Северный ветер Анна Кочубей
        Эймарские хроники #2
        Давным-давно один святой оставил пророчества, раскидав их в лабиринте столетий, как хлебные крошки. Узнать себя в запутанных строчках - лишь половина беды. Как выстоять, когда поймешь, что именно твои руки повернут колесо истории? Лишь короли и палачи не ведают жалости! В сердце древнего леса замерло время, соблазняя Моран отречься от своего предназначения. Ханлейта везут навстречу гибели, у архонта Моргвата в столице важное дело, а Лето встречает лучшего друга. Однажды их судьбы пересекутся, и ураган из хрустальной сферы уничтожит город. Жестокий северный ветер пронесется над Эймаром, и даже горячие пески далекого Харматана его не остудят. О чем лгут летописи Эймара? Что скрывает орден Хранителей? Ответы рядом. Книга - продолжение романа Душа архонта.
        Анна Кочубей
        Северный ветер
        ЭЙМАРСКИЕ ХРОНИКИ. ХРОНОЛОГИЯ
        1-я Эпоха от сотворения Мира и начало летоисчисления: 1000-е гг. по Эймарскому календарю.
        2-я Эпоха - Темные времена (эймарцы не знали Создателя): 2000-е гг.
        3-я Эпоха - правление Эймарских Королей: 2245 -3215 гг.
        4-я Эпоха - Империя ариев с 3218 г.
        СОБЫТИЯ НОВЕЙШЕЙ ИСТОРИИ:
        3088 -3112 - годы правления короля Эдгара II (3070 -3112 гг.)
        3112 -3118 - годы правления регента Отвальда (3057 -3121 гг.)
        3118 -3121 - годы правления Северона I (3100 -3121 гг.)
        3121 -3217 - Столетняя война (длилась 96 лет)
        3121 -3214 - годы правления Амаранты I (3098 -3214(?) гг.) Северным Эймаром
        3215 - появление Проклятых Дорог
        3121 -3218 - годы правления Родерика I (3078 -3218 гг.) Южным Эймаром
        3218 - Эймар становится Империей
        3223 - начало событий Книги I, Империи - 5 лет.
        КАРТА МИРА
        
        Часть первая. Пророчества Святого Ариеса
        Сапфир из Дорина
        «Ужин его Величества» - первая по-настоящему крупная забегаловка, встречающая путешественников из Аквилеи в Эймар, собирала богатую дань с их кошельков и усталости. До древнего Дорина было рукой подать, но ворота города так и норовили закрыться на ночь прямо перед носом страждущих. А как же! Скверна идет! Почему эта пакость ходит исключительно ночами и принимает облик добропорядочных граждан - это было ведомо лишь легионерам на стенах крепости, перепуганным раз и навсегда в далеком 3213 году, когда четверть населения города была перебита одержимыми. Причуды доринской стражи давно стали притчей, а смелость и гостеприимство придорожного постоялого двора прославились: здесь принимали всех, независимо от остроты ушей и подозрительности рожи, - вот почему все три этажа были забиты приезжими круглые сутки.
        Расторопные служанки в вышитых передниках едва поспевали разносить горшки и плошки с яствами и бежать обратно на кухню, зажимая монеты в потных кулаках. Чад от дешевых свечей, аромат пролившегося на плиту бульона, вонь нечистой одежды пирующих и благоухание свежесваренного пшеничного пива создавали своеобразную атмосферу уюта хорошо обжитого людского муравейника.
        Новый посетитель, рискнувший переступить порог заведения в столь горячий час, отличался той достойной непритязательностью во внешнем облике, которая провоцирует проповедников совать листовки о спасении души, не опасаясь ответной брани, а воров и торговок - обходить стороной без надежды на поживу. Прохожий не выделялся ни ростом, ни гордой осанкой, а давно не стриженные волосы и рыжая щетина на щеках не заставили бы вздыхать по нему ни одну красавицу. Внимательный наблюдатель отметил бы, что черты лица человека скорее приятные, чем нет; а проницательному не понравился бы быстрый и насмешливый взгляд из-под широких бровей вразлет: только-только он уколол, как колючка, а вот уже серьезен, заставляя сомневаться - а не почудилось ли?
        Мест не было. Однако, человек проявил чудеса находчивости, умыкнув с кухни табурет и устроившись перед окном, выходившим на задний двор. На широком подоконнике разместились тарелка, кружка пива и мятый листок бумаги с эмблемой церкви. Равносторонний крест, заключенный в круг, намалеванный красным, должен был внушить почтение любому верующему существу. Человек в Создателя верил, поэтому бумажку не выбросил.
        За окном трактира весенний закат отчаянно боролся с сумерками, а свет свечей в лампах общего зала, подвешенных под потолком, таял, едва достигая темного угла. Мужчина протер запотевшее стекло окна рукавом, поднес к глазам послание с заманчивым заголовком: «Рожденные в вере послушанья благословенны свыше» и беззвучно рассмеялся. Далее по тексту отцы церкви напутствовали молиться в храме, соблюдать заповеди и не грешить, с чем человек у подоконника был согласен без малейших оговорок. Для неграмотных, но истовых верующих были предусмотрены картинки, суть которых сводилась к тому, что пища духовная насыщает плотнее, чем похлебка с бараниной, праздно остывающая на подоконнике.
        Прочитав, но не проникнувшись, посетитель отдал должное содержимому своей тарелки. Мало кто помнит наизусть запутанные семистишия пророчеств святого Ариеса, написанные несколько веков назад, не указывающие ни на дату, ни на место события, но их часто трактует церковь в назидательных целях, выдергивая отдельные фразы и полностью искажая заложенный смысл.
        «Рожденные в вере послушанья благословенны свыше,
        Их дни беспечны, вялы судьбы и шаги неспешны.
        Но радость для иных - свободы хаос и разрушенья смерч.
        Как клетка ветру - не тюрьма, власть - не закон, а заповеди - дым,
        Так не смирить мятежную стихию льдом хрустальным.
        Смерть ради мести разожжет невиданный доселе пламень,
        И уничтожит город, уничтожит камень».
        Пробормотав под нос знакомые строчки, человек скомкал бумажку и заткнул ею щель в раме, практично избавив свой локоть от сквозняка. Старик Ариес знал толк в загадках, но в одном из его самых мрачных предсказаний речь шла вовсе не о еде и молитве, а об ариях. О магах, прошедших искусственное обращение и потерявших душу, о рабах Императора. Святой намекал, что среди них будет некто, кто преодолеет притяжение сферы и отомстит своим создателям. Неведомый город: Дорин, Аверна, Архона или Велеград все еще стоял в ожидании расправы, а кровь уже пролилась. Какое дело архонту до магов, убитых за одно подозрение в причастности к пророчеству? Архонт Моргват считал, что если враг его врага и не станет другом ему лично, то хотя бы останется союзником. Пророчества Ариеса не лгали: растянутые на целые века, они сбывались с пугающей последовательностью.
        Вернее, как только случается какая-нибудь гадость, так все вокруг начинают рвать на себе волосы и вопить «Так сказано в пророчестве!» А потом посыпать голову пеплом «Против судьбы не попрешь». Резюмировав мысленно влияние пророка на неокрепшие умы, посетитель трактира поднял с пола холщовый мешок и водрузил его на подоконник рядом с пустой тарелкой.
        - Удивительно, что ты все еще жив, мой молчаливый спутник. Я сохранил твою душу, но почему Император не уничтожил тело? Ты, мэтр - самое загадочное существо на белом свете, сразу после меня!
        Дружески кивнув мешку, Моргват чокнулся с ним пивом. Толстая ткань заглушила звук удара по стеклянному предмету внутри. Душа ария в хрустальной сфере вот уже много лет молча соглашалась со всеми утверждениями Моргвата, а на одиноких привалах завораживала его бушующим штормом - всегда разным, но всегда яростным.

* * *
        Она была такая забавная! Девчонка с гривой волнистых волос, вертевшаяся за соседним столом, где сообразили аквилейскую четверку на восемь душ. Налегая на столешницу грудью, забираясь с ногами на скамейку и мельтеша, она роняла карты, болтала и проигрывала, заставляя наблюдавшего за ней Моргвата то и дело прятать смех в глиняную кружку с побитыми краями.
        - Можно мне еще одну? Мне эта не нравится! - протяжно-капризный, звучный голос девушки привлекал внимание тех, кто не углядел ее в переполненном зале сразу, - я хочу такую же с красной дамой, и тогда у меня будет комплектом! Вот, видите?
        Она вытащила из декольте короля, помахала им в воздухе, как веером, и потянулась к колоде заново.
        - Куда?! Ты один раз взяла! - игрок, сохранивший остатки бдительности, легонько хлопнул девушку по пальцам.
        - Ну и что? Жалко? Я тебе полтинник проиграла! - возмутилась девица и затрясла ладонью в воздухе с несчастным видом, - ой, больно! Оцарапал! Синяк поставил! За какую-то паршивую картинку!
        Она бросила карты мастью вверх и расстроено уронила голову на руки, рассыпав по столу роскошные локоны глубокого каштанового цвета.
        - Нельзя девчонок бить. А ты снова продулась, посмотри сама - не карты, а мусор. Есть монета поставить? Тогда прикупишь еще.
        Говоривший сидел спиной к Моргвату, архонт видел только его кудрявый светлый затылок и загорелую шею, молодо выглядывающую из потрепанного воротника затрапезной одежонки.
        - Да я до нее еле дотронулся! - справедливости ради огрызнулся мнимый обидчик, - не умеет играть - пусть не суется! Сколько раз она колоду рассыпала за сегодня?
        - Я умею! Мне не везет!
        Девушка, не желая сдаваться, снова схватилась за карты. Но «Загорелая шея» был непреклонен:
        - Ставь еще или проваливай.
        - У меня больше нет денег!
        Парень промолчал. Видимо, одарил проигравшую грозным взглядом.
        - Я за тебя поставлю, хорошо? Отыграешься - отдашь, - человек в кожаной куртке полез за деньгами, но «Загорелая шея» был против такого предложения:
        - Э, нет! Здесь так не принято, ты за себя ставь. Мы на деньги играем, а не на раздевание. А вдруг она заартачится или сбежит? Я догонять не стану!
        Игрок внял дельному совету и спрятал толстый кошель.
        - Да чтоб тебя! - в сердцах ругнулась девица и выбралась из-за стола.
        Проходя мимо «Загорелой шеи», она ткнула его в бок. Парень не пошевелился, словно не почувствовал. На этот тайный знак никто не обратил внимания, кроме Моргвата. Девчонка затерялась в толпе у стойки, а архонт разочарованно вздохнул и заказал еще пива. Следить за игрой стало неинтересно. Наконец-то и до его угла у служанки дошли руки, - грязную посуду убрали.
        - Вот. Заметь, налито до краев! - с гордостью сообщил знакомый голос над самым ухом.
        Пиво появилось подозрительно быстро, и принесла его девчонка с соседнего стола собственной персоной. Поставив кружку перед архонтом, картежница наклонилась, намеренно или случайно показывая симпатичные прелести в оправе платья черничного цвета. Она приветливо улыбалась, но синие глаза с длинными ресницами, лишь мимолетно зацепив зрачки Моргвата, остались равнодушны. Архонт узнал этот профессиональный взгляд: так глядели воры, проститутки и ушлые торговцы, оценивая платежеспособность клиента. Странно, что она вообще подошла к бедно одетому архонту, наверное, чутье сработало.
        - Ты служишь в трактире? - спросил он, с удовольствием разглядывая небольшую, но крепкую грудь, и отмечая, что для гулящей у девчонки слишком свежий вид.
        - Нет, дяденька, я только принесла тебе выпить. Здесь до темноты пива не дождешься, а если встанешь - место займут, - пояснила она без тени смущения, - сыграешь со мной, на двоих? Ты смотрел!
        - Я и сейчас смотрю, - Моргват выразительно кивнул на объект своих наблюдений.
        Девушка выпрямилась, не выпуская кружку с пивом из рук и задумчиво покусала нижнюю губу белыми и крупными, здоровыми зубами.
        - Так ты хочешь сыграть? Ты не подумай, у меня осталась монетка! Про запас. Специально для… интересного мужчины.
        - Нет, играть не буду, не азартен. Но я хочу тебя. Сколько стоишь?
        Не похоже, чтобы она торговала собой, но попробовать стоило, хотя бы ради интереса выслушать ответ. Синеглазая оскорбилась. Сощурившись, она презрительно бросила:
        - У тебя столько нет!
        - Ой ли? Отдай пиво, что ты в него вцепилась? Мной оплачено.
        Моргват, забирая кружку из цепких пальчиков, едва не вздрогнул от удивления - чужая магия пробежалась по нервным окончаниям, знакомо засосало под ложечкой, как и всегда при встрече с себе подобным. Так вот кто перед ним! Архонт. Только очень-очень неопытный: рассердилась - и на тебе, уже готова себя выдать. Девушка ничего не заметила - Моргвата не всякий арий бы распознал.
        - Может, я богатый? Назови цену, поторгуемся.
        - Пять монет. Серебром! - желая обидеть, она с вызовом посмотрела сверху вниз в уверенности, что таких денег у бродяги нет.
        - Вот хватила! Столько даже в авернских борделях за ночь не берут, - похабно протянул Моргват в отместку.
        - Так я и поверила, что таких голодранцев, как ты, туда пускают! Проваливай, где дешево!
        Эффектно взмахнув широким подолом, синеглазая картежница бросилась прочь, но ловкий архонт ухватился за юбку и вернул ее хозяйку к подоконнику.
        - Гляди, неверующая. Одна, две, три… пять. Итак?
        Девица то наблюдала, как монеты появляются из кармана «дяденьки» одна за другой, то разглядывала самого Моргвата, соображая и прикидывая. Что это было? Борьба чести с алчностью?
        - Где твоя комната? - деловито спросила она, приняв решение.
        - Нигде. Я здесь не останавливался.
        - Отлично! - девица хитро улыбнулась и тут же предложила, - тогда пойдем в сарай!
        - Сарай? Какое удовольствие я получу, слушая, как вздыхает корова? Мы с Красоткой подождем тебя у изгороди на задах через часок. Стемнеет как раз. Придешь?
        - С кем-кем?!
        - А, так это моя лошадка.
        С сомнением посмотрев на архонта, девушка согласилась. Заинтригованный Моргват присосался к пиву.

* * *
        Ее долго не было, архонт успел заскучать и продрогнуть - по ночам холодало. Окна «Ужина его Величества» мерцали растекшимися шлепками света в тумане, поднимающимся с нагретой земли. Где-то уныло блеяли овцы - у постоялого двора имелось свое хозяйство. Когда девчонка появилась, в просветах облаков уже замерцали звезды. Предусмотрительно остановившись по ту сторону низкой изгороди, она заметила у пояса мужчины длинные ножны и снова засомневалась:
        - Это что такое?! Ты с оружием?
        - Нет, вот ты хватила! Этой палкой костер ворошить удобно.
        - Не принимай меня за дуру. Убери сейчас же.
        - Какая-то ты нелюбезная. Ладно, убрал.
        Моргват отстегнул меч и положил его на землю.
        - Деньги давай вперед!
        - А ты прыгай сюда, а то я до тебя не дотянусь.
        Неожиданно подхватив девушку под мышки, архонт перенес ее через ограду и поставил рядом с собой. Она отошла на два шага и вытянула руку вперед, требуя монеты. Моргват отсчитал пять и положил в протянутую ладонь только одну. Она отрицательно покачала головой:
        - Все!
        - Ладно, держи.
        Плата за услуги перекочевала в ее карман, надежно спрятанный в складках юбки. Девушка удовлетворенно улыбнулась и потерла ладони друг о друга, словно замерзла.
        - Зачем ты едешь на ночь глядя, дяденька?
        - Дороги свободнее. Меня зовут Моргват.
        - Мне все равно, как тебя зовут.
        - И я тоже не разговаривать сюда пришел. Где у тебя застежка?
        - Раздеваться не обязательно.
        - Это теперь мне решать.
        Моргват схватил ее за запястье, про себя подумав, что вечер удался. Даже если все закончится лишь приятным развлечением с хорошенькой синеглазкой, он не в обиде. Пять монет - цена не маленькая, но интуиция подсказывала, что все самое интересное еще впереди.
        Она дернула руку, раз и другой, и с силой попятилась, неприятно пораженная его крепкой хваткой. Моргват только усмехался и ждал. Девушка сменила тактику.
        - Ты лучше обними меня, дяденька! Я все сделаю, как ты хочешь!
        Она подошла ближе и запрокинула голову, как для поцелуя, прикрыла глаза. Архонт выпустил руку девчонки, любой бы выпустил… И расслабился, чувствуя все нарастающую вибрацию ее магии: «бить будет сильно». Моргват не ошибся - удар в солнечное сплетение был весьма болезненным, а целясь в пах, она, к счастью, промазала. Подножка и толчок отработаны прекрасно, мама такому не научит! Архонт упал и засмеялся. Прекрасный пример стратегии выживания: всего мгновение - и ее тело стало крепким, сильным и ловким. Последнее качество к посвящению в архонты не прилагается, оно - природный дар.
        - Что смешного? - подозрительно спросила девушка, придавив коленом Моргвату ребра, - ты слабак, дяденька! Никому не говори, засмеют!
        - Глаза закрывать сама догадалась?
        - О чем это ты?
        - Цвет красивый, я уверен. Покажи?
        - Ты напился? - неприязненно поинтересовалась она и сделала попытку встать.
        - Куда направилась, мы только прилегли!
        В карих глазах Моргвата забрезжил светлый огонек, он разгорался все ярче, и вот уже цвет его радужки может соперничать с новенькими только-только отлитыми золотыми монетами, которые страшно брать в руки - настолько они горячие. А девушка испугалась и затрепыхалась, как воробей, в безуспешных попытках вырваться. Ее магия, жесткая и яркая, как грань драгоценного камня, не помогла - слишком неравны были силы.
        Моргват больше не смеялся. Он хмурил брови, прислушиваясь к своим ощущениям.
        - Ты архонт давно, а синий огонь поддается самоконтролю слабее остальных. С твоими данными и без наставника шансы выжить равны нулю. Тебя кто-то учил?
        - Никто. Я сама.
        - Обратили и бросили?
        - Да.
        - Почему? Это странно. Я бы не бросил. Наверное. Надо проверить.
        Ничего не поняв, девушка услышала главное - неуверенность в голосе Моргвата и перешла в наступление:
        - Только попробуй кому сказать, дяденька! Мы тебя ночью подкараулим и перережем горло! И отпусти меня уже! - она снова задергалась.
        - Что вы в паре работаете, я давно догадался. С тем пареньком, что картишками краплеными промышляет. А ты машешь подолом и отвлекаешь внимание, хотя и сама не промах, - играть умеешь, еще как! Но мужики, когда тебя видят, смотрят не на карты. А сейчас твой дружок где? Не захотела делиться, да?
        - Ты все выдумал, бродяга! Я - приличная девушка из Дорина! Расскажу все городской страже - и конец тебе!
        - Приличная, говоришь? За пять-то серебрушек… Сейчас и проверим!
        Моргват навалился сверху, прижимая девчонку-архонта к земле. Она молча выдиралась, соображая, что кричать в такой ситуации - привлекать внимание и к себе тоже.
        - Я отдам деньги! Отпусти!
        - Не трудись, я сам заберу. После.
        - Старый развратник!
        - Почему я «старый»? В таверне ты назвала меня «интересным».
        - Все архонты - старики! Потому, что вас и так не осталось!
        - Не «вас», а «нас». А мне всего семьдесят один.
        - Ужас!
        - У архонта нет возраста, - сказал Моргват, стаскивая с ее плеч платье, - от сорокалетней стервы слышу, - меланхолично добавил он.
        - Мне двадцать восемь! - негодующе завопила девица.
        - Верю. Молодо выглядите, барышня! Из Дорина, говорите? Пока соседские кумушки вам завидуют, но пройдет еще лет пять, и они начнут перешептываться за спиной: «а почему наша синеглазая не стареет?» еще два - и позовут ариев к вам домой. Считать хорошо умеете? Прибавьте семь лет - и получите срок своей жизни. Короткая!
        Архонт порывисто вздохнула, прикрываясь руками.
        - Так ты и сама все понимаешь. Зачем тебе деньги?
        - Сбежать от дяди.
        - Вроде меня дяденька?
        - Нет, хуже. Он мой родственник.
        - А родители?
        - Не знаю, где они! Быстрей делай, что хотел, мне домой пора!
        - Договорились.
        Моргват методично расстегнул частый ряд крючков на лифе. Она только ежилась и кривила губы. Синий огонь - признак особой одаренности к оружию; металл любит этот цвет, отдавая архонту-воину все свои лучшие качества, но если с самим человеком что-то не так: старые переломы, хрупкое телосложение, а то и просто неспособность тела проводить магию, - посвящение становится бесполезным.
        - Дальше раздевать не буду. Положи руки мне на плечи и покажи, что ты архонт, а не жертва насилия.
        - Обойдешься, извращенец.
        - Полегче, мошенница. Посвящения не всегда удачны, а мы не берем в ученики тех, кто получился «бракованным». Хочу понять, почему не взяли тебя.
        - Потому, что все вы сволочи.
        - Не надо обобщать. Со мной ты на что рассчитывала? Отлупить, как мальчишку, и забрать деньжата? Такой номер хоть раз прокатывал?
        - Еще как!
        Моргват покачал головой, провел слабо светящимися ладонями по ее плечам, вызывая ответную реакцию магии. Все в девчонке как надо - и сила, и разворот плеч хороший, и характера с избытком. Первосортный материал, если можно так выразиться о человеке. Ее бы сразу после обращения учить, а не сейчас, когда она сама себя испортила. Самонадеянность и ложная безнаказанность еще доведут синеглазую мошенницу до беды. Если согласится - ох и намучается он с ней!
        - Нет в тебе изъяна, барышня, физического, по крайней мере, я не заметил. Пойдем со мной?
        - Тебе нужна подстилка в дорогу? Да ни за что!
        - Какая ты пошлячка, однако! Если бы твой дар дремал, как спит во многих, могла бы прожить жизнь спокойно, но ты магией пользуешься, я бы точнее сказал - балуешься, а чем чаще это проделываешь - тем она сильнее. Настанет момент - и ты не справишься, выдашь себя. А со мной получишь оружие, станешь настоящим архонтом, разве плохо?
        - Получу я от тебя кое-что другое через девять месяцев! Чего ради ты меня с собой потащишь? За глаза красивые?
        - Будь ты уродиной - я бы взял тебя в ученики охотнее, - искренне ответил Моргват, поднимаясь, - «товар-деньги-товар», значит? Вот и живи со своей философией дальше, увидишь, куда она тебя приведет. К сведению, у двух архонтов дети не родятся. Да мне и не очень хотелось.
        - Это что - все? - удивленно и обрадовано спросила девушка, ожидавшая самого худшего.
        - Верни мои деньги, тогда будет все. Или встань лицом к забору и задери юбку, тогда оставишь плату себе. Управлюсь по-быстрому, домой не опоздаешь.
        Моргват поднял меч и отвязал лошадь. Вздохнул без сожаления - одному привычнее и проще. Девчонка, вскочив, бросила серебро ему под ноги.
        - Не пойдешь?
        - Нет!
        Архонт невозмутимо собрал монеты, сел в седло и направил Красотку в темень, безошибочно чувствуя, где их ждет дорога. Занятная девушка, но на «нет» и суда нет.

* * *
        До Дорина недалеко, особенно если напроситься в проезжающую телегу и ехать задом наперед, болтая ногами, забавляя разговорами себя и возницу и чихая от пыли. Это даже весело. Но до города можно дойти и пешком, - дорога сама доведет. Девушка не раз возвращалась поздно, задержавшись то на пристани, то в близлежащих деревушках. Иногда она уходила из лавки дяди под официальным предлогом - продать с лотка что-нибудь мелкое и полезное, а в последнее время все чаще пропадала без спроса.
        Невидимые нити, что связывают нас с домом, могут быть прочнее канатов, но только в том случае, если под родную крышу приятно возвращаться. Так случилось, что синеглазую мошенницу держали на привязи не любящие объятия родных, а только сами стены и здравый смысл. Бродяг она повидала немало, чтобы понять, что путь в никуда прекрасен при полном кармане, а когда от голода сводит желудок и некуда забиться в дурную погоду, - свобода оборачивается не боком, а задом. Что будет делать девушка, когда ее нарядное платье обтреплется и прохудится обувь? «Меня за стол не пустят и перестанут доверять, как бы ловко я не играла. Буду походить на попрошайку - ей и стану», - мрачно думала она, шагая по пустому ночному тракту.
        Сегодняшний день преподнес болезненный урок: дяденька только поиздевался, но мог и изнасиловать, и побить. А она считала себя такой непобедимой! От предложения Моргвата на душе было неспокойно. Сколько раз она представляла в своих мечтах, как архонт, ее обративший, вернется и заберет с собой, а еще и извинится, а, быть может, объяснит, почему ожидание оказалось таким долгим! Девушка ждала его одиннадцать лет, но с каждым годом - все меньше, а время стирало из памяти страшное лето 3213 года, когда в Дорин пришла скверна. Зародилось ли проклятие в чьем-то подполе или бочком проскользнуло в ворота ночью - никто не знает, но за одну неделю город упал на колени. Одержимых было так много, словно Дорин подарили демонам на растерзание. Ворота закрыли, опасаясь, что зараза расползется дальше; начался голод, не хватало воды, жизнь мог отнять кто угодно - существо, изуродованное скверной, или человек, охваченный безумием страха.
        В тот вечер солнце палило в окна с настойчивостью очага, вздумавшего сжечь на плите сковородку. Откуда-то тянуло дымом - черным, тяжелым, - он вызывал приступы мучительной жажды, а обметанные коркой губы противно кровили от каждого слова. Молодая девушка вышла на пустынную улицу. Держась в тени зданий, спустилась на несколько кварталов, добралась до колодца, привязала фляжку к веревке и сбросила вниз. Тишина. А еще два дня назад здесь можно было набрать грязной теплой воды, вскипятить и выпить… Невиданная жара, длившаяся месяц, высушила все источники, а деревянные дома города превратила в дрова, готовые вспыхнуть от малейшей искры.
        Внезапно по щиколоткам ударило горячей пылью. Девушка обернулась и похолодела: на нее шла стена пламени. Жадно поглощая соседнюю улицу, огонь приближался с гулом, сравнимым с воем печной трубы при хорошей тяге. Так в город пришла магия.
        Аверна объявила перемирие в войне, обратившись за помощью к северу, и ворота Дорина открылись для архонтов из регулярной армии королевы Амаранты и ариев, посланных королем Родериком, чтобы совместными усилиями, огнем и мечом, уничтожить заразу. Но девушка, как и многие другие, не знала об этом. Она бросилась бежать, и бежала со всех ног, пока пламя не загнало ее в один из задымленных переулков. Вскрикнув, она попятилась от человека с мечом. Его оружие в правой руке медленно гасло бледно-зеленым, а у ног валялось чудовище, некогда бывшее ювелиром с ремесленного квартала. Она помнила этого мастера, работавшего у окна своего дома на первом этаже, частенько останавливаясь, с интересом наблюдала, как из серебряной проволоки получается колечко или цепочка, перебрасывалась с хозяином парой слов…
        - Не надо! Отпусти! - закричала девушка, но архонт поймал ее и потащил, как мешок, а потом втолкнул в дверь незнакомого, покинутого дома. Здесь стояла полутьма, закрытые, переломанные ставни пропускали мало света. Воняло пожаром и чем-то гадко-сладковатым.
        - Откуда ты взялась? - спросил архонт, - в квартале мастеров больше нет людей. Мы уничтожаем все, что шевелится, а арии сжигают то, что осталось.
        - Я из торгового. Это на холме. Я здоровая! Я - нормальная!
        - Вы все так говорите, пока говорить можете, - спокойно сказал архонт, - и даже если так, ты человеком отсюда не выберешься, - вокруг полно одержимых, огонь их выгнал.
        Его глаза посветлели, приобрели оттенок полыни, а девушка вжалась в простенок между окнами, не сводя взгляда с меча со следами темной крови. Архонт положил оружие на стол. Хочет убить голыми руками?
        - Ты их слышишь? Голоса? Ночью, когда тихо, они приходят как твои собственные мысли, а к утру ты чувствуешь себя мудрее, - странно спросил он и подошел вплотную.
        - Ничего подобного я не слышу! Я ночью сплю!
        Бежать было некуда. По полу пополз сизый дым - пожар подобрался вплотную к этой улице. До девушки дошло, что за отвратительный запах не дает вдохнуть без тошноты - в доме труп, возможно, в соседней комнате.
        - В таком случае, мне тебя жаль.
        «Я понятия не имела, как проходит обращение в архонты, я и сейчас знаю об этом немногим больше», - думала девушка, шагая по ночному тракту, - «я просто потеряла сознание, а потом, очнувшись, увидела его ноги в красивых кожаных сапогах с северными заковыристыми узорами. А он даже руки мне не подал, наблюдал только. Удивился, кажется. Вывел на улицу и отпустил на все четыре стороны».
        - Ты сказал, вокруг полно одержимых. Они меня прикончат. Или… еще хуже, - архонт пошел прочь, девушка сказала ему в спину. Он обернулся.
        - Скверны больше можешь не бояться, а одержимые от тебя сами убегут, почуяв магию. Откуда ты, говоришь? С торгового квартала на холме? Его жечь не будут. Я приду за тобой, когда все закончится. Как тебя зовут?
        - Алиссен Вейс.
        Архонт кивнул и скрылся в дыму. Больше она никогда его не видела…
        Идти надо так: не медленно и не быстро, не сбивая дыхание, а мысли или мечты помогут сделать путь короче. Луна то показывалась, то скрывалась за облаками, гонимыми легким ветерком. Он приятно освежал лицо, трепал волосы. «Ночью дороги свободнее», - сказал Моргват. Да, он прав. Не так она представляла себе встречу с архонтом, и архонта не таким представляла. Обычный дяденька, с первого взгляда скучный даже, а глаза веселые. Сильный очень, но как-то естественно. Наверняка, у него голова от магии не болит, научиться бы такому… «Мне лучше одной, я привыкла. Опоздал архонт Моргват», - решила Алиссен. «А монетку мог бы хоть одну и оставить!» - подумала она и рассердилась.
        Забрезжил рассвет, вдалеке показались городские стены. Ворота были закрыты.

* * *
        Часовой успел смениться, и ее не хотели впускать. Алиссен уже приготовилась провести остаток ночи у запертых ворот, когда услышала сверху обрывок разговора. Один из голосов был ей знаком.
        - Сир Юджин! - закричала она, задрав голову вверх.
        У парапета стены появилась темная фигура.
        - Алиссен? Откуда ты взялась?
        - Из «Ужина его Величества».
        - Но сейчас ночь!
        - Я пришла пешком. Дядя послал продать вишневку, я задержалась.
        Наверху помолчали. На фоне неба появился еще один силуэт. Незнакомец рассматривал запрокинутое лицо девушки у стены.
        - Проведите ее в крепость, - властно распорядился он, и стражник у ворот немедленно повиновался.
        Ворота Дорина состояли из двух частей - внешней решетки и внутренних створок, обитых железом. Алиссен оказалась как раз между ними, как в западне. Ей осталось только ждать, к счастью, недолго. Открылась потайная дверь, и по стенам заметался свет фонаря в руке сира Юджина - молодого человека из командного состава городской стражи. Он знал Алиссен чуть менее близко, чем желал бы, а она пользовалась его вниманием чуть чаще, чем того требовало благоразумие. Он был не один. Рядом шел высокий человек в необычном камзоле до пят.
        - Твой дядюшка - сумасшедший! Отпускать девушку одну в такую даль, да еще ночью! Почему ты не осталась на постоялом дворе? - спросил сир Юджин.
        - Комнат свободных не было.
        Алиссен мечтала о своей постели - скорее упасть и забыться сном. Даже кокетничать сил не осталось.
        - Местная? - спросил незнакомец.
        Сердце девушки так и подпрыгнуло от неожиданности. Что это - врожденное уродство или последствия ранения - она даже не задумалась, а просто испугалась, увидев неестественно вывернутую шею человека и склоненную набок голову. Воротник камзола не скрывал отвратительный шрам, бугристо стянувший кожу, опустивший левый уголок рта вниз. Увечье придавало его лицу брезгливо-злое выражение.
        - Да, мэтр. У них лавка в торговом квартале.
        Мэтр - обращение к арию… Вот тут Алиссен запаниковала по-настоящему. Как назло, магия архонта заколола кончики пальцев, зашевелилась теплым клубком в груди. Опустив голову, девушка рассматривала мощеный пол под ногами, стараясь сконцентрироваться на чем-то отвлеченном. Вот камень коричневый с белыми прожилками, а вот - бледно-желтый, как песок на берегу Ракхайна. Эти валуны со дна реки, это их вода так обкатала…
        - Давно ее знаете?
        - Да уже год.
        - Ясно.
        Арий взял девушку за подбородок двумя пальцами и приподнял лицо. Алиссен инстинктивно зажмурилась, понимая, что этим вызывает наибольшее подозрение. Но она не могла иначе, чувствуя, как ее магия буквально выплескивается через край. Сжав губы, собрав всю волю, архонт боролась со своей природой, а ногти ария впивались ей в подбородок, оставляя красные полумесяцы.
        - Открой глаза. Открывай! - резко приказал арий.
        Надо. Надо открыть. Алиссен перестала дышать и встретила взгляд ария. Ее глаза казались черными из-за расширившихся зрачков, но света магии в них не было. Он смотрел целую вечность. Дыхания не хватило, и девушка, наконец, тихонько выдохнула воздух.
        - Сколько тебе лет?
        - Д-двадцать три, - привычно солгала она, понимая, что напрасно - при желании возраст можно уточнить.
        Арий опустил руку.
        - Кажется, вы ее напугали, мэтр Кеодан, - удивился сир Юджин.
        - Вижу, - сухо бросил арий, - кстати, вы свободны. Отдыхайте. В свои покои я сам дорогу найду.
        - Я могу отлучиться в город, мэтр? Провожу девушку…
        - Конечно.
        Кеодан ушел. Кажется, он ничего не заметил. Юджин и Алиссен прошли через караульную. Дорин еще не проснулся - на пустых улицах фонарь в руке капитана стражи был единственным источником света, куда ни посмотри.
        - Мэтр вчера приехал, а я с ним уже намучился. Думаю, он вообще не спит. Тебя испугал его шрам? Неприятное зрелище, согласен. Говорят, его на войне так изуродовали.
        Алиссен молча шла рядом, удивляя молодого человека все больше. Где игривый взгляд и улыбка, обещающая так много, а на деле только дразнящая?
        - Ты устала? Пойдем ко мне домой, это ближе. Мне надо с тобой поговорить, - предложил Юджин, заглядывая сбоку в ее лицо, но ни на что особо не рассчитывая.
        - Что вы сказали? - очнулась она.
        - Так ты меня не слушаешь?
        - Нет, что вы. Я немного задумалась, - Алиссен оперлась на руку своего провожатого и добавила, - я сделаю все, как вы хотите.
        «О чем он говорил? Ах, да - что-то про шрам Кеодана».
        - Правда? А я уезжаю. Пока в Аверну, домой, а после… Сам не знаю. Куда назначат. Это арий так решил. Он отвечает за безопасность в Империи - объезжает все города, проверяет, наказывает.
        - Так вас наказали?
        Похоже, весть об отъезде не произвела на девушку впечатления… Жаль.
        - Нет, что ты. Я поеду в столицу с Кеоданом, возможно, меня ждет повышение. Алиссен Вейс, ты носишь двойное имя, но без приставки «ванн», почему?
        - Я не знаю. Мы не знатные, мы - просто торговцы.
        - Но ваш род очень старый. Я просмотрел кое-какие записи, где сказано, что имя «Вейс» еще древнее, чем само название города - Дорин! Я не сразу понял смысл этой фразы, но отыскал зацепки в архиве крепости. Твои предки жили здесь еще в те времена, когда не было храмов, а мы не молились Создателю. И эти люди были очень заметны, если упоминания о них сохранились до наших дней.
        - Зачем вы это узнавали, сир Юджин? - поразилась Алиссен.
        - Мне стало любопытно. Обратитесь к властям, вы имеете право на титул не меньшее, чем я сам. И вы богаты, что стоит его купить, если вдруг откажут?
        «Купить титул». Она чуть не рассмеялась. Не хватало «сказаний» дядюшки о славном прошлом и заслугах перед отечеством! Старый Вейс потчевал ими каждый вечер, как выпивал лишний стаканчик. Вот только отличились их предки не перед Империей, и даже не перед Эймаром. Их подвиги уходили корнями в такие стародавние времена, что о них сама память умерла. Кому сейчас что-то скажет название великий Магистрат Сириона? Никому. Лес такой есть в Эрендоле, но Дорин тут при чем?
        - Вы ошибаетесь, сир Юджин, мы бедны.
        И это было, увы, именно так. Лавка год от года приносила все меньший доход, дом разрушался, а дядюшка больше пил, чем занимался делами. А то, что девушка хорошо одета - так это заслуга ее умелых рук, а не искусства дорогой портнихи. Но людская молва о несметных богатствах семьи Вейс была неискоренима. Чем она вызвана - скупостью дяди или нежеланием племянницы выходить замуж?
        - А как же сундуки, «доверху наполненные золотом»? - усмехнулся Юджин.
        - Это называется «сплетни», сир.
        - Не называй меня «сир». Мы пришли, вот мой дом. Зайдешь?
        - Я бы с удовольствием, но соседи сочтут мой поступок непристойным.
        Взяв молодого человека за обе руки, она поднялась на цыпочки и легко коснулась губами его щеки, смягчая отказ.
        - Считайте, это я вас проводила. Заходите в лавку днем. Вы же не сегодня уезжаете? Ведь нет?
        В синих глазах Алиссен промелькнула тревога. Так она все же слушала внимательно? Она расстроена или притворяется? Юджин счел, что момент подходящий, и хотел поцеловать в ответ, но девушка успела отвернуться и подставить ухо.
        - Я уезжаю через два дня, - со вздохом ответил он.
        - Тогда мы еще успеем все обсудить, попрощаться как следует и выпить чего-нибудь вкусного на дорожку. Вы расскажете, где живете в Аверне, чтобы я смогла вас навестить? Я буду так скучать! Но у нас есть еще целых два дня! Это же много, правда?
        Она пожимала ему руки и отходила все дальше, болтая и улыбаясь, пока их пальцы не разъединились. Потом повернулась и пошла прочь, не сразу стерев с лица улыбку. Итак, сир Юджин уезжает, значит, вольностям с поздними уходами из города и лояльности часовых на воротах придет конец. А это еще один кусочек ее свободы!
        «Эх, не будь я архонтом…» - в очередной раз бесполезно подумала Алиссен, - «я уже и так год с огнем играю. Не все кошке пряники, как говорит дядюшка!» Капитан легионеров очень мил, но вся беда в том, что он - капитан легионеров. А вот и дом. Вскарабкаться на второй этаж вовсе не сложно: нужно поставить ногу на фундамент и цепляться за водосточный желоб, а потом - за вывеску лавки и выступающие камни стены, пока не дотянешься до подоконника. Окно прикрыто только для вида, а чтобы забраться внутрь, нужна магия - с ней руки гораздо сильнее. Все спят, никто не увидит.

* * *
        - Семя харматанское, где тебя носило двое суток? Я еле на ногах держусь, лавку по вечерам закрывал раньше времени! Вогнала в убыток, потаскушка трактирная! По миру пойдем из-за тебя! Товар давеча пришел, ты когда его разбирать будешь?
        Оскорбления и вопросы сыпались, как из рога изобилия. Дядюшка Вейс всегда был щедр на слова, особенно, когда примет на грудь. Он что, начал пить с утра? Сочные эпитеты доносились издалека, заглушаемые подушкой, которую девушка прижимала к голове обеими руками. Но эта ненадежная преграда между ушами и потоками словесной грязи выдержала недолго. Короткая борьба за нее заставила Алиссен открыть глаза и тут же зажмуриться от солнца, бившего в раскрытые ставни. Она застонала. Всего три часа сна не раздеваясь! За что такая пытка?!
        - Валяешься? Укатали? Наказание Создателя, ты когда явилась? Влезла в окно, пока я спал?
        Вальтер Вейс звякнул бутылкой о стакан и шумно выпил - каждый глоток было слышно.
        - Ты смотри словами не подавись, - вяло ответила девушка, морщась и пытаясь проснуться окончательно.
        - А тебе помочь глаза продрать, заботливая моя?
        Теплая жидкость ударила девушке прямо в лицо. Что это было на этот раз? Домашнее вино? Нет, запах другой. Неужели настойка на спирту?
        - А-а-ссс! - Алиссен зашипела, резво вскочила и рванулась к кувшину у рукомойника. По закону подлости он был пуст.
        Глаза жгло, как огнем. Ударившись плечом о шкаф и не разбирая дороги, она выбежала на лестницу, едва не сломала ветхие перила и остановилась только перед кадкой в кладовой. Погрузив лицо в воду, девушка поморгала и выдохнула. Пузыри приятно защекотали щеки. Голос ненавистного родственника на время стал глуше, - дядя был не настолько быстр.
        - За прилавок, живо! В лавке народ собирается! Разбери ящики!
        - Какие ящ…
        Алиссен споткнулась в полутьме коридора о нежданное препятствие и присела, потирая ушибленную ногу. Что там внутри? Железяки? Вейсы чем только не торговали. Скобяные товары, сушеное мясо, глиняная посуда, харматанские сладости таинственного происхождения и сомнительные снадобья от всех болезней, изготовленные тут же, на кухне. А еще - соленая рыба, запах которой может преследовать до могилы, если ежедневно лазить руками в просоленные бочки.
        Народу в магазине было немного. Соседка, два незнакомых господина и вчерашний архонт. Он озирался по сторонам и не счел нужным поздороваться. Вскоре все покупатели ушли, кроме Моргвата.
        - Что вам угодно, сир? - сумрачно спросила девушка, оставив приветливость хорошего продавца.
        - Приворотного зелья, барышня. Вчера меня жестоко отвергли.
        Моргват удивленно разглядывал встрепанные волосы, щеку с отпечатавшимися следами подушки и неприлично-мятое платье вчерашней картежницы, за ночь, как по волшебству, ставшей хозяйкой темной и неряшливой лавки.
        - Могу посоветовать отворотное. Будете блевать два дня, а после уже никто не приглянется.
        Неприятная встреча. От насмешливого взгляда архонта ей стало неуютно - Алиссен прекрасно отдавала себе отчет, что вид у нее не товарный.
        - Грубо, но весело, - оценил шутку Моргват, - а что у тебя с глазами? Красные.
        - Не твое дело. Ты зачем меня нашел?
        - Я тебя не искал. Пришел по рекомендации, что здесь «все есть».
        - У нас полно хлама, что именно тебе нужно?
        Архонт засмеялся и облокотился на разделяющую их стойку со множеством полок с внутренней стороны, задернутых занавесками в полинялый цветочек.
        - А ты умеешь называть вещи своими именами! Большая удобная дорожная сумка для ценной вещи. С двойным дном неплохо бы. Найдется?
        - Воровать собрался что ли? - пробурчала Алиссен, ненадолго скрываясь из виду и шебарша под прилавком, - такая сойдет?
        Перед архонтом появилась сумка из светлой кожи, видавшая виды и потертая, но сделанная добротно и крепко.
        - Что-то мне подсказывает, что она не новая.
        - Новую у кожевника заказывай. Двойное дно спрашивал - получай. Ты и сам потеряешь, что в нее сложишь, а если за руку поймают - тем более не найдут.
        - Какая рекомендация-то профессиональная! Да в тебе не счесть талантов, госпожа Вейс. Тебя так зовут, я правильно прочитал? Вам бы вывеску подкрасить. В Дорине все девушки такие?
        - Нет, только я, - отрезала Алиссен, - что-нибудь еще?
        - У Красотки уздечка протерлась.
        - Упряжь в углу. Выбирай сам. Там, - она сурово указала на ящик.
        В глубине лавки скрипнула дверь, и появился дядюшка Вейс. По пути со второго этажа он избавился от привычного раздражения и бутылки:
        - Господин, что баба понимает в уздечках? Я их сам мастерил на досуге, помогу выбрать.
        Вальтер Вейс не лгал - он на самом деле обладал редкой способностью из бросовой вещи сделать товар, пригодный для продажи. Тот факт, что на упряжь шли голенища старых сапог, он скромно замалчивал.
        - Ты что творишь, отродье харматанское? Я тебя научу, как разговаривать! - не понижая голоса пообещал дядя, проходя мимо племянницы.
        «А они и правда родственники!» - подумал Моргват, примечая седые вьющиеся космы и колючий синий взгляд старшего из Вейсов. От лавочника несло спиртным, но говорил он толково и на ногах держался крепко. Ремешки уздечек были почему-то разноцветными, но их качество архонта устроило.
        - Чем еще мы можем вас порадовать, господин хороший?
        Моргват помялся, посмотрел по сторонами и в приоткрытую дверь на улицу. Убедившись, что никто не подслушивает, архонт понизил голос:
        - Есть одна необходимость… Интимного порядка. Но я лучше девушке на ушко скажу…
        - Вам бы к лекарю… Но можно и к ней. Посоветует, если что, - Вейс критически оглядел фигуру архонта и пожевал губами.
        Если у мужчины и была какая-то хворь, то в глаза она не бросалась.
        - Не бесплатно, конечно, - добавил лавочник, погрозил Алиссен пальцем и вышел.
        Улыбаясь, архонт снова облокотился на прилавок. Девушка аж отшатнулась.
        - Что тебе еще понадобилось? - спросила она, брезгливо поморщившись.
        - Ничего. Я хотел, чтобы твой милый дядюшка ушел. Сколько я должен?
        - Два двадцать восемь.
        - Разве не пять серебром? И почему шепотом?
        - Сколько можно напоминать об этих пяти монетах? - тихо заговорила Алиссен, - я вчера тебе ничего такого не предлагала, ты сам все придумал, раздел и новое платье порвал! Я тебя как вспомню, так меня выворачивает! Да я теперь месяц есть не смогу, и за неделю не отмоюсь!
        - Вот и правильно, не ешь. Ты и так не толстая, а похудеешь - станешь некрасивая, и никто пяти монет не заплатит. Ври, но не завирайся - я тебе одежду не портил. А надо было. В целях профилактики.
        Моргват со вздохом полез в карман, раздосадованный такой обидной отповедью.
        - Ты меня обсчитала, кстати. Слишком дорого.
        - Я умею считать.
        - Чересчур хорошо! Почему дядя поминает Харматан?
        - У меня лицо скуластое.
        - Это не повод. Он знает твой секрет?
        По тому, как она посмотрела на дверь в глубине комнаты, Моргват сделал вывод, что дядя Вейс - редкостная гадина. Запущенная лавка, девчонка-архонт, зарабатывающая на стороне сомнительными способами… Зачем он лезет в эту мутную историю? В одном она права - не его это дело.
        - Загляну-ка я на рынок. Если торба второй свежести меня и устроит, то еда - точно отравит. Ну, прощай.
        Архонт ушел во второй раз. Странное совпадение - увидеть его наутро следующего дня, да еще у себя дома! Алиссен опустилась на табурет. Какой солнечный день сегодня, настоящее лето, но над ее головой сгустились тучи. В городе арий. Придется сидеть дома и терпеть дядюшку. Хорошо, что Кеодан ничего не заметил! И Юджин уезжает… «Он обещал зайти!» - вспомнила девушка и поднялась в свою комнату.

* * *
        Юджин ванн Викар, капитан доринской стражи двадцати пяти лет от роду, старался жить правильно, полагаясь на достойный пример своих родственников - отца и деда. Не богатые и не знатные, они снискали снисхождение властей добросовестной службой. Сначала - королю Родерику, затем - новой власти. Вода, как известно, камень точит, а надежная преданность окупается титулом и стабильным доходом, особенно, когда вовремя умеет напоминать о своих заслугах. Викары не имели своей земли, как и возможности ее купить, поэтому Юджин унаследовал второе имя от своего же деда - Викара из Итиля. А право носить приставку «ванн» получил совсем недавно указом Императора. Так Юджин стал сиром и особой благородных кровей. В нем не было ни фамильной, врожденной гордости, что впитывается с молоком матери, ни самодовольного бахвальства человека, вырвавшегося «из грязи в князи». Зато молодой человек мог похвастаться хорошим ростом, крепким телосложением и неглупым выражением широкого, симпатичного лица.
        Фортуна благоволила сиру Юджину - за все время службы в Дорине не приключилось ничего ужасного, что могло бы бросить на него тень; свои обязанности капитан выполнял педантично и старательно, но он отчаянно вздыхал вечерами, оставаясь в одиночестве в доме в одно окно на тесной доринской улочке. Книги, привезенные из столицы, перечитанные по несколько раз, перестали развлекать, а пить сир Юджин не любил. Но однажды он забрел в полузаброшенное помещение в недрах доринской крепости и обнаружил нечто, достойное его внимания - городской архив, насчитывающий несколько веков. События недавней истории, проконспектированные сухо и сжато на бумаге, поеденной мышами, были Юджину не интересны, а вот старые рукописи, похожие на фолианты в броне из толстой кожи заставили просидеть в холодном помещении не один час.
        Из них капитан стражи узнал, что провинциальный Дорин ранее назывался иначе - Вейсланд, и был, не больше, не меньше, чем уния великого Магистрата, - древнего государства эльфов. Сохранилось даже имя его последнего правителя - магистра Вальтерса. В летописи уточнялось, что он - человек, а не эльф, и не владеет волшебством, но назначен Советом магов Сириона…
        «Полный бред! Сирион? Нет такого государства!» - решил капитан легионеров и закрыл тяжелую крышку коробки-переплета. И снова засомневался - уж больно солидно выглядела летопись! Кожаные страницы, ломкие и хрусткие, испещренные черными и бордовыми чернилами, какие-то карты, а большая часть архива написана на неизвестном языке. Неужели кто-то так постарался единственно ради розыгрыша сира Юджина? И он задумался…
        В древние времена города-государства не были редкостью, вот и Дорин (или Вейсланд) был одним из них. Жаль, что невозможно прочитать все фолианты архива! Но аквилейское имя магистра на последних страницах упоминается особенно часто. Правитель города… Как бы его назвали сейчас? Вальтерс ванн Вейсланд. Странно-знакомое сочетание букв так и вертелось у Юджина на языке… Лавка в торговом квартале, а Вальтер Вейс - дядя самой нескучной девушки в Дорине! Молодой человек даже рассмеялся от своей нелепой догадки. Однако, не откладывая, зашел в храм просмотреть венчальные книги. Проверка показала, что Вальтер - обязательное имя для старших младенцев мужского пола рода Вейс, но приставка «ванн» в записях ни разу не упоминалась, словно навсегда затертая по чьей-то воле.
        Сир Юджин не привык решать не подумав, и свое открытие хранил не один месяц, исподтишка рассматривая Алиссен. Не было в девушке ничего такого, что указало бы на голубой оттенок ее крови. Живая, подвижная, то дерзкая на язык, то ласковая, веселая и игривая… «Лживая, нечистая на руку, а порой и грубая, вечно тянущаяся туда, где погрязнее», - так бы описал племянницу дядя Вейс, если бы его спросили. Но капитан легионеров судил субъективно, - и ему Алиссен нравилась.
        И внешне она выглядела привлекательно - стройная, загорелая, синеглазая, - совсем не как те авернские аристократки, которых мечтали заполучить в снохи его родители: с белой кожей, мгновенно покрывающейся пятнами от солнечных лучей, с опущенным долу взглядом, с плавными лебедиными движениями. От одного их вида Юджину становилось тоскливо. Нужно бы определиться: племянница лавочника просто создана для досуга, а Алиссен ванн Вейсланд, - отличная партия. Так кого выбрать?
        Заходя в лавку, молодой человек в который раз подумал, что слухи о богатстве Вейсов сильно преувеличены, но тут же забыл об этом, увидев Алиссен.
        - Наконец-то вы пришли! - радушно сказала она вслух, про себя подумав, что капитан легионеров пожаловал подозрительно рано.
        Они не виделись часа четыре, но за это время девушка изменилась. Можно было бы сказать, что она просто переоделась, но есть натуры, что меняя наряд, перевоплощаются в целом. Им бы снискать себе славу в политике, или, на худой конец, в уличных балаганах, чтобы талант не пропал даром. Перед блузой, спущенной на одно плечо и вышитой алыми маками по широкому сборчатому вырезу, устоять было невозможно. Не стать жертвой соблазна Юджину, как всегда, помог прилавок, крашенный зеленой краской и известие, которое ему еще предстояло озвучить.
        - Только не говори, что успела по мне соскучиться!
        - Еще как, сир Юджин! Всего два дня, вы же помните…
        Она грустно вздохнула.
        - Я хочу поговорить именно об этом. Помнишь мэтра Кеодана? Он спрашивал о тебе только что.
        - Зачем?
        - Сказал, что ты чудесная и бесстрашная девушка. И пригласил нас к себе на ужин вечером.
        - Нас?
        - Да, нас обоих, - Юджин говорил таким тоном, словно и сам не верил своим словам, - а еще он просил передать тебе вот эту вещь.
        Он достал из-за пазухи кулончик, и, придерживая его за цепочку, протянул Алиссен. Косой луч света, пробравшись через бурелом печных труб и городских крыш, заглянул в оконце лавки и осветил кусочек серебра яйцевидной формы с изящной змейкой, выбитой и вытравленной чернением.
        - Как мило с его стороны.
        Девушка взяла кулон. Он был тяжелым, хотя и полым изнутри. В лавке внезапно стало холодно: Алиссен поняла, что арий догадался, кто она. Символ архонтов другой, змейке не хватает меча, но намек предельно ясен. Но пока только ей, а Юджину и в голову не пришло, что Алиссен можно заподозрить в столь ужасном «пороке». Она бледно улыбнулась.
        - Зачем мэтру Кеодану дарить мне украшение?
        - Сам не знаю. Может, потому, что я сказал ему, что ты - моя невеста?
        - Что?!
        - Началось с того, что я рассказал арию о твоей родословной. И он подтвердил, что Дорин в глубокой древности именовался Вейсландом. Скорее всего, ваш род утратил свое звание, когда сменили название города, но второе имя осталось, сократившись на современный манер - Вейс. Но это все так легко проверить! У вас дом не маленький. А земля, на которой он стоит, чья она? Ваша?
        Так вот что занимало его мысли!
        - Да, наша. За землю мы не платим, - машинально ответила Алиссен, зажимая кулон в кулаке.
        - А ты хоть понимаешь, сколько она стоит? Дорин - не Аверна, конечно, но у моей семьи нет и этого. Теперь родители точно не будут против нашего брака!
        Она смотрела так, будто не слышала. «Немудрено - моя новость просто поразительна. Ей надо дать время все обдумать», - решил Юджин.
        - А мы можем поужинать вдвоем, без мэтра Кеодана? - голос девушки предательски дрогнул.
        - Конечно, нет! У него все слова - как приказы. Он даже в шутку запретил мне выпускать тебя за ворота Дорина.
        «Дался ей этот арий!» - уже с раздражением подумал Юджин. То, что приказ Кеодана - вовсе не шутка, он не понял.
        Алиссен выбралась из-за прилавка и протянула молодому человеку руки, и было непонятно, простит она защиты или ласки.
        - Какой смешной приказ, Юджин. Ты же не успел его передать караульным? Разве я буду бежать от тебя? Нам теперь совсем не обязательно расставаться, правда? Мы поедем в Аверну вместе?
        Обнимая, она посмотрела в глаза с такой наивной надеждой, что сердце капитана легионеров растаяло.
        - Вот и я так подумал. Так ты согласна выйти за меня?
        - Да, Юджин. Такое счастье мне даже и не снилось!
        - А твой дядя?
        - Он не будет против.
        Сир Юджин с облегчением перевел дыхание, - самое сложное позади, все складывается удачно. И Алиссен к нему более, чем неравнодушна - такого волнения и трепета за ней он еще ни разу не наблюдал.
        - Юджин, я зайду за тобой вечером, хорошо? Например, часов в шесть, нет, - в пять. Так у нас будет время побыть вдвоем, не опасаясь чужих взглядов, - девушка выразительно посмотрела на внутреннюю дверь лавки.
        - Да, я понял. Буду ждать.
        Он хотел поцеловать невесту, но передумал. Еще успеет. Старый Вейс куда-то пропал, а он совсем не то существо, с которым приятно пообщаться. Пусть уж лучше Алиссен сама все своему дяде расскажет! Девушка проводила жениха до порога лавки, а потом еще долго стояла в дверях, махала рукой вслед и улыбалась.

* * *
        - Хоть раз у тебя хватило ума сделать все верно!
        Алиссен не сразу обернулась на голос, раздавшийся ей в спину, - она знала, что дядя подслушивает. Вот, сир Юджин скрылся за поворотом улицы. Если все сложится, она больше никогда его не увидит. Только это совсем не радует! «Я едва не устроила свою жизнь, и даже чуть не стала „благородной“ госпожой. Могу наслаждаться своим „счастьем“ долго, аж до самого вечера», - подумала Алиссен. На мгновение мир вокруг стал мутным, но слезы высохли и больше не появлялись.
        - Он на мне не женится, дядя, - сказала девушка, отлипая от двери.
        - Конечно, женится! Не ради моей рожи он целый год на пороге вертелся.
        - Я вечером иду к арию, если ты слушал внимательно.
        - Так и что? Не в его постель ты ляжешь. Как я бы сказал - не светись, и все будет в порядке.
        Вальтер Вейс все рассматривал, как товар, в том числе и свою племянницу. И радовался подвернувшейся возможности сбыть ее с рук.
        - За магию архонта меня сожгут или повесят. Я не пойду на этот ужин, - пробормотала Алиссен и надела кулон на шею. Не важно, чей это подарок, пусть напоминает, кто она на самом деле. Нет у девушки семи лет!
        - Нашла, кому отказывать! Мне торговлю из-за тебя закроют или таким налогом обложат, что ты за месяц по своим трактирам не отработаешь! Сколько лет я на тебя потратил, кормил и одевал, так нет, ты заразу архонтскую где-то подцепить умудрилась! Куда направилась?
        Выбегая на улицу, последние слова Алиссен едва расслышала. «Моргват. Он должен быть на рынке. Только бы успеть!»
        Каменные дома зажиточных кварталов остались позади, дорога вела вниз. Вот и колодец, в котором испуганная девочка хотела набрать воды одиннадцать лет назад. Теперь он полон воды и накрыт крышкой. Перебираясь через кривые доски, перекинутые через лужи, привычно и легко уворачиваясь от встречных прохожих, она мысленно очутилась в Дорине, осажденном скверной, сжигаемым пожаром. Но сейчас огонь горел в ее крови, а каждый человек на улице мог схватить и привести в крепость, бросить к ногам ария Кеодана.
        На площади полно народа: искать здесь архонта - что иголку в стоге сена! Алиссен на ходу вскочила на первую же попавшуюся подводу и напряженно всматривалась в толпу, не обращая внимания на ругань возницы.
        - Ты куда забралась с ногами, девка! Я еду, а ты стоишь! Хлыстом огрею!
        - Замолчи, я быстро!
        - Чего ты сделаешь? Родишь или под колеса мне свалишься?
        Но Алиссен уже спрыгнула на землю опасно близко от лошадиных копыт и направилась дальше. Как выглядит Моргват? Да никак не выглядит! Он - обычный человек и похож на всех мужиков сразу, пока не заговорит! Тогда - во что он одет? В отчаянии девушка поняла, что не помнит и этого. «У него меч на боку!» - пришла спасительная мысль. Сколько бродяг с мечами толчется на площади? А нужен всего один-единственный!
        Расталкивая людей и получая в ответ заслуженные тычки локтями, она металась из одного конца рынка в другой, пока не услышала знакомый смешливый голос:
        - Тетка, ты мне одно показала, а в мешок другое кладешь! Мы так не договаривались!
        «Сколько раз я прошла мимо него и не заметила?» Алиссен перевела дыхание и решительно выхватила покупку из рук опешившего Моргвата. Заглянув внутрь мешка, она завопила как могла громче:
        - Это что, горох?! Он размером с бисер! И сморщенный, как старушечья рожа!
        - Ты кто такая взялась? - возмутилась торговка, - а ну…
        - Да он червивый! - громко ахнула придирчивая покупательница.
        - Не замолчишь, я мужа позову, он тут рядышком, заткнет-то тебе глотку! - страшно пообещала баба, исподтишка показав кулак.
        - А это что? Сыр или камень? Да он же заветренный!
        Онемевший от неожиданности Моргват избавился еще от одной покупки.
        - Не ори, погибель моя!
        - Он мышами погрызенный! - не унималась Алиссен.
        - Говори потише, девонька!
        - Он воняет!
        - Уймись, моя сладкая!
        Доринцы, привлеченные перечислением столь сомнительных достоинств еды, останавливались, таращили глаза и уже начали вторить скандальной девице.
        - В город лезут кто не попадя!
        - Я эту тетку давно заприметил - дерет в три шкуры за товар и обманывает!
        - Точно, и меня на два медяка обсчитала!
        Алиссен на секунду замолчала, уперла руки в бока и приподняла правую бровь, твердо глядя на торговку, и та сдалась:
        - Хватит голосить, нет, чтобы по-хорошему! Сама выбирай, девонька!
        Она того и добивалась. Заглянув во все мешки и ящики, потрогав, понюхав и попробовав на вкус, Алиссен выбрала самое лучшее, а потом еще поторговалась, пока не получила скидку от уставшей бабы, которой и так не терпелось от нее избавиться.
        Натолкав свертки в сумку Моргвата, девушка сунула ее в руки архонту и потащила его прочь. Выбравшись из рыночной толчеи на свободную улицу, она, наконец, остановилась.
        - Вот, теперь не смей говорить, что я тебя обманывала!
        - Да куда мне! Я тебя боюсь!
        Архонт смотрел так, будто вот-вот расхохочется.
        - Не смешно, тебя едва не надули.
        - Ага. Один раз обманули, а второй - едва не получилось, а в сумме - у меня удачный день.
        Моргват присмотрелся к ней повнимательнее, и лихорадочное возбуждение девчонки ему не понравилось.
        - Ты меня искала. Что-то случилось?
        - Да! Нет. Возьми меня с собой!
        Архонт молча развернулся и пошел прочь. Чувствуя, как кровь приливает к щекам и губам, Алиссен двинулась следом.
        - Дяденька, ты куда?
        - На постоялый двор.
        - А потом мы поедем в Архону?
        - Кто «мы?» Я один.
        - А я?!
        Моргват шел дальше и не оборачивался. Алиссен забежала вперед и встала у него на пути.
        - Ты мне кое-что предложил! Уже забыл?
        - А ты отказалась, и я это запомнил.
        - Я передумала! Я согласна!
        - Тебе идет улыбаться и вертеть попой, а когда ты смотришь как ростовщик, требующий процентов, от тебя хочется сбежать подальше, - архонт невозмутимо обошел девушку и продолжил путь.
        «Так вот цена за мою жизнь! Хорошо, я заплачу!» Алиссен снова догнала мужчину, схватила за пояс, вынудив остановиться, и заглянула в лицо. Такую смесь нежности, лукавства, и, одновременно, отчаянной решимости во взгляде архонт еще не встречал. Моргват позволил девушке обнять себя за шею и близко почувствовал магию, бурлящую в ее крови.
        - Я всю ночь не спала, думая о нашей встрече! - начала она шепотом, борясь с волнением, - я плакала, пока не рассвело, долго сомневалась, но приняла решение - оставить дом, дядю и скучный город. Я хочу быть с тобой, Моргват!
        Архонт приподнял брови. В его светло-карих, почти желтых глазах застыл интерес, но не больше. «Он похож на рысь», - почему-то подумала девушка и продолжила:
        - В окно моей спальни видны только небо и кусочек дороги, но я так мечтаю повидать Мир!
        Алиссен замолчала, чувствуя, как защипало в носу. Сколько раз она смотрела вдаль, положив локти на подоконник: ждала своего архонта или просто грезила! Там, за порогом лавки, ее наверняка ожидало нечто большое и хорошее, и если бы она смогла заработать достаточно, то однажды…
        - Я буду такой несчастной, если мы расстанемся! Возьми меня с собой!
        Моргват молчал, и Алиссен пустила в ход последнее средство - встала на цыпочки и поцеловала мужчину в губы.
        - А теперь тебя должно вывернуть от омерзения, барышня. Надеюсь, на этом спектакль закончится, - невозмутимо ответил архонт.
        - Что? Я не…
        - Будь я лет на пятьдесят глупее, впал бы в экстаз от счастья. Но ты своего добилась: я высоко оценил твое вдохновенное вранье.
        Алиссен отрицательно замотала головой.
        - Ты оставишь здесь свою ненависть к старому Вейсу и самые горькие сожаления о навсегда упущенной выгоде. Конечно не спала - ты всю ночь до Дорина топала! И кто тебя разберет - ревела ты или лук резала. Про мечту мне понравилось - это было искренне.
        - Я обещаю делать все, что ты хочешь, - сказала Алиссен убитым голосом.
        Она смотрела Моргвату в грудь. Одна из навесных петел его рубашки была порвана. Руки так и чесались ее зашить или оборвать совсем.
        - А что я хочу?
        - Того, что у изгороди вчера ночью. Я на все согласна.
        - Проверять качество твоей магии? Я с первого раза все понял.
        Алиссен опустила руки. После этого разговора на Моргвата смотреть было неприятно. И он тоже лукавил - в «Ужине его Величества» стала бы она подходить к человеку, которому не понравилась!
        - Ты знаешь, почему символ архонтов - змея?
        Моргват ткнул пальцем в медальон на ее шее.
        - Нет.
        - Потому, что мы незаметны. Архонт пройдет мимо, бесшумно, как тень, его магия промолчит и затаится, чтобы поразить врага внезапно. Свет архонта никогда не гаснет, но он невидим. А ты сверкаешь за версту и голосишь на два квартала; меняешь решения и выражение лица то по собственной прихоти, а то - и вовсе случайно. Ты на грани, барышня Вейс, еще капля - и ты себя выдашь. И, насколько я разбираюсь в людях - ты всегда такой будешь: непредсказуемой и опасной. Нравится ходить по лезвию бритвы? Вот и ходи. Без меня.
        - Я с детства работала в лавке и знаю, что лежащее прямо перед носом замечают в последнюю очередь, - сказала Алиссен в сторону, ни на что уже не рассчитывая.
        - Интересная мысль. Я буду тебя ждать на перекрестке на пристань в полночь. Опоздаешь - пеняй на себя. И я также принимаю твое щедрое предложение.
        - Так ты согласен! Какое?! Я ничего…
        - «Делать все, что я хочу» - поймал на слове!
        Моргват беззвучно рассмеялся и оттолкнул ее с дороги. Девушка не стала его догонять. Осталось самое важное - покинуть Дорин незаметно, а дальше - как судьба выведет.

