Королевская кровь. Чужие боги Ирина Владимировна Котова
        Королевская кровь #11
        Иногда самое сложное перед бурей - это ожидание.
        В двух мирах ждут открытия последних межмировых врат. Ждут боги-захватчики и их армии - чтобы всей мощью обрушиться на Туру. Слабеющие боги Туры ждут своего брата, без которого планету постигнут катастрофические изменениям. Ждет и королева Василина, не закрывая последний портал в Рудлоге, - потому что, закрыв его, можно навсегда отрезать путь младшей сестре и изгнанному богу.
        Ждать - очень сложно. Еще сложнее жертвовать - потомками, любовью и жизнью. Но кому-то ради спасения Туры придется делать и это.
        Ирина Котова
        Королевская кровь. Чужие боги
        Ирина Котова

* * *
        Часть 1
        Глава 1
        Двадцатое апреля, Пески, Вей Ши
        По зеленому лесу, растущему там, где совсем недавно лежали раскаленные барханы, неслышно бежал тигр с красноватой шкурой.
        Зверь был текуч и плавен, а лапы его так мягко касались земли, что птицы даже не успевали в страхе выпорхнуть из гнезд, как он уже проносился мимо. Он был голоден, но охоту отложил до темноты, чтобы не тратить драгоценное время: ведь днем видимость лучше, и можно пробежать больше.
        В начале пути наследник йеллоувиньского престола сильно выматывался - но по прошествии нескольких дней окреп, и теперь заставлял себя останавливаться ночами, чтобы найти добычу и отдохнуть. Насытившись, Вей Ши оборачивался человеком и обязательно тренировался перед коротким сном: повторял комплексы упражнений, метал ножи, а затем медитировал, восстанавливая разум и тело. Все ради того, чтобы не упасть по пути от истощения. Чтобы там, куда он бежит, тело после обратного оборота слушалось не хуже, чем перед дорогой.
        В первый же день после ухода из Тафии Вей добрался вдоль русла Неру до узкого места, где ныне была организована паромная переправа. Он переплыл реку и понесся под прикрытием леса вдоль старой дороги, по которой шагали верблюды с погонщиками, проезжали телеги, запряженные осликами, а иногда и автомобили то ли с беженцами, то ли с торговцами. Тракт этот шел к низкому горному перевалу, на котором сходились границы Песков, Рудлога и Йеллоувиня. Вей Ши сейчас уже отчетливо видел его низкое седло между крон деревьев: еще день, и страна драконов останется позади.
        Сколько дней понадобится, чтобы пересечь Йеллоувинь и добраться почти до Бермонта, в провинцию Сейс?нь, где, как следовало из видений девочки Рудлог, откроется портал в другой мир, Вей не представлял. Но он отчаянно, до глухого рыка в груди надеялся, что не опоздает. И так же отчаянно верил, что вид?ние - это только вариант будущего, и его можно изменить.
        Потомку Ши не пристало бояться - однако кислый привкус страха, появившийся, когда Вей смотрел с Каролиной Рудлог на смерть деда, только усиливался. Страх бежал следом, нагоняя наследника ночами, колол сердце ледяными иглами и заставлял бросать в небеса просьбы Желтому: чтобы первопредок помог добраться вовремя и предотвратить беду.
        Тишина и одиночество обострили чувства Вей Ши, заставив вглядываться внутрь - и он смотрел и не узнавал себя, словно вошел в Тафию одним человеком, а вышел другим. Все то, что раньше приводило его в ярость, что выглядело в его глазах насмешкой и унижением, теперь казалось мелочами, не стоящими даже движения брови. Наоборот, ему не хватало ранних побудок в храме, служб и скудных трапез с остальными послушниками, неспешных разговоров со стариком Амфатом, физического труда и отрешенной работы с землей - наконец-то он понял, почему дед, Хань Ши, находил в этом удовольствие! А люди, которые так утомляли и раздражали Вея ранее, даже невыносимо болтливая девочка Рудлог, теперь вызывали снисходительное любопытство.
        Хотя стремление к одиночеству никуда не делось - это было в характере всех Ши.
        Только воспоминания о тяжелой руке Мастера до сих пор заставляли Вея скалиться и ускоряться, словно можно было оставить их позади. И когда наследник вглядывался в себя в эти моменты, что угодно было в его душе, кроме смирения.
        Он скучал по родным, но если раньше мысли о них окрашивались в цвета вины, обиды, ярости и гнева, то сейчас Вей будто перешагнул через желание стать идеальным Ши, доказать, что он достоин быть наследником, несмотря на порченую кровь. Теперь он хотел просто снова пройтись по дорожкам дворца с отцом и дедом, без гордыни и пренебрежения принять ласку матери, поговорить с сестрами. Ощутить себя частью семьи. И не бояться, что больше не увидит того, кого почитал и любил сильнее всех людей на Туре.
        То ли от голода, то ли от сосредоточенности, восприимчивость его усилилась стократ. Это началось еще до ухода из Тафии - с тех пор, как Вей научился медитировать, сенсорный хаос, из-за которого наследник не переносил людей, постепенно стих, будто с каждым выходом в транс вокруг него укреплялась защитная стена. Он не стал глух, но восприятие перестало быть болезненным.
        Теперь же, когда нагрузка на органы чувств резко снизилась, в периоды медитаций начала открываться ему глубинная суть мира - то, о чем рассказывали отец и дед, но чего никогда не мог увидеть сам Вей. Он ложился на спину в лесу, полном ночных звуков и влажных древесных запахов, закрывал глаза и видел, как вокруг пульсирует, течет сплетение первоэлементов, которые и образовывают Туру - от буйного, пронизывающего все теплом огня до вечно покойной и холодной смерти.
        Стихия Черного Жреца по сравнению с полноводными реками других стихий казалась тонким, застывшим ручейком. И даже неопытный Вей видел, что с каждым разом ее поглощающий сам себя, недвижимый поток становился все прозрачней: близился момент, когда он пропадет совсем. Замечал наследник и то, что не разглядел в первые разы - и остальные стихии слабели, текли медленнее, с усилием, словно вот-вот готовы были остановиться или развеяться.
        Как жалел теперь Вей Ши, что не может обсудить увиденное с дедом или с отцом, услышать их объяснение. Но сейчас он намеренно закрывался от внимания родных, потому что не хотел, чтобы его заставили вернуться.
        Только единожды, в первый вечер после ухода из Тафии он приоткрылся - чтобы проверить, выбралась ли девочка Рудлог из ментальной лакуны, которую он создал в плату за информацию о деде. Но почти сразу услышал тяжелое: «Вей!», - и ощутил мысленное давление отца, повелевающее ему снять щиты и ответить.
        Наследник, воспитанный в почтении и послушании старшим мужчинам семьи, на этот раз забаррикадировался наглухо и убежал с места обнаружения так быстро, как мог: отец при желании мог к нему и проекцию послать. Больше Вей Ши не рисковал.
        «Ты что, так меня и оставишь?» - вспомнил он гневный девчачий голос и поморщился, мотнув башкой. Не стоило ее бросать одну в лакуне: она, конечно, выберется, но может запаниковать, все же Каролина Рудлог - еще ребенок. Не стоило и разбрасываться словами: теперь, если он не вернется, чтобы сделать ей обещанный амулет с равновесником, а погибнет до этого, не будет ему легкого перерождения.
        Но это было меньшим из того, что беспокоило младшего Ши.
        Чувствовал Вей теперь и нутряные содрогания Туры, после которых по стихийным потокам шли невидимые возмущения. Пески они почти не затрагивали - эта земля слишком еще была полна сил после свадьбы Владыки и возрождения, - но и здесь Вей ощущал, особенно ночами, будто в глубине смещаются, спрессовываются, потрескивают слои. Все чаще доходила до него дрожь от движения горных цепей, близких и далеких - каменная шкура планеты шла едва заметной рябью, как у больного животного, - и с каждым днем напряжение стихий усиливалось, словно вот-вот Тура должна была разлететься на куски.
        Одиночество открыло наследнику гигантский мир, величественный и мощный, полный внутренних связей, и Вей невольно учился слышать, ощущать и понимать его.
        Уже под утро, когда над Песками только-только начал заниматься рассвет, наследник сквозь сон почувствовал, как от стихийной ряби, вновь прошедшей по слабеющей Туре, дрогнули незыблемые горные цепи от Йеллоувиня до Блакории.
        Вей Ши, решивший дисциплинированно выспаться, чтобы набраться сил на дневной переход, перевернулся на другой бок, поморщился и, не просыпаясь, выставил вокруг себя еще с десяток щитов, чтобы ничего не ощущать. А искажения стихий пошли дальше по планете.
        На далеком материке Туна, истерзанном извержениями, каждая волна ряби заставляла вулканы вновь реветь и взрываться, образуя все большие кальдеры с лавовыми озерами - целый материк плавился, покрывался трещинами, грозясь рассыпаться на куски.
        Старые захоронения, успокоившиеся было после начала служб в Медовом храме, вновь начали восставать по всей Туре вслед за особо сильными волнами искажений. Вставать, образовывая новые, доселе невиданные виды нежити, и отправляться на поиски пищи.
        Вулканы как на границах Рудлога, не так давно успокоенные королевой Василиной, так и в горных цепях других стран один за другим выплевывали столбы дыма и окрашивались в багряные цвета извержений. Сходили лавины, горные озера выплесквались из берегов и скатывались по склонам в долины.
        Заскрипел в ночи ослабевший от совместных усилий монархов Драконий пик, затрещал, но устоял - сила, вложенная Хозяином лесов в его создание, еще держала камень. Вершина пика, перегородившая реку, тоже устояла, хоть и осыпалась местами мелким щебнем: сквозь небольшие трещины в ее основании стало утекать по склону озеро, образовавшееся из-за запруды. Скоро подмоет осколок горы - и извергнется гигантским водопадом вниз, затопит поля и деревни, расположенные в долине.
        А в Блакории озеро, расположенное на одном из северных горных склонов, вспороло ледяной покров и выплеснулось из берегов. Покатилось вниз смесью валунов, снега и воды, набирая ход и перепрыгивая через уступы. Повернуло вбок из-за вдруг образовавшейся трещины, перелетело на другой склон по совершенно невероятной траектории, и понеслось дальше, в узкую выемку между горами, словно по трубе уходя под землю.

* * *
        Над Северными горами Блакории, где находились пещеры темных заговорщиков, скоро должна была наступить полночь. В подземном убежище оставалось чуть более десятка человек - в основном те, кто участвовал в подготовке взрывов и был накрыт проклятием воды. Большинство уже спали в каменных «кельях»: все были измотаны дневными вылазками на бои с иномирянскими отрядами, которые служили отвлечением, но проходили все с большими потерями.
        В «столовой» сидели бледный Дуглас Макроут, сотрясаемый крупной дрожью, со светящимися зеленым глазами, и не менее бледный, высохший Оливер Брин с неизменной иглой капельницы в вене и пакетом с физраствором, прикрепленным к плечу. Брин колол молодому темному шприц за шприцем, и глаза Макроута постепенно приобретали нормальный цвет.
        Когда опустела шестая ампула с настойкой на храмовых травах, темный перестал дрожать и без сил уронил голову на стол. Брин молча хлопнул его по плечу, потряс, проверяя, не в обмороке ли. Макроут спал - и Брин неспешно, щуря глаза и промахиваясь, стал собирать процедурный мусор со стола.
        Ранее предводитель заговорщиков объемами напоминал зажиточного пекаря, а сейчас был худ, как щепка. Организму недостаточно оказалось капельниц, и он добывал воду из жира и мышц.
        - Его завтра же нужно доставить в монастырь, - сказал он Чернышу, не поворачивая головы. Старый маг сидел в углу на стуле и с омерзением ел яблоко. На плече его была закреплена такая же капельная конструкция, как у Брина. - Иначе он уничтожит вас, Данзан Оюнович.
        - Я сейчас его отнесу, - равнодушно сказал Черныш, поднимаясь. - Быть объектом подпитки - довольно новый для меня опыт, но не скажу, что приятный.
        - Минуту, - Брин прощупывал Макроуту пульс. - Еще одно, Данзан Оюнович. Я считаю, мы достаточно подождали. Наш первопредок в Нижнем мире все еще в движении, и мы вряд ли можем сделать для него больше, чем уже сделали. Я требую завтра вывести нас к правительственным войскам Блакории. Мы помогли им и можем рассчитывать на снисхождение, а наши братья говорят, что с правительственными войсками помимо фон Съедентента и Лыськовой работает сам Гуго Въертолакхнет. Он не менее опытен, чем вы, возможно, сможет избавить нас от проклятья.
        Чуть дрогнула, заскрипела гора, и собеседники замолкли, подняв головы и прислушиваясь. Но ненадолго - уже привыкли к тому, что Тура неспокойна.
        Черныш хмыкнул.
        - Вы не забыли, что мы убили их короля, Оливер? Да и Гуго - ленивый пень, которого интересуют только цветочки и погода. - Он подошел к столу, с любопытством поглядел на дремлющего Макроута, провел над ним рукой и отступил с сожалением: не время исследовать. - Нет, если кто и сможет помочь, то Алмаз. Я обращусь к нему. Он обещал протекцию и помилование. Старов сентиментален и до сих пор витает в облаках идеализма - его самолюбию так польстит то, что я пришел к нему капитулировать, что он грудью встанет на нашу защиту даже перед королевой. В Рудлоге мы пока никого не успели убить, будет легче. Отчего вы так смотрите на меня, Оливер?
        - Вы слишком легко согласились, - бесцветно ответил Брин. - Что вы задумали, Данзан Оюнович?
        Черныш снова хмыкнул, потянувшись за последним яблоком к чаше на столе.
        - Вы умны, господин Брин. Жаль, что в свое время вы не попали ко мне в институт. - Он впился зубами в круглый бок: захлюпал сок, и маг вдруг закашлялся, согнувшись пополам и вмиг синея. Собеседник не успел к нему и дернуться, когда тот все же начал дышать, с трудом, с посвистом.
        - Я просто не хочу умереть вот так, - пояснил Оливер Брин. - Так что вы задумали?
        Данзан Оюнович потер губы ладонью, чтобы убрать даже капли сока. Яблоко осталось лежать под ногами.
        Снова дрогнула гора. Посыпались сверху камешки, Брин отступил в сторону, смахнул щебенку со спящего Макроута.
        - Черный Жрец двигается, но не выходит, - заговорил Черныш сипло. - Возможно, ему все еще нужна наша помощь.
        Брин молча смотрел на него. Черныш прислушался - ему показалось, что где-то нарастает странный шум. Камень под ногами снова начал вибрировать.
        - Нам не добраться сейчас ни до королевы Рудлога, ни до царицы, ни до императора с Владыкой. Но Демьян Бермонт идет к Блакории вместе с рудложскими войсками. Если я сумею убедить Алмаза выторговать нам амнистию и позволить присоединиться к ним, мы сможем подобраться ближе к королю Бермонта. И убрать его.
        - А если дело не в этом? - спросил Брин тяжело.
        - А если в этом, Оливер?
        Они одновременно повернули головы к проему, когда в столовую из «коридора», ведущего наружу, как из брандспойта, хлынул поток ледяной воды, оглушая, отбрасывая к стене, мгновенно поднимаясь по грудь и выше.
        Черныш, плюясь и отфыркиваясь, выставил руки, но не стал создавать бесполезный щит - а Брин, вместо того чтобы защищать себя, рванулся к отброшенному потоком воды Макроуту, хватая его, и был сбит с ног.
        Из глубины горы невозможно было создать Зеркало, но Данзан Оюнович всегда очень хотел жить. Чувствуя, как хлынула из ушей и носа горячая кровь, на едином выдохе, задержав дыхание, он вложился в плетение - и с потоком воды нырнул в серебристую поверхность, успев еще зачем-то дотянуться до Брина, намертво вцепившегося в Макроута.
        Алмаз Григорьевич Старов, мирно спавший в своей палатке на окраине лагеря рудложской армии, проснулся от истошной вибрации сигналок. Не успел он потянуться за посохом, как его палатка затрещала, накреняясь, и маг, как был босиком, резво прыгнул к выходу.
        Метрах в двух от него таяло Зеркало, извергая из себя как из гигантского крана снежно-водяную смесь: поток обтекал личный щит Алмаза Григорьевича и разливался в темноте по лесу. Старый маг вгляделся в переливы знакомой ауры и, недоверчиво хмыкнув в усы, одно за другим накастовал с десяток боевых заклинаний, удерживая их на кончиках пальцев.
        От других палаток бежали солдаты, слышен был голос Свидерского, запустившего Светлячки, - Александр периодически приходил сюда с Юга, где он натаскивал отряд боевых магов для помощи Тротту и принцессе.
        Зеркало закрылось. Раздался надсадный кашель, но Алмаз Григорьевич и не подумал пошевелиться. Темная фигура, отбрасывающая множество теней в свете Светлячков, поднялась с земли, покосившись на Алмаза, и поковыляла к лежащему неподалеку человеку с сильной темной аурой. Склонилась над ним, не переставая кашлять, просканировала. Раздалось облегченное хмыканье, и кашляющий потянулся к чему-то рядом - Старов только сейчас разглядел, что там оказалось два человека. Но второй был мертв.
        - Оливер, Оливер… Все-таки вода вас достала, - донеслось сожалеющее, и Черныш принялся что-то снимать с шеи погибшего, по-прежнему не обращая внимания на Алмаза. Только поднял руку и накрыл себя и старого друга огромным щитом, отгородившись от приближающихся людей, среди которых был и Александр Свидерский. Тот, не растерявшись, долбанул по преграде концентрированным Тараном, и купол у края пошел сияющими трещинами.
        Черныш даже не обернулся.
        - Ты никогда не брезговал мародерством, - проговорил Старов сварливо.
        - Как будто ты брезговал, - с трудом выдавил Черныш, не разгибаясь.
        - Грязный, мокрый, пр?клятый… жалкий… - с мрачным удовольствием перечислил Алмаз.
        - Зато живой, - огрызнулся Данзан Оюнович.
        - И что мне мешает сейчас тебя уничтожить? - Алмаз Григорьевич поманил к себе сапоги: они вылетели из палатки, опустились прямо перед ним, и маг аккуратно сунул в них ноги.
        - Любопытство, Алмазушко, - прокашлял Черныш, надевая охапку каких-то амулетов через голову. Из носа и ушей его текла кровь, в руке болталась игла с трубкой от капельницы, и Данзан Оюнович, поморщившись, выдернул ее из локтевого сгиба. - Да и сил тебе не хватит меня одолеть. Как и мне тебя.
        Снова раздался удар, треск - и Свидерский шагнул под купол шагах в тридцати от них.
        - У меня есть помощник, - заметил Алмаз невозмутимо.
        Черныш, кинув взгляд на пробившего себе дорогу ученика, недовольно вздохнул, повел рукой - кровь из носа потекла с новой силой, но щит восстановился, а на пути Александра встала призрачная заслонка. Солдаты вокруг гомонили, но к куполу без команды не приближались.
        - Алмаз Григорьевич, нужна помощь? - крикнул бывший ректор.
        - Пока нет, Саша, - ответил Старов, как порядочный маг используя усилитель голоса, - но, возможно, придется пеленать одного проходимца. Иди сюда, но можешь сильно не торопиться.
        Свидерский вновь размахнулся. Загрохотало.
        - Ты обещал мне помощь и амнистию, - напомнил Данзан Оюнович, едва заметно вздрогнув от проседания щита.
        - Это было до того, как вы попытались убить королеву Рудлога, - покачал головой Старов и сместился чуть в сторону по хлюпающей грязи: у Черныша реакция слева всегда была чуть похуже.
        - Какая забота от человека, сидевшего в своих горах, пока небо не стало падать на Туру, - хмыкнул незваный гость. - Не изображай добренького, Алмаз, я тебя слишком давно знаю. Ты бы и не пошевелился, если бы твой телескоп продолжал работать, и о смерти королевы забыл бы в ту же минуту, как узнал. Ты слишком хорошо всегда умел себя оправдывать. Единственное, что нас отличает, - я никогда не лицемерил и не боялся запачкать руки.
        - Амулет подмены внешности - твоих рук дело? - поинтересовался Алмаз, не отреагировав на эту тираду.
        - Моих, - Черныш словно невзначай повернулся по ходу движения заклятого друга. - Но последнее покушение - инициатива Львовского. Я был против.
        - Как удобно, что он не может ничего сказать, правда? - проговорил Старов с усмешкой.
        - Да если бы и мог, - высокомерно ответил Черныш, - что мне стоило вложить ему ложные воспоминания? Придется тебе поверить мне на слово, Алмазушко. Я ведь тебе поверил, к тебе пошел…
        - Прибежал, как всегда, когда пятки припекло, - безжалостно подсказал Алмаз Григорьевич. - Точнее, намочило. Откуда эта вода, Данзан?
        - Я же говорю, любопытство сильнее тебя, - довольно хмыкнул Черныш. - Помоги мне, Алмаз. Сними проклятье. Я отработаю амнистию. Ты говорил, вам нужна помощь - вот он я, готов вам помочь.
        Старов смотрел на него с задумчивым прищуром.
        - Всегда поражался твоей непрошибаемости, - проговорил он медленно и кивнул подошедшему Алексу. - Пеленай, Саш.
        Полыхнули с двух сторон светящиеся ленты, и Черныш выставил руки в стороны, удерживая их на расстоянии.
        - Ты же знаешь, что я и сейчас могу уйти! - Снова пошла носом кровь, он забулькал, сплевывая. - Никакая тюрьма меня не удержит, Алмаз. Хочешь остаток войны провести, охраняя меня?
        - Зачем? - отозвался Алмаз Григорьевич с иронией. - Старый добрый стазис. Будешь после войны стоять у меня в обсерватории с этим самым перекошенным лицом, дружище.
        - Ты выиграй сначала войну, - зло сплюнул Черныш. - А я ведь помог тогда вам! - Он с натугой разводил руки, и ленты, вьющиеся вокруг, то вспыхивали, сгорая, то вырастали заново, закручиваясь с новой силой. - В долине! Если бы не помог, фон Съедентент с Лыськовой давно были бы впечены в лаву. Тоже вру, скажешь?
        - А ты забыл, почему мы там оказались? - Алмаз тряхнул кистью: в Черныша полетел стазис, и отступник отмахнулся, на мгновение потеряв концентрацию, захрипел, спеленатый лентами, а затем прошептал что-то, отчего они вспыхнули.
        - Мне это надоело, - процедил он, перемещаясь в сторону от Таранов, летящих с двух сторон: от их столкновения магов чуть не сбило с ног силовой волной. - Спрашиваю еще раз и ухожу: поможешь мне, Алмаз? Или готов ради своего тщеславия оставить вашу армию без моей силы?
        - Как-то до сих пор без тебя справлялись, - не впечатлился Алмаз Григорьевич. Посмотрел за спину Чернышу: Свидерский поднял руку, привлекая внимание, как на уроке. - Что, Саша? Ты ему веришь?
        - Нет, - проговорил Александр неохотно, и Данзан Оюнович с нарочитым упреком покачал головой. - Но если он поможет защитить моих ребят, которых мы поведем на убой, Алмаз Григорьевич… пусть клятву кровную даст, такую, что нынешнее проклятье при нарушении покажется ему мечтой. Клятву, что не навредит никому из нашей армии. Нам с вами к порталу идти. Его резерв не помешает.
        - Вот, слушай ученика, старый хрыч, - с некоторым облегчением посоветовал Черныш. Покосился на зашевелившегося человека неподалеку и добавил: - И крайне рекомендую прямо сейчас перенести лорда Макроута в какой-нибудь монастырь Триединого. Мы для него как три главных блюда, и если он нас отведает, то все стычки с иномирянами покажутся легкой разминкой. Будет жаль, если Брин спас его зря.
        - Сначала клятва. - Свидерский двинул рукой, и темного, приподнявшегося на локтях и надрывно закашлявшего, накрыло стазисом. - Мне еще убеждать командующего армией, министерство обороны и лично ее величество в том, что вы, Данзан Оюнович, безопаснее и полезнее здесь, а не в подвалах Зеленого крыла, начальник которого был бы счастлив вас там видеть. И мне хочется быть уверенным, что я не совершаю ошибку и вы не ударите нам в спину.
        Черныш с высокомерным видом сложил руки на груди.
        - Он бы ударил, - Алмаз Григорьевич, щурясь, постучал посохом по грязи. - Но я знаю, как убедить его это не делать.
        К краю щита подошел командир подразделения, и Александр направился к нему, бросив собеседникам:
        - Секунду, нужно объяснить, что происходит.
        - Крепко-то тебя связало, Данзан, - Старов, проводив ученика взглядом, с удовлетворением осмотрел старого друга.
        - Снять эту дрянь сможешь или просто болтал тогда, чтобы меня обнаружить? - осведомился Черныш невозмутимо.
        - Болтал, конечно, - хмыкнул Алмаз. - Но плетение я вижу, это уже хорошо, - он, шлепая сапогами по мокрой земле, подошел ближе, подцепил несколько темных узлов в ауре, и покачал головой, разглядев, что нити проклятья спеленали горло, прошили позвоночник, оплели нервы по всему телу. - Сейчас, конечно, не сниму, разбираться надо. Но состояние твое на время облегчу. Пить сможешь, если осторожно, душ принимать тоже, а от рек-озер все равно придется держаться подальше. Но клятву, Данзан, завяжем на твое проклятье. Дернешься в сторону - кровью своей захлебнешься.
        - Добренький, светлый человек Алмаз, - засмеялся Черныш, оглядываясь на что-то объясняющего командиру Свидерского. Солдаты постепенно расходились. - Твои ученики хоть понимают, что ты мог бы легко оказаться на моем месте? И их за собой утянуть?
        Алмаз пробежался пальцами у шеи, дернул еще за одно плетение - и пр?клятый закашлялся.
        - Угу, угу… понятно… Ты на моих учеников не смотри, Данзан. - Старов разглядывал темную сеть с тем же азартом исследователя, с которым сам Черныш недавно сканировал Макроута. - Что им нужно, они знают. Своих заводить стоило, я давно тебе твердил. Может, и человечности бы побольше сохранил.
        - Уж молчал бы, - поморщился Данзан Оюнович. - Я многое могу твоим ученикам про твою человечность рассказать. Просто я всегда больше с живым работал, а ты с механизмами и амулетами, вот и вся разница.
        Алмаз отступил и глянул старому другу в глаза.
        - Разница в том, - сказал он серьезно, - что ты не любишь никого и ничего, кроме себя, Данзан. А я люблю и их, и то, что я делаю, и этот мир. И даже ты мне дорог, хотя наработал уже на смертную казнь. Берманское бешенство, взрывы… Но не хочу твоей смерти. Слишком мало осталось нас…
        - Стареешь. Сентиментальным стал, - издевательски отчеканил Черныш.
        - …однако я убью тебя, не задумываясь, если мне просто покажется, что ты кому-то угрожаешь. Клятвой не ограничусь. Вплету в твою сигналку сердечную нить, и только дернись - упадешь замертво. Ты меня понял?
        - А если я не соглашусь?
        - Уйдешь в стазис и постоишь в королевской тюрьме, - пожал плечами Алмаз Григорьевич. - И не думай, что сможешь уйти. Саша заблокировал спектры, я успею ударить.
        Данзан Оюнович еще раз огляделся. Усмехнулся.
        - Ловко. Не доверяет мне твой ученик… ну, имеет право, имеет… Я его хорошо приложил тогда, понятно, почему он настороже. Да и ты умеешь убеждать, драгоценный мой друг. Нить так нить. Так ты расскажешь мне, зачем я вам так нужен, что вы даже готовы выбить мне амнистию?
        - После клятвы, - отрезал Алмаз. - А амнистию сам себе заработаешь. Если все закончится хорошо, тебя будут судить. Переживешь нынешнее поколение королей в закрытом исследовательском центре под охраной, а там окажешь несколько услуг следующему правителю и выйдешь на волю. Ну а ты-то - поведаешь, зачем все-таки пришел сюда? Только без слезливых сказочек про раскаяние.
        - Возможно, - тонко улыбнулся Черныш. - Когда ты будешь готов принять то, что я скажу. А теперь верни свой обычный блаженный вид, твой ученик возвращается. И хватит уже месить грязь, - он раздраженно переступил ногами, - давай переместимся куда-нибудь, где сухо. Я быстро принесу клятву, а ты ослабишь проклятье и дашь мне хотя бы выпить чаю… убить готов за чашку чая, Алмаз. И возможность вымыться.
        - Скулишь, Данзан.
        - Давлю тебе на жалость, - хмыкнул Черныш. - И это работает, ибо ты всегда был слаб на эмоции, дружище.
        Александр, остановившийся неподалеку, подождал, пока на него обратят внимание.
        - Мне сейчас придется восстановить спектры переходов. Вы справитесь без меня, Алмаз Григорьевич, или все же спеленаем его минут на десять, пока меня не будет?
        - Почтение, молодой человек, - поморщился Данзан Оюнович. Свидерский не обратил на него внимания.
        - Справлюсь, Саша, - ласково ответил Старов. - Ты куда этого молодца? Туда, куда я думаю? - и он кинул взгляд вниз, словно пытаясь что-то рассмотреть под землей.
        - Тандаджи им заинтересуется, - кивнул Алекс.
        - Бедняга Макроут, - с едкостью проговорил Черныш, глядя, как Свидерский поднимает молодого темного на плечо. - Было бы забавно посмотреть, как с него по мере допросов слетает идеализм, но все же скажу - он ни в чем не замешан. Чист. А о других рассказать все равно не сможет.
        - Следователи разберутся, - бросил Александр, направляясь к выстроенному Зеркалу.
        - Только пусть будут повежливее, - посоветовал Черныш ему в спину. - Вполне возможно, что сейчас на вашем плече болтается будущий король Блакории, господин Свидерский.
        23 апреля, Блакория, Мартин
        Барон фон Съедентент нырнул под один из больших навесов, растянутых на ночь между деревьями для защиты от косого холодного дождя. Под таким только что прошло короткое совещание, под такими же вповалку спали боевые маги его отряда, а также около полутора тысяч бойцов последних подразделений, отступающих из Блакории, и местные жители, которые бежали вместе с солдатами.
        Мартин, когда оставались силы, переправлял беженцев Зеркалами далеко вперед к передвижному лазарету, сопровождаемому Викторией: колонна с ранеными, слава богам, уже пересекла границу с Рудлогом и была в безопасности.
        Но люди все прибывали - несколько сотен каждый день из окрестных сел и городов, с детьми на закорках, со скудными припасами, бросившие все, только лишь бы убежать от иномирян. Мартин поначалу проводил через Зеркало всех, прибившихся за сутки, заодно используя это как возможность увидеть Вики. Но беженцев становилось все больше, а силы приходилось беречь: иномиряне нападали все ожесточеннее, участились и ночные атаки. В первые дни еле удалось выбраться из окружения - отступление шло с боями.
        - Сюда, командир, тут посуше, - позвал его кто-то из ребят вполголоса. - Отдохните.
        - Я у края лягу, - махнул рукой барон. Передернул плечами - он ненавидел холод и, хотя согревал себя уже рефлекторно, скучал по открытому огню. Укрепив щит под пологом на случай нападения, Мартин подхватил свой рюкзак со спальным мешком и некоторое время возился, разматывая его и укладываясь.
        Последние отряды блакорийцев, чьей задачей было сдерживать продвижение врагов, чтобы спасти основную часть армии, из-за местных жителей двигались куда медленнее, чем планировалось. Потери росли и грозили обернуться катастрофой: вот-вот передовые части иномирянской армии, наступающей с Севера Рудлога, должны были перекрыть путь и зажать их в клещи. Об этом шла речь на совещании, об этом думал и Мартин, засыпая: объединившись с Вики и Гуго, они могли бы вывести под щитами хоть целый город. Но Гуго прикрывал передние отряды, а Вики… пусть она будет в безопасности.
        Сон его был обрывочным, тяжелым: снова ему снилось холодное, промозглое детство, болеющая мать, хворост, который они собирали, хлеб, который хоть и пекся редко-редко, но Мартин до сих пор помнил его запах и вкус. Большая кровать, в которой они спали, согревая друг друга, прямо как бойцы сейчас, радость, когда у него проснулся дар стихийной магии: на них с младшим братом в лесу напали волки, и Мартин, испугавшись до икоты и слез, почувствовал, как изнутри поднимается что-то огромное, неподчиняющееся ему, и расшвырял зверей выбросом чистой силы.
        Он давно не мог замерзнуть, но сейчас мерз от воспоминаний и стука холодного дождя, мерз, поджимая озябшие пальцы, кутаясь в скрипящий мешок, и хотелось ему подержать руки над огнем и снова согреться, как тогда, в детстве.
        Кто-то погладил его по щеке.
        - Мама, - губы шевелились, но слова не выговаривались, и язык отказывался слушаться. Рука на щеке стала нежнее, теплее.
        - Мартин, - прошептал знакомый голос. Мамин и не мамин.
        Он с трудом разлепил тяжелые веки. Рядом с ним на корточках сидела Вики - волосы стали еще короче, почти под ноль, лицо сильно похудело. У ее ног стоял рюкзак, под мышкой она держала термос.
        - Мы добрались до места назначения, - сказала она хрипло. - Лазарет в безопасности. У тебя в мешке хватит для меня места?
        Мартин молча расстегнул молнию, сел, распуская шнуровку, чтобы увеличить площадь, и Вики, сбросив ботинки, опустилась рядом с ним. Открыла термос - под навесом потек запах горячего вина, пряностей, меда.
        - Я подумала, что тебе не помешает горячий глинтвейн, - прошептала она, наливая напиток в крышку. - Рудложцы нас встречали согревающим. Плохой сон?
        - Теперь хороший, - тихо ответил Мартин и, не удержавшись, привлек ее к себе: она ойкнула, отставив термос и стакан в стороны, чтобы не разлить. Поцеловал ее в бритый висок. - Зачем ты пришла, Вик?
        - На помощь вам, - ответила она. И добавила неслышно. - И поговорить.
        Мартин стиснул ее крепче, застонал от бессилия.
        - О чем?
        - Ты знаешь, о чем.
        Он держал ее в объятьях и не хотел отпускать. Дождь усилился и шумел так, что казалось, сейчас прорвет полог. Бойцы крепко спали.
        - Ты же видел, как изменилась аура Дармоншира, - торопливо и успокаивающе шептала Виктория ему в щеку. - Слышал, что сказал змеедух: герцог - последний из сыновей Инлия. Я не знаю, как это может быть, Март, ведь многие белые аристократы еще живы. Эти слова имеют смысл только если он - Инландер! Но даже если нет… по силе ауры он сможет принять корону. Я не уберегла короля Луциуса, но могу прикрыть спину Лукасу Дармонширу, кем бы он ни приходился его величеству. И Марина Дармоншир беременна. Если я все правильно понимаю, то ее дети - наследники инляндского трона. Она так много сделала для нас. Дала нам свою силу. Я хочу помочь ее мужу защитить ее… Март?..
        - Что? - отозвался он потерянно. - Ты права, Вик, во всем права. Я еще в замке Вейн знал, что ты уйдешь в Инляндию.
        - …я сейчас все уроню.
        Барон ее отпустил, и волшебница протянула ему стакан. Он, покачав головой, взял термос, запрокинул голову и сделал несколько глотков пойла, такого терпкого и обжигающего, что слезы выступили на глазах.
        - Не плачь, - засмеялась она тихо.
        - Это глинтвейн, - буркнул он, делая еще глоток. - Не хочу расставаться с тобой, Вик.
        - Но меня и так не было рядом, - заметила она рассудительно.
        - Это другое. Какие-то паршивые двести километров. И то я не каждый день мог видеть тебя. Впереди самые сложные бои, а до Дармоншира выстроить Зеркало тяжелее в десять раз. Что, если мы не увидимся до конца войны?
        - Главное, чтобы вообще увиделись, - шепнула Вики.
        - Даже не думай про это, родная, - жестко приказал он. - Не смей.
        - Не буду, Март, - она вновь ласково погладила его по лицу, и барон снова поник.
        - Ведь я не смогу пойти с тобой, Вик. Не могу бросить своих ребят. И всех этих людей.
        - Я знаю, - волшебница грустно улыбнулась.
        - И не могу тебя не отпустить.
        - Не можешь, - Виктория глотнула глинтвейна из крышки-стакана. - Я уже подала рапорт генералу Дорфингьеру. Договорились, что сначала помогу вам. Доведу вас до границы с Рудлогом, Мартин.
        - Хоть одна хорошая новость, - со вздохом отозвался барон. - Ты ведь знаешь, как я боюсь за тебя, Вик? У меня зубы стучать начинают каждый раз, когда вибрирует твоя сигналка, а я не могу помочь.
        - Знаю, милый, - сказала Виктория, обнимая его. - Ведь со мной происходит то же самое.
        Они допили глинтвейн, легли, застегнув спальный мешок и прижавшись крепко-крепко, лицами друг к другу, словно пытаясь компенсировать будущую разлуку. И там, в этом общем тепле, пытались заснуть и не могли.
        - Ко мне приходил Саша. Мотается между Севером и Югом и к своей Катерине ухитряется заглядывать. На Юге готовит отряд для помощи Максу, на Севере помогает наступлению. Наша армия скоро соединится с их частями. Но мы недолго смогли пообщаться, полчаса, не больше.
        - Мы с тобой три дня назад виделись, когда вы успели?
        - Позавчера. Сказал, что к ним присоединился Черныш. Алмаз ему обещал амнистию.
        - Дед сдурел на старости лет, - пробормотал Мартин.
        - Это Данилыч сдурел. Хочет взять его в свой отряд. Сказал, что повязали старика кровной клятвой и он безопасен. Сейчас Черныша допрашивают, но предварительно его участие согласовали. Под ответственность Алекса. Если старик кого-то еще убьет, Алекс пойдет под суд с ним в паре.
        - Гениальная кадровая политика, - буркнул барон, прижимая супругу еще сильнее. - Брать в команду свихнувшегося мага, который приложил руку к убийствам половины королей Туры и самого Алекса чуть не угробил. Хотя если он поможет вытащить Малыша… как там наш герой? Данилыч не говорил?
        - Встретились с Четери. Идут к порталам.
        - Ну слава богам. Этот дракон всем за Малыша надерет задницы. Хотя какой он Малыш. Уже вырос. Женился.
        - Не стыдно тебе? - укоризненно хмыкнула Виктория. - Бедная девочка.
        - Очень стыдно, - покаялся Мартин и тихо, давясь, засмеялся в плечо жене. - Клянусь, в эти дни только две вещи поднимают мне настроение: встречи с тобой и мысли о женитьбе Макса.
        Они захихикали оба, завозились, целуясь, и замолкли только когда кто-то из бойцов зашевелился. Но ненадолго.
        - Ты мой бедный. Такой уставший, - Вики гладила супруга по спине, по шее.
        - А ты, Вик? Одни глаза остались, - Мартин сонливо подставлялся под ласку и в темноте разглядывал волшебницу. - Ты похожа на мою маму, знаешь?
        - Ты это понял после шестидесяти четырех лет знакомства?
        - Угу. Как увидел тебя сейчас. Она красивая была.
        - Я помню, - пробормотала Виктория. - Ты нас знакомил на седьмом курсе.
        - Очень красивая. Особенно, когда я маленький был. Потом, конечно, смерть отца и бедность ее подкосили. А в последние годы она сильно болела. И тоже остригла волосы, они выпадали из-за слабости. Вот посмотрел на тебя и увидел ее.
        - Ты ее любил?
        - Да. Так же сильно, как тебя, но по-другому.
        - Ты мало рассказывал про нее.
        - Мы с тобой ведь вообще мало говорили, Вик. Я про то, что твои родители погибли в автокатастрофе, узнал от Макса. Хотел пойти к тебе, поддержать… но ты тогда уже больше года была с Сашей. Не смог.
        Они помолчали.
        - Я давно о них не думала, - призналась Виктория. - Это ужасно, но, когда не думаешь, кажется, что они живут где-то в другом городе, и мы просто откладываем встречу.
        - Я маму тоже нечасто вспоминаю, Вики, - Мартин зашевелился, поворачиваясь на спину, и волшебница положила голову ему на плечо. - Она ведь умерла, когда я уже работал и все мог дать ей.
        - Я помню.
        - Выкупил наше поместье и дом в столице. Братьев устроил на учебу. Она так радовалась, Вик. Очень любила наш дом. Тоже постоянно зажигала камины. Все наладилось, у нас были деньги, я ее баловал, она стала оживать… и вдруг умерла. Просто остановилось сердце, несмотря на то что я каждый день ее проверял. Надорвалась, поднимая нас. И поэтому я боюсь, понимаешь?
        - Да, родной.
        - У нас с тобой тоже только все наладилось. Я до сих пор поверить не могу, Вики, что ты моя жена.
        - Я понимаю, Март. Понимаю. - Она поцеловала его в щеку. - Не бойся за меня.
        - Обещай мне, что не будешь рисковать. Не полезешь спасать кого-то, подставляясь под удар. Даже меня.
        - Конечно, - прошептала она уверенно. - Обещаю. А ты?
        - И я обещаю.
        - Мы оба врем, Март, - вздохнула она.
        - Я знаю. - Он снова повернулся набок, к ней лицом. - Но хоть так, родная.
        Рядом недовольно забормотали, и они опять замолчали. Из-за алкоголя и тепла наконец-то начала накатывать дрема, но они то и дело открывали глаза и смотрели друг на друга. Сплетали пальцы, продолжая общаться без слов, целовались, и поцелуи эти были на вкус, как счастье и горечь.
        Дождь почти закончился, и тяжелые капли падали с полога в темноте: кап, кап, кап. Под этот мерный стук они и заснули, не размыкая рук.
        Глава 2
        Двадцать первое апреля, Инляндия, Люк
        Его светлость Лукас Дармоншир несся в сторону Форштадта, обгоняя ветер. Ветер, посмеиваясь, иногда настигал его, распахивая большой полупрозрачный клюв и издавая насмешливое шипение. Обтекал, обидно показывал хвост из перьев-ветерков, и герцог, ревниво вытягиваясь в струну, снова вырывался вперед.
        Он бесконечно любил мгновения таких стремительных полетов: ледяную свежесть небес и тишину, солнце, настолько яркое и близкое, будто можно протянуть лапу и потрогать его, родственную энергию, что пронизывает тело и бодрит, как прорубь. Разве может быть что-то желаннее этого?
        «Марина», - вспомнил змей и, встрепенувшись, встопорщил перья и чуть не затормозил, чтобы развернуться обратно к Дармонширу. Но он летел уже около пяти часов, и только то, что белесые и ржавые осыпи холмов Форштадта уже виднелись впереди, остановило его. Люк нехотя, нахохлившись, помчался дальше, призывая себя к порядку.
        Обещанное Луциусом окончание буйства гормонов в змеином облике никак не происходило. Да и в человеческом организм не отставал, но хотя бы не отключал мозг: с утра Люк все же смог заставить себя вылезти из теплой постели, в которой так хорошо и тепло спалось рядом с Мариной.
        - Уже летишь? - пробормотала она, когда он сел на кровати. Разнеженная, взъерошенная. Подобралась ближе и, не вставая, прижалась выпирающим животом к спине, поцеловала в бедро, зевнула. - Я позавтракаю с тобой.
        - Не нужно, я поохочусь по пути, - хрипло сказал он, повернув голову и поглаживая жену по щеке. Марина, жмурясь, ловила его большой палец губами, розовыми, припухшими, и, хотя Люк вдоволь получил от нее ласки вечером, на спине его выступила испарина, и сердце застучало, разгоняя кровь. Он поспешно встал, и супруга повернулась на спину, прижимая к себе одеяло и понимающе посмеиваясь.
        - Лети, - она зевнула в ткань и помотала головой, сгоняя сон. - Не буду тебя трогать. А то никогда не улетишь.
        Он бы и не улетал от нее никогда.
        Все эти дни он был почти неприлично счастлив, хотя после завтрака Марина уходила в лазарет, а он улетал по бесконечным делам. Но армия дармонширцев продвигалась вперед, срок восстановления, отпущенный Люку командующим Майлзом, подходил к концу, и обязательно нужно было добраться и до Форштадта, и до герцогства Таммингтон.
        Из-за отсутствия в Инляндии связи и трудностей с передвижением, сведения, поступающие от агентов Леймина, были разрозненными и редкими, и приходилось пользоваться данными, любезно предоставляемыми внешней разведкой Рудлога. Но чтобы скоординировать с союзниками с севера Инляндии дальнейшие действия, нужно было лететь к ним лично.
        Каким-то образом и княжество, и герцогство, расположенные на противоположных концах границы Инляндии с Блакорией, ухитрились продержаться до сих пор, не имея магической поддержки змея воздуха, и Люку было очень любопытно - как. Но в первую очередь важно было понять, смогут ли эти союзники поддержать наступление дармонширцев или хотя бы дальше оттягивать на себя северную часть армии генерала Ренх-сата.
        Вспомнив о вражеском генерале и о своем позорном подростковом порыве, Люк досадливо щелкнул клювом и поспешно проверил, не слетела ли от эмоций невидимость. Пусть они мчались высоко, выше облаков, там, где его светлость мог подпитаться от сияющих потоков родной стихии, стоило быть предусмотрительным и не обнаруживать себя. Хотя вряд ли его кто-то бы разглядел. Не до того было людям внизу.
        Он все это время держался границы с Рудлогом и внимательно смотрел вниз, на поля и леса, словно нарисованные на поверхности Туры, на маленькие поселения и крупные приграничные города Инляндии, большинство из которых, как он знал, были уже захвачены иномирянами. Иногда он видел пролетавшие далеко внизу небольшие стаи раньяров с всадниками и еле удерживался от вступления в бой, и поднимался выше, чтобы остыть.
        Над ним мелькали гигантские тела таких же змееветров, как и тот, что был привязан к нему, и вроде все было как обычно, пока Люк не поднялся совсем высоко, туда, где воздух от холода звенел чистейшей свирелью, и не заметил, насколько снизилась мощность стихийных потоков, текущих теперь под ним. Где-то перламутровые реки планетарных ветров расслаивались, становились рыхлыми, где-то и вовсе иссякали в тонкие ручейки и закручивались невидимыми рассеянными вихрями: создавалось впечатление, что источник, который питал все небесное движение, сам ослаб и оскудел.
        Люк бы долго ломал голову над этим явлением, но недалеко от Форштадта вновь напомнил о себе голод, утихший было после двух бычков, употребленных на завтрак, и пришлось снижаться для охоты.
        Его светлость, оставив спутника-змееветра высоко в небесах, ушел в сторону от поселений и полетел километрах в пятидесяти от границы, над густым лесом, высматривая добычу. Конечно, в море еды было больше, да и касаток с китами Люку почему-то было не так жалко, как лесных животных. Но сейчас выбирать не приходилось - голод нарастал, инстинкты брали верх над разумом, и змей, увидев крупного матерого лося весом не менее полутонны, рванул вниз, вихляя меж деревьев, схватил его, мгновенно перекусывая клювом хребет, и заглотил, уже поднимаясь выше, давясь от жадности и окропляя кроны деревьев красным.
        Голод утих, и Люк, облизывая испачканный клюв длинным языком и еще чувствуя на нёбе вкус горячей солоноватой крови, медленно, приходя в себя, полетел дальше. После охоты ему до сих пор становилось неловко за себя, раз за разом побеждаемого примитивными инстинктами. Его светлость кручинился бы и дальше, не замечая ничего вокруг, если бы вдруг не проехался животом по огромному, мощнейшему щиту, закрывающему самый обычный небольшой дом, длинный, каменный, выстроенный углом и напоминающий охотничьи поместья инляндских дворян. Самым примечательным в нем была небольшая оранжерея, пристроенная с торца. Дом стоял в глухом лесу и был окружен дубовой рощей, переходящей в дремучий лес без всяких дорог.
        Люк так удивился, что вернулся, встал на щит и несколько раз аккуратно, с любопытством тюкнул его клювом.
        От купола чувствительно ударило электричеством, змей подлетел, поджав лапы. Дубы вокруг дома странно зашевелились, вытягивая вверх зеленые ветви, и Люк, презрительно зашипев, помчался вперед, от греха подальше. Видимо, он наткнулся на убежище кого-то из сильнейших магов, и не хотелось так и не долететь до Форштадта, угодив по очередной подростковой глупости в ловушку, оставленную хозяином для незваных гостей.
        Форштадт оказался вымершим. Люк видел в деревеньках, расположенных между скалами и холмами, инсектоидов и отряды иномирян, видел их и на опаловых рудниках - враги копошились там, откалывая и просматривая куски руды, - но за время полета не заметил ни одного местного жителя. Несколько десятков тысяч форштадтцев как сквозь землю провалились.
        Кривые улочки Мь?лнхольна, столицы Форштадта, тоже оказались пустыми - если не считать настороженно патрулирующих улицы иномирян. Люк, пролетая над крышами невысоких, плотно прижатых друг к другу домов, задел хвостом одну из труб: зашуршали, посыпались вниз камушки - и патруль, проходящий по улочке, заметался, стал беспорядочно палить вверх, в стороны как из своих доисторических арбалетов, так и из туринских автоматов.
        Люк с недоумением хмыкнул. Чем-то враги были сильно напуганы.
        Княжеский дворец встретил змея провалившейся сгоревшей крышей и закопченными стенами. Ни одного целого стекла в окнах не осталось.
        Люк обтек здание по кругу, заглядывая в воняющие гарью проемы, остановился у балкона, где они говорили с покойным Лоуренсом Инландером о принцессе Ангелине, заглянул и в музыкальную комнату, где слушал игру княгини Дианы. Пусто. Дворец был разграблен, а то, что не сумели унести, - расколотили почти в труху.
        Его светлость задумчиво пролетел над беседкой, где целовал несчастную княгиню, еще раз, непонятно на что рассчитывая, облетел дворец и начал прочесывать город. Ну не могли же испариться все жители! Хоть кто-то должен был остаться!
        Но он не видел никого, кроме иномирян.
        Люк с досадой облетел стаю раньяров и завис вопросительным знаком высоко в воздухе. Ему еще предстояло добираться к морю, в Таммингтон, но как улететь, не разобравшись? Может, все форштадтцы ушли в Рудлог? Но тогда бы Леймин об этом знал, да и рудложская разведка не стала бы говорить, что в княжестве организовано активное сопротивление. Или за последние сутки ситуация резко поменялась, и местные отступили к границе с Блакорией? Но как же женщины, дети, старики? Где они?
        Поколебавшись, Люк решил все же проверить и районы Форштадта, прилегающие к Блакории. Но только он стал набирать высоту, как где-то за столицей прогремел взрыв. Взметнулось из-за дальнего скального холма белое облако пыли, застрекотали выстрелы, и снова, один за другим, стали грохотать взрывы.
        В ту сторону метнулись раньяры, кружащие над Мьелнхольном, но Люк мчался быстрее - он за полминуты оказался у холма, над которым стелилась пыль, и снизился, держась с подветренной стороны и морщась от оглушительных, отражаемых каменными холмами выстрелов.
        Холм оказался наполовину стесан выемкой-рудником, часть стены которого сбоку отошла, открыв белый тоннель, из которого выбегали вооруженные люди. Туда же споро уносили раненых.
        Рудник продолжал дымиться.
        Иномирян, которые, видимо, и здесь занимались добычей камней, было около полусотни - выжившие после взрыва организовались, отступив, и в пыльной пелене кипели схватки. Тут же лежали тела врагов, разорванные охонги. Оставшихся инсектоидов огнеметами теснили к склону холма - слышался визг, треск спекающегося хитина, тянуло удушливым запахом горящей плоти и муравьиной кислоты.
        Человек в военной форме, опустившись за крупный кусок породы, отстреливал иномирян одиночными выстрелами из автомата и отдавал своим короткие, зычные приказы. Он повернул голову в сторону города, увидел раньяров - те были уже совсем близко - и что-то заорал бойцам, махнув рукой. Форштадтцы стали медленно отступать к тоннелю.
        «Твою мать», - с чувством подумал герцог, вглядываясь в командующего сопротивлением. Постаревший, с лицом, изуродованным шрамами, сединой в черных волосах, но это был барон Альфред Дьерштелохт, командир личной гвардии принца Лоуренса Филиппа. Некогда славно поизмывавшийся над Люком младший брат Фридо Дьерштелохта, начальника личной гвардии королевы Магдалены.
        Его светлость, сохраняя невидимость, ткнул клювом бросившегося на барона охонга: инсектоид, вдруг с хрустом лопнувший, как перезрелая виноградина, и обрызгавший всех вокруг слизью, вызвал крики изумления как у иномирян, так и у защитников рудника.
        - «Нет-нет, - пробормотал Люк про себя, - Дьерштелохту умирать сейчас никак нельзя, мне слишком любопытно».
        Он развернулся к раньярам и под звук вновь застрекотавших автоматов запустил в стаю несколько смерчей.
        Заревели три вихря, опускаясь на землю у рудника, и Люк досадливо выругался от очередной своей промашки: каменная пыль, уже осевшая, взметнулась ввысь и потекла к воронкам, запорошив и людей, и его самого. И иномиряне, и форштадтцы застыли, куда больше испугавшись вдруг проявившегося чудовища, чем смерчей, которые поглощали стрекоз, сталкивая их и ломая крылья.
        Несколько недобитых охонгов, одуревших от запаха крови, с верещанием кружили по руднику, отхватывая куски плоти у трупов. Выглядело это тошнотворно. Люк, мельком взглянув на свои припудренные лапы, вздохнул: уж раскрылся так раскрылся, мало было ниоткуда взявшихся смерчей, о которых бы и так доложили Ренх-сату, - и с шипением, в несколько бросков растерзал инсектоидов.
        Иномиряне с криками ужаса разбегались от него в стороны, снова заговорили автоматы очнувшихся форштадтцев. Кто-то прокричал: «Не заденьте тварь с крыльями, это же змей Дармоншир, это свой!», - и Люк заклекотал от смеха, чуть не подавившись последним из чудищ.
        Когда с врагами было покончено, герцог сменил ипостась и спланировал на каменную крошку рядом с Дьерштелохтом. Тела обыскивали, собирая оружие и боеприпасы и унося их в узкий проход. Кровь на белых камнях от жары успела свернуться почти до черноты.
        Барон покосился на Люка, затем на причесанные вихрями холмы, где, как прихлопнутые мухи, были разбросаны дохлые раньяры.
        - Я думал, врут про змея, - сказал он вместо приветствия. Лицо его поблизости казалось страшным от шрамов. Будто его резали наживую.
        - Почему? - чуть гнусаво полюбопытствовал герцог: в ноздрях от пыли свербело просто невыносимо.
        - Потому что, когда я вам пересчитывал ребра в борделе, вы не обернулись, чтобы спастись, - буркнул Дьерштелохт.
        - Да вы гений коммуникации, барон, - похвалил его Люк, потирая нос, - сразу зашли с общих приятных воспоминаний.
        Бывший командир форштадтской гвардии вздернул тяжелый подбородок. На Люка он не смотрел.
        - Я не горжусь тем, что делал, герцог, - ответил он наконец. - Я совершил немало ошибок, пусть даже часть из них была не по моей вине. Но прямо скажу: хорошо, что я тогда вас не убил.
        - Безусловно, - с иронией согласился Люк. - Но забудем, барон, сейчас мы на одной стороне. - Глаза слезились от пыли и солнца, и он поморгал, глядя, как солдаты кирками и ножами сковыривают куски хитина с раздавленных охонгов, грузят на тачки и увозят в проход. И, конечно, не удержался от вопроса: - Зачем вам эта дрянь?
        - Мы первое время после боев сжигали и инсектоидов, - проговорил барон Альфред, - пока не узнали, что из них нежить не восстает. Но тогда и выяснили, что их хитин плавится при высокой температуре. По идее он должен сгорать, как любая органика, но нет: сначала раскаляется, трескается почти в пыль, а затем плавится, и из него можно лить что угодно. Когда остывает, остается таким же прочным. Вот у нас в кузнях и льют утварь, пластины для бронежилетов…
        Их разговор прервал боец с огнеметом.
        - Командир, падаль сжечь успеем? - Он ткнул ботинком одно из тел. - Нам бы здесь нежити не нужно! Или оставим их насекомым?
        Дьерштелохт глянул в сторону столицы, поднес к глазам небольшой бинокль.
        - Оставьте, - приказал он, - уже опять летят. Все вниз! - И пока бойцы один за другим исчезали в проходе, повернулся к Люку и объяснил: - Иномиряне боятся нежити не меньше, чем мы, поэтому скармливают трупы своим тварям. А нам важно не показывать наши выходы.
        - Я так понимаю, оборона Форштадта - ваша заслуга, - пробормотал Люк с уважением. - Жажду узнать, какими судьбами вы здесь.
        - Поговорим внизу, - отозвался Дьерштелохт, наблюдая за солдатами. - Мне тоже интересно, почему вы, объявленный погибшим, стоите рядом. Но Диане… ее сиятельству следует присутствовать при беседе.
        Герцог вновь потер нос, вдруг развеселившись.
        - Я был рад, когда узнал, что милая княгиня спаслась, - вполне искренне сказал он.
        Дьерштелохт ответил невозмутимым взглядом, но лицо его будто расслабилось, просветлело.
        - Я тоже, - ответил он и вполне радушно махнул рукой, приглашая герцога первым пройти в проход. - Проходите. И спасибо за помощь, Дармоншир.
        - Не за что, - любезно отозвался его светлость. Понаблюдал, как абсолютно тихо - тут точно не обошлось без какого-то магического вмешательства - встает на место огромный кусок камня, закрыв вход в штольню плотно, без единого зазора, и наконец-то оглушительно чихнул.
        Люк и раньше слышал про подземные уровни Форштадта, про то, что здесь, в старых выработках, находятся целые улицы с вентиляцией, магазинами, кинотеатрами и торговыми центрами, но не представлял всей грандиозности подземного княжества. Фактически в каменном щите под княжеством поместился еще один Форштадт.
        Штольня, в которую они попали из рудника, уходила дальше в холм под легким наклоном, но Дьерштелохт, следуя за солдатами, свернул в одно из ответвлений, и там оказался самый обычный современный лифт, просто очень большой. Почти такой же соединял жилище Люка в блакорийских горах с подземным гаражом.
        - А откуда здесь свет? - поинтересовался его светлость, стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды бойцов и вглядываясь в уровни, которые они медленно преодолевали: самый верхний представлял из себя гигантскую пещеру, в которой росли сады и паслись на натуральной траве козы и коровы, а сверху лилось солнечное сияние.
        - Система зеркал и артефактов, герцог, и скрытые расщелины в холмах, - нехотя ответил Дьерштелохт.
        - А электричество? - не унимался Дармоншир: на втором уровне обычные фонари освещали обычную улицу с домами и магазинами, между которыми сновали люди. Просто вместо крыш у домов и неба был белый каменный потолок.
        - Электростанция на подземной реке. На самом нижнем уровне.
        - И вы знали обо всем этом, когда служили у Лоуренса Филиппа?
        - Нет, - сухо проговорил барон Альфред. - Мне, как и всем, был доступен только столичный, торговый уровень. Я не представлял, что здесь все куда грандиознее. Пока Диана за три дня не увела всех жителей сюда. Оказалось, что из этой системы уровней есть выходы почти на все рудники княжества, и во многие дома в столице, чем мы и пользуемся…
        - Какие предусмотрительные у княгини были предки, - удивленно пробормотал Люк. - А вы не боитесь, что одно землетрясение - и все тут рухнет вам на головы?
        - Пока здесь все укреплено системой артефактов. - Лифт, наконец-то, остановился на пятом уровне, и они вышли в большую пещеру с плацем, на котором тренировались несколько десятков солдат, зданиями, напоминающими казармы, и огромными фонарями под потолком. - Эти уровни пережили множество землетрясений. Предки ее сиятельства действительно были предусмотрительными.
        «И невероятно богатыми, по всей видимости», - Дармоншир крутил головой, поражаясь, насколько продуманно все здесь сделано. Сколько же денег сюда вложено, уму непостижимо: одна вентиляция должна была стоить миллионы. Теперь стало понятно, почему Луциус предпочел связать младшего сына с Форштадтом, а не отдавать его принцем-консортом в Рудлог.
        Из-за белых стен не было давящего ощущения, какое появляется в подземельях. Было прохладно, но воздух казался свежим и влажным, и даже ощущался легкий ветерок.
        Солдаты разошлись к разным зданиям: тележки с оружием были оставлены у одного, хитин вывален у другого, в гору таких же кусков. Дьерштелохт провел Люка дальше, к самым обычным лавочкам, расположенным у входа в казарму.
        - Княгиня в это время обходит семьи с детьми, - сказал барон, - я прикажу, чтобы ей доложили о вас, и мы поднимемся к наш… к ее дому. Пока прошу подождать, мне следует привести себя в порядок. Вам что-то нужно, герцог?
        - Разве что сходить по нужде, выпить воды и покурить, - честно признался Люк, нащупав в кармане пачку, вместе с одеждой восстановившуюся при обороте. - Здесь это возможно?
        - Воду вам принесут. Нужник в казарме, а курилка вон там, - барон Альфред указал на углубление в стене, где слышался гул, будто от потока воздуха. - У нас давно нет сигарет, поэтому никто не курит. Там сильная вытяжка, осторожнее, прикуривайте снаружи.
        - Конечно, - сказал Люк обрадованно.
        Он, докуривая уже вторую сигарету, обошел кругом помещение, действительно похожее на трубу: по белым стенам в полу и потолке были прорезаны отверстия, по которым воздух и поднимался вверх. Дым улетал в них мгновенно.
        У входа раздались шаги; солдат, принесший воду, помялся и попросил у герцога покурить. Через несколько секунд подошел второй, а когда в проеме появился барон, переодевшийся и посвежевший, Люк, раздавший уже всю пачку, стоял среди пары десятков бойцов, отвечая на вопросы и вместе с ними хохоча над грубоватыми военными шуточками. Увидев командира, солдаты притихли.
        - Для меня найдется сигарета? - спросил барон Альфред спокойно. Люк развел руками - у него самого оставалось затяжки на три.
        - Возьмите у меня, командир, если не побрезгуете, - проговорил грузный пожилой боец, предлагая сигарету, выкуренную на треть.
        - Спасибо, - барон протянул руку, солдаты заулыбались, расслабились, и еще с минуту в курилке стоял дружественный гомон и смех.
        Подземный дом княгини Форштадтской находился на втором уровне, среди почти одинаковых домиков-пещер на главной широкой «улице». Им открыл дворецкий, почтительно поклонился барону.
        «Как хозяину», - отметил Люк.
        - Где госпожа Диана, М?тти? - поинтересовался Дьерштелохт.
        - Ждет вас в столовой, господин барон.
        Столовая выглядела изнутри как обычная столовая обычного наземного дома: с люстрой под потолком, обоями в цветочек, сервантами по стенам, камином и тяжелым, уже накрытым столом посередине. Княгиня, такая же крепко сбитая, как и раньше, но немного бледная, с неуловимо повзрослевшим лицом и аккуратно уложенными рыжими волосами, с радостью поднялась из-за стола им навстречу. Протянула руки Люку, и он учтиво сжал их, поднес одну к губам.
        - Прекрасно выглядите, ваше сиятельство. Очень рад нашей встрече.
        - И я, - сказала она искренне, чуть порозовев. - Нам говорили, что вы погибли.
        - Я просто был сильно ранен, - скромно пояснил Дармоншир, - и долго не мог добраться к своим. Ничего интересного, поверьте.
        Наверное, переусердствовал с равнодушием - Дьерштелохт взглянул на него с сомнением. А княгиня, ничего не заметив, просияла:
        - Как хорошо, что все обошлось! Садитесь же за стол, герцог, вы наверняка проголодались. Альфред, - она повернулась к барону, коснулась его плеча, и тот прижал ее ладонь к груди. - Все в порядке?
        - Все прошло хорошо, Диана, - ответил он мягко, шагнул к ней, склоняясь, и княгиня на мгновение прильнула к нему, целуя в изуродованную щеку.
        Люк деликатно опустил глаза к говядине в зеленом горошке и не поднимал их, пока все не разместились за столом.
        - При отступлении из дворца лорд Розенфорд был так любезен, что не оставил нас с братом и других заключенных в камерах, - рассказывал Дьерштелохт. - Нас под конвоем вывезли вместе с сотрудниками Управления безопасности, и мы присоединились к отступающей армии. Но армия за какую-то неделю была уничтожена. Розенфорд в одном из последних боев приказал выдать нам оружие и разрешил встать в строй. Его убили, наш отряд тоже был разбит. Мы с Фридо попали в плен, - его изуродованное шрамами лицо дернулось, - но через несколько дней нам удалось отбить оружие и бежать. Фридо погиб, прикрывая меня. Мне же удалось добраться до Рудлога, и вдоль границы я дошел до Форштадта. Диана уже готовилась к войне, но иномиряне появились у княжества на неделю позднее меня. Мы успели организовать оборону.
        - Мы думали, здесь командует ваш отец, старый князь, - сказал Люк княгине, отдавая должное той самой говядине.
        Лицо леди Дианы помрачнело.
        - Отец не успел до нас добраться. Он выслал к нам жену с моим младшим братом, а сам с небольшим отрядом и министрами встречал иномирян у границы… хотел договориться, соблюсти нейтралитет, чтобы княжество не трогали, - она встретила недоумевающий взгляд Люка и пожала плечами. - Я была против, но разве он слушал меня? Отец всегда умел торговаться. И если мой дед и предки до него привыкли к войне, отстаивая княжество, то он ценил мир и не стеснялся продаться кому угодно ради него. И продать кого угодно, - горько добавила она. - Я не могу его судить: деда убили в последней стычке Инляндии с Блакорией за Форштадт. Страх войны всегда витал над нами. Но попытка договориться не уберегла ни моего отца, ни княжество. Его голову с прибитым ко лбу требованием сдаваться сбросили к дворцу, когда до вступления иномирян в Мьелнхольн оставалось три дня.
        - Сочувствую, - проговорил Люк.
        - Ничего, - жестко сказала леди Диана, бледнея еще сильнее. - Он получил, что заслуживал. А мы теперь выходим из укрытий и даем иномирянам то, что заслуживают они.
        - Вы изменились, ваше сиятельство, - с сочувствием отметил Дармоншир. - Видимо, вам нелегко пришлось.
        Барон Альфред бросил на него предупреждающий взгляд.
        - Вы тоже, не так ли? - печально улыбнулась княгиня. - Нам всем пришлось измениться, стать сильнее… и умнее. Да, было нелегко, но моему народу, к счастью, повезло чуть больше, чем остальным инляндцам. Форштадт - это земля шахтеров, герцог. Здесь взрывчатки всегда было больше, чем во всей остальной Инляндии, и каждый человек, исключая младенцев, хоть раз держал в руках кирку. У нас уже были уровни, которые нас защищают.
        - Но как они появились? - заинтересовался Люк. - Как вообще кому-то из ваших предков пришла идея осваивать выработки?
        Ее сиятельство, едва успев за живым разговором положить в рот кусок, с достоинством прожевала его и спросила с горечью:
        - Вы ведь наверняка видели наши опалы, герцог?
        - Конечно, - подтвердил Люк. - Даже увез в прошлый раз пару горстей.
        - А теперь представьте, что в нашей земле, в стенах пещер, - она изящно повела вилкой по сторонам, - под нами и над нами находится в миллионы раз больше камней. Разве вы не изучали историю? Не знаете, какой мы лакомый кусок для соседей, герцог? Форштадтцы с открытия тут опалового месторождения почти тысячу лет живут между молотом и наковальней, между Блакорией и Инляндией, и привыкли прятаться и защищать свою землю. Старые шахты и подземные пещеры были приспособлены под жизнь очень давно. И постоянно использовались. Ведь, бывало, только заканчивалась одна стычка, и начиналась другая. Дрались за наши камни сначала Гёттенхольды с Инландерами, потом Блакори с Инландерами, даром что дети одного бога, а больше всего страдали форштадтцы. Последняя война была при Луциусе Первом, и более-менее крепкий мир наступил только после помолвки принцессы Магдалены с наследником престола. Они тогда были совсем детьми… Но я отвлеклась. Как видите, нам оставалось только расконсервировать уровни и перенести сюда все необходимое для жизни и сопротивления.
        Слуга в аккуратной ливрее неслышно вошел в столовую, и собеседники замолчали, пока он менял тарелки на чистые, десертные, и ставил на стол яблочный пирог, простой, но с любовью украшенный завитушками теста. Несмотря на очевидную ограниченность продуктов, видно было, что слуги стараются поддерживать привычный хозяйке комфорт.
        - Я поражен увиденным, - признался Люк, когда слуга разложил пирог по тарелкам и вышел. - Не мог себе даже представить, что на Туре существует что-то подобное. Однако, как вы понимаете, я не просто так прилетел. Нашему командованию необходимо понимать, сможете ли вы поддержать наступление дармонширцев со своей стороны.
        Леди Диана взволнованно взглянула на барона Альфреда.
        - Нет, Дармоншир, - хмуро ответил он за нее. - Мы с вами пообщаемся после обеда в присутствии командиров наших подразделений: надо обменяться сведениями и планами, подумать, как наладить связь. Думаю, вы поймете, насколько ограничены наши силы. А пока скажу кратко: мы не способны поддерживать широкий фронт. Для форштадтцев массовый выход на поверхность означает смерть. Нам доступны только внезапные нападения и диверсии, уничтожение малых отрядов иномирян. Все, что мы можем, - продолжать их сдерживать здесь, в Форштадте.
        - Но сможете ли вы продержаться, если сюда придут захватчики и из Блакории? - немного разочарованно спросил Люк. Он все равно надеялся, что помощь окажется более существенной. - Ведь, насколько мне известно, остатки блакорийской армии отступают в Рудлог, и вы остались без прикрытия с той стороны.
        Дьерштелохт положил руку на стол, рядом с ладонью княгини, и словно невзначай коснулся ее мизинцем. Ее сиятельство слегка покраснела.
        Люк невозмутимо подцепил серебряной вилочкой кусок яблочной начинки и поднес его ко рту. Ему хотелось верить, что в своих играх с Мариной он не выглядел со стороны таким же идиотом.
        - Мы подготовили десятки минных полей вдоль границы, - проговорил барон, не отнимая руки. - Пока враги дойдут до Мьелнхольна, они потеряют множество людей. Им проще будет обойти нас через соседнее графство.
        - Даже если они дойдут сюда, мы можем жить на уровнях годами, - поддержала его леди Диана. - Мы здесь защищенней, чем в самой лучшей крепости, герцог. Инсектоиды в штольни не пролезут, слишком узко для них. Да и на случай обнаружения иномирянами тайных проходов есть автоматические заслоны и магические ловушки.
        - А если они победят и захватят Туру? - спросил Люк чуть шипяще. - Если они пришли навсегда? Подчинитесь им?
        - Дармоншир! - остановил его барон глухим от ярости голосом.
        Княгиня на миг опустила глаза, но тут же подняла их и, не таясь более, успокаивающе накрыла ладонь барона своей. Лицо ее от волнения покрылось красными пятнами.
        - Что вы хотите услышать от меня, лорд Лукас? - спросила она, стараясь говорить твердо. - Вы же сами мне сказали, что гены не спрячешь, помните? Что, раз у меня за спиной Форштадт, ради него можно простить себе все: и хитрость, и подлость. Я дочь своего отца, вы это хотели услышать? Если иномиряне захватят мир, мне придется договариваться. И я постараюсь выторговать как можно больше жизней моих людей. Но, пока этого не произошло, мы будем очищать от врагов свою землю. И я, - она крепче сжала руку барона, - благодарю богов за то, что Альфред вернулся в Форштадт. Без него сопротивление было бы невозможно.
        Да, мечтательная и тихая пианистка, когда-то готовая слепо поверить любому, кто отнесется к ней со вниманием и симпатией, осталась в прошлом.
        - Простите, леди Диана. Я задал вопрос не для того, чтобы упрекнуть вас, - примиряюще проговорил Люк. - И вы, барон, не смотрите на меня волком, я не желал расстраивать ее сиятельство. Я сам часто спрашиваю себя о том, что делать, если мы проиграем, и не знаю ответа, кроме того, что нужно не допустить этого. Нужно загонять иномирян обратно в их мир. И то, что вы стоите волнорезом на пути у блакорийской армии иномирян и оттягиваете на себя часть их инляндских подразделений, уже много. Простите, - повторил он. - Я нашел здесь больше, чем мог надеяться. Ваши уровни меня действительно поразили.
        Княгиня все еще обеспокоенно смотрела на него.
        - Но я ведь могу рассчитывать, что вы никогда не используете это во вред Форштадту? - проговорила она настороженно. - И не будете распространяться о том, что увидели здесь, а остановитесь на известных всем сведениях про торговый уровень под столицей? Альфред привел вас сюда, значит, он за вас поручился, да и я знаю вас как человека доброго… но я больше не могу говорить только за себя. Я теперь ответственна за Форштадт и вынуждена взять с вас обещание молчать. Слишком много войн из-за чужой жадности мы пережили.
        - Даю слово, что никто и никогда не узнает от меня о том, что система уровней куда больше торгового, - удивленно ответил Люк. - Но из-за чего вам опасаться меня, ваше сиятельство? Мои земли на другом конце Инляндии, и признаться, мне и их много. Это уж не говоря о том, что сейчас война и мы с вами союзники.
        Княгиня печально покачала головой.
        - Война закончится так или иначе, и если удастся изгнать иномирян, наступят совсем другие времена. И, возможно, вы уже будете смотреть на Форштадт не с герцогского трона, лорд Лукас. В Лаунвайте корона ждет сильнейшего по крови, а я на себе испытала, что власть меняет людей. А Форштадт на себе испытал, что значит быть маленьким княжеством во власти сильных государей.
        Люк угрюмо попытался подцепить еще один кусочек яблока. Разговоры о короне его нервировали - ощущал он при этом какую-то обреченность.
        - Я был в третьей сотне списка наследования, ваше сиятельство, - настойчиво сказал он, хотя понимал, что это отговорка для самоуспокоения. - А вот в ваших жилах течет кровь трех божественных домов. С Инландерами что вы, что Таммингтоны в куда более близком родстве, чем Дармонширы. Так почему вам стоит опасаться меня, а не мне - вас? Ваша кровь, полагаю, куда ближе к трону, чем моя.
        Княгиня улыбнулась, чуть расслабившись.
        - Потому что мои предки всегда меньше дорожили силой крови, чем деньгами, землями или верностью, герцог. Да, в моих предках Инландеры, Блакори, Гёттенхольды, но князья Форштадтские никогда не гнушались разбавить кровь, женившись на дочери влиятельного купца-простолюдина или выдав княжну за верного соратника, чья кровь менее сильна, чем ее, но который был бы хорошим князем. Но даже не в этом дело. Не забывайте, что я была женой одного из Инландеров и несколько раз видела Луциуса в обороте. Если вы единственный, кто может сейчас оборачиваться в родовую форму Белых королей, то очевидно, кого выберет корона.
        Она почти в точности повторила слова царицы Иппоталии, которые та сказала ему, когда он прилетал за помощью, и Люк поморщился.
        - А как дела у Таммингтона, вам неизвестно? - сменил он тему, раскрошив пирог почти в труху. - Как продержались вы, я понял, а о лорде Роберте знаю только то, что он тоже успешно организовал оборону. Мы первое время сообщались с помощью листолетов по морю, но когда иномиряне захватили побережье, пришлось это прекратить.
        - В Блакории Таммингтон иногда называют Эльдорфеншт?пф, Нефтяным Болотом, - ответил вместо княгини Дьерштелохт. - Вот и весь секрет. В нем больше болот, чем даже где-либо в Блакории, и местные прекрасно эти болота знают, а враги - нет. Автомобильная дорога туда идет только одна, и всех, ступивших на нее, легко расстреливать из леса и уходить по кочкам. Когда мы общались с герцогом Таммингтоном, он говорил, что они подожгли торф для снижения видимости, а против раньяров используют нефтяные самодельные коктейли. Но последние недели связи у нас нет, и что там творится, мы не знаем.
        - Я постараюсь передать вам весточку о нем через Рудлог, - пообещал Люк. Посмотрел на останки пирога с сожалением, допил чай. - Благодарю за обед, ваше сиятельство, но, увы, приходится торопиться. Простите, я надеюсь, у нас после окончания войны будет достаточно времени на приятное общение.
        - Я все понимаю, - улыбнулась княгиня. Поднялась, встали и мужчины. - Альфред, оставь нас на пару слов, - попросила она.
        Барон чуть склонил голову.
        - Я прикажу командирам отрядов собраться в комендатуре, - проговорил он, предупреждающе взглянув на Люка, и вышел.
        Диана проводила его слабой улыбкой. Подошла к окну, сжала руки. Видно было, что она волнуется.
        Люк выжидательно молчал.
        - Я хотела отдельно поблагодарить вас за ваши советы, герцог, - сказала она, разглядывая кипящую на подземной улице жизнь. - Тогда, зимой, вы напомнили мне, кто я есть. Как видите, - княгиня, обернувшись, бросила взгляд на захлопнувшуюся дверь, - я продолжаю им следовать. На днях в Форштадте появится новый князь. Мы поженимся. Люди знают Альфреда и примут его.
        - Вы счастливы, княгиня? - мягко осведомился Люк. Он с прошлой встречи питал к Диане симпатию, как к любому беззащитному существу, и, хотя роль поверенного в сердечных делах его в равной степени смущала и веселила, он бы ни за что ей не показал этого.
        - Конечно, - без сомнения откликнулась она, снова глядя в окно. - Альфред мог уйти в Рудлог и отсидеться там в безопасности. Он служил моему мужу, а не мне, и после смерти Лоуренса его ничего не связывало с Форштадтом. Но он пришел защищать меня. Ничего не требуя взамен. Если бы не он, сопротивления долго бы не было, мы бы прятались тут, как мыши, пока иномиряне грабят наши дома. Вы спрашиваете, счастлива ли я? Конечно, - повторила она. - Несмотря на войну. Впервые рядом со мной мужчина, который смотрит на меня так, будто прекраснее ничего нет на Туре.
        - Это хорошо, - настороженно пробормотал герцог, не ожидавший настолько глубокого погружения в чужие отношения.
        - И раньше, при Лоуренсе, он всегда помогал мне, - продолжала княгиня чуть печально. - Уводил мужа, когда тот начинал говорить… всякое. Держал его от меня подальше. Мы редко оставались наедине, а когда и оставались, Альфред больше молчал. Я замечала его взгляды, но считала, придумываю себе… мне так хотелось, чтобы кто-то полюбил меня, но я не верила, что это может случиться. А однажды я увидела, как он остановился под окном и слушал, как я играю… и потом, уже здесь, он объяснился… - она словно очнулась, вскинув голову, покосилась через плечо. - Вам, наверное, все это кажется ужасно смешным и глупым, герцог?
        - Раньше бы показалось, - честно признался Люк. - Но не сейчас, нет. Так зачем вы мне это рассказываете, Диана?
        Она помолчала.
        - Я понимаю, что отнимаю ваше время. Простите, лорд Лукас. Но у меня нет ни матери, ни подруг. Мне не у кого спросить совета, а вы уже один раз помогли мне. Возможно, мне нужно ваше благословение, герцог. Я полюбила Альфреда, полюбила всей душой, уже здесь, во время войны. Но я всю жизнь находилась во власти мужчин, которые воспринимали меня как пустое место. Лоуренс, отец, король Луциус… Я привита от излишней доверчивости. И мне больно от того, что я думаю: действительно ли я нужна ему, или ему нужна власть? Пришел ли он сюда за мной или за княжеской короной? Я не хочу об этом думать, но думаю!
        - Это лишь показывает, что вы повзрослели, - усмехнулся Дармоншир. Он впервые ощутил себя в роли наставника и до ужаса сочувствовал Луциусу. - Несколькими месяцами ранее вы доверились безоговорочно мне, хотя знали всего несколько дней. А ведь как раз мне не стоило доверять. Я хотел использовать вас, Диана.
        Княгиня вновь повернулась и расстроенно смотрела на него.
        - Вы уверены, что вам действительно нужно хоть чье-либо благословение? - нехотя поинтересовался Люк. - Мне казалось, здесь я увидел человека, который способен взять любую ответственность на себя.
        - Возможно, я не способна, - горько проговорила леди Диана, рассматривая кольцо - видимо, помолвочное. - Просто музицировать и плыть по течению куда проще, лорд Лукас.
        - В этом мы с вами похожи, - пробормотал Люк, и сочувствуя собеседнице, и уже начиная тяготиться этим разговором. Он привык двигаться и сейчас ощущал себя словно зависшим в киселе. Нужно было выбираться на воздух. - Диана, - продолжил он нетерпеливо, - вы ведь спрашиваете меня не о том, любит ли вас барон. А о том, как перестать сомневаться в тех, кто рядом. Ответ - никак. Мужчины иногда, со временем, действительно начинают любить власть больше своих женщин. Но вы можете подстраховаться. Не давайте мужу власти больше, чем оставите себе. Всегда имейте рядом верных людей помимо него.
        - Но если бы Альфред хотел власти, - вдруг задумчиво проговорила княгиня, - он легко бы мог взять ее при Лоуренсе, просто встав за его спиной. Муж был вечно пьян и был бы только рад, если бы кто-то снял с него даже те нехитрые обязанности, от выполнения которых он не мог уклониться.
        - Вот видите, - галантно похвалил Люк, - вы сами себе ответили на все вопросы. Ответьте мне еще на один.
        - Да, герцог?
        - Кто кому сделал предложение?
        Она почти торжествующе подняла подбородок.
        - Я ему, лорд Лукас. Он ни намеком не пытался меня подтолкнуть к этому.
        - Тогда зачем был нужен вам я и этот разговор? - усмехнулся Люк.
        Княгиня качнула головой. Глаза ее блестели, будто она решила сложнейшую задачу.
        - Не скажите, герцог. Как жаль, что раньше рядом со мной не было кого-то такого же, как вы.
        - Поверьте, вам, наоборот, повезло, - заверил Люк совершенно искренне.
        С княгиней они распрощались как добрые друзья, хотя его светлость и уносил в душе знатную толику изумления от роли дуэньи. И после совещания и договоренностей барон Альфред, проводив Люка на поверхность уже через другой выход, куда дальше от города, на прощание вдруг крепко пожал ему руку и нехотя проговорил:
        - Спасибо.
        - Прослушивали? - догадался его светлость весело.
        Дьерштелохт хмыкнул и крепче стиснул ему руку.
        До герцогства Таммингтон Люк долетел уже к закату, мрачно размышляя, что если общение с лордом Робертом так же затянется, то к Марине он вернется только утром. А завтра уже нужно присоединяться к дармонширским войскам, самое позднее - послезавтра, и то, нужно согласовать это с Майлзом…
        Но никакого общения с милейшим герцогом не вышло. Сначала в сумерках Люк увидел пустые сгоревшие деревни и дымящиеяся торфяники, затем, издалека - гигантский столб дыма у моря, и понесся быстрее, словно мог успеть предотвратить беду.
        Замок Таммингтона, расположенный на скалистом берегу, который выдавался из болот в море, был цел. И в темноте казался живым, шевелящимся из-за десятков облепивших его раньяров.
        Герцогство Таммингтон пало.
        На площади перед замком горел гигантский костер, сложенный из странных кривых деревьев. Сильно воняло паленым мясом, кровью, муравьиной кислотой, давнишним человеческим потом. Вокруг суетились сотни, а то и тысячи иномирян: кто-то пил, кто-то справлял нужду, кто-то спал у стен, кто-то следил, как инсектоиды в наспех сколоченном огромном загоне за дворцом, прямо на клумбах и розарии, жрут тела людей. Трупов там было очень много, так много, что сотни охонгов равнодушно и сыто лежали на противоположном конце загона, да и раньяры, облепившие дворец, не дергались из-за кровяной вони.
        Из дворца сплошным потоком выносили вещи, драгоценности, складывали в повозки. Вынесли и несколько тел, судя по одежде - слуг и бойцов, но потащили не к инсектоидам - к костру.
        И Люк, замерев над огнем, понял, что странные скрюченные головешки - это трупы, переложенные деревом, разбитой мебелью, дверями. Многие десятки трупов.
        Сердце кольнуло, заболело. Змей, зашипев от совершенно черной ярости, сожаления, от невыносимого чувства вины: ведь если бы полетел сначала сюда, мог бы успеть, мог бы помочь! - сам не заметил, как обернулся ветром. И, нырнув в распахнутые двери, пронесся, сметая все на пути, по залитым кровью коридорам, этажам, покоям дворца Таммингтона.
        Живых, кроме иномирян, внутри не оказалось. Останки лорда Таммингтона, по всей видимости, либо догорали в костре, либо были отправлены на корм инсектоидам.
        Люк вырвался из дворца, выбив крышу изнутри, завыл, заорал от злости, закружил, набирая невиданную мощь, и в течение получаса, не ощущая ничего, не щадя никого, крушил и сминал все вокруг, ломая иномирян, инсектоидов, деревья, смешивая их с землей, пылающими угольями костра и трупами побежденных таммингтонцев. Он бесился бы и дальше, если бы поток, в который он превратился, не снесло вдруг огромным воздушным тараном, перебросив и через замок, и через скалистый мыс прямо в холодное апрельское море.
        Черная вода остудила его, заставив собраться в змеиную форму, поглотила, потянула ко дну, поднимающемуся навстречу острыми скалами. Благо, было неглубоко, и Люк, оттолкнувшись от скользких камней, некоторое время приходил в себя, перевернувшись животом вверх и глядя сквозь толщу воды в серо-алое небо, где завис змееветер с сияющими глазами.
        Люк был совершенно опустошен и выжат. Ему казалось, что он весь пропитался кровью, гарью и муравьиной кислотой.
        Он вяло шевельнул лапами и всплыл на поверхность. Попытался взлететь, но тело было слабым, крылья не слушались, да и мысли текли неохотно, словно он засыпал. Хотя почему «словно»?
        - Не с-с-с-с-спатьс-с-с! Иначес-с-с неделюс-с-с прос-с-спиш-ш-шь! - рявкнул на него змеедух, пребывающий, кажется, в сильнейшем раздражении.
        Он текуче сделал петлю в воздухе, рванул куда-то на глубину и, пометавшись над морем - в сумерках на фоне заката это выглядело так, будто небо расчертило перламутровыми полосами, - ударил всей массой по поверхности воды где-то в километре от Люка, так, что получился гулкий «бом-м-м-м» и столб воды в полнеба, словно после гигантского взрыва.
        У Люка загудело в голове. Он только успел увидеть через минутку, как стихийный дух что-то подхватывает с поверхности воды, когда волны, поднявшиеся от удара, развернули змея и понесли к берегу, где он и застрял на отмели. Повздыхал и, старательно помогая себе хвостом, потихоньку вылез на мелководье так, что морда оказалась на мокрой гальке. Острые скалы под водой кололи брюхо, остаточные волны от удара то и дело заливали морду по самую змеиную макушку, но дальше он при всем желании двинуться не мог.
        Замок Таммингтон чернел среди переломанного леса. Оттуда не доносилось ни звука: ни человеческого голоса, ни визжания инсектоида, и Люк, переждав волнение, прислушался и принюхался, испытывая тяжелое удовлетворение, смешанное с отвращением и к себе, и к тем, кого он убил. В его вспышке не было смысла, но он вновь не смог справиться с собой: погибших не воскресить, урон нанесен пусть и существенный, но стратегически малозначимый - эти отряды иномирян для Дармоншира пока не представляли опасности. А вот то, что он сейчас заснет и опять подведет всех - представляет. И то, что его огромный соратник потихоньку, по капле иссякает, выручая его после глупостей, хотя силы стихийного помощника нужны будут в боях…
        Со стороны моря раздался гул и странное шлепанье по воде, будто шел крупный дождь. Люк и хотел повернуть башку, да не смог. Поднял смыкающиеся глаза вверх - над ним рассеивался змеедух, обернувшийся смерчем, и перед герцогом с влажными шлепками начали падать крупные рыбины, тысячи оглушенных и неподвижных рыб, погребая его морду под собой. Видимо, огромный помощник захватил в море целый косяк сардин.
        Люк изумленно открыл клюв - но туда завалилась пара тонн рыбы, заставляя судорожно сглотнуть, и дальше змей только ел, ворочая головой влево-вправо и хватая пищу вместе с галькой и морской водой, ел, пока не смог пошевелиться, а затем и встать на лапы. С едой возвращалась сила, и пусть горячая кровь была желанней, а герцогу все еще чудовищно хотелось спать, но теперь он хотя бы мог долететь до небесных потоков стихии и подпитаться там, а значит, продержится и до Дармоншира.
        Люк плеснул хвостом - остатки рыбы унесло в море - и задрал голову. Змеедух сердито реял над ним, напоминая мать-орлицу, кормящую непутевого птенца.
        «С-с-спасибо, - прошипел его светлость с огромной признательностью. Сонливость никуда не ушла, но притаилась где-то под затылком, выжидая, когда сможет взять свое. - За все. Я опять не с-с-справился».
        - Ты научишшшься, - пообещал ему змееветер снисходительно и слегка укоризненно. - Жаль, что нетссс твоего учителяссс в живых, он многое не уссспел тебе объяссснить. А я не человек и во многом не знаю, как тебяссс учить. Но, - добавил он величественно, - я пригляжусссс за тобой, ссссколько сссмогу. Полетели, змеенышшшш, в твое гнезсссдоссс. Погреешшшься о красссную женуссс и поссскореее воссстановишшшься.
        Люк вспомнил о Марине и нетерпеливо переступил передними лапами - так ему захотелось побыстрее к ней, под бок, в ее тепло. Так захотелось, что он замотал башкой и клацнул клювом, только чтобы унять желание тут же лететь в Дармоншир.
        «Нет, - он махнул крыльями и поднялся, - сначала я ос-с-смотрю тут все. Вдруг Таммингтон где-то прячется? Я же увижу его ауру?»
        - Дассс, - ехидно ответил змеедух, - и лучшшше бы ты об этом подумал до ссссрыва в ураганссс. Но тут нетссс твоего собрата, змеенышшш. Я никого из Белых не чувствую вокруг. Лети в гнездоссс.
        Люк медленно, с усилием взмыл в воздух и начал подниматься к небесным потокам, которые должны были его подпитать. Вниз, на владения Таммингтона он старался не смотреть. Ему было тяжело.
        Ведь так же, как замок лорда Роберта, мог бы выглядеть и Вейн, если бы не драконы и Марина с ее огненными птицами. В костре у Вейна могли гореть тела Берни, Леймина, Ирвинса, врачей, бойцов, слуг. Его дом был бы разорен и сожжен, а судьба женщин оказалась бы такой же, как судьба сотен захваченных аристократок. Насилие, рабство или смерть.
        И, конечно, он расслабился рядом с Мариной и почти забыл о войне, хотя его, Люка, солдаты уже месят грязь и терпят походную жизнь, наступая к укреплениям Ренх-сата, и делают это для того, чтобы война не пришла снова к фортам. И к Вейну. С ними идут и берманы, и крошечный, ополовиненный в боях отряд серенитских стрелков под командованием майора Лариди. Идет вдоль берега Инляндии эмиратский флот, готовый высадить несколько тысяч бойцов и поддержать огнем с моря. И Берни уже присоединился к отряду своего форта.
        Поэтому змей сейчас, как бы ему ни хотелось спать, не полетит к Марине, а заглянет сначала к Майлзу. Командующий должен знать, что иномирян теперь ничего не сдерживает с севера, кроме подпольного и точечного сопротивления Форштадта.
        И только потом Люк полетит в Вейн, к жене. Чтобы попрощаться с ней и с родными.
        Глава 3
        Вечер того же дня, Марина
        Мы ужинали в тесном семейном кругу: я, леди Лотта и Маргарета. Берни, поправившись, отбыл в армию, хотя мы и просили его остаться, пока Люк здесь.
        - Я не хочу пользоваться своим именем, - упорно отвечал Кембритч-младший на все наши уговоры.
        Не уговаривал Бернарда только Люк - он, хлопнув его по плечу, попросил не попасться под лапу инсектоида хотя бы пару дней, пока старшего брата не будет рядом, и они оба захохотали под нашими укоризненными взорами.
        Мужчины иногда - совершенно бесчувственные чурбаны. И юмор у них дурацкий.
        Люк обещал вернуться к ночи и просил не ждать его на ужин. Солнце еще только клонилось к закату, но я все равно то и дело бросала взгляды в окно. День был жарким, окна - распахнутыми, и мне очень хотелось, чтобы над морем мелькнул силуэт моего змея.
        Потому что каждый раз, когда он улетал, я места себе не находила от тревоги. И не представляла, как выживу, когда он снова вернется в армию.
        Леди Шарлотта и Рита тоже поворачивались к окну, и поэтому разговор не клеился. Хотя я очень старалась их приободрить и рассказывала, как прошел вчерашний полет Люка в Виндерс.
        Муж слетал своими глазами увидеть, как дела в столице герцогства, встретиться с высшими чинами, в том числе с Майки Доулсоном. Вернувшись поздно вечером и ополаскиваясь в душе, Люк с иронией сообщил, что в Майки, оказывается, скрывался тиран и государственный деятель.
        Я слушала хрипловатый голос супруга, прислонившись к стене и глядя на его сухощавое тело, по которому текла пена, на кривую улыбку и странные светлые глаза, к которым никак не могла привыкнуть. Приходилось делать усилие, чтобы понимать, о чем он говорит.
        - Майки навел такого страха на местных дворян, из тех, кто еще не сбежал в Рудлог или Пески, что там теперь тишь да гладь, - говорил Люк, отфыркиваясь. - Все озаботились благотворительностью: кто обеды горячие предоставляет, кто больницам помогает. Бывший мэр и несколько десятков подельников сидят в тюрьме, так Майки и их пристроил к делу: когда прошла информация, что я жив, пообещал замолвить передо мной слово, если добровольно, без расследований, сдадут тайные счета и недвижимость. Не знаю, все ли сдали, но казна пополнилась значительно. Сейчас сидят по камерам и сортируют пайки для бедных. - Он смыл пену с головы, на которой уже стала пробиваться черная щетина, и попросил нетерпеливо: - Детка, иди уже ко мне.
        О последнем я, разумеется, на ужине умолчала, хотя вряд ли для родных оставалось секретом, чем мы занимаемся ночами. Полагаю, из-за теплого апреля и открытых окон весь замок был в курсе. Мы с Люком очень старались следовать завету доктора Кастера «без фанатизма», но фанатизм этот заглушить было крайне сложно.
        - Мы же с тобой разумные люди, - пробормотал муж вчера, когда мы лежали, обнявшись, и наши разгоряченные тела овевал воздух из окон.
        - С каких это пор? - удивилась я и пощекотала его ниже пупка. Он тяжело задышал, укоризненно взглянул на меня - и я засмеялась. И улыбалась все то время, пока Люк, уже распалившись, целовал мое тело, спускаясь все ниже.
        Так безмятежна и счастлива я была только в Эмиратах, когда мы могли любить друг друга, не думая ни о чем. Хотя нет, сейчас все было острее и иначе. Эти дни, несмотря на войну вокруг, стали для нас настоящим медовым месяцем. И не только из-за секса. Пару раз мы так выматывались днем, что подушка становилась милее всего на свете, но спать рядом было не меньшим удовольствием, чем заниматься любовью.
        Прохладные, словно мятные, волны от брачного браслета теперь ощущались постоянно: видимо, артефакт от нашего с Люком сближения заработал вовсю, и заставил меня забыть и о токсикозе, и о слабости. Только живот, казалось, становился больше с каждым днем, но у меня нигде не болело, не тянуло, и чувствовала я себя лучше, чем до беременности.
        - Люк сказал, что застал Майки в нашем доме, в Виндерсе, - сказала я рассеянно леди Лотте и Рите, снова бросив взгляд в окно. - И что бедняга Доулсон-младший чуть в обморок от счастья не упал, когда увидел его. Ну, или от смущения. Майки навещает детей Софи.
        - Тебя это тревожит? - деликатно поинтересовалась леди Шарлотта.
        Я пожала плечами, задумавшись.
        - Нет, забавно просто.
        - Он в нее втрескался, - сообщила Рита, - и так пытается ухаживать. Вот увидишь, она еще станет женой мэра Виндерса!
        - И Виндерс этого вполне заслуживает, - проворчала я с иронией, представляя, как будут воротить носы тамошние аристократки от бывшей содержанки. - В любом случае, дело благое. Майки умница, я не прогадала, когда просила его заняться делами столицы.
        - Умница, - согласилась свекровь. - Я поняла, что из него будет толк, еще когда он мне помогал организовывать первый герцогский бал Люка.
        Мы болтали, а солнце клонилось к горизонту, и чем ниже оно опускалось, тем сильнее росла во мне тревога. Люк сказал «вернусь к ночи». До ночи было еще часа три, и, хотя он все это время прилетал очень поздно, я к концу каждого дня сходила с ума: слишком свежи еще были воспоминания о сгоревшем листолете, похоронах и бесцветной жизни после. Поэтому я попросила доктора Кастера ставить меня вечерами на процедуры, чтобы некогда было паниковать.
        За окном раздались голоса, хлопанье дверей, и мы насторожились. Я подбежала к подоконнику, выглянула - на улицу спешно выносили носилки, выходили санитары. Неужели где-то уже начались бои?
        Над лесом на фоне темного моря появился листолет, за ним еще один: большие, боевые, выкрашенные в оранжевые эмиратские цвета.
        Мы переглянулись и, не говоря ни слова, бросились вниз.
        По лестнице, обгоняя нас, в лазарет спускались драконы. Листолеты, приземлившись на поляну перед замком, открыли двери, вытянули трапы. К ним уже подбежали санитары с носилками - и начали выносить раненых, много раненых. На сортировку у обоих трапов встали наши виталисты, определяя характер ранений и срочность операций, рядом с ними медсестры заполняли карточки. Леди Лотта осталась у входа, а мы с Ритой, подбежав к листолетам, перехватили заполнение диагнозов: в операционных медсестры были нужнее, а меня доктор Кастер больше помогать не допускал.
        - Откуда они? - спросила я у Росса, записав за ним результаты сканирования и прикрепляя листок к изголовью носилок. «Ожоги, перелом, огнестрельное ранение». Боец был в стазисе, и санитары аккуратно понесли его к Вейну.
        Ольвер не ответил, вытянув руки к следующему: тоже в стазисе, молодой, но со страшными ожогами на лице, с маленькими стеклышками, торчащими из щеки под глазом, с вывернутой ногой. Я приготовилась записывать, когда из-за спины раздался изумленный возглас Риты. Оглянулась - она шагах в двадцати от нас, у трапа второго листолета прикрепляла карточку к изголовью своего пациента, да так и застыла, глядя на бойца, лежащего передо мной.
        - Это же герцог Таммингтон! - крикнула она мне. - Таммингтон!
        - Проникающая рана живота, сотрясение мозга… - говорил Росс, и я поспешно стала записывать, то косясь на молодого герцога, то оглядываясь на Риту. Она продолжала работать, но видно было, что прислушивается к нам изо всех сил и что ей хочется поменяться со мной местами.
        - Роговицы обоих глаз и веки повреждены осколками стекла или пластика, ожог кожи лица и рук…
        Таммингтон. Туда сегодня должен был добраться Люк. Страх бил по телу, сердце колотилось, сорвавшись в пляс, и я, заполняя карточку, поглядывала в большой трюм листолета - там, вокруг лежащих на полу раненых, тоже суетились санитары и помогающие им военные в форме объединенной эмиратской армии.
        Расспрашивать не время. Потом. Потом.
        Герцога унесли, а наш конвейер продолжал работать. Среди раненых было и несколько женщин, молодых и пожилых, не военных, но в основном из листолета появлялись мужчины. Кого-то из раненых выводили - этих можно было осмотреть позже, - кого-то грузили на носилки. Часть тяжелых находились в стазисе.
        Мимо, успев улыбнуться мне и придерживая на плече сложенные носилки, скользнула в трюм Таисия, жена Энтери. Я, продолжая записывать, снова взглянула в потемневшее небо.
        «Люк ведь должен был сначала лететь в Форштадт. И говорил, что попадет в Таммингтон самое раннее после обеда. А от герцогства до Дармоншира даже на листолете не меньше восьми часов… нет, больше, больше! Значит… значит… если он добрался до Таммингтона, герцога он в любом случае не застал…»
        Мысли сбивались, и я сосредоточилась на работе, загоняя панику внутрь. Подошел Леймин с несколькими своими сотрудниками - они о чем-то беседовали с эмиратскими офицерами. Я улавливала только обрывки разговора - не до подслушивания было. Подходила и леди Лотта, предложив эмиратцам ужин: главный согласился, но решил подождать, когда закончится передача раненых. А пока попросил принести воды для мытья полов и антисептик.
        Солнце село окончательно, с моря в темноте подул ветерок, охлаждая наши разгоряченные лица, и командиры листолетов приказали включить посадочные фары, чтобы мы могли продолжать работу.
        Лежачие и тяжело раненые закончились, пришел черед легких. На втором этаже уже сияли окна операционных: отсюда можно было разглядеть только высоких драконов, ассистирующих нашим хирургам как виталисты. С первого этажа слышался шум, голоса: несложных раненых нужно было разместить, накормить, вымыть, обработать порезы, ожоги и ушибы.
        - Последний! - гулко крикнул один из наших санитаров из большого трюма, выводя пожилого и крупного сержанта, который шагал грузно, но довольно уверенно. За их спинами эмиратцы вымывали трюм от крови, обрабатывали лавки антисептиком.
        - Ожог кистей рук второй степени, обезвоживание, предынфарктное состояние… сердце я успокоил, но нужна терапия… - Росс говорил медленно: лицо его было бледным, глаза покрасневшими. Шутка ли - тридцать семь сканирований за… я, дописав карточку, приколола ее к кителю пациента и поглядела на часы. Полтора часа прошло. Всего полтора часа.
        - Благодарю, - сержант с облегчением потянулся обожженной ладонью к сердцу, но тут же поморщился, опустил ее.
        - Сейчас вам обработают руки, - пообещал виталист и взглянул на меня. - Ему бы сразу под капельницу. Регидрация, глюкоза…
        Я посмотрела в небо, оглянулась к Рите - она еще заполняла карточки, и в ее листолете, по всей видимости, раненых было больше, чем у нас, - и кивнула.
        - Я сейчас сама все сделаю, Росс. Отдохни.
        В холле было шумно и суетно: процедурные были все заняты, поэтому легкие раны обрабатывались прямо здесь, внизу. Большинство старых пациентов были уже выписаны, инвентарь спрятан за ненадобностью, и теперь санитары вывозили из кладовых стойки под капельницы, тележки для лекарств и перевязочных материалов, медсестры разбирали уж несколько дней как не открывавшийся запасной шкафчик с медикаментами. Из кухни слышалось звяканье кастрюль: повара спешно готовили на почти восемь десятков новых пациентов.
        Сержант, которому я, срезав китель и рубашку, обтерла торс махровой рукавицей, смачивая ее в тазу с теплой водой, а кисти обработала спреем, уже лежал на застеленной клеенкой койке с капельницей для регидрации и восстановления сердечной деятельности. Я, освободив подопечного от ботинок и аккуратно накинув длинную и свободную медицинскую рубаху, осторожно поинтересовалась, как таммингтонцы оказались на бортах эмиратских листолетов. И не встретили ли они где-нибудь моего мужа, герцога Дармоншира: он должен был сегодня навестить герцога Таммингтона.
        - Нет, госпожа герцогиня, - степенно и чуть сонно отвечал военный, - да мы и не могли его встретить, выходит. Мы ведь из замка отступили еще вчера ночью, через подземный ход, когда иномиряне захватили столицу, перемололи наши отряды и прорвались к нам. И, стыдно сказать, но благо, что герцог наш на тот момент уже без сознания был, иначе не разрешил бы бежать, и всех нас там бы вырезали. Лорду Роберту ведь еще два дня назад на болоте одна из этих тварей летучих ногу раздробила. Еле отбили, стрекозу сожгли, дотянули его светлость до замка. Уже тогда просили его отступить, а он ни в какую - приказал обезболить переломы и до последнего готовил оборону. Ждал, что наши отряды в болотах иномирян как раньше потопят. Не потопили, видишь ты… через день уже к нам враги вышли, а за ними и рой налетел.
        Он завздыхал, и я, раскрыв ширму, заслоняющую койку от соседей, принялась срезать с него брюки и белье под рубахой. Нужно было провести обработку тела целиком, пока нет возможности полноценно вымыть.
        - Да куда уж сами-то, госпожа, - запротестовал сержант, приподнимаясь на локтях.
        - Спокойно, - сказала я, аккуратно, но настойчиво укладывая его обратно, - я, знаете, сколько таких бойцов, как вы, изнутри во время операций видела? Думаете, после потрохов меня можно чем-то смутить? Полежите, потерпите, не маленький. Если все хорошо пойдет, завтра уже полноценно и самостоятельно сможете принять душ.
        Он снова завздыхал, но к тому времени, когда я вернулась с тазом, сменив воду, видимо, смирился. Но поглядывал мученически.
        - А ожоги у герцога откуда? - чтобы отвлечь, спросила я, продолжая процедуру.
        - Так вчера ведь, - ответил он, - когда оборонялись уже в замке, в руках лорда Роберта горючий коктейль взорвался. Ровно когда герцог, лежа на лестничной площадке, сверху врагов ими забрасывал. Хорошо, маг с нами был, быстро потушили. Вот, - он пошевелил кистями, - это я рядом был, сбить огонь попытался. Но нефть ведь так не потушишь, она и на коже горит, и на одежде. Благо, у лорда броня была надета. Обгорел, сознание потерял, но еще дышал, а враги уже по лестнице поднимались. Так маг наш щит поставил, и пока его ломали, мы, те, кто еще ногами своими идти могли, и герцога, и других раненых на себе по тайной лестнице в подземный ход спустили. Мертвым-то все равно, а живых как оставлять зверям этим? - лицо его исказилось то ли от боли, то ли от горя.
        Я насухо вытерла ноги, и аккуратно вытянула из-под пациента клеенку. Сложила, укрыла его одеялом. Сделав отметку в карточке в изголовье кровати, поднесла ко рту сержанта поильник, и он некоторое время пил, с благодарностью глядя на меня. Вокруг, за ширмами так же хлопотали другие медсестры и санперсонал, слышался стук тарелок и кастрюль: помощники поваров раздавали еду. Тихий последние дни холл снова превратился в огромный лазарет.
        - Кого смогли, вытащили, - продолжил он рассказывать, пока я складывала клеенку и рукавицу в дезраствор и готовила несколько уколов, - до моря в темноте прошли, а там на припрятанных рыбацких лодках и отплыли. Помогли, видно, нам Матушка-Вода и Отец-Инлий: луну тучами скрыло, море штормило - не слышны были моторы. А в километре от берега давно на случай отступления было приготовлено рыболовецкое судно. Погрузились мы в него, как кильки в бочку, и пошли в сторону Маль-Серены. Герцога нашего маг держал поначалу, на стазис уж сил не хватило, но часов через шесть сам без сил упал. Так мы шли подальше от инляндского берега, чтобы твари эти нас летучие не заметили, к рассвету уж и широту Лаунвайта прошли, к полудню и Маль-Серену вдалеке увидели, и тут его светлость давай помирать. И так ведь долго продержался, Инлиева кровь-то держала! Мы ведь за ночь пятерых в море проводили: не дотянули они. Думали, и герцога придется Матушке отдавать.
        К нам с тележкой, в которую были вставлены две огромные кастрюли, подошла Софи: она сегодня помогала на кухне. В одной из кастрюль оказался сладкий чай, в другой - овсяная каша, щедро сдобренная маслом: самое быстрое, что успели сделать повара. Но, судя по тому, как заблестели глаза сержанта при виде полной тарелки, опустившейся на столик, каша и пара ломтей хлеба с сыром показались ему самой желанной пищей.
        Софи, оставив ложку и большую кружку с чаем, пошла дальше, а я помогла служивому сесть и принялась его кормить. Он ел неспешно, успевая говорить между ложками.
        - И тут часа в два дня подлетел к нам листолет эмиратский. Мы не испугались, знали, что армия-то ваша, дармонширская, наступает, а они вдоль берега армадой идут и море патрулируют, - он отхлебнул чая, который я поднесла к его губам и продолжил. - Так и заметили нас. Вызвали еще один листолет с магами. Пока те прибыли, пока тяжелых раненых в стазис отправили, пока перегрузились мы с судна, так дело к вечеру пошло. Эмиратцы связались с вашим командованием, доложили обстановку и понесли к вам в Вейн, так как он ближе, чем Маль-Серена. Вот так-то, госпожа герцогиня, вот так… - он, доев, сдержал зевок, посмотрел просительно, - а что же лорд Роберт? Жив будет? Я ведь еще у матушки его в охране служил…
        - Верю, что будет, - я поднялась, составив грязную посуду на поднос, проверила капельницу, чуть подкрутила ее. Любопытство мое было удовлетворено, а на сердце стало чуть спокойнее: даже если Люк прилетел в Таммингтон, уже занятый иномирянами, он хотя бы не попал в гущу боев.
        - Спасибо за рассказ, сержант, - проговорила я. - Отдыхайте. Как освободится кто-то из виталистов, вам ускорят заживление ожогов. А пока, - я придвинула ширму ближе, - постарайтесь заснуть.
        Работа продолжалась. Пока обработали последние раны, пока выдали белье и средства гигиены, накормили всех и напоили, часы пробили час ночи.
        Люка все не было. В операционных шла работа: я знала, что и доктор Лео, и доктор Амадея будут оперировать, пока держатся на ногах, хотя сейчас, благодаря стазису, можно было откладывать операции на следующие дни. Рита помогала на втором этаже в одной из процедурных, леди Шарлотта устроила ужин в большой столовой для эмиратцев. Как хозяйка замка я была обязана их поприветствовать и поэтому между процедурами зашла в столовую высказать благодарность, извиниться, что не могу присоединиться к ужину, и предложить остаться в Вейне до утра.
        Эмиратский командир, подтянутый, щеголеватый, с лихо закрученными усами и смуглой кожей, долго и витиевато отвечал мне, благодаря за радушие и помощь, выказывал восхищение и крайне сокрушался, что не может принять приглашение и обязан лететь. К концу речи я успела устать больше, чем после приемки раненых, и поспешно удалилась, как только представилась возможность.
        К слову сказать, с Леймином и своими офицерами командир разговаривал вполне себе скупо и по-военному кратко. Видимо, велеречивость он приберегал для особенных случаев.
        В три ночи замок наконец-то затих. Улетели эмиратские листолеты, заснули спасенные, погасли огни в операционных. Ушли спать и хирурги, и виталисты; лишь двое драконов да несколько санитарок остались на дежурстве.
        Осталась на втором этаже и Рита.
        - Надо же кому-то еще дежурить, - объяснила она мне и леди Лотте сердитым шепотом, поглядывая на двери реанимационной палаты, в которой лежал молодой герцог.
        - Конечно, надо, - ласково согласилась свекровь, даже не улыбнувшись. Я бы улыбнулась, но слишком измотанной была, поэтому мы просто пожелали Маргарете спокойной ночи и под руку побрели к лестнице.
        Люка не было, и не только Рите предстояло не спать этой ночью.
        Когда мы уже прошли третий этаж, в кармане у меня завибрировал телефон, и мы со свекровью вздрогнули - таким громким в гулкой тишине широкой лестницы показался этот звук. Звонил Леймин.
        - Моя госпожа, - проскрипел он в трубку, - извините, что беспокою вас, но мне доложили, что вы еще не спите, иначе я бы не посмел…
        - Да, Жак, - устало ответила я, - что случилось?
        - Ничего плохого, - тут же успокоил он. - Нам пришла радиограмма из ставки нашей армии, ваша светлость. Лорд Дармоншир сейчас там и просил сообщить в Вейн, что с ним все в порядке и ему пришлось задержаться, но он прилетит к утру. Мы в ответ доложили про прибытие раненых из Таммингтона.
        Мы с леди Лоттой стояли на лестнице, вслушиваясь в телефон, держась в сумраке за руки, и улыбались, глядя друг на друга. На лице ее было такое же бесконечное облегчение, какое испытывала я сама.
        - Спасибо, Жак, - сказала я. - Вы правильно сделали, что позвонили. Спасибо.
        Засыпалось мне плохо: сказывались усталость и тревоги прошедшего вечера. Я оставила гореть ночник у кровати и ворочалась в полудреме, то проваливаясь в сон, то почти просыпаясь и ожидая, когда же за раскрытыми окнами зашумит ветер.
        Казалось, прошла вечность, когда я наконец-то услышала знакомый гул и, не в силах проснуться, повернулась к окну, кутаясь в одеяло. Глаза удалось разлепить на мгновение, и я увидела, как трепещут, поднявшись почти к потолку, занавески.
        Когда я смогла открыть глаза в следующий раз, рядом с кроватью стоял Люк. Неуловимо изменившийся, серьезный, выглядевший совершенно измотанным, он медленно, вяло расстегивал рубашку, глядя на меня. От него пахло озоном и морской водой.
        Муж кое-как справился с рубашкой, бросив ее на пол. Судя по стуку, скинул ботинки. Я выпуталась из одеяла, приглашающе приподняла его край, и Люк, как был в брюках, почти рухнул в кровать.
        Мы заснули за какие-то мгновения, вжавшись друг в друга и так и не сказав ни слова. Да и не нужны были слова - главное, что мы были снова рядом.
        Люк проспал до середины следующего дня. Сон его был таким крепким, что, когда я, выбравшись поздним утром из постели и стараясь не шуметь, нечаянно смахнула на пол кувшин с прикроватного столика, муж даже не пошевелился. Я успела вернуться в кровать и подремать немного, обняв его со спины (прижиматься вплотную уже не позволял живот), проснуться, подразнить, целуя в лопатки и потираясь губами о шею, и иронично-сочувственно пофыркать из-за отсутствия реакции. Я бы повалялась рядом еще, но дико захотелось есть, причем причудливого - соленых огурцов с медом и мяса с шоколадом.
        К капризам организма, который после окончания токсикоза начал изгаляться и надо мной, и над поварами, я относилась философски и подкармливала его тем, что было доступно в военных условиях, благо ничего экзотического пока не хотелось. Василина вот как-то призналась, что в беременность Андрюшкой каждое утро шла в лес, чтобы полизать смолы на соснах, пока Мариан самолично не провел в лесу полдня, набрав жене смолы целый котелок.
        - И ты знаешь, - посмеивалась Вася, - я ложку из этого котелка съела - и как отрезало.
        Как я ее сейчас понимала.
        Заказав в покои завтрак, я спустилась в лазарет узнать обстановку, пообщалась с леди Лоттой - Рита отдыхала после дежурства - и приказала Ирвинсу доставить в мои покои чищеной моркови и корреспонденцию из кабинета: сама я туда уходить не хотела, мне спокойнее было работать рядом с Люком. Хрустя морковкой, я успела разобрать часть писем и снова проголодаться, а он все спал. Разве что сбросил одеяло и перевернулся на живот.
        Морковь я грызла уже несколько дней - после того как повторно увидела двух сварливых призрачных змеюшек в зеркале и рассказала про них Люку. Он, посмеиваясь, подтвердил то, что я и так уже поняла: это никакие не галлюцинации, а вполне реальные духи воздуха, служившие Луциусу и пару раз оказавшие помощь и самому Люку.
        - Хорошо, что они взялись приглядывать за тобой, - пробормотал он тогда сонно. - Мне так спокойнее.
        - Интересно только, почему за мной? - насторожилась я.
        - Кто знает, чем руководствуются духи? - проговорил он небрежно. - Спроси у них, если увидишь.
        С тех пор я всегда держала под рукой чищеную морковь, полагая, что духам стихии Целителя виднее, чего мне не хватает, и особо внимательно вглядывалась в зеркала - но, похоже, змеюшки поняли, что им предстоит допрос, и старательно прятались.
        После полудня я поговорила с Полиной - мы теперь созванивались реже, потому что она развила бурную деятельность по привлечению женщин в армию и одновременно ухитрялась стажироваться в Управлении безопасности Бермонта. По неуемности своей Полина всегда была похожа на Ангелину, а старшая горы свернуть способна, если поставит себе цель. Собственно, сейчас она как раз этим в Песках и занималась.
        Поля же пока трудилась над изучением устава и старых дел, но, несмотря на это, восторгов в ее голосе было столько, будто она уже возглавляла Управление.
        Впрочем, не удивлюсь, если в будущем так и получится: после Полиных откровений о свадьбе я очень сложно относилась к Демьяну, но и для меня очевидно было, что он всегда даст ей все, что она пожелает, и еще стократ больше.
        Напоследок сестра поделилась со мной своими приключениями с раньяром (под страшным запретом рассказывать что-либо старшим), а я только качала головой, слушая ее.
        - Ты-то хоть не будешь меня ругать? - настороженно поинтересовалась она.
        - У кого ты это спрашиваешь? - хмыкнула я, покосившись на двери спальни. Там было тихо. - Вообще-то в семье не ты самая безбашенная, Пол.
        - У тебя фора, ты просто родилась раньше, - проворчала она, и мы захихикали. Я слушала ее смех и думала: какое же все-таки счастье, что я могу слышать ее, говорить, что она жива. Ради этого я бы еще миллион игл в себя вколола. Лишь бы она вернулась окончательно.
        Люк вышел из спальни около двух дня, когда я просматривала отчеты по провизии, предоставленные управляющим: запасы на замковых складах и в погребах подходили к концу, а мы еще снабжали лагерь беженцев в соседнем городке. Муж уже посетил душ, переоделся и был чисто выбрит, от него пахло знакомой терпкой туалетной водой, но выглядел он таким сонным и помятым, что меня кольнула жалость.
        - Я думала, ты до завтра проспишь, - проговорила я, поднимаясь из-за стола навстречу. Люк поцеловал меня в губы, в висок и немного виновато пробормотал:
        - До завтра спать нет времени, Марина.
        Я сердито прижалась к его плечу лбом. В комнате похолодало, но я, пересилив себя, выпрямилась, взглянув Люку в глаза. Часть меня уже тосковала, часть боялась до похолодевших ладоней, но было и еще что-то, иное, яростное, темное, что заставляло кровь закипать, а меня - гордиться от знания, что мой муж уходит в самое сердце войны и будет сражаться за нас всех. Вдруг очень захотелось быть рядом с ним, уничтожая врагов, вспомнить ощущение, когда я посылала в небеса своих огненных птиц, - но чувство это полыхнуло и ушло, заставив меня с недоумением горячечно выдохнуть.
        Все же кровь Красного давала о себе знать.
        Люк усмехнулся и еще раз коснулся губами моих губ.
        - Ты так свирепо выглядишь, будто готова меня связать и запереть в подвале, детка.
        - Не подавай мне хороших идей, - пробурчала я, слабо улыбаясь. - Когда летишь?
        - Через пару часов, Марина. Нужно решить несколько вопросов. Писем из Песков еще не было?
        Я покачала головой. В ответ на известие о воскрешении Люка, которое я несколько дней назад отправила с огнедухом в Истаил, пришло два письма: от Ани, в котором она выражала свое изумление и искреннюю радость, и от Нории, наполненное таким братским ликованием, что муж читал с улыбкой и лицо его светлело, а потом сразу сел писать ответ. Теперь у них с Владыкой шла бурная переписка: бывало, они обменивались даже не одной, а двумя весточками в день.
        Я выдохнула и окончательно взяла себя в руки.
        - Разделите со мной обед, лорд Дармоншир?
        - С удовольствием, - ответил он мне в тон. - Только закажи порций на четверых.
        - Мы кого-то еще пригласим? - поинтересовалась я. - Твоя мама и сестра уже пообедали без нас.
        - Приглас-с-сим, - буркнул супруг чуть шипяще и с легкой неловкостью. - Очень голодного меня.
        За обедом Люк кратко рассказал мне о своем вчерашнем полете, с иронией поглядывая на то, как я намазываю запеченную рыбу горчицей и малиновым вареньем. Я не менее иронично хмыкала, глядя на гору пищи, которую он потреблял, и эти улыбки немного сглаживали звенящую тоску, разлившуюся между нами.
        Муж не вдавался в детали, но я достаточно слышала и видела за эту войну, чтобы в красках представить, что осталось от Таммингтона, и понять, почему Люк после посещения герцогства решил немедленно присоединиться к армии.
        - Как сейчас лорд Роберт? - спросил он, закончив рассказ и подцепив вилкой очередной кусок мяса. - Ночью Леймин отчитывался, что Тамми в реанимации без сознания и с ним после операции работают виталисты.
        - Все там же и так же, - я под насмешливым взглядом Люка добавила в апельсиновый сок соли и сладкого перца. - Жить будет, хотя чуть не потерял ногу и не умер от заражения крови. Рита за ним приглядывает.
        - Об этом мне тоже доложили, - проговорил Люк с сарказмом. Задумчиво покрутил на вилке мясо, отложил. - Это хорошо, что он жив. Мне он нравится. Умный, со стойким характером, спокойный, молодой, генофонд опять-таки близкий к Инландерам… не робкого десятка… пить правда не умеет, но это поправимо.
        Перечислял он с утрированной торжественностью, будто титулы зачитывал.
        - Он уже застолблен Ритой, - напомнила я ехидно. Глотнула сок, скривилась. - Или ты его сватаешь мне? Я уже замужем, знаешь ли, но раз ты так просишь…
        Супруг хмыкнул, внимательно глядя на меня.
        - Не мне? - нарочито удивилась я. - А кому?
        - Инляндии, - немного мрачно объяснил Люк. - Война закончится, и, если мы загоним иномирян обратно в их мир… Ты же не хочешь быть королевой, Марина?
        Я едва не подавилась: на глазах выступили слезы, в носу защипало от перченого горького сока.
        - Я так и думал, - он подал мне салфетку, и я нервно промокнула губы. - А вот Тамми будет смотреться на троне прекрасно. Он и по характеру подходит - чем-то похож на Майки, типичный въедливый инляндец. Очень правильный, с понятием о чести. Женим его на Рите, порадуем матушку… Согласись: Рита в королевах будет отличной шуткой.
        Я уже пришла в себя и настороженно смотрела на этого интригана. Он с невозмутимым видом доедал мясо, но глаза его смеялись, и я и негодовала, и обожала его в этот момент.
        - Предположим, - наконец проговорила я, - есть вероятность, что корона выберет тебя…
        - Невысокая, - небрежно пояснил Люк. - Крошечная.
        - Лучше бы ты не уточнял. Теперь я действительно занервничала, - я скомкала салфетку. - И как ты собираешься управлять божественным артефактом?
        - Управлять - никак. Я дам ему шикарную альтернативу. Молодого - двадцать лет, ровесник Берни, - умного, куда ближе меня к Инландерам…
        - Это я уже слышала, Люк.
        - А если он начнет оборачиваться змеем воздуха, то мое единственное преимущество таковым быть перестанет, - продолжил он, отставив пустую тарелку и выжидательно глядя на меня.
        - Манипулятор, - я подняла глаза к потолку. - Ты же понимаешь, что это может не сработать? Я не старшая, артефакты на крови мне так и не дались, да и с момента, когда я дала тебе кровь и до твоего оборота прошло почти три месяца… и то, скорее всего здесь сыграла роль наша первая ночь…
        Он улыбнулся, глаза его потемнели - и я улыбнулась тоже, вспомнив наш побег и убежище в горах.
        - Поэтому я и не прошу тебя напоить, например, Бернарда. Но кровь Тамми куда сильнее моей, - вкрадчиво возразил Люк. - А твоя должна была усилиться после замужества и неизвестно, как скоро она сработает теперь. Единственное, что меня останавливает - я не хочу, чтобы ты снова себя резала.
        - Ради шанса избежать коронации я уж потерплю разок, - фыркнула я. В гостиной вдруг повеяло ветерком, словно чужим недовольством. - Но ты не мог по-человечески все объяснить?
        Ветер усилился, и я поежилась. Люк, усмехнувшись, отвел взгляд от открытого окна, склонился ко мне и хрипло сказал, заставляя рассмеяться и на мгновения забыть о предстоящем расставании:
        - По-человечески ведь неинтересно, детка.
        Когда мы спустились в лазарет, доктор Кастер, ночью прооперировавший Таммингтона, сообщил, что пациент уже пришел в сознание, а виталистические процедуры только закончились. И, пока лорд Роберт не заснул, можно его навестить.
        Молодой герцог лежал на койке в реанимационной капсуле, работающей на виталистических артефактах, весь в катетерах и трубках, нога - в гипсе на растяжке, в локте - капельница, но дышал самостоятельно и даже чуть повернул голову, когда мы вошли. Взгляд его был сонным, часть лица - в мази и пятнах от подлеченных ожогов: их следовало заживлять постепенно, чтобы не допустить грубых рубцов. У кровати чинно сидела Маргарета и читала пациенту вслух. Увидев нас, покраснела, захлопнула книгу - это был сборник народных инляндских сказок.
        - Доктор Лео сказал, что Роберту нужно что-то спокойное и позитивное, - воинственно объяснила она, поднимаясь.
        - У тебя прекрасная дикция, - совершенно серьезно похвалил Люк. - Ты не могла бы нас оставить, Рита?
        Похвала его была даже чересчур серьезна, на мой взгляд, но Маргарета, расслабившись, повернулась к Таммингтону.
        - Я зайду к вам, когда вы проснетесь, Роберт. Не смейте снова уходить в кому! И не нужно меня благодарить, берегите силы.
        Молодой герцог, открывший было рот, все же простонал что-то облегченно-благодарственное, за Ритой захлопнулась дверь, а мы подошли ближе.
        На глазах лорда Роберта уже не было повязки, и пусть белки оставались багровыми, зато все осколки убрали, а зрение восстановилось. Он был худ, долговяз, и, если бы не ожоги, выглядел бы заучкой-студентом старших курсов. Никогда бы не подумала, что он способен несколько месяцев защищать свою землю.
        Но в глазах его я видела ту же боль, которую наблюдала у каждого, попавшего в лазарет с фронта.
        - Дармоншир, - просипел он, приподняв голову. На лбу, почти не задетом огнем, тут же выступили капельки пота. - Леди…
        Я не смогла стоять на месте - вымыв руки, взяла салфетку, промокнула ему лоб. Смочила губы водой. Чуть подняла койку в полусидячее положение: крышка реакапсулы тоже немного поднялась…
        - Не двигайтесь и постарайтесь много не говорить, Роберт, - произнес Люк дружелюбно и очень светски. - Я зашел поприветствовать вас и выразить свое уважение. Вы оборонялись до последнего. Чертовски рад, что вы живы.
        Молодой герцог слабо мотнул головой, сдержав зевок.
        - Не смог… - выдохнул он с болью. Глаза его стекленели.
        - Вы сделали максимум, Тамми, - настойчиво сказал Люк. - Теперь ваша задача поправляться и отдыхать. Затем, если захотите, вас могут эвакуировать на Маль-Серену или в Пески.
        Таммингтон возмущенно приподнялся и тут же рухнул обратно на койку. Запищал датчик сердечного ритма. В палату заглянул доктор Лео, строго посмотрел на нас - но пульс лорда Роберта уже приходил в норму.
        - Я вернусь… сражаться! - просипел Таммингтон с яростью. - Присоединюсь к вам, чтобы… нужно дойти до моих земель…
        - Пожалуйста, не волнуйтесь, - попросила я его и с укоризной взглянула на змея-манипулятора, за которого вышла замуж. Если Люк и смутился, то лишь слегка. Хотя скорее - сделал вид.
        - Тогда я буду ждать вашего выздоровления, - просто сказал он. - И, если позволите, хотел бы просить вас о помощи.
        - Все, что угодно, Дармоншир, - пообещал молодой герцог тихо. Веки его почти сомкнулись.
        - Нашей стране бы не помешал второй змей воздуха, Таммингтон. Не согласитесь ли вы попробовать пройти… своеобразную инициацию?
        Лорд Роберт открыл глаза и потрясенно посмотрел на Люка.
        - Но как? Это возможно? - голос его дрожал.
        - Возможно. Не гарантировано, но возможно.
        - Я согласен, - твердо сказал Таммингтон. И рассудительно добавил: - Даже если не выйдет, я обязан попробовать.
        Люк удовлетворенно улыбнулся, а мне стало совестно.
        - Вам придется дать слово, что вы никогда и никому не расскажете, каким образом получили способность к обороту.
        - Даю слово, - с жесткостью, удивившей меня, прошептал Таммингтон: сейчас в нем проглянул тот характер, который так расхваливал Люк. - Клянусь своей честью и честью рода! Если это возможно… если бы я мог это сделать раньше…
        Язык его начал заплетаться, лицо снова покрылось испариной, и я, промокнув лоб, сжала его руку и вступила в разговор:
        - Вам придется выпить моей крови. Как только доктор Кастер разрешит вам принимать пищу.
        Таммингтон даже не дрогнул.
        - Сейчас! - просипел он настойчиво.
        - Нужно подождать позволения доктора, - поддержал меня муж.
        - Сейчас! - повторил лорд Роберт яростно, приподнимаясь - и, упав обратно, задышал мерно с закрытыми глазами. Заснул.
        Люк досадливо хмыкнул - я вопросительно глянула на него, но он поманил меня на выход.
        - Я надеялся, что смогу подольше поговорить с ним до отлета, - вполголоса пояснил он, пока мы шли обратно по коридору второго этажа из лазарета, здороваясь с коллегами и кивая в ответ на приветствия слуг. - Но я не могу дожидаться следующего пробуждения, поэтому отдам нужные распоряжения и оставлю ему письмо, чтобы он был готов к некоторым неожиданностям, если твоя кровь сработает раньше, чем Тамми присоединится к армии и окажется под моим присмотром.
        - К каким неожиданностям? - насторожилась я.
        Мы вышли на лестницу. С первого этажа слышался приглушенный гул голосов, скрип тележек санитаров, с третьего, где располагались покои леди Лотты и Риты, - побуркивание Ирвинса: когда никого не было рядом, дворецкий любил напевать себе под нос, начищая дверные ручки.
        - После проявления второго облика милейший Роберт будет слегка невменяемым и безмозглым. - Люк протянул мне руку, приглашая подниматься наверх.
        - Насколько слегка? - спросила я тихо и очень ласково, остановившись на ступеньке рядом. - Если, например, сравнивать с тем, каким был ты после пробуждения в усыпальнице?
        Муж помедлил секунду, прежде чем ответить так небрежно, будто речь шла о сломанном ногте:
        - Хуже, детка. Пока не вспомнит, кто он, будет вести себя как голодный хищник, - он перевел взгляд на мое ухо и ненадолго замолчал, коснувшись пальцем серьги. - Я уже говорил, как тебе идут сапфиры?
        - Люк! - сурово пресекла я попытку отвлечь.
        Он усмехнулся, лаская мне шею и поигрывая с серьгой.
        - Я все продумал, Марина. Ты же не считаешь, что я могу подвергнуть тебя и Риту с матерью хотя бы малейшему риску?
        - Я считаю, что тебе нужно перестать недоговаривать и преуменьшать опасность, - проворчала я неслышно, чуть откидывая голову назад: в вопросе отвлечения его светлость был очень подкован. - Ты сам сказал, что не знаешь, насколько быстро сработает моя кровь.
        - Зато я знаю, что за пару дней до оборота тело начинает ломать по ночам. И Луциус подтверждал, что так происходит у всех, - наставительно проговорил муж, не опуская руку. - Поверь, это настолько непередаваемые ощущения, что пропустить их нельзя. Я предупрежу Тамми в письме о последствиях и о том, что если ломка начнется раньше его прибытия на фронт, то он должен связаться со мной. А на случай, если это окажется невозможным, попрошу Энтери отнести его в Милокардеры, туда, где на сотни километров вокруг нет поселений и можно обернуться, и поохотиться досыта. А ты пошлешь письмо Нории с просьбой найти их и помочь. Владыка опытен и крайне силен, он сможет и успокоить змея, и ментально пробиться к нему, и поучить на первых порах.
        - Разумно. И когда ты успел все спланировать? - пробормотала я, чувствуя, как от движений его пальцев в моих волосах ушло желание спорить.
        - Ночью, когда узнал, что Тамми жив, - в тоне Люка было столько ироничного самодовольства, что я фыркнула.
        - Наслаждаешься собой, господин манипулятор?
        - Конечно, - он коснулся губами моего уха и прошептал. - Детка, все-таки сапфиры на тебе - это отвал башки.
        Я прикрыла глаза. От нежности. От вновь накатившей тоски.
        «Как я не хочу, чтобы ты улетал».
        - Ты ведь не позволишь снова себя подстрелить, Люк? - требовательно спросила я.
        - Я очень постараюсь, Марина, - пообещал он серьезно. Прикусил камень, чертыхнулся, покосившись наверх: мурлыканье Ирвинса стало громче, - и проговорил шипяще: - Надо ос-с-становиться. Иначе слегка безмозглым и невменяемым сейчас стану я, а до отлета мало времени. И много дел.
        - Очень много? - прошептала я ему в губы, и мы некоторое время увлеченно целовались - пока сверху не раздались поспешные удаляющиеся шаги. Кажется, мы сбили Ирвинсу песенный настрой.
        Люк отстранился и потряс головой, глядя на меня потемневшими глазами.
        - Дела, - напомнила я ему со всей строгостью.
        - Дела, - согласился он хрипло. - Пойдем в мой кабинет, детка, я хочу тебе кое-что показать. Приличное.
        - Боги, - пробормотала я восхищенно, первой начав подниматься, - неужели лорд Дармоншир задумался о приличиях?
        За спиной раздался короткий смешок.
        - Скорее о том, чтобы беднягу Ирвинса не хватил удар.
        Мы прошли на четвертый этаж, к кабинету Люка. Я держала его за руку, а он то и дело поглядывал на меня, на серьги в моих ушах - но тут же отводил взгляд, словно напоминая себе, что нет времени. И молчал.
        - Я заинтригована, - призналась я, закрывая за собой дверь кабинета и прижимаясь к ней спиной. Люк, коротко поцеловав меня, поспешно направился к столу, и я не стала его дразнить. - Может, расскажешь, в чем дело?
        - В том, что твой супруг - болван, - едко ответил он, доставая из ящика стола большой ключ. Покрутил его в пальцах, показывая мне.
        - Бывает, - согласилась я с нежностью. - Но я все еще тебя не понимаю.
        - Я давно должен был дать тебе доступ в фамильную сокровищницу. - Люк подошел к стальной двери в сейфовую комнату, расположенную в стене меж книжных полок, вставил ключ в замочную скважину, подождал, пока я подойду, и набрал код. - Война продлится неизвестно сколько, деньги обесцениваются, тебе как хозяйке Вейна понадобится золото.
        Дверь распахнулась, открыв еще одну: тяжелую, старую, в небольших подпалинах, сколах, царапинах, но все равно монолитную и несокрушимую. На ней не было замочной скважины, но в центре находился запирающий артефакт: темный след, будто кто-то прислонил к дереву раскаленную железную руку.
        - Сюда за время существования Вейна пытались проникнуть и воры, и нечистые на руку слуги, - говорил Люк, прикладывая к следу свою ладонь. Она на мгновение окуталась голубоватым свечением - и дверь открылась. За ней в сокровищнице вспыхнули огни, освещая многочисленные полки. - Но доступ может дать только глава дома. Дед дал мне его, когда мне исполнилось шестнадцать. - Он взял мою ладонь, приложил к двери, прошептал несколько слов на староинляндском, и я почувствовала, как дверь отозвалась холодком. - Заходи, Марина. Теперь ты всегда сможешь открыть ее.
        Я с любопытством шагнула внутрь. Комната была не больше моей гостиной, но широкие полки у стен все были заставлены сундуками, ящичками, футлярами и мешочками с драгоценностями, а также подставками, на которых ожерелья, браслеты и прочие украшения висели просто так, гроздьями. Несколько сундуков стояли и на полу.
        Люк наблюдал за мной, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к двери. Я, усмехаясь его выдержке, открыла один из сундуков, невысокий - он был полон золотых монет, ходивших в Инляндии наравне с бумажными деньгами, - открыла второй, огромный, высотой со стол - он с горкой был наполнен мелким речным жемчугом.
        - Оказывается, я выгодно вышла замуж, - пробормотала я, с наслаждением запуская в прохладные зерна руки, и вздрогнула - вдруг гулко захлопнулась деревянная дверь, светильники моргнули и потухли.
        - Люк? - шепотом позвала я, поворачиваясь, - и не успела выдохнуть, когда в темноте он прижал меня к сундуку, и засмеялась, отвечая на терпкий, нетерпеливый поцелуй. - А как же дела? - поддразнила я, когда он скользнул губами к уху, к серьге с сапфиром.
        - Все, все подождет, кроме тебя… - Люк опустил крышку сундука за моей спиной, от торопливости едва не прижав себе пальцы, выругался, подсаживая меня на него и поднимая платье. Темнота, его шумное дыхание, острые прикусывания кожи и нетерпение сделали свое дело, распалив и меня, и я забыла обо всем, что ждало нас снаружи, с жадностью отвечая на каждое движение, на каждый стон и вздох.
        - Привести тебя к драгоценностям было изначально обреченной идеей, - проговорил он с хриплой иронией, когда мы пытались отдышаться, прижавшись друг к другу. Наша любовь в этот раз оказалась такой острой, горячей и быстрой, что у меня до сих пор бешено колотилось сердце и мелко подрагивало тело. Было так хорошо, что хотелось улыбаться и плакать одновременно.
        - Отличной оказалось идеей, - возразила я расслабленно, целуя его в щеку. Глаза мужа, сияющие мягким белым светом, медленно тускнели.
        Мы не спешили отпускать друг друга и обнимались там, в темноте, полной запахов старого дерева и нашей близости, прижимаясь друг к другу и прощаясь без слов поцелуями, ласками, прикосновениями. Он знал, что я буду ждать, я знала, что он сделает все, чтобы вернуться.
        Люк улетел через час, успев пообщаться с Леймином по поводу нашей эвакуации на случай нового наступления врагов и поговорить с Энтери, написать письма для Таммингтона и Нории, попрощаться с леди Лоттой и Ритой. Мы провожали его с лужайки перед замком, и наши глаза были сухи - только когда свекровь крепко сжала его плечи и прошептала: «Только вернись, заклинаю, и сбереги брата», - я заморгала, останавливая слезы.
        Он улетел, а мы постояли, глядя в небо, и тяжело побрели обратно к замку. Работать, жить и ждать.
        Глава 4
        Юг Рудлога, 23 апреля
        На Юге Рудлога в нескольких сотнях километров от моря третью неделю кипели бои. Многотысячная армия иномирян, вышедшая из портала под Мальвой и успешно наступавшая к побережью, уперлась в укрепления под Угорьем.
        Рудложцы, с боями сдавая город за городом, использовали каждую возможность задержать врагов, и к моменту, когда те подошли к Угорью, успели не только подготовить оборонительные линии, но и десятикратно нарастить количество орудий - не зря с начала войны во всю мощь работали заводы и открывались новые, не зря проводилась мобилизация и обучение бойцов.
        Иномиряне, привыкшие к победам, не смогли с наскока одолеть укрепления под Угорьем и завязли в изнурительных боях, пытаясь пробиться к морю. Генерал Тенш-мин, который вел вторую армию от Мальвы на Центр Рудлога, не стал разворачивать войска на помощь - побережье от них теперь было дальше, чем вожделенная столица страны, да и во главе первой армии стоял его сын, уже заслуживший к имени рода прозвище Победоносный. Но Тенш-мин был опытен и матер, поэтому, несмотря на уверенность в победе, все же приказал подтягивать к Угорью подкрепление из захваченных городов, временно оставляя в них небольшие отряды для поддержания порядка.
        Оголением тылов и воспользовались рудложцы, за одну ночь обойдя врага по флангу и вместе с пришедшими на подмогу охотниками из маленьких горных городков отрезав иномирян от портала и прижав к реке. Так появился Угорский котел.
        Адигель здесь, на равнине, разливалась в ширину более чем на километр, образуя естественную преграду для людей и охонгов. С другого берега иномирян круглосуточно обстреливали, а на этом день за днем сжимали дугу - несмотря на накопленные силы, очень медленно, неровно, залпами артиллерии прореживая раньяров, самую опасную силу врага, а при ответных атаках теряя бойцов и орудия. Иногда удавалось продвинуться вперед всего на пару метров, чтобы на следующий день быть отброшенными на сотни.
        Иномиряне, зажатые между рекой и противником, дрались отчаянно и жестоко - и все равно проигрывали, и все плотнее прижимались к воде. Трупы с обеих сторон не успевали убирать и сжигать, и добавился еще один враг - нежить, не разбирающая своих и чужих. Земля под котлом пропиталась кровью настолько, что рожала чудовищные формы неживого - плотоядные озера слизи и черные жесткие капилляры, пронизывающие почву и способные опутать человека, впиться, чтобы высосать соки.
        Случалось, что рудложские и иномирянские отряды вместе отбивались от чудовищ, а затем снова направляли оружие друг против друга. Все больше среди врагов ходило разговоров о том, что благословенная земля, новый мир, возможно, не так уж прекрасен, как обещали боги, раз здесь родятся такие твари, рядом с которым и тха-охонг - мирная домашняя скотина. И что Лортах может затапливать еще много-много лет, на их век хватит, а богатство не окупает риск превратиться в то, во что превращаются их соратники после смерти.
        Пока боги не слышали, можно было поговорить в коротких передышках между битвами.
        От портала к Угорью с первых дней образования котла то и дело перебрасывали сотни раньяров, а по зову манков, сделанных из гортанных выростов инсектоидов, то и дело появлялись тха-охонги с десятками всадников - но их не хватало, чтобы прорвать окружение. К иномирянам из Нижнего мира шло и наземное подкрепление, но ему требовалось не менее месяца, чтобы добраться. На пути лежали минные поля и вставали партизанские отряды, среди которых оказались и удивительно меткие охотники, которые были способны издалека попасть в глаз из простого ружья, странно повязывали головы шарфами и носили куртки из шкур, выдерживающих даже удар лапы охонга.
        Бои под Угорьем продолжались бы еще долго, но несколько дней назад по инсектоидам, поднятым сыном Тенш-мина на прорыв, ударили неизвестно откуда взявшиеся десятки огненных птиц. Стрекозы и тха-охонги испарялись черным дымом вместе с людьми, всадники не выдерживали - разворачивали раньяров, чтобы бежать, но их нагоняли и уничтожали. Птицы одна за другой тоже развеивались, однако урон был нанесен огромный, и снова закипели бои.
        К закату, багровому, как раскаленная сковородка, армии перемешались: где-то отряд иномирян пытался прорваться из окружения рудложцев, где-то рудложцы, слишком далеко забравшиеся во время атаки, оказывались отрезанными от своих - и не всегда удавалось прийти к ним на помощь. Земля чавкала от крови и стонала от грохота орудий, визга инсектоидов и криков людей. Сын Тенш-мина, понимая что впереди - поражение, сумел собрать из остатков своей армии полуторатысячный ударный отряд, уничтожить несколько орудий, обеспечив себе безогневой коридор, и попытался пробиться к лесу, где можно было бы ночью укрыться под кронами и спастись, рассосавшись по округе в ожидании подкрепления.
        Иномирянам удалось продавить рудложцев, тоже измотанных и пошатнувшихся от внезапной атаки, почти до леса. Но посередине, перед отступившими соратниками, остался маленький отряд, занимающий небольшой холм. Вокруг мелькали спины охонгов и тха-охонгов со всадниками, а далеко позади были рудложцы, которым требовался хотя бы десяток минут, чтобы перестроиться и пойти в контратаку.
        Двадцать человек, возглавляемых младшим лейтенантом, который ушел на войну, когда ему оставалось два месяца до окончания военного училища, дали рудложцам куда больше, чем десять минут. У бойцов было четыре артиллерийских орудия, несколько пулеметов, много ящиков со снарядами и патронами - и сотни врагов. Лейтенант приказал развернуть орудия на все четыре стороны, сам встал у одного из них - и вскоре потерял счет тому, сколько раз командовал «Снаряд!», сколько раз содрогались и плевали огнем пушки и сколько врагов сумели уничтожить он и его ребята.
        Минуты тянулись как часы. Со стороны Адигель к вечеру веяло свежестью. Очень хотелось пить: давно кончилась вода, и лейтенант иногда слизывал соленый пот, смешанный с грязью и порохом, с губ и черных жестких усов.
        - Снаряд!
        - Пли!
        Его старший брат сейчас стоял за таким же орудием с другого края котла, и лейтенанту иногда казалось, что он слышит добродушное «привет, Диди» в гулких выстрелах с той стороны. Тогда он отвечал «привет, Пади» - целясь во врага, конечно. Закатное солнце светило в лицо, и лейтенант, сосредоточенный и мучимый жаждой, радовался, что брату оно светит в спину: значит, ему удобнее стрелять.
        «Держись, лейтенант», - то и дело раздавался голос командира батальона в наушнике, отсчитывая секунды до очередного выстрела. - «Мы в сотне метрах позади. Держись».
        Диди слизывал пот с губ, вытирал смуглое лицо и отсчитывал время до выстрела.
        - Снаряд!
        - Пли!
        «Держись. Тридцать метров…»
        - Снаряд!
        Отряд Диди Тандаджи почти час сдерживал ожесточенные атаки иномирян, стреляя им в спины и помогая своим, уничтожая врага на подходе к лесу и при попытках пройти мимо холма. Целый час потребовался рудложцам, чтобы пройти сто метров до высоты, где оставались двадцать бойцов.
        Когда иномирян начали оттеснять обратно к реке и стало понятно, что последний прорыв захлебнулся, вся мощь и ярость проигравших обрушилась на маленький отряд. Уже не обращая внимания на выстрелы орудий и пулеметные очереди, по телам охонгов и своих соратников иномиряне добрались до вершины холма.
        Лейтенант Диди Тандаджи был смертельно ранен в рукопашной схватке, сражаясь рядом со своими бойцами. Он слышал гулкие выстрелы с другой стороны котла, говорящие ему «Привет, Диди», и скрипящий голос командира в наушнике, видел раскаленный злой закат, а вспоминал страну, в которой родился, солнечную и яркую, и духов, которые встречались на каждом шагу, песни матери, теплый дом, вкус козьего молока. И казалось ему, что смотрит на него с неба тысячеглазый дух Инира, который видит все, что происходит с каждым тидуссом, и хлопочет за каждого после смерти перед Черным Жрецом - чтобы перерождение было быстрым и легким.
        Иномиряне были уничтожены к ночи, и только у реки еще огрызались охонги и иногда пролетали оставшиеся без наездников раньяры.
        Пади Тандаджи нашел тело младшего брата на следующее утро на том же холме, где Диди был убит, и сам, не дожидаясь похоронной команды, предал его огню в лесу вместе с телами бойцов его отряда.
        С утра весь Рудлог ликовал от известия, что под Угорьем удалось одержать сокрушительную победу и остановить иномирян. Ликовали в столице, радовались во дворце, в том числе и в Зеленом крыле.
        Звонок в кабинете начальника разведуправления Майло Тандаджи раздался около полудня, и после разговора в нем воцарилась тишина. Но через полчаса тидусс вышел из кабинета, направляясь на совещание, собранное по случаю победы под Угорьем. Он был так же спокоен и собран, как обычно, и только очень внимательные агенты могли заметить немного замедленную походку, бледность и покрасневшие белки глаз. Но после совещания он сразу поехал домой и там, обняв жену, сообщил ей, что их сын погиб.
        Вечером заливающаяся слезами Таби с невестками и матушкой, переодевшись в фиолетовые одежды, украсили дом лентами и цветами, включили музыку, зажгли ароматические палочки, напекли медовых лепешек, которые пекли на похоронах в Тидуссе. Они плакали, пока украшали дом, плакали, пока готовили, но потом вытерли слезы и за стол сели, уже улыбаясь, чтобы не отягощать слезами перерождение сыну, внуку, мужу.
        И до поздней ночи они вспоминали Диди, смеялись и благодарили его за то, что он был в их семье, и желали ему счастливого посмертия. А если у кого-то, включая самого Майло, начинали блестеть глаза или щеки вдруг становились мокрыми - то что же. И от смеха можно плакать - так говорят в Тидуссе. Особенно на похоронах.
        25 апреля, Иоаннесбург, Василина
        Королева Василина с супругом отправились в храм Триединого до рассвета, когда ранние прихожане еще спали: и у нее, и у Его Священства дни были расписаны до минуты, а поговорить следовало уже давно. И неизвестно, в чем больше нуждалась королева - в совете или в утешении. Его Священство, когда ему нужно было какое-то содействие от дома Рудлог, не гнушался приезжать во дворец, но из уважения к его возрасту Василина старалась все же встречаться в храме - после служб, на которых ей с семьей и придворными полагалось присутствовать по статусу, или вот так, по взаимной договоренности.
        Свежая, будто и не встала затемно, спокойная и печальная королева смотрела в окно автомобиля, а Мариан, как всегда чуткий к ее настроению, грел ее руку в своей.
        По центральному Спасскому проспекту, на одном конце которого располагались площадь Победоносца и дворец Рудлог, а на другом - Храм Всех Богов и коронационная арена, проезжали редкие машины. От реки Адигель тянуло свежестью, в белесом тумане трепетали флаги, поднятые по городу в честь победы под Угорьем. А ее величество, глядя на красно-золотые полотнища, думала о том, сколько же родителей вчера оплакивали своих детей под звуки салюта и сколько смотрели ее обращение к народу, не зная, что скоро получат похоронки.
        Василина в своем обращении говорила о победе и мужестве, потерях и героях, о том, что враг выдыхается и его будут давить, пока жив хотя бы один рудложец, о том, что войска под Угорьем разворачиваются и начинают наступление к порталу под Мальвой, дабы освободить захваченные города Юга и разбить подкрепление, идущее к котлу. Ее речь была вдохновенной и торжественной. Но Рудлог ждал от нее закрытия третьего портала, а она не могла этого сделать.
        На срочном совещании, собранном ею перед записью обращения, были озвучены страшные предварительные цифры: чтобы уничтожить почти тридцать тысяч иномирян и их основную ударную силу - инсектоидов, в огромном Угорском котле и на подступах к нему отдали свои жизни более ста тысяч рудложцев. А без королевских камней-артефактов с привязанными духами огня, которые наконец-то доставили боевым магам к котлу, погибших оказалось бы еще больше. Общие же потери мирных граждан и военных Рудлога уже перешагнули полмиллиона.
        Тем же вечером Мариан узнал от Стрелковского, что среди этих погибших оказался и младший сын Тандаджи, и Василина, вспоминая каменное лицо тидусса, с которым он днем выслушивал данные о потерях, содрогалась до рези в горле. Сколько еще чьих-то близких погибнет, если она не закроет портал у Мальвы? А сколько погибнет, если закроет - тем самым, скорее всего, отрезав путь домой и сестре, и магу, несущему в сердце бога, и приблизив конец знакомого и привычного мира? И что она, конкретно она, может еще сделать, чтобы помочь путникам?
        Василина коснулась сумочки, в которой среди флаконов с разными маслами на жертву богам лежал один с маслом аира болотного, и муж крепче сжал ее руку.
        - Хотела бы я быть уверена, что все делаю правильно, - пробормотала она.
        - Ты действуешь, - отозвался Мариан. - Уже одно это правильно.
        Он поддержал ее сразу, как она озвучила свою идею. И Ангелина, с которой Василина вела бурную переписку, тоже поддержала.
        «Я не могу сделать это за тебя, - писала старшая сестра, - потому что тебе нести ответственность перед нашим первопредком, Васюша. Но если есть хотя бы малейшая вероятность, что это поможет Алине вернуться к нам, нужно делать. Не сомневайся».
        У входа в пустынный храм, тишина в котором нарушалась лишь шорохом граблей: монахи ровняли песок перед службами, - правящую чету встречал Его Священство. Такой же, каким Василина помнила его с детства: невысокий, полупрозрачный от возраста и совершенно седой, вне служб одевающийся в простое одеяние с капюшоном и сумочкой для ароматических масел на боку, запахом которых он пропитался насквозь.
        Пока они, как равные, склоняли друг перед другом головы, королева думала, что в нем совсем не чувствуется ни немощи, ни усталости. Мариан же со всей почтительностью приложился к сухонькой руке, и священник, шепнув ему слова благословения, кивнул на статуи шести богов и Триединого: в сумерках перламутровый погодный купол заставлял белый мрамор мерцать.
        - Подсобите мне в утреннем ритуале? - пригласил старик радушно.
        Они неторопливо, почти прогуливаясь по влажному песку, направились к статуе Белого, чтобы поклониться и добавить в чашу у змеиного хвоста масло ветивера. Его Священство слушал Василину - лишь раз отвлекшись, чтобы прошептать короткую молитву-приветствие Инлию, - а она рассказывала о том, что ее беспокоит: о младшей сестре и ее спутниках, о Черном, которому нужно вернуться на Туру, о войне и порталах, которые нельзя закрывать, о чужих страшных богах, которые могут прийти по этим порталам…
        - Прошло две недели с тех пор, как я закрыла переход у Лесовины. - Василина вслед за Его Священством вылила в чашу Ученого масло белого лотоса и поклонилась. - Моя сила восстановилась, огнедух из недр Рудлога, который помог мне, тоже. Пока открыт портал у Мальвы, война не закончится - пленные говорят об огромных армиях с той стороны, которые ждут своего часа.
        - Вы пришли за советом, нужно ли закрывать портал? - мягко поинтересовался старик.
        Василина печально покачала головой.
        - Нет. Если бы на одной чаше весов лежала только жизнь моей сестры, а на другой - жизни тысяч рудложцев, я имела бы право выбора, хотя он в любом случае оказался бы болезненным. Сейчас выбора нет: шестая стихия должна вернуться в наш мир, а значит, все проходы необходимо оставить открытыми. Но я каждый день ощущаю… чувствую… - она запнулась. - Как будто Туру разрывает на части. Я общалась с председателем МагСовета. Маги говорят, что стихии слабеют и каждый день может случиться коллапс. Что чем слабее стихии, тем крупнее пространственные порталы, и есть опасность, что наша планета просто не выдержит, развалится. А если порталы закрыть, то мир останется целым, хотя и переживет целую серию катаклизмов и из него полностью уйдет магия. Но человечество… хотя бы его часть, выживет. - Она выжидательно посмотрела на собеседника.
        - Все верно, - тихо согласился священник.
        - Мне нужно знать, сколько у мира осталось времени. Маги дают от нескольких недель до нескольких месяцев… но это слишком условно. Может, вы ответите на этот вопрос, Ваше Священство? Я не знаю, как долго еще идти моей сестре и ее спутнику в Нижнем мире… несколько дней, неделю, если ничего не случится. Если они сумеют пробиться, если сумеют выйти… успеют ли они? - Она говорила горячо, взволнованно. - Будут ли существовать к тому времени наш мир, наши боги? Если есть опасность, что мир рухнет до возвращения Жреца, не нужно ли мне закрыть переход ранее? И можем ли мы, люди, как-то помочь Великим Стихиям просуществовать дольше - помимо всеобщих служб, жертвоприношений и молитв…
        От статуи Воина, к которому они подошли, едва заметно пахнуло жаром, и Василина осеклась, настороженно и удивленно улыбнувшись. С момента возвращения она посещала и семейную часовню, и усыпальницу и каждый раз ощущала подобное молчаливое внимание первопредка. Но он ни разу не ответил на ее вопросы, и сейчас королева не понимала, как трактовать этот знак. Как согласие с тем, что она планирует сделать? Или предупреждение дерзкой дочери?
        - Отец мой молчит, - продолжила она, встретив понимающий взгляд старика. - И не только он. Я говорила с царицей Маль-Серены, с Демьяном Бермонтом, переписывалась с Владыкой Нории - никому из них сейчас первопредки не дают ответа, чего нам ждать и как поступать. Хань Ши недоступен, его сын не в полной силе, но отвечает, что мир едва держится и счет идет едва ли не на дни. Я не знаю, у кого еще спросить, кроме вас, Ваше Священство. Вы ведь знаете больше, чем я, чем все мы.
        - Но куда меньше, чем боги, - со старческой ласковостью ответил служитель. - А мои господа небесные не отвечают и мне тоже. Значит, они и не могут ответить или помочь, ваше величество, даже при яростном желании это сделать: разве что вы ударитесь в самую жестокую, изнурительную аскезу, чтобы искупить их вмешательство и оплатить ответы. Но, полагаю, вы стране нужны для другого. Боги платят за каждое вмешательство в дела людей, сильное и слабое, и, когда лимит превышается, несут наказание, отстраняются от дел Туры. Сейчас они молчат, потому что не могут оставить мир без своего присмотра. Поэтому нам остается самим решать, как правильно. Самим действовать, моя королева.
        Он прошептал короткую молитву Синей, которая с любовью глядела на них сверху. Василина сделала несколько шагов в сторону - туда, где почти у стены, отвернутый от остальных богов, стоял Жрец.
        - Вы ведь знаете, что в Медовом храме в Тидуссе начались службы Черному? Мне написала об этом моя сестра Ангелина. Знаете, что по всему миру сейчас молятся в помощь Жрецу? - спросила она, подходя ближе к накрытой темной сеткой статуе.
        - Конечно, - кивнул старик, с достоинством шагая рядом.
        - Но почему вы не возобновили службы?
        - Все храмы издревле подчиняются воле бога, на земле которого расположены, - объяснил Его Священство кротко, но выцветшие глаза его улыбались, и сам он смотрел на королеву почти с обожанием. - Я не имею права отменить решение Воина.
        «Но вы имеете», - говорил его ласковый взгляд.
        Василина вздохнула - и снова за спиной ее почти вплотную встал Мариан, словно говоря, что защитит ее от чего угодно. И от конца мира, и от ярости первопредка.
        - Пусть мой отец не может сейчас вмешиваться в дела земные, - твердо проговорила королева. - Но я могу говорить от его имени и брать на себя последствия его гнева тоже. Вот вам мое слово: я, Василина-Иоанна Рудлог, волей своей и правом крови возвращаю почитания и славословия Жрецу на всей территории Рудлога. И если я тем прогневаю своего первопредка, то пусть спрашивает с меня.
        Она зашла за постамент, схватилась за сетку и потянула ее вниз - покров пошел тяжело, неохотно, пока Мариан не рванул его, сразу порвав пополам. Половинки с шелестом упали на песок, открыв строгое молодое лицо Черного, жреческую мантию с капюшоном, в?рона на плече, череп в руке, и Василина, пока не передумала, достала из сумочки последний флакон - с маслом аира - и вылила в чашу у его ног.
        - Я не знаю ни одной молитвы тебе, Великий, - сказала она звонким, дрожащим от волнения голосом и поклонилась. - Но признаю тебя равным отцу моему и частью стихийного цикла. Никогда больше в Рудлоге не будет запрещено служение тебе. Прошу, возвращайся скорее. Пусть у тебя хватит сил это сделать. И… пусть моя сестра вернется живой.
        Бог молчал, и строгий взгляд его был пуст и мертв. От белого камня тянуло холодом.
        - Устами правителя говорит его первопредок, - проговорил служитель тихо. - Я исполню вашу волю, ваше величество.
        Он шевельнул руками - и огромная статуя Жреца качнулась, приподнимаясь, поплыла к своим братьям и сестре и в тишине встала на песок рядом с Синей, лицом к трехглавому Триединому, как и все боги.
        В храм потянулись первые прихожане, изумленно останавливаясь на входе при виде полного полукруга Великих Стихий. Королевскую чету и Его Священство они не замечали и не слышали, хотя те за разговором проходили рядом, да и охранники, оставленные у ворот, тоже смотрели мимо, как и люди, снующие по Спасскому проспекту.
        А вот теплый взгляд первопредка Василина ощущала спиной. И теперь казалось ей, что он одобрительный и даже немного горделивый.
        - Как жаль, что силу священства нельзя использовать против врагов, - проговорил Мариан, подняв руку перед гвардейцем, который стоял в двух шагах и не видел их.
        - Триединый много дает, но много и требует, - кротко ответил Его Священство. - Наша сила велика, но она исчезает, если использовать ее во зло. И мы, и иномиряне - дети Творца. Убийство оправдано только для защиты, и то после этого служитель должен провести дни в очистительных молитвах и посте. Поэтому пусть каждый занимается своим делом, сын мой. - Мариан молча склонил голову. - И не стыдись своих мыслей: ты солдат, ты мыслишь, как солдат. Вижу, что ты хочешь спросить еще о чем-то. Прошу, говори.
        Василина чуть погладила локоть мужа, за который она держалась, - ей тоже было любопытно.
        - Я хотел бы понимать, почему иномиряне не трогают наши храмы, - произнес принц-консорт, едва заметно подавшись к ней. - Пленные все как один говорят, что «боги не велели». Но почему не велели - никто не знает, даже их жрецы, которые попадались нам. Командование опасается, что здесь есть какой-то подвох.
        - При нападении на свой храм бог имеет право вмешаться, - объяснил служитель охотно. - Полагаю, захватчики берегут своих солдат и не дают нашим богам уничтожить их. А храмы Творца обходят, потому что, как бы ни был он занят делом, нами непостижимым, есть риск привлечь его внимание.
        Они подошли к автомобилю: охрана по-прежнему их не видела, и Василина протянула старику руку на прощание.
        - Я очень ждал этого решения, ваше величество, - произнес Его Священство, сжав ее ладонь. - В храмах других стран заметили, что, как только стало больше служб Жрецу, нежить начала подниматься куда меньше. Теперь и братьям моим, оставшимся в святилищах на захваченных территориях Рудлога, станет легче. От врагов их защищает сан и храм, но от нежити, когда ее слишком много, даже сила, данная Триединым, может не защитить.
        Королева кивнула - она знала, что служители Триединого продолжают нести службу и после перехода городов и селений в руки врагов. Знала, что безропотно помогают иномирянам в зачистке катастрофически расплодившейся нежити, которая не разбирает, кого жрать, лечат своих и чужих. А еще они стали огромной агентской сетью - ведомство Тандаджи получало от них едва ли не больше информации, чем от своих сотрудников.
        - Но почему вы не попросили меня ранее, Ваше Священство? - грустно поинтересовалась королева, которая последние несколько дней извелась, решаясь на этот шаг.
        - Потому что, - строго сказал старик, глядя ей в глаза, - бывают долги, которые нельзя выплатить по подсказке. Иначе уроки не будут усвоены ни богами, ни людьми.
        Он повел ладонью по кругу в благословляющем жесте, и такой вековой мудростью повеяло от него в этот момент, что Василина напомнила себе, что он не просто священник, а служитель Триединого - для которого боги Туры такие же его дети, как и люди.
        Когда они ехали обратно, солнце, вынырнувшее из-за Константиновских часов дворца Рудлог, залило и дома на проспекте, и площадь Победоносца, и быстро тающий туман, и автомобиль золотисто-розовым, чистым сиянием, сделав Иоаннесбург совершенно праздничным. Королева, подставив лицо теплым лучам, улыбнулась - на сердце окончательно полегчало, словно прощальное благословение усилилось этим солнцем и этим сиянием. И на несколько минут, оставшихся до дворца, она позволила себе положить голову мужу на плечо и закрыть глаза, чтобы мысли текли своим чередом.
        Иногда даже королевам нужна передышка.
        Отчеты от друга Алины, Матвея, приходили нерегулярно: то он каждую ночь видел, что происходит с сестрой, то через день-два, то полноценно и долго, запоминая разговоры, то обрывками, из которых ничего не было понятно. Василина все перерывы воспринимала со страхом: вдруг в эту ночь он не увидел Алину потому, что она уже погибла?
        «Живы, все еще в пути», - словно понимая, что нужно начинать с самого важного, писал Ситников в очередном отчете, и дальше королева уже читала с облегчением и тревожным ожиданием: может, они уже недалеко от портала и собираются прорываться? Вдруг отряду боевых магов во главе с Александром Свидерским пора начинать бой у перехода под Мальвой, чтобы заставить иномирян, охраняющих портал в Нижнем мире, перейти на Туру на помощь своим, и тем самым облегчить задачу путникам? Возможно, магам самим придется уйти на ту сторону - если хватит артефактов-стихийных накопителей для ведения боя в другом мире, - и дать Алине со спутниками сигнал, что здесь свои, что врага отвлекут, что можно идти на прорыв.
        Василина уже отдала Александру пятьдесят камней, напоенных ее кровью - по числу магов его отряда, с пятью огнедухами в каждом амулете. Ради того, чтобы усилить этот отряд, недрогнувшей рукой подписала указ об ограниченном помиловании Черныша. Тогда же, на встрече с Александром Свидерским, которая произошла несколько дней назад в королевском кабинете в присутствии Тандаджи, случилось редчайшее событие - королева поспорила с мужем.
        - На руках Черныша кровь сотен человек. Кто гарантирует, что он не предаст нас в самый важный момент? Не ударит в спину? - сказал Байдек резко, когда Свидерский озвучил просьбу о помиловании.
        Собеседники расположились в комфортнейших креслах напротив королевского стола, но тема была сложной, и расслабленным выглядел один Тандаджи.
        - Я и Алмаз Григорьевич, - ответил Александр Данилович суховато. - Поймите меня правильно, ваше высочество: я вполне разделяю ваши опасения. Мне как никому другому известно, насколько опасен Черныш, и даже я не полностью осведомлен о его возможностях. Зато я уверен, что никто не в состоянии обойти магическую клятву. Поэтому безопаснее связать его клятвами и заставить помогать нам, чем оставить, даже в стазисе, в любой из тюрем. Слишком силен, слишком опытен - кто знает, что у него припасено на случай стазиса?
        - Я и не говорю о тюрьме, - Байдек, сжав подлокотники кресла, подался вперед. - Я говорю о том, что мага, покушавшегося на мою жену, нужно отправить в стазис и, пока он беспомощен, уничтожить как бешеную собаку. Даже не говорю - настаиваю.
        - Я согласен с его высочеством, - ровно подал голос Тандаджи, который в разговоре до этого не участвовал.
        - Ваше величество? - Свидерский взглянул на Василину. Мариан тоже смотрел на нее в упор, и она покачала головой.
        - Я понимаю, что он заслуживает смерти, - сказала она, глядя только на мужа, - но имеем ли мы право разбрасываться таким ресурсом?
        - Да, - он ожидаемо был непреклонен. - Преступник должен нести наказание. Конкретно этот должен быть казнен.
        - Нет, Мариан, - она снова покачала головой. - Александр Данилович ручается за него. Если Черныш поможет спасти Алину и помочь пройти сюда Жрецу, то я готова рискнуть. Ты понимаешь?
        Он заиграл желваками - любимый супруг, готовый защищать ее от всего мира, - и тяжело, неохотно кивнул.
        «Больше всего я боюсь, - позже писала королева Ангелине, - что все приготовления Свидерского окажутся бесполезными, что именно в момент, когда понадобится помощь с Туры, у Ситникова произойдет перерыв в связи с Алиной. Если бы можно было как-то заранее очистить землю вокруг портала от врагов! Но наши войска очень далеко, в нескольких неделях пути - сдерживают иномирян, рвущихся к Иоаннесбургу, и собираются с силами, чтобы отбить города между Угорьем и Мальвой. Несмотря на победу, Юг остается во власти захватчиков, и поэтому уповать приходится только на Свидерского, Алмаза Григорьевича и магов их отряда».
        «Однажды я сумела сжечь сотни песчаников, - отвечала ей сестра, - не забывай о том, что мы и сами - сокрушительная сила, Василина. Я могу попросить Нории принести меня туда и повторю это для наших врагов. Поверь, я не дрогну».
        Да, Ангелина могла, не впадая в сомнения и ужас, обрушить пламя и на людей, и на инсектоидов. А в себе Василина совсем не была уверена.
        «Но твоя сила может разрушить портал - а закрывать его нельзя, - писала она в ответ. - Времени все меньше, мы все ищем выход и не можем его найти. Если бы можно было как-то скоординировать действия спутников Алины в Нижнем мире и отряда на Туре! Но на Туре был всего один дракон, способный пройти через портал и не погибнуть от рук иномирян, и он уже сделал это. Остается надеяться на удачу и милость всех богов во главе с Триединым».
        Переписка с сестрой придавала королеве уверенности - Ангелина была не меньше занята, чем сама Василина, но при этом находила время ответить, поддержать, дать совет. А на благодарности мягко отвечала:
        «Рано или поздно ты заметишь, что я согласна со всеми твоими идеями, милая, и поймешь, что справляешься сама и тебе не требуется мое одобрение. Но пока оно нужно - я всегда буду рядом. И когда станет не нужно, тоже».
        Огнедухи между Истаилом и Иоаннесбургом летали почти ежедневно, а если учесть, что Ани переписывалась со всеми сестрами и Святославом Федоровичем, то оставалось только гадать, откуда у нее при всей ее загруженности находятся силы и время уделить внимание каждой.
        Глава 5
        25 апреля, Иоаннесбург, Василина
        Константиновские часы пробили семь утра, когда автомобиль ее величества остановился у широкого дворцового крыльца. Василина, едва заметно зевнув в плечо мужу, подождала, пока он выйдет и подаст ей руку, и пред очи подданных явилась уже собранной, с легкой улыбкой на губах.
        Традиционно парадный вход снаружи охраняли восемь гвардейцев. Сегодня к ним присоединился девятый помощник - на верхней ступени, горделиво вытянув шею, сидел огнедух Ясница.
        Когда королева ступила на лестницу, гвардейцы отдали честь, встали смирно - и пламенный гепард повторил их движение, поднеся лапу ко лбу и заставив Байдека хмыкнуть, а Василину засмеяться и, склонившись, поцеловать его в огненный лоб.
        - Молодец, - принц-консорт, проходя мимо, потрепал его по холке: Мариан теперь постоянно носил подаренный огнедухом браслет, защищающий от ожогов. Ясница, изогнувшись лентой, текуче скользнул рядом во дворец, в открытые слугами тяжелые двери. - Доложить обстановку!
        - Все споко-о-ойно, - протянул гепард мурчаще. - Дети-и-и спят. Побудка через пя-а-ать мину-у-ут!
        За дверями Василину встречала помощница - сделав книксен, протянула список дел. Первым шло совещание с военными и безопасниками, на которое королева с принцем-консортом направлялись прямо сейчас, затем завтрак - время, когда они могут спокойно побыть с детьми. Последние дни это случалось слишком редко.
        Секретарь, следуя на шаг позади, перечисляла просьбы о встречах, придворные и служащие, спеша по делам, кланялись королевской чете и приседали в книксенах, огненные саламандры на стенах и искрянки под потолком радостно потрескивали при виде дочери Красного. А Василина, шагая к залу совещаний, думала о том, как хочется сейчас пойти в детскую и самой разбудить сыновей, а затем шептаться тихонько, чтобы не проснулась Мартинка, и валяться, обнимаясь, и баловаться самым расслабленным образом. Но война не давала им времени - а дети росли слишком быстро, и королева с тоской ощущала, что упускает самое важное, нужное ей, то, что потом не наверстаешь. Уже и дочка не только бойко топала под присмотром няни, но и стала лепетать первые слова, и Василь вытянулся, вдруг превратившись из мальчишки с по-детски округлыми щечками в маленького беловолосого мужчину, которому в июле исполнится семь и положен будет собственный камердинер, наставник и покои, а Андрюшка, ужасно скучающий по маме, с гордостью показывал, как слушается его щенок, подаренный Кембритчем. Да и щенки за это время вымахали почти до размеров
пони.
        - Чужи-и-их во дворце нет, - слышала она позади горделивый доклад Ясницы, - зато сво-о-их прибавилось!
        - Сколько? - терпеливо уточнил Байдек. Гепард смущенно зафыркал.
        - Трина-а-адцать!
        - Правила объяснил?
        - Конечно-о-о!
        Ясница, когда не находился с младшими Рудлогами, таскался за принцем-консортом по гвардейской части и с удовольствием принимал участие в построениях и тренировках. В отсутствие Байдека то и дело выскакивал перед патрулями и постами, «проверяя боеготовность», и довольно облизывал усы, наведываясь в столовую: бойцы привыкли к нему настолько, что безбожно закармливали ароматическими маслами, и гепард теперь лоснился разноцветными потоками пламени.
        На плошки с маслами приманилась пара десятков огнедухов поменьше и ежедневно прибавлялось еще несколько - поэтому во избежание пожара в казармах Байдеку пришлось наводить порядок. Устанавливать совместные дежурства духов и солдат, ставить необычных бойцов на довольствие, назначать время кормежки и издавать приказ о том, что при гвардейской столовой теперь питаются и пламенные помощники. Огнедухи его слушались беспрекословно, хоть и не с такой восторженностью, как Василину. Но королеве стоило один раз сказать Яснице: «Передай всем, что к приказам моего супруга нужно относиться как к моим», - и проблем не возникло ни разу.
        У дверей зала совещаний Ясница, успевший доложить все на свете - от того, что готовят повара на завтрак до ссоры двух придворных дам, - вильнул в сторону, вспорхнул в воздух огненной птицей с сверкающим хохолком и в сопровождении стайки искрянок полетел в сторону Семейного крыла, контролировать пробуждение младших Рудлогов. А королева с мужем зашли в зал, в котором их уже ждали военный министр с заместителями, Стрелковский и Тандаджи, такой же спокойный, как обычно.

* * *
        Примерно в это же время в Нижнем мире император Итхир-Кас в шатре, который поставили для него на равнине у трех гор, слушал своих связных. Над Иоаннесбургом день только начинался, а над ставкой императора давно отгорел закат, и луны уже мчались по отдающему фиолетовым небу, отражаясь в водах рек.
        Два оставшихся шара из божественного материала, служивших ключами в новый мир, были теперь принесены в центр равнины и расположены на расстоянии трех тысяч шагов друг от друга и от армии императора - чтобы при открытии врат над любым из них можно было сразу поднимать войска и идти в атаку. Вокруг кипел лагерь: наемники занимались своими делами, а в загонах, помимо инсектоидов, находилось теперь около двух тысяч невидши, по приказу командиров, приставленных к ним, впавших в сонное оцепенение.
        До окончания декады, в которую провидица Индерин обещала открытие следующих врат, оставалось пять дней, и тха-нор-арх ждал этого с тем сладостным чувством, с каким одерживаешь первую победу и первый раз окунаешь меч в кровь врага. Взгляд его от предвкушения сделался совершенно безумным, новый вызов радовал и горячил кровь, как в молодости, но Итхир-Кас был собран и сдержан как никогда - много в его прошлом было больших битв, оставивших после себя опыт, терпение и умение оценивать свои силы и силы противника.
        За обороты лун, прошедшие с открытия первых врат, жители нового мира при всех их чудесах и уровне развития военных механизмов так и не смогли победить простых наемников с инсектоидами, так что они смогут противопоставить невидши? Один невидши стоит сотни искусных наемников, и не боится ни боли, ни огня, в отличие от охонгов, не ведает страха и не требует отдыха и сна, как люди.
        И сам Итхир-Кас, потомок воинов, измененных еще до прихода на Лортах, подозрительный, умный и жестокий, был опаснее любого бойца. Руки его были все так же крепки, как в молодости, удар - точен, а ментальная сила, данная богами, не имела равных и могла заставить сотни людей повиноваться его воле. Так отчего бы ему было не верить в победу?
        Оттого и слушал он связных снисходительно, хоть и не показывал этого, и недавние промахи генералов своих воспринимал с тайным удовлетворением - тем блистательнее его победа будет на их фоне, и никто больше не усомнится в его силе.
        - Генерал Ренх-сат склоняется перед мощью твоей, о повелитель двух миров, и благодарит за милость, проявленную тобой! - медоточиво говорил молодой тха-нор Арвехши, кланяясь и сам. - Я передал ему шкатулку с сетью Лесидия. Ренх-сат клянется, что орудие Нервы не будет лежать без дела и соберет свою жатву во славу твою. И третий раз обещает: шкура змея-колдуна будет подарена тебе, дабы ступал ты по ней к трону нового мира. Благодарит Ренх-сат и за бойцов-невидши, которых ты прислал ему и просит принять дары, которые, конечно, пыль по сравнению с твоей милостью: десять сундуков с золотом и десять сундуков с драгоценными камнями…
        - …Герцог Дармоншир присоединился к своей армии, - докладывал Стрелковский королеве, - по нашим прогнозам, основное столкновение с противником, окопавшимся между герцогством и столицей в графстве Нестингер, произойдет через семь-десять дней, максимум - через две недели. По данным наших агентов и анализу спутниковых снимков, командующий иномирян продолжает создание широкой полосы укреплений и накопил в графстве огромное количество инсектоидов и войск, почти в три раза превышающее по численности дармонширскую армию. Конкретные цифры в аналитической записке, - он кивнул на папку, лежащую перед Василиной. - При худшем сценарии, если войска герцога потерпят поражение (а аналитики службы внешней разведки говорят, что вероятность этого высока, особенно если врагу удастся вновь нейтрализовать самого Дармоншира), в течение месяца следует ждать продвижения иномирянской армии со стороны Инляндии к Иоаннесбургу и открытия третьего фронта на западе Рудлога.
        - Военная разведка согласна с этими прогнозами, - поддержал Стрелковского министр обороны. - Дармонширская армия крепко сбита, имеет огромный боевой опыт и мотивацию, существенную магическую поддержку, поддержку берманских и эмиратских подразделений. Но в воздухе по-прежнему доминируют иномиряне, и дармонширцам, как и раньше, остро не хватает артиллерии и боеприпасов, несмотря на существенную помощь орудиями из Бермонта.
        - Геннадий Иванович, но мы ведь ранее предполагали отправить Дармонширу подкрепление в размере… - Василина полистала свои записи, - …двадцати тысяч пехоты и сотни орудий. Но это было до Угорского котла, в котором мы понесли огромные потери. Есть ли сейчас такая возможность?
        - Нет, но мы ее изыщем, ваше величество, - пообещал министр Лосев. - Дармоншир фактически уже несколько месяцев прикрывает наши западные границы и не дает иномирянам осложнить нам обстановку в центре. Нам разумнее сейчас усилить его армию несколькими батальонами и помочь победить, чем потом терять сотни тысяч солдат на границе с Инляндией…
        - …Генерал Тенш-мин движется к столице страны, называемой Рудлог, мой повелитель, и припадает к твоим стопам, умоляя простить его за сына, который проиграл свою битву и не сумел захватить отведенные ему земли от гор до моря. Тенш-мин целует край твоих одежд и нижайше просит простить и его за то, что не дошел еще до столицы: страна очень большая, и нужны декады декад, чтобы пересечь ее. Но он придумал хитрость: тайно отправляет вперед, к городу колдуньи-правительницы, отряды норов на раньярах с манками, которые прячутся в лесах, а в захваченных городах накапливает тха-охонгов и умелых наемников. В условленное время каждый лазутчик призовет по три тха-охонга с десятком воинов на каждом, а внезапной атаки сотен тха-охонгов хватит, чтобы пройти по улицам столицы до дворца колдуньи и свергнуть ее…
        - …Основная причина больших потерь наших войск под Угорьем и в целом на Юге - это постоянно восполняемое поголовье тха-охонгов, - докладывал королеве министр обороны Лосев. - В местах боев обнаружено большое количество так называемых манков, уже треснувших и непригодных для вызова новых инсектоидов. Возможно, их разбивали специально, чтобы они не достались нашей армии. Хорошо, что счет манков идет на сотни, а не на тысячи. Способность тха-охонгов перемещаться, их убойность и время, которое нужно затратить на уничтожение, играют против нас, и пока нам нечего этому серьезно противопоставить. Одно радует: благодаря работе с пленными в ведомстве полковника Тандаджи мы уже знаем, что один манок способен приманить не более трех инсектоидов.
        Василина вопросительно взглянула на начальника внутренней разведки.
        - Эту информацию удалось получить недавно, - объяснил Тандаджи ровно. - Простые пленные наемники невежественны и не имеют представления о работе иномирянских артефактов. Но на Севере удалось захватить высокопоставленного тха-нора, с которым работает наш специалист-психолог. Помощница Игоря Ивановича, - он едва заметно повел головой в сторону Стрелковского, - капитан Дробжек.
        Василина кивнула, показав, что вспомнила, о ком речь.
        - Ей удалось вывести его на сотрудничество, - продолжал Тандаджи, - и он стал важным источником информации. Оказалось, что манки - это гортанные выросты самок тха-охонгов, и их не так много, потому что самок берегут на размножение и убивают для изъятия манков тогда, когда они уже неспособны на откладывание яиц. От использования на воздухе манок приходит в негодность - в гортани он постоянно смачивается слизью, а вне ее способен сработать три, максимум, четыре раза. Затем от вибрации разрушается.
        - Но и трех раз много, - мрачно заметил Байдек.
        - Также самки тха-охонгов помечают свой «гарем», партнеров, специальным секретом, чтобы на призыв самки отзывались только самцы ее стаи. Этот секрет тоже изымается после убоя и используются для направленного призыва - таким образом можно призвать конкретного инсектоида. С десятком бойцов верхом, например.
        - Или любым другим грузом. Оружием. Взрывчаткой, - добавил Стрелковский.
        - Именно, - согласился Тандаджи. Видно было, что они это уже обсуждали. - Добавьте сюда сведения, что в ближайших к нам захваченных городах накапливаются отряды наемников на тха-охонгах. И информацию от жителей деревень по нашу сторону фронта, которые несколько раз ночами слышали шум единичных раньяров, направляющихся в сторону столицы. Вывод неутешителен.
        - Нападение на столицу? - Мариан подобрался, похолодел. Василина еще до того, как повернулась, почувствовала от него волну животной агрессии и желание прямо сейчас схватить ее и унести подальше. Глаза его пожелтели, но Байдек тут же рвано выдохнул, опустив голову, а когда поднял ее - цвет радужек снова был привычно-синим.
        - Возможно, - сухо отозвался Тандаджи. - Мы ищем раньяров, но, скорее всего, днем их скрывают в лесах. Не исключено, что стрекозы просто забросили ближе к Иоаннесбургу диверсантов в туринской одежде и вернулись обратно. Управление разрабатывает все варианты: диверсии на военных заводах, захват заложников, просто разведка. В том числе и формирование ударного кулака для нападения на Иоаннесбург.
        - Я считаю последнюю версию крайне вероятной, - проговорил министр обороны. - Мы, имея подобный убойный ресурс со способностью к телепортации, безусловно использовали бы его для преодоления линий обороны и захвата столицы и правителя. Поэтому мы сейчас активно наращиваем воинский контингент в Иоаннесбурге, оборудуем дополнительные точки обороны, проводим среди граждан учения по эвакуации. Но в городе мы ограничены в использовании артиллерии и минных заграждений, которые крайне эффективны против инсектоидов. Если на улицах возникнут сотни тха-охонгов с наемниками, то здесь, несмотря на все приготовления, наступит хаос. И пусть щиты дворца непроницаемы - ни Рибенштадт, ни Лаунвайт это не спасло.
        - Но у них не было огнедухов, - медленно сказал Байдек. - Марина Дармоншир с помощью огнедухов смогла отстоять свой замок. И в Угорье огнедухи сыграли свою роль. А у нас при казармах их почти три десятка. Фактически они сами привязались к дворцу.
        - И, если верить Яснице, они вполне способны несколько часов провести вне места привязки, - добавила Василина.
        - Я слышал о ваших подопечных, ваше высочество, - признал министр обороны, - но насколько они управляемы? Способны ли действовать организованно, подчиняться командирам и выполнять приказы?
        - Я позабочусь об этом, - пообещал принц-консорт.
        …Мой повелитель! Победоносный генерал Манк-теш, завоевавший для тебя страну, называемую Блакорией, воссоединился с войсками Виса-асха и сообщает, что готов сделать то, что не сделал Виса-асх и захватить те земли Рудлога, которые потерял он. Если велишь, он пойдет в наступление во славу твою.
        - Передай Манк-Тешу, что он радует меня, - проговорил император, одобрительно улыбаясь, - и в ближайшие декады, после того как откроются все врата и боги выйдут в новый мир, у него будет возможность вернуть земли, утерянные Виса-асхом. Но до тех пор его дело - охранять врата в Блакории пуще своего сердца. Ни одни врата больше не должны быть закрыты, ни через одни сюда не должны пройти вражеские солдаты…
        Тха-норы, стоявшие у стен шатра, склонили головы, поглядывая на пожилого и угрюмого генерала Тмир-вана, который, как и все военачальники, сидел перед троном Итхир-Каса, скрестив ноги и положив ладонь на меч в знак готовности пойти в бой. Именно через врата, охраняемые его войсками, на Лортах пришел красноволосый колдун, которого не смогли поймать до сих пор.
        Генерала Итхир-кас не тронул, но память ему вывернул, чтобы посмотреть на того, кто смог обойти и его, и тысячи наемников. Увиденное и стало причиной того, что Тмир-ан остался невредим. Итхир-Кас искусно владел мечом, до сих пор мог выйти на поединок против пятерых воинов, но красноволосый чужак был стремительнее и смертоноснее молнии, а что люди могут против молнии?
        - Я не велю Манк-Тешу стоять на месте, - добавил император, - если враг побежит, стоит идти следом и душить его. Но если нет, то ослаблять себя, растягивая армию для наступления, не нужно. Удержит страну Блакория до прихода наших богов в новый мир - станет ее наместником до конца жизни своей…
        - …Пусть Север сейчас очищен от врагов, моя госпожа, - говорил министр обороны Лосев, - но нам жизненно важно блокировать иномирянские войска в Блакории, а лучше - быстро продавить их к побережью, освободив Рибенштадт, и разбить. Да, после разгрома Виса-асха на Севере сформирована мощнейшая рудложско-бермонтская армейская группировка, но наши тылы со стороны Лесовины фактически обнажены. Если верно то, что сказал вам император Хань Ши, и в провинции Сейсянь будет открыт следующий портал, то при поражении Йеллоувиня мы рискуем получить еще один фронт, а затем и клещи. Иномирянам будет проще обойти горы и напасть на нас, чем лезть в Бермонт.
        - Я доверяю вашим решениям, Геннадий Иванович, - устало сказала Василина, - поэтому поступайте так, как считаете нужным. В любом случае, полагаю, война закончится либо с открытием последних двух порталов и выходом иномирянских богов, либо с возвращением моей сестры и ее спутников. Как жаль, что у нас нет второго Четерии, который мог бы пройти сквозь портал и передать им информацию, - повторила она мысли из недавней переписки с Ангелиной.
        - Владыке Четерии известно о планах Свидерского по созданию прорывного отряда, - напомнил Тандаджи, - поэтому они знают, что мы постараемся их встретить и пробить им путь. Что касается оперативной связи, то мы работаем над этим, моя госпожа, с того самого момента, как стало известно, что Матвей Ситников имеет ментальную связь с вашей сестрой. Но, увы, пока результатов нет, поэтому информировать не о чем. Могу, если угодно, обозначить направления работы.
        Василина взглянула на часы и, стараясь, чтобы голос не дрожал от сочувствия, проговорила:
        - Время еще есть. Слушаем вас, полковник.
        Тандаджи равнодушно кивнул.
        - Мы работаем над этой задачей совместно со Свидерским. Также привлекались специалисты из МагКоллегии. Во-первых, к Ситникову приставлен менталист: мы предположили, что при ментальном «подключении» к его снам удастся передать какие-то образы ее высочеству Алине-Иоанне. Но, к сожалению, в присутствии менталиста Ситников не видит Лортах. Мы проверяли несколько ночей, и подряд, и вразнобой. Но попыток не оставляем, пробуем разные варианты.
        - А во-вторых? - поторопила его Василина.
        - Из допросов Львовского, темного, который покушался на вас в лазарете, стало известно, что часть потомков Жреца несколько недель назад внезапно обрела способность в снах видеть Нижний мир, глазами своих дар-тени, находящихся там… дар-тени это половинки потомков Жреца, - объяснил он для тех, кто был не в курсе. - Они находятся и там и здесь, как принцесса Алина находится одновременно в двух мирах.
        Его слушали внимательно.
        - По словам Львовского, небольшая часть дар-тени в Нижнем мире тоже видят сны про Туру и помнят то, что происходит здесь с их человеческими половинками. Он сам все помнит и здесь, и на Лортахе.
        - То есть мы можем через того же Львовского или кого-то из темных связаться с Алиной? - неверяще спросила королева. - Это же прекрасно!
        - Теоретически, - сухо ответил Тандаджи. - Но напомню, что Лортах - это огромный мир, ваше величество. На практике все дар-тени сейчас находятся у моря, в одной стороне Нижнего мира, в убежищах под защитой Жреца, а равнина с лагерем императорской армии и порталами - так далеко от них, что даже лететь туда на крыльях не меньше месяца, а то и полутора. Которых у нас нет.
        - Если верить Львовскому, - заметил Мариан, который темного за покушение на супругу считал не менее достойным казни, чем Черныша.
        - Мы, естественно, перепроверили его слова, - невозмутимо проговорил Тандаджи, - опросив лояльных темных под клятву о неразглашении. Этим же занимались люди Его Священства, инспекторы МагКонтроля и Свидерский - у него есть знакомые на побережье, в монастыре Триединого, где находилась ее высочество Алина. Все, кто видят сны о Нижнем мире, подтверждают информацию Львовского. Они растеряны, они шокированы, но готовы помогать. В убежищах на Лортахе уже сформировались несколько отрядов, которые выдвинулись к границам защиты Жреца и ждут нашей команды, чтобы преодолеть ее. Они предлагают напасть на одну из лорташских крепостей, захватить несколько раньяров и полететь к равнине на них - это будет гораздо быстрее. Хотя никто не гарантирует, что их не перехватят по пути и что они сумеют найти в лесах у равнины ее величество Алину со спутниками.
        - Все равно это же хорошие новости, - тихо сказала королева. - Разве нет? Почему вы сказали, что результатов нет, полковник?
        - Боюсь, у полковника есть «но», - заметил Байдек.
        - Совершенно верно, - подтвердил Тандаджи. - Мы знаем, что в том мире боги очень активны. И знаем, что защита Жреца скрывает мысли и присутствие ее высочества Алины и лорда Тротта от внимания чужих богов.
        На лицах участников совещания появилось понимание. Василина, тоже все поняв, с сожалением поджала губы.
        - Пока дар-тени находятся под щитом Жреца, их помыслы богам неведомы. Не подставим ли мы под удар вашу сестру и спутников, согласившись на то, чтобы дар-тени со знанием, где их искать, вышли из-под защиты? При нападении на крепость их обязательно заметят.
        - Нельзя рисковать, - проговорил Мариан.
        - Нельзя, - тяжело согласилась Василина.
        - Поэтому дар-тени ждут, - подытожил Тандаджи. - Но мы ищем варианты, ваше величество. Например, арестованный Львовский - сильный менталист. И темный, который имеет связь с Лортахом. Он готов сотрудничать, и мы продумываем способ безопасно доставить его к Ситникову. Возможно, ему удастся поработать с ним во сне. Но проблема в том, что я ему не доверяю. Однако в бункере нашего управления содержится еще один сильный темный, возможно, удастся склонить к сотрудничеству его - он не агрессивен, но отказывается говорить. Пока это все детали, которыми я бы не хотел вас утомлять. К сожалению, как я и сказал, результата нет.
        Когда совещание закончилось, королева попросила Тандаджи задержаться - и он остался стоять у двери, недвижимый и монолитный, как кусок холодного камня.
        - Мне сообщили о гибели вашего сына, полковник. Я бесконечно сочувствую вам и вашей супруге, - сказала Василина, волнуясь. Лицо тидусса, всегда равнодушное и спокойное, не могло стать еще недвижимей - но стало, словно все мышцы на нем закаменели. - Если вам нужно несколько дней провести с семьей, пожалуйста…
        - Благодарю, ваше величество, - ровно ответил Тандаджи. - Мы уже попрощались с Диди. Я продолжу работать. Чтобы другие дети остались живы.
        Он поклонился и вышел, не дождавшись разрешения королевы - и эта рассеянность была единственным, чем он проявил ту боль, которая плескалась сейчас в нем.

* * *
        Майло Тандаджи, пройдя по залу Управления мимо затихающих сотрудников, глянул на двери к Стрелковскому, но все же направился к себе - нужно было подумать в тишине. В кабинете он сыпанул в кружку с надписью «Спокойствие побеждает все» кофе, залил кипятком и, морщась от противного вкуса, опустился в кресло.
        Приедет домой и сварит себе настоящий. С корицей и солью, такой, какой любил Диди. Сварит для себя, для матушки, для Таби и невесток…
        …Надо было плюнуть на честь и гордость и держать сыновей здесь, под боком. Они так же служили бы Рудлогу, но Диди был бы жив…
        И кто-то другой погиб бы в Угорском котле.
        Тидусс закрыл глаза, закинул в глотку остатки обжигающей горькой бурды - и, выдохнув, смахнул набежавшие слезы. К дурман-траве он не прикасался специально, чтобы не осквернять память о сыне, не притушать ее, а вот дрянной кофе позволял отвлечься и сосредоточиться.
        Итак, все попытки ментально «подключиться» и передать информацию Алине Рудлог через Ситникова провалились. Возможно, смог бы помочь Хань Ши или его старший сын, но один сейчас в районе провинции Сейсянь, где ждут открытия следующего портала, а второй остался во главе империи, да и чтобы добраться до Рудлога, потребуется немало времени - Зеркала и телепорты не работают.
        Свидерский с Алмазом Старовым обещали заглянуть к Дорофее сегодня ночью и попробовать воздействовать на Ситникова вдвоем. Можно было бы привлечь на помощь и Черныша, но рисковать, подпуская ничем не брезгующего мага к двоим, от которых зависит судьба Туры, не решился никто.
        Тандаджи, поколебавшись, насыпал себе еще кофе и, помешивая ложечкой кипяток, пошел к Стрелковскому.
        Игорь сидел за столом с аккуратнейшим образом разложенными бумагами и папками и, просматривая досье с секретной лазурной лентой наискосок, тоже пил кофе. На его плече была траурная фиолетовая лента - Стрелковский знал сыновей Тандаджи с их детства и разделял его горе. Увидев коллегу, приветственно махнул рукой: присаживайся.
        - Я ненадолго. Хочу одолжить у тебя Дробжек, - сообщил тидусс, оставшись у входа. - Надо разговорить и привлечь к сотрудничеству еще одного молчуна. Который в бункере у Дорофеи сидит.
        - Уперся? - понимающе проговорил Стрелковский.
        - Скорее, закрылся, - поправил его Тандаджи. - Апатия, общается только со священником, исповедовался ему. Жаль, что служитель принципиален и тайну исповеди хранит стойко.
        - Он и не может рассказать, - Игорь потеребил шестиугольный знак Триединого, висящий на цепочке на шее. - Расскажет - потеряет силу. А записать не пробовали?
        - Ты ли мне это предлагаешь? - едко вопросил Майло.
        Стрелковский усмехнулся.
        - Греха на служителе тогда не будет.
        - Увы, - так же едко продолжил тидусс, - отец Олег не только принципиален, но и умен. Использовал щит на время исповеди. Поэтому мне и нужна Люджина.
        - Я только за, - проворчал Игорь. - Хоть ко всем допросам ее привлекай, главное, чтобы избавилась от мысли поехать к матери. А то получит от нее письмо и затем ходит задумчивая - на лбу написано, что размышляет, не податься ли ей обратно на Север, к партизанам.
        - Люджина - разумная женщина, - напомнил Тандаджи. - Где она сейчас, кстати?
        Игорь взглянул на часы - половина одиннадцатого утра.
        - Через полчаса появится. Она сейчас консультирует как психолог в пансионате при Первом военном госпитале, - Стрелковский встал, чтобы долить себе кофе. - Каждый день там утром и вечером.
        - А ты говоришь, уйдет на фронт, - усмехнулся тидусс. - Она себе свой фронт нашла здесь, полковник.
        - Дай-то боги, - буркнул Игорь. Посмотрел на свои бумаги. - Ты ее прямо сегодня хочешь направить к Дорофее, Майло?
        - Чем скорее, тем лучше. Появится - выделю сопровождающего и пусть едет. Нужно пробовать все способы передать послание в Нижний мир, да и об остальных заговорщиках следует выудить максимум информации. У Макроута в голове все так же заперто, как у Львовского, но тут крошка сведений, там крошка… сам понимаешь, пока не выловим всех, есть опасность, что покушения на королеву будут продолжаться. Несмотря на утверждения Львовского, что их больше не будет.
        - А если прижать Черныша и заставить снять блоки и Львовскому, и Макроуту?
        - Отказывается, - с досадой поморщился Майло. - Свидерский поторопился с магдоговором: про снятие блоков там ни строчки. И не заставишь Черныша теперь. Амнистия.
        - Мага такой силы в принципе сложно заставить что-то сделать, - заметил Стрелковский мрачно. Постучал пальцами по пустой кружке. - Я, пожалуй, сам отвезу Люджину к Дорофее. Мне надо проветрить голову, засиделся я в кабинете. Покажу ей дорогу, чтобы завтра, если понадобится, могла доехать сама.
        Глава 6
        25 апреля, Иоаннесбург, Люджина
        Звонок от Тандаджи раздался, когда капитан Дробжек уже подъезжала к стоянке Зеленого крыла. Люджина, выслушав просьбу, заторопилась. Нужно было встретиться со Стрелковским и успеть перекусить перед дорогой, ибо завтрак был давно, а приступ голода мог напасть теперь в самый неподходящий момент.
        Теперь она вставала в шесть - чтобы успеть в пансионат к семи и провести две-три консультации, но ее это не утомляло: в детстве на утреннюю дойку или на сенокос приходилось и раньше вставать.
        Сонливость, сопровождавшая ее в начале беременности, прошла, тело после декабрьских событий в Бермонте постепенно вернуло свой вес, живот на шестой месяц сильно округлился, но чувствовала она себя так легко, будто снова была двадцатилетней курсанткой. Разве что прошлогодние переломы еще ныли на погоду, да к вечеру ноги становились тяжеловаты.
        Только на душе было муторно - в пансионате при Первом госпитале восстанавливались не только раненые солдаты, но и бывшие пленные рудложцы, которым удалось сбежать или которых отбили свои, и беженцы, получившие по пути к Иоаннесбургу травмы или ранения. Было там и детское отделение, в котором находились раненые дети.
        Но с детьми Люджина не умела работать и не могла. Первое правило психолога - отстраняться, уметь дистанцироваться от горя, беды, иначе быстро выгоришь, пропуская через себя. Со взрослыми у нее получалось, хотя беременность брала свое и эмоции иногда захлестывали с головой, до слез, а с детьми - нет.
        Дробжек поначалу ездила в пансионат по просьбе матери - навещала «ее» партизан и медсестру Элишку, потерявшую мужа и перенесшую издевательства иномирян. Северян выписали в пансионат из Королевского лазарета - восстанавливаться. Элишка и стала первой пациенткой Люджины - а затем к капитану подошла женщина, чудом сбежавшая из колонны будущих рабов, отправляющихся к порталу в Нижний мир, следом боец, единственный выживший из своего отряда… и после общения с начмедом госпиталя Люджину включили в штат пансионата психологом на четверть ставки.
        Теперь по пути из пансионата в Зеленое крыло она всегда останавливалась у моста через Адигель и некоторое время стояла там, вдыхая влажный речной воздух, глядя на уходящий вдаль по берегам зеленый цветущий Иоаннесбург, который уже полностью вступил в пышную весну средней полосы, и отдавая текущей воде, темным водоворотам у опор моста и ветру все то горе, которое самой Люджине отдали сегодня.
        С Игорем они теперь виделись большей частью на работе - хотя с вечерних консультаций капитан возвращалась не раньше десяти, полковник засиживался сильно допоздна, мог прийти заполночь, когда Люджина уже спала. А утром она вставала раньше него.
        Она знала, что Игорь продолжает колоть иглы - ибо он клал мешочек с ними перед зеркалом в ванной. В те редкие моменты, когда они вставали вместе, Люджина с содроганием слышала, как колотит он от боли кулаками в стену и приглушенно стонет. Но больше в ванну не врывалась.
        Игл оставалось всего несколько штук.
        Но раз в неделю Стрелковский старался уходить с работы пораньше - и тогда они вдвоем заезжали сначала в собачий приют, а затем к старенькой «бабушке» королевы Полины-Иоанны Тамаре Марковне, чтобы помочь ей с уборкой и купить продукты. Тамара Марковна ждала их, как дорогих гостей, приглашала на встречи других старушек и стариков из своего дома, которые делились проблемами, - так постепенно Игорь и Люджина взяли шефство над всеми, кому в этом доме требовалась помощь.
        На следующий день около четырех вечера Игорь Иванович обязательно звонил Полине прямо из Управления. Люджина периодически заставала эти звонки - он рассказывал дочери и про собак, и про стариков, и что-то объяснял по следовательской работе. Обязательно говорил о том, что известно про Демьяна Бермонта, хотя у королевы наверняка лежали доклады из Бермонтской службы безопасности. Но несколько раз он не успевал вернуться в кабинет из-за срочных дел - и тогда просил ответить Люджину.
        И как-то так получилось, что королева Бермонта стала общаться с Дробжек чаще и больше, чем со Стрелковским. Люджина узнала, что утренние вкалывания игл у Игоря проходят не зря - Полина говорила, что бодрствует все больше, что засыпает теперь после одиннадцати вечера. Но просыпается, как раньше, в полдень.
        Полина Бермонт была приветливой, жизнерадостной и контактной. Она периодически звонила лично Люджине «на минутку», открыто смеялась в трубку, слушая о проказах собак, благодарила за помощь «своей» бабушке. Иногда, по всей очевидности, у королевы оказывалось больше свободного времени - и тогда она расспрашивала Люджину про Стрелковского, живо интересовалась, чем занимается сама капитан.
        - Я не слишком вас отвлекаю? - спросила она как-то. - Я скучаю по дому, и пусть даже каждый день общаюсь с родными, мне все равно мало, понимаете?
        - Понимаю, - спокойно ответила Люджина. - Для вас Рудлог - это ваши корни, и вы всегда будете находить в нем силу. Поэтому вам так важно иметь здесь как можно больше корней.
        - Именно, - рассмеялась Полина и больше к этому не возвращалась.
        Она очень внимательно слушала про нынешнюю дополнительную работу северянки и о том, как необходима жертвам войны помощь в лечении душевных ран. Люджина, конечно, не делилась частной информацией, но и общей о тех, кто перенес насилие или плен, было вполне достаточно, чтобы ввести в печаль кого угодно.
        - Я не расстраиваю вас, ваше величество? - уточнила Дробжек в один из таких разговоров, который проходил в кабинете Стрелковского.
        - Нет, мне очень интересно, - заверила ее королева со странной задумчивостью. - Если бы я не вышла замуж за Демьяна, я бы хотела заниматься тем, чем занимаетесь вы, капитан.
        - Вы слишком активны, ваше величество, - улыбнулась Люджина в трубку. - Вам, как и Игорю Ивановичу, нужно движение, а профессия психолога предполагает долгое сидение на одном месте. Так что, полагаю, вы бы быстро передумали.
        - Это верно, - рассеянно откликнулась Полина. И словно решилась: - Капитан, вы говорите, что жертвам насилия нужно прожить его, проговорить, переработать, выплеснуть все эмоции на врага. А если… если близкий человек повел себя так? Например, в результате болезни… или заклятия. Врага можно убить, можно уничтожить и, отомстив, успокоиться. Но что, если он - не враг, и ты точно знаешь, что он никогда бы пальцем тебя не тронул? Прощаешь, но при этом не можешь забыть… и не получается довериться, как прежде. И любишь, и понимаешь, а все равно внутри словно запрет какой-то стоит… Это я для примера, конечно, - добавила она горько.
        - Я лично не сталкивалась с ситуациями, когда жертва проклятия причиняла вред своим близким, - Люджина не ожидала этого разговора, и от мгновенного напряжения, необходимости собраться у нее запульсировала венка на виске, - но мне известно о таких случаях. Мы разбирали их при обучении, да и в специальной литературе попадались.
        - Расскажите, - непривычно тихо попросила Полина. - Как с этим справлялись?
        - Все ведь очень индивидуально, ваше величество… секунду… - Дробжек все-таки сделала паузу, чтобы собраться с мыслями, вспомнить все, что знает о Полине Бермонт, и понять, имеет ли право в отсутствие опыта отреагировать на этот подспудный запрос о помощи. Скинула ботинки, чтобы дать отдых отекшим ногам, погладила живот под широким синим платьем: сын пинался со всей дробжековой силой.
        Когда Игорь прилетел на хутор, чтобы позвать северянку на помощь в Бермонт, он рассказал, почему королеве Полине понадобилось присутствие гвардии и агентов из Рудлога. И, скрывая переживания за резкостью и сухостью слов, упомянул, что Полина была сильно ранена супругом.
        Но и не скажи он об этом - Люджина все равно все узнала бы в замке Бермонт. Про случившееся в ночь свадьбы со страхом шептались слуги, вполголоса, с сочувствием и восхищением, говорили придворные и берманы-гвардейцы. Говорили, что красная принцесса, настоящая дочь Вечного Воина, спасла Бермонт от эпидемии бешенства, что не побоялась увести зараженного и обезумевшего до звериного состояния мужа в часовню Хозяина лесов, а Демьян Бермонт чуть не разорвал ее, когда нагнал, - ведь королевские покои после были все в крови. И платье ее величества тоже.
        Что случилось в часовне, не знал никто - кроме того, что невеста короля вышла оттуда его женой и королевой Бермонта. Оттого и приняли ее и старейшины, и гвардия, и верные королю кланы. И варронты, духи земли.
        Много тогда говорили и разного, но королева Полина так фанатично, яростно горела целью вылечить супруга, так очевидна была ее любовь, что все сошлись на мысли: король успел жену ранить, но в часовне под присмотром первопредка бешенство на время отступило и на алтарное ложе они с королевой возлегли как должно, в уважении и мыслях о наследнике.
        - Будь иначе, разве билась бы она так за него? - сказала леди Редьяла, мать Демьяна, когда вышивала в кругу своих фрейлин, и слова эти разнесли по всему замку и за его пределы, и приняли, что так и было.
        А что случилось на самом деле, какую боль хранила в своей памяти молодая королева, совсем девчонка еще? В той своей битве она, очевидно, не думала о себе. Но сейчас, когда тело стало восстанавливаться, когда организм залечил повреждения, и все более-менее наладилось, видимо, дали о себе знать и душевные раны. Телесные могут зажить, но что делать со страхом, с отторжением произошедшего, с горем и болью, которые остались внутри? Они могут никогда не пройти без сторонней помощи и даже через десятки лет терзать, всплывая в самых необычных проявлениях и мешая жить.
        Капитан Дробжек сама иногда, ощущая, как прижимается к ней ночами Игорь, вспоминала слова, сказанные ей после их первой близости на Маль-Серене: «Вы мне не нужны! Я никогда не полюблю вас, понимаете?» Она приняла это и четко знала, на что шла и что делает сейчас. Но это не значит, что ей не бывало больно.
        Люджина не была гениальным опытным психологом, никогда не считала это своей основной работой и практику имела небольшую - в основном с военными, с бойцами, пережившими ужас, нападение нежити, потерю соратников. И знала, что слишком любит в работе своей проводить терапию через кризис, и деликатности в ней мало - недаром в начале напарничества Игорь требовал от нее быть помягче, поконтактнее. Но отказать тем, кто просил ее помощи, не могла.
        - Любой страх, - наконец решилась она, тщательнейшим образом подбирая слова, - опирается на отсутствие контроля и неуверенность в безопасности. Кому-то из пострадавших помогало просто осознание того, что не сам проклятый причинил боль, а его проклятие. Есть специальные методики разделения человека и его болезни или проклятия, но их обязательно нужно прорабатывать со специалистами… Кому-то требовалась длительная работа, чтобы почувствовать себя в безопасности. А кому-то понадобилось вмешательство менталиста - забыть все, что случилось. Или сенсуалистки из потомков Богини, чтобы притушить боль, сделать ее терпимой, туманной. Скажите, - она поколебалась, далеко не уверенная в том, что поступает правильно, - а в вашем примере обсуждаемая персона точно уверена, что в обычном состоянии проклятый бы пальцем ее не тронул?
        - Конечно, - уверенно и резко заявила Полина. - Кон… - она вдруг сбилась, словно что-то вспомнив. Помолчала и тяжело вздохнула. - Люджина. Скажите, наш разговор не прослушивается?
        - Это рабочий телефон Игоря Ивановича, - напомнила Дробжек, - полагаю, защищеннее его в Управлении только телефон Тандаджи.
        - Хорошо, - королева снова вздохнула. - Поговорите со мной. Вы ведь поняли, что я говорю про себя? Ведь поняли, капитан?
        - Да, ваше величество. Ваш супруг сильно поранил вас, я знаю.
        - Да… поранил.
        Дробжек заметила эту паузу и едва заметно перевела дыхание - чтобы проглотить, утихомирить жалость, плеснувшую слезами в уголки глаз. Раскалывать иномирянских пленных было куда менее сложной задачей, чем та, что вставала перед ней сейчас. И она обязана была предупредить:
        - Ваше величество, я должна предложить вам обратиться к более опытному специалисту, с которым вы сможете общаться лично, а не по телефону. Визуальный контакт очень важен, работа, возможно, будет долгая, а из-за войны мы не сможем встречаться.
        - Я думала об этом, но мне нужен кто-то, кому я абсолютно доверяю, - неожиданно жестко проговорила Полина. - Вам я доверяю, капитан. Вы многое знаете обо мне. Вы спасли меня дважды, вели мое дело, скоро родите мне брата… и вы женщина. Не представляю, с кем еще я смогу свободно пообщаться, кроме родных. Я хочу справиться с этим, понимаете? Я люблю своего мужа, я хочу быть с ним, он мой! И я ненавижу свой страх, который не дает это сделать. Вы правы, правы насчет чувства безопасности, - она говорила торопливо, и Люджине оставалось только слушать, - был еще один случай, осенью. Я забралась к нему… вы же знаете, чем я занималась. Он тогда едва не убил меня - но берманы ведь все звереют, когда дело касается их территории. Он очень сильно меня напугал, очень. Абсолютно потерял контроль. Но ведь успел остановиться, сумел взять себя в руки - сумел, и я поэтому верила, что одного моего голоса всегда будет достаточно, чтобы остановить его!..
        В кабинет вошел Стрелковский, увидел Люджину с телефоном - но она взглядом пресекла его попытку заговорить. Указала глазами на трубку, покачала головой, кивнула обратно на дверь.
        Он без слов подхватил со стола какие-то папки и вышел.
        - …Одного моего слова! - с отчаянием говорила Полина. - Моей любви! Знали бы вы, как он умеет сдерживать себя, как он сдерживался до свадьбы. Я верила, верила! Что, несмотря на то что в берманах столько звериного, инстинктивного, Демьян никогда не сделает мне больно! Но он сделал.
        - И теперь вы боитесь, что в любой момент это может повториться.
        - Я не боюсь, - проговорила Полина убежденно. - Умом не боюсь. Я вижу, как он мучается, как тяжело ему оттого, что он сотворил это со мной. Вижу, как меняет свои принципы ради меня. Знаю, что в разумном состоянии никогда не тронул бы. Но в какой-то момент рядом с ним начинаю цепенеть. Тело боится.
        - Потому что тело не поддается логике и уговорам, ваше величество. Оно работает на инстинктах. Огонь обжег - рука дергается от огня. Можно пересилить себя и сунуть руку в огонь, но так и с ума сойти можно.
        - Но ведь что-то можно сделать? - упрямо спросила молодая королева. - Один добрый и очень мудрый старик сказал мне ждать. Но я ведь не умею просто ждать.
        - Ни один психолог не укажет вам, что делать и как жить, иначе это плохой психолог, - Люджина чуть повернулась в кресле набок, ибо затекла спина. - Но есть методы, которые позволят вам самостоятельно прийти к решению и сгладить травму. Для начала спрошу - вы точно не хотите воспользоваться услугами менталиста?
        - Нет! - без сомнения ответила Полина. - Я не хочу ничего забывать. Все, что случилось со мной, - моё, плохое или хорошее. Забыть - это слабость. Это не для меня.
        - А обратиться к сенсуалисткам? Вы ведь сможете лично попросить о помощи даже царицу Иппоталию.
        Полина поколебалась.
        - Если я не справлюсь сама, я так и сделаю, Люджина.
        - Не вы сама, - мягко проговорила Дробжек. - Это ваша с супругом беда. Вам двоим с ней справляться. Но именно ваш муж должен убедить вас в том, что он всегда будет безопасен. Это его сфера ответственности.
        - Он это понимает, - грустно сказала Полина. - Несмотря на то что сейчас далеко, балует. Изображает строгость, но все делает, что я попрошу.
        - Вам это не нравится.
        - А вам бы понравилось? Если я скажу, что для помощи мне ему нужно выдернуть свой позвоночник, он это сделает, капитан.
        - Постараемся обойтись без этого, - пообещала Дробжек серьезно, и Полина вдруг засмеялась. Смех этот Люджина восприняла с облегчением - там, где нет надежды, нет и смеха.
        - Демьян придумает что-нибудь, - проговорила королева, отсмеявшись. - Война закончится, он вернется и точно придумает.
        - Вы очень верите в него, ваше величество.
        - Я прекрасно понимаю, что наш мир могут захватить, что Демьян может погибнуть, но не хочу думать об этом, - очень по-взрослому объяснила Полина. - Я живу с верой в победу - иначе наш разговор не имеет смысла. Да и все, чем я сейчас занимаюсь, не имеет. Демьян делает все, что он может, для Бермонта, для мира и для меня. А я хочу сделать то, что доступно мне. Понимаете?
        - Конечно.
        - Тогда помогите мне.
        - Вы уже сами себе помогаете, - Люджина старалась говорить еще мягче. - Скажите, вы еще кому-то рассказывали, кроме меня?
        - Да. Сестре, совсем недавно. До этого не могла… просто не могла.
        - Это хорошо, что возникла потребность рассказать, - Люджина, с наслаждением ступая босыми ногами по холодному полу, подошла к окну, - обязательно говорите о случившемся. Выход из душевных травм - это большая, долгая работа, и поддержка близких в это время очень важна. Если не с кем поговорить, а желание есть, записывайте, перечитывайте и жгите. Каждый раз, когда вы с кем-то делитесь, проговариваете, прописываете, боль становится чуть легче, ваше величество.
        - Это я уже заметила, - согласилась Полина.
        - А с супругом вы обсуждали то, что случилось? - капитан распахнула створки и с жадностью вдохнула свежий воздух. Сердце стучало: не ошибись, не ошибись.
        - Он говорил со мной. Но мне невыносимо было вспоминать, больно, к тому же он все-таки выжил, у меня все вышло… я так счастлива была, что не хотела вспоминать.
        - Но ведь вы имеете право на эмоции. На обиду, злость, непонимание, ярость по отношению к вашему мужу. То, что он тоже жертва, не делает вашу боль меньше.
        - Я не испытываю ничего подобного, - резко заявила Полина.
        - Вы не считаете его виноватым.
        - Нет! - выкрикнула королева и замолчала, тяжело дыша. А потом заговорила сбивчиво, задыхаясь, словно глотая и загоняя внутрь слезы:
        - На самом деле он виноват, конечно, виноват. Он мог не проводить боев, мог послушать Тайкахе. Он говорил - верь мне, и я верила. Но что мне сейчас это даст? Демьян сам все знает и сам себя казнит. Я не хочу делать ему больнее. Не хочу!
        - Не нужно, не нужно, - тихо, успокаивающе забормотала Люджина, словно укачивая ребенка, и тяжелое дыхание с той стороны стало затихать. - Не хотите пока говорить - не нужно, скажете, когда будете готовы и если будете готовы. Невысказанные эмоции тоже могут быть причиной блока, ваше величество. Не говорите. Но постарайтесь вытащить их на солнце и хорошенько рассмотреть. Осознание - первый шаг к спокойствию. Запишите чувства, которые испытываете, когда вспоминаете тот день. Но в особой форме. «Я испытываю недоумение, потому что…», «Я испытываю усталость, потому что…» Придет время, и вы сможете открыть их мужу и попросить его рассказать о своих. Вы мучаетесь старой болью, он - чувством вины. Открытый разговор позволит вам двоим работать над вашей общей бедой. Обнулить ее, не обесценив при этом.
        - А еще есть что-то? - тяжело спросила Полина. Она уже успокоилась, но голос еще подрагивал.
        Капитан поколебалась и все-таки предложила:
        - Спросите себя, что могло бы вас убедить в том, что вы рядом с мужем в безопасности? Ответ вы обязательно найдете, ваше величество. Он обязательно к вам придет. И не отказывайтесь, какие бы дикие идеи ни приходили, хорошо? Пусть для начала это будет не глобальная, пожизненная безопасность, а хотя бы локальная, в определенный момент, в определенной ситуации. Так вы сможете успокоить подсознание и постепенно закрыть тяжелые воспоминания хорошими. Переиграть ситуацию в безопасности.
        - Я понимаю, о чем вы, - проговорила королева Бермонта. - Это как если ты сорвалась с альпинистской стенки и получила переломы, то, чтобы преодолеть страх высоты, в следующий раз нужно полезть со страховкой и щитом внизу.
        - Примерно так, - согласилась Люджина с облегчением. Пик миновал. - Можно сжечь место страха, а можно сделать его местом радости и безопасности. Обе методики работают, обе являются способом уничтожения плохой памяти, но каждому человеку подходит своя. Переигрывание, переформирование старой боли - довольно рискованная методика и не всегда возможная. Применять ли ее - только вам решать.
        - Мне нравится эта идея, Люджина.
        Северянка улыбнулась.
        - Вы - человек дела, а не рефлексии, ваше величество. Я знала, что вам понравится.
        Когда королева Бермонта попрощалась и отключилась, Люджина осталась стоять у окна, сжимая трубку. Спина и лицо были мокрыми от напряжения, а ноги болели так, будто она ступала по тонкому льду.
        С тех пор они общались уже несколько раз. Полина могла посреди беседы словно невзначай уточнить что-то по случившемуся разговору и, получив ответ, быстро вернуться к основной теме. Люджина ни о чем не спрашивала: если понадобится, королева сама попросит помощи, а до тех пор не стоит вмешиваться в сложную работу, которая, по всей видимости, шла сейчас в душе Полины Бермонт.

* * *
        Игорь был за рулем, а Люджина, сидя рядом, листала досье на барона Дугласа Макроута, подготовленное подчиненными Стрелковского.
        С фотографии, сделанной уже в бункере, на нее смотрел угрюмый мальчишка с военной выправкой и неожиданно развитыми плечами. Двадцать один год, темный, в роду одни темные, легализованный. Поместья и земли в Блакории, до того, как пропал из виду, учился в военной академии Рибенштадта.
        - Преподаватели академии, которых удалось найти, характеризуют его исключительно с положительной стороны, - прочитала она вслух.
        - Господин Смитсен тоже считался положительным во всех отношениях, - пробурчал Стрелковский, - а Соболевский, который чуть не прикончил нас на Хартовой сопке, - обаятельнейшим и деликатнейшим человеком. Пожалуй, единственный из темных, про чей невыносимый характер я знаю лично - это профессор Тротт.
        - Он мне показался очень приятным, - Люджина с удивлением подняла глаза от досье. - Немного строгий, но настоящий мастер своего дела. Но я всегда испытывала слабость к профессионалам.
        - Я это уже понял, - усмехнулся Игорь с теплотой, и она рассеянно взглянула на него и пожала плечами, словно говоря «что есть, то есть». Чуть отодвинула кресло назад, с наслаждением вытянув ноги, и снова погрузилась в чтение. Живот ее торчал уже угрожающе, и Игорь вел машину очень мягко, избегая рывков.
        Иоаннесбург, чье население за счет беженцев увеличилось почти вдвое, казался бы привычно-деловым, если бы не попадавшиеся повсюду знаки войны. Горожане гуляли с колясками, собаками и просто так, спешили куда-то курьеры и офисные работники. Но тут же встречались патрули и блокпосты, рекламные щиты с информацией о том, где найти или предоставить помощь, как действовать при эвакуации, патриотическими призывами, фотографиями королевы и вдохновляющими цитатами из ее речей. Над крышами мелькали боевые и патрульные листолеты, на дорогах стояла или двигалась колоннами техника - и чем ближе к окраинам, тем больше.
        - Дом Макроута состоял в содружестве Чистой крови, - снова подала голос Люджина.
        - Это объединение остатков темных аристократических семейств, которые выжили после гражданской войны и лет через пятьдесят после нее пришли к тому, что нужно помириться и договориться о своеобразной селекции, - охотно объяснил Игорь то, что она сама могла прочитать далее. - Их представителям категорически запрещалось вступать в брак с простолюдинами и потомками других богов. Каждый год после достижения половой зрелости и проявления родовых способностей выбирали самых сильных юношей и девушек из этих семейств и обручали их, чтобы потом в браке получить сильных детей. Они верят, что таким образом может появиться темный, достаточно сильный, чтобы его признала корона Гёттенхольдов. Наш Макроут - продукт такой селекции чуть ли не в десятом поколении, и сам уже обручен с дщерью одного из родов. И он действительно силен, по словам Львовского. Это темный, который покушался на ее величество, - напомнил он Люджине.
        - Львовский охотно сотрудничает с нами?
        - Одиночная камера и допрос сделает желанным общением, - с профессиональным цинизмом откликнулся Игорь. - Но он фанатик, и сам рвется помочь, если это нужно для возвращения Жреца на Туру.
        - Что он еще говорил про Макроута? - капитан пролистала записи в поисках допроса Львовского.
        - Что он идеалист и дурень. Не был замешан в покушениях на правителей и негативно относился к ним, а также именно ему принадлежала идея совершать набеги на войска иномирян, идущие из Рибенштадта к границе с Рудлогом. Мы связались с блакорийскими военными - они подтвердили, что нападения партизан на врага имели место быть и очень помогали армии. Менталист, присутствовавший при допросе, утверждает, что Львовский не врет.
        - То есть, если принимать все сказанное на веру, мы имеем молодого идеалиста, воспитанного как претендента на корону, которому пришлось стать на сторону террористов ради высокой цели. Возможно, его подвиги на ниве борьбы против иномирян - это своеобразное искупление. Договор с совестью.
        - Но почему он тогда не идет на контакт? - проговорил Игорь. Он сам мог назвать тысячу причин и пару наиболее вероятных, но ему было интересно, что скажет Дробжек, и приятно обсуждать с ней рабочие вопросы.
        - По любой из тысяч причин, - вторила его мыслям Люджина, захлопывая папку. Закрыла глаза, потянулась. - Но я думаю, у него шок. Или просто стыдно, Игорь Иванович. Чтобы понять, права ли я, нужно поговорить с отцом Олегом, который исповедовал Макроута.
        - Вы думаете, он откроет вам тайну исповеди? - полюбопытствовал Игорь.
        - Нет, - Люджина так и осталась сидеть с закрытыми глазами, откинувшись на спинку сидения. Лицо ее было чуть припухшим, усталым, и Игорь в очередной раз подавил желание настоять на том, чтобы она дожидалась родов дома и бросила работу. - Но я и не собираюсь его об этом спрашивать. Я спрошу, как он считает - хороший ли человек Макроут?

* * *
        - Хороший, - подтвердил служитель Триединого, когда они уже сидели за столом в доме Дорофеи Ивановны. Бывшая ликвидаторша поздоровалась с Игорем как со старым знакомым, пробурчав что-то вроде того, что в оружейной новые поставки, можно заглянуть, оценить. А вокруг Люджины развела настоящие хлопоты, нацедив ей огромную кружку молока, поставив на стол банку с черничным вареньем и домашний хлеб. Стрелковский и отец Олег скромно довольствовались чаем.
        Впрочем, от обеда они отказались сами и не из-за опасения объесть старушку, а по причине раннего времени. На кухне Дорофее сейчас помогал повар Управления, ибо население бункера с гвардейской охраной принцессы, агентской охраной темного, врачами, сотрудниками, ведущими следствие, и прочими постояльцами, спящими и нет, перевалило за семьдесят человек, и прокормить весь этот отряд даже очень крепкой старушке было бы нелегко. Иногда она в воспитательных целях привлекала к готовке не занятых в дежурствах бойцов.
        - Спасибо, - поблагодарила Люджина, намазав хлеб вареньем и откусив кусок, - очень вкусно, прямо, как у моей мамы.
        - Я соберу вам с собой, - непререкаемо заявила хозяйка дома и вышла.
        - Хороший мальчик, - повторил отец Олег, - который оказался на границе между добром и злом. Это все, что я могу вам сказать.
        - Этого достаточно, - Люджина с удовольствием отпила молока. Живот ее ходил ходуном - ребенку, видимо, тоже понравилось варенье.
        - И что это нам дает? - поинтересовался Игорь только чтобы поддержать разговор.
        - То, что мы будем общаться с ним не как с врагом и заговорщиком, а как с хорошим человеком, - сказала она из-за огромной кружки. Служитель смотрел на нее с улыбкой, и Стрелковский понимал, почему он умиляется.
        В любой беременной женщине, в любой матери, говорили в Храме, проявляется Богиня-мать. И крепкая, неуловимо изменившаяся северянка, которая светилась внутренней силой, вызывала и в самом Игоре странное щемящее чувство - будто Богиня коснулась его краешком крыла, наполнив покоем.
        Люджина дарила ему покой.
        В прошлое воскресенье, когда лил проливной дождь и ветер трепал зеленые кроны деревьев, Стрелковский снова приходил на могилу Ирины. Омываемый ливнем могильный камень с датой смерти напоминал о том, что скоро будет восемь лет, как ее нет в мире.
        Сердце болело, но глухо, отстраненно - а ревущий ветер и порывы дождя швырнули принесенные розы ему в лицо, разбросав вокруг могилы. Он собрал цветы и снова положил - их подхватило потоками воды и красной лентой потянуло прочь, по дорожке к возвышающимся вдалеке курганам первых Рудлогов.
        Игорь сел на скамью, подставляя лицо под теплый, яростный ливень. Он думал о том, что мир был бы совсем иным, останься его королева в живых. Ангелина Рудлог по-прежнему была бы наследницей трона и уже состояла бы в браке с сильным принцем-консортом. Василину выдали бы замуж за Бермонта, Полину, скорее всего, старшей женой за наследника йеллоувиньского престола: Ирина умела добиваться своего и меньше чем на короля для девочек бы не согласилась. Алина, по всей видимости, стала бы супругой старшего из сыновей Блакори - тот был ее младше всего на четыре года. А от проснувшихся драконов пришлось бы откупаться Мариной. Хотя Ирина с большой вероятностью впала бы в ярость от их требований. Да и вряд ли они бы вообще освободились - ведь движение земли и разрушение Драконьего пика началось именно из-за отсутствия крови Рудлог на троне.
        Пески по-прежнему были бы пустыней, и Тура, возможно, долгое время бы оставалась еще крепкой. Не случилось бы нашествия иномирян… или случилось, но гораздо позже, и Ирина бы билась со врагом со всей своей непримиримостью - как билась со Смитсеном.
        Как много поменялось - невообразимо много. И как много не случилось из-за его, Игоря, ошибок.
        Ветер швырнул ему в лицо заряд дождя, с такой силой, такой плотности, что перехватило дыхание до удушья. И это привело его в чувство. Внезапно Стрелковский увидел себя словно сверху - маленького, сгорбленного, под огромной тучей, под огромным небом. Слишком незначительного для того, чтобы быть причиной таких тектонических сдвигов.
        Если все настолько поменялось - не нужны ли были богам эти изменения? Или он, перекладывая ответственность на богов, старается оправдать себя - ибо ни месть, ни кровь, которую он пролил за свою любовь, ни женщина, которая сейчас рядом, не примирили его с самим собой и не избавили от чувства вины?..
        …Люджина доела и неуклюже, тяжело поднялась из-за стола. Поднялись и мужчины.
        - Вы пойдете со мной на допрос? - спросила она Стрелковского.
        Игорь покачал головой.
        - Я вам помешаю. Посмотрю потом в записи. А пока пообщаюсь с отцом Олегом.
        Исповедь была ему нужна не меньше, чем темному мальчишке, запертому в камере бункера.
        - Но по пути в часовню загляну с вами в центр наблюдения, - добавил он, - послушаю, о чем вы говорите со старшим по следствию. Может, подскажу что.
        Со двора донесся детский смех, женский голос и сварливые увещевания Дорофеи.
        - Вы сейчас подскажите, какой у старшего допуск, - попросила Люджина, оценив разношерстность местных постояльцев и направившись за Игорем и священником к двери комнаты справа. - Чтобы я лишнего не сказала и, если нужно, поставила щит-глушилку. Он имеет доступ к информации о Жреце, Нижнем мире и ситуации с ее высочеством Алиной?
        Сама Люджина как помощница начальника Отдела внешней разведки имела «бирюзовый» уровень допуска, но о том, что пятая Рудлог - темная и ныне путешествует в Нижнем мире в компании того самого Тротта, который тоже оказался темным, узнала только сегодня утром во время инструктажа от Майло Тандаджи. Игорь дела высшей степени секретности, не связанные с работой внешней разведки, с ней не обсуждал, и, наверное, только эмоциональная усталость и природная уравновешенность позволили ей быстро принять и переварить эту информацию.
        - Имеет, - отозвался Игорь. - Здесь с Макроутом работает группа подполковника Пегова.
        Люджина кивнула: Пегов был одним из замов Тандаджи и имел все нужные допуски. Значит, можно действовать посвободнее.
        Из кладовой, к которой они направлялись, раздались мужские голоса - дверь открылась, и оттуда вышли несколько агентов. Узнав Стрелковского, отдали ему честь, поздоровались с Люджиной, которая была в гражданском, и отцом Олегом и проследовали наружу: там, на заднем дворе, огороженные высоким забором от случайных прохожих, на свежем воздухе стояли накрытые к обеду столы.
        - Пересменка, - объяснил служитель, кивая в ответ на приветствия подчиненных Тандаджи.
        Люджина заглянула внутрь: в кладовой виднелся открытый люк в подпол, откуда то и дело поднимались еще мужчины. Кто-то откровенно зевал, кто-то потягивался или мял пачку с сигаретами. Одними из последних появилась пара молодых ребят в военной форме, которых Люджина смутно вспомнила по награждению во дворце Рудлог. Один, огромный, доставал сигарету, второй, хмурясь, проверял телефон.
        - Мамка звонила уже три раза, - говорил он, - надо быстрее перезвонить, выяснить, что там… - он, очевидно, тоже узнал Люджину и Игоря, потому что, осекшись, поздоровался, с острым любопытством глядя на нее. Ему гулко вторил второй парень.
        - Это ведь и есть тот самый Матвей Ситников? - тихо поинтересовалась Дробжек, когда ребята скрылись за дверью.
        - Совершенно верно, - подтвердил Игорь Иванович, ступая на лестницу вниз и протягивая руку. - Осторожней, капитан. Держитесь.
        Она не стала отказываться от помощи.
        Бункер оказался огромным: длинный коридор с выставленными дежурными, за стеклом справа - пункт управления и наблюдения со столами, телефонами, аппаратурой, эмагкинами, кабинетами, - сейчас там работали с десяток человек. Дальше по коридору слева - оружейная и склады, общие спальни, большая столовая, удобства, за поворотом - камеры, центр наблюдения, небольшой госпиталь и часовня. Несколько запасных выходов, спуск на минус второй уровень ниже в холм. Что там, Люджина даже не стала спрашивать. Похоже, сюда можно было бы переселить все Управление, и еще осталось бы место.
        - Я хотел бы быть уверен, что темный не опасен для капитана Дробжек, - пока она осматривалась на ходу, Стрелковский общался со служителем. - Он все еще на блокирующих травах?
        - Да, причем просит их сам, - подтвердил отец Олег. - Очень тревожится из-за вероятности сорваться, хотя здесь, рядом с часовней, это невозможно. Что касается физического нападения, то перед допросами его обычно фиксируют наручниками. Однако подробнее о мерах безопасности вам может рассказать командир гвардейцев.
        - В этом нет нужды, - проговорила Люджина. - Если его темные способности блокированы, то кинуть на него стазис я всегда успею. Но я не думаю, что это понадобится.
        - Вы уже знаете, как будете с ним говорить? - поинтересовался Игорь.
        - С идеалистом, жаждущим спасти мир, и пусть неохотно, но готовым использовать любые способы? - отозвалась Люджина. - Да вы и сами знаете, Игорь Иванович. Вы только скажите мне, что для Управления приоритетнее. Полковник Тандаджи поставил две задачи - вывести Макроута на помощь Алине Рудлог и добыть всю возможную информацию о заговорщиках. Я бы сейчас упирала на первую задачу.
        - Я тоже, капитан.
        - Тем более что из записей допросов понятно, что с ним общались как с сообщником террористов, пытались разговорить и о возможной помощи не заговаривали.
        - Что логично, - отметил Стрелковский с удовольствием: так ему нравился ее рабочий настрой. - Вы разве не знаете, что давать оппоненту понимание его исключительности и важности - это вручить ему ключ к манипуляциям и шантажу?
        - Конечно, знаю, - отозвалась Дробжек ему в тон. - Но я рискну.
        Глава 7
        25 апреля, Люджина
        Люджина, прежде чем направиться к арестанту, пообщалась с подполковником Пеговым, поглядывая на экраны в центре наблюдения - как Макроута пристегивают наручниками к креслу, повторяют короткий инструктаж о запрете резких движений, крика, нападения. Темный подчинялся с безразличием, опустив голову и словно не слушая. Дробжек еще раз быстро пробежала глазами стенограммы допросов, которые состояли из одних вопросов и примечаний о реакциях молчащего темного. Игорь, вопреки своим словам, уходить не торопился - о чем-то тихо переговаривался с Пеговым и тоже косился то на экраны, то на Люджину. Отец Олег в центр и не заходил - сразу направился к часовне.
        Прошло минут двадцать. Темный почти не шевелился - но пауза для нервозности была выдержана достаточно, и Люджина направилась к выходу. Но перед этим она попросила у Пегова ключи от наручников.
        - Надеюсь, вы знаете, что делаете, - проговорил он ей вслед.
        В небольшой камере, в которой помещалась только койка и стол с двумя креслами, стоял запах еды: видимо, у заключенного недавно был обед. В углу за ширмой, которая не скрывала арестанта от камер наблюдения, был оборудован закуток с туалетом, рукомойником и душем. Шумела система вентиляции, но все равно воздух казался сыроватым. Макроут на мгновение поднял голову, увидел женщину - и попытался встать, как и полагается аристократу. Не вышло. Он зацепился взглядом за живот Люджины, недоуменно и с любопытством хлопнул глазами - и тут же снова поник, отстранившись и закрывшись.
        - Добрый день, - проговорила Дробжек, подходя к его креслу. - Позволите? Думаю, нам так будет удобнее.
        Он напрягся, но головы не повернул - даже тогда, когда она открыла наручники. Браслеты со звоном упали, повиснув на цепочках на рукоятках кресла, но руками темный шевелить не стал. Дробжек, не дожидаясь ответа или реакции, опустилась в кресло напротив, долго устраивалась - спинка была железной, неудобной.
        - Вы, вероятно, думаете, что к вам прислали женщину, чтобы вы были более сговорчивы и открыты, - проговорила она.
        Барон смотрел в стол.
        - И вы, конечно, правы, - продолжила она с усмешкой. - Но я пришла не затем, чтобы узнавать о ваших товарищах или работе вашей организации.
        Он чуть шевельнул пальцами. Недоверие.
        - Ведь вы не простой заговорщик. Вы искренне переживаете о судьбе Блакории и ненавидите иномирян. Я читала ваше досье. Ваш отец служил в армии, ваш дед служил, и прадед…
        Он не двигался. Слушал.
        - И вы опять-таки, вероятно, думаете, что я хочу вам польстить, чтобы вы были сговорчивее. И это тоже правда, - она улыбнулась и положила на стол досье. - Но пока я не сказала ни слова лести. Здесь, - она постучала по папке пальцем, - ответ на наш запрос командованию блакорийской армии. Они ответили, что знают о почти двадцати партизанских операциях вдоль Северных гор с начала марта. А от вашего единомышленника Львовского нам известно, что вы были вдохновителем этих операций. Значит, вам не все равно. Вы хотите спасти свою страну. Своего бога. Свой мир. Кто вы, барон? Террорист или герой? Кто вы?
        Макроут так же не двигался, но задышал чуть тяжелее.
        - Вы спрашиваете себя, к чему я клоню? Что мне от вас нужно? А если бы я сказала, что вы, возможно, способны оказать прямую помощь вашему первопредку и всей Туре? Прямо сегодня? - она понизила голос. - Вы ведь видите сны, правда? Вы достаточно сильны для этого. Общаетесь с другими дар-тени там, на Лортахе? Знаете, что происходит сейчас у порталов?
        Он впервые с начала разговора посмотрел на нее. Внимательно и недоверчиво. И Люджина, наклонившись вперед, насколько позволял живот, поймала его взгляд - чтобы не отводил.
        - Я не могу обещать вам амнистию. Нет, вас будут допрашивать и дальше. Я не могу обещать, что вам все удастся. Вполне возможно, что ваша помощь окажется бесполезной. Если вы согласитесь, вам придется дать магическую клятву о ненанесении вреда и сохранении тайны. И если вас все это не пугает - скажите мне: «Я согласен».
        Он молчал. Моргнул, снова опустил голову. И Люджина не стала давить дальше - встала. На этот раз Макроуту удалось подняться вместе с ней. И пришлось снова посмотреть на собеседницу.
        - Я дам вам полчаса, - Люджина сняла с руки часы и положила на стол. - Если решитесь - скажите. Я увижу. Но через полчаса я уйду, барон.
        Она вышла, не оглядываясь. Воздух в подземном коридоре оказался куда свежее, чем в камере, и ее на мгновение кольнула жалость - пока она стояла, переводя дыхание. Все-таки беременность сделала ее слишком чувствительной.
        Игорь все еще был в центре наблюдения. Следующие полчаса несколько человек смотрели на то, как Макроут неподвижно сидит в кресле.
        Люджина пила воду и мечтала выйти на свежий воздух. Ей было душно.
        За минуту до назначенного времени барон поднялся и направился за ширму. Там он долго - куда дольше минуты умывался, пил из крана, плескал в лицо воду. Затем поднял голову к камере наблюдения и одними губами сказал: «Я согласен».

* * *
        - Сейчас подготовят магдоговор, - проговорила Люджина, когда вернулась в камеру. Макроут так и стоял у раковины, вытирая лицо полотенцем, и она направилась к креслу. Но опускаться не стала, остановилась, опираясь на спинку - глупо было бы поворачиваться спиной даже к хорошим мальчикам. - Я сама скреплю его. Я также попросила принести нам чая и варенья. Или вы предпочитаете кофе?
        - Молока, - буркнул молодой барон, аккуратно вешая полотенце на место, и Люджина повернула голову к камере под потолком в надежде, что ее знак поймут и подадут молоко.
        Голос у блакорийца был шепчущий, срывающийся: неудивительно после долгого молчания. - Что касается магдоговора, - продолжил он после паузы, - то у меня тоже есть условие… как к вам обращаться?
        - Капитан Люджина Дробжек, - представилась северянка, внимательно глядя на него. Все-таки решил поторговаться. Что попросит? Свободу? Амнистию?
        - Капитан Дробжек, - кивнул Макроут, подходя к ней ближе. Видно было, что он волнуется и прикладывает усилия, чтобы казаться спокойным. Остановился в трех шагах от нее, и Люджина почти ощутила, как напряглись наблюдатели перед экранами за стеной. - Вы подтверждаете, что моя помощь нужна для возвращения моего прародителя, Черного Жреца, на Туру?
        - Конечно, - без колебаний ответила она.
        Он с надеждой вглядывался в ее глаза. Боялся, что обманывает.
        - Мне нужны гарантии, - прохрипел он твердо. - Рудлог - вотчина Красного воина, а Красный издревле был противником Черного. Вы хотите обезопасить тех, кому нужна моя помощь, а мне нужно быть уверенным, что вы не обманываете, и я не буду действовать во вред Отцу. Я подпишу магдоговор, но и вы тоже.
        Идеалист, как есть идеалист. Не за себя просит, значит, ни она, ни Игорь не ошиблись в его оценке. Но слишком молод и опыта в политике мало - неужели он думает, что ею бы не пожертвовали в случае настолько большой игры? Да кем угодно бы пожертвовали.
        - Разумно, - согласилась Люджина, опускаясь наконец в кресло. - Я согласна. Вы поэтому молчали? Боялись, что Рудлог против возвращения Жреца?
        Он тоже сел, но отвечать не спешил. Открылась дверь: Люджина не оборачивалась, наблюдая за темным, который поднял глаза на вошедшего. Нет, не было у него во взгляде желания воспользоваться ситуацией, напасть и сбежать. Ну или юный идеалист был мастером маскировки.
        Им принесли и молоко, и чай, и варенье, и еще каких-то булочек. Капитан взяла чашку с чаем, поднесла к губам - и Макроут неохотно протянул руку за молоком, начал пить. Идеалист, но понимает, что его обрабатывают. Совместная трапеза толкает к откровенности.
        - Поначалу я молчал, потому что не понимал, что происходит, - наконец тускло прошептал он. - Последнее, что я помню, это как после очередной вылазки я начал терять контроль над собой, потянул с Черныша энергию, и Оливер Брин вколол мне антидот. - Голос сорвался и он закашлялся. - И потом я очнулся уже здесь, весь в трубках, с горящими легкими. Эта камера, - Макроут повел головой, - была моей реанимацией. Я понял, что нахожусь в Рудлоге, только по форме следователей и языку. Я не знаю, как я сюда попал. Знаю только, что наши пещеры в горах затопило и часть моих соратников погибла: когда мы только начали видеть сны о Лортахе, моему дар-тени удалось найти двоих из нас в соседних убежищах. После того, как я очнулся здесь, во сне я снова добрался до своих соратников, и они рассказали, что помнят, как проснулись от прибывающей воды и захлебнулись, - барон, глядя в стол, тяжело потер глаза руками. - Мы столько с ними прошли… столько бились плечом к плечу, а вода их все-таки настигла… Знать бы, что с ними будет, когда наш праотец уйдет с Лортаха? Они останутся жить там или умрут без Источника?
        Люджина постаралась поставить чашку неслышно, но она звякнула, и Макроут взглянул на нее, словно возвращаясь в реальность. Допил молоко, взял булочку, начал крутить в руках, не отводя взгляд от собеседницы.
        - Как я попал сюда, капитан?
        Это не было закрытой информацией и вполне могло послужить установлению доверия.
        - Я знаю лишь то, что написано в вашем досье, - сказала она, зеркально протягивая руку за сдобой. - Вы, Брин и Черныш выпали из Зеркала вместе с потоком воды. В расположение рудложской армии, к палатке Старова Алмаза Григорьевича. Черныш сейчас жив и работает совместно со Старовым над той же проблемой, к которой мы хотим привлечь и вас.
        - Старый пройдоха, - пробормотал Макроут возмущенно.
        - Оливер Брин мертв. Захлебнулся.
        Барон с сожалением откинулся на стуле. Он явно чувствовал себя все свободнее. Ушла скованность.
        - Вас сюда доставил Свидерский Александр Данилович. Собственно, это его решение. Вы были на грани срыва, нужно было воздействие служителя Триединого.
        - Свидерский, - с неловкостью повторил темный.
        - Вы знакомы.
        - Разве этого нет в досье? - он невесело усмехнулся. - В любом случае, рассказать, как мы познакомились, я не могу. Блок.
        - Ничего страшного, - с иронией сказала Люджина, - вы правы, в досье это есть. Александр Данилович рассказал, как вы пили его резерв. Но не выпили, остановили себя, хотя могли бы, да?
        Он ожидаемо не смог ответить.
        - Более того, - продолжила она, - вполне возможно, вы с ним сегодня увидитесь.
        Глаза Макроута блеснули настороженностью и совершенно мальчишеским любопытством. Правильно, на это она барона и ловила.
        - Вы все узнаете после подписания магдоговора, - Дробжек взглянула на часы и напомнила. - Но вы так и не поделились, почему же продолжали молчать после того, как пришли в себя.
        - Вы уже сами все сказали, - ответил Макроут неохотно, продолжая крутить и мять булочку. - У нас есть цель. Вернуть Жреца, спасти Туру. Многие из нас погибли ради этой цели, многие убивали, многие, как и я, совершали недостойные поступки. Мы столько вложили в нее, и вот я в вотчине Красного, извечного противника Жреца. Я не знаю вашу цель. Возможно, она полностью противоположна нашей? Пусть на мне блоки Данзана Оюновича, но ведь невозможно поставить блоки на все. Вдруг я, отвечая на вопросы, дам оружие против первопредка? Или подставлю кого-то из своих товарищей, и он не сделает что-то важное и нужное для нашей общей цели?
        - Тоже разумно, - чуть улыбнувшись, согласилась Люджина. - Но, возможно, вас убедит то, что в Рудлоге теперь официально снят запрет на чествование Жреца? Это может подтвердить отец Олег. Ему-то вы поверите? Мы на одной стороне сейчас, барон. И у нас одна цель.
        - Ему - да, - откликнулся темный. - Но в его заверениях нет нужды, капитан. Я уже сказал, что помогу и подпишу магдоговор. А в остальном моей болтливости вы не дождетесь.
        - И все же я приеду пообщаться с вами завтра, - пообещала Люджина. - Будем говорить о том, о чем вы захотите говорить.
        Он мрачно посмотрел на нее и наконец-то откусил замученную булочку.
        Магдоговор принесли через несколько минут, и Люджина и Макроут подписали его под присмотром двух штатных магов и отца Олега. Макроут обещал не причинять вреда никому из тех, кто находится в бункере, Люджина подтверждала, что его действия будут направлены на возвращение Жреца на Туру.
        После подписания, когда истаяла дымка магических клятв, капитан рассказала барону, в чем, собственно, будет заключаться его помощь. О том, что нужно попытаться передать послание путникам на Лортахе, через человека, имеющего с ними связь во сне. Когда она начала объяснять, кто эти путники, барон остановил ее.
        - У нас на Лортахе теперь все дар-тени знают, что Охтор с беловолосой девушкой помогают отцу выйти на Туру. А я ведь видел их, - добавил он, поколебавшись. - Точнее, мой дар-тени видел. Я только недавно это вспомнил - тогда еще я не все сны запоминал. Они проходили заставу перед поселением, где я был в охране. Под предводительством Верши… он и еще несколько бойцов с заставы потом с ними ушли. Девушка невероятной красоты и с крыльями. Я даже потрогал: поверить не мог. Хотел бы я знать, кто она здесь… И кто такой Охтор. Он сильнее меня и сильнее всех, кого я знаю - и я все гадаю, как его половинка скрывает свою силу здесь, на Туре?
        - Вполне возможно, что вы это узнаете сегодня ночью, - ответила Люджина, поднимаясь. Сдерживая зевок, потерла кулаком спину, поморщилась: нужно было на воздух и немного размяться, потому что болело, будто кол туда воткнули. И удобства посетить было бы не лишним. - Мне, увы, пора, барон.
        - Конечно, - проговорил он, тоже поднимаясь.
        - Возможно, у вас будут еще какие-то просьбы? - поинтересовалась она.
        Он покачал головой.
        - Вряд ли мне позволят выходить на воздух даже под магклятву. А больше мне ничего не нужно, капитан. Разве что… буду благодарен, если вы узнаете, что сейчас с моими родителями. Я очень давно их не видел.
        После камеры, в которой никакая вентиляция не могла спасти от духоты, Люджина поспешила наверх, даже не заглядывая в центр наблюдения. Игорь, если еще там, сам ее найдет.
        И на улице, прислонившись спиной к нагретой солнцем стене дома, она смотрела на пасущихся коз, на детей, играющих рядом с песочницей под присмотром очень красивой женщины, и думала о том, как вот такие хорошие мальчики, как Макроут, и хорошие девочки, как Полина Рудлог, ведомые хорошими целями, становятся преступниками. И если нынешнюю королеву Бермонта, что бы она ни натворила, всегда бы вытащила ее семья, то у этого хорошего мальчика будущее печально и предсказуемо.
        Игорь поднялся через час, когда Дорофея Ивановна уже накормила Люджину обедом и вручила сумку с вареньем и творогом, буркнув: «Там сверху подарок, как раз тебе по ладони».
        Подарком оказался новейший боевой пистолет «Верба» (рудложские оружейники любили давать оружию поэтичные имена) в кобуре, и капитан, сидевшая за столом в цветущем саду, осоловевшая от сытной трапезы и яркого солнца, некоторое время заторможенно крутила его в руке. Посмотрела на грозную спину старушки, удаляющейся в сторону курящих бойцов, которые с интересом поглядывали в сторону Люджины, и не стала отвлекать ее от воспитательного процесса, чтобы отказаться. Зато издалека показала «подарок» Стрелковскому, шагающему от двери. Полковник был слегка бледен, но при этом вполне собран.
        - Как вы, оказывается, приглянулись хозяйке, - со смешком сказал он, принимая оружие. - Но она вообще с нежностью относится к коллегам женского пола, опекает их. А вот мужчин гоняет нещадно, - и он покосился на дальний угол дома, от которого к столу с пепельницами, спрятанному у самого забора, гуськом потянулись бойцы с сигаретами.
        - И что мне с ним делать? - поинтересовалась Люджина. - У меня уже есть табельное оружие от Управления.
        - Сдадите то, оформите это, - посоветовал Игорь, с удовольствием осматривая ствол. - Скажете, что от Дорофеи, никто не удивится. Дорофее часто передают оружие в нескольких экземплярах - она его тестирует и потом пишет разгромные отчеты. Но «Вербу» она сдержанно хвалила, - он прицелился в скворечник на одной из берез, хмыкнул удовлетворенно и вернул Люджине. - Вас, кстати, я тоже хочу похвалить.
        - Сдержанно? - осведомилась капитан, склоняясь над сумкой и пряча улыбку. Она вставила пистолет обратно в кобуру и сложила его поверх банок с вареньем.
        - Вы были великолепны, Люджина, - серьезно ответил Игорь. - Я сам бы не провел вербовку лучше.
        - Спасибо, - она покачала головой, стряхивая сонное оцепенение, и поднялась, провожая глазами двух знакомцев, Ситникова и Поляну, которые входили через достоверно хлипкую калиточку хутора, о чем-то вполголоса тревожно переговариваясь. - Но вы сами знаете, что это было слишком просто и быстро. Он молод, прям, бесхитростен, неагрессивен и не пытался меня переиграть. Если б к сотрудничеству пришлось склонять вас, вы бы меня знатно потрепали.
        - Но вы бы все равно справились? - с теплотой спросил Стрелковский.
        - Еще не знаю, - Люджина прямо посмотрела на него и потянулась. Не хотелось никуда ехать, хотелось остаться здесь, в этом залитом солнцем благоухающем саду. - Вы ведь очень крепкий орешек, полковник.
        - Ну а как вы? - поинтересовалась северянка у Игоря, когда, попрощавшись с хозяйкой и обходя коз, они подошли к машине. - Удачно пообщались с отцом Олегом?
        - Плодотворно, я бы сказал, - Стрелковский поставил в багажник гостинцы от Дорофеи и мягко захлопнул его. - Он мне напомнил одну притчу из Первокниги. Вас отвезти домой?
        - Нет, - она не стала спрашивать, что за притча. Снова потянулась, прежде чем сесть в машину. - Вечером у меня консультации, Игорь Иванович. Я из Управления и поеду.
        - Этак вы и родите, консультируя, - проворчал он, выруливая и начиная спуск по дороге с холма.
        - Может и рожу, - легко откликнулась она. - Родильное отделение там как раз в двух шагах.
        Первокнига, Притчи
        Однажды у святого Лаврентия, в молодые годы бывшего простым лекарем-виталистом и ходившего по Рудлогу для помощи занемогшим, порвались башмаки, подаренные почившей матерью. Лекарь очень любил свою матушку, а башмаки были единственной памятью о ней. Поэтому он надел башмаки с оторвавшимися подошвами и продолжил ходить в них. Он привык к тому, что ноги у него ранятся о камни, замерзают зимой или обжигаются о раскаленные камни летом, привык вынимать из них колючки и занозы. Зато матушкины башмаки были на нем, и казалось ему, что и ее благословение с ним до тех пор, пока он их носит.
        Как-то раз лечил он дочку богатого купца и вылечил. Купец в благодарность осыпал его золотом, которое лекарь тут же роздал бедным, а дочка подарила ему удобные сапоги. Но на нем уже были его любимые башмаки, и поэтому он не взял сапоги.
        Как-то лечил он брата набожной графини и вылечил его. И графиня подарила лекарю земли, которые он тут же роздал крестьянам, а также целых пять пар самой разной обуви. Но на нем уже были его любимые башмаки, и поэтому он ничего не взял.
        И как-то пришла к нему бедная вдова из дальней деревни и стала умолять вылечить ее маленького сына от горячки. Она шла к лекарю целый день, и целый день нужно было идти обратно.
        Лекарь очень спешил вслед за вдовой, но на середине пути пошел сильный дождь, дорогу развезло, и он стал утопать в грязи. Будь на нем башмаки с крепкой подошвой, он шел бы куда быстрее. А когда домик вдовы уже был виден вдали, дорога пошла вниз, и лекарь, упав, сломал ногу.
        Бедная вдова не в силах была тащить его на себе. Был выбор - лечить себя или пытаться добраться до мальчика. И лекарь пополз, волоча сломанную ногу по грязи. Но когда он приполз, сам полумертвый от боли, у мальчика уже была агония.
        Шесть дней лекарь держал душу мальчика в теле, шесть дней он лечил его тело. А на седьмой, когда ребенок выздоровел, оказалось, что у лекаря в сломанной ноге началась гангрена. Но виталистических сил остановить ее уже не было, и тогда лекарь сам отпилил себе ногу и едва сумел остановить кровь.
        Пока он болел, к дверям его дома приезжали и купец с дочерью, и графиня с братом, и многие-многие, кому он помог, и снова предлагали помощь.
        И на этот раз он не стал отказываться - взял и деньги, и земли, и построил на них обитель Триединого, и при ней - лечебницу для бедняков, и школу, и странноприимный дом, и стал учить крестьянских детей, и лечить, и помогать. А лечебницу и школу он назвал именем матушки.
        Когда он уже был глубоким стариком, ученики вспомнили историю про башмаки и спросили, где же они теперь. Святой Лаврентий показал амулет, сделанный из кусочка сильно изношенной кожи, который он носил у сердца, постучал по деревянной ноге и сказал:
        - Если носить старую потерю, теряешь то, что дается сейчас. Если нести старую потерю, потеряешь много больше того, что ты уже потерял. Настоящая память и любовь - это не носить старую потерю, сбивая душу, а творить новое и благое во имя ее.
        Глава 8
        25 апреля, Матвей Ситников
        - Да, да, - на ходу говорил Дмитро в трубку, жестом показывая Матвею, чтобы дал еще одну сигарету. После дежурства они расположились за столом в уголке сада, который Дорофея Ивановна выделила для курящих, и сейчас вокруг толпились и дымили, переговариваясь, с десяток бойцов. Из-за дома пахло борщом и картошкой с укропом: смена обедала, и друзья планировали присоединиться после перекура. - А эвакуацию не начали, мам? Понятно, понятно, не волнуйся и батю успокой. - Он перекинул ногу через лавку и поманил Ситникова за собой, глазами указав на калитку. - Я сейчас с Матюхой обсужу все и перезвоню.
        - Что такое? - спросил Матвей, когда они с Димкой ушли шагов на тридцать вниз по дороге, которая пересекала шоссе на Иоаннесбург и уходила дальше меж холмов к деревушке Березовой, что расположилась на берегу небольшого озерца. До деревушки было минут пятнадцать ходьбы, там они иногда закупались сигаретами.
        - Давай еще пройдем, - нервно ответил Поляна, оглядываясь, - наверняка у Дорофеи тут прослушка везде выставлена.
        Он поспешил ниже, и только когда они вошли в небольшой березовый лесочек, росший меж холмов, остановился.
        - Мамка говорит, иномиряне ночью сильно продавили нашу армию и уже ведут бои на окраинах Менска. - Дмитро зло сплюнул истлевшую сигарету и втоптал ее во влажную землю. - Мэр и администрация сбежали, не дав оповещение об эвакуации, военные отступили, но сейчас пытаются создать для жителей коридор и не дать врагам замкнуть кольцо вокруг города. Надо моих вытаскивать, Сита. Мамка говорит, там с нашей пять семей пятнадцать человек. Осилим?
        - Не знаю, - честно сказал Ситников. - Надо пробовать, Димыч. И командирам доложить. Мало ли что пойдет не так, чтобы знали, где мы.
        Они с Димкой тренировались, в свободное время иногда создавая переходы в Иоаннесбург: навестить универ, что-то забрать из общежития… но это сорок километров, а не шестьсот. И да, один раз, используя Поляну, как опорного, удалось открыть Зеркало в Пески, к матери с сестренкой и Светлане - чтобы передать новости о Четери и узнать, как свои. Но тогда Матвей переходил один, согласовав это с командиром агентско-гвардейского отряда и со Свидерским, и до возвращения было шесть часов, чтобы отдохнуть для открытия обратного портала. Но создавать стабильный коридор для других людей? Держать его не полтора десятка секунд, которых достаточно для перехода одного человека, а несколько минут?
        - А если запретят? - тоскливо спросил Димка и потянулся за еще одной сигаретой. - Нарушать приказ? Так-то мало ли что мы делаем в свободное время, Матюх. Отчитываться не обязаны.
        - Это ты не обязан, - с серьезностью ответил Матвей. - А у меня, Димыч, есть обязательства. Сегодня вечером сюда Свидерский со Старовым придут по мою душу. И я должен быть здесь. Это очень важно.
        - Важнее, чем мои родители? - спросил Поляна, нехорошо прищурившись. - Да чем ты таким занят?
        Ситников не ответил, докуривая и взвешивая все за и против. Бросил сигарету.
        - Не психуй, - сказал он веско. - Сам подумай, откуда нам сейчас проще строить Зеркало. На хуторе часовня Триединого, там все стихии стабилизированы. А уже здесь, - он поднял голову, переходя в первый магический спектр, - смотри, как мотает их.
        Они некоторое время смотрели на подрагивающие, ежесекундно меняющие скорость и плотность потоки стихий. Действие подземного святилища заканчивалось шагов за десять от хуторского забора - там потоки текли ровно, даже набирая силу.
        - За деревней есть небольшой храм, - упрямо сказал Димка. - На берегу озера. Можно от него попробовать.
        - Можно, - согласился Ситников задумчиво. - Тем более что из Березовой до Иоаннесбурга ходят автобусы. Я дам твоим ключи от теткиной квартиры, поживут там.
        - Так что? - нетерпеливо и с явным облегчением проговорил Поляна. - Я звоню мамке? Пусть через полчаса ждет нас? Как раз дойдем туда.
        Матвей повернул голову к хутору, затем к деревне.
        - Не торопи их. Нам поесть надо, - сказал он так же спокойно. - И подготовиться.
        Димка вскинулся… и ничего не сказал. Кивнул. У них всегда так было - Поляна пер вперед, Ситников вносил размеренность.
        - На голодный желудок мы переход не удержим, быстро выжрем резерв, - продолжил Матвей. - Надо еще у Дорофеи молока выпросить. И накопителей бы нам…
        - Может, у отца Олега из часовни свечей взять отгоревших? - загорелся Дмитро. - Лучше бы камни, но и свечи хорошо. На крайний случай поддержат резерв.
        - Попроси, - согласился Ситников. - Звони матери, Дим. Пусть, - он посмотрел на часы, - к трем будут готовы. Скажи, чтобы брали только документы и деньги. Сам понимаешь, чем тяжелее нагрузятся, тем сложнее нам будет. И предупреди, что, возможно, всех соседей вывести не сможем. Завтра тогда выведем.
        - Все сам знаю, - проворчал Димка, спешно набирая номер на телефоне. - Да топай, Матюха, в гору. Обед ждет. В горочку, горочку, давай, времени нет!
        Матвей усмехнулся и пошел к хутору, слушая, как Поляна, шагая следом, быстро объясняет все матери. Димка, когда нервничал, становился на редкость заведенным и на месте стоять не мог. А вот сам Ситников привык все продумывать, прежде чем действовать. Они были не похожи - и при этом великолепно уравновешивали друг друга.
        После обеда Матвей подошел на кухню к Дорофее Ивановне (капитана Дробжек и полковника Стрелковского уже за столом не было) и попросил банку молока. Хозяйка окинула его подозрительным взглядом, но трехлитровую холодную банку выдала, и сверху еще добавила два каравая. Видимо, решила, что стандартным обедом Матвей не наедается.
        Димке удалось раздобыть свечи - отец Олег был в часовне один и совершенно удовлетворился объяснением, что огарки нужны как накопители для тренировки переходов.
        Никто не задержал двух конспираторов, командирам было доложено, что они идут прогуляться в деревню; туда, сменив военную форму на гражданскую, друзья и направились - до трех часов оставалось еще сорок минут. Вокруг шелестели пышной листвой и сережками березки, Матвей нес неудобную скользкую банку, Димка грыз горбушку каравая, и добрались они быстро. Прошли по главной улице Березовой, здороваясь с любопытными жителями: среди местных давно запустили легенду, что все мужчины с хутора Дорофеи - ее внуки и правнуки, и, похоже, старушку-ликвидаторшу тут считали хорошо погулявшей в юности и наплодившей десятка два детей.
        Небольшой храм, стоявший поодаль, за яблоневым садом, был открыт, но служительницы внутри не оказалось. Видимо, тоже ушла на обед.
        Озеро плескало метрах в тридцати от здания, и стихия Синей была здесь мощнее, прочнее, усиливая и землю, и воздух. Друзья зашли за храм, чтобы не привлекать внимания Зеркалом, расставили свечи на песке по широкому кругу, в центр которого встал Матвей. Он имел больше опыта в дальних переходах, но опорным все-таки решили делать именно его - Димка лучше знал и Менск, и своих родителей и легче мог настроиться на них, чтобы перейти.
        - Мам, - сказал Поляна в трубку, - готовы? Все, я иду.
        Он кивнул Матвею, засовывая телефон в карман, встал рядом с ним в круг свечей - и они зашевелили пальцами, как почти год назад в кабинете Свидерского во время сдачи зачета.
        Целая жизнь прошла с той поры. Они стали сильнее, собраннее, опытней. И Зеркало на этот раз выстроилось ровное, большое, без волн и дрожи, и стал в нем проявляться двор родителей Поляны, силуэты людей…
        - Три, два, один… держи! - Дмитро перекинул почти все нити плетения на Матвея, оставив две проводные, - и тут же шагнул в Зеркало, и сразу же, ступив на землю по ту сторону, сплел стабилизирующее, укрепив выход. И только после этого оглянулся.
        Родители и ближайшие соседи с детьми, которых Димка знал с детства и учился с ними в одной школе, стояли совсем рядом. А двор и окрестности были полны людей, которые держали огромные баулы, связки с кастрюлями, вещами, чемоданы. Кто-то приехал на мотоцикле, кто-то качал ребенка в коляске. Какие пятнадцать человек? Сотни полторы как минимум. И все эти десятки людей, загудев, закричав радостно, качнулись к Зеркалу, стоило тому перестать дрожать.
        - Стоять! - рявкнул Димка, удерживая переход, и толкнул от себя по кругу слабенький мгновенный щит, останавливая народ. По лицу покатился пот - это оказалось сложнее, чем он думал. - Мам, да как так? Мы не вытащим всех!
        - Димочка, но не можем же мы их бросить, - со слезами проговорила его замечательная мама, которая, к сожалению, никогда не умела держать язык за зубами. И, конечно, все сделала по-своему: собрала четыре чемодана и кучу сумок.
        - Димыч, что там? - прогудел с той стороны Матвей. Судя по голосу, ему тоже было сложно. - Поскорее давай!
        Толпа напирала, грозя снести и Димку, и Зеркало.
        - Так, - зычно проговорил он, усиливая голос и невольно копируя ледяные интонации Тандаджи. - Мама, папа, бросили все вещи. В Зеркало! Объясните все Матвею!
        - А мы? - закричали из толпы. - А как же мы?!
        - Остальные! - еще громче проговорил Поляна, едва не зашипев от напряжения. Отец и мать без слов бросили чемоданы и скрылись в Зеркале. - Остальные! - он добавил усиления в голос. - Если хотите жить, выполняем мои команды! - родители вышли, и он кивком подозвал соседей с грудным ребенком на руках. - Сегодня мы не сможем вывести всех. Будете рваться - погибнем все! Завтра мы откроем Зеркало в то же время. А сегодня выводим женщин с детьми. Без вещей, с собой берем только деньги и документы. Я сейчас сниму щит, но если кто рванется вне очереди - оглушу стазисом! Выстроились в очередь! Шагаем только по моей команде! Иначе разорвет!
        Еще одни соседи прошли по его кивку, и Дмитро слизнул пот с губы, снимая щит - слишком много он отнимал сил. Народ роптал, но ждал. Ситников тоже проседал: Зеркало подрагивало.
        Пошли женщины - Димка командовал «Вперед!» и удерживал Зеркало, цепляясь за ослабевшие стихии как моряк за щепки во время кораблекрушения. Он смог вывести человек сорок, когда Зеркало задрожало, затрепетало - и, под крики и аханье толпы он последним усилием стабилизировал его, чувствуя, как с той стороны неожиданно мощно вливает силы Матвей, - и скользнул в сокращающийся переход.
        Очнулся он слабый как котенок, дезориентированный от головокружения и тошноты, трясущийся от холода. Неподалеку раздавались матушкины причитания, ругань отца, плач детей и взволнованные возгласы женщин. Сильно пахло пирогами с яблочным повидлом. Кто-то прямо над ухом укоризненно тараторил:
        - Только я пироги вытаскивать, как чую - у храма стихии в воронку сворачиваются. Я на крыльцо с противнем и выскочила. Гляжу - уж Миша торопится, кричит, чтобы к храму шла. Прибегаю, а тут вот… молодцы эти геройствуют… так с противнем и бежала…
        На лоб ему легла прохладная сухая рука и от нее полилась сила, восполняя выжженный внешний резерв, восстанавливая затронутый внутренний. Поляна открыл глаза. Над ним склонялась улыбчивая пухлая старушка в белом одеянии настоятельницы храма, поверх которого был повязан заляпанный мукой кухонный фартук с рюшами.
        - Очнулся, голубчик, - удовлетворенно проговорила бабулька, выпрямляясь и многозначительно складывая пухлые руки на груди.
        Чутьем, выработанным за годы студенчества, Дмитро осознал, что его сейчас будут ругать, и поспешно застонал - тем более что голова после окончания подпитки закружилась с удвоенной силой. Подействовало - старушка лишь улыбнулась, погрозила пальцем и скрылась из поля зрения.
        - Сыночка, - бросилась к нему мама, падая на колени и сжимая в крепких объятьях: в ширину она была не меньше Матвея, а уж работая на домашнем хозяйстве, слабой не останешься, - ну что же ты не сказал, что тебе нельзя сейчас много переносить? Ну как ты, как себя чувствуешь? Зайчик мой, ладушка славный, улыбнись мамке, улыбнись, - она потрепала его за щеку. - Улыбаешься? Ну хорошо, хорошо, - Димку снова стиснули. - Матушка Ксения сказала, что восстановишься! Вон, гляди, порозовел уже. Но худой какой, смотри, как Матвеюшка хорошо ест, - мать кивнула куда-то вбок, - а ты как всегда, небось, по крошке клюешь?
        Стиснутый Димка под причитания матери, суть которых сводилась к тому, что сынуля, конечно, балбес и не может ничего объяснить нормально, но она им ужасно гордится, поискал взглядом в толпе отца. Людей было много - помимо беженцев у храма собрались и деревенские, виден был и староста. Поляна-старший, подойдя ближе под охи и ахи матери, неуклюже похлопал сына по ноге, а затем отступил, сочувственно подняв глаза к небу. Маму они оба любили, но и побаивались, и напоминать ей, что о технике безопасности сказано не раз, было бесполезно - у нее будто стоял встроенный фильтр на неустраивающую информацию.
        - Я в порядке, мам, - Димка пошевелился, прерывая рассказ матери, как она закопала кастрюли у дома.
        - Ты ж мой хороший, ну прости мамку дурную, - она звучно поцеловала его в щеку, потрепала по голове. Оглянулась на берег: там одна из молодых соседок пыталась справиться с двумя ревущими детьми, поднялась. - Ох, пойду я Верке помогу, сынок.
        - Хорошего сына вырастила, Катька, - сказал ей кто-то из-за Димкиной спины.
        - А то! - горделиво проговорила мама, на ходу доставая звонящий телефон и раздвигая людей как волнорез. - Алло, Леночка? Да-да, мы уже здесь. Все в порядке! Дмитро вас завтра обязательно заберет, конечно. Где? - она обернулась на Димку. - Сыночка, а мы где?
        - Сорок километров от столицы, мам, - уныло ответил сыночка.
        - Сорок километров от… - она снова повернулась и внимательно поинтересовалась: - А что ты тут делаешь, Дим?
        - Отдыхаю, мам, - кривясь, объяснил Дмитро.
        - А! - и волнорез продолжил свой путь, клятвенно обещая собеседнице, что чадо всех вытащит. Где-то в той стороне, на берегу озера, хлопотала и настоятельница храма, отламывая детям и их матерям куски пирога с большого противня. В дело пошли и караваи, выданные Дорофеей Ситникову.
        Димка приподнялся на локтях, проверяя, не кружится ли голова, затем сел, повернулся - в двух шагах сидел осунувшийся Матвей и угрюмо пил прямо из огромной банки с молоком. Вокруг них по песку расплылся большой круг из почерневших восковых брызг, словно свечи взрывались - судя по застывшим потекам на одежде и лице Матвея, так оно и было.
        А за спиной Ситникова белел шестиугольный храм: на трех ближних к друзьям стенах были выбиты окна, и крошка из оплавленного стекла лежала дорожками до воскового круга. Камни вокруг пустых рам потемнели, будто от сильного жара. Ситников допил до половины банки и протянул молоко Димке.
        - Ты как? - шепотом поинтересовался Поляна, прежде чем сделать глоток.
        - Тоже вырубился, когда Зеркало схлопываться начало и пришлось стабилизировать, - буркнул Ситников. - Думал, ты уже не вернешься, Димыч.
        - Что с храмом? - так же тихо спросил Димка.
        Матвей пожал широкими плечами.
        - Когда я свечи выжал до капли, не успел закрыть канал подпитки, и, похоже, его перебросило на алтарь. А там силища - я чуть не задохнулся. Если бы не настоятельница Ксения, тоже бы взорвался, как та свеча. Прибежала, успела перекрыть, я от отдачи и рухнул.
        Поляна огляделся вокруг.
        - Что делать будем? - проговорил он тоскливо.
        - Сдаваться, - ответил Ситников, неспешно поднимаясь. - Твоим-то мы ключи дадим, а куда остальных девать? Детей, - он кивнул на орущего годовалого ребенка, которому сердобольная матушка Ксения совала кусок пирога, - кормить надо, всех их обустраивать. Просто на автобус не посадишь. Нужно через командиров решать. Не вести же всех к Дорофее.
        - В Менске еще больше сотни человек ждут, - тяжело проговорил Димка, тоже вставая. - Я обещал, что завтра вернусь.
        Матвей посмотрел на него и вздохнул.
        - Я бы тоже пообещал, - гулко поддержал он. - Но теперь, Димыч, нам хана.
        - Господа маги, так что мне, - пробасил остановившийся рядом староста, растерянный, пожилой, лысоватый, мнущий кепку, - что с людьми-то делать? На постой-то мне никак их не взять!
        - Ай, Миша, - пожурила подошедшая настоятельница, - ты как вчера во главе деревни стал. Звони администрации, в полицию опять же, девчат с детьми определят куда надо. А пока по домам разберем, уж примем, пока не помогут. Примем ведь? - она повысила голос.
        - Примем, - откликнулось ей несколько деревенских.
        Димка откашлялся.
        - Не надо в администрацию, - попросил он твердо. - И полицию. У меня… дядя военный у… прабабушки на хуторе тоже гостит. Мы сейчас сходим и приведем помощь. И спасибо вам, матушка Ксения. Храм мы отремонтируем… все возместим… может, не сразу…
        - Я в этом уверена, - без сомнений кивнула настоятельница. - Мальчики вы хорошие, намерения благие, а что чуть не погибли, так я слышала, ваша прабабушка хорошо мозги на место ставит. Раз не надо, так не надо. Не будем звонить, Миша?
        - Так нет, нет, - забормотал староста. Понятно было, кто на самом деле управляет деревней.
        - Вы только покормите их пока, - попросил заботливый Матвей, с сочувствием оглядываясь на очередной детский плач. Пирога на сорок человек очевидно оказалось мало.
        - Обязательно, сын мой, обязательно, - подмигнула ему веселая настоятельница. - Идите и передавайте привет вашей прабабушке. Давненько она в храм не захаживала.
        Мама Димки рвалась остаться помогать, но тут неожиданно твердо вступил отец - и они уехали в город, прихватив с собой молодую соседку Верку с двумя детьми. Остальных беженцев деревенские разобрали по домам. А Дмитро и Матвей, проводив родителей, направились к командирам за помощью и заслуженным разбором полетов.
        - Самоуправство. Риск основным заданием, Ситников, - командир сводного гвардейско-агентского отряда майор Вершинин раздраженно ходил туда-сюда по пустому и гулкому залу Управления в бункере, а друзья стояли перед ним, вытянувшись. Этому немало способствовал острый взгляд Дорофеи Ивановны, которая сидела за спиной майора, чинно сложив руки на коленях. - Поляна! Вы, лично вы, были включены в группу охраны авансом. Полковник Тандаджи крайне сомневался в вашей способности к дисциплине и оказался прав. Напомните, что в Уставе говорится об осуществлении самостоятельных операций в районе боевых действий?
        - Запрещено, - отозвался Дмитро уныло. - Но в случае чрезвычайной ситуации…
        - У нас везде чрезвычайная ситуация! - Вершинин, из аристократической семьи, стройный, щеголеватый, с длинным лицом, никогда не повышал голос. До сегодняшнего случая. - Вы обязаны были согласовать это со мной и командиром гвардии. Мы бы связались с Зеленым крылом, там оценили бы риски и выдали заключение. И что мы имеем? Поляна, вы один из сильнейших магов в нескольких поколениях. Вы представляете, что бы было, если бы иномирянам удалось захватить вас обессиленным? Понимаете, что на любого человека можно найти способы воздействия?
        Дмитро мрачно молчал. Вершинин прошелся туда-обратно и остановился.
        - Ситников, так как вы незаменимы, остаетесь здесь. И я даже не могу нагрузить вас штрафными дежурствами, ибо это может помешать… делу. Хотя вы и сами с этим прекрасно справляетесь!
        - Когда я ходил в Тафию, я хорошо потом спал, - пробасил Матвей твердо. - Ничего не помешало, даже наоборот. Я бы не стал, если бы не знал об этом…
        Вершинин остановил его взглядом.
        - Детский лепет, Ситников. Вы себя-то слышите? Вам сколько лет? Впредь я запрещаю вам выходить за пределы хутора. На вас повесят маячок.
        - В Березовой надо женщин с детьми разместить и накормить, - добавил Матвей, словно не слыша его.
        - Уж без вас все решили, - проскрипела Дорофея Ивановна. - Позвонил кто надо. Бестолочи.
        Майор Вершинин чуть скривился - его натура не терпела простонародного осуждения. Но к хозяйке повернуться не решился, и она едва заметно усмехнулась, словно видя его насквозь.
        - Поляна, - продолжил он, - вы отстраняетесь от службы. Я запишу в вашем личном деле, что вы неблагонадежны, недисциплинированы, не подходите для агентской службы, предпочитаете личные интересы государственным. Вечером вас доставят в Зеленое крыло, и пусть полковник решает, что с вами делать. Я бы отдал под трибунал.
        - Там люди завтра будут ждать, - сказал Димка, поднимая на командира отчаянный взгляд. - В Менске. Я обещал. Что заберу их.
        - В Менске организована эвакуация, - отмахнулся Вершинин, - да, да, рутинная скучная операция, без геройства. И разваливания храмов тридцать пятого века! Без вас справятся, Поляна.
        - Мамка сказала, что эвакуации уже нет и кольцо замкнулось, - Дмитро набычился, скривился, и Матвей поспешно опустил руку ему на плечо, прижав, чтобы не наделал глупостей.
        - Андрей Михайлович, - проговорил Ситников размеренно, - мы виноваты. Обещаю, что больше мы без вашего ведома никого спасать не будем.
        Вершинин хмыкнул, остановившись прямо перед ним.
        - Потому что у вас не будет такой возможности, Ситников.
        - Но раз мы обещали, завтра и, возможно, послезавтра нам нужно вывести всех, кто ждет, - закончил Матвей так же неторопливо. - Я не хочу делать это без вашего согласия.
        - Ситников, - совершенно по-человечески вдруг проговорил Вершинин. - Вы думаете, у меня нет никого, к кому я рвусь прийти на выручку? Но есть приоритеты. Вы, лично вы, осознаете, что от вас зависит? Что если бы вы сегодня погибли, если бы рядом не было храма и случайного перескока канала на алтарь, то Тура потеряла бы еще один маленький шанс на спасение?
        Димка с восторгом уставился на Матвея.
        - Я точно лопну от любопытства, - пробормотал он.
        - Но не погибли же, - ответил Ситников с неловкостью, сам понимая, что несет чушь. - Дайте нам шанс, майор. Если сегодня все пройдет хорошо, то вы позволите нам вытащить соседей Дмитро из Менска. А мы будем идеальными подчиненными, обещаем. Правда, Дмитро?
        - Правда, - буркнул Поляна мрачно.
        - Детский сад, - Вершинин покачал головой и повернулся-таки к Дорофее. - «Мы больше не будем». Я что им, воспитательница, Дорофея Ивановна? Они вообще не понимают, что такое служба и ответственность.
        - Бестолочи, - согласилась Дорофея с едкостью. - Но так они с двенадцати лет, как ты, в кадетском училище не обучались, майор.
        - Вы еще их защищаете? - удивился Вершинин.
        - Нет, - Дорофея встала. - Ты меня знаешь, Андрей Михайлович, я бы и расстрелом не побрезговала. Но ребята хорошие, бестолковые только. Не у всех Красный в предках и военное дело в крови. Ты послушай - мне тут птичка напела, что в Менске действительно кольцо закрыто. Кого успели, вывезли.
        - И что, - совсем другим тоном проговорил Вершинин, - птичка там осталась?
        - Осталась, - подтвердила Дорофея. - И важная. Надо бы ее вытащить, а тут, можно сказать, и случай подвернулся. Ты вот что, свяжись с Тандаджи. Он обо всех птичках знает. Даст добро - пусть ребята стараются. А проштрафились - отработают. Да? - и она повернула голову в сторону друзей.
        - Так точно, - хором ответили они, расслабившись.
        Майор поморщился.
        - Строевая подготовка по вам плачет. Спины прямо, руки по швам! - Он направился к телефону. - И пошли вон отсюда, самодеятельность. Прямиком в лазарет на осмотр. Ситников, чтобы к вечеру был в форме. И, - он отодвинул трубку от уха, окидывая измазанных подчиненных взглядом, - приведите себя в порядок, наконец.
        - Так точно, - повторили друзья, отступая. У Дмитро, как назло, громко забурчало в животе.
        - После лазарета подниметесь наверх, повар вас вторым обедом накормит, - скрипуче добавила Дорофея им в спину.
        - Спасибо, Дорофея Ивановна, - обрадовался Димка, оборачиваясь. - Очень кстати!
        - А затем - внеочередной наряд на рубку дров, - проговорила она безжалостно. - Тебе, Ситников, чтобы точно сегодня заснул сразу после отбоя. А вам обоим - для запоминания, что пока вы еще неоперенные воробьи, начальству о каждом чихе надо докладывать. Чтобы он не стал последним.
        Глава 9
        Вечер 25 апреля, Александр Свидерский
        Двор Дорофеи Ивановны встретил Свидерского темнотой, шумящими яблонями, свежестью, запахами прошедшего дождя и свежерубленного дерева, негромким гулом голосов со стороны курилки и несколькими светящимися окошками. Было начало одиннадцатого - Ситников как раз должен был ложиться спать.
        Алекс, направляясь к окнам комнаты, которая была выделена Катерине с детьми, хмыкнул. Сам он не был уверен, что в возрасте семикурсника заснул бы перед важной задачей. Особенно если этой задачей является сам сон.
        Алмаз Григорьевич должен был прибыть к часу ночи - именно на это время была назначена ментальная операция. До этого Старов с Чернышом собирались заняться расчётами - возможно ли запасти стихийную силу в огромных накопителях типа железосодержащих гор или кристаллических пещер, законсервировав ее на будущее после конца привычного мира, ежели все попытки вернуть шестую стихию провалятся и Тура превратится в немагическую планету. Господа маги в обсуждениях погружались в такой раж, так спорили и язвили, что сразу было видно, насколько глубока их давняя дружба-соперничество.
        При этом Алмаз Григорьевич бдительности не терял и снабдил Черныша таким количеством следилок, что во втором магическом спектре тот сиял, как Дерево сезонов на детском празднике Поворота года.
        - Ты думаешь, я не смогу снять его? - высокомерно говорил Данзан Оюнович, обнаружив очередной маячок. - Обижаешь, Алмаз. Да и куда я денусь с магической клятвой?
        - Я тебя слишком хорошо знаю, Данзан, - едко отвечал Старов, - потерпишь. Хватит ныть, посмотри лучше сюда. - И он тыкал в очередной лист с формулами. - Если вокруг природной магнитной скалы выкопать ров и засыпать его кварцем, получим усиление накопителя в семнадцать раз…
        И они снова принимались спорить и ругаться, как два бойцовых петуха, давно уже все доказавших друг другу и хлопающих крыльями ради удовольствия. Александр не вмешивался - у него было слишком много других дел.
        Сейчас дела сосредоточились на базе боевых магов далеко на Юге, в небольшом степном поселке к юго-востоку от портала, между Мальвой и Милокардерами - иномиряне стремились на север к столице и на запад к морю, а малонаселенные степи оставили на потом. На Севере присутствие сильнейших магов пока не требовалось: рудложско-бермонтская армия двигалась к границам с Блакорией, лишь изредка натыкаясь на отставшие при отступлении отряды иномирян, и готовилась соединиться с выведенными блакорийскими формированиями, чтобы вместе наступать к Рибенштадту. Поэтому Александр за прошедшие дни перевел на южную базу весь боевой отряд, чтобы иметь возможность пробиваться к переходу с наименьшими потерями резерва на перенос, и там же проводил тренировки.
        В комнате Катерины было темно, а на подоконнике ждал кувшин с молоком. Алекс усмехнулся, едва слышно поскребся в стекло и, взяв кувшин, принялся пить, переключив спектр зрения. В бледных потоках стихий меж цветастых занавесок он видел, как Катя, окруженная спокойным свечением с темными вкраплениями, приподнимается на кровати, рядом с чистыми аурами детей, поворачивается к окну и прикладывает палец к губам.
        «Тише, подожди чуть-чуть».
        Он кивнул, чуть отступил и продолжил пить.
        Мартин и Виктория еще оставались на территории Блакории - прикрывали последние части и мирных жителей, которые уходили вместе с армией. Алекс успел заскочить к Вики несколько дней назад и знал, что она планировала помочь Мартину, а затем уйти в Дармоншир. Причин последнего она не озвучивала, но Виктория давно была взрослой девочкой и имела право на свои решения.
        Встреча вышла не только приятной, но и полезной - созданный Алексом доспех волшебница доработала для себя так, что Свидерский только удивленно присвистнул и там же по образцу изменил свой. Самое главное, что она сделала, - почти в шесть раз уменьшила потребление резерва, сохранив при этом прочность. Теперь, благодаря ей, можно было закрепить плетение доспеха на простейшие амулеты и снабдить ими магов отряда. Еще крупица на чашу успеха их миссии.
        Александр смотрел на своих бойцов, добрая четверть которых состояла из его выпускников и выпускниц, и с усердием скупца собирал эти крупицы. Тщательное планирование, подготовка, отработка совместных действий, лучшие щиты, лучшие амулеты. Камни с огнедухами от королевы Василины, остатки эликсиров и настоек Макса, маг-преступник в соратниках…
        И если для выживания его отряда и возвращения Макса придется сотрудничать с молодым Макроутом, который питался от Александра в пещере под горами, то он это сделает.
        Катя тихонечко раскрыла створки окна.
        - Девочки долго засыпали сегодня, - прошептала она, забираясь коленями на подоконник, и Алекс, опустив кувшин на землю, подхватил ее, горячую и чуть сонную, помог бесшумно спуститься, быстро коснулся теплых губ и, стараясь не допускать скрипа, снова прикрыл окно.
        Со стороны курилки заинтересованно замолчали. Открылась входная дверь, вышла Дорофея, высоко подняв ручной фонарь. Во второй руке она держала пистолет.
        - А, Катенька, это твой гость, - с приязнью сказала она, опуская оружие. - Доброй ночи, Александр Данилович. А я думаю, на кого это датчики сработали, сбор-то после полуночи. Надо было думать, что он к тебе заглянет.
        - Доброй ночи, - отозвался Свидерский, бросая взгляд на невозмутимую Катю. Ее тонкое лицо в свете фонаря казалось сияющим и немного усталым.
        - Ну любитесь, любитесь. Я послушаю детей. - Хозяйка потянулась закрыть дверь, но остановилась. - Оставлю вам чаю и пряничков у порога.
        - Благодарю, Дорофея Ивановна, - с ответной теплотой ответила Екатерина.
        Со стороны курилки зашуршали, и старушка поглядела на часы.
        - Семнадцать минут до отбоя, - вроде бы негромко напомнила она.
        - Сейчас, Дорофея Ивановна, - ответили ей знакомые голоса. Александр с веселым недоумением оглянулся: от курилки брели Поляна с Ситниковым, выглядевшие так, будто на них пахали.
        - Мы не хотели вам мешать, - пробасил Матвей, останавливаясь и протягивая Свидерскому руку для рукопожатия. - Здравствуйте.
        - Не замерзнете, Катерина Степановна? - поинтересовался Димка, которого встреча с бывшим ректором явно взволновала меньше, чем с герцогиней. - Если позволите, я могу вам поставить согревающий купол.
        - Спасибо за заботу, Дмитрий, мне не холодно, - твердо, но необидно отказалась Екатерина. Улыбнулась. - Тем более что вы сегодня наработались.
        Димка с унынием взглянул на свои ладони и вздохнул.
        - Ты бы себе что поставил, Поляна, - с иронией проговорил Свидерский. - Нос красный от холода. Ситников, а ты разве не должен уже спать? И… что у вас за решето с аурами?
        - В головах у них решето, - пробурчала Дорофея без злобности. Снова посмотрела на часы. - Так, лесорубы. В честь заполненной поленницы даю вам еще полчаса пообщаться с учителем, и дальше в койку. А прянички, - она снова ласково взглянула на Екатерину, - сейчас принесу.
        Катя грелась рядом с Александром на лавке у обеденного стола за домом и аккуратно кусала пряник, а парни под чай наперебой рассказывали ему о дневном происшествии. Он слушал, затем сканировал их, подправлял регенерационные потоки, проверял схему Зеркала, которое они строили днем… А сам думал о том, что в мире ничего не меняется и они с друзьями были такими же спасателями, пока жизнь не притупила чувства, не сделала привычными к смертям и потерям, а смерть не забрала родных и почти всех старых знакомых. И только война и приближающийся конец мира вдруг содрали эту толстую корку привычки с сердца - и всем им будто снова стало по двадцать лет, когда все было вновь и каждый поход в каменоломню к нежити, каждая зачистка кладбища воспринимались ярко и казались жизненно важными.
        - Зеркало вы поставили совершенно правильно, - сказал он наконец. - Придраться не к чему. Будь стихии стабильными, вы бы его могли держать несколько дней, очень устойчивое плетение.
        - Вы нас не будете ругать, Александр Данилович? - удивился Димка, который очень старался не докучать Екатерине взглядами.
        - Как офицер, я должен бы, - усмехнулся Свидерский, - но, уверен, вас уже проработали. А как маг я могу только похвалить. И поощрить - с неделю подобных построений, и ваш резерв значительно вырастет. Увы, помочь вам у меня не будет времени, но вы и сами справитесь, особенно если настоятельница разрешит дальше использовать алтарь для восстановления резерва. Жаль, виталист у вас тут слабоват, но, надеюсь, вы не только пряники ели, но и запомнили, как я регенерацию вам правил и сможете повторить. А теперь спать!
        Парни скрылись за домом, хлопнула дверь, и наступила такая тишина, что слышно было, как по далекому шоссе проезжают редкие машины. Александр закрыл глаза, вжимаясь лицом в волосы женщины, тихо сидящей рядом.
        - Опять у тебя ужасно секретные тайны? - прошептала она ему в грудь.
        - Ужасно, - согласился он, улыбаясь. - Я расскажу тебе, как смогу.
        Алекс открыл глаза, почувствовав какое-то движение вокруг, и едва сдержал атакующее заклинание, увидев, как к ним со всех сторон стремятся темные длинные тени.
        - Мы так и не побудем одни, да? - со смешком сказал он, глядя, как Екатерина наклоняется к шипящим духам смерти, гладит одну из змеептиц по вытянутой голове. Сомнарисы, похожие на клочки темного тумана с длинными шеями, толпились у скамьи, как огромные котята, однако Александра не касались - иначе бы он лишился знатной доли виты.
        - Они соскучились, - откликнулась Катя с нежностью. Подняла голову, позволив ему себя поцеловать, и снова принялась гладить сомнарисов: их уже набралось штук пятнадцать, как молодых, темно-болотных, так и взрослых, черно-серебристых, крупных. - Мы давно не виделись. Я сейчас редко могу выходить по ночам. Дорофея и бойцы помогают приглядывать за девочками, но все равно за день устаю так, что засыпаю с детьми. Ну и я запретила показываться на глаза остальным, чтобы не пугать их. Только отец Олег и видел.
        - Я тоже соскучился, - прошептал Александр, снова притягивая ее к себе.
        - Мы больш-ш-ше, больш-ш-ш-ш-ше, - ревниво зашипели вокруг. Стало холоднее - кто-то из духов подобрался близко к ногам, и Алекс укрепил щит.
        - Как вас много сегодня, - удивленно проговорила Катерина, глядя, как с небес спускаются еще с пяток духов.
        - С-с-стихия с-с-с-слабеет, - прошелестел один из крупных серебристых сомнарисов. Свидерский воспринимал их окрас как седину. - Наш-ш-ш отец еще далеко. А здес-с-сь ес-с-сть ты и еще темныес-с-с… И час-с-совня под з-с-семлей, мы тамс-с-с питаемс-с-ся и прячемс-с-ся от с-с-солнца…
        - Еще темные? - Катя замерла.
        - Это всё мои страшные тайны, Катюш, - Александр посмотрел на сомнарисов, пытающихся оттеснить его от Екатерины, и осторожно поинтересовался:
        - Уважаемые духи, а вы имеете связь со своим создателем? Можете добраться до него?
        Духи смерти заволновались, сбиваясь в многоголовый и многокрылый клочок тьмы.
        - Чувс-с-ствуем, чувс-с-с-с-твуем, но долететь-с-с-с не мож-ш-ш-ем, меж-ш-ш-ш-ш-ду мирамис-с-с нетс-с-с наш-ш-ш-ш-ей с-с-с-стихиис-с-с, мы разс-с-свеемссся…
        Свидерский разочарованно хмыкнул. Катя с любопытством поглядывала на него, положив ладонь ему на руку, и он провел пальцем по сигналке на ее запястье, едва заметно пульсирующей в такт с его сердцем, улыбнулся: мог ли он подумать еще год назад, что полюбит темную ведьму и будет общаться с духами смерти. Сомнарисы не считались злом и сами избегали контактов с людьми, но, бывало, селились где-нибудь в пещерах неподалеку от жилья. При обнаружении рекомендовалось их поймать и выпустить подальше, лучше в горах, где много темных трещин, чтобы обезопасить людей от случайных прикосновений.
        Катерина засмеялась - сомнарисы продолжали толкаться, самый маленький вылез ей на колени и свернулся там как котенок.
        - С-с-сколько ме-с-с-ста занимает этот человекссс, - обиженно прошипел один из духов, тщетно пытаясь втиснуться между Александром и Катей.
        - Ничегоссс, - успокоил его кто-то из молоденьких, - над ним-с-с-с тень с-с-смерти. Он может скоро уйтиссс к наш-ш-шему праотцу, и ведьма-с-с-с будет наш-ш-шей.
        Алекс закрыл глаза и выдохнул, убирая из сердца иглу страха. Рука Кати сжалась на его колене.
        - Тиш-ш-ш-ше! Нельз-с-ся это говорить! - шелестяще рявкнул самый старый.
        - Он никуда не уйдет, - вибрирующе и низко проговорила Катерина, поднимаясь. Маленький дух скатился по ее коленям, недовольно махнул клочковатыми крыльями, поднимаясь в темное небо. - Вы меня услышали?
        Сомнарисы шипяще ругались между собой на своем языке. Старый серебристый дух чуть ли подзатыльники окружающим не раздавал.
        Александр встал, приобняв Катерину за талию. Глаза ее едва заметно мерцали зеленым, и она уткнулась ему в плечо, тяжело вздохнув.
        - Не сердись на них, - сказал он примирительно. - Ты же тоже это видишь. А они не со зла. Просто привязались к тебе. Да и, можно сказать, на всей Туре сейчас тень смерти.
        - Не с-с-со зла, - заискивающе прошелестел тот самый, говорливый. На него снова зашипели со всех сторон.
        - Уходите, - велела Катя тихо, не поднимая головы. - Не хочу вас сегодня больше видеть.
        Сомнарисы бесшумно вспорхнули стаей голубей, распространяя вокруг себя холод, и скрылись в небе. Трава вокруг скамьи была обледенелой и торчала иглами.
        - Я вижу, - Катерина печально поцеловала Александра в губы, - но тень смерти - это не смерть. Это карта ребром, Саша, которая неизвестно как упадет. Это может быть твоя смерть или кого-то из близких. Она рядом, но она не обязательно случится. Я верю, что нет - я закляла тебя на удачу.
        - Тогда почему ты рассердилась? - он обнял ее крепче, но она отстранилась и серьезно взглянула темными глазами, в которых почти потухло свечение.
        - Потому что ожидание смерти приближает смерть, Саша.
        Катя, согретая тепловым куполом, уставшая за день, уснула у него на плече через полчаса. Он сидел, придерживая ее, смотрел на темный сад, на виновато выглядывающих из-за деревьев сомнарисов, на луну, скачущую меж остатков дождевых облаков, и ему было спокойно.
        Вики, Макс, Мартин, университет, Рудлог да и весь мир спокойно смогут прожить без него. А Кате он нужен. Когда-нибудь она окрепнет, срастит тот стержень, который и сейчас чувствуется в ней, поломанной, пережившей то, за что он с удовольствием скормил бы ее мужа нежити.
        Но сейчас он ей нужен. И если ожидание смерти приближает смерть, то наличие тех, кто от тебя зависит, заставляет делать все, чтобы выжить.
        Когда неподалеку от скамьи появился Алмаз Григорьевич, что-то недовольно пробурчав в тающее Зеркало и тут же поскользнувшись на обледенелой траве, Свидерский приложил палец к губам. Старов скептически хмыкнул, но величественно махнул рукой - неси, мол, - и без слов прошествовал к скамье, чтобы налить себе чаю и взять пряник.
        Александр прикоснулся ко лбу Катерины, укрепляя сон, чтобы не проснулась, поднял ее на руки и понес к дому. Перед ним неслышно раскрывались двери, полы не скрипели - Свидерский ступал на крошечные упругие вихри. Это заклинание очень спасало при охоте на чуткую нежить.
        Дорофея Ивановна сидела на кровати рядом с младшей девочкой, что-то тихо, тонко напевая ей и поглаживая по голове. И так этот старый дом, пропахший деревом и хлебом, и кровать, и тонкая эта песня напомнили Александру детство и мать, что он замер на пороге.
        Дорофея была его ровесницей и помнила песни, которые пели им-детям в старом Рудлоге.
        - Просыпалась, - объяснила хозяйка, заботливо поправляя одеяло и вставая. - Но все хорошо.
        Она ушла, а Алекс положил Катерину на кровать - она тут же подвинулась к детям, закинула руку поверх головок, словно оберегая, защищая их от удара.
        Он выживет, чтобы никто никогда больше не посмел их ударить.
        Александр склонился и с нежностью поцеловал ее в висок.

* * *
        Данзан Оюнович Черныш, дождавшись ухода Алмаза, оставил их расчёты ворохом на столе, а сам направился к себе. Там он, распахнув окно в жаркую и влажную апрельскую степь, еще с полчаса сидел, проверяя и перепроверяя формулы, склонившись над бумажками, которые прятал от заклятого друга под высококлассной иллюзией.
        После того как Чернышу стало известно, что его помощь требуется в расчищении прохода для Черного Жреца, он затребовал через Старова данные об изменениях силы стихий за последний год, даты и точные координаты открытия межпланетных порталов, а также множество сопутствующих цифр, объяснив это тем, что хочет найти закономерность и выяснить, когда могут открыться следующие проходы.
        И по всему выходило, что с нынешним темпом ослабления стихий это дело нескольких дней.
        Но данные он запрашивал не для этого.
        Общая стихийная мощь планеты была примерно известна, измерялась в магамперах и вычислялась благодаря способности магической энергии переходить в электрическую и наоборот с помощью магов-преобразователей. Соответственно, очень грубо силу конкретного бога можно было определить как одну шестую общего магического фона.
        За основу своих расчётов Черныш взял данные о закрытии порталов в Бермонте, Рудлоге и на Маль-Серене - благо, из Рудлога и Маль-Серены сохранились видеозаписи, где было понятно, сколько продержался портал, пока не разрушился из-за объема прошедшего в него материала.
        Дальше было совсем просто. Перевести массу в энергию и сравнить с энергией Жреца. Сделать прикидку на ослабевание стихий - и, как следствие, укрепление силы межмировых порталов.
        И тут выяснялось, что даже если Жрец ослабел в десятки раз, портал сейчас его не пропустит. Для этого требовалось ослабевание стихий еще примерно на, - Черныш снова перепроверил, - от одной десятой до одной шестой нынешней мощи. С нынешними темпами это могло затянуться на два-три месяца. А у Жреца в Нижнем мире этих месяцев не оставалось.
        То есть смерть одного, а лучше двух правителей, которые являются якорями стабильности Туры, была необходима.
        Черныш отложил листы и, подумав, щелчком пальцев распылил их. Налил себе южнорудложского киселька (воду он пить все еще опасался, ибо пару раз давился, несмотря на помощь Алмаза в подавлении проклятия) и с удовольствием выпил.
        Темные заговорщики были разбросаны по разным странам и собирать их, организовывать не было ни возможности, ибо за ним следили, ни времени. Значит, нужно было действовать самому.
        Магическая клятва, данная Свидерскому со Старовым и заверенная письменно, гарантировала, что он не причинит вреда никому из жителей Туры, за исключением случаев самозащиты - и то, если ему будет угрожать смерть, - не будет пытаться уничтожить кого-то, кроме иномирян и их сообщников и будет способствовать возвращению Черного Жреца на Туру.
        А если для возвращения нужно убрать кого-то из правителей? В самой клятве тогда появлялось противоречие, и попытка проверить, какой из пунктов окажется сильнее, стала бы лотереей на выживание.
        А если пробовать, то кого? Бермонт? Слишком хороший нюх, может успеть среагировать. Королева Василина закрыта щитами фон Съедентента - лишняя потеря времени для их взлома. Остаются Владыка драконов, император и серенитка.
        Черныш походил по своей комнате, посмотрел на часы. На Маль-Серене сейчас еще вечер. В Пьентане ближе к утру, и старый император чуток, как паук в сети.
        А в Истаиле глубокая ночь.
        Он словно невзначай заблокировал двери, кинул иллюзию на окно - и повел рукой, вызывая Зеркало.
        И выругался, оглядываясь.
        Судя по искажениям, закрывающим спектры перехода, старый друг разместил здесь не менее десятка блокирующих амулетов. А так как Черныш их не видел, а весьма смутно ощущал, то иллюзии Алмаза до сих пор были не хуже его собственных.
        Данзан Оюнович пробился полночи и со злостью плюнул, только когда в соседней комнате раздались шаги. Он дождется второго шанса. А пока поищет амулеты.

* * *
        Король Бермонта и не подозревал, что его рассматривают в качестве одной из целей. Без десяти полночь он позвонил жене - и Полина ему ответила. Ответила, потому что сегодня он вколол последнюю иглу.
        Наконец-то. Наконец-то жизнь Поли не зависит от того, убьют его в бою или нет. И он больше не подведет ее.
        - Знаешь, как начинаешь ценить время, когда у тебя его мало? - сказала Пол с нежностью. - Я за шесть часов бодрствования научилась делать столько всего, что двенадцать мне теперь кажутся роскошью. А если учесть, что я выспалась, похоже, на всю жизнь… - и тут она явственно зевнула и засмеялась. - Вот доколят остальные иглы, будут работать и ночью. Скорее бы!
        - Недолго осталось, Поля. Мой адъютант периодически связывается со Стрелковским. Его срок - двадцать восьмое апреля, - сказал Демьян.
        - Знаю, - вновь зевнула Полина. - А Тайкахе не найти, да?
        - Они с всеми шаманами совершают Большое камлание, Поля, - покачал головой Бермонт. - Это многодневный обряд. Чужому нельзя входить на священную землю.
        - Даже тебе? - засмеялась она.
        - Мне можно, - согласился Демьян, - но помимо прав, есть еще и уважение. У Тайкахе было больше всего игл, я подсчитывал, что кончатся они чуть раньше середины мая.
        - Пусть так и будет, - очень сонно сказала Поля. - Пусть. И чтобы война уже кончилась. И чтобы ты был рядом.
        - И чтобы боги тебя услышали, - тихо добавил Демьян, но с той стороны в трубке уже была тишина.
        Глава 10
        Ночь с 25 на 26 апреля, Александр Свидерский
        Ситникова в эту ночь уложили в отдельных покоях, которые были предназначены для высоких гостей и располагались недалеко от часовни и смежной с ней медицинской палаты. Вход в часовню большую часть суток был свободным: немногочисленные посетители видели широкие - почти во всю стену - запертые двери, украшенные знаками Триединого и ведущие в соседнюю комнату, но о том, что находится в ней, знали только избранные.
        На время чтения молитв для гармонизации темных эманаций отец Олег закрывал двери, ведущие в коридор, открывал двери часовни и проводил все нужные обряды. Провел и этим вечером: да, на храмовой земле срывов темных не наблюдалось никогда, но перед ментальным воздействием с нынешним стихийным хаосом стоило перестраховаться.
        Когда Свидерский и Старов спустились в бункер в сопровождении майора Вершинина, в спальне, в которой разместили Матвея, их уже ждал отец Олег. Служитель отвечал за стабилизацию фона и мог помочь, если что-то пойдет неладно. На резном столике у расшитой золотом софы стояли несколько кувшинов с молоком. Горели витые ночники, оставляя углы покоев в темноте, а сам студент крепко спал на широченной королевской кровати, раскинув руки и повернувшись на живот.
        - Я его слегка убаюкал, - поведал молодой священник, не понижая голос. - Молитва никак не повлияет на вашу работу: она используется для погружения в сон болеющих и не нарушает ментальные ритмы. Можно спокойно говорить, от шума он не проснется.
        - Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что вы там набаюкали, давно хотел понять, как работает… - Алмаз Григорьевич, шустро подобравшись к Ситникову, потянулся к его вискам. Но, увы, из-за ширины кровати добраться до цели можно было только улегшись рядом. Александр, в очередной раз поражаясь, как возраст не иссушил старому учителю страсть к познанию, закрыл дверь на ключ и услышал, как снаружи заступили на охрану гвардейцы, поставленные Вершининым.
        - Нет, так не пойдет, - проворчал Алмаз, вставая и поведя ладонью по кругу. Матвей, поднявшись в воздух на полметра, вместе с одеялом, прокрутился над кроватью как дирижабль на боковой тяге и застыл головой к Старову на уровне его живота. Руки и ноги студента оставались раскинутыми, а лицо - повернутым вбок, будто он по-прежнему спал на подушке.
        - Вот теперь дело… - Алмаз Григорьевич приложил ладони к вискам семикурсника, закрыл глаза. - Ментальный фон ровный, сильный. Сны снятся, но я их не вижу, даже обрывки, даже если… - он помолчал, - продавливаю как при ментальном взломе.
        - Не усердствуйте, - напомнил Свидерский. - Вдвоем попробуем, мягко.
        - Дожил, ты начал меня учить, - буркнул Старов ехидно. - Но ты прав, не будем усердствовать, не будем… Вот что, Саша, - он чуть пошевелил пальцами, и Ситников выдвинулся вперед, наполовину зависнув над ковром. - Поставь сюда кресла. Мало ли сколько нам придется работать, лучше делать это в комфорте. Отец Олег, постарайтесь быть невидимым, от вас требуется только молчание и контроль.
        - Я пока помолюсь об успехе предприятия, - безмятежно отозвался священник, скромно опускаясь в уголочке на стул и начиная перебирать четки. Александр, поманив к себе кресла, бросил взгляд на него - и показалось, что у ног служителя зашевелились любопытные тени, послышалось шипение на грани слуха.
        Он не стал прогонять сомнарисов - в конце концов, они тоже дети Жреца и могут поспособствовать контакту.
        Старов и Свидерский расположились в креслах по обе стороны от головы зависшего Ситникова, положив руки ему на затылок и закрыв глаза. Сны ловил Алмаз, Александр укреплял и расширял его канал.
        С обычным человеком они давно бы уже видели те картинки, что видит он, - но образы, приходящие из сознания студента, были слишком расплывчатыми: зеленые пятна, темные пятна, - и звуки гулкими, словно с другого конца самого глубокого в мире колодца, словно обрывки с сорвавшейся пластинки: женский голос, шум листвы, мужской. Сон сорвался, обернувшись обычным - Ситников довольно долго шел по какой-то деревне, в руке его болтался ранец. Снова сорвалась картинка - и снова пятна и дребезжащие отзвуки далекой жизни.
        Маги давили так сильно, как могли, чтобы не причинить боль, укрепляли и расширяли канал сцепления, вливали резерв - и четкость плясала, контуры сна проявлялись, как мелькающая среди облаков луна, - но тут же исчезали.
        - Хватит, - проговорил Александр, когда нужный сон в третий раз сменился обычным. - Не стоит тратить время и резерв, Алмаз Григорьевич, - он аккуратно отсоединился от канала и открыл глаза. - Очевидно, что без помощи темного нам не обойтись.
        Старов напротив тоже приходил в себя - зрачки были в точку, как наверняка и у самого Алекса, лицо в поту.
        - Если он поможет, это будет чудом, - проворчал он, потеребив бороду. Поднялся и направился к молоку. - Не выйдет - откроем Зеркало напрямую к императору Хань Ши, где бы он сейчас ни был, и уведем сюда. Если нас его защита не размажет на подходе.
        - Да вы авантюрист, Алмаз Григорьевич, - усмехнулся Алекс и открыл дверь, чтобы попросить привести к покоям Макроута.
        Темный был бледен, но собран. Удивленно окинул взглядом спящего в воздухе Матвея, коротко поздоровался с отцом Олегом, склонил голову перед Старовым, рассматривающим его с прищуром как своих практикантов, и несколько настороженно повернулся к Александру, который держал в руках кувшин.
        - Лорд Свидерский, я…
        - Барон, - спокойно перебил его Алекс, - если вы желаете изложить ваше видение нашей прошлой встречи и ваши резоны, прошу вас оставить это на потом. Сейчас это неважно. Мы пообщаемся, если у вас есть подобное желание. Сейчас у нас другая задача, - он кивнул в сторону Ситникова. - Вы ведь умеете проникать в чужие сны? Создавать и поддерживать ментальные каналы?
        Макроут чуть покраснел, но кивнул.
        - Капитан Дробжек в общих чертах рассказала мне, что нужно делать. Но я бы хотел получить конкретные инструкции.
        Александр достал из кармана блокнот и ручку и начал что-то писать, параллельно продолжая говорить:
        - У нас есть основания полагать, что ваши способности и родовая сила - именно то, что нам не хватает для передачи информации на Лортах. Наши попытки провалились. Что вам нужно знать. Этот молодой человек, - он повел головой в сторону Ситникова, - ментально связан с темной девушкой, которая сейчас находится в Нижнем мире. Так связан, что периодически видит происходящее или уже произошедшее с ней в том мире ее глазами. Она в курсе, что мы можем наблюдать, но передать что-то ей до сих пор не получалось. Однако сейчас назрела острейшая необходимость. Вы подключитесь к объекту и к его снам, а мы - к вашему каналу. Судя по тому, что вы были способны остановить подпитку там, где рядом нет никаких часовен, вы и сейчас сможете бороться с желанием подпитаться от нас.
        - Смогу, - подтвердил Макроут, краснея еще больше.
        - Для вашего спокойствия вас подстрахует отец Олег.
        - И для нашего, - язвительно вставил Алмаз Григорьевич.
        Все повернулись в сторону служителя, который монотонно перебирал четки, слушая разговор.
        - Благодарю, - пробормотал барон.
        - Как только вы поймете, что канал стабильный, вы должны передать две фразы, - он протянул ему лист, на котором только что писал. - Первая: «Информация от Александра. Найдите возможность показать, сколько примерно дней вам осталось идти». Запомнили?
        Макроут кивнул, глядя в лист и шевеля губами.
        - Вторая: «Накануне прорыва сообщите нам. Мы пройдем в портал, чтобы расчистить вам путь, и уже на Лортахе дадим знак ракетницей. Ждите нашего появления сутки. Затем действуйте сами». Запоминайте, барон. Это очень важно.
        Когда Макроут несколько раз четко и быстро отбарабанил информацию по памяти, а затем так же четко передал ее Свидерскому ментально, пришло время действовать. Ситников уже ухитрился перевернуться в воздухе на спину, скинув одеяло, и теперь спал лицом вверх.
        Вокруг него поставили сразу три кресла, и сразу три человека положили на его голову ладони и закрыли глаза.
        Ждать нужного сна пришлось долго - снилось студенту что угодно, кроме требуемого. Но наконец заплясали под веками присутствующих зеленые пятна, послышались отдаленные, гулкие обрывки голосов. Александру сразу стало понятно, что связь крепче и удачнее - пятна на мгновения принимали очертания странных огромных папоротников и мелких кустов, а звуки превращались в обрывки фраз.
        - …если обойти, будет быстрее…
        - …как ваше крыло?..
        В поле зрения на секунду попала спина высокого мужчины с красными волосами, исчезла. Замелькали пятна до тошноты.
        - …схожу посмотрю, что там…
        Еще момент - и Алекс, затаивший дыхание от понимания, через какие чудовищные пространства они сейчас заглядывают, увидел Макса. Обветренного, с темной неровной бородой, с рваными, словно обрезанными ножом, волосами, с черными крыльями и зелеными глазами - но не узнать друга было невозможно. Он протягивал руку к наблюдателю, к его… точнее, ее крылу.
        - Охтор, - изумленно прошептал Макроут.
        Заплясали пятна.
        - Нужно продавливать, - проскрипел Алмаз. - Нужно, Саша. Давай вдвоем. Барон, - его голос звучал без язвительности, очень серьезно, - держите канал. От вас многое зависит. Как чуть стабилизируется - передавайте информацию!
        Они зашли с двух сторон, продавливая ментальную область снов сильнее, вплетаясь в нее, расширяя. Снова появилось лицо Тротта.
        - …я дотерплю до вечера, лорд Макс…
        - …придется…
        Картинка вдруг стала устойчивой, яркой. Алекс очень четко увидел тонкие девичьи руки, подносящие ко рту флягу с водой, Макса, который эту флягу подал, дракона, мелькающего вдалеке. Услышал пение птиц.
        «Информация от Александра. Найдите возможность показать, сколько примерно дней вам осталось идти», - зазвучал в голове голос Макроута. - «Накануне прорыва сообщите нам. Мы пройдем в портал, чтобы расчистить вам путь, и уже на Лортахе дадим знак ракетницей. Ждите нашего появления сутки. Затем действуйте сами».
        Принцесса все так же безмятежно пила воду. Картинка чуть подернулась дымкой.
        «Информация от Александра…» - начал мысленно повторять Макроут.
        - Дави, - на грани слышимости приказал Дед.
        Алекс надавил.
        «…дадим знак ракетницей…»
        Принцесса повесила флягу на бок, наклонилась, посмотрела на сбитые колени, на грязные ноги, вздохнула.
        - Сильнее дави!
        «…Затем действуйте сами. Информация от Александра. Найдите возможность…»
        Картинка заплясала и оборвалась. Застонал Ситников и махнул руками, попав по Алексу так, что загудело в ушах. Видимо, он попал и по Старову, потому что со стороны учителя прилетело витиеватое старомодное ругательство, а Матвей рухнул на постель… и с очень современным матом соскользнул корпусом на пол, хорошо так приложившись головой. Ноги его остались на кровати.
        Так он и лежал, тараща глаза на склонившихся над ним двух магов и одного темного барона.
        - Передавили, - с сожалением проговорил Старов, снова поднимаясь. Пот на этот раз с него тек ручьем. - Но, увы, она все равно не реагировала. Макроут, вы молодец. Гляжу, у вас и стихийный дар есть? Почему не развивали? А, потом. Пойдемте, вам не повредит кувшин молока. Саша, поднимай пострадавшего и присоединяйтесь. Будем решать, что делать дальше.
        - Как вы, Ситников? - Александр склонился над студентом, просканировал его. - Гляжу, вы покрепче нас. Но над рефлексами нужно работать. Вы же отлично проходили боевую практику! Первым делом при нестандартном пробуждении стоит запустить по кругу стазис, а потом уже разбираться.
        «Во всяком случае, любой из нашей четверки так бы и сделал», - мысленно закончил Свидерский и отступил:
        - Так, хорошо, сотрясения нет.
        Матвей мрачно щупал затылок.
        - И приятного ничего нет, Александр Данилович, - укоризненно пробасил он, кое-как изворачиваясь и спуская ноги на пол. Сел спиной к кровати, помотал головой.
        - В следующий раз будем понежнее, - пообещал Свидерский, улыбаясь. Взгляд ученика все еще был ошарашенным.
        - Мне сейчас нужно будет еще раз заснуть? - Матвей кинул взгляд на Макроута, который пил молоко и чуть настороженно, но вежливо и со все большей охотой отвечал Алмазу Григорьевичу на многочисленные вопросы - почему не пошел учиться стихийной магии, раз способности у него есть, когда осознал родовую темную силу и так далее. Алекс тоже посмотрел туда. Дед, когда нужно, с удовольствием изображал добродушного старичка. Сейчас он под видом болтовни потихоньку подбирался к вытягиванию сведений о Черныше.
        - Боюсь, - покачал головой Александр, - придется перенести нашу следующую попытку на завтрашнюю ночь. Нужно время, чтобы восстановиться.
        - И подумать! - нравоучительно вклинился Алмаз Григорьевич, хотя был увлечен разговором с Макроутом. Алекс вспомнил, как, еще будучи ректором, Дед прекрасно слышал, что бурчали студенты ему в спину с другого конца коридора, и не гнушался раздавать за это взыскания. - Нужно подумать, - повторил Старов и поманил к себе кувшин с молоком. - Если мы будем повторять то, что уже делали, мы получим тот же результат. Мы и так сегодня выложились по полной, Саша.
        - Это так, - нехотя подтвердил Свидерский.
        - Значит, нужно что-то менять, а не тратить время. Экспериментировать. Взять накопителей? Действительно вызвать сюда Хань Ши? - и Алмаз Григорьевич приник к кувшину.
        - Я думал привлечь Викторию с Мартином, - признался Алекс, - но у них сейчас прикрытие отступления, не вырваться. И Въертолакхнет с ними же.
        - Может, Дмитро позвать? - застенчиво предложил Ситников. - Раз он все равно здесь. Мы с ним хорошо работаем вместе.
        - Ты еще весь курс позови, - ехидно отозвался Дед. - Как же ваша секретность?
        - У Поляны отличный резерв, - вступился за ученика Свидерский. - Но мне придется согласовать его участие с Управлением.
        Макроут и отец Олег терпеливо ждали, чем закончится обсуждение. Темный барон так и вовсе присел на софу с кружкой молока и опустил голову, словно задумавшись о чем-то печальном или задремав.
        - Помню я его резерв, - проворчал Старов. - Как и болтливый язык, всю практику от его трескотни голова болела. Но потенциал прекрасный, не буду спорить. Я его даже, кажется, рекомендовал в помощники придворного мага в Рудлог. Правда, он тогда передал мне важную информацию, да и я больше исходил из соображений, что в пару к Зигфриду надо кого-то живенького, а то бедняга сопьется с этими Рудлогами.
        Он, продолжая бурчать, снова поднял к губам кувшин. Глаза его лучились удовольствием. Ворчливый старикашка тоже был всего лишь маской, как и добрый дедушка.
        - Позовем, - перевел Матвею Свидерский. - Хотя я бы предпочел кого-то посильнее. Алмаз Григорьевич, как насчет старшей когорты?
        - Все заняты, как и я, - поморщился Старов. - Я уже думал, кого можно попросить об услуге. Ли Сой сопровождает Хань Ши с корпусом боевых магов, он императора не оставит. Но я позвоню ему, а не ответит - свяжусь Зеркалом. Вдруг звезды встанут так, что он и сам сможет, и императора попросит. Хотя вряд ли, очень вряд ли… Черныша я сюда не пущу, Галя Лакторева до последнего будет сидеть над своими чертежами на магмеханическом заводе, ее трогать бесполезно, она разрабатывает и тестирует вооружение для нашей армии. Таис Инидис… Таис может откликнуться, у них на Маль-Серене сейчас спокойно. Она крайне неохотно уходит с острова, но мне не должна отказать. Поговорю утром с ней.
        - Нужно учесть, что мы не можем расширять ментальный канал бесконечно, - напомнил Александр, усаживаясь в кресло. - И мощность давления наращивать в разы тоже нельзя. Сегодня нас было трое, и мы уже дошли до болевого предела. Даже если обезболить, обеспечим Ситникову ранний обширный инсульт.
        Матвей побледнел и тоже опустился в кресло. Алмаз Григорьевич некоторое время рассматривал студента, словно размышляя, не стоит ли рискнуть, и, наконец, махнул рукой.
        - Твоя правда, Саша. Нужно думать дальше.
        - Может, - неуверенно вступил Матвей, - попробовать не через меня, а напрямую через Алину? Завтра утром? Я разговариваю с ней во время медосмотров, - пояснил он, - и у меня раньше иногда было ощущение, что она меня слышит. Дыхание становилось чаще, веки дергались… Мне кажется, - от всеобщего внимания на скулах выступили красные пятна, но тон стал тверже, - что, когда я сплю, у них день, и наоборот. Она спит, когда день у меня. Во всяком случае, я вижу ее глазами, только когда она бодрствует. Хотя это логично, да, - он снова стушевался. - Я до сих пор не понимаю, что я вижу - то, что происходит прямо сейчас, или воспоминания. Может, и то, и то.
        - То есть информацию ментально передает Ситников, а мы усиливаем и держим канал, - снова перевел Александр.
        - Да понял уж, - буркнул Дед. - Правильная идея, студент.
        - Но ей ведь это не навредит? - настороженно поинтересовался Матвей. - Я не хотел бы, чтобы у нее болела голова, как у меня. Или случился инсульт.
        - У тебя болела голова, потому что мы использовали твою связь с ментальным симбионтом как трубу, чтобы докричаться до него, - объяснил Старов скрипуче и погладил бороду, как бывало, когда он начинал урок. - Мы исходили из того, что у тебя уже есть устойчивая связь с принцессой в Нижнем мире, эдакая труба с односторонним движением. От ее высочества к тебе. И предполагали, что если эту трубу расширить, укрепить и сделать стабильной, то получится передать информацию в обратную сторону. Но твой мозг от перегрузки начал гнать кровь, расширять сосуды головы для компенсации, ибо не приспособлен работать на таких оборотах, попросту нет опыта, да и начинать надо с малого. С медитаций, расширяющих веществ… вон Александр Данилович тебя потом научит, если все выживем. Я не возьмусь, мне еще их компания надоесть успела, когда я ментальной связи и прорицанию обучал.
        - Научу, - пообещал Алекс, усмехаясь. Наука Деда пригодилась и Максу, когда ему с помощью Марта и Вики удалось ментально докричаться до Александра в пещерах заговорщиков, и самому Алексу, когда он под присмотром Алмаза Григорьевича ловил в медитациях и дурмане видения будущих сражений с инсектоидами.
        - А для воздействия на спящую принцессу «труба», чтобы дотянуться до нее, не нужна. Она уже здесь, рядом, к ней можно прикоснуться и передать напрямую. Но если твоя связь с принцессой в Нижнем мире - факт, то уверенности в том, что ее тело, которое осталось здесь, имеет связь с дар-тени, нет. Однако почему бы не попробовать? Поставить тебя на передачу, Макроута на усиление, как сегодня. Вдобавок, темное к темному, больше надежды, что откликнется.
        Барон слушал про принцессу и ментальную связь с изумлением.
        - Дальше Поляну, раз уж вы с ним сработаны. И нас на дальнейшее повышение мощности. Попробуем по нарастающей, сначала подключится Свидерский, потом я, затем Таис… если согласится. Она и мозговые ритмы поддержит, если… а впрочем, все хорошо.
        «Если вдруг я что-то упустил и опасность коллапса есть», - говорил его взгляд, брошенный на Александра. Свидерский кивнул. Не стоит лишний раз нервировать Ситникова, он и так уже смотрит хмуро, что-то прикидывая.
        - Это точно не опасно? - повторил студент веско и тяжело.
        - Жить вообще опасно, - буркнул Старов желчно. - Никто и никому не выпишет гарантию на счастливый исход, молодой человек.
        Семикурсник набычился сильнее.
        - Матвей, - Александр поднялся. - В университете вас с первого курса учат тому, что нет безопасных занятий, есть степень контроля и защиты. Завтра и контроль, и защита будут самой высокой степени. Я вам обещаю. Мы будем отслеживать состояние ее высочества и мгновенно прервемся в случае даже малейшей опасности. Вас это успокаивает?
        Матвей, поколебавшись, кивнул и тоже направился к столику с молоком. Взял кувшин, сел на софу рядом с Макроутом, протянул тому огромную ладонь.
        - Раз уж ты копался в моей черепушке, давай знакомиться. Матвей.
        - Дуглас, - тот с удивлением пожал руку.
        - Ну слава богам, нежности закончились. Значит, встречаемся завтра утром в одиннадцать, - подытожил Алмаз Григорьевич. - Саша, ты останешься здесь?
        - Да, не хочу тратить резерв на переход и возвращение. Поговорю с Вершининым на предмет доступа Поляны и разрешения на завтрашнюю операцию.
        - Чертовы бюрократы, - презрительно высказался Дед.
        - А вы? Пойдете на базу или здесь расположитесь?
        - Пойду, - буркнул Алмаз. - Ты же знаешь, у меня там старый друже без присмотра оставлен… как бы не выдумал чего, он у меня большой выдумщик. Да и Таис нужно будет проводить сюда, она обхождение любит. К тому же, - он задумался, - у меня где-то был запасец дурмана. Если попробовать перед подключением расширить сознание…
        - Давайте оставим это на крайний случай, - попросил Алекс. - У Ситникова нет опыта в работе с дурманом, можем получить обратный эффект.
        - И снова ты прав, - Алмаз хмыкнул и направился к двери. - Ну что, молодежь, до завтра!
        После разговора с майором Вершининым и получения всех нужных согласований Александр поднялся по лестнице и тихо вышел наружу. Он не планировал идти к Кате - пусть выспится, - но перед сном хотел подышать свежим воздухом.
        Он уселся на ту же лавку, на которой они вечером сидели с Катериной, оперся спиной на обеденный стол и запрокинул голову, слушая шелест деревьев. Распогодилось, и на небе горстями проявились звезды и голубоватая неполная луна. Было спокойно, будто и не шла где-то там далеко война.
        Ног коснулся холодок, и Алекс посмотрел вниз. Шагах в пяти от него собрались, клубясь, десятки сомнарисов: в свете луны их тела стали темно-серебристыми, словно металлическими, а глаза горели зеленью.
        Он не испугался - слишком спокойно было на душе сейчас.
        - Мы с-с-с-слышали вас-с-с-с-с, - прошипел один, крупный, длинношеий, выступая вперед. Остальные поддержали его тихим шуршанием. - Выс-с-с-с помогаете наш-ш-ш-шему отц-с-су вернутьс-с-ся. Мы хотим-с-с-с помочьс-с-с-с…
        - Передать информацию? - тихо спросил Александр. - Усилить ментальную связь?
        - Нет-с-с-с, - раздраженно прошелестел крылатый парламентер. - В принцес-с-се слиш-ш-шком много огня-с-с-с, мы не мож-ш-ш-шем с ней взаимодейс-с-с-стввать. Носсс мы можемссс помочь тебессс в бою уссс порталассс, - сомнарис повелительно мотнул головой, и из шипящего клубка выбрался дух поменьше, что-то зажимающий в пасти, и аккуратно положил это что-то на скамью рядом с Александром.
        Свидерский взял подношение в руку, поднес к глазам: это была крошечная, с половинку ореховой скорлупы, жеода с фиолетовыми кристалликами аметистов внутри.
        - Держ-ш-ши при с-с-себе, - напутствовал его сомнарис. - Понадобимся - с-с-скажи в нее: «С-с-смертью призываю вас-с-с». Придут все, кто рядомс-с-с. Но помнис-с-с - нам нуж-ш-ш-шна ночь или плотные-с-с-с тучи. При с-с-солнце мы тебе помочь не с-с-сможем. И, - добавил он немного смущенно, - попрос-с-си ведьму не с-с-сердиться на нас-с-с. Кровь ее с-с-слаба, но она любит нас-с-с и не боитс-с-ся. А на с-с-свете мало людей, кто нас-с-с-с не боитс-с-ся и не гонитс-с-с…
        Утром, незадолго до одиннадцати, во дворе Дорофеи встретились Александр, Матвей и сияющий Димка, которого не только не отдали под трибунал, но и поощрили, одобрив вывод людей из Менска и дав доступ к государственной тайне. Через несколько минут из Зеркала вышел Алмаз Григорьевич, галантно придерживая под руку изумительно красивую женщину.
        И сейчас Старов вовсе не был ворчлив или едок и даже пожилым не выглядел, несмотря на белую бороду. Глядя на то, как обходительно-строг и обаятелен он с серениткой, Александр понял, каким образом Дед смог аж семь раз жениться. Просто среди его масок была и та, которая нравилась женщинам.
        Таис Инидис была высокой, выше Старова, полной, с роскошными формами, шапкой черных кудрявых волос, круглым лицом, белой кожей и бровями-полумесяцами. Выглядела она как женщины с эмиратских фресок, которые изображались возлежащими в неге и лени на роскошных коврах в окружении драгоценностей и блюд со сладостями. Однако одежда ее была крайне современной - футболка, кожаная мотоциклетная куртка, кожаные брюки, высокие ботинки, а взгляд серых глаз - веселым и вполне одобрительным в сторону спутника.
        - Рада видеть, Александр… - она подала Свидерскому руку, затем обратила внимание на студентов. Она экранировала свой дар сенсуалистки, но волна мягкого и чувственного тепла ощущалась даже через все щиты. Инидис была автором более чем сотни методик создания амулетов из кристаллов, но не это делало ее уникальной: она была единственной из высших серенитских аристократок, имеющих близкое родство с домом Таласиос Эфимония, чей стихийный дар превосходил родовой.
        - Матвей, - пробасил Ситников уважительно, но без особого трепета.
        - Дмитро, - чуть с придыханием представился Поляна и мягко взял предложенную руку, поцеловал. Госпожа Инидис отреагировала на это весьма благосклонно, а вот Алмаз Григорьевич хмыкнул. Алекс лишь усмехнулся - лет через двадцать Поляна грозил лишить Мартина лавров самого кобелистого кобеля Туры. Если, конечно, Тура будет на тот момент существовать.
        - Я вижу, будущее магии не безнадежно, - с удовольствием сказала Инидис, под руку с Алмазом направляясь ко входу в бункер.

