Драконье царство Вера Петровна Космолинская
        Как-то в темные века #2
        Хроники станции «Янус». Второй том дилогии «Как-то в темные века».
        Основное время действия - 5-й век и немного 36-го. Покойники на Марсе, времена короля Артура и «взрывы в вакууме» прилагаются.
        Гарольд Бранд
        (В. П. Космолинская)
        КАК-ТО В ТЕМНЫЕ ВЕКА
        Том 2
        ДРАКОНЬЕ ЦАРСТВО
        Часть 1. Dux bellorum
        СОКРАТ: Спорно уже то, сон это или явь, а поскольку мы спим и бодрствуем равное время, в нашей душе всегда происходит борьба: мнения каждого из двух состояний одинаково притязают на искренность, так что в течение равного времени мы то называем существующим одно, то - другое и упорствуем в обоих случаях одинаково.
        ТЕЭТЕТ: Именно так и происходит.
        (Платон. «Теэтет»).
        I. Холодное железо
        Я дотронулся до колонны. Она была холодной как сталь. Но все же казалась только колонной, шероховатой и каменной, и дальше тянуться было некуда.
        Линор вдруг отстранилась. В ее глазах сверкали сердитые слезы. Она вскинула руку, будто собиралась закатить мне отрезвляющую пощечину.
        Я равнодушно посмотрел, как она замахнулась - этот маневр был более чем предсказуем и не говорил ничего нового, она сделала бы так и будь она настоящей, и если бы ею не была. Но Линор, застыв и поколебавшись, снова бессильно уронила кисть. И вот теперь у меня внутри что-то живо шевельнулось в ответ на это движение - оттого, что она так и не смогла ударить, даже из лучших побуждений.
        - Ох, - тихо выдохнула она, покачав головой. - Хорошо. Не будем об этом…
        - Все равно я почти ничего не смыслю в технике, по сравненью с вами.
        - У тебя бывают неожиданные идеи.
        Я решил, что лучше будет промолчать.
        Линор потрясла головой и снова в сердцах взмахнула руками - просто в пространство.
        - А не поздно запирать конюшню, когда лошади уже разбежались? Мы две недели дружно возились с «Янусом» и все было в порядке! Только потом у тебя появилась эта навязчивая идея? - Разве что не считая самого начала, когда я увидел целую и невредимую «Горгулью». - Когда этот мир оказался таким странным? Уверена, даже это смеющееся привидение ты сперва считал обычной галлюцинацией!
        - Считал, - не стал я спорить.
        - А кто говорил про другие законы физики? Похоже, именно их мы и получили. Но все основы - те же. Поэтому и наше оборудование… - Линор непроизвольно потянулась к своей «волшебной палочке», покоящейся в своем чехле будто обычный кинжал, - везде прекрасно работает. В основном!..
        - Значит, это у вас просто проверка? То, как вы повсюду применяете «магию»?
        - Отчасти да, - снова вздохнула Линор.
        - Понятно… - я кивнул. В ее словах была логика, которая меня почти успокаивала. - Но те недели на «Янусе» - это было уже давно. А вдруг это ложная память? - Линор издала какое-то возмущенное шипение. - Знаю, знаю! Но я так не могу, мне нужно… - я хотел закончить словами: «время, логика и последовательность событий», но мне было страшно произнести это вслух. Я ведь не хотел никому давать подсказок, что именно мне нужно, верно?
        - Время? - спросила Линор. Я выдохнул и развел руками.
        - Не знаю! Просто не знаю, что мне нужно!
        Сверчки в саду на несколько мгновений затихли, а потом зазвенели снова.
        - Теперь ты даже боишься со мной согласиться?
        - Ты же понимаешь, что так просто этого не решить.
        - А как? Позволить тебе и дальше сходить с ума? Проклятье, и почему только мы застряли в этом мире, похожем на сумасшедшую сказку? Почему не в каком-нибудь другом? Но мы застряли. И не можем выбраться. И это уже не сказка.
        Попробуй, докажи…
        - Может быть.
        - Может быть? Может, мне еще поверить твоему равнодушном тону?!
        - Оттого что ты выведешь меня из равновесия, мне лучше не станет.
        - Откуда тебе знать?
        - Я знаю.
        Она снова вздохнула.
        - Хорошо. Но надо же что-то с этим делать!
        - Не уверен. Почему просто не оставить меня в покое?
        - Потому что… - она помолчала секунду или две. - Потому что это не просто в покое. Это все равно что в заколоченном гробу. И как к тебе потом пробиться?
        - Никак. Но может, и незачем?
        - Ты же мой брат!
        - Знаю. И если этот мир реален - я в нем вовсе не самое одинокое существо. Здесь есть ты. Здесь есть отец. А вот другим - куда труднее, и никто не жалуется. Может быть немного бравируют и порой ведут себя несерьезно, но это только защитная реакция.
        - Конечно, - кивнула Линор. - Я даже не представляю, как сказать им, что мы здесь застряли. Возможно, навечно. А теперь еще и с тобой об этом поговорить не получится!
        - Ты права, - подтвердил я. - Не получится. Прости. У всех свои проблемы.
        Конечно, я мог бы ей посочувствовать, но похоже, я находился в каком-то своем, отдельном измерении. Заколоченный гроб, значит? Что ж теперь поделаешь. Не повезло. Бывает. Бывает, что не везет куда хуже, сплошь да рядом. С чего бы мне быть исключением?..
        - Да, конечно, свои!.. Линор снова вскинула руку. Наверное, мой тон был слишком холоден, и на этот раз она бы не успела задуматься, тем более, что наверняка честно считала, что это наилучший способ приводить в себя, но я вовремя перехватил ее запястье, тоже начиная злиться.
        - Прекрати! Я изо всех сил пытаюсь думать, что ты настоящая. Но разве, не будь ты настоящей, ты не стала бы этим пользоваться? Пытаясь доказывать слишком упорно, что это реальность, ты делаешь только хуже! Заколоченный гроб? Да я даже не знаю, осталось ли от меня хоть что-то, кроме мозга в стеклянной банке, и может, не в одной! И пытаюсь при этом разыгрывать нормальность. Потому что - а вдруг все не так, как я считаю. И вдруг все - настоящее? Да, я это допускаю. Но так ты этого не докажешь!
        - Тогда как? - ее голос прозвучал совсем тихо и жалобно.
        - Никак. С этим остается только смириться. Обычно я справляюсь.
        Линор шмыгнула носом, но вдруг будто воспрянула духом:
        - Послушай!.. Не буду говорить банальностей - о том, что во сне не задумываешься о том, что это сон. Сны бывают разные. Но если ты считаешь, что твоя память может быть ложной - с какой стати тебе помнить все плохое, что произошло? Ты бы просто этого не помнил, и это бы тебе сейчас ничуть не мешало. А если помнишь - то зачем? Это не рационально!
        Я выпустил ее руку. Мысль и правда была хорошая. Очень даже.
        - Я знаю… Но просто - на всякий случай…
        - Хорошо, - на этот раз она согласилась гораздо легче. - Просто на всякий случай. А то вдруг кто-то нас подслушивает, когда мы говорим о совершенно непонятных вещах. Слишком громко и слишком долго.
        - Хорошо еще, что уже не на бриттском. Вот что значит колдовская абракадабра.
        Линор укоризненно поджала губы и покачала головой. Но я знал, что теперь нам обоим легче. Намного легче. А сказали мы уже и так слишком много.
        - Надеюсь, ты прав насчет буфера.
        Я чуточку напрягся, но она не стала продолжать, и я снова успокоился. Мы оба получили то, что нам было нужно, и на этом можно было остановиться.
        - Наверное, вы здорово устали. Я провожу тебя до ваших комнат.
        Она помедлила и кивнула.
        - Хорошо. Тут ты тоже прав.
        Мы не прошли по галерее и нескольких шагов через свет и тень от арок и колонн. Ниши тут и впрямь были черны. И некоторые из них были даже не нишами, а настоящими провалами.
        Он почти ничем себя не выдал, но я ощутил его присутствие за долю секунды до того, как клок черноты вырвался из провала за нашими спинами. Я резко толкнул Линор вперед - она крутанулась волчком, но устояла на ногах и, несмотря на удивление, не издала ни звука, - тут же одним движением выхватил кинжал и без задержки всадил его прямо в центр этой черноты. Другой рукой перехватил занесенное черное щупальце. Клинок вошел во что-то мягкое и трепещущее, брызнувшее из-под лезвия густым теплым соком. Я надавил еще, отшвыривая его от себя этим самым клинком. Раздался сдавленный вскрик. Сгусток тьмы обмяк и повалился назад. Из бессильного «щупальца», звякнув о камень, выпал другой кинжал. Линор быстро нагнулась и осторожно двумя пальцами подняла его за рукоять.
        Я наклонился над человеком, откинул с его лица черный капюшон. В бледном лунном свете выступило мраморное искаженное лицо. Из уголка рта тянулась черная змейка крови.
        Я узнал его лишь случайно.
        - Ты? Несчастный… что тебе понадобилось?
        - Осквернители! - задыхаясь воскликнул юноша. - Ненадолго власть дана будет демонскому отродью!..
        И он застыл. Глаза продолжали поблескивать в холодных металлических лучах луны.
        - Ох черт… - сказал я.
        - Он мертв? - спросила Линор.
        Я на всякий случай машинально пощупал его сонную артерию, потом безнадежно махнул рукой.
        - Как говорится - мертвее не бывает.
        - Ты его знаешь?
        - Не совсем. Видел как-то. Бедняга хвостиком ходил за Маэгоном. Да никто. Просто мальчишка с напрочь запудренными мозгами. Странные последние слова.
        - Про демонское отродье? - на всякий случай уточнила Линор.
        - Он же язычник. А термин скорее христианский. - Мы невольно скатились в профессиональную дискуссию.
        - Ведьмин котел, - покачав головой сказала Линор. - Все вперемешку. И ведь не спросишь теперь, что он имел в виду.
        - Это уж точно.
        Линор глянула на меня.
        - А реакция у тебя - ничего себе.
        Это уж точно - ничего себе… Я нервно хмыкнул.
        - И это тоже. Иногда мне кажется, что меня нельзя близко подпускать к людям…
        - Почему? - спросила Линор.
        - Да потому, что раньше я постарался бы его обезоружить или оглушить, а не убивать. А теперь, если все происходит быстро, я даже не успеваю об этом подумать. Что, если вот так однажды получится без всякой угрозы?
        - Как ты его вообще заметил?
        - Не знаю. Кажется, сперва всадил в него нож и только потом - заметил. Знаешь, реальность или нет, с головой у меня не все в порядке, и я понятия не имею, во что это может вылиться.
        - О, господи! - усмехнулась Линор. - Убийца-маньяк - натура хрупкая, нежная и ранимая!..
        - Моргана! - возмутился я.
        - Все в порядке, - сказала она гораздо мягче. - Не преувеличивай. Можно подумать, что в реальной жизни на нас часто набрасывались из-за угла, чтобы ты мог сравнивать, о чем не успел подумать. Он ведь сюда не поболтать пришел, с ножом, да еще отравленным.
        - Ты так думаешь? - Я с сомнением посмотрел на нож.
        - Вот именно. Хорошо, что твои инстинкты, похоже, знали об этом раньше тебя самого. - Она поднесла лезвие к моему носу. От него шел совершенно жуткий запах. Я отпрянул.
        - Похоже на трупный яд…
        - А если бы он задел меня? - негромко добавила Линор. - И если бы он был не один? Все с тобой в порядке, - серьезно и мягко повторила она. - В глубине души ты сам знаешь, что вовсе не сходишь с ума. Просто боишься себе доверять и собственным чувствам. Но это пройдет.
        Мы помолчали. Я кивнул.
        - Пойдем отсюда. Только надо будет кому-нибудь сказать, чтобы здесь прибрали.
        - Да уж, не спотыкаться же тут о него целую неделю… - не без горечи пошутила Линор.
        Выходя с галереи, мы споткнулись о Карадоса, одновременно и помянувшего и отпраздновавшего кончину брата, а потом отыскали Кея, который, несмотря на то, что порядочно осовел, поспешил развернуть бурную деятельность заодно и по прочесыванию местности на предмет нахождения других затаившихся в засаде личностей. Его с радостью поддержал Паломид. А мы отправились вздремнуть, заодно прихватив с собой из пиршественного зала ближайших знакомых. Галахаду давно пора было задуматься о здоровье и дать отдохнуть если не себе, то своим переломанным костям. Нимье никак не могла отыскать подходящие соломинки, чтобы удержать ими закрывающиеся веки. Она еще пыталась хорохориться, но все же решила, что игра не стоит свеч и, разумеется, стоит составить компанию Моргане. Ланселот, Гавейн и Мерлин намеревались поначалу, кажется, пировать до упора, но после вести о нашем небольшом приключении, тут же передумали, и потихоньку, еще до рассвета в Камелоте воцарились мир и покой.
        Как ни странно, впервые за всё пребывание здесь, после разговора с Линор я спал прекрасно. Оттого ли, что ей удалось найти нужные слова и в скверных воспоминаниях нашлось что-то хорошее, хотя бы только смысл, или оттого, что день оказался так насыщен, что на время вытеснил все остальное. С драконами, как и со всем прочим, как говорил Мельвас: «пристукни одного, и другие присмиреют». А может быть оттого, что напротив, подсознательно я поверил в то, что все происходящее - нереально и неважно и терять уже совершенно нечего. А может, потому что узнал, что «Янус» неисправен и каким-то образом это давало шанс никогда не возвращаться. Неужели я боялся вернуться? Эта мысль отравила мне пробуждение. Хотя все ведь могло быть проще - теперь все были в сборе и можно было меньше беспокоиться. Но в хорошие объяснения я едва ли готов был верить. Да и такое ли это плохое объяснение? Если с «измененными законами физики» «Янус» выйдет тут из строя окончательно, это значит, что мы больше никому не принесем вреда, это был один из запасных планов. Но все же что-то было здесь не так…
        Не вылезая из постели, я мрачно раздумывал, покачивая за тяжелую цепь янтарную подвеску в оправе, изображающей бронзовую когтистую птичью лапу, и выглядывая заключенных внутри янтаря мошек. Как вы думаете, им здорово повезло, когда они завязли в сияющей смоле? Я тоже так не думал, разглядывая этот застывший солнечный свет, зажатый в темных когтях.
        Весь мир зажат в когтях железных,
        В нем свет и мрак, и хрупкий склеп
        Для мотыльков, чей век нелеп,
        Чей мир - слеза безумной бездны…
        Утро давно уже было в разгаре, если еще не день. И комнату все ярче заливал солнечный свет, золотя стены, завешенные плотными коврами…
        Я яростно тряхнул головой, отшвырнул подвеску подальше и выбрался из-под одеял. Нет уж, я слишком злился для того, чтобы чувствовать себя счастливым. Ну, хотя бы выспался. За ширмой принялся весело повизгивать Кабал. Я слегка поморщился - привет, а вот и моя адская гончая, и королева Мэб притаилась где-то сгустком вечной тьмы с золотистыми глазами… Что ж, ладно, каким бы этот мир ни оказался, похоже, это все-таки, мой мир. Пока. На время.
        Новый день стал днем разъездов. Неким чутьем цвет общества почувствовал, что все самое интересное уже случилось: меч из камня извлечен, король на месте и уже потихоньку тиранствует, Мерлин вернулся из страны фей - с двумя из них за компанию, невзначай высунувшийся дракон повержен, бунт радикально настроенных друидов подавлен - пора и честь знать. А то оставишь надолго свои земли без присмотра и пиши - пропало.
        Лот совершил неслыханное - отбыл к себе, забрав с собой жену, но оставив в Камелоте сына. Кадор, к счастью, на подобный шаг не решился, и с Константином мы расстались без всякого сожаления. С Моргейзой же был разговор особый…
        Через пару минут после того, как я швырнул янтарную подвеску в дальний угол, она ворвалась в мою спальню не слушая протестов Бедвира и не обращая внимания на Кабала, с восторгом пытающегося заняться перетягиванием ее лилового шлейфа, соблазнительно стелющегося по полу. Одеться полностью я еще не успел, но ее это явно ничуть не смутило, так что я тоже решил не обращать внимания на такие мелочи, подумав только, что вовремя проснулся, и она не застала меня врасплох еще в постели. Так и не дотянувшись до лежавшей на сундуке мягкой и потертой охотничьей куртки - после вчерашних приключений ни на что более солидное меня совершенно не тянуло, я повернулся и с легким удивлением приподнял брови.
        - Моргейза?
        Впервые вышло так, что она не призывала меня к себе через посредника, а явилась самолично. Вошедший за ней Бедвир молча ухватил Кабала за ошейник, а возможно и за загривок, оторвал извивающуюся и бестолково размахивающую лапами псину от пола, и унес обратно в переднюю комнату.
        Моргейза остановилась, едва заметно переводя дух. Воздух вокруг нее, казалось, слегка потрескивал невидимыми разрядами в струящихся прядях черных волос и в шорохе лилово-серебряного платья. На губах ее играла слабая улыбка, а в сапфирно-синих глазах горел странный безумный огонь. И сказать, что в этот миг она была неотразима, значило бы не сказать ничего. На несколько мгновений я забыл о чем бы то ни было, глядя на нее.
        Совершенно неожиданно, Моргейза замурлыкала, склоняясь в плавном поклоне:
        - Благодарю тебя, брат, за заботу о моем сыне…
        - Что с тобой?.. - невольно вопросил я.
        - И впрямь, что это я? - прошипела Моргейза, поднимая взгляд. - Итак, ты отнимаешь у меня сына, как некогда твой трижды проклятый отец отнял у меня мать? И я благодарю тебя за это?!
        - Я вовсе не отнимаю у тебя сына, - сказал я и, не удержавшись, прибавил: - Кстати, у него есть имя - его зовут Гарет.
        Моргейза резким движением повернулась и взбешенно прошлась по комнате, в одну сторону, потом в другую. Много времени это не заняло. Больше двух шагов здесь было не сделать.
        - Конечно! - воскликнула она, негромко и яростно, будто говорила сама с собой, но это было явно не так. - Это же просто змеиное логово! Вся наша родня! Но ты должен понимать, что Гарет не представляет для тебя никакой угрозы! Он еще слишком молод и его устремления…
        - Моргейза! - воскликнул я также негромко и ничуть не менее яростно. - Остановись! Ни один из нас в это не верит!!!
        Она застыла как вкопанная, в полной тишине, даже не повернувшись ко мне лицом. Повисла зловещая пауза.
        Кажется, я сказал что-то не то. Вернее, она услышала совсем не то.
        - Ты что же, действительно думаешь, что я желаю ему зла? - изумленно проговорил я.
        Она, не отвечая, продолжала пристально смотреть в сторону окна. Я шагнул к ней и едва удержался, чтобы не взять ее за плечи, но в последний момент передумал и сел на постель. Не знаю, успокоил бы ее этот жест, но вот меня, пожалуй, что нет.
        - Вот уж не думал, что ты в это веришь, - сказал я после некоторого молчания. - Да и сейчас не думаю. Если бы ты в это верила, то никогда не сказала бы мне вслух того, что сказала. Может, постаралась бы убить. Но не сказала бы.
        - Ты так думаешь? - переспросила она. - Тогда почему же я это сказала?
        Я пожал плечами, хотя она этого видеть не могла.
        - Может быть, чтобы не сглазить.
        Она резко повернулась и прожгла меня пристальным взглядом.
        - Это Мерлин? - спросила она.
        - Что - Мерлин? - переспросил я, приподняв бровь. Кажется, мы оба уже начали приходить в себя.
        - Это он надоумил тебя так поступить?
        - Нет.
        - Я не верю.
        - Может быть, ты не поверишь и в то, что сама втайне этого хотела?
        - Что?..
        Я не дал ей опомниться.
        - А разве нет? Разве не этого ты хотела, постоянно сводя нас с Гаретом? Просто ты боишься, что ветер переменится, боишься всего на свете, особенно того, что наш брат Кадор может случайно заподозрить, что именно Гарета ты прочишь мне в наследники. Не так ли?
        Повисла пауза. А может, не повисла, а упала или ударила. Примерно такая же, какая бывает после выстрела - когда закладывает уши. Моргейза издала сдавленный невразумительный звук, уставившись на меня совершенно как на сумасшедшего. Может быть, она была права.
        - А я не против, Моргейза, - сказал я мягко. - Гарет мне куда больше по душе чем Константин, хоть Кадор при каждом удобном случае дает всем понять, кто будет следующим. Уже даже пущен слух, что в первый же день я назначил Кадора своим преемником, если у меня не будет других наследников. А уж об этом можно и позаботиться, верно? Как и о том, чтобы я не засиделся на этом свете слишком долго. Но как ты думаешь, теперь у Гарета все-таки больше шансов против Константина, чем прежде? В конце концов, есть отвлекающий момент. Быть может, пора ему получить хотя бы шанс вступить когда-нибудь в игру, не будучи претендентом, задушенным в зародыше из-за излишней предосторожности?
        Моргейза фыркнула как рассерженная кошка.
        - Ты безумец! В этом нет никакого смысла! Я знаю пророчество - Константин станет королем!
        Ну а я знаю «историю», которая говорит то же самое…
        - Пророчество! - фыркнул я в ответ. - Чьего же изготовления?! Быть может, Маэгона? Он уже пытался напророчить мне смерть. Не далее чем на вчерашний день. И что же? Как я вообще вписываюсь в ваши пророчества, Моргейза? Ничего не предопределено, пока мы живы!
        - Ты сумасшедший, - повторила Моргейза с ненавистью, хотя мне показалось, что ненависть эта была направлена уже не на меня. - Такой же сумасшедший как твой отец. Или даже хуже. Я ничего не хочу для Гарета кроме долгой спокойной жизни. Но в вашем драконьем огне сгорает все. Что ж, если ты искренне веришь в то, что сказал - пусть. Если твое безумие сможет вопреки всему защитить Гарета лучше благоразумия - пусть. Но если с ним случится хоть что-то, по чьей угодно вине, то - поверь моему слову! Константин очень скоро станет королем! А ты узнаешь, что значит настоящее проклятие! Запомни это!
        - Запомню, - ответил я.
        Она еще немного постояла молча. Мы просто смотрели друг другу в глаза, и я разрывался от желания сказать ей то, чего говорить никак не стоило… А потом она отвела взгляд, отвернулась и, как ветер, быстро вышла из комнаты.
        Когда дверь передней захлопнулась за ней, я вздохнул с облегчением. По крайней мере, тогда я решил считать, что это было облегчение, а не сожаление.
        Кажется, она тоже не сказала многого из того, что хотела сказать.
        Камулдунум пустел. Время праздников проходило, и наступало другое.
        Мерлин и я стояли на верхней площадке осыпающейся старой башни. Мерлин мрачновато заглядывал за парапет, а я поглядывал на Мерлина, отрешенно отколупывающего от полуразрушенного парапета мелкие кусочки.
        - Ты уже знаешь.
        - Знаю, и тоже понятия не имею, стоит ли говорить об этом сейчас остальным. Может, все пройдет раньше, чем кто-то успеет всерьез испугаться. Но есть и настоящий риск, что не пройдет. И теперь все это уже гораздо меньше похоже на игру. - Я тоже отколупнул кусочек от парапета и сбросил вниз. Помолчав немного, я продолжил. - Конечно, при таком раскладе, хотелось бы знать мнение всех, как далеко мы намерены зайти… И стоит ли заходить вообще, - добавил я после короткой паузы.
        Мерлин пожал плечами.
        - А мне-то казалось, что тебя не так уж интересует общее мнение. - В его голосе прозвучала легкая насмешка. И не без грусти.
        - Что ты имеешь в виду? - спросил я небрежно. - Разве то, что я узурпировал трон? Пустяки какие!
        Он усмехнулся.
        - Да, похоже, ты здесь как рыба в воде.
        - Не знаю. Не так уж давно мы здесь плаваем. Просто ясно ведь, чем все это продолжится. А войны могут здорово отвлечь нас от основной проблемы. Тем более что теперь это действительно проблема, а не отпуск и развлечение экспериментами на досуге, в поисках чего-то нового в давно забытом старом, но, по крайней мере, действующем настолько, насколько нам было необходимо, в известных нам пределах. Так что…
        - Теперь уже поздно переигрывать, - сказал Мерлин. - Что случилось, случилось. Пусть мы и не собирались использовать машину по назначению в ближайшее время, все-таки, есть большая разница между тем, чтобы не использовать возможность, и вовсе не иметь возможности ее использовать. Конечно, случилось непредвиденное, но и здесь все бросать нельзя. После твоей маленькой выходки с разгадыванием древних головоломок и доставанием мечей откуда не следует, нам в этом мире уже сложно будет затеряться.
        - Знаю.
        - Конечно, знаешь. Скажи лучше, чего ты не знаешь. Но, как я уже говорил, в этом могут быть и свои плюсы, - продолжил он. - И дополнительные возможности. В конце концов, научным экспериментам иногда бывает просто не обойтись без поддержки самой обычной власти. Королевской или какой-то другой. Для масштабности действий или привлечения каких бы то ни было средств.
        - Смеешься? - усмехнулся я.
        - И это тоже, но только отчасти.
        - Значит, без войн нам все-таки не обойтись. Но стоит ли нам всем этим заниматься, вот в чем вопрос.
        Мерлин немного помолчал.
        - Конечно. И все-таки, мне немного жаль.
        - Чего именно?
        - Твоего самоустранения. Ведь все, что здесь случилось, в сущности, не так уж случайно. Именно к этому ты с самого начала и стремился.
        Я понаблюдал за чертящими небо стрижами.
        - Может быть.
        Мерлин меланхолично отломил от парапета еще кусок камня.
        - В конце концов, невелика потеря, - сказал я.
        Мерлин вздохнул.
        - Иногда мне бывает печально оттого, что ты сознательно уходишь все дальше, к одиночеству, с открытыми глазами, и не желаешь свернуть.
        - Может быть, - вновь пробормотал я задумчиво, - Может быть… Но что поделаешь. Возможно, иногда это единственный способ спасти мир.
        Мерлин недовольно усмехнулся.
        - А вот это уже мания величия.
        - Или просто шутка, - сказал я. - А может, и нет. Но это уже неважно.
        - Значит, войны так войны, - проговорил Мерлин. - Здравствуй, железный век.
        - А когда он не железный? - поинтересовался я.
        У века стального - своя эстетика,
        Своя мелодия, своя патетика,
        Своя легенда, своя печаль,
        Земля-наковальня удержит сталь,
        А небо молот обрушит сверху -
        Да это так просто - на потеху…
        Железный век творит цветы из стали,
        Горнило солнца раскаляет твердь,
        А небо рушит молот - лед и смерть,
        Размеренно и четко с вышней дали…
        Железный век - из ржавых перекрытий
        Ночей и дней посыпалась труха…
        - Жуть просто, верно? Лучше не продолжать, порву и выброшу все к чертям. Сделаю доброе дело…
        Отец рассмеялся.
        - Помнится, был еще один король-трубадур. Любопытно, когда ты был Ричардом Львиное Сердце, ты действительно откопал Экскалибур?
        Я рассмеялся в ответ, поглядел на свой меч и покачал головой.
        - Если этот романтик и правда откопал Экскалибур, то выглядел он совсем иначе, чем этот. Впрочем, чем черт не шутит?
        А черт шутил бы тем, что Экскалибур пришлось бы доставать из могилы Артура. Но об этом мы вслух говорить не стали.
        К вечеру Камелот опустел наполовину. Гарета временно взял под крылышко Кей. Мне же, собственно, было пока не до него. Ближе к закату настало время для откровений.
        Мы все собрались в покоях колдунов - раньше их занимали граф Эктор с супругой и, комнату по соседству, принцесса Гвенивер - ныне давно уже любезно отбывшие. Мерлин занял место принцессы Гвенивер, а наши феи поселились в двух смежных комнатках графской четы, где мы сейчас и разместились.
        И вот, настигла всех дурная весть…
        Что случай тяжелый, можно было заподозрить с самого начала. Но вот насколько сильно и кого что-то ударит, всегда сложно предсказать. Поэтому назвать воцарившуюся паузу тягостной значило не сказать почти ничего. И для кого эта пауза была более тягостной - для тех, для кого новость действительно оказалась новостью, или для тех, кто ждал теперь, не случится ли с кем истерики? Сидя на краешке тяжелого сундука рядом с Линор, я держал ее ладонь в своей, чувствуя застывшее в ней напряжение, отзывавшееся ледяным холодом в пальцах. Я добросовестно служил грелкой, а заодно наблюдал за теми и за другими. Для меня все новости были уже в прошлом, да и случилось все не при мне, так что невольно продолжать гадать по тысячному кругу, что же именно произошло и как это можно было предотвратить, тоже не приходилось.
        Все молчали. Возгласы: «Что за чепуха?», «Как это возможно?» и «Это что, на самом деле?..» остались уже позади. Так что пока все молчали. Пока.
        Олаф сидел с оглушенным видом на краю постели, неподвижным взором буравя одну точку где-то на противоположной стене. Фризиан утомленно привалился на застилавшие постель оленьи шкуры, опираясь на здоровый локоть и с отрешенной мрачностью созерцал потолок. Гамлет, крепко вцепившись напряженными пальцами в край стола, на котором сидел, широко распахнутыми глазами уставился в пол.
        Антея беспокойно поглядывала на всех троих по очереди и не забывала посматривать и в нашу с Линор сторону. Я ей ободряюще подмигнул. Кажется, это ее слегка изумило, но и немного уверенности тоже добавило.
        Отец, восседавший на единственном предмете мебели действительно напоминающем кресло, обозревал всех с совершенно непроницаемым выражением лица и подобравшейся неподвижностью сфинкса.
        - Трагедия, - угрюмо проговорил Олаф, наконец зашевелившись и яростно потерев ладонями лицо, будто ожесточенно пытаясь проснуться. - Песнь козлов, да и только…
        Гамлет тяжело соскочил со стола, медленно прошел к окну, постоял мгновение и резко высунулся в него, будто пытался выброситься, впрочем, для этого ему пришлось бы сильно потрудиться. Первый же вдох, заставивший его ребра впиться в края оконного проема, наверняка отрезвил его не меньше, чем свежий воздух. Гамлет замер и пробормотал по ту сторону окна что-то яростное. Никто не разобрал его слов. Должно быть, к лучшему.
        Фризиан продолжал молчать, не двигаясь, только окинул взглядом комнату и, как обычно, взгляд его был абсолютно спокоен. Как тихий омут.
        Я без труда подавил желание сказать вслух, что случившегося вполне можно было ожидать. Когда-то я уже наговорил достаточно гадостей, до того как это случилось. А реальность отбивала всякую охоту к таким словам. По крайней мере, с моей стороны. Так что я промолчал. Это следовало сказать кому-то другому, кто действительно узнал об этом несколько минут назад, а не знал заранее.
        - Что ж, - очень негромко проговорил Фризиан. - это был риск, с которым мы согласились. Никто не знал, как может сказаться такой перенос. - Олаф нехотя молча кивнул, не отрывая ото лба прижатого к нему кулака.
        Гамлет повторил за окном какое-то проклятье, потом так же, рывком, вернулся в комнату и повернулся к нам, все еще опираясь рукой об оконный проем. Губы его были сжаты, будто он еле сдерживал все еще рвущиеся с языка ругательства. Мы встретились с ним взглядами. Шумно выдохнув несколько раз, он наконец заговорил. Голос его слегка дрожал от переполнявших его эмоций.
        - Я знаю. И слышал это уже сто раз. Все кажется вполне естественным, не правда ли?..
        Прозвучавшая в его голосе злость заставила Олафа удивленно поднять голову и посмотреть вверх.
        - Естественным? Что это ты имеешь в виду?
        Я выпустил руку Линор и подошел к столу, где стоял кувшин с легким вином и несколько кубков. Взгляд Гамлета метнулся за мной. Я плеснул себе в кубок вина, задумчиво пригубил и отставил в сторону, потом снова посмотрел на Гамлета. Он продолжал смотреть на меня. И на этот раз я ответил ему таким же пристальным и едва ли не яростным взглядом.
        - Ты уже знал, когда тебе об этом сказали, - обманчиво безразлично сказал Гамлет, будто всего лишь уточняя.
        Я выждал небольшую паузу.
        - Да. Знал, - подтвердил я спокойно. Уточнять, что я всего лишь догадывался было бы попросту смешно.
        - И откуда же ты знал? - вкрадчиво напряженно спросил Гамлет. - Откуда ты мог это знать?!
        - Ланселот, - предупреждающе рыкнул Олаф.
        Я слегка улыбнулся.
        - Я пессимист.
        Антея и Фризиан подавили смешки.
        - И мне просто пришло в голову подумать.
        - Подумать! - негромко воскликнул Гамлет. - А никому еще не приходило в голову подумать о другом?!
        - О чем? - холодно спросила Линор.
        Я послал ей успокаивающий взгляд, мол, все это меня ничуть не задевает. Линор хмурясь посмотрела на отца. Мерлин молчал, давая нам всем высказаться. И на мой взгляд, это было единственно правильным ходом.
        - О том, - сказал Гамлет вновь яростно задрожавшим голосом срывающимся в хрип, - что он и сам мог все это подстроить! Откуда еще он сам мог догадаться?..
        Я только слегка насмешливо присвистнул. А то я не понимал, к чему он клонит…
        - Это не смешно! - сказал Гамлет. - Ты слишком спокоен! И что мы о тебе знаем? Только то, что ты единственный, кому это было бы на руку, и то, что однажды ты уже сотворил временную накладку, тоже единственный из всех нас! И откуда нам теперь знать, на что ты вообще можешь быть способен?!
        - Ланселот… - яростно повторил Олаф. Я приподнял руку в отметающем жесте. То же самое сделал отец, выжидающе глядя на Гамлета. Пусть уж выпустит пары. Хуже будет, если не выпустит.
        - Конечно, знать тебе неоткуда, - проговорил я негромко. - Так значит, ты всерьез считаешь, что это было бы мне на руку? Каким же, любопытно, образом?
        - Ты здесь король, - сказал Гамлет. - Некоторым такие вещи очень даже нравятся.
        Я рассмеялся. Линор вдруг тоже.
        - Этого слишком мало, - воскликнула она.
        - Именно, - подтвердил я. - Мне-то уж, с моей манией величия быть королем какой-то маленькой древней Британии? Ты с ума сошел!
        - Не скажи. Как говаривал Цезарь, лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме.
        - Ну конечно… И кем был сам Цезарь? - переспросил я со смешком. - Первым-то он стал именно в Риме. И ты мне об этом уже говорил. Забыл?
        - Может быть! - буркнул Гамлет. - Если только…
        Он выдержал зловещую паузу, и тут мое настроение резко переменилось - «если ты сейчас скажешь, что я просто боюсь вернуться, - подумал я с внезапным бешенством, - я разнесу тебе голову этим кувшином…»
        - Если только ты попросту не боишься вернуться, - закончил Гамлет. - Потому ты и берешь от этого мира не задумываясь, все, что только он может дать - потому что другой мир для тебя потерян. Ты бежишь от него. Не правда ли?
        Кувшин в голову Гамлета не полетел. Я сам удивился собственному спокойствию, которого и не ожидал. На деле вдруг оказалось, что это совсем не так меня трогает, как я думал.
        - Бегу, конечно, - согласился я, и услышал в ответ ошарашенные вздохи, про изумленные взгляды можно было и вовсе не говорить, даже о взгляде самого Гамлета, который так же не ожидал такого ответа, как и я сам. Только отец ничуть не удивился. - И беру от этого мира все, что только он может дать. Потому что все мы знаем, чем это может кончиться. Там, в другом времени. Причем, уже измененном. Почему-то это знание меня больше не пугает. Хотя я все еще не хочу становиться опасней, чем могу стать и пока предпочитаю не вмешиваться в ваши дальнейшие исследования вовсе. Потому что знаю, что когда придет время, то, что всегда считалось для нас преступлением, будет сделано, потому что я хочу этого, и знаю, что есть что-то, что я желаю изменить, пусть даже из мелочных и низких личных побуждений, как может кто-нибудь сказать, и может быть, он будет прав. Но тут уж мне все равно. Некоторые принципы нашей обычной морали для меня теперь пустой звук. А относительно тех, кого это касается - лучше между ними и мной никому не вставать. И ты думаешь, я стал бы закрывать себе путь назад, если знаю, что на этот раз
одержу верх?
        - О… - только и проговорил Ланселот, после впечатляющей паузы, совсем другим голосом. - Знаешь, вообще-то, я так и думал… Только не думал… а, ладно. Конечно, я говорил это не всерьез.
        Кто бы сомневался… Вся компания созерцала Гамлета с весьма интересными выражениями лица.
        - Знаешь, - как бы между прочим, негромко и непринужденно проговорил наконец обращаясь к нему Фризиан. - Были какие-то умники, которые утверждали, что на самом деле в могиле Артура лежит скелет вовсе не Артура, а Ланселота. Я начинаю в это верить.
        Линор поперхнулась первой, за ней последовали и все остальные, а после некоторого недоумения и сам Ланселот.
        - Почему же вы нам сразу не сказали? - переключился он уже на колдунов, когда все успокоились, куда более мирно, если не сказать смиренно, уже выпустив весь свой пар.
        - А когда, интересно? - проворчала Антея. - Об этом все-таки просто между делом не сообщишь. А у вас тут целыми днями то драконы, то призраки, то мясорубка прямо по окнами. Разве тут что-то спокойно обсудишь?
        Гамлет только пожал плечами.
        - В любом случае, - сказал Мерлин, - не будем относиться к этому так, будто мир рухнул и случилось что-то непоправимое, все мы пока живы и продолжаем действовать, жизнь продолжается. Просто отнесемся к этому серьезно. Поскольку стало ясно, что мы тут, во-первых, надолго и, во-вторых, нам не обойтись без всеобщего мозгового штурма, предполагающего периодическое появление каждого из нас на Станции, ну, или почти каждого, - слегка выделил он последние слова.
        - Что значит, почти каждого? - с легким удивлением поинтересовался Гамлет.
        - Только то, что кому-то из нас, все-таки придется почти безвылазно заниматься делами этого мира и обеспечивать нашу легенду, чтобы она не рухнула.
        - Ты все правильно понял, - кивнул я, когда он посмотрел на меня, что, впрочем, сделали и все остальные. - И заодно, может быть, как раз, чтобы ненароком не случилось то, чего ты опасаешься, - добавил я ехидно. Гамлет слегка насупился.
        - Ладно, - сказал, кивнув, Олаф, - и под каким же предлогом мы все будем периодически исчезать? Ясное дело, что колдунов особенно расспрашивать не будут, ну а если наши отлучки станут слишком частыми и продолжительными, и кого-то это не в меру заинтересует?
        - Тоже мне проблема, - ответил я весело, - мало ли, куда я вас пошлю по делам? - Все засмеялись. - И есть еще один предлог - поиски Святого Грааля.
        Олаф уставился на меня большими глазами, и усмехнулся.
        - Грааля?! - воскликнул он. - Ну, это ты загнул!.. Артур…
        - Это почему же?
        - А не рановато ли? По-моему, это относится к концу легенды, а не к началу.
        - А разве мы собираемся разыграть всю пьесу от начала до конца? Не знаю как у тебя, у меня на это нет ни времени, ни желания. И по сути - очень даже подходит. Если мы не найдем этот Грааль, то все наше пребывание здесь просто ни к чему.
        Фризиан задумчиво хмыкнул.
        - А мне начинает нравиться идея с Граалем.
        - Еще бы, ты же у нас Галахад, - улыбнулся я. - Но в ближайшее время на приключения не рассчитывай, пока рука не заживет.
        Фризиан слегка развеселился, да и остальные тоже. В конце концов, похоже, новость переварена и все готовы просто заняться своим делом.
        - Ну уж не знаю, как все остальное, но пусть хоть легенда будет неплохой, - уныло вздохнул Галахад.
        Мерлин тихо фыркнул в бороду.
        - Легенда будет неплохой. Уж это я вам обещаю.
        Да уж, легенда удалась хоть куда. Не прошло и двух дней, как Бедвир на рассвете ураганом ворвался в мою спальню. Правда, при ближайшем рассмотрении это оказался не совсем рассвет, но это уже дело десятое. Я подскочил на постели и автоматически схватился за меч. Бедвир резко затормозил, озадаченно глядя на внезапно возникшее перед ним сверкающее острие.
        Окончательно проснувшись, я тут же опустил клинок и полюбопытствовал:
        - Что, небо упало на землю?
        - Нет… - отверг Бедвир, слегка ошарашенно.
        - А что стряслось?..
        - Дурные вести от Леодегранса. Лодегранс захвачен саксами. Я подумал, что ты захочешь узнать сразу.
        Я кивнул.
        - Да, конечно. Спасибо. Все верно.
        И пристально взглянул на Бедвира.
        - А что с самим Леодегрансом? Как он, и где?
        - Леодегранс, возможно, уже мертв. Саксы учинили на него настоящую охоту. Гонец, что добрался сюда, послан не им, а графом Эктором. Первый же, уже по дороге в Регед лишился и коня и руки. Бог знает, сколько на самом деле упущено времени и что уже произошло, - Бедвир задумчиво перевел взгляд на темный запачканный сверток, который держал в руках. До меня только сейчас дошло, что это и есть пергамент с посланием.
        Я протянул руку и Бедвир, с какой-то не сразу понятной заминкой, передал сверток мне, а потом невольно встряхнул кистью. Сверток странно захрустел. Я озадаченно посмотрел, как он пошел трещинками под моими пальцами, и из-под них посыпалась коричневая крошка. Опомнившись, я постарался стряхнуть ее с ладоней и с постели.
        - Черт побери… - пробормотал я. - Это же кровь…
        - Кровь, - меланхолично подтвердил Бедвир.
        Знаю, это чуть ли не обычай - все важные вести приносить украшенными интригующими бурыми пятнами. Но чтобы вот так… Будто нарочно замачивали… Сбоку торчала на задубевшем ремешке обломанная по краям глиняная печать со смутно-различимым изображением животного, похожего не то на поросенка, не то на суслика, если бы, конечно, мы не знали, что это должен быть лев…
        - А леди Гвенивер, Бедвир? - вдруг вспомнил я с тревогой. - Она ведь в Регеде? В безопасности?
        - Как обычно, - с некоторым облегчением в голосе сказал Бедвир. Похоже, он тоже успел о ней подумать. - С леди Элейн.
        - Отлично. - Я потер глаза. - Ладно, конечно, нечего пороть горячку, но… Мне надо срочно переговорить с Мерлином. Еще до завтрака… - Я выбрался из постели и огляделся. - Вот черт, куда завалился этот плащ?.. Кабал, будь другом, слезь с него!.. Слушай, Бедвир, раз уж граф Эктор фактически правитель Регеда…
        - Он не…
        - Я знаю. Ваш король немощен, но все еще жив и в короне. Но всей обороной и вообще важными делами заведует Эктор. Так? - Бедвир кивнул. - Значит, ты и Кей отлично знаете, что может происходить у вас на севере. Позови его сюда и приходи с ним сам. Я скоро вернусь, возможно, с Мерлином и другими. Постараемся придумать, что можно сделать с Лодегрансом.
        Бедвир мимолетно улыбнулся и в глазах его загорелся странный блеск.
        - Слушаюсь, сир… Правда, я должен напомнить, что у Камулдунума пока почти нет собственной армии, если, конечно, не считать отрядов Пеллинора и Паломида. Но вряд ли с ними можно выйти в поход.
        - Ну и что же из этого следует? - вопросил я. - Не затем же ты меня разбудил, чтобы сказать - «спи крепче», верно?
        Бедвир покачал головой и снова подавил загадочную довольную улыбку.
        - Я просто напомнил…
        - Приму к сведению. Помню, прекрасно помню, что все радостно собираются только на пир. Но ты-то ведь со мной?
        - До конца! - воскликнул он воодушевленно.
        - Что ж, может и другие найдутся! - рассмеялся я и, наконец откинув тяжелый полог на выходе, отправился на поиски Мерлина и прочих.
        Кажется, Бедвиру стало немного худо, когда после короткого совещания только среди своих, были затем одновременно позваны Пеллинор, Паломид, и саксы Хорс и Седрик.
        II. «Артур в поход собрался…»
        Никакого круглого стола в покоях Мерлина не было, был просто ограниченный круг довольно интересных персонажей.
        - Дурные вести в одиночку не ходят, - заметил я. - Наверное, боятся, что иначе им достанется. Думаю, скоро станет известно о куда больших неприятностях. Судя по тому, что я слышал, Кольгрим давно планировал мощное наступление на запад и, по слухам, когда он вышел из Эборакума, при нем было двадцать тысяч человек войска.
        Хорс и Седрик издали невнятные сдавленные звуки и переглянулись. Эмоции, отразившиеся в их взглядах, были более чем смешанными. Тут были и восторг, и тревога, и веселое торжество, вместе с нешуточным беспокойством.
        - Вы в это верите? - спросил я, пристально наблюдая за ними.
        Хорс откашлялся. Он колебался, и вряд ли на самом деле знал, на чьей он сейчас стороне.
        - Если честно, цифра кажется мне несколько преувеличенной, - проговорил он с сомнением.
        - Мне тоже. Но думаю, тысяч десять там действительно есть. Вы что-нибудь знали об этом?
        - О чем?
        - Скажем, не договаривался ли Эборакум с Кантиумом, чтобы тот поддержал его в случае скорого похода и протянул братскую руку помощи, чтобы занять наконец этот остров, заселенный какими-то гнусными пигмеями.
        Пеллинор тихо булькнул, подавив в зародыше то, что рвалось у него из горла. Он все еще плохо переваривал мой юмор.
        Хорс мгновенно побагровел как перец.
        - Да за кого вы нас принимаете?!
        - За добрых соседей, - заверил я посмеиваясь. - Но все же, как к этому отнесутся в Кантиуме, как вы полагаете? Для вас это тоже удобный случай?
        Хорс замялся.
        - Не думаю, что могу сказать точно. Даже если бы знал обо всем заранее. Но… нет, не думаю… Сам по себе Кольгрим не самая приятная личность, - выдавил он с некоторой досадой. - Хотя в силе его никто не сомневается. Значит, к нему действительно подошла помощь из-за моря, о которой он давно говорил.
        - А к вам такого рода помощь разве не подходит? - поинтересовался Гавейн.
        - Тут всегда было не самое подходящее место для этого, - сухо и почти угрожающе сказал Пеллинор, - слишком близко к Камулосу.
        Седрик мрачно покосился на него. Хорс с усталым укором посмотрел прямо, с оттенком раздражения и почти насмешки.
        - Все зависит к тому же от количества приходящих, и чем они заняты, и от амбиций.
        - Между прочим, верю, - вставил я. - Насколько мне известно, Кантиум - королевство с процветающими ремеслами, торговлей и науками.
        Хорс и сам слегка расцвел от этих слов.
        - Да. Сами понимаете, процветать куда удобнее в хотя бы относительном мире. При том что, конечно, я не назвал бы нас такими уж мирными людьми. Если кто к нам сунется, очень пожалеет.
        - К нам тоже, - мягко сказал я.
        Хорс почему-то слегка изумленно вздрогнул и промолчал. Кажется, они и правда соваться не собирались. Процветать действительно удобнее в мире.
        - Но от Кольгрима этого, конечно, ожидать стоило.
        - Конечно, - согласился Хорс. - И в ближайшем будущем. Ведь именно поэтому вам так срочно понадобился новый верховный король.
        - А вам понадобилось узнать, что же из этого вышло, - подмигнул я. - Кажется, выход оказался не самым удачным. Кадор на моем месте был бы надежнее.
        Хорс пожал плечами.
        - Возможно. С другой стороны, он вряд ли лучше Кольгрима.
        «Вряд ли лучше…» - отметил я про себя. Это значит, что и Кольгрм вряд ли лучше Кадора. Похоже, хоть «болеть» за братское королевство со стороны Кантиум еще способен, но вот иметь его под боком слишком сильным и разрастающимся что-то желанием не горит.
        - Это интересно звучит, - произнес я вслух. - Значит ли это, что в нашей с ним войне мы можем, по крайней мере, рассчитывать на ваш нейтралитет?
        - Нейтралитет! - повторил Хорс. - Да, можете, если только…
        - Если только ветер не переменился с тех пор, как вы в последний раз поддерживали связь с королем Хенгистом?
        - Э… не совсем, - сказал Хорс немного неуверенно. - Хотя, конечно, и это могло случиться, но я сомневаюсь…
        - Мне кажется, - вмешался вкрадчивым голосом Галахад, - он имел в виду, что был бы даже рад, если бы Кольгрим нашел в нас серьезного противника, обломал бы зубы, и не подошел бы слишком близко к Кантиуму.
        - Ммм… - еще больше смешался посол Кантиума.
        - Понятно, но при этом как на союзников на вас рассчитывать не стоит. По крайней мере, в начале, если только дела у нас уверенно не пойдут хорошо. Так? - уточнил я.
        - Так, - вздохнул Хорс. - Не поймите нас неправильно, но мы никак не можем определить, чего от вас ожидать. Иногда это очень… угнетает…
        - И раздражает, - подсказал Мерлин. - Конечно. Все ясно. Именно поэтому мы говорим в начале только о нейтралитете. А там поглядим. Может, ваша помощь вовсе и не понадобится.
        Хорс снова глянул на него с испуганным изумлением. К бриттской самоуверенности он уже привык, но не с таким же небрежным, ничего не значащим видом. Да и вообще, насколько он мог заметить, дела в Камулосе с некоторых пор шли увлекательно. А вот с какой точки зрения «не понадобится» - это еще как следует обдумать надо.
        Мы отправили Хорса восвояси уже со своим посланием. А через несколько дней он вернулся с ответом от своего вождя, с заверениями в вечной дружбе. Перемена, произошедшая за эти дни в Камелоте явно снова его удивила - народу тут опять набилось так, что не протолкнуться. Стоило только кликнуть клич. Во-первых, кто-то отсюда все же вовсе и не уезжал, а во-вторых, народ был достаточно взбудоражен всем происходящим и был уже наготове, стоило лишь немного распространиться вестям и разойтись официальным письмам, посланным разным правителям. В конце концов, ведь этого все и ждали.
        И импровизированное войско в итоге очень быстро собралось не маленькое. Как немало оказалось желающих явиться не так давно на Божий Суд в Лондиниуме, а после в Камелот, так немало оказалось впоследствии желающих присоединиться с дружиной или хотя бы выслать какой-нибудь «разведывательный» отряд в поддержку нового верховного короля, просто чтобы посмотреть, на что там способен пресловутый dux bellorum или хотя бы как он сядет в лужу. Тем самым, всем удалось потрясти самих себя - количеством себе подобных, а следовательно и войска. А если уж принять во внимание действительно идейных добровольцев, являвшихся буквально из ниоткуда по одиночке и целыми толпами, то ситуация становилась и вовсе уж впечатляющей. Единственное подобное, что я мог припомнить, происходило когда-то с Жанной д’Арк. Только сейчас все было еще веселее, так как я сам был королем и не собирался подстраивать себе никаких каверз, не представляя для себя абсолютно никакой угрозы в плане успешной конкуренции в богоизбранности и перетягивании куда-то на сторону законной доли народной популярности. И я недаром помянул тот иной
исторический случай - ведь мы оба возникли из предсказаний Мерлина, и действительно что-то общее во всем происходящем было.
        - Гарет, это не шутки, - проворчал я, немного задержав шаг, пробегая по галерее, где он меня и перехватил. - Как бы то ни было, риск слишком велик. Почему ты не хочешь остаться пока тут в Камелоте с колдунами? Разве это не интересно? - Правда, не очень-то я и надеялся, что он ответит, что ему интересно. Все равно придется взять его с собой, но стоит же хоть попробовать отговорить. Но пока я добился только того, что Гарет настаивал все сильнее, и после того как я показывал ему пару каких-нибудь интересных приемов, отправлялся размахивать мечом в компании Марцеллина, упорно донимая себя до изнеможения этим непривычным для него занятием, до которого он наконец как следует дорвался.
        - Как это может быть интересно?! - возмутился он. - Когда ты будешь там, на войне, в опасности, а я даже не смогу отдать за тебя жизнь, если все обернется плохо!..
        - Что-о?! Попридержи коней, Гарет! - Я совсем остановился и только что не схватил его за шиворот. - Только попробуй отдать за меня жизнь, и я с тебя шкуру спущу!
        - Что за шум, а драки нет? - поинтересовался Мерлин, показываясь из-за поворота галереи с ворохом свитков в руках.
        - Ничего, - ответил я. - Гарет, вот если заявишь еще что-нибудь бредово-романтическое в таком же духе, я тебя точно никуда с собой не возьму. Твое дело сейчас - как следует учиться, пусть даже и военному делу, но никак не геройствовать.
        - Молодец, - насмешливо одобрил Мерлин. - С теорией у тебя все в порядке.
        - Ага, так может, все-таки, мне его тут оставить?
        - Неразумная мысль, - невозмутимо ответил Мерлин. - Сбежит. А так, может, и правда чему-то научится. Да и невозможно все время бежать от реальности. Будем надеяться на его здоровый инстинкт самосохранения. И вообще, знаешь ли, дети должны набивать себе некоторые шишки сами, иначе попросту ничему не научатся.
        Я вздохнул.
        - Хорошо. Ладно… Я и так это знал. - И впрямь, не могу же я вести себя как Моргейза только потому, что иначе она может огорчиться. Неправильно получается. Все-таки лишнюю романтику надо обкарнывать. Причем, нам всем.
        Гарет пока не осмелился громко радоваться, не то чтобы - вдруг я снова передумаю, в конце концов королевское слово не железо, можете вспомнить пресловутого Ричарда Львиное Сердце, с его не менее известным прозвищем «Да и Нет», - но ведь просили же его не выдавать больше ничего бредово-романтического, да и при Мерлине, как-никак, надо вести себя прилично.
        - Ты куда-то шел? - спросил Мерлин.
        - К Кею. Он инспектирует новое пополнение. От Пеллинора, который разъясняет Паломиду, как тут лучше держать оборону.
        - Странно, - проговорил Мерлин, подняв брови. - Мне казалось, я несколько минут назад видел тебя внизу с этим самым пополнением.
        - Если ты не заметил, я бываю сейчас почти везде одновременно. Пеллинору понадобилось кое-что уточнить с теми укреплениями, которые мы тут переделывали.
        - Передай Паломиду, пусть потом у меня спросит, я ему объясню, и насчет обороны тоже. То-то я смотрю, ты какой-то взмыленный и, что странно, без толпы. Что толку от них сбегать, чтобы тут же идти присматривать за другой толпой?
        - Знаешь, нам уже почти что пора выдвигаться. Все, кто еще хочет подойти, пусть подходят по дороге. Скорость - это тоже преимущество.
        - Не для птицы, которая решила атаковать дерево.
        - Это смотря как атаковать, и какое дерево.
        - Ладно, но до рассвета-то вы в путь не тронетесь? Заскочи ко мне ненадолго.
        - Хорошо. Ты сейчас к себе? Гарет, передай Кею, что я скоро приду, пусть пока продолжает натаскивать лучников и пересчитает, кто там каким оружием владеет.
        Гарет убежал, как мне показалось, полный энтузиазма, а мы пошли к Мерлину, это было как раз в двух шагах от места, где мы встретились.
        Едва Мерлин открыл дверь, нас встретило мяуканье королевы Мэб - с приездом колдунов кошечка тут же перекочевала жить к ним. Что ж, где еще и жить черным кошкам?
        Мерлин ссыпал свитки на новый, еще пахнущий свежеструганными досками простой деревянный стол и обернулся.
        - Значит, ты решительно собрался выступить завтра?
        - Конечно. Чрезмерное затягивание будет только во вред. Люди успеют расслабиться. Или задуматься, что, собственно, одно и то же.
        - А ты уверен, что справишься?
        - Как можно быть вообще в чем-нибудь когда-нибудь уверенным? Конечно, уверен. Тем более что Кольгрим сделал примерно то же самое. Пусть он давно к этому готовился, но выступил сразу же, как к только к нему подошло первое подкрепление, пусть даже очень немаленькое. Но он не дожидался остальных. А остальные еще должны подойти, и к этому времени или мы соберем остатки Британии по кусочкам, или нет. Так что выходим собирать, кто не спрятался, я не виноват.
        - Людей все еще слишком мало.
        - Мало. Пока еще мы просто мыльный пузырь. Но в этом-то и наша сила. В безрассудстве. Если помнишь, делать все по порядку у кельтов всегда как-то не очень получалось.
        Мерлин подумал немного и пожевал усы.
        - Нет, конечно, если бы я сам выступал в поход, возможно, я бы рассуждал так же как ты. Но поскольку это делаю не я…
        - Кажется, Линн считал, что разница между нами совсем невелика, если вообще есть, - заметил я.
        - Он же был сумасшедший, - усмехнулся Мерлин.
        - Но на самом деле, все-таки я собираюсь сделать все по порядку, только пусть они об этом не знают, это незнание и сумасшествие тоже входят в план. А иначе у них пока попросту нет других козырей в этой игре.
        - Ну почему же, - возразил Мерлин с невинным видом. - Вы с Гавейном можете еще при случае закидать Кольгрима гранатами или совершить еще что-нибудь чудовищное и бесчеловечное в том же духе и списать потом все на пролетавшие рядом метеориты.
        - Э… нет, так не пойдет, - протянул я, - это будет как-то искусственно. Совсем уж.
        - Я говорю вполне серьезно, - сказал отец спокойно. - Если будет нужно, если вам будет грозить опасность, сделайте это.
        Я потерял дар речи.
        - Папа… - вырвалось у меня чуть позже, - ох, извини, Мерлин, - тут же запоздало спохватился я. - Ну и благословения у тебя… Любого местного жителя это убило бы наповал, если бы он мог понять, о чем идет речь!
        Мерлин отрешенно коротко кивнул.
        - Я знаю, что ты беспокоишься за всех этих людей, во главе которых случайно оказался. А я не хочу, чтобы пропал или пострадал хоть кто-то с нашей Станции. Мы - это целый отдельный мир посреди другого, имеющего к нам так мало отношения. И поскольку, возможно, мы никогда не вернемся, и поскольку мы и так уже понарушали все наши законы, не пытайтесь придерживаться их дальше во что бы то ни стало. Мы все равно находимся в мире и обстоятельствах слишком далеких от какой-либо реальности. Теперь есть только одно правило - остаться в живых и, в конечном итоге, разобраться с «Янусом». Все остальное - чепуха.
        Уверен, он не думал, что это на самом деле чепуха. Скорее, сказал это для некоего противовеса. Всего лишь легкое беспокойство. Не более.
        - Я знаю, что это не так. Все еще помню. И думаю, это к лучшему.
        Он вздохнул, чуть покачал головой, и все же кивнул.
        Кей распекал какого-то лучника, показывая тому, как надо держать в руках лук. Собственно говоря, впервые видел, чтобы сам Кей держал в руках лук, но получалось у него очень убедительно. Воздух вокруг специфически посвистывал, а на периферии металлически позвякивал - там, где воины с мечами наспех обменивались опытом. Дробно завибрировала земля - это проскакал конный отряд, и раздался истошный петушиный крик - это кто-то уже начинал готовить обед.
        - Кей, - окликнул я, быстро подходя.
        Он обернулся и… Специфический свист приобрел какой-то странный оттенок. Я резко дернул головой назад и зачем-то цапнул воздух у виска левой рукой. Черт… я так и знал, что зря это сделал… Стрела обожгла мне ладонь, когда я схватил ее в полете. Ну и черт с ней, мало ли, в кого она могла попасть, пронесшись мимо. Инерцией меня качнуло в сторону.
        Кей охнул и побледнел, оглядываясь.
        - Кто стрелял, да подпалит Таранис ваши потроха?! - От волнения он на время забыл о том, что он христианин. Да и кого еще поминать всуе?
        Мне тоже хотелось кого-нибудь помянуть. Только этого не хватало. Лишь несколько минут назад я назвал свое импровизированное войско мыльным пузырем. Одного такого выстрела у всех на виду могло быть достаточно, чтобы пузырь лопнул. Независимо от того, попала ли стрела во что-то или нет. Главное, что такой выстрел вообще был. Конечно, ясно, что для этого надо быть самоубийцей, но точно так же ясно, что всеми возможными благами собирается пользоваться не какой-то несчастный стрелок, которого так же независимо от результата скорее всего разорвут на мелкие кусочки. Что тоже моральный дух войска никак не поднимет. И тут, пожалуй, хорошо, что я ее поймал. Случайно - но это был наилучший выход из возможных.
        - Да ладно, Кей, - сказал я, негромко рассмеявшись. - Подумаешь, какая-то случайная стрела. Ты уже и сам заметил, что многие лук в руках держать не умеют. Вот стрелы и летят куда попало.
        Но что бы я ни говорил, народ уже переполошился и ближайшие к виновнику торжества люди схватили его и волокли к нам. Тот кричал, что все это чистая случайность и даже упирался, чем довольно убедительно не походил на самоубийцу.
        Его бросили перед нами на землю, где он и изображал теперь перепуганную насмерть большую медузу.
        - Послушай, парень, - проговорил я задумчиво, покрутив в пальцах пойманную стрелу. - Ты уверен, что выбрал правильную стезю, когда решил стать лучником? Попробовал бы себя в чем-нибудь более подходящем твоей ловкости, в пахоте там, или за скотиной присматривать?
        - Но я хочу быть воином, мой король! - воскликнул он, будто совсем забывшись, и с такой обидой в голосе, что я ему почти поверил.
        Незадачливый стрелок выглядел очень молодо и даже изнеженно - этакий первый парень на деревне, а по совместительству деревенский дурачок. Вот только нечто быстро промелькнувшее в его взгляде мне совсем не понравилось. Нет, это был не самоубийца, хоть в чем-то он был действительно просто идиотом, но только отчасти. Не знаю, утешили бы его лавры Герострата, если бы он в меня попал, ведь тогда бы его точно убили. А так, он вполне резонно полагал, что я могу и махнуть рукой на этот выстрел, раз он был неудачен, и сделать вид, что ничего и не было.
        - Дайте-ка мне его лук, - сказал я, протянув руку.
        Кто-то тут же с поклоном передал мне оружие. Я повертел его в руках, проверил на гибкость и прочность, попробовал натянуть тетиву.
        - Неплохо, - одобрил я, - у кого ты его украл?
        - Я его не крал!..
        - Слишком хороший лук для такого дрянного стрелка. Передайте его потом кому-нибудь другому, а этого дурака выгоните отсюда пинками, пусть возвращается в родную деревню и займется чем-нибудь полезным. Я не дорожу каждым человеком, если он такой болван, что может по глупости уложить любого своего же товарища. Дуракам в моем войске не место. Пусть проваливает.
        Макиавелли бы меня за такие слова по головке не погладил, да и Моргейза тоже. Но кто ожидал, что я буду их слушать?
        - Его следовало хотя бы повесить, - вполголоса сказал Кей, когда протестующего неудачливого покушенца с насмешками действительно пинками погнали прочь.
        - Следовало, - согласился я. - Только на мой взгляд, повешенные идиоты в самом начале похода - довольно дурная примета.
        - Ты ведь не поверил, что это была случайность?
        - Конечно, нет. Это никакая не случайность, - я заговорщицки подмигнул Кею. - Это знак!
        - Какой?
        - Такой, что выступать в поход надо безотлагательно! - Кей от неожиданности расхохотался, и я вслед за ним. Обстановка вокруг нас, шепчущихся с таинственным видом и при этом так непосредственно веселящихся, тут же разрядилась.
        - Значит, не позднее чем завтра? - уточнил Кей.
        - Не позднее завтрашнего рассвета. Неплохо было бы выступить прямо сейчас, но лучше иметь целый день в запасе.
        Я положил стрелу на тетиву конфискованного лука и прицелился в первую попавшуюся мишень. Кто-то из лучников недавно угодил в самый ее центр. Я выстрелил, шутя повторив подвиг Робин Гуда - расщепив предыдущую попавшую в яблочко стрелу. Кей обалдел, и не только он. Моральный дух вокруг нас тут же подскочил до шумного энтузиазма. Что ж, не зря мы развлекались в тридцать шестом веке на виртуальных стрельбищах, а не только на полях многих других веков. Подняв себе и другим настроение, я отбросил лук в сторону, и мы отправились инспектировать все еще раз, обсуждая, как при выходе расположить части, и кого стоит ставить рядом, а кого нет, вы избежание продолжения давней родовой грызни. Средством общего устрашения во имя порядка пусть остаются Пеллинор и его команда, которых мы берем с собой.
        Вскоре к нам присоединился Олаф, в конце концов, он тоже собирался в поход на север, рассудив, что по его планам с коллектором отлично разберутся и в его отсутствие. Фризиана мы оставляли долечиваться после памятной встречи с подземным драконом, а Гамлет должен был подстраховывать и Камелот и колдунов. Заодно мы с ним может быть и не передеремся, выбирая стратегию.
        И на следующий день, подняв штандарты, мы выехали из Камулдунума с куда более грозным видом и большей помпой, чем когда-то, не так давно, въехали в него, не говоря о том, что погода была гораздо лучше.
        Блэс благословил нас по всем правилам, Бран тоже, хотя сделал это по своим правилам, Мерлин изрек на прощанье нечто воодушевляюще-загадочное, завершив словами: «О нас скажут все, что только можно сказать. Мы же можем сделать только то, что можем сделать», - и несерьезно подмигнул. А когда мы уже выехали за ворота, колдуны взобрались на стену и помахали нам оттуда. Моргана не смогла удержаться, а может быть, компания волшебников просто решила, что какой-то подобный знак совершенно необходим, и запустила в небо маленькую ракету. Все должным образом впечатлились. Ланселот, Галахад и Хорс выехали нас проводить, а Кабал бежал впереди, будто вынюхивая след и прокладывая дорогу. Конечно, как тут может быть кто-то важнее адской гончей?
        У Ланселота были все шансы раскритиковать все мои предварительные планы, но ему здорово мешало присутствие Хорса, которому полагалось всеми силами пускать пыль в глаза. В конце концов, когда пыли было поднято достаточно, Галахад забрал обоих домой, не дав им как следует разгуляться и наделать лишних предположений.
        - Знаешь, - сказал Олаф через некоторое время, когда мы отъехали достаточно далеко, и Камелот уже пропал из вида, - у меня странное ощущение. Как будто нас становится все меньше и меньше, а ведь тьфу-тьфу - все пока живы-здоровы… а этот мир надвигается все ближе и ближе, или мы погружаемся в него все глубже и глубже. И он становится все реальнее, а может быть и роднее. Прямо жуть какая-то. А вдруг когда-нибудь мы все просто забудем? Прошлое, наше прошлое, которого полно и в будущем - сотрется, и эта сказка просто нас проглотит?
        Я пожал плечами.
        - Пространство и время проглотят всех. Какая разница, где и когда это случится?
        - Спасибо за оптимизм, - буркнул Олаф. - Так и знал…
        - А помнишь шестнадцатый век? Мы были даже не в своих головах и шансов вернуться было еще меньше. И мы действительно все забыли - на время. Почему же сейчас должно быть хуже?
        Олаф тихо вздохнул.
        - Потому что… Сейчас не хуже. Сейчас все-таки реальней. Текущее время - оно действительно на нас отразится. Это так непривычно - когда чужое время по-настоящему отсчитывает твои часы и минуты. Все наши шутки - попытки избежать своего страха перед этим. А когда мы вернемся, нам, черт побери, всем придется объясняться… И боюсь, мы примерно представляем, как это может быть. А бояться - это тоже чертовски неприятно.
        Я почему-то даже улыбнулся.
        - Мы же знали это и раньше, почему именно сейчас надо об этом беспокоиться больше чем раньше?
        - Потому что сказка нас уже проглотила. И… то, что мы можем остаться, это повод показать слабость и впасть в истерику, потому что это уже относительно безопасно. Просто можно себе позволить.
        - Ага.
        III. Тихая военная прелюдия
        А война начиналась совсем не так плохо, как можно было заранее о ней подумать. Люди порой веками бьются, стремясь сколотить цельное и крепкое государство, но большую часть работы за меня уже проделали друиды и случайно скончавшиеся мифические чудовища вроде Галапаса и забывшего вымереть вовремя динозавра. К слову сказать, на почве последнего приключения Пеллинор едва не всерьез помешался, и теперь где бы мы ни проходили; а чем более диким было место, тем более он воодушевлялся - всюду надеясь встретить какое-нибудь подходящее чудище и геройски порубить его в капусту. Меня так и подмывало отправить его в целенаправленное паломничество на озеро Лох-Несс, вместо того чтобы наблюдать, как он то и дело срывается с места и с азартными воплями мчится куда-то в чащу, а потом с такими же воплями, в самый неожиданный момент возвращается, вызывая в войске легкий переполох.
        Но помимо этого, пока веселого было мало.
        Мы ехали по разоренным землям. Зрелище было тягостным, хотя уже и не удивляло так, как то пепелище, что встретилось нам еще в самом начале по дороге в Лондон, но теперь это распространялось на куда большую территорию. Пусть, по большей части, эти земли привыкли к ежегодно возобновлявшимся вторжениям, но, по словам очевидцев, с каждым годом дела обстояли все хуже.
        Лодегранс пал и Лотиан, по слухам, был уже от этого недалек. Что происходило в меньших королевствах, трудно было сказать. Некоторые примкнули к саксам, так как те попросту оказались ближе и оказались единственной реальной силой.
        - Эх, и ради чего мы все это затеяли? - вздохнул Олаф и еще раз с отвращением оглядел окрестности. Они того, надо признаться, стоили. В смысле, отвращения. Какое-то время я следовал его примеру, созерцая вьющийся над очередными горами пепла дым, потом пожал плечами.
        - А куда теперь деваться? Или ты имел в виду саму абстрактную идею вместе со всем сомнительным скарбом затеряться во времени?
        - Именно эту идею.
        - А по-моему, интереснейший эксперимент.
        - Со стороны все казалось проще, и никто не предвидел, что тебя сразу понесет в короли. Как только это случилось, я понял, что нам крышка, хотя еще не знал, насколько, - проворчал он наполовину шутливо, но только наполовину.
        - С любым королем были бы проблемы, - не согласился я. - Не только со мной. А застряли бы мы в каком-нибудь ином положении, среди тех же обстоятельств, было бы лучше? Вот погляди-ка на это селение - что от него осталось?
        - Ну, кажется, что-то еще осталось…
        - Не приглядывайся - не стоит. Кей сам отправит похоронную команду, а нам уже необязательно… Выбери мы своим пристанищем что-то подобное - и что дальше? Болтаться неприкаянно по всему острову в поисках местечка поспокойнее, оставляя за собой кучки пепла? А если бы вздумали не болтаться, а окопаться поосновательнее, защищать каким-то образом свою временную базу, и пришлось бы опять же проявить свои чуждые таланты и, в самом лучшем случае, после долгой крысиной возни, оказаться примерно в том же положении, в каком мы есть, и опять-таки, пришлось бы «погрязнуть в местных проблемах по уши». А в худшем, пришлось бы воевать со всем миром, и без всякой армии.
        Олаф что-то невнятно крякнул. А может, под ним скрипнуло седло или усмехнулась лошадь.
        - И это ты называешь армией?
        - Гавейн, а мы-то сами кто? Обычные люди?
        - Смейся, смейся… А где Кадор? Он должен был уже к нам присоединиться. Не в такой уж Корнуолл опасности, чтобы сидеть там безвылазно. Где его носит?
        - Где-нибудь да носит. Может, против нас армию собирает.
        Олаф устремил на меня свирепый взгляд, но ничего не сказал.
        - Зато, Кантиум на нашей стороне, - напомнил я. - Иначе, у нас не было бы сейчас почти трехтысячной армии, - по дороге к нам постоянно присоединялись все новые небольшие отряды, но их было много. - Значительную часть пришлось бы оставить в Камулдунуме. Или даже остаться самим.
        - Почти трехтысячная… хе-хе… А у Кольгрима, говорят, двадцать тысяч!
        - Не бери в голову, - улыбнулся я. - Кельты - народ впечатлительный.
        Олаф фыркнул. Не то чтобы все происходящее его так уж сильно впечатляло, но фыркать он любил - на всякий случай.
        - И держатся, выходит, на голой вере. Иначе, с их впечатлительностью, я бы давно разбежался от тебя куда глаза глядят - ага, именно так - разбежался, сразу во все стороны!
        - Они еще и сумасшедшие. Тоже исторический факт…
        Олаф вздрогнул. Да и я тоже. Сзади послышались душераздирающие вопли. Таранис коротко заржал и загарцевал. Оглянувшись, мы увидели, как группа всадников, напоминающая персонажей легендарной Дикой Охоты короля Аравна, отделилась от колонны и помчалась к кромке леса.
        - Опять… - вздохнул Олаф почти смиренно.
        - Ну и ладно, - сказал я. - Есть еще надежда, что Пеллинор притащит в лагерь что-нибудь более съедобное, чем сказочный дракон или какая-нибудь старая коряга. Ладно, давай останавливаться. Пожалуй, и впрямь на сегодня хватит.
        Мы остановились близ еще одного селения, которому повезло больше, чем встреченному нами ранее, хотя в нем совершенно не было боеспособных мужчин, и оставались лишь старики, дети и женщины. Частокол и палисад вокруг него, обнесенного еще и земляным валом, армию бы не остановили, но просто в моральном плане вызывали уважение. Да и само селение напоминало скорее небольшой город с деревянной крепостью посередине. По объяснениям селян, мужчины в полном составе отправились преследовать отряд, нападение которого им удалось не так давно отбить. Оставшиеся жители, впрочем, уверяли, что они и сами не промах, и жалели, что все воины уже ушли на дело, вместо того, чтобы теперь же присоединиться к нашему славному воинству.
        Встречать нас, за главного, вместе со «старшим из старцев», вышла женщина в потертых кожаных доспехах и шлеме, очень смуглокожая, широколицая и широкоплечая, хотя и не отличающаяся высоким ростом. Подвешенная к ее широкому кожаному поясу с круглыми и массивными как тарелки бронзовыми клепками обитая железом палица болталась на ней как невесомая погремушка. Вьющиеся сильно выгоревшие волосы, небрежно разбросанные по ее спине и плечам казались почти белыми. На Бедвира она, кажется, произвела особенно неизгладимое впечатление. Да и она его, как будто, заприметила. Звали воинственную леди Маха, и она действительно оказалась тут главной. Вся система обороны в деревне, как выяснилось, была ее заслугой, а отбывшим отрядом верховодил ее младший брат, посланный таким образом на стажировку, с наказом привезти обратно не меньше десятка неприятельских голов, чтобы присоединить их к уже красующимся на частоколе. Выразив про себя надежду, что среди привезенных голов не окажется по случайности голова Пеллинора, я приказал разбить лагерь поблизости и велел командирам напомнить своим людям, что всякое мародерство
будет караться смертью через повешение или на выбор - как там принято у местных. Маха немедленно организовала какую-то торговлю между деревней и нашим обозом, я оставил ей для всех переговоров Бедвира и отправился вздремнуть - этого занятия в последнее время как-то всегда не хватало, так что пренебрегать им, раз уж выпала возможность, не стоило.
        Среди ночи объявился Пеллинор, так и не отловив никакую из своих химер. Пришлось уточнить у него, не оставил ли он где-нибудь в лесу под елками кого-нибудь из соплеменников Махи. Пеллинор с унынием ответил отрицательно, и наутро мы распростились с местными жителями лучшими друзьями. Не пришлось даже никого вешать, хотя слух о некоем «покушении с негодными средствами» все-таки пронесся, но так как Маха сама проломила виновнику голову, инцидент был исчерпан, причем, совершенно случайно свидетелем при этом оказался Бедвир. Кей немного опечалился из-за того, что все уладилось и без него, и прочел Гарету по дороге почти часовую лекцию о пользе воинской дисциплины и о мерах ее поддержки. Гарет, по-видимому, впечатлился, и удалился сразу после этого послушать воспоминания Мельваса о его предыдущих войнах, напоминающие классические истории ужасов, чтобы развеяться. Скажите мне, что он попал в дурную компанию.
        По словам Махи, в округе ее людьми было замечено несколько крупных банд, не имевших несчастья столкнуться с ее селением. Вообще-то, это были не совсем банды. В определенном смысле это были аванпосты Кольгрима, пущенные вперед как для скорейшего захвата малозащищенных территорий и их всяческого ослабления, так и просто на вольный выпас - в преследовании личных целей на свой страх и риск, а заодно и для разведки - как мы тут, собственно, поживаем и продвигаемся. С такими мы уже не раз встречались, мало кто из этих разведывательных отрядов возвращался потом назад с чувством собственного достоинства и гордости хорошо выполненным поручением. Собственно, вообще очень мало кто потом возвращался. Хотя, думаю, многие надеялись хотя бы на удачный кавалерийский наскок на какую-нибудь отдельную часть, с тем, чтобы одержать маленькую победу ради самолюбия и славы, и затем благополучно скрыться. Так что таких отрядов хватало.
        И продвигались мы с хорошей скоростью, но несколько зигзагами, не только из-за пресеченной местности, но и для лучшего очищения проходимой местности и, при этом, чтобы дать немного времени тем, кто догонял нас по дороге в жажде присоединиться, да и просто, чтобы Кольгрим не дремал. Можно было, учитывая разницу в численности армий, заставить его немного погоняться за нами, все время слегка изменяя курс, с тем, чтобы он в этом процессе подрастерял по чуть-чуть, по частям, свои силы, тем более что он с меньшей опаской шел на разделение своих войск для лучшего охвата территории. Долго, конечно, так играть не стоило, пока он не потерял интерес примериваться к лучшему направлению для скорой встречи и пока мы с ним на пару не уничтожили на этих землях все живое, и пока моя собственная армия не заскучала и не истощила свой обоз и свой энтузиазм прежде, чем перейдет к серьезным действиям.
        Откуда-то слева, из-за редкого перелеска послышался звук рога.
        Вот и еще рыбка попала в сети. Судя по условленному сигналу, рыбка невелика, отряд Бедвира справился бы с ней и сам, но зачем зря растрачивать силы? Сейчас мы их догоним, и все будет спокойно и рутинно кончено. В конце концов, это всего лишь тихая военная прелюдия. Ничего серьезного пока по пути не попадалось. Мелкие стычки и ничего не значащие и почти не наносящие потерь бои и препятствия. А тем временем, мы и Кольгрим, с разных сторон, все ближе подходили к реке Дуглас. Вот там-то и решится, хватит ли нам пороху не загубить свою легенду в самом начале.
        IV. На реке Дуглас
        Войска заняли позиции задолго до рассвета. Было сыро. Туман лип к земле, будто стараясь укрыться от ночного холода, теснее к ней прижавшись. И в этом тумане было еще скверно видно, насколько мало нас и насколько больше войск собралось на смутно темнеющих холмах перед нами. Повсюду в тумане, потрескивая, горели костры, едва пробиваясь сквозь плотную пелену, и дым смешивался с влажным паром, поднимающимся от земли и поблескивающей мертвяще-стальными извивами реки. В нужный день, пусть это была ночь, и в нужный час, хотя еще и непонятно, кому это было нужно именно так, а не иначе, мы подошли к реке Дуглас, назначенной как место встречи даже не нами с Кольгримом, а полувздорными преданиями, которым еще только предстоит когда-нибудь появиться. И еще неясно, о чем будут эти предания и появятся ли они когда-нибудь.
        - Есть ли смысл напасть на них ночью? - задумчиво пробормотал Олаф, кутаясь в отсыревший плащ и брезгливо щурясь в блеклую мглу. - Клаузевиц, конечно, не советовал, но все зависит от частных обстоятельств. И надо же что-то делать с разницей в силах.
        - Клаузевиц не советовал. А Влад Цепеш зато, ему назло, успешно воплощал. Но все-таки, что-то несколько не тот у него был стиль действий, чтобы повторять, хотя иногда и соблазнительно. Как-то не хочется устраивать простую резню. Да и люди устали и ночное ориентирование у них выйдет так себе. Сделаем пока вид, что ждем Кадора, а там поглядим.
        - Что значит, сделаем вид? - с немного театральной ехидцей полюбопытствовал Олаф.
        - В конце концов, он же не сумасшедший, чтобы появляться вовремя.
        - Эх… - вздохнул Олаф. - Оливье сделал под Ронсевалем одну большую ошибку - не прикончил Роланда своими руками. Что ж, сам виноват. Только скажи мне честно и заранее, это намеренное эпическое самоубийство или как? Не то чтобы я против, просто интересно.
        - Поглядим по обстоятельствам. Не переживай. Мы же беспринципные натуры. Что нам стоит, в конце концов, договориться и с Кольгримом? Чем он хуже остальных?
        - Угу, - еще более ехидно сказал Олаф, но комментировать не стал. Далеко ему до Гамлета, право слово.
        И решив, что делать, или вернее, не делать, мы отправились передохнуть, пока еще было время, всего лишь расставив войска в удобном порядке, чтобы всякие неожиданности не застали нас слишком врасплох.
        В палатке было не так сыро как снаружи и заметно светлее, благодаря немного чадящей масляной лампе на деревянном раскладном столике, создающей иллюзию мирного уюта в ограниченном матерчатыми стенками пространстве. Я еще раз развернул брошенный на столик свиток карты, снова мысленно приводя в порядок представление о том, что происходило в действительности, и как это должно примерно соотноситься с картой. На самом деле, эта река Дуглас, холодно поблескивающая в стороне от выстроившихся друг против друга лагерей, имела очень мало общего с тем притоком шотландской реки Клайд, который тоже назывался Дуглас. Наш Дуглас был притоком Трента, немного задержавшим основные силы форсировавшего его Кольгрима по дороге на юг. А чтобы добраться до того, что в Шотландии, пришлось бы очень хитро обходить Эборакум с севера, и при этом, чтобы Кольгрим двигался нам навстречу на север, а не на юг, что не поддавалось бы никакому здравому объяснению при настоящем положении дел. Хотя в другие времена я считал обычную привязку этого события к той, другой реке Дуглас вполне возможной. Ведь если двигаться навстречу
Кольгриму не с юга, с его Лондонами, Камулдунумами и Карлионами, а примерно откуда-нибудь из окрестностей будущего Эдинбурга, где располагается сейчас королевство Лотиан, то место предполагаемой судьбоносной схватки было бы достаточно правдоподобным. Только тогда предполагаемому историческому Артуру, а вернее одной из составляющих собирательного образа нечего было бы делать ни в Камулдунуме, ни даже в Уэльсе, он был бы одним из северных правителей или просто полководцев, и недаром гора поблизости от Эдинбурга была бы названа в его честь - Артуров трон, и вся его северная родня в Лотиане тоже отлично вписывалась бы в эту картину.
        Впрочем, это всего лишь одна из правдоподобных версий. Не менее правдоподобной казалась и версия, что одним из прототипов был некто вроде не менее легендарного Финна - предводитель своего рода «фианы» с неопределенной локализацией в какой-то одной географической точке, что и вылилось позднее в представления о братстве Круглого Стола и странствующем рыцарстве одновременно. Но история, в которую мы угодили, как мы и ожидали, была слишком далека от реальной, куда дальше, чем была от нас сейчас шотландская река Клайд и приток ее Дуглас.
        Вариант Гальфрида Монмутского - мол: «оба войска, сойдясь в сражении, в большей части своей были истреблены» мне почему-то тоже не хотелось делать близким к истине. Если истребить большую часть моего войска, от него вряд ли останется что-нибудь вразумительное. Если другого - а что они, собственно, сделали плохого мне лично или слишком уж выдающегося и необычного для этих времен, чтобы это было справедливо и оправданно? Я поразмышлял немного над предварительным планом действий и расстановкой сил, чертя кончиком кинжала почти незаметные, скорее воображаемые линии на карте. Чисто умственное упражнение, полезное только для разминки извилин. Но иногда это действительно бывает полезно, хотя очень редко именно так, как об этом думаешь заранее. Наконец я свернул свиток и улегся спать, продолжая и во сне штудировать воображаемую карту.
        Наутро, то есть, через пару часов, мы с Олафом снова стояли рядом на верхушке холма, над прикрытой рваной вуалью тумана рекой.
        Над нашими головами хлопал на сыром ветру темный штандарт с вытканным на нем изображением багряного дракона - выглядело почти геральдично, хотя до классической геральдики еще века и века. Над ставкой Кольгрима вился на почти таком же темном фоне белый дракон. В отличие от нашего, крыльев у него не было, зато свивался он в куда большее количество колец. Отсюда он был почти не виден, разве что в самодельную подзорную трубу Олафа, через которую он вглядывался сейчас сквозь клочья тумана в темнеющие на соседних холмах ряды, точки, движущиеся как муравьи на куче хвоинок, называемой муравейником. Поглядев в эту же трубу, я примерно уяснил себе как выглядит Кольгрим - коренастый широкоплечий малый во цвете лет, с выбивающейся из под широкого золотого обода светлой гривой заплетенной в косицы, в доспехе из начищенных металлических пластин, нашитых на кожаную одежду, покрытом синим плащом с меховой опушкой.
        - Зря мы не добили кое-кого под Камелотом, - заметил Олаф.
        - А что такое?
        - Карадос и еще некоторые - они теперь на той стороне, присоединились к Кольгриму.
        - Наверное, жить хотят.
        - А нам это интересно?
        - Но понять их можно. Да и не так уж их много. В общей массе.
        - Да, ничего так себе массочка. Но и они могут сыграть роль последней капли.
        - Судя по их расположению, вряд ли последней. На месте Кольгрима, я бы выпустил их первыми. Неплохая получилась бы шутка. Зверская.
        - Все бы тебе шутить. - Олаф опустил трубу. - Хотя, что-то они ведь делают в первой линии.
        - А ты стал бы оставлять их в тылу?
        - Какая странная идея.
        К нам подскакал Бедвир.
        - Лучники и пращники готовы. Будем ждать или будем выступать?
        - Какая странная идея, Бедвир, - повторил я вслед за Олафом. - Конечно, будем ждать.
        Солнце понемногу поднималось над холмами, расцвечивая туман золотистыми красками и безжалостно его рассеивая. На самом деле, я не оценил бы превосходство противника намного более чем втрое. Возможно, только его организованная часть была куда больше чем у нас, а в прочем, это был тот же нестройный сброд. Конечно, это были и не все силы Кольгрима. Насколько было известно, брат его Бальдульф хозяйничал где-то на севере с немалым же войском. Да и из-за моря к нему постоянно подходили корабли с подкреплением.
        Развиднелось. Земля немного подсохла, и на противоположных холмах заиграли рожки. На нашей стороне - тоже.
        - Артур! - окликнул Бедвир, стоявший на удобном уступе в двадцати шагах от нас. - Северные князьки выдвигаются вперед. Приказать лучникам и пращникам действовать?
        - Нет, - остановил я, глядя на перемещения в лагере противника. - Пропусти их. Побереги стрелы и камни для Кольгрима.
        - Но если эти первые врежутся в нас, разве мы сможем подготовиться к встрече с костяком их войска? - удивился Бедвир.
        - Сможем, - заверил я. - Гарет! Подведи мне Тараниса.
        - Так что мы сейчас делаем? - поинтересовался Олаф.
        - Понятия не имею, - весело соврал я.
        Гарет подбежал чуть не вприпрыжку, путаясь в траве и болтаясь на поводьях Тараниса как легкий колокольчик на упряжи. Может я и поостерегся бы позволять Гарету иметь дело с этим конем, но похоже, он проникался нежными чувствами ко всему моему зверью, начиная с Кабала и кончая этим вороным громилой, и те, как ни удивительно, платили ему взаимностью.
        - Кадор еще не прибыл, - зачем-то повторил очевидное Гарет с чувством причастности к важности сказанного и задумчиво посмотрел на коня. Тараниса подарил мне Кадор - с неясно какими мыслями. Тогда считалось, что хотя по всем статьям и статям зверь хорош, но с головой у него явно не все в порядке. Было бы, конечно, проще оставить его где-нибудь в королевском табуне в качестве производителя, но поскольку с головой у меня дела обстояли примерно так же как у коня, мы сразу отлично поладили.
        - И не прибудет до конца боя, - заверил я. Это был всего лишь циничный выпад, но Гарет посмотрел на меня так, будто я высказал пророчество в духе Мерлина.
        - Мне ждать или выехать с тобой? - спросил Олаф.
        - Подожди. Следи за ситуацией отсюда, и если что, бери командование на себя. - Надо же оставить кого-то в резерве здравого смысла, если я все провалю.
        Олаф усмехнулся. Он бы непременно сказал: «Ты это можешь», но не хотел пугать остальных.
        Я подозвал Бедвира, Мельваса и Пеллинора с его людьми, отослал Кея к Олафу и приготовился к спуску с холма, как только нам навстречу двинутся первые отряды севера.
        Ждать пришлось недолго. Впереди послышались душераздирающие крики и нестройные группы конников и пеших бойцов скатились в пологую долину.
        - Неужели они не понимают, что их просто использовали? - задумчиво пробормотал Бедвир. - Хотя почему-то всегда находится кто-то, кто не понимает.
        Я пожал плечами.
        - Иногда и понимание не останавливает. Мало понимать, надо еще надеяться на то, что тебя хорошо примет жизнь, если откажешься по чьему-то слову принять смерть.
        Бедвир скривился.
        - Это слишком гнусная мысль.
        - Абсолютно верно. Вперед.
        Я с мягким шелестом плавно извлек из ножен Экскалибур, отполированный до зеркального блеска, и тронул Тараниса шпорами. Конь пронзительно заржал, картинно встал на дыбы, застыв на мгновение, и коротким галопом устремился вниз, в долину, храпя, грызя удила и ускоряя бег. За мной, чуть отстав, последовали Бедвир и Мельвас, а за ними, развернутым веером, конники Пеллинора - дикие охотники на нашей грешной земле. Адская гончая, как скачущий белый резиновый мячик, мчалась рядом, вровень с Таранисом и чуть в стороне от выбивающих комья земли мощных копыт. На полном скаку, я поднял клинок в приветствии. Разрезаемый лезвием ветер засвистел свою первобытную боевую песнь.
        Впереди, на темной лохматой лошадке, я заприметил Карадоса с дико блестящими над бородой вытаращенными глазами и съехавшей на ухо помятой короной.
        - Карадос! - крикнул я весело. И с удовлетворением отметил, что устроенное нами представление не превращается в обычную психическую атаку. Карадос скакал с как-то вяло поднятым мечом и пару раз нервно оглянулся, будто не очень-то зная, что ему делать. - Дракон приветствует тебя! Он ждет тебя!
        Карадос поднял руку - сперва неуверенно. Я подбросил Экскалибур в воздухе, перехватил его как крест, за лезвие, и радушно помахал им - мол, присоединяйся к компании, даже подмигнул, хотя вряд ли он мог хорошо это разглядеть, и Карадос, явно воспрянув духом, тоже радостно замахал нам.
        - Пендрагон! - крикнул он во все горло, потрясая мечом уже откровенно восторженно, и все мчавшиеся за ним отряды подхватили этот клич. Со стороны неприятеля донесся рев ярости и свист. Мы же с хохотом, всей компанией вернулись на позиции.
        - Плохи дела на севере? - спросил я Карадоса, пока мы подъезжали с ним назад к штандарту, а последовавшие за нами отряды обменивались радостными салютами с нашими войсками.
        - Хуже некуда, - ответил Карадос. - Не знаю, чем все это кончится… - он сокрушенно покачал головой.
        - Как насчет заложников? - поинтересовался я. - Или Кольгрим так уверен в себе, что не сомневался в вашей верности?
        - Э… - сказал Карадос, пряча глаза. - С одной стороны, я подумал, может и нечем тут особенно дорожить - все мы смертны, а потом, они в Эборакуме, а не здесь. И может, мы еще и выиграем. А Мерлин с нами?
        - Мерлин всегда с нами, даже когда его с нами нет, - заявил Олаф, пристально разглядывая Карадоса уже не в подзорную трубу. - И почему ж ты передумал сражаться на стороне силы?
        - Силы?.. - Карадос издал почти истерический смешок. - Она ведь послала меня вперед, чтобы уничтожить. Я от нее еле увернулся, когда она была рядом. Но я не собираюсь отбрасывать копыта ни в ее честь, ни с ней за компанию. Да и с богами не спорят. - Карадос настороженно посмотрел на рукоять Экскалибура, снова спрятанного в ножны. - К тому же, я не верю, что вы так же как они, пустите нас сразу на убой.
        - А жаль… - еле слышно пробормотал Бедвир. - Но бесполезно…
        - Но мы все еще в меньшинстве, - заметил Олаф. - Думаешь, я уверен в том, что ты не ударишь мне в спину, опять передумав?
        Карадос насупился.