* * *
        К двенадцати ночи на обочине тракта у перекрестка архонта поджидали две фигуры. Одна сидела в расслабленной позе, прислонившись к столбу, а вторая - нервно мерила шагами дорогу взад и вперед.
        - Не приедет, уйдем вместе. Успокойся уже, Алис!
        Человек у столба зевнул и зачем-то потрогал переносицу.
        - Тебе легко говорить! А меня четыре часа, как ищут! Дорин перетряхнут, займутся окрестностями.
        - У тебя же хахаль в городской страже начальник, он придумает что-нибудь. Оттянет время.
        Алиссен остановилась. Сердце неприятно кольнуло - о Юджине она как раз и не подумала, а на него гнев Кеодана обрушится в первую очередь. Во вторую - на дядю. Старый Вейс будет все отрицать. В умении врать ей до дядюшки далеко - он обманывает хладнокровно, честно глядя в глаза, а Юджин просто ничего не знает. Каким ударом для него будет ее внезапное бегство!
        Сегодня она собиралась в гости к арию под пристальным взглядом дяди:
        - «Ты там рот много не открывай. И не дерзи, не дома. Подумать, мы ничем господ не хуже. Вейсы здесь со времен закладки первого камня в крепость живут, хоть и приставки „ванн“ не носят. И кто знает, от кого тебя сестрица нагуляла? Может, ты благородных кровей?» - старик Вейс был непривычно добр - не сыпал ругательствами, но разговаривать с ним было погано, как и всегда.
        - «Да, харматанских».
        - «Может, и таких», - Вальтер Вейс достал из кармана нераспечатанное письмо на пожелтевшей, затертой по краям бумаге, - «когда уезжала, Адда взяла с меня обещание - передать тебе на совершеннолетие», - он протянул Алиссен конверт.
        Адда Вейс. Ее мать!
        - «Но мне исполнилось восемнадцать десять лет назад, дядя!»
        - «Тебе - да, исполнилось. Ты у нас кто? Монстр. А я обещал отдать письмо своей племяннице. Милая была девочка. Умерла в год скверны, не дожила до даты».
        В подтверждение слов лавочника у Алиссен от магии посветлели глаза. Коварство и злость ближайшего родственника были для нее труднообъяснимы.
        - «Но почему ты решил от него избавиться именно сегодня?»
        - «Потому, что я не знаю, что в нем написано», - хитро усмехнулся Вальтер Вейс.
        - «За что ты меня так ненавидишь, дядя?»
        Давно нужно было об этом прямо спросить! И ответ у старика был готов:
        - «По твоей милости я живу, как над котлом с кипящим маслом. Седьмой десяток - а я одинок, а все из страха. Ты пропадаешь - а я жду стука в дверь и вздрагиваю. И молюсь Создателю, чтобы это все закончилось, наконец!»
        - «Но зачем ты столько лет терпишь? Надо было выдать меня властям!»
        - «Надо было», - жестоко ответил дядюшка, - «но я смалодушничал. Я не мог знать, что за чудо из тебя вырастет!»
        Сожалеть было не о чем, и вот она здесь, ночью. Благо, что не одна. Спутник, позевывающий на земле, надежностью не отличался, но именно он помог Алиссен проскользнуть за ворота города незамеченной. Письмо матери похрустывало в кармане. Оно ждало столько лет, подождет еще несколько часов. На земле валялась маленькая заплечная сумка. Больше, чем комплект сменной одежды, в нее не влезло, не считая бутылки дядюшкиной настойки, всученной насильно.
        Парень распознал перестук копыт первым и поднялся.
        - Не бойся, это он. У него лошадь дурно подкованная и скачет неровно, я на постоялом дворе заприметил.
        Девушка вышла на середину дороги, преграждая путь, опасаясь, что архонт передумает.
        - Ты опоздал. Меня зовут Алиссен, я, кажется, не говорила.
        - Твое имя все меняет, - устало съязвил Моргват, - на воротах Дорина досматривают. Но я не в их вкусе, отпустили сразу. Запрыгивай сзади и трогаемся.
        Алиссен подергала архонта за плащ:
        - Я не одна, Моргват, это - Лето.
        - А, Загорелая шея из трактира. Он мне не нужен. Госпожа Вейс, ты без сюрпризов не можешь? Я поехал!
        - Нет! Только со мной! - Алиссен неловко забралась в седло, - выслушай его, я очень прошу!
        - Говори! - приказала она парню.
        - Он меня как-то странно назвал, - подал голос ее спутник, - и почему у него моя сумка?!
        - Я ее продала.
        - Ты же сказала, что она потерялась? Ты распродала мои вещи? Ну ты, подруга, вообще… - протянул парень и умолк.
        - Это все, что я должен узнать? - не выдержал Моргват.
        - Лето разыскивает архонта… - начала Алиссен.
        - Перед ним двое - и ему все мало?
        - Мне нужен особенный архонт! Не она и не ты! - продолжил Лето.
        - Я рад за нас обоих. Счастливых поисков, Загорелая шея! Вперед, Красотка!
        Моргват тронул было кобылу, но женские ручки, обнявшие его талию, внезапно стали крепче стальных обручей. Он опустил глаза и увидел синеватое свечение на своем животе: магия Алиссен терзала тело, наивно полагая, что чужие страдания - не больше, чем забава. Вот этого он и опасался - девчонка сама не понимает, что творит.
        - Прекрати немедленно! Мне же больно! - чуть слышно сказал он, и свет тут же погас.
        - Мы едем к пристани Ракхайна, парень. Если твое дело важное, а ноги - крепкие, ты застанешь нас на берегу, а не посреди реки на барже.
        Привычно зашумел в ушах ветер. Молодая Красотка скакала не так мягко, как старая, или Моргват еще не очень привык к своей новой лошади. За долгую жизнь архонта животных было много, но имя оставалось. Не все Красотки доживали до преклонных лет, Моргват всегда оказывался удачливее.
        - А он прибежит, я знаю.
        Разговаривать на скаку было трудно, да и не очень хотелось. Девушка прижалась к спине архонта и закрыла глаза.
        - Увидим…

* * *
        Дорога до пристани верхом оказалась вдвое короче, чем пешком. Алиссен бывала здесь раньше, но днем. А месяц назад Лето приплыл на барже с верховьев Ракхайна, и они познакомились…
        Берег сплошь был застроен складами и конторами торговцев, слепленными кое-как и из чего попало. По ночному времени все они были закрыты, и девушка не рисковала быть опознанной деловыми компаньонами своего дяди. Спешившись, они с архонтом вышли на длинный деревянный причал, утыканный по краю столбами, издали похожими на виселицы. На самом деле это были фонари, но ни один из них не горел. Баржи стояли вдоль причала, привалившись бортами и покачиваясь с боку на бок как огромные спящие животные. Раздавались ритмичные чавкающие шлепки, пахло тиной и сыростью.
        - Подожди меня здесь, - сказал Моргват и передал поводья.
        Вскоре она потеряла его из вида, - мужчина спрыгнул на одну из барж и исчез. Алиссен подошла к краю причала и заглянула вниз. Черная вода, маслянисто поблескивая, лизала борта судов и замшелые сваи, завораживая постоянством однообразных движений. «Я мечтала убежать из дома с тех пор, как стала архонтом, но я не представляла, насколько это мучительно - все бросить! Вот так, раз и навсегда! И никто меня не понимает!» Алиссен вытерла набежавшие слезы, дернув поводьями, зажатыми в руке. Красотка покорно подошла ближе и ткнулась мордой ей в плечо. «Надо сказать Моргвату, чтобы сменил уздечку. Эта будет напоминать мне о дяде». Девушка сама не понимала, что жалеет не старого Вейса, сумевшего за одиннадцать лет отравить ее существование, а самые обычные вещи: комнату на втором этаже с высоким и светлым окном, удобную кровать, письменный стол, заваленный разноцветными катушками ниток и отрезами тканей. Незатейливые наряды в шкафу, круглое зеркало, сообщавшее ей каждое утро, что жизнь прекрасна, пока волосы завиваются в локоны, а синие глаза блестят, как два озера. Даже лавку, даже самую последнюю тарелку
на кухне! «Не так уж много я имела, а теперь у меня совсем ничего нет!» - горько думала она, вытирая кулаком слезы.
        - Да ты совсем раскисла, госпожа Вейс!
        Алиссен отшатнулась от кромки причала, как будто у Моргвата могла возникнуть идея сбросить ее в воду. Погрузившись в свои мысли, она не заметила, когда он вернулся.
        - Ничего подобного, - буркнула девушка, - и не надо меня больше так называть! Я - просто Алиссен, без «Вейс», и без «ванн», и не «госпожа».
        - А что, и «ванн» было? - поинтересовался архонт.
        Девушка угрюмо промолчала.
        - Ладно, тебе тоже «все равно, как меня зовут».
        - Ты злопамятный.
        - Вовсе нет. А тебе не приходило в голову, что Моргват - не настоящее мое имя?
        Алиссен уставилась в лицо архонту, пораженная до глубины души. С кем она отправилась в путешествие?! Что за намеки такие странные? Но человек, назвавшийся Моргватом, в разъяснения не пустился. Бесцеремонно вытащив из ее пальцев поводья Красотки, он кивнул, предлагая следовать за ним.
        На одной из барж бледно-желто засветили фонарь и спустили сходни. Это было одно из торговых суденышек с мелкой посадкой, что ходили по небольшим рекам, вроде Ракхайна. Течение Амарантина перевернуло бы его, разбило о высокие берега порывистыми ветрами, но здесь, на относительно ровной местности центрального Эймара, баржи ходили под парусом вниз по течению и волоклись в обратном направлении крепкими ребятами, рвущими веревки и собственные жилы, топая по берегу.
        Архонт провел лошадь на нос, под односкатный навес, составляющий единую крышу с будкой кормчего. Алиссен последовала за ним, старательно обходя бочки и ящики, беспорядочно разбросанные по всей палубе.
        - Мы уплывем ранним утром, еще до рассвета, - как ни в чем ни бывало сообщил Моргват, - я здесь ночевал сутки назад, когда ты гуляла под звездами от постоялого двора до города, и тогда обо всем договорился.
        Алиссен стало очевидно, что у архонта есть свои планы, о которых он и не думает распространяться.
        - А зачем ты приезжал в Дорин?
        - За припасами и все такое.
        - Я вхожу во «все такое» или в припасы?
        - С виду ты похожа на второе, но я предпочел бы первое.
        В темноте навеса не было видно, но вроде как архонт смешливо хмыкнул. Или это лошадь фыркнула - нельзя было поручиться.
        - Как это понимать? - подозрительно спросила девушка.
        - Разберемся по ходу дела, Алиссен, - вполне серьезно ответил Моргват, выходя наружу.
        - А как же Лето?
        - Успеет - возьмем. Зачем тебе этот парень? Влюбилась?
        - Мы друзья.
        - Партнеры, я бы сказал. И дела у вас мутные. Есть хочу, я не ужинал. Присоединишься?
        Моргват расстелил у края борта кусок парусины и устроился с комфортом, раскрыв торбу Лето на коленях. От еды Алиссен отказалась, но присела рядом. С кормы молча прошагал хозяин баржи, поставил возле архонта фонарь и скрылся в будке, скрипнув рассохшейся дверью. Несмотря на плеск воды, стало тихо до шума в ушах. Моргват протянул руку и потушил свет.
        - Зачем ты это сделал?
        - Мошки налетят.
        - Ты всегда ешь по ночам?
        - Часто. Я днем сплю. Как правило, - не прекращая жевать, ответил архонт, - ты уже считаешь меня странным типом или до сих пор сомневаешься? Боюсь, придется привыкнуть.
        «К чему мне только не придется привыкнуть!» - печально подумала Алиссен и свернулась клубочком, положив под голову сумку. Она уже засыпала, когда архонт набросил на девушку свой плащ.
        Далекий свет
        Алиссен специально не будили. В сон ворвались странные звуки: скрипы и стук, то и дело сотрясающий тело. Девушка открыла глаза. Была еще ночь, и только восток небосклона подернулся бледной дымкой рассвета.
        По палубе шарахался Моргват, легко хватая тюки и ящики и складывая их на корме и носу судна. Дармовой рабочей силой чутко руководил мужик в коричневой тужурке, подпоясанной веревкой. Разворачиваясь с натужным скрежетом, над головой хлопала огромная серая тряпка - это хозяин баржи готовил парус к плаванию.
        Отправляясь вниз по течению, торговые суда нередко брали попутчиков: пассажир много места не занимает, а погрузить и разгрузить поможет. Команда на речных судах небольшая - кормчий, он же и владелец, да его помощник; еще одна-две пары рук лишними не будут.
        - Почему так тихо, мужики? Неужели мы одни отплываем? - поинтересовался Моргват и оглянулся на остальные баржи, стоявшие без движения.
        - По берегам Ракхайна, говорят, неладно. Тварей гадких видели, даже порвали кого-то. Я и сам давеча рыбу выловил: и не рыба вовсе, а дрянь с зубами. Прибил ее и за борт выбросил. Сидят все на жопе, ария из Аверны ждут, чтобы порядок навел. Да он и приехал, но в городской крепости мудрит что-то, а товар ждет и портится, денежки капают. Я уж плавал и вернулся, - ничего особенного не приключилось, кроме этой рыбины. Нечего бояться. Да и не один я такой - кому жрать охота, те работают.
        Объяснение мужика в коричневом было исчерпывающим. Вскоре, весь груз распределили поровну, а парус выправили. Упираясь длинными баграми, баржу отталкивали от пристани на середину реки. Алиссен, сжимая холодными руками борт, влажный от росы, тревожно всматривалась предрассветную темень, но ее друга не было. Немудрено, если он опоздает, - всю дорогу бежать невозможно! Моргват наблюдал за ней, загадочно щурился и молчал.
        Лето успел в последний момент. Увидев девушку, машущую руками, он разогнался, отчаянно прыгнул через все увеличившееся расстояние между причалом и бортом и покатился по палубе. На некоторое время парень остался лежать на спине, тяжело дыша. Его лицо покраснело, а завитки волос прилипли к мокрому лбу.
        - Глупый поступок номер «раз», Загорелая шея, - прокомментировал Моргват, усаживаясь на ящик.
        - Меня зовут Лето, - сказал парень в небо.
        - Терпеть не могу лето. Жарко и мухи кусаются.
        - Мухи жалят осенью, - возразила Алиссен из чувства справедливости.
        - Не мухи, так слепни - они еще крупнее и кровь пьют. Мы будем обсуждать именно это? - спросил Моргват с наигранным удивлением, постукивая сапогом по палубе в опасной близости от кудрявой головы нежелательного спутника.
        - Твой архонт вредный, Алис! - Лето сел, пытаясь отдышаться, - есть вода?
        - У меня нет.
        - Вода везде, - мы посреди Ракхайна.
        - Очень смешно.
        - Просмейся как следует, Загорелая шея, и давай по-делу, чтобы я передумал выбросить тебя за борт. Чем дальше от пристани - тем дольше тебе плыть. Грести руками умеешь? Или только карманы чистить?
        - Нет, начало хорошее! Нет, ну мне нравится! - возмутился Лето, - Алис, он намекает, что я его обокрал? Где ты такого скандалиста подцепила? Я летел, как в спину подстреленный, а теперь шелуху выслушиваю? Чтобы мне сдохнуть!
        Алиссен не знала, что ответить: она уже поняла, что предсказывать действия Моргвата - все равно, что гадать на погоду. Архонт объяснил, что имеет в виду, но на редкость ехидно:
        - Сдохни, я не возражаю, и разговор на этом закончим. Я тебя не знаю, Загорелая шея, и не вижу причин интересоваться твоей персоной в дальнейшем. Поэтому я слушаю внимательно, но не долго. Напоминаю: до того, как мы обсуждали слепней и твое жаркое имя, ты заикнулся, что кого-то искал. Вот я и жду продолжения.
        Все трое помолчали, разглядывая по-очереди друг друга, удаляющуюся пристань и мужиков на корме, занятых своим делом. Лето эмоционально развел руками, словно призывая Создателя в свидетели, и сдался:
        - Я ищу архонта. Женщину, ну, девушку…
        - Свататься?
        - Почему бы и нет?
        - Ты дурак?
        - А ты можешь выслушать молча?
        Моргват перестал перебивать.
        - Нас было одиннадцать, - начал Лето рассказывать, - промышляли в Морее. Дожди там частые, если знаете, грязь липкая и непролазная, мошка летом вперемешку с комарами и лягушки по болотам трещат, но место само по себе хорошее и рыбное. Сытное, я хотел сказать. Мне бы там нравилось еще больше, если бы не страшные девки, толстые, как на подбор. Они на любителя, я лично считаю, что девушка должна быть стройной и изящной. Вот, вроде нее.
        Лето выразительно указал на единственную девушку на барже, послужившую живым примером. Моргват со стоном прикрыл глаза рукой.
        - Ты рассказывай по существу, не отвлекайся! - предупредила Алиссен.
        - А это и есть важно! В общем, мы не голодали и деньжат немножко зарабатывали. Был у нас эльф, мрачный, как погост осенью, но гораздый на всякие выдумки, а командир, Гервантом звали, так хитро все устраивал, что комар носа ни разу не подточил. Гуляли с размахом и весело, а на одной из пирушек к нам прибилась девушка, потерявшая память, архонт без магии. Очень красивая! Она мне сразу понравилась, и не только мне, к слову. Гервант назвал ее Лиандрой и принял в… компанию. Лиа владела мечом, как настоящий воин-маг, кидала ножи точно в цель и умела так дать сдачи, что пропадало всякое желание ее трогать. Любой из нас был ей на выбор, но она присмотрела именно меня. И нам было очень хорошо вместе, что жить, что развлекаться: мы украли вороного коня, подожгли город, путешествовали по Проклятой дороге в ночи, видели демона. Но однажды отряд предали, и выжившим пришлось бежать, долго-долго, через замерзшие болота Одрена, ловушки скверны и зимний холод. Один из нас стал одержимым. А Лиа дважды спасла мою жизнь, и… мы полюбили друг друга по-настоящему.
        Лето замолк, облизывая пересохшие губы. Простой, но витиевато-запутанный образами и описаниями стиль рассказчика навел Моргвата на определенные мысли. Архонт обернулся к Алиссен и поразился мечтательному выражению ее лица. Подпирая подбородок ладонями и изогнув правую бровь, она внимала истории чужой любви и приключений с неподдельным сочувствием, наверняка, слушая ее не в первый раз. «Тьфу, нашли друг друга!» - досадливо подумал Моргват и бросил Лето свою фляжку.
        - Парень, ты с юга?
        - И если и так? Ты что-то имеешь против аквилейцев?
        - Ничего. Милейший народ, когда рот и руки заняты. Но, продолжай.
        Лето отпил немного, следуя правилу, знакомому путникам - взахлеб не напьешься.
        - Из леса мы выбрались, уж не знаю, кого благодарить - Герванта или Создателя. На всякий случай, я вспоминаю обоих. Но тут я дал маху - загубил коня в яме с ловушкой. А потом я совершил самый большой промах в своей жизни: попался на краже новой лошади.
        - Душераздирающий рассказ о том, как тебя зверски избили, можешь упустить, - вставил Моргват.
        - Били страшно, - согласился Лето, - и нос сломали.
        Парень сокрушенно потрогал кривую переносицу.
        - Тебе и так неплохо, - утешил архонт, - к чему все эти сказки?
        - Это не сказки! - вскричал Лето, кидая фляжку обратно архонту, - ты же не дослушал, что дальше было! Пока я сидел в сарае привязанный, убили их! Всех: Герванта, Гвидо, Хана, Златовласку и даже дварфа, не будь он сволочь! Меня деревенские выпустили через неделю, как остыли измываться, я в Ваньяре все узнал! Это арий Кеодан их убил! Сам, своей магией!
        При звуке имени ария Алиссен почему-то вздрогнула и обернулась в сторону Дорина.
        - Всех убили потому, что Лиа была архонтом? - тихо спросила она.
        - Да, за что? - переспросил и Моргват, - за разбой?
        - Нет, точно не за то и не за это. В Эймаре о нас никто и не ведал. Не знаю я… Месяц слухи собирал, сам в них не верил. Люди говорят - за измену Императору. А Лиа - пропала она!
        Некоторое время троица слушала редкие хлопки паруса и журчание воды за бортом. Поднялся свежий попутный ветер, баржа уверенно поплыла вперед, более не переваливаясь с боку на бок. Тишину нарушил архонт:
        - А теперь я переведу повесть с твоего языка на человеческий. Состоял ты в банде. Разбойничали вы славно и место хорошее выбрали - в Морее закон ленивый. Но пришло время и по счетам платить, как сказала бы Алиссен, вздумай я ей задолжать, - и вас накрыли. Удирали вы настолько тяжко, что грехи отпустили себе сами. В эту часть я поверил. Нет архонтов без магии, парень, и кого попало нашему ремеслу не учат. Не архонт твоя Лиа, и не была им вовсе. И второе: Кеодан - один из всесильных ариев Эймара, чтобы до его гнева достучаться - нужен очень серьезный повод. Не будет эта сволочь руки марать о бродяг с большой дороги, не та честь! Рассказываешь складно, но врешь.
        - Вот так и знал, что напрасно я сюда бежал! - сказал Лето Алиссен.
        - Похоже, ты прав, - согласилась она.
        - Я Герванту верю - он никогда не ошибался. И глазам своим: ее поединки с Ханом были лучше всяких танцев. Архонт Лиа, настоящий. И я ее найду!
        - Какого она цвета? - неожиданно спросил Моргват.
        - Брюнетка.
        - С кем я разговариваю! - тоскливо сказал архонт в сторону.
        - Он имеет в виду цвет магии, Лето, - пояснила Алиссен.
        - Я же сказал, - никакого. Она не светилась.
        Моргват внезапно встал и ушел на корму.
        - Пусть только попробует выбросить меня за борт - я его самого искупаю, - горько усмехнулся Лето, - противный он какой-то. Зачем ты с ним связалась, Алис?
        - Она сочла меня интересным мужчиной, Загорелая шея, - ответил за девушку Моргват, возвратившись, - Алиссен любит все блестящее: золото, серебро и лунный свет. А ты светиться умеешь? Пойдем, проверим. Недалеко, в будку, я разрешения спросил.
        - Не спорь, - шепнула девушка, потащив друга за руку, - он что-то придумал.
        Архонт закрыл дверь и задернул тряпку на окне, погрузив тесное помещение со столом и нарами в полумрак. Затем снял со своей шеи какой-то предмет и поднес его к лицу Лето. Тот с ужасом отшатнулся.
        - Ты хочешь сделать меня архонтом?!
        - Да, хочу. За компанию. Ты против?
        - Я же сойду с ума!
        - Только в том случае, если он у тебя есть. Это всего лишь амулет-ловушка, он проверяет, архонт ты или нет.
        - Я обычный!
        - Трус? - подсказал Моргват, - встречи с нами не проходят бесследно, Загорелая шея. Мы увидим магию твоей девушки, если ты говорил правду, если она архонт, если - еще жива, если… - он перевернул амулет и приставил Лето ко лбу. Аквилеец слегка побледнел, увидев синее свечение прямо у себя перед глазами, но остался стоять на месте.
        - Синий - цвет Алиссен. Вы уже обжимались?
        - Мы - друзья! - хором возмутились Лето и девушка.
        Но огонек вспыхнул и погас. Ловушка подумала мгновение и зажглась ровным, серебряно-белым, холодным сиянием, похожим свет далеких звезд.
        - Не может быть!
        Моргват опустил руку. Амулет угасал медленно и постепенно, отражаясь в глазах людей.
        - И все равно - невозможно. Архонт белого огня рождается раз в несколько столетий!
        - Так Лиа - архонт? Ты убедился, что я не вру? - встревожился Лето, ничего не понимая.
        Моргват не ответил. Покинув будку, он размахнулся и бросил амулет в реку.

* * *
        - Вот взгляни на него: штуковину выбросил, ничего путного не сказал и завалился дрыхнуть! Ишь, как сумку мою к груди прижимает, боится, что жратву стащим!
        Лето и Алиссен сидели на палубе, привалившись к стене будки, и слушали треск и бурчание в своих животах. Моргват спал, растянувшись на куске парусины, разложенном вдоль низкого борта. Наступил серенький, теплый день. Солнце маячило в высоком небе светлым пятном, но никак не хотело вылезать из-за облаков и уже давно смотрело в сторону запада. Пассажиры успели познакомиться с хозяином баржи - торговцем Ставером и его помощником Зораном, пошататься по палубе, поглазеть на берега и воду, оголодать и заскучать.
        - Он вчера предупредил, что днем спит, а ночью ест.
        - Настоящий филин, и глаза у него желтые.
        - Золотые. И магия - тоже.
        - Так он тебе нравится!
        - Мне кажется, он не злой.
        - И не добрый. Себе на уме дядька. Вот ты мне скажи - зачем мы в Велеград плывем?
        - А мы плывем в Велеград?
        - А куда? Реки с пути по приказу архонтов не сворачивают!
        - Я думала, мы поедем на север, чтобы сковать мне настоящий меч… Он обещал.
        - Ты такая наивная! Вам бы другой дорогой надо - в Аквилею и морем до северных земель. А архонт вглубь страны тащится. От Велеграда до Аверны рукой подать!
        Все так. Но она плывет с опытным Моргватом по реке, а не идет с Лето пешком по дороге, где их догнать ничего не стоит. Дорин все дальше, все дальше опасность. С другой стороны, архонт лишь мельком обмолвился про обучение, а сейчас молчит. «Интересно, а как выглядит легендарный меч воина-мага?» Взгляд Алиссен упал на длинное оружие в потертых ножнах, лежащее вдоль бока мужчины. Он отстегнул меч от пояса, чтобы не мешался, но и во сне рука Моргвата небрежно лежала на рукояти. Девушка тихонько подкралась к спящему, не обращая внимание на Лето, поймавшего ее за одежду и потянувшего обратно. Осторожно приподняла запястье Моргвата и забрала меч. Бережно положила его руку на место. Архонт не проснулся, не пошевелился даже. Алиссен вернулась на свое место, предусмотрительно перешагнув западающую доску палубы, чтобы не скрипнула.
        - Это ты ловко! - одобрил Лето, понизив голос, - тяжелый?
        - Не очень. На нем должны быть узоры и его имя.
        - Мы увидим надпись «Моргват»?
        - Может быть, если он не соврал.
        - Я видел на картинках клинки архонтов: они шире, чем обычные, и чуть-чуть изогнутые.
        - Ножны этого меча прямые, Лето.
        - Наверное, такая хитрость.
        Две головы склонились над оружием у Алиссен на коленях. Лето придержал ножны, а девушка, затаив дыхание, вытащила клинок до половины. Дневной свет скользнул по скучной гладкой стали с ложбинкой посередине. Друзья переглянулись.
        - Обманщик! - громко сказала Алиссен.
        Ненастоящий меч с лязгом вернулся обратно в ножны. Моргват проснулся и сел, щурясь на свет.
        - Ты такой же, как я! Как я могла поверить!
        - Все же немножко другой, если посмотреть ниже пояса.
        Моргват тактично подавил зевок, поднялся и потянулся, осматриваясь по сторонам. Обвинение его ничуть не взволновало.
        - Ты - не воин, ты - бродяга!
        - А кто-то позавчера представился «приличной девушкой из Дорина». Но я понимаю ход твоих мыслей. В каком-то смысле, сегодня мы говорим на равных, моя милая попутчица.
        - «Попутчица»? Я тебе только попутчица? - Алиссен аж задохнулась от возмущения, - я не знаю, куда мы плывем, я ничего не знаю! Ты предложил стать моим учителем, а у самого - поддельный меч!
        - Ну, не деревянный же. Для ученицы ты слишком строптивая, Алиссен. Ты сама объяснила, что у нас отношения товарно-денежные, а сейчас чего-то требуешь без оплаты. Если честно, спросонья я не понимаю толком, что конкретно тебе понадобилось. Ты когда меч стащила?
        - Знаешь, что?
        - Предпочту не знать.
        Девушка решительно встала, перехватив оружие Моргвата посередине, и подошла к архонту вплотную.
        - Нам с тобой не по дороге! Забирай свой меч, а я возьму сумку Лето!
        Ткнув ножнами мужчине в грудь, она резко сорвала с его плеча торбу и отбежала за будку. Моргват мгновенно стал серьезным.
        - Отдай ее мне, Алиссен.
        - И не подумаю! Я ее в воду выброшу!
        Архонт обернулся на хозяев баржи. Ставер и Зоран сидели на корме - именно там у судна располагался руль, происходящее на носу за будкой им видно не было. Тогда Моргват шагнул к девушке, требовательно протянув ладони, вспыхнувшие золотистым светом. Магия потекла вверх от кончиков пальцев; расплавленное золото наполнило вены и сосуды вместо крови, превратив их в причудливые, разветвленные отростки, напоминающие ветви охваченного огнем дерева. Вздулись жилы на шее и лице, желтые искры горячо зажгли глаза. Это выглядело противоестественно и в чем-то отталкивающе: магия архонта и уродовала Моргвата, и украшала одновременно; от него исходила сила, сопротивляться которой было немыслимо. Но Алиссен стояла на месте, прижимая к груди сумку.
        - Верни ему, Алис! Не связывайся!
        Девушка не послушала Лето. Она и рада была бы отдать торбу, но почему-то не могла. В ней лежало удивительное, притягательное, необыкновенное сокровище, не позволяющее разжать пальцы даже под страхом смерти. Не сводя с архонта взгляда, она сунула руку внутрь сумки и нащупала двойное дно, а в нем таинственный предмет, гладкий и холодный. Ее рука вспыхнула синим и почувствовала мучительную боль, но больно стало не девушке. Напротив, в этот момент она непроизвольно заставила кого-то сильно страдать, но, понимая это, Алиссен не смогла отнять своих пальцев. Она забыла про Моргвата, Лето и вообще обо всем на свете, подчиняясь странному соблазну - распоряжаться чьей-то жизнью, карать или миловать.
        Моргват выругался, принял человеческий вид, схватил девушку в охапку вместе с сумкой и повалил на палубу. Лето бросился было ей на помощь, но архонт отбросил его, как пушинку. Угол ящика, на который упал парень, встретил неласково. Из-за паруса появился кормчий и задумчиво почесал в затылке, глядя на подозрительную компанию.
        - Вы чего шумите?
        - Обнимаемся, - невозмутимо ответил архонт, сидя на палубе и прижимая Алиссен к себе.
        - Я упал, меня укачало, - мрачно ответил Лето, потирая спину.
        Мужик пожал плечами и скрылся в будке.
        - Давай-ка вытащим конечность, барышня, - Моргват крепко сжал запястье Алиссен и вынул из сумки, - что, моя магия умеет кусаться?
        Рука мужчины чуть отсвечивала желтым и неприятно жгла кожу девушки.
        - Что это было? - пролепетала Алиссен, очнувшись от наваждения, - покажи мне его! Он живой, ему было больно! Я хочу еще!
        - Ничего я не покажу. Тебе не по нраву мой меч пришелся? Нам не по дороге, вроде как? Знаешь, что я сделаю? Отшлепаю тебя по попе, чтобы мозги вправить на место. Досталась мне не девка, а ветер в чистом поле: с утра на уме одно, к вечеру - другое. Тебя что из Дорина выгнало, краса моя? Все жду, когда правду расскажешь, только не на голодный желудок. Позавтракать никто не хочет?
        - Я не против поужинать! - вызвался Лето, мгновенно забыв про ящик и ссору.

* * *
        Расположились прямо на палубе. Из сумки появились вчерашние припасы, выторгованные Алиссен на рынке: твердый сыр, серый деревенский хлеб с хрустящей корочкой и ветчина, - то что могло испортиться в первую очередь - готовить на барже Моргват не планировал.
        - Мужик, ты не архонт, а монстр! - невнятно поведал Лето, набивая рот хлебом и запивая настойкой дядюшки Вейса, - архонты - они светятся, но изнутри не горят. А у тебя вместо крови магия текла, я сам видел. Как она тебя самого не сожгла? Жуткий видок у тебя был, я скажу! Как у ифрита какого.
        - Знаток архонтов и демонов, Загорелая шея?
        - А что? Я читал мало-мальски и еще больше слушал. Как-никак Лиа - архонт, должен же я знать! А про демонов Гервант иногда рассказывал. Он вообще многое знает. Знал.
        Лето печально вздохнул. Крепкая настойка лавочника пробирала до глубины души.
        - Ты умеешь читать, парень?
        С недавнего времени Моргват смотрел на аквилейца без прежнего язвительного пренебрежения, но Лето, не привыкший анализировать чьи-либо эмоции, вряд ли это заметил.
        - Я похож на неграмотного? - оскорбился он, - да я на штурмана учился! Я в море ходил, а не по какой-то дохлой речке!
        - Ты похож на ленивого, Загорелая шея. А будешь так много есть - растолстеешь, как бог аквилейского виноделия и девчонкам разонравишься. Посмотри на себя за борт - лицо круглое, как блин праздничный, еще немного - и лосниться начнет.
        - Хватит меня так называть! Тебе еду жалко?
        Моргват только усмехнулся.
        - Я о красоте твоей сожалею, быть может. Ладно, Лето. Мы не договорили. Забираю свои слова назад - про архонта Лиандру ты не лгал. Но я кое-что не понял.
        - Я тоже! - вдруг подала голос Алиссен, молчавшая все это время, - ты сам - архонт ненастоящий!
        - Думаешь, «настоящими» нас делает меч? Ты ошибаешься. Но было время, я и сам так считал, пока не отдал свой клинок архонта, чтобы спасти одну жизнь и одну душу. Я рискнул, понимая, что первое время мне придется тяжко, но иной раз стоит потерять малое, чтобы обрести большее. Меч - всего лишь кусок стали, продолжение руки, зажечь его магией - самый простой путь. В каком-то смысле архонты - маги, даже без оружия не уступающие в мощи ариям. Но мы цепляемся за свои мечи, как и за многовековые традиции ведения боя, а все - из страха познать себя глубже. Я научился использовать свой дар иначе: Лето прав - пламя может испепелить меня изнутри, но не сжигает, а мое тело стало оружием само по себе.
        - Так он тебе и не нужен, твой меч?
        - Еще как нужен! Он восемь лет пылился в Эрендольском хранилище, а недавно мне подали весточку, что какой-то меч привезли в Велеград, да еще с надежной охраной. Сдается мне, это мой - я его чувствую. Все архонты получают связь со своим оружием, когда владеют им достаточно долго. Хотел бы я знать, кому понадобилось оружие мертвого архонта!
        - Так магия тебя не жжет, потому, что ты - труп? - Лето вытаращил глаза от удивления, - а по виду ты на дохляка не похож!
        - Тьфу на тебя, Загорелая шея! Я живой. Это архонт Моргват убит согласно документам, что положили на полку и давным-давно забыли. Я трупом только числюсь, так, для порядка. Вернемся к началу, Лето. Почему ты уверен, что твоих друзей убил Кеодан?
        Вместо ответа аквилеец пошарил по карманам, выудил мятую бумажку и протянул Моргвату.
        - А, «список мертвых»? Давнишний какой… Кого мне искать?
        - Киндар ланн Инья, Ваньяр.
        - Алхимик-отравитель, да еще и с острыми ушами? Я совсем запутался.
        - Мы звали его Златовлаской. Хороший был эльф… Молчал чаще, а как говорил, так я слова дурного не слышал. Оказывается, до того, как попал к нам, он прикончил ария. Особо извращенно, вроде как, поэтому Кеодан взбеленился и убил его лично. Я и место на тракте отыскал, где все случилось, снег разгреб, следы кровищи нашел. Киндар был мелкий, с одного бы столько не вытекло. Они все там полегли, точно знаю: выспросил приметы у ваньярской стражи, а голову дварфа я видел, насаженную на кол…
        Лето снова вздохнул, приложился к бутылке и продолжил:
        - Нас накрыли в Морее, а в Эймаре мы не появились, следовательно - подохли. Поэтому, имена остальных надо искать в Готе. Это тамошний наместник перед начальством за нас отчитался, а на ваньярском тракте убили безымянных незнакомцев. Вот, гляди, - Лето ткнул пальцем в ряд имен, обведенных блеклыми чернилами.
        - «Лето из Аквилеи» - это ты? Вор? Какой свежий покойник!
        - Я не мертвее тебя самого. В Морее Лиандру не посчитали одной из нас, поэтому ее нет. А эльфа Хана - того и вовсе дважды убили. Как такое возможно - не пойму. Вот, гляди сам.
        В руках Моргвата оказался еще один документ, толстый, грубый, со сломанными печатями. С удивлением архонт разгладил на коленях официальное уведомление эрендольского ордена Хранителей о состоявшейся казни Ханлейта ланн Кеннира 14 апреля 3224 года.
        - Откуда у тебя эта бумага?
        - Стащил у одного заносчивого эльфа в черно-зеленом. Я еле-еле догадался, что ланн Кеннир - это наш Хан, только по прозвищу «Харматанец». Ханлейт говорил, как эймарец, но иной раз так мастерски ругался по-ихнему, что я завидовал.
        Моргват поглаживал похрустывающий листок у себя на коленях и о чем-то невесело раздумывал.
        - Ланн Кеннира, единственного Хранителя, достойного своей клятвы, казнили… Это плохая новость. Вот почему мой меч достали из закромов. Перед смертью эльф все рассказал…
        - Ты знал Ханлейта? - поразился Лето.
        - И да, и нет. Не могу себе представить, что он стал разбойником! Парень, почему ты уверен, что твоя девушка выжила? - Моргват почему-то не захотел распространяться ни о себе, ни о Хане и перевел тему в друге русло.
        - Я сходил к гадалке. А мог бы и не выбрасывать на ветер пять грошей, я и так знаю, что она жива! Просто чувствую - и все. Лиа одна осталась в целом свете, кроме меня, у нее никого нет!
        - Какие неожиданные сюрпризы может преподносить бытие…
        Река притихла, серое небо заклубилось тучами и опустилось ниже, почти задевая мачту обрывками тумана. Архонт вспоминал что-то и, казалось, говорил сам с собой:
        - Архонт белого огня… Черные волосы, бледное лицо, высокие скулы, прямой хищный нос, шрам на левом запястье. Он светился от магии, как расколотый. Ее невозможно забыть… Но она умерла много лет назад, а вместе с ней - и надежда для Эймара.
        - Так ты знаешь Лиандру! Это она, ее внешность, только насчет шрама я не уверен. Я ради этого бежал за вами - ты такой древний, что помнишь всех! - обрадовано воскликнул Лето, - подожди… Почему ты говоришь, что она умерла?!
        - Я вспоминал другую женщину, Лето. И разве я «древний»? - архонт бросил на Алиссен убийственный взгляд.
        - Ты на старика не тянешь, без обид. Ты и Герванта помоложе будешь. Алис частенько привирает.
        - Так у нее нет шрама или ты не уверен? Вы же «полюбили друг друга по-настоящему»?
        - Ну… - замялся парень, - сначала она ответила взаимностью, а потом отказала. Я ужасно обиделся тогда, но мне объяснила Алиссен: все хорошие девушки поступают так! Согласиться на любовь сразу - все равно, что уронить свою честь. Надо было предложить еще раз и подарить что-нибудь интересное, тогда бы Лиа меня не отвергла. Но она любит, никто не целовал меня так!
        - Алиссен в любовных делах - худший советчик, Лето. А ее понятие о чести весьма… своеобразное.
        Девушка вспыхнула, но Моргват приложил к губам палец, требуя молчать:
        - Амулеты не умеют лгать - маг белого огня существует. Я не могу объяснить эту странность, но хочу отыскать твоего архонта еще больше, чем ты сам.
        - Так ты поможешь?
        - Чем смогу.
        - У Лиандры глаза цвета неба, - аквилеец запрокинул лицо кверху.
        - Небо серое, ты цвета-то различаешь, парень?
        - Говорю, что вижу, какая разница: серого, голубого? Такого, как сейчас. Будет дождь.
        Лето сыто потянулся и разлегся на палубе. Баржа покорно замерла посреди реки, словно наткнулась на мель. Парус вяло повис грязной тряпкой, а туман набрал силу. Пощупав края бортов, он подтянулся выше и заклубился по ногам людей, затягивая близлежащие предметы молочной дымкой. Тишина, ни дуновения ветра, ни плеска волн.
        - Не будет дождя, - тихо сказал Моргват и добавил еще тише, - магия, убивающая души - вот что к нам пожаловало.
        Алиссен и Лето его не расслышали.
        Птичка в клетке
        Железная клетка, обшитая изнутри досками с пазами, подогнанными настолько плотно, что к пленнику не пробился бы и лучик света, медленно тащилась по грунтовой дороге. Ханлейта не выпускали наружу во время привалов, но, к счастью, маленькое окошко наверху было открыто постоянно. Если сесть прямо под ним, то Хан видел покачивающиеся кроны деревьев в нежной молодой листве и кусочек голубого неба. Вековые кедры Сириона на северной границе Эрендола почти не встречались. Древний лес отступал медленно, как морской отлив, напоминая о себе лишь отдельно стоящими деревьями-великанами.
        Предателя везли в Аверну, чтобы узнать правду о сфере с душой ария, растерзать, разорвать на части. Ощущение эйфории от внезапной отмены казни испарилось, - быстрая смерть на плахе была милосерднее того ужаса, что ожидал Ханлейта в столице. До начала пыток оставались считанные недели, а о побеге нечего было и думать: клетку замуровали еще во дворе тюрьмы Эвенберга, а Фиону приковали на длинную цепь снаружи.
        Проводя грязным, шершавым пальцем по краям аммонита, Хан физически ощущал, что с каждой минутой он все дальше от Моран, но ее серебристый свет горел в ракушке, как и прежде. «Только бы у меня не отобрали амулет! С ним легче. Помнит ли она меня? Скорее всего - уже нет. Но я помню. Пока дышу, я не забуду самое прекрасное путешествие в моей жизни из Мореи в Эрендол с единственным в мире существом, способным меня полюбить таким, каков я есть. Я был счастлив, нежданно, негаданно и очень недолго. Но разве я должен роптать?»
        Иной раз Ханлейт радовался, что Моран в безопасности. Галару вернули должность и статус, он богат… Любимая будет жить в роскоши: шелка обовьют ее точеную фигуру, умелые слуги вплетут в черные волосы жемчуг, запястья украсят серебряными браслетами, и его женщина станет еще красивее. И Хан видел Амаранту, как живую: гордую, ухоженную и равнодушную. «Самое главное, чтобы она была счастлива», - думал Ханлейт, - «а что я мог ей дать? У меня нет дома, и никогда не будет. Моран не заслуживает судьбы бродяги».
        Но воображение не останавливалось на картине благополучия, оно шло гораздо дальше: «А потом, ночью, Галар ляжет с ней с постель, а она останется холодна… Но останется ли? Если Моран забудет меня, ее сердце освободится для новой любви! А Галар умеет быть интересным, он умен и обаятелен. Моран, моя Моран, станет жить ради другого эльфа, исполнять его желания и капризы!» Картины их воображаемой близости сводили Хана с ума. Мутной волной накатывала ревность, заставляя кусать губы и в бессильной ярости сжимать кулаки, до боли вонзая обломанные ногти в ладони. Ни к кому Ханлейт не ревновал так, как к Галару! Лето не смог бы заинтересовать Моран надолго, а Гервант напрасно добивался ее взаимности. Ханлейт был согласен, чтобы Моран ушла из Сириона с нелюдем, так она бы оказалась в надежных руках…
        Сидя в полутьме своей клетки, Ханлейт тщетно пытался примириться с неизбежным и отпустить Моран, но все его попытки были обречены на неудачу самой жизнью: кровь, бурлившая в его жилах; молодость и физическая сила, любовь, - вот что сводило на нет все философские рассуждения, обманывая эльфа вновь и вновь ложными надеждами. Не полюбит его женщина другого! Никогда, потому, что… Потому, что не может этого быть! Мысли принимали причудливые формы и образы: «А если меня изуродуют в Аверне, но не убьют, а вернут в Эвенберг ордену? И однажды мы встретимся? Я подожду, я все вынесу. Я останусь таким же для Моран, как и прежде. Что значит внешность? Ничего или все? А вдруг она посмотрит на меня с отвращением, не узнает, не вспомнит, каким меня любила! Тогда лучше никогда ее не видеть. Нет, даже если я превращусь в чудовище, то хочу, хоть один раз, самый последний, взглянуть в ее глаза!»
        Скрип и покачивание клетки прекратились. Остановка была неурочной - день, не вечер. Снаружи заскреблась Фиона и загремела цепью. Ханлейт не видел девушку, только ее по-детски маленькие руки в стальных браслетах. Она-то за что страдает?
        - Эльф? Возьми еду.
        Фиона встала на цыпочки и просунула в окошко лепешку, свернутую пополам. Хан привстал, пригнув голову - в полный рост он выпрямится не мог.
        - И это бери, пока никто не видит. Она моя.
        В клетку шлепнулась фляжка, Ханлейт не успел ее поймать.
        - Почему ты решила меня накормить?
        - Мы выехали из твоей страны. Не пей воду сразу. Дай мне руку, я не вижу тебя!
        Преодолев секундное сопротивление, Хан дотронулся до пальчиков Фионы. Они были влажными и прохладными, как от страха или волнения. Одержимая порывисто сжала его ладонь и отпустила. Что бы это значило?
        - Фиа, тебя не обижают?
        - Пока нет.
        Как нехорошо она это сказала! Хан услышал, как девушка спрыгнула на землю с рамы, на которую крепилась его тюрьма. Снаружи негромко переговаривались эльфы охраны. Стояли долго, пока не послышался перестук копыт. Всадников было много, но общий шум перекрыл громкий грубый голос одного из вновь прибывших:
        - Ты здесь, рыжая мерзавка? Какой приятный сюрприз! Подождите в меня бумагами тыкать, я должен проверить, что принимаю!
        «Что. Это обо мне», - понял Хан. Рядом с повозкой затопала лошадь. Клетка закачалась - кто-то снова забрался на раму. Ханлейт спрятал еду и фляжку себе за спину. Дневной свет загородила тень. Человек был намного выше Фионы, если смог заглянуть внутрь. Хан не успел рассмотреть его лицо, новый тюремщик неопределенно хмыкнул и с лязгом закрыл окошко, погрузив клетку в кромешную тьму. Сегодня небо Эрендола пленник видел в последний раз. Процедура передачи Хана не заняла и пяти минут. Хранители повернули обратно - они больше не отвечали за Ханлейта. Формально он прекратил свое существование для ордена.
        - Выезжаем на тракт, некогда мне орденскую сволочь окольными путями возить, да и мэтр ждать не любит, - донеслось снаружи.
        Впервые за все время пути лошадей пустили вскачь. На первом же ухабе пленника подбросило в воздух и с размаху приложило о заднюю стенку. Держаться внутри было не за что. Обдирая руки о шершавые доски, Хану с трудом удалось сесть поперек своей тюрьмы, уперев лопатки и ноги в противоположные края клетки. «Выедем на мощеную дорогу, будет легче», - успокаивал себя он. Но Ханлейт ошибся: щебень тракта под колесами повозки сотрясал тело противной дрожью, по полу подпрыгивали мелкие камни и мусор, которых он раньше не замечал, и норовили впиться в тело. К концу дня добавились и другие мучения.
        Эльфы открывали дырку в полу, стоило только попросить, но сейчас и верхнее окно было задраено. Кричать? Ханлейт терпел, сколько мог, прежде чем застучать в стенку. Ему не ответили. Не услышали? Пленник застучал громче. Снаружи донеслись приглушенные смешки.
        «Вот почему советник Айворт смотрел на меня с такой жалостью в последний день! Я еще в пути, а издевательства уже начались! Казематы Эрендола - не самое худшее, что могло со мной случиться!» Ханлейт стиснул зубы. Время тянулось томительно-вязко, как в бреду. Темнота тесных стенок давила осязаемо и тошнотворно - в накрепко забитом ящике не хватало воздуха. Низ живота скручивало от боли. «Я приеду в Аверну, провонявший своими испражнениями. Или не приеду. Задохнусь. Этот ящик сделали на совесть!»
        Процессия, съехав с главной дороги, остановилась в лесу, когда перевалило за полночь, но в положении Хана мало что изменилось. Он лежал на полу, ни на что уже не надеясь, пока внизу тихонько не заскрежетало. Заслонка, закрывающая маленькое отверстие в полу, короткими рывками ползла в сторону: ее открывали осторожно, боясь нашуметь. Эльф перевернулся на живот и жадно вдохнул запах земли и травы. От повозки прошуршали шаги, цепь Фионы скользнула по раме и все стихло. Вдалеке слышалось потрескивание костра, разговоры и смех: мучители расположились с комфортом, разбили лагерь.
        Ханлейт почувствовал себя лучше. Он поел, стараясь не злоупотреблять водой. Кто знает, надолго ли открыли отверстие в полу? Пленнику не дали еды, о нем словно забыли… Но уж лучше так! Хан сел и вытянул затекшие ноги - в длину клетку сделали короче его роста, как по заказу.
        - Почему эльф заткнулся? - послышался знакомый голос, - захлебнулся своим дерьмом? Да ему форточку открыли! Это ты сделала, маленькая сучка?! Больше некому.
        - Это не я! Она сама открылась!
        Фиона ответила неуверенно и сдавленно вскрикнула.
        - Не может быть! Ты гляди, как цепь на твою шею сама наматывается, а я тут и не причем!
        Заслонка дернулась.
        - Нет, не закрывайте, пусть все услышит!
        До Хана донесся звук ударов и стон.
        - Громче, стерва! Знаешь, что я сейчас делаю, эльф? Душу рыжую бестию. У нас с ней старые счеты. Мало кто любит тварей, как я люблю: над ними можно измываться целую ночь, а к утру сказать, что ничего не было. Благодарный материал.
        - Отпусти ее! Она исполняет приказ советника Айворта - сопровождать меня! - Ханлейт несколько раз ударил кулаком в стену ящика.
        - Облегчился, и голос тотчас прорезался, остроухий? «Сопровождать», ха-ха! Тебя везут, как скот на бойню. Кто такой твой советник? Здесь исполняют приказы только одного человека. Чьи? Назови имя! Ну?
        - Я тебя не знаю!
        - А я не к тебе обращаюсь, недоносок.
        - Ваши, - прохрипела Фиона.
        - Не понял.
        - Ваши, сир.
        - Не расслышал.
        - Ваши, сир Коган.
        Снова загремела цепь и закашлялась Фиона.
        - Я не планировал открывать ему форточку, а это значит, что я расстроен! Я не выношу, когда в мои приказы вмешиваются кто ни попадя! Разожгите костер под клеткой. Прошлогоднюю листву положите сверху. Рыжая, помогай!
        «Нет!» Ханлейт забился в дальний угол, понимая, что это его не спасет и спрятал лицо в рукав разодранной куртки. На дрова не поскупились: их принесли горящими и сложили прямо под отверстием в полу, а сверху бросили охапку сухих листьев вперемешку с молодой травой. Ящик мгновенно заволокло горячим дымом. Легкие Хана судорожно искали чистый воздух в ткани и не находили его, плотно зажмуренные глаза слезились. Пламя, сожрав листву, рванулось внутрь и обожгло ему босые ступни.
        - Хватит, подпалим дерево. Закройте, пусть прочувствует.
        Заслонка захлопнулась. Хан снова лег на пол. Грудная клетка требовательно сжималась, но каждый вдох был равносилен самоубийству. Не дышать пленник не мог, а пытка длилась и длилась… Ханлейт нащупал фляжку и плеснул себе на рукав. Надо было это сделать раньше, но он не догадался. Вода не помогла.
        - Он умрет! - снаружи смутно донесся голос Фионы.
        Коган довольно заржал.
        - Если эльф умрет, мэтр будет недоволен!
        - А если сдохнешь ты, мэтр даже не заметит. В следующий раз сделаешь что-либо без моего ведома, я засуну тебя к эльфу по частям. Поняла?
        - Да!
        - Ты разучилась правильно разговаривать? Научить заново?
        - Нет, сир Коган.
        - Откройте отверстия. Оба.
        Ханлейт подполз к нижней дырке. Костер выгребли, но дым был повсюду и продолжал душить. Носоглотка и горло горели, а от неудержимого кашля выворачивало внутренности. Сверху за пленником наблюдал Коган.
        - Знаешь, как называют эти камеры на колесах? «Клетки для певчих птичек». Любой, кто попадает сюда, даже если не голосист от природы, начинает петь к концу путешествия. Воздуха хватает ровно на двенадцать часов. Ну, я бы сказал, что чуть меньше. Если птичка себя хорошо вела и пела песни, открываем обе форточки. Если плохо и молчала - только нижнюю. В перерывах между песнями можешь терпеть и молиться или мочиться и вдыхать свой смрад. Оба варианта одинаково для тебя поганы, но Император, как известно, милосерден, - дает право выбора. Пока ты неразговорчив. Плохая птичка!
        Верхнее окошко захлопнулось.

* * *
        Для Ханлейта это была ужасная ночь. Отравленный дымом, он то и дело забывался коротким неспокойным сном, просыпался от боли в горле и делал глоток из фляжки Фионы. Ближе к рассвету верхнее отверстие открыли, но камера проветривалась удручающе медленно. Пленник то дышал свежим ночным воздухом под самым окном в потолке, застыв в неудобной позе, то лежал, согнув колени и глядя в светлеющее небо. К утру в ящике все еще невыносимо воняло гарью. Облизанные огнем доски пола обуглились и мазали черным, но были все такими же крепкими.
        - Птичка выспалась? - сладко позевывая, Коган заглянул в клетку.
        Убедившись, что эльф дышит, он закрыл заслонку. Кормить Хана не стали. Наконец, внизу раздался знакомый скрежет, погрузивший клетку в темноту, и повозка с пленником тронулась.
        «Сколько дней ехать до Аверны?» - прикидывал Ханлейт, - «все зависит от того, какой дорогой меня вывезли из Эрендола. Если мы едем к Ракхайну, то вниз по течению реки путь короче, дней семь-восемь, а если по главному Авернскому тракту, то и все три недели. По полям и проселкам я бы добрался верхом быстрее, но повозке по целине не проехать. Неужели - все же главная дорога?»
        Ответ на свой вопрос он получил в конце бесконечно-длинного дня в темноте.
        - Сир Коган, поворачиваем к пристани?
        - Нет. Мэтр предупреждал, что Ракхайн нынче опасен. Лично я свою душу от скверны поберегу. По главному тракту двинем, будь он неладен!
        Повозка, замешкавшись было, двинулась дальше. Хан лег на пол, раскинув руки в стороны - можно и так, если клетку будет бросать из стороны в сторону, то он успеет вовремя упереться в стены и не разбить лицо.
        «Я сам во всем виноват», - думал Хан, - «я берег свою вымышленную „честь“, как скряга бережет деньги, пряча их под матрасом и боясь потратить. Я перестал быть Хранителем, но кем я стал? Разбойником. Это ли достойная замена службе ордену? Будь я хоть трижды несогласен с политикой Императора и гадкой ролью наемных убийц, которую взяли на себя Хранители, я сделал хоть что-либо, чтобы изменить порядок вещей? Ничего, хотя у меня был шанс! Почему я не убежал с Моргватом в ту ночь, когда мы подменили сферу?! Мне потребовалось восемь лет, чтобы оценить поступок архонта. Отдать свой меч! Вот где настоящая преданность стране и своему предназначению! А за что боролся Гервант? За возможность набить себе брюхо. Мы оба, и я, и нелюдь, считали себя жертвами, а саму жизнь - несправедливой мачехой, и забирали все, что могли утащить, считая, что имеем на это право. Мы были ничем не лучше легионеров или карателей, - также грабили и убивали тех, кто слабее. И вся братия Герванта понесла заслуженное наказание - кто-то раньше, кто-то позже, а теперь - моя очередь, я - последний. И моя кара будет самой жестокой, потому,
что я хуже их всех, вместе взятых: я понимал, что творил, но был настойчив в своей ненависти к миру и в злости на себя самого».
        Те силы, что с рожденья мертво спали
        В оковах верности святой архонтской стали,
        Услышав зов запретный, пробудятся.
        Им будет ведом страх и похоть, пожаров дым и вонь гниющей плоти
        Бездушных тел, что скверне подчинились.
        Накроет мир пороков покрывало,
        Огонь мечей померкнет, словно не бывал он.
        Строки пророчества святого Ариеса… «Один меч архонта погас благодаря моей глупости, а его хозяин затерялся на просторах Эймара. Пока Моргват жив, но что он может без своего оружия? Благодаря таким, как я или Гервант, сбываются самые страшные предсказания: мы способны на многое, но тратим силы понапрасну и гибнем также бездарно, как жили».
        - Почему молчишь, эльф? - громко спросил Коган, прерывая раздумья Ханлейта, - уговор помнишь? Я хочу песню. На харматанском. Ну?
        В стенку забарабанили.
        - Уснул что ли? Впереди деревня, надо бы нам крысу.
        «Зачем ему крыса? Это в тюрьме подсаживают предателя в камеры…» Клетка была в пути уже долго, и Хану стало тяжело дышать. Во тьме перед его открытыми глазами плясали блестящие точки, а в голове стоял неясный гул. Вода закончилась. Ханлейт был бы рад любой остановке, лишь бы тряска прекратилась. Наконец, его скромное желание сбылось: процессия сделала остановку. Пленник в изнеможении распростерся на полу, чувствуя, как ноет тело, избитое дорогой.
        Растворилось верхнее окошко, но не успел Ханлейт зажмуриться от света, как внутрь клетки что-то бросили и снова закрыли заслонку. Хан услышал скрежет коготков по дереву. Крыса - это… именно крыса. Даже две. «Я могу придавить их своим телом. Они бросятся на меня, когда поедем. В темноте я смогу найти их только на ощупь!»
        - Правь на те колдобины! - распорядился Коган.
        Хан сел и поджал ноги. Клетку тряхнуло, и по его ступне пробежали маленькие лапки. Ханлейта передернуло от отвращения, но это было только начало. В темноте подпрыгивающего ящика он потерял представление, где верх и где низ, Хана подбрасывало и перекатывало, как погремушку: он бился то о заднюю стенку, то о переднюю, не успевая закрывать руками голову. Пару раз под боком пискнуло, острые зубы прихватили куртку, царапнули кожу. Ханлейт схватил крысу почти случайно и размозжил ее об пол, не пожалев свой кулак.
        - Эй, как там - весело? - злорадствовал Коган, стуча по клетке снаружи, - правь колесом по обочине!
        Повозка накренилась. Ханлейт и вторая крыса встречались несколько раз, но она оказалась удачливее. Падая сверху, пробегая по телу и кусаясь, крыса исчезала снова, и пленник никак не мог ее поймать. Хан взмок от пота и задыхался, он хотел вдохнуть поглубже, но не мог - внутри «клетки для певчих птичек» остались только запах дыма, серый призрак и хриплые всхлипы, похожие на рыдания. Ханлейт не сразу понял, что таким стало его дыхание.
        «Моран. Свет! Почему я так медленно соображаю?» Амулет, зажатый в руке у самого лица, светил ярко, но на полу валялась только дохлая крыса, а живая исчезла. Хан нашел ее через некоторое время: она сидела на стене под потолком, вцепившись в дерево когтистыми лапами, похожими на костлявые пальцы, и зло смотрела блестящими бисеринками черных глаз. Схватив крысу, Хан со всей силы крутанул ее в ладонях, выворачивая голову. Теплый комок в его руках обмяк, как тряпка. Ханлейт отбросил грызуна и потерял сознание. Аммонит погас.
        Хан пришел в себя не скоро. Клетка не двигалась, наверное, остановилась на ночь. Голоса снаружи доносились глухо.
        - Я все расскажу мэтру, когда приедем! - возмущенно говорила Фиона.
        - Сам расскажу. Мэтр будет в восторге!
        - Прошло больше двенадцати часов! Он умер!
        - Без моего приказа не сдохнет. Отоприте.
        Загремели обе заслонки. Коган залез на раму и подсвечивал себе факелом. Ханлейт нащупал амулет и зажал в руке.
        - Жив. Эрендольский убийца… крыс. Завтра будешь петь?
        Хан молчал, за него ответила Фиона:
        - Он не будет! Он смелый и сильный!
        - Это ненадолго, рыжая.
        - Ты должен привести эльфа живым, иначе мэтр…
        - Его - да. Тебя - нет. Поняла?
        - Я не боюсь!
        Коган спрыгнул на землю.
        - Опять забыла правила этикета? Я - твой господин, мерзавка!
        - Не ты! Я слушаюсь только мэтра!
        - Вот, опять. Твой господин - тот, у кого эта штука. Ты видишь здесь своего «мэтра»?
        «Какая штука? А, у него „ключ“ от прежнего владельца одержимой. Какой-то предмет». Ханлейт подполз к отверстию в полу и столкнул убитых крыс вниз. Он ничего не решал и, вступившись за Фиону, мог только навредить ей.
        - Так как меня зовут, ведьма?
        - Сир Коган.
        - Кто я?
        - Мой хозяин.
        Что-то хлопнуло, совсем как пощечина. А потом - еще и еще.
        - Сир, вы бы с ней осторожнее. Вы же знаете, кем была девка…
        Пленнику остались только голоса. Некто, не имеющий лица, предостерегал всемогущего Когана.
        - Об этом никто не помнит, включая мэтра Эверона. Просто тварь. Верхнее окно закрыть.
        А теперь было имя ария, но оно ни о чем Ханлейту не говорило.

* * *
        Следующий день - и снова душная темнота, невидимые дорожные рытвины и свет далекого архонта в амулете. Фиона не заговаривала даже на привалах. То, что одержимая следует рядом, Ханлейт знал по позвякиванию ее цепи - девушка то ехала вместе с возницей, то шла рядом с повозкой. Пленника не заставляли петь, не кидали крыс, но и не кормили, а оба окна оставались закрытыми. Хан безвольно перекатывался в своем ящике, не пытаясь сесть. Иногда он терял сознание, и так путь становился короче. Прошло двое мучительных суток. О том, что наступал вечер, Ханлейт узнавал по дуновению свежего ветра, врывавшегося в клетку из открытых окошек.
        Как сейчас… В маленьком отверстии над головой высилось звездное небо. Хан лежал на спине, раздавленный слабостью - голод, обезвоживание и нехватка кислорода постепенно сделали свое дело. Вблизи повозки зашуршала трава - кто-то сел, привалившись к колесу. Пленник не мог видеть ничего, кроме стен своей тюрьмы, но он привык смотреть ушами, ловя малейшие звуки извне, так, как это делают слепые.
        - Фиона, ты? - спросил Ханлейт шепотом.
        - Я.
        - Кто такой мэтр Эверон, к которому меня везут?
        - Жестокий человек.
        - Хуже Когана?
        - По-другому. Мэтр - умный.
        Фиона называла глупцами всех, и такая неожиданно-высокая оценка умственных способностей ария не предвещала ничего хорошего.
        - А я думал, меня везут к Императору.
        - Тебя везут к Императору, - глубоко вздохнув, повторила Фиона, - но иногда дорога бывает длинной.
        - Император - это мэтр Эверон?
        - Эльф, тебе совсем плохо? Конечно, нет!
        - Меня зовут Ханлейт, Фиона. Ты знаешь мое имя, но упорно называешь «эльфом».
        - Мы не зовем по именам тех, кому суждена смерть. Так наказал мэтр. И он прав, - сказала она бесцветным голосом.
        - Запри меня, и к утру все закончится.
        - Нет. Твоя жизнь будет настолько долгой, насколько я смогу ее поддерживать.
        - Это - не жизнь, Фиона.
        - Но и не смерть. Она - конец всему: ты перестанешь дышать, а я перестану надеяться. Забыл топор палача и двор тюрьмы Эвенберга? Я - нет! Я не хочу с тобой прощаться дважды.
        - На что ты надеешься? Зачем я тебе?
        Фиона не стала отвечать, а Ханлейт задумался: когда он не видел ее расширенных зрачков и не чувствовал жутких прикосновений, девушка казалась обыкновенным человеком, более того, она была не глупа.
        - Я запретил болтать и отираться с ним рядом, - раздался окрик Когана, - как тебя наказать за то, что снова открыла рот?
        - Не знаю, сир Коган, - покорно сказала Фиона.
        - Не будь ты тварью, я бы счел тебя годной для любовных утех. Говорят, рыжие горячи в постели. Я проверял, но все масти баб одинаковы. Может, мне попадались не те шлюхи? Я не чистоплюй, могу и попробовать! А?
        - Как пожелаете, сир Коган.
        - Вот, теперь ты отвечаешь правильно. Нет, не желаю. Ты слишком отвратительна. Но я развлекусь по-другому, так, как нравится мне. Какая длинная цепь! До огня хватит.
        Раздался хлопок и лязганье - свободный конец цепи бросили в костер. Фиона вскочила и зарычала.
        - Не трогай ее! - Хан несколько раз стукнул в стенку ящика.
        - Давно дыма не нюхал, птичка? Синяки на девке долго не держатся, проверим, как ей пойдут ожоги. А почему вы такие друг к другу заботливые?
        Человек взобрался на раму и уставился вниз, на пленника. Костлявое лицо с темными глазами навыкате осветил огонь фонаря, и Хан впервые рассмотрел Когана. Нет, они не встречались в прошлом и не имели повода считать друг друга врагами. Поведение мучителя, скорее всего, объяснялось природной склонностью к насилию. Оглядев Ханлейта с головы до ног, он мерзко осклабился и выдал:
        - Я мечтаю о встрече с тобой эльф, я тебя хочу, как самую сладкую девку, что есть на свете. Ты для меня - лакомство в атласной коробке с бантиком, которое приберегли на праздник. А когда я тебя оттуда вытащу, ты проклянешь свой день рождения. Я узнаю твой запах, вымою руки твоей кровью, буду слушать твои крики, смотреть в твои глаза, полные боли. Я надеюсь, что это будет долго, я молю Создателя, чтобы ты не сдох сразу.
        Коган подмигнул пленнику и глубоко вздохнул, предвкушая грядущие удовольствия.
        - Зачем ты выбросил крыс? Что ты намерен есть теперь? Грызть свои пальцы?
        «Он не даст мне умереть по дороге, я приеду в Аверну обязательно. А пока от этого чудовища меня защищает ящик. Напрасно Айворт отменил казнь!» - запоздало понял Хан.
        - Молчи, эльф, молчи дальше. Трудные задачи заводят меня еще сильнее. До встречи, любовь моя!
        Человек исчез вместе с фонарем.
        - Накормите птичку, дайте воды. Нет, лучше - тиверского, - с него похмелье краше. И пусть подышит вволю всю ночь.
        Внутрь клетки скинули бурдюк с вином, хлеб и жареное мясо. Ханлейт не пошевелился. Вот так он сможет помешать планам Когана! Если не есть и не пить, то живым до столицы пленник не доедет. За ним опять наблюдали.
        - Он жрет?
        - Нет, сир.
        - Передай эльфу, что я люблю его еще больше. Имей в виду, Хранитель, будешь упираться, я раскую твою тюрьму в ближайшей деревенской кузне и накормлю насильно через оба прохода. Мэтр поймет, что я действовал по необходимости. Так мы встретимся на несколько дней раньше. Уяснил ситуацию?
        - Ну, девка, намотать тебе цепь на шею? Она уже тепленькая! - обратился Коган к Фионе.
        - Нет, сир Коган.
        - Почему? Ночами свежо, согреешься!
        - Это больно, сир Коган.
        - Я знаю. Но я не слышу мольбы в твоем голосе.
        - Я умоляю вас, сир Коган.
        - Не верю. Не хватает страсти в просьбе и слез. В тебе всего-то красного - только кровь и волосы. И целая бочка злобы.
        Коган потянул за цепь, а Фиона закричала, хватаясь руками за повозку:
        - Я убью тебя! Я заставлю твою кровь кипеть, как смола в котле! Я буду убивать тебя медленно!
        - Эльф, ты слышишь? Здесь все любят зверства, и только ты один - настоящая жертва. В Эрендоле тварь отбилась от рук окончательно. Еще один урок пойдет ей на пользу, - добавил он.
        Заскрежетала цепь, но Фиона не издала больше ни звука.
        «Она умеет терпеть, притворяться и ненавидеть. А я - смогу ли?» - думал Ханлейт, - «сколько я себя помню, я уклонялся от всего, что было мне противно, избегал любого подчинения, любой зависимости. Я сделал отрицание смыслом жизни. Не самая достойная цель… А теперь мне предстоит выбрать, как завершить свои дни: рассказать на допросе арию все, как последний трус, или сопротивляться, продлевая свои страдания».
        Ханлейта никогда прежде не пытали серьезно. Били - да, оставляли в цепях в подземелье Эвернберга, но не кромсали и не уродовали. Как далеко Коган и неизвестный арий могут зайти? Чутье подсказывало Хану, что очень далеко и это было страшно.
        «Я должен сделать хоть что-то стоящее. Или, следуя своей же логике, не делать ничего, что поможет моим врагам. Я буду молчать. Я смогу!» - решил Хан.
        Железная башня
        Ханлейт потерял счет дням и почти обрадовался, когда по шуму снаружи понял, что повозка въехала в большой город. Прикидывая время приблизительно, он недоумевал, почему они добрались до Аверны настолько быстро. Ящик перестало трясти на колдобинах, лошади звонко цокали по добротной, ровной мостовой. Пленника везли по оживленным улицам на потеху зевак, гадающих, какая же неведомая птица едет в наглухо забитой «карете».
        - Посторонись! С дороги! - то и дело орали люди Когана, норовя огреть плетью всех встречных и поперечных.
        Хан решил посмотреть на свет Моран в последний раз - наверняка Коган отберет амулет, как только вытащит пленника. Привычно перевернув ловушку для архонта перед глазами, Ханлейт не увидел знакомого холодного сияния. Промелькнула золотая искра полузабытого архонта Моргвата и погасла. Все. Не поверив в случившиеся, Хан потряс амулет несколько раз. «Аммонит сломался!» - решил он, ощупывая ракушку. Повреждений не было. «Но он горел еще вчера ночью! И сегодня утром. И всегда! Моран не могла умереть, это неправда!»
        «Правда! Все умирают», - насмешливо ответила кромешная тьма ящика. Любимой женщины, мысль о которой поддерживала Ханлейта все эти месяцы, не стало… Не будет встречи. Не кого ревновать, не о ком думать ночами, не кого представлять живым и желать счастья. Мир опустел, у Ханлейта не осталось ничего, кроме собственной жизни, в тот же миг ставшей ненужной обузой. В недоумении Хан вытер влажную щеку и посмотрел на свою ладонь, будто мог разглядеть в темноте следы слез. Надев амулет на шею, он прислонился к стенке и закрыл глаза.
        Повозка прогрохотала под толстыми сводами арок, лязгнули ворота, разбили цепь Фионы, сковывающую ее с клеткой на колесах, отдал приказы Коган, процокали лошади охраны, - Хан не слушал. Его вернули к реальности тяжелые ритмичные удары, сотрясающие ящик, - это снимались листы железа, закрывающие вход. Что он увидит? Резиденцию Императора в Аверне? Городскую тюрьму? Да какая разница… Торец ящика с грохотом упал на землю, и внутрь хлынул дневной свет.
        - Выходи, радость моя, если сможешь, - раздался голос Когана, - мне не терпится разглядеть тебя как следует.
        Ханлейт подтянулся к краю, свесил ноги и встал на твердую почву. Перед глазами поплыли разноцветные круги, но Хан устоял на ногах и отпустил повозку. На земле валялась цепь Фионы. Сама девушка исчезла, как и эскорт. Пленник и Коган были одни в каменном дворе.
        - Красавец! - восхищенно присвистнул Коган, обходя вокруг Хана, как вокруг удачно купленной лошади, - обычно я имею дело с худосочными остроухими с озер. Они дохнут быстро и бездарно, но с тобой мы проведем время весело. Я не буду тебя связывать, к чему формальности? Иди вперед, бежать здесь некуда.
        Ханлейт, пошатываясь от слабости, пошел, куда было указано. Щурясь от солнца, он безразлично осмотрел высокие стены и башню. Сложенная из серого камня, издали похожего на сталь, она возвышалась над двором, упирая в небо острые зубцы. «Это - не Аверна. Железная башня - крепость карателей. Я в Велеграде!» - это открытие испугало бы его день назад, но сейчас Хану было не важно, куда его привезли.
        Пленника повели не наверх, а вниз. Каменные переходы казематов здесь были шире и длиннее, чем в Эвенберге, а ряды бесконечных камер закрывали глухие двери без решеток. Но Хана вели мимо них, - для него приготовили нечто особенное.
        - Добро пожаловать, эльфийская сволочь. Смотри под ноги.
        Коган втолкнул Хранителя в просторное помещение, хорошо освещенное факелами по стенам. Хан сразу же споткнулся, но каратель не дал ему упасть, схватив сзади за одежду. Пол камеры был не каменным и не деревянным; его сплошь покрывала стальная решетка с частыми переплетами, а под ней угадывалась пустота. С потолка свисали цепи и приспособления, один вид которых вызывал ужас, по стенам были развешаны орудия пыток; среди них плети с железными наконечниками выглядели самыми безобидными.
        - Иди к центру, - скомандовал Коган.
        Каратель несколько раз прокрутил колесо, опускающее с потолка деревянный брус с вмурованными наручниками.
        - Подними руки.
        Запястья Ханлейта обхватила сталь пыточного механизма, а Коган снова подтянул брус повыше, чтобы эльф смог стоять на цыпочках. На этом приготовления завершились: узник Железной башни повис посреди большой комнаты в ожидании своей незавидной участи.
        - А вот теперь - мое приветствие!
        Коган ударил в солнечное сплетение Хана коротко и профессионально и с удовлетворением понаблюдал, как к эльфу не сразу вернулась способность дышать.
        - Я тебе еще не объяснил, почему я так рад нашей встрече? Знакомый знак, а?
        Засучив рукав, человек поднес к лицу Хранителя свое запястье с грубо сделанной татуировкой: перекрещенных стрелы и магического посоха. Хуже, чем Железная башня были только ее обитатели, и у одного из них на Хана имелся зуб. Но Ханлейт не понимал, к чему все эти прелюдии. Коган не стал задерживать с объяснениями:
        - Узнал картинку? В лесу у Вишемира ты прикончил моих людей! Помнишь их имена, гаденыш? Не думаю! Но я заставлю вспомнить всех до единого! Называй это личной заинтересованностью. Мне наплевать, чего хочет от тебя мэтр, у нас с тобой будет своя свадьба, ничем не хуже!
        Хан вспомнил раннее утро, первые лучи рассвета над лесной поляной под Вишемиром и свой самоубийственный побег. Он перебил всех сопровождающих его карателей, и, раненый отравленным оружием, едва выжил сам. «Гервант и Гвидо нашли и вылечили меня, а теперь мертвы. Пришла моя очередь», - подумал Ханлейт, смотря в пол. Глубоко внизу за толстыми прутьями решетки поблескивала вода, пахло мокрыми камнями. Факелы, потрескивая, грели влажный спертый воздух; рукам было жарко, а ногам - холодно. Итак, Хан в цитадели имперских карателей и для них он - тоже предатель. Но, в отличие от эльфов ордена, у обитателей Железной башни чести нет. Людям, вроде Когана, само ее понятие незнакомо. В отряды головорезов набираются отбросы общества со всего Эймара, для вступления в их ряды необходимы всего два качества: звериная жестокость и преданность Императору. Или только первое и маломальская сообразительность, что без второго ты автоматически становишься жертвой своих же сотоварищей. Пытки, допросы, казни, шпионаж и показательное устранение всех неугодных - вот на чем специализировалось это хорошо организованное, сытое
воинство.
        - Молчишь? Я видел, как ты порезал их на куски, я был там. Мои люди валялись в траве, облепленные мухами и пожираемые червями. Я узнал, какие раны может наносить меч Хранителя, острый, как бритва цирюльника, - продолжал Коган, подходя к стене и перебирая жуткий инвентарь.
        - Но не только ты так чисто работаешь, мой милый. Я тоже умею многое, вот и отточу свои навыки на твоей эльфийской шкурке. Мой батюшка-кожевник, да трижды помянет демон его имя, заставлял меня, мальца, снимать шкуры с падали. Знаешь ли ты, как воняет дохлый козел недельной давности? Нет? Как три отхожих места и городская свалка в придачу. Но я почти полюбил свою работу! Одно в ней расстраивало: трупы молчали, как бы я их не кромсал. А ты доставишь сиру Когану настоящее удовольствие? Не пел в клетке, так будешь выть здесь, а я послушаю.
        - Никакой ты не «сир», - сказал Хан, понимая, что наносит сыну кожевника самое тяжкое из мыслимых оскорблений, - ты - последнее отродье с помойки, нанятое за деньги на грязную работу.
        - Как и ты, эльфийский выродок! Думаешь, между нами велика разница? Да, она есть: у меня вся жизнь впереди, а ты скоро завоняешь, как падаль!
        Каратель подскочил к Ханлейту, намереваясь ударить, но внезапно спертый воздух камеры освежил порыв ветра. Он появился, как последнее прости потерянной свободы, словно кто-то открыл невидимое окно и впустил морской бриз, веющий за сотни верст от Велеграда. Ханлейт удивился и вдохнул полной грудью. Коган замолчал и оглянулся на заколыхавшуюся занавеску из черной непрозрачной материи, которую Хан вначале не приметил. Она закрывала вход в другое помещение, а палка, привязанная снизу, не давала ветру отбросить ткань в сторону. За ней кто-то был.
        - Выйди, Коган.
        - Да, мэтр.
        Обращение «сир» не прозвучало, но каратель почтительно поклонился занавеске и ретировался за дверь. Некоторое время за Ханом наблюдали из-за преграды, прозрачной с обратной стороны.
        - Итак, тебя зовут Ханлейт ланн Кеннир, - утвердительно сказал арий, - ты - Хранитель древа Агнара и миротворец по-определению, но состоял в анклаве ассасинов. Ты умудрился предать одновременно и орден, и Императора. Передо мной стоит прирожденный лжец и отступник.
        Да, так и есть. Хан хранил молчание, ответа не требовалось. Почему «мэтр» не показывается? Пленнику достался только его голос: негромкий, мягкий, но четкий. Многие бы сочли его приятным. Значит, не рыком и не хрипом будут отдаваться приказы о пытках?
        - Я буду говорить редко, Хранитель, я предпочту слушать. А ты уже сам решай, что именно - твои слова или стоны. О чем я хочу узнать? Твои мысли на эту тему, если они есть.
        - Не знаю.
        - Этот ответ я слышу самым первым от всех и всегда. И снова разочарование. Коган! - громко позвал арий.
        - Мэтр?
        Каратель, поджидающий за дверью, появился в ту же секунду.
        - Раздень его.
        «Меня сейчас отвяжут» - подумал было Хан, но увидел гадкую ухмылку Когана. Каратель многозначительно поднес к лицу Ханлейта нож для разделки туш с толстым кривым лезвием и крючком на конце.
        - В этой жизни тебе больше не понадобятся тряпки, Хранитель. Ты перед нами будешь голый, как душа грешника перед судом Создателя.
        Поддев шов куртки на плече Хана, он дернул, разрывая ткань. Разрезал рукава и пояс. Коган методично работал ножом, пока на эльфе не осталось ни клочка одежды, только амулет на шее.
        - А это тебе зачем? Мэтр, у него ловушка для архонта!
        - Сними.
        Каратель сорвал амулет и положил в карман. Отбросив лоскуты ткани подальше пинком ноги, он отошел на два шага, любуясь делом рук своих. Бледный от унижения Хан смотрел в пол, на железные пластины решетки, скрепленные болтами в местах соединения.
        - Какой прекрасный представитель рода эльфийского! Какие хорошие волосы! Жаль, недостаточно длинные, как обычно вы, остроухие, любите. Я бы хотел взять на память твою косу и повесить у себя в спальне, чтобы девкам, что туда заходят, было стыдно за свои растрепанные патлы.
        Коган подергал неровную челку пленника, отросшую за месяцы заключения и падающую на глаза.
        - А как у нас с зубами?
        Он приподнял ножом верхнюю губу Хана, не обращая внимания на кровь, хлынувшую из ранки.
        - Отличные! Ты разойдешься на сувениры, эльф. Каждому, кто захочет, достанется кусочек!
        - Приступай, - раздался спокойный голос ария, обрывая поток издевательских оценок Когана.
        - С удовольствием, мэтр!
        Каратель обошел Ханлейта, остановился за спиной и провел костяной рукоятью ножа по стволу древа, изображенному на позвоночнике.
        - Искусная работа. Снимая с тебя шкуру, я постараюсь ее не сильно повредить. Какой из символов тебе не нравится больше всего? Я ненавижу верхний - ползучие гады отвратительны, а архонты и их мечи - еще поганее. Но его я бы оставил напоследок, перед тем, как перерезать твою шею. Может, выберешь сам: кабан, кошка, птичка? А? Недолго тебе осталось помалкивать!
        Ханлейт вздрогнул от острой боли: нож мясника поддел кожу под лопаткой слева, обводя первый символ. Дикая лошадь - символ Карии… С нее началась пытка.
        - В тебе совсем нет жира, - комментировал Коган, - поэтому, крови будет много, да и мне придется постараться, чтобы не попортить картинки. И кожа тонкая. Да, задал ты задачку, эльф!
        Хану казалось, что его тело поддается лезвию с чуть заметным, отвратительным хрустом. Или это факелы трещат? Красные струйки потекли вниз по бедрам, защекотали ноги, словно не были частью самого Хана, а чем-то чужим, посторонним. Кровь собиралась на решетке в лужицы и беззвучно капала в бездонную пропасть. Что там, под металлическим полом, кроме темноты? Коган работал не торопясь. Символы на спине Ханлейта, задуманные как знаки особой избранности, становились источником жестоких страданий.
        Минуты боли имеют свойство растягиваться до бесконечности. Но внутренним взором Ханлейт видел не камеру пыток, а комнату ваньярской гостиницы, согретую огнем камина; жалел не свое изувеченное тело, а счастливые дни и минуты, навсегда ушедшие в прошлое. Моран любила прикасаться к его коже, водить пальцем по рисункам, обводя их контуры и изгибы ветвей дерева; она дотрагивалась нежно и бережно, словно боялась стереть краску. Никогда это не повторится!
        Как тихо в камере. Как солоно во рту. Как плохо заканчивается жизнь: позором и болью.
        - Я оглох, эльф? Почему я тебя не слышу? Мэтр, он отключился!
        - Он в сознании, - без эмоций ответил арий.
        - Точно. Ничего, я и не таких упрямых разговаривал! Оцени результат, остроухий: получилось очень даже!
        Коган поднес к лицу Хана окровавленную руку с куском плоти, но тот закрыл глаза.
        - Смотри, выродок! - каратель ткнул острием ножа в подбородок эльфа, - раны от твоего меча были куда глубже! Продолжим?
        - На сегодня достаточно. Коган, ты свободен.
        - Да, мэтр. А ты рано обрадовался, Хранитель! Ноги не устали? Ты завоешь, когда повиснешь на руках и растянешь рану. Вот это будет боль!
        Каратель посмотрел на жертву со смесью страсти, ненависти и сожаления и покинул пыточную, загремев ключом в замочной скважине с обратной стороны. Ханлейта мучило каждое случайное движение, даже дыхание. Икры затекли, лодыжки болели от напряжения. За занавеской было тихо, но Хан чувствовал, что арий все еще там. Что ему нужно? Хочет посмотреть, как пленник корчится?
        - Зачем тебе амулет, эльф? - спросил Эверон.
        - Это подарок, - прошептал Хан.
        У ария был отличный слух - он услышал.
        - Чей? Аммонит подарен не архонтом - они их не носят, а тебе был нужен для какой-то цели. Для какой? Я не верю в бесполезные дары, Кеннир.
        На эти вопросы Хан не стал бы отвечать под самыми страшными пытками. Быстрее бы все закончилось! Эверон умел делать правильные выводы:
        - Хранитель, ты хочешь умереть как можно скорее, но в Железной башне умеют не только калечить, но и лечить, поэтому ты проживешь ровно столько, сколько нужно для дела. Мечтай о могиле, если тебе так легче. Ты далек от покоя, пока мне интересен. Обдумай это.
        В глубине подземелья щелкнул замок - Эверон ушел. Ханлейт остался в одиночестве. Некоторое время он боролся со своим телом, переступая по решетке заледеневшими пальцами ног и поскальзываясь, понимая всю напрасность этих усилий. Коган не врал - повиснуть на руках - ужасно больно. Настолько, что Хан не сдержался и закричал. Никто не услышал, это хорошо.

* * *
        Ханлейту казалось, что все часы в мире остановились, настолько медленно тянулось время: оно жарилось в огне факелов, металось в бликах пламени на стенах и засыхало твердой коркой жажды на губах. Сознание не было ясным, но и спасительное небытие запаздывало. Коган появился в пыточной после полуночи и сразу же направился к механизму, опускающему брус с наручниками. Он вертел колесо до тех пор, пока колени пленника не коснулись пола.
        - Его звали Сайрус, - заговорил он, продолжая ранее начатый разговор, - рыжий такой, помнишь? Служил под моим началом шесть лет. Было у него одно достоинство - хорошая выдержка. Никогда не блевал. Не все так крепки на желудок, особенно по первости, а Сайрус был кремень. Любили мы с ним поработать, а потом вместе выпить. Да, что говорить, пили на работе, вот в этой самой камере. А потом он мне задолжал три золотых. Поэтому мне жаль Сайруса больше остальных: я потерял деньги.
        Коган снял со стены цепи и приковал Хана к решетке пола за щиколотки, а запястья освободил.
        - Оцени, эльф, как здесь все продумано. Это мэтр Эверон старается! Раньше Железная башня походила на отхожее место, а теперь каждая наша пытка - это искусство. Но я отвлекся. Так ты вспомнил Сайруса?
        Ханлейт смотрел на свои руки, сложенные на коленях: хватит ли у него силы прикончить Когана? И понимал, что не хватит. Спину защекотали капельки крови, вытекающие из потревоженной раны. Сидеть на решетке было неудобно - железо так и впивалось в голое тело. Каратель опустился на корточки и приподнял голову эльфа за волосы.
        - Я должен тебя накормить, любовь моя. Поразвлекаемся еще?
        Попытаться стоило. Ханлейт ударил Когана кулаком в шею, увы, не так сильно, как мог бы раньше, но достаточно быстро, чтобы человек не успел увернуться. Этот удар оказался первым и единственным, эльф оказался на решетке в мгновение ока: каратель повалил его навзничь и начал избивать. Окончания побоев Хан не дождался - потерял сознание. Очнулся он на боку, щекой на металле, вдыхая влажный смрад снизу. Руки оказались также прикованы к полу, как и ноги, при желании Ханлейт мог встать на четвереньки, но он не шевелился, просто открыл глаза. Коган был рядом и ждал.
        - Ну и мразь же ты. Живучая, подлая мразь. Сайрусу ты распорол брюхо. Знаешь, что я сделаю? Проверю твои кишки на выносливость. Пить хочешь? Будет тебе вода, пей досыта, не захлебнись только!
        С этими словами Коган потушил весь свет, кроме одного факела, и вышел, хлопнув дверью. Ханлейт лежал и думал, глядя в пространство перед собой. «Выдержка - одна из самых важных черт Хранителя, а ты ее лишен», - однажды сказал советник Айворт. «А теперь я должен всецело полагаться на качество, которым не обладаю», - думал Хан, - «я не философ и не стоик, я не разбираюсь ни в людях, ни в эльфах, я даже в лошадях ничего не понимаю, по мнению Моргвата. Не надо было нападать, надо было игнорировать! Моран была в казематах Готы и притворилась немой… Я не способен на такое. Она была сильнее меня». Вспомнив потухший амулет, Хан попытался усилием воли заглушить ноющую боль в сердце. Болело все тело, но пленнику казалось, что его беспокоит именно сердце.
        Внезапно из недр крепости донесся гул. Каменные стены сотрясла мелкая волна вибрации, как от отдаленного взрыва, решетка начала подрагивать, а снизу дохнуло вонью сильнее, чем обычно. Что-то приближалось: мощная стихия неслась по тоннелю под полом, билась о стенки, вскипала отходами пыточных, выплескивалась наружу через переплеты решеток. Железная башня открыла шлюзы, чтобы воды Ракхайна ее очистили.
        «Меня утопит! Я искупаюсь в этой пакости целиком!» Брезгливость оказалась сильнее боли - Хан поспешно встал на колени. Но не прошло и нескольких минут, как его руки и ноги погрузились в омерзительную жижу. Вода, поднявшись чуть выше решетки, успокоилась и неспешно потекла по ее поверхности. Она становилась все чище и прохладнее. Наверное, ее скоро можно будет выпить, если нагнуться и приникнуть губами… Или хотя бы намочить их. «Пить нельзя! Я заболею. Чем только я не могу заболеть!» - подумал Ханлейт и не пил, только болтал в воде ладонями, чтобы отмылись поскорее. Он понимал, насколько грязен сам, но после такого «купания» почувствовал себя еще гаже.
        До того, как у Хана от холода окончательно онемели конечности, напор воды уменьшился, а ее уровень опустился ниже решетки. Поток иссяк, и камеру пыток наполнил звук капель, срывающихся с пола в лужи тоннеля. «Как здесь все продумано! Таланты мэтра Эверона нашли свое наилучшее применение!» - с бессильной злостью думал Хан, дрожа всем телом. Вот кого стоит опасаться, а вовсе не Когана!
        Каратель появился под утро и привязал Ханлейта в первоначальное положение, но на этот раз пленник стоял на полу не на цыпочках. Коган вышел, а о появлении ария в соседней комнате Хан догадался по порыву морского ветра, снова прогнавшего тухлую сырость подземелья.
        - О чем тебе говорит имя «Моргват», эльф? - спросил арий вместо приветствия.
        «Начался допрос. Вчера со мной знакомились и показывали возможности. Будь ты проклят, мэтр! Конечно, мне о многом говорит это имя, я же сам притащил его меч! Но я не знаю, о чем сообщил советник Айворт в Аверну, а о чем - умолчал. И что я должен ответить?!» Ханлейт не проронил ни звука.
        - Отсюда я прекрасно вижу выражение твоего лица, Кеннир: ты не из тех, кто умеет скрывать свои эмоции. Будет проще, если ты ответишь на очевидные вопросы и не будешь страдать от собственного запрета раскрыть рот. Хочешь обозвать меня как-нибудь? Давай, выскажись. Тебе станет легче.
        Провокация Эверону удалась:
        - Почему ты не показываешься? Страшно взглянуть мне в глаза?
        - Не страшно, просто незачем, - мягкий голос ария не изменился, - а теперь несколько слов об архонте. Слушаю.
        - Я его убил, разве не очевидно?
        - Как именно?
        - Порезал своим оружием.
        - И Моргват добровольно отдал тебе свой меч, - сделал арий неожиданный вывод.
        - Он не отдавал! - вскричал Ханлейт, напрасно вглядываясь в черную занавеску.
        Утвердительная интонация Эверона взбесила Хана при первой же встрече. Вот как арий действует: он сам отвечает на вопрос и смотрит на реакцию пленника - угадал или нет. Сопротивляться такому приему было сложнее, чем молчать под пытками. Арий в два счета удостоверился, что Хан не убивал архонта. Как он догадался?!
        - Тебя кормили вчера вечером? - спросил Эверон после долгого молчания, - не веди себя глупо, эльф. Вопрос простой. Так кормили?
        - Нет.
        - Поили?
        - Нет.
        - Ты пил тюремную воду, когда открыли шлюзы?
        - Нет.
        - Ты знаешь иные слова, кроме «нет»?
        - Нет!
        - Ты хочешь умереть сегодня?
        - Да!
        - Вы договорились с Моргватом о подлоге сферы заранее?
        - Мы не о чем не договаривались!
        - О вашей сделке знал советник Айворт?
        - Он не знал!
        - Так это был другой Хранитель.
        Эверон снова констатировал факт, на этот раз несуществующий. Ханлейт почувствовал себя обманутым.
        - Никого не было, только я!
        - Ты единственный Хранитель ордена, Кеннир?
        - Хочешь опять услышать «нет»?
        - Ты мне перечислишь имена всех, кто выезжает на задания из Эрендола.
        - Я не предатель!
        - Ты - предатель. Ты предал свой орден, так иди же до конца, а не застревай на полпути, как трус. Твое упрямство нелепо.
        Хан вглядывался в черную ткань, пытаясь разгадать, что за человек за ней скрывается. Эверон ни разу не повысил голос, не вышел из себя. Казалось, арий ведет допрос без определенного плана и ни на чем не настаивает, но он добивался своего - пленник разговаривал.
        - Я не назову имен. Тебе не понять, почему.
        - Хорошо, - покорно согласился Эверон, - амулет на твоей шее был дорог тебе, как память об архонте. О Моргвате или о другом мужчине? В однополой любви нет ничего зазорного, верно?
        От такого предположения ноздри Ханлейта раздулись в гневе, но он ничего не возразил.
        - Прости, я ошибся, речь идет о женщине. О любимой женщине, Кеннир. И она - тоже архонт. Твое лицо мне рассказывает больше, чем слова.
        - Она умерла, тебе ее не достать!
        - Сочувствую. Ты знал, какую сферу отправил в Аверну? Что ты хочешь рассмотреть под полом, эльф? Ты знал. Ты голоден?
        - Провались ты… - чуть слышно пробормотал Хан.
        - Ты терпишь боль, как мужчина, но болевой порог твоей гордыни низок. Процесс принятия пищи в Железной башне не всегда приятен, Кеннир. Откуда ты взял другую сферу? Это очень важно. Не ответишь, я позову Когана.
        Эверон ждал невыносимые десять минут, а потом выкрикнул имя карателя. Коган вошел и скрылся за черной занавеской.
        - Хорошо, мэтр! - обрадовано согласился он с чем-то, сказанным вполголоса и снова вышел.
        - Продолжим, бывший Хранитель. Моргват узнал о задании ордена от тебя?
        Ханлейт не отвечал. Он снова начал подрагивать от холода и волнения: Эверон готовил какую-то новую пытку, до которой Коган бы не додумался.
        - Простой ответ на элементарный вопрос, но он может отменить то, чего ты испугался.
        - Я не боюсь.
        - Боишься, эльф. Это - нормально. Бесстрашны только идиоты, а ты не такой. Отвечай.
        - Я не знаю, от кого он узнал.
        - Ладно, верю. А была ли другая сфера, Кеннир?
        - Я не понимаю…
        - Что есть душа, Ханлейт? Твоя или моя? Ее можно потрогать, взять в руки? Нет. Но ее можно поместить в священную сферу или подло уничтожить. Архонт способен на такое. Что стоит человеку, на чьей совести десятки убитых и сведенных с ума подростков, а чьи руки обагрены кровью по самые плечи, прикончить беззащитную душу, заключенную в хрусталь?
        Эверон хотел узнать, убивал ли Моргват душу ария…
        - Не суди по себе! - вырвалось у Ханлейта прежде, чем он успел подумать.
        «Что я натворил! Надо было его обмануть!» - запоздало раскаялся Хан, - «я больше ничего не скажу!»
        - Почему ты так возмутился? Я процитирую тебя со слов эльфа-советника: «Сфера, доставленная из собора святого Ариеса в Велеграде до Аверны и переданная в императорский дворец - не настоящая». Поддельных сфер не бывает, Кеннир. Они или содержат душу, или пустые, или мертвые. Четвертого не дано. Вы с архонтом все же ее подменили. Да, так и есть. Меня ждет увлекательный рассказ?
        - И не рассчитывай.
        - Очень жаль тебя.
        - Себя пожалей, бездушная тварь, - тихо сказал Хан.
        - Ханлейт ланн Кеннир, с тобой приехала запечатанная бумага от Верховного советника ассасинов - и я в жизни ничего туманнее не читал. Эльфы коварны: тебя бросили в Железную Башню, как материал, который предстоит отработать. Твой орден не сделал ничего, чтобы облегчить твою участь, напротив, с тем документом, что у меня сейчас перед глазами, твоя голова представляется шахтой, полной алмазов, не хватает только надписи на лбу «я знаю все». Милосерднее было тебя казнить, а не отдавать мне.
        Вернулся Коган с бутылью, заполненной молочно-серой жидкостью и изогнутой трубкой. Каратель опустил механизм пониже и поставил емкость на брус сверху.
        - Открой рот.
        Хан сжал губы и замотал головой.
        - Я тебе зубы выну, если не откроешь! - пообещал Коган и снял с пояса знакомый клинок с крючком на конце.
        - Убери нож, ты попортишь эльфу лицо! - прикрикнул арий.
        - Да, мэтр, - мрачно согласился каратель, стукнул пленника по животу и тут же зажал ему нос.
        - Не сопротивляйся, Кеннир, будет только хуже, - прозвучал невозмутимый совет из-за занавески.
        Теплая мерзкая жидкость полилась Хану по пищеводу. Он даже и не понял, что это такое. Глотать было нельзя - смесь, попадая в носоглотку, душила и выжимала на глазах слезы, а Коган неумолимо поддерживал голову пленника запрокинутой.
        - Пока достаточно.
        Стоило карателю отпустить его шею, Ханлейта сразу же вырвало.
        - Не эстетично, эльф. Все живые существа одинаковы: привлекательны, когда чисты и здоровы, а стоит нарушить хрупкое равновесие, как наружу выливается вся гадость. Я готов слушать дальше.
        - Я же сказал - не рассчитывай, - прохрипел Хан.
        - Тогда продолжим.
        Сидя в своем убежище, Эверон явственно вздохнул. Возможно, ему надоело или арий просто не выспался, встав в такую рань. Пытка продолжилась, пока не опустела бутыль. Эверон молчал.
        - Что дальше, мэтр?
        - Принеси воды.
        Коган подмигнул своей жертве, оставляя наедине с арием.
        - Дальше… Знаешь, что будет дальше? Ты будешь ежедневно ждать моего появления и приказа «довольно», завершающего боль. А затем сравнивать, что неприятнее: мерзнуть на голом металле, висеть под потолком или слышать поворот ключа в замке. Я взываю к твоему здравому смыслу, Ханлейт. Прекратим все это. Что за сфера отправилась в Аверну?
        - Я не намерен делать твою работу легче.
        - Понятно. Коган, вернемся к вчерашней процедуре, но я выберу символ сам, - обратился Эверон к карателю, занесшему ведро в камеру.
        - Отлично, мэтр. Лошадку я натянул на вышивальные пяльцы, она почти высохла.
        - Оцелот - эмблема Эрендола. Как считаешь, эльф, ты достоин носить символ своей страны? Ответ - нет, раз ты в Железной башне. Приступай, Коган.
        - Один момент! Я прикую ему ноги, мэтр. Не хочу получить по яйцам, как вчера в кадык. Эта сволочь все еще может ударить.
        Арий не возражал и не проронил ни слова, пока каратель снимал с Хана кожу. Тишину пыточной нарушала лишь вода, стекающая со стен тоннеля и журчащая под полом, да прерывистое дыхание пленника. Ханлейту показалось, что сегодня было мучительнее… «Зря я начал отвечать на вопросы Эверона! Он вытянул из меня больше, чем я сам понял. Эта мразь умеет допрашивать!»
        - На твоем лице застыло чувство вины и сожаления, Ханлейт. Не сейчас, а вообще. Ты в чем-то обвиняешь себя настолько сильно, что считаешь пытку заслуженной. Перед кем ты виноват? О чем сожалеешь? Или о ком? О женщине, которая умерла? Она погибла из-за тебя? Архонт любила тебя? Как ее звали? Коган, ты закончил?
        - Почти, мэтр. У него что-то с сердцем - я аж пальцами слышу, как стучит. Вот-вот концы отдаст.
        - Ты добавил в воду лекарство?
        - Конечно, мэтр.
        - Полечи его и довольно на этом.
        Коган отложил инструменты, взял ведро окровавленными руками и окатил пленника с ног до головы с противоположного конца комнаты. Такого Хан не ожидал: вода резанула по ранам нестерпимой болью. «Она же соленая!» - понял он.
        - Громко кричишь, любовь моя, - удовлетворенно шепнул каратель, покидая пыточную.
        Чуть заколыхалась черная тряпка, стало легче дышать, - это арий применил свою магию. Зачем? Да какая разница? Ханлейту было очень плохо.

* * *
        Хан лежал на решетке пола. Цепи с запястий и щиколоток исчезли. Над головой и по стенам пробегали диковинные тени, а прямо в глаза бил свет одинокой свечи, казавшейся неприлично яркой в пустой пыточной. Она была воткнута прямо в металл, а густые потеки воска вокруг говорили о том, что свеча горит давно. По спине лилась кровь и капала в тоннель. Кто-то тихонько всхлипывал. Фиона.
        - Перестань, больно.
        - Это чистая вода, тебе станет легче.
        «Точно, вода», - сообразил Ханлейт, поняв по силуэту на стене, что одержимая макает тряпицу в плошку и выжимает на раны.
        - Твой мэтр «лечит», поливая голое мясо солью.
        - Это не он, это все Коган. В воде должно было быть лекарство от заразы, а не соль. Но мэтр узнает, я расскажу!
        Фиона всхлипнула и утерла рукавом лицо.
        - Ты что, плачешь?
        - Они испортили тебя! Такие красивые картинки! Мне не поправить.
        «Одержимые не умеют плакать», - подумал Ханлейт и тут же забыл об этом. «Я валяюсь перед ней голый». Ну и ладно. Мысли были короткими, как всполохи.
        - Дай мне попить.
        Девушка протянула фляжку. Вялому от слабости Хану она показалась невероятно тяжелой. А напиток внутри был терпковато-сладким, приятным на вкус.
        - Это что?
        - Белое вино, разбавленное. Я у мэтра попросила.
        - Меня сейчас вырвет. Фиона, что в меня влили?
        - Ничего ужасного. Простоквашу. Но Коган мог…
        - Не продолжай!
        Лучше не знать, что добавил каратель в питательную смесь по своему собственному усмотрению. Ханлейт попытался сесть. С помощью одержимой ему это удалось.
        - У меня есть хорошая еда. Я тебя покормлю.
        - Не хочу есть. Покажи, что за занавеской.
        - Просто комната. Вот, смотри.
        Девушка поднялась и убрала черную тряпку в сторону. Ханлейт рассмотрел неудобный на вид стул с жестким сиденьем и подлокотниками, привинченный к решетке пола. Он стоял в маленькой каморке почти вплотную ко входу в пыточную. Очевидно, мэтр презирал комфорт как таковой.
        - Зачем он прячется?
        Девушка вернулась к Хану и дотронулась до него руками. Спина сразу же зачесалась и заболела сильнее под воздействием ее магии.
        - Мэтр болен… - печально проронила Фиона после долгой паузы.
        - Меня допрашивает старая, гниющая развалина?
        - Нет, он не такой.
        - Мразь твой мэтр.
        - Он пленник башни, как ты или я.
        - Не верю, Фиона. Он же арий. Почти бог.
        - Быть арием - не значит быть свободным, - одержимая глубоко вздохнула и задумалась о чем-то своем.
        Одержимая. Задумалась. Как странно. Надо спросить самое важное, пока Фиона не ушла.
        - А у меня забрали ловушку для архонта, - сказал Хан, боясь услышать правду.
        - Бесполезная, глупая штука. Она у мэтра.
        - Аммонит сломался.
        - Ничего подобного.
        - Но свет погас!
        - И что? Ракушка работает! Это твой архонт умер потому, что рядом не было того, кто бы о ней позаботился! А у тебя есть я!
        Хан не обратил внимания на слезы, опять оставившие на щеках девушки мокрые полоски.
        - Из Железной башни нет выхода, Фиона. Твой мэтр и Коган изуродуют меня еще сильнее, и тогда я тебе разонравлюсь. Сломаюсь, как ловушка для архонта, стану некрасивым. И ты перестанешь ко мне приходить.
        Она ударила по лицу больно и хлестко. Хан отшатнулся и от пощечины, и от пугающе-выразительного взгляда одержимой. Голос Фионы, обычно тусклый, изменился до неузнаваемости, столько веры и внутренней силы в нем появилось:
        - Ты хотел жить. Всегда, пока я тебя знаю. Когда сидел в подземелье Эвенберга, а я наблюдала за тобой из-за угла в зеркало - ты хотел. Когда тебя допрашивали эльфы - хотел, и когда тебя вели на казнь - тоже! А сейчас тебя убил погасший свет архонта?
        - Значит, так.
        - Но почему?
        - Потому, что я ее любил.
        - Ты не один это умеешь - любить!
        Маленькими, поразительно изящными руками Фиона обхватила Хана за плечи и прижалась губами к его губам. Потрясенный ее поступком, Ханлейт смотрел в пол, на стены, куда угодно, только не на рыжую девушку. Поцелуй Фионы был неприятен и неуместен, но вряд ли она это понимала.
        - Твой архонт умерла не за тебя, она просто умерла, - настойчиво прошептала одержимая, в тщетной попытке донести свою мысль до Хана, не желающего ничего слушать.
        - Это не важно.
        - А я готова ради тебя на что угодно!
        - Тогда прекрати пытки Когана.
        - Как?!
        - Ты знаешь.
        - Ты мне нужен живой, ты мне нужен любой. Думаешь, если перестанешь быть красивым, это изменит хоть что-нибудь?
        Но Ханлейт не замечал ни искренности ее слов, ни живого блеска в карих глазах с обычными, не расширенными зрачками. «Так вот какая участь меня ждет! Во власти Фионы прекратить мои страдания, но она не пойдет на это из эгоизма! Одержимая будет играть в „интересного эльфа“ до последней минуты, пока он дышит!» - горько подумал Хан и оттолкнул девушку.
        Фиона вскочила.
        - Ты… Ты жестокий, а не мэтр! Ты не заслуживаешь всего, что я сказала! Люби своего мертвого архонта и дальше! А я… Ничего не скажу мэтру про Когана! Я не буду тебя лечить и кормить. И вообще больше не приду! Я же выкрала ключи, чтобы навестить тебя! Я караулила Когана по всей башне, я не спала, я представляла себе как ты тут, один, и мне было больно, как будто это меня мучили!
        - Как же много ты для меня сделала! - зло ответил Хан, желая, чтобы Фиона оставила его наедине с горем поскорее.
        - Мало?! Я делаю мало?! Я никогда, ни для кого, целую вечность…
        Она ушла было, но вернулась и приковала Ханлейта к решетке пола за ноги и за руки. Хан поймал на себе неподвижно-темный взгляд Фионы, и ему стало жутко, как если бы он совершил убийство. Пусть и случайное, но разве это оправдание?
        Лесная цитадель
        В сердце древнего леса вела калитка в обычной изгороди из веток. Где высокие стены, стража? Замшелый вековой камень с выбитыми предостережениями о неминуемой гибели, что ждет путника за порогом привычного мира? Ничего. Но Амаранта, не ведая верной дороги, пришла именно сюда, к приветственно открытой дверце. Сирион приглашал войти.
        Прошло два дня. Эльфы Галадэна ее не искали - не осмелились переступить запретную черту. Но почему? Лес, как лес. Днем светит солнце, ночью деревья шумят и покачиваются над головой. Путь свободен во все стороны и пуст. Здесь покойно. Можно брести наугад, поглаживая шершавые стволы или лежать на земле, глядя в бездонное весеннее небо. Все тюрьмы остались в прошлом: долг королевы, предназначение архонта, казематы Готы и замкнутый уют эльфийского поселка.
        Солнце поднялось к зениту, но шатер Сириона хранил свежесть и в самый жаркий день. Под деревьями прорастали клейкие, свернутые в трубочки листья галадэнов. Сухие и сморщенные чашечки их цветов осыпались при каждом шаге с чуть слышным шелестом, словно дыхание лесных духов.
        Моран присела на толстый корень кедра и открыла сумку Киндара. Какая она маленькая, его торба из мягкой замши! Сколько вещей нужно живому существу, чтобы взять с собой в долгий путь? Самое дорогое? Или то, что станет утешением? Киндар выбрал трубку и эльфийское зелье, чтобы иметь возможность забыться, пусть и на один вечер. А что бы взяла настоящая Амаранта, та, что носила корону?
        «Она и есть я. А мне не нужно ничего, кроме памяти: о друзьях и о Хранителях. Об обоих. Ханлейт оставил мне любовь и боль утраты, а Галар - печаль и чувство вины. А вот это лежит здесь напрасно». Моран достала маленький сосуд из зеленого стекла с загадочным зельем. «Мы решили, что это - яд. Наверное, так и есть, но Златовласка предпочел смерть от меча, а не от отравы».
        Амаранта прислонила бутылочку к дереву напротив. Солнечный луч, пробившись сквозь ажурную ткань кедровых игл, заиграл на ее граненом боку, как на драгоценном камне. Некоторое время Моран любовалась на изумрудный цвет, опираясь спиной о ствол и отдыхая.
        Некуда спешить, она уже пришла. Не пройти Сирион насквозь без оружия, припасов и надежных спутников - слишком он велик, а если верить эльфийским легендам, древний лес не покоряется никому из смертных. «Я пришла по приглашению или вторглась в Сирион как незваный гость? В тот день, когда Мастер предложил мне побег, я слышала чей-то голос, тихий, как обещание шепотом. Но сейчас я думаю, что мне это почудилось. Чаща леса населена лишь преданиями, что живут в сердцах эльфов».
        - Мой последний приют на земле - здесь, - сказала Моран вслух, - не мятежная Проклятая дорога, не солнечная Аквилея, не изысканный дом Галара. Я была бы счастлива с Ханлейтом в любой части света, но моего Хранителя больше нет. Ты зачем позвал меня, Сирион? Чтобы я осознала свое ничтожество, сравнив с твоей мудростью?
        Лес остался равнодушен.
        - Ладно. Я пойду вперед, пока хватит сил. Мои предки когда-то приплыли с далеких земель, что лежат за холодным северным морем. Их корабли были крепки, как сталь, и легки, как полет чайки, а волосы людей - угольно-черны. Предводителю Агнару полюбились неприступные скалы побережья, но за ними жили и другие народы: алчные, высокомерные и глупые. Они заслуживали самой великой войны, какую помнили наши боги, и получили ее. Мечом и кровью первый король создал страну, названную Эймаром. Эту историю мне рассказывала в детстве мать, а я таила на нее обиду за то, что сказок было мало. Я не могла простить своего отца за неродного брата, влезшего на трон вперед меня. Я любила Северона и была ему верна, но его чужая кровь портила мою собственную, как медленный яд. Я по-прежнему глуха к заповедям Создателя, считая, что истинные боги не требуют поклонения. К тебе проник чужак, древний лес! А когда я здесь погибну, то на месте, где белеют мои кости, даже трава расти не будет!
        Словно в ответ на ее слова, скрылось солнце. Сирион показал свой сумрачный лик: колоннаду серых стволов и пыльно-коричневое покрывало опавших игл, прошитых ростками галадэнов. Они торчали из земли серо-зелеными лезвиями маленьких кинжалов. Внезапно между деревьев появилась узкая тропа, Моран могла поклясться, что минуту назад ее не было.
        - Благодарю, Сирион, - Амаранта поднялась и невесело усмехнулась, - дорога - почти цель. Смертельное зелье Киндара оставь себе.
        Идти вперед было легко, но свернуть в сторону - невозможно. Моран дважды сошла с тропы и пожалела об этом: деревья смыкались в узкие проходы, подставляли под ноги корни, хлестали по лицу ветками. Амаранта выбивалась из сил, но как только она останавливалась, отчаявшись преодолеть очередное препятствие, под ногами появлялась тонкая проплешина без травы, а серые стволы приветственно расступались, предлагая продолжить путешествие.
        Ночь в Сирион пришла по-обыкновению быстро, как поворот рычажка, гасящий эльфийскую лампу. Амаранта прилегла у подножия огромного кедра на мягкое и удобное земляное ложе, - лес приготовил для нее почти настоящую постель. Еды осталось не так много: сушеные хлеб и яблоки, нарезанные дольками, лесные орехи и пастила из ягод, - все то, чем любил развлекаться Галар, валяясь под сиреневым пологом и попивая белое вино. Моран открыла последнюю бутылку, что взяла с собой. Вкус напитка в мгновение ока вернул ее в Галадэн. Вечер. Комната мага. Вон то дерево, что напротив - старый кедр с потайной лестницей внутри, а между этими стволами стоит резной комод работы Мастера. Темный ковер на полу, а предмет на нем - не ветка, а очередная вещь, небрежно брошенная хозяином. «Галар все раскидывает, будто привык, чтобы за ним подбирали», - подумала Моран с привычным раздражением. Сколько раз она, наступив на книгу или запнувшись о лютню, кидала вещи в мага, а он закрывался руками и смеялся…
        - Ты зачем мне это подсовываешь?! - зло закричала Амаранта в темноту, вытирая невольные слезы, - я не виновата, ты сам его убил! Что могла сделать я? Уговаривать? Просить или объяснять? Лечить его душу, когда моя собственная страдает не меньше?
        Видение пропало. Моран снова была одна в ночном лесу, и никто в целом мире не сожалел о ней. А те, что вспоминали, желали гибели. Бесился Кеодан, разглядывая в зеркале свою изуродованную шею, навсегда склонившую голову набок; сир Годфри ванн Верден, бывший наместник Готы, вернувшийся в Аверну, во сне видел пожары; а Мастер сожалел лишь об одном - что не попал чужой полукровке стрелой точно в сердце. И сотни, тысячи голосов с Дороги Архонтов проклинали последнюю королеву Эймара за развязанную войну, не разбираясь, была ли она права, - никакой долг перед страной не стоит даже одной отнятой жизни. Об этом молчала враждебная тьма, подступив к Амаранте так близко, что исчезли и деревья, и тропа, и звездный свет в небе.
        - Обвиняешь меня? Не трудись, я сама все про себя знаю! Я - чудовище? А кого ты считаешь святым? Может, Императора? Убей меня, это же совсем не трудно!
        Ее голос прозвучал в чаще леса тихо и потеряно. Появилась луна и скучно осветила серебристые стволы деревьев. «С кем я разговариваю?» - подумала Амаранта, засыпая.

* * *
        Яркий зеленый луч настойчиво стучался прямо в закрытые веки. Моран открыла глаза и вздрогнула от неожиданности: флакон Киндара лежал рядом, сияя на солнце. «Мне все приснилось? Я его оставила в дне пути отсюда!» - подумала она, приподнимаясь с удобного ложа. Но - нет, Амаранта проснулась среди корней, где легла с вечера, а деревья вокруг нее и в самом деле напоминали своим расположением дом мага в Галадэне. Вот и знакомая тропинка - все также зовет куда-то.
        - Хорошая отрава, говоришь? Я верю. Зелье, сделанное лучшим алхимиком Эймара, сможет убить и одержимую! Но я выбираю дорогу!
        Амаранта забросила склянку подальше. Странным образом она пролетела, не задев ни одного дерева.
        Дождь в Сирионе… Настоящий, первый весенний дождь, с громом и молниями. Он собирался весь день, яростно трепал кроны, клубился свинцовыми тучами и поблескивал зарницами, чтобы пролиться на закате, подсвечиваемый красным солнцем. Не пытаясь спрятаться, Моран закидывала лицо кверху и ловила капли воды губами. Они были вкуснее, чем аквилейское вино, бодрили лучше, чем травяные отвары Мастера. Воздух, пропитанный влагой, просеянной сквозь тонкое сито ветвей, сиял всеми цветами радуги. Косые лучи солнца, падая на тропу, превращали каждый шаг в путешествие по чудесной лестнице в небеса, сотканной из золотого света.
        - Спасибо, ты так гостеприимен! Куда ты ведешь меня? В мраморные чертоги, где играет музыка, а призраки эльфов, прекрасные, как мечты, подают изысканные яства?
        Моран покружилась на месте, но Сирион не дал себя обмануть: путь, возникающий из неоткуда, исчезал за ее спиной и вел только в одну сторону.
        В эту ночь она продолжала идти, когда стемнело. Вокруг стало мокро и неуютно. Земля, пропитанная влагой - не лучшее место для ночлега. Наконец, Амаранта остановилась, поняв, как сильно она устала. Костер бы согрел ее и ободрил, но как его разжечь? «Почему я не взяла с собой лампу? Нет, она слишком тяжелая… Надо было ее разобрать и достать огниво. Как я не догадалась!» - запоздало сожалела она. А в Галадэне вечерами уютно: светятся окна эльфийских домов, мягко греет большая печь, сложенная из обожженной земли. Можно лежать в теплой ванной, лениво щурясь на желто-зеленый купол светильника и потягивать вино из высокого резного бокала. Можно выпить хоть целую бутылку и подняться к себе в спальню, заплетаясь в ногах и длинном платье. Некуда спешить, да и чего желать, если жизнь хороша сама по себе, без всяких условий?
        - Никакой это не сон, а очередная шутка древнего леса! - пробормотала Амаранта, очнувшись.
        Дрожа от холода в насквозь промокшей одежде, она села под деревом, обняв колени. Вчерашний дождь, задержавшись в ветвях, срывался вниз крупной капелью. Вода соскальзывала за ворот, и, не сразу согреваясь, ползла по груди. Какое тяжелое, гнетущее чувство одиночества пришло вслед за видением! «Это Сирион постоянно напоминает мне, что я потеряла. Я могу снова все забыть, но поселок эльфов буду видеть до могилы», - успокаивала себя Моран, - «еда заканчивается… Как долго сможет продержаться одержимая без пищи? Вот и проверим. А сейчас я попытаюсь уснуть по-настоящему».
        Ранним утром ее разбудило прикосновение к лицу. Некто живой и настоящий ткнулся в щеку, защекотал короткими волосками, выдохнул теплый воздух. Амаранта раскрыла глаза и встретилась с желтым взглядом волка. Инстинктивно защищаясь, она вскинула правую руку. Волк отскочил и оскалился. Несколько мгновений они изучали друг друга. Кто придумал, что духи леса вселяются в зверей? Перед Моран стояло животное - умное, осторожное, но - не больше, чем волк. Его серая шерсть с темным хребтом по спине была такой же, как у шкур в жилище Мастера.
        - Я - не твой завтрак, - прошептала Моран.
        От звука ее голоса волк дернул загривком, побежал прочь и затерялся среди стволов. Амаранта огляделась и обнаружила, что путеводная тропа исчезла.
        - Так я пришла? Ты хочешь накормить мясом твари своих волков? - спросила она, - а ты не подумал, что тварь может быть против?
        Этот день выдался тусклым. Вчерашняя гроза грохотала в отдалении, но то и дело начинало нудно накрапывать. Сирион изменился. На пути Моран все чаще попадались поваленные деревья: толстые, замшелые, вросшие в почву, похожие на дороги, разбросанные в разных направлениях. По ним было проще идти, чем плутать зигзагами по земле. Амаранта забралась на один из таких стволов, но сгнившая древесина тут же провалилась под ее тяжестью. Внутри поджидали труха, насекомые, бросающиеся врассыпную и жирные личинки. Содрогаясь от омерзения, Моран выбралась и впредь старалась обходить поваленные деревья стороной.
        Но и живые кедры в этой части леса были очень стары. Годы и непогода сделали их кору графитово-черной, грубой и рельефной настолько, что случайно опираясь о дерево, Моран замечала, как ее ладонь полностью скрывается в глубоких шершавых складках. Гибкие растения прорастали у самых корней и карабкались вверх, оплетая стволы паутиной липких побегов, они хватались за одежду и намертво вцеплялись в волосы. Идти становилось все труднее, а лес темнел и мрачнел: пропали юркие белки, перестали попадаться птицы. Такой Сирион - тихий и зловещий внушал не трепет, а отвращение. Амаранта остановилась.
        - Я вернусь обратно. Ты обманул меня, заманив в гадкое место! Если мне суждено погибнуть в Сирионе, я бы хотела закрыть глаза, слушая шум ветра в вершинах деревьев, который так напоминает плеск северного моря; вспоминать порты Эдельса, скалы Асгара и высокие горы, окружающие Архону; ощущать тепло весеннего солнца, а не то, как меня начинают жрать черви!
        Она решительно повернула назад и сделала несколько шагов, едва не наступив на какой-то предмет. Он до половины зарылся в землю, видимо, лежал здесь очень давно. Что это? Потрясенная Амаранта подняла зеленый флакон с зельем Киндара.
        - Я не буду пить яд назло тебе, понятно?! Знаешь, что я сделаю? Я его разобью!
        Намереваясь попасть в ближайший ствол, она с силой размахнулась, но не успела метнуть флакон - незаметно подкравшаяся серая тень бросилась на Моран и вцепилась зубами в ее запястье. Закричав от боли и неожиданности, Амаранта, отчаянно отбиваясь, покатилась по земле вместе с волком. Борьба была недолгой: отпустив ее, зверь отбежал в сторону и зарычал. А Моран сидела, наблюдая, как тоненький ручеек крови бежит с прокушенного мизинца на землю. Яд алхимика лежал рядом, он не разбился.
        - Я хочу вернуться, - сказала она волку, - Амаранта выбирает маятник.
        Зверь ощерился и потрусил прочь, изредка оглядываясь. Жертва была слишком сильна. Пока.
        - Слышишь, лес? Или кто ты? Я приду в Галадэн добровольно! Пусть меня привяжут к столу под лезвием, и накажут согласно извращенным законам эльфийского клана за смерть Галара! А ты сможешь играть с орудием пытки так, как тебе вздумается!
        Сирион молчал.
        - Я думала, ты спас меня! Я считала тебя справедливым! - громко выкрикнула Амаранта, озираясь по сторонам.
        Глухая тишина вокруг. Только стволы кедров стоят со всех сторон, черные, будто обугленные. Смеркалось, а тут и там из-за деревьев появлялись светящиеся точки. Моран потрясла головой, но огоньки не исчезли. Они перемещались, мигали и поблескивали парами, как глаза.
        - Нет в мире справедливости, это мы, смертные, выдумали такое слово. Случайность, - вот настоящая правда, да, Сирион?
        Волки отрезали путь назад. Амаранта подобрала торбу Киндара и пошла дальше. В эту ночь ей не уснуть, возможно, уже к утру все будет кончено. Или раньше. Звери двинулись следом. Они грызлись между собой, шарахались, когда подходили слишком близко или под ногой жертвы трещала ветка, но не окружали. Дороги не было, тьма начиналась на расстоянии вытянутой руки. Казалось, что она повсюду, плотная и душная, как бархат.
        Большое дерево встало прямо у Моран на пути. Она хотела его обойти, но вот уже три шага вправо, а пальцы ее раскинутых в стороны рук все цепляются и цепляются за складки влажной коры. Пять шагов, десять… Страх перед неведомым сделал дыхание коротким и прерывистым. «А если - в обратную сторону?» - подумала Амаранта, стараясь не поддаваться панике.
        Некоторое время она следовала вдоль странного препятствия, напряженно вглядываясь в ночь, но видела одну лишь темноту. Нет, обойти невозможно! «Вот - моя конечная цель. Я пришла. Теперь пришла!»
        Моран обернулась, прижавшись спиной к гигантскому древу. Медленно, нехотя, одним бледным краем луна показалась из-за облаков. В мире вокруг не было красок - только посеребренные оттенки черного. Преследователи сидели и лежали в отдалении, мигая точками глаз, а над головой высилась гигантская стена. Ей не было конца и края, куда не кинь взгляд, и даже ночное светило казалось ближе, чем ее крона. Сердце Сириона - вот оно, надежно спрятанное за оградой, один вид которой наводит ужас своими размерами.
        «Тебе на роду написано быть убитой именно здесь, Лиандра?» - вспомнились слова Герванта. Нелюдь был так силен и вынослив! Когда-то она восхищалась его звериной хваткой и волей к жизни, а потом почти забыла. «Что бы Гервант посоветовал мне сейчас? Он бы пошутил, цинично и метко, попав в самую суть. И он бы не испугался. Чем я хуже?»
        - Ну же, я жду!
        Почему так предательски дрожит голос?
        - Я обещаю убить хотя бы одного из твоих любимых псов! Того, что бросится первым!
        Но волки почему-то медлили. Простояв в напряженном ожидании целый час, Амаранта обессилено сползла по стене и закрыла глаза. Будь что будет!

* * *
        Моран провела ночь, вжавшись в черноту стены, как в последнюю защиту. Под утро она распрямила затекшие ноги и посмотрела вверх. Высоко-высоко в пасмурном небе вольный ветер пел свою песню, покачивая древние кроны, а здесь, у их подножий, было тихо и стоял тяжелый дух растительного перегноя. На окраинах Сириона вовсю цвела весна, но в его сердце навечно задержалось межсезонье. Тусклый мох сплошь покрывал землю: густой, как волчья шерсть, мягкий, влажный. Свет тонул в кронах нереально высоких кедров, и даже день походил на поздний вечер.
        Волки не ушли: они сидели и лежали неподалеку, потягивались, зевали, с лязгом щелкая челюстями. Ждали. Чего? Разрешения? Добыча рядом, несколько прыжков - и можно набить брюхо.
        А над ними царствовала стена. Монолитная, с единой корневой системой, поглотившая десятки, сотни отдельных деревьев. Ограда Галадэна не выглядела настолько древней, не была настолько плотной, не поражала воображение своей неприступностью.
        - И где вход в твою цитадель, Сирион? Я должна разгадать загадку? - спросила Моран вслух.
        Услышав человеческий голос, звери вскочили и заволновались, а когда Амаранта пошла вдоль ограды, последовали следом, но не подходили ближе.
        «Неужели существует невидимая преграда между моим телом и их голодом?» - подумала Моран и решила проверить, так ли это. Всего три шага от стены - и стая кинулась в атаку, озадаченно остановившись на расстоянии вытянутой руки. Волки жадно тянули носами, вдыхая запах добычи, щерились, припадали на передние лапы, но не смели прыгнуть. «Это какая-то магия! Я ее не вижу и не ощущаю, но она есть!» Моран отпрянула обратно, не желая искушать судьбу.
        Серый день без дождя… Или над сердцем Сириона никогда не светит солнце? Амаранта пообедала жалкими крохами еды из торбы под внимательными взглядами своих преследователей. Как долго ей еще идти по такому широкому кругу, что путь кажется прямым?
        - А почему я решила, что у цитадели непременно есть вход? Стена и волки - это тоже маятник, да? У меня есть выбор: сдохнуть от голода под защитой ограды или быть съеденной живьем? Я просила пытку и получила достойную замену?
        Сирион ответил не сразу. Амаранта брела вдоль стены весь день, бесконечно перешагивая через разросшиеся корни, выпутываясь из липких лиан, опираясь о грубые складки коры, жесткие, как железо. Она потеряла надежду и шла машинально, лишь бы идти. Волки следовали в отдалении, то отпуская свою жертву, то догоняя. «Зачем я трачу силы? Пора остановиться, отдохнуть и вступить со зверьем в бой. Пусть он будет последним». Стоило Моран подумать о битве с волками, как впереди показался приоткрытый люк, ведущий под землю. Он опирался на толстую ветку и приглашал войти, но был далеко от стены, на территории волков.
        «Мне надо решиться на этот трюк. Второй попытки не будет!» Амаранта сняла с плеча торбу и пошла быстрее, постепенно приближаясь к невидимой границе, охраняющей ее от зверей, а потом побежала. Брошенная в стаю сумка позволила ей успеть: скользнув в отверстие, Моран дернула за собой палку и рухнула в темноту. Люк захлопнулся.
        А падать было высоко… Спуск оказался отвесным, как обрыв, а не пологим, как в Галадэне. Моран пошарила руками вокруг себя. Земляной пол. Запах сырости. Стена, уходящая вдаль. «Я все же в тоннеле, а не в колодце», - поняла девушка, - «это радует. Но надо успокоиться». Очень тихо, только со стороны леса волки скребут когтями дерн вокруг люка, топчутся и тихонько подвывают. Возможно, они воют во всю силу своих легких, потеряв добычу, но под землей не слышно… Ни дуновения ветерка. А это означает, что с обратной стороны проход заперт или он многократно разветвляется. «Пойду вперед и буду надеяться, что я попала не в лабиринт», - приняла решение Амаранта. Решать легко, когда выбор очевиден, но выполнить задуманное - куда труднее. Раскинутые в стороны руки не достали до краев тоннеля, настолько он оказался широким. Тогда Моран двинулась вдоль одной из стен, осторожно прощупывая путь перед собой носком сапога. Пол оставался ровным, а его уровень то повышался, то понижался, словно неведомые строители выравнивали поверхность по прихоти корней огромной живой ограды. «Иду долго. Наверное, я уже под самой
стеной». В осязаемой, давящей тишине Моран кралась, как тень, беззвучно переступая обувью на плоской подошве. Сапоги Галара были ей велики, но они разносились за время пути и стали удобными, как вторая кожа… «Лучше думать о всяких глупостях, а не о том, что происходит в темноте вокруг. А если кто-то невидимый наблюдает за мной сейчас, когда мои глаза слепы? Тот, кто открыл люк и пригласил войти?» От этих мыслей между лопатками выступал холодный пот и противно стекал по спине.
        «Своды этого тоннеля странные. Они укреплены продольными палками одинаковой длины и толщины. Это - ветки? Или кости? Чьи кости? Нет, не может быть, их же так много! Это сколько волков надо убить!» То, что проход сводчатый, Амаранта поняла по пологому рельефу стены. Он сужался где-то над ее головой, но, даже встав на цыпочки, Моран до потолка не достала.
        - Кто тебя построил, неужели эльфы? Тогда у них была мания величия!
        В прохладной пустоте голос прозвучал резко, и Амаранта вздрогнула от его звука. Лучше молчать!
        Левая рука, прощупывающая путь вперед, внезапно встретила пустоту. Но стена не исчезла, а повернула под прямым углом. «Это перекресток. Выход наверх либо есть, либо нет, но если я не попытаюсь его найти, то буду бродить по тоннелям вечно. Попробую сделать от угла несколько шагов. Я всегда смогу вернуться обратно».
        Амаранта протянула руки перед собой и неуверенно двинулась в неизвестность. Один шаг, два, семь… «Надо было взять палку! Ту, что подпирала люк, она провалилась вместе со мной!» Еще шаги и, вдруг, пустота под ногами! Моран упала. «Это всего лишь ступень! Вот она, не слишком высокая!» Девушка ощупала пространство вокруг себя: сразу же за невидимой границей земляной пол становился каменным. Тогда она двинулась по границе земли и камня и через некоторое время поняла, что идет по окружности. «Я не вернусь туда, откуда начала путь, я безнадежно потеряла направление! Но в центре круга должно что-то быть». Нужно собраться с духом и подойти к этому «чему-то». Что поджидает в кромешной темноте: пропасть, статуя, ловушка или лестница? Или - снова ничего?
        «Не пропасть. Я и так под землей. Кому нужны памятники в лабиринтах? А если ловушка? И что? Не стоять же вечно! Вот я иду вперед. И ничего. Здесь ничего нет!» Как только Моран так подумала, ее рука встретила холодный металл. Сердце подскочило и забилось в горле. Проклиная себя за трусость, Амаранта ощупала загадочную конструкцию: узкие ступени, кованые перила, - совсем как винтовая лестница в доме мага, только большая. «Я нашла выход!» Моран рванулась наверх, перешагивая через две ступени и повисая на перилах, когда нога, соскальзывая, не находила опоры, пока не ударилась головой о запертый люк. «Должен быть какой-то механизм! Вот он. Какой тугой! Или нужно в обратную сторону?» Обдирая в кровь пальцы, она наощупь трясла и расшатывала непокорный затвор, он скрежетал и проворачивался, а у Амаранты не хватало терпения хладнокровно решить последнюю задачу. Скорее прочь из жуткой темноты, чтобы ни ждало ее снаружи!
        Еще немного усилий, и крышка откинулась, а в тоннель хлынул дневной свет. Моран посмотрела вниз и почти обрадовалась, что не видела раньше, где она шла и на что опиралась. Стены и своды подземного прохода поддерживали тысячи костей. Стоя на верхней площадке лестницы, Амаранта для сравнения поднесла свою руку к потолку. Длина ее предплечья приблизительно равнялась среднему размеру «строительного материала»; здесь были мужские кости, больше и толще, чем ее; а углы подземного перекрестка поддерживали части скелетов, снятые с ног и бедер. Это были эльфийские останки. Или человеческие… Моран замутило. Она поспешно вылезла на поверхность и прикрыла люк за собой.
        Когда миновал приступ слепоты, вызванный внезапным переходом от тьмы к свету, Амаранта огляделась вокруг.
        - Так вот ты какой…
        Сердце Сириона. Не лес и не огромное древо, не поселок, а древний эльфийский город. Дома-деревья в мрачном убранстве старой коры; мощеные дороги; филигранно выкованные ажурные ступени, ведущие к массивным двухстворчатым дверям; балконы из металла, варварски закрепленные прямо на живые стволы; окна, поблескивающие разноцветными стеклами. Галадэн, так поразивший Амаранту когда-то, не выдерживал с цитаделью никакого сравнения, он напоминал игрушку маленького ребенка, красивую и безобидную. А Сердце Сириона таило подлинное величие и настоящий страх. Ни единой живой души вокруг! «Я бы сейчас обрадовалась даже призраку!» - подумала девушка, с опаской ступая на камни мостовой, круглые, одинаковые, как на подбор. Она попала в царство черного и темно-зеленого и, сама одетая в форму Хранителей, стала его частью. Кора и мох, кованое кружево, зеленые блики витражей и игольчатое убранство старых кедров. Ни следа разрушения - застывшая вечность…
        - Куда идти дальше?
        Ответ был рядом - дорога вела к новой цели, но нечто противоестественное в ней мешало немедленно продолжить путь. Моран присела и провела пальцами по валуну. Он не был идеально ровным - ее пальцы ощутили едва заметный шов; и не был однородно окрашенным - желтоватые пятна на его поверхности и на других камнях-близнецах при ближайшем рассмотрении придавали мостовой неряшливый, грязный вид. «А это и не камни вовсе. Это - черепа!» - догадалась Амаранта. У нее под ногами лежали останки, использованные с бесчеловечно-практичным цинизмом. «Я пойду рядом, вот и все», - пытаясь оставаться спокойной и невозмутимой, решила Моран, сходя на обочину и по щиколотку проваливаясь в мокрый податливый мох.
        - Простите меня, кем бы вы ни были, - шепотом извинилась она перед усопшими и вернулась на дорогу.
        Деревья смыкались над ее головой, а кое-где в просветы ветвей проглядывало сумрачное небо. Ни следа клумб - эльфы, построившие цитадель, были чужды такому бессмысленному украшательству. Их понятия о прекрасном отличались извращенной, болезненной фантазией, и доказательства тому были повсюду. Амаранта порой останавливалась, разглядывая резные двери с чудовищными животными, пожирающими друг друга в зловещей пляске смерти и рельефы на живых домах. Вырезанные прямо по древесине недрогнувшими руками мастеров, картины повествовали о зверских ритуалах и впечатляли одновременно искусной техникой исполнения и жестокостью замысла.
        «Эльфы уродовали деревья, а те продолжали жить, страдая и охраняя своих мучителей. В Галадэне не делают так!» Так вообще не поступают в Эймаре - никто не выкладывает тракты костями своих врагов!
        Амаранта вышла на открытое пространство. Перед ней, как на ладони, лежала круглая площадь, а от ее центра лучами расходились другие дороги. Посреди площади когда-то росло гигантское дерево. Его узловатые корни продолжали вгрызаться в землю, словно не веря в собственную смерть, а ствол был превращен в скульптуру - ступени, вырубленные в древесине, вели к трем тронам. Стоя друг к другу высокими спинками, они наглядно рассказывали о магии Эймара: вот трон с орлиными крыльями, как специально для ария, а следующий по кругу - пятнистый, с когтистыми лапами.
        - Оцелот - лесная кошка, символ Эрендола. Это место для эльфийского мага, - сказала Моран, - а вот и мое.
        На троне, украшенном змеями, лежала торба Киндара, полдня назад брошенная в волков за оградой. Некто опередил Амаранту и проявил заботу, вернув ее. Следуя приглашению, Моран поднялась по ступеням и села, погладив подлокотники с чешуйками кожи рептилии.
        - Сирион, ты знал, что герб дома Агнара - мифический морской змей, а не ядовитые гады, что ползают по земле? Или я - последняя, кто об этом помнит?
        Деревянное кресло было удивительно удобным. Откинувшись на спинку, Моран отдыхала. Перед ее открытыми глазами проплывали мгновения, одинаковые, как песчинки в реке, наполненные шуршанием ветвей домов-деревьев вокруг площади. Наверное, вот так останавливается время.

* * *
        Трон королей Эймара поражал воображение. А как же иначе? Он выкован из куска серебра целиком! И только посвященные знали, что это не так. В его основании лежал камень - обломок скалы, на которую высадился король Агнар в незапамятные времена.
        Зал приемов давно опустел, но Амаранта не уходила. Она думала в одиночестве, едва замечая, как по углам сгущаются вечерние тени и высокая комната наполняется серо-голубой дымкой сумерек. Она не планировала всерьез занять место своего отца в тронном зале, и даже Северон смотрелся на древнем престоле уместнее. Как случилось, что столетия процветания страны завершились именно на ней?
        Война Аверне была официально объявлена два месяца назад, но великие сражения не начинаются в одночасье. Эймар собирался с силами. На правду о смерти Северона I, Родерик ответил чудовищно-глупой ложью о том, что сестра короля приехала в Аверну вместе с братом, чтобы убить его в резиденции наместника, а потом сбежать. Ни одно здравомыслящее существо не поверило в этот бред, но, оказывается, причина для начала открытого противостояния была не важна.
        Предательство Аквилеи, неприлично-скорое и непринужденно-наглое, заставило Амаранту провести ночь без сна, тревожно вглядываясь в далекий горизонт за окном, словно в ее силах было прочитать замыслы остальных провинций.
        Посол из Гадары смотрел на нее, как на гулящую девку, ради веселья надевшую корону, и ласково улыбался, отвечая «нет» на все предложения. Галаад присягнул на верность, но высокопоставленный дварф из Маракана заставил Моран торговаться, как на рынке, требуя взамен за поддержку в войне в дар горную область на границе. «Серебряный пояс отойдет Галааду только после победы» - настояла королева, и это была первая выигранная битва еще не начатых боевых действий.
        На эльфов Озерного края было смешно рассчитывать, - их земли давно стали курортом для авернской знати; Морея не могла предложить больше, чем продовольствие и страх в глазах, но сойдет и это…
        Эрендол молчал долго. Сегодняшняя аудиенция с Хранителями была одной из самых гнетущих. Эльфы не потребовали ничего, но…
        - Мы верны истинному трону Эймара, пока королевская кровь не остынет, - сказал Верховный Хранитель с таким величаво-мудрым видом, что Амаранта с трудом сдержалась, чтобы не прикрикнуть на него. «Что имеет в виду этот старик?!»
        - Под «истинным» вы понимаете трон Архоны?
        - Мы подразумеваем тот престол, который занимает потомок первого короля Эймара. Ваша милость, - добавил он, помолчав краткое, но такое красноречивое мгновение.
        - В жилах Родерика… - Амаранта не могла назвать дядю королем, не вслух, ни мысленно, - тоже течет королевская кровь. Вы хотите сказать, что присягнули нам обоим?
        - Мы поклянемся служить только тому из правителей, кто занял престол по праву, Ваша милость.
        - То есть - мне?
        - Мы служим Эймару со времен Агнара I и будем верны до тех пор, пока род первого короля не угаснет.
        И все же это было «да», но отчаянно ненадежное! Один эльф из Совета Хранителей был моложе и выглядел живее остальных, с ним и хотела Амаранта побеседовать с глазу на глаз. Ей передали его имя - Айворт ланн Айдан. Королева устало поднялась с жесткого сиденья - ее ждал серьезный разговор.
        Они встретились в открытой галерее четвертого этажа. Декабрьский ветер свистел в каменных колоннах и балясинах, задувал снегом, ворошил белый мех накидки Амаранты. Она пришла первой и наблюдала, как приближается эльф, не прячась от северной зимы, хлещущей по щекам ледяной пылью. Для Моран такая погода была привычной, а Айворт умел терпеть неудобства и не жаловаться.
        - Почему вы искали встречи именно со мной, Ваша милость? - он поклонился и сразу перешел к делу.
        - Зовите меня Амарантой, это приватный разговор.
        - Айворт, орден Хранителей, малый Совет, Венден, - представился эльф не опуская глаз.
        «Он даже не из Эвенберга. Какое безжалостное лицо. Но ходить вокруг да около он не привык, я не ошиблась в выборе».
        - Я хочу сократить дипломатические беседы до минимума, сир Айворт. И избавить шпионов с обеих сторон от лишней работы, спросив прямо о том, что и так известно. На пути сюда вы посетили Аверну, это так?
        - Не называйте меня «сир», я - эльф, а не человек, - ровным голосом ответил Хранитель, - и да, вы правы, король Родерик нас принял.
        «Я знаю, что ты эльф! Все расы воспринимают обращение „сир“, как должное, зная, что так принято в Эймаре. Это же проявление уважения!» Но Моран не показала своего раздражения внешне:
        - И Верховный совет заявил о своем нейтралитете Аверне и Аквилее?
        - Верно, - эльф удивленно прищурился.
        - На что рассчитывают эльфы Эрендола? На партизанскую войну в южных землях?
        - Вы знали или догадались, что за Хранителей-ассасинов отвечаю именно я?
        «А я и не знала. Так ты, эльф, из анклава убийц. Тем лучше. И ты не врешь. Как далеко нас заведет взаимная откровенность? Скоро увидим».
        - Тогда вы и ваш малый Совет скоро можете стать очень влиятельны, Айворт.
        Это было прямое обещание и вызов честолюбию эльфа, если оно у него имелось.
        - Только если вы будете побеждать, королева Амаранта.
        Хранитель слегка склонил голову. Заключать ли тайный союз с севером в обход остального Ордена, - надо решить немедленно. Королева не будет ждать и не предложит дважды. Айворт обратил взгляд на снежный пейзаж за перилами и задумался. «Я представлял ее иначе. Совсем не похожа на свою мать - рыжеволосую женщину из Тиверии с ослепительно-белой кожей, безупречно вежливую, но ничего не решающую. И на короля Эдгара - спокойного и рассудительного, - не похожа. Напоминает кого-то из северной династии, а, может, и всех королей сразу. Она очень неглупа. Если бы только не проклятие ее рода!»
        «Эрендол играет на два фронта, - думала Моран, - официальный нейтралитет югу и теневая поддержка севера. Но почему эльфы побоялись открыто выступить на моей стороне?»
        - Что за тайный изъян во мне смущает Совет Хранителей? Мой пол? Возраст? Что? - задумчиво спросила Амаранта, не ожидая получить ответы на столь щекотливые вопросы, лежащие далеко за гранью дипломатии.
        - Вы - последняя королева из древнего рода, взошедшая на трон. Одновременно - и зло, и правитель, - ответил Айворт, слегка изменившись в лице.
        Интуиция Амаранты была сродни провидению.
        - Так я - зло?
        - На вас лежит проклятие Агнара. Рано или поздно демон потребует вашу душу, если только вы не предпочтете смерть, как король Эдгар.
        Моран тихо рассмеялась, поняв, чего боятся эльфы. Орден Хранителей, древнее проклятие, первый король… Она разберется с этим, но позже. Самое время открыть тайну.
        - Демону не по зубам душа архонта, Айворт.
        - О чем вы говорите?
        Эльф замолчал, взглянув в ее посветлевшие глаза. Только белый огонь дает такой ледяной оттенок радужке. Итак, в мир пришла новая сила - архонт-маг, а мудрецы Эрендола не заметили. Айворта нельзя было упрекнуть в недостатке решимости - эльф поставил на карту свою карьеру ни с кем не советуясь.
        - Как старший Хранитель Вендена, клянусь верно служить архонту и истинной королеве Эймара!
        Эльф опустился на одно колено.
        - Ты присягаешь отдельно от ордена? Рискованный поступок.
        - Я имею на это право. Политики могут разговаривать и дальше, а мои ассасины будут действовать.
        - Я принимаю твою клятву, Айворт.
        - Малый Совет вас не предаст, королева Амаранта. Слово Айворта ланн Айдана.
        Эльф и сам не знал, как мало будет стоить его клятва через несколько десятков лет.

* * *
        «Я спала?» Моран не чувствовала себя отдохнувшей - также гудели натруженные ноги и ныли плечи, но за время ее забытья в цитадели успело стемнеть. Небосвод на западе затухал бледно-опаловым, а вокруг не горело ни одно окно. «Я одна в покинутом городе!» - истина, очевидная и ранее, предстала перед Амарантой во всей своей зловещей неприглядности. Нужно найти ночлег. «Найти». Вокруг сотни домов, выбирай любой! Моран с сожалением сползла с трона на землю. Необходимость двигаться только злила. Наверное, виной тому стала сцена из прошлого - зачем цитадель показала ее? Хотела доказать, что все усилия Амаранты были напрасны?
        - Предательство в крови у эльфов, Сирион? Айворт ланн Айдан, обязанный мне столь многим, вонзил нож в спину, объявив призыв эрендольских нелюдей в армию Родерика, - вот как Гервант оказался на войне. А сами Хранители? Их ассасины убивали моих лучших людей и архонтов! Ты гордишься их «славными деяниями»? Напрасно - в подлости нет величия! Как нет доблести в том, чтобы мостить дороги черепами.
        «Ханлейт был ассасином… И он приложил свою руку к поражению Севера! И Гервант, и даже Киндар! Все предатели! Один Галар не успел навредить по-настоящему лишь потому, что был моложе остальных! Но никакое это не оправдание!» Застарелая ненависть поднялась со дна ее души, захлестнула, завертела воронку гневных мыслей. Амаранта остановилась у подножия трона, сжимая кулаки. Она не изменилась с тех пор, как родилась на свет, не стала спокойнее, не научилась прощать. Для души архонта нет срока давности преступлений!
        «Я услышу твой голос из сотен тысяч. Он громок и щедр на обещания», - в голове прозвучали насмешливые слова Астарота.
        - Все это не важно сейчас. Хан ушел из Ордена, и мы любили друг друга. Гервант был нам другом, уж каким умел, а Златовласка убил ария, отомстив за меня и брата. И даже Айворт верно служил Эймару целых восемьдесят лет. Как забавно: посреди цитадели Сириона стоит одержимая тварь и злобно сожалеет о том, что ее земная жизнь оказалась слишком короткой, чтобы изменить мир!
        Моран направилась к одному из домов, выходившему широким крыльцом на площадь, и не без содрогания потянула за дверную ручку. Не заперто. От скрипа дверных петель внутри заметалось испуганное эхо. Темно. Запах леса и нежилого помещения. Амаранта сделала несколько неуверенных шагов в глубину комнаты и запнулась о лампу, кем-то поставленную прямо на пути. Она покатилась по полу с приглушенным стуком и не разбилась. «Зажгу ее». Моран нащупала рычажок и повернула. Фитиль вспыхнул лишь на мгновение, прогорел и погас.
        - Я смогу сделать факел. А если есть дрова - то затоплю очаг, - сказала она вслух, - неужели я здесь совсем одна?
        Амаранта вышла на крыльцо и разобрала светильник на части. Достала огниво и обнаружила на дне масло, превратившееся в камень. Вечерний свет угас. Мертвенно белея в ночном мраке, дороги из черепов разбегались от площади у трех тронов, теряясь в лабиринте незнакомых улиц. Моран передернуло от озноба.
        - Здесь страшно. Я лучше вернусь под крышу.
        В камине она нащупала угли и не прогоревшие поленья, а у стены рядом - топливо, заготовленное впрок. Дом встретил путницу гостеприимно, и даже огонь не противился: накинулся на дрова с первобытной жадностью, уютно загудел в дымоходе. Амаранта нехотя отвела глаза от пламени и оглядела просторное помещение.
        Кусочки голубой и золотистой смальты, вымостившей овальный бассейн, искрились, будто подмигивали; на широких краях купальни горделиво стояли остроносые кувшины, наполненные экзотическими благовониями. Плавно изогнутые ступени, словно морские волны, игриво набегающие на золотой пляж, приглашали спуститься и погрузиться в нагретую воду. Ароматный пар так и стлался завитками по полу, ласкался, льнул к икрам влажным теплом. Зачарованная Моран подошла к бассейну и услышала тихую, вкрадчивую музыку и мелодичный женский смех. Они раздавались сверху, этажом выше, и в этом не было ничего необычного. А из воды на нее взглянуло собственное отражение с причудливо уложенными в локоны волосами, распущенными по обнаженным плечам. Как хорошо! Все позади: усталость, потери, муки. Они настолько далеки и незначительны, что дышится легко и свободно, так, как дано только очень счастливым людям. Моран спустилась на одну ступень вниз, и под ее ногой хрустнула сухая ветка.
        - Бассейн пустой! Его не наливали так давно, он растрескался от старости! Сирион, за что ты так со мной? - закричала она, снова разбудив чуткое эхо.
        Вернувшись к камину, Моран не сразу пришла в себя: разрушенная иллюзия когтила нервы, два образа - поддельный и настоящий, жили в памяти одновременно и никак не хотели уступать место друг другу. Амаранта боялась обернуться. Чтобы занять себя хоть чем-нибудь, она поставила лампу на каминную решетку в надежде, что масло удастся разогреть. «Оно минеральное», - поняла Моран, наблюдая, как твердый кусок топлива под воздействием тепла превращается в густую жидкость. Светильник, собранный заново, зажегся. Моран ободрила даже столь маленькая удача. Она обвела глазами комнату, не обнаружила никакого обмана и закрыла входную дверь на засов. Отгородившись от зловещей мостовой, Амаранта почувствовала себя спокойнее.
        - Интересно, как давно в цитадели не разжигали огня? Век, два, десять? Здесь негде спать. Надо посмотреть наверху, - прошептала Моран, но решилась подняться не сразу - пламя камина казалось ей надежнее, чем тусклый свет лампы в руке.
        - Я и так знаю, что там будет: столовая, спальня и библиотека. Или примерно так. Но я посмотрю. Прямо сейчас!
        Металлическая лестница изгибалась крутым винтом вверх. Свет лампы воровато выхватывал из темноты отдельные ступени и завитушки перил. Внезапно, краем глаза Амаранта увидела на стене чей-то точеный профиль и стремительно обернулась.
        - Так это же я! Испугалась собственной тени…
        Вот и второй этаж. Какая необычная для эльфийского дома обстановка: низкие диванчики, разбросанные по полу подушки и каменные чаши на металлических подставках, предназначенные для фруктов или другой еды. Нет, о пище лучше не думать! Амаранта прошла до середины комнаты и подняла лампу повыше, освещая уютное, располагающее к расслабленному отдыху помещение. Казалось, эльфы покинули его минуту назад, - ткани сохранили свой первоначальный цвет, а удобная мебель так и приглашала прилечь. Вот только что за шорох сопровождает каждый шаг? Моран обернулась. На некогда пушистом покрытии пола отпечатались ее следы, нарушив сложный рисунок в красно-охристых тонах. Ворс ковра, сухой, как прошлогодняя трава, ломался и высыпался до основы, превращаясь в прах под тяжестью живого тела.
        - Я - первая гостья дома за последние несколько столетий!
        Амаранта попятилась, стараясь наступать в те же места, которые испортила своим вторжением, и вернулась к лестнице. На третьем и четвертом этажах ее ждали маленькие комнатки, разделенные низкими перегородками, не достающими до потолка. В каждой стояла аккуратно застеленная кровать.
        - Это какая-то гостиница, - решила Моран и поднялась еще выше.
        Последний этаж был самым роскошным. Все простенки занимали зеркала в полный рост, а посреди комнаты возвышалось огромное ложе. В нем поражало все - от резной рамы из полированного красного дерева с фигурками обнаженных эльфиек, до царственного балдахина из бордовой парчи, густо расшитого золотом и сверкающего, как вычурная драгоценность.
        Не обращая внимания на хруст ковра под ногами, Амаранта приблизилась и дотронулась рукой до ткани. Балдахин слегка заколыхался, рисунок изысканных розеток поплыл перед глазами, распадаясь на нити, образуя дыры. Куски истлевшей ткани, когда-то искусно вытканной и уложенной, но неподвижно провисевшей целую вечность, ждали случайного прикосновения, чтобы осыпаться с усталым шелестом. Несколько мгновений - и перед Моран остался лишь проволочный каркас с поблескивающими лохмотьями.
        Как только северного моря кровь остынет,
        С высоких гор сойдут на землю небеса,
        Укутав жизнь в свинец объятий.
        А золото падет к ногам, как прах,
        Не повинуясь смелости проклятий.
        Погаснет счастье, умолкнет горе,
        Настанет тьма - венец покоя.
        - Это слова пророчества святого Ариеса, которые никто не может разгадать вот уже триста лет. Но я увидела, как падает золото. Это было… красиво.
        Амаранта вернулась к камину. Сегодня каменные плиты пола послужат ей постелью, а огонь станет хранителем и другом.
        - Не гостиница, а дом свиданий - вот что это такое! Выражаясь проще - я нашла приют в борделе. Это символично, Сирион? Таково место Амаранты в истории?

* * *
        - Как же долго ты спишь, дорогая!
        Галар сидел в кресле поодаль и улыбался. Амаранта подскочила на мягкой перине, озираясь по сторонам. Она была уверена, что всего час назад заснула перед камином в заброшенном городе в сердце Сириона, но сейчас вокруг нее вздымалось кремовой пеной тончайшее кружево дорогого постельного белья.
        - Где это мы?
        - Как, ты забыла? В Эвенберге. Моя новая квартира в столице. Мы занимаем целый этаж! Это честь для Хранителя, жить в городе, а не в казармах! Но мне доверяют. Ты мной гордишься?
        В этом был весь Галар: он открыто восхищался своими успехами и иронизировал над тем, как напыщенно звучали его слова.
        - Ты тщеславен, ты знаешь?
        - Я знаю, и нам обоим это нравится.
        Эльф отвечал, как Галар, смотрел, как Галар, а сама иллюзия была достоверной настолько, что Моран не могла ее прогнать. Напротив, она проваливалась в навязанную Сирионом сказку глубже и глубже. Все настоящее! Утренний свет за сиреневыми занавесками, шум просыпающегося города, стены, обитые бежевой тканью, светлая мебель, Галар в форме Хранителя. «Какой он бледный и уставший!» - расстроено подумала Амаранта. Но только ли сочувствие она испытала? Нет, чувство было гораздо сильнее!
        - Ты уходил куда-то?
        - Конечно, я был на работе всю ночь. Соскучилась?
        Моран промолчала, в смятении понимая, что едва не ответила «да» и не бросилась эльфу на шею.
        - У тебя ошарашенный вид, любимая. Тебе приснился кошмар?
        Галар пересел на кровать и обнял Амаранту знакомо-прохладными ладонями. Не в силах сопротивляться его нежности, она придвинулась ближе.
        - Да. Я видела заброшенный город в цитадели Сириона: жуткий, пустой, мертвый. Я была там совершенно одна!
        - Какой странный сон. Что скрывает сердце древнего леса, неизвестно даже мне. Ночные страхи, моя дорогая, просто ночные страхи! Я рядом, я их прогоню.
        Галар поцеловал Моран в висок. В его движениях чувствовалась привычка, что вырабатывается годами близости, а в глазах не было и тени фальши.
        «Кто ты? Неужели знакомый мне галадэнский маг? И да, и нет!» - в смятении думала она, - «ты - другой и прежний одновременно, но добрее, лучше и проще. Такого Галара я могла бы полюбить, если бы не встретила Хана раньше. Раньше? Может, секрет кроется в прошлом?»
        Амаранта протянула руки и расстегнула рубашку на груди мага. Шрамов нет. Желая удостовериться, так ли это на самом деле, погладила его гладкую кожу.
        - Ты хочешь любви прямо сейчас? А завтрак?
        - Завтрак?
        Желудок Моран требовательно заурчал, а Галар засмеялся и потянул ее с кровати за запястья.
        «А как же Лаэле? У мага не было сумасшедшей жены, не любившей его?»
        - Галар, как меня зовут?
        - Моран, что с тобой?
        Все еще не веря, она подошла к зеркалу. Но из отражения смотрела Амаранта, не Лаэле. Довольная, счастливая и ухоженная. «Это - я. Мое лицо, мои мысли. Неужели во власти Сириона переписать минувшее? Тогда эта иллюзия - одна из самых жестоких!» Подняв волосы, Моран увидела острые кончики своих ушей.
        - Мне сделали операцию, чтобы никто не сомневался, что я - истинный эльф?
        - Дорогая, два года назад, сразу после свадьбы. Странные вопросы.
        - А давно я здесь?
        - Неделю.
        - Где я жила раньше?
        - С моим отцом в Галадэне. Меня отпускают из ордена несколько раз в год, Хранители понимают, что у мага есть обязанности в поселке. Перестань меня пугать. Пойдем.
        Галар повел жену в соседнюю комнату, где их поджидал стол, накрытый на двоих.
        - Еда - настоящая? - спросила Амаранта и прикрыла рот ладонью, боясь сказать лишнее.
        - Эти вопросы - твоя новая прихоть? Она мне не нравится!
        Кривое зеркало Сириона не вызывало у Галара сомнений. Как запах кушаний, как солнечный свет, как любовь жены. Вздумай Моран его обидеть - и маг обидится, причинить боль - и он ее почувствует. Но эта пытка предназначалась не Галару, она - наказание для Амаранты. «В сердце леса время течет по своим законам, объединяя прошлое, настоящее и будущее», - так сказал Мастер. Но старый эльф не знал, что Сирион еще и придумывает то, чего не было. Сливочное масло и воздушные булочки, клюквенный джем и творог, тающий во рту… И они утоляют голод - неведомый мучитель идет до конца, воссоздавая жизнь до мельчайших деталей. Это стало для Моран последней каплей - она закрыла лицо руками и разрыдалась. Галар вскочил.
        - Только не подходи ко мне! Не дотрагивайся, я этого не вынесу!
        Эльф знакомо приподнял брови. В глубине его синих глаз жило наивное ожидание чуда, что должно произойти вот-вот, но никак не случится. Наверное, Хан запомнил Галара таким. «Я хочу, чтобы меня любили. Разве много?» Много! Невозможно завоевать любовь всего мира сразу!
        - Все, все, я успокоилась! - Амаранта до боли закусила губу и предостерегающе подняла руку, отказываясь от помощи, - не обращай внимания. Так не все Хранители живут в городе?
        Галар сел на место и некоторое время молчал, наблюдая, как Моран вытирает лицо салфеткой.
        - Хранители живут в цитадели ордена. Пока нет заданий.
        - И не выходят? Вам запрещено создавать семьи?
        - Нам не запрещается. Но какая девушка согласится на мужа-убийцу с малым сроком жизни, который никогда не придет ночевать домой и исчезает на целые месяцы? Хранители выходят в город по особому разрешению и только в дневное время.
        - Тебе разрешили.
        - Я маг. А орденом сейчас заправляет венденский анклав ассасинов и Айворт ланн Айдан. От нас на улицах шарахаются.
        - Ханлейт живет в цитадели? - осторожно спросила Моран.
        - Да, у него свои покои, как у старшего по званию. И у меня есть.
        - А я… Мы можем его повидать?
        «Как подло я поступаю!» - подумала Амаранта, неприятно пораженная собственным эгоизмом. Но Галар остался спокоен.
        - Хан уехал, дорогая.
        - Куда, почему? Ты же здесь!
        Галар задумчиво потер лоб ладонью и вздохнул.
        - Не знаю, куда. Мне такого не докладывают. Я беспокоюсь за него. Ханлейта окружают жестокие люди, а его путь ведет к еще большим страданиям. Но я не в силах помочь.
        - Откуда ты это знаешь? - шепотом спросила Моран, - Галар, ты ненавидишь Хана!
        Эльф недоуменно пожал плечами и взял бутылку вина.
        - Что? Я ненавижу своего лучшего друга? Какое чудное утро, Амаранта! И почему бутылка закупорена?
        - Амаранта? Почему ты меня так назвал? Я не говорила тебе свое настоящее имя, - Моран поежилась от озноба, внезапно пробравшего ее до костей, - а еще ты терпеть не можешь красное вино! Посмотри, это же тиверское. Не открывай его! Галар, не надо!
        - Никогда не поздно попробовать и передумать! - он улыбнулся и выдернул пробку.
        Маг не рассчитал силы - красная жидкость выплеснулась через горлышко и залила ему грудь. Амаранта подбежала к Галару и обняла, словно в ее силах было удержать иллюзию, разваливающуюся на куски, как истлевшая материя.
        - Я впервые так неосторожен! Не переживай, моя дорогая - это всего лишь вино.

* * *
        Моран открыла глаза и смотрела в темноту потолка несколько секунд, не сразу осознав, где находится. Ее спина затекла до бесчувствия на холодных плитах пола. Камин прогорел - угли едва светились красным. Правая ладонь влипла в вязкую жидкость, - лампа опрокинулась, и масло вытекло, напоминая своими очертаниями лужу крови в подвале Галадэна. «Ты убила Галара», - обвинял Сирион в который раз, и впервые Амаранта не стала возмущенно оправдываться. Она со стоном перевернулась на бок.
        - Сколько прошло времени? Ночь или утро?
        Непонятно. На нижнем этаже борделя нет окон, а наверху они закрыты ставнями изнутри. Моран добрела до входной двери и отодвинула засов, показавшийся ей в два раза тяжелее, чем с вечера. Утро. Дождь. Потемневшие от влаги черепа внушают еще большее отвращение, чем сухие. Туман и запах леса, шорох капель и сырой промозглый ветер. Амаранта остановилась в проеме, вглядываясь в серость непогоды.
        - Венденский анклав ассасинов. Айворт. При поддержке королевы севера этот жестокий эльф стал Верховным советником ордена. Я - убийца, как и Хан. Кровь Галара на наших руках, а не на твоих, верно, Сирион? Ты это хотел доказать? Что предательство, пусть и невольное, может разрушить чью-то судьбу? Мне ли не знать! Ты уверен, что я - бесчувственная сволочь? Не буду тебя разубеждать, не вижу в этом смысла! Ты рассчитываешь мучить одержимую, пока существует мир? Не выйдет. Однажды мое тело перестанет бороться, и душа станет свободной. Ты не властен над ней, хозяин цитадели, и никто не властен! Как долго я буду разговаривать сама с собой? Что ты такое? Демон? Астарот не боялся показаться, он - честнее!
        Ответа не было. Моран тщательно вытерла вымазанную в масле ладонь о мокрый мох и пошла по дороге, ступая прямо по головам безымянных жертв. Миновав площадь трех тронов, широкая мостовая повернула к огромному дому. Он стоял обособленно, окруженный дорогой со всех сторон и мертвенно чернел голыми ветвями деревьев.
        - Заброшенное жилище - неприятное зрелище, а умершее - вдвойне. Только почему все деревья высохли? Что их убило?
        Незапертые двери жуткого дома поскрипывали, покачиваясь от сквозняка. Амаранта вошла внутрь, широко распахнув обе половинки. По обонянию ударила застарелая тошнотворно-въедливая вонь. Моран показалось, что она летит в пустоту, так закружилась голова. Но виноват в этом был не только запах, но и пол, имеющий форму воронки, все более крутой к центру. Ее отверстие закрывал плоский металлический люк.
        - Что это? Кладовая для припасов? Вход в подземелье? - осторожно двигаясь по краю, Моран обошла помещение, заставленное ларями с массивными крышками, как попало окрашенными в бурый цвет. Ни печки, ни мебели, зато наверх ведет лестница, а со второго этажа сочится тусклый свет.
        - Не надо сюда подниматься! - прошептала Амаранта, но ее ноги помимо воли продолжали отсчитывать ступени, - откуда вонь? Почему погибли деревья? Это - нехороший дом! Надо уйти, пока не поздно!
        Поздно! Она замерла на пороге, не смея двинуться дальше, желая убежать, но продолжая стоять, мечтая закрыть глаза, но не отводя взгляда. Существует ли ад? Многие верующие утверждают, что - да. Место, где мифические пытатели накажут за грехи каждого, кто не следовал священным заповедям. Но все боги врут, утверждая, что в ад попадают после смерти! В чем провинились эти люди и эльфы, чтобы подвергнуться пыткам при жизни?
        - Да как цитадель до сих пор не провалилась под землю целиком! Кем вы были? Что же вы делали?!
        Моран попала в лабораторию любознательного чудовища, познающего секреты творения на своих ближних. Останки подопытных еще лежали на столах, неестественно вывернутые, скованные по рукам и ногам; время стерло следы страданий с их тел, уничтожило признаки пола и расы, но даже оно не силах было развеять зловещую атмосферу страшной комнаты.
        А ведь те, кто проводили опыты, имели руки и лица, и не обязательно - уродливые. У них были души, рождались дети. Они, наверняка, снискали страх, почет и уважение у своих современников. Возможно, алхимики лгали, что терзают бездыханные трупы, а крики, что слышны через высокие окна, принадлежат демонам. А эти наручники и зажимы на столах и в креслах предназначены, чтобы препарировать было удобнее. Приборы вдоль стен служат лишь украшением, а жидкости, что получены с их помощью - лекарства, спасающие жизни. И смелые врачеватели опробовали их на себе и своих близких! Рисунки, разбросанные повсюду - не больше, чем фантазии, а части тел, сохранившиеся в прозрачных сосудах, - забавные детали интерьера.
        - Вы искали нечто важное? Что? Эликсир вечной молодости? Рецепт бессмертия? Но вы сгинули, а с вами - и все ваши открытия! А любой, кто здесь побывает, увидит только зло, потому что так и есть!
        Весь следующий уровень дома занимал аппарат с трубами, спускающимися по стенам на нижние этажи. Здесь зловоние ощущалось явственнее всего. В емкостях сохранились затвердевшая корка алхимического раствора, продолжающая выделять ядовитое вещество. Им было пропитано все: и воздух, и сами стены. «Кажется, я поняла, для чего предназначалась эта отрава!» - подумала Моран и сбежала вниз по лестнице, прямо к первому из ларей. Схватившись за ржавые ручки, сорвала с него крышку. А затем - со второго, с третьего… с последнего. Подняла голову, рассматривая потолок. Едкий раствор поступал сверху в систему сообщающихся сосудов, похожих на лари для хранения зерна, но металлических. Их деревянные крышки, пропитанные кровью, служили разделочными столами. Центр комнаты - слив гигантской машины смерти. Алхимики цитадели мастерски овладели наукой отделения костей от плоти, чтобы использовать останки в строительных целях. На дне некоторых емкостей еще белели черепа.
        Моран вышла под дождь, плотно закрыла входные двери и села на крыльцо к ним спиной, разглядывая свои подрагивающие руки. В сомкнутые ладони набиралась вода, но Амаранта выливала ее раз за разом, словно боялась выпить и почувствовать вкус крови или яда. Она разгадала всего один из секретов проклятой цитадели, и этого знания было достаточно, чтобы ее возненавидеть. Дороги древнего города повествуют о бойне, о которой замалчивают летописи. Моран прочла столько книг - и не нашла упоминания о ней. Галар, маг из Галадэна, о тайне Сириона не знал, Ханлейт не ведал. Так что скрывает орден Хранителей?
        Речное божество
        Баржа потерялась в густом тумане. Ракхайн дремал, плескаясь волной в борта, частицы влаги висели в воздухе, пропитывая одежду. Палуба стала скользкой, словно натертая рыбьим жиром. С кормы доносились голоса - Ставер и Зоран спорили, в какой стороне находится правый берег. Моргват запихнул остатки трапезы в сумку и скрылся за парусом, прихватив ее с собой.
        - Мы плывем или стоим? - спросила Алиссен, дуя на ладони и пытаясь согреться.
        - Стоим, - подтвердил Лето очевидное.
        - А мне так не кажется. Баржу толкает что-то. Вот, опять…
        На этот раз толчок стал очевидным и для Лето. Судно дернулось вперед, как бумажный кораблик, дернутый за нитку, и поплыло, все быстрее и быстрее. Аквилеец подбежал к борту и перегнулся вниз.
        - Нас кто-то тащит! Но я никого не вижу. Наверное, здесь течение сильное. Эй, Моргват, ты где?
        Архонт не ответил. Алиссен вглядывалась в туман, гадая, что за темная полоса маячит впереди. Берег? Баржа приближалась к чему-то большому.
        - Лето, мы сейчас врежемся! - сообразила девушка, но ее предупреждение запоздало.
        Размытое пятно приобрело очертания судна, перегородившего реку. Столкновения было не избежать, тем более, что речники на корме увидели препятствие последними и у них не осталось времени для маневра. Удар оказался неожиданно сильным. Железная обшивка носа протаранила борт другой баржи, скрежет металла, треск ломающегося дерева и грохот упавшего на носу груза слились воедино. Незакрепленные ящики запрыгали, как кубики, бочки, переваливаясь, покатились на людей, угрожая смять и сбросить в воду, но на судне-виновнике столкновения все было тихо. Поскрипывая, оно медленно отплывало прочь, повинуясь силе течения, а коварный водоворот, которыми изобилует с виду покладистый Ракхайн, разворачивал и баржу из Дорина поперек фарватера. На корме ругались, почем свет стоит, пока не раздался громкий плеск - это кормчий сбросил якорь.
        Алиссен поднялась с палубы, потирая ногу. Даже обладая ловкостью и быстротой реакции, она не смогла увернуться от предметов, посыпавшихся на нее со всех сторон.
        - Ушиблась? - спросил Лето.
        Аквилеец отделался незначительными царапинами.
        - В меня врезалась бочка. Я ногу сломала!
        Придя в ужас от своего предположения, девушка задрала юбку до самого бедра. Выше колена на стройной ножке алела некрасивая ссадина, обещая в будущем солидный синяк.
        - Дай мне посмотреть. Здесь болит? Нет? А здесь? Думаю, обошлось без перелома.
        Лето несколько раз провел по ноге подружки ладонями обеих рук вверх и вниз, от бедра и обратно, задержавшись на коленке.
        - Да ты меня лапаешь!
        - Очень надо! С чего ты так решила? - удивился Лето.
        - А то я не знаю, как руки распускают!
        - Тебе показалось! Я потрогал по-дружески! Приложи монетку - и все пройдет.
        - Тоже мне, насоветовал…
        Из тумана появились хозяева баржи и Моргват.
        - С Велеграда судно, не наше. Вверх по течению шли, глядите - веревки с бортов не убраны. Куда все подевались? А ведь затонет же! Место здесь мелкое, как я обратно вернусь? Оттащить к берегу надо бы, - рассуждал Ставер, сокрушенно разглядывая беспорядок.
        - Ее течением оттянуло прилично, не перепрыгнуть. Придется вплавь. Может ты, парень, а? Кинешь конец с другого борта, а мы подтянем, - предложил второй корабел, Зоран.
        - Вода холодная, май месяц! - Лето искренне возмутился столь наглому предложению, - и что мне за это будет?
        - Какой май, завтра уже июнь придет! А то и будет, что за провоз платы не возьмем. Мы на двоих договаривались, а ты третьим едешь!
        - Мужики, а по-другому нельзя? Может, оставим эту посудину к демоновой матери?
        Моргвату идея Зорана тоже не понравилась.
        - Нельзя! Вы в Велеграде осядете, а нам возвращаться!
        Лето с кислым видом начал раздеваться. Загорелыми у парня оказались только лицо, шея и руки до локтей, но никак не все остальное. Прекрасное телосложение аквилейца уже начала портить природная склонность к полноте, сглаживающая рельеф мускулов коварной молочно-белой округлостью. Раздевшись до пояса и сняв обувь, Лето прыгнул в реку вниз головой, решив не растягивать удовольствие и намокнуть сразу. Моргват подошел к борту, обеспокоено озираясь вокруг, но туман был неумолим - ни зги не видно.
        - Не ходи там. Кинь веревку и жди. Ни ногой в сторону! Ты меня слышишь, Загорелая шея?
        Лето вынырнул на приличном расстоянии и обернулся.
        - Раскомандовался. Сам бы искупаться попробовал, - пробормотал он себе под нос, - Слышу! Вот зараза… Меня что-то в воде коснулось. Рыба дурная что ли?
        Не отвлекаясь на разговоры, Лето доплыл до проломленной баржи и взобрался на нее по веревке, одним концом полоскавшейся в воде. Его нечеткий силуэт мелькал вдоль борта, то исчезая, то появляясь вновь: Лето перебирался через какие-то невидимые препятствия. Наконец, парень нашел, что искал. Свернув носовой швартовый конец в бухту, он кинул его в Зорана. Кормчий поймал веревку и на пару со Ставером начал потягивать. Сначала чужая баржа подалась и сдвинулась с места, но затем вдоль ее борта заплескалась поперечная волна, словно велеградское судно что-то удерживало на месте. Зоран указал аквилейцу на корму. Лето кивнул, и вскоре второй швартовый конец оказался на барже торговцев. Его подхватил Моргват. Дело пошло на лад, но Лето куда-то пропал.
        - Ей, да тут кровища! - слабо донесся из тумана его голос.
        - Зря он туда сунулся! Срублю я ему шею безо всякого удовольствия, - тихо сказал Моргват.
        Совместными усилиями двух архонтов корма баржи приближалась гораздо быстрее, чем нос.
        - Ты хочешь убить Лето?! - вскричала девушка, выпуская из рук веревку.
        - Надеюсь, не придется. Эй, парень, ты куда девался? Тут твоя подружка от страха плачет! - выкрикнул Моргват.
        - Я не плачу! - зашипела оскорбленная Алиссен, - ты что выдумал?
        - А надо! Голос у тебя громкий. Тебе бы визжать, виснуть у дружка на шее и реветь в три ручья - лишь бы далеко не отходил. Свет магии парня не спасет, а живой архонт - может. Не нравится мне этот туман… Лето, мать твою! - рявкнул Моргват, но ответа не последовало.
        Баржи связали накрепко и подняли якорь. Управляя рулем и кормовыми веслами, речники всеми силами старались развернуть их к одному из берегов Ракхайна. Архонт перепрыгнул на проломленное судно. Оно начало крениться в сторону пробоины, и только баржа торговцев удерживала его на плаву более-менее ровно.
        - Не ходите за мной.
        Никто и не собирался. Одна Алиссен, не спрашивая разрешения, перебралась вслед за Моргватом и так и шла за ним, настороженно оглядываясь по сторонам.
        Стены будки, мачта и палуба брошенного судна, вспученная обломками досок, почернели и обуглились. Тут и там виднелись бурые следы крови: на остатках паруса, втоптанного в грязную жижу воды и пепла, на брошенных вещах, на мешках и веревках, привязанных к кнехтам у бортов. Здесь все было обгоревшим и мокрым, словно пожар потушили сверху, окатив баржу водой целиком.
        Перемазанный сажей Лето появился на корме внезапно, как из-под палубы вылез. Моргват перекинул сумку с загадочным содержимым за спину и обнажил меч, направив аквилейцу в грудь.
        - Ты чего? - опешил Лето, - брось пугать! Я запертый трюм нашел. По опыту знаю, такие хорошие замки куда попало не вешают. Открыть не смог, сбивать надо.
        Архонт опустил меч и в сердцах сплюнул.
        - Я же говорил дальше борта не соваться! Почему молчал?
        - Я прислушивался: как будто стонет кто. Или мне показалось.
        - Стойте здесь оба! Алиссен, помнишь, что я тебе сказал?
        Выразительно посмотрев на девушку, Моргват отправился исследовать трюм, а Алиссен последовала совету буквально - подошла к другу и обняла его одной рукой, прижав к своему боку. Лето немного удивился, но оказанное внимание ему польстило.
        - Решила меня потрогать? И как? Я мягкий? Теплый? Тебе нравится?
        - Ты - мокрый, холодный, грязный придурок! - не постеснялась сказать правду Алиссен.
        - Я иногда тебе поражаюсь, Алис… Здорово же ты умеешь врать!
        - А я и не вру.
        - Тогда как ты меня назвала?!
        - Я сказала, что ты мой друг, а ты что услышал?! - возмутилась она, - я тебя люблю даже такого замерзшего и уделанного. Ты о чем думаешь, Лето? Посмотри вокруг! Я бы хотела оказаться за тридевять земель от этого места, а не обниматься здесь с тобой!
        Перебранку прекратил плеск и скрежет - кто-то карабкался из воды. Вот перепачканные илом руки цепко ухватились за край борта и подтянулись. Показалась голова. Конечно, это был не Моргват.

* * *
        Смертельно бледный человек в дорогих лохмотьях с поразительной сноровкой преодолел препятствие, шагнул на палубу и остановился поодаль, вперив в друзей мутный взгляд.
        - Прикончи эту тварь, - обратился он к Лето скрипучим голосом безо всякого выражения.
        Парень беспомощно оглянулся, но рядом никого не было, кроме Алиссен.
        - Да, ее. Я помогу. Ну, чего ты ждешь?
        Лето посмотрел на подругу так, словно впервые увидел, сдвинул брови и помотал головой.
        - Что с тобой? - шепнула девушка.
        - Не знаю, в ушах зашумело, как будто прибой услышал. Ты отойди от меня, Алис. Я на минутку подумал, что надо сделать, как он говорит. Этот тип какой-то долбанный маг!
        - Я все слышу. Архонт - гадкая тварь, а с тобой мы еще потолкуем.
        Незнакомец присел на край борта и на его лице промелькнуло подобие улыбки. Протянув вперед раскрытую правую ладонь, он медленно, палец за пальцем, сжал ее в кулак. Из щели между судами бесшумно поднялась стена тумана, скрыв баржу торговцев из вида. В то же мгновение течение реки стало сильным, могучим, волны забурлили у бортов, разворачивая связанные суда к берегу. С баржи Ставера послышались обрадованные возгласы - речники подумали, что это их усилия увенчались успехом. Достигнув мелководья, проломленная баржа несколько раз царапнула дно и с размаху села на мель. Лето и Алиссен, уцепившись друг за друга, еле удержались на ногах. Все стихло, только вода тихонько журчала за бортом, да слышались шаги людей на соседней барже. Бледный человек заговорил:
        - От тебя пахнет морем, - произнес он, глядя на Лето, - я чую этот запах, ты просолен с рождения и провонял морской рыбой с южного побережья, ею воняло молоко твоей матери, твоей бабки и так далее. От смазливой девки рядом несет деньгами и похотью, она здешняя, из Дорина. А в трюме прячется еще одна архонтская тварь, от которой вязнет в зубах: черный виноград его страны жесткий и кислый, как дерьмовое вино. Выходи, тиверец, я почуял тебя за версту.
        Алиссен хотела убежать, но Лето стоял, как к полу приклеенный - сколько не дергай, не шевелится. Предупредил же Моргват - не оставлять друга одного! А с господином было что-то не так. Девушка не сразу поняла, что именно, а догадавшись, испугалась: оказывается, человек не дышал! Его грудь оставалась неподвижной даже при разговоре, а голос звучал сдавленно и неестественно. Моргват вылез из трюма и остановился поодаль, похлопывая мечом по ноге:
        - Ну, что дальше, поганец?
        - Меня зовут Ракхайн.
        - Моргват, он сумасшедший, да? Свихнувшийся чародей? - дрогнувшим голосом спросила Алиссен.
        - Нет, барышня, вполне себе нормальный демон в теле мертвого ария. Только излишне болтливый. Реки постоянно что-то бормочут.
        Ракхайн неприятно улыбнулся и заговорил, словно спеша подтвердить определение Моргвата:
        - Некогда вы называли нас Богами, приносили жертвы и просили о милости. Сколько прекрасных дев обрели вечный покой на моем гостеприимном дне! О, когда-то мы умели жить в мире - всемогущие Боги и великие маги Сириона! Покорность судьбе в сердцах взращивалась самой природой, а архонтская зараза вырождалась. Страх, - вот что питало нас в те благословенные времена, - ваш страх. Пока с горных пустошей не пришло злое племя, по дикости своей не умеющее склонять голову перед неизбежным. Как сорняки, упавшие в плодородную почву, среди них плодились архонты, а с ними и ересь. Смертные забыли, кому молились, нарекли нас «демонами», придумав для себя доброго, справедливого бога - Создателя. Но сказка скоро закончится!
        - Твой исторический рассказ впечатляюще патетичен. Но чего ты добиваешься? - спросил Моргват.
        Архонт с виду был спокоен, но для Алиссен магия Моргвата стала осязаемой: она покалывала кончики ее пальцев и пробегала по волосам невидимыми искрами, заставляя их пушиться. А демон оглядел всех по очереди и перешел к сути дела:
        - Мне нужно новое тело. Живое, а не мертвое. Оболочка этого сосуда без души разлагается слишком стремительно. Самый лучший вариант - твое, тиверец, оно сильное и выносливое, но ты архонт. Жаль… Слизняк, которого ты развязал в трюме, мне не нравится, а люди на соседней барже слишком стары. Я выбираю его, - демон указал черным пальцем на Лето, - молодая и здоровая плоть прослужит Богу долго.
        - Загорелая шея, ты согласен стать временной «одежкой» для демона? - усмехнулся Моргват.
        - Еще чего! Пусть в рыбу превращается и ныряет обратно в реку! Я сам его поймаю и съем с костями.
        - Я так и подумал.
        - Глупцы! Узрите, с кем вы вздумали спорить!
        - Да уж, вид у тебя отвратный, - поморщился Моргват.
        - Решил меня перехитрить, тиверец? На всех людей архонтов не хватит, а престол Архоны пустует уже годы. «Как только северного моря кровь остынет…», - сказал ваш пророк, но вы, смертные, остались глухи к его предупреждениям. Пророчество свершилось, грядет время истинных Богов!
        С этими словами Ракхайн откинулся назад и упал в реку в том же месте, где стоял.
        - Ах ты скотина!
        Моргват подбежал к борту, но было поздно - труп ария мгновенно ушел под воду, зато дух реки показался во всей красе. Высокий рост, длинное пустое лицо и острые, непомерно большие уродливые уши, не такие, как у современных эльфов, - вот что предстало перед глазами путешественников. Ракхайн возвышался над баржей, стоя на поверхности воды, но не тонул; он сам состоял из мелких капель, удерживаемых вместе магией.
        - Мы помним наши имена, еще немного - и вспомним лица, и тогда ваш мир рухнет. Ничто не сравнится с силой, побеждающей смерть! - в головах у людей раздался голос речного бога, - каждая никчемная жизнь, каждая искра света, что вы зовете душой, раздавленная, уничтоженная нами, приближает час расплаты за века забвения!
        Алиссен закрыла руками уши, не понимая, что таким образом слова демона не заглушить, а Лето смотрел на Ракхайна и вспоминал Астарота - повелителя мести с Проклятой дороги. Два демона на жизнь одного человека - это уже перебор! Моргват отбросил бесполезный против духа меч, призвав на помощь магию архонта, но Ракхайн передумал нападать. Он растаял в воздухе, став частью тумана, а из трюма вылез освобожденный Моргватом человек.
        - Я - сир Анвелл ванн Валейн, сын сира Гилберта ванн Валейна, лорда Городского Совета Велеграда и сопровождающий ария огня Хельми, - сказал он таким тоном, как будто ожидал, что все присутствующие падут перед ним ниц, не иначе.
        - Того ария, чей труп упал за борт только что? - поинтересовался Моргват, - когда я вас развязывал, вы едва глазами шевелили, а языком и не пытались. Поздравляю с чудесным выздоровлением. Безымянный архонт к вашим услугам. Можно без титула.
        - Я вынужден объявить, что вы и ваши спутники арестованы. Благодарность мне не чужда, и по прибытии в Велеград я обещаю замолвить слово перед судьей. Вас не казнят, а сошлют на границу, где вы еще сможете послужить стране. Сообщите свое имя, я настаиваю.
        - А не выбросить ли нам господина за борт? - поинтересовался Лето, - мы его спасали, а он угрожать вздумал!
        - Где демон? - Алиссен не верилось, что все вот так просто закончилось.
        - Помолчите оба, - одернул Моргват, - что вы предпримите, если мы не подчинимся, сир Анвелл?
        - Я отдам приказ своей охране схватить вас.
        - Кому? Здесь же никого… - снова ввязалась в разговор Алиссен и осеклась.
        Всего секунду назад на палубе разоренной баржи было четверо, но стоило моргнуть - и их окружила целая армия. Восемь человек в сине-золотой форме велеградских легионеров со всех сторон нацелились мечами в архонта, Лето и девушку. У последних и вовсе не было оружия, а Моргват поднимать свой меч не спешил. У Алиссен сработал инстинкт самозащиты: ее глаза приобрели пронзительно-синий цвет и засветились ладони. Лето тоскливо посмотрел в туман, где за бортом плескалась спасительная вода. Нырнуть бы поглубже, чтобы не поймали!
        - Алиссен… Слушай меня и не верь тому, что видишь. Вспомни, что ты архонт. Вспомни, чему успела научиться сама за все годы без меня. Дерись в полную силу, как в последний раз. Только не отключай магию, даже если устанешь, если тебе покажется, что не можешь больше! Ты меня поняла? - зашептал Моргват, - Лето, не вздумай прыгать за борт. Упадешь в реку - и ты хуже, чем труп. Не сражайся. Стой, где стоишь и… молись, если умеешь. Ты нужен демону живым.
        Моргват не шутил, он еще никогда не был серьезен настолько. Алиссен посмотрела на одно лицо, на другое… Легионеры из Велеграда. Почти настоящие, послушные, как марионетки: вот у этого шрам на лбу, а тот начал седеть, но всех отличает одинаково бессмысленный взгляд и никто не моргает. Они живые или мертвые?
        Архонт, вспыхнув всем телом золотой магией, напал на ближайшего врага. Рука Моргвата прошла через человека насквозь, и легионер упал на палубу водопадом речной воды. Это послужило началом сражения. Алиссен схватили за плечо сзади. Вздрогнув от ледяной, парализующей боли, она резко обернулась, перехватила руку нападавшего и бросила его на палубу со всей силой, на которую была способна ее магия. Легионер выронил меч, а Лето отпросил его подальше пинком ноги. В руке твари тотчас появилось новое оружие, а старое превратилось в безобидную лужу. Ненастоящий легионер рубанул девушку клинком по ногам, и она упала, как подкошенная. Водяная тварь оказалась сверху в мгновение ока, приложив ледяной меч к ее горлу. Алиссен схватила лезвие голыми руками и почувствовала, как тускнеет свет архонта в ее глазах. Сам Ракхайн, предчувствуя скорую победу, вглядывался в лицо девушки мертвыми зрачками погибшего легионера. Каким коротким оказалось путешествие!
        - Магия, Алиссен! Ты жива, пока архонт!
        Моргват разрубил демону горло золотистой молнией, полыхнувшей из раскрытой ладони. Тварь немедленно окатила Алиссен водопадом мелких брызг. Девушка вскочила. Лето лежал рядом и не шевелился; туман рассеялся настолько, что стала видна баржа торговцев. Вцепившись в поручни, Зоран и Ставер с ужасом наблюдали за битвой. Сир Анвелл стоял поодаль, ничему не удивляясь, а по палубе метался Моргват. Его атаки походили на дождь, проливающийся под лучами солнца. Казалось, что оружие водяных тварей не причиняет архонту вреда, но это было совсем не так. Каждое ранение на теле Моргвата вспыхивало желтым светом магии. Ему было больно. Не стоило неопытной девушке драться с воплощениями Ракхайна один на один, зачем так геройствовать! Чем ближе Моргват, тем безопаснее. Алиссен поступила не очень честно, но разумно: она схватила одного из противников Моргвата за шею сзади. Ослепительно полыхнуло синим, и тварь исчезла, а оглушенная Алиссен опять шлепнулась на палубу. На мгновение остановился даже Моргват, инстинктивно прикрыв лицо локтем.
        Воплощения Ракхайна, оставив в покое мужчину, бросились на девушку. Она поднялась, но не успела увернуться: лезвие меча чиркнуло ей бок, разрезав платье. Обозначая границы раны, по телу промелькнула искорка магии, похожая на ленту. Крови не было. «Пока я архонт, меня не порежут», - лихорадочно подумала Алиссен. Что делать дальше? Броситься грудью прямо на оружие? Как-то же Моргват поражает отродье демона на расстоянии! А если попробовать… Ладони девушки запылали огнем архонта, более светлым, чем обычно, почти голубым и настолько жарким, что ей самой стало страшно. Он уничтожил противников, едва коснувшись их своим сиянием, и погас. Насовсем: не горели глаза, не горели руки! Не рассчитав свои силы, Алиссен на время осталась без защиты магии. Если бы не Моргват… Архонт методично добивал водяных тварей, а демон Ракхайн не показывался. На палубе не осталось ни одного трупа, а живых людей снова было четверо. Лето не двигался, но дышал.
        - Руби концы, Зоран! Силы Создателя, что творится!
        Речники рубили веревки, скреплявшие баржи вместе, не пытаясь их отвязать.
        - Стойте, вы куда! А мы? Моргват, они уплывают!
        Алиссен подбежала к борту, но было поздно: течение реки подхватило баржу из Дорина, безнадежно увеличив расстояние между судами.
        - Моя лошадь! - сокрушенно охнул Моргват.
        - Вы - архонты, на вас проклятие! - донеслось из тумана, - мужик, заберешь свои пожитки в городе, нам чужого не надо!
        Сир Анвелл издевательски захлопал в ладоши:
        - Наивный, ты вздумал победить реку? В своем желании служить ты упрям и недальновиден. Задумайся, кому ты предан? Династия северных королей пала, серебряный огонь королевы погас навсегда. А новый правитель-Император станет во сто крат ужаснее нас, забытых богов. Архонт, ты не с тем воюешь!
        - Я сам по себе. И решаю один: что хорошо, а что погано.
        - Не твоя война, тиверец. Даже страна не твоя!
        - Ну и ладно, вот такой я идиот.
        - Разойдемся мирно. Тебе - девка, мне - молодой мужчина, - Ракхайн в теле сира Анвелла указал на Лето, распростертого на палубе.
        - Арий, как его? Хельми? Он был и вовсе мертв, а тебе было нормально. Бессмысленный разговор. Я не согласен.
        - Он хорошо сражался, этот арий. Со своими людьми, одержимыми мною, со мной, сам с собой и с речной водой. Ария огня победила вода, забавно, не правда ли? Утонуть - бездарная смерть.
        - Хватит мне зубы заговаривать, Ракхайн, - Моргват взял свой меч и подошел ближе.
        - Убьешь безоружного, невинного человека? Сир Анвелл жив. Он все видит и понимает, напуган, просит пощады. Я слышу его жалобные молитвы Создателю, чувствую его страх. Отпусти нас вместе!
        Моргват неумолимо поднял руку с оружием.
        - Не надо, что ты делаешь?! - закричала Алиссен, не веря своим глазам.
        Архонт не стал продолжать разговор. Коротко и совсем нестрашно ткнув человека клинком в грудь, он отступил на шаг. Сир Анвелл упал на колени, закрывая рану руками, и тяжело повалился на бок. Моргват приложил светящуюся золотом ладонь к его лбу. Ничего не произошло. Архонт вздохнул и направился к Лето. На его пути встала Алиссен.
        - Не смей убивать моего друга! Я не позволю!
        - Ракхайн все еще на барже. Отойди. Отвернись и не смотри!
        Моргват избегал ее взгляда, но был настроен решительно.
        - Нет!
        - Послушай, Алис. Я не умею лечить души, оскверненные демонами. Если с парнем случилось то же, что с сиром Анвеллом, то Лето, которого ты знаешь, больше нет. Твой друг станет одержимым, другого просто не дано! Я проверю, только проверю!
        - Я сама! Почему он без сознания?
        - Не знаю. Но это плохо. Да он ранен! Я же предупреждал, чтобы не вмешивался!
        Архонт перевернул Лето окровавленной спиной вверх, осматривая длинный порез. Аквилеец пришел в себя.
        - Рыбный демон сгинул или как? - деловито спросил он, открыв глаза, - меня по спине вдарили, и я чуть-чуть отключился. Мужик, отпусти, чего вцепился, как клещ? Да что вы на меня оба смотрите, как неродные?! А где Ракхайн?
        - Здесь!
        Демон стоял прямо за ними. Его рост равнялся росту эрендольского эльфа, не выше, и выглядел речной бог иначе: серо-голубое одеяние, пепельные волосы, тонкие пальцы в перстнях. Черты лица Ракхайна, едва намеченные, прояснялись - длинный нос, рот, сомкнутый в жесткую линию, тени глазниц… Казалось, что еще немного, и демон станет живым, настоящим эльфом, каким был в незапамятные времена.
        Туман рассеивался. Стало теплее и будто спокойнее. Закатное солнце плясало бликами по верхушкам волн и золотило жемчужную вышивку на одежде речного бога. Вдалеке виднелась баржа торговцев, удиравшая в Велеград, подняв парус.
        Моргват призвал магию архонта и с виду стал таким горячим, что Лето зажмурился, вспомнив сказки про огнедышащих драконов, по преданиям, населявших когда-то Эймарские горы. Маленький и слабый, куда он лезет? Алиссен, привычная и совсем не страшная, умела выглядеть грозной, не говоря уж о Моргвате! Но любопытство победило: Лето прикрыл лицо руками и подсматривал сквозь пальцы. Архонт и демон стояли друг напротив друга; свет Моргвата, попадая на Ракхайна, прожигал в нем бреши, и демон терял иллюзию плоти, становясь все более призрачным.
        - Мы еще встретимся, упрямец! - пообещал Ракхайн и шагнул прямо в пламя архонта, прошел сквозь него. Моргват упал, как от сильного толчка.

* * *
        - Смотри, у него все вены потемнели. Страшно-то как, - девушка провела пальцем по щеке бесчувственного Моргвата.
        Голова архонта лежала у Алиссен на коленях. Рядом скорчился Лето, печально глядя на красный диск заходящего солнца. От берега с высокими, тревожно шумящими на ветру тополями, севшую на мель баржу отделяла полоска воды шириной в доринский тракт. Судно, лишившиеся поддержки баржи торговцев, сильно накренилось, зачерпнув воды в сломанный, покореженный бок. Сидеть на наклонной палубе было неудобно. Друзья устали бояться возвращения Ракхайна, а архонт не приходил в себя. На теле Моргвата не было повреждений, кроме багрового рисунка кровеносных сосудов, проступивших под кожей. Золотая магия архонта бесследно исчезла. Алиссен не ощущала ее знакомого покалывания, а иногда девушке казалось, что Моргват вообще не дышит. Тогда Алиссен поспешно прижимала ладонь к его шее, где все еще прощупывалось слабое биение жизни.
        - Похоже, твоему архонту крышка… Что будем делать, Алис?
        - Ты у меня спрашиваешь?!
        Этот вопрос мучил обоих, но и Лето, и девушка подсознательно ждали, что Моргват вот-вот очнется.
        - Я бы ушел.
        - Топай!
        - Как я тебя брошу?
        - Я тоже его не оставлю!
        Лето поднялся, сунулся в трюм и ругнулся на затопившую его воду. В воздухе что-то сверкнуло, смачно шлепнувшись на палубу. Алиссен вздрогнула, вспомнив демона, но это была всего лишь рыба - толстый завидный лещ величиной с противень. Вслед за первой рыбиной появились еще - в трюме хранили улов. Позаботившись об ужине, Лето занялся сумкой Моргвата, по-хозяйски разложив ее содержимое вокруг себя. Аквилейца особенно порадовала чистая запасная рубашка архонта. Алиссен осторожно переложила голову Моргвата с колен на палубу и присоединилась к исследованию: забрав торбу из рук друга, она добралась до двойного дна и достала серый камень, поразительно легкий для своих размеров.
        - Так вот ты какой…
        Лето только вытаращил глаза. Алиссен держала шар из гранита с дурацким выражением лица, как чудо из чудес.
        - Бредишь, да? Ты бы лучше спину мне зашила. Меня не раз резали, по опыту знаю: если не зашить - буду долго маяться. Я нитки нашел и мазь какую-то. А то оденусь и хорошую одежу архонта перепачкаю. Как меня умудрились водяным мечом до мяса полоснуть, не пойму!
        - Вода может и бить и резать, Загорелая шея. Я сам тебя зашью: руки к ляжкам, и рот покрепче. Пока будешь учиться есть носом, мне жратвы больше достанется.
        Моргват пошевелился, несколько раз сжал и разжал кулаки и медленно сел. Алиссен поспешно запихнула шар обратно в торбу.
        - Ты выглядишь как очень больной. Или как одержимый.
        - Я стал совсем некрасивый, барышня? Это от магии. Не заразно. Я видишь ли, несколько перешел границы своих возможностей и подпортил себе физиономию. Пройдет, не впервой.
        - Через тебя прошел демон. Прямо насквозь!
        - Да, случилась такая неприятность.
        - Я думала… мы подумали, что ты умер. Или скоро умрешь.
        - Поэтому полезли в мои вещи?
        - А у нас своих не осталось!
        - Да, это весомый довод. Ты всегда такая наглая, Алиссен? Или только когда на месте преступления застукают? Вы не тот труп обыскиваете!
        Моргват ткнул пальцем в тело сира Анвелла, на которое девушка старалась не смотреть. Алиссен до сих пор было не по себе от того, как легко архонт убил человека, пусть даже и одержимого демоном. Но Лето был другого мнения.
        - Как я не догадался! Сейчас проверим, может, у него денег не меряно?
        - Документы ищи, парень.
        - Нету денег! - разочарованно протянул Лето, роясь по карманам убитого, - вот только эта штука, вроде печать.
        - Очень хорошо! В будке смотрел?
        - Ага. Но она изнутри горела. Там сундук, как назло, открытый, все огнем попортилось. Одеть - и то нечего!
        - Попроси одежку взаймы у сира Анвелла.
        - Я не буду вещи мертвяка одевать! - возмутился Лето.
        - Какие мы суеверные! А когда ты его обыскивал, Создатель, по-твоему, отворачивался? Что за парочка мне досталась! Ни совести, ни фантазии! Согревайся любовью, не моей только.
        Архонт встал. Слегка пошатываясь, походил по палубе, поднял свой меч и ножны, покидал в сумку вещи, забрал у Лето печать и сунул за пазуху.
        - Что уставились? Я еле ползаю. Марш на берег, живо!
        - Как? Тут же далеко! Лодка нужна! - Алиссен подошла к борту и заглянула вниз.
        - А вот так!
        Моргват толкнул ее сзади. Взвизгнув от неожиданности, девушка перелетела через ограждение и плюхнулась в воду. Лето спрыгнул сам, а архонт кинул ему сумку, чтобы не намокла. Плыть было недалеко: всего несколько гребков, и Алиссен нащупала ногами дно. Она пошла к берегу, дрожа от холода и злости, - несмотря на теплые деньки конца мая, вода еще не успела как следует прогреться. Намокшее платье встало колом. В кармане что-то мешалось. «Письмо!» - вспомнила девушка и вытащила мокрый конверт.
        - Ты что наделал, страшилище архонтское! Зачем было меня в реку кидать?! Я теперь письмо не смогу прочитать! - возмущенный голос Алиссен далеко разнесся над засыпающей рекой.
        Архонт остановился на мгновение у края борта, размахнулся и прицельно бросил вниз мешок с рыбой. Он упал подозрительно близко к девушке, обдав ее брызгами с ног до головы. Лето подобрал рыбу и шумно вздохнул.
        - Он - самая жуткая вредина из всех, что я знаю. Покажи письмо. Да оно не распечатано! Подожди паниковать, бумага толстая, - Лето взял конверт и посмотрел его на просвет, - не надо открывать сейчас, только чернила размажем. У костра высушим и прочтешь. От кого оно?
        - От матери.
        - С того света, что ли?
        Жаль, Алиссен не умела убивать взглядом. Вырвав конверт у Лето, она села прямо на песок.

* * *
        Ночевать остались у реки. Моргват поджег баржу, облив палубу найденными запасами масла. От огромного костра на берегу сразу потеплело, а ветер, дувший в сторону Дорина, позволил путникам греться у огня не глотая дым. Алиссен жарила рыбу на решетке, позаимствованной у погибшего судна и переворачивала лещей с таким видом, словно винила их во всех своих бедах. В глазах девушки то и дело пробегали синие искры.
        - Злишься, Алис? Остынь уже.
        Лето сидел, зарыв босые ноги в песок и морщился: Моргват занимался его спиной, зашивая рану и смазывая какой-то бурой мазью с резким травяным запахом. Лечил архонт умело, только его руки подрагивали от слабости.
        - Нет, что ты, я добрая! Немного промокшая до костей, вывалянная в грязи, раненая и чуть живая! Мои деньги и вещи уплыли в Велеград, а платье порвалось. Вот, смотри! А эти туфли мочить нельзя! Когда они высохнут, станут жесткими и некрасивыми. Переодеться не во что, я даже расчесаться не могу! По вашей милости, я за один день превратилась в бродяжку с большой дороги! Все так, как я «мечтала»! Да, еще одно: я рыбу ненавижу! Жрите ее сами!
        Архонт с ней не разговаривал, а Лето бесил своей беспечностью. Что он за человек такой: что бы не случилось, все ему побоку, ничто не расстраивает! Аквилеец хитро улыбнулся.
        - Ты чьи уши сейчас заливаешь, Алис? Я слепой, по твоему? Мы как играть садились, ты всегда была в этом фиолетовом платьице, я запомнил. Оно особенное: в потайных кармашках все монеты надежно спрятаны. Так что не уплыли твои денежки! А теперь страшные раны показывай, куда ты их прибрала?
        - Мое платье синее, а не фиолетовое! Раны показать? И покажу!
        Алиссен не ожидала такого подлого разоблачения. Она вскочила и начала раздеваться, не обращая внимания на заинтересованный взгляд Лето. Симпатичные батистовые оборочки, выглядывающие из декольте, оказались частью самого наряда, а не сорочки, вот почему платье так ловко сидело на девушке! Под платьем у Алиссен не было ничего, если не считать широкой нижней юбки. Ее девушка снимать не стала. Разложив наряд на прибрежных кустах, поближе к жару от горящей баржи, чтобы просох побыстрее, она вернулась к костру. Заметив, что Лето не отрывает от нее глаз, Алиссен перекинула волосы вперед, но это мало что изменило - мокрые локоны, не доставая до груди, лишь подчеркивали все самое интересное. Моргват с равнодушным видом спустился к реке вымыть руки.
        - Алис, я твой друг, но не импотент же, - многозначительно сказал Лето, понизив голос до шепота.
        Аквилеец лишний раз убедился, что Алис не худая и не толстая, и у нее все нужное и привлекательное на своих местах.
        - Ты где такое слово подцепил? - презрительно спросила Алиссен.
        - В гадарском борделе.
        - И только это? Повезло тебе.
        - Не скаль зубы. А за архонта я вообще не ручаюсь.
        - Он меня и видел, и трогал, и разрешения не спрашивал!
        - Вот оно что! А теперь моя очередь смотреть и трогать. Давай, скидывай все остальное! Тебе Моргват сильно приглянулся или я, или ты совсем глупая, поэтому себя так неосторожно с мужиками ведешь.
        - Подумаешь! А так тебя ничто не смущает?
        Алиссен повязала грудь поясом. Избавившись от мокрой одежды, девушка тотчас согрелась. Теплый ночной воздух приятно овевал тело, а черный батист нижней юбки быстро проветрился и перестал липнуть к ногам. В отличие от Лето, Алиссен была смуглой целиком. Так намного красивее, да и трюк с загаром несложен: выйти в поле подальше или к Ракхайну, где нет никого, раздеться догола и валяться на солнце, пока не надоест.
        - Правильно сделала, Алис. Теперь я знаю, куда смотреть, а то глаза разбегались.
        Лето иронизировал - узкий пояс от платья мало что скрывал. Вернулся архонт, вытирая об себя руки. Он все слышал.
        - Нет, Загорелая шея, ты ошибаешься. Она не глупа и на нас не запала, просто решила практично обсохнуть. Твоя подружка - самовлюбленное создание, испорченное вниманием мужчин и сознанием своей физической силы. Она уже пожалела, что покинула город: госпожа Вейс думала, что за стенами Дорина ее ждет верный конь, сияющий меч и трепет простых смертных, а на деле встретила ненависть и неблагодарность и слегка растерялась. Алиссен «мечтала повидать мир», но обнаружила, что он не спешит предложить смену белья по первому требованию, портит обувь и путает волосы, короче, мир гаже и прозаичнее, чем выглядел с подоконника. Но то, что она не рыдает, а ведет себя с непринужденным бесстыдством, лично мне внушает определенные надежды.
        Лето засмеялся, а на щеках Алиссен появились красные пятна.
        - Вы мне оба нужны, как рыбьи кости в мясном бульоне! - в запальчивости она повторила одну из пословиц своего дяди, поздно поняв, что так стало еще забавнее.
        - Я такого блюда сроду не пробовал, - хмыкнул Моргват, - а что так воняет?
        - Ты на что намекаешь?
        - На то, что у тебя лещ сгорел, барышня! Посмотри на нас со стороны и пойми разницу: Лето - скиталец по призванию, ему плевать, есть у него крыша над головой или нет; ты привыкла возвращаться домой, что бы не случилось, а я умею приспосабливаться, поэтому всегда буду в лучшем положении, чем вы. Как сейчас. Быть или не быть бродягой - твой выбор. Не хочешь - не будь. Кстати, ты обещала исполнять мои желания. У меня появилось одно весьма забавное. Иди сюда.
        - И ты ему наобещала такое? Вот ты дала маху, Алис! Не так уж он сгорел, скорее поджарился. Мне сойдет.
        Лето стащил рыбу с решетки и занялся ей вплотную. Девушка никуда не убежит, а еда остыть может.
        - Но я не хочу! - Алиссен оглянулась на платье, будто мокрый наряд мог ей помочь.
        - Чего ты не хочешь?
        - Этого!
        - А конкретнее?
        - Тебя!
        - А разве я себя тебе предлагал?! Ну и фантазии! Хочешь сыграть в игру «казнить нельзя помиловать»? Знаете, что это?
        С этими словами Моргват вынул гранитный шар из торбы.
        - В жизни скучнее камня не видел, - признался Лето, выбрасывая хвост рыбины себе за спину.
        Но Алиссен неожиданно покорно присела рядом с архонтом и положила шар к себе на колени.
        - Держи двумя руками и засвети их. Бережно и осторожно, а не так, как в первый раз! - учил Моргват, - ты кошек любишь?
        - Я люблю, - ответил Лето.
        Подсвечиваясь синей магией архонта, гранитная оболочка шара медленно теряла плотность и фактуру. Вот она стала полупрозрачной, потом подернулась рябью и исчезла. Алиссен держала в руках не камень, а загадочную живую сферу!
        - О! Вот это да! - выдохнула она с неподдельным восхищением.
        Алиссен никогда прежде не видела моря, она и представить себе не могла, что оно настолько неистовое и прекрасное! Стихия была совсем рядом, казалось, что белесые молнии, пронзающие свинец туч, могут ударить в песок Ракхайна, а не в бушующую воду океана, порывы ледяного ветра дышат в лицо, а на губах оседают соленые брызги. Алиссен почувствовала себя внутри сферы, наедине с ураганом. Завороженная его силой, она наклонялась все ближе, пока Моргват не разжал ее руки, мягко отведя в стороны. Сфера потухла, став каменной и неинтересной.
        - Такой шторм с грозой - верная смерть, - тихо произнес Лето, думая о чем-то своем, - а море-то северное, зимнее. Где-нибудь у Асгара или Эдельса. Я бывал там однажды…
        - Что это за магия? Я чувствую, как кто-то живой злится, страдает, надеется. Он такой же сильный, как ветер, но не может вырваться из своей тюрьмы. Почему ему так плохо, Моргват? Как его оттуда выпустить? - волновалась Алиссен, снова протягивая руки к сфере, - отдай его мне!
        Архонт отрицательно покачал головой и бережно убрал шар в сумку.
        - Так ты тоже решила, что это «он», а не «она»? И хочешь освободить живую магию, а не убить ее? Почему бы нам не разбить сферу вдребезги, не уничтожить? - зачем-то допытывался Моргват.
        - Странное ты спрашиваешь!
        - Просто любопытно.
        - К примеру, мне нравится Лето, не буду же я его убивать?
        - Ой, спасибо! - вставил аквилеец, - ты меня мощно успокоила, подруга!
        - Или я бы владела драгоценным камнем, очень ценным и красивым, стала бы я его разбивать? Конечно, нет!
        - Ты бы его продала, - засмеялся Лето.
        - А вот и неправда! Я бы его носила с собой и любовалась!
        Моргват хмыкнул: именно так он и поступал, таская сферу с душой Урагана по дорогам Эймара и заглядывая внутрь вечерами.
        - Нитки в боковом кармане сумки, гребень тоже где-то там завалялся. Приведи себя в порядок, а потом я скажу, что ты видела в сфере, так и быть. За страстный поцелуй. Или за два.
        - Я лучше поцелую Лето или жабу!
        - Отлично, сойдемся на жабе. Я сам тебе ее поймаю, - пообещал Моргват.
        - Для тебя что я, что жаба - одинаково?!
        Пораженный Лето перестал жевать. Алиссен занялась починкой платья, повернувшись к спутникам спиной.

* * *
        «Милая моя доченька!» Больше Алиссен не смогла прочитать ни слова: строчки расплылись и запрыгали перед глазами. Никто не называл девушку вот так уже одиннадцать лет. Алиссен не забыла мать, но ее образ хранился в самом дальнем углу ее сознания за пыльной занавеской, - так было проще. А сердце день за днем, год за годом одевалось в броню цинизма и поверхностной, легкой лжи. В этом был виноват и дядя Вальтер, с философией «не обманешь - не продашь», и магия архонта, грозящая разоблачением, да и сама природа девушки: Алиссен любила игру, как состояние души, как образ жизни, как вкуснейшее лекарство от скуки. И в этом бесконечном спектакле она являлась самой красивой, любимой, самой лучшей куклой из всех игрушек, придуманных Создателем.
        Она уронила письмо на колени и украдкой оглядела своих спутников. Лето спал, укрытый курткой сира Анвелла, - это архонт без особого труда помог ему избавиться от предрассудков. Моргват сидел, обняв руками колени и положив на них голову. Было неясно - бодрствует он или тоже видит сны. Баржа догорала. Ее обглоданный остов иногда подсвечивался красноватыми всполохами у бортов, съеденных пламенем не полностью. Стояла глубокая, тихая ночь. Над головой высыпали звезды, ворковал Ракхайн, кроткий, удовлетворенный жертвами.
        Алиссен смахнула слезы и прочла письмо от начала до конца:
        «Милая моя доченька! От Эстариса до Дорина путь неблизкий, и я не успею приехать к твоему совершеннолетию в августе, поэтому пишу это письмо заранее. Скоро ты станешь совсем взрослая, самостоятельная девушка, и тебе предстоит сделать нелегкий выбор: остаться с дядей или отправиться со мной в путешествие. Не в Аквилею, а в другую страну, Алиссен. Ты, наверное, удивлялась, зачем я так часто навещаю наших приморских родственников? Я езжу не к ним, доченька. От границы до Харстана морем - рукой подать, и, хотя этот путь опасен, я рискую ради встречи с твоим отцом. Его имя - Саттар хар Ами, мы женаты по законам Хармы, а ты - наша дочь. В Эймаре брак с харматанцем не имеет силы, более того, такой союз в нынешние времена могут расценить, как измену. Я лишена наследства в Дорине, но ты, достигнув восемнадцатилетия, вступишь в долю с Вальтером на землю и дом, а после его смерти получишь право распоряжаться всем имуществом. Я расскажу подробности, когда вернусь. Не ругайся с дядей, он неплохой человек, я иногда сама удивляюсь, как вы похожи. Целую, Адда хар Ами, твоя мать».
        Слезы высохли. Алиссен хотелось выть, а не плакать. Или кусать локти от бессилия. Письмо не было прощальным, оно оказалось деловым. Адда Вейс. Адда хар Ами… Ее мать не собиралась умирать, не завещала вечную любовь, не благословляла и не давала советов, как жить дальше, но тайна, которую она поведала, объясняла очень многое. Стали понятны грязные намеки дяди и его злость: племянница являлась совладельцем дома и лавки, а не бесправной нахлебницей, как он всегда представлял! «Меня одиннадцать лет тыкали носом, что я „харматанское отродье“ и „никто“! Старик все прекрасно знал! Мне нужны были деньги? Я могла продать свою часть и уехать! Но стало поздно, когда все узнали, что я - архонт!»
        Алиссен скомкала бумагу и бросила в костер, но тут же вскочила и выхватила ее из пламени. Что она делает! Это же письмо от мамы! Адда Вейс уехала в Аквилею весной 3213 года, накануне совершеннолетия дочери, лета скверны, уничтожившего половину города и обращения Алиссен в архонты, но так и не вернулась. Вальтер искал сестру, он объехал все южное побережье, но Адда бесследно исчезла. «Если бы мать была жива, она бы не молчала столько лет», - подумала Алиссен, - «я так и не узнаю, что случилось. А письмо надо уничтожить: оно рассказывает, кто я и откуда, и даже не будь я архонтом, я могу попасть в тюрьму за то, кем являюсь».
        На мгновение прижав письмо к губам, девушка положила его в огонь и смотрела, как обугливаются строчки и сворачиваются тонкие края, пока бумага не превратилась в пепел, а затем поймала на себе внимательный взгляд Моргвата. Наверное, он наблюдал давно, но сидел так тихо, что Алиссен о нем забыла.
        - Моргват, я похожа на харматанку?
        - Отчасти. Широкие скулы и яркие краски не характерны для центрального Эймара.
        - Ты правда из Тиверии? Или демон соврал?
        - Я там родился.
        - А что здесь делаешь?
        - Смотрю на престранное представление.
        - Я ничего объяснять не буду!
        - Тогда и я промолчу.
        Архонт отвечал нехотя и потирал подрагивающие от озноба руки, но все равно Алиссен сильно задели его бесстрастные ответы:
        - Я тебе разонравилась, да? Плохо тебя развлекаю? Я исправлюсь. Что бы ты хотел, Моргват? Я умею ходить на руках - научилась ради забавы. Еще неплохо пою и бренчу на лютне. Если ты инструмент достанешь, устрою такой концерт, что ты карманы от счастья вывернешь. И станцевать могу! Мухлюю в карты, удачно тащу, что плохо лежит, запросто залезу на дерево или в окно. Жарю рыбу. Целуюсь страстно, еще никто не жаловался.
        - … и убиваешь демонов голыми руками.
        - А, ты про то, на барже… Это вышло случайно.
        - У меня до сих пор синие искры в глазах. Не каждый архонт так может.
        - На что было похоже, когда демон прошел через тебя?
        - На ушат ледяной воды, вылитый на раскаленные угли. Он погасил меня изнутри, - задумчиво ответил Моргват, прислушиваясь к своим ощущениям, - ничего поганее я не испытывал. А еще - на посвящение в демоны: я узнал, кто такой Ракхайн и что он хочет.
        - И чего же? Где он сейчас? Ты его убил?
        - Мне не под силу убить бога, Алиссен. Он - и есть река, все реки хотят стать морями, а моря - затопить землю.
        - Говоришь, как семидесятилетний старец.
        - Переведу специально для девочки: Ракхайн хочет власти, он везде, я его не убил. Предупреждая другие вопросы, добавлю: нападать на нас он не будет, скверны на берегу больше нет, а я смертельно устал и целоваться не хочу.
        - Ты поймал жабу?
        - Какую еще жабу?
        - Я хочу знать, что за шар ты носишь. Или мне чмокнуть Лето, пока он спит?
        - Сфера - это душа ария, - серьезно ответил Моргват, не заметив шутку.
        - Так это душа врага! Подожди, ты обменял меч архонта на нее?! Не может быть! - Алиссен сама поразилась своей догадке.
        - Все верно.
        - Ты знаешь этого ария?
        - Не имею ни малейшего представления, кто это, но уверен - он нам не враг. Я не зря твое мнение спрашивал, - хотел лишний раз убедиться.
        Алиссен глубоко задумалась о ценности уникального меча архонта и человеческой души. Оба эти предмета - единственные в своем роде, и впервые в ее жизни не представлялось возможным просчитать выгоду от такого обмена. «Я точно знаю, что душа в сфере не принадлежит Кеодану! Этот арий был бы отвратителен и без шрама!» Девушка посмотрела на Моргвата, и ей стало жаль его обезображенного лица. Если бы с ней случилась такая неприятность, она была бы безутешна, а он только грустно глядит в огонь.
        - Ты заболел?
        - Нет. Замерз.
        - Тогда я тебя согрею!
        Алиссен, не дожидаясь согласия, села рядом с архонтом и прижалась к нему крепко-крепко. Моргват не возражал.
        Дорогие гости
        Вернуться, вернуться поскорее! Обратно Моран бежала. В доме свиданий она разожгла огонь в камине и вглядывалась в хаотичную пляску пламени, пока не согрелась. Голод, как нарочно, напомнил о себе резью в желудке, а плотная материя формы Хранителя, намокнув, стала тяжелой, как доспехи. «Я такая живая. Единственное существо в цитадели, которое дышит». Потрескивание дров сливалось с монотонным шумом дождя, доносящимся через приоткрытую дверь на улицу. Так пусто и тоскливо, что сжимается сердце. «Теперь я знаю, что значит настоящее одиночество», - печально подумала Моран.
        - Достаточно. Отпусти меня. Голод убивает медленно, а раны, которые я смогу нанести себе сама, исцелятся. Верни яд Киндара, и я его выпью, - сказала Амаранта вслух.
        Тотчас с верхних этажей донесся шорох, похожий на звук осторожных шагов. Прямо над ее головой, всего уровнем выше, тонко хрустнул сухой ворс ковра под чьей-то легкой ступней. Еще и еще. Моран вскочила, почувствовав, как на голове зашевелилась кожа. Ее слух обострился до предела, и даже уши, казалось, насторожились, встали на макушке, как у волка.
        Пустое жилище наполнилось движением жуткой невидимой жизни: вот чуть слышное поскрипывание половиц, дуновение, похожее на вздох, и снова тишина. Шелест или шепот? Стон? Или - все же показалось?
        - Мне чудится все это! Дождь, просто дождь! - беззвучно шевеля губами, убеждала себя Моран, но уже не верила.
        Раздался громкий стук - наверху упало что-то большое и покатилось по полу. Дом содрогнулся. Мелко задрожала металлическая лестница, передавая часть вибрации полу, через невидимые щели потолка вниз посыпался мусор, в камине жарко полыхнул огонь…
        Не разбирая дороги, не думая, не глядя, куда наступает, всецело во власти животного страха, Амаранта выскочила на улицу, пробежала несколько шагов и упала, поскользнувшись на костях мостовой. Обернувшись ко входу в дом, она отползла еще немного и убрала с лица мокрые пряди волос, вглядываясь в распахнутые двери. На крыльцо падали красноватые отсветы - это пламя камина подсвечивало перила и ступени. Раздуваемое ветром, оно металось в топке, но Моран казалось, что это тот, кого она не видела, пришедший сверху, хозяйничает в приютившем ее доме.
        - Выходи! Покажись!
        Раскат грома прогремел так близко и настолько неожиданно, что Амаранта прикрыла руками голову, спасаясь от нападения с небес. В цитадели стремительно темнело, но виной тому была больше погода, чем время суток. Частые капли дождя настойчиво взбивали землю между черепами в жидкую пузырящуюся грязь; на ровном пространстве улиц покинутого города воде было некуда течь, и дороги превратились в неглубокие водоемы со скользкими валунами.
        - Выходи же… - прошептала Моран, не в силах унять дрожь.
        Никто не показался. Тогда она встала и пошла прочь, то и дело оглядываясь, но цитадель осталась пуста и безмолвна. «Я просто уйду, уйду прямо сейчас! Может, волкам надоело меня ждать? Тогда я вернусь в Галадэн, и пусть эльфы делают со мной все, что хотят».
        Амаранта была уверена, что выбрала верную дорогу, но люк в земле никак не находился. Она металась по узкой улице, пинала ногами мокрую подушку мха, опускалась на колени и пыталась найти потайной проход наощупь, но его не было! Нигде! А почерневшее небо бесилось порывистым ветром и нещадно хлестало по спине потоками воды…
        - Где же он?! Люк такой заметный! Я своими руками закрыла его в уверенности, что не потеряю! Это место - правильное: вот дом с балконом, я помню его! Или я перепутала улицу? Проход на соседней? Конечно, я поищу там!
        В темноте все улицы были похожи друг на друга, а отчаянные поиски не дали результатов - цитадель не хотела выпускать свою пленницу.
        - Если люк спрятали, я никогда его не найду! За несколько месяцев в Галадэне я не увидела ни одного, настолько надежно эльфы умеют их скрывать! Это сделал ты? Кто ты такой? Выпусти меня!
        Страх уступил место отчаянию. Во тьме, освещаемой молниями, дома-деревья выглядели одинаковыми, как близнецы, и теперь Моран даже приблизительно не могла определить, в какой стороне находится площадь с тремя тронами. Она заблудилась, как когда-то в Галадэне. Но в цитадели Сириона нет гостеприимного Мастера, который ее накормит и обогреет у огня. Только дождь и мрак вокруг, и враждебная сила, которая пристально наблюдает издали, не показываясь.
        - За что?!
        А за что убили тех, что покоятся у нее под ногами? Цитадель не предъявляет обвинений, не выдвигает условий, никуда не торопится. Моран села прямо посреди улицы и прислонилась лбом к грязным коленям, чувствуя, как дождь колотит ее по плечам и затылку. Она сидела долго, а капли падали все реже и реже. В небе прощально прогрохотало. Снова налетел холодный ветер, старательно разгоняя тучи.
        - Ты хоть знаешь, кто я? Я - Амаранта, королева Эймара. А ты? Считаешь себя вершителем моей судьбы? Ты не имеешь права! Я все решаю сама!
        Цитадель не поверила. Качнули кронами деревья, луна повисла над дорогой круглым фонарем с тусклыми пятнами ржавчины. Какая она старая, заброшенная! Как и все вокруг. Мостовая из черепов разбита, а осколки костей разбросаны повсюду: на обочинах, на порогах домов, на стволах деревьев.
        - Это не кости. Это же бумага!
        Рваные клочья подрагивали под порывами ветра, трепетали, приклеенные влагой к серым валунам. Взяв один из них, мокрый, распадающийся на волокна, Моран хотела прочесть размазанные строки и не смогла - язык был ей незнаком.
        «Мне надо найти крышу над головой. Я не могу сидеть здесь всю ночь». Встать оказалось тяжело, несмотря на странную легкость во всем теле. «Я не больна, это все голод. Голод лишает меня сил». Амаранта подергала ручку двери первого попавшегося на пути дома и отпрянула, поняв, что он заперт изнутри. Засов был виден сквозь щели рассохшихся дверей.
        - Вы закрылись? Я не буду беспокоить, я ухожу.
        Ей ответом был тихий, жалобный звук, как будто где-то плакал ребенок или подвывала собака. Неужели в запертом доме остался кто-то живой?!
        - Мне кажется. Никого. Никого нет. Вот, уже замолчали, - прошептала Моран.
        Но плач был настойчивее ее логики. Он повторялся на одной и той же тоскливой ноте, замирая не сразу, а одиноко повисая в тишине цитадели. Чувствуя, как ужас снова берет за горло, Амаранта огляделась вокруг в поисках хоть какого-нибудь оружия. Но гроза, прогремев над Сирионом, как в насмешку не оставила даже сломанной ветки. Зато в окне соседнего дома сверкнул и погас холодно-льдистый свет.
        - Огня не было. Не было огня!
        Следующий луч сопровождался все тем же тонким визгом и ввинтился прямо в зрачок, заставив Амаранту вскинуть руки для защиты. Она шарахнулась в сторону, но краем глаза успела увидеть причину своего страха.
        - Окно! Раскрытое окно, ветер и лунный свет! Да будь ты проклят!
        Голос сорвался. Вытерев слезы стыда и сломленной гордости, Моран подбежала к дому, землю вокруг которого усеяли листы бумаги, вылетевшие из раскрытой рамы второго этажа. Пленница цитадели резко распахнула двери, вбежала и уперлась взглядом в еще одни, кованные, замурованные свинцом. Его светлая, застывшая нитка запечатывала вход от потолка до пола.
        - Что, заперли самое ценное? Сдалось мне ваше золото!
        Этажом выше царил беспорядок. Ступая прямо по книгам, разбросанным по полу, Моран первым делом добралась до окна и закрыла его. А потом подняла кожаный фолиант, показавшийся ей значительнее остальных. Света полной луны, льющегося через прозрачные стекла, было достаточно, но и этот текст оказался не читаемым. Не эймарский, не харматанский, не тиверский языки, ни единой знакомой буквы… Нет такого алфавита! Не существует!
        Но цитадель издевалась над ней, утверждая обратное: в простенке между стволами деревьев раскинулась карта. Нарисованная прямо на стене уверенно-яркими красками, она пестрела надписями, линиями и точками. Бросив книгу, Моран подошла вплотную и прикоснулась к раскрашенным доскам, не веря своим глазам. Не в силах прочитать названия, она нашла Аверну, Велеград и Готу; угадала границы Тиверии и Галаада, но сочла их неправильными. И увидела пустоту там, где должен был быть ее любимый город. Отсутствовала не только Архона, весь север Эймара выглядел безлюдной пустошью. Горы. Море. И ложь в их очертаниях, знакомых Амаранте с детства.
        Но у карты был центр: столица безымянного государства, огромного, захватившего Эрендол, Харматан и южную Морею, оставившего Аквилее лишь острова и узкую линию побережья.
        - Не может быть! - выдохнула Моран, не обращая внимания на легкий треск, - так это же Сирион! Цитадель!
        Пол под ее ногами покачнулся и поплыл с нарастающим сухим скрипом. Подпрыгнула книга, подброшенная сломанной половицей, в щель скользнула бумага. Амаранта одумалась слишком поздно. Уже падая, она попыталась зацепиться за щербатые доски, но они раскрошились под руками в труху. Отсыревшее, прогнившее покрытие пола не выдержало ее тяжести, и Моран провалилась на первый этаж, прямо в помещение, вход в которое снаружи сковал свинец.

* * *
        Она упала у самой стены в облаке щепок и обломков, разбив колени о каменный пол. Глаза запорошило. Задыхаясь от пыли, взбитой в порошок, Амаранта тщетно пыталась разглядеть, куда она попала на этот раз.
        - Надо подождать. Станет светлее и я выйду отсюда!
        «Выход запечатан!» - подсказала память.
        - Ну и что? Я выберусь через отверстие в потолке.
        Пыльный туман понемногу рассеивался. Мутно, как сквозь грязное молоко, Моран увидела высоко над собой проломленные доски.
        - Ничего страшного. Здесь должна быть мебель, ящики, шкафы, - не зря же заперли двери! Использую их, как подставку и вскарабкаюсь.
        Но перед Амарантой расстилалось пустое пространство плиточного пола, а у потолка покачивались изогнутые серебристые ленты, потревоженные ее падением.
        - Опять шутки лунного света? Нет, я ошиблась. Это же кладбище!
        К крючьям, вбитым в потолочные балки, были подвешены мечи архонтов. Они висели рядами, соблюдая порядок, известный одним лишь обитателям цитадели; каждый клинок, изуродованный отверстием в лезвии, был надет на крючок рукоятью вниз. Как их много! Эльфы Сириона устроили своеобразный храм оружию грозного противника, чтобы гордиться своими победами? Или они продолжали бояться магических мечей даже после того, как их владельцы умерли? Наверняка, останки воинов-магов стали частью дорог и подземных переходов. Так или иначе, Амаранта попала в западню, из которой не было выхода.
        - Вот и все. Сочту за честь покоиться рядом с вами.
        Пленница цитадели встала и пожалела, что при падении с высоты не сильно покалечилась. Значит, времени на раздумья у нее будет больше. Моран прошла меж строя архонтских мечей, легко коснувшись нескольких из них, постояла у дверей, закованных в свинец, и вернулась к свету пролома. Там она сняла с крюка клинок, висевший самым первым, и опустилась с ним на пол. Лунный луч пробежал по широкому лезвию, черненому узорами, осветив пенные гребешки волн и далекие очертания земли, лучистое солнце над горизонтом и знакомые буквы. Эймарский.
        - Тебя звали Сайдерис. Аквилейское имя. Архонт с юга. Не знала, что такое бывает. Какой длинный и тяжелый меч был у тебя!
        Моран взяла рукоять в правую руку и постаралась поднять оружие, нацелив его в невидимого врага. У нее не вышло.
        - Не смейся надо мной, - я очень слаба сейчас. Давай, угадаю: ты - высокий, большой человек с широкими ладонями. Моя рука - просто детская в сравнении с твоей. Обладай я силой архонта, как когда-то, я бы не смогла сражаться твоим оружием.
        Она вздохнула и положила меч Сайдериса на колени. Страх отступил. Случилось самое худшее - чего еще бояться? Водя пальцем по рельефу надписи на лезвии, Амаранта разговаривала с архонтом так, словно он мог ее услышать. Почему-то в застывшем времени цитадели это не казалось ни глупым, ни безумным.
        - Я хочу почувствовать, хоть на мгновение, что я не одна, прикоснуться к кому-то живому напоследок. Например, к тебе, Сайдерис. Дерзкое желание, не правда ли? Я люблю совсем другого мужчину, которого не вернуть, но отчего-то я уверена, что даже его тень для меня в Сирионе недоступна. А ты - почти рядом, только стоит протянуть руку и закрыть глаза. Ты мне приснишься, обещаешь?
        Амаранта расслабленно откинулась на стену, положив ладони на лезвие, не опасаясь порезаться. В хранилище мечей тихо, как и положено в склепах. Эльфы Сириона были правы, помещая оружие воинов-магов под замок - лишенное света навсегда, оно продолжало отдавать сияние былой силы, невидимое, но понятное другому архонту.
        Она проснулась от сполохов пламени, с настойчивым упорством пляшущих по лицу. Над головой исчез пролом и мечи архонтов, помещение, уставленное столами и скамейками, освещал одинокий факел в руке широкоплечего человека.
        - Боги милосердные! - пробормотала Моран, едва ли не впервые в своей жизни помянув высшие силы.
        - Ты ранена? - спросил мужчина гортанным голосом с необычным акцентом, добавляющим в слова лишние гласные. Вопрос прозвучал, как «ранеена», - откуда у тебя мой меч?
        Амаранта отрицательно потрясла головой и протянула хозяину целый клинок, без дыры в лезвии.
        - Ты его украла? Зачем?
        - Я нашла. Чтобы вернуть хозяину.
        - Благодарю тебя! Теперь я точно выберусь отсюда!
        Архонт сжал рукоять меча, и тот немедленно вспыхнул оранжево-желтым цветом, совсем как закат над аквилейским морем.
        - Какой ты… красивый, Сайдерис!
        Моран едва не сказала «был», но архонт выглядел таким живым! Великан с длинными рыжими волосами, заплетенными в косички на висках.
        - Знаешь мое имя?
        - Меч подсказал.
        - Ты очень бледная. Харматанка?
        - Я с севера. С побережья.
        - В ледяных землях никто не живет, кроме ветров и демонов.
        - Значит, я - демон или ветер. Я люблю свои горы.
        Какая прекрасная иллюзия - увидеть того, о ком сожалела! Спасибо за последний подарок, Сирион!
        - Вставай! - приказал архонт.
        - Как скажешь.
        Амаранта с трудом поднялась и потерла руками колени. Ее зашатало, а перед глазами поплыли светящиеся точки, - цитадель не потрудилась вернуть своей пленнице силы и здоровье. Сайдерис брезгливо прищурился, но тут же протянул руку, предлагая помощь.
        - Эльфийские выродки пытали тебя?
        - Да. Здесь знают толк в пытках.
        Моран не рискнула опереться на руку аквилейца. Все же перед ней был мертвец. Или - нет?
        - Уйдем вместе! - решил Сайдерис.
        - Двери заперты.
        - Я бы удивился, будь иначе. Как ты попала в летописную?
        - Не помню.
        Архонт направился к противоположной стене.
        - Я - разведчик, я презираю двери, - улыбнулся он, присел на пол и уперся коленом в неприметную плиту пола. Под его весом камень поехал вниз, а за ним - следующий, образуя крутую лестницу в темноту. Сайдерис указал спускаться, потушил огонь и закрыл за собой проход. Очутившись в кромешной тьме, Моран случайно прикоснулась к горячей и влажной коже человека, погибшего несколько веков назад, и отдернула руку. Сейчас воины-маги не носят таких чудных доспехов, надеваемых прямо на голое тело. Наверное, в древности это было обычным делом.
        - Мы выйдем на поверхность?
        - Не совсем. Под городом - сеть подземных тоннелей, а ночью все выходы перекрыты и охраняются. Мы доберемся до дома наших друзей. На всякий случай запоминай повороты.
        - У тебя друзья - здесь?
        - Предатели есть везде.
        Сайдерис повесил меч на пояс и засветил ладони. Проход был узким, земляным. «Направо-налево, прямо, направо» - послушно отсчитывала Моран, следуя за архонтом, пока тот не остановился перед низкой дверью.
        - Подожди! - неожиданно для себя зашептала Амаранта, - мы пришли? Не открывай эту дверь!
        «Он исчезнет сразу же, как войдет в нее! Вот так Сайдерис погиб - в доме предателей его ждет засада!» - отчетливо поняла Моран.
        - Почему?
        «Переписать историю нельзя», - говорил Галар. Но она попыталась:
        - Давай поищем другой выход! Забьемся в дальний угол, переждем до утра.
        - «Забиваться» куда-то - не выход. Я выбрал самый надежный путь, нам ничто не грозит, - спокойно ответил архонт.
        Амаранта не собиралась сдаваться - она загородила дверь собой:
        - Останься, и ты будешь жить, а твой меч не проткнут и не подвесят к потолку в доме летописей, как трофей!
        - Что-что?
        Сайдерис небрежно опирался о стену тоннеля, подсвечивая себе магией архонта и смотрел на Моран оценивающим взглядом. Он ее вообще не слушал.
        - Побудь со мной еще немного! Ты - такой живой, такой настоящий! Сайдерис, я умираю от одиночества, от голода, от тоски! Это чудовищное место мучает меня!
        Архонт шагнул к Амаранте, взял ее лицо в свои руки и поцеловал с грубой настойчивостью дикаря, не обращая внимания на то, как она вцепилась ему в запястья, пытаясь помешать. Свет магии погас, осталось только дыхание мужчины, ставшее коротким и совсем близким.
        - Отпусти, не надо!
        Отталкивать Сайдериса было все равно, что пытаться сдвинуть скалу.
        - Разве ты просила не об этом?
        - Просто поищем другую дорогу.
        - А ведь ты - архонт, чужестранка! Но твоя магия доносится до меня издали, как во сне. Она - и есть, и нет. Не могу понять.
        Он обнял Моран за талию и прижал к себе, прислушиваясь к своим ощущениям.
        - Это потому, что я заблудилась, Сайдерис, я попала в прошлое. Но я могу остаться, и все будет по-другому. Привычный мир рухнет, как крепость, из фундамента которой вытащили все камни. А мы с тобой станем свидетелями чуда или величайшего из разрушений, я и сама точно не знаю. Возможно, само время повернет вспять, а королева Эймара не родится! Но мне больше нечего терять, и я готова сломать все, что угодно! Просто не открывай эту дверь!
        - Что такое «эймар»? Время умеет бежать только вперед! Пытки надломили твой разум. Нехорошо этим пользоваться. Не в эту ночь, - в голосе архонта прозвучало сожаление.
        Он вздохнул и выпустил Амаранту из объятий.
        - Скажи правду перед тем, как тебя не станет! Почему эльфы цитадели отняли столько жизней? Кто их жертвы? Люди?
        - Каждый ребенок в Свободных землях знает ответы на твои вопросы! - архонт посмотрел на Моран с жалостью, окончательно удостоверившись, что черноволосая чужестранка повредилась умом.
        - Слышишь тишину? Все спят. Всего нескольких слов!
        - Хорошо, вот эти слова. Власть. Маги Сириона мнят себя нашими богами. Бессмертие. Их алхимики хотят жить вечно. Золото. Правителям нужно столько металла, чтобы днем померк свет солнца. Достаточно?
        - Этого желали всегда и будут желать вечно! И даже спустя века ничего не изменится!
        - Откуда ты знаешь? Мы победим их обязательно!
        - Кто «мы», Сайдерис?
        - Архонты и арии Аквилеи и Свободных земель. Люди, дварфы и другие эльфы из долины озер. Говорят, безумцам ведомо будущее. Тогда скажи - победа будет скорой? Отвечай!
        Сайдерис тряхнул Моран за плечи, глядя на нее с такой надеждой, что невозможно было не солгать, хоть в малом.
        - Когда с северного побережья придут воинственные люди, похожие на меня, вы одержите верх. Вы прольете кровь за свободу, а они - за новую землю, которая избавит их от скитаний. Сириона не станет, на долгие столетья о нем умрет даже память. Еще немного, и власть цитадели падет.
        - Я готов в это поверить. Пусть твои слова окажутся пророческими. А теперь - пойдем!
        Архонт открыл дверь.

* * *
        - Сайдерис?
        Тихо и пусто. Темно, как перед рассветом. Снова одна. Моран поднесла руку ко рту. На губах еще жило ощущение поцелуя, а сердце бешено колотилось о грудную клетку. Она знала наверняка, что случилось дальше: их поджидала засада у двери подземелья. Амаранта видела своими глазами блеск магии архонта в последнем бою. И вот его меч, у нее на коленях, с дырой в лезвии…
        - Я хотела тебя спасти! Почему ты не послушался?
        Сайдерис не услышит. Как давно его не стало!
        Предрассветные сумерки розовели. В темницу Амаранты робко проник первый солнечный луч и осветил мечи архонтов. По склепу забегали солнечные зайчики. Ненастье, задержавшись над Сирионом на несколько дней, смилостивилось и убралось наводить тоску и поливать дождями совсем другие земли.
        - А если проход существует и поныне? Я смогу выбраться на поверхность!
        Эта неожиданная мысль придала Моран сил. Она вскочила. Меч Сайдериса упал на пол с тонким, жалобным звоном.
        - Отыскать лаз в полу - что может быть проще? Я лежала на этом же месте, так? Он - напротив!
        Вот она - плита с более темными разводами камня, чем остальные. Амаранта до боли била в пол коленями и ладонями, налегала всем телом, но лестница не появлялась. В изнеможении она села рядом с выходом, не желающим выпускать на волю.
        - Архонт был очень сильным, а я слаба и мало вешу. Мне не открыть! - прошептала она в отчаянии. Взгляд упал на оружие Сайдериса.
        - Прости, я отбросила твой меч как ненужную железку. Говорят, что частичка души архонта живет в его клинке вечно. Я верю, иначе почему ты помогаешь мне после своей смерти?
        Моран подобрала меч, а потом сняла с крюков еще столько, сколько смогла удержать. Это хорошо, что у архонтов такое тяжелое оружие! Если встать на плиту, общего веса может хватить… Нет, недостаточно. А если подпрыгнуть? Раздался скрежет. Пол поплыл вниз, появились ступени, пахнуло затхлой сыростью. Вот и лестница. Амаранта развесила мечи архонтов на прежние места, оставив клинок Сайдериса последним.
        - Прощай, рыжеволосый воин.
        «Я едва не вмешалась в ход истории прошлого. Ради нескольких лет, дней или часов собственной жизни я была готова разрушить целый мир. От непоправимого шага меня удержала воля Сайдериса, не моя. Если это было испытанием - то я его не прошла. Но откуда взялась уверенность, что его мечу больше не место в цитадели? Разве что-то изменилось?» Ответа не было.
        Моран повесила клинок на крюк и спустилась в душную темноту подземного перехода. Жалкие лучи света, что осмелились сюда проникнуть через пролом в потолке, исчезли за первым же поворотом. Она пробиралась вперед, опираясь о стены и мысленно благодарила архонта за подсказку - считать изгибы коридора, пока не нащупала дощатую дверь. Преграда подалась с тихим скрипом, и пленница цитадели вошла в помещение, вытянув вперед руки. «Это - подвал дома. А если он закрыт? Погреба запирают снаружи, а не изнутри!» Она задела какой-то предмет, и он упал на твердый пол со звуком разбившегося стекла. Под ногами хрустнули осколки. Шагнув в сторону, Амаранта поскользнулась, угодив руками во что-то мягкое и холодное. Вздрогнув от омерзения, она резко выпрямилась и ударилась плечом о невидимые полки. Похоже, подпол тесный.
        Двигаясь вдоль стены, Моран нащупала много бутылок. Что в них? Вспомнив лабораторию алхимиков, она содрогнулась. На пути то и дело встречались тонкие влажные нити то ли плесени, то ли грибницы, они прилипали к лицу и наматывались на пальцы. Наконец, Амаранта наткнулась на деревянные перекладины лестницы. Едва ступив на нее, Моран упала. Под ее тяжестью ступеньки крошились в труху и проламывались.
        - Ты идешь до конца, Сирион, да? - спросила пленница, - прояви хоть каплю милосердия! Хотя, о чем я говорю? Оно тебе не свойственно! Позволь выбраться - и ты будешь мучить меня еще дольше и разнообразнее! Это практично, не находишь?
        Верхние перекладины выдержали, а люк подпола, закрытый изнутри вопреки всем законам логики, легко откинулся в сторону. Амаранта выбралась наружу в углу комнаты, освещаемой круглым окошком под самым потолком. Это была уютная кухня: очаг, обеденный стол, шкафы с посудой… Обычный дом, похожий на жилища эльфов в Галадэне. Моран подошла к входной двери и отодвинула засов, больше ничему не удивляясь. Если жители цитадели сначала отгородились от внешнего мира, чтобы потом исчезнуть без следа - то так тому и быть! Скорее, на солнце! Пусть бьет в глаза, заставляет жмуриться, оно такое теплое!
        - Я свободна!
        Амаранта стащила пропахшую подземельем куртку и прилегла прямо на пороге, подставив лицо и тело горячим животворным лучам. Она не знала, как долго провалялась, погрузившись в блаженное забытье без снов и видений. Солнце покинуло крыльцо, отправившись по своим делам на запад, подул легкий ветерок, напоминая, что лето еще не наступило. Из подвала в глубине кухни потянуло промозглой сыростью. «Сдохну вот здесь, на ступенях. Жаль, я не умею шутить, как Гервант, - сейчас с удовольствием бы посмеялась. Пожалуй, вот кого мне сейчас не хватает, - нелюдь смерти не боялся. Наверное, он мысленно успел себя похоронить десятки раз и привык. А что в бутылках?»
        Моран заставила себя встать и спуститься в подпол снова. На свет появился сосуд темного стекла с сильно вогнутым дном. В Эймаре таких не делали. Обтерев находку от пыли и плесени, она отбила горлышко. В нос ударил запах крепкого алкоголя.
        Следуя странной прихоти, Амаранта наполнила два бокала, взятых из серванта, и вышла с ними на середину улицы. Вино оказалось практически черным, глубокий гранатовый оттенок напитка выявился только на просвет. Выбрав колодец солнечного света, льющегося на дорогу с бездонно-синего неба, Моран села, скрестив ноги, и поставила второй бокал перед собой.
        - За тебя, Сайдерис, архонт из Аквилеи.
        Какое же оно горькое, и какое сладкое; безумно крепкое и густое, как сироп! Древнее вино обманчиво утоляло голод и кружило голову с первых же глотков. Пленницу цитадели ласково согревали черепа мостовой, а блики света катались в бокале, весело догоняя друг друга.
        - Ханлейт, мой Хранитель, обрети покой в той стране, куда попадают лучшие из эльфов. Галар, не умеющий прощать - пусть Астарот бережет твою душу.
        А что, собственно, случилось? Просто вышло солнце. Оно светит везде одинаково, а не избегает мрачную цитадель Сириона, как Моран показалось вначале. Река времени течет, как обычно, и даже могучим домам-деревьям придет свой срок. Дождь попадает в окна, рассохшиеся, раскрытые ветром; гниют полы и перекрытия, превращается в труху мебель. Каждый неосторожный шаг грозит гибелью!
        - За Златовласку - самого смелого из алхимиков, за беспечного Лето, за Герванта и его злые шутки.
        Амаранта пришла сюда бояться собственной тени? Своих мыслей или страхов? «Что я ожидала, затопив камин в доме, который простоял запертым века? Здесь все - прах и тлен! Цитадель исчезает, распадается от прикосновения, от дыхания! Никого не было! Никого живого. Кроме меня. Как я глупа!»
        - За Моран, ненастоящего архонта.
        Наполнив свой бокал заново, она пошла прочь, оставив второй посреди дороги.
        - Я вернусь, - сказала Амаранта тем, с кем только что чокалась, - Моран нужно побыть одной. Я вспомнила того, кого нет с нами. Его звали Фелан.

* * *
        - Предлагаешь мне руку и сердце, Фелан? - язвительно спросила Моран, потуже запахивая домашнее платье на коленях, - ты в который раз вламываешься ко мне в спальню после полуночи, не спросив разрешения?
        - Ты не ложишься спать, не погасив огня, - невозмутимо ответил архонт и положил на стол большой серебряный перстень.
        - Такое трогательное знание моих привычек! Где меч архонта?
        - Его куют на островах, в Асгаре. Скоро будет. Помнишь, я говорил, что тебе нужно кое-что еще, кроме клинка?
        - Добрая улыбка? Я не умею.
        Фелан сел рядом, не дожидаясь приглашения. Неспроста у Амаранты плохое настроение - уж что-то, а характер королевы архонт знал не хуже своего.
        - Что случилось?
        - Тиверия отказала в поддержке. В любой.
        - Знаю. Не только тебе, но и Аверне. Это было ожидаемо, - Тиверия не участвует в войнах.
        - А вот Харматан согласен воевать с нами плечом к плечу, что несколько неудобно, учитывая его месторасположение на карте.
        Архонт недоверчиво прищурился, а Амаранта продолжила, и с каждым словом ее лицо становилось все злее:
        - Условия союза вполне приемлемые: я дарю последователям хармы Эрендол на растерзание, а сама отдаюсь сыну Бефсанского халифа, становясь его первой и самой почетной из жен.
        Фелан не нашел, что сказать и только смотрел, изредка помаргивая.
        - Ты хочешь замуж? - выдавил он, наконец.
        - Конечно! А еще больше - отдать Эрендол, который мне не принадлежит!
        - Ты не сделаешь ничего подобного.
        - Почему? Что плохого в браке? Чем я обязана стране эльфов? Подтянем войска через Морею и Карию и разобьем Эрендол с харматанцами на пару. Родерик испугается и предложит любой мир, лишь бы его не трогали. А после - роскошная свадьба.
        - Моран, ты говоришь ужасные вещи.
        - Когда ты мне скажешь, что я делаю ужасные вещи, я пойму, что живу не зря. А пока мне противно открывать глаза по утрам, зная, что уже к завтраку я узнаю какую-нибудь гадость! Что ты принес? - спросила она без всякого перехода, высказав все неприятности и немного успокоившись.
        - Кольцо для архонта-мага.
        - И что оно умеет?
        - Пока - ничего. Но если носить постоянно, то впитает твою магию.
        - Зачем?
        - Удар будет сильнее. А если вдруг силы иссякнут, перстень поможет. Вернее - камень. Я выбрал морион, надеюсь, он не расколется.
        - Почему не алмаз? Для королевы - самое дорогое!
        - Потому, что не представляю тебя в белом.
        - Намекаешь, что наряд невесты мне не к лицу?
        - Я ни на что не намекаю, Моран. Твой цвет - черный. Не понимай меня неправильно.
        Архонт встал, собираясь уходить. Иногда с ней было невозможно разговаривать. Амаранта поднялась вместе с ним и протянула правую руку.
        - Надень.
        - Левую. Правая - для меча.
        Как шесть серебряных когтей вцепились в кабошон мертвой хваткой, так и сам перстень цепко обхватил средний палец Амаранты. Некоторое время она не могла отвести взгляда от глубины мориона, поглощающего свет, как сама тьма. Но объятия жутковатого перстня были нежны настолько, что его не хотелось снимать. Вытянув руку вперед, Моран засветила ладонь. Светлые искры магии архонта исчезли в камне, но не погасли, а остались внутри: морион стал холоднее, а серебро, напротив, нагрелось.
        - Это… Я не знаю, как назвать. Прекрасно. Словно он любит меня. Я про перстень.
        Фелан молчал и смотрел туда, куда не следовало - в глубокий вырез изумрудно-зеленого платья королевы Эймара, застегнутого всего на пару крючков спереди. Она права - не место архонту в ее спальне. И в ее жизни - тоже. Пора прекратить эту странную дружбу, стихийно возникшую между ними пятнадцать лет назад. Решиться, наконец. Переехать из дворца в город, - советнику место в Совете, а не в покоях напротив.
        - Я купил в городе дом, - неожиданно сообщил Фелан.
        - Чего ради? Деньги девать некуда?
        - Дома покупают, чтобы в них жить. В этом я не оригинален.
        - Ты в Архоне так давно, что я забыла, откуда ты родом. Из Эдельса, верно? Ты - Фелан ванн Эдельс. У твоей семьи вотчина на побережье.
        Архонт удивился, откуда она знает.
        - Я - просто Фелан. Второй сын и архонт, титул не унаследовал, а про приставку «ванн» и сам давно забыл.
        - Хочешь - подарю? Титул?
        - Нет!
        - Обиделся? Тебя пригласил регент Отвальд в качестве наставника для Северона. Но теперь, когда нет ни брата, ни дяди, ты нужен мне. Оставайся!
        - Моран, я становлюсь фамильярен.
        - Ты обещал меня обучить технике боя архонтов!
        - Я и буду. Днем.
        - Никогда не спрашивала - у тебя есть женщина? Ведь не девственник же ты, в самом деле!
        - А сейчас ты уже переходишь все границы! Нет - на оба вопроса.
        Разговор оборвался, как бывало и раньше, но в воздухе повисла недосказанность. Архонт ожидал чего-то. Очередной реплики, после которой можно будет уйти с легким сердцем? Амаранта прошла к выходу и повернула ключ, закрывая дверь.
        - Фелан, ты любил когда-нибудь?
        - Да.
        - Тогда почему ты один? Она умерла? Отвергла тебя?
        - Ни то, ни другое. Зачем ты заперлась?
        - Поздно. Никого не жду, - рассеянно ответила Моран, расстегивая платье и сдергивая с кровати покрывало. Под ним матово переливался шелк простыней.
        Это была та же комната, где Фелан провел несколько томительных дней, ожидая, умрет его королева, или выживет, став архонтом. С тех пор исчезла ванна, а паркет, разбухший от воды, починили. Но архонт продолжал сюда заглядывать, притягиваемый, как магнитом. Часто они засиживались глубоко за полночь, обсуждая дела, но никогда не касались личной жизни друг друга.
        - Так по вечерам ты держишь двери открытыми для меня? - спросил пораженный Фелан.
        - Нет, мне сквозняки нравятся!
        Амаранта загасила все свечи на столе, одну за другой, и подошла к стене темно-синей ткани.
        - Смотри!
        Тяжелая портьера, закрывающая окно, застекленное до самого пола, отлетела в сторону. Архонт на мгновение закрыл глаза - он стоял слишком близко к белой январской бездне.
        - Так забавно видеть страх человека, который ничего не боится, кроме высоты и… меня.
        Она подошла к окну вплотную и прижала руки к стеклу. С другой стороны зимних рам иней нарисовал лесные узоры, они серебрились, как сказочная оправа далеком пейзажу, одетому в снега и лунный свет. В безоблачном и пронзительно-высоком небе высыпали звезды. Но Фелан почувствовал только холод и легкое дрожание стекол под порывами ветра с Эймарских гор.
        - Голова кружится, я не буду смотреть.
        Архонт отвернулся: не от пугающей дали за стеклами, а от Моран. Ее платье едва держалось на плечах, полупрозрачная туника, что была под ним, почти не скрывала тело, а зеленый цвет придавал коже оттенок алебастра.
        - Ты невозможен, Фелан, - неожиданно сухо сказала Амаранта, задергивая шторы, - и ты труслив. Держу пари, в своем новом доме ты поселишься на первом этаже!
        Комната вновь погрузилась в спасительную тьму.
        - В тебе течет кровь Агнара, а я - архонт на службе, но у меня есть гордость, Амаранта! Я знаю тебя, и понимаю, что ты можешь мне предложить, а что я не получу никогда!
        - Тебе нужен трон? - с жестким презрением бросила она, - тогда ты прав! Он - только мой, понятно?
        В наступившей тишине Моран услышала прерывистое дыхание архонта и поняла, что, наконец-то, смогла задеть Фелана настолько сильно, что он потерял присутствие духа.
        - Я перееду не в город, я уеду вообще.
        - Предлагаю, как вариант - службу у Родерика.
        - Ты сама понимаешь, что сейчас сказала?!
        - А ты говоришь с королевой, архонт.
        - Вижу. Власть тебя совсем испортила.
        Фелан направился к выходу.
        - Совсем? Подпорченная наполовину я тебе нравилась больше? Ты тоже изменился не в лучшую сторону! И ты седеешь!
        - Давай покончим со всем этим прямо сегодня! Я седой? Ранняя седина - в роду у ванн Эдельсов. Я труслив? Да, я не создан летать! Меня тошнит при взгляде на землю с высоты. Выходи замуж за харматанского принца и любуйся на него! А мне и Северона хватило!
        - При чем здесь мой брат?
        - Уже «брат»? Ты соблазнила мальчишку сестринской любовью?
        Амаранта одумалась и сменила тон. Разговор пошел совсем не по тому руслу, что она планировала. Так они поссорятся, но на этот раз серьезно.
        - Я перепутала, Фелан, поняла слишком поздно, что Севера я любила как брата. Поэтому и хотела уехать в Аверну, а для него найти хорошую жену из Тиверии. Вернее - супругу для короля.
        - А я думал, что ты способна на самопожертвование и удивлялся.
        - Так я не способна?! Я стала архонтом ради Эймара! Да как ты… Уходи!
        Оскорбленная до глубины души, Моран бросила в Фелана ключ от двери и села на кровать. «Я опять ошиблась! Как он не подойдет к пропасти по своей воле, так и не позволит себе большего, чем архонт-наставник, и не важно, какие чувства Фелан при этом испытывает!» - разочарованно подумала она.
        Но Фелан не ушел. Он пересек спальню и опустился рядом.
        - Я знаю, что ты сделала, более того, я сам в этом виноват. Эймар потребует от тебя и других жертв, Моран: династические браки - судьба всех правителей. А я не готов тебя ни с кем делить.
        - Магия архонтов - тоже судьба всех королей? Проклятие? Война с первой минуты правления? Я - такая же, как все? Как мой отец, может, как мать? Нет, Фелан! Амаранта никогда не предложит себя никому, ни тебе, ни другому мужчине, будь он хоть трижды король, но Моран - свободна. Если нужна.
        Конечно, нужна! Наконец-то Фелан сделал, что хотел - избавился от зеленой материи и прикоснулся к женщине, которую желал столько лет. Он так торопился, что не потрудился раздеться сам.
        - А вообще-то холодно! - отвечая на поцелуи, Моран тщетно пыталась согреть руки на его шее - единственном участке кожи, не закрытом глухим камзолом.
        Архонт расстегнул ряд металлических пуговиц плохо слушающимися пальцами. Амаранта наблюдала, чуть заметно улыбаясь. Похоже, она не сильно разволновалась.
        - Как давно ты жила с Североном? Ничего, что я спрашиваю?
        - С девятнадцати лет.
        - Это было тебе или ему?
        - Мне.
        «А ее сводному брату - на два года меньше!» - сообразил архонт. Не очень приятное открытие.
        - А ты с кем? Ну, ты понял.
        - Я платил.
        Моран вздохнула - такой ответ ей тоже не понравился. Фелан добавил:
        - Ты росла, и мои чувства менялись вместе с тобой. Мне кажется, я любил тебя всегда.
        - И целовал маленькую девочку, думая, что она спит?
        - Я не целую маленьких девочек, тебе к тому времени исполнилось восемнадцать, Моран! И вообще - ты не можешь этого помнить!
        - Забыть первый поцелуй? Я заснула в кабинете, а ты отнес меня в мою комнату, как бывало в детстве. Поцеловал по-настоящему, как мужчина.
        - Я был уверен, что ты не заметила. Нельзя было так делать!
        Конечно, нельзя! Вассалы должны знать свое место, а сильные мира сего - повелевать. Но чувства, если и подвластны разуму, то только до определенного момента. Любовь можно загнать долгом в самый темный угол сердца, но, плененная и запертая, она не погибнет, а станет крепче.
        Амаранта не знала, какая может быть огромная разница между нежностью юноши, относящимся к ней бережно, как к сестре, и страстью опытного мужчины. Нет, физическая близость - совсем не способ кого-то держать под контролем и не каприз, - это обоюдное желание двух взрослых людей познать друг друга в наслаждении. Северону не удалось разбудить ее чувственность, а вот Фелан сделал это с легкостью.
        «Он рассчитывает на мою верность. Разве это жертва? Я не хочу его потерять!» - профиль архонта едва угадывался в темноте, но Моран по памяти видела каждую его черточку. В детстве ее приводила в восторг волшебная сила Фелана, в юности завораживали небесно-голубые глаза, в которых искрилась обжигающая магия. Он был опасной, но интересной игрушкой; предметом девичьих грез; лучшим другом, но никогда Амаранта не представляла себе, что однажды архонт может стать кем-то большим. Слишком много рассудка было сейчас в ее рассуждениях: любовь не раздумывает, не просчитывает варианты, не ставит условий. «Он мне необходим! Каждый день, каждую ночь», - решила Моран окончательно. Фелан пошевелился и открыл глаза.
        - Почему ты так притихла? Я был груб? Тебе не понравилось?
        - Я подумала о том, что у наших покоев есть общая стена, и надо ее сломать.
        «Это самое странное признание в любви, которое я мог вообразить. Зато, появилась определенность», - подумал Фелан.
        - Разбить ее прямо сейчас?
        - Ох, не надо! Здесь будет все в пыли, - Амаранта склонилась над архонтом, понимая, что ей было мало ласк и сама себе удивляясь. Как попросить продолжения? Может, прямо?
        - Я хочу еще.

* * *
        Моран так и не нашла площадь у трех тронов. Она и не сильно искала, следуя по улицам вслед за солнцем, выбирая освещенные участки дороги и греясь на ступенях домов, когда ее настигала усталость. Одурманенная вином, Амаранта погрузилась в прошлое, как в омут, все бури над которым давно затихли.
        - Как я пьяна! А это что - игра воображения?
        Моран набрела на круглый бассейн под открытым небом, до половины заполненный дождевой водой. Настоящий мрамор, белый с розовыми прожилками. Интересно, откуда его привезли в Сирион? Из Аквилеи, наверное. Какая чистая вода, совсем не холодная, разве только чуть-чуть… Ничего, солнце ее нагреет! Амаранта вылила в бокал последние капли гранатового напитка и поставила его на край. Потом разделась и погрузилась в воду. Закрыла глаза. Вспомнила Фелана, легко и непринужденно, словно это было вчера. И оценила свой выбор спустя годы.
        - Я польстилась на чувственные удовольствия? Если бы только это! Однажды ночью Моран предпочла устроить свою личную жизнь и обрекла Эймар на сто лет войны. Будь я настоящим правителем - вышла бы замуж за харматанского принца и раздавила бы дядю в первое же десятилетие сражений! Казнила бы Родерика I «не короля» на главной площади Архоны, отрубив ему голову! Я бы стерла Эрендол и Сирион с лица земли, и это было бы правильно - они того заслуживают. Вот и вся месть!
        Вино в бокале отбрасывало на мрамор бордовые отсветы, напоминающие цветок. Моран обвела их пальцем.
        - Но что могло произойти дальше? Мои дети - последователи хармы, раса эльфов уничтожена, а люди севера стали рабами огромной империи под названием «Харматан»? Эймар исчез со всех карт, переписаны книги, и даже от храмов Создателя не осталось камня на камне? Такова цена. Понимала ли я это? Скорее - догадывалась, сейчас я вижу яснее.
        Она негромко рассмеялась.
        - Как не поступи - все будет плохо! Учиться бы жестокости у тебя, древняя цитадель! Что значат мои битвы по сравнению с твоей бойней? Мои моральные муки рядом с великим, циничным презрением к самой жизни? Вымостить костями дороги! Я бы не догадалась!
        Надо спуститься в погреб за новой бутылкой. Отыскать бордель, развести огонь, - ночью в цитадели неуютно. Почему в доме предателей входные двери закрыты изнутри, а люк - со стороны подземелья? Проверить, что за тайну он хранит. «Я снова думаю, как живая. Планирую. Устраиваю свой быт. Здесь. Смешно!»
        - Я пришла в Сирион судить себя? Плохой из меня судья - из того, что помню, я не сожалею ни о чем. Кроме брата.
        Северон… Летом, накануне своего совершеннолетия, Север приехал ее навестить к истокам Амарантина. Вотчина в районе Ольдена, принадлежащая дяде Отвальду, обнесенная высоким забором и охраняемая, имела настолько большие размеры, что ее юная пленница не чувствовала себя запертой. В ее распоряжении были обширные угодья, лес, узкая и быстрая река, каменные россыпи отрогов Эймарских гор, а также конь, чтобы все это объехать. Но Амаранта любила ходить пешком, предпочитая тропы дорогам, и забиралась порой так далеко, что слуги не могли ее отыскать.
        Вот и в тот день, встретив брата, она повела его в укромный уголок, где Амарантин, стиснутый уступами гор, разливался мелко и широко, белея гребешками волн на темно-серых валунах.
        - Не надо показываться всем на глаза! Старая тетка, которую приставили ко мне, чтобы научить быть такой же скучной и постной, заквохчет, как курица, а смотритель замка настрочит дяде письмо, что ты сбежал. Тебя отправят назад этим же вечером!
        - Архону перевернут вверх дном, - улыбнулся Северон.
        Он и сам не ожидал, что его вольность окажется захватывающим приключением.
        - Пусть ищут, где хотят.
        - Бедный дядя Отвальд!
        - Вполне себе богатый!
        - Ты у местных научилась так чудно разговаривать? Я буду ночевать в лесу?
        - Нет, у меня в комнате. Залезешь в окно. Ты же не Фелан, чтобы бледнеть, забравшись на табуретку! Всего-то второй этаж!
        Второй ярус замка - высота не малая. К счастью, рядом растет большой дуб и на его толстые сучья можно опереться, когда руки и ноги не находят опоры в камне. Но ветки так и норовят выколоть глаза!
        - Ты знала, насколько трудно сюда забраться, сестренка? - юноша ввалился в комнату и почувствовал головокружение. Правда, не от страха и усилий, а от голода.
        - Легко. Я и сама умею.
        Гостя ждал роскошный ужин из того, что Амаранта сумела стащить на кухне и одеяло на полу. С недавних пор Север понял, что взаимные чувства можно выразить гораздо более пылко, чем поцелуи в щеку. Конечно, до этого додумалась сестра: кто, как не она, умеет лучше всех делать то, что запрещено! Устав от объятий, они улеглись в свои постели.
        За полгода разлуки Северон сильно изменился: раздался в плечах и стал выше ростом. Издалека его можно было принять за взрослого мужчину, - Моран не сразу узнала брата. Поворочавшись еще немного, она свесилась с кровати:
        - Ты спишь?
        - Спасибо, что спросила! Теперь нет.
        - Перебирайся ко мне. Только разденься. Совсем.
        Северон помедлил одно мгновение и лег рядом.
        - Так честнее и лучше. Ты же любишь меня, Амаранта?
        - Еще немного - и мне надоест это повторять.
        Брат оказался смелее ее ожиданий. Надо сказать, что она передумала… Или - не надо?
        - Ты не бойся, ладно? Я осторожно.
        - Я буду тебя бояться?! А то я любви не пробовала!
        - Что ты сказала?!
        - Север, я наврала.
        Следующие два дня стали настолько счастливыми, что воспоминаний о них хватило на годы. Утром Моран совершила очередной набег на кладовые замка, а Северон поджидал ее у реки на большом камне.
        - Сейчас мы будем купаться! - Амаранта стащила платье, с усмешкой глядя на брата.
        - С ума сошла? Вода ледяная!
        - А камни горячие!
        В самых глубоких местах вода доходила до груди, но все равно можно было даже нырять. Моран плавала хорошо, Северон - нет. Она нашла новое веселое развлечение - его пугать. А потом они валялись на раскаленных валунах, ели, целовались и занимались любовью. И спали вместе, пока их не застукал дядя Отвальд, нагрянувший из Архоны.
        «Его пощечина досталась мне, а не Северону. И за дело».
        Вино закончилось. Моран замерзла, но, выбравшись из бассейна, почувствовала себя чистой. Солнце перевалило к западу, еще немного - и совсем стемнеет. Ночи на Сирион спускаются быстро.

* * *
        Завидев блестящий предмет посреди дороги, Амаранта пошла быстрее. Приглядевшись, она поняла, что это бокал, оставленный утром.
        - Хожу кругами, - констатировала она, - ладно, захвачу еще «пойла» - разбойники называли так все, что могло гореть. Вряд ли они пили настолько дорогое вино когда-нибудь. Если сосчитать годы выдержки, оно стоит целое состояние!
        И только проходя мимо бокала, налитого Сайдерису, Моран вздрогнула и остановилась. Он был пуст: не опрокинут, не разбит, не пролит. Вино исчезло, оставив по краям красные следы.
        - Разве я пила из него? Нет!
        Не веря своим глазам, она опустилась на одно колено, рассматривая жуткую находку, объяснения которой не находилось. Амаранта могла поклясться, что не подносила второй бокал ко рту. Сердце заныло в предчувствии нехорошего. Потерев рукой лоб в безнадежной попытке прогнать тревожные мысли, она спустилась в погреб и достала еще две бутылки. В доме предателей стояла тишина.
        - Посмотрю сейчас. Вдруг наверху я найду что-нибудь полезное?
        Второй этаж оказался обычной жилой комнатой. Не такой роскошной, как апартаменты дома свиданий, но вполне симпатичной. Скользнув взглядом по мебели, обитой серо-синей тканью, Моран поднялась еще выше и попала в полутемный кабинет с окном, прикрытым деревянной доской со сквозными узорами. Комната до боли напоминала библиотеку Галара. Амаранте показалось, что стоит раскрыть окно, и она окажется в Галадэне, увидит внизу разноцветные камешки дорожек и фигуры знакомых эльфов, не спеша шагающих по своим делам. Поддавшись искушению, Моран ступила на крепкие доски пола, подошла к окну и растворила ставни.
        Свет заходящего солнца скользнул по книжным полкам, заполненным от края до края и большой напольной лампе с желтым абажуром. Не хватает только мягкого кресла, в котором Моран провела не одну ночь… Обернувшись, она увидела письменный стол и вздрогнула от неожиданности. Оказывается, Амаранта была здесь не одна!
        - О! Ну чего я испугалась! Он же мертв!
        Эльф покойно сидел в кресле и смотрел на корешки знакомых книг пустыми глазницами, положив костлявые пальцы на удобные подлокотники. Его богатая одежда неплохо сохранилась, а черные волосы ниспадали прямыми прядями на плечи. Они были как живые, и поблескивали, не утратив цвет и гладкую шелковистость.
        - У Ханлейта были такие же, но короткие, - почему-то вспомнила Амаранта, - я ухожу.
        Но она продолжала стоять, как завороженная. Вот в чем секрет домов, запертых изнутри: их жители остались в цитадели, по какой-то причине отказавшись ее покинуть. А то, что Сирион именно оставили, а не завоевали - у Моран уже не осталось сомнений.
        - Ты принял яд, верно? Однажды вечером ты сел в любимое кресло и ждал при свете лампы, пока отрава подействует. Решив однажды, что умереть - правильнее всего, ты не боялся. Ты запер дом, чтобы никто не нарушил твой покой. Прости меня.
        Сердце Сириона опустело, но потомки тех, кто мостил останками дороги, живы и поныне, - их кровь течет в жилах эльфов Эрендола. Амаранта не стала подниматься выше. Возможно, там есть еще кто-то, но беспокоить их вечный сон не стоит.
        Окончательно протрезвев и ругая себя за бессмысленное бегство, Моран сосредоточилась на том, чтобы вернуться к исходной точке своего путешествия. Она отыскала площадь и бордель еще засветло. Приветственно открытая дверь дома свиданий приглашала войти. Огонь в камине погас, на каменном полу первого этажа валялись сухие ветки и мусор, занесенные ветром.
        - Я могла устроить пожар! А еще я разлила масло, и теперь нечем засветить лампу. Поднимусь на этаж выше и открою ставни - так я буду знать, когда наступит утро.
        Амаранта так и сделала. Если тот, кто напугал ее до смерти, действительно появлялся - то следов своего присутствия не оставил. Примятый ворс ковра рассказывал лишь о том, как она тут топталась, и даже самому громкому и жуткому звуку, что выгнал Моран на улицу, нашлось объяснение: на полу валялся круглый шар из матового стекла. «Это сфера-тюрьма!» - подумала Амаранта, поднимая его и рассматривая. Нет, просто светильник, полый внутри, с отверстием для свечи. А вот и место, откуда он упал - с подставки из лозы, рассыпавшейся в труху.
        - В шкафчиках должна быть посуда, а, главное - то, чем эльфы открывали бутылки. Не верю, что в этом доме не пили!
        Моран распахнула первый попавшийся сервант и вздрогнула от неожиданности: на фоне хрустальных бокалов стоял знакомый зеленый пузырек, а рядом лежал штопор с костяной ручкой. Амаранта резко закрыла дверцу.
        - Это - очередная иллюзия Сириона. Яд Киндара остался за оградой! Сейчас я открою ее снова и…
        Ничего не изменилось, отрава стояла на прежнем месте. Повинуясь неизбежному, Амаранта взяла склянку, бокал и штопор и спустилась вниз. Заперев входную дверь, она отгородилась от цитадели еще на одну ночь и обнаружила сумку Златовласки, лежащую перед камином.
        - Когда я вошла, она висела на ручке двери, - вспомнила Моран, - не играй со мной, Сирион. На этот раз тебе придется сильно постараться, чтобы меня напугать! Я не покину дом, пока сама этого не захочу!
        Амаранта разожгла камин, налила вино в высокий бокал в форме цветка ночного дурмана и долго разглядывала его на свет, восхищаясь искусством эльфийского мастера. Такие цветы встречаются в лесу, в самых глухих и темных местах, но днем дурман отыскать непросто: цветок засыпает, складывая лиловый колокольчик в трубочку. Он распускается ночью, окружая себя сладковато-приторным ароматом, - по нему Моран находила загадочные цветы в чащах вотчины дяди и срывала, в надежде донести до дома их хрупкую красоту. Но ей не удавалась - капризный дурман вял в руке и переставал пахнуть. Ему нравилось цвести в одиночестве, для себя, пока никто не видит.
        - Говорят, они ядовиты. Какая изысканная фантазия - сделать чашу именно такой формы!
        Какие тонкие грани и хрупкие прожилки! Сочетание блестящего и матового хрусталя заставляло вино дышать и переливаться жарким, рубиновым цветом, и Амаранте казалось, что напиток, налитый в чудесный бокал, пьянит еще сильнее.
        Согретый дом ожил: начал постанывать, потрескивать шорохами, но Моран больше не бледнела от ужаса и не рвалась на улицу, осознав, что тот, кто следит за ней - бесшумен, как тень.
        - Сколько раз можно разбить одно и то же сердце? Дважды? Трижды? Я прожила с Феланом жизнь и потеряла его, на моих глазах убили брата, ушел Хан, не стало Галара. Да, даже галадэнский маг оставил на нем царапину! Наверное, некоторые сердца можно разбивать бесконечно, зная, что они способны склеиваться вновь. Вот только как у смертных на телах остаются шрамы, так и сердца одержимых помнят все утраты, до последней трещины. Яд, говоришь? А почему бы и нет?
        Амаранта сорвала печать с зеленого сосуда Киндара и поднесла к губам. Без запаха.
        - А я-то думала, что не способна покончить с собой! Но ты умеешь уговаривать, Сирион. Или твое вино крепкое настолько, что у меня помутился разум. Когда я успела выпить всю бутылку?
        В Древней цитадели казнь должна свершиться по эльфийским законам - жертва приговаривает себя сама. Снова маятник, но острое лезвие заменила отрава. Сирион притих в ожидании. Моран решилась, сделала несколько глотков и застонала от неимоверной горечи зелья.
        - Я не смогу больше. Надеюсь, достаточно.
        Она прилегла перед камином, глядя на пламя, и наблюдала, как сполохи огня теряют свои очертания, превращаясь в оранжевое, темнеющее пятно. Яд подействовал быстро.
        Под сенью яблоневого цвета
        Из троицы, переночевавшей на берегу Ракхайна, хорошо выспался только Лето, оттого и настроение у парня было отличное: он тихонько насвистывал и то и дело начинал разговор, но Алиссен отчего-то дулась, а Моргват отвечал неохотно и шел раздражающе медленно. Архонт даже толстую палку себе нашел, чтобы опираться при ходьбе. За ночь кровеносные сосуды под его кожей из багровых стали синими, отчего Моргват больше походил на живого покойника, чем на нормального человека.
        - Мы двинули в Велеград? А почему не вдоль реки? Вдруг там баржа какая проплывет, нас бы подобрали.
        - Сам по кустам и глине тащись, - буркнула девушка, - Ракхайн, по твоему, один большой пляж? «Вдоль реки»! Тракт специально по берегу проложили, исключительно для тебя.
        - Ты вплавь попутную баржу догонять собираешься, Загорелая шея?
        - Они бы пристали.
        - Ага, «пристали». С противоположного берега прямиком к твоим ногам сходни сбросят. За просто так. У нас денег нет! - логично возразила Алиссен.
        - У тебя есть. Давай, я пересчитаю? - Лето красноречиво посмотрел на лиф ее платья.
        - Я ребра тебе сейчас пересчитаю.
        - Какая ты сегодня кусачая!
        Путники пересекли широкую полосу заливных лугов, покрытых густой щеткой молодой травы и вышли на узкий проселок. В дождь он превращался в непролазное болото, а сейчас в колеях лежала пыль, нагретая солнцем. Алиссен привычно сняла обувь и пошла босиком, проваливаясь по щиколотку, а Лето скинул куртку и забросил ее подальше, а потом и сапоги сира Анвелла отправились в канаву. В ответ на удивленный взгляд Моргвата, аквилеец объяснил:
        - Тепло же! Она все равно мне мала, а сапоги жмут, как железные колодки. Чуть без ног не остался.
        Архонт только приподнял брови и промолчал.
        - Продать можно было, - Алиссен с сожалением оглянулась, но возвращаться не стала.
        - Я не старьевщик. И тащить на себе хлам неохота.
        К полудню припекало все сильнее. К шороху тополиных листьев и гуду сине-зеленых майских жуков, пролетающих над дорогой и норовивших врезаться в лоб, добавился новый звук - отдаленное цоканье лошадиных подков. Рыжая крестьянская кобыла тряслась рысью, а расхлябанная телега занимала всю ширину проселка. Путники прижались к обочине. Моргват отвернулся в поле, решив весь путь проделать пешком и не смущать местных своей рожей, но у Алиссен были прямо-противоположные намерения.
        - Дяденька, а ну постой!
        Девушка выскочила на середину дороги, вынудив возницу натянуть вожжи и нецензурно выругаться. Алиссен пропустила малолестное сравнение о своей прыти мимо ушей и обаятельно заулыбалась.
        - Далеко до деревни? Как же ее название… забыла!
        - Малые Бураки?
        - Да, точно!
        - Пожалуй, к ужину добе… - мужик глянул на Моргвата и споткнулся на слове, - с нами святые угодники!
        Не доверившись угодникам, селянин поспешно приложил ладонь ко лбу и к губам, призывая Создателя, а затем повторил молитвенный жест несколько раз, для верности. Вожжи так и взлетели, понукая кобылу.
        - Нет-нет, стой, дядька, стой! - рискуя быть задавленной, Алиссен побежала задом наперед, протестующе подняв вверх руки.
        - Не бойся моего братца, он с рожденья такой! Мать, как увидела, кого родила, так и померла сразу от страха, вот с тех пор мы с ним и мыкаемся! Не заразный он, на меня взгляни! Подбрось до Бураков, а?
        Возница снова придержал лошадь. Лето сделал лицо попроще и положился на Алиссен - у девчонки язык подвешен как надо: врать умеет чисто и складно. Моргват молча ждал, опираясь на палку.
        - Твой брат-страхолюд, кажись, вооруженный! - засомневался возница.
        Молодые люди его не смущали, а вот оружие на боку мужчины внушало опасения.
        - Да ничего подобного! Он для устрашения меч носит, а пользоваться им не умеет. Только никому не говори! - Алиссен заговорщицки подмигнула.
        - Больно вас много.
        - Так надо, дяденька! Можешь не подвозить, только скажи: в Бураках храм есть?
        Девушка молниеносно сменила выражение лица с игривого на тревожное и посмотрела на мужика с трогательной надеждой, прижав руки к груди. Лето не понял, к чему все это, но тоже, на всякий случай, принял скорбный вид.
        - Имеется, деревня большая.
        - Вот спасибо! Из Дорина я, дяденька. С женихом сбежала, вот с ним то есть, - Алиссен небрежно ткнула Лето локтем в бок, - а дядя в погоню пустился. А он дюже злющий! Только бы до ночи обвенчаться успеть, а потом… Трава не расти, как у нас говорят! Что священник благословит, люди не разрушат! Но если ты спешишь, мы как-нибудь пешком, ладно.
        Алиссен, махнув рукой, понуро ушла с дороги. Лето взглянул на возницу, как на сволочь, и погладил подружку по плечу. Того, наконец, проняло.
        - Садитесь, подброшу. Не до места, я раньше сверну, но в храм успеете.
        - Да сохранит тебя Создатель, добрая душа! - ответил за всех аквилеец.
        Уселись в телегу. Алиссен наградила Лето торжествующим щипком. Тронулись. Моргват выбросил палку и разлегся вдоль телеги, примериваясь поспать.
        - По тебе сразу видать, что городская! Ишь, нарядная. А что в Дорине не обвенчались? Там храмов, поди, не один! - болтал мужик.
        - А когда, дяденька? Мы на ночь за ворота выскочили, чтобы фора была.
        - Брат-то сильно постарше будет! Как мамка тебя после него родить умудрилась, ежели померла? - до возницы с опозданием дошел странный факт появления на свет девчонки, но у нее был готов ответ:
        - А он мне кузен. Мы как родные! Правда, Мо…льфред?
        - Да, прекрасная кузина. Даже едим из одной миски, - съязвил архонт.
        Скоро всех разморило: молодое эймарское лето вовсю вступило в свои права. Алиссен села спиной к борту, сложив ноги на спящего архонта и тоже задремала. Лето смотрел в небо, по сторонам, вздыхал и томился, пока не сообразил спросить интересное:
        - Ты, мужик, случаем не знаешь, ведьма или колдунья какая в деревне имеется? Очень надо!
        - Невесте - в храм, а тебе - ведьма! Недоброе задумал, парень!
        - Да нет! Свадьба по плану. Я ее братца хочу вылечить, а то самого жуть берет.
        - Не повезло ему - как привыкнешь, как и ничего на рожу, не противный. А на первый взгляд - упырь упырем. Вам к Предсказателю надо. Он и лечить умеет и иной раз верное говорит. Только он не в Бураках, а на заброшенной ферме живет, в яблоневом саду. Красивое место, но нехорошее - хозяин с семьей от скверны сгинули. Давненько это было.
        - Ты к нему довези, а в храм успеем. Вон, какая лошадка резвая, живо добежит до сада-то, - решил Лето.
        Возница не возражал - люди с возу - кобыле легче. Путники высадились у неприметной развилки. Проселок сворачивал прочь от Ракхайна, а узкая тропинка исчезала в лесу и вела в верном направлении.
        - По дорожке пойдете и как раз доберетесь. А до деревни Предсказатель путь подскажет, есть такой, прямиком через лес, - объяснил мужик и поцокал языком, понукая кобылу.
        Облако потревоженной пыли повисло в мареве нагретого воздуха. Путешественники остались на дороге втроем.
        - Я ничего не понял, - признался Моргват, спросонья озираясь по сторонам, - куда он нас послал? В лес? Зачем?
        - Все нормально, архонт. Зачем нам деревня, где даже свекла не растет?
        Лето сошел на тропу и остановился, поджидая остальных.
        - Какая свекла?
        - Красная. Деревня как называется? Малые бураки, то есть мелкая свекла. Где-то есть большие бураки, наверное, но нам туда тоже не надо.
        - Железная логика, Загорелая шея. Ладно, пока мы идем параллельно реке, я не против. Но не мешало бы и пообедать. Я так голоден, что и на свеклу бы согласился.
        - Вот именно. Я вчерашнюю рыбу есть не буду! Ты что-то переиначил, пока мы спали!
        Алиссен уперла руки в бока, требуя немедленных объяснений.
        - А не надо было дрыхнуть, Алис. Мы только к одному колдуну по дороге зайдем, там и перекусим чего-нибудь.
        - У колдуна?! - ахнула Алиссен.
        - Как же с вами хлопотно!
        Выслушав перебранку и тяжело вздохнув, архонт пошел вперед. Путешествовать по лесу было приятнее, чем по дороге: не слепило глаза солнце, а тропа, некогда проложенная человеком, не успела зарасти подлеском. По ее сторонам встречались поваленные, сгнившие столбы и остатки толстых жердей. Светлый, не буреломный лес тут и там украшали кустики первоцветов, выбросивших из широких, как лопухи, листьев стрелки лиловых и сиреневых колокольчиков. Люди ускорили шаги, когда впереди забрезжил свет и вышли к арке ворот, ведущей в цветущий сад. Ограда фермы прилично пострадала от времени, но сделана была добротно, на века.
        - Ах, как здесь чудесно!
        Алиссен вбежала в бело-розовую пену яблоневого цвета и покружилась на месте. Деревья парили над землей легчайшими ароматными облаками. Стволы старых яблонь, частью разломанные, изъеденные грибком, указывали на то, что сад давно заброшен, но краткий миг цветения подарил ему молодость и былую красоту. Белые точки лепестков усеяли траву, как рассыпанные бусины, они невесомо падали с ветвей при каждом дуновении теплого ветерка, оседали на волосах и плечах путников. Тропинка превратилась в аккуратную дорожку, вымощенную речной галькой. Даже заросшая муравой, она похрустывала под ногами, заранее предупреждая хозяина о приближении гостей. Если на ферме еще был хозяин… Моргват сошел с дорожки, а спутники последовали его примеру.
        Яблони расступились перед крыльцом большого дома, негостеприимно встречающего закрытой дверью и заколоченными окнами. Но с колодца во дворе была снята крышка, на земле валялось ведро, а примятая трава рассказывала о том, что ферму кто-то посещал.
        - Это могилы? - Лето показал на пять холмиков под окнами.
        - Похоже на то. Уйдем отсюда, - решил Моргват, но только он повернул назад, как дверь дома распахнулась настежь, громко ударившись о стену.
        Архонт молниеносно выхватил из ножен меч и развернулся. В черном проеме неосвещенного жилища, прямо напротив входа, сидел старик в грубо сколоченном деревянном кресле и держал на коленях длинную палку, которой только что открыл дверь.
        - Какой нервный гость. Кто кого испугался? - он тихо, неприятно засмеялся.
        - Я тебя испугался. Доволен? Уходим.
        Моргват убрал оружие.
        - Нет, постой! - Лето подошел ближе к крыльцу, придирчиво рассматривая хозяина и тоже запоздало пугаясь: левая половина лица старика была изуродована глубокими, извилистыми рубцами, похожими на оплавленный свечной воск.
        - Предсказатель - это ты? - неуверенно спросил аквилеец, отступая на шаг.
        - Кому и кукушка - вещунья. Пройдите в дом, разговаривать через порог - примета плохая. Порчу подхватите! - насмешливо изрек старик и прочертил своей палкой в воздухе дугу.
        Видимо, этот жест стоило принять за приветственный. Лето шагнул внутрь, а за ним и сгорающая от любопытства Алиссен. Моргват не стал оставаться на улице, думая вытащить своих спутников наружу, как шкодливых котят.
        - Дай мне руку, - приказал Предсказатель Лето тоном, не терпящим возражений.
        Аквилеец покорно протянул ладонь:
        - Мне спросить? Или подумать достаточно?
        Старик не стал рассматривать рисунок линий, как это делают гадалки, а просто сжал руку парня сухими, жесткими, похожими на корни пальцами.
        - Не дури, Лето! - вмешался Моргват, осматриваясь.
        Эту грязную и темную комнату сложно было назвать жилой. Предсказатель не потрудился снять горбыли на окнах и разгрести очаг от кучи мусора. Он обозначил границы своего мирка, криво выдвинув обеденный стол на середину и превратив широкую лавку в постель. Дневной свет, хлынувший внутрь, обнажил всю запущенную неприглядность убогого жилища: на полу - земляные комки, свидетели недавнего дождя, на столе - засохшие объедки.
        - Двадцать шесть, - изрек старик.
        - В смысле? Мне так мало осталось?! - побледнел Лето.
        - Ты столько прожил. Лечить тебя не от чего. Не считая царапины на спине, ты здоров, - Предсказатель криво усмехнулся не изуродованной стороной рта и добавил привычной, давно заученной скороговоркой, - ходи в храм, молись Создателю и снизойдет на тебя милость - еще годков шестьдесят твои.
        - Но я не это спрашивал!
        - А я увидел это.
        - Доволен, Загорелая шея? Обычный шарлатан. Он сейчас еще и денег потребует. И тебе от роду меньше, верно?
        Моргват скептически оглядел Предсказателя, одетого не в рясу монаха и не в хламиду отшельника, а так, как полагается путнику. Только одежда висела на его высохшем теле, будто на огородном пугале.
        - Вообще-то про возраст все правильно, мне и есть двадцать шесть, если я сам со счету не сбился. А как он о ране узнал?
        Аквилеец смотрел на свою руку, словно в первый раз увидел. После прикосновения Предсказателя кожа была онемевшей.
        - Лето, ты себя сзади видел? Рубашку мою кровью испортил, не отстираешь теперь! Старый плут догадливый и внимательный - этого не отнимешь, - презрительно сказал Моргват.
        - Я не вру, мужик, и только сегодня я рассказываю бесплатно. Вам крупно повезло, что застали такую приблуду - будущее узнать. Испытаешь судьбу?
        Предсказатель не обиделся. Он расслабленно сидел в кресле и чуть заметно усмехался, глядя на Моргвата.
        - Нет, я хочу, моя очередь! - Алиссен опустилась перед стариком на колени и протянула руку, - давай, предсказывай!
        Старик, задумавшись, не отпускал ее ладонь так долго, что в наступившей тишине стало слышно жужжание осы, бьющейся в закрытое окно. Моргват удивился. Ладно, аквилеец, но от доринской мошенницы он такой наивности не ожидал:
        - Никакой он не предсказатель! - раздраженно повторил архонт.
        Алиссен выдернула руку и встала. Ее лицо изменилось: в его выражении проявилась какая-то застарелая, затаенная боль.
        - Конечно, нет, Моргват. Он - архонт. Как мы с тобой.

* * *
        Говорят, архонты не стареют, говорят, что время меняет всех до неузнаваемости; а глаза - зеркало души, но и они умеют притворяться. Как же непросто уловить в чужом взгляде самое важное, суть, неподвижную неизменную точку, чтобы узнать ее хоть через десять лет, хоть через полсотни! Лицо может покрыться морщинами и шрамами, поседеть волосы, одряхлеть тело, но взгляд останется. Печально-безжалостное выражение светлых глаз обратившего ее архонта Алиссен не забудет никогда. И вот, она снова его увидела!
        - Моргват? Я не ослышался? А не тот ли самый Моргват, архонт, принявший посвящение от королевы Эймара, герой войны? Я представлял тебя солиднее и мертвым. Что с лицом? Магией баловался? А?
        Предсказатель прищурился, холодно разглядывая Моргвата с ног до головы. Похоже, девушка его больше не интересовала. «Он меня не узнал!» - решила Алиссен. Сколько же обиды было в этом открытии!
        - На свое посмотри. На севере моргватов - каждый четвертый. Он не архонт, барышня. Будь иначе - я бы почувствовал. Врет он. Болтала бы ты поменьше!
        - Ты, может, и мастер конспирации, Моргват, но при этом бревно, что ты можешь чувствовать? А девка - эмпат, нестабильная, как и все архонты с таким пороком обращения. Она - худший ученик, которого можно было послать на твою голову.
        От этих слов у Алиссен щеки пошли красными пятнами, а Предсказатель, тем временем, продолжал:
        - Гореть она будет ярко, но вспышками. Иной раз девка сильнее тебя окажется, но чаще удивляться будешь неприятно. С другой стороны - всякую дрянь вроде одержимости или дурной магии она чует лучше тебя в разы. Меня почуяла, а ты, гляди-ка, не смог. Приобрел, ты, мужик, синеглазый амулетик себе на шею.
        - Демон меня раздери… - уныло проронил Моргват ни к кому не обращаясь.
        Лето хлопал глазами, соображая, что количество архонтов вокруг него растет, как на дрожжах.
        - Посмотри на меня! - Алиссен встала прямо перед Предсказателем, загородив свет, - помнишь Дорин? Горящую улицу в квартале мастеров? У тебя ожоги, но когда ты меня обращал, с твоим лицом было все в порядке. Ты был молодой, красивый, в сапогах с узорами и… я думала, ты придешь за мной, ты спросил мое имя, ты обещал! Я почти влюбилась в тебя, я ждала целых одиннадцать лет! А ты прятался здесь, рядом, как крыса! Нет во мне никаких пороков! Ты сам - дрянь и сволочь, я всегда о тебе так думала и была права!
        - О, да… Мелкая девчонка, посмотреть было не на что, от пацана отличалась только косами. А выросла соблазнительная красотка, кто бы мог подумать! Алиссен, это я вспомнил… и второе имя, что-то на древний манер, созвучное самому городу. Я тебя узнал, едва прикоснулся.
        - Мое второе имя - Вейс! Ты мне сломал жизнь!
        - Я тебе ее подарил, детка. В тот день я или обращал, или убивал, вернее, сначала первое, а потом - второе, пытаясь спасти хоть кого-нибудь. Квартал кишел одержимыми, и ты была заражена скверной, когда попалась.
        - Я же говорила, что я здоровая!
        - А ты себя при этом видела? Глаза почти черные, и цвета-то не понять. Я на вас, одержимых, насмотрелся. Я успел с обращением, а тебе повезло со способностями к нашей магии.
        - Ты поэтому бросил меня?
        - Я не пришел за тобой по другой причине, Алиссен Вейс. Считай, сама судьба была против нашего близкого знакомства: в тот день в Дорине я неудачно упал под кучу пылающих бревен, а из города меня везли завернутого в чистое полотно с головой, как покойника. Очнулся на третьи сутки, встал с постели через полгода. Я бы вернулся, но не смог - война продолжалась. А после я о тебе забыл. Уж извини.
        Оправдания архонта были просты до жестокости.
        - Кто ты? - спросил Моргват.
        - Коэн из Ферсы. Мы воевали на разных фронтах: я на морейском, а ты ближе к столице. Как видишь, я не знаменит.
        - Сколько тебе осталось?
        - Нисколько.
        Моргват сел на лавку и заметил, что в складках одеяла лежат белые лепестки, занесенные ветром: Коэн давно не ложился в постель, он и с кресла не мог встать. Двум архонтам было ведомо нечто важное и непоправимое. Моргват выглядел расстроенным, а Коэн тихо засмеялся, отвечая его мыслям:
        - Никто не видел старого архонта, даже ты! Мертвых - видели, старых - нет. Мы или дохнем слишком рано в бою, или боимся стать свидетелями стремительного увядания и накладываем на себя руки. Я, к примеру, забрался в дыру потемнее, как крыса, верно она подметила. А восемь месяцев назад я еще имел шанс понравится твоей девице, несмотря на паленую рожу. Не обольщайся, Алиссен, тебя ждет тоже самое. Сказать - когда?
        - Срок жизни архонта непредсказуем, - вяло возразил Моргват.
        - Все непредсказуемо, или почти все, брат. Но я же «Предсказатель»! Что дарит обращение архонту? Силу. Долгую зрелость или молодость, это кому как выпадет. Но, когда наши часы останавливаются, их стрелки дрожат от натуги, готовые распрямиться в любой момент и пустить время вскачь. Однажды утром ты встаешь с постели в недоумении, почему так тяжело передвигать ноги, и не сразу понимаешь, что же тому виной - вчерашняя попойка или легкая простуда, но затем глядишь в зеркало, и… видишь первую морщинку, седую прядь, тень под глазами и понимаешь - вот оно, начало конца. Дай руку, Моргват. Не заставляй меня думать, что легендарный архонт севера - обычный трус.
        Моргват помедлил мгновение и протянул ладонь.
        - Физически - сорок три. Здоров. Хороший возраст. Девчонка поторопилась остановить время, она потеряла в силе. Лучшие архонты - те, что прекратили стареть в пору зрелости: после тридцати и до сорока пяти. Вы отлично совместимы, теперь я понял, почему ты ее подобрал. Переспи с ней, тебе понравится.
        - Я не сплю с учениками.
        - Вот и сделай приятное исключение.
        - Коэн, ты живешь…
        - Меньше сотни.
        - Так мало?
        - До смешного, брат.
        - Где твой меч? Не мне, для нее.
        - Зарыт под яблоней. Ищи, под которой, перерой весь сад, - Коэн привычно криво усмехнулся.
        - Тебе жаль меча для Алиссен?
        - Моргват, у тебя девки в учениках были хоть раз?
        - Нет.
        - Оно и видно. Она же маленькая! Вот парню меч архонта в самый раз. Обратим его?
        - Мы его убьем.
        - Ну и что? Отличные данные пропадают: желтый блеск в глазах будет ему к лицу. Твоя магия, мой опыт. Попробуем?
        - У тебя своеобразное чувство юмора, Коэн.
        - Я не маленькая… - возразила Алиссен.
        Архонты перебрасывались словами так, словно ее и Лето рядом не было.
        - Ты - девка среднего роста, а я - высокий мужик. Был, - объяснил Коэн, - полезай в подпол, как там тебя… Лето. Под полками сверток лежит, достань.
        - Ты слышал? Разомни кости, - подтвердил приказ Моргват.
        - То в воду, то в подпол… Куда в следующий раз? В печку? - аквилеец неохотно поплелся к люку, - лестницы нет, паутина везде! Что я должен найти? Занозы под ногти? А, чтоб вас всех! - приглушенные ругательства Лето внезапно сменились внятным восторженным возгласом:
        - Какая штука! Целых две!
        На свет появилась гнилая рогожа. Моргват вытряхнул из нее парные клинки и тоже восхищенно присвистнул:
        - Древнее оружие архонтов из Аквилеи! Эти кинжалы не горят уже тысячи лет! Откуда у тебя такая блажь?
        - Отдай девчонке.
        Моргват протянул клинки Алиссен. Она осторожно взялась за рукояти, взвизгнула и выронила оружие.
        - Что это было? - поинтересовался неприятно удивленный Моргват.
        - Они меня укусили! - девушка сказала первое попавшиеся определение, отдавая себе отчет, как дико оно звучит, - больно ужалили!
        - Это именно то, о чем я тебе распинался - ее чувствительность за гранью твоего понимания. Но объяснить могу: мой сын погиб, когда оружие было зажжено.
        - Сын? Ты обратил собственного сына?! Ты сам - эмпат, Коэн! И все архонты, инициированные тобой. Так нельзя!
        - Верно догадался: мне запрещены обращения, как и всем архонтам-эмпатам. Прочитай имя на клинках.
        - Нет имени, оно зашлифовано, - поразился Моргват, подняв оружие и поднеся его к свету.
        - Безымянные. Их хозяином может стать любой юродивый, вроде меня. А теперь порадуй старика напоследок - дай убить ария из твоей сумки. Моргват, ты все еще не веришь, что я - Предсказатель? А ты, Лето из Аквилеи? Хочешь ответ на свой вопрос: где та женщина, которую ты ищешь?
        - Где Лиандра?! - вскричал Лето.
        - Сначала заплати, парень.
        - Сколько?
        - Не «сколько», а «что». Последнее желание: вынесите меня из этого сарая.
        - Бери с другой стороны, Загорелая шея.
        Кресло с архонтом подняли, бережно снесли по ступенькам и установили у начала аллеи спинкой к дому. Коэн оглядел буйство яблоневого цвета и успокоено вздохнул.
        - Моргват, забудь все, что я сказал. Алиссен - хорошее приобретение. Она научится трюкам, что простому вояке и не снились: станет гибкой, как побег ивы, чуткой, как кошка ночью; выживет там, где ты протянешь ноги. Она поймет другое существо лучше, чем оно само себя понимает, будь то хоть арий, хоть монстр. Но на войне ей не место. Не бросай Алиссен в сечу, и не получишь мясо. Северная школа веками воспитывала из нас воинов, считая все иных архонтов второсортными. Глупая ошибка! Девчонка - другая, но не хуже тебя.
        - Я понял, Коэн.
        - Клинки спрячьте, пусть выглядит безоружной. Аквилейцы издавна шили сапоги с ножнами для кинжалов.
        - И сейчас шьют! А что с моей девушкой? - не вытерпел Лето.
        - Это знание не принесет тебе радости, парень. Ваши судьбы связаны, но пути врозь. Коэн задумался, вспоминая что-то, и произнес:
        Металл остынет в ветреной темнице,
        О нем забудут люди, звери, птицы;
        Где меч сверкающий хранится,
        Известно лишь карающей деснице.
        Меч помнит кровь, его деяния - истории багровые страницы.
        Обласкан лестью, властью, местью,
        Он ждет хозяина с упрямством чести.
        Этому старому пророчеству учат всех архонтов, его знает и Моргват. Воин-маг умирает, а его оружие ждет его вечно, не отдаваясь никому, как верная жена. Красиво, да?
        - К чему ты это рассказываешь?
        - Та, о которой ты спрашивал - она архонт?
        Лето кивнул.
        - Это либо ее пророчество, либо - мое, если считать меня покойником, что почти верно. Но мой меч - здесь, под яблоней, и я точно знаю, что не вернусь за ним, уйдя туда, откуда не возвращаются. А где ее оружие - Создатель и тот не ведает. Она умерла?
        - Нет! Зачем бы я стал ее искать!
        Лето побледнел.
        - Я вспомнил семистишие святого Ариеса о мертвом архонте и его мече, едва коснувшись твоей руки, но чутье и мне подсказывает, что человек из пророчества жив. Я не понимаю, как можно быть живым и мертвым одновременно, парень. Не ищи ее.
        - Мне нужно место на карте, а не твои советы, - сказал Лето, нахмурившись.
        - Харматан. Место на карте. Доволен? Разжевывай этот бред или выплевывай, мне все равно.
        Аквилеец помрачнел еще больше:
        - Ты был прав, Моргват, он ничего не знает!
        - Покажи свет своей магии, Коэн! - неожиданно потребовал Моргват, слушавший очень внимательно.
        - Поздно, не могу, я слишком слаб. Только она и помнит, - старик указал на Алиссен.
        - Как полынь или как туман над лугом. То ли серый, то ли зеленый… - проронила девушка.
        - Светлый огонь, почти белый… Ты архонт-маг! Как королева Амаранта!
        - Не вполне, куда мне до такой мощи! Но «почти» подойдет: почти провидец, почти мертвец. Ты плохо слушал? Я очень устал, Моргват.
        - Может, воды?
        - Нет.
        - Но…
        Моргват хотел что-то сказать, но покусал губы и промолчал.
        - Мой труп испугает деревенских, и сюда забудут дорогу лет на двести. Будет весело. Вы уйдете когда-нибудь?
        Они уходили по дорожке, засыпанной гравием, провожаемые взглядом Коэна. Наступит вечер, и цветущие облака яблонь станут розовыми; посереют в сумерках и призрачно забелеют в ночи, а архонт будет сидеть и смотреть на самый красивый сад на земле, даже когда его глаза закроются навсегда.
        Обитель безмятежности
        Огонь камина уступил место голубой лазури. Моран лежала на спине на дне водоема. Зрение возвращалось. Вот солнце в зените, а вот по поверхности пробежала осторожная рябь, гонимая ветерком, и пропала… Как далеко до поверхности? Глубина завораживала своей прозрачной бесконечностью. «Умереть не страшно», - отстраненно подумала Амаранта, но ее грудь настойчиво сжалась, требуя вдоха, а с ощущением удушья пришла паника. Оттолкнувшись от песчаного дна что было силы, Моран стремительно вскочила в радужном облаке брызг и тут же опустилась на колени, задыхаясь от обилия ароматного теплого воздуха, хлынувшего в легкие.
        Мелководье, вода достигает пояса. Куда ни глянь - повсюду перевернутое небо, отраженное в зеркале озера. Оно похоже на драгоценный камень в оправе зеленых берегов и белых песчаных пляжей.
        От горечи во рту Моран едва не вывернуло наизнанку, но спасительная влага была повсюду. Жадно напившись из сомкнутых ладоней, она встала и побрела к берегу. А ее ждали… У самой кромки воды замерла знакомая хрупкая фигурка эльфа.
        «И все же я в мире ином. Но здесь у меня есть друг, и я счастлива его видеть!» - обрадовано подумала Моран и ускорила шаги. Как долго идти! Непослушная вода мешалась, вязко цепляясь за ноги. Эльф на берегу не побежал навстречу. Неподвижный, как изваяние, засунув ладони в глубокие рукава, он ничем не показал своей радости.
        - Почему ты так неприветлив, Киндар? - спросила Амаранта вслух и тотчас получила странный ответ:
        - Отверженные да присягнут тебе, - прошептал эльф побелевшими губами.
        - Призываешь демона? А мне запрещал!
        Моран подошла вплотную и не увидела узнавания в глазах друга. В них не было ни лучистой мягкости, ни ласки. И все же перед Моран стоял Киндар. Живой.
        - Ты меня не помнишь, Златовласка?
        - Я должен?
        - Твоя манера отвечать вопросом на вопрос сейчас не уместна. Ты испугался? Меня?
        - Я призвал демона мести. Я стоял здесь долго, пока не появилась ты, прямо из воды. Я слышал, демоны могут принимать любые обличья.
        - Могут, ты прав. Но я предпочитаю свое собственное. Но я не Астарот, я - еще лучше. Ты не находишь?
        Моран вздохнула. Пока ее тело валяется в заброшенном борделе Сириона, маленькая частичка отправилась в путешествие по чужому прошлому. Еще одна иллюзия, живая, реальная, как и встреча с Сайдерисом в цитадели. А, возможно, и не иллюзия вовсе.
        - Это озеро Инья?
        - Да.
        - Покажешь мне дом, в котором «поселилась сама безмятежность»?
        Моран повторила фразу Киндара, сказанную в гостинице Ваньяра, резко рассмеялась и взяла алхимика за плечи мокрыми руками. На жемчужном атласе камзола немедленно проступили темные пятна. Под скулами Киндара шевельнулись желваки, слегка раздулись ноздри хищного носа, но эльф не сдвинулся с места. Да, это точно был он - ее давний друг. Киндар боялся, но всегда находил в себе силы для борьбы со страхом. Моран считала это качество истинным мужеством.
        - Зачем тебе демон, Златовласка?
        - Я хочу совершить убийство.
        - И в чем проблема? Демоны - не наемники. Ты должен осуществить задуманное своими руками.
        - Я понимаю, но… Мне нужна помощь иного рода. Совет.
        - Совет? Тебе?
        Моран отпустила эльфа, чувствуя, насколько ему неприятны прикосновения «демона». Ее сильно мутило от выпитой отравы. «Я и оперлась на него потому, что боюсь упасть», - призналась она себе.
        Вдоль озера спешила рыжая девушка. Направляясь к ним, она то и дело переходила на бег.
        - Мастер! Хозяйка вас ждет ужасно долго! - донеслось издалека.
        Запыхавшись, придерживая обеими руками растрепанные кудри, она требовательно уставилась на Киндара, не обращая внимание на Амаранту.
        - А я и забыл. Фиона, скажи, что я сейчас приду. Нет, стой!
        Она развернулась на месте, остановленная окриком, и приготовилась слушать с редкостно тупым выражением лица.
        - Я и не знала, что у тебя есть хозяйка, Киндар, - усмехнулась Моран.
        - Не моя хозяйка, а ее.
        - Как посмотреть! Если с того конца озера - то Мастер злит хозяйку, а если с этого - он стоит в мокрой одежде и говорит с незнакомкой, - по губам Фионы пробежала хитрая улыбка, глаза осмысленно блеснули и погасли.
        - Ты что, ее видишь? Мою… гостью? - неосторожно спросил Киндар.
        - Да, если не закрываю глаза, - логично ответила Фиона.
        - Забыла предупредить - меня видят все, - сообщила Амаранта очевидную новость.
        - Фиона, я хочу, чтобы ты пришла ровно через сорок пять минут. Посмотри на большие часы в коридоре моего дома. Умеешь? - распорядился алхимик.
        Рыжая кивнула и убежала.
        - Что со служанкой? Она ненормальная? - Моран посмотрела вслед Фионе, недоумевая, кто перед ней - дурочка или умелая притворщица.
        - Фиона не служанка, она - арий. К сожалению, не в себе. Последствие неудачного обращения, такое иногда случается. Демон, я думаю, тебе понравится то, что я покажу.
        «Демон»? И это - обращение друга? - Амаранте стало обидно. Она едва поспевала за стремительно идущим эльфом. Киндар из будущего быстро уставал, а алхимик с озера Инья был полон сил, но, увы, не любил ее…
        - Я слышал, что демоны читают мысли, это правда? К чему тогда вопросы? - неприязненно бросил эльф через плечо.
        - Конечно, умеют! Но я из тех, кто говорит вслух. У меня такой каприз - я люблю… то есть хочу слушать твой голос, Киндар. Куда мы бежим?
        - В лабораторию. Не показывайся, подойди к окнам и наблюдай, хорошо?
        Алхимик указал, куда следовало спрятаться. Одноэтажное здание с террасой стояло поодаль от озера, окруженное живописным садом, увитым мелкими белыми розами на тонких гибких стеблях. Сад наполняло музыкальное журчание воды фонтанов и фонтанчиков, на открытой веранде ковры и разбросанные повсюду подушки приглашали прилечь и предаться ленивому отдыху, но Малена ванн Элиот нервно мерила шагами пространство у закрытой двери. Арийка ничуть не изменилась. Такая же юная, столь же обманчиво прекрасная.
        - Вы много себе позволяете мастер! - бросила она со сдержанной яростью, - процедура не предполагает получение удовольствия от длительного ожидания!
        Киндар не извинился. Молча снял с шеи ключ и открыл дверь, пропуская ее вперед. Амаранта, спрятавшаяся за густой изгородью, так и окаменела от ненависти. Она не ожидала встретить одну из убийц своего брата лицом к лицу через сотню лет!
        - Мы не начнем без Фионы. Где моя безумная сестра?
        - Без понятия, она не слушается моих приказов. Препараты не могут ждать. Приезжайте через месяц, Малена, я подготовлю все заново, - спокойно ответил алхимик, раскрывая настежь окна.
        У Малены есть сестра! Не о ней ли она говорила Северону, называя «тварью»? Моран притаилась у стены снаружи. Она отлично видела все происходящее в комнате в отражении стекла раскрытой рамы. Сад пугливо заглядывал в лабораторию Киндара, приплясывая мазками тени и света по огромному столу с держателями для рук и ног и по тому, что находилось выше - сложной раме, подвешенной к потолку. Ее заполняли трубки и сосуды с жидкостями, механизмы с блестящими стальными деталями и непонятные приборы. Все эти приспособления походили на орудия пыток и до жути напоминали лабораторию в цитадели Сириона. Только здесь было чище.
        - Будь ты проклят, бесполый изверг! - пробормотала Малена.
        Киндар не расслышал или сделал вид. Гулко шагая по прохладному помещению, эльф прошел в дальний угол, снял верхнюю одежду и остался в серой тунике, расшитой жемчугом по вороту. Он обработал руки раствором из кувшина и вернулся к столу.
        Малена сбросила с плеч платье и попыталась кокетливо улыбнуться, но улыбка дрожащими губами вышла фальшивой.
        - Вы не находите, Мастер, что моя кожа стала дряблой? Вот здесь или здесь?
        Чародейка провела руками по обнаженной груди и животу, зная, что ее упругое и соблазнительное тело, словно подсвечиваемое изнутри золотистым сиянием, не несет и следа увядания. В красоте Малены было нечто противоестественное - такая божественная безупречность не свойственна ни людям, ни красивейшим из эльфов.
        - Не нахожу, - коротко ответил алхимик.
        - А вот я сомневаюсь, Киндар ланн Инья, что вы честны со мной: не приберегаете ли вы все самое лучшее для собственных превращений? Покажите себя, я хочу сравнить. Уверена, вам нечего стесняться, - вкрадчиво пропела она и взялась за края туники Киндара, приподнимая ее вверх.
        - Малена, уберите руки, - сказал Киндар с таким непередаваемым выражением брезгливости, что арийка отшатнулась.
        - Знаете ли вы, что смертные готовы заплатить столько золота, сколько я вешу, лишь бы полюбоваться на меня издали, не мечтая прикоснуться? - голос Малены зазвенел от негодования.
        - Верю, я же сам вас создал. Вы тянете время.
        - Так вот чем ты зарабатываешь, грязная шлюха! - не выдержала Амаранта. К счастью, ее не услышали.
        Малена некоторое время молчала, выбирая между злостью и необходимостью.
        - Не смей меня привязывать! - выкрикнула она и улеглась на стол.
        - Будете дергаться, как в прошлый раз, пеняйте на себя.
        Арийка сжала губы. Киндар еще ничего не сделал, а ее уже начало трясти. Алхимик обошел стол и спустил сверху несколько трубок, оканчивающихся крючкообразными иглами.
        - Мне мешают ваши волосы. Для процедуры прически совершенно не обязательны.
        Малена посмотрела на него со смесью страха и ненависти, но смахнула с груди золотые локоны. Киндар повернул ее голову набок, глубоко надавив на основание шеи двумя пальцами, а потом вонзил кривую иглу в выступившую вену. Кровь устремилась вверх по стеклянной трубке, достигла сосуда, подвешенного на раму ниже остальных и смешалась с жидкостью в нем. Златовласка обошел вокруг стола и повторил процедуру сначала с руками ария, а потом и с ногами, выбирая неприметные места на внутренних поверхностях предплечий и бедер.
        Моран только теперь заметила, какие у Киндара руки - большие, худые, сильные. Они производили впечатление безжалостных. Так оно и было. Малена вздрагивала и морщилась, но терпела. Наконец, алхимик закончил приготовления. Все замерло, даже арийка лежала неподвижно, закрыв глаза.
        - Убей ее! - прошептала Моран.
        Киндар повернул несколько рычагов на раме в изголовье стола. Раздалось шипение воздуха. Сложный механизм пришел в движение, где-то чуть слышно забулькало. Трубки, подведенные к конечностям Малены, ожили, раствор с ядом или с лекарством начал поступать в ее кровь. Дыхание ария участилось, на белом, как лепесток садовой розы, лбу выступил пот. Малена застонала, а ее ладони свела некрасивая судорога, превратив пальцы в скрюченные когти.
        - Где Фиона?! Ты обещал, что в этот раз будет не так больно!
        - Я обещал, что выберу другие вены, что и сделал. Ваше тело все еще молодо, но оно - не новое, - невозмутимо ответил Киндар и подключил трубку, подведенную к ее горлу.
        Малена протяжно застонала. «Сейчас в твоих словах и действиях нет ни капли притворства!» - мстительно подумала Амаранта, забывая о собственном нездоровье.
        - С каждым разом ты измываешься все с большей жестокостью, мразь! - прошептала арийка, оставив вежливый тон.
        - Поменяйте алхимика, Малена.
        - Чтобы превратиться в чудовище?!
        - Тогда терпите. Молча, по возможности.
        Снаружи раздались неспешные шаги и замерли. А потом в комнату ворвалась Фиона, словно за ней гнались.
        - Где ты шаталась? Убери эту боль!
        - Я бежала так быстро, что споткнулась и упала, хозяйка!
        Но Фиона опоздала: Малена больше не могла ни разговаривать, ни кричать, она только хватала ртом воздух. На ее теле проступила сеть мелких сосудов, уничтожая красоту, превращая кожу в полупрозрачную пленку, покрывающую кусок мяса. А потом она затихла.
        - Ты не нужна. Твоя хозяйка больше ничего не чувствует.
        - Да, мастер, - равнодушно сказала Фиона и ушла.
        Амаранта влезла в окно, подошла к столу и остановилась за спиной Киндара, заметив, что шея Малены хранит следы множества уколов - они выглядели как синеватые шрамы, довольно уродливые.
        - Малена мертва?
        - Вовсе нет. Без сознания.
        - Но умрет?
        - Она проведет неделю на моем озере, поправится и станет еще краше. Тебе понравилось представление, демон?
        - Не понравилось! Ты должен был ее убить! Тебе суждено это сделать! - вскричала Моран и заходила по комнате.
        - «Суждено»? Надеюсь, это так. А вы, действительно, кровожадны. Я про демонов.
        - Зачем ты меня позвал?!
        - Скажу чуть позже. Мне надо завершить процесс.
        Киндар ходил вокруг стола, что-то подкручивал и менял зелья, закрепленные наверху. Амаранта смотрела в сад, но не замечала его прелести. Наследие алхимиков цитадели не сгинуло, оно живо и поныне! Эльфы Сириона не нашли рецепт бессмертия, но смогли получить кое-что иное, не менее ценное - эликсир молодости. Но - какой ценой! Перед глазами Моран встали чаны с костями и изуродованные останки испытуемых.
        - Киндар, ты считаешь это нормальным?
        - Что именно?
        - Все эти «превращения».
        - Да, считаю. Это - искусство.
        - Только не ты его придумал!
        - Не я. Но я стал лучшим из последователей.
        - У нее шрамы на шее.
        - Чтобы их скрыть, Малена носит ожерелье.
        - А где твои отметины? Насколько я помню, их нет! Тебе около двухсот лет, сколько таких процедур прошел ты? Десятки?
        - Сотни.
        - И кто втыкал иглы в твое тело, когда ты валялся на столе, как труп?
        - Я сам. Рама опускается ниже, но, самое важное, я остаюсь в трезвом уме и твердой памяти.
        - И ты ни разу не промахнулся, Киндар? В свое горло?
        - А зеркала на что? - эльф кивнул на верхнюю конструкцию. Действительно, они были там, неприметно сложенные вдоль рамы.
        Алхимик вытащил из тела Малены ванн Элиот все иголки и накрыл ее простыней целиком. А потом разделся перед «демоном» до пояса.
        - Не пойму, как ты можешь меня помнить? Однако, присмотрись повнимательнее, и ты найдешь те же несовершенства.
        Они стояли рядом, как в предбаннике «Дырявого котла». Тогда у Киндара были сломаны ребра, а сейчас он здоров - вот и вся разница… На белой коже алхимика, если приглядеться, можно было отыскать маленькие темные точки - следы проколов. В прошлый раз Моран их не заметила, вернее, просто не искала.
        - Ты бережен к себе, Златовласка.
        - Верно. Убить ее - для меня мало. Я хочу отнять то, что подарил - молодость и красоту. Я желаю арию медленной, мучительной смерти. Ты поможешь?
        - Да!

* * *
        Алхимик и «демон» спустились под землю. Но даже подземелье Киндара было местом светлым и чистым: дневной свет попадал сверху, через застекленное окно в потолке, вдоль стен стояли столы, уставленные приборами, висели шкафы. Здесь было не просто свежо, а холодно. Киндар доверху застегнул камзол, надетый на голое тело, а Моран начала дрожать в мокрой одежде, стараясь, чтобы эльф этого не заметил. Получалось неважно.
        - Я изготовил худший яд в своей жизни: болезненный, разрушающий медленно, но неотвратимо. Я позаботился о том, чтобы к нему не нашли противоядие другие алхимики. Сжег формулу и запомнил состав, - начал рассказ Киндар.
        - Зачем ты создавал заведомо плохой яд? Нужен хороший! - перебила Моран.
        Эльф удивленно посмотрел на «демона» и впервые улыбнулся.
        - У нас разное представление о ядах, девушка. Хорошая отрава - это когда все в точности до наоборот.
        - Ты назвал меня «девушкой»…
        - … сам не знаю почему, - Киндар снова стал серьезен, - так вот, зелье убьет ария, но отражение в зеркале утешит ее в последние дни и минуты. Открою тебе секрет, демон: Малена любит себя до безумия. А еще - смерти она боится куда меньше, чем утраты красоты!
        - Чем я могу помочь, Киндар? Я ничего не смыслю в алхимии…
        - Мне нужно нечто, возвращающее время назад. Порванная нитка, случайно выпущенная наружу, которая распутает клубок превращений. Найду ее - и Малена начнет стареть, стремительно и чудовищно, так, как стареют архонты, когда приходит их срок. Это - недостающий ингредиент моего яда. Я потратил несколько лет в его поисках, с самого начала понимая, что обречен на неудачу. В нашем мире невозможно создать ничего подобного… А в мире демонов?
        Моран задумалась. «Киндару суждено сделать свое зелье - я это знаю. Но какой совет могу я ему дать?»
        Алхимик ждал, глядя на гостью из озера с надеждой и легким недоумением. «У нее нездоровый цвет лица, она дышит, дрожит от холода. Выглядит, как измученный человек. Неужели демоны - такие?!» Но появление девушки из воды опровергало все его сомнения - перед эльфом демон, откликнувшийся на зов, и никто иной.
        - Что я могу посоветовать, если ты сам признался, что искомого вещества не существует? - сказала, наконец, Амаранта, - или ты надеялся, что я сбегаю к себе домой в другую вселенную и принесу?
        - Примерно так, - Киндар расстроено вздохнул.
        «Совет не годится. Может, я притащила что-то с собой случайно? Одной ненависти к Малене недостаточно, чтобы ее умертвить!» Моран засунула руки в мокрые карманы куртки и ничего там не обнаружила. Она протянула перед собой ладонь и поймала теплый солнечный луч, проникший в подвал через окно в потолке, минуя заросли белых роз. «Я и принесла! Себя!» - от внезапной догадки Амаранта иронически рассмеялась. Киндар побледнел.
        - А тебе сгодится кровь существа, еще помнящего о том, что оно когда-то было архонтом? Демона, существующего в прошлом и будущем одновременно? Ты оценил, как это звучит?
        - Имей демоны плоть, я бы оценил.
        Моран протянула руку, предлагая взять кровь.
        - Вы мастера лгать. Я увижу то, чего нет, - не поверил алхимик.
        - Хорошо! - «демон» пошла вдоль стола, трогая все, что на нем находилось, опрокидывая предметы и посмеиваясь, - вот эта склянка тебе важна? Нет? Ой! Она разбилась! А эта? Почему ты смотришь на меня с таким испугом? Она же пустая!
        - Прекрати! Я согласен. Если ты говоришь правду, твое предложение бесценно!
        - Только осторожнее, Златовласка! Демону будет больно!
        - Демоны боли не чувствуют.
        - А я чувствую. Я - неправильный демон.
        Амаранта отвернулась. Вид крови ее не страшил, но она боялась потерять сознание от слабости. Прилечь бы. Или присесть…
        - Больше не надо, - Киндар зажал ранку пальцем, - сейчас я перевяжу.
        Амаранта отрицательно покачала головой:
        - На мне заживает быстро. Доделывай свое зелье прямо сейчас, я подожду.
        Она пододвинула стул к солнцу, села на сиденье верхом, положив руки на спинку и уронив на них голову. Но Моран не спала. Пока нельзя. Время тянулось бесконечно медленно, пока Златовласка шуршал у стола. Звякала посуда. Солнечный луч розовел и перемещался к стене, и «демон» двигала стул вслед за ним. Прошла целая вечность, прежде чем она услышала долгожданное:
        - Яд готов.
        - Ты получил то, что хотел?
        - Кажется, да. Нет, я уверен. Но нужно еще несколько опытов.
        - Проведешь их позже, - Амаранта встала.
        Увидев на столе сосуд с остатками красной жидкости, она вылила их в ведро.
        - Это чтобы ты не использовал секретный ингредиент в других целях. А теперь веди меня в свой дом. Я смертельно устала. И прекрати бояться демона, мне это неприятно, - добавила Моран, заметив взгляд эльфа.
        Из лаборатории в дом Киндара вел переход с кружевными перилами, белыми колоннами и арками. Из импровизированных окон без стекол, обрамленных вьющимися растениями и цветами, открывался чудный вид на озеро Инья, но Амаранта смотрела себе под ноги, стараясь ступать медленно и ровно, чтобы пол не сильно раскачивался под ногами. «Мне все хуже. Яд убивает одержимую, как бы она не сопротивлялась. Но если я избавлюсь от него здесь, то настоящая Амаранта захлебнется в своей рвоте во сне. Это вульгарно звучит, но так и есть».
        - Куда тебя отвести, демон? Мой дом велик.
        - Хвастаешься? Я хочу увидеть зелено-лазурную спальню.
        Алхимику было чем похвастаться: его дом с первого взгляда поражал совершенством простоты и комфорта. В серовато-бежевое пространство стен и полов из широких выбеленных досок заглядывало озеро Инья, лазурь воды и зеленых берегов раскрашивали жилище эльфа в свои дивные краски, а отсутствие дверей превращало дом в единое пространство воздуха и света. Двери все же были, но не в привычном для Моран понимании: плетеные из камыша или витражные, искусно составленные из кусочков полупрозрачного цветного стекла, они разъезжались в стороны как по волшебству, повинуясь легкому касанию руки. Здесь во всем ощущалась непарадная, естественная роскошь - Киндар был очень богат. Он провел гостью до порога спальни и остановился на пороге в нерешительности.
        - Я бы предпочел другое место. Я никого не впускаю сюда.
        - Меня пустишь. Сегодня ты подчиняешься демону, Златовласка. Пьяному демону, потому что в обители зла закончилась вся пища, кроме вина. Такая тебе наука - в следующий раз подумаешь, прежде чем произносить непонятные слова!
        Амаранта зашла в комнату, похожую на грот, и не сразу узнала себя в отражении зеркала. Грязное и худое существо с голодным взглядом - это она?! А Киндар рядом с ней выглядит, как картина, нарисованная самим Создателем. Моран в первый раз увидела его распущенные волосы, она и не подозревала, насколько они тонкие и золотистые. «Златовласка» - самое правильное прозвище.
        - Твоя спальня прекрасна, как ты и описывал. Помнишь, в Ваньяре? Нет, ты не помнишь. Когда я была маленькой… (даже демоны были детьми, Киндар), мне подарили куклу. Могу ошибаться, но, вроде, она была родом из Эрендола. Эльф, не мальчик, а девочка. У нее было фарфоровое личико, голубые глаза и белокурые с золотом волосы, нежные, как у тебя. Игрушка казалась мне идеалом красоты! Я боялась испачкать ее шелковое платьице, сломать тонкие пальчики, случайно выдернуть волосок из прически. Я поставила ее на полку и любовалась издалека, думая, что когда-нибудь обязательно в нее поиграю. Но однажды, пройдя мимо, я бросила на эльфку равнодушный взгляд, и поняла, что выросла. И пожалела ее: игрушки, в которые никто не играет - самые несчастные на свете.
        - При чем здесь я?
        - Мне задает вопрос эльф, влюбленный в красоту? Есть ли хоть кто-нибудь рядом с тобой, кто разделит твою печаль или доставит радость?
        - Мне никто не нужен.
        - Да, припоминаю, именно так ты и говорил. Но тогда и ты никому не нужен в целом свете, Киндар. Кроме меня.
        Моран упала в просторное кресло, успев подумать, что влажный костюм Хранителя испачкает светло-зеленую шелковую обивку.
        - Ты хочешь потребовать плату за свои услуги, демон? - прямо спросил алхимик и сел на кровать напротив.
        - Да, Киндар ланн Инья, ты должен заплатить. Кое-чем, приятным мне.
        - Я не… Только не это!
        Амаранта с улыбкой оглядела эльфа с ног до головы, наблюдая, в какое смятение привели Киндара ее слова и взгляд, и не смогла отказать себе в маленькой шалости:
        - Не - что? Не считаешь меня привлекательной? Или у демона руки нечистые? - Моран демонстративно рассмотрела свои пальцы, - а ведь верно - чернота под ногтями! Как это невежественно! Как недостойно кукольного эльфа и его игрушечной постельки! Сейчас я тебя испачкаю гнусной похотью, а твой белый ковер затопчу грязными сапогами!
        - Можешь делать со мной все, что захочешь, демон, - обреченно сказал Киндар, - я не буду торговаться.
        - Богатые не торгуются? Нет, это ты выше торга! Ты всегда был таким: макнувшись в самую грязь жизни, умудрялся оставаться чистым. А с чего ты взял, что тебя непременно все вожделеют, начиная с искусственного ария и заканчивая усталыми демонами? Потому, что и сам в связях не очень разборчив?
        - Ты знаешь обо мне неприлично много, но в этой постели я сплю один. Иногда, раз в несколько месяцев, я уезжаю в Гадару или Архону и веду светскую жизнь.
        Амаранта усмехнулась, представив, что Киндар подразумевает под «светской жизнью», но он отрицательно покачал головой, опровергая невысказанную издевку:
        - В столице Аквилеи живет мой сын.
        - У тебя есть ребенок?
        - Он очень взрослый даже по меркам эльфа. И я ему нужен гораздо меньше, чем он мне - в этом ты не ошиблась. Но зачем демону алхимик с сомнительной репутацией? Бесчувственный, и по мнению некоторых, бесполый? Старый, предпочитающий одиночество и покой? Мы знакомы? Чем больше я смотрю в твои глаза, тем отчетливее понимаю, что знаю тебя!
        - Не знаешь. Ты забудешь меня завтра, Златовласка, но утром обнаружишь, что смертельное зелье получилось. Ты будешь ломать себе голову всю оставшуюся жизнь, как это вышло, но ответа не найдешь. Ты отдашь перетянуть кресло, в котором я сижу, гадая, как и когда оно испортилось. Мы встретимся вновь, в твоей жизни, но не в моей, нам будет хорошо вместе, но горечь опоздания все отравит, как яд, что ты сделаешь для себя. Самый хороший яд Киндара, действующий быстро. Зачем ты мне? Потому, что я тебя люблю. Любила. Сложно, да?
        - Ты не демон!
        - Я и сама точно не знаю, Киндар…
        - Кто ты такая? Ты больна? Я могу чем-нибудь помочь?
        - Несколько дней я не видела пищи, сплю на каменном полу в заброшенном месте и, в довершение всего прочего, я, кажется, умираю, - Амаранта невесело улыбнулась, перечислив свои беды.
        - Я прикажу приготовить ванну и ужин! - эльф вскочил.
        - Нет, подожди меня спасать. Вода демона не отмоет и еда не накормит. Лучше сделай нам эльфийского зелья, и покрепче, как ты умеешь. Непременно - в любимой трубке с узорами. Я к ней привыкла.

* * *
        Мягкий, ласкающий ветер колышет зеленые занавески, со стороны озера доносится тонкий запах водяных лилий. Скоро совсем стемнеет, кувшинки захлопнут свои чашечки и спрячутся на дне, а комнату наполнит благоухание ночных левкоев, распустившихся под самым подоконником. Жаль, что день заканчивается, но у пленницы цитадели есть еще свободный вечер вне жутких стен ее темницы. Алхимик раскурил эльфийское зелье.
        - Ты привыкла к моей трубке? К этой? - ошеломленно спросил Киндар, нарушив затянувшееся молчание.
        - К ней. Ты мне ее оставишь. Подаришь, я хотела сказать.
        - Забирай сейчас!
        - Тогда у меня будет две одинаковые, - Моран тихо засмеялась, - нет, нельзя.
        - Мы любили друг друга?
        - Мы могли бы…
        - И расстались?
        - Да.
        - Почему?
        - Не спрашивай.
        - А ты можешь остаться со мной? Прямо сегодня?
        - Я же не нравлюсь тебе?
        - Неправда. Ты красивая, и мне необъяснимо хорошо с тобой рядом. Я приглашу знакомого лекаря, он тебя вылечит.
        - Ты говорил, что я не была бы здесь счастлива, но могла бы привыкнуть… Да, так и есть, покой бы меня исцелил. Боги, какой соблазн! Но, подожди: ты сказал, что тебе никто не нужен. Пройдет неделя, месяц - и мое общество начнет тебя тяготить.
        - А я чувствую, что - нет. Оставайся!
        - Сайдерис открыл дверь, не вняв моим мольбам. Теперь я понимаю, почему: сломать судьбу необычайно трудно, немногим под силу. Да и надо ли?
        - Ты говоришь сама с собой?
        - Привычка долгого одиночества, Златовласка.
        - Почему ты так забавно меня называешь?
        - Не я придумала тебе прозвище, а Гервант. Но ты никогда не был против и отзывался на него.
        - Гервант?
        - Я бы тебе посоветовала не лгать этому нелюдю, рассказывая свою историю - Гервант примет тебя безо всякого вранья, но ты все равно не послушаешься.
        Клубилось дымом эльфийское зелье, заигрывая с вечерним светом. На озеро Инья спускалась ночь: спокойная, тихая. Спальня Киндара из лазурной стала фиолетовой, Моран уже едва различала лицо друга, сидящего на широком ложе. Хотелось спать. Хотелось попробовать иную жизнь на вкус: сытую, изящную и неторопливую. Не расставаться с Киндаром, сделать его счастливее. Уничтожить Амаранту, валяющуюся на каменном полу в пустом доме без надежды и веры в лучшее. Все изменить - это просто: решить, где ты сейчас на самом деле, и там остаться!
        - Так ты останешься?
        Вопрос эльфа прозвучал как тень ее мыслей.
        - Мы там, где наше сердце, Киндар. Мое - не здесь.
        - Уйдешь обратно в озеро?
        - Нет, - Моран улыбнулась, представив себе картину ночного купания, - из твоей спальни уйти приятнее.
        - Я ничего не понял, но хватит курить. В таком количестве эльфийское зелье опасно!
        - Вот и отлично, тебе я трубку больше не дам. Только один вопрос напоследок: зачем убивать Малену? У демона мести есть тысячи причин, но какая у алхимика с озера Инья?
        - Малена - не первый арий, прошедший через мои руки, - эльф заговорил медленно, словно высказывал свои мысли вслух впервые, - поверь, она была не так хороша, когда впервые пришла ко мне и посмотрела своими рыбьими глазами, Фиона - симпатичнее и милее, но Малене хватило хитрости бросить вызов моему мастерству. Алчность, тщеславие, желание сделать свою жизнь особенной, - вот чем она поймала меня в свои сети. Я изменил ее лицо и тело, остановил время эликсирами, а в обмен получил признание и уважение сильных мира сего. Истинный арий не умеет любить, но способен желать: ты видела Малену в лаборатории и все поняла, я думаю. Зависимая от меня, она мстила самым гадким способом - уничтожала все, что мне дорого. Прошли годы, и я стал одиноким пленником своего дома и озера. Не потребность души была тому виной, а страх за близких. Даже собственного сына я навещаю, как любовника, вызывая кривые улыбки «понимания», а его мать я потерял, слишком поздно поняв, как коварно может быть мое творение. Я ненавижу ее настолько сильно, что готов бросить все, что достиг, ради возмездия!
        Амаранта слушала и вертела в руках трубку, подмечая ее отличия от своей: вот здесь, на чубуке, должна быть выбоина, маленький скол, а рисунок испортит царапина, - нелегко придется хрупкой вещи в пути.
        Киндар несчастлив. Но когда его план свершится, он поймет, что такое настоящая беда. Не место Златовласке в банде Герванта! Не его тело ждет могила на перекрестке ваньярского тракта! «Я убью ее сама. Найду способ, выберусь из Сириона, и… когда-нибудь».
        - Месть требовательна, Киндар, но она не исцеляет душевных ран. Не ломай свою жизнь, предоставь Малену мне: пусть через годы, но арий отправится в ад. Слово демона.
        - Демоны мести не дают подобных обещаний, - покачал головой эльф.
        - Но друг может. Ты выльешь свое зелье завтра?
        - Нет. Я все решил.
        - Ложись спать, Златовласка.
        - Увидимся утром. Хотя, разве я смогу уснуть после такого удивительного дня? - с этими словами Киндар лег на бок, вытянув левую руку и положив на нее голову.
        Некоторое время Амаранта чувствовала его взгляд, но потом, по ровному дыханию эльфа поняла, что он спит. Ей тоже осталось совсем немного: отравленная дважды, ядом и эльфийским зельем, одержимая была на грани жизни и смерти, как на пороге. Всего шаг - и она по ту сторону времени, в цитадели Сириона. Последние приготовления: аккуратно положить трубку, чтобы не упала, посмотреть, открыто ли окно достаточно широко? Да! Хорошо, спящему другу ничто не грозит. Можно закрыть глаза. Все.
        Киндар проснулся утром, увидел темное пятно на спинке кресла и трубку на подлокотнике. «Нельзя столько курить!» - мимолетно подумал он.
        Впереди был обычный день. «Демона» эльф не вспомнил.
        Хозяйка
        Моран вдохнула воздух, и он комом встал в груди; попыталась встать, но не смогла и рухнула обратно на пол. Ей казалось, что жар камина, топившегося всю ночь, навалился сверху колючим и душным одеялом. Раздавленная слабостью, Амаранта распласталась на спине, повернув голову в сторону красных углей. Они подмигивали ей, рассыпаясь легкими клочьями пепла, раз за разом уменьшаясь в размерах, таяли, отсчитывая последние минуты ее жизни. Пузырек с ядом стоял на прежнем месте - Киндар не отступился, прошлое осталось неизменным. «Я больше ничего не увижу? Утром солнце встанет без меня, без меня пойдет дождь, настанет осень, зима. Мне не быть архонтом снова, я вернулась в этот мир, чтобы убить Малену, отомстить за брата. Не может быть».
        - Значит, все? Я больше не нужна? - спросила она тихо и хрипло.
        В эту ночь в Сирионе Моран была одна. Таинственный хозяин цитадели, скрытно наблюдающий за ней, исчез. Пленница больше не боялась оглянуться, чувствуя, что за спиной нет ничего неожиданного. «Все равно я заставлю тебя показаться, я потребую объяснений. Я вернулась!» Собрав последние силы, Моран поползла к выходу. Повиснув на ручке двери, отодвинула щеколду и вывалилась на крыльцо. Цепляясь за балясины, встала на ноги и перегнулась через перила. Ее мучительно вырвало. В голову ударило отравленной тяжестью. Повиснув на ограждении, Амаранта безвольно балансировала, покачиваясь вперед и назад, рискуя опрокинуться головой на землю. Опомнившись, она сползла на ступени. «Пить!» На перилах застыли капли росы, как полукруглые бусины из прозрачного стекла. Моран собирала их непослушными руками, прижимала к губам. «Роса выпала, скоро рассвет. Я дождусь, и мне станет легче». Но стоило расслабиться хоть на минуту, отдаваясь яду в крови, как силуэты домов-деревьев расплывались перед глазами, а тело отказывалось служить.
        Амаранта медленно направилась в сторону площади. Лишь бы двигаться. Эти усилия ее чуть не убили. Она вскарабкалась на один из трех тронов и позволила себе заснуть тяжелым сном, развалившись поперек широкого сидения.
        Пленницу цитадели разбудило солнце. Прикрыв руками голову, она обожглась о свои волосы, безжалостно нагретые палящими лучами. Надо раздобыть воды. Сейчас, она встанет и… Нет, позже. Не голод, не усталость, а именно немощь тяжело больного человека мешала подняться.
        - Трон с оцелотом. Я случайно заняла твое место, Сирион. Ты не ревнуешь? Жаль, я не эльфийский маг. Галар ошибался, полагая, что обратил меня. Хотя, почему - жаль? Мне все равно! Покажи мне последнюю иллюзию: я хочу видеть своего Хранителя. Пойди до конца в своей жестокости, и позволь проводить Ханлейта к эшафоту; если тебе свойственна хоть капля милосердия, нарисуй картину будущей счастливой жизни, которой не было; а если любишь дурацкие шутки - познакомь Амаранту с Ханом до того, как он ее узнал и полюбил. Мне плевать, как это будет! Я выполнила задание и прошу, нет, требую награды!
        Моран долго лежала, глядя в небо, слепящее солнцем, слушая шелест деревьев. Он набегал волнами, как отголоски незнакомого говора и шарканья ног, и до странности напоминал шум города. «Я сплю?» Нет, это эльфы Сириона спешат по своим делам, с равнодушием мудрецов или преступников ступая по мостовой из черепов, прекрасные эльфки проезжают в маленьких повозках на двух колесах, но их тянут не лошади. Запряженные по двое, вперив в землю покорный взгляд, рабы тащатся по обочинам, чтобы хозяйкам было удобнее, не трясло. Множество невольников с клеймами на лицах в виде стилизованного древа: смуглые харматанцы с широкими скулами, светловолосые аквилейцы и невысокие эльфы озерного края. Моран огляделась - вокруг все было неподдельным; не иллюзия, настоящая жизнь. Только ее пока не видели.
        - Вот как я убегу из плена, цитадель! В твое же прошлое!
        Она встала и сделала всего шаг. Проходящий мимо эльф замер от испуга, увидев женскую фигуру, появившуюся из ниоткуда. От цели отделяли всего три ступени, но Сирион был против бегства - Моран отбросило назад. Ее сознание помутилось от мощной силы, затягивающей в пустоту. Все исчезло.

* * *
        Трава, проросшая между костей мостовой, колола щеку, а прямо перед глазами были ноги - босые, худенькие. Чуть выше тонких щиколоток - обгоревший подол льняного платья с аккуратно вышитыми цветочками. Почерневшие нитки, прихваченные огнем, торчали в разные стороны. Какая жалость: мастерица так старалась, а все труды насмарку. Надо быть осторожнее, готовя у очага!
        Моран лежала на земле у подножия скульптуры. Сирион бросил свою пленницу на мостовую с высоты трех ступеней, проявив привычное равнодушие к ее физическим страданиям. Побег не удался - безмолвие покинутой цитадели ни с чем не спутаешь. Амаранта, закусив губу от боли в боку, вызванной ударом о твердое дерево, заняла нижнюю ступеньку трона с оцелотом и рассмотрела то, что было выше испорченного подола платья.
        Эльфка. Какое у нее приятное, хоть и чуточку неправильное лицо: широкий лоб, нос с заметной горбинкой, упрямо сжатые губы. Зато миндалевидные глаза цвета зеленой листвы, тронутой золотом осени, чудесны, а в пушистых каштановых волосах запутался солнечный свет. Она напоминает кого-то сильно, до тревоги в сердце. Но - кого именно? Моран нарушила молчание:
        - Ты кто?
        - Лиандра.
        - Странно. Это же мое имя. Было моим. Опять обман! За что этот лес так меня ненавидит!
        - Сирион относится к тебе не хуже, и не лучше, чем ты того заслуживаешь, - ответила эльфка.
        Холодный ответ, достойный проклятого места, словно в насмешку сказанный негромким, мелодичным голосом.
        - Ты не эльф, верно? Ты - демон.
        - Зови меня Хозяйкой.
        - Так повелитель Сириона - женщина! Не ожидала.
        - У нас нет пола.
        - Есть, не лги мне. Или был когда-то, а вы привыкли.
        - Перед тобой - образ последнего живого существа, посетившего Цитадель, а не демона.
        - Я догадалась, что не твой, ты слишком труслива, - презрительно сказала Амаранта, отдавая себе отчет, что терять ей больше нечего, - бедняжка эльфка, такая хорошенькая. Ты и ее убила. Где мне искать ее кости? В том доме или в этом? Или она упала прямо на улице, ослабев от страха и голода? Я ее похороню.
        - В моем городе нет ее останков.
        - Ты их за ограду выбросила?
        - Сирион - место скорби и покоя, а не яростных требований. Вместе с тобой в мой лес пришла ненависть и окончательно растлила Галадэнского мага. У тебя достало бы сил сделать его чище и лучше, но ты выбрала путь разрушения. Злоба сделала твое сердце горьким, как яд, что ты выпила накануне. Я давала шанс Галару дважды, но ты отняла последний. Напрасно я пожертвовала жизнью эльфа ради твоей черной души, она того не стоила.
        Хозяйка стояла прямо, опустив руки, смотрела бесстрастно. Живые так себя не ведут. Выслушивать обвинения из уст хрупкой эльфки было нелепо и жутко. Так вот что ждало Моран - суд! И он начался. Амаранта молчала, вспоминая полузабытый рассказ: «Жил был один охотник, и было у него двое детей: мальчик и девочка. Очень хорошенькая девочка, младшая сестричка, ее сердце было таким же добрым, как и ее милое личико…» «Вот кого мне напомнила эльфка - Герванта! Они похожи. Настоящая Лиандра… Хозяйка сама представилась, отобрав ее имя! Неприятное открытие: брат и сестра мертвы, оба. Что там демон вещает о доброте Галара?!»
        Моран почувствовала, как немеют кончики пальцев, а от щек отливает кровь, - это гнев делал ее лицо бледным, а магия архонта зажигала глаза и руки. Жаль, что от былой силы остались только ощущения.
        - Заткнись.
        Неожиданно Хозяйка послушалась. Безмятежно грело солнце, дома-деревья застыли в торжественной тишине, - Сирион слишком велик, чтобы прийти в ярость от слов такого ничтожества, как одержимая тварь.
        - Принося Галара в жертву, ты обливалась слезами? Он тоже глубоко сожалел, отбирая у меня душу, и скорбел о моем друге, пыряя его ножом! Какие же вы, эльфийские маги, лживые. Все до одного! Вы настолько прогнили, что лжете сами себе и не краснеете, а ваша справедливость испорчена лицемерием! «Сирион - место скорби и покоя», говоришь? Сами виноваты: у моего народа принято строить города и кладбища отдельно, и это - правильно! Даже демоны приходят в своем обличье, а не в чужом, но ты врешь и в этом. Думаешь, что нравоучения, высказанные голосом Лиандры, дойдут до меня быстрее?
        - Существо с Проклятой дороги, твой разум похож на доспехи - чужая мудрость не в силах их пробить.
        - Так я тупа по-твоему? Зачем ты притащила меня сюда?
        - Я выполняла твою просьбу. Любой эльфийский маг может пройти в сердце Сириона, если того захочет.
        - Но я не владею магией эльфов и не читаю мысли! Обманывать, притворяться кем-то иным - я ничего не умею.
        - И никогда не научишься, твоя сила в другом.
        Хозяйка смотрела знакомым пристальным взглядом Герванта, только без иронии. Почему именно с ней приходится разговаривать, что за издевательство! Гнев Амаранты испарился. Ненависть требует немалых сил, а они и так были на исходе.
        - Дай угадаю, в чем я сильна: я живучая, как земляной червяк. Яд - и тот не подействовал.
        - К сожалению, отравы оказалось недостаточно, - огорчилась Хозяйка.
        - Не переживай, мой сострадательный демон! Я протяну ноги еще до того, как опустошу все винные погреба. Еды здесь нет, а столько выпить - ни одно здоровье не выдержит. Зато я умру весело. Покажи мне напоследок иллюзию по-похабнее, пару раз закинь в прошлое, и я буду готова к встрече с Создателем.
        Подул ветер, Сирион помрачнел и спрятал солнце за облаками. Или это Моран удалось вывести из себя его Хозяйку? Пленница цитадели поднялась со ступени. «Я предпочту встретить наказание демона стоя. Не зря она объявилась - мое заточение подходит к концу», - поняла Амаранта. Хозяйка вытянула руку ладонью вперед, останавливая Моран на полпути к себе. Невидимый барьер, возникший между ними, был непреодолим - вот как демон удерживала волков у ограды Сириона!
        - Ты перешагиваешь порог времен помимо моей воли. Но впредь я запрещаю тебе это делать!
        Не могло быть в голосе Лиандры столько власти, это демон говорит! А Сирион подхватывает каждое слово, наполняя смысл тревожным шепотом. Но Моран не поверила:
        - Сайдерис, Киндар, обитаемая цитадель сегодня утром - твоих рук дело!
        - Нет, твоей магии.
        - Этого не может быть! Я просто хотела найти выход!
        - И ты его находила. Вы, люди, недооцениваете мощь желания: архонты призывают свою силу, когда захотят; я зову бурю, если такова моя воля, а ты умеешь ломать не только настоящее, но и прошлое. Галар не ведал, чем одаривает, а я не предсказываю будущее. Иначе… тебя бы здесь не было. Знакомы ли тебе слова пророка, существо:
        Не зло и не добро, а сила духа
        Иных из смертных властью наделит,
        Делами славными решать за Бога повелит.
        Чтоб краткий миг кровавого правленья
        Стал долгим веком искупленья.
        Творец соперников не любит,
        Гордыня дерзких возвеличит и погубит.
        Хозяйка замолчала, а Моран горько задумалась: «Моя прошлая жизнь не была простой, но была понятной: Амаранта принадлежала самой себе, а одержимая будто явилась в мир, чтобы стать забавой для высших сил. Но, похоже, мои похождения закончатся здесь и сейчас».
        - Я не буду спорить, Хозяйка. Помоги мне обрести покой. Немного правды, я не прошу большего.
        - Спрашивай.
        Нужны самые правильные вопросы… Как их сформулировать, чтобы не ошибиться?
        - В чем я поклялась Астароту, демону мести?
        - Не знаю.
        - Мне было суждено попасть в цитадель, это так?
        - У меня нет ответа, существо.
        - Я же просила правду! - заволновалась Моран, - мой брат Северон был отомщен спустя целый век, и этого бы не случилось, если бы я не попала в Сирион!
        - Может, ты вопрошаешь не того демона? Амаранта, последняя дочь севера, архонт белого огня, носящий корону; проклятое создание, никто, - это все о тебе. Какое святотатство нужно было совершить, чтобы стать тем, кем ты стала? Вдумайся в слова пророчества! Моя задача - защищать сердце Сириона, а ты представляешь угрозу.
        - Избавишься от меня, как от Лиандры?
        - Эльфка пожелала найти цитадель - и я показала дорогу. Ее легкие шаги не потревожили покой спящего города, а мысли не причинили Сириону зла. Я отпустила ее с миром. А теперь иди за мной, довольно слов.
        Они пошли вверх по улице. «Сестра Герванта - эльфийский маг. Вот почему ее не трогали лесные звери, а эльфы клана уважали и любили. И, скорее всего, она жива. Сбежала из поселка, когда его сожгли арии, побывала в священной цитадели. Жаль, некому рассказать. Вот бы Гервант обрадовался!» - думала Моран, - «я тащусь за Хозяйкой покорно, как жертва. Куда мы идем? К алтарю или в чудовищную лабораторию? Чем демону площадь не понравилась? Я не могу так быстро. Проклятая слабость!» Через некоторое время Амаранта споткнулась и упала. Попыталась встать. Руки, напряженно упертые в землю, дрожали и не желали помочь ногам. Не ползти же на четвереньках!
        - Эй, Хозяйка, прибей меня здесь! Зачем далеко ходить?
        Демон вернулась, протянула руку и коснулась лба пальчиками Лиандры. Улица цитадели завертелась перед глазами, дневной свет померк. «Опять!» - только и успела подумать Моран.

* * *
        Прибрежные утесы выше Ангрима омывало холодное течение. Его воды были сильны настолько, что независимо от ветра, разворачивали суда на восток, где опытные корабелы вступали в бой с морем, чтобы не потеряться в неведомых далях, сулящих одну лишь гибель. Никто не знал, что находится выше островов Снежных волн, но корабли, унесенные туда штормами, никогда не возвращались…
        Для истинных эймарцев было особой честью отправиться в последний путь в погребальной ладье и исчезнуть навсегда в туманной дали северного моря. Когда-то давно, король Эдгар покинул Эймар в большой лодке, а Амаранта и Северон, еще совсем дети, смотрели ему вслед. Мальчик плакал, а девочка кусала губы и крепилась, вызывая осуждение. Она даст волю своему горю позже, за закрытой дверью, когда никто не увидит, и будет представлять, как отец плывет в ладье, покачиваясь на волнах, навстречу своим предкам в прекрасную страну за горизонтом.
        Вода раскачивала суденышко вперед и назад. Моран лежала на дне лодки, сложив на груди руки, как покойник. Над головой проплывали кроны обычных деревьев, черные в сгустившихся сумерках. Не море, не цитадель, а лес. Сирион. И стены деревьев-гигантов не видно. Амаранта привстала, уцепившись за борт лодки.
        - Где я?
        - Эта река - приток Эльмантира, - ответила Хозяйка с кормы.
        Лодка без весел плавно плыла посередине узкого протока. Слова Хозяйки таяли в плеске воды за бортом, берега растворялись в темени наступающей ночи. Целый день прошел мимо. Моран не знала, в какой стороне цитадель, но уже от одного факта, что она вне стен древнего города эльфов, ей стало легче.
        - Донесла меня на своем горбу, чтобы утопить в ручейке?
        Амаранта снова легла на дно лодки. Она и не думала о сопротивлении, слишком была слаба.
        - Существо, ты само найдешь, отчего погибнуть, - тихо сказала демон, не глядя на свою пленницу.
        - Так ты отпускаешь меня?
        - Прогоняю.
        - А если я продолжу путешествия в прошлое?
        - Только сердце Сириона настолько древнее, что может оживить минувшее. В ином месте у тебя ничего не получится.
        - Я уже и не надеялась когда-нибудь покинуть этот проклятый город!
        - Ты захочешь вернуться. Увидев то, чего не следовало, почувствовав однажды, как тонкая ткань бытия рвется под твоими руками, ты будешь стремиться повторить это вновь и вновь. Все мы одинаковы: за иллюзию господства готовы проливать реки крови, не жалея даже свою.
        - «Мы»? Я променяю любую власть на свободу. У королевы Эймара другие ценности.
        - Это утверждение настолько же искреннее, насколько ошибочное.
        Хозяйка направляла лодку легко, как дышала, просто опустив руку за борт. Вода нежно перебирала ее пальцы, а вокруг царила аура нерушимого спокойствия. Демон в образе Лиандры меньше всего походил на воплощение зла. Кто такие демоны на самом деле?
        - Ты - дух эльфийской чародейки, ушедшей из жизни давным-давно?
        - И да, и нет. Время стерло память о ней, а передо мной проходят тысячи судеб, истлевают в прах тела и рассыпаются в труху деревья. Я помню только ее имя, и не желаю знать больше.
        - Чего хотят демоны? Чего хочешь ты? Обрести плоть? Покорить мир? Ты вмешиваешься в судьбы, но я не понимаю, во имя чего. Что тобой движет: добро или зло? Или тебе просто скучно?
        - А чего хотят люди? А ты, существо? Я - всего лишь Хозяйка, Хранитель леса и его тайны. В цитадели ты видела три великих престола. Этот мир в равновесии, пока они пусты.
        - Я садилась на два из них, и земля под ногами не разверзлась, - язвительно ответила Моран, уверенная, что в скульптуре на площади не было никакой магии.
        - Конечно, нет! Ты сидела в кресле из дерева, а сотни лет назад трон эльфов занимал величайший из чародеев Сириона. Владения его Магистрата были огромны, но он хотел завоевать весь мир, всю вселенную… Когда-то в цитадели росло священное древо. Эльфы осквернили его казнью своего магистра, а затем срубили, вырезав три трона, как напоминание о возможной беде.
        - Черепа мостовой - идея того же древнего чародея? Ужасная лаборатория алхимиков? Почему эльфы покинули цитадель?
        - Ценность жизни ничтожна мала, когда души подчиняются единой жестокой воле. Эльфы, чьими руками творились зверства, не отдавали себе отчета в чудовищности своих преступлений. Их стоит пожалеть, а не осуждать. Те, что покинули город, поклялись хранить верность королям севера, пока род Агнара не угаснет и назвались Хранителями. Какой малый срок для кровавого пятна позора, которое Эрендолу не смыть никогда! Но были и те, кто остались. Они поселились в цитадели навечно: непрощенные и неупокоенные.
        - Я видела эльфа в доме, запертом изнутри. Так он не пожелал сдаваться…
        Моран вспомнила скелет в доме с винным погребом и вздохнула. Он походил на Ханлейта чернотой прямых волос и упрямством в отстаивании своих идей. И пусть они были ошибочными…
        - Ты вопрошаешь о смысле добра и зла, существо, а сама восхищаешься стойкостью врагов, которых только что порицала.
        - Иногда мои враги заслуживали восхищения, а иной раз союзники вызывали презрение. Война была для меня, как непосильная ноша, ведь я предсказывала свое поражение заранее. Я чувствовала свою вину перед всеми, кто погиб с обеих сторон, но здесь, в цитадели, поняла, что заблуждалась: зачастую зло необходимо, чтобы совершить благо или предотвратить еще большее зло. Архона пала. Эймар погибает, я видела достаточно, чтобы это понять.
        - Это так. Сбывается пророчество: угас род северных королей, Хранители освободились от своей клятвы, а новый правитель ведет страну к гибели. Еще немного - и орел ариев расправит крылья и настанет эра хаоса и одержимости. Мир сойдет с ума прежде, чем погибнуть, а цитадель в сердце леса и я станем последними свидетелями конца времен, - печально обронила Хозяйка, глядя на воду.
        - Наш род не угас, я жива! Но, постой, ты говоришь об Императоре? Кто он? Я потратила жизнь на то, чтобы узнать, кто стоял за дядей Родериком, кто отобрал у меня Эймар!
        - Ты уже не та, что прежде. По сути, мы отличаемся друг от друга, существо, только тем, что ты сохранила память, а я - только понимание. Император? Он не человек, не эльф, не дварф. Престол великих может занять только Бог. Или тот, кто сумел им стать.
        - Тогда моя борьба не имела смысла. Что я могу?
        - Но ты не смирилась. Кому еще бороться, если не тому, кто не признает поражений?
        Хозяйка поднялась и положила Моран на колени какой-то предмет, завернутый в лист.
        - Не беспокойся о направлении - течение вынесет тебя к Эльмантиру. Минуешь Сирион, и судьба снова в твоих руках. А я верю лишь одному зеркалу - времени. Оно покажет, правильно ли я поступила, заплатив жизнью эльфа за твою душу.
        Она шагнула прямо в воду, сделала несколько коротких шагов по поверхности и остановилась на берегу. Моран развернула лист. В нем лежала трубка Златовласки. Ни денег, ни еды. «Мне не нужно ничего, кроме памяти», - вспомнила она свои слова. Хозяйка вернула самое дорогое.
        - Если ты победишь в этой войне, Амаранта, то следующий, с кем придется сражаться Эймару - ты сама. Помни о трех престолах - один из них может стать твоим. Я лишь хотела этого избежать, - донеслось издалека.
        Быстрое течение маленькой речки уносило лодку с обессилившим человеком навстречу неизвестности.
        Часть вторая. Чужая страна
        В Велеград
        Трое усталых путников остановились на холме, чтобы передохнуть. Вниз сбегала неприметная тропа, на горизонте серебрилась лента Ракхайна, изгибаясь широким рукавом в сторону города, даже отсюда кажущегося огромным.
        - Велеград больше Дорина? - спросила Алиссен, печально прикидывая, сколько еще придется пройти натруженным ногам, чтобы незнакомые стены стали ближе.
        - Намного больше, он почти как Аверна, - откликнулся Моргват и двинулся дальше.
        На третий день пути лицо архонта приняло свой обычный вид, если не считать желтоватого оттенка кожи на месте ожогов от магии, но жесткая щетина, рыжая, словно ржавчина, сплошь покрывшая его щеки, делала Моргвата похожим на пропойцу, которому посчастливилось напиваться каждый божий день. И Лето выглядел не лучше. Алиссен только оставалось благодарить судьбу, что ей не нужно бриться.
        - Я кое-что не поняла, Моргват!
        Придерживая туфли, связанные за ленты и перекинутые через плечо, Алиссен потопала следом, в который раз подняв тему, на которую архонт отмалчивался. Девушка справедливо полагала, что вода камень точит, а Моргват - далеко не кремень и выболтает рано или поздно все, что ей интересно.
        - «Кое» или «что», барышня?
        - Как простого парня, вроде тебя, обратила в архонты сама королева Эймара? Ты ей на улице приглянулся? Причем, в Тиверии! Была она в гостях в чужой стране, шла и шла себе, прогуливалась под солнышком, а тут, глядь - Моргват! Королева, как увидела такое диво, так и не стерпела: схватила и начала обращать при всем честном народе!
        - Вот потехи то было! - поддакнул Лето.
        - Все обхохотались, что верно, то верно. Прямо, как вы сейчас, - бросил через плечо Моргват.
        - Вредина, он, Алис, как есть вредина!
        Аквилеец шумно вздохнул. Слова, сказанные Коэном на прощание, все не шли из его головы. Почему Лиандру надо искать в Харматане? Что значит быть «живым и мертвым одновременно»? Лето отмахнулся бы от предсказания, если бы не Моргват, заявивший, что Коэн - почти что настоящий провидец и верить ему можно. Тем не менее, путешественники не свернули с пути в Велеград, а о стране Хармы и речи не зашло.
        - Мне было восемнадцать, я был наивен, - неожиданно разоткровенничался архонт, - я мечтал о славе, считал войну делом чести; хотел подвигов, признания и прочей чепухи, которая кажется важной, когда ты молод. Но Тиверия не воюет, она наблюдает со стороны как рушатся державы и мир катится к демонам. Моя страна благоволила северному престолу Эймара, но не поддерживала в войне ни одну из сторон, даже деньгами. Только торговые отношения, только выгода! Очень прагматичный подход к союзнику, который борется со скверной вот уже пятьдесят лет, охраняя общие границы! Меня это возмущало.
        - Тебя это до сих пор возмущает, - вставила Алиссен.
        Она поравнялась с Моргватом и внимательно слушала.
        - Возможно. Но в пору моей молодости я был склонен к безрассудным поступкам, не то что сейчас.
        - Хм… - неопределенно хмыкнула девушка, бросив на архонта быстрый взгляд.
        - Так или иначе, я напросился в состав делегации в Архону. Ничего серьезного - очередная демонстрация благих намерений и добрых побуждений, причем обе стороны заранее знали, что итог встречи будет равен плевку с балкона в фонтан: и воды в нем не прибавится, и чище она не станет. Я нарядился в расписной камзол и занял свое место в задних рядах вельмож, чтобы послужить им достойным фоном. Говорить мне не полагалось.
        Я вижу, ты уже набрала в рот воздуха, Алиссен, чтобы изречь вопрос в духе «как такой парень как я…», и спешу его предупредить: мой отец состоял на дипломатической службе. Впрочем, это не важно. Я хотел стать архонтом. Мог бы и на родине, - в Тиверии есть своя школа, пусть и не настолько славная, как северная, но я хотел большего: принять обращение от мага белого огня, ни много не мало, как от самой королевы Амаранты. Считается, что архонт с белым цветом магии при инициации передает часть силы, и обращенные им люди наилучшим образом раскрывают свою истинную суть. Я грезил, воображая себя кем-то вроде Фелана, и представлял ослепительно-синее сияние своего грозного меча. О том, что я могу стать не героем, а придурком, пускающим слюни, я, конечно, не думал.
        - Кто такой Фелан?
        - Ты слишком молода, барышня, чтобы его помнить и слишком хороша собой, чтобы учить историю. Архонта Фелана называли некоронованным королем Эймара, ему завидовали и им восхищались.
        - Почему ты представлял синий цвет магии, если ты желтого? - допытывалась Алиссен.
        - Наверное потому, что матушка родила меня голубоглазым.
        - Да ну?!
        Девушка забежала вперед и заглянула Моргвату в глаза. Как есть светло-карий, и малейшего серого оттенка нет. Алиссен попыталась представить архонта иным и для себя решила, что его внешность от такого превращения сильно проиграла.
        - Не такая уж это редкость - поменять цвет глазной радужки после инициации. Это бывает с архонтами сплошь и рядом. Но тогда я мало что знал о последствиях посвящения.
        - И мои глаза после обращения Коэном могли стать зелеными? Карими?
        - Могли, Алис.
        - Кошмар! А красными?
        - Много не пей - не станут.
        - Рассказывай дальше!
        - Слушаю и повинуюсь. Видишь ли, у многих из нас есть странности, но только королям позволено возводить их в ранг законов. Королева Эймара не всегда принимала послов в тронном зале, иногда встречи проходили на открытых галереях дворца, чтобы гости Архоны вдоволь насладились прекрасным видом на горы. Эти галереи, похожие на улицы, с ровными рядами колонн и повторяющихся арок, продуваемые всеми ветрами, были особенно ужасны в дурную погоду. Вот и нашей делегации повезло схлопотать аудиенцию холодным мартовским вечером. Я дрожал как лист в своей парадной одежде, пока штормовой ветер насмехался над пустыми словами послов и уносил прочь тихий, с оттенком металла, голос королевы. Это была встреча, о завершении которой мечтал каждый из нас, кроме меня, и едва она подошла к концу, тиверцы ринулись к дверям во внутренние покои к теплу каминов в своих комнатах. Но я замешкался и остался.
        - Это очень правильно - назначать неприятные встречи там, где они быстро закончатся! - оценила Алиссен.
        - Да, учись, барышня. Королевы и след простыл, галереи опустели: гулять в такую погоду не пришло бы в голову ни одному сумасшедшему. Сам не знаю, на что я рассчитывал, но продолжал мерзнуть, прохаживаясь вдоль перил до тех пор, пока не стемнело, и двери во дворец не заперли изнутри. Подергав одну, вторую, третью, и еще штук десять, я уверился, что обо мне забыли. Можно было впасть в истерику, вопить и бить кулаками в холодное дерево, пока не впустят, но я мужественно решил не позориться и замерзнуть насмерть. Прилепившись к стене и уверяя себя, что она теплее, чем мне кажется, я почти достиг своей цели. Тем временем, буря разразилась тяжелыми хлопьями мокрого снега, но ветер понемногу стих. На фоне посветлевшего неба я увидел фигуру, закутанную в мех и не сразу поверил в свою удачу - это была она, Амаранта, королева Эймара.
        - И что она там делала?
        - Впоследствии я узнал, что Амаранта любила побыть одна, а пустынные ночные галереи дворца - просто обитель одиночества.
        - И она была счастлива тебя увидеть! Вы горячо обнялись, и так ты стал архонтом.
        - Ты не видишь грани между сарказмом и грубостью, Алиссен. Это очаровательно, когда не бесит.
        - Прости.
        - Для тебя сказать «прости» проще, чем почесаться.
        - Прости еще раз. Ты обиделся? Чем мне искупить свою вину, Моргват? Я сделаю все, что ты хочешь! - сказала девушка свою привычную фразу, повисая у архонта на руке и непринужденно прижимаясь к его боку.
        Моргват отстранился и промолчал. Лето красноречиво постучал пальцем себя по лбу, намекая подружке, что она зашла слишком далеко. Но архонт мысленно снова был в столице Эймара и не смотрел на своих спутников.

* * *
        Амаранта вскинула левую руку в знаке архонта, но тут же опустила ладонь. Она не проронила ни звука. Призвав на помощь все знания дипломатии, юноша начал разговор с королевой первым:
        - Ваше Величество, я посол из Тиверии. Позвольте…
        Ответом было молчание и прищуренный взгляд, от которого стало еще холоднее.
        - Если вы испугались, что я нападу на вас… Я безоружен.
        Она просто пошла прочь. Сила презрения королевы Эймара была подобна ледяной пощечине. «Конечно, она меня не боится! Создатель, как же глупо я себя веду!»
        - Я хочу стать архонтом! - выкрикнул тиверец Амаранте в спину в последней надежде, что это ее остановит.
        Подействовало. Королева обернулась.
        - Зачем, некто из Тиверии?
        Обращение «некто» юноша проигнорировал.
        - Вы меня узнали, верно? Да, я наврал, я не посол. Пока еще нет. И не буду, если кто-то узнает, что я тут творю. Вернее, я не стану послом уже потому, что вы все это слушаете.
        - Я задала вопрос - зачем? Отвечай.
        Да, зачем? Моргват думал, что у него есть тысячи причин стать архонтом, но как только они обращались в слова, готовые соскочить с языка, так тиверец сам осознавал всю их смехотворность. Что сказать? Что он мечтает стать знаменитым, как Фелан? Что ему скучна будущая карьера? Что голубой цвет магии будет ему к лицу?
        - Я хочу все изменить. И начать с себя.
        Да, вот так правильно. Амаранта подошла и положила руку юноше на плечо. В ее глазах разгорался светлый огонек, страшновато-неестественный в ночной темени. Будущий Моргват не сразу догадался опуститься на колени. Под руками хлюпнуло - это снег растаял от тепла его ладоней, упершихся в каменный пол. Карьера посла полетела псу под хвост. Тиверца не стало.
        - Так что же было? Моргват? Я обещаю быть хорошей до самого вечера, если ты расскажешь до конца!
        Алиссен дергала архонта за руку и просительно засматривалась в лицо.
        - Она меня не обнимала, госпожа Вейс. Она приложила левую руку к моему лбу, оцарапав его кольцом с черным камнем, и я отключился, упав в снег. Пусть подробности обращения в архонты останутся между нами, Загорелой шее знать об этом совсем не обязательно.
        - Опять обзывается. Я-то за что под раздачу попал? - оскорбился Лето.
        - А когда ты очнулся, она помогла тебе?
        - Когда я очнулся, я решил, что остался один, а она ушла, и чуть снова не вырубился от тоски. Я словно хлебнул лиха, которого бы хватило на всех тиверцев и сотню послов-неудачников.
        - Вот сволочь! Еще хуже Коэна, который смотрел на меня с высоты своего роста: сдохла я или нет!
        - Не спеши. Все же Амаранта осталась. Она стояла у колонны, и я не сразу ее заметил.
        Да, она ждала, глядя вдаль, рассматривая нечто невидимое за перилами. Полетела к демону не только карьера дипломата, но и все условности этикета. Перед тиверцем стояла архонт, а не правитель чужой страны. Или страна уже не чужая?
        - «Получилось?» - выдавил юноша первое попавшее слово, пришедшее на ум.
        - «Тебе решать».
        - «Я жив, кажется».
        - «Проверь».
        Это была шутка, сказанная серьезным тоном. На всякий случай тиверец незаметно ущипнул себя за руку. Больно. Это сейчас смешно об этом вспоминать.
        - Дальше! - потребовала Алиссен.
        - Дальше? Я пожелал служить Эймару.
        - Это еще зачем?
        - Помнишь, я говорил, что белый архонт передает часть своей силы? Наверное, это правда, но с момента обращения моя душа больше не принадлежала Тиверии. Я остался, и через несколько дней уехал в северную школу, в Асгар.
        Архонт умолчал, что наутро, взглянув в зеркало, он не узнал цвет своих глаз и очень расстроился. Желтая магия, цвет учителя, а не воина! А как же планы о славе и подвигах?! Под дверью обнаружился конверт, а в нем листок с одним-единственным словом, написанным острым почерком Амаранты - «Моргват». Новое имя.
        - Она была злая, твоя королева? Жестокая?
        - Справедливая.
        - А красивая?
        - Так считали многие.
        - Ты в нее влюбился?
        Моргват усмехнулся.
        - Я ее любил как королеву, не думая о ней, как о женщине.
        - Ты жалеешь о том, что сделал?
        - Нисколько, Алиссен.
        Девушка надолго замолчала, а потом неожиданно спросила:
        - Так вот почему ты сказал, что Моргват - не настоящее имя. Помнишь, на пристани Дорина? А по-настоящему как?
        - Моргват, по-настоящему. Другого имени никто не помнит, кроме меня и… И тех, кого уж нет.
        - А что за кольцо?
        - Какое еще кольцо?
        - У Амаранты. Ты сказал «жуткое и царапучее».
        - Забудь. Смотри, как тебе город. Вот он, перед тобой.
        - Как я смогу целый вечер вести себя хорошо в таком богатом городе, как Велеград?! - весело ужаснулась девушка.
        Тропинка привела к одной из дорог, что сливались воедино перед массивными воротами. У Велеграда было несколько въездов, путники вышли к самому скромному из них. Архонт покосился на свое «хорошее приобретение». Алиссен легкомысленна лишь на первый взгляд: за фасадом женского кокетства и наглой непосредственности скрывается цепкий разум и отличная память. Не стоит ей лгать.

* * *
        - Ты передернул по-крупному, дяденька! Привел меня в та-а-акой город и предлагаешь поселиться в этой конюшне?! - громко возмутилась Алиссен.
        После такого вступления, вошедшая троица привлекла к себе внимание всего общего зала. Конюшни здесь как раз и не было: гостиница в бедном квартале Велеграда предлагала комнаты для пеших гостей.
        - Начинается…
        Моргват всерьез задумался, что будет правильнее: заткнуть девчонке рот и извиниться или просто вытолкать ее за дверь и идти в следующее место. Предварительно обезвредив Алиссен, естественно.
        - Сам не начинай, архонт, - зашипел Лето, - предоставь ей обо всем позаботиться! Алис знает, что делает. По крайней мере, постели у нас без клопов будут и похлебка без мух. Только плати сам, а то она тебя обдерет. Это я по-дружески советую.
        Мужчины заняли стол и с интересом прислушивались к обрывкам разговора Алиссен и хозяйки заведения. Спор на повышенных тонах плавно перетек в мирное русло. Девушка висла на высокой стойке, о чем-то проникновенно рассказывая, а женщина охала и качала головой. Затем обе исчезли, чтобы появиться вновь с едой.
        - Вот он, мой охранник, - Алиссен ткнула пальцем в Моргвата, - очень серьезный мужик, не склонный к безрассудным поступкам, а это - кузен, - палец достался Лето, - он все умеет: воду носить, дрова колоть, починить, что сломалось. Вы просите, не стесняйтесь.
        По мере перечисления хозяйственных достоинств «кузена», глаза у Лето становились все больше и больше, а Моргват, глядя на него, с трудом сохранял серьезность.
        - Все, все забрали! Два сундука с платьями, сумку с припасами и лошадь. Я - ладно, мне своих тряпок не жалко, но он и вовсе босиком пришел! Вы взгляните! - Алиссен указала на босые ноги Лето, которые парень тут же поджал под скамейку.
        - Лихие люди! - сочувствовала хозяйка, расставляя тарелки, - и охранник не уберег, надо же!
        - Он сражался, как одержимый, защищая мою честь, но разбойников было много!
        - Ужасти!
        - Эта добрая женщина сдаст мне комнату на втором этаже, а вы двое переночуете тут на скамейках, когда все уйдут. На ночь трактир закрывается, это тихое и приличное место, - важно объявила Алиссен, - Моргват, заплати!
        - Конечно, госпожа, - согласился архонт, доставая деньги, - но я вас одну не оставлю - буду ночевать под дверью, охраняя вашу честь. С внутренней стороны комнаты.
        Алиссен открыла рот, чтобы возмутиться находчивостью архонта и закрыла снова, не желая скандала.
        - Ладно, посмотрим. Какое пиво тебе налить?
        - Конечно дешевое, госпожа. Другого я не заслужил.
        Девушка ушла с хозяйкой заведения.
        - М-да… Не счесть сапфиров в харматанской сокровищнице… - неопределенно протянул Моргват, глядя ей вслед.
        - Тебя-то что не устроило?! - взвился Лето, - а я работать должен! Очень надо! Заплати за меня, а? Архонт, будь человеком!
        - Неа, не заплачу. Мне ее идея понравилась.
        - Я не буду пахать!
        - Про «пахать» речи не было, Загорелая шея.
        - Я не умею все, что она расписала!
        - Жрать захочешь - научишься.
        - Что за наказание такое!
        Лето был безутешен, даже принесенное пиво его не обрадовало.
        - Вы довольны? - благодушно спросила вернувшаяся Алиссен, - я была в комнате, она милая, мне пойдет. Там чистенько.
        - А мне она понравится? - осведомился Моргват.
        - Гораздо меньше, чем эта скамейка!
        - Ладно, проверим.
        - Хватит уже! Я буду спать одна!
        - Да ради Создателя, барышня, спи одна. Только чур, я на кровати.
        - Вы оба противные, - сделала Алиссен неутешительный вывод.
        - Я молчал, - возразил Лето.
        - Зато у тебя рожа кислая.
        - Какая есть. Куда мне до мужчины твоей мечты! - съехидничал аквилеец.
        - А такой имеется? - поинтересовался Моргват, наполняя тарелку ароматным варевом из горшка, - что тут у нас, баранина?
        - Ага, имеется, - презрительно ответил за девушку Лето, - прекрасный, как принц и неуловимый, как мираж.
        - Много ты понимаешь, Загорелая шея. Просто я еще его не встретила. Как увижу - сразу узнаю!
        Моргват удивился, как в голове такой циничной девицы, как Алис, уживается подобный бред.
        - Опиши. Каков он, барышня? - вкрадчиво попросил архонт.
        - Ну, допустим, у него нос будет как у тебя, а губы - как у Лето, - вполне серьезно начала Алиссен.
        - Ты намекаешь на то, что у меня нос сломанный?! И не смей меня Загорелой шеей обзывать!
        - Я ни на что не намекаю, я всегда прямо говорю - твой нос сломанный! А был бы целый, все равно бы лучше не стал. У Моргвата красивый нос, потому, что прямой, а твой обыкновенный, как у всех. Я тебе комплимент сделала, а ты и не заметил: у тебя такой рот, что хочется поцеловаться. И я уверена, не только мне, а всем девушкам, которые на тебя смотрят. Странно, что мы до сих пор не попробовали. Давай, чмокни меня!
        Алиссен с готовностью подставила губы. За столом повисло молчание. Моргват и Лето переглянулись - уж очень откровенно их сейчас сравнивали, раскладывая достоинства и недостатки по полочкам.
        - Она не серьезно, - сказал аквилеец.
        - Нет, пусть продолжает. Какого роста твой красавец?
        - Немного выше меня.
        - Как я?
        - Примерно. И никакой он не «красавец», просто очень интересный мужчина.
        - Хорошо. Эх, Загорелая шея, ты не прошел отбор по росту. Зачем такой большой вымахал? С этим понятно. А масть?
        - Как вороново крыло.
        Моргват нахмурился, представляя себе такое чудо и озабоченно спросил:
        - А хвост?
        - Хвост?!
        Лето ударил ладонью по столу и расхохотался.
        - Тебя сделали подруга! Он тебя подначивает, а ты про лошадь рассказываешь и не замечаешь. Архонту пальцы в рот не клади - так свистнет, что оглохнешь. Я пошел работать. Только предупреждаю - работник из меня, как из сугроба грелка.
        - Можете ржать, сколько угодно, но этот человек существует, - сухо бросила Алиссен, - возможно, он очень плохой, а может и хороший. Я видела его во сне, но не четко. Не выставляй меня дурой, Моргват. Что я сделала не так? Нас приняли, посочувствовали, а Лето ночует не на улице. Тебя заело, что я купила комнату на твои деньги? Так сними еще одну для себя, жадина! Я все верну завтра, как заработаю.
        - Чем заработаешь? - серьезно спросил архонт.
        - Этим!
        На стол полетела колода карт, перевязанная бечевкой.
        - Это же мои! - вскричал Лето, возвращаясь, - ты когда их стащила?! Ах ты мышь!
        - Сам мышь! На барже, когда ты куртку на палубу бросил. Лучше бы «спасибо» сказал!
        Моргват сгреб карты к себе в карман и жестом остановил возражения аквилейца:
        - Отдам, отдам потом! Не время в городе светиться.
        Архонт ел настолько медленно, что остался за столом один. Кто он, человек, описанный Алиссен? Плод ее фантазий? Но Коэн обладал даром предвидения, и мог передать девчонке тень своих способностей. Мысли Моргвата приняли иное направление. Архонт из Ферсы прожил меньше ста лет, а ему сколько осталось? Семьдесят, пятьдесят или год? Или меньше? Что, если маятник Моргвата уже сломался и отсчитывает часы со скоростью секунд? Мужчина выпустил из рук кружку и уставился на свои ладони. Ни дрожи, ни старческих пятен. Когда год за годом время забирает твоих ровесников, под защитой магии ты чувствуешь себя заговоренным и почти бессмертным. Но уходят все, архонты - тоже.

* * *
        Тесный зал трактира едва освещал огонек пенькового фитиля, плавающего в масле. По стенам прыгала тень Лето, с трудом взваливающего громоздкие скамейки на столы. На кухне звякали, запоздало перемывая посуду. Постоялый двор закрылся на ночь, а немногочисленные гости разбрелись по своим комнатам.
        - Ты бы хоть помог, а, Моргват? Я так устал, что ноги отваливаются.
        - Спасибо, но мне не хочется.
        Архонт что-то писал, разложив чистые и испорченные листы бумаги по столу. Лето сел напротив с непривычно решительным выражением лица.
        - Нам нужно серьезно поговорить.
        - А я в этом сильно сомневаюсь.
        - Речь пойдет об Алиссен.
        - А теперь я уверен, что не нужно.
        - Ты умеешь нанизывать слова, как бусы на ниточку, я знаю. Но тебе придется меня выслушать, - твердо сказал аквилеец и проникновенно добавил, - Алис - невинная девушка.
        Моргват, застрочивший было пером, поставил жирную кляксу и уставился на Лето.
        - Неужели? Лично проверял? - саркастично спросил архонт и вернулся к своему занятию.
        - Ты понял неправильно. Я не к тому, что она святоша. Даже на моей памяти Алис пару-тройку раз проиграла себя в карты, перед нами раздевалась, болтала всякое, но все это - ерунда.
        - Что-что она сделала? - поразился Моргват, перестав писать.
        - Да ничего особенного - когда монет нет, Алис на себя ставит, она же хорошенькая.
        - Какая прелесть!
        - Она ловкая и проигрывает редко!
        - У тебя оригинальное представление о невинности, парень.
        - Нормальное. Все выживают, как могут, она тоже как-то выкручивалась. Тебе не стоит пользоваться тем, что Алис наобещала, сбегая из Дорина. Не от хорошей жизни она согласилась с тобой пойти, иного выбора у нее не было!
        Моргват отложил перо. Давно пора выяснить, что друзья не договаривали.
        - С этого места поподробнее, За… Лето. От кого бежала Алиссен? Или от чего?
        Аквилеец замялся на мгновение и улыбнулся, быстро найдя ответ:
        - От жениха!
        - Вранье.
        - Не вранье.
        Виновница позднего разговора, подслушивающая за дверью, неслышно прошла по скрипучим половицам и села рядом с другом.
        - Я все расскажу. Важного сира, служившего в городской крепости, звали Юджин ванн Викар. Он меня грязно преследовал целый год, а потом нежданно заявился к дяде и потребовал моей руки. Это было как раз после нашей с тобой встречи в лавке. Я не могла, не имела права ему отказать: он бы обложил торговлю налогом, разорил нас, выгнал дядю на улицу! Я разрыдалась от горя и бросилась тебя искать. Я благодарю Создателя, что ты нашелся!
        - Все это ложь, Алиссен, - спокойно сказал Моргват.
        Девушка закрыла лицо руками и закусила губы. Ее слезы были непритворными: с роковых событий в Дорине не прошло и недели, - слишком малый срок, чтобы все забыть! Правда, представленная в искаженном виде, саднила сердце не меньше.
        - Все почти так и было! Ты сам лжец. Зачем мы здесь? Ради мифического меча? Был ли он вообще? Я бы свой не отдала кому-попало. Коэн мне кинжалы подарил, так ты и их себе присвоил! - голос девушки задрожал.
        - Вот именно. Обещал мне помочь Лиандру найти, а о Харматане ни слова! - поддакнул Лето.
        - Барышня, ты в своем репертуаре: почти честная, почти невинная, не дай бог - почти беременная. Про Харматан поговорим позже, Загорелая шея.
        Моргват поднял с пола торбу и выложил парные ножи, завернутые в тряпку.
        - Бери. Ты же визжишь от одного их вида! Нужны? Носи сама.
        Лето взял в руки оружие.
        - Смотри, Алис: правый и левый отличаются. У меня такие были, но короче. Эти очень тяжелые, но так и нужно, они для архонта сделаны. Пользоваться я ими умею, могу тебя научить.
        - Да? - спросила Алиссен, утирая слезы, - я думала, ты только в карты…
        - Не-а. Ага. Имя зачем затерли, Моргват?
        - Когда куют меч архонта, он отдает оружию часть своей силы. Поэтому клинок не может зажечь никто иной, кроме хозяина. Эти мечи испортили, уничтожив частицу души воина-мага, для которого они были созданы изначально. Нехорошее это дело, незаконное. Но факт в том, что Алиссен может их зажечь.
        - А ты сам?
        - Я не хочу этого делать.
        - Почему, Моргват? Было бы у тебя оружие получше той палки, что в ножнах!
        Алиссен осторожно потрогала лезвие и отдернула руку. Архонт помрачнел и задумался, говорить или нет.
        - Сын Коэна погиб в бою, но его магия все еще здесь, в оружии. Вот почему безымянные клинки под запретом, Алиссен. Следующий владелец убивает частицу души предыдущего. Это моральная сторона вопроса, практическая в том, что я в жизни аквилейских парных ножей в руках не держал.
        - И Коэн отдал их мне, заранее зная, что я натворю?! - ахнула девушка.
        - Думаю, он понимал, что делал, ты чувствуешь магию клинков, я - нет. Попробуй с ней подружиться: их последнего хозяина и тебя обратил один и тот же архонт.
        - Сколько же у них хозяев-то было? - задумался аквилеец.
        - Много, Лето. Будь моя воля, я бы мечи уничтожил. Плохое оружие, но другого для Алиссен нет. Нужно ли оно ей вообще - вот в чем я сомневаюсь.
        - Мне нужно! - отрезала девушка, - но пока пусть полежит у тебя. Что ты пишешь?
        - Прочитай сама, - архонт развернул письмо к девушке.
        - От сира Анвелла? Ничего себе…
        - У меня есть печать дома Валейнов, забыла? Мой меч в этом городе, Алис. А какой-то арий вертит его в руках каждый день, это невозможно не почувствовать! Я передам письмо с просьбой предъявить оружие архонта членам Городского Совета, и перехвачу его по дороге.
        - Нападешь средь бела дня?
        - Не так явно. Я еще придумаю.
        - Ты сам послание передашь?
        - Я думал попросить Лето.
        - Ты издеваешься, Моргват? Посмотри на него, на себя! Вы похожи на оборванцев. Я одета хорошо, я и отдам, - решила Алиссен.
        - Отличная мысль! Более искусной притворщицы, чем ты, барышня, я не встречал.
        - Взаимно, Моргват, ты тоже умеешь паясничать, - отвесила девушка сомнительный комплимент, - а что ты сделал с лицом?
        - Побрился.
        Алиссен, подавшись вперед, неприлично внимательно рассмотрела острый подбородок Моргвата.
        - Да, так намного лучше. Почему у тебя борода рыжая, а волосы русые?
        - Таким родился. Куда мне до вороных раскрасавцев.
        - Я тоже сходил в баню. Ох и прохладно же в здешних городских! Я вообще мыться не люблю, меня архонт потащил. Зачем скрести себе рожу, если на следующий день опять щетина отрастет? Меня Гервант раньше удивлял, не пропуская ни одной парной, что на пути была. Но это объяснимо - он же нелюдь был. Почти что эльф, а они на чистоте помешанные и брезгливые, - болтал Лето.
        Разговор перестал быть неприятным, что аквилейца очень обрадовало.
        - Главарь банды? Ты часто его вспоминаешь. Почему? - поинтересовался Моргват.
        - Хороший был мужик. Сильный, как зверь. Ты, хоть и архонт, а точно слабее.
        - Вряд ли, парень.
        - Лето, тебя можно заткнуть только едой, пивом или вот этим!
        Алиссен обняла аквилейца и коротко поцеловала в щеку.
        - Ух ты! А за что такая милость?
        - У меня настроение хорошее. Спокойной ночи!
        Девушка ушла к себе в комнату.
        - А я знаю, где пиво заперли, - заговорщицки прошептал аквилеец.
        Архонт согласно кивнул. Пара кружек - не кража.
        Человек с печаткой
        Когда спина превратилась в одну кровоточащую рану, Фиона перестала приходить, а дни смешались в бесконечное месиво, Ханлейт перестал осознанно отвечать на вопросы ария. Эверон и Коган являлись строго по расписанию утром и вечером, но голос одного и боль от пыток другого уже не выводили эльфа из оцепенения. Иногда Хан говорил «да» или «нет», не вдумываясь в смысл вопросов, лишь бы его оставили в покое. Болезнь стала благом, а не наказанием: стоило закрыть глаза, как мысль отрывалась от страшной реальности, и Ханлейт переживал заново счастливые или незначительные, не замеченные ранее мгновения своей жизни. Он снова был в банде Герванта, пил, разговаривал, решал нечто важное и ускользающее, шел с Моран по Проклятой дороге и называл ее Лиандрой, даже беседовал с Галаром, не испытывая к нему ненависти.
        Вода приводила в чувство, не соленая, но обжигающе-ледяная, она резала спину почище ножа.
        - Он ничего не соображает, Коган, - казалось, мягкий голос Эверона донесся с другого конца страны, а не из-за занавески, настолько он был слабым и далеким.
        - Осталось пять символов из одиннадцати, мэтр. Он вас слышит, пока я работаю. Мне продолжить?
        - Нет. Достаточно.
        «Сейчас они уйдут», - подумал Ханлейт. Но ткань отлетела в сторону, и арий вышел в пыточную. Вяло повиснув в оковах, Хан мутно увидел его силуэт.
        - Хранитель, посмотри, что у меня.
        Отполированная сталь оказалась прямо перед глазами. Ханлейт моргнул несколько раз, пока зрение не прояснилось, и увидел свое отражение в широком лезвии изогнутого меча.
        - Он тебе знаком, верно? Прочитай надпись. Читай!
        - Моргват, - шевельнул губами эльф.
        - Что это за вонь, Коган?
        Эверон хищно раздул ноздри тонкого носа, принюхиваясь.
        «Так вот ты какой!» Арий, не отличающийся высоким ростом, рядом с Коганом и эльфом казался и вовсе маленьким. Ладная фигура, затянутая в глухой камзол без украшений, черные, с сединой на висках, вьющиеся волосы до плеч. Ничего грозного.
        - Вам не стоило сюда выходить, мэтр. Всюду грязь.
        - Это запах гниющей плоти. Ты давал эльфу лекарство? Фиона его лечила?
        - Само собой, мэтр.
        На первый взгляд, Эверон поверил в наглую ложь карателя. Он невозмутимо сделал пару шагов прочь от пленника, ловко перехватил оружие архонта поудобнее, развернулся и ударил Когана плашмя по груди. Каратель отшатнулся, запнулся о решетку пола и тут же получил неслабый пинок в живот, сваливший его наземь. Арий бил молча еще и еще, пока из его аккуратной прически не выбились отдельные пряди, а дыхание Когана не стало хриплым. Магией Эверон не пользовался. Ханлейт наблюдал за экзекуцией, в которой было странно все: и навыки мечника, и ярость, с которой Эверон бил карателя.
        Коган валялся, сгруппировавшись и прикрывая руками голову. Его вина была очевидна. Посчитав наказание достаточным, Эверон, вернувшись к своему убежищу, с лязгом бросил оружие Моргвата на стул и устало оперся о стену.
        - Который час… - еле слышно пробормотал арий.
        Вряд ли это был вопрос, но Коган ответил, неприятно осклабившись:
        - Около одиннадцати вечера, мэтр.
        - Ты ослушался моего приказа, ублюдок. Встать.
        - Да, мэтр.
        Каратель сплюнул кровью и поднялся.
        - Отвяжи его.
        - Слушаюсь, мэтр.
        Коган, не опуская колеса, отцепил руки Хана от бруса. Ханлейт немедленно рухнул на решетку. Последнее, что он почувствовал, теряя сознание - болезненные уколы маленьких молний - это Эверон, опустившись рядом и приподняв голову пленника за подбородок, мрачно вглядывался ему в лицо.

* * *
        Дневной свет проникал через кожу закрытых век, более холодный, чем привычный огонь факелов подземелья. Ханлейт открыл глаза и увидел под собой крашенные доски пола. Узника Железной башни разложили ничком на твердой скамье, свесив голову; отмыли от крови и одели до пояса. Наверное, лечили - в голове прояснилось, но тело покинула спасительная бесчувственность. А ведь конец мучениям был так близко!
        Ханлейт сел, потирая запястья, покрытые синяками и ссадинами от металлических наручников. Разве это увечье! Это пройдет… Почему ребра выглядят опухшими? Превознемогая боль, Хан осторожно обернулся через плечо. К счастью для себя, он ничего не увидел. Судя по ощущениям, спина зияла сплошной раной, сочилась кровью или сукровицей, но тошнотворный запах нечистого тела и гниющего мяса, преследовавший Ханлейта в казематах, исчез.
        В большой, полукруглой, как половинка яблока, комнате пленник был отгорожен частоколом прочных металлических прутьев, заканчивающихся копьями; голая скамья и ведро под ней - вот и все, что ему полагалось.
        Самую длинную стену занимали стеллажи, разделенные на равные секции и заполненные кожаными переплетами. Высокие полки закрывали часть окон. Ханлейт задрал голову и насчитал пять узких бойниц, прикрытых матовым стеклом, сквозь которое узнику не было видно неба. Внутри башни царил белесый полумрак даже в солнечный день, но чтобы осветить массивный стол хозяина комнаты в темное время суток, к потолку была подвешена цепь, оканчивающаяся подсвечником на десяток свечей. Они не горели.
        Рабочее пространство стола было организовано с удивительной педантичностью: письменные приборы в углублениях толстой столешницы; стопки бумаг, сложенные ровно, как колонны, плотно задвинутые ящички, запертые на замки.
        Угол, который находился к пленнику ближе всего, приспособили под мастерскую. Куски металла, кожи и чертежи, разложенные на досках в том же скрупулезном порядке, как и все предметы в комнате, готовились стать изощренными орудиями медленных убийств.
        Все стены заняты: где нет полок - плотно стоят глухие шкафы темного дерева, и только высоко над ними видны серо-стальные камни. «Я в башне», - понял Ханлейт.
        Архив, кабинет, мастерская, комната пыток, и единственному человеку на свете это место кажется уютным. Где-то за стеной на гулкой лестнице послышались шаги. Ханлейт уже знал, кто войдет.
        Эверон плотно прикрыл за собой дверь, прислонил к стене посох и загремел ключами, открывая нижний ящик. Не глядя на пленника, достал лампу для плавки сургуча, зажег ее. Пододвинул к себе пачку исписанной бумаги. Арий работал. Ханлейт хорошо видел его со своего места и долго не отворачивался, завороженный четкими движениями хозяина Железной башни: тишина и присутствие Хана того нисколько не тяготили. Больным Эверон не выглядел, серый тон его кожи скорее объяснялся бледностью человека, редко бывающего на свежем воздухе.
        Закончив возиться с печатями и шуршать бумагой, арий снова запер приборы, обернулся и дернул веревку на стене за своей спиной. Наверняка, где-то внизу прозвенел колокольчик, раз буквально через минуту лестница загудела от шагов. Эверон молча бросил корреспонденцию под дверь, не вставая со своего места, а некто с обратной стороны выгреб ее и поспешно кинулся вниз. Снова тихо. Хану надоело подсматривать за арием. Познав его методы допросов, Ханлейт не ждал от своего перемещения наверх ничего хорошего.
        Когда за стенами башни начало темнеть, Эверон зажег свечи и подошел к клетке сам.
        «Смотрит, как одержимый!» - неприятно поразился Хан, но тут же понял, что ошибается: зрачки ария не расширены, просто цвет радужки очень темный. Эверон наблюдал за пленником, скрестив руки на груди и почти не шевелился. Его грудь вздымалась ровно и медленно, а снаружи башни тоненько подвывал ветер. Присутствие ария и этот чуть заметный звук вызывали у Хана все большее и большее раздражение.
        - Зачем ты приволок меня в свое логово? - не выдержал он.
        Арий сразу же отвел глаза и направился к шкафу. Достал глиняную бутыль, что-то налил.
        - Выпей.
        Он протянул через решетку деревянный кубок. Хан не взял.
        - Как хочешь.
        Эверон поставил питье на пол рядом с клеткой, чтобы пленник мог до него дотянуться.
        - Зачем ты меня сюда приволок? - повторил Ханлейт.
        - Пытать тебя нецелесообразно.
        - Нецелесообразно?
        - Объясню, почему. Живые существа боятся боли, Хранитель, это так естественно! Но все по-разному к ней относятся.
        Продолжая говорить, Эверон развернул к клетке глубокое деревянное кресло с широкими подлокотниками и уселся в него, вытянув вперед ноги:
        - Для некоторых, страдания подобны бездонному колодцу, в который можно падать бесконечно. Ужас перед падением настолько велик, что язык развязывает сама его вероятность. Но не все так трусливы. Я бы даже сказал, что большинство из нас смелы, раз надеются выдержать боль и не сломаться. Беда в том, что наше представление о боли красочнее, чем она есть в действительности. Испытав физические муки однажды, неважно, насколько сильные, мы возвеличиваем их в ранг огромного бедствия и боимся повторения. Это - норма, эльф, но кое-кто идет еще дальше. Как нельзя быть более мертвым, чем труп, так и страдание имеет свои границы, за которыми - бесчувствие и смерть. Если переступить эту черту, боль перестает пугать, а пытка становится нецелесообразной. Ты перестал бояться - я прекратил тебя пытать. Я понятно объяснил?
        «На чем он сидит?» - подумал Хан. Грубая конструкция, которую Эверон так непринужденно занял, служила наглядным примером его лекции.
        - Тебя бы посадить в это кресло по-настоящему.
        - Оно еще не доработано.
        Хана возмутило рассудительное самодовольство палача, прятавшегося за черной занавеской. Эверон так близко, что протяни руку, и можно сломать ему шею; он так близко, что все зло, что довелось испытать Хранителю, воплотилось сейчас в этом арии.
        - Проверяй свои теории на собственной шкуре, имперская крыса! Что ты знаешь о страданиях? - бросил он со всей силой презрения, на которую был способен.
        На мгновение лицо ария перестало быть бесстрастным, как тогда, когда он вышел из себя и напал на Когана. Эверон подался вперед, цепляя взгляд Ханлейта чернотой своих глаз.
        - Я знаю, уж поверь.
        Арий встал, погасил свет, накрывая свечи медным колпачком, забрал посох и вышел. Коротко звякнул ключом в замке, запирая кабинет. Ни одного лишнего движения. Его шаги затихли вверх, а не вниз по лестнице - у Железной башни были еще этажи.

* * *
        Жил ли кто-нибудь в башне, кроме мэтра Эверона? Как он терпит невыносимую тишину, в которой каждый шорох отчетлив и внятен, как целое повествование? Хан поневоле стал слушателем угрюмой истории знаменитой на весь Эймар тюрьмы. Неясный гул из-под земли поведал пленнику о том, что в казематах открыли шлюзы, тихонько насвистывал ветер, а прямо над головой поскрипывали половицы, жалуясь на шаги Эверона. Арий не спал долго, но вскоре и он успокоился.
        Ханлейт лежал на скамье в мутном полузабытьи, пока его не привел в чувство чей-то отдаленный стон, словно стены башни жаловались на тяжкую долю. Сначала Хан удивился, а потом решил, что это он сам застонал во сне. Очень хотелось пить. Кубок, оставленный арием, стоял на прежнем месте. Ханлейт попробовал напиток: похоже на вино, но со странным привкусом. Зная о плане Эверона - вытащить информацию из пленника любой ценой, Хан допил до дна, уверенный, что в кубке не яд. А жаль. Странное дело, но боль в ранах сразу же затихла и потянуло в сон. Когда Ханлейт очнулся, уже рассвело, а арий сидел на своем рабочем месте, сдержанный и энергичный, как вчера.
        В дверь постучали: два коротких стука, похожих на условный сигнал.
        - Войди, - сказал арий не оборачиваясь.
        В комнату проскользнула Фиона, поставила перед столом Эверона низкую скамеечку и уселась, подперев кулачками подбородок. Ее голова находилась ниже уровня широкого стола, наверняка, арий ее не видел. Одержимая сделала вид, что Хана не существует и смотрела вперед, чего-то ожидая.
        Эверон скрепил пачку документов вместе и положил на край стола. Фиона забрала ее, и, прижимая к груди, подошла к стеллажу. Дернула за рычаг, незамеченный Ханлейтом ранее, и верхняя полка с папками выдвинулась вперед, а потом и вниз, повинуясь руке Фионы, тянущей рычаг к полу. Одержимая важно положила бумаги в одну из папок, проделала манипуляции с механизмом в обратном порядке и вернулась на свое место. Этот молчаливый ритуал повторился еще несколько раз в течении часа. Руководствуясь известными ей отметками, Фиона ни разу не вызвала нареканий Эверона.
        - Полечи эльфа, - распорядился арий.
        Одержимая подошла к клетке и посмотрела на Хана равнодушно, как на незнакомца. Последнего их разговора будто не было, не было признания в любви, слез, ничего. Ханлейту стало не по себе.
        - Мне нужно проткнуть ему кожу.
        - Тебе не нужно, раны не зажили.
        - Я не могу лечить, он далеко.
        - Близко. Можешь, - отрезал Эверон.
        Решетка находилась почти вплотную к скамейке. На лице одержимой промелькнула тень неудовольствия, но Хан сам протянул Фионе левую руку. Она ухватилась не за ладонь, а за запястье, вонзая ногти в тонкую кожу, едва зажившую после наручников Когана. Такого Ханлейт не ожидал и инстинктивно попытался выдернуться. Не получилось - Хана держал маг крови, а не хрупкая девушка. Никогда прежде Фиона не была к нему настолько жестока! Во благо или нет, она причиняла боль умышленно, с каким-то мрачным злорадством наблюдая за тем, как на руках, груди и шее Ханлейта вздуваются вены. Его кровь кипела в жилах, а по спине текли теплые струйки. Хан бы упал, если бы не решетка, в прутья которой он уперся головой.
        - Я приказал помочь ему, а не пытать!
        Эверон стоял рядом. Когда он успел подойти, Хан не заметил.
        - Как умею, мэтр. Лечиться неприятно.
        - Достаточно. Останови кровотечение.
        - Да, мэтр.
        Арий снова налил напиток из знакомой бутылки.
        - Отпусти его.
        - Да, мэтр.
        Фиона выпустила запястье Ханлейта и вытерла красную ладонь о платье. Эверон протянул кубок, и на это раз Хан его взял и сразу же выпил. Предательство Фионы потрясло его до глубины души. Скорее бы сонное зелье подействовало!
        В течение дня Эверон уходил и появлялся снова, привычно молчал. Чего он добивался? Появлялась баба с ведром и тряпкой, по тому, как арий объяснялся с ней жестами, Хан понял, что служанка глухонемая. И снова вечерело. Два стука в дверь сообщили о том, что одержимая в башне. «Я ошибся», - решил Ханлейт, проснувшись и лежа с закрытыми глазами, - «она не со зла так со мной. Фиона лечит, как умеет».
        - Он сможет поесть? - спросил арий.
        - Да, мэтр. Заразы в крови больше нет.
        - Тогда отдай.
        Фиона загремела дверцей в самом низу клетки, поставила поднос на пол и пнула его внутрь:
        - На, жри!
        Плошка опрокинулась, и бульон залил хлеб. «Никакой ошибки - у меня появился еще один враг», - горько подумал Хан. Похоже, и Эверон был удивлен. Развернувшись к одержимой всем корпусом, он спросил:
        - Зачем ты так сделала?
        - Случайно, мэтр.
        - Забери и принеси эльфу еду заново.
        - Слушаюсь, мэтр.
        Не глядя на Ханлейта, она подцепила поднос пальцами босой ноги и вытянула из клетки. Вернувшись с другой порцией, Фиона поставила еду на то же место на пол и выпрямилась.
        - Руками! - раздраженно прикрикнул Эверон, предупреждая ее действия.
        - Да, мэтр! - согласилась одержимая.
        Фиона медленно присела на корточки и осторожно задвинула поднос в клетку указательными пальцами. Потом опустила дверцу.
        - Больше так не делай.
        - Хорошо, мэтр.
        - Мне не нравится твое поведение.
        - Простите мэтр.
        Куриный бульон остыл, но был вкусным. Гораздо менее унизительно есть так, чем через трубку. А вся посуда деревянная потому, что для ария важно, чтобы Ханлейт не смог себе ничем навредить. «Меня еще ждут допросы», - думал Хан, - «он придумает, чем меня достать. Фиона не зря говорила, что „мэтр умный“. Фиона… Она всего лишь одержимая, а у них нет чувств. Я сам приписывал ей эмоции, которых не было в действительности. Так даже лучше - я ни в чем перед ней не виноват, а поцелуй в подземелье - наполовину случайность, наполовину - плод моего воображения. Она не была мне другом». От таких мыслей на время становилось легче, но память тут же подсовывала долгий путь из Эрендола в Велеград, самопожертвование и мужество Фионы в бессмысленной борьбе с Коганом. И еще ранее, в тюрьме Эвенберга, ее участие, молчаливое сочувствие и готовность помочь. Так что же случилось? Фиона ответила сама.
        - За что ты не любишь эльфа? - спросил Эверон.
        До этого момента к тихому разговору ария и одержимой Ханлейт не прислушивался.
        - Он гадкий.
        - Потому, что не человек?
        - Нет, мэтр. Он мне нравился, когда был с расписной спиной, а теперь он испорченный. Я не люблю сломанные вещи.
        - Понятно.
        Но это Эверону было понятно, а Хан ничего не понял.

* * *
        - Тебе лучше, Хранитель? Чем крепче физически ты становишься, тем печальнее твой взгляд. Все еще мечтаешь о смерти?
        Сегодня в башне было менее уныло, чем обычно, солнце било прямо в матовые стекла бойниц, заливая высокое помещение рассеянным светом. Эверон сел в кресло пыток напротив Ханлейта и положил меч Моргвата себе на колени. Хан не ответил. Как долго он в кабинете Железной башни? Вроде бы, нетрудно сосчитать дни, но они путаются: слишком похожие друг на друга, слишком мутные, как напиток, что наливает арий. Ханлейт уже привык к его вкусу и тому полусонному состоянию, которое он дает.
        - Я хочу пить.
        - Больше не дам. Опий вызывает зависимость. От чего она умерла?
        - Кто?
        - Ты уже и это забыл? Совсем плохо.
        - Я не хочу говорить с тобой.
        - А придется. Посмотри на эти полки, Хранитель, - арий указал мечом на стеллажи вдоль стены, - ты думаешь, что они такое? Куски дерева и металла? Нет, они - жизни. Здесь, у меня перед глазами, все смертные Эймара: люди, эльфы, дварфы и нелюди. Архонты и арии. Судьба каждого - хрупкий лист бумаги, а росчерк пера на нем - приговор. Я наблюдаю за всеми или почти за всеми, кто рождался, больше меня осведомлен только сам Создатель.
        - Ты - главный паук в этой паутине, я понял.
        Эверон засучил рукав и показал эмблему карателя на левом запястье. В отличие от клейма Когана и ему подобных мелких сошек, рисунок стрелы и посоха ария выделялся качеством исполнения.
        - Я предлагаю тебе сведения, Хранитель. Все, что ты готов узнать о своей женщине. Она могла изменять тебе, не заслуживать твоей любви, смерти - и того меньше.
        - Не смей так говорить!
        - Как именно ее не стало, Ханлейт? - Эверон подался вперед, буравя пленника своими пронзительными глазами, - она из Эймара? Сколько лет ей исполнилось? Она была замужем? За тобой? Кем были ее родители?
        Арий поймал жертву в сети неожиданно для себя - растерянное лицо Хана сказало Эверону так много, что он откинулся на спинку кресла и замолчал, обдумывая увиденное.
        «Я могу узнать о Моран от него! Смогу понять, что с ней случилось, отомстить тому, кто сделал ее одержимой!» - лихорадочно обдумывал Хан, - «нет, нельзя! Арию нельзя доверять!» Но при чем здесь доверие? Что плохого, если Ханлейт узнает о человеке, которого больше нет? Что бы не поведал арий, любовь Хана не угаснет!
        Выдержав долгую паузу, Эверон перевел разговор на другую тему.
        - Хочешь, я расскажу о владельце этого меча? Ты знаешь, что он тиверец и предатель, вроде тебя?
        - Это ложь!
        Эверон вздохнул и покачал головой.
        - Ладно - архонт, ты даже о своей женщине не знаешь ни-че-го. Я видел столько упрямцев, борющихся за что-то, но ты, эльф - первый на моей памяти, кто готов страдать ради самого страдания. Ты иррационален до жути. Я разговариваю с сумасшедшим. Зачем я это делаю?
        Он не спеша подошел к столу и убрал меч Моргвата в один из его огромных ящиков. Арий уже направлялся к двери, когда Хан решился заговорить:
        - Она была с севера.
        Эверон обернулся и выжидательно замер.
        - Из Ангрима или Эдельса, возможно, из столицы.
        - А конкретнее нельзя?
        Арий подошел к полкам.
        - Ее звали Моран, - продолжил Ханлейт, отчаянно сомневаясь, стоило ли открывать рот.
        - Точно? - переспросил Эверон, - не Марион и не Молли? Целиком как звучит?
        - Амаранта… Наверное.
        - Это такая шутка, эльф? А второе имя есть?
        - Должно быть, но я его не знаю, - ответил Хан, вспомнив слова Галара о хороших манерах Моран, - она знатного происхождения.
        - Ладно. Тогда возраст. Это важно, она же архонт. Если ей больше двадцати семи, запись об обращении могла сохраниться в архивах школы северного королевства.
        - Ей больше…
        - Цвет магии?
        - Не знаю.
        «Я не могу сказать правду о серебристом свете в амулете!» - подумал Хан. Эверон не стал ничего искать. Он подошел вплотную к клетке:
        - Амаранта ванн Агнар, архонт белого огня, место рождения - Архона, королева северных земель, год смерти - 3214. Тебе подходит?
        Сейчас Ханлейт выглядел сумасшедшим не только в глазах ария, но и в своих собственных.
        - Нет, это не она.
        Наверное, притвориться безумным было бы безопаснее, чем возражать.
        - Ты издеваешься надо мной? - глухо спросил Эверон.
        Он схватился за прут решетки, оперся лбом о свою руку и надолго замолчал. Хан обнаружил, что клетка начала подрагивать: арий вцепился в железо с такой отчаянной силой, словно хотел его переломить. Но нет, это Эверон старался удержаться на ногах, вступив в схватку с чем-то невидимым… Или со своим телом. И арий проиграл. Цепляясь за прутья, он опустился на колени.
        Ошеломленный Ханлейт стал свидетелем жуткой немой сцены: Эверон катался по полу, сжимая себе голову, будто хотел раздавить череп, скалясь от неведомой боли и зажмурив глаза. Однажды Хан видел припадок болезни, именуемой в народе «падучей», но с арием явно приключилось иная беда: ни судорог, ни пены на губах, ни воплей. Ханлейт мог поклясться, что Эверон в сознании и поэтому не кричит. Хану этот странный приступ показался невероятно долгим.
        Наконец, арий замер на спине, сомкнув губы и тяжело дыша. Расслабил и отпустил руки. Его левая ладонь упала на пол с металлическим стуком. Эверон носил кольцо - массивную печатку, покрытую синей эмалью. На ней были выложены серебром две заглавные буквы «Э»: прямая и перевернутая.
        «Черные волосы и светлая кожа, как у Моран. Только один народ в Эймаре отличает такая внешность. Седина вводит в заблуждение: Эверон - мой ровесник или немногим старше. Хотя, о чем это я! Арии принимают эликсиры, ему может быть лет двести! Я бы хотел, чтобы мой заклятый враг имел другое лицо», - думал Хан, глядя на ария без сочувствия.
        Веки Эверона слегка подрагивали, а дыхание становилось спокойнее. Ханлейт заговорил, не сомневаясь, что арий его слышит:
        - Ты - северянин с побережья Эймара. Под землю вместе с тобой каждый раз прилетал запах морского ветра, соблазняя меня воспоминанием о воле. Ты - старший сын и наследник рода; когда-то у тебя была обычная жизнь, возможно ты был богат и уж точно - свободен. Об этом мне поведало твое кольцо; я разбираюсь в геральдике, как и во многих других вещах, важных для вас, людей. Не родившись арием, а став им по призванию или по своему желанию, ты выбрал путь узника этой башни. Я умру и покину ее, а ты останешься здесь надолго. В твоем архиве много белых пятен: Эрендол так же закрыт, как и много веков назад, империя пользуется услугами Хранителей, но что она о нас знает? Сколько архонтов живет в Эймаре? Кому они верны? Если ты и заполнишь эти пробелы когда-нибудь, то уж точно без моей помощи.
        Эверон молчал.
        - Я не безумец, - добавил Хан.
        - Согласен.
        Арий открыл глаза. В них все еще была тень пережитой муки. Едва он приподнялся, из его носа хлынула кровь. Прижав к лицу платок, Эверон добрался до стола и несколько раз подергал за веревку у стены, подавая условный сигнал. Потом прилег на столешницу, уронив голову на руки. По лестнице кто-то бежал. В комнату ворвалась Фиона и сразу же кинулась к арию.
        - Мэтр, как же так! Ведь день, а не вечер!
        Не зная, чем еще выразить свое сострадание, одержимая погладила Эверона по плечу.
        - Возьми ключ, запрешь за мной дверь. Отмени дела внизу на три часа. С эльфом ты знаешь, что делать. Справишься? - глухо распорядился арий.
        - Да, мэтр!
        Арий передал ей внушительную связку ключей и ушел. Его посох остался стоять у стены. Фиона завозилась с замком снаружи.
        Одержимая вернулась под вечер. Следуя указанию Эверона, аккуратно задвинула поднос с хлебом и овощами внутрь клетки; по-хозяйски походила по комнате и зажгла пару свечей на люстре.
        - Фиона! - окликнул Хан, но она не обернулась. Взяв посох Эверона обеими руками, одержимая со скрежетом протащила его по полу, пока не достигла середины комнаты. Установив оружие вертикально и придерживая, Фиона обошла вокруг.
        Посох, сделанный под рост Эверона, не был особенно длинным, но отличался от всего, что Хану приходилось наблюдать прежде. Ни позолоты, ни серебра, ни драгоценных камней в навершии, которыми арии так любят подчеркивать свой статус. Стальной, с заостренными концами и ровной средней частью, довольно массивный, он был оружием сам по себе, безо всякой магии.
        «Чему я удивляюсь? До того, как стать арием, Эверон мог освоить меч. Конечно, так и было! Он даже с оружием архонта справился. А посох каждому арию делают такой, какой он захочет».
        - Я - арий! - важно сказала Фиона то ли Ханлейту, то ли себе самой.
        Похоже, одержимая нашла себе игрушку интереснее, чем эльф с испорченными картинками на спине.
        - Как себя чувствует твой мэтр? - спросил Хан, не особо рассчитывая, что ему ответят, настолько резко одержимая изменила свое отношение.
        - Мэтр не умирает, мэтр все исправит. Коган не нравится мэтру, поэтому мэтр отдаст тебя ему на растерзание, чтобы после наказать. Ни эльфа, ни Когана - и мэтр ни в чем не виноват. Мэтр очень умный.
        - Да, действительно.
        - Коган сделает с тобой такое, что я не буду смотреть.
        - Почему, Фиона? Приходи полюбоваться.
        - Фиона - арий, об этом знает только мэтр. Только мэтр все понимает. Мэтр не заслуживает строптивых эльфов, которые его расстраивают!
        Одержимая заговорила о себе в третьем лице, чего Ханлейт прежде за ней не замечал, но поймав ее взгляд, он поразился, насколько он разумен. Фиона искренне возмущалась:
        - Жалкие слова! Они вредят, когда сказаны и вредят, когда молчат! Ты ценишь их дороже, чем они стоят, а мэтр ждет их дольше, чем следует!
        - Мэтр может отправить меня к Императору и не мучиться сам.
        - Не может!
        - Почему?
        - У мэтра доброе сердце!
        - Зато очень злая голова, - усмехнулся Хан.
        Так или иначе, Эверон больше не станет тратить свое время на «строптивого эльфа». Но и в Аверну, видимо, Ханлейта не отправит. Своеобразный акт милосердия с его стороны - заменить встречу с Императором зверствами карателя, чтобы на последнего свалить вину. Еще и выгодный.
        Мотылек и огонь
        Моргват, наказав ждать, исчез до обеда, оставив Лето и Алиссен ругаться от скуки. У них не было карт, чтобы развлечься, и денег, чтобы напиться. Гулять по незнакомому городу с пустыми карманами не хотелось. С помощью утюга и пара над очагом Алиссен привела платье в почти новый вид, а Лето раздобыл приличную обувь себе по размеру, но одевать ее на постоялом дворе отчего-то стеснялся.
        - Я вижу, ты во всеоружии, барышня, - одобрил архонт, вернувшись.
        - Мы направляемся в Городской Совет?
        - Нет, в Магистрат.
        - А что это?
        - Управление для ариев. Маги главнее, чем советники.
        - Два архонта тащатся в логово ариев - это как понимать? - спросил Лето.
        - В Магистрат кого-попало не пускают. Босяк с улицы и печать дома Валейнов - вещи несовместимые, поэтому идет Алиссен. Не придумывай ничего лишнего, барышня, отдай письмо - и быстро на выход.
        - А потом-то что? Сир Анвелл сгорел вместе с баржей, а арий, которого он сопровождал, - на дне речном, - беспокоился аквилеец.
        - А кому это известно, кроме нас? Сир Анвелл строчит эпические эпистолы, следовательно - жив. Его труп не найдут, я позаботился.
        - Чего-чего он делает? Он же помер! А как же мужики с баржи?
        - Архонты страшны - вот и все, что они поняли. Мешать не будут. Зато я выяснил, что сир Гильберт, отец нашего Анвелла, сейчас в Аверне, а дом пустует. Я назначил встречу там, чтобы не вызвать подозрений: лорд может созвать Совет где пожелает. Все арии Магистрата в гости к нему вечером не заявятся, разве что один; я с ним разберусь, а советники, как вы, наверное, догадались, не придут.
        - Кража со взломом?! - восхищенно присвистнул Лето, - не ожидал от тебя!
        Моргват скромно промолчал.
        - А если арии откажутся принести твой меч?
        - Я думал об этом, Алис, но так и не нашел причины для отказа. Эльф ланн Кеннир, которому обо мне было хоть что-то известно, казнен, а от просьбы Городского Совета просто так не отмахиваются. Скорее всего, меч валяется в магистрате как сувенир, и арии будут рады уцепиться за любую информацию о его владельце. В любом случае, это опасное дело я решу один, вас впутывать не буду.
        Троица миновала бедные кварталы Велеграда. Алиссен шла, едва глядя себе под ноги. Так вот как роскошно могут жить люди! Каждый дом - произведение искусства, словно его хозяин соревновался с соседями за первый приз на ярмарке тщеславия. Ни одного одинакового фасада: розовый аквилейский мрамор и белый известняк с севера, лепнина и разноцветная черепица оттеняли серый эймарский гранит, добавляя ему веселья и красок. Здесь не жалели камней на мостовые и не ограничивали ширину улиц; не отгораживали дворы глухими заборами, не скупились на цветные стекла для высоких окон. Вот оно, настоящее богатство! «Я не выгляжу, как знатная дама, я просто прилично одета - вот и все», - расстроилась Алиссен, с завистью оглядываясь на горожанок, разодетых в струящиеся ткани, вышитые цветами и мудреными узорами. Эти прекрасные материи сотканы не из шерсти! Из чего тогда? Интересно, сколько они стоят…
        Собор Святого Ариеса, университет, городская библиотека, - архонт указывал то на высокую колокольню, то на замысловатую крышу с башенками, объясняя, что это, а девушка вертела головой, запоминая и удивляясь.
        - Опять храм? - спросила она, когда Моргват остановился.
        - Был, а теперь - арийский Магистрат. Арии занимают дома Создателя, чтобы подчеркнуть, как Творец их любит. Отлично придумано, правда?
        Храм перестроили, избавившись от колокольни, добавив этажи вместо купола и украсив фасад барельефами. Кованая решетка с золоченными орлами, отделяющая двор от простых смертных, довершала впечатление избранности и торжественности резиденции магов. На воротах стояли часовые в знакомой сине-золотой форме легионеров Велеграда.
        - Послушай, Алиссен, - серьезно заговорил архонт, - ты еще не сталкивалась с арием лицом к лицу, и полагаю, не придется сегодня. За дверью тебя встретит человек и заберет письмо. Он не будет магом, в худшем случае - учеником. Ничего не бойся: чтобы распознать архонта, арию нужен очень большой опыт, а ты родилась не вчера. У тебя получится!
        - И не сомневайся!
        Алиссен направилась к воротам, в глубине души не испытывая проявленной решимости. Как и следовало ожидать, печать Валейнов послужила ей пропуском. Протянуть послание через порог и уйти не получилось: полутемный холл Магистрата встретил девушку гулкой пустотой. На второй этаж вела широченная лестница. Когда-то на этом месте располагался алтарь храма, а сейчас красный ковер предлагал подняться по ступеням. «Брошу на пол, и дело с концом!» - решила Алиссен, оставив дверь во двор полуоткрытой.
        - Вы по какому делу?
        Кидаться письмами было поздно - посетительницу заметили. Человек приближался слева по коридору, неслышно ступая по ковру. Арий он или нет? Алиссен протянула письмо. Рассмотрев послание не вскрывая, мужчина любезно улыбнулся.
        - Вам стоит вручить письмо сира Анвелла лично мэтру Магистру. Пройдемте, он в своем кабинете.
        - Я бы с удовольствием, но я очень спешу! Будьте добры, передайте его сами, - сказала Алиссен как можно непринужденнее и развернулась к выходу.
        Мужчина очень мягко отстранил ее за плечо и уверенно закрыл входную дверь.
        - Как вас представить? - поинтересовался он тоном, не терпящим возражений.
        - Я подруга сира Анвелла и не желаю, чтобы мое имя разглашалось.
        В ответ она снова получила вежливую улыбку и беспардонно-оценивающий взгляд с головы до пят.
        - Я слышал, сира Гилберта нет в городе…
        - Да, он в Аверне, - отрезала Алиссен, - я могу идти?
        - Подождите еще несколько минут, пожалуйста. Простая формальность. Вас не выпустят за ворота без моего разрешения. Я должен его подписать.
        - А вы кто? - невежливо спросила Алиссен, совсем растерявшись.
        - Сир Гисли к вашим услугам.
        «Он не арий», - с облегчением вздохнула девушка. Указав на бархатный диван у стены, мужчина направился вверх по лестнице. Присев на краешек и утонув в красном бархате обивки, Алиссен сжала на коленях похолодевшие руки. Чем дольше она находилась в Магистрате, тем он становился неприятнее: вокруг так много дерева бордового оттенка, что все стены кажутся вымазанными кровью, а тусклая в полумраке позолота поблескивает красными отсветами. Повсюду орлы. Подлокотники дивана - орлиные головы, подсвечники на стенах распростерли позолоченные крылья, а гобелен в простенке по центру лестницы изображает орла во всей красе, ни одного пера не забыли!
        Наконец-то! По ступеням спускались двое. Сир Гисли и… Алиссен метнулась в двери, с усилием потянула за медную ручку, в панике соображая, что тяжелая створка открывается слишком медленно, но напрочь забыв о своей магии. Она выскочила на крыльцо, на мгновение ослепнув от солнечного света. Двор маленький, ворота близко. Со стражей разберется Моргват. Ведь разберется же! Он рядом! Неожиданно земля тошнотворно поплыла, закачалась, вздыбилась пылью и вырвалась из-под ног. Легкого архонта подкинуло в воздух и приложило об камни. Но, перекатившись кубарем несколько раз, Алиссен вскочила снова. Падение повторилось. В лопатку уперлось острие посоха.
        - Сковать ее. Металлом, она архонт! - приказал Кеодан.

* * *
        - Есть такое подходящее слово… Предопределение, случайность? Нет… Судьба - вот оно. Принято считать, что от нее не уйдешь. А ты как считаешь?
        Кеодан неспешно расхаживал взад и вперед, распространяя вокруг себя тяжелый запах сладких благовоний. Он распахнул портьеры на окнах, вынул из комода хрустальный сосуд и бокал и поставил их прямо в центр солнечного пятна на столе. Зайчики запрыгали в бордовой глубине старинной мебели, рассыпались по стенам, навязчиво брызнули Алиссен в глаза. Она отвернулась. Девушка стояла на ковре цвета тусклой киновари с вытканным золотом символом ариев. Орел хищно скалился у нее под ногами и подмигивал Кеодану. Руки, скованные за спиной крест-накрест, освободить не удавалось. Магия архонта пробегала искрами по запястьям, кулаки сжимались и разжимались, но металл был сильнее Алиссен.
        - Ты не находишь здешнюю обстановку формальной? - продолжал арий, делая широкий жест и приглашая архонта оценить увиденное:
        - Не люблю останавливаться в Велеграде! Я - заядлый путешественник: форты и крепости; города, жалкие, вроде твоего Дорина, давно стали реальностью моей жизни, но приезжая сюда, я спешу в Аверну в тот же день. Мы с тобой едва не разминулись!
        - Зачем вы на меня напали? - спросила девушка, поднимая нарочито-удивленный взгляд от ковра.
        Спутанные волосы лезли в глаза, саднило поцарапанную о землю щеку. Алиссен осторожно вытерла ее о плечо. Стало еще больнее. Кабинет ария хуже, чем холл внизу - здесь не работали, только приказывали.
        - Хотел посмотреть на любовницу сира Анвелла. Проявил любопытство.
        - Я ему не любовница.
        - Сир Гисли мне солгал?!
        - Он неправильно понял. Я - посыльная. Мне заплатили, чтобы я это принесла. В моем платье зашиты два золотых. Вот здесь, на груди. Проверьте сами!
        - Кто тебя послал, сир Анвелл?
        - Я не знаю. Я не знакома с сиром Анвеллом.
        - Но ты знакома с его отцом, уехавшим в Аверну, так?
        - Про него мне сказал сир, передавший письмо.
        - Как предусмотрительно! Что в письме?
        - Я не знаю. Я ни в чем не виновата.
        Кеодан подошел к девушке. Алиссен тихонько попятилась от гадкой близости истинного ария и от зрелища изуродованной шеи и рта, тронутого кривой улыбкой. Кеодан развернул исписанный лист бумаги.
        - У сира Анвелла хороший почерк. Какие обороты речи! Какая грамматика и пунктуация! Ни одной лишней запятой. Безупречно. По этому письму можно изучать правописание. Совсем не похоже на пустого молодого человека, метящего в арии, знать которого я имел столь сомнительную честь. Прочти сама!
        - Я не умею читать, мэтр, - сказала архонт, скромно потупившись.
        - Умеешь только считать? И я умею. Я считал, что сир Анвелл пропал.
        - Он нашелся, какая радость! Отпустите меня, мэтр.
        Кеодан одобрительно сгримасничал и вернулся к столу. Налив в бокал золотистой жидкости, выпил.
        - Не строй из себя идиотку. Ты однажды уже обманула меня, прикинувшись милой дурочкой, но второй раз такой трюк не пройдет. У тебя женихи в Дорине и любовники в Велеграде, а безымянные незнакомцы доверяют тебе сомнительные тайны - вот это популярность! Не желаешь узнать судьбу Юджина ванн Викара?
        - Когда я вернусь в Дорин, мы поженимся, - сказала Алиссен с наивной уверенностью.
        Иного выхода, чем лгать, она не видела.
        - Боюсь, ты его не застанешь. Какой бесславный конец блестящей карьеры! Только заслуги отца и деда спасли парня от тюрьмы: отныне он служит Империи на границе с Харматаном, и будь Юджин трижды герой, обратно ему не вернуться. Тебе не жаль?
        Кеодан сам себе ответил:
        - Похоже, не очень. А как насчет дяди? Он был великолепен в своей откровенности: я узнал, что ты - карточный шулер, воровка и шлюха, и только полное неведение о твоей природе архонта не позволило Вальтеру Вейсу притащить тебя за волосы к властям. Я был вынужден поверить. Старика спасло двойное имя - он последний из Вейсов, тебя я не считаю, и Император его простит. Мне плевать, будет ли твой родственничек размножаться на старости лет, но за право носить приставку «ванн» торговец обязан заплатить. У него был выбор - отказаться от второго имени или раскошелиться. Он поступил как деловой человек - отрекся от тебя.
        Алиссен смотрела в пол и старательно моргала, прогоняя слезы, пока рисунок ковра снова не обрел четкость. Бедный Юджин… А от дяди иного она и не ожидала. Интересно, где Моргват?
        - Ты такая смелая, такая ловкая, такая… лживая. Все, как я люблю, - Кеодан погладил девушку по оцарапанной щеке, - какая досада, что ты архонт!
        - Я могу стать такой, как вы захотите, мэтр, - тихо откликнулась Алис, поднимая глаза, просиявшие лихорадочным синим блеском, - прямо здесь, прямо сейчас. Посмотрите, я даже ношу ваш подарок. Вы мне сразу понравились!
        Кулон со змеей красовался на ее груди, ловя полированной поверхностью солнечные брызги.
        - Вижу. Я настолько польщен, что не могу не принять участие в твоей дальнейшей судьбе.
        Вернувшись к столу, Кеодан написал несколько строк и размашисто расписался.
        - Хочу тебя познакомить с человеком, умеющим задавать правильные вопросы. Он тебе понравится еще больше, чем я. Пойдем.
        К крыльцу подали лошадь. Кеодан повел скованного архонта по улицам, подталкивая посохом в спину. От запястий Алиссен к арию тянулась тяжелая цепь, оттягивающая назад плечи. Перед ними расступались, на Кеодана смотрели с почтением и страхом. Девушка оглядывалась по сторонам, но и Моргват, и Лето бесследно пропали.

* * *
        Серо-стальную башню, мрачно подпирающую небо, было видно издалека, но Алиссен не подозревала, что она и есть конечная цель пути. Окруженная каменными стенами, замкнутая воротами, окованными в железо, башня казалась отдельным миром посреди города и внушала ужас.
        - Я не войду туда!
        Архонт повернулась к Кеодану, отказываясь двигаться дальше. Арий направил посох ей в грудь, приказывая повиноваться. Ворота растворились.
        - Нет!
        Девушка отбежала так далеко, как позволяла цепь и задергалась в тщетной попытке освободиться. В глубине души Алиссен надеялась, что друзья придут на помощь, но если эти запоры за ней закроются, то это навсегда! Кеодан спрыгнул на землю, передавая поводья людям из башни. Они не носили форму легионеров, но были хорошо вооружены.
        - Проведите ее внутрь, - распорядился арий.
        Борьба Алиссен не имела смысла - она выиграла минут пять, а потом ее втащили во двор. Башня возвышалась, как монолит из стали, неприступная, обросшая пристройками и переходами, сложенными из такого же серого камня. Кеодан скрылся в одной из них, туда же повели девушку.
        Ее втолкнули в каменный мешок без окон. Здесь не было мебели, только голые стены. Вход со двора заперли, но осталась еще одна дверь, из-под которой сочился тусклый дневной свет и доносились приглушенные голоса. Кеодан и еще кто-то. Алиссен прислушалась.
        - Давно не виделись, Эверон. Как ваше здоровье?
        - Без изменений, мэтр, - тихо и сдержанно ответили Кеодану.
        - Вы плохо выглядите. Столько седины… В последнюю нашу встречу вы были свежее.
        Человек, названный Эвероном, промолчал.
        - Не сочтите за грубость, но сколько вам лет?
        - Тридцать семь.
        - Это недопустимо. Арии не должны быть подвержены бегу времени, это личный приказ Императора. Вы были на Озерах?
        - Алхимики сами приезжали сюда несколько раз.
        - Очень хорошо! Ответьте на прямой вопрос - когда вы планируете начать принимать эликсиры?
        - У меня приступ почти каждый вечер, а длительность процедуры - двое суток. Первый же прием эликсира станет единственным, мэтр Кеодан. Я умру. Ни один алхимик не возьмет на себя такую ответственность.
        Эверон говорил о своем недуге безо всяких эмоций. Впрочем, Кеодан тоже:
        - А как с лечением?
        - Оно не помогает. Я отказался от лечения.
        - А вы понимаете, что это - не единственное, от чего вам придется отказаться? Я отдаю дань вашей невероятной эффективности, но приказы Императора не обсуждаются. Если вы и дальше намерены стареть, я запрещу вам переступать порог Железной башни.
        Кеодан добавил, сменив тон на доверительный:
        - В светлое время суток, разумеется. Найдите решение, Эверон, пока не стало поздно! Вы всегда его находите!
        - Я найду, мэтр. С кем вы пришли? - перешел к делу второй арий.
        - Входи. Не вынуждай тебя тащить, - приказал Кеодан, открывая дверь.
        Алиссен вошла, волоча за собой цепь. Это помещение было не менее убогим, чем первое. Стол и грубая скамья перед ним, мутное окно без занавески. Тюрьма. Незнакомца, очевидно, звали Эвероном. Он стоял прямо, спокойно смотрел на девушку черными глазами и признаков немощи не проявлял.
        - Любите ли вы читать, мэтр Эверон? - шутливо осведомился старший арий, доставая два письма - свое и мнимого сира Анвелла, - содержимое записок вас заинтригует.
        - Она архонт? - спросил Эверон, убирая бумаги за пазуху и кивая на девушку.
        - Вы удивляете меня, мэтр. Даже я не сразу догадался.
        - На ней железа больше, чем она весит.
        - Ах, я и забыл, как убийственно вы логичны! Но до меня дошли слухи, что вы избиваете подчиненных.
        - Наказываю за непослушание. Да.
        - Вы думаете, я вас порицаю?! Ни в коем случае! Эверон, вы же арий. Поберегите кулаки, используйте магию! Кстати, где ваш посох?
        - В Железной башне мне ничто не угрожает, мэтр. Я и без посоха арий.
        Кеодан, вежливо попрощавшись с Эвероном, ушел. Последний поднял цепь, намотав ее на руку и коротко распорядился:
        - Иди вперед.
        «Вперед» означало в коридор. Он несколько раз поворачивал и разветвлялся. Арий шел сзади, чуть не наступая на пятки, вынуждая передвигать ноги быстрее. Тянуло влажной сыростью. Вот откуда! В торце помещения, освещенного факелами, зиял проход в тюремные недра. Но Эверон вел Алиссен не под землю.
        Миновав несколько хозяйственных помещений, арий и его пленница оказались в колодце Железной башни. Деревянные балки, вмурованные в камень, почерневшие от времени, прочные, как сталь, служили ступенями. Перил нет, но лестница широкая! Дошагав до очередной ровной площадки, Алиссен решилась. Развернувшись к Эверону, она резко дернулась в попытке вырвать у него поводок. Вроде, получилось: девушка заметила, как цепь соскальзывает с руки ария, но металл, незамедлительно взмыв в воздух, ударил ее по груди и намотался на тело двумя витками, прижимая локти к ребрам.
        - Убери ее, пожалуйста! - взмолилась Алиссен, - я больше так не буду!
        - Я видел фокусы и поумнее. Посмотри вниз! - приказал Эверон.
        - Не хочу!
        Арий подтолкнул ее к самому краю, вынуждая заглянуть в пропасть. Архонт пронзительно закричала, увидев бездну рассеянного света и серого камня, обрывавшуюся прямо за изящными носками ее туфель.
        - Нет, смотри! Если сорвешься, я удержу, но ты повиснешь на руках, скованных за спиной. Представь себе на секунду, что будет с твоими запястьями, локтями и плечевыми суставами и можешь повторить попытку.
        Эверон отбросил девушку обратно к спасительной стене. Алиссен отказалась идти дальше. Сжавшись в комок на полу и опустив голову, она разрыдалась от страха того, чего не случилось.
        - Вставай.
        - Я не могу! Мне плохо!
        - Здесь плохо всем. От моей помощи тебе станет еще хуже.
        Арий дернул цепь. Лицо у него стало откровенно злое. Если чем-то и можно было разжалобить этого мага, то точно не слезами.

* * *
        Моргват волновался, но не мог сделать большего, чем гипнотизировать вход издали. Лето обтирал стены, пинал выступающие булыжники мостовой и вопрошал взглядом архонта - стоит начать беспокоиться, или еще рано. А когда Алиссен выскочила во двор Магистрата, стало уже поздно.
        - Какого демона там происходит?!
        Аквилеец побежал было к воротам, но Моргват заломил ему руки за спину и оттащил за угол ближайшего дома. Дрожь земли ощущалась даже здесь, в окнах дребезжали стекла, а прохожие в панике разбегались.
        - Кто это такой? Они ее поймали! Ей надо помочь! - Лето отчаянно вырывался, - да что ты в меня вцепился?!
        - Спасаю твою жизнь. С благодарностью подожду, - прошипел Моргват, - кто он такой, спрашиваешь? Магистр Кеодан. Арийская мразь всея Эймара. Не узнал старого друга?
        - Кеодан? Алиссен схватил Кеодан?! - спросил Лето с таким непередаваемым ужасом, что архонт его выпустил.
        - Так ты специально отправил ее туда?! Чтобы от нас избавиться?! Ах ты гад! - завопил аквилеец.
        - Что ты несешь, Загорелая шея?!
        - Скотина архонтская! Она же от Кеодана из Дорина сбегала!
        - А мне сказать?! Я не знал! Идиоты! Ох и идиоты же…
        Моргват осторожно выглянул из своего укрытия. Магистрат ариев горделиво поблескивал орлами, легионеры заняли свое место у ворот, и только улица была непривычно пуста. До Лето начала доходить серьезность положения, но он все еще рассчитывал, что архонт сию минуту все исправит.
        - А я знал, что Алис приезжий арий в Дорине раскусил. Вспомни, мы тебя у столба на тракте ждали? На нее облаву устроили, а я помог из города слинять. Что это именно Кеодан был, Алиссен вчера на постоялом дворе раскололась. Ну, мы подумали и решили: Кеодан далеко, робеть нечего, кроме него, девчонку ни одна собака в Велеграде не обнюхала.
        - Если бы я мог предположить, что хоть один, самый распоследний арий в Эймаре знает Алиссен в лицо, разве я отправил бы ее в Магистрат?!
        - Как Кеодан в Велеграде оказался? За нами бежал?
        - Обогнал. Парень, если арию нужно попасть из точки А в точку Б, то даже дороги бегут ему навстречу.
        - Что теперь делать будем? - спросил Лето упавшим голосом.
        - Ждать.
        - Чего?
        - Не знаю.
        - Там, кроме Кеодана, поди, и нет никого?
        - Кто-то в Городском Совете, в школе магии, но и в здании полно магов. Они не суются Магистру под руку. Демон тебя задери, Лето! Ты не представляешь, с кем имеешь дело!
        - Войди и забери Алис, трудно что ли?
        Архонт смерил Лето долгим взглядом и промолчал. Кеодан появился сам, и Моргвату опять пришлось тащить аквилейца за угол.
        - Смотри, он ее посохом толкает. Я ему глотку перережу!
        - Проследим, куда они направляются. Будешь мне мешать, я тебя вырублю. Понятно?
        Они следовали за арием три квартала, а затем Моргват остановился.
        - Он ведет ее в Железную башню, Лето.
        - И что?
        - И все.
        - Нападем сейчас?
        - Я не буду нападать на конного ария посреди Имперского города. Тем более, на Магистра Кеодана перед воротами тюрьмы карателей.
        - Почему?
        - Я не самоубийца.
        - А как же Алис?
        - Раньше надо было думать.
        - Но мы же ее вытащим?
        Моргват пошел прочь, а Лето остался посреди улицы, растеряно глядя ему вслед. Придя в себя, он догнал архонта и схватил за плечо.
        - Ты это куда направился?
        - На пристань. Пора выяснить, где моя лошадь. Дарить Красотку я никому не намерен, - буднично сообщил Моргват и скинул руку Лето.
        - Ты бросаешь Алис?! Она твоя ученица…
        - Мне искренне ее жаль.
        Аквилеец толкнул Моргвата в грудь.
        - Хочешь со мной подраться, Загорелая шея? Силенок не хватит.
        - Ты подонок.
        - От придурка слышу. Даже не обидно.
        Слова у Лето закончились. Он ударил архонта, вернее, попытался. И тут же оказался щекой на мостовой. Моргват, вжимая колено Лето в спину, прошептал:
        - Я не могу ей помочь. Ничем! Из Железной башни архонты не возвращаются. Девица нажила себе такого врага, против которого сейчас я бессилен. Вы меня лишили последней надежды вернуть меч! Сколько верст я сюда добирался, сколько планов строил, и все напрасно! Ты думаешь, она будет молчать? Только не Алиссен! Получаса не пройдет, как карателям будет известно, что я в городе! На меня объявят охоту. Дошло?
        На дерущихся начали любопытно оглядываться. Архонт поднялся, коротко бросив:
        - Не ходи за мной!
        Лето не послушался. Он не упускал архонта из вида некоторое время и вновь догнал.
        - Алис не глупая и не из тех, кто болтает. Она будет молчать, надеясь, что ты придешь ей на помощь. Ей больше не на кого рассчитывать!
        - Так у меня появилась фора? Отлично, Загорелая шея! - съязвил Моргват. Обернувшись, он заговорил серьезно:
        - Я пытался быть откровенным, я относился к вам по-доброму, но твоя подруга ценит только деньги! Я был для нее подвернувшейся возможностью, временной мерой, вещью, которую, использовав, можно выбросить.
        - И ты решил выбросить Алиссен первым?
        - Так вышло. Повторюсь - мне жаль.
        - Отдай оружие Коэна. Я верну его Алис, когда она выберется из тюрьмы. Или ты его прикарманил?
        Архонт молча протянул сверток с кинжалами.
        - И мои карты.
        Лето получил и карты.
        - А теперь проваливай. И знай, что ты мразь. Ты мне сразу не понравился.
        Аквилеец круто развернулся и пошел прочь. Моргват направился к пристани.
        Жестокий выбор
        Вопреки прогнозу Фионы, Хранителя не отдали Когану. Ханлейт продолжал жить в кабинете ария, но с ним больше не пытались заговаривать. Приступа болезни будто и не было - Эверон появлялся такой же собранный и безупречно опрятный, работал и запирал пленника на ключ около полуночи. Ханлейту казалось, что арий и сам никогда не покидает Железную башню. Эльфу только оставалось удивляться, как Эверон может не видеть неба над головой, не дышать полной грудью вольным ветром. Неужели арию не тоскливо? Не одиноко? Его вынужденные собеседники - узники казематов, а есть ли у него друзья? Может, Фиона? Но и на долю одержимой за день не выпадало и пары слов… Неужели все дело в преданности Императору? Сколько не приглядывался, Хан не замечал огня фанатизма в сосредоточенном взгляде ария и не слышал из его уст патриотических речей. «Холодный, расчетливый карьерист, вот кто он такой!» - решил Ханлейт, - «а от того, что страдает сам, арий равнодушен к страданиям других».
        Шнур за спиной Эверона дернулся, издав звук тренькнувшего стекла. Арий недовольно поморщился. Мимолетная эмоция, но Хан так долго не имел иных объектов для наблюдений, кроме хозяина башни, что ее заметил.
        Эверон беспокоил многих: заставлял бегать по лестнице, швырял под дверь распоряжения, отдавал приказы, но еще никто не посмел побеспокоить самого Эверона. Арий аккуратно сложил бумаги и ушел. Не прошло и часа, как на лестнице раздался отчаянный женский крик, настолько неуместный в тишине Железной башни, что Ханлейт вздрогнул. Лязгала цепь, в кабинет поднимались двое. Растворилась дверь, и в комнату вошла молодая девушка в перепачканном платье со свежей ссадиной на лице. Ее запястья были скованы сзади.
        - Сядь, - приказал Эверон, подводя пленницу к креслу для пыток.
        - Я сюда не сяду! Нет!
        Арий просто толкнул. Неловко присев на край грубого деревянного сидения, девушка озиралась по сторонам, поводя плечами и разминая затекшие руки. Гибкая, подвижная, смуглая, с темными волосами, отливающими в золото и в медь, - Хан тотчас понял, что в ее жилах течет добрая четверть харматанской крови, если не вся половина.
        - Ой! - пленница заметила Ханлейта, смотрящего на нее сквозь решетку, и ее выразительные глаза расширились.
        Эверон вернулся к столу и вытащил из внутреннего кармана камзола два письма. Небрежно опершись о столешницу, он развернул одно из них и быстро пробежал строки глазами.
        - Чем ты так разозлила мэтра Кеодана? - осведомился Эверон.
        Он смотрел на девушку и не заметил, как Хан изменился в лице при звуке этого имени.
        - Я ему не дала! А тебе - могу! Ты хоть и арий, но не настолько уродлив, - развязно ответила пленница.
        На Эверона эта бравада не произвела ни малейшего впечатления. Бросив письмо на стол, он принялся за второе послание и изучал его долго. Опустив руку с бумагой, арий задумался.
        - Хранитель, ее зовут Алиссен Вейс, - зачем-то сказал он Хану.
        Подойдя к девушке, Эверон отстегнул цепь и отбросил в сторону. На мгновение Ханлейт подумал, что арий сейчас освободит свою пленницу. Эльф ошибся. Эверон достал из шкафа два предмета и показал их Алиссен:
        - Я хочу избавить тебя от стальных браслетов. Приковать руки к подлокотникам кресла можно по-разному: кожаными зажимами или вот этим стальным штырем, проткнув ладонь насквозь. Какой способ выбираешь ты?
        Загар не спас девушку от бледности.
        - Никакой… - прошептала Алиссен дрогнувшими губами.
        - Рекомендую кожу. Но если будешь дергаться, я передумаю.
        Из связки ключей арий выбрал подходящий и разжал наручники. Четким, профессиональным движением перекинул ее правую руку вперед и защелкнул металлический замок на толстом ремне. Пленница все же сделала попытку вырваться, но Эверон был быстрее. Бросив предостерегающий взгляд на свою жертву, он повторил те же действия и с левой рукой.
        - Что ты задумал?! - не выдержал Ханлейт.
        - Скоро узнаешь.
        Арий покинул кабинет. Едва дверь за ним закрылась, ладони пленницы вспыхнули синим и ярко загорелись глаза. Извиваясь в кресле, она силилась разорвать путы или ослабить их, выдернуть руки, но все было тщетно. Застонав, Алиссен уронила голову на грудь, а ее магия погасла.
        Ханлейт молчал - чем он мог помочь? То, что перед ним - архонт, в объяснениях не нуждалось.
        - Ты - кто?
        Девушка посмотрела на товарища по несчастью.
        - Ты слышала.
        - Хранители - это эльфы.
        - Уже не похож? - вздохнул Хан.
        - В Дорине мало эльфов, я вас плохо различаю. У тебя красивые глаза. Почему ты сидишь в клетке?
        - Это не важно. Как ты сюда попала?
        - Я невиновна, я случайно!
        - Не сомневаюсь.
        Беспокойство Хана все нарастало - жестокий разум Эверона изобрел какую-то новую пытку. Кому она предназначается: эльфу или архонту?

* * *
        Ожидание долгим не было, арий вернулся через считанные минуты.
        - Узнаешь эту вещь?
        Эверон показал Хранителю аммонит на шнурке. Ханлейт узнал свое последнее утешение, ставшее источником душевных мук, когда серебряный свет угас. Хан помнил цвет ракушки, размер и каждый сегмент на ощупь. «Сейчас я увижу, что амулет сломан, а Моран жива!» - с надеждой подумал Ханлейт и подался вперед, следя за рукой Эверона, поднесшей ловушку для архонта ко лбу Алиссен. Амулет немедленно вспыхнул синим огнем - он исправно определял магию.
        - Взгляни, Хранитель - перед тобой архонт из плоти и крови. Живая, не придуманная.
        - Я не выдумывал свою любимую.
        - А я не верю. Как тебе она? Не хуже?
        - Меня ничто не связывает с этой девушкой, я не встречал ее раньше.
        Арий согласно кивнул, убирая амулет.
        - Знаю. Но она привлекательна, правда? Пока…
        Ханлейт понял.
        - Измывайся надо мной, зови Когана, рвите меня на части, но ее оставь!
        - Мне нужен результат, Кеннир, а с тобой я получаю один процесс.
        Эверон распахнул настежь створки шкафа за спиной девушки, намеренно демонстрируя Ханлейту его жуткое содержимое, и взял с полки широкий кусок кожи с крючками.
        - Я одену это тебе на шею. Не бойся, - сказал он Алиссен.
        - Не надо! Я расскажу все, что ты хочешь! Все-все! - испуганно пообещала она, честно глядя Эверону в глаза.
        - Хорошо, но сейчас я намерен выслушать эльфа.
        Арий безжалостно крепко прижал шею пленницы к спинке кресла пыток. Задушенная полоской кожи, Алиссен прекратила попытки заговорить или вырваться. В руке Эверона появился инструмент, похожий на обычные кусачки, но с широкими концами. Показав его девушке, он прикоснулся металлом к соблазнительной ложбинке ее груди, стиснутой шнуровкой корсажа. Зная Эверона, можно было понять, что все происходящее - не блеф.
        - Прекрати!
        - Сам прекрати, Хранитель. Где настоящая сфера? Что приехало в Аверну?
        Не дожидаясь ответа, арий подцепил шнуровку кусачками. Алиссен тихонько вскрикнула.
        - Тебе больно? А так?
        Эверон перекусывал шнурки один за другим, вырез платья разъезжался, обнажая золотистую кожу, а девушка вздрагивала при каждом щелчке.
        - Смотри, эльф. Обычная ткань, не броня, но я снимаю не только одежду, я лишаю архонта уверенности. Кусок материи, прикрывающий наготу, значит для разумных существ невероятно много.
        Лет десять назад страдания невиновного не вызвали бы в душе Хранителя такого бурного протеста, но с тех пор многое изменилось. И все же Ханлейт молчал. Алиссен видела только его лицо, а не то, что с ней делает арий. Она умоляла эльфа взглядом.
        - Помнишь мою теорию боли, Хранитель? Перед тобой - вариант номер один: архонт боится потому, что не знает, что такое - настоящее страдание. Ее ни разу не били. А вот теперь будет больно, Алиссен.
        Эверон защипнул кожу ниже кулона со змеей и резко сжал, перекусывая пыточным инструментом. Пронзительный крик девушки завибрировал под потолком высокой комнаты. Хан закрыл глаза. Крик повторился.
        - Не смотреть - не выход. Ты все слышишь, эльф. У нее крепкая шея и громкий голос. Не каждый способен кричать в таком ошейнике, чаще хрипят.
        - Бездушная тварь!
        - Только я? А ты? Ее мучает твое молчание. Продолжим?
        - Скажи ему… Я умоляю… - прошептала архонт.
        Каково ей быть случайной жертвой? Ханлейт старался не смотреть на красные потеки на груди Алиссен. Рваные раны были серьезнее, чем простые порезы, а спокойный тон ария не смог Хана обмануть. Эверон был вне себя, как в подземелье, когда напал на карателя. Ярость жарко плескалась в его черных глазах, ставших горячими, словно угли. Получал ли арий удовольствие от пытки, как Коган? Точно - нет, но Эверон был готов на любое зверство, лишь бы сломить упрямство «строптивого эльфа».
        - Я скажу.
        - И?
        - Я отвез в Аверну мертвую сферу.
        - Душу ария убил архонт?
        - Нет, она была мертва давно.
        - Тебе дали в соборе Святого Ариеса мертвую сферу? Это ложь!
        Эверон опять поднес инструмент к груди Алиссен.
        - Мне дали живую! Я не лгу!
        - Откуда взялась вторая? Изворачиваешься, как трусливая гадина, эльф. Из хранилища собора нельзя украсть. Никому! Катакомбы запечатаны, вход в них заказан людям, эльфам, архонтам, ариям, демонам, всем! Меня туда не пустят, даже меня!
        - Мы взяли сферу из склепа мертвых душ.
        - Откуда? - переспросил Эверон, опустив орудие пытки.
        «А ведь он не знает!» - догадался Ханлейт. Тишину башни нарушало прерывистое дыхание Алиссен.
        - Освободи ей шею, и я расскажу.
        Эверон с грохотом отбросил инструмент и снял полоску кожи с горла девушки. Она увидела кровь и обмякла.
        - Итак?
        - После смерти тела души ариев уничтожают. Мертвые сферы хранят на старом кладбище Велеграда в склепе святого Ариеса. Вторая сфера оттуда - из могилы.
        - Откуда тебе это известно?
        Эверон смотрел так, будто не знал - верить или нет.
        - Я был там и видел тысячи сфер и сотни свободных мест для новых покойников. Погибшие сферы все одинаковы - внутри пустота и мрак. Твоя полка ждет тебя.
        - Замолчи.
        - Ты сам вынуждал меня говорить!
        - Пришло время выслушать архонта.
        - Она без сознания. И ничего не знает!
        Арий приподнял голову Алиссен. Закрытые глаза и расслабленные губы поведали о том, что она в обмороке. Эверон наклонился ближе и замер, почти касаясь щекой ее носа. Потом резко выпустил подбородок девушки. Ее голова безвольно качнулась.
        - Все правильно. Почти. Отдаю дань твоему контролю над собственным телом и засчитываю попытку меня провести. Но ты не учла одну деталь - лишившиеся чувств дышат по-другому!
        С этими словами Эверон ударил Алиссен по лицу тыльной стороной ладони. Пронзительно вскрикнув, она открыла глаза и села прямо. По скованным рукам архонта пробежал мимолетный отблеск магии - невероятно, но Алиссен притворялась.
        - Кто автор письма?
        Арий вернулся к столу, взял листок и сунул его девушке.
        - С-сир Анвелл Валейн? Т-там же есть подпись. П-прочтите сами.
        Ее губы беспомощно задрожали.
        - Я бы поверил, если бы останки сира Анвелла не лежали в подвале этого здания. Вы предусмотрели, что утопленники вплывают и сожгли тело; забросили кости подальше от берега и уничтожили следы преступления, запалив баржу. Но вы не учли две вещи: я могу заставить нырнуть в пекло, а не только в Ракхайн, а также то, что сир Анвелл любил сладкое. Сегодня утром личный лекарь опознал его по гнилым зубам.
        - Я ничего не понимаю… Метр Кеодан оболгал меня, - всхлипнула Алиссен, - я никого не знаю в Велеграде… И сира Анвелла тоже. Я - посыльная.
        - Сейчас поймешь. Когда ты переступишь порог подземных камер, тебя изнасилуют. Много раз, но не больше, чем я позволю, чтобы развязать твой язык. А затем… Способов узнать правду есть множество, и все они очень болезненны. Кеннир, обернись, покажи ей! - приказал Эверон.
        Происходило нечто странное: арий не просто измывался над беззащитной жертвой, вынуждая Хана признаться, нет, он целенаправленно связывал Алиссен и Хранителя вместе, преследуя цель, понятную лишь ему одному; а в синих глазах девушки читалась невысказанная тайна.
        - В какие игры ты играешь? - спросил Хан, чем вызвал гнев ария на себя.
        Из пальцев правой руки Эверона вылетел ослепительный сноп длинных, изломанных искр. Магия ария, пройдя через решетку клетки, прицельно ударила Ханлейта в плечо, а порыв ветра повалил его на пол рядом со скамейкой. Взвизгнула Алиссен. К Ханлейту возвращалось зрение, сердце в груди выделывало невероятные скачки, дрожали колени. Эверон не хотел убить, в эльфа попала молния, вот и все. В башне запахло грозой.

* * *
        Арий наклонялся близко, прикасался, причиняя боль, смотрел в глаза сосредоточенно-черным взглядом. Сколько мрачной злости в нем было, сколько упорства и воли! Вот он - смутный образ, не дающий покоя! Над ней смеялся Лето и иронизировал Моргват, но черноволосый мужчина не был пустой фантазией Алиссен. Она увидела его во сне впервые где-то по дороге в Велеград, а затем - каждую ночь, просыпаясь в беспокойстве и пеняя себе на дурные мысли. Нос прямой, костлявый и тонкий; чувственные губы, только очень бледные и с опущенными уголками. Но если бы встреча с Эвероном произошла при других обстоятельствах, Алиссен сочла бы его внешность достойной своего внимания. И если бы не этот взгляд!
        Кеннир. Арий вновь и вновь называл эльфа этим знакомым именем: Хранитель, о казни которого сокрушался Моргват, оказался живым. Вопросы о сфере с душой ария… Именно о той сфере, на которую архонт много лет назад обменял свое оружие! И тело сира Анвелла нашли! Его убил демон, но формально - Моргват. Понял ли Эверон, что в письме, которая она отдала Кеодану, идет речь об оружии Моргвата? Или нет?
        Постепенно головоломка в голове Алиссен складывалась в жуткую картину. Она и не знала, что отвечать, элементарно не могла придумать! Магия ария и вид изуродованного эльфа сломили ее окончательно - с девушкой случилась истерика. Эверон молча наблюдал за ее судорожными рыданиями, понимая, что в этот момент архонт не способна говорить даже под самыми жуткими пытками.
        - Ты называл меня иррациональным, а сам только что пропустил силу стихий через свое тело. Нарушил табу ариев - использовать магию без посоха.
        Ханлейт пришел в себя быстрее, чем Алиссен.
        - Я не боюсь боли, Кеннир, если ты об этом.
        - Ты сдохнешь от своей магии, если чуть-чуть перестараешься.
        - Кто-то будет сожалеть? - с неожиданным презрением бросил Эверон.
        Он прошелся по комнате, подбирая рассыпанные ветром бумаги, достал из ящика стола меч Моргвата и серебряную фляжку. Положил оружие на пол именем вверх, подошел к Алиссен и поднес напиток к ее губам.
        - Выпей.
        Не разбираясь, что это, она сделала большой глоток. Поперхнулась. Крепкое вино. Вкусное, куда до него настойкам дяди! Постепенно горло перестало сжимать спазмами, а слез особо и не было.
        - Дай мне еще.
        Эверон послушался.
        - Послание в Магистрат написал хозяин этого меча? - мягко спросил арий, указав на оружие.
        - Да.
        Отрицать было бессмысленно, арий догадался…
        - Вы убили человека ради печати дома Валейнов?
        - Мы не убивали сира Анвелла. Это сделал демон.
        - Демоны не разят мечом в грудь.
        - Моргват остановил его сердце потому, что душа была мертва.
        - Архонт в городе?
        - Да. Был.
        - Ария Хельми тоже он убил?
        - Нет, Ракхайн.
        - Вы утопили мага огня?
        - Не мы! Ракхайн - имя демона реки без лица! Он всех убил на этой барже, сделав одержимыми!
        - А потом поджег?
        - Нет, это сделал Моргват.
        «Мы в глазах ария - настоящие преступники», - думала Алиссен, - «как же так! Моргват сражался с демоном! И я!»
        Эверон сел за стол, несколько раз дернул веревку на стене и взялся за какие-то бумаги. Похоже, разговоры закончились.
        - Арий, ты меня отпустишь? - спросила Алиссен.
        - Нет. Завтра тебя повесят за убийство сира Анвелла ванн Валейна. Приказ Кеодана, не мой.
        Архонт помолчала, страшный смысл до нее дошел не сразу.
        - Но ты же знаешь, что я не убивала его! Не убивала! Я никого не убивала! Отмени казнь!
        - У меня нет на это полномочий, - равнодушно ответил Эверон не отвлекаясь от своего занятия.
        В кабинете стало тихо, только перо поскрипывало в руке ария. Главный паук раздавал распоряжения письменно: во встречах нет необходимости, когда приказы четкие и понятные. Карателям, вроде Когана, не нужно думать, Эверон все спланирует сам. Мельница карателей завертелась. Где бы не затаился Моргват, его найдут: сам хозяин Железной башни сделает исключение и лично примет участие в облаве.
        - А когда ты намерен казнить меня, арий?
        Голос Хранителя Кеннира прозвучал так спокойно, будто он о погоде спрашивал.
        - С тобой я еще не закончил.
        - Надеешься на перекрестный допрос с Моргватом? Архонт хитер, тебе его не поймать.
        Наступившее молчание нарушила Алиссен:
        - На северном море бушует ветер, вздымает ледяные волны, рвет в клочья темные тучи, а в них роятся молнии, - начала она странный рассказ вибрирующим от волнения голосом, - много-много молний. Рассвирепев, они бьют прямо в соленую воду, прошивая ее до глубины. Гроза в такую бурю - верная смерть.
        Ханлейт внимательно посмотрел на девушку. Что с ней? Более неуместных слов и представить нельзя!
        - Сначала я хотела убить ее - душу в хрустальной сфере, - продолжала Алиссен, - ни за что, просто так, только потому, что она принадлежит арию, но Моргват меня остановил. Он объяснил, что в опасной стихии шторма есть мощь, красота и свобода. И жизнь. Я поверила, что душа Урагана не может быть плохой. Я почувствовала, как тесно ей в прозрачном шаре, как одиноко. Я бы хотела освободить ее, но не знала - как.
        Душа Урагана… Только Моргват называл душу ария так! Сфера все еще у архонта! Пока Хан понял только это. Эверон бросил перо и вскочил со своего места.
        - Моргват - полуночник и поздно ложится спать, он смотрит в хрустальный шар каждый вечер - такая у него привычка. И я смотрела вместе с ним и думала: как же выглядит маг ветра и молний? Он много раз являлся мне во сне, но я просыпалась и забывала его лицо. Но если бы я хоть на миг догадалась, кто он на самом деле, я убила бы его! Зажгла бы руки магией архонта и ударила бы ею в самую суть его души, разрушая ее изнутри, выжигая дотла! Потому, что арий из сферы - жестокая тварь, мучающая людей и эльфов! Арий из сферы - это ты!
        Последнюю фразу Алиссен выкрикнула, глядя на Эверона с ненавистью. Молчание Ханлейта стало бессмысленным в тот же момент.
        - Да, Эверон, ты - душа Урагана. Я не знал, не догадался сразу, хотя тоже глядел в сферу из Собора Святого Ариеса. Она именно такая: круглая, похожая на камень, пока магия архонта не засветит внешнюю оболочку, а внутри - шторм. Я совершил ту же ошибку, что и Алиссен - сохранил твою душу, почему-то решив, что она того стоит. Ради нее я рискнул жизнью, а Моргват пожертвовал мечом.
        - Сфера с моей душой хранится в катакомбах собора Велеграда, - промолвил Эверон побелевшими губами, - и с чего ты решил, что душу ария, которую везли в Аверну, нужно было от чего-то спасать?
        Ханлейт считал, что бледнее, чем есть, арий быть не может, но он ошибался.
        - «Как клетка ветру - не тюрьма, власть - не закон, а заповеди - дым, так не смирить мятежную стихию льдом хрустальным». Некто решил, что строки из пророчества о маге, которого опасается сам Император, принадлежат душе Урагана. То есть - тебе. А теперь призови на помощь логику, Эверон: после обращения в маги сферы помещают в хранилище собора и запечатывают вход. Но арии даже с эликсиром молодости не вечны. Вы умираете, а душа успокаивается, если бы не стало тебя, ураган смирился бы спокойным морем под серым небом. Раз в год или в три, статичные сферы забирают из катакомб и везут в Аверну, чтобы вернуть их, почерневшие и выжженные, на кладбище Велеграда. В тут ночь я вез в столицу особенную посылку: душу живого ария, одну-единственную, тайно, а неизвестного мага ждал страшный ритуал по уничтожению души. Алиссен сказала, что Моргват пристрастился рассматривать сферу? Я его понимаю, шторм - завораживающее зрелище. Сколько лет твоей болезни, Эверон? Давай, угадаю: восемь!
        - Будь я тот самый арий, со мной расправились бы физически, - глухо возразил Эверон.
        - Это единственное, чего я не понимаю в этой истории, - признался Ханлейт, - наверное, Император не знает о связи каждого отдельно взятого мага и его души, заключенной в хрусталь. Ты говорил, что в хранилище не пускают ни людей, ни эльфов, ни ариев. Кто забирает оттуда сферы?
        - Одержимые.
        В дверь осторожно постучали.
        - Убирайся прочь! - выкрикнул Эверон.

* * *
        - Он нас освободит, правда, Кеннир? - шепотом спросила Алиссен, наклоняясь вперед, - смотри мне в глаза, а не ниже.
        - Меня зовут Ханлейт, а Кеннир - имя моего рода. Так принято у эльфов.
        Хан не знал, что ей ответить. Эверон, заняв свое рабочее место за столом, сначала рвал какие-то бумаги, а потом замер, вперив взгляд в стеллажи напротив. Он так сидел уже долго. Что творилось в голове ария? Наверное, он размышлял, просчитывал варианты. Эверон рассудителен, но итог его раздумий очень сложно предугадать.
        - А он понял, что живет благодаря тебе и архонту? И мне, совсем немножко.
        - Да, Алиссен.
        - Если Моргвата поймают, сферу опять попытаются убить!
        «Она не со мной говорит, а с Эвероном через меня!» - Хан изумился лукавству девушки. Арий очнулся от задумчивости: выдвинул ящики, копался, что-то искал. Он подошел к Алиссен, держа в руке длинную веревку.
        - Кто тебе Моргват?
        Девушка молчала, не сводя испуганного взгляда с черного шелкового шнура.
        - Любовник, брат, друг?
        - Не это.
        - И кто же?
        Действительно, кто? Если Алиссен - его ученица, то почему архонт не бросился ее спасать?
        - Попутчик.
        Эверон выдернул остатки завязок с ее платья и принялся вдевать то, что принес, методично просовывая концы шнура в каждое отверстие. Ханлейт выдохнул - на минуту он подумал, что арий хочет девушку задушить.
        - Развяжи руки, я сама.
        Арий не отвлекался.
        - Ты отпустишь меня домой?
        - Нет.
        - Отправишь под землю, где меня изнасилуют много раз?
        - Нет.
        - Может, ты хочешь развлечься со мной сам? Я не против.
        Алиссен призывно улыбнулась подрагивающими уголками губ, удивив не только Хана, но и Эверона. Арий на мгновение уставился на нее, а затем с силой дернул за концы шнура, стягивая лиф. Архонт охнула от боли. Раны на ее груди закровили. Эверон невозмутимо доделал начатое, не обращая внимание на темные пятна, проступающие на ткани.
        - Страдаешь ты меньше, чем демонстрируешь. Сейчас я закую тебя в наручники, - арий указал на железо, в котором Алиссен появилась в Железной башне, - будешь сопротивляться - приложу магией так, что забудешь о царапинах. Ясно?
        - Куда яснее…
        Похоже, ничто не изменилось. Эверон не стал добрее и не преисполнился благодарности. Скрутив архонту за спиной руки и пристегнув цепь, он подтолкнул ее к двери. Алиссен обернулась к Ханлейту.
        - Эльф с зелеными глазами, мы еще увидимся, правда?
        - Не знаю.
        - Нет, ты пообещай! Мы завалимся в лучший трактир не-важно-какого-города, закажем дорогущую выпивку, будем танцевать и веселиться, чтобы все завидовали. Договорились?
        Эверон запер дверь снаружи. Стихли шаги на лестнице, Железная башня обрела привычное угрюмое спокойствие.
        По воле волн
        Моран спала. Тихо, без сновидений. Как будто ее мятежная душа свернулась в клубок и невесомо отдыхала на груди. Лодочка кралась в ночи, осторожно проплывая мимо лесистых берегов, избегая коряг и мелководий. Ее незримо направляла рука Хозяйки или течение безымянной речки бережно несло суденышко к Эльмантиру, чтобы избавиться от него поскорее.
        Уже было далеко за полдень, когда Амаранта открыла глаза. Солнце следило за ней сверху, то появляясь в просветах густой зелени, то исчезая; низкие берега крепко сжимали реку с обеих сторон, деревья спускались узловатыми корнями к воде, словно хотели искупаться. Но Эльмантир был сильнее леса. Вымывая плодородную землю до каменистого основания, он не спеша нес свои воды к морю, - глубокий, древний и спокойный.
        Мало-помалу Сирион менялся: бурые стволы лиственных деревьев вытесняли серую колоннаду кедров, но лес был настолько густым и безмолвным, что казался необитаемым. Ни лугов, ни полей, ни единой хижины. Амаранта лежала на носу лодки и смотрела в желто-зеленую воду. Рядом с зыбким отражением ее лица кружились веточки, иглы и листья, плавал мелкий лесной мусор. Мертвый город все дальше. «От Цитадели Сириона можно убежать на другой конец света, но от Цитадели в сердце мне не избавиться», - печально думала она, - «я переживала о потерянной памяти, а теперь сокрушаюсь о том, что больше не умею забывать».
        В полудреме день прошел незаметно. Очнувшись, Моран неудачно оперлась о борт и упала, ободрав ладонь о шершавое дерево. Она с удивлением посмотрела на свою некогда сильную руку: тонкое запястье светилось рисунком синеватых вен и выглядело хрупким, как хрусталь. «Я никогда не отличалась полнотой и гордилась тем, что намного сильнее прочих, была дерзкой и неосторожной, самонадеянной до глупости. Однажды я узнала, как выглядят мои сломанные кости. Королева Амаранта носила напоминание о той боли - шрам на левом запястье. У меня его нет…» Моран легла на дно лодочки и долго смотрела в темнеющее небо не находя в себе сил двигаться и думать. Она подошла к пределу, за которым сдаются даже одержимые.
        Ночью странный скрежет перестал быть частью сновидения, обрел голоса и сполохи желтого света.
        - Эльфа. Мертвая, - констатировал грубый голос.
        - Ой ли? - с сомнением прошептали в ответ.
        - У нее красивые серьги, я заберу.
        Над головой Амаранты прошуршало, будто кто-то потянулся издалека, но его руку тотчас перехватили.
        - Не трогай! У нее не эльфийские уши!
        - Вполне подходящие для серебра, остальное мне не интересно.
        - И одежка Хранителя, если ты заметил.
        - Тогда ищем меч.
        - А еще она жива. Предложишь убить?
        Грубый голос не ответил, но его владелец смачно сплюнул в реку. Амаранта открыла глаза. Ее лодка, привязанная к плоту, продолжала плыть, поскрипывая бортом о бревна. У самого края плота на корточках сидели двое и пялились. За их спинами в жаровне плясало пламя. Преодолевая слабость и головокружение, Моран села в лодке. Не зная, что сулит эта встреча - спасение или гибель, она молчала, пока один из незнакомцев не протянул ей руку. Приняв приглашение, Амаранта едва не стащила эльфа в свое суденышко, но его спутник пришел на помощь, и совместными усилиями они подняли Моран на плот.
        - Ранена? Ведь нет? - тот, кого она приняла за исконного жителя Эрендола, бесцеремонно ее ощупал, то ли беспокоясь о здоровье, то ли обыскивая, и ничего не нашел.
        - Ты нелюдь? - спросила Амаранта.
        - Нам интересно, кто ты такая! - ответил он с ласковым кокетством, делая ударение на местоимении, - Ясур мне говорит: «Красавчик, лодка плывет!» Сейчас эльфы мало где так хоронят, но в здешних глухих местах чего только не встретишь. Вот мы и погнались - решили, что ладья - погребальная. В ней ты лежишь, бледная, спокойная, совсем свеженькая еще. Всем хороша, только не чистой эльфийской крови. Сама - нелюдь!
        - Хотели ограбить покойника.
        Это был не вопрос, но Красавчик отрицательно покачал головой.
        - Что с тобой случилось?
        - Меня… отравили.
        - А ведь похоже, ты еле дышишь. И в реку бросили? Тяжелый народ эти эрендольцы - полукровок ни в грош не ставят! Давеча на галадэнские земли нас не пустили, так еще и луками в спины тыкали.
        - Что ты знаешь про Галадэн? - встрепенулась Амаранта.
        - Поменьше тебя, видимо, - усмехнулся разговорчивый нелюдь, - я там не был, но мимо проходить случалось. Горе у них - маг умер.
        Моран прилегла на палубу и закрыла глаза. Сердце неприятно заныло.
        - Эй, я что-нибудь могу предложить, кроме воды? В ней у тебя и так недостатка не было.
        Красавчик настойчиво потряс ее за плечо.
        - Поесть…
        - Точно, я и не догадался.
        Нелюдь разогрел остатки вечерней трапезы, поставил перед Амарантой котелок и вручил деревянную ложку, обкусанную по краям. Воспользоваться ей Моран побрезговала и через край отпила мутной жидкости со вкусом рыбы. Желудок тут же скрутило. Сжав зубы, она преодолела приступ тошноты и снова приложилась к котелку. Нелюдь, назвавшийся Красавчиком, с интересом наблюдал.
        - Как давно ты не ела?
        - Не помню. Недели две… Сейчас апрель?
        - Апрель?! Июнь! Посмотри вокруг - лето.
        - Но это невозможно!
        Последняя дата, которую Моран помнила - 14 апреля, день казни Хана. Потом был выстрел Мастера, Галар и его пытка маятником, блуждание по Сириону, и, наконец, Цитадель… «Я прожила больше месяца в ином мире с собственными законами времени и бытия. Вот почему Хозяйка говорила, что в Сердце Сириона может пройти только эльфийский маг - оно скрыто за завесой, невидимой для остальных смертных», - поняла Амаранта и ей стало жутко.
        - Посудину надо отцепить - она нам плыть мешает, - подал голос спутник нелюдя, ранее намеревавшийся снять с Моран серьги.
        - И то правда. Решай, куда: с нами или врозь, - подтвердил Красавчик.
        Не лучшая компания, но выбирать не приходилось.
        - С вами.
        Лодочку Хозяйки отвязали от плота и проломили дно. Она отстала от плота и медленно погружалась в воду, теряясь в чуткой тишине ночи.

* * *
        «Красавчик Лу» - таково было полное имя болтливого нелюдя, и его неспроста так прозвали. Безупречный овал лица с точеным подбородком выдавал в нем эльфа больше, чем серо-голубые глаза и длинные, неухоженные светлые волосы, заправленные за уши. Слащаво-женственную внешность Лу портили досадные припухлости на веках и россыпь мелких морщинок на скулах и вокруг губ, выдавая образ жизни, далекий от здорового. К Красавчику как нельзя лучше подходило определение «истаскался».
        Его спутник днем и вовсе производил отталкивающее впечатление своей грубой физиономией и угрюмо-бесцеремонной манерой поведения. Матерясь в белый свет по поводу и без и поминая Харму, он плевался, переругивался с Красавчиком из-за мелочей и демонстративно ссал за борт. Лу нисколько не возмущался, видимо, относясь к попутчику как к собаке, которая громко гавкает, но исправно служит.
        - Ясур - милейшее существо, - проворковал Лу, проследив направление взгляда Амаранты, - тебя его рожа смущает? Так я - нелюдь, а он - дважды, да еще и харматанец.
        - Ты хочешь сказать: и эльф, и дварф? Так не бывает.
        - Ой, бывает. Допустим, эльф и дварф в одну постель лягут только в сказке, но люди не так разборчивы - они с обеими расами спят. Мне один знакомый дварф рассказывал: в Маракане, а, особенно, на Серебряном поясе полно смешанных браков и полукровок - пруд пруди. Дварфы - народ торговый, плавать по морю любят, в порты заходят, а там - бордели с эльфами. Вот разное и случается. Ясур, у тебя мать кто - харматанская рабыня из остроухих, не?
        - Тьфу! - цыкнул «дважды нелюдь».
        - Короче, нечто вроде, что я сказал, - туманно подытожил Лу и добавил, - безымянная ты моя.
        - Не твоя. «Лу» - не имя.
        - Меня длинно зовут, не запомнишь.
        - Вот и меня тоже.
        Красавчик осторожно улыбнулся одними губами, памятуя о досадном несовершенстве своей улыбки - сломанном клыке справа.
        - Да мы почти родные с тобой - обоим есть что скрывать. Вот как славно! Если голодные обмороки остались в прошлом - просвети нас, куда ты направляешься.
        Небольшой плот плыл вниз по Эльмантиру: шалаш из веток, жаровня и трое не совсем людей - вот и все, что на нем помещалось. Ясур и Лу спали под открытым небом, игнорируя гостеприимство шалаша, приберегая крышу для вещей более ценных, чем собственные головы. Они что-то везли.
        - Я плыву в Эвенберг, - ответила Моран, когда молчание начало затягиваться.
        - Какое милое совпадение - нам по дороге, - без промедления высказался Лу, - у тебя там дело?
        - Дело.
        - У Хранителей?
        - У них.
        - А я считал, что среди эрендольских ассасинов женщин нет.
        - Ты ошибся.
        - Неудивительно, Лу - всего лишь маленький добрый нелюдь среди высоких злых родичей.
        Амаранта отвернулась от Красавчика. Попутчики ей не нравились все больше, но расспросы Лу лишний раз напомнили, что появляться в Эвенберге нельзя: она не эльф, и она странно одета! Как бы обойти столицу Эрендола, поджидающую ниже по течