксиром. Для этого Андрей распорядился привязать к корме два длинных фала, держась за которые можно было плыть за шлюпкой. Отчалили. Грести было невероятно тяжело, две грозди людей, ухватившихся за длинные веревки, тормозили лодку, но зато - вместе.
        Дорога заняла в два раза больше времени, чем в предыдущий раз. Гребцы выбились из сил, но выгребли к заветной арке. Из темноты стены мигнул глаз фонаря - свои.
        - Приехали!
        Из тени выскочила плоскодонка и, сделав плавную дугу, подошла к плывущим за шлюпкой морякам. Продрогшие от долгого нахождения в холодной воде люди, отпустив буксирный фал, стали цепляться за борта плоскодонки. Шлюпка, освободившись от тормозившей её гирлянды моряков, облегчённо шевельнулась и, ловко лавируя, подошла к арке.
        Их встречали. По опыту предыдущей разгрузки ствол пушки обвязали верёвками.
        - Готово! Поберегись!
        Первое орудие плюхнулось в воду. Верёвки передали в арку. Моряки запряглись в длинные фалы и потащили пушку по дну.
        - Первая пошла! - возвращаясь к шлюпке, приглушённо доложил боцман.
        - Готовьте вторую! - скомандовал Андрей.
        - Пошла!
        Второе орудие ушло под воду. Продрогшие «пловцы» подхватили верёвки и потащили его в арку.
        - Боцман! Шлюпку отгоните на место и замаскируйте - ещё пригодится, - распорядился Андрей. - Назад возвращайтесь вплавь. Да повнимательней. Не нарвитесь на кого.
        - Сделаем!
        И шлюпка, разгоняя волну, скрылась в темноте…
        Глава 26
        Цао Тайфу - Дракон триады «Кулак справедливости», руководивший осадой Посольского квартала, - рвал и метал. С огромным трудом ему удалось уговорить Дун Фусяна выделить в помощь ихэтуаням три орудия. Генерал разговаривал с ним настолько высокомерно и презрительно, что Цао пришлось собрать всю свою выдержку в кулак, чтобы не снести голову старому индюку, возомнившему, что он пуп земли. Но пришлось терпеть. Терпеть, потому что взять Посольский квартал своими силами не удавалось. Ихэтуани каждый день несли огромные потери.
        Среди восставших участились случаи самовольного оставления позиций. Энтузиазм бойцов таял на глазах. Единственным способом вернуть доверие восставших был разгром Посольского квартала. Любой ценой и любым способом. Дун Фусян это понимал, поэтому в полной мере насладился своим превосходством над грязными оборванцами. Такого унижения, которое пришлось испытать Дракону «Кулака справедливости» от командующего китайскими войсками, ему не приходилось испытывать никогда. Но он стерпел и добился от Дун Фусяна трех орудий. Судьба Посольского квартала теперь была в его руках. Ещё один день, и всё, но…
        - Проклятый «Демон»! - Цао разнёс глиняную пиалу о стену. - Он не просто обокрал меня, он непонятно как умудрился перетащить пушки к себе в форт и теперь расстреливает из моих орудий моих же людей! Ихэтуань вздрагивает от одного его имени. Дошло до того, что даже пламенные борцы наотрез отказываются идти на приступ логова ягунцзы. Чего уже говорить о трусливых крестьянах и безропотных кули! Казнь жрецов, ночные налёты. Поговаривают, что разгром шаньдунского отряда под стенами католического храма Наньта - тоже его рук дело. Жрецы обещали наслать на него злых духов, но барон до сих пор цел и каждую ночь нападает на нас.
        Десятки девушек-ихэтуаней добровольно взошли на костёр, чтобы призвать на помощь древних Богов. Каждую ночь мы приносим сотни кровавых жертв, но это не даёт результата. Почему Боги не хотят помогать нам?
        Люди перестают верить, что огнестрельное оружие «белых дьяволов» не может причинить вреда носящим священные амулеты. Да и как тут поверишь, если вокруг Посольского квартала лежат сотни разлагающихся трупов? Раньше их удавалось незаметно убирать, и тогда жрецы объявляли, что убитые воскресли, а сейчас у ягунцзы появились меткие стрелки, которые стреляют в любого, кто пытается вытащить с улиц мертвецов. Так они и лежат с красными амулетами на груди, на которых начертаны руны заговора от огненных ружей «белых дьяволов».
        Ему докладывали, что среди братьев уже давно бродят слухи о страшном обмане, толпу удерживает лишь мысль о невероятных богатствах, собранных в Посольском квартале, и страх стать следующей жертвой на костре жрецов. Но с каждой неудачной атакой всё меньше людей желают бороться за идеалы равенства и справедливости.
        - Подавай им всё сейчас и, конечно, бесплатно, без усилий и жертв, - раздражённо процедил сквозь зубы Цао.
        А тут ещё мародёры Красного Чжана объявились. Придумали себе лозунг «У белых есть всё! У нас - ничего! Так пойдём и заберём это у них!» Вроде всё правильно и звучит красиво, а на деле - банальный грабёж, и никакие красивые идеи о борьбе за справедливость, равенство и братство тут ни при чём. А Красный Чжан, сволочь, их поддерживает. И ведь ничего нельзя с ним поделать - любимец народа. Стоял у истоков движения борьбы за свободу, равенство и братство. А этот его девиз «Грабь награбленное!» - странный лозунг из уст яростного борца за идею, но толпа ему в рот смотрит. Конечно, зачем лезть под пушки? Пусть с ними воюет Цао Тайфу и богдыханша Ци Си. Слепец!
        Если богдыханша почувствует нашу слабость, она немедленно развернёт против нас регулярную армию. А у нас? Из пламенных борцов, ратующих за свободу и справедливость, сбиваются банды мародёров. Прикрываясь громкими лозунгами, они грабят уже не ягунцзы и их приспешников, а просто тех, кто богаче.
        Цао раздражённо заходил по комнате.
        - Выхода нет! Нужно опять ехать к Дун Фусяну. Без его помощи Посольский квартал не взять!
        Глава 27
        Дун Фусян был взбешён уроном, который понёс из-за передачи артиллерии бунтовщикам.
        Разумеется, он выслушал просьбу вождя ихэтуаней, пообещал ему помощь и даже проводил до порога. Но, как только двери кабинета закрылись, главнокомандующий разразился потоком брани.
        - Этим ихэтуаням ничего нельзя доверить! - брызгал он слюной. - Тупорылые фанатики! Ничего не умеют, кроме как колотить в свои дурацкие барабаны и завывать такие же дурацкие молитвы. Всё нужно делать самому! Ю Шикай, - обратился он к молчаливому армейскому генералу, всё это время невозмутимо сидевшему в его кабинете.
        - Да, господин, - склонил голову перед главнокомандующим генерал.
        - Всё слышал?
        - Да, господин.
        - Возьми два батальона солдат, четыре-пять полевых орудий, пару новых британских пулемётов и сломай сопротивление защитников Посольского квартала.
        - Будет исполнено, господин.
        - Слушай дальше, - продолжил Дун Фусян. - Захватишь здания французского и германских посольств, и всё, в глубь территории квартала не лезь. Дальше дело Цао и его головорезов. Послов должны убить бунтовщики, а не мои солдаты. Понял меня?
        - Да, господин. Я должен сломить сопротивление защитников Посольского квартала. Закрепиться. Оборудовать артиллерийские и пулеметные позиции. В глубь территории посольских миссий не входить. Уничтожение жителей Посольского квартала оставить ихэтуаням.
        - Верно.
        - Разрешите выполнять?
        - Выполняй!
        Утром начался штурм территории дипмиссий, но теперь им руководил не безграмотный в военном деле Цао, а профессиональный военный, генерал китайской армии Ю Шикай. Все шаги были просчитаны и продуманы.
        Первый удар он нанёс в самое уязвимое место в обороне Посольского квартала - по стоящим наособицу трём посольствам: французскому, германскому и японскому.
        После тридцатиминутной артиллерийской подготовки, под прикрытием плотного пулемётного огня, два батальона китайской пехоты перешли в наступление и заняли здания французского и германского посольств. Японцы своё здание удержали, но, опасаясь оказаться в окружении, отступили.
        Ю Шикай, выполняя приказ главнокомандующего, дальнейшее продвижение в глубь территории Посольского квартала остановил, а вместо этого приказал оборудовать в захваченных зданиях огневые пулемётные точки.
        Вокруг зданий из мешков с землёй соорудили редуты и закатили внутрь полевые орудия. Позицию укрепили тремя пехотными ротами, из расчёта - рота на здание.
        Убедившись, что все распоряжения выполнены, генерал уселся в паланкин и направился в ставку вождей восстания.
        - Я сломал оборону иноземцев. Дело за тобой! - презрительно бросил Ю Шикай сидящему в окружении соратников и жрецов Цао Тайфу. - Не упусти победу и в этот раз, - сказал, будто плюнул, генерал и, круто развернувшись на каблуках, покинул ставку ихэтуаней.
        Он презирал бунтовщиков в любом их проявлении и видел в них только грязную распоясавшуюся чернь, которую необходимо беспощадно уничтожать, всю и поголовно. Потомственный военный, рождённый в семье маньчжурских князей, он терпеть не мог эту «выползшую из сточной канавы гниль».
        Если бы императрица назначила главнокомандующим китайскими войсками его, Ю Шикая, а не старого Дун Фусяна, он бы за месяц огнём и мечом выжег всю ихэтуаньскую заразу. Но чтo хочет богдыханша, знает только она сама.
        И Дун Фусяна назначили главнокомандующим китайскими войсками неспроста. Хорошо зная императрицу, Ю Шикай был убеждён, что за этим кроется интрига. Он счёл полученный от Дун Фусяна приказ выполненным и отправился доложить об этом. Вот только не к Дун Фусяну.
        Он ехал к вдовствующей императрице, истинной правительнице Поднебесной, её величеству Ци Си.
        - Слушаю тебя, мой преданный Ю Шикай.
        - Я выполнил ваше распоряжение, госпожа. Как вы и предполагали, Дун Фусян не рискнул атаковать Посольский квартал войсками. Сегодня он приказал мне лишь расчистить дорогу бунтовщикам - надеется, что после этого они справятся с защитниками Посольского квартала.
        - А они справятся?
        - Нет, моя госпожа. От орудий, которые могли бы обеспечить им успех при штурме, они шарахаются, как от дьявольского оружия. Вместо немедленного развития наступления эти дикари решили возносить требы Богам. Почитание древних Богов, безусловно, важно, но… Как нам известно уже из опыта, ритуал жертвоприношений продлится до утра. К тому времени атака потеряет смысл. Простите меня госпожа, если я огорчил вас.
        - Нет, нет! Напротив! - оживилась Ци Си. - Если ихэтуани в очередной раз не смогут справиться с Посольским кварталом и его защитниками, это даже неплохо. Они стремительно теряют авторитет. Чернь уже не верит им и при любом удобном случае разбегается. Второе - чем больше бунтовщики и иноземцы перебьют друг друга, тем для нас лучше. Это ослабляет и одних, и других. Третье: по сути, весь этот бунт - конфликт между обнаглевшими иностранцами и недовольными их действиями ихэтуанями. Руками бунтовщиков мы поставим на место иностранцев и умерим их аппетиты. А руками иноземцев обескровим и дискредитируем движение боксёров. А вот уже потом, - она сделала паузу, - подавим бунт, утопим его в крови, а главарей казним как клятвопреступников и предателей, нарушивших договор. Повод у нас уже есть. Ихэтуани нарушают условия соглашения. Они до сих пор не уничтожили логово «белых дьяволов» - Посольский квартал.
        - Госпожа, мы можем справиться с бунтовщиками и без иностранцев. Только прикажите, и через месяц от этой заразы не останется следа.
        - Не спеши, мой дорогой, мой храбрый генерал, это «блюдо должно дозреть».
        - А расправиться с бунтовщиками?
        Ци Си загадочно улыбнулась.
        - У тебя ещё будет такая возможность. А пока пусть твои люди собирают информацию по всем вожакам восставших и их связям, особенно среди иностранцев. Ты выяснил, что там произошло с секретарём японского посольства Сугиямой? Так, по-моему, его звали?
        - У вас блестящая память, госпожа, - поклонился Ю Шикай. - Сугияму казнили по приказу главаря шайки ихэтуаней Красного Чжана. Похоже, Чжан не ведал, кем на самом деле был Сугияма, не говоря уже о его роли в спонсировании и поддержке движения ихэтуаней.
        - Жаль, что Сугияма погиб, - огорчилась Ци Си. - Этого мы знали, а нового японского резидента придётся вычислять заново. Помнится, у него был помощник?
        - Наканиши, - подсказал Ю Шикай.
        - Да, Наканиши. Надеюсь, его вы не упустили?
        - Он сменил адрес, но мои люди смогли проследить за ним, и теперь он находится под круглосуточным наблюдением.
        - А вы точно уверены, что германский посланник Кеттелер был убит по приказу Сугиямы?
        - Да, госпожа, исполнителем был наш человек.
        - Наканиши об этом догадывается?
        - Нет, госпожа. Наканиши завербовал его много лет назад и всё это время использовал только в исключительных случаях. К тому же убийство Кеттелера было выполнено безукоризненно, в полном соответствии с разработанным самим Наканиши планом.
        - Тогда вот что! Тихо изымите Наканиши, но так, чтобы его исчезновение не вызвало подозрений у японцев. Доставьте его в допросную камеру и добейтесь письменного признания причастности японской разведки к убийству германского посланника. Только смотрите, не перестарайтесь. Этот человек пригодится, когда мы начнём торговаться с Германией. С этим всё. А теперь ещё пару штрихов, - улыбнулась Ци Си. - Абохай, - кинула она секретарю, - там, в приёмной, должен быть министр иностранных дел.
        - Да, госпожа, министр Пинь ожидает милости быть принятым.
        - Давай его сюда!
        Ю Шикай сделал вид, что хочет откланяться и не мешать императрице.
        - Останься, генерал, - остановила его императрица, - ты мне ещё нужен.
        Ю Шикай поклонился и немой статуей застыл у трона богдыханши.
        Дверь приёмной приоткрылась, и в неё, согнувшись до самого пола, то ли вошёл, то ли вполз хозяин Цзунли Яменя.
        - Полноте, полноте, встань, - выдержав паузу, проговорила императрица. - Как там у нас дела с послами иностранных миссий?
        Министр иностранных дел от неожиданного вопроса чуть не потерял дар речи.
        - Госпожа, - заикаясь, начал он, - после гибели германского посланника все отношения с иностранными послами прекращены. Но если вы прикажете, то я немедленно…
        Министр вспотел. Он как бы случайно проглотил окончание своей фразы и застыл в ожидании услышать волю всесильной владычицы.
        Хорошо я тебя выдрессировала, подумала богдыханша, а вслух спросила:
        - Сколько времени Посольский квартал находится в осаде?
        - Двенадцать дней, ваше величество, - ещё ниже склонился министр.
        - Ужасно! - всплеснула руками Ци Си. - Уважаемые посланники иностранных держав уже вторую неделю подвергаются нападению этих варварских ихэтуаней. У них, наверное, уже нет ни фруктов, ни свежего мяса, ни рыбы, ни молока, наконец. Вот что, дружок, подготовь-ка им письмо за своей подписью. Сообщи, что при дворе скорбят о случившихся событиях, что здесь у них есть преданные и искренние друзья, которые беспокоятся о них и всеми силами стараются помочь. А с письмом отправь свежих фруктов, белого хлеба, молока, ну и ещё чего-нибудь вкусненького, на своё усмотрение. Да доставь сам, ножками, с уважением. Понял меня?
        - Да, повелительница, - упал на колени министр.
        - Генерал!
        - Да, моя госпожа! - сделал шаг вперед Ю Шикай.
        - Ты сможешь обеспечить доставку подарков на территорию Посольского квартала?
        - Разумеется, госпожа.
        - Славно! Вы там дальше сами между собой решите, когда и как, - небрежно махнула пальчиками императрица. - С тобой, Пинь, обо всём поговорим завтра. А теперь идите оба, мне пора отдохнуть - возраст, знаете ли.
        Недаром нашу богдыханшу зовут Драконом, восхитился про себя Ю Шикай. Фрукты, молоко, белый хлеб. Он усмехнулся. Посольские уже давно конину из собственного выезда едят, а она им фрукты и молоко, - ни дать, ни взять заботливая матушка. А ведь потом обязательно напомнит послам, как она в трудную минуту не бросила их, оказывала заботу и внимание. Да! Великая женщина! Кто-то из иностранных послов однажды сравнил её с британской королевой Викторией. Какое там! Виктории до Ци Си, как от Поднебесной до Британии! У Ци Си одних подданных за четыреста миллионов, не говоря о территории. А как мудра, коварна, дальновидна! А взгляд! Глянет - до костей пробирает[47 - Ю Шикай восхищался Ци Си, как преданный ей царедворец, принижая достоинства воистину великой английской королевы. На одном из приёмов английский посол, чтобы польстить богдыханше, действительно сравнил её со своей королевой, не предполагая, что сама Ци Си считала себя единственной Великой правительницей в мире.]. А это её «Возраст, знаете ли»! Да с её здоровьем она всех нас переживёт!
        Глава 28
        Жизнь в Посольском квартале замерла. После захвата солдатами Ю Шикая зданий японского, французского и германского посольств ситуация для защитников квартала стала угрожающей. Изрядно потрёпанные отряды французов и германцев отступили к зданию английской миссии. Японцы попытались контратаковать, но, попав под пулемётный огонь, отступили к русскому форту.
        Все защитники Посольского квартала приготовились к отражению массовой атаки боксёров.
        С русского форта захваченные посольские здания не были видны, вести огонь можно было только навесом, через крышу здания английской миссии, но опыта стрельбы вслепую ни у кого не было.
        Цао Тайфу благодарил Богов. Они наконец услышали его молитвы.
        Остался всего один решительный бросок, и… Теперь дело за жрецами.
        Они должны! Нет, они обязаны помочь ему поднять разуверившихся в победе бойцов в решающую атаку. Но жрецы упёрлись.
        - Боги услышали нас! Они готовы помочь нам! Нужно немедленно отблагодарить их щедрыми дарами! - в один голос зашумели они. - Ты хочешь оставить нас без покровительства Богов?
        Цао растерялся; даже не будучи военным человеком, он понимал, что только немедленная атака на Посольский квартал принесёт победу. Но жрецы были неумолимы. Понимая, что без их помощи ему многотысячную толпу не поднять, он смирился.
        - Хорошо! Начинайте ритуал, но утром вы поднимете всех пришедших под эти стены людей и лично поведёте их на штурм логова ягунцзы!
        Жрецы радостно взвыли:
        - Хвала Богам! Отдай нам всех пленных! Сегодня будет великая ночь! Пусть Боги вдоволь напьются кровью наших врагов! Великий старец Лао-цзы! Храни нас! Даруй победу над заморскими дьяволами!
        Жрецы затянули молитвы, загремели ритуальные барабаны, полилась кровь пленников.
        - Пусть прольётся море крови! Пусть сегодня костры будут самыми большими! Пусть! Пусть! Пусть!
        Толпа, впав в религиозный экстаз, устроила неистовые пляски, которые длились до глубокой ночи. А когда они в полном изнеможении повалились прямо у костров, пришёл «Демон». Часовых удалось снять без шума.
        - Приготовить заряды! Поджигай! Бросать по готовности!
        За брустверы огневых точек полетели начинённые взрывчаткой вещмешки. Прозвучавшие один за другим взрывы перемешали землю брустверов и оказавшихся за ними людей.
        - Ваш бродь, орудия и пулеметы - наши!
        - Молодцы! Прикройте нас из пулеметов! Остальные, за мной! В атаку! Ур-а-а-а!
        Переполошённые взрывами китайцы выскочили из зданий и попали под штыки: английские, японские, французские, германские, итальянские.
        Андрей бежал в первой цепи атакующих. Надёжный вакидзаси привычно лёг в ладонь, другая рука сжимала рукоять парабеллума. Прямо навстречу из темноты дверного проёма выскочил китайский офицер. Андрей вскинул пистолет и выстрелил ему в лицо. Офицер откинулся назад, и его подхватил бегущий следом солдат. Но Андрей уже выбросил руку с мечом вперед. Клинок мелькнул над плечом раненого офицера и пробил горло солдата.
        - Минус два, - отметил Андрей, перескакивая через осевшие на пол тела.
        Теснота помещения и бестолковая суета мешали китайцам организоваться и встретить атакующих штыками.
        Андрей не мешкал. Выстрел. Удар клинком направо, налево, укол вперёд. Режущий удар по глазам. Выпад вперёд - попал. Обратным ходом отвести направленный в грудь китайский штык.
        За спиной грохнул кольт американского капрала.
        - Макс, - крикнул Андрей, - твои слева! Я займусь остальными!
        Выстрелы кольта не дали ему закончить фразу. Шаг вперёд - выстрел, тут же секущий вправо, шаг назад - секущий влево. Обратным ходом удар поперёк груди, выстрел. Всё!
        - Поручик! Оставьте хоть одного мне! - крикнул капрал, опуская окровавленную саблю.
        - Да хоть всех! - ухмыльнулся Андрей, загоняя в пистолет новую обойму. - Готов? Вперёд, - и вышиб ногой дверь в следующую комнату.
        Выстрелы двух пистолетов грянули почти одновременно.
        - Здесь всё. Перезаряжаемся, - азартно крикнул капрал…
        В зданиях и во дворе кипела отчаянная драка. Утомлённые ритуальными плясками ихэтуани бросились было на помощь солдатам, но были остановлены щедрой пулемётной очередью и в беспорядке отступили. Китайские солдаты остались один на один с защитниками Посольского квартала, и те стали брать верх. Драка перешла в стадию зачистки.
        Ещё через полчаса все три захваченные китайскими солдатами здания перешли под контроль европейцев. Их тут же начали укреплять. Оконные и дверные проёмы заложили мешками с землёй. Одно орудие подняли на крышу германского посольства, три других установили внизу, спрятав за брустверы из мешков с землёй. Пулемёты расположили по флангам.
        Порадовали и трофеи. В руках защитников оказались не только четыре трёхдюймовых полевых орудия, два современных пулемета Максим, но ещё и три сотни винтовок Маузера-98 с приличным запасом патронов. Это был настоящий подарок. Теперь любая атака гарантировала ихэтуаням серьёзные неприятности.
        Цао Тайфу, взбешённый очередным поражением, поднял на ноги всех жрецов, из-за глупого упрямства которых было упущено драгоценное время, и заставил их возглавить цепи атакующих.
        Загремели ритуальные барабаны. Шесть тысяч ихэтуаней, ещё не пришедших в себя после ночных религиозных вакханалий, пошли на приступ укреплений Посольского квартала. Они охватили кольцом всю его территорию и, дождавшись общего сигнала, в едином порыве двинулись на штурм.
        Ритмичный грохот барабанов задавал атакующим темп, создавал ощущение единения и иллюзию непобедимости. Жрецы затянули боевую песню. Тысячи людей подхватили её и, перейдя с шага на бег, бросились вперёд.
        Нет бы это случилось вчера, когда ихэтуани держали судьбу защитников Посольского квартала в своих руках!
        А сегодня? Сегодня они не только упустили время, но и потеряли поддержку солдат Дун Фусяна. Те немногие из его офицеров, что остались в живых после ночного боя, стали серьёзно сомневаться в адекватности руководства восставших и не пустили своих солдат в самоубийственную атаку.
        Залп шрапнели накрыл атакующих. В их рядах образовались целые просеки, заваленные изломанными телами. От первого орудийного залпа полегли почти все жрецы и их помощники. Тяжелораненого Цао Тайфу вынесли с поля боя в бессознательном состоянии. Боксёры остались без руководства. Второй и третий залпы орудий поставили жирную точку на безумной ихэтуаньской атаке.
        Глава 29
        По пыльной дороге, минуя посты ихэтуаней и китайских солдат, катила небольшая повозка, которую послушно тащил небольшой ослик. Её сопровождал министр иностранных дел Китая Пинь Хун Се. Подслеповато щурясь, он держался за борт повозки и мужественно шагал по камням и битому кирпичу. Такое святотатство его ноги видели в последний раз не меньше тридцати лет назад[48 - Сотрудникам министерств Циньской империи надлежало перемещаться в паланкине, другой способ считался неприличным и неприемлемым для статуса.]. Полы скромной туники волочились за ним, подметая пыльную дорогу.
        Главе английской миссии и по совместительству руководителю обороны Посольского квартала уже доложили о необычном госте. Ворота на территорию посольств открылись. Повозка закатилась внутрь, проехала ещё несколько метров и остановилась. Из укрепления, в сопровождении десяти солдат, неспешно вышел английский посол.
        - Здравствуйте, уважаемый господин Пинь.
        - Здравствуйте, господин Дональд, - ответил гость.
        - Чем обязан сим визитом? - церемонно спросил посол.
        - В этом письме изложена суть. - Пинь поклонился и протянул дипломату письмо. - От себя лично и… - Он сделал многозначительную паузу. - А также от имени других лиц, которых, к сожалению, я пока не могу вам назвать, выражаю своё сочувствие по поводу этого неприятного инцидента, - гость обвёл рукой лунный пейзаж, оставшийся на месте некогда цветущего райского уголка, - и хочу заверить вас и ваших коллег, что в правительстве и руководстве Китая у вас до сих пор есть преданные друзья. Это, - он указал на повозку, - небольшой дружеский презент от них. А теперь разрешите откланяться.
        Пинь низко поклонился и шаркающим стариковским шагом направился к воротам.
        Посол кивнул одному из солдат на повозку. Тот откинул холщовую накидку и остолбенел. В повозке лежала гора разнообразных южных экзотических фруктов, белый горячий хлеб и бутыли с молоком.
        В этот же день состоялся совет руководителей дипломатических миссий. Всем было понятно, что министр иностранных дел не мог прибыть в посольский квартал по собственной инициативе.
        Никого не могла обмануть тележка с продуктами от якобы тайных друзей. Все понимали, что богдыханша Ци Си подаёт им знак. Вот только какой?
        Хотела бы мира? Отдала бы приказ войскам, и головы бунтовщиков уже висели бы на стенах Посольского квартала или Запретного Города. Но, видимо, не может, а то и не хочет торопить события.
        А это значит, восстание набрало такую силу, что императрица вынуждена считаться с чернью и тянет время, а иностранных дипломатов бросила бунтовщикам, как кость. Участие солдат китайской регулярной армии в атаке на дипмиссии только подтверждает это.
        А если это скрытое обращение за помощью? Боясь раскрыть перед бунтовщиками свои намерения, она таким образом подаёт знак об оказании ей иностранной помощи в подавлении восстания?
        В результате пришли к общему мнению о необходимости ввести на территорию Китая союзные войска.
        Но такое решение находилось вне компетенции дипломатов, и, что бы сейчас ни происходило в Пекине, введение войск должно быть подтверждено на уровне глав правительств.
        Но как? Связи нет. Возможности отправить гонца - тоже. Да и кто рискнет?
        Хотя… А если обратиться к поручику Лопатину? Он отчаянно храбр, инициативен, свободно владеет китайским языком, блестяще зарекомендовал себя в обороне. Если кто и сможет доставить командованию союзной эскадры депешу, то только он.
        - Надо, так надо, - согласился Андрей, - готовьте пакет.
        - Уже готов. Когда планируете выступать?
        - Как стемнеет, на шлюпке схожу к императорскому причалу, проверю адмиральский катер. Вдруг не ушёл. Тогда на нём. Если его не окажется на месте, придётся идти на шлюпке. Но тогда мне потребуется человек восемь гребцов.
        - Сами знаете, у нас каждый боец на счету. Но, если что - людей дадим.
        - На том и порешили, - поднялся из кресла Андрей.
        Шлюпка мягко притёрлась к императорскому причалу.
        - Тссс, - прижал палец к губам Андрей, пытаясь разглядеть среди, пришвартованных кораблей знакомые очертания.
        - Кого ищешь, болезный?
        Насмешливый голос командира адмиральского катера заставил резко обернуться.
        - Не ушли! - обрадовался Андрей. - А я смотрю и не вижу. Вы же вроде здесь стояли?
        - Пришлось переставиться. Чтобы фанатикам глаза не мозолить, встали между двух речных сторожевиков.
        - Хорошая маскировка, - согласился Андрей, - я знал, чтo искать, и то не увидел.
        - Так не лаптем деланы, - усмехнулся в усы мичман. И обыденно, будто расстались вчера, а не две недели назад, спросил: - Пар поднимать?
        - Ну, ты! - стиснул его в объятиях Андрей.
        - Ладно, ладно, - засмущался мичман, - нам приказали вернуться с тобой, мы и ждём.
        - Тогда запускай машину!
        Через полчаса неприметный катерок, дымя трубой, дал задний ход и, выполнив изящную циркуляцию[49 - Выполнить циркуляцию - совершить манёвр с использованием инерции движения судна.], бойко побежал вниз по течению.
        Глава 30
        Тяньцзинь.
        Приглушённый абажуром свет настольной лампы падал на развёрнутый лист письма от русского посланника в Пекине, которое внимательно перечитывал военный атташе в Китае, полковник Вогак. Под этим письмом лежал ответ на запрос в отдел контрразведки при губернаторе Приамурского края. Сомнений не осталось. Это был именно тот человек, за которого себя выдавал посетитель.
        Он отложил прочитанное письмо и поднял глаза на собеседника.
        Перед ним сидел элегантно одетый молодой человек с загорелым лицом и твёрдым открытым взглядом. Идеально пошитый костюм из дорогого английского сукна, щегольская шляпа и крепкая трость говорили о принадлежности юноши к высшим кругам светского общества, а речь, осанка, манера сидеть на стуле указывали на то, что за его плечами как минимум офицерский кадетский корпус. А ещё взгляд. Взгляд человека, не раз смотревшего смерти в лицо. Не в подзорную трубу из бастиона, а вот так, накоротке, глаза в глаза.
        Ему приходилось встречаться с «такими» в Крымскую кампанию.
        Когда после нескольких отбитых штыковых атак начинаешь ценить только тот миг, который проживаешь сейчас, когда самым родным и близким тебе человеком становится совершенно незнакомый солдат, с которым ты только что плечом к плечу рвал зубами врага…
        Полковник поднялся из-за стола.
        - Вы второй раз выручаете нас, Андрей Иннокентьевич. Те документы, что вам удалось доставить из Посольского квартала, не имеют цены.
        Не зная реального положения дел в столице Поднебесной, командование союзной эскадрой не решалось предпринимать самостоятельных шагов. Теперь всё изменилось. Благодаря вам посольские депеши уже сегодня будут отправлены главам правительств, и со дня на день по Китаю будет принято судьбоносное решение. Какое - не знаю, но уверен, что убийство германского посланника не останется без ответа. Ещё раз благодарю вас. Если вам понадобится моя поддержка или помощь, обращайтесь. Буду рад помочь.
        Андрей взял шляпу, вежливо поклонился и с достоинством покинул кабинет.
        - Придумают же - «Демон», - покачал головой атташе, убирая в папку письмо посла, - хотя именно так и рождаются легенды. Посол ходатайствует о представления поручика к боевой награде, что ж - заслужил. За половину того, что написано в депеше, ему Георгий или Анна с мечами полагается. Ну, Георгий второй степени не в моей компетенции, а вот за Анну похлопочу с чистой совестью. Скажу секретарю, пусть готовит прошение на наместника. Думаю, адмирал не откажет.
        Глава 31
        Лянь резко развернулась к развалившемуся на ложе Красному Чжану.
        - Тяньцзинь! Мы идём на Тяньцзинь! - резко повторила она.
        - Но зачем? - пытался сопротивляться Чжан. - У нас и так всё хорошо. Народ меня любит, вожди уважают. Вчера сама богдыханша чаем угощала. Денег у нас столько, что мы можем себе собственный город купить. Чего тебе не хватает? Радуйся жизни.
        Лянь промолчала. В её хорошенькой и умной головке роем неслись совсем недобрые мысли: «Глупец! Как ты надоел своей неуёмной революционностью. Богдыханша с вами, нищебродами, чай пила только потому, что раздавить, как червей, пока не может. А вот подойдут её войска хоть из того же Тяньцзиня, и ваши головы сразу на городскую стену переберутся - на колья или в корзины. Как этому идейному придурку объяснить, что вся катавасия с восстанием нужна только как отвлекающая суета. А под шумок надо набивать бочки золотом. Сколько я уже прикопала? Одиннадцать? Вот ещё раза три по столько, и надо валить. Куда? Для начала в Шанхай. А там - как пойдёт. Хоть в ту же Европу или Америку. С золотом везде жить можно. Хотя лучше в Америку, там нравы проще. С моими бойцами и деньгами я там такую империю создам! А сейчас, пока не стало поздно, из Пекина нужно выбираться, и эта „звезда революции“ мне поможет. Мои люди в Тяньцзине уже больше двух месяцев работают. Должны уже всё разнюхать и подготовить. Так что из Пекина пора уходить, и чем быстрее, тем лучше. Что же делать с этим упёртым бараном? Похоже, совсем без
объяснений не обойтись.»
        - Ты хочешь знать, почему нам пора уходить? - спросила она.
        - Ну.
        - И почему именно в Тяньцзинь?
        - Не тяни.
        - Тогда слушай и не перебивай. Во-первых, Тяньцзинь - очень, очень богатый и жирный город, и в нём золота не меньше, чем в Пекине. Во-вторых, рано или поздно армия генерала Не или международная эскадра, что стоит в Печелийском заливе, кинется выручать богдыханшу. Значит, в Пекине скоро появятся их войска. А твои фанатики против пушек и ружей регулярной армии не продержатся и недели - шпана, она и есть шпана!
        Не перебивай! - рявкнула она, увидев его попытку вступиться за ихэтуаней. - Если бы я тебе вовремя не подсказала уничтожить все телеграфные столбы и разобрать железную дорогу, то армия генерала Не уже была бы в столице. А так какое-то время у нас ещё есть, но недели две-три, не больше. Боюсь, что слухи об атаке ихэтуаней на Посольский квартал уже докатились до эскадры. Так что иноземцы обязательно попытаются пробиться к своим посольствам, и вот это уже опасно - ты должен им помешать.