        - Ладно, - кивнул Олаф. - Но учти, если что, голову снесу.
        - Ну, только если «если что», - дипломатично согласился Карадос. - Но я себе не враг. Я слушаю мудрецов и иногда доверяю нажитому опыту. Благодаря этому я получил свою корону…
        - Хватит разговоров, - отвлек я их, поглядывая в сторону противника. На этот раз войска Кольгрима начали перестраиваться, уже не выпуская случайных союзников вперед. - Кей, отлично, теперь они идут сами и это уже не шутки. Дальше - по плану.
        Кей ухмыльнулся и повернул коня, отъезжая.
        - А в чем план? - с жадным любопытством спросил Карадос.
        - Если уцелеешь, тебе понравится.
        Бой начинался не по всем правилам современной войны - не было никаких одиночных поединков, с которых обычно все должно начинаться. После «атаки» Карадоса сразу же выдвинулись основные силы. Все обычаи, как будто, исполнялись теперь через раз - похоже, Эборакум, так же как и многие бриттские княжества, задела в этом романизация, жертвующая личной славой отдельных героев в пользу славы общей. А может, Кольгрим настолько не воспринимал бриттов серьезным противником, что и не думал, что стоит обращаться с ними иначе, как раздавить не глядя. В конце концов, если уж и устраивать подобного рода представления, как поединки, то стоило сделать это еще до того, как выпускать Карадоса. А то, что из этого вышло - разозлило его окончательно, так что героической вежливостью начало этого сражения украшено не было.
        Итак, под командованием Кея наши войска завершили построение, причем, как и армия саксов - построение клином, но вперед двинулись лишь тогда, когда войска Кольгрима почти достигли подножия холма. Может на ровном месте бритты и потеряли бы в разгоне, но только не при движении вниз по склону, тогда как противнику оставалось двигаться вверх. А на самом подходе он еще и получил хорошую порцию стрел и камней из пращей. Несколько катапульт, установленных чуть за прикрывшими их вершинами холмов тоже проделали хорошие бреши. И тогда уж мы, вслед за всеми этими снарядами, ринулись вниз. Никто не свернул. Два клина врезались друг в друга как два сдвинутых навстречу пасхальных яйца, проламывая скорлупу, чуть сбоку от самых острий друг друга и почти отсекая их от основного тела. Кольгрим двигался хотя и не в самом пятачке «свиньи», но все же угодил именно в свой отсеченный «острый конец», так же как и я. Теперь осталось выяснить, чье острие окажется скорее раздавленным в образовавшихся тисках и вращающейся мясорубке. В таких обстоятельствах все преимущества все еще преобладающего числа сводились лично для
предводителя саксов почти на нет.
        Таранис словно взбесился - до многих противников мне не удалось добраться только потому, что конь разметывал их в стороны, разбрасывал и без зазрения совести топтал, нимало не заботясь о некоторых теоретических рассуждениях о том, что лошадь никогда не наступит на лежащего на земле человека. Должно быть, такое пишут люди, которым ни разу не доводилось оказываться под копытами. Я как-то оказывался и могу с точностью утверждать, что подобные заявления - полная ерунда.
        Врезавшись в летящий на нас клин, я оставил свое копье в чем-то плотном, прорвавшемся под острием - не берусь утверждать, что это была именно плоть и что удар действительно был так страшен, как мне сообщила об этом отдача - люди впереди и вокруг завихрились как водоворот, появляясь и исчезая в бурном потоке с далеко не всегда ясным результатом. В сече выхватывались лишь какие-то яркие фрагменты, обрывки реальности - мелькнувшая рядом отрубленная рука, брызнувший из чьего-то горла фонтан крови, но падающие жертвы тут же скрывались за новыми напирающими телами и взбесившимся лесом стали и древков копий, рогатин, боевых топоров, палиц и даже молотов, дробящих черепа как орехи. Чем скорее этот калейдоскоп закончит вращаться, тем лучше. Я протрубил в рог, выхватил Экскалибур и во все горло заорал:
        - Кольгрим!
        Все вокруг что-нибудь кричали, и разобрать что-либо было трудно. Но откуда-то со стороны послышался ответный зов рога и разъяренный вопль: «Артур!» Забавно, что иногда можно расслышать разницу между боевым кличем союзника, выкрикивающего твое имя, снося твоему врагу голову, и точно таким же зовом врага, мечтающего выпустить тебе кишки. Должно быть, тут замешана какая-то мистика. И не переставая звать Кольгрима, я принялся проламываться на крик.
        Зверино-человеческая стена сама не поддавалась, ее приходилось кромсать, резать и растаптывать обломки и обрывки. И расталкивать тех, кто не приходился противником. Олаф идеально прикрывал меня сзади. Бедвир и Мельвас также делали все от них зависящее, и вокруг нас начала образовываться в буквальном смысле слова мертвая зона - мы определенно проламывали отколовшуюся часть саксонского клина, продавливали, и были близки к тому, чтобы ее раздавить - но ни в коем случае, нельзя было при этом упускать Кольгрима - иначе чертово побоище могло затянуться на чересчур долгое время и привести к слишком большим потерям. Мне лично они были ни к чему. По крайней мере, пока. Наконец я заметил его - коренастого человека на крепком соловом жеребце с буйной гривой, и с такой же буйной гривой, выбивающейся из-под шлема, украшенного венцом. Его синий плащ был уже скорее бурым, чем синим, прорванным во многих местах.
        - Кольгрим! - снова крикнул я, и он оглянулся. В мой щит откуда-то ударилась стрела, но после этого пространство вокруг стало быстро словно само собой расчищаться. Кольгрим развернул коня и, пришпорив его, ринулся мне навстречу, не обращая внимания на то, следовал ли кто-нибудь за ним, и на тех, кто следовал за мной. Но если это и было безрассудство, то только не для этого мира. Сражение наконец достигло все же той стадии, когда все должно было решиться поединком. Пусть не начальным - тем более что такими никогда ничего не решалось, так финальным. А в столкновение главарей, если уж они друг до друга дорвались, лучше не лезть. Зато можно быстро и просто увидеть, на чьей стороне сегодня Вселенная, не устраивая для этого Армагеддон, а лишь запасшись спортивным интересом, никогда не подводившим зрителей Колизея.
        С грехом пополам мы съехались, и Кольгрим нанес первый сокрушительный удар. Правда на деле он оказался скорей на излете и разве что выбил из моего щита воткнувшуюся туда стрелу, после чего я даже позволил ему перевести дух, не нападая сразу в ответ.
        - Тесно стало в славном Эборакуме? - вежливо поинтересовался я.
        - Мою землю ты не получишь! - запальчиво рявкнул Кольгрим, нанося второй «сокрушительный» удар, ушедший вскользь и в пустоту, и с удивлением уставился на меня, сообразив вдруг, что я заговорил с ним на его же саксонском языке.
        - Твою землю я не трогаю. Возвращайся к себе, и покончим на этом миром.
        Кольгрим презрительно рассмеялся.
        - Ты глупец. Возвращаться, когда я сильнее? Возвращайся сам, если сможешь, а там поглядим, кто со временем завладеет чьей землей. Вашему племени уже немного осталось. Корабли прибывают, и им нужно больше места.
        - Ну, как знаешь, - ответил я, и тронув шпорами Тараниса, резко протаранил его коня, одновременно крепко ударив Кольгрима щитом в бок, когда он отвлекся на обманный выпад мечом. Конь Кольгрима визгливо заржал, и мы оба кубарем перекатились через него, оказавшись на земле. Не особенно показательный момент для завершения, его поражение не должно казаться ему простой случайностью, поэтому, едва поднявшись на ноги, я отскочил в сторону. Кольгрим метнулся было назад к лошади, но я перекрыл ему дорогу.
        - Нет уж, погоди. Разберемся без посторонних, даже если у них копыта…
        Замечание оказалось вовремя - пришлось отпихнуть в сторону Тараниса, решившего, что он тоже вполне может повоевать с Кольгримом и без меня. Обидевшись, конь отбежал поближе к Бедвиру. Конь Кольгрима бестолково носился вокруг на манер безголовой курицы и почти не мешал.
        Кольгрим вконец разъярился, что на его месте было весьма прискорбно, хотя, не повезло ему уже с самого начала, как не повезло бы любому из его времени. Его идеальный удар швырнул его куда-то мимо, второй тоже, в третий раз я просто ударил его рукоятью меча в челюсть, сбив шлем и изменив траекторию его полета, завершившегося уже на земле, и приставил острие Экскалибура к его затылку. Должно быть, он очень удивился, так как, не поверив в случившееся, попытался развернуться, отмахиваясь мечом. Перевернуться ему удалось, а вот его клинок отлетел в сторону. Острие моего меча оказалось уже у его горла, а на его щит я наступил.
        - Наверное, есть смысл покончить с тобой прямо сейчас, - проговорил я задумчиво.
        Трудно сказать, отчего именно его лицо было серее, от грязи, от гнева или от неверия в несправедливость судьбы. Скорее всего, именно от последнего. Тут я был с ним согласен. Она никогда не дает нам то, что нам нужно. Вот что-нибудь другое - порой даже через край. Кольгрим промолчал. Шум вокруг начал затихать. Тишина и тревожный шепот расходились кругами как волны от брошенного в воду камня.
        - Тебе все равно не победить, - прошипел наконец Кольгрим. - Вас раздавят! Моя смерть не остановит бой!
        - Ты на самом деле так думаешь? А что же тогда все так притихли?
        Тут же, будто в ответ, из глубины толпы послышались воинственные кличи, хотя, может быть, и не очень воинственные, шум, лязг, что-то уж очень похожие на какое-то нездоровое веселье.
        Все начали переглядываться и заглядывать друг другу через голову.
        - Что там? - спросил я Мельваса, приподнявшегося в стременах и поглядевшего в сторону внезапно возникшего волнения, а потом со зловещей ухмылкой обернувшегося снова к нам.
        - Не поручусь всеми деревянными богами, но похоже, там полным ходом пошло братание. Пиктские князьки решили перейти на нашу сторону, вместе с нашими северянами, а с ними еще и скотты, похоже… Видимо, наш саксонский приятель умудрился чем-то им всем не угодить.
        Судя по тому, что перечислил Мельвас, значительная часть саксонского войска, пусть и не самая организованная, нам уже точно не помешает. Что же касается организованной - нет, это не было такой катастрофой, как для французов при Азенкуре, но все же наши стрелки тоже неплохо постарались.
        - Предатели! - взвыл Кольгрим.
        Бедвир весело присвистнул.
        - Я вижу знамя Лота! Он все-таки успел подойти с фланга! С ним сотен шесть, не меньше, наверное, он все и затеял!
        - Да нет, - Мельвас указал рукой немного в другую сторону. - Вон там все еще раньше началось.
        - Ну что? - переспросил я Кольгрима.
        - Меня предали, - хмуро сказал он.
        - Бывает, - сочувственно сказал я. - Ну так как? Сдаешься? Или мне отрубить тебе голову и приказать сделать из нее кубок для питья?
        По-моему, именно последний аргумент решил исход дела. Не встречался мне еще человек, которого вдохновила бы перспектива стать кубком, неважно, насколько она соответствовала реальности. Кольгрим немного посопел, подумал, и вяло махнул рукой, сдаваясь.
        Но на этом, оказывается, дело еще не кончилось.
        Земля задрожала, послышался вновь гулкий топот, крики и лязг оружия. Это еще что такое?..
        - Блюхер явился, - мрачно объявил Олаф. - Это Кадор.
        Кажется, он что-то напутал. Для Ватерлоо было и коротковато и помельче и слишком рано. Даже Святая Елена Кольгриму пока не грозила.
        - Кей, останови его на подходе! - крикнул я. - Кей уже начал, ругаясь, пробиваться в нужную сторону. - Бой окончен! - Интересно, зачем я это сказал - разве и так было не ясно? Ну, разве что Кадору…
        Теперь уже мы были в большинстве. Бой был окончен, место сражения очищено, и две армии собирали и считали своих павших и раненых. В стороне от поля боевой славы были установлены шатры, где сражение перешло в не слишком долгие переговоры. Должно быть, не слишком долгие потому, что Кадору, к примеру, очень хотелось все-таки тут же на месте прикончить Кольгрима, а затем истребить до последнего человека все его оставшееся еще не столь малое воинство. Нет слов, тоже вариант достаточно неглупый, но мне он категорически не нравился, как и перспектива потерять при этом большую часть собственных сил, на чем войну пришлось бы и закончить, а хотелось бы все же пойти и дальше. Кольгрим не был последним пунктом, на котором стоило положить всю свою только что собравшуюся еще не спаянную армию. Нам предстояло прокатиться с ней очищающей (или уже захватнической?) волной до самых северных пределов, затем вернуться… и там уж поглядим.
        Но не исключено, что именно кровожадность Кадора сделала Кольгрима сговорчивее. Хотя и в его отсутствие я вполне бы справился с этой задачей, возможно даже у меня получилось бы это лучше, если бы никто не мешал. Впрочем, и так получилось неплохо. Главной задачей для Кольгрима стало теперь убраться от нас подальше подобру-поздорову и там обдумать как следует свои ошибки и снова набраться сил, поэтому он мало возражал против выставляемых требований, тем более, что они были, к неудовольствию Кадора, достаточно умеренны. Не знаю, на радость ли Карадосу и прочим или напротив, я ввел обязательным пунктом договора возврат Кольгримом удерживаемых им заложников без причинения им вреда. По этому поводу он проспорил дольше, чем по поводу наложения за причиненные им опустошения довольно солидной ежегодной дани, которая должна была быть выплачиваема Камулдунуму с последующим распределением по нашему усмотрению.
        Солнце уже садилось, когда мы обговорили все основные пункты соглашения, а о подробностях решили поговорить на следующий день, на свежую голову. Когда мы разошлись, похороны еще продолжались, а саксы жгли погребальные костры. На нашей стороне, в то же время, праздновали победу - умеренно, за чем должен был проследить не слишком довольный Кадор.
        Прежде чем присоединиться к празднику, я разыскал Гарета. Конечно, он был немного обижен из-за того, что я велел ему оставаться во время сражения с обозом, но до конца, как выяснилось, он с ним не остался. Всеми правдами и неправдами уговорив оставленного с ним для строжайшей опеки Марцеллина, он вместе со своим не состоявшимся в полной мере опекуном, присоединился к арьергарду. К счастью, им все равно досталась лишь роль наблюдателей. Зато Гарет с гордостью мог заявить подоспевшему к нам отцу, королю Лоту, что героизма ему не занимать. И судя по зеленому цвету его лица, когда обнажилось очищенное от живой боевой силы поле битвы, в это можно было поверить. В конце концов, он не стал сильно возмущаться из-за того, что я не взял его с собой с самого начала.
        Гарет, сопровождаемый лишь Кабалом, смотрел с уединенного бугорка на окрашенную кровью садящегося солнца реку. Разумеется, «уединенный бугорок» находился примерно в центре лагеря, у всех на виду, другие спокойные места найти было бы в округе затруднительно.
        - Как дела, Гарет? - спросил я подходя. - Виделся с отцом?
        - Виделся, - меланхолично ответил Гарет, попытавшись изобразить что-то вроде улыбки.
        - А почему сейчас ты не с ним?
        Я пригляделся к нему. Выглядел он таким же зеленым как днем, несмотря на розовеющий закат.
        - Ждал тебя. Как долго это продолжалось, - вздохнул Гарет.
        - Долго? А по-моему, как раз, очень быстро.
        - Я не про битву, - уныло сказал он. - Там все было быстро и ясно… хотя… может, и не очень ясно, - он невольно поежился, явно чувствуя себя неуютно и совсем не в своей тарелке. - Но просто. Как-то честно. Хотя… даже не знаю…
        - Хотя скольким из них не увидеть ни этого заката, ни завтрашнего рассвета, - продолжил я с ностальгическим пафосом. - А потом будет то же самое. И сперва каждый закат будет казаться все кровавее, а потом это войдет в привычку. Потом надоест и станет злить. Потом, быть может, станет безразлично.
        Гарет посмотрел на меня озадаченно, и в то же время завороженно, будто слушая сказку.
        Я подмигнул ему, присел на бугорок рядом и бросил в реку камешек. Кабал, толкаясь, пристроился между нами.
        - О чем ты думаешь, глядя на эту реку? - спросил я.
        - Она течет, - грустно ответил Гарет. - Она холодная.
        - Тут трудно поспорить.
        - А о чем думаешь ты?
        - О том, какого она цвета.
        Река на рассвете - алого цвета,
        Нежного алого цвета.
        Цвета рассвета,
        Жизни привета,
        Льющейся крови примета.
        Качнутся знамена парящим драконом
        Над тучами сказочных орд, -
        В огнь увлеченных,
        Тьме обреченных,
        Алчности райских ворот.
        Раскинув на поле ряды и колонны,
        Замерли тьмы муравьев,
        И ринулись строем,
        Мешаясь все роем,
        В мерцающий пестрый покров.
        Алого цвета, цвета рассвета,
        Звоном бегущих ручьев,
        Средь маргариток
        Травам напиток -
        Из усеченных голов.
        Мы молча посидели на бугорке, бросая в реку мелкие камешки.
        - Но почему цвета рассвета? - спросил наконец Гарет.
        - Потому что порой уже на рассвете бывает ясен закат. Закат не бывает неожиданным для того, кто видел его еще на рассвете.
        Гарет долго молчал, и видно было, что он колеблется - сказать ли то, что его тревожит или нет. Я не стал ему мешать.
        - То есть, ты уже на рассвете знал, каков будет закат?
        - Не для меня. И знаешь, это далеко не худший закат из всех.
        - Конечно, нет, - в голосе Гарета прозвучало удивление. - Ведь мы же победили!
        - Он хорош не только тем, что мы победили, а тем, что крови было гораздо меньше, чем могло пролиться.
        Гарет шумно выпустил воздух и обернулся, оживившись.
        - Значит, ты тоже не любишь кровь?!
        - Конечно, дружок. Ни один нормальный человек ее не любит. Если он начинает ее любить, лучше его сразу прикончить, чтобы меньше было крови.
        Он посмотрел на меня, явно повеселев, и уже совсем не такой зеленый как раньше.
        - А я-то думал, что со мною что-то не в порядке…
        Я ухмыльнулся, а через секунду мы оба расхохотались. Гарет упал на траву, отпихивая вертящегося вокруг Кабала, я схватил пса за шкирку, и вместе с ожидавшими нас Олафом и Кеем, мы дружно отправились немного попраздновать нашу победу на ночь глядя, вместе со всем начинающим скучать в наше отсутствие обществом. В конце концов, должны же и в победах быть какие-то положительные стороны. И надо же было проследить, чтобы не все перепились в присутствии такой оравы саксов.
        Лагерь не затихнет до рассвета. Он не только стал шумнее, он вырос в одночасье в несколько раз, и хоть это была весьма разношерстная банда, все это чудовище приводилось в движение одним рычагом. Стронутым когда-то пророчествами Мерлина, серией случайных, необъяснимых для этих людей, да и не только для них, происшествий, и даже самомнением Кольгрима, не позаботившегося о том, чтобы стать популярной личностью среди собственных союзников. Они пришли к нему лишь потому, что всех их по отдельности он с легкостью мог раздавить, но теперь они стали частью совсем другого дракона, частью органичной, и смертоносной. Этот дракон лежал, мерцая огненной чешуей костров, на нескольких склонах холмов. Чуть в стороне, как отведенное крыло, стоял лагерь Кадора.
        И красный дракон на воткнутом в вершину холма штандарте хвастливо расправлял крылья в отблесках костров. Над погасшими змеиными извивами меняющей свой цвет реки.
        V. Саксонский порт
        Солнце побледнело, медленно растворяясь в поднимающейся от серого моря хмари. Мы прождали в засаде почти весь день и начали уже беспокоиться, не зря ли мы тут сидим. Сидели мы на пустынном берегу в ожидании флотилии одного из самых известных союзников Кольгрима, саксонского предводителя Хельдрика, в наиболее вероятном месте его высадки. Эта часть побережья так часто служила гаванью саксонским кораблям, что ее даже прозвали Саксонским портом, да и по данным разведчиков, переданным с удобных прибрежных высот, флот Хельдрика, насчитывавший почти полсотни кораблей давно уже был замечен движущимся в этом направлении. Трудно сказать, не было ли разумнее ему подойти ближе к Эборакуму. Возможно, Хельдрик отчего-то разочаровался в Кольгриме и решил действовать самостоятельно, полагаясь на большую удачу и презирая проигравших, а может, ни в чем и не разочаровывался, а просто действовал как действовал, и все шло по плану.
        По плану все шло пока и у нас. Войско наше было сейчас несколько меньше, чем по окончании битвы при Дугласе. Кадор и часть других войск присматривали за Эборакумом и прочим наведением порядка на пройденных территориях. Последнее было, впрочем, уже не совсем для Корнуолла, а как раз для «части других войск». Зачем портить у местных жителей первоначальное хорошее впечатление? Пусть просто приглядывает за Кольгримом, раз они все равно друг друга стоят.
        И вот, когда начало уже понемногу темнеть, корабли наконец появились строем темных точек над свинцовой рифленой поверхностью моря, почему-то напомнившей мне волнующуюся степь. Стройные как стая черных лебедей ладьи быстро выросли из черных точек в изящно изогнувшихся водяных драконов, напоминавших легендарную старушку Несси. Они приближались с изящными взмахами полупрозрачных крыльев-плавников, кажущимися легкими гребками. Жаль… до чего же красиво почти все в этой жизни. И до чего коротка эта самая жизнь, беспощадно поглощающая саму себя. Разрушить эти грациозные создания… Но посмотрели бы вы на эти грациозные создания вблизи, и особенно на тех, кто приводил их в движение. Если они и страдали какими-то приступами сентиментальности, по их мечам и топорам этого не скажешь. Что ж, кто пришел к нам с топором… Да и просто - жизнь подлая штука.
        Мы дали кораблям подойти поближе. Приблизившись к берегу, передняя их линия убрала весла. Потом с бортов в воду с криками посыпались люди и принялись дружно выволакивать корабли на мель. Когда первые суда в числе примерно дюжины оказались уже на берегу, мы зажгли огни и в ход пошли катапульты, установленные за холмами, они били через голову уже вытащенных на сушу кораблей, по тем, что еще качались на волнах, били снарядами из камней и подожженными смоляными факелами. Моментально флот Хельдрика охватила паника. Появившиеся из-за гребней холмов лучники с пылающими стрелами с меньшим эффектом, но с большей меткостью подхватили обстрел. Первым порывом противника было столкнуть вытащенные на берег суда обратно в воду, но там уже горели и сталкивались потерявшие управление корабли, некоторые тонули, опускаясь на уже недалекое дно и там застревая, и эта затея была оставлена. Тогда многие поспешили также высадиться на берег, куда уже высыпали или потекли ручейками британские отряды, готовые встретить пришельцев в рукопашной схватке. Но где-то десятку кораблей удалось благополучно повернуть обратно. Я
мысленно пожелал им удачи и возглавил атаку на оказавшиеся беспомощными ладьи. Олаф командовал силами, наступавшими с другого фланга, руководить катапультами и стрелками, уже выполнившими свою главную задачу, остался Кей.
        Клещи сомкнулись, и каким бы ожесточенным ни было сражение на берегу, оно было не таким уж долгим. Многие из высадившихся погибли, не успев еще привыкнуть к неподвижной земной тверди, немногие сдались, еще нескольким уцелевшим в разной степени кораблям удалось вырваться из свалки и отплыть. Мы с Олафом захватили тем временем пару по-настоящему хорошо сохранившихся в этой передряге кораблей и пустились преследовать спасающихся бегством в море; еще раньше мы как следует постарались выяснить, разбирается ли кто-то из бриттов мало-мальски в судоходстве - моряки или рыбаки, или просто легко обучаемые люди, с врожденной предрасположенностью к морскому делу, которым легко дались наши объяснения и объяснения местных профессионалов. Конечно, даже этим профессионалам не приходилось, как правило, иметь дело с саксонскими ладьями, более громоздкими, чем легкие кожаные челны, на которых издавна бороздились западные моря, и более юркие, узкие и стремительные, чем корабли, появившиеся с приходом в Британию римлян. Но были бы какие-то азы, а там уж можно и сообразить по обстоятельствам, что к чему, было бы
желание. Теперь эти люди и составили костяк наших импровизированных команд, а с ними и прочие энтузиасты, не испугавшиеся новизны впечатлений и морской болезни.
        Под нашим чутким руководством команды не слишком неуклюже и медленно справились с парусами и веслами. Кое-какую помощь тут, надо отдать справедливость, оказали и сдавшиеся на нашу милость саксы.
        Корабль Олафа немного опередил мой. Догадываюсь, что наш штатный викинг вовсю наслаждался ситуацией. Хотя думаю, что и я испытывал энтузиазм не меньший. Первое морское сражение было приятной свежей струей во всей кампании. Почувствовав здоровое спортивное нетерпение, я немного побегал по резво скачущему по волнам кораблю, раздавая направо и налево ценные указания, выправил руль, и вскоре мы уже начали нагонять Олафа. Нельзя же было позволить ему уйти слишком далеко вперед в гордом одиночестве.
        Посмотрев назад, в сторону покинутого берега, я увидел, что еще три корабля неуверенно отделились от общей массы поврежденных и горящих судов и плывут за нами. Два шли достаточно ровно, хоть и не слишком умело, а третий, сильно отстававший, все норовил завалиться набок и идти причудливыми зигзагами. Похоже, он был не только плохо управляем, но еще и как следует потрепан на предшествующем этапе сражения, судя по его несколько перекошенной осадке и слишком опущенной корме. Интересно, и кого понесло в бой на таком «Росинанте»? На ум упорно приходил только Пеллинор. Понаблюдав за ним некоторое время и придя к выводу, что в ближайшие час-полтора срочно спасать его может быть и не придется, я вернулся к погоне, мельком отметив, что на всех плывущих за нами кораблях подняты развевающиеся красные значки, хотя догадаться о том, что они красные, в быстро сгущающихся сумерках было не так уж просто, если не знать заранее наверняка, какого они должны быть цвета, с тем же успехом они могли быть и черными, и даже с Веселым Роджером. Ветер понемногу свежел, и поднятый широкий парус громко хлопал под его неровными
порывами. Ветер, гнавший нас в море, был попутным, немудрено, что к берегу флот Хельдрика приближался с убранными парусами, отчего суда и напоминали четко очерченных гибких морских животных, взмахивавших лишь веслами-плавниками, теперь они летели, подскакивая, подняв широкие крылья-пелерины, прямо в сочную густоту наступающей ночи.
        Видя, что мы их нагоняем, ближайшие к нам корабли замедлили движение. Два из них были попросту повреждены и давали осадку большую, чем надо, что не позволяло им быстро двигаться. Другие не хотели оставлять товарищей в беде и еще больше горели желанием отправить нас на дно морское, раз уж мы сами так любезно пустились вслед за ними, где у нас не могло быть такого же преимущества как на берегу. Четыре корабля перед нами убрали паруса, а два ближних и весла - их команды, вооружившись до зубов, громкими криками подбадривали нас подплыть скорее и дать накормить своими птичьими мозгами оголодавшую местную рыбешку. Два других судна разворачивались, чтобы подойти к первой паре. Они были немного дальше от нее, чем мы.
        - Эй, на флагмане! - крикнул Олаф с борта своего трофейного судна. - Который берем мы?
        - Оба берем левый, - крикнул я в ответ, махнув рукой на тот, что был к нам чуть ближе. - Потом другой, по очереди!
        С той стороны нас возмущенно обозвали подлыми бесчестными негодяями, мы ответили, что незваные гости хуже бешеной собаки, да и какие могут быть счеты между добрыми друзьями, да еще с нагло подходящей к обеим сторонам подмогой? - и в обе стороны полетели зажженные стрелы и прочие снаряды. Хорошо, что мы тоже успели убрать паруса. Мы с Олафом аккуратно зажали ближайший вражеский корабль с двух сторон и после недолгой схватки взяли его на абордаж - вот что значит вовремя запастись хорошими крюками. На самих кораблях с ними оказались некоторые проблемы, ведь они были предназначены, в основном, для того, чтобы грабить побережья, а не другие корабли. Соберись они гоняться за торговыми судами, они были бы оснащены в этом плане лучше. Но они собирались воплощать несколько другие намерения. Поэтому и водное пространство у берега было загромождено не только обломками и людьми, но и обезумевшими тонущими лошадьми, впрочем, у некоторых из них был шанс выпутаться из привязей и достичь суши. Со своих захваченных судов мы их попросту выпроводили за борт, чтобы не занимали место, не мешали и не были
дополнительным балластом. Не так давно их сбросили за борт и с тех поврежденных кораблей, что мы нагоняли, но у этих шансов выплыть было уже куда меньше, в море мы были уже достаточно далеко. Весь этот плеск и ржание, и огненное зарево, отражающееся в волнах, с движущимися в нем черными фантастическими силуэтами налетающих друг на друга драконьих голов придавали этой небольшой схватке по-настоящему страшно-сказочный оттенок. Гибель богов, не меньше. Но пока это была гибель только одного корабля. Правда, полная, так как делать с ним больше было нечего. Несмотря на отчаянное бесстрашное сопротивление, все находившиеся на нем были перебиты. Что ж, погибших ждал их рай, в том смысле, в каком они его понимали. Мы тоже понесли потери, пусть, конечно, не такие уж большие, и все же вполне ощутимые.
        Второй поврежденный корабль подошел к нам, когда мы еще толком не покончили с первым, и буквально врезался в корабль Олафа, сбив его фигурный нос и чуть не развернув на девяносто градусов - если бы он не был надежно прикреплен ко всей связке, которую тряхнуло и развернуло только градусов на тридцать. Это ожесточило бой и, разделавшись, не мешкая, с командой первого корабля и перепрыгивая с одного вздымающегося и опускающегося, будто живого, борта на другой, мы лицом к лицу встретили нападавших. Они использовали не крючья, а весла - не столь надежное сцепление и не всегда идеально подходящее для того, чтобы по ним перебираться - некоторые из лихачей, соскользнув, попадали в воду, другие, впрочем, показали чудеса присущей им, выработанной привычкой, ловкости.
        Сражение переместилось теперь на корабль Олафа и закипело с прискорбной для судна яростью. Снасти были перерублены в пылу кровопролития, рулевое весло иссечено и сломано, в некоторых местах начало распространяться пламя, падкое до смолы и облитых и пропитанных ею предметов. Наша одежда была пропитана соленой водой и кровью. В очередной раз над моей головой просвистел топор, запачканный чьими-то мозгами, и в который раз я вспорол кому-то брюхо липким от крови мечом, заставив его выронить топор и отправиться в лучший мир, освободив для кого-то место в этом. Марцеллин рядом со мной зацепился ногой за какие-то обломки и с грохотом рухнул на сплошь покрытую кровавыми лужами палубу. Я подхватил его за шиворот левой рукой и дернул вверх, отбил чей-то меч, потом дубину, отрубил кому-то кисть, всадил в другого что-то только что подобранное, похожее на гарпун, и вышвырнул за борт.
        Олаф, орудуя уже топором, тоже старался уложить в одиночку как можно больше врагов, чтобы их меньше пришлось на наших усталых и непривычных к морским сражениям соратников. Не забывая следить за происходящим вокруг, я видел, что еще два неприятельских корабля вот-вот присоединятся к нашей маленькой кровавой пирушке. Два следовавших за нами, несмотря на все свои старания, запаздывали, хотя один из них сильно вырвался вперед и явно должен был подойти не слишком поздно. Третий я в расчет не брал, он был совсем уж далеко, да ему и самому понадобится помощь. Нет, ситуация пока еще не была критической, ведь заранее сбросив балласт мы захватили с собой не так уж мало людей и пока еще все шло по плану, но какое зло из двух, трех или десяти не выбирай, безоблачным весельем оно выглядеть не будет, и уж тем более не будет им по сути.
        Вот к нам подошел и первый из неприятельских кораблей. Поле битвы опять немного сместилось, перекинувшись на него, - прежде сцепленные суда были уже расчищены настолько, что атака новоприбывших тут же захлебнулась в контратаке - части саксов удалось перебраться на другой борт, в то же время волна бриттов под предводительством Олафа хлынула на их собственный. В воздухе опять засвистели и зашипели зажженные стрелы. Вряд ли эти небеса и это море видели когда-либо прежде такой яростный морской бой, да еще именно с такими участниками. То, что случится потом, позже - пока не в счет.
        Стрельба велась, в основном, из двух точек - с догоняющего нас корабля бриттов и со вдруг раздумавшего подходить ближе неприятельского. Этот второй остановился в нерешительности в стороне и, не подплывая, вел пока перестрелку. Между тем, «наш» корабль стремительно приближался, его воинственные пассажиры и команда что-то возбужденно кричали, и наконец его нос неуклюже, но не крепко стукнулся в борт одного из сцепленных кораблей. Тут произошла хоть и вполне ожидаемая, но все же неприятность. Первое из захваченных поврежденных судов нашло время решить, что тут-то и пришел его час, чтобы затонуть, и части людей пришлось отвлечься для того, чтобы перерубить с ним все связи, а заодно подобрать с него всех еще остававшихся на нем раненых.
        Бедвир с группой своих воинов собирался было перепрыгнуть к нам с подошедшего корабля, но потратив некоторое время на преодоление препятствий и перекрикивание лишнего шума, мне удалось объяснить ему, наполовину жестами, чтобы он плыл дальше, к задержавшемуся неприятелю или хотя бы зажал с другого борта судно, атакованное Олафом. Бедвир вроде бы все понял и, чуть отплыв, двинулся дальше в обход, а мы с Марцеллином возглавили сложную операцию по отделению тонущего корабля из общей связки, и при этом - по перемещению через него людей на тот корабль, на котором мы сюда приплыли. Оказавшись на нем, в итоге уже ни с чем не сцепленном, мы тоже пустились вдогонку за последним «морским драконом» противника.
        Тот явно решил, что на сегодня развлечений достаточно и, вильнув кормой, уже удалялся прочь. Мы преследовали его некоторое время, бомбардируя остатками всякой горючей всячины, потом оставили в покое, отогнав на достаточное расстояние и сами повернули к берегу, вскоре повстречавшись с кораблем Мельваса. Возвращались мы на четырех посудинах, оставив первый корабль Олафа догорать позади, также забрав с него всех, кто там еще случайно оставался, и кроме этого зарева кругом воцарилась уже почти кромешная тьма, в которой горели еще яркими точками огни на берегу, огни на увечном, выступающем бледным летучим голландцем «Росинанте» Пеллинора и звезды в небе, то и дело затягиваемые сизыми рваными облаками, похожими на взъерошенные, распластанные крылья. Волнение усиливалось, ветер крепчал, электрическими вспышками засверкали над берегом и над водой, отражаясь и от моря и от небес, первые ветвистые молнии.
        Первым делом после ревизии повреждений, полученных судами и упрямого направления их неуклюжего хода туда, куда нужно, а не куда хотелось бы переменчивому ветру и течению, надо было заняться ранеными - не все из них иначе дотянули бы до берега, чем мы и занялись, используя по возможности все свои знания, так что плавание назад было насыщенным и без усиливающейся качки и без вытаскивания Пеллинора и его людей с его терпящего бедствие корабля, для чего пришлось отклониться от прямого курса, ведь со скверным управлением и медленным, но верным дрейфом его хорошенько снесло в сторону.
        Оглушительный гром и молнии участились, полетели крупные капли и, наконец, хлынул сильный ливень, смывающий кровь с палуб и бортов и морскую соль. И когда мы в конце концов достигли берега, то хоть и чувствовали себя как выжатые лимоны, но всю нашу одежду пришлось бы выжимать еще очень долго.
        Когда мы выбрались с кораблей и из линии прибоя на сушу, меня изрядно шатало.
        - Правь, Британия, морями! - воскликнул я и, неловко повернувшись, стукнулся в кого-то спиной. Это оказался Олаф.
        - Ну, когда-нибудь это ей и светит! - согласился он.
        - А, Гавейн, это ты, привет, откуда это ты взялся? - без особенного любопытства поинтересовался я. Ощущал я себя совершенно пьяным, и от усталости, и от грозы, от начинающегося шторма и от царящей кругом толкотни и суматохи. Разгул стихий всегда действовал на мои извилины самым шальным образом.
        - Что значит, откуда? Только что выносил на берег бренную тушку Пеллинора. У бедняги морская болезнь.
        - Надо же, с его-то энтузиазмом и боевым задором так легко отделаться.
        - А энтузиастам везет, - с сомнением сказал Олаф.
        Перед нами как чертик из коробочки возник Бедвир.
        - А ведь мы здорово победили! - воодушевленно заметил он. Его потеснил Мельвас.
        - Необычный был денек! Когда повторим?
        - Как только, так сразу, - заверил я. - Вы Кея еще не видали? У него тут все было в порядке, пока нас не было?
        - Конечно все в порядке, - заявил Кей, появляясь тут же из темноты самолично. - Что со мной сделается? Вот только Гарет совсем извелся. На наше счастье, у него никак не получалось справиться ни с одной из этих посудин в одиночку.
        - Пока не стоило, - серьезно сказал Олаф. - Но можешь ему передать, что еще не все потеряно. Мы же не собираемся бросать их все здесь на берегу.
        - Зачем же передавать? - послышался обиженный голос Гарета, - я и сам здесь и все слышал.
        - Конечно, не потеряно, - поддержал я. - Грех не пускать его в такой исторический рейд.
        - Мы только до Оркнеев и обратно, - заверил Олаф.
        - Хорошо, только легендарное плавание Брана не повторяйте.
        - А было бы здорово! - воодушевился Гарет.
        - А кто родину защищать будет? - поинтересовался я.
        - Ну, это, наверное, еще интереснее, - неуверенно предположил Гарет, поразмыслив.
        - Куда это ты все смотришь? - спросил Олаф. - Думаешь, будет сильный шторм?
        - Да нет, вряд ли сильный, - задумчиво сказал я. - Просто, ведь могла быть удивительно красивая ночь…
        - По-моему, она и так жутко красива, и сама по себе, и со всем, что было.
        - Да, вот именно, ты совершенно прав. Наверное, как раз из-за того и красива. «Жутко». Просто убийственно. «Свет колдовской раскаленной от солнца пустыни, Огненный цвет расцветающих розой вулканов…»
        Олаф улыбнулся и подхватил цитату, не строчка за строчкой, а сразу к концу песни:
        - «Смерть хороша, но не мертвым же ей любоваться, Гимны слагать, вознося ей и рифмы и души…»
        - «Вот и живем мы затем, чтобы ей поклоняться, Но любопытно, а ей-то от этого лучше?» - закончил я.
        - Это вы о чем? - озадаченно спросил Кей, глядя на нас обоих с неподдельной тревогой.
        - Не бери в голову, Кей, это всего лишь поэтическое преувеличение, - успокоил я его. А то, мало ли какие странные мысли придут в его христианскую голову. - Ну что ж, а теперь снова займемся делом?
        Чем мы и занялись, приводя потрепанные и перевозбудившиеся войска в порядок и осматривая все захваченные корабли на предмет возможной починки и оттаскивания их в наиболее безопасную зону, на случай, если шторм все же усилится.
        Весь следующий день как раз занимались починкой, а заодно патрулированием близлежащей местности. Часть войск с Пеллинором во главе я отправил вдоль побережья на юг, чтобы встретить там уцелевшие корабли саксов, если они вдруг надумают высадиться, на территории, еще не контролируемой Кадором.
        А когда с грехом пополам были восстановлены тринадцать захваченных кораблей, причем девять из них не так уж и плохо, а несколько просто отлично - ведь старались все имевшиеся в наличии, пусть не профессиональные корабелы, а плотники и их добровольные помощники на славу; сказывалось в запущенных случаях, по большей части, лишь относительное форсирование событий и плачевное состояние исходного материала, впрочем, некоторые работы могли быть продолжены уже на ходу, - мы с Олафом снова двинулись дальше к северу, я по суше, а он по морю. Кроме Гарета он захватил с собой на стажировку и Бедвира, у которого к морскому делу открылся настоящий талант - видно, заговорил все же во всю мощь голос крови.
        Так что, трепещите все, кто нам встретится! И в самом деле: «Правь, Британия!..»
        VI. Потерянные королевства
        «Война - как много в этом звуке, похожего на волчий вой…»
        Кажется, цитата должна была звучать не совсем так - или совсем не так, но что-то ничего другого сейчас на ум не приходило.
        Местность была дикой и недружелюбной - отсыревшие непролазные леса, болота и ободранные до голых костей скалы, пораженные цингой овраги и ледяные мутные ручьи. Мы ступили на территорию, которую называли «волчьи земли» или, более сказочно и благородно - «потерянные королевства». Когда-то она постоянно переходила из рук в руки, да тут теперь и мало кто жил, после того как поселения той или другой стороны неоднократно выжигались дотла. Иные ее области как будто и не были никогда толком заселены. Как бы то ни было, хотя какая-то своя жизнь тут и продолжалась, цивилизация ушла из этих мест давно и бесследно.
        Где-то здесь, по последним слухам, и затерялся король Леодегранс со своим небольшим отрядом. А может, уже и не затерялся и кто-то его уже нашел, да только не мы, и кто теперь знает, чем это для него кончилось.
        Тоскливый волчий вой, отражаемый эхом, разлился по туманной лощине. Первому голосу подтянули и другие, устроив душераздирающий концерт - поясним для романтиков - в отвратительную погоду волчий вой действует на нервы не лучше, чем скрип мокрой резины по стеклу, особенно когда эти звуки уже теряют прелесть новизны. Что, не верите? Может, и правильно. Лично меня, как человека в настоящем месте и времени постороннего, эта готическая эстетика все еще не слишком раздражала. Разве что Таранис, продирающийся сквозь мокрые кусты, крупно дрожал всем телом и прядал ушами - то ли ему не нравилась погода и срывающиеся с ветвей тяжелые ледяные капли, метко падающие ему в уши, так же как и мне за шиворот, то ли этот проникновенный волчий вой. Наверху лязгающими ржавыми капканами каркало воронье - верный спутник человеческий.
        Конечно, битвы тоже не сахар, но есть еще и такая неприятная часть любой кампании как возня в болотах и прочих превосходно подходящих для этого местечках. И в них ведь тоже несутся потери, только так медленно, изматывающе и бесславно, что и впрямь начинаешь верить в славную и веселую смерть на поле брани. Легче иметь во врагах таких же людей из плоти и крови, которым можешь отплатить тем же, чем безразличную природу, давящую походя, без разбора. По крайней мере, так кажется в таких местах.
        Обрушившийся вчера валун, провисевший на своем месте сотни лет и нашедший время рухнуть именно в тот момент, чтобы придавить насмерть двух человек и еще двух покалечить, вовсе не был стронут с места рукой какого-то злодея. Лишь время, выветриванье, старенье. Неудивительно, что во все времена люди ждали конца света, видя как мир трещит по швам и рассыпается в песок. Или воображали свою жизнь эпической драмой и сражением с мрачными силами хаоса, методично подгрызающими корни мироздания и когда-нибудь их разгрызущими. А стоит ли ждать этого конца? Может, на самом деле, он произошел уже давным-давно, например, в момент Большого Взрыва, когда на самом деле Вселенная и погибла, а вовсе не родилась. И терять нам всем, откровенно говоря, уже как будто и нечего. Как говорят обычно? Главное, чтобы на наш век хватило? А наш век - просто время затянувшейся последней битвы, будь то хоть Армагеддон, хоть Рагнарек.
        Туман воцарился,
        Растаяло все без следа.
        Вся яркость померкла,
        Лишь память, как эхо, шептала,
        И стыла.
        Ложились на веки, смыкая глаза,
        Видения смерти,
        Как капли холодного пота.
        И бред постигался
        Как новая маска Природы…
        Густой туман окутал нас как кокон - гусеницу шелкопряда. Лошади по колено проваливались в грязь, недовольно фыркая, но чтобы остановиться место было явно неподходящее - стоило сперва выбраться куда-нибудь, где было посуше, с другой стороны, а не тащились ли мы прямиком в болото?..
        - Стой, - крикнул я и чертыхнулся, получив по физиономии мокрой веткой, украшенной продранной вуалью разросшегося лохмотьями мха. - И ни с места, пока этот чертов туман не рассеется. Проводникам перережем глотки позже.
        Интересно, кто-нибудь в этом тумане понял, что я шучу?
        После достопамятной битвы на побережье, перешедшей в морское сражение, Хельдрик больше не предпринимал серьезных попыток высадиться на берег. Временные стоянки для того, чтобы укрыться от шторма или исправить повреждения не в счет. Да и они, как правило, кончались плохо. Пеллинор подстерег пару таких высадок к югу от Саксонского порта и разделался с незадачливыми вторженцами в своем обычном несентиментальном духе. Мы пресекли несколько высадок дальше к северу, а заодно ввязались в не слишком напряженную войну с уже высадившимися прежде отрядами саксов. Причем с относительно давними переселенцами, если они соглашались признать нашу власть и верховенство, мы старались налаживать мирные отношения, по крайней мере, чрезмерным показательным душегубством не увлекались.
        Гавейн, которого я наконец перестал мысленно называть Олафом, - да и пора бы наверное - в свои роли мы вжились уже основательно, никого, кто мог бы на них претендовать помимо нас поблизости не было и не предвиделось, и все мы были скорее тем, чем были в этом мире, а про другой оставалось пока только вспоминать, - выйдя в море, провел несколько не слишком крупных морских баталий и теперь лихо плыл к Оркнеям. Мы в шутку называли этот его рейд «операцией Скапа-Флоу», в честь известной гавани и знаменитой в будущем британской военно-морской базы на острове Мейнленд, хотя в зависимости от хорошей погоды или настроения, нашего адмирала вполне могло занести куда-нибудь и за Шетландские острова. Правда, я бы не рекомендовал ему увлекаться и штурмовать раньше времени северный полюс. Британия без своего новоявленного флота будет чувствовать себя покинутой. А пока, по дороге, Гавейн каждый день радировал о каких-нибудь забавных случаях - то у них кто-то наскочил на мель, то он устроил в порядке тренировки маневры с различными построениями судов и чуть не довел дело до бунта во всем флоте. Вот уж во что
никогда не поверю - отплывавший с ним флот души в нем не чаял. То выловил какое-то диковинное морское чудовище, да вот беда, не может найти подходящую банку, чтобы его заспиртовать. Иначе говоря, плавание проходило относительно спокойно, не считая разве что подлых погодных условий, обычных в Северном море.
        А нам по слухам предстояло скорое столкновение с отошедшим на север в ожидании Хельдрика, да и просто по своим делам, видно поднимая других союзников, родичем Кольгрима Бальдульфом. Несмотря на заключенный Эборакумом вынужденный мир с британцами, Бальдульф не оставлял надежды на реванш и снова сколачивал войско для встречи с нами, на свой страх и риск. Друг с другом они, судя по официальным заявлениям Кольгрима и сплетням о высказываниях самого Бальдульфа, порвали и никакой ответственности один за другого якобы не несли. Мы же, хоть всерьез в это не верили, но до поры до времени старались обходиться без репрессий и прочих усложнений ситуации. В конце концов, как люди в некоторой степени посторонние и знающие за собой силы, которые жителям этого мира и не снились, мы могли позволить себе великодушие.
        В Камелоте, как будто, было все в порядке. Ланселот со скуки пересек пролив, поглядеть, как там дела в Малой Британии. Шучу, конечно - не то чтобы со скуки. У местного правителя действительно оказались неприятности с неким неспокойным франкским королем Хлодвигом, и ему пришла в голову мудрая мысль послать за советом в Камелот, к Мерлину. Мерлин отослал разобраться на месте что к чему Ланселота. Решение, судя по всему, оказалось удачным, так как король Будек уже собрался на радостях усыновить присланного военного гения, умело организовавшего его войско. Ланселот решил от греха подальше ретироваться и уже сообщил о скором своем возвращении - вот только доделает кое-какие незаконченные дела и еще немного погоняет Хлодвига по пресеченной местности, чтобы неповадно было соваться в «наш британский огород». Который оказался до странности не маленьким, раз кто-то признавал себя частью такового даже за проливом.
        А Галахад намекнул, что как только Ланселот вернется, собирается прогуляться к нам в Шотландию, развеяться и поохотиться на мифического Каледонского вепря, раз с Граалем дела пока глухи, - колдуны наши что-то мудрили, но без заметных результатов, похоже с перестройкой самого Камелота у них выходило куда лучше. Вот послать бы как раз Галахада на поиски Леодегранса - все полезнее, чем ловить каких-то никому не нужных вепрей, заодно и руку набьет - для поисков Грааля.
        Туман рассеялся после полудня. Сперва он приобрел несерьезный радужный оттенок, вслед за мрачным серым и зловещим сернистым, а затем разлетелся в клочья легкомысленными прядями, повисшими в ветвях золотистой дымкой под лучами победного светила. И как ни в чем не бывало, засвистали птицы. Мрак и уныние оставались только в памяти. Пока еще было все так же сыро, но это была уже «блистающая сырость», и в свете солнца жизнь как будто и правда обретала смысл.
        Воздух стремительно становился все прозрачней, звонче, наполнялся новыми, живыми запахами, и в нем даже стали заметны привкус дыма и его сизые струйки в просветах ветвей. Мы тут же направились туда, но лагерь был уже брошен и пуст, и природа невинно притворялась, будто тут никогда и не бывало человека, несмотря на такие свидетельства как обнаруженный Кабалом под дерном потухший костер и брошенный рядом мусор. Мы немного порыскали вокруг, но ничего путного не обнаружили. Кто бы ни покинул недавно это место, он ловко скрывался.
        Кей испустил ворчливый чуть нервный смешок, пробираясь за мной через заросли.
        - Теперь я знаю, откуда берутся все эти россказни про заколдованные земли и целые королевства, которые никто не может по своей воле отыскать, а отыскав, теряется в них навсегда или возвращается спустя столетия. Да и верно ли, что мы блуждаем в этих богом забытых местах два неполных дня, а не два века? И может быть, в этом мире уже и нет никого живого, кроме нас. Одни призраки? Или призраками становимся мы сами?
        - Жаль, Галахада не хватает, - серьезно посетовал я. - Вот уж кто знает толк в призраках. - Даже его лошади, которых приводит неизвестно кто… я невольно ощутил неприятный холодок, вспомнив, что и сам не так давно слышал или видел в этой легендарной Британии кого-то, кого мог бы назвать только привидением.
        Где-то закуковала кукушка, но стоило только о ней подумать, она тут же затихла. Даже ее ни о чем не спросишь. Занятная получалась в этих местах иллюзия глухого одиночества, даже с такой толпой, с какой мы сюда заявились. Хотя не такой уж и большой был разведочный отряд. Армия следовала за нами чуть поотстав и по более удобной дороге, не тащить же ее всю за собой через болота и коряги, чтобы посмотреть, что творится вокруг. Но все равно отряд в полсотни человек будто бесследно растворялся в окружающем пространстве.
        Мы с Кеем перестали высматривать следы, подозвали Кабала, вылезли из мокрых кустов и влезли снова в отсыревшие седла.
        - Что ж, ни Леодегранса, ни притаившихся в лесах несметных полчищ саксов что-то не видать, - деланно бодро подытожил Кей, выжидательно глядя на меня. Ему явно не терпелось убраться из этих мест, пока вновь не начали сгущаться сумерки и поскорее убедиться, что мы еще не окончательно потеряли дорогу назад. Эх, знал бы он, что для меня его мир примерно то же самое, что для него эти заколдованные чащи, и дорогу назад я уже почти окончательно потерял.
        - Видно, эти земли пока никому не нужны. Ладно, поищем те, что нужны, и наведем там порядок, - легко согласился я. Черт с ним с Леодегрансом, если он не желает быть найденным. В конце концов, ему нашу армию найти куда проще, чем нам его партизанский отряд. Да и Бальдульф, честно говоря, пока заботил меня куда больше.
        Кей воспрянул духом и принялся командовать зычным голосом, собирая растворившихся в лесу людей. Тут же иллюзия одиночества пропала, все оживились, моментально превратив зачарованный лес в самый обычный, и весело пустились в путь к большой дороге, по которой неспешно продвигались наши собственные полчища. Через какое-то время я и сам ощутил приступ воодушевления и принялся беспечно насвистывать «Кудесника»:
        Скажи мне, кудесник, любимец богов,
        Что станется в жизни со мною,
        И скоро ль на радость соседей-врагов
        Могильной засыплюсь землею?..[1 - Известная походная военная песня на основе «Сказания о вещем Олеге» А.С.Пушкина.]
        Думаете, вот теперь-то на обратной дороге непременно должно было что-то приключиться? Вот и нет, ничего не приключилось. Разве что один из разведчиков умудрился угодить в болотную банку, но его благополучно вытащили. Больше никаких потерь в этой местности мы не понесли и, соединившись с основной частью войска, приступили к окончательному изгнанию неприятеля с оккупированных нами территорий.

* * *
        Северное море разыгралось не на шутку. Пока Артур неуклонно приближался со своими войсками к стене Адриана, за которой его поджидали далеко не дружественные силы, собираемые воедино Бальдульфом, флот Гавейна уже обошел эту рукотворную наземную преграду, когда-то защищавшую романизированную часть Британии от непокорных и воинственных племен, оттесненных на север, и сами берега казались теперь сумрачнее и враждебней.
        Гордый британский флот, и прежде-то не только что сошедший с верфи, был уже потрепан и новыми штормами и морскими стычками, не всегда столь несерьезными, как об этом сообщал флотоводец друзьям. Но по его мнению, дела шли куда лучше, чем могли бы. Из тринадцати кораблей, вышедших из Саксонского порта под знаком Красного Дракона, - с небольшим штандартом, укрепленным на мачте над широким парусом флагмана и с красными флажками-вымпелами на других, - четыре уже выбыли из строя, зато добавились пять трофейных. Невосполнимые потери, хоть и относительно небольшие, неслись только в людях. В этом смысле, возможно, найти новых союзников на море было труднее, чем на суше. Но находились они и тут. Не в самом море, по большей части, хотя случалось и такое, но больше на побережье, как правило, среди селений промышляющих рыболовством и мелким пиратством - одни из них действительно сочувствовали объединенной Британии, другие просто хотели дать отпор морским пришельцам, вытесняющим их с насиженных мест и мешающих промыслу. Среди них часто попадались и явные потомки саксов и просто более ранние саксонские
переселенцы, одновременно не считающие себя британцами, но предпочитающие сохранить статус-кво и не желающие, чтобы их новый уклад нарушался пусть даже и соплеменниками, которые явно также не слишком-то почитали их за своих.
        Самая ожесточенная схватка за время этого плавания случилась два дня назад, причем с кораблями, на этот раз не прибывающими, а отходящими от британских берегов, возвращающимися к себе с добычей, а может и за подкреплением, отступающие под напором угрожающе близко подошедшей с юга армии бриттов, уже охладившей пыл Эборакума и отбросившей обратно в море Хельдрика. Но такая невероятная вещь как британский флот на трофейных саксонских кораблях была для них полной и неприятной неожиданностью. Отбросить Хельдрика в море - это куда ни шло, но захватить при этом корабли, да еще уметь с ними управляться и с них же нападать - это уже был форменный нонсенс для племени, по сравнению с самими саксами, убежденных сухопутных крыс.
        Гавейн доказал, что уж он-то сухопутной крысой ни в коем случае не является. Выстроив корабли в боевую линию - недаром прошли упражнения, которыми он изводил своих подопечных, он заградил отплывающим дорогу. Последние пришли в недоумение, но не подозревая во вдруг возникшем препятствии серьезного противника, продолжили свой путь как ни в чем не бывало, только вооружившись и приготовившись потопить все, что само подобру-поздорову не уберется с их курса. Тем более что их кораблей было двадцать против тринадцати.
        Подобру-поздорову препятствие не убралось. В обе стороны полетели пропитанные смолой снаряды, с британской стороны - больше, так как именно британцы в первую очередь рассматривали возможность морского боя. Впрочем, похоже, не все британские корабли были готовы к происходящему, и особенно к тому, что схватка будет завязана при таком численном перевесе противника. Все-таки при наборе команд особенно выбирать не приходилось, людей требовалось много, притом желательно обладающих особыми морскими навыками, моральная устойчивость при этом поневоле часто отступала на второй план.
        На второй план после некоторой заминки отступили и два британских корабля, тихо развернувшиеся и поплывшие прочь из линии, сперва один - с левого фланга, за ним двинулся и второй, почти из центра, не выдержав психической атаки наступающих саксов и дурного примера одного из соратников.
        Сыпля проклятиями, Гавейн в сердцах приказал дать залп из своих катапульт по ближайшему отходящему кораблю, потом махнул рукой и велел дать сигнал кораблям, оставшимся в линии сомкнуться и еще приблизиться к берегу, закрывая бреши. Остальные скрупулезно выполнили приказ, из чего можно заключить, что несмотря ни на что, в целом их боевой дух был, по счастью, выше среднего.
        Одиннадцать кораблей, двинувшиеся навстречу саксам, столкнулись с первыми из них чуть раньше, чем это было запланировано для идеального хода событий, но поскольку идеальный ход событий вещь мифическая, особенно сожалеть об этом не приходилось. Два саксонских корабля уже пылали, объятые пламенем, третий разгорался. Горящие попытались вплотную подойти к противнику, но так как управление было на них уже в сущности потеряно, бритты без особенного труда уклонились от нежелательной встречи, и так как делать больше на плавучих факелах было нечего, их команды попрыгали в воду. До берега было далеко, но не настолько, чтобы сильный человек, да еще запасшийся каким-нибудь подходящим куском дерева до него не добрался. Еще проще было добраться до ближайших судов соратников, которым не помешало бы увеличение экипажей для предстоящей рукопашной схватки, тем более что, несмотря на общее количество судов, плотность людей на них была куда ниже, чем на тех же кораблях, прибывавших к Саксонскому порту.
        В конце концов, отводить корабли с грузами и за подкреплением совсем необязательно было в том же полном составе, в каком саксы сюда прибывали, даже не считая некоторой естественной убыли, понесенной ими в стычках на суше. Именно на это и рассчитывал Гавейн. Большая часть его людей только и годилась, что для рукопашного боя. Зато в обычной драке они были все еще в своей стихии, изголодавшиеся по ней как волки за время беспокойного созерцания и размышления, на сколько же локтей под деревянным днищем уходит дно морское.
        Корабли стали сталкиваться бортами, и команды, взбадривая себя боевыми кличами, кинулись на абордаж, как уже не раз делали это на учениях, и тут уже численное превосходство оказалось отнюдь не за саксами. Понаблюдав за битвой с безопасного расстояния, две малодушно отплывших в сторону посудины, словно бы нехотя (особенно та, что была демонстративно обстреляна Гавейном, хоть это не причинило ей никакого вреда, разве только обиду) стали возвращаться к месту сражения. Не то чтобы исход был им уже ясен, но они ощутили себя пристыженными, и верх взяла та часть их команд, что и прежде была против отступления.
        Корабли Гавейна и Бедвира со свистом, скрипом и скрежетом первыми сцепились крюками с неприятелем. Гавейн торопился принять основной удар на себя, чтобы поменьше досталось остальным, не без резона полагая, что лучше него ни бойцов ни стратегов тут не найдется, и заодно ощущая печальное одиночество - в отсутствие себе подобных, на кого можно было бы положиться, а в случае ошибки или неудачи разделить их или и вовсе «отдать другу». Зато, конечно, никто не стоял над душой со своими соображениями и не задумывал выкинуть что-нибудь непредвиденное в самый неожиданный момент. Впрочем, и этого не хватало. За всем приходилось следить одному. Хорошо, но скучновато, никакой серьезной диалектики…
        - Э-эх, - пробормотал Гавейн, спрыгивая с борта чужого корабля в гущу врагов и не без ехидства припоминая эпические сказки о героях, повергающих сотни и тысячи врагов в одиночку. - И схватил он меч-кладенец… и топор иже с ним… и «поклал» всех штабелями…
        Но на самом деле, положиться все-таки было на кого. Бедвир ни в чем не хотел отставать от адмирала по мере своих сил, вот и сейчас умудрился вступить в схватку почти одновременно с ним - со своего корабля, тут же перехватив идущий на помощь первому, атакованному Гавейном, саксонский корабль. И воодушевление, с каким он управлялся с кораблями - своим и вражескими, с лихвой замещало опыт и вовсю заражало его людей.
        А где же в это время был Гарет? Ему досталась ответственная миссия по защите флагмана, буде что-то пойдет не так, как хотелось бы. Ничего непредвиденного, правда, не случилось. Но это отнюдь не значило, что он находился в полной безопасности. Какая-то часть неприятеля проникла и сюда, и Гарету тоже довелось принять участие в схватке. Сперва ему никак не удавалось проявить себя, так как его защищали прочие воины, оставленные для обороны судна, но в один не столь уж прекрасный миг один из них, ближайший к Гарету, упал, сраженный топором сакса, и Гарет как во сне бросился вперед и воткнул свой короткий меч в подмышку еще не выпрямившегося врага. Запах пота, крови и ярости ударил Гарету в нос, и он отшатнулся, но дело было сделано. Сакс захрипел, зашатался, и тряпичной куклой осел на скользкую от крови палубу. Гарет на мгновение оцепенел, его первым порывом было бросить меч, зажмуриться и забыть обо всем, но надо отдать ему должное, ничего подобного он не сделал. Кто-то из своих тут же толкнул его себе за спину, и он снова оказался в относительной безопасности, тупо думая о том, как же просто все
произошло.
        - А это просто - убить человека? - когда-то уже опасливо спрашивал он.
        - Скажу тебе по секрету. Просто, - как-то уже отвечал ему Гавейн. С Гавейном у него сложились даже в чем-то более доверительные отношения, чем с Артуром. Гавейн казался ему не таким загадочным. - В этом-то и вся сложность. Поймешь, когда придется.
        Ему казалось, что он почти понял уже тогда. Но теперь он был уверен, что ничего тогда не понял, и сейчас ничего не понимает. Не только этих слов, а вообще ничего. Ему было холодно и жутко. И одиноко. От острого ощущения тщеты всего земного и от сомнения в неземном неприятно посасывало под ложечкой. Потом он огляделся, и ему пришла в голову мысль, что если не всем людям на свете, то скорее всего всем присутствующим такие чувства в той или иной степени знакомы, или были знакомы когда-то. И одиночество исчезло. Уступив место горькому состраданию и чему-то похожему на смирение, хотя смиряться очень не хотелось. Потому что при этом приходилось смиряться и с собственной смертностью, и с возможностью того, что это может быть так же просто и даже в чем-то глупо. Всегда глупо. По сравнению с логикой, стройностью, некоей упорядоченностью жизни, наполненной чем-то, если не смыслом, то мыслями, чувствами, работой разума, гореньем божьей искры, что-то творящей, изменяющей то, что ее окружает. Такая вот глупость. Гарет вздохнул и неожиданно разозлился. Но применить свою злость в деле ему не пришлось. Нападение
на корабль было отбито, и вплоть до конца всего сражения больше не повторялось. За несколько часов немало душ ушло к своим богам. Может быть, к каким-то своим богам уходили и корабли.
        - Что это ты здесь делаешь? - полюбопытствовал Гавейн по возвращении, застав Гарета перегнувшимся через борт. Сам Гавейн немного прихрамывал, легко раненый в икру, когда «какой-то гад» попытался подрезать ему поджилки.
        - Морская болезнь, - пробормотал Гарет, припомнив, что сам Гавейн называл так подобное явление, которое до сих пор его почему-то не беспокоило. - Очень неожиданно…
        - Бывает, - философски отозвался Гавейн и ободряюще потрепал его по загривку. - Ничего, пройдет. Эй, кто-нибудь, приберите в этом углу. Долго еще тут будут валяться эти конечности?..
        С тех пор корабли были уже хорошенько вымыты и дождем и волнами, и Гавейн клял себя за решение при приближении шторма отойти подальше от берегов, чтобы не разбиться о скалы. Подходящего места для высадки поблизости не было, но сейчас ему казалось, что надо было просто искать получше. Будь экипажи на его кораблях более умелыми, и то ситуация была бы не из самых оптимистичных. Несмотря на то, что он велел кораблям растянуться, чтобы не сталкиваться, два все равно уже столкнулись, если не сказать, что один был с силой брошен вздыбившимся валом на другой и жутким ударом практически разломил его пополам, рухнув поперек. Еще один, напротив, отошел настолько, что затерялся где-то в мглистой дали. Но как только флотоводец решил, что всему его флоту пришел конец, ветер внезапно стих, море стало успокаиваться, а в разошедшиеся тучи хлынул поток солнечного света, превративший огромные валы в прозрачные скалы бледно изумрудного стекла посреди золотистого марева.
        «Как на картине Айвазовского „Девятый вал“», - сумрачно подумал Гавейн. Однако ни цунами, ни прочих разрушительных «девятых валов» не последовало, и вскоре потрепанные жалкие суда стали снова сбиваться в стадо, а люди на них - искать в горах живого стекла тех, кому повезло меньше и подбирать всех, кого удавалось найти.
        Дело было не из простых, на эту тяжелую кропотливую работу по спасению душ человеческих и чего-либо мало-мальски ценного с разбитых кораблей или просто смытого на борт ушли изнурительные и промозглые несмотря на солнце часы. Отошедший слишком далеко корабль за это время так и не объявился. На всякий случай Бедвир с еще одним судном совершил небольшой рейд в предполагаемом направлении исчезновения отбившегося члена эскадры, но не обнаружил даже обломков. Однако когда он уже возвращался, пропавший корабль, почти невредимый, неожиданно материализовался из тумана совсем с другой стороны. Так что все, кроме наиболее пострадавших, к собственному изумлению, снова оказались в сборе.
        «Последний раз устраиваю такие маневры», - решил Гавейн и, как ни в чем не бывало, повел свою эскадру дальше на север, внимательно присматривая подходящие бухты, но как известно, по закону подлости, когда они рядом ничего особенного почему-то не происходит.

* * *
        Я заварил себе слабенький кофе. Слабенький потому, что если я выпью столько крепкого, сколько мне хочется, у меня выскочат глаза и придется потом искать их по всей палатке. Чушь, конечно, и неостроумная, просто лезли в голову всякие гадости. Почему-то я был в расстроенных чувствах, почему, собственно говоря, и затеял эту возню с кофе, совершенно неправильную, хотя мы и так уже понарушали почти все собственные правила, какие могли, так что, одной мелочью… или одним возом мелочей больше, одним-двумя возами меньше, без разницы. Кофе варился в маленьком котелке над небольшой медной жаровенкой, а запас его хранился, помимо прочих непонятных, но куда более нужных вещей, в небольшом таинственном ящичке, который я повсюду за собой таскал, и который никто бы здесь не сумел открыть, если я его по какой-то причине потеряю. А какая была бы игрушка для будущих археологов этого мира - просто мечта, а не игрушка, загремевшая бы в какой-нибудь жутко засекреченный архив или признанная наглой подделкой и розыгрышем какого-то жулика. (Последнее, впрочем, было бы чистой правдой).
        Когда я допивал третью чашку, возникла иллюзия, что немного полегчало, по крайней мере, воздух с ароматами нагретых за день земли и вереска больше не душил и не подавлял неуместной свежестью. Гнусное настроение все еще держалось.
        От этой войны, похожей на детские шалости, несерьезной, почти совсем примитивной, вот только с настоящими мертвецами, подташнивало как от несмешной шутки. Это было просто нечестно. В то же время, я чувствовал, что не прав. Если только не считать несерьезными и примитивными войны вообще, независимо от их уровня и размаха, как явление само по себе (но это лишь одна из точек зрения, и не самая глубокая), ничего несерьезного и примитивного в ней не было для ее настоящих участников. Для них все было предельно серьезно. И никто, ни я, ни они ничего не могли поделать с тем фактом, что человек смертен и не склонен переживать ни собственных разбушевавшихся страстей, ни собственной глупости, ни нелепой случайности, ни суровой необходимости, ни чужой злой воли, ни собственного старения, так или иначе. А смерть - это всегда глупая шутка, гротеск, насмешка, нечто совершенно «неестественное и незаконное»? Ха. Ну, разумеется…
        Я подбросил еще ложечку в опустошенный котелок и подлил воды.
        А время все-таки уходит, пролетает как свежий ветер над вересковой пустошью, почти ничего не задевая, только травы шелестят себе беспечно, и им все равно. Им некуда стремиться. Через год будут другие травы, и тоже будут шуметь - просто существовать, не стремясь ни в какие свои потерянные королевства. Хотя, кто знает, о чем они на самом деле звенят? И почему слушая их «безмятежный» шепот хочется сойти с ума.
        VII. Второй Дуглас
        Это было похоже на дежа-вю.
        Мы уже миновали великую стену, отстроенную отнюдь не китайцами, а римлянами, пусть не столь же великую как первая, но все же внушительную - шутка ли перегородить не такой уж маленький остров из края в край, пусть и в узком месте. Это и называлось стеной Адриана или Адриановым валом, хотя это была именно стена, протяженностью в сто километров от залива Солуэй-Ферт до Уоллсэнд-он-Тайн. Западная часть ее сложена из торфа, а восточная, высотою в семь метров, из камня. Вдоль ее северной стороны был выкопан ров в три метра глубиной и девять шириной, а вдоль южной сооружена насыпь, чтобы легче было взбираться наверх. Через каждые семь километров она укреплена крепостями, а через каждые полтора - фортами поменьше, каждый с парой дозорных башенок. Дальше на север остров пересекал еще и заброшенный позднее вал Антонина, был и вал, отделявший центральную Британию от Уэльса - методичные ребята были эти римляне, и не ленивые. Стена все еще неплохо сохранилась, хотя прежней функции уже не несла. Однако же понемногу она все еще использовалась. Несмотря на избыток проходов в ней, мы выбрали путь через одну из
крепостей-фортов, занятую отрядом саксов, затратив на это не больше часа и применив минимум осадной техники, благо с южной стороны сделать это было раз плюнуть. Разорив это маленькое гнездо мы двинулись дальше и теперь снова подходили к реке, именуемой Дуглас… У которой собирались в более или менее единое целое «темные» силы саксов, пиктов и скоттов, вдохновляемые Бальдульфом.
        Эта река Дуглас была уже притоком Клайда, а не Трента, и дело происходило в местности, которую позже назовут Шотландией. Несмотря на последнее обстоятельство, назвать эти земли исконно принадлежащими скоттам сейчас согласились бы немногие. Не так давно скотты переселились сюда из Ирландии, а в данных областях и вовсе еще были чужаками, что давало нам полное подобие права не соглашаться с выбранным ими укладом жизни и политической линией и словом и делом наставлять их на путь истинный. С пиктами было сложнее. Для них мы сами были относительными новостями и достойными всяческого возмущения агрессорами, преемниками римлян. Но поскольку данное статус-кво сохранялось уже достаточно долго, а кто слишком уж старое помянет - тому глаз вон, на это возмущение тоже не стоило слишком обращать внимание. Но можно было пообещать им в случае мира более выгодные условия, чем могли предложить наши противники. Причем действительно, хоть и «чуть», но более выгодные, а не с три короба золотых гор и звезд с неба, что обычно кончается какой-нибудь подлой резней под сурдинку (становящейся после достоянием многих легенд и
героических песен), когда опасности, грозящие недолговременным вынужденным союзникам остаются более или менее позади.
        Свои обещания мы распространяли и посредством обычным образом распускаемых слухов и при слабом подобии переговоров, и со специально засылаемыми в стан неприятеля при помощи стрел посланиями, которые, - была на это некая эфемерная надежда, - кто-то сумел бы прочесть. Ведь латынь - такая вредная штука, что хоть многие ее демонстративно не любят, но считая себя образованными людьми даже по местным порой нарочито диким меркам, представители знати почти во всех уголках этого острова предпочитают на всякий случай ее или выучить, дабы, таким манером, «знать врага в лицо», или, по меньшей мере, держать под рукой переводчика.
        Но как бы то ни было со слухами, намеками и переговорами, вторая битва на реке, именуемой Дуглас была неотвратима. Не исключено, что она могла быть столь же решающей. Быть может, для кого-то - второй шанс? Никогда ведь ничего не повторяется совершенно одинаково.
        Да, на этот раз все было по-другому.
        Теперь, над этой рекой Дуглас, ярко сияло солнце, а армии казались почти равными по силе, и Бальдульф вел себя куда более церемонно и рыцарственно чем его брат. До начала сражения мы встретились посреди поля, замкнутого с двух сторон собравшимися войсками, а с третьей - холодной змеей реки, и встретились по инициативе самого саксонского предводителя. Причем выехал он в середину демонстративно один и, подумав немного, я отослал назад Кея и Пеллинора, вознамерившихся было меня сопроводить. Они, конечно, поворчали, но не стали портить картину численным перевесом и вернулись назад с наказом возглавить атаку, если произойдет что-то непредвиденное.
        - Великая встреча, - неторопливо проговорил Бальдульф без тени иронии, и в глазах его мелькал живой интерес и сдержанное воодушевление. - Давно не знали мы столь славных битв, можно было уже подумать, что времена славы миновали и время подвигов прошло. Хвала богам, может и на наш век что-нибудь перепадет.
        - Может и перепадет, - согласился я, не без некоторого невольного к нему расположения. Бальдульф весьма отдаленно походил на брата. Был он и выше и легче и подвижнее и, что делало его особенно привлекательным даже в качестве врага - не в пример поэтичнее. Менее задавленный государственными делами и помыслами, он мог позволить себе роскошь еще не стать законченным циником. Зато герой другого лагеря из него получался замечательный, он и сам, судя по всему, относился и к себе и к жизни откровенно эпически. - Как я понимаю, без славной битвы ты не уступишь.
        Бальдульф засмеялся, сверкнув здоровыми крупными зубами, разве что в паре мест надтреснутыми. Его буланый конь переступил копытами, Таранис подозрительно повел в его сторону ухом, но не шелохнулся.
        - А может, и вовсе не уступлю!
        - Одни боги знают, - ответил я вполне миролюбиво.
        - А может, и они еще не решили, - беспечно качнул головой Бальдульф. - Для этого-то и нужны битвы.
        - Значит, думаешь, войны идут тогда, когда боги сомневаются? - спросил я с любопытством.
        - Я так думаю, - кивнул он. - Хотя многие думают иначе. Когда боги не знают, как сделать лучше, они дают во всем разобраться людям, и смотрят, что получится.
        Настал мой черед смеяться.
        - Мир твой светел, Бальдульф. Он мне даже нравится.
        - Да и мне тоже, - весело признался Бальдульф. - Сколько можно говорить о судьбе? Наверное, и боги любят неожиданности, иначе унылой была бы их долгая жизнь.
        - И бессмысленной наша, короткая, - согласился я. - Что же, если все в наших руках, решим все сами?
        - Решим, - бодро ответил Бальдульф. - Я бы предложил поединок, - заметил он небрежно, явно уловив намек в моих словах, и на удивление одновременно хитро и откровенно вильнул в сторону, - но это слишком ясно, мы почти не оставим судьбе выбора. Пусть начнется сражение многих против многих, не будем вынуждать богов давать знаки, которые они, быть может, не хотят давать. Пусть все решают люди.
        Я посмотрел на него чуть прищурившись.
        - Иными словами, ты отказываешься от поединка?
        Бальдульф посерьезнел.
        - Могу сказать только одно. Чем ни закончится наш поединок, этой битве все равно быть. Никто не отступит.
        - Ты хочешь, чтобы пролилось столько крови?
        Бальдульф чуть удивленно поднял брови и медленно, будто с сожалением покачал головой.
        - Кровь сама желает пролиться, - он кивнул на ряды своих воинов. - Я веду их, но они отвечают за себя сами. Никто из них не откажется от славы. Если желаешь, мы вступим в бой. Если в случае моей победы твои войска отойдут, я, может быть, буду рад, но мои воины будут разочарованы и едва ли я смогу удержать их от преследования. А в случае твоей победы они не уйдут и сразу начнут битву.
        - Благодарю за откровенность, - сказал я, задумчиво оглядев Бальдульфа. Возможно, имело все же смысл лишить его войска полководца, но…
        - Так что ты решишь? - светло и спокойно спросил он.
        - Возвращайся к своим войскам, Бальдульф, - ответил я.
        Он посмотрел на меня пристальным взглядом, будто пытаясь оценить, было ли это оскорблением или простым согласием с разумностью его доводов. Должно быть, все-таки вторым. Чего бы мне ни хотелось, это не значит, что того же хочется этому миру. И что «кровь сама желает пролиться» - это было чистой правдой. Они должны сами узнать свою силу.
        Наконец он кивнул, как будто очень понимающе, и развернул коня. Я сделал то же самое, и мы вернулись к своим войскам.
        Так и началась вторая битва при Дугласе. Без особенных тактических маневров, сама чем-то похожая на поединок, но развернутый, помноженный не на одну тысячу раз. Но совсем без маневров не обошлось. Пеллинор по моему поручению обошел противника с фланга на некотором отдалении, прикрытом холмами и чахлым лесом, чтобы зайти ему в тыл, но это компенсировалось точно таким же маневром со стороны Бальдульфа. За холмами два посланных нами отряда встретились, и там произошло еще одно обособленное ожесточенное сражение. Противостоял Пеллинору во главе своего небольшого войска некий выдающийся по слухам сакс с легендарным именем Беовульф, по странному совпадению прозываемый победителем чудовищ, хотя для классических легенд о Беовульфе было, пожалуй, еще очень рановато.
        Но это за холмами, а на главном поле разворачивалось нечто посерьезнее встречи с Кольгримом. Отряды Бальдульфа, в отличие от той сборной армии, устрашающей скорее лишь своей численностью и не ожидающей никакого серьезного отпора, были сплоченными частями, действующими согласованно. И к нам они относились не в пример серьезнее, тем более что и выглядело наше войско теперь куда сильнее и внушительнее чем прежде. Так что схватка вышла если и не эпической, то жестокой. И как бы ни хотелось свести потери к минимуму (чего откровенно не одобрял Клаузевиц), достичь этого можно было только одним путем - нанесением больших потерь противнику. Решение, конечно, половинчатое, но из двух зол… обычно выбирают чужое.
        Классические клинья саксов и фаланги их союзников, составлявшие причудливую аппликацию, двинулись вперед.
        Мельвас был весь в предвкушении. Кей отчего-то немного приуныл и заявил, что так отвык иметь дело с достойным противником, что даже не хочет сразу его лишаться. На что я напомнил, что даже достойный противник - вещь относительная, и кто знает, как все обернется, если дать ему выиграть. Откуда берутся сказки о рыцарях, превращающихся в драконов, после того как они сами побеждали драконов? Просто изначально грызутся друг с другом, как правило, именно драконы - как в пророчестве Мерлина, что бы они сами об этом ни думали и в какие бы сверкающие доспехи не рядились - чешуя и есть чешуя.
        Не было никакой кавалерийской атаки в начале, если не считать битвы за холмом. Заиграли сигнальные рожки, и первыми и с той и с другой стороны выдвинулись лучники. После получасовой перестрелки без особенных последствий, кроме как от нескольких залпов из наших катапульт, - к слову сказать, и у Бальдульфа были катапульты, но их расчеты были менее точны и наши своей меткостью явно раздражали врага, - Бальдульф наконец все же повел прямую атаку - сперва конница, чтобы пробить и смешать наши ряды, за ней пехота, для суровой методичной работы.
        Наши стрелки перестроились, отступив назад, за копейщиков и отойдя к флангам, пехота выставила копья. Но стрелкам на флангах пришлось отступать шустрее, чем они рассчитывали - конница Бальдульфа не стала пробивать фронт направленным ударом, нарываясь на копья в силу собственной инерции, а рассредоточилась небольшими группками, преследуя любую мелкую цель, мельтеша и больше отвлекая, пока не подойдет пехота, а заодно стремясь пробиться к катапультам, чтобы разобраться с ними поближе. Что ж, тоже вполне разумно.
        И все же, отступившие стрелки перешли на прицельную стрельбу, а наша конница, вступив в схватку, принялась разметывать разрозненные группы кавалерии противника, которым не удалось вновь собраться вместе и пришлось отойти назад, и перешла в контрнаступление, врезавшись в подходящую пехоту. И все-таки бой был упорный, отряды Бальдульфа по большей части стояли насмерть, и стали отступать не раньше, чем от их численности осталось меньше половины.
        Да и на нашей численности это сказалось не лучшим образом. Мы потеряли убитыми больше двухсот человек, и еще сотни были ранены. В том числе Кей, чуть не потерявший левую руку от удара боевого топора, но отделавшийся глубокой раной в мякоти плеча и царапиной на кости, Мельвас, получивший стрелу повыше правой лопатки и Пеллинор с рваной раной в боку, от копья с гарпунным наконечником, которое он вырвал из себя сам. Марцеллин, защищавший Кея, в самом начале выбыл из строя с трещиной в черепе, ему повезло, что в сутолоке его не затоптали. Я обошелся одними ссадинами и иссеченным щитом. Таранису досталось больше - неглубокая, но неприятная рана от копья поперек груди, когда мы врезались в их пехоту и рана от косы, от которой он охромел на правую переднюю ногу, впрочем, не настолько, чтобы прекратить его военную карьеру.
        Встретиться с Бальдульфом в бою мне так и не довелось, хотя он постоянно был где-то поблизости, но в то же время держался на безопасном расстоянии, контролируя действия своих людей. Охотиться на него нарочно, пренебрегая здравым смыслом, я не собирался, тем более что, похоже, он на это рассчитывал. Безосновательно. Если при первом Дугласе мне действительно было необходимо вынудить Кольгрима к поединку из-за большого перевеса его сил, то теперь, когда ситуация переменилась и моя армия умножилась и числом и опытом, а противостоящие ей войска были организованней и подготовленней, и на их счет я тоже не обольщался, бесполезно было пробовать заманить меня перспективой поединка подальше от моих людей. Всерьез, так всерьез, раз уж мы так решили.
        Бальдульф мелькал в отдалении, то там, то тут, беспрестанно отдавая приказы и подбадривая своих воинов. Его и впрямь стоило опасаться больше чем его брата, несмотря на все его обаяние. А вернее, и благодаря последнему. Я видел, с какой верой его люди смотрели на него, и с какими воодушевлением и решимостью стеной напирали на британцев. Тут нечего было и думать отвлечься хоть на мгновенье, и я носился от одного отряда к другому, от одной случайно сбившейся кучке к другой, также ободряя их, отдавая приказы, как им поступить в этот момент наилучшим образом, и по мере возможности помогая и выручая, рубя всех, кто только из неприятеля подвернется по дороге. Кажется, я давно потерял голос, себя я уже не слышал, но они слышали и кидались вперед на врага с такой верой, что даже становилось больно. Где-то там, под холодной и одновременно яростной отстраненностью, вперемешку со сдерживаемым азартом, что находит в бою, я утешался тем, что если они и умирали, то умирали счастливыми, гордыми собою и своим королем.
        Если это было им нужно, почему не дать им этого?
        А что иначе? Все равно ведь - ничего хорошего и никто не вечен.
        Я рассек очередного встретившегося сакса от плеча до груди, следующему воткнул меч в горло. От крови и пота было уже не продохнуть. Кей старался поначалу не отставать от меня, но явно начал выдыхаться и я оставил его временно командовать одной смешанной группой всадников и пехоты, чтобы потом забрать его оттуда и перебросить куда-нибудь еще. Но возвращаясь, я застал ситуацию сильно переменившейся. То ли Кей пробился слишком вперед, то ли саксам удалось потеснить бриттов рядом с его отрядом, и теперь их зажимали в тиски и начали отрезать. Не иначе где-то неподалеку пронесся Бальдульф. Пока Кей сражался с одним противником, к нему слева подскочил другой, невысокий, но коренастый ловкач на лохматой соловой кобылке, и косо ударил его топором. Первый удар Кей отбил щитом, но дерево щита при этом раскололось. Ответить ударом на удар он не мог, так как нападавший на него справа, именно в этот момент старался достать его мечом.
        Во главе своего отряда я вклинился в напирающую волну атакующих, сперва неподатливую, а потом лопнувшую под напряжением как слишком натянутая резина. Теперь уже мы хлынули волной, окружающей истомленный отряд Кея, и на полном ходу я сбил сакса в этот момент уже почти беспрепятственно ударившего Кея топором по руке. Сакс рухнул вниз, Кей покачнулся в седле и чуть не последовал за ним. Я подхватил его и поглядел на его руку. Кровь текла ручьем сквозь прорубленный кольчужный рукав.
        - Возвращайся, - сказал я ему, - теперь уже недолго.
        Кей упрямо покачал головой и снова покачнулся. Ну что с ним делать?
        - Перевяжите его, - приказал я двум солдатам, бывшим поблизости. Самому было все-таки как-то недосуг.
        Оставалось только побыстрее со всем покончить. Я встретился глазами с оказавшимся поблизости Мельвасом, ухмылявшимся еще более злорадно и зловеще, чем перед боем, и кивнул ему.
        Мельвас кивнул в ответ и с диким жутким кличем: «С нами бог!», подхваченным британцами по всей линии, ринулся за нами вперед, сметая все на своем пути. Через несколько мгновений я с опозданием удивился и задумался - какого именно бога Мельвас имел в виду, употребив это слово в единственном числе? Заподозрить его во внезапном сочувствии к христианству было бы так же странно, как увидеть его без его боевой раскраски. Но пришлось тут же выкинуть это из головы, примитивные мясорубки мало располагают к посторонним размышлениям. В какой момент Мельвас успел поймать стрелу, я уже не видел. Должно быть тогда, когда докрамсывал пехоту Бальдульфа, не успевшую организованно отойти с поля.
        Напоследок нас отвлекла почти курьезная атака - на налетевших колесницах. Не ожидал, что придется всерьез с ними столкнуться. Хотя перед боем, конечно, видел, как они выстраиваются в задних рядах, но до последнего момента в сражение они не вступали. Их присутствие можно было посчитать чьим-то чудачеством. Двухколесные анахронизмы, снабженные серпами на ободах колес или косами на осях (а кто-то ведь утверждал, что скорее всего такого никогда не было и все это сказки) - они должны были быть не менее опасны для своих чем для противника, то есть для нас. Скорее, элемент простой психической атаки, и им удалось внести свою долю сумятицы.
        Управляли ими невысокие жилистые возницы в ярких одеждах, а такие же как они воины, прикрываясь щитами, ловко метали во все стороны дротики, стреляли из пращей, а израсходовав все метательные снаряды, рубились мечами.
        Это было что-то вроде летучего отряда камикадзе, прикрывавшего отступление армии Бальдульфа. Что такое осторожность, им было неведомо, лишь бы учинить побольше разрушений. Войска неприятеля поспешно уступали им дорогу (если успевали, кое-кто не успел, но что значит неудача единиц ради общего блага?) и, перестроившись, организованно отходили с поля.
        Наши стрелки немного растерялись. Чтобы привести их в чувство, пришлось подскакать к ближайшему и выхватить у него лук. Благо, он сразу сообразил что делать, и тут же сунул мне стрелу. Развернувшись, я засадил стрелу в глаз одному из возниц. Дальше дело пошло бодрее. Особенно, когда подавая дурной пример, я рванул навстречу мчавшейся, потерявшей управление колеснице, и вонзил клинок в горло лошади. Общество защиты животных когда-нибудь выставит мне крупный счет. Если поймает. Затем пришлось перескакивать через попавшую под ноги Таранису косу, а затем я услыхал, как некто мудрый громогласно советует тем, кто находится ближе и вооружен топорами, нещадно рубить все сооружение, начиная с кос и кончая лошадьми и пассажирами. Можно еще и копья в колеса повставлять. Оказывается, этим умником по-прежнему был я. Значит, голос еще не потерял, пустячок, а приятно.
        Вскоре злосчастные колесницы были безнадежно и зверски порублены и растоптаны.
        Прошло немногим более пары часов с нашего разговора с Бальдульфом, как мы выиграли и эту битву. Выиграл свое сражение поменьше и Пеллинор. Может, Беовульф и был победителем чудовищ, но такое чудовище как Пеллинор, было ему пока не по зубам. Беовульф все же вышел из схватки живым, лишь отступил под воздействием непреодолимой силы. Пеллинор же, несмотря на поредевшие ряды бриттов под его началом, не отклонился со своего пути и завершил маневр, зайдя саксам в тыл. Серьезного урона он нанести им уже не мог, но сыграл свою роль в окончательной деморализации противника и скорейшем оставлении им поля битвы. Встреча с отрядом Пеллинора на другом краю поля ознаменовалась радостными криками бриттов, воочию узревших свою победу.
        К сожалению, на этот раз никто не перешел на нашу сторону, по крайней мере, организованно. Войска Бальдульфа были рассеяны и отступили в относительном беспорядке только затем, чтобы потом соединиться где-нибудь еще. Хорошо еще, что местное население, за исключением именно тех, кто поддержал Бальдульфа личным присутствием и оружием, не было столь идейным, а иначе прямо и не знаю, как можно было бы назвать эту войну справедливой.
        Только не говорите, что я издеваюсь.
        Убедившись, что поле битвы осталось за нами, бритты некоторое время преследовали отдельные группки неприятеля, но довольно скоро оставили это, повинуясь моему приказу. Бритты ведь народ увлекающийся, терять же его по пустякам, даже в небольшом количестве (а попробуй они соревноваться друг с другом, количество может оказаться и не таким уж небольшим) было ни к чему.
        Пришло время считать потери и считать оставшихся в строю. Первым делом я торжественно поприветствовал Пеллинора и убедился, что несмотря на полученное ранение он живее всех живых и даже доволен жизнью, за исключением того, что ему не удалось прихватить с собой голову Беовульфа в качестве трофея.
        - Славная была битва, - серьезно сказал Пеллинор, - но этот трус, схватившись со мной, понял, что ему не выстоять, улучив мгновение спешился, подхватил с земли копье, швырнул в меня и вновь вскочив в седло умчался прочь, делая вид, что думает, будто уже поразил меня насмерть. Каков подлец!
        - Со страху чего не сделаешь, - посочувствовал я Пеллинору. - Ничего, может, не в последний раз.
        Пеллинор со зловещим хрустом расправил суставы.
        - В следующий раз он так просто от меня не уйдет.
        - Будем надеяться, что в следующий раз так просто не уйдет и Бальдульф.
        - Вам так и не довелось сразиться? - полюбопытствовал Пеллинор.
        - Сражение между нами было другого рода, - ответил я, но допускаю, что смысл этого ответа остался для Пеллинора туманным. На том мы с королем несуществующего в этом мире королевства и расстались. А ведь многие из нас, встретившихся в этом мире, могли бы сказать, что царство наше «не от мира сего». Не только мы с Пеллинором - все, кто станут когда-нибудь лишь персонажами легенд, не связанных по сути с каким-то определенным временем или местом.
        Следующим я разыскал Мельваса, бывшего рядом со мной в начале последней атаки. Конь его был убит и, окруженный горсткой своих людей, он не желал подниматься с груды мертвых тел, на которой сидел по-хозяйски, с трудом держась прямо и не позволяя никому к себе приближаться. Спешившись, я подошел к странной компании, люди тут же расступились.
        - В чем дело?
        Мельвас попытался сесть еще прямее чем раньше и даже изобразил что-то похожее на ухмылку.
        - Мы победили, - сказал он гордо и в то же время как-то убито.
        - Я заметил. - Над плечом Мельваса криво торчала стрела с черным оперением, еще не обломленным, хотя она ему явно мешала. Похоже, он желал сломать ее сам, но достать ее за спиной ему было никак не по силам, что и раздражало его донельзя.
        Не обращая внимания на его настороженный взгляд и что-то похожее на ворчливое квохтанье, по крайней мере, меня он прогонять постеснялся, я присел рядом, по необходимости уперевшись коленом в чей-то труп и озабоченно оглядел стрелу. Судя по тому, как эта штука торчала, сидела она достаточно глубоко, и вполне могла повредить легкое. Выдергивать ее сейчас, конечно же, нельзя было ни в коем случае, а вот обломить все же стоило, но сделать это осторожно, что и впрямь не всякому доверишь. Раздражение Мельваса я понял.
        - Я убил этого поганца, - проговорил Мельвас явно пытаясь отвлечься. - Понял, кто это, когда обернулся, он еще не опустил лук. Валяется где-то подо мной.
        - Ясно, - ответил я, и мельком глянул вниз.
        И через мгновение глянул туда снова, с удивлением уловив нечто знакомое. Один из мертвецов все еще сжимал в руке стрелу, такую же как та, что я собирался сломать. А вот его почти детское и одновременное наглое лицо, как ни странно, наглое даже сейчас, хоть и застывшее и перепачканное, помнилось мне совсем по другому случаю. Это был тот самый парень, что невзначай пытался застрелить меня в Камелоте, после чего был с позором изгнан из доблестной британской армии как яркий пример насквозь никудышного стрелка. Похоже, в войско противника он влился куда как органично. Если, конечно, когда-либо всерьез его покидал. Должно быть, личность была в чем-то незаурядная. Жаль, его истории я никогда не узнаю. Даже легенды.