* * *
        Матвей, прикладывая руки к вискам Алины, нервничал. Принцесса казалась слишком бледной, и он засомневался, дышит ли она вообще. Но под пальцами ощутилось биение жилки, и Ситников чуть успокоился.
        Макроут, застывший с другой стороны койки рядом с попискивающим экраном, выглядел потрясенным.
        - Я точно ее видел, - прошептал он, поднимая глаза на Матвея. - Такая же красивая, только с черными крыльями и короткими волосами. И его видел, - он оглянулся на профессора. - Только он там совсем другой. Боги, лорд Тротт! Его портрет висел у нас в академии на стене почета! Его препараты есть в каждой боевой аптечке!
        Матвею очень хотелось расспросить, как и где барон их видел, и вообще, кто он и откуда взялся в бункере, но времени на это не было.
        Димка отвлекался на серенитку, два старших мага давили молчаливостью и сосредоточенностью, да и ответственность была нешуточной. Одна Инидис была безмятежна, да отец Олег, распахнувший двери, соединяющие палату с часовней, и зажегший свечи, выглядел спокойным.
        - Сейчас начинаем, - предупредил Старов приглушенно. - Ситников, повторяйте текст. Все помнят, подключаемся ступенчато, по команде?
        - Запомнили, Алмаз, - ответила за всех Таис.
        - В тебе-то я уверен, - буркнул он, и она легко погладила его по плечу. - Три, два, один, начали.
        «Алина, - мысленно позвал Матвей, в магическом спектре наблюдая, как формируется между ним и принцессой желто-фиолетовый ментальный канал, сразу поддержанный Димкой. - Малявочка… Это Матвей. Мы организовали связь с Туры. Слушай внимательно, информация от Александра…»
        В канале проступил темный, как лоза, каркас, - работа Макроута, - и навстречу ему потянулись от Алины темные побеги!
        «…Найдите возможность показать, сколько примерно дней вам осталось идти. Накануне прорыва сообщите нам. Мы пройдем в портал, чтобы расчистить вам путь, и уже на Лортахе дадим знак ракетницей. Ждите нашего появления сутки. Затем действуйте сами».
        Он говорил мысленно, но губы пересохли и свело горло.
        - Следующий, - раздался шепот Алмаза, и канал налился мощью - вступил Свидерский. Венки на висках Алины забились быстрее, и Матвей сглотнул сухим ртом. Его ломало от того, что он подвергает принцессу опасности, - сама суть противилась, требовала отнять ладони, отойти, отогнать тех, кто рядом.
        «Слушай внимательно, информация от Александра…»
        Еще повтор - присоединился Алмаз, и на порядок сильнее стал поток, идущий по каналу. Кожа на висках принцессы повлажнела, дыхание стало прерывистым - и Ситникова самого затрясло, бросило в пот.
        - Спокойнее, - мелодично проговорила серенитка и положила руку на ладонь Матвея. - Мы попробуем вместе.
        Канал налился невозможной силой, пульсируя в такт словам. Но на Матвея снизошел покой.
        «Мы пройдем в портал, чтобы расчистить вам путь…»
        Алина чуть слышно выдохнула. Глаза ее под веками задвигались, руки заскребли по койке, и от нее повеяло холодом. Потянулись от окружающих к ней тонкие потоки дымчатой энергии - и тут же забормотал молитвы отец Олег, запахло жжеными ритуальными травами.
        Никто не пошевелился, не отступил.
        «… Затем действуйте сами… Я очень жду тебя, малявочка…»
        Веки ее затрепетали - она вдруг выгнулась, замычала, как человек, силящийся что-то сказать, - и через мгновение снова расслабилась, погружаясь в глубокий сон.
        Глава 11
        21 апреля по времени Туры, Нижний мир, Алина
        Алина уже привыкла, что после переноса из долины Источника день стал сменяться ночью очень быстро: сумерки сгущались за какие-то полчаса. Тротт объяснял, что это потому, что они переместились гораздо ближе к экватору, из субтропической полосы в тропическую.
        И сейчас ночь упала на лес внезапно, и тут же, словно ожидая этого, заверещали местные мелкие ящеры. Алина, в полете лавирующая между деревьев вслед за спутниками, вместе с лордом Максом опустилась на мокрую после недавнего ливня землю и, поспешно вытерев рукавом пот с лица, ощупала ссадину на щеке - незадолго до заката хлестнуло веткой, когда неудачно спланировала под папоротник. Щека болела, но не страшно, залечить можно было позже, и принцесса устало потянулась к фляге на поясе. Нужно было попить, пока есть возможность, ведь идти предстояло еще долго: обычно путники останавливались на ночлег, когда обе лорташские луны уже поднимались на небо.
        Далеко впереди светлым пятном мелькала спина Четери. Тротт оглянулся, привычно окинул Алину взглядом, оценивая, как она себя чувствует, и принцесса молча - говорить не было сил - протянула флягу ему. Благо что шли они сейчас вдоль реки, огибающей равнину у трех вулканов справа, и воды для пополнения запаса, в отличие от сухих земель, по которым они двигались до встречи с богом-Нервой, было довольно.
        Прежде чем взять флягу, Тротт придержал руку Алины своей и, шагнув ближе, аккуратно и внимательно прощупал ей ссадину.
        - Глубокого пореза нет, - сказал он тихо и ровно. Отступил и начал пить.
        Лицо лорда Макса тоже было мокрым - не столько от движения, сколько от влажности, глаза мерцали зеленью. В ночном зрении профессор казался слегка выцветшим, а лес вокруг - темно-бархатным, плотным, но видно все было лишь немногим хуже, чем днем.
        Пока Тротт пил, Алина еще несколько раз вытерла лицо рукавом, обмахиваясь крыльями, и проверила узел рубахи на животе: так как сумки и все вещи, кроме тех, что были на них с лордом Максом, остались в расщепленном папоротнике далеко впереди, приходилось обходиться подручными средствами.
        В рубахе лежали несколько птичьих яиц, которые принцесса обнаружила незадолго до заката. Она привыкла выглядывать по пути как опасности, так и что-то съедобное, наловчившись складывать грибы, плоды и прочую добычу в большой импровизированный «карман» на животе. Плотно поесть теперь получалось всего дважды - утром и вечером, а днем приходилось на ходу перекусывать орехами или дикими фруктами. А если по пути ничего съедобного не встречалось, все терпели до вечера. Время было важнее голода.
        Раздалось тонкое птичье верещание, напоминающее звук дрели, - и только по знакомому переливистому окончанию принцесса поняла, что это Четери. Стоило ему замолкнуть, как заорали птицы настоящие, наивно принимая дракона за самку. Как обычно, парочка пернатых ловеласов сейчас отправится на штурм прекрасной дамы, но вместо нежных женских лап попадут к путникам на ужин.
        Тротт, вернув принцессе флягу, сделал ей знак оставаться на месте и коротко свистнул в ответ - так свистели крошечные пташки, в изобилии водившиеся в этих местах, - и Влыдыка повторил сигнал.
        «Вынужденная остановка», - сообщал он. Алина почувствовала невероятное облегчение - и тут же устыдилась этого. Нужно было спешить к порталу, идти быстрее, не тратить время, но ей очень хотелось отдохнуть и выспаться, потому что последние три дня - с момента, как они начали путь от вулкана, на который их забросил Вечный Ворон, - она спала часов по шесть.
        А еще принцесса ужасно страшилась того, через что придется пройти, чтобы пробиться к порталу. Страшилась не только потому, что могла погибнуть сама. И думать об этом не хотела, поэтому изнурительные дневные переходы воспринимала как благо - когда сосредоточена на том, чтобы не отстать и не попасться местной фауне, бояться нет времени.
        Она думала вечерами, глядя на лорда Макса, слушая их с Четом тихие разговоры, думала, укладываясь спать… Тоска, притупившаяся, глухая, постоянно ныла где-то в сердце, но она не давала ей воли.
        Тротт кивнул ей - можно идти - и зашагал по цепкой тонкой траве туда, откуда звал Четери. И она привычно уже пошла следом.
        Если вернется на Туру одна - сможет ли привыкнуть, что его нет рядом?
        - Еще один разрыв, - почти неслышно сообщил дракон, когда они подошли. У ног его топталась пара длинношеих ухажеров, для разнообразия живых. - Когда дойдем, тогда и поймаю ужин, - сказал он жизнерадостно, уловив взгляд принцессы. - Зачем сейчас руки загружать?
        Алина, уже понимая, что сон откладывается, сделала пару шагов и глянула туда, куда Четери показывал, - действительно, земля резко уходила под откос, поднимаясь обратно далеко впереди. Со дна оврага слышался плеск ручья, на наклонных стенах росли мелкие папоротники, змеились лианы.
        Они уже прошли несколько таких оврагов, и создавалось ощущение, что когда-то очень давно земля с этой стороны равнины полопалась, образовав множество змеящихся трещин.
        Тротт повел носом.
        - Дымом пахнет.
        Принцесса дернулась - неужели наемники?
        - Да, - согласился Четери легко, - и скотиной несет. Деревенька впереди. Нужно обходить по темноте. Перелетайте, я нагоню вас. Зато, - он подмигнул принцессе, - сегодня сможем развести костер. Дымом и так несет, на нас не обратят внимания.
        Алина криво улыбнулась и, расправив крылья, сорвалась вслед за профессором в темноту, краем глаза увидев, как Четери удивительно легко прыгает с папоротника на папоротник, спускаясь вниз, к ручью.
        На той стороне снова нужно было опуститься на землю - но лес здесь оказался таким неожиданно густым, что несколько минут пришлось лететь над ним. Алина со сжимающимся сердцем глядела на равнину, как ковром покрытую далекими огнями военных лагерей, на блеск реки слева. Они редко поднимались выше крон - слишком много здесь сновало раньяров, регулярно пролетали патрули, и даже ночью был велик риск попасться всадникам на глаза.
        - А вы заметили, - сообразила она, подлетев ближе к Тротту, - что последние несколько часов мы не слышали ни одного раньяра?
        Сбоку снова раздался птичий крик, и профессор плавно свернул туда.
        - Заметил, - согласился он, когда принцесса нагнала его. - И понятия не имею, почему их нет, Алина. Спускаемся.
        Четери ухитрился их обогнать и сейчас расслабленно сидел на полянке у подергивающейся туши лорха, обрывая с кустиков ягоды оситши и качая ногой его отрезанную башку. Дракон за прошедшие дни сильно проредил поголовье местных арахноидов и каждого нового встречал мечтательной улыбкой.
        Алине иногда казалось, что профессор слегка раздражается, что не успевает первым. Хотя разве Тротту могло быть свойственно подобное соперничество?
        - Опять развлекаешься? - вполне благосклонно усмехнулся Тротт. Снова повел носом, но теперь и принцесса чувствовала запах дыма.
        - Если бы, - отозвался дракон, поднимаясь. - Идите за мной, покажу кое-что. Я попадал в такие ловушки на Туре, но не думал, что здесь может быть нечто подобное.
        О чем он, стало понятно, когда минут через десять они снова вышли на крошечную полянку с трупом лорха.
        - Мы же тут уже были? - удивилась Алина. Она так устала, что никак не могла понять, почему они сделали круг.
        - Понятно, - ровно проговорил Тротт, разглядывая паука почти с отвращением. Огляделся. - И сколько раз ты уже пробовал выйти?
        - Трижды. - Четери, отойдя чуть в сторону, почти вплотную к лорху, отгреб в сторону прелые огромные листья и начал снимать дерн для костра. - Придется здесь заночевать, иначе мы будем всю ночь кружить до изнеможения. На Туре из таких гиблых мест всегда можно было найти выход. Найдем и здесь.
        - А нас раньше не найдут те, кто поставил эту ловушку? - тревожно поинтересовалась принцесса. Все желание просто лечь, свернуться клубочком и отдохнуть при словах о гиблом месте сошло на нет. Она посмотрела наверх - меж крон темнела паутина, и Алина, передернув крыльями, прислонилась спиной к папоротнику подальше от трупа лорха. Хотя «подальше» здесь было очень условным - полянка, над которой арахноид сплел паутину, в ширину была шагов двадцать, не больше, и добрую треть из нее занимал сам паук и старые попадавшие папоротники.
        Болела щека, кожа меж крыльев зудела, тело ощущалось грязным. Заныл низ живота, и принцесса, осознав наконец причину своей дикой усталости, прикрыла на мгновение глаза. Как же не вовремя. И как теперь справляться, когда всё осталось в сумках в расщепленном папоротнике?
        - Четери и рассчитывает на то, что нас найдут, - хмыкнул Тротт, проминая себе плечи, шею: видимо, гонка и ему давалась нелегко. От него пахнуло потом, и профессор поморщился, бросил взгляд в лес - минутах в пяти ходьбы от полянки протекал ручей. Остановил взгляд на принцессе и, конечно, сразу же увидел, как она напряжена.
        Алине непонятно было спокойствие спутников - после того как она попала под удар бога-паука, после того как все еле спаслись, ей постоянно казалось, что вот-вот раздадутся громовые шаги и на них снова начнется охота.
        - Мне даже эта тишина кажется пугающей, - тяжело пояснила она. - Будто на нас сейчас кто-то нападет.
        - Готовность к нападению - хорошая тренировка, юная Рудлог, - подбодрил Четери от кострища. - Тем более, здесь не так уж и тихо… и это хорошо.
        Ночной лес действительно жил своей жизнью: слышалось птичье посвистывание, какие-то щелчки, шуршание. Алина вздохнула… и с ругательством отскочила от ствола, раскрыв крылья и перемахнув через упавшее дерево: прямо над ней, словно подтверждая слова дракона, раздался истошный вопль. Впрочем, он тут же оборвался, и к ногам принцессы свалилась местная крикливая большая птица, пронзенная сразу двумя лезвиями.
        - Отличная стойка, - сдержанно похвалил профессор из-за ее спины.
        Пятая Рудлог, с молчаливым удивлением обнаружив, что успела вытащить нож и развернуться в боевую стойку, оглянулась на него. Руки ее дрожали. Живот заныл сильнее.
        - Надо же, ты первый, - одобрительно фыркнул Чет, бросив взгляд на убиенную крикунью. - Хотя ты был ближе, но все же, все же…
        Лорд Макс ничего не сказал, склонившись над птицей, чтобы достать ножи. Но Алина могла бы поклясться, что губы его дернулись в улыбке, а глаза на мгновение засияли сильнее.
        - Хорошо, что вы начеку, - сказал он принцессе, вытирая ножи о птичье перо. - Но сами подумайте: если бы это была ловушка местных богов, они ударили бы сразу, как мы ступили в зону блуждания. - Он кинул один нож Чету - тот поймал его не глядя, - а сам направился к ближайшему сухому дереву. - Да и защита Жреца над нами по-прежнему сильна, поэтому им не узнать, что мы здесь. Естественно, нужно быть готовыми ко всему, но так как местная фауна ведет себя совершенно обычно, не молчит и не прячется, скорее всего, эта аномалия давняя и природная, к которой как-то приспособились живущие здесь звери. Да и люди - судя по запаху близкого жилья. Возможно, искажение не действует на них, как полоса блуждания вокруг Песков не действовала на местных.
        - И либо люди найдут нас, либо мы с утра сами привлечем их внимание, - добавил Четери, который сидел, привалившись к боку паука, как к спинке дивана, и аккуратно вынимал землю из глубокой узкой ямы. - Так что проводник у нас будет. Даже если он этого не захочет, - он подмигнул Алине и зачем-то стал копать рядом с первой ямой вторую. Как он видел в темноте - оставалось загадкой.
        Принцесса посмотрела на него, на лорда Тротта, собирающего топливо, на тушу паука, возле которого уже шмыгали вездесущие крысозубы, и, аккуратно выложив добытые вечером яйца на траву, села у дерева и начала ощипывать птицу. Не хватало еще прохлаждаться, когда остальные работают.
        Перо шло легко, хотя пальцы и проскальзывали на крови. Руки испачкались - придется все же дойти до ручья, чтобы ополоснуть их… и возможно, получится ополоснуться самой? И отрезать пару полос от рубахи, чтобы иметь хоть какие-то средства гигиены… боги, как же не вовремя!
        Алина вдруг вспомнила, как в первые дни своего попадания в этот мир пыталась ощипать похожую птицу и как тяжело ей было это сделать. Сейчас же руки и пальцы стали настолько сильными, что перо шло легко, будто она всю жизнь работала на ферме. А постоянная опасность и занятия с Троттом сделали свое дело - ее реакции стали пугающе быстрыми.
        И голод больше не казался страшнейшим из всех несчастий. Его можно пережить. Была бы вода.
        Она спрятала перо под корни папоротника, вспорола тушку, кинула голову и потроха защелкавшим крысозубам и пошла к Четери. Тротт, пока она занималась птицей, уже принес ворох топлива и ушел дальше в лес.
        Вскоре оттуда раздался еще один придушенный птичий вопль, а через несколько минут - треск дерева, будто его кто-то рубил, затем - тонкое верещание. Через полянку промчались три ящера, похожих на небольших кожистых страусов.
        - Видно, ужин у нас сегодня будет богатый, - хохотнул дракон. Он тем временем высек на трут искры из двух камней, подобранных на берегу горной реки, и опустил занявшуюся растопку в выкопанную яму. В ней заплясал огонь, а из второй, менее глубокой, еле-еле потянуло дымом.
        - Какой странный костер, - от любопытства принцесса на минуту забыла и про боль в животе, и про руки в крови. Она уселась рядом с Четери и принялась под треск пламени и чавканье крысозубов оттирать птицу внутри и снаружи пучками травы.
        - Малодымный, - охотно объяснил Четери. - Ямы соединены наклонным дымоходом, и из-за разницы температур и влажности воздуха дым успевает остыть и оседает во второй яме. И со стороны огонь не просматривается. Мы, конечно, ждем гостей, но мне сначала хочется поесть по-человечески. Да и тебе надо бы. - И он поцокал языком, глядя на ее тонкие запястья. Алина тоже посмотрела, коснулась брачного браслета, который плотно охватывал левую руку. - Недаром Макс сейчас половину леса тебе на ужин несет.
        Принцесса смущенно улыбнулась и покосилась туда, откуда раздавались шаги. На поляну, крыльями отодвигая нижние ветви папоротников, ступил лорд Тротт - через плечо у него была перекинута еще одна птица, под мышкой болталась тушка ящера, в руках он нес тонкую колоду, полную грибов.
        - Мне бы ты грибов не собирал, - ехидно проговорил Чет, глядя, как ученик вываливает добычу на траву и аккуратно отряхивает колоду, оказавшуюся частью тонкого, с мужскую руку, папоротника с сохранившейся перемычкой. Вышло узковатое длинное ведро.
        - Тебе и не нужно, - ответил Тротт с невозмутимостью, - к тебе еда сама летит. За лаской.
        Дракон со смешком махнул рукой: уел, мол, - и принялся вырезать из ветки колышки для грибов. Алина потянулась за второй птицей, но Четери подгреб добычу к себе и выразительно мотнул головой.
        - Сам справлюсь. Отдохни, юная Рудлог.
        - Я провожу вас к ручью, - профессор протянул ей руку, и Алина с неловкостью приняла ее. - Наберем воды, - он кивнул на колоду, - умоемся.
        - А заниматься мы сегодня не будем? - спросила она, поднимаясь. Тротт тут же отступил назад.
        Он теперь все время отступал. Три дня, как Алина узнала, что Матвей может видеть то, что видит она. И три дня, как стала смущаться, оставаясь с Троттом наедине. Профессор воспринимал это абсолютно спокойно, без поддевок или иронии. И от этого было еще сложнее.
        - Будем, если вы в состоянии, - ровно сказал он. - Вы в состоянии?
        - Раньше вас оно не волновало, - пробурчала Алина, доставая нож. - А теперь вы каждый вечер спрашиваете.
        - Ошибаетесь, - ответил он, отворачиваясь. - Оно всегда меня волновало.
        Чет, пока они отходили на противоположный край полянки, тихо напевал, с небывалым увлечением накалывая грибы на колышки и не поднимая глаз. Однако принцесса знала, что как только начнется обучение, Мастер будет внимательно и спокойно наблюдать, как делал все эти дни. Не вмешиваясь, не давая советов - просто наблюдать. И почему-то это Алину совершенно не смущало.
        Наверное потому, что в вечерних поединках она о присутствии Чета забывала и все ее внимание было направлено только на Тротта. Она научилась сосредотачиваться на бое, научилась преодолевать усталость тела и слабость духа, нашептывающую, что хотя бы разок можно пропустить, отдохнуть, не нагружать себя еще больше.
        Ведь эти поединки стали единственным, что позволяло сблизиться. Потому что прошлые дни не получалось даже поговорить нормально! Она так уставала после дневных переходов и вечерних занятий, что засыпала, когда Тротт и Четери еще тихо о чем-то беседовали. И ей очень не хватало тепла и ощущения безопасности. Лорд Макс теперь спал отдельно, да и из-за близости равнины они с Четери по очереди дежурили. Профессор постоянно держался на расстоянии. Алина никак не могла решиться и преодолеть это расстояние, восстановить ту близость, ту нежность и взаимную иронию, которые сложились у них до встречи с Четом, - потому что сейчас у нее постоянно было ощущение, что за ней наблюдают.
        А уж мысль о том, что Тротт из-за нее идет навстречу смерти, вызывала отчаяние и глухую злость. И не помогали ни его слова о том, что никто не ответственен за выбор другого человека, ни то, что она пыталась, пыталась… и пусть до сих пор было страшно, но обязательно попытается снова.
        Но как? Как?!
        - Готова?
        Ей нравилось, что во время обучения он называет ее на «ты».
        - Да, профессор.
        Под ногами поскрипывали большие листья. Рука была липкой от подсохшей крови, но рукоять ножа сидела в ладони привычно, успокаивая. Глаза Тротта мерцали зеленым.
        Наставник, спутник, муж.
        Он стоял в пяти шагах напротив - и как-то внезапно оказался в двух. Алина отклонилась, опираясь крылом о землю, неловко ударила вторым, отводя лезвие противника в сторону, и перекатилась за его спину. И тут же напала сама.
        Лорд Макс раз за разом уворачивался от ударов и бил, останавливая нож в сантиметрах от ее кожи. Показывал, как уклоняться, проскальзывал мимо, снова и снова выбивал оружие, швырял принцессу на землю и приказывал продолжать.
        Тело, поначалу занывшее, закричавшее, что не выдержит больше нагрузки, уже разогрелось, стало гибким. Тротт берег ее, допуская лишь небольшие уколы, однако на его теле уже кровоточили три пореза - Алина больше не боялась сделать больно. Ей нравилось, как он улыбается, когда ее нож достает его. Как ярче сияют его глаза.
        - Блок крылом! Ниже наклон корпуса! Иначе теряешь в скорости!
        Чувствительный укол в плечо - наказание за слабый блок. Но и ей почти удалось достать бедро Тротта - однако он успел перехватить ее за запястье, выкрутить, заставляя выронить нож, и прижал к себе спиной, на секунду касаясь лезвием шеи и тут же отпуская его.
        Но не ее.
        Руки у него были горячими и тело тоже. И дыхание. Темные бархатные тени словно сгустились вокруг, и Алина коснулась пересохших губ языком.
        - Поняла? - проговорил он, все еще сжимая ее руку, зажатую между ними. Не больно. Пошевелись - и отпустит. - Если бы сразу наклонилась ниже, я бы не успел перехватить.
        - Все равно бы успел, - прошептала она, улыбаясь. Пока он не видит. И Тротт наконец-то разжал руки, позволяя ей отойти и снова встать напротив.
        Он смотрел с удовольствием и одобрением. Щурился слегка - словно пытаясь понять, о чем она думает.
        - Я еще не устала, - предупредила Алина, чуть склоняясь и сжимая нож, хотя живот уже ныл с утроенной силой, и место укола дергало, и ноги подрагивали, и сердце частило так, что отдавалось в висках.
        Тротт иронично дернул губами, отзеркаливая ее позу, и она бросилась вперед. Еще несколько минут сдавленных выдохов, азарта, замахов и падений на землю, прикосновений и блоков, запаха крови и мужского пота - и принцесса каким-то чудом, склонившись и проскользнув под рукой лорда Макса, ухитрилась, поднявшись почти вплотную к нему, поставить подножку. Он повалился на землю, в процессе развернувшись на бок, зацепив Алину крылом и утянув за собой.
        Падение смягчилось его крылом, и принцесса, строго уяснившая, что нужно бороться до конца, повернулась к спутнику и крепко приложила его коленом в живот - отчего Тротт с коротким то ли стоном, то ли смешком перекатился на спину вместе с ней.
        Пятая Рудлог торжествующе держала нож у шеи наставника, сидя верхом и прижимая его крыло к земле ладонью. Она понимала, что он может вывернуться, - но все равно была безумно горда и улыбалась, тяжело дыша.
        - Кажется, я победила, профессор, - звонко резюмировала она.
        - Определенно, - согласился он сипло. И слегка двинул головой, словно желая потереться щекой об ее руку, сжимающую нож. От этого движения губы ее пересохли еще сильнее, и по телу знакомо плеснуло мягкой чувственной волной. Радужки Тротта вдруг превратились в тонкие зеленоватые кольца с огромными черными зрачками посередине, и он аккуратно отвел нож в сторону, повернул голову, глядя куда-то вниз, и задумчиво, почти медитативно провел костяшками пальцев по колену принцессы, прижатому к нему. И так же неспешно вернул взгляд обратно и посмотрел на ее губы.
        Алина затаила дыхание. Сердце колотилось сильнее, чем во время поединка.
        - Вам лучше встать, - сказал лорд Макс тихо. Он был возбужден. Теперь Алина знала, как это ощущается.
        - Кажется, я не хочу, - прошептала она, и он усмехнулся, кинув взгляд в сторону Четери. Алина тут же ощутила яркий запах печеных грибов и жареного мяса, вспомнила о том, что они не одни, а затем про Матвея - и зажмурилась. Было стыдно - но глаза она закрыла не только поэтому. Ей не хотелось делить ни с кем этот момент.
        Она пошевелилась. Тело, словно очнувшись, начало ломить, живот заныл. И Тротт, уловив перемену ее настроения, перекатился вместе с ней и поднялся сам, оставив ее лежать на траве и трухе от папоротниковых листьев.
        Четери так же мурлыкал песню, освежевывая ящера и глядя в костер. Но щеки Алины все равно пылали. Тротт, стоя спиной к ней, отряхивал одежду.
        - Мне точно нужно умыться, - пробормотала она и застенчиво постучала пятками по мягкой трухе.
        - Четери вас проводит, - отозвался он ровно, и принцесса обиженно заморгала. Но тут же разозлилась.
        - Вы что же, меня боитесь, лорд Тротт?
        - Безусловно, - сказал он мягко и повернулся. - Моя гордость ранена. Я еще долго не отойду от вашей победы, Алина.
        Она сощурилась, садясь и пытаясь придумать что-то хлесткое, когда он позвал:
        - Четери?
        - А что Четери, - буркнул дракон смешливо, мгновенно переставая петь и поднимаясь. - Я-то провожу. Но ты смотри, ужин нам не сожги… от раненой гордости.
        Дракон двигался по лесу легко и неслышно, будто не бежал целый день, и явно придерживал шаг, чтобы принцесса не отставала.
        Он не выпускал спутницу из поля зрения и молчал, но молчание было доброжелательным и совсем не насмешливым. И Алина, все еще взбудораженная, но постепенно остывающая, была за это благодарна: смущение оттого, что он все слышал и наблюдал, мешалось с досадой - ведь не будь Четери рядом, возможно, что-то у нее и получилось бы, - и со стыдом за эту досаду, потому что Чет пришел помочь им, и с грустной злостью на лорда Макса, и с щемящей нежностью к нему же за его упрямство, и с усталостью, и с мыслями «видел ли Матвей?»… и если видел, то как быть и как забыть то, что он может видеть!
        Слишком много эмоций, слишком - и Алина, запнувшись о какую-то корягу, закрыла глаза, сжала кулаки и тихо, глубоко вдохнула и выдохнула. Надо смотреть по сторонам, пусть даже Четери увидит и услышит любую опасность гораздо раньше нее. Нельзя отвлекаться.
        - Н-ну почему он такой? - спросила она у спины Чета, когда под ногами уже зачавкало, запахло сыростью и послышался плеск воды.
        Владыка с наслаждением умылся, попил из сложенных лодочкой рук, похвалил: «Отличная вода!» - и только потом поинтересовался:
        - Какой?
        - Упрямый, - проворчала Алина, тоже склоняясь и усиленно отмывая руки. Вода была тепловатой, словно нагрелась на солнце.
        - Отличное качество для воина, - похвалил Четери.
        - И для ученого, - еще унылее продолжила принцесса. - И д-для мага. И для…
        - Я понял, понял, - торопливо прервал ее дракон. - Для всех отличное.
        - Для мужа нет, - буркнула принцесса и почувствовала, как чудовищно краснеет.
        - Ну, тут я не могу судить, - развеселился Чет, набиравший воду в добытое Максом «ведро». - Что, тяжела оказалась жизнь в замужестве?
        - Да я большой разницы не вижу… - Алина смутилась еще сильнее, вздохнула и начала отирать пылающее лицо, плескать в него воду. Ей и хотелось поговорить, и жутко неловко было это делать с Четери.
        - Я не знаю, что происходит, маленькая Рудлог, - серьезно проговорил дракон, аккуратно умостив емкость в мягкий мох, - но если могу помочь, скажи.
        Алина поспешно замотала головой. Значит, Четери не знает. Значит, Матвей, даже если видел, не рассказал… ведь он бы ни за что не стал рассказывать! - и лорд Макс не поделился условием своего выживания.
        - Это как-то связано с тем, что ему предстоит умереть? - Четери остановился рядом, и Алине пришлось поднять на него мигом повлажневшие глаза. - Я слышал слова Ворона о том, что мой ученик выбрал смерть, но Макс молчит, а я уважаю молчание обреченного. Но и пойти другим путем вполне могу, поэтому ждал возможности поговорить с тобой. Поэтому и согласился проводить сейчас, хотя это должен делать муж. Скажи мне, какого рода эта смерть? Можно ли ее обратить?
        Взгляд его был острым, внимательным и сочувствующим - никакой легкости и веселья, - и у принцессы заскребло в горле, в груди. Все же буйство гормонов брало свое.
        - Он развоплотится при переходе через портал, - сказала она сдавленно. - Его аура развеется в эманациях Жреца. Силы не хватит остаться цельным. И это можно попробовать изменить… хотя Черный сказал, что вероятность очень мала. Но профессор… Макс не дает мне помочь ему. Потому что упрямый!
        - Где-то я подобное уже наблюдал, - проворчал дракон. - Совсем недавно. Там нервы измотали, здесь мотают… никакого почтения к моему возрасту! Вот что, маленькая Рудлог, скажи мне, как ему можно помочь. Пусть он не принимает помощь от тебя, но от моей не сможет отказаться.
        - Ой-ей, - Алина в ужасе посмотрела на него и закрыла лицо ладонями. Ей было невыносимо стыдно от того, какой оборот принял разговор, и при этом душил смех. - Ой-ей! - Горели, кажется, даже уши и затылок. - Четери, ты не сможешь помочь! Тут поможет… ой боги… только жена. А ты, к сожалению, совсем не жена!
        - Я бы сказал, что это к счастью, - хохотнул Мастер. Принцесса отворачивалась, так и пряча лицо в ладонях, и он мягко проговорил, будто поняв, что она не в силах что-то рассказать еще: - Иди искупайся, маленькая Рудлог. Можешь не торопиться и не бойся ничего, здесь вокруг чисто, а я отойду за вот этот папоротник, чтобы не стеснять тебя. - Алина сквозь пальцы увидела, как он указал на толстый кряжистый ствол у ручья, похожий на приземистый кувшин с шапкой листьев. - Как будешь готова, позови, я тоже хочу почистить перья.
        Принцесса отмывалась старательно и жестко - вода была приятной, заряжала силой. Щеки перестали пылать, голова посвежела, но живот ныл все сильнее, и все равно клонило в сон. Алина спешила: Четери не было видно, и пусть он находился в пяти шагах от нее, в ночном лесу было страшновато. Да и есть хотелось очень - как и вернуться на полянку к лорду Максу.
        Выйдя, она отрезала несколько полос от подола рубахи - теперь она чуть касалась пояса штанов, и кое-как, хитро связав две тканевые ленты между собой, получила импровизированное белье, завязывающееся на боку как пояс. Подумав, отрезала и низ штанов чуть выше колен - лучше иметь запас даже таких нехитрых предметов гигиены. И только потом застирала оставшиеся полосы и всю обрезанную одежду: ее она выжала и как обычно надела на себя мокрой, а лоскуты прижала поясом. Раньше можно было высушить у костра… но не при Четери же!
        Тротта она давно перестала стесняться. Трудно сохранять интимность, когда столько времени проводишь бок о бок.
        Четери, выйдя из-за папоротника, окинул взглядом ее одежду, но ничего не сказал. Плескался он недолго, фыркая, а Алинка стояла в полудреме, прислонившись к тому же папоротнику, за которым ранее прятался дракон, и смотрела сквозь листья на фиолетовое небо и одну из ноздреватых лун, которая неслась теперь прямо над их головами.
        Когда они вернулись, Тротт поднял на нее взгляд, осмотрел цепко, неспокойно, задержался на обрезанной рубахе и штанах - и тут же опустил голову к костру. Из огненной ямы невыносимо вкусно пахло мясом, а от стоящих рядком обугленных веточек - жареными грибами.
        Но Алина уже так хотела спать, а живот болел так невыносимо, что она выпила пару найденных яиц, надкусила гриб и сползла на траву прямо по боку убиенного арахноида, свернувшись между его лап на траве у костра. Там она, поджав ноги к животу, грея его ладонями, и заснула под треск углей, шуршание и писк крысозубов, и приглушенные реплики мужчин, которые тоже были слишком голодны, чтобы много разговаривать.
        Максимилиан Тротт
        - Спит, - вполголоса сказал Мастер и, кинув обглоданный птичий остов ожидающим крысозубам (несколько зверьков топтались вокруг, как голуби в ожидании хлебных крошек), заметил: - Приучены к человеку.
        Тротт кивнул. Он одновременно с драконом уловил, когда дыхание принцессы стало ровным. Хмурясь, посмотрел на торчащие из-за пояса полосы ткани, на мокрую обрезанную одежду - значит, Алина будет постоянно ранить ноги, да и длинная рубаха все же защищала лучше. Руками принцесса обхватила живот: Макс уже знал, что это означает. И что спать она будет беспокойно, ворочаясь, пока не прижмется спиной к чему-нибудь теплому.
        Раньше Алина прижималась к нему.
        Он поднялся, снимая с себя рубаху и сам кривясь от того, какая она грязная. Ничего, во сне принцессе все равно, но так хоть теплее будет. А ночью и ее одежда подсохнет, и он свою постирать сможет.
        Словно отзываясь на его мысли, спутница зашевелилась, болезненно вздохнула - и повернулась лицом к туше паука, еще больше скорчившись. Короткая сорочка обнажила тонкую спину, выступающие позвонки, и Макс, сделав несколько шагов, присел на корточки и укутал Алину своей рубахой.
        Нужно было позаботиться о решении проблем с регулами заранее, еще на сопке, но упустил, что уж там. И к ручью нужно было сопроводить принцессу самому - там бы сразу понял, что не так, и не позволил бы кромсать одежду. Отдал бы свою.
        Не пошел, потому что нужно было охладиться, вернуть ясность мысли, увеличить дистанцию до разумной. Очень уж острыми оказались ощущения.
        К его облегчению, все изнуряющие недозволенные чувства ушли на задний план с появлением Четери, с последовавшим длительным забегом навстречу собственной смерти во имя единственно важной цели - довести Алину до портала живой и невредимой, - с пустотой, которая разливалась в голове, когда он думал о своем уходе, с уколами страха и холодом Жреца в сердце. Но стоило образоваться даже коротенькой передышке - и все. Если бы не дракон, то никакого ужина бы у них с принцессой сейчас не было. Макс бы насыщался другим. И если бы пошел с ней к ручью - тоже.
        Поэтому и остался у костра, прислушиваясь к удаляющимся шагам и отстраняясь от желания пойти следом.
        «Нужно было идти с ней. Неужели бы не справился? - спросил он себя, отводя волосы с щеки принцессы, на которой красовалась так и не залеченная ссадина. И сам себе ответил: - Справился бы».
        Послушный холодок заколол пальцы, убирая рану. И сразу же, стоило только закончить, от спутницы пахнуло теплом, которое восстановило его силы с избытком, прогнало усталость. Алина зашевелилась, пробормотав что-то сурово-неразборчивое, и с головой укрылась крылом, сбросив его рубаху. Он усмехнулся и укрыл ее снова. И на секунду представилось вдруг, что она так же спит в его кровати в лесном доме.
        Тротт поморщился, отсекая слабость, и отвернулся.
        - Ты хорошо ее обучил, - похвалил Четери, когда Макс сел обратно и потянулся к птице. Ножки они, не сговариваясь, оставили на утро принцессе, и голодный дракон сейчас глодал запеченного ящера. - Пусть до мало-мальски сносной техники ей еще учиться и учиться, но главное - она не боится оружия, своей боли и чужой крови.
        - Я бы хотел, чтобы дальше занимался с ней ты, - прямо сказал Тротт.
        - Нет. Я не влезаю в чужие любовные игры и не обучаю женщин и учеников своих учеников, - усмехнулся Четери. - Да и твое малодушие - не та причина, которая могла бы меня убедить.
        Макс помолчал.
        - Мне тяжело, - проговорил он неохотно.
        - Потому что ты учишь ее справляться без тебя, - объяснил Четери. - И знаешь, что ей скоро придется жить без тебя.
        Инляндец хмуро глянул на дракона, на ящера в его руках.
        - Тебе не претит его есть? Вы же родственники.
        - Ты меняешь тему, - заметил Четери.
        - Да, - буркнул Тротт невозмутимо.
        - Но я отвечу, - усмехнулся Мастер. - Я потомок богов и людей, а не ящеров, - дракон разодрал тушку напополам и кинул Максу его часть. Тот поймал, отложил. - Ты ведь ешь птиц, хотя сам крылатый и имеешь Ворона в предках.
        Макс не стал продолжать - молча жевал, запивая водой. Молчал и дракон, поглядывая на него с интересом, но без нажима, давая время решить и решиться. Потрескивали угли в костре, мерно дышала принцесса, шуршали крысозубы.
        Тротту и себе было сложно объяснить то, что происходит сейчас с ним. А уж открывать душу кому-то другому он и вовсе не был приучен.
        - Я - твой учитель, - серьезно напомнил Четери. - И твой друг. Я пойму тебя, Макс. Расскажи мне.
        Тротт устало потер глаза. Он не хотел этого разговора. Но к Четери у него была просьба, а без сопутствующей откровенности она не имела смысла.
        - Тем более, я все равно все уже выпытал, - так же невозмутимо закончил дракон.
        - Все?
        - Почти, - согласился Четери без насмешки. - Как не воспользоваться возможностью, которую ты мне сам дал?
        Инляндец дернул губами в улыбке и потянулся за прутиком с жареными грибами.
        - А что не рассказала твоя юная жена, то увидел сам, - подытожил дракон. - Ты не спишь с ней, хотя хочешь: видит Богиня, сегодня между вами сверкало почище, чем в Песках во время брачных полетов. Ваша связь - это не связь любовников, слишком ты осторожен в прикосновениях. Ты бережен с ней, как с величайшей драгоценностью, а она любит тебя.
        - Она любит того, кто помог ей, - сказал Макс тяжело. - Ты сам это понимаешь. Спустись сюда первым ты, и она полюбила бы тебя. Спустись Александр или ее Ситников - и он бы стал ее любовью.
        Дракон насмешливо поцокал языком.
        - Все-таки Мать-Богиня обладает чувством юмора, раз одним из ее даров является слепота, - проговорил он. - Хорошо, что драконы - сенсуалисты, мы всегда видим чистоту и силу любви. Продолжай считать так: я не буду говорить за твою жену то, что должна сказать она. Положим, она полюбила тебя из чувства благодарности. А ты-то как ухитрился?
        - Не знаю, - буркнул Макс. - Это случилось совсем недавно.
        - Когда мы врали Мастеру Фери, он заставлял нас съесть пучок крапивы, - пригрозил Четери и снова кинул косточку крысозубам. - Не ври мне. Не ври самому себе. Или мне сказать, что ты еще на моей свадьбе весь был направлен на нее?
        Тротт хмуро посмотрел на него.
        - Что? - невозмутимо осведомился Четери. - Я же говорю, Мать-Богиня дала драконам дар сенсуализма. В полной мере им обладают только Владыки, но любой мой собрат или сестра восприимчивы к чужим чувствам.
        - И ее ты тоже видел? - поинтересовался Тротт остро.
        - Я не болтаю о том, что должны говорить сами люди, - покачал головой Мастер. - Спросишь у нее сам. Я с тобой говорю про тебя. Ты весь как на дыбы стал, когда эта Рудлог появилась в дверях. Не ври себе. Ты влюбился еще тогда.
        Макс помолчал, всматриваясь в себя. Рядом с Мастером это получалось легче.
        - Нет, - сказал он наконец. - Это случилось раньше. Когда я причинил ей боль.
        «Только я этого не понимал. Когда она пыталась меня переупрямить. Когда увидел, как сосредоточенно и восхищенно она смотрит на меня перед взломом - и, возможно, из-за этого надавил слишком сильно. Когда организовал семинары для студенток, чтобы видеть ее. Взглядом искал ее в коридорах».
        Дракон удовлетворенно кивнул.
        - Великая Мать еще и справедлива. Я говорил, что ты уже наказан, Макс. Богиня отдаляет от своей милости плохих и безнадежных людей, но когда хороший человек оступается, дает ему искупление. И не будь Лортаха, ваши судьбы все равно были бы сплетены - так или иначе тебе пришлось бы заботиться о ней.
        - Они и так сплетены, - неохотно ответил Тротт. - Она дочь моего друга, которого я убил, Четери.
        Дракон присвистнул.
        - Великая Пряха!
        - Я мог бы быть ее отцом.
        - А я мог вырезать весь Рудлог. Но я не стал мясником, а ты - ее отцом, так стоит ли печалиться о том, чего не случилось? - Чет заработал челюстями, перемалывая тонкую косточку. Крысозубы разочарованно защелкали. - Расскажи мне про своего друга, Макс. Я знаю, что такое омывать руки в крови тех, кого любишь. Расскажи мне. Мертвые, когда вспоминаешь о них, на мгновения возвращаются к нам, живым. Ты расскажешь о нем, а я узнаю тебя.
        Тротт оглянулся на принцессу - она все так же спала, периодически болезненно посапывая.
        - Она спит, - повторил Четери понимающе.
        Макс взял прутик, сунул его в огонь и, глядя на то, как он тлеет, начал говорить. И действительно, пока звучали слова, пока звучало имя друга в ночи другого мира, ему казалось, что Михей сидит с ними у костра и тоже слушает их общую историю. От знакомства в университете до смерти в Верхолесье.
        - Когда-то я убил своего лучшего ученика, - проговорил Четери, когда Тротт замолчал. - Его звали Марк Лаурас. Проучись еще немного, и он смог бы одолеть меня - так страстно он любил бой и так чувствовал ритм. Но он выбрал верность государю, а я взял на себя обет заботиться о его детях. Светлана - далекая правнучка моего ученика. Мой обет свел нас, притянул друг к другу. Так бывает, и это правильно. Хорошо, что ты взял в жены дочь того, кого убил. Вас притянуло, и это правильно. Плохо, что ты решил умереть, но не трогать ее. Я понимаю почему, но хочу услышать тебя. Почему, Макс?
        Тротт, все еще переживающий пустоту после разговора, повернулся к принцессе.
        - Посмотри на нее, - сказал он глухо, и Четери оглянулся. - Она пережила столько, сколько не каждому мужчине по силам. Столько страха, горя, боли. Я не хочу остаться для нее человеком, который воспользовался ею, чтобы выжить. И не хочу умирать трусом. Да и жить трусом не хочу.
        - Любовь все-таки заставила тебя делать глупости, - усмехнулся Чет. - Но это я могу понять. Совсем недавно видел такого же упрямца. Однако ей будет больно.
        - Она справится, - уверенно сказал Тротт. - У нее хватит сил.
        Они снова помолчали.
        - У меня есть просьба, - проговорил Макс наконец. - Обещай, что исполнишь ее.
        - Обещаю, - незамедлительно откликнулся Мастер.
        - Что бы ни случилось, - сказал Тротт, - принцесса должна войти в портал. И войти первой. Проследи за этим, Четери, если я не смогу.
        - Не боишься навлечь гнев Отца? - поинтересовался дракон серьезно.
        - Он бы сделал то же самое для своей супруги, - ответил Макс, чуть улыбнувшись, и Четери, хохотнув, кивнул. - Я доживу до портала, Мастер. Но Алина должна войти в него первой.
        Глава 12
        22 апреля по времени Туры, Лортах, Алина
        Принцесса проснулась в утренних сумерках от свиста клинков и запаха свежесрезанных листьев. Всю ночь ей было удивительно тепло - как раньше, когда она спала рядом с лордом Максом. Сонная, она повернулась лицом к костру и увидела, как невероятно быстро сражаются друг с другом Четери и Тротт.
        Они оба были полуголыми, Четери был быстрее и сильнее, но она села, подтянув ноги к груди, и смотрела только на Тротта.
        Трава рядом с ней была сильно примята, будто она ужасно крутилась во сне. Или будто с ней кто-то спал. На лапе паука, уже выгрызенной изнутри, висела выстиранная рубаха лорда Макса.
        Спина и живот заболели, напоминая о проблеме, и Алина поспешно, пока были заняты мужчины, отступила за тушу паука. А когда вернулась, думая о том, что ужасно хочется помыться - Тротт уже стоял у костра и шевелил угли палкой. В яме запекались яйца, рядом на папоротниковых листах лежали остатки вчерашней добычи. Четери куда-то пропал.
        - Я отведу вас к ручью, - сообщил инляндец, выпрямившись. Тело его блестело от пота, лицо было бледноватым, под глазами залегли тени. - Наденете эту, - рубаха, которую он бросил ей, была еще влажной. - Но сначала поешьте.
        Алина прижала к себе сорочку, улыбнулась.
        - Вы с утра очень заботливый, лорд Тротт. Хорошо выспались?
        Он посмотрел на нее и дернул губами.
        - Отлично, Богуславская.
        - Тротт, - проговорила она нежно. - Леди Тротт.
        Она так наелась, что от сытости снова захотелось спать - но пятая Рудлог, бесконечно сдерживая зевки, дошла за инляндцем к ручью. Живот ныл, но не так остро, как вчера, ноги были слабыми, а голова - слегка гулкой, словно набитой ватой. Алина уже знала, что нужно пережить первый день, и затем станет легче, бодрость начнет возвращаться.
        Они остановились у знакомого папоротника. Пока принцесса входила в воду, Тротт подобрал булыжник, уселся спиной к берегу и принялся точить ножи. Алинка мылась, стараясь не глядеть на себя - вдруг Матвей наблюдает - и старательно закрывая глаза, когда склонялась, чтобы потереть бедра или живот. Но зато вполне беззастенчиво глазела на то, как перекатываются мышцы на профессорской спине, как в такт подергиваются крылья. Отвлеклась, обратив внимание на камень, который спутник иногда откладывал, чтобы проверить остроту лезвий. Необычный, черный, с наплывами. Такие лежали по всему берегу, и - принцесса посмотрела вниз - да, дно тоже было усеяно черным песком, среди которого попадались крупные окатыши.
        - Вы заметили, какая тут вода? - полюбопытствовала она, принявшись застирывать нехитрые принадлежности. - Теплая. Как на сопках. И будто слегка наэлектризована.
        - Заметил, - откликнулся Тротт, не переставая работать точилом.
        - А дно? - Алина зачерпнула черный песок, пропустила его сквозь пальцы, оставив в руке гальку. - Камни не вулканические, но будто оплавленные! И когда мы днем пролетали овраги, ручьи на их дне тоже текли по черным руслам, - добавила она.
        - Все верно, Алина, - он словно подначивал ее продолжать.
        - А на склонах оврагов мы видели черный слой, на котором ничего не росло.
        - И какой вывод вы из этого сделали?
        Принцесса улыбнулась - Тротт снова включил «профессорский тон». Умыла лицо, пофыркав; пальцами, как могла, зачесала назад короткие волосы. Осоловение понемногу отступало, и она направилась к берегу.
        - Здесь много-много лет назад все горело так, что плавилась земля. Наверное, несколько тысяч лет прошло с того времени. Это не простой пожар, а что-то несравнимо мощное. И теперь родники вымывают черный песок и камни с глубины.
        - Очень похоже на то, - лорд Макс один за другим метнул оба ножа в ближайший ствол и, когда те вошли по самые рукоятки, удовлетворенно хмыкнул и поднялся. Алина замерла - ей показалось, что он сейчас обернется. Но он пошел за ножами, и она тоже двинулась дальше, к одежде. Использовав старую рубаху как полотенце, быстро натянула свое самодельное белье, сорочку Тротта - тщательно выстиранную, но с дырой от стрелы на плече и бледными разводами от его крови и крови их врагов. Алине не было противно - кажется, брезгливость вообще ушла из набора ее чувств. Ей было хорошо.
        Лорд Макс умывался, склонившись над ручьем, отирал грудь, плечи, подмышки, и от этого ей было еще лучше.
        - А как же вы без рубашки? - спохватилась она, тоже отправившись к воде - прополоскать «полотенце».
        - Не развалюсь, - буркнул он.
        - На самом деле, мне так больше нравится, хотя и жалко вас, - призналась она, мужественно проглотив заикание. Выпрямилась: Тротт был совсем рядом, и она ужасно смутилась.
        - Иногда вы лишаете меня дара речи, Алина, - мягко сказал он, забирая у нее из рук порезанную сорочку, с которой лилась вода, и возвращая ей нож. Принцесса заторможенно взяла его, попыталась нащупать ножны на поясе и только потом сообразила, что штаны она еще не надела. Но с места не сдвинулась: инляндец, отступив, выжал сорочку с такой силой, что ткань затрещала. И начал вытираться, непривычно задумчиво глядя на спутницу. Так, что она смутилась окончательно и поспешно направилась одеваться дальше.
        Штаны за ночь подсохли и еще больше подсели. Она пощупала голые колени и вздохнула. Поймала взгляд Тротта - он покачал головой и поднял глаза к небу. Но ничего не сказал.
        - Почему вы меня не ругаете? - подозрительно осведомилась принцесса. - Вам же хочется. «Вам следовало обратиться ко мне», - проговорила она занудно и слегка брюзгливо, - «а не играть в самодеятельность, Богуславская».
        Тротт хмыкнул, повесив мокрое «полотенце» на плечо.
        - Следовало бы. Но вы решили свою проблему, исходя из имеющихся у вас ресурсов. Это похвально, хотя я бы сделал иначе. Плохо то, что вы до сих пор не рассматриваете меня как один из ваших ресурсов.
        - Останьтесь со мной, и я п-привыкну к этому, - проговорила она тихо, глядя ему в глаза.
        Лицо его закаменело, и сам он замер.
        - Не сердитесь, - попросила она еще тише. - Я осознаю, что все, что я делаю, это настырно, смешно и нелепо. Но я не могу смириться, лорд Макс.
        Он улыбнулся.
        - Вы ни в коем случае не смешны и не нелепы, Алина.
        Во взгляде его плескалась невозможная, бесконечная усталость. И принцесса не стала продолжать.
        Он молча направился обратно к их стоянке, она молча последовала за ним. На середине дороги повела крылом, убирая с пути лиану, и плечо чуть кольнуло. Принцесса пощупала кожу - болел вчерашний порез. Вечером она была так вымотана, что даже не подумала себя подлечить.
        - Не воспалился? - Тротт оглянулся.
        Алина покачала головой, нагоняя его, и пошла рядом. Порез затягивался, покалывая холодком.
        - Вы стали очень самостоятельны, принцесса.
        - И мне это нравится, - заверила его Алина, радуясь, что ушло тяжелое молчание.
        - Это я уже понял, - усмехнулся Тротт. Проследил за тем, как она прощупывает щеку в поисках ссадины, в ответ на ее вопросительный взгляд приподнял брови, став невыносимо похожим на себя самого из той, прошлой жизни, когда он был еще мерзким-Троттом, а она - его студенткой.
        - Это вы помогли мне на физкультуре? - спросила она требовательно.
        - Скачки вашей мысли вводят меня в изумление, - проворчал он, отворачиваясь.
        - Лорд Макс! - возмутилась принцесса.
        - Разве сейчас это имеет значение? - он ускорился.
        - Сейчас - нет, но мне же любопытно, - грустно сказала она ему в спину. - Лорд Макс! Лорд Макс, Макс, Макс!
        Он оглянулся.
        - А если я скажу «да», вы от меня отстанете?
        - Нет, - Алина улыбалась во весь рот. - Я спрошу - почему?
        Он помолчал, но сбавил шаг, позволяя ей снова догнать его. Принцесса пошла рядом, то и дело поглядывая на задумчивого спутника.
        - Я люблю упорство, - сказал он, наконец. - А вы, Алина, самый упорный человек из всех, кого я когда-то встречал.
        - Пожалели, значит, - пробурчала она. - И зачет тоже поставили из жалости?
        - О нет, - ответил он. - Зачет вы заслужили сами.
        - А… - она зацепилась взглядом за цепочку следов, пересекающих влажную землю, и остановилась. - Лорд Тротт! Тут следы! И это не наши и не Четери, обувь плетеная!
        - Я видел, - сказал он, не останавливаясь. - И Четери тоже видел.
        Алина замерла, вдруг поняв, как тихо вокруг. Не щебетали птицы, не верещали ящеры.
        - Идемте, принцесса, - позвал Тротт. - Во-первых, за нами уже минуты две следуют люди, а во-вторых, похоже, Четери тоже привел гостей.
        Четери
        Четери оставлял себе второе ночное дежурство и, пока спутники спали, все предутренние часы бесшумно и жестко тренировался, разминая мышцы, приучая жилы к чрезмерным нагрузкам. Жирок, завязавшийся было под кожей от спокойной жизни в Тафии и незаметный никому, кроме самого Чета, быстро истаял, оставив тело гибким и легким. Мастер любил заниматься в темноте - при ограничении зрения обострялись инстинкты, а остальные органы чувств переставали лениться и включались на полную.
        Он не упражнялся так много с юности, когда Мастер Фери давал их телам нечеловеческую нагрузку. Но рисунок младшей Рудлог, провидицы Каролины, вставал перед глазами всякий раз, когда Чету казалось, что он достиг предела. И дракон, глядя на раны, оставленные чужим оружием, видел удары, которыми их нанесли, и раз за разом прорабатывал, как можно уклониться, парировать, отвести, предугадать.
        Да и кто знает, какой еще противник попадется на пути к порталу? Ладно, если люди или раньяры с охонгами, а если сотни невидши, которых придется уничтожать, оберегая и ученика с богом внутри, и юную принцессу?
        Впрочем, Тротт мог постоять за себя. Чет был им вполне доволен - лишняя пара конечностей добавляла ученику и скорости, и убойности, и каждое утро получалось неплохо размяться, а заодно и отработать взаимодействие. Но одно дело пробиваться самому, а другое - прикрывать заведомо более слабого, медленного и испуганного. Да еще и представляющего для тебя величайшую ценность.
        Придется Четери следить, и чтобы Тротт не подставился, закрывая собой принцессу, и чтобы она не пострадала.
        В это утро дракон одобрительно хлопнул Макса по плечу, оставив залечивать раны и кормить проснувшуюся супругу, а сам ушел в лес. Тротт должен был чуть позже увести Алину к ручью, оставив полянку пустой. И очень привлекательной для тех, кто хотел бы незаметно для чужаков изучить их или устроить ловушку.
        Ночью, когда Тротт уже спал рядом со своей Рудлог, дракон услышал далекие шаги и остановил тренировку, мирно усевшись у костра. Но человек предусмотрительно не подходил близко, держась за деревьями и не вынимая оружия. Он был очень легок - то ли женщина, то ли ребенок - и ушел быстро. Четери не стал догонять первого гостя, хотя легко мог сделать это. Пусть лазутчик увидит, что их немного, что они налегке, и передаст своим.
        Для пущей привлекательности Чет перед тем, как уйти в лес, оставил на спине убиенного лорха свой нож. Ни один охотник не пройдет мимо хорошего ножа. Это даже воровством не назовешь, ибо не должно оружие принадлежать тому, кто его не уважает. И растяпа, который упустил его, - сам виноват.
        Земля вокруг стоянки оказалась испещрена человеческими следами - людей здесь ходило много, они не прятались и не боялись быть обнаруженными. Значит, чужаки сюда действительно не попадали. Четери видел и срезанные грибные полянки, и кустарники с ободранными ягодами, и надколотую кору папоротников, залепленную чем-то похожим на смолу: похоже, брали сок из стволов. Но у ручья следов было не так много: значит, где-то неподалеку есть еще водоем. Вряд ли местные пользуются водой из реки, отделяющей лес от равнины: берега низкие, должны затапливаться во время сильных дождей, и поэтому с обеих сторон покрыты высокой луговой травой. А значит, просматриваются и со стороны равнины, и с пролетающих раньяров.
        Если только таинственная защита не отводит глаза всем, кто находится снаружи, так же легко, как запутывает случайно попавших внутрь. Хотя вполне возможно, что их троих пропустили вовсе не случайно.
        Дракон, пока спутники завтракали, успел пробежать вдоль ручья в сторону реки: в гиблых местах самым верным было идти вдоль текущей воды или за летящей птицей. На самый край - задрать голову и шагать по движению облаков, ни в коем случае не опуская глаза вниз. Споткнулся, запнулся, отвлекся - все, начинай сначала.
        Но здесь следование за водой не сработало. В какой-то момент в глазах стало расплываться, но к этому Мастер был готов - теперь следовало удерживать концентрацию, смотреть сквозь то, что тебе показывают, чтобы видеть реальное. Это было верным средством борьбы с мощными духами Разума на Туре. И здесь зрение вернулось, но шаги замедлились, будто он вяз в киселе, а затем дракона просто вышвырнуло обратно к ручью, к тому месту, с которого он начал движение.
        Он хмыкнул, незаметно вернулся к полянке, пройдя метрах в десяти от Тротта, уводящего Алину к ручью. Макс дернул головой, но поворачиваться не стал.
        Хороший ученик. Как жаль, что он решил уйти.
        Четери понимал эти порывы - у каждого своя война, свое искупление и способы признаваться в любви. Да и он сам когда-то был молодым и жаждал страстей, а не спокойствия и нежности, которые дала ему Светлана. К тому же Мастер умел учиться на своих ошибках. Давно ли он всеми силами пытался убедить Нории просто поговорить с упрямой Рудлог и не идти на смерть? И разве вышло? Нет, если Чет чему и научился, то тому, что все нужно оставить на милость Богини.
        Это, конечно, не исключало того, что, если появится шанс посодействовать выживанию Тротта, Четери его не упустит.
        Он поглядел вслед Максу, хмыкнул и легко взобрался на высоченный, раза в два возвышающийся над остальными папоротник. Ствол его был мохнатым, будто покрытым мхом, пах тиной, а пять вершин напоминали небольшие пирамиды: так затейливо росли листья от маленьких сверху до широких и длинных внизу. В одной из «пирамид» дракон и спрятался.
        Вокруг в три стороны простирался лес, только спереди перечеркнутый широкой гладью реки, за которой виднелись пятна лагерей и далекие порталы. Периодически стайки крошечных раньяров пролетали над равниной и далеко над лесом, словно огибая зону блуждания по дуге. Слева возвышались три сопки, укрытые дымкой, в этой же дымке тонул лес. Мастер вгляделся вправо, туда, где должен был бы пролегать их путь, если бы они не попали в ловушку.
        Зелень и туман.
        Четери погрузился в себя, очищая сознание, а затем снова открыл глаза, глядя сквозь папоротники и подрагивающий нагревающийся воздух. Виски заломило.
        Шагах в пятистах от него словно расступилась иллюзия, и серебряной гладью меж древесных стволов блеснула водная гладь. А дальше - еще одна. И еще. Будто система странных озер - странной формы, скрытой папоротниками, со странной серебристой водой.
        В глазах зарябило, резануло болью, и Чет, выдержав несколько секунд, чтобы запомнить расположение, моргнул. И когда он закрыл глаза, россыпь озер сложилась для него в четкий рисунок: огромный боевой щит, разбитый на осколки.
        Сейчас перед Четери снова простирался сплошной папоротниковый лес, тонущий в дымке. Но дракон был спокоен - даже если не найдутся проводники, до озер он спутников доведет. А там снова заберется на дерево.
        Первую группу людей он услышал через несколько минут. Спустя еще пару минут - вторую, которая обходила полянку по кругу. Далеко, на грани слуха, звенел голос Алины Рудлог - она что-то спрашивала у Тротта.
        Люди двигались от дерева к дереву, стараясь оставаться бесшумными. Они и остались бы - но не для Чета. Он не видел их, но уже знал, что там есть и мужчины, и женщины, все без брони. Затем между двумя папоротниками скользнула одна тень, другая… смуглые, вооруженные короткими копьями, с длинными волосами, заплетенными во множество кос назад, в свободных рубахах. Лица настороженные и слегка удивленные.
        Группа, обошедшая полянку, распределилась за деревьями с другой стороны. Они выжидали, о чем-то гортанно переговариваясь, - и Чет, достаточно оценив противников, очень тихо соскользнул по стволу вниз, подождал: его не видели, - и, вздохнув, громко проговорил:
        - Приветствую вас, добрые лесные люди!
        Следующие несколько секунд он уклонялся от полетевших в него копий и иномирянских ругательств, которые были понятны даже чужеземному дракону. Когда он со смешком вскочил на воткнувшийся в дерево дротик и, кувыркнувшись, прыгнул на спину лорха, а от него - ближе к нападавшим, те метнулись в стороны, а навстречу дракону из-за деревьев одним движением шагнули три женщины разных возрастов в крашеных каким-то пигментом одеждах, с разрисованными орнаментом лицами, с поднятыми руками.
        Чет, тоже мирно поднимая ладони, заинтересованно присмотрелся к ногам противниц - он почти не слышал шагов и мог бы поклясться, что женщины шли не по земле, а по упруго вставшим под ступни травинкам. Но старшая что-то сурово крикнула, растопырив пальцы, две ее соратницы сделали то же самое… и вокруг зашелестело, и в Чета выстрелили десятки лиан, пытаясь поймать, спутать, схватить.
        О, как он уворачивался и прыгал, как отталкивался от стволов деревьев, с каким удовольствием давал телу нагрузку! Воздух, рассекаемый ожившими плетями растений, свистел и гудел, лианы, словно невероятно быстрые змеи, раз за разом били туда, куда отпрыгивал Чет, женщины сердито прикрикивали, ахали из-за стволов туземцы, а он изгибался, танцевал, взбегал по натянутым в момент удара плетям как по струнам, чувствуя себя мошкой, которую одновременно пытаются поймать длиннющими языками с полсотни лягушек, и хохотал как безумный. Не думал он, что здесь может быть так весело.
        Главная женщина что-то крикнула - на полянку выступила совсем молоденькая девушка, тоже подняла руки. Папоротник, от которого дракон в очередной раз оттолкнулся, вдруг склонился, ударив туда, где он был мгновение назад. Тут же рядом ударил еще один, потянулись к Четери корни, вспарывая почву, с утроенной скоростью заработали лианы, и Чет, уважительно покосившись на молодую колдунью, тоже ускорился.
        Вот теперь началось настоящее веселье: воздух не просто гудел, а стонал, будто по нему молотили лопасти тысячи мельниц, земля вибрировала от ударов плетей, а Четери едва успевал уклоняться. Лианы то и дело прошивали одежду почти вплотную к телу, раздирая ее, но коснуться кожи не смогли ни разу. Дракон вовсе не смущался наготы и легко бы мог продолжить путь до портала без штанов. Но он представил, как бесконечно краснеет юная Рудлог, и решил, что надо веселье прекращать и снова пытаться наладить контакт.
        Летая среди беспрестанно бьющих зеленых струн, уклоняясь от прямых ударов, Четери ловил лианы и связывал попарно, прыгая, раскачиваясь и подтягиваясь на полученных натянутых тросах, как акробат. Резать не стал: доставать клинки во время этой разминки было глупостью, да и не хотелось еще больше пугать местных. Сам виноват: надо было прикинуться дохлым или спящим, подождать, пока свяжут, затем «очнуться». Работало раньше на Туре, сработало бы и сейчас. Связанных незнакомцев обычно боятся меньше, чем не связанных.
        А теперь туземцев нужно было убеждать в своих мирных намерениях. И удивлять.
        Четери, связав половину лиан и уклоняясь от корней папоротников, подмигнул девчушке, которая двигала руками так усердно, будто мухобойкой надоедливую муху била, кувыркнулся к чуть парящему костру и схватил нетронутую Максом половинку ящеровой тушки. А затем, пробежав по натянутой лиане и получив очередную прореху в штанах, спрыгнул на землю прямо перед старшей женщиной, склонился, уворачиваясь от ударивших с двух сторон лиан и положил тушку прямо ей под ноги. И сел на землю шагах в пяти от нее, хватая летящие в него плети и быстро-быстро скручивая их, чтобы не мешали.
        Примитивными местные не выглядели. Но даже дикари бы поняли.
        Женщина что-то гаркнула, величественно подняв руки, и на полянке стало тихо-тихо. Растения с шуршанием отползали обратно в лес, карабкались на папоротники, вновь обвивая их. Связанные дрожали, пытаясь освободиться. Вновь погружались в почву корни папоротников.
        Старшая колдунья смотрела на подношение, сдвинув брови. Затем подняла глаза на Четери и что-то величественно и строго спросила, живо напомнив ему царицу Иппоталию.
        Чет улыбнулся и показал руками на уши, помотал головой.
        - Я не понимаю, - сказал он.
        От движения плеч сорочка, превратившаяся почти в лохмотья, треснула и сползла на землю. Туземцы, выступившие из-за деревьев, засмеялись, рассматривая его. Смеялась, лукаво поблескивая черными глазами, молодая колдунья. Старшая все так же строго рассматривала его, а он - ее: лицо не старое и не молодое, такие бывают у сухощавых женщин за сорок, волосы черные, с седыми прядями, в длинные косички, заплетенные назад по голове, вставлены яркие птичьи перья. На лбу нарисован красный полумесяц рогами вверх и точка над ним, на щеках и руках - что-то растительное, неопознаваемое. Одежда самотканая, свободная: рубаха необычная, словно сделанная из длинного платка с широкими желтыми и красными полосами, украшенного бусинами и бахромой, в котором вырезали горловину и зашили по бокам, оставив место для рук. Рубахи эти были очень похожи на дохи жителей Теранови, только те были из шкур и до пят. Штаны тоже цветастые, с прорезями по бокам, скрепленными завязками. Кожаный широкий пояс с ножом и деревянными флакончиками. Много украшений, резных браслетов с письменами: значит, у них есть письменность. А на ногах -
плетеная обувь.
        Чет присмотрелся и удовлетворенно кивнул - действительно, все колдуньи стояли не на земле, а на поддерживающей их траве.
        Старшая, словно решившись, пошла кругом, осматривая смирно сидящего дракона и переступая лианы. Тех, которые были сплетены слишком плотно, она касалась ладонью, будто поглаживая, и они развязывались сами, расползаясь в лес. Четери головой не вертел - он по слуху понимал, что происходит. Вот она подошла, коснулась его спины, что-то удивленно пробормотала.
        Чет улыбался - прошедшее столкновение живо напомнило ему тренировки у Мастера Фери, когда тот приказывал одному ученику встать в центр с оружием, остальным - по кругу и стрелять в товарища из луков до тех пор, пока не истратится десять колчанов стрел.
        Стрелы были затупленные, но били больно. Зато реакции оттачивались на ура.
        В последние годы обучения ученик должен был вставать в круг с завязанными глазами и без оружия. Но до этого уровня доходили немногие. Четери дошел.
        А из его учеников дошел только Марк Лаурас.
        Женщина потрогала красные волосы, пощупала вплетенный Ключ, остановилась прямо перед драконом, вглядываясь в глаза. Посмотрела на руки, на ноги, пересчитав пальцы. Еще раз коснулась волос. Подняла остатки рубахи и долго их рассматривала - особое внимание уделив вышивке вокруг ворота.
        - Ва ширх эса лех? - спросила она так удивленно, что это могло быть переведено только как «Кто ты, черт подери, такой?».
        Чет подумал-подумал и ткнул пальцем в сторону равнины.
        - Я пришел оттуда.
        Колдунья непонимающе оглянулась.
        Он вздохнул, снова поднял руки и аккуратно встал. От него отступили. Дракон прошел к лорху - в спине его так и торчал нож, чуть покосившийся от удара лианы, - достал и лезвием начал царапать на блестящем боку три сопки, реки, кружочки порталов и лес. Хитин поддавался неохотно, со стружкой. Оглянулся, поманил к себе старшую. Когда она подошла, с любопытством глядя на его творчество, он коснулся одного из кружочков-переходов, двумя пальцами изобразил человечка, вышедшего из него, «прыгнул» до трех сопок, показал руками, будто плавает, дальше «прошел» по лесу до последнего оврага и выжидательно уставился на колдунью.
        Вокруг них уже собралась толпа - они что-то негромко и возбужденно обсуждали.
        - Эс асах? - проговорила женщина, указывая на портал.
        Чет кивнул.
        - Асах-наш ра! - возбужденно загомонили люди вокруг.
        Четери еще раз на всякий случай кивнул, соображая, как бы объяснить колдунье, что здесь неподалеку его друзья, и их желательно тоже не убивать. Со стороны ручья было тихо, значит - на Тротта и Алину еще не напали.
        Подумал. Нарисовал на боку лорха трех корявых человечков. Одного - с косой, показал на него, на свою косу.
        - Эс, - сказала женщина понимающе. Видимо - «ты».
        Двое были с крыльями. Чет помахал руками как птица, еще раз показал на рисунок, в сторону ручья.
        - Ношеди? - с сомнением спросила колдунья.
        Чет постучал себя по груди. Сделал вид, будто обнимает рисунки. Снова показал в сторону ручья.
        - Мои друзья, - проговорил он. - Друзья.
        Женщина повернулась и отдала короткий приказ - в сторону ручья сорвались двое, юноша и девушка.
        В течение нескольких минут после этого Чет пытался объяснить, куда и зачем им надо. Он жестикулировал, рисовал, показывал сценки в лицах. И очень обрадовался, когда на поляну в сопровождении еще полутора десятков местных ступили Макс и принцесса.
        - Ношеди, - прошептал кто-то рядом с драконом. - Ношеди, ношеди, - зашелестели люди.
        Тротт был собран, но спокоен, а вот Алина Рудлог сжимала в руках нож и настороженно, дико, почти скалясь следила за тем, чтобы никто не подходил близко. Лицо ее было белым от страха, но это был не парализующий страх, а страх зверька, который знает, что такое боль, и готов драться до последнего. Более того, она совершенно осознанно прикрывала спину Тротту.
        Увидев Четери, Алина чуть расслабилась, с удивлением рассматривая связанные лианы и общий разгром на поляне. Но краска на лицо не вернулась. Такие лица бывают у людей, по которым прошла война, перекрутила их и выбросила в изменившийся мир жить дальше.
        Дракона кольнула жалость, и он поморщился, отводя глаза и в один момент абсолютно поняв ученика. Любовь, помноженная на чувство вины, - самый частый путь к самопожертвованию.
        Тротт поднял брови при виде учителя в окружении затихшей толпы, оглянулся на принцессу и взял ее за руку.
        - Все в порядке, - проговорил он тихо. - Они не агрессивны, вы видите? Можете убрать нож.
        - Но что здесь произошло? - так же тихо спросила принцесса, поглядывая на лианы.
        Старшая колдунья прислушивалась к разговору, с любопытством взирая то на Чета, то на новоприбывших. Ее соплеменники вновь загудели.
        Тротт пожал плечами.
        - У меня нет разумного объяснения, Алина. Четери?
        - Я тебе потом расскажу, - откликнулся дракон весело. - Скажи мне, что ты сможешь объясниться с этими достойными людьми. А то я уже минут пятнадцать тут козликом скачу. И не понимаю ничего. Что такое ношеди?
        - Ношеди! - громко повторила колдунья, указывая на Макса и Алину пальцем.
        - Похоже на диалектически измененное слово «крылатые», - отозвался Тротт и быстро-быстро заговорил на языке, состоящем, кажется, из одних шипящих. Женщина что-то строго и величественно ответила, подошла ближе, местные столпились вокруг, оставив Чета в покое, и даже молоденькая колдунья, напоследок окинув дракона смешливым взглядом, направилась к Тротту. Тот говорил с почтением, внимательно слушал старшую колдунью, отвечал на вопросы, переспрашивал, хмурился, видимо, не понимая некоторые слова, но общение ему явно удавалось лучше, чем Чету.
        - Ну слава богам, - с облегчением пробурчал Четери, прислоняясь к нагретому солнцем лорху и жмурясь - так славно болели все мышцы. - Давненько я не устанавливал международных контактов.
        Он снова поймал взгляд девушки-колдуньи и хмыкнул.
        - Во всех мирах одно и то же, - пробормотал дракон философски и потянулся. - Одно и то же.
        Макс Тротт
        После долгого общения с лесной колдуньей, больше похожего на допрос, путников повели туда, где они уже пытались пройти ночью, но полоса блуждания не позволила. Часть местных ушла вперед, растворившись среди деревьев, часть осталась на поляне содрать хитин с паука и распутать лианы, ибо, как объяснила старшая, нельзя оставлять их в противоестественном виде.
        Ее звали Од?кра, и себя она называла «неши», что было ближе всего к слову «хранительница», а народ, проживающий здесь, - тимав?ш. По словам неши, жили они вокруг озер, и было их очень много - много сотен домов. В большой мир они выходили, вооружившись какими-то амулетами, чтобы их не нашли. Люди из внешнего мира сюда попадали редко и только в сопровождении кого-то из местных. Первый раз за все время защита пропустила чужих.
        - Я не знаю, как вы смогли пройти к нам, - сказала Одекра-хранительница. - Мы думали, сюда смогли проникнуть враги, думали, что воинам императора удалось как-то пробраться с помощью богов. Но вы, люди из другого мира… - она покачала головой. - Раз вы прошли, это знак богов, это нужно богам. Значит, вас пустила Лед?ра. Мы спросим у нее. Она старейшая неши и видит то, что неведомо другим. Она же скажет, можно ли выпустить вас отсюда.
        Принцесса держалась рядом, вслушиваясь в их разговор, что-то, что могла понять, шепотом переводила Четери.
        - Но откуда взялась ваша защита? - спросил Тротт, никак не отреагировав на угрозу остаться тут навсегда.
        - Сейчас увидишь, ношеди, - величественно проговорила женщина. - Подожди немного.
        Земля через несколько десятков шагов пошла под уклон, лес поредел, и им в глаза ударило слепящее солнце, отражаясь от воды. Одекра повела рукой и сказала:
        - Вот откуда.
        Внизу простиралась долина с возделываемыми полями: часть была засеяна, часть чернела после недавней вспашки. Меж деревьев-конусов виднелись семь озер странной формы, со странным рельефом темного дна, видимым издалека - будто огромное овальное зеркало с резьбой, шипами и письменами на обороте раскололось на большие куски и упало на землю, став водоемами и навеки отпечатав серебристый рисунок в камне. В центре, в самом большом озере - осколке, виднелось затопленное здание, на первый взгляд выглядевшее как белый куб, на который поставили огромное блюдце, - но стоило сделать несколько шагов вперед, и даже с расстояния стали видны покрытые резьбой колонны в стенах куба, статуи и арки.
        - Смотрите, - прошептала принцесса восхищенно. - Над ним словно маленькое прозрачное солнышко.
        Тротт присмотрелся - и правда заметил переливающуюся сферу, лежащую на «блюдце» как яблоко.
        - Не похоже на храм богов в Лакшии, - заметил он.
        - Их храмы - это скотобойни, а боги - чудовища, питающиеся кровью, - резко пояснила Одекра то, о чем он уже догадался сам. - Это храм одного из наших богов, единственных богов Лортаха. Он никогда не осквернялся кровью.
        - Тех, что заключены в трех вулканах? - жалостливо ахнула Алина. - Это храм одного из старых богов, - быстро перевела она Чету. Взгляд дракона стал внимательным.
        - Но как вас не уничтожили? - поинтересовался Тротт. - Как терпят у самых порталов?
        Хранительница снова повела рукой, приглашая спускаться за ней.
        - На этой равнине произошла битва наших богов с богами-чудовищами, - сказала она. - Раньше здесь был огромный город Теснаёр?к, стоявший на большой реке, которая впадала в море. Мы потомки людей, которые жили в том городе. А на этом месте стоял храм Г?ра-Солнца. Во время битвы город и почти вся земля вокруг были сожжены страшным оружием одного из чудовищ, но В?та-Океан, уже побежденный, уронил сюда свой щит и часть доспеха, и земли вокруг храма были спасены. Наши боги побеждены, но щит их и храм еще действуют, отводят врагов. Вокруг равнины и на ней самой много мест, где лежат осколки доспехов и оружия наших богов. И никак богам-чудовищам не уничтожить их, слишком много сил нужно потратить.
        Принцесса неуверенно и вполголоса переводила дракону то, что понимала сама. Когда она останавливалась, хмуря брови, Тротт подсказывал нужное слово. Следующие за хранительницей и незваными гостями местные тоже переговаривались, и по доносившимся обрывкам речи Макс понимал, что обсуждают их.
        - Наш народ, тимавеш, живет только здесь, - продолжала рассказывать Одекра. - Остальные осколки слишком малы для поселения или вовсе лежат под землей, давая начало ручьям целительной силы. Один такой протекает там, где вы вошли в наш лес. Но рядом с малыми осколками можно спрятаться от наемников на охонгах, и там действует наша сила, сила Х?ды-Роженицы.
        - Управление растениями? - уточнил Макс заинтересованно.
        - Верно, ношеди, - благосклонно кивнула хранительница. - Хида - старшая богиня, мать младших богов и всего живого, благодаря ей родят и травы, и звери, и люди, а храм ее стоит на краю защищенного леса. Он наполовину был спален огнем из огненного колокола чудовища Девира. Так сильно его оружие, что камни горели как бумага, а земля вспыхивала как сухое дерево. Мы, неши, потомки жриц Хиды, которые служили при храме. Служители всех богов обладали особой силой, но только у старшей богини осталось достаточно мощи, чтобы наделять нас умениями до сих пор. Однако и она иссякает.
        - Спроси, как помочь богам, - прервал Четери перевод принцессы. - Должно быть предсказание.
        Алина запнулась, соображая, и вопрос задал Тротт.
        Хранительница выслушала и удивленно повернулась к дракону.
        - Откуда ты знаешь, что есть предсказание?
        - Они всегда есть, - хмыкнул Чет в ответ на перевод Макса. - И везде. В какую деревню ни зайди, любую собаку спроси - набрешет тебе предсказание.
        Жрица недоверчиво молчала, на ходу оглядывая Четери, и сопровождающие тоже насторожились, затихли. Юная колдунья, ранее шушукавшаяся с соплеменниками, и вовсе отступила назад. И Тротт решил немного подправить перевод.
        - Он говорит, что такие великие боги не могли не дать предсказание своим верным детям, - объяснил он. - И что у него от благоговения не хватает слов.
        Алина закашлялась, закрыв лицо руками. Хранительница, ласково потрепав ее по плечу, благосклонно кивнула Чету и направилась дальше, успокоившаяся свита и гости - за ней. Они спускались вниз по пологому склону по тропинке, которая в долине превращалась в широкую дорогу, вьющуюся меж озер-осколков. По ней сновали люди, ездили легкие телеги, запряженные какими-то пушистыми животными размером с барана. На склонах долины и за изгородями вокруг очень широких папоротников, бродили козы и те же тягловые животные, крупноватые для местных коз. Кое-где меж листвы поднимались дымки, как от печных труб, но домов Тротт по-прежнему не видел.
        - Ты прав, предсказание есть, - заговорила наконец хранительница. - Еще когда звезды на небе не были скрыты пылью после войны, еще когда оставались в живых служители Гера-солнца, умеющие читать будущее по звездам, на хрустальной таблице солнечным пером было записано, что наши боги смогут освободиться только после того как чудовища уйдут в другой мир.
        - Логично, - пробормотала принцесса разочарованно. Макс взглянул на нее - на лице ее читалась жалость. Четери хмурился.
        - Мы ждем этого, - продолжала Одекра. - Надеемся, что наши молитвы помогут Хиде-роженице, дадут ей сил освободиться самой, уничтожить наместников императора и охонгов и вернуть к жизни других богов. Но и это лишь надежды - ведь наш народ - это горстка, много ли сил мы можем дать? Раньше по всему Лортаху стояли храмы, и молитвы лились рекой, служителей было в десятки раз больше, чем всего народа тимавеш сейчас. Однако они не дали достаточно сил, хотя во время войны их не трогали. И стоило чудовищам победить, как служителей стали приносить им в жертву, а храмы - уничтожать. Именно из камней разрушенных храмов насыпан холм под императорский дворец и капище богов-чудовищ в Лакшии. Из нашей утвари делали ритуальные ножи для кровавых жертв, из золотых статуй наших богов - чаши для сбора крови. И не зря чудовища именно на этой равнине открыли порталы. Они питаются остатками силы богов Лортаха.
        - Но откуда вы все это знаете? - не удержалась Алина, прервав перевод на полуслове.
        Тротт тоже хотел это спросить, поэтому лишь одобрительно качнул головой.
        - История о последней войне подробно записана в свитках и передается от неши к неши, от матери к дочери, - торжественно проговорила Одекра. - Мы храним их, переписывая каждое поколение, чтобы ни слова не пропало. А раз в год старейшую неши Ледиру носят слушать Хиду-роженицу к центральной горе. Иногда у Хиды хватает сил, чтобы сказать ей что-то важное.
        - То есть там, где нас выбросило, заключена старшая богиня этого мира, - шепотом добавила Алина для Четери. Дракон посмурнел еще больше. - Это она так вздыхала, что гору трясло… ой!
        Все повернулись туда, куда указывала принцесса. На их глазах в ближайший широкий конус-папоротник под плотную занавесь из лиан забежало двое детишек, босых, но в таких же пестрых рубашонках, как у взрослых. В окне, образованном наплывами коры, мелькнули их головы.
        - Это же дома! - обрадовалась пятая Рудлог. Макс окинул взглядом долину: мозг тут же перестроился и понятно стало, что сотни высоких деревьев-шатров, увенчанных пышной листвой и разбросанных среди пахотных земель и редкого леса - это дома народа тимавеш, похожие на юрты кочевников. Только деревянные. Рядом с некоторыми стояли колоды, которые не могли быть ничем другим, кроме как ульями - над ними вились пчелы. Под лиственными навесами располагались огромные печи-шары - Макс видел такие в южной части Лортаха, там, где из-за жары приходилось готовить вне дома. Были вокруг и «шатры» поменьше - оттуда раздавалось блеянье, клекот птиц.
        - Посмотрите, это все дома! - Алина обернулась к Тротту. - Чудо какое!
        - Вижу, - согласился он. Глаза принцессы сияли, будто она на мгновение забыла об усталости и страхе, о том, где она, и снова стала любознательной и забавной собой.
        Улыбался Четери, глядя на восторженную принцессу. Улыбалась и хранительница, смеялись сопровождающие. Улыбнулся и Макс, и Алина расцвела, покраснела, отводя взгляд.
        - А это же, - она отступила в сторону от проезжающей телеги, в которую были впряжены две мохнатые диковинные зверюшки, - это… лошадки? Лорд Макс! Это лошади! Только маленькие и пушистые! У нас на Туре таких нет!
        Тротт посмотрел на неопознаваемых из-за заросших морд «лошадок» с длинной белой шерстью, каждая из которых едва ли доставала ему до пояса, и в голове его забрезжило что-то давно забытое.
        - Я ведь слышал о вас, - сказал он хранительнице. - Очень давно, когда обошел весь Лортах. Вы - нех-маш?, лесные колдуны. Это про вас говорят, что вы ездите на козах без рогов и заводите путников в лес, чтобы съесть. Но откуда они у вас? На остальном Лортахе нет лошадей.
        Название он произнес по-рудложски, и хранительница мотнула головой.
        - Это не лёшаде, а в?ргиши. Раньше они жили только при храмах и использовались для получения священного молока. В свитках говорится, что вергиши тоже пришли к нам из другого мира, целый табун вышел рядом с храмом Веты-Океана, поэтому их и назвали священными.
        - Но это ведь значит, что и раньше открывались проходы, - удивилась Алина. - Возможно ли, что эти лошади… вергиши тоже пришли из нашего мира?
        - Возможно, - улыбнулась жрица. - А может и из другого, ношеди-дева. Когда наши города стояли здесь в белом камне и золоте, люди знали, что раз в несколько сотен лет открываются проходы в другие миры. А еще мы знаем, что давным-давно, задолго до войны, на Лортах пришли из иного мира люди исполинского роста с белыми волосами и голубыми глазами. Они пришли через проход, который открылся во время землетрясения на огромном острове, который находился посреди океана и затонул, ровно как сейчас тонет Лортах, но гораздо быстрее. Они поклонились нашим богам, и те приняли их, они смешались с нашими предками, которые населяли Лортах, они принесли нам науку и искусство.
        Тротт слушал эти откровения с не менее жадным любопытством, чем Алина, и чудовищно сожалел о том, что нельзя провести здесь исследовательскую экспедицию, записать знания этих лесных людей. Какая драгоценная информация об устройстве миров еще хранится в их свитках?
        Еще один возница, проезжающий мимо, поклонился хранительнице, и она похлопала ближайшую из лошадок по холке. Та тихонько, скрипуче заржала.
        - Их всех после войны уничтожили вместе с храмами, - объяснила жрица. - Остались только у нас. Сейчас мы и доим их, и стрижем, и впрягаем в телеги, и используем на мясо. Поэтому, - заключила она довольно едко, - нам нет смысла есть путников, н?шеди. Да и про крылатых колдунов тоже много что говорят.
        - Твоя правда, - примирительно согласился Тротт. - У вас удивительный город, неши.
        - Раньше города были совсем другими, - печально сказала хранительница. - В таких деревьях, выращивая их под себя, жили только жрицы Хиды-роженицы вокруг ее храмов, а по улицам белоснежных городов двигались удивительные тест?ры, перевозя жителей, как сейчас их перевозят телеги. Были хранилища с тысячами свитков, ученые делали открытия, скульпторы создавали великолепные статуи, а музыканты - музыку.
        - Тестиры? - повторила Алина тихо. Лицо ее снова стало настороженным, будто она жалела, что позволила себе любопытство.
        - По всей видимости, какие-то механизмы, - ответил ей Тротт. - Получается, цивилизация старого Лортаха была примерно на уровне серенитского расцвета на Туре около четырехсот лет назад.
        - Но так давно это было, что города все превратились в пыль или были затоплены, - Одекра покачала головой. - Вечером вы послушаете те песни, которые нам удалось сохранить.
        - Вечером? - Тротт нахмурился. - Нам нужно уходить прямо сейчас, неши. Нет возможности ждать и терять целый день. Мы будем благодарны за одежду и припасы, но даже если ты не можешь дать их, просто проведи нас к краю защиты, и мы пойдем дальше.
        - Вы никуда не пойдете, пока вы не омоетесь в водах священного озера, а старая Ледира не благословит ваш выход, - безмятежно проговорила Одекра, но глаза ее были жесткими, внимательными. - Если ваши намерения чисты, вода даст вам сил, а если вы враги нам и пробрались сюда, чтобы выведать наши тайны, то озеро поглотит вас.
        Алина побледнела и шагнула ближе к Максу. Четери улыбался так насмешливо, будто и без перевода все понимал.
        - Мы можем сейчас пойти к Ледире? - поинтересовался инляндец. - И сейчас искупаться?
        - Старейшая просыпается только ночью, - тяжело ответила хранительница. - Когда обе луны восходят на небо и дают ей капли сил, тогда она открывает глаза. Вы омоетесь прямо перед тем, как пойдете к ней. До тех пор вы будете нашими гостями. Мы дадим вам все необходимое, дадим еды и место отдыха до вечера. Вы можете ходить где угодно, но вас будут охранять. Мед?йра, - она поманила к себе юную колдунью, - тебе следить за гостями. Отвечай на их вопросы, будто они друзья, - если они враги, они отсюда все равно не выберутся.
        - Я послежу, - пообещала девушка и подмигнула Чету. Тот широко улыбнулся.
        - Я правильно понимаю, что нас пока решили не отпускать? - поинтересовался он, не отводя взгляда от колдуньи.
        Тротт хмыкнул.
        - Правильно, - ответила за него Алина, с укором глядя на старшую жрицу.
        - Во всех мирах одно и то же, - сокрушенно вздохнул дракон. - Одно и то же. Вот увидите, нам еще испытания назначат какие-нибудь. И зачем Триединый создавал столько миров, если я будто на Туре пятьсот лет назад очутился?
        Глава 13
        22 апреля по времени Туры, Лортах, Алина
        Девушка по имени Медейра показалась Алине чуть старше ее самой - точно понять было невозможно из-за орнамента, украшавшего лицо колдуньи. И она была почти так же любопытна, потому что по пути засыпала Тротта вопросами. Правда, сначала, когда Одекра оставила их, объяснив, что нужно начинать ритуал, чтобы у старой Ледиры ночью было побольше сил, молодая неши попыталась пообщаться с Алиной. Но принцесса, несмотря на то что понимала суть, слишком часто обращалась к лорду Максу за помощью, и в конце концов разговор пришлось поддерживать ему.
        И хорошо, потому что пятую Рудлог еще слегка мутило от утреннего страха, и живот ныл неприятно, раздражающе.
        Неши спрашивала, далеко ли живут крылатые люди, и неужели в другом мире у всех разный цвет волос, и каким богам там молятся, и какие животные водятся, и видели ли они по пути сюда наемников и раньяров, и правда ли, что побывали на священной горе, куда простым людям вход запрещен, и зачем убили лорха - оказывается, их специально допускали на границы защищенной земли ради паутины, из которой тимавеш ткали сети. Хитин снимали с уже отживших свое пауков.
        Тротт отвечал кратко и не упускал возможности задать ответные вопросы. Каков размер защиты над поселением (оказалось, до противоположного ее края нужно идти почти день), и много ли здесь неши (Медейра, ничуть не смущаясь, рассказала, что почти в каждой семье одна из девочек рождается поцелованной Хидой-роженицей, но бывает, что и девочки без дара получают его при взрослении, поэтому много - несколько сотен). Задал он вопрос, который интересовал и Алину:
        - Как вы пропускаете лорхов, если и раньяры, и охонги обходят вас стороной, да и наемники не могут пройти сюда?
        - Не мы пропускаем, ношеди, Ледира пропускает, - с почтением проговорила молодая хранительница. - Она хоть и спит, но все видит. Мы думали, что вы враги и пробились силой богов-чудовищ, но, похоже, и вам дозволила пройти Ледира. Ночью узнаем, зачем.
        Не переставая болтать, колдунья вела гостей в центр поселения, к старому высокому и широкому дому-папоротнику, который рос недалеко от одного из озер-осколков. На жилище Медейра указала издалека.
        - Это брачный дом, - сказала она, - он сейчас пустой. Это для новой семьи. Если нет дома, освободившегося после смерти кого-то из стариков, старшая неши сажает и растит новый, а двое, принеся дары Хиде и став мужем и женой, живут в брачном, пока их дом не вырастет.
        Дорога, соединяющая озера, не пустовала - мимо проезжали повозки, проходили охотники с добычей, мужчины с ведрами и палками, похожими на тяпки, женщины с козами и лошадками-вергиши. Народ то и дело останавливался, поводил руками, словно раскрывая объятья в сторону Медейры, и глазел на путников. Та в ответ на приветствия говорила «Мин?», и, судя по тому, что Тротт покачал головой в ответ на вопросительный взгляд Алины, смысла этого слова он не понимал.
        - Это благословение, - ответила неши, когда Алина, поколебавшись, задала вопрос. - Обозначает «пусть земля твоя будет плодородной, а дети - сильными».
        И она оглянулась на Четери.
        Дракон шагал следом, а вокруг него с гвалтом сновали местные детишки - забегали вперед, почти лезли под ноги, стремясь разглядеть ближе. Он ступал осторожно, с величайшим терпением, будто слон между цветочными клумбами.
        - ?ргах, ергах! - кричали дети.
        - Они называют его исполином, - объяснила Медейра, - но в наших сказках у исполинов белые волосы. Как у тебя, - она коснулась головы Алины.
        Принцесса едва сдержалась, чтобы не дернуться в сторону. А ведь раньше она сама с удовольствием в ответ бы пощупала волосы неши, посмотрела бы, как заплетены косы, которые словно облегали голову, как вставлены в них перья.
        Но не сейчас.
        Солнце припекало все сильнее. За зелеными оградами вокруг огородов и садов жители занимались своими делами: кто-то свежевал ящера, кто-то вскапывал поле или чинил колесо у телеги, кто-то готовил лепешки в круглой печи, кто-то ощипывал птицу со свернутой башкой. Увидела Алина и процесс доения маленьких лошадей-вергиши: хозяин выводил их из папоротника - «хлева», привязывал к ограде, стреножил и ловко выдаивал молоко в плошку. Тимавеш, завидев процессию, бросали дела и подходили к оградам, приветствуя Медейру и с любопытством наблюдая за гостями.
        Мирная жизнь в поселке, который в память о погибшем городе назывался Тес, оказалась очень похожа на ту, что Алина видела в Орешнике, где они с сестрами прожили последние годы. И непохожа одновременно - потому что сейчас принцесса ко всему относилась с недоверием и то и дело ловила себя на том, что рука тянется к ножу.
        И даже всплески любопытства быстро отступали при мысли, что все эти люди могут вечером собраться на кровавое жертвоприношение, например. Или что в озере, в котором предстоит искупаться, на самом деле может жить чудовище, обедающее гостями. Или их с Троттом и Четери просто не выпустят из этой прекрасной деревни, если древней хранительнице они не угодят.
        А уйти было очень нужно и желательно прямо сейчас. Путь все удлинялся, а ведь порталы в любой момент могли закрыть с Туры, или, наоборот, они могли окрепнуть и пропустить богов-захватчиков. Не оставив прохода троим путникам и Жрецу.
        Алина передернула крыльями. С утра, когда лорд Макс сказал, что их преследуют, она испугалась до такой степени, что сердце до сих пор пускалось вскачь, а виски ныли. И даже спокойствие спутников не помогало.
        Зато нож успокаивал. Давал иллюзию контроля.
        - Все хорошо, они не агрессивны, - тихо сказал Тротт, дотронувшись крылом до ее пальцев. Принцесса посмотрела туда, где легкой лаской прошло прикосновение, и обнаружила, что вновь сжимает рукоять оружия. - В любом случае мы уйдем отсюда завтра утром, Алина.
        Медейра с любопытством, но без настороженности поглядывала на них. Дети повизгивали, смеялись, бесстрашно цепляясь за руки Четери - тот подбрасывал их, сажал на плечи.
        - Но как, если нас не выпустят? - пробормотала принцесса. Нож она отпустила, но, выдохнув, взяла Тротта за руку и шагнула к нему ближе.
        Он внимательно взглянул на нее зелеными глазами, и она посмотрела в ответ с таким вызовом, что он только усмехнулся и крепче сжал ее пальцы.
        - Вы удивительно смелы там, где не надо бы, и трусите здесь, - проговорил он приглушенно. - Посмотрите вокруг. Кого вы видите?
        Медейра отстала и смеялась над Четери, который чуть ли не жонглировал детьми. Маленькие тимавеш были счастливы.
        Алина снова завертела головой.
        - Крестьян?
        - Верно, - похвалил он. - Воинственные народы, народы агрессивные выглядят иначе. Мы уже увидели много людей, но ни одного бойца, солдата, дружинника. Ни одного надсмотрщика. Это нация свободных землепашцев и охотников, которые используют оружие, чтобы защищаться, а не нападать.
        - А если они решат, что им нужно защищаться от нас? - тяжело вопросила принцесса.
        - Пробьемся, - пообещал Четери из-за ее спины. Макс хмыкнул.
        Алина оглянулась. Дракон так и подбрасывал на обоих плечах ребятишек, но взгляд у него был совершенно спокойный.
        И она, глядя на радостных детей, на пестро одетых местных жителей, приветствующих гостей и Медейру, поняла, что ей очень не хочется, чтобы сквозь них пришлось пробиваться.
        Дом внутри оказался светлым и прохладным и пах свежим деревом, хлебом и молоком. Алина, так и не отпуская руку Тротта, прошла вслед за ним за «дверь» из лиан и словно оказалась в улучшенной и обустроенной версии их с профессором убежищ.
        Сквозь пышную шапку листьев в окна заглядывало солнце. На полу лежали коврики, такие же цветастые и бахромчатые, как одежда тимавеш. Здесь вообще было много пестрого текстиля - и занавески на окнах, и узкие лоскутные гобелены с растительными узорами на стенах. Круглая стена выглядела гладкой, словно покрытой лаком, пол и потолок были образованы перемычками папоротника. Вдоль всей стены на уровне бедер шла массивная лавка, будто широченная складка папоротника, под которой прятались плетеные лари и сундуки, ведра и тазы, кадки с водой, а почти под самым потолком располагались заставленные утварью полки-наросты.
        Взгляд принцессы упал на большую плетеную колыбель, подвешенную в нескольких шагах от входа у лавки. Внутри было заботливо сложено цветастое одеяльце и маленькая куколка, свернутая из шерсти и перевязанная лентами. Почему-то именно эта куколка и эта колыбель заставили Алину успокоиться.
        Могут ли быть злыми люди, которые так готовятся к появлению детей?
        Четери, обойдя дом по кругу, подпрыгнул, подтянулся за край естественной дыры в потолке, игнорируя лестницу из ступеней-наростов, и пропал наверху.
        - Там брачная кровать, - сообщила Медейра с восторгом.
        - Там кровать, - подтвердил дракон, спрыгивая обратно. Тон его был таким разочарованным, будто он жаждал обнаружить очередного охонга. Четери шагнул к накрытому столу, который стоял посреди комнаты, низкий, плетеный, с удовольствием хекнул и опустился перед ним на пол, скрестив ноги. И тут же потянул к себе горшок, в котором плеснуло белым.
        - Вы осматривайтесь, - предложил Мастер, разглядывая и толстые лепешки, и кругляши сыра, и фрукты, и ломти мяса, - говорите, я все равно ничего не понимаю. Потом перескажете. Ого, - он отпил из горшка, - кобылье молоко!
        - Ты уверен, что это для нас? - поинтересовался Тротт с иронией.
        - А для кого еще? - удивился Четери.
        - Это от священных вергиши для жены, чтобы дети получались крепкие и в груди после родов было много молока, - затараторила, хихикая, Медейра, будто поняв, о чем речь, - мы каждое утро накрываем здесь стол и уносим старую пищу, потому что каждый день сюда могут прийти новобрачные.
        Засмеялась и Алина, а Тротт, не моргнув глазом, перевел это Четери. Тот подозрительно посмотрел на свою грудь, покивал и невозмутимо продолжил пить.
        - Отдыхайте до вечера, - предложила Медейра, - как сядет солнце, я отведу вас к озеру. Я побуду с вами, но вы можете выходить, если хотите. Вам сейчас принесут еще еды. Нужно ли вам что-то еще?
        - Одежда, - сказал Тротт. - Для нее. И…
        - Я сама скажу, - резко проговорила Алина и поманила колдунью наружу, за дверь. И там, используя все невеликие познания в лорташском языке, объяснила свою проблему. И даже не покраснела.
        Медейра с таким любопытством, с такими блестящими глазами начинала слушать ее, что от нетерпения теребила перо на одной из кос, будто готовилась к каким-то великим откровениям. А после всплеснула руками.
        - Миры разные, а тяготы женские одни, - понимающе закивала она. - Я принесу тебе то, что нужно, ношеди-дева. И прикажу найти для вас одежду. Я ухожу, но смотри, у ворот стоят мужчины, - она указала на двух охотников, расположившихся у зеленой ограды и мирно беседующих. - Не бойся их. Если твои друзья захотят выйти, пока меня не будет, они не тронут вас, просто проследят.
        Охотники почтительно отступили, когда Медейра пробегала мимо, с любопытством оглянулись на Алину. Она поспешила юркнуть обратно в дом. Мужское внимание было ей неприятно.
        Четери продолжал беззаботно есть. Тротт обходил дом: выдвигал лари и изучал их, трогал утварь, вертел в руках инструменты непонятного назначения. Алина и сама хотела поизучать обстановку и уже махнула было крыльями, чтобы подлететь к переходу на второй этаж, когда плетенная из лиан дверь зашуршала и в доме появился гость.
        Это оказался величественный и прямой старик, в седые волосы которого были вплетены перья. Морщинистый, в пестрой рубашке, он принес странное блюдо: еще дымящуюся половинку чего-то, сильно похожего на длинную обугленную снаружи дыню, заполненную мясом. Он протянул блюдо на руках и торжественно заговорил - Алина, так и оставшаяся стоять у лестницы, разобрала «гости, пища, вкусно». Произношение было быстрым, слегка невнятным - с Далин и Венин, с дар-тени было общаться куда проще и понятнее.
        Тротт, снова вынужденно работающий переводчиком, напряженно вслушивался, что-то переспросил.
        - Хал?ш, халыш, - повторил старик и добавил, ставя дыню на стол перед Четери: - Угощение, приветствие.
        - Он говорит, что принес нам халыш, это как… угощение гостю, - объяснил Тротт наконец. - А взамен просит кусок одежды исполина, чтобы повязать на руку беременной внучке - пусть она родит такого же могучего воина.
        Четери, выслушав перевод, не вставая оторвал и так уже дырявый рукав с истерзанной лианами рубахи, которую он рачительно забрал с полянки, сунув за пояс: скарба у них и так было мало, и даже рваная тряпка бы пригодилась. Рукав он почтительно передал старику. Тот воссиял, отщипнул от дыни кусок и настойчиво сунул дракону прямо в рот, что-то приговаривая и хлопая того по щеке.
        - Он говорит, что был в молодости сильным охотником и дарит тебе часть своей удачи, - объяснила Тротт.
        Чет даже не удивился, просто молча заработал челюстями, и Алина подумала, что за свою жизнь он, наверное, видел и что-то похлеще.
        - И ты уже тут, В?дур, - раздался ворчливый голос. Под полог ступил еще один старик, почти копия первого, теперь с большим горшком, в котором опасно плескалось дымящееся варево и болтались штук шесть огромных ложек. По дому потек запах крепкого бульона и кореньев. - Я сразу смекнул, что ты тут же побежишь сюда.
        - А ты всегда приходишь вторым, Пет?г, - отозвался первый, демонстративно протянув вперед руки с добытым рваным рукавом. Запоздавший гость поджал губы, чуть не сплюнув, и обратился к Четери, который пытался откусить лепешку.
        - Я принес тебе халыш, ергах, - сказал он торжественно.
        - Я уже их понимаю, - буркнул Чет Максу, проглотив кусок лепешки. - У него наверняка тоже есть беременная внучка.
        - У меня беременная жена, - торжественно проговорил Петег, и Четери, услышав перевод, с уважением осмотрел старика и цокнул языком. - И восемь сыновей. Сыновья уходят к женам в дома, а дочка может остаться с нами и привести своего мужа к нам. Хочу дочку, ергах.
        - И как бы я мог помочь в этом, - снова пробурчал Чет. Но глаза его смеялись - видно было, что он наслаждается ситуацией. Первый старик, кряхтя, уселся на лавку, чинно сложил руки на коленях и с интересом крутил головой то в сторону дракона, то в сторону соседа.
        - Дай мне прядь своих волос: я сплету куклу и повешу жене на шею. Она родит девочку, такую же красивую, как ты.
        - А не разумнее попросить об этом единственную красивую девочку среди нас? - удивился Четери и кивнул на Алину.
        - И я о том же думаю, - пробормотал Тротт и перевел. Принцесса почувствовала, что краснеет.
        Старик поднял вверх палец и что-то наставительно затараторил.
        - Он говорит, что не хочет обижать славных гостей, но в Тесе слышали о ношеди то, что все они колдуны и могут выпить душу. Страшно брать амулеты от колдунов.
        - То есть мне придется отдуваться за всех, - дракон со вздохом расплел косу. Отрезал небольшую прядь длиной с палец, протянул старику. Тот расцвел, бухнул горшок с супом на стол, схватил прядь, а затем, набрав в ложку варева, сунул дракону в рот.
        - У меня получаются самые красивые корзины, - сказал он гордо и похлопал Чета по щеке. - Пусть твои руки будут такими же ловкими, ергах!
        Зашуршал полог и Четери посмотрел на дверь почти с отчаянием. Алина, уже улыбаясь, наблюдала, как в проем протискивается крупная и очень суровая женщина средних лет. За ней прятались трое детей мал мала меньше. Лицо ее не было расписано, как у неши, зато за плечом виднелось несколько коротких копий. А в руках она несла деревянное блюдо с лепешками.
        - Здравствуйте, ношеди, здравствуй, ергах, - сказала она повелительно. - Мне ничего не нужно от тебя - я и сама плодовита, красива и удачлива. И рука моя крепкая, и глаз острый. Но я принесла тебе поесть, потому что ты покатал моего сына на плечах. Ты добрый, мы все это увидели. Поешь, тебе нужны будут силы. А за угощение просто расскажешь мне все о своем мире.
        Она поставила на стол лепешки. Тротт переводил, и губы Чета расползались в улыбке. Алина и вовсе расслабленно прижималась к стене. Ей стало спокойно и хорошо, несмотря на то что предстоящее испытание страшило.
        За дверью слышались голоса, гул, будто прибывала толпа. Двое стариков на лавке с удовольствием переругивались. Женщина, выслушав благодарности, села рядом с ними, невозмутимо откусывая свою же лепешку и выжидательно глядя на Четери. Дети расположились у ее ног.
        Тротт хмыкнул и опустился рядом с драконом за стол, скрестив ноги.
        - Держись, - сказал он с иронией. - Главное - не отдавай им штаны.
        Чет захохотал. А в дверь уже заходил очередной гость в пестрой одежде и с угощением. Этот тоже попросил прядь волос, следующий - кусок одежды… жители все приходили и оставались: вскоре весь стол и пол вокруг него заставили угощением, лавка была занята гостями, как и пол перед ней. С Четери взамен лоскутов и волос делились быстрыми ногами, острыми глазами, удачей и снова удачей, крепким сердцем и даже плодовитостью, и если бы дары эти можно было поднять, то дракон бы рухнул под их тяжестью, столько их было. Но он только кивал, благодарил и снова отрезал себе волосы или отрывал куски рубахи.
        Алина, чтобы не смущать тимавеш - место вокруг нее оставалось свободным, - опустилась на пол рядом с лордом Максом. А подумав, подвинулась к нему, прижалась к теплому плечу плечом, к бедру бедром. Закрыла глаза и отважно накрыла руку рукой.
        И хотя Тротт даже не повернулся к ней, пальцы его дрогнули. А крыло его раскрылось за ее спиной, давая опору и согревая ноющую спину.
        В промежутках между прибытием очередного гостя с халышем гости задавали вопросы, и Тротту приходилось долго, обстоятельно на них отвечать. Он делал это спокойно, словно читал лекцию.
        Собственно, только на лекциях Алина слышала, чтобы он так долго говорил.
        Тимавеш уже не помещались в доме и, принося угощение, выходили, чтобы встать у окон. Ребятня расположилась на ступеньках «лестницы». В доме становилось жарко, однако Четери все так же почтительно принимал подношения и делился тем, что у него просили.
        - Ты не лопнешь? - вполголоса спросил у него лорд Макс.
        - Ха, - отозвался Чет, - я по стаду баранов, бывало, съедал. Правда, - добавил он с сожалением, - в драконьем обличье. Но что не сделаешь ради дружбы между мирами, да? Точнее, ради того, чтобы нас мирно отпустили. Ты тоже тут болтаешь не потому, что внезапно к разговорам охоч стал.
        - Не потому, - хмыкнул Тротт и тут же начал отвечать на очередной вопрос про Туру.
        Медейра вернулась, когда рваная рубаха разошлась по рукам, а волосы дракона укоротились почти на треть, на ладонь спускаясь ниже плеч. Только прядь с Ключом по-прежнему оставалась длинной.
        В руках колдунья несла плетеную шкатулочку, несколько молоденьких неши следовали за ней с одеждой. Она совсем не удивленно окинула взглядом гостей и поманила к себе Алину.
        Принцесса поднялась, вслед за ней встал и Чет, заплетая волосы в короткую косу.
        - Я, пожалуй, тоже пойду. Подышу, - сообщил он громко. - Но я вернусь!
        - Сбегаешь? - проворчал Тротт.
        - Да, - бессовестно согласился дракон, пробираясь меж гостей к выходу вслед за Алиной. - Спасаю свою жизнь. Множество чудовищ пытались меня убить, но ближе всего к успеху оказались эти добрые лесные люди. Ты был прав, я скоро лопну.
        - Ергаху пришла пора помолиться, - перевел Тротт расстроившимся гостям.
        Прежде чем выскользнуть за дверь, Алина успела увидеть, как те с сожалением, но и с пониманием закивали.
        Четери
        Дракон, выйдя из гостеприимного дома, сразу свернул за него, пробежал под палящим солнцем мимо круглой печи в сторону склона, обогнул с полсотни домов - действительно, поселок был очень крупным, - и помчался в лес. Ему неприятно и нетерпимо было чувство чрезмерной сытости, от которого клонило в сон, и единственным методом борьбы было движение.
        Он раз пятнадцать оббежал вокруг долины, уклоняясь от встреч с местными жителями, по каким-то делам вышедшими в лес, углубился дальше, ради удовольствия промчавшись наперегонки с пугливой косулей, полюбовался на пестрых пташек, попрыгал по деревьям; забравшись на высокую вершину, посмотрел на равнину с порталами - не изменилось ли чего. Побежал дальше. И когда впереди показалось очередное серебряное озерцо зубчатой формы, вздохнул с удовольствием - искупаться сейчас было нелишним. Опасности водоемы, образованные на месте падения божественных доспехов, не представляли - он же пил из ручья, и вода просто показалась необычной и бодрящей. Да и вечером предстояло нырять в похожее - так что почему бы и нет?
        Он снял чудом уцелевшие штаны, плотнее перевязал укоротившуюся косу и прыгнул в воду.
        И едва не задохнулся от ледяного кулака, сжавшего тело, сдавившего грудь. Рванул вверх, к воздуху - но верха не было, и низа не было, а ледяной кулак все сжимался, грозя перемолоть кости, пробивая разрядами и обжигая левую руку.
        Когда Четери очнулся, уже темнело.
        Он лежал на дне совершенно сухого озера. Пальцы левой руки покалывало холодом.
        Дракон сипло закашлялся, засмеялся - все-таки жив, хоть и глупостью не заслужил этого. Повернул голову, поднес к глазам руку… и восхищенно помянул свою божественную матушку.
        Ладонь его от запястья до вторых фаланг пальцев была словно залита зеркальной сталью или серебром, совершенно неощутимым - будто и не было там ничего. А на костяшках при сгибании появлялись шипы. Небольшие, с полногтя высотой, и очень острые, но при этом исчезающие, когда Чет подносил к ним палец потрогать.
        Он бы полежал так, приходя в себя, ибо обретение чудесного артефакта - наверняка части доспеха местного водного бога - высосало из него все силы: ноги и руки дрожали словно после недельного забега по раскаленной пустыне. Но красноватые солнечные лучи неумолимо двигались вверх по стволам деревьев, предвещая скорый закат. Нехорошо было оставлять товарищей одних перед испытанием. И «молитва» уже затянулась до неприличия, как бы добрые тимавеш не обиделись.
        А еще очень хотелось жрать.
        Поэтому дракон сел, скрестив ноги, и разогрел тело глубоким дыханием - когда живот на выдохе чуть ли не прилипает к позвоночнику, а диафрагма ходит вверх-вниз, как рычаг, раздувая легкие. Голова, закружившись поначалу, приобрела ясность, руки и ноги перестали дрожать.
        Это ненадолго, но ему хватит.
        Первым делом, поднявшись, Четери проверил, не мешает ли перчатка появлению и использованию клинков - но они все так же легко ложились в ладони и послушно исчезали. А перед тем, как направиться обратно к городку, Чет не удержался и вмазал кулаком по одному из папоротников шириной с самого дракона.
        Удар не стал сильнее, но боль почти не ощущалась: зеркальная гладь доспеха, подрагивая мелкой рябью, заглушила ее, будто дракон бил по воде, а не по дереву. Зато убойность повысилась благодаря шипам - если раньше при достаточной концентрации удавалось пробить в стенке дыру размером с кулак, то сейчас щепа брызнула во все стороны, и папоротник, заскрипев, стал заваливаться прямо на Четери.
        Дракон резво отскочил в сторону и побежал дальше, слыша за спиной шум, треск и гулкий звук падения о землю.
        Алина
        Когда Четери убежал, Медейра проводила его таким восхищенным взглядом, что Алине даже стало неловко.
        - Он быстрый и сильный, - рассуждала неши, направляясь за дом. - И гибкий. И умелый. Странное имя, Че-те-ри, смешное имя, но не портит его.
        - Тебе он понравился? У него в нашем мире есть жена, - осторожно проговорила принцесса, надеясь, что поняла все правильно.
        Медейра махнула косичками, засмеялась.
        - Ну и что? Ни один наш охотник не сравнится с ним, и даже сильнейшие неши не смогли победить его: а ведь я сама на играх после сезона дождей одна одолевала пятьдесят воинов! - Она увидела, что принцесса хмурится, пытаясь разобрать слова, и заговорила медленнее. - Как тебе повезло, что ты рядом с ним! Он ловкий и гибкий, как Вета-Океан. Ледира рассказывала, что однажды Вета-Океан рассердил мать, Хиду-роженицу, непослушанием, и смягчилась она, только когда увидела, как он танцует для нее между струй дождя. Вот и Че-те-ри танцевал, как Вета. Только сама Хида могла победить его! И проклятый Нерва, чудовище-паук, смог, - вспомнила она, поникнув, и замолчала.
        В саду росли папоротники самых различных форм и размеров, разбавленные крошечными фруктовыми деревьями. Стояло там несколько живых «шалашей», явно используемых как хозяйственные, и две странные постройки почти вплотную к дому. Одна - небольшой, увитый лианами купол из плотно сплетенных серых стволов, покрытых кожистыми листьями. Она была словно вросшей в землю, с низким входом, завешенным пологом из лиан, с круглой дырой в «крыше». Вторая - из таких же деревьев, но повыше и поуже, этакое высокое яйцо, тоже закрытое спереди пологом.
        - Это в?нрис. - Медейра заметила, с каким любопытством смотрит Алина на большой «купол», и немного оживилась. Говорила она по-прежнему медленно. - Там моются, понимаешь? Неши растят их, как и дома, но убирают наполовину под землю, и выводят в стену родник, который уходит под корни, из которых сделан пол. Там набирают воду для дома, там есть жаровня. Ты сможешь помыться там.
        - А, так это же ванран! - Алина постучала по «стене» - тонкие деревья были сплетены очень плотно, а на ощупь казались гладкими, словно полированными. Заглянула внутрь, отодвинув полог, и в свете из окна в крыше разглядела низкий пол из сплетенных корней, жаровню, банную утварь, тонкую струю родника, бьющую из стены. - А деревья не страдают от пара? - ей было невыносимо любопытно. Именно на этом клочке старого Лортаха очень остро ощутилась его чуждость, инаковость по сравнению с Турой.
        - Нет! Это каменное дерево, лир?, из него можно делать жаровни, оно не горит и не размокает, а корни его выпивают всю использованную воду и нечистоты, - с гордостью поделилась Медейра. Видно было, что ей приятно удивление гостьи, и глаза блестели от желания рассказать что-то еще. - А это - вертр?н, - она указала на вторую постройку из лири. - Туда ходят, чтобы облегчиться. А это - тебе, - и Медейра без перехода вручила Алине пеструю рубаху и длинные цветные полотняные штаны, пару темного белья, похожего на свободные короткие шорты с завязками на талии и бедрах, и таинственную плетеную шкатулку.
        - Какая удивительная ткань, - пятая Рудлог погладила одежду: она была нежной, гладкой, но слегка бугристой и пахла деревом. Не шерсть и не кожа. Но и не хлопок - да и хлопковых полей вокруг не наблюдалось.
        - Это волокна с дерева х?а, - неши покрутила головой, взяла Алину за руку и провела вглубь сада, за постройки: там почти вплотную стояли три лиловых папоротника, уже знакомых принцессе по путешествию. Каких только форм она не насмотрелась на Лортахе! Эти же больше всего напоминали широченных, вставших на хвост мохнатых гусениц в три человеческих роста с перетяжками и гроздьями орехов под скудной шапкой листьев.
        - Смотри, - Медейра подцепила ножом верхний, лиловый слой коры. Вблизи он оказался похож на свалявшуюся паклю. - Это волосы хиа. Наши мужчины их собирают, размачивают, бьют молотилками, а затем варят. И волос становится белый и мягкий. А затем их разматывают, чешут, прядут и ткут полотно. У нас несколько домов этим занимаются и выменивают ткани на другие вещи, горшечники дают горшки, охотники - добычу… Но каждый тимавеш умеет соткать себе одежду из хиа, - похвасталась она. - В пять лет девочки и мальчики ткут себе первый пояс.
        - И этих деревьев хватает на весь ваш народ? - удивилась Алина, думая о том, что обязательно расскажет это все Тротту. - У вас большая долина, и лес большой, но и тимавеш немало…
        - Хиа очень быстро растут! - затараторила Медейра возбужденно и радостно. - Под присмотром Хиды-Роженицы все растет быстро, и земли восстанавливаются быстро. Срезаешь, - она, наоборот, приладила надрезанный кусок обратно, - и за три декады нарастает еще больше, чем срезала. Мы много что из них делаем. Смотри, - она открыла шкатулку, которую держала Алина, - это шарики из хиа. Они используются женщинами. Я принесла их тебе. А теперь, - она нетерпеливо подтолкнула принцессу к венрису-ванрану, - иди. Я хочу в дом, ношеди-мужчина так много рассказывает, мне очень интересно! Или, может, ты сама мне ответишь на вопросы?
        - Ты же видишь, я не очень хорошо тебя понимаю и плохо говорю, - покачала головой Алина. - Лучше иди. К тому же… я сама хочу его послушать.
        Макс Тротт
        - Ношеди, как называется твой мир?
        - Тура. Это на одном из старых языков обозначает «яйцо» или «шар»…
        Тимавеш кивали:
        - Неши, обучая детей чтению и письму, рассказывают, что Лортах - тоже шар, осененный теплом Геры-солнца.
        Тротту не нравилось то, что им предстоит нырять в божественное озеро - он вообще не любил объекты, воздействие которых нельзя предварительно изучить и описать. Да и не навредит ли чужеродная энергия Жрецу? По опыту, не должна - ведь Макс мылся в целебном ручье и пил из него, но вдруг все зависит от объема и концентрации?
        На обращения Черный не откликался, и холодок в сердце оставался ровным, сонным. Но в какой-то момент Макс почувствовал странное давление - будто воздух на мгновение вокруг сгустился, как чужое внимание, толкнув со всех сторон мягкой волной, и тут же изнутри, из сердца по телу потек холод.
        «Не кричи мое имя, птенец, - раздался в его голове ворчливый голос Жреца, и по позвоночнику посыпало льдом. - Хозяйка этой земли уже поздоровалась со мной, а я - с ней. Мы поговорим с ней потом, когда ты будешь спать».
        «Она ведь заключена в горе?»
        «Это верно».
        «И она поздоровалась с тобой здесь».
        «Это тоже верно. Но я ведь сижу в твоем сердце и одновременно лежу под Медовым храмом в Тидуссе, птенец. И часть моей сути бьется сердцем в небесных чертогах Туры».
        «Непознаваемо, я понимаю».
        «Я вижу, как тебе тяжело это принять», - в голосе Ворона прозвучала и насмешка, и похвала.
        «Но эта хозяйка не причинит вреда?»
        «Мне - нет».
        «А нам?» - спросил Тротт, но Ворон уже заснул. А может, и не заснул, может, просто развлекался, оставив своего сына в неизвестности.
        - Расскажи, ношеди, какую одежду вы носите в другом мире?
        - Очень разную. Но если говорить в общем, то наша одежда похожа на вашу, просто из других тканей…
        Максу не нравилось и то, что сейчас их тройка разделена, а Алина вышла без него. Но он сам учил ее принимать решения и выживать. Сам учил не жаться к нему в поисках опоры или подсказки.
        …У него сердечный ритм разгонялся, когда принцесса прижималась. Как сегодня ночью… или недавно, когда она села рядом.
        Что дальше? Начнет краснеть, как в пубертат? Тем более, следовало отодвинуться. Отучать ее от себя.
        - И ваши дома похожи на наши?
        «Тогда что ты творишь? Почему не пресек вчерашние занятия, если не контролируешь себя? Зачем лег к ней ночью? Ты же видишь, как она дергается, когда вспоминает, что за ней наблюдает Ситников. И касается тебя, только зажмурившись. Ты все решил для себя уже - что будешь держаться в стороне, что не будешь мучать ее и себя. Какого черта ты творишь?»
        - В целом да - в домах есть двери, есть окна, крыша. Но сделаны они не из живого дерева. Есть маленькие домики из древесных стволов или кирпича, это такие, - он показал руками, - плотные блоки из обожженной глины. А есть огромные здания, словно много таких домов поставлены один на другой. А внутри одна лестница на все этажи…
        «Ночью ей было больно. Поэтому лег».
        - А какие у вас животные?
        «Ты же понимаешь, что это не ответ».
        - Разные. Но есть такие же, как на Лортахе. И нет пауков, лорхов, нет таких, как у вас, ящеров…
        Принцесса, уже одетая в пеструю рубаху, прихваченную сверху ее собственным поясом с ножнами, в штанах, вошла в сопровождении Медейры, когда он заканчивал обозревать фауну Туры. Сев рядом, взяла со стола какой-то витой пирожок и начала есть. И положила голову ему на плечо.
        Упрямая девчонка.
        Тротт невесело усмехнулся. Но не отодвинулся.
        Ответ был прост - ему слишком мало осталось жить, чтобы он мог позволить себе роскошь отказаться от тех мгновений счастья, которые она ему дарила в своем упрямстве.
        Он говорил долго, очень долго - но Макс был готов рассказывать о Туре хоть всю ночь, только чтобы утром их выпустили отсюда. Принцесса, устав сидеть, уже и ложилась на пол, опираясь на локоть, и прижималась к спутнику спиной, обернувшись крыльями, и вставала, и снова садилсь рядом. У Макса начал подсаживаться голос, когда Медейра вдруг глянула на сумерки за окном и шлепнула себя ладонями по скрещенным лодыжкам.
        - Ох, а ночь же уже скоро! Все, тимавеш, нужно уходить. Дайте гостям отдохнуть перед испытанием озером!
        - И верно, - зашуршал народ, поднимаясь, - заговорили мы ношеди. Заговорили… Доброго зерна вам, ношеди… Доброго зерна!
        - Доброго зерна! - радостно ответила принцесса. Они с Максом уже знали, что это местное прощание.
        - Значит, озеро и есть испытание, - негромко сказал Тротт.
        Со спутницы тут же слетела расслабленность.
        - Думаете, там что-то страшное?
        - Я не знаю, Алина. Но Жрец просыпался, думаю, если бы нам предстояло что-то опасное, он бы предупредил.
        - Это не утешает, - немного раздраженно буркнула она.
        Тимавеш шумели, подтягиваясь к выходу.
        - Долго ергах молится…
        - Это правильно, молиться надо…
        - А старик-то целый рукав отхватил!
        - Не ворчи, свой дар ты тоже получил…
        - Щедрый ергах, щедрый… Хида любит щедрых. И ношеди разговором уважили, не выгнали, угощение приняли…
        - А правда, где Четери? - принцесса завертела головой, будто могла увидеть дракона сквозь папоротниковые стены.
        - Тренируется, скорее всего, - спокойно ответил Тротт. - И я ему искренне завидую.
        На входе произошло какое-то замешательство. Народ расступился и замер, замолчав.
        В двери в полной тишине к столу прошел Четери. Слегка раскрасневшийся, с лихорадочно блестящими глазами, с выбившимися из косы волосами - и в странной, будто ртутной, перчатке до середины пальцев на левой руке.
        - Не все еще съели? - сказал он, с облегчением оглядывая десятки блюд на столе и полу. Уселся на пол, едва заметно покачнувшись - покачивание это было чем-то из ряда вон выходящим. Да и голос его тоже был глуховатым, усталым, будто он только что разгрузил пять составов: - Ну и славно. А то я что-то слегка проголодался, пока молился.
        - Отмеченный, - пронесся шепоток от людей, так и стоявших у входа. - Отмеченный Ветой-Океаном!
        Макс покосился на принцессу - она смотрела с невозможным любопытством, даже вперед над столом склонилась. Он, признаться, и сам чуть не склонился - настолько чужеродной и нечеловеческой казалась вещь на руке у Мастера.
        А неши Медейра глядела на дракона полными ужаса и восхищения глазами.
        - Спроси, - с набитым ртом попросил у Макса Четери, - что, и на этот счет предсказание есть?
        Макс перевел. Неши заторможенно кивнула.
        - Попроси, пусть расскажет.
        - У нас говорят, - так же заторможенно ответила Медейра под молчание народа, - что тот, кто сможет взять хотя бы часть доспеха Веты-Океана, равен ему в воинском умении. А сильнее его на Лортахе не было воина! Пусть даже ты получил только ф?су, перчатку, но это признание и благословение!
        - Благодарю за подарок, - почтительно, но невнятно проговорил Мастер в потолок, откусывая огромный кусок мясной лепешки. - Макс, спроси у прекрасной девы, нет ли возможности взять еще какую-то часть доспеха?
        - Я не знаю, - благоговейно ответила Медейра. - Надо у Ледиры спросить. Ледира все знает, она расскажет. После озера.
        - Ну после озера, так после озера, - ничуть не расстроился Чет и продолжил жевать, словно до похода к испытанию жаждал съесть все, что им принесли.
        Тимавеш, оглядываясь на отмеченного богом дракона, все же удалились из дома. Ушла и Медейра, подпалив несколько свечей в горшочках и пообещав вернуться, когда станет совсем темно. В доме уже серело, когда на потолке и по верхней части стен вдруг начал разгораться круг слабого беловатого сияния, разгоняя сумрак.
        Алина опередила Макса - первая хлопнула крыльями, подлетев к потолку, и зависла там, размеренно двигая ими и запрокинув голову. Тротт взлетел вслед за нею.
        - Это какие-то лишайники, смотрите, - и она провела рукой по едва заметному звездчатому рисунку. - Представляете, сколько с такими можно сэкономить на электричестве?
        - Уже представил, - пробормотал Макс, вглядываясь в этот необычный симбиоз грибницы, водорослей и каких-то фотогенных бактерий. - Захватить, что ли образец, посмотреть в лабор…
        Он осекся, да так, что перехватило дыхание, и тяжело опустился на пол. Принцесса через несколько секунд встала рядом, кусая губы.
        Чет, не переставая двигать челюстями, смотрел на них с той же ласковостью, с которой матери глядят на дурных детей. Пауза затягивалась.
        - Расскажешь, как нашел ее? - кивнул Тротт на перчатку.
        - Я просто прыгнул искупаться, - Мастер покрутил рукой с фисой. Короткие шипы проклюнулись и исчезли при повороте. - Очнулся - перчатка. Может, и в храмовом озере что-нибудь достанется, а?
        Глава 14
        22 апреля по времени Туры, Лортах, Алина
        К вечеру за священным озером разожгли высокие костры, и туда целыми семьями потянулись тимавеш с корзинами в руках, с дудочками и барабанами. Дорога была занята людьми, то тут, то там слышались музыка и заунывная, приглушенная песня - она то затихала, то подхватывалась новыми голосами. Алина наблюдала за процессией из дверного проема, пока Четери расслабленно дремал на полу, закинув руки за голову, а Тротт, срезавший-таки с потолка кусок дерева с лишайником, изучал его, рассматривал, ковырял, чуть ли не пробуя на вкус. Принцесса бы с удовольствием посидела рядом с ним, но ей слишком было не по себе.
        - Они поют гимны и идут на площадь у храма Хиды-роженицы, - объяснила принарядившаяся Медейра: теперь на ней была зеленая, объемная, украшенная вышивкой и бахромой рубаха до пят, а косички оказались подняты вверх и прижаты венком из растения, похожего на хмель. - Вот он, - и она указала на огромный папоротник, растущий на противоположном конце священного озера. - Ледира живет прямо в храме. После испытания мы с вами присоединимся к празднику. Мы любим праздники и часто собираемся, танцуем и поем песни. Вам понравится.
        - Если выплывем, - пробурчала Алина, которая не могла понять, как Медейра может так по-доброму к ним относиться и в то же время вести к озеру, из которого можно не вернуться.
        - Ты что, боишься? - недоуменно спросила молодая неши. - Зачем, ты же хороший человек. Для хороших людей испытание в озере Веты-Океана - великая честь. Ты узнаешь про себя что-то важное, ношеди Алина. Это может быть страшно и опасно, но знание важнее опасности.
        - Я боюсь не озера, а неизвестности, - не стала смущаться принцесса. - Расскажи мне, что там будет? Ты же тоже хороший человек.
        - Узнаю эту хватку, - с едва различимой иронией проговорил Тротт. Алина улыбнулась, не оборачиваясь.
        - У каждого свое. - Медейра участливо погладила принцессу по крылу. - Это может вызвать слезы или радость, но будет только твоим. Ой, - она ступила за дверь, - первая луна, -ка, уже вышла. Пора и нам.
        Медейра в толпе вела путников к озеру. На них косились, им улыбались, обсуждали мерцающие зеленью глаза, но не заговаривали и освобождали путь. Тес в свете первой луны сиял, преобразившись, став похожим на сказочный детский городок с иллюминацией.
        Папоротники-жилища мерцали ромбовидными зеленоватыми пятнами, как гигантские ананасы. Вдоль дорог и тропинок тускло светились лишайники на валунах, за озером пылали высокие костры. А прозрачная сфера на крыше храма Геры-Солнца налилась теплым сиянием, видимым издалека: от нее бежала к берегу золотистая дорожка, а дома были подсвечены словно пламенем костра. Полумесяц и точка на лбу Медейры тоже начали светиться золотом, разгораясь ярче с каждым шагом. При этом на глаза Алины и Макса она косилась с не меньшим удивлением, чем принцесса на ее лоб.
        Пятая Рудлог упрямо решила думать о чем угодно, кроме предстоящего испытания, и крутила головой, отвлекаясь на окружающую красоту. Этот мир был великолепным, спокойным и очень иным.
        Человеческая змея сворачивала влево, огибая озеро, а путники во главе с Медейрой шли прямо, к воде, где их ждали неши. До берега оставалось шагов пятьдесят, когда Алина разглядела и старшую колдунью Одекру, и еще с десяток пышно одетых женщин в венках, с посохами, украшенными сверху перьями. И даже отсюда было видно, что на лбах хранительниц тоже мерцают полумесяцы и точки.
        Озеро было окружено рощей невысоких лиственных деревьев с мерцающей серебром корой, и когда путники ступили на тропинку, по ушам ударило мерное шуршание. Узкие листья трепетали так, будто в роще перешептывались тысячи подружек.
        - Какие странные, правда? - Алина шагнула ближе к Тротту. - Посмотрите, на людей похожи!
        - Я заметил, - тихо ответил ей лорд Макс. Он держался спокойно и говорил спокойно, но принцесса уже по скупым жестам его, по особому наклону головы, по едва заметной складке меж бровей знала, что он тоже напряжен.
        Широкие узловатые стволы при смене ракурса действительно становились похожи на женщин - застывших с поднятыми вверх руками. Запах тут стоял августовский, жаркий, яблочный, но с необычной кислинкой. И действительно - Алина пригляделась - на некоторых из деревьев росло по одному темному плоду, похожему на яблоко с золотистыми пятнами.
        Принцесса протянула было руку, чтобы сорвать, но тут же сама себя отругала и отдернула ее прежде, чем Тротт крылом отодвинул ее от дерева и мягко подтолкнул вперед. А Четери, который жевал прихваченную лепешку, вдруг оказался между ней и плодом.
        - Ты точно не хочешь? - расстроенно поинтересовалась Медейра, которая наблюдала за происходящим с привычным уже восторгом. - Айв?ла тебя позвала. Съешь и останешься здесь! Ты бы рассказывала мне истории, а я бы учила тебя, хорошо же!
        Алина с ужасом посмотрела на «яблоко», на неши, схватила Тротта за руку и ускорилась.
        - Я бы не стала есть, - пробормотала она и покосилась на спутника. - Я все понимаю, лорд Макс.
        Он дернул губами в мимолетной улыбке.
        - Почему вы смеетесь? - спросила она угрюмо.
        - Наблюдать за тем, как вы взрослеете, - очень увлекательно, принцесса. Не злитесь. Я вас не виню. Сам едва удержался, а я старше вас на шесть десятков.
        - То есть через шесть десятков лет у меня есть шанс стать саркастичной занудой, - проворчала она, сжимая его руку - озеро было все ближе.
        - Вы злитесь из-за того, что боитесь.
        - Как вы догадались?
        - А из-за цикла уровень гормонов повышен, и все кажется острее.
        - Поправлюсь. Вы саркастичный бестактный зануда.
        Голос ее дрогнул.
        - Я подстрахую вас в воде, - сказал он неслышно. - Вы не останетесь одна.
        Она хотела сказать, что не боится, что ему не нужно помогать, она справится. Что ее страх иррационален и она будет бороться. Но вместо этого сжала его ладонь сильнее, так, что ему должно было стать больно, и прошептала:
        - Спасибо, лорд Макс.
        Макс Тротт
        До озера оставалось шагов пять, когда стало понятно, что берег резко обрывается в глубину, прыгнешь - и сразу уйдешь с головой. Вода стояла вровень с кромкой берега, прозрачная как чистейшее стекло - если бы не золотистая дорожка от сферы, то казалось бы, что чаша с рисунком на дне сухая. Но затопленная часть храма все равно смотрелась жутковато.
        Принцесса, вцепившись в руку Макса, была бледной и тихой. Зрачки ее подрагивали от напряжения.
        - Глядите же в священное озеро, ношеди-колдуны и щедрый ергах, - торжественно начала Одекра. - Оно может показать вам что угодно, но это будет важно именно для вас. Видение может стать и испытанием, ибо не всегда важное является приятным душе. Может быть и страшным, и жестоким, и тяжелым, помните об этом.
        - Оно может показать будущее? - спросила Алина так звонко, что все неши вздрогнули. Рука ее вдруг расслабилась, и Максу показалось, что она сама качнулась к озеру.
        - Только вероятность, ношеди-дева, и только если тебе это важнее всего, - печально сказала Одекра. - Многое бы мы отдали, чтобы знать точное будущее. Но даже богам оно неведомо, только кв?рам-предсказателям, редким, как горный жемчуг. Это и к лучшему, наверное. Знание убивает надежду. Идите, гости. Мы встретим вас здесь, когда вы вернетесь.
        Никто не стал спрашивать: «А если не вернемся?», хотя Тротт видел, как шевельнулись губы принцессы, как сдержала она себя.
        - Готовы? - спросил он.
        Она отрицательно качнула головой - но тут мимо них пробежал Четери и с хохотом, разбивающим всю торжественность, прямо в одежде сиганул далеко в воду. С рощи сорвалась стая птиц, возмущенно крича, а неши немного ошалело смотрели вслед непочтительному дракону. Там, куда он упал, разлилось серебристое сияние, побежала во все стороны ртутная рябь… а когда брызги улеглись, Чета под водой не было. Но его смех, казалось, все еще летит над священным озером.
        Принцесса шумно выдохнула, всматриваясь в воду и побледнев еще больше. Но вопреки всему высвободила руку из руки Тротта и шагнула к кромке.
        - Вам нет нужды что-то доказывать, - сказал он ей в спину.
        - Я не вам, - ответила она, не оборачиваясь, и нервно переступила с ноги на ногу. - Я себе. Тем более вам же нравится, как я взрослею, - и она сделала шаг вперед и ухнула вниз, бесшумно уйдя под воду.
        Макс прямо с места бросился за ней. Вода оглушила его неожиданным холодом, серебряным звоном, шумом в ушах. Он зашарил в светлой пустоте руками, пытаясь нащупать Алину, и вдруг проснулся в своем доме в Гостловском лесу под знакомое пищание будильника.
        За окном светало. Было жарко и возбуждающе тесно. Привычно вжавшись в него спиной и ягодицами, рядом спала обнаженная женщина, и рука его лежала у нее на животе, и светлые короткие волосы щекотали лицо и грудь, наполняя легкие знакомым запахом. Будильник пищал, а Макс, задыхаясь от желания, которое накрыло его с не меньшей силой, чем много лет назад, когда они поженились, провел губами по плечу супруги, пробежал пальцами по груди. Кровь в висках застучала так громко, что заглушила будильник.
        - Ты хочешь, чтобы я взорвала его снова? - проворчала женщина с нежностью. - Выключи уже, - и она повернулась, потерлась носом о его щеку и шепнула в губы: - Ты все равно не встанешь сейчас, Макс.
        Он поцеловал эти губы, поворачиваясь с ней на спину, и, вздрагивая от нетерпения и остроты чувств, смотрел, как чуть лениво, все еще сонно опускается она сверху, - а дальше все слилось в жаркое движение и торопливую, жадную, но такую правильную любовь.
        Он видел, как они работают вместе в лаборатории, как сидят в обнимку на лавочке и смотрят на дубы - и тут же, как жарко спорят по рабочим вопросам. Она иногда вспыхивает от злости или раздражения, напоминая, кто ее первопредок, и яростно, огненно ссорится и так же мирится. Его раздражает беспорядок, а ее - педантизм, но это повод для оттачивания иронии, а не уничижения.
        Во время болезни он становится невыносим. Она, болея, становится вялой и капризной. Вот Алина защищает кандидатскую по развитию магов со слабым даром, а он по-прежнему корпит над вытяжками в своем доме.
        Они встречаются с Мартом, Вики, Алексом и его ведьмой, и пусть не сразу, но Алина вливается в эту компанию благодаря острому языку.
        Тротту приходится навещать вместе с ней ее родных (то еще испытание), а ей - терпеть его пропадания в лаборатории, когда он на недели может влипнуть в проект, забывая обо всем. Она носит ему молоко и чай и впадает в ярость, если он испытывает препараты на себе. Он приходит на каждую защиту ее кандидатских и докторских.
        Они по взаимному согласию откладывают появление детей, но вдруг она сообщает, что беременна, - и Макс потом дня три ходит оглушенным и заторможенным, а Март, уже наплодивший с Вики выводок детей, старший из которых учится в папочкиной академии, ржет над ним, как свинья.
        Девочка, рыжая. Крикливая. Такая же любопытная, как мать. В четыре года она, сбежав из кровати во время дневного сна, ухитряется забраться в оранжерею и натворить там таких дел, что после они с Алиной стоят в дверях, глядя на перемазанное землей чудовище, спящее на редчайшей орхидее, и просто молчат, потому что любые слова бесполезны.
        Иногда он уходит в лес, чтобы побыть одному. Иногда одной нужно побыть ей. Иногда он закрывается в лаборатории и надевает наушники, чтобы не слышать ничего.
        Эти минуты, а то и часы тишины ему очень нужны. Но потом он возвращается - и никогда не согласился бы вновь жить без своих девочек.
        И когда Макс вынырнул и схватился руками за кромку берега, ему пришлось, тяжело, рвано дыша, еще несколько раз окунаться в воду с головой под внимательными и сочувствующими взглядами неши. Чтобы не завыть и не заорать от тоски.

* * *
        Алина очнулась в королевском лазарете под писк приборов. Она села на кровати, пошатнувшись, пытаясь сфокусировать зрение. Около соседней койки суетились врачи и виталисты. На какой-то момент они расступились - там лежал лорд Тротт, и монитор сердечного ритма пронзительно, болезненно пищал на одной ноте.
        Принцесса бросилась к Тротту, срывая с себя датчики, трубки, растолкала врачей, затрясла его, зарыдала - но он не шевелился, не откликался, и датчик продолжал пищать, словно подводя острым ножом линию по ее сердцу и делая мир черно-белым, выцветшим, неважным.
        А затем она увидела себя среди сестер, которые спрашивали о Лортахе, - а она ничего не могла рассказать. Увидела, как просит ректора Свидерского помочь ей посетить дом Тротта - потому что она его вдова и имеет на это право - и там долго-долго сидит на диване перед тем столом, который отшвырнула визгом во время единственного прошлого визита.
        А затем переезжает туда, равнодушно пропуская мимо ушей запреты сестры.
        Увидела учебу в магуниверситете. Разговоры с Матвеем - ему единственному, наблюдавшему все ее глазами, она смогла рассказать все, и рассказывать снова и снова. Работу на кафедре. Первый поцелуй с Матвеем после защиты кандидатской. Его внимательность и терпеливость.
        Рядом с Матвеем ей теплее, но мир он раскрасить не в состоянии - и Алина отказывает, когда друг делает ей предложение. У него должна быть та, для кого он будет всем миром.
        Однажды она заходит в лабораторию Тротта и читает его записи. И мир будто становится чуть ярче, когда она смотрит на аккуратный почерк и четкие списки ингредиентов. Когда произносит рецепты вслух - лорд Макс словно стоит рядом, усмехаясь и поправляя. Когда она пробует готовить по ним, он будто касается ее рук и плеч, будто наблюдает.
        Алина находит спасение в продолжении его дела. И мир за пределами лаборатории тоже постепенно снова становится цветным. Не таким, как раньше, - а словно подернутым тленом и пылью. Отныне и навсегда.
        На берег ее вынесло мягкой волной, и она осталась лежать на боку, смаргивая воду с ресниц. Соленую воду. Живой, горячий и мокрый лорд Макс поднял ее с земли, заглянул в глаза.
        Он был бледным.
        - Вы в порядке, Алина?
        - Сейчас - да, - ответила она сипло и прижалась к его груди. - Сейчас все в порядке, лорд Тротт.

* * *
        А Четери не наблюдал ничего ужасного или тяжелого. Мастер с восторгом смотрел на разворачивающиеся перед ним картины божественной битвы - гигант в ртутном слитном доспехе бился с богом-пауком. Вставали дыбом гигантские пласты земли, били ввысь огненные фонтаны и реки поднимались стенами, и моря испарялись за миг, и вдали сражались еще несколько таких же исполинских фигур. Вета-Океан был прекрасен и мощен, быстр так, что движения можно было угадывать, а не видеть, и в руках держал огромный щит и тонкий меч, которым успевал отбивать удары четырех рук-лап бога-Паука.
        Чет повторял и запоминал каждый удар, каждый выпад - потому что оба были изумительнейшими бойцами. Вета был быстрее, но у Нервы чувствовался тот опыт, который заставляет экономить удары, ожидая крошечной ошибки противника. Вета был гибче, но Паук - мощнее.
        И в момент, когда в щит полетела огромная сеть, разрезая его, Четери вдруг оказался в теле бога-Океана. Это его щит, разрушаясь, был брошен на храм отца-Солнца, чтобы оставить хоть какую-то надежду Лортаху. Это его доспех пал под ударами кривых клинков, это его опутали сетью и пригвоздили к земле, и его снедала невыносимая тяжесть и бессилие, пока Нерва, проткнув грудь, забирал его силы.
        Левую руку обожгло холодом, в легкие чуть не хлынула вода, и Чет, сжав кулак, вынырнул, вдыхая воздух, и снова нырнул, рванул вперед, за ускользающим видением. Озеро качнуло его удивленной волной - и снова выбросило в тело бога-Океана, но теперь уже в начале битвы. Чет увидел, как из сияющих врат в небе спускаются четыре чудовищных бога, за плечами каждого из которых вьется тень. Как бросаются вперед четыре исполина - братья и сестры, - а мать-Хида собирает всю мощь, чтобы извергнуть захватчиков.
        И вновь встает против Веты-Океана бог-Паук, разматывая свою сеть, и вновь начинается бой - но теперь уже руки Чета наносят удары, и щит Чета рассыпается на осколки, и тело Чета режут и жгут нити сети.
        Он вынырнул, улыбаясь, и лег звездой на поверхность воды, запоминая, запечатлевая в памяти то, что он увидел.
        Мастер Фери говорил «Всегда учись там, где можно научиться, и улыбайся, если тебе удалось».
        И Чет улыбался.

* * *
        Алина
        - Вы прошли очищение озером, гости, и возродились ныне частью народа тимавеш, - торжественно говорила старшая неши Одекра. - Теперь вы наши г?си, братья и сестры. Если Ледира вас выпустит, вы всегда можете вернуться сюда, получить защиту и кров. Помните об этом.
        Барабаны и дудки за озером играли оглушающе громко, и принцесса надеялась, что защита местной богини не пропускает звуки - иначе бы ночью они разлетелись на десятки километров и наверняка были бы слышны и на другой стороне равнины.
        - Благодарю, - ответил за всех Тротт. Голос его звучал глухо. Алина, вымотанная видением, опустошенная, так и прижималась к его груди щекой, не в силах пока отступить. И, на удивление, лорд Макс тоже не отстранялся, как в предыдущие дни, - наоборот, рука его лежала у нее на затылке, грея сквозь мокрые волосы, и сердце колотилось гулко, тяжело, с каждым ударом окатывая ее щеку холодком.
        - Я ведь понимаю тебя, колдунья, - вдруг неуверенно проговорил Четери на лорташском, и принцесса пораженно повернулась к нему, осознав, что и она гораздо лучше понимает речь неши. Тротт заинтересованно хмыкнул. Слова у дракона шли тяжело, будто он прислушивался к себе.
        - Конечно, понимаешь, - ничуть не удивилась Одекра. - Ты же теперь тимавеш, наш язык - твой язык, наши боги - твои боги.
        - А боги тимавеш не ревнивы? - спокойно поинтересовался дракон. - Я уже служу своей богине-матери и богам своего мира, колдунья.
        - Были бы они ревнивы, разве получил бы ты в дар фису? - ответила неши с упреком, и Четери склонил голову, принимая его. - И разве я сказала, что нужно отречься от своих богов? Наши боги - это мир, а не война и смерть, им нет нужды относиться к другим с ревностью и злостью.
        Алина даже в своем подавленном состоянии хотела ответить, что война и смерть - это не всегда плохие боги, но Тротт чуть пошевелился и приобнял ее крылом, словно останавливая.
        - Не стоит, - пробормотал он едва слышно. - У них свой опыт, у нас свой, Алина. Тем более, - и он коснулся своей груди прямо перед ее глазами и усмехнулся, - в чем-то эта женщина права.
        - Ты права, - эхом говорил Мастер в это время. - Благодарю богов за дары. И за фису, и за видения.
        Одекра величественно кивнула и, подозвав жестом младших неши, продолжила:
        - Мы дарим вам знак Хиды. Такой знак получает каждый новорожденный тимавеш. Он сотрется, но любая неши всегда признает в вас часть своего народа. И дарим вам перья птиц х?си, которые каждое утро поют славу Хиде, - каждый тимавеш запечатлевает пером важное событие в своей жизни, а у вас их уже два: приход в Тес и испытание озером.
        Медейра в сопровождении двух помощниц подошла к Чету и, окунув палец в плод, который держала одна из девушек, начертила у дракона на лбу полумесяц с точкой, зачарованно поглядывая на мерцающую серебром перчатку. А затем ловко привязала ему к волосам пару перьев, взяв их из рук второй неши.
        Четери улыбнулся ей и спросил у Одекры:
        - Значит, испытаний теперь не ждать?
        - Вы уже прошли свои испытания, геси, - благосклонно ответила старшая колдунья. - Будь в вас хоть капля злого умысла к людям тимавеш, вы бы не вышли из озера. Но мы все знали, что озеро вас не тронет, - она обвела руками неши, и те закивали. - Мы видели, что вы добрые люди, мы видели, что вы щедрые люди. Вы отнеслись с уважением к нашим традициям. Не прогоняли детей, почтили стариков. Да и часть доспеха Веты-Океана не далась бы человеку неправедному, замышлявшему зло. Поэтому для вас озеро сразу было не приговором, а даром.
        Алина зажмурилась: в носу защипало, и горло свело от горечи. Что же это за дар, который не дал ответов, а лишь показал ей то, чего она и так боялась?
        И когда Медейра осторожно тронула ее за плечо, она еле заставила себя отцепиться от Тротта, чтобы повернуться. Знак, начертанный неши, сразу начал холодить кожу, словно в нем была мята, и это странным образом отвлекало, успокаивало.
        Когда Медейра рисовала полумесяц на лбу Тротта, по долине словно пронесся вздох, и пятна на папоротниках, и серебристые деревья засияли ярче, теплее, а в воздухе разлилось благоухание, будто от стогов душистого сена после жаркого дня.
        - Ледира проснулась, - с благоговением проговорила Одекра. - Сейчас ее омоют и оденут в праздничные одежды. А вы как раз успеете переодеться. Медейра проводит вас, геси. Идите.
        Обратно к дому-папоротнику они дошли в молчании. Тротт тоже казался погрузившимся в свои мысли, и Алина очень хотела спросить, какой кошмар привиделся ему. Но… она сама была не готова рассказать.
        В доме их ждала сухая одежда, сложенная в три большие корзины. Четери покрутил в руках узкие штаны, потянул их в стороны… и остался в своих мокрых, только рубаху сменил.
        - Не хочу обижать добрых хозяев пренебрежением, - объяснил он охотно и, чтобы скрасить время ожидания, принялся подбрасывать и ловить нож. Медейра тут же присоединилась к нему, не обращая внимания на остальных, - достала свой нож, как-то хитро и закрученно метнула его к потолку, поймала, развернувшись. Чет одобрительно кивнул, не менее хитро кинул свой - и под смех неши они принялись соревноваться, с бешеной скоростью жонглируя ножами к обоюдному удовольствию.
        Тротт же спокойно переоделся; Алина, вернувшись из венриса, куда бегала с подаренной шкатулкой, увидела его сидящим на скамье и разрезающим пеструю рубаху на спинке, да так и застыла на пороге, с тоской глядя на еще влажные крылья, плечи и живот, на черные волосы. Он поднял голову и посмотрел на нее.
        И на мгновение, пока его лицо снова не стало непроницаемым, Алине показалось, что она увидела в его глазах отражение своей тоски.
        - Почему ты сказала, что если я съем этот плод, айвилу, то останусь здесь? - спросила она у Медейры, когда до площади оставалось несколько десятков шагов и звук барабанов стал уже оглушающим.
        - Айвила - это сила мертвых неши, которые не имели дочерей, - охотно объяснила колдунья. - Она зовет только тех, кто способен ее принять. Неши служат Хиде. И ты бы служила, не смогла бы уйти. Ты точно не хочешь?
        Алина покачала головой.
        - Я хочу домой. Мой путь не может закончиться здесь, Медейра.
        - Я понимаю, что такое путь, - кивнула неши и тихо добавила. - Я бы хотела разделить свой путь с Четери, как ты разделяешь с ношеди. Но мой путь - остаться с богиней, а его - идти дальше.
        Глава 15
        22 апреля по времени Туры, Лортах, Алина
        Площадь перед папоротником-храмом была заполнена людьми - они кричали гостям «Мину», дудели, плясали вокруг костров, готовили в огромных котлах то ли ягодную похлебку, то ли алкоголь: Алина, принюхиваясь, ощущала терпкий фруктовый запах. Дети совали в огонь синие цветы на длинных стеблях - те взрывались чем-то бело-воздушным, по всей видимости, вкусным, потому что съедалось оно мгновенно.
        Вблизи стало понятно, что храм огромный - этот папоротник был выше всех остальных раз в пять, без окон, с одним большим дверным проемом, с шапкой листьев, которая закрывала треть площади и добрую четверть озера. Над аркой-входом поднималась до самой вершины серебристая трещина с плавными оплывами по краям, такая узкая, что туда вряд ли можно было просунуть и палец. Сияли сверху, в фиолетовом беззвездном небе, две лорташские луны, а сфера над храмом Геры-Солнца подсвечивала листья и ствол снизу.
        Медейра, остановившись шагах в десяти от храма, развела руки, здороваясь так, как приветствовали ее тимавеш на дороге утром, и позвала:
        - Заходите. Нас ждут.
        Стенки папоротника оказались толстенными, изнутри доносились приглушенные, очень мелодичные песнопения без слов.
        - Веди их сюда, Медейра, - раздался впереди чуть жутковатый шепчущий голос, очень похожий на шелест листьев в серебряной роще. - Давно у нас не было гостей, а таких никогда…
        Говорящая роняла слова медленно, с усилием. Алина шагнула из проема и изумленно уставилась на удивительную женщину, восседающую на коленях посреди темного храма.
        Она была старой, очень старой, и лицо ее, и кожа в тусклом свете лишайников, которыми были покрыты гигантские стены, казались одеревеневшими и слегка серебристыми. Волосы с вплетенными перьями - сотнями перьев - были седыми, но в седине этой явственно проглядывала зелень, будто и не волосы это были, а выцветшая трава. На лбу ее сиял тот же знак, что на лбах всех неши. Хранительницы хлопотали вокруг, тихонько напевая, - Одекра подносила к губам старухи чашу с напитком, две девушки разминали ей руки и плечи, еще две - бедра.
        Вокруг нее шевелилось целое гнездо из лиан, будто Ледира была ими оплетена, а сейчас они потихоньку отползали к далеким стенам, обтекая храмовую золотую утварь, удивительные тонкие и небольшие механизмы, непонятно для чего предназначенные и, видимо, оставшиеся с времен до нашествия. Тротт вцеплялся взглядом то в один, то в другой, а Алина смотрела на огромные скамьи и столы, на стены с полками, заполненными до потолка свитками. Трещина, поднимающаяся от входа ввысь, была видна и здесь.
        - Заходите, геси, - прошумела старуха, и глаза ее блеснули золотом. - Не бойся меня, девочка. Не бойся и ты за нее, крылатый, я не сделаю ей зла. А ты, ергах, - в голосе ее отчетливо послышалась ирония, - и так не боишься, верно?
        - Верно, почтеннейшая, - согласился Четери, кланяясь.
        - Не мне кланяйся, богине. - Она, снова сверкнув золотом очей, медленно подняла руку, и лишайники засияли в разы ярче, высветив огромное изображение женщины за спиной Ледиры, образованное наплывами коры.
        Чет с восхищением цокнул языком и еще раз поклонился, следом и Алина с Троттом - инляндец пробормотал что-то вроде «посмотреть бы поближе». А принцесса, разогнувшись, задрала голову, разглядывая статую, созданную то ли самой природой, то ли местными неши.
        Нежное пение хранительниц поднималось ввысь, эхом отражаясь от стен. Богиня высотой в шесть-семь человеческих ростов тоже сидела на коленях и была крупной, молодой, плосколицей и крутобедрой, веселой и грозной одновременно - ибо рот ее был растянут то ли в улыбке, то ли в оскале. С четырьмя налитыми грудями и шестью руками: верхние две подняты, будто в танце, средние вытянуты в стороны и держат дары полей и леса, нижние - придерживают круглый живот, который и не живот вовсе, а - Алина присмотрелась - изображение планеты с континентами и морями. На голове поверх волос, заплетенных во множество косичек до пола, - странный остроконечный головной убор, ниже живота - юбка из папоротниковых листьев, покрытая светящимся лишайником. По бокам от нее поднимались по стволу такие же серебристые трещины, как у входа, а у ног стоял стол, уставленный фруктами и золотыми чашами с зерном.
        Алина сморгнула и снова перевела взгляд на старую Ледиру. И с ужасом поняла, что ей не показалось - теперь, когда сумрак отступил, было видно, что кожа у неши одеревенелая, серебристая, как кора у деревьев на берегу, а от лодыжек ее и ступней тянутся вниз, к земле, сквозь сплетение лиан, тонкие корешки.
        - И чего ты испугалась, юная ношеди? - прошелестела колдунья. - Я же не боюсь твоих крыльев, хотя среди тимавеш нет крылатых. Мы дети разных миров и разных богов, и уходим из жизни по-разному. Обычных тимавеш хоронят в садах и сажают сверху фруктовые деревья, чтобы и после смерти человек питал свою семью. А неши сами становятся деревьями.
        - Но получается, что роща у озера - это…
        - Старые неши, которые ушли раньше меня, - кивнула Ледира неспешно. - И я встану там, когда придет мое время. И плод моей силы однажды позовет кого-то из женщин тимавеш, чтобы она продолжила мой путь. Но мой путь закончится не скоро… хотя я в десятки раз пережила уже своих сверстниц… но нет в тех, кто родился после меня, силы, которая способна была бы говорить с Хидой.
        - Удивительно, - прошептала Алина.
        - Удивительно, - эхом откликнулся Тротт, и его дыхание пощекотало еще влажные волосы принцессы.
        - Так ты отпустишь нас, почтеннейшая? - сразу перешел к делу Чет.
        - Отпущу, - улыбнулась старуха, и снова ее глаза налились золотом. - Завтра утром вы сможете уйти. Должны уйти, ибо четвертый, тот, что с вами, чужд и Лортаху, и Хиде, и сила его подточит защиту, если он останется здесь.
        Алина чуть расслабилась.
        - Мудрейшая, но если ты так легко отпускаешь, то зачем мы были нужны тебе? - осторожно спросил Тротт.
        Ледира вытянула руку, указывая на Четери.
        - Потому что он дал обет Хиде сделать все для ее освобождения. Потому что много веков назад, когда и неши были сильнее, и боги не испиты до дна, один из кваров-предсказателей записал… - и она кивнула Медейре. Та напевно произнесла, снова с восторгом взирая на Чета:
        «Ждите, народы, бойца, ключ к оковам богини,
        Даст он обет, слезами Хиды умывшись,
        Воин отмечен ключом, Океаном отмечен,
        Ловкостью с ним он сравним и веселостью духа,
        Станет ключом он после ухода чудовищ,
        Но не руками, что снимут оковы богини,
        Следом уйдет он, но обет свой и после ухода исполнит,
        Хоть никогда на Лортах не вернется».
        - Как видите, - с удовольствием проговорила Ледира, - ергах отмечен Ветой-Океаном и несет в волосах ключ.
        Четери усмехнулся, коснулся Ключа Владыки, затем повертел рукой с серебряной фисой.
        - Я благодарен за это оружие, почтеннейшая. Но позволь узнать, почему перчатка мне далась, а осколок щита из озера нет? Я понимаю, что это дерзость, но хорошего оружия много не бывает.
        - Тебя и фиса едва не убила, - насмешливо сказала в ответ хранительница. Она с каждой минутой становилась все живее и двигалась все уверенней. - А это самая малая часть доспеха мо… Веты. Щит не дался тебе, потому что у тебя силы бы не хватило его взять, ергах. Раздавило бы.
        - Я что-то подобное и предполагал. А не увидел ли квар-предсказатель, как снять оковы вашей богини? - деловито поинтересовался Четери.
        - Это и я тебе скажу, - прошумела Ледира. - Нужно дать ей силу, чтобы разорвать путы. А где ее взять - на Лортахе осталось много древних алтарей и предметов силы. Много уничтожили, но много и осталось. Однако тебе это сейчас ни к чему, ергах: пока захватчики здесь, Хиду ты не освободишь. Делай свое дело, а затем подумаешь об обете. И запомни - пусть в предсказании сказано, что ты не вернешься, не стоит воспринимать это как гибель. Видения зыбки…
        - Я знаю, - ничуть не расстроенно ответил Мастер. - Видения видениями, а за будущее свое мы отвечаем сами.
        Неши улыбнулась. Глаза ее мягко полыхали золотом, она повернула голову к Тротту.
        - Я вижу, что ты хочешь спросить еще что-то, ношеди. Говори.
        - Хочу, - подтвердил Тротт. - Мудрейшая, я знаю, что тимавеш могут выходить в большой мир с помощью амулетов, которые отводят взгляд. Об этом говорила Одекра. Ты можешь дать нам такие амулеты? Хотя бы ей, - он коснулся плеча Алины.
        - Нет, геси, - ответила Ледира печально. - Сила Хиды уходит, и даже неши теперь не могут выходить с амулетами. Но там, куда вы идете, недалеко от врат в ваш мир, поперек реки лежит кусок серпа Оки-Жара. До него отсюда идти семь дней. Одекра нарисует вам карту. Доберетесь до него и будете в безопасности. Но сейчас лес кишит наемниками императора и тварями. Они идут к равнине, они осматривают леса вокруг. Страшные твари там живут. Трудно вам придется. Трудно.
        Алина закрыла глаза, борясь с вновь плеснувшим удушающим страхом.
        - Не хочешь ли и ты спросить меня о том, что важно тебе, ношеди-дева? - мягко проговорила Ледира.
        Принцесса сморгнула слезы и посмотрела на нее.
        - Я увидела в озере то, что сделало мне больно, - сказала она. - Зачем мне это показали?
        - Дар не может сделать больно, если внутри тебя нет боли, - мягко ответила Ледира. - Дар помогает увидеть боль, увидеть что-то важное.
        - А если я и так все давно знаю?
        - Значит, не все, девочка, - прошелестела Ледира, и глаза ее снова засияли золотом, успокаивая, и знак на лбу Алины вновь налился прохладой. - Вода - это зеркало, в которое вы смотритесь. Вы видели отражение ваших мыслей и страхов, ваших знаний и мыслей о будущем, отражение того, что важнее всего для вас сейчас. Это не будущее, а ваше о нем представление. Путь, по которому ты идешь или могла бы пойти. Или, - она сочувственно посмотрела на принцессу, - путь, который следует принять.
        Алина сжала кулаки. Внутри опять полыхнула злость - потому что принять означало смириться. Она оглянулась на Тротта - его лицо было непроницаемо, глаза мерцали зеленью.
        - Но я-то видел прошлое, - вмешался Чет. - Прошлое этого мира.
        Старуха посмотрела на него почти с умилением.
        - Значит, оно тебе важнее будущего, ергах. Но прервемся же: пора открыться людям, чтобы послушать наши песни, - она повела рукой, и лианы снова начали оплетаться по бокам и за ее спиной, создавая вокруг то ли овальную живую раму, то ли корзину, поставленную на бок. - Будете сидеть рядом со мной - пока Ока и Вета не уйдут на другую сторону неба, я останусь в силе. Будем слушать песни и говорить.
        Шесть молодых неши встали вокруг нее, протянули руки в стороны, и от верха корзины рванули к ним лианы, обхватив за плечи, приподнимая «люльку» над землей. Тонкие корешки из ног Ледиры оплелись вокруг лиан, и старейшую понесли наружу, к людям. Путники двинулись за ней.
        Стоило «люльке» появиться из храма, как на шумную площадь опустилась тишина, и народ развел руки, приветствуя старейшую, а затем стал садиться на землю. К удивлению Алины, неши не пошли дальше, опустив свою ношу почти у самого входа в храм. Лианы зашевелились, образуя низкий большой стол перед Ледирой, и та указала гостям и помощницам садиться рядом.
        Народ начал ритмично хлопать в ладоши, выкрикивая что-то типа «Осс?та!» - «Память, память». Вновь в такт хлопкам забили барабаны. Ледира подняла руки - и позади раздался скрип и треск.
        Алина оглянулась и застыла.
        Гигантский папоротник, перебирая длиннющими корнями, которые с гулом выдергивались из почвы и тут же вбивались обратно, раскрывался по огромной трещине на две половинки, как ракушка. Неподвижными оставались только часть стены со статуей Хиды и полки со свитками. Стены внутри по-прежнему светились узором из лишайников.
        Одекра подняла руку вверх и затянула песню. Ее подхватили остальные неши, она покатилась по площади до самых краев и вернулась, оглушающая и размеренная. И под слова этой песни серебристые лишайники на стенах папоротника засветились ярче, образуя живые картины.
        «Давным-давно, - пели тимавеш, - отец всего живого Гера-солнце открыл глаза и увидел спящую Хиду».
        И пятна лишайников складывались в изображение сияющего солнца.
        «Она была серой и безмолвной, и он захотел разбудить ее».
        Статуя богини словно увеличилась в размерах - это лишайники показали ее очертания на стене. Солнце продолжало сиять на самом верху, и лучи его падали на Хиду, которая потянулась и принялась медленно двигаться по кругу, словно танцуя.
        «Он согрел ее своим дыханием - и от его касания Хида родила старшую дочь, Оку-Жар».
        Рядом с серебристой шестирукой женщиной показался силуэт еще одной женщины с четырьмя руками, которая приникла к щеке матери - а затем рассыпалась струями огня и вулканами.
        «Он поцеловал ее, и от его поцелуя зародился старший сын - Зота-Небо».
        С другой стороны от танцующей Хиды появился мужчина с четырьмя руками, который поцеловал мать - и растекся над ней куполом.
        «Он обнял ее, и от его объятий зародился младший сын - Вета-Океан».
        Мужская фигура с двумя руками отпрянула от матери, словно танцуя, и разлилась вокруг волнами.
        «Гера-солнце еще раз коснулся возлюбленной, и появилась младшая дочь, Вердига-Возрождение».
        - То есть богов не трое, а шестеро? - изумился Тротт тихо. - И все шестеро скованы под тремя вулканами?
        - Нет, - прошелестела старуха. - Под вулканами заперта сама Хида и Вердига-возрождение с Зотой-Небом. Гера-Солнце слишком далек, чтобы захватчики могли его покорить. Он же звезда, - проговорила она невозмутимо. - Он неизмеримо сильнее. Но если он обрушит свою мощь на чудовищ, то сожжет и людей, и Хиду, и их общих детей. Но и Гера делает все возможное. Часть его всегда остается над храмом, питая эту землю, наделяя здесь Хиду силой и делая тимавеш здоровыми и долго живущими, - и она со сдержанным достоинством, плавно и величественно повернулась к сфере над храмом и склонила голову. - А сила его иссушает захватчиков, поэтому предпочитают они спать под укрытием земли.
        Алина кивнула, вспомнив, как Жрец говорил, что местное солнце его ослабляет, и поинтересовалась:
        - А где же еще двое?
        Старуха подняла палец вверх и посмотрела в небо. И Алина, и Тротт тоже посмотрели.
        Там, прямо над ними, неслись по небу друг за другом две неправильные лорташские луны. А тимавеш пели о страшных боях после тысяч лет изобилия, о том, как сражались боги Лортаха с захватчиками и как те победили, потому что у них было чудовищно сильное оружие и тени, помогавшие хозяевам. И на папоротнике показывались картины войны - как бьются исполины.
        Четери не смотрел наверх. Он, не отрываясь, глядел на бой.
        - Ока-Жар и Вета-Океан были первыми побеждены и выброшены за небо, - сказала Ледира с горечью. - И теперь вечно стремятся вернуться к матери и не могут этого сделать, и она сейчас не в силах притянуть их. Именно поэтому Лортах затапливается, поэтому постоянно извергаются вулканы, а суша медленно тонет в подземном огне. Но они дают крохи силы, которые помогают мне просыпаться ночами.
        - Постойте, это что, луны - боги? - ошеломленно спросила Алина, которая на мгновение забыла о всех своих горестях. - Но как это может быть?
        - Вей, - махнула рукой Ледира, - все может быть, девочка. Абсолютно все. И могучее божество в отрыве от матери-земли может стать тоскующим куском льда или камня, ибо сила и материя - это одно и то же, только разным зрением увиденное. И саму землю можно пленить, ослабив, пронзив суть ее, спеленав, повредив все внутренние потоки, - чтобы силы уходили только на поддержание планеты в целости. Если бы не супруг Хиды, ясный Гера-солнце, не сила его, давно бы планета стала мертвой холодной скалой, потому что чудовища не только переломали ее, но и почти выпили до дна.
        Сияющие лишайники под пение тимавеш показывали, как бог-богомол со странным огненным колоколом в руках заливал все вокруг пламенем, как паук проткнул своими лапами-лезвиями Зоту-Небо, который пал под атаками теней пришлых богов, а третий захватчик, похожий на гигантскую стрекозу, чудовищным ударом круглого щита сбил с ног юную богиню с вплетенными в волосы цветами и клинками в обеих руках. И когда дочь и сын уже лежали, побежденные, по обе стороны от Хиды, чудовищный кузнечик, выглядевший как оживший кошмар в доспехах-наростах, с горящими глазами, пронзил сердце шестирукой богини дивным радужным копьем, пришпилив ее к одному месту и прошив всю планету насквозь. Копье обернулось якорем, вцепившимся зубьями своими в плоть богини, и легла сверху паучья сеть, сворачиваясь, скручивая и ломая женскую фигуру.
        Затаив дыхание, Алина наблюдала, как корчится побежденная Хида, пока на нее и ее детей опускаются многие сети, стягивая богов в три сияющих и пульсирующих пятна, и как бог-богомол взмахивает своим колоколом - и поднимается вверх, словно встряхнутая скатерть, верхний слой огромной равнины, и ложится поверх побежденных, превращая их в дымящиеся вулканы и покрывая землю вокруг длинными трещинами-оврагами.
        Принцесса взглянула на Ледиру и вздрогнула - глаза ее сияли ненавистью, а губы были растянуты то ли в горькой улыбке, то ли в оскале.
        - Половина материка была выжжена, - прошелестела старейшая, - наступили долгие годы засухи и холода, погибли сотни тысяч людей. А те, кто выжил, одичали и покорились пришельцам. Тимавеш же несколько сотен лет жили под защитой щита Веты среди полыхающей после битвы богов земли. А когда жар наконец-то ушел, оказалось, что мир Хида теперь называется Лортах, и в нем царят совсем другие законы.
        Тускнели пятна лишайников на папоротнике, а песня тимавеш набирала силу. «Однажды, - пели они, - чужаки уйдут, и богиня будет освобождена, и вернутся к ней ее дети, и напоит всех теплом Отец-Солнце, и к людям вернется счастье…»
        - А если богиня не дождется освобождения? - дрогнувшим голосом спросила Алина.
        - Все может быть, - задумчиво повторила Ледира. Луны уходили вдаль, и она словно погружалась в себя. - Но людям нужна вера, девочка. Как и богам. Вы увидели то, что было нужно. Веселитесь, танцуйте, ешьте и пейте, геси. И отдохните хорошо. Завтра с первыми лучами солнца вы сможете уйти. Вам дадут все необходимое, вам покажут, как добраться до осколка серпа Оки-Жара. Берегитесь людей императора, берегитесь чудовищ: слишком много их на вашем пути - я бы и хотела помочь, но нечем. Нынче вам судьба помогать мне. А сейчас, - она прикрыла глаза, - мне нужно поберечь силы для еще одной встречи. Веселитесь, геси. И помните - если ваш путь окончится неудачей, если захватчики уйдут в ваш мир и врата закроются до того, как вы дойдете до них, вы можете вернуться сюда. Тимавеш теперь и ваш народ, геси. Идите, идите…
        Она шелестела все тише, и лианы снова сплелись вокруг нее, образуя корзину, и снова понесли ее к статуе Хиды молодые хранительницы. Стоило им ступить за створки, и папоротник стал закрываться, погружая храм во тьму - и только золотом сияли полуприкрытые глаза Ледиры.
        - Какая женщина! - восхищенно сказал Четери.
        Золотые огни в храме полыхнули ярче. Раздался далекий вибрирующий смех, и Алина поежилась.
        - Ты понял, кто это? - приглушенно поинтересовался Тротт.
        Чет неопределенно хмыкнул, с уважением глядя в сторону храма. Принцесса, все еще оглушенная увиденным, недоверчиво проследила за его взглядом. Конечно, она поняла, кого Тротт имеет в виду.
        - Она хорошо сражалась, - сказал Четери наконец. - Возможно, даже лучше меня.
        - Почему тогда они проиграли? - услышала Алина свой голос. В горле стоял ком.
        - По трем причинам, маленькая Рудлог, - мягко ответил Мастер. - И пусть меня поправит хозяйка этих земель, если я неправ. Внезапность нападения, преимущество врага в оружии и численности: ты заметила, как помогали захватчикам тени? И жалость. Местные боги берегли свою землю, друг друга и своих людей. Это любовь, которая мешает победе, принцесса.
        Папоротник захлопнулся, и тимавеш зашумели. Костры разгорались ярче, жарче, выше, и люди уже сходились вокруг них в быстрых хороводах. Им только что показали гибель их мира - а они смеялись и плясали.
        Алина посмотрела на свои руки - они дрожали. В голове продолжали звучать слова старухи «Берегитесь людей императора… слишком много их на вашем пути».
        Ей было чудовищно страшно. Ей хотелось кричать.
        Горячая ладонь легла ей между крыльев, словно напоминая, что она не одна. Алина шумно вздохнула, поворачиваясь к Тротту, но тут ее потянула за собой Медейра.
        - Пойдем, пойдем танцевать!
        Оборачиваясь, Алина увидела, как к Чету и Тротту подошли мужчины, позвали к костру - и принцесса выпала из реальности, затянутая быстрым, жарким хороводом.
        Ей не хотелось ни о чем думать. Ей казалось, что если она остановится, то тут же рухнет.
        Принцесса кружилась в хороводах рядом с Медейрой, рвала зубами запеченное горячее мясо, пила что-то похожее на пиво из крохотных тыковок, ела фрукты, слушала песни и смех детей, смеялась сама, видела высокую фигуру Чета с одной стороны площади и Тротта - с другой. Они почти не пересекались - на несколько секунд лорд Макс появлялся рядом, встречался с ней взглядом, словно спрашивая: «С вами все в порядке?», - и уходил.
        В какой-то момент звук дудочек и барабанов будто заглох. Алина остановилась среди пляшущей толпы, остро ощущая свое одиночество - точно как в недавнем видении. Покачала головой в ответ на какой-то вопрос Медейры, побрела в сторону - подальше от шума, от толпы. Очнулась на берегу озера, за храмом-папоротником - тут огромные узловатые корни уходили прямо в воду, а сфера на крыше затопленного святилища сияла, будто маленькое солнце.
        Принцесса смотрела на него, пока не начали слезиться глаза.
        Утренний страх, ударивший по ней, когда она услышала, что их преследуют, напитался видением из озера, окреп после слов Ледиры о наемниках, встречи с которыми не избежать. И кто-то трусливый, слабый, спрашивал внутри - не лучше бы им всем остаться в этой долине? Зачем идти навстречу смерти, если есть возможность жить в безопасности? А на Туре… справятся как-нибудь.
        Все прошлые дни Алина, замечая за собой и этот страх, и неверие в счастливый исход, с глухим упрямством действовала наперекор им - и двигалась быстрее, и была начеку, и не оставляла попыток изменить решение человека, который стал ей ближе всех на свете. Она и злилась на Тротта за это решение и глухоту к ее желаниям, и испытывала чувство вины, и восхищалась им так, как ни одним мужчиной еще не восхищалась.
        Но зачем все это, если он все равно умрет? И она - тоже? Если не в пути от рук наемников, то тогда, когда они будут пробиваться к порталу. И даже если она выживет… разве она сможет назвать себя живой? Разве все произошедшее не убило ее, как уже убило лорда Тротта? Даже если прямо сейчас она каким-то чудом уломает его на подтверждение брака - надо смотреть правде в глаза, слишком долго он уже несет в себе бога и слишком мало им осталось идти, чтобы ее кровь подействовала.
        «Людям нужна вера, девочка», - вспомнила она слова то ли хранительницы, то ли богини, и зарыдала, опускаясь на корень, прижимая колени к груди, закрываясь крыльями и вытирая слезы пестрым рукавом, ругая себя за слабость и трусость, за холодеющие от страха руки при мысли, что завтра придется выходить за границы долины.
        Потому что после видения ее страх обрел лицо и веры в ней почти не осталось.
        Кто-то сел рядом, погладил ее по голове. Не Тротт, она сразу это поняла. Покосилась в щелочку над крылом - там расположился безмятежный и спокойный Четери, который смотрел на нее с таким пониманием, что она зарыдала еще горше, утыкаясь в колени и чувствуя, как мерно, успокаивающе гладит он ее по волосам.
        - Чем я могу тебе помочь, малышка? - спросил он, когда она почти затихла, мелко вздрагивая.
        - Научите меня не бояться, - прошептала она.
        - Нельзя научить тому, чего не умеешь сам, - улыбнулся Четери. - Любой боец боится, и ты не исключение, дочь Красного. Но знаешь, что страшнее всего?
        - Что? - всхлипнула Алина. Слезы все еще текли по ее щекам.
        - Страшно сдаться за секунду до победы, дочь Воина.
        Принцесса сжала кулаки и почти с яростью спросила:
        - А если ее не будет, этой победы? Если не будет?
        - Если ты сдашься, ее не будет точно, - мягко ответил Мастер. - Но знаешь, что написано в книге твоего отца, которую он оставил воинам?
        Алина подняла голову, вытирая слезы. Тело ее дрожало.
        - Единственная победа - это победа над собой, - ответил сам себе Чет. - Это не поможет тебе, малышка, но я уже узнал тебя. Ты столько переступала через свой страх - поэтому завтра утром ты встанешь и снова переступишь через него… а вот и тот, кому следовало бы находиться здесь вместо меня.
        Он замолчал, поднимаясь. Принцесса посмотрела туда, куда он смотрел - там стоял лорд Тротт.
        Алина опустила голову, вытирая снова побежавшие слезы - и тогда лорд Макс молча подошел ближе, подхватил ее на руки и понес к брачному дому.

* * *
        Четери, проводив взглядом спутников, хмыкнул и снова уселся на корень, любуясь затопленным храмом. Через несколько минут раздались шаги и рядом остановилась неши Медейра.
        Мастер тяжело вздохнул, оглядывая и ее ладную, крепкую фигуру, и мышцы, и отличную посадку головы, и широкую грудь. Но от нее пахло лесом, а не дынями. И на Туре ждала его милая, и он давал клятвы, а воины клятв не нарушают.
        - Пойдем со мной, ергах, - немного застенчиво проговорила девушка. - В лесу сейчас никого нет, а я знаю хорошее место…
        - Я не пойду с тобой, неши, - сказал он как можно мягче.
        - Но почему? - расстроилась Медейра. - Ты завтра уйдешь, и не вернешься. И когда я смогу еще потренироваться с воином, подобным тебе?
        Чет посмотрел на нее и расхохотался.
        - С дураком, подобным мне, - поправил он. - Не сердись на меня, неши, я смеюсь не над тобой, а над собой. Благодарю тебя за предложение - я точно не откажусь еще попрыгать от твоих лиан. Это я всегда готов.
        Макс
        Принцесса сидела на руках тихо как мышка, затаив дыхание. Сияли вокруг дома-папоротники и лишайники на камнях, а на площади за спиной продолжался праздник. Встреченные тимавеш провожали Макса смехом и одобрительными восклицаниями.
        Плечу было горячо от мокрой девичьей щеки, но плакать Алина перестала - просто смотрела на него мерцающими глазами и молчала, не отвлекаясь на возгласы жителей Теса. Ладонь ее на его шее обжигала.
        - Разве вы не должны сейчас возмутиться и потребовать поставить вас на землю, потому что вы самостоятельны? - поинтересовался Макс, чтобы немного разбавить молчание, в котором оказалось слишком много ненужных ощущений и мыслей. И чтобы оживить ее.
        Она медленно покачала головой и все же улыбнулась.
        - Меня все устраивает, лорд Макс. Это ведь романтический жест, правда?
        - Скорее, практичный. Я заменил им долгие утешения и уговоры пойти спать.
        Поддразнивания давали свой эффект - она недовольно встрепенулась и въедливо уточнила:
        - Но я уже согласна спать, профессор. И успокоилась. Зачем вы меня до сих пор несете?
        Он усмехнулся.
        - Потому что могу, Алина.
        Они уже обошли озеро, роща с неши-яблонями осталась позади. От хлевов слышалось фырканье лошадок-вергиши, редкое блеяние коз.
        - Может, вам и не хочется меня отпускать? - пальцы на его шее чуть сдвинулись, словно приласкав.
        - Безусловно, - пробормотал он тихо и посмотрел на нее. Она улыбалась нежно и чуть печально.
        - И вам не тяжело?
        - Не тяжело, - ответил он, отводя взгляд. - Вы стали легче, чем в прошлый раз, Алина.
        В прошлый раз - это когда они чуть не умерли. Когда он нес ее от проклятой твердыни Алиппа.
        Наступила пауза, и он мог бы поклясться, что принцесса вспомнила то же самое, потому что пальцы ее судорожно сжались на его плече. А затем она вывернулась, заставляя поставить ее на землю, и пошла вперед.
        Макс шагал следом, глядя на короткие волосы с вплетенными перьями, на чуть склоненную голову, почти физически ощущая горечь спутницы, и тоже молчал. Так они дошли до дома - Тротт сначала ждал, пока она ополоснется холодной водой в венрисе, потому что разжигать жаровню и греть не было ни сил, ни желания, затем окатился сам. Когда он вошел в дом, на первом этаже, освещенном лишайниками, принцессы не было.
        Тротт поднял голову - к проему на потолке, ведущему на второй этаж. Там было темно. И в доме стояла такая тишина, что он слышал, как бьется его сердце.
        Он закрыл глаза. С ожесточением потер лицо ладонью. И, взмахнув крыльями, подлетел к проему и поднялся наверх.
        Алина лежала на большой плетеной кровати, укутавшись пестрым покрывалом и смотрела на него невозможными зелеными глазами.
        - Я думала, вы струсите, - сказала она тихо, наблюдая, как он ложится лицом к ней.
        - Я сам так думал, принцесса.
        Она усмехнулась совсем по-взрослому и, выпростав из-под покрывала крыло, осторожно накрыла им Макса. Он придвинулся ближе - так, что между их лицами оставалось сантиметров тридцать, не больше, - и положил поверх ее крыла свое, обхватив кончиком за талию.
        - Вы расскажете, отчего плакали, Алина?
        Голос его звучал слишком громко для этой комнаты и расстояния между ними.
        Принцесса молчала так долго, что ему казалось, что она уже не ответит.
        - От всего, лорд Макс, - проговорила она наконец. - От страха, от видений, от бессилия.
        - Вы в озере увидели что-то плохое?
        - А вы хорошее? - Она подняла руку и осторожно коснулась его щеки. Мимолетом - и потом скользнула пальцами под крылья и сжала его ладонь.
        - Да… - сипло сказал он. - Определенно хорошее.
        - А я увидела, что могу прожить без вас, лорд Тротт, - пальцы ее дрогнули. - Но не хочу.
        Макс молчал - что тут можно было сказать? - молчала и она.
        - Расскажите мне про себя, - попросила она.
        Он улыбнулся.
        - Вы же читали мою биографию.
        - Читала. Вашу гениальную биографию, - поправила она серьезно. - Пятый ребенок графа Лестбрук, очень поздний. В пять лет открылся стихийный дар, в двенадцать родовой. Но я не хочу про биографию. Я хочу про вас. Что вы любите?
        - Науку, - ответил он.
        Принцесса рассмеялась. На диво уютно было слушать ее тихий смех и чувствовать, как подрагивает она под крылом. И весь этот дом был наполнен теплом.
        - Я имела в виду что-то не настолько очевидное. Растения и работу в лаборатории можете тоже опустить. А также запугивание студентов.
        Теперь смеялся он.
        - И все же? - поторопила она властно.
        - Я люблю вставать рано, Алина. Люблю рассветы.
        - Уже лучше, лорд Макс. А я - читать.
        - Чтение, да.
        - Кино?
        - Нет времени.
        - А любимое животное?
        - …Кот.
        - О, - она оживилась, - неужели вы любите кошек? Неожиданно.
        - Не люблю, а терплю. Одного конкретного, - почти не улыбаясь, поправил он.
        - Ну хорошо. Любимое блюдо?
        - Кофе.
        Снова смех, ее смех.
        - А в детстве?
        Он задумался.
        - Ромовый мокрый кекс. Единственное, что матушка готовила своими руками. На дни рождения. Семь раз в год. И первый кусок всегда был отцу.
        - Они любили друг друга? - прошептала она.
        - Думаю, да. Они прожили жизнь в глубочайшем уважении.
        - Вы скучаете по ним?
        Он помолчал.
        - Я родился, когда матери было почти пятьдесят, а отцу под шестьдесят. Они умерли, когда мне не было и пятидесяти. Более тридцати лет назад. Я не скучаю. Я отпустил их.
        - А ваши братья и сестры? Вы общаетесь с ними?
        - Все умерли, Алина. Младшая из сестер была старше меня на восемнадцать лет. Только старший брат прожил больше ста десяти. Это довольно тяжело - смотреть как стареют и умирают не только братья и сестры, но и племянники с племянницами. Как те, кого ты помнишь младенцами, становятся стариками. А ты все такой же. Поэтому я не поддерживаю отношения с семьей, принцесса.
        - И поэтому у вас нет детей? - понимающе прошептала она.
        - Скорее, потому, что я никогда не испытывал в них потребности.
        - Как и в жене, - усмехнулась она. - Я помню. И каково это - жить восемьдесят лет и оставаться молодым? - крыло ее чуть трепетало, грея и скользя по его спине.
        Он помолчал.
        - Равнодушно, Алина. Ты видишь, как люди совершают все те же ошибки, что и десятки лет назад, как рождаются и умирают, как ничему не учатся, как кипят такие же страсти, просто в другом антураже, и поэтому история повторяется. Люди все так же управляемы, все так же подвержены стереотипам. И только единицы обладают критическим мышлением и способностью подвергать все сомнению, думать самостоятельно, а не повторять за кем-то. Долгая жизнь развивает равнодушие и отвращение к людям.
        - Равнодушный человек бы не отправился за мной сюда, - горячо возразила она.
        - Вы - особый случай, Алина.
        Она улыбнулась.
        - Хорошо, что вы это понимаете, лорд Макс. Расскажите еще что-нибудь. Как проснулся ваш стихийный дар?
        - Я вырастил на деревянной лошадке побеги.
        - Не верю, что у вас была лошадка, - пробормотала она со смешком. - Не верю, что вы были маленьким. Это же невозможно представить! Вы были противным ребенком?
        - Очень хочется вас порадовать и сказать, что да. Но нет. Я был тихим, любил читать и расковыривать игрушки.
        - Точно как я, - принцесса пошевелилась, сдерживая зевок. Руки их так и были переплетены, и Макс то и дело чуть сдвигал большой палец, чтобы коснуться запястья над ее браслетом. - Я читала все время. Ничем больше не интересовалась. Мама приказала покупать мне те книги, которые я хочу, и всегда говорила, что у меня будет необыкновенное будущее. Даже стихийный дар обнаружился, когда я в тринадцать захотела взять книгу с полки, а она дернулась ко мне, пролетела полметра и упала.
        - Непроизвольная левитация, - кивнул Тротт.
        - Я так и не смогла повторить ее осознанно. Но второй раз это произошло в школе с цветком, на биологии, и меня распределили на дополнительные занятия, куда ходили школьники с даром. Почти все были такими же слабыми, как и я.
        - Но не такими же упорными, да?
        - Да, - она посмотрела ему в глаза. - Кстати, об упорстве. Перед тем как мы завтра уйдем… будем снова убегать и сражаться, л-лорд Макс… вы н-не хотите меня п-поцеловать?
        Сердце заколотилось.
        - Алина…
        Она, выдернув ладонь, прикрыла ему рот, а затем, подавшись вперед, мягко приникла губами к губам.
        Мягкость и жар. Мгновенное возбуждение. И почти невыносимое желание раздвинуть ее губы языком, вплести пальцы в волосы, прижать к себе ближе, плотнее, сильнее.
        Макс закрыл глаза, не отвечая и не отстраняясь, и почувствовал, как принцесса улыбается ему.
        - Не всегда упорство п-помогает, правда, лорд Тротт?
        - Сейчас оно бессмысленно, Алина.
        Дыхание его сбоило.
        - Да, - прошептала она горько. - Я знаю. Если бы… - голос ее прервался. - Если б-бы вам не п-пришлось умирать, профессор. Если бы мы в-вернулись оба… я бы не стала развод-диться с вами. А вы?
        Он не хотел думать о том, что может быть - потому что для него это «может» не существовало. Но принцесса ждала ответа.
        - Я бы дал вам время передумать, - мягко сказал он. - Лет семь. Или двадцать.
        - Я бы не передумала, лорд Макс.
        - Думаю… я мог бы с этим смириться, Алина.
        Она разулыбалась. В глазах ее появились слезы.
        Макс коснулся губами ее лба, и она так и замерла. Отчаянная, испуганная и очень упорная девочка.
        Он не отстранялся, пока дыхание принцессы не стало ровным и глубоким, а тело не расслабилось - и сам заснул почти сразу, чувствуя в полудреме, как разворачивается она, привычно прижимаясь спиной, и как снова щекочут нос светлые волосы.
        Через некоторое время из брачного дома вышел человек с крыльями и направился к храму богини Хиды. На площади уже догорали костры и последние празднующие сидели вокруг одного из них и пели песни.
        - Болтливые они у тебя, - заметила старуха Ледира, делая знак, чтобы неши удалились.
        - Дурные, - проворчал Ворон, усаживаясь перед старейшей. - Жалко сына, но его уже не спасти.
        - Не слышит? - укоризненно поинтересовалась женщина.
        - Спит. Благодарю, что приняла, древнейшая. Вижу, как тяжело тебе рядом со мной.
        Старуха вздохнула, засыпая, - и тут же отделилась от нее мощная шестирукая и полупрозрачная женщина, села рядом, ласково погладив хранительницу по голове.
        - Выдержу, - усмехнулась она. - У нас есть время до рассвета, гость. Я покажу тебе все, что знаю о пришлых богах и их тенях - тебе эти знания понадобятся. Помни, недостаточно победить бога, нужно убить его тень, иначе он через нее снова поднимется, силой напитается.
        - Что ты хочешь в оплату? - сдержанно поинтересовался Жрец. - Может, знания о моем мире?
        Она махнула парой рук.
        - Это ты мне и так расскажешь, гость ты или не гость? А попрошу у тебя не оплату, а одолжение. Если чудовища будут побеждены, если ты вновь воцаришься в своем мире, не забудь обо мне. И если даже случится так, что отмеченный Ветой погибнет, не вернется, найди того или тех, кто сможет освободить меня и моих детей.
        - Ты думаешь, людям это под силу, древнейшая? - почтительно поинтересовался Ворон.
        - Им все под силу, - печально сказала Хида. - И освободить нас, и уничтожить. Вопрос лишь в цене. Ну что же, смотри… Огненный колокол. Самое страшное и непобедимое оружие в руках у Девира. Его можно уничтожить водой, но у Веты не вышло подобраться близко. А сети Нервы плавятся огнем, режутся клинком. Но надо быть быстрее него, а он очень быстр…
        23 апреля по времени Туры
        Утром неши проводили путников до края защищенной долины, и Алина своими глазами увидела огромный, наполовину сожженный старый папоротник, бывший храм Хиды, такой старый, что он окаменел, и такой большой, что мог бы поспорить высотой с некоторыми небоскребами.
        Одекра отдала Четери карту, где были указаны и овраги, и большой полукруглый осколок, пересекающий реку.
        - С амулетом мы доходили до него за семь дней, - повторила она. - Но я не знаю, сколько придется идти вам, геси. Доброй вам дороги! Берегитесь, идите тихо - в лесу живут чудовища почище лорхов. И помните - вы всегда можете вернуться к нам!
        Гостям собрали столько вещей и провизии, что Чету с Максом пришлось оставить девять десятых, чтобы сумки не мешали бежать. Медейра, не скрываясь, плакала.
        - Ты столько даров получил от тимавеш, ергах, - сказала она, обнимаясь на прощание с Четери, - пусть они тебе пригодятся.
        Обнялась она и с Алиной, и когда путники шагнули за границу - развернулась и вместе с другими хранительницами тихо исчезла в лесу.
        Принцесса вздохнула. Вчерашний день казался зыбким, будто нереальным, а ночной разговор отдавался в сердце радостью и горечью. Но сейчас снова начинался опасный путь, снова нужно было смотреть в оба, слушать, всего бояться…
        Принцесса коснулась рукоятки ножа, чтобы успокоиться, попрыгала на месте - плотно ли прилажены сумки, - и направилась вслед за Четери.
        Глава 16
        26 апреля по времени Туры, Лортах, Алина
        Из-под ног инсектолюдей летели комья грязи, забрызгивая хитин. Некоторые из невидши и вовсе бежали на четырех конечностях, под немыслимым углом согнув и вывернув их, словно гигантские муравьи. Тварей поторапливали наемники на охонгах и тха-охонгах, покрикивая как погонщики скота.
        Алина, мокрая от ливня и страха, уже часа полтора лежала за трухлявым стволом, сквозь щели которого прекрасно была видна дорога на краю оврага. Почва здесь была глинистой, жирной, и налипала на одежду и тело слоями. Тротт прижимался к земле рядом, такой же грязный, как сама принцесса.
        Трое суток после выхода из долины тимавеш оказались нелегкими - в небе круглые сутки сновали туда-сюда стрекозы со всадниками, в лесу то и дело попадались группы наемников, а к реке, иногда просматривающейся сквозь лес, приближаться было опасно. Оживление царило и на равнине за рекой - день и ночь ревели рога, стучали барабаны, словно там одна за одной отправлялись в бой военные части. Алина ночами поднималась выше леса вслед за Троттом, чтобы взглянуть за реку - огней костров становилось все больше, а светлые пятна больших переходов оставались неизменными: их по-прежнему было четыре.
        Но встретить в лесу целую армию на марше не ожидал никто, да и на карте тимавеш никакой имперской дороги обозначено не было. Появилась она, очевидно, недавно: по обе стороны от тракта валялись выдранные с корнями папоротники с кое-где еще зеленой листвой, то тут, то там торчали короткие пни, срезанные почти вровень с землей. Принцесса видела, как на узком участке один из тха-охонгов, повинуясь приказу всадника, подсек ударом лапы тонкое дерево, а затем подхватил его челюстями и, мотнув головой, забросил по дуге в лес. Папоротник с гулким чавканьем и россыпью брызг упал шагах в двадцати от Алины, почти на Четери, затаившегося за корнями среди кустов осидши, но тот даже не дернулся. Зато из ствола, за которым скрывались принцесса с Троттом, выскочили с десяток проснувшихся ночных ящеров и понеслись, вереща, вихляя, прямо вниз, к дороге.
        Крылья у принцессы - от неожиданности, от того, что и невидши, и наемники повернули головы на звук удара и вопли ящеров, - предательски трепыхнулись, но их быстро прижал рукой Тротт.
        - Они не видят нас, - неслышно сказал он.
        Ящеров, попытавшихся пробежать сквозь строй, с хохотом ловили наемники, протыкая пиками и поднимая над собой, хватали и невидши, бросаясь вперед и смыкая жвала на дергающихся тушках. В сторону путников враги больше не смотрели. Алина, закусив губу от страха, тихонечко подтянула кончики крыльев под себя, прижав их животом. Иномиряне отворачивались, двигались дальше, мимо.
        Алина взглянула на Четери - дракон наблюдал за невидши с хмурым выжиданием тигра, готового сломать добыче хребет. В позе его, в слабом оскале и том, как он прижимался к земле, сейчас казалось больше хищного, чем в инсектолюдях.
        Именно Чет пару часов назад насторожился, закрутил головой, стряхивая воду с волос: утро выдалось дождливым, и после начала движения все успели промокнуть насквозь.
        - Земля вибрирует, - сказал он. - К нам движется много людей.
        Минут через двадцать и Тротт поднял голову, глядя куда-то в сторону. Путники пошли осторожнее, скользя от ствола к стволу. Сначала Алина увидела деревья, заброшенные в лес, затем, в сотне шагов вниз - дорогу на краю оврага, вспаханную тысячами следов… А потом Тротт свистяще приказал: «Ложись!», - и принцесса, упав за ствол, заметила, как из-за поворота далеко от нее, может, в полукилометре или больше, появляются первые темные фигуры. Это были невидши.
        Хорошо, что полил дождь, и порывы ветра шли от реки, хорошо, что дорога находилась довольно далеко и ниже того места, где спрятались путники - и охонги, и невидши не чуяли их. Алина каждую секунду ожидала, что кто-то из чудовищ повернет к ним морду, заверещит, учует, бросится… отряды все шли и шли, но дождь, слава богам, не прекращался, да и людей по дороге двигалось немало - инсектоиды беспокоились, но слушались всадников и в стороны не дергались.
        Колонны инсектолюдей то и дело перемежались большими группами норов - мелких дворян в сопровождении нейров-наемников. Дворяне были одеты в хитиновые доспехи, будто собирались сразу уйти в бой, и каждый отряд нес с собой знамя - красное солнце на белом фоне, пронзенное мечом и закрытое паутиной.
        - Это императорский штандарт, - проговорил Тротт тихо. - Похоже, сюда дошли личные императорские батальоны.
        Древки, вставленные в крепления сбруи у шейных сочленений охонгов, гнулись под тяжестью мокрых полотнищ, тяжело хлопающих на ветру. Воины императора выглядели так, будто видели и сами творили все мерзости мира, но и в их взглядах, обращенных на инсектолюдей, проскальзывали отвращение и опаска.
        Было и встречное движение. По тракту охонги везли телеги с награбленным на Туре - Алина с удивлением рассмотрела и экран телевизора, и светофор, были там и тюки с вещами, мебель.
        Тротт напрягся, неслышно, очень зло выругался. И Алине стало не до удивления - она зажала рот рукой и дальше давилась слезами, не отводя взгляда от дороги. По ней шли пленники - человек пятьдесят, привязанные позади последней телеги один за другим. Женщины и мужчины. Промокшие, грязные, в туринской одежде, большинство с рыжими волосами. Инляндцы.
        Невидши, огибая караван с рабами, щелкали на них жвалами, повизгивали. Одна из женщин дернулась, упала, увлекая за собой часть шеренги, - и тут же с двух сторон к упавшим подскочили надсмотрщики с телег, ударами плетей заставили подняться…
        Лицо лорда Макса было белым, а Четери, казалось, и вовсе превратился в камень.
        Пленники уже скрылись из виду, а Алина все плакала, и в ушах ее стояли крики женщин и свист плетей. Умом она понимала, что попытайся спутники помочь - и это подписало бы и им, и Туре смертный приговор. Но принцесса помнила свое бессилие, свой ужас перед наемниками в твердыне - и никак не могла успокоиться.
        Когда дорога наконец опустела, никто из троицы не пошевелился. Они выжидали. Дождь стал мелким, туча стремительно отступала, утихал и ветер. Выглянуло утреннее солнце, и сначала неуверенно, а затем все сильнее запели птицы.
        Четери с Троттом обменялись короткими кивками, и дракон вскочил первым, побежал вниз, огибая коряги и деревья, перескочил упавшие папоротники, преодолел дорогу в несколько касаний и скрылся за стволом шагах в двадцати от нее, почти у самого оврага.
        - Пора, - шепнул лорд Макс.
        Алина, вытерев щеки, набрала воздуха, поднялась, оттолкнувшись руками от земли, и, оскальзываясь, сохраняя равновесие с помощью крыльев, понеслась туда, где был Чет. За спиной она слышала быстрые шаги профессора, его дыхание.
        Почти у самой дороги их настиг гул раньяра, и принцесса, не останавливаясь, нырнула в сторону, прыгнув в пышную листву одного из срезанных папоротников, сжалась, пригибая голову. Тротт вжался в ствол неподалеку.
        Стрекозы летели неспешно, словно издеваясь, невысоко - и всадники смотрели прямо на дорогу. Или Алине так казалось? Чудовища скрылись из виду нескоро, и все это время принцесса с ужасом ждала, что сейчас вслед за ними появятся из-за поворота еще отряды невидши - а прямо здесь, у дороги, она, Алина, и ее обязательно почуют и разорвут!
        Но вот и гул затих - но она не шевелилась, и только когда Тротт подал знак, выпрыгнула из убежища и спешно перелетела через дорогу, слыша, как хлопают его крылья позади. Одежда, пропитанная глиной, покрытая ею, была тяжелой и тянула вниз.
        Они успели перебраться через овраг, превратившийся после дождя в бурную реку, и уйти в лес за ним, когда за спинами раздалось отдаленное верещание, и снова на дороге замелькали силуэты наемников и охонгов.
        Путь продолжался в тяжелом молчании. Алина уже не плакала, но отекший нос периодически хлюпал. Ей было вязко и противно.
        - Когда мы выиграем войну, я не отступлюсь, пока каждого пленника не вернут обратно на Туру, - сказал Четери, когда они уже отошли очень далеко от дороги и можно было сделать небольшой привал, наполнить фляги у ручейка и перевести дух. - Обещаю тебе, малышка. Куда их ведут, интересно?
        Алина слабо и благодарно улыбнулась.
        - Скорее всего, в столицу, - ответил Тротт. - Там, - он показал рукой вправо, в противоположную от равнины сторону, - к Лакшии проходит императорский тракт. Но этой дороги раньше не было. Видимо, ее закончили прокладывать совсем недавно.
        - А как же те невидши, которых мы видели в первый раз? - Алина быстро закинула в рот горсть сушеных ягод, запила их водой. - Это же гораздо дальше от столицы, правильно? Что они там делали?
        - Могу только предполагать, - пожал плечами Тротт, снимая с себя серую от глины рубаху. - Возможно, там тоже прокладывают дорогу, чтобы подводить войска и пропитание к дальним от вулканов порталам, но работа еще не закончена. Или путь к дальним порталам для того отряда оказался быстрее, чем отсюда сквозь равнину, но с переправой через несколько рек. - Он встал у ручья рядом с Четери, который прямо на себе смывал грязь с одежды, сунул рубаху в воду и бросил: - Вы бы тоже переоделись, Алина, и ополоснули одежду. Еще час, и эта грязь засохнет так, что мы не сможем двигаться.
        Принцесса с сожалением посмотрела на бывшую пеструю зелено-коричневую сорочку, на темные брюки - они хорошо сливались с деревьями, и, кивнув, потянулась к сумке, чтобы достать свои обрезанные старые штаны и рубаху, которые она взяла на тряпки. Тщательно вымыться сейчас времени нет, а пачкать чистую смену одежды от тимавеш жалко. Переоденется вечером, если найдется ручеек и безопасное место для ночлега.
        К полудню путники добрались до следующего оврага. Плотность раньяров в небе снизилась, но все равно то и дело приходилось прятаться под пышными шапками папоротников. Алина была подавлена - предстоящий бой по пути к порталу и так казался чем-то невозможным, но очередная демонстрация силы противника оптимизма не прибавила.
        - Не хотел бы я встретиться с тем, кто порезвился здесь, - тихо сказал Тротт, глядя куда-то вниз.
        - Я бы хотел, но сейчас это не вовремя, - согласился Четери. Взгляд его снова стал хищным, внимательным.
        Алина мотнула головой, призывая себя к порядку - потом подумает, потом, сейчас надо глядеть в оба. Скользнула взглядом по переломанным папоротникам, идущим наискосок по оврагу - будто здесь прошел тонкий смерч, - и краем глаза зацепилась за что-то странное.
        - Лорд Тротт, - позвала она, вглядываясь в тенистую рощу, к которой шла «дорога» из сломанных деревьев. - Смотрите. - Оба спутника повернулись туда, куда она указывала - на полянку у оврага, скрытую папоротниками. - Это же… вехент?
        - Определенно он, - подтвердил Тротт через минуту, когда они остановились у края ловчей ямы вехента. Огромный муравьиный лев был выдернут из своей подземной норы и разорван, а внутренности его - выедены. Половина туши возвышалась на три человеческих роста, башка со жвалами, которые могли бы ухватить и охонга, лежала неподалеку. Папоротники вокруг полянки были погнуты, повреждены. А на земле виднелись странные следы - частые, в два ряда.
        - Но что могло убить вехента? - принцесса зябко повела крыльями, шагнув ближе к Тротту. Рука ее опять оказалась на рукояти ножа.
        Мужчины, не сговариваясь, повернулись спинами друг к другу, прикрывая Алину и оглядывая окрестности, кроны папоротников над головами, овраг. Принцессе стало еще страшнее - но она выдохнула, чуть сгибаясь, и вдруг страх сменился совершенно пустой головой и сосредоточенностью, ушел в бешено колотящееся сердце и повлажневшие руки.
        - Может, уйдем отсюда? - прошипела она резко.
        - Сейчас уйдем, - вполголоса откликнулся Тротт. - Нужно понять, что это за тварь и откуда ждать опасности. Пока все тихо, слышите?
        Пели птицы, по полянке бесстрашно шмыгали крысозубы, подбегая к туше, заползали внутрь и выбегали обратно.
        Четери похлопал ладонью, облаченной в зеркальную перчатку, по круглому рваному брюху вехента, возвышающемуся над ним, как танк, увязший в болоте. Потеки слизи были почти смыты дождем, но в дырах, будто проломленных огромными челюстями, виднелись ошметки белесых внутренностей.
        - Убит недавно, - дракон покосился на спутников через плечо, - потроха на жаре не разлезлись. После дождя - иначе бы брюхо внутри было заполнено водой.
        В дыру-пролом пролез еще один крысозуб, понюхал уцелевшую плоть - и прыгнул обратно, даже не попробовав.
        - Отравлено? - прошептала Алина, за долгий поход уяснившая, что вездесущие крысозубы выгрызают все, что может сойти за еду.
        - Верно, малышка, - похвалил ее дракон. - Я бы решил, что плоть этой твари изначально ядовита, но падальщики не стали бы и подходить, если бы знали, что она несъедобна.
        - Съедобна, - буркнул Тротт, не оборачиваясь, - мой дар-тени с товарищами как-то уничтожил такого, обустроившего логово около поселения. Залили маслом и подожгли. На вкус как краб, ели всей деревней.
        - Значит, ядовитая огромная тварь. Ничего в голове не забрезжило? Ты этот мир знаешь лучше, чем я.
        Инляндец покачал головой.
        - Вехента мог бы убить тха-охонг, и на лапах у него есть протоки с ядом, - ответил он вполголоса. - Но это, - он указал на два ряда следов на взрыхленной полянке, между которыми словно волочили бревно, - не следы тха-охонга. Слишком много, слишком близко друг к другу. Я никого подобного не встречал, однако слышал о том, что с богами-захватчиками пришли разные чудовища, которые сейчас в армии иномирян не используются.
        - Похоже на наших песчаных сколопендр, - Четери поцокал языком. - Если увеличить их в тысячу раз.
        Тротт вновь покосился на следы.
        - Похоже. Думаешь, оно ушло тем же путем, что пришло? - и он кивнул на «дорогу» из переломанных тонких папоротников, уходящих от полянки наискосок по оврагу в противоположную реке сторону.
        - Других следов нет, и я ничего не слышу, - согласился Четери. - В любом случае нужно отсюда уйти как можно дальше. Пока это нечто сыто. Я бы, конечно, порезвился, но не стоит привлекать внимания шумным боем. А тихим и незаметным он не будет.
        - Идем вдоль реки, - Тротт кивком позвал Алину следовать за собой. - Лучше наткнуться на наемников, чем на эту тварь. Или ее соседку.
        - Двое бы не поделили территорию, - уже на ходу откликнулся Чет. - Но кто знает, кто знает… какой чудесный мир этот Лортах!

* * *
        Сквозь залитые солнцем деревья, растущие на высоком берегу, виднелось полотно реки, а за ним - далекий лагерь и снующие в воздухе стрекозы.
        Алина, счастливая, что страшная поляна осталась позади, то и дело глубоко вдыхала свежий воздух. Тело овевало прохладой, но она не расслаблялась - отслеживала каждый шорох, молча, внимательно, следуя за Четери и почти не оборачиваясь на Тротта.
        Рельеф местности изменился, став более каменистым, сухим: лес распался на папоротниковые рощи, между которыми лежали широкие известняковые проплешины и причудливые низкие скалы, желтовато-белые, словно оплывшие. Возвышались среди них и настоящие гиганты: столбы, окруженные грудами камней. Однако лес между каменными выступами был плотным, слой почвы толстым, щедрым - папоротники росли огромные, не чахли, а по пути то и дело попадались родники, пробившие себе глубокие желобы в камне и падающие с обрыва в реку.
        Путники двигались под прикрытием деревьев, на открытое пространство выходя только тогда, когда иначе пройти было нельзя, и всякий раз и Четери, и Тротт хмурились, глядя на нагретые солнцем белесые наплывы под ногами.
        - На камне не видно следов, - бросил лорд Макс, когда принцесса вопросительно посмотрела на него. Они проходили сейчас по краю широкой - метров двести в диаметре, не меньше - известняковой площадки, посреди которой возвышался столб-гигант. - Любая тварь может прятаться в этих валунах, - он кивнул на нагромождение известняковых плит и камней у подножия столба, - и не оставлять следов.
        Синеватые тени в огромных щелях между плитами показались Алине зловещими, и она ускорила шаг. Ей и так было не по себе.
        Нигде не было знаков присутствия человека - а ведь ранее по пути то и дело попадались старые кострища, остатки дров, мусор. Видимо, все наемники предпочитали пройти по дороге. Более того - принцесса поняла, что они до сих пор не встретили ни одного лорха, хотя мест для плетения паутины в здешнем лесу было достаточно. Да что лорхи - ни одной косули или кабанчика, никого, крупнее крысозубов и птиц…
        И она почти не удивилась, когда Четери поднял ладонь, прислушиваясь, а затем молниеносно, уже с клинками в руках, развернулся к столбу, который остался за их спинами… принцесса только успела увидеть, как к ним с невозможной скоростью рванулся кто-то огромный, услышала странный высокочастотный свист, как Тротт рявкнул:
        - На дерево!
        Алина сначала взлетела, вцепившись в ствол толстенного папоротника у самой макушки, а затем посмотрела вниз. Сердце колотилось как бешеное, горло перехватывало спазмами.
        На плато у столба, изгибаясь, скользила по камням гигантская многоножка размером с трамвай, поднимая тело высоко, как змея, и бросаясь на Четери с тем самым невыносимым свистом. А дракон танцевал и смеялся, ускользая от страшных челюстей - такие действительно могли раскусить и вехента, - раз за разом отпрыгивая далеко, обрубая чудовищу то одну из коротких лап, которых было не менее сотни, то кончик длинного уса.
        Папоротник, на котором притаилась принцесса, дрожал и сотрясался. Она же следила за битвой, за работой двух бойцов в паре - и впервые яростно, почти ожесточенно сожалела, что слишком слаба и неумела, чтобы помочь им, и обещала себе, что обязательно научится и сможет двигаться и сражаться не хуже, чем лорд Макс.
        Тротт в полете, сжимая в руках призрачные клинки, прыгнул на черную спину, пробежал, помогая себе крыльями, по хитиновым пластинам, покрывавшим ее внахлест - ни щели для клинка. Добравшись до плоской башки, воткнул лезвия в огромный глаз, спрятанный в провале хитина, провернул их… Многоножка взвилась на дыбы, и Тротт полетел в сторону - а чудовище, разъяренное, вопящее на таком ультразвуке, что у Алины заныли зубы, бросилось туда, где только что был инляндец, щелкнуло челюстями…
        Профессор увернулся раз - срезал одну из ног, увернулся два - срезал еще, с той же стороны, где уже хорошо поработал Мастер, но не улетел, зависнув в воздухе, - и принцесса похолодела, видя, как близко от него сомкнулись черные жвала, как близок он был к гибели. Но почему он не улетает? Почему?
        И тут она увидела Четери - дракон каким-то неисполнимым кульбитом оттолкнулся от бока твари, вспрыгнув ей на затылок, подождал, пока она снова бросится на Тротта, пробежал по хитиновому лбу - от выколотого глаза к зрячему, и двумя росчерками клинков ослепил ее окончательно.
        Мастер едва успел спрыгнуть и понестись в сторону, как многоножка, припадая на тот бок, где двое противников проредили ей лапы, начала метаться по плато, сворачиваясь и разворачиваясь, врезаясь в столб - он оказался не слишком прочным, и сверху стали сыпаться камни и пыль, свергаться целые плиты. Одна из таких свалилась на шею чудовищу и оно, окончательно потеряв ориентацию, принялось крушить все вокруг. Со столба сыпалось все больше камней и глыб.
        Четери, пробираясь в сторону Алины, мелькал меж стволов в лесу, куда он нырнул с плато. Тротт летел к ней, уворачиваясь от падающих камней, - когда принцесса с ужасом заметила двух раньяров, летящих к ним из-за реки. И на них были всадники!
        - Стрекозы! - крикнула она так звонко, что ее услышали все - и Чет, который ускорился, и Тротт, повернувший голову туда, куда она указывала, и выругавшийся - она явно увидела движение его губ.
        Услышала и раненая тварь - она, заверещав на ультразвуке, рванулась в сторону Алины, пронеслась под Троттом - его мотнуло потоком воздуха. Принцесса сорвалась с папоротника, полетела прочь, вихляя между деревьев, - и тут позади нее в лес словно врезался гигантский таран, чем-то ударило в спину, острой болью обожгло крыло - и она свалилась на землю, покатившись кубарем, сдирая об корни и колени, и локти, и лицо.
        Алина пришла в себя на руках Тротта. Еле получилось открыть глаза - профессор двигался рывками от папоротника к папоротнику, пригибаясь к земле, тяжело дыша. Он был очень бледен. Где-то на периферии слуха все еще ощущался невыносимый свист многоножки и гул раньяров.
        Пятая Рудлог хотела сказать, что она в норме, что можно отпускать - но получился только стон. Лорд Макс, не останавливаясь, взглянул на нее - и на лице его отразилось такое облегчение, он так стиснул принцессу, что она чуть снова не потеряла сознание. Алина попыталась спросить, что случилось, но язык по-прежнему не слушался, тело было слабым, онемевшим, будто ее обкололи наркозом, и одновременно ломало, полыхало жаром. Крыло дергало, ободранные колени и локти пекло. А стоило чуть пошевелиться - ее затошнило, лес пошел кругом, и Алина еле успела повернуть голову от лорда Макса, как ее вырвало.
        - Все будет хорошо, - коротко выдохнул Тротт, когда она откинулась на его плечо, приходя в себя от болезненных спазмов желудка. В голове чуть прояснилось. - Выпейте воды. Как можно больше. Вас задела многоножка. Крыло. Челюстью.
        «Яд, - сообразила принцесса, слабой рукой пытаясь отцепить флягу с пояса. Во рту было горько и кисло, желудок сводило, мысли пробивались как через толстый слой ваты. - Это от яда мне так плохо».
        Тело пылало, на коже стал выступать липкий пот, а из-за мельтешения папоротников и клочков неба сверху, из-за движения рывками от ствола к стволу снова начало мутить. Алина смогла вынуть из петли флягу - но та выскользнула из рук и со шлепком упала на землю.
        Тротт не остановился. Через несколько секунд рядом мелькнул Чет, бросив флягу принцессе на живот. Она наконец смогла ее открыть, стала пить, проливая воду на грудь, на Тротта, давясь, - и глотков через пять желудок снова сжался и все выпитое пошло обратно.
        - Пейте, - шипяще приказал лорд Макс, - пейте еще!
        Над головами загудело - он метнулся к ближайшему стволу, вжался в него спиной, прикрывая Алину крыльями, но она разглядела, как в том направлении, в котором двигались они, пролетели три раньяра. Всадники, склоняясь, смотрели вниз.
        - Мы должны сейчас уйти как можно дальше, - прошептал Тротт, воспользовавшись передышкой. Грудь его тяжело вздымалась. - На плато прилетело десятка полтора стрекоз. Не знаю, успели ли нас заметить наемники. Но естественно, они поняли, что многоножка не могла изувечить сама себя. Сейчас осматривают окрестности. Если нас видели… боги, какая вы горячая… вас едва не раздавило, я оттащил вас, попытался подлечить, вывести яд… думал, уже все… но по всей видимости, ваша кровь действительно с этим справляется сама… пей, девочка, нужно помочь организму…
        Алина, завороженная этим шепотом, послушно поднесла флягу к губам. Ей становилось все жарче, кровь стучала в ушах, сердце колотилось как бешеное.
        Гул стих, раздался птичий крик - знак Четери, - и Тротт снова бросился вперед.
        Принцесса то и дело задремывала, всего на несколько минут - когда она открывала глаза, солнце почти не двигалось с места. Ее больше не тошнило, но жар тела в одно из пробуждений дошел до такой степени, что на шее лорда Макса, там, где она обнимала его, появился красный отпечаток ее ладоней - словно ожог. После четвертого или пятого пробуждения ее начала колотить дрожь, пот полился ручьем, и Алина стала стремительно остывать. Мокрая одежда липла к телу. Тротт так и бежал с ней на руках, но движения его заметно замедлились. Гул раньяров раздавался где-то поодаль.
        - Я понесу, - услышала она через какое-то время голос Четери. - Тебе нужно отдохнуть хоть немного. Немного, Макс.
        - Ты прав, - раздался сквозь дрему ответ Тротта. Ее передали с рук на руки, и гонка продолжилась.
        В следующий раз Алина очнулась оттого, что ее почти швырнули на землю, - и увидела, как на поляне шагах в тридцати от нее медленно валится с приземлившегося раньяра всадник с рогом в руках, в который он так и не успел подуть - из шеи у наемника торчал нож, а Четери метал второй.
        Принцесса, лежа на боку, то глядела на свое крыло, разорванное пополам - между перьев виднелась красная подзажившая плоть и белый остов кости, - то словно во сне наблюдала, как Тротт убивает рванувших ему навстречу двух бойцов, а потом на пару с Четери уничтожает озверевшую от крови стрекозу, обрубая ей крылья, пронзая шейное сочленение. Как Тротт жадно глотает из фляги воду, глядя на нее, Алину, а затем подходит и берет ее на руки.
        - Даже если нас не видели, раньяра обнаружат, - сказал он. - У нас есть несколько часов, чтобы оторваться.
        После следующего пробуждения принцесса пошевелилась и попросила:
        - Поставьте меня на землю, профессор. Я уже могу идти.
        Она действительно чувствовала себя гораздо лучше. Да, болело крыло, но из тела полностью ушли слабость и онемение, и голова была свежей, без спутанности и мути последних часов.
        - Конечно, - буркнул он, не останавливаясь. И выполнил ее просьбу очень нескоро - когда остановка действительно понадобилась, ибо выпитой воды было многовато.
        Темнело. Разболелась голова. Было ощущение, что кто-то сдавливает ее ладонями. Но Алина, шагая вслед за Троттом, не жаловалась - не хватало еще, чтобы из-за нее шли медленнее.
        - Впереди угодья лорха, - сообщил Четери, возникший между деревьями. - Похоже, мы вышли из мест обитания многоножек. Я не стал его трогать. И так наоставляли маяков для погони.
        - Да и если обойти, а не убивать, будет быстрее, - согласился Тротт. - И наших преследователей он задержит, если таковые будут.
        Алина, продираясь меж кустов, поморщилась - спину прострелило болью.
        - Как ваше крыло? - тут же отреагировал профессор, подходя ближе. Коснулся перьев - и она поджала пострадавшую конечность к спине.
        - Терпимо, лорд Макс.
        Он нахмурился, но не успел ничего ответить - сквозь пение птиц впереди послышались знакомые щелчки, посвисты, и принцесса дернулась, хватаясь за нож.
        - Похоже, паучишка не хочет нас упускать. Я схожу, посмотрю, что там, - подмигнул ей Четери. - Макс, подождите, пока я уведу его, и двигайтесь дальше. Я найду вас. Надо бы оставить для преследователей ложный маячок подальше отсюда. Идите сколько сможете, затем найдите убежище и ждите меня.
        Он перепрыгнул через ручей и помчался туда, где вдалеке меж стволов видна была уже туша паука, спускающегося от паутины на землю.
        Тротт присел у воды, чтобы наполнить флягу, а Алина обессиленно прислонилась к папоротнику, на секунду прикрыв глаза. Голову снова сдавило болью. В ушах звенело будто отголосками далекого разговора, на краю сознания слышался какой-то навязчивый зуд.
        - Попейте еще, - попросил Тротт. Она открыла глаза - он протянул ей флягу, затем оглянулся туда, где Чет, заложив вираж почти перед носом паука, погнал его за собой в сторону. - Вы очень бледная. Не свалитесь в обморок? Сейчас нет времени лечить вам крыло.
        - Я дотерплю до вечера, лорд Макс, - Алина поднесла флягу к губам.
        - Придется, - сказал он сочувственно.
        Она пила и пила - и напиться не могла. Голова болела по-прежнему, в ушах стихало жужжание, и Алине казалось, будто она отрывается от земли, хотя так же крепко стояла на ней. Принцесса даже склонилась, чтобы убедиться в этом, заодно оглядела исцарапанные колени и вздохнула, прикрепляя флягу обратно к поясу.
        В голове вдруг зазвенело - будто лопнула струна, - и боль ушла. Стало так легко, что Алина покачнулась.
        - Готовы? - спросил ее Тротт.
        - Секунду, - она склонилась над ручьем, чтобы плеснуть воды себе в лицо, и затем сорвалась с места вслед за спутником.
        Они бежали очень долго, обходя полянки вехентов и ловушки лорхов, всматриваясь в небо - не видно ли раньяров. Алина то и дело оглядывалась - сердце было неспокойно за Четери. Затем от усталости оглядываться перестала. Они шли весь остаток дня, и вечер, и полночи, не меньше - даже Тротт в конце концов начал спотыкаться, а Алина и вовсе брела, безразличная ко всему, голодная и вымотанная.
        Наконец профессор остановился у огромного папоротника с узкой щелью у самых корней. Они кое-как протиснулись внутрь, в полость ствола, и рухнули на древесную перегородку. Алина стащила с себя сумки, оперлась спиной на стенку и закрыла глаза. Крыло дергало нещадно.
        - Повернитесь чуть боком, - приказал Тротт, дотянувшись до ее спины. - И поешьте что-нибудь, пока есть возможность. Завтра ее может не быть.
        Алина с неохотой - двигаться не хотелось - развязала сумку. Лорд Макс колдовал над ее крылом - под перьями растекался холодок, сломанную кость перестало дергать, боль отступала. Принцесса достала мягкую лепешку, плетеный туесок с сухими сырными шариками - их полагалось запивать водой. Сунула один в рот, повернула голову, потребовав:
        - Откройте рот.
        - Зачем это? - буркнул Тротт.
        - Не мне одной надо есть, - ворчливо отрезала она, протягивая лепешку дрожащей от измотанности рукой. - Ну же, профессор!
        Он устало покачал головой, но лепешку откусил. И сырный шарик взял из ее руки уже с легкой усмешкой. А когда Алина протянула пластину сухого мяса, перехватил ее запястье, отпуская крыло, взял мясо, коснувшись губами ее пальцев, - и отодвинулся.
        - Я вполне способен сам поесть, Алина. Но теперь я вижу, что вам действительно лучше.
        Она невесело улыбнулась.
        - Удивительно, что мы вообще пережили этот день, правда?
        - Правда, - не стал он успокаивать ее. - Но мы обошлись малой жертвой. Вы пару дней не сможете летать. Неприятно, замедлит нас. Но это ничто по сравнению с тем, когда я думал, что вы не выживете.
        Еще через пару часов, когда они уже спали, Алина услышала голос Чета - но так и не смогла заставить себя открыть глаза.
        - Славно побегал, - весело и негромко говорил он что-то тихо спросившему Тротту, - оставил нужные следы в стороне отсюда. Дураков обманет, а умных лишь ненадолго отвлечет. Но нам то и надо…
        Они еще о чем-то говорили, но разговор уплывал, отдалялся - слишком принцесса устала, слишком хотела спать.
        А под утро у нее снова разболелась голова, и в ушах зазвенело, зашумело. Алина замычала, пытаясь проснуться - но глаза не открывались, тело не подчинялось, и она словно со стороны слышала свое мычание и шумное дыхание. Неужели вчерашний яд все еще действует?
        «…это Матвей, - раздалось у нее в голове, - мы организовали связь с Туры…»
        Ее схватили за плечи, затрясли.
        - Алина!
        «…мы орга-ни-зова-ли связь с Туры, - слышала она свой голос, глухой, мычащий. - Слу-шай внима-тельно, инфор-ма-ция от Алекса-ндра… поста-рай-тесь показать… дней вам осталось идти… Мы пройдем в портал…»
        Изумленный возглас Четери. Тротт выругался, перестал ее трясти.
        Алину словно закручивало огромным вихрем - и ей казалось, что она вот-вот очнется на Туре, так четко ощущался рядом Матвей. А губы двигались сами, выговаривая, повторяя:
        «…Информация от Александра… Мы организовали связь с Туры… Найдите возможность показать, сколько примерно дней вам осталось идти. Накануне прорыва сообщите нам. Мы пройдем в портал, чтобы расчистить вам путь, и уже на Лортахе дадим знак ракетницей. Ждите нашего появления сутки. Затем действуйте сами… Я очень жду тебя, малявочка…»
        Она почти, почти уже дотянулась до Матвея - когда по вискам ударило болью, и Алина прямо во сне потеряла сознание.
        Глава 17
        27 апреля, Лортах
        Император Итхир-Кас обозревал огромный лагерь своей армии со спины раньяра. Вслед за повелителем двигалась целая стая стрекоз со свитой и военачальниками.
        Император поднялся в воздух с первыми лучами солнца, как поднимался каждый день в надежде увидеть открытие врат. Туман утренний рассеялся, открывая серебряные реки, загоны охонгов и тха-охонгов, дымки на месте приготовления пищи наемниками, три сопки и окружающие равнину леса, однако врат по-прежнему было четыре, и никаких признаков скорого открытия над местами, где лежали божественные шары-ключи, не наблюдалось.
        До конца декады, напророченной жрицей Индерин, оставалось три дня.
        «Не наврала ли старуха, чтобы отомстить мне? - спросил себя Итхир-Кас, как много раз спрашивал после ее смерти. Но он неоднократно видел ее пророческий кровный транс - подделать такой было невозможно. Все предсказания Индерин сбывались - должно было сбыться и предсмертное.
        У входа в шатер ждал императора пожилой тиодхар Тмир-ван, не так давно чуть не впавший в немилость из-за красного колдуна, который появился из охраняемых врат и которого так и не смогли поймать. Увидев повелителя, генерал глубоко поклонился и не разгибался, пока император, приняв чашу разбавленного водой вина из рук раба, не повелел:
        - Говори, Тмир-ван.
        - Мой император, - отчеканил тиодхар, - я бы не посмел беспокоить тебя по пустякам, но ты сам приказал сообщить, если станет известно что-то о красном колдуне или крылатой беловолосой девке.
        - Говори, - повторил император, хмурясь.
        - Вчера днем на берегу реки В?ша, в четверти дня ходьбы от новой дороги, - генерал показал рукой вправо, - дозорные заметили разъяренную мелькод?ру.
        Итхир-Кас поторопил Тмир-вана движением руки, ибо в агрессивности мелькодер не было ничего необычного. Многоножки пришли на Лортах с предками императора, но были слишком кровожадны, тупы и прожорливы. Управлять ими могли лишь члены императорской семьи и старшие аристократы, однако держать мелькодер для небольших войн было накладно: они приносили больше разрушений, чем пользы. Поэтому от использования многоножек в армии отказались очень давно, и сейчас последние особи доживали свой век вокруг равнины.
        - Бойцы клянутся, что издалека заметили, как мелькодера гналась за человеком. И им показалось, что у человека этого были крылья. Но они посчитали, что у равнины неоткуда взяться крылатым, решили, что это был плащ. Осмотрели лес вокруг, никого не заметили, но обратили внимание, что мелькодера не может вернуться в свою нору. Подлетели ближе - многоножка оказалась изувечена и ослеплена.
        Император слушал его и в душе расцветало хищное предвкушение, а кислое вино казалось сладким, медовым.
        - Мне сразу же доложили об этом, и я приказал отправиться туда лучшим следопытам на раньярах и ловчим на охонгах. И вот что обнаружили недалеко от логова мелькодеры, в сломанном лесу, - генерал раскрыл тряпицу, и Итхир-Кас увидел длинные черные перья на куске содранной кожи, пропитанные свернувшейся кровью.
        - Крылатая тварь, - проговорил он, взяв перья и с удовольствием принюхиваясь к крови.
        - После того в том же лесу пропали четверо нейров на раньяре. Убитого раньяра и их тела нашли в десятой доле дневного перехода на восход, мой император. А вечером до логова мелькодеры дошли охонги с ловчими. Я оставил им два пера - и они пошли по следу на восход. Однако несколько из них повернули от логова на закат, мой император, чтобы знать, откуда пришел крылатый. И недалеко от новой дороги, - они оба повернули головы к далекой переправе, к которой выходила дорога, - в глине нашли следы трех человек. Они там долго лежали, по всей видимости. Крылатый мужчина, - он сделал паузу. - Крылатая девка, мой повелитель. И еще один мужчина… я сам слетал сегодня, как только взошло солнце, и посмотрел на его следы: высокий рост, нож на поясе, босиком. Без крыльев. Я не могу утверждать, но сдается мне, что это тот самый красноволосый колдун, мой император, что вышел из врат на Лортах. Жаль, что я не могу просмотреть то, что видела мелькодера.
        - Но я могу, - усмехнулся Итхир-Кас. - И посмотрю. Ты порадовал меня, Тмир-ван, ох, как порадовал! Если эти трое - те, кого мы столько времени искали, то и ты будешь награжден, и дозорные, которые увидели крылатого, и ловчие… Поспешим же!
        Мелькодера лежала на солнце среди собственных отрубленных ног, вялая и подыхающая - в отличие от раньяров и охонгов, способных долгое время жить без пищи, ей недостаточно было солнечной энергии и эманаций богов, ей нужно было питаться. Ослепнув, поймать никого она была не в состоянии.
        Чудовище дернулось было на гул приземлившихся раньяров, но Итхир-Кас прямо в воздухе выставил ладонь вперед, и многоножка легла, замирая. А император, ничуть не опасаясь, приблизился к ней, удовлетворенно снял с жвала нижней челюсти еще одно черное перо - и коснулся ладонью хитина, окончательно подчиняя и считывая короткую память изувеченного создания.
        Ей было больно и голодно, а еще страшно от внезапной темноты, от беспомощности. Внутри еще вскипали отголоски ярости на двух человек, которые посмели ранить ее и улизнуть, вместо того чтобы стать горячей вкусной пищей.
        «Покажи мне, - велели ей, - покажи, и я прекращу твою боль».
        И она показала - сначала трех человечишек, бредущих по краю ее территории у леса, затем неудачную охоту, боль, темноту, ярость. От ярости мелькодера встрепенулась, но император вжал ладонь ей в хитин, останавливая работу нервных узлов - и она издохла, вытянувшись в струну.
        А Итхир-Кас еще некоторое время стоял, поглаживая темный хитин и предвкушающе кривя тонкие губы. Сразу трое! Беловолосая девка, которая может закрыть врата - не за этим ли они идут вдоль реки? Крылатый, осквернивший храм богов и разрушивший твердыню Аллипа. И красноволосый колдун, опасный соперник, которого нельзя оставлять за спиной. Но даже одна девка способна порадовать богов так, что ему, Итхир-Касу, подарят еще много лет жизни.
        - Сразу трое, - повторил он вслух. - Сами пришли к нам в руки… Найди их, Тмир-ван, и обещаю тебе, что в новом мире ты получишь под свою руку одни из лучших земель. И усиль охрану вокруг ближних к реке врат - я выделю для тебя сотню невидши. Если ты не сможешь поймать и убить этих троих, то это сделают создания наших божественных господ.
        Ночь на 30 апреля, Тура
        В одной из комнат базы боевых магов, расположенной между Мальвой и Милокардерами, два почтенных мужа играли в карты. Им не спалось, и пусть ни один из них не доверял другому, многолетняя дружба и периоды вражды, загулы и работа бок о бок так сблизили их, что они даже в нынешних обстоятельствах предпочитали общество друг друга одиночеству.
        - В последние сутки слишком тихо стало, - сказал один из них, смуглый, похожий на ворона, и припечатал карту противника козырем.
        - А я вот так, - хмыкнул второй, с седой бородой и цепким взглядом, и, шлепнув сверху свой козырь, поднял голову. - Да, я тоже заметил. Думаешь, скоро начнется?
        Первый промолчал, но на собеседника бросил такой взгляд, будто в очередной раз прикидывал, удастся сейчас его обезвредить и вырваться или нет.
        - Ну-ну, не дуйся, Данзанушко, - с ехидцей погрозил ему пальцем седобородый. - Плетение-взломщик у тебя вышло отличным, когда отсидишь, получишь на него еще один патент. Даже жалею, что зашел раньше, чем планировал, - прямо любопытно, одолел бы ты им мои блоки или нет.
        - Можно проверить сейчас, Алмазушко, - в тон ему ответил смуглый.
        И тут земля чуть дрогнула, будто вздохнула, и вдалеке, со стороны гор, послышался гул и взрывы.
        Игроки, не сговариваясь, бросились к дверям, ощущая, как лопаются натянувшиеся за последние сутки стихийные нити, как одновременно слабеют все стихии и продолжает содрогаться Тура.
        Когда они выбежали - тут уже был и Свидерский, и несколько боевых магов, - над десятком пиков Милокардер разливалось зарево, а через мгновения до людей донесся грохот и рев. То проснулись вулканы, которые не извергались уже десятки тысяч лет.
        Ощущала нестабильность подземных магматических потоков и королева Василина. Несколько ночей подряд на нее накатывало горячечное беспокойство - слабый отголосок того, что произошло первого февраля в поместье Байдек, когда тело ее налилось жаром, аура сжалась - и интуитивно удалось силой своей потушить нутряное возмущение Туры. Но нынешней ночью жар все поднимался, тело пылало, ей снова казалось, что она ощущает каждый толчок в разных частях Рудлога и гораздо дальше, - и снова что-то звало ее, тянуло, но в этот раз не к земле, а под землю. И ей было страшно от неизвестности и непонимания, но опять пришлось переступать через страх.
        Королева, не дожидаясь, когда аура ее станет видимым пламенем и начнет обжигать окружающих, в сопровождении мужа и навязавшегося в сопровождение огнедуха Ясницы спустилась ко входу в усыпальницу Иоанна Рудлога. Еще в на верхнем ярусе подземелья они они почувствовали потоки тепла, поднимающиеся снизу. А когда спустились по наклонному ходу к залу, увидели, что его чаша до самого входа залита лавой, которая медленно крутилась вокруг обелиска с телом первопредка: камень сейчас почти касался основанием огненных бурунов.
        - Прошу тебя, встань подальше, - попросила Василина напряженного Мариана, и он послушно отошел шагов на двадцать назад - так, чтобы супруга оставалась в зоне видимости. Браслет, подаренный Ясницей, защищал от жара и ожогов, но не сможет защитить от лавы, если вдруг она пойдет выше.
        Королева поклонилась первопредку и ступила на стреляющий огненными фонтанчиками огневорот. Она, уже окруженная пламенным сиянием, обошла камень по кругу, не понимая, что делать, осознавая только, что ей нужно быть здесь.
        - Помоги мне, - позвала она тихо, прикладывая руки к лаве. - Я боюсь не справиться, опоздать…
        В проходе Ясница вдруг забеспокоился и запрыгал вокруг Мариана.
        - Ухо-о-оди-и-и-и! Ухо-оди-и-и-и! Поги-и-и-ибнешь!
        Байдек отступил назад. Василина вдруг дернулась и обеспокоенно обернулась к нему - с двух сторон от нее на огненной поверхности проступали сияющие белым глаза.
        - Беги! - завизжала она, белея на глазах. - Мариан! - и кому-то другому: - Не сметь трогать его! Это мой муж! Мой муж!
        Принц-консорт развернулся, на ходу оборачиваясь в медведя, и понесся наверх, успев увидеть, как лава поднимается огромным буруном, напоминающим лоб большого быка, и волной расходится во все стороны, переливаясь через вход.
        Он бежал так быстро, как мог - но огненная масса нагнала его. Не коснулась - потекла вокруг двумя стенами, словно Байдек был окружен щитом, и где-то на половине подъема остановилась и медленно стала уходить обратно.
        Ясница, сбегавший вниз на разведку, вернулся через минуту и доложил:
        - Хозяйки-и-и там не-е-ет. Не-е-ет!
        Байдек мрачно и устало потер лапой морду - очень хотелось пить, тело горело - и направился обратно в их с Василиной покои. Опять неизвестность. Опять ждать.
        Через несколько минут на одной из горных площадок в Милокардерах, возносящейся почти на тысячу метров над землей, в десятке шагов от алтарного камня Рудлога в скале проплавилось небольшое лавовое окно, и из него поднялась пламенная женская фигура, которая постепенно приобрела обычный человеческий вид.
        - Я благодарна, что ты поберег моего мужа, но мог бы и предупредить! - сердито сказала она куда-то вглубь окна. - Ты же чувствовал, что я пришла не одна!
        Оттуда раздался извиняющийся и слегка насмешливый рев. Ему вторили вулканы, цепью пламенеющие среди гор, и ветер, беснующийся так, что королеве приходилось переводить дыхание и молиться, чтобы ее не скинуло со скалы.
        Василина испуганно посмотрела на плюющиеся огнем горы - сколько деревень лежало у их подножий, сколько людей могло погибнуть! - и поспешно, сгибаясь от ударов ветра, направилась к алтарному камню. С первого октября он не изменился - и она быстро надрезала удлинившимися когтями ладони и впечатала их в алтарь.
        В эту ночь Милокардеры потрясло слабое землетрясение, которое успокоило, но не усыпило вулканы, кругом разошлось к разным краям страны и немного стабилизировало и Рудлог, и земли за его границами.
        А королева через полчаса вышла из лавового озера под дворцом. Лава отступила почти до половины зала, но на место не вернулась. И поверхность ее оставалась все такой же беспокойной.
        Царице Иппоталии тоже было неспокойно, и она, сидя после ужина на террасе своего дворца и глядя на возню внуков, одновременно наблюдала за бушующим морем на фоне заката. Со стороны Инляндии шел ураган, но океан сам по себе был нестабилен и тяжело ворочался в берегах, готовый разразиться катастрофической бурей.
        Царице было куда беспокойнее, чем когда она ощущала продвижение гигантских волн со стороны материка Туна. Сейчас казалось, что содрогается весь мировой океан. И царица, поцеловав внуков, обернулась чайкой и полетела туда, где у берегов Маль-Серены в подводной гигантской пещере стояла ажурная, созданная из белоснежных кораллов усыпальница первой царицы острова.
        Здесь океан был тих. Гробница светилась в черной воде и была похожа на кружевную водяную лилию, на купол драконьего дворца. В ней, в огромной раковине, свернувшись, словно спящий ребенок, подложив руки под щеку, лежала прекрасная женщина, и черно-синие волосы ее мягко колыхались в воде, словно водоросли, и кожа светилась перламутром. Здесь вились большие и малые стихийные духи, а самый огромный, похожий на того, что убил дракон Четери в Белом море, охранял гробницу, обхватив ее своими щупальцами.
        Царица мягко поцеловала прародительницу в щеку, чувствуя, как окутывает сердце любовью и покоем, как горе и тяжесть растворяются в этой воде и в этой любви. А затем направилась наружу.
        В одну из стен усыпальницы врос массивный кусок бирюзы - выше царицы, с двумя круглыми углублениями в нем на уровне груди, словно отороченными потеками ржавчины.
        Царица вложила руки в эти углубления и только выдохнула, когда ладони пробили каменные шипы - и алтарный камень Маль-Серены начал впитывать царскую кровь, успокаивая и останавливая катастрофическое движение вод.
        Почувствовал неладное и дракон Нории. В Песках в это время была уже глубокая ночь, и он крепко спал, чувствуя жар обхватившей его Ангелины Рудлог. Владыка, проснувшись, легко пошевелился, чтобы не разбудить супругу, поднялся и подошел к окну, за которым выл ветер.
        Стабильность его земли, неизменная после свадьбы, словно пошла трещинами. Он чувствовал, как бушует море у берегов, как проходит дрожь по рекам, как в небесах сходят с ума ветра.
        Владыка обернулся и помчался сквозь воющие ветра туда, где на выжженном песчаном поле лежала обугленная волнистая плита с крохотными росточками-иголочками. Там он, поколебавшись, надрезал себе ладонь и окропил кровью драконий алтарь.
        Иголочки затрепетали, заскрипели, но не стали прорастать…
        - Могучий, я знаю, что ты обижен и ранен, - пророкотал Нории примирительно. - И знаю, что голоден. Не держи на меня обиды, терновник. Первый Владыка заключил с тобой договор, что ради спасения нашей земли можно отдать всю кровь и получить защиту. Но я предлагаю тебе другой. Сейчас на Туре тяжелые времена, ты чувствуешь это сам. Мне нужна твоя помощь. Согласишься ли ты отныне и до скончания веков принимать кровь Владык раз в шесть лет, не убивая нас, не ожидая веками единственной жертвы? Так кормят алтарных духов все правящие потомки богов Туры. Если да, то к твоим услугам будет не только моя кровь, но и кровь каждого из десяти Владык, и к тебе будут отныне относиться не со страхом и почитанием, а только с почитанием.
        Терновник не откликался, ветер набирал силу.
        - Я разрешу тебе прорасти в каждом дворце Владык, - продолжал Нории. - Разве не скучно тебе под землей, в темноте и выжидании? Да, ты многое видишь, многое ощущаешь, но тебя - не видят. А здесь, обещаю, построят храм в твою честь, и будут кормить лучшими ароматическими маслами, служить в твою честь службы… смотри, могучий, я принес тебе… ты никогда не пробовал его, но вдруг понравится?
        Дракон достал из кармана домашнего шарвана флакон с розовым маслом, откупорил и перевернул над плитой. Благоухающее масло потекло на иголочки, смешиваясь с кровью… и плита вдруг треснула, выпуская единственный высокий прозрачный стебель, мгновенно покрывшийся шипами.
        - Возьми, - Владыка протянул руку к стеблю, и ладонь мгновенно оплели усики с шипами, прокалывая кожу. - Ты согласен изменить договор, могучий?
        Усики с шипами потянулись по запястью дракона, к плечу, к шее - но он не дрогнул, не отступил. По прозрачному стеблю текла его кровь, ветер постепенно утихал, и сила расходилась к далекому морю, которое тоже уже успокаивалось, укладывалось в берега. Кто-то сильный сейчас успокаивал воду помимо Нории - впрочем, кто это мог быть, кроме царицы Иппоталии?
        Побеги терновника отпрянули и поднялись ввысь, образуя куст с цветами невиданной красоты. Бледный дракон поклонился древнему творению первопредка и направился обратно.
        А во внутреннем дворе его встретил величественный, но слегка заспанный старый слуга Зафир.
        - Повелитель, - поклонился он, - я не посмел будить вас в ваших покоях, но стража сказала, что видела, как вы улетали. У нас странное происшествие - две поварихи шли на работу через парк, и у старого родника в дубовой роще увидели сияющий розовый куст. Одна из них коснулась розы, укололась о шип и заснула. Вторая прибежала сюда за помощью.
        Нории прошел вслед за стариком к дубовой роще и улыбнулся - у серебристого родника действительно рос знакомец-терновник с прозрачными стеблями, а цветы его были похожи на розы и сияли в предутренних сумерках. На земле спала женщина, но сон ее не был тяжелым.
        - Она проснется, - проговорил Владыка, коснувшись виска женщины. - Прикажи отнести ее во дворец. Наш новый жилец просто не любит, когда его трогают, - и он слегка поклонился терновнику. - Вели огородить его и регулярно поливать ароматическими маслами. И относиться со всем почтением - кто попытается сорвать хоть цветок, будет наказан мной.
        - Сделаю, Владыка, - с достоинством проговорил слуга, и Нории направился в свои покои - рассказать Ани то, что случилось нынешней ночью.

* * *
        Герцогу Лукасу Дармонширу тоже было не по себе. Над графством Нестингер разыгралась чудовищная буря, и если поначалу он радовался - нанесет ущерб раньярам, ослабит противника, - то затем ветер стал ворочать и тяжелые артиллерийские орудия, выворачивать с корнем деревья. Солдаты и офицеры прятались в укреплениях, но еще немного - и ветер стал бы поднимать в воздух людей.
        Люк, чертыхаясь, выкурив с полпачки сигарет, вышел из своего укрепленного бункера и взмыл в воздух, в ураган, разворачивающийся над Инляндией.
        Небесные потоки ветров, обычно текущие полноводными реками, в хаосе сплетались друг с другом, разворачивались, падали вниз воздухопадами, опасно заворачивая недалеко от земли - коснись такой Туры, и слизнет и дома, и деревья, и реки, и все живое и неживое.
        Люк завис в этой буре, растерянный, дезориентированный. Его словно тянуло во все стороны, и тело ломило, и хотелось верещать от ужаса - что он и делал, разворачиваясь в потоках, избегая особо мощных.
        Рядом с ним заструился огромный змееветер, с трудом удерживаясь на месте. Он казался прозрачнее и будто уменьшился, стал менее плотным.
        «Сделай что-нибудь!» - проорал Люк мысленно.
        «Я нессс бог и нессс потомок богассс, оссссстановить этусссс бурю не в моейсссс власссссти», - прогудел в ответ стихийный дух.
        Люк поднырнул под хлестнувший на полнеба поток и вопросил:
        «А я могу?!!»
        Змееветер скептически и спокойно, словно вокруг не творилось светопреставление осмотрел его, нервно хлопающего крыльями, и склонил клювастую голову.
        «Не думаюсссс, сссслишшком ты сссслаб, змеенышшшшш. Но надо попробоватьссссссс».
        Дальнейший полет напоминал гонки с препятствиями - Люк перестал пытаться подчинить ветер и проскальзывал, перепрыгивал через взбесившиеся потоки, нырял в ямы, позволял нести себя, если попадался попутный виток урагана.
        Они прилетели к морю - Люк увидел знакомые места и в какой-то момент решил, что его ведут к усыпальнице Инлия Инландера. Однако змееветер сместился левее, к часовенке Инлия, прилепившейся к высокой, выступающей далеко в море скале, залетел за нее и нырнул в неприметную, узкую пещеру, скрытую от любопытных глаз выступом скалы. К ней вела такая же неприметная лестница прямо от часовни.
        Люку пришлось обернуться - и он упал на лестницу, вцепившись в каменные ступеньки и удерживаясь, чтобы его не содрал беснующийся ураган. Кое-как сполз вниз, ко входу, ступил внутрь - и через несколько шагов оказался в продуваемой всеми ветрами хрустальной пещере, в потолке которой находился вырост, напоминающий переплетенных змей с сомкнутыми большими пастями.
        - Отдай им кровисссс! - прошипел ветер.
        - Еще бы понимать, как, - нервно пробормотал Люк, поднимая руки вверх и касаясь ладонями змеиных морд. Однако вопросы отпали - он не успел и чертыхнуться, когда змеи ожили, дернулись вперед и вцепились ему в ладони острыми клыками, глотая кровь. По прозрачным телам их потекла кровь. Но не прошло и минуты, как руки Люка с негодованием выплюнули, снова закаменев.
        - Ссслишком ссслаб, - объяснил ветер, струящийся вокруг. - Однако ж алтарь пробудить сссмог, это хорошшшшо. Ненадолго, но поможетсссс мнессс и моимссс братьямсссс…
        Когда Люк вышел наружу, буря постепенно стихала. Но небесные потоки в силу свою не вернулись, лишь чуть-чуть замедлились и расплелись.
        - Неужели ничего уже не способно помочь? - спросил он, непочтительно оперевшись спиной на камень у входа в алтарную пещеру и пытаясь закурить.
        - Тыссс наблюдаешшшшь поссследние дниссс Туры, чем тут поможешшшшь? - откликнулся змееветер печально. - Без одной из ссстихий все оссстальные погибаютсссс… и мы погибаемссс ссследом… Если бы здесссь был венчаный белый король, мы быссс продержалиссссь подольшшше…
        Дармоншир поморщился, затягиваясь. Покачал головой. И, обернувшись, направился к своей армии.

* * *
        И король Демьян, отдыхающий от изнурительного боя, в результате которого им удалось продавить иномирян вглубь Блакории, в ночи встрепенулся, заворчал, чувствуя движение земных плит и невозможную потребность быть сейчас в своей стране - там, где он сильнее всего. Он ощущал, как волнами катятся по Туре землетрясения, как ломается и трещит кора, - и места себе не находил, останавливаясь на грани оборота.
        Но на листолете до Ренсинфорса можно было добраться только над морем в обход гор - и лететь нужно было очень долго.
        Через полчаса Демьяну Бермонту доложили, что один из сильнейших магов мира, Мартин фон Съедентент, находится в соседнем подразделении: недавно к рудложско-бермонтской армии присоединились и отступившие блакорийские формирования. Еще через полчаса король входил в палатку сонного и мрачного блакорийца.
        - Я бы и сам добрался до вас, ваше величество, - проговорил заспанный и помятый Мартин фон Съедентент так вежливо, насколько это было возможно во втором часу ночи после тяжелых боев и нескольких часов сна.
        - Нет. Я знаю, что ваш сон - это ваши силы, барон, - чуть рычаще ответил король Демьян, - а ваши силы мне понадобятся. Мне говорили, что вы один из немногих, способных сейчас открывать Зеркала. Я помню, как вы смогли доставить нас к Драконьему пику, когда большинство магов совершенно неспособны открывать Зеркала в горах. Сможете ли вы сейчас перенести меня через Северные горы и доставить в Ренсинфорс, в мой замок?
        Барон, чей взгляд становился все яснее, посмотрел по сторонам, вышел из палатки, приложил руки к земле. Покачал головой.
        - Я могу рискнуть, ваше величество, особенно если вы дадите мне время вколоть несколько препаратов и выпить молока. Готовы ли вы?
        Через несколько минут в зале совещаний замка Бермонт, откуда когда-то Мартин уводил монархов на Драконий пик, открылось Зеркало. Оттуда вышел слегка бледный король, затем - барон, тут же осевший на пол.
        Камни замка засияли мягкой зеленью, побежали к ногам короля тусклые зеленоватые волны. Двери распахнулись - в них заглядывали удивленные гвардейцы.
        - Шум не поднимать, - приказал им король, - моему гостю дать все, что потребует, уложить спать. Я до утра.
        Его величество спустился в маленькую часовню Хозяина Лесов, пахнущую яблоками и хранящую столько тяжелых воспоминаний, вскрыл себе вены и приложил руки к алтарю. И пока кровь впитывалась в камень, ощущал, как постепенно затихает, замедляется сотрясение земли - и насколько напряженными остаются стихийные нити, которым в этот раз удалось не дать порваться.
        Ослабевшему королю прямо к дверям часовни принесли свежего, только что задранного кабана, и медведь, насытившись, потрусил во внутренний двор, туда, где крепким сном спала его мохнатая супруга. Если ему удастся дождаться полудня и пробуждения Полины, то у них будет несколько десятков минут для поцелуев и счастья.
        Проснулся он рано, потянулся, выставляя вперед передние лапы и зевая. Пели птицы, похрюкивали кабанчики, плескала рыба в озерце. Полина, горячая и расслабленная, посапывала у его бока, щедро делясь своим огнем, и такое умиротворение разливалось в его душе, что Демьян не сразу сообразил, насколько он восстановился. Ни следа усталости последних месяцев и ночной траты сил.
        Он лизнул ее в мохнатую щеку и потрусил к входу в замок. Сразу в кабинет, чтобы не терять времени, а проверить состояние дел. Судя по тому, что солнце едва касалось шпилей, до полудня было еще далеко.
        Шагая по коридорам в поданном ему гъелхте, король на ходу давал распоряжения: завтрак подать в кабинет, обед на двоих - во внутренний двор на случай, если Демьян останется до пробуждения жены, собрать министров на совещание, найти Свенсена, чтобы тот доложил о текущем состоянии обороны и обеспечении замка, узнать, бодрствует ли матушка, чтобы выказать свое почтение…
        - Маг еще спит? - осведомился он, когда Свенсен зашел в кабинет.
        - Да, - коротко ответил Хиль.
        - Сейчас ни в коем случае не будить. Как проснется, доложить мне.
        - Ты ненадолго, мой король? - уточнил комендант понятливо.
        - Уйдем сразу, как он проснется и подкрепится. Если это случится раньше, чем проснется королева, возьмешь из ящика стола и передашь ей записку, - и Демьян показал запечатанное письмо, в котором было всего несколько строчек:
        «Я должен уйти, не дождавшись тебя, но война закончится, и мы будем проводить вместе все дни и ночи, Полюша. Целую твои руки. Постараюсь позвонить и все объяснить».
        Однако барон фон Съедентент продолжал спать беспробудным сном, поэтому Демьяну хватило времени и на завтрак с матушкой, и на запись телевизионного обращения к бермонтцам, которое должно было поднять моральный дух и показать, что его величество жив, бодр и силен, и на рабочее совещание. Он то и дело поглядывал на часы, чтобы не упустить момент, когда нужно встать и пойти к Полине, но все же за докладом о ходе посевной и принятием решений о закупках продовольствия из Йеллоувиня, Маль-Серены и Эмиратов вместо сильно затронутых войной соседей, упустил. И опомнился только когда за дверью послышались уверенные и спешные шаги, а второй секретарь, открыв дверь и поклонившись, объявил:
        - Ваше величество, ее величество Полина-Иоанна!
        Полина почти ворвалась в кабинет - глаза ее сияли. За спиной своей королевы Демьян разглядел взволнованных придворных дам во главе с леди Мириам, но дверь закрылась. Видно было, что Полина успела забежать в покои, переодеться в светлые брюки и блузку, заплести волосы в традиционную женскую прическу - две косы вокруг головы. Очевидно, ей хотелось броситься ему навстречу, но она застыла на входе, выпрямившись и улыбаясь, и только подрагивающие ноздри показывали, как ей тяжело дается следование этикету.
        Демьян поднялся, - присутствующие тоже встали, склонили головы, - а он пошел к ней, поцеловал руку, коснулся губами губ.
        - Я так рада, - шепнула она с нежностью.
        - И я, - не покривил он душой. - Хотя это я должен был встречать твое пробуждение. Прости, заработался. Присоединишься? Нужно закончить, Полина.
        - Конечно, - сказала она с живым любопытством и проследовала за ним во главу стола.
        Совещание закончилось. Все это время Полина слушала внимательно, безо всякого нетерпения и нервозности, не поворачиваясь к Демьяну, но он явственно ощущал то восторженное тепло, которым она окутывала его каждую их встречу. Бермонт подождал, пока выйдут министры, встал. Как только за последним захлопнулась дверь, Полина уселась на стол, потянулась к его величеству поцеловать - и все дела и разговоры вылетели из его головы. Они долго бы целовались, наверняка нарушая несколько бермонтских традиций сразу, если бы в дверь не постучали.
        - Барон фон Съедентент проснулся, - доложил Свенсен, с должной выдержкой не обращая внимания на раскрасневшуюся монаршью чету. - Говорит, что необходимо поесть, и он готов отправляться обратно. Ему уже накрывают обед.
        - Благодарю, Хиль, - кивнул Демьян. - Тогда мы с супругой тоже успеем пообщаться за трапезой.
        Свенсен поклонился и вышел.
        - Барон здесь? - удивилась Полина, заглядывая мужу в глаза. Руки ее ожили - поглаживая его по груди, по плечам, без всякого чувственного контекста. Просто ей было приятно его касаться.
        - Мне нужно было подпитать алтарный камень, - объяснил Демьян, вновь обнимая ее. - Фон Съедентент - один из немногих, кто в нынешнее время способен открывать устойчивые Зеркала. Пришлось его рекрутировать. И вот, - он достал из ящика письмо, - это тебе.
        - Значит, ты был в часовне… - пробормотала она рассеянно, пробегая взглядом по строчкам. По мере чтения она улыбалась все сильнее, подняла взгляд на него и не выдержала, засмеялась.
        Он не удивился - Поля часто реагировала неожиданно.
        - Знаешь, каково это - единственной во всем мире знать, какой ты на самом деле романтичный, Демьян?
        - И каково? - улыбнулся он. С ней он легко улыбался.
        - Восхитительно, - шепнула Полина и снова потянулась поцеловать его. Отстранилась - теперь на ее лице читалась работа мысли.
        - Скажи мне, - проговорила она неуверенно. - Нам обязательно обедать во дворе?
        - А где ты хочешь? - ответил Бермонт, наслаждаясь этими безмятежными минутами.
        - В часовне, - сказала она, и его сердце кольнуло болью от ее прямого взгляда. - На алтарном камне. Твой отец не обидится?
        Демьян покачал головой.
        - Хлебосольные пиры милы ему, Полюш. Он радуется, когда перед ним вкушают плоды земли. И я пойду с тобой, если тебе это нужно. Но скажи мне, зачем?
        Она так и не отводила взгляда.
        - Я хочу сделать часовню местом нашей радости, Демьян. Закрыть старое новым. Понимаешь?
        Он на миг закрыл глаза - от благодарности, от восхищения силой ее духа, и потому, что вина, боль и ненависть к себе заставили горло сжаться, а глаза - подозрительно зачесаться.
        - Каждый раз я думаю, что не могу любить тебя сильнее, Поля, - сказал он сдавленно. - И каждый раз ошибаюсь.
        Демьян вел ее в часовню за руку - и чувствовал, как холодеет и влажнеет ее ладонь. Он, вдыхая запах яблок, поклонился Великому Беру, взирающему на них из сияния цветущих мхов, и увидел, как кланяется Полина. Он достал из собранной им корзины скатерть и накрыл мхи алтаря, а затем расставил простые блюда, и хлеб, и флягу с морсом, и пару бокалов.
        А затем они, усевшись друг напротив друга прямо на пол, обедали - и было тепло в часовне, сладостно пахнущей яблоками, и мирно было в ней. Демьян рассказывал про то, почему ему пришлось срочно возвращаться в Бермонт и почему он не может задержаться, рассказывал про наступление, про жизнь в военном походе.
        Полина, поначалу напряженная, отвлекалась, расслаблялась, кивала… забывая где они, что здесь было. А затем начала задавать вопросы, говорить про себя - и про организацию женских отрядов самообороны и помощи полиции, и про подготовку открытия школы целительниц, и про стажировку в отделе госбезопасности под руководством генерала Ульсена. Воистину, ей не хватало этой нагрузки и множества дел, куда можно было направить свою энергию. Глаза ее горели. Полина поймала его взгляд, запнулась.
        - Что такое? - настороженно спросила она.
        - Мне хорошо с тобой, Поля, - просто ответил Бермонт.
        Она повеселела, допила морс, поднялась и стала составлять блюда в корзину. Поддразнила:
        - Не боишься, что увлекусь и буду пропадать на работе?
        Демьян с улыбкой допивал свой бокал. За эту ночь и обед рядом с Полиной он отдохнул так, будто несколько летних недель жил медвежьей жизнью в своих угодьях безо всяких тревог и забот.
        - Не боюсь, Поля. Ведь мной ты увлечена больше.
        - Это правда, - подтвердила она, наклоняясь, чтобы сложить скатерть в корзину. А затем, отчего-то прерывисто выдохнув, села на край алтаря - а затем откинулась назад, закрыв глаза. На виске у нее часто-часто забилась венка, лоб стал влажным. В часовне запахло страхом.
        Демьян застыл. В памяти замелькали воспоминания, сдобренные не своими кровью и болью. Но он не спросил, что она делает - это было очевидно, - и не стал отступать. Он подошел ближе, чтобы коснуться ее лба, скулы, губ ладонью - а затем склонился и поцеловал, вкладывая в поцелуй всю свою любовь, все слова прощения и благодарность за то, что в его жизни появилась она, Полина. И остановился, только когда ощутил, как губы ее улыбаются, а запах страха сходит на нет.
        Им скоро пришлось подниматься наверх. Полина, необычайно тихая, провожала Демьяна - и он ушел через Зеркало защищать мир и свою страну на границах страны чужой.

* * *
        Почувствовал содрогание Туры и надрыв стихийных нитей и Вей Ши, который в облике тигра, без сна и отдыха бежал второй день - и почти уже достиг провинции Сейсянь. Проснулся и старый император Хань Ши, который несколько дней до этого гулял по провинции, оставляя в земле то тут, то там семена от старых деревьев, растущих в императорских садах.
        Но он, ощущая всплески силы своих коллег, сам ничего не стал делать. Он прислушивался, печально улыбаясь, и внутренним взором видел, как рвется пространственная ткань в нескольких километрах от йеллоувиньской армии, готовой к обороне, и как, раздвигая ослабшие стихийные потоки, образуется на его земле огромный цветок нового межмирового перехода.

* * *
        А на Лортахе стоял день, и убегающие от ловчих императора путники, измотанные, голодные, услышали вдруг победный рев рогов и бой барабанов. Но они не остановились - некогда было останавливаться, потому что их загоняли, как на охоте, и промедление было равно смерти.
        На рубахе Четери со спины угольной палочкой было написано «Идти не меньше семи (зачеркнуто), шести (зачеркнуто)… четырех дней. Перед прорывом сообщим. Знак подождем». Надпись эта растеклась от пота - однако Алина заставляла себя то и дело смотреть на нее и шепотом проговаривать ответ Матвею - вдруг он видит именно этот момент?
        Барабаны били весь день, продолжали бить и ночью. Ночью же, после короткого сна, когда путники перебежками двигались по высокому берегу, перед ними в промежутках между рощами, как на ладони, открылась равнина.
        Далеко за порталом, к которому шли они трое, мерцало пятно пятого, новорожденного перехода. И к нему тянулась бесконечная цепь огоньков. Еще одна армия двинулась на Туру.
        Часть 2
        Глава 1
        Ночь на 30 апреля, Йеллоувинь
        Ночью на поля провинции Сейсянь, повинуясь неслышному приказу, потек туман. Он мягким облакопадом отделился от туч, которые скоро прольются над равниной ливнем, спустился с восточного хребта Медвежьих гор, именуемого в Йеллоувине Закатным, и скрыл плотной дымкой и опустевший город Менисей - жители дисциплинированно и быстро покинули его с неделю назад, - и только что открывшийся переход в Нижний мир.
        Под покровом тумана, повинуясь той же силе, проросли из семян, недавно брошенных на землю, высоченные, будто уже столетние липы, сразу принявшиеся цвести, и раскидистые клены с огромными стволами. Свечками поднялись гигантские секвойи и царственные эвкалипты. Деревьев была ровно сотня, и ночной воздух на километры вокруг наполнился сладковато-терпким благоуханием.
        Переход сиял посреди голубоватого от света луны туманного моря, подрагивая «лепестками». Поверх пелены, выключив огни, неслышно парили наблюдательные листолеты, и лишь очень внимательный человек мог бы заметить в свете месяца их борта.
        За три недели, прошедшие со встречи императора Хань Ши и провидицы-тамиянь, в провинцию успели перекинуть почти пятьдесят тысяч солдат, несколько сотен танков и орудий. Теперь меньшая часть йеллоувиньской армии выстраивала оборонный полукруг, отступив от портала достаточно, чтобы дать врагам выйти, но так близко, чтобы ее сразу заметили. Артиллерию размещали под прикрытием леса, а еще дальше остановилась большая часть армии, тщательно маскируясь.
        С обратной стороны портала в паре десятков километров лежал Закатный хребет с его ущельями, лавинами и камнепадами: если удастся прижать врага к горам, половину дела за военных сделает природа.
        Иномиряне своей тактике не изменили: через полчаса после формирования перехода из него, держась низко над землей, вылетело с сотню стрекоз со всадниками. Однако темнота и туман их остановили: раньяры зависли прямо над порталом, иномиряне пригибались к хитиновым спинам, будто готовы были, что их тут же накроют артиллерией. Убедившись, что вокруг тихо и ничего не видно, всадники сделали несколько больших кругов, не упуская «цветок» как единственный ориентир из поля зрения и предсказуемо не разглядев в тумане ни войск, над которыми пролетали, ни листолетов, зависших так высоко, как возможно. После первичной разведки враги опустили стрекоз на землю у портала, отправив одного из соратников обратно в Нижний мир. Видимо, с докладом.
        До рассвета оставалась пара часов. Из перехода выныривали все больше наемников на стрекозах, с зажженными факелами, группами облетали окрестности и возвращались к порталу. Наблюдатели доложили, что иномиряне обнаружили опустевший город, срисовали его название и нырнули обратно в «цветок». Туман не становился реже, громыхала у гор далекая гроза.
        Армия ждала, и артиллерия молчала, повинуясь приказу императора Хань Ши. Ждал, переместившийся в лес за полями, в командный пункт, и старый император, окруженный гвардейцами. Ему постелили циновку прямо на остывшую землю, и верный слуга, мастер чайных дел Йо Ни, последовавший за своим господином и на войну, принес завтрак и чай, который придавал сил и очищал разум.
        Император, прикрыв глаза, делал глоток за глотком и чувствовал, как закручиваются над порталом стихии, как беспокойны люди вокруг и как деревья, посаженные им и выросшие из драгоценных семян, наполняются мощью.
        - Наши солдаты должны выманить и уничтожить как можно больше врагов, не задевая портал, - сказал Хань Ши на одном из первых совещаний еще в Пьентане, когда после видений тамиянь Каролины стало ясно, что переход откроется в провинции Сейсянь. - Поэтому нужно усыпить бдительность иномирян. Скрыть нас. Дать им выйти.
        За низким столом в одном из павильонов дворца, рядом с императором и его сыном, сидели, скрестив ноги, министры и старые генералы - люди сдержанные, спокойные и бесконечно почитающие своего правителя. Ум их был упорядочен и четок, и сомнения свои они выражали приглушенно, зная, что командирский голос стоит использовать на плацу, а не рядом с сыном Разума.
        - Иномиряне сильны, - проговорил один из генералов. - Я верю в мощь нашей армии, ваше императорское величество, но мы можем не успеть нарастить в Сейсянь достаточно сил. Что, если проход откроется завтра или уже сегодня? Я дал приказ частям провинции перейти в боевую готовность, к ним уже идет подкрепление из соседних регионов. Но чтобы подтянуть всю армию и достаточное количество орудий, нужно несколько месяцев, да и нельзя оставить без защиты остальной Йеллоувинь. Если не уничтожить иномирян сразу при выходе из портала, дать выстроиться для атаки, риск прорыва наших линий обороны увеличится. Если же они разобьют нашу армию, придут и в Пьентан.
        - Они не разобьют, - мягко ответил Хань Ши, - потому что наши солдаты храбры и умелы. Да, мы можем не успеть нарастить в Сейсянь достаточно сил, но с нами будет корпус боевых магов, которых поведет уважаемый Ли Сой, - и он повернул голову к одному из сильнейших магов мира, который с безмятежным видом сидел, прикрыв узкие глаза. - Рад, что ты в силе, друг и смог вернуть себе тело воина. Я привык, что ты выглядишь старше меня.
        - Занятия наукой требуют тела ученого, занятия войной требуют иного, - ответил маг, склоняя голову. Товарищи по старшей когорте тоже бы очень удивились, увидев его, - ибо почтенный маг сейчас казался едва ли не моложе императорского сына, тонкое лицо и тело выглядели совсем юношескими, и только острый взгляд и длинные седые волосы выдавали в нем вековой опыт. - Я счастлив, что могу послужить тебе, мой господин.
        - Ли Сой будет с армией, - повторил Хань Ши с улыбкой. - И я буду. И моя гвардия тоже. И моя сила.
        Генерал склонил голову. Намерение императора возглавить один из отрядов никто не посмел оспаривать. Его любили и почитали, и молчали не из страха, а из уважения.
        - Мы не сомневаемся в вашей мощи, ваше императорское величество, - заговорил второй, - но раз мы знаем место, где портал может открыться, не разумнее ли не ждать вражеские войска, а сразу закрыть его?
        - Разум верно говорит тебе, Хэ Онь, верный сын Йеллоувиня, - одобрительно качнул головой Хань Ши. - Но вспомни о том, что ты еще и сын Туры. Сейчас нет отдельной войны Йеллоувиня, или войны Рудлога, или Бермонта. Берманы сражаются в Рудлоге, Блакории и Инляндии, серенитки идут рядом с дармонширцами, даже эмиратцы не остались в стороне. Подумай, что будет, если мы закроем портал здесь и не примем бой, побоявшись, что враги победят нас и придут в Пьентан. Я говорю не об уроне нашей чести, а об элементарном предвидении.
        - Они все равно придут к нам, - помог молчавшим генералам сухонький и старый министр обороны, глаза которого, впрочем, были так же ясны, как у самого Хань Ши, и спина так же пряма. - Армия иномирян, которая должна выйти к нам, выйдет из другого портала - в Блакории, или в Инляндии, или в Рудлоге. И если разобьет их, то придет к нам, имея за спиной захваченные земли, вооружение и мощности.
        - Согласен, - поклонился Хэ Онь, - но ведь возможно закрыть портал в Сейсянь и выдвинуться на помощь Рудлогу, как это сделали бермонтцы.
        - Портал закрывать нельзя, - Хань Ши сложил руки в рукава, показывая, что вопрос больше не стоит обсуждения. - Но я могу сделать его безопасным. И уходить к соседям нельзя: мы все видели материалы допросов пленных иномирян, которые нам прислали из Бермонта и Рудлога. Помимо портала в Сейсянь будет еще один, но никто не знает где, в какой стране. Он может открыться и в Йеллоувине у Пьентана - ведь тамиянь видела нападение инсектоидов на столицу. Поэтому мы не можем увести в Сейсянь все войска. Поэтому не можем уводить их из страны. Но наши соседи сейчас бьются и за нас, - Хань Ши наставительно поднял палец вверх. - Пора и нам облегчить им задачу.

* * *
        Другой император в окружении своих военачальников слушал доклад тиодхара Бема-Тона и хмурился. За пределами шатра гремели барабаны, визжали охонги и верещали раньяры: армия поднималась для выхода в Новый мир. Обещанные жрицей врата открылись над одной из двух оставшихся сфер, расположенных на равнине у вулканов.
        - О великий, - докладывал генерал, обученный языку и географии Нового мира, - наши лазутчики сообщают, что по ту сторону врат по-прежнему ночь и мгла. Однако луна движется по небосклону, и если верно то, что мы знаем о движении светил Нового мира, то скоро должно подняться солнце.
        Известие о том, что новые врата открылись - не соврала старая Индерин, потому что шел последний день декады, обещанной ею, - принесло императору облегчение и хищную радость.
        Было из-за чего опасаться: тени богов, посланные перед вторжением войск Лортаха в Новый мир, прицельно сеяли ключи-сферы для открытия врат рядом с крупными городами и столицами. Одну из теней уничтожил бог-защитник Туры, но она успела перед смертью не глядя метнуть три оставшихся ключа. Из них до сих пор сработал только один - открыл переход на снежную гору в стране людей, умеющих превращаться в хищных зверей мед-ве-дей, и армия лорташцев там потерпела сокрушительное поражение.
        Сейчас никто, даже боги, не знали, где находятся два остальных ключа. Поэтому ликовал император - что врата открылись не в смертельно опасных горах, не посреди озера или моря. Но и хмурился, слушая лазутчиков. Чутье шептало: что-то тут не так, - а Итхир-Кас был слишком опытен и стар, чтобы не доверять чутью, которое не раз спасало его от предателя или врага.
        - Твои верные воины обследовали окрестности и, несмотря на тьму, нашли поблизости город. Совершенно пустой, мой повелитель, будто люди ушли или умерли. Там нет ни огней, ни их ма-шин, и это вызывает опасение. Мы знаем, что люди нового мира пишут названия своих городов на досках у дорог. Лазутчики нашли такое название, но я не смог прочитать его - написано оно на ином языке, не том, которому ты учил нас. Однако здесь, в лагере, есть загон с пленными - я приказал показать название им, и один из них смог сказать, что это язык страны Йеллоувинь, и написано на нем название Менисей.
        Император повернулся к стене шатра, на котором висели огромные карты двух материков и каждой из стран, вывезенные с Туры. Подошел - один из военачальников, отвечающий за связь между армиями, показал ему и Йеллоувинь, и город Менисей далеко от столицы. Вокруг лежали леса и поля, были видны ниточки дорог и рек, деревеньки и города. До столицы было очень далеко. Плохо - лучше внезапный удар, чем долгий поход через всю страну, но мощи его армии хватит, чтобы дойти и победить.
        Если только он чего-то не упускает.
        - Врагам неоткуда знать, где открылись врата, - сказал он, - но пустой город может быть знаком ловушки. Нужно выяснить, в чем дело, обследовать его. Ждите рассвета, - приказал он, - выводите пока только половину раньяров, чтобы, если это ловушка, мы не потеряли их всех.

* * *
        Пелена тумана надежно скрывала части йеллоувиньской армии до самого рассвета, позволяя им занять нужные позиции и окопаться насколько возможно. А когда небо за спинами солдат начало светлеть, и первые лучи солнца погнали туман прочь, несколько изумленных всадников заметили высокие, демонстративно воткнутые по всему полукругу обороны фиолетово-желтые стяги противника и погнали стрекоз к порталу.
        Хань Ши видел, как разом поднялись в воздух раньяры и полетели к первым оборонным линиям йеллоувиньцев - там лежали пулеметчики, там готовились к бою бойцы минометных расчетов. Как, держась выше пулеметного выстрела, облетели все видимые укрепления.
        Солдаты Йеллоувиня не стреляли, хотя Хань Ши понимал, как страшно им и как сжимаются пальцы иных на спусковых крючках. Но недаром в Йеллоувине терпение, спокойствие и выдержка считались высшими добродетелями.
        Солдаты и офицеры ждали, трепетали стяги, и огромное поле, способное вместить несколько армий и все еще укрытое легкой дымкой, тоже ждало противника.

* * *
        - …Они либо глупы, либо очень хитры, мой повелитель. Но как они могли узнать, где откроются врата?
        - Неважно, - усмехнулся Итхир-Кас, чувствуя, как кипит кровь. Все же боги благоволят ему. - Они вызывают нас на бой. И мы дадим им этот бой. Дадим и затем, как тха-охонг по чахлому лесу, пройдем до столицы. Они сами привели армию сюда и дали нам такую возможность!
        - Но это может быть ловушка, - проговорил генерал. - Мы не знаем их мощи: нам наверняка показали не все.
        - Ты умен, Бема-Тон, - кивнул император. - Ты запомнил, как я учил тебя не отказывать врагу в уме и хитрости. Но и они не знают нашей мощи. Пусть думают, что заманивают нас: мы сами станем им ловушкой. С нами пойдет тысяча невидши, с которыми не справиться ни их пу-лям, ни их воинам. Невидши так быстры, что их не взять орудиями, мечущими огонь на расстоянии. Я сам поведу их. Единственная опасность - это ма-ги наших противников, но и их можно убить. Твоя задача - уничтожить ма-гов и машины, плюющиеся огнем, чтобы уберечь большую часть тха-охонгов и раньяров. Скажи нейрам, что за каждое уничтоженное орудие и каждого ма-га я одарю воина мешком золота. Выступаем, Бема-Тон.

* * *
        Наконец из портала показались небольшие отряды охонгов и единичные тха-охонги, зазвучали горны. Иномиряне не стали рисковать и пытаться вывести больше войск, надеясь на бездействие и благородство противника: в воздух поднялись сотни раньяров и понеслись в сторону йеллоувиньских передовых линий.
        Хань Ши, поставив щит над собой и командным пунктом, пил чай и видел сквозь просветы деревьев, как разделяется туча иномирянской саранчи на десятки групп, чтобы не попасть под один удар. Враги, видимо, были научены опытом прошлых битв.
        - Они пошли в разведку боем, - почтительно склонился к нему адъютант, чьей задачей было держать императора в курсе текущих дел. - Хотят выяснить наши ресурсы и прикрыть выход основной армии.
        За его спиной, в командном пункте, бесконечно гудела радиосвязь, командующий армией Хэ Онь отдавал приказы, связисты и командиры работали, как единая команда - и императору нравилось это.
        - Артиллерия, к бою! Бей осколочными! - раздался приказ, когда инсектоиды преодолели половину из трех километров до форпостов йеллоувиньцев. Через несколько секунд земля вздрогнула, закачался чай в пиале Хань Ши - так слаженно сработали орудия.
        В стаях раньяров расцветали дымные клубы взрывов, высекая врагов, создавая панику, - и когда первые залпы отгремели, стая поредела почти на треть. Но остальные продолжали полет.
        Пара десятков тха-охонгов, окруженных охонгами, распределились по полю и зашагали в сторону пулеметных расчетов. Вырвались из портала еще стрекозы и понеслись к лесу, к орудиям.
        - Иномиряне вооружены нашим оружием, вижу гранатометы, - трещало за спиной.
        Хань Ши поставил чашку на циновку - тут же подошел старый Йо Ни, подлил еще чаю, - а император протянул руку к адъютанту и поднес к глазам переданный им бинокль.
        За спинами всадников на раньярах сидели бойцы с гранатометами, по всей видимости, захваченными в других странах. И иномиряне вполне уверенно ими пользовались, обстреливая сверху позиции йеллоувиньцев.

* * *
        Вей Ши накануне не добежал какого-то десятка километров до границы с провинцией Сейсянь. Он шел до позднего вечера - в поселениях вокруг стали гаснуть окна, - но осознав, что не сможет сделать больше и сотни шагов, забился в попавшийся на пути прелый стог сена на окраине одной из деревень. Вей так устал за последние двое суток без сна, что даже не поставил над собой щит.
        Ранее он избегал дорог и поселений, но последние дни не стеснялся пересекать их - слишком дорого было время. Правда, скорость при этом наследник набирал такую, что люди начинали вопить от испуга, когда он уже оставлял их далеко позади. Попасть на охотников он не опасался: тигров в стране издавна считали священными животными, ибо простые люди верили (и не зря), что под звериной личиной может скрываться один из Ши. Убивать тигров разрешалось только для защиты.
        По пути он видел военные колонны, идущие по дорогам к городу Менисей и автобусы с местными, выезжающими в эвакуацию, не раз пропускал железнодорожные составы с орудиями и танками. Понимая, что стоит явиться на глаза деду, тот тут же заставит его вернуться обратно или отправит в столицу, Вей по прибытии к Менисею решил примкнуть к одному из отрядов, представиться добровольцем, при необходимости воздействуя ментально, чтобы его взяли. Разведать обстановку, дождаться боев, а затем держаться поближе к деду, чтобы спасти его, не допустить встречи Хань Ши с иномирянским магом, первым напасть на врага и победить.
        Где-то на этом этапе планирования Вей Ши отчетливо слышал хмыканье Мастера Четери и спокойный вопрос «Как?».
        «По ситуации», - угрюмо отвечал себе Вей, вспоминая ментальный бой, подсмотренный в видениях красной принцессы. Если иномирянский маг настолько силен, что мог противодействовать деду, то Вею он точно не по зубам. Значит, в ментальный бой с ним вступать нельзя. А для обычного нужно подобраться ближе.
        На этом мысли его обычно обрывались, и он припускал быстрее. Потому что на самом деле понятия не имел, что будет делать, когда добежит.
        Проснулся наследник с восходом и некоторое время лежал с закрытыми глазами, чувствуя и токи стихий вокруг, и громыхание далекой грозы, и нити родственной силы, удерживающей все окружающее в равновесии, и ее усиление с той стороны, куда бежал. Так ощущались ритуалы, которые творили дед или отец, так воспринималась родовая магия.
        Вей пошевелился и понял, что во сне обернулся человеком - так устал он, что мозг допустил непроизвольный оборот, как в юности, когда еще не научился контролировать себя. Он открыл глаза, увидев над собой ветки сухого дерева - сливы, кажется, - потянулся в шуршащем сене, повернулся набок и увидел на земле кувшин молока и тарелку с рисовыми булочками.
        В отдалении у разобранного старого трактора возился немолодой мужик с обветренным темным лицом, характерным для жителей предгорных степей. Из дома тянуло едой, слышались голоса детей, зычный женский говор. Нервно визжали поросята, обегая Вея по кругу.
        Мужик повернулся к нему, бросил взгляд на одежду незваного гостя.
        - А, встал. Ты откуда взялся, молодой послушник? Из эвакуации, что ли? От своих отстал?
        - Отстал, - медленно ответил Вей, садясь.
        - Ты ешь, ешь, - махнул рукой мужик. - Жена, как тебя увидела, вынесла. Эй, жена! - заорал он. - Мальчик проснулся! - И тут же снова обратился к Вею: - В дом бы постучался, зачем тут спал? Ешь, ешь!
        Наследник хотел уйти, но есть хотелось безбожно - и он взял булочку, откусил, стараясь не торопиться, запил ее молоком.
        Мужик одобрительно кивал головой и что-то бормотал. На пороге на мгновение появилась крупная женщина с таким же темным лицом, исчезла, снова появилась, вынеся Вею еще несколько лепешек с сыром. Подошла к мужу.
        Было очень вкусно. И если подношения для наследника были в порядке вещей - он едва ли замечал их раньше, - то сейчас люди помогали бродяге, забравшемуся в сад.
        - Боги, смотри, какой голодный, - услышал он шепот хозяйки. - Ты в дом иди, мальчик, - уже громко сказала она, - я лапши сейчас погрею. На бульоне из жирной уточки!
        Вей Ши покачал головой и встал.
        - Спасибо, добрые хозяева, - проговорил он, стараясь, чтобы голос его не звучал высокомерно, и осознавая, что невольно подражает Мастеру Четери, - но мне нужно идти.
        - Ты, наверное, в храм Триединого спешишь? - проговорил хозяин дома. - Подожди, пока я машину свою доделаю, помойся, хозяйка тебе одежду даст. Я тебя довезу. Быстрее выйдет.
        - Благодарю, - сказал Вей терпеливо, - но я иду не в храм. Скажите, далеко ли отсюда до города Менисей?
        - Да куда в Менисей! - всплеснула руками женщина. - Пешком-то дня два, не меньше! Да и не пустят тебя, кордоны на дороге! Ты откуда пришел, что не знаешь?
        - Издалека, - пробурчал наследник, отступая. Ему нужно было спешить, но Ши негоже было уходить, не отблагодарив за помощь.
        Он, шагнув к сухой сливе, выпустил коготь и начертал на коре иероглиф «здоровье». Ахнула хозяйка, что-то испуганное пробормотал мужик - а Вей, приложив к дереву ладонь, потянул сквозь него тонкую нить равновесия, восстановившую корни и древесину, заставившую набухнуть на ветках почки, расцвести цветки и появиться первым плодам. Если этот мир выстоит, крестьяне рано или поздно заметят, что слива успокаивает и одновременно придает сил, помогает в лечении легких болезней и печалей.
        - Это для здоровья, - сказал он замолкшим и потрясенным хозяевам. А затем перекинулся в тигра, прыгнул в сторону, перемахнул через забор и понесся прочь от деревни.
        - Янтарный Ши! - ахнула ему в спину хозяйка. И тут же посетовала негодующе: - Да хоть бы лепешек с собой взял!
        Первые залпы артиллерии он уловил чутким тигриным слухом, когда уже бежал по провинции Сейсянь, обогнув кордон на дороге по лесу. Уловил - и рыкнул от отчаяния, что не успевает, и вновь понесся так быстро, как только мог, - чтобы весь его поход не оказался зря. Шестьдесят километров - много ли для быстрых лап? Совсем немного. Несколько часов - и он будет на месте.
        Солнце стояло высоко в небе, а выстрелы артиллерии грохотали уже совсем близко, когда Вей Ши выбежал на берег реки, в десятке километров от которой лежал Менисей. Перед тем как ступить на мост, Вей подошел к воде, чтобы попить. Но не успел он сделать и нескольких глотков, как сознание его поплыло, как бывало в детстве, когда дед успокаивал и усыплял капризничающего внука.
        Хватаясь за реальность, пытаясь сопротивляться, он прыгнул в воду, укрепляя щит - но неведомая сила прошла через его щит, не заметив, - и еще один мягкий удар коснулся его сознания.
        Он ворочал мордой в холодной воде, дергал лапами, и рычал, и пятился, уже проваливаясь в сон. Он цеплялся за знакомые образы и воспоминания - но отчего-то в голову лезла только девочка Рудлог и неоднократно вспоминавшееся ее звонкое: «Ты что же, меня тут так и оставишь?!». Он вдыхал и выдыхал - но глаза уже почти ничего не видели, а на сознание опускались, словно птицы с мягкими крыльями, пелена за пеленой.
        И Вей, то ли захрипев, то ли захрапев, упал на бок в воду, чувствуя, как выдергивает его из реки неведомая сила, - но уже не в состоянии проснуться.