        - Как? - отмахнулся Чжан.
        - Организовать засаду на железной дороге, где-нибудь между Тяньцзинем и Пекином. Например, в городке Лофань. Там стоит артиллерийская часть армии Дун Фусяна. Точно не знаю, как она правильно называется, но у лофаньских вояк есть пушки на колесах, точно такие, как те, что ваши прозевали в Посольском квартале. Да не дёргайся ты, я же знаю, что тебя там не было. Слушай дальше.
        На станции надо организовать засаду. Только ихэтуани сами не справятся, значит, нужно, чтобы туда отправились солдаты Фусяна. Пусть они встретят иноземцев пушками и ружьями, а твои ихэтуаньцы разберут железную дорогу с двух концов от поезда. Тогда ягунцзы попадут в ловушку. Пешком из Лофаня они уже не смогут ни добраться до Пекина, ни вернуться в Тяньцзинь. И ты станешь победителем «белых дьяволов»!
        Чжан заинтересованно заворочался на кровати.
        - А что дальше?
        - А дальше мы с тобой поведём ихэтуаней на Тяньцзинь. Поэтому из Пекина ты должен увести столько людей, сколько сможешь. Пусть этот жалкий Совет сидит в столице и кидается камнями в Посольский квартал. Ты же возьмёшь Тяньцзинь! Там к твоей армии присоединятся ещё не меньше двадцати - тридцати тысяч восставших. Мне докладывали, что с Шаньдунской территории уже выдавили твоих революционеров. Сейчас по всем дорогам в Тяньцзинь двигается тысяч пятьдесят красноповязочников. Уверена, без богдыханши и её генерала Ю Шикая там не обошлось. Если начали душить восстание в Шаньдуне, значит, скоро доберутся сюда. Богдыханша - змея, одной рукой вам, дуракам, чай наливает, а другой Ю Шикая на пост военного губернатора провинции Шаньдун назначила. Но для нас это даже хорошо.
        В Тяньцзине ты перережешь христиан и объединишь своих и шаньдунских ихэтуаней. И вот это уже будет твоя собственная армия. Только после этого ты вернёшься в Пекин. Вернёшься победителем, за которым будет стоять армия в пять, нет, в десять раз больше, чем у Совета. Кто тогда станет главным вождём восстания?
        Лянь так горячо мотивировала Чжана на поход в Тяньцзинь, что сама чуть не поверила в то, что только что наплела. Обалдевший от нарисованных перспектив Чжан ловил каждое слово, принимая её речь за очередное пророчество.
        - Я сделаю всё, как ты скажешь, Великая колдунья, - сверкая глазами, выдохнул он.
        Ну вот, перестаралась, подумала Лянь, а я сегодня ещё хотела небольшого разгрузочного секса. Похоже, не получится - вон как разгрузчик загрузился, улыбнулась она невольному каламбуру. Наверное, уже мечтает, как скачет с красным флагом на белом коне впереди армии своих ихэтуаней. Пусть мечтает. Главное сделано, с места я его сдвинула, дальше пойдёт легче.
        Теперь нужно думать, как столкнуть лбами армию генерала Не с иноземцами. Эх, как было бы шикарно! Пока они мерились бы, кто кого, я со своими парнями успела бы перетрясти толстосумов и тихо уйти в Шанхай, да не морем, а по каналу. Почему по каналу? Да потому что это и есть то самое третье условие. Все захоронки с золотом - и старые, и последние - у меня там. Хороший план, сама себя похвалила Лянь. Пора нашего революционера приводить в чувство.
        Она приблизилась к замечтавшемуся Чжану и вкрадчиво спросила:
        - Скажи, ты хочешь делить власть с Советом? Или ты - тот, в кого я поверила? Тот, кто сможет собрать в один кулак всех ихэтуаней и возглавить восстание?
        - Да понял я, идём в Тяньцзинь, - поднял руки Чжан. - Когда выступаем?
        - Такой ты мне нравишься больше, - сексуально промурлыкала она и тут же перешла на деловой тон. - Сразу, как будем готовы. Ты мне лучше скажи, богдыханша обещала помощь армии в борьбе с иноземцами?
        - Да, как ты и предсказывала, сразу после того, как мы согласились снять требование о смене Маньчжурской династии, - кивнул Чжан.
        - Ещё бы, - усмехнулась Лянь, - под стенами Запретного Города собралось почти девяносто тысяч оборванцев, а её войска разбросаны по всей провинции. Самые боеспособные и многочисленные сейчас стоят под Тяньцзинем, а без солдат она что угодно могла наобещать.
        - Ты думаешь, она нас обманула? - вскинулся Чжан.
        - Хотела, - подтвердила Лянь, - но есть я. А я её вижу насквозь. Мы её на её же хитрость возьмем. Сейчас садишься на коня и галопом скачешь к Дун Фусяну. Уж не знаю, чтo ты ему скажешь, но без его приказа всем командирам китайских войск оказывать тебе содействие не возвращайся! Понял?
        - Понял! Конечно, понял! - До Чжана стало доходить, какие возможности может открыть ему документ, подписанный самим Дун Фусяном. - Да с такой бумагой любой командир регулярных китайских войск со всеми его пушками и ружьями обязан будет подчиняться мне! Колдунья моя, колдунья! - восхищённо воскликнул он, подхватывая Лянь на руки. - С такой бумагой я уже сегодня стану главным среди вождей!
        - Станешь, - согласилась Лянь. - Но не сегодня, а после Тяньцзиня. А документ тебе ещё получить надо, - усмехнулась она. - Дун Фусян - старик вредный. Справишься ли? - подначила колдунья.
        - Да я вырву эту бумагу у него из глотки, - вспыхнул Чжан и бросился к выходу.
        Какой он предсказуемый, презрительно подумала интриганка, но пока нужен, да и в постели хорош.
        Глава 32
        Генерал Не в сердцах отбросил приказ Дун Фусяна о поддержке ихэтуаней.
        - Вместо того чтобы раздавить бунтовщиков, как кучу дерьма, я должен не препятствовать этим… - Он помотал головой, пытаясь подобрать наиболее презрительное и оскорбительное определение ихэтуаням. - Этим революционерам, - он с ненавистью выплюнул это смердящее кровью слово, - я должен позволить уничтожить и ограбить мой город. Что делать? Не подчиниться приказу? Но тогда я стану нарушителем вековых устоев армии, основанных на дисциплине и неукоснительном исполнении приказа. Что делать?
        Присяга и воинский долг вынуждали его подчиниться. Тридцатитысячный гарнизон древней столицы Чжилийской провинции, имеющий на вооружении современную артиллерию, способный растереть в порошок собравшуюся возле Тяньцзиня пятидесятитысячную толпу ихэтуаней, вынужден был в бессилии наблюдать, как в сторону города ползёт многотысячная толпа фанатиков.
        Город застыл в напряжённом ожидании…
        Тяньцзинь.
        Город располагался недалеко от побережья Южно-Китайского или, как его называли местные, Бохайского моря. Здесь начинался Великий Китайский канал, который соединялся в единую водную транспортную систему с реками Хэйхэ, Хуанхэ и Янцзы.
        Канал был такой же достопримечательностью империи, как и Великая Китайская стена. Он начинался в Тяньцзине, тянулся вдоль побережья Бохайского и Жёлтого морей, соединяя множество рек и озёр, пересекал Шанхай и оканчивался в Гуанчжоу[50 - Протяжённость Великого Китайского канала от северной до южной точки составляет 1782 километра, а с учётом ответвлений в Пекин, Ханчжоу и Наньтун - 2470 километров. Ширина в самом узком месте, в районе Шаньдуна и Хэбэя, составляет 40 метров, а в самом широком, в районе Шанхая, - до 350 метров. Глубина колебалась от двух с половиной до трёх метров. Канал строился на протяжении двух тысяч лет. Его строительство началось в VI веке до н. э., а было завершено в XIII веке н. э.].
        Когда-то в том месте, где канал соединился с рекой Хэйхэ, вырос город Тяньцзинь. Расположение города было стратегическим не только с географической точки зрения, но и с военной. С севера, юга и запада он граничил с провинцией Хэбэй, а с северо-запада - с территорией Пекина.
        По численности населения и занимаемой площади он чуть уступал столичному Пекину. В те времена долина реки Хэйхэ была мало заселена, но после переноса столицы Китая из Кайфына в Пекин в устье реки появился грузовой порт Таку, который тут же оброс многочисленными складами.
        Сотню лет назад в Тяньцзине организовали солеварни. Со временем они выросли и стали добывать соль в таких масштабах, что завалили ею не только Северный Китай, но и остальную часть империи. Именно соль стала одной из главных статей дохода города. Её продажа способствовала и обратному товарному потоку. Город стал быстро расти, и скоро его население превысило четыре миллиона человек, что позволило ему стать столицей провинции Чжили. Значимость города для империи стала настолько велика, что на пост руководителя провинции вместо губернаторов стали назначать наместников.
        Великий канал являлся не только транспортной артерией страны, но и источником заработка для миллионов китайских семей. Предместья города были удивительно красивы, поэтому почти все Цинские императоры любили бывать здесь.
        У подножия хребта Паньшань построили летнюю императорскую резиденцию, а наместники Чжили обеспечивали богдыханам приятный отдых.
        Каждый император вносил в культурную и общественную жизнь города свою лепту; например, в период правления династии Тан был построен удивительный по красоте деревянный храм, названный Храмом Одинокого Счастья, а при династии Ляо появилась шестнадцатиметровая фарфоровая статуя Бодхисаттвы Гуаньинь. Работа мастера была настолько тонка, что заставляла застывать в трепетном восхищении всех увидевших её.
        Реформы, начатые князем Гуном и продолженные императором Гуансюем, стали толчком для появления в провинции Чжили множества различных иностранных концессий, которые обнаружили здесь большие запасы нефти и марганца. В городе появились почтовая служба, департамент горного дела, департаменты образования и правосудия. Всё это позволило Тяньцзиню стать не только крупнейшим промышленно-торговым городом, но и финансовым центром севера страны.
        Для строительства и обслуживания новшеств требовались сотни грамотных специалистов. Взять их, кроме как за границей, было негде, поэтому иностранцы стали занимать всё более важное и значимое место в жизни столицы провинции. С развитием торговли и появлением иноземных концессий в Тяньцзине рядом с бедными, хаотично налепленными китайскими лачугами появился европейский сеттльмент[51 - Сеттльмент - жилой микрорайон. Появление европейских сеттльментов - обычное явление для крупных азиатских и индийских городов.], со своими кварталами, костёлами и дорогими магазинами. Достаток и роскошь европейцев вызывали зависть и недовольство среди бедных слоёв населения, что подогревало в городе националистические настроения.
        Глава 33
        Двор кумирни Хошень Мяо, посвященной Духу Огня, был переполнен живописно одетыми ихэтуанями. Каждый из них держал на палке красный бумажный фонарь, подтверждая свою причастность к происходящему в кумирне.
        Схожей была и одежда собравшихся: головы покрывали красные платки, под которыми угадывались свёрнутые кольцами длинные косы. У каждого на голой груди красовался красный платок с написанными на нём таинственными иероглифами. Тощие животы подпоясывал свёрнутый в жгут красный пояс, за которым непременно торчал большой кривой нож, зачастую сделанный самостоятельно из того, что попало под руку. На тощих ягодицах мешками висели шаровары разных цветов, но особенным шиком считались красные или, на худой конец, синие, перехваченные у ступней красными повязками.
        Над входом и над алтарём кумирни горели большие, расписанные сложным непонятным рисунком фонари. Их свет отбрасывал причудливые тени на украшенные изразцами стены кумирни и статую Божества - Старца Лао-цзы, от чего казалось, что золочёные одежды и густые мохнатые брови деревянного кумира, сидящего на троне, шевелятся. Сотни курительных палочек у ног статуи распространяли по храму сладковатый сандаловый запах.
        В кумирне было тихо и сумрачно, но на дворе гудело и волновалось людское море. Тысячи людей откликнулись на призыв ихэтуаней и пришли поклониться старинному кумиру.
        Древний жрец с высохшим лицом, изрытым бесчисленными морщинами, стоял перед жертвенником и монотонным голосом читал молитву. Ему вторили жрецы, стоящие по сторонам. Молитва сопровождалась ударами в бронзовый колокол и рокочущим ритмом ритуальных барабанов. Толпа истово молилась.
        За оградой раздался звонкий цокот конских копыт, предупреждая о приближении кавалькады. Всадники соскочили с коней и прошли во двор. Толпа раздалась в стороны, пропуская прибывших. Послышались требовательные окрики:
        - Дайте дорогу! Дайте дорогу!
        По толпе восторженно прошелестело:
        - Чжан, Красный Чжан приехал!
        Чжан Дэ Чен был одним из лидеров движения «Ихэтуань», бывший лодочник, которому однажды приснилось, будто он - земное воплощение легендарного вождя тайпинов, Хун Сюцюаня, покончившего с жизнью более тридцати лет назад.
        Он быстро прошёл вперёд, поднялся по ступеням кумирни и картинно повернулся к толпе молящихся. Взяв театральную паузу, Чжан дал народу рассмотреть себя. Он был подвержен греху самолюбования и не упускал случая покрасоваться. Чжану, выросшему в беспросветной нищете, а сейчас получившему доступ ко всем мыслимым и немыслимым богатствам, хотелось нацепить на себя все те горы золотых побрякушек, от которых ломились его седельные сумки. Но надевать украшения на людях ему не разрешала любовница - наставница, соратница по борьбе и серый кардинал по совместительству, колдунья по прозвищу Мамаша Лянь.
        Она стояла тут же, у ступеней кумирни, в окружении девушек-телохранителей. Глядя на Чжана и на собравшуюся вокруг кумирни многотысячную толпу, она усмехнулась. Скажи ей кто-нибудь лет десять назад, что она будет манипулировать судьбами тысяч людей, как фишками на поле игры го, - не поверила бы. Кем она была? Обычной тридцатилетней проституткой, которую в раннем детстве продали в элитный бордель мадам Шо. Нет, она не держит зла на родителей. Им было не по силам прокормить шестерых детей, поэтому, как только Лянь исполнилось пять лет, за ней приехала воспитательница из дома Шо.
        Маленькой Лянь повезло, она попала в частный бордель, где девочек готовили для будущей профессии основательно. Обучали грамоте, манерам, умению вести беседы, много времени посвящалось изучению постулатов Конфуция. Из девочек готовили высококлассных, высокооплачиваемых куртизанок. Воспитанницы получали блестящее образование. Лишь некоторые девочки из знатных и обеспеченных семей могли похвастать тем же, хотя судьба всех женщин империи была одинакова - услаждать господина, и неважно, продали её в бордель или отдали в наложницы императору.
        Бордели делились на два типа: государственные и частные.
        Государственные бордели были легальными заведениями. В них за мизерную зарплату приходилось сутками, не разгибая спины, в прямом смысле этого слова, вкалывать на благо империи. Услугами этих борделей пользовались в основном солдаты местных гарнизонов, мелкие служащие и обедневшие лавочники.
        Если солдат, пока они не напивались «в дым», ещё можно было считать приличными клиентами, то с мелкими служащими и разорившимися лавочниками была беда. Ежедневно унижаемые на службе, считавшие гроши, презрительно брошенные под ноги, они вымещали на несчастных проститутках свои обиды. Ставили несчастную в позу собаки и истово глумились над ней, вбивая своё не очень героическое естество между тощих ягодиц проститутки, чтобы нарочно сделать ей больней и унизительней.
        Проститутки постарше относились к этому философски, но если в бордель попадала молоденькая девчонка, на ней отрывались на «всю катушку».
        За небольшую доплату разрешалось бить несчастную. Особенно страшно было попасть в руки садиста. Эти приходили не только за тем, чтобы сексуально унизить проститутку, но и получить удовлетворение от самого процесса издевательства. В ход шли различные предметы, которые только попадались извращенцу в руки. После такого сеанса бедная девочка не то что работать - ходить не могла.
        Но государев смотритель, приставленный надзирать за заведением, за небольшое личное вознаграждение на всё закрывал глаза. Немудрено, что в таких борделях проститутки сгорали, как спички. Если по старости или болезни проститутка не могла выполнять своих обязанностей, её просто выбрасывали на улицу. При таком труде уже в тридцать лет женщины выглядели на шестьдесят, а в сорок, если они доживали до такого возраста, от них шарахались даже собаки на улице.
        Была и вторая, более высокая по статусу, категория государственных борделей. Суть была та же с разницей лишь в том, что девчонки здесь работали помоложе, и плату за их услуги брали повыше. Но с возрастом или за провинность они с лёгкостью перемещались в низшую категорию.
        Сюда заглядывали неженатые офицеры невысоких рангов и лавочники всех мастей. Проститутки этой категории жили лучше и дольше, но конец, за редким исключением, был тот же.
        С частными борделями было иначе. Во-первых, они были официально запрещены, поэтому маскировались под различные парикмахерские и массажные салоны. Цены были выше, но качество услуг и обстановка отличались от государственных борделей, как небо и земля. Сюда «ныряли» солидные и состоятельные чиновники всех мастей и рангов.
        Попасть в частный бордель вместо государственного для девушек было невероятной удачей. Оплата была достойной, и при рачительных тратах можно было заработать на безбедную старость. Некоторые даже выкупались у хозяйки. Этому способствовали две существенных премиальных выплаты, которые получала каждая сотрудница частного салона.
        Первая премия выплачивалась за потерю девственности. Девушку тщательно проверяли, готовили и следили, чтобы, не дай бог, она где-то по глупости или по нелепой случайности не лишилась невинности.
        Когда хозяйка считала, что девушка уже достаточно обучена и подготовлена, она выставляла её девственность на аукцион.
        Это был целый церемониал. Кандидатка ходила именинницей, наряженная и раскрашенная, как фантик. В течение недели обладательницы «красной розы», как деликатно называли девственность, встречали гостей салона, флиртовали с ними, угощали напитками и демонстрировали всё, чему обучались в салоне: беседе, шуткам, танцам, игре на музыкальных инструментах; всё, кроме интимных отношений.
        Претендент на покупку «красной розы» присылал хозяйке борделя небольшую, красиво оформленную коробочку, в которой лежала бумажка с написанной цифрой. В конце недели проходила процедура сравнения предложений, и девушка отдавалась победителю. А уже на следующий день она считалась полноправной сотрудницей салона и приступала к тому, ради чего её несколько лет кормили и обучали. Надо сказать, что приличная часть этих денег вручалась самой обладательнице «вожделенного цветка» и становилась стартовой суммой для накопления личного капитала.
        Второй премией был выкуп из салона. Если кто-то желал выкупить девушку из борделя, он уплачивал хозяйке приличную компенсацию, так вот часть этих денег также шла девушке. Но объективно таких случаев было немного.
        К четвёртой категории, высшей в иерархии оказания пикантных услуг, относились салоны типа того, что содержала мадам Шо. В них готовили девушек для элиты. Девушек в таких салонах называли Нюй-Куй, что дословно означало «женщина-куколка». Но мадам Шо предпочитала называть своих воспитанниц на греческий лад - гетерами.
        Такие салоны были престижны и популярны, а девушки часто выкупались любовниками, получали пожизненное содержание, имели собственные дома и выезд. Молодые офицеры дрались за них на дуэли. Блудницы даже могли выйти замуж, но тень профессии преследовала их всю жизнь, отражаясь на родных и близких.
        Несмотря на терпимость к проституции, в стране процветал культ «зелёной шляпы». Если замужняя дама была уличена в неверности, её наказывали. Ей предписывалось пожизненно носить на талии зелёный пояс, а на голове накидку или повязку зелёного цвета. Но более позорным бременем это оборачивалось для пострадавшего супруга. Муж такой жены обязан был носить шляпу зелёного цвета. Отсюда в Китае появилась поговорка «надеть на мужа зелёную шляпу» или «подарить мужу зелёную шляпу», что было синонимом европейскому выражение «наставить рога».
        Маленькой Лянь повезло, она попала в салон мадам Шо, где получила всё, чтобы стать той, кем она была сейчас. В таких салонах дети взрослеют рано.
        Через это прошла и Малышка Лянь. Вращаясь в кругу взрослых коллег «по цеху», она быстро нахваталась циничного отношения к жизни и твёрдо решила для себя стать лучшей гетерой салона мадам Шо. Взрослые девушки над ней подсмеивались, но делились всеми секретами мастерства.
        В двенадцать у неё появился постоянный клиент, чем она очень гордилась. Чиновник Сяо, богатый извращенец, зачастил к малышке, выкатывая хозяйке приличную плату. Уже давно он не испытывал к взрослым девушкам влечения, а все попытки испытать с ними оргазм оканчивались неудачей.
        Пресыщенному деньгами и чинопочитанием, ему хотелось давно утраченных ощущений. Мадам Шо предложила ему пообщаться с маленькими девочками. Трогать «красную розу» категорически запрещалось, а самовозбуждаться - пожалуйста.
        «К тому же, - считала мадам Шо, - девочкам необходимо оттачивать полученные уроки обольщения на практике, а небольшие шалости господина Сяо им пойдут на пользу - пусть привыкают».
        Сяо ездил к малышке Лянь каждую неделю. В четырнадцать пришёл и её аукцион. Добавив деньги за «красную розу» к полученным от Сяо, она задумалась. Собранная сумма позволяла ей выкупиться у мадам Шо хоть сегодня. Но что дальше? Куда ей, четырнадцатилетней девчонке, идти? Возвращаться к отцу? Ни за что! А если не домой, то куда? На улицу? А что она там будет делать? Как зарабатывать на жизнь? Поэтому она не только осталась в салоне, но и стала самой востребованной гетерой.
        Деятельная натура, достигшая поставленной цели, нуждалась в новой мечте.
        А где её взять? И тогда она решила заняться самообразованием. Для начала наняла себе учителя по оккультным делам. Ей иногда казалось, что у неё есть дар, вот это она и решила проверить.
        Скопленные деньги и свободный график работы, который она выбрала себе, позволяли уделять учёбе достаточно времени. Подружки не одобряли её блажь и насмехались. Мадам Шо, напротив, поощряла:
        - Почему нет? Лянь зарабатывает за месяц в полтора раза больше любой из девушек. Чего мешать?
        Нашёлся и учитель - старый уличный фокусник, он же маг, он же предсказатель, он же прорицатель. На деле этот ушлый дедушка оказался обычным мошенником, обладающим способностями гипноза, чем и пользовался, чтобы заговорить жертве зубы и обобрать её до неприличия. Кроме того, он просто фонтанировал идеями - от поиска затерянных кладов до постройки летающего корабля.
        Но Лянь умела слушать, а главное, вычленять полезную информацию из огромного потока словесного излияния и совершенно диких идей деда.
        Суть, которую она уловила из общения со старым мошенником, заключалась в том, что прорицательство - обычное надувательство, главное, правильно выбрать жертву и грамотно обставить ситуацию. Другими словами, предсказание нужно готовить, а ещё важнее, нужно гарантировать его исполнение.
        - Тогда люди к тебе потянутся! - философски вещал старый мошенник и рассказал одну старую, немного смешную, но, как оказалось позже, судьбоносную историю…
        Глава 34
        Дело было лет двадцать назад. Тогда ещё не очень старый, но голодный фокусник-предсказатель появился в очередном городке.
        Он умышленно выбирал большие густонаселённые города, вокруг которых вставали на постой бесчисленные лодочники, носильщики, землекопы, бегуны - другими словами, люди тяжёлого, унылого труда. Как правило, они были до предела суеверны и по любому поводу обращались к своим кумирам.
        В Китае пантеон кумиров был огромен, так что хватало на всех. Жрецы кумирен обычно тоже были выходцами из этих мест и образованием от своих прихожан особо не отличались.
        Так вот, однажды Фэн - так звали ушлого фокусника - набрёл на территорию, где обитал недружелюбный коллега из местных. Ещё на входе в этот городок Фэн расспросил прохожих, есть ли в нём предсказатели и фокусники. Ему сказали, что такой есть, но уж больно дорого берёт. На вопрос, где он живёт, ему показали дом. Информация была важной, потому что от мест обитания конкурентов нужно держаться подальше.
        Небогатырское телосложение Фэна и небоевитый нрав выработали в нём несколько жизненных правил, которых он неукоснительно придерживался.
        Одно из главных правил - не лезть под руку конкуренту, у которого есть силовой аргумент в виде какого-нибудь тупорылого, но физически сильного помощника. Это не означало, что он не связывался с таким людьми, нет. Просто для таких случаев у него была припасена особая тактика, она называлась «Как и рыбку съесть, и палкой по рёбрам не схлопотать».
        Здесь оказался именно такой случай. Он выбрал для своих целей небольшую площадь, расположенную подальше от дома конкурента, и «открыл лавочку» - так он называл первый день знакомства с местностью. Это было небольшое уличное представление фокусника-самоучки. Народ, не избалованный развлечениями, потянулся посмотреть на ловкого и весёлого бродячего артиста.
        А Фэну было что показать. Особенно ему удавалось вынимать мелкие монетки из разных частей тела зевак. Добытую из уха очередного восторженного зрителя монетку он тут же втирал ему в лоб, чтобы вытащить её уже у другого человека из толпы. Потом он глотал пару ножей, выдувал изо рта пламя, жонглировал камешками и смешил народ простенькими шутками. В заключение - ходил на руках по кругу, удерживая босой ногой шляпу, в которую довольные зрители бросали мелкие монетки.
        Сразу после представления Фэн потрусил искать нужный храм. По счастливой случайности он оказался недалеко, это была кумирня Лао-цзы, Духа Огня. Надо откровенно сказать, что не все кумирни часто посещались.
        Люди обычно обращались к покровителю своей профессии, поэтому в храме Духа Огня было тихо и пусто.
        Упав у алтаря на колени, он стал истово молиться Великому Старцу, благодаря за удачный день, а в конце смиренно положил на алтарь несколько только что заработанных монет. Жрец кумирни принял подношение и благословил Фэна.
        Тогда тот упал старцу в ноги и упросил выслушать его.
        - Мне был странный сон, - обратился он к жрецу. - Мне приснилось, что у двух горожан этого города завтра ночью сгорят дома.
        - Ты не ошибся? - строго спросил жрец.
        - Нет, господин, - ответил ушлый Фэн. - Только я не знаю этих людей, я в городе человек новый. А мне иногда снятся странные сны, которые часто сбываются. Помолись, уважаемый, великому Лао-цзы, чтобы он отвёл беду от несчастных людей.
        С этими словами Фэн положил на алтарь несколько монеток.
        Жрец, удивлённый необычной просьбой, согласился отслужить молитву Духу Огня и умолить его спасти жителей города от пожара.
        На следующий день, с утра пораньше, Фэн побежал к дому конкурента и стал колотить деревянной колотушкой в его калитку. На шум вышел мускулистый охранник конкурента. По неиспорченному интеллектом лицу бодигарда и без предсказаний было понятно, что он понимает только две команды - «фас» и «фу», а это значит что? Что «дело пахнет керосином».
        Кстати - о керосине. Керосин был важным атрибутом фокуса с выдуванием огня. Простенький, но эффектный, он пользовался неизменной популярностью у зрителей, поэтому у Фэна при себе всегда имелась небольшая фляжка с этой легковоспламеняющейся жидкостью.
        Но вернёмся к конкуренту. Выбранный Фэном как первая жертва, он, разбуженный шумом, вышел из дома. Увидев бродягу, колотящего по его калитке палкой, он уже собрался дать охраннику команду «фас». Но бродяга вдруг бросился на колени и радостно закричал:
        - Господин, наконец-то я нашёл тебя!
        Конкурент растерялся и вопросительно уставился на Фэна.
        - Как? Вы ничего не знаете?
        - Нет, - ничего не понимая, обескураженно ответил тот.
        - Я вас ищу уже второй день, чтобы сообщить, что вас ждёт большая беда.
        - Какая ещё беда?
        - Пожар, господин, пожар. Мне два дня назад приснилось, что в вашем городе сегодня сгорят два дома. Но я посторонний человек в этом городе и не знаю людей, которые проживают в них. А сегодня мне приснились вы, о, великий предсказатель и прорицатель, вот я и бросился предупредить вас. Молю вас, идите немедленно в кумирню Лао-цзы! Пусть жрец вознесёт о вас спасительную молитву!
        Пока Фэн устраивал всё это представление, гремя на всю округу колотушкой и громко причитая у ног конкурента, вокруг начала собираться толпа зевак. Слух о том, что дом местного прорицателя сегодня может сгореть, мгновенно облетела округу. Местный мошенник оказался в сложном положении. Если он прогонит этого болтуна, и, не дай бог, случится пожар, все будут говорить: «Какой же это предсказатель, что не мог предвидеть пожара собственного дома!» А если не сгорит, скажут то же самое: «Что ты за прорицатель, если не можешь быть уверен, что твоему дому ничего не грозит!»
        Местный «прорицатель» был кем угодно, только не дураком. Он подошёл к Фэну и, обняв его, громко объявил толпе:
        - Да, мне известно, что огненный петух пожара уже летит к нашему городу, и я уже собрался идти в кумирню Великого Лао-цзы, чтобы вознести молитву. Спасибо тебе, неизвестный странник, что ты пытался предупредить меня, но я уже давно обо всём уведомлён. Проси чего хочешь!
        - О великодушный, позволь мне поучится твоей мудрости, познать науку предсказания. Потому что мой дар случаен и я не умею им пользоваться. Научи меня!
        Конкурент надулся от важности, такие слова, озвученные посторонним человеком при большой толпе, сладким дыханием тщеславия согрели его сердце. Он снисходительно похлопал Фэна по плечу и благосклонно согласился дать новичку один-два совета. А в качестве дополнительного поощрения разрешил Фэну выступать в своём квартале с уличными фокусами.
        И довольный собой, отправился завтракать, а Фэн остался за оградой скромно ожидать «Лаоши».
        Представление закончилось. Народ стал разбредаться и вскоре вовсе разошёлся по своим делам. Фэн дождался, когда с улицы исчезнут последние зеваки, и шмыгнул во двор соседнего с конкурентом дома. Эта была старая фанза. Видимо, её хозяева куда-то ушли, а может, просто были заняты на другой половине дома. Фэн заскочил во двор и кинулся к скату низкой крыши. Она, как и у всех соседей, была покрыта связками сухих стеблей гаоляна, плотно уложенными друг на друга. Высохший гаолян прекрасно защищал от дождя, но был чрезвычайно пожароопасен.
        Фэн быстро достал из заплечной сумки кусочек жёлтого шёлка, полученного в дар от жреца кумирни Духа Огня, и щедро смочил его в керосине - получился отличный фитиль. Край фитиля опустил в небольшую деревянную плошку для риса и налил в неё керосин. Плошку сунул в солому гаоляна, а ткань разложил сверху. Под шёлк положил найденный тут же небольшой плоский камень, а на ткань высыпал горсть серных спичек. Всё это заняло несколько ударов сердца, и мошенник снова сидел под калиткой «благодетеля».
        Глянув украдкой на дело своих рук, он с удовлетворением отметил, что лоскут жёлтого шёлка и спички совершенно неразличимы среди высохших стеблей гаоляна, а камень - он и есть камень, может валяться где угодно.
        Задумка была такой. Фэн целый день будет неотлучно таскаться за «Лаоши»[52 - Лаоши (кит.) - учитель.], изводя его дурацкими вопросами и создавая себе железное алиби.
        Солнце уже несколько дней беспощадно палило и сегодня изменять себе не собиралось. Камень нагреется. Серные спички, разложенные на нём, рано или поздно вспыхнут, загорится пропитанный в керосине шёлк, потом керосин в деревянной плоке, потом соломенная крыша, и вот он, здравствуй, пожар!
        О том, что сгорит дом совершенно незнакомых ему людей, Фэна совершенно не беспокоило. Зато он твёрдо знал, что после этого пожара у него на ближайшие несколько дней отбоя от клиентов не будет. А дальше по отработанной схеме. Собираем сливки и сматываемся. А претензии? Какие претензии? Что можно ожидать от какого-то ученика прорицателя? Весь спрос с «Лаоши». Так что можно пророчествовать о чём угодно, главное, вовремя смыться. А сбудутся потом эти предсказания или нет, об этом известно только Богам. Но это будет уже неважно, потому что отдуваться придётся конкуренту.
        В общем, как-то так.
        План сработал на все десять баллов. Кульминацией стало заявление жреца кумирни Лао-цзы. Он принародно объявил, что ему, жрецу, было известно о пожаре в двух домах города, но с молитвой о спасении от беды обратился только один человек.
        - Поэтому я и молился только о нём. Вот если бы я знал и другой адрес, тогда совсем другое дело. А так второй дом стал законной жертвой Духа Огня. Но здесь тоже всё справедливо. Народ в кумирню стал заходить редко, и Дух Огня обиделся, что о нём стали забывать. Вот и напомнил о себе пожаром. Так на то он и Дух Огня.
        И вообще, невместно Богам оставаться без молитв и подношений. Радуйтесь, что он взял с вас жертвой только один дом, мог и десяток.
        Слова жреца были поняты буквально, и в кумирню потянулась очередь с прошениями и подношениями.
        - Дух Огня должен остаться доволен, - рассудил Фэн и забыл об этом эпизоде до следующего городка.
        Фэн прилично заработал и тихо исчез, а в городе появилась новая легенда о Великом чуде, сотворенном Духом Огня.
        Глава 35
        Лянь, выслушав байку старика, задумалась. Ведь он дал ей подсказку, как организовать собственный бизнес. Вот только размах и запросы у девушки были не чета старому мошеннику.
        Она решила открыть собственный салон прорицания и предсказаний. Да не просто салон, а салон всеведущей колдуньи.
        Но при отсутствии у неё самой колдовских способностей нужно было создавать невероятно достоверную иллюзию. А если выражаться понятным языком, готовить базу для предсказаний, которые будут гарантированно сбываться.
        А такие дела делаются не сразу, нужно хорошо подготовиться…
        И она с головой окунулась в обучение уличным фокусам у старого Фэна. Особенно её интересовали ловкость рук и карты таро. Она не собиралась учиться гадать, ей достаточно было выучить толкование символов, но вот умение достать из колоды нужную карту несколько раз кряду - было то, чего она упорно добивалась.