        - Знакомый труп! - воскликнул я.
        - Где?.. - заинтересовался было Мельвас и сдавленно ойкнул - в этот момент я сломал стрелу, когда он этого не ждал.
        - Неважно. Поехали отсюда, твоей стрелой надо заняться серьезней.
        - Как скажешь, - обреченно согласился Мельвас и повеселел. - Хорошо мы их разгромили. Между прочим, на моей родной земле!
        - Знаю, король Клайдский. Кстати, а где тут Стрэтклайд? - полюбопытствовал я, вспомнив более известное королевство с похожим названием.
        - Кто? - удивился Мельвас. - Что это такое?
        - Так, Бальдульф что-то ляпнул, - солгал я.
        - Вот скотина, - прошипел Мельвас. - Лишь бы все по-своему назвать. Нечего им тут шляться…
        Хотя Мельвас продолжал бурчать в негодовании, мне удалось почти без сопротивления с его стороны водрузить его на лошадь одного из его людей и отправить всю их компанию в лагерь. Сам же какое-то время еще провел на поле, изучая исход битвы. Тот, кто думает, что это приятное занятие, жестоко ошибается. Более половины войск Бальдульфа остались тут, на месте, и кто еще не был мертв, мог надеяться лишь на быструю смерть от рук бриттов, собиравших своих раненых и павших, или на то, что их пощадят в обмен на клятву присоединиться к нам или впредь никогда не поднимать против нас оружие. По крайней мере, приказ такой был. Что-то большее для них я был сделать не в силах.
        Наконец и я отправился в лагерь, пересчитал ближайших друзей и соратников, проверил как их лечат, - оказалось, совсем неплохо на их лад, так что я не стал сильно вмешиваться, - поздравил Кея и Марцеллина с тем, что они живы, хотя мы не виделись почти целый час, и дал бедняге Таранису передохнуть, пока мы обсуждали наши дальнейшие планы. Бальдульф, Беовульф и некоторые другие предводители саксов были живы и здоровы, часть их войска также, и прочие разрозненные враждебные силы блуждали по окружающей территории вдоль и поперек. На какое-то время мы еще останемся тут, а затем, разделившись, исследуем местность от стены Адриана до вала Антонина, и совершим, пожалуй, небольшой рейд в Каледонию. А там можно будет понемногу и возвращаться, подчищая что-то на обратном пути. Кто знает, может, на этот год на этом можно будет и остановиться.
        VIII. Мирный уголок
        Оставив земли Мельваса Клайдского, мы наведались теперь домой к Кею, в славный Регед. Что и говорить, контраст был разительный.
        - Скажи мне, Кей, - поинтересовался я, когда мы ехали по процветающей земле, среди пышных полей и лугов, по которым повсюду бродил безмятежный скот. - Здесь и впрямь тоже идет война?
        - Конечно, - сказал Кей. - Но могло быть и хуже, если бы отряды моего отца не совершали здесь постоянных разъездов, защищая жителей от возможных нападений. За всем, конечно, не уследишь, но хоть так. Лучше, чем ничего.
        - Заметно лучше…
        - И все же, если все вокруг падет, вряд ли и этот край уцелеет. Пока есть более доступная добыча, волки рыщут стороной, а когда другой добычи не останется, бросятся уже на эту, и не отступят.
        - Кей, мне не нравится, что ты говоришь. Позиция добычи глубоко коробит мое сердце.
        - Я всего лишь представляю положение дел, как оно есть, или как может быть.
        - Я прекрасно тебя понимаю. И именно поэтому это нравится мне еще меньше. Я даже не стану тебя спрашивать, веришь ли ты на самом деле в то, что мы победим, отбросим врагов за границы острова или приостановим их набеги…
        - Которые с каждым годом становятся все мощнее, будто чем больше их прибывает сюда, тем больше становится на других берегах.
        - Да, спрашивать бесполезно, вижу, что не веришь.
        - Рано или поздно, - сказал Кей. - Рано или поздно… Им есть откуда прибывать. А нам отступать некуда.
        - Вот ведь странное дело, почему я слышу это от тебя после того, как мы уже одерживали победы, а не до того?
        Кей рассмеялся.
        - Потому что именно теперь появилась надежда. Безумная и рождающая тревогу и страх потери. В отчаянии ведь тревоги нет, ты просто радуешься каждому дню, отвоеванному у наступающей тьмы. А когда появляется надежда, этого уже мало, приходится думать о большем. А думая о большем, видишь как призрачно то, на что надеешься.
        - О, я помню графиню Галавскую, она была очень склонна ко всякого рода философским рассуждениям. Оказывается, это и тебе передалось.
        - Ха! Ты лучше моего отца вспомни!
        Тут уже мы оба рассмеялись. Действительно, семейка записных пессимистов. Видно, оттого и легкомыслия недостает и, как следствие, недостает и разрухи на опекаемой территории.
        В Регед мы зашли небольшим корпусом, чтобы не обременять малое королевство своим присутствием без особенной на то нужды. С другой стороны, непременно следовало совершить этот визит вежливости и поприветствовать союзника, достойного всяческого уважения, без преувеличения - столп нашей объединенной Британии.
        Сперва мы прямиком направились к твердыне короля Уриенса, благообразного тихого старичка, за которого всеми важными делами заправлял граф Эктор, приходившийся ему достаточно дальним родственником, но сильнейшим из оставшихся в живых. Собственные дети и внуки короля Уриенса погибли в войнах, хотя, говорят, у него было восемь сыновей и две дочери. Но никого их них не обошел стороной злой рок, даже дочери его были однажды убиты, вместе с детьми, которых они защищали. Одна за другой, эти потери надломили регедского короля. И единственной его опорой остался Эктор. Опорой и спасением, которое самому королю Уриенсу было уже не очень-то нужно, и тем не менее, оно еще было нужно Регеду и неистребимому чувству справедливости графа Эктора, который отказался в свое время от короны до тех пор, пока жив старый король.
        Нас встретили радостно, но без лишней пышности. По-дружески и по-деловому. Сама королевская крепость была аккуратным римским фортом, не разрушенным за то время, какое эта территория оставалась за границами римских владений. На подходе нас встретил большой отряд с самим страшно довольным нашим появлением графом Эктором во главе. Не сомневаюсь, если бы случайно подходящее войско оказалось не нашим, Эктор устроил бы ему не менее достойную встречу, но совсем в другом смысле. И уж наверняка он не был бы так рад.
        - Как необычно, - сказал он пряча улыбку, - в последнее время наряду с дурными новостями мы постоянно слышим хорошие. Как же это понимать? - И прежде чем обнять сына, он обнял меня. Кей не обиделся, он тоже был горд и доволен. И сразу еще и похвастался отцу, что чуть не потерял руку. Я заметил, что «чуть» не считается, как бы героически это ни выглядело. Эктора тоже очень даже устраивало это «чуть».
        С сочувствием он выслушал и рассказ о своем давнем недруге Мельвасе, оставшемся сейчас за границами Регеда с частью войск и пользующемся случаем и прийти немного в себя и навести некоторый порядок на своей собственной земле. Вряд ли до нашей новой встречи он, предоставленный сам себе, выкинет что-нибудь в корне неправильное. По идее, не должен успеть. А заодно и поглядим, как он все-таки будет себя вести…
        Пеллинор был с нами, но предпочитал больше помалкивать, и только с некоторым любопытством посматривал по сторонам. Регед как по большей части христианское королевство не слишком прежде привлекало его для посещения. Трудно сказать, насколько он одобрял то, что он видел. Но не похоже было, чтобы и совсем уж не одобрял. Похоже, его умозаключением было что-то вроде: «все не так, но жить можно».
        - Леодегранса мы не нашли, - сообщил я Эктору. - Хотя во всех местностях, где мы проходили, наводили справки и пытались отыскать его сами там, где его якобы недавно видели. Но тратить на это слишком много времени мы не могли. И боюсь, что, в конце концов, новости будут неутешительные.
        - Все мы смертны, - философски ответствовал Эктор. - В конечном счете, это лишь переход к лучшей жизни. При всех его слабостях, он не был большим грешником.
        - Отец, мне кажется, Артура больше беспокоит Гвенивер, чем душа старого Леодегранса, - не без некоторого ехидства заметил Кей.
        - Ах, вот оно что, - несерьезно округлил глаза Эктор. Сдается мне, душа старого Леодегранса заботила их обоих куда меньше, чем меня. - Уверен, она все равно будет рада вашему приезду. Отца она всегда видела нечасто. Может, он еще и объявится.
        - Если он объявится и выяснится, что на самом деле он мог объявиться и раньше, да что-то не хотел, это ему чести не сделает, - проворчал я в сердцах.
        Эктор пожал плечами.
        - Кто ведает все причины, что нами управляют?
        - Оно конечно, - вздохнул я.
        На холме над полями показался замок короля Уриенса. Окруженный разноцветными волнующимися точками, сливающимися в толпу.
        Граф Эктор поднял потемневший рог, отделанный серебром, и протрубил низкий сигнал. Сразу несколько рогов ответили ему из замка. Я не мог это так оставить, поэтому тоже поднял рог и сделал знак музыкантам, ехавшим с нами во главе всего поезда. Когда я проиграл свой сигнал, они подхватили и на несколько голосов устроили настоящий концерт. Кей весело завопил одним из первых, завопила, приветственно размахивая руками, толпа вокруг замка, поприветствовало их не менее шумно и наше доблестное войско, во всем остальном вполне дисциплинированное.
        Так нас и встретили. Сам король Уриенс ждал нас во дворе замка у крыльца - нездешнее создание, которое могло бы унести ветром, рискни он выйти за стены своей твердыни. Рядом с королем, в числе прочей свиты мы увидели и графиню Галавскую и Гвенивер. Материнский взгляд леди Элейн был в первую очередь прикован к красующемуся рядом со мной Кею, а вот взгляд Гвенивер… такой теплый и лучистый, жаль, что я никогда не смогу принять его всерьез, да и не захочу. Это было бы все равно, что отнять у нее ее собственную жизнь. Но не улыбнуться ей в ответ, с легким поклоном, я не мог. Это не было ошибкой. То, что произошло дальше, все равно обязательно бы произошло. Кто-то передал Гвенивер золотой кубок с вином, и она прямиком двинулась с ним ко мне, пока я еще не сошел с коня, под благожелательными взорами старого короля и графини Элейн, и под шумное одобрение всей присутствующей братии, ступая с грациозной осторожностью, чтобы не оскользнуться на гладком камне, которым был вымощен двор. Покосившись по сторонам, я понял, что они хотят, чтобы я именно оставался в седле, пока ритуал с приветной чашей не будет
совершен им всем на радость, и если я сойду Гвенивер навстречу, того и гляди огорчатся, а в первую очередь и она сама, и еще бог знает что подумает. Действие, как-никак, театральное, а за отсутствием сцены, ее роль сыграет Таранис.
        Все еще помня, что не могу принести ей никаких утешительных вестей, я принял чашу из тонких, почти детских рук принцессы Лодегранской и поднял ее, провозгласив:
        - За Регед и Британию! - и отпив, наклонился к Гвенивер, и подхватив ее, поднял к себе в седло.
        Толпа безумствовала.
        - Прости, - сказал я ей негромко, когда она оказалась так близко, что я мог ей это сказать, не делая сразу достоянием всех и каждого. - Я так и не нашел твоего отца.
        - Идет война, - печально и разумно отвечала Гвенивер. Принцессы редко бывают неразумными. Чувство долга и обязанность трезво оценивать ситуацию - их достояние с детства, то, что называется: «благородство обязывает». - Так бывает. Я рада, что ты не потерял себя, Артур.
        Хотел бы я, чтобы она произнесла эти слова все из того же благоразумия… Но она была слишком близко, чтобы можно было попытаться выдать желаемое за действительное, интерпретировав очевидное так легкомысленно.
        - Все еще может случиться, - сказал я мягко. И поцеловал ее. А вы думаете, удалось бы от этого отвертеться? Без этого приветствие никуда бы не годилось. Другой вопрос, так ли уж на самом деле я хотел этого избегать? Или все равно оставалось только махнуть на все рукой…
        Мы церемонно проехали еще несколько шагов вперед, затем я сошел на землю, помог спуститься Гвенивер, и рука об руку с ней направился в отеческие объятия короля Уриенса. Тут же к нам присоединились и Эктор и прочие, и через некоторое время, оставив Гвенивер снова с графиней Галавской, а Кея присматривать, чтобы наше войско было хорошо устроено и с удобством отдохнуло, мы втроем с Эктором и Уриенсом отправились обсуждать дела государственной важности.
        - Так вот ты каков, - с благожелательным любопытством старческим подрагивающим голосом продребезжал Уриенс. - Молодец, красавец, как и я в молодые годы, видать толк из тебя будет. Да будь поосторожнее, не забывай о душе! Дракон ведь как ни крути есть Диавол, сам князь мира сего! Сильный знак для короля, куда уж сильнее. Да для человека опасный, для души его. А что есть король? Всего лишь человек, прах перед Богом, и божья искра у него такова же как у всех смертных. - Он скорбно потряс поникшей головой, вспоминая свои земные горести.
        Я обвел взглядом пустынный зал с каменными стенами, в котором мы сидели, не слишком просторный, в самую пору для нас троих - небольшой компании, но из того разряда, которому требуется больше места под солнцем, для той дистанции, что должна отделять наше положение от прочих. Зал не то чтобы был заброшен или небрежно убран, и все же казался каким-то бесприютным, может быть просто потому, что я видел в нем отражение короля Уриенса - одинокую оболочку, которой остается только уйти в никуда, тихо недоумевающую, зачем она еще задержалась на этом свете, ведь уходить в никуда все равно оставалось лишь - из ничего. Наверное, именно в этом и был ответ на вопрос «зачем» - потому что разницы не было никакой.
        Эктор покосился на меня с призывом к снисхождению к старческим речам. Я слегка кивнул ему.
        - Много ли вторжений в этом году удалось вам отразить? - спросил я, обращаясь не то к Уриенсу, не то к Эктору.
        Уриенс посмотрел на Эктора. Кажется, сам он был толком не в курсе.
        - Много, но весьма незначительных, - ответил Эктор. - Можно сказать, до нас они еще не добрались.
        - С какой частотой? И как-нибудь менялся характер этих пробных атак в зависимости от того, что происходит в других малых королевствах?
        - Не знаю, велика ли здесь связь, - снова ответил Эктор. Король Уриенс смотрел в пространство куда-то между нами отсутствующим взглядом. - Разумеется, сперва здесь появилось много небольших отрядов чужаков, затем почти все они двинулись к Эборакуму, где и произошла битва, в которой, паче всех чаяний, Кольгрим потерпел постыдное поражение. После этого, беспорядочные вторжения рассеявшихся частей несколько участились, а затем нас почти совершенно оставили в покое.
        - Так как все отряды, скорее всего либо поспешили присоединиться к Бальдульфу, либо разойтись по другим королевствам. А после поражения Бальдульфа?
        - Ничего пока не изменилось.
        - Действительно, в конце концов это было не совсем поражение, а только отступление. Интересно, всегда ли бывало такое затишье еще до середины лета?
        Эктор покачал головой.
        - Сдается мне, они слишком сильно расшиблись еще в начале лета, чтобы продолжать в этом году.
        Мне показалось, в его голосе прозвучало больше вежливости, чем искренности, впрочем, раз мы оба относились к возможному оптимистичному стечению обстоятельств с осторожностью, говорить тут особенно дальше не о чем.
        Я приподнял маленький чеканный стаканчик с приправленным пряностями вином.
        - Что ж, я рад, что пока у вас все хорошо. А как ваши внутренние дела? Все так же спокойно?
        Король Уриенс внезапно бросил на меня на удивление насмешливый острый взгляд мутно-белесоватых, но от того вовсе не апатичных глаз.
        - Если ты хочешь узнать, долго ли я еще буду коптить небо, и кто станет королем после меня, так и скажи. Думаю, что уже недолго. А править после меня, конечно, Эктору.
        Эктор недовольно засопел и заерзал в своем резном кресле, явно собираясь сменить тему, но старик с неожиданным проворством поднял руку, при этом вино из стакана в его другой руке плеснуло ему на мантию. Отвлекать его, провоцируя на появление новых пятен на одеянии нам сразу расхотелось.
        - Не спорь. Я знаю, что у меня есть еще родня, но не приведи Господи никому из них занять мое место. На случай, если кто-то из них не захочет подчиниться моей воле, а тебе захочется проявить благородство, я хочу, чтобы мою волю еще при моей жизни знал Артур. И не пошли мне, Боже, обмануться в надежде на то, что вы оба меня переживете.
        Не вставая, я поклонился старому королю.
        - Если я буду жив, я прослежу, чтобы твоя воля была исполнена.
        - Тем более что в этом же заключается и твоя воля, не так ли, мальчик? - почти вкрадчиво заметил Уриенс. - Ничего, ты совершенно прав, сильным королевством не может править слабый человек.
        - Слабым можно быть по-разному, - сказал я. - Можно быть слабым духом или разумом, и этому человеку незачем править королевством, даже если он молод и силен телом. Ведь именно об этом ты говорил, помянув другую свою родню. Я не знаю такого ни за Эктором, ни за тобой, Регед силен и прекрасен, благодаря вам обоим. Я хочу, чтобы таким он и оставался и процветал в дальнейшем.
        - Прекрасно, - кивнул Уриенс. - Поддержи Эктора, когда меня не будет, и он поддержит тебя. Он умеет быть хорошей опорой.
        - В этом я не сомневался никогда.
        Уриенс слабо улыбнулся.
        - Жаль, что ты не мой сын, а Утера. Все же, этому старому упрямому ослу повезло больше, чем мне, хотя мне и довелось пережить его самого. - Он как будто снова ненадолго ушел в себя, но оказалось, что и не думал уходить. - А иногда везет не только старым друзьям, но и старым врагам, - заключил он. - И даже не столь уж старым.
        Я насторожился. Эктор тоже посмотрел на него с едва заметными признаками ожидания и нетерпения.
        - Да только им это, наверное, бывает и не нужно, - снова с отсутствующим видом пробурчал король Уриенс. Эктор явно в растрепанных чувствах поднял со столика стакан с вином, потом снова отставил и посмотрел на Уриенса чуть ли не свирепо.
        - Вы были с Утером друзьями или врагами? - спросил я, чтобы тоже как-то подстегнуть ситуацию.
        - Друзьями, конечно, - без паузы ответил Уриенс и снова замолк.
        Эктор шумно вздохнул. Уриенс посмотрел на него с хитрецой.
        - Разве стоит держать это дальше в тайне? - спросил Эктор. - Все равно никому нет до этого никакого дела.
        - Это пока нет, - сказал Уриенс.
        - И потом не будет, - проворчал Эктор. - Когда некому, нечего и незачем будет доказывать.
        - Если уж вы начали, - вежливо вклинился я, - может, скажете, о чем идет речь?
        - О первенце Кольгрима, - неожиданно быстро и без обиняков ответил старик.
        Я пожал плечами.
        - И что? У Кольгрима есть брат, а наследование по прямой линии у саксов не в чести. Они вообще склонны сами выбирать себе вождей, хотя в любом случае выбирают их из числа своей старой аристократии.
        Эктор заговорщицки мне кивнул.
        - Вдруг пригодится, - пожал плечами Уриенс. - Никогда не знаешь заранее.
        - А что с ним, собственно… - начал было я.
        - Это Бедвир, - ясным голосом сказал Эктор.
        Я остановился, приподнял брови, и только потом закрыл рот.
        - А, вот оно как.
        Я вспомнил, как Хорс при встрече уже принял его за кого-то. Или для кого-то все сказанное здесь не такая уж страшная тайна за семью печатями?
        - Его жена приняла христианство, - продолжил Уриенс. Естественно, он имел в виду Кольгрима, а не Бедвира. - И бежала от него вместе с сыном, которого окрестила.
        - Понятно, а сам Бедвир знает?
        Все, конечно, знали, что он сакс, по крайней мере, наполовину, но вот именно насчет Кольгрима…
        - Знает, - ответил Эктор, хотя старый Уриенс начал было безмятежно покачивать головой, а потом сам с удивлением посмотрел на Эктора. - Мать сказала ему, около года назад. Хотела, чтобы он сам сделал выбор, теперь, когда стал взрослым.
        Хотел бы я знать, а какой у него теперь мог быть выбор?
        - Ты не говорил мне, - с беспокойством сказал Уриенс.
        Эктор пожал плечами.
        - Дело ничем не кончилось. Бедвир не стал винить ее в том, чего она его лишила, хотя он мог бы занимать куда более высокое положение от рождения. Сказал, что на то была воля Божья и, верно, все к лучшему, и больше сам об этом никогда не заговаривал.
        - А Кей знает? - спросил я.
        - Нет, - покачал головой Эктор. - Это было бы заметно. Насколько мне известно, Бедвир никогда ни с кем не заговаривал об этом, кроме того единственного раза с матерью. Она уж рассказала об этом мне. И дальше - все шло так же, как если бы она ничего не говорила.
        - С кем Хорс мог спутать Бедвира? - поинтересовался я. - Он похож на кого-то или Хорс совершенно обознался по чистой случайности?
        - А как он назвал его, - переспросил Эктор.
        - Никак. Просто - эделинг.
        - Понятия не имею, - немного нахмурясь сказал Эктор.
        Понятно. Придется спрашивать самого Хорса, когда вернемся, что он знает, и если знает, то откуда. Или Бедвира, если только он не сгинет в пучине в каком-нибудь морском сражении. Впрочем, надеюсь, Гавейн ему это сделать не даст. По крайней мере, добровольно хорошими друзьями попусту не разбрасываются, а Бедвир был первым, кто отнесся к нам в этом мире по-дружески.
        Поговорив еще немного о делах, мы ненадолго разошлись. Назавтра утром я собирался покинуть Регед, после небольших сегодняшних дипломатических проволочек. Правда, состоявшийся разговор слегка подействовал мне на нервы. Невольно казалось, будто изъявив свою последнюю волю и сбросив груз забот о том, кто попечется о ее исполнении, когда его не станет, Уриенс может теперь преспокойно отдать богу душу, не дотянув и до утра. Тогда придется задержаться. Не то чтобы это было бы каким-то свинством с его стороны, но все-таки как-то угнетало. Хотя, конечно, и он и Эктор заслуживали того, чтобы оказать им такую услугу как проследить, чтобы корона Регеда досталась тому, кто ее достоин, до того как я навеки оставлю эти края, но думать об этом сейчас не хотелось. Лучше уж как-нибудь в другой раз.
        Мне предоставили милые покои, убранные истинно по-христиански. Я с улыбкой потрогал узорчатое распятие над изголовьем ложа явно повешенное там не без умысла постоянно ненавязчиво напоминать мне о разумном, добром и вечном. Наверняка личное распоряжение Уриенса. Эктор знал, что к религии я отношусь просто спокойно. Да и сам он, если на то пошло, был таков же. Хорошо еще обошлось без официальных молебнов. Тут Уриенс проявил удивительный такт.
        Посибаритствовав полчаса и получив пару посланий, одно из Камелота и одно от по-прежнему оптимистично настроенного Гавейна, я позвал Кея, и мы отправились побродить по крепости и вокруг да около. День был замечательный, о делах на время можно было забыть. Посреди кампании, которую мы вели, Регед казался поистине буколическим нереальным местом, какой-то условностью из старой рыцарской сказки. Конечно, это действительно была условность, но все ведь познается в сравнении, да и сам летний денек добавлял меда в этот пирог. Стрижи носились в ясном небе как сумасшедшие, земля нежилась в светлом тепле.
        - Знаешь, по-моему, все идет неплохо, - совсем пригревшись, если не перегревшись, сказал я Кею. - Бальдульфа мы скоро загоним в угол, а Кольгрим может и не осмелится нарушить договор, по крайней мере, в этом году.
        Кей усмехнулся.
        - Может, и так. Даже ближайшее будущее для нас темно и неясно.
        Я посмотрел на небо.
        - Кажется, затмений на сегодня не предвидится, так что ближайшее - вряд ли.
        Кей закатил глаза.
        Но и впрямь самое ближайшее будущее было вполне безоблачным. Вечернее пиршество, начатое абсолютно благопристойно и в обществе благородных дам, мирно перешло в полуночное, уже не столь светское и в сугубо мужской компании, а вот дальше началось нечто непонятное.
        Пока все присутствующие, казалось, пребывали в полном благодушии, замок оказался таинственным, хотя в той же степени и банальным образом подожжен. Сперва даже мой изнеженный нос не различал никакой особенной перемены в появившемся дыме, помимо уже привычного дыма от факелов или от кухонных очагов. Потом как-то сам по себе поднялся переполох и все начали выскакивать из зала. Одним из первых выскочил Эктор - разобраться в чем дело, немного погодя, за ним выскочили, озадаченно переглянувшись, и мы с Кеем, за нами немедленно последовал Пеллинор. В прилегающем к пиршественному залу коридоре уже все заволокло едким дымом и дышать было почти нечем. Я закашлялся и, видно, опасаясь, что в дыму я сверну не туда, Кей схватил меня за рукав и твердой рукой направил к выходу во двор, хотя окончательно ориентацию в пространстве я еще не потерял ни из-за дыма, ни из-за вполне умеренного количества выпитого вина, ни из-за времени суток. Я пробурчал что-то успокаивающее и оглянулся на Пеллинора. Тот явно пребывал в абсолютно трезвом уме и ясной как стеклышко памяти - по своему извечному обыкновению, так что тоже
теряться ни в каком дыму не собирался.
        Мы дружно выпали из коридора на внешнюю галерею. Во дворе царила естественная суета. Эктор, покинув зал, мгновенно организовал прислугу, которая носилась повсюду с ведрами полными воды и песка. Уверен, такое количество дыма в коридоре появилось не иначе как - как раз в результате этого бурного тушения, шедшего споро и довольно успешно. Гости, уже выбравшиеся наружу и выходящие вслед за нами, тоже не оставались в долгу и присоединялись к тушению с такой же охотой как к какому-нибудь развлечению. Оживление было невероятное и почти веселое. Из окон возбужденно выглядывали женщины, давая ценные советы - мол, сверху им лучше видно, что происходит, и подбадривая доморощенных пожарных одобрительными криками. Судя по всему, жилой части замка ничего не угрожало и никаких человеческих жертв не предвиделось, что радовало, хотя, говорят, кельты прежде так любили ритуальные сожжения… причем не покойников. Мимо нас с визгом пронесся какой-то перевозбужденный поросенок, то ли перепачканный в золе, то ли от природы такой чумазый, гуси в загоне за перекосившейся в суматохе загородкой гоготали, явно возомнив, что
Рим снова в опасности, вот только до Рима они бы сейчас вряд ли докричались.
        Из одного окна выглядывала и Гвенивер, завернутая в какую-то темную накидку, кажется, синюю. Огненные блики от полыхавшего во дворе амбара высветили часть здания с ее окном. Я слегка поклонился ей, она скромно ответила, Кей ограничился задумчивым взглядом и слегка кивнул.
        - Кажется, осталась не потушена только эта штука, - сказал я, указывая на амбар. - Хорошо еще, огонь не перекинулся на мельницу, - мучная пыль имеет обыкновение гореть так быстро, что легче сказать, что она попросту взрывается. Кей наверняка знал об этой ее особенности не хуже меня. - Пошли-ка тоже займемся.
        И мы присоединились к праздничному «фейерверку», что-то растаскивая, что-то засыпая песком. Еще до того нам удалось перехватить Эктора и я посоветовал ему не отвлекать слишком много людей от несения стражи. Во-первых, не стоит слишком винить тех, в чье время занялся пожар, все могло быть куда хуже, если бы другие, более важные части замка оказались без присмотра. Во-вторых, кто-то запросто может воспользоваться царящей сумятицей, так что пусть стража несет свою стражу и дальше, а с огнем как-нибудь справятся и гости.
        Как-нибудь и справлялись, но этот проклятый амбар никак не хотел униматься, едва затухала одна его часть, как вдруг огонь разгорался в другом месте.
        - Да потухни же ты, сволочь! - воскликнул я в сердцах, высыпав ведро с влажным песком на коварно подмигивавшие угли и отшатнувшись от отвалившейся сверху балки. Огонь, по-видимому, всерьез обиделся, так как тут же и вправду затух, только все вокруг затянуло едким дымом.
        - Сдается мне, - скрипучим серьезным голосом сказал внезапно замаячивший перед моим носом сгусток дыма, оказавшийся подкопченным Пеллинором, - огонь ждал твоих слов. Он не хотел покоряться, но не мог не покориться прямому приказу!
        Я откашлялся от отовсюду сыплющегося пепла.
        - Пеллинор, мы высыпали туда столько земли и песка и вылили воды, что он мог бы заткнуться гораздо раньше, если б только не его подлая натура!..
        - Огонь был заговоренный, - мрачно ответил Пеллинор. - Он вообще не должен был погаснуть! - и куда-то отошел, оставив меня, как ему частенько удавалось, несколько опешившим. Вот ведь что значит его природный талант к внушению, выскажет любую чушь с серьезной миной, а ты потом гадай, не ошибочно ли в общем и целом все твое мировоззрение.
        Ладно, если ему нравится так думать, пусть думает. Все менее неприятно, чем подозревать, что замок поджег кто-то из мной же привезенных с собою гостей, по какой-то пьяной дурной прихоти.
        Хотя последнее можно было смело исключить. Во-первых, все пьянствовавшие были мирно заняты этим своим делом, и придумывать всякие глупости им было некогда и не к чему. К тому же, никто просто с пьяных глаз не станет поджигать замок в нескольких местах, да еще таким шпионским образом, чтобы этого никто не заметил. И никого из старых недругов Уриенса я с собой не привозил. И не их стиль (хотя кого я имею в виду под «ними» кроме Мельваса и подобных ему вполне по-своему честных рубак и мерзавцев? - но других я с собой и вовсе не вез), даже если предположить, что это могло случиться от какого-то несовпадения идеологий, скажем христианской с той же пеллиноровской. Нет, это мелкопакостничество больше напоминало выходку против Ланселота во время Белтейна или другие неудавшиеся покушения, то и дело попадающиеся как кочки под ноги, вроде «случайно не туда пущенной» стрелы - лучником, благополучно оказавшимся затем в войске Бальдульфа. Просто малоприятное напоминание, которое, скорее всего, должно было звучать как: «Маэгон не дремлет». Прилипчивый старикашка, действительно обладающий властью над многими, с
определенной точки зрения ни в чем повинными людьми, заставляющей их делать то, что выглядело полными глупостями только пока они не очень-то удавались. Да и не удавались ли? Это только случаи, которые известны мне, а не тем, кто о них уже не расскажет. И учитывая, что власть его была жреческой, Пеллинор не так уж неправ, называя вспыхнувший этой ночью огонь заговоренным. Он всего лишь выразился поэтически, как кельтам и свойственно. И этот огонь не только «не должен был погаснуть», в каком-то смысле он еще вовсе не погас.
        И судя по тому, что происходит, Маэгону отчего-то легче иметь дело с саксами, как и Вортигерну. Что ж, тоже история не новая. Прямо скажем, затертая до уныния.
        Разумеется, никого подозрительного стража, отпущенная Эктором исполнять прямые обязанности, не обнаружила, да так оно и должно было быть - попытка исподтишка что-то испортить, а затем полное растворение до следующего раза, будто ничего и не произошло.
        Несмотря на теперь уже определенно поздний час, я нанес визит Уриенсу, чтобы извиниться за нечаянно случившийся в мое посещение инцидент и причиненные в связи с ним неудобства. А также с тем, чтобы убедиться в его добром здравии, быть может, слишком хрупком даже для незначительных волнений. Кто знает, может, и на это был направлен нынешний выпад. Несмотря на тот же поздний час, Уриенс и не подумывал отдыхать, волнение на нем и правда сказалось - так что выглядел он сейчас куда большим бодрячком, чем днем, и казался совсем не расстроенным. Хотя с долей неподдельного сокрушения принес мне встречные извинения за то же непредвиденное беспокойство. Я ответил, что уж ему-то извиняться никак не стоит, без моего прискорбного присутствия ничего подобного бы не произошло. Он в ответ посоветовал мне побольше размышлять на досуге, ежели таковой вдруг приключится, о природе гордыни. Как-никак, его род пришел к угасанию без всякого моего участия. Ну, раз уж дело повернулось так, оставалось только пожелать ему доброй ночи, если от нее еще что-то оставалось, и откланяться.
        Дело шло к рассвету и, отпустив всех, я отправился немного погулять по замку на манер фамильного привидения, то ли поразмыслить на досуге о том, о чем говорил Уриенс, то ли просто проветриться от дыма, хотя для этого не мешало бы переодеться и умыться, но тут уж точно было недосуг.
        Побродив по стенам, поговорив с караульными, посозерцав светлеющее небо, раскрывающееся как светящаяся изнутри устрица, я подумал, не посоветовать ли Галахаду при следующей связи с Камелотом, буде он действительно соберется в наши северные края, захватить с собой Брана, как давнего и авторитетного противника Маэгона. Хотя, неужели мне не хватает самого Мерлина в Камелоте? Зачем лишний раз таскать старика по всяким пустякам.
        Придя к решению, я наконец и сам собрался на покой. Какая-то добрая душа даже принесла воды в мою комнату. И охота же кому-то не спать в такой час. Не хотелось думать, что на самом деле все куда прозаичнее, и охота или неохота, а приказ есть приказ. Хорошо, что я здесь только на одну ночь, и взвыть от тирании моей недисциплинированной персоны регедцы не успеют.
        Когда поутру - и впрямь поутру, было даже что-то раньше полудня, мы распрощались с королем Уриенсом и графом Эктором, коронованный повелитель Регеда по-прежнему выглядел бодрячком, и исполнение его завещания пока откладывалось. Вот и слава богу.
        IX. «В горах мое сердце…»[Строка из Роберта Бернса.]
        Есть в будущей Шотландии, под будущим Эдинбургом, гора, которую назовут в будущем… возможно, назовут - в возможном будущем - Артуров трон. Это довольно высокопарный и приукрашенный вариант ее имени, так как выражение «Артурово седалище», хоть и звучит в должной мере архаично и немало меня забавляет, все же непосвященным человеком может быть воспринято несколько превратно. На самом деле, ничего особенного, просто гора, жесткая трава и замшелый камень. Но, как это нередко бывает с горами, удобная для обзора. И на какое-то время я задержался здесь, кое-кого поджидая.
        Выйдя из Регеда, мы провели еще несколько более или менее похожих на настоящие сражения стычек, и множество мелких, вряд ли стоящих внимания. Серьезного сопротивления нам в этих краях не оказывали, все случавшиеся бои можно было скорее назвать пробными. А результат проб был отнюдь не в пользу тех, кто их делал. Мы уже основательно расчистили и взяли под свой контроль огромную территорию, а Гавейн успел сходить к Оркнейским островам, за что получил в народе быстро распространяющееся прозвище Принца Оркнейского, и сочтя дальнейшие маневры в том же направлении бесперспективными, отвел основной флот южнее, не предпринимая пока воинственных высадок в дикой Каледонии за разрушенным валом Антонина, отделявшим одно время романскую Британию от пиктов, прежде чем ей снова пришлось отхлынуть на юг, за надежную Стену Адриана. За вал Антонина мы намеревались совершить лишь один рейд, направленный не на завоевание, а на усмирение беспокойного соседа, с тем чтобы беспокойства от него было поменьше. Гавейн сошел на берег на подконтрольной нам территории и с небольшим отрядом подошел к назначенному месту встречи -
к этой горе, оставив вместо себя во главе курсировавшего вдоль восточного берега флота Бедвира, которому было предписано не встревать в опасные авантюры, а больше вести наблюдение и, в случае обнаружения приближающейся большой массы кораблей неприятеля, немедленно сообщить об этом на берег и подойти к условленному месту, куда прибудет Гавейн с планом дальнейших действий. Увы, о прямой связи с флотом теперь пришлось забыть. Оставалось только уповать на здравый смысл Бедвира, благо, было на что. Гавейн был уверен, что самостоятельность пойдет ему только на пользу. В конце концов, не собирался же он тут весь свой век коротать, значит, чем скорее британцы освоят сами некоторые нововведения, тем лучше.
        Вместе с Гавейном прибыл и Гарет, почти что в родных местах которого мы сейчас обретались. Ему уже успела поднадоесть однообразно-морская жизнь, да и для общего стратегического развития ему было бы очень неплохо поглядеть, что происходит на другом участке наших боевых действий. Хотя я шутя говорил Гавейну, что он просто забрал его из зоны риска, какой можно было считать теперь флот, оставленный Гавейном на произвол судьбы. Впрочем, это действительно была шутка. Каледония отнюдь не то место, где можно рассчитывать на тишину и спокойствие, и куда вообще стоит соваться без надобности.
        Перемена в Гарете показалась мне почти невероятной. А ведь я не видел его какую-то пару недель. Наверное, я просто ухитрился забыть, как он выглядит. Мне померещилось, что он вымахал на целый фут и выглядел по своим летам чуть не театральным бывалым разбойником (до настоящего, конечно же, дело пока не дошло, просто все познается в сравнении - с прежним изнеженным и меланхоличным парнишкой, к которому я привык).
        Увидев, как я взираю на Гарета с отвисшей челюстью, почему-то удивился Гавейн:
        - Что, у парня выросли рога и копыта?
        - Почти. Как же он вырос! Чем это ты его пичкал, что он так окреп и держится так уверенно? Морской капустой?
        Гавейн покосился на меня еще подозрительнее.
        - Да ладно, он почти таким и был уже в Саксонском порту, разве что еще загорел немного. Ты что, не заметил, как он менялся с каждым днем, после того как мы покинули Камелот?
        - Признаться, нет…
        - Смотрел бы ты дальше своего носа, Артур, хоть иногда, - весело хохотнул Гавейн.
        - Да вот и смотрю, смотрю.
        Гавейн кивнул.
        - Благо, Кольгрим с Хельдриком временно не отвлекают.
        - У меня еще и Бальдульф есть, - похвастался я. - И все равно, глянешь порой на человека, с небольшим даже перерывом, и попробуй потом узнай.
        - А как же я? - поинтересовался Гавейн.
        - Видно, как ты порой меняешься, я уже привык, так что, не так впечатляет.
        - Точно, - сказал Гавейн. - Ты меня тоже совершенно не впечатляешь. А вот твоя армия… знаешь ли, покидая ее, я не думал, что при встрече с ней всерьез можно испугаться.
        - Что-то я не припомню, чтобы тебе доводилось прежде навещать ее со стороны.
        - И то правда, - легко согласился Гавейн.
        И мы, рассмеявшись, обнялись, затем я обнял Гарета, здоровавшегося с потерявшим всякое разумение Кабалом, в то время как мы с Гавейном приветствовали друг друга, и повел их в центр нашего лагеря - по дороге мы вовсю обменивались новостями. В целом-то мы с Гавейном знали, что происходило друг у друга все это время, но больше чем в общих чертах таким образом не то что не сообщишь, а не стоит и пытаться, отвлекаясь на всякие несовременные игрушки. Все равно впечатление было такое, будто мы не виделись целый год.
        - Так как тебе понравилось плавание, Гарет? - полюбопытствовал я.
        - Век не забуду, - с чувством сказал Гарет, от его интонации мы здорово развеселились. Гарет не оскорбился, именно на этот эффект он и рассчитывал. - Честно говоря, я жутко рад, что снова на суше! - Кабал тоже, несомненно, был рад - мы спотыкались о него по очереди с утомительной периодичностью, но поскольку никто ничего против не имел, а Гарет всегда питал к «адскому псу» позволительную детскую слабость, гнать его в шею мы не стали.
        - Вот так вот, да? - с наигранной обидой переспросил Гавейн. - Кругом одни сухопутные крысы!
        - А Бедвир? - напомнил Гарет.
        - А когда ты его видел в последний раз? - уныло возразил Гавейн. - Не скажешь же ты мне, что он находится где-то «кругом», или, откровенно говоря, «поблизости»?
        Гарет признал, что поблизости, в таком случае, действительно в основном одни сухопутные крысы.
        - И погода непривычно сухая и ясная, - согласился я с ехидным сочувствием, - но не все потеряно, Гавейн, думаю, по дороге мы еще найдем для тебя где-нибудь подходящее болото.
        Гарет тихо взвизгнул от радости.
        - Не пойдет! - патетично воскликнул Гавейн. - Я требую злых штормов и морских чудищ, а не какие-то жалкие подделки!
        Немногим позже вместо обещанного болота мы, в компании также и Кея, вскарабкались на пресловутый Артуров трон, обозревая окрестности, сверяя карты и даже пытаясь с Гаретом на пару сочинить письмо Моргейзе, которое не сразу привело бы ее в буйство. Лот отсутствовал, направившись к себе домой, пользуясь близостью дома, и о прибытии Гарета пока не знал.
        - А может, не будем пока ничего писать? - с беспокойством спросил Гарет, за последние пять минут, посвященные упорному сочинительству, порастерявший весь свой недавно обретенный разбойничий лоск. - Сходим сперва в Каледонию, а то мало ли что…
        Действительно, «мало ли что», так что писать временно передумали. И я на некоторое время занялся обновлением своей карты, с уточнениями, о которых мне рассказывал Гарет, с некоторыми поправками Гавейна.
        - Еще отряд, - сообщил Гавейн, вглядываясь вниз в свою любимую самодельную подзорную трубу.
        - Кто это? - спросил я, продолжая делать пометки на карте. Кей праздно поглядывал то на карту, то на ландшафт внизу, критически их сравнивая, - впрочем, какая критика? Понятно, что два топографических крючка мало похожи на художественный пейзаж. А Гарет нетерпеливо поглядывал на Гавейна - когда же он даст ему тоже посмотреть в свою замечательную игрушку.
        - Сейчас разглядим… Похожи на пиктов - их встречает Мельвас…
        - На пиктов? - удивился я. - В каком смысле на пиктов? На тех, что с нами, или тех, что против нас?
        - А шут их знает, просто видок диковатый, - безразлично отозвался Гавейн. - Ага, - удовлетворенно отметил он, понаблюдав за встречей, - с ними все ясно - еще союзники. По-моему, ты народу нравишься, Артур.
        Я издал только веселый смешок, не отрываясь от карты испещренной крестиками, стрелками и прочей ерундой, отмечающей места крупных и мелких стычек и территории, контролируемые нами и нашими союзниками или противником, и отдельно территории спорные и просто «белые пятна».
        - Черт побери! - воскликнул Гавейн и, подавшись вперед, чуть не кувыркнулся вниз с обрыва.
        - Э-эй! - испуганно окликнул Кей, машинально совершая ловящее движение в пустом воздухе.
        - Что? - Я вскочил с покрытого лишайниками камня, бросив карту, и все мы кинулись к Гавейну. Что-то со встречей пошло не так?
        - Там Галахад! - радостно воскликнул Гавейн и, с чувством треснув меня по плечу и всучив больше ненужную ему трубу, чуть не вприпрыжку поспешил по осыпающейся тропинке вниз. Я передал трубу Гарету - пусть тоже повеселится, подобрал карту и бережно ее свернул. Потом выжидающе уставился вниз. Что-то мне подсказывало, что носиться по наклонной далеко не такой уж плоскости с препятствиями туда-обратно несколько раз совсем необязательно.
        - Ты пойдешь вниз? - спросил Гарет, с любопытством созерцая что-то сквозь трубу.
        - Бессмысленно, - сказал я. - Галахад все равно захочет сюда подняться, я его знаю.
        - А Гавейн снова поднимается сюда! - с энтузиазмом сообщил Гарет. - И с ним Галахад!
        - Вот уж не удивительно! Этот непоседа не упустит случая влезть в гору, если она попадется ему на дороге. Кей, как там себя чувствует наша корзинка с вином?
        - Ждет не дождется, когда ее облегчат, - заверил Кей.
        - Вот и отлично! Скоро дождется. - Галахад был как раз той недостающей частью встречи, которая и должна была состояться на этой исторической горе. Пока все по плану, и никто не потерялся. Можно сказать - идеально.
        - Привет, лентяй! - воскликнул Галахад, ничуть не запыхавшись. - Я так и знал, что с трона ты не слезешь!
        - Ну а я знал, что ты все равно сюда заберешься. Вид отсюда отличный! А воздух еще лучше - сам знаешь - горный, и подальше от лагеря.
        Я протянул ему руку, последним рывком втаскивая на площадку, и мы с чувством похлопали друг друга по плечу.
        - Как новости? - поинтересовался я.
        - Пока все отлично! - туманно ответил Галахад. - Разве что кроме Грааля. - Вот теперь уже что-то определенное. Хоть и не совсем то, о чем мне пока хотелось говорить. Но намеками - можно.
        Мы с интересом друг на друга уставились. За тот истекший срок, что мы не виделись, Галахад изменился и стал больше похож на местного жителя. Немного загорел, обветрился, похудел, одичал… Менялись мы, конечно, все время, но разницу всегда легче заметить с расстановкой между встречами большей, чем в один день. Галахад тоже изучил меня ясным взором с головы до пят и заметил:
        - Становишься все колоритней.
        - Не я один.
        - Да, Гавейн тоже прямо-таки одичал в походах с тех пор, как я его видел в последний раз, - с готовностью согласился Галахад, и в глазах его запрыгали смешливые чертики - в этом он, по крайней мере, остался совершенно прежним. - Один только я не меняюсь…
        - Да, да, конечно. Как добрался?
        - Да почти без приключений.
        Мы расселись кружком на украшенных порыжевшим лишайником камнях, Кей выудил из корзинки бутыль и несильно потрескавшиеся роги и Гарет налил нам вина. Гавейн вытащил из тени под другим нависшим валуном мех с водой, и разбавил вино. День был по-настоящему, просто зверски, летний, и хотелось скорее пить, чем напиваться. По причине того же тепла, предпочтение было отдано вину, а не элю - вино в таких случаях дольше остается свежим.
        - Здорово продвинулись, и быстро, - заметил Галахад. - А главное, территория действительно стала куда чище. С теми недалекими славными ребятами, с которыми я приехал, - он небрежно махнул рукой в сторону спуска с горы, - я повстречался уже на подходе, а дорога оказалась вообще на удивление легкой.
        - Кстати, о тех ребятах! - вставил Гавейн, - осушив рог наполовину и оторвавшись от негромкого обсуждения чего-то кулинарного с Кеем. - Может, ты помнишь, а может, нет. Их ведет женщина. Та самая, Маха - дождалась своих, и с небольшим отрядом решила присоединиться. Только жалеет, что пропустила битву на Дугласе.
        - Которую?
        - Да шут ее знает.
        - А о Саксонском порте она не жалеет?
        - Кажется, в морском деле она все-таки ничего не понимает, - безосновательно порадовался Гавейн.
        - А Бедвир был бы рад по уши, - с усмешкой заметил Кей.
        - Я уж понял, судя по разговорам в дороге, - кивнул Галахад. - Жаль, что его здесь нет, да и ей, наверное, обидно. Кстати о Дугласах… Эборакум меня все-таки беспокоит.
        Я пристально посмотрел на его правую руку. Я уж начал забывать… лубка на ней не было, да и времени прошло уже немало. И все-таки…
        - Как рука? - спросил я. - Ты не слишком лихо отправился сюда в одиночку?
        Кей пропыхтел что-то вроде, «ах да!» и тоже с любопытством и приятельским сочувствием уставился на Галахада. Гавейн, кажется, слегка удивился - видно, и он уже подзабыл кое-что из того, что случилось до того, как мы выступили в поход.
        - Ерунда, - Галахад беспечно улыбнулся, - трещина, конечно, дело неприятное, но уже почти прошло. - Знаем мы эту трещину, ну да ладно. Тем более что дело происходило с нами, а у нас и стальные мечи быстро срастаются, не то что кости. - В одиночку - тоже неверно, я почти все время ехал то с одной компанией, то с другой. В конце концов, не застревать же из-за таких пустяков на одном месте. И потом, ты же знаешь, я и левой рукой неплохо управляюсь.
        - Верю, - согласился я. Рог он держал сейчас как раз левой. - Ну а Эборакум - конечно беспокоит.
        - Не удивлюсь, если Ланселот именно из-за него так быстро вернулся в Камелот из Малой Британии, - прибавил Галахад.
        - Ну, делать ему больше нечего, если так, - проворчал Гавейн. - К тому, же, пока его не было, в Камелоте был ты. А вот теперь, почему-то, передумал.
        Галахад пожал плечами.
        - Вообще-то, Малая Британия ему и так без надобности. Настучал лично по макушке Хлодвигу, оставил несколько ценных советов, прославился почем зря, так что бретонский король вздумал его усыновить, да и сбежал оттуда.
        Мы уже были в курсе.
        - Конечно, ясно, что с Эборакумом все спокойно не будет. Но если бы мы сейчас стали разбираться с ним вплотную, дело вылилось бы в долговременную осаду, и нам бы ни за что не удалось так далеко продвинуться на север, как теперь. И разве у Эборакума нет ни шанса соблюсти договор? История не всегда повторяется. - Особенно, если это легенда. Гавейн и Галахад восприняли эту фразу так, как должны были. А остальные приняли как общее место. Что было, в общем-то, почти равноценно.
        - Но если он все-таки нарушит договор?
        - Тогда он окажется в клещах. Мы просто накатим на него с двух сторон. Это ведь только кажется, что Камелот в наше отсутствие ослаблен и почти безобиден. Помимо прочего, там полно колдунов.
        Кей шумно выдохнул. Трудно сказать, то ли от восторга, при мысли о колдунах, то ли при некотором ином оттенке схожих чувств.
        - И Кантиум пока, кажется, исполняет договор исправно? - уточнил он.
        - Более чем, - подтвердил Галахад. - Похоже, им куда больше нравится иметь дело с известным злом, то есть с нами, чем с неизвестным, то есть с пришлецами, пусть даже и одной с ними крови, которым хотелось бы потеснить и их. - На самом деле, и это ненадолго. Настроения внутри Кантиума не могли быть столь же безмятежны. Какая-то часть населения не могла долго одобрять подобную политику, неважно, что там думала верхушка.
        - Ну, это-то как раз зло более известное, - усмехнулся Гавейн. - Но менее приятное.
        Галахад пожал плечами и с насмешливым сожалением прибавил:
        - Пожалуй что. А старина Дубриций еще так радовался, благословляя ваше столкновение с Кольгримом. Похоже, Артур, он надеялся, что ты его уничтожишь.
        - Дубриций? - переспросил я рассеянно.
        - Ну да. Забыл? Архиепископ Карлионский. Он прочел такую проповедь, что впору было бы выступить в крестовый поход.
        - Куда выступить? - не понял Кей.
        - Это я так называю идею военного похода ради высшей духовной цели, во славу божью и на благо своей души, и так как речь идет о христианстве, то я и называю такой поход крестовым - из-за символа, - заумно пояснил Галахад.
        На его месте я бы лучше помолчал, чем безответственно сыпать футуристическими терминами, впрочем, не приживаться же всем в пространство сказанным словам. Пока сами явления не накопятся и не потребуют для себя определенных слов. Впрочем, если и приживутся, не беда. Сущая мелочь среди всего прочего. И никто потом не помешает исследователям будущего приписать какие бы то ни было слова к любому удобному раннему или позднейшему периоду.
        Кей призадумался.
        - Стало быть, ты был в Карлионе, когда Дубриций так воодушевился? - заинтересованно переспросил Гавейн. - И многие его вообще слышали?
        - Приличное количество писцов, чтобы внести эту речь в анналы, - серьезно ответил Галахад.
        Мы рассмеялись. На этот раз Кей оказался полностью способен оценить шутку.
        - Пожалуй, он считает себя сейчас обманутым.
        - Ну, может ему еще и повезет, - дипломатично предположил я.
        - Это будет уже потом. Не после его пламенной речи.
        - Не страшно, писцы все запишут по-своему. А в жизни ничего не бывает вовремя.
        - Как бы и он что-нибудь не выкинул не вовремя, - заметил Галахад, предупреждающе на нас поглядывая. - Иногда ему, должно быть, кажется, что ты нарочно над ним издеваешься.
        - Не сгущай краски, - улыбнулся я. - Я знаю, что ты это любишь. Разве он единственный, над кем я издеваюсь? И в конце концов, если я и послан небесами, то не для него же лично.
        Гавейн с усмешкой закатил глаза.
        - О Господи, не могу я слушать эту ахинею…
        - Не волнуйся, - смеясь заверил я. - Я тоже.
        - Глори Аллилуйя, - сказал Галахад. - А как Леодегранс? По-прежнему никаких вестей?
        - По-прежнему, - проворчал Гавейн, глядя вниз, на склоны.
        Галахад кивнул.
        - Я тоже попытался напасть на его след по дороге, так, мимоходом. Думаю, он просто уже мертв.
        Я неопределенно пожал плечами.
        - Просто пока никто из нас не может себе позволить поиски ради самих поисков. Да и кто сказал, что он пропал так уж бесследно? На самом деле, приходят иногда сообщения, что он побывал в том или ином селеньи, запасся продуктами, и снова исчез. Последний раз, правда, это было довольно давно, но мы же не обшарили пока все мелкие деревушки, где он мог бы побывать. Так что, как видишь, у нас сведений даже немного больше, чем совсем уж никаких. Но вот обстоятельства…
        - Да… И все-таки удивительно, что у вас не было никаких проблем с проходом до самой Каледонии.
        Гавейн поперхнулся вином. Кей и Гарет воззрились на Галахада как на инопланетянина. Великая вещь - интуиция.
        - Ничего себе не было! - воскликнул я. - Хотя, конечно, если иметь в виду, что все это время с нами не было тебя - это истинная правда.
        - Все познается в сравнении, - упрямо сказал Галахад.
        Тут уж не поспоришь.
        Мы прикончили запасы из корзинки, потом устроили хорошее сражение на мечах на радость Гарету, в ходе которого выяснилось, что у Галахада с рукой все более чем в порядке, а Гарет делает поразительные успехи, на страх любому, кто вздумал бы с ним потягаться.
        - Давай, Гарет, давай! - подначивал Гавейн нападавшего на меня Гарета. - Помни, малыш - «остаться должен только один!»
        - Плохому ты детей учишь! - укоризненно сказал я, выбивая у Гарета меч из руки. - Этак же и на земле никого не останется. Придется помирать от скуки. Так что не слушай всякие глупости, Гарет. Главное - не остаться одному, главное - просто остаться. И еще лучше, когда в хорошей компании. Верно?
        - Верно! - восторженно завопил Гарет и с легким сердцем пошел подбирать меч.
        Наконец пришло время сходить с небес на землю - в лагерь, расположенный ниже по склону.
        - «В горах мое сердце, а сам я внизу…» - вздохнув, уныло пропел Галахад строчку из знаменитой песни Бернса, едва мы начали спускаться.
        - Какое же это «внизу»? - возразил я. - Ты еще скажи: «Прощай, моя родина! Север - прощай!» Мы еще никуда не уходим. Ты вообще только что прибыл. И кстати, кому это из нас Север - родина?
        - Мне! - тут же ответил Гавейн.
        - И мне! - сказал Гарет.
        - Кто бы сомневался…
        - Между прочим, - несколько ревниво заметил Кей, - Регед находится за Стеной, и тоже считается Севером.
        - А Малая Британия, к вашему сведению, - серьезно добавил Галахад, - находится на севере континента. Так что, о чем вообще речь?
        - О том, что вся Британия севернее континента! - заключил я, откровенно веселясь.
        - А что это за песня? - поинтересовался Гарет.
        Галахад с готовностью спел ее целиком - все равно до тех пор, когда ее придумают, ее еще сто раз забудут.
        - Здорово! - заключил Гарет. - А погоня за призраками сегодня будет?
        - Погоня за призраками? - слегка ошарашено переспросил Галахад. Кажется, он тут же припомнил, что видали мы и настоящих призраков. Неужто нам мало?
        - Гарет называет так ночной объезд постов, с небольшим отрядом, - объяснил Гавейн. - И не только объезд, но и разъезды, выборочно, подальше в сторону от территории лагеря, с исследованиями некоторых местных достопримечательностей. Все это обычно сопровождается еще беседами о всякой мифической дребедени. Гарет обожает такие штуки. А во время нашего морского похода было как-то недосуг.
        - Понятно, - рассмеялся Галахад. - Я против таких штук тоже ничего не имею. Так сегодня будет погоня за призраками?
        - Почему бы и нет. Раз больше гоняться пока не за кем. Только попозже. В кромешной тьме!
        Мы окунулись в дымы разожженных костров и омут самых разнообразных запахов, начиная с конского пота и затхлого душка отсыревших шатров и кончая веселыми ароматами жареной свинины, еще утром носившейся по лесу в поисках прошлогодних желудей, но после встречи с человеком павшей смертью храбрых. На запахах, содержащихся в промежутке между упомянутыми, если опустить запахи трав, земли и вереска, я почел бы за благо не заострять внимание. Тем более, что и в реальности они быстро приедаются, а потихоньку и вовсе перестают замечаться.
        Я встретился с Махой и некоторыми другими предводителями, и когда Гарет с Кабалом ввалились вечером в шатер, уже почти начисто забыл, что мы куда-то собирались. Но раз погода была отличная, грех было бы терять такую ночь.
        Итак, мы выехали в почти кромешной тьме. Луна еще не взошла, и кроме пятен света вокруг костров, похожих на стеклянные шары фонарей, чьи прозрачные стенки не давали расплескаться наполнявшей их светящейся жидкости, все вокруг было окутано мягким, плотным и тяжелым как одеяло мраком. Впереди оживленным белым пятном маячил Кабал. Усыпанная хвоей земля мягко пружинила. Откуда-то сверху, пролетев через переплетение ветвей, что-то глухо шлепнулось на землю, справа от нас.
        - Еще одной вороной меньше, - заметил я. Их тушки то и дело падали с ветвей, явление было самым что ни на есть обычным. - Кабал, а ну брось.
        - Чем же вы так воронье привлекаете? - ехидно спросил Галахад.
        - Угадай с трех раз.
        Мы объехали дозоры, порой спугивая их неожиданностью своего появления, и делясь с часовыми шутливыми советами, вроде пожелания беречься крокодилов, и не спрашивать, что это за твари такие, а то накаркают. А потом отправились подальше, на то, что Гарет, собственно, и называл погоней за призраками. Хотя ничего действительно похожего на погоню в ней не было.
        Мы углубились в поросшую редким лесом лощину, попутно рассуждая о том, где может на самом деле находиться долина теней, а где - страна вечной юности, забредя в которую, можно вернуться назад через несколько столетий, проведя там лишь минуту, и наоборот. Потом забрались на соседний склон, исследовали какое-то нагромождение камней, вслух размышляя, являются ли эти камни каким-нибудь древним курганом, и Кабал поднял шум только один раз, когда какая-то птица с неуклюжим шорохом, больше напоминающим грохот, вылетела из своего замаскированного сухими ветками гнезда. Предполагаемый курган, раскапывать на предмет проверки было что-то лень, и мы выехали затем на небольшую ровную площадку на утесе, нависающем над тропой внизу. Ночной воздух был свеж и веселящ, как легендарный вересковый эль. Взошедшая луна превращала его в струящийся, переливающийся серебряный шелк.
        - В черном небе - белый лик, - произнес я. - Черный дол и пуст и дик. Воет ветер над холмом, волчий глаз горит огнем! - Обернувшийся Кабал продемонстрировал в лунном свете фонари глаз, достойные самой собаки Баскервиллей.
        - Свет серебряной луны, К жизни пробуждает сны… - сказал Гарет, кивая на поднимающиеся в стороне темные вершины. - Древний город вновь рожден, из развалин возведен.
        - Недурно, - одобрил Галахад. И понизив голос до намеренно-жуткого, добавил, посматривая в сторону того то ли кургана, то ли не кургана, что мы оставили позади:
        - Что курганы, что холмы - всюду обитаем мы. Кости дремлют, мы не спим - злато древнее храним…
        Гарет поежился с нервным смешком.
        - Та-ак! - весело воскликнул Гавейн. - Я знал, что без костей и прочей похоронщины ты ну никак не обойдешься!
        - А при чем тут я? - удивился Галахад. - Не я предлагал раскопать и посмотреть, что там на самом деле.
        - Да где тут смотреть? Ночь на дворе, тьма непроглядная! - сказал я.
        - Вернемся днем? - предложил Галахад.
        - А днем неинтересно, - вздохнул Гарет.
        Лунный свет чуть поблек, потом опять засиял с полной силой, затем снова померк. Тяжелыми клубами принялся наплывать туман, то скатываясь с соседних склонов, то поднимаясь из долины. Тропа внизу, частями, то исчезала, то снова появлялась.
        - Там что-то движется, - заметил Гарет.
        - Весь мир - движение, - наставительно сказал Гавейн. - Наверняка там что-нибудь да движется, куда деваться?
        Мы тоже присмотрелись к лежащей внизу тропе, кусты то в одном, то в другом месте рядом с ней отчаянно колыхались. Наплывший туман заволок тропу. И распавшись на пряди, стал снова развеиваться.
        Мы еще немного понаблюдали, потом в разрыве серых занавесей в лунном свете на тропу, как на сцену, выскочил показавшийся огромным вепрь, огляделся, покрутившись из стороны в сторону, и снова нырнул в заросли, по другую сторону тропы. Кабал, беспокойно пометавшись, напряженно застыл на краю обрыва, но как реагировать на слишком далекую добычу, по-видимому не знал, я отозвал его, от греха подальше, от края.
        - Какой здоровяк, - заметил Гавейн, - если только это был не оптический обман.
        - Не обман, - серьезно сказал Галахад. - Я даже знаю, кто это был. Это был легендарный каледонский вепрь.
        - Возможно. Но пожалуй, пора возвращаться, - решил я. - Вопреки всем ожиданиям, король Леодегранс из кустов так и не выскочил. А вот если начнут выскакивать какие-нибудь каледонцы помимо вепрей, это будет как-то не вовремя.
        Мы без приключений вернулись к самому сердцу лагеря. До самого утра все было спокойно.
        X. Охота на Каледонского вепря
        Когда мы вошли в Каледонию, нас, конечно, не встречали с распростертыми объятиями. Не хотелось бы слишком задерживаться на этом, так как хотя политически этот ход был оправдан и даже необходим, удовольствия от него было мало. В войну с так называемым мирным населением мы старались не вступать и вообще с ним не связываться, так как себе дороже. А вот вышедшие нам навстречу отряды горящих негодованием горцев без зазрения совести разбили, причем не утруждая себя маневрами по одержанию победы малой кровью. Нам требовалось лишить Каледонию ее наиболее подвижной и активной боевой силы, что мы и сделали. К сожалению, иного варианта удержать их в границах при возобновлении войны с саксами шансов не было. Далеко заходить мы не стремились - учитывая рельеф местности, это было бы делом долгим, нудным и малополезным, пострадали лишь банды, собравшиеся у границы и всегда готовые либо сами к грабительским походам на юг, либо в компании, скажем, Бальдульфа. В конце концов, скотты сами решили обратиться к дипломатии и стали присылать послов с целью узнать наши требования, лишь бы мы убрались восвояси и перестали
мозолить им глаза. Мы некоторое время раздумывали, провоцируя еще имеющиеся их более-менее крупные силы на нападение и расправляясь с ними так же как с предыдущими, потом наконец выразили согласие уйти - при выплате отступного, в малой степени компенсирующего их прошлые набеги, но являющегося достаточно тяжким бременем для единовременной дани, а также выдаче Бальдульфа, живого или мертвого. Через несколько дней эти условия были в целом приняты, часть дани выплачена, оставалось только найти Бальдульфа, впрочем, вовсю уже гуляли слухи, что бросив большую часть своих людей, последний скрылся и скорее всего уже покинул Каледонию, устремившись вновь к своему брату Кольгриму.
        Судя по рассказам местных вождей, с которыми мы вели переговоры, Бальдульф обещал им обширные территории до стены в случае поддержки. Но, как говорится, предлагал он не свое, а вот чужую месть на союзников навлек запросто. Похоже, симпатии к нему за последнее время несколько поубавились. Наконец мы договорились, что удовлетворившись выплаченной данью пробудем здесь еще два дня и никого не тронем, если и на нас не будет никаких нападений - в противном случае, пеняйте на себя, - а затем оставим Каледонию в покое, но всегда будем готовы повторить урок, если кому-то он пошел не впрок. На том и порешили. Интересно, что два дня прошли совершенно спокойно, и никаких провокаций не последовало. Должно быть каледонцы и впрямь притомились. Итак, впереди осталась только одна ночь, а наутро мы должны были возвращаться. Разумеется, никаких погонь за призраками на вражеской территории мы не устраивали, поэтому причина ночного пробуждения оказалась неприятным сюрпризом.
        Уснул я на редкость крепко. Трудно сказать, что именно меня так успокоило - то ли, что завершался особенно не нравящийся мне период кампании, то ли просто беспечное пребывание последнее время поблизости Галахада с его байками о Камелоте и всем прочем на свете. Наверное, все вместе.
        Но спокойной ночь не выдалась.
        Гавейн растолкал меня ни свет ни заря, то есть, кажется, примерно через полминуты после того, как я уснул.
        - Что, неужели нападение? - вопросил я с неподдельным любопытством, первое, что пришло в голову.
        - Гарет пропал! - приглушенно выпалил Гавейн, совершенно сбив меня с толку.
        - Что значит - пропал?
        - Исчез, - мрачно пояснил Гавейн, в скверном свете чадящей масляной лампы было видно, что он не на шутку обеспокоен, - испарился, растаял в темноте.
        - Это-то понятно, - проворчал я, и со стоном схватившись за голову, сел на походной кровати. Мысли вяло расползались по темным углам. - А что именно случилось? Кто-нибудь видел, как он уходил? Или испарился, или растаял? Может, он просто гуляет по лагерю, ищет призраков.
        Протерев глаза, я поглядел за откинутый полог палатки. Рассветом пока не пахло, хотя ночь была не слишком темной, будто подернутой дымкой. Что бы ни случилось, произошло это не так давно, ночи были все еще короткие. Но я все-таки вылез из-под одеяла и принялся нашаривать сапоги. Как бы то ни было, надо было разобраться, куда мог подеваться ребенок в не самом безопасном месте на свете.
        - В том-то и дело, что никто не видел, - сердито сказал Гавейн. - Он ночевал в палатке с Кеем и Марцеллином. Кей проснулся, заметил, что его нет, но значения сперва не придал, как говорится, зову природы все возрасты покорны, потом тоже решил выйти и заодно еще раз проверить посты. Ты знаешь, как он любит дисциплину. Нескольких часовых он застал спящими, и не сумел их даже разбудить. Они опоены чем-то покрепче вина. Тогда-то он и забеспокоился.
        - Не сумел разбудить?.. - вот тут-то остатки сна из меня выветрились, и я резко вскочил на ноги. - А почему еще не поднята тревога?
        - Потому что сперва мы решили разбудить тебя. Не похоже, чтобы это было обычным нападением. Все слишком тихо и спокойно. А если поднимется переполох, не исключено, что мы потеряем Гарета окончательно.
        - Черт побери! А ты уверен, что пропал только он? Кому он мог понадобиться?!
        - Может, кому-то, кто знал, как к этому отнесется Моргейза? Как она будет недовольна, если с ним что-то случится?
        Я потрясенно глянул на Гавейна.
        - Но это же бред. Что за хитроумные тонкости, да еще с усыплением часовых? Если только для отвода глаз - чтобы указать на якобы кого-то, находящегося вне лагеря?
        - А еще вне лагеря находится вся армия Корнуолла. Опять же, помнишь, чего опасалась Моргейза? Как-никак, она приходится сестрой ныне правящему королю Камулдунума, тогда как Константин всего лишь сын короля Корнуолла. А мать Кадора, в отличие от матери Моргейзы, якобы твоей матушкой не приходится.
        Я застонал и выскочил из палатки. Только этих соображений среди ночи не хватало…
        - Полегче!.. - придушенно воскликнул Галахад, поспешно отпрыгнув - я чуть не протаранил его на самом пороге.
        - Извини, - вздохнул я. - Ты уже в курсе?
        - Естественно, иначе что я тут делаю?
        - Перекрываешь мне выход, - убито пошутил я.
        Рядом послышалось тревожное поскуливание. Я оглянулся, задумавшись. Почему, интересно, молчал Кабал?
        Галахад понял, о чем я думаю.
        - Если Гарет вышел сам, ничего удивительного, что он молчал. А что не пошел за ним - так ведь он же привязан.
        - Ну да, конечно.
        Просто мне на память пришла история с Браном - Кабал тогда тоже молчал в тряпочку. Но тогда он еще и спал. Теперь спали только часовые. Я напомнил друзьям об этой истории, и мы отправились проверить палатку Кея. Никого там сейчас не было, Кей и Марцеллин занимались тем, что потихоньку заменяли выбывшие из строя посты. Друидским травяным порошком там не пахло.
        - А не мог он просто перейти в лагерь Лота? - поинтересовался Галахад.
        - Среди ночи? - переспросил Гавейн. - Чего ради? Раньше за ним такого не водилось. А спрашивать сейчас об этом самого Лота, по-моему, не самая умная мысль.
        Это уж точно.
        Что ж, если Кабал и молчал все это время, пусть поработает теперь, решили мы. Уж по следу-то он пойти вполне способен. Хотя бы выясним, связано ли это исчезновение со спящими караулами.
        Кабал, похоже, уверенно взял след своего приятеля, обнюхав сперва его смятую постель, а потом, не отрывая носа от земли, последовав к выходу из шатра, и дальше, какими-то немыслимыми петлями, в темноту.
        - Не очень-то прямо, - ворчливо прокомментировал Гавейн. - Наверное, он перебирает все варианты его перемещений за последние несколько дней.
        - Может быть, - глубокомысленно сказал Галахад. - Хотя, я думаю, он все-таки ищет саму дичь, а не просто след, тогда он перебирает лишь то, что осталось после последнего выпадения росы.
        - Слишком поэтично для собаки, - пробормотал я. - Ну да посмотрим. Возможно, Гарет действительно просто гулял в темноте, глядя на звезды или что-нибудь еще. В его возрасте неудивительно.
        - И не только в его, - добавил Галахад. - С его-то характером.
        - Наш человек, - поддакнул Гавейн.
        - Все это результат рафинированного воспитания, - скорбно констатировал Галахад.
        Кабал покрутился на одном месте, потоптался, и вдруг рванул в сторону, порыкивая от нетерпения.
        - Кажется, Гарета что-то заинтересовало, - заметил Гавейн, - наверное, он что-то увидел или услышал и пошел проверить… О, черт, он бежит прямо к тем караулам…
        - Этот огонек впереди - нам туда и надо? - уточнил я.
        - Судя по всему.
        - Отлично, - сказал я останавливаясь. - Встретимся на месте. Гавейн, ты пока давай потихоньку вперед, а мы с Галахадом сходим за лошадьми. Похоже, без хорошей погони тут не обойдется.
        Гавейн кивнул и мы с Галахадом рысцой припустили обратно.
        - Есть идеи, кто это? - спросил на ходу Галахад.
        - Всегда есть, но никто не говорил, что правильные. Если это опять тот друид, я его просто убью! Если найду, конечно. Не исключено, что он и правда знает про обещание Моргейзы.
        - В таком случае, ему достаточно было оставить труп Гарета на видном месте, - «жизнерадостно» заметил Галахад.
        - Еще не все потеряно. Может, так оно и случится.
        Отправились мы не только за лошадьми. Еще и прихватили кое-что из тяжелой артиллерии. Кто знает, куда нам придется сунуться этой ночью, а никого другого мы решили не впутывать, и из политических соображений и для скорости. А если вдруг придется применить нечто, чему в этом времени совсем не место, тем более, лучше будет сделать это без лишних свидетелей.
        Вскоре мы верхом, с третьим конем в поводу, добрались до условленного огонька, где уже поджидал нас Гавейн и где временно расположился штабом Кей - немного в стороне от поставленного свежего караула рядом с воткнутым в землю факелом. Кабал метался вокруг Гавейна, запутывая его в цепочку, и поскуливал.
        - Как дела? - тихо спросил я Кея вместо приветствия.
        Разбудить их так и не удалось, - хмуро ответил Кей, глянув куда-то влево; проследив за его взглядом, я приметил в траве темную массу, в которой угадывались два недвижных тела. Недвижных, но живых - даже сюда долетал звук безмятежного храпа. На всякий случай я спешился, прихватил факел Кея и подошел посмотреть. В конце концов, храп не всегда служит проявлением богатырского здоровья. Но ничего внушающего опасения за жизнь спящих в этом распространенном нарушении дыхания, похоже, не было.
        - Не знаю, как это могло произойти, - продолжал Кей. - Они ведь даже не пьяны.
        Я наклонился ниже, осторожно потянул носом и отодвинулся.
        - Тот же самый запах, - сказал я, поглядев на Гавейна и Галахада.
        - О чем вы? - заинтересованно спросил Кей.
        - Об одном нехорошем колдовстве, - негромко ответил Галахад. - Такое уже было.
        - Кажется, Кабал потерял след, - сообщил Гавейн.
        - Неудивительно, - пробормотал Галахад. - Если это и правда порошок друидов, то он вполне мог перебить все запахи. Как бы у пса и вовсе не отшибло нюх.
        - А может, он сумеет взять след самого порошка? - неуверенно предположил я.
        - Может, он еще и уснет на ходу? - с тщательно скрытым сарказмом поинтересовался Галахад.
        Кабал не уснул, только чихнул несколько раз. А потом стал целеустремленно рваться опять в темноту. Оставив Кея сторожить весь лагерь, и следить за происходящим в оба, пока не поднимая шума, мы пустили пса вперед и отправились за ним через ночной перелесок. Злоумышленники вряд ли могли уйти далеко. След в основном держался некой неприметной тропы, лишь изредка пересекая заросли, срезая путь, когда тропа петляла.
        - Убийственно похоже на охоту за призраками, - мрачно проронил Галахад. - Причем теперь она еще и настоящая. Жаль, у Гарета нет маячка, как было как-то у Ланселота.
        - И не говори.
        Только маячащий впереди Кабал, хорошо еще, что белый и потому различимый даже в темноте.
        Мы объехали какой-то очередной курган, свернули, и оказались в вовсе уже незнакомой местности. Поскольку мы не собирались захватывать эту территорию, в ее изучении у нас было достаточно белых пятен.
        - Не угодить бы в какую-нибудь волчью яму, - проворчал Гавейн, всматриваясь в чуть мутнеющею туманную тьму, посеребренную звездным светом в просветах ветвей.
        - Или не загреметь с обрыва, - прибавил Галахад.
        - Зато теперь мы точно едем за кем-то неизвестным, а не по каким-нибудь собственным следам, - решил я. - Если только Кабала не понесло за случайно пробегавшим мимо оленем.
        - Отчего ты так уверен, что твой пес настолько туп? - удивился Гавейн.
        - Просто он еще щенок.
        - Все мы щенки, - сказал Гавейн. - Пока помирать пора не придет.
        Мы припустили коротким галопом вниз по какому-то склону, миновали небольшую долину, затем снова начали подниматься вверх, лес стал реже, по дороге попадались огромные валуны. Впереди мелькнула еще одна звезда… Стоп! Никакая это не звезда. Вот и еще высверк… Кабал, зигзагами оббегая валуны, явно стремился к этому ночному маяку.
        Мы переглянулись.
        - Впереди костер! - сказал я.
        - И очень надеюсь, что в этом костре нет никого, мне знакомого, - вслух высказал общую мысль Галахад, и мы, выругавшись, пришпорили коней. Теперь уже было необязательно, чтобы Кабал бежал впереди. Но и он не отставал. Не доезжая немного, мы переглянулись, обменявшись знаками, и поскакали в разные стороны, чтобы окружить виднеющийся впереди огонь. Галахад свернул налево, Гавейн направо. Оба в темноте быстро исчезли из виду. Еще немного погодя я сдержал бег Тараниса - не стоило спугивать дичь стуком копыт. Мягкая, усыпанная хвоей земля перемежалась с каменистыми насыпями среди нагромождений камней. И так удалось подъехать достаточно близко - треск горящих ветвей заглушил посторонние звуки. Шепотом подозвав Кабала, я поднял его к себе в седло. Он напряженно вглядывался вперед, готовый соскочить в любую минуту, как только я отпущу его ошейник, но молчал - этому он, слава богу, уже научился - молчать, когда нужно, а не распугивать лаем всю округу.
        Треск и гудение костра действительно приглушили наше приближение, а кроме треска, монотонное пение, становящееся все громче. Если Гарет уже мертв, этим ребятам придется познакомиться с тем, что такое граната. Судя по пению, то, что там происходило, было именно каким-то ритуалом. А какого рода ритуалы любит Маэгон, все мы знали. Сквозь заросли, в бликах пламени в темноте вырос круг камней, одно из бесчисленных сооружений, крупнейшее из которых прославилось под именем Стоунхенджа. В кругу плясали длинные тени. Прикрытый тьмой и одним из стоячих камней, я заглянул в круг.
        Количество фигур, отбрасывающих длинные тени, уточнилось до двенадцати. Облаченные в белые балахоны, они составляли внутри стоячих валунов еще один круг, и если бы существовало заклинание, которое могло превратить их в камень, получился бы замечательный двойной кромлех. Еще одна фигура стояла отдельно, у плоского камня-алтаря, у ближайшей ко мне части круга. И еще одна, не входящая в число названных тринадцати, мирно покоилась на этом плоском камне. В костре никого не было. Судя по всему, он служил здесь больше всего светильником. По крайней мере, пока.
        Фигура у алтаря как раз сделала шаг к огню, и широкой горстью бросила что-то в зашипевшее пламя, рассыпавшееся фейерверком искр. Потянуло едким дымом, и Кабал тихонько заскулил, нетерпеливо перебирая лапами. Высокий жрец вернулся к камню и поднял с него нож с широким лезвием.
        Вперед!
        Я спустил Кабала с цепочки и тихо прищелкнул языком. Адская гончая, такая же белая как балахоны друидов, рванулась в круг и, все так же молча, атаковала фигуру у алтаря, подскочив и вцепившись жрецу в правую руку. Нож полетел на землю. Жрец прошипел какое-то ругательство или проклятие и, надо отдать ему должное, даже не вскрикнул, когда собачьи клыки сомкнулись у него на запястье. В то же время, чтобы это отвлечение не перешло слишком стремительно в слишком большую суматоху, в которой может произойти что угодно, я спешился, оставив Тараниса за пределами сцены, и быстро вошел в освещенный круг с Экскалибуром в руке, первым делом крепко ударив рукоятью в затылок ближайшего человека в балахоне, стоявшего спиной к камню, из-за которого я появился.
        - Артур!.. - воскликнул кто-то.
        - А также Гавейн и Галахад! - прибавил Галахад, с другой стороны круга, непринужденно положив клинок меча на плечо ближайшего к нему друида. Гавейн просто вытолкнул своего попавшегося на дороге вперед, нарушив все еще сохранявшийся круг.
        Напугать нам никого не удалось. «Друиды» - те, кто не был занят обмороком, рычащим Кабалом или лежавшим на плече клинком, моментально откинули балахоны, под которыми обнаружились обнаженные, наготове, мечи.
        И первый же, подскочивший ближе, так называемый «жрец» с мечом в руке и в потертом кожаном доспехе под белым плащом, попытался бросить в меня горсть тонкой пыли. Я без труда увернулся, безжалостно подрубил ему мечом связки под коленями, и рванул, не задерживаясь, к алтарю. Теперь я уже отчетливо видел, что лежит на нем именно Гарет, то ли мертвый, то ли просто одурманенный и спящий.
        Кабал громко взвизгнул. Гавейн, ругаясь, снес голову кому-то рядом, чуть не задев меня, но сквозь суматоху я все же вовремя подскочил к высокому жрецу, только что покрепче стукнувшего Кабала головой о камень и отбросившего его пинком в сторону. Мерзавец даже успел снова поднять жертвенный нож, все еще собираясь продолжить прерванный ритуал.
        - Тебе конец, Маэгон! - воскликнул я, намереваясь сбить его с ног. Но тут Маэгон развернулся волчком, нож его просто упал на Гарета, не причинив вреда, а в руках друида оказалась рогатина с широким острым наконечником, прежде просто лежавшая на алтаре, и на которую я не обратил внимания, так как Гарету она, как будто, не угрожала; и я замечательно на нее напоролся… Правда, никакого ущерба моему здоровью она не нанесла - в последний момент я успел повернуться так, что она лишь зацепила легкий кожаный панцирь, ударив вскользь, и на какое-то время в нем застряла. Маэгон с силой толкнул древко, оттолкнув меня назад, после чего снова схватился за нож.
        Я выругался на языке, которого в этом мире никогда не слыхивали и, стряхнув рогатину, ударил Маэгона мечом по руке. Маэгон вторично выронил нож и на его белой одежде выступила кровь, а с губ сорвались такие проклятия, что будь я настоящим героем какой-нибудь кельтской легенды, мне бы следовало умереть на месте или, по крайности, остаться инвалидом до конца жизни.
        - Какого беса ты делаешь? - задыхаясь спросил я, развернув его толчком острием меча и приперев спиной к алтарю. - Зачем? Чем я тебе так мешаю, что ты готов расстаться с жизнью, лишь бы мне насолить? Даже когда ты не уверен до конца в том, что тебе это удастся?!
        - Что значит жизнь? - хрипло, с презрением усмехнулся Маэгон. И черт побери, в свете угасающего костра он выглядел и впрямь величественно, если бы вся эта сцена происходила не на самом деле, я мог бы назвать ее эпической и завораживающей, но только не сейчас - сейчас эстетика момента меня просто бесила. Кругом творился какой-то бедлам, и у меня не было времени оглянуться и посмотреть, что именно происходит, а объясниться наконец с Маэгоном стоило, поэтому и убить его сразу, чтобы помочь друзьям расправиться с остальными, я тоже не мог. Оставалось надеяться, что если что-то пойдет не так, меня предупредят вслух. - День, меж двумя ночами!.. Дни приходят и уходят! Что проку тому, кто останется в этом дне, если он лишен дня грядущего? И какая печаль тому, кто теряет свой день, зная о приходе нового?
        - Грядущего дня не будет у тебя, Маэгон. Не следовало заманивать в ловушку Гарета…
        Я осекся - по губам Маэгона скользнула шальная улыбка, а в глазах зажегся такой торжествующий огонек…
        Маэгон негромко рассмеялся.
        - Я заманил не Гарета, Артур. Я заманил тебя. Ты спрашивал, почему я пытаюсь помешать тебе ценой моей жизни? Потому, что ты уничтожишь мой мир, если останешься жив! Я знал, что ты придешь. Я знал, что победить тебя как простого человека нельзя, что ты зло сверхъестественное - и все силы мира сошлись сейчас в схватке над нами, хоть мы их не видим!.. Теперь уже неважно, чья кровь прольется на алтарь - родственная тебе, - он равнодушно кивнул на Гарета, - если и впрямь это так, или моя собственная. Убей меня, и тебе тоже немного останется, до ночи твоего дня - короткого зимнего дня. Когда-нибудь тебя назовут еще Королем Зимы, и тогда ты вспомнишь эту ночь! - он снова засмеялся, будто заметил, что внутренне я вздрогнул - всего лишь от изумления, конечно - оттого, что тут он угадал. Артура и впрямь назовут потом Зимним королем. Вот только вряд ли это случилось при его жизни.
        - С какой стати я буду вспоминать то, что давно превратилось в прах? И твой мир мне не разрушить, Маэгон, он умер сам, естественной смертью. Скажи лучше, при чем тут саксы, пикты, скотты и твой мир? Или они и есть твой мир? Думаешь, они его поддержат, если ты будешь с ними, или ты заставишь их жить по твоим законам? Как ты собираешься справиться с ними потом? И где Бальдульф? Тут, неподалеку? Может быть, готов придти тебе на помощь? Самое время, нас тут всего трое. Где же он?
        Честно говоря, я был готов к тому, что он и правда может оказаться где-то неподалеку. Если бы он был здесь, в Каледонии, ему бы понравилась идея подобной приманки-ловушки, и он бы ее не упустил. Но если он и скрывался где-то рядом, появляться он не торопился.
        Губы Маэгона недовольно сжались.
        - Его здесь нет. Ушел на юг, к своему брату. Он не был достоин одержать эту победу. По крайней мере, теперь. Слишком мало веры.
        - Так чем же он был лучше «заблудших» бриттов?
        - Ничем. Но он мог быть орудием, пока это было нужно нам обоим.
        - Вам обоим? Или только ему? Почему он не взял тебя с собой?
        Глаза Маэгона вспыхнули гневом.
        - Потому, что это я вел его, а не он меня!
        - Какая самонадеянность!
        - Это ты самонадеян, медведь под заклятьем! И я погублю тебя и очень скоро.
        - С помощью скоттов или пиктов? Ты и их пытался использовать.
        - Никого, - презрительно сказал Маэгон. - Кроме богов!
        Он скосил глаза в сторону. Мне это не понравилось. Захотелось оглянуться. Но судя по звукам, дело вокруг шло на лад. Где-то рычал Кабал, а Галахад приговаривал: «Кабал, не мешай». И судя по его не раздраженному тону, Кабал не мешал не только нам с Маэгоном, но и ему. Я снова мельком взглянул на Гарета. Определенно, дышит. Хорошо. Но надо уже заканчивать и заняться им.
        - Посмотри! - скрипящим насмешливым голосом проговорил друид, устремив горящий взор на то, что творилось в кромлехе за моей спиной. - Что это, по-твоему, как не жертвоприношение? Посмотри, сколько здесь пролито чистой крови людей моей веры, в этом священном месте! Эта жертва будет принята! Дело сделано. Теперь, если ты убьешь меня, тебя погубит твоя собственная тень! - заключил он со злорадным торжеством.
        Несколько мгновений мы оставались в неподвижности, пристально глядя друг другу в глаза, молча и не мигая.
        - Ты ведь никогда не отступишься, Маэгон? Будешь преследовать меня и моих друзей, лишь бы добиться своего. Никогда не оставишь их в покое, даже если меня не будет.
        - Никогда! А тебя не будет очень скоро, если ты нанесешь удар. Ты проклят.
        - От своей тени я не шарахаюсь.
        - Скажи ей это при встрече, - усмехнулся Маэгон.
        - Согласен, - сказал я спокойно. И резко отведя меч, размахнулся и нанес друиду удар, с негромким хрустом и слабым невнятным всхлипом снесший ему голову.
        Кровь щедро плеснула на алтарь, залив его боковую сторону, немного верх, брызгами запачкав Гарета. Я обошел камень и, аккуратно сняв спящего мальчика с ритуального стола, на котором лежали еще какие-то предметы, положил его на траву. Земля тоже была холодной, но оставлять его на алтаре было бы верхом цинизма. Понимаю, что кто бы говорил, но все-таки…
        Кто-то позже напишет немало научных трудов, в которых будут разъясняться образы медведя и вепря. Как воплощение власти мирской и военной, и власти священнической. И кто-то еще объяснит, кто на самом деле скрывается за персонажами сюжета Каледонской Охоты. И кто был Каледонским вепрем.
        А как быть с вепрем из Корнубии? Который, по слухам, тот же медведь?
        Я проверил пульс Гарета и немного его потормошил, прикидывая, сам проснется, или лучше применить какое-нибудь средство. Не просыпаясь, он что-то невнятно пробормотал и зашевелился, когда вездесущий Кабал, еще немного пошатывающийся и трясущий головой, тревожно сунул к нему свой нос. Осмотрев Гарета, я вздохнул с облегчением, - все разыгранные Маэгоном сцены еще не гарантировали того, что с ним на самом деле все в порядке. Но пульс его бился ровно, сопел он самым безмятежным образом, и видимо, не собирался такое уж долгое время еще оставаться в бессознательном состоянии.
        Успокоившись на этот счет, я огляделся. Вокруг уже какое-то время царила подозрительная тишина, разве что кто-то переговаривался знакомыми голосами, чем-то шуршал и чихал. Гавейн и Галахад уже навели в кромлехе безрадостный порядок. Невеселая все-таки штука жизнь, если призадуматься. Стоячие камни взирали отовсюду немым укором, как вечные надгробия всем мертвецам мира. Небо заметно побледнело.
        - Все спокойно? - поинтересовался я, повысив голос.
        - Спокойней не бывает, - ответил Гавейн похоронным голосом и чихнул.
        Галахад подошел ближе, все еще с мечом в руке, и задумчиво посмотрел по другую сторону алтаря, туда, где покоилось обезглавленное тело друида.
        - Итак, ты от него отделался раз и навсегда, - констатировал он. Непохоже, чтобы это показалось ему особенным зверством.
        - Он мне смертельно надоел.
        - Как Гарет?
        - В порядке. Интересно, проснувшись, он вспомнит, что вообще куда-то уходил ночью?
        - Интересно. Проснется, выясним.
        Покряхтывая, шумно хрустя ветками и камешками, к нам подошел Гавейн.
        - Тьфу, - проговорил он с чувством, - все-таки надышался я какой-то дряни, так что, не обращайте внимания если мне теперь повсюду будут мерещиться зеленые рыцари… - Гавейн потер нос, неудержимо оглушительно чихнул, затем подозрительно уставился на нас. - Кстати, вы вполне подойдете!
        - Сам такой, - сказал я. - Нечего вставать среди ночи и шляться неизвестно где.
        Гавейн фыркнул и критически осмотрел поле недавней битвы.
        - Оставим все как есть?
        - Есть другие предложения? Можем прислать сюда Кея с командой. Он любит все как следует прибирать.
        - Мне лично возиться что-то неохота, - пожаловался Галахад, с интересом оглядывая предметы на алтаре и вокруг алтаря. Подобрал рогатину, положил примерно туда, где она лежала до того, как ее схватил Маэгон, взял в руки что-то вроде тяжелого камня с лункой, из тех, что называют чашечниками.
        - Мне тоже. Поехали, пока наше отсутствие с утра-пораньше не переполошило компанию в несколько тысяч человек. По-моему, они и не в нервном-то состоянии почти все сплошь вооружены и опасны.
        - В этом есть смысл, - согласился Гавейн, зачем-то прикрыл глаза рукой, будто бледный свет начинающегося утра мешал ему сосредоточиться, и присвистнул, подзывая своего коня. Мы с Галахадом решили, что в этом есть смысл и сделали то же самое. Наши боевые друзья появились без задержки, поражая своей дисциплинированностью. Все-таки настоящие боевые кони - по прочим меркам, звери почти сказочные, сравниться с ними могут разве что цирковые, да и то еще, бабушка надвое сказала. Но это был не единственный эффект от нашего свиста. В небольшом отдалении, которое и отдалением-то назвать было нельзя, раздался другой свист, и разнесся по широкому кругу со всех сторон, вокруг кромлеха - переливчатый сигнал, не смолкавший почти минуту.
        Мы переглянулись. Галахад аккуратно поставил камень-чашечник обратно на алтарь.
        - Ты случайно не додумался спросить Маэгона, кого еще он пригласил на эту вечеринку? - осведомился, обращаясь ко мне, Гавейн.
        - Додумался, конечно. Но сам знаешь его манеру говорить обо всем и ни о чем. Единственное, на чем он настаивал, не считая присутствия одних лишь богов, так это на том, что Бальдульф ушел на юг, к брату. Впрочем, это вполне могло значить, что он ушел на пару метров на юг от холма. Но судя по тому, что никто не появлялся до самого конца, можно было и правда подумать, что здесь собрались одни сумасшедшие фанатики.
        - Конечно, сумасшедшие, - кивнул Гавейн. - Дрались до самого конца, не пытаясь ни скрыться, ни скрыть своих намерений перегрызть нам глотки, пока живы, хотя бы делая вид, что сдаются.
        Лошади заволновались, Кабал зарычал. Вокруг происходило какое-то неясное движение, земля начала глухо подрагивать. Я вдруг машинально задумался, вытер ли я клинок, прежде чем убрать его в ножны. Должен был. Так же машинально. Впрочем, неважно.
        - Джентльмены, предлагаю оставить мечи в ножнах, - сказал я. - Примем мы бой или нет, вряд ли они нам понадобятся.
        - Похоже на то, - согласился Галахад. - Вы уж извините, но мне кажется, вокруг нас собирается какая-то армия.
        - Когда кажется, креститься надо, - напомнил Гавейн. - Но можешь об этом не беспокоиться. Тебе не кажется.
        Тьма сгустилась вокруг кромлеха, будто возвращалась ночь. Но это были всего лишь люди, подошедшие молча, почти беззвучно, строем, быть может, неглубоким, но плотным. Похожие на воскрешенных мертвых воинов короля Брана, возвращавшихся к жизни, оставив в ином мире свой дар речи - ведь о том, что они видели в загробном царстве кому попало болтать не след. Все были пешие, кроме одной возвышавшейся темным силуэтом конной фигуры, медленно проплывшей вперед из задних рядов и на некоторое время застывшей в неподвижности, в полном безмолвии.
        Гавейн собрал поводья всех наших лошадей и переместился немного в сторону. Галахад взялся за ошейник Кабала и отступил, также присматривая за Гаретом. Кажется, пространство было достаточным, чтобы мы друг другу не помешали, если вдруг придется действовать. Стрела или камень, конечно, в любом случае могут сделать свое дело, но вот вопрос, зачем их использовать при таком явном перевесе сил. Значит, если они и будут, то не в первую очередь. А там поглядим. Может, сперва просто поговорим? Но нам самим разговор начинать не стоит.
        - Эй, друид, - позвал хрипловатый голос. Человек говорил по-бриттски, но с акцентом, напоминающим произношение басков. - Отзовись, если ты там.
        - Здесь нет друидов, - ответил я.
        - Совсем нет? - спросила фигура после почти незаметной заминки.
        - Совсем.
        - А как же тот, кого звали Маэгон?
        - Раз ты говоришь - звали, значит, знаешь, что он умер.
        - Это только одно из предположений.
        - Очень близкое к истине.
        - Только близкое?
        - Потому, что он умер не сам.
        - Кто же его убил?
        - Я.
        - А кто ты?
        Мой собеседник явно вошел во вкус игры в вопросы и ответы. Не слишком ясные, не слишком туманные. В самый раз для какой-нибудь саги.
        - Артур Британец.
        - Странно.
        - Отчего же. Мне кажется, ты не удивлен.
        - Отчего же, - повторил всадник. - Удивлен. Он был уверен, что ты не сможешь его убить.
        - Он ошибался.
        - А я, выходит, нет.
        - Тогда ты действительно не удивлен.
        - Пожалуй, что так. Что же ты делаешь в Каледонии, Артур Британец?
        - Охочусь на вепрей. А кто ты, чтобы спрашивать?
        По рядам прокатилось некоторое оживление, но, разойдясь кругами, быстро утихло.
        - Зови меня Бриде, - в голосе послышался затаенный смешок. - Это моя земля.
        - Не слишком ли многие на нее посягают? - спросил я.
        Пауза воцарилась надолго.
        - Люблю я твою манеру брать быка за рога, - еле слышно проворчал Гавейн и тихо завозился, готовя какую-то свою тяжелую артиллерию.
        - Ты на нее уже не посягнешь, - ровным голосом произнес Бриде.
        - Почему ты думаешь, что мне это нужно? - спросил я.
        - Потому, что ты здесь, - сказал Бриде.
        - Я здесь для того, чтобы оставили в покое МОЮ землю. Ты можешь мне это обещать?
        Бриде наверняка опешил. И я еще могу чего-то требовать, каких-то обещаний?
        - Похоже, ты не боишься, что тебе придется сегодня же отправиться к твоим богам.
        - А тебе это действительно нужно? Или это нужно было друиду, отправившемуся сегодня к СВОИМ богам?
        - А почему это должно быть мне не нужно? - полюбопытствовал Бриде.
        - Потому, что мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться, - процитировал я своего любимого Шекспира.
        Бриде расхохотался.
        - Ты полагаешь, что я знаю, что ты есть?
        - Я полагаю, что ты знаешь, что армия моя велика, больше чем когда либо приходившая за последнее столетие-другое, и ты знаешь, что она еще не тронула никого, кто сам не напал на нее, и не разоряла окрестности, грабя и выжигая все кругом. Будет ли так дальше, если не будет меня - вот чего ты не знаешь.
        - Ты не прав, - сказал Бриде. - Я знаю - все будет так же, как было всегда.
        - И как было всегда?
        - Несладко, - ответил Бриде. - С тобой может быть еще хуже. Но. С другой стороны. Ты - это что-то новенькое. До сих пор непреодолимой силой были скотты и саксы. Кто знает, может, стоит попробовать.
        Мне показалось, или кольцо вокруг стало не таким плотным. Или это просто всходило солнце?
        Я неопределенно слегка повел рукой, мол - тебе решать.
        - Если я отпущу тебя, - продолжил Бриде, - и если ты выстоишь, сражаясь с другими своими врагами, ты поможешь мне затем изгнать скоттов с моей земли, которую они захватили?
        - Идет, - сказал я. - Будь под моей защитой.
        - Под твоей? - переспросил Бриде.
        - Под чьей же еще? Ведь не скоттов.
        Бриде усмехнулся.
        - Обещаешь, что не забудешь об этом?
        - Обещаю.
        - Тогда будь и ты под моей защитой. Пусть ни человек, ни дикий зверь не тронет тебя или твоих друзей, пока ты возвращаешься в свой лагерь. И еще. Возможно, эта весть тебя еще не достигла. Множество кораблей прибыло в Эборакум.
        Я и не заметил, как в одно мгновение оказался у самого края кромлеха.
        - Множество?
        - Истинно так, - неторопливо подтвердил Бриде. - Не больше двух ночей назад, считая и эту. Я слышал, он хочет двинуться на Камулдунум.
        - В этом есть смысл.
        - Тогда тебе стоит поторопиться, чтобы опередить его. Я больше не буду тебя задерживать.
        - Спасибо, - сказал я довольно рассеянно, и обнаружил, что сказал это почти в пустоту. Бриде и его воинство беззвучно растворялись в утреннем тумане.
        - Ты ему веришь? - спросил Гавейн, - Или он сказал это просто чтобы мы убрались отсюда поскорее.
        Я пожал плечами.
        - В таком случае мы можем и вернуться. А чтобы не возвращались, он мог попробовать и другое средство.
        - Интересное произношение, - задумчиво сказал Галахад. - Это оглушение звуков. «Б» почти как «п», и даже некоторые «к»…
        - При этом имя его, кажется, начинается все-таки с «Б», - предположил Гавейн. - Но может, и оно в разных случаях варьируется. Кажется, Бриде звали первого исторического короля пиктов, сына некоего Маэлкуна, короля Уэльса…
        - Только не надо варьировать Маэлкуна до Маэгона, - предупредил я.
        - Не буду. А царствование его относят где-то к середине шестого века.
        - По-моему потом было столько королей с этим именем, что можно и не вспоминать, - заметил Галахад. - Почему бы не быть этому имени и до того. Есть в нем что-то такое традиционное, можно даже сказать, кондовое…
        - Как в самом названии Британских островов? - поинтересовался я. - Или, как еще их называли, Претанских? С оглушенным звуком «Б»?
        - Истинно так, - кивнул Галахад. - Может, именно это имя следовало бы соотнести с мифическим Брутом, потомком троянского Энея и прародителем бриттов?
        - Римская пропаганда, - пренебрежительно фыркнул Гавейн.
        - Знаю. Я же сказал - с мифическим. А вот это древнее имя само по себе наверняка не случайно пользовалось такой популярностью у пиктских королей! И даже могло дать название и народу и островам.
        - Замечательно, - нетерпеливо и почти раздраженно согласился я, пытаясь немного растормошить уже начавшего приходить в себя Гарета и взгромоздить его на Тараниса. - А вот Кольгрим все-таки не мифический, и армия наша не мифическая, и переполох в ней в наше отсутствие может тоже случиться не мифический. Так не пора ли нам отправиться отсюда куда-нибудь подальше?
        - Совершенно точно пора! - воскликнул Галахад и метнулся назад, к алтарю.
        - Что ты там забыл? - позвал Гавейн, уже взобравшись в седло и продолжая держать поводья галахадовского неприкаянного коня.
        Галахад тут же вернулся, с камнем-чашечником в руках.
        Посмотрели мы на него не то чтобы неодобрительно, но непонимающе.
        - Что, еще не уловили? - приподнял бровь Галахад. - Это же отличный прообраз Грааля! Священный предмет - и чаша, как в классических легендах и камень, как у старины Вольфрама, к тому же, камень красного цвета! Бросить такой трофей может кто угодно, только не я.
        - Давай его бросим? - пошутил я, обращаясь к Гавейну, кивнув на Галахада. - Можно вместе с трофеем!
        И мы наконец пустились в обратный путь.
        XI. Поворот на юг
        По дороге к лагерю Гарет быстро пришел в себя, стал радостно озираться и никак не мог взять в толк, как и где это он очутился, и на поиски какой зачарованной страны мы направляемся. Последнее его, похоже, действительно интересовало всерьез. Пришлось его огорчить известием, что мы скорее возвращаемся, чем куда-то направляемся. А Гавейн еще и дразнился, рассказывая, сколько любопытных событий он уже пропустил. В поток вопросов Гарета нам удалось вставить несколько собственных: отчего он проснулся, зачем вышел и зачем пошел к караулам. Гарет отвечал ясно и просто - проснулся потому, что ему приснилось, что его кто-то зовет. Засыпать снова не хотелось, казалось, что непременно должно было произойти что-то необыкновенное. Выйдя, он немного поговорил о своих мечтах со звездами, а к караулам пошел потому, что там «что-то белело». Спросонья он понадеялся, что это единорог. Да ведь и не собирался всерьез выходить из лагеря, только решил прогуляться до границы, а там по обстоятельствам. Дальше он, как и положено, ничего не помнил. Мы покачали головами и прочли соответствующее внушение, не слишком грозное.
Так как была надежда, что с особо настырными единорогами, способными беспардонно пригрезиться впечатлительным натурам во сне, покончено. А потом мы достаточно и со вкусом наговорились по дороге о всяких жертвоприношениях, так что вряд ли у Гарета возник бы соблазн снова дать кому-то повод повторить в них свое участие.
        И все-таки его рассказ абсолютно ничего не объяснял. Если только не верить во всякую мистику или не считать, что Маэгону просто повезло. Вообще-то, про простоту и про дальнейшее везение можно было говорить только с большой натяжкой. Значит, оставалось верить в мистику, в призраков и в единорогов. Какая неприятность…
        Не то чтобы Кею совсем не удалось скрыть наше отсутствие в пробуждающемся лагере, но сам он, бедняга, ко времени нашего появления был уже близок к греховному душевному унынию. Ведь время-то было как раз уходить из Каледонии, а как тут уйдешь без меня? Дело пахло объявлением ужасных вестей потрясенным бриттам, прочесыванием территории и затяжным локальным конфликтом со всеми путающимися под ногами местными племенами.
        Ничего не подозревавшая армия на том участке, где мы заявились, возвращаясь восвояси, была немало изумлена тем, что мы почему-то оказались снаружи, а не внутри лагеря. Впрочем, это только добавило ей обычного мистического благоговения, тем более что явились мы, будто с разведки, с интересными, невесть откуда взявшимися вестями. Разумеется, с вестями насчет Кольгрима, и о неких таинственных местных союзниках. Насчет новостей с Маэгоном дело могло пока подождать, не хвалиться же тем, что мы учинили в святом месте. Конечно, и затаивать было ни к чему, все равно всплывет в первый же день, но это как-нибудь само собой, позже, и лучше без подробностей.
        А пока, весело и дисциплинированно - марш в поход, труба зовет, и заметьте - ничего похожего на отступление!
        - Я вижу свежую кровь! - с ехидцей заметил Кей, едва переведя дыхание, после того, как сшиб композицию из установленных шалашиком копий, бросившись нам навстречу. От облегчения на него напал приступ сарказма.
        - Надеюсь, больше некому будет втихую поджигать замок старика Уриенса, - довольно ответил я.
        Кей понимающе поцокал языком и покачал головой.
        - И стоило для этого тащиться в Каледонию?
        - Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, - наставительно проронил Галахад, с тайной гордостью поглядывая на свою археологическую каменную посудинку.
        - Миска для Кабала? - полюбопытствовал Кей.
        - Не отдам, - сухо обиделся Галахад.
        - Думаешь, стоит еще раз поджечь замок? - задумался я. - Что ж, поглядим, если будут время и настроение. Все равно будем проходить поблизости на обратной дороге.
        Сборы, к которым и так уже готовились, много времени не заняли, и после святого дела, именуемого завтраком, бритты стройным маршем чудо-богатырей двинулись на юг. Порядок в войсках был просто загляденье, такую роль играет воодушевление. Двигаться быстро, без поражений, утверждаясь в своей светлой миссии на каждом шагу, это армиям всегда нравится. Спросите Цезаря, Суворова и Наполеона.
        При ярком солнце горы выглядели поразительно живописно, и казалось, им почти жаль с нами расставаться. На ближайших вершинах то и дело возникали человеческие силуэты, наблюдающие за нашим отходом, опирающиеся на копья, салютующие мечами то ли в военном приветствии, то ли в невнятных знаках самодовольства, издающие гортанные кличи, на которые проходящие войска отвечали им тем же и махали руками или обменивались звуками рога. Словом, сущий парад.
        Мы спели на прощание с Гавейном его недавно-сочиненную разудалую песенку «Тараня айсберги форштевнем…», и расстались с ним вскоре после того как покинули гористые пределы Каледонии. Гавейн поспешил к условленному им самим месту встречи со своим флотом. По крайней мере, теперь мы снова всегда будем в курсе того, что творится на море, если даже силы британских кораблей будут недостаточны для того, чтобы непосредственно нападать на противника и причинять ему какой-то вред. В последнее, кстати, не верилось - чтобы такой старый пират как Гавейн, да не придумал, как натворить какую-нибудь пакость, должно было происходить нечто совершенно исключительное.
        С Галахадом прощаться не пришлось, впрочем, как и с Гаретом, который был по горло сыт морем, а вот на суше ему еще толком повоевать не удалось. Теперь же, когда он уже немного потрепался и обветрился, вполне можно было допустить его и к этому опасному спорту, под присмотром, конечно.
        Недавнее ночное приключение, похоже, ничуть не повлияло на Гарета. По крайней мере, после марша, занявшего целый и, слава богу - погожий, день, он как ни в чем не бывало, снова запросился на охоту за призраками. Но мы с Галахадом отказались наотрез и вообще отнеслись к этой идее на редкость недружелюбно, несмотря на то, что главный затейник драмы минувшей ночи был уже на том свете. А может быть, частично как раз и поэтому. В конце концов, надо же иметь какое-то уважение к покойникам и не слишком веселиться, едва отправив их в лучший мир, - особенно, после целого дня, проведенного на марше. На следующий, не менее бурно проведенный день. Гарет уже не заикался о таких глупостях, он и так вымотался, периодически отсылаемый с поручениями к Кею, возглавлявшему отдельную колонну, отправленную другой, параллельной дорогой, на всякий случай - для большего охвата, для легкости прохождения и нанесения меньшего ущерба минуемым нами территориям. То же повторилось и на третий день - все эти ночи он проспал как сурок и никакие друиды не заставили бы его проснуться, но на четвертый день мы сбавили темп, не
получая пока новых тревожных известий и давая людям и животным избавиться от напряжения и накопившейся усталости прежде чем с новыми силами преодолеть последний участок пути. Да и к чему раньше времени спугивать противника, который, судя по всему, все равно не ожидал от нас такой прыти?
        И на эту ночь мы все же выехали немного прошвырнуться, недалеко, всего лишь как обычно проинспектировать караулы и провести свой, мало кому нужный, но зато самостоятельный вид разведки прилегающей территории. Он действительно немногого стоил, хотя всегда кажется, что доверять можно только себе. Возвращаясь, мы еще издали увидели Мельваса, уже почти совсем оправившегося от своего ранения и расхаживающего вокруг нашей палатки как журавль, мающийся несварением желудка. Узнать его силуэт в скупом свете костров было нетрудно - по характерной, будто сдержанной резкости движений хищника, то затаивающегося, то совершающего внезапный прыжок, и по плащу, расшитому кусками темных шкур, среди которых то и дело поблескивал металл. Завидев нас, он остановился и помахал в воздухе чем-то невидимым. Я тут же ускорил шаг Тараниса и рысью подъехал к королю Клайдскому. Покрытое темными узорами лицо Мельваса выглядело в темноте бледным и жутковатым, и при этом до невозможности иронично хитрым.
        - Стрела из темноты, - возвестил Мельвас, снова подняв предмет. - С посланием!
        - Добрые вести или дурные? - поинтересовался я и задумался - какие добрые вести могут прилетать по ночам со стрелами? Романтические свидания, как будто, пока не планировались. Значит, остаются только дурные.
        - И добрые и дурные, - тем не менее, ответил Мельвас. - Угадай, какие из них добрые.
        - Кольгрим наконец выступил из Эборакума со всей своей родней из-за моря, нарушив договор?
        Мельвас расхохотался сухим скрипящим смехом, чуть не перешедшим в кашель. Я извинился, осторожно похлопал его по плечу и пообещал больше не смешить. Мельвас весело помахал рукой, мол - не бери в голову.
        - Если эта весть добрая, то дурных тогда и в помине нет! - прохрипел он отсмеявшись и передавая мне мятый кусочек пергамента вместе со стрелой. - А вторая добрая - так это то, что послание - от Леодегранса. Этот осел все еще жив!
        - Вот старый хрыч! - искренне возмутился я.
        И под предлогом проведать, не бродит ли Леодегранс по-прежнему где-то неподалеку, я снова покинул лагерь, на этот раз в одиночестве. На самом деле, конечно, я его не искал и не послал никого сделать это вместо себя, чем, в сущности, никого не удивил. Что делаю я сам - это ни у кого не вызывало ни нареканий ни сомнений, все были уверены, что в любом случае у меня все получится самым наилучшим образом, даже если ничего не получится - значит, и это будет к лучшему. Что же на самом деле до Леодегранса, то если он способен на такие подвиги, значит, положение его уж точно не настолько бедственное, чтобы требовалось немедленно мчаться его выручать. Больше того, зная странности этих времен, я давно уже догадался, да и все остальные молчаливо и деликатно полагали то же самое, - что король Лодегранса попросту взял на себя какой-то загадочный зарок - довольно обычное тут дело, и сам принимает к тому, чтобы его не нашли, немалые сознательные усилия. Тогда найти его не вовремя значит подложить ему большую свинью, сыграв роль настолько дурной приметы, что дальше и жить не стоит. Ведь нарушения зароков, какими
бы глупыми они ни выглядели, согласно всем легендам, приводили к скорой и бесславной смерти. Кельты - народ впечатлительный. И Леодегранс мог и правда скончаться от огорчения, учитывая и его возраст, и стремление следовать традициям. Этакая архаичная впечатлительность могла играть на руку типам вроде меня, а могла и убивать. Потом еще поглядим, не одно ли это и то же.
        Ну а если я не искал Леодегранса, оставалось только разбудить волшебников в Камелоте и Гавейна, который все эти дни пока не выходил на связь. В Камелоте пока было все прекрасно и за если еще не передвижениями, то какими-то шевелениями Кольгрима они тоже по-своему следили. Вернувшийся из Малой Британии Ланселот между тем ворчал на меня за то, что я, не обращая внимания на коварного, готовящегося к новым козням саксонского вождя, легкомысленно зашел так далеко на север. Я так понял, что по его разумению, мне надо было безвылазно сидеть под стенами Эборакума и караулить малейшую вылазку оттуда.
        - Ты же помнишь, Ланселот: слишком обезопасить себя со всех сторон, значит, не быть сильным ни с одной стороны.
        - Кто это сморозил такую глупость?
        - Вообще-то, Уинстон Черчилль.
        - Не знаю, я им не был. А Британская империя при нем, кстати, развалилась!
        - Ох, да ну тебя… Он был тут ни при чем.
        Правда, и Мерлину показалось, что было бы неплохо нам не застревать в Каледонии хотя бы на лишний день, и все-таки, многое ведь еще зависело от частной местной ситуации. Что в Каледонии, что в Эборакуме, что в Камелоте. Я напомнил свое нынешнее географическое месторасположение и выразил надежду, что к основным событиям текущей войны никак не опоздаю.
        - Только попробуй, - весело сказала Моргана, и по ее беспечному тону сразу было ясно, что она и мысли подобной не допускает.
        Нимье передала привет и никаких военных идей или пожеланий не высказала вовсе, так как такими вещами интересовалась крайне мало.
        Достучаться до Гавейна оказалось труднее, чем до Камелота. Но наконец он вышел на связь, заспанный и очень недовольный.
        - Ты там жив еще? - поинтересовался я.
        - Почти нет, - ответил Гавейн. - Как дурак, два дня искал свой флот. Впрочем, ежу понятно, что все гладко тут быть не может, раз оставил без присмотра…
        - Ну и как, нашел наконец?
        - Нашел. Бедвир отошел южнее, посмотреть, что там творится, оставив вместо себя одного типа, который перепутал бухты. Но Бедвир уже и сам вернулся, так что все в порядке, в драку с большим флотом они, слава богу, не полезли, а быстро ушмыгнули, те даже не поняли, что это они углядели на горизонте.
        - Конечно, не поняли, если у Бедвира была какая-нибудь твоя подзорная труба, а у них нет.
        - Можно подумать, что у тебя такой трубы нет, - проворчал Гавейн.
        - Ну, есть. Куда же без нее?
        Я поделился новостью полученной от Леодегранса, Гавейн принял ее к сведению и заявил, что отправляется спать дальше, так как в своих поисках устал как собака, а тут пришлось просыпаться и еще проверять, не услышит ли кто. Я пожелал ему приятных сновидений и засобирался назад в лагерь.
        Тишь и тьма были кругом неописуемые. Вороной Таранис совершенно терялся в ночи, и где он находится, можно было определить только по шумному фырканью, треску веток - по одним он переминался с ноги на ногу а другие сосредоточенно жевал, да по редкому взблеску выжидающе-терпеливых глаз и легкому свечению металлических частей сбруи.
        - Пора бы и тебе баиньки, - сказал я коню, с некоторой озабоченностью задумавшись о времени и о предстоящем завтра нелегком дне, не забираясь в седло, взял его под уздцы и повел к лагерю.
        Где-то в стороне, но достаточно далеко, что-то ухало и посвистывало - не исключено, что это были не коренные лесные жители, но вокруг все было спокойно и никто нас не потревожил. В непосредственной близости от лагеря не находилось никого, на кого можно было бы случайно натолкнуться.
        А потом я сделал нечто для себя неожиданное, чего делать, в общем-то, не собирался. Оставил Тараниса у первого же караула, велев создать ему все условия для заслуженного отдыха и до утра не беспокоить и, прикинув, в каком направлении мне слышались загадочные звуки, тихой сапой двинулся через лес в ту сторону.
        В просветах ветвей вверху над моей головой ярко горели звезды, вокруг кишела какая-то ночная лесная жизнь.
        - Доброй охоты, - пробормотал я вслед какой-то метнувшейся мимо в сторону тени. Тень напоминала смутными очертаниями волка. Впрочем, скорее всего, померещилось. Хотя было темно, и местность сплошь пересеченная, так что прямо не пройдешь, то, что я могу заблудиться, меня не беспокоило. Если бы я действительно по какой-то причине окончательно потерял направление, нужно было бы просто включить припрятанную в браслете с вычеканенными драконами и солнцами - некоторые из этих фигур сдвигались, открывая маленький экран или даже позволяя проецировать, если нужно, большое трехмерное изображение, но это уже чересчур и для самых пожарных случаев, - простенькую системку, показывающую местоположение любого из нас на микроскопической карте. Карта в своем не трехмерном варианте, конечно, была слишком маленькая, чтобы по ней разбираться что к чему, но запросто можно было выбрать кого-то, к примеру, Галахада - кто у нас, в конце концов, ближе всех, и заодно, именно в том месте, куда мне и надо будет затем возвращаться; - и появившаяся на экране вместо карты стрелка, указала бы на него точнее, чем магнитная стрелка
в компасе указывает на север.
        Был и не визуальный вариант - чтобы не привлекать к себе внимания. Браслет мог нагреваться или остывать, в зависимости от того, идешь ли ты по нужному курсу, или сбиваешься с него, но это уже не так надежно и удобно, хотя именно этим способом мы уже как-то пользовались. Но кому тут, среди ночи в лесу пускать пыль в глаза? А кто подглядывает, в таких-то дурацких для наблюдения условиях, я не виноват. Если с перепугу упадет с дерева и свернет себе шею, я за него не отвечаю. Да и пусть попробует с какого-нибудь дерева разглядеть маленькую стрелку на крошечном экранчике. А то, что светится - мало ли кругом каких-то бликов.
        Стоянка Леодегранса обнаружилась примерно в километре от моего лагеря, в направлении на юго-запад. Логично, раз мы сами двигались на юг, немного забирая к востоку. Леодегранс держался чуть впереди - с запасом, чтобы не отставать, а скорее, просто не доходя, судя по его вестям он последнее время шел с юга, и в стороне, куда нам пока незачем было сворачивать.
        Отряд, расположившийся в овраге, чтобы не было издали видно разведенного костра, был небольшим, человек двадцать, или тридцать, разглядеть их всех, чтобы сосчитать, было трудновато. Овраг казался вполне сухим. Кто-то спал под импровизированными навесами-шатрами из шкур, присыпанных сухими листьями, кто-то просто завернулся в подобные же шкуры, в сторонке дремали, сбившись в кучу, несколько заморенных на вид некрупных лошадок, а у тлеющего костра сидел с двумя также бодрствующими спутниками, занятыми один починкой разъезжающейся кожаной обуви, другой подгонкой тетивы к своему луку, сам Леодегранс. Выглядел он неважно. Хотя, конечно, как посмотреть - сидел он на расстеленном меховом плаще почти не сгорбившись, с прямо-таки юношеской осанкой, только чуть опущенными устало плечами. Длинные седые волосы были щегольски романтично перехвачены мягким ремешком, но вот лицо, освещенное костром, было совершенно изможденным и даже каким-то безнадежным, будто Леодегранс не собирался протянуть долго, и не был уверен, что вообще хочет что-то тянуть. Спать он, видимо, не мог, хотя это и пошло бы ему на пользу.
Глядя на него и все еще памятуя о такой возможности как зарок, я колебался. Стоит ли оставлять все как есть? В сущности, Леодегранс, как будто, устроился неплохо, и я в этом убедился - сам по себе, налегке, абсолютно вольный решать, что ему надо и чего не надо, и был он явно вполне здоров, руки-ноги целы, голова на месте, а что до печального лика - так с чего бы ему веселиться в такой глухой уже час? С другой стороны…
        И совсем уже решившись не тревожить независимого старика и отправиться назад, я вышел из-за удобно прикрывавшего меня дерева, чуть углубившись в темноту, совершил вдоль оврага неполный полукруг, выбирая место, где меня меньше всего могли заприметить люди или лошади, быстро и относительно бесшумно спустился по склону, а потом, поскольку сидящие у костра меня по-прежнему не замечали, подошел из темноты за их спинами, дружески хлопнул по плечу парня, терзавшего свой лук, будто кто-то из их же компании, и поинтересовался:
        - Ребята, а спать-то вам не пора?
        Ребята оглянулись с тихим изумлением, а Леодегранс с самым настоящим возмущением - мол, что это за пьяная фамильярность в его присутствии?
        То, что в первые мгновения они приняли меня за кого-то своего, избавило всю троицу от слишком сильного потрясения. Леодегранс решил, пожалуй, что я ему примерещился в полусне да от долгого глядения на огонь. Парень, которого я хлопнул по плечу, вознамерился было заорать, набрав в грудь побольше воздуха, чтобы поднять тревогу. Пришлось сжать его плечо покрепче, вразумляющее встряхнуть, вытряхивая воздух обратно, и сказать: «тихо, услышат». Не пытаясь переспросить, кто услышит, парень машинально вразумился, хотя услышали бы, конечно, только те, для кого он и собирался поднять тревогу.
        - Здравствуй, Леодегранс, - сказал я оторопевшему старому королю.
        - Артур… - в смятении пробормотал он, на его лице, отразилась так и не поднятая никем тревога, и он беспокойно завертел головой, приподнимаясь и оглядываясь. Его бодрствующие сподвижники уставились на меня во все глаза - видно видели в первый раз.
        - Я здесь один, - успокоил я Леодегранса. - И никто не знает, что я здесь. Может, действительно, отправим ребят вздремнуть?
        Леодегранс успокоено или подавив волнение, кивнул.
        - Идите, - сказал он, махнув рукой, - и никому ни слова.
        Его гвардейцы поднялись без лишней суеты, и понятливо удалились. Один из них, тот, кого я ошарашил своим царственным прикосновением, прежде чем уйти, бросил передо мной свой плащ. Я не стал огорчать его отказом и милостиво принял его жертву. Он непонятно чему обрадовался, и смущенно скрылся в темноте, так и не доведя до совершенства свой лук.
        - Я хочу поблагодарить тебя за доставленную весть, - проговорил я тихо, когда мы остались одни. Леодегранс скромно склонил голову. - Но почему ты не хочешь, чтобы мы нашли тебя, Леодегранс?
        Он ответил не сразу. Внимательно на него глядя, я заметил, как даже при таком дрянном освещении его скулы налились темной краской.
        - К чему это? - ответил он вопросом на вопрос.
        - Может, и ни к чему, - покладисто согласился я. - Это пока дела идут хорошо. А вдруг пойдут плохо. Тогда, конечно, лучше держаться от нас подальше.
        Леодегранс какое-то время вникал в смысл сказанного. Как-никак, время было позднее, не тот час, чтобы иметь сознание, чистое как стеклышко. Потом зашипел как рассерженный кот, но увидев, что я хитро улыбаюсь, перестал шипеть и насупился.
        - Боюсь, тебе трудно будет убедить меня в том, что я чем-то могу тебе понадобиться. Я потерял свое королевство. Потерял свое войско, кроме немногих преданных мне людей. Если саксы и изгнаны из моих земель, то не мною, а я не собираюсь быть просителем. Старый лев уходит умирать в одиночестве. Если же я еще способен на что-то, я это сделаю, по мере того, что в моих силах.
        - И ты это делаешь.
        Он величественно кивнул.
        - Да, я все еще с тобой, но издали.
        - Так издали, что я даже не знаю, что сообщить твоей дочери и Эктору.
        - А что им сообщать? Я и сам не уверен в каждом своем грядущем часе.
        - А кто уверен?
        - Все зависит от меры, - рассудительно пожал плечами Леодегранс.
        Одним словом… конечно, не одним, терпеть не могу зануд, которые всегда требуют в таком случае именно одного слова и ни междометием или союзом больше, - присоединяться к нам он действительно не собирался, гордость его при одной мысли об этом жестоко страдала. Причем, настолько, что он действительно дал зарок - не делать этого до тех пор, пока не состоится решающая битва с Кольгримом, которого Леодегранс держал за главного виновника своих бед. Вариант с давешним перемирием Леодегранса совсем не устраивал. С другой стороны, благодаря ему он мог надеяться всерьез сойтись с Кольгримом в сражении, когда силы саксов и бриттов примерно сравнялись, теперь это было хоть на что-то похоже. А сперва выглядело нелепой шуткой, чтобы рваться принять участие в битве при Дугласе, да и положение самого Леодегранса, посреди оккупированной саксами территории, было тогда хуже некуда.
        - Но уж теперь то все точно идет к решающему столкновению, - прозрачно намекнул я.
        Леодегранс возразил, что на самом деле до столкновения ведь еще вплотную не дошло, а до тех пор еще многое может случиться.
        Ну что ж, зарок есть зарок, и я не стал настаивать, хорошо хоть у него не было зароков насчет случайной личной встречи, и когда мы прощались, Леодегранс выглядел даже поживее и повеселее, убедившись, что он все-таки еще кому-то и впрямь небезразличен - это всегда, хоть и пустяк, но приятно. Так что хоть непосредственного воссоединения наших «военных сил» не произошло, мы уже вполне прониклись родственными чувствами в борьбе за общее дело, и переживать насчет своей нужности и состоятельности Леодегранс перестал, успокоившись на тот счет, что никому не интересны его права и его могут просто сбросить со счетов, позволив завладеть отвоеванным королевством кому-то другому. Откуда у него вообще были такие мысли, точно сказать не берусь, но откуда-то были. Вероятно, случались примеры в обозримом прошлом.
        Я спросил, не нуждается ли он в чем-то, что я мог бы ему предоставить. Леодегранс заверил, что ему абсолютно всего хватает, а в случае непредвиденных обстоятельств, он о них непременно сообщит. Я заверил, что всегда готов придти на помощь, и пусть он имеет в виду, что столкновение с Кольгримом дело уже решенное, так что пусть не стесняется. На том я и отбыл.
        Не успел я как следует заплутать, как моя левая рука вдруг зажила собственной жизнью - принялась непроизвольно подрагивать от проходящих щекочуще-вибрирующих волн, а запястье заметно нагрелось. Срочное сообщение. Оказывается, меня потерял Галахад. То есть не то чтобы потерял - куда я денусь с карты? - а так, забеспокоился, не сломал ли я ногу в каком-нибудь овраге, и не пора ли высылать спасательную экспедицию. Пока не сломал. Если вдруг случится такая оказия, непременно сообщу. Я рассказал ему, с кем виделся, и он успокоился, поинтересовавшись только, зачем это мне понадобилось. «А кто сказал, что у жизни должен быть какой-то смысл? Интересен сам процесс». Понадобился же кому-то камень чашечник. С этим он согласился, и мы перестали наводнять древний лес лишними радиоволнами.
        И тут я увидел в темноте загадочное существо, скачущее между черными тенями бледным почти фосфоресцирующим призраком. Признаться, впечатление было довольно жуткое. Так вот, стало быть, на что похожа появляющаяся без предупреждения адская гончая… Кабал с радостным сопением врезался мне носом в колени, потом принялся кружиться в танце, толкаясь то носом, то лапами.
        Я снова вызвал Галахада.
        - Что стряслось, - спросил он.
        - Где Гарет? - спросил я.
        - На месте, - ответил он удивленно. - Сейчас проверю.
        На пару минут он замолчал, пока я беспокойно оглядывался, рассеянно поглаживая Кабала.
        - На месте, - подтвердил наконец Галахад. - Спит давно. А что такое?
        - Кабал отвязался и нашел меня. - Я уж бог знает что подумал.
        - Меньше надо ночами шляться, - ехидно заметил Галахад. - Сам не спишь, и другим не даешь.
        - Сейчас я заподозрю, что это ты его отвязал. Между прочим, пару ночей назад я замечательно спал, а вот Гарет где-то шлялся, и с ним еще полкаледонии!
        - Нет, - с сожалением сказал Галахад. - Увы, не я. Разве что, дух какого-нибудь невинноубиенного друида.
        - Ну их, в Гримпенскую трясину, Галахад! Ладно, значит, будем считать, что Кабал сам справился. Адские гончие, они тоже не лыком шиты…
        - И невинноубиенные друиды тоже! - зловеще добавил Галахад. - Особенно, пришитые мечом почти что на алтаре…
        - Кончай, а? Хорошо тебе в лагере сказки рассказывать, а тут в дебрях мрак и отсталость, «и мальчики кровавые…», ну, не мальчики, но тоже подойдет к высокой трагедии.
        - Вот и правильно! - с удовлетворенным смешком ответствовал Галахад. - Значит, быстрее вернешься.
        Тоже мне, рыцарь-духовидец. Прагматик, каких мало…
        Однако до лагеря я добрался действительно быстро и без потерь, Кабал в нетерпении тянул меня чуть не зубами за рукав. Какие же все кругом заботливые… Уже сменившийся караул встретил меня изумленными взглядами, но тревогу поднимать не решился. Галахад продолжал упорствовать в том, что Кабала с цепочки не спускал. Ну и бог с ним.
        А наутро, конечно же, зарядил дождь. Примерно через час после начала перешедший в бурный ливень. Наконец стало понятно, почему не спалось. Все нормальные люди перед дождем и в дождь спят. А вот ненормальные, к которым отношусь и я, начинают носиться с какими-то непонятными идеями. Правда, после возни среди сырости, делающей все вокруг неуютным, промозглым и тяжелым от пропитывающей влаги, даже у них энергии поубавляется. Спасибо римлянам с их дорогами, которые не очень-то размоешь, а то ведь могло быть и хуже. Но и так было не радостно, тем более что разделенная для удобства на три колонны армия не вся перемещалась по сносным дорогам, а совсем терять связь с другими колоннами не хотелось. Начатое, было, движение пришлось замедлить.
        XII. «Все воды твои…»[Псалом 41, стих 8.]
        - В таких случаях обычно говорят, что кому-то из нас не благоволят боги, - мрачно молвил Пеллинор. Ледяной дождь лил вовсю, в короткие промежутки между шквалами ливня казалось, что все вокруг покрыто толстым стеклом, прихваченным изморозью. Промозглый скользкий холод отчего-то напомнил размытые в потоки жидкой грязи Карпаты в тысяча девятьсот шестнадцатом, будь они неладны, и все те окопы и траншеи вместе с ними… - Быть может, кто-то из нас нарушил какой-то данный зарок?
        «Разве что Леодегранс… - машинально шутливо подумал я, только чтобы отвести мысленные подозрения от себя самого. - Тьфу ты, с какой стати я начинаю судить, как Пеллинор? Дурной пример заразителен…»
        - По дороге на север погода бывала не лучше, - напомнил я. Разве что напор воды сейчас был посильнее. - Да и Кольгрима ненастье не может не задержать, так что ему не лучше.
        Ветер взвыл какими-то особенно виртуозными руладами, и насквозь мокрый шатер со скрипучим стоном покосился. На матерчатую стенку будто плюхнулся снаружи наполненный водой вместо газа аэростат.
        - Да уж, - пробормотал Галахад, поглядывая на перекосившийся центральный столб. - Кольгриму точно не с чего радоваться… Может, вот ему-то как раз боги и не благоволят?
        - Если только непогода не бушует прямо над нами и нигде больше, - пессимистично предположил Пеллинор, явно пребывая в состоянии опасно-романтической меланхолии.
        Я пристально посмотрел на него.
        - Кажется, ты лучше всех знаешь, какой зарок мог быть нарушен. Так уж не твой ли?
        Снаружи все перекрыл жуткий треск, раздались испуганные возгласы. Глухой удар сотряс землю. Мы выскочили из палатки и чуть не запутались в мокрых ветвях рухнувшего рядом дерева.
        - Здорово, - пробормотал я, споткнувшись обо что-то очень похожее на птичье гнездо, и вернулся обратно в чудом не придавленную палатку. Теперь у нее появилось даже дополнительное заграждение от ветра. Не больше чем через полминуты вернулись и все остальные. Кроме Пеллинора.
        Я снова выглянул наружу, столкнулся с ним, потерянно стоявшим у самого входа под проливным дождем, ухватил за плечо и втянул внутрь.
        - Так что стряслось?
        - Упало дерево, - ответил Пеллинор.
        - Это я видел.
        - Это очень плохой знак.
        - Упало бы ближе, было бы хуже.
        - А зарок не исполнил я, - сказал Пеллинор.
        - Понятно. Кого-то вовремя не убил.
        - Было дело…
        - А завтра дождь кончится.
        - Откуда ты знаешь?
        - Знаю, и все.
        Каждый день интересоваться прогнозом погоды у леди Нимье в прямом эфире было бы извращением, но иногда-то можно. И то, что непогода бушевала не только над нами, мне было известно совершенно точно. То же творилось и на море, что беспокоило куда больше. Гавейн сообщил, что берега поблизости для стоянки не подходят, и решил отойти в море подальше, пережидая бурю, которая, по его словам, не превышала шести баллов. Но квалификация нашего доморощенного флота особенного оптимизма что-то не внушала. Кажется, у Гавейна была какая-то подспудная идея научить бриттов плавать по старому «доброму» принципу: зашвырнуть подальше в воду, а там - если захотят выплыть, то выплывут.

* * *
        «Огни святого Эльма зажигались в грозовых тучах», - подумал Гавейн, хотя прекрасно знал, что это вовсе не огни святого Эльма, а просто рваные просветы, сюрреалистично флюоресцирующие в темных и тяжелых слоистых облаках, окутавших небеса, почти легшие на мокрые доски палуб и превратившие все вокруг в одну плотную мрачно и холодно-свинцовую хлябь без верха и низа и уж тем более, без прочих ориентиров. Было гнусно и викинговскую душу Гавейна тянуло на поэзию. «Средь молний бились бледные призраки, выныривающие из волн, что их поглотили, когда они еще не были призраками», - произнес он вслух, подлетая как на крыльях вместе с носом своего корабля, заглушаемый шумом волн. «И каждый парус, каждый волос на голове напряженно пел, соединяясь с гигантской гальванической батареей грозы». На самом деле паруса давно были убраны, только их еще не хватало, но разве и убранные они не шумели, когда по ним хлестал дождь? «Звенели мачты и ревели струи. Но…» Все это захватывало только наполовину, с той отстраненностью, когда человек может взирать с божественным презрением на все «бездны, гибелью грозящие» и рассуждать
о них так, будто они никак его не касаются. «…где-то в самой глубине сердца невидимая стрелка компаса продолжала уверенно указывать путь на Север. Туда, где холод и льды, и где нет ничего, кроме разума».
        - Вот только мне - нужно на юг, - проговорил Гавейн совсем другим тоном. - Вот в чем загвоздка!
        Понемногу «огни святого Эльма» стали сливаться в одно яркое сияние, небо начало светлеть.
        - Ну и как тут не верить в изначальное бессмертие? - сам себя спросил вслух Гавейн.

* * *
        Дождь прекратился уже к вечеру. Конечно, никто никуда уже не двинулся. Да толком было и незачем. К чему догонять Кольгрима, даже если он демонстративно направился в Камелот, если достаточно было отправиться в уже близкий Эборакум. Он, конечно, не мог этого не предвидеть. Но рассчитывал на то, что с одной стороны нас задержит достаточно сильный после очередного заморского вливания гарнизон, с другой на то, что и гарнизон-то этот будет атакован вяло и малой частью бриттов, так как большая часть сразу же понесется за ним вдогонку, с третьей, возможно, он думал, что возвращаться мы будем с меньшей скоростью. А вот и нет. Придется ему возвращаться.
        На следующий день мы вышли к Эборакуму в полном составе. Насколько мне было известно, командовал гарнизоном мой старый знакомый Бальдульф. И под Эборакумом мы на некоторое время застряли. Кольгрима не пришлось ждать долго. Так же в полном составе он повернул назад и двинулся на нас грозным фронтом. Кстати, а может, так оно все и задумывалось им с самого начала, и он полагал, что нас заманивает? Вполне возможно.
        Но зажать нас между собой и стенами Эборакума Кольгриму не удалось. Когда он достаточно приблизился, мы выдвинулись южнее, сам он при этом двинулся с восточной стороны в обход, и наши войска встретились возле места, называвшегося по какому-то старому преданию - холм Королевского камня.
        Поблизости недавно высадился и флот Гавейна, не дошедший по ненадобности в Эборакум, осада с которого, после бомбардировок катапультами и нескольких стычек - только пресекающих вылазки, никаких решительных приступов и связанных с ними лишних потерь, - была полностью снята, не считая небольших наблюдательных отрядов, которым было приказано не вмешиваться, не ввязываться в бои, а спокойно отходить к нам, если из Эборакума выйдут какие-то части саксов. Конечно, можно было бы теоретически представить, что упомянутые части саксов отправятся безобразничать в какое-то другое место, но логики в этом не было бы никакой. Что им там, отрезанным от всех остальных, делать?
        Небо низко нависло над холмом, небожители опустились поближе, то ли из любопытства, то ли собираясь принять побольше неофитов в свою компанию. Валькирии носились в воздухе с отчетливо слышимым свистом и шорохом, глядели цепкими глазами мудрых черных птиц, и нападали, вселяясь в шальные стрелы.
        Хотя прямо сейчас, именно в этот момент стрел еще не было, кроме разве что вестовых. Было низкое серое небо, мелкий дождь, стылый дым от костров и угрюмое многолюдье, деловито ожидающее начала большой свалки для разминки. Подошли мы из Эборакума раньше, чем Кольгрим успел столкнуться с горсткой войск Гавейна, рассеяв их или вынудив ретироваться обратно в море, поэтому немедленных атак на заведомо слабейшего противника не произошло. Поскольку явной, бросающейся в глаза слабости ни за кем замечено не было.
        Подошедший ранее Гавейн укрепился на вершине холма, заняв стратегически и тактически важную возвышенность. Кольгрим методично и размеренно топал в этом направлении, когда наша кавалерия, передвигавшаяся быстрее чем войско Кольгрима, большей частью состоящее из того, что точнее всего было бы назвать тяжелой пехотой, хотя подобные градации еще не вошли в обиход и четкий регламент, заняла склоны того же холма, соединившись с гавейновским морским десантом. Другие наши войска, более обремененные пехотой и инженерными частями, также как и саксы находились еще в пути.
        Подошедшие ближе передовые части Кольгрима посмотрели на занятый холм косо и решили для верности подождать идущих следом. Пока к саксам прибывало пополнение, прибывало пополнение и к бриттам, и ответственный момент откладывался несколько раз. Между тем, дело было и за военной техникой. И та и другая сторона занялись сооружением на месте баллист, катапульт, переносных заграждений и прочих полезных вещей. Саксы в несколько меньшей степени, но только в несколько. Все полезные устройства, особенно разрушительного свойства, люди и народы всегда перенимают друг у друга довольно быстро. Бритты шустро переняли военные машины у римлян, саксы частью у них же, частью у тех же бриттов, и все били друг друга сходным оружием.
        Да, прямо сейчас еще не били, но час этот был не за горами. С остальными частями медленно подходил Кей. Между войсками Кольгрима, в силу их большей однородности, разрыв был несколько меньшим. Значит, скоро последует нападение. А пока, помимо переносных заграждений, бритты сооружали дополнительные оборонительные земляные валы и копали рвы.
        Когда день с некоторой натяжкой уже можно было назвать вечером, Кей все еще не подошел, зато саксы собрались вокруг похоже уже в полном или почти полном составе, и какое искушение было для Кольгрима покончить не только с Гавейном, но и с главным на данный момент для него раздражителем. По крайней мере, пришло мне от него недавно с вестовой стрелой веселенькое послание, что, мол, если я коварно покусился на Эборакум в его отсутствие, то мы еще посмотрим, из чьего черепа пора делать кубок. Эпичное замечание. Но не будем поминать, кто и что начал первым.
        Гавейн отвел от утомленного глаза подзорную трубу.
        - Будем надеяться, мы не поторопились.
        - Будем надеяться, мы не опоздали, - поправил я.
        - Это только Кей у тебя опаздывает.
        - Он не опаздывает.
        - А мы?
        - И мы не торопились.
        - Тогда о чем это мы? - рассмеялся Гавейн.
        - Не знаю, наверное, ты о том, не слишком ли бодро мы поддаемся на провокации, а я о том, не слишком ли много выиграл Кольгрим от предоставленной отсрочки, но и то и другое обсуждать уже поздно. Да и в таком выгодном во многих смыслах положении мы сами еще никогда не были.
        - Но человек, если только он не идиот, всегда сомневается.
        - Значит, нас можно поздравить - мы не идиоты.
        - Ага, если что, помрем мудрыми и коварными.
        - Обязательно, - согласился подошедший Галахад, расслышавший последние слова. - Артур, мне мерещится или вот того парня рядом с Кольгримом я видел недавно на стене Эборакума. По-моему ты говорил, что это Бальдульф.
        Гавейн протянул мне трубу. Я покачал головой. Не нужно, я его уже видел.
        - Не мерещится. Если только у Кольгрима нет еще одного брата, а у Бальдульфа - брата-близнеца. Но история и слухи об этом умалчивают.
        Шустрый тип этот Бальдульф и куда опаснее Кольгрима. Сейчас братья спорили. Бальдульф был чем-то недоволен и сердито взмахивая рукой, показывал в сторону Эборакума.
        - Как вы думаете, о чем они? - поинтересовался Галахад.
        - Похоже, Бальдульфу не нравится идея принимать бой здесь, - сказал я, все-таки забрав у Гавейна трубу. - Думаю, он лучше Кольгрима понимает, что тут у нас более выгодная позиция и еще просчитывает дальнейшие ходы и не хочет рисковать. Даже если он не ждет всерьез поражения, вряд ли он любитель пирровых побед.
        - Печально будет, если Кольгрим его послушает, - решил Гавейн. - Другого такого удобного случая можно ждать многие годы.
        - Зато сколько народу пока в живых останется, - негромко заметил Галахад.
        - Не послушает, - покачал я головой. - Вряд ли Кольгриму нравится, когда к нему лезут с умными советами, особенно, когда советы действительно умные. В конце концов, кто из них вождь? Ого… - вырвалось у меня с мрачным удовлетворением: Кольгрим, неожиданно разъярившись, замахнулся на брата, тот замолчал и отступил. Какое-то время они свирепо смотрели друг на друга, затем Кольгрим отвернулся и подозвал кого-то. Бальдульф отошел с угрюмым видом. - И потом, Кольгрим тоже не хочет упускать удобного случая, которого можно ждать многие годы. Ведь если он сейчас отойдет в Эборакум, как будто вспомнив про договор, мы отойдем в Камулдунум, и все кончится ничем. Еще на долгое время, которое придется страдать его гордости. А теперь, - я вернул Гавейну трубу, - смотрим в оба и командуем, как договаривались. Сейчас начнется штурм.
        Мы подали знак, и заиграли сигнальные рожки, бритты, заранее подобравшиеся к позициям, заняли свои места и приготовились.
        Саксы, также заранее уже почти сформированные, быстро выстроились аккуратными клиньями, но двинулись вперед не сразу. Сперва в сторону холма полетели камни и всякая зажигательная дрянь. Мы ответили контрбомбардировкой, причем с высоты камни и всякая зажигательная дрянь летели в сторону противника куда более удачно, так что вскоре саксы почти прекратили нас обстреливать подобным образом и пошли на приступ. Между основными клиньями размещались лучники, помимо тех, кто стрелял из рядов по своему усмотрению, впрочем, наши традиционно были лучше. В конце концов, кто был изобретателем знаменитых валлийских луков? Несмотря на эпос о Робин Гуде все-таки не саксы, и пусть пока этот предмет не достиг того грозного совершенства, каким будет славиться несколько веков спустя, преимущество снова было налицо.
        И все-таки стрелков у нас было маловато для того чтобы в поддержку метательным орудиям так и оставить противника надолго на почтительном расстоянии, и бой, хоть и застряв несколько на подступах, где саксы понесли немалые потери, которые они, впрочем, пока могли себе позволить, перешел в обычную жестокую рубку, закипевшую на валах. Наши лучники выше по склону продолжали действовать, но прицельно, чтобы не зацепить своих, и не густо - стрелы вещь расходуемая, тем более когда в твою сторону их летит меньше, чем в обратную.
        Руководил саксами не Бальдульф, что в данной ситуации радовало, он даже не вел поначалу ни один из отрядов - у каждого из них были свои вожди, а Бальдульф выбрался из Эборакума практически в одиночку, если и были у него один-два спутника, погоды это никак не меняло. Значит, из Эборакума никаких подкреплений не будет. Да скорее всего там и с самого начала гарнизон был невелик, полагались только на самого Бальдульфа, благо, было на кого. Однако я старался по возможности не упускать его из виду. И не зря, единственное место, где оборона была пробита во время первого штурма, пришлось туда, где в числе прочих наступал Бальдульф. Сперва на том участке, а контролировал его Галахад, - Бальдульф даже не остался рядом с Кольгримом, ведшим войско туда, где его встречал я, - все шло совсем неплохо, несколько саксонских командиров быстро выбыли из строя, и вот тут-то оказалось, что это пошло саксам не во вред: командование сумел взять на себя Бальдульф и сорганизовать дальнейший штурм очень даже удачно. Но беспокоился я зря, Галахаду удалось заставить Бальдульфа снова отступить. Да и как могло быть иначе? Это
же все-таки Галахад.
        Понеся не слишком большие потери, примерно через час-полтора, первый штурм мы отбили, все-таки высота она и есть высота, удерживать ее легче, чем занять. Приливная волна саксов схлынула, обнажив впечатляюще изрытые, изуродованные склоны холма, покрытые частями изрубленной, истоптанной плоти. Все вокруг было покрыто взбитой пылью - накрапывавший дождь тут не помог, да и вовсе сошел на нет, и щедро посыпано землей.
        «Всякая плоть - трава…» - подумал я, меланхолично сползая неловкой деревянной игрушкой с вала в ров, тоже полный изувеченных тел, и резко втыкая меч в землю, чтобы счистить кровь. Земля была рыхлой, но более-менее я справился и попытался стряхнуть грязь с одежды и стереть с лица. Бесполезное дело? Естественно, но все относительно. Если просто не обращать внимания, под этой землей можно и похорониться. Запрятав меч в ножны, подхватил первого попавшегося еще живого раненого и стал оттаскивать в более безопасное место. До следующего штурма еще надо будет по возможности восстановить валы.
        Двигался я строго рационально и математически рассчитанно, то есть автоматически. В конце концов, было бы совсем не дело бросить верящих в тебя людей в бой и не принять в нем участие настолько, насколько, как ты знаешь, твои возможности превосходят возможности выжить любого из них. Хотя, конечно, разумнее и естественнее было бы поступить иначе, но я этому пока не научился, и временно все батарейки во мне сели. Даже не помню, чтобы ко мне кто-то подходил, хотя знаю, что подходили, но я все так же автоматически раздавал какие-то ценные указания и их отправлялись исполнять. Кто-то забрал у меня парня, которого я вытащил из рва, а я толком не осознал этого, пока кто-то тут же не встряхнул меня за плечо. Это был Гавейн. Выглядел он тоже совершенно выжатым лимоном, так что посмотрев друг на друга мы вдруг беспричинно расхохотались. Это немного прояснило мои мозги и я даже обнаружил, что с другой стороны меня нетерпеливо подталкивает Гарет.
        - Артур!.. - звал он негромко, но настойчиво, подсовывая мне мех с вином. - Как ты?
        - Замечательно, - кивнул я не покривив душой. Пока все шло хорошо, не скажу, что лучше, чем могло бы быть, но хорошо. Для того чтобы плохо, возможно, было еще не время. А пока даже вино в мехе не кончилось. Между тем, темнело.
        - Как думаешь, - поинтересовался я у Гавейна. - Пойдут они на ночной штурм?
        - Я бы на их месте не пошел, - сказал Гавейн.
        - Да ну? - переспросил я критически.
        - Если бы не ждал, что может подойти Кей с еще не меньше чем половиной твоего войска, - добавил Гавейн. - Значит, пойдут, как пить дать.
        Я понял намек и передал ему мех.
        - А ждут ли они Кея?
        - Раз Бальдульф тут, конечно, ждут.
        - Он не так уж много вещей может объяснить Кольгриму.
        - Одну вещь Кольгриму уж точно объяснять не надо.
        - Это какую?
        - А такую, что нас надо укокошить как можно скорее. Надоели мы ему. До утра тянуть терпенья не хватит. И с посудой, видать, напряженка, раз приспичило чаш понаделать. У каждого, знаешь ли, свои представления о Граале. Между прочим, не надо было подавать ему эту светлую идею.
        - Ерунда, сам бы додумался!
        За этим пустопорожним разговором мы наконец немного протрезвели от первого штурма. Я даже начал беспокоиться оттого что целых полминуты ничего не делаю.
        Поблагодарив Гарета и договорившись с Гавейном где и когда встречаемся для дальнейшей координации, я отправился в обход позиций - уточнять потери, посмотреть своими глазами на повреждения в укреплениях, там, где их не проинспектируют Гавейн или Галахад, и просто ободряюще приветствуя всех встречных. Пока удавалось неплохо - кому-то бросишь шутку или совет, кому подмигнешь или помашешь, и уже никто не чувствует себя предоставленным самому себе и брошенным на произвол судьбы.
        Все старые знакомые, по счастью были пока живы-здоровы и почти невредимы. И Мельвас и Пеллинор были полны энтузиазма и ждали второго штурма с нетерпением, хорошо еще самим не ринуться сломя голову вниз с холма им хладнокровия хватало. А ведь и тот и другой любили конные атаки лавиной с холмов, и в какой-то момент повторить излюбленный способ казалось им весьма соблазнительным. Но они соглашались с тем, что пока еще это преждевременно. Вот и слава всем богам. Впрочем, назвать их людьми не здравомыслящими и так нельзя было никогда, иначе они не были бы никогда так опасны, каковы действительно были.
        Галахад и Бедвир руководили восстановлением вала, через который удалось ненадолго прорваться Бальдульфу. Галахад пребывал по этому поводу в сдержанном негодовании.
        - Я же рассказывал тебе про Бальдульфа. Ловкач и светлая голова. И саксов все-таки больше. Он просто один из немногих, кто может разумно использовать то, что у него есть.
        - Хорошо тебе рассказывать! - проворчал Галахад. - Не по твоей репутации удар, что это единственное место, где была прорвана оборона.
        - Прорвана недалеко и ненадолго. Представляешь, что было бы, не будь тут тебя? А мне все равно придется иметь дело с Кольгримом, раз он у них считается главным. С Бальдульфом же лучше тебя никто не справится. Если, конечно, он опять пойдет в эту сторону. А то ведь может и кому-то другому не повезти.
        - Мечты, мечты, где ваша сладость, - усмехнулся Галахад.
        Его перебил низкий гул ветра. Нас толкнуло воздушной волной, кто-то упал, кто-то пригнулся, и рядом, повредив самую верхушку вала и чудом никого не убив, рухнул снаряд из баллисты - здоровое бревно с тяжелым медным наконечником.
        - А вот и второй заход, - констатировал Галахад, выглядывая из рва, в который не то спрыгнул, не то свалился. - А бревно мы и сами используем! Орудия к бою! - крикнул он.
        Я задумчиво похлопал левой рукой лежащее рядом бревно, вскочил с травы и сквозь организованную сумятицу направился на свое место - туда, откуда предположительно снова должен был пойти Кольгрим.
        Кею было велено не торопиться, подойти он должен был со свежими силами, так что до утра его можно было не ждать. Не имелось никаких оснований предполагать, что он может нарушить план, не в его это было характере. Главное, чтобы мы этот план не нарушили, ненароком не продержавшись до нужного времени.
        Говорил же я Галахаду, что на следующий раз может не повезти кому-то другому. На этот раз Бальдульф шел вместе с Кольгримом. Как бы Кольгрим раздражительно ни относился к своему брату, в силу самой примитивной логики он никак не мог позволять ему устраивать прорывы в том месте, где нет самого Кольгрима. А если повезет, то, может, прорыв теперь будет там, где есть и Кольгрим и Бальдульф? Трудно сказать, ведь в прошлый раз прорыв состоялся тогда, когда Кольгрим физически не мог сильно помешать Бальдульфу по причине своего отсутствия на ответственном участке.
        Как бы то ни было, натиск был силен, особенно силен потому, что Кольгрим (или Бальдульф, а Кольгрим для разнообразия и ради какого-то научного эксперимента с ним согласился) решил на этот раз сосредоточить силы. Было уже достаточно темно, чтобы разобраться в этом сразу, но с разных направлений теперь наступали только небольшие, отвлекающие отряды, а основной удар пришелся на мои позиции почти всеми их силами.
        И прорыв почти состоялся. И состоялся бы, если бы мы не были готовы к такому развитию событий, не использовали вестников, постоянно сообщавших о ситуации по всей линии обороны, и не последовало бы быстрой переброски частей, как только Гавейн и Галахад убедились, что атака на них ведется почти фиктивная. Они и сами тут же переместились на опасный участок, а с ними и Пеллинор, Мельвас и Бедвир, словом, весь наличествующий «Круглый стол». В какой-то момент нас почти оттеснили от наших же укреплений наверх, но момент этот длился относительно недолго. Напор, пройдя точку наибольшего напряжения иссяк, и после еще почти часового яростного боя саксы наконец снова отхлынули перевести дух, навести порядок в рядах и собраться с силами. Весьма любезно с их стороны, хотя и не так своевременно, как хотелось бы. Погибших вышло ничуть не меньше чем после первого штурма. В числе других пострадавших оказался опасно изранен Пеллинор. Удивительно еще, как он умудрился остаться в живых. Одно копье чудом не разорвало ему бедренную артерию, другое, грубо распоровшее бок - не повредило при этом ни одного внутреннего
органа, топор вскользь рассек мякоть руки вдоль, не задев кость, а меч сорвал клок кожи с шеи, опять же, не задев никаких крупных сосудов. Но все вместе, конечно, повергло его в довольно тяжелое состояние. Те или иные хотя бы легкие ранения получили все, даже Гарет, споткнувшийся обо что-то и разбивший себе лоб.
        Теперь, как мне казалось, до рассвета атак уже можно было не ждать. Но на всякий случай, расслабляться мы не стали - снова принялись заделывать все бреши, а потом уж позволили большей части бриттов в нашем осажденном лагере вздремнуть, выставив часовых. Даже мне удалось немного подремать по настоянию Галахада - ему казалась совершенно неправильной идея следить за ситуацией круглосуточно, особенно после того как кто-то угодил мне на излете обухом топора по голове. Правда просыпаться немногим более чем через час после того как провалился в сон, с головой, гудящей как колокол и разваливающейся на куски, приятного мало. По крайней мере, пока я не заснул, она казалась обложенной ватой. А проснулся я больным, недовольным и абсолютно лишенным энтузиазма что-то делать. Но припомнив, хоть не с первой минуты где мы, в каком положении и что именно происходит, я оценил ситуацию как интригующую и «за шкирку» вытащил себя из собственного недовольства и разочарования в жизни и прочих вечных ценностях.
        Если спать в доспехах, пусть даже всего лишь из тисненой кожи с металлическими накладками в виде драконов и прочих условно сказочных фигур, а не целиком из металла, и даже если снять перед сном отяжелевшую и осклизлую от ночной и прочей влаги различного происхождения кольчугу (разумеется, снимать ее приходилось из-под кожаного панциря, который затем был водворен обратно на владельца просто на всякий пожарный случай, а заодно как дополнительное средство против сырости), то затекает не только все, что можно себе представить, но приходит на ум старое мудрое изречение о том, что реальность всегда еще более невероятна, чем самая смелая фантазия.
        Рассвет еще даже не намечался, а ночь была еще темнее, чем могла быть ночь.
        - Туман, - меланхолично проворчал Галахад, глядя куда-то в непроницаемую мглу, словно пытаясь увидеть что-то за ней усилием воли. - Искажает и проглатывает и виды и звуки.
        - Долго еще до рассвета? - негромко поинтересовался я, так как еще не очень ориентировался во времени.
        - Час, наверное, - как-то тоже не очень уверенно ответил Галахад.
        Мы замолчали, выглядывая из-за земляного укрепления и прислушиваясь. Туман разносит порой звуки очень далеко. Земляная стенка под моей рукой слегка продавилась, я убрал руку, стряхивая комочки земли. Ничего особенного, как будто, не слышалось. Чье-то сопение, принесенное откуда-то сбоку, отчетливое фырканье лошади неподалеку, тоже, видно, сверху. Ни снизу на земле, ни вверху в небесах ни единого проблеска.
        - Ни надежды, ни звезды, лишь дозорные посты… - пробухтел я себе под нос.
        - Тс!.. - шепнул Галахад, предостерегающе подняв палец. Вид у него был предельно серьезный - в случае с Галахадом это далеко не всегда нужно воспринимать буквально, но в зависимости от контекста…
        А контекст был таков - легкое внезапное сотрясение земли, будто от чьего-то шага, тихий, короткий, почти неуловимый, но настойчивый свист, и больше ничего. Через долгие полминуты, снова легкое сотрясение, на которое можно было и не обратить внимание. И еще одно. Легкий шелест ветра, или уже не ветра. Я оглянулся назад. Там, в темноте и тумане, едва видимые, скорее угадываемые, в безмолвии, во множестве на земле лежали люди, но они не спали, хоть и отдыхали в ожидании, и каждый сжимал в руках оружие.
        Галахад слегка покачал головой, я кивнул, и мы переместились по рву чуть левее.
        «И ночь крадется сквозь туман, вдвойне незрима, неизвестна…» Не пугающая этой неизвестностью, скорее только интригующая, ведь кто угодно видит скверно в тумане, а мы при этом явно не летим в самолете над горной цепью, рискуя ошибиться в высоте и курсе, любые неожиданности давно уже ожиданны, и само наличие окружающего нас где-то внизу противника исключало возможность каких-то посторонних неприятных сюрпризов. Вот, скажем, если и вздумает явиться в тумане какой-нибудь праздношатающийся реликт вроде местного сухопутного Лох-Несского чудовища, пусть-ка попробует проломиться незамеченным через линии саксов, даже если не брать в расчет обретающегося среди них Беовульфа, легендарного сразителя чудовищ, - если это каким-то чудом придет ему в анахронистично-реликтовые гипотетические мозги… Может быть именно потому этот ночной туман отдавал какой-то невероятной абсурдной безмятежностью. Улетучились последние остатки сожаления о том, что иногда приходится просыпаться среди ночи. В конце концов, ночь - это совершенно замечательное время.
        Главное - вовремя заметить, когда уже пора поднимать тревогу. Из тумана послышалось по какой-то удивительной логике сперва отчетливое сопение, и лишь затем приглушенный бодрый топот. А ведь казалось бы, вибрация должна была пробиться раньше, но под этим плотным туманным одеялом ее направление было совершенно неясно. Близко? Достаточно близко?
        - Проснись, Британия! - громко завопил я, когда с вала в ров посыпались мелкие комочки земли.
        - Кольгрим! - донесся тут же клич по ту сторону вала, когда противник должно быть не без облегчения понял, что можно больше не красться в тишине, раз подход его уже не секрет.
        Голос, выкрикнувший этот клич, показался мне знакомым. В конце концов, с Бальдульфом мы ведь даже разговаривали, не говоря уже о том, чтобы слышать как мы отдавали команды на поле брани - среди сечи ярой. Единственное, что было свежо и ново - я никогда прежде не слышал, чтобы Бальдульф выкрикивал имя брата. Ну а если забежать вперед, то я никогда не слышал этого и в последующем… Должно быть, это было прощание.
        А за моей спиной поле, усеянное не мертвыми костьми, а живыми воинами лежащими на земле, всколыхнулось и восстало как вздыбившиеся волны или почвы и камни, потревоженные землетрясением - или весело проросшие зубы дракона - случись тут побывать Язону, это непременно нашло бы себе местечко в мифах древней Греции, - и хлынуло к валу, где встретилось вскоре с другой волной, напирающей снаружи. Саксы преодолели последний мизерный остаток пути бегом, торопясь если не использовать потерянную неожиданность, то взять хотя бы стремительностью, устрашающим напором и решительностью.
        В темноте и тумане было неясно, сколько их явилось на самом деле и когда поток их иссякнет, но я был уверен, что их немного. И дозоры, расставленные по всему кругу обороны молчали. Мало радости, надеясь на прорыв, встретиться в тумане посередине атакуемого лагеря со своими же отрядами, прорвавшимися с других сторон и сгоряча порубить своих же в капусту, а такое бывало нередко. Хотя вряд ли тут мог быть этот резон.
        Но для того, чтобы не заскучать и не впасть в сонливость, гостей вполне хватало. Они бойко перелезали через вал и скатывались вниз, где их уже поджидали, порой ловя прямо на мечи и копья. Это их не останавливало, как говаривали во все времена - «всех не переловите». Да не очень-то и старались остановить их именно на валу. Выдохшись немного, они бы в конце концов отступили не с такими уж большими потерями, какие ждали их на нашей стороне.
        Я пытался разобраться в суматохе, есть ли здесь где-то Бальдульф, чей голос я точно слышал.
        Между тем кто-то поблизости прорубал просеку. Что-то несильно ударило меня в плечо, перекатилось через руку и упало под ноги - отрубленная голова одного из бриттов. Оглянувшись, я увидел не Бальдульфа, но этот человек мне тоже подходил - Беовульф. Не знаю почему, его я убил бы даже с большим удовольствием. Наверное потому, что он был лишен веселого и лукавого романтизма Бальдульфа, из-за которого последний казался своеобразным произведением искусства, уничтожать которое грех, а может потому, что каким-то образом подспудно я ухитрялся считать драконов и прочих чудовищ за своих, и на имя легендарного сокрушителя монстров реагировал соответственно. Как бы то ни было, Беовульф подвернулся мне под руку.
        Беовульф тоже увидел меня, и тоже посчитал, что я ему подхожу. Издав торжествующе-трубный боевой клич, он с воодушевлением обрушился почти мне в объятия, размахивая топором в деснице и широким недлинным мечом в шуйце. Неплохо же у него выходило разить левой - попавшая в меня голова была явно снесена мечом, топором не так просто нанести четкий горизонтальный удар. Может и не так просто, но он его нанес… Тяжелое лезвие свистнуло как перышко над моей головой. «Все равно не верю! - подумал я, резко присев. - Одно дело - просто горизонтальный удар, и совсем другое - куда-то попавший, не было бы той инерции…» Инерция и впрямь была невелика, раз Беовульфа не закрутило от такого замаха волчком. Топор слегка развернулся в воздухе и косо рухнул вниз. Меч, уже скрещенный с моим, дико скрежетнул по клинку Экскалибура, отталкивая меня назад, под обрушивающийся колун. Чтобы не потерять равновесие, я изо всех сил бросился навстречу этому движению, на Беовульфа, не головой в живот, конечно, а плечом и щитом - головой бить сейчас никуда не стоило, особенно в вычурный выпуклый панцирь - я опять проигнорировал такую
полезную штуку как шлем, в частности оттого что уже получил недавно по голове, и сдавливать ее чем бы то ни было не хотелось, как не хотелось ограничивать движение и обзор, к тому же, в темноте и тумане. Впрочем, шлем я игнорировал вообще не так уж редко, обычно и на войска это действовало ободряюще - с моей веселой рыжиной меня было видно издалека, не хуже знамени или вертящейся обычно неподалеку адской гончей, так что и перепутать и потерять было не страшно, и сама эта легкая бравада приводила их в восхищение и в нужный настрой. А нужный настрой для тех, в чьих жилах слишком много кельтской крови - уже полдела, если не больше.
        Черт побери, эта туша даже почти не пошатнулась, но и своей цели тоже не достигла. Я скользнул вбок, вывернувшись и снова приготовившись к нападению или защите. Беовульф тут же повернулся ко мне лицом с поразительной легкостью, грациозно, без лишних движений, будто чуть шевельнувшись и заняв давно отработанную позицию в известном танце. Отчего-то вдруг вспомнилось, как одна девушка в далеком и вздорном будущем после очень недолгого знакомства со мной, вообразила, что я танцор.
        В какую точку стоило бы сейчас попробовать поразить Беовульфа?
        В какую получится, конечно… Я ударил его щитом. Щит был круглый, небольшой, «саксонский», хотя такими давно пользовались и британцы вместо старинных, вытянутых и ромбовидных со срезанными острыми углами, которыми удобно было укрываться целиком от стрел, копий или дротиков с гарпунными остриями - но в пешей свалке они не столь маневренны, хотя для всадников и теперь неплохи, так же как будут затем неплохи и длинные каплевидные норманнские щиты.
        Но до норманнов пока далеко, да и гарпунных дротиков в обозримом пространстве было не видать, хотя не так уж оно было велико, это обозримое пространство. Беовульф не глядя отмахнулся топором. Удар был из серии тех сказочных ударов, что обычно вгоняют былинных богатырей в сыру землю по макушку. При прямом попадании. Но удар опять пришелся вскользь. Еще несколько таких ударов мимо, и он не сможет не замедлить движений, - подумал я, продолжая обходить его по кругу и совершать пробные атаки, провоцируя снова и снова совершать взмахи топором или мечом вхолостую. Конечно, он прекрасно понимал, к чему я клоню, но желая наконец с этим покончить - промахивался, и промахивался очень энергично, при этом, правда, как будто совсем не теряя ни сил, ни задора. Так, конечно, только казалось. Лежала ведь у него невидимой тяжестью на плечах не только ночь, но и день боев, и подъем в гору. И то, что должно было случиться, случилось. Удивительно, но я почти не заметил этот момент. Просто очередной пробный удар в уязвимый просвет под его рукой, едва развернувшись и уйдя от его меча - в тот момент, когда он снова
замахнулся топором. И вдруг осознание, что удар достиг цели, все уже кончено, и рассуждать больше не о чем. И было в этом что-то печальное - погубить такое почти совершенное в своем роде чудо природы. Что-то сродни славе Герострата, сжегшего храм Артемиды. Одно утешение - рано или поздно всех нас забудут. Даже Геростратов.
        Я выдернул свой меч из-под руки Беовульфа - вонзившись ему в бок, клинок вошел глубоко в грудную клетку, должно быть, задев сердце и уткнувшись в ребра с другой стороны. Он все еще стоял, будто в задумчивости - это выглядело странно, чтобы вдруг замер такой отлаженный механизм с великолепной мощной пружиной, невозможный контраст - ведь казалось, он должен был рубиться машинально еще какое-то время после того, как уже был бы мертв. Но он был еще жив, а все уже кончилось. Меч и топор он еще не выронил, просто застыл посреди движения. Потом перевел взгляд и встретился со мной глазами.
        - Славный бой, - сказал я тихо. - Славный конец славной жизни.
        И увидел как он слегка улыбнулся, прежде чем глаза его остекленели и он рухнул.
        XIII. «Царь горы»
        Есть такая странность, которую лучше назвать закономерностью - далеко не всегда то, что достойно описания, становится написанным или запечатленным каким угодно образом. Далеко не все из того, что описано, заслуживает хоть какого-то внимания. А из того, что все-таки становится написанным и даже заслуживает внимания не всегда большое находит нужные слова и достойное количество слов, а малое порой зацепляется за целую сеть рассуждений, идей, выводов, окутывается подобием золотой паутины, сотканной во много слоев, обретающей плотность парчи или даже цельного чеканного металла, и становится самоценным и значительным, вызывающим невыразимую гамму чувств и образов. Очень многое на этом свете зависит порой от таких приземленных пустяков как настроение или наличие или отсутствие времени. Тогда нечто значительное, чтобы не упустить его, остается набросанным наспех, будто бы до тех пор, пока не будет времени всерьез им заняться. А времени «заняться чем-то всерьез» как правило не бывает вовсе, всегда что-нибудь отвлекает. Зато пустяки, которые, казалось бы, не отвлекают нас ни от чего и которым не мешает
отсутствие всякой серьезности, расцветают пышным цветом, легким, живым и веселым.
        Не уверен, что сумел или когда-нибудь сумею хоть как-то изобразить то, что происходило в те дни. Пусть это и происходило вместе с тем для кого-то из нас будто бы не всерьез. Я уже говорю «будто бы», не пытаясь представить все так, как будто это мало нас интересовало. Совсем не так мало, как нам казалось, и возможно, так было с самого начала этой истории. И кто знает, может быть вот это и было настоящим, а все, что было или будет потом, в том мире, который мы зовем своим - это только игра теней, суматошная и необязательная, случайная и лишенная цели.
        Ночная схватка кончилась вскоре после того, как пал Беовульф. Я убил, наверное, еще шестерых или восьмерых после него, слишком быстро, чтобы отметить кого-то особо, но бой был уже на излете, как и сама ночь. Когда мы отбросили уцелевших саксов обратно за вал, и отправили им вослед тела их павших товарищей, небо начинало уже болезненно бледнеть. Немногие из нападавших были захвачены. Им было поручено унести к своим для достойного погребения Беовульфа - он заслуживал уважения и соратников и врагов. Нападавшие саксы были сущими самоубийцами. Их вылазка могла принести какой-то успех в виде сколько-нибудь заметного для нас ущерба только при условии полной неожиданности и замешательства и паники со стороны бриттов. Но если вспомнить, как словно вставала земля по брошенному мной слову: «Британия!», то у саксов не было шансов ни на малейший успех, ни на какой бы то ни было заметный урон для «спящего» лагеря.
        Бальдульф нам так до конца и не встретился, ни среди живых, ни среди павших. Видимо, сам он и не подумал перейти через вал. Любопытно, - подумалось мне тогда, - вернулся ли он в лагерь Кольгрима или последний так и останется в неведении насчет его судьбы? Более вероятным мне казалось второе.
        Утро ознаменовалось новыми кострами. Влажным, смешивающимся с туманом дымом. Саксы сжигали своих мертвецов. В отдалении, они складывали еще один большой костер, который пока не был зажжен. Как мы заподозрили с самого начала, и как выяснилось впоследствии, предназначался он Беовульфу. А зажечь его Кольгрим собирался только после победы, сложив в подножии тела кого-нибудь из особо знатных врагов, чтобы устроить на том свете своеобразный триумф герою. Что ни говори, похвальное намерение.
        Бритты тоже хоронили погибших, и под пение христианских священников, и под обряды несколько иного рода, вырывая длинные неглубокие траншеи и затем засыпая их землей, накрывая дерном и закладывая камнями.
        Это продолжалось в течение нескольких часов и было каким-то подобием перемирия о котором никто нарочно не договаривался, разве что противники подавали друг другу криками предупреждающие знаки. Никто никому не препятствовал. Но по истечении какого-то времени, эта деловитая суета сошла на нет, и между двумя войсками повисла особая ощетинившаяся тишина, предвещающая начало новой атаки. Кей все еще не прибыл и, судя по отсутствию движения в лагере саксов, нигде на подходах они его не приметили, а заподозрить их в таком легкомыслии, чтобы не высылать никаких дозоров было все-таки нельзя.
        И вскоре снова заиграли рожки, послышались крики - команды и кличи, и туго составленные клинья вновь двинулись на приступ нашей высоты. Стылый влажный ветер рвал мятущиеся повсюду флажки и хлопал установленным на самом виду на вершине насквозь отсыревшим багряным драконом на темном полотнище штандарта. Выкатились на боевые позиции катапульты и баллисты, полетели первые снаряды, все больше метя в упомянутый штандарт, но пока не попадая.
        - Может лучше уберем эту вешку для пристрелки? - поинтересовался Гавейн.
        - Ты сам не веришь в то, что говоришь, - сказал я с укоризной. - Кто же раньше времени спускает флаг?
        - Ну, не верю, ну и что? - беспечно усмехнулся Гавейн. - Надо же что-то говорить в промежутках между делом.
        - Наводи! - крикнул он, и снаряд из баллисты, которой он сейчас командовал, через полминуты попал точнехонько в «рыльце» одного из движущихся клиньев, расколов его пополам.
        - Клин клином выбивают, - вздохнул я, и дал сигнал ближайшей катапульте - теперь «мой» клин подошел как раз на нужную дистанцию для того, чтобы получить первые в этом бою неприятности себе на голову. Галахад потихоньку обстреливал или расстреливал вражеские метательные орудия.
        Чем хорош день - все-таки многое видно. Чем хороша гора - в нее быстро не вскарабкаешься. У того и у другого есть еще масса других преимуществ помимо всего лишь света и закона всемирного тяготения. И в «царя горы» можно играть долго и счастливо, если подобные слова можно применить к более или менее успешному взаимному истреблению. Миниатюра жизни. Сжатый формат. В состоянии мира и порядка жизнь не чувствуется так, как в своих концентратах - войнах и азартных играх, где вопрос удачи-неудачи, выживания или схода со сцены - дело одной минуты. Если каждое сражение или даже всего лишь игра - целая жизнь, неудивительно, что вообще существует такая штука как азарт. Когда в каждом ударе сердца целая вечность - это ли не способ побыть немного бессмертным? Остаться живым, когда вокруг рушится и умирает все - это ли не повод ощутить свою божественность, ради которой можно даже рискнуть и самим выживанием и сложить затем «Гимн в честь Чумы»?
        Снаряды, хотя баллисты и катапульты саксов были частично выведены из строя Галахадом, стали лететь более прицельно. Просвистевшая шальная гигантская стрела смела со своего пути небольшой отряд стрелков вместе с частью верхнего края земляного вала. Летящий камень, из тех что «по ночам ломает башни и мстит случайному врагу» произвел опустошение совсем рядом с моей собственной катапультой, едва задев вскользь саму машину.
        И ты застонешь в изумленье,
        Завидя блеск его огней,
        Заслыша шум его паденья
        И жалкий треск твоих костей…[4 - Цитата из стихотворения Н.Гумилева «Камень».]
        Сейчас в этих словах не было ни капли мистики. Не было и огней? Но какими искрами в глазах может отразиться напоследок эта обрушивающаяся с небес черная тень при настоящем попадании?
        Мы обрушивали эти камни вниз, принося другим куда больше потерь, иногда вызывая небольшие осыпи, и не все они оставались лежать там, куда упали, часто они еще катились какое-то время по склону. Не хотел бы я оказаться сейчас на стороне Кольгрима. А что, если бы как-нибудь угораздило? Кто сказал, что такое невозможно? Нет, с такими мыслями точно пора уходить в какой-нибудь монастырь, - подумал я, подбирая точку для очередного удара, который должен был нанести упорно подбирающимся саксам наибольший возможный ущерб. «Генеральное сражение - самый кровопролитный способ разрешения задачи»[5 - Клаузевиц «О войне».]. Но что без него? - Война на истощение? Что значит: «губить ужасающее, доселе неслыханное, но все же недостаточное для убедительной победы количество человеческих жизней»[6 - Черчилль «Мировой кризис».]. Уж лучше быть убедительным. Это даже в конечном счете выходит гуманней. Кто-то когда-то говорил, что на самом деле нет ни большего ни меньшего зла, в любом случае зло это зло. Может и так, вот только выбирать больше не из чего. И еще хотелось бы сказать этому умнику, что не существует вещей
сплошь и исключительно положительных, а предположение подобного, как постулат абсолютной безгрешности чего-то или кого-то - уже есть нечто далеко не положительное, если не сказать гнусное и жуткое, что, проявляясь в реальной жизни, ведет к особенно большим кровопролитиям. Хоть и обладает большой притягательностью и соблазнительностью, так как сильно облегчает жизнь возможностью напрочь отключить мозги и все сопутствующие неудобства вроде совести. Так и спится крепче, и естся слаще, и огни аутодафе греют веселей, уютней и праздничней. Просто не жизнь, а добрая сказка.
        Но вернемся к нашей недоброй сказке. Когда мы уже отражали приступ и саксы были более всего отвлечены нами, оттеснявшими их с позиций, на которые им удалось сперва прорваться, и когда им было определенно не до того, чтобы смотреть по сторонам, где нас не было и оглядываться назад, в их тылу началось какое-то замешательство, быстро переросшее во встревоженную суматоху. Это тут же ускорило их отступление и даже сделало его бесповоротным. Мы вдруг остались без противника, наблюдая только, как он стекает вниз по склону как отбегающая волна.
        - Кей! - послышались торжествующие возгласы бриттов, да что там возгласы - просто радостные вопли. - Это Кей!
        - Ну наконец-то, не прошло и полгода, - проворчал Гавейн, с которым под конец боя мы оказались так сжаты с боков, что практически утыкались друг в друга спинами.
        - Что-то он рановато, - проворчал я недовольно. Я велел ему выдержать сколько возможно, чтобы перед тем подробить силы саксов небольшими порциями. В конце концов, при не длительной осаде все преимущества - на стороне осажденных, и гибнет их куда меньше, чем нападающих. Впрочем, ладно уж, это все теории, не могу сказать, что совсем не был рад тому, что Кей наконец появился. Как бы то ни было, дело шло к развязке.
        - Иди ты к черту, рановато! - патетически ответствовал Гавейн. - Давно пора! Еще чуть-чуть, и подоспел бы на похороны…
        - Не преувеличивай. Та-ак… перейдем в преследование, или наоборот, лучше пока придержим? - пробормотал я, глядя то вверх, то вниз. Хаос, царящий вокруг нас, уверенно перемещался с вершины вслед за «отбегающей волной».
        - С расстроенными рядами?!
        - Ну, давай останавливать!
        Примерно через полчаса порядок был более-менее восстановлен, а в воздухе повисло странное тяжелое чувство - предчувствие эпического финала. Довольно угнетающая штука. Угнетающая до подташнивания. Не столько возможностью проиграть, сколько возможностью выиграть и утопить свою победу в крови. И сознанием того, что выбора, собственно, нет. Ни сейчас, ни потом, не только у нас, бриттов, но и у нас, кем бы мы ни были, и когда бы мы ни были. Извечный Гамлетовский вопрос, для которого есть только одно разрешение - выйти из игры окончательно, туда, где уже нет никаких вопросов, но вместе с ними, нет и ответов. Потому, как ни хотелось бы порой со всем покончить, далеко не всегда хочется покончить со всем именно так. Тем более что все равно когда-нибудь придется и никто туда не опоздает. Пока еще у нас есть хотя бы вопросы… И вот так вот Вселенная смотрит на себя глазами каждого своего создания и мучительно размышляет, какого же черта она устроена именно так?..
        Кавалерия выстроилась на склоне, готовая сломя голову ринуться вниз на выставленные копья - но копий немного, и с небольшими потерями она их проломит. Слишком мало еще было времени у противника, чтобы как следует собраться, чтобы организовать оборону сразу на два фронта. Кавалерия проломит копья, легкие заграждения, сомнет, скатываясь по инерции, человеческие ряды, разбросает их в стороны, а свежая подошедшая пехота, не теряя порядка, методично раздавит как в жерновах эти отдельные зерна. И ничего уже нельзя изменить, если я хочу увидеть новый день, ближайший или отдаленный отсюда на три с лишком тысячи лет.
        - Вперед, в атаку! - крикнул я, и бросил Тараниса вниз, разгоняющегося с ужасающей скоростью, хотя начали мы с легкого короткого галопа, очень разумно выделенного англичанами в отдельный аллюр - кентер. Что в нем общего с тем бешеным галопом, в который мы перешли после, когда ветер ревет в ушах как несущийся навстречу поезд? В любое мгновение, попав на камень или в мышиную норку, Таранис сломает себе ногу, а я сверну себе шею. А несущаяся позади лавина не оставит от нас обоих мокрого места.
        Красота, черт возьми…
        Ничего подобного с нами не случилось, и мы врезались в ряды саксов, давя, топча и разрывая их на куски. Кажется, Ланселот чувствовал себя примерно так же паршиво в первый день нашего прибытия в Британию, а мне тогда было почти все равно. Почему же именно сейчас должно было накатиться? Масштаб подходящий, так, чтобы глухой услышал и слепой увидел? Или просто оттаиваю? Уж лучше бы, кажется, навсегда заморозило. Нет, определенно у меня к этому миропорядку большой неоплатный счет. Неоплатный потому, что никто никогда не почешется его оплатить. Потому что именно такова природа вещей, будь она проклята.
        Обезумевший Таранис, уже не несущийся и не рискующий переломить хребет в бешеной скачке, дико ржал и брыкался, я наносил удар за ударом, чувствуя себя почти так, как будто наносил их самому себе. Мне казалось, меч каждый раз сразу погружался в плоть, не встречая никакого сопротивления, ни стали, ни дерева, ни кожаных лат, ни кости внутри этой плоти, могущей задержать его хоть на мгновение. Это было настоящее сумасшествие. Скорбь, нашедшая себе выход в одержимости уничтожением, ведь чем скорей все это закончится, тем лучше для всех.
        Кольгрим просто попался мне на дороге. Я не искал его. Но он, верно, искал меня. И мне было куда легче оттого что, если он и сознавал неизбежность своего поражения в этой битве, то был фаталистом. Возможно как немного и я сам. Он не пытался уйти или сдаться, он дрался до последнего, как если бы все происходящее вокруг не имело совершенно никакого значения. В нем не было, как тогда, при Дугласе, ни гнева, ни отчаяния, одно лишь ледяное спокойствие и готовность умереть сражаясь, не склонив головы. Быть может, я ошибался, отдавая предпочтение другому из братьев, командовавшему ночной вылазкой и ушедшему не ввязываясь в бой, оставив тех, кого вел, на верную гибель. А может, и нет. Неважно. Просто каждый их них был по-своему достойным противником. Очень, очень по-своему.
        Мы не обменялись ни словом, просто серией ударов, закончившейся глубоким уколом в его разрубленный нагрудник. Он что-то хрипло пробормотал, не обращаясь ни к кому, разве что к самому себе, и скатился вниз с седла, под конские копыта.
        Вот тут бой для меня на какое-то время остановился. Я сдержал Тараниса, соскочил с него на изрытую землю, проверил, на самом ли деле саксонский вождь мертв и схватил поводья все еще крутящегося рядом его коня. Который был не прочь подраться и самостоятельно. Пока я упорно смирял бушующую скотину, а Таранис, также отирающийся поблизости норовил ему наподдать, ко мне успели подбежать несколько наших пехотинцев и дело наконец пошло на лад. Тараниса отвели чуть в сторону, тело Кольгрима подняли и взгромоздили на его коня, перекинув через седло и кое-как укрепив, чтобы не уронить снова, и затем вывезли с поля боя. Я не собирался ни делать чашу из его черепа, ни втаптывать в грязь, за этими эпическими деяниями, обратитесь, пожалуйста, к другим легендарным героям.
        А я пока вернулся к битве. Конечно, я был прав. Кей пришел рано. Сражение продолжалось еще не меньше часа, а может, и куда больше, точный счет времени потерял значение. Сражающихся с обеих сторон полегло во множестве. Будь критический момент оттянут дальше, возможно, погибших было бы меньше. Но возможно, и нет. К чему выдавать желаемое за действительное? Кей наверняка сдерживал свои войска как мог, но так ли уж долго он мог это делать не рискуя потерять контроль над ними и вызвать к себе всеобщую неприязнь, а может быть, и рискуя жизнью. Задание у него было не из легких. Все это время я ждал, что у него мало что получится, и он вот-вот явится, однако выдержка у него оказалась железная - просто смертный грех жаловаться. И хоть бой еще продолжался, дело было уже сделано, дальнейшее было обычной рутиной, когда мечи и топоры продолжают подниматься и падать, дротики вонзаться, тела усеивать землю как «колосья в поле» - именно тот самый период времени, который непременно сравнивают с чем-то сельскохозяйственным. Так до тех пор, пока всякая непосредственная опасность для бриттов окончательно не отпала.
Тогда через оказавшихся поблизости командиров был передан по цепочке мой приказ о сохранении жизни всем уцелевшим саксам, если они сложат оружие. В конце концов, все были уже по горло сыты «сельским хозяйством», и приказ был передан быстро, в некоторых случаях с явным удовольствием.
        А когда наступило относительное затишье - значительная часть саксов с тем или иным настроением приняла предложенные условия сдачи, выяснилось, что Кей все же мог прийти и несколько позже, но в том, что он пришел «раньше» его ни в коем случае нельзя упрекнуть. В дело вмешались два неучтенных фактора: к Кею присоединился со своим партизанским отрядом Леодегранс, осознавший, что грядет по-настоящему решительное столкновение с Кольгримом и не желавший его упустить, а также - прибывший из Камелота собственной персоной Ланселот. Уж способность Ланселота при желании нагнетать панику была мне известна как никому. Оба этих импульсивных рыцаря вовсю насели на несчастного Кея, уговаривая его поторапливаться, так как им втемяшилось, что «чрезмерная задержка» в данном случае либо злой умысел самого Кея, либо моя большая стратегическая ошибка, которая смерти подобна.
        Разнервничавшийся Кей, всегда сдержанный, при встрече буквально бросился мне в объятья от облегчения - оттого что все, как будто, кончилось хорошо, или хотя бы просто кончилось, одновременно прося прощенья за то, что задержался, и за то, что поспешил. Завидев за его спиной и Леодегранса и Ланселота, я заверил его, что пришел он как раз вовремя, хотя спешить еще было совершенно некуда, поблагодарил за отменную выдержку, по обычаю, по-братски расцеловал и похлопал по плечу. Потом направился к этой самодовольной воинственной парочке и чуть не высказал им обоим все, что я о них думаю. Но по дороге, где-то на третьем шаге, выдохся, так что ограничилось все обычными приветствиями, поздравлениями и ворчаньем, которое они уже отнесли исключительно на счет моего собственного недальновидного самомнения и решили отнестись к нему великодушно и снисходительно. Ладно уж, потом разберемся, сейчас недосуг. Ледогранс начал нести какую-то воодушевленную ахинею, которую я слушал вполуха или даже мимо уха. Так как только позднее, с некоторым священным ужасом, осознал, что в этот момент он дал обет непременно выдать
за меня свою дочь. А я, по рассеянности, согласился.
        Тогда же меня больше заботило восстановление вокруг какого-никакого порядка, счет живых и павших - когда каждое изможденное живое знакомое лицо вселяет необузданный оптимизм, а неживое тяжелую усталую горечь, и, разумеется, похороны.