* * *
        На полях под Менисеем били дальнобойные пулеметы, заставляя врагов прятаться за охонгов и отступать. Стрекоз с минометчиками сбивали, уничтожали, они взрывались в воздухе, падая на землю пылающими свечами, - но и орудия одни за другим замолкали, несмотря на то что были защищены щитами.
        Какие-то из них попадали под удар врагов, которые, как и ранее, брали количеством, атакуя орудие до тех пор, пока щит не истончался. Но большая часть артиллерии выходила из боя умышленно.
        - Пусть враги думают, что уничтожают орудий больше, чем это есть на самом деле, - приказывал командующий Хэ Онь. - Маскируйтесь, отступайте под прикрытие крон. Пусть верят, что их не накроет дальним огнем.
        Хань Ши иногда погружался в полудрему, в которой чуткость его возрастала стократ - и тогда он словно охватывал все поле боя взглядом, оценивая, где нужна помощь, где иномиряне слишком близко, где нужно отводить бойцов. Затем просыпался и передавал сведения командующему, не вмешиваясь в его приказы - ибо у армии должна быть одна голова.
        Он успел пообщаться в ментальной лакуне с сыном, привычно попробовать продавить внука - но Вей Ши, к гордости императора, искусно ускользал от поиска, создав такую глухую защиту, что, даже объединись мужчины семьи, и то вряд ли смогли бы расколоть ее. Тигренок должен был быть далеко, в Тафии, он давал обещание - но Хань Ши слишком любил его и слишком хорошо знал, потому в сердце засела игла тревоги.
        Чтобы убрать ее и не отвлекаться на поле боя, император взрезал когтем ладонь и создал из своей крови, крови сына Разума, шесть птах-равновесников.
        - Следите за землями вокруг, - приказал он зависшим в воздухе, внимательно слушающим его духам. - Непрерывно следите, и, если почувствуете еще одного Ши, силой, данной вам мной, повелеваю усыпить его и спрятать. А затем доложить об этом мне.
        Стихийные духи синхронно, мелодично засвистели, изящно кланяясь создателю, а затем туманными золотисто-фиолетовыми шлейфами взмыли к солнцу, расходясь в разные стороны.
        И когда через пару часов перед императором соткалась одна из птах, он посадил ее на руку, считывая ментальные образы, и затем, благодарно погладив по перышкам, отпустил на свободу. Он видел Вея, спящего под длинными, касающимися земли ветвями плакучей ивы на берегу реки чуть дальше города Менисей, и грозно хмурил брови, и одновременно мягко улыбался от упрямства внука.
        Пусть поспит. Сердце императора было спокойно.
        Солнце пошло к закату. Перерывы между залпами становились все больше, и из портала, пользуясь этим, шли новые отряды - десятки тха-охонгов, сотни охонгов с наемниками, сотни раньяров. Но Хань Ши знал, что армии иномирян исчисляются десятками тысяч, и понимал, что это все еще разминка, проба сил.
        - Враг прощупывает нас, выжидает, - вновь склонился к нему адъютант, передавая слова Хэ Оня. - Все зависит от того, поверит ли он в нашу слабость. Хватит ли у него выдержки отправлять на перемалывание малые отряды, или он решится на быстрый и мощный удар.
        - Поэтому мы и выманиваем его, - улыбнулся Хань Ши, прислушиваясь к затихающей канонаде. - Кто же сравнится в выдержке с йеллоувиньцами?
        Йеллоувиньские части, оберегая солдат, постепенно, будто неохотно, час за часом отступали к лесу. Все больше выходило из портала иномирян, все жарче и плотнее становился бой. К вечеру начались рукопашные. Поле превратилось в грязь, гроза подошла совсем близко, окатывая первыми порывами брызг, и император удовлетворенно улыбнулся - все рассчитал точно.
        По стихийным всплескам то тут, то там он понимал, что в бой вступают боевые маги, помогая отходить солдатам с передовой.
        К ночи йеллоувиньцы почти прижались к лесу, и под покровом темноты измученных и раненых бойцов на позициях стали заменять отряды, подошедшие из тыла. Орудия почти затихли - так, били пять-шесть, чтобы не вызвать подозрений, - но и раньяры исчезли в портале, оставив ночные бои наземным инсектоидам.
        Хань Ши, весь день просидевший на циновке, поднялся, потянулся с изяществом и направился к командному пункту. После короткого разговора он обернулся тигром и под начинающимся ливнем помчался в лес. Охотиться, потому что силы ему понадобятся.

* * *
        Ночь на 1 мая по времени Йеллоувиня, Нижний мир
        Над равниной у трех вулканов ярко светило солнце. Из большого шатра, окруженного стражей из невидши, появился император Итхир-Кас в сопровождении генерала Тмир-Вана.
        Некоторое время император неподвижно смотрел за реку. Там, в нескольких днях пути от того места, где была убита мелкодера, издалека видна была на склоне у реки темная точка. Мертвый раньяр.
        - Я прошу твоего позволения поджечь лес, - сдержанно попросил Тмир-ван. - Пожар может полыхать десятки декад, а дым будет мешать нашим войскам, но слишком увертливы эти трое. Они режут наших ловчих поодиночке, проскальзывают между отрядами, как колдуны. Они могут уходить от ловчих, но от огня не уйти никому. Если не задохнутся, то либо выйдут к реке, либо попытаются обойти пожар - и попадут к нам в руки. Всем ловчим дан приказ сразу убивать. Им будет не пройти, мой повелитель.
        - Мы скоро захватим целый мир, но не способны убить троих мерзавцев, - скрипуче проговорил император, и Тмир-Ван опустил голову, открывая шею для удара.
        - Прости меня, повелитель.
        - Хватит, тиодхар, - раздраженно бросил Итхир-Кас. - Я не убью тебя - слишком много у тебя заслуг, да и верен ты так, как не каждому дано. Делай все, что нужно. Но принеси мне головы этих троих, Тмир-Ван. Порадуй меня, наконец, - и он повернулся к загонам раньяров, откуда спешили связные.
        - Противник наш почти бежал, мой повелитель, - докладывал императору связной, - но сейчас в новом мире наступила ночь, начался сильный дождь с грозой. Мы вынужденно посадили раньяров, и наше наступление замедлилось, но не прекратилось. Нейры удерживают занятые позиции, отражают атаки врага. Тиодхар Бема-Тон целует край твоих одежд и обещает, что к рассвету выведет большую часть армии через врата и разобьет врага. Он говорит, что днем всадники заметили в лесах спрятанные отряды, и это означает, что враг ждет момента, чтобы вывести подкрепление. Нельзя исключать, что нейры увидели не всю армию противника, однако если даже она вдесятеро больше, чем уже показалась, наша армия мощнее. Бема-Тон просит простить его за дерзость и спрашивает, не окажешь ли ты ему милость, не поведешь ли армию в бой, как желал?
        - Бема-Тон умен и знает, чего я желаю, - усмехнулся Итхир-Кас. - Однако он не знает, чего желает противник. Они ждут, что нас остановит ночь и гроза, как останавливали наши армии в других частях Ту-ры. Но темнота и дождь могут стать и нашими союзниками. Невидши видят в темноте не хуже меня. Я сам поведу и их, и всадников на охонгах, и за ночь мы оставим от армии противника лишь гору корма для них.

* * *
        Прежде чем пойти охотиться, Хань Ши подкрался к порталу со стороны гор и замер в двух сотнях шагов от него. Из леса, с передовых позиций йеллоувиньцев, на которых продолжались бои, призрачный огромный «цветок» перехода был почти не виден - так, смутное смазанное пятно, в котором невозможно ничего разглядеть. Передвижения иномирян от портала тоже заметить было нельзя - но их как таковых и не было: дождь и ночь сделали все стороны слепыми.
        Однако император предпочитал перепроверить. Не рискнут ли враги ударить? Не окажутся ли хитрее?
        Но у портала было тихо. Появлялись единичные охонги со всадниками-разведчиками, попадали под ливень и тут же возвращались обратно. Иногда со стороны леса появлялись связные на охонгах, они же через некоторое время возвращались к местам боев.
        Хань Ши полежал еще немного и бросился в лес - охотиться.
        Лесные звери, напуганные взрывами и содроганиями почвы, бежали прочь, и императору пришлось немало покружить, прежде чем найти добычу - молодого контуженного кабана. Умывшись после трапезы под аккомпанемент далеких выстрелов и дождя, Хань Ши уже направлялся к ставке командующего, когда промелькнула мысль еще взглянуть на переход.
        На этот раз ему не понадобилось приближаться на двести шагов, чтобы увидеть, как из дымки «цветка», исполосованной ливнем, неслышно и слаженно, квадрат за квадратом, выходят сотни существ в черных доспехах и зряче направляются к лесу - будто нет ни тьмы, ни дождя. Он узнал их - чудовищ невероятной мощи из видений огненной тамиянь, которые рвали йеллоувиньских солдат так же легко, как он недавно разорвал кабанчика, которые растерзали его тело, - и сразу ощутил, что это не люди. Людей-иномирян он чувствовал почти так же, как туринцев, - чуть-чуть в них было чуждости, непривычных ментальных колебаний, но то, что он мог их воспринимать и влиять на них, лишний раз доказывало, что жители Туры и Лортаха произошли из одной колыбели. Эти же существа ощущались ближе к туринской нежити, чем к кому-то живому.
        Старый тигр обогнул портал и понесся параллельно существам, то приближаясь, то отдаляясь. Крайние твари забеспокоились, поворачивая плоские морды в его сторону, разевая жвала ртов, и Хань Ши отбежал подальше.
        И уже издалека увидел, как среди других всадников на охонгах появился из портала знакомый старик в черных доспехах, в черном плаще. Ментальное поле старика ощущалось тяжелым, вязким и очень мощным. И враг будто почувствовал Хань Ши - посмотрел в его сторону, нахмурился.
        Император Ши опустил на себя щиты. Из портала все выходили и выходили инсектолюди и всадники на охонгах, огромные тха-охонги вонзали лапы-лезвия, а будущий противник долго еще поворачивал голову туда, где стоял тигр, и то и дело клал руку на меч - будто раздумывая, не приказать ли своему войску двигаться в ту сторону, где притаилась непонятная угроза.
        Хань Ши не стал дожидаться, пока выйдет все вражеское подкрепление. Он обернулся человеком, создал еще одну птаху-равновесника и приказал, глядя в золотистые глаза:
        - Лети к моему генералу Хэ Оню и покажи ему то, что видишь, - и он указал на рассекающие тьму квадраты чудовищ. - Скажи, что этот противник неподвластен обычному воину, поэтому пусть солдаты отступают до позиций второй линии армии. Нам нужно выиграть время. Скажи, пусть по полю ударит артиллерия и бьет, сколько хватит снарядов. Скажи, чтобы боевые маги били с флангов и тут же прятались. Мы не знаем, сколько у врагов осталось частей в Нижнем мире. Нужно, чтобы вышли они все.
        Птаха кувыркнулась в воздухе и пропала - а Хань Ши снова обернулся в тигра и помчался вслед за ней к ставке командующего.

* * *
        Итхир-Кас всегда чувствовал смерть за несколько ударов сердца до нападения - и потому, когда кожу словно обдало холодом, он зычно рявкнул: «Бегом!», - подкрепляя крик ментальным приказом. Его охонг прыгнул метров на пять вперед, не меньше, затем еще раз и еще, а невидши слились в несколько быстрых потоков, сверкающих мокрым хитином, и понеслись к лесу. Земля содрогнулась раз, другой, но охонг мчался вперед. Из-за спины пахнуло жаром, волны сжатого воздуха пытались сорвать всадников с седел. На поле творился огненный кошмар.
        - Хотите выжить - бегите! - мысленно командовал император, не оглядываясь. Взрывы грохотали не переставая, освещая все на тысячи шагов вокруг, но лес был уже совсем рядом - и невидши, и всадники на охонгах клиньями ворвались под его кроны и, не останавливаясь, потекли вперед, туда, откуда стреляло огненное оружие.
        Вылетел откуда-то сбоку еще один отряд - император узнал генерала Бема-Тона, нескольких тха-норов.
        - Мой повелитель, - заорал генерал, перекрикивая взрывы, - враг бежал, только увидев вас. Армия преследует противников, но они не вступают в бой - ускользают, отступают.
        - Они не смогут вечно отступать, - крикнул в ответ император. В груди у него загорелся азарт погони - но он все же заставил охонга притормозить. Обернулся - поле между ними и вратами полыхало. Меж взрывами носились обезумевшие охонги и тха-охонги - почти половина из тех, что у него были. Но все невидши успели спастись, и несколько сотен нейров на охонгах тоже.
        - Почему так много огненных машин, - с яростью вопросил он генерала. - Разве я не велел уничтожить их?
        - Мы уничтожили все, какие могли найти, господин, - Бема-Тон вытер лоб и склонил голову, - но те, которые работают сейчас, днем молчали. Я уже поднял всех раньяров, которые оставались здесь, в лесу, на ночь. Машины будут уничтожены!
        - Твоих раньяров мало, - скривил губы император и повернулся к невидши. - Подойдите сюда, - велел он пятерым из них.
        По его приказу каждому на хитиновой груди начертали «Поднимай раньяров, нужно разрушить орудия».
        - Вам нужно обойти огонь и попасть во врата, - велел Итхир-Кас. - Идите к Тмир-Вану, а затем возвращайтесь!
        Невидши синхронно пригнулись и, расходясь, побежали туда, где гремели взрывы.
        - Но мы не будем ждать подкрепления здесь, - Итхир-Кас вытер воду с лица и усмехнулся. - Чем ближе мы к солдатам врага, тем больше они будут бояться применять огненные машины. В бой, мои верные нейры! Нас ждут богатства и сотни рабов. В бой!

* * *
        Одно за другим замолкали орудия - раньяры по вспышкам находили артиллерию и колотились об щиты, разрушая защиту, переворачивали машины, убивали людей. Йеллоувиньцы с передовых позиций успешно, с минимальными потерями откатились до основных частей армии, дожидающейся в тылах, и, слившись с ними, снова пошли вперед под прикрытием щитов боевых магов.
        Пользуясь все большими паузами в ударах орудий, из портала начали выходить отряды иномирян на охонгах и тха-охонгах. Они сразу пускались вскачь, огибая и перепрыгивая туши разорванных инсектоидов, и многим удавалось прорваться в лес.
        Великий Ли Сой со своим отрядом боевых магов сдерживал инсектолюдей - но они погибали только от огня и мощнейших заклинаний, таких как Молот-Шквал, неподвластных стихийникам со средним резервом. Лезвия чудовищ не брали, Тараны раскидывали - но не причиняли видимого вреда. Работали Сети и Ловушки, огненные Лопасти и морозный Туман, но твари были исключительно быстры, и от большей части заклинаний уворачивались, разбегаясь, как тараканы. Их не брали пули, а гранаты в лучшем случае делали в хитине трещины.
        Линия столкновений растянулась на много километров, на которых сражались десятки тысяч бойцов с обеих сторон. Правильно поняв источник опасности, чудовища избегали отряд Ли Соя, обтекая его, уходя дальше, в стороны, и вырезали йеллоувиньских солдат, оказавшихся без прикрытия магов. Лес наполняли крики умирающих, звуки выстрелов и визг охонгов, смрад крови и дыма, свежей земли и древесной щепы.
        Причудливый путь боя заставил враждующие стороны за ночь сделать петлю в лесах - и выйти обратно на поля с другой стороны портала. Туринцы и иномиряне так перемешались, что орудия получили приказ не стрелять больше, а применение заклинаний, бьющих по площадям, стало невозможным. Несмотря на отряд Ли Соя, постепенно, тварь за тварью уничтожающего инсектолюдей, несмотря на дисциплинированность и стойкость солдат, йеллоувиньцы проигрывали.
        Небо начало светлеть.
        - Пора выманивать их армию из портала, - сказал Хань Ши генералу Хэ Оню, повернувшись спиной к полю боя, на восток, и склоняя голову перед рассветом. - Пока перевес на их стороне, они не решатся выводить все свои силы. Маги выдыхаются. Еще немного, и наши храбрые солдаты останутся безо всякой защиты.
        - Я надеялся, что до этого не дойдет, мой господин, - хмуро проговорил Хэ Онь, чье лицо за ночь осунулось и посерело, а в черной бороде пробились первые седые волосы.
        - Я тоже, - мягко сказал Хань Ши. - Вели моей гвардии строиться, Хэ Онь. А я пока выпью чаю и сменю одежды на парадные.
        - Какого чаю сделать тебе, господин? - верный Йо Ни согнулся в поклоне, пока слуги помогали императору надеть золотистый ве-лой с драгоценным поясом.
        - Лучшего, - попросил Ши, опускаясь на циновку и прикрывая глаза. - Лучшего в моей жизни, друг.
        - Да, господин, - сказал Йо Ни и ниже опустил голову, чтобы не расстраивать друга слезами.
        Чай, поданный в липовой пиале, пах пьентанской весной, в которую Хань Ши родился, розами, которые цвели в день первого поцелуя юного наследника, и первой вишней, попробованной, когда император был еще младенцем. Молоком матери и ароматом волос любимой жены, ветром с гор и полынным суховеем степей. Он пах лилиями, цветущими в каналах Пьентана, горячим клинком, кожей седла, кутячьим духом детей и внуков, кровью первой добычи и нежным жасмином. А на вкус он был, как ключевая вода, текущая по лепесткам цветов, смолистым почкам и мягкой траве.
        - Он идеален, Йо Ни, - тихо произнес император, не открывая глаз. - В нем всего достаточно. Как в моей жизни. И сладкого, и горького, и мягкого, и жесткого. Да, в моей жизни всего было достаточно…
        Раздался всхлип, но когда Хань Ши поднялся, глаза друга были сухи и лицо спокойно. Император сжал в ладони пиалу - и из нее поднялась крохотная роза, расправившая листья, распустившая золотистый бутон. Вокруг разлилось дивное благоухание.
        - Я все сказал моей старшей супруге, моей Бабочке, - проговорил Хань Ши. - Но не сделал подарок. Вот тебе моя просьба, друг - уезжай сейчас и отдай ей это. Она поможет ей спать без тоски.
        - Да, мой господин, - Йо Ни поклонился, прижался губами к ладони императора и с трепетом взял в руки волшебную розу. Хань Ши шагнул вперед, в первый раз за жизнь обнимая верного слугу, - и отпустил его, отворачиваясь к гвардии. Сто воинов, сто мечей - среди которых еще недавно был и Вей Ши.
        Мысль о том, что внук надежно спрятан и будет еще долго спать, согрела душу, тронула улыбкой губы, еще помнящие вкус лучшего чая в жизни.
        - Сыны Йеллоувиня, мои императорские клинки, пришло наше время, - сказал Хань Ши гвардейцам, вытянувшимся перед ним. - Вы - лучшие воины страны. Примете ли вы мою силу?
        - Да, великий император!
        - Готовы ли вы биться так, чтобы войти в легенды?
        - Да, великий император!
        - Я поведу вас. Вы пойдете со мной?
        - Да, великий!
        Император раскинул руки, гортанно и громко выводя Слово призыва - и тотчас от всех могучих деревьев, поднявшихся за прошлые сутки, оторвались духи-равновесники, созревшие в них. Семена, взятые из императорских садов, наполненные силой Ши и силой духа-колодца, потомки деревьев, которые были посажены еще первым Ши, породили волей императора равновесников необычайной мощи.
        Сотня переливающихся золотым и фиолетовым туманных птиц зависла над гвардейцами.
        - Слушайте меня, дети стихии моей! - император говорил тихо, но его слышали все. - Укрепите эти тела, дайте им силу и неуязвимость, помогайте им в бою. Напитайте их клинки силой, чтобы они могли разрезать даже камень! Будете служить им до тех пор пока враг не будет изгнан с Туры! Я дал вам жизнь, и в награду ваше пристанище останется вашим домом навсегда!
        Птахи закружились в воздухе цветной стаей, одна за другой дымкой падая к гвардейцам, втягиваясь через ноздри. Воины бледнели, но не отшатывались, и кожа их становилась золотистой, а глаза - необычайно фиолетовыми.
        - Теперь вы быстры и сильны, мои воины, - император сложил руки в золотистые рукава. - Убивайте инсектолюдей, не жалея, - это противоестественная жизнь, которой не должно быть. Каждый из вас способен справиться с десятком, а то и сотней из них. За мной!
        Через мгновение на его месте появился большой тигр и помчался в сторону портала, за которым кипел бой. А гвардейцы побежали за ним, почти не касаясь земли, побежали вперед него - достигнув рядов врага за несколько минут, и врезались в них, круша и невидши, и охонгов. Один из гвардейцев прыгнул было на старика в черных доспехах, которого закрывала группа инсектолюдей, но тот нахмурил брови - и воин покатился по земле, корчась и держась за голову.
        Но невидши отступали под напором новых бойцов, и иномиряне в страхе смотрели, как один из золотистых людей рвет охонга пополам, как второй простым ударом клинка разрубает неуязвимого невидши, как третий, прыгнув на невиданную высоту, хватает за лапу раньяра и бьет его об землю так, что тот ломается.
        Старик тоже видел это - и, брезгливо отшвырнув еще одного гвардейца, что-то яростно крикнул ввысь. Несколько всадников на раньярах полетели к порталу, нырнули в него. А через пару минут оттуда полилась река охонгов и тха-охонгов, инсектолюдей и иномирян.
        Хань Ши, который был на полпути к полю боя, удовлетворенно сощурился и рыкнул. Иномиряне наконец-то выводили в Йеллоувинь основные силы своей армии.
        Глава 2
        Вей Ши
        - Эй, ты как здесь оказался?
        Вей Ши открыл глаза - и в них ударило буйством красного и оранжевого. Запахло травой, землей и родниковой водой.
        Он не чувствовал тела - в голове шумело, в глазах снова начало темнеть, но остатки сознания подсказали, что он должен быть сейчас у города Менисей, а заснул, потому что пропустил ментальный удар, и сейчас снова засыпает, засыпает…
        - Девочка, - позвал он через силу, - говори со мной, пожалуйста, говори!
        - Какой вежливый, - раздалось обиженное, но шум в голове сразу стал меньше. - Как бросать меня здесь, так ничего. Как появляться без спросу, тоже ничего. Кстати, ты почему такой вялый?
        - Меня усыпили, - буркнул Вей Ши, старательно моргая. Девчонка, беленькая, кудрявая, с лицом-сердечком сидела на суку и болтала босыми ногами. Взгляд у нее был пресердитый. - Ты… ты не дашь мне воды?
        - Она же не настоящая, - фыркнула Каролина Рудлог.
        - Она создана моей волей, - еле ворочая языком, объяснил наследник. - Она мне поможет. Пожалуйста, принеси ее мне. Я так хочу пить.
        Девочка Юноти, обиженно взиравшая на него сверху, как-то внезапно смягчилась и соскочила с дерева. Набрала в сложенные ладони воды, поднесла ему - и Вей понял, что он здесь в виде тигра, потому что попить не вышло, пришлось лакать.
        - Еще, - попросил он. - И говори… пожалуйста.
        - Зачем? - поинтересовалась принцесса, снова набирая воды. Шелковая длинная пижама переливалась всеми цветами радуги. - Ты раньше не сильно-то любил, когда я говорю.
        - Так я не засну, - веки то и дело смыкались. Встать он не мог - лежал на пузе, клонясь вправо.
        - А что тебе рассказать? - пожала она плечами, поднося к его морде ладони. Он вяло стал пить, и Каролина, стоило ему закончить, тут же пошла к ручью.
        - Как ты выбралась в прошлый раз? - это была первая мысль, которая пришла в тяжелую голову. - Мне жаль, что я оставил тебя тут одну.
        - А, я от тебя ничего другого и не ожидала, - она расстроенно махнула рукой. - Я уже поняла, ты свои дела и чувства считаешь важнее, чем чужие.
        Вей рыкнул и от слабости чуть снова не ушел в темноту, повалившись на бок.
        - Лежи, лежи, - тут же испуганно заворковала над ним девочка. - Не переживай только. На, попей еще. Я быстро выбралась на самом деле. Сначала испугалась, потом разозлилась и захотела проснуться. Представила себе дверь, такую же, какую делал ты. И вышла в нее.
        - Я поступил недостойно, - признал Вей Ши, закончив лакать. Разговор и вода постепенно возвращали ему силы, но недостаточно, слишком медленно - а где-то там шли бои, дед собирался встретить смерть. - Я буду тебе должен за это, девочка.
        - Ты головой, что ли, ударился? - подозрительно спросила она, снова направляясь к ручью. - Ты мне, кстати, уже должен. Амулет, помнишь? Ты правда сделаешь так, чтобы я могла хотя бы на несколько дней уходить из вашего дворца?
        - Сделаю, - Вей постарался пошевелиться, чтобы самому доползти до ручья, но лапы лишь слабо дернулись. - Только завершу важное дело, Каролина. Говори еще, пожалуйста.
        Она явно повеселела, протягивая ему руки, но тут же нахмурилась.
        - Слу-у-ушай, Вей Ши. Помнишь, ты говорил, что у тебя есть три невесты?
        - Помню, - неохотно ответил он. Если честно, сейчас он едва вспомнил их имена.
        - А почему тогда папа говорит, что меня хотят выдать за тебя замуж и чтобы я была настороже? Это правда?
        Вей прикрыл глаза, продолжая пить. Не вовремя почтенный отец принцессы решил посвящать ее во взрослые дела. И не вовремя речь между ними с принцессой зашла об этом. Но какая разница, о чем говорить, чтобы прийти в себя? А раз уж вопрос задан, то нужно пользоваться этим и решать свои задачи.
        - Ты ведь Рудлог, - сказал он со всей дипломатичностью Ши и потряс головой, отгоняя сон. - Знаешь, что у всех правящих семей с детства продумываются браки.
        - Но я не хочу замуж за тебя! - возмутилась она. - Я вообще замуж не хочу! Я хочу, когда война закончится и я освою дар, жить в разных странах, рисовать. Да и ты разве хочешь жениться на мне?
        Вей облизнулся и заговорил, тщательно подбирая слова:
        - Скажу честно, девочка. Политически это было бы выгодно. Ты вырастешь красавицей, ты и сейчас как бутон редкой красоты и станешь достойным украшением наших садов. Рудлоги плодовиты, у твоей матери ты шестая, значит и ты можешь стать матерью многим Ши. Горячая кровь - недостаток, но он убирается хорошим воспитанием. Ты талантлива, чувствуешь красоту, в предках у тебя достойные Юноти, значит, и народ тебя примет как свою. Но у меня будут три жены к тому времени, как ты вырастешь. Разве достойно тебя быть четвертой?
        Принцесса очень легко поддалась на эту несложную манипуляцию.
        - Нет, конечно! - она высунула язык, как будто ей было ужасно кисло и противно, но глаза смеялись.
        - Поэтому тебя никто не заставит, если ты не захочешь.
        - Конечно, не захочу, - фыркнула она со смешливым ужасом. - Четвертой женой? Да даже первой из четырех! Это же кошмар какой-то! Ты, конечно, хорошо рисуешь, Вей, - и она наклонилась к нему, чтобы доверительно сообщить: - но ты такой вредина! А можешь пообещать, что откажешься, если тебя будут заставлять?
        Не знала пока маленькая Рудлог, что такое лазейки - а в этой формулировке их было много.
        - Конечно, - ответил Ши легко, и принцесса, посветлев лицом, снова побежала к ручью. - Но тебя могут до совершеннолетия попробовать обручить с кем-то другим, если я откажусь.
        Она резко развернулась.
        - Без моего согласия они не станут!
        - Если понадобится политический союз, станут, - пожал он плечами и нанес нужный удар: - Оставили же тебя в Пьентане, хотя ты не хотела.
        Младшая Рудлог словно потускнела. Плечи ее опустились. Она подошла к тигру, опустилась перед ним на колени, протягивая ладони с водой.
        - Тогда что же делать? - тихо спросила она.
        Она говорила так доверчиво, что ему на мгновение стало не по себе. Но дед четко высказал свою волю, и нужно было исполнить ее хотя бы частично. Свадьбы все равно не будет - потому что невеста не захочет. Но нужно выиграть время. Война закончится, дед спасется и Вей его переупрямит.
        Главное - успеть. Пока сил у него только поддерживать этот разговор, чтобы не засыпать.
        - Я, конечно, не хочу этого, но ты очень помогаешь мне, и я могу тебе помочь, - сказал Вей словно нехотя. Выпил воду. - Мы можем обручиться до твоего совершеннолетия. А затем, когда ты выйдешь из-под опеки старшей сестры и отца, откажешься от брака. Я обещаю, что не буду принуждать тебя.
        Каролина смотрела на него серьезно и настороженно, и Вей Ши хотелось закрыть лапой глаза и опустить взгляд. Но он не стал.
        - Хо-ро-шо, - протянула она, наконец. - Договорились, - принцесса тряхнула кудрями, словно отгоняя подозрения, подбежала к ручью и затараторила: - Ой, меня же твоя тетя научила медитировать. Теперь я могу сюда и днем заглядывать, - речь ее тоже журчала как ручеек. - Тетя у тебя прикольная.
        - Юнлинь? - Вей Ши так изумился, вспоминая холодную и стройную тетушку, которая даже дышала гармонично, что сумел перекатиться на другой бок.
        - А, когда никто не видит, - махнула рукой Каролина, проливая воду и тут же засуетилась, - сейчас, сейчас снова наберу. Понимаешь, она сказала, что я всех вижу, какие они есть. И ее, поэтому со мной нет смысла носить маску. И тебя, - она подсунула ему под морду ладони. - Ты грустный и резкий, но хороший.
        Вей закатил глаза и глухо рыкнул. Он понимал, что все делает правильно - но все равно доверчивость и открытость младшей Рудлог заставляли сердце недовольно ныть.
        - Что? - возмутилась девочка Юноти. - Ты сам попросил меня говорить!
        - Верно, - пробурчал Вей Ши. - Не сердись. Дай еще воды.
        Принцесса с прищуром посмотрела на него и приложила мокрую ладонь к тигриному лбу.
        - Ты все же какой-то не такой. Заболел? - спросила она неуверенно и поднялась. - Слишком вежливый. Сам на себя не похож. Ни разу не сказал, что я тебе надоела. Помогаешь вон. Кто тебя усыпил? - спросила она уже от ручья.
        - Дед, - ответил он тяжело. Он не хотел говорить, но это было нужно, чтобы не спать. - Он может погибнуть.
        - Ох, - глаза ее широко распахнулись, и в них не было ни проблеска воспоминаний. - Его нужно спасать, да? Как ты это сделаешь?
        - Для начала мне нужно прийти в себя здесь, - Вей помотал головой, - а для этого нужна вода из моей ментальной энергии. А затем надо проснуться там, где я сплю сейчас. Хорошо, что наша привязка притянула меня к тебе. Если бы не она, я бы не очнулся еще несколько дней.
        - На самом деле я тоже рада тебя видеть, - пробормотала Каролина. - Я скучаю по Тафии и храму, и дедушке Амфату, и Четери, и нашим рисункам. А ты?
        Вей благоразумно не стал отвечать и продолжил лакать из ее рук. И вдруг он осознал, что и ему приятно ее видеть - и даже голос нынче не раздражал, а звонкой нитью вытягивал из сна.
        - Тебе бы подошло имя Кейя, Звонкий Ручеек, - проговорил он, облизываясь. - Твое имя грубое, совсем тебе не подходит.
        Девочка выпрямилась и очень уверенно ответила:
        - Вот теперь я вижу, что это ты. Мне нравится мое имя, и это ты грубый, а не оно. - Она задумалась и милостиво разрешила: - Хотя можешь звать меня Кейя, если тебе сложно его выговорить. Слу-у-шай, - она посмотрела на руки. - Мне надоело бегать туда-сюда. Тут же все создано твоим воображением? Может, тебе траву поесть или землю? Или могу коры принести погрызть… Какая тебе разница, они же все из одного вещества?
        - Траву можно, - и Вей клацнул зубами, срезая несколько травинок, - а землю не выйдет.
        - Почему?
        - Потому что мы существуем в наших ощущениях, которые моделирует мозг, исходя из сенсорного опыта или нашей памяти. Для нас земля и камни несъедобны. Мозг это знает. Его не обмануть.
        - Тогда… - Она шагнула вбок, склонилась и попыталась поднять тигра, обхватив под живот. - Да вставай же, ты не можешь быть тяжелым, ты воображаемый! Вставай и иди сам к ручью.
        - Я не могу, - проворчал Вей Ши. - Пытался уже.
        - Еще попытайся, - пропыхтела она. - Ну, давай же! Вперед, киса!
        Он старался - и девочка-ручеек старалась тоже. Но сон, было отступивший, снова стал сжимать голову тисками - и Вей, едва приподнявшись, повалился обратно, чуть не прижав собой отскочившую принцессу.
        Она подползла к нему, так же тяжело дыша, как и он, прислонилась спиной к боку…
        - Не понимаю, - сказала с удивлением, - ведь всего этого не существует. Почему же ты такой тяжелый?
        - Все потому же, - объяснил Вей, чувствуя, как ходят его бока. - Ты знаешь, что тигры тяжелые, поэтому я тяжелый. И я знаю. Себя не обмануть.
        - Но ты же как-то создал этот лес и ручей из ничего? - непонимающе проговорила принцесса. - Значит, можешь менять? Или превратись… ну, хотя бы в кролика, я тебя отнесу.
        - Сил нет, - буркнул Вей. - Ни меняться, ни менять. Эта лакуна создана моим воображением и существует в нашем общем ментальном пространстве. Чтобы ее изменить, нужны усилия, а мой мозг сейчас подавлен, ментальные способности блокированы.
        Каролина вдруг захлопала в ладоши и поднялась.
        - Но мой-то нет! - радостно сказала она. - А пространство наше общее!
        Вей посмотрел на нее, чувствуя себя совершенно по-дурацки, что не додумался сам.
        Девочка-Кейя пальцем по земле начертила ручейку новое русло прямо к морде наследника, закрыла глаза - и Вей даже не ожидал, что получится так быстро. Но голубая, словно нарисованная краской вода мигом поменяла направление и потекла к нему. Старое русло на глазах поднималось, зарастало травой.
        Когда принцесса открыла глаза, Вей Ши пил, быстро, старательно, чувствуя, как истончаются дедовы запреты на сознании, как становится легче дышать и думать. Он уже ощущал связь со своим телом, и совсем немного оставалось до того момента, когда можно будет к нему прорваться.
        - Ой, меня, кажется, будят, - девочка закрутила головой, мгновенно истончаясь в дымку. - Утро, что ли?
        Вей зарычал, прыгая в ручей и давясь водой - слишком долго спит, долго.
        - Ты там осторожнее, - Кейи-ручейка уже не было видно, лишь голос звонко звучал среди берез. - Пусть тебе все удастся, Вей Ши!
        Вей Ши проснулся в темноте под шатром, образованным ветвями плакучей ивы. По листьям шуршал слабый дождь, и в убежище просачивались струйки воды. Сонные путы уходили неохотно, но разум был чист.
        Вдалеке глухо загрохотало. Но это был не гром. Работала артиллерия.
        Вей пошевелился, разминая затекшее тело, и тут же на всякий случай поставил на себя с десяток ментальных щитов - чтобы точно не прорвались к нему дедовы посланники. А затем высунул нос из своего убежища.
        Гроза уходила куда-то вправо, оставляя рваные дождевые облака, река казалась шершавой из-за мороси, на востоке светлой полосой занимался рассвет.
        Вей встряхнулся. В видениях Каролины Рудлог дед погибал утром, под дождем. Но стихии, пусть ослабевшие, текли привычно-неспешно, а смерть потомка Ши должна была всколыхнуть их как камень, брошенный в тихий пруд. Поэтому время еще оставалось.
        Наследник в три прыжка достиг воды, чтобы попить, - а затем прыгнул на мост и понесся туда, откуда раздавались взрывы.

* * *
        Утро 1 мая
        Поля у портала превратились в кровавое месиво, в котором перемолотыми лежали йеллоувиньцы и иномиряне, инсектоиды и невидши. Артиллерия больше не стреляла - от удара своих бы погибло не меньше, чем чужих.
        Подкрепление, вышедшее к иномирянам, рассекло армию на несколько частей и пыталось уничтожить их по отдельности. Бои за ночь и утро растянулись по местности на десяток километров - нескольким тысячам солдат Йеллоувиня пришлось даже отступать к горам, в капкан, в который ранее хотели загнать врагов.
        У бойцов заканчивались боеприпасы, и только благодаря гвардейцам императора и помощи боевых магов удавалось теснить иномирян обратно к порталу, уничтожать огромных тха-охонгов и раньяров и не позволять окончательно рассыпаться обороне.
        Но больше из портала отрядов не появлялось. Иномиряне действительно вывели на бой все свои силы.
        Гвардейцы императора переламывали ход битвы то тут, то там, но стоило появиться неуязвимому старику в черных доспехах, как их преимущество терялось. Йеллоувиньцы уже поняли, что это командующий иномирянами, главная угроза, и пытались остановить его. Но старик был окружен тха-норами на охонгах и десятками чудовищ-невидши, которые двигались с ним как единый организм, а его ментальная мощь растекалась на сотни метров вокруг, останавливая и магов, и простых солдат, и гвардейцев. А тех, кто ухитрялся не потерять сознание, прорваться к нему, разрывали инсектолюди, убивали норы из свиты - или сам старик обагрял меч кровью. Инсектолюди защищали его, становясь на пути дальнего заклинания или выстрела, и безжалостно, как термиты, выкашивали всех, кто попадался у них на пути. К старику то и дело прилетали вестники на раньярах, оповещая о ходе боя, и жестокие разноцветные глаза светились торжеством от добрых новостей.
        Рядом с ним было много невидши, но еще больше было разделено на отряды по пятьдесят-сто тварей и под предводительством норов отправлено в разные стороны гигантского поля битвы. В лесах им противостояли маги Ли Соя, продавливающие врагов обратно к порталу, у портала - гвардейцы, усиленные равновесниками. Пусть с огромными потерями, медленно, трудно, но тварей уничтожали. Однако к могучему старику-менталисту и его отряду не мог подобраться никто.
        Итхир-Кас не привык торжествовать до тех пор, пока голова последнего врага не будет посажена на кол, а тело - скормлено охонгам. Но невидши проходили сквозь врагов как нож по изнеженной плоти, и это приносило ему удовольствие.
        Противник смог удивить бойцами невиданной мощи, которые в одиночку стоили целого отряда, были и быстрее, и сильнее, чем невидши, но и эти воины были против него что дети против Бога-Войны. Однако они могли нанести армии тяжелый урон - и император теперь намеренно охотился на них, вынуждая нападать.
        Вот и сейчас невидши взяли в кольцо молодого бойца, ухитрившегося не пасть под ментальным давлением. Он двигался невероятно быстро, сражался, как самка тха-охонга за свою кладку, рассекая инсектоидов, и Итхир-Кас даже восхищенно причмокнул, прежде чем скрутить волю воина и поманить его к себе.
        - Он мой, ищите себе добычу попроще, - велел он своим охранникам, и невидши рванулись от него в стороны, спеша найти еще свежей крови, еще мяса.
        Молодой боец со странными фиолетовыми глазами и золотистой кожей дрожал всем телом, стараясь освободиться от силы, завладевшей его сознанием, но двигался вперед - и Итхир-Кас, не спешиваясь, снес ему голову клинком, с удовольствием ощутив, как брызнула на лицо кровь.
        - Мой повелитель, в трех тысячах шагах от тебя идет бой с ма-гами противника! - крикнул сверху связной на раньяре.
        - Я буду там, - громко ответил Итхир-Кас. - Лети и скажи, что помощь идет!
        Пора было разобраться и с магами. Император тронул поводья, отдавая мысленный приказ невидши вернуться, и темные тела потянулись к нему со всех сторон. Но не успел охонг сделать и тридцати шагов, как и люди, и инсектоиды впереди стали расступаться, повинуясь неведомой силе. А еще через некоторое время навстречу ему вышел странный зверь - огромный, с расчерченной черными полосами шкурой, сияющей золотистой дымкой, с янтарными разумными глазами.
        Зверь был непростой - он шагал вперед, и невидши отползали от него прочь, а то и замирали или бились в судорогах. Он шагал вперед, и император чувствовал то, что не ощущал никогда, - как его ментальное поле складывается, продавливается… Непростой был зверь, нет… верно, один из местных колдунов в шкуре зверя.
        Но Итхир-Кас не боялся. Он много зверей насадил на копья, были среди них и побольше, и пострашнее. В груди его разливалось предвкушение.
        - Хорошая шкура мне на трон! - крикнул он с усмешкой на одном из языков этого мира.
        Зверь рыкнул, и виски императора Лортаха сдавило - пока не ударом, нет, всего лишь пробой удара. В рычании послышалась и ответная, непривычная Итхир-Касу насмешка, и еще более непривычное снисхождение. Очертания колдуна стали меняться, и перед императором встал величественный и седой старик в золотистых одеждах.
        Пока он менялся, давление его разума снизилось - и тут же бросились на противника со всех сторон невидши, однако колдун выставил ладонь вперед, и верные охранники императора Лортаха повалились на землю, корчась, как корчились до этого его противники.
        - Не трожьте его, он мой, - велел Итхир-Кас, с удовольствием спешиваясь. Наконец-то достойный противник. - Ты силен, колдун, - проговорил он, вкладывая меч в ножны. - Но я сильнее. Я не оставляю врагов рядом, но мне нравится твоя сила. Поклонись мне, служи мне, и я подарю тебе жизнь.
        - Руки твои обагрены кровью моих людей, - певуче сказал колдун на странном языке, который Итхир-Кас воспринимал с трудом. - Ты пришел на мою землю и привел созданий, которые не должны существовать! - он выставил руки вперед, и с каждым словом на плечи императора Лортаха словно ложилось по каменной плите. - Я - Ши, правитель этой страны, и мы не кланяемся никому, кроме своих богов!
        Ментальная защита Итхир-Каса дрогнула, прорвались ближе к нему воины противника, и вокруг началась рукопашная. Император Лортаха поднял руки, нанося ответный удар, отражая давление, которое замедляло мысли, заставляло голову болеть, а кровь - пульсировать в висках. Колдун побледнел, ударил в ответ - и по грязи от поединщиков покатились волны, сбивая бойцов и инсектоидов на землю. Приходя в себя, они снова бросались друг на друга.
        То и дело в одного или другого из стариков летели стрелы и пули, кто-то из магов запустил в Итхир-Каса ледяные лезвия - но ничто не могло преодолеть ментальное поле гигантской плотности, которое заставляло землю дрожать, будто по ней били как по большому барабану, а капли грязи - подпрыгивать. В небесах, пойманные мощью двух менталистов, кружились над ними раньяры и птицы.
        - Ты очень силен! - проскрежетал император Лортаха. - Но ты видишь, что я сильнее!
        У противника-Ши глаза наливались кровью - лопались сосуды, но лицо его было безмятежно. Однако давил он так, что голову Итхир-Каса словно прошивало раскаленными шипами, и в землю вжимало, словно на него навалилась гора и душила, перекрывая кислород.
        - Скоро твоих богов не будет! За мной придут мои боги, и ты будешь либо мертв, либо послушен. Поклонись им, поклонись мне, правитель Ши, и я посажу тебя за один стол с собой, и буду почитать как брата!
        Он говорил, а сам искал точку удара, слабость, ждал, пока отвлечется Ши, дрогнет от боли. Но старик в золотом одеянии умел терпеть боль не хуже, чем сам Итхир-Кас, жестокий сын жестокого отца.
        - Ши не садятся за стол с врагами, - просипел противник и снова ударил. Итхир-Кас, уже ощущая этот удар, чувствуя, как течет из носа и глаз кровь, собрал всю свою мощь, всю ненависть и любовь к войне - и послал их в ответ.
        Столкнулись две похожие силы из разных миров - и от разошедшейся волны поле затихло. Падали в жидкую грязь с небес оглушенные раньяры со всадниками, обрызгивая поединщиков, валились люди и охонги, пятились и кувыркались огромные тха-охонги. Врата в Нижний мир затрепетали, погасли на мгновение, но снова налились силой. Зашумел лес на востоке - стволы там сгибались, как соломинки.
        Но противники не видели этого - они не отводили взглядов, а ментальные удары, заставляющие каждого вздрагивать, заливаться кровью, следовали один за другим. Ничто не могло отвлечь их - но в этот момент один из упавших раньяров дернулся в агонии, перекатившись и почти задев длинным крылом правителя Ши.
        Хань Ши легко, как молодая ива, не разрывая контакт, уклонился - иначе стрекоза снесла бы его. Это заняло долю секунды, взмах ресницы - но Итхир-Касу оказалось достаточно крошечного снижения концентрации.
        Он ударил, когда противник уже почти выпрямился, - и правитель Ши рухнул на спину, выгибаясь и беззвучно сжимая длинными пальцами голову, которая словно горела изнутри. Он перевернулся на живот, силясь подняться, скорчился - и судорога снова бросила его на спину. Изо рта у него текла кровь, смешиваясь с дождем, попадая на золотые одежды.
        - Случай помогает сильнейшим. Но я окажу тебе честь и убью тебя клинком, - прохрипел Итхир-Кас, вытаскивая меч. Противник все еще боролся, но император Лортаха не давал ему шанса и давил все сильнее. - Запомни, - выкрикнул он в лицо, залитое кровью, - ты принимаешь смерть от нового правителя этого мира!
        Меч опустился, пробивая грудь Ши - но в этот момент Итхир-Каса сбили с ног, вгрызаясь в плечо, и меч вильнул, оставаясь в ране.
        - Нет, - прошептал старик в золотых одеждах.
        Император Лортаха успел отшвырнуть прочь безумца, каким-то чудом сумевшего устоять в поле ментального боя. По грязи, среди застывших невидши, покатился еще один зверь, только золотая полосатая шкура его отдавала красным.
        Из плеча Итхир-Каса текла кровь, рука немела. Зверь, кувыркнувшись, превратился в юношу с горящим янтарем взглядом, развернулся, приседая, и прыгнул, занося клинок над врагом.
        - Щенок, - прошипел Итхир-Кас, встречаясь с ним взглядом в полете. Молодой колдун рухнул, словно наткнувшись на стену, заскреб ногтями по грязи, пытаясь схватить отлетевший клинок. Он, на удивление, пытался противостоять давлению - и старик Ши еще не сдох, хотя должен был уже, и теперь на императора Лортаха давили с двух сторон. Но куда им было победить его - мальчишке и почти дохлому старцу?
        - Твой щенок? - спросил Итхир-Кас, ставя ногу на спину юному бойцу, поднимая его голову за волосы и приставляя к шее нож раненой рукой. Старик молчал, перекатившись на бок, сжимая меч, торчащий из груди, - но глаза у него наливались тем же янтарем, и земля странно подрагивала в такт его тяжелому дыханию. И все это время он давил, не сдаваясь, не пытаясь отступить - хотя ему должно было быть невыносимо больно.
        Мальчишка вдруг дернулся назад, и Итхир-Кас на секунду отвел взгляд от старика. А когда снова посмотрел - Ши легко дунул на ладонь с горстью своей крови, и с нее сорвалась золотисто-фиолетовая птаха, бросившись на императора Лортаха.
        Он отклонился - но этого хватило мальчишке, чтобы кувыркнуться прочь. Итхир-Кас успел дернуть кинжалом - но подвела раненая рука, и тот скользнул по длинной серьге, не причинив вреда, - а император только успел увидеть горящие ненавистью глаза, как щенок из какой-то невероятной позиции, продолжая кувырок спиной к нему, выдернул из петель на поясе два ножа и обеими руками бросил их. А затем, в движении, с удивительной легкостью - еще три, один за другим, - и только потом был отшвырнут ментальным ударом Итхир-Каса.
        Император Лортаха увернулся. Качнулся к умирающему старику. Тот улыбался.
        - Пророчества бывают не точны. Я уйду не один, - прошептал он на своем певучем языке.
        Итхир-Кас хотел проклясть его, но из горла вырвалось бульканье. Он поднял руку - из шеи, из щели над доспехом, пронзив гортань, торчал короткий нож. Кровь, горячая и красная, окрасила его руки.
        Просвистел еще нож, воткнувшись ему в глазницу, пронзив мозг. Император упал, но он был закаленным бойцом - и гаснущим сознанием успел послать своим невидши ментальный приказ убить обоих колдунов, а воинам, всем, кто мог его услышать - не останавливаться и резать врагов, готовя мир к приходу богов.
        Он умер, чувствуя вкус своей крови - такой же, как вкус крови каждого, кого он убил, - а в ушах его звучал каркающий смех старухи Индерин.
        Вей Ши увидел, как к деду его и к нему поползли, преодолевая слабеющее ментальное сопротивление, десятки чудовищ. Хань Ши смотрел на внука неподвижным взглядом и улыбался, но Вей чувствовал, как из последних сил он держит врага, не позволяя приблизиться.
        Наследник поднялся, стряхивая с себя слабость. Метнулась к нему в ладонь птаха-равновесник. Духи не имели силы вселяться в тела Ши, но они могли помочь иначе, и Вей прижал ее к клинку.
        Тот засиял фиолетовым, становясь острее и крепче, - и Вей Ши бросился на упрямо ползущих к деду чудовищ. Он резал и колол, вертелся, как смерч, и чувствовал ритмичное, замедляющееся дыхание старика. Стихии вокруг вздрагивали с каждым его вдохом. Вей, покрытый слизью и ранами, оглушенный визгом тварей, шаг за шагом приближался к нему - но их становилось все больше, а сила Хань Ши таяла, утекала капля за каплей.
        Невидши, бросаясь на клинок, смыкали кольцо, и Вей дрался уже над дедом - когда строй чудовищ полыхнул жаром, белым огнем и тут же рассыпался пеплом. За их спинами стоял маг с пылающими кистями рук. Вей Ши узнал сильно помолодевшего Ли Соя, которого знал, сколько себя помнил. Несколько гвардейцев окружили их троих, отбивая атаки снова подобравшихся тварей.
        - Ли Сой! - крикнул Вей Ши, падая на колени рядом с дедом. - Помоги ему!
        Маг остановился в пяти шагах, склонив голову и не пытаясь помочь. Хань Ши, белый как полотно, смотрел на него с улыбкой.
        - Для меня было честью дружить с тобой, великий, - прошептал он. - Иди. Ты нужнее там, где бой.
        - Для меня было честью дружить с тобой, мой император, - вторил маг, отступая. - Мы встретимся в посмертии.
        - Остановись, Ли Сой, и помоги ему! - приказал Вей Ши дрожащим от ярости голосом.
        Маг обернулся. Вновь склонил голову.
        - Прости, янтарный, но твой дед все еще мой император и еще жив. И его приказ был другим.
        - Уходи! - неожиданно громко произнес Хань Ши, и маг, печально взглянув на Вея, расставил руки и унесся туда, где кипела битва. Гвардейцы отбивали атаки невидши, твари наседали.
        - Ты можешь остановить их силой мысли, - прошептал Хань Ши. - У тебя достаточно для этого мощи, мой мальчик.
        - Дедушка, дедушка, - забормотал Вей, хватаясь за окровавленные ладони. - Не об этом сейчас нужно думать. Я вытащу меч, заставь кровь остановиться, дед!
        Император улыбнулся.
        - Ты смелый и сильный мальчик, мой Вей Ши, - шепнул он. - Непослушный, но это тоже ты.
        - Дедушка! - в отчаянии простонал Вей, не понимая, почему дед медлит. Глаза жгло, горло свело болью.
        - Разве ты еще не понял? - просипел император. - Старый тигр, белые кости… Враг ли тебя сокрушит, ты ли его сокрушишь, смерти врата откроешь, смертью оплатишь…
        …один уйдешь, в грязь падешь… понимаешь?
        - Но пророчество не обязано сбываться! - почти крикнул Вей Ши. По щекам его потекли слезы - будто в три года, когда он вдруг потерялся в большом саду, остался совсем один. - Ты должен жить! Нужно закрыть портал, нужно воевать, сражаться… останови кровь, дед!
        - Я прожил долгую жизнь и умираю достойной смертью, - прошептал Хань Ши.
        Слезы капали на белые волосы деда, на окровавленное лицо.
        - Я впервые после неудачной инициации вижу, как ты плачешь, - Хань Ши поднял руку и погладил внука по щеке. - Теперь я знаю, что вырастил достойного человека. Ты все сделаешь правильно, Вей Ши. Все исправишь.
        На губах его пузырилась кровь. Вокруг хрипели и визжали умирающие невидши, кричали люди. Вей рыдал, прижимая руки к груди деда и стараясь сам заговорить кровь, остановить ее.
        - Не плачь, мой мальчик, - ласково и устало попросил Хань Ши. - Лучше помоги мне. Вынь у меня из груди эту железяку и отнеси меня к порталу. Несколько минут я еще продержу свое сердце.
        - Ты закроешь переход? - спросил Вей Ши, вытирая щеки. Он поднял деда, удивительно легкого, на руки - и пошагал к порталу, который оказался совсем рядом, в нескольких сотнях шагов. Гвардейцы последовали за ними, защищая от нападения со спины.
        - Нет, - покачал головой Хань Ши. - Портал должен оставаться открытым, а я должен умереть. Только так Тура ослабнет достаточно, а порталы укрепятся настолько, чтобы пропустить господина Черной Стихии обратно. Я велел твоему отцу не короноваться, пока не вернется Великий Ворон. И не закрывать портал в случае моей смерти…
        - Тогда зачем? - сипло проговорил Вей Ши. Навстречу им выскочил охонг без всадника, заверещал - и наследник как-то просто, без напряжения отшвырнул его. Вей ощущал, будто от него веером расходится стихия, заставляя и врагов, и своих воинов отступать в сторону, освобождая ему с дедом путь.
        С двух сторон к ним начали присоединяться еще гвардейцы, словно почетный караул, защищающий от нападения.
        Дед молчал до самого портала, прикрыв глаза и контролируя дыхание. Кровь из раны на груди не текла, но в легких у него клокотало, и губы по-прежнему окрашивались алым. И только когда Вей положил его туда, где уже начиналась дымка перехода, заговорил.
        - Портал должен остаться открытым, но я не хочу, чтобы жители провинции Сейсянь жили в страхе, а мы ждали, когда отсюда потекут еще орды врагов. Нам предстоит долгая работа - уничтожить тех, кто уже здесь. Портал останется открытым, но через него без нашей воли не пройдет никто, кроме богов. Да и те, возможно, задержатся…
        Гвардейцы дрались в десятке шагов от Ши, позволяя им договорить.
        - Но как? - спросил Вей Ши.
        Дед слепо пошарил по земле, схватил какое-то растение, потянул. То был вьюнок с голубыми мелкими цветами.
        - Что может быть лучше для создания стихийного духа, чем кровь старшего Ши, - подмигнул он, словно замышляя хитрость, и прижал вьюнок к груди, к открытой ране. Прошептал несколько слов, которые отпечатались в голове Вея навсегда, - и к умирающему со всех сторон рванулись потоки стихии Разума, такие мощные, что окружающее подернулось дымкой, стало нереальным.
        - Йеллоувиню не помешает второй сильный стихийный дух. Он будет послушен членам нашей семьи. И Ли Сой сможет управлять им амулетом на моей крови, - шептал дед, пока вьюнок, чей стебель утолщался и деревенел на глазах, становился золотым, оплетал его тело корешками. Вей давился слезами, но слушал, сжимая влажную ладонь. - Слушай меня, мой мальчик. Я не вижу уже света, не вижу тебя, но вижу иное. Йеллоувиню и всему миру предстоят тяжелые времена. Шесть дней и шесть ночей пройдет, когда волна от моей смерти обойдет всю Туру, и стихии ослабеют, и равновесие окончательно пошатнется, - он закашлялся. Вьюнок ластился к его лицу ростками, и Хань Ши улыбался, словно ему это было приятно. Золотой ствол уже стал толще мужской руки, шустро пополз вокруг портала, поднимаясь коряжистыми петлями, покрываясь фиолетовыми призрачными цветами и шипами с внутренней стороны. - После этого откроется последний портал и боги Нижнего мира пойдут к нам. В те дни Тура погибнет или возродится вновь.
        Он замолчал. Лицо его почти одеревенело, а тела почти не было видно за витками вьюнка. Но губы еще шевелились.
        - Мне не больно, не плачь, - шелестел император, но слезы его внука, горькие, тихие и горячие, падали на золотую кору. - Я словно растворяюсь в любимой земле Йеллоувиня, мой мальчик, словно погружаюсь в сладчайшую медитацию. Ни одна смерть не могла быть мягче этой, Вей. Вей, Вей… слушай… не упусти девочку Рудлог, с ней рядом все оживает и ты тоже… Вей, Вей… последний портал может открыться у Пьентана. Будь осторожен… будь…
        Рука в последний раз сжалась и упала золотой плетью, тут же ставшей частью огромного вьюнка, который уже обошел портал по кругу и петля за петлей поднимался над ним гигантским золотым куполом. Лицо Хань Ши, спокойное и улыбающееся, покрылось наплывами коры, будто тончайшим пологом - и вторая рука легла почти уже неузнаваемому императору под щеку, будто он заснул долгим и хорошим сном. И грудь поднялась и опала в последнем судорожном вздохе.
        Стоило затихнуть дыханию - и над одеревеневшим телом заплясали стихии, ослабевая, словно проваливаясь. Из леса, не боясь боя, выпорхнули тысячи птиц - они долетали до купола, садились на золотые петли ствола, чтобы закричать-заплакать во всю мощь. Подул жаркий суховей - и тут же с гор потянуло льдом и холодом, плюнуло языками тумана, загрохотало далекими вулканами. Затрещала земля, побежали во все стороны от купола трещины… и из почти развеявшихся туч косыми лентами стал падать ливень, перемежаясь метелью, закручиваясь в смерчи и уходя на восток.
        Вей Ши стоял на коленях у купола, содрогаясь в рыданиях, скрыв лицо в ладонях, не в силах подняться. Его било крупной дрожью, а в голове словно рушились какие-то запоры, и стихия, которая так долго ему не давалась, вдруг стала понятной, как плеть в руках.
        Сзади мучительно закричал один из гвардейцев, не успевший увернуться от невидши - и в крови Вея Ши полыхнула жгучая ярость.
        Он поцеловал то, что раньше было пальцами деда, и развернулся, поднимаясь. Здесь, в Йеллоувине, ему помогала сама земля.
        Стихия-плеть послушно легла перед ним - и он хлестнул ею куда достал, веля беречь своих людей и уничтожать нелюдей. Невидши на пятьдесят шагов вокруг рухнули как подкошенные - и Вей пошел дальше, под косым дождем, меж языками тумана, сжимая в одной руке клинок, а второй поглаживая ментальную плеть, так легко покорившуюся ему. Дед умер, но на поле боя остался еще один Ши, и он не уйдет отсюда, пока все враги не будут уничтожены.
        К вечеру стихийная волна ушла далеко, захватывая все новые части Туры. В Йеллоувине продолжались погодные аномалии.
        Участь иномирян была решена, и их, отступающих к ворчащим камнепадами горам, добивали и брали в плен. Но их было так много и так отчаянно, по-звериному они сопротивлялись, что битва продолжалась еще четыре дня.
        5 мая, вечер
        Вей, уставший, голодный, спавший урывками под прикрытием гвардейцев, убивший за эти дни больше, чем все его предки за десяток поколений до него, покрытый слизью и кровью, остановился только тогда, когда последний отряд иномирян был уничтожен.
        Красная кровь в венах наследника наконец насытилась, уступая место сдержанности Ши.
        Один из верных гвардейцев с поклоном протянул ему флягу. На Вея он смотрел с благоговением.
        Их погибло немало - его бывших сослуживцев, гвардейцев, согласившихся принять в себя равновесников. Почти половина. Но Вей помянет их потом, у храма первопредка, как и всех, павших в этой битве.
        - Благодарю, - просипел Ши и сделал несколько глотков. Всю воду он пить не собирался - чтобы воин тоже мог смочить горло.
        Вдали под вечерним небом в темноте мерцал переход, покрытый золотом. И Вей видел огромный одеревеневший вьюнок, переродившийся в нечто неподвластное разуму. По золотому дереву струился мощный и прекрасный стихийный дух, молодой, но уже знающий, для чего он был создан. Для защиты людей Йеллоувиня.
        Вей смотрел на него, а пропитанные кровью волосы трепетали на ветру. Он смотрел и не осознавал, что губы его кривит мягкая и печальная улыбка, очень похожая на улыбку императора, который войдет в легенды, если Тура выстоит. А еще он ни разу не подумал о том, одобрит его Мастер или нет - просто потому, что знал, что все делает правильно.
        За эти дни он ни разу не пытался связаться с отцом, а отец не звал его, и Вей был ему за это благодарен. Но он передал последнее предсказание деда Ли Сою, когда битва пару дней назад снова вынесла их друг к другу, а Ли Сой уж точно должен был оповестить отца. Значит, и остальные правители тоже уже извещены о сроках открытия последнего портала.
        Вей сделал еще глоток, и тут взгляд его прикипел к кружению стихий над окном портала. Он нахмурился и сделал шаг вперед. Но ошибки не было. Он уже видел такой рисунок стихий.
        Точно так они кружили, словно раздвигаясь, над странным камнем, который Вей Ши нашел в лесу под Тафией и принес в храм. А это означало, что последний портал откроется не под Пьентаном. Он откроется в Тафии. Там, где живет дед Амфат и добрые беззащитные жители, где нет воинов, а защитник-Четери далеко, где трудятся его братья-послушники и ждет своего мужа беременная Светлана, которую он, Вей, пообещал защищать.
        Он выдохнул и оглянулся. Здесь бойцы уже справятся без него. Но там… если откроется портал, если будет нападение на Тафию, то не выживет никто. Дед пообещал отсрочку в шесть дней и шесть ночей - значит, есть еще сутки, максимум - время до утра седьмого числа.
        Он доберется. Можно использовать листолеты и автомобили, в конце концов можно вызвать равновесника. Но для начала нужно по-взрослому поговорить с отцом, показать ему последние минуты деда и рассказать то, что Вей понял о портале - чтобы оповестили Пески, чтобы успели предупредить Тафию, чтобы остальные правители знали, где откроется портал.
        А затем, даже если отец запретит - постараться за два оставшихся дня добраться до Тафии. Потому что он пообещал защиту, а Ши не нарушают слова. Никогда.
        Глава 3
        В сады Желтого Ученого пришли гости.
        Ши берег свой покой, предпочитая одиночество и созерцание. Только в сезон, когда божественная супруга переходила к нему из владений Белого, он бродил по дорожкам своих садов не один, а с ней за руку, и бывало, что за все время они не произносили ни слова. Их сезоны стояли напротив друг друга в годовом цикле, и потому они были словно отражение друг друга - и похожи, и совершенно разные. Будь их стихии яростнее, они могли бы возненавидеть друг друга, как Черный и Красный, но Вода и Разум были медитативны и спокойны, чувствительны и чувственны. Вдвоем им было мирно.
        Когда в одном полушарии царила весна, в другом начиналась осень, но главенствующим в этот период считался сезон над материками, которые расположились преимущественно в северном полушарии Туры. Да и погодное разделение на сезоны было условным - потому что существовали северные пределы, где никогда не наступало лето, и тропики с экватором, где не знали зимы. Однако по всей Туре, и на материках, и на крошечных островах, в каждый сезон чествовали относящуюся к нему стихию.
        Ши принимал гостей на берегу большого пруда, на хрустальную поверхность которого падали белые лепестки, а сквозь воду видна была затихающая кровавая битва на полях у города Менисей.
        Боги, возлежащие на берегах, смотрели вниз, и в глазах их была надежда, одобрение и печаль. Только Красный, будучи сам Войной, скалился от удовольствия, ибо доблесть бойцов была для него лучшей молитвой, а победа давала сил больше, чем любая жертва.
        - Твой сын погиб как настоящий воин, - чуть рокочуще проговорил Вечный Воин, глядя на золотой купол, возросший из крови императора Хань Ши. - И радуется сердце мое, когда я гляжу на твоего младшего, Ши. Ко двору пришлась вам красная кровь, а?
        Желтый, который полулежал на боку и неспешно водил яблоневым прутом по прохладной поверхности пруда, повременил с ответом. Он смотрел на молодого стихийного духа в золотом вьюнке над порталом, который укрепил своего старшего собрата, духа Колодца. Беснование погоды над полем боя, начавшееся после гибели императора, сходило на нет. Но волна, вызванная смертью старейшего Ши, который уравновешивал не только Йеллоувинь, но и планету, шла дальше по Туре. Боги видели, как вспарывает эхо его гибели сцепки стихий по всему туринскому шару, как рушится все, что было ослаблено, - где-то падает скала, где-то озеро уходит в подземную щель, где-то в земле образуется провал, где-то рушится дом, удерживаемый стихийными амулетами. Как, невидимые человеческому глазу, но очевидные богам, расходятся от места смерти императора по всей Туре, по земле, и воздуху, и воде, и подземному огню трещины в самой природе творения.
        - Когда эхо смерти моего сына сойдется на противоположной стороне мира, Туре придет конец, - сказал Ши, и спокойному голосу его вторил шелест деревьев и шорох лепестков, и слова его отдавались в сердцах богов дрожью. Словно наяву видели они все, что говорил он дальше. - Сила детей наших исчезнет, магия перестанет существовать, а стихийные духи развеются, чтобы поддержать нас. Пески вновь станут пустыней, Йеллоувинь - истощенной степью, а Рудлог - царством вулканов и лавы. Начнутся ураганы и раскалывание земных пластов, оскудение рек и земель, пойдут на материк огромные волны, и все прибрежные страны будут смыты морем, а те, кого не уничтожат огонь, вода и воздух, погибнут от холода и неурожая, от болезней и нежити. Мы вернемся в состояние неразумной стихии и будем быстро терять силы, пока не растворимся в своих первоэлементах. И даже если Черный вернется в это время, он не сможет нас дозваться и погибнет сам. Мир отшвырнет далеко назад, и много тысячелетий пройдет, пока он успокоится… Мы все это знаем.
        - Знаем, супруг мой, - мягко подтвердила Серена, которая сидела за спиной мужа и перебирала его волосы. - Если мы ничего не сделаем, Туре осталось несколько часов.
        - А если бы наши дети не поддержали стихийных духов своей кровью, то и этого времени бы не было, - прорычал Хозяин Лесов. - Но сейчас, даже если они отдадут всю кровь, это не спасет наш мир. Да я и не позволю этого. Я уже раз держал Туру, когда ей грозило уничтожение, - и он взглянул на Красного, который кивнул со смесью раздражения, благодарности и тоски. - Я есмь твердь ее, ее сила. Смогу и сейчас продержать до возвращения Черного.
        - Но мы останемся без твоей секиры, брат, - недовольно рявкнул Красный. - Разве можем мы терять хоть кого-то из бойцов?
        - Твоя ярость понятна мне и отзывается жаждой боя. Но другого выхода нет. Если не сейчас, то во время боя с чужаками кому-то придется держать мир. Вы с Черным только вдвоем чуть не разрушили Туру, а нам предстоит бой вдесятеро мощнее. Опора нужна, брат. Я бы с гордостью встал в бою рядом с тобой, но вы и вчетвером достаточно сильны, чтобы справиться с врагом без меня, - ответил Бер мрачно.
        - Идти должен тот, кому осталось меньше всего до перерождения, - вмешался Инлий. - Не ты, Серена, потому что ты не только так же сильна, как каждый из нас, но еще и даешь нам силы.
        Богиня с нежностью улыбнулась ему под ревнивым взглядом Красного.
        - И не ты, Красный, потому что к нам идет Война, и ты должен быть здесь, чтобы встретить того, кто равен тебе по сути.
        - Я бы и не пошел, - проворчал Воин недовольно. - Пропустить величайшую битву в моей жизни? Никогда!
        - И ты, брат мой, - обратился Инлий к Желтому, - ты - равновесие, и лучше всех бы справился с этой задачей. Но и я смогу - ведь крепость и связь пространства - это моя вотчина. Я бы с радостью опробовал на врагах свои клинки и плети, но я давно уже подошел к грани - слишком часто вмешивался в дела людей. Чувствую, что еще толчок, еще одна ошибка, и упаду я в смертную жизнь.
        - Нет, брат мой, - отозвался Ши, с печалью любуясь золотым кружевным куполом. - Ты прав и неправ. Ты силен, но только я смогу держать мир на грани, давать Туре ослабнуть, но так, чтобы она не развалилась, а порталы не схлопнулись. Мне тоже хотелось бы встать рядом с вами в битве, но кому-то придется сохранить и держать для вас поле боя и сохранить для Черного проход к нам. Мне нужно идти, - он чуть склонил голову, и супруга ласково погладила его по голове, пропустила черный шелк волос сквозь пальцы.
        - Подожди, возлюбленный мой, - попросила она. - Нам есть, чего ждать.
        Они вновь глянули вниз, на закрытый золотым вьюнком портал, на вязь трещин, которая уже расчертила Йеллоувинь и половину Бермонта, достигла Милокардер, потекла по Рудлогу и Пескам.
        - Чем дольше мы ждем, тем сильнее слабеет Тура. Тем вероятнее, что последний портал откроется раньше, чем через шесть дней, - напомнил Ши мягко. - А тому, кто несет в себе Черного, нужно успеть дойти до него прежде, чем выйдут наши враги.
        - Но если вернуть кусочек нарушенного когда-то равновесия, - проговорила богиня, глядя вниз и улыбаясь, - то и тебе станет легче, мое спокойствие. Ты успеешь. Только ты и успеешь.
        Смотрели за движением трещин и остальные боги - Инлий с надеждой, Зеленый с интересом. Красный крякнул и поднялся на ноги, склоняясь над прудом.
        - Неужели мой долг наконец-то будет выплачен, - грохотнул он, и нетерпеливый, подгоняющий гром прокатился над горами.
        Белый тоже поднялся, азартно играя ветерками. Он несколько раз двигал рукой, будто собирался что-то послать вниз, на Туру, но спохватывался и только нетерпеливо щелкал себя по боках змеиным хвостом, похожим на закрученный мощный смерч.
        - Сколько людей погибнут, - сказал он, морщась. - Хороших, добрых людей. Кто бы дал им знак? Кто бы помог им?
        - Нельзя, - выдохнул Желтый. - Никому из нас нельзя сейчас помогать людям. Даже малейшее вмешательство может отправить любого из нас на перерождение. А если и нет - то сила наша может пригодиться во время боя или после, чтобы восстановить планету. Нельзя, братья мои и сестра. Только если сами люди оплатят помощь исполнением обета или аскезой, как твоя дочь, Иоанн.
        Воин бросил взгляд в сторону Иоаннесбурга и промолчал, но в глазах его замерцали горделивые молнии, и он стал похож на строгого, жесткого, но справедливого отца.
        - Что же, будем уповать, что наши дети смогут сделать больше, чем мы, - сказала богиня, наблюдая, как сеть трещин перелилась через Милокардеры, достигла моря - и через несколько минут и Маль-Серены. - Они чувствуют мир. До встречи, возлюбленный супруг мой. Я пригляжу за твоими садами, пока тебя нет.
        Тонкий, черноволосый Ученый с изяществом потянулся к супруге, целуя ее в лоб, и поднялся, как гибкое деревце в белых одеждах.
        - Когда вы позовете меня обратно, я хочу, чтобы вас было пятеро, - проговорил он, прикрыв глаза. - И Тура была так же прекрасна, как до войны. До встречи, братья мои и жена.
        Он сошел на Туру, пролившись вниз желто-фиолетовой туманной рекой равновесия, неизмеримо протяженной, водопадом гармонии, мощным и быстрым, как стрела. Не достигая поверхности земли, лента эта за несколько секунд многократно обвилась вокруг Туры, сплетаясь, как самая прочная в мире сеть, а затем проросла внутрь множеством граней, соединившихся в центре планеты, создавших в ней, вокруг нее еще один каркас наподобие топаза. Этот каркас и был равновесием, и был самим Желтым - который сутью своей скрепил мир, на время воссоединившись со своей стихией.
        Трещины, расходящиеся от места гибели императора, уже идущие по океану к огненному материку Туна, вмиг остановились. Но порталы оставались открытыми, и Тура не перестала слабеть - но уже без опасности развалиться на части.
        Милокардеры, ночь с 30 апреля на 1 мая
        Люк
        В самом широком месте Милокардер, там, где горные вершины наступали друг на друга, упираясь плечами и не оставляя места зеленым долинам, где никогда не таял снег, ледники текли как реки и десятками лет не появлялся человек, за одним новорожденным змеем воздуха гонялись второй змей и пара драконов.
        «Выш-ше! Выше, подсекай, Нории!»
        Владыка Владык, обойдя пернатого беглеца, вынырнул из-за пика и скользнул вверх прямо перед клювастой мордой. И пусть один змей в длину был как три-четыре дракона, он от неожиданности затормозил - и в этот момент Люк нагнал соплеменника, обвился вокруг гибкого тела и потащил к склону.
        «Вс-споминай свое имя!»
        Сородич за какие-то секунды до столкновения с поверхностью ухитрился цапнуть Люка за шею, вывернуться - и, волной перепрыгнув через подлетевшего Энтери, понестись прочь, шипя что-то бессвязное, в чем, впрочем, явно угадывалось желание, чтобы его оставили в покое. Снова наткнулся на выставленную Нории сеть, метнулся в сторону и полетел на юг, ближе к морю, туда, где Милокардеры становились ниже, долины между ними - теплее и зеленее и где рассыпаны были горные городки.
        Лорд Лукас Дармоншир по-змеиному выругался и помчался следом.
        Соплеменник из герцога Таммингтона получился удивительно шустрый и безмозглый: он не реагировал на мысленную речь, в попытках скрыться поднимался к самым вершинам, туда, где гуляли вечные и мощные ветра, способные намотать вторую надежду дармонширской армии на пики, успевал проскальзывать под сетями, которые создавал Нории, и попутно, бросаясь к склонам, подхватывал и заглатывал горных коз и баранов, которых тут в отсутствие человека развелось тысячи.
        Таммингтон превратился не только в быстрого, но и в интеллигентного змея - видимо, личность основной ипостаси все же оказывала влияние на вторую. Дрался он, только когда попадал в тиски, и при малейшей возможности сбегал, топорща воротник и отчаянно шипя. Зато голод так же застил ему мозги, как и Люку в первый оборот, - убегая, он мог заметить стадо коз и рвануть уже к ним, чтобы устроить кровавое пиршество. Но стоило кому-то приблизиться, как он тут же швырял недоеденной козой в преследователя, срывался с места и летел дальше.
        «Дай ему поесть, я не успеваю наладить с ним ментальный контакт, - зазвучал голос Нории, пока Люк пытался стряхнуть с морды козьи кишки, - в нем слишком много страха, голода, непонимания и отчаяния. Возможно, если он будет сыт, начнет слушать».
        Однако сытый Таммингтон просто получил достаточно сил, чтобы продолжать успешно убегать. После нескольких часов погони, перемежая смех с шипящим матом, Дармоншир прекрасно понимал Луциуса Инландера, который в первый Люков оборот хорошенько его потрепал. Таммингтона нужно было ловить - ибо дармонширская армия уже стояла на рубежах графства Нестингер и битва с иномирянами, успевшими окопаться и подтянуть новые силы, должна была начаться со дня на день.
        Марина напоила лорда Роберта кровью на следующий день после отлета Люка. Признаться, Дармоншир не очень надеялся на то, что его план по инициации второго змея воздуха сработает. У самого Люка от вкушения крови Марины и до оборота прошли месяцы… и, скорее всего, он бы и не произошел, не случись ночи в горном убежище в Блакории.
        Но то ли кровь Инлия Инландера в Таммингтонах действительно была разбавлена несравнимо меньше, чем в Дармонширах, то ли кровь Марины после получения брачных браслетов и из-за беременности усилилась, но факт оставался фактом - с того времени прошла всего неделя, и Люку, вернувшемуся вечером с разведывательного полета, передали сообщение от супруги, утром полученное штабом по радиосвязи.
        «Люк, - говорилось в расшифровке, - этой ночью лорда Роберта начало ломать и лихорадить. Поначалу врачи решили, что развилось воспаление после ранений, но Энтери осмотрел его и сказал, что с организмом все в порядке, однако аура расширяется толчками. Таммингтон начал бредить - пытался распахнуть окно палаты, утверждал, что видит ветер. Я поняла, что это то, о чем ты говорил, и уже представляла лазарет разрушенным, а себя - убегающей от голодного змея. Но, к счастью, к утру ему стало полегче, и они с Энтери улетели в Милокардеры с палаткой, теплой одеждой и запасом еды».
        Вторая расшифровка была помечена полуднем.
        «Так как ты не ответил, я написала Нории, как мы условились. Надеюсь, с тобой все хорошо, мой драгоценный супруг».
        Он, прикуривая сигарету, как наяву услышал, как она иронично и нервно произносит последние слова, и усмехнулся. Люк скучал по ее остроте и терпкости и не раз готов был сорваться в Вейн, провести с ней хотя бы пару часов.
        Но он бы опять расклеился, разнежился, захотел бы остаться на ночь… и тем сложнее было бы возвращаться. Тем более что его солдаты и офицеры не имели возможности заглянуть к родным. Нет, он сначала обеспечит мир, в котором Марине не нужно будет резать себя, воевать и убивать, в котором смогут безопасно расти его дети, а потом уже будет наслаждаться ею.
        Тягучие будни армейского похода, редкие стычки с отставшими иномирянами или диверсионными группами, реальность, в которой подавляющее время войны - это ожидание, передвижения и подготовка к боям, вводили его в уныние. Он занимался всем, чем мог помочь, - от полетов в разведку до добычи фуража, - встречался с командирами, помогал вытаскивать завязшие орудия. И поэтому возможность слетать по важному делу в Милокардеры и немного отвлечься воспринял как благословение.
        После прочтения радиограммы Люк, затягиваясь, вышел из домишки, расположенного в опустевшей и разоренной деревеньке Берри, и повернулся в сторону замка Дармоншир, далеко за которым находились Милокардеры. Его потряхивало от того, что задумка вот-вот удастся. Главное - не получить в коллеги неуправляемого змея.
        - А то если Тамми покусает Владыку или его брата, неудобно получится, - пробормотал Люк, пуская дым, и сам захохотал над своей нехитрой шуткой.
        Нестингер располагался посередине между столицей и Дармонширом, и до Милокардер было часа четыре пути. Может, три, если поднимется выше и полетит очень быстро.
        - До позиций иномирян двадцать три километра, - сказал Майлз в ответ на предупреждение Люка, что ему придется улететь минимум на сутки, дабы вернуться со вторым змеем. Командующий, осунувшийся и покрытый от жаркого майского солнца крупными веснушками, спать, похоже, не собирался: в походном штабе, откуда недавно ушел Люк, по-прежнему шла работа. Майлз принимал отчеты командиров подразделений. - Бой может начаться уже завтра, - продолжал он, поджимая губы. - Да и сегодня может, ваша светлость. Без вас же, сами понимаете, мы уязвимы с воздуха. Я осознаю важность вашей задачи и все преимущества, если у нас будет второй подобный вам боец. Но вы должны иметь возможность вернуться в любой момент. Четыре часа, которые вам нужны на возвращение, - время, за которое может многое произойти.
        - Вы правы, Майлз, - Люк с неохотой откинул мысль лететь самому и заглянуть по пути к Марине, побаловаться с ней хотя бы минут пять. - Вас успокоит, если я попрошу о помощи леди Викторию?
        - Безусловно, успокоит. Уж она-то способна приглядеть за вами, - буркнул Майлз.
        За три дня до этого разговора леди Виктория Лыськова вышла из Зеркала прямо в большой бронированной командно-штабной машине, где с утра находился Люк, обсуждая задачи на день с Майлзом. Волшебница, легко преодолевшая щиты над походным штабом, была уставшей, с заострившимися скулами, коротко стриженной, с опущенными уголками губ и тоской в глазах. Впрочем, все на этой войне выглядели вымотанными.
        Кивнув застывшим мужчинам, она бросила на пол военную сумку с прикрепленной флягой и, морщась, потерла виски. И только затем поздоровалась с Люком, пояснив, что присоединяется к дармонширской армии, и попросила представить ее изумленному командующему - а когда не менее изумленный герцог это сделал, предложила Майлзу помощь в обучении боевых магов.
        - Для нас - большая честь видеть вас в своих рядах, леди, - ответил командующий с такой галантностью, которой Люк в нем и не подозревал, и тут же отвлекся на сообщение от связиста.
        Виктория сообщила, что перед переносом навестила Вейн, и передала герцогу письма от матери, сестры и Марины - ибо в радиограммах не скажешь всего, что можно сказать близкому. И пока его светлость не пришел в себя, потребовала подать руку и поставила ему сигналку.
        - Если я понадоблюсь, просто троньте ее, - сказала она.
        - Благодарю, - слегка удивленно ответил лорд Лукас. - Но, леди Виктория, чем мы обязаны появлению такого могущественного союзника, как вы?
        Она помолчала, внимательно разглядывая его темными глазами - и взгляд ее был слегка рассеянным, будто она глядела сквозь него.
        - Скажем так, - проговорила она, вновь подхватывая с пола сумку; Люк перехватил ее, и Виктория не стала возражать, - я много задолжала вашей матери, вашему… королю и Инляндии. - Волшебница повела глазами в сторону Майлза и офицеров. - Герцог, мы можем поговорить наедине, прежде чем командующий представит меня командиру корпуса боевых магов? Заодно покажете, где здесь можно добыть молоко. Зеркала сейчас отнимают слишком много сил.
        Они спустились по широкому трапу штабной машины и пошли по сворачивающемуся лагерю в сторону полевой кухни. Вокруг шумели люди, гудели моторы - наступление продолжалось.
        - Лорд Лукас, вы должны знать, что ваша аура сейчас, родовые знаки и рисунок стихийной решетки крайне напоминают ауру короля Луциуса, разве что по размеру ваша гораздо меньше, - говорила леди Виктория, отсутствующе глядя по сторонам. Солнце играло в клубах пыли из-под колес. - Я не видела подобного ни у одного из инляндских аристократов, а при дворе у меня была самая репрезентативная выборка. Более того, с уверенностью могу сказать, что ваша аура сейчас сильнее, чем у покойного принца Леннарда. Если бы я не знала вас и его высочество, я бы с уверенностью сказала, что именно вы - наследный принц, а не он.
        Люку стало кисло, и он хмуро поднял глаза к небу. Он обязательно получит ответы на все вопросы, сложит все факты, недомолвки и оговорки, которые хранит в памяти так тщательно, заберет результат генетического сравнения с отцом… лордом Кембритчем и матерью. Но не сейчас. После победы. Ибо если ее не будет, то и ответы не понадобятся.
        - А ведь до нашей последней встречи ваша аура была иной. Меньше, с другим рисунком. Родовые знаки Инландеров были в ней и тогда, но они в том или ином количестве есть у всех потомков Инлия… Возможно, пребывание в усыпальнице вашего первопредка усилило вас, ведь фактически вы там купались в чистой стихии. И наследие Инлия проявилось в вас так, что даже цвет глаз поменялся. Как бы то ни было, я не смогла защитить Луциуса Инландера и наследников, хотя как придворный маг обязана была это сделать. Зато я могу обеспечить защитой будущего короля. Поэтому я в вашем распоряжении.
        Люку стало еще кислее. Но он даже не поморщился. Привык, наверное, что каждый встречный норовит надеть на него корону.
        - Леди, после того, что вы с бароном сделали для меня, это я в вашем распоряжении, - усмехнулся он, переводя тему, и волшебница впервые слабо улыбнулась. - Кстати, он к нам не присоединится? Был бы рад его видеть.
        Виктория покачала головой.
        - Увы, у него свой долг, лорд Лукас. Как и у каждого из нас. Но в ваших силах сделать, чтобы мы поскорее встретились: вам всего лишь надо разбить врага в Инляндии и дойти до Блакории.
        - Ради семейного счастья барона я готов постараться, - заверил герцог, и она снова улыбнулась.
        Все эти дни леди Виктория передвигалась между дармонширскими подразделениями - ставила долгоиграющие, завязанные на амулетах щиты на орудия, заряжала новые накопители для коллег-магов, чтобы они не погибали от истощения, завязывала на простейшие амулеты модифицированное ею заклинание Доспех и опустошала кувшины с молоком, заботливо припасаемые для нее на походной кухне.
        Сейчас волшебница оставалась на скалистом седле между двумя склонами в паре десятков километров от места, где Люк, Нории и Энтери ловили Таммингтона. Обучать будущего змея здесь, вдали от городков, предложил Люку Энтери, который, как и полагается древнему дракону, знал Милокардеры как свои пять пальцев. Он же помог найти координаты седла на карте.
        В этой низине среди снежного безмолвия высочайших пиков росли лишайники и корявые деревца и паслись стада баранов. Леди Виктория вывела Люка в оговоренных координатах, туда, где в темноте под сияющими, близкими звездами стояла яркая палатка, рядом с которой, мирно беседуя, сидели два дракона и бледный Таммингтон с уже почти затянувшимися пятнами от ожогов. Перед ними пылала жаровня, бросая на лица красные отблески, а на решетке попыхивал чайник и шкворчали дармонширские колбаски и картошка.
        Люк пригляделся - в жаровне не было топлива, зато то и дело высовывался то тонкий хвост, то когтистая лапа, то раздвоенный язык, слизывающий топленый жир, словно в чаше купалась огненная ящерица.
        - Супруга снабдила камнем с огнедухом, - объяснил Нории, поднимаясь и обнимая Люка. - Как же я рад тебя видеть, брат!
        - И я, - абсолютно искренне ответил его светлость. Повернулся к остальным, поздоровался за руку с Энтери, Таммингтоном. - Как вы, Роберт?
        - Терпимо, - ответил тот хрипло и поправил очки. - Лучше, чем после ожогов.
        Люк с пониманием похлопал его по плечу.
        Они поужинали, пообщались - Люк рассказывал про состояние дел, про близкую битву, и Таммингтон, которого колотило все сильнее, слушал его мрачно, иногда сипло выдыхая. А Нории - с любопытством и явным сожалением. Затем говорили об управлении ветрами, пытаясь объяснить будущему змею теорию - без практики получалось не очень, - а потом Люк красочно и с доброй долей юмора рассказал о своей инициации, разрушенном коровнике и, поколебавшись, о короле Луциусе, который смог его скрутить и привести в чувство.
        - Надеюсь, я вам не доставлю хлопот, - кротко проговорил лорд Роберт, когда все отсмеялись.
        И, увы, не угадал.
        Тамми ломало всю ночь, то скручивая, то отпуская, а к утру во время судорог он уже не мог сдерживать крик. Выгибало его так, будто ломало кости, глаза вспыхивали белым и гасли.
        Белая стихия воронкой стекалась по склонам гор к лорду Роберту, набирала силу, но вплетаться в его ауру не спешила, и Люк, морщась от жалости и вспоминая, как хреново ему было самому, все ждал. Ждали и остальные - спать не мог никто. Таммингтону пытались помочь и Нории, и Виктория - но он отшатывался и умолял не трогать его и не лечить, чтобы все прошло быстрее.
        После одной из судорог он и выполз из палатки на холодные камни (температура после захода солнца ушла в минус), и там сжался в ожидании следующего приступа. При вдохе он хрипел так, будто дыхание сейчас остановится.
        А затем Люк увидел первый оборот со стороны. Только что Тамми корчился на камнях, и вдруг воронка стихий оплела его и сжалась - он полыхнул белым, поднялся перламутровым широким дымком к вершинам, закрутился там вихрем и рухнул на один из склонов шипящим, ошеломленным змеем. Ударился, отскочил на другой склон, завертелся волчком, невольно создав смерч, врезался в третий… заклекотал от ужаса и рванул прочь, в темноту. По горам мимо седла потекли лавины, а ветер засыпал палатки и наблюдателей снежной пылью.
        Все это заняло какие-то секунды, и Люк с Нории и Энтери тоже поднялись в воздух. И с тех пор ловили новорожденного и поймать не могли. Над ними высоко клубился Люков помощник-змееветер: питаясь горными потоками, он откровенно посмеивался над особо удачными побегами Таммингтона и Люку помогать не спешил.
        «Тебе предс-с-стоитссс учитьссс сссвоих детейссс, ессссли Турассс выживет, конечноссс, и тысссс с нейсссс, - прошипел он наставительно в ответ на просьбу. Огромное тело его подергивалось от смеха, - тренируйс-с-ся, разс-с-с тебе так удач-ш-шно наш-ш-шлосссь на комссс».
        «Хотя бы скажи, почему он так быстро смог инициироваться, - попросил Люк во время этой короткой передышки. - И почему у меня это заняло так много времени»?
        «Что было ссс тобой до тогоссс, как я узссснал тебяссс, я не ведаюсссс, мыссс далеки от делссс людейсссс… - уже серьезнее ответил змееветер. - Этот змеенышшшш изначальноссс сссилен, а твоя жена нессссет в себе детей ветрасссс, усиленных ее кровьюссс. Поэтомуссс на детейссс Белого сссейчассс ее кровьссс дейссствует куда быссстрее. Сссмотри, ссейчасссс улетитссс!»
        Люк завершил свою короткую передышку и снова нырнул вниз, туда, где Нории окружал Тамми сетями. Владыка, заметив огромного стихийного духа, почтительно поклонился ему прямо в воздухе, и снова занялся своим делом - видимо, дракону змееветры не были в новинку.
        «Может, слетать к морю, притащить сюда кита и подманить этого младенца крупным куском мяс-с-са?» - мысленно прошипел Люк, наблюдая, как в километре от него Тамми, улизнувший от сетей, загребая искры снега лапами, гонится за очередной добычей - не забывая оглядываться и проверять, далеко ли мучители? Едва заметные перламутровые сети Нории медленно преследовали его - Люк позавидовал терпению дракона, который явно приучал лорда Роберта к ним, чтобы потом разом накрыть. Но пока Тамми был настороже - стоило одной двинуться ближе, как он дергался в сторону.
        Далеко наверху сияющей в лучах утреннего солнца точкой виднелся Энтери - следил за Таммингтоном на случай, если Люк и Нории потеряют из виду.
        «Это может сработать, но до моря далеко, - Нории парил рядом с Люком, размеренно размахивая крыльями. - Сначала попробуем другие способы. Тебе лучше знать - вспоминай, что там еще привлекает змеев после инициации, кроме еды?»
        «Женщ-ш-ш-ины, - его светлость аж облизнулся. - И не только после инициации, Нории».
        «Это я понимаю, мой брат по Инлию, - в мысленной речи дракона явно звучал смех. - Надеюсь, наш юный друг не решит наведаться к леди Виктории как к ближайшей женщине».
        Таммингтон, только что накрывший целое стадо баранов телом, размазав их по насту, словно услышав его, поднял клювастую голову с заляпанным кровью клювом и завертел ею.
        «Драгоценности тоже могут сработать, но где тут их возьмешь столько, чтобы впечатлить», - Дармоншир незаметно скользнул на склон поближе к Тамми. Тот, оглянувшись, насторожился, и все замерли. Но он не заметил преследователя и продолжил есть.
        «Я могу долететь до сокровищницы Истаила, но это не быстрее, чем тебе до моря, - Нории тоже чуть сместился в тень горы, неслышно, словно белая тень на белом фоне. - Нужно еще что-то. По сути он сейчас ребенок. Чем его можно заинтересовать? Что бы заинтересовало тебя?»
        Люк, выглядывая из-за склона, извернулся и почесал задней лапой шею под перьевым воротником. Почему-то вспомнилась мелкая беззубая Рита с погремушкой в ладошке.
        «Игрушки?» - неуверенно прошипел он.
        Через несколько минут на склоне неподалеку от пирующего змея возник крошечный смерч. Он закрутился с тихим шуршанием, и Таммингтон напряженно вытянулся в струну, собираясь улететь. Но смерч не двигался с места - просто крутился, просто шуршал. На снегу оставалось с полсотни раздавленных животных - и змей, то и дело вздергивая голову, продолжил есть.
        К первому смерчу присоединился второй, медленно, очень медленно поднявшись из снега недалеко от морды лорда Роберта. Тот снова насторожился, отступил - но смерч подхватил одну из бараньих туш и подкинул в сторону змея.
        Тот удивленно зашипел, но добычу подхватил, заглотил. И тронул смерч лапой, удивленно заклекотал, когда тот обвился вокруг, проскользил вверх, щекоча.
        Змей прыгнул, азартно схватил его зубами - и разочарованно рявкнул, когда вихрь исчез.
        Появился третий смерч, четвертый, пятый - и Таммингтон наконец перестал дергаться от их появления. Люк напряженно двигал лапами и хвостом, а Нории рядом уважительно кивал, наблюдая за братом по стихии, и подтягивал сети. Вихри подхватывали бараньи туши и то подносили прямо к змеиному клюву, то перебрасывались ими, чуть ли не жонглируя. Скоро на склоне крутилось штук пятнадцать смерчей - часть из них подхватили оставшиеся бараньи туши, часть щекотали змея, который радостно прыгал и клацал зубасто-клювастой пастью, как щенок.
        Люк сунул Таммингтону под нос смерч с тушей и, когда тот потянулся к ней, отпрянул, перекинул ее на следующий смерч, затем уже две - на еще один. Младой змей, окончательно став похожим на щенка, скакал за ними, поднимая веером снежную пыль, как за косточкой, и Люку почти стало стыдно от своего коварства - это было как ребенка обмануть. Стало бы, если бы он не гонялся за этим ребенком уже несколько часов.
        Хвостатый лорд Роберт поймал очередную тушу, с восторгом покрутил лапой смерч - и тут его пришпилило к склону десятком сетей, успевших под прикрытием снежной пыли подобраться ближе. Он задергался, отчаянно зашипел-заплакал, рванул сети когтями раз, два - еще немного, и разорвет, - но тут подоспел Люк.
        «Таммисс, - пытался он дозваться, как всегда от раздражения мысленно сбиваясь на шипение. Люк вцепился клювом в загривок соплеменника, обвил его, удерживая лапами: сети порвались, не выдержав, и они вдвоем покатились вниз по склону, - это я, Дармоншир! Вс-с-споминай свое имя! Как тебя зовут? Как зовут?!!»
        И тут в лорде Роберте проснулась агрессия.
        «Уничтожжшшшить, - это было первое слово, которое он произнес в змеином обличье. - Злойссс! С-с-соперник!»
        А затем он извернулся и вспорол бок Люка когтями.
        Дармоншир мученически поднял глаза к небу и сильнее вцепился Таммингтону в загривок.
        Они долго катались по склонам, вырывая друг у друга перья и куски мяса - раны тут же затягивались перламутровым туманом. Они то расходились, выгибая спины как коты, то сшибались как бойцовские петухи, поднимая стены снега, то возили друг друга по горам. Драконы предусмотрительно держались подальше, и только сверху периодически слышался клекочущий смех стихийного духа.
        И когда наконец раздраженный и обозленный Люк впечатал пернато-чешуйчатого «младенца» в скалу и начал методично колотить его головой об землю, мысленно приговаривая: «Вс-с-споминай имя, имя, черти-с-с-с бы тебя побрали, Тамми, вс-с-споминай, всспоминай, дос-с-сстал уже!», - младший собрат вдруг затих. А затем пораженно ответил заветное: «Робертссс».
        Через полчаса они вдвоем уплетали оставшихся баранов - и Таммингтон то агрессивно шипел в сторону Люка, то пристыженно опускал голову и принимался извиняться.
        «Мнессс так неловко, Дармоншшшир, я не думал, что это такссс тяжелоссс, эти животные инсссстинкты… Не трогайтесссс, этот баран мойсссс! …Охсссс, проссститессс».
        «Ешьте, Тамми, я себе поймаю, - благодушно, с чувством исполненного долга и снисходительно отвечал Люк. Нории и Энтери, тоже уставшие за время погони, полетели на свою охоту, но он все равно изгибал шею, словно было перед кем красоваться, и страшно гордился собой. - Наедайтесь, потом будем учиться…»
        Когда драконы вернулись, день уже шел к полудню, Люк успел прочитать Таммингтону лекцию про подпитку и типы ветров, пообещать на обратном пути показать небесные стихийные реки и потренировать на создание вихрей. А глядя на то, как неуклюже пытается собрат работать со стихией, Дармоншир вдруг осознал, насколько изменился сам за какие-то четыре месяца, с января. Как будто до инициации жил какой-то другой Люк, которого нынешнему было жаль - ведь он совсем ничего не знал ни о себе, ни о мире.
        И если бы не Марина, так бы и не узнал.
        Он считал ту жизнь азартной, яркой, адреналиновой. Но теперь она казалась блеклой, ненастоящей. Имитацией чего-то настоящего, чего ему всегда не хватало.
        Полета и скорости.
        «Справишься дальше сам, брат? - спросил его Нории, когда драконы приземлились. - Я бы с радостью провел с тобой еще несколько дней, но меня ждут Пески».
        «Конечно, Нории, - Люк склонил голову. - Спасибо тебе, что прилетел. Боюсь, я один бы ловил его неделю».
        Таммингтон сокрушенно вздохнул и от неловкости ударил в склон мощнейшим ветряным тараном. Гора дрогнула, покатилась вниз лавина.
        «И тебе спасибо, Энтери, - поблагодарил Люк, когда все откашлялись от снежной пыли. - Передавай моей супруге, что я очень хотел залететь, но не получилось… и я сам ей скоро напишу».
        Драконы уже поднимались в воздух, когда раздался далекий нутряной гул, будто где-то катился огромный камнепад. Он все нарастал, становясь невыносимым, оглушительным, и стихии словно сошли с ума - ветра сплетались в клубки, гора вдруг снова заходила ходуном, и пришлось подняться выше, в разразившийся ураган, чтобы не скатиться вместе со снегом и обвалами вниз.
        «Что это?» - Люк поднялся выше, наблюдая, как непонятная стихийная волна уходит к морю, оставляя за собой оголившиеся от вечных ледников и снегов горы.
        «Этоссс не я», - ответил Таммингтон, нервно проводя раздвоенным языком по клюву. Ветер трепал их перья.
        «Равновесие мира пошатнулось, - с печалью проговорил Нории. Он единственный смотрел туда, откуда волна пришла. - Теперь я это ощущаю. Полагаю, императора Хань Ши больше нет, и этот слом равновесия - эхо его смерти…»
        Он вдруг замолчал и развернулся в сторону ушедшей волны.
        «Нории, - с ужасом и надеждой позвал его брат. - Гора ведь… может рухнуть?»
        Владыка уже сорвался с места и понесся вслед за волной. Однако через несколько секунд, спохватившись, вернулся - Энтери обернулся человеком прямо в воздухе и спрыгнул на спину брату аккурат между шипов. А затем Нории за какие-то секунды набрал такую скорость, что пропал из виду. Люк азартно прищелкнул клювом и бросился следом, на миг забыв о том, что оставил за спиной новоявленного ученика. Вспомнил лишь тогда, когда зацепил краем глаза Таммингтона, старательно и быстро бьющего крыльями по воздуху, - он то нагонял Люка, то сильно отставал.
        Змееветер по-прежнему реял сверху.
        «Не используйте крылья, Роберт, они вам пока только мешают, - посоветовал Дармоншир, чуть притормозив, - и вытянитесь стрелой, вы поймете, что ускоряетесь, появится ощущение, будто по ледяной горке вниз несетесь. Вы ведь катались с горок в детстве?»
        «Матушшшка не одобряла, но да», - слегка чопорно прошипел младой коллега и вдруг затормозил, глядя на два конусообразных пика с аккуратными маленькими шапками снега.
        «Не отвлекайтесь, Тамми, - понимающе-ехидно посоветовал Дармоншир. - Хотя да, изумительные пропорции».
        «Впечатляющие, - сдавленно подтвердил лорд Роберт, нагоняя Люка. - Напоминает… навевает… Лорд Лукассс, поз-с-свольте узнать, а куда мы летим?»
        «К Драконьему пику, - Люк начал ускоряться, Тамми не отставал. - Вы ведь были на свадьбе Ангелины Рудлог и Владыки Нории, значит, знаете историю освобождения драконов из горы?»
        «В с-с-самых общих чертах, лорд Лукас. Но я вс-с-се понял. Мы можем помочь».
        «Надеюсь, там будет кому помогать, - мрачно откликнулся Люк. - И, Тамми…»
        «Да-с-с?»
        «Мы с вами уже начищали друг другу морды… то есть клювы… как бы странно это ни звучало. В моем училище после такого становились либо врагами, либо друзьями. И в обоих случаях прекращали церемонии».
        «Почту за чес-с-сть, Лукас. О, добыча-с-с-с!»
        Внизу по склону от рухнувшего к ним Тамми неслось очередное непуганое стадо горных баранов в несколько сотен голов. Они были такими откормленными и крупными, что Люк сам невольно сглотнул слюну и замотал башкой.
        «Самоконтроль, Роберт, - чувствуя себя Луциусом Инландером, попенял он вернувшемуся, очень довольному коллеге, который облизывал языком клюв. - Лучше думайте о женских прелестях».
        «Бараны ближе-ссс, Дармоншир».
        «Это да, - уныло подтвердил его светлость. - Это да».
        Глава 4
        1 мая, Нории Валлерудиан
        До места заключения своего народа Нории долетел меньше, чем за час, почти нагнав разрушительную волну. Энтери спрыгнул с его спины, обернулся в дракона, и они сделали несколько кругов над срезанной, заснеженной верхушкой пика, с трепетом наблюдая, как от центра, в котором угадывались вмятины от двух огромных кулаков, с гулом раскрываются старые трещины. Те, что остались после попытки правителей во главе с Демьяном Бермонтом освободить драконов.
        Бурунчиками выстреливало вверх снежно-каменное крошево, а от горы медленно, почти бесшумно отделялись первые тонкие пласты и начинали скользить вниз по склонам, превращаясь в песок и поднимая тучи пыли. Скатывались большие валуны, ломались скалы, по пути крошась и долетая вниз уже щебнем.
        Вода в озере, лежавшим двумя километрами ниже, качалась, по очереди обнажая берега и то и дело переливаясь через бывшую вершину горы, закупорившую реку. Этот осколок Драконьего пика тоже был нестабилен, но он не испытал на себе силу кулаков Бермонта и потому пока держался, хотя от него тоже то и дело откалывались куски, а в подножии брызгали струи воды - огромное озеро пробивало себе дорогу.
        Если оно вырвется, если вершина не выдержит, то погибнут и люди, которые живут дальше в долинах и на склонах гор, и драконы, которые упадут с обвалами и не в силах будут отползти - их может унести потоком, придавить камнями.
        Нории спустился чуть ниже, вглядываясь в откалывающиеся пласты - не мелькнет ли где драконья лапа или хвост? - и послал Зов в гору. Столько раз они делали это с Четери - и всегда Зов оставался без ответа.
        А сейчас Владыка чуть не задохнулся от счастья, услышав изнутри слабый отклик сотен сознаний. И чуть не захлебнулся горем, потому что их должно было быть больше, намного больше. Почти четыре тысячи прилетело их сюда, и только триста двадцать четыре вырвались пятьсот лет спустя.
        «Мы будем верить, что остальные еще в стазисе, брат. Что не все еще проснулись», - проговорил Энтери тяжело.
        Да. Пусть Нории после первого обрушения пика видел окаменевших собратьев, нужно верить. И немедленно помочь - потому что почти все, кто уже проснулся от стихийного хаоса и нестабильности горы, агонизировали, держась на последних крохах виты.
        Владыка упал на срезанную верхушку горы и прижался к ней, распластав крылья, делясь со своим народом силой - как в течение полутысячи лет пленения делились, продлевая всем жизнь и отдавая свою, девять старших Владык, включая отца. Да, Нории истощал себя, и ему могло не хватить сил действовать дальше - но какой смысл в этих действиях, если большинство соплеменников не переживет разрушения горы?
        «Держитесь! - говорил Нории, расплескивая огромное озеро своей ауры до самого основания пика, вкладывая всю виту, которой наделил его Отец-Воздух, всю любовь, все спокойствие, всю надежду, данные ему Матерью-Водой, и чувствуя, как крохотными пульсирующими пятнышками отзываются в толще камня драконьи сердца. Были там и детские, и Владыка беззвучно радовался и плакал, дотягиваясь до них, потому что они откликались болью и ужасом, тоской и обреченностью. - Недолго вам томиться! Гора рушится, и вы обязаны выжить!»
        Он отдал себя почти полностью. Пик опасно задрожал, снова побежали трещины, но Нории, обессиленный, не смог подняться в воздух. Камень под ним гудел и лопался так, что тело подбрасывало. Солнце сияло, солнце питало, но этого было мало.
        Сверху с влажным шлепком упал еще дергающийся, истекающий кровью баран. Мелькнули крылья Энтери.
        «Я принесу еще пищи, брат».
        Нории заглотил добычу, почти не жуя. Этого тоже было мало, но он хотя бы смог поднять голову, смог встать на слабые лапы. Дотянуть бы до небесных потоков-ветров, подпитаться там - но крылья сейчас не поднимут, да и слаб он слишком, чтобы противостоять растворению в стихийном потоке.
        Он не мог лететь, но зато смог послать Зов на север и на юг, на запад и на восток - чтобы каждый из драконов услышал его:
        «Братья, сестры, спешите к Драконьему пику. Гора разрушается, для спасения нам потребуются все крылья. Несите с собой скот и топливо, ножи, чаши, одеяла - нам нужно будет тепло и кровь. На сборы у вас не больше десяти минут. Не тратьте время на охоту, здесь будет, где поохотиться. Ветери, возлюбленную Владычицу мою попроси - пусть летит с тобой ко мне, мне нужна будет ее сила. Но прежде пусть пошлет огненную птицу к царице Иппоталии с просьбой прибыть к Драконьему пику, пусть пошлет вторую к сестре своей Василине - нужно предупредить жителей предгорий, что озеро может прорваться и уничтожить их поселения. Пусть моя жена прикажет готовить покои к принятию раненых, позовет женщин и мужчин из города, которые способны будут выхаживать драконов, пусть прикажет гнать в Истаил все стада, которые есть в округе, чтобы для братьев наших и сестер было достаточно свежей крови и плоти. Я не знаю, сколько будет выживших, но верю, что к нам вернутся все».
        Через несколько секунд пришел сенсуальный отклик - и от драконов Белых городов, и от дракониц, высиживающих кладки в пещерах на морском берегу, и со стороны маленького городка Теранови в трех десятках километров от Драконьего пика, и со стороны Дармоншира. А затем Нории услышал напряженный, но уверенный голос Ангелины. Это был второй раз, когда она слала Зов - первый был неосознанным во время ее побега и нападения песчаников.
        «Я услышала тебя, муж мой. Скоро буду рядом с тобой».

* * *
        Зов услышали.
        Владычица Песков, отложив бумаги, потянулась за чистыми листами и быстро, за пару минут, написала два письма. А затем, запечатав их в сосуды, надрезала себе ладонь, создав первого огнедуха и передала ему сосуд с письмом для царицы Иппоталии.
        Огненная птаха, выслушав приказ, поклонилась прямо в воздухе, окатив Ангелину горячим воздухом, взмахнула переливающимися крыльями и понеслась к установленному в саду очагу, где всегда горел огонь.
        Владычица, едва заметно нахмурившись, глядела ей вслед. Сможет ли крылатый почтальон найти источник огня во дворце морской царицы, через который сможет выйти? Не уничтожат ли его стражи, поймет ли сама царица, что он несет послание?
        Ангелина добавила в письмо для Василины просьбу позвонить Иппоталии и затем уже, успокоившись, отправила и вторую птаху к очагу.
        Впереди было много дел. Ани, подсчитывая, удастся ли разместить всех драконов во дворце, уже направлялась к дверям кабинета, чтобы отдать Заре, которая работала сейчас ее помощницей, приказ собрать срочное совещание, когда в дверь - невиданное дело для дипломатичного дракона - ворвался Ветери.
        - Владычица, - склонил он голову, - прости, но мне нужно сказать…
        - Я все слышала, Ветери, - спокойно ответила она. - Не жди меня, лети на помощь. Я выполню просьбу своего супруга и нагоню вас сама.
        Когда драконы Истаила с тревожными криками поднимались в небо, совещание уже началось. Ангелина отдавала приказы, а министры, управляющие, главы городских служб торопливо записывали их. Срочно подготовить не только свободные комнаты, но и поставить большие шатры в саду у целебных источников, обеспечить там спальные места. Позвать людей не только для ухода, но и для приготовления еды как для драконов, так и для их помощников. Согнать в Истаил стада, принадлежащие Владыке, и частные стада кочевников, но не отбирать у владельцев все - выкупать только половину, не трогать самок и ягнят с верблюжатами. Предупредить работающих в Истаиле немногих врачей и священнослужителей - части из них придется экстренно прибыть во дворец.
        Совещание заняло минут сорок, и когда оно закончилось, Ангелина распахнула ажурные двери зала, ведущие на балкон, взмахнула руками - и нырнула в дневной зной уже не женщиной в алом восточном платье, а большой птицей, крылья которой переливались огнем так же, как крылья огнедухов. И летела она так же быстро.
        Пусть она делилась силой с мужем - но и сама в браке стала сильней.

* * *
        Владыку от сотрясения горы швырнуло набок, он провалился в расходящуюся трещину - и полез наверх, цепляясь когтями и фыркая от пыли. Кое-как выбрался, едва не надорвавшись, пополз к краю пика над озером. Спасительный край был далеко.
        Сверху в каменной дымке мелькнули тени - и по бокам от Нории зависли два змея, с любопытством и настороженностью глядя на стреляющую тысячами пыльных фонтанчиков гору.
        «Вы здесь», - сказал он с благодарностью. Голова кружилась, стук сотен - или уже тысяч? - сердец из горы повергал в ужас: сможет ли спасти всех, хватит ли на всех сил?
        «А где же нам еще быть, брат?» - с легкой насмешкой ответил Люк Дармоншир, нахальный ветер, от одного присутствия которого и иронии вдруг стало дышать легче. - Скажи, чем помочь тебе сейчас. Тебе нужна кровь?»
        «И много, - подтвердил Владыка, перебираясь через очередную трещину. - Но прежде брось меня в озеро, брат».
        Змей совершенно неприлично захохотал-зашипел и со словами: «Тамми, на тебе охота, тащи к нам столько добычи, сколько сможешь», - изогнулся дугой, чтобы подхватить дракона всеми четырьмя лапами, за пару секунд вынес его в воздух высоко над озером и швырнул вниз.
        «Ты не разобьешься?!» - крикнул он вслед, спохватившись. Подтянул к Нории ветер, придержал его в полете.
        «Нет», - ответил дракон, вытягиваясь стрелой, глядя на гору, - пик рушился пока медленно, неохотно, по пласту, по скале - и вошел в ледяную, полную силы воду ледникового озера.
        Здесь били сотни родников и водились сотни духов, здесь, как в любом молодом озере или реке, полной силой играла стихия Матери, и дракон завис в толще воды, впитывая ее столько, насколько хватило воздуха потомку водной богини. Он вынырнул на поверхность, но не успел сделать то, что задумал.
        От срезанной вершины под грохот обвалов и дробный стук драконьих сердец откололся большой кусок, полетел вниз по склону, медленно дробясь, и Владыка словно в страшном сне увидел, как кувыркается в клубах серой пыли молодая драконица, ломая крылья, неспособная даже сжаться в клубок, чтобы уберечься. Он нагнал ее, вцепился лапами в бока, чувствуя, как молотят по шкуре камни, и рванул в сторону, подальше от камнепада. Уложил на зеленый низкий склон за пересохшим руслом речки - тоже нехорошо устраивать здесь лагерь, если озеро прорвется, то всех раненых смоет, - но нести дальше - значит, терять драгоценное время.
        Драконица - он помнил ее имя, -тери, - корчилась на траве, рыча и воя от боли, истощенная, со сломанными ребрами, просвечивающими сквозь шкуру, когда рядом снова шлепнулись четыре крупных, истекающих кровью горных барана. Нории тут же сунул одного Итери под нос, поднял голову вверх - Таммингтон улетал прочь, Дармоншир приветственно курлыкнул, отряхивая от крови передние лапы, и бросился в сторону горы.
        Драконица вцепилась в тушу, крупно дрожа, заглотила ее, схватилась за вторую. Рядом рухнул Энтери, подкатив к Итери еще барана, и тут же наложил на нее крыло, делясь витой, - а Нории снова поднялся в воздух, полетел вслед за Люком, который уже вился среди падающих скал.
        Как же мало свободных лап, как мало так нужной пищи и виталистов, и каждая минута - это чья-то смерть!
        Со стороны горы раздавался рев, будто там неслись вниз десятки грузовых поездов.
        Снова шлепнулись на берег реки две бараньи туши, поспешно улетел прочь Таммингтон.
        Навстречу Владыке стрелой полетел Люк, зажимая в передних лапах двух маленьких драконят. Они были живы, но без сознания, и их сердца пульсировали едва заметно.
        «Боги, боги, - прошипел змей нервно, - это же совсем дети, Нории, я не знаю, что с ними делать! Нам не справиться одним здесь, неизвестно, сколько твоих родичей уже упало с обломками! - И тут же, задрав голову, заорал куда-то наверх: - Прошу тебя, помоги! Я знаю, что тебе невыносимо быть близко к земле, но помоги! Это же и твои братья тоже!»
        Сверху в ответ тяжело и обреченно загудело - и Нории увидел, как огромный змеедух завис над вершиной пика. Гигантский, почти бесконечный хвост его разделился на десятки тонких хвостов-потоков, которые окружили гору, выхватывая из камнепадов драконов - то тут, то там. Сам Владыка, лавируя среди этих потоков, снова направился к озеру - но опять задержался, спустился вниз, туда, где лежал уже почти засыпанный щебнем дракон, потащил его наверх, задыхаясь от пыли, чувствуя, как темнеет в глазах. Но не смог, не хватило сил откатить осколок в три раза больше себя. Удалось только отгрести в сторону камни и щебень от морды собрата.
        Стук сердец драконов, их страх и надежда, беззвучный крик детей подгоняли его как удары хлыста.
        Нории снова поднялся в воздух и полетел к воде, которая так и перекатывалась от края до края. Опустился на дальний от Драконьего пика берег, прокусил себе лапу, подождал, пока ледяная вода дойдет до него - красная кровь смешивалась с ней, уходила на глубину.
        «Выходите, - приказал он. - Именем Матери-Воды призываю вас, вернгл?ссы крылатые, обликом с ней схожие».
        Вода забурлила, заходила десятками водоворотов по всей поверхности - и в воздух вырвалось с сотню огромных водяных чаек, размах крыла которых был лишь чуть меньше, чем у самого Нории. Они, текучие и прозрачные, как линзы, зависли вокруг дракона, не двигая крыльями. Глаза были алыми, как у тер-сели, клювы были окрашены красным - его кровью, платой за помощь.
        «Моих братьев и сестер засыпает щебнем и камнями с горы, - проговорил он, - доставайте каждого из них и несите на берег к моему брату Энтери. И не смейте уходить, пока я не отпущу вас. За помощь я дам вам еще крови».
        Не успели отзвучать последние слова, как стихийные духи одним движением сорвались с места, нырнув в пыль от обвалов. Гора шипела и ревела, содрогаясь.

* * *
        В городке Теранови шумели люди - новость, передаваемая из уст в уста, мгновенно стала известна всем. Драконий пик рушится! Все драконы, работающие в посольстве Песков, собрались и полетели туда, на помощь. Но перед отлетом не пожалели времени, попросили коллег-людей передать местным, что происходит и что нужно предупредить жителей городков, по которым может пройтись удар после прорыва озера. Сам-то Теранови находился в десятках километров на юго-западе и слишком высоко, чтобы стихия затронула его. Водяной вал должен был пойти севернее.
        - А как же наблюдательная сейсмостанция, - ворчал мэр Трайтис, обзванивая по тревоге мэров соседних с Драконьим пиком городков. - Почему молчит?
        - Потому что старый Вейнис сломал ногу и лежит дома, а два его сына на войне, - отвечала секретарь то, что он и так знал. - А больше специалистов у нас нет.
        - Нет, нет, - ворчал Трайтис. Ему было страшновато от ответственности, но он усердно звонил и кричал в трубку: - Октус? Спасай людей, скоро волна пойдет, поднимайтесь в горы! Марья Олеговна? Скоро пойдет волна…
        - Господин Трайтис, - громким шепотом позвала секретарь, прижимая к груди телефон для вызовов из столицы. - Это из министерства чрезвычайных ситуаций. Предупреждают, что обрушится пик. Говорят, что на помощь выдвинуты армейские части с равнины.
        Тем временем жители Теранови собрались на площади потолковать, как это бывало всегда после громких новостей и событий. Там они еще раз выслушали историю драконьего тестя, старика Михайлиса, который начал с самого начала - как у него поели коз, как он обнаружил будущего зятя у дома, худющего, костлявого, дрожащего от холода…
        - Так что же, они там все такие же голодные будут? - жалостливо крикнула библиотекарь, матушка Вилайтис.
        - Выходит, что так, - зашумели люди.
        - А они ж, выходит, родня нашему Энтери, Таськиному мужу? - крикнул кто-то еще.
        - Выходит, что так, - дружно согласились люди.
        - И нам же родня? Мы же дети Ноби, драконьи дети, так? - дребезжаще вмешался старичок, который как-то целился в дракона Четери из ружья.
        - Так! - радостно закричала площадь.
        - А разве мы можем родню оставить голодными?
        - А они нас не сожрут? - раздался чей-то голос разума. - Михайлис вон говорил, что Энтери просил держаться подальше.
        - А мы им издалека покидаем! - крикнула какая-то оптимистка. - Таську-то дракон не сожрал, а в жены взял.
        Женщины, особенно незамужние, заахали, и судьба драконов была решена.
        Капитан Василий Рыжов, уже счастливо женатый на своей Эльде, выбрался из разволновавшейся толпы, чтобы немедленно набрать высокое начальство и доложить об обстановке.
        - Я уже в курсе, капитан, - ровно ответил Тандаджи. - Все меры безопасности и поддержки принимаются, армия к вам выдвинулась. Личное распоряжение королевы. Следите за обстановкой.
        Через пару часов по склонам гор в сторону Драконьего пика потянулась кавалькада вездеходов. Ехать было до вечера, ибо тридцать километров по горам - это совсем не то, что по ровной дороге в долине, которую могло залить водой. Сердобольные жители Теранови - в основном женщины и старики, потому что молодые мужчины все были либо на войне, либо на обучении в военных частях - везли походные чаны с горячими похлебками и кашей, коробы с колобками, вялеными бараньими окороками и лепешками. К каждому из вездеходов приторочены были наборы выживания с лекарствами, фольговыми одеялами - то, без чего ни один житель гор не уедет далеко от дома.
        Ехал и старик Михайлис - что-то подсказывало ему, что там можно будет встретить зятя и потолковать с ним.