        «Упорство и труд всё перетрут», - так, кажется, звучит старая поговорка. А упорства Лянь было не занимать.
        Через несколько месяцев упорных упражнений они с Фэном расстались, довольные друг другом. Фэн уносил за пазухой горсть серебра, а новоиспечённая прорицательница с лёгкостью шельмовала колодой, всегда доставая из неё нужный символ. Кроме того, она довела до совершенства фокус с монетой. Даже учитель Фэн не всегда угадывал, в какой руке прячет монетку Лянь.
        Первый шаг к обеспеченному будущему был сделан. Следовало приступить ко второму. Нужна была информация о будущих клиентах. Точнее, досье на всех богатеев и их жён в округе. Интересовало всё: адреса домов и лавок, лодок и амбаров, имена любовников и любовниц, количество, имена и возраст детей, даже имена любимых лошадей и домашних животных, и ещё много, много разных повседневных мелочей.
        Сначала она собирала любую информацию, потом систематизировала её, и дело пошло быстрее. Но вся эта возня съедала массу драгоценного времени, нужен был помощник или помощница. А кому довериться? И тут она вспомнила себя в десять лет.
        - А ведь это идея! Набрать детей и обучить их под свои нужды. Одних отдать на обучение в салон мадам Шо, там дают приличную школу и блестящее образование. Кстати, пара малолетних кандидаток уже есть, нужно только договориться с мадам Шо. Потом прикупить десятка три мальчишек и отдать их на обучение в школу единоборств. Если взять не слишком мелких, то через три-четыре года будет свой силовой отряд. Хорошо бы ещё обучить кунг-фу и десяток девочек, из них получатся отличные шпионки или постельные убийцы.
        И пусть бизнес будет строиться на криминале, это её совершенно не смущало.
        Надо помотаться по местным школам кунг-фу и приглядеть уже взрослых подростков, лет по тринадцать-четырнадцать. Главное, чтобы росточком были поменьше и выглядели помладше. А выкупить их у родителей труда не составит.
        Сказано - сделано…
        С тех пор минуло десять лет.
        - Да, весёлые были денёчки, - грустно вздохнула Лянь.
        Сейчас ей уже тридцать. Купленные ею десять лет назад детки теперь уважительно называют её Мамашей Лянь.
        Она - та, которой судьба уготовила участь элитной проститутки, за десять лет стала самой известной и авторитетной колдуньей Северного Китая. Одно её имя вводило в суеверный ужас и знатных чиновников, и состоятельных купцов. А ведь внешне нельзя было заподозрить в этой симпатичной молодой женщине с хорошими манерами хитрую, изворотливую и безжалостную бандершу. Да и дружка своего, Чжана, которому придумала кличку Красный, она держала в крепкой узде.
        Вспыльчивый и нетерпимый к любому мнению, кроме своего, Чжан слушался мамашу Лянь, как телок. Нет, не из страха, а из суеверного, возведённого в высшую степень поклонения и почитания.
        Дело в том, что Чжан, как и все в окружении Мамаши Лянь, искренне считал её великой колдуньей. Только она одна знала, что все эти игры в колдовство - всего лишь созданная ею самой иллюзия. Никакими колдовскими способностями она никогда не обладала. Так, чуть-чуть гипноза, да и то на уровне плохонького уличного мошенничества. Но это нисколько не расстраивало её. Ведь колдовство было не что иное, как умелая манипуляция сознанием и суеверием окружающих, а вот в этом она была мастером.
        Когда-то давно, воспользовавшись невольной подсказкой уличного фокусника Фэна, она довела его аферу с поджогами до совершенства. Только делала это с изяществом и размахом. Например, могла предсказать какому-нибудь состоятельному купцу или коммерсанту, что ближайшей ночью случится страшный пожар, в котором сгорит его дом и дом его соседа со всеми домочадцами. Естественно, она рекомендовала доверчивому бедолаге на эту ночь найти другой ночлег. Нетрудно догадаться, что предсказанный пожар происходил в точно назначенное время, уничтожая указанное в предсказании жильё вместе с обречёнными жильцами.
        На следующий день «спасённый» щедро благодарил прорицательницу, но это было только началом. Лянь говорила погорельцу, что может по картам узнать, кто наслал на него эту беду. Редко кто в таком состоянии устоит перед соблазном узнать, не происки ли здесь конкурентов. Дальше дело техники.
        Разложенные перед доверчивой жертвой карты несколько раз подряд подтверждали, что против погорельца действует злое колдовство.
        При этом колдунья тщательно перемешивала колоду сама, давала сдвигать карты погорельцу, доверяла ему своими руками перемешать колоду, но результат был тот же.
        Тогда предлагались варианты решения проблемы: просто снять наложенное проклятие; снять проклятие и вернуть его колдунье, наславшей порчу; снять проклятие, наказать колдунью и «заказчика». Каждый вариант имел свою таксу. Если клиент требовал мщения и готов был за это щедро платить, то через пару дней в трущобах случался страшный пожар, в котором гибла какая-нибудь старуха. А все старухи, живущие в трущобах, как известно, колдуньи.
        В эту же ночь обычно горел ещё чей-нибудь дом, причём не обязательно конкурента или давнего недоброжелателя. Но колдунья на удивлённый вопрос заказчика, что он даже не был знаком с человеком, наславшим порчу, давала неизменный ответ:
        - Я только возвращаю зло туда, откуда оно пришло, а почему тебе желал вреда этот человек, выясняй сам.
        Схема работала безукоризненно. Лянь настолько отточила своё искусство предсказывать, а если очень попросят, предотвращать предсказанную беду, что о ней стали ходить легенды по всему Северному Китаю. От клиентов не было отбоя. Никто не догадывался, что у колдуньи просто всегда под рукой находятся несколько «групп быстрого реагирования», которые способны по её команде организовать или предотвратить предсказанную, а значит, уже подготовленную беду.
        Банда Мамаши Лянь действовала надёжно и всегда радикально, не оставляя свидетелей. Только очень близкие к Лянь люди знали, что банда состоит из подростков, мальчиков и девочек, купленных ею в малолетнем возрасте и отданных на обучение в школы боевых искусств. Её ребятишки могли походя свернуть шею даже рослому детине. Кто же мог ожидать опасности от щуплого двенадцатилетнего ребёнка?
        Чжан был постарше. Но когда она случайно увидела его в одной из школ, то сразу «положила на него глаз».
        Статный харизматичный юноша, в совершенстве владеющий кунг-фу, но недалёкий, легко поддающийся внушению, с чувством сильно завышенной самооценки. Это было то, что надо! Как говорится, и для дела, и для тела.
        Когда ещё юный Чжан обратился к колдунье за разъяснением своего сна, в котором к нему приходил давно погибший вождь тайпинов, колдунья «вызвала» дух казнённого вождя тайпинского восстания Сюцюаня и сообщила юноше, что его сны пророческие, и что в его тело хочет поселиться неприкаянный дух Сюцюаня.
        Заморочить мозги неграмотному доверчивому парню для матёрой мошенницы труда не составило. Слова колдуньи пали на благодатную почву.
        Чжан с детства бредил рассказами своего учителя кунг-фу о его бурной молодости и участии в восстании тайпинов. В своих детских снах он часто сражался плечом к плечу с легендарным вождём тайпинов.
        Пообещав юноше, что поможет духу Сюцюаня возродиться в теле Чжана, чтобы он смог снова возглавить обездоленных, она окончательно завоевала парня. Он стал в её команде не только самым искренним и фанатичным почитателем, но и беззаветно преданным бойцом.
        Прибрав Чжана к рукам и втянув его в свои дела, Лянь неожиданно для себя «нарыла» благодатную почву - недовольство простых людей маньчжурскими правителями и заполонившими страну иностранцами. А получилось это так…
        В последнее время в её колдовской салон стало обращаться очень много людей с жалобами на обидевшего их чиновника или распоясавшегося купчину, который, пристроившись под крыло к иноземцам, сосал кровь из соотечественников. Чтобы наказать обидчика, люди готовы были на всё и несли последнее.
        Лянь быстро сообразила, что это «непаханое поле».
        Глава 36
        Оказалось, что, если ограбить богатого дельца, а потом часть похищенного раздать бедным, это вызовет у простого народа одобрение, понимание и поддержку. А если этот грабёж обставить как праведный гнев людей, обиженных несправедливостью, то можно привлечь к участию в налёте бесплатных и ничего не знающих о настоящей цели нападения добровольцев.
        Для пробы Лянь решила начать с магазина и торговых складов купца, на которого набралась масса жалоб. Вот тогда, в тот первый раз, она ощутила звериную, всесокрушающую и разрушительную мощь возбуждённой, разъярённой толпы.
        Начиналось всё банально. В одной из популярных местных забегаловок от имени Красного Чжана выкатили бесплатную выпивку. Молва о дармовщине пронеслась со скоростью урагана. Даже малопьющие, и те прибежали угоститься. В разгар веселья «правильный человек из толпы» стал взывать о несправедливости, которую чинит народу купчина-кровосос.
        Распалённая алкоголем толпа, подстрекаемая людьми колдуньи, вдруг ощутила по отношению к себе вопиющую несправедливость и, закипев праведным гневом, двинулась к магазину купца с претензиями.
        Пока подпоенный ханшой народ шумел и, выкрикивая угрозы, толкался под крепкими воротами, Чжан со своими людьми тихо придавил сторожей и вынес из купеческого сейфа несколько опечатанных мешков серебра.
        Люди с серебром тихо исчезли, а Чжан, откинув тяжёлый засов ворот, распахнул их перед нетрезвой толпой.
        - Люди! - громко закричал Чжан. - Этот кровопийца годами наживался на вас! Грабил, обманывал и обирал! Всё, что лежит в этом лабазе[53 - Лабаз - магазин или купеческая лавка.], нажито за ваш счет! Я, Красный Чжан, дарю вам все эти богатства! Идите и возьмите их!
        Пьяная толпа радостно заорала:
        - Да здравствует Красный Чжан! - и двинулась в распахнутые ворота.
        Одна створка за что-то зацепилась, и её заклинило. Но пьяную толпу уже нельзя было остановить, она надавила, и тяжёлые дубовые створки, не выдержав чудовищного напора, слетели с петель, придавив собой нескольких человек. Разогретые алкогольными парами работяги будто обезумели и начали крушить всё вокруг. На землю летели бочки с маслом, мешки с крупой, банки с иноземным консервированным мясом. Под ногами вперемешку с отрезами ткани валялись скобяные товары, среди разорванных мешков с рисом и горохом рассыпались пуговицы и цветные шнуры. Хаос - единственное определение, которое можно было подобрать к тому, что творилось в лабазе. Погромщики хватали всё, что попадало под руку.
        От случайного факела загорелось разлитое по земле масло, вспыхнул пожар. Когда к магазину прискакала полиция, на его месте полыхал огромный костёр, скрывая в ревущем пламени следы убийства сторожей и реальный объём хищения.
        Никогда до этого Лянь не видела столько серебра разом. Видимо, купец готовился к какой-то крупной и, возможно, не очень легальной сделке и собрал несколько увесистых мешков серебра. Лянь взвесила один из них на руке.
        Не меньше двухсот лян, прикинула она, по европейским меркам - десять килограммов.
        Восемь толстых мешков с серебром приятно ласкали взор. Доход от одного спланированного и организованного ею погрома многократно превысил суммы колдовских вымогательств.
        Лянь поняла - время пожаров прошло, пора переключаться на более доходный метод - погромы. Принцип тот же, вот только цена за «спасение» была неизмеримо выше. Погромы готовились дольше, но и результат был совершенно другим. Но для выбора «правильной жертвы» нужна была качественная информация.
        Одного колдовства мало, нужна шпионская сеть, решила бандерша. В первую очередь нужно взять под контроль все крупные перемещения грузов и места их перевалки. Затем установить наблюдение за всеми крупными складами и магазинами, чтобы выяснить, где хранится выручка. А если деньги вывозятся, то куда? В банк? На дом хозяину? С банками связываться не стоит, а вот дом хозяина - то, что надо. Главное выяснить, имеется ли охрана, и если да, то её вооружение и численность.
        Для сбора такого рода информации одних подростков недостаточно, значит, будем использовать обиженных конкурентов, жён, любовниц. Что ещё? - задумалась бандерша. Ладно, начнём с этого, а там видно будет.
        И Лянь начала перестраивать структуру банды. Кроме сборщиков информации, она решила создать ещё одну группу. Точнее, целый специальный отряд, который занимался распространением слухов о бесчинствах иноземцев и их китайских компаньонов.
        С учётом того, что это действительно происходило повсеместно, слухи попадали на благоприятную почву. А потом появлялись люди Лянь, подпаивали народ и, доведя до кондиции, провоцировали на «справедливое» возмездие. Эти же люди запускали невероятные, героические сказки о Красном Чжане. Теперь во всех забегаловках, больших и маленьких, шептались о неуловимом борце за справедливость.
        Новые структуры заработали. Каждую неделю появлялось предложение, достойное внимания бандерши.
        Лянь засела за разработку планов налётов. Сначала решила до автоматизма отработать сам механизм информационного и организационного обеспечения погрома, поэтому планировала один налёт не чаще, чем раз в месяц. Потом два раза в месяц. Потом каждую неделю. А затем, когда всё закрутилось, то по готовности. Могло происходить и два налёта в один день на участках, расположенных друг от друга в десятках километрах. Людей хватало, опыта тоже.
        Покупать детей и готовить из них будущие «кадры» она не прекратила. Но стала больше внимания уделять качеству товара: девочки должны были быть милашками, а мальчики - с задатками хороших бойцов.
        Если в процессе учёбы «покупка» не оправдывала надежд, от неё избавлялись без сожаления и угрызений совести.
        Погромы стали расползаться вдоль русла Великого Китайского канала.
        Канал являлся транспортной артерией Китая, соединяя его южные провинции со столицей, поэтому основной грузопоток шёл именно по нему. Для переработки сотен тонн грузов требовались многочисленные склады и причалы. Именно они стали для банды Мамаши Лянь самой привлекательной целью. Из-за их огромного количества угадать, где будет следующее нападение, было невозможно.
        Осведомители бандерши не ограничивали себя территориальными рамками. Стоило появиться подходящему клиенту, как в дело вступала вся отлаженная преступная машина. Главным было достать информацию, в каком из складов ожидается ценный груз или будет осуществляться его перевалка, которая обычно сопровождается расчётом на месте.
        Проверенная временем система «колдовских предсказаний» тоже не простаивала. Только вместо магазинов, лавок и кошельков чиновников целью гадалки стали более состоятельные клиенты: хозяева крупных складов, купцы-перевозчики, владельцы крупногабаритных барж.
        Завистников и недоброжелателей у всех хватало, поэтому достаточно было только намекнуть жертве, что её спасение находится в руках Мамаши Лянь, и…
        Работы стало больше, погромы участились, и всё это выглядело либо как порча, насланная конкурентами, либо как месть жалобщика.
        Полиция сбилась с ног, но найти связь между погромами и наведённой порчей не могла. А если учесть, что полицейские тоже были воспитаны в почитании древних кумиров и доведённого до абсурда суеверия, то заподозрить благовоспитанную колдунью в причастности к погромам считалось не только кощунственным, но и опасным.
        Полиция даже предположить не могла, что против неё действует хорошо организованная, структурированная и глубоко законспирированная банда, работающая как единый отлаженный механизм. Один отряд банды никак не был связан с другим, более того, они даже не подозревали, что, кроме них, есть другие подобные отряды и что они входят в единую систему. И всей этой системой, как паутиной, управлял один человек - Мамаша Лянь.
        А банде Чжана бандерша отвела особую роль. Она навесила на Красного Чжана ореол народного заступника и борца за справедливость, гоняла его по всей провинции Шаньдун и за её пределы, чтобы он, как красный фонарь, отвлекал на себя внимание сыскной полиции.
        Второй его задачей была «раздача слонов», что означало раздачу бедному люду части награбленного, а также вознесение местным кумирам треб и подношений. Как правило, это были мелкие медные и бронзовые деньги.
        Ну, и конечно, организация массовых попоек, за которые он расплачивался деньгами, полученными от Мамаши Лянь.
        После таких щедрых и бескорыстных акций народ готов был носить Красного Чжана на руках.
        Узнав от осведомителей, что где-то происходит попойка, оплаченная Красным Чжаном, полиция бросала все свои силы в этот район, а в это время в нескольких десятках километров другой отряд колдуньи потрошил очередной «денежный мешок».
        Наивный Чжан упивался почитанием толпы, даже не догадываясь, чтo именно делает его народным кумиром. За время частых стихийных митингов он так поднаторел в пламенных речах, что даже отпетые негодяи пускали слезу, а сердца обездоленных и обманутых полыхали праведным гневом.
        Щедрые подношения кумирням сделали его популярным среди жрецов всего пантеона китайских Богов, но особенной поддержкой и уважением он пользовался у жрецов Лао-цзы - Духа Огня.
        Ему нравилось красоваться перед толпой, выкрикивая горячие призывы к свободе, забывая, что он банальный убийца и грабитель, а Мамаша Лянь усердно поощряла его блажь. Именно такой клоун ей и был нужен. Стоило Красному Чжану засветиться в каком-нибудь городе, как на колдунью обрушивались десятки просьб отвести беду. Вот что значит качественно проведённая рекламная акция.
        Теперь Лянь зарабатывала не только на налётах, но и на том, чтобы не допускать их, попросту сдерживая своих волков.
        Глава 37
        Доходы Мамаши Лянь выросли многократно. Но её осведомители теряли непростительно много времени для передачи добытой информации в Пекин. Предприятие Лянь несло финансовые потери, и она решила перебраться к источнику заработка, то есть в провинцию Шаньдун.
        Именно в этой провинции, стараниями Красного Чжана, её банда приобрела ореол благородных разбойников. Погромы стали излюбленным источником дохода. Деньги текли рекой.
        А ещё погромы нравились чёрному люду. Этим нравилось ночью, в толпе десятков незнакомых людей, ворваться в чужой дом или предприятие, безнаказанно что-то сломать или украсть, а утром, как ни в чём не бывало, заниматься привычными делами.
        Погромщики втайне делились с друзьями своими «подвигами» и масштабами трофеев. Алчность и безнаказанность притягивала.
        Чернь, оболваненная красивыми сказками о Красном Чжане, всё охотней откликалась на призывы «наказать плохих людей» и по любому поводу хваталась за колья. Кто и как определял вину «наказуемых», людей Лянь не интересовало. Они убивали охрану, забирали золото, серебро, камни и тихо уходили, оставляя толпе растаскивать остальное имущество. Погромщики, допущенные к халяве, тащили всё, от полотенца до гвоздя. После такого «урагана» разобраться, кто что унёс, не представлялось возможным.
        Горе-погромщиков полиция быстро находила по появившимся у них дорогим вещам, мебели и утвари, но на вопросы, где ценности и кто организовал налёт, неизменно звучал ответ: «Великий Чжан - живое воплощение Сюцюаня».
        А «живое воплощение» был неуловим, ведь за ним стояла хитрая и расчётливая Мамаша Лянь.
        Она открыла в центре Шаньдунской провинции «Салон предсказаний Мамаши Лянь» и вела легальный образ жизни. Её услугами широко пользовались жёны чиновников, военных и даже полицейских.
        Пару лет всё шло замечательно. Тайные схроны ломились от награбленного, но остановиться Лянь уже не могла. Она получала почти сексуальное наслаждение от самого процесса безнаказанного грабежа. Но хотелось чего-то большего. Кроме того, схема ограблений и погромов стала подозрительно повторяться, а это рано или поздно могло навести полицию на ненужные мысли. И она стала раздумывать над новой тактикой.
        Глава 38
        Начальник сыскной полиции по крупицам собирал факты обо всех ограблениях за последние два года. Вокруг этих преступлений крутилось что-то неуловимое, но он никак не мог за это зацепиться. Несколько раз он был почти в шаге от успеха, но вместо ниточки обнаруживался очередной труп, и всё приходилось начинать сначала.
        Лянь чувствовала, что полиция подбирается к ней, и, чтобы обрубить концы, безжалостно избавлялась от преданных, но излишне информированных помощников. Но этого было недостаточно. Чтобы отвлечь внимание сыщика, требовался нестандартный ход, что-то кардинально новое, такое, что проделки её банды показались бы местному губернатору детскими шалостями.
        А что, если создать мифическую организацию с политической подоплёкой? Типа тайпинов, подумала Лянь. Со времён их восстания прошло более тридцати лет, а правящую верхушку провинции до сих пор от страха трясёт. Хотя тогда восставшие до Шаньдуна не добрались. Но идея хорошая. Может, действительно, подсунуть им такую «конфету»? Назовём её «Отряд справедливости и мира» или «Кулак справедливости». А что, звучит неплохо - «Борцы за справедливость» или «Справедливые люди»… Хм, мне нравится. Пусть будет «Кулак во имя справедливости», повстанческое движение «Ихэтуань» - и звучит броско! Идея идеей, но нужна начинка. Тут одних слухов будет маловато, надо что-то такое, чтоб аж дух захватило!
        Подсказка пришла неожиданно. Однажды из очередного налёта ей принесли забавную, украшенную камнями брошь, на которой было выгравировано: «Пламенному революционеру».
        - Стоп! Революция! Я что-то об этом слышала, - стала вспоминать Лянь. - Было что-то подобное сотню лет назад. Кажется, где-то во Франции. Франция, Франция, - задумалась бандерша. - А не навестить ли мне старого друга, - решила она и засобиралась во французское посольство.
        Посла она знала хорошо. Знакомство было весьма пикантным. Бандерша ухмыльнулась.
        Ей доложили, что из Франции прибыл новый посланник, который, как бы это приличней сказать, был нетрадиционной ориентации. Недавно вступив в должность посла в Пекине, он «скучал». С её подачи добрые люди порекомендовали ему обратиться «за советом» в салон Мамаши Лянь.
        Та лично прибыла к посланнику, разложив карты таро, определила причину его хандры и порекомендовала «очень приличное заведение» с юными мальчиками.
        Дипломат остался доволен и качеством салона, и деликатностью Лянь, поэтому колдунья была занесена в список желанных гостей и теперь могла обращаться к нему в любое время.
        Сейчас такой момент наступил. Посещение французского посольства развеяло все её сомнения. Посол подарил ей иллюстрированный фолиант о Французской революции и любезно согласился помочь милой мадемуазель с переводом.
        Прочитав увлекательную книженцию, Лянь быстро примерила давнюю французскую ситуацию на сегодняшний Китай. То, что она для себя вынесла из книги, её очень вдохновило.
        - Решено! Берём за основу Французскую революцию! - заявила она. - Осталось скопировать лозунги и подогнать их под себя.
        Из подарка посла получилось прекрасное настольное пособие, поэтому ей даже не пришлось особенно напрягаться.
        - То, что надо! - довольно улыбнулась Лянь. - Главное, чтобы в результате получилось больше шума и беспорядков. Чем больше - тем лучше. Теперь мы будем не грабить! Мы будем изымать! - ухмыльнулась она. - Как там? «Экспроприация экспроприаторов»… Красиво! По-простому - «грабь награбленное», а для нас это именно то, что нужно.
        Лозунги она выписала прямо из книги, осталось только подогнать их под местные реалии. За этим дело не стало.
        Так появился первый лозунг: «Борьба с ненавистным правлением маньчжуров». Маньчжуров в стране не любили, причём не любили их все неманьчжуры, а таких в Китае было девяносто процентов населения. Ещё одним раздражителем были иностранцы и их беспардонное, презрительное отношение ко всему китайскому.
        Вот и напишем: «Иноземцы растоптали веру предков! Ягунцзы оскорбляют наших Богов и Духов! Смерть ЯГУНЦЗЫ! Смерть БЕЛЫМ ДЬЯВОЛАМ!» Может, ещё пару? Нет, будет перебор. Лянь довольно оглядела собственное сочинение. Да! Пожалуй, для начала хватит! Теперь создадим из этих лозунгов, как там у французов? О! Программный документ! Добавим постулатов Конфуция, и готово!
        Через пару дней она разложила на столе только что законченный ею программный документ движения «Ихэтуань».
        А что? Получилось неплохо. Учитывая, что это моя первая революция, даже очень и очень…
        Задумка хитроумной колдуньи удалась. Губернатору не хотелось признаваться ни себе, ни тем более императорскому двору, что он уже второй год не может покончить с бандами погромщиков. А вот появление в провинции бунтовщиков с лозунгами, призывающими к свержению императорской власти, всё объясняло. Выходило, что ему пришлось столкнуться с хорошо организованной, глубоко законспирированной боевой революционной организацией под названием «Ихэтуань».
        Информация губернатора о появлении практически в самом сердце империи опасной, угрожающей монархическим устоям политической боевой организации, называющей себя «Кулак во имя справедливости», вызвала немедленную реакцию.
        Всех сыщиков во главе с начальником сыскной полиции Шаньдуна бросили на поиски несуществующей организации. Прошли повальные аресты среди погромщиков, которые после нескольких выбитых зубов стали рассказывать такие небылицы, что записывать их выдумки не хватало бумаги. Всё, что люди Лянь в виде слухов распускали по провинции в течение двух лет, настолько обросло дополнительными деталями и невероятными подробностями, что сами сочинители этих баек приходили в изумление от полёта народной фантазии.
        В руки местных газетчиков «случайно» попала программная брошюра ихэтуаней. Документ был перехвачен иностранными репортёрами, которые наперегонки бросились оповещать мир о назревающем народном бунте, во главе которого стоит зловещая религиозная секта «Ихэтуань». Особенно преуспела британская пресса, и вскоре на страницах мировых газет появилась сенсационная информация о движении «Ихэтуань» с невероятными - даже для Мамаши Лянь - подробностями.
        Перевод названия движения «Ихэтуань» как «Кулак во имя справедливости» произвёл в прессе фурор. Только следуя женской британской логике, можно было выстроить такую связь: кулак - значит драться, драться - значит боксёр. И сразу понеслось: «БОКСЁРЫ! ВОССТАНИЕ БОКСЁРОВ!»
        Благодаря прессе многие британские обыватели искренне считали, что по улицам далёкого Пекина ходят люди в боксёрских перчатках и избивают прохожих. Впрочем, американская пресса не отставала от британской, они соревновались, чьи небылицы и бред будут более невероятными. Одно слово: «СЕНСАЦИЯ», а правда это или нет? Кого это беспокоит? Через неделю все забудут о китайских боксёрах или, как их там, - ихэтуанях!
        Пока шла вакханалия в иностранной прессе, в Шаньдуне занимались «ловлей чёрных котов в тёмной комнате».
        Здесь отличились германские солдаты. Разгоняя взбунтовавшихся жителей в небольшом городке Юй, они ворвались в кумирню Китайского Бога войны Гуань Ди, надругались над статуей кумира и осквернили храм.
        Люди ужаснулись от совершенного святотатства. Прямо возле ног поверженного и осквернённого Бога вспыхнул стихийный митинг, к вечеру охвативший весь городок. Митинг перерос в бунт, десятки тысяч человек вышли на улицы, начались нападения на германских солдат.
        Провинция полыхнула. На фоне народного бунта лозунги движения «Ихэтуань» попали «в десятку». Люди начали объединяться в боевые отряды, называя себя ихэтуанями. Правительство бросило войска на подавление народного бунта, но волна протеста, запущенная Лянь, уже покатилась по проблемной провинции. И чем жёстче правительственные войска «душили» восстание, тем больше росли недовольство и сопротивление среди населения.
        После появления у бунтовщиков тайпинского атрибута - красной повязки - тайная полиция как с цепи сорвалась. Прозвучали первые выстрелы и появились первые погибшие среди китайских солдат, начались казни, в ответ загорелись христианские миссии.
        Маховик репрессий, беспорядков и хаоса охватил всю провинцию Шаньдун.
        Цель достигнута! Теперь правительству и полиции не до нас, довольно усмехалась Лянь. Теперь можно заняться серьёзными делами! Пора грабить города! Что там у нас пожирней? Тяньцзинь!
        И в древний город, подчиняясь воле Мамаши Лянь, двинулась армия сборщиков информации и распространителей революционных слухов.
        Задача первых - сбор сведений обо всех богатых людях города, хранящих свои сбережения не в банке. Остальных - формирование у местного населения националистических настроений. Как говорили французы, «создать революционную ситуацию».
        Лянь решила обобрать четырёхмиллионный город до нитки. А это требовало тщательной подготовки. Всё должно начаться разом, по всему городу, желательно с многочисленными массовыми казнями и поджогами, которые должны охватить весь город.
        Сначала появились листовки. На жёлтых листках дешёвой бумаги был нарисован храбрый ихэтуанец, убивающий человека с крестом на груди, под рисунком стояла подпись: «Убей изменника, предавшего веру предков!» На другой храбрый ихэтуанец убивал иноземца. Тут были интерпретации: ихэтуанец убивает иноземца копьём, ихэтуанец убивает иноземца мечом, ихэтуанец убивает иноземца ножом, при этом иноземец непременно изображался с рогами на голове. Надпись под рисунком гласила: «Убей Белого Дьявола!»
        Глава 39
        Лянь очнулась от раздумий. Её Чжан, стоящий на ступенях кумирни Духа Огня, выглядел героем из древних легенд. Широко расставив ноги, он гордо обозревал собравшуюся возле кумирни толпу. Не зря столько времени потрачено на его прикид.
        Чтобы соответствовать революционному, героическому образу, он был одет во всё красное: красная чалма на голове, красная шёлковая рубашка и красные шаровары, пояс и подвязки поверх шаровар и набедренники тоже были красными, с нашитыми иероглифами «ЦЗИ» - счастье. На груди был вышит неведомый знак, под которым скрывалась ладанка с тремя корешками имбиря, зерном чёрного гороха и красного перца.
        Простые китайцы искренне верили в колдовские свойства некоторых семян, а предприимчивая Лянь не могла пройти стороной мимо такой статьи дохода и открыла производство по изготовлению оберегов. Защитные ладанки с зашитыми внутри перцем, горохом и имбирём клепались в невероятном количестве. А на массовых сборищах устраивалась их грандиозная распродажа.
        Похожая история творилась и с красной материей. Вся ткань красного цвета теперь шла через «колдовские» руки ушлой бандерши. Пошивочное предприятие «Лянь и компания» по изготовлению повязок и поясов, по пошиву рубах и шаровар работало безостановочно и приносило владелице баснословную прибыль.
        Хорошее дело - революция! Прибыльное! Правда, только для тех, кто стоит у руля и умеет этим рулём пользоваться. Лянь и стояла, и умела!
        Нанесённые на швейные изделия защитные символы и непонятные знаки вызывали у ихэтуаней благоговение и поднимали стоимость товара. Рубашки и шаровары, кроме коммерческой выгоды, приносили бандерше и другую пользу. Они стали эквивалентом награды за преданность движению «Ихэтуань». Все активисты одаривались либо рубахами, либо шароварами бесплатно, вызывая у других революционеров приступы зависти.
        Теперь толпа рвалась выполнить любой приказ Красного Чжана, лишь бы заполучить вожделенные штаны.
        Чжан стоял на ступенях кумирни, упиваясь любовью и почитанием многотысячной толпы. В руках он держал длинное копьё с красной кистью. Из-за пояса торчали рукояти двух сабель, а за плечами все видели колчан с луком и стрелами.
        Красавец! - довольная своей работой, подумала Лянь и шагнула вперёд.
        По толпе побежал суеверный шепот:
        - Лянь, колдунья Лянь!
        Лянь обвела собравшихся тяжёлым взглядом и вдруг, резко выбросив руку в сторону Чжана, громким, чуть хрипловатым голосом крикнула:
        - Четыреста дней Чжан упражнялся в науке колдовства ихэтуаней! Четыреста дней искушался в посте и молитвах! Он стал недоступен наваждению злых духов, болезням, несчастьям, голоду и смерти! Ему не страшно заморское оружие, потому что он верит в справедливость и беспредельное всемогущество Неба и великого Бога Войны Гуань Ди! Они всегда спасали китайский народ от злых духов, а теперь спасут и от «белых дьяволов»!
        Все взоры устремились на Красного Чжана. Сделав три шага вперёд, он поклонился старцу и повернулся к народу.
        - Ихэтуань! Заморские дьяволы возмутили мир! Они заставляют нас отвернуться от Неба, не почитать наших Богов и забыть предков. Дьявольские храмы сдавили небеса и теснят наших духов! Небо, возмущённое их преступлениями, третий год не даёт нам дождя и сушит землю. Боги в гневе! Духи в негодовании! Они сходят с гор, чтобы спасти нашу веру! Отмщение настало! Будьте уверены в вашем сердце, как уверены в Небе! И вы станете неуязвимы и бессмертны! Ни одному изменнику и ягунцзы не давайте пощады! Пусть Небо накалится от пожаров! Пусть земля побагровеет от крови! Пусть ягунцзы задохнутся от дыма собственных храмов!
        Глядя на беснующуюся толпу, Лянь наслаждалась своей гениальностью. То грандиозное, тщательно продуманное и до деталей разработанное ею, невероятное по своему масштабу и жестокости ограбление вступило в решающую фазу.
        Пока Чжан, пунцовый от возбуждения, призывал ихэтуаней резать иноземцев и изменников, по городу, громыхая колёсами, катили десятки крытых фургонов. Четырёхколесные повозки с высокими деревянными бортами, крытые грубой тканью на металлическом каркасе, издали напоминали паруса - в Америке такие фургоны называли «парусами прерий». В каждой повозке сидело по шесть подростков. Фуры разъехались по адресам, где их уже ждали наводчики.
        Подъехав к месту, подростки выскакивали из фургона и проникали внутрь зданий. Быстрая пробежка по дому. Хозява согнаны в одну комнату. Короткий допрос: деньги, золото, серебро.
        Хозяева в ужасе пытались кричать, сопротивляться, но холодная быстрая сталь, безжалостно пробивая черепа, отрубая носы и пальцы, заставляла отдать всё. Ценности быстро сносили в одну комнату.
        Контрольная пытка.
        - У этих больше ничего нет, знали бы - отдали.
        - В ножи! - и тела жертв падали на пол.
        - Верёвки снять, трупы по комнатам, на ворота знак! - распоряжался старший.
        Через несколько минут фургон уносился на следующий адрес, а на воротах ограбленного дома оставалась намалёванная красной краской большая клякса.
        - Быстрей, быстрей, - не покладая рук, трудились до утра.
        Заполненные под завязку фургоны неслись к реке, здесь их поджидали несколько вместительных парусных джонок. Одна такая посудина могла вместить в себя до пяти тонн груза, и Мамаша Лянь приказала грузить джонки под завязку. Вот и грузили.
        - Принимай! Быстрее, быстрее!
        - Готово!
        - Поехали! - и фургоны уносились за следующей партией ценностей.
        Перегруженная джонка осела в воду по самые борта.
        - Первая готова, отходи!
        Посудина тяжело отвалила от берега и встала на якорь.
        - Подгоняй следующую!
        - Прими швартовы! Крепи!
        - Есть!
        - Давай быстрее, фургон подъезжает.
        - Принимай!
        Вторая джонка тяжело отвалила от берега, освобождая место для следующей.
        - Принимай швартовы!
        - Принял!
        - Крепи!
        - Готово!
        - Сил нет, передохнуть бы.
        - Давай шевелись, на том свете передохнём!
        - Фургон едет! Не один, вон второй!
        - Подгоняй! Ставь оба сразу!
        - Принимай! И раз, взяли!
        Море красных фонарей освещало красным светом всё вокруг, отчего казалось, что двор кумирни и её окрестности стали багрово-красными.
        - Жрецы! Совершите последнюю молитву и призовите духов! - заревел Чжан.
        Застучали барабаны.
        - Бум! Бум! - загудел колокол.
        Жрецы, а за ними вся толпа запели:
        - Небо! Раствори небесные врата! Земля! Раствори земные врата! Свет красного фонаря! Будь нашим проводником и охранителем! Лай е! Лай е! Спаси нас и охрани! Смерть предателям! Смерть белым дьяволам! Смерть ягунцзы!
        Глава 40
        Фургонам приходилось делать всё более дальние рейсы, но мамаша Лянь велела объехать все адреса, значит - вперёд.
        И снова гремят колёса по ночным улицам города. Города, который ещё не знает размера своей беды. Купцы, банкиры, лавочники, дома, магазины, ювелирные лавки.
        - Брать только золото и серебро! Медь на пол! Только золото и серебро!
        - Тут дети!
        - И что?
        - Уже ничего!
        - Быстрее, быстрее, у нас ещё два списка.
        - Впереди стрельба!
        - Что там?
        - Грабят банк. Поможем?
        - Нет! У нас своя задача. Вперёд, вперёд!
        Громче застучали барабаны, зазвенел колокол.
        Из боковой кельи кумирни вывели мальчика и девочку в красных повязках на головах и длинных красных одеждах. Это были Хунь Цин, избранные Небом для совершения таинств «Правды и Согласия».
        Дети упали ниц перед жертвенником, и призыв духов начался. Ещё громче застучали колотушки и загремели ритуальные барабаны, ещё звонче забил колокол, ещё неистовей молилась толпа.
        В воздухе голосили:
        - Ихэтуань! Красный Чжан!
        Мальчик и девочка с налившимися кровью глазами впали в религиозный транс и начинали безумно скакать и вертеться вокруг жертвенника. Потом вдруг упали на землю и простёрлись без движений, испуская сквозь стиснутые зубы пену и издавая глухое ворчание.
        - Хо-шень Лай е!
        - Лай е! Лай е! Лай е!
        - Огненный петух спустился!
        - Спустился! Спустился! Спустился! - закричала толпа.
        Подняв фонари, размахивая мечами и копьями, толпа повалила через ворота на улицу.
        - Ихэтуань! - орала толпа.
        - Красный Чжан, веди нас! Смерть заморским дьяволам!
        Затрещали, задымились дома христиан. Ихэтуани ломали двери, вытаскивали на улицу жильцов и, прижигая факелами, требовали отречься от Христа. В некоторых домах люди были уже мертвы, но это никого не смущало.
        - Красный петух уже был здесь! - ревела толпа, грабя жилище.
        - Огонь! Поджигай!
        - Смерть изменникам! Смерть предателям!
        Разноцветные фонари у входа в кумирню Духа Огня продолжали гореть. Курильницы продолжали искриться и испускать нити дыма, но в самой кумирне было тихо и сумрачно.
        В алтаре перед кумиром Лао-цзы остался только главный жрец. Он склонил колени и горячо молился. В его потухших глазах, точно в тлеющих углях, мерцали искры давно угасших чувств.
        Жрец взывал:
        - Лао-цзы! Великий старец! Десять тысяч лет из недр вечности ты взираешь на землю. Всемудрый старец! Сохрани наш народ в годину смуты и тревог. Всеблагой старец! Спаси Ихэтуань и помоги им! Лао-цзы! Храни нас в мире благоденствия!
        Деревянный истукан Великого старца Лао-цзы сидел на троне в парчовой порфире, безразличный к земным тревогам и горячим молитвам…
        Глава 41
        Генерал Ло, комендант китайской крепости Дагу, был не в духе.
        Уже второй день не было связи с Тяньцзинем.
        - Проклятые мятежники! - выругался он. - Бараны! С таким трудом удаётся налаживать отношения с командованием международной эскадры, но бесчинства религиозных фанатиков всё сводят к нулю.
        На последнем приёме у адмирала Сеймура ему намекнули, что командование эскадры проявляет озабоченность по поводу тревожных слухов, которые приходят из Тяньцзиня, и выказывает недовольство по поводу бездействия властей в отношении бандитов - ихэтуаней. Что касается нерешительности властей, с этим комендант импани[54 - Импань - крепость с группой жилых и хозяйственных построек для размещения войск.] был полностью согласен: «Давно пора раздавить эту ихэтуаньскую мразь. Публично казнить пять-десять, а если понадобиться, то и сто-двести тысяч оборванцев, а головы их насыпать в корзины и развесить на городских стенах, чтобы всем остальным было неповадно».
        Генерал имел все основания бесноваться, потому что сам был родом из Шаньдуна, откуда последние месяцы приходили дурные вести. Из писем сестры он знал, что в его родной провинции ихэтуани совсем слетели с катушек. Ладно бы жгли только бесовские храмы христиан, но ведь они жгут и грабят усадьбы и дома добропорядочных китайских граждан. Пострадало и его имение.
        - Как это всё терпит богдыханша? Или ей не докладывают? Хотя нет, уж кто-кто, а Драконша знает всё, что творится в её империи.
        На память пришла недавно приключившаяся с ним неприятная история…
        Генерал был патологически жаден и присвоил деньги, выделенные на достройку крепости Дагу и дооснащение её фортов. Двести пятьдесят тысяч серебряных «мексиканцев» уже перекочевали из банка в его личное хранилище.
        Розыска он не опасался, потому что деньги списывал частями и все концы уже подчистил.
        Но однажды вечером к его дому подъехал роскошный, сверкающий чёрным лаком автомобиль. Из него неспешно выбрался высокий худощавый человек.
        Свободный национальный халат из дорогой парчи, крепкая трость с тяжёлым набалдашником в виде искусно вырезанного яблока, цепкий и жесткий взгляд выдавали в нём «хозяина жизни». Его жизни, жизни генерала Ло Юнгуаня.
        Габаритный охранник генерала бросился было наперерез приехавшему, но едва заметный повелительный жест указательного пальца, лежащего на яблоке трости, заставил охранника остановиться и с низким поклоном попятиться.
        Незнакомец по-хозяйски прошёл в настежь распахнувшиеся перед ним парадные двери и, минуя благоухающую аллею из сотен алых роз, неспешно направился к дому генерала.
        - Чен, - с ужасом простонал Ло, - личный порученец богдыханши!
        Чен был настолько легендарной и мрачной фигурой в свите Ци Си, что его боялись даже близкие родственники императрицы. Поговаривали, что он выполнял для богдыханши особо деликатные поручения.
        Одного неприязненного взгляда Ци Си бывало достаточно, чтобы оказавшийся в немилости человек попадал в череду странных неприятностей. Сначала у этого человека погибали любимые домашние животные, затем преданные слуги, потом начинали скоропостижно умирать близкие родственники. Когда несчастный уже был на грани самоубийства, появлялся Чен на своём роскошном авто. И тогда человек, к которому он приехал, начинал понимать, что до этого проблем у него не было. Так было и в этот раз.
        Чен неторопливо прошёл в дом и, не обращая внимания на упавших перед ним на колени домочадцев генерала и униженно семенящего рядом хозяина дома, направился в кабинет. Удобно расположившись в огромном хозяйском кресле, он остановил свой взгляд на склонившемся перед ним генерале.
        - Как ты собираешься достраивать импань? - сухо проскрипел Чен.
        Ло понял, что его великий секрет про похищенные деньги для Чена тайны не представляет.
        - Своими силами, - выдавил генерал, не поднимая головы. - Силами солдат гарнизона крепости.
        Но Чен продолжал молчать, и его молчание было страшнее криков и угроз.
        Ло начал паниковать.
        - Дострою, - тихо прошептал он.
        - Не слышу? - проявил заинтересованность Чен.
        - Дострою за свой счёт, - обречённо выдохнул генерал.
        - За свой счёт, это - хорошо. Значит, деньги, выделенные для достройки импани, тебе уже не нужны! - заключил гость. - На станции Таку стоит мой литерный поезд. К вечеру все похищенные тобой деньги, плюс столько же, должны быть погружены в почтовый вагон этого поезда. Иди. Времени у тебя немного, а я пока воспользуюсь гостеприимством твоего дома. Надеюсь, твоя жена не забыла чайной церемонии.
        - Мой дом в вашем распоряжении, господин, - униженно склонился в поклоне Ло.
        - Твой? А разве сын генерала Чженя умер?
        - Нет. Но о нём уже десять лет нет известий, господин.
        - Узнаю, что ты приложил к этому руку…
        - Что вы, как можно, господин!
        Коменданта охватил ужас - неужели узнал? Но как? Ваня никто не видел. Сразу по приезде из Кайфына он пришёл в крепость. Прежде чем я посадил его на цепь в подвале импани, он сказал, что ещё никого из знакомых не встречал. Заявил тогда, что хочет остановиться в своём поместье. Глупец! Это поместье моё! И я не собираюсь его никому возвращать! Тем более какому-то свихнувшемуся археологу. Упрямец! Не хочет отписать на меня дарственную. Но это дело времени.
        Посидит месяц-другой в подземелье - подпишет.
        Нет, о Ване Чен узнать не мог.
        Значит, деньги. О, Лао-цзы! Двойная сумма! Конечно, это не всё, что у меня есть, но до вечера! - Мысли стремительно метались в его голове. - Сколько у меня времени? Четыре часа с хвостиком. Должен успеть! Но как оставить на него семью?
        - Ты ещё здесь? - прервал его смятение скрипучий голос Чена.
        - Уже нет, господин, - пробормотал Ло и, не разгибая спины, попятился к дверям.
        Через три с половиной часа, мокрый от страха и переживаний за семью, генерал Ло стоял у дверей литерного поезда и, натянув на лицо заискивающую улыбку, провожал опасного визитёра.
        - Простите меня, господин, - склонился Ло перед Ченом. - Вся указанная вами сумма погружена в почтовый вагон поезда.
        - Ну что ж, - безразлично прошелестел Чен, - пожалуй, мне здесь больше делать нечего. Разве что, - Чен выдержал паузу и, не поворачивая головы к коменданту, презрительно бросил: - У меня, генерал Ло, есть для тебя подарок.
        Чен поднял глаза на сопровождающего его водителя. Тот молча поклонился и протянул генералу лакированную шкатулку.
        - Открой, - предложил Чен.
        Ло трясущимися руками поднял крышку шкатулки.
        Внутри на чёрной бархатной подложке лежал ярко-жёлтый шёлковый шнурок, искусно завязанный узлом в форме удавки.
        Приговорил, обречённо понял генерал.
        Такой подарок в империи считался предложением к добровольному самоудушению. В случае отказа следовала немедленная и позорная смерть с поражением семьи в правах.
        - Хотя, - Чен снова выдержал паузу, - её я пока оставлю у себя.
        И, вынув из шкатулки шёлковую удавку, небрежно бросил её водителю.
        Глава 42
        Дракон триады «Белый Лотос» мастер Ван Хэда задумчиво постукивал пальцами по столу. Перед ним стояла богато инкрустированная шкатулка, в которой золотой змеёй свернулся шёлковый шнурок - удавка. То, с каким старанием и изяществом она была завязана, говорило, что это не банальный шнурок, а художественно оформленный приговор.
        - Так, ты говоришь, что Чен дал коменданту для сбора денег четыре часа? - после долгих раздумий произнёс Хэда.
        Его собеседник согласно кивнул.
        - А сколько их, ты не знаешь?
        - Нет, - покачал головой гость.
        - Но ты слышал, как Чен приказал генералу Ло вернуть похищенные деньги, выделенные на достройку импани?
        - Да, - ответил гость и добавил: - Чен приказал генералу Ло удвоить сумму.
        - Удвоить, - задумчиво проговорил Ван Хэда. - Есть что-то ещё?
        - Нет, я обо всём доложил.
        - Чен ни о чём не догадывается?
        - Думаю, нет. Иначе меня бы здесь не было.
        - Да, Чен очень осторожен. Непросто было внедрить тебя к нему. «Белый лотос» ценит твою преданность. Ты важен для нас, береги себя.
        - Спасибо, господин, я постараюсь.
        - Можешь идти, а я ещё посижу, подумаю.
        Отпустив осведомителя, Ван Хэда задумался.
        Если комендант импани собирается достраивать крепость за свой счёт, это его дело. А вот отдавать Чену, а значит, Ци Си гору денег - ни к чему!
        В том, что денег - гора, Хэда не сомневался.
        Достройка любой импани - дело дорогостоящее и требует немалых средств, а Дагу, которая стала личной кормушкой её коменданта, - и подавно. Да и Чен ради мелочи за тридевять земель не поехал бы. Нет, денег там немало. А если немало, то как генерал Ло их перевозил и нигде не засветился? Разве что в армейских ящиках. Вопрос в каких? Для винтовок или снарядов? Разница, в принципе, небольшая, и размер почти одинаковый, хотя лично я использовал бы ящики для снарядов - меньше внимания привлекают. Если в ящиках, то можно попробовать подменить ящики с монетами на ящики с чем-нибудь равным по весу, например, на гвозди.
        Поменяем, так сказать, металл на металл, усмехнулся он. Кстати, гвозди можно взять в мастерских той же импани, а ещё лучше купить. Там же и форму армейскую одолжим. Комендант жаден, за лишнюю копейку удавится. Остаётся найти грузовик, а лучше два. Да! Пусть будет два, решил Хэда.
        Армейский грузовик, скрипя рессорами, тяжело подкатил к железнодорожной станции. Два грузовика охраны, подняв облако пыли, остановились рядом. Путь колонне преградило оцепление из китайских солдат. Старший колонны выскочил из кабины головного автомобиля и обратился к стоящему впереди оцепления офицеру:
        - Лейтенант Хо! Сопровождаю груз к литерному поезду.
        Офицер оцепления вяло откозырял в ответ.
        - Начальник охраны литерного поезда капитан Шо. Предъявите документы.
        Ознакомившись с бумагами, офицер снисходительно улыбнулся молодому лейтенанту:
        - Вы пунктуальны, лейтенант. Похвально.
        Довольный похвалой старшего по званию, лейтенант зарделся.
        - Становитесь под разгрузку! Документы останутся у меня, - распорядился капитан, - мой офицер сопроводит вашу колонну к вагону.
        - Есть! - козырнул лейтенант и побежал к грузовику. - Заводи! - крикнул он и запрыгнул на подножку автомобиля. - Поехали!
        На подножку со стороны водителя запрыгнул капрал из оцепления.
        - Веселей крути баранку, солдат, - скомандовал он. - Сейчас прямо, потом за тем пакгаузом направо, за ним - до конца, там покажу.
        - Трогай, - распорядился лейтенант и крепче ухватился за стойку кабины.
        Колонна, заурчав моторами, покатила по грунтовке и скрылась за пакгаузом. Дождавшись, когда последняя машина скроется из вида, командир оцепления махнул рукой, и тут же заработали двигатели грузовиков оцепления. Головной автомобиль, заскрипев передачей, натужно заревел и тяжело двинулся с места. За ним, фыркая выхлопными газами, покатил грузовик с бойцами сопровождения. Они выкатились на перрон и, подрулив к открытым воротам почтового вагона, встали под разгрузку.
        Под отрывистые команды офицера солдаты разбились на пары и быстро перегружали ящики из грузовика в почтовый вагон. Паровоз лениво пыхтел и выпускал клубы белого пара.
        Литерный состав состоял из трёх мягких, плацкартного и почтового вагонов, тут же на открытой платформе сверкал лаком автомобиль Чена.
        Его хозяин и генерал Ло Юнгуань стояли у ступеней мягкого вагона и нетерпеливо поглядывали в сторону погрузочных работ.
        Наконец последний ящик исчез в чреве вагона.
        - Всё! - резюмировал капитан, сдающий груз. - Распишитесь.
        - Всё! - подтвердил принимающий груз поручик и поставил на бумагах размашистую подпись. Оба облегчённо вздохнули.
        Двери почтового вагона с лязгом закрылись, на них навесили замки и опечатали. После этого поручик развернулся и побежал к мягкому вагону. Не добежав до высоких особ несколько шагов, он перешёл на строевой шаг и, обратившись к Чену, доложил:
        - Господин, погрузка закончена!
        В это же время на другой стороне пакгауза заканчивалась погрузка другого почтового вагона. Это разгружалась колонна, прибывшая из импани Дагу.
        Капрал торопил погрузку. В кузове грузовика оставалось ещё несколько ящиков, когда на путях появился маневровый паровоз.
        - Поднажми!
        Лейтенант засуетился и стал погонять бойцов:
        - Живей! Живей! Навались!
        Маневровый паровоз выпустил облако пара и притёрся к почтовому вагону. Сцепка лязгнула и села в пазы крепления. Чумазый помощник машиниста полез между вагоном и паровозом, зафиксировал крепление и набросил тормозные шланги.
        - Порядок!
        Видя, что погрузка практически завершена, лейтенант обратился к капралу:
        - Кто распишется в получении груза?
        Капрал пожал плечами:
        - Не знаю, наверное, капитан Шо. А вот и он.
        К вагону быстрым шагом подходил уже знакомый лейтенанту капитан:
        - Погрузили?
        - Так точно, господин капитан, - опередив лейтенанта, доложил капрал.
        Капитан хмуро кивнул.
        - Молодцы! Генерал уже рвёт и мечет. Лейтенант, вот ваши документы на груз.
        Тот пробежал глазами бумаги и довольно убрал их в сумку.
        - Груз сдан!
        - Груз принят! Можете ехать!
        - Есть! - козырнул лейтенант.
        - Рекомендую возвращаться не прежней дорогой. Её уже перекрыли, простоите на стрелке часа два. Лучше езжайте мимо пакгауза, дальше вдоль путей, а там метров через триста увидите переезд. Через него выйдете на дорогу, она вас выведет прямо к импани.
        - Благодарю! - довольно улыбнулся лейтенант, прикинув, что рекомендация капитана даёт ему возможность объехать оцепление и не торчать под палящим солнцем несколько часов.
        Мне определённо везёт, подумал он, без капитана и его шустрого капрала я ещё искал бы этот чёртов вагон.
        - По машинам! Заводи! Поехали!
        Капрал повернулся к капитану.
        - Ну, а у вас как?
        - Ящики погружены - все довольны.
        - Представляю рожи Чена и Драконши, когда они вместо «мексиканцев» увидят гвозди, - ехидно заметил капрал.
        - Хорош зубоскалить, - оборвал его капитан, - пора сматываться.
        Глава 43
        - Ну, ты даёшь, мастер! - восхитился Андрей, дослушав рассказанную Ван Хэда историю о серебряных «мексиканцах» и железных гвоздях.
        - Ему бы не Драконом триады быть, а казначеем Поднебесной, - подначил Хэда Лю Даньцзы, - деньги к нему прямо липнут.
        - Что могу, то могу, - самодовольно ответил Хэда.
        - И чем закончилась вся эта история? - полюбопытствовал Андрей. - Неужели Чен всё спустил с рук коменданту?
        - О чём ты говоришь! Это же Чен! - усмехнулся Лю Даньцзы. - Его спас наместник богдыханши в Тяньцзине, а по совместительству родной тесть генерала Ло. Собственно, это он протащил родственничка на должность коменданта импани Дагу. Так вот, вокруг коменданта после случая с подменой денег на гвозди вдруг стали происходить непонятные и очень неприятные вещи: сначала обнаружили любимого кота дочки коменданта, прибитого гвоздём к воротам дома; затем его домашнего слугу обнаружили мёртвым в сточной канаве, и опять недалеко от дома хозяина, к тому же в кулаке трупа был обнаружен крупный гвоздь, которым он, судя по всему, сам закололся.
        Ничего не подозревающий генерал Ло почувствовал неладное и кинулся в ноги тестюшке. А тот был хорошо осведомлён о методах Чена.
        В общем, родственнички проанализировали всё, что произошло с комендантом за последнее время, и поняли, что зятёк где-то серьёзно прокололся. Наместник бросил все дела и помчался к Ци Си. О чём они там говорили, неизвестно, но судя по тому, как резко взлетели поборы на речной таможне в Дагу, можно предположить, что наместнику удалось уговорить богдыханшу дать генералу Ло ещё один шанс вернуть украденные деньги. Только я Чена знаю - этот не простил, просто взял паузу. И стоит коменданту оступиться - я ему не завидую.
        - Да, история, - покачал головой Андрей и, задумавшись о своём, вздохнул.
        - Ан Ди, что случилось?
        - Даже не знаю, как сказать.
        - Говори, чего уж там.
        - Помнишь, мастер, я рассказывал о странных снах, которые преследовали меня перед переходом через врата Юнисы?
        - Старинное сражение? Помню.
        - Так вот. Пару недель назад, после боя на баррикаде Посольского квартала, мне приснился странный сон. Я не придал ему значения, но сегодня он повторился. Причем не другой, не похожий, а именно тот же.
        - И что ты видел?
        - Подземелье. В котором на цепи сидит мой старый друг и учитель.
        - Случайно, это не тот человек, что хранит Лу Вана? - встревожился Хэда.
        - Он.
        - Ты узнал место?
        - Место нет. Но я откуда-то точно знаю, что это крепость Дагу.
        - Ан Ди, всё очень серьёзно. Ты должен понять, что через твои сны с тобой говорит Лу Ван, - заявил Хэда. - И не маши на меня, просто вспомни, как ты сам появился в этом мире. Так вот, если тебе приснился твой друг, значит, Лу Ван что-то хочет сообщить о нём. Давай, вспоминай подробно, что тебе приснилось?
        - Ну, - вздохнул Андрей, - вижу тёмную сводчатую камеру, скорее подземелье. К стене прибита толстая цепь, к которой прикован узник. Он поворачивается, и я хорошо вижу его лицо. Это Вань. Только сильно исхудавший. В подземелье заходит человек и требует подписать какие-то бумаги.
        - Что за человек?
        - Я его никогда не видел, но на нём форма генерала китайской армии.
        - Опиши мне генерала, - попросил Лю Даньцзы.
        Андрей сосредоточился и постарался максимально точно припомнить внешность человека из сна.
        - На коменданта Дагу похож, - выслушав Андрея, предположил Хэда, - уж больно хорошо ты его описал.
        - Не знаю, я его никогда не видел.
        - Это легко поправить, - усмехнулся мастер. - Я тут по случаю познакомился с интендантом импани и прикупил у него информацию по крепости. Правда, меня больше интересовали таможенные махинации генерала Ло.
        Так вот, интендант передал мне любопытную папку, и в ней есть фотография коменданта со старшими офицерами крепости. Глянешь?
        - Давай!
        Андрей долго вертел фотографию перед глазами.
        - Определённо он, только на фото выглядит моложе.
        - Чего гадать? - пожал плечами Лю Даньцзы. - Отправить к нему домой людей, и все дела.
        - Не получится, - покачал головой Хэда, - импань уже несколько дней на казарменном положении. Генерал Ло домой не ездит, ночует в крепости. А Северо-Западный форт, где располагается пункт управления импанью, - это крепость в крепости. Он не только напичкан орудиями, там и солдат в три раза больше, чем у тебя, Лю.
        - Жаль, - разочарованно отозвался Лю Даньцзы.
        - Я предлагаю, - сказал Хэда, - сначала выяснить, есть ли в импани узники. Сегодня же потрясу интенданта, может, он что-то знает.
        - Как ты его собрался трясти, если импань на казарменном положении?
        - Генерал Ло любит вкусно поесть и сладко попить, а кто, ты думаешь, носит ему разносолы?
        - Ну да, - согласился Лю Даньцзы, - сам он покидать импань не может, а отправить снабженца - пожалуйста.
        - Убедил, узнавай, - поддержал генерала Андрей.
        На следующий день Хэда сообщил, что узники в крепости есть.
        - Семь человек, контрабандисты. Всех держат в старом подземном каземате. Он расположен в подвале основного здания Северо-Западного форта. Это то здание, в котором комендант устроил командный пункт. Оно хоть и старое, но сложено из каменных блоков - не любым снарядом возьмёшь.
        А вот с узниками - интересно. Оказывается, у генерала Ло есть небольшой бизнес. Под видом борьбы с контрабандой он арестовывает состоятельных купцов, а потом требует за них выкуп. Не то чтобы купчишки не при делах, просто аресты проходят уж больно избирательно. С арестами вроде всё по делу, но вот дальше творится полное беззаконие. Арестанты сидят в подземелье до тех пор, пока не выплатят штраф. А размер штрафа, как вы уже догадываетесь, определяет комендант крепости лично. Были случаи, когда узники сидели по полгода и больше.
        - И что, все платят?
        - Тех, кто неплатёжеспособен, он не арестовывает. Берёт только тех, в ком уверен. Так вот, узников было больше и как раз из этой категории. Сидят шестой месяц. Часть уже откупилась, и их отпустили, остальные ждут. А полтора месяца назад привезли старика, по одежде - скромный клерк или учёный. Держат его отдельно, кормят только через кормушку. Вход к нему для всех, кроме самого генерала, запрещён. Думаю, это и есть твой друг.
        Глава 44
        - А если…
        - Ты что-то придумал, Ан Ди?
        - Да есть идейка.
        - Слушаем.
        - Не сегодня-завтра из Порт-Артура ожидается вице-адмирал Гильдебранд, а с ним несколько транспортов с русским десантом. Как старший по званию, он возглавит союзную эскадру. Это значит, что скоро будет принято решение о помощи Посольскому кварталу. Единственное препятствие на пути десанта - крепость Дагу. Если комендант не сдаст импань, союзники не оставят от крепости камня на камне.
        - Ты думаешь, её так легко взять? - усмехнулся Лю Даньцзы. - Бастионы, конечно, старые, и пройдоха Ло деньги, выделенные на реконструкцию фортов, украл. Но… Импань недавно получила семнадцать новёхоньких орудий производства Круппа и Армстронга. И, насколько мне известно, их калибр способен отправить на дно Хэйхэ любую посудину среднего водоизмещения. А броненосцы коалиции, которые стоят на рейде залива, по своей осадке не смогут пройти морскую отмель в устье реки. Так что атаковать импань придётся без помощи их орудий. Поэтому не факт, что союзники рискнут связываться с крепостью.
        - Рискнут, - заверил генерала Андрей, - Посольский квартал в Пекине находится в критическом положении. Если союзники ещё колеблются, то адмирал Гильдебранд - дядька серьёзный и решительный.
        - И чем это нам поможет?
        - Под шум баталии я попробую найти и вызволить Ваня.
        - А если Ло решит от него избавиться?
        - Хотел бы - уже избавился бы, - не согласился Андрей.
        - Что конкретно ты предлагаешь?
        - Диверсия. Ты говорил, что комендант до смерти боится Чена, вот этим и воспользуемся. Я представлюсь германским коммерсантом и за вознаграждение предложу взять на хранение груз взрывчатки. Думаю, для мастера не составит труда достать килограммов двадцать-тридцать динамита. Пока буду договариваться о хранении, осмотрюсь, а если представится случай, выдерну Ваня из узилища.
        - Так не пойдёт, - покачал головой Хэда, - в форте куча народу. Даже если ты попадёшь в подземную тюрьму, как ты его выведешь? Тут нужно действовать тоньше и не с наскока.
        - Я согласен с Хэда, - поддержал мастера Лю Даньцзы. - Сначала нужна разведка. А вот уже после подумаем, как твоего друга умыкнуть. Кстати, о диверсии. А если устроить не отвлекающий, а большой взрыв? Вашему десанту это поможет взять импань, а тебе в суматохе найти и вывести Ваня. Только двадцати килограммов динамита не хватит. Положат его на хранение в пустое подземное хранилище, и все наши хлопоты пойдут прахом. Тут нужно что-то глобальное, вроде подрыва порохового склада.
        - А если три полных грузовика зарядов для морского орудия? - поинтересовался Хэда.
        - Откуда? - поднял бровь Андрей.
        - Местные воришки обнесли армейский склад. Увидели бочки, подумали, что они с парафином, ну и умыкнули. Когда разобрались, что это заряды для морских орудий, было поздно. Теперь ломают голову, как избавиться от груза. Бросить жалко и продать кому попало нельзя, - усмехнулся Хэда, - можем забрать за бесценок.
        - Три грузовика! Это уже не бабах - тут полкрепости развалить можно! - оживился Лю Даньцзы.
        - Чего-то вы развоевались? А ничего, что это китайская крепость? И брать её собираются иностранные войска?
        - Если это поможет свалить богдыханшу, - мрачно сказал генерал, - то я десяток таких крепостей готов разнести. Тем более что ею командует такое ничтожество, как Ло Юнгань.
        - На кону жизнь хранителя Лу Вана, - поддержал генерала Ван Хэда, - тут не до сантиментов.
        - Тогда спасибо! Я думал, придётся в одиночку бодаться, - улыбнулся Андрей.
        - Думал он, - проворчал Лю Даньцзы.
        - Пустое, - отмахнулся Хэда, - давай прикинем, чтo будем делать…
        Глава 45
        Мрачный генерал Ло, комендант морской крепости Дагу, сидел в своём кабинете. Упрямец Вань Чжень оказался на удивление стойким стариком. Ни угрозы, ни обещания немедленной свободы на него не действовали.
        Как заставить его подписать дарственную? - ломал голову генерал. Он думал: стоит припугнуть старого археолога, подержать несколько дней в подземелье на цепи и воде, и тот подпишет отказ от поместья. Но старик упёрся. Можно было его просто закопать. Но так вопрос с собственностью поместья не решится, пройдёт время, и объявится ещё какой-нибудь родственник Чженей. Поэтому нужна только дарственная.
        Не хочется старика пытать, но, если за неделю не уговорю добром, пусть пеняет на себя.
        В дверь кабинета постучали.
        - Что нужно? - недовольно отозвался комендант.
        - Господин, к вам посетитель, - доложил адъютант.
        - Кого ещё принесло? - скривил губы Ло.
        - Представился германским бароном фон Зайделем, просит аудиенции, утверждает, что обращается к вам по рекомендации известного лица, имя которого готов сообщить только лично.
        Принимать посетителя не хотелось. Генерал уже решил отказать, как вдруг передумал. А что, если это «жирный» купец, который поможет мне поправить сильно пострадавшее в последнее время материальное положение, подумал он. Пожалуй, стоит послушать германца, да и приставка «фон» говорит, что этот фон Зайдель не новомодный выскочка, а потомственный дворянин. И этот его намёк на «известное мне лицо»?
        - Ладно, пусть заходит, - разрешил генерал.
        Не успела фигура адъютанта скрыться за дверью, как в нее, лучась улыбкой, шагнул посетитель.
        Хорошо одет, подтянут, армейская выправка, отметил про себя генерал, подчёркнутая вежливость, короткий, но не подобострастный поклон.
        Дистанция от стола, на которой остановился гость, войдя в кабинет, а также безукоризненно сидящий европейский костюм, сверкающая чистотой обувь, тяжёлая дорогая трость и со вкусом упакованный в бумагу небольшой свёрток или коробка, которую посетитель почтительно держал на раскрытой ладони, создавали о нём положительное впечатление.
        Интересно, кто он и что ему от меня нужно? По манере держаться и одежде - аристократ из состоятельной семьи. Но есть что-то ещё… Ну, конечно! - наконец понял генерал. От этого щёголя пахнет деньгами. Генерал глубоко втянул в себя воздух, будто пытаясь уловить запах юаней или «мексиканцев». Да какая разница! Он пахнет моими деньгами! - заключил комендант, приходя в прекрасное расположение духа.
        - Что вам угодно, сударь? - демонстрируя хорошие манеры, обратился он к посетителю на безукоризненном берлинском диалекте.
        Бровь гостя удивлённо дёрнулась вверх.
        - Вы прекрасно владеете языком моей родины, господин генерал, - уважительно проговорил гость на безупречном маньчжурском. - Зная вашу крайнюю занятость, прошу разрешить мне сразу перейти к делу.
        И где же ты так выучил маньчжурский? - подумал комендант, но сохранил лицо и не выдал своего удивления ни одним мускулом. Посетитель вырос в его глазах ещё на несколько сотен «мексиканцев».
        - Присаживайтесь, господин барон. Слушаю вас.
        Гость с достоинством расположился на предложенном стуле и, выдержав небольшую паузу, посмотрел в глаза генерала.
        - Видите ли, господин генерал, компания, которую я имею честь представлять в Китае, выполняет для правительства Поднебесной некоторые деликатные поручения. Это касается тех товаров, которые попали в список союзной коалиции как товары, ограниченные к продаже в Китай. До сих пор нашей компании удавалось обходить эти условности. Наглядным примером тому служат орудия Круппа, которые, как я заметил, уже нашли своё место на бастионах вашей крепости. Хотя по документам они установлены на одном из фортов далёкой отсюда Аргентины. Так вот, сейчас я везу в Пекин шесть тонн новейшего германского взрывчатого вещества. Наши химики проделали хорошую работу и создали совершенно новую взрывчатку, разрушительные свойства которой существенно превышают все известные зарубежные аналоги. Это взрывчатое вещество, назовём его сокращённо ВВ, в настоящее время проходит фазу армейских испытаний и ещё не принято на вооружение кайзеровской армии. Ваше правительство изъявило желание заполучить опытные образцы этого, скажем так, материала, и вот я здесь.
        Я должен был уже сегодня погрузить его в специальный вагон литерного поезда, следующего в Пекин. Но беспорядки на железной дороге и отсутствие связи с германским посольством в лице барона фон Кеттелера вынуждают меня прибегнуть к запасному варианту, предусмотренному как непредвиденные обстоятельства. Как вы понимаете, я открыл вам строжайшую государственную тайну не просто так, а имея на этот счёт специальные инструкции, полученные мной от руководства. Мне предписывается, извините, я зачитаю. - Гость достал из внутреннего кармана конверт. - «В случае возникновения опасности для сохранности груза в зависимости от его географического местоположения предписывается вступить в контакт…» Далее, с вашего позволения, я опущу часть текста, поскольку он касается имён лиц, к которым я имею право обратиться за предоставлением помощи. На этой территории мне предписано связаться с вами, генерал. Далее, если позволите, я расскажу своими словами.
        Я должен передать вам эту коробку и сопроводить её словами, что господин Чен лично курирует данный вопрос. Мне неизвестно, чтo находится в этой коробке и чтo кроется за этой фразой, но меня заверили, что вы всё поймёте.
        С этими словами гость поставил принесённую с собой коробку на стол и замолчал.
        - Всё пойму? - удивился комендант.
        - Я действую согласно полученным мной инструкциям, господин генерал, - вежливо ответил посетитель. - Мне было сказано, что содержание этой коробки подтвердит вам мои полномочия.
        - Хорошо, барон, могли бы вы подождать моего ответа в приёмной?
        - Разумеется, господин генерал.
        Когда за гостем закрылась дверь, Ло откинулся на спинку кресла. Опять Чен! Этот дьявол преследует меня! Что делать? Отказать? А если это действительно груз Чена? Согласиться? Но я не получал на этот счёт никаких указаний! Связи с Пекином нет, нужно звонить в Тяньцзинь тестю! Ох, как не хочется! В последнюю нашу встречу он об меня только что ноги не вытирал. Сказал, что я жив только благодаря его дочери.
        Ло передёрнул плечами, вспомнив, как тесть презрительно бросил ему в конце разговора: «Ещё один такой прокол, и я лично подарю тебе шёлковый шнурок!»
        Взгляд генерала остановился на оставленной гостем коробке. Что в ней? Он долго сидел, глядя на аккуратно завязанную нарядной тесьмой посылку, и не решался её открыть.
        Чен! Это имя змеёй заползло в сознание и леденящим холодом сковало волю. Наконец он решился и потянулся к коробке. Одеревеневшими от волнения пальцами разорвал упаковку и под слоем бумаги увидел то, что предполагал и чего боялся: чёрную лакированную шкатулку. Ло судорожно вздохнул и открыл крышку. На ярко-жёлтом бархате лежал гвоздь.
        - О Боги!
        Ло судорожно смахнул шкатулку в ящик стола и нервно закурил. Через несколько минут, успокоившись, он принял решение и, затушив чадящую папиросу, дёрнул колокольчик вызова приёмной. В кабинете тут же появился адъютант и замер в ожидании.
        - Пригласите барона! - распорядился генерал. - Господин барон, - обратился Ло к вошедшему в кабинет посетителю, - я убедился в ваших полномочиях. Теперь перейдём к сути. Какая конкретная помощь вам нужна от меня?
        - Несущественная, господин генерал, - тут же отреагировал гость. - Разрешите пояснить?
        - Сделайте милость, - кивнул хозяин кабинета.
        - Как я вам уже доложил, - по-военному чётко начал посетитель, и генерал сразу отметил для себя, что барон, перейдя на официально деловой тон, тем не менее употребил в обращении к нему слово «доложил», тем самым как бы ставя себя перед ним, генералом Ло, в подчинённое положение. Это приятно пощекотало самолюбие, и он слегка расслабился.
        - Давайте без церемоний, герр барон, - доброжелательно поощрил гостя комендант.
        Барон по-военному дёрнул подбородком, опустив его на грудь.
        - Как я уже говорил, у меня на руках шесть тонн очень опасного секретного груза. По этой причине я не могу воспользоваться гражданским складом, так как в этом случае нельзя быть на сто процентов уверенным, что не произойдёт утечка информации о грузе. Во всяком случае, исключить полностью такую возможность нельзя. А если бы вдруг это произошло, то барону фон Кеттелеру пришлось бы объясняться с представителями стран коалиции на предмет того, чтo в Китае делает германская взрывчатка. Как вы понимаете, это неприемлемо.
        На участке железной дороги Тяньцзинь - Пекин орудуют толпы фанатиков-ихэтуаней. Согласно имеющейся на подобный случай инструкции я должен переправить вверенный мне груз по реке Хэйхэ. Для этого из Пекина уже вышло судно, отправленное вашим военным ведомством. Как быстро оно прибудет, мне неизвестно, но надеюсь, что не позже, чем через пять-десять дней. Мне удалось, минуя досмотр представителей флота коалиции, переправить груз через бар[55 - Бар - морская отмель.] и доставить его до причала железнодорожной станции Таку. Но держать его там я не могу, поэтому и вынужден обратиться к вам.
        - И? - уставился на гостя уже совершенно успокоившийся комендант.
        - Мне нужно, чтобы вышеозначенный груз был принят вами и помещён под охрану, - гость сделал паузу, - без утечки за пределы этого кабинета любой, даже минимальной информации о нём. Как только прибудет представитель вашего военного ведомства, мои обязанности как сопровождающего груз будут считаться законченными, и дальнейшей его судьбой уже будет заниматься китайская сторона.
        - Хорошо, - проговорил комендант, - я распоряжусь разгрузить ваше ВВ в пороховые склады.
        - Боюсь, это не подойдёт, господин генерал, - возразил посетитель. - Груз нежелательно перемещать, ведь к этому придётся привлекать ваших солдат и офицеров, интенданта, в конце концов.
        - И что вы предлагаете?
        - Груз упакован как пороховые заряды для крепостного орудия. Сейчас они находятся в кузовах трёх грузовиков, так что ни для кого в импани это не покажется необычным. Достаточно загнать грузовики в любое отдельное помещение или хранилище, которое можно закрыть и опечатать.
        - В принципе, это возможно, - задумчиво проговорил комендант, прикидывая, куда можно загнать три грузовика. - Есть у меня одно помещение. Когда-то в нём размещался таможенный склад, потом мы использовали его под артиллерийскую бастионную галерею, сейчас оно пустует, но ворота там надёжные, а габариты позволяют разместить ваши грузовики.
        - А сохранность и конфиденциальность?
        - С этим всё в порядке, - отмахнулся комендант. - Помещение располагается в теле внешней стены форта. Раньше оно использовалось таможней для завозки грузов прямо с реки, потом его переоборудовали под хранение пороха, отсюда и название - бастионные галереи.
        Комендант не стал посвящать гостя в то, что эти галереи по проекту реконструкции крепости должны быть засыпаны грунтом. Почему он этого не стал делать, было очевидно: требовалась уйма денег, а деньги эти он уже присвоил. И потом - зачем засыпать готовые и очень вместительные склады? Глядишь, ещё пригодятся!
        Вот и пригодились, усмехнулся он. Хорошо бы с этого барона благодарность получить, и тогда можно считать, что так скверно начавшийся день удался.
        - В таком случае ваша галерея - то, что нужно, - перебил приятные размышления генерала Андрей. - А могу я на неё взглянуть?
        - Почему бы и нет? Мой адъютант проводит вас. И ещё, чтобы соблюсти конспирацию, - усмехнулся комендант, - мы оформим ваш груз как принятый на временное хранение и запишем его как…
        Он вопросительно посмотрел на посетителя. Гость понимающе улыбнулся и предложил:
        - Может быть, парафин или гвозди?
        Генерал поморщился.
        - Нет! Гвозди не подойдут! Пусть будет парафин.
        - Парафин так парафин, - пожал плечами Андрей.
        - Пока вы будете осматривать склад, - демонстрируя коммерческую жилку, не унимался комендант, - я распоряжусь, чтобы с вашей компанией подготовили договор временного хранения груза сроком, скажем…
        Он снова посмотрел на Андрея.
        - На десять дней, - подсказал тот.
        - На десять дней, - согласился генерал, - и это будет стоить…
        - Пятьсот «мексиканцев» за грузовик? - предположил гость.
        Генерал скорчил незаинтересованную мину.
        - Я имел в виду, пятьсот «мексиканцев» за автомобиль через кассу импани, - поправился гость, выкладывая перед генералом увесистый, приятно звякнувший мешочек. - И… небольшую личную благодарность вам. Разумеется, золотом, - быстро добавил он.
        Пройдоха-комендант быстро прикинул, что в мешочке такого размера золотых вместится тысяч на пять «мексиканцев», не меньше. Он благосклонно кивнул гостю и небрежно смахнул подношение в ящик стола.
        - Но, - генерал пристально посмотрел на Андрея, - в отчёте будет указана только официальная часть - «пятьсот мексиканцев» за один автомобиль. И у меня будет встречная просьба.
        - Готов служить вам, - наклонился вперед гость.
        - Я хотел бы, чтобы информация по второй сумме осталась исключительно между нами.
        - Это возможно, - понимающе кивнул гость, - я оформлю эти средства как непредвиденные расходы.
        - Славно! - довольно проговорил комендант.
        Германец ему нравился всё больше и больше.
        - Когда прибудет ваш груз?
        - После оформления всех формальностей, - прикинул Андрей, - через три-четыре часа.
        - Хорошо, я распоряжусь, чтобы ваш груз был принят с учётом всех ваших пожеланий, а сейчас адъютант покажет наш склад, - поднимаясь, закончил комендант. - Приятно было иметь с вами дело, герр барон.
        - Взаимно, ваше превосходительство, - поклонился в ответ Андрей и вышел из кабинета.
        Глава 46
        Бывшая бастионная галерея представляла собой склад длиной тридцать - тридцать пять метров и шириной около восьми, который располагался в наружной стене перпендикулярно реке. Арочные своды потолка имели высоту не менее восьми метров и были выложены кирпичом, а двое огромных ворот, каждые размером почти во всю ширину склада, перекрывали торцы. Их массивные дубовые створки были обиты толстыми железными листами и висели на огромных петлях. Размеры и массивность ворот вызывали мысли о средневековых замках.
        Со стороны двора форта было видно, что толщина кладки арочных стен склада была не менее трёх метров, при этом весь склад был засыпан многометровой толщей грунта.
        Ничего себе! - подумал Андрей.
        - А куда ведут эти ворота? - спросил он адъютанта, указав на массивные створки в противоположном конце склада.
        - Когда-то это был таможенный склад, и все грузы, которые после прохождения таможни оставались на хранении в импани, завозились в форт через них. Кое-что оставляли в этом складе, что-то размещали в других, но въезд в форт был здесь. С той стороны стены на реке имелся пирс, а от него к этим воротам вела мощённая камнем дорога. После реконструкции крепости коммерческие склады снесли, а пирс разобрали.
        - Так что, через эти ворота и сейчас можно выйти к реке? - заинтересованно спросил Андрей.
        - Разумеется, нет, - успокоил его адъютант. - Со стороны реки они надёжно заложены кирпичом и скрыты насыпью. Кроме того, морской воздух. Видите, что он делает с металлом? Ворота так заржавели, что их уже не открыть. Железо на них покрыто ржавчиной, но не беспокойтесь, это никак не отражается на их прочности.
        Андрей обратил внимание, что со стороны внутреннего двора форта галерея тоже закрывалась воротами, но эти содержатся в идеальном порядке.
        Он ещё раз огляделся. Склад-галерея представлял собой огромную трубу диаметром около восьми метров, и если разместить в ней мощный заряд, то он вышибет все ворота, как пушинки. При этом своды склада, скорее всего, не пострадают, нужно только правильно расположить взрывчатку.
        Изначально он планировал обрушить часть стены импани, но теперь видел, что через эту галерею можно ворваться в форт с минимальными потерями. С размещением заряда в галерее понятно, прикидывал он. Один грузовик поставлю у речной стороны галереи, второй и третий - возле внутренних ворот.
        В принципе, хватило бы и одного автомобиля со взрывчаткой, но уже поздно что-то менять, поэтому будет три. А может, это и к лучшему. После такого взрыва во внутреннем дворе форта живых не останется, да и самой стене достанется. Вот только как подорвать эти заряды? После того, как грузовики окажутся внутри галереи, добраться до них будет непросто. И уйти после подрыва заряда такой мощности проблематично, а если точнее, невозможно.
        Любая заминка - и подрывнику «крышка». Вот если бы попробовать подорвать взрывчатку в галерее извне? Например, попаданием артиллерийского снаряда главного калибра канонерки - тогда да… Хорошая мысль! Но снаружи ворота скрыты земляной насыпью. Как определить их месторасположение?
        Пойди пойми, в какое место земляного вала нужно стрелять, чтобы снаряд разорвался внутри галереи! Нужно обязательно попасть на стену, может, сверху смогу заметить какой-то ориентир.
        - Здесь всё! - объявил он адъютанту. - Можно идти!
        - Как вам будет угодно, господин барон, - вежливо поклонился тот. Когда они вышли во двор, Андрей отметил, что форт представляет собой большой плац[56 - Плац - площадь для военных парадов и строевых занятий.], вокруг которого расположились каменные здания. Во все стороны от него лучами расходились мощёные камнем узкие улочки, обеспечивая не только удобный проезд, но и создавая защитникам форта места укрытия на случай орудийной бомбардировки со стороны реки. Если такую улочку перегородить полевым орудием и придать ему взвод стрелков, то она сразу превращалась для неприятеля в очень неудобную и опасную точку обороны внутреннего пространства форта.
        - Недурно задумано, - одобрил идею проектировщиков Андрей. - Куда ведут эти проезды? - как бы проявляя вежливость, безучастно поинтересовался он у адъютанта.
        - Эти ведут к люнетам[57 - Люнет - открытое с тыла полевое или долговременное (крепостное) укрепление.], те - к механическим мастерским и арсеналу, остальные - к казармам и складам, - стал пояснять адъютант.
        - Нет, нет, - засмеялся Андрей, - не нужно постороннему человеку рассказывать все секреты импани. Просто я никогда не бывал в настоящей морской крепости, особенно такой грозной и мощной, как ваша.
        Польщённый похвалой и вниманием важного гостя адъютант с гордостью ответил:
        - Да, это самая мощная крепость на побережье, она считается морскими воротами столицы Поднебесной.
        Что этот господин - важный гость, он понял, когда его босс, вечно всем недовольный и брюзжащий генерал Ло, лично вышел провожать посетителя до двери кабинета. Такую реакцию генерала на посетителя-иностранца адъютант видел впервые.
        Нужно быть с этим бароном крайне почтительным, решил он.
        Тем временем гость осмотрел плац, затем прилегающие к нему проезды и скучающе оглянулся на сопровождающего.
        - Может быть, господин желает осмотреть другие склады? - по-своему понял его скучающий взгляд адъютант.
        - Нет, нет, - отмахнулся тот. - Осмотренный склад или, как вы его называете, галерея, меня вполне устраивает. Но чтобы мне принять окончательное решение, я хотел бы подняться на стену и убедиться, что снаружи и над галереей нет проблем, и этим можно ограничиться.
        Подниматься на крепостную стену посторонним категорически запрещалось, и адъютант заколебался. Барон понял его сомнения.
        - Не беспокойтесь, любезный, ваши бастионы меня совершенно не интересуют, - рассмеялся он, но тут же сменил радушную интонацию на требовательный тон: - Я обязан убедиться, что моему грузу не будут угрожать никакие обстоятельства, даже дождь.
        Рассердился, забеспокоился адъютант. Если он нажалуется генералу, тот меня со свету сживёт. И без того в последние дни он срывается на мне по любому поводу. Нет, нарываться на неприятности мне ни к чему. В принципе, я могу провести барона на стену, минуя люнеты. Возле галереи, которую мы с ним осматривали, есть старая лестница, сейчас ею никто не пользуется, но для этого случая она подойдёт как нельзя лучше.
        - Господин барон, если вы настаиваете на осмотре внешней стены галереи, извольте. Только вы должны понимать, господин Зайдель, что ваш осмотр должен ограничиться только участком внешней стены галереи.
        - Я всё понимаю, - успокоил сопровождающего Андрей, - только стена галереи.
        - Тогда следуйте за мной, - пригласил его адъютант и скорым шагом повёл к старой лестнице.
        Подъём на стену в двух шагах от галереи! Не нужно будет метаться в лабиринте улочек форта, отметил Андрей.
        Он знал, что все крепости старой постройки имеют сообщение по гребню стены, и вряд ли при реконструкции этой импани что-то поменяли. Когда Андрей поднялся на стену, то убедился, что его предположения об организации обороны форта верны. Сверху было хорошо видно, что длинная лента внешней стены имеет внушительные габариты. Её толщина у основания была никак не меньше тридцати, а местами и сорока метров. В верхней части её ширина составляла пять - шесть метров, и это не считая люнетов и бастионных артиллерийских площадок, на которых размещались орудия главного калибра, где она достигала всех двадцати метров.
        Стена тянулась вдоль реки на четыреста пятьдесят метров, затем поворачивала на сорок пять градусов, затем ещё на сорок пять и в конце концов соединялась, образуя огромный замкнутый эллипс. Классический форт.
        Со стороны суши к форту вела довольно широкая грунтовая дорога. Въездные ворота хорошо охранялись и имели сложную систему обороны.
        На каждом люнете было установлено по несколько трёх- и шестидюймовых крепостных орудий. Несмотря на свой возраст, для любой небольшой посудины они стали бы настоящими убийцами.
        Навскидку орудийных стволов на стене насчитывалось не менее пяти десятков. При такой плотности огня атака на форт с воды была равносильна самоубийству для любого судна, способного пройти через бар.
        Главной проблемой были восьми- и десятидюймовые орудия, расположенные в бастионах верхнего яруса форта. Но… Похоже, есть и хорошие новости, глядя на этих орудийных монстров, подумал Андрей. Судя по тому, под каким углом задраны стволы, их цель - суда, проходящие через бар, а значит, под стенами форта у них есть мёртвая зона[58 - Мёртвая зона - область, недоступная артиллерии при стрельбе по настильной траектории.]. И это радует. Так, а что с шестидюймовками? А ведь с ними та же история! Угол ведения огня шестидюймовых орудий за счёт высоты стены форта тоже образуют мёртвую зону, осенило Андрея, нужно только применить эти данные по назначению. Высота стены мне известна, остальное рассчитают специалисты, но главное - мёртвая зона для шестидюймовок тоже есть. Вопрос только в её площади, размышлял Андрей, уже что-то. Если канонерке удастся войти в мёртвую зону, то она будет обстреливаться только трехдюймовыми орудиями. Тоже не сахар, но уже не смертельно.
        Смотрим дальше. Что там темнеет в воде? Ах ты ж! - чертыхнулся про себя Андрей.
        На всей протяжённости реки, прилегающей к стенам форта, сквозь поверхность воды просматривались тёмные тени забитых в речное дно свай. Их плотность была достаточной, чтобы воспрепятствовать проходу шлюпок.
        Значит, десант с воды на берег не высадить. Попробовать можно, но, пока лодки будут лавировать между свай, их так нашинкуют свинцом, что высаживаться будет некому. Грамотно, одобрил идею со сваями Андрей. Просто, но эффективно! А вот и останки пирса, о котором говорил адъютант.
        Сам пирс разобрали, остался лишь ряд забитых свай, скреплённых между собой железными скобами и толстой проволокой. Пирс примыкал к широкой насыпной площадке, которая использовалась для удобства разгрузки товаров на берег. От него к стене вела хорошо сохранившаяся дорога. Хоть она и упиралась в сплошную стену форта, несложно было догадаться, что она шла к воротам нужной Андрею галереи.
        Дорога была хорошо видна, и Андрей был уверен, что опытный штурман сможет определить её координаты. Но главное, что увидел Андрей, это неширокая, метра два-три каменная полоса, которая располагалась между урезом воды и откосом стены форта. Сейчас было время отлива, и вода отступила от стены, обнажив ровную, мощёную крупными камнями дорогу. Отмостка для защиты основания стены, догадался Андрей. Да это не дорога! Это целая автострада!
        Теперь он понял, почему накануне, когда через бинокль изучал внешнюю стену, не увидел ни прибрежных свай, ни отмостку. Просто он наблюдал за фортом в прилив. Судя по зелёной полосе речной тины на стене форта, вода в прилив поднималась до полуметра, скрывая и сваи-ловушки, и эту «технологическую дорогу».
        Всё! Пора уходить, а то адъютант генерала совсем закис.
        Он повернулся к сопровождающему его китайцу.
        - Господин адъютант, все мои опасения были напрасны, склад в галерее надёжен и меня вполне устраивает. Проводите меня, пожалуйста, к моему авто и доложите генералу Ло, - он открыл крышку карманного брегета, - что груз прибудет в форт к восемнадцати часам.
        - Господин генерал! Все три автомобиля с грузом барона Зайделя размещены в бастионной галерее, склад в присутствии барона опечатан, караул выставлен!
        Начальник караула замолчал, ожидая дальнейших распоряжений коменданта.
        - Восемнадцать тридцать, - взглянув на часы, отметил генерал; пунктуальность барона похвальна. - Спасибо, можете быть свободны, - бросил он застывшему в дверях кабинета офицеру.
        Когда дверь за начальником караула закрылась, генерал достал из сейфа приятно звякнувший мешочек с подношением. Тяжесть монет приятно оттягивала ладонь. Он неспешно развязал горловину и бережно высыпал содержимое на стол. Раскатившиеся по столешнице диски золотых юаней тускло засверкали в свете газовой лампы.
        - Хороший денёк, - улыбнулся деньгам генерал.
        Неприятные воспоминания о Чене отошли на второй план.
        - Жизнь налаживается…
        Глава 47
        А ночью, давя стальными скулами тёплые воды Бохайского моря, в Печелийский залив вошла Вторая эскадра русских кораблей. Доставленный ею армейский корпус генерала Стесселя был тут же перегружен на речные баржи и под угрюмое молчание китайских фортов переброшен в Тяньцзинь. Сопровождавшие его три русские канонерские лодки «Кореец», «Гиляк» и «Бобр» демонстративно встали в русле реки Хэйхэ и направили орудия на китайскую крепость.
        По приходе в Тяньцзинь русские взяли под контроль всю территорию левобережья, на которой располагались европейский сеттльмент, поселение китайцев-христиан, железнодорожный вокзал и мост через реку Хэйхэ. Вдоль берега выкопали траншеи и оборудовали артиллерийские позиции. На всей подконтрольной территории обеспечили круглосуточное патрулирование улиц конными казаками.
        Всё это они выполнили стремительно и без лишнего шума, оставив начальника воинского гарнизона Тяньцзиня в полном неведении.
        Уже к вечеру левобережная часть города представляла собой хорошо укреплённый фортификационный комплекс…
        Старый город, расположенный на правом берегу Хэйхэ, горел. Из него к мосту нескончаемым потоком тянулись беженцы. Напуганные размахом грабежей и пожаров жители покидали дома и уходили под защиту русских.
        Беженцы сообщали ужасные вести: по всему городу ловят и казнят христиан; вне зависимости от религиозной принадлежности грабят и разоряют дома состоятельных граждан; процветает банальное сведение счетов; толпы фанатиков носятся по улицам города в поисках жертв, нередко убивая случайных прохожих; участились случаи публичных массовых казней. Тяньцзинь стонал и захлебывался кровью своих граждан.
        После прибытия в Печелийский залив русский вице-адмирал Гильдебрандт, как старший по званию, вежливо, но твёрдо взял общее руководство над флотом союзников в свои руки. Ситуация в Тяньцзине была известна всем, поэтому его предложение вмешаться в ситуацию встретило всеобщее одобрение. Коменданту крепости Дагу предъявили ультиматум с требованием к двум часам ночи передать форты импани под международный контроль.
        Все союзники, кроме американцев, ультиматум поддержали. Американцы решили сохранить нейтралитет. Оставаясь в курсе событий, они собирались продолжать торговлю со всеми участниками конфликта.
        Как бы высокомерно иностранцы ни относились к крепости Дагу, для союзной эскадры она была серьёзной проблемой. И эта проблема начиналась уже в устье Хэйхэ. Чтобы подойти к нему со стороны моря, нужно было преодолеть широкую морскую отмель, которая контролировалась орудиями главных калибров импани. Кроме того, с двух сторон реку защищали четыре форта, расположенные на северном и южном берегах. Союзные броненосцы из-за своей осадки не могли преодолеть бар, поэтому командование решило атаковать форты теми силами, которые на данный момент уже находились в реке. А силы эти состояли всего из двенадцати кораблей: пять русских - канонерки «Бобр», «Кореец», «Гиляк» и номерные миноносцы № 204 и № 207; три британских - канонерка «Альжерин», контрминоносцы «Фэйм» и «Вайтинг»; французская канонерка «Лион» и германская «Ильтис». Японский флот представляли канонерка «Акаги» и контрминоносец «Кагеро».
        Общее командование операцией поручили командиру русской канонерки «Бобр», капитану первого ранга Добровольскому. На борту «Бобра» собрался совет командиров союзных кораблей, на котором разработали совместный план предстоящего боя.
        Согласно намеченному плану корабли поднялись вверх по реке и встали двумя отрядами: русские и англичане - напротив Северо-Западного форта; немецкая, французская и японская канонерки - рядом со станцией Таку. Русские и японский миноносцы остались в устье реки для наблюдения за китайским броненосцем «Хай Тонг», стоящим у самого бара. Они получили приказ: если «Хай Тонг» попытается огнём орудий поддержать крепость - торпедировать его.
        Для атаки фортов со стороны суши сформировали десантный отряд численностью 953 человека. Командование им поручили германскому пехотному капитану Гуго Полю. Вечером того же дня прибыла рота русских пехотинцев под командованием поручика Станкевича.
        Поручика сопровождал молчаливый молодой человек в гражданской одежде. Он хоть и присутствовал на совещании командиров, но в обсуждение плана боя не вмешивался и реплик не подавал.
        Когда Станкевичу предложили включить Андрея в состав отряда, он хотел отказаться. Его роте и так была поставлена непростая задача - атаковать Северо-Западный форт. Он был самым укрепленным и зубастым фортом крепости. Станкевич нервничал.
        И дело было не в том, что командир сводного штурмового отряда Гуго Поль не нравился ему своей заносчивостью и что с ним не заладились отношения с первых минут. А в том, что у поручика не было опыта подобных операций. А тут ещё навязывают поручика ИРГО, в глазах пехотного офицера - почти гражданскую штафирку[59 - Гражданская штафирка - презрительное выражение офицеров регулярной армии в отношении ко всем невоенным чинам.], которая будет путаться под ногами.
        Узнав, что для поручика это первый бой, Андрей категорически настоял на своём участии в штурме и в качестве аргумента сообщил полковнику Вогаку, что имеет боевой опыт подобных операций. Поэтому, когда Станкевич пытался заартачиться, Вогак по-отечески похлопал его по плечу и, улыбнувшись, сказал:
        - Поверьте, поручик, Андрей Иннокентьевич не так прост, как кажется. Я уверен, что он сможет быть вам полезен при штурме.
        Вспыльчивый Станкевич хотел было спросить чем? Но полковник, будто не заметив попытки перебить его, продолжил:
        - Достаточно сказать, что он награждён Золотым оружием. И вообще это моя личная просьба, уж не откажите.
        Станкевич с удивлением оглянулся на невозмутимо стоящего рядом гражданского «франта». И непонятно было, что его больше удивило: то, что этот молодой человек награжден «клюквой»[60 - «Клюква» - в торец рукояти наградного оружия вкручивался белый эмалевый крест с рубиновой каплей в центре. Из-за этого рубина награждение Золотым оружием «За храбрость» среди военных получило название - награждение «клюквой».] - очень уважаемой в армейских кругах наградой, или тем, что за него ходатайствует сам полковник Вогак.
        Глава 48
        За сутки до этого.
        Капитан первого ранга Добровольский, которому командование поручило взять китайскую импань, тяжело вздохнул:
        - Андрей Иннокентьевич, это же сущая авантюра! Да, я получил приказ взять штурмом крепость Дагу! Да, я понимаю, что суммарное количество стволов её фортов насчитывает сто семьдесят семь орудий, из которых, по вашим же словам, семнадцать - новёхонькие шести- и восьмидюймовые Круппы…
        - И Армстронги, - невозмутимо поправил его собеседник.
        - Хрен редьки не слаще, - отмахнулся Добровольский. - Я говорю о том, что любое наше судно, которое встанет против стен Северо-Западного форта для прямого выстрела, немедленно окажется подарочной мишенью для Северо-Западного и Северного фортов. И сколько снарядов они успеют мне влупить в борт, я не знаю. Зато точно могу утверждать, что двух-трёх попаданий ниже ватерлинии моего «Бобра» будет достаточно, чтобы он осел в Хэйхэ по верхнюю палубу.
        - Если вы не вскроете бастионную галерею Северо-Западного форта, то десанту в крепость не попасть, - возразил Андрей.
        - Но, чтобы пробить трёхметровую кирпичную стену и земляную насыпь, да так, чтобы снаряд разорвался в вашей галерее, а не «погас» в толще земляного вала, мне нужно выставить «Бобра» строго перпендикулярно стене форта. Единственное мое шестидюймовое орудие, которое может сделать такой выстрел, расположено вдоль оси корабля. А если я разверну судно поперёк реки, то все остальные мои орудия станут бесполезны. Мы не сможем вести из них огонь, угла доворота башен не хватит. Останутся только две носовые малокалиберные пушки и пулемёт Гатлинга. Что, как вы понимаете, для форта равносильно укусу блохи.
        - Значит, нужно атаковать двумя кораблями, - предложил Андрей.
        - А вы думаете, у меня их десяток? Да всё, чем я располагаю на этой стороне бара, легко посчитать на пальцах двух рук. Из двенадцати кораблей только семь имеют на вооружении шестидюймовки. Да что там говорить! - разгорячился Добровольский. - У меня на всех двенадцати кораблях всего сорок три орудия и пять пулемётов. Ладно, предположим, я вскрыл вашу галерею, но пока штурмовая группа доберётся до пролома, китайцы сто раз очухаются и смогут организовать отпор.
        - Возможно, - согласился Андрей. - Но если вы согласитесь с моим планом, то всё может повернуться иначе. Смотрите! Я с отрядом добровольцев, человек в сто пятьдесят, буду находиться в непосредственной близости от ворот галереи.
        - Непосредственная близость - это сколько?
        - Метров тридцать, максимум сорок, - ответил Андрей.
        - Да вы что, издеваетесь надо мной?! - взвился Добровольский. - Разлёт снарядов у главного калибра канонерок больше двадцати метров.
        - Так это на море, - примирительным тоном ответил Андрей. - Вы же будете вести огонь на реке, практически в штиль, с расстояния максимум двести-триста метров.
        - Ну, да, - согласился моряк, - с разлётом снарядов я погорячился, но тридцать метров… - Он покачал он головой. - Очень близко. А если я вместо китайской галереи попаду в вашу группу?
        - Значит - такова моя судьба, - пожал плечами Андрей и, усмехнувшись, добавил: - Не поверю, что на лучшей канонерке Тихоокеанской эскадры на главном калибре сидит косоглазый лопух.
        - Тьфу на вас, Андрей Иннокентьевич, - рассмеялся Добровольский. - Мой комендор[61 - Комендор - матрос-артиллерист.] на главном, что зоркий сокол, да и начальник артиллерии - умелец, каких поискать. - Добровольский закурил. - Ох и отчаянный вы человек, - вздохнул он. - А это правда, что вы награждены «клюквой» и Анной с мечами?
        - Правда, - просто ответил Андрей. - Разве это имеет значение?
        - Имеет, - ответил Добровольский. - Пусть мой комендор знает, кто сидит под стеной форта, в то время пока он целится в ворота.
        - И как это ему поможет? - заинтересовался Андрей.
        - О, будьте уверены - поможет! Я ему расскажу, кто натянет ему глаз на то место, на котором он обычно сидит.
        Шутка разрядила обстановку.
        - А если серьёзно, Андрей Иннокентьевич, если бы не личный приказ вице-адмирала Гильдебрандта и просьба весьма мной уважаемого полковника Вогака, - Добровольский затянулся, - я бы не согласился ставить успех всей операции в зависимость от никому не известной, расположенной непонятно где китайской бастионной галереи. Полагаюсь исключительно на ваши слова и заслуги перед государем. Кстати, чуть не забыл, полковник Вогак передал для вас письмо. Я хотел передать его вам перед совещанием, да закрутился.
        Андрей вскрыл конверт.
        «Милый Андрей! Только в разлуке поняла, насколько ты мне близок и дорог. Моя душа рвётся к тебе, и желание обнять настолько огромно, что не хватает слов выразить. И я обнимаю тебя, обнимаю всем сердцем, на расстоянии, нежно, тепло и чувствую твоё дыхание… Прошу тебя, береги себя. Жду твоего возвращения. Твоя Марина.»
        Андрей улыбнулся и убрал письмо в карман.
        - Из дома? - поинтересовался Добровольский.
        - От невесты, - кивнул Андрей.
        - А я от своих месяца два весточки не получал. Да… - Добровольский затушил папиросу. - Давайте вернёмся к нашим делам. Я понимаю свою ответственность за жизни вверенных мне десантников, но готов довериться вам и рискнуть.
        - Я не подведу вас, господин капитан первого ранга, - вытянулся по стойке «смирно» Андрей.
        - Тогда давайте ещё раз обсудим ваше предложение…
        Глава 49
        До истечения срока ультиматума оставалось более двух часов. Стояла безлунная ночь, отлив уже обнажил каменную отмостку, а стена отбрасывала на урез воды длинную тень, скрывая десант от китайских часовых.