        На большой костер Беовульфа был возложен рядом с ним на почетном месте и сам Кольгрим. Вокруг разместилось множество павших саксов. Рекомендации тем, кто должен был попасть в это избранное общество давали их уцелевшие товарищи. Не обошлось и без обычных жертвоприношений, но их было немного, и раз все без исключения их участники находили их торжественными, мы не вмешивались. Для остальных - все бы все равно не уместились, были устроены костры поменьше. И костры эти горели затем всю ночь. Зарево от них, говорят, было видно чуть не по всему острову. А при этом свете продолжали еще рыть могилы и для павших бриттов. Победа тоже не сплошное веселье, а еще и нелегкий физический труд. И жуткий осадок, и очередное рассыпание в прах обыденных жизненных ценностей. А примирение с тем, что случилось, может быть, придет когда-нибудь потом.
        С такими-то победными мыслями я и отправился наконец спать в заботливо приготовленную мне среди такого бедлама персональную благоустроенную палатку. И не подумав зажигать свет, я упал приблизительно туда, где была прикрыта плащом из волчьей шкуры моя походная кровать, и в предрассветном почти затихшем наконец лагере на время прибавился еще один убитый.
        Разве это было не справедливо?
        XIV. Эборакум
        - Сон разума порождает чудовищ, - услышал я где-то над ухом голос Ланселота. - Присутствующие здесь чудовища собираются просыпаться?
        - Какого дьявола ты делаешь в моей палатке ни свет ни заря? - проворчал я, проснувшись, но и не подумывая открывать глаза и высовывать нос из свалявшегося волчьего меха.
        - Уж полдень близится, - укоризненно молвил Ланселот. - Кстати, Гавейну с Галахадом тоже интересно, куда ты собираешься девать эту прорву захваченных саксов. Ведь не перебить же, да и продать в рабство за бешеные деньги тоже вряд ли…
        - Идите-ка вы к черту… - беззлобно возмутился я. Понятно, что Ланселот шутил, но я все-таки спросонья немного обиделся.
        - Ага, - вздохнул самым шальным образом мой старый добрый приятель. - Именно так мы и поняли. Так все-таки, что мы будем делать с этими потенциальными толпами мародеров?
        - А ничего.
        - Миль пардон? - теперь голос Ланселота зазвучал несколько обиженно.
        Я вздохнул, оторвал нос от постели, открыл глаза и сосредоточенно поморгал в сторону стенки палатки. Светлая. И вообще светло. И не красное костровое зарево. Похоже, там снаружи солнце. Очень мило.
        - Мы же не собираемся отпускать их на произвол судьбы, - сказал я, переведя взгляд на сидящего рядом на корточках Ланселота. Ага, так и видно, что столичный житель, только что из Камелота… - ишь, какой щеголь, будто не он недавно носился по всей Малой Британии и за ее пределами, выбивая пыль из бедняги Хлодвига. Я невольно тепло улыбнулся. Ланселот тоже отрешенно мягко улыбался, но на всякий случай не забывал критически покачивать головой. - Мы проводим их до самых стен Эборакума, - с лишь чуть-чуть преувеличенной серьезностью заявил я. - Лично.
        - А дальше? Надеюсь, не так, как поступил Ричард Львиное сердце под стенами Акры?..
        - Это ты о чем? - спросил я с подозрением.
        - Ну, тебе лучше знать. Кто у нас был Ричардом?
        - Нет, - возразил я твердо, - под стенами Эборакума я тоже никого резать не собираюсь.
        - Стало быть, отпустишь их там, где они и окопаются для дальнейшего сопротивления! - радостно заключил Ланселот.
        - Ага. Угадал.
        - Идиотизм. Впрочем, я его почему-то одобряю, - признался Ланселот с некоторой печалью.
        - Вот уж не сомневался, - усмехнулся я.
        - Лучше бы усомнился. Как-то оно…
        Эх, Ланселот… все-то тебе не так.
        - Ну а если бы я сказал, что планирую массовые убийства, ты бы собственноручно учинил революцию и принялся бы свергать власть тирана? Тоже мне игрушки, Ланселот…
        - Да нет, - как-то помявшись, недовольно, но одновременно и упрямо сказал Ланселот, глядя в земляной пол. - Я бы, конечно, поворчал, попытался бы разбудить твою совесть, но на самом деле, честное слово, я бы тебя понял…
        Признаться, я был ошарашен.
        - Ты что? - выдавил я чуть не через минуту, когда ко мне вернулся дар речи.
        - Да ничего, - ответил Ланселот, и еще понизил голос, почти до едва слышного, но все же отчетливо разборчивого. - Но мы ведь можем остаться тут навсегда!
        Я еще немного тупо поморгал, глядя на него.
        - Я в курсе. Ну и что?
        Ланселот помолчал, серьезно созерцая мое удивление.
        - Ничего. Иное время требует иных стандартов и от нас…
        Я мгновение поразмыслил.
        - А каких стандартов требует легенда?
        - Легенда не жизненна. Ты сам прекрасно знаешь.
        - Чего только я не знаю, - проворчал я. - Аж противно…
        - И что?
        - Ничего. Какая муха тебя укусила? Хлодвиг? - поинтересовался я поразмыслив.
        - Пролив, - ответил мой старый приятель похоронным голосом. - Всего лишь какой-то пролив, а до чего стало тошно, ты себе не представляешь. И не от морской болезни. Бывает, что случается что-то, что ставит точку в том, что давно уже подозреваешь, чувствуешь, но не окончательно, и вдруг, с каким-то пустяком это впечатывается в голову с омерзительной ясностью, как смерть близкого человека, и тогда просто не знаешь, куда деваться.
        Мы чуть-чуть помолчали. Я прислушался к тому, что происходит за матерчатыми стенками. Лагерь шумел, гудел как улей, хорошо, что не разворошенный. И все это на вполне почтительном расстоянии. А что это мы вообще так славно разговорились?
        - Я так понимаю, что весь почетный караул от моего мавзолея ты отогнал?
        - Гавейн приглядывает со стороны. Заодно разбирается с какой-то треснувшей катапультой.
        - Хорошо. А что наши волшебники? Впали в безнадежность и отчаяние?
        - Да нет, не то чтобы.
        - Но есть какой-то свет в конце тоннеля? Проблеск? Просвет в облаках?
        Ланселот довольно долго и серьезно буравил меня взглядом, с таким видом будто вот-вот заговорит и выскажет какое-то откровение, но все никак не заговаривал.
        - Может и есть, - сказал он наконец. - Да только я в это уже не верю. Есть земля, есть небо, скалы, мечи железные, катапульты, кости в кострищах, и именно так проходят человеческие жизни, и разве нужно людям что-то еще? Мне уже наплевать.
        - Да у тебя, никак, депрессия, друг Ланселот?
        - Вот именно, - буркнул Ланселот, но оказалось, что он говорит не о депрессии. - Ланселот! Мне уже почти нравится им быть. Да нет, какое там, нравится - я вжился, влез в перчатку, а она вдруг стала собственной кожей… Бывает, да? Мы, люди, такие адаптируемые зверюшки. - Его губы скривила знакомая презрительная, почти брезгливая усмешка. - И потом, помнишь, мы говорили, если «это», - под «этим», произнесенным с самыми смешанными чувствами, среди которых наиболее заметным была мрачная неприязнь, конечно, не могло иметься в виду ничего кроме «Януса», не то слишком опасного, не то слишком уже безвредного и бесполезного, чтобы как-то оправдать свое существование, - если оно останется здесь, оно уже никому никогда не повредит.
        - Новое придумают.
        - Без нас как-нибудь.
        - Ага, - согласился я, вылезая наконец из-под шкурки во всей вчерашней колом торчащей одежде, которую и не подумал снять. - Знаешь что, Ланселот. Пить с утра крепленые напитки неразумно, но сегодня можно. Как-никак, у нас победа, а вчера толком и времени не было отпраздновать.
        - А что это никто не догадался снять с тебя всю эту дрянь? - изумленно возмутился Ланселот.
        Я приподнял шкуру, поднял лежащий под ней Экскалибур и аккуратно вставил его во все еще болтающиеся на поясе ножны.
        - Иногда они знают, когда меня лучше не трогать. Зарубил бы.
        - И многих уже? - недоверчиво спросил Ланселот.
        - Ни одного. Но намерение было. Чувствуют. Инстинктивно.
        Ланселот почему-то улыбнулся, вдруг ностальгически-радостно, даже больше радостно, чем ностальгически, кивнул и поднялся.
        - Переоденься, я прикажу кому-нибудь принести воды.
        - А вино у меня здесь, - сказал я, вытаскивая из угла покрытый глазурью запечатанный кувшин.
        - Ну ладно, давай по глотку, - согласился Ланселот, не переставая улыбаться.
        Я собственноручно «свернул головку» кувшину, и мы по очереди отхлебнули из горлышка.
        - Вот теперь можно и о воде подумать, - одобрительно заметил Ланселот. Таинственная неудержимая улыбка с его губ так и не сходила. Он радостно, похлопал меня по плечам и как будто чуть-чуть пританцовывая двинулся к выходу. Настроение у него с каким-то внутренним плавным пируэтом подскочило.
        - Чему это ты вдруг обрадовался? - спросил я.
        - Да так, мы же победили в конце концов!.. - И он скрылся за пологом.
        Позже, когда я уже привел себя в порядок и выбрался на свет божий, там оказалось даже шумнее и суматошней, чем я думал. А главное, пришлось тут же испортить людям праздник, - хотя, испортил ли? говорят, люди от безделья устают, - велев сворачивать лагерь, пьянки и прочее моральное разложение, и собираться к небольшому ночному переходу - не приходя в сознание, напрямик к Эборакуму. Бальдульф тоже еще не должен прийти в себя, когда мы будем стучаться в его ворота и развешивать на них свои щиты.
        Армия, хоть и опьяненная победой, была еще податливой как воск. Идея слету завладеть Эборакумом действовала на нее воодушевляюще, так что как раз к ночи она сравнительно протрезвела до того, что сумела даже бодро проползти несколько миль.
        Гавейн с частью войска снова отправлялся на корабли. Компанию ему на этот раз, чтобы было не скучно, составлял Галахад. А вот Бедвира я оставил при себе. Со вчерашнего дня он пребывал в глубокой задумчивости. Все-таки одно дело воевать с Кольгримом, и другое - наблюдать его похороны, каким бы абстрактным отцом он для него ни был. Его смерть вызывала у всех наших соратников самый ребяческий восторг, но разве можно было ждать того же и от Бедвира? То, что погребение поверженного сакса состоялось с почестями, должно было несколько смягчить впечатление, а первым поджечь костер я велел самому Бедвиру. Он сперва вздрогнул, когда узнал о моем решении и, пожалуй, не прочь был отказаться от этой чести. Вряд ли, конечно, он подумал, что я испытываю его чувства, скорее, может быть, на мгновение подумал, что с моей стороны это просто неудачный выбор наобум, но может, и подумал. Это тоже было бы логично. По крайней мере то, что никакого выбора наобум не было, он понял сразу же, как только мы посмотрели друг другу в глаза. В его взгляде была растерянность и что-то похожее на усталый упрек.
        - Просто попрощайся, - сказал я. - Вам не нужно ни знакомиться, ни ладить. Но он был бы доволен, если бы знал.
        Другим, конечно, ничего объяснять не стали. Просто случилось, как случилось. Сосредоточенный и бледный Бедвир долго смотрел на костер, к которому мы стояли ближе всех, так что в нас летели искры. Он успел сильно измениться за то недолгое время, что мы были знакомы. Как будто еще вырос, раздался в плечах, потерял свою недавнюю худобу, стал крепче и мощнее. Я предполагал, что это случится, но чтобы с такой стремительной быстротой… Ну, что ж удивляться, вся жизнь человеческая быстротечна. Если мы еще не успели этого заметить…
        - Ты прав, - сказал он вдруг негромко, сквозь гул и треск пламени. И голос у него был другим, ниже и жестче, только в интонациях осталось что-то прежнее. - Это нельзя было отдавать другим. Я бы потом сожалел.
        - А если бы сожалел ты, то сожалел бы и я.
        На губах Бедвира появился намек на улыбку и тут же пропал.
        Когда мы через некоторое время расстались, - костер еще догорал, - я потихоньку велел Кею приглядывать за его старым другом, не отходить ни на шаг, если только, впрочем, он сам не захочет остаться один, наедине со своими мыслями. Мог бы, конечно, не стараться, Кей всегда прекрасно все понимал. Но и мне хотелось сказать, что мысленно я с ними, даже если меня рядом нет - не могу же я быть одновременно в нескольких местах, да при этом еще и не мешать.
        Но это происходило вчерашней ночью. И многое осталось в ней безвозвратно, а теперь все было иначе. Что может быть лучше хорошего ночного перехода? На свежем бодрящем воздухе, никакого размаривающего солнца, никаких далеко просматривающихся вдаль пейзажей, создающих ложную утомительность расстояний, тревожащих своей открытостью или напротив, природными укрытиями; луна, звезды, романтика… Пройдешь через кладбище и не заметишь, и никакого в войсках не будет упадка духа.
        Таранис пофыркивал, развесив уши, а ехавший рядом Ланселот рассказывал нам с Кеем, Бедвиром и Гаретом о своих захватывающих приключениях в Малой Британии, о таких же ночных переходах, маневрах, засадах и сражениях, и о некоторых особенностях тамошнего правления. Вот ведь герой-путешественник, отчаянная голова, отправился туда в одиночку и даже умудрился дров не наломать. И правда ведь, Ланселот - это Ланселот. «Имена нами правят», как сказал то ли пару месяцев, то ли пару тысяч лет назад почтенный друид по имени Бран, то есть - ворон. Никак, накаркал.
        В такой подробной версии, да еще доступной пониманию даже такого непосвященного слушателя как Гарет, я и сам слышал всю повесть Ланселота впервые, и звучала она и правда более чем увлекательно. Кей и Бедвир то и дело перебивали рассказчика, переспрашивая, что именно он сделал, и зачем. Ланселот объяснял, иногда слегка раздражаясь на меня, когда я встревал с объяснениями раньше него или сам проявлял внезапно скептицизм, требуя уточнения некоторых подробностей для прояснения всех тонкостей и сложностей конкретной ситуации.
        - И после всего, что ты нам рассказываешь, ты и правда думал, что Кея надо было подгонять?! - осведомился я с шутливым негодованием.
        - Откуда же я знал, что у вас творится? - с восхитительной самоуверенностью пожал плечами Ланселот. - Эту же войну веду не я.
        - Иногда мне кажется, что и не я.
        То ли я еще сказал это с какой-то удачной интонацией, только мы всей компанией покатились со смеху. Конечно, у всех нас свои представления о том, что лучше, и что бы было, если бы никто никуда не вмешивался. Но так не бывает. Ничего, все это мелочи, которые всегда так или иначе случаются. Куда бы мы девались без случайностей? Тем более, что иногда они бывают и неожиданно удачными. За последние приходится прощать все остальные.
        Ланселот что-то проворчал себе под нос в темноте, будто что-то считая, затем спросил:
        - Эта гора, на которой было сражение. Она ведь называется гора королевского камня?
        - Какого еще королевского камня? - недоверчиво спросил Кей.
        - А разве нет? - не менее удивленно переспросил Ланселот. - Артур, вы же там несколько дней сидели наверху. Вы там видели какой-нибудь камень?
        - Нет, - несчастным голосом пропустившего интересную достопримечательность туриста сказал Гарет. - А там был какой-то особенный камень?
        Я подумал, понимая, к чему клонит Ланселот, но ничего путного не надумал.
        - Вспомнить не могу, мы были как-то заняты другим. Не обратили внимания.
        - Непорядок, - сказал Ланселот. - Камень надо будет поставить, в честь победы.
        - Погоди, война еще не закончена.
        - Ну, когда будет закончена… А старые римские бани, как я понимаю, отсюда далековато…
        - Ты, конечно, говоришь об Аква Сулис? - переспросил Бедвир озадаченно. - А тебе туда нужно? Ты же, кажется, только что с юга, а они там.
        - Да нет, не нужно, это я так… А вообще, кто-нибудь знает, как называется эта гора?
        - Понятия не имею, - беспечно сказал Кей, - тут столько гор понатыкано, и вообще меня там почти не было…
        - Бадон, - сказал Бедвир. - А других названий я не слышал.
        Здравствуйте, приехали… Поводья Тараниса я не дернул - зачем дергать бедное усталое животное. Ну да, некоторый эмоциональный всплеск воспоследовал, ну и что? Можно подумать, что к этому все не шло. Битых пять минут ходим вокруг да около…
        - Надо будет запомнить, - заметил я сдержанно.
        - И камень поставить, - добавил Ланселот. - И выбить на нем, что гора называется Бадон.
        - А может, ну его? - возразил я.
        - Надо, - покачал головой Ланселот. - А то ведь забудется. Хотя вечно кажется, что что-то забыть невозможно. А потом никаких следов не остается - ищи-свищи…
        Ночь становилась все тише, смолкали обрывки песен, разговоры, шутки и смех, тише и мягче становился и топот, все понемногу погружалось в дремоту. И все слышнее становились лесные звуки - уханье совы, шорох чьих-то крыльев. А кто-то из всадников неподалеку еще и всхрапнул, заснув в седле. Незадолго до рассвета, с тешащим самолюбие чувством исполненного долга, армия снялась с марша, расположившись на заслуженный привал.
        Эборакум ощетинился как еж. И то дело. Если бы Бальдульф сбежал за море, я бы окончательно в нем разочаровался. Впрочем, нет, конечно, разочаровался - не то слово и не то понятие, скорее фигура речи. Но то, что он был на месте, меня очень даже устраивало.
        Несколько колонн, двигавшихся почти синхронно по разным дорогам, перекрыли подходы к Эборакуму. Подойдя первыми, мы немного подождали, пока подтянутся остальные. Гавейн блокировал княжество с моря, курсируя вдоль побережья. На всякий случай, чтобы не приплыл кто-то «третий-лишний», или чтобы кто-то невзначай не уплыл от решающей встречи. Галахад прибыл в качестве вестника о рекогносцировке, да так и остался с нами, где, как предполагалось, и назревала развязка.
        Полдень был ярким, но холодным. Солнце освещало каменные стены, а ветер беспощадно гнал облака, разрывая их в жалкие лохмотья, и заставлял траву стлаться и звенеть как речной поток в скалах. Выстроившаяся армия застыла в этой текучей подвижности. Она стояла на месте, на виду тех, кто засел в окруженном городе и вне досягаемости для каких-либо метательных снарядов, а что-то неосязаемое стремительно проносилось мимо. Как проносится само время. Одновременно леденящее и бодрящее. Оглушающее как сама жизнь, и оставляющее впечатление яркой и холодной, текучей и вместе с тем неподвижной и бесстрастной вечности.
        Хотя какие-то страсти, конечно, были. Правда, я бы не сказал, что много. Сперва со стен шквалом неслись какие-то отчаянные оскорбительные крики, безнадежная похвальба, но понемногу саксам надоело, особенно, когда на видном месте появились, под охраной, пара тысяч безоружных пленных, захваченных при Бадоне. Ох, не зря Ланселот поминал Ричарда под Акрой… Саксы не были осведомлены ни кто такой Ричард, ни где находится даром не нужная им Акра, но все, что могло означать происходящее, было старо как мир.
        Потом, также на видном месте, рядом, был поставлен длинный стол - просто доски на козлах, но покрытые богатой пурпурной тканью с бахромой. Саксы ничего никогда не слышали и о Владе Цепеше, но, полагаю, достаточно было и не связанных с этим персонажем уместных ассоциаций, которые могли придти им в головы. Над округой потихоньку нарастало напряжение. Через час после того, как все заняли свои позиции, его уже можно было резать ножом.
        А еще примерно через час я смотрел в глаза Бальдульфа. Того веселого задора, что был в нем при первой нашей встрече, теперь не было и следа. Теперь он готов был просто умереть. Предпочтительней, сражаясь. Но если не повезет, значит, не повезет. На переговоры он согласился выехать сразу же. Сопровождали его лишь два угрюмых сакса, плечи их укрывали плащи с меховой оторочкой, а на каменных лицах был высечен суровый эпический фатализм. Они непостижимым образом смахивали на близнецов, хотя один из них был невысок и более чем плотен, а второй одновременно кряжист, высок и строен, из-под шлема первого торчали совершенно выгоревшие пряди, из-под шлема второго свисали только длинные темно-горчичные усы. Но манера держаться и взгляды и водянисто-светлых, и темно-серых глаз были совершенно одинаковы, и даже движения, как будто, синхронны. На присутствии хотя бы этих двоих настоял я, передав через посланца, которым выступил самостоятельно вызвавшийся Ланселот, что желаю, чтобы Бальдульфа сопровождали спутники, которые могли бы затем засвидетельствовать, что переговоры велись достойно. Сам Бальдульф готов был
сперва приехать в одиночку. То ли затем, чтобы ему не мешали свидетели, то ли для того, чтобы в случае его подлого убийства и следующего затем штурма, город не потерял ни одного лишнего бойца. При виде его вблизи, я стал больше склоняться ко второй версии. Он был слишком серьезен и слишком спокоен.
        - Приветствую тебя, правитель Эборакума, - сказал я.
        Бальдульф чуть сардонически скривился на такое обращение, почти правильно полагая, что я валяю дурака. С одной стороны, этим я напоминал или подтверждал ему весть о гибели Кольгрима, а с другой, если я торчу под стенами, долго ли ему осталось вместе со всем Эборакумом?
        - Приветствую тебя, повелитель Британии, - промолвил он с едва уловимой мрачной иронией. - Чего ты хочешь от меня?
        - Пригласить тебя к обеду, - я кивнул на стол, уже уставленный кувшинами и кое-какими нескоропортящимися закусками. - А за трапезой обсудим, что нам делать дальше.
        - Ты уверен, что нам стоит при таких обстоятельствах разделять трапезу? - Бальдульф резко приподнял бровь, и голос его зазвучал в несколько раз живее, чем при приветствии. В конце концов, столько всяких традиций связано с совместными трапезами. И помимо отравлений или резни перепившихся сотрапезников или поджигания кровель над их же головами - практически ни одной плохой. Да и то, все перечисленное не традиции, а только легенды и случаи из жизни, приличные же люди так себя не ведут.
        - Думаю, что стоит, - заверил я. - В конце концов, что еще стоит делать добрым друзьям?
        Бальдульф с сомнением обозрел окрестности. Добрые друзья, говорите? Знаем мы таких добрых друзей…
        - Я тебя не понимаю.
        - Что тут понимать? Ты вручаешь мне ключи от Эборакума, а я считаю город своим и беру его под свое покровительство. При этом отдаю город тебе, чтобы ты управлял им и дальше. Разумеется, на определенных условиях.
        - Что это за условия? - осведомился Бальдульф ничего не выражающим голосом.
        - Слишком долго говорить. А лучше еще и записывать. Так что, советую все же сесть за стол.
        - Так не пойдет, - сказал Бальдульф.
        - Это еще почему?
        - Я здесь вождь не бессловесных скотов, а вольных людей, которые сами знают, что им делать. Я не могу продать их за обещание власти или богатства, или жизни.
        - И даже за их собственное благополучие?
        - Им самим решать, что для них есть благополучие.
        - Как же они решат, если ты не оставишь им выбора?
        - Я не оставлю им выбора? - переспросил Бальдульф, удивленно наклонив голову.
        - Именно ты. Потому что я предлагаю им выбор.
        Бальдульф нахмурился, его лицо приняло несвойственное ему свирепое выражение, и наконец сакс спрыгнул со своего буланого конька. Позади него послышалось мрачное фырканье - то ли фыркали кони сопровождавших его спутников, то ли они сами издавали такие звуки, как надутые мехи, также спешиваясь. Я подал знак, чтобы лошадей у наших гостей забрали.
        - И что это за выбор?
        - Помнишь, когда мы встретились с тобой у Дугласа, ты сказал, что поединок - это будет слишком ясно, и у судьбы будет небольшой выбор, так пусть начнется сражение многих со многими. Если сражение многих со многими начнется сейчас - не будет ли это слишком ясно, и не будет ли у судьбы слишком малый выбор?
        Бальдульф стоял передо мной выпрямившись и смотрел слегка сверху вниз.
        - Я не хочу этого говорить.
        - Не говори. - Я пожал плечами. - Когда ты говорил о ясности поединка, вряд ли ты имел в виду, что будет слишком ясно, кто из нас победит. - По губам Бальдульфа невольно скользнуло что-то вроде улыбки. - Скорее, только то, что два человека едва ли вправе решать исход всей битвы. Ведь в исходе поединка может оказаться повинна всего лишь случайность.
        Бальдульф кивнул почти доброжелательно.
        - Но сейчас обстоятельства переменились. Теперь ты вряд ли хочешь, чтобы проливалась кровь многих. Желаешь ли ты решить исход дела поединком, а не большим боем?
        - И что будет, если я выйду победителем? - Бальдульф сразу взял быка за рога. - Твоя армия все равно ринется на город.
        - Не ринется. Если я проиграю, это не будет означать, что вы выиграли войну, просто Эборакум не будет мне ничего должен, это я обещаю, город не тронут. Ты знаешь Пеллинора?
        Пеллинор стоял неподалеку, напоминая не то менгир, не то вырезанного из дерева мрачного молчаливого идола. При звуке своего имени он впервые чуть повернул голову, изобразив пристальное внимание.
        - Я знаю короля-без-королевства, - Бальдульф тоже чуть склонил голову в его сторону.
        - Часто ли он нарушал свое слово?
        - Я никогда о таком не слышал, - твердо заявил Бальдульф.
        Я слышал. Почти. Но вряд ли это можно было считать за настоящее слово, и тем более, за настоящее его нарушение.
        - Он проследит за тем, чтобы и мое слово не было нарушено, буду я в состоянии сам сдержать его или нет.
        - Да будет так, - скупо и веско обронил Пеллинор.
        Мне показалось, что при звуке его голоса Бальдульф вздрогнул. А еще припомнилась давняя сказка Галахада о ходячих деревьях. Наверное, такие глухие и гулкие голоса могли бы у них быть, если бы они вздумали поговорить. Занятно, сколько говорил с Пеллинором, а о ходячих деревьях надо было вспомнить именно сейчас. Впрочем, в свой час припоминалось о виселицах, тоже ведь, как правило, деревянные. Бальдульф снова наклонил голову, в знак того, что поручительству короля-без-королевства полностью доверяет. Но снова подняв голову, он бросил на Пеллинора быстрый странный взгляд.
        - Ты прежде служил друидам.
        - Я служил и служу богам, - своим величественным, «неприступным» и гулким голосом возразил Пеллинор. Никаких эмоций. Дерево, оно и есть дерево.
        - А что с пленными? - спросил Бальдульф. - Они будут отпущены, или перебиты в любом случае, независимо от исхода? Или только в том случае, если я выйду победителем, в отместку?
        - Мне очень лестно твое мнение обо мне, Бальдульф. Но не я развязывал войну, стремясь согнать вас с давно обжитых мест. Тем не менее, если ты выйдешь победителем, они перебиты не будут. Оружие им не вернут, но их отпустят.
        Бальдульф выглядел очень сомневающимся. Сомневающимся как в том, что такой невыгодный рискованный для бриттов пункт будет соблюден, так и в том, что он соблюден не будет. Бритты в последнее время вели себя все же не совсем по-человечески.
        - Да будет так, - ответил Бальдульф. - Что будет, если я проиграю?
        - Тогда Эборакум должен будет принять мои условия. От этого все и будет зависеть.
        - В случае моей смерти я могу передать им это как мой завет, но едва ли смогу гарантировать его выполнение.
        - Тогда да помилуют боги Эборакум.
        Бальдульф чуть заметно усмехнулся. В глубине светлых глаз тлел упрямый азарт.
        - Я принимаю бой. Здесь и сейчас?
        - Да, если тебе нечего добавить.
        - Перед боем мне добавить нечего.
        Я кивнул. Может, и надоело уже это сверканье оружьем, но на войне как на войне. Без него не обойдешься. И в случае с Бальдульфом его вряд ли можно будет назвать рутинным и скучным, и юридически сделка будет сочтена сомнительной, не подкрепи мы ее сталью. Кровью, конечно, было бы еще надежней.
        Ровное место поблизости от нас было не просто «как на заказ», сама позиция подбиралась с расчетом, чтобы все было под рукой, с удобством для любого поворота событий.
        «Упасть на ровном месте? - подумал я рассеянно. - Обычно это полагается смешным. А каково на самом деле?»
        Пеллинор и Галахад подошли к спутникам Бальдульфа, перекинулись несколькими фразами, кивнули друг другу со значительным видом, и разошлись, так что между ними образовалось вполне очерченное свободное пространство, которое и заняли мы вдвоем с Бальдульфом.
        Со стороны застывших боевых порядков донесся зубодробительный грохот - копий и мечей о щиты, со стен тревожно затрубили рога, затем все стихло.
        Бальдульф бросил взгляд на стены, нагнувшись, коснулся земли, прошептал что-то неслышное и обернулся ко мне, обнажая меч. Один из его соратников подал ему щит. Пеллинор подал мне мой.
        Что-то еще должно было быть? Ритуалы? Церемонии? Чьи именно, наши, или их?
        Пауки перед дракой долго присматриваются друг к другу, примериваются, замерев на месте, и только потом сцепляются. Порой расходятся, опять замирают, выжидают, и снова бросаются вперед. Мы постояли немного, затем, медленно описав неполный полукруг, не томя ни богов, ни прочую публику, Бальдульф сделал первый выпад. Не попал, тут же собрался и закрылся щитом. Я сделал то же самое в качестве ответной любезности - вместо вежливого светского раскланивания.
        Следующим маневром Бальдульф оставил зарубку на моем щите. Рука у него была тяжелая. В нее я, прикрываясь щитом, и кольнул снизу. Несильно, почти не задев. Бальдульф тут же отступил и закрылся как устрица. Очень хладнокровная, умная и опасная устрица. Еще один неполный полукруг. Против солнца? Знаешь же, что я на это не пойду. Как насчет еще пары шагов в сторону? Не задержишься, иначе я обойду тебя вместе с твоим щитом. Ага, правильно, удар… Шаг из-под него быстро и плавно вперед и в сторону, удар рукоятью меча повыше локтя, скачок назад. Ошеломленный Бальдульф тоже отскочил и нахмурился. Это ему совсем не понравилось. Такая забава могла оказаться и последней, если бы я вздумал использовать другой конец Экскалибура. Но справедливости ради стоит сказать, что развернуть его другим концом мне было бы чуть сложнее, Бальдульф вполне мог успеть увернуться. Теоретически.
        Шаг в сторону. Удар. Теперь атака с моей стороны. Бальдульф просто отошел, подставив щит, не нападая в ответ. Меч только скользнул по щиту, иначе долго так выжидать не станешь, левая рука отнимется. Экскалибур повернулся в моей руке как лопасть мельницы, и на этот раз обрушился на щит Бальдульфа с полной силой. Увлекаться не стоит. Отдача тоже не подарок, но даже один такой удар может возыметь хороший эффект. Возымел. Бальдульф отдернулся назад, пошатнувшись, присел, развернулся как пружина и исхитрился нанести почти горизонтальный удар, еще чуть-чуть и поставивший бы под сомнение целостность моей шеи.
        Чуть пригнувшись, я крепко ударил сакса в щит своим щитом. Бальдульф отлетел на пару шагов, перевел дух. Было заметно, что он злится. Не настолько, чтобы делать глупости, просто ему не нравилось, что я не совершаю серьезных атак. Ну что ж, пусть будут серьезные атаки. Уже пора. И я принялся теснить Бальдульфа, выматывая его, гоняя по кругу и наверняка заставляя мысленно поминать всеми недобрыми словами молодых да ранних, у кого сил полно, а ума не надо, - без этого было бы трудно заставить его сделать серьезную ошибку. Наконец в какой-то момент я зацепил краем щита его щит и дернул в сторону, а когда он слегка потерял равновесие, подставил ему подножку. Тут-то все бы и кончилось, но Бальдульф ухитрился опять вывернуться, отскочил на несколько шагов, восстановил равновесие, а заодно и дыхание, и бросился в контратаку, которая, впрочем, натолкнулась на непреодолимое препятствие.
        Бой затянулся лишь на несколько секунд - меч Бальдульфа оказался захвачен моим под удачным углом и, не теряя шанса, я выдернул его у него из руки, хотя и получил тут же удар щитом в локоть. Достаточно, или затянуть бой еще немного?
        Зрители, кажется, волновались. Я слышал ликующие крики, стук и бряцание, само по себе витавшее в воздухе нетерпение, ну да черт с ними.
        Я отошел на пару шагов и подождал, пока Бальдульф поднимет выпавший меч. Бальдульфу было, пожалуй, скверно. Но если закончить все сейчас, возможно, будет еще сквернее - он станет думать, что сделал не все, что мог.
        В конце концов меч вылетел из его руки еще раз, от подножки он уже не увернулся, и Бальдульф упал на вытоптанную нами траву и оказался прижат к земле кончиком моего меча, упершегося ему в грудь. И похоже, ему было уже совершенно все равно, что происходит. Если честно, мне, пожалуй, тоже.
        - Ну, давай, - промолвил Бальдульф, пристально глядя мне в глаза, хотя вряд ли их видел, ему наверняка мешало солнце.
        - Эборакум выполнит мои условия? - спросил я, не столько Бальдульфа, сколько стоявших рядом его безмолвных спутников.
        - Разумеется, - спокойно ответил Бальдульф, причем, в его голосе ясно слышалась уверенность, что ручается он уже не за себя. Стоявшие рядом саксы, поймав мой взгляд, мрачно согласно кивнули.
        - Стало быть, вы скрепите наш договор, - сказал я им. - А ваши имена?
        - Я Эдельгард, - ответил тот, что был ниже ростом и коренастей, - сын Вульфгара, брат Беовульфа, мое слово твердо. Эборакум выполнит твои условия.
        - Я Эоза, - угрюмо проворчал в бороду второй, - сын Эозы, внук Хенгиста. И мое слово твердо, Эборакум выполнит твои условия.
        Я кивнул.
        - А кто усомнится в исходе поединка, пусть спросит об этом с мечом в руках - меня, или Бальдульфа. - Я отбросил щит, отвел меч от груди сакса и протянул ему левую руку.
        Бальдульф слегка удивленно приподнял брови, взял мою руку, поднялся, не показав, что это ему стоило каких-то моральных усилий, и тоже отбросил щит.
        - А также пусть спросит меня, - торжественно-зловеще добавил Пеллинор.
        - И меня, - сказал Галахад. А Эдельгард и Эоза изобразили звучное гулкое эхо. Будто отразившееся от стен темного тоннеля, которого здесь, конечно, не было…
        В который со свистом умчалась часть жизни, чтобы больше не возвращаться. По крайней мере, с этой ее частью пусть будет покончено.
        2004 - 2005
        Часть 2. Король Лета
        Принц, добыча мрака или света,
        Принц, наследник мира и проклятий,
        Предсказаний ветхого завета,
        Сказочных, языческих заклятий,
        Победитель вечного дракона,
        Проводник к возвышенным селеньям,
        Нарушитель правды и закона,
        Истребитель с черным повеленьем,
        Туча, что полна огня и громов,
        Солнце, что пылает в поднебесье,
        Вольные ветра аэродромов,
        И костей глухое перекрестье.
        XV. Янус
        - Все это инфантилизм, - уверенно заявил Ланселот. - Ужасающий, если вдуматься. Мы жили в каком-то заколдованном замке и смотрели на весь мир как на какую-то сказку! И уж конечно, не относились к нему серьезно!
        - А тебе не кажется, что нам теперь только так кажется?
        - Не кажется! Как мы могли сравнивать себя с людьми, которым некуда деваться из их собственного времени? Это же почти инвалидность с нашей точки зрения!
        - Не увлекался бы ты, Ланселот…
        - Я не увлекаюсь. Вот вспомни хотя бы тех ребят из шестнадцатого. Они были так на нас похожи и - редкий случай - наша память какой-то период была совершенно активной одновременно, так что мы понятия не имели, где заканчиваются они и где начинаемся мы. Насколько они были взрослее и умудренней…
        И при том все же «так похожи»?
        - Дорогой мой, смотря в чем - все относительно.
        - Вот именно, что относительно! Да мы просто щенки рядом со всеми этими реальными людьми. Неудивительно, что они сразу признали нас чуть не за пятнадцатилетних! На их месте я бы и сам так подумал!
        - О боже, я и сейчас так думаю.
        - Что?.. - обиженно переспросил Ланселот.
        - Угадал - глядя на тебя.
        - Ну, знаешь ли! Зачем переходить на личности?!
        - О, это тебя совсем не портит! Этакая, знаешь ли, изюминка. Ну хорошо, отчасти ты прав. Но к чему столько об этом говорить, если и так уже все ясно?
        - Ясно что?!..
        За время одинокого путешествия по Малой Британии, Ланселот, похоже, слегка одичал. А может быть, одичал я, за то время, пока пытался закончить войну, бессмысленность и ненужность которой чуть совсем меня не задушила. В чем-то это было эгоизмом - не такой уж она была бессмысленной и ненужной для тех, ради кого я за нее взялся. Вот только зачем это было нужно мне, я с каждым днем понимал все меньше. Отвлечься? Заняться хоть чем-нибудь - абсолютно неважно чем? Даже принесущим кому-нибудь пользу? И все равно - зачем? Ни тени смысла.
        - Что мы остаемся полными идиотами, пока не вернемся в свое время и на свое собственное место!
        Ланселот замолчал, изумленно хлопая ресницами. Да какого лешего - Ланселот? Гамлет, черт побери!
        Гамлет подумал немного, затем откашлялся.
        - А как мы можем быть не на своем месте, если мы путешественники во времени?
        - Очень просто - пока мы тут застряли. И это, знаешь ли, своего рода чертова инвалидность!
        - А, ну да…
        - Конечно, да!
        - Артур…
        - К лешему! Назови меня по имени!
        - Что?..
        - Это не по правилам, но на какого дьявола нам правила! Да мы уже сто раз их нарушали! Назови мое имя!
        - Послушай, успокойся…
        - Давай, Гамлет!
        - Ни за что!..
        Я вздохнул.
        - Ну и ладно, черт с тобой.
        Все равно отчего-то полегчало.
        - А может еще и разобьем этот мирок? Как дешевый калейдоскоп? Вытряхнем стеклышки на асфальт и раздавим каблуком в пыльцу.
        - Эрвин, прекрати.
        - Ну, то-то же.
        - Что, стало легче?
        От последнего вопроса - определенно нет… Снова. Так не пойдет. Но волшебной дверцы с надписью «выход» нет как нет.
        Я развернул коня, направляясь с вершины холма, откуда открывался такой безмятежный вид на травяной ковер, разноцветный как стеклышки в калейдоскопе под украшенным перистыми облачками сияющим куполом, к оставленному войску.
        До Камелота уже оставалось всего ничего. И мне очень хотелось знать, изменилось ли что-то к лучшему в тех делах, о которых до сих пор, боюсь, не хотел бы заговаривать всерьез. Но если не сделать последнего, как же я что-то узнаю? Может быть просто прекратить делать вид, что я не верю, что все вокруг настоящее? Но кто сказал, что я «делаю вид»? Одновременно я считаю этот мир очень даже настоящим, но… в этом-то ведь и может быть ловушка.
        Похоже, даже если все хорошо и прекрасно, моя песенка спета. А все, что еще происходит - просто бессмысленная загробная жизнь. С каждое утро одним и тем же воскресающим вепрем, до скончания времен, когда бессмыслица наконец прекратится - одновременно с остатками надежды отыскать смысл.
        - Эй, да в чем дело? - Гамлет быстро меня нагнал. Безмятежный и рассеянно-сочувствующий. Как будто не он еще пару месяцев назад винил меня во всех грехах человечества. Его конь беззаботно хрумкал удилами у меня за спиной, пока мы рысцой продирались сквозь заросли дрока.
        - Все, больше никаких войн, - проворчал я. - Чужих! Разве только по мелочи… Если очень, очень припрет. То, чем мы тут заняты - это пресловутое забивание гвоздей микроскопом.
        - Ага, - легко согласился Гамлет.
        - Больше трех месяцев на одном месте в одном времени…
        - Зато какое вживание!
        - О-ох!
        - А знаешь, мне нравится твой настрой.
        - Повесься, Ланселот! - буркнул я.
        - Как грубо!
        - Как гвоздь для микроскопа.
        И мы зверски растоптали последний кустик, прежде чем выбраться на свободное пространство. За нами кубарем выкатилась наша адская гончая.
        - Послушай! Неужели этого хотел когда-то Линн? Это же, черт побери, совершенно бессмысленно! Править замками из песка!
        - Ну… э… А разве кто-то в этом сомневался? Что то, чего он хотел - было бессмысленно? - голос Гамлета ясно выражал, что он говорит так спокойно и дружелюбно только потому, что у него нет наготове шприца с успокоительным.
        - Нет…

* * *
        - А ведь лето еще в разгаре, - заметил Мерлин, как-то хитро щурясь. - Уверены, что больше не будет подлых нападений на дальние пределы?
        - Да и история еще не закончилась, - ответил я. - Мало ли что может случиться за десяток-другой тысяч лет? Разве угадаешь?
        - Все может случиться, - кивнул мудрец и волшебник.
        - Абсолютно.
        Оглядев его внимательней, я вздохнул спокойнее. Отец не производил впечатления вжившегося в «роль» и начинающего пускать корни, подобно Ланселоту, чья способность к адаптации, похоже, привела меня в настоящий ужас. Точно так же выглядела Линор, которую мысленно можно было не называть Морганой. Может быть просто потому что они были «волшебниками», они все равно смотрелись среди всех немножко чуждо.
        Нам нами пролетела стайка диких гусей, рассеянная, ее трудно было назвать клином - с одного озерца на другое, еще не в дальние страны, почти в беспорядке. Мерлин глянул на них с таким видом, будто хотел попробовать себя в роли авгура. Но снова переведя взгляд, только улыбнулся и ничего не сказал.
        Они выехали встретить нас во главе небольшой процессии, не пышной, но яркой. Антея-Нимье держалась немного позади, и поглядывала оттуда на нас очень таинственно. На нас, или только на меня? Сколько раз она уже взглянула? Все время переводя затем взгляд в сторону, на кого-то… Я снова посмотрел на Мерлина и Моргану. Они, как я уже упомянул, были во главе процессии, приблизились к нам вплотную, - тогда как все прочие сопровождающие держались позади, и их, и наши, - и не оглядывались назад, но само по себе внимание, мелкие движения - они как будто стремились обернуться - мысленно, чтобы посмотреть туда же, где находилась Антея, но на нее ли, или на того, кто был рядом?
        А ведь никого из знакомых там не было. Все «наши» были здесь. Последнюю часть пути мы проделали вместе и с Ланселотом, и с Галахадом, и с Гавейном. Кто мог вызывать у них такой интерес? Я невольно вспомнил улыбчивого призрака на холме над шахтой, в которой обитал дракон - бедная мутировавшая рептилия. Призрак привел сбежавшего коня, говорил с нами при свете солнца, а затем просто исчез, свернув за невидимый «поворот» в воздухе, как будто это было в порядке вещей, самым будничным делом. Спору нет, порой мы сами так себя ведем. Но когда ведет кто-то другой, нам лучше прочих может быть ясно, насколько это бывает серьезно.
        Как бы то ни было, я начал проявлять естественное беспокойство. Того, на кого посматривала Антея, загораживали другие всадники, не мешая нам видеть при этом саму Антею. А тут, будто нарочно сговорились… И не успел я так подумать, как чья-то лошадь переступила ногами и шагнула чуть в сторону, загородив теперь Антею. Я недоумевающе всмотрелся. Какой-то молодой человек в зеленой куртке и алом плаще, смущенный и будто избегающий поднимать глаза. Медно-рыжий, чем-то очень знакомый… О! Да у него еще и знакомый конь! Почти белый, если не придираться, не слишком красивый, но еще крепкий конек. Это же Гвен. Надо же… И наконец парень поднял голову, и пока нас никто от него больше не загораживал, посмотрел вперед.
        Я его точно где-то видел.
        Мысленно я провел линии от взглядов Антеи, от незавершенных движений отца и Линор, от собственного непонятного смущения незнакомца, от того, что он был в зеленом и алом, что его волосы были медными, а конь почти белым и его звали Гвен. Я давно не видел настоящего зеркала… В этом мире, по сравненью с теми зеркалами, что нам привычны по многим другим временам, не только по своему собственному, было одно сплошное недоумение, а не зеркала. Но я мог бы увидеть его в зеркале. Он был моим двойником. Такое случается время от времени. Моргейза здесь не была исключением.
        А глаза призрака, - вспомнилось мне, - были похожи на глаза отца. Или на мои собственные. Между прочим, как неосторожно так походить в этом на Мерлина, хоть в остальном Мерлин постарался меньше походить на меня чем обычно. И никто этого пока не замечал. Замечали другое - что я был очень похож на покойного короля Утера, хотя я представления не имел, как он выглядел на самом деле, это, в сущности, и было для всех аргументом, что я и есть настоящий Артур. И если кто-то здесь так похож на меня, то о чем это говорит? О том, что он также не меньше похож на Утера?
        Вот это здорово!..
        - Где вы его нашли?! - выпалил я. Вместе со всем этим, куда лучше понимая теперь Эктора, первым заметившего сходство, и всех, кто с ним согласился. Они не были всего лишь внушаемыми безумцами, сходство действительно имелось. И у них были все основания верить собственным глазам.
        - …Ты что, ничего не слушал? - с неудовольствием переспросила Линор-Моргана.
        - Нет. А вы что-то говорили?
        Взгляд сестрицы стал очень выразительным. Мерлин насмешливо кашлянул.
        - А что это мы застряли на дороге? - нетерпеливо спросил я. - Не проехать ли нам в Камелот и там уже обо всем поговорить?
        - Именно об этом мы говорили, - вздохнула Линор.
        - А, прекрасно!
        И мы благополучно стронулись с мертвой точки. Но Антея со своим спутником так к нам и не приблизились, продолжая ехать в стороне. Похоже, представить нас друг другу они решили отдельно, не акцентируя на этом слишком много внимания для посторонних. Хотя не заметить моего двойника мне казалось невозможным. И уж конечно, весь Камелот был в курсе, иначе и быть не могло. Ведь в то же время и скрыть этого никто не пытался. Кто бы в здравом уме подсунул ему Гвена, если бы хотел это скрыть? Напротив, сходство было еще и подчеркнуто.
        Может быть, мы уже начинаем тихо планировать, как поменять нас местами? Мы? Разве я принимал в этом участие?.. Тут все, кажется, решили и без меня. И без еще некоторых. Ланселот, Гавейн и Галахад ничего особенного, как будто, пока не заметили и не подозревали, просто были рады встрече и возвращению домой. Насколько это место можно было считать домом. Временным - как все на свете.
        Но само по себе возвращение уже волновало меня куда меньше, чем раньше. Или нет - не меньше, просто беспокойство и заинтересованность разошлись веером по разным сторонам, на разные объекты. Да и когда вообще оно волновало меня само по себе?!
        И сосредоточенность опять уступала место растерянности и только было подавленной неуверенности? Может быть. Не слишком ли все хорошо складывается? Как раз в нужное время. Так услужливо - будто в ответ на желания.
        Но ведь так бывает. Как ничуть не нова теория заговора Вселенной, которую всегда называли то роком, то проклятьем, то синхронизхмом, то законом подлости. Но бывает - или только подделывается под то, что так бывает? Что за притворство? Почему не быть чему-то простым и ясным? Правда, могу ли я теперь опознать хоть что-то простое и ясное, да еще в него поверить?
        Таранис храпел и привычно грыз удила. Навязчиво привычно. Скучно. Ненатурально обыденно. Разыгрывая что-то простое и ясное. Как солнечный свет и твердая земля, от которой поднималась такая осязаемая, пахнущая реальностью, фальшиво успокаивающая пыль.
        И вдруг мне показалась не столь уж непривлекательной мысль снова удрать в Каледонию. По крайней мере, на какое-то мгновение.
        Но нет - только на мгновение.
        Возвращение «домой» состоялось своим чередом. Чего мы в нем не видели?
        Чего не видели в Камелоте?
        Снова расставшись со всеми, под предлогом отдыха после дальней дороги, мы собрались в покоях колдунов, убранных теперь коврами и шелками. Теперь здесь был даже настоящий дубовый круглый стол. Я нервно побарабанил по нему пальцами, прежде чем спросить:
        - Так что здесь происходит?
        - Как я понимаю, война окончена, - ответствовал Мерлин. - На этот год.
        - Это верно! Она окончена!
        Все удивленно переглядывались, не понимая причин моей нервозности. Все, кроме колдунов.
        - Тебе не померещилось, - спокойно сказал Мерлин. - У нас действительно появился твой двойник.
        - И по чистой случайности его тоже зовут Артур?!
        - Нет. Его зовут Мордред.
        Воцарившуюся тишину точно можно было назвать гробовой.
        - Как?.. - на всякий случай переспросил я.
        - Мордред. Так назвали его приемные родители. Нет. Не совсем родители. Монахи. Он рос в одном из захудалых «пустынных» монастырей в Корнуолле.
        - О! Вот как? Стало быть, и впрямь «вепрь из Корнубии»?.. - Я замолчал и кивнул, показывая, что временно снова контролирую эмоции.
        - Они считали, что его выбросило из моря, так как нашли его среди досок, оставшихся после кораблекрушения, на морском берегу, - продолжил Мерлин.
        - Ага… - протянул я.
        - И я знаю, что ты сам хотел сперва взять это имя, - мягко добавил отец.
        Я шумно вздохнул.
        - Верно. Хотел… А что начет Эктора? Кея? Что насчет медведя? Он помнит что-нибудь такое? Даже если думает, что ему это только приснилось?
        Отец улыбнулся. Иногда его улыбки напоминают улыбки сфинкса. Его глаза остаются добрыми и сочувствующими. Но вместе с тем в них отражается что-то отстраненно-жуткое. Как в абстрактной звездной карте.
        - Помнит и не помнит одновременно. Сознательно - нет. Но мы умеем применять гипноз.
        - Ага…
        - Все мы умеем, - повторил он, пристально глядя на меня. - Даже если не пользуемся этим часто.
        - Конечно…
        - Так что, мы знаем, что медведя он помнит. - Мерлин вольготно расселся в кресле с удобной спинкой и подлокотниками, наверняка изготовленном по его собственным указаниям. Тут хватало еще таких. И я последовал его примеру, как и Линор и Антея. За мной, наконец, сделали то же самое мои друзья, все еще выжидающе и удивленно молча.
        Мы одновременно были теми, кто мы есть, и теми, чьи роли только играли. Пересечение реальностей - с искрами, дымом и скрежетом небесных сфер.
        - Просто замечательно! А он случайно не помнит его желудок?
        Лично я, кстати говоря, помнил. Хотя на самом деле меня там не было. И никто, по счастью, не додумался меня об этом спросить.
        - Нет. Он помнит, что они как бы играли.
        - Играли?!
        - Судя по всему, медведь был ручным. Еще он помнит людей в ярких одеждах, с раскрашенными лицами. Какие-то бродячие актеры.
        - Актеры? Ух ты! - Никто не заметил иронии?
        - А когда я спросил кое-кого из людей Кадора, не встречались ли им как-то бродячие шуты с ручными медведями, тот, конечно, ничего не ответил, но так испугался, что казалось, готов был повеситься, спроси я его еще хоть что-нибудь - хотя бы о погоде.
        - Угу. - И я перевел взгляд на окно. Знаете ли, бывают такие моменты, то ли от усталости, то ли от обычной сырости, подбирающейся от наступающего вечера, когда выцветают не только краски, а вся ткань реальности проваливается как нечто отсыревшее и прогнившее, расползающееся на неопрятные куски, и не остается ничего, кроме вселенской неприютной промозглости. И это состояние кажется вечным и единственно реальным. Больше нет ничего.
        Иногда за это я ненавижу природу.
        - Ну так как? - спросил Мерлин. - Тебе еще не нравится идея, что теперь у нас есть на кого все тут оставить?
        Фризиан иронично кашлянул.
        - Если, конечно, кому-то нравится идея делиться лаврами неизвестно с кем.
        - Мм? Лаврами? - переспросил я.
        - Ну, не он же выиграл войну. Не он вынул меч из камня. Все уже было сделано за него.
        «Как украденная жизнь», - подумал я. И что самое неприятное - это ведь я ее украл.
        - Да. Было. Но удержать гораздо труднее, чем получить.
        - Верно, - согласился отец. - Но зачем?
        - Что зачем?..
        - Зачем удерживать? - пожал плечами он. - Просто будет что-то новое, что он сделает сам.
        - Ему будет чертовски трудно после нас сделать что-то оригинальное.
        - По крайней мере, он тоже извлек меч из камня, - заметила Нимье. Кажется, ее распирало от радости от этого факта.
        - Как это?
        - По-своему, - довольно улыбнулась она. - Свое оружие он раздобыл в каком-то дольмене по дороге сюда.
        - Ах, он еще и расхититель гробниц?!
        Нимье насупилась.
        - Я бы подошла к вопросу более мифологично!
        - И вспомнила бы, что он не только расхититель гробниц, но еще заполучил по чистой случайности такое имечко как Мордред!
        - Да ты ведь сам едва его не взял!..
        - А в этом мире все происходит по случайности! Правда? По случайности здесь оказались мы! По случайности кого-то годы назад утащил медведь - по случайности оказавшийся ручным! По случайности нас на нашем берегу встретил граф Эктор. По случайности тут все так напоминает легенды. Да еще поздние! Или «теория вероятностей» окончательно сошла с ума, или этот мир не настоящий!
        - Или создан «Янусом», - спокойно сказал отец. И я остановился с открытым ртом, забыв, чем собирался продолжить свою пламенную обличительную тираду.
        - То есть?!..
        - То есть, объем перемещения был необычайно огромен. Пусть объяснение, что «все придуманное где-то существует» слишком плоско и примитивно - множественность измерений и версий развития событий допускает то, что где-то можно наткнуться на что-то, что было бы хотя бы похоже на придуманное.
        - Да, конечно, по стольким пунктам сразу!..
        - «Янус» не мог попасть в ближайшие к нам измерения - большое смещение вероятностей было неизбежно. Но ведь куда-то ему надо было попасть. И он воспользовался нашими представлениями, в которых было не так уж много научного - если не считать того, что древние сказки - сами по себе история и те еще артефакты, достойные изучения.
        Фризиан снова кашлянул:
        - А еще можно предположить, что завернувшись во временные петли, все эти артефакты отразили наши собственные приключения, после того, как они произошли здесь, после того, как мы уберемся отсюда, и каким-то образом информация обо всем этом, бесконечно отражаясь в различных вариантах развития событий, попадет в наше настоящее прошлое, чтобы угодить в легенды!
        Я молча покосился на него.
        - Тоже вполне вероятно, - мирно кивнул отец. - Мы не воздействуем на свою историю напрямую. Но кто сказал, что мы вообще на нее не воздействуем?
        - А кое-кто, например Майк Арли, рассказывал, что еще как воздействуем, и очень даже физически, и во времени, которое должно считаться для нас неприкосновенным буфером! - добавила Линор, победно встряхнув в воздухе указующим перстом.
        - И кто сказал, что в этом нет логики? - спросила Антея. - Логика очень даже есть, если поискать ее там, где нужно.
        - То есть, мы действительно воздействуем на реальность.
        - Тебя это почему-то удивляет? - спросил отец.
        - Не то чтобы… - Я скорее как раз констатировал.
        - И хорошо, что не удивляет. Было бы странно, если бы то, что мы сами по себе реальность, оказалось для тебя новостью.
        Я откинулся в кресле и недовольно сощурился.
        «Кто знает. Может и так, а может и вовсе нет».
        - А чем докажете? - спросил я с вызовом.
        Он сделал вид, что не услышал.
        - Так вот… и еще ведь что. «Янус» не только пользовался всей доступной информацией, чтобы создать оптимальную модель для своего и нашего перемещения. Он еще и на самом деле взаимодействовал с нашим сознанием…
        - Ой!.. - тихо выдохнул Гамлет где-то позади.
        - В этом нет ничего удивительного. Сколько раз он снимал наши психоматрицы, чтобы отправить их в прошлое? Он многократно делал копии нашего сознания. И все это тоже использовал как материал для работы.
        - Двойники! - воскликнул я, не сдержавшись, после паузы. - Не наши! Чужие! Он и их извлекал из нашего собственного сознания, чтобы подобрать нам подходящее окружение. Теория «кристаллической решетки» - чушь, просто неверная гипотеза! А это отлично все объясняет! И без всякой мистики! - Так вот, почему Моргейза так похожа на Тарси. Я просто думал о ней. Но она неразрывно связана с образом опасности, потому она - Моргейза, а не, скажем, Гвенивер. Это оказалось оптимальной моделью для ее образа в моем сознании. - Так вот почему Линн когда-то угодил в прошлое, заполучив себе в соседи всех наших двойников - практически идеальных, не каких-нибудь более-менее подходящих, каких нам пришлось искать в другом времени. «Янус» отправил его в такое место, где мы все были рядом - оптимальная модель в его сознании, даже если он ее не осознавал! Ну конечно!.. Пусть просто потому, что мы его беспокоили, и просто потому, что были самым привычным окружением, с которым он бессознательно не мог расстаться навеки!
        Наконец я перестал бурно исторгать эмоции, и заметил уже более осторожно:
        - И у этого искусственного интеллекта есть какое-то подобие личности?
        - Возможно, - очень осторожно сказал отец. - По крайней мере, именно в этом мире…
        - О… - от этого предположения вдруг повеяло холодком.
        - Да. Я знаю. Та самая «смеющаяся баньши» - какой-то отзвук призрачного искусственного сознания.
        - О боже… - проговорил я, чувствуя, что нехорошо трезвею.
        - Что тебя так пугает? - спросил он в ответ на мой пораженный взгляд.
        - По-твоему, мы здесь потому, что «Янус» просто не хочет возвращаться? Может быть, не хочет расставаться ни с какой тенью своего искусственного разума?
        Все кругом отчетливо нервно заерзали на месте.
        - Ну, все-таки он, наверное, не настолько разумен… - впервые подав голос, приглушенно пробормотал Олаф.
        - Или, может, «она»?! - вставила Линор. - Смеялась ведь определенно девушка!
        - Это… более абстрактное название, - оживился Олаф. - И Янус-то все-таки мужского рода, пусть и двулик как черт-те что…
        - Не исключено, что у него много образов под настроение, - заметил отец. - Вот здесь он ведет себя так. А где-то, может - совсем иначе. В любом случае, это скорее отзвуки, отголоски очень многих сознаний, моделями которых он оперирует. И вот теперь, в момент какой-то перегрузки это, в частности, отразилось так, как фрагмент какой-то записи.
        - Ох, - вздохнул Фризиан. - Мы как будто объясняем природу привидений!
        - А это же и есть привидение! Техническое!
        Мы невольно взорвались смехом. Но ведь в этом и правда был смысл! Мы же знали!
        - То есть, ты думаешь, это не помешает нам вернуться?
        - Думаю, нет.
        Он сказал это слишком уверенно! И я снова уставился на него с пристальным нетерпением.
        - Он снова заработал?..
        - Пока что на сорок процентов. Показания еще нестабильны. Но он явно восстанавливает свою «темпоральную энергию» и вскоре будет способен на скачок. Одновременно - окружив буфером это самое время - где он находится сейчас. Так что, ты был совершенно прав. Ничего не сломано и не испорчено. И даже смеющиеся призраки - не показатель чего-то фатального. Просто настройка на новую точку в пространстве и времени. Это действительно очень логично!
        Я прикинул кое-что в уме.
        - То есть, когда мы вернемся в свое будущее - какое-то время там не будет никакого буфера. Верно?
        Отец, прищурившись, кивнул.
        - Вернее не бывает!
        - Тогда следующий вопрос - столь же логичный: насколько мы уверены, что он вернет нас именно обратно, а не в какую-то оптимальную для нас модель «нашего настоящего будущего»?
        - Хороший вопрос, - улыбнулся отец не так весело, как ему бы хотелось. - Но я думаю, он справится. Все-таки, наша реальность есть наша реальность, и ее отпечаток все равно с нами, хотим мы того или нет. Вся информация - сознательно и бессознательно, и вся информация, накопленная самой станцией. В любом случае - если представить многовариантность развития одних и тех же событий, бесконечные наши подобия, различающиеся лишь «на волосок», совершат в этот момент то же возвращение, и я не думаю, что разница может оказаться хоть сколько-то заметной и принципиальной. Насколько мы просыпаемся теми же самыми каждое утро? Когда бесконечное количество клеток отмирает и сменяется новыми, и все мы меняемся с каждым мгновением, с каждой его долей, как ни дели.
        - Хорошо, - кивнул я. - А то я боюсь даже представить, куда он нас зашвырнет, если как следует покопается в моем сознании. Хотя, он ведь уже это сделал…
        - И что мы получили? - заинтересованно спросил Олаф.
        - Запеченные детские головы! - немедленно отозвался Фризиан. - Кровавые жертвоприношения! Живого динозавра! Адскую гончую!
        - Идите к черту! Этого и в нормальной реальности всегда хватало!
        Все расхохотались.
        - Вот именно! - воскликнула Линор. - Подумаешь мелочи жизни!
        - В конце концов, - проницательно подметил отец, - сегодня ты совершенно спокойно говорил о «Янусе» и не пытался сменить тему.
        - Вот только не думайте, что я вам доверяю!
        Снова повисла недоуменная тишина. Почти осязаемая и ласкающая слух своей неуверенностью. Она бы, конечно, не продержалась долго, но я все равно не дал ей шанса:
        - Я вам не верю, и не мечтайте! - улыбнулся я. - Но я верю в вас. Что вы всё сделаете правильно, даже если я ошибусь. - Давно ведь нужно было решить так, верно? Но я решил выждать время. На всякий случай. - И потом, что-то я не помню, чтобы мы сегодня всерьез говорили о технике. По-моему, все больше о привидениях!
        - Ха-ха! - громко воскликнул Гамлет, и все к нему присоединились. Наверное, даже «Янус» со своим призрачным смехом.
        XVI. Зеркала
        Итак, выходит, «Янус» подыскал для нас оптимальное место прибытия и существования, основываясь на целом ворохе наших толком не осознанных желаний.
        Это объясняет и недавнее признание «Ланселота», каким естественным ему казалось погружение и «врастание» в этот мир, всю странную легкость, с которой мы действительно в него вживались. Он был предназначен для нас. И что бы значила тогда моя запущенная мания величия, что привела меня к «верховному трону всей Британии» как стрелка компаса к северному полюсу? Только то, что в детстве я был больше других помешан на этой сказке? Или какое-то отражение моих настоящих стремлений. Что я там недавно думал такого доброго о «царях горы»? Или это всего лишь гиперкомпенсация - возмещение чего-то, что, как мне казалось, было отнято - чувства того, что я управляю собственной жизнью, стремление восстановить контроль над тем, что вижу - в виде формальной власти. Восполнение чувства уязвленности, неукротимый реваншизм по горячим следам. Наверное - все это вместе. И в результате получения желаемого контроля и предсказуемости - столько подозрений в том, что этот мир - только галлюцинация.
        А Мордред - всего лишь отражение моего изначального желания назваться так самому, или тяга к саморазрушению?
        «Тебя погубит твоя собственная тень», - вспомнил я слова Маэгона. Замечательные, черт побери, в свете всего этого слова… Хотя почему бы не списать все на подавленную тягу просто к разрушению? В конце концов, реваншизм и деструкция созданы друг для друга. Разбить окно, взорвать парочку-другую звезд, чтобы успокоиться - более чем естественно. Власть и разрушение - прелесть-то какая. Как раз то, чего обычно так не достает в жизни.
        Я поговорил с Мордредом, слегка ужасаясь. Я в самом деле выгляжу очень похоже? Тогда, в этом взгляде со стороны, мне нравилось далеко не все. Не говоря уже о том, что я оказался не уникален. Или мы все же сходимся далеко не во всем, что и вызывает у меня сомнения? И что больше меня задевает - различия или сходства? Как бы то ни было, это нервное недовольство явно являлось необъективной пристрастной реакцией, и я старался не обращать на нее внимания, по крайней мере, не руководствоваться. Хотя старался и не отметать начисто - мало ли что важное можно тут пропустить.
        Мордред был в меру сдержанно-восторжен, неплохо образован по этим временам - логично, раз он рос среди монахов. И подозрителен - как будто был одновременно здесь и не здесь. Тоже следствие долгого общения с высокодуховными личностями? Сохранял какую-то загадочность. При том, что казался очень открытым - всеми наружными створками - потому что имелись внутренние. Возможно. Или это я сам старательно искал в нем признаки диверсанта и все еще - по инерции - признаки наведенного морока. В лучшем случае, как то привидение на холме, над останками последнего «дракона».
        «Имена нами правят» - «Янус» вполне мог забросить нас в такое место, где это правда.
        Еще одной яркой мыслью, с самого начала стучавшейся в сознание, оставалась та, что «его надо любой ценой держать подальше от Моргейзы». Хотя - смысл? Раз он сам уже Мордред? И все же - на всякий случай. Хотя это было бы уже его собственной проблемой, а не моей… Но что обнадеживало, «на всякий случай» эту смешную мысль поддерживала вся команда «Януса». Не для того же теперь оставлять тут все, чтобы все немедленно бесконтрольно покатилось под откос. Контроля все еще не хватало, а? Или это все-таки можно было назвать как-то иначе? Хотя громких слов тоже не хотелось.
        Мы встретились с Мордредом с глазу на глаз в моих покоях. Все в тот же день, после возвращения и разговора с колдунами. Поразительно, как долго тянется время в стороне от технического прогресса. Столько всего можно успеть за день, и даже за пять минут.
        И все-таки, кое-что в самой его внешности меня немного успокоило. Различия между нами все же были. Помимо прочих мелочей, его глаза были серо-зелеными, а не каре-зелеными как у меня (и у Мерлина) и у него наличествовали веснушки, которых у меня совсем не было - неразличимо-бледные пятнышки не в счет - к нашим временам в измененном человеческом генофонде их практически не осталось - многие поколения избавлялись от них целенаправленно. Хотя кто-то, конечно, наоборот возвращал их - также искусственно.
        Ах да, не считая того, что он был еще и младше меня на пять лет. Что внешне тоже было заметно, если, конечно, об этом знать. И если не вникать, на сколько тысяч лет на самом деле младше я сам.
        Заодно я раздумывал, как же нам лучше поступить в итоге - выдать себя за классического «доппельгангера» волшебного происхождения, или объявить, что нас с самого начала было двое? Конечно, возникал вопрос - как быть со свидетелями рождения? Но когда речь заходила о Мерлине, все были готовы поверить во что угодно - в любой отвод глаз и обман чувств. Выходит, и его сестра почти узнала его «не случайно»? Этот мир был «подобран» нарочно для нас. Значило ли это, что мы можем делать в нем что угодно? Или что должны ожидать своих же собственных психологических ловушек?
        - Вижу, ты и верно очень похож на меня, Мордред. Именно так, как мне рассказывали. Поразительно, не правда ли?
        - Боюсь, ничего не могу сказать на это, милорд.
        Я глянул на него искоса, продолжая милостиво улыбаться. Как гладко, как спокойно. В этом же есть что-то неестественное? Может быть, на самом деле как раз говорящее о скрытом беспокойстве?
        Мордред спокойно моргнул, мне показалось, что я вижу в его глазах только легкую тень азарта, а никакого не беспокойства.
        Черт возьми, может я просто не умею разговаривать с зеркалом?
        И я вдруг снова обратил внимание на его веснушки - они ведь так заметны потому, что на самом деле он куда бледнее, чем должен быть. Значит, он все-таки нервничает. Точно. Я бросил взгляд на его пальцы. Они непроизвольно подрагивали. И это меня успокоило.
        Как будто я все еще предполагал, что он может быть галлюцинацией или каким-нибудь киборгом…
        - Садись, прошу, - я махнул ему на сундук, а сам уселся на край стола.
        Представленья не имею, почему я был уверен, что мы оба предпочтем избегать стульев. В этом было что-то личное и обход всех формальностей. И о чем там думал «Янус»? Как далеко могло зайти сходство? И где окажутся подводные камни?
        Мордред приподнял брови и слегка удивленно улыбнулся, попытавшись это скрыть, как и свое облегчение - я был прав, его это тоже почему-то успокоило.
        - Расскажи что-нибудь о себе.
        И я уже явственно увидел, как он напрягся. После того, как немного успокоился. Ну конечно, как он может быть мне полноценным соперником? Из другого времени, гораздо младше и, в конце концов, пока еще не король.
        - Я… - он нервно и раздосадованно сглотнул. - Я не думал, что война закончится так быстро. Я надеялся, что успею…
        Конечно, - подумал я. Я украл у тебя эту войну. И всю твою славу, и всю страну. Украл у тебя даже Гвенивер, на которой должен жениться по замыслу Леодегранса. Ну и кто тут из нас настоящий Мордред? Я ведь даже родился гораздо позже - лучше не представлять, насколько.
        И чтобы так - с самого начала истории…
        Впрочем, тебя все равно не было в Лондоне в день Белтейна.
        «Может быть, вы найдете то, что я потерял», - сказал призрак.
        И может быть, «Янус» все-таки не так много разрушил? И мы тут не только затем, чтобы развлечься, но и чтобы что-то исправить, вернуть на место? Что-то, что не могло бы вернуться без нас? Мы просто в том мире, где мы могли бы быть в «порядке вещей». Почти. Может быть, все-таки, в том, где мы были нужны. Иначе и не попали бы сюда. Что-то вроде необходимой именно здесь части мозаики…
        Если, конечно, быть оптимистами и забыть о том, что разве мы не всегда чувствовали себя захватчиками - в чужих сознаниях? И теперь это отобразилось так, и мы с Мордредом поменялись именами. Еще одна кража.
        - Это не последняя война, - утешил я его.
        - Но будут ли еще такие великие?
        «Вот не знаю, это уж зависит от тебя», - едва не вырвалось у меня.
        А почему бы и нет? Почему «едва не»? Почему не делать все, что я захочу? В конце концов, а для чего еще мы живем?!
        - Это уже зависит от тебя, Мордред, - сказал я, веселясь. И чуть не расхохотался над его потрясенным видом. - А ты как думаешь? История не стоит на месте! Всегда еще может такое подвернуться, что только держись!
        Его взгляд стал прямо-таки зачарованным. Как приятно… «Имей совесть! - одернул я себя. - Веселись, но хоть не издевайся. Пусть это только потому, что нервы ни к черту, и понятия не имеешь, как себя вести то ли с собственной копией, то ли наоборот, с оригиналом. Тем более что знаешь, что и в глубине души он может быть точно таким же… кем? Да не может! У него же только одна жизнь, чтобы маяться подобием шизофрении, вспоминая пребывания в сотне чужих мозгов!» Но могло быть что-то другое, глубинное. И я понял, что совершенно не доверяю самому себе. Это угнетало. Ну, значит остается только броситься с головой в воду и получить все, что за это причитается.
        - Что ты помнишь о своем детстве, Мордред? Откуда ты взялся? Кто твои родители?
        Мордред тут же принялся пунцоветь.
        - Прости. Я вовсе не имел в виду, что ты подкидыш. Тебя могли и потерять. И очень сожалеть о потере.
        Теперь Мордред начал бледнеть.
        - Я не знаю. - Но, конечно же, он очень хотел знать. А я хотел сделать что-то назло своей неуверенности. В конце концов, когда-то надо начать избавляться от этого мира, передав его кому-то другому. Почему бы не с самого начала? К чему терять время и осторожничать, как бы странно это ни выглядело.
        - Я знаю, что ты говорил об этом с Мерлином, ведь верно?
        - Да, милорд.
        - Тогда, наверное, ты и так уже понимаешь, что это может значить?
        Мордред побледнел уже дальше некуда, и начал зеленеть. Наверняка задумываясь о том, что это может быть и угроза.
        - Я не хочу слишком тебя обнадеживать. Все может быть не так. Но… исходя из образа жизни моего отца Утера - ты можешь быть моим братом.
        - Зачем?.. - выдохнул Мордред.
        - Зачем что?
        - Зачем тебе это, даже если так?
        - Думаешь, я поступаю бессердечно, так тебя обнадеживая?
        По его глазам было видно, что да.
        - Прости, что взваливаю на тебя все это, Мордред. Тем более так сразу, пока мы едва знакомы. И это не значит, что это чем-то кончится. Тем более, что кончится чем-то хорошим. А не какой-нибудь кровавой междоусобицей. Тебя могут попытаться использовать. В любом случае, так или иначе, даже из-за одного только сходства. Так пусть я буду если и не первым, кто скажет тебе это, то хотя бы скажу как можно раньше, насколько это может зависеть от меня.
        - Разумеется, конечно, милорд… - пробормотал Мордред. Уже совершенно явно напряженный до предела.
        - Ты не расскажешь мне про свой меч? - спросил я, внезапно меняя тему. - Говорят, он достался тебе каким-то особенным образом.
        - Я нашел его в дольмене, - признался Мордред с понятной неловкостью.
        - Как? - улыбнулся я. - Ты знал, где его искать?
        - Я думал, что мне был знак. Я видел, как упала звезда.
        - Упала звезда?
        - Да, мой король. Я видел ее падение и слышал страшный грохот. И подумал, что должен пойти туда. Хотя…
        - Было страшно.
        - Чудовищно… Но все было как во сне. И все же я не осмелился пойти ночью, когда видел звезду. Я отправился туда на рассвете, надеясь, что не ошибся и не подвел богов. И на то, что не вмешиваюсь в их дела без всякого права. Я не знал, должен ли был…
        - Я понимаю это чувство. Ты сказал «богов»? Тебя ведь воспитывали монахи?
        - Верно. Но… - он снова попунцовел. - Столько разных предсказаний…
        - Понимаю, - повторил я. - Продолжай.
        - Я нашел в стороне от дороги разбитый дольмен. Камни раскрошились и обуглились. И там, среди обломков, я нашел его. Там не было никаких костей, только оружие. - Как в очень многих известных дольменах. - И только он был неповрежденным.
        - Я могу взглянуть на него?
        - Да, конечно… - Мордред потянулся за мечом, и вдруг его движения замедлились. Минуту назад мы говорили о возможности кровавых междоусобиц. А теперь я хочу взглянуть на его меч. Может быть, чтобы оставить его без оружия, по меньшей мере?
        Мордред не был параноиком. Я намеренно слегка подталкивал его к паранойе. Чтобы посмотреть, что будет.
        Мордред извлек меч из ножен и плавно и спокойно протянул его рукоятью вперед. Наши взгляды встретились, и его взгляд был сосредоточенным и серьезным, при всей своей отрешенности. Он допускал, что с «кровавыми междоусобицами» может быть покончено здесь и сейчас, если мне захочется. Но руки его не дрожали, и он целиком переложил решение на мою совесть. А я ведь знал, что мой собственный взгляд был при этом далеко не успокаивающим. Таким же дружелюбным, каким кот смотрит на канарейку.
        Я взял меч в руки и неспешно перевел взгляд на него. Он был не в очень хорошем состоянии, но я видел его в состоянии и похуже… Стоп. Я видел его?..
        Я зачарованно уставился на меч, почувствовав, что начисто потерял дар речи. И самым позорным образом нервно сглотнул, пытаясь восстановить самообладание и хоть какое-то душевное равновесие.
        Однажды я извлек этот меч из могилы в Гластонбери. В двенадцатом веке. Из могилы Артура, как тогда считали, было ли это верно или нет.
        В одно дыханье выдохни с землей,
        Вдохни одновременно с небесами -
        Когда-нибудь под этой же звездой
        Склонишься над своими же костями,
        И ощутишь, что мир их так же нов,
        И все еще неясен час расплаты!
        Но жуткий запах древних катастроф
        Нам обещает новые утраты.
        Я осторожно выдохнул.
        - Он хорошо сохранился, - проговорил я, чтобы хоть как-то оправдать свою реакцию.
        - Да, - неуверенно ответил Мордред.
        Игра в хладнокровие была начисто провалена, я почувствовал что по лбу течет холодный пот - да-да, тоже холодный! - но как-то это, знаете ли, уже не то… Терять было нечего, и я смахнул его тыльной стороной ладони.
        Мордред следил за мной со сдержанным волнением.
        - Но все-таки кое-что с ним стоило бы сделать, - сказал я. - Думаю, тебе стоит посоветоваться с Мерлином. Чтобы он был прочнее… И не подвел как-нибудь. - Я протянул меч обратно с улыбкой, которая дорого мне стоила.
        Мордред взял меч, явно пораженный моей странной реакцией. О чем он подумает теперь? Что Мерлин сделает с его мечом напротив что-то скверное - к какой-то моей выгоде? Да будь оно все проклято! Я просто боюсь все испортить сам и действительно сделать из него Мордреда. И не то же ли это самое, что барахтаться в паутине? - Чем больше дергаешься, тем больше запутываешься. Я все-таки был слишком неосторожен. Я уже слишком хотел попасть домой. Хотел избавиться от этого мира, был он иллюзией или нет. Сбросить как что-то ненужное и тяготящее. Но я же не хотел, уходя, уничтожить его, все, что сделал, и всех, кто мне верил.
        - Все в порядке, Мордред, - я почувствовал, что должен сказать правду. И чем она абсурдней и безумней, тем лучше. Тем дальше она от здравого смысла политики и манипуляций. В конце концов, мы оба насквозь абсурдны. Даже втроем, вместе с мечом. А сочтет меня сумасшедшим - тем более, ему легче будет меня подменить, раз уж случилась такая неприятность… - Просто я узнал его. Когда-то, очень давно, невероятно давно, этот меч принадлежал мне.
        Давно - несколько сот лет… спустя.
        Мордред издал невнятное восклицание и сделал порывистое движение, будто пытаясь отдать мне меч. Неважно, поверил бы он мне в другое время, но сейчас он оказался настроен на ту же волну - знаки, разбитые дольмены, все истории о нас, звучащие как нереальные сказки - что же тут неестественного? - это был просто резонанс, мгновенный эмоциональный порыв, импульс. А что-то внутри меня, шевельнувшись скользкими чешуйчатыми кольцами, холодно отметило, что это был правильный ход.
        - Но тогда!..
        - Нет, - сказал я твердо. - Теперь он должен принадлежать тебе. Это будет правильно. Прошу тебя, позови мою сестру Моргану. А с тобой мы еще обязательно увидимся позже. - Я улыбнулся ему уже куда теплее, почти оправившись от своего шока - в любом случае, держаться оставалось уже совсем чуть-чуть, раз он вот-вот выйдет за дверь. А там уже можно будет поддаться слабости и впасть в кому. Если захочется. Я все-таки чувствовал, что самый конец разговора все исправил, даже мое непредвиденное потрясение - будто все было именно ради него - странного обезоруживающего подъема и чувства заговора, в который посвящены пока только мы двое. - Я рад, что ты есть, Мордред. Добро пожаловать в Камелот!

* * *
        Едва Мордред вышел, я все-таки решил осуществить свой план по впадению в кому. Сел наконец за стол и стукнулся лбом в столешницу, обхватив руками голову, будто выстроив баррикаду - ничего больше не видеть и не слышать.
        Но как открылась дверь, я услышал, хотя сил отреагировать на это сразу все же не хватило. Только через секунду я поднял голову и вымученно улыбнулся вошедшей Линор.
        - Ого, - сказала она. - Выглядишь белее отложений мелового периода!
        - Иногда у меня бывает ощущение, что было бы разумней давно перерезать себе горло, - и снова стукнулся лбом в столешницу. Но только на мгновение, и опять вынырнул, отдуваясь, из-за своей баррикады. - Ничего не имеет значения! Все происходит просто так, и никому ничего на самом деле не нужно! Все прочее - мгновенная иллюзия!
        - Собираешься перейти в буддизм?
        - Или разрушить вселенную - в конечном счете это одно и то же.
        - Уже есть план?
        - Есть пара идей… Вы видели меч Мордреда?
        Линор пожала плечами - теперь он присела на краешек стола, как я недавно.
        - Конечно. Меч как меч. Старый, но крепкий.
        - Не так давно Мерлин… о господи… не так давно отец спрашивал меня, похож ли Экскалибур на то, что когда-то, в царствование Генриха Второго, откопали в Гластонбери. Нет, это было совсем не то! И вот теперь я вижу то самое - как тебе это?
        - Может, просто похож? У тебя сейчас явно не лучшее нервное состояние.
        - Линор, я держал его в руках! Тогда и сейчас, только что!
        Линор тихо вздохнула.
        - Конечно, мы сейчас наедине, но все-таки тебе не стоило бы так называть нас вслух. Особенно когда твои нервы так на пределе. В другое время я не стала бы напоминать.
        - Хочу и буду.
        - Но хотя бы сделать вид, что мы соблюдаем правила? Ты плохо себя контролируешь.
        - Нет и не может быть никаких правил.
        - Эрвин, перестань сходить с ума.
        - Вот, спасибо, так уже легче.
        - Можешь не притворяться, я знаю, что когда это имеет значение, ты всегда прислушиваешься к голосу разума.
        - Если только не теряю чувства, что вообще хоть что-то имеет значение.
        - Как ты обожаешь все закольцовывать в порочный круг.
        - Змея кусает хвост. Это символ времени.
        - А если она вдруг перестанет маяться дурью?
        - Или если совсем отгрызет себе хвост - тогда кольцо разомкнется? И вечность сгинет?
        - Ты ведь хотел поговорить не об этом?
        - Наверное, нет. Вот только какого лешего меня занесло в короли? Теперь я боюсь любой ошибки.
        - Это может быть ценной психотерапией.
        - Что?..
        - Так ты ни на минуту не сможешь забыть об ответственности.
        - Прелесть какая… Вообще-то я хотел предупредить, что в любой момент могу слететь с катушек.
        - И сколько ты уже угрожаешь и угрожаешь?
        - Линор, я серьезно. Когда это случится, может быть уже совсем не до шуток.
        - Что тебя так расстроило в этом мече? Ты же знаешь, откуда он взялся, всего лишь из твоей же головы.
        - Как весь этот мир, да? И он все еще может быть реальным?
        - Меч же был реальным когда-то. И он просто существует и здесь. Это может быть как раз не иллюзией, а чем-то, что роднит этот мир с нашим.
        - Как и лежавшие рядом с ним кости.
        - Ну, в конце концов, так уж устроен мир…
        - Я его боюсь и ненавижу. Всей душой. У меня приступ танатофобии. Я повсюду вижу мертвецов и ощущаю себя в загробном царстве. Они меня окружают и душат, все они мертвы, даже те, что еще говорят и ходят.
        - Но послушай, в этом же нет ничего необычного! Это бывает со всеми нами! Это естественно!..
        - Я и не говорю, что неестественно. Естественно, как все наши сумасшествия. Как ощущение в палеонтологическом музее - что вот этой кости уже черт знает сколько лет, а она выглядит такой свеженькой! А если встать в глубокий раскоп и поглядеть вверх на пласты земли с бесконечными отложениями мертвецов - ты прекрасно знаешь, что это всего лишь картина твоего настоящего будущего. От которого тебе никуда не деться. Потому что оно уже существует. Что такое жизнь? Мы всего лишь участвуем в «землеобразовании». Прости. Мне просто надо выговориться, иначе я точно взорвусь. Мне просто до чертиков плохо.
        - Ты просто устал.
        - Да.
        - И просто только что сдался.
        - Что???
        - Когда решил «не верить нам, но поверить в нас». Это было слишком много. Но это пройдет.
        Она соскочила со стола, обошла его кругом и обняла меня. Я непроизвольно съежился.
        - Все пройдет, - повторила она. - Все хорошо. Это надо просто переварить и привыкнуть к этому. Убедиться, что все в порядке. А тебе все подворачиваются Мордреды и знакомые мечи. Если тебя это успокоит, любой другой на твоем месте давно бы уже спятил всерьез, а ты только ворчишь. Ну и ворчи, пожалуйста! Просто мы тоже в тебя верим! А что касается Мордреда и Гластонбери… Пусть он похож на тебя, а его меч похож на тот самый, разве там были его кости? Я помню, что читала о том случае, что кости якобы принадлежали гиганту. Может, свидетели преувеличили - тебе лучше знать. Но по-моему, ни Мордред, ни ты на «гигантов» не тянете. Самый банальный средний рост, до шести футов все дюйма три не хватит!
        И это банальное замечание меня действительно рассмешило.
        - Правда, хотя по этим временам это и немало, в любом случае, кости были совсем другими! Даже если не отменять того, что у каждого из нас, несомненно, есть кости. Но не те же самые!
        «Там не было никаких костей», - вспомнил я слова Мордреда о «разоренном» им дольмене.
        - Вот и отлично! Стеклышки в калейдоскопе - всегда меняются, и ничего не предопределено. Никогда не знаешь, что именно и что значит.
        Я вздохнул.
        - А вот теперь самое веселое. Кажется, я ведь уже дал Моргейзе и Лоту понять, что вижу своего преемника в Гарете. Хотя ждать, когда он вырастет… - я скептически покачал головой.
        - Тебя так беспокоит, что ты пообещал Моргейзе? - как-то вкрадчиво поинтересовалась Линор.
        - Она беспокоит меня хотя бы потому, что я подозреваю, на что она может быть способна. А Мордреду будет не настолько все равно, что тут происходит, как мне.
        - Можно подумать, что тебе все равно.
        - Мне не сидеть тут до конца жизни. Если не фактически, то по моим планам.
        Хотя еще не так давно это казалось мне не плохой мыслью. Но это «не так давно» было так давно…
        - Все проблемы ты за него все равно не решишь. И за Моргейзу тоже.
        - Но хотя бы те, что сам натворил.
        - У тебя мания величия! Вот поэтому ты и король. Думаешь, у Мордреда был бы хотя бы шанс занять трон в перспективе, не будь тут тебя? Тут уже кто-то другой был бы королем - в итоге всех Божьих судов, и со священным мечом, кто точно и не думал бы с ним делиться, будь он там похож на кого угодно. Гражданская война - это то, что могло бы случиться при самом оптимистичном исходе. А скорее всего - вообще бы ничего не было. Почему он отправился в Камелот? Потому что услышал о тебе. А не будь этого - может, до конца жизни остался бы в Корнуолле. Если бы повезло, может прославился бы там, как какой-нибудь локальный герой…
        - Угу - dux bellorum на весь Корнуолл, или даже Уэльс - как было в некоторых версиях.
        - Ну и? И кто сказал, что Моргейзе не повезло? Она переживала из-за того, что Гарет может показаться Константину опасным соперником? Теперь у Константина есть другой кандидат.
        - Но после того, как я их обнадежил…
        - Давай, переживай, что разбил яйца, пока готовил яичницу!
        Я фыркнул.
        - Черт! Все равно это все паршиво!
        - Ты же не обещал им, что обязательно умрешь в ближайшее время?
        - Э… нет.
        - И не обещал, что не станешь обзаводиться потомством. Правильно?
        - В общем… да.
        - Так что переживут и Мордреда. А вот под каким соусом мы его подадим, еще разберемся.
        - С яблочком раздора в зубах… Я уже намекнул ему, что мы можем быть братьями.
        - Что, так сразу?
        - А чего зря время терять?
        - Братьями или близнецами?
        - Не уточнял.
        - Хоть тут слава богу…
        - Что - страшно?
        Линор посмотрела на меня долгим взглядом, иронично прищурившись.
        - Знаешь, что, Артур… ты все-таки дракон!
        - Покажи-ка мне замок! - попросил я, отсмеявшись. - Что вы тут понастроили без нас?
        - Оказывается, нового на самом деле совсем немного! - почему-то это меня очень радовало.
        - По-настоящему нового, да. Просто все упорядочено, осмыслено, подновлено, там, где нужно, расчищено. Ты же знаешь, отец в этом гений. Наладить любой механизм так, чтобы он работал как часы. У меня так получается только с настоящими механизмами, - засмеялась Линор.
        - И к тому же, когда вам всерьез было заниматься этими пустяками, если «Янус» наконец в деле?
        Пока мы обходили замок, двор, службы и окрестности, я радостно помахивал и улыбался всем встречным, даже замеченному издали Мордреду - без всякой задней мысли.
        - Пока еще не совсем.
        - Слышал. На сорок процентов. И раз вы знаете это, оставаясь на месте, вы можете работать с ним дистанционно. Просто отлично! Но как я понимаю, будет неплохо, если скоро мы начнем все-таки выезжать к нему поближе. Всего отсюда не сделать.
        - Да… э… мы… - неуверенно протянула Линор.
        - Не беспокойся, я не форсирую события, и не собираюсь сам туда мчаться. На этот раз я говорил не о себе, хотя и сказал «мы». Просто на этот раз я не сделал противопоставления.
        Линор глубоко облегченно вздохнула.
        - Если бы ты знал, как отрадно это слышать! Про противопоставление. Хоть мне и жаль, что оно вообще когда-то было.
        - Ты слышишь!
        Все-таки я почувствовал, что могу сбежать отсюда в любой момент. Так что мы с Линор принялись уже совершенно спокойно рассказывать друг другу подробности недавних приключений, здесь, на месте, или на северо-востоке, что было уже куда приятней, чем по радио и куда понятнее, и куда смешнее, чем казалось на месте. Мир восстановил свою цельность.
        И в тот же и в последующие дни мы взялись за Мордреда всерьез. Неважно. насколько это могло понравиться или не понравиться нашим уже старым и заслуженным друзьям. Я ведь честно предупреждал, что Мордреда могли использовать? Именно это мы и сделали. Неужели кому-то мог остаться непонятным мой коварный мотив - получить возможность бывать одновременно в двух местах, если не для друзей, то для врагов? Мы все по очереди натаскивали его на самые подлые военные хитрости, касалось ли это обращения с привычным оружием или стратегии и тактики неважно каких времен, лишь бы они могли тут как-то пригодиться - ему ведь следовало заменить меня, не слишком обычное явление для этого мира, так что и Мордреду ни к чему было оставаться обычным, в данном случае это выглядело бы только естественным. Мерлин, Нимье и Моргана внушали ему и основы политологии и экономики, чтобы он не забывал заставлять работать как часы любые механизмы, даже не бывшие механизмами. Конечно, масса всего выветрится у него из головы, но что-то после такой интенсивной обработки еще как останется.
        И у него совершенно не оставалось времени на то, чтобы заняться чем-то другим, мы перебрасывали его друг другу будто мяч - не война, так музыка, не политика, так архитектура. В то же время позаботившись немного и о том, чтобы он не чересчур походил на меня преждевременно. Похоже, как и у меня, у него было некоторое тяготение к черному цвету, возможно, вполне естественное подсознательное стремление спрятаться при столь повышенном внимании. Но не тотальное. При отсутствии стремления к красному, скорее всего сознательном, так как это уже слишком бы выделяло, намекая на агрессию и амбиции. Тут пока было достаточно одного Красного дракона и Линор немного поработала над его стилем, так что Мордред вполне искренне полюбил спокойный зеленый цвет. Как мы подшучивали, теперь нас мог бы перепутать только дальтоник - зато тот уж, со всей уверенностью и «положа руку на сердце»! Это действительно была своеобразная и намеренная шутка.
        У Мордреда не хватало времени, чтобы перевести дух и оглядеться, и все-таки способность думать у него еще не атрофировалась, однажды он не выдержал и спросил:
        - Ты и правда хочешь, чтобы я был твоей тенью? - В этом вопросе было что-то обреченно-унылое. Вряд ли это самая лучшая мысль на свете - быть чьей угодно тенью.
        Я пристально посмотрел на него и, слегка подмигнув, усмехнулся:
        - Однажды, Мордред, ты поймешь, что это я - только твоя тень.
        Он ушел в полном потрясении, а я остался этим доволен. И одновременно - глубоко и неприятно раздосадован. Ведь и меня едва ли радовала мысль быть чьей-то тенью. Но признать это может только «не тень» - верно? Люблю парадоксы. Разве в них есть что-то «обреченно-унылое» и правильное? Тем и лучше, чем меньше «правильного» - неизбежно приводящего к неизменным «предсказанным» результатам…
        Но может быть, это всего лишь самообман. И все куда проще, примитивней и предсказуемей. Стена не станет играть с тобой в прятки и философские смыслы, если ты вдруг внезапно и «непредсказуемо» решишь шагнуть вперед и удариться в нее головой, посчитав это интересным маневром. А в случаях с зеркалами никогда нет уверенности, есть ли еще впереди пространство, или это только иллюзия.
        XVII. «Князь мира сего»
        - Артур? Я могу говорить с тобой откровенно… милорд? - Бедвир неуверенно окликнул меня на галерее над садом, куда я выбрался ненадолго подумать в одиночестве - но не в замкнутом пространстве. Рядом крутился гуттаперчевый Кабал - живой, прыгучий, упругий теннисный мяч очень странной для мяча формы.