* * *
        Нории, проводив взглядом вернглассов, отошел от воды, обернулся человеком и заливисто свистнул. Шум обвалов почти заглушал его свист - но со склонов окружающих гор потянулись к нему легкие ветерки, уплотнясь в крупных крылатых змеек-овиентис с сияющими голубым глазами. Он не стал взывать к огромным потокам вроде того, что помогал, а по факту был наставником у Люка - драконы знали, как мучительно было вольным древним ветрам приближаться к земле, тормозящей их, встающей на пути лесами и горами. Да и не откликались они практически никогда, а ловить их сейчас не было времени. Но овиентис, как и анодари, любили детей Белого и всегда отвечали на призыв. Ответили и сейчас.
        «Вы дети нашего общего отца и в каждом из вас есть зерно виты, - проговорил Нории. - Я не потребую у вас отдавать его целиком и развеиваться. Я прошу вас поделиться крошечной частью с теми из моих братьев и сестер, которые умирают, дать им шанс прожить еще час или два. Прошу пойти на охоту и принести столько животной добычи, сколько сможете. Я награжу вас лучшими камнями из моей сокровищницы».
        Овиентис разлетелись в разные стороны, а Владыка склонился к воде и принялся пить, поглядывая на потрескивающую бывшую вершину между озером и долиной. Если царица не успеет, хватит ли ему сил сдержать такую массу воды?
        Его снова мутило от слабости, и он пошел прямо в озеро, погружаясь с головой. От него прыснул в сторону косяк крупной пятнистой форели. Водяные жилы были тусклее, чем в прошлый раз и питали слабее - он сам взял от них много силы, а стихийные духи унесли еще больше.
        Когда он вынырнул, сверху зашумело, в ноздри долбануло кровью, и Нории не сдержался, перекинулся обратно в дракона. На берегу лежали три туши - баранья, две козьи, а змей Дармоншир поднимался ввысь.
        «Поешь и лети к раненым, друг. Их уже очень много».
        Но Владыка сначала облетел гору - она ревела, осыпаясь пласт за пластом, оседая огромными провалами. Сколько же она будет так разрушаться - огромная, массивная?
        Стук драконьих сердец не затихал, к нему присоединялись все новые - значит, все больше соплеменников выходили из стазиса.
        Из-за пыли было трудно дышать и видеть, и Нории призвал низинный ветер, чтобы уносил ее за пик, вглубь гор по земле. В стороне крутилось несколько высоченных смерчей - подарок от Люка и его коллеги - которые тоже собирали пыль и поднимали ее в небеса.
        Гигантский змееветер выхватывал драконов из камнепадов и аккуратно переносил через высохшее русло, клал на зеленый склон. В грудах камня и песка у подножия горы рылись вернглассы, выкапывая пленников с глубин, отбрасывая гигантские скалы, раскалывая их по трещинам острыми клювами.
        Нории увидел, как снова, грохоча, падает вниз один из пластов - и в вертикальной стенке осталась каверна с драконом с серебряными шипами! Шипы выцветали в серебро после того, как драконам исполнялось сто пятьдесят лет. Старый наставник ?ми, который их с Энтери учил еще детьми! Он был жив - вяло шевелился и сипел, заглатывая пастью воздух, и Нории рванул к нему, коснулся крылом, делясь витой прямо в каверне. Старик смотрел мутными глазами, не узнавая и вряд ли что-то понимая, - и Владыка бережно подхватил его потоком ветра и с усилием понес на берег к раненым.
        Как рад был бы Четери узнать, что теперь он не старейший. Как рад был бы Нории, если бы Четери с его мощью и упорядоченным, жестким разумом был бы здесь. Со вторым Владыкой дело бы шло куда легче.
        Раненых действительно было много - на зеленом склоне у русла, по которому толчками змеилась вода, лежало больше сотни драконов, и многие были без сознания. У одного склонился Энтери. Вокруг самых слабых, переломанных и маленьких обвивались змеи-овиентис, мерно пульсируя в такт сердцебиению и истекая витой. Несколько сородичей жадно глодали туши или лакали воду из реки, кто-то уже нашел силы обернуться в человека.
        Грохот обвалов здесь заглушался стонами боли, рычанием и хрипами умирающих.
        Драконица Итери тоже обернулась и теперь просто сжалась, лежа на боку, укрывшись сорочкой Энтери и дрожа. Надо бы добыть огня, согреть своих, но не до него сейчас - а огнедух Ангелины не даст большого количества тепла без топлива. Деревьев здесь, в высокогорной долине, почти не было - камни, кустарник да трава со мхом.
        Двое драконят вяло рвали тушу большого барана. Они были слабы и тощи, но ауры сверкали, как новенькие, - видимо, Люк с испугу накачал их витой под завязку. А рядом с ними Нории увидел юную драконицу, которая слизывала с травы кровь. Дочь Огни, его троюродная племянница.
        Нории аккуратно положил старого Уми на траву и аккуратно провел над ним крылом. Подтащил к наставнику одну из туш - Таммингтон складывал их чуть в стороне, и там уже высилась гора, - пролил на язык немного крови. Старик дышал очень тяжело, и вита в нем угасала с каждым мгновением. Однако кровь он слизнул, зашевелился, и Нории, отрывая куски мяса, стал вкладывать их ему в пасть.
        Уми мирно заснул после четырех скормленных ему туш и подпитки витой, слабый, но уже не умирающий, и Владыка подошел к ?фити, дочке Огни, подпитал витой и ее, поговорил ласково, обнял за тощую шею, а затем, оставив на Итери, снова поднялся в воздух. И радостным ревом приветствовал драконов, появившихся из-за гор со стороны Теранови.
        «Дело идет на лад, да, Владыка?» - с удовольствием проговорил Дармоншир, притащивший к берегу пожилую драконицу. Обратно к пику они с Нории полетели вместе.
        «В горе в десятки раз больше драконов, и моей виты, и виты всех моих соплеменников, которые летят сюда, и стихийных духов, которых я призвал, не хватит, если не найдем, как зажечь огромный костер. Нужно топливо или какой-то артефакт, чтобы продержаться, пока прибудет моя жена. Она сама - огонь, она согреет, и даст мне силу лечить».
        Дармоншир задумчиво оглядел плешивые горные склоны и долину с чахлой растительностью, остановил взгляд на Тамми, который явно вошел в раж и с азартом прорежал популяцию местной живности, и вдруг, с досадой хлестанув себя хвостом по бокам, рванул назад, к раненым.
        «Люк?»
        «Я забыл про леди Викторию, Нории, - прошипел змей, не оглядываясь. - Одну из сильнейших магов современности. А у меня есть ее сигналка. Ну не идиот ли я?»

* * *
        Виктория Лыськова, свесив ноги с обрыва, наслаждалась высокогорными видами. Внизу расстилались холмы, невысокие пики и долины, текли облака, парили орлы. Здесь, наверху, было холодно, но солнце уже нагрело камень, да и тепловой кокон Вики поддерживала на автомате.
        Последние месяцы редко удавалось просто помолчать и никуда не торопиться.
        Март бы обязательно начал баловаться, предложил бы прыгнуть. И с ним она бы прыгнула.
        Драконы и змеи улетели уже давненько, и Вики подумывала, не заглянуть ли к Саше на военную базу на часок, выпить чаю, поделиться новостями, спросить у него, как там Макс. Но переходы сейчас давались очень тяжело, особенно в горах, и если срочно придет на сигналку вызов от командующего Майлза и придется от Алекса сначала прыгать к лорду Лукасу, где бы он сейчас ни был, а потом в Инляндию, велик риск надорваться. Поэтому оставалось подставлять лицо солнцу и дремать здесь, на высоте, в окружении вершин и сверкающих ледников.
        Она напекла себе оладий на маленькой сковородке и выпила у обрыва кофе, а затем засела за расчеты новых боевых заклинаний, да так увлеклась, что не сразу сообразила, что на запястье пульсирует сигналка от Дармоншира. А заметив, сунула блокнот в нагрудный карман, хлопнула себя по бедру, вызывая Доспех, и открыла Зеркало, накастовав боевые щиты и подготовив несколько атакующих заклинаний. Кто знает, куда уже успел встрять лорд Лукас с подозрительно инландеровской аурой.
        Лорд Лукас успел встрять в удивительное. Вики поначалу опешила, выйдя рядом с герцогом среди хрипящих драконов и истощенных людей без волос и бровей, с выступающими ребрами, в грохот и рев разрушающейся горы, в шум воды, прибывающей в реке. А творящееся у склона, смерчи, уносящие ввысь столбы пыли, сонмы стихийных духов, помогающих драконам, заставили ее и вовсе замереть, а ученого внутри - делать мысленные заметки, которые можно перенести потом в записи.
        - Леди Виктория! - Дармоншир почти кричал, иначе его было не расслышать. - Простите, что заставил ждать, но я, признаюсь, не сразу вспомнил о сигналке! Как видите, тут нужна ваша помощь!
        - Да уж вижу, - ответила Вики медленно, деактивируя и Доспех, и боевые заклинания. - Вы правильно сделали, что позвали меня, - она хмуро посмотрела на осколок горы, за которым плескало огромное озеро. - Есть какая-то первоочередная задача?
        Через какие-то минуты подальше от берега реки на камнях запылали несколько гигантских костров в пять человеческих ростов, которые Виктория завязала на якорь-камни. Огонь она предусмотрительно огородила валунами по пояс человеку - ибо несло жаром так, что у нее мгновенно разогрелась и стянулась кожа лица.
        Костры на ее накопителях прогорят минимум шесть часов, а затем можно зажечь новые.
        Драконы подползали ближе, те, кто уже обернулся, прислонялись к валунам, протягивали к огню руки. Вновь прилетевшие, здоровые соплеменники Владыки доставали из сумок одеяла - но их на всех не хватало - и тут же шли лечить тех, кому было тяжелее всего, и пытались объяснить, что происходит, какой сейчас год, сколько времени прошло.
        Кто-то обнимался, кто-то плакал или растерянно озирался, кто-то кормил спасенное дитя. Кто-то тихо разговаривал - и Виктория улавливала и горечь, и ненависть. Много раз звучало название «Рудлог».
        - Только не подходите близко к драконам, которые еще не перекинулись, они могут на вас наброситься, - вещал герцог. В глазах его тоже горел огонь - огонь нетерпения и азарта.
        - Я разберусь, лорд Лукас, - успокоила его Вики. - Мои щиты выдержат и десяток драконов, не переживайте.
        Дармоншир, закончив введение в курс дела, перекинулся в змея и полетел к горе. А Виктория первым делом пошла к детям. И там, склонившись к трясущейся девочке лет трех, которая забилась под бок бессознательного, обвитого серебристой призрачной змеей дракона (или драконицы), она вдруг подумала, как было бы здорово оказаться здесь всей четверкой. И как будет разочарован Март, что его здесь не было.
        Спустя два часа гул обвалов стал громче. Виктория даже не обратила на это внимания - она работала, не разгибаясь, осматривая и латая и детей, и взрослых, не делая разницы между обернувшимися драконами и нет, а помощи требовалось все больше. Удивительно, что при дичайшем истощении, находясь в состоянии, близком к смерти, они держались за жизнь и выживали. Возможно, сыграло роль наследие Инлия Белого - или какой-то неизвестный ей фактор, который подпитал витальность драконов, - но ни одного погибшего не появилось за время, пока она была здесь.
        - Вода прибывает! - крикнул кто-то из раненых. - Вода!
        Виктория повернулась. Огромный осколок, расположенный в паре километров от них, разрушался снизу - и из щели высокой струей забила озерная вода, поднимаясь вслед за трещиной. Вики, жалея об оставленной в горах сумке, где был пакет с молоком, махнула Энтери, привлекая его внимание.
        - Поднимай всех к кострам! - проорала она. Дракон непонимающе моргнул, затем глянул на осколок и побледнел насколько это было возможно при его белой коже. Но Вики уже скользила к бывшей вершине горы на воздушной доске, как на скейте, издалека начав формировать решетчатый щит.
        Им пользовались для удержания аварийных зданий, для защиты построек и небоскребов от землетресений и ураганов. Но вряд ли хоть один небоскреб в мире - да даже все небоскребы вместе - мог бы сравниться размерами с этим осколком, который медленно, но верно шел вертикальными трещинами.
        Вики ускорилась - конечно, она не Март, который может сдержать своими щитами что угодно, но сил должно хватить. Спрыгнула на валун посреди реки - вода обтекала его, - подняла руки, щурясь от яркого солнца и фиксируя каменную стену, накладывая огромную решетку. Стоило секциям щита лечь на осколок, как на плечи навалилась тяжесть, загудело в голове.
        Но это было привычно и терпимо.
        Гигантская струя, водопадом извергающаяся из щели, стала уже, затем потихоньку обернулась небольшим ключом. Разошедшиеся было скалы вставали на место, но тяжесть нарастала, и Виктория заскрипела зубами. Стало понятно, что осколок был на волосок от разрушения. Теперь отступать было некуда - придется держать, пока есть силы и надеяться, что за это время успеют вытащить из-под обвалов всех драконов.
        Фактически, она сейчас сдерживала и тяжесть рушащихся скал, и толщу воды.
        Рядом с ней зашуршало. В реку опустился дракон, обернулся Владыкой Нории.
        - Ты удержишь, волшебница? - спросил он рокочуще. - Я жду мою сестру по матери Иппоталию, но она, видимо, не получила пока моей просьбы. Ей по силам заморозить все озеро. Я могу заморозить лишь ближайшую к осколку часть, но лед скрепит камень, тебе станет полегче.
        - Сколько сил тебе понадобится? - ответила она сквозь зубы.
        - Почти все, - признал он, глядя на нее со спокойной признательностью. Он отдаленно напомнил ей темпераментом Алекса. Столп, на который все могут опереться.
        - Ты нужнее сородичам, чем я, и твоя сила им ближе, - озвучила Вики очевидное. - Тебе и идти к ним.
        - Я не забуду это, - пообещал дракон.
        - Я, похоже, тоже, - усмехнулась Виктория, и он улыбнулся в ответ, перед тем как обернуться и полететь к горе.
        Волшебница передернула плечами, чувствуя, как выворачивает их, сдвинулась, вставая поудобнее, и приготовилась держать так долго, как сможет.

* * *
        Драконий пик осыпался уже на пятую часть, и рев камнепадов и обвалов стоял нескончаемый, оглушающий. Прибыли полтора десятка драконов и почти сотня дракониц, высиживаювших яйца в норах и пещерах жарких пляжей Лонкары. Прибыла и Огни - и она, уже похоронившая и оплакавшая своих детей, сжала в объятьях Афити. А затем полетела к горе - ведь там оставались еще двое сыновей и младшая сестра.
        Снова разворачивали одеяла, доставали чаши - в них удобно было сцеживать кровь. Солнце сияло так, будто понимало, что его лучи нужны для восстановления. Вновь прибывшие драконы вливались в ряды лекарей, добытчиков и спасателей. Таммингтон, уставший от охоты, ворочал обломки и доставал драконов из осыпей рядом с вернглассами, и они изредка щелкали друг на друга клювами. Теперь животных вместе с овиентис добывал Дармоншир - и пусть из Лонкары принесли почти сотню голов скота, но он тут же был съеден, а крови требовалось все больше.
        Тут и там дети обретали родителей, братья - сестер, жены - мужей. Слышались рыдания и проклятия, слова любви и ненависти, тихие рассказы о том, как изменился мир, кто сейчас жена Владыки. Нории, ловя изумленные взгляды, понимал, что для бывших пленников война была только вчера, а вероломство Седрика Рудлога - сегодня. И не спешил давить своей волей. Боль должна выйти, ненависть должна иссякнуть. Да и не до просвещения пока было.
        Волшебница Виктория держала осколок горы, и ее фигурка с поднятыми руками смотрелась бы забавно, если бы Нории не видел, какие силы она тратит на удержание, сколь могущественна она и как ей тяжело. Сам Нории метался между горой и берегом - он прослушивал обвалы, указывая вернглассам, где рыть, вдыхал виту в тех драконов, которые были изломаны так, что их невозможно было нести к виталистам, ловил собратьев в падении, нырял за ними в воды озера. Силы таяли с каждым рывком, с каждым усилием - и он со страхом и надеждой ждал заката. Потому что с приходом темноты спасение замедлится - но к вечеру Ветери должен принести Ангелину, и он сможет брать ее огонь и не бояться рухнуть тут же, под гору.
        Глава 5
        Царица Иппоталия, Маль-Серена
        Маленький огнедух, выбравшийся из открытой печи во дворе дворцовой кухни на Маль-Серене (царица любила мясо на углях), уже несколько часов метался по дворцу, спасаясь от преследования злых крикливых людей, хитрых и опасных магов и противных водяных духов, похожих на вырезанных из хрусталя стрекоз, крылья которых были куда бледнее и некрасивее его огненных.
        Ему очень хотелось выполнить поручение и получить одобрение дочери Красного. А еще он был очень игрив, как все молодые духи, и радостно улепетывал от тех, кто стремился поймать его. Он понимал, что нельзя касаться людей, понимал, что нужно беречь стены и обстановку дворца от огня, но все же нечаянно оставил на них несколько подпалин, тут же затушенных крылатыми водяными духами. И знай о его нелегком пути Владычица Ангелина, она бы десять раз подумала, прежде чем отправить этого вестника царице.
        Царица Иппоталия вышла из моря, только-только успокоившегося после недавних стихийных возмущений. Она, как и Нории, поняла, что стало причиной столь резкого смещения равновесия, почувствовала и момент, когда стихии вновь выровнялись, остановили пляску, будто нашли новую опору. И ей было очень жаль старого лиса Хань Ши. Она любила его за спокойствие и мудрость, хотя прекрасно знала, что Ши за свои интересы кому угодно запустят когти в горло.
        Теперь только она и Бермонт остались из старого королевского совета. Ушли отец Демьяна Б?йдан Бермонт и Ирина, и Луциус, и Гюнтер… и Демьян мог бы, если бы жена не отыграла его у смерти.
        Мир поменялся, мир стоял на грани исчезновения, и пусть Маль-Серена принимала беженцев, отправляла помощь, помогала оружием и специалистами, Иппоталия чувствовала себя оторванной от жизни, уставшей и потяжелевшей. Ее дети были ее крыльями, воплощением ее любви, и ей не хватало их так, что она раз за разом уходила в море, чтобы забыть о потере, раствориться в нем.
        Если бы не внуки, она бы и растворилась.
        Еще бы раз родить свое дитя, покормить его грудью, напитать любовью. Это не вернет ей дочерей и не станет причиной меньшей любви к внукам. Это лишь немного залечит ей сердце, позволит дышать без боли и тоски.
        Фрейлины, понимающие настроение царицы, молчали, лишь подали ей одежды. И новостей никаких не озвучивали - хотя были среди них и срочные, такие, как звонок и просьба королевы Василины. Минуты не сделают погоды, так пусть госпожа в тишине дойдет до своих покоев.
        Печальна была царица, поднимаясь к павильону дворца - и тем неожиданней для нее стало увидеть, как в окнах замелькало огненное пятнышко, раздались окрики, характерный свист заклинаний-Ловушек. Пятнышко прожгло старинную дверь, которой было двенадцать веков, и выбралось на крыльцо, оказавшись огненной пташкой с разноцветным хохолком, сжимавшей в лапах небольшой запечатанный сосуд. Царица вскинула ладонь, заключая незваного гостя в тонкий водяной пузырь, и пташка заметалась внутри, с ужасом глядя на свою темницу и на окруживших её нимфедисов, маленьких водяных летунов.
        - Я не обижу тебя, - пообещала Иппоталия, с улыбкой протягивая руку. - Отдай это мне, и я тебя отпущу. Ну-ну, - она махнула ладонью, отгоняя крылатых стражниц подальше, - не пугайте его. - И снова обратилась к духу. - От кого же ты из красных девочек, малыш? С кого мне спрашивать за дверь, вырезанную моей далекой прабабкой?
        Огнедух покаянно опустил голову и уронил сосуд в ладонь царицы.
        - Ладно, не бойся, - царица с любопытством срывала печать. - Твой след - это тоже история. И какая, - медленно проговорила она, прочитав письмо от Ангелины Валлерудиан.
        Лицо ее разгладилось, засветилось надеждой и печалью. Не спасти уже ей своих детей, но можно спасти чужих.
        Царица потребовала телефон и обнаружила на нем несколько звонков от Василины Рудлог. Она быстро переговорила с королевой, подтвердив, что получила послание от Ангелины, и затем набрала номер подруги еще прабабки Иппоталии, которая и для бабушки, и для мамы, и для всех женщин и мужчин дома Таласиос Эфимония была просто тетей.
        - Тетя Таис, - проговорила царица в трубку. - Не хочу тебя отвлекать, но мне срочно нужно Зеркало в Милокардеры. Моя придворная волшебница не в силах сейчас его открыть, да и считать образ того, к кому мне нужно попасть, она не способна.
        - Ты же знаешь, Талия, если моей девочке нужно, Таис придет днем и ночью. Когда не ушла в исследования с головой, - ответила ей волшебница и засмеялась теплым грудным смехом. - Жди меня. И покушай хорошо, моя хорошая, знаю я эти горы, ничего нет там съестного.

* * *
        Единственный раз Виктория дрогнула, когда Драконий пик обсыпался с края, на который опирался осколок вершины.
        Огромные скалы размером с трехэтажный дом и горы щебня с грохотом рушились в каких-то пятидесяти метрах от волшебницы, и Вики еле успела растянуть решетку, а сейчас пыталась стабилизировать осколок. Он, потерявший одну из точек опоры, медленно, но неотвратимо проворачивался под давлением воды, хлынувшей по образовавшемуся желобу.
        Виктория быстро оглянулась. Владыки не было видно - возможно, он находился с другой стороны пика и не заметил, что происходит с озером.
        Валун, на котором стояла Виктория, начало затапливать. Ледяная вода коснулась щита, быстро поднялась до уровня колен, до пояса. Вики бросила в желоб заморозку, но он почти сразу затрещал и лед осыпался - осколок все же двигался, и вода продолжала прибывать.
        Она успеет спастись - но сколько же не успеют и не смогут?
        Вода была уже на уровне груди, когда Виктория снова ударила заморозкой - теперь уже сверху до низу по краю осколка, спаивая его с горой, останавливая ее разрушение. А затем еще и еще, так, чтобы в этом месте продержалось хотя бы еще несколько часов.
        Вода вокруг нее превратилась в лед, оставляя ее в пустоте щита, как в яйце со срезанным верхом. Вики, ощутив, как опять трещит ледяная сцепка между горой и осколком вершины, потянулась к накопителю - когда кто-то положил ей мягкую руку на плечо, и в нее хлынул чужой резерв, позволяя окончательно запечатать щель.
        - Сейчас все будет хорошо, девочка, - раздался веселый женский голос на рудложском с серенитским певучим акцентом. Вики не оглядывалась, чтобы не терять концентрацию, не упускать плетение решетчатого щита, но посмотреть на ту, кто ее может назвать «девочкой» очень хотелось. - Сейчас, подожди, подержи решетку еще немного. Приличная модификация. Сама переработала? Я до плетений на стыках не додумалась, поленилась. Но я ее делала для кораблей, это потом уже для домов приспособили.
        - Сама, да, - Виктория наконец-то поняла, кто пришел ей на помощь, и расслабилась. Она не могла обижаться на Деда, когда он называл их младенцами и остолопами, потому что понимала, что для него, почти двухсотлетнего, они и есть младенцы. А для Таис Инидис Вики была девочкой и в этом не было ничего обидного.
        - Ай, молодец. Виктория, да? В какие интересные времена мы живем, - и Таис то ли восхищенно, то ли сокрушенно прищелкнула языком. - Только думаешь, что ничего тебя уже не удивит, как конец света начинается, горы рушатся, драконы освобождаются… смотри-ка, все, отпускай. Заморозила она озеро.
        Виктория сама уже почувствовала, как давление на решетку сходит на нет. Тонкие потеки воды, просачивающиеся сквозь старые щели, встали льдом, и по камню побежали морозные узоры, тут же поднимающиеся паром к солнцу.
        Над осколком горы под грохот осыпей поднялась большая чайка и плавно соскользнула вниз, к Виктории, в созданный ею ледяной кокон. И там оборотилась царицей Иппоталией, которая встала рядом с волшебницей и задрала голову. А затем воздела руки… раздался шум, и над осколком взметнулся водяной поток, серебристо-оранжевый, странный, пенный, и, обрушившись далеко за спинами женщин, потек к берегу с ранеными.
        Воды почти не было видно из-за тысяч толстеньких спин горных форелей, покрытых оранжевыми пятнышками.
        Поток иссяк. Все два километра русла от ледяных стен, окружавших Вики и до берега с ранеными были заполнены рыбой, и к неожиданному угощению уже подползали первые драконы. Царица довольно поцокала языком, оглядывая дело рук своих:
        - Конечно, это не горячая кровь, но подспорьем будет хорошим.
        Виктория поняла, что приоткрыла рот от восторга, как в детстве. А еще рядом с царицей она ощутила горечь и сладость, и отчаянно захотела к Мартину, хотя бы взять за руку, хотя бы взглянуть на минуту в глаза. Ноги стали слабыми, к глазам подкатили слезы, словно вся тоска по нему и страх больше не увидеться вдруг обрели силу, - но тут дочь Воды взглянула на нее с пониманием и улыбнулась.
        - Влюбленные питают меня лучше вина, - сказала она мягко. - Но лучше поставьте контурный щит, леди Виктория. Вам станет полегче.
        - Благодарю, - Вики поспешно последовала совету.
        - Восхищена вашей мощью. Хорошая смена растет тебе, да, тетя Таис?
        - Рановато мне сменяться, - рассмеялась Инидис густым, теплым смехом. - Но про мощь согласна, вряд ли я смогла бы лучше. Так ты не все заморозила, Талия?
        - Ай, зачем все? - удивилась Иппоталия. - Хватит половины, ближайшей к этой скале и Драконьему пику, чтобы озеро не ушло боком, когда большой пик разрушится. Рыбы в воде еще полно, духов тоже много, надо оставить им хотя бы небольшое озерцо. Как драконы съедят мое угощение, - она махнула рукой в сторону русла, кипящего от форели, - нужно будет расширить одну из щелей в основании. Я оставила канал к нему. Думаю, не раньше, чем завтра. Пусть озеро потихоньку уходит, а там и лед можно будет убрать, чтобы осколок тоже разрушился. Вы сможете расширить щель в камне, леди Виктория? Увы, государственные дела не позволят мне остаться до завтра. Но до вечера я побуду.
        - Конечно, - ответила Вики, разминая затекшие руки.
        - Ну а раз мы пока здесь, - Иппоталия взглянула на Таис Инидис, и та кивнула, будто отвечая на незаданный вопрос, - поможем чем еще можем. Пойду-ка я поздороваюсь с Владыкой и подпитаю бедняг вернглассов, которых он призвал. В нем, конечно, мощи много и несколько дней они продержатся, но от капли моей крови станут посильнее…
        Огромная чайка улетела в сторону пика и через несколько минут уже в человеческом облике сидела на спине огромного дракона, что-то со смехом крича ему.
        А волшебницы, выбравшись из ледяного кокона, пронеслись над заполненным рыбой руслом и отправились помогать раненым.

* * *
        Через несколько часов долетели и драконы из Дармоншира, принеся с собой дары от герцогини Марины - несколько тюков чистой военной формы, больничных пижам, войлочных тапок и полотняного нижнего белья, а также детской одежды, оставшейся со времен, когда в Вейне образовался своеобразный детский сад. Передала герцогиня и ящик детских бутылочек, и смесь для кормления, и подгузники с пеленками, и котлы для нагрева воды на кострах, и даже пару больших бидонов с недавно выдоенным молоком. Все эти подарки оказались очень кстати. Всем взрослым, к сожалению, одежды не хватило, зато детей удалось одеть, и теперь десятка два маленьких драконят в человеческом обличье лежали и сидели на берегу под присмотром дракониц из Лонкары и усердно сосали рожки с молоком.
        Поделились молоком и с волшебницами - восстановить силы, и с царицей - просто потому, что она его любила.
        Для супруга герцогиня тоже передала подарок: упаковку сигарет, зажигалку, небольшой конверт и маленькую шкатулку с загадочным содержимым. Его светлость Лукас Дармоншир, закурив во время минутки отдыха, достал из конверта бумажный квадратик и несколько секунд оторопело разглядывал трехмерную фотографию будущих наследников, где один толкал второго пяткой в подбородок.
        «Они уже дерутся - в кого бы это?» - подписала Марина на обратной стороне, и он ухмыльнулся, затянувшись. Сказать по правде, будущее родительство до сих пор пугало его немногим меньше, чем вероятность приземления венца Инландеров на голову. Особенно если вспомнить, куда и как в окрестностях Вейна ухитрялся в детстве влезать сам Люк.
        Но ничего. Разберется. Вряд ли воспитание детей сложнее, чем война.
        Затем его светлость заглянул в шкатулку, затянулся уже с ожесточением, любуясь на блеск речного жемчуга, памятного по прощанию с женой в сокровищнице Вейна. Прошипел что-то неразборчивое и повернулся, словно оценивая расстояние, в сторону своих владений. И даже дым от его сигареты вдруг от порыва ветра приобрел форму вопроса.
        Марина Дармоншир определенно умела дразнить даже на расстоянии.
        Жемчуг он раздал драконьим детям - играть и отвлекаться, - хотя ужасно не хотелось выпускать сокровища из рук. Впрочем, он все же оставил себе с десяток зерен и затем, во время перекуров, с удовольствием перебирал их в кармане брюк.

* * *
        Ангелина Рудлог не знала, где расположен Драконий пик. Зато она много раз летала с мужем в Теранови и смогла сама проложить к городку путь.
        Она быстро нагнала и обогнала драконов Истаила во главе с Ветери и через несколько часов алой птицей с огненными перьями опустилась на центральной площади у мэрии, а поднялась уже женщиной в красных одеждах. Несколько раз пришлось глубоко вдыхать воздух, чтобы остановить головокружение и слабость сознания после долгого пребывания в птичьем обличье. Ей хотелось и пить, и есть, но не было времени.
        Можно было бы заглянуть в посольство Песков, но мэр явно мог сориентировать Владычицу точнее, чем работники из столицы.
        Мэр Трайтис уже маячил в окне, донельзя изумленный. Потянулись любопытные терановийцы с площади. Совсем недавно ушла из Теранови колонна на помощь драконам, и почтенный Дори только-только присел отдохнуть и выпить успокаивающего чайку, когда стены его кабинета окрасились всполохами пламени.
        - Моя госпожа, - от удивления и не подумав спуститься, проговорил мэр и слегка поклонился, подпирая брюшком подоконник, - счастлив видеть вас! Какой неожиданный визит!
        - Мне нужна ваша помощь, господин Трайтис, - так невозмутимо ответила Ангелина, будто они были на светском рауте, и она сейчас не задирала голову, чтобы увидеть мэра. - Не подскажете мне, как найти Драконий пик?
        - Конечно, - Дори Трайтис с облегчением ткнул рукой куда-то на северо-восток, чуть ли не наполовину высунувшись из окна. - Его найти очень просто, Владычица: прямо у подножия нашей горы, Феов?ста, идет высохшее русло реки, нужно двигаться вдоль него до озера. Вас проводить?
        - Благодарю, не стоит, - величественно ответила Ангелина и, снова обернувшись птицей, под аханье подтянувшихся людей полетела туда, куда до сих пор указывал мэр. Через несколько минут полета она миновала кавалькаду вездеходов, спускающихся по склону - и тут же забыла о ней, полетев дальше.
        Вечерело. Гул и рев оседающего камня Ани услышала издалека - а затем и увидела озеро, наполовину скованное льдом, и саму гору, и крошечных драконов на ее фоне. Несколько мощных смерчей подпирали небо.
        От горы в небеса взмыло огромное полупрозрачное существо. От неожиданности Ангелина зависла в воздухе, рассматривая поднимающегося гиганта - чем-то отдаленно он напоминал Дармоншира в змеиной форме, но был несравнимо, тысячекрат больше - наверное, как гора по сравнению с драконами.
        Ангелина на всякий случай подождала, пока он скроется из виду, словно растворившись перламутровой дымкой за облаками, - и затем уже продолжила полет.
        В поисках Нории она сделала несколько кругов под грохот рушащейся горы, разглядев и огромных чаек, словно сделанных из воды, и берег с несколькими огненными столбами, превратившийся в лазарет, и драконов, которые ели рыбу из русла реки, как из кормушки для лошадей. И, неожиданно для себя, двух змеев - один вынырнул из-за склона, таща в лапах обмякшего дракона, второй гнал в сторону берега с дальней горы стадо коз, щелкая на них клювом и подгоняя ветром. Кто из них Дармоншир, Ангелина определить не смогла.
        А вот Нории она узнала сразу, как увидела, - за прошедшие месяцы она прекрасно научилась отличать драконов друг от друга в любом обличье, и теперь они казались ей не более похожими, чем два обычных человека. Нории внизу, в клубах пыли, рискуя оказаться под очередным осколком или скользящим вниз пластом, поводил крылом над маленьким драконом, лежащим поверх каменного крошева. Дракончик был без сознания, но раны на его теле затягивались на глазах.
        Ани рухнула к супругу, приземлившись в нескольких шагах, и он, выдохнув, будто с плеч свалился тяжелый груз, ласково коснулся ее крыла носом.
        Здесь рев и треск были такими громкими, что хотелось вжиматься в скалы, закрыв от ужаса глаза. Здесь сыпались осколки, колотя по щиту Нории, - крупный бы точно пробил его. Ангелина видела, как скала упала на огромную водяную чайку, которая рылась в щебне, размозжив ее - водный дух снова собрался из брызг и продолжил свое дело.
        - Ты здесь, моя Ани-эна, - сказал Владыка с нежностью. - Теперь моей силы хватит на всех. Тут опасно, прошу, лети к берегу, я полечу с ребенком следом. Но не опускайся, не дождавшись меня. Драконы не тронут тебя - мой браслет не позволит, но могут обидеть словом. Они только с войны и стазиса, разум еще некрепок, некоторые на грани безумия, а безумного даже мое Слово не остановит. Их зверь сейчас сильнее разума.
        Ани недовольно, по-соколиному крикнула, показывая, что не боится ни слов, ни ненависти, и уж точно не по ней прятаться за спину мужа. И полетела к берегу.
        Она опустилась на землю недалеко от реки, в которой оставалось совсем немного рыбы, но предусмотрительно подальше от насыщающихся ящеров. Несколько сотен драконов в обеих ипостасях при появлении алой соколицы с огненными перьями замерли, а когда Ангелина обернулась в женщину с белыми волосами и светлыми голубыми глазами, по берегу волной прошла тишина, оставив только шум горы, плач детей и стоны раненых.
        Ангелина оглядела тех, кто смотрел на нее с ненавистью и ужасом, и оглянулась на пик, от которого летел Нории. Кивнула в ответ на приветствие Энтери, который поспешил к ней, то ли чтобы описать положение дел, то ли чтобы защитить от своих.
        И тут один из драконов не выдержал и зарычал, агрессивно склоняя голову. Заревел, захлопал крыльями второй, третий. Драконы и драконицы в человеческом облике сжимали кулаки и кричали что-то обвиняющее, ненавидящее, шум нарастал, катился на нее, грозясь раздавить, - дочь дома Рудлог стала единственным олицетворением того зла, что причинили им, воплощением их врага, причиной гибели близких - и этот многоголосый вопль боли, отчаяния, страха и злости перекрыл даже грохот Драконьего пика.
        Ангелина не отступила и не опустила голову, а спину держала так прямо, будто та была из стали. Она медленно обводила взглядом тех, кто готов был броситься на нее и не бросался из-за того, что явственно чувствовал силу Владыки от женщины Рудлог. Браслет не мог заставить их замолчать, но ледяной взгляд, бесстрашие и спокойствие маленькой женщины смогли. И через несколько минут крик затих - кто-то из бывших пленников, будто отдав все силы на эту ярость, повалился на землю, кто-то отступил.
        - Я не враг вам, - сказала Ангелина громко и повелительно. Голос ее перекрыл грохот горы. - Я - ваша Владычица, а вы - мой народ. Мир изменился. Я пришла помочь вам и сделаю все для вашего спасения.
        Драконы молчали, глядя на нее с отчуждением и яростью, с недоверием и болью. Встал рядом с ней подбежавший Энтери, встали драконы и драконицы Лонкары, Теранови и Дармоншира. Мелькнула огненная копна волос драконицы Огни - она бросила на Ангелину тяжелый взгляд, но все же заслонила ее от бывших пленников.
        Позади Ангелины раздался шорох крыльев, и через несколько секунд на нее упала тень Нории.
        «Мир изменился, - повторил он рокочуще, и слова его слышали даже те, кто был далеко. - Вы узнаете, как сильно, но сейчас не время долго говорить. Поговорим потом, когда последний дракон будет извлечен из горы. А сейчас слушайте мое Слово. Я разделяю вашу боль и сердце мое болит вместе с вашими. И сердце моей жены тоже болит. Нет никого, кого я бы почитал и любил больше этой женщины, и нет никого, кто бы сейчас делал больше для Песков и нашего народа. Ее слово - это мое слово, ее воля - моя воля. Она желает вам добра. Не отказывайте ей из-за вашей боли, братья и сестры».
        Бывшие пленники опускали головы, отворачивались. В их глазах не стало больше тепла - там было и недоверие, и молчаливое несогласие, и злость, и усталость. Но противиться приказу Владыки они не могли - да и не было больше сил на ярость.
        - Что с ним? - спросила Ани, поворачиваясь к маленькому дракону, над которым склонились и Нории, и Энтери, и Огни. Дракончик был с нее размером. Он не шевелился, но не выглядел мертвым - только ужасно истощенным, и у нее кольнуло сердце, и ладони стали ледяными. По нежному пуху на крыльях, по большой голове и коротким лапам понятно было, что это совсем малыш.
        - Младенцы сами не могут войти в стазис - их в него отправляли матери, - объяснил Нории, и ей стало еще холоднее, стоило представить страх детей и бессилие матерей. - И выйти из него самостоятельно тоже не могут, нужны мать или Владыка. Я залечил его раны и сейчас выведу из стазиса и сразу усыплю, чтобы он не обернулся. Его будут поить кровью, пока состояние не стабилизируется, и только потом разбудят. Лучше бы материнское молоко, конечно, но мать мы еще не нашли. Дай боги, чтобы она была жива. - Он говорил и касался малыша крылом. Тот вдруг дернулся, запищал совсем по-щенячьи, жалобно, со всхлипами, закрутился на месте от боли, животик его заходил ходуном. Огни гладила его по шее, по щекам ее катились слезы. Мало что могло заставить Ангелину плакать, но сейчас и она закрыла глаза, чувствуя, как влажно становится под ресницами.
        Владыка заурчал ласково, тихо, с перекатами, как набегающая волна, - и поскуливающий дракончик постепенно затих, задышал ровно, слабо, иногда подрагивая.
        - Чем я могу помочь? - спросила Ани, когда Нории отодвинулся от малыша, допуская к нему Энтери.
        - Нам нужно еще тепло, - проговорил он. - Но здесь только камни, кустарники и мох, - он повел рукой по берегу. - Попробуй заставить камень гореть, шари. Твой предок превращал их в лаву одним касанием.
        Ангелина с сомнением подошла к крупному валуну выше нее ростом раза в три, приложила руку, закрыла глаза, чтобы разглядеть свою ауру и представить, как она нагревает камень. Твердая поверхность под ее рукой вдруг дрогнула и поплыла. Ани открыла глаза - камень, раскаленный в красноту, дымился, подрагивал и оседал, как тающее желе. От него пошел такой жар, что пришлось отступить из страха, что платье загорится прямо на ней.
        Нории с благодарностью взглянул на нее, подтянул ветром к камню дракончика - тот тут же зашевелился, повернулся к источнику тепла животом.
        Ангелина ходила от одного огромного валуна к другому, заставляя их плавиться. За это время она встретила и царицу Иппоталию, которая тепло обняла ее, согрела, придала сил, и бывшего придворного мага Инляндии Викторию - она суетилась среди других виталистов, - и огромного змея, который с нарочитой учтивостью, зажимая в лапе истошно блеющего барана, раскланялся с ней в воздухе. Вот это точно был Дармоншир.
        Нории настоял, чтобы она выпила дармонширского молока и съела одну из лепешек, принесенных драконами Лонкары, - а затем опустился животом на землю и вытянул в сторону крыло. Ангелина привычно пошла по нему на спину супругу.
        - Дух Воздуха, призванный на помощь Дармонширом, ушел подпитаться от небесных стихийных рек, - говорил он, пока они летели к горе, - а значит, спасение замедлится на те несколько часов, которые ему нужны для восстановления.
        - Так вот кто это был, - пробормотала Ани, вспоминая гигантское существо, поднимающееся в небеса.
        - С тобой я смогу еще несколько раз напитать витой тех, кто ждет в камне горы, и тех, кто заключен в вершину, которая перегородила реку, - продолжал Нории. - Это увеличит их шансы выжить. Мне нужен твой огонь, Ани-эна, и твоя сила, потому что моя на исходе.
        Она молча погладила его по светлой шкуре - а затем прямо в полете перебралась ближе к шее, туда, где расстояние между гребнями было побольше, и распласталась на нем, обхватив руками, вжимаясь всем телом. Он вздрогнул и полетел быстрее.
        И дальше, на сотрясающейся горе, срезанная верхушка которой состояла, казалось, из одних трещин чуть ли не до середины пика, Нории, не оборачиваясь, чудом удерживаясь на поверхности, изливал свою силу вниз, в толщу камня. А Ангелина, прижавшись к нему, щедро делилась своим огнем, восстанавливая его ауру и придавая сил.
        Сил ему хватило и на осколок горы, удерживающей озеро, - и лишь затем он улетел охотиться, оставив Ани на берегу. Камни все еще пыхали жаром, маленький дракончик уже обернулся красноволосым мальчишкой не более полугода от роду, и Огни держала его на руках, кормя из бутылочки и поглядывая в сторону горы.
        - Я покормлю, - сказала Ангелина. - Лети, Огни.
        Драконица поколебалась лишь секунду.
        - Его зовут Н?ри, - проговорила она, отдавая Ангелине ребенка и соску, а затем обернулась и понеслась к горе.
        Ангелина не могла лечить - но она могла греть, пеленать и кормить. Она могла рассказывать сказки - мало ли она их рассказала сестрам. Постепенно на нее и нескольких дракониц-матерей оставили всех детей и ушли помогать виталистам и спасателям. Детей все прибавлялось, как и драконов на берегу - но большинство из спасенных были слишком слабы, чтобы ухаживать за кем-то еще, и поэтому никто Ангелину не вытеснял из зоны ответственности, которую она себе определила.
        На горы упали сумерки. Прилетели драконы из Истаила, из Тафии, из дальних Белых городов, и работа пошла быстрее. Но солнце садилось, и с темнотой все замедлялось. Огненные столбы Виктории и камни Ани не подсвечивали гору так, как надо.
        Когда над горами показался краешек голубоватой луны, вдалеке замелькали огонечки, которые еще через полчаса превратились в почти полсотни вездеходов. А затем добрые и очень любопытные жители Теранови принялись раздавать горячую еду, одежду и одеяла, благоразумно держась подальше от еще необернувшихся драконов и периодически отвлекаясь на чудеса, которые открывались перед ними. Старик Михайлис, заметив Энтери, подошел к нему - и за разговором взял на себя роль медбрата, ворочая слабых пациентов в человеческом обличье, помогая им встать и поесть.
        Рыба в русле была съедена, и волшебница Виктория еще расширила щель в осколке горы, сквозь которую стало уходить озеро. Удалилась на Маль-Серену царица Иппоталия, напоследок напоив водяных чаек своей кровью и укрепив их.
        А уже ночью раздался рев моторов, и из-за склона, на котором расположился импровизированный лазарет, показались военные машины Рудлога. Это дошли армейские спасательные части, направленные королевой Василиной.
        Гору осветили около двух десятков ярчайших прожекторов - пусть половину, доступную из речной долины, но это было больше того, на что рассчитывали драконы. Запыхтели полевые кухни, делая из сухпайков и ужины, и завтраки. Поднялись на берегу большие палатки с обогревателями, встали в них походные койки; в одну из палаток переместилась Ангелина с детьми и несколькими драконицами, там и прикорнула, усыпив последнего из малышей.
        К этому моменту из горы было вызволено около тысячи драконов - и найдено около семнадцати окаменевших останков тех, кто не дождался пробуждения в горе. Работа продолжалась.
        К утру вернулся большой змееветер, сияющий перламутром, - и она закипела с новой силой. То и дело к спасателям присоединялись драконы, которые еще прошлым днем были на грани смерти. Первыми восстановились бойцы из крыла Мастеров клинка Четери, но и остальные быстро вставали на ноги. Обильная пища, свежая чистая вода, мгновенная помощь виталистов и тепло позволяли им вернуться в форму куда быстрее, чем это случилось с драконами, которые спаслись в прошлом июле. И пусть бывшие пленники еще были слабы и быстро уставали - все участвовали в общем деле, пока не падали с ног.
        Гора разрушалась больше суток - и еще сутки рушилась вершина, откалываясь ото льда большими осколками. Нории с помощью Ангелины несколько раз делился витой с заключенными в камне, и у Ани уже звенело в голове, но она упорно отдавала ему все, что могла.
        Потому что Нории было еще тяжелее. Он не спал, почти не отдыхал, ел только когда силы находились на исходе, - и в те минуты, когда он оборачивался человеком, ей хотелось приказать ему поспать, заставить отдохнуть. Но глаза его горели счастьем и тревогой, горели нервным огнем, и она молчала и обнимала его - чтобы еще немного поддержать.
        Наутро третьего дня пришлось уйти двум змеям и волшебнице Виктории. С Дармонширом ушел и гигантский змееветер. Люк перед отбытием дергался, ругался, бледный, злой - он должен был быть со своими бойцами, но и оставлять Нории без помощи не хотел.
        - Вы и твой помощник и так сделали почти всю работу, - сказал ему Владыка, хлопнув по плечу. - Оставь и мне немного.
        Дармоншир поморщился, хмыкнул, повертел плечами. Закурил.
        - Спасибо, что щадишь мою совесть, брат, - ответил он хрипло.
        В груде скал, щебня и песка оставалось еще около четырех сотен драконов. Старших сыновей Огни извлекли одними из последних до наступления третьей ночи. Вместе с окаменевшим Владыкой Теонии, мужем Огни. И ее младшей сестрой, которая не дождалась спасения.
        А последними нашли окаменевшие тела отца Нории и Энтери, Владыки Терии, и их матери. И тогда Ангелина впервые увидела, как рыдает ее муж, обнимая брата - от потерянной надежды на то, что мать еще жива.
        Потери драконьей стаи составили около трех сотен человек - в основном это были матери или отцы, которые до последнего не уходили в стазис, питая своей витой детей. Поэтому среди погибших не оказалось ни одного ребенка или подростка - их, вернувшихся из горы, было почти шестьсот. Однако часть из них остались осиротевшими - потому что свои жизни отдали оба родителя.
        Никто из драконов, доживших до разрушения горы, не погиб.
        Утром четвертого мая, освобожденные, все еще слабые, но вполне живые, поднялись вслед за Владыкой в воздух, неся на себе детей и немощных соплеменников, оставив разрушенную гору мемориалом погибшим. Драконам вслед махали жители Теранови, все эти дни помогавшие с пропитанием. Сворачивали оборудование военные части Рудлога, которые внесли большой вклад в осознание пленниками того, насколько изменился этот мир.
        Почти все освобожденные направлялись в Истаил - восстанавливаться и привыкать к тому, что снова живы. Почти - потому что часть драконят летело на морской берег вместе с матерями, туда, где оставались кладки.
        Ангелина сидела на спине мужа, удерживая в руках маленького дремлющего Нери. Родителей его среди живых не нашли, и она везла его во дворец - туда, где он, как и другие сироты, у которых не нашлось близких родственников, станут приемными детьми Владыки и Владычицы.
        А Владыка Нории, оглядываясь на свою стаю, ощущал себя как во сне. Его сердце истекало горечью из-за того, что из горы вернулись не все, из-за того, что его мать осталась рядом с отцом, и разрывалось от счастья - потому что свершившееся было чудом, потому что в спасение он не смел ранее верить. А еще он думал о том, что подаренная судьбой жизнь его соплеменников может оказаться слишком короткой. Если проиграют Дармоншир и Рудлог, в Пески придут завоеватели-люди. А если Черный Жрец не вернется, а стихии развеются - то и Песков не станет, как и драконов.
        Он думал о том, что без помощи брата по отцу смертей могло бы быть больше. И тоска резала его сердце ножом. Слишком легок Люк, слишком азартен. Ему нужна поддержка - но как оставить стаю, которая еще еле-еле держится на крыле?
        - Смотри, - прошептала Ангелина, когда вдалеке среди зелени показались белые крыши Истаила и лазурный купол дворца.
        Над Истаилом дугой стояла радуга. Над Истаилом шел теплый дождь и дул влажный, крепкий, как отцовские объятия ветер. Драконы светлыми листьями опускались в дворцовом саду, а мать и отец встречали детей, вернувшихся домой.
        Глава 6
        Ночь на 1 мая
        Данзан Оюнович Черныш очень не хотел умирать и потому испытывал искреннюю благодарность к Алмазу за смягчение водного проклятия. Однако теперь на Черныше висели не только следилки и сигналки от заклятого друга, но и магдоговор, который связывал его по рукам и ногам.
        А время шло, стихии слабели слишком медленно - значит, и порталы укреплялись так же медленно. Недавний скачок давал надежду, но рассчитывать только на него не стоило.
        Черныш не показывал Алмазу свои расчеты того, что для пропуска бога порталам не хватит мощи и нужно убирать еще кого-то из правителей. И так понятно, что Старов не поддержит убийство, да еще и насторожится и втрое усилит слежку. Зачем? Лучше самому подготовиться и решить этот вопрос.
        Он испытывал отстраненное сожаление - убийства не входили в число дел, которыми он мог бы гордиться или упиваться. Но сейчас некому было это сделать, кроме него.
        После долгих размышлений Черныш все же отказался от идеи убрать Владыку драконов - попытка будет только одна, а пределы возможностей потомка сразу двух богов определить без наблюдения сложно. Да и не встречались они лично, чтобы можно было выстроить Зеркало к нему напрямую, а не по координатам Истаила.
        Старик Хань Ши хитер и осторожен, вдобавок есть вероятность наткнуться на еще одного старого приятеля, Ли Соя, а тот ему покушение на Ши не простит. То же касалось и царицы Иппоталии - во дворце периодически отиралась Таис Инидис, и если участие Черныша в смерти царских детей Алмаз до нее еще не донес, то убери царицу - и она из-под земли Данзана Оюновича достанет.
        Королеву Рудлога поди еще выковыряй из-под дворцовых щитов, укрепленных фон Съедентентом. Значит, оставался Демьян Бермонт - как наименее непредсказуемый представитель наиболее изученного народа. Во время эпидемии берманского бешенства много лет назад Черныш успел плотно пообщаться с тогдашним королем и изучить его силу. А короля нынешнего он лично видел один раз, когда Демьяну только-только исполнилось шестнадцать, - хватит, чтобы на него сориентироваться.
        Но главным было не это. Главным было то, что Бермонт мог стать лазейкой магдоговора, при составлении которого Свидерский выставил простые и предельно конкретные условия и ограничения.
        Черныш их выучил наизусть:
        «Обязуюсь не причинять преднамеренного вреда никому из жителей Туры за исключением случаев самозащиты. Самозащита допускается только при угрозе жизни. При нарушении последует мгновенная остановка сердца».
        Черныш очень не хотел умирать. И даже вероятность остановки сердца его не устраивала. Однако и это условие можно было обойти.
        - Думаете, он сможет обойти магдоговор? - спросил Свидерский у Алмаза накануне за ужином, когда Черныш в очередной раз положил на стол между солонкой и говяжьей отбивной парочку особо скрытых амулетов-следилок Старова.
        Они так развлекались от скуки. Свидерский периодически выводил часть своих магов на помощь рудложским войскам, чтобы не расслаблялись, и Черныш, и Алмаз к ним присоединялись, но все это не сильно нагружало мозг. Поэтому Старов создавал и накручивал все новые маячки и амулеты, блокирующие перемещения, причем выплетал заклинания к ним так искусно, что жалко было ломать, скрывал под иллюзиями нереальной сложности - а Данзан искал их, иногда по несколько дней, и взламывал. Каждый раз новым способом. А также решал задачу их массовой деактивации на заданном периметре с отсрочкой сигнала об этом Старову.
        Старый друг кинул амулеты в карман и хмыкнул - мол, ты думаешь, это все?
        Конечно, это было не все - Алмаз не был идиотом. Но нужно было усыплять его бдительность и поглаживать самоуверенность. Черныш учел свои ошибки и вместо того, чтобы искать и распутывать каждую следилку, решил действовать совершенно другим способом. Пусть он и ограничит его во времени.
        - Не стесняйтесь обсуждать меня при мне, молодой человек, - проговорил Черныш едко, - считайте, что меня здесь нет.
        Свидерский не обратил на него внимания. Эта непрошибаемость внушала даже некое уважение. Слабенькое, но все же.
        - Я не знаю случаев, когда удавалось обойти магдоговоры, - продолжил Александр, - так каков смысл в трате резерва на эти амулеты?
        - Саша, я знаю этого пройдоху почти сто пятьдесят лет и видел, из каких ситуаций он выбирался, - брюзгливо проговорил Алмаз.
        - Мы выбирались, - заметил Черныш, словно невзначай, и положил в рот кусок жесткой как подошва отбивной.
        - Один раз он сумел даже раскачать стазис, в котором находился около года. По молодости попались, - отмахнулся Алмаз, увидев заинтересованный взгляд Свидерского. - Тогда магсообщество не выработало еще общие правила, не было МагКонтроля.
        - Хорошее время было, да, Алмаз? Свободное, - Черныш добавил в голос каплю ностальгии.
        Не сказать, чтобы он совсем ее не испытывал. Но он прекрасно умел отрезать эмоции от дела.
        - А сейчас он пытается закрепить во мне сентиментальные чувства, - буркнул Алмаз. Данзан Оюнович даже не поморщился, ибо старый друг был прав. - Саша, просто прими, что он несравнимо умнее и опытнее тебя и каждую секунду думает, как нас обыграть.
        Черныш сухо улыбнулся.
        Он уже придумал - сам магдоговор дал ему подсказку, - и скрупулезно все просчитал, и сделал множество заготовок, и придумал несколько вариантов на случай, если первый не сработает. Дело было только в том, не окажется ли Алмаз на шаг впереди него. И поэтому следовало действовать неожиданно.
        Они втроем собрались на ранний завтрак, и Черныш, наливая себе сливки в кофе, чуть повел пальцем и бросил на Свидерского и Старова мощнейший лечебный стазис. Ничего угрожающего, сплошная польза. И даже блок Алмаза на магическое воздействие не помог - ибо на лечебные процедуры он не срабатывал.
        Они, конечно, оба поняли, что он сделал, и точно успели запустить какие-то ключи-взломщики Стазиса. Но времени должно было хватить.
        Еще одно движение - и запустилась деактивация блока на перемещение, следующим - открылось Зеркало, в которое Черныш и шагнул.
        А вышел он прямо перед щитами Демьяна Бермонта в его большой палатке. Король-медведь, одетый в гъелхт, умывался над тазом, воду ему на руки лил адъютант, снаружи доносился шум людей, запахи пищи.
        - Здравствуйте, ваше величество, - позвал Черныш, и Бермонт развернулся. Вытерся - вроде бы спокойно, молча, но глаза его чуть пожелтели, сгустилась вокруг стихия Земли. Неглуп оказался выросший мальчишка. И сразу все понял.
        - Выйди, - приказал он адъютанту, и тот поспешно, но без страха удалился. Черныш не стал его задерживать: минус один неучтенный фактор - это хорошо.
        - Давно хотел вас навестить, - продолжил Данзан Оюнович с легкостью, хотя все это время сканировал противника, блокировал спектры переноса, чтобы добавить Алмазу работы и окружал палатку короля большим куполом, чтобы нечаянно не задеть других людей. Пусть в магдоговоре речь идет о преднамеренном вреде, не стоит его испытывать. - Любопытно понять, как вы справились с бешенством.
        Король молчал. Он выглядел спокойным, но щит становился все плотнее, а губа на миг вздернулась, обнажая клыки. Глупо было бы предполагать, что королева Василина не поделилась с коллегой важной информацией о том, кто именно передал заговорщикам штамм бешенства. Черныш и не предполагал. Он запускал тихого взломщика, который в нужный момент ударит по опорному узлу щита Бермонта и критически ослабит его. Сердце слегка, предупреждающе кольнуло. Пусть вред предполагалось нанести не человеку, а его щиту - но уже близко, близко.
        - Говорили, что ваша супруга пострадала, - продолжил Черныш. - Как она, кстати, все еще ходит медведицей? Хотя вам, наверное, все равно, с животным даже удобнее жить…
        За секунду материализовавшаяся секира Бермонта едва не разнесла его щиты - в глазах от удара поплыли пятна, и Черныш, отшатнувшись на пару шагов, чувствуя такую боль, будто его всем телом приложили об асфальт, запустил взломщика и тут же ударил обратно. Сразу Сетью, спеленать, а затем Молот-Шквалом, чтобы наверняка.
        Условие магдоговора было исполнено, на него напали первым. Женщины у берманов всегда были больным местом - и это сработало и сейчас.
        Молот-Шквал снес палатку, превратил в прах все вещи под ней, полыхнул белым, зашумел серией нескончаемых мощных ударов, сливающихся в один. Но когда он отработал, Бермонт был еще жив. Его швырнуло на колени, из носа и ушей текла кровь и он был в полуобороте, но боевое заклинание, которым можно было задержать и Алмаза, которое несколько месяцев назад помогло справиться со Свидерским, оставило короля в живых!
        Над ним рассеивались остаточные контуры десятков щитов, за пределами защитного купола орали и рычали бойцы, пытаясь пробиться к королю, - а сам он неуловимо двинул рукой и снова понеслась в Черныша секира. Но это был отвлекающий, пусть и мощный, маневр - ибо в тот момент, когда Данзан Оюнович уклонялся, из земли с шелестом выскользнули десятки каменных лезвий, прошибая его щиты. Будь реакция чуть похуже - и остался бы Черныш нанизанным на эти шампуры.
        Не припоминал он за Бермонтами такой мощи.
        «Или это наглядный пример, как красные усиливают супругов», - тут же откликнулся на загадку мозг ученого.
        Мальчишку он недооценил.
        Ни его скорость - Бермонт двигался очень быстро, неуловимо быстро. Ни мощь - потому что он выстреливал высоко в небо каменными пиками, пытаясь достать Черныша, хлестал каменными плетьми, не давал ступить на землю, которая тут же проваливалась бездонными колодцами. Король быстро слабел под ударами мага, каждый из которых мог бы уничтожить небольшой город, но щиты пока держал - даже против огненного столба, который заполонил купол и выжег все на десятки метров вниз. Если бы у Данзана Оюновича было побольше времени и пространства для размаха! Но время поджимало, и нужно было осторожничать, чтобы не задеть никого за пределами большого купола. Магдоговор вполне мог бы посчитать это за преднамеренный вред.
        Мальчишка Бермонт оказался наблюдательным - потому что секиру свою в очередной раз метнул не в Черныша, а в купол. Тот затрещал, раскрываясь - и людей задело остаточным разрядом Молний.
        Сердце закололо, и Черныш, уклоняясь от очередного удара каменных лезвий, опередил магдоговор, переходя к запасному плану, подготовленному на случай, если Бермонт не отзовется на провокацию.
        Ведь невозможно остановить сердце, если оно уже стоит. А между остановкой сердца и потерей сознания у человека есть почти 20 секунд. Двадцать секунд между жизнью и смертью.
        Черныш сам остановил свое сердце, и тут же активировался амулет, который запустит его через восемнадцать секунд.
        Условие магдоговора, связанное Алмазом с его сердцем, тренькнуло и повисло бесполезной нитью - а Черныш снова ударил, вложив максимум оставшейся силы. Но вокруг замерцало чужое плетение, и последний Молот-Шквал рассеялся, не дойдя до засверкавшего десятком новых щитов короля.
        Алмаз слишком быстро справился со стазисом. И с блоком перемещений тоже - значит, какую-то из следилок на себе Черныш не нашел.
        Данзан Оюнович развернулся - за его спиной Свидерский раскручивал Ловушку, а взъерошенный и румяный Алмаз восстанавливал защитный купол.
        В груди стало тяжело. Не получилось сделать вдох.
        Алмаз что-то буркнул. Непонятное - в ушах звенело. Выставил ладонь - и секира короля Бермонта просвистела у уха Черныша, отклонившись в сторону.
        - Он мне нужен, ваше величество, - зло крикнул Старов. - Он нам всем пока нужен!
        Черныш презрительно хмыкнул - и вдруг землю вокруг начало трясти. Стихии словно сошли с ума, теряя в мощности - он отметил это, уже уходя в беспамятство. Амулет сработал через две секунды, но Черныш этого уже не почувствовал.
        Очнулся Данзан Оюнович под звук напряженного разговора. Сильно пахло лекарствами, но он, не открывая глаз, первым делом проверил, что творится со стихиями. Они в магическом спектре выглядели иссякшими куда больше, чем на нужные десять процентов, - а значит, если не восстановятся, то порталы в ближайшие дни должны набрать достаточную проходимость. Любопытно, что послужило причиной такого скачка?
        - Вы предлагаете мне отпустить преступника, который дважды пытался убить меня? - рычащий голос Бермонта был предельно холоден.
        - Временно, - невозмутимо отвечал Алмаз, и Черныш поморщился - он еще и объясняется с мальчишкой, который чуть ли не в десять раз младше. - Под мое слово и ответственность.
        - Как я понимаю, почтенный маг, ваше слово не помешало ему только что сбежать, - тон короля заледенел окончательно.
        - Мое упущение, - признал Алмаз. - Я буду внимательнее, ваше величество, и мы внесем уточнения в магдоговор. А после окончания войны вы сможете потребовать у королевы Василины, чтобы преступника передали вам.
        - А что мне мешает сделать это прямо сейчас? - осведомился Бермонт уже чуть раздраженно.
        - При всем уважении, вы его не удержите без нас, ваше величество, - все так же продолжал сюсюкать Старов. - Повторюсь: нам он нужен. Нужен для помощи человеку, который несет в себе Черного Жреца, - мы выйдем в Нижний мир ему навстречу, чтобы расчистить дорогу, и так как наших богов там нет, придется работать на голом резерве. Заменить его по мощи могут лишь несколько магов в мире, и все они уже заняты своей работой, хотя я и стараюсь их привлечь. Без резерва же там делать нечего - или нужно быть превосходным немагическим бойцом.
        Воцарилась тишина и в тишине этой Черныш пошевелился, открыл глаза. Попробовал сесть, и не вышло - руки у него были сведены за спиной в каменные блокирующие колодки, на шее пульсировал ошейник, который выпустит шипы при любой попытке кастануть. Видимо, Алмаз рассердился посильнее, чем обычно.
        Три пары глаз скрестились на нем. Черныш поморщился.
        - Я получу вашу голову, - как само собой разумеющееся проговорил Бермонт, глядя ему в глаза. - Если вы сбежите, я найду вас и сам казню. Но сейчас я вас отпускаю. Господин Старов убедил меня в необходимости этого решения. - Он повернулся к мрачному Алмазу. - И еще, господин Старов. Если вам нужны бойцы, которые могут сражаться без магической поддержки, то они у вас есть. Мои берманы превосходно обучены. Я отберу пятьдесят лучших - как я понимаю, столько вы сможете провести через Зеркало даже сейчас - и, когда вы позовете, сам поведу их, потому что в Бермонте я - лучший боец. - Он сказал это без всякого бахвальства, как факт.
        - Но ваше величество, разумно ли оставлять Туру и Бермонт без вас и лично рисковать жизнью? - осторожно вмешался Свидерский.
        Король Демьян впервые едва заметно улыбнулся.
        - Даже он, - сказал он с презрением, кивнув на Черныша, - рисковал своей жизнью, чтобы отнять мою. Вы тоже готовы рисковать. Моя жизнь, жизнь моих родных, да и всей Туры не будет стоить ничего, если Вечный Ворон не вернется. Так почему бы мне не помочь ему в этом?

* * *
        Король Демьян сообщил через адъютанта в замок Бермонт, что свяжется с супругой в час дня по бермонтскому времени. И в час ей передали трубку.
        Случившееся касалось их обоих, и он рассказал ей и про нападение Черныша, и про его роль в заражении бешенством…
        - Я принесу тебе его голову, - пообещал он.
        - Я хочу оторвать ее сама, - с несвойственной ей жестокостью проговорила Полина. Но тут же выдохнула и продолжила: - Но смерть - это слишком быстро, а стране пригодится его голова, не отделенная от тела. Пусть подпишет магический договор лет на сто и поклянется в вечной верности дому Бермонта, Демьян. Это будет и месть, и справедливость, и бесконечное воздаяние.
        - Обычно это я мыслю слишком по-королевски, - проговорил он с улыбкой.
        Полина хмыкнула в трубку:
        - Я быстро учусь, правда?
        Рассказал он и про то, как собираются Александр Свидерский с отрядом магов помогать Полининой сестре выйти из Нижнего мира. И что он тоже пойдет с ними.
        - То есть ты полезешь в самое месиво, чтобы спасти мою сестру, - вздохнула Полина то ли обреченно, то ли восхищенно. - И бога, конечно же, бога. Знаешь, кажется, я поняла, что испытывал ты, когда я ввязывалась в приключения. Только мне было весело, а то, что предстоит тебе, совсем не весело.
        - Но необходимо, Поля, - проговорил Бермонт.
        - Разве я спорю? - так же тяжело откликнулась Полина. - Но ты справишься. Это точно. И, - она помолчала, - ты очень крут, мой муж. Подумать только, ты победил Черныша!
        - То есть в нашем поединке ты бы ставила на него? - засмеялся Демьян, в который раз удивляясь, как легко ей удается заставлять его смеяться.
        - Я всегда ставлю на тебя, - торжественно заверила его Поля. - С кем бы ты ни бился.

* * *
        Когда Свидерский со Старовым вернули Черныша на базу, он спокойно подписал новый магдоговор, в котором формулировка упростилась до «Обязуюсь не причинять вред никому из жителей Туры», спокойно воспринял то, что ошейник останется на нем надолго и вспорет горло при попытке удалиться от Алмаза более, чем на километр…
        - Не слишком много заложили расстояния? - с сомнением поинтересовался Свидерский.
        - Мало ли что случится в бою, - буркнул Алмаз Григорьевич. - Предпочитаю, чтобы голову ему отрезал Бермонт, а не я.
        - А в порталы ты со мной за ручку будешь шагать? - хмыкнул Черныш. Тело холодило регенерирующее заклинание.
        И он, и Старов знали, что рано или поздно он сможет снять ошейник. И обойти договор. Если захочет.
        - Все-таки ты окончательно сошел с ума, - с сожалением сказал Алмаз перед традиционной вечерней партией в шахматы.
        Черныш и не ждал, что заклятый друг откажется сыграть с ним - что такое какая-то попытка убрать Бермонта по сравнению с тем, что они значили друг для друга. Даже Ли Сой был чуть моложе - и только они с Алмазом помнили мир таким, каким он был почти два века назад. Когда из двух веков в сумме больше сотни лет работаешь вместе, враждуешь и дружишь, открываешь мир и разочаровываешься в нем, успеваешь побыть и альтруистом, и мизантропом, поспорить до драк и напиться до чертиков, иногда влюбляться в одних женщин и даже жениться по очереди на одной из них, невозможно не понимать друг друга.
        - Ты прекрасно знаешь, что мой разум устойчив как никогда, - откликнулся Черныш, соединив пальцы рук и оглядывая шахматную доску. - Просто держишься за смешные принципы человеколюбия, хотя уж должен понимать, что люди того не стоят. Милосердие делает тебя слабым, Алмазушко.
        - Нет, Данзан, - усмехнулся Алмаз, - оно делает меня сильным. Не позволяет погрязнуть в тьме безо всяких границ. Я приближался к ней, разочаровавшись в людях, но мои ученики заставили меня вновь полюбить людей. А на что опираешься ты?
        - На цель, - немедленно ответил Черныш. - Сделать человека всемогущим и бессмертным.
        - Но мы и так бессмертны, Данзан. Нам дано знать, что души уходят на перерождение.
        - Я неохотно верю в то, что не могу доказать, - покачал головой Черныш. - Знаешь ли ты хоть один случай памяти о прошлой жизни, Алмаз? Можешь гарантировать, что это не божественная придумка для спасения человечества от осознания бессмысленности бытия и получения от нас молитв и жертв? Но даже если так… пусть мы перерождаемся. Я все же склоняюсь к тому, что это правда. Но - теряя весь опыт. Возрождаясь с другими умениями, в других телах. Я хочу убрать божественную рулетку из этого уравнения. Уничтожить петлю обесценивания прошлого опыта. Я хочу долго жить, Алмаз. На сколько еще хватит нашего резерва, ты не думал? Тебя не страшит, что наш путь конечен и вечно мы его продлевать не сможем?
        - А если весь смысл в опыте душевном, а не умственном?
        Черныш отмахнулся.
        - Не уходи в дебри философии, не люблю болтовни на темы зрелости души. Это недоказуемо. Я мечтаю о бессмертии физическом.
        - Убивая по пути к нему? Ты не видишь парадокса?
        - За все нужно платить, Алмаз. Я не жалею других. Но и себя тоже, или поспоришь? А раз ты заговорил о перерождении, не пойму твоей жалостливости. Убрал бы я Бермонта, так он бы вернулся после перерождения. Я ведь разрушил бы только физическую оболочку.
        - Но за свою ты держишься и не хочешь ее разрушать, - заметил Алмаз.
        - И уже объяснил, почему. Ты просто не можешь простить, что у меня хватает духу делать для мира грязную работу. А у тебя нет. - Черныш поднял глаза к потолку - чтобы еще раз убедиться, что просевшие стихии не восстанавливаются. - Ты предпочитаешь сдохнуть чистеньким. А я - жить, пусть чуть запачкавшись. Не думай, что мне доставляет удовольствие убивать мальчишек типа Бермонта.
        - Этот мальчишка ведь надрал тебе задницу, Данзанушко, - усмехнулся Алмаз.
        - Глупость, - буркнул Черныш, - я бы его размазал, если бы у меня была еще пара секунд. Но я рад, что все решилось без моего участия, с чем бы последнее ослабевание стихийного фона ни было связано. Хотя понятно с чем. Надеюсь, Жрец вернется раньше, чем стихии иссякнут окончательно и мы с тобой, Алмаз, станем двумя кусками разумного быстро стареющего мяса. Как думаешь, насколько хватит нашего резерва и стихийных накопителей в отсутствие самих стихий? Сколько мы проживем? Десять лет? Двадцать? Или сразу рассыпемся в прах?
        - Свидерский ставил на себе эксперимент, но он осознанно откачивал резерв, - проговорил Алмаз.
        - А если принять за точку отсчета гипотезу, что наши тела - это биологические стихийные накопители, и сохранят в себе часть стихийных потоков даже после смерти самих стихий, то надежда есть…
        Старов продолжал смотреть на него с раздражающим сожалением.
        - Ты в любом случае не проживешь долго. Тебе отрубят голову в Бермонте, - напомнил он.
        - Не смеши, - отмахнулся Черныш. - В конце концов, ты меня вызволишь и спрячешь, еще и сам откусишь Бермонту за меня голову. Слишком сентиментален, Алмаз, даже не спорь, этим мы и отличаемся. Я бы ради тебя и пальцем не пошевелил.
        - Раньше бы пошевелил, - Старов не стал спорить.
        - Раньше я слишком был подвержен эмоциям. А сейчас я знаю, что ты всегда найдешь выход, так зачем мне тратить время? И я всегда найду. Не один так другой.
        - В случае с убийствами правителей другого выхода ты не нашел.
        Шахматы стояли на столе нетронутыми.
        - Потому что есть только один? - пожал плечами Данзан Оюнович.
        - Отчего же? - проговорил Алмаз, и Черныш заинтересованно сложил руки на груди. - Я бы проверил, что будет, если действующего правителя вывести в Нижний мир. Через портал. Или поднять в космос, туда, где заканчивается стихийная оболочка Туры - правда, у нас пока нет технологий для отправки людей за пределы атмосферы.
        - Я учел этот вариант, - махнул рукой Черныш. - Чисто теоретически можно было бы проверить. Кстати, на Бермонте и проверим. Но заранее говорю - не сработает. Ты должен помнить, что технически происходит после смерти главы королевского дома. Аура его словно взрывается, вызывая невидимую простому человеку волну…
        - Как сегодня, - подсказал Алмаз.
        - Это и так понятно, - недовольно из-за того, что его перебили, буркнул Черныш. - Волна пришла с востока, значит, либо Хань Ши, либо дракон. Ставлю на императора. Помнишь, что было после смерти его отца? И деда, и прадеда…
        - Картина слома равновесия такая же, как после смерти его предшественников, - согласился Старов. - С поправкой на текущий дисбаланс.
        - Так что ждем известия от Ли Соя, если этот йеллоувиньский позер вспомнит о нашей договоренности делиться информацией.
        - То-то ты делился, - заметил Старов язвительно.
        - Вернемся к твоей гипотезе и Бермонту, - Данзан Оюнович предпочел проигнорировать последнюю реплику. - Простой уход любого правителя из мира не вызовет такие же сдвиги, как его смерть. Не будет посмертной волны. А вот что будет - действительно любопытно.
        - Смоделировать легко, - отозвался Алмаз.
        - Легко, - согласился Черныш. - Если представить каждого правителя как проводник между богом-первопредком и Турой, этаким столбом, поддерживающим стабильность в конкретной стране и в целом на Туре, то смерть его - это исчезновение столба и волна, которая ослабляет остальные столбы до тех пор, пока через шесть дней не коронуют наследника. А уход в другой мир - это исчезновение столба, но без волны. То есть эффект будет более протяженным во времени и меньше коснется других стран…
        Они, словно забыв об утреннем происшествии, продолжили спорить, строить гипотезы, подсчитывать, через сколько дней может открыться последний портал. Черныш вытащил свои расчеты, Алмаз - свои, шахматы были сметены на пол, и общение двух заклятых друзей превратилось в один из тех научных азартных диспутов, в которые они иногда оба ударялись с удовольствием.
        - Может, снимешь этот смешной аксессуар? - поинтересовался Черныш, когда все уже было обговорено и переговорено, а за окном стояла ночь.
        - Сниму перед операцией, - проворчал Старов, с кряхтением поднимаясь из кресла.
        - Тебе ошейник нужен для успокоения Свидерского или ты оставляешь мне игрушку для ума? - съязвил Данзан Оюнович. - За мной теперь не нужно следить, Алмаз, вряд ли кто-то на Туре более заинтересован в возвращении Жреца. Я все делал только ради этой цели. И сделаю.
        - А меня бы убил? - поинтересовался Алмаз, глядя на него в упор. - Ради цели?
        - Тебе соврать, что нет? - поморщился Черныш. - Да, Алмаз. Но в твоем случае мне действительно было бы больно.
        Утром второго мая вернулся Свидерский и принес несколько новостей. Первая, о смерти императора Хань Ши и о том, что в Йеллоувине продолжается бой, а портал не закрыт, но опечатан, была передана ему начальником Зеленого крыла.
        - Это единственный портал, у которого, судя по всему, с нашей стороны не будет защиты из инсектоидов и иномирян, - проговорил Александр. - Было бы легче пройти на помощь к Максу через него, но, к сожалению, неизвестно, куда на равнину с той стороны он выходит - по словам высокоранговых пленных, с той стороны оставалось еще два ключа, мог сработать любой. Да и Тротт идет к тому переходу, который соединен с порталом под Мальвой. Поэтому план не меняется, придется пробиваться через портал у Мальвы. А этот оставим как запасной вариант.
        - А что там с информацией от Ситникова? - поинтересовался Алмаз.
        Александр покачал головой.
        - Похоже, они почти не спят, потому что видения очень короткие и рваные. Но продвижение сильно замедлилось. Они попали на лесной пожар… огибают его, бегут… и будем надеяться, что добегут раньше, чем откроется последний портал и сюда придут чужие боги.
        А через три дня наконец-то пришло сообщение от Ли Соя, который, воспользовавшись передышкой в боях, подтвердил смерть императора Хань Ши и рассказал о том, что у города Менисей все еще добивают иномирян. А еще он передал последнее предсказание императора - о том, что с момента его смерти пройдет шесть дней и шесть ночей, и тогда откроется последний портал. И стало понятно, что у беглецов в Нижнем мире совсем не осталось времени. Как и у всей Туры.
        Глава 7
        27 апреля-5 мая, Рудлог, хутор под Иоаннесбургом
        Матвей Ситников и Дмитро Поляна уже десять дней занимались эвакуацией жителей Менска. Вражеское окружение города за эти дни было прорвано, захват кварталов иномирянами почти остановился, но недалеко от дома Дмитро шли бои, и люди на эвакуацию все прибывали.
        Первый раз портал в Менск Дмитро и Матвей открыли двадцать пятого апреля. А двадцать шестого была вторая попытка передать информацию Алине и ее спутникам - которая измотала друзей так, что ни о каких порталах речи идти не могло. Зато днем от Тандаджи было получено разрешение открыть Зеркало еще раз, двадцать седьмого числа, чтобы под видом эвакуации вывести агента, собиравшего информацию об иномирянах в Менске.
        Мама Димки звонила сыну - ее одолевали испуганные, растерянные соседи, и Дмитро издергала так, что он клятвенно обещал вернуться в Менск.
        Утром двадцать седьмого апреля Матвей встал с тяжелыми мыслями. Эту ночь он спал без снов, и неизвестно было, получилось ли связаться с беглецами в Нижнем мире и не придется ли повторять попытку снова. Поэтому к храму деревеньки Березовое Ситников шагал молча, не отвечая возбужденно обсуждающему план действий Поляне.
        Чуть раньше по шоссе проехали пять автобусов - чтобы вывезти беженцев. В них находились спасатели и врачи, которые должны были помогать военным, осматривать и сортировать людей.
        У храма магов уже поджидали майор Вершинин и два лейтенанта из боевого подразделения Зеленого крыла, а также полтора десятка бойцов, приехавших на военных автомобилях с хутора. По легенде, их прислали из Иоаннесбурга на случай маловероятного, но возможного нападения иномирян на тот район Менска, где открывался портал. Четверо из них должны были перейти с Дмитро через Зеркало и заняться наблюдением и сортировкой беженцев.
        Майор Вершинин до выхода провел общий инструктаж, во время которого Поляне выделили ведомственные накопители на поддержание щита вокруг себя и портала. Иномиряне все еще сжимали кольцо вокруг Менска, продвигаясь с окраин города к его центру, и запертые внутри, измотанные боями рудложские части, как и те, кто пытался прийти к ним на помощь снаружи, не могли обеспечить охрану беженцев с той стороны.
        - Вопросы есть? - поинтересовался Андрей Михайлович Вершинин после окончания инструктажа.
        - Есть, господин майор, - упрямо поднялся Поляна. - Разумно ли тратить наш с Матвеем ресурс на то, чтобы провести охрану в Менск? Иномиряне еще далеко, я и Зеркало будем под щитом. Под него никто не прорвется без моего согласия, а если проводить бойцов туда и обратно, то я выведу на восемь горожан меньше.
        Вершинин слушал его с привычно высокомерно-уставшим от глупости лицом.
        - Надеюсь, вы когда-нибудь запомните, Поляна, что нужно учитывать даже самое маловероятное развитие событий и выстраивать приоритеты, - проговорил он сухо. - Я бы настаивал на проведении в Менск нескольких отрядов, но, увы, ваши силы действительно ограничены. Поэтому мы вынуждены обойтись наблюдением и тем, что вы в точности исполните приказ и по первой же команде уйдете обратно в Зеркало. В чем я, признаться, памятуя о ваших подвигах, сомневаюсь.
        - Я все выполню, господин майор, - буркнул Дмитро. Майор некоторое время смотрел на него с каменным лицом.
        - Приоритеты же заключаются в том, что ваша безопасность как сильного мага важнее безопасности гражданских. Разведке известно, что иномиряне стремятся взять в плен магов. Если враги заполучат вас, способного открыть портал к королевскому дворцу, это будет катастрофа.
        - Я никогда не открою, - едва слышно возмутился Поляна.
        - Даже если на ваших глазах будут убивать детей? Или вашу мать? - осведомился Вершинин тяжело.
        Дмитро промолчал.
        - А предотвращение выхода врагов недалеко от столицы важнее и вашей безопасности. И безопасности беженцев, - безжалостно припечатал Андрей Михайлович. - Поэтому я предпочту пристрелить вас, Поляна, чем отдать в плен. Это понятно?
        - Да, господин майор! - выплюнул Димка.
        - Охрана нужна, чтобы выиграть вам время, Поляна. Если появление наземных инсектоидов вы успеете заметить и уйти в портал, то что будете делать, когда именно в это время над вами пролетит всадник на раньяре и решит проверить, что с другой стороны Зеркала? А вы, ослабленный, упустите щит? Или в ряды беженцев прибьются диверсанты? Или накопитель не сработает? Что, если отряды врагов сметут защитников на окраине и именно мимо вас пойдут к центру города? Приоритеты и холодная голова. Вот что необходимо агенту госбезопасности. И точное исполнение приказов. Наш приказ - вывести агента так, чтобы никто не догадался, что это агент. Ни враги, ни беженцы, которые мелют языками так же, как и все люди, и могут донести информацию до врагов и поставить под удар остальные наши операции. Руководству важно вывести этого агента. Именно поэтому, Поляна, а не из милосердия нам разрешили один день эвакуации. При условии надзора за вами старших офицеров, усиленной охраны и с приказом при малейшей опасности мгновенно сворачивать портал, невзирая на оставшихся по ту сторону гражданских.
        Дмитро, шагавший рядом с Матвеем к храму, был мрачен - он не понимал, как объяснить это соседям. Как сказать, глядя в глаза отчаявшимся людям - «мы за вами больше не придем»?
        Матушка Ксения, настоятельница храма Триединого, в котором разбитые окна заколотили досками, тоже присутствовала при втором открытии перехода. Принесла штук тридцать намоленных свечей и даже камешек отколола с алтаря.
        - Творец не обидится, если на благо, - объяснила она, укладывая пылающий силой накопитель в центр свечного круга. Матвей с облегчением перевел дыхание - он переживал, что резерв после утреннего сеанса связи сильно просел и на удержание портала не хватит сил. Однако он недооценил себя и Дмитро - помощь камня потребовалась куда позже, чем он думал.
        Агентом Тандаджи оказалась служительница Триединого, молодая еще женщина с изможденным лицом, которая скромно стояла в толпе людей, сжимая в руках красный вещевой мешок. По этому мешку ее и должны были опознать - и ее вывели в первых рядах. Через устойчивое Зеркало Матвей слышал, как Димка командует женщинам и детям идти к переходу и невольно усиливал структуру, когда чувствовал, что кто-то шагает. Слышал он и плач, и возмущенные возгласы тех, кто старался пробиться вперед, и окрики охранников, которые сканировали толпу, отсекали неадекватных и следили за тем, чтобы беженцы не тащили с собой больше одной сумки на человека, и злые приказы Поляны вставать в общую очередь, иначе он закроет проход. Звучал друг очень по-взрослому, и Матвею вдруг стало понятно, что не будет Димка сидеть в сытости помощником придворного мага и ждать карьерного роста. Уже сейчас видно, что ему мила и близка служба в силовых структурах. И быть Дмитро с его силой начальником военно-магической академии или командиром боевых магов Зеленого крыла, например. Если смирится с субординацией и дисциплиной.
        А что будет делать сам Матвей, он пока не знал. Потому что все желания сосредоточились на одном - вернуть Алину на Туру.
        - Но вы ведь придете за нами завтра?!! - то и дело нервно, с рыданиями кричали другу. И Матвей, морщась, слышал, как раз за разом Димка уверенно врал:
        - Мы очень постараемся, но сейчас стихии неустойчивы, Зеркало может не открыться. Если завтра в три часа дня я не появлюсь, не ждите нас, уходите к нашим войскам, вас выведут.
        Было жарко. Люди шли и шли. Если в первый день удалось вывести сорок человек, то на второй успело пройти на пару семей больше, когда канал подпитки от свечей стал мерцать и Матвей с усилием успел перекинуть его на алтарный камень. Они с Димкой учли опасность срыва, и, чтобы избежать выжигания резерва и смерти, Ситников поддерживал экран, который должен был перерезать канал, даже если сам Матвей снова потеряет сознание.
        Матушка Ксения рядом шепотом читала молитвы, спасатели, военные и жители деревни принимали тех, кто выходил из портала. Заносили имена в список, спрашивали документы - но у многих их не было.
        Пространство вокруг храма наполнялось детским гомоном, охами, смехом и слезами женщин. Шумели автобусы, один за другим отъезжая в сторону шоссе, а Димка все командовал: «Следующая группа! Следующая!» - и Матвей, понимая, что друг хочет вывести как можно больше людей, все держал и держал Зеркало, уже чувствуя, как подрагивают руки, а по спине струится пот. Поток от алтарного камня шел ровный, словно канат из сплетенных стихий, но и он начинал истончаться, слабеть…
        - Димыч, проседание на четверть, - позвал Ситников. Друг дернул плечами, показывая, что услышал, пропустил старушку с еле ковыляющим слепым дедом и только тогда позвал охранников:
        - Выходите, я сворачиваюсь.
        Бойцы вышли. Увидев это, к порталу от автобусов быстро зашагал майор Вершинин.
        - Димыч, - процедил Матвей. Камень начал вибрировать.
        Поляна оглянулся.
        - Возьмите нас, - плакала с той стороны какая-то женщина с маленьким ребенком на руках, - моей дочери нужен врач!
        Дмитро оглянулся еще раз, подзывая ее, и Ситников скрипнул зубами, понимая, что с дисциплиной и приоритетами у друга все же проблемы.
        - Поляна, немедленно на выход, - ледяным тоном приказал остановившийся рядом майор, - это приказ!
        - Так точно, - с усердием крикнул Поляна, хватая женщину за руку и бросаясь к порталу. Их он толкнул первыми. Оставшиеся люди завопили, заплакали. Женщина с малышом вышли - и в этот момент храмовый камешек тренькнул, разваливаясь в пыль.
        - Димыч, быстрее! - во всю мощь заорал Матвей, цепляясь за крохи силы в этой пыли и чувствуя, как снова его канал дергает в сторону храма.
        Задрожало Зеркало - и в тот же момент лопнули доски, закрывающие окна храма, затрещали стены, а к Ситникову от алтаря опять хлынул поток стихий. Димка не успевал, Матвей скинул экран, вливая силу в Зеркало, - и, не выдержав мощи, обрушившейся на него, снова потерял сознание.
        Очнулся он скоро - и снова они сидели на земле, попивая молоко от матушки Ксении, которая с иронией предложила пока окна в храме не ремонтировать. Дмитро, успевший таки и выскочить, и вывести женщину, над ребенком которой сейчас хлопотали врачи, был уставшим, мрачным и злым.
        - Там их уже несколько сотен, Матюха, - шепотом поделился он, пока спасатели разводили менчан по автобусам. Посмотрел на майора, что-то обсуждающего с командиром спасателей, кивнул в ответ на долетевшее от соседки «спасибо». - Понимаешь, многие собираются прямо там ждать до завтра. А мы не придем. Это неправильно. Неправильно! Ты-то как? - спохватился он, глядя виновато и тоскливо.
        - Ты неправ, - коротко проговорил Ситников, и Дмитро зло полыхнул глазами. Вокруг них, сидящих, шумела, рассасываясь, толпа. - Димыч, я за тебя готов хоть к демону в глотку. Но ты сегодня намеренно тянул и нас обоих подставил под удар. Сам мог попасть под схлопнувшийся портал. И я опять чуть не выгорел. Мне нельзя выбывать из строя, нельзя рисковать, ты знаешь, почему. Хватит глупить, Дим. Не у тебя одного важная задача. Ты должен был выходить сразу, как Зеркало просело на четверть. Мы договорились.
        - Неправ, понял, - угрюмо отозвался Поляна. - Надо было оставить больного ребенка там.
        - Не дури, - тяжело попросил Матвей. - Поссоримся. Я должен знать, что могу положиться на тебя. Хорош считать, что ты знаешь все лучше всех.
        Поляна молчал. И Ситников тоже молчал, в упор глядя на него.
        - Клянусь, последний раз такое, - наконец, выдохнул Дмитро. - Прости. Жалко мне их, понимаешь? Я же треть там в лицо знаю, со многими в школе учился.
        - Понимаю.
        - Поддержишь меня? - с надеждой попросил Поляна, вглядываясь в лицо друга. - Нужно же всех вывести, Матюх. Обещаю, я буду уходить вовремя.
        - Я с тобой, - подумав, кивнул Ситников, и Дмитро невесело улыбнулся, хлопнул его по плечу.
        Только сумев подняться, Димка потащил Матвея к Вершинину, чтобы уговорить командира разрешить и завтра открыть портал. Дмитро отчаянно убеждал, Матвей вставлял короткие реплики. Это длилось так долго, что майор снова не выдержал:
        - Прекратить споры! Полковник Тандаджи приказал завершить операцию в один день, Поляна. Задачу вы выполнили, остальное в Менске - дело военных. Они оповещены о том, что люди ждут эвакуации, и действуют по мере возможностей. Ваша основная задача совершенно иная. И не думайте, что я спущу вам нарушение инструктажа. Сегодня вы должны были выйти сразу за охранниками, Поляна.
        - Я и вышел, господин майор, - глядя честными глазами, отрапортовал Дмитро. - Ждал, пока Зеркало стабилизируется. По моим расчетам его хватало на троих. Виноват, господин майор. В инструктаже не сказано было, что я должен выходить один.
        На лице майора дернулись желваки. Однако тон его оставался спокойным.
        - Я занесу и это в ваше личное дело, Поляна. Со штрафным взысканием определится полковник Латева. Обсуждение закрыто. Если вы нарушите приказ и решите завтра открыть портал в Менск, то попадете под трибунал, который в лучшем случае присудит вам дисциплинарный батальон. А в худшем - вы отсидите положенный срок рядом с военными преступниками и навсегда закроете себе путь на государственную службу. И право, я очень хочу, чтобы вы это сделали и избавили меня от своего присутствия. Вы меня поняли?
        - Так точно, - процедил Дмитро. Матвей молчаливо стоял рядом.
        - Тогда возвращайтесь в расположение охраны. Оба! И чтобы не было искушений - с этого дня и до особого приказа вам запрещено покидать хутор.
        - А кто это - полковник Латева? - шепотом поинтересовался Матвей, когда они тряслись внутри военной машины, которая везла их на хутор.
        - Дорофея Ивановна, - так же тихо ответил Димка. - Про нее столько рассказывали, Матюха! Только это все секретные данные, - помрачнел он. - Но она легенда, правда.
        Поляна до ночи был мрачен и резок, а в перекуры мотал головой, словно внутренне продолжал спор. Матвей отмалчивался. Его занимал совсем другой вопрос. Он успел посетить палату, в которой лежала Алина, поговорить с ней, погладить тонкие бледные пальцы. Принцесса не реагировала.
        Затем он повернулся к профессору Тротту - тоже осунувшемуся, с отросшей рыжей бородой и волосами - и, поколебавшись, склонился над ним.
        - Сберегите ее, - сказал он глухо и вышел.
        Ночью на двадцать восьмое апреля Матвей получил подтверждение того, что их вчерашняя попытка связи достигла успеха. Он увидел удивительно четкий и долгий сон - про то, как на рубахе Четери сзади тонкие девичьи руки старательно пишут под зачеркнутой семеркой в предложении «Идти осталось не меньше семи дней» цифру «шесть».
        Слышал он и голос Алины, которая повторяла это - и которая вдруг стала говорить с ним.
        - Матвей, - шептала она, а впереди мелькала спина Четери, и где-то сбоку виднелся профессор, - я не знаю, как вы это сделали, но мы тебя слышали. Надеюсь, и ты меня слышишь. Мы идем так быстро, как можем, но на нас охотятся. У меня ранено крыло… вчера наткнулись на жуткое чудовище. Точно сказать, когда мы дойдем до портала, невозможно. Четери говорит, что если ничего не случится, то нужна максимум неделя. Матвей, передай моим сестрам, что я очень их люблю и очень скучаю. Как бы я хотела знать, все ли с ними в порядке. Неделя, Матвей, ты слышишь? Осталось шесть дней… наверное. Боги, неужели мы увидимся? Неужели выйдем? Если честно… я уже в это не верю.
        Ему никогда еще не виделся Нижний мир так долго - мужчины среди гигантских папоротников, которые наконец-то удалось рассмотреть, двигались бесшумно, то и дело в поле зрения появлялся профессор Тротт, цепко окидывающий Алину взглядом (Матвею казалось, что он смотрит прямо на него), а принцесса то и дело на все лады начинала повторять, что осталось семь дней, семь дней, словно заклиная и убеждая себя…
        Утром Ситников, поднявшись, первым делом написал срочный рапорт полковнику Тандаджи обо всем, что услышал и увидел. И, поколебавшись, добавил в конце:
        «Так как после предыдущих использований Зеркал я тоже прекрасно спал и сны были устойчивее, чем обычно, думаю, что именно эвакуация людей из Менска, а не ментальный эксперимент над ее высочеством с передачей данных стал причиной такого устойчивого сна. Скорее всего, повлиял стихийный поток от алтаря Триединого, который расширил мой канал восприятия. Не думаю, что достаточно просто открыть Зеркало куда угодно, наверное, нужно точно повторить ситуацию, поэтому прошу разрешить продолжить эвакуацию беженцев из Менска. Обещаю соблюдать все предосторожности и выполнять все приказы».
        Кто знает, как поморщился полковник Тандаджи, читая эту откровенную манипуляцию. Да и не был Матвей уверен, что именно Зеркала усилили ментальный канал, - хотя это было возможно. Но Дмитро слишком болезненно реагировал на запрет и не хотелось, чтобы он натворил глупостей.
        Рапортом Матвей метил не в полковника, а в королеву, которая читала все донесения. Даже имея очень небогатый опыт общения с ней, Ситников понимал, что она на что угодно пойдет, чтобы выручить сестру. И поэтому почти не удивился, когда к полудню майор Вершинин вызвал их с Поляной и сообщил решение Зеленого крыла: эвакуацию под присмотром старших офицеров продолжать, быть готовыми мгновенно прекратить ее.
        С тех пор прошло больше недели, а путники в Нижнем мире все бежали, сражались, снова бежали - Матвей, когда попадал на редкие моменты их отдыха, ловил отрывистые, словно она внезапно вспоминала о важной задаче, бормотания Алины: «Нам пришлось сделать крюк, я не знаю, когда мы будем в безопасном месте, Матвей… нас загоняют, гонят огнем…», - а на рубахе Четери, под строчкой из зачеркнутых цифр появилась едва различимая надпись: «Я напишу, когда будем на месте прорыва».
        Эвакуация людей из Менска хоть немного разбавляла тревожное ожидание, изводившее Ситникова, потому что слышать во сне надсадное, вымотанное дыхание принцессы, видеть грязные, испачканные сажей руки, с жадностью подносящие ко рту флягу с водой, и быть не в состоянии помочь - оказалось очень сложным. Матвея тревожило и то, что он ни разу еще не был у Светы, хотя обещал Четери и представлял, как она беспокоится, - поэтому в одном из рапортов попросил по возможности передать в Тафию письма для родных.
        Все больше доносились тревожных новостей о том, что где-то рядом с Иоаннесбургом ночью слышали раньяров, хотя войска иномирян были еще очень далеко от столицы. Да и разговоры беженцев о том, что в Менске идут позиционные бои, что рудложцы опять отступают, а среди врагов появились какие-то чудовищные бойцы, не могли не беспокоить. А несколько дней назад и длительность удержания Зеркала вдруг сильно пошатнулась, на проведение людей стало требоваться куда больше сил. Они с Димкой потом узнали, что это случилось из-за смерти императора Хань Ши и теперь стихии будут ощутимо слабеть с каждым днем. Благо, и поток менчан начал потихоньку иссякать.
        Уже было выведено больше пятисот человек, начали проводить и мужчин, и даже со стороны рудложских войск, прорвавших окружение Менска, выделили к порталу небольшой отряд охраны с огнеметами. Значительная часть менчан побоялась долго ждать выхода через Зеркало и все же решилась добираться к коридору, пробитому и расширяемому рудложскими войсками. В ожидании оставалось около сотни беженцев, в основе своей либо женщины с детьми, либо старики или увечные. Иногда подходили новые люди, в основном те, кому было сложно выбраться самостоятельно.
        Сегодня все шло своим чередом - пока Матвей не обратил внимание на заплаканную женщину, которая вела, обнимая за талию, невысокого одноногого мужика. Штанина у него была завязана под коленом, и он прыгал на одной ноге, угрюмо глядя в землю и упираясь на самодельный круглый костыль, а в плечо женщины вцеплялся так сильно, что она морщилась. Его даже почти не обыскивали - так, обхлопали по бокам, проверили сумку.
        Что-то в нем было не так, и Матвей даже не мог сказать что. Может, слишком загорелый для мая месяца? Но на Юге Рудлога в эту пору солнце уже палило нещадно.
        Пара отошла подальше - их тут же перехватили спасатели, стали расспрашивать.
        - Нет у нас документов, - всхлипывая, тихо отвечала женщина, - а он не говорит, контузило его…
        - Следующий! - крикнул Димка.
        Матвей чуть усилил нити, продолжая разглядывать мужика. Тот, одетый в будто чуть большую для него одежду, в грязноватую куртку, все не отцеплялся от женщины, ковыляя к автобусу, а она всхлипывала все надрывнее, все сильнее. Уже даже Вершинин взглянул туда настороженно, хотя плач среди спасенных был делом привычным, и матушка Ксения покачала головой.
        И тут мужик оглянулся. Увидел направленные на него взгляды, дрогнул, оскалился по-звериному… оттолкнул от себя женщину, падая на землю… никто ничего сообразить не успел, как он выхватил из рукава что-то небольшое, изогнутое и поднес это к губам. Раздался ревущий, гортанный звук, прервавшийся выстрелом. Мужик задергался на земле, изо рта его толчками текла кровь.
        - Это враг, - в истерике завопила женщина, - они меня заставили, заставили! Они хотят попасть в столицу! Там мой муж в заложниках, они его пытают!
        Матвей, оцепеневший, повернул голову - стрелял Вершинин, лицо его было белым как полотно.
        - Сворачиваем! - рявкнул он Матвею. - Поляна, сворачиваем!
        В воздухе начало сгущаться что-то мерцающее, темное. Заорали люди от автобусов, заорали люди с той стороны Зеркала и рванули к порталу, снося охрану. Димка едва успел прыгнуть в переход, но закрыть его маги не успели - поток беженцев ворвался в портал. Люди выпрыгивали из него, разбегались в разные стороны. А недалеко от автобусов, из которых тоже бежали люди, стрекотал, поднимаясь на задние лапы, огромный тха-охонг, со спины которого спускались иномиряне, подносили ко ртам еще рога. В них стреляли бойцы, кто-то из врагов падал. Гигантские инсектоиды появлялись один за другим.
        - Отступаем к хутору! - заорал Вершинин. - Водители, двигай! Поляна! Ситников!
        - В храм! - звонко кричала матушка Ксения. - Там я вас защищу!
        В воздухе вибрировали гортанные переливы рогов. Уже с десяток тха-охонгов появилось у портала, менчане и местные бежали по центральной улице деревни, по берегу озера, автобусы уезжали. Майор Вершинин с подчиненными и несколькими спасателями, оказавшимися далеко от автобусов, засели в храме и стреляли через разбитые окна. С десяток бойцов с огнеметами встали перед Ситниковым и Поляной, присоединяясь к перестрелке. В них палили в ответ, падали люди, попавшие под рикошет.
        Матвей увидел, как с одного из тха-охонгов спускается бородатый иномирянин, одетый куда богаче остальных. Он что-то крикнул своим, указывая на Дмитро и Матвея, и к ним бросились враги. Ситников выругался, выставил перед охраной с огнеметами слабый щит, накрывая и себя, и храм. Нападающие натыкались на него, непонимающе и зло орали, палили из пистолетов. На помощь им двинулся огромный тха-охонг, повинуясь приказу бородатого командира иномирян. Боднул защиту, визжа от пламени огнеметов, но не отступая, ударил по ней лезвиями - и Матвей снова выругался. Еще удар-два, и провалится.
        Зашагали к щиту еще несколько инсектоидов. Остальные выстраивались в боевые порядки, звучали рога - весь берег озера со стороны храма кишел тха-охонгами.
        Обезумевшие люди бежали со стороны Менска, тормозили под щитом при виде инсектоидов, кто-то пытался забежать обратно, натыкаясь на своих. Были там и младые и старые, и женщины и мужчины. На команды охраны, злые просьбы Дмитро они не реагировали. Матвей не мог говорить, и никак не получалось выбрать момент, чтобы в портале никого не было, чтобы его схлопнуть.
        - Маги! - на плохом рудложском крикнул бородатый иномирянин на первом тха-охонге. - Сдавайтесь! Мы вас не тронуть! Сдавайтесь и мы отпустить всех людей!
        Перед глазами у Ситникова замелькали красные пятна. Маленький алтарный камень начал трескаться. У Димки, удерживающего переход, потекла из носа кровь, и Матвей тоже почувствовал на лице горячее. В ушах шумело, люди все бежали…
        Внезапно вынырнувшая из-за храма матушка Ксения вдруг расставила руки и пошла к переходу, как наседка, загоняющая цыплят.
        - Нельзя! Умрете! Умрете!
        Неизвестно, удалось ли ей остановить людей, потому что заверещал, как циркулярная пила, инсектоид, снова ударил, почти уничтожив щит, ударил второй тха-охонг, третий - и в этот же момент рассыпался камень и схлопнулся проход. Ни Димке, ни Матвею не дали упасть - настоятельница подхватила их под руки и потянула к храму. За ними под выстрелами бежали охранники, плюясь огнем - и тха-охонги вставали на задние лапы, визжали, пытаясь сбить пламя, отступали и наступали снова. Двое столкнулись, перекрыв берег и позволив выиграть время.
        У входа магов перехватил майор Вершинин, окинув злым взглядом, неаристократично сплюнул.
        - Все к хутору!
        - Сейчас, - просипел Матвей, вцепившись в стену храма, и бросил в сторону тха-охонгов самый простой плоский щит. Пока догадаются обойти, пройдет еще минута - две.
        Отряд побежал к дороге. Матвея шатало. Лицо Димки, испачканное кровью, было бледным.
        - Может, вернемся в храм? - запыхавшись, крикнула настоятельница. - За стены я их не пущу! И надо сообщить властям!
        - Я уже сообщил, - проорал Вершинин в ответ. - Нельзя в храм. Этот молодчик, - он мотнул головой в сторону Матвея, - должен спать в бункере.
        Лопнул щит. Они бежали меж домов, из которых то и дело выскальзывали местные жители. Задержался один из автобусов, который подбирал бегущих на ходу. В заднюю дверь запрыгнул Вершинин, завалился Матвей, затащили Димку, военные помогли забраться матушке Ксении.
        Люди лежали на полу, сзади стреляли иномиряне, набирали скорость тха-охонги.
        - К хутору! - приказал Вершинин водителю, и тот надавил на газ.

* * *
        Тиодхар Тенш-мин, волей императора и богов посланный захватывать юг страны под названием Рудлог, ныне находился недалеко от Менска, ожидая, когда раскинувшаяся дугой на несколько дневных переходов его армия продвинется дальше. И когда ему доложили, что в городке маги выводят местных жителей через волшебные врата в селение недалеко от столицы, он не стал скрывать удовлетворения.
        Это был крепкий, невысокий и плотный мужчина, которого можно было даже назвать грузным, если бы не развитые мышцы и уверенность движений. Его тяжелое квадратное лицо всегда было почти неподвижно, разноцветные глаза казались чуть сощуренными, словно он всматривался в собеседника. Генерал не был чужд роскоши, любил женщин, носил богатую, расшитую драгоценностями одежду и повязки на начавших седеть волосах, хлестал вино, но при этом был цепким бойцом и отличным стратегом. Вне советов и сражений предпочитал молчать, и подчиненные научились угадывать его желания по повороту головы или движению губ.
        Он мог спать и на голой земле, но предпочитал останавливаться в захваченных домах местных аристократов. Генералу нравилось удобство жизни в этом мире.
        - Император не смог порадовать богов, - сказал он тха-норам, которых собрал после доклада связного о Менске. - Но это можем сделать мы.
        Боги не уберегли императора, но старому хищнику давно пора было вскрыть горло. Тенш-мин с удовольствием сделал бы это сам, если бы Итхир-Кас не был одним из тех немногих людей, которых генерал опасался. Зато теперь у него были развязаны руки. Пусть мальчишки Ренх-сат и Манк-теш загрызут друг друга за никому не нужный уже трон и Анлин-Кас. Тенш-мин же в это время быстро захватит столицу самой большой страны в новом мире, возьмет в жены правительницу-колдунью и сам станет правителем. И уже после этого додавит остатки вражеской армии. Тогда и боги будут к нему благосклонны.
        Если же колдунья будет сопротивляться - подчинит её мысли. Пусть сила его была не так велика, как у Итхир-Каса, но он тоже был потомком первых воинов, спустившихся с богами с небес, и оттого умел заставлять людей делать так, как нужно. А не выйдет - посадит на цепь. Оковы и плеть работают не хуже мысленного подчинения.
        Портреты колдуньи встречались в захваченных городах слишком часто, и Тенш-мин даже смягчался, разглядывая светлые глаза и белые волосы, и признавал, что владеть такой добычей не хуже, чем сотней тысяч сундуков с золотом. Она не казалась способной на сопротивление, а значит подчинится и нарожает ему сыновей в искупление за смерть старшего. И будет покорной женой.
        Тенш-мин знал, что у колдуньи есть муж и дети, но их участь была решена, и они его не волновали.
        - Воины этого мира слишком мягкосердечны, оттого слабы, и возможность, подобная нынешней, должна была рано или поздно появиться, - продолжал он свою речь. Тха-норы почтительно внимали, поднося ко ртам чаши с вином. Они понимали, о чем он говорит.
        Воины здесь были чувствительны, как бабы, жители - болтливы. Лазутчикам, переодетым в местную одежду и знающим язык, даже не нужно было расспрашивать местных: разговоры о том, что беженцев выводят через волшебные врата, а затем вывозят в столицу, что выведут обязательно всех, звучали и в храмах, и на вяло действующих рынках, и в очередях за продуктами и водой.
        Тенш-мин за свои сорок пять лет ни разу не упустил возможности победить. Но он не был бы победителем, если бы только ждал возможностей. Нет, он их создавал.
        Генерал давно понял, что чем дольше его войска двигаются к столице, тем больше у местных времени подготовиться и дать отпор. Расстояние до Иоа-нес-бурга и предсказуемость были слабым местом его армии, а военные машины противника, маги и оружие - их преимуществом.
        - Вот она, возможность стать быстрыми и непредсказуемыми, - веско ронял он слова. - Да, мы готовились выступить иначе, но сами боги подсказывают нам более легкий путь.
        Несколько декад назад он с советниками и тха-норами долго сидел над захваченными картами страны, посылал разведчиков в облачные дни осмотреть нужные места сверху, и наконец начал свой путь к победе.
        Уже две декады в леса под столицей по ночам прилетали раньяры, которые высаживали нейров в густых чащах между поселениями у южной широкой дороги, ведущей в город, максимально близко к ней, чтобы она была в поле видимости, но далеко от поселений, чтобы не наткнулся на скрытников до срока случайный селянин. Каждый из нейров знал, через сколько дней он должен после заката трижды подуть в рог, чтобы перенести армию тха-охонгов к столице. А на случай, если нападение на столицу произойдет раньше, они должны были следить за дорогой, чтобы не пропустить свои отряды.
        Лучше бы, конечно, было попасть прямо в столицу, но все раньяры, попытавшиеся было прощупать эту возможность с разных сторон, были сбиты в воздухе: наблюдатели говорили, что за снарядом издалека виднелся белый след, а от стрекозы оставались одни ошметки. Все, даже самые маленькие дороги были перекрыты, от захваченных горожан, выехавших на свою беду из Иоаннесбурга, лазутчики Тенш-мина узнавали, что ведутся проверки машин и документов, стоят блокпосты, что столица готова к обороне. Тенш-мин перебирал все варианты и готов был уже рискнуть с несколькими машинами, водители которых под страхом смерти их семей привезли бы беженцев в город. Но попадись один - и всех начнут проверять еще ожесточеннее.
        И как же вовремя пришла новость про ма-га, который переносит жителей в селение под столицей! Тенш-мин уже знал от захваченных магов, что местные колдуны бывают сильными и слабыми, что сильные способны чуть ли не целую армию уничтожить и не делают этого только потому, что жалеют местных жителей. Глупцы. Знал он и о том, что мага можно захватить тогда, когда он истощен: он не сможет защититься колдовством, и получится подчинить его мысли.
        - Тот колдун, который сейчас выводит местных, очень силен, - говорил он на совете. - Он может открыть врата для наших воинов прямо в столицу.
        Однако маг был защищен невидимым крепким щитом, поэтому для начала решили использовать лазутчиков, которые под видом беженцев могли бы попасть в столицу на ав-то-бусах, вывозящих людей. Не выйдет провести лазутчика с манком - можно будет напасть тогда, когда у мага кончатся силы, заставить его сдаться, начав убивать местных.
        Все же мягкосердечие погубит армии этого мира.
        Оставалось найти людей, которые пойдут на риск ради высочайшей награды, и местных, которые под страхом убийства родных проведут их мимо охраны и мага.
        - Найдите среди раненых наемников калек, - приказал Тенш-мин, - тех, кому придется влачить жалкое существование после войны. Я обещаю каждому за согласие десять золотых слитков, а за успешно выполненный призыв - сундук с золотом. Пусть знают, ради чего рискуют. Поймайте местного и снимите с него одежду, оденьте и подстригите нейра точно, как его. Калеки почему-то вызывают у местных жалость, поэтому их пропустят. Пусть лазутчики знают, что, если доберутся до столицы, дойдут до дворца и там вызовут тха-охонгов, то получат целый сундук с золотом, собственный дом, жен и рабов, сколько прокормят.
        В день, в который через волшебные врата должны были попытаться пройти лазутчики, все было готово. Полторы тысячи тха-охонгов были сосредоточены в небольших городках по линии фронта. На спинах их были размещено оружие и припасы, а также сидело по сорок-пятьдесят полностью вооруженных нейров. На тех тха-охонгах, которые первыми должны были перенестись к лазутчикам, у всех нейров были манки, чтобы вызвать к себе еще тридцать гигантов. Воинам под страхом смерти было запрещено спускаться. Сидели на тха-охонгах и норы, которые благодаря благородной крови могли подчинять до полсотни невидши, облепивших инсектоидов как муравьи. Жаль, нельзя было перенести охонгов и раньяров, но Тенш-Ммин рассчитывал на невидши и планировал, что раньяры после перехода тха-охонгов поднимутся в воздух и за полдня долетят до столицы, донесут тысячи наемников. Да, часть из стрекоз падет под ударами боевых машин, но большая часть доберется до города и поддержит атаку.
        - Я взойду на тха-охонга, когда все начнется, и сам поведу армию, - сказал он нору У?нши, своему верному соратнику. - Ты пойдешь первым, и если не будет там ловушки, тебе доверяю призвать моего тха-охонга.
        Волшебные врата открылись в то же время, что и днем раньше, и из них появился маг. Об этом практически сразу стало известно Тенш-мину: лазутчики передавали информацию по живой цепочке, перебегая один к другому и возвращаясь на места, а уже с окраин летели раньяры с новостями. Ждали калеки-наемники, ждали их пленницы, оглушенные горем и страхом: у каждой захвачены были либо муж, либо сын, либо родители. В нескольких соседних домах, опустевших за время эвакуации, с ночи разместились пять отрядов наемников, которые в случае неудачи должны были попытаться захватить колдуна.
        Наблюдатели видели, как через серебристо-прозрачное окно прошла женщина, ведущая первого из лазутчиков. Как ближе в живой очереди подошел еще один, и еще… Издалека плохо было видно, что творится за волшебными вратами, однако звук манка услышали все.
        И пусть первый же лазутчик не выдержал, сорвался - и цель вскрыть столицу изнутри была провалена - все же армия Тенш-мина за какой-то час переместилась больше чем на пятьсот километров, в самое подбрюшие Иоанес-бурга.
        Переместился и сам Тенш-мин. Выслушал доклады тха-норов, посмотрел вслед автобусу, который подъезжал к далекому неприметному строению на холме. Его нагоняли несколько тха-охонгов. В автобусе этом, по словам норов, двигался и колдун, открывавший волшебные врата, и его помощник, ослабленные, но очень мощные, которых сейчас легко было бы подчинить.
        Если перехватить их - снова появится возможность переместиться прямо в сердце страны. А если не выйдет - Тенш-мин справится и без них. Не стоит терять время.
        - Оставьте здесь сотню тха-охонгов с вооруженными наемниками и две сотни невидши, - приказал он. - Командовать ими буду я. Остальные пусть выдвигаются к столице. Пустите вперед, по этой дороге, - он взглянул на карту, которую услужливо подал ему помощник, - да, по этой, отряд из пятидесяти невидши: они двигаются быстрее, чем тха-охонги, и нейры в тайниках заметят их раньше. Невидши добегут до них скорее, чем армия пройдет и пятую часть пути, и тогда нейры с манками призовут оставшихся тха-охонгов и начнут движение к столице.
        - А что приказать делать невидши, когда те доберутся до столицы? - осведомился нор Уанши, тоже глядя на далекий автобус, к которому медленно поднимались три преследующих его тха-охонга. - Затаиться? Ждать армию?
        - Наоборот, пусть вырезают всех, кто попадется на пути, пусть прорвутся как можно глубже, - ответил Тенш-мин. - Страх и ужас станут нашими союзниками, Уанши. Когда мы подойдем к столице, именно страх и ужас откроют нам двери. Не будем терять времени: боги благоволят нам. Начинаем! - И он под громкие приказы помощника и подхвативших их командиров, от которых заволновалось бесконечное море инсектоидов, пошел к своему тха-охонгу, наблюдая за происходящим.
        Вот с шелестом оторвались от его армии пять десятков невидши с атакующим стягом Тенш-мина посередине и единой каплей потекли-побежали к дороге, а затем и по ней. Вот за какую-то сотню ударов сердца отделились силы, которые пойдут с ним. Он не стал ждать - поднял руку, отдавая мысленный приказ, и, подождав, когда уйдут вперед тха-охонги с наемниками, двинулся следом с невидши.
        Инсектолюди были куда более ценными бойцами, чем нейры-наемники, и их он предпочитал поберечь для захвата столицы, а не тратить на какой-то хлипкий дом.
        Ему было непонятно, почему автобус не постарался уехать по дороге, чтобы спасти людей, как сделали это остальные, почему остановился у дома. Интуиция бойца шептала, что здесь что-то нечисто. Поэтому и невидши могли пригодиться.
        Тенш-мин был на полпути, когда за его спиной зашевелилась, разворачиваясь к столице, остальная ударная сила.
        Глава 8
        5 мая, хутор полковника Латевой, Иоаннесбуржская область.
        16.30
        Игорь Иванович Стрелковский ожидал Люджину за изгородью хутора, у машины, сняв китель и подставив лицо жаркому майскому солнцу. От подлеска, покрывавшего холм, пахло сиренью и молодым березовым листом. Трава у дороги уже вымахала сочная, зеленая, но ее почти не было видно из-за обилия одуванчиков. Тут же паслись козы, лениво блея.
        Ему было хорошо. Двадцать восьмого апреля закончились иглы, которые он вкалывал ради привязки Полины к миру после обряда шамана Тайкахе, а двадцать девятого дочь позвонила и радостно сообщила, что теперь она остается в человеческом обличье с полудня до шести утра, и только в шесть оборачивается в медведицу и досыпает еще шесть часов.
        - Жаль, я не знаю, сколько осталось у Тайкахе, - говорила она, - но вряд ли может быть много. Может, слетать к нему, спросить? Нет, я нужна тут…
        Она радовалась - и он тоже, потому что эти иглы словно закрыли какую-то часть вины перед Ириной. Он бы всю жизнь вкалывал в себя эти иглы, лишь бы их с Ириной дочь была счастлива.
        Люджина несколько дней после первой встречи с Макроутом ездила сюда сама, но сегодня Игорю удалось вырвать трехчасовое окно в своем расписании, которое давно уже не оставляло ему ни выходных, ни возможности выспаться: то и дело он оставался ночевать в Зеленом крыле, и с Дробжек они встречались исключительно на работе. Час на дорогу сюда, час здесь, час обратно - завезти Люджину домой, а самому в Управление.
        - Вздумали тоже, - проворчала капитан чуть насмешливо, но и с удовольствием, когда он после совещания сказал, что поедет с ней. - А как же та груда дел, что ждет вас на столе, Игорь Иванович? Я как раз перед совещанием их отсортировала.
        - Дел по горло, - признался Стрелковский, шагая рядом с ней по коридору, - но мне снова нужно разгрузить голову. Эффективность падает.
        - А у полковника Тандаджи ничего не падает, - усмехнулась Дробжек.
        Встречные агенты брали под козырек и шли дальше - отношения капитана и начальника внешней разведки давно перестали быть новостью.
        - Вы что же, меня поддразниваете, Люджина? - изумился он. - Не первый ли это раз за все наше знакомство?
        - Возможно, - серьезно кивнула она. - Шеф, может, вам поинтересоваться у коллеги методами восстановления эффективности?
        - Увы, методы Майло опасны для рассудка, - хмыкнул Игорь Иванович, заходя в кабинет. - Поэтому для меня работает только смена обстановки.
        На хутор они приехали к четырем часам вечера, и Игорь, оставив Дробжек у камеры Макроута, пообщался с Дорофеей Ивановной, вкусил сытного армейского борща со сметаной и, окончательно расслабившись, вышел к автомобилю. Он рассматривал холмы, покрытые зеленью, шоссе, по которому пусть редко, но проезжали автомобили, близкую деревушку у озера. Гудели бойцы за курительным столом, кудахтали куры - и вдруг ему послышался далекий звук, смахивающий на рев охотничьего горна, а затем отдаленные хлопки, очень похожие на выстрелы.
        Он дернулся, заозирался - может, послышалось? Или глушитель у невидимого автомобиля стреляет?
        Снова загудели «горны» - один, другой. По улице деревушки у озера вдруг понесся, вихляя и набирая скорость, военный темный автобус, отсюда кажущийся игрушечным. Хлопки не прекращались. Автобус свернул на шоссе, полетел по нему. По улице деревни поехал второй. Охотничьи рожки гудели не переставая. Игорь всмотрелся - ему казалось, что от озера разбегаются люди.
        Стрелковский быстро залез под кресло машины, вынул вещмешок, который выдавали каждому сотруднику Зеленого крыла, - там была аптечка, сухпаек, набор для выживания и маленький бинокль. И навел окуляры на деревеньку.
        Через минуту он уже набирал Тандаджи, шагая ко входу в дом.
        - Выход тха-охонгов у хутора Дорофеи, Майло. В деревне Березовое. Они приходят на манки.
        - Дорофея уже доложила, Игорь, - ответил замораживающий голос Тандаджи. - Наши люди там ведут бой. Здесь развертываем оборону. Постарайся уехать. Если не успеваешь - баррикадируйся со всеми в бункере. Если повезет и ничто не привлечет внимания иномирян, пройдут мимо. До связи.
        Игорь сбежал вниз по ступеням, туда, где заунывно орала сирена и спешно распределялись по своим местам сотрудники бункера, прошел мимо командного пункта - Дорофея, ничуть не стесняясь подчиненных-связистов, переодевалась в камуфляж, одновременно общаясь по громкой связи с Тандаджи. Она, увидев Игоря, кивнула и отвернулась, и он не стал задерживаться - у нее своя задача, у него своя.
        Подполковник Пегов, командир следственной группы, безропотно отдал ключи, и Стрелковский открыл камеру и тут же захлопнул за собой дверь - но Макроут не сделал попытки двинуться к свободе, хотя и не был прикован. Звук сирены сразу же пропал. Дробжек, оглянувшись на Игоря, приподнялась.
        - Почему тревога? - недоумевающе поинтересовалась она.
        - Есть опасность, что сюда дойдут инсектоиды, - бросил Стрелковский. Дробжек тут же закаменела, Макроут судорожно выдохнул. - У нас есть несколько минут, чтобы уехать, капитан. Выходите.
        Они выбежали из бункера - двор был полон вооруженных бойцов, навстречу им спешно вели в дом испуганную Катерину Симонову с детьми. Игорь и Люджина выскочили за изгородь и увидели, как по грунтовой дороге к холму поднимается один из автобусов, просевший набок. За ним, быстро перебирая лапами, пересекали шоссе три огромных инсектоида.
        Полковник Латева, стоя тут же, - уже вооруженная, с собранными в седой хвост волосами, отняла большой армейский бинокль от глаз и покачала головой. Люджина тяжело дышала, глаза ее были сосредоточенными, внимательными.
        - Засветили наше расположение. Не проскочите, - озвучила очевидное Дорофея Ивановна. - Возвращайтесь в бункер. Полковник, вы старше меня по должности. Что вы решите?
        Игорь даже не сразу сообразил, что она имеет в виду.
        - Командование - ваше, полковник Латева, - подтвердил он. - Мы в вашем распоряжении.
        5 мая, хутор полковника Латевой, Иоаннесбуржская область
        16.40
        Автобус со скрежетом из-за пробитого колеса доехал до калитки хутора, остановился, чуть не снеся припаркованную у обочины машину. Из него начали спешно выбираться люди. Матвей, поддерживая Димку, вывалился из задней двери. Оглянулся на деревеньку - в глазах рябило, но отсюда берег возле храма казался черным от заполонивших его тел инсектоидов, черной была и улица, по которой только-только проехал автобус. Снизу раздался визг - Матвей опустил голову и сглотнул. От шоссе к холму неспешно шагали три тха-охонга. Сколько им подниматься сюда? Две минуты? Три?
        - Быстро, быстро, - слышался жесткий голос Дорофеи Ивановны. - Все во двор. Водитель, разворачивай машину боком, перекрывай ворота. Бойцы, обыскиваем поступивших. Да, даже женщин и детей. Матушку Ксению можно не обыскивать. Проходи, Ксюша.
        Их было сорок или пятьдесят - тех, кто сумел забраться в автобус. Беженцы с детьми, местные жители, бойцы, спасатели. Одна из менских женщин стонала, прижимая руку к окровавленному колену, и ее первой понесли в бункер. Полковник Латева, сухощавая, в военной форме, напоминала бич, с щелканьем управляющий стадом волов. Она взглянула на Матвея, на то и дело заваливающегося в обморок Дмитро. Глаза ее сузились.
        - В бункер, на продуктовый склад, - приказала она. - Пусть повар выдаст молока. Я прикажу, чтобы отец Олег или матушка Ксения вас подлатали. Даже если вы нам не понадобитесь, ты, Ситников, этой ночью должен спать как младенец. Что бы вокруг ни происходило, понятно?
        - Дорофея Ивановна, там… - просипел Матвей, кивая на шоссе. - Иномирянам нужны маги. Мы. Они кричали, чтобы мы сдались. Наверное, поэтому идут сюда.
        Латева взглянула на поднимающихся тха-охонгов. Те были уже так близко, что казалось: несколько прыжков, и они окажутся у хутора. Последние спасенные спешно забегали за изгородь, их быстро обыскивали на входе в дом и пропускали дальше. Автобус встал поперек дороги, почти прижавшись к калитке дверями.
        - Вижу, - бросила полковник. - Иди скорее вниз, бестолочь, иначе будешь смотреть сны в желудке такого красавца.
        Дорофея Ивановна последней спустилась в бункер. За ней с мягким шорохом встал на место тяжелый люк: снаружи ни щелочки не найти, ни намека, что здесь тайный ход. Загудели, одна за другой закрывая выход, пять толстенных стенок. Метра полтора титанового, зачарованного сплава.
        Внизу было многолюдно и шумно. Испуганные гражданские крутили головами: военные спускали их на минус второй уровень. Спасатели мрачно сгрудились у стеночки. Водитель сидел рядом с ними прямо на полу и мелкими глотками пил воду, рука его тряслась, и он никак не мог нормально отхлебнуть. Матвей потащил Димку мимо всех к продуктовому складу - дальше, за поворот коридора, туда, где располагались жилые отсеки, бункерная кухня и столовая. Перед ним заходили в зал управления Дорофея Ивановна и Вершинин.
        - …Андрей Михайлович, проследи, чтобы отсюда никто не вышел без затирания памяти, - говорила Латева. - Раз уж расположение бункера раскрыто.
        - Виноват, полковник, - тяжело отвечал Вершинин. - Пробили задние колеса, далеко бы мы не уехали. Пришлось выбирать между секретностью и минимизацией риска для Ситникова. Объехать холм и подняться с обратной стороны, чтобы не привлекать внимания врагов к хутору, не успевали из-за погони. Нас бы поймали на подъеме…
        Дорофея Ивановна оглянулась и закрыла дверь перед носом Матвея. Он потопал дальше. Димка стонал и бессвязно требовал его отпустить, чтобы он пошел сам, мимо сновали вооруженные бойцы Зеленого крыла - и тут под вторую руку Поляну подхватила матушка Ксения. Она так и была в белом одеянии настоятельницы храма, лишь седые волосы немного растрепались из пучка на шее и на пухлых морщинистых щеках выступил румянец.
        - Секретничает ваша бабушка Дора? - спросила она жизнерадостно. - Или она прабабушка?
        Матвей с неловкостью хмыкнул, но ничего не сказал. Димка уныло закашлялся - по нему вообще не понять было, когда он терял сознание, а когда возвращался в него.
        - Приказала подлечить вас, внучки, - в том же тоне продолжила настоятельница. - Так что шлепайте быстрее исполнять приказ.