        Поль согласился со Станкевичем и разрешил авангарду выдвинуться раньше. Плеск речного прибоя и отблески воды давали штурмовикам ориентир, чтобы осторожно, но достаточно уверенно продвигаться вперед. Корабли коалиции вечером не зажгли бортовую иллюминацию, и теперь об их местоположении можно было только догадываться. Плотные облака скрыли луну, и на чёрной поверхности реки тускло светились лишь кормовые огни китайских джонок. И было непонятно, стоят ли они у противоположного берега или на якорных стоянках.
        В передовой, штурмовой отряд, которым командовал поручик Станкевич, вошли отряды русских пехотинцев, японских и австрийских моряков.
        Андрей шёл первым. Вот и старый разобранный пирс. Он поднял руку. Поручик заметил его жест и приказал отряду остановиться. Ещё днем Андрей договорился с поручиком о порядке движения передового отряда.
        - Впереди иду я, за мной двенадцать штурмовиков моей группы. Распорядитесь, чтобы этот отряд состоял исключительно из добровольцев. Предупредите их, что во время штурма они подчиняются лично мне. Подчеркните! Беспрекословно подчиняются. Кто не согласен, того замените.
        После подрыва галереи я с этим отрядом первым врываюсь в форт и занимаю позицию на стене. Вы прикрываете меня. Когда ворвётесь на плац, постарайтесь не ввязываться в бой с гарнизоном противника, пусть им занимаются союзники. Ваша задача - организовать заслон у входа в галерею до подхода сил основного отряда. А дальше забираете австрийцев - и ко мне на стену. Я с ходу атакую люнет, расположенный на стене слева. Вы, как подтянетесь, поддержите меня огнём. После захвата первой артиллерийской площадки передаём захваченные орудия австрийским канонирам. Вы оставляете людей, чтобы обеспечить их охрану, забираете остальных и опять за мной. И ещё, поручик, - перешёл на доверительный тон Андрей, - австрийских комендоров береги, как любимую девушку. Без них с крепостными орудиями не справиться. Добровольский ждёт, что мы с помощью этих крупповских стрелялок подавим огонь артиллерии остальных фортов. Своей артиллерией его флотилии с импанью не совладать.
        - Да понял я, понял, - огрызнулся Станкевич. - Одно только меня беспокоит. Что с японцами делать? Они же идут с нами и австрийцами в передовой группе. С австрийцами я общий язык нашёл, а вот с японцами, - поручик сокрушённо покачал головой, - ну никак! И дело не в том, что я по-японски «ни бельмеса», а в позиции капитана Хатори.
        - Хатори - самурай, да не простой, а из семьи потомственных самураев, - вздохнул Андрей. - Говорят, он знает имена своих предков до сорокового колена.
        - Ничего себе, - присвистнул Станкевич.
        - В общем, - продолжил Андрей, - Хатори по японским меркам как бы суперэлитный воин.
        - Какой супер? - удивился Станкевич незнакомому слову.
        - Как бы очень крутой, то есть хорошо обученный, профессиональный боец, ну и, естественно, как все японцы, непобедимый. Во всяком случае, он себя таковым считает. Ты видел его кровожадную физиономию?
        Станкевич невольно улыбнулся, вспомнив нарочито суровое выражение лица японского коротышки.
        - Вот, - верно истолковал его усмешку Андрей. - Я почти уверен, что этот полутораметровый вояка, потомок японской богини Аматерасу, имеет свой собственный план действий. И не удивлюсь, если в его жаждущей воинской славы голове уже созрел вариант собственной геройской гибели.
        - Почему обязательно гибели? - удивился Станкевич.
        - Долго рассказывать, - отмахнулся Андрей. - Если в двух словах, у японских самураев есть кодекс, по которому они живут и которому свято следуют. Он называется «Кодексом Бусидо», согласно ему любой самурай должен быть готов к самопожертвованию. Красивая смерть для самурая - цель всей его жизни. Так-то. Ладно, чёрт с ними, с японцами. Лишь бы не лезли вперёд и не мешали.
        Ох, не прост Андрей Иннокентьевич, подумал Станкевич. И про японцев знает, и словечки у него необычные, и ухватки, как у пластуна. Такое ни за какой гражданской шляпой не скроешь.
        Он вспомнил, как хотел отказаться от Андрея и обратился с этим вопросом к капитану первого ранга Добровольскому. Тот так его отбрил, что у Станкевича до сих пор «уши горели».
        - Поступаете в распоряжение поручика Лопатина, - рявкнул Добровольский. - Это приказ! И значит, не обсуждается!
        Да… Добровольский был крут. Если сказал, что бурундук - птичка, то всё! Никаких зверьков!
        Глава 50
        Получив ультиматум, комендант крепости генерал Ло Юнгань запросил инструкции у наместника Чжилийской провинции и отдал приказ о приведении фортов в боевую готовность. В устье Хэйхэ на минирование морской отмели выдвинулась миноноска. Все орудия импани навели на стоящие на реке корабли коалиции.
        В ноль часов от наместника пришёл ответ, категорически запрещающий Ло Юнганю сдавать крепость Дагу иностранцам. За десять минут до истечения срока ультиматума батареи китайских фортов открыли шквальный артиллерийский огонь по канонерским лодкам союзников. Но…
        Злой рок сыграл с генералом Ло очередную шутку. Рачительный комендант из соображений экономии запретил «жечь» дорогостоящие снаряды на учениях. А чтобы артиллеристы импани не простаивали, загрузил их строительными работами. Немудрено, что его комендоры утратили навык пользования сложной системой наведения огня.
        Мощные современные Круппы и Армстронги, требующие умения и знаний, не хотели подчиняться неумёхам. Первой ошибкой китайских артиллеристов стало то, что свои орудия они навели на цели в светлое время суток. Они не учли, что после двадцати трёх часов на Хэйхэ начинается отлив. Вода в устье реки упала почти на полтора метра.
        Кроме того, Добровольский, ожидая от китайского командования подобных действий, приказал всем подчинённым ему судам по наступлению темноты, не зажигая огней, переставить корабли. Поэтому, когда тишину над Хэйхэ разорвал рёв сотни орудий импани Дагу, вся мощь их смертельного залпа оказались для флота коалиции совершенно безвредной. Все без исключения снаряды ушли в «молоко», насмерть перепугав дремлющих на воде чаек и разогнав по щелям джонки.
        Из-за отлива союзный флот существенно осел, и все снаряды, выпущенные практически в упор по стоящим на якорях канонеркам, ушли с перелётом.
        С русскими номерными миноносцами и вовсе вышел конфуз. Их развернуло отливом и снесло ниже по течению, а китайцы старательно утюжили пустую воду. С первыми же залпами канонерки «Бобр», «Гиляк», «Кореец» и «Альжерин» снялись с якорей и, маневрируя, открыли ответный огонь по Северному и Северо-Западному фортам.
        В полной темноте снаряды рвались в совершенно неожиданных местах, не принося сторонам ни малейшего ущерба. Китайцы в темноте не могли попасть по вёртким судам, а снаряды союзников для китайских фортов вообще были как слону дробина.
        Хоть импань и была оснащена прожекторами, но в первые минуты боя что-то не заладилось, и её артиллерия лепила по реке вслепую. Наконец китайцы смогли зажечь прожекторы. И снова сказалась нехватка боевого опыта у артиллеристов Дагу. Теперь корабли коалиции были перед ними как на ладони, но снаряды непостижимым для них образом, вместо того чтобы рваться на палубах вражеских кораблей, летели с перелётом.
        Пока командиры артиллерийских расчётов импани разбирались в причинах неудачной стрельбы, Добровольский атаковал китайские миноносцы. Эсминцы «Фэйм» и «Вайтинг», при поддержке канонерки «Гиляк», открыли огонь по китайским кораблям, стоящим у арсенала. Те пытались отстреливаться, но долго сопротивляться дружному пулемётному огню трёх кораблей противника не смогли. Команда бросила суда и бежала на берег.
        Теперь вода полностью принадлежала Добровольскому. Эсминцы зацепили трофейные суда на буксир и потащили их к причалу станции Таку.
        Генерал Ло, на глазах которого разворачивались эти события, был вне себя от ярости. Имея четырёхкратный перевес в плотности огня, он умудрился потерять весь вспомогательный флот.
        Комендант, плюясь слюной, приказал орудиям Северного форта перенести огонь на наглецов, уводивших его миноноски. Тяжёлые снаряды вспенили воду вокруг эсминцев.
        У «Вайтинга» пробило котёл, пронзительно засвистел стравливаемый пар, чтобы уменьшить нагрузку на «раненую» машину, пришлось бросить трофей и из последних сил тянуть к берегу. «Гиляк» повернул к Северному форту и, осветив его прожекторами, открыл огонь из всех орудий.
        Добровольский приказал всем канонеркам поддержать «Гиляк» и, пользуясь тем, что тот подсветил прожекторами китайскую батарею, перенёс на неё огонь главных калибров всех канонерок. Тяжёлые снаряды шестидюймовых орудий за несколько минут превратили люнет с восьмидюймовыми орудиями Северного форта в груду дымящихся камней. «Гиляк» тут же подсветил следующую цель. И град снарядов с канонерок обрушился на следующую артиллерийскую площадку.
        Северный форт «подавился» и замолчал, давая «Вайтингу» спасительную передышку. Тем временем собрат последнего «Фэйм» успешно отбуксировал два китайских миноносца до Таку и вернулся за брошенным трофеем.
        Демарш «Гиляка» не прошёл для него даром. На канонерку обрушились все орудия Северо-Западного форта. Вскоре к нему присоединились и другие. И хоть ни один тяжёлый снаряд не попал в «Гиляк», зато других попаданий было много.
        Не то батареи форта пристрелялась, не то корабли Добровольского за счёт прилива стали сидеть выше, но китайцы начали добиваться результатов.
        Больше всех досталось «Гиляку». Один из китайских снарядов попал в его кочегарку, другой пробил корпус ниже ватерлинии и вызвал взрыв в носовой крюйт-камере[62 - Крюйт-камера - помещение на военном корабле, предназначенное для хранения пороха или снарядов. Располагалась в носу или корме корабля, ниже ватерлинии.], который вздыбил палубу канонерки. Вспыхнул пожар. Корабль с сильным креном стал погружаться в воду. Машина встала. Потерявшая ход канонерка оказалась лакомой мишенью для китайских орудий, и они сосредоточили на ней весь огонь. Израненные матросы бросились спасать тонущий корабль. Пламя подбиралось к машинному отделению. Обожжённые, стоя по горло в воде, задыхаясь в пороховой гари, моряки «Гиляка» смогли подвести под пробоину пластырь. С трудом, но удалось справиться и с огнём.
        Пожар вспыхнул и на «Корейце», получившем сразу шесть попаданий. Имелись сильные разрушения палубных надстроек, корабль горел. Чтобы не допустить огонь в хранилище снарядов главного калибра, его пришлось затопить. С большим трудом пламя потушили, но во время пожара канонерка стала отличной мишенью для орудий Северо-Западного форта, и они не заставили себя ждать. Один из китайских снарядов угодил в бортовую орудийную башню и заклинил её.
        Взрыв разорвал комендора на куски и разметал части тела по палубе. Другой снаряд разорвался на корме. Нескольких человек взрывом выбросило за борт, а боцману, который руководил тушением пожара, оторвало ноги. Он ползал среди раненых матросов и спрашивал у всех: «Ноги! Не видели мои ноги?»
        А «Бобр», будто заговорённый, всё ближе подбирался к стене Северо-Западного форта.
        - Полный вперед! - скомандовал Добровольский, и канонерка, выпустив клубы чёрного дыма, выскользнула из зоны обстрела. Два столба воды вздыбились за кормой.
        - Вроде выскочили, - вздохнул старпом.
        - Выскочить-то мы выскочили, - хмуро отозвался Добровольский, - только с этими манёврами я ориентиры на ворота галереи потерял.
        - А как же…
        - Разберёмся. Что с кораблём?
        - Только одна пробоина - не критично. Люди целы, а вот с «Гиляком»… - Старпом вздохнул. - Пока он тянул огонь на себя, получил четыре пробоины в левом борту, одну мачту срубило, два бортовых орудия разбиты. Одному конец, у второго пытаются расклинить башню.
        - Потери?
        - Сорок три человека, из них безвозвратных четыре, остальные тяжёлые, обожжены - почти все.
        - Что с пожаром?
        - Почти потушили, от палубных надстроек целы только рубка и башня главного калибра, остальное - в хлам.
        Добровольский плотно сжал губы.
        - Пристрелялись, суки! А я в этой темени ничего не вижу! Машина, малый вперед! Пора сменить местоположение, а то уж больно точно палить стали.
        - Может, наоборот, отойти от стены? - предложил старпом.
        - Нет. Мы тут под стеночкой для их главного калибра находимся в мёртвой зоне. Как говорится, «глаз видит, да зуб неймёт», а остальная их крепостная артиллерия нам не так опасна, неприятно, конечно, но не смертельно. Хотя последние минут сорок они на нас оторвались! Погоди, погоди! Там под стеной… Что за огни мелькают? - схватил бинокль Добровольский. - Старпом, ты тоже это видишь?
        - Вижу! - поднёс к глазам дальномер старпом. - И сдаётся мне, что это не случайный огонь.
        Далеко в темноте у самого уреза воды мелькнули два огонька.
        - Не то факелы, не то масляные светильники.
        Старпом подкрутил колесико настройки.
        - Какая разница! - перебил его Добровольский. - Они семафорят.
        - «Вызываю огонь на себя», - прочитал сигналы старпом.
        - Добрался, чёрт везучий! - улыбнулся Добровольский. - А я, грешным делом, усомнился. Думал, что в такой кутерьме он под огонь нашей артиллерии не сунется, - уважительно покачал головой Добровольский.
        И тут на месте сигнальных огней вспыхнул один костёр, а за ним второй.
        - Что творит?! - восхитился Добровольский.
        - Да кто он-то? - не понял старпом.
        - Есть один, - ухмыльнулся командир канонерки. - Теперь повоюем! - И, нагнувшись к переговорной трубе, рявкнул: - Машина! Малый вперёд! Рулевой! Право руля! Стоп машина! Малый назад! Лево руля! Главный калибр!
        - Главный на связи, - отозвалась труба.
        - Костры на берегу видишь?
        - Точно так! Как днём!
        - Цель между огнями костров накрыть сможешь?
        - Цель вижу хорошо, - проскрипела труба, - смогу!
        - Сергей Иваныч, возьми поправку! - подсказал Добровольский в трубу. - Костры разведены у уреза воды, а ты должен попасть в галерею. Она над ними!
        - Уже! - ответила труба.
        - Огонь - по готовности! - скомандовал Добровольский.
        - Есть по готовности! - прохрипела труба.
        - Рулевой, штурвал прямо! Стоп машина!
        Все находящиеся в рубке приоткрыли рты и закрыли уши руками. Корпус канонерки содрогнулся. Орудие шестидюймового монстра с рёвом выплюнуло снаряд. Все затаили дыхание. Где-то впереди глухо ухнул взрыв.
        - Мимо! - огорчённо выдохнул старпом.
        - Нет, - покачал головой Добровольский, - попал, только разорвался внутри насыпи. - Главный!
        - Да видел я, видел, - буркнула труба, - командир, доберите корпусом чуть влево, а то я выкрутил горизонтальную наводку до края, дальше до ворот башни не хватает.
        - Малый назад! Полрумба вправо! - скомандовал Добровольский.
        - Есть полрумба вправо!
        Корабль рыкнул машиной, качнулся и стал плавно разворачивать корпус судна, давя стальной кормой чёрную воду.
        - Есть цель! - хрюкнула труба, и корпус корабля содрогнулся от выстрела.
        С берега, на фоне ещё тёмного, только начинающего сереть неба, было видно, как «Бобр» присел и выбросил из жерла главного калибра длинный язык пламени, а вокруг корабля дыбились и плясали столбы воды от падающих китайских снарядов.
        Тяжёлый удар в корпус канонерки заставил корабль вздрогнуть.
        - Попали, суки! - выругался старпом. - Я на палубу!
        - Давай! - кивнул Добровольский и снова сосредоточился на переговорной трубе. - Сергей Иванович, как у тебя?
        - Порядок!
        - Готов?
        - Как барышня к замужеству!
        - Огонь!
        Корабль снова вздрогнул и чуть клюнул скулой в воду[63 - Клюнуть скулой в воду - это реакция корабля на выстрел орудия главного калибра. Корабль в таком случае после выстрела зарывается носом в воду. Это особенность канонерских лодок, где орудие расположено строго по курсу корабля.]. Огненный смерч вырвался из орудия, унося очередной снаряд к форту.
        Неужели опять мимо? - с тревогой подумал Добровольский, глядя на воду за бортом, буквально кипящую от разрывов китайских снарядов.
        Несколько секунд ничего не происходило, как вдруг, прямо напротив «Бобра», в стене китайской импани вспух оранжево-кровавый гриб.
        В проломе крепостной стены форта неистово плескалось пламя. На фоне огня мелькнула огромная порхающая тень, в которой угадывались очертания массивных ворот бастионной галереи. Они с грохотом пролетели над «Бобром» и с шумным всплеском рухнули в воду.
        - Иваныч! Дорогой! - тряс переговорную трубу Добровольский. - С меня штоф Шустовского!
        В это время корабль тряхнуло.
        - Попадание, - выругался Добровольский, - пора убираться отсюда. Машина, полный назад! Орудиям прекратить огонь! Право руля!
        Канонерка двинулась назад, на ходу выворачивая влево, а завершив циркуляцию, сменила курс и рыскнула в сторону.
        В том месте, где только что находился «Бобр», вздыбился столб воды и обрушился на палубу.
        - Поздно, Маруся, - усмехнулся Добровольский. - Право руля!
        Он поднял бинокль и стал вглядываться во вдруг замолчавший форт.
        - Неужели всё? Неужели мы взяли этот чёртов форт? Вахтенный! Семафорь на все корабли флотилии: «Перенести огонь на Северный форт! Действовать согласно боевому расписанию»! Старпом! Где старпом? - Добровольский снял фуражку и вытер платком вспотевшую залысину. - Удалось! Спасибо тебе, Господи!
        Попасть в такой темени в практически невидимую цель было невероятной удачей. Добровольский до сих пор не верил, что его кораблю удалось осуществить задуманное. Если бы не прикрывшие его своими корпусами «Ильтис» и «Кореец», вряд ли вышло бы.
        - Старпом! Доложите, что с кораблём?
        - На пробоину в борту поставили пластырь. Взрывом заклинило орудие по левому борту. Сбило одну трубу, давление упало, но двигаться и маневрировать можем. Среди экипажа потерь нет.
        - Свяжитесь с «Ильтисом», как они? Если бы не Ланц, мы бы давно черпали воду бортами.
        - Уже. Сообщают, что получили семнадцать попаданий. Верхняя палуба разбита полностью. На борту семь погибших и семнадцать тяжёлых. Один снаряд разорвался в ходовой рубке. Взрывом убило рулевого матроса, Ланцу оторвало ногу, и он скончался. Командование кораблём принял старший помощник капитана лейтенант Краузе.
        - Жаль Ланца, - вздохнул Добровольский, - добрый был моряк.
        Рубка канонерской лодки «Кореец».
        - Почему прекратили огонь? Дайте связь с Бураковым! - рычал в трубку командир канонерки.
        - Лейтенант Бураков убит.
        - Как убит?
        - Снаряд залетел прямо под козырёк рубки управления огнём. Всех, кто там был, - в кашу. Лейтенант получил множественные ранения. Всех потерь - сорок пять человек: шесть - безвозвратных, двадцать один тяжёлый, остальные вернулись в строй.
        - Что с кораблём?
        - Шесть пробоин, одна ниже ватерлинии. Станки двух орудий разбиты, но главный может вести огонь.
        - Что на палубе?
        - Горим…
        - Дай Бог, чтобы все эти жертвы были ненапрасны! - перекрестился командир «Корейца».
        Над Хэйхэ занималась заря. Посветлевшее небо осветило картину жуткого побоища. Северо-Западный форт горел.
        - Стоп машина! - скомандовал командир «Корейца». - Палубная команда! Братцы! Все, кто может, на тушение пожара! Трюмная команда, заняться пластырем! Машина, держать пар!
        Матросы обожжёнными руками растаскивали и сбрасывали в воду останки чадящей оснастки и обугленные обломки мачт. Вытаскивали из-под искорёженного металла тела ещё живых или погибших товарищей. Вскоре пожар на палубе был потушен.
        На корме, привалившись к опалённой пожаром бухте пенькового каната, ожидали судового врача несколько тяжело раненных и обожжённых моряков. У одного настолько сильно обгорела голова, что лицо превратилось в сплошную обуглившуюся маску. Он непрерывно стонал и просил пить. Другой моряк прижимал сложенную вдвое нательную рубаху, пытаясь удержать кишки, вываливающиеся из развороченного живота. Третий, видимо, получил тяжелую контузию. С бессмысленным выражением лица он раскачивался взад-вперёд и что-то бессвязно бормотал. Остальные тихо переговаривались.
        - Смотри, так и сидят, - устало проговорил один, и все посмотрели вверх.
        Там, на верхней перекладине мачты, сидели два голубя. Их заметили давно, в самый разгар боя, когда на палубе канонерки рвались вражеские снаряды, а сама она задыхалась в дыму и пламени пожаров. Именно тогда на грот главной мачты спланировали эти два голубя. Несмотря на царящий вокруг ад, они весь бой не тронулись с места. Моряки сочли это Божьим знамением, будто сама Богородица приняла образ голубей и явилась на их корабль, чтоб уберечь его[64 - Реальная история о двух голубях, просидевших на мачте русской канонерки на протяжении всего боя. Её пересказывали очевидцы, а живописцы рисовали картины, изображающие двух голубей в светящемся нимбе.].
        - Значит - будем жить, - прохрипел раненный в живот матрос.
        - Из такого ада живыми вышли, - согласился другой, баюкая обугленную культю руки.
        - Господь управил, - перекрестился здоровой рукой третий.
        - Да! - дружно согласились остальные. - Повезло…
        Глава 51
        Союзный штурмовой отряд осторожно двигался вдоль мокрой и скользкой от речной тины стены китайского форта. В два часа ночи батареи всех четырёх фортов внезапно открыли ураганный артиллерийский огонь по кораблям коалиции.
        - Что?! Почему?!
        Часы показывали только два часа.
        - Какого чёрта…
        Залп из стволов сотни орудий поднял над поверхностью Хэйхэ тонны вздыбившейся воды.
        - Что это? - прокричал поручик Станкевич, пытаясь пробиться через грохот орудийной канонады.
        Андрей кивнул в сторону стены и закричал в ухо поручика:
        - Похоже, китайцы отклонили ультиматум, - и, дождавшись паузы между залпами, добавил: - Тем хуже для них.
        - А нам что теперь делать?
        - Как что? Действовать по заранее намеченному плану.
        - Какой, к чёрту, план! Корабли должны были открыть огонь в четыре утра, а сейчас два. Как в такую темень они попадут в ворота галереи? Я от них, считай в двух шагах, и то ничего не вижу!
        - Значит, нужно помочь!
        - Как?
        - Включай мозги! Четырёх бойцов сюда! Быстро!
        - Сделаем! - сбрасывая растерянность, отреагировал Станкевич.
        Через пару минут к Андрею подбежали четыре пехотинца.
        - Слушай сюда! - ловя паузы между рёвом орудий, чеканил Андрей. - Нужно приготовить два костра! Вы вчетвером - бегом к тому полуразобранному пирсу и под шум канонады ломайте с него дрова! Постарайтесь брать верхние доски, те, что суше! Да смотрите, чтобы вас со стены не услышали. Поручик! У кого-то из твоих я видел масляные светильники.
        - Есть такое, - кивнул Станкевич, - только не у моих, у моряков с «Бобра», которых мне прислал Добровольский для семафорной связи.
        - Тогда так! Пусть приготовятся обозначить «Бобру» мишень, а я попробую отыскать эти чёртовы ворота.
        Андрей хлопнул поручика по плечу и медленно двинулся вдоль стены.
        Когда я был в форте, размышлял он, то сверху видел старый подъезд от пирса к стене. Тогда мне показалось, что он вымощен камнем. Из этого и будем исходить. А вот и они, обрадовался Андрей, нащупав ногами широкую, выложенную камнем площадку. Осталось определить её границы и поискать дорогу к пирсу. Нашёл. Да тут целая автострада! Во всяком случае, две телеги точно разъедутся! Дай-ка я пройду тут до воды и обратно.
        Сомнений не оставалось, это была старая каменная дорога, когда-то соединявшая таможенный пирс с воротами.
        Андрей добрался до стены и провёл по её поверхности ладонью.
        Вчера, когда он пытался отыскать признаки ворот в бинокль, стена форта казалась сплошной и ровной. Но вот тут, на расстоянии вытянутой руки, становилось понятно, что то был оптический обман. Под рукой явственно прощупывалась выпуклость. Похоже, это и есть въезд в форт, заложенный кирпичом. А не видно его было, потому что китайцы уложили на земляной вал цементные плиты, которые с расстояния кажутся монолитом. И только при близком рассмотрении становится понятно, что это чистая бутафория. Конечно, от снаряда мелкого и среднего калибра такая плита может стать защитой, только зачем? Под плитами и так лежит тридцатиметровая толща земли, которой не то что малокалиберный, ей и шестидюймовый снаряд - нипочём. Не то чтобы совсем нипочём. Перья, конечно, полетят, в виде этой же плитки, но это - максимум.
        - Вот прохиндей, - восхитился Андрей ушлым комендантом импани. - Наверняка отчитался, что покрыл всю стену сплошным слоем бетона!
        Ладно, хрен с ним, с комендантом! «Бобр» должен положить снаряд точно в галерею. Если он попадёт хоть чуть наискось, болванка просто проломит кирпич и рванёт в слоях земляного вала.
        Прав был Добровольский, только прямое попадание в галерею может открыть проход в форт. А для такого выстрела канонерке придётся встать напротив этих чёртовых ворот, под прямую наводку десятков орудий форта. Сколько времени он сможет выдерживать их огонь? Вряд ли долго.
        Бойцы Станкевича времени не тратили и уже тащили к стене обломки не то досок, не то брусьев. Через несколько минут из принесённых дров были сложены два костра.
        - Дрова сырые, ваш бродь, - доложил Станкевичу один из солдат.
        Андрей достал из вещмешка исподнюю рубаху и протянул бойцам.
        - Рвите на куски, затем польёте маслом из светильника и сунете в костры.
        С реки тянуло сыростью и запахом гнилых водорослей.
        - Однако свежо, - передёрнул плечами Андрей, подвинул к себе вещмешок и стал торопливо переодеваться. Натянул чёрные свободные штаны, такую же куртку, повязал голову тёмным платком на манер пиратов, а лицо закрыл шейным платком. В таком одеянии он стал почти неразличим в темноте.
        - Так, гранаты в подсумок, запасные обоймы по карманам, с этим вроде всё.
        Потёртая портупея привычно заняла своё место, закрепив под мышками две кобуры для пистолетов. Между лопаток, в ножнах, рукоятью вверх лег вакидзаси. Последними стали два парабеллума.
        - Попрыгаем! - скомандовал он себе. - Порядок!
        Станкевич с интересом наблюдал за приготовлениями Андрея.
        - Вас не узнать!
        - Давай потом! - остановил его Андрей. - Где мои охотники? Зови их сюда!
        Через несколько минут возле Андрея собрались двенадцать добровольцев, среди них двое моряков с «Бобра».
        - Слушай сюда! - без предисловий начал Андрей. - Меня зовут Командир. Эта крепость у меня не первая. Если будете чётко следовать моим указаниям, эту импань мы порвём «как тузик тряпку». Как поняли меня?
        Бойцы заулыбались, сравнение тузика, тряпки и импани им явно пришлось по душе.
        - Говори, что делать, Командир!
        - Для начала разделим отряд на две группы. Первую возглавит, - Андрей кивнул на моряка, - как зовут?
        - Старший матрос Архипенко!
        - Будешь старшим первой группы! Ты, - он указал на степенного сибиряка, - возьмёшь команду над второй группой. Справитесь?
        Оба добровольца, назначенные на командные должности, приосанились и почти одновременно ответили:
        - Так точно!
        - Хорошо. Архипенко, по группам людей разделите сами.
        - Есть! - ответил довольный первым поручением моряк.
        - С этим решили, - кивнул Андрей. - Теперь всем! Слушать в два уха! Сейчас корабли организуют для нас в этой стене брешь. Понятно, что не для променада. После подрыва стены - не спать! Пузом отмостку не давить! Услышали команду «вперёд» - все разом за мной! Не растягиваться и не отставать! Мы с вами должны первыми ворваться в форт и подняться на стену! Задача - захватить ближайшую к нам артиллерийскую площадку! Нас там не ждут! Но их будет раз в десять больше. Поэтому от наших слаженных действий зависит, кто кого - мы их или они нас! Я лично предпочитаю первое, кто сомневается в себе, лучше откажитесь сейчас.
        Андрей взял паузу, чтобы дать добровольцам возможность принять решение. Никто не тронулся с места.
        - Я так понимаю, никто не уходит? - усмехнулся он. - Смотрите, легко не будет! Ещё раз запомните! Чётко и немедленно выполнять мои команды! Раненых не оставлять! Всех на себе и с собой! Не хотите подвести товарищей - не подставляйтесь! И запомните главное! Шанс ворваться на стену и взять этот форт нам дают те парни, - он кивнул на реку, где горящие «Гиляк» и «Ильтис» боролись с пожаром.
        В этот момент под самым бортом «Корейца» разорвался очередной снаряд, смыв за борт матроса. Вода вокруг канонерок буквально кипела от взрывов. Казалось, что все орудия китайской крепости сосредоточились на горящих кораблях и садят по ним из всех стволов.
        Орудийная дуэль между флотилией Добровольского и импанью продолжалась. Канонерка Добровольского практически в упор всадила снаряд главного калибра в стену форта. Но он врезался метров на семьдесят правее ворот и, с лёгкостью прошив бетонные плиты, разорвался в глубине насыпи[65 - Орудие главного калибра на всех кораблях класса «канонерская лодка» имели конструктивный недостаток. Желание иметь на достаточно небольшом по водоизмещению корабле орудие большого калибра за счёт остойчивости судна было для канонерок «ахиллесовой пятой». Орудие было не только очень громоздким, но и имело сильную отдачу. Поэтому, чтобы корабль от выстрела не опрокинулся, огромный ствол орудия размещали строго по оси судна, с очень небольшим углом горизонтального доворота.]. В ответ китайцы забросали «Бобра» десятком разнокалиберных снарядов. Германский «Ильтис» рванулся вперёд и прикрыл своим корпусом флагмана. Многочисленные взрывы вызвали на нём новый пожар. С берега было хорошо видно, как экипаж горящего корабля пытается сбить пламя. Даже не флотскому человеку было понятно, что под таким огнём германцу долго не
продержаться. Но тут «Кореец» открыл по форту огонь из всех орудий, дал «полный вперёд» и самоотверженно прикрыл своим корпусом охваченного огнём «Ильтиса». Корпус русской канонерки задрожал от попаданий китайских снарядов. Кулаки десантников, наблюдавших за артиллерийской дуэлью, сжимались от бессильной ярости и невозможности помочь горящим канонеркам.
        - Суки! - хрипло проговорил кто-то.
        А костры у ворот галереи упрямо не хотели загораться.
        - Архипенко! - не выдержал Андрей.
        - Я! - отозвался моряк.
        - Берёшь оставшиеся фонари, двух людей и бегом к кострам! Пока они не загорятся, семафоришь на «Бобр»: «Вызываю огонь на себя»!
        Два масляных светильника синхронно выдали семафор «ВЫЗЫВАЮ ОГОНЬ НА СЕБЯ», «ВЫЗЫВАЮ ОГОНЬ НА СЕБЯ».
        И тут случилось чудо. Сначала один, а за ним и второй костры занялись и, раздуваемые ветром с реки, стали разгораться.
        - Архипенко! - крикнул Андрей. - Всё масло в огонь! И мигом оттуда!
        Пламя костров взметнулось. На глазах затаивших дыхание десантников «Бобр» дал малый вперёд. Чтобы выставить корабль на выстрел, ему пришлось наводиться на цель корпусом, а в момент орудийного залпа практически зависнуть. В условиях, когда канонерку в упор расстреливали батареи форта, от капитана и экипажа корабля требовалось не только филигранное мастерство в управлении судном, но и невероятная выдержка.
        - Есть!
        Жерло главного калибра канонерки с оглушительным рёвом выбросило снаряд. С берега показалось, что из ствола орудия корабля вырвался длинный язык оранжево-жёлтого пламени. Лязгнул механизм отката орудия, канонерка вздрогнула и клюнула стальной скулой в воду. В этот же миг, буквально в тридцати метрах от Андрея, в стену с глухим «БУМ» ударила болванка шестидюймового фугаса.
        - Ложись! - крикнул Андрей и бросился на землю.
        Прошла секунда, вторая, третья… Где-то глубоко в недрах земли глухо прозвучал взрыв. Он был такой силы, что Андрей всем телом почувствовал, как каменные плиты под ним заходили ходуном.
        - Мимо! - услышал Андрей чей-то голос.
        - Ничего, сейчас пристреляются, - со злой уверенностью ответили ему.
        Огонь орудий форта усилился. «Ильтис», прикрывший корпусом «Бобра», потерял ход и глубоко осел в воду. При этом он не прекратил огня, а продолжал яростно огрызаться из уцелевших орудий. Было непонятно, каким чудом он ещё держится на плаву. Тем временем «Бобр» продолжил доворот судна и встал строго перпендикулярно воротам галереи.
        - Ну же, ну же, - бормотал голос рядом с Андреем.
        - Не торопись, пусть ещё чуть довернёт, - будто руководя огнём канонерки, вторил другой.
        Выстрел. Корабль вновь зарылся носом в воду. Снаряд ещё не долетел до стены, как Андрей внутренним чутьём понял - попали!
        Огромный силы взрыв вспух в стене прямо перед ними. Тяжёлые ворота с широко распахнутыми створками, словно пушинку, забросило далеко в реку. В галерее ревело пламя.
        - Вперёд! За мной! - прорычал Андрей и метнулся к горящему зеву галереи.
        Он не оборачивался. Он был уверен, что все двенадцать добровольцев бросились за ним.