        - Ну конечно, можешь, - милостиво, но довольно рассеянно разрешил я.
        Я сел на нагретый солнцем парапет, спиной к саду, и взглядом предложил Бедвиру сделать то же самое, но он только застыл рядом, придерживаясь необходимой дистанции.
        Я мог бы напомнить ему, что он саксонский принц, но не стал этого делать. Может быть, он это отлично помнил - в том смысле, что в дистанции была своя враждебность, в ответ на мою холодноватую рассеянность.
        - Это касается Мордреда, - он посмотрел на меня вопросительно, будто спрашивая, может ли он продолжать.
        - Да? - кивнул я.
        - Мм… что он такое? - спросил Бедвир.
        От самого его тона мои брови рефлекторно подскочили вверх.
        - Может, правильнее было бы спросить «кто»? - заметил я еще холоднее.
        Бедвир хмуро промолчал. Что ж, собственно, в этом и состоял вопрос - что или кто? И вопрос был неизбежный. Я ведь и сам задумывался о такой версии как «доппельгангеры». С нашими колдунами все возможно. Бедвир, между тем, выглядел очень мрачным и подавленным, почти тоскливо.
        - Тебя что-то так сильно беспокоит? - смягчился я. - Все в порядке, Бедвир, ты можешь говорить и спрашивать о чем угодно, это не вызовет у меня гнева и едва ли расстроит. Может быть, напротив, давно пришла пора хоть что-то объяснить, но это бывает непросто, когда знаешь, что тебя могут не понять. Ты, по крайней мере, хочешь меня выслушать, не так ли? Уж одному-то другу я, надеюсь, сумею что-то объяснить по-человечески.
        Бедвир едва заметно кивнул. В этом кивке было едва заметное облегчение.
        - Прости, милорд, но я не знаю, не понимаю, что делают колдуны, что тебя окружают.
        Я улыбнулся и понимающе кивнул в ответ.
        - А, ты все же думаешь, что это какое-то колдовство. И что, может быть, я сам околдован, и что-то, что происходит, творится мне и всем во вред. Но ты, как и прочие, не уверен, ведь обычно Мерлин приносил благо, и я сам - одно из них. Верно?
        Бедвир уныло кивнул, уже не намеком на кивок.
        - Нет. Я не околдован. И скажу тебе, что Мордред, поразил меня просто тем, что он есть, тем, что он жив. Потому что… тебя интересует, кто он такой. Как немало кого интересовало, кто и ты сам. Я думаю, что он мой брат. Потому что я знаю, что он должен был быть. И он был когда-то потерян.
        - Как и ты?
        - Как и я.
        - А ты…
        - Да?
        - Ты говорил о феях в полых холмах…
        - Говорил.
        - Я думал, ты шутил…
        Шорох ветра, скользящего по камню и ветвям, усилился. В это мире столько всего настоящего, осязаемого, и в то же время - нет. Несмотря на весь это ворох очевидных ощущений.
        - Отчасти.
        В глазах Бедвира зрел испуг. Я знал, следующим его вопросом стало бы: «ты настоящий?»
        Конечно, нет. Но зачем же так сразу и наотмашь?
        - Нас просто двое, - сказал я буднично. - Так было с самого начала. Нас всегда было двое. Это было скрыто потому, что с нами могло случиться то, что случилось - кто-то мог пропасть или погибнуть, и тогда второй заменил бы первого. Но пропали оба. В конце концов, Мерлин нашел меня. А Мордреда отыскать не смог.
        - Может быть, потому, что он жил среди монахов?
        - Может быть. Кто знает. Но, в конце концов - он тоже принц - будет скверно, если ему придется жить в безвестии и неподобающе его происхождению. Ему нужно многому научиться.
        - Но он так похож на тебя!..
        - Что делать, если мы братья?
        Бедвир продолжал пристально смотреть на меня.
        - Но были свидетели твоего рождения, родился только один ребенок!..
        Разве я уже говорил, что мы близнецы? Хотя, все шло к этому достаточно очевидно.
        Я усмехнулся:
        - Знаешь, Бедвир, сам я очень мало об этом помню! Но много ли знают свидетели? Обычный отвод глаз. Чтобы обезопасить хотя бы одного из нас. С нами было связано много пророчеств. Это всегда таило в себе угрозу.
        - И Мордред знает об этом?
        - Отчасти. - Я отвернулся и посмотрел в сад. - Ему мы тоже все открываем не сразу. Для него ведь это тоже удар. Не только для всех вокруг. А это, наверное, и правда очень тревожит - то, как мы похожи, при том, что никто не знал, что нас должно быть двое, и не ожидал этого. Теперь у всех двоится в глазах. Поверь, у меня самого тоже.
        Бедвир несколько успокоенно усмехнулся вместе со мной.
        - Значит, никакой магии?
        - Совершенно.
        - Но ты говорил о феях…
        - Верно. Помнишь, когда-то ты говорил еще, что существует, возможно, посвящение какому-то богу?
        Бедвир взволнованно нахмурился.
        - Какому?..
        - Если я скажу сейчас, едва ли тебе это что-то объяснит. Но я готовился не совсем к тому, чем занят теперь.
        Мгновение, другое, третье… В глазах Бедвира отразился понимающий ужас.
        - Ты хочешь покинуть нас?..
        - Нет, - солгал я. Отчасти, разумеется, солгал. Совсем - это было бы неизящно, да и мотивов и чувств, которыми мы руководствуемся, всегда больше какого-то одного. - Но так может случиться. Так вышло.
        - Нет!.. - буквально взорвался Бедвир. - Это невозможно! То, что было сделано - это сделал ты! Люди верят тебе, а не Мордреду!
        - Со смертью не спорят, Бедвир! - парировал я резко, обрывая все его возможные возражения. Мне вдруг захотелось оборвать все разом. Хотя вот уж с кем всегда было бы неплохо поспорить, так это со смертью…
        Бедвир пошатнулся, чуть отпрянув. Никогда не видел у него таких огромных глаз. А ведь сколько мне уже удавалось его поражать.
        - Нет, ты же не хочешь сказать!..
        - Это просто может случиться, Бедвир! Я знаю, что это слишком много для любой веры - люди уже истратили ее на меня слишком много! И едва ли это можно повторить! Никакая вера не выдержит такого испытания дважды! Но Мордред еще может вам пригодиться. Я надеюсь на это!
        - Но что он сделал?! Не он извлек меч из камня на глазах у друзей и врагов, не он выиграл войну, не он победил дракона. И ты хочешь сказать, что он может заменить тебя? Почему?!.. - В этом «почему» было столько отчаяния, что, похоже, это значило, что он нашел ответ. Правильный. Преждевременно - но это всегда было бы «преждевременно». Рушивший его мир и его веру. - Потому что это он настоящий Артур, верно? - спросил он потерянно. - Поэтому ты отказывался достать меч сразу. Поэтому назвался другим именем. Может быть, оно было правильным? Настоящим? Эрик, плата за кровь, возмещение утраченной жизни? Ты должен был появиться, если бы Артур не был найден! И то, насколько вы все были странны… Ты не настоящий! Ты только волшебное существо! - «Только волшебное существо» - и я обещал, что его слова меня не расстроят? оставалось только держать марку. Кабал неуверенно тявкнул. Я крепко ухватил его за шею, чтобы он не мешал. Кабал, кажется, захрипел, и я ослабил хватку. - И может быть, ты не имеешь права на корону, а мы - не имеем права на такого короля?! Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой?!.. -
Бедвир уже почти кричал.
        Ничего… - подумал я, хотя его слова во мне самом вызывали настоящую бурю. - Даже если его кто-то услышит - пусть, будет проще со всем этим порвать и убраться отсюда. Это закономерно не могло кончиться хорошо. Это и правда было слишком хорошо для того, чтобы быть правдой. Но как будто «правда» бывает лучше и легче и не приносит разочарований. Еще как приносит!
        - А то, что делали вы все, - проговорил я негромко, но жестко, - тоже было слишком хорошо, чтобы быть правдой?
        Бедвир остановился, еще не понимая, о чем я, недоумевающе моргая - его мысли неслись вскачь, но какой-то краешек сознания пытался уследить за мной, за тем, о чем я говорил.
        - Вы хотели, чтобы я появился! Вы сражались за то, чтобы появился верховный король, вы сражались со мной в этой войне, и вы ее выиграли - вы все! Если мне придется уйти, я оставлю тут вместо себя не только Мордреда, а вас всех, откованных как отличный меч, из самого лучшего материала! Ты думаешь, про «Круглый Стол» я тоже говорил когда-то просто так? Вы все теперь «волшебные существа»! Как тебе такое, Бедвир? Я еще не знаю сам, выйдет ли какой-то толк из Мордреда! Но из вас-то всех - выйдет?!
        - Артур… - выдохнул Бедвир просто с тоской глядя мне в глаза. Почему-то снизу вверх. Не то, чтобы он был ниже меня, но он же, кажется, стоял? Оказывается, я уже бессознательно поднялся, испепеляя его взглядом. - Я не хочу, чтобы ты оставлял нас… пожалуйста!.. Ведь нельзя было сделать все это, чтобы потом бросить и отказаться! Ты единственный настоящий Артур! Другого быть не может! Я не верю, что это был не ты! Это всегда был ты! Вот и сейчас, ты просто ничего не отрицаешь. Мало ли, что я сказал? Это говорил мой страх! Каким бы именем ты ни назвался, разве Мордред назвался Артуром? Разве он похож на тебя хоть чем-то кроме внешности? Может быть, вы сами не знаете теперь, кто из вас настоящий? Но это ты! Так сказали звезды, так сказала судьба, так говорила война, и так говорит мое сердце! Если ты сомневаешься сам, прости мое мгновенное сомнение! Я даже представить не могу, как оно должно было тебя ранить!.. Но это лишь оттого, что я не хочу сомневаться! И мне не нужен другой король! Кроме тебя!
        «Трещина пролегла», - подумал я, глядя на него и ощущая странное упрямство, будто хотел бы доказать ему то, от чего он отказывался. - «Ее все равно не заклеить. Как бы ты теперь ни старался. И это к лучшему…»
        Но жизнь каждый день приносит новые трещины. Это просто энтропия. Никуда от нее не деться. Каждый миг жизнь угасает. Но все еще продолжается, и появляется новая. Не следует сожалеть о разбитом. Или появится что-то новое, чего не стоит упускать и терять, думая только об ушедшем, или сам последуешь за разбитым вслед, и сожалеть станет некому.
        - Прости, Бедвир. Я сделаю все, что смогу. Может быть… - я резко остановился, ощутив, что от этих последних слов, от самого неожиданного порыва, который я вдруг не смог сдержать, по моей коже поползли ледяные мурашки. Неужели я в самом деле не смогу их бросить? Просто не смогу?
        И что тогда - «только смерть освободит меня»?..
        Пристально глядя на меня, Бедвир вдруг вздрогнул и чуть отступил.
        - Ты так побледнел. Как будто тебе только что было откровение. Останься с нами!
        Вот теперь пришел мой черед вздрогнуть…
        Ну что, баньши, закричишь или засмеешься?
        Кабал тоненько вопросительно заскулил.

* * *
        Гавейн, весело насвистывая, ввалился в комнату, и бросил на стол передо мной не обремененный завязками и целыми печатями пергаментный свиток.
        - От Леодегранса! Он собирается быть здесь через пару дней, похоже, он бесспорно и окончательно намерен повенчать вас с Гвенивер прямо в старый добрый праздник Лугнасад!
        - А… - я уставился на свиток все еще немного в ступоре.
        - Разумеется, я обещал гонцу, что немедленно вручу тебе это лично. Но тебя же не беспокоит, что я вскрыл и прочел это заранее?
        Я пожал плечами:
        - Нет, нисколько, разумеется… - Эх, когда я последний раз получал в Камелоте письмо от Леодегранса, с него обильно сыпалась крошка от высохшей крови. А теперь послание казалось ароматным, будто его если не надушили и не везли в сумке, полной лаванды, то старательно окурили чем-то благостным.
        - Он еще пишет, - продолжал Гавейн, по-хозяйски усевшись на стол - кажется, это было нашей общей любимой чертой, - что скотты немного шалят на севере. Ты еще помнишь обещание тому парню по имени Бриде? Помочь ему со скоттами?
        - Помню.
        - Будем что-нибудь делать, или уже достаточно?
        - Думаю, что стоит выслать туда кого-нибудь разобраться на месте. По-моему, для Мордреда это может быть отличным первым опытом. Отправим его вместе с Бедвиром, и посмотрим, сможет ли он что-нибудь сделать.
        Гавейн благодушно склонил голову, кивая.
        - Знаешь, пожалуй, я и сам бы с удовольствием съездил напоследок.
        - Правда? - приятно удивился я.
        - Ну конечно, правда. Когда еще удастся? И не по морю - для разнообразия!
        - А правда, почему бы нет!.. Давай! Все равно до полного восстановления станции еще далеко.
        - И Галахад тоже!
        - Ты уже успел его спросить?
        - Ага. По дороге.
        - Ого. Отлично! Надеюсь, остальные не против?
        - Пока нет.
        - Хорошо.
        - О кей, - Гавейн сцапал со стола свиток и двинулся к выходу.
        - Эй! - позвал я ошарашенно.
        - Что? - Он недоуменно обернулся.
        - А письмо-то оставь!
        - Да пожалуйста! Я думал, оно тебе не нужно!
        - Ну конечно! Там, можно сказать, решается моя семейная жизнь!
        Гавейн расхохотался и вернул мне свиток.
        Я сверился с маленьким самодельным календариком на клочке пергамента. Мы вернулись в Камелот двадцать второго июля. Сейчас было двадцать девятое. Прошла только неделя. А будто целый год. И кто-то уже соскучился настолько, что готов был снова рвануть на Север за приключениями. А может и не соскучился. Просто, раз уж так высоки шансы наконец вернуться домой - отчего бы не развеяться спокойно напоследок, уже не думая о том, что это может быть навсегда. Как драматично все это выглядело совсем недавно, не правда ли? Ужасно утомительно. Но теперь все не так… И по-настоящему серьезных проблем уже нет, и… я задумчиво посмотрел на свиток. Кажется, меня угнетало это намерение Леодегранса прибыть сюда с Гвенивер в ближайшие дни. Будь все позже хотя бы на месяц - уже спокойней можно было бы отвертеться. Но Лугнасад - конечно, это же такой замечательный праздник - праздник созревания зерна и будущего урожая. Разве можно было забыть, что «осень - пора свадеб» здесь начинается раньше? Хотя тут практически нет такого понятия как осень - есть зима и лето. Если раньше… - а куда там раньше? А вот согласие
Леодегрансу я ведь дал, как-то не чувствуя, насколько это может быть серьезно? Или не чувствуя, насколько может быть несерьезно… Подсознательно я был уверен, что останусь тут?
        Гавейн уже ушел, и я беспрепятственно выскочил из-за заваленного пергаментами стола, забегав по комнате. Нет! Какой смысл! Это совершенно невозможно! Но теперь обидеть их отказом? Сбежать на Север? Нет. Мордерд должен оказаться там без меня. Не должно быть никакого «отвлекающего двойника» - и уж что там у них получится, то получится. А что получится здесь? Может быть, удастся как-то оставить брак фиктивным какое-то время, даже если он будет заключен? Гвенивер ведь, в сущности - еще маленькая девочка. Вряд ли она будет против. а там - мало ли что случится. И я решил - снова - не придавать этому большого значения. Тем более, кажется, никого другого это тоже совершенно не волновало.
        - Ланселот, а ты как? Остаешься? Надеюсь, хотя бы тебе уже хватило Малой Британии?!
        Ланселот засмеялся.
        - Да уж, пожалуй, по горло!..
        - Ну и слава богу! - вздохнул я. - А то все задумали сбежать напоследок! Хорошо! А то помню я твои идеи - что в этот мир оказалось так легко вжиться и почти позабыть свое настоящее время…
        Гамлет посмотрел на меня странно застывшим взором. «Гамлет», - подумал я. А я вдруг снова начал мысленно называть его Ланселотом. Впрочем, какая разница? Просто теперь это не имеет такого уж значения. И не означает никакой власти этого мира над нами. Забавно, что это когда-то показалось ему таким имеющим значение. Или не показалось. В конце концов, разве он не был единственным, кто совершил свое путешествие в полном одиночестве? И мы до сих пор не знали всего, что там было. Рассказывал ли он обо всем? А мы ведь все и всегда ходим по грани, едва отделяющей нас от безумия. Не только я. Не стоило бы об этом забывать.
        Гавейн и Галахад тоже совершали часть пути в одиночку - но мы двигались все время на сближение, разными путями, но к одной точке. А Ланселот - переправился через пролив, и тот пролив произвел на него впечатление реки, отделяющей царство живых от царства мертвых - путь только в один конец, даже если кажется, что возвращаешься. Что-то в нас, не имеющее отношения к этому миру - не может преодолеть «бегущую воду»? В любом случае - кто входит в одну реку дважды? «В одну реку мы входим и не входим» - это уже другая река и другие мы.
        - Не стоит, - сказал я серьезно, уже без всякого намека на шутку. - Верно. Я до сих пор поражаюсь, как ты проделал ту поездку в одиночестве. Пожалуй, даже представить толком не могу.
        - Страшновато, - кивнул Гамлет, немного расслабившись. Не сразу, это явно далось ему не так уж легко. - Но кажется, тогда я не сознавал этого, как сейчас. Сейчас страшновато вспоминать собственные мысли - как чуть не переродился во что-то иное.
        Я слегка улыбнулся и хлопнул его по плечу.
        - Понимаю.
        - Как будто временами это вовсе был не я.
        - Ну, когда-нибудь ты будешь вспоминать это как отличное приключение!
        Гамлет мягко, но нервно улыбнулся.
        - Когда мы вернемся.
        - Именно. Да и представляю я твою поездочку вместе с Галахадом, если бы ты задумал туда прокатиться! Хорошо, если хоть кто-то из вас вернется назад.
        Наконец Ланселот засмеялся без всякого напряжения.
        - Да. Вполне достаточно… Тем более, скоро, может быть, нужно будет отправиться совсем в другую сторону - за зеленое Ирландское море!
        - Совершенно верно. Я-то пока этого не смогу. А если колдуны отправятся не полным составом, их обязательно надо будет кому-нибудь сопровождать. На этот-то раз.
        Ланселот усмехнулся, и совсем уже с удовольствием оперся на парапет башни, скользя по окрестностям беспечным и беспечальным взглядом ничем не привязанного к ним человека.
        - Зато теперь уже приходят мысли о том, какой это был замечательный эксперимент! Когда еще побываешь в сказке - со всеми легендами скопом и одновременно?!
        - Да уж, правда что, - механически улыбнулся я.
        Сборы компании, отбывающей на Север, как будто прошли мимо меня. Вот и прекрасно. Олаф и Фризиан обещали присмотреть за Мордредом и, кажется, пока он не причинял никому проблем. Тем более хорошо, что он наконец перестал быть моей «тенью», находящейся слишком близко для самостоятельного существования. А мы, отчасти вняв письму Леодегранса, начали готовиться к приему целой прорвы гостей, так как стало ясно, что к празднику сюда намеревается прибыть не только Леодегранс, но практически вся компания, что собралась в Лондоне к Белтейну. Осознали мы это несколько поздно - за пару дней до праздника. Но зато и беспокоились заранее чуть меньше, чем могли бы. Основное осознание пришло с приездом в тот же день гонцов от Кадора и Лота, с вестями об их прибытии в самое ближайшее время.
        Я вломился в комнату Мерлина без всякого предупреждения и практически на полном ходу.
        Мерлин подскочил от неожиданности и нажал на кнопку внутри предмета, очень похожего на старый резной ларец. Трехмерная цветная проекция, висящая воздухе, тут же погасла.
        - Не запираешь дверь? - спросил я рассеянно.
        - Да как-то нужды не было… - проворчал Мерлин. - Обычно никто не входит так запросто.
        - Ага! Отвык, пока я был на Севере?
        - И в сущности - ну и что?! Только поддержало бы дурную колдовскую репутацию.
        - Действительно. Так вот! По-поводу письма Леодегранса… - Я наконец аккуратно прикрыл за собой дверь. - Кстати, как оно? - я кивнул на ларец.
        Отец понял, что я спрашиваю не о письме, несмотря на зачин в перемене темы.
        - Сорок пять.
        - Отлично. Знаешь, пожалуй, чтобы не устраивать тут серьезных гражданских войн, я действительно все-таки женюсь.
        - Хорошо, - рассеянно кивнул он.
        - Это все, что ты можешь сказать?
        - Ну, ты же, судя по всему, знаешь, что делаешь?
        - Конечно… и в конце концов, не в этом мире это абсолютно ничего не будет значить. Пустая формальность. Как и коронация.
        Отец посмотрел на меня укоризненно и насмешливо прищурившись, понимая, что я ехидничаю.
        - Вот именно.
        - И все-таки, я хотел бы объяснить, зачем это делаю. Для того же, для чего обычно идут на такой политический шаг. Чтобы между мной и Кадором с Лотом была преграда, и они понимали, что могут не быть ближайшими наследниками. И когда они привыкнут к этой мысли, Мордреду, когда-нибудь, будет легче занять свое место.
        - Возможно.
        - И что же? - нахмурился я. - Никаких возражений?
        - А почему у меня должны быть возражения? Разумный политический шаг, ничего больше. Ты же не задумываешь ничего безумного. Зачем же я буду тебе мешать?
        - Что-то тут не так… - заметил я с подозрением.
        - Сорок пять процентов - это еще очень мало. Мощность потихоньку восстанавливается, но когда восстановится полностью - сказать трудно. Мы не сбежим отсюда через неделю-другую.
        - Разумеется. Понимаю.
        - И если ты считаешь, что это полезно с политической точки зрения, значит - полезно. Пока у нас тут, кажется, все идет хорошо. Все твои авантюры, похоже, работают.
        - Гм…
        - У тебя есть какие-то сомнения?
        - Да. У меня есть сомнения. Политика политикой, но есть же в этом и что-то личное.
        - Гвенивер ведь принцесса?
        - Да.
        - Значит, в любом случае, только политика ей и светила.
        - Как-то это все же все… - меня поразило его кажущееся равнодушие. Или настоящее?
        - Боишься потерять свою свободу? - усмехнулся отец.
        - Да вообще-то уже потерял - как только вытащил этот меч.
        - Значит, терять вроде бы нечего. Просто не относись сам к этому слишком серьезно. Наверное, в этом все дело.
        - Да, наверное. И кстати, как думаешь, как к этому отнесутся другие?
        - То есть - наши коллеги?
        - Ну конечно, о ком же я еще могу спрашивать?
        - Почему бы не спросить их самих?
        - Потому что - затем я и спрашиваю тебя - чтобы не спрашивать их.
        - Или потому что их мнение не имеет значения? Что тебя все-таки беспокоит?
        - Не знаю.
        Отец пожал плечами.
        - Пока не вижу в происходящем ничего драматичного. Королевство, война - и вдруг какая-то свадьба. Ну и что? Все взрослые люди.
        - Наверное, действительно, ничего особенного. Просто рутина. В конце концов, я не пытаюсь пристукнуть Лота и жениться на Моргейзе! Вот это - было бы уже не очень хорошо, правда?
        - Но ты же не имеешь в виду, что хочешь это сделать?
        - Нет, не имею. - Я слегка задумался. - И знаешь, что еще мне кажется? Теперь, когда я понимаю, как и откуда тут взялась такая Моргейза, я как будто вообще потерял к ней интерес. По крайней мере, его львиную долю. Теперь я лучше сознаю, что она совсем другой человек, смесь самых разных фантазий, догадок, домыслов, и совершенно непредсказуемо - на что она похожа на самом деле. И если она такова потому, что я связывал ее с опасностью, тем более она действительно может оказаться угрозой. Теперь мне хочется помягче отодвинуть ее подальше от власти. Просто на всякий случай.
        - Я тебя очень даже понимаю, - кивнул отец.
        Я выдохнул. По-прежнему чувствуя неуверенность и неудовлетворенность, и глухое раздражение.
        - Хорошо. Значит, кажется, с этим мы разобрались. С мотивами и опасениями. Продолжаем вести себя разумно и пытаться не разрушить тут больше, чем это может быть неизбежно…
        Мерлин продолжал, задумавшись, пристально смотреть на ларец. Я покачал головой, вышел, и снова плотно закрыл за собой дверь.
        Мерлин был больше занят уже не этим миром, а совсем другим. А этот - полностью оставил мне.
        Наутро мы распрощались с быстро и непринужденно собравшимся небольшим войском - скорее, оперативным, очень подвижным отрядом. Который должен был достаточно быстро вернуться снова - серьезных трудностей, которые могли бы его задержать, никаких не предвиделось. В любом случае, мы ведь будем держать связь, и вовремя узнаем обо всех неожиданностях. Всерьез мы будто вовсе и не прощались, это было очень легкое расставание.
        Я уже упоминал, что Мордред не тяготел к красному цвету, хотя когда-то по наущению и настоянию Мерлина он и встречал нас в красном плаще. Именно затем, чтобы быть замеченным и вызвать сравнения, что в целом его только угнетало. И несмотря на то, что, может быть, было бы тактически выгодно, чтобы кто-то принял его за меня, к его облегчению, никто не пытался снова вдохновить его на этот маневр. И его новый конь был теперь рыжим - не вороным как Таранис, и не белым как старичок Гвен. Командовали этой небольшой кампанией Гавейн и Галахад, так что отбывал в свой первый поход Мордред в самом радужном настроении. Не исключено, что и самим Камелотом он уже страшно тяготился, и рад был не только тому, что отправлялся на поиски славы, а тому, что вырывался на свободу.
        Один караван отбыл, а другой уже приближался, пестрый и праздничный. Окруженный той же нагретой летней пылью, легкой дымкой, сияющей, сказочной звездной вуалью. Неважно, что это был только поднятый дорожный прах. Разноцветные ленты плескались в воздухе, укрепленные на пиках всадников, вплетенные в упряжь и конские гривы. Леодегранс, в сопровождении доброго друга Эктора, все же прибыл на день раньше других гостей. Гвенивер везли уже почти как королеву. Ну разумеется, как же еще должны были везти невесту верховного короля, раз я имел неосторожность дать Леодегрансу - и Гвенивер - свое слово?
        Этот мир был отражением наших фантазий. Он был найден в бесконечности возможностей специально для нас. И здесь нас преследовали только удачи. Он ждал нас, и отзывался на каждое прикосновение. Наше прикосновение. Мое прикосновение. Так же, как только я знал, как достать меч из камня. Может быть, на самом деле Гвенивер для меня идеальна? Хотя я и не думал об этом раньше? Может быть, она «создана» нарочно для меня? Как весь этот мир - украшенный лентами поезд невесты, страстно ждущей своего жениха. Как сама эта невеста, ждущая прикосновения, чтобы на него отозваться…
        Весь мир, целый мир, мягкий и податливый…
        Я смотрел на увитую лентами и цветами повозку, я видел в ней Гвенивер, среди ее дам, рядом с леди Элейн, взволнованную, с венком цветов вместо короны. Но пока еще в нарочито скромном строгом платье. Белом, простом, торжественном, как…
        В моей голове что-то непрошенно щелкнуло.
        «Жертва», - подумал я со странной иронией. - «Они принесли мне жертву».
        XVIII. Жертвоприношение
        Они принесли мне жертву, чтобы я тут остался. Но разве это что-нибудь значит? Значит, что я кому-то что-то должен? Это такая наивная попытка управлять мной со стороны? О, имея дело с духами, призываемыми через какие угодно пентаграммы, надо быть очень осторожными!.. Неважно, что вы предлагаете им взамен - короны или невинных дев!
        - Ты ведь справишься тут без нас? - спросил отец довольно рассеянно, упаковывая свои загадочные ларцы в плотную ткань и стягивая их ремешками, чтобы удобнее взгромоздить на вьючную лошадь. Его мысли явно давным-давно были не в Камелоте. - Войну вы закончили, теперь ты уже на месте, Мордред тоже при деле, и тут, как будто, все ясно… А нам определенно надо наконец выехать на место, чтобы провести необходимые проверки.
        - Ну разумеется! - Я еще был удивлен, что они не отбыли раньше. - И я не хочу, чтобы сейчас вы ехали одни. Возьмите с собой Ланселота и какой-нибудь приличный отряд.
        Уже заканчивая, я подумал, что сморозил нелепость.
        - Отряд не надо, - тут же отреагировал Мерлин. - Зачем пугать невинных людей или озадачивать лишний раз?
        - Да, да, совершенно справедливо. - Я поднял со стола павлинье перо и помахал им в воздухе. Моя помощь явно никому не требовалась. - Это по инерции. И в конце концов, теперь вас знают лучше - именно поэтому поездка может быть более опасной, чем прежде. И все-таки, конечно… Но Ланселота - возьмите обязательно. Все же будет не так нервно. Мне, по крайней мере. Да и он, чувствую, будет рад. Пора уже всем потихоньку приходить в норму. Она нам еще пригодится.
        - Еще бы, - воскликнул отец. - Ну что ж, главный успех достигнут. Полное перемещение в критическом случае возможно, и теперь мы знаем, куда оно приводит. И какими может сопровождаться побочными эффектами.
        - И разумеется, оно возможно в одном и том же времени - как телепортация?
        - Вероятно, ты прав.
        - Интересно, будет ли тогда, при простой телепортации, смещение как-то влиять на перенастройку буфера? Проблема ли это только «времени», или пространства тоже? Или подобное смещение окажется слишком незначительным для возможных побочных эффектов?
        - По одним вычислениям трудно сказать.
        - Но прямо здесь, рисковать, наверное, уже не стоит? Хотя потом - кто знает, будет ли шанс вообще? - Хотя руководство Союза было предупреждено о некоем эксперименте, время и точное назначение которого было слегка замято. - С другой стороны, с такими возможностями можно столько всего натворить…
        - Мм? - отец приподнял бровь, чуть повернув голову, но не сводя взгляда с аккуратного свертка.
        - Неважно, - сказал я.
        - Думаю, да, здесь не стоит. Эксперимент может слишком затянуться.
        - И даже забросить нас в совершенно непредсказуемое измерение, только предположительно соответствующее этому времени, по неизвестно какой шкале. И уж как оттуда переместиться в исходную точку…
        - Пока не будем.
        - Жаль, конечно.
        - Есть немного. Но не все сразу. Занимает слишком много времени.
        И они отбыли. Вчера же, через полдня после того, как Гавейн, Галахад и Мордред умчались в разгорающуюся зарю на поиски своих «каледонских вепрей».
        - Не наделай глупостей, и не вздумай захватить еще полмира, пока нас не будет, - весело пошутила на прощанье Линор, поправляя нарядную упряжь на своей ухоженной лошадке, пританцовывающей на месте и возбужденно потряхивавшей гривой, тянясь к хозяйке мягкими губами.
        - Что значит «еще»?! - удивился я почти покоробленно. - Я еще и первую половину не захватил!
        - Мало ли, - усмехнулась Линор. - Я помню сказки про поход на Рим!
        - Задержитесь надолго - будет вам Рим! - пообещал я зловеще. - И Святая Земля тоже!
        Она засмеялась и рассеянно поцеловала меня в щеку.
        - Никогда в тебе не сомневалась!
        - Имейте в виду! Я не шучу! - проворчал я в ответ.
        - Ты же еще даже не захватил Ирландию, - в ее голосе прозвучало снисходительное пренебрежение, и почему-то на это отвечать уже не захотелось. Это все были шутки, но отчего-то уколовшие, оставившие настоящее чувство неудовлетворенности. Как будто все это могло быть зачем-то нужно. Как будто то, что было - было слишком мало. Но на самом деле, это ведь было не так. Это уже было чересчур. Но если задуматься, то что и почему должно было нас сдерживать, раз уж начало положено? Кому нужна наша осторожность, в мире, слишком далеком от нашего? Да и в нашем собственном, говоря откровенно? Все есть как есть. Если что-то возможно - значит, это возможно - не больше и не меньше.
        Я только улыбнулся и подсадил Линор в седло. В помощи она ничуть не нуждалась, но должны же мы как-то выражать свои привязанности.
        Нет, конечно, мне было совсем не до Ирландии и не до Рима. Это шутки, только шутки, и легкое сожаление, несмотря ни на что, о том, что мы тут не останемся. Ностальгическое, легкое, и абсолютно ни к чему не обязывающее. Хотя я почему-то злился.
        Смесь того, что все возможно, и все необязательно. И тревога из-за этого. Должно ли так быть? Всепоглощающая зыбкость.
        Как вот этот союз с Гвенивер. Которую я остался встречать во внезапном полном и странном одиночестве. Наедине со своими неожиданными чувствами, которые, я не очень понимал, должен ли испытывать или сдерживать. У всех каникулы - в Каледонии, на «Янусе», а у меня - здесь…
        Пока здесь не было ни Лота, ни Кадора, настроение вокруг царило бодрое и приподнятое. Кей был ужасно рад видеть родных, и за Гвенивер был рад тоже, как за сестру. Бедвира тут не было, но пожалуй, у него были бы те же чувства. Если бы я не отослал его подло на Север, лишив этой встречи.
        Неважно, насколько это было правильно или неправильно, я ведь тут сам себе правило! - Тепло поприветствовав братскими объятиями Леодегранса и Эктора, я двинулся прямо к изукрашенной лентами и серебряными бубенцами повозке, вызвав в толпе собравшихся возбужденное замешательство и, отвесив глубокий почтительный поклон графине Элейн, протянул руку Гвенивер, чтобы помочь ей сойти. И едва она меня коснулась, весело подхватил ее, закружил, и лишь затем опустил на землю. Что-то тут было правильно, что-то нет, но все вместе вызвало бурную радостную реакцию, как сталкивающиеся тучи вызывают молнии и проливаются ливнем. Все были счастливы! И это было почему-то чертовски странно. Я испытывал одновременно благодушие и какое-то коварное злорадство, разделившее мое сознание ровно пополам. И эта двойственность ничуть мне не мешала. Скорей, наоборот. Неискренность позволяла быть искренним, чего порой никак не допустишь без этого странного фона. Я был рад Гвенивер, чего сам от себя никак не ожидал. И встречал ее без всяких сомнений и смущения.
        Замок был еще почти пуст, и конечно, Леодегрансу и Эктору достались всё внимание и самые лучшие помещения. Епископ Блэс также пребывал в самых радужных чувствах. Может быть, тем более радужных, что наши колдуны покинули Камелот еще вчера. И как-то легко и незаметно, мы сперва договорились с ним, что венчание состоится прямо завтра, первого августа, неважно, прибудут ли уже другие гости или нет. Леодегранс определенно был настроен чуть ли не на то, чтобы к тому времени, когда сюда прибудут Лот и Кадор, мы уже были повенчаны. Никаких колдунов и колдуний, и никаких рвущихся к власти прочих родственников.
        - Тогда почему бы не прямо сейчас? - как бы между прочим спросил я. - А на завтра оставим только все торжества.
        Ответ нельзя было счесть радостным визгом только потому, что для Леодегранса и Блэса это определение показалось бы совершенно несолидным. Что касается мнения самой Гвенивер, она была потрясена и взволнована, но тоже рада. Я совсем ее не пугал. Отец и епископ - может быть. А я - совершенно нет. Ну что же, прекрасно.
        Можно было обставить церемонию пышнее, можно было устроить все куда значительней. Но буквально все предпочли не терять ни минуты. Это было почти смешно. По крайней мере, весело. Как военный поход в цезаревском духе. И Леодегранс счел, что тут есть нечто большее чем формальность, и это порадовало его еще раз. Что свадьба его любимой единственной дочери не будет обычной рутиной. Здесь, в Камелоте, не было ничего обычного. И она, конечно же, заслуживала самого неординарного и захватывающего. Ради этого он не находил нужным ждать никого, даже чтобы похвастаться своим положением и насладиться триумфом. Он насладится им позже, когда все будет скреплено законом и всеми высшими силами. Это будет еще лучше!
        И стало быть, пока наши гости отдыхали, мы с Кеем спланировали все сами. Ведь нельзя сказать, что мы совсем не были к этому готовы. С момента получения первого письма прошло целых два дня.
        - Послушай, - проговорил только Кей с некоторой тревогой, выскочив из помещения, где только что энергично раздавал указания всякой челяди. - Не дурно ли, что Мерлин отбыл именно в эти дни? Он против этого союза?
        - Ничуть, - заверил я. - Просто именно в Лугнасад ему обязательно нужно быть в одном священном месте. А я бы предпочел, чтобы все случилось сейчас. Именно потому, что это Лугнасад. Ты же знаешь, что я христианин только отчасти.
        - Верно! - успокоенно засмеялся Кей.
        - Кроме того, и Лот и Кадор отлично знают, что может произойти в эти дни. Они знают о моем слове, данном Леодегрансу. Не исключено, что они могут задержаться намеренно. Но как ты понимаешь, я не собираюсь откладывать собственный праздник ни ради кого!
        - Ты совершенно прав! - серьезно кивнул Кей, и, воодушевившись, хлопнул меня по плечам и крепко энергично встряхнул. Только что не двинул в порыве братских чувств об стену. - Они - действительно могут! И пошли бы они к черту!
        - Именно, Кей. Именно!
        Он немного удивленно потряс головой и понизил голос.
        - Знаешь, я бы все-таки не сказал по тебе раньше, что ты хочешь так явно показать им, что корона Камулоса не для них.
        - Ну, что касается моего племянника Гарета - это неважно, - ответил я серьезно. - Тем более что это касается только самого Гарета, но не его родичей. А насчет Константина, ты всегда был более чем осведомлен. Прекрасно знаешь, что до сих пор в ходу слух, что следующий в очереди на трон, если у меня не будет наследников - Кадор. А стало быть, Константин.
        Кей поежился и поморщился.
        - Я чертовски тебя понимаю! И… - он немного помялся. - Это все-таки сказочное везение, что ты вернулся так вовремя… Но меня до сих пор гложет страх!.. - на этот раз он остановился не продолжая.
        - Что это быстро кончится, верно? - подсказал я.
        Кей, отвернувшись, опустил голову.
        - Это незаконный страх, - почти промямлил в сторону. - Трусость - смертный грех.
        - Верно, - отозвался я рассеянно. - Верно.
        Он поднял голову и увидел, что я ехидно улыбаюсь.
        Трактовав мою улыбку неправильно, он снова с облегчением усмехнулся.
        - Отлично, ну, займемся дальше твоим венчаньем!
        Откуда-то поблизости появилась и повсюду замелькала сухонькая фигурка Брана. Я обрадовался старому друиду, будто сто лет его не видел. Но разумеется, он никуда не пропадал, просто потерялся на втором плане, пока тут были колдуны совсем другой природы. Я и забыл, что он тоже пользовался немалой известностью и уважением. Заслуженными, с законными корнями именно в этом мире. И теперь, как и прежде, он снова крутился рядом с Блэсом, по старой памяти дружески бранясь с ним.
        - Бран! - в веселом порыве, столкнувшись со стариком, я крепко обнял его за плечи, чем немало озадачил. Но и подбодрил - просто тем, что не забыл его, и так к нему расположен.
        - Экхе-кхе… - загадочно откашлялся Бран. И словно бы тоже по старой привычке потыкал в меня своей сухой сморщенной лапкой. Меня по-настоящему умилило его неизменное благодушие, смешанное с удивленным смущением: «Неужели когда-то я первый все это обнаружил?» Неважно, на каком втором плане он затем оказался, и как бы все происходящее ни выглядело подозрительно. - Верно делаешь ты, что времени не теряешь. Не все, кого ты ждешь, желают тебе добра.
        - Знаю, Бран, знаю…
        - Но, кхм… - Бран снова покряхтел и затих в моих объятиях, будто к чему-то прислушиваясь.
        - И верно не ждешь Лотианскую ведьму, - беспечно-бестактно добавил себе под нос епископ Блэс. - Осторожность не повредит! Дабы не сглазила она этот брак, по мерзостной натуре своей…
        Блэс как будто по привычке молотил языком. Прекрасно зная, что ни Бран, ни я, все же не относились к Моргейзе дурно. Но на этот раз мы оба сделали вид, что не заметили. Бран продолжал неуверенно тыкать в меня лапкой.
        - Кипит твоя кровь, - проговорил он задумчиво. - Кипит… Просыпается спящий в ней дракон.
        - Гм, - я выпустил Брана, наконец обнаружив, что все еще держу его. - Знаешь, мне кажется перед свадьбой - это вполне обыденное дело, - заметил я.
        - Обыденное, - загадочно кивнул Бран, со всей той многозначительностью, о которой я уже успел забыть. Про насмешливый взгляд непрозрачных темных глаз я забыл тоже. - Когда кружат в хороводе миры и сочетаются звезды в небесах, чтобы пролиться плодотворным огненным ливнем, и зреют соки в колосьях и бушуют в зернах, и жизнь обращается в нечто ей противное, спящее и потаенное, чтобы вернуться юной и новой, сбрасывая бремя, имя которому - вечное время!
        - Гм… - повторил я в высшей степени содержательно.
        - Дракон ведает, что творит, - прошуршал вкрадчиво Бран. - Всегда ведает. Но пожелает ли остановить подземное пламя, или даст ему взлететь до небес? И расцвести там невиданными цветами?
        Интересно, каким чертовым порождением моей фантазии был сам Бран?
        Каким бы ни был - он всего лишь ответ моему воображению. И это - единственная причина, по которой кажется, что он что-то знает. Потому что склонен говорить словами, что бесцельно бродили у нас в головах.
        Но на деле - он не знает ничего! В том мире, где мы все теперь реальны, и уже ничего не создаем случайными мыслями. Именно теперь, когда все уже создано, и мы встретились, мы больше не влияем друг на друга всерьез. Инерция материи так же прочна как каменные стены, за которыми уже никто не прочтет, что мы думаем. И я засмеялся Брану в ответ, все так же добродушно - откуда взяться причинам, по которым я мог бы забеспокоиться? Я вдруг понял, насколько свободен от всего, что меня окружало, и это наполнило меня новым пьянящим азартом.
        - Бран, я почти забыл колдовскую силу твоих слов! Но я согласен с тобой и без них - сегодня самый удачный день! Торжества пусть продолжатся впредь, но все начнется сегодня!
        И Бран удовлетворенно кивнул, чем вызвал у меня еще один ехидный внутренний смешок.
        Итак, благословенье с двух сторон - христианского епископа с правого плеча, и друида с левого - обеспечены! И я наконец еще лучше понял, чему так рад Леодегранс - именно отсутствию тут «Лотианской ведьмы». Ради этого он был готов рискнуть всей помпой - но она еще будет, торжества продолжатся столько, сколько понадобится для того, чтобы это событие стало значительным, и не ускользнуло ни от чьего внимания. Никто не сможет сказать, что не заметил его.
        Даже я.
        Церковь была уже убрана и готова, народу в ней собралось предостаточно, чтобы ее стены начали ломиться, Камелот ведь стал оживленным местом. И сегодня сюда пускали не только почетных высоких гостей, а всех желающих. И все желающие желали мне добра.
        Разве когда-то моя спонтанная коронация в Лондоне сильно отличалась от того, что происходило сейчас, да и вообще творилось все время? Стремительное нападение, импровизация, пока никто не успел опомниться. И если кто-то мог сказать что-то - по какой причине этот брак не может состояться, то никто ничего не сказал. Ни у кого не было ни единого шанса. Прежде чем день склонился к закату, Гвенивер принадлежала мне по праву. А Эктор, Леодегранс, Блэс, Кей, Бран, Пеллинор и все прочие поздравляли нас от души. Мы запланировали церемонии на неделю вперед. Состоявшийся первый праздничный пир вышел бесшабашным и ничуть не чинным. Со смехом, возлияниями, актерами, которые давно уже не были бродячими и объединили дешевое веселье с подобием лоска, хоть, конечно, им было далеко до настоящих бардов. Удивленный, радостный, благоговейный блеск в глазах Гвенивер - он был искренним. И пока тут не было всей прорвы гостей, я мог себе позволить беззаботно носить ее на руках когда мне вздумается.
        Так же на руках я отнес ее в спальню. Каждый праздник начинается с ночи.
        Я так и не заметил, или не счел нужным заметить, испытывала ли она какой-то страх. Как будто - да, но была слишком захвачена странностью и легкостью, зачарована сказочностью, мишурностью и ненастоящестью происходящего. Как весь этот мир, она отзывалась на каждое мое прикосновение, на каждый поцелуй, изумленно и радостно. Я прокрался через ее страх незамеченным, удивил, отвлек, соблазнил, бесповоротно и безнадежно. Так что очень скоро стало поздно в чем-то сомневаться. У меня было множество жизней, пускай не моих, и я знал столько хитростей. Хотя, я сплошь импровизировал, чужие жизни только добавляли уверенности, что я не могу ошибиться. А может, я был в этом уверен и без них.
        Все случилось так легко, что я был страшно горд собой и доволен, будто это было еще одним подтверждением того, что этот мир - теплый мягкий воск в моих руках. Как Гвенивер. Забывшаяся и забывшая, что может бояться или стыдиться. Я прокрался ей прямо в душу. Я принес ей запретное яблоко. Она терялась в моих объятиях - внутри меня, как овечка, съеденная волком! Но и я был внутри нее. Замкнутое кольцо, или бесконечность огоньков между двумя зеркалами…
        Я чувствовал, что сошел с ума, и безоглядно продолжал терять остатки разума, а она готова была терять его вместе со мной, доверяясь полностью. Я встречал только нежность и восторг, захватывающее падение в мягкую глубину, в которой можно утонуть, я упивался ею. Как я мог сделать ее своей сообщницей так скоро, и не вызвать ни капли испуга? Ничем не обидеть? Просто загипнотизировал, как всех остальных. Мы ведь это умеем… отец говорил верно.
        Это было неважно. Я продолжал утаскивать Гвенивер за собой в безумие, как будто это яркое горячее неистовство могло мне что-то вернуть, могло возместить нехватку свободы, невозможность делать то, что мне хочется, не задаваясь вопросами. Откуда ей было знать, откуда во мне столько сумасшедшей страсти? Откуда ей вообще было что-то обо мне знать? И о страсти тоже?
        А вот я знал, что поступаю неправильно, не имею на это ни малейшего права. Но знать об этом не хотел.
        Я похитил Гвенивер. Не Мельвас, не Мордред, а именно я. Со всем ее сердцем, со всей душой, принадлежавшей теперь мне. Может быть, всю ее жизнь.
        Потом, позже, когда она начала остывать и приходить в себя, ее наконец пробрала испуганная дрожь. Но я крепко прижимал ее к груди, согревая, не давая ни на миг почувствовать одиночество - в сущности - во грехе.
        - Тише, маленькая, - шептал я ей, ласково целуя в лоб. - Ты прекрасна! И все в этом мире - прекрасно!
        Потому что все, что есть в этом мире - это ложь.
        И она затихла и успокоилась, доверчиво ко мне прильнув. И я долго слышал и ощущал ее ровное дыхание и стук ее сердца, почти внутри себя самого.
        И сам того не заметив, крепко заснул, прижимая ее к себе как ребенок - игрушку.
        А проснулся от легких прикосновений. Гвенивер уже проснулась, и с завороженным интересом меня разглядывала. То и дело осторожно трогая пальчиком.
        - На тебе нет ни одного шрама! - воскликнула она с радостным удивлением, увидев, что я открыл глаза. - Я думала, они есть у всех! Ведь ты столько сражался!
        - Вот так вот повезло! - усмехнулся я ей в ответ.
        - Ты волшебный, - с детским восторгом проговорила Гвенивер. И наконец, в утреннем свете, разлитом по комнате, залилась краской. - Сказочный!..
        «Точно, - подумал я. - И когда я растворюсь в воздухе… Буду ли я там, в своем мире, за давностью лет, считаться вдовцом?»

* * *
        Не приходя в сознание? Отличный способ действий! Я сам еще точно в него не пришел. И мне было хорошо!
        Сейчас, когда я стоял на площадке башни, обдуваемый согретым солнцем ветром, таким плотным, но податливым, что в нем можно было купаться, в его теплой мягкой влаге, окутывавшей меня целиком. Левой рукой я опирался на один из каменных зубцов, правой - на другой, и пристально глядел в прорезь меж ними, на лежащую подо мной землю. Теплую и манящую. Ждущую, как истосковавшаяся женщина.
        Как же давно мне не было так хорошо? Я чуть прикрыл веки, растворяясь в эйфории. Наверное, в последний раз так было, когда я узнал, что смогу путешествовать во времени. Время… Моя радость слегка потускнела. Я снова посмотрел на землю. На ней ведь есть столько всего, что можно изменить. Можно исправить. Можно захватить, наконец! Перевернуть так, как захочется. Сделать так, как считаешь нужным. Да, для этого нужно было шагнуть куда-то во времени! Но может быть, однажды, нужно на чем-то остановиться. И больше не искать бесконечно. Может быть… Не знаю. Пока я могу и то, и другое. Ни один из путей еще не закрыт. И я снова подставил лицо солнцу, и втянул в легкие ветер, полный запахов согретой летней земли, еще буйной, уже щедрой… Земли, что была такой юной для меня, для тех мест, из которых я пришел. Она кружила мне голову.
        И все-таки, время… Пространство, сколько бы его ни было - это ведь так мало. Только один из миров. Как только одна из женщин. Но обычно рано или поздно мы делаем какой-то выбор? И остаемся. Не сейчас. Нет, не сейчас… Наверное.
        Я открыл глаза и, прищурившись, снова посмотрел вниз, и криво улыбнулся, завидев выступивший из-за лесной массы конный отряд. Еще нельзя было разглядеть, чей он именно… Нет, неправда. Уже было можно. По пышным носилкам посреди отряда, и по тому, насколько отряд был не собран. Кадор никогда не позволил бы себе такого. Не говоря уже о том, с какой стороны света приближался этот поезд. Это ехал Лот. И Гарет. И Моргейза. Неважно. Кто бы ни был - те, кого я решил обделить. Значит, мои враги. И другого не дано.
        А если посмотреть на другую сторону света… Я обернулся и недобро засмеялся. Прекрасно. Они подоспеют одновременно. Вот и ровный четкий строй из Корнуолла. Если не считать Константина, выделывающего кренделя на очередном несчастном взмыленном коне. Глашатай впереди и штандарт. С головой вепря. Пока еще без яблока в зубах. Но там посмотрим…
        - Артур! - окликнул голос Гвенивер у меня за спиной.
        - Да, милая! - отозвался я ласково, оборачиваясь и медово ей улыбаясь.
        Как залетевшая на башню белая птица - ее платье все еще было белым, с отделкой из переливающейся серебряной парчи. Она выглядела очень счастливой. Бодрой и разрумянившейся. - Ты пришла сюда одна? - заботливо удивился я.
        Она восторженно кивнула:
        - Да! Я ведь могу теперь ходить где хочу! Это так здорово! - Она только что не подпрыгивала на одной ножке. И мне вдруг живо вспомнился Гарет. Я им всем даю надежду. А что потом?
        - Верно, верно. - Я протянул руки ей навстречу, и она вприпрыжку понеслась мне в объятия. - Но боюсь, теперь тебе придется быть более осторожной.
        - Они уже едут? - быстро сообразила Гвенивер. Не зря она была принцессой.
        Королевой.
        Как странно. Почему-то именно как о королеве, я о ней до сих пор еще не думал.
        А еще я вдруг подумал, что было бы так легко сейчас закружить ее, подкинуть в воздух и… ведь под нами отличные каменные плиты.
        Продолжая мягко обнимать Гвенивер, я отошел от парапета, увлекая ее за собой подальше от края.
        Какого черта творится в моей голове? Это не может быть серьезно. И почему вдруг так? Я, кажется, всегда немного опасался, что могу потерять контроль над собой. Но почему? Гораздо раньше, чем случилось то, что должно было перетряхнуть все ящики в моем мозгу. И не просто потому, что среди историков с «Януса» полно сумасшедших, как всегда среди тех, кто упорно пытается представиться себе бесконечность и прочие абстракции. Даже не потому, что когда-то слишком увлекся, совершив множество несанкционированных экспедиций из чистого любопытства. Все ведь было гораздо раньше, не так ли? Даже у нас есть прошлое, и что-то похожее на детство, со случающимися в нем медведями…
        Которое мы с Линор провели вдали от обоих родителей. На Земле. В Шотландии, неподалеку от старого портового города Ирвин. У довольно-таки дальних родственников. Это были скорее хорошие воспоминания. Наша тетушка была ученым, и просто очень заботливой женщиной. Чему она нас только не учила. И очень легко. Мы будто все схватывали на лету. И у нее был отличный загородный дом, где было так здорово проводить время. Но там же жил и наш дядюшка. Тоже ученый, и совершенно сумасшедший. Как и историки с «Януса», тот, кто слишком упорно пытался представить себе вечность и другие абстракции. Он был гений, военный инженер, но то, что случилось с его личностью, было полной катастрофой. Тогда мы с Линор впервые столкнулись с атмосферой повисшего в воздухе террора. А нам ведь было всего лишь от года до четырех.
        Ведь тетушка была так добра, что не могла бросить и своего сумасшедшего брата. И скрывала его безумие. Как и собственные синяки и даже шрамы после его буйств. Хотя при нас, детях, он вел себя немного тише. И мы воспринимали это по-своему. Как будто мы действительно сдерживали его, имели какой-то вес. Защищали тетушку и ее старенькую мать. Ведь слова: «Не веди себя так при детях» немного, но действовали. Я больше принимал это на свой счет. Потому что был мальчиком - я был таким же как он. И видимо, это имело какое-то значение, ведь прочие в доме были дамами. (Может быть, я мог быть таким же плохим?) Я воспринимал себя еще и почти на равных с ним, ведь о нем так же заботились, как о неразумном ребенке. Я играл в его игрушки, ведь именно от него мне достались целые коробки с оловянными солдатиками и космическими кораблями, сплошь военными, игрушечные бластеры - и я даже знал, где в доме лежат настоящие…
        Я ощущал его таким же, как я, и как противника, конкурента. Мы были одним и тем же, только с противоположным знаком. Так, как он вел себя, он не должен был поступать. Кто-то должен был объяснить ему это. Несмотря на запрет, я как-то пробрался в его комнату и заявил ему все, что думаю. И получил в ответ разбитый нос и пару сломанных ребер. Увидев море крови, пролившейся из моего носа, тетушка, наконец, пришла в ужас и сделала то, что давно стоило сделать, отдала безумца медикам. Итак, в каком-то смысле я победил. Прямое столкновение привело к тому, что агрессор был убран из дома, исчез с «моей» территории, был изгнан. Но я же был неправ. Я знал, что нарушаю запрет. Если бы я этого не сделал, ничего бы не случилось. И тогда я впервые почувствовал себя - настоящим злодеем. А я ведь привык к мысли, что всех защищаю. Что я не такой, как человек, чья модель поведения невольно наложила отпечаток на мое сознание в самом начале моего существования. Может быть, создала меня таким, каким я стал.
        Не в итоге сотни конфликтующих чужих жизней, что я помнил. А одной единственной. Хотя это было так давно. А в этом мире и вовсе никогда не случалось.
        «Но я же не сумасшедший!» - пробормотал я неслышно под нос. Я только всегда этого боялся. Неосознанно. Но ведь мой знак - противоположный! Был таким всегда. И мне незачем было считать себя тогда злодеем. Ведь я не был виноват в том, что случилось?
        В том, конечно, что нарушил запрет, была моя вина. Но не могло же это продолжаться вечно. Это могло закончиться чьей-то смертью. Следы не своей крови я видел в доме не раз. Как я мог поступить иначе?
        И все же я предпочел почти забыть и никогда не вспоминать это. Но все невольное пристрастие к войнам, которое отмечал еще Линн, и мои идеи, что в них нет правых сторон - хотя во многом это правда - значит, это досталось мне не от отца с его обычной объективностью? И не потому, что мне просто была интересна военная история. Даже наше сходство с отцом - это сходство «близнецов», выросших в разных семьях, и потому не отталкивавшихся друг от друга. Когда мы встретились, мы стали почти друзьями. И просто отлично понимали друг друга. Не считая того, что я еще воспринимал его как какое-то сказочное существо, о котором прежде слышал только легенды. И конечно, я предпочел считать, что все, что есть во мне - от него.
        Но это было следствием своеобразной войны, пережитой еще в детстве? Эта мысль меня немного шокировала своей простотой. Я все время искал не там. Дело не в «Янусе». Побеждая, я почти всегда чувствовал себя неправым. Почти всегда чувствовал, что становлюсь кем-то, кого не хочу знать. Я едва пережил этот «поход на Север». Ведь на самом деле, именно так! Потому что драконов побеждают только драконы. Потому и меня зовут здесь Драконом. А мой двойник носит имя Мордред. Но ведь на самом деле - он Артур. Как и я сам…
        Я не безумец и не злодей!
        Ну разве что только отчасти. Потому что твоя победа всегда наносит кому-то вред. Настолько, насколько это вообще естественно для мира и неизбежно. Пусть драконов побеждают драконы. Не стоит воспринимать это так трагично…
        - Артур!.. - робко позвала Гвенивер, видящая, что со мной творится что-то неладное - я, вдруг нахмурившись, застыл на месте и почти окаменел, даже дышал через силу.
        Я вздрогнул, все еще обнимая ее, и перевел дух. И почувствовал, что по лбу градом катится пот. Я смахнул его и попытался улыбнуться. На самом деле, мне ведь стало гораздо легче!
        Гвенивер! Какое она имела к этому отношение? Неужели она все это сделала? Мне, оказывается, так нужно было ощутить рядом чье-то по-настоящему живое тепло, я даже не осознавал этого. Хорошо, что я хоть не напугал ее… Я не зря сравнил себя с ребенком, прижимающим к себе плюшевого медвежонка. Я таким и был, совсем потерявшимся, не в настоящем одиночестве, а только внутри своей головы. Мне нужно было что-то живое и настоящее, чтобы почувствовать реальность. И вдруг захотеть защитить ее от дракона, пусть им чуть-чуть не стал я сам.
        Кого еще я мог защитить, если начал уже чувствовать себя сплошной обузой. Без которой справится кто угодно?
        - Ты задумался? Тебе плохо? - спрашивала Гвенивер тревожно, а ее руки, обвивающие меня были такими сумасшедше теплыми, и это так кружило голову.
        - Прости, Гвенивер. - тихо проговорил я. - Если сможешь. Но ты так нужна мне! Ты не представляешь…
        И она буквально расцвела. Если зажегшиеся в глазах маленькие солнца - только метафора, то в какой угодно миг, только не в тот.
        - И я люблю тебя! Ты правда - сказочный! - и последним словом она снова вогнала мне в сердце иголку.
        Но я не стал обращать на это внимания и просто поцеловал ее. Теплая реальность, может быть, сказочная, но совсем не сказка. Не призрак и не химера. Мы оба существовали. И мы, и оба наших мира.
        Я был совсем другим человеком, ничуть не похожим на того, кем был пять минут назад, и даже не тем, кем был многие годы, не способный отыскать себя среди всех этих чужих жизней. Но оказывается, на самом деле я никогда себя не терял. Только не всегда помнил об этом. О том, что могу значить что-то сам по себе, что бы меня когда-то ни создало.
        Мы тихо рассмеялись и направились к лестнице, ведущей вниз, на грешную землю. Ее голова уютно лежала на моем плече. Я беззаботно махнул свободной рукой, и вдруг снова застыл, и волосы на моей голове встали дыбом. Я ощутил тыльной стороной пальцев что-то холодное, неподатливое и гладкое, будто ударился, наткнулся на металлическую стенку замкнутого ящика из моих кошмаров. Что я мог тут задеть?!.. Снова резко остановившись, я огляделся. Ничего здесь не было. Парапеты, нагретые солнцем или остуженные собственной тенью, были далеко. Может, просто порыв холодного ветра? Прядь, воздушная паутинка в общем потоке?
        - Что ты увидел? - спросила Гвенивер с нарастающим страхом.
        - Ничего. Гвенивер, пожалуйста, возьми меня за руку. Вот за эту. Можно обеими руками. И сожми так сильно, как сможешь.
        Она удивилась. Но сделала, как я просил. Не задавая вопросов. Серьезная, как солдат. Я снова задышал ровнее. Я чувствовал ее. Чувствовал Гвенивер и всю реальность. В глубине души я знал, что это - реальность, и ничуть не сомневался. Все страхи - это только липкий морок, который можно сорвать и отбросить прочь как пряди паутины. Это просто что-то прилетевшее извне, не имеющее ко мне настоящему никакого отношения.
        - Спасибо, Гвенивер.
        - Ну конечно, - сказала она ласково и, подняв мою руку, которую сжимала, поцеловала ее, ошеломив и растрогав меня окончательно.
        «Я не сойду с ума», - подумал я твердо. - «И не брошу тебя, Гвенивер. По крайней мере, пока не буду уверен, что ты будешь счастлива».
        XIX. Кот Шредингера
        Что это за чертов ящик, что все время мне мерещится? Хотя нет, уже не мерещится, ведь так? Ну его к дьяволу! Я знаю, что его не существует. Это просто что-то в моей голове.
        Кажется, я понял. Чертов ящик Шредингера, в честь которого меня назвали. С закопанным котом, который ни жив, ни мертв. И в этом все дело.

* * *
        Мы с Гвенивер бодро скатились с лестницы, отдавая распоряжения направо и налево, и приготовились встречать гостей, к приезду которых и так давно были готовы. Кей почти злорадствовал, готовя последние штрихи к торжественной встрече. Мог бы злорадствовать и я, оставайся я в том же состоянии, что полчаса назад, но мое настроение качалось как маятник над кромешно-черным колодцем.
        Неправда. Теперь этот колодец был закрыт, когда я понял, где именно он находится. Люди, что меня окружали, могли совершенно не заметить, что во мне произошла какая-то перемена, но подходящие караваны я встретил абсолютно спокойно.
        Первым подошел Кадор. Он мог бы подождать Лота и Моргейзу, но понимал, что мы уже завидели их приближение, и предпочел не совершать никаких несолидных маневров. Возможно даже, он поторопился, чтобы непременно прибыть первым. Разве не он в народной молве был моим прямым и непосредственным наследником?
        А Лот, завидев его издали, наверняка предпочел задержаться, избегая неприятностей. Пусть Моргейза - кровная сестра Кадора, его надежды на то, что моим наследником будет Гарет, добавляли могильного холодка любым кровным связям.
        Леодегранс немного нервничал. Гвенивер тоже притихла. Но я пожелал, чтобы она оставалась со мной неотлучно. Разве что на шаг позади - чтобы не попасть первой ни под стрелу, ни под чей-то дурной взгляд. Я был намерен продемонстрировать, что она уже полностью вступила в свои права. И кто усомнится в этом - ему же хуже.
        Я приветствовал Кадора радушно и равнодушно - официально, как дальнего родича и короля крупного бриттского королевства, но не имеющего ко мне никакого личного отношения. Кадор, несомненно отметил эту мою возросшую холодность, но едва ли мог ответить на нее как-то иначе, чем просто той же монетой. Константин выглядел крайне разозленным, но прекрасно понимал, что любое более явное недовольство будет встречено в том же духе, в моей обычной манере. Наконец-то я задумался именно о «своей личной манере», а не чьей-то еще. Теперь я мог, как будто, точно идентифицировать ее среди сотен других. Забавно, что Константин мог сделать это еще прежде меня.
        Холодно и ярко. А все тепло - только на совести солнца. Едва Кадор и его отряд расположились в стенах Камелота, со стен заиграли фанфары - знак Лоту, что его ждут с нетерпением - и не к чему выдерживать паузу и дольше задерживаться. Лот уловил намек - а может быть, это была Моргейза - или, может, даже это был Гарет, и их поезд тоже подошел очень вскоре, так что встречающим не пришлось ждать долго.
        Гарет приветствовал Гвенивер истинно по-рыцарски, подавая пример всему двору (сразу видно, чья школа!) С самым галантным видом преклонил колено и поцеловал ей руку, за что был очень сердечно поднят и расцелован в обе щеки. Эти двое друг другу нравились. Вот и прекрасно. Все прочее мало меня волновало.
        «До чего же все обычно и буднично», - подумал я с легким удивлением, почти разочарованием.
        Может быть потому, что не хватало Маэгона? Его присутствие всегда как-то бодрило.
        Да и присутствие Мерлина. И кого угодно из «наших». А сейчас, ни в присутствии Гвенивер, ни в присутствии Моргейзы, ни в присутствии Константина и всех адских гончих вместе взятых - не было ничего необычного. Даже я перестал быть ненормальным для этого мира. Это само по себе было не слишком нормально. Но раз в этом была какая-то легкая новизна, то пусть побудет некоторое время. Ни к чему возвращаться к ненормальности и диссонансам просто по привычке. Пусть будет, как будет. Ведь всем уже, как будто, казалось, что я «всегда тут был». В этом даже почти не было так утомляющей «сказочности».
        Может быть, это подспудное впадение в сон?
        А может быть, лучшее, что можно придумать? Просто спокойствие. Без вечного стремления дергать весь мир за усы. Может быть, временное. Но правильное. Всем нам не помешает немного стабильности.
        Кадор выдержал пышные, но до унылости безмятежные празднества не больше двух дней, и чинным ровным строем отбыл восвояси. Мы почти и не разговаривали. Все наши встречи были сплошной формальностью. Не выказывала большого желания поделиться со мной советами и Моргейза. Хотя это уже начинало разжигать мое любопытство. Она разыгрывала роль примерной жены и матери, и после войны мы еще ни разу не говорили с ней. Даже с Гаретом я о ней толком пока не заговаривал. Только приглядывался, как сказалось на нем пребывание дома, и какое влияние могла оказать на него мать. Видимого влияния не ощущалось. Тем любопытнее. Тем более теперь, когда отбыл Кадор, и можно было поговорить с Моргейзой и о нем. С чего она должна была быть со мной откровенна? Кроме того, что я тоже считался ее братом, я не мог поверить, что ей больше нечего мне сказать. Это было все-таки совершенно невозможно.
        - Королева нижайше просит обождать, мой господин!
        - В самом деле? С чего бы это?
        Я сделал вид, что собираюсь, несмотря на «нижайшую просьбу», пройти к двери.
        - О!.. Но она ведь дама! Ей требуется время, чтобы встретить тебя в достойном виде, господин мой!.. - в голосе стражника появились умоляющие и панические нотки. Разумеется, он не мог всерьез преградить мне путь, если я вздумаю пройти, и он буквально приплясывал от волнения. Я посмотрел на него пару секунд, иронично приподняв бровь.
        - Хорошо. Я дам ей целую четверть часа! Предупреди ее, что затем я просто выломаю эту дверь! - заявил я с самой солнечной улыбкой, отошел к ближайшей оконной нише и уселся на каменный подоконник, продолжая пристально смотреть на мнущихся в смятении у дверей стражников Моргейзы. Они волновались, понимая, что я чем-то не на шутку взбешен. Хотя всерьез, на самом деле, как будто не был. Но пока я здесь, из дверей никто не выйдет и не будет отослан с поручением. Если моя названная сестрица собирается играть в свою игру, я сыграю в свою. Когда меня в последний раз волновали какие-то приличия? Всерьез, наверное, вообще никогда. Мне их вполне заменяло доброе отношение. И если ему не с чего было проявляться, то не существовало и ничего другого.
        Один из стражников суетливо проскользнул в покои госпожи, и вышел оттуда спустя несколько минут с горящими щеками и странной белой отметиной на скуле, будто Моргейза не ударила его, а больно ущипнула с досады - к тому же это было куда тише, чем пощечина. Посмотрев на эту отметину, я снова ощутил подавленный гнев. Я на самом деле думал, что она может во всем походить на ту, чьим полным двойником являлась? Я ведь и раньше догадывался, что нет. По крайней мере, не совсем. Образы могут сливаться воедино, если между ними есть закономерная связь. А могут разделяться и дробиться до бесконечности. А мы заметим только самые яркие приметы и увидим то, что захотим видеть. Пришло время узнать Моргейзу по-настоящему. Как будто этого она, почувствовав, и боялась. Прежде я лишь проявлял осторожность, напоминая себе, что нельзя полностью доверять сходству. Но тогда мы еще верили в какие-то подобия «кристаллических решеток» и в то, что двойники и правда могут быть двойниками. Нельзя сказать, чтобы руководствовались этим как законом физики, мы же знали и видели прежде, что вариации могут быть самыми разными. И все
же, как будто только теперь я готов был смотреть на Моргейзу не просто проявляя осторожность, и не просто как на некий независимый природный феномен. Но одновременно как на нее саму - то, что она есть здесь и сейчас, и как на все, что могло родиться в моем сбитом с толку мозгу. И заодно оценить разницу и степень точности своих ощущений.
        Когда я решил, что время вышло более чем наполовину - сверяться с часами, которые всегда были при мне в одном из браслетов я, несмотря на презрение к приличиям, не стал, да это и не имело большого значения в воцарившейся тут атмосфере, напротив - я должен был достаточно заметно нарушить отпущенный мною же срок, чтобы произвести точно то впечатление какое нужно, дав при этом Моргейзе достаточно времени для того, чтобы на самом деле привести себя в порядок, если вдруг, по чистой случайности она действительно была не готова - я встал и целеустремленно направился к двери. Никто не посмел меня остановить. Я имел полное моральное право на эту антифору. Только один из стражников негромко, но нервозно забарабанил в дверь, предупреждая, что сейчас я войду, прежде чем распахнуть ее передо мной.
        Я без остановки вошел в открывшуюся дверь, сразу миновал переднюю комнату, и прошел в следующую, светлый и просторный будуар (неважно, как он сейчас назывался, по сути - это был именно он), где, собственно, временно и обитала Моргейза.
        Я ничуть не удивился, застав ее в «домашнем» платье. Темно-синем, под цвет ее глаз, мягком, с глубокими складками, с полами, так уютно ниспадавшими на пол у ножек кресла, в котором она сидела. Спиной ко мне. Потупив голову, будто пыталась смутить меня этим скорбным невинным видом. Черт возьми, это было так явно! Попробовала бы она смутить меня, когда я был Калигулой. Впрочем, неважно, это был не я. Кто сказал: «Не верю!»?
        Что ж, смотря как смотреть. Может быть, и в этом мы только находим себе оправдания.
        В углу, на резном сундуке, болтая ногами над полом, до которого не дотягивалась, и для разнообразия лицом ко мне, с кислым видом сидела отнюдь не благообразная дама в летах, в темном чепце, превращавшем ее в подобие гладкого и упитанного, и одновременного морщинистого «червя-победителя».
        - Здравствуй, Моргейза! - провозгласил я, остановившись в шаге от своей названной сестры.
        - Здравствуй, Артур, - ровным тихим голосом отозвалась она, не поднимая головы. О, кажется, и руки у нее были сложены неким молитвенным образом?
        - Рад видеть тебя в добром здравии, дорогая сестра! В этот раз мы еще не виделись с глазу на глаз! Может быть, отошлешь куда-нибудь свою верную хранительницу?
        - О, я не смею, брат мой… - пролепетала Моргейза с настолько несвойственным ей скромным и робким видом, что это бесило уже окончательно. Чем я вел себя решительней, тем она ложно казалась более тихой и покорной. Ну разумеется… Как в фехтовании - если ты выше ростом - используй это. Если ниже - используй именно это, чтобы подобраться ближе. Двусторонняя агрессия - кто кого?
        Я шагнул ближе, коснулся ее плеча - так что она вздрогнула от неожиданности и, улыбнувшись, промурлыкал:
        - Ну конечно смеешь! Есть ли хоть что-нибудь на свете, чего бы ты не смела?
        Пока она пораженно или наигранно-пораженно молчала, я посмотрел прямо в беспокойные бесцветные глазки «червя-победителя». Лицо дамы было изжелта-бледным, но кончик носа возбужденно алел, подрагивая.
        - Оставь нас, - велел я, обращаясь прямо к ней, не сводя с нее немигающего взгляда. - Я должен поговорить с моей сестрой - королевой, о делах, касающихся судеб королевств. Ты ничем не можешь помочь нам. И абсолютно ничем не можешь помочь своей госпоже.
        Дама побледнела еще больше, так что потерял цвет и алеющий кончик носа, и медленно сползла с сундука, с едва скрываемым страхом поглядывая на Моргейзу. Моргейза по-прежнему не поднимала головы.
        - Видишь ли, - продолжил я, обращаясь к даме. - Как бы ни пугала тебя твоя госпожа, я ее брат. Думаешь ли ты, что она может быть страшнее, чем я… для нее самой?
        - Оставь нас, Летиция, - пролепетала Моргейза своим новым, ничуть не похожим на ее прежний, голосом.
        Летиция сделала что-то вроде неуклюжего реверанса и покорно заспешила за дверь, к стражникам, которые, похоже, только и жаждали закрыть дубовую створку снаружи, чтобы оказаться наконец вне того напряжения, что царило внутри этих покоев.
        - Закройте дверь, - велел я им, на их счастье. - Никто не должен нас слышать.
        Дверь плотно закрылась, во избежание всех приличий, о которых прежде Моргейза не задумывалась.
        Я наконец выпустил ее плечо, выпрямился, обошел сидящую и встал прямо перед ней.
        - Ну? - спросил я. Постояв так с минуту.
        - О чем ты говоришь, брат мой?..
        - Об этой гнусной игре, что ты ведешь, Моргейза. Я не узнаю тебя и не верю ни одному твоему слову. Ни одному жесту! С каких пор ты стала такой? Я помню тебя более откровенной и - более смелой. Прямой. Подобной мужчине по уму и силе. Ну же, взгляни на меня! Ведь я знаю тебя!
        - Ты не знаешь меня, Артур, - пробормотала Моргейза. - Как я совсем не знаю тебя. Разве ты не знаешь, почему я изменилась?
        - Нет. Не знаю. Почему?!
        - Потому что ты дал надежду и силу моему мужу. Потому что велел ему не слушать моих слов! И теперь я лишь покорная жена, знающая свое место и не вмешивающаяся в дела мужчин.
        - Не валяй дурочку, Моргейза!
        - Почему ты так жесток, Артур?
        - Ты хочешь сказать, что боишься меня? - поинтересовался я без тени раскаяния.
        Моргейза молча чуть склонила голову.
        - О, это не ты, Моргейза! - засмеялся я. - Тебя подменили! Кто это сделал? Сиды? Тролли? Ангелы небесные?
        На ее щеках наконец проступили ярко-розовые гневные пятна.
        - Почему ты вдруг решила сделать вид, что боишься меня? - спросил я уже без насмешки. - А может быть, подменили меня, а не тебя?
        Моргейза сильно вздрогнула.
        - Знаешь, это было очень давно. Для меня. И в то же время, не очень, всего-то чуть больше десятилетия назад. В твоей жизни и в жизни Кадора это не такой уж большой срок, правда?
        Она снова дернулась. О, так она действительно боится?.. Как мило.
        - И вы оба думали, что я вполне могу быть жив. Потому что понятия не имели, куда я делся, после того, как меня унес дрессированный медведь…
        Моргейза наконец вскинула голову и звонко воскликнула:
        - Артур!.. Кто бы ты ни был!..
        - Вот даже как! - Ее глаза стали совсем темно-синими, с оттенком скользящей черноты - очень похожей на отчаяние. Тень от ресниц? Тень от крыльев ворона. Она замолчала. Не продолжая, плотно сомкнув губы. - Но теперь вы знаете еще кое-что. Мало того, что я снова появился. Снова появился Мерлин. Но и этого мало. Потому что появился еще один человек. Вы не знаете его. Но уже прослышали, что мы похожи как две капли воды. Правда? И вы даже знаете, что он прибыл из Корнуолла. Там, где потерялся когда-то мой след. И теперь вы даже не знаете, кто из нас настоящий! И какие силы преисподней связаны с нами обоими!
        - Артур!..
        - Я ведь не очень похож на настоящего, правда?! Так кто я? Порождение волшебства? Мстительный демон? Который носил некогда имя Эрик, и пришел с Драконьего берега, вместе с драконом, сошедшим с неба! Потому что на самом деле «Артур умер»!
        Она попробовала вскочить на ноги.
        - Сиди спокойно, Моргейза! Я тебя не трону.
        Она застыла на месте, и ее глаза широко распахнулись в ужасе, когда я медленно и довольно зловеще извлек из ножен Экскалибур.
        - Ты видишь его? Меч королей. Меч моего отца Утера, которого ты ненавидела всей душой. - Я не чувствовал, что говорю хоть слово неправды. Если все здесь соответствовало паутине в моем мозгу, само наличие когда-то Утера было подстроено под мое собственное сознание, под меня самого. Этот мир так же принадлежал мне, как им всем, может, даже в большей степени. Потому что слишком многое в нем соответствовало нашим фантазиям, а они тут всего лишь жили. - Ты думаешь, он или я здесь - просто так? А может, на самом деле, я сам вернувшийся Утер?
        Мне показалось, что Моргейза сейчас завопит в неконтролируемом ужасе. Я приложил палец к губам, и она снова застыла.
        - Но вот что я сделаю сейчас. Не бойся.
        Я наклонился и положил меч на пол между нами. Стальную, остро отточенную границу. Она продолжала завороженно смотреть на нее, как на змею. И я понял, что она правда успокоилась.
        - Ты же знаешь, что это значит?
        - Что ты меня не тронешь, - пробормотала Моргейза. И впервые подняла на меня вполне осмысленный, живой взгляд. - Что бы ни случилось. Меч обычно кладут посреди постели…
        - Верно.
        - То есть, даже если ты не мой брат…
        - Как проницательно.
        - Значит, ты все-таки он!..
        - Если это имеет какое-то значение.
        Моргейза посмотрела в сторону и тихонько перевела дух.
        - Кадор боится тебя, - проговорила она.
        - О, я не удивлен.
        - Многие боятся тебя. И не зря зовут тебя драконом. А ты ведь знаешь, что это значит у христиан. Которых в Британии все больше и больше.
        - Знаю.
        - Ты слишком много знаешь, - произнесла Моргейза как-то тоскливо.
        - Многие знания, многие печали, - согласился я. - Но ты ведь и сама дракон. Не правда ли? Как же иначе? - Брови Моргейзы поползли вверх. Она была принцессой из Корнуолла, и ее родовым символом был вепрь (но разве это могло быть серьезно?), а к Пендрагонам она бы вовек не имела отношения, если бы могла. - В кого же еще превращаются оскорбленные ангелы?
        - Артур… - В ее голосе была странная неуверенность. Я поглядывал на нее искоса, полуотвернувшись, но очень внимательно.
        - В чем дело? Ты не понимаешь меня? Что именно вас насторожило? То, что Мерлин спросил одного из людей Кадора про дрессированного медведя… - Ну-ка, ну-ка, и что теперь, когда я вижу ее глаза, мелькнет в них? Злость?!
        Растерянность и сожаление… На мгновенье. Как будто неконтролируемое мгновенье.
        Внутри меня что-то начало непроизвольно оттаивать.
        Не она? Неважно, какие образы могли слиться. Или даже подменить друг друга. Неважно, насколько они все могли быть похожи. Я ведь мог относиться к Моргейзе просто как к Моргейзе, не смешивая ни с какими фантазиями, дурными или хорошими. Тем более что - мне ведь по-прежнему хотелось относиться к ней хорошо. Ничего же не изменилось от всех догадок. Хотя…
        - Ты помнишь это? - спросила Моргейза.
        - Нет, - ответил я. Мордред тоже не помнил. Это было только как воспоминание о сне. Хотя ведь странно. Ему было целых пять лет. Мог ли он столько забыть и не вспоминать, какой жизнью жил когда-то? Но, судя по всему, помнил он об этом только под гипнозом. Как о сне. И что же делать с ним потом? Дать все вспомнить? Дать все забыть? Что будет менее болезненно? Знать, чего лишился, или знать, что есть тайна за темной дверью, которую не можешь открыть? И может быть когда-нибудь он вспомнит сам, слишком поздно, поймет, что был обманут, и во что это его тогда превратит?
        И о чем я беспокоился больше? О Мордреде, или о том, в каком свете окажусь сам? В такие моменты приходят ничуть не благие мысли о том, что легче и милосердней убить кого-то, чем разбираться. Интересно, Галахад и Гавейн догадаются?.. Галахад, пожалуй, мог бы… Я резко тряхнул головой. Не хотел бы я жить в том мире, о каком сейчас думал, даже если на самом деле жил в нем.
        Моргейза тихо облегченно выдохнула. Ну конечно, ведь тем меньше у меня было настоящих причин ее ненавидеть. Но это легкое движение одновременно снова меня разозлило. Легко отделались? Да полно, мое ли это дело? А чье еще? Неважно. Прошли годы.
        Я придвинул ближе стоявший у стены еще один стул, поставив почти вплотную к искусственной стальной границе на полу, и сел, наконец видя ее лицо ближе, почти на одном уровне.
        - Скажи мне одну вещь, Моргейза. Нет, бог с ними, не о медведях… Догадываюсь, вы просто придумали что-то вместе. Не знаю точно, что именно вы хотели со мной сделать, убить сразу или просто держать при себе. Даже провозгласив это во всеуслышанье. Возможно, вы еще спорили, что тут будет лучше. Но нет, скажи мне - почему за все эти годы Кадор так и не стал верховным королем?
        Моргейза смотрела на меня пораженно. Открыла было рот, и поглядела чуть в сторону, будто сама озадачилась таким вопросом. Потом вдруг вспыхнула и поджала губы.
        - Потому что… мы потеряли тебя.
        - То есть, потому что я был все равно, что мертв? Унесен зверем, и с концами? Но это ему не помогло. А если бы попал к вам, то как, стал бы козырем в рукаве? И в какой момент мне свернули бы шею? До того, как решили бы признать меня королем - и уверяли бы всех в том, что это прискорбная случайность? Или уже после? Вот как сейчас?
        В лице Моргейзы появился какой-то зеленоватый оттенок.
        - Чего ты хочешь? - спросила она спокойно и прямо.
        - Ясности, - сказал я. - Так почему он не стал королем, если я вам больше не мешал? От моего присутствия возни было бы больше. Разве нет? Хотя стоп. Понимаю. Сама идея ведь относилась только к моему отцу. А нет никого из нас, и сама идея верховного короля уже не так обязательна. Стало быть, я был нужен вам все-таки живым - до поры до времени.
        Моргейза моргнула.
        - Я даже не стану спрашивать, какая из идей принадлежала тебе. Это неважно. В любом случае, Кадор был бы моим наследником, как и сейчас.
        - Я не знаю… - пробормотала Моргейза.
        - Знаешь, - сказал я твердо. - Кадор - отличный король Корнуолла. Но ему нечего делать в верховных королях! Он такой «домашний хозяин»… - А вообще, есть ли кому что там делать, после того как война кажется выигранной?
        Не навсегда, ясное дело - не навсегда. И все-таки… Едва вершина позади - и начинается спуск вниз. А до вершины мы домчались быстро, и не заметив, одним духом.
        - А потом его шансы еще уменьшились, верно? - добавил я. - Из-за Константина.
        - Артур, - проговорила вдруг Моргейза очень мягко, так что я внезапно ощутил каждой клеточкой, что она и впрямь могла бы быть моей сестрой. - Что с тобой?
        - О чем ты?.. - спросил я помолчав. Не то, чтобы она сбила меня с толку. Просто я сам отвечал на все свои вопросы, и кажется, уже потерял запал.
        - Ты ведешь себя так, будто собираешься умереть.
        Теперь я моргнул, промолчав. Она быстро продолжила:
        - Как будто ты боишься и не знаешь, на кого оставить королевство.
        «Ты слишком много знаешь…» - подумал я. Хотя чего еще я ждал? Она ведь славилась своим умом. А чем я? Подсознательной тягой к самоубийству, приведшей меня сюда, чтобы сказать ей все это? Роли вдруг чертовски четко переменились. Я уже не хотел понять, чего хочет Моргейза. Это она меня спрашивала. И даже, почему-то, сочувствовала. А может быть, правильно? Я хотел, чтобы этому миру было не все равно. Не все равно, что с ним будет. И не все равно, что я могу с ним сделать? Он должен был мне ответить. Сказать, чего хочет, сам. И для этого я выбрал Моргейзу. Кого же еще?
        Все верно - на кого оставить этот мир и, собственно говоря, оставлять ли? Зачем? Затем, что в будущем должно случиться что-то, требующее моего присутствия? А какого черта? Я ничего не обещал будущему. Почему оно должно влиять на мои поступки в прошлом? Кому обязан? Другим измерениям? Справятся без меня. Раз не спрашивали моего согласия…
        - Ты болен?
        - Нет, - ответил я с сомнением, позволяя ей перехватить инициативу. Может быть, так и нужно, кому же еще… А если я передумаю, от этого не будет никакого вреда.
        - Что бы с тобой ни было, - очень трезво произнесла Моргейза, - Тебе придется разобраться с Константином, если это беспокоит тебя.
        Я пристально посмотрел ей в глаза и слегка улыбнулся.
        «Ты всегда остаешься психологом», - подумал я со странно веселым облегчением. «Может быть, я зря тебя подозревал, и страхи и ненависть играют в моем сознании не такую важную роль как мечты и желания. Может быть. Или это лишь желания, выдаваемые за действительность. Но, в конце концов, никто не идеален».
        Внезапно раздался оглушительный грохот. Дверь распахнулась, в нее ввалился взъерошенный, как дикий еж, Лот, с отчаянным сверканьем в очах, и застыл на пороге. Посмотрел на жену, на меня, на лежащий между нами меч, и смятенно произнес:
        - О…
        - А? - рассеянно переспросил я.
        - Мм… - протянула Моргейза.
        - Ну наконец-то, хоть одна согласная! - искренне обрадовался я. И снова перевел взгляд на Моргейзу. - Но ведь Кадор - твой брат.
        На ее лице отразилась такая гамма чувств, что мне захотелось навеки запечатлеть ее в своей памяти. И этот неповторимый тон… не знаю что… все сразу…
        - Ты тоже, - ответила она. Мне так захотелось ей поверить.
        - Что тебя вдруг так устрашило, Лот? - спросил я. Мы шли по галерее. В просветах между колонн шпарило солнце.
        - Ну, знаешь… Кадор - он только что уехал. Он, прости… говорил, что ты, похоже - сумасшедший тиран. Ну, вроде Нерона там, или Калигулы…
        - А!.. - Какое попадание. А почему же нет, если все они тут «притянуты за уши» нашими собственными мыслями?
        - И он… - Лот сглотнул, а потом деликатно прочистил горло, - Считал, что ты смотришь на мою супругу не только как на сестру…
        - Гм…
        - Ну, потому что твой отец, и ее… ваша мать… Это могло как бы передаться дальше… по наследству… Я не хотел сказать, что между вашими родителями было кровосмешение, я не к тому, просто ты как он, а она - как она… Извини! Насчет тирана я даже осторожно соглашался. На всякий случай, чтобы он не переставал говорить…
        - О, ну конечно, очень разумно…
        Лот продолжал что-то объяснять, а я снова подумал о Моргейзе. Если все они «притянуты» нашими мыслями и желаниями - может быть, это на самом деле такой подарок «судьбы»? И на самом деле, глупо от него отказываться? Это что-то идеальное, вызванное нашим сознанием. Мы сами «вызвали» все это к жизни. И теперь отказываться? Может быть, это просто трусость? Бегство от собственных желаний? Лицемерная игра с ними в прятки. Вдруг эти набившие оскомину навязчивые мысли снова меня взбесили. Ради чего? Ради оживления фантазий? Только чтобы подтвердить, что они фантазии, эрзац, подделка?! И ничуть не живы?! Как и мы сами?!
        Наш мир тоже не существует - он где-то в другом измерении, в совсем других вероятностях, возможность которых здесь далеко не очевидна. И мы тут для него - то ли живы, то ли мертвы, в Авалоне, в загробном царстве. А окружают нас стальные стенки… «Януса».
        Где угодно, где бы мы ни были.
        Отделяя от мира живых, и от мира мертвых, отделяя один мир от другого, и нас от каждого из них - где бы мы ни находились…
        - Так что ты там говорил о Кадоре? - переспросил я, пусть внезапно, но очень спокойно. - У меня есть кое-какие соображения, хотелось бы обсудить их с тобой. Праздники меня доконают. Пора бы заняться делом…
        Немного позже, чтобы никто не помешал мне, я направился не в свои покои, где мог теперь оказаться кто угодно, даже Гвенивер, а во временно опустевшие покои Мерлина, где меня встретила только скучающая королева Мэб - подросшая грациозная кошечка, черная как уголек.
        Я придирчиво оглядел помещение - толстые стены, узкие окна, вещи в комнате просто удобные и обычные и будто случайные, ничто не указывало на то, кто обитал здесь. Кроме черной кошки. Верно. Никто же не собирался тут обживаться. Или где бы то ни было еще?
        Я уселся в кресло перед столом и, не включая передатчик, задумчиво посмотрел в сводчатый потолок. Королева Мэб, громко мяукнув, вспрыгнула мне на колени и выпустила коготки, чтобы надежней удержаться. Я засмеялся и подхватил ее на руки, ласково почесывая за ушком.
        - Скучаешь, Тарси?… - спросил я беззаботно, и осекся. Кошка обратила ко мне загадочные золотистые глаза. Как-как я ее назвал?.. Королеву Мэб? Королеву сновидений?..
        Я осторожно поставил разочарованно мяукнувшую кошечку на пол, и потянулся к передатчику. Немедленно выскакивать из комнаты - глупо, да и не помогло бы. Кругом только призраки. А оставаться в одиночестве было уже невозможно. Мне нужен был кто-то если не живой, то хотя бы такой же, как я. С кем можно было поговорить, не чувствуя отделяющих намертво стальных стенок. Будь это время, разные миры, или просто ложь.
        XX. Сны
        - Проснись! Проснись! - кричала Гвенивер.
        О черт… Кажется, я ударил ее… Что-то упало. Я знал, что это была она. Так и знал, что этим все кончится… Ну, как фантазии? Хорошо швыряться ими по комнате?
        Не очень-то хорошо… Верно?
        - О боже. Прости. Я принял тебя за… Неважно. Тебе лучше не знать…
        Гвенивер поднялась на ноги, все еще осторожно прикрываясь рукой, но в ее голосе не было страха, только искреннее беспокойство и любопытство.
        - Что тебе приснилось? Артур?
        - Просто сон. Одна жуткая тварь…
        - И тебе часто снится такое?
        - Да… Знаешь, Гвенивер… - в приглушенном свете бронзовой жаровенки, спасающей от ночной сырости, я разглядел то ли тень, то ли наливающийся вокруг ее левого глаза синяк. - Наверное, будет лучше, если мы найдем тебе другую спальню. Сделаем ее чудесной, удобной, и я не буду тебе мешать…
        - Ну что ты, как так можно?..
        Нда… я снова посмотрел на ее левый глаз. Определенно синяк. Она вдруг ойкнула от какой-то догадки:
        - Это медведь? Тебе снился медведь, правда?
        - Э… да… - от такой простой лжи стало легче. Как будто это на самом деле было так. Гвенивер улыбнулась, как будто удар, который она получила, ничего не значил. - Нет, - сказал вдруг я. Меня подзуживал какой-то внутренний демон. - Не медведь.
        - Но ведь ты его совсем не помнишь? Может быть, во сне?..
        - Может быть. Но нет. Ты помнишь, что я говорил в самом начале? О памяти, скрытой в полых холмах?
        На ее лице закономерно отразился суеверный страх. Еще бы, среди ночи говорить о таких богомерзких пакостях… Да еще когда мне снится черт-те что, а может и вовсе - вселяется нечто… Вот теперь Гвенивер испугалась. Я отметил это с чем-то похожим на мрачное удовлетворение.
        Когда я поднялся, она едва не шарахнулась в сторону - не то чтобы всерьез, рефлекторно, неуправляемо, будто спала, и ей могло присниться что-то страшное, но я прошел мимо, к столу, и открыл стоявший на нем большой резной ларец с секретом.
        Хитрым замочком «ящика Пандоры».
        В нужным отделении я нашел нужный флакончик и вернулся к ней. На этот раз она уже не вздрогнула, успев успокоиться.
        - Что это?
        - Просто хорошее снадобье. Надо же мне исправить свою оплошность.
        - Такое случается, - она великодушно попыталась улыбнуться.
        - А не должно, - сказал я твердо, снимая пробку. - Покажи мне, обещаю, теперь я буду нежен и осторожен.
        - Ой… - сказала с легкой тревогой Гвенивер, когда состав был наложен. - Холодно!..
        - Только не трогай, - я аккуратно поймал ее машинально поднятую руку. - Не бойся, сейчас это пройдет, и не будет ни боли, никаких следов к утру. Совсем. Тебе не придется быть снисходительной, говоря, что «так бывает», и объяснять кому-то, что это случайность. Просто - как будто ничего не было.
        - О, - произнесла негромко Гвенивер после как-то вещественно прозвучавшей паузы. И снова едва удержалась, чтобы не коснуться рукой лица. Ее глаза приняли задумчивое выражение, будто она изо всех сил пыталась почувствовать то, чего ни почувствовать, ни увидеть не могла. - Совсем никаких следов…
        - Верно.
        - Гм. - Она скользнула по мне взглядом, и я ощутил себя странно уязвимым. - Это магия?
        - Да нет, просто снадобье.
        - Это магия, - слегка кивнула она своим мыслям. - Твои полые холмы. Вот почему у тебя нет шрамов. Их «как будто не было».
        Я пристально посмотрел на нее и улыбнулся. Собственно говоря, именно это я и хотел ей сказать. При этом, как будто, не говоря. Последовательностью слов, действий, тоном, сменой тона, сменой темы. Ничего удивительного в том, что она догадалась.
        - Каких чудовищ ты видел? Расскажи! - спросила она вдруг с совершенно детским любопытством.
        - Ну нет! - рассмеялся я. - Иначе больше никогда не уснешь!
        - Ты меня дразнишь! - вздохнула она облегченно и шутливо надула губки.
        - Ну конечно!
        И я поцеловал ее несчастный висок, от меня же недавно и пострадавший, и дальше нам стало совсем не до кошмаров - как будто их никогда и не было.
        Жизнь-сказка с волшебными королевствами шла своим чередом, размеренная, беспечальная, и такая удивительно простая, когда, наконец, в нее стало возвращаться что-то почти раздражающее и кажущееся неуместно чуждым. Хотя - это ведь было здорово, что возвращалось.
        Вернулись колдуны - из своих «полых холмов». А нервничать я, как обычно, начал заранее, зная об их подходе. Они будто хотели все разрушить. Я почти чувствовал враждебность.
        Непременно разрушат. Как острая стальная струна, попавшая вместо нити в станок для ткущегося гобелена. Все разорвут, не по своему желанию, а по роковым законам физики. Неизбежно. И я ничего не смогу с этим поделать. И не смогу от этого сбежать.
        А тут царили мелкие склоки, легко разрешаемые, как детские игры. Шли вполне серьезные «битвы за урожай», наполнявшие сердца вокруг весельем и радостью, и надеждами на будущее, которое - было ли? «Наконец-то ясное завтра» - такое близкое и такое мифическое, что от его невозможности хотелось перерезать себе горло. Но пока мы с Гвенивер осваивали соколиную охоту, летели сами вскачь, вслед за птицами, будто разрезая прильнувшие к земле небеса - океан простора и воздуха. И мимо проносились птицы, а иногда и шальные стрелы, и это был всего лишь свист ветра, и больше ничего.
        Но любые каникулы пролетают быстро, и потом приходится признать, что это был лишь сон. Но в каждом таком сне - будто целая жизнь. Со своей юностью, расцветом, старостью и концом.
        Они и выглядели ужасающе диссонансно и чуждо. Удивительно, что они не вызывали суеверный ужас одним только… но ведь вызывали же. Одним только видом. Хотя трудно было зацепиться за какую-то конкретную деталь, чтобы сказать, что здесь вопиюще не так. Дыхание чужого мира, режущее этот - по-живому.
        - Ты как будто не рад, - беззаботно прощебетала Линор, пока я провожал ее до ее временного обиталища. - Выглядишь испуганным и виноватым. Что ты тут без нас натворил?
        Внутренне я тут же поднялся на дыбы.
        - Ничего! Уж «без вас», конечно, совсем ничего!
        Линор остановилась и посмотрела на меня вприщур, будто в прицел винтовки.
        - А что так свирепо?
        Я обнаружил, что у меня дрожат руки, всерьез, не на шутку, и сжав кулаки, чтобы унять дрожь, постарался успокоиться.
        - А ну-ка… - Она толкнула створку и затащила меня в открытую дверь. Я позволил ей протащить меня через всю комнату, мягко подтолкнуть к стулу и усадить.
        - Эрвин, что случилось? Тебя трясет. - Ее руки лежали у меня на плечах, будто тоже помогая мне сдерживаться. Взгляд серых глаз был внимателен и обманчиво спокоен. - Ну что опять?
        - Не хочу об этом говорить. Полная ерунда. Просто не могу разобраться…
        - Хочешь.
        - Ладно. Что случилось? Обычная человеческая счастливая семейная жизнь.
        Она кивнула, все еще не понимая и не принимая всерьез.
        - Да, я помню. Политический фиктивный брак… скоро все кончится и не надо будет притворяться. - Ах, какие мы благоразумные, спокойные и понимающие!..
        - Притворяться?! Фиктивный! Черта с два!
        Ее руки на моих плечах крепко сжались.
        - Что значит «черта с два»?
        - Не понимаешь? Не фиктивный. Самый настоящий. На полную катушку! - глаза Линор непроизвольно потрясенно расширились. Хватка ослабла.
        - Но она же…
        - Что?! Игрушка, по-вашему?!
        Линор с каждым мгновением выглядела все потрясенней. Она нервно облизнула губы, явно не зная, с чего начать возражать.
        - По-твоему! - вспылила она, и отпустила меня, будто оттолкнула. - Да как ты мог?!..
        Я на мгновение прикрыл глаза.
        - А вот мог. Для вас что, открытие, что я не всегда в себе?
        На лице Линор вспыхнула ярость.
        - Это что, такой демарш?! Показать, что все должны с тобой возиться, чтобы только ты не устроил черт знает что, на что у тебя, по твоему мнению, всегда есть индульгенция?! Показать, что все сволочи, раз бросили тебя одного на пару недель?! Да как мы смели, а?! А кто, черт побери, влез в короли себе на забаву? Тебя просили высовываться?! Нет! Так что это теперь за истерики на всю вселенную?!
        - Пристрели меня!
        - Иди к черту!
        - Ты думаешь, я шучу или выделываюсь?
        - Именно последнее!
        - Ладно. Я урод. - Дрожь вдруг улеглась, и я вздохнул спокойнее. - Я все равно не смогу тебе этого объяснить. Себе-то не могу.
        Она вдруг смягчилась.
        - Прости, я знаю, стресс ищет выход…
        - Да пошел он к черту, ваш стресс! Ты не понимаешь. Я не хочу считать ее игрушкой. Она - как этот мир. Весь целиком. Может быть, он не то, что мне нужно, но я окунулся в него, вжился, полюбил, неосторожно, неожиданно! Глупо. Я не должен был этого делать. Но к чему я никак не могу сейчас относиться всерьез, это к словам «должен» и «не должен». Я перестаю их понимать, и ни от кого другого не смогу услышать, неважно, насколько это будет верно. Даже от себя самого не могу. И зачем я все это несу? Что бы я ни сказал, звучит глупо, потому что это и слишком много для того, что я хотел бы сказать, и слишком мало.
        - Гм… э… - рассудительно пробормотала Линор, пытаясь сохранять спокойствие. - Если рассуждать логически и примитивней, у тебя это первый брак, и он эмоционально сильно тебя задел…
        - Не смеши меня! Первый! В дюжинах разных столетий - я знаю, как это бывает. Неважно, я там был, не я, я просто знаю! Все, что мы помним - все наше!
        - Это не одно и то же тоже!
        - Как мне это надоело!.. Если наша память - не наша! Если наши знания - не наши! Если наши жизни - не наши! Даже наши собственные! Тогда что это все такое? Занавеси для пустоты? Вечной? Всегда и везде? Здесь и сейчас. Каждое мгновение. Постоянное осознаваемое небытие! Мы можем все, мы знаем все, но нас не было, нет и не будет!
        - Знаешь что? - изменившимся голосом сказала Линор. - Меня все это доконало. Надо срочно забирать тебя отсюда.
        - Через мой труп! - рефлекторно ответил я, почти что к собственному удивлению.
        - Желаешь - через все наши? - едко поинтересовалась Линор.
        Я покачал головой и поднялся. Она не стала меня останавливать. От этого мне стало грустно. Но от любого другого исхода - было бы так же. А еще, я был уверен, что и ей тоже - грустно. А ведь они только что вернулись с очень важного дела. С победой. У этой задачи не было удовлетворительного решения. Даже если я утоплюсь в пруду, и то едва ли кому-то станет легче и радужней на душе.
        Разве что Константину. О! Благослови боже, врагов наших! Хоть им мы можем иногда доставить радость.
        Недавно я думал, что меня добьет война. Кажется, теперь меня добьет мир.
        Разобравшись с парой стопок донесений, многие из которых состояли из пары строк, но каждая в своем особом шифре, о котором сразу не догадаешься, и о котором даже не подозревал отправитель, и переговорив с Галахадом, сообщившим, что они уже почти под самыми стенами, я выбрался во двор, поближе к воротам. Вот почему-то команду с севера я ожидал с большим нетерпением, чем «волшебников».
        Впрочем, я ждал и их, скорее уже после их появления как будто все изменилось, сомнения и неудовлетворенность перевесили ожидания. В конце концов, они уже были здесь. И об этом не нужно было беспокоиться. Надежно. Точно. И слава богу.
        Солнце немного потускнело. Еще не думая садиться. Просто набежали облачка.
        По двору сновали люди, а я старался им не мешать, ведь многих из них парализовывало одно мое присутствие. Прокрадываться, было, конечно, бесполезно, так что я просто напустил на себя мечтательный отсутствующий вид, показывающий, что я не хочу, чтобы на меня обращали внимание, и сам его ни на кого не обращаю.
        Я так хорошо разыгрывал рассеянность, поглядывая то на небо, то на верхушки башен, то в землю, что когда передо мной вдруг выскочил Гамлет, с трагически выпученными глазами, я даже не понял, откуда он взялся.
        - Да как ты мог! - выпалил или булькнул он.
        - О, боже мой… - проворчал я. Судя по всему, он успел поговорить с Линор. - Какого черта, это моя личная жизнь! Какого дьявола это всех так волнует?! Потому что у всех ее просто нет?!
        - Но она же еще ребенок?! - Гамлет пытался буркать все это приглушенно, и оттого говорил неразборчиво, хотя тихо у него все же не получалось. Но в любом случае, пока я старался «никому не мешать», все старались не мешать мне, и слишком рядом никого не было. Так что вполне было достаточно и этого.
        - По каким меркам? По здешним? Ха! Да она старше меня на три тысячи лет! И уже намного старше Джульетты! На целую одну седьмую ее гипотетической жизни или на четырнадцать процентов…
        - Не валяй дурака! Это же Гвенивер!
        - Ну да. И что? Кто-то был не в курсе, что я женюсь?
        - Она же несовершеннолетняя!
        - Опомнись, в каком мы веке?! Какая разница, я или любой другой проходимец на верховном троне? Я еще не худший вариант, я надеюсь… Леодегранс только и мечтал выдать ее замуж. А думаешь, окажись на моем месте Кадор, его бы что-то остановило отдать ее за Константина?
        - Но ты-то не любой другой, идиот! Ты из другого мира, и все отлично понимаешь! Ты не можешь себя вести как любой человек отсюда!..
        - «Не вправе он, как всякий человек, стремиться к счастью!..» - воскликнул я со злостью. - Почему?!
        - Потому что ты скоро исчезнешь отсюда!
        - Кто тебе, черт побери, сказал?
        Гамлет уставился на меня с таким изумлением, что я сам слегка удивился. Неужели эту часть Линор пропустила? Или он не поверил? Или прослушал?
        - Ты… Ты… Да ведь «Янус» уже в порядке!
        - Я знаю! - заверил я.
        - Псих.
        - Не новость.
        - Идиот.
        - Все относительно. В каком-то смысле - несомненно.
        - Не прикидывайся. Это… да ты просто врешь! Врешь всем, врешь нам, и может, самому себе! Ты не думаешь тут оставаться на самом деле, правда? Тебя просто развлекает эта мысль! Тебе нравится что-то такое воображать! Играть в игрушки!
        - Воображать?! Вся наша жизнь - пустышка!
        - Ой, хватит этих капризов и манерничанья!
        - Капризов?! Да! Пустышка! Мы скачем по мирам, не задерживаясь! Проскальзываем, как будто нет ни их, ни нас!
        - Ты что, собираешься так же спятить как Линн?
        - Я еще никого тут не отравил.
        - Отравил! Идеями, надеждами, приручил, подчинил. Обманом! Они все пляшут перед тобой на задних лапках! Но это же все обман!
        - Да…
        - Да?
        - И именно поэтому бросать их теперь подло.
        - Черта с два! Подло было приручать!
        Я помолчал секунду.
        - Наверное. Но что сделано, то сделано.
        Гамлет решительно кивнул.
        - Поэтому я пойду и скажу ей это прямо сейчас!
        Я недоуменно моргнул.
        - Скажешь что?
        - Что ты ее обманул, и тут не останешься. Ты самозванец, подделка, призрак, примеривший на себя роль короля, и решивший в ней остаться. Но теперь есть Мордред, и тебе придется уступить ему место!
        - И ты думаешь, что его примут? Кому он нужен?
        - Он тут на месте!
        - Уже нет. С тех пор, как мы превратили это место во что-то другое. А не будь нас, может, и его бы тут не было.
        - Я пойду и скажу ей!..
        - Не городи чепухи!
        - Я не шучу. Мы все уберемся отсюда прямо сейчас.
        - О! Сам так решил? Один? Как? Что, с боем? Напугав всех до полусмерти? Да ты хоть с кем-то еще говорил об этом?!
        - Это надо как-то закончить! Лучше немедленно! Разрубим гордиев узел!..
        Гамлет повернулся с торжественным видом, будто собираясь заявить что-то во всеуслышанье…
        - Стой! - вырвалось у меня, как будто я поверил во весь этот его бред. Под влиянием момента он вполне мог быть на такое способен. Да ведь одного диссонанса нашего тут присутствия вполне хватало.
        - Попробуй, останови!..
        - И остановлю. Ты правда хочешь причинить ей боль? Разбить ей сердце?
        - Это сделал ты!
        - Еще нет.
        - Уже да! Все, что мог, ты сделал! Теперь пора положить этому конец!
        - Стой! Ты несерьезно!
        - Кто? Я несерьезно?! Проверь! - Он взмахнул рукой. - Я объявлю это прямо здесь и сейчас!..
        - Прекрати пороть чушь!
        - И не подумаю! Так вот!.. - он возвысил голос.
        - Заткнись!
        - Да, я говорю!..
        В ярости я выхватил меч. Почти неконтролируемым движением. И не подумал пожалеть о нем.
        - Ты замолчишь!
        - Нет!
        - Тогда я убью тебя к черту! - пообещал я.
        - Неужели?! - Гамлет отскочил, и тоже выхватил бодряще скрежетнувший и свистнувший меч.
        - Я не шучу, - предупредил я.
        - Я тоже!
        - Отлично! - и под кажущиеся такими далекими, чьи-то испуганные вопли, я напал на него.
        А ведь кстати… не такой плохой выход. Кто-то из нас может убить другого. И это единственная вещь, которая может объяснить и извинить все. Посмотрим, какие это игрушки!
        Я ударил его мечом, совершенно не пытаясь быть осторожным. Не то чтобы всерьез пытаясь убить, но без осторожности - захочет, так сумеет уклониться или парировать. Еще удар, еще!..
        - Да ты соображаешь?!.. - возмутился он наконец.
        - Нет! - мстительно ответил я.
        - Чокнутый! - его меч пронесся слишком рядом, уже угрожающе. Это меня разозлило. Я тоже ударил серьезней. Гамлет протестующе вскрикнул и ответил очень «неосторожным» ударом, от которого всерьез пришлось уклониться мне. Странно. Мне это понравилось. Понравилось, что удар был настоящим, что это был бой на равных. Ну наконец-то!.. Не какие-нибудь разнесчастные саксы, не драконы и не мифические великаны, которые могут продержаться против нас «целых две минуты». А кто-то абсолютно мне равный, и по силе, и по знанию, и по возможностям хотя бы даже в любой момент устроить тут какой-нибудь взрыв, который оставит вместо нас во дворе только глубокую воронку. Я одновременно хотел убить его, и радовался, чувствуя странное громадное облегчение, и был ему за это благодарен. Да, даже за желание его убить!
        Отовсюду неслись крики, кто-то все время попадался под ноги и тут же отлетал прочь. Нет, пострадавших не было, на это нам реакции хватало, даже без особого обращения внимания, пока мы с Гамлетом увлеченно гоняли друг друга по двору, выбивая искры из подворачивающихся колонн, стен, булыжников или бортика фонтана посреди двора, служившего одновременно поилкой лошадям.
        Но вдруг во все это врезался совершенно инородный звон, одновременно сбивший движение и моего клинка, и вражеского - третий меч, нахально вклинившийся посередине. Одновременно мы остановились и развернулись к тому, кто его держал, не то, чтобы забыв друг о друге, но ненадолго прервавшись. Возможно, чтобы вместе устранить помеху.
        - Это еще что?.. - осведомился я, и увидел Мордреда, который опустил меч и вместо него встал между нами сам. - Убирайся! - велел я, впрочем, не слишком недружелюбно.
        В глазах Мордреда горел азарт. В походе он загорел и превратился в гору мускулов, в которой никто бы уже не заподозрил выкормыша монахов. Собственно, пожалуй, за последние недели он стал крупнее меня, и еще больше стал от меня отличаться, или… черт. В чем-то, стал еще больше походить.
        - Прикажи мне! - парировал он, как будто я только что этого не сделал. Я глянул поверх его плеча на опешившего Гамлета, таращившегося на него во все глаза, опустил меч и покосился в сторону, на Олафа, ожидавшего наготове с деревянным ведром, доверху полным воды… где он его только взял? Вода-то понятно, что из фонтана, у которого мы все остановились - в центре красовалась здоровенная рыбина с разверстым ртом-чашей, из которого и била струя воды.
        - Если прикажешь, я буду сражаться за тебя! - с отчаянным задором заявил Мордред. - Но ты не можешь подвергать себя опасности! - Как будто его кто-нибудь спрашивал.
        - А ты - можешь? - поинтересовался я из чистого любопытства.
        - Я - никто, - повторил он спокойно свои какие-то давно сказанные слова. «Я - никто» - слова Мордреда. «Меня не существует» - слова Гарета. И я все еще думаю, что у меня какие-то особенные проблемы, сильно отличающиеся от простых человеческих?
        - Нет никакой опасности, - заверил я. - Мы только упражнялись. - Гамлет за спиной Мордреда будто стал сдуваться как воздушный шарик. С облегчением. - Ведь верно, Ланселот?
        Ланселот откашлялся.
        - Да, правда, - выдавил он насквозь фальшивым тоном, и принялся припрятывать меч в ножны, настороженно, впрочем, поглядывая на меня - сделаю ли я то же самое? Или подло нападу, как только все расслабятся. Я просто опустил меч острием в землю и дружелюбно улыбнулся.
        - О, - промолвил Мордред. - Прости. - Но с места сдвинулся лишь на полшага. И все еще выглядел более внимательным, чем смущенным. И ничуть не взволнованным. Будто ему было совершенно все равно. Он серьезно относился к своему «никто».
        Насколько он все-таки похож на меня? Что ж, если и правда похож, в чем-то это даже лестно.
        И я вдруг понял, что оттаиваю, или уже оттаял. Какое-то время назад. Как-то внезапно. И все на свете, будто, стало куда проще. Я снова взглянул на Гамлета, переводящего взор с меня на Мордреда и обратно с таким видом, будто у него двоилось в глазах - а ведь мог бы давно привыкнуть к странностям нашей бурной жизни. Но он, кажется, даже немного позеленел, как от морской болезни. Что ж, кто знает, может, у него были свои причины. Посмотрел вокруг, на столпившийся чуть в отдалении смятенный народ, на бледного хмурящегося Кея, растерянного Бедвира, прищурившегося Галахада, иронично сложившего руки на груди и склонившего голову набок, испуганную Гвенивер, которую крепко удерживала в объятиях Линор, на Антею, напряженно стискивающую в руках свой «волшебный» жезл, которым она могла оглушить кого-то из нас, но понятия не имела, чем это может закончиться.
        Все просто. И что бы там ни было - в сущности, неважно.
        - Все отлично, Мордред, - сказал я, на самом деле это чувствуя. - И я чертовски рад, что вы вернулись!
        Олаф спокойно отставил полное ведро в сторонку. Вода в нем только тихо колыхнулась.
        И раз уж мне вдруг стало все равно, что происходит, я не стал разговаривать ни с кем, для кого это, как будто, имело значение. Я ушел вместе с Антеей, так и не пустившей в ход свой жезл - поблагодарить ее за это, а заодно - она казалась самой отстраненной из всех, а мне не хотелось погружаться снова в тот замкнутый круг, который, кажется, начал размыкаться. Нас тут же все оставили в покое. И ради меня, и ради ее жезла. От всех волшебников старались держаться подальше. А от нее, пожалуй, особенно. От Мерлина с Морганой, при мне, все равно ведь не увернешься.
        - Что у тебя за проблемы с твоим Танатосом? - озабоченно спросила Антея.
        - С кем? - переспросил я рассеянно.
        - Ты знаешь. Ты ведешь себя так, как будто очень хочешь, чтобы тебя убили. Осознанно или нет. О, сознательно ты этого, наверное, не хочешь и ловко выбираешься из всех ловушек, которые сам же себе и подстраиваешь. Но подстраиваешь их снова и снова. Так не может долго продолжаться!
        - Ну и прекрасно, должно же это как-то закончиться.
        - Я не только о том, что происходит сейчас, а о том, что творилось тут с самого начала. Стать королем - это что, не сублимация идеи о самоубийстве?
        - О!
        - Высунуться и стать мишенью.
        - Но послушай, делают же это все время нормальные люди… Или ты думаешь, что они все ненормальные?
        Антея вздохнула.
        - Ну что поделать, у всех есть Танатос. В той или иной степени… Лучше бы, конечно, ты сам догадался, ты же у нас умник. А теперь только закрываешь окошки в своей голове и продолжаешь улыбаться. Видел бы себя со стороны, сразу бы все понял… - Антея наконец пригляделась получше. - О нет, ты же знаешь, да? И давно?
        - А что толку, если я не могу изменить мир?
        - Проблема в тебе, а не в мире!
        - Да вот нет, как раз не во мне. Хотя все это - всего лишь «нормально».
        И еще раз не во мне - Антея опоздала со своими откровениями. А вот Гамлет успел - тем, что мы едва не лишили друг друга жизни, и это так неприлично меня обрадовало. И вернуло чувство настоящего равновесия. И успел Мордред. Тоже восстановив равновесие, другое - как столкновение с зеркалом. Неважно, насколько это верно на самом деле, но - и в самом деле - а кто еще меня остановит, кроме меня самого?
        XXI. Пандора
        Месяц пролетел незаметно. И сказочно спокойно. Мы потихоньку возились с расчетами и даже кое-какими экспериментами в удаленном доступе, по-дружески не забывая о королевстве, но не пытаясь сделать с ним ничего особенного. А в самом деле, что еще? Войны на этот год кончились, и появилась какая-то определенность. Пусть и иллюзия определенности. Какая-то инерция все равно ведь появилась. Может, дальше кому-то будет проще, и это уже неплохо. А пока - полоса стабильности. Целый «золотой век», умещающийся в одну золотую пору, окрашенную осенью, с начинающей естественным образом осыпаться листвой. Чуть больше месяца на весь этот «век».
        Гамлет, конечно, ничего не рассказал ни Гвенивер, ни кому-либо еще, он все же был не настолько сумасшедшим. А сама Гвенивер была потрясена встречей с Мордредом, настолько на меня похожим. Да и много кто был потрясен этим - и впервые его увидев, и заново. То, что это не вызвало бури, объяснялось все той же инерцией. Хотя это могло бы стать уже последней каплей в творящемся с самого нашего прибытия на эту землю сюрреализме.
        В походе на Север Мордред, конечно же, отличился, проявил себя с наилучшей стороны и все в таком духе. А многие местные жители, разумеется, даже принимали его за меня. Гавейн и Галахад не находили нужным препятствовать распространению этих слухов, наоборот, они их поощряли, и с удовольствием использовали как дополнительный стратегический психологический фактор. И им легче, и меньше крови. Достаточно ли было этого, чтобы Мордред мог стать когда-нибудь хорошим королем? Понятия не имею. Некоторые вещи должны, наверное, просто случаться, неважно, готов к этому кто-то или нет. Случайность, провидение, «афера века». Все это может завязать вокруг себя реальность в узелки закономерности, но все это может и не произойти.
        - А ведь если задуматься, - как-то вслух рассуждал Гамлет, - в наши времена тоже было полно загадок. Да и анахронизмов… Взять, например, все эти звездные королевства. Денеб - королевство. И Вега - тоже королевство! До недавнего времени. Что такое полвека? Даже меньше. Правда, некрасиво там как-то все кончилось. Есть предположения, что наследник престола сам велел перебить всю свою семью. А через несколько лет почему-то взорвался весь королевский дворец, с ним вместе, и Вега стала республикой. Но что там произошло - тайна покрытая мраком. Правда, похоже, скоро можно будет посмотреть, что там случилось. Ведь полвека уже пройдет!
        - А еще, какое-то время, когда мы вернемся, будет отсутствовать буфер, - напомнил Фризиан.
        - Это неэтично! - нахмурилась Антея. - Еще могут быть живы многие люди, жившие в то время, и вмешиваться во все это будет неправильно и незаконно. Теоретическая возможность проникновения в события полувековой давности не означает, что мы можем делать все, что захочется. В таких случаях лучше бы выдержать все лет сто, чтобы не разрушить собственные закономерные процессы. Не в физическом смысле, а социальном…
        - Как незаконно расследовать преступления, - с убийственно серьезным видом скорбно кивнул Фризиан. - А вдруг убийца, не дай бог, найдется?
        - Ну а тут мы законно? - мягко поинтересовалась Линор. - Не в физическом смысле, а социальном. Хотя, конечно, в случае с Вегой все настолько странно и неприятно, что даже не хотелось бы ворошить… В конце концов, что и зачем мы могли бы изменить?
        - Не могли бы, - сказал я. - Во-первых, мы попросту попадем уже не в свой поток. Все будет очень похоже, но где именно будут расхождения - не знает никто. Вплоть до «другого убийцы». Поэтому бесполезно будет всерьез на это опираться… - Я заметил удивленные взгляды, и непонимающе поднял брови.
        - А зачем опираться, да еще всерьез? - спросил Олаф. - Это ведь будет не расследование. И едва ли это будет иметь какое-то политическое значение.
        - А зачем тогда?.. Антея только что говорила о социальном. Наверняка - в политическом смысле.
        - Да-да, - подтвердила Антея и морщинки на ее лбу разгладились. - И ведь все-таки, это будет очень близко. В сочетании с другими фактическими данными, это может иметь и полновесные политические последствия. На самом деле вероятность «другого убийцы» при такой близости к нам будет мизерно мала. Оговорка в таком роде будет не более чем «политической вежливостью» с нашей стороны.
        - И осторожностью, - добавил я. - Только не говорите, что это я придумал про расследование, речь о нем зашла раньше.
        Фризиан что-то насмешливо просвистел сквозь зубы.
        - Граждане, а вам не смешно оттого, что мы обсуждаем темную политику Веги, и этично ли будет в ней копаться, при том, что само наше исчезновение и внезапное появление в другом секторе Галактике будет иметь самые полновесные политические последствия? По-моему, нам всем будет не до Веги!
        - Слышь-ка, - Олаф иронично склонился над столом. - И где тут тебе граждане? У нас тут античный полис или времена Французской революции?
        - Да пусть будут граждане, монарх не против, - заверил я и все засмеялись.
        Линор нажала на пару кнопок внутри резного ларца, из которого лился флюоресцирующий свет, и закрыла крышку.
        - Но кажется, нам и правда будет не до Веги…
        - Но тайны, загадки! - воскликнул Гамлет, явно находящийся в романтическом настроении. - Ну а Денеб? Как, по-вашему, тоже монархия в последнем поколении? У королевы нет наследников, она никогда не вступала в брак, хотя это ведь не шестнадцатый век, супруг никак бы не мог покуситься на ее власть…
        - А что пример Веги? - перебил я.
        - А что пример Веги? - повторил Гамлет, но уже с другой интонацией, не ироничной, а именно вопросительной.
        - Помнишь упорные слухи, что все дело было не в ее последнем правителе, а в воздействии на него как раз через брак? Помнишь королеву Лорелей?
        - «Прекрасная дама без пощады…» - не удержавшись процитировал Олаф и улыбнулся.
        - Именно.
        - Слухи, - пожал плечами Фризиан, и недоверчиво отпив разбавленное вино из чаши, отставил ее в сторону. - А может, и нет. Но без слухов ведь никогда не обойдется, что бы там ни было. Похороним информацию в дезинформации - и никто там уже не откопает истины.
        - Мы можем, - заметила Антея.
        - Неэтично! - жалобно заметил Фризиан. Антея покачала головой и возмущенно закатила глаза, усмехнувшись.
        - Все всегда возможно, - отмахнулся я. - Может быть у нее паранойя. Я примерно представляю себе, как это бывает. Почти коллеги, как никак. - Все снова засмеялись. А потом замолчали.
        - А что с браком? - спросил Гамлет после некоторой паузы.
        - Вот теперь он, кажется, стал фиктивным, - ответил я. Не разбирая, о чем он спрашивал.
        Гамлет кивнул, не комментируя.
        - А на Веге? - спросил Олаф.
        - Ну, ты же все знаешь. Всегда может найтись кто-то со стороны и повлиять на что угодно.
        - И поэтому королева Денеба собирается стать последней королевой? Сознательно?
        - Может быть.
        - Но есть же у нее какие-то другие родственники.
        - Есть, конечно.
        - Тогда какие могут быть проблемы? И между прочим, если подумать, зачем ей брак? По традиции? В любой момент ее могут официально клонировать, с любыми заданными модификациями. Надо же, наконец, идти в ногу со временем. Подумаешь - что прежде этого не делалось.
        - Проблемы только в законе.
        - То есть?
        - Все зависит от завещания. А известно, что оно существует, но никто не знает его содержания.
        - Ну, при желании, разве это может что-то значить?
        - Но желаний-то много.
        - А. В некотором смысле, понимаю… Это все легенда о денебских принцах?
        - М? - вопросил Гамлет.
        - Которых унес медведь! - вставил Фризиан. - Это только слух, что на самом деле, наследники у королевы есть. И они указаны в завещании. Это же общеизвестно.
        - Ну да, - разочарованно протянул Гамлет. - Желтая пресса… Кстати, мне нравится идея с клонированием. Просто и элегантно. И без проблем.
        - А при чем была желтая пресса? - не понял Фризиан.
        - Ей такое нравится. Всякие тайны и заговоры. Я вообще не думаю, что это правда. Скорее, просто отговорка - шутка для прессы. А она уж - пусть думает, что хочет и ищет, где хочет. Пусть хоть обыщется. Отличная брошенная кость. Столько всего напридумывать можно, а в это время как в анекдоте: «на чердак, и работать, работать, работать!» Я слышал двадцать пять разных версий на этот счет.
        - Ого! - воскликнула Антея, смеясь, - ты что, еще и следил за ними и считал?
        - А почему нет? Легенды и мифы современности - это так забавно. И очень умиляет - люди совсем не меняются! Что три тысячи лет назад, что пять тысяч, что столько же вперед…
        - Ну, насчет вперед говорить трудно, тут ты погорячился, - уточнил Олаф.
        - Дедуктивное прогнозирование, - сказал Фризиан. - Раз все время так было, так и будет дальше - от общего принципа - к частному предположению. Люди не меняются.
        - А люди там будут?
        - Ты меня спрашиваешь? Да, будут. Попробуй, опровергни.
        - «Тысячеликие герои» всегда в строю. - Олаф зевнул. - Как-то сразу даже скучно стало. Колупаешься, колупаешься, а все равно все одно и то же.
        - Именно поэтому меняются только участники и зрители, а не действо. Зато постоянно, - обнадежил я.
        - Прекратите, - проворчал Гамлет. - От вас уже морская болезнь!
        - Ути-пути, - усмехнулся Фризиан. - А ты родом деятельности случайно не ошибся? У нас тут всегда морская болезнь и попытки представить себе вечность, да еще вариативную - по вертикали, по горизонтали, и, наверное, под всеми углами. А шкалу координат мы позовем нарисовать Эшера. А потом приведем ее в динамическое состояние!
        - И все равно все будет то же самое, - меланхолично проворчал Олаф.
        - Все относительно! - дипломатично заметил Фризиан. - И да, и нет.
        - Есть только материя и антиматерия… - пробормотала отрешенно Антея, глядя куда-то в пространство, как будто одновременно вообще не слушала.
        - К чему это мы? - спросила Линор.
        - К тому, что когда мы вернемся, - сказал Олаф, - мы вернемся туда же, откуда отбыли, только предположительно. Вот только у нас будет зазор во времени, и мы вернемся несколько позже, а раз мы вернемся несколько позже, значит, мы вернемся уже все равно «в другую реальность».
        - Не будет иметь значения, - уныло напомнила Антея.
        - Почему?
        - Потому что «зазор» будет соответствовать всего лишь пропущенному времени. Сколько можно повторять? У нас же тут не мистика какая-то, в конце концов.
        - Нет, - сказал Олаф. - Просто знаешь, мы же тут все не переменные в формулах, а все-таки живые люди. Как бы. И для нас все зазоры могут иметь значение.
        - Но жизни свойственно самовосстановление, - оптимистично заметил я. - И в этом смысле, «зазор» даже может «зажить».
        - Вот! - тут же согласилась Антея.
        - Кстати, - кивнул Фризиан. - И вообще, знаете ли - Вселенная - штука живая.
        - До поры до времени, - проворчал Олаф скептически. - Вот как говорят все эти «древнюки», в самом начале всегда кроется зерно погибели!
        - Ну и что? - хладнокровно вопросил Фризиан. - Если даже в погибели «все относительно»? Гм… и вариативно…
        - Хм!.. - заметили почти все со знанием дела.
        - А Мерлин все еще с Мордредом? - спросил Гамлет как-то фальшиво.
        - Вероятно. А где еще ему быть? Инструктирует, наставляет, рассказывает про движенье небесных тел, и тел земных по бренной жизни…
        - И никакой ревности? - провокация в его голосе была смешана с искренним беспокойством - он пробовал лед на прочность.
        - С чего бы это? - улыбнулся я. - Между прочим! - меня вдруг осенило в шутку. - А чем не славная идея - забрать Мордреда вместо меня с собой? Потрясающее было бы приключение - и отличная моральная компенсация за то, что я занял его трон!..
        Окруживший меня всеобщий дискомфорт можно было колоть вилкой. Ох, как они заерзали и засопели…
        - Проклятье! Да это не претензия, - попытался я объяснить, засмеявшись. - Представьте себе абстрактно - как это было бы здорово и интересно! И уж точно никто бы не остался обиженным!..
        Но всеобщее неодобрение только возросло. И эти скорбные взгляды, выражающие всю мировую печаль… Черт возьми, с ними даже не пошутишь, и не объяснишь, что это совершенно без задней мысли. На самом деле! Что же делать, если невроз уже у всех вокруг, кроме меня!.. Пришлось только вздохнуть и махнуть рукой посреди всеобщего совершенно дурацкого сожаления. Да смешно ведь уже! Эх, ну и ладно…
        - Это была шутка!
        - Да ладно, ладно, - промямлила Линор неприязненно, - не оправдывайся.
        Ну как тут было не взбеситься?! Но я проявил чудеса адекватности, хотя и почувствовал себя обиженным. Даже если ты хочешь куда-то вернуться, и этого хотят другие, не всегда все так просто. Каждый хочет, чтобы это было сделано именно через ту дверь, которая, как ему кажется, будет подходящей… так, как он представляет, и никак иначе. Иначе - это же может быть опасно! Это дверь не туда! И вообще - попытка к бегству. Уклонение и дезертирство!
        Ну что ж, остается только не обращать внимания и «делать, что хочешь».
        - Не воображайте себя всезнающими наседками, - огрызнулся я. - У вас тоже все в порядке с неврозами! Ну и что мне теперь делать, если я - единственный нормальный человек?! - и вскочив с места, вышел за дверь.
        Не без внутреннего посмеивания. Но иногда старые друзья впрямь кажутся слишком обременительными. Легче заменить на новых. Ни обязательств, ни предубеждений - что именно ты должен или не должен. Ни ты от них не ждешь ничего хорошего, ни они от тебя… Э… стоп, это я сейчас о старых или о новых? В любом случае - не ждешь ничего хорошего.
        Нет, в самом деле, что за инерция и зашоренность! Что за страхи, даже если говорить об этом всерьез? Это же на самом деле не такая плохая идея! Сама ее возможность. Из-за которой теперь можно легче относиться к Мордреду, потому что у него не все еще украдено. У него может быть что-то, чего никогда бы не было, если бы тут не было нас! Причем такое!.. Что «ни в сказке сказать». Пусть это всего лишь возможность - все миры - это только возможности, и все возможности где-то осуществляются.
        И я вдруг задумался еще об одной мысли, беспокоившей меня. Насчет Мордреда. Его обреченности быть королем, или быть глубоко несчастным, если этого не случится. Потому что это предопределено. Кем и чем предопределено? Сказками другого мира? Нашим собственным воображением? В преломлении всего этого, его к тому же зовут Мордредом, и это тоже что-то значит - что именно я для него главная опасность. А он - для меня. И это, конечно, нервирует. Но нервирует не только это. А просто сама обязательность. Пан или пропал, король или никто. А самого по себе «его не существует»?
        Уж как случилось, теперь все зависит от него. В реальности мы все играем без репетиций, по первому разу. А все предсказания лживы и многосмысленны. Что случилось - случилось, и чем бы это ни было, это что-то неповторимое. На самом деле. Несмотря на все возможные вариации.
        Увидев, что дверь в мои покои приоткрыта, я прокрался к ним на цыпочках, и заподозрил нечто еще более неладное, услышав поблизости от приоткрытой створки едва уловимый знакомый гул. Помимо этого - царила гробовая тишина.
        Мерлин заходил зачем-то в мою комнату и оставил дверь открытой при работающем терминале? Что-то случилось? Надеюсь, он там один?
        Я аккуратно отодвинул створку кончиками пальцев и заглянул в комнату.
        И пораженно застыл, увидев перед открытым терминалом застывшую Гвенивер. Похоже, это застывание при виде чего-то совершенно необычного, было заразным - передавалось мгновенно, визуальным путем.
        Она стояла и смотрела на него как завороженная. На непонятный ящик, из-под открытой крышки которого лилось «нездешнее» сияние.
        Стараясь не издать ни звука, я очень плавно шагнул в комнату и плотно прикрыл за собой дверь.
        Она судорожно всхлипнула, вздрогнула, но обернулась не сразу - она будто боялась повернуться к терминалу спиной. Потом издала тихий протяжный возглас.
        - Испугалась? - спросил я мягко.
        Она повернулась ко мне в полном ужасе - отскочив на шаг в сторону, чтобы и ящик был не прямо за спиной, и чтобы видеть меня.
        - Артур!.. Что это?!
        - Как ты сумела его открыть?
        - Я не… - в ее голосе звучал такой ужас, что в него можно было поверить.
        - Тут был Мерлин?
        - Не знаю, кто-то был!.. Мерлин?!..
        - Не бойся ничего. Просто. Что случилось?
        - Мне показалось, что тут кто-то есть. Я думала, это ты. Еще когда я открывала дверь, я услышала странный щелчок и потрескивание. Так бывает - от солнца… Я позвала, но никто не ответил! Я точно была уверена, что тут кто-то есть! - она была близка к истерике, но держалась все-таки изумительно. - Я не нашла никого, только это! И пустая комната!..
        - И ты ничего не трогала?
        - Нет… Как я могу тронуть ЭТО?!.. - Гвенивер нервно всхлипнула. - Если бы я тронула, я бы умерла? - спросила она неуверенно, и снова со страхом посмотрела на меня.
        Я поверил ей хотя бы потому, что не представлял в роли искусного медвежатника и дешифровщика. Но почему-то и мысль о том, что Мерлин мог тут это оставить, куда-то стремительно улетучивалась. Наш Мерлин. Для него это сверхъестественно.
        Что-то щелкнуло. Так бывает - «от солнца». Но на этот раз просто в моей голове.
        - Скажи, Гвенивер, ты никогда не замечала, здесь, или где-нибудь еще, очень странного старика, тоненького, сухого, того и гляди унесет ветром. Седые волосы как паутинка - чистый одуванчик.
        Она долго молчала, и пока она молчала, ее глаза становились все огромнее и огромнее, хотя это казалось уже совершенно невероятным.
        - Кто он? - спросила она.
        - Не знаю. - Хотя догадывался.
        - Он в такой… коричневой тоге? - Она неопределенно повела руками, пытаясь изобразить его одновременно мешковатое и по-своему элегантное в своей простоте одеяние.
        - Точно.
        Гвенивер сглотнула.
        - Видела сегодня. Кто-то смотрел на меня из галереи. Я заметила странного старика, которого раньше не видела. Он улыбался и кивал. Он казался безобидным и добрым. Только я не поняла, как он исчез, мне показалось, я только моргнула, а его уже нет. Я подумала, что много смотрела на солнце, а он был в тени, вот я и не поняла точно, как он отошел.
        - А потом в коридорах ты его не замечала? Может быть, по дороге сюда?
        Гвенивер покачала головой.
        - Я не уверена. Я ведь не искала его. Даже если бы увидела, могла не заметить. Я думала, что здесь ты…
        Ну конечно, зачем ей обращать на него внимание, и зачем бы ему показываться ей еще раз? Мы видели его только раз, и никогда больше не замечали. Удивительно уже то, что Гвенивер видела похожий образ, который исчез так же странно, как в тот раз, когда мы с ним сталкивались.
        «Мы не одни» - очень тревожная мысль, постоянно стучащая молоточком внутри черепа. Паранойя, которую просто отодвигаешь подальше.
        Я вспомнил и Оливье из Шампани, который оказался наблюдателем из другого времени, из ветви истории, которая не имела к нам самим уже никакого отношения, кроме того, что именно мы ее создали. И наблюдал он именно за нами, как за аномалией в прошлом его мира. И таких аномалий может быть бездна и в нашем собственном.
        Оливье и призрак были даже чем-то похожи - тем, что оба напоминали «призрачные одуванчики», хотя во всем прочем между ними не было ничего общего. Между материальным и воинственным Оливье, которого мы знали много лет, и поняли, что что-то было не так, только когда он исчез, оставив интереснейшее прощальное письмо, и возвышенным доброжелательным старцем, от которого исходили странные электрические волны, и который недвусмысленно предпочитал заканчивать каждую встречу растворением в воздухе.
        Если, все-таки, в этом мире больше настоящей магии… Но как тогда он умудрился потерять Мордреда? «Может быть, вы найдете то, что я потерял?» Почему Маэгон, да и Бран, были вполне стандартными, хотя и не всегда злонамеренными шарлатанами-умниками? А почему «Янус» здесь смеется?
        Задумчивость на лице Гвенивер снова сменилась буйным страхом.
        - Что теперь будет? Что все это значит?
        А терминал все еще был открыт - собственно говоря - просто верхняя крышка ларца, под которой, как будто, ничего не было, только лился флюоресцирующий свет, в ожидании следующей команды. Не делая резких движений, я подошел, и плавно закрыл крышку.
        Кажется, это был очень красноречивый намек? «Вам пора убираться».
        Хотел бы я встретиться с этим чертовым призраком! Он вздумал принимать за нас решения? После того, как столько проворонил сам? Какое у него на это хоть подобие права?
        - Артур!.. - голос Гвенивер был умоляющим.
        Взгляд у меня, направленный на ларец, был сейчас наверняка очень злым. Но не к ней же я испытывал эту злость. А только к тому, кто так посмел ее напугать. «Он выглядел безобидным и добрым». Ублюдок из неясно какого мира…
        - Это ничего, - сказал я успокаивающе. - Просто предупреждение. Для меня.
        - От кого?!
        От кого - неважно. То есть, важно - но попробуй, поймай!
        - О том, что пора возвращаться к «своему богу»! - Интонация у меня, уверен, была стопроцентно богохульственной.
        А может быть, я несправедлив? Может быть, он всего лишь любопытствовал, а Гвенивер ему помешала. Но зачем бы тогда ему показываться ей на галерее?! Кивать и улыбаться? Что он хотел этим сказать.
        Еще один щелчок в голове. А если он имеет определенную свободу перемещаться во времени? Что, если для него это явление было не «до», а «после»? Что-то вроде принесения извинений за нечаянное неудобство?
        Какой бред. Совершенно неудержимые фантазии. И почему у меня возникает такое впечатление, как будто я могу отчасти читать его мысли, просто представляя его. Всю его манеру, все его «электрические волны»? Может быть, он еще пытается таким образом нам «помочь»? Разобраться? Перестать сомневаться? Бедная Гвенивер… А ведь сомнений и правда, так много. Он знает, как трудно будет нам обидеть их намеренно, и потому подстраивает такое?..
        - О нет, ты же не уйдешь! - жалко пробормотала Гвенивер.
        - Я не знаю, - ответил я. - Может быть и нет…
        Она бросилась мне на шею, будто хотела поймать, пока я не исчез, как призрак на галерее, и удержать.
        - Ты не уйдешь!..
        Кажется, я сказал сегодня Гамлету, что теперь наш брак стал фиктивным? Похоже, только в моих абстрактных планах…
        Гвенивер бурно рыдала у меня на груди, я гладил ее по головке, ласково обнимал, утешая, и зажмурившись, и отчетливо представив себе призрак, сказал ему: «Если ты действительно хочешь помочь, не вмешивайся так больше! Не вмешивайся!»
        Не знаю, почему я решил, что могу мысленно с ним разговаривать. А что значил тот случай, когда Пеллинор вдруг упал замертво, будто молнией сраженный? Я мог бы подумать, что то был заряд моей собственной ярости. А может даже, вмешался призрак? Тогда он был на моей стороне.
        Сто-оп. Так осталось додуматься до «обратной версии». Что «я сам» открыл крышку ларца, пока мое… или… коллективное «бессознательное» разгуливало само по себе. Дивно! Призрак всего «Януса» - «дистанционно» разгуливающий по Британским островам и открывающий собственные терминалы (кому же еще это делать?..) пока другая его версия разливается в стенах станции мелодичным смехом! Это чистейшее сумасшествие!..
        Но честно говоря, что-то в этой мысли вдруг стало вызывать потрясающий азарт…
        XXII. «Забавные вещи»
        - Сматываемся! - выпалил я воодушевленно, снова вваливаясь в «палату тайного совета». Заседавшие тут манекены подпрыгнули на месте от моего неожиданного вторжения. А в остальном тут ничегошеньки не изменилось - как сидели тут раньше, так и сидели. Прямо музей восковых фигур - аутентичные (хотя это еще вопрос - насколько аутентичные) старинные костюмы в соответствующем, безуспешно притворяющемся не фальшивым, интерьере. Только теперь тут был еще и Мерлин. Наш собственный, неважно Мерлин ли, зато совершенно точно - материальный.
        - Так и будете тут сидеть, до самого нашего «антипришествия»? - нетерпеливо поинтересовался я.
        Справедливости ради надо сказать, что я не дал им шанса успеть ответить и толком пошевельнуться. Оттого они и казались мне такими застывшими и замороженными. Выдержав паузу, которая была, должно быть, не длинней мгновения, и которую, возможно, почувствовал только я, я резко повернулся, крутанувшись на «каблуке», к Мерлину:
        - Один вопрос! Ты же не заходил сегодня ко мне, чтобы заглянуть в мой терминал?
        Мерлин ответил только озадаченным взглядом, подняв брови. Может, он и хотел что-то сказать вслух, но я сейчас реагировал быстрее. Тем более что и без слов все было ясно. Я энергично кивнул, поставив в воздухе мысленный восклицательный знак.
        - Отлично! Значит, если только никто из нас не страдает раздвоением личности, у нас еще одна проблема с привидениями. И я думаю, нам стоит их всех забрать отсюда с собой и больше не засорять здесь пространство! А то становится уже не смешно.
        - Делирий налицо, - с тяжелой мрачностью констатировал наконец сэр Гавейн.
        - Налицо гениальность! - парировал я с возмущенной напыщенностью. - Только вы об этом не знаете! Помните призрака на холме, в тот день, когда мы убили несчастного дракона? Когда у меня дважды сломался меч - привет моему Танатосу, а, Антея?
        - Не говори так! - напомнила, нахмурившись, фея Моргана. О, все в порядке! Разве мысленно я называю вас сейчас не по правилам? Просто так, для равновесия, чтобы призраки слишком не расходились.
        - Ох, да ладно! Имена нами правят, а фантазии порождают призраков, которые смеются среди механизмов и бродят по холмам, как будто им больше делать нечего! Когда мы уберемся отсюда, они исчезнут вместе с нами. Это всего лишь побочный эффект.
        Гавейн откашлялся.
        - Повтори-ка еще раз, что именно теперь ты считаешь проблемой? Привидений?
        - Да! Которые блуждают по коридорам и открывают ящики Пандоры так, чтобы их непременно кто-то увидел!
        Я рассказал им о произошедшем, но реакция оказалась вялой. Мягко говоря.
        - Ты меня пугаешь, - тихо проговорила Моргана.
        - Да никого я не пугаю! - раздосадованно отмахнулся я. Мне не удалось произвести на них ни малейшего впечатления. Будто они оставались за ментальным железным занавесом. - Нет, я прекрасно понимаю, как это странно звучит, но ты можешь спросить Гвенивер, как все это произошло…
        - То, что она обнаружила незакрытым твой терминал? И ты теперь списываешь это на призраков? Прости, но кажется, у тебя действительно огромные проблемы!
        Я смотрел на Моргану, наверное, целую минуту. И никто все это время не нарушал молчания.
        - Когда я говорю, что схожу с ума, мне никто не верит. Когда я говорю что не схожу с ума - тоже никто не верит. Что дальше, а?
        - Просто прекрати вести себя как маленький!.. - Моргана, кажется, испытывала за меня страшную неловкость перед всеми - именно в этом выражалась ее забота. - Ты же выдумываешь? Сколько можно?
        Я снова выскочил прочь из этой комнаты, со злостью хлопнув дверью. Хотя хлопать тяжелой дубовой створкой не так-то просто. Я, конечно, был перевозбужден, и это едва ли тянуло на норму. Но во всем прочем!..
        Привалившись к упомянутой тяжелой створке, я яростно вперил взгляд в противоположную стену, тошнотворно толстую, каменную, основательную, с желанием раскрошить ее в пыль!..
        И стены в это же мгновение вдруг содрогнулись от оглушительного раската грома, больше похожего на артиллерийский залп.
        «Я сплю!» - подумал я чрезвычайно трезво и, нервно нашарив железное кольцо на двери, снова распахнул ее. Не оставаться же одному в коридоре. Который, к тому же, можешь невзначай обрушить неосторожным желанием. Надо же чем-то отвлечься.
        - Знаете что… - прохрипел я.
        Они, похоже, уже если не знали, то догадывались, так как с неподдельным интересом взирали на нижнюю часть Ланселота, торчащую из окошка, которое он буквально затыкал собой, увлеченно высунувшись наружу.
        - Ого!.. - глухо донесся до нас его голос. - Тут такая штуковина в небе!..
        - Летающая тарелка? - спросил я. Чем черт не шутит? - Прекратите уже делать вид, что не верите! Кому от этого лучше? Это же не мистика, это какой-то вид резонанса. Может, не у всех нас, но у меня это точно происходит. И когда нервы не в порядке, и в особых случаях, наверное, - «само по себе». Так что пока мы тут не натворили еще больших дел одним сознанием или подсознанием, надо действительно убираться, как только будет возможность.
        - А может быть, стоит сделать наоборот? - поинтересовался наконец отец.
        - В каком смысле?
        - В таком, чтобы успокоиться, здесь и сейчас и, может быть, действительно более-менее сперва тут все исправить - одним только сознанием или подсознанием - раз уж мы так можем?
        - Э… Послушай, если «призраки» начнут тут куролесить - я не уверен, что мы сможем по-настоящему всем этим управлять!
        - Для начала - стоит успокоиться.
        - Да неужели! - несмотря на затыкающего окошко Ланселота, что-то ощутимо сверкнуло, и он поспешно выдернулся обратно в комнату. Опять громыхнуло.
        - Ну вот… теперь, когда я знаю, что мы на самом деле со всем этим резонируем, я даже остановиться не могу…
        - Круто! - воодушевленно тряхнул головой Гавейн. - Мне бы так!
        - Иди к черту…
        Я вдохнул побольше воздуха.
        - Там хоть тучи-то есть?
        - Есть одна, - беззаботно весело подтвердил Ланселот. - Похожа на черную воронку и торчит прямо над замком! А больше ни одной!
        - Дивно.
        - Это просто совпадение, - нервничая, воскликнула Моргана. - Как жаль, что так не вовремя!..
        - Не переживай. Я же знаю, что это реальность. Только резонансу это ничуть не мешает… Отличные спецэффекты. Когда-то и электричество сходило за мистику, а на самом деле - все обычно, объяснимо, закономерно. Вот здесь это так.
        Нимье тихонько возбужденно подпрыгнула.
        - В чем дело? Раздумываешь о том, кто придумывает наш собственный мир? Наше коллективное бессознательное, или чье-то постороннее?
        - Там все может быть совсем не так!
        - Кто знает, кто знает!..
        - Там подобное знание может быть совершенно бесполезно! И бесполезно будет выдавать желаемое за действительное!
        - Ага. - Если кто-то этого действительно желает.
        - Такое знание тоже не совсем бесполезно, - рассудительно заметил Мерлин. - Давайте мыслить позитивно хотя бы напоследок, и посмотрим, что получится!
        - Вот она! - усмехнулся я. - Магия в действии! Ничего, все равно уже недолго осталось!
        - Давайте думать о хорошем.
        - «Жизнь коротка - потерпи немножко!»
        В ближайшие дни мы получили донесение из Корнуолла, о собирающихся там войсках. Не совсем нормальное явление по осени. Пусть и нельзя сказать, чтобы совсем неожиданное. Впрочем, войска пока никуда не двигались. Кадор и Константин как будто просто опасались нападения и тщательно готовились отразить его. Словно у них был какой-то достоверный повод остерегаться. И без слов всем должно было быть понятно, кого именно.
        - Но ты ведь не собираешься на них нападать! - Кей выглядел недоумевающе и возмущенно.
        - Конечно, не собираюсь.
        - Но тогда какой смысл во всех этих полчищах? Они не захотят выглядеть дураками. Когда они соберут достаточную силу, им останется только напасть! Они понимают, что и для нас это очевидно. Выходит, они вынуждают нас напасть на них! И признать, что все их опасения имели основания, хотя их не было! - голос Кея напоминал глухое рыканье, если бы поблизости и так никого не было, он бы распугал всех случайных слушателей. Может, так оно и происходило, за дверями этого большого, прохладного гулкого зала. - Это очень плохо скажется на общем духе…
        - Не вынуждают. Что они будут делать со всем этим войском зимой? Им все-таки придется напасть самим, чтобы не выглядеть дураками. И это очень плохо скажется на их общем облике.
        - Ага. Но ведь мы-то войска не собираем! И значит, они будут в более выгодной позиции и даже смогут одержать победу!..
        - Не будут в более выгодной позиции.
        - Почему?
        - Потому что будут выглядеть дураками и тогда, когда нападут. Не только, если останутся зимовать со всей своей армией. Кому они нужны? Кто их поддержит?
        - Но кто остановит их вовремя? Они отлично знают, что делают!
        - Думаю, что остановлю их.
        - Как?
        - Прокачусь к ним в гости - поговорю, выясню, что происходит, разберусь на месте.
        - Значит, мы все-таки намереваемся собрать войска?
        - Нет, не намереваемся. Я выеду с очень небольшим отрядом, этого хватит, чтобы разобраться.
        - Но так же нельзя!
        - Почему это?
        - Ты просто напрашиваешься на предательство!
        - Если они совершат его, им же хуже.
        - Это каким же образом?!
        - С какой стороны ни глянь… о них затем не вспомнят ничего хорошего!
        - Если они победят - совсем неизвестно! А повсюду снова воцарится хаос!
        - А ты этого боишься, Кей?
        - А ты - разве нет?
        - Нет. Какая разница богам, что тут у нас происходит? Если они этого хотели, если это было предначертано - я здесь. Если они хотят порядка и процветания - почему не позаботятся об этом сами? Но нет, всегда происходит что-то, что нам только мешает.
        Кей, грузно опершись обеими ладонями о край стола и свирепо хмурясь, посмотрел на меня исподлобья.
        - Это пустые разговоры! И ты об этом знаешь.
        - Знаю. Я сам - пустой как эльфийский холм. И сосуд, ожидающий вдохновения. Если корнуэльцы чего-то желают, пусть встретятся с этим, и пусть боятся своих желаний. Я думаю, что смогу с ними разобраться.
        - В одиночку.
        - Ага.
        - А тебе не кажется, что в некотором роде они на это рассчитывают? Им же известна твоя склонность вести себя странно.
        - И проигрывать с наименьшими потерями.
        - Ты сказал - проигрывать?!
        - Я имел в виду - выигрывать. Оговорился.
        - Знаешь, Артур, если бы ты не всегда был таким, я бы спросил, что с тобой творится. Но иногда я просто думаю, что ты слишком много имел дела с силами, которые нам непонятны, и потому разговаривать с тобой - то же самое, что говорить с кем угодно, но только не с человеком…
        - А вот тут ты совершенно прав.
        - С ветром, с морем - я не знаю, есть ли у них разум… Может быть и есть, только нам никогда его не понять. Именно поэтому, - он сделал паузу, потом махнул рукой, - кажется, что ты не можешь быть здесь долго. Это просто не твой мир.
        - Спасибо, Кей. Так и есть. Vita brevis. И все мы в этом мире только гости.
        - Некоторые - больше прочих!
        - И это правда… Вот только ты не прав кое в чем. Просто ты этого не знаешь.
        - В чем же?
        - Многое из того, что тебе кажется странным - совершенно обычно и объяснимо. И на самом деле, все это человек может себе позволить. Самый обычный человек.
        - Ненадолго.
        - На сколько понадобится. Дело привычки. Или необходимости, или представления о том, как будет лучше. Или знания о том, что у тебя есть козырь в рукаве, или чужого незнания о том, что его у тебя нет. Но на самом деле ты отлично знаешь, что делаешь, хотя со стороны так не кажется. - Только не можешь этого объяснить при всем желании. Если бы конечно, последнее возникло.
        Кей помолчал, потом озадаченно моргнул и потряс головой, будто отгонял наваждение.
        - Странно…
        - В чем дело?
        - Я вдруг сообразил, что ты на самом деле моложе меня. Давно об этом не думал… - Всего-то на тройку тысяч лет. - И правда привык, что ты как будто слишком хорошо знаешь, что делаешь, но ведь это может быть совсем не так. Только азарт и удача, но в этом нет ничего нечеловеческого. Кроме того, что это по-настоящему опасно.
        «На самом деле нет», - подумал я. Все могло бы быть еще проще и безопаснее, если бы мы использовали все, что могли. Но это то же самое, что приручать птиц - потом их уже нельзя выпустить на волю без того, чтобы они погибли.
        - Иногда все бывает еще проще, чем кажется. Настолько просто, что знай ты, частью чего это является, это было бы невыразимо смешно и безответственно! И только ничтожной частью того, что может быть сделано. Иногда так трудно понять - почему бы не сделать больше, если это возможно? Почему не перевернуть все на свете с ног на голову, не разнести, не уничтожить - раз можешь? Кажется, что делаешь очень мало, и терзаешься из-за этого угрызениями совести. Но если сделаешь большее, что-то очень важное потеряет смысл. Весь окружающий мир станет бессмыслицей. И уже не будешь знать, зачем ты это сделал.
        - О чем ты? - вопросил вконец опешивший Кей на эту внезапную тираду.
        - Прости. Нет, правда. Просто не сдержался.
        С самого начала.

* * *
        Выезжая из Камелота, я уже знал, что не вернусь. И это меня не печалило. Почти. Не так, как могло бы еще месяц назад. Это ведь так же просто, как закрыть крышку ларца и отодвинуть ларец в сторону. И забыть. Засыпать со временем какими-то новыми вещами, событиями, идеями, воспоминаниями. Которые затем, когда-нибудь, тоже будут забыты. Уйти и отряхнуть прах.
        В этом ведь есть что-то абсолютно замечательное - в том, чтобы никогда не возвращаться.
        Колдуны пока оставались на месте. Ненадолго. Они догонят нас немного позже. Когда будет пора.
        Мы собирались сделать с Корнуоллом то же, что обычно делал Константин со своими лошадьми - дать ему совершить ошибку. И тем вернее он ее совершит, чем дальше, на какое-то время, окажутся колдуны. В том числе, и Моргейза.
        Может быть, мы не собирались бросать все в спешке, немедленно, едва увидев призраков, но это не значит, что мы не собирались поставить точку так скоро, как могли это сделать. И так хорошо, как могли.
        Пока даже мало кто знал, что я еду в Корнуолл. Все полагали, что мы держим путь в Карлион, наконец-то договориться с архиепископом Дубрицием о торжественной коронации.
        Но прежде чем мы покинули Камелот, произошло еще несколько забавных вещей. Всегда все самое веселое случается под самый конец. В самый раз для того, чтобы решить, что и тут было неплохо.
        Во-первых, я понял, что Гвенивер наконец начала невольно побаиваться меня, после случая с открытым ларцом, и стала обращать все больше внимания на Мордреда. Он же так походил на меня, только был «более обычным».
        Мордреда я большую часть времени прежде сознательно или бессознательно благополучно избегал. Ему тоже бывало не по себе, так что нельзя сказать, что у нас были шансы как следует сблизиться и хорошо узнать друг друга, но теперь, «на закуску», я наконец взялся изучить его получше. И очень скоро умудрился заметить, что почти перестал обращать внимание на наше сходство. Каким бы оно ни было, внешним или внутренним, слишком большую часть нас составляет память, и уж в ней у нас точно не было ничего общего, не говоря о том, что у меня ее было слишком много, и скоро я начал замечать другую проблему - собственно, нам просто не о чем было разговаривать долго. Меня совсем не интересовало всерьез то, что интересовало Мордреда - разве только в очень общих и абстрактных чертах, что само по себе было довольно скучно.
        То же, собственно, и с Гвенивер - мне нравились ее теплота, человечность, непосредственность, но едва впитав их, я чувствовал, что этого слишком мало. Очень, безмерно, непростительно хорошо! Но только «на один день». Любой одной жизни слишком мало. Нам нужно было гораздо больше. Так уж мы были устроены.
        Если бы я все-таки вздумал тут остаться, рано или поздно мне бы понадобилось завоевать всю Землю, просто от скуки, и приняться за какие-нибудь эксперименты по освоению ближайших планет почти на две тысячи лет раньше положенного. Но смутно чувствовалось, что это будет как-то нехорошо… Да и все равно довольно предсказуемо и скучно. Как игра в шахматы в одиночку. Да, можно было помечтать о чем-то простом и человеческом. Но очень недолго.
        Можно было «помечтать» и о коронации - со вкусом обсудив все с предполагаемой родней - Лот и Моргейза снова были здесь, как будто предчувствовали, что что-то назревает. Впрочем, в том, что касалось Моргейзы, «как будто» отпадало. Но стоило заметить, она серьезно нервничала. Она довольно сильно изменилась с тех пор, как мы встретились впервые - и можно ли было сказать, что в лучшую сторону? Пожалуй, она почти перестала улыбаться. Похудела, осунулась - хотя это был не совсем физический эффект, и стала внешне мрачнее. И вместе с тем, как мне казалось, искреннее.
        Лот, как был беспечен, таким и оставался. Разве что почуял запах еще большей власти и воспрянул, окрыляемый радужными надеждами. Пусть надежды эти даже ему не представлялись прямыми - занять когда-нибудь верховный трон. Я ведь был уже женат, и в перспективе право наследования уходило в сторону, избавляться же от меня было в корне неразумно, он потерял бы последние основания находиться к трону ближе. Но прямо сейчас он был близок, и это его радовало. Тем более, он видел мою благосклонность в ответ на свою некоторую наивность, и справедливо полагал, что этого в кои-то веки совершенно достаточно, чтобы держаться на высоте!
        Так что и коронацию поскорее, до прихода зимы, он поддерживал со всем энтузиазмом. Как и Леодегранс, и едва не отплясывающий джигу епископ Камулдунума Блэс, решивший принять самое непосредственное участие в намечающейся великой мистерии. Бран, разумеется, проявлял некоторую апатичность.
        А что призраки? Призраки больше не появлялись. Должно быть, оттого, что их раскусили. И гром больше не гремел с ясных небес - ведь основания к странным состояниям, их вызывающим, куда-то подевались. Не хватало перепадов в напряжении, или рассеялось уже накопленное.
        Или они получили то, чего хотели?
        - Моя дорогая сестра, ты давно хотела узнать, кто такой Мордред. Ты, конечно, имеешь на это право. И наверняка давно догадывалась о правде, но будет лучше наконец сказать об этом прямо, чтобы не было никакого непонимания и недомолвок.
        Я сам привел к ней Мордреда, теперь, когда ее стража не сходила с ума от беспокойства, и жутковатая Летиция не болтала ногами на резном сундуке, а Лот не ломился в двери в безумной тревоге, подозревая бог знает что.
        Моргейза и Мордред только взирали друг на друга с вежливым, до официальности, любопытством. Для них это было всего лишь «представление».
        Я внимательно покосился на Моргейзу и, предупреждая ее досаду, заметил:
        - Обещаю, теперь мы перестанем сыпаться с неба. По крайней мере, я надеюсь, что на этом «волшебство» заканчивается. Насколько мне известно, больше близнецов у меня нет.
        Мордред с молчаливым изумлением поднял брови - насчет именно близнецов я ему пока не говорил. Бедвир, по-видимому, тоже. Но я ведь мог и просто шутить - и Мордред не отреагировал бурно.
        А Моргейза резко вскинула голову, нахмурившись.
        - У тебя их нет! - отрезала она. - Я присутствовала при твоем рождении. И не вздумай так шутить прилюдно! Это может иметь прискорбнейшие последствия, когда кто-то пожелает воспользоваться твоими словами против тебя!
        Отпор был решительный. Что, неужели этот мир одобрит не все, что взбредет нам в голову?
        - Разве здесь и сейчас - это прилюдно? - спросил я негромко.
        - Почти, - сказала Моргейза, строго посмотрев на Мордреда. Которому стало очень неловко. Он переступил с ноги на ногу и посмотрел на меня с укоризной.
        - Тогда ответь мне, почти прилюдно - кто из нас, по-твоему, настоящий?
        Она посмотрела на меня с озадаченным возмущением. В изумительных синих глазах плясали гневные искры.
        - Зачем ты вздумал меня испытывать? Затем, что я все это время приглядывалась к тебе для того, чтобы сказать, что это ты?! Не глупи! Твой ум подобен моему! И одно это с самого начала уверило меня в том, что ты не самозванец! А ты думаешь, у меня не было сомнений?!
        - Я знаю, что были.
        - И теперь ты вздумал посмеяться над этим?.. - Моргейза перевела дух, и в ее глазах появилась неуверенность. - Это оттого, как я встретила тебя тогда?.. Потому ты так шутишь?
        - Разве я не мог так пошутить, если бы он не был моим близнецом? Стала бы ты мне возражать, если бы была точно в этом уверена? - Моргейза, конечно, была уверена - до моих слов и еще несколько раньше. - Я, конечно, присутствовал при собственном рождении, но скажу прямо - запомнил мало. Так что тебе, конечно, лучше знать.
        Хотя иногда мне кажется, что кое-что помню. По крайней мере, мое сознание любит интерпретировать это как первое воспоминание. И оно кажется мне отчетливо-осмысленным, как будто у меня уже был какой-то прежний опыт, какая-то прежняя взрослая жизнь. Но случилось что-то катастрофическое, и я внезапно оказался там, где оказался, в абсолютно ни к чему еще не способном инертном теле, без всякого перехода, и никак не мог объяснить, что случилось, и что мне очень нужно куда-то обратно - а это было очень важно. Ведь там было абсолютно все, что я знал - разумеется, теперь я не помнил, что именно, но тогда, казалось, что помнил, очень хорошо и ясно это сознавал, и мое сознание в этом воспоминании представляется мне удивительно полноценным. Я помню оттенки сложных эмоций, я как будто понимал, что происходит, я знал, кто такие люди и чего они хотят. Я не мог ничего объяснить, но решил, что могу сделать это потом - и сделаю, ведь я помнил что-то очень важное, в этом было какое-то преимущество, отложенная вероятность реванша, и я не должен был это забыть. Да и как я мог забыть то, что помнил так отчетливо. А
потом только смутно догадывался - что о каких-то других людях, о какой-то другой жизни, и о том, что должен что-то не забыть.
        Но кто знает, что именно интерпретирует в подобное моя память. Всего лишь какое-то раннее переживание. Насколько раннее на самом деле? И разве в детстве мы кажемся себе детьми? Мы ведь были «с самого начала», а потом уже стали появляться все остальные. Какое-то время я точно был уверен, что я старше моей бабушки. Сознание, как будто, функционировало самым привычным образом. Только информации катастрофически не хватало, и оттого возникали самые странные гипотезы.
        Так что, несмотря на это вполне яркое «воспоминание», я все же не уверен в существовании каких-то прошлых жизней. Хотя, если рассматривать мир как огромный компьютер, а нас, как информацию, которая может перемещаться с носителя на носитель… Но это всего лишь поэтическое допущение, пока не доказано, что «атомы можно увидеть», а «электричество - пустить по проводам и заставить его светить круглосуточно». И в отличие от доказанных вещей, это может навсегда остаться одной из «странных гипотез» - бесчисленных химер и утопий.
        - И раз ты знаешь лучше меня, расскажи мне. Я действительно был один? Или усомнись во мне. Потому что, что значит «твой ум подобен моему»? На самом деле сходство, или только желание, чтобы это было так, потому что это нам понятно, или потому что каким-то образом тешит самолюбие.
        - Ты думаешь, что это может как-то тешить самолюбие?!.. - Моргейза вспыхнула, и мне показалось, что я впервые вижу, как она делает это из искреннего смущения.
        - Какое иное может быть доказательство, что я это я? Да, я появился так удобно и вовремя, из ниоткуда, как будто это было подстроено. И даже вытащил меч из алтаря. Не потому, что это была магия, и не потому, что я знал секрет, как его спрятали, который открыли бы только тому, у кого есть на это право. Я просто догадался. В самом деле. Но видишь ли, что произошло еще - Мордред тоже нашел свой меч не просто так. И его история ничуть не менее волшебна, чем моя. А может быть, более.
        - Но именно тебя в детстве воспитывал Эктор. Разве ты в самом деле ничего не помнишь?
        - Ничегошеньки из этого. А вот Мордред, может быть, помнит.
        - Прости меня… - хрипловато выдавил Мордред, и в глубине его голоса боль мешалась с гневом. Хотя они с Моргейзой оба еще проявляли терпение, чувствуя, что на самом деле, что бы я ни говорил, я отношусь к ним по-доброму и действительно хочу сказать в итоге что-то важное или заставить их относиться друг к другу правильно. Моргейза, похоже, искренне сожалела о том, что принялась поправлять меня, наставляя, чего не нужно делать. Но если бы она этого не сделала, все вышло бы не так. Не за что было бы зацепиться, чтобы расшевелить их и все перевернуть, оставить не равнодушными. Все было к лучшему, и наверное, они это даже чувствовали, хотя очень сомневались в своих чувствах. Никогда они не были так близки к тому, чтобы почувствовать друг с другом какое-то родство. - Я не могу больше это слушать.
        - Можешь. И можешь вспомнить медведя. Ты его уже вспоминаешь, но тебе кажется, что это только фантазии, отголоски услышанной сказки.
        - В самом деле, Моргейза - как он оказался в Корнуолле? Кадор велел, чтобы его доставили туда, верно? Последняя часть пути была морем. А корабль разбился. Вы знали. Но никто не видел его мертвого тела, по крайней мере, чтобы убедиться, что это действительно он. И вы предполагали, что он может быть жив. Скорее всего - нет, или скорее всего - потерян навсегда. Но возможность того, что он найдется - всегда существовала.
        Моргейза была в ужасе. Только что волосы не шевелились на манер змей Горгоны. Но она все еще мне верила, потому что я хотел этого и давал понять всеми способами, какими мог, включая даже и слова, как бы с этим ни расходилось их содержание.
        - Спокойно, Мордред. - Я резко предупреждающе повернулся к нему, хотя он тоже стоял застывшим. - Никто не хотел твоей смерти. По крайней мере, сразу. Но да - родня твоей матери хотела влиять на тебя. Ты можешь осудить их за это?
        Мордред и слова-то не мог сказать, не то чтобы кого-то осуждать.
        - Почему ты все время говоришь «он»?! - в отчаянии воскликнула Моргейза.
        - Потому что именно он помнит медведя! Верно, Мордред?! Ты помнишь медведя, с которым вы играли - потому что он был ручным! И ты помнишь людей в ярких одеждах, потому что это были бродячие актеры. Ты помнишь их на самом деле и они тебе не снились. И ты по праву вытащил меч из разбитого «громом» камня.
        - Но это был совсем не тот меч, - пролепетал позеленевший Мордред.
        - Неважно, каким он был. Важно, каким он будет! Меч делает короля королем, или король делает меч королевским?
        Под моим агрессивно-эмоциональным напором Мордред начал задыхаться. Кроме того, думаю, он действительно начал вспоминать - я ведь из него это буквально выколачивал. И это не могло не сказаться на нем буквально физически. Если он забыл не просто с течением времени, а под влиянием какого-то стресса - и чем не подойдет тут если не медведь, то разбившая корабль буря? Может быть - почти утопление.
        - Но Мерлин! - воскликнула Моргейза. - Он прибыл вскоре вслед за тобой. Разве он не сказал тебе, как все произошло?! - Мордред посмотрел на Моргейзу с надеждой и перевел опасливый вопросительный взгляд на меня, прежде чем собраться по-настоящему свалиться с ног. - И разве все на свете звезды и знаки не подтвердили, что это должен быть ты?!
        - Подтвердили, - неожиданно легко согласился я. И услышал, как они оба дружно выдохнули. Значит - я просто издевался… - Но все это не значит, что медведь когда-то унес именно меня.
        Несколько секунд гробовой тишины.
        - То есть… - проговорила Моргейза. - Все в порядке… Ты - сын Утера. И наверное, даже моей матери… Но на воспитание Эктору отдали не тебя…
        - Правильно, - кивнул я - на воспитание Эктору отдали не меня.
        - Но у тебя все равно та же кровь, те же права, и сами боги сказали тебе, как достать меч! Вот что на самом деле значит «догадаться»! - твердо сказала Моргейза. - Они дали тебе в спутники адскую гончую, странных друзей-героев и самого Мерлина. А мы… - она помолчала, - сами лишили себя права наследовать Утеру и Игрейн, когда похитили Артура. И боги послали бурю, и он был потерян для всех нас…
        Сбоку послышался какой-то шум. Я вовремя успел повернуться и заметить, что Мордред уже падает. Как-то медленно и неуверенно, но тем не менее. Я решительно схватил его за шиворот и оттащил в кресло. У меня все было продумано - я уже приметил его раньше. Мордред был пока не в обмороке. Ему просто было нехорошо.
        - Моргейза! У тебя же есть вода, правильно?
        - У меня есть и вино… - растерянно предложила Моргейза.
        - Пока не стоит. Не надо сейчас еще больше мутить ему разум. А вот вода - очень пригодится.
        Моргейза суетливо метнулась к покрытому глазурью кувшину на таком же блюде и торопливо налила воды в бокал из цветного стекла. Передала его мне.
        - Спасибо. Мордред, держи. Выпей-ка сразу половину!
        Он машинально послушался. Не соображать же в самом деле в таком состоянии. А раз я так уверен - ему обязательно полегчает. И ему полегчало. В глазах появилась тень осмысленности.
        - Я подумала об этом только сейчас, - проговорила Моргейза. - Ведь на самом деле ты немного старше него?
        Я приподнял брови. И да и нет. Затруднение было настоящим по известным причинам, но выглядело как простое сомнение.
        - Наверное.
        Почему мы все-таки всегда затрудняемся перед прямым враньем? Даже когда оно ничего не значит. Или особенно когда ничего не значит. Слишком большая работа мозга?
        Впрочем, тут была и иная причина для затруднения, потому что это должно было так выглядеть, не больше и не меньше. Должна же быть какая-то хирургическая деликатность и прочая врачебная этика… не говоря о том, что так просто было лучше.
        - А может и… - Пауза. - Так было задумано, и тебя подменили, еще когда отправляли к Эктору? Что говорил Мерлин?
        Хороший вопрос.
        - Неважно, что он говорил, - ответил я рассеянно. - Важно, чему я верю. Или могу верить. Или должен. Или хочу. - Я снова повернулся к Моргейзе и посмотрел ей в глаза. Я точно знаю, что выглядел серьезней, чем заслуживал. - Но видите ли в чем дело. - Я взял правой рукой руку Мордреда, а левой руку Моргейзы и чуть приподнял. Нет, я не стал их соединять. Это было бы слишком. И ни к чему. Просто посмотрел на обоих по очереди. - Очень может быть, что на самом деле именно вы - настоящие брат и сестра. И поверьте, у меня есть поводы так думать. Что бы мне ни говорили звезды, и что бы ни говорил Мерлин.
        Я ощутил немного испуганное восхищение Моргейзы. Неужели я мог быть так откровенен. А если мог - то именно с ней? Это ведь что-то значило. Я действительно доверял ей. После всего. Значит, очень хотел.
        - Артур, ты бываешь слишком откровенен! - она не задумалась ни на мгновение, нисколько не запнулась, произнося это имя. Даже с пульсом не произошло ни малейших изменений - я же все еще держал ее руку. И это уже был не упрек. Дружелюбная внимательная констатация.
        - Я знаю, с кем я бываю откровенен. Очень много неприятностей на свете происходит из-за недостатка откровенности.
        Моргейза невольно рассмеялась. Мне показался очень теплым этот смех.
        - Нет. Ты не старше. Ты просто вырос в пустых холмах. И твоя голова забита книжными премудростями и легендами. Но тем ты и хорош.
        Мордред негромко подхватил этот смех.
        - А я - среди монахов. И потому прочие боги не нашли меня…
        - Пока ты не нашел свой меч, - сказал я. Смех Мордреда прервался. Он посмотрел на бокал, в котором еще оставалась вода и как будто подавил желание закашляться. Моргейза налила ему воды. Его родня когда-то устроила ему морское путешествие, в котором он едва не утонул. Впрочем, сейчас я велел ему выпить, и ничего плохого не случилось. Но бокал с остатками воды он все-таки отставил в сторону. И даже попытался подняться. Я мягко подтолкнул его обратно.
        - Ты же помнишь это морское путешествие, верно?
        Мордред тихо кашлянул.
        - Я помню медведя, - заявил он негромко и недоуменно. - Я думал, это что-то от магии, снов, чужой памяти…
        - Нет. Это как раз твоя память. Ты должен знать, кто ты.
        - Но зачем? - грустно спросил Мордред.
        - Чтобы самому решать, что ты хочешь знать и помнить. Чтобы управлять своей судьбой. Не так как «должен». Так как захочешь. И насколько сможешь. Не преувеличивая. Но и не преуменьшая.
        - Артур, - проговорила Моргейза. - Ты что, сам вздумал стать Мерлином?
        Я рассмеялся. И увидел, что они оба улыбаются. На самом деле, они еще не были готовы признать меня ненастоящим, тем более что я был так восхитителен. И не готовы на самом деле считать себя родней… почти. Я держал их за руки. И если Моргейза была мне сестрой, а Мордред - братом, неважно, какие в нашем детстве произошли хитроумные комбинации - они уже были родней. А потом, когда будет нужно, останется только сделать последний шаг. Какой понадобится.
        И круг замкнется, дракон закусит свой собственный хвост…
        Вот только не надо трагически-эпической чепухи! Это упрощенный взгляд на вещи. На самом деле - это весело!
        Как я сказал, все только «может быть». Но медведь и море были настоящими.
        - Если бы я случайно оказался на твоем месте, меня бы уже давным-давно убили, - задумчиво заметил Мордред.
        - Да уж, место то еще, - не стал я спорить.
        А в глазах Моргейзы заплескалась тревога. Много тревоги. Как в бурном море.
        - Я все еще боюсь… - пробормотала она.
        - А вот бояться не надо, - остановил я бодро. Не прибавив: «Бесполезно!»
        Больше никто из имеющих какое-то значение персон не присутствовал при моем рождении, и в поведанной мною по секрету версии, что Мордред мой близнец, не усомнились ни Мельвас, ни Леодегранс, ни Пеллинор… Если дать Моргейзе срок, даже она заподозрит, что чего-то не знала.
        - Признайся, Гвенивер, ты ведь боишься меня?
        - Нет. - Нервно, нежно и тонко. Печально, почти испуганно.
        - С тех пор, как ты заглянула в ларец, это было неизбежно. - Неизбежно было и раньше, но это неважно.
        - Я не хочу быть Пандорой! - негромко воскликнула она.
        - Но тут решала не ты, решил сам ларец.
        И ведь она действительно не боялась меня раньше, даже когда стоило.
        - Я тебя не виню.
        В светлых глазах Гвенивер что-то сверкнуло. Внутри нее прятался превосходных стальной стержень, или еще и серебряный, отлично отпугивающий оборотней, что не могло меня не радовать.
        - Зачем мне нужно, чтобы ты винил или не винил меня?! Я ни в чем не виновна.
        - Я знаю. Чего не скажешь обо мне. Потому что я обманул тебя. Я не говорил тебе, что прожил много разных жизней? Нет. Не говорил. Я заглядывал в чужие разумы и души. И конечно, я не совсем человек. Помнишь, ты говорила мне, что я сказочный? Это ведь на самом деле совсем не так здорово как кажется, правда?
        Гвенивер медленно потянулась к собственной шее и коснулась чего-то под платьем. Конечно, это был крест.
        - Но ведь ты же христианин? - спросила она меня впервые в жизни. - Ты был крещен, и касался святой воды, и мы венчаны по христианскому обряду?..
        - Конечно. И как пел бард Талиесин - «я стар, и я молод, я умер, и я жив».
        - Почему?.. - только и спросила Гвенивер.
        - Я люблю тебя. Но знаю, что ты боишься меня. И это не может продолжаться бесконечно. - Мятущиеся тени и блики от масляных ламп постоянно меняли ее лицо, казалось, что она то смеется, то плачет, в каждую иную долю мгновения. - Потому что в отличие от меня - ты человек. У тебя есть живая душа.
        - А ты? Разве у тебя ее нет?!..
        - Я не знаю.
        - Я знаю, что есть!
        - Послушай, Гвенивер. Представь себе будущее. Дальнее, дальнее будущее. Да, это просто сказка. В ней есть небесные корабли, которые уносят людей к звездам, и они живут среди них. Потому что звезды - такие же солнца как наше собственное, и там есть тверди, подобные Земле. А еще, люди могут иногда возвращаться в прошлое, на тысячи и тысячи лет, чтобы посмотреть - что же там было, и удивиться тому, что люди там те же самые, и тому, что прошлое и будущее существует одновременно. И каким бы ни было будущее, в прошлом еще ничто не решено. И у него еще может быть свое собственное будущее, о котором мы ничего не знаем, и не узнаем никогда. Потому что у каждого из нас оно свое. И никто не увидит чужого, мы можем только догадываться о нем и предполагать.
        - И надеяться, - сказала Гвенивер. - А свое мы не знаем так же, как и чужое.
        - Точно.
        - Разве это делает его сказкой?!
        - ? - Она поставила меня в тупик этим вопросом. - О чем ты говоришь, Гвенивер?..
        - А о чем говоришь ты?! Я не понимаю ни слова! Что ты хочешь сказать? Что пришел со звезд? Или из пустых холмов? Что мы все тебя выдумали?! - А ведь на самом деле, так оно и было… - Чего ты хочешь на самом деле? Чтобы я перестала тебе верить?
        - Да, - ответил я после паузы. - Именно этого.
        - Почему?! Зачем тебе это нужно? Если ты лжешь, зачем мне знать, что ты лжешь?! А если говоришь правду… почему ты говоришь так, как будто ты лжешь?!
        - Потому что какую бы правду я ни сказал, она будет выглядеть ложью.
        - Но я тебе верила!
        - В прошлом.
        - Я любила тебя!
        - В прошлом.
        - Нет…
        - Какую бы правду ты ни сказала…
        - Она будет выглядеть ложью… - И Гвенивер вдруг разрыдалась. Я мягко обнял ее, и она впервые принялась остервенело меня отталкивать и в отчаянии бить кулачками. Разумеется, это не значило, что она хотела, чтобы я ее оставил, все было как раз наоборот, и не так уж сильно она и била, просто вымещала свое горе.
        - Прости меня!
        - Никогда!
        - Хорошо, согласен. Проклинай. Как хочешь!
        - Не хочу…
        - Поверь, я этого заслуживаю.
        - Не заслуживаешь!
        Понемногу, очень понемногу, ее рыдания затихли.
        - Если ты пришел со звезд, почему ты не возьмешь меня с собой? Я прошу слишком многого?
        - Наоборот. Слишком малого. Ты потеряешь целую жизнь, и ничего не найдешь взамен. Тот мир для тебя навсегда останется призрачным. В нем не будет ничего настоящего.
        - Так же, как для тебя в этом?
        - Да, ты права.
        - А я? Я для тебя тоже призрачная?
        - Нет. А вот я для тебя - может быть.
        - Если твой мир «призрачен» так же как ты…
        - Хуже, Гвенивер. Я все-таки могу сюда попасть, а он - это совсем-совсем другое. Чуждое. Я - где-то посередине.
        Она подумала несколько мгновений, а потом содрогнулась всем телом.
        - Это страшно, - призналась она.
        - Я знаю, - заверил я.
        - Почему ты женился на мне? - это и правда был главный вопрос, с которым мне нечего было поделать.
        - Я думал, что этот мир может стать моим.
        - Ты хотел этого?
        - Да, очень.
        - Почему же не хочешь теперь?..
        - Реальность, - ответил я. - Она проскальзывает как песок сквозь пальцы. Хочу я или нет, я ускользаю сам, если хочу удержать ее. И ты всю жизнь будешь чувствовать во мне эту фальшь.
        - Что же мне делать?
        А ты думал, это будет просто? Или хотя бы возможно? Даже взять ее с собой было бы проще. Так же как было жениться на ней.
        - Быть королевой, - сказал я совершенно неожиданно для себя самого. И подумал, не пожалеть ли об этом. Но не стал этого делать.
        Перестав всхлипывать, Гвенивер отстранилась от меня - просто чтобы посмотреть большими потрясенными глазами.
        - И самой быть сказочной. Немного.
        - Артур!..
        - Что, милая?
        - Что должно случиться?!
        - Только то, что должно, Гвенивер. Только то, что должно. Это случается в жизни каждый день…
        - Пока еще ты здесь… - она решительно потянула меня за воротник. - Я не позволю тебе больше говорить, и лгать!..
        Я хотел бы сказать ей еще многое, в том числе и о том, что однажды она спасла меня от безумия, но любое «слово изреченное есть ложь», и иногда лучше обойтись без них. Если можешь выразить то, что чувствуешь - как-то иначе.
        Друид и епископ, Бран и Блэс, приглашенные ко мне одновременно, переглядывались, как обычно, дружелюбно-задиристо.
        - Рад видеть вас обоих! - приветствовал я. - И поверьте, я позвал вас по очень важному делу. Я хочу составить завещание. Вернее, я его уже составил. А вы - будете его свидетелями и хранителями. И знать о нем будете пока только вы. Я знаю, что могу вам доверять.
        Челюсть Блэса отвисла, а глаза потеряли всякую осмысленность. Но он быстро совладал с собой, и даже вернул подбородок на место.
        - Какой предусмотрительный юноша… - кивнул он одобрительно, и фамильярно ткнул друида в бок, чтобы тот с ним согласился.
        Бран забавно округлил глазки-буравчики - они по-прежнему смотрелись очень маленькими и темными, но очень круглыми.
        - А как же Мерлин?! - заинтригованно воскликнул спохватившийся епископ.
        - Мерлин? - я невольно хохотнул от такого интереса именно епископа. - Он слишком не от мира сего, чтобы заниматься его делами… - я увидел, что Бран собирается что-то возразить, и добавил: - и дальше. С него уже хватило одного завещания. А это - дело для вас. - Они забавно подпрыгнули в своих креслах, приняв очень чинный и внимательный вид. - И для нас - почти простых смертных.
        Они спорили. Спорили довольно яростно и долго, и не понимали, что происходит. Я объяснял. Тоже долго. И как мог - отчетливо…
        Наконец они утерли пот со лбов и утомленно удалились, надеясь, что вся эта блажь потеряет всякий смысл через годик-другой сама собой. И уж им-то точно не придется заботиться об исполнении всего этого. В конце концов, это они - в преклонных летах, а я успею еще сто раз одуматься, пока доберусь до столь же почтенного возраста, когда это начнет иметь какое-то значение.
        - Ну и как? - поинтересовался Мерлин, увлеченно обмакивая перо в чернильницу. - Что именно ты там написал в завещании и кому оставил корону?
        Я поведал, в общих чертах.
        Мерлин расхохотался и весело отбросил перо.
        - Стандартный идиот! - восхитился отец. - Ну и как ты себе это представляешь?
        Я обиделся.
        - Как бы разумно все ни было написано, все равно в итоге все пойдет не так. Я не считаю настоящего Мерлина стандартным идиотом, но вышло у него все так себе!
        Отец только посмеивался.
        - Поступай как хочешь - это твоя сказка.
        Я ведь говорил, что он «не от мира сего»?
        - Вот так и поступаю, - огрызнулся я. - Я помню твою распрекрасную теорию, что дети должны сами набить себе все свои шишки. В некотором роде, я предоставляю им то же самое.
        - Наверное, это можно рассматривать и так, - ехидно согласился отец, пожав плечами.
        «И никогда не знать, на что опереться, - подумал я, дуясь. - Или от чего оттолкнуться. Или что именно сломать…» Ну что ж, у всего на свете есть свои недостатки.
        - И еще, я совершенно не собираюсь все это себе «представлять». Просто, надеюсь, знаю и чувствую, к чему клоню. А если ошибаюсь, значит, разберутся сами. В конце концов, это их вселенная, и их сказка, даже не моя.
        - Ты теперь - изрядная ее часть.
        - Так же как и ты. А вернее, только их представление о нас всех. И они вызвали нас так же, как мы вызываем грозу. Если, конечно, мы это делаем…
        - Если…
        - А возможно, мы вообще не живем, и нас не существует…
        - С определенной точки зрения…
        - Да нужна нам эта точка зрения? А вот в другом смысле ее поставить стоит. «Никто не может сказать, был ли счастлив человек, пока он не умер».
        XXIII. «Смерть Артура»
        Карлион «был проследован без остановок». И мягко говоря, по линии, значительно отклонявшейся от предполагаемого официального курса - весьма сильно на юго-запад. Настолько сильно, что оказался на противоположном острие воображаемого треугольника, вдоль подошвы которого мы двигались. Первая часть пути оказалась спокойной, но уже вскоре стало ясно, что мы движемся совсем не туда, куда было объявлено, и в какой-то момент начались небольшие приключения.
        Одно из них должно было походить на обычное нападение разбойников. Но не походило. Больше походило на расстроенную торжественную встречу. Засада изнывала в ожидании за холмом, пока мы, сделав круг, не посмотрели на них с другой стороны, и не продолжили путь дальше.
        - Предсказуемо, - скучающе заметил Ланселот. - Не могли придумать чего-нибудь поинтереснее?
        - Что, например? Приготовить минное поле? Поставить зенитки? Кстати, какие-нибудь волчьи ямы еще вполне могут подвернуться. А вот если в дело пойдут какие-нибудь катапульты с горящей смолой, тут народ может почуять что-то неладное.
        - Можно подумать, что он и так ничего не заподозрит.
        - Так будет больше сомнений в неискренности, успокаивающих совесть. В конце концов, в жизни и так проблем немало, чтобы еще отвлекаться на всякую большую политику.
        - На мой взгляд, разумнее всего было бы тихое и мирное отравление, - рассудил Ланселот. - Чем-нибудь не быстродействующим. Тогда и вовсе концов не найдешь!
        - Разумнее, конечно, но вдруг какие-нибудь колдуны успеют догадаться и вмешаться? Или мы сами догадаемся и еще натворим дел?
        - А мы и так можем натворить. Даже если нас не травить.
        - Вне всякого сомненья. Я бы даже сказал - в особенности, если не травить.
        Итак, отрядец у нас был небольшой - всего около тридцати человек. Не только чтобы минимизировать потери, но и затем, чтобы это, отчасти, провоцировало того, кто пожелает, на активные действия. И вместе с тем, легкость для маневров, и меньше свидетелей… для чего меньше свидетелей? Абсолютно для любого возможного поворота дел.
        Ланселот зевнул, шурша, вытащил из сумки карту, развернул, и после нескольких минут внимательного изучения, небрежно обронил:
        - Кстати, мы только что проехали Солсбери.
        Я безмятежно кивнул. Ланселот глянул на меня раз, другой, потом кашлянул.
        - Если принимать всерьез кое-какие легенды, смекаешь, с кем нам надо было подраться?
        - На самой-то границе с Корнуоллом? Нет. Ни малейшего представления, с кем.
        - Э… ты серьезно? Я имел в виду, что…
        - О боже, Ланселот! Да когда я последний раз говорил серьезно? Думаешь, когда оставлял завещание? Зря надеешься!
        Мы благополучно миновали Солсбери, но буквально через несколько часов узрели наконец то, что можно было назвать «линией фронта» - довольно растянутой, но вооруженной до зубов.
        - Ага-а! - почти пропел Ланселот, возбужденно дергая поводья своей лошади. - Вот это уже на что-то да похоже! Как думаешь? Придется пустить в ход что-нибудь «необычное»?
        - Исключительно по обстоятельствам, дорогой друг!
        - «Дорогой друг» нас, похоже, как раз встречает лично!
        - Ага. Вижу.
        С краю выстроившегося войска, как всегда, на черном коне, покрытом барашками белой пены, гарцевал Константин.
        Я громко свистнул и весело помахало ему издали рукой.
        - Сэр Паломид! Поднимайте знамя!
        Хоругвь с длиннохвостым червонным драконом взмыла вверх. Эх, как бы это смотрелось в качестве воздушного змея!..
        - Движемся вперед не сбавляя шага! - велел я. - И не расстраиваясь!
        - И не перестраиваясь в клин, - негромко, забавляясь, вставил Ланселот.
        - Совершенно незачем, - благодушно заметил я ему в тон. - Что может быть лучше хорошей психической атаки после обеда?
        - Особенно когда в рукаве есть столько…
        - Ох, да это уже просто скучно… Не порти мне удовольствие, и тем, кто напишет потом хроники.
        - Они напишут их не так…
        - Неважно, главное настроение и импульс…
        - Все сведется к канону и шаблону!..
        - Мы тоже создаем каноны…
        - «Мы все глядим в Наполеоны…»
        - Именно так-то и движется эволюция!
        - А по-моему, хроники ничуть не пострадают от налета сказочности. Наоборот - привлекут внимание…
        - Сосредоточься, Ланселот!
        - Да ладно тебе! Тоже мне, кровавый тиран!
        - Так вот ими и становятся!
        - Сосредоточься, Артур!
        - Гм!.. Приветствую, Корнуолл!
        - Приветствую короля Камулдунума! - отозвался Константин, - подчеркнув последнее слово - намеренно дистанцируя Корнуолл от какого-то там постороннего королевства.
        - К чему церемонии между братьями?! - рассмеялся я. - Разве ты не ближайший к моему трону после своего отца?
        Константин явно заколебался.
        Впрочем, я с самого начала не видел в нем решимости напасть. Его войско находилось в выжидающе-оборонительной позиции. И оно было не таким уж большим. Превышало мое всего раз в пять, не более. Он действительно скорее ждал нападения от меня. И даже видимо опасался его, подозревая какой угодно подвох.
        «А я ведь полная сволочь, - подумал я. - У меня есть мотив и намерение. И я просто прибыл сюда, чтобы осуществить его. Как какой-нибудь хирург - если выражаться очень мягко».
        Константин был совершенно прав в своих подозрениях. Был ли прав Кадор, когда начал собирать войска? С тем, чтобы нам стало об этом известно. И это закономерно вызвало цепочку рикошетов, отмеченных обреченностью на такое развитие событий. Но положа руку на сердце - исчезли бы мы отсюда, оставляя трон Кадору? Значит, обреченность началась еще раньше.
        Как в легендах. Или хуже того - как в часовом механизме.
        В очередной раз захотелось все бросить.
        Может быть, еще можно было обойтись без крови?
        Можно. Если остаться здесь и контролировать все до самого конца. Потому что исчезнуть просто так - это не значит позволить им контролировать свою жизнь самим, это значит смертельно подорвать их дух. Снова-здорово…
        «Не смотри на Константина, - мысленно напомнил я себе. - Смотри лучше на его лошадь, потому что в нее превратится все, что ты ему оставишь. В самом лучшем случае он и без тебя плохо кончит. Не в лучшем - далеко не скоро».
        - С чем явились ты и твои люди? - спросил Константин. - Мы не ждали тебя, и не готовы к приему столь высоких гостей…
        - О, брат мой, так кого же вы здесь ожидали встретить? - я выразительно оглядел нервничающий строй перед нами. А теперь, если между нами вдруг случайно проскользнет змея и кто-то обнажит меч… Вспышкой памяти вдруг вернулся самый первый день на берегу Уэльса. Тогда именно я первым обнажил меч. И это после того, как собирался какое-то время назваться Мордредом. Константин почти удовлетворенно кивнул.
        - Большие банды мародеров бродят в этих местах, - заметил он. - Надеюсь, они тебе не встретились и не докучали… - Он с интересом оглядывал отряд, оценивая, мог ли он быть недавно больше, и мог ли понести какие-то потери. Правда, осмотр его явно разочаровывал, все выглядели слишком свежими и безмятежными, чтобы это указывало хоть на какие-то дорожные проблемы.
        - Ничуть не докучали, - заверил я. - Должно быть, слава наша бежит впереди нас.
        Константин кивнул довольно кисло.
        - Значит, ты прибыл к нам…
        - Чтобы обсудить дальнейшее правление всей Британией.
        - О…
        - Ведь ты же не находишь это странным.
        - Ничуть, - тут же отозвался Константин. - Ничуть. Но я слышал, ты отбываешь ради коронации, в Карлион… Могу ли я спросить тебя - я действительно говорю с Артуром, или с неким Мордредом, похожим на него как две капли воды, в то время, как настоящий Артур на самом деле едет к Карлиону?
        Наш отряд за моей спиной немного заволновался - будто ветер пробежал по кронам деревьев. И затих.
        - Великолепный вопрос! - поощрил я. - Да! Ты говоришь именно с Мордредом.
        И хотя я прямо-таки вручал ему в руки индульгенцию, Константин, не ожидавший такого ответа, задумался, даже его конь озадаченно поскреб копытом землю.
        - Пожалуй, у тебя действительно есть дело к моему отцу, - довольно странным голосом проговорил Константин. - Добро пожаловать в Корнуолл… Мордред.
        - Благодарю тебя, брат, - отозвался я вкрадчиво, ощутив очень смешное чувство - кажется, он решил, что я на самом деле не пошутил.
        - Артур никогда не называл меня братом, - серьезно заметил Константин. - И он не стал бы рисковать собой, прибыв сюда столь малым числом, через столь многие опасности… А вот тобой бы рискнул, чтобы это могло стать поводом к войне.
        В его голосе слышался полувопрос. Как я на это среагирую.
        - Я приехал говорить не о войне.
        «Но в борьбе за мир камня на камне не оставим».
        - Не будем о ней. Покамест, - улыбнулся Константин, и дал знак своим войскам ослабить внимание и не излучать больше угрозу. - Что ж, дальше мы поедем вместе.
        Говорить о себе в третьем лице всегда бывает забавно. И познавательно. Хотя терпеть не могу, когда кто-то так делает совершенно без повода. Должно быть, привычка смотреть из чужой шкуры - изнутри, мысленно говоря при этом «я», а не «некто». Пусть даже это будет Цезарь, чьи записки изложены как раз от третьего лица.
        Не будем ни на кого перекладывать ответственность. Аз есмь альфа и омега и все буквы в промежутке и в прочих алфавитах.
        - Итак, Мордред… я так понимаю, смысл в том, чтобы Артур безопасно проехал в Карлион, пока ты гостишь у нас и делаешь вид, что находишься здесь?
        - В целом верно.
        - Зачем же так сложно? Или наоборот - просто? Он показывает таким образом, что боится нас? По какой бы это причине?
        - Может быть по той, что на самом деле родней вам приходится совсем не он?
        Константин покосился на меня с еще большим удивлением чем прежде, и я подумал, что, кажется, еще не видел, как он улыбается. По крайней мере - так довольно. В этот момент мы как-то совершенно безумно доверительно отъехали от остальных несколько вперед.
        - Это просто изумительно! И я никак не могу взять в толк, почему ты говоришь об этом! Набиваешься в родичи? Неужели? Ты серьезно?
        - Неважно, насколько это серьезно. Но может быть важно - насколько вам это выгодно.
        Константин смерил меня долгим настороженным взглядом.
        - А это как понимать?
        - Точно так же, как понимаешь ты, пока мы едем вместе.
        Константин явно почувствовал себя неуютно и поежился. Но решил не оставлять принятую игру. Нет, на самом деле он не заблуждался насчет того, с кем говорит, но гипотетически… это было любопытно. И всегда оставался мизерный фантастический шанс на то, что это правда. Или хотя бы шанс на безнаказанность всего, что будет сказано или всего, что может произойти, для чего у него уже было оправдание. «Твои слова - не мои». «Откуда мне было знать, что это ты, если ты сказал иное и сам развязал мне руки? Разве не в защиту тебя я тебя уничтожу?»
        - Ты хочешь, чтобы выступив против Артура, мы сделали королем тебя? А зачем нам ты?
        - Затем, что многие вам поверят, если вы вздумаете сражаться за такое правое дело. Затем, что наше сходство многих заставит задуматься. Задуматься и о том, каким дьявольским искушением может быть король, явившийся из ниоткуда и ведомый колдунами. Какую цену за это придется затем заплатить? И всегда проще, когда замена есть под рукой, и все оправдания с нею.
        - Очень умно.
        - Как скажешь.
        - Не слишком ли умно для тебя?
        - Или для сестры твоего отца?
        Константин слегка вздрогнул.
        - Ах вот как. Я думал, она сдалась. Осознала свой долг супруги и матери…
        - И королевы…
        - Да что это значит в наши дни?
        - О, ты говоришь это в краях, где так часто наследуют матерям? - усмехнулся я.
        Константин снова нервно, еле сдерживаясь, дернул поводья. Он правильно понял, это был намек на Игрейн. И намек на претензию на Корнуолл. Но ненависть ненавистью, а любопытство любопытством. Пусть оно сгубило столько кошек.
        - Не тем матерям, что были как кошки!
        - Не тем отцам, которых заклали, как вепрей к пиру.
        Константин готов был потерять самообладание, но не потерял. Хмуро уставился на дорогу, просверлил взглядом затылок коня меж его ушами, посмотрел на небо, по сторонам и перевел дух.
        - В толк не возьму, о чем ты ведешь речи.
        - Речи людей благочинных никого не задевают и ни к чему не ведутся.
        Константин кивнул.
        - И то верно. Что ж, объясни мне все-таки, где остальные войска?
        - В Камулдунуме. В Регеде, в Лотиане, в Клайде, и во многих прочих местах.
        - Шутки в сторону, ведь ты бы не послал сюда Мордреда с мечом королей, если бы только не… - он снова покосился на рукоять Экскалибура и задумчиво замолчал.
        - Шутки в сторону? Если только не что?
        - Если только это не наваждение, и меч на самом деле не морок! С вас станется. - Он еще внимательней и живее пригляделся ко мне. - И ты тоже можешь быть мороком. И если это морок - ты на самом деле можешь оказаться Мордредом.
        - Как все сложно, правда?
        - Замолчи! - не выдержал принц Корнуолла. Пальцы, держащие поводья, дрожа, сжимались и разжимались. - Это не лезет ни в какие ворота! Ни кто ты! Ни - что ты! Так не должно быть!
        - Что, если я скажу тебе, что ты прав?
        - А в самом деле - что из этого?!
        Увы. Уже ничего.
        - Только то, что чтобы так не было, надо иметь силу это изменить.
        - И если нет этой силы?
        - Значит, все так, как должно быть.
        - Ты прав! Черт тебя побери, ты слишком прав!
        - Так почему бы тебе это не исправить? Прямо сейчас. Все думают, что я еду в Карлион.
        - Быть может, на самом деле так оно и есть!
        - Тогда что ты теряешь?
        - А почему я должен попадаться на столь явный крючок?
        - Знаешь, в чем проблема с драконами? Ты не разберешься с ними, пока принимаешь правила игры. Пока считаешь, что дракон заведомо сильнее и ничего не делаешь, или пока считаешь, что можешь получить от дракона какую-то выгоду и принимаешь его сторону. И даже, черт побери, пока ты веришь, что миром правит только сила, и думаешь, что лучше для тебя быть всего лишь сильным, но не мудрым, справедливым, великодушным и великим, просто потому что тебе бы так хотелось - пусть даже нельзя! Пусть даже законы природы «против этого»! Низшие законы низшей природы! Да! И тебе никогда не приходило в голову поступать им наперекор?!
        Мы застыли посреди дороги, и Константин таращился на меня с отвисшей челюстью. Да я и сам не ожидал, что меня так разберет.
        - Тебе никогда не приходило в голову, что для того, чтобы быть хорошим наездником не нужно сводить с ума лошадей, приводя их в негодность менее чем через год?..
        Внезапный рывок. Таранис! Я забыл про Тараниса. И Константин тоже. Пока мы двигались, он вел себя почти прилично, и я как-то умудрился забыть, что он слишком хорошо помнит Константина.
        Константин изумленно вскрикнул - хотя мог бы вскрикнуть и от боли, потому что уловив точный момент, Таранис вцепился ему зубами в колено.
        Дикое ржание, крики, прыжки, свечки, битье копытами, - оба коня с удовольствием воспользовались моментом, чтобы обезуметь. «Ну, готово… - подумал я. - И никаких змей уже не надо, вот сейчас-то и осталось подраться насмерть». Но как ни странно, едва мы, запыхавшись, расцепили дерущихся коней, Константин расхохотался:
        - А ты не очень-то с ним управляешься, верно?!
        Похоже, он не очень пострадал, и оправившись от неожиданности, даже нашел в этом что-то смешное, вместо того, чтобы записать очередную злобную выходку на мой счет.
        - Так чей способ лучше?! - и так дернул поводья своего коня, что тот взвизгнул.
        Черт побери, это всего лишь лошади. Неважно, что это только индикатор того, чем все кончится для всех, если ему позволить. Но почему именно мне надо этого не позволять? Потому что драконы сражаются с драконами? Как будто его не могут как-нибудь по-тихому отравить без меня и без шума. Мы опять слишком доверяем написанным сказкам - что примерно так все и будет, как написано в книгах, которые мы читали и однажды он займет верховный трон.
        Слишком много думаешь. А чем плохо? Я почувствовал, что мне совершенно претит мысль делать с Корнуоллом то, что было задумано, как бы это ни казалось важным.
        Вот только значило ли это, что я этого не сделаю, как бы мне это ни претило?
        - Оба хороши, - отозвался я мрачно.
        Константин с усмешкой покачал головой, и на это раз мы разъехались подальше друг от друга, продолжая путь, который, как будто все больше терял смысл.
        - Едем к Кадору? - безмятежно уточнил Ланселот. - Интересно, чего он тянет?
        - А куда ему торопиться, если нет никаких сведений о том, что за нами движется армия? И кажется, я успокоил его так же как Кея. Теперь он считает меня восторженным идиотом, которому повезло.
        - А это не так?
        - А какая уже разница? Все мы смертны, все бессмысленно - так что делай все, что тебе нравится и точка.
        - Как-то мрачно.
        - Наоборот, весело.
        - Оно и видно.
        Наш путь был совсем не так далек, как можно было бы вообразить. Следя за нашими перемещениями, Кадор не оставался в своей королевской резиденции, а также переместился поближе к границе вместе с теми войсками, о которых говорилось в донесениях.
        - Ну так как… Мордред? - проговорил Константин с невыразимой иронией. - Тебе нравятся наши приготовления? Ты считаешь их достаточными для того чтобы, как ты говоришь, начинать отстаивать справедливость? Думаешь, тебе есть что нам предложить в то самое время, пока Артур преспокойно едет в Карлион?
        Поле, простиравшееся перед нами, казалось, до горизонта (который, впрочем, находился совсем недалеко, благодаря небольшой возвышенности за этим полем) было уставлено палатками, вокруг которых находилось действительно множество воинов, занятых обычной лагерной суетой, собранных для некоего короткого победоносного похода, и «дымы их застилали небо».
        - Похоже, вы не очень-то расходовались на предыдущие походы, - заключил я, обозрев этот милитаристический пейзаж.
        - Мы сберегали силы. И нам не нужна долгая война. А за наступающую зиму пусть заплатят проигравшие… почему ты смеешься?
        - Просто ты снял камень с моей души, Константин. Я благодарен тебе за это.
        - Этот камень - твоя корона?
        - Ты даже не догадываешься, насколько можешь быть близок к истине.
        - Давай я расскажу тебе, что происходит? Ты обманщик. Тебе ничего не стоит воодушевить людей, обманув их, но у тебя нет никакой настоящей силы. И опомнившись, каждый поймет это. Что колдуны - только ширма, очарование и устрашение для глупцов. Твоя победоносность - удача игрока, который всякий раз может проиграть, стоит удаче отвернуться. Ты можешь взять наглостью, но ты не можешь построить ничего крепкого, на века, на это тебе не хватит ни хваленого духа, ни удачи. Так кто же тут должен быть королем? Не говоря уже о том… что ты и впрямь всего лишь самозванец. Даже если это на самом деле не так. Но теперь, когда есть Мордред, все пошатнулось, не правда ли? А тебе даже не хватило ума от него избавиться. Почему? Смешная жалость? Но не можете же вы оба быть настоящими. Вы оба появились из ниоткуда - и ты, точно так же как этот никому не нужный подкидыш. Мало ли ублюдков в Британии, похожих на Утера? Да и в его собственном происхождении, кто может быть уверен?
        - Смешная жалость? - поинтересовался я, проигнорировав пока все остальное. - Ну а если бы избавился - разве это не говорило бы о том, что он мог быть настоящим, и пал жертвой самопровозглашенного тирана? И что вовсе - я подменил его после того, как он выиграл столько битв, и на самом деле - он вытащил меч из камня, а не я - я всего лишь двойник. И тогда у вас был бы повод начать эту справедливую войну во имя него.
        - Справедливо! Так или иначе, от самого его появления мы в выигрыше. Знаешь, что сказал однажды Маэгон?
        «Тебя погубит твоя собственная тень».
        - Что тебя погубит твоя собственная тень. И это было верное пророчество.
        - Я это слышал, - кивнул я. - Но кое в чем он здорово просчитался. Он сказал, что меня назовут королем зимы. Но на деле, меня назовут королем лета.
        - Потому что всего лишь одного лета! Да тут ты прав! - усмехнулся он, его глаза так и лучились свирепым довольством.
        - Я прав, а Маэгон - нет. Значит, он мог ошибаться и во всем прочем.
        - Брось, Артур, - фыркнул он с презрением, - на меня эти штуки не действуют!
        - Так Артур или Мордред? - повторил я вкрадчиво.
        - Будет забавно, если ты умрешь Мордредом! Потому что Артур - свидетельствую я! - уже мертв. Но Мордред еще может протянуть немного, ведь он не может причинить нам никакого вреда, в то время, что ему осталось, правда? Ты все еще хочешь поговорить с моим отцом? Уверен, это тоже будет забавно!
        В палатке Кадора, куда мы вошли, разыгрывая психоделическую идиллию при «плохой игре» и столь откровенных беседах, было светло и почти не душно. Воздух хорошо проходил через плотную белую ткань. Сам Кадор выказывал чрезвычайную занятость, согнувшись над походным столиком и сосредоточенно что-то выписывая - перо так и скрипело по пергаменту.
        - Своя версия хроники событий? - поинтересовался я вместо приветствия.
        Кадор поднял укоризненный взгляд и склонил перо горизонтально. Выглядел он, как будто, расстроенным.
        - Что ты пытаешься мне доказать, мальчик? Что ты такой уж дар богов, что можешь делать все, что тебе заблагорассудится? Даже прыгнуть с башни, и они все равно сохранят тебя? Посмотри, как ты безрассуден. Так для чего нужна моя армия? Чтобы защитить Британию, когда ей придется расплачиваться за твою беспечность.
        - Я не спрашиваю у тебя оправданий.
        - Оправданий?! - лицо Кадора резко потемнело. Но ненадолго. Он шумно втянул воздух ноздрями, но на этом его вспышка улеглась. Константин только презрительно фыркнул, стоя у меня за плечом.
        Кадор раздраженно отбросил перо.
        - Зачем ты приехал сюда? - спросил он.
        - Затем, чтобы сказать, что против меня тебе не нужна твоя армия. Как видишь, я прибыл без своей.
        - Я вижу, - отозвался Кадор уныло, выдержав долгую паузу. - Ты так и собираешься всю жизнь протянуть на каких-то фокусах?
        - Ну, если верить Константину, то недолго осталось, верно? - засмеялся я возмутительно беспечно.
        Кадор посмотрел на нас обоих одинаково неодобрительным взглядом.
        - Это совсем не весело!
        - Если весело мне - почему же вдруг не весело вам?
        - Прекрати это! - рявкнул Кадор, негромко, но со страстью, пару раз у него конвульсивно дернулась щека. - Тебе нечего предъявить нам кроме твоей наглости!
        - Которой вы продолжаете бояться прямо сейчас, не так ли? Потому что это заставляет вас думать, что вы не видите чего-то, что вижу я, и что позволяет мне вести себя подобным образом.
        - И что же ты видишь? Нет, я понимаю, ты все равно не расскажешь, потому что тебе нечего сказать.
        - Ошибаешься. Кое-что я могу сказать. - Я похлопал ладонью по рукояти Экскалибура. - Я могу предсказать некоторые события, которые могут произойти, а могут и не произойти, если вы сами не дадите им ход, но если вы бросите шар, он покатится подобным образом: да, я даю вам сейчас кажущееся преимущество, вслух соглашаясь, что я - Мордред. Это дает вам возможность избавиться от меня безнаказанно, потому что - кто такой Мордред? А я наверняка к тому же склонял вас к измене, и таким образом вы доказали верность своему родичу Артуру, уничтожив предателя и искусителя.
        - А ты пытался!.. - негромко злорадно воскликнул Константин.
        - Именно. Это было так забавно. Но далее. Еще преимущество - вы получите этот меч. Который предатель украл у Артура и который вы, конечно, бережно сохраните. Но - будете ли вы отдавать его тому, кто якобы должен считаться в таком случае Артуром? Если вы не отдадите его, а «Артур» окажется никак не в силах подтвердить свою силу - значит, он утратил ее, когда утратил этот меч, а вместе с ним и милость богов. Пока все так?
        - Восхитительно! - возбужденно признал Константин, поддернув поближе складной стульчик и усевшись на него с видом ценителя в партере, его глаза горели кровожадным восторгом, смешанным со странной симпатией.
        - А он, между тем, не посмеет признаться, что он - не я. Разве не должен будет он попытаться исправить положение? И между тем - покажет свою полную несостоятельность. Но. Если он все-таки признается, кто он, и в том, что вы убили настоящего Артура; и если даже не он, а все остальные откажутся признавать его мной, вы окажетесь если не предателями, то глупцами, что еще хуже, и кто угодно сочтет себя вправе воспользоваться вашей глупостью. Да, конечно, у вас будет меч, но все будут знать, как он вам достался. Потому что вы, как будто, «ошиблись». И после того, как началось это лето, вы доставите всем массу разочарований, и массу удовольствия врагам Британии, которые радостно встрепенутся, тогда как возможные союзники совсем не будут в радости и дух их падет ниже некуда.
        - Но ты ведь едешь в Карлион, - опомнился Константин. - Тебя вообще здесь не было, разве не так?
        - И в Карлионе не было тоже. И чем еще хороша большая армия - она вся сумеет молчать?
        - К чему ты клонишь?!
        - Не клоню, а продолжаю по порядку. - Даже если порядка тут уже никакого не было. - Но ладно уж. Собственно… Собственно говоря, я вообще не понимаю, зачем вы все это затеяли.
        Воцарилась зловещая, но от того не менее озадаченная пауза.
        - Что значит, зачем? - переспросил Константин.
        - Ради власти, которой вы не достигнете. Ради земли, которую не получите. Все что вы можете получить - чуть больше чем имеете сейчас. Зато большой кровью.
        - Ну и почему бы нет? - не понял Константин.
        - Все только ради синицы в руке? И только?
        - Журавль в небе приводит к погибели.
        - Это не так обидно, как синица.
        - И все-таки меч есть меч, - спокойно произнес Кадор. - Какая разница, как он попал к нам в руки. А ты был так любезен, что сам принес его.
        - Это всего лишь вещь, которую каждый сочтет своим долгом взять как угодно.
        - Если посмеет и сможет.
        - С таким же успехом как вы - мало что получив и может быть, все потеряв. Не приходило ли вам в голову, что я принес сюда это искушение не случайно.
        Константин вдруг взволнованно вскочил.
        - Это ничего не значит. Ты не Артур, ты - только Мордред, ты сам это сказал!
        - Но у меня меч! Просто вещь! И она у меня в руках! - Я мягким движением извлек его из ножен. С почти нежным шелестом. Никто еще не озаботился забрать его у меня, мы все еще играли с хорошими минами при плохой игре и изображали из меня почетного гостя, которому просто некуда деваться посреди такого скопления войск. И играли в то, что они меня не боятся, и не боятся оставаться со мной наедине - тем более, что все прочие находились всего лишь за тонкими матерчатыми стенками. Кадор тоже вскочил, глядя на меч завороженно и встревоженно. Оба они сами схватились за рукояти мечей. - Так кто тут король?
        Я и не подумал нападать ни на кого из них. Вместо этого я рассек ближайшую стенку и вышел наружу, к слегка обалдевшим воинам Корнуолла.
        - Итак! - сказал я громко, во всеуслышанье. - Я лишаю брата моего Кадора права наследовать мне, и объявляю своим наследником Гарета Лотианского, писано в Камелоте не далее седьмого дня, скреплено печатями и заверено лицами духовными и светскими! А до вступления его в должный возраст, регентами его назначаются сестра моя Моргейза, а также Королевский Совет, состав которого также скреплен печатями. Найдя же здесь, в Корнуолле, измену и прискорбное малодушие, вызываю на смертный бой родича моего Константина, дабы ответил он передо мной и перед богами!
        - Прискорбное малодушие?.. - свирепо прошипел Константин, выходя вслед за мной, с треском раздраженно раздирая ткань пошире. Несмотря на все происходящее в реальности, он, как и всегда в случаях со мной, был сбит с толку, на что, конечно, очень досадовал, и не знал, на каком свете находится прямо сейчас и как на это реагировать.
        Все окружающее я охватывал очень схематично: палатки, воины, расставленные как фигуры на доске - с мечами, с топорами, и с луками. Отлично, лучники даже целились. Я отошел на пару шагов и сделал Константину приглашающий жест мечом: ну же! Тот тоже сделал пару шагов в сторону, очень взвешенно, то ли примериваясь к бою, то ли к тому, чтобы дать какой-то знак. Краем глаза я видел, как из той же дыры в палатке вышел Кадор. Огляделся, судя по напряженной позе, посмотрел в нужном направлении и шевельнулся. В голове ожила просчитанная схема.
        Этот мир существует для моего удовольствия. Потому что я и есть весь этот мир. Каждый из нас. И ты тоже. Но ты - брак, ты моя неудача. А я, наверное, твоя. Так кто выиграет? Одна сторона единой, в конечном счете, сущности, или другая? Все мы - одно и то же, только во множестве версий, стремящемся к бесконечности…
        Я просто сделал шаг влево и повернулся.
        Стрела, предназначавшаяся мне, попала в Константина. Еще две свистнули мимо.
        Кадор страшно вскрикнул. Константин очень удивленно посмотрел на отца, на стрелу, вонзившуюся глубоко ему под руку, у самого края лорики, и повалился на землю, выронив меч и схватившись другой рукой за древко. Выстрел мог быть более удачным, или менее. Он мог быть смертельным, а мог прийтись в доспех несколько иначе и не нанести вреда… фокус мог и не удаться, кроме того, что стрела бы все-таки прошла по этой траектории, а наша реакция - намного выше обычной человеческой. Только это «нечеловеческое» свойство я и применил.
        И я ошибся… Константин захрипел, задергался, изо рта его хлынула кровь. Не очень чисто, но все-таки удар оказался смертельным. По моей коже невольно побежали ледяные мурашки.
        «Опять ты?..» - прошептал я еле слышно. - «Выполняешь все, что мы задумали?» Хотя мы «задумали» и все это - и Константина, и Кадора, бросившегося сейчас к нему, раздавленного горем - он тоже сошел со счетов, бесповоротно - и запеченные в костре детские головы, и жертвоприношения, невольно, все, от чего нам хотелось бы отречься, все, что хотелось бы исправить, раздавить, уничтожить, отторгнуть. Мы все виновны во всем. И все это, в свою очередь, создало нас.
        - Прочь, - сказал я негромко и совершенно без выражения, и все кто был на моем пути в испуге, молча, расступились, я неспешно прошел к своему отряду, вроде бы окруженному, но не тронутому и посмотрел на Ланселота. Тот, в ответ, посмотрел на меня, изумленно и выжидающе.
        - Так и было задумано?
        - Не совсем.
        - И что дальше?
        - Мы уезжаем.
        Нас никто не преследовал. Кадор и его бесполезная армия остались на месте. Им больше не к чему было стремиться. А мы, как во сне, возвращались почти той же дорогой, ведущей в Камелот, в который я вовсе не собирался возвращаться.
        - Напомни мне никогда больше не заниматься политикой, - устало проворчал я Гамлету. - Это просто ужас что такое…
        - Послушай, - сказал Ланселот странно просветленно, спустя несколько секунд. - Это все… ты даже ничего не сделал!
        - Я сплел паутину, - ответил я мрачно. - Я жуткая скотина.
        - Перестань! Ведь все кончено. И погиб всего один человек, которого ты даже пальцем не тронул!
        - Зато я довел их до этого морально.
        - А ты не преувеличиваешь?
        - Нет. Иногда я себя просто пугаю. К тому же все это подтасовка, просто нечестно!
        Ланселот сочувственно вздохнул и поцокал языком.
        - Просто надо убираться отсюда.
        - Еще как надо. - Может я и не убивал Константина, но Артура все же убил. Это казалось мне слишком похожим на самоубийство. Самому создать сказку, самому ее уничтожать. Для нас это слишком мягкая, податливая среда, чтобы мы были вправе хоть как-то ее трогать…
        - А может, нам просто повезло? - с надеждой спросил Ланселот.
        XXIV. Солсбери
        - Вот так вот, собираешься завоевать мир, или хотя бы соседнюю деревушку, и вдруг какой-то паршивый прутик омелы…
        - Может, хватит уже? - устало проворчал Ланселот. - Почему нельзя порадоваться, что этот прутик просто попал не в тебя?
        - Может… - Замолчав, я расслышал какой-то отдаленный шум. - Мм… что это за звуки? По-моему, не от нашего отряда. Какие-то крики, грохот… - Неужели Кадор опомнился и послал кого-то вдогонку или помчался сам? Когда мы оставляли его, он был полностью раздавлен. Я бы сказал, что он был убит… Но звуки, кажется, шли вовсе не откуда-то сзади. Шум был где-то впереди…
        - Пес! - вдруг крикнул кто-то. - Королевский пес!..
        - Кабал?..
        И правда, из-за холмика прямо к нам по дороге мчался упругий белый мяч, снабженный возбужденно подскакивающими на каждом прыжке ушами и с длинным рулевым хвостом.
        - Откуда он здесь?..
        - Сбежал! - весело предположил Ланселот.
        - Не уверен… Мы далеко от Солсбери?
        - Ой, - задумчиво проговорил Ланселот. - С кем же они там?..
        - А что, есть много вариантов, раз тут Кабал?!
        И мы, резко сорвавшись, помчались на звуки и на клубы пыли, а Кабал, радостно гавкая, мчался за нами, как будто это была игра. Охота для адской гончей. Конечно же, именно так все и было.
        Примерно там же, где мы видели, и благополучно миновали засаду, шло побоище. Запрокидывались и дико ржали кони, раздавались удары и свист и лязг и скрежет и душераздирающие крики, посреди всего лишь криков ярости и торжества. Отряд, попавший в засаду, был совсем невелик, хотя и куда больше нашего - человек за сотню. И я уже понял, как это случилось. Мордред не выдержал и, поскорее собрав команду, поспешил за нами - если не для того, чтобы по-настоящему поддержать в бою, то для того чтобы остановить и отговорить от опрометчивого поступка. И никакой Мерлин его не удержал… Я ощутил острую досаду. Но досадовать было некогда. Хотя… я сдержал желание на полном скаку остановить всех и полюбоваться, как он это делает!.. Оказывается, мы неплохо его поднатаскали. Мордред не просто попал в засаду - он с ней справлялся! Хотя противников было втрое больше! К отряду, который мы миновали в прошлый раз, присоединился еще один, или несколько. Должно быть, они просто не успели сперва здесь собраться, когда мы в цезаревской бодрой манере и к тому же катастрофически налегке, прогарцевали мимо, чтобы натолкнуться на
неспешно выдвигающегося Константина. Они что, и правда ждали армию? Какие глупости. Просто люблю подумать обо всех вариантах сразу. Вот эта засада явно поджидала нас, а Константин, пожалуй, просто собирался уже двигаться на Камелот в авангарде всего войска Кадора. Мы нарвались на саму армию вторжения, и бесхитростно откусили ей голову. Сам Кадор был всегда куда осторожней. И теперь ему просто не за кого было бороться. Дух самого войска был подорван - то, что случилось у всех на глазах и в отсутствие колдунов говорило о присутствии высших сил - их стрелы обратятся на них самих. Первое имя, которое я все-таки взял на этой земле, означало «плата за кровь». И оно тоже было всем известно. Опасно связываться с мстительными духами. Опасно связываться с драконами.
        Я, вроде бы, не слишком агрессивен, но чужую агрессию порой хочется подавить с перехлестом. А малое число как будто всегда дает тебе на это разрешение. Подскакав, я сходу вклинился в драку - на сторонниках Мордреда, а вернее, Красного дракона и, значит, меня, красовались красные повязки, на сторонниках Кадора, хотя и не на всех, видно, только на подошедших недавно - белые, в цвет белого вепря.
        Странно - подумалось на мгновение, вместе с ярким как картинка наяву воспоминанием, о другой Британии, в другом мире и времени. Тогда моим был как раз белый цвет, цвет белой розы, а еще точнее - розы в солнце. «Итак, преобразило солнце Йорка в благое лето зиму наших смут…»[7 - У.Шекспир «Ричард III». Роза в солнце - эмблема Эдуарда IV, брата и предшественника Ричарда на троне.]
        Все меняется и вертится друг вокруг друга.
        Просто для равновесия.
        - Бегите прочь! - крикнул я. - Вы все обречены, если останетесь! И псы из Аннона заберут вас!
        Я возглавлял не атаку, я возглавлял панику. И они действительно дрогнули, и брызнули по полю врассыпную. Кроме небольшого замешкавшегося кружка вокруг Мордреда. Кажется, до сих пор его принимали за меня, и нападавшим казалось, что цель близка. А Мордред намеренно кинулся им навстречу в самую гущу, считая себя обязанным взять на себя задачу потруднее и применить все, чему его научили.
        - Мордред! - окликнул я прорубаясь, а вернее, просто проламываясь к нему - одни спешили сами убраться из-под копыт, другие медлили и я сталкивал их с дороги, после чего они поддавались общему настроению, тем более, что за мной двигался маленький, но очень свежий и целеустремленный отряд, таких героев как Ланселот, или таких веселых сумасшедших как Паломид, которого никогда не интересовала численность врага, лишь бы он мог разглядеть ближайшего.
        - Артур! - воодушевленно отозвался Мордред. Изумившись и отвлекшись. Один из еще остававшихся врагов размахнулся мечом за его спиной.
        - В сторону!.. - крикнул я и, пришпорив Тараниса, стукнул кого-то рукоятью меча по затылку, и буквально сбил Мордреда конем с линии удара. Он вылетел из седла, но, кажется, его придержал Бедвир. Таранис мощно подался по инерции дальше вперед и я услышал треск и мягкий хруст распарывающейся кожи мягкого панциря, что-то угодило под ребра, заскользило, останавливая дыхание, сдавливая, отталкивая назад.
        Бой уже закончился. Наверное, это был последний нанесенный противником удар, и тот не туда, куда был нацелен. Все вокруг как-то странно посветлело. А потом и я соскользнул с Тараниса вниз.
        Инерция, ускорение и нужный угол - прутик омелы… Ха-ха! Это было почти смешно. Кажется, я обрадовался.
        Последнее, что я запомнил, был растерянно тычущийся мне в лицо холодный нос Кабала, и нервно переступающие рядом копыта Тараниса.
        Под гулкими прохладными сводами слышались приглушенные голоса. Под ложечкой тяжело саднило. И по этой причине приходилось смирно лежать на месте и не двигаться. Смертельные раны иногда действуют на диво успокаивающе.
        Особенно, когда знаешь, что на самом деле не умрешь, и когда справиться с болью - проще простого. Проще простого было бы даже поскорее избавиться от раны, но тут уже в дело вступала политика. Если уж бросать королевство и всех, кого довелось «приручить» - так уж хотя бы по уважительной причине. А что может быть уважительней неминуемой кончины? Если только колдуны не заберут меня в свой волшебный край, где все возможно. И откуда, возможно, я еще вернусь. Хотя все уже, конечно, понимали, что это только иносказание.
        Может быть, это тоже было подстроено нашим коллективным бессознательным, а может, просто повезло - кто знает. Судьбы, вмешательства в ноосферу технического порядка или психологические сценарии? Но повезло - что вовремя, что - не в результате худшей бойни, что - не хуже, и что - на самом деле это был не Мордред. И я ему тоже ничем не навредил, хоть и отвлек, так что настроение у меня было по-настоящему приподнятое. Все получилось почти честно! И скоро каникулы.
        Но в то же время, печали вокруг хватало. Главное - не поддаться ей слишком сильно. Не нашей - наших друзей. Хоть мы и ободряли их сказками о волшебных землях. И они все были тут. Как быстро они умудрились сюда добраться, просто удивительно. Будто все предчувствовали. Весь «двор», оставленный, было, в Камелоте. За отрядом Мордреда ехала и Гвенивер, в сопровождении Пеллинора и колдунов. Я все никак не мог выбрать момент, чтобы спросить их - что это они вздумали устроить? Они все время куда-то убегали, чрезвычайно занятые, а догнать их сейчас мне было сложновато. Почему выехали таким безумным составом? Они ведь не могли предвидеть, что все будет выглядеть так, будто кончилось плохо? Или… они предвидели, что все может кончиться именно плохо? Иначе к чему нам лишние свидетели прощания?
        - К тому, - между тем, рассудительно ответил Мерлин, - что в любом случае лучше будет попрощаться и красиво поставить точку. И если бы что-то в подобном духе не произошло само, можно было просто устроить нужную инсценировку.
        - Как цинично.
        - Все лучше, чем намеренное самоубийство.
        - Не было никакого самоубийства.
        - Рассказывай.
        - Тогда зачем ты вообще меня отпустил, если так думал?
        - Затем, чтобы не мешать нарыву вскрыться самому, чтобы не мешать одуматься, будто это было чье-то другое решение, и, в итоге, сделать все правильно.
        - Вы рисковали Ланселотом.
        - Ничего подобного. Чем меньше при тебе было людей, тем легче их уничтожить, тем менее вероятности, что ты кому-то это позволишь. А чтобы защитить их, придется самому оставаться невредимым.
        - Я иногда просто с ума схожу от подобных твоих выкладок. Но в конце получилось не очень чисто, да?
        - Почти. На самом деле, ты все-таки успел увернуться. Насколько нужно. Как будто точно рассчитал, как будет и впечатляюще, и безопасно.
        - Как это мило… ты шутишь?
        Он рассмеялся.
        - Нет. Просто уверен, что на этот раз это действительно была случайность. А они - случаются. Хотя… надеюсь, на этом просто можно закончить историю и подобные настроения уже не повторятся. Все подошло к концу, исчерпалось, замкнулся круг.
        - Какой еще круг? - спросил я с подозрением.
        - Порочный. Ты не мог их оставить по доброй воле. Но теперь та часть тебя, которая могла бы принадлежать этому миру, честно мертва, а твоя жизнь - принадлежит совсем другому миру.
        - Все равно, что умереть во сне? - хитро усмехнулся я. - Иногда это всего лишь ведет в другой сон.
        - Но мы же говорим о настоящих снах? И настоящей жизни.
        - Мм… да. - Чем докажешь?
        - Потому что все остальное, пока мы есть, не существует.
        - Да. Точно. Как банально.
        Он посерьезнел.
        - Но больше действительно ничего нет.
        - Ничего, кроме миров, которые мы выдумываем, и которые выдумывают нас? И если в них нет ничего, кроме того, что в нас самих - почему они бывают так отвратительны. Даже если все понимаешь заранее, не придешь к итогу, пока не пройдешь дороги.
        - Потому и было бесполезно тебя отговаривать. В каждом из случаев.
        - И тот, кто, может быть, есть «наверху», в каждом из случаев думает так же?
        - Вероятно. Выражаясь фигурально.
        - Эх, как бы хотелось обойтись без прощаний. Как в одной из легенд - пал туман, и разразилась страшная буря, а когда она прекратилась, тело его исчезло бесследно.
        - А может, хватит магии? Сделаем все по-человечески?
        - И это говорит мне Мерлин?!
        - Нет. Это говорю я. А не Мерлин.
        - И потому мы доедем в этой ужасной компании целой процессией до берега моря, и затем отчалим в явившейся по зову волшебников зачарованной барке. Очаровательно. И очень материалистично! Особенно очаровательно, что все это время мне придется делать вид, что я вот-вот скончаюсь.
        - Ну, дорогой мой, надо же как-то отвечать за свои поступки!
        - А за ваши поступки? Вот сейчас я решу, что мне все надоело, встану и уйду - обратно в Камелот. Каждый человек в этой «процессии» хочет этого! И Мордред, и Гвенивер, и Моргейза, и все рыцари из легенд! А я должен их обманывать?
        - Потому что если ты сделаешь это, ты действительно умрешь.
        - ? … Насколько я понимаю, процесс мы уже остановили…
        - Не от раны. Ты понимаешь, о чем я говорю. - Он выдержал довольно зловещую паузу. - Тут ты можешь продолжать жить. Сколько угодно. Но ты отлично знаешь, что на самом деле ты умрешь.
        Еще пауза.
        - Это же не загробное царство, - наконец снова заговорил я. - Это другое измерение.
        - Мир иной. Угу.
        - Не смешно, - решил я после еще одного затянувшегося молчания.
        - Еще как не смешно.
        - Но это же то, что мы делаем всю жизнь. Постоянно бываем в других мирах. Какая разница?
        - Разница в том, что, погружаясь на глубину, иногда надо выныривать обратно.
        - Вот только, строго говоря, мы никогда не возвращаемся.
        - Строго говоря, нет.
        Я немного подумал, потом засмеялся.
        - Ну что ж, если вопрос стоит так, то… раз мы никогда не возвращаемся… я готов вернуться!
        - Именно в этом-то и все дело!
        - Отлично! Впереди полная неизвестность! Обожаю!..
        - Ну еще бы!..
        - Даже странно, что я мог думать о чем-то другом! Хотя мне страшно нравятся ребята из этого времени, но это и хорошо - они и сами сделают с этим временем что-то хорошее.
        - Со своей настоящей сказкой в сердце. С верой в невероятное.
        - Ну, я не стал бы преувеличивать…
        - Ну, я не стал бы преуменьшать…
        - Хорошо, - кивнул я. - Значит, эта сказка закончена.
        - Сказки должны заканчиваться, иначе в них не будет никакой морали.
        - Но-но-но!.. Ведь жизнь-то заканчиваться не должна.
        - И не кончается. В целом - не кончается. А отдельные песни - постоянно. Тем и неповторимы. И в том их прелесть.
        - Ну что ж, тут я согласен.
        - И было бы странно, если бы это было не так.
        Повторять все прощания мне не хочется. Они казались нескончаемыми. Еще немного, и я мог бы поверить, что действительно умру. Все они плакали. Передать это невозможно.
        В какой-то момент я понял, что не обманываю их. Я действительно умер, тот я, что был для них Артуром, и был ритуально оплакан и уже почти похоронен - до последнего осталось совсем немного. У некоторых народов есть обычаи лечить своих больных, хороня их. Чтобы то, что затем вернется было абсолютно новым, избавленных от старых недугов, грехов и проклятий.
        Но и теперь, в этом прощальном аккорде все продолжало меняться. До нас дошли вести о смерти Кадора - проезжая мимо одного из обрывов, он счел нужным спрыгнуть в него. А может быть случилось нечто другое, еще более темное. Свидетельство проклятия - разрешение для предательства. Что бы ни было, невозможно гнуть свою линию слишком решительно, не разрывая в клочья чужие гордиевы узлы.
        Вот и еще один повод порадоваться тому, что этому приходит конец.
        Моргейза, между тем, во всеуслышание признала Мордреда нашим братом, и первая высказалась о его правах на трон Корнуолла. И ее поддержал весь Королевский совет. Так или иначе, настоящий Артур будет «вепрем из Корнубии». А был ли он настоящим королем всей Британии, все равно будут спорить до конца - кто знает. Все меняется сейчас, и будет меняться после нас. И ведь править теперь оставался не один человек, а весь Королевский совет - Круглый стол. Что несколько и ограничивало предполагаемые права Гарета, и защищало его, как и хотела осторожная Моргейза.
        - Так вот, значит, чего ты ждал, ты, волшебное существо? - она почти шептала, и в ее голосе звенело что-то… струны? Слезы? Звездные нити? - Ты знал, что все это так ненадолго.
        Ее ладонь, лежащая на моем плече, чуть подрагивала. А в глазах что-то блестело - яростно? Как ни странно, подходящее слово.
        - Ты и правда хотел все исправить? Кто ты такой? Дикая охота героев, пришедших со своей адской гончей, которые не могут пробыть на этой земле, в этом мире, слишком долго. Так может быть, ты и правда Утер? Которого я так ненавидела?
        И которого готова не ненавидеть больше. Я покачал головой.
        - Ты же знаешь, что нет.
        Мне вдруг захотелось ей все рассказать. Интересно, как она это поймет?
        - И ты не мой брат?
        - Это сложно… В некоторой степени… Знаешь, я и Мордред - это почти одно и то же, но если бы мы существовали в разных мирах. Совсем другой мир. И Мордред там совсем другой. Это я. Там есть многие люди, похожие на тех, что есть и здесь. И это не они. Но как будто - они. Другие. В другом мире. Там даже есть другая ты.
        - Она невольно тихо рассмеялась.
        - Другая я? Значит, там ты брат другой меня?
        Пауза.
        - Нет, - сказал я.
        - Там я не сестра тебе?
        - Нет.
        - А кто же? Никто?
        - Нет! Совсем не никто!..
        Ее глаза загадочно замерцали.
        - Я знала! - почти прошептала она. - Это хорошо. Но что будет в том мире? Ты все равно умрешь?
        - Нет. В том мире не умру.
        - А в этом?
        - А в этом - да.
        - И это будет окончательно? Даже если затем вернуть тебя в твой мир? Если что-то с тобой здесь случится?
        - Да, это будет окончательно.
        - Значит, если я убью тебя?..
        - Значит, я умру.
        - Почему ты говоришь мне это?
        - А почему говоришь ты?
        Она тихо всхлипнула, и по ее щекам наконец покатились слезы.
        - Но это хорошо, что там ты не мой брат!
        Она наклонилась, неспешно, неотвратимо, и приникла к моим губам бесконечным поцелуем, который мог бы убить, не будь он таким чутким, на грани, ничуть не нарушающей яростной нежности.
        Наконец она чуть отстранилась.
        - Ты не умрешь! - выдохнула она с уверенностью.
        - Но мне придется уйти.
        - И это хорошо! Потому что чем бы все это кончилось?!
        И ее губы снова коснулись моих. Безумие, переходящее в вечность!..
        - Что-то ты выглядишь слишком счастливым для умирающего, - заметила моя настоящая сестрица Моргана. - Что она с тобой сделала?
        - Догадайся!
        Она возмущенно поджала губы, а ее брови поползли вверх.
        - Да брось! - почти обиделся я. - Мы всего лишь целовались. Но как!..
        - И с кем!..
        - Она знает, что она мне не сестра.
        Моргана громко вздохнула.
        - От тебя чего угодно можно ожидать! Вспомнить только Гвенивер!
        - Разве я причинил ей какой-то вред? И что касается безответственности - для этих времен мы совершенно стерильны…
        - А что ты оставил ей в итоге?
        Я тоже вздохнул.
        - Ничего. Кроме того, что настоял, чтобы она была признана полноценной наследницей Леодегранса, правительницей в своих землях, и членом Королевского совета. Наравне с Пеллинором, Мельвасом, Эктором, Лотом, Моргейзой, Браном, Блэсом… разве этого мало? Если ей захочется, она может выбрать себе в мужья кого угодно…
        - Идиот! - тряхнула головой Моргана.
        - Нет, - сказал я серьезно. - Как бы она ко мне ни относилась, больше всего это был только детский восторг, сменяющийся отрезвлением и страхом. Рано или поздно я стал бы тяготить ее. Уже начал, потом - больше. Возможно, свел бы с ума. А теперь она обладает многим, и она не обычный человек для этого мира, она заслуживает того, что у нее теперь есть.
        Моргана помолчала, скорчила неопределенную гримаску и пожала плечами.
        - Странно. А ведь наверное, ты прав. Но что касается «стерильности»… Это не относится к идеям. Вот например, ты сказал Моргейзе, что не ее брат. Да, тебя у нее больше не будет. Но ты уверен, что она не найдет здесь для себя замену, когда ей станет скучно или грустно? Пусть даже на этот раз это будет действительно ее брат!
        - Боже, Моргана! Я уверен, что Мордред ей совсем не интересен! - И что он сам уже не больше чем эквивалент Мордреда - но совсем другой, совсем другая история.
        - Ах вот как! Уверен он!
        - Да, уверен! Это почти как у Гвенивер…
        - Детский восторг?
        - Ну, гм, примерно. Ей нравится загадка, нравилось, как странно мы себя вели. На этот раз я бы сказал - интеллектуальное развлечение.
        Моргана прикрыла глаза рукой.
        - Ох, да заткнись…
        Ничего подобного она, конечно, не имела в виду, просто вслух выражала уныние.
        - Но ты же знаешь, что я прав. А чем ее может заинтересовать Мордред? Он всего лишь человек этого времени.
        - Я не говорила, что замена должна быть полноценной. Или что одно нельзя будет если не заменить, то дополнить другим.
        - Она для этого слишком умна!
        - Надеюсь.
        - И в любом случае, что я - «сторож брату своему»?! Да никто из нас не способен присматривать ни за кем другим двадцать четыре часа в сутки, и вреда от этого будет куда больше чем пользы. Я хочу доверять им!
        - Ты хочешь верить, что можешь доверять им.
        - А что же еще? Что еще мы можем им предложить, если не низводить их до уровня марионеток?! Мы и так уже оставили множество других заразных идей, и надеюсь, хороших! Но что они с ними сделают - все-таки их дело, и их заслуга!
        Это и вправду напоминало таинство, ритуал. Или игру?
        Мы медленно возвращались к Драконьему берегу. Выздоровление между тем шло естественным ходом, но выход в этот мир был уже закрыт. Кроме того, что постоянно кто-то находился рядом, испытывая мое терпение. И хорошо еще, когда это был кто-то из своих. Но это уже был другой мир.
        - У меня такое ощущение, будто я стал живым покойником.
        Линор промолчала. Наверняка думая о том, что так и есть, это случилось давным-давно и успело всем надоесть.
        - А теперь меня еще и похоронят.
        - Вместе с нами, - меланхолично отозвалась моя сестрица и посмотрела с таким видом, что пришлось долго давиться смехом. И ей тоже. А повозка медленно катилась и катилась на запад, подрагивая на ухабах и мелких камешках, окутанная чуть отупляющими ароматами сухих трав и благовоний, заранее напоминающих об искусстве бальзамировщиков.
        Под полог заглянул Мерлин и подмигнул.
        - Мордред хочет поговорить с тобой. У него есть одна мысль, которая кажется мне хорошей.
        Мордред выглядел очень смущенным, прежде чем заговорить, он долго мялся. Мы ждали.
        - Я тут подумал… - его голос слегка сел, и он осторожно откашлялся. - Когда я был на Севере, и в других местах, люди часто думали, что я - это ты. Когда так думали враги, это было хорошо, это их пугало и держало на расстоянии. Они уже готовы были слушать. А друзья - они знали, что это не так, и это тоже было хорошо, потому что если мы притворялись - то все вместе. Но теперь, когда весть о том, что ты оставляешь нас, разнесется повсюду, это принесет горе одним и радость другим, тем, кому мы бы не хотели их причинять. Мы все знаем правду, и все здесь знают, что я - не ты, но что, если я возьму твое имя, с твоего позволения?
        «Бери!» - подумал я, но решил не пугать его такой радостной поспешностью.
        - Так же как некогда Мерлин взял имя короля Амброзия, - продолжал Мордред. - Ради памяти, что будет храниться с честью! И может быть там, где это не имеет почти значения, враги будут остерегаться, а друзья - нести в сердцах надежду.
        - Отличная идея… Артур! - сказал я весело. - Пусть так и будет, и пусть все узнают, что на то была моя воля!
        - Ну вот, - сказал Мерлин чуть позже. - А не будь тут тебя, он мог никогда не вернуть себе свое имя.
        - Только теперь он думает, что это не его имя.
        - Со временем - станет его. Приживется, если не отторгнется.
        - Это ведь была на самом деле твоя идея?
        - Я просто рассказал ему, как Мерлин когда-то взял себе и другое имя.
        - Но запомнили его все же как Мерлина.
        - Другое имя запомнили тоже. Гальфрид Монмутский в «Истории» упоминает именно его. Хотел бы сказать, что «посмотрим», но на самом деле, мы этого уже не узнаем, кто победит в итоге - «Артур» или «Мордред» - в одном единственном человеке, - рассмеялся Мерлин. - И даже тут «легенда» будет верной.
        - Ох, да кому нужны легенды!..
        - На самом деле, это же очень «формообразующая» вещь… В чем-то они как раз очень полезны, как каркас для здания и скелет для плоти.
        - И песок для жемчужин.
        - Именно, и практически ничего больше.
        - Кажется, это скорее дело реальности - быть песком.
        - И это верно. Это вопрос «яйца и курицы». И вопрос - что победит в одном, возможна ли окончательная победа, и возможно ли одно без другого.
        XXV. Драконий берег
        Дракон кусает хвост. Завершился цикл Зеленого рыцаря - на этот год. На этот век, на эту жизнь, на это измерение…
        Казалось, мы ехали сюда очень долго, а на месте - почудилось, что все произошло очень быстро. Слишком быстро. Мы прибыли сюда только вчера. Весной. А сегодня, осенью, едва рассвело, готовилось отплыть назад.
        Кораблик был призван в утреннем тумане, чтобы никто как следует не мог приглядеться и запомнить его, и сохранил бы о нем самое призрачное представление. Ни для чего, собственно. Просто чтобы не ранить, не травмировать кого-то слишком сильно реальностью - ясным ощущением чуждого и враждебного. Пелена, скрывающая тайны, может быть очень доброй. Особенно, когда скрывать что-то практически незачем.
        Когда туман развеется, даже им все покажется сном и мы станем друг для друга призраками. Бледные лица, яркие одежды - никакого траура. Я сам так пожелал. Я не просто ухожу - я ухожу, чтобы вернуться. Неважно когда. И неважно - куда. За время этого последнего пути, понемногу, обрывались случайные ниточки. Мы все привыкали к тому, что они будут оборваны. И теперь - это, конечно, выглядело как погребение - и почти с добровольными жертвами - с тремя колдунами, и с тремя сказочными паладинами.
        Говорят, Эктор был безутешен. Моргейза обещала позаботиться о нем и рассказать ему как можно мягче, что настоящий Артур не потерян и остался в этом мире. А что произошло - на то воля богов - и с некоторыми из них ему просто довелось встретиться, одним из первых. Конечно, он мог не поверить Моргейзе, но поверил бы Гвенивер, которая подтвердит эти слова, и Кею, и даже Бедвиру. У них теперь была общая тайна. У каждого - со своими особенностями и тонкостями. Хорошо, если они будут вместе.
        Кораблик, по счастью, не пострадал за время нашего отсутствия. Конечно, колдуны заранее, и накануне ночью, проверили, все ли в порядке, еще дистанционно. И теперь, малым ходом, он подплывал в точности к нужному месту, будто управляемый высшими силами.
        Когда он остановился, ожидая, у линии прибоя, качаясь на волнах, на берег пала тишина.
        Которая нарушилась лишь тогда, когда он, вспенивая волны, начал снова отходить в море. И раздался громкий приветственный клич. Я слышал его и в битве и в радости. Никогда не в печали.
        Мордред вошел по колено в воду, провожая «волшебную барку». В его руках был королевский меч в ножнах, оставленный ему на прощанье. Размахнувшись, он бросил его нам вслед. Описав красивую дугу, Экскалибур шлепнулся у нас на борту.
        - Черт, так же убить можно! - возмутился, выпрямляясь, вовремя пригнувшийся Гамлет. Фризиан рассмеялся, а Олаф поднял брошенный меч.
        - Ну что с ним сделать? Швырнуть обратно? Это у вас, ребята, игра такая?
        - Вообще-то, думаю, это жертва, - рассудила Антея. - Он хочет, чтобы мы забрали то, что принадлежит нам.
        - И правильно делает, - одобрил я. - От меча больше проблем, чем пользы, и любой меч будет королевским, если им будет владеть король.
        - Возвращайся! - крикнул Мордред и помахал нам обеими руками.
        - Точно, - тихо сказала Линор. - Вот почему в могиле был совсем другой меч. И ты его даже вспомнил и узнал.
        - Это было в другом мире, - напомнил я.
        - Какая разница? Все эти миры - один большой мир.
        Я кивнул Олафу, тот улыбнулся, извлек свистнувший клинок из ножен, и высоко поднял вверх в руке, обнаженный, засверкавший в руках восходящего, пробивающегося сквозь искрящийся туман солнца. И снова по берегу прокатился приветственный клич. Это было отличное прощание. Мордред помахал рукой, а вместе с ним, и все остальные.
        Наверное, хватит уже назвать его Мордредом? Хотя, пусть пока. Мы же все знаем правду. И уж точно не запутаемся.
        - Они будут ждать твоего возвращения, - усмехнулся Фризиан.
        - Может быть, дождутся, спустя три тысячи лет, - отозвался я то ли легкомысленно, то ли совершенно серьезно. В конце концов, я уже вернулся, только они об этом пока не знали. Что Мордред - это и есть «мое возвращение».
        В тумане заиграла радуга. Солнце вставало над землей, не над морем, но мы намеренно уплывали не в закат.
        - Ну что, - наконец спросил я, вдоволь насмотревшись на игру света и призрачных клочьев над кораблем. - Нас ведь с берега уже не видно? - И резво вскочил с места.
        - Не опрокидывай корабль, гад!.. - отчаянно вскрикнул Гамлет.
        Стены Станции были полностью занавешены целыми коврами мхов, переливающихся всеми оттенками от темно-бурого до ярко-изумрудного.
        - Поразительно! - восхитился я. - Даже не представлял, как тут сейчас. Естественно, не само все заросло?
        Я с удовольствием носился по острову вокруг «Януса», пользуясь тем, что не нужно больше ничего и никого разыгрывать, на полную катушку.
        - Ну, разумеется, я немного помогла. - Антея ласково погладила зеленую бахрому. - Мой собственный проект. И ты же видел замаскированную бухту. Если уж оставлять все без присмотра, лучше быть поаккуратнее.
        Я подергал плотный шлейф и попробовал взобраться на стенку.
        - Какого черта ты делаешь? - проворчал Гамлет. - Там же нет входа!
        - Неважно! Люблю забираться в дольмены через ложные затычки…
        - Их же нарочно делают, чтобы злые духи запутались и не нашли настоящий вход!
        - Я знаю!
        Гамлет раздраженно фыркнул и покачал головой, прикрыв глаза рукой.
        - Ну что ж, - продолжала Антея. - Теперь мы, конечно, можем исчезнуть отсюда в любой момент. Но думаю, пару-другую дней мы все-таки побудем на месте, подведем итоги, проведем подробный инструктаж по всем нашим открытиям и все такое.
        - Замечательно!
        - И не в пример тому, как мы тут появились, исчезнуть мы можем тихо и незаметно - просто «растворимся» - никаких больше «летающих драконов», никаких «слишком медленно падающих звезд»…
        - А вот это, наверное, зря… - я критически покачал головой, и увлекся разглядыванием взлетевших с недальнего утеса чаек. Какая идиллия в этом «потустороннем мире»… Никуда не надо торопиться, никаких долгов, все закончено.
        - Слезь со стенки, скатишься и шею свернешь, - предостерег Гамлет. Я его проигнорировал.
        - Почему? - удивилась Антея. - Да и зачем нам взлетать, если это совершенно не нужно?
        - Просто, чтобы попрощаться по-настоящему, поставить красивую точку, послать привет. Чтобы они чувствовали, что все уходит не в пустоту. Неужели нельзя с фейерверком?
        - О, ты еще хочешь фейерверк?! Это, конечно, здорово, но мы же их до смерти напугаем! Кто поручится, что это хороший знак? А не то, что у нас тут все погибло в дыму и пламени?
        - Ну хорошо, не надо фейерверка. Я же не буквально. Но звезда - это другое. Дракон же должен помахать хвостиком на прощанье.
        - Лучше бы он его себе уже отгрыз, - пробурчал Гамлет.
        - Подожди, подожди, еще отгрызет. И это будет называться концом света!
        - Оптимист чертов!
        - А вот и нет - символический реалист.
        Прошло всего лишь два дня. И как будто ничего случившегося никогда не было. Мы прибрали за собой - разобрали кораблик и замаскированную бухточку. От мхов решили избавиться в последний момент. Конечно, они бы и так слетели или сгорели в атмосфере, даже если совсем о них не позаботиться, но это было бы по отношению к мхам как-то «негуманно». Раз уж они оказались такими хорошими друзьями и сослужили славную службу.
        Британские каникулы подошли к концу. Но совсем не чувствовалось, что мы отправляемся в дальнюю дорогу. То, что отделяла от нас небольшая водная преграда - вот это действительно было далеко. А тут - считанные минуты, и мы будем в другом мире и времени - просто преодолеем невидимую прозрачную стену. Ах да, еще предварительно взлетим, раз уж мне так захотелось, и идея еще раз так попрощаться всем понравилась.
        Были, конечно, и сомнения - не наведет ли это друзей, напротив, на печальные мысли, и не станет ли знаком, что какая-то небесная защита покинула эти земли. Не станет ли это знаком и для врагов. Но все же мы сошлись на том, что знак должен быть сочтен хорошим теми, кем надо. Особенно, если мы зависнем в небесах на некоторое время. Я понадеялся, что Кабал на том берегу не вздумает выть слишком грустно. Он уже должен был привыкнуть к другим людям, когда я оставил его в Камелоте - неважно, что при первой же возможности он примчался к нам на всех парах. И Таранис, впряженный в «погребальную колесницу», вел себя прилично, хотя в последний день его заперли покрепче. Вот совсем бы не хотелось драматично пристреливать его по дороге в море…
        Но довольно. У всех свое будущее.
        И сегодня мы поднимались к своему.
        Олаф ругался, что, несмотря ни на что, эта штука менее всего приспособлена быть космическим кораблем, на что находились естественные возражения, что не «менее всего», а всего лишь «мало приспособлена». Но приспособлена. Иначе хорошо мы будем себя чувствовать, когда окажемся в открытом космосе на нейтральной территории, принадлежащей не то Веге, не то Денебу.
        В любом случае, оказавшись там, мы сразу почувствовали себя как-то странно…
        Может быть, такое чувство и должно возникать непривычно далеко от Земли, и даже от собственного Солнца, на предмете, который для этого «не приспособлен» - будто взять и переместить в иную звездную систему целую Луну, или хотя бы Фобос и Деймос - что им делать в тысячах световых лет от Марса, где даже их имя потеряет всякое значение?
        - По крайней мере, никого не убили! - бодро сообщил отец, сверившись с показаниями приборов. Неожиданное появление из ниоткуда, даже не из гиперпространства, вполне могло привести к какому-то случайному столкновению, хотя мы и выбрали совсем не оживленное местечко в огромном пространстве. Но объясните это хотя бы метеоритам и космическому мусору - разве их все просчитаешь? Особенно в «неоживленных местечках». Всегда может случиться что угодно веселое.
        Что ж, положение непривычно, но стабильно, теперь можно и послушать последние новости. Насколько точно мы рассчитали время? Какие могли случиться погрешности? И просто - что произошло за время нашего отсутствия? (Если мы отсутствовали хоть сколько-нибудь, и не могла ли какая-то погрешность привести к тому, что мы сейчас существуем в двух местах одновременно? Предположения предположениями, а «полевые испытания» полевыми испытаниями. Пока, как будто, все шло хорошо. По крайней мере, по расположению звезд в данной точке пространства. Со временем тоже все вышло гладко. Мы отсутствовали запланированные две недели, и пока не наблюдалось никаких очевидных накладок. Но это что касается неодушевленной вселенной, а что касается одушевленной… Ветер, который мы посеяли, не мог не обернуться бурей.
        Наше исчезновение, конечно, пытались скрыть. Конечно, не получилось. В силу одного, или двух, или трех, легких маневров, некоторые сведения, которые пожелала бы скрыть Солнечная Лига (и которыми она заранее не обладала) были доступны Космополитическому Союзу - в том, что касалось готовящегося эксперимента. А больше никому, на самом деле, «Янус» не был подотчетен, несмотря на условную «территориальную» принадлежность. Что, естественно, само по себе невероятно раздражало Лигу - нахождение в ней объекта, ей не принадлежащего, со своим уставом и не имеющими к ней отношения обязательствами. А само ее раздражение делало эксперимент еще более законным в глазах других государств, так как даже злостное необращение на нее внимания могло быть выдумано и заявлено ею самой. Впрочем, эксперимент и так был совершенно законен по действующим для нас правилам. Ну, по крайней мере, на девяносто процентов, даже если рамки «нашего собственного усмотрения» трактовались нами несколько расширенно. Но испытания есть испытания - мало ли что могло произойти в их ходе.
        Итак, о том, что мы сделали, в любом случае было бы известно. Пусть все было расшифровано до конца и несколько позже событий. Но сама отчаянная попытка сокрыть произошедшее выставила Лигу в очень невыгодном свете и вызвала бурю подозрений и взаимных обвинений. Сохранились и крайне сомнительные сведения о моем похищении пиратами, и о внезапном исчезновении Карелла, и смерть Линна в данном контексте стала выглядеть чрезвычайно подозрительно и потребовала нового, международного, расследования. Которое, конечно, не состоялось, так как тело было срочно кремировано, но масла в огонь все это подлило изрядно. Так что даже несмотря на обладание нужными сведениями, многие усомнились в том, что происходящее действительно было запланировано, а не является страшной диверсией или беспардонным захватом, всего лишь замаскированным успокаивающими сведениями. Все это давало, к тому же, отличный повод к применению наконец санкций к Солнечной Лиге по массе других несомненных и доказанных нарушений. Все это даже могло бы послужить поводом к войне. Но в данный момент - где находилось оружие, считающееся сейчас самым
страшным и непредсказуемым? На нейтральной территории, принадлежащей не то Веге, не то Денебу - о чем на самом деле никто точно не знал. И все повисло в напряженном ожидании, выдерживая какое-то разумное время, прежде чем действовать дальше, и в то же время, мобилизуясь, чтобы в решающий момент не оказалось слишком поздно. Масса взаимных претензий и ультиматумов зависли в пространстве готовыми к старту ракетами.
        Сперва мы попробовали осторожно отправить зашифрованное послание друзьям, которые не были связаны впрямую ни с одной из заинтересованных сторон и в то же время оказались погружены в ситуацию по уши. То есть, Арли и компании. Они оказались живы-здоровы, очень обрадовались, что мы вернулись, но всех впечатлений и сведений мы пока получить не могли - у защищенного канала были свои ограничения. Хотя нам также удалось узнать, что они благополучно покинули пределы Солнечной Лиги и находятся в относительной безопасности. А еще нам намекнули, какие новости стоило бы прослушать в первую очередь. Олаф открыл аудиоканал с поправкой на нужное время, и первое, что мы услышали…
        - Ого! - громогласно, не сдержавшись, воскликнул Гамлет. - Вот и еще одной легендой меньше!..
        На него все зашикали. «Так я и знал…» - подумал я, и мое сердце упало.
        - … королева Далира официально объявила о своем браке, в связи с чем он вступает в полную законную силу и приобретает все юридические последствия. Глава пропавшей станции изучения времени и истории человеческой цивилизации, более известной как «Янус», Мэллор Гелион объявляется принцем-консортом королевства Денеб, одного из крупнейших государств на современной межзвездной арене, а также сотрудники вышеупомянутого института Линор и Эрвин Гелион - теперь им следовало бы носить королевскую фамилию Аллет… - оставалось только запоздало схватиться за голову.
        - Так вы с ним еще и родственники!..
        - Заткнись, Гамлет!.. - воодушевленно попросил Олаф.
        - … наследниками денебского трона.
        Мама! Ну как она могла? Мы же предупреждали!.. И все-таки она слишком переволновалась.
        - И напоминаем, что по законам Денеба, при прочих равных обстоятельствах, а предполагаемые наследники трона являются близнецами, преимущественным правом обладает ребенок противоположного пола по отношению к предыдущему правителю.
        И это еще одна из причин, по которой меня не торопились доставать из «пробирки».
        - Точно, - завопил Гамлет, веселясь напропалую. - «Король в былом, король в грядущем!»
        - Да заткнись же, Гамлет! Это значит, что нам придется оставить «Янус»!..
        - Да не будь ты таким пессимистом, дай повеселиться!
        - Я - не обязательно! - поспешно вставила Линор. - Я еще отречься могу!
        - Может, мы все-таки ошиблись вселенной?..
        Последние слова потонули во всеобщем нервном хохоте. И хохотали все просто до слез.
        - Конечно, все это будет иметь значение, только если они когда-нибудь вернутся или будут обнаружены. В противном случае, возможно, придется признать акт прямой агрессии Солнечной Лиги в отношении Денеба, так как некоторые сопутствующие беспрецедентному эксперименту события едва ли могут быть простым совпадением…
        На всякий случай я огляделся по углам - не видно ли поблизости сухонького старца в холщовой тоге, с шевелюрой, напоминающей одуванчик или ворох паутинок. И прислушался - не смеялся ли тут кто-нибудь еще, кроме нас… но стоит ли напрягаться до настоящих слуховых галлюцинаций?

* * *
        - А знаешь, - проговорила Линор, сидя в крутящемся кресле перед подмигивающей, в приглушенном свете зала, разноцветными огоньками консолью и задумчиво покачивая в воздухе Экскалибуром, и блики зажигали другие мерцающие огоньки - в серебре ее глаз и в золоте волос. - Кажется, я только сейчас потихонечку осознаю, что это был не сон, не сказка, не мираж. И не игра. Хотя мы правда чуть сами не стали сказкой. Особенно «Янус». Смеющиеся призраки, сухонькие старцы - что-то, чем ему совсем-совсем не положено быть. Как ты думаешь? - она выжидающе глянула на меня. - А ему это понравилось? Ну, настолько, насколько ему могло что-нибудь понравиться?
        - Не знаю. - Я рассеянно отпил вина из бокала гладкого стекла, и посмотрел сквозь жидкий ненастоящий рубин на играющие огоньки. На грани бокала вспыхнула яркая звездочка. - По крайней мере, он не возражал вернуться. Даже сам отчасти это подстроил.
        Она пожала плечами.
        - Он откликался на наши собственные невысказанные желания. А может быть… - она замедлила произнесение слов, - не хотел с кем-либо из нас расставаться. Соткав собственное сознание из наших.
        Я вопросительно прищурился и улыбнулся.
        - К чему ты клонишь, дорогая сестрица?
        - К тому, что… может быть, он и теперь может подстроить что-то, чтобы мы с ним не расставались?
        Я помолчал и пригубил еще глоточек.
        - Может быть. Хотя у него ведь уже был выбор при самом возвращении - он мог доставить нас в такую вселенную, где нам бы не нужно было его покидать.
        - О… - протянула задумчиво Линор. - Но кто знает, что будет дальше, и чем это может кончиться…
        - Никто… А может быть, ему достаточно, чтобы мы оставались в одном с ним пространстве и времени.
        - Может быть. И тогда самое безопасное - при возвращении - отослать нас подальше…
        - Как-то это все нехорошо звучит…
        - Верно. Ладно.
        Мы оба замолчали, прислушиваясь. Наконец Линор покачала головой.
        - Нет. Ничего, - и усмехнулась. - Ни смеха, ни звона, ни посторонних шорохов… За все эти дни никто из нас ничего не слышал. Все как должно быть. Все по-старому.
        Я кивнул.
        - Все как должно быть в этой сказке.
        Линор приподняла брови и чуть раздраженно взмахнула клинком в полумраке.
        - В каждом измерении свои правила, - продолжил я.
        - Свои возможности и законы физики?
        - Ну, вряд ли уж настолько…
        Она кивнула в ответ.
        - Просто наше коллективное бессознательное. Как весь мир - еще более коллективное и еще более бессознательное…
        Я рассмеялся:
        - Обожаю эти ночные разговоры!
        - В космосе всегда ночь, - назидательно заметила сестрица.
        - Или день. Смотря как посмотреть или на какой орбите находиться.
        - Но все сейчас спят, пока мы тут дежурим.
        - Угу, и сны запутываются в коридорах и всех схемах «Януса», и он сам навевает им что-то…
        - Прекрати, - слегка нервно усмехнулась Линор.
        - Я же ничего такого не сказал. А если бы вообще не говорил, достаточно было бы подумать. Мысли - это же такая плотная среда…
        - И чувства, мечты и сожаления…
        - Смотри, какой у нас дружно поэтический настрой!..
        - Да уж, и все-таки, ничего себе - мы действительно побывали во времени короля Артура, и оно действительно оказалось сказочным! Но не было же оно таким на самом деле.
        - Не знаю. Все относительно.
        - Сказочные замки, сказочные звери, даже этот «волшебный» меч… - Линор с некоторым усилием повернула головку дракона в навершии рукояти, и из крестовины выскочили крепкие шипы, удерживавшие когда-то меч в каменной наковальне. Она вернула головку в прежнее положение и шипы исчезли. - Это так забавно… И живые люди с именами сказочных персонажей. И ведь на самом деле, все это придумали и сделали мы сами.
        - Не считая того, что кто-то когда-то выдумал эти сказки, а мы про них знали. В каком-то смысле кто-то когда-то выдумал нас. Все связано, почти что в соответствии с нормальной теорией эволюции. Немного нелинейно, немного в другой вселенной, но тем не менее…
        - И что еще забавно - наш Денеб. Его герб - тоже дракон.
        - Тоже. Только золотой, а не красный.
        - Прямо как на рукояти этого меча!
        - Ох черт… даже и не подумал… Правда.
        - Смотри-ка, и мы правда вернулись в грядущее, отплыв на закат!.. И нам снова светит какое-то драконье царство, только новое, спустя три тысячи лет!..
        - Строго говоря, это был рассвет.
        - Зато мы плыли на запад. В частях света это все равно будет «на закат».
        - Хорошо, уговорила, куда движется солнце, туда и отплыли, движется на запад оно обычно при нормальном течении времени…
        - Но хотя сейчас никто здесь не слышит ни смеха, ни звона, буфера сейчас тоже нет.
        - Пока еще.
        - И мы даже рискнули заглянуть в будущее!
        - Если так можно назвать эту откровенную массовую галлюцинацию с частичной потерей памяти, Иггдрасилем вместо главного терминала и с концом света в виде самого вероятного будущего!..
        - Ага, - отсмеявшись от этих воспоминаний, признала Линор, - надо сказать, не очень-то получилось!.. Можно было бы подумать, что «Янус» просто заводит нас в наше же воображение.
        - Если бы мы не знали, что вселенная просто очень велика, и в ней возможно всякое. А техника цепляется за самые смешные зацепки, когда ей недостает информации о том, куда мы хотим попасть.
        - Об этом времени, конечно, у нее куда больше информации, больше чем о каком-либо другом, поэтому сюда она и может вернуться. И слава богу, прошлое, в которое мы отправляемся отсюда, тоже всегда было куда более похожим на настоящее. Куда более настоящим.
        - Это насколько мы можем судить…
        Прозвенел серебряный колокольчик, и Линор чуть не выронила меч, а я свой опустевший бокал. Мы оба подскочили. Замигала привлекающая внимание лампочка.
        - А вот и «Горгулья»! Они прибыли! Надеюсь, все у них отлично!
        - И надеюсь, их рассказ о том, где была припрятана бомба, не будет отличаться от того, что мы помним, а то точно можно будет заподозрить, что мы в неправильном будущем!
        - Хватит таких речей! - решительно воскликнула Линор. - И не надейся, что это «неправильное будущее». Ночь закончилась! Пора за дело!
        Эпилог
        Что ж, неважно, какие последствия будет иметь матушкино заявление на всю обитаемую вселенную, пока мы воспользовались временным отсутствием буфера, и поспешили осуществить то, что запомнила команда «Горгульи», и чего мы пока не сделали - еще не спасли их в прошлом. Правда, мы понятия не имели, в этот ли самый момент мы должны это сделать. Но едва мы встретились, обменявшись радостными приветствиями, как услышали от Майка Арли и Джелли, что вот теперь я выгляжу примерно так, как они запомнили в тот самый загадочный момент - загоревшим и слегка обросшим после Британских каникул (что ободряло, не хотелось проверять неизвестные возможности буфера и тянуть с этим); узнали, что Тарси Карелл на самом деле сумела довести до совершенства программу визуальных симуляций - знание о том, что она это сделала, придало ей уверенности и сам мотив к совершенствованию; мы еще раз досконально уточнили все детали, отрепетировали их пошагово на «натуре», с помощью всей команды, несомненно, желающей быть спасенной, и отправились в прошлое спасать «Горгулью», чтобы не ставить под возможный удар наше общее настоящее.
        Было, мягко говоря, жутковато - окунуться снова в тот день, в атмосферу разгрома и отчаяния, царившую на корабле в те минуты. Запах гари, запах крови - такие похожие, и абсолютно не похожие на те, что три тысячи лет назад… Ощущение, будто целый мир снова хватает тебя за горло. Черт побери, ведь это скверная примета - возвращаться.
        Тарси, еще ничего не знающая о великолепной королеве Моргейзе, очень нервничала - она впервые перемещалась во времени, и пока мы стояли в относительно большой цилиндрической капсуле «полного перемещения», я крепко держал ее за руку. Все прошло хорошо. Мы материализовались в нужной точке коридора. Хорошо, что «Янус» всегда автоматически слегка корректирует обстоятельства, в какие мы можем попасть, иначе ничего не стоило бы материализоваться где-нибудь вне корабля или наполовину в стене. Но обычно ничего такого не случается. Хотя об этом ходят страшные сказки, и в первый раз все бывают напуганы.
        Как и было обещано самой виновницей текущего действа, подстреленная Джелли испуганно-радостно крикнула: «Эй!», привлекая общее внимание. Извне наши маневры тоже обычно впечатляют.
        - Простите, не время объяснять! - заявил я предельно по-деловому, вместо того, чтобы самому отдышаться, - напористость, как крайне материальная субстанция, быстро отбивает всякую охоту к мистике. - У вас на борту бомба! Нам нужно ее обезвредить!
        Я слегка встряхнул Тарси за руку, она опомнилась и поспешно схватилась за свою аптечку, чтобы оказать первую помощь тем, кто в этом нуждался, мы заранее знали - кому, а я прошел к нужному тайнику и распахнул его.
        Внутри было пусто.
        - Проклятье! Нам нужно немедленно ее найти!.. - Я, отдуваясь, глянул на часы. Время истекало. А если тут еще и таймер поставлен иначе… Хорошо, если бомбы в этой вероятности просто нет - было очевидно, что, несмотря на перемещение в «буферной зоне» мы попали не в собственное прошлое, а приближенное, но все же параллельное. Хотя «параллельное» тут не совсем верное слово. Вероятности могут расходиться из одной точки веером, могут переплетаться, то отходя очень далеко, то сближаясь. Это просто другая версия событий. Хотя и очень похожая. И мы не могли грешить на то, что изначально вернулись не в тот мир - там все минувшее - имело место, и почти только что команда «Горгульи» снова показывала нам тайник и скрупулезно пересказывала события текущего момента. Для них ведь это имело жизненно-важное значение. А теперь, конечно, мы с Тарси в любой момент могли подать сигнал и вернуться на «Янус». Но едва ли мы сможем совершить вторую попытку, значит, корабль тут взорвется. Тут, в реальности, очень похожей на нашу - и как это скажется на вероятностях в целом - в данной точке и в данном «потоке»?.. Взорваться в
соседнем измерении? Отличный конец любой карьеры…
        Срочно мобилизовав всю команду, стоящую на ногах, мы потрошили все ящики, какие кому-либо приходили в голову. Вернее - это они потрошили - совершенно бессистемно.
        - Так! Стоп! Арли, думайте, где мог пройти этот мерзавец? Сколько знал Веллин? Далеко они ее спрятать не могли, у них не было времени. И новичок знал явно не все.
        - Э… - кажется, младший Арли вздумал спросить, откуда мне известно его настоящее имя, но, слава богу, передумал: - Думаю, они прошли этим путем…
        - Отлично!.. - Я повернулся… Какое место показалось бы мне самым удобным? - Как насчет…
        - Да! Есть! Тут, под вашей рукой!..
        Майк поспешно открыл скрытую дверцу.
        - Вот она! - радостно заорали мы оба. Тарси кинулась к нам.
        - Стойте! - остановил я ее, порядком взвинченный явными несовпадениями. - Вы точно знаете, как она закодирована?
        И наткнулся на прямой и трагичный взгляд ее синих глаз.
        - Если там другой код, нам конец, правильно?
        Она кивнула. Естественно… Не так просто соваться в чужое прошлое, даже если в каком-то смысле оно твое собственное.
        - Но мы можем еще просто вышвырнуть ее за борт! - оптимистично воскликнул Майк. - Главное, нашли!
        - Конечно. Но тогда они поймут, что у них не вышло… - я остановился.
        Ну и что, собственно говоря? Увести корабль мы все равно успеем. И это все равно другое прошлое. Но если… Я покосился на страховочный браслет, мерцающий на моем запястье. «Янус» заберет нас отсюда и без маячков. Это действительно просто страховка. Иногда их используют для экстренного возвращения, хотя обычно хватает и сосредоточения на кодовой формуле - но бывает, что на сосредоточение нет времени, и при перемещении не только сознания это может иметь жизненно-важное значение, или для увеличения радиуса действия, когда нужно захватить с собой какие-то предметы из прошлого. Вот мы и захватим. Только не на борт «Януса». В крайнем случае, такая же страховка есть у Тарси. Я кивнул сам себе, сорвал браслет, и принялся его перенастраивать.
        - Что вы делаете? - спросила Тарси.
        - Эта штука появится здесь на этом самом месте, спустя десять минут, когда нас тут уже не будет. Она не живая. Автоматический поиск не станет искать для нее подобающую среду… Отойдите все подальше!
        Все отпрянули. Бомба или не бомба, любопытствуя, сперва все только сгрудились поближе. Бомба, вместе с маячком, замерцала и исчезла.
        - Тарси, запускайте приставку! - велел я воодушевленно. К тому же, все еще не стоило терять ни минуты. - Майк, вам придется пустить меня к управлению!
        - Боже, да куда угодно!..
        - Угу, если все получится, можете даже звать меня «боже»! Шучу. Пока рано…
        - Не выходит!.. - услышал я через пару минут голос Тарси, очень близкий к истерике и, тяжело вздохнув, снова взглянул на часы.
        - Ладно, забудьте!..
        В конце концов, этой «дымовой завесой» мы только спутывали следы и выигрывали некоторое время для всех нас. Но кто знает, может, и такой итог будет неплох? Или даже лучше…
        - Бросьте все, увожу корабль!
        - Нет! Стойте! Готово! - победно выкрикнула она. - Все в порядке! Пришлось чуть перенастроить. Точное время симуляции и координаты эффекта!..
        Ну и отлично… Хотя я уже размечтался, что еще что-то будет иначе. Может, другому мне, здесь, было бы приятней не увидеть гибель корабля.
        Она продиктовала точные данные, я принял их к сведению и увел «Горгулью» в гиперпространство без каких-либо новых приключений - двигатели не были повреждены сильнее, чем показывали датчики, и еще одной заминки не произошло. Снова все сделали ювелирно.
        - Все получилось! - слегка дрожащим голосом выдохнула Тарси за моей спиной.
        «Здесь - да», - подумал я мрачновато. Но кто, черт побери, знает… Правда, кто сказал, что все различия должны быть к худшему? Могут ведь быть и к лучшему, и где-то не случится тех досадных помех, что мы помним. Проконтролировать каждое мгновение в соседнем измерении - невозможно. Да и в своем - тоже. Хотя, ведь как-то же он случился - тот первый раз, когда мы зачем-то отправились сюда без подсказок, чтобы что-то изменить. Так может, изменить что-нибудь еще?.. Но это слишком опасно. Может повезти. А может, и нет. Где-то все пройдет гладко, а где-то все сорвется со всеми подсказками. А где-то все будет иначе само по себе. Это в любом случае другая реальность. И как бы ни хотелось исправить все… это невозможно. Хоть и хорошо, что возможно хоть что-то. И если вдруг не повезет «там» - будет ведь другая возможность и повод что-то исправить? И так до бесконечности…
        Я вздрогнул, когда Тарси в избытке чувств обняла меня за плечи. И кажется, невольно ощутил к ней неприязнь. Как будто пришлось что-то сделать только потому, что «так уже было». И она была символом этого «было».
        - Все вышло! Снова! Но как вы думаете?..
        - Лучше не думать. Знаете, что?.. - Я протянул руку над панелью управления. Пусто. Повел ею по сторонам. Тоже ничего. Только воздух. Я тихо выдохнул.
        - Что вы делаете? - спросила она озадаченно.
        - Ищу железные стены.
        - Что?..
        - Скажите мне одну вещь. Там, у вас, на Юпитере, есть какая-то штука? Похожая на огромную картотеку. Только в ящиках - люди. Может быть, замороженные?
        С ее лица исчезли все краски. А ведь их там и так было немного.
        - Да, именно…
        Я перевел дух и уставился в пространство.
        - Так я и думал.
        - Как вы узнали?
        - Не знаю. Увидел себя там. В галлюцинации. Мог я что-то слышать краем уха, а потом представить? Может, они говорили что-то подобное? Собирались отправить меня туда до лучших времен? Или я каким-то образом проник в другую вероятность - не знаю, как. Может, у меня такая дурная привычка? Или, прямо сейчас, на самом деле, я там, а все происходящее - только мой бред в каким-то краешком еще почему-то функционирующем мозгу?
        Побелев окончательно, «Снежная королева» крепко схватила меня за шиворот и одним рывком с неожиданной силой вытряхнула из пилотского кресла.
        - Не смей так думать, сумасшедший, я не затем тебя спасала!
        - Да ты же знаешь меня всего два дня!..
        - Неважно! - она притянула меня за воротник, и крепко поцеловала. - Ну что, я снюсь тебе?! - пробормотала она, задыхаясь, ненадолго прервавшись. - Снюсь?!..
        - Мм!.. Ух!..
        И черт возьми, какая разница, какой Мордред у нас получится?!.. Но это потом. А сейчас - рано терять голову!
        - Хорошо! - выдохнул я, рассмеявшись. - Не снишься! Но в какой бы реальности это ни было, думаю, стоит разобраться с этими чертовыми ящиками, даже если меня там нет!
        В конце концов, разве каждый из нас не одно и то же в немыслимом числе вероятностей? Все герои и злодеи, ангелы и чудовища…
        - Разумеется! - выдохнула Тарси очень решительно. - И поверь мне, это я знаю куда лучше тебя… избалованный денебский принц! - она деланно рассмеялась, будто ощутив неловкость этой шутки.
        - О, и это я слышу от наследницы подземного царства? - это тоже прозвучало чудовищно манерно. Кажется, вот мы и нашли свои «железные стены».
        Тарси вздрогнула и опустила взгляд.
        - Ты уже и это знаешь?
        - Давно понял. Еще по тому, как она беспокоилась за твоего брата. Просто о собственном ребенке, верно? К тому же вы похожи. И как такая славная девушка оказалась в такой скверной компании? Есть люди, которых мы не выбираем. По крайней мере, поначалу. Наши родители.
        - Но есть те, кого мы выбирать можем, - произнесла она после очень долгого молчания. И отстранилась. - Прости. Это не значит, что я хочу попасть на трон.
        - Я так совсем не думаю.
        - Думаешь. Я могла бы рассказать тебе о моей тете королеве Лорелей. Конечно, это не настоящее ее имя, но она стала королевой с этим именем. И ты знаешь, каким образом? Конечно, знаешь, ты же историк. А история может повториться. Поэтому мы не можем делать все, что нам захочется.
        - А Филиард Арли? - спросил я. - Он знает?
        Она кивнула, глядя в сторону.
        - На свою тетю я похожа еще больше чем на мать. Он узнал меня почти сразу. Разве мы все не охотницы за принцами? А ты, значит, знаешь и кто он? Или догадываешься?
        - Бард? Последний король Веги?
        Она снова кивнула.
        - Вы уже как-то узнали.
        - Догадались. Тут не нужно было по-настоящему заглядывать в прошлое. И сама видишь, как это ненадежно. Все всегда происходит по-другому.
        Она вздохнула.
        - Но кое-кто хотел завладеть «Янусом» раньше, чем вы сможете заглянуть в эту историю, чтобы она не вскрылась. И наверное, во многие другие.
        - Понимаю. А может быть, мы теперь заглянем в них вместе?
        - Но как! Ты принц, тебе придется оставить станцию.
        - Не обязательно в этом смысле. Просто раскроем кучу старых дел, и куда надежнее, чем заглядывая в чужое прошлое. Просто все изменим… Нет, не все, конечно, и законы физики мы тоже изменить не сможем, но кое-что…
        Она улыбнулась тепло и открыто. Куда подевался весь лед? И мы пожали друг другу руки. - Немного обескураживающий финал. Но все еще впереди.
        И в том числе - разные временные станции. В разных звездных государствах. В том числе, в Денебе. И может быть, я даже смогу там находиться. Кроме того, теперь мы точно знаем, что даже буфер - это время разных вероятностей. Мы никогда не вернемся в собственное прошлое. Только в чужое. Но чужое - мы можем «исправить», хотя не можем исправить своего.
        Зазвенели невидимые колокольчики. Мы просто возвращались в свой мир.
        А где-то, когда-то, на туманном острове продолжалась безумная сказка, созданная нашим собственным воображением. Во плоти и крови, реальнее тверди и небес, и даже мы, зная начало, не могли предугадать, во что она превратится без нас.
        Может, мы не знали этого именно потому, что вмешались. Иначе все казалось бы более предсказуемым и простым.
        19 августа 2011
        notes
        Примечания
        1
        Известная походная военная песня на основе «Сказания о вещем Олеге» А.С.Пушкина.
        2
        Строка из Роберта Бернса.
        3
        Псалом 41, стих 8.
        4
        Цитата из стихотворения Н.Гумилева «Камень».
        5
        Клаузевиц «О войне».
        6
        Черчилль «Мировой кризис».
        7
        У.Шекспир «Ричард III». Роза в солнце - эмблема Эдуарда IV, брата и предшественника Ричарда на троне.