* * *
        Тиодхар Тенш-мин с высоты тха-охонга оглядывал оставленное людьми жилище. В стороне, сгрудившись у ограды, истошно блеяли несколько коз - а по огороду, по дому шныряли наемники, ползали на четырех конечностях невидши, обнюхивая землю и жадно щелкая жвалами в сторону животных.
        - Никого, мой генерал! - доложил один из орхов-сержантов. - И в доме тоже. Пусто! Похоже, успели уйти.
        - Далеко бы не ушли, - бросил Тенш-мин. - Леса здесь поблизости нет, скрыться негде. Эй, вы! - заорал он наемникам, осматривающим сад с задней стороны дома. - Видно ли людей с той стороны холма?
        - Нет, великий тиодхар! - закричали ему в ответ несколько голосов. - Там поля, и никого нет!
        - И следов нет, - добавил кто-то один.
        Тенш-мин заскрипел зубами, расставаясь с планом победоносно выйти прямо у дворца колдуньи.
        - Может, маги увели их далеко через волшебные врата, как увели сброд из Менска? - спросил один из преданных тха-норов.
        - Скорее всего, - с сожалением процедил Тенш-мин, разворачиваясь.
        Невидши так и ползали по двору, обнюхивая землю по следам бегавших тут людей, суетились, сталкивались у входа в дом. У входа их скопилось очень много, они трещали и скулили, щелкали жвалами. Слишком много их там собралось.
        Тенш-мин мысленно приказал тха-охонгу опуститься на брюхо и соскользнул вниз по его боку. Прошел по едва заметной вытоптанной тропинке в сумрачный после солнечной улицы дом, по цветастым половичкам мимо стола с какой-то утварью.
        Невидши волновались, забегая в маленькую темную комнатку с сундуками, с развешанными по стенам и потолку сушеными растениями, и выбегали обратно, чуть ли не вылизывая пол.
        - Здесь где-то должен включаться колдовской холодный факел, - раздраженно позвал Тенш-мин, - све-тиль-ник.
        Тха-нор, следовавший за ним, зашарил по стенам, нащупал рычажок и повернул его. Под потолком вспыхнул свет.
        За прошедшие месяцы чудеса, присущие этому миру, перестали удивлять.
        Тенш-мин присел на корточки, оттолкнул хитиновый лоб возбужденного невидши. К середине темной комнатки по полу вела кровавая дорожка. И резко обрывалась у почти невидимой щели.
        В твердынях империи Тха-ор тоже были такие тайники и такие механизмы. Все же не сильно люди отличаются, когда надо защищаться.
        А Тенш-мин умел выколупывать спрятавшихся, как кроты, врагов.
        - Они под землей, - удовлетворенно сказал Тенш-мин. - Значит, маги без сил и не могут уйти. Значит, мы их достанем.
        Но первых невидши, взломавших пол и начавших грызть металл, ударило молниями - хитиновые бойцы, создания богов, отлетели, скрючившись, мгновенно зажарившись.
        - Ну что же, - проговорил Тенш-мин, чего-то подобного ожидавший, - у нас тоже ставят ловушки на вход. И забывают обо всем остальном.

* * *
        - Димыч, пей, пей, - уговаривал друга Матвей. Бледный Димка с закатывающимися глазами то и дело проливал молоко на грудь и глотал шумно, с трудом. Матушка Ксения, подлатав Ситникова как наименее измотанного, теперь держала руки на плечах Поляны и шептала молитвы.
        Матвей поил друга, пил сам и поглядывал за большие окна между столовой и коридором. Там продолжалось вооружение бойцов, в бункере, видимо, расконсервировали склад и мимо двери носили пулеметы, ящики с гранатами и патронами. Заглянул Вершинин, хмуро оглядел друзей. Выложил с десяток накопителей - Димка схватил по одному в каждую ладонь и застонал от облегчения.
        - Сколько вам нужно еще на восстановление? - поинтересовался Вершинин.
        - Мне с накопителями около получаса, - отозвался Матвей. - Дмитро понадобится больше. Час, может, два…
        Майор покачал головой.
        - У нас шесть магов, из которых одна беременная и двое без сил, - процедил он. - Матушка, есть какая-то возможность восстановить их быстрее?
        - Делаю все возможное, сын мой, - безмятежно отозвалась настоятельница. Димка, высосав все из накопителей, пил, уже сам удерживая кружку, низко опустив голову.
        Майор устало оглядел их. На лице его и кителе виднелась грязь - не успел ни умыться, ни переодеться, и Матвей, повинуясь какому-то наитию, нацедил из кувшина в большую кружку молока и протянул начальнику.
        - Благодарю, - сказал майор после секундного колебания и сделал несколько глотков.
        - Андрей Михайлович, - неуверенно проговорил Ситников. - Зачем вам наша помощь? Есть вероятность, что враги могут пробраться сюда? Но как?
        - Сейчас увидите, как, - ответил Вершинин. - Берите по кувшину и идите за мной.
        17.30
        В командном пункте, помимо связистов и Дорофеи Ивановны, Матвей увидел капитана Дробжек и полковника Стрелковского, подполковника Пегова, несколько командиров охранных групп. Со всех сторон мерцали экраны - камеры передавали происходящее.
        - Полковнику Тандаджи, - говорила Латева в микрофон, - только что по шоссе прошли последние тха-охонги. По примерным подсчетам их около полутора тысяч и почти семь тысяч пехоты на их спинах. Невидши около тысячи. Исходя из зафиксированной скорости, первая группа невидши уже должна быть на полпути к Иоаннесбургу.
        Она оглянулась на вошедших. Кивнула.
        - Восстановились?
        - Смотря для чего, полковник, - честно ответил Матвей. Дима молчал, глотая молоко и мрачно разглядывая экраны.
        - Полюбуйтесь, - поманила их к себе полковник.
        Они подошли ближе, к одному из экранов, установленных, похоже, под крышей дома.
        На заливаемой солнцем полянке виднелась огромная дыра в земле. В ней как черви копошились невидши, выбрасывая почву наружу. Периодически наверх вылезала то одна, то другая тварь, выплевывая из жвал огромные камни с торчащей арматурой.
        Рядом с норой виделись останки коз - раздробленные черепа, ошметки костей.
        - Три метра земли. Три метра железобетона, - проговорила Дорофея Ивановна. - Даже орвекс не взял бы эти стены. Мы строили его в расчете на магов, на оружие. Но не могли учесть появления таких тварей. За сколько они прогрызут дыру, я не знаю. Может, за час, может, за день, но они окажутся здесь. И внутри мы не отобьемся.
        - Что нам нужно сделать? - подал голос Дмитро.
        - Мне нужно три минуты зачищенного двора, - бросила Дорофея. - Раз нас обнаружили, придется принимать бой. И лучше сделать это там, где все подготовлено. Вы сможете обеспечить зачистку?
        - Мне нужно еще полчаса, чтобы я мог кастовать, - пробормотал Дмитро виновато. - Может, позвонить Александру Даниловичу? - оживился он.
        - У Свидерского своя боевая задача, ему не до нас, - ответила Латева.
        - Мы можем вызвать огненную радиальную волну, но она сожжет все вокруг метров на тридцать, - одновременно пробасил Матвей.
        - Это меньшее из того, о чем я стала бы беспокоиться, - отрезала полковник.
        - Но как мы поднимемся наверх? - спросил Ситников.
        Дорофея Ивановна бросила на него едкий взгляд.
        - Уж не думаете ли вы, что у самого защищенного бункера в стране всего один выход? - поинтересовалась она скрипуче.

* * *
        18.15
        Через сорок минут они поднялись по узкому коридору, начинавшемуся в шкафу одной из дальних комнат. Внутри светили синие огни, было душно.
        Неслышно одна за другой отошли пять толстых створок. Ушел в сторону камень выхода. И Матвей с Димкой вылезли вслед за Дорофеей Ивановной среди сена и куриного дерьма, под насестами курятника.
        Сквозь щели строения были слышны крики и переговоры иномирян, визг тха-охонгов и скрежет невидши. Ситников и Поляна, не вставая с пола, накрыли себя и Латеву щитом и тут же, не откладывая, ударили спаренной волной.
        Последней мыслью Матвея перед тем, как сплести свои векторы с основой Дмитро, было то, как же жалко кур и цыплят.
        Иномирян жалко не было.
        Стены сарая с треском разлетелись, загораясь и рассыпаясь в пыль. Никто из присутствующих во дворе не успел ничего сообразить - обращались в пепел люди и невидши, рушились набок те тха-охонги, которые успели подойти близко к изгороди, растрескались и посыпались стены дома, загорелась и осела грудой оплавленного металла крыша. Рванули баки автобуса с таким грохотом, что Ситников на мгновение оглох. Ало-золотая стена шириной метров пять разошлась почти бесшумно, оседая по мере продвижения, пока не испарилась совсем метрах в десяти за изгородью, оставляя на выжженном, дымящемся пространстве только обугленные стены, раскаленный металл и потекшие от жара остовы тха-охонгов, а также маленький щит, под которым поднимались с колен три человека.
        Стояла тишина, нарушаемая лишь хрустом раскаленного хитина, и вдруг издалека, из-за бывшей изгороди заорали иномиряне - в ужасе, в ярости, в бессилии.
        Дорофея Ивановна вытянула руку и щелкнула кнопкой пульта, зажатого в ней.
        Из высохшей канавы, идущей вокруг изгороди и почти постоянно заполненной водой (они с Димкой все недоумевали, зачем на холме канава: все же и так стекает с огорода вниз), медленно поднималась литая металлическая стена метра полтора высотой с пробитыми под пулеметы амбразурами. В воздухе заметно сверкнуло - и от железной стены рванул вверх круглый купол щита, накрывший разрушенный хутор. И второй расположился за ним, отступая от первого на три десятка шагов в сторону нападающих.
        Щиты работали на накопителях - но сколько эти накопители выдержат в условиях ослабевания стихий?
        - Теперь повоюем, - удовлетворенно сказала Латева, наблюдая, как первый из уцелевших тха-охонгов врезается во внешний щит. - Что стоим, бестолочи? Вызовите дождь для остужения земли и расчистите выход из бункера. А дальше у вас будет еще полчаса на восстановление. Мы выиграли время - от щита до бункера теперь под землей грызть метров пятнадцать, и там порода твердая. Но если не проредим тварей, они до нас все равно доберутся.
        - Так точно, полковник, - синхронно ответили бывшие семикурсники - и над хутором полил сильнейший ливень.
        - Окунев, - заорала она в узкий лаз, - гранатомет мне! Еще троих с гранатометами наверх! И с десяток стрелков с пулеметами на выход в первую очередь!
        - Есть, полковник! - донеслось оттуда.
        Тха-охонги колотились о щит, раздавались выстрелы. Над стеной показался первый тха-охонг с крикливыми, явно храбрящимися и начавшими стрелять наемниками. Бойцы охраны еще вылезали наружу, когда полковник Латева выстрелила прямо в раскрытые жвала этого инсектоида и снесла ему башку.
        Слизью забрызгало внешний щит. Через несколько минут застрекотали пулеметы, сбивая всадников с других тха-охонгов. Снова раздались взрывы гранат.
        Матвей и Димка левитацией расчищали завалы дома над бывшей кладовой, чтобы могли выйти все бойцы, и жадно оглядывались туда, где начинался их первый бой.

* * *
        18.20
        Тиодхар Тенш-мин так и застыл с чашей вина, поднесенной ко рту, когда огненная волна, плеснувшая от двора, выжгла почти треть его отряда. Она пахнула жаром так, что нагрелся металл чаши, оставила за собой обугленные трупы и рассеялась в каких-то двадцати шагах от места, где генералу с тха-норами накрыли ужин.
        Под панические крики нейров и визг тха-охонгов Тенш-мин смотрел на то, как выгоревшая вершина холма превращается в крепость, накрытую двумя огромными колдовскими щитами и поливаемую дождем.
        Несколько норов повели тха-охонгов на щит в надежде быстро пробить его и были уничтожены. Но уничтожены не колдовством - выстрелами из огненных труб. Значит ли это, что колдуны снова выдохлись, или огненная волна - это какое-то неизвестное Тенш-мину оружие?
        «Колдовство, - решил он, наблюдая, как мелькают в окошках в стене крепости воины противника. - Оружие такой мощи ударило бы и в стороны, и в землю и сожгло бы всех».
        Засвистели пули. Один из его командиров заставил тха-охонга опуститься на брюхо перед столом генерала, чтобы закрыть от вражеских выстрелов, и тут же в гиганта ударил снаряд из огненной трубы, завалив его набок. Тенш-мин отскочил вместе с сотрапезниками: тха-охонг был уже мертв, но еще шевелил лапами, щелкал жвалами и мог задеть людей.
        На миг у тиодхара мелькнула мысль оставить этот непонятный холм и магов в нем за спиной и пойти на столицу. Взять ее, а затем уже вернуться и срыть его под основание. Но внутри разворачивалась темная злоба - та самая, после которой целые поселения оказывались выпотрошенными, а головы врагов насажены на колья вдоль дорог.
        - Все назад! - рявкнул Тенш-мин, приходя в себя. - Разделитесь на отряды по пятнадцать тха-охонгов! Держитесь за линией, за которую не залетают снаряды! Выбегайте на тха-охонгах вперед, стреляйте из огненных труб по щитам, и отходите назад! А те, кто нападает на щит, не идите прямо, заставляйте тха-охонгов вилять и прыгать, постоянно перемещаться, чтобы уходить от выстрелов. Эти колдовские стены сильны, но и их можно пробить!
        - Нам не справиться нынешними силами, о тиодхар, - посмел озвучить очевидное его помощник, нор Уанши. - Они перебьют нас раньше, чем мы докопаемся до них.
        Тенш-мин мысленно подозвал одного из беспокойно шуршащих конечностями невидши.
        - Наша армия не ушла далеко, - ответил он под грохот взрывов и свист снарядов, - поэтому возьми свиток и пиши: приказываю вернуть нам сюда еще две сотни невидши и еще три сотни тха-охонгов, а также сотню огненных труб и двадцать ящиков с минами. Остальным продолжать наступление.
        - Ты доверишь этот приказ глупому невидши, тиодхар? - снова вопросил нор Уанши.
        - Нет, я доверяю тебе, - проговорил Тенш-мин, дернув головой от близкого взрыва. - Невидши понесет тебя на спине.
        Помощник побледнел, но спорить не посмел.
        Тенш-мин проводил взглядом убежавшего невидши с вцепившимся в хитиновые плечи Уанши и осмотрел сотрясаемый взрывами холм. Отметил, куда долетают снаряды из огненных труб и мысленно приказал сотне невидши рыть холм ниже опасной зоны.
        Если щиты не выйдет пробить сверху, можно сделать подкоп. И либо добраться до подземных стен, чтобы прогрызть их, либо выйти на вершине холма под щитами и уничтожить всех, кто окажется там.
        Глава 9
        Иоаннесбург, 17.00 - 17.30
        Василина Рудлог
        Дни королевы слились в сплошной поток совещаний, и не только военных - ведь страна не перестала работать, болеть, рожать, есть и пить во время войны. Поэтому выезды на оборонные заводы или в больницы воспринимались Василиной как отдых и возможность побыть с семьей.
        До обеда она успела получить письмо Ангелины, которая уже вернулась с драконами в Истаил: сестра обратилась с просьбой передать Свидерскому важнейшую информацию, касающуюся Алины и Четери с лордом Троттом. Василина, как и Ани, готова была хвататься за любой шанс спасти Алину, поэтому попросила Тандаджи связаться со Свидерским и написала Ани ответ. А затем, старательно отрешившись и от надежды, от от страха за младшую сестру, стала готовиться к выезду. Королевские дела никто не отменял.
        О том, что столица будет атакована меньше чем через два часа, ее величество узнала во время посещения военного госпиталя с детьми и мужем. Мариан, удерживая на руках Мартину, выслушал кого-то по телефону, спокойно вышел вместе с супругой и детьми из палаты и тихо проговорил:
        - Срочно во дворец. Чрезвычайная ситуация. Армия иномирян на подступах к Иоаннесбургу. Подробности узнаем в листолете, его выслали за нами.
        Через несколько минут, когда они уже летели обратно над столицей, на улицах взвыли сирены, означавшие начало эвакуации. Мальчики испуганно молчали, Мартина ныла, а Василина, укачивая ее, отчего-то не чувствовала испуга - только странную растерянность и оглушенность. А еще, помимо них, что-то древнее и тяжелое плескалось внутри - то, что ощущала она во время битвы с жертвенным вепрем в зачарованном лесу, то, что чувствовала, когда закрывала порталы. Ей страшно было не от скорого нападения, а заглядывать внутрь себя - потому что кровь ее наливалась жестоким пламенем, требовавшим уничтожить врага, посягнувшего на территорию, на землю, откуда началась история и слава Рудлогов, разорвать его, втоптать в землю. Сердце билось как сумасшедшее, и, может, поэтому дочка нервничала. Василина напевала ей дрожащим голосом колыбельные, хотя изнутри рвалось рычание или клекот.
        Через полчаса должно было состояться срочное совещание с министром обороны, генералами и разведкой. А пока Мариан по громкой связи вызвал Тандаджи, который из-за понятной занятости министра обороны отдувался и за себя, и за военный блок. Под всхлипывания младшей Рудлог и восхищенно-испуганное сопение старших детей королевская чета выслушала то, что было известно начальнику Зеленого Крыла: о проходе диверсанта через Зеркало, о том, что это случилось недалеко от бункера, где ожидают возвращения своих дар-тени Алина и профессор Тротт, об использовании манков и появлении огромной армии у границ Иоаннесбурга. Под монотонный доклад Тандаджи Мартина вдруг заснула.
        - Выходит, я своим разрешением выводить людей из Менска поставила под удар Иоаннесбург, - тяжело заметила Василина, прижимая к себе дочь. - И сестру. Вы были правы, полковник, когда настаивали не идти на поводу у Ситникова.
        - Боюсь, Иоаннесбург оказался бы под ударом в любом случае, ваше величество, - глухо прозвучал в динамике голос тидусса. - Только что с разведывательных листолетов доложили, что по шоссе к столице бежит группа невидши. Вслед за ней из лесов в двадцати километрах от города выходят сотни тха-охонгов, слышны звуки манков. Иномиряне в лесах подают сигналы соседним группам нашими средствами - сигнальными ракетами, и уже зафиксировано восемнадцать групп тха-охонгов до полутора-двух сотен особей, которые дугой в пятьдесят километров с юга наступают на Иоаннесбург. Значит, в лесах скрывались диверсанты, которые бы призвали армию не сейчас, так через несколько дней. Мы предполагали использование манков для переноса, армия готовилась к внезапному нападению. Но даже в самых пессимистичных расчетах мы не ожидали такого масштаба.
        - То есть к нам сейчас идут около трех тысяч тха-охонгов? - попробовал подсчитать Байдек.
        - Больше, и мы полагаем, что их будет еще больше, в два, в три раза. Однако это не те силы, которые были призваны в Березовом - та часть вражеской армии отстает от этой на десяток километров и идет тараном вдоль шоссе. Фактически половина той армии, что шла почти четырехсоткилометровой дугой в пятистах километрах от нас, сейчас готовится захватить один Иоаннесбург.
        - Но ведь Иоаннесбург готов к обороне, - отметила Василина. Руки ее дрожали, но не от страха. - Мне об этом неоднократно докладывали.
        - Безусловно, - согласился тидусс. - Однако нужно помнить, что иномиряне с помощью телепортации вышли внутри подготовленных нами укрепрайонов, в которых сосредоточена большая часть техники для обороны столицы. Сейчас наши дивизии передислоцируют, и через несколько часов они ударят наступающим в спину. Но пока… нет уверенности, что артиллерия успеет уничтожить наступающую армию. Слишком мало времени.
        - А что в самом городе? Нам хватит техники и войск?
        - На отражение первого удара - да. Почти двадцать тысяч личного боевого состава, десять тысяч ополченцев, пять сотен артиллерийских орудий на границах, почти три сотни танков. На отражение второго ударного кулака, который идет от Березового - сомнительно, но военные приложат все усилия.
        Василина задумалась и Мариан вдруг напрягся, пристально глядя на нее. Он всегда слишком легко чувствовал, куда стремятся ее мысли.
        - А дальнейшее зависит от того, сколько по итогу они призвали тха-охонгов, - продолжал тидусс. - Активизировано три оборонительных кольца внутри города, огневые точки, усиливаются баррикады, перекрываются блок-посты. На улицы выведены танки, по тха-охонгам уже работает артиллерия. Однако слишком мало времени на полное развертывание обороны. Правда, нам на руку играет и то, что сейчас с иномирянами нет раньяров, хотя тысячи их летят сюда с линии фронта. Но им нужно не менее пяти-шести часов, чтобы добраться, и по пути мы значительно проредим их. А к тому времени до нас долетят и боевые листолеты с Севера, да и у нас их достаточно, чтобы вести воздушные бои. Но основную опасность представляют невидши. Это вся информация, моя королева. К совещанию я буду обладать более полными сведениями.
        - Постойте, - Василина удобнее перехватила дочку, и Мариан забрал ее. - Вы не сказали, что с бункером. Алина в безопасности? Ее не нужно вывезти?
        - Боюсь, ее невозможно вывезти без риска, - ровно ответил тидусс. - Мы знаем, что служитель Триединого уже глушил у ее высочества бессознательные попытки выпить окружающих. Даже если снять Свидерского и Старова с операции и использовать для переноса принцессы и Тротта Зеркало, есть огромная опасность, что здесь они уничтожат полгорода. Даже если перенести их в Храм Всех Богов под присмотр Его Священства, велика вероятность, что произойдет срыв на полпути, внутри пространственного тоннеля.
        - Вы не ответили, в безопасности ли она, - повторила Василина с нажимом. И выпрямилась, заметив крошечную заминку перед ответом.
        - К сожалению, хутор привлек внимание врагов, ваше величество, - проговорил тидусс. - Однако этот бункер - самое защищенное место в Рудлоге. После королевского дворца, конечно. Полковник Латева, командир бункера - высочайший специалист по обороне, и я уверен в ней больше, чем в себе. Ее высочество в любом случае в безопасности, ваше величество. В часовню Триединого под защитой служителя не проникнет никто.
        - Однако из обители Триединого на побережье мы ее вывезли, - напомнила Василина, с усилием потерев лоб ладонью. Ей все не верилось, что все происходит на самом деле и одновременно голова мыслила на удивление четко и сухо.
        - Предпочли перестраховаться на непредвиденный случай, моя госпожа. Нельзя было оставлять принцессу в окружении, и была возможность вывезти. Сейчас такой возможности нет.
        - А сейчас случай не непредвиденный? Вы же отдаете себе отчет в том, что стоит на кону? Я говорю не только о жизни моей сестры, полковник!
        Она сама не заметила, как повысила голос.
        - Да, ваше величество, - проговорил Тандаджи успокаивающе. - И настаиваю, что на данный момент самое разумное - оставить ее там, где она сейчас есть, в часовне, подключенной к медицинскому оборудованию. А перенос Зеркалом оставить на случай, если враги прорвутся в бункер.
        - А отправить к ней подкрепление? Боевые листолеты?
        В ушах у нее словно бил набат. Словно боевые барабаны гнали ее вперед, обернуться, полететь к врагам, рвать, уничтожать - но она оставалась на месте.
        - Листолетов у нас мало и они заняты сейчас разведкой, - ответил командир Зеленого крыла. - Нам крайне важно отслеживать появление новых групп и движение врага. Но к хутору направлены две дивизии из второго укрепрайона. Они будут там в течение трех часов. И раз уж мы заговорили об эвакуации, я прошу вас позволить вывести вас из Иоаннесбурга на Север.
        - Только если враги прорвутся во дворец, полковник, - ответила Василина с неожиданной даже для себя самой жесткостью. - За два часа мы не успеем эвакуировать Иоаннесбург, и, значит, люди останутся здесь, а мне вы предлагаете бежать? И откуда - из самого защищенного места в Рудлоге?
        - Ваше высочество, вы поддерживаете это решение? - бесстрастно поинтересовался Тандаджи, и только то, что он позволил себе обратиться к принцу-консорту за поддержкой, показывало, как он раздражен.
        Василина встретилась глазами с мужем. Прижала к себе напряженно слушающих разговор Василя и Андрея.
        - Если ее величеству будет угрожать опасность, она согласится на переход на Север, - отозвался Байдек, и Василина согласно опустила глаза. И разжала горячие кулаки - так тяжело оказалось сдерживать вдруг воспламенившуюся кровь.
        Она - королева, но он не только муж, но и начальник дворцовой охраны. И после ссоры и примирения на день рождения Василина согласилась, что решения по ее безопасности принимает он - а она подчиняется. Но и он держит ее в курсе событий и всегда выслушивает ее пожелания.
        Тандаджи разрешили отключиться. Мариан отзвонился заместителю и начал отдавать распоряжения - Зигфриду проверить амулеты, обеспечивающие работу щитов, быть готовым к эвакуации ее величества с детьми, гвардии выходить на оборонительные позиции, всем отсутствующим придворным в течение часа вернуться на территорию дворца, иначе после этого он будет закрыт на вход и выход для гражданских.
        Королева и принц-консорт, выйдя из листолета, передали детей няне и направились прямиком в зал совещаний. Василина приказала затопить камин и осталась сидеть рядом с ним, окуная в него руки под непонимающими взглядами военных и тревожным - супруга. Выскочил из огня Ясница, положил голову ей на колени.
        - Ты-ы-ы пахне-е-ешь мощью и я-а-аростью, - прошумел он одобрительно, и королева принялась гладить его. От состоящей из язычков огня шкуры тоже текло к ней пламя, окутывая и впитываясь в руки.
        - По расчетам к Иоаннесбургу через полчаса подойдет первая группа невидши, через час - первая волна тха-охонгов, идущих по лесам, и через полтора часа - кулак из Березовой, который движется по шоссе и вдоль него почти пятьюдесятью группами, раскрываясь в узкую дугу, - заканчивал доклад Геннадий Иванович Лосев, министр обороны. Королева слушала очень сосредоточенно. - Пригороды не трогают, быстро проходят сквозь, что означает, что основная цель - столица. Их задержит артиллерия, но зачистить под ноль не получится - слишком быстрая скорость тха-охонгов и слишком плотное расположение пригородов, которые мы не успеваем эвакуировать. Бьем точечно, аккуратно. Так как нет раньяров, к вражеской армии приказано выдвигаться свободным боевым листолетам с полным боекомплектом и бить по согласованию с артиллеристами в паузах между обстрелами. Но листолеты не спасут нас от невидши.
        - Которые будут здесь через полчаса, - повторила Василина, взглянув на часы. - Почему их не уничтожили?
        - На них работают боевые листолеты, ваше величество, - ответил Лосев, - но эти твари очень быстры, уходят от взрывов врассыпную, прячутся в лесу. Однако через, - он взглянул на часы, - семь минут они выйдут в квадрат, свободный от поселков и деревень, и мы накроем огнем всю эту площадь. Они не выживут.
        - Но останутся те сотни, которые идут с основной армией, - сказала Василина. - Как я понимаю, их достаточно, чтобы вырезать весь Иоаннесбург, если они попадут в город.
        - У нас есть огнедухи, - напомнил Мариан.
        - И верно, - улыбнулась она, снова начиная наглаживать Ясницу. Тот блаженно мурчал, не вставляя ни слова, и, не переча, откинулся на пол, когда она убрала руки. - Господа, - королева поднялась, подошла к карте. Ей было не по себе от того, что она собиралась сделать. - Я поняла, что с ближайшими группами тха-охонгов мы справимся. Но второй кулак иномирянской армии, - она ткнула в большой круг, занимающий и часть шоссе, и лес вокруг на пару километров, - уже большая проблема, а летящие сюда раньяры - огромная. Скажите, какова вероятность, что мы не сможем остановить и тех и других до нападения на Иоаннесбург?
        - Такая вероятность, увы, есть, - отчеканил Лосев.
        - Ваше величество, жена моя… - глухо начал Мариан, но она покачала головой, посмотрев ему в глаза. Она слишком хорошо помнила переписку с Ангелиной - когда та сказала, что без капли сомнения уничтожила бы всех врагов. И сейчас Василина осознала, что куда меньше отличается от старшей сестры, чем думала.
        - Я не могу уничтожить раньяров, но во мне достаточно силы, чтобы остановить ту часть вражеской армии, которая идет по шоссе, - Василина обвела пальцем кружок. - Я могу прямо сейчас долететь до них и испепелить если не всех, то большую часть.
        - Невозможно! - выдохнул министр обороны, и к нему присоединился генералитет:
        - Воевать должны военные, моя королева.
        - Мы не можем потерять вас.
        - Слишком рискованно, наша армия справится.
        И в этот тревожный гул вмешался довольный рык Ясницы:
        - Исти-и-инная до-о-очь Кра-а-асного!
        Мариан молчал, но глаза его были больными, страшными. На него оглядывались. Только он мог бы остановить ее - но он не стал. И не потому, что не жаждал этого всем сердцем.
        - Я решила, - сказала Василина, и гул затих, разбившись о ее негромкие слова. - Я могу полететь без согласования. Или, - она снова посмотрела на часы, - у нас есть не больше двадцати минут, чтобы обговорить детали. Чем быстрее мы избавимся от их армии, тем быстрее сможем высвободить силы на помощь моей сестре.

* * *
        В столице Рудлога и южных пригородах продолжали орать сирены, население через громкоговорители оповещалось, что начинается эвакуация, необходимо выезжать на север, спасатели и армейские части выдвигались в районы, которые нужно было выводить прежде всего. Разворачивались оборонные комплексы, в боевую готовность приводились артиллерия и армейские листолеты, двигались по улицам колонны танков, чтобы перекрыть въезды в город и выиграть время. Туда же из гвардейской части дворца под командованием офицеров вылетали, выбегали и выпрыгивали десятки огнедухов, которые следовали за машинами с бойцами.
        В столице все эти месяцы война ощущалась как что-то отдаленное: жители продолжали ходить на работу, отводить детей в школы и детские сады, заниматься повседневными делами, да и многочисленные беженцы нашли здесь кров и помощь. Признаться, нежити горожане боялись больше, чем иномирян - потому что совсем недавно священство, маги и огнеметчики зачищали канализацию в северном районе столицы, ибо ее заполонили не-живые слизни, которые проникали в уборные, соединялись в колонии и пожирали людей. Да и в метро то и дело появлялись твари, кидаясь под вагоны, пытаясь пробить стекла, и подземные тоннели почти опустели, поезда ходили редко и с магической охраной. Ситуация с нежитью становилась все более катастрофичной, и люди справедливо шептались, что скорее нежить опустошит Туру, чем иномиряне захватят ее.
        Несмотря на учения по эвакуации, на знания, как действовать, на готовность властей - столичные жители застывали в ступоре или паниковали, начинали метаться, кто-то бежал к детским учреждениям, хотя их вывозили отдельно, кто-то к соседям, у которых есть машины. Толпа людей, преодолев страх, спустилась в метро, чтобы добраться в северные районы города. Опустели дома, выбранные для огневых точек, часть жителей заперлась в оборудованных для этого подвалах… и город погрузился в ожидание.
        Ждать пришлось недолго.

* * *
        Невидши, созданные богами-захватчиками путем сживления плоти только что убитых рабов и инсектоидов, были, несомненно, живыми - если считать за жизнь наличие функций движения, поглощения, выделения и размножения. И они так же несомненно были больше послушным оружием, чем самостоятельными существами, хотя остатки разумности в них сохранялись. Но направлена разумность была на ориентирование и понимание сложных приказов, а не на осознание себя и мира вокруг.
        Приказы норов и тха-норов эти создания воспринимали так, как пчелы или муравьи воспринимают пожелания матки, и выполняли их в точности, не ощущая боли или страха. Боевые программы были в них вложены богами из собственного опыта, дефекты инсектоидов, такие как потеря контроля при запахе свежей крови или ночная заторможенность, были убраны. Невидши достаточно было получить мысленный приказ хозяина, который выглядел для них динамичным образом, проявлявшимся в мозгу, и они начинали действовать.
        Первая группа из пятидесяти невидши пронеслась по южному шоссе и пригородам, не задерживаясь: в сознании отдавшего приказ хозяина четко отпечатался образ большого города, в который должна была упереться каменная дорога - много высоких домов, очень много. Но горе было тем людям, которые не спрятались при первом звуке сирен, водителям встречных машин, которые не понимали, что видят, и притормаживали вместо того, чтобы развернуться. Их убивали, не сбавляя шага. И не смущали инсектолюдей, бегущих с императорским стягом, атаки листолетов, взрывы и выстрелы - невидши, как единый организм, не меняя скорости, синхронно рассып?лись дробью по периметру, менялись местами, перемещались, петляли… за весь путь всего семь тварей из группы удалось уничтожить, но они продолжали бежать вперед. А по обе стороны от шоссе за их спинами поднимались в небо сигнальные ракеты, звучали манки и начинали наступление на столицу сотни тха-охонгов.
        Листолеты за пятнадцать километров от столицы отстали, уходя в безопасную зону, невидши собрались в единую каплю… и тут далеко в командном пункте отдали приказ:
        - Огонь!
        Ударила артиллерия. И снова рассыпались невидши, уходя от взрывов, которые ложились очень кучно, очень аккуратно. Будь твари людьми, они бы не спаслись - но крепость их тел была такова, что те, кому повезло попасть между ударами, уцелели, несмотря на взрывные волны и острейшие осколки.
        Когда артиллерия замолчала, вдоль шоссе бежали к раскинувшемуся вширь Иоаннесбургу всего двадцать невидши.
        Впереди уже виднелся блокпост и слышался запах человеческого тела, близки были высокие дома, обещанная пища, добыча, и твари защелкали жвалами, предчувствуя много крови - но им не дали подойти к людям. Из-за каменных блоков блокпоста вынырнуло с десяток птах-огнедухов и смазанными пятнами метнулись к невидши.
        Инсектолюдям прожигали дыры в корпусах, пережигали ноги и руки - а они продолжали двигаться вперед, чтобы исполнить приказ. И только выжигание головы могло остановить тварь. Или выстрел из гранатомета - потому что огнедухам помогали солдаты армии Рудлога.
        Последний невидши рухнул, не добежав пяти шагов до блоков, за которыми прятались стрелки.
        Но на горизонте уже виднелись огромные фигуры тха-охонгов, вышедших из лесов - то надвигалась первая массированная линия наступления, состоящая из инсектоидов, призванных ожидающими в лесах иномирянами.
        А с листолетов, атакующих гигантов, прекрасно были видны не только вооруженные наемники на их спинах - которые отстреливались, - но и небольшие группы невидши, которых было достаточно, чтобы устроить резню в городе.

* * *
        19.00
        В обугленном дворе Дорофеи Ивановны на пятачке диаметром не больше семидесяти метров царила сосредоточенная суета - под беспрерывный стрекот пулеметов, грохот взрывов с обеих сторон, жители деревни, вызвавшиеся помогать, таскали к бойцам у стен ящики с боеприпасами, разносили воду, сухпайки. Враги непрерывно атаковали внешний щит дальними ударами гранатометов и набегами групп инсектоидов, которые ухитрялись вилять, невысоко, но далеко прыгать под приказы всадников - и, врезаясь в щит огромными тушами, убегать из зоны поражения. Да, часть из них оставалась издыхать, корчась на земле и перекрывая обзор обороняющимся, но тха-охонгов было несколько сотен, потери не останавливали иномирян, и создавалось впечатление, что щит непрерывно бомбардирует стая гигантских кузнечиков.
        - К половине девятого здесь будет подкрепление из ближайшего укрепрайона, - передавали друг другу бойцы слова Латевой. - Нужно продержаться до заката и полчаса после него.
        Полковник Латева отдавала команды наверху, спускалась обратно в бункер - посмотреть на экраны из незадетых огнем камер, установленных в укрытиях на склонах холма, услышать доклад оператора наблюдательного пункта, самой отчитаться в центр. Отчетливо видна была огромная нора, которую на середине склона, метрах в трехстах от щита под прикрытием изгиба почвы и потому вне досягаемости гранатометов, уже прорыли невидши. Однако до стен бункера им было еще копать и копать.
        Латева взяла на себя переднюю, западную сторону холма, на задней, восточной, координировал действие бойцов майор Вершинин. На складе пока командовал Стрелковский, как знающий, где что лежит.
        Игорь Иванович бы предпочел быть наверху, рядом с Дробжек, с оружием в руках, но в ситуации, когда ресурсы ограничены, нужно использовать человека там, где он максимально полезен. Даже постоянные сотрудники бункера не знали его устройство так, как знал Игорь - лучше него здесь ориентировалась только Дорофея.
        - Не геройствуйте, Люджина, - попросил он, когда отпускал Дробжек наверх.
        - Да я и не хочу, Игорь Иванович, - ответила она тяжело. - Но вы же сами видите, надо помочь ребятам.
        Ее место было рядом с другими боевыми магами, на острие обороны.
        Какого черта он не отказал Тандаджи в работе Люджины с Макроутом? Почему не заставил ее сидеть дома?
        «Потому что ее не заставишь», - сказал он себе, сглатывая вязкий комок страха и за нее, и за ребенка.
        Латева вызвала его в центр наблюдения, когда склад почти ополовинился. Здесь было много оружия, очень много - но бойцов недостаточно, да и какой толк с ящика автоматов, если в нынешнем бою важны гранатометы и выстрелы к ним - и пусть ящиками со снарядами забита целая секция склада, все равно их несколько сотен - всего к двадцати гранатометам. А огнеметов - десять, и то чудо, что они здесь оказались.
        - Игорь Иванович, - сказала Латева, когда Игорь пришел в центр наблюдения, - смотри сюда, - она пощелкала пальцами по экрану, где в углу виднелись прогрызающие нору невидши. - Роют на юго-востоке, тремстами метрами ниже. Если они пойдут прямо, то выйдут либо здесь, - она щелкнула на схеме бункера по трем соседним каютам минус четвертого яруса, - либо здесь, - она указала на боковой коридор минус третьего яруса.
        - Надо минировать, - понял Стрелковский.
        - Именно, - скрипуче подтвердила Латева. Ее глаза, окруженные сеткой морщин, блестели холодным азартом, и сама она выглядела горящей, яркой - как в те времена, когда от позывного ее трепетали международные преступные картели. - Сейчас сюда подойдут два умельца, да и ты сам, помнится, знаешь, как минировать. Выведите эвакуированных в другое крыло.
        - Будем эвакуировать через подземный ход? - тихо поинтересовался Игорь, глядя на карту: даже на ней не была обозначена тонкая бетонная кишка, ведущая за два километра от бункера в лес, где в холме поджидали три бронированных автомобиля. Секретнейший ход на случай, если здесь придется прятаться членам королевской семьи и их нужно будет выводить.
        Он впервые увидел, как Дорофея Ивановна мгновение поколебалась, прежде чем ответить:
        - Пока считаю разумным оставить гражданских в бункере. Далеко от невидши они не уйдут. Выведи хоть сейчас, хоть когда враги прорвутся, догонят по запаху и уничтожат. Максимум, что мы можем, - задраить заслонки в подземном ходе и обрушить его часть, чтобы выиграть время. Тем более, я не могу гарантировать, что выход безопасен. Сейчас камеры показывают, что там нет иномирян, но они могут появиться в любой момент и пройти по подземному ходу сюда. А мы знаем, кто у нас в приоритете. Да, иномиряне не трогают часовни, да, священство обладает огромной силой, чтобы защищать святые места. Но я не могу рисковать. Мы считали бункер неприступным. Но у врагов нашлось на него оружие. Вдруг есть и возможность противодействовать силе священников? Поэтому, да: выводить гражданских, рискуя подставить под удар наш приоритет, я отказываюсь. Мы обязаны оборонять бункер до последнего. Чтобы защитить…
        - Принцессу… - закончил Игорь.
        - Да, - сухо согласилась Латева. - Принцессу и ее соседа. Ключ к окончанию войны. Их нам не вынести - неизвестно, как поведут они себя за пределами часовни. Это уже не говоря об отключении от систем жизнеобеспечения. Так что будем оборонять, Игорь Иванович.
        - Так точно, полковник.
        - Оборудуйте в минус четвертом и третьем огневые точки. И заминируйте там все, но так, чтобы не все разом рвануло, а по мере продвижения.
        - Сделаю, - качнул головой Игорь.
        - И пришли нам наверх еще щитовых накопителей на замену. Эти пока должны устоять, но нужно иметь их запас под рукой. Нужно продержаться эти полтора-два часа.
        - Так точно, полковник, - ответил Игорь. - Продержимся.
        На «продержаться» и были направлены все силы. Шесть имеющихся в наличии магов - капитан Дробжек, два вчерашних студента и три боевых мага охраны - были вызваны в центр наблюдения после Стрелковского и выслушали задачу: укрепить опорные узлы внешнего щита. Тут же специально для стихийников стояли несколько пакетов с молоком и кружки.
        - Меня уже тошнит от молока, - шепнул Дмитро Матвею под инструктаж Латевой, и Ситников согласно кивнул, допивая свой пакет. Что делать, если надо.
        Они с Дмитро успели за прошедший после огненной волны час немного восстановиться и вновь почти выбиться из сил, помогая бойцам проредить поголовье тха-охонгов. Резерв, раскачиваемый и опустошаемый, грозил перенапряжением канала подпитки и отдыхом на больничной койке, как это случилось с профессором Троттом после битвы с демоном-Соболевским. Но лучше отдыхать в больнице, чем гореть в погребальном костре.
        Ситников глядел на бледную Люджину, которая, спустившись вниз, первым делом скользнула в уборную, на ее очень заметный живот и стыдился своей слабости. Капитану было тяжелее, но она этого не показывала.
        - Полковник, смотрите, - вдруг напряженно позвал оператор, указывая на экран, показывающий шоссе. По дороге быстро текли невидши, стремясь за человеком, который ехал на закорках одного из них. Чуть подальше перебирали лапами тха-охонги, нагруженные ящиками - в таких в рудложских войсках хранили взрывчатку.
        - Ситуация осложняется, - поморщившись, проговорила Латева. - Похоже, нас будут пробивать и сверху, и снизу. Да и прогрызут они холм быстрее, чем я ожидала. Господа маги, разбирайте накопители и амулеты. Если какие-то вам незнакомы, не трогайте.
        - О, так это щитовые, - обрадованно проговорил Матвей, прикалывая к форменной рубашке, провонявшей потом и гарью, маленький значок в виде глаза.
        - А этот генерирует Лезвия, правда, всего десять зарядов, - вставил Димка, надевая кольцо. - Лопасти, - перебирал он амулеты, - левитация…
        - Если вы закончили делиться познаниями, то слушайте дальше, - оборвала их Латева. - Вам придется выйти за первый щит, за металлическую стену. Каждый из вас отвечает за свой сектор щита. Быстро осмотрите второй щит, если увидите, что есть ослабленные узлы, - подправляйте. Но без опустошения, берегите силы на невидши. Ваша приоритетная задача - перебить их как можно больше до того, как лопнут щиты. Тха-охонгов и иномирян не трогайте, это дело бойцов с пулеметами и гранатометами. Тха-охонги в бункер не пройдут, и если останутся только они, мы сможем задраиться и переждать до подхода подкрепления. С невидши же мы пока можем справляться только магическими ударами. А ресурс, сами понимаете, - она оглядела горстку магов, - у нас ограничен. Важна каждая капля резерва.
        - Полковник, - нерешительно заговорил Ситников, - раз нас так мало, может, привлечь Макроута? У него есть стихийные способности.
        - Я поддерживаю, - проговорила капитан Дробжек. - Из его дела мы знаем, что он уверенно владеет стихийной магией, партизанил в Блакории, резерв у него побольше моего. Под мою ответственность, полковник. В сложившихся обстоятельствах…
        - Я умею расставлять приоритеты, капитан, - прервала ее Дорофея Ивановна. - И уже думала об этом. Вопрос в том, насколько он безопасен для нас. И захочет ли сотрудничать. И если по первому нас проконсультирует отец Олег, то с сотрудничеством…
        - Позвольте, я поговорю с Макроутом, - попросила Дробжек. - Он не откажется, я уверена.
        Вызванный в пункт наблюдения священник заверил, что ментальное здоровье заключенного стабильно, опасности срыва нет. Самого Макроута привели через несколько минут в сопровождении Люджины. Темный был ошеломлен, бледен и насторожен. Матвей без лишних разговоров хлопнул его по плечу: общее дело сблизило еще в прошлый раз, да и понравился ему Дуглас. Дмитро передал пакет с молоком. А Дорофея Ивановна коротко повторила задачу. И осведомилась:
        - Вы согласны, молодой человек? Я должна быть уверена, что вы не дрогнете и прикроете свой сектор.
        - Я все сделаю, - сипловато пообещал темный. - Только… мне нельзя выходить за зону покрытия часовни, полковник. Я боюсь сорваться.
        - Отец Олег? - обратилась Латева к священнику.
        - Стихийный фон ровный, сужения защиты нет - она простирается на пять шагов за первый щит, возможности сорваться внутри зоны пока нет, - очень по-военному повторил священник.
        - Условия понятны? Не подходите близко ко второму щиту, - приказала Макроуту Латева. - И если почувствуете желание кого-нибудь выпить, постарайтесь направить его на врагов. Иначе мне придется вас пристрелить.
        Матвей с укоризной посмотрел на нее - а Макроут вдруг неуверенно усмехнулся и кивнул. И на его лицо словно вернулась жизнь.
        Солнце клонилось к закату. Было жарко и душно. Маги перемахнули через стену - ибо дверей в конструкции не было предусмотрено, - и прижались к ней меж бойниц. Внешний щит держался, хотя враги прицельно колотили взрывами в одни и те же области, на которых уже стала проявляться структурная решетка. Воняло плавленым хитином, муравьиной кислотой, порохом, дымом от выстрелов гранатометов. А внизу, под холмом, собиралась целая армия - было страшно смотреть туда, потому что визги возбужденных тха-охонгов оглушали. Матвей успел задублировать шитовой накопитель на внутреннем щите, укрепить несколько узлов на внешнем, когда заметил, как по земле, по темным теням, длинным от заката, потекли тени живые.
        - Невидши! - крикнул Димка справа.
        Невидши, десятки, сотни невидши невероятно быстро неслись к щиту, скидывали у него крупные сероватые бруски, похожие на мыло, и ускользали обратно. Тех, кого задевало огненными заклинаниями, разрывало на части - и только через несколько минут Матвей сообразил, почему.
        - Это же взрывчатка! - заорал он. - Они обкладывают щит взрывчаткой!!!
        С одной стороны от Матвея капитан Дробжек сосредоточенно лупила по невидши огненными Лопастями - те сносили головы сразу нескольким тварям, заставляя детонировать взрывчатку, и истаивали. И сама Люджина постепенно бледнела и переходила на боевые амулеты, дающие небольшую передышку. С другой - Димка, как и сам Матвей, бесконечно поливал тварей сеткой Молний, не давая подойти к щиту, который залепило ошметками плоти. Из бойниц стреляли разрывными пулями, разворачивающими тварям морды, и один из снайперов, работающий слева от Матвея, был невероятно быстр и меток.
        Однако невидши было слишком много, и двигались они с нечеловеческой скоростью - горки взрывчатки у щита росли, и приходилось работать все аккуратнее, отталкивать бруски Таранами, но все понятнее было, что не справляются, не получается остановить минирование… Матвей заливался потом - казалось, что между щитами воздух раскалился.
        И вдруг волной отхлынули от щита подальше и невидши, и тха-охонги с иномирянами.
        - Маги, внутрь! - раздался вопль Вершинина.
        Димыч перемахнул через стену. Матвей увидел, как с трудом подтянулась Люджина, но тело наверх забросила легко, оберегая живот.
        У той бойницы, из которой стрелял таинственный меткий снайпер, лежала Дорофея Ивановна и, не глядя на окружающих, делала выстрел за выстрелом, быстро и ловко перезаряжая длинную винтовку.
        За стеной раздался вопль на иномирянском, в котором легко читался призыв атаковать, и в этот же миг по взрывчатке с нескольких сторон ударили гранатометы. Раздался взрыв такой силы, что Матвей оглох и ослеп. А когда он наконец-то снова смог видеть, оказалось, что внешний щит истаивает фрагментами.
        Руки у Ситникова дрожали от напряжения, но к внутреннему щиту сквозь дым уже бежали новые невидши с взрывчаткой. И он, сжав в кулаке накопитель, выпрямился и снова начал поливать их Молниями.
        Глава 10
        Хутор полковника Латевой
        Катерина Симонова
        Внизу, на минус третьем ярусе, было тревожно. Людей распределили по большим отсекам, в каждом из которых находились с десяток двухъярусные кроватей, длинные столы, санузлы в отдельной комнатке. Гудели голоса. Иногда по стенам пробегала дрожь, и понятно было, что там, снаружи, что-то взрывается.
        Пережившие появление инсектоидов и погоню за автобусами, люди не понимали, что происходит, и это пугало больше взрывов. Страх был такой силы, что никого не взволновало и не удивило попадание в секретный бункер.
        На каждого заходящего в каюты, на матушку Ксению и отца Олега, то и дело проведывающих каюты, набрасывались с расспросами. Ответы звучали почти одинаково:
        - Бункер держится. Скоро придет подкрепление.
        Кто-то посмелее вызвался помогать бойцам, и Катерина Симонова, расположившаяся в каюте рядом с другими гражданскими, тоже лучше бы носила боеприпасы и еду, чем ждала в неизвестности. Но с нею были дети.
        - Мама, дядя Саша нас спасет? - то и дело вопрошала старшая дочь, и Катя уверенно отвечала:
        - Конечно, Аня. Но пока нужно сидеть тихо-тихо, как мышки. Нас защищают, но и нам нужно быть смелыми.
        Младшая ничего не спрашивала, она жалась к матери и была горячей от страха.
        Катерина уже звонила Александру, но его телефон не отвечал, и непонятно было, то ли связь между Центром и Югом оборвалась окончательно и последние города с телефонными вышками были захвачены иномирянами, то ли он занят настолько важным делом, что не может прийти. В любом случае тонкая нить на запястье, которая должна была показывать, жив ли он, не холодела. Катя, поколебавшись, трижды дернула за нее - не до боязни отвлечь было.
        Только бы пришел! Только бы успел!
        А если он не может?
        Она пошевелила пальцами в кармане, где лежали гадальные зерна. Все последние недели они показывали ей опасность, оружие, смерть рядом. Так много, что она устала бояться. Слишком много, и потому Катя начала носить зерна с собой как оружие.
        Один раз она уже потеряла своих детей. И уяснила, что никто не защитит их лучше, чем мать.
        - Мама, я хочу писать, - жалобно проговорила старшая дочь.
        - И я, - присоединилась младшая.
        Катерина потерла заледеневшие ладони друг о друга, улыбнулась через силу и протянула девочкам руки.
        - Ну что же, пойдем в туалет?
        Однако выйти им не удалось - зашел полковник, раз уже виденный Катериной в компании беременной женщины. Вопросительно, тревожно зашумели люди, приподнимаясь с мест.
        - Стрелковский. Игорь Иванович, - представился он. - Прошу вас проследовать за мной в более безопасное место.
        Шаги десятков подавленных, испуганных людей гулко отражались от стен коридора. Катя шагала в середине толпы мимо множества дверей, ведущих, по всей видимости, в такие же огромные каюты, как та, в которой их изначально разместили. Что-то шипело на периферии, и она не сразу поняла, что различает слова, которые раздавались из-за запертых створок.
        - Ведьмассс! Темная кровьссссс, идиссс к намссс!
        - Она не ссслышшшит…
        - Ведьмасссс!
        Катерина оглянулась - но никто не реагировал, кроме нее. Сдвинулась вместе с детьми к стене, прижалась к одной из дверей: она была заперта, но ручка вдруг рассыпалась прахом, хотя Катя ее не касалась. Герцогиня, сжимая в руках ладони детей, скользнула в темное помещение, закрыла за собой дверь.
        Проходящим мимо не было до этого дела.
        - Мама! Мама! - запищали дети. - Темно!
        Кате в шею ткнулся ледяной нос. Царапнуло клыками, и она дернулась скорее от неожиданности, чем от страха.
        - Не бойссссся, - прошелестело из темноты. Сверкнули зеленые глаза - и еще, и еще. Пар двадцать, не меньше.
        - О, мамины шипучки! - обрадовалась старшая, успокаиваясь.
        - Они, - проговорила Катя спокойно, одной рукой нащупывая макушку старшей и прижимая ее к себе, второй поглаживая плечо младшей. - И они сейчас расскажут, что здесь делают.
        - Мы давноссс здессь живемссс, - прошелелестело ей в ответ. - Здессь и нижессс темноссс, как в нашшших пещерахссс, никого нетссс, тут чассовня, ты тут, сильные темные тут, хорошшо!
        - А меня зачем звали? - Катя прислушалась к происходящему в коридоре, но ее никто не хватился.
        - Хотимссс тебяссс уберечь, и малыссшшшей тожессс! Копаютсссс ссссюда, - зашумели змеептицы.
        - Кто? - изумилась Катерина тихо.
        - Плохие сссоздания, злыессс, не должны такиесс ссссуществовать! - заволновались сомнарисы наперебой. - Они убьютссс вассс, если доберутссся.
        - Кто нас убьет, мама? - со слезами вопросила Лиза.
        - Никто, - с уверенностью ответила ей Анечка. - Ты что, не слышала, дядя Саша скоро нас спасет!
        - Здессссь есссть ход, но онссс защищен магичесссски… намссс не пробитьссся…
        - Но можноссс ссспрятатьссся, мы вассс защитимсссс…
        Катя гладила детей и слушала змеептиц. По спине от страха тек пот.
        - А вы не можете убить их до того, как они сюда докопаются? - прошептала она. - Снаружи?
        - Ссслишком ссветло, - зашипели сомнарисы, - намссс нужно, чтобы не было ссссссолнца.
        - И ссслабыессс мыссс…
        - Нужно немногоссс кровисс, сссильной кровиссссс…
        - Вы же знаете, что я дам, сколько смогу, - твердо пообещала Катя.
        - Ссслабаяссс… Попроси взятьссс у сссильного темногоссс, который здессссь есть, - хором залебезили сомнарисы, как умильные щенята. Разве что хвостами не завиляли. - Попросиссс! И если не будет сссолнца, мы сссправимссся!
        - Я не знаю, о ком вы, но поговорю с местной хозяйкой, - вздохнув, пообещала Катя, и тут распахнулась дверь. Змеептицы с шипением бросились по углам, а человек, чей силуэт вырисовался в проходе, с изумлением отшатнулся, сотворил знак Триединого.
        - Герцогиня, - проговорил он, вглядываясь в темноту, - что происходит? Это же сомнарисы!
        В его голосе был не страх - благоговение.
        Катя, щурясь, разглядела полковника Стрелковского.
        - Они, - твердо сказала она. - Вы не боитесь?
        - В Храме Всех Богов я иногда видел их, - он ошарашенно тронул короткий светлый ежик волос и спросил: - Но что вы с ними здесь делали?
        - Общалась, - ответила Катя. - Они хотят помочь, полковник. Отведите меня к Дорофее Ивановне, пожалуйста.
        Дети ни в какую не хотели оставаться без нее - и Катя так и прошла наверх, с двумя влипшими в ее ладони девочками. И в наблюдательном пункте они втроем тихо сидели в уголочке, глядя на экраны и слушая короткие переговоры двух операторов с Зеленым крылом.
        Стрелковский оставил их и ушел наверх, за Латевой.
        Катя понимала, что ее не должно было здесь быть, что ей бы в жизни не показали ни этот центр, ни бункер, если бы оставалось кому присмотреть за нею вне пункта наблюдения. Но почти все бойцы сейчас были задействованы наверху. И поэтому их оставили под условным присмотром операторов.
        На экранах видно было, как единственный щит с то и дело проявляющейся сегментарной решеткой сотрясается от взрывов и ударов прыгающих охонгов. Как отбиваются маги, как отстреливаются бойцы. Видно было и то, какую огромную дыру проделали странные черные люди-насекомые в холме - Катя похолодела, осознав, о чем и ком говорили сомнарисы и для чего людей уводили в другую часть бункера.
        Здесь взрывы ощущались сильнее и слышались, как глухие удары в колодце.
        Дорофея Ивановна вошла в пункт, резкая, пахнущая дымом и порохом - но при виде Катерины и детей взгляд ее неуловимо смягчился.
        - У вас ровно минута на изложение сути дела, - предупредила она. И мягко погладила младшую девочку по голове.
        Катя уложилась в тридцать секунд. И на лице Латевой не дрогнул ни один мускул, когда она услышала про сомнарисов.
        - У вас ведь нет предубеждения к духам Смерти? - осторожно спросила Катерина.
        - Сейчас я и нежить расцеловать готова, если она нам поможет, - скрипуче отозвалась Дорофея Ивановна. - Тем более что я видела твоих друзей на ночных записях. Могла бы и раньше меня с ними познакомить.
        Катя слегка смутилась:
        - И вы понимаете, о чьей крови они говорят?
        - Вариантов немного, - Латева поднесла к губам рацию и проговорила: - Майор, спусти сюда студентов и Макроута.
        Через пять минут в темной каюте минус третьего уровня происходило первое в новейшей истории совместное совещание с духами смерти. Дуглас Макроут им не удивился, но поклонился со всей почтительностью, да и духи шипели в его сторону очень благосклонно. А Матвей и Дмитро и вовсе от изумления и усталости не могли вымолвить ни слова. Разве что Поляна то и дело пялился на Катерину, переводящую особо шипящие пассажи, с совсем уж неземным восторгом.
        - До заката еще около часа, - резюмировала Дорофея Ивановна. - К нам докопаются раньше, да и щит мы вряд ли удержим долго. Нам некуда деваться. Ситников, Поляна, вы сможете закрыть небо тучами?
        - Сейчас вдвоем нет, - хмуро откликнулся Матвей. - Нужно будет опираться на всех магов и на оставшиеся накопители. И солнце уже не над головами, у горизонта, придется делать тучу низко, гнуть к земле.
        - Как долго продержитесь?
        Раздалась серия взрывов, которая здесь ощущались, как глухая вибрация почвы.
        - Пять минут. Максимум шесть, полковник.
        - Четыреста ударов сердца, - перевела Катя змеептицам. - Хватит вам столько темноты?
        - В приоритете уничтожить тех, кто копает, - уточнила полковник Латева, - всех невидши. За ними - больших существ, тха-охонгов.
        - Намссс хватитссс убитьссс вссех опассссных, - шипели сомнарисы, - надоссс, надоссс ссспасти ведьмуссс и малысшейсссс!
        - И нужно понимать, что созданием облака мы высосем весь резерв. У всех стихийников, - добавил Димка нехотя. - После мы все будем долгое время бесполезны.
        Латева тяжело потерла шею ладонью.
        - Деваться некуда, - повторила она. - Макроут, вы готовы поделиться своей кровью?
        - Конечно, - ответил темный уверенно.
        - Другойссс, другойсссс, - возбужденно зашипели сомнарисы из углов. - Еще ссссильнеессс! Другойсссс кровисссс! Хотя быссс каплюссс, каплюссс! Мы будемссс быссстреессс! Мыссс расссыпемссс всссех прахомссс!
        - Да о ком вы говорите? - удивилась Катерина.
        Димка с Матвеем переглянулись.
        - Это же о… - неуверенно начал Макроут, но у него перехватило дыхание, и он замолчал.
        - Да, - отозвалась Дорофея Ивановна. - И это проблема.
        - Если сюда прорвутся, ему это навредит больше, - твердо сказал Стрелковский.
        - Да, - повторила Латева. - Конечно, нужно согласовывать. Но некогда. Игорь Иванович, вызовите на минус первый уровень врача и медсестру из обслуживающей наших пациентов бригады. Пусть возьмут кровь, используя иглу капельницы. Будем надеяться, что не совершаем ошибку. Я беру ответственность за это решение на себя.
        Катерине вручили большой шприц, полный еще теплой крови - и она смотрела, как сомнарисы слизывают с иглы каплю, другую. Ей самой хотелось лизнуть, потому что от крови фонило ровно так, как в ее сне про озеро родственной энергии, который привиделся тогда, когда она пыталась подпитаться от Саши и затем впервые вызвала духа смерти.
        Сомнарисы от этих двух-трех капель наливались плотной, очень ощутимой тьмой, и в каюте стало так холодно, что Латева вывела детей. Маги ушли раньше - по максимуму восполнять резерв и объяснять задачу коллегам. С ними ушел и Стрелковский.
        Последняя капля была слизана последней змеептицей, и духи зашипели, исчезая в тенях. Катерина секунду постояла в темноте и тишине, развернулась к двери, автоматически протирая пальцами кончик иглы. Ощутила влагу и сунула палец в рот.
        В голове словно взорвалась тьма. Она открыла дверь - Дорофея Ивановна в объятьях темного шестиугольника склонялась к детям, что-то рассказывая им нежное, и дети смеялись колокольчиками.
        - Они ушли на позиции? - спросила Латева. Голос ее слышался словно сильно издалека.
        Катя сморгнула слезы. Закивала. Шагнула к Дорофее Ивановне и обняла ее.
        - Некогда, Катерина, - строго отстранилась хозяйка хутора. - Идите, вас с девочками проводят к другим гражданским.
        - Хорошо, - сказала Катя, сдерживая рыдания. - Хорошо. Дорофея Ивановна… - окликнула она, когда Латева была уже почти у лестницы. Та чуть затормозила, обернулась. - У моих детей никогда не было бабушки, - крикнула Катерина. - До того, как мы приехали сюда. Спасибо вам!
        Возможно, хозяйка улыбнулась. Кате очень хотелось в это верить.

* * *
        Люджина Дробжек с жадностью пила молоко, которое принес наверх Игорь.
        От измотанности у нее разболелась голова, и она то и дело проверяла свой резерв - нельзя было допустить физиологического истощения, потому что оно прежде всего ударило бы по ребенку. Но ее уже вело, то и дело к горлу подкатывала тошнота. Верный признак того, что резерв на пределе, и поднажми чуть - опять иссушишь тело. И ладно бы только свое.
        Вокруг творился ад. Было невыносимо жарко, а солнце клонилось к горизонту с издевательской медлительностью. То и дело раздавался треск, взрывы, и внутренний щит переливался фрагментарной решеткой. От дыма и гари, от вони муравьиной кислоты, от мокрой золы под ногами было сложно дышать.
        Стрелковский, поднявшись из открытого люка бункера - он с несколькими бойцами выносил ящики с гранатами, - тревожно заглянул ей в глаза и на секунду прижал к себе.
        - Закончится война, и увезу тебя в отпуск, - проговорил он. - Снова на Маль-Серену. К дельфинам. Или куда захочешь.
        - Обещаешь? - закрыв глаза, пробормотала Люджина.
        Она почувствовала, как он кивнул, как поцеловал ее в висок. Когда открыла глаза, он уже подменял бойца у одной из ближайших бойниц. Оглянулась - и наткнулась взглядом на Дорофею Ивановну.
        - Если прорвут щит, уходишь вниз, к гражданским, - приказала полковник. - Поняла?
        - Так точно, - не стала спорить Люджина.
        Латева отвернулась.
        - Бойцы, подкрепление уже совсем близко! - крикнула она зычно. - Обещают подойти в течение получаса!
        Неизвестно, правда это была или нет, но эхо ее крика не успело еще затихнуть, а маленькое войско под щитом зашевелилось злее, активнее.
        Небольшой магический отряд - все такие же измученные, как сама Люджина, - спешно восстанавливал крохи резерва. Дмитро и Матвею, как самым «раскачанным» сдавали все амулеты, боевые, личные, лечебные. Матушка Ксения принесла с десяток часовенных свечей. Алтарный камень использовать было нельзя - при нынешней усталости сильный поток просто выжег бы всех до того, как собрались бы тучи.
        Все торопились - щит, несмотря на удвоенность накопителей, дрожал все сильнее и в любую минуту мог рухнуть. Но суетиться было нельзя - поэтому Дмитро и Матвей, вставшие в центре круга из магов спинами друг к другу, почти неспешно и синхронно подняли руки, повели ими в стороны - и закипело, начало покрываться белой дымкой, а затем и чернеть над ними небо, закручиваясь черной тяжелой тучей, такой низкой, что казалось, она сейчас коснется щита. Она растянулась на полнеба - но солнце все еще было ниже нее, и тогда оба молодых мага повернулись в ту сторону лицами и, обливаясь потом, что-то забормотали.
        Люджине никогда не достичь было бы того уровня, который показывали эти двое, - но она чувствовала мощь, которая проходит сквозь кольцо магов-опорников, взявшихся за руки, почти видела, как тянутся к Ситникову и Поляне тонкие жгуты энергии от свеч и амулетов, - и наблюдала, как тяжелый, словно взбитое перьевое одеяло, край тучи, вдруг начал валом опускаться к далекому лесу, закрывая солнце и погружая землю во тьму.
        От слабости Люджина закрыла глаза. Ее трясло, дрожали руки у ее соседей, но она ни за что бы сейчас не разомкнула круг.
        Раздался удар, стон. Она открыла глаза.
        Было темно. Дмитро Поляна лежал без сознания на земле, Ситников шатался, как пьяный. Макроут стоял напротив, закусив губу, по подбородку его текла кровь. Упал один из ее соседей - и сама Люджина, покачнувшись, рухнула набок.
        Видел темнеющее небо и генерал Тенш-мин, который расположился верхом на своем тха-охонге недалеко от дыры, которую прогрызали невидши, видел и понимал, что творится что-то неладное. Однако он уже почти переиграл, почти додавил - уже и невидши, грызущие холм, добрались до внутренней стены убежища, в котором скрывались колдуны, и вот-вот должны были проесть ее, и щит, покрывающий убежище сверху, еле-еле держался. И пусть запасы снарядов к огненным трубам подходили к концу, да и пули для местного оружия были почти израсходованы - с той стороны выстрелы тоже стали реже, а значит, и их запас заканчивался. Только бы добить щит, только прогрызть стену - и никто не уйдет. Он лично развесит всех защитников по окружающим деревьям и подчинит колдунов, а затем присоединится к своим войскам, чтобы захватить столицу.
        - Тха-нор! - крикнул его помощник. - Невидши прогрызли стену!
        - Пусть никого живого не останется внутри, - приказал Тенш-мин, улыбаясь. Он уже забыл и про нависающую над холмом тучу, и свой страх, который на несколько мгновений кольнул сердце.
        Совсем скоро падет эта крепость. И скоро же сюда долетят раньяры - тогда и он сможет покорить столицу с воздуха.
        Поток невидши во тьме потек внутрь убежища. Лишь несколько десятков из них остались носить взрывчатку к металлической стене у щита - сейчас обрушится и эта защита, и падет и эта крепость.
        Изнутри дыры послышались взрывы, скрежет и взвизги - но Тенш-мин не повел и бровью. Сколько бы ни было там взрывчатки, невидши у него больше, а даже один из них может вырезать целую крепость.
        Инсектолюди продолжали заползать в дыру, когда туча дальним краем вдруг словно нырнула к земле, закрывая солнце - и в этот же момент в норе стало тихо. Словно все невидши, пропав из поля зрения, разом заснули.
        Не успел Тенш-мин удивиться, не успел тронуть ментально тха-охонга, чтобы тот подошел ближе - как из дыры вырвались десятки темных теней, принесших с собой могильный холод и страх. Раздались новые взрывы изнутри, и пласт земли скользнул вниз, закрывая дыру.
        Потекли из-под земли еще тени. Заорали от ужаса наемники, и Тенш-мин заставил тха-охонга скакнуть вправо, еще и еще, чтобы уйти из-под потока теней. Они прошивали насквозь невидши - и твари рассыпались прахом, они легко догоняли инсектолюдей, а удары и выстрелы проходили сквозь тени.
        Поголовье невидши редело с ужасающей скоростью, кричали наемники, паля в воздух, носились взбесившиеся тха-охонги, сталкиваясь, снося людей, врезаясь в щит, в деревья. Но и тени словно светлели с каждым ударом, с каждым соприкосновением.
        «Несите огненные слитки к щиту! - мысленно подгонял оставшихся инсектолюдей Тенш-мин, понимая, чем сейчас кончится дело. - Быстро!»
        Одна из теней, прошив с десяток невидши, зависла перед Тенш-мином: длинная, похожая на птицу и местную змею одновременно. Тиодхар, немало победивший на своем веку чудовищ, выстрелил в нее из арбалета, но болт прошил ее, словно черный туман, а тень, зашипев, рванула к нему, но пролетела не сквозь него - сквозь тха-охонга, который посыпался прахом. Тенш-мин рухнул на землю, на несколько мгновений потеряв ориентацию. В голове звенело - и в этот момент вокруг посветлело.
        Тени начали нырять прямо в землю.
        Ветер в красных лучах солнца носил тучи праха, в который превратилась армия Тенш-мина. Деревья вокруг были серыми от этого праха. Нора, проделанная невидши, осыпалась от взрывов - не расчистишь теперь.
        Генерал пошевелился. Сел. Невидши рядом не было… в поле видимости попалось несколько тха-охонгов и множество растерянных, испуганных наемников.
        Со стороны крепости слышались редкие выстрелы.
        - Огненную трубу мне! - рявкнул он. И когда подали - выстрелил во взрывчатку у стены.
        Раздался оглушительный взрыв. Огромный купол щита над убежищем вдруг стал видимым, похожим на фасеточный глаз раньяра, а затем медленно распался на части. Наемники, улюлюкая, начали тоже стрелять из огненных труб - расстреливая последние снаряды.
        Тенш-мин не препятствовал. Пришла пора пускать кровь другим оружием.

* * *
        Люджина очнулась от грохота и открыла глаза, когда рушился щит. Она приподняла голову - шагах в двадцати от нее просвистела граната. Раздался взрыв, полетели вокруг осколки камня. Дробжек полоснуло по щеке, потекло горячее.
        - Очнулась? - прокричал рядом Игорь. Он, лежа в золе, стрелял из пулемета. - Уходи в бункер! Уходи в бункер!
        Кто-то перетащил ее сюда. Возможно, он сам. Или не он.
        В двадцати шагах от нее Ситников и Макроут пытались привести в чувство Дмитро и двух штатных магов. Люджину мутило, слух скакал. Она перевернулась набок, поднялась на корточки. Резерв был на нуле. И силы тоже - она не бойцом была сейчас, а обузой. Нужно уходить, чтобы не отвлекать Игоря.
        - Люджина, в бункер! - проорал Игорь. - Держись земли!
        Она только дернулась в сторону бункера - как вновь начался обстрел. В люк бункера попала граната. Рядом упала еще одна, сбив остов стены прямо в люк.
        Уходить стало некуда.
        Дробжек потрясла головой, нащупала на поясе пистолет, подаренный Дорофеей Ивановной, и повернулась к стене. Бойницы были все заняты, но выстрелов с той стороны было совсем немного.
        Она рискнула высунуться и увидела, как к стене, покачиваясь, приближаются с пять тха-охонгов.
        Раздался выстрел. Просвистел снаряд - и один из гигантов упал с развороченной башкой.
        Как сквозь туман Люджина увидела Дорофею Ивановну, откидывающую трубу гранатомета. Седые волосы ее растрепались, на лице была кровь, глаз набряк - видимо, тоже ударило осколком.
        - Последний выстрел, - эхом раздался ее голос. - Разбирайте ручные гранаты, бойцы. Забаррикадироваться не выйдет у нас, будем отбиваться. Немного совсем, немного продержаться.
        Связок гранат было всего десять.
        Пулемет Игоря стрекотал, как безумный, кося наемников на тха-охонгах, и ему вторили десятки других пулеметов. Но и они замолкали один за другим. Раздавались выстрелы снайперской винтовки - Латева выбивала глаза у тха-охонгов, била им по сочленениям ног. Вершинин перезаряжал ей винтовки, подавал, меняя, одну на другую.
        Совсем замолчали пулеметы. Зазвучали редкие выстрелы табельного оружия. С той стороны стреляли чаще - там явно осталось больше боеприпасов.
        Люджина, прицелившись из своего пистолета, покачала головой, протянула оружие Стрелковскому. Фигуры иномирян на спинах тха-охонгов, за их корпусами, крадущиеся к стене, расплывались. Иномирян было больше сотни точно.
        - Не вижу почти ничего, - объяснила она, едва выговаривая слова.
        Раздался еще выстрел снайперской винтовки - и один из четырех тха-охонгов закружился на месте, ослепнув, начал бросаться из стороны в сторону. Еще два выстрела - и наконец второй рухнул на бок, потеряв две лапы…
        Осталось два гиганта - и пятьдесят шагов до них. Бойцы с гранатами, с автоматами, которые теперь можно было использовать только как дубинки, с пистолетами, в которых остались последние патроны, жались к стенам, и в тишине щелкала снайперская винтовка: Дорофея выпрямлялась, делала выстрел, снова склонялась - а над головами начинали свистеть ответные пули.
        - Все, - сипло сказал Вершинин. - Все, полковник, нет больше патронов.
        Она покачала головой и с сожалением погладив винтовку как старую подругу, положила ее на землю. Окинула взглядом маленькую армию, прижавшуюся к стенам, и остановила взгляд на Ситникове.
        - Эй, бестолочь, - крикнула она, - ты единственный стоишь на ногах. Хватит сил на личный щит для меня?
        Люджина видела, понимала, что не хватит. Но Матвей кивнул и гулко ответил:
        - На полминутки, полковник.
        - Мне больше и не надо, - хмыкнула она, подходя к стене и перехватывая у двух бойцов по связке ручных гранат.
        - Полковник, я… - одновременно заговорили все - и Игорь, и Вершинин, и с десяток бойцов.
        - Отставить! - рявкнула она. - Тут я самая меткая.
        - Я сделал, - прогудел Ситников.
        - Работайте, бойцы. Не дайте им пройти внутрь, - приказала Латева и перемахнула через стену.
        Люджина еще мало что понимала, или отказывалась понимать. Голова ворочалась еле-еле - и она ужасно медленно повернулась за перескочившей стену Латевой.
        Дорофея бежала вниз по холму так быстро, так ловко, как могла бы бежать юная девушка навстречу любимому - три десятка шагов под свист пуль, вбивающихся в щит, под крики и хохот иномирян, под оглушающую тишину со стороны бункера: потому что все встали, не обращая внимания на выстрелы, и следили за ней. Вот она застыла перед двумя тха-охонгами, невыносимо маленькая на их фоне. Один из них поднял лапу, опустил на щит. Тот лопнул. Дорофея откатилась в сторону от лезвия, бросила связку в морду гиганта. Дернулась - ее прошила очередь из автомата, но первый тха-охонг уже заваливался набок.
        Падала и Латева - но она последним усилием бросила тело ко второму инсектоиду, рухнув, подкатившись почти под его морду.
        Заорал его всадник - но тха-охонг, почувствовав запах крови, склонил башку и подхватил раненую жвалами. Сжал их - и тут раздался взрыв, разнесший изнутри ему голову и часть спины.
        Бойцы молчали, ошеломленные. Люджина переглянулась с Игорем, чувствуя, как рот сам искривляется то ли в крике, то ли в плаче.
        - За полковника! - крикнула она сорванным голосом, подхватывая брошенную винтовку Латевой. - Работаем, бойцы!
        Иномиряне подступали к стене, и Дробжек, с усилием перевалившись через нее, побежала навстречу врагам. Игорь оказался рядом, расстреливая обойму ее пистолета.
        И вслед за ней пошли врукопашную рудложцы.
        Глава 11
        Трасса Березовое-Иоаннесбург
        19.00
        Когда первые тха-охонги из волны, вызванной диверсантами в лесах, уже вплотную подошли к Иоаннесбургу, вторая волна из деревеньки Березовое преодолела две трети пути до столицы.
        Некоторое время назад по приказу генерала Тенш-мина обратно к холму, где скрывались так необходимые ему колдуны, ушли триста тха-охонгов с наемниками, взрывчаткой и оружием на спинах и двести невидши. Но сила, оставшаяся в подчинении тха-нора, который вел армию к столице, была впечатляющей: почти пять тысяч нейров-наемников, двенадцать сотен тха-охонгов и восемь сотен невидши. И бесчисленное количество оружия, огненных труб и боеприпасов, коими лорташцы уже овладели в совершенстве.
        Овладели они и навыками уклонения от небесного огня от орудий противника: теперь, чтобы уберечь большую часть армии, тха-охонги шли группами по тридцать-пятьдесят особей и по шоссе, и вдоль него, огибая дома и постройки, растекаясь по улицам пригородов и вновь собираясь в плотную колонну там, где к шоссе подходили леса.
        Однако огонь прилетал редко и потери были небольшими, хотя передовой отряд армии, вышедшей из Березового, уже прошел выжженную землю с останками невидши. Вдалеке слышались взрывы, видимо, рудложцы поливали огнем те отряды, которые выходили из леса до них, но эта армия шла легко. И это настораживало. Неужто местные приготовили ловушки?
        Иногда высоко над наемниками пролетали местные летающие повозки-листолеты, но слишком далеко, чтобы их подстрелить. Однако командиры приказали паре нейров на каждом тха-охонге взять по огненной трубе и держать заряженными, чтобы при необходимости стрелять.
        Невидши стелились по земле без страха и не испытывая неуверенности. Но наемники, обычно шумные и бахвалистые, подбадривающие друг друга шутками и планами о добыче, о том, как они захватят дворец беловолосой ведьмы-правительницы, наверняка забитый доверху золотом и камнями, затихли. Пусть смерть была для них привычна, никому не сладко умирать. Напряжение, ожидание боя и страх витали над огромной армией на тха-охонгах, пробирающейся к столице.
        И когда навстречу колонне над шоссе полетели пять листолетов, четыре из которых были оснащены орудиями, нейры были готовы бить.

* * *
        Василина-Иоанна Рудлог
        Армия тха-охонгов, наступающая на Иоаннесбург от Березового, сверху была похожа на десятки осиных роев, умелой рукой направленных к цели. Они тремя неровными линиями растеклись по шоссе и на пару километров по зеленым полям вдоль него, огибая фермерские дома и деревеньки. Василина видела фотографии, сделанные военной разведкой, и понимала, почему иномиряне двигаются именно так.
        - Они быстро учатся, понимают, что мы не успеем за короткое время эвакуировать все населенные пункты и поэтому используют их как щит, - объяснил один из генералов на военном совещании. - Между поселками передвигаются рывками, с большим разрывом между группами, чтобы минимизировать потери от артиллерии на открытом пространстве. К сожалению, если небольшую группу невидши мы могли накрыть орудиями, не навредив местным жителям, то массированный удар по этим колоннам неизбежно приведет к большим жертвам. Мы отрабатываем по ним точечно, но это малоэффективно.
        Закатное солнце делало тени тха-охонгов длинными и пугающими, а пятна от листолетов, в одном из которых находилась Василина, прыгали по далекому лесу.
        Внутри королевского листолета, защищенного щитами не хуже дворца, находились бледный, но абсолютно трезвый Зигфрид, который должен был обеспечить щиты и отход королевы через Зеркало, если потребуется, и несколько магов Зеленого крыла. Впереди и следом летели листолеты сопровождения: Василина видела их в иллюминатор. Чуть гудело в кабине, переговаривались летчики друг с другом и с центром, но пассажиры молчали. Все уже было обговорено во дворце.
        И только сердце ее било как набат.
        - Я не знаю своих возможностей, - честно проговорила королева, когда совещание подошло к концу, - я не знаю, смогу ли я вызвать огненную волну подобную той, что создала моя сестра Ангелина. Не знаю, смогу ли я ее удержать в границах и не погубить пригороды за спинами иномирян. Все, что я знаю, - что это возможно и у меня есть на это силы. Однако мне потребуется помощь.
        Василина потерла едва заживленные раны на запястьях - ее плату за помощь - и вспомнила взгляд Мариана, когда он стоял у трапа листолета. Он сам сопроводил ее в усыпальницу Иоанна Рудлога и смотрел, как она гладит огонь, призывая Хранителя Рудлога, как льет кровь прямо в лаву, которой огнедух коснулся своей сутью, и шепчет просьбы.
        Гигантский огнедух не показался на поверхности - но она знала, что он здесь, глубоко в пламенных недрах, и ей не нужно было кричать, чтобы попросить о помощи и услышать ответ:
        «Я вновь слабею и скоро могу развеяться, огонек. Но я приду на твой зов».
        Когда она вновь ступила из лавы на каменный пол, Мариан на секунду прижал ее к себе, коснувшись поцелуем лба. И она позволила себе эту последнюю слабость - прильнуть, опереться, почувствовать его поддержку.
        - Я полечу с тобой, - сказал он.
        Она знала, что полетит. Когда-то давно она была готова идти за ним куда угодно, а сейчас он следовал за ней туда, куда решала идти она, ждал тогда, когда нужно было ждать, и неизбежно, всегда был рядом. Не физически, так мысленно.
        Но она покачала головой и взглянула ему в глаза.
        - Если я не справлюсь, если погибну, ты должен стать регентом и воспитать следующего короля, Мариан. Моя гибель не обязательно приведет к концу мира. И в этом мире у наших детей должен остаться хотя бы один родитель.
        - Я полечу с тобой, - повторил он тяжело.
        - Они важнее, Мариан, - прошептала она с нервной дрожью. - Прошу тебя, - она погладила его по щеке, по темным волосам, поцеловала. - Прошу.
        Он окаменел, зарычав, и глаза его стали желтыми. Василина могла бы приказать - и он бы подчинился как подданный. Но она хотела иного - и потому смотрела на него, ждала и упивалась той силой, которая всегда питала ее. Его любовью, которая была для нее ярче, чем весь огонь мира.
        И он отступил. Сделал несколько шагов назад, выпрямился.
        - Я привык, что твой огонь мягкий и теплый, василек, - сказал он рычаще и сдавленно. - Но за этот год я увидел, что у всего две стороны, и у огня тоже. Было бы трусостью с моей стороны делать вид, что в тебе нет силы, способной разрушать. И слабостью - пытаться контролировать ту мощь, которой ты являешься. Ты - Василина Рудлог.
        - Твоя жена, - проговорила она с нежностью. Он улыбнулся.
        - И я восхищаюсь тобой. Моя жена. Моя королева.
        Стоя у листолета, провожая ее, он смотрел уверенно, твердо, не показывая ни тени сомнений в том, что она справится. И только желтые глаза показывали, в какой агонии он находится.
        Ее собственный страх в момент решения стал чем-то осязаемо-вязким, вставшим в горле, заставившим ее отупеть - и вдруг отключиться от него. Остался только бешеный стук сердца, повлажневшие виски и ладони - и биение в груди, продолжавшее раскалять ее кровь.
        Огонь в крови сильнее страха. Все то, что дал своим детям Иоанн Красный, божественная воинская искра, гнавшая Рудлогов в бой, подгоняла сейчас, пришпоривала и Василину.
        Королева снова взглянула в иллюминатор. Листолет спускался, двигаясь влево-вправо. Щиты щитами, а необходимость уклоняться от обстрела никто не исключал.

* * *
        Василина ступила на землю и тут же подняла руки, накрывая опустившиеся листолеты и своим щитом. То ли от напряжения, то ли от недавнего контакта с хранителем она четко видела, как текут по стенкам купола струи невидимого остальным пламени.
        Щелканье, взвизги и шелест инсектоидов сначала оглушили ее - но парадоксальным образом она слышала и бешеный стук своего сердца, и дыхание людей, которые стояли за ее спиной, готовых умереть за нее. Она чувствовала горячее дыхание асфальта, прохладный запах распаханной земли и вонь муравьиной кислоты.
        Тха-охонги, идущие по дороге, остановились метрах в пятидесяти от щита. Раздались крики - приказы командиров иномирян своим, которые передавались от отряда к отряду. Армия, удивленная, недоумевающая, раздраженная, замедлялась. Задние тха-охонги напирали на тех, кто останавливался впереди, и расстояние до щита сокращалось - сорок метров осталось, тридцать. Те гиганты, которые шли по полям, продолжали движение, сдвигаясь к месту приземления листолетов, окружая их, часть, не обращая ни на что внимания, продолжала двигаться к столице.
        Вскоре вокруг собралось целое море инсектоидов. Королева видела отвратительных невидши, которые сновали у ее щита, как собаки, взвизгивая от ожогов при прикосновениях. Видела хмурых, уставших, хохочущих или нервно молчащих, тычущих в нее пальцами людей, грязных, одетых в странные одежды, - таких же, как туринцы, и в то же время разделенных с ними как невообразимыми расстояниями, так и понятиями о добре и зле.
        - Я знаю, что вы понимаете наш язык, - заговорила она, подняв руку. Тихий, но уверенный голос ее многократно усиливался Зигфридом, и слышали ее на километры вокруг. - Услышьте меня. Это моя земля и дальше вы не сделаете ни шага. Вы можете уйти обратно к порталу в ваш мир. Иначе вы умрете. Разворачивайтесь. Уходите, если хотите жить.
        Два, три удара сердца после этого стояла настороженная, напряженная тишина - и раздался оглушающий хохот. Ей закричали что-то оскорбительное, потекли по земле к Василине невидши. Один из всадников махнул рукой - и щит содрогнулся от взрывов, от огненных клубов. Иномиряне с упоением расстреливали ее из гранатометов, а Василина впитывала в себя это пламя, наслаждаясь им, и пламя это выжигало в ней и жалость, и милосердие. Она задыхалась от ярости и потому пошла вперед, расставляя руки, ощущая, словно идут с ней все предки-Рудлоги, делясь своей силой. Королева качнула ладонями, просто представив, что хочет сделать, и щит, налившийся алым, полыхнул кольцом огня в обратную сторону, за секунду уничтожив первые ряды вражеской армии, оставив пепел от людей и невидши и остовы тха-охонгов. Пламя пошло бы и дальше - но дальше были дома и люди, и, не зная, сможет ли она справиться на расстоянии, Василина потянула его обратно, как жеребца, вставшего на дыбы. А затем, не давая иномирянам опомниться, очнуться от шока, присела на корточки и постучала ладонью по земле.
        - Пора, - прошептала она. - Я знаю, что тебе тяжело не в своей стихии. Сделай это быстро.
        Орали вокруг иномиряне - с ужасом, с ненавистью, со страхом, расстреливая в щит весь боекомплект, кто-то несся прочь от огня, кто-то летел к щиту. Разные люди, трусливые и смелые, но одинаково жадные до чужой земли.
        Затряслась почва. Вокруг королевы на расстоянии нескольких километров друг от друга в полях начали протапливаться лавовые лунки в десятки метров шириной. А затем единовременно из них с ревом вырвались вверх огненные щупальца высотой в полнеба, восемь, десять, может, больше, и принялись бить по тха-охонгам, невидши и людям.
        Василина могла бы сейчас отвернуться и не смотреть, чтобы уберечь себя от кошмаров. Но она смотрела - как корчатся, горят, кричат тысячи людей, которые пришли убивать и которых сейчас убивал тот, кого она напоила своей кровью.
        Он сейчас смотрел ее глазами, как когда-то она смотрела глазами птицы-Ясницы, - убегали тха-охонги, а она бросала на них взгляд, и по ним молотило щупальце, растекались невидши - и их сметало с поверхности земли, как пылинки, рыдали, визжали, орали люди - и их она не щадила.
        Потому что это было ее решение и ее ответственность.
        Все было кончено за десятки минут. Остались только ее тяжелое дыхание, вонь горелой плоти и жженой земли. И напряженная тишина за спинами.
        Кажется, кто-то из гвардейцев шептал молитвы.
        Кажется, она первый раз ощутила страх от своих же людей.
        Она почти почувствовала, как Мариан, который должен был видеть все на экранах Зеленого крыла, желает сейчас обнять ее и взять на себя эту тяжесть.
        Огненное щупальце, потускневшее, почти прозрачное, легло перед ней, скрутившись воронкой, и она погладила его, прошептав «спасибо». Таяло чувство единения и мощи, силы словно вытекали из тела. Но помощнику нужна была подпитка, и Василина снова вскрыла себе вену, а потом долго струилась по ее запястью кровь, пока пламя щупальца снова не стало насыщенно-красным, а дрожь земли не прекратилась.
        Щупальца пропали так же внезапно, как появились. Остывали вокруг лавовые лунки.
        Королева пошатнулась и осела на землю, запрещая себе терять сознание, но не в силах держаться на ногах. Захлопотал рядом Зигфрид, протянул ей бутыльки с тоником, принялся обрабатывать рану.
        Василина сидела на асфальте рядом с листолетами, слушала, как докладывают обстановку в центр и пила тоник.
        Она потом обдумает все это, потом будет бороться с кошмарами и принимать себя такой, какой стала. Сейчас ей нужно было на помощь к Алине.
        Ноги отказывались слушаться.
        - Мне нужен костер, - приказала она, прикрывая глаза. - Разожгите костер. Чем больше, тем лучше.
        - Магический подойдет, моя госпожа? - почему-то полушепотом уточнил Зигфрид под бормотание командира гвардейцев в телефон. Василина позвонила бы сама, но у нее не было сил даже поднять руку с телефоном.
        - Не знаю, - вздохнула она. - Давайте попробуем.
        Рядом раздались шаги.
        - Капитан хочет сказать вам несколько слов, моя королева, - проговорил гвардеец и после кивка Василины и ее жеста приложил телефон ей к уху.
        - Как ты? - услышала она голос мужа.
        - Устала, - призналась она. - Есть новости из бункера?
        - Последний сеанс связи - тринадцать минут назад. Идет бой. Внутренний щит еще держится. В течение получаса должно подойти подкрепление из второго укрепрайона.
        - Хорошо, - прошептала Василина, пытаясь подняться. Не вышло.
        - Ты совсем без сил?
        - Найдутся, Мариан, - сказала она, прикрывая глаза. Ей хотелось сказать, что она в порядке, что надо послать боевые листолеты ее сопровождения на помощь к бункеру, но она знала, что муж ответит - ее безопасность превыше всего, нельзя убирать охрану, могут появиться раньяры, могут появиться еще отряды, а она сейчас слаба. И она не стала этого просить. А он не стал просить вернуться прямо сейчас.
        - Я жду тебя, - сказал он вместо этого. - Будь осторожна, василек.
        Магический костер не подошел - он грел, но не питал, - и бойцам пришлось лететь за выжженую линию, чтобы найти топливо. Солнце неуклонно опускалось к горизонту, когда наконец на черной от пепла, вздувшейся и полопавшейся дороге, в десяти шагах от королевы запылал огромный костер из тонких деревьев и кустарников, растущих меж полей.
        Василина, тяжело опираясь на руку Зигфрида, встала. Сделала шаг, покачнулась, едва не упав. Тело казалось одновременно вялым, неповоротливым и тяжеленным, будто она только что взвалила на себя гору.
        - Видимо, придется вам меня отнести, - проговорила она, снова оседая на землю.
        - Мне? - не поверил Зигфрид, отступив на пару шагов. Лицо его из унылого первый раз стало растерянным.
        - Вам, - подтвердила Василина слабо. - Или вы хотите, чтобы я туда ползла? Вы меня боитесь, что ли, Зигфрид?
        - Не вас, - не стал отпираться маг. - А вот ваш супруг иногда пугает.
        Василина понятливо улыбнулась.
        - Но не исполнить ваш приказ я тоже не могу, - признал Кляйншвитцер, сделал движение руками, будто складывал их лодочкой, - и повел в сторону.
        Василину прямо так, как она сидела, приподняло над землей и бережно опустило на ворох пылающего, гудящего от жара хвороста. Глаза лишь на мгновение заслезились от едкого дыма, королеву окутало пламенем - и тут же в тело полилась горячая, родственная сила.
        Это было так хорошо, что Василина едва сдержала блаженный стон. Еще немного, еще несколько минут… Бойцы, окружив костер с оружием наперевес, стояли спинами, чтобы защитить и не смущать королеву.
        Рядом хрустнуло, будто под тяжелой тушей, в щеку ее лизнуло покалывающим плотным огнем.
        - Ну-у-у, вои-и-ительница, разлегла-а-а-ась, - раздалось знакомое фырканье, и большая голова ткнулась королеве в плечо. - А-а-а к мужу-у-у кто возвраща-а-аться будет?
        - Откуда ты здесь? - спросила Василина, улыбаясь и глядя в небо. Силы возвращались невероятно быстро, сонливость отступала.
        - Му-у-уж твой посла-а-ал, - с готовностью доложил Ясница. - Ска-а-а-азал, тебе так будет спо-о-окойнее!
        - И он прав, - согласилась королева, обнимая гепарда за шею и садясь. Огнедух мурлыкал, и пламя костра вибрировало в такт. - Но тебе ведь нельзя в листолет.
        - Зато те-е-ебе можно в во-о-оздух, - прозрачно намекнул огнедух.
        - И верно, - улыбнулась королева.
        Глава 12
        Хутор полковника Латевой, 20.05
        Солнце садилось невыносимо медленно, и половина холма была еще ярко освещена, а половина - погружена в тень.
        У Люджины кружилась голова, но она дралась как последний раз в жизни. Из руки сочилась кровь - достал противник перед тем, как рухнул с разбитой головой. Дробжек слышала свое тяжелое дыхание, пот заливал глаза, спину, живот ныл и казался каменным. Дышать было тяжело из-за гари и пыли, которые драли горло и забивали ноздри.
        Защитники хутора растянулись небольшой дугой метрах в пятнадцати от стены, там, где лежали туши тха-охонгов, убитых Дорофеей. К ним получалось прижиматься, они помогали прятаться от выстрелов.
        Ярости и неожиданной атаки хватило, чтобы оттеснить нападающих на несколько метров назад. Но иномирян было в несколько раз больше, и в рукопашном бою они были далеко не новичками. А из-за спин их прикрывали арбалетчики.
        Нужно было удержать врагов до прихода подкрепления. Нельзя было пустить их внутрь.
        Люджина, вынырнув из-за жвала дохлого тха-охонга, ударила одного из иномирян прикладом в лицо, - перекошенное, вспотевшее, с тонкой бородкой, - второго отбросила коленом. Чуть не наступила на кого-то - в рукопашной все наталкивались и на своих, и на чужих, - оглянулась. Игорь расстрелял обойму и теперь катался по земле с иномирянином, который пытался его задушить.
        Дробжек, развернувшись, прямо на ходу пнула врага в висок ботинком. Тот даже не дернулся - сразу обмяк на Стрелковском.
        - Люджина, сзади! - крикнул Игорь. Дробжек, щурясь, выставила локоть и зашипела от боли - ее вновь достали ножом. Она отмахнулась - но врага снес Стрелковский, всадив его же нож ему в живот.
        Люджина, шатаясь, шагнула назад раз, другой. Вновь наступила на чье-то тело, чуть не упала, оперлась на развороченную тушу тха-охонга. Враги и соратники лежали здесь, в тени этого холма, ставшего холмом смерти.
        В глазах расплывалось все сильнее. Живот дергало, но она не могла ничем себе помочь - резерв был на нуле, амулеты опустошены. Невыносимо было натыкаться на тела, невыносимо слышать крики и хрипы вокруг и даже не мочь повернуться, броситься туда, спасти хоть кого-то. К ней кинулись сразу двое врагов - и снова она била прикладом винтовки, как дубиной, принимала на ствол удары ножей, и понимала, что ей везет - потому что мимо свистели не только пули, но и арбалетные болты. Пусть почти все рудложцы в бронежилетах - от попадания в голову или в крупную артерию никто не застрахован.
        Словно в подтверждение ее мыслей кто-то выругался, застонал рядом. Люджина с трудом повернула голову и увидела, как оседает на землю вчерашний студент Дмитро Поляна, держась за бедро, в котором торчал арбалетный болт. Штанина быстро пропитывалась темным. Его огромный друг отмахивался от врагов и орал: «Вытаскивай ее, вытаскивай, у меня хватит сил остановить кровь!». Дмитро скользил пальцами по окровавленному древку и что-то шипел бледными губами.
        Дробжек сделала шаг к нему - и тут в небе мелькнула крылатая тень, сопровождаемая чем-то огненным, странным.
        Она проследила за птицей, которая опускалась далеко за тха-охонгом, вне поля видимости - и, скользнув взглядом по далекому шоссе, увидела, как в сумерках километрах в двух по дороге к холму несутся десятки военных автомобилей.
        - Подкрепление! - хрипло крикнула Люджина - и тут в нее врезались, противник свалил ее набок, долбанул ногой в живот - и пусть на ней был бронежилет, боль прошила почти до позвоночника и замерла где-то внутри. Замерла и Дробжек, глядя, как Игорь сворачивает врагу шею.
        - Подкрепление пришло! - просипела она. - Нужно продержаться!
        Живот дернуло и сжало судорогой. Она скорчилась и застонала, поджимая под себя ноги. Перед глазами темнело, живот резало приступами все сильнее. Она никак не могла понять, что это, осознать, что происходит, - но ей никогда не было так больно и так страшно.
        Кажется, кричал Игорь. Хватал ее за плечи. Отвлекался, чтобы отогнать от нее тех, кто пытался прыгнуть, добить, и снова склонялся к ней, обнимая, прижимая к себе.
        - Сейчас, сейчас, Люджина… боги, Люджина!

* * *
        Тиодхар Тенш-мин всегда был отменным арбалетчиком. Оружие пело в его руках, посылая стрелу за стрелой, - и пусть иногда в общей свалке поражало своих, но защитников крепости, ринувшихся в самоубийственную глупую атаку, убило несравнимо больше.
        Генерал не один лежал на убитых тха-охонгах, выцеливая противника, - арбалетчиков всего было человек шестнадцать, и только делом времени было расстрелять всех, так глупо вышедших навстречу. Слишком мало было защитников крепости - только склон и то, что они были выше, давало им небольшое преимущество, но куда там победить четырехкратно превосходящего противника!
        Среди защитников дралась баба - натурально дралась, как бешеный охонг, и Тенш-мин, уже удерживая ее в прицеле арбалета, поцокал языком, решив не убивать, а захватить на потеху, и перевел оружие на неуклюже бьющегося рядом мальчишку.
        - Это же тот маг! - крикнул рядом верный Уанши. - Из Менска! И второй рядом!
        Тенш-мин не стал стрелять в голову. Выстрелил в бедро, удовлетворенно хмыкнул, перезаряжая оружие, навел его на второго мага, огромного - но тот склонился, перетаскивая товарища за тха-охонга и пропадая из зоны поражения.
        Над полем боя сделала круг большая красная птица, сопровождаемая чем-то огненно-ярким, метнувшимся в сторону. Тенш-мин выстрелил в нее, но болт ушел в сторону, и тиодхар, досадливо плюнув, принялся перезаряжать.
        Птица опустилась между тушами тха-охонгов, которые стали прикрытием для арбалетчиков, и вдруг, словно переплавившись, поднялась посреди боя прекрасной женщиной с белыми волосами и светлыми глазами, одетой в мужскую светлую одежду.
        Вокруг затаили дыхание. Ближайшие бойцы замерли, затихли.
        Тенш-мин сразу понял, кто это. И приподнялся над своим убежищем, оглядывая колдунью. Но и держа ее на мушке - не совсем он дураком был. Раз умеет превращаться в птицу, то и другое колдовство может уметь. Поэтому надо отвлечь, заговорить…
        - Ты пришла поклониться мне? - насмешливо крикнул он по-рудложски.
        Колдунья странно повернула голову, будто прислушиваясь, и потом посмотрела прямо на него.
        - А кто ты? - спросила она безо всякого страха, с такой прямой спиной, что у Тенш-мина зубы заныли: заставить склониться, покориться. Он неспешно щупал ее сознание, протягивал туда невидимые путы - и не верил себе, потому что никакого сопротивления не ощущал.
        - Меня зовут Тенш-мин, - ответил он, стараясь не насторожить ее. - Я тот, кто захватит твой город и твою страну, колдунья.
        - Вот ты какой, Тенш-мин, - усмехнулась она устало. - Зачем тебе моя страна, скажи мне? Зачем этот мир? Разве у вас нет своего мира?
        - Наш мир тонет. Скоро в нем не будет жизни! Наши боги велели завоевать для них этот! - крикнул он.
        - Но вы могли прийти мирно. Попросить о помощи, - сказала она какую-то глупость. - Тура большая и щедрая, наши боги добры, вас бы приняли.
        - Это путь слабаков, - презрительно сплюнул Тенш-мин.
        - Мирный путь - путь жизни, - покачала головой колдунья. - Пришел бы ты с миром, и мы могли бы быть добрыми соседями. Ты мог бы жить долго. А теперь мне придется тебя остановить.
        Он даже не стал смеяться, ну что делать с глупой бабой? Даром, что прекрасна, как лучший меч.
        - И как же ты меня остановишь? - поинтересовался он - потому что та все еще не замечала его давления, его мысленных пут.
        От основания холма послышалось гудение, и Тенш-мин оглянулся. К разрушенной крепости поднимались военные машины с бойцами. А когда он повернулся обратно, то увидел, что над холмом зависли четыре листолета с орудиями. Защитники крепости отступали под их прикрытие, тащили с собой раненых, их боялись преследовать.
        - Вот так, - сказала колдунья просто.
        Он ударил ее ментально, захватывая, подчиняя, заставляя подойти ближе - потому что захватить ее было единственным способом заставить ее армию сдать оружие. И колдунья дернулась, недоверчиво глядя на него, сделала вперед шаг, другой.
        Тенш-мин спрыгнул с тха-охонга, бросился к ней, чтобы схватить, протянул руки… она выставила ладонь вперед, и генералу показалось, что от колдуньи пышет жаром, - но он не успел ничего понять: почему она не покорилась, как он это не заметил? Он заорал, потому что сбоку прыгнуло на него что-то яркое, сверкающее, в голове помутилось от боли, на руке сомкнулись обжигающие клыки… а затем крик прервался, и не было больше Тенш-мина, была жирная сажа, осыпавшаяся у ног желанной пленницы.
        - Зачем? - спросила она тихо у огненного зверя.
        - Ты бы его пожале-е-ела, - ответил тот уверенно. - А он бы те-е-ебя - не-е-ет.

* * *
        Катерина Симонова
        Катя сидела на койке, монотонно покачивая прижавшихся к ней с обеих сторон девочек. В голове у нее звенело, предметы обретали невиданную четкость. Ей казалось, что в нос бьет запах крови, казалось, что воздух вокруг наэлектризован, а руки - тяжелы и холодны. Она не понимала, что происходит - потому что это было совсем иным, чем тогда, когда ей хотелось кого-то выпить. Она смотрела на людей, заполнивших соседние койки, и ладони покалывало встать, подойти, прикоснуться.
        Но она качала детей и смотрела на окружающих. И понимала, что всего капля крови того темного, который находится где-то в бункере, пробудила в ней неведомую силу. Как же должен быть силен он сам?
        Вот женщина, потирает висок. Висок и затылок у нее истекают зеленой дымкой. Сильно, до тошноты, болит голова.
        Вот водитель автобуса. Держится за сердце. На месте сердца зелень почти уходит в черноту.
        Вот мать с маленьким ребенком, который истошно кричит. Из-под рук матери видно, как в районе живота малыша пульсирует боль.
        Оставаться на месте было невыносимо, потому что больше, чем к соседям по каюте, Катерину тянуло наружу, - но она должна была быть с детьми. А еще она боялась, боялась того, что ощущала в себе. Боялась за девочек, которые то и дело принимались плакать.
        Сидеть здесь, в неизвестности, в жуткой внешней тишине - потому что прекратились уже разрывы снарядов, - и не знать, выстояли ли защитники или все уже пали, живы ли будут твои дети и ты сама в следующую минуту или распахнутся двери, чтобы пропустить чудовищ, которые растерзают здесь всех, было тяжелее всего. Дети то успокаивались, то принимались плакать. И дядю Сашу уже не вспоминали - не верили уже, что он придет.
        Но Катя знала, что если бы он мог - он бы пришел.
        Сидеть становилось все невыносимее, электрический холод в теле стал стрелять по рукам, по ногам, пробегать по спине, девочки плакали все сильнее, и чтобы успокоить дочерей, успокоить себя, Катя закрыла глаза и принялась неслышно напевать старую бабушкину колыбельную, не переставая раскачиваться:
        - Кери-кар, ребятки,
        Детки-воронятки,
        Ночь накроет нас крылом,
        Словно ворон мудрый сном,
        Станем мы во сне летать,
        Будут хвори пропадать,
        Знаний наберемся,
        Тенью обернемся,
        Спи, ты мой ребенок,
        Спи, мой вороненок…
        Она качалась и качалась, пела и пела, а желание встать и бежать куда-то, туда, откуда пахнет кровью и болью, все усиливалось, и она пела все громче - пока не поняла, что дети обмякли у нее под руками, а в каюте наступила мертвая тишина.
        Катерина открыла глаза. Ярко светили лампы, парили еще чашки на столе, в которые разливали чай, а все люди вокруг мирно спали.
        И ребенок с коликами сопел на груди у матери, которая, обхватив его руками, лежала на койке, и женщина с мигренью дремала, привалившись к стене, и водитель, который был на грани сердечного приступа, спал на столе на сложенных руках, и с сердцем у него сейчас было все в порядке.
        Катя неуверенно улыбнулась, аккуратно переложила девочек на койку и пошла к двери.
        В коридоре было пусто и тихо, и в соседних каютах тоже. Неужели она всех усыпила?
        Но раздались поспешные шаги, из одной каюты выглянула матушка Ксения, всмотрелась.
        - Первый раз вижу темную, чья тьма не впитывает, а отдает, - покачала она настороженно головой. - А я-то думаю, что творится рядом? Так это ты здесь ворожила?
        - Похоже, что я, - говорить было сложно, ноги не стояли на месте, и она сделала еще шаг вперед, другой.
        Матушка Ксения заступила ей дорогу, встала, мягко вглядываясь в нее. Но глаза были цепкие.
        - Ты куда, милая?
        Катерина прислушалась к себе. Руки покалывало.
        - Не знаю, - сказала она сипло. - Но точно знаю, что мне там надо быть.
        Настоятельница еще пару секунд повсматривалась в нее, а затем вдруг кивнула - и Катя почувствовала, как с нее сняли неощутимые оковы.
        - Иди, раз надо, - благословила матушка и шагнула назад. - Я пригляжу за всеми тут.
        Катя поднялась наверх, прошла мимо командного центра - там так же сидели двое операторов, которые спешно что-то говорили в микрофоны. На экранах из-за стекла ничего было не разобрать, но она и не пыталась - неведомая сила толкала ее выше, и запах крови и боли становился все сильнее.
        Лестница, по которой они спустились в бункер, оказалась завалена каменной кладкой, сквозь щели которой виднелось темное небо. Пройти не было возможным - но Катерина просто приложила руку к этому куску стены - и отскочила назад, потому что мгновенно потрескалась смесь между кирпичами, и они посыпались вниз по ступенькам.
        Катя поднялась наверх.
        Там стреляли, над хутором кружили несколько листолетов, высвечивая кого-то на холме, слышались стоны людей, гул машин. Кто-то брел ей навстречу.
        Первый раненый лежал в пяти шагах от дома - с оторванной ногой, почти мертвый уже от потери крови. Руки стегануло холодным электричеством, и Катерина, присев, приложила их к груди умирающего.
        Его выгнуло, с губ сорвался стон. Рана на ноге на глазах закрывалась, а тело застывало, будто она отправила его в стазис.
        Она вообще не понимала, как она делает то, что делает сейчас.
        Герцогиня вдохнула густой запах крови, облизала губы. Телу стало чуть легче, и она пошла дальше, по периметру внутри стены, помогая тем, кому еще можно было помочь.
        Где-то там, ниже, еще шел бой, свистели пули, а она, уже перебравшись через стену, шагала вниз по холму между огромными тушами инсектоидов, между людьми, мертвыми, разорванными и застреленными, и не было в ней ни ужаса, ни отвращения - только слезы лились по щекам. Она шагала от раненого к раненому, и внезапно разгоревшийся дар не разбирал, свой это или чужой - заставлял приседать и около рудложцев, и около иномирян, останавливать им кровь, отправлять в стазис, если ранения были тяжелыми. И не останавливала ее ни перестрелка, ни крики своих пригнуться, ни арбалетные стрелы, рассыпающиеся в метре от нее в пыль, ни люди, рудложские бойцы, которые шли к хутору и пытались задержать ее, спасти, увести обратно. Катя просто не могла остановиться.
        Навстречу ей попался Дуглас Макроут. Он тащил, хромая, кого-то из солдат. Увидев Катю, замедлился. Он был ранен в голову.
        Она подошла ближе, положила руку ему на щеку.
        - Контузило, - объяснил он заплетающимся языком. - Моя прабабушка так умела. - Речь его становилась все яснее. - У нее была сильная кровь. Не думал, что увижу темную целительницу вновь.
        - Вы расскажете мне потом? - попросила Катя, оглянувшись.
        - Конечно, герцогиня, - ответил он. - Жаль, что я вам сейчас не помощник.
        У туши огромного инсектоида с вырванным боком хлопотал Матвей Ситников. Катю тянуло к нему - и она подошла, переступая через тела, и увидела белого как полотно Поляну, который лежал в луже своей крови. Над его бедром пульсировала темнота. Он был в сознании, но тоже умирал - и ей это было невыносимо, потому что в нем всегда было очень много жизни, много смеха. От рук Ситникова то и дело расходилось едва видимое сияние, он шепотом, с отчаянием ругался.
        - Димыч, держись! Не могу зачерпнуть из внутреннего резерва, выгорел весь. Сейчас… держись!
        - Катерина Степановна, - прошептал Поляна, раздвигая бескровные губы в улыбке. - …Я бы хотел, чтобы моя смерть была такой красивой.
        Катя молча присела рядом, положив руку ему на бедро, закрывая кровь. Дмитро силился еще что-то прошептать - но стазис накрыл его раньше.
        - Спасибо, - гулко пробормотал Ситников, приваливаясь к боку инсектоида. Но ее уже тянуло дальше.
        Там, за тушей, было много боли, много отчаяния, много непоправимого. Она вышла туда - в глаза ударил свет от множества фар, видны стали иномиряне, которых расстреливали из листолетов с одной стороны, от машин - с другой.
        На земле, среди тел, лежала, держась за живот и тяжело дыша, капитан Люджина Дробжек, а ее прикрывал от выстрелов своим телом Игорь Иванович Стрелковский. Он увидел Катю, но не стал удивляться.
        - Позовите отца Олега! - крикнул он. - Нужен целитель! Я не могу ее отнести, ей становится хуже!
        Катерина замерла, оцепенев от застарелого страха.
        Женщина теряла ребенка - и перед самой Катериной чередой пролетели ее собственные выкидыши, запах крови и боли, плач по неродившимся детям и желание умереть. Тогда никто не мог помочь.
        - Но не теперь, - сказала она себе сквозь зубы и шагнула к Люджине. Положила руки ей на живот - тот был сжат, шли схватки, - и Катя, зашептав молитву, начала поглаживать его по кругу, заставляя мышцы успокоиться, расслабиться, а гематому от удара - рассосаться.
        Люджина затихла, смаргивая слезы. Тело ее стало обмякать.
        В ладонь Катерине ткнулось то ли колено, то ли пятка, и она снова заплакала, выгоняя из души старые страх и слабость.
        - Живой, - прошептала она. - Все будет хорошо.
        Люджина перевернулась на спину и закрыла глаза, прижимая руки к животу и слабо улыбаясь. Стрелковский склонился к ней, целуя в лоб.
        Катя встала и пошла дальше. Руки уже потеплели, но силы в ней было еще достаточно.
        Метрах в десяти ниже она встретила королеву Василину, которая медленно, но уверенно поднималась вверх по холму. Рядом с ней важно шагал огненный гепард, а вокруг сверкал щит.
        Лицо ее было бледным, и она старалась не смотреть по сторонам. Но, увидев Катерину, остановилась.
        - Ваше величество? - изумленно пробормотала Катя, пока тело ее автоматически делало положенный книксен. Среди мертвых он казался сюрреалистичным.
        - Герцогиня? - не менее удивленно откликнулась королева. - Вы здесь, да. Но почему не внизу? Здесь же опасно!
        - Меня потянуло лечить, - несколько заторможенно объяснила Катерина и зачем-то протянула вперед руки. Они согрелись, захотелось стать ближе… королева сощурилась и неуловимо, грозно нахмурилась, словно готовясь ударить. Кате очень не вовремя вспомнилось, что она слишком далеко зашла за разрешенную линию и может сорваться.
        Но срыва не было. Было тепло.
        Герцогиня опустила руки. И ее величество расслабилась.
        - Лечить, понятно, - проговорила ее величество тоном «ничего не понимаю». - Быть может, вы проводите меня к бункеру?
        - Мне нужно быть здесь, - покачала головой Катерина. - Простите, ваше величество. Мне нужно быть здесь. Там дальше находится полковник Стрелковский, он может помочь…
        Королева кивнула, более не настаивая.
        - Будьте осторожны!
        И она, обойдя герцогиню по дуге, пошла по холму вверх. А Катерина направилась вниз - туда, где стонали раненые.

* * *
        Василина в сопровождении Игоря и двух офицеров медицинской службы подождала, пока откроют дверь в помещение, где лежали Алина и лорд Тротт. И остановилась на пороге.
        Алина казалась почти прозрачной, лорд Тротт обзавелся рыжей бородой и сильно исхудал.
        Внутри было душно. Распахнуты были двери в часовню, а священник, сидя между койками, медленно читал молитву, перебирая четки.
        Он поднял голову.
        Василина шагнула к сестре и тревожно улыбнулась. А на втором шаге от Алины оторвалась темная, словно дымчатая плеть, и потянулась к королеве. Скрутилась над ней вторая, третья…
        - Не нужно, ваше величество, - попросил служитель кротко. - Мир неустойчив, а ваш огонь слишком силен для темной сущности.
        Василина развернулась и вышла. Раздались слова молитвы за закрывающейся дверью.
        Но сестра хотя бы была жива и вновь в безопасности.
        Теперь нужно было возвращаться в столицу.

* * *
        Зачистка местности вокруг бункера прошла быстро и беспощадно. Из нескольких сотен иномирян осталось чуть более двух десятков, почти все были ранены или покалечены. Их отправили в камеры нижнего уровня.
        Каюты верхних уровней превратились в большой лазарет. Спал, отходя от стазиса, после переливания крови Дмитро Поляна, спал сном без снов выгоревший Матвей Ситников. Спала Люджина Дробжек, едва не потерявшая дитя.
        А Стрелковский на пару с майором Вершининым не спали - они руководили работами по восстановлению бункера. Ибо вывозить отсюда принцессу было опасно - значит, нужно было обеспечить ее безопасность внутри.
        Из защитников бункера погибло больше половины и погибло бы больше, если бы не герцогиня Симонова, которая ухитрилась отправить в стазис почти сорок человек - и рухнула без сил прямо у последнего исцеленного. Ее тоже отнесли в бункер, на соседнюю койку к дочерям, и там она проспала до утра.
        А проснувшись, увидела рядом с собой посеревшего, уставшего Александра. Было темно и тихо.
        - Прости, - сказал он негромко. Взял ее за руку, прижал к губам. - Прости, что не защитил тебя. Я не мог прийти. Был в бою.
        - Ты не умер, - так же тихо ответила Катя. - Значит, тебе не за что извиняться. Устал?
        - Смертельно, - признал он. - Как и ты.
        - Как и я, - согласилась она. - Расскажешь?
        Он качнул головой.
        - Чистили местность около портала. Долго рассказывать, а мне снова нужно уходить, Кать. Сейчас в любую минуту я снова могу понадобиться там. Но сначала нужно еще проверить состояние Ситникова… Хорошо, что ты и девочки целы. Плохо, что я не помог вам… тебе.
        - Зато я получила знание, что тоже способна кому-то помочь, - Катя поднялась, прижалась к его лбу лбом. В темноте не было видно глаз - но они смотрели друг другу в глаза.
        - Иди, - прошептала она. - Но возвращайся ко мне.

* * *
        Королева в сопровождении боевых листолетов ночью вернулась во дворец. Там ждали ее муж и дети. Там ждало буквально час назад пришедшее известие из Йеллоувиня - о том, что битва у города Менисей только-только закончена полным разгромом иномирян, а наследник Ши уверен, что последний портал откроется максимум через сутки в обители Триединого в Тафии. Что ключом к открытию, возможно, является камешек, зарытый в корнях вишни, растущей в центре обители, но вырывать его и выносить из храма нельзя - пока сила Триединого сдерживает открытие, а за пределами обители может произойти что угодно.
        В драконье посольство в Теранови уже позвонили, и драконы уже вылетели в Истаил, чтобы передать информацию Ангелине, но куда быстрее было отправить огнептицу с письмом. В Истаиле уже была глубокая ночь, и оставалось надеяться, что огнедух сумеет разбудить Ани.
        После того, как письмо было отправлено, Василина пошла на очередное военное совещание, чтобы узнать о положении дел.
        Ей удалось разбить ударный кулак иномирянской армии - но к столице, прорываясь через заслон артиллерии, летели тысячи инсектоидов с вооруженными наемниками. А на окраинах Иоаннесбурга дугой входили в город сотни тха-охонгов, и еще сотни продолжали выходить из лесов под звуки манков.
        Среди тех, кто пришел с тха-охонгами, были и невидши, и вся эта сила медленно, небольшими отрядами, стала продвигаться по улицам столицы.
        Так началась битва за Иоаннесбург, которая обещала быть затяжной и кровавой.
        Если Тура не погибнет раньше, чем кто-то победит.
        Февраль 2020-март 2022

* * *
        Дорогие друзья, вот и закончилась 11 книга. Ее я из-за ковида и отъезда нашей любимой няни в прошлом году, из-за того, что младшая дочка пошла в сад и стала регулярно таскать домой вирусы, писала невозможно долго - два года. Очень надеюсь, что КК12 будет писаться быстрее. К ней я приступлю только в сентябре 22 года.
        А когда-то я первые три книги написала за полтора года))
        Будет ли она последняя - не могу обещать, но совершенно точно, даже если она не станет последней, все равно кульминация серии и развязка глобальной интриги произойдет в ней, а 13, если и понадобится, то только на «они жили долго и счастливо».
        Я уже очень хочу дописать серию, потому что я пишу ее уже почти восемь лет, и чем дальше, тем дольше мне приходится восстанавливаться после сложных эпизодов. Так всегда бывает с марафонцами - к концу долгого пути выдыхаешься, но я точно знаю, что серию я допишу пусть небыстро, но на уровне не хуже, чем предыдущие тома.
        Спасибо за ваше терпение, за ожидание и за верность КК. Никогда не перестану говорить, что без вашей поддержки и любви к миру Туры, к Нории и Ангелине, к Марине и Люку, к Максу и Алине и другим нашим родным героям, я бы не вытянула эту историю.
        С любовью и признательностью, ваш автор, Ирина Котова.