        В галерее было нестерпимо жарко и дымно, но света горящих обломков грузовиков было достаточно для того, чтобы подсветить дорогу. Расчёты при их расстановке оказались верными. Ещё при первом осмотре галереи Андрей обратил внимание на то, что выложенные кирпичом своды, стены и пол галереи вместе образуют трубу. И основная сила ударной волны взрыва будет направлена по пути наименьшего сопротивления, то есть вдоль галереи. Так и вышло. Взрыв «с мясом» вырвал огромные ворота и разбросал их в разные стороны: одни в воды Хэйхэ, другие на плац. Те, что вынесло на плац, проломили стену здания напротив, и теперь на его развалинах занимался пожар. Крошево каменной кладки перемешалось с телами погибших и остовами разбитых полевых орудий.
        Десантники рывком преодолели чадящую галерею и рванули на стену. Со стороны бастионной площадки, к которой рвался Андрей, слышался грохот орудий большого калибра. Несмотря на чудовищный взрыв на этом люнете, никто не пострадал. Мобилизованные командирами артиллеристы продолжали вести огонь по кораблям. Звучали резкие команды офицеров, за которыми следовал грохот орудийных залпов.
        После отката орудия к нему бросались бойцы расчета, чтобы подготовить его к новому выстрелу. И так снова и снова… Круппы работали с немецкой методичностью и надёжностью. Никаких перерывов и сбоев.
        - Слушай сюда! - крикнул десантникам Андрей. - Впереди три орудия. Первый отряд берёт первое, второй - второе, я - третье. Делаем по пять залпов, и в штыковую! Ты, ты и ты стреляете по офицерам. Приготовились! Огонь!
        Пять залпов прозвучал один за другим.
        - В атаку!
        Глава 52
        Дальше события понеслись с невероятной скоростью…
        Залпы штурмовиков уничтожили китайских командиров и внесли смятение в ряды артиллеристов.
        Андрей бежал к третьему, самому дальнему орудию. Он видел, что в казённик орудия уже дослан снаряд и что комендор уже протянул руку к электропереключателю управления выстрела. Он вскинул пистолет и с ходу выстрелил в артиллериста. Комендор вздрогнул и завалился на лафет. Андрей продолжал бежать, стреляя по схватившимся за винтовки канонирам. Несколько человек орудийного расчёта попадали, остальные прыснули в стороны. Андрей вскинул руку и нажал на курки. Пистолеты молчали.
        - Ах, ты ж! - чертыхнулся он. - Пусто! Гранаты!
        Мысль только родилась в голове, а руки уже бросили на землю бесполезные пистолеты и выхватили приготовленные гранаты. Он резко присел на колено. Сильный удар торцами гранат о каменную мостовую, и две гранаты, похожие на колотушки, кувыркаясь, полетели к станку орудия. Андрей уже приготовился откатиться в сторону, чтобы не попасть под осколки собственных гранат… И в это время его глаза встретились с глазами китайского офицера. Глаза китайца пылали яростью, а палец уже жал на курок.
        Не успеваю, понял Андрей, глядя в наведённое на него дуло пистолета. И тут за его спиной грянул винтовочный залп. В китайца ударило сразу несколько пуль, от которых его развернуло и отбросило назад.
        Ай, как вовремя! Молодцы, сибирячки, подстраховали, с благодарностью подумал Андрей, подхватил с земли брошенные пистолеты и перекатом ушёл в сторону.
        Перезарядка пистолетов заняла несколько секунд. В это время один за другим прозвучали взрывы брошенных им гранат.
        Мне туда же, сообразил Андрей и, пригнувшись, бросился на звук взрывов. В камень мостовой, где он только что перезаряжал обоймы, ударила винтовочная пуля.
        Ух ты! Как я вовремя! - подумал Андрей и перекатился за фундамент третьего Круппа.
        За орудийным станком прятались артиллеристы. Пальцы сами нажали на курки, и на трёх китайских солдат на люнете стало меньше.
        У третьего орудия китайцев было не меньше взвода, стал рассуждать Андрей, пополняя обоймы. Я видел, как завалили командира расчёта и ещё кого-то рядом. Плюс человека четыре-пять моих, ещё эти трое. Блин, где-то должны скрываться ещё не меньше двух десятков. Ну, что, пора?
        Рядом, выбив из бетона брызги каменной крошки, ударила пуля.
        Ого, меня, оказывается, пасут! Кто тут такой шустрый?
        Он лёг на землю и осторожно выглянул из-за угла. В двух десятках метров, возле второго орудия, уцелевшие артиллеристы организовали оборону.
        Похоже, это канониры с первого и второго орудий, сообразил Андрей. В эту сторону мне лучше пока не соваться. А что с другой стороны? Здесь тоже собралось не менее десятка китайцев.
        Правда, среди них пока не наблюдалось единства, и каждый палил из своей винтовки в белый свет, как в копеечку. Но Андрей по опыту знал, что это шок, вызванный неожиданным нападением; через пять, максимум десять минут он пройдёт, и возле третьего орудия возникнет совершенно ненужный ему очаг сопротивления.
        Мы так не договаривались.
        Андрей достал последнюю гранату. Ударил её торцом о площадку и начал отсчёт: четыре, пять, шесть, семь, - взведенная граната казалась горячей, - одиннадцать, двенадцать, тринадцать… Пора!
        Граната навесом улетела в гущу скопившихся за орудием артиллеристов.
        Восемнадцать, девятнадцать, двадцать…
        Взрыв! Китайцев разбросало в стороны. Оставшиеся в живых увидели, как из тучи пыли, поднятой взрывом, к ним направляется фигура в тёмной одежде. Вот она остановилась и открыла огонь из двух пистолетов. На секунду стрельба прекратилась, и страшный человек без суеты перезарядил пистолеты. Его спокойная деловитость парализовала канониров. Щёлкнули обоймы, взведены курки, и последние защитники третьего орудия отправились к «верхним людям». Со стороны второго орудия слышалась беспорядочная винтовочная пальба.
        Мои молчат, значит, сейчас пойдут в штыковую, понял Андрей, нужно их поддержать.
        Будто отвечая его мыслям, послышалось русское «Урааа!». Артиллеристы второго орудия ощетинились штыками и поднялись навстречу.
        - Мой выход! - выдохнул Андрей и со всех ног бросился в тыл защитников второго Круппа. До батареи осталось не более десяти шагов, когда он открыл по китайцам огонь. Выстрел, ещё выстрел.
        - Всё! Теперь - не дать им опомниться. Пустые пистолеты в кобуру, дальше «холодняк».
        Вылетел из заплечных ножен вакидзаси, боевой нож привычно лег в ладонь. Сверкнула сталь, и ближайший китайский солдат с удивлением уставился на срубленную по самое плечо руку. Клинок по инерции скользнул вниз и, описав красивую дугу, снёс голову следующему китайцу. Андрей оттолкнул в сторону тело зарубленного солдата и вломился в гущу артиллеристов.
        Отвести остриё штыка ножом, выпад вперёд, секущий удар крест-накрест, укол за спину. Движения были экономны и быстры, а вакидзаси так и порхал в руке. Ни один удар не пропал впустую, находя то вражеское лицо, то ногу, то руку. Спасибо старому Вэю, не зря гонял меня, с благодарностью подумал Андрей о старом мечнике. Вокруг второго орудия кипела рукопашная схватка. Только в книжках пишут о том, что штыковая атака - красивый, хоть и яростный бой, а в реальной ситуации - это отчаянная, кровавая драка, с кровью и выбитыми зубами. Когда штык застревает между рёбер противника и нет сил его выдернуть назад, тогда ты бросаешься на врага, чтобы вцепиться зубами в его горло, а если не достать, то хотя бы в нос, ухо или глаз. Стрельба давно прекратилась, и на артиллерийской площадке слышалось только яростное сопение, вскрики раненых, ругань и глухие удары прикладов. Ох и люты русские в штыковой! Хрип, мат, штык, приклад, зубы, кулак, смерть…
        Глава 53
        - Досталось?
        Андрей кивнул на перевязанную руку Архипенко.
        - А, ерунда! Сам виноват - зеванул, - отмахнулся моряк, - китаёза шустрым оказался. Ну и…
        - Понятно. Как наши? Потери есть?
        - Раненые есть, убитых не видел.
        - Проверь всех и выставь караул, а то сами попадёмся, как эти, - Андрей указал на тела артиллеристов.
        - Сделаем, Командир! - кивнул моряк и ушёл выполнять распоряжение.
        Андрей огляделся. На бастионной площадке лежало несколько десятков бездыханных тел китайских артиллеристов.
        - Повоевали, - вздохнул он.
        В сторонке курили добровольцы его отряда.
        - Нет! Ты видел? Наш-то, почитай, в одиночку весь китайский расчёт своей железкой покромсал.
        - Да, лют в драке, - поддержал его другой.
        - Спасибо ему сказать надо, - оборвал их третий, - если б он расчёт третьего орудия не положил, да этим, - он кивнул на тела китайских артиллеристов второго орудия, - в тыл не зашёл, кранты бы нам пришли. Китайцев-то против нас впятеро было.
        - Да мы чё? Мы ничё!
        - О, смотрите! Наши!
        На люнет выхлёстывались пехотинцы Станкевича.
        - Вовремя! - улыбнулся Андрей, пожимая руку поручику. - Тебя где так подкоптило? Ни бровей, ни век, сам чумазый, как трубочист!
        - Не знаю, - пожал плечами поручик, - может, в галерее?
        - Ладно, с этим потом. Рассказывай, чего так долго?
        - Да рассказывать особо нечего, - зло плюнул на землю Станкевич. - Только ты ушёл, как этот германский индюк, капитан Поль, объявил, что он отказывается штурмовать форт. Он, видишь ли, без тщательной разведки людей сквозь какую-то сомнительную галерею, - передразнил Поля поручик, - не поведёт. Я психанул, забрал австрийцев и рванул за тобой. За мной пошли британцы. Пока я спорил с Полем, Хатори обошёл нас, проскочил галерею и хотел с ходу атаковать гарнизон форта. А на плацу уже развернулся дивизион китайских полевых орудий. Откуда взялись эти пушки, не знаю. Вокруг плаца ни одного целого здания не осталось, а тут - целый орудийный дивизион… Ты их не видел?
        - Нет. Мы, когда из галереи выскочили, вокруг огонь, дым, пыль, - пожал плечами Андрей, - да и задача у нас была другая: стена. Но целых орудий на плацу я не видел. Это точно.
        - Странно, ведь японцы рванули почти сразу за тобой. Неужели китайцам удалось так быстро выставить пушки?
        - Скорее всего, не все были уничтожены или стояли в глубине тех улочек, которые не сильно пострадали от взрыва. Нас они прозевали, а японцам не повезло.
        - Ну, возможно, - не стал спорить Станкевич, - только сути это не меняет. Как только японцы выскочили на плац, то попали под залп тех пушек.
        - Ладно, об этом потом, - остановил Станкевича Андрей. - Австрийские канониры с тобой?
        - Здесь.
        - Зови!
        Внизу, среди зданий форта ещё шел бой, но ярость его затихала. Часть защитников бежала. Другие зубами цеплялись за каждое здание и яростно огрызались огнём. Особенно отчаянно сопротивлялась группа китайских солдат, укрывшихся в здании казармы. Союзники не захотели нести бессмысленных потерь и развернули в сторону казармы трофейные полевые орудия. Первый же залп обрушил на головы китайцев часть стены и крышу здания. Уцелевшие под обломками казармы китайцы выбросили белый флаг.
        - Ваш бродь, австрийцы! Давай их сюда, - махнул рукой Станкевич.
        Через минуту подошла группа австрийских моряков.
        - Кто старший? - спросил Андрей.
        - Старший комендор Раух, - выступил вперёд один из моряков.
        Остальные смущённо поглядывали на разбросанные вокруг тела китайских артиллеристов.
        - Я знаю, что среди вас есть комендоры, знакомые с этими орудийными системами, - кивнул Андрей на огромных стальных монстров.
        - Да, герр офицер.
        - Тогда мы передаём вам орудия, что делать дальше, знаете?
        - Так точно, герр офицер, у меня на этот счет есть подробная инструкция от моего командования.
        - Вам нужна помощь?
        - С орудиями мы справимся сами, нужна только охрана бастиона.
        - За это не беспокойтесь! Охрану обеспечим, - кивнул комендорам Станкевич и повернулся к Андрею. - Спасибо, Андрей Иннокентьевич, за помощь.
        - Сочтёмся, - улыбнулся Андрей.
        Глава 54
        Командир японского отряда первый лейтенант Хатори пребывал в раздумье. Только что небольшой передовой отряд русских ушёл через горящую галерею в форт.
        В том, что эта китайская импань будет взята, у него не было сомнений. Но вот кому достанутся лавры героев, взявших эту крепость, не давало покоя. Дарить это право русским, отряд которых насчитывал в три раза меньше солдат, чем у него, Хатори не хотел.
        С другой стороны, ему рекомендовали особо не лезть на рожон, под предлогом, мол, пусть русские «умоются».
        Но Хатори был потомственным самураем, а самурайский кодекс не позволяет уклоняться от сражения: «Каждый самурай идёт путём смерти и ведёт жизнь так, будто уже мёртв»[66 - Цитата из древнего японского трактата самураев «Хагакурэ кикигаки».]. Хатори не мог поступиться самурайскими принципами, не говоря о том, что рекомендацию поберечься дал ему безродный выскочка, чиновник морского ведомства из новых, понятия не имеющий о самурайской чести.
        Я не дам русским украсть у меня право взять крепость, решил Хатори и повёл своих солдат в атаку.
        - Банзай! - рявкнули триста японских глоток.
        Выстрел дивизиона китайских пушек[67 - Артиллерийский дивизион - три полевых орудия.] в упор сократил отряд Хатори наполовину. Десятки раненых и убитых детей Аматерасу грудой окровавленных тел перегородили галерею. Среди убитых был и капитан Хатори. Выжившие японцы озверели. Совершенно слетев с катушек, они набросились на китайских артиллеристов и в капусту изрубили их штыками.
        Но на выручку растерзанным товарищам уже спешил батальон китайских солдат. На плацу завязалась отчаянная драка. Сто пятьдесят солдат микадо схватились с шестью сотнями китайцев. На помощь японцам подоспели британцы, и силы уравнялись.
        У Станкевича была своя задача - стена и её орудия. Разделив роту, он одновременно атаковал два бастиона. Рослые сибиряки на фоне китайских солдат казались исполинами. Китайцы отчаянно сопротивлялись, но фактор неожиданности и четырёхгранные игольчатые штыки в руках русских шансов на спасение не оставляли. Когда оба люнета оказались в руках его пехотинцев, Станкевич двинулся навстречу добровольцам Андрея.
        Когда капитан Поль решился двинуть подчинённый ему сводный штурмовой отряд в крепость, Станкевич уже овладел пятью орудийными площадками, а британцы с японцами добивали китайский гарнизон. Оборона форта рассыпалась на отдельные очаги сопротивления. Из переулков гнали пленных китайцев и усаживали на плацу вдоль одной из уцелевших стен. В центре плаца, возле флагштока, крутились германцы, итальянцы и англичане, прилаживая свои флаги. Андрей уже хотел пройти мимо, как увидел среди груды мёртвых тел раненого японского лейтенанта.
        Это же Исида, офицер японского штурмового отряда, - вспомнил он имя японца.
        Офицер был ещё жив и тянул к Андрею руку, пытаясь что-то сказать.
        Андрей подошёл к раненому. На груди японца виднелись по меньшей мере три штыковые раны.
        Как он ещё жив, сочувственно подумал Андрей.
        - Не шевелитесь, лейтенант, я сейчас пришлю помощь.
        Японец чуть качнул головой и, еле пошевелив рукой, показал себе на грудь, прося расстегнуть китель. Андрей наклонился над раненым, думая, что ему не хватает воздуха, но тот сунул руку за пазуху и потянул слабеющими пальцами торчащий кончик белого шёлка.
        - Вы просите это достать? - спросил японца Андрей.
        Лейтенант, подтверждая вопрос Андрея, прикрыл глаза. Андрей потянул ткань и вытащил на свет аккуратно сложенный свёрток.
        - Разверните, - прохрипел раненый.
        Андрей распустил завязки и развернул свёрток. В его руках, струясь мягким шёлком, раскрылось ослепительно белое полотно, в центре которого пылал красный диск солнца.
        - Да это же флаг Японии, - присвистнул Андрей.
        Флаг в нескольких местах был пробит штыком и пропитался кровью Исиды. Японец потянулся к флагу и, с трудом приподняв руку, махнул в сторону флагштока.
        - Вы что-то хотите сказать, Исида-сан? - не понял японца Андрей.
        Тот согласно прикрыл глаза.
        - Мой командир, капитан Хатори погиб, - разлепив пересохшие губы, прохрипел раненый. - Рядом со мной не осталось никого, кто мог бы поднять над этим фортом флаг моей страны. Прошу вас, как дворянина и отважного воина, от моего имени поднять флаг Японии рядом с флагами союзников, как доказательство того, что отряд моряков микадо с честью выполнил воинский долг.
        - Почту за честь, Исида-сан, - вежливо поклонился японцу Андрей и бережно принял от раненого флаг.
        - Благодарю, - прохрипел раненый и устало закрыл глаза.
        Андрей оглянулся вокруг и, увидев санитаров, подозвал их к японцу.
        - Удачи вам, Исида-сан, - попрощался он с раненым и направился к центру плаца.
        - Вот уж не думал, что мне придётся поднимать японский флаг, - усмехнулся он.
        А возле флагштока разворачивалась «настоящая драма». Иначе комичную картину, которую увидел Андрей, назвать было сложно. Поручик Станкевич чуть не плакал.
        - Что случилось, поручик? Чем вы так расстроены? Форт наш! Радоваться надо!
        - Представляете, Андрей Иннокентьевич! Негодяй Трифонов без ножа зарезал.
        - Да в чём дело?
        - Эта скотина носил с собой вещмешок, в котором лежал российский штандарт. Перед штыковой он сидор сбросил. «Боялся, чтобы басурмане штандарт не попортили», - передразнил он Трифонова. - А сейчас ни сидора, ни штандарта найти не может. На гауптвахте сгною подлеца! У, злодей, - застонал Станкевич.
        - Да ладно вам убиваться. Найдётся штандарт, не переживайте, - принялся успокаивать Андрей впавшего в отчаяние поручика.
        - Так поздно будет! Вон англы своего «Джека»[68 - «Джек», или Джек Юнион, - неформальное название британского флага.] уже на самый верх приспособили! - сокрушался Станкевич.
        - А вы на флагшток свой погон поднимите, - предложил Андрей.
        - Не понял, - растерялся поручик.
        - Погон офицера Российской императорской армии вполне соответствует штандарту, тем более в качестве демонстрации славной победы российского оружия, - пояснил Андрей. - Поднимите на флагштоке свой погон, и завтра об этом будут говорить во всех эскадрах союзного флота.
        Станкевич просиял.
        - Выручил, брат!
        О геройстве Андрея и его добровольцев знал весь десант, поэтому его появление на плацу было встречено одобрительным гулом. Возле мачты флагштока толкались представители всех союзных отрядов, норовя зацепить свой флаг выше других. Слышались сердитые голоса и споры.
        - Успокойтесь, господа, - громко крикнул Андрей, - считаю справедливым первым зацепить японский флаг! Почему? Потому что почти весь японский отряд лежит на этом плацу!
        Споры прекратились.
        - Вторым пусть будет русский, - крикнули из толпы.
        Станкевич демонстративно отстегнул свой погон и зацепил его рядом с японским флагом[69 - Исторический факт: над поверженным китайским фортом крепости Дагу вместо российского штандарта был поднят погон командира авангарда союзного штурмового отряда, русского поручика Станкевича.].
        - А третий - германский, - добавил Андрей.
        - Почему германский? - зашумела толпа. - Они в самом конце заявились.
        - «Ильтис», - коротко сказал Андрей, и все замолчали. Героизм германской канонерки видели все.
        - Этот форт мы взяли вместе, - громко сказал Андрей, - и каждый из вас заслужил, чтобы штандарт его страны реял на этом флагштоке! Не будем рядиться, как развесить флаги, они все здесь заслуженно! Сейчас над этим фортом! А скоро и над всей импанью!
        Десантники одобрительно засвистели.
        К Андрею подошел германский офицер и бросил два пальца к козырьку.
        - Мичман Германского императорского флота Гаух, - представился он. - Благодарю, - кивнул он на свой флаг.
        - Каждому по заслугам, герр Гаух, - ответил Андрей, - ваш «Ильтис» многим из нас сегодня жизни спас. А где капитан Поль?
        - Погиб. Шальная пуля.
        - Жаль.
        Со стены раздался рёв крупнокалиберных орудий. И почти сразу за этим на противоположном берегу прогремел оглушительный взрыв.
        Даже здесь, на другой стороне реки, на расстоянии свыше четырёх километров, задрожала земля.
        - Что это? - пронеслось в толпе.
        - Похоже, австрийцы попали в пороховой погреб Южного форта!
        - Ай да красавцы! С первого залпа накрытие.
        - «Золотой выстрел»[70 - «Золотым выстрелом» на всех флотах мира называлось попадание снаряда или ядра в пороховой погреб судна или осажденной морской крепости.], - зашептались в толпе моряков.
        - Андрей Иннокентьевич! А?! - восторженно крикнул Станкевич. - Повезло-то как?
        - Везёт тому, кто везёт, - философски изрёк Андрей.
        - Вы о чём?
        - Вы думаете, почему мы австрийцев в бой на стене не пустили?
        - Потому что… - начал понимать Станкевич.
        - Именно, - усмехнулся Андрей, - потому что они были комендорами с линейного австрийского броненосца[71 - Линейный корабль - название класса самых мощных, артиллерийских, бронированных кораблей того времени. Они являлись символом могущества ВМС страны.]. Кто служит на линейных кораблях? А дистанция ведения боя линейного корабля какая?
        - Не знаю, - смутился поручик.
        - Подсказываю. На главный калибр линейного корабля ставят только лучших и самых опытных комендоров. Второе: максимальная дистанция ведения огня главного калибра на линейных кораблях плюс-минус двадцать морских миль. Двадцать! А морская миля больше сухопутной почти в два раза. Третье: море - это качка и так далее… А здесь? Дистанция выстрела чуть больше трёх километров, да ещё и с наземной оборудованной позиции. Для них такой выстрел - всё равно что стрельба в тире. Я даже не напоминаю, что мы специально просили дать нам специалистов именно по крупнокалиберным орудиям Круппа. Ну, и последнее. Какой калибр у снарядов, которыми австрийцы бомбят Южный форт?
        - Восемь дюймов, - начиная понимать, к чему ведёт Андрей, включился Станкевич. - Вы хотите сказать, что боевая часть снаряда весит под сто килограммов?[72 - Калибры пересчитываются из расчета: 1 дюйм равен 25,4 мм, 8 дюймов соответствовали 203-му калибру. Снаряды калибром 203 миллиметра, в зависимости от назначения, весили от 100 до 104 килограммов каждый.]
        - Где-то так, - подтвердил Андрей. - Представляете, что может натворить снаряд такого калибра?
        - Такими фугасами все оставшиеся форты импани срыть можно, - присвистнул Станкевич.
        - Можно, - согласился Андрей. - Ладно, вы тут дальше сами, а у меня ещё есть дела.
        - Помощь нужна?
        - Пока нет.
        Андрей уже собрался уходить, как к нему подошёл японский солдат.
        - Лейтенант Исида просит вас подойти к нему, - на приличном русском обратился он к Андрею.
        - Ведите.
        Исида лежал там же, где оставил его Андрей, только уже умытый и перевязанный, вокруг толпился десяток выживших японских солдат. С его места был хорошо виден флагшток, на котором полоскались полотнища союзных держав. А над ними, на самом верху, реял белый стяг с ярко-красным кругом в центре.
        Увидев Андрея, Исида улыбнулся.
        - Простите меня, Лопатин-сан, что не могу должным образом отблагодарить вас за ту услугу, которую вы оказали моей стране и мне лично, - церемонно начал он, пытаясь изобразить поклон.
        - Лежите, лежите, Исида-сан, - остановил его Андрей. - Я просто выполнил свой долг по отношению к союзнику и соратнику по борьбе с общим врагом.
        - Хорошо сказано, - прохрипел Исида, - тем не менее я благодарю вас. Извините, Лопатин-сан, могу я задать вам личный вопрос?
        - Разумеется, Исида-сан.
        - Это правда, что вы сражаетесь японским мечом вакидзаси?
        - Да, - подтвердил Андрей и, опережая следующий вопрос добавил: - Трофей.
        - Вы могли бы его показать?
        Андрей снял с плеча ножны с вакидзаси и передал его Исиде. Тот глянул на клинок.
        - Старая работа.
        - Мне сказали, что это работа мастера Камезуми.
        - Вам сказали правду, - согласился Исида, - а почему он без пары?
        - Долгая история, - усмехнулся Андрей.
        - Вам известно, чтo стало с японским владельцем этих мечей?
        Голос Исиды напрягся.
        - Подробности мне неизвестны, - пожал плечами Андрей, - знаю только то, что он попал в ловушку, расставленную вашим соплеменником, и был предательски убит.
        Исида побледнел и прикрыл глаза.
        - Вам плохо? - участливо спросил Андрей.
        - Нет, всё в порядке, - попытался улыбнуться японец и перевёл разговор: - Почему на флагштоке нет флага вашей страны?
        - Вы ошибаетесь, господин Исида, - вежливо улыбнулся Андрей, - на флагштоке есть штандарт Российской Империи.
        - Но я его не вижу, - удивился раненый.
        - Поверьте мне, он там. Наш штандарт - погон поручика Станкевича, который командовал авангардом союзного десанта.
        - Погон? - удивился Исида.
        - Да, погон, - подтвердил Андрей и, усмехнувшись, добавил: - Если мы на каждом взятом китайском курятнике, - кивнул он на стены форта, - будем поднимать штандарты империи, то при резвости поручика Станкевича всех флагов нашей эскадры не хватит. Вот пусть свои погоны и развешивает.
        Исида удивлённо выслушал тираду Андрея. И тут до него дошло, что это шутка. Он хотел рассмеяться, но тут же схватился рукой за раненую грудь и зашёлся в болезненном кашле. Когда его отпустило, он посмотрел на Андрея с ещё большим уважением.
        - Вы, господин Лопатин, не только отважный воин, но ещё и мастер хорошей шутки. Надо же! Импань Дагу - курятник! - усмехнулся он. - Но офицерский погон на флагштоке?! - восхищённо проговорил самурай. - Я обязательно сложу об этом хокку[73 - Хокку (хайку) - традиционная малая форма японской поэзии; лирическое трёхстишие, часто с философским содержанием.]. Заберите меч, Лопатин-сан. Вы достойны его.
        - Мне показалось, или вы знаете, кому он принадлежал?
        - Не показалось, - вздохнул Исида.
        - Тогда оставьте его у себя и верните хозяину.
        - Нет, Лопатин-сан. Такие мечи сами выбирают себе хозяина.
        Глава 55
        - Право руля! Курс на форт Новый!
        - Командир, с «Ильтиса» семафорят.
        - Что там?
        - Сообщают, что их машина разбита снарядом, корма затоплена, участвовать в дальнейшей атаке на импань не могут.
        - Жаль, крепкие парни! Здорово нас выручили. Ну что ж, придётся продолжать без них, - вздохнул Добровольский.
        - Запроси: «Помощь нужна?»
        - Отвечают - нет. На плаву держатся. Просят на них не отвлекаться и действовать по заранее намеченному плану.
        - Ответь: «Понял!» «Уходим!» «Держитесь!» И добавь: «Моряки Русского императорского флота благодарят германских моряков за мужество и самоотверженность!»
        «Бобр» натужно заурчал машиной, задымил единственной уцелевшей трубой и, тяжело зарываясь в воду, направился к следующей цели - форту Новый. За ним двинулись все оставшиеся на плаву союзные корабли. Все, кроме полузатопленного русского «Гиляка», избитого германского «Ильтиса» и целёхонького японского «Кагеро», который прислушался к рекомендации чиновника своего морского ведомства и «внезапно сломался» ещё в начале боя. Постреляв для приличия из пулемета, он «не смог запустить главный двигатель» и тихо отстоялся у Таку.
        Глава 56
        Здание, в котором располагалась ставка коменданта импани, встретило Андрея пустыми коридорами, распахнутыми дверями, хрустом осколков оконных стёкол под ногами, разлетевшимися по полу деловыми бумагами и уже никому не нужными приказами.
        Приёмная тоже была пуста, но отличалась от остальных помещений чистотой и порядком. Свет не горел, но сквозь неплотно задёрнутые тяжёлые портьеры пробивался уличный свет, создавая в помещении серый сумрак. За плотно прикрытыми дверями кабинета разрывался телефон.
        Андрей осторожно заглянул внутрь.
        Хозяин кабинета сидел за своим рабочим столом, уронив голову на массивную столешницу. Его толстые пальцы крепко сжимали рукоять пистолета, а на виске виднелось аккуратное отверстие от пули.
        Андрей подошёл к столу и, не обращая внимания на остывшее тело генерала, снял трубку тревожно звонящего телефона.
        - Приёмная генерала Ло слушает, - ответил он заходящейся в истерике трубке.
        - Нас атакуют корабли союзной эскадры, - верещала трубка. - Из вашего форта по нам ведётся артиллерийский огонь! Северный горит! В Южном взорвался арсенал! Что происходит?
        - Прекратить истерику! - рявкнул в трубку Андрей. - Северо-Западный форт взят десантом союзной эскадры. Генерал Ло Юнгуань застрелился. Расстрел Северного и Южного фортов - предупреждение. Предлагаю! Немедленно прекратить сопротивление и покинуть импань! В противном случае главный калибр Северо-Западного форта и орудия союзной эскадры начнут массированную бомбардировку оставшихся фортов до полного их уничтожения.
        Будто в подтверждении его слов, один за другим прогремели залпы трёх Круппов, отправивших свои смертоносные гостинцы к оставшимся без общего командования фортам импани.
        - Австрийцам для перезарядки орудий потребуется минут десять, - прикинул Андрей и резко бросил в трубку: - Даю на размышление десять минут! Посмотрим, чтo вы предпримете, господа китайцы, - пробормотал он.
        Не прошло пяти минут, как над Северным фортом взметнулся белый флаг. За ним выбросил белый флаг и Южный.
        - То-то же, - удовлетворённо хмыкнул Андрей. - А в форте Новом, похоже, решили в героев поиграть. Ну-ну!
        В это время на реке русская канонерка «Кореец», заложив плавную циркуляцию на правый борт, разрядила орудие главного калибра по наблюдательной башне Нового форта. Даже с такого расстояния Андрей увидел, как башня брызнула каменными осколками и, разваливаясь, осыпалась на стену. «Кореец» развернулся к крепости бортом и приготовился к бортовому залпу, но батареи форта молчали. Ещё минута, и над последним фортом импани заполоскалось белое полотнище.
        - Правильное решение, - хмыкнул Андрей и подошёл к сейфу.
        Громоздкий железный шкаф если и вызывал уважение, то только габаритами.
        - Ни тебе цифрового замка, ни сигнализации, - разочаровано усмехнулся Андрей и стал искать ключи. - Где они могут быть? Такой толстопузый дядя вряд ли стал бы прятать их в место, для него труднодоступное. Значит, всё, что выше метра пятьдесят и ниже колен - отбрасываем. Что остается? Скорее всего - ящики рабочего стола. Поглядим. О! Что и требовалось доказать!
        Ключ легко провернулся в замке, и дверь сейфа распахнулась.
        - Что тут у нас? Деньги? Да ты, господин генерал, не только у меня золотишком разжился? Так, а это что? Бумаги, карты. Ну-ка, ну-ка! Да это же карты минирования морского бара. Значит, китайцы успели засеять его минами. Нужно срочно предупредить полковника Вогака и передать минные карты Добровольскому, - думал Андрей, набивая генеральский портфель картами и документами. - А теперь - в подвал.
        Вань отыскался быстро.
        Когда Андрей спустился в поземное узилище, из охраны уже никого не было, а связка ключей от камер валялась на полу. Он поднял её и двинулся в глубь мрачного коридора. Тусклый керосиновый светильник жёлтым пятном освещал дорогу.
        В подземелье было четыре камеры, но только в двух из них обнаружились жильцы. В одной сидели измождённые контрабандисты, а в другой…
        Вань поднял руку, заслоняясь от слепящего света лампы.
        - Ты опять пришёл, Ло? - спросил он человека с фонарём. - Ты позор своего отца, я ничего не подпишу тебе. И не потому что мне жалко поместья, а потому, что ты - мерзавец. Своим присутствием в нашем доме ты оскверняешь память моих родителей. Когда-то твой отец уговорил меня помочь тебе и на время пустить в родительский дом. Прошло десять лет. Но что изменилось? Ты, как и прежде, живёшь в моём доме, только на мои письма почему-то не отвечаешь. А когда я сообщил, что хочу продать родительский дом, ты решил забрать его силой. А мне ты что уготовил? Утопить в Хэйхэ или заморить голодом в этой камере?
        Я знаю тебя с детства, Ло. Тогда ты был мелким, жадным пакостником, а сейчас стал большим негодяем. Мне противно говорить с тобой. Уходи.
        - Это не Ло, учитель. Это я.
        - Андрей? Ты как здесь?
        - Я за тобой. Сам идти сможешь?
        - Смогу, но недалеко. Я ж на цепи.
        - Узнаю наставника. Раз шутишь, значит - всё не так плохо. Потерпи, сейчас отстегну.
        Звякнула снятая с пояса тяжёлая цепь.
        - Попробуй встать.
        - Не могу, ноги не держат. Наверное, от радости.
        - Ничего, я тебя понесу. Держись за мою шею. Будем выходить на улицу, зажмурь глаза, всё-таки больше месяца без белого света.
        - Как ты меня нашёл?
        - Долгая история, потом расскажу. Ты амулет свой не потерял?
        - Что ты! Со мной. Ло хотел отобрать, но побрезговал.
        - Отбегался твой Ло.
        - Ты?
        - Нет, сам.
        - Ну и хорошо, что лишнего греха на душу не взял.
        - Всё, закрывай глаза, выходим на улицу…
        Глава 57
        Ранним утром, услышав артиллерийскую канонаду в устье Хэйхэ, командующий Тяньцзиньского гарнизона генерал Не Ши Чен удивился:
        - Ло с ума сошёл - устраивать учебные стрельбы в такую рань? Выясни, что там за бардак, - приказал он адъютанту и стал одеваться.
        Адъютант вернулся через несколько минут.
        - Связи с импанью и с администрацией наместника нет.
        - Отправь в крепость вестового. Пусть выяснит, чтo там у них происходит!
        - Будет исполнено, господин.
        Только к часу дня стало известно, что крепость Дагу захвачена войсками коалиции.
        - Что? - взревел генерал. - Гарнизон, в ружьё!
        Передовые части Тяньцзиньского гарнизона остановились перед мостом через реку Хэйхэ. Оказалось, что мост и противоположный берег заняты войсками иностранной коалиции. Китайцы хотели взять его с ходу, но попали под огонь двух дивизионов полевой артиллерии и откатились. Решили обойти мост и форсировать реку, но их ждал плотный ружейно-пулемётный огонь противника.
        Не Ши Чен понял, что неприятельский заслон без поддержки артиллерии не сбить, и приказал рыть окопы. Артиллерия подтянулась только к вечеру. Пока готовили позиции - стемнело, и атаку перенесли на утро.
        Только начало светать, как послышались многоголосые крики и ругань.
        - Что там? - недовольно проворчал генерал.
        Шум усиливался. Раздались выстрелы и сразу за ними последовали вопли.
        - Опять ихэтуань! Узнайте, что там за стрельба! - гневно крикнул Не Ши Чен.
        К палатке подскакал дежурный офицер. Спрыгнув с лошади, он низко поклонился и доложил:
        - О господин! Ихэтуаньцы снова подрались с нашими солдатами и теперь стреляют друг в друга. Есть убитые и раненые.
        - Опять Красный Чжан?
        - Да. Размахивает какой-то бумагой, утверждая, что это личный приказ Дун Фусяна, который предписывает всем китайским офицерам и генералам подчиняться ему, Красному Чжану.
        Лицо генерала налилось кровью. Глаза злобно сверкнули.
        - Моё терпение кончилось! Я больше не потерплю в своём лагере эту сволочь! Прикажи трубачам играть атаку! Ихэтуанцев гнать впереди! А Красному Чжану передай, что если он сейчас же не явится ко мне, то я прикажу принести сюда его революционную голову!
        Он резко развернулся и, откинув полог, зашёл в походный шатёр.
        - Всё решилось само собой! Мне придётся убить этого негодяя! Я больше не потерплю в своей армии ни одного ихэтуаня! И плевать на все приказы, которые меня заставляют подчиниться этому отребью.
        На улице послышался шум.
        - О, объявился!
        Генерал надел на плечо перевязь с саблей и вышел.
        Вождь ихэтуаней Красный Чжан, выряженный в красную рубаху и такие же красные штаны, с вызывающим видом стоял у генеральского шатра, демонстративно положив руки на огромный дурацкий меч.
        - А-а-а-а, Чжан! Ты пришёл.
        Не Ши Чен и Красный Чжан, дрожа от ярости, встали друг напротив друга. Генерал до боли сжал пальцы на рукояти сабли.
        - Что, Чжан? Ты хочешь стать главным? Ты и твои ряженые клоуны возомнили, что умеете воевать? А заговоры и ладанки спасут твоих фанатиков от пуль и снарядов? Или вы храбры только тогда, когда нужно бить своих? - заорал генерал.
        Красный Чжан отшатнулся и схватился за меч.
        - А! Разбойник! - взревел Не Ши Чен. - Ты хочешь убить меня?
        Он выхватил из ножен саблю и, сделав красивый замах, начисто срубил голову главаря ихэтуаней.
        - Уберите эту падаль! И дайте мне умыться! - бросил он адъютантам, стряхивая с клинка кровь. - Теперь ты действительно красный, - презрительно бросил генерал окровавленному трупу.
        Прискакал офицер.
        - Всё готово к атаке!
        - Пусть артиллерия начинает обстрел позиций противника! После третьего залпа поднимайте людей! Ихэтуанцев - вперёд! Откажутся идти - расстреливать на месте! Адъютант, помогите мне переодеться в парадный мундир. Сегодня я сам поведу солдат.
        После третьего артиллерийского залпа поднялась пехота и погнала впереди себя толпу ихэтуаней.
        Солдаты коалиции открыли огонь. Ни священные ладанки, ни заговоры на красных повязках не спасали фанатиков от свинца. Они пытались повернуть назад, но были встречены огнём с китайской стороны. Фанатизм сменился страхом, и «гордые революционеры» стали в ужасе разбегаться.
        - Коня генералу! - выкрикнул адъютант.
        Не Ши Чен надел на голову белую генеральскую шапку и кинул тренированное тело в седло. Он понимал, что убийство вождя ихэтуаней ему не простят, и решил закончить карьеру не расплавленным куском золота в глотке, а как положено боевому генералу - на поле битвы.
        На груди генеральского мундира, кроме пожалованных императором наград, теснился десяток иностранных орденов. При каждом шаге жеребца они играли и переливались на солнце. Когда до русских позиций осталось три сотни метров, генерал выхватил саблю и толкнул пятками жеребца.
        - Хур-р-р-а!
        Командир артиллерийского расчёта подпоручик Домбровский смотрел в бинокль. Атака китайцев была похожа на атаку сумасшедших. Толпа живописно разодетых ихэтуаней бежала прямо на его орудийный расчёт и палила из винтовок в «белый свет». Наступающих встретил дружный огонь русских батарей. Шрапнель бризантных снарядов, рвущихся над головами атакующих, выкашивала их без счёта. Оставшиеся в живых падали на жёсткие стебли вытоптанного гаоляна и, стирая в кровь голые руки и колени, расползались по полю.
        За первой волной пошла вторая. Эта резко отличалась от первой. Китайцы растянулись в цепь, и теперь шрапнель наносила им существенно меньший вред. Впереди на ослепительно белом коне ехал крепкий старик в парадном мундире и белой генеральской шапке.
        - У них что сегодня, день самоубийц? - озадаченно пробормотал командир русской батареи. - Заливайко!
        - Я, - отозвался наводчик орудия.
        - Генерала на коне видишь?
        - Обижаете, ваш бродь, давно приметил.
        - Кинь-ка в него гранатой.
        - Есть кинуть гранатой! - отозвался наводчик. - Бризантный снаряд! - крикнул он подносчику.
        - Есть бризантный! - прозвучал ответ.
        Звонко клацнул орудийный затвор.
        - Орудие к выстрелу готово! - доложил артиллерист.
        - Огонь! - скомандовал подпоручик, открывая рот.
        В воздухе раздался пронзительный свист летящего со стороны русских позиций снаряда.
        - Мой! - отстранённо подумал Не Ши Чен.
        Артиллерийский разрывной снаряд, прозванный солдатами гранатой, упал прямо под ноги всадника, разрывая на части тела генерала и его лошади.
        - Попал, ваш бродь.
        - Вижу! Молодец! Жалую рубль на водку!
        - Рад стараться!
        Глава 58
        Пустое поместье встретило Ваня сквозняками, гоняющими неубранную листву, и распахнутыми дверями. По разбросанным вещам, битой посуде и раскрытым ящикам комодов было видно, что хозяева покидали дом в спешке.
        Старик медленно бродил по комнатам, не узнавая место, где родился и вырос. Окружающая обстановка была чужой и непривычной. Вычурно дорогая мебель, золочёные интерьеры смотрелись в родительском доме неуместными и чужеродными. Вань попытался представить себя живущим среди этой роскоши, но не смог.
        - Неплохой домик, - оценил наследство Ваня Андрей.
        - Согласен, - откинулся в мягком кресле Хэда. - Мебель, люстры и вся эта позолота на стенах мне не принадлежат. - Археолог покачал головой. - Представляете, господин Хэда, я столько лет мечтал приехать сюда. И вот приехал. Но вот здесь, - он положил руку на сердце, - ничего не ёкает. Как будто это не дом моих родителей, а чьё-то совершенно чужое жильё. Так вы говорите, что готовы купить у меня поместье? - обратился он к Ван Хэда.
        - Да, оно вполне отвечает требованиям нашей страховой компании, - ответил мастер. - Посмотрите, может, захотите что-то взять на память?
        - На память - да. Знаете, у отца была коллекция ваз. Интересно, она сохранилась?
        - Коллекция? - заинтересовался Хэда.
        - Да, мой прадед, дед, а потом и отец собирали старые вазы. Откуда только их ни привозили. Помню, были такие старые, что отец приглашал реставраторов.
        - И где они?
        - Раньше стояли в главном зале, но сейчас их там нет. Может, куда-то перенесли?
        - Если не выбросили, - с сарказмом отозвался Хэда. - Судя по интерьерам, генерал Ло Юнгань был приверженцем модерна. Хотя по моей информации, он был патологически жаден, а такие люди ничего не выбрасывают. Разве что продал.
        - Продал? Вряд ли, - покачал головой Вань. - Коллекция особой ценности не представляет. Да, там были редкие фарфоровые вазы времён династии Мин, но я бы взял только глиняные вазы с изображением даров зверя Байцзе.
        - Вы говорите о дарах, который зверь Байцзе подарил Жёлтому императору?[74 - Жёлтый император - древний мифический правитель, во многих странах Азии считается прародителем жёлтой расы. Согласно древней легенде, божественный зверь Байцзе передал ему священные артефакты, невероятные умения и неведомые знания.] - заинтересовался Хэда.
        - Так считал мой отец и носился с этими вазами, как с величайшими сокровищами, - улыбнулся Вань.
        - А вы что думаете? Я имею в виду как археолог.
        - Как археолог я вынужден констатировать, что существование Жёлтого императора - всего лишь легенда. А вот с артефактами, которые называются дарами зверя Байцзе, - интереснее. Мне в свое время повезло прочесть достаточно много старинных манускриптов. Так вот, во многих из них упоминаются дары Богов. Иногда их называют наследием Жёлтого императора, иногда дарами зверя Байцзе, но почти везде упоминается знак, которым были отмечены все эти дары.
        - Какой?
        - Восьмилучёвая звезда.
        - Я где-то встречал такой знак, - наморщил лоб Андрей. - О! Вспомнил! Я видел его на чаше, которую богдыханша Ци Си использовала как пепельницу. Я поэтому внимание на неё и обратил. Кругом золото и каменья, и вдруг простая бронзовая пепельница.
        - Ты встречался с Ци Си?
        - Было дело, - кивнул Андрей.
        - Ты не ошибаешься, сынок?
        - Точно видел. Даже могу нарисовать её.
        Когда Андрей закончил набросок чаши, Вань несколько минут разглядывал его рисунок, а потом подтвердил:
        - Да, такую чашу я видел на кувшине. Только это невероятно.
        - Почему, учитель?
        - Согласно легенде Жёлтый император, путешествуя по Восточному морю, встретил остров неописуемой красоты. И так ему этот остров понравился, что он приказал снарядить корабль, посадить на него триста самых красивых юношей и девушек и отправить на этот остров, чтобы они основали нацию самых красивых людей. Вместе с различными полезными вещами быта, домашними животными и птицами им передали и эту чашу.
        - Я тоже слышал эту легенду, - согласился Ван Хэда, - вот только в другом источнике я читал, что у первого монгольского правителя Китая Хубилая[75 - Хубилай (1215 - 1294) - монгольский великий хан, внук Чингисхана. Завершил завоевание Китая в 1279 г.] тоже имелась чаша с восьмилучёвой звездой. А если это так, то Ан Ди вполне мог видеть её у Ци Си. Только чего вы так всполошились? Ну - чаша. Понимаю - археологический артефакт. Ну и что?
        - Видите ли, господин Хэда, если верить древним легендам, то все дары зверя Байцзе имели свое назначение и свойство. Какие дары для чего были предназначены, я не знаю. Но одно свойство было присуще всем дарам. Они усиливали существующие способности. Например: представьте себе, что вы средний художник. А, обладая предметом Байцзе, могли бы стать живописцем мировой величины. Или вот еще, Ан Ди мне сказал, что вы хороший лекарь, а с ним стали бы известней Авиценны[76 - Авиценна (Ибн Сина, ок. 980-1037) - прославленный персидский ученый, философ и врач.] и Гиппократа[77 - Гиппократ (ок. 460 - ок. 370 до н. э.) - древнегреческий целитель, философ и врач. Традиционно его называют отцом медицины.]. Вот только было одно НО. Во всех упоминаниях о дарах зверя Байцзе говорится, что они усиливают и черты характера. Если не были жадным, то стали бы щедрым, но если были хитры и завистливы, стали бы великим злодеем. И что в человеке возьмет верх: доброта и свет или тёмное, злое начало? Как известно, в нём есть и одно, и другое. Что победит? Другими словами, если случайный человек завладеет таким артефактом, то
последствия могут быть ужасными.
        - Куда уж хуже, - хмыкнул Ван Хэда.
        - Я не понял, вы о чём? - повернулся к нему Вань.
        - Я, дорогой мой, говорю о нашей богдыханше, императрице Ци Си. Более злобной и коварной правительницы Китай не видел[78 - Императрица Ци Си осталась в истории как самая жестокая и развращённая правительница Китая, на которой оборвалась пятивековая династия Цин. Она скончалась в 1908 году, в возрасте 72 лет. Пристрастие к опию и участие в бесконечных оргиях привели к инсульту. За четыре дня до кончины, чувствуя скорый уход к предкам, она приказала умертвить собственного сына императора Гуаньсюя, которого несколько лет держала в заточении. После неё остались многомиллионное состояние, дышащая на ладан империя и легенда о спрятанных её слугой Ченом древних сокровищах. Но это уже история другой книги.], - вздохнул Ван Хэда.
        - Вы считаете? А как же Ши Хуан Ди?[79 - Ши Хуан Ди (правил в III веке до н. э.) - первый и невероятно жестокий правитель централизованного китайского государства. Согласно сохранившейся летописи его гробницу охраняет не только знаменитая терракотовая армия, но и останки семидесяти тысяч убитых при его погребении людей.] - собрался продолжить полемику Вань.
        - Сдаюсь, сдаюсь, - поднял руки Ван Хэда. - Друзья, пора собираться. У меня сегодня ещё куча дел. Что касается поместья, уважаемый господин Чжень, я его у вас покупаю. Более того, ради всего, что вы сделали для Ан Ди и Лу Вана, заплачу любую сумму, какую вы назовёте. Достаточно только указать банк, в каком вы хотели бы открыть счет. Что касается коллекции вашего отца. Я распоряжусь, чтобы её разыскали, а если вдруг она была продана - выкупили обратно. Как только она будет у меня, я оповещу вас через Ан Ди.
        - Буду премного благодарен, господин Ван Хэда, - церемонно поклонился Вань.
        - Почему через меня? - удивился Андрей. - Разве ты не остаёшься, учитель?
        - Вы ему не сказали? - укоризненно посмотрел на археолога Хэда.
        Вань вздохнул.
        - Понимаешь, Андрюш, господин Хэда предложил мне остаться здесь в качестве хранителя Лу Вана. Но для этого мне пришлось бы расстаться с твоими родителями и с тобой.
        - Но ты же хотел. Ты всегда мечтал. Ты всю жизнь посвятил Лу Вану.
        - Вот именно, всю жизнь. Мне уже немало лет, и единственное, что у меня есть, это ты и мои друзья: твой отец и твоя мать. Стать хранителем Лу Вана значит отказаться от всего и навсегда. Я думал об этом, но понял, что такую цену платить не готов.
        Андрей подошёл к старику и крепко стиснул его.
        - Мы тоже тебя любим, учитель.
        Глава 59
        В шесть утра минный крейсер «Гайдамак», приняв пассажиров, заурчал машинами и малым ходом двинулся к бару.
        Жёлтая вода Хэйхэ лениво разбегалась под форштевнем миноноски. Легкий бриз приятно освежал лицо. На реке уже проснулись корабли. Стучали и визжали лебёдки, кричали матросы, сновали разъездные катера, крутобокие китайские джонки поднимали рыжие промасленные паруса.
        «Гайдамак» миновал опасную отмель и вышел на простор рейда. Впереди открылась необъятная ширь лазурной воды и ослепительной синевы неба.
        - Полный вперёд!
        И миноноска, как нетерпеливая гончая, набирая ход, рванулась в море. Её машины, утробно урча, выбрасывали за корму буруны пенной, будто кипящей воды.
        К вечеру показалась высокая трёхплечая гора Хуан Цзинь Шань, которая распростёрла свои каменные объятия над городом-крепостью Порт-Артур.
        Справа и слева торчали из воды красные слоистые скалы, за ними виднелись орудия нижнего бастиона с глазеющими на проходящие суда стволами. Два белых остроконечных камня, поставленных один выше другого, играли роль створного знака, по которому суда входили в гавань. Прямо напротив, паря над городом, подымалась Яшмовая гора. А внизу, в гавани, качались корабли Тихоокеанской эскадры.
        Солнце почти спряталось за вершинами скал, и на кораблях зажглась иллюминация, представляя взору завораживающую, величественную картину. На поверхности гавани вспыхнули целые созвездия электрических огней и расцветили реи военных кораблей. Жёлтые многоточия иллюминаторов рисовали силуэты грандиозных судов, между которыми перебегали огоньки катеров и шлюпок. Длинные яркие лучи кидали на облака быстрые золотистые пятна - гелиография. С её помощью крепость могла переговариваться с судами на расстоянии до двадцати морских миль. Правда, для этих целей пришлось придумать целую азбуку, но на море такая связь была эффективна.
        Город приглашал огнями светящихся окон и фонарями улиц.
        Здравствуй, Порт-Артур!
        - Не жалеешь? - спросил Андрей.
        - Нет, - покачал головой Вань и грустно замолчал.
        Ему вспомнилось, как несколько дней назад Андрей познакомил его с Ван Хэда. Они долго говорили о Чёрном Драконе. Хэда рассказал об ордене, а Вань показал свой амулет. Тот долго смотрел на него, но в руки взять не решился.
        - Лу Ван выбрал вас, - сказал он.
        И Ваню показалось, что в уголке глаза мастера мелькнула слезинка.
        - Какое счастье, что он вернулся.
        Андрей не стал мешать старикам и оставил их одних.
        Три дня пролетели, как один. Вань узнал столько фантастически интересной информации, что впору было садиться за книгу. Но Хэда с сожалением покачал головой:
        - Уважаемый господин Чжень, всё, что я рассказал вам, не может подлежать огласке. Эти секреты орден хранил столетиями, и обладать ими могут только посвящённые. Но у вас есть выбор. Если согласитесь и дальше оставаться хранителем Чёрного Дракона, то перед вами откроются невероятные тайны и секреты прошлого. Вам станут доступны такие древние манускрипты, о которых в этом мире знают единицы. Вы сможете прикоснуться к тайнам самого Жёлтого императора. Но вам придётся отказаться от суеты мирской жизни и до конца дней покинуть мир обычных людей. Вы станете монахом и всю оставшуюся жизнь проведёте затворником в далёком монастыре.
        Желание узнать сокровенные тайны соблазняло ответить «СОГЛАСЕН!». Но как же Андрей, Иннокентий, Аня? Ведь они давно стали его семьёй. В подземелье Ло он понял, насколько привязан к ним. Противоречивые чувства разрывали Ваня. Чтo выбрать: знания, которыми нельзя ни с кем поделиться, или семью?
        Ван Хэда видел, какие чувства обуревают старого археолога, поэтому не стал мешать и отошёл в сторону.
        Вань отказался. Передал Лу Вана Ван Хэда и отказался. Нахлынувшие воспоминания нарушил Андрей:
        - Хэда сказал мне, что, если ты решишь вернуться к Лу Вану, ворота монастыря для тебя всегда открыты.
        - Нет, - покачал головой Вань, - я сделал выбор.
        - Ну и ладно, - обнял старого учителя Андрей, - будешь нянчить внуков.
        - Каких внуков?
        - Будущих, учитель, будущих.
        - У тебя появилась девушка?
        - Хочу просить её руки. В сваты пойдёшь?
        - Я?
        - Ты. Чего завис?
        - Это честь для меня. Отец знает?
        - Ещё нет. Из наших - ты первый.
        - А девушка в курсе?
        - Тоже ещё нет, - рассмеялся Андрей.
        - Что за молодёжь? Что за нравы? Ведёшь себя не как благородный офицер, а как какой-то босяк, - сокрушённо покачал головой археолог.
        Вот в наше время…
        notes
        Примечания
        1
        Храм Одинокого Счастья - один из древнейших храмов Китая. Возведён в 618 - 907 гг. н. э., во время правления династии Тан. Он представляет собой комплекс храмовых построек, где расположен 23-метровый павильон богини милосердия Гуаньинь, внутри его находится 16-метровая фарфоровая статуя бодхисаттвы. См. также главу 32.
        2
        Печелийский залив расположен в северо-западной части Жёлтого моря; считался морскими воротами Северного Китая.
        3
        ИРГО - общественная организация при попечительстве императора. Кроме научной деятельности занималась картографией и этнографией. Для выполнения работ для Главного штаба российской императорской армии в эту организацию откомандировывали действующих офицеров армии и флота. Например, Арсеньева, Пржевальского, Колчака.
        4
        Армейские магазины - так назывались армейские склады, организованные в непосредственной близости от места предстоящих боевых действий. Это десятки тонн снарядов, боеприпасов, топлива, продовольствия, фуража, амуниции и других видов армейского обеспечения. При подготовке большого наступления армейские магазины комплектовались не один месяц. В случае с Кореей магазины комплектовались скрытно, что требовало времени и немалых затрат на транспортировку, хранение и охрану.
        5
        Золотой министр - такое прозвище в кулуарах правящих кругов правительства Российской империи получил российский министр финансов Сергей Юльевич Витте.
        6
        Канонерская лодка «Кореец» - легендарная корабль, в 1904 году вместе с крейсером «Варяг» примет последний бой с 14 японскими кораблями у корейского города Чемульпо. Чтобы разбитая снарядами канонерка не досталась врагу, экипаж подорвал и затопил её.
        7
        Швальня - портняжная мастерская.
        8
        Скобелев Михаил Дмитриевич (1843 - 1882) - русский военачальник и стратег, генерал от инфантерии; участник среднеазиатских завоеваний Российской империи и русско-турецкой войны 1877 - 1878 гг., освободитель Болгарии. Современники считали его равным великому русскому полководцу А.В. Суворову и называли «белым генералом» за любовь к белым мундирам и белым коням. Скобелев был отчаянно храбр и удачлив.
        9
        Герой второй части трилогии «Воин Чёрного Дракона».
        10
        Герой второй части трилогии «Воин Чёрного Дракона».
        11
        Ханша - дешёвая водка. Обычно перегонялась из гаоляна.
        12
        Шулюм - похлёбка из конины.
        13
        Лаубе - исторический персонаж, герой первой и второй частей трилогии.
        14
        Пакгауз - закрытое складское помещение особого типа при вокзалах и портах.
        15
        Коносаменты - документы для перевозки груза морем.
        16
        Негоциант - купец, торговец.
        17
        Траверз - направление, перпендикулярное курсу судна.
        18
        Прозт, прозит (от лат. Prosit - да будет на пользу) - пожелание здоровья при распитии алкоголя.
        19
        Ниппон - вариант названия Японии на японском языке.
        20
        Закидушка - самодельная рыбацкая снасть. Выглядит как тонкий шнур или леска с грузом и рыболовным крючком на конце. Часто вместо груза к леске цепляют блесну.
        21
        Слова из Ветхого Завета (Иез. 28:18 - 19).
        22
        Китайская кумирня - языческое капище. Она могла быть как каменным, так и деревянным зданием, внутри которого возлежала, сидела или стояла статуя почитаемого в ней божества - кумира.
        23
        Гуань Ди обычно изображался в виде огромного могучего воина с грозным, красным лицом. Считалось, что красный цвет его лица означает гнев по отношению к любой несправедливости, нарушению законов и оскорблению духов предков.
        24
        Богдыханша - один из царственных титулов Ци Си. Поскольку предки маньчжурских правителей Поднебесной были потомками чжурчжэней, а те имели монгольские корни, то императрицу Ци Си часто называли богдыханшей. Богдыхан в переводе с монгольского - священный государь.
        25
        Родовое имя в Китае соответствовало фамилии. Обращение к девушке только по фамилии во все времена считалось пренебрежением, а в некоторых случаях могло рассматриваться и как оскорбление.
        26
        Маркиз де Сад (Донасьен Альфонс Франсуа де Сад, 1740 - 1814) - одна из самых скандальных персон в мировой истории; французский аристократ, политик, писатель и философ. Произведение «Философия в будуаре, или Безнравственные учителя» было написано им в конце аосемнадцатого века.
        27
        Наложницу к императору заносил на плече специальный евнух. Всё время соития он находился в опочивальне и после завершения процесса уносил её. Из семи ночей в неделе пять из них принадлежали наложницам и только одна - императрице. Седьмая ночь была отдыхом.
        28
        Совершеннолетие в Китае наступало в семнадцать лет.
        29
        В то время среди правителей разных стран считалось, что переболеть оспой - знак Божий. Что так Бог отмечает своих любимцев.
        30
        Кан Ювэй (1858 - 1927) - китайский философ и реформатор эпохи Цин. Возглавлял движение за реформы 1898 года, поддержанные императором Гуансюем.
        31
        Вертлюг - шарнир, подвижное соединение, исключающее передачу движения с одного элемента на другой (напр., в составе якорного устройства).
        32
        Каменный дроб - мелкий дроблёный камень, который наряду с каменными ядрами заряжался в небольшие дульнозарядные пушки.
        33
        «Искусство войны» - известный трактат выдающегося стратега древности Сунь Цзы (544 - 496 до н. э.), посвящён военной стратегии и политике.
        34
        Берсерк - древнескандинавский воин, посвятивший себя Богу Одину. «Oдин мог сделать так, что в бою его недруги становились слепыми или глухими или наполнялись ужасом, а их оружие ранило не больше, чем хворостинки, и его воины бросались в бой без кольчуги, ярились, как бешеные собаки или волки, кусали свои щиты, и были сильными, как медведи или быки. Они убивали людей, и ни огонь, ни железо не причиняли им вреда. Такие воины назывались берсерками». - Снорри Стурлусон. Круг Земной. Сага об Инглингах. Пер. М.И. Стеблина-Каменского. М.: Наука, 1980 («Литературные памятники»). С. 13.
        35
        Причальная пушка (причальная тумба) - конструктивный элемент причала, используется для крепления швартовых концов судна.
        36
        Клинок вакидзаси имел небольшую кривизну и по характеристикам был ближе к сабле, чем к мечу.
        37
        Паланкин - средство передвижения; крытые носилки на двух жердях.
        38
        Около 500 м.
        39
        Наручи - часть доспеха, защищающая руки от кисти до локтя.
        40
        Июнь 1900 года дал китайской земле первых православных мучеников. Из 1000 человек православной паствы русская духовная миссия потеряла 300 человек; некоторые отреклись от православия, но 222 из них явились святыми исповедниками и мучениками за веру Христову. Главным днём мученической смерти православных китайцев в Пекине стало 11 июня 1900 г. Многие в ужасе перед истязаниями и смертью отрекались от православия. Но другие, не страшась мучений, мужественно исповедовали Христа. Им распарывали животы, отрубали головы и сжигали в жилищах. Среди мучеников и исповедников Христовых из китайцев особо славен священник отец Митрофан Цзи Чун и его семья. В те дни приняли мученичество и инославные христиане. Погибло около 30 тыс. католиков и 2 тыс. протестантов.
        41
        Цзунли Ямень - сленговое название китайского министерства иностранных дел в Пекине.
        42
        В одном из своих воззваний богдыханша пообещала награду за голову каждого ягунцзы. «Принесите мне их уши», - взывала она к китайским военным.
        43
        Боксёры - так прозвала ихэтуаней британская пресса; название появилось из-за использования слова «кулак» в названиях ихэтуаньских отрядов («Кулак справедливости», «Кулак ярости» и т. д.).
        44
        Старец Лао-цзы - Дух Огня. Один из самых почитаемых кумиров взбунтовавшихся ихэтуаней.
        45
        Аматерасу - богиня-солнце, одно из верховных божеств японского пантеона синто. Японские императоры считаются её потомками.
        46
        Стахановский труд - так назывался ударный труд, на пределе человеческих сил. Назван в честь Алексея Стаханова, Героя Социалистического Труда, который в 1935 году за одну смену работы в шахте сумел вручную нарубить 102 тонны угля при норме 7 тонн.
        47
        Ю Шикай восхищался Ци Си, как преданный ей царедворец, принижая достоинства воистину великой английской королевы. На одном из приёмов английский посол, чтобы польстить богдыханше, действительно сравнил её со своей королевой, не предполагая, что сама Ци Си считала себя единственной Великой правительницей в мире.
        48
        Сотрудникам министерств Циньской империи надлежало перемещаться в паланкине, другой способ считался неприличным и неприемлемым для статуса.
        49
        Выполнить циркуляцию - совершить манёвр с использованием инерции движения судна.
        50
        Протяжённость Великого Китайского канала от северной до южной точки составляет 1782 километра, а с учётом ответвлений в Пекин, Ханчжоу и Наньтун - 2470 километров. Ширина в самом узком месте, в районе Шаньдуна и Хэбэя, составляет 40 метров, а в самом широком, в районе Шанхая, - до 350 метров. Глубина колебалась от двух с половиной до трёх метров. Канал строился на протяжении двух тысяч лет. Его строительство началось в VI веке до н. э., а было завершено в XIII веке н. э.
        51
        Сеттльмент - жилой микрорайон. Появление европейских сеттльментов - обычное явление для крупных азиатских и индийских городов.
        52
        Лаоши (кит.) - учитель.
        53
        Лабаз - магазин или купеческая лавка.
        54
        Импань - крепость с группой жилых и хозяйственных построек для размещения войск.
        55
        Бар - морская отмель.
        56
        Плац - площадь для военных парадов и строевых занятий.
        57
        Люнет - открытое с тыла полевое или долговременное (крепостное) укрепление.
        58
        Мёртвая зона - область, недоступная артиллерии при стрельбе по настильной траектории.
        59
        Гражданская штафирка - презрительное выражение офицеров регулярной армии в отношении ко всем невоенным чинам.
        60
        «Клюква» - в торец рукояти наградного оружия вкручивался белый эмалевый крест с рубиновой каплей в центре. Из-за этого рубина награждение Золотым оружием «За храбрость» среди военных получило название - награждение «клюквой».
        61
        Комендор - матрос-артиллерист.
        62
        Крюйт-камера - помещение на военном корабле, предназначенное для хранения пороха или снарядов. Располагалась в носу или корме корабля, ниже ватерлинии.
        63
        Клюнуть скулой в воду - это реакция корабля на выстрел орудия главного калибра. Корабль в таком случае после выстрела зарывается носом в воду. Это особенность канонерских лодок, где орудие расположено строго по курсу корабля.
        64
        Реальная история о двух голубях, просидевших на мачте русской канонерки на протяжении всего боя. Её пересказывали очевидцы, а живописцы рисовали картины, изображающие двух голубей в светящемся нимбе.
        65
        Орудие главного калибра на всех кораблях класса «канонерская лодка» имели конструктивный недостаток. Желание иметь на достаточно небольшом по водоизмещению корабле орудие большого калибра за счёт остойчивости судна было для канонерок «ахиллесовой пятой». Орудие было не только очень громоздким, но и имело сильную отдачу. Поэтому, чтобы корабль от выстрела не опрокинулся, огромный ствол орудия размещали строго по оси судна, с очень небольшим углом горизонтального доворота.
        66
        Цитата из древнего японского трактата самураев «Хагакурэ кикигаки».
        67
        Артиллерийский дивизион - три полевых орудия.
        68
        «Джек», или Джек Юнион, - неформальное название британского флага.
        69
        Исторический факт: над поверженным китайским фортом крепости Дагу вместо российского штандарта был поднят погон командира авангарда союзного штурмового отряда, русского поручика Станкевича.
        70
        «Золотым выстрелом» на всех флотах мира называлось попадание снаряда или ядра в пороховой погреб судна или осажденной морской крепости.
        71
        Линейный корабль - название класса самых мощных, артиллерийских, бронированных кораблей того времени. Они являлись символом могущества ВМС страны.
        72
        Калибры пересчитываются из расчета: 1 дюйм равен 25,4 мм, 8 дюймов соответствовали 203-му калибру. Снаряды калибром 203 миллиметра, в зависимости от назначения, весили от 100 до 104 килограммов каждый.
        73
        Хокку (хайку) - традиционная малая форма японской поэзии; лирическое трёхстишие, часто с философским содержанием.
        74
        Жёлтый император - древний мифический правитель, во многих странах Азии считается прародителем жёлтой расы. Согласно древней легенде, божественный зверь Байцзе передал ему священные артефакты, невероятные умения и неведомые знания.
        75
        Хубилай (1215 - 1294) - монгольский великий хан, внук Чингисхана. Завершил завоевание Китая в 1279 г.
        76
        Авиценна (Ибн Сина, ок. 980-1037) - прославленный персидский ученый, философ и врач.
        77
        Гиппократ (ок. 460 - ок. 370 до н. э.) - древнегреческий целитель, философ и врач. Традиционно его называют отцом медицины.
        78
        Императрица Ци Си осталась в истории как самая жестокая и развращённая правительница Китая, на которой оборвалась пятивековая династия Цин. Она скончалась в 1908 году, в возрасте 72 лет. Пристрастие к опию и участие в бесконечных оргиях привели к инсульту. За четыре дня до кончины, чувствуя скорый уход к предкам, она приказала умертвить собственного сына императора Гуаньсюя, которого несколько лет держала в заточении. После неё остались многомиллионное состояние, дышащая на ладан империя и легенда о спрятанных её слугой Ченом древних сокровищах. Но это уже история другой книги.
        79
        Ши Хуан Ди (правил в III веке до н. э.) - первый и невероятно жестокий правитель централизованного китайского государства. Согласно сохранившейся летописи его гробницу охраняет не только знаменитая терракотовая армия, но и останки семидесяти тысяч убитых при его погребении людей.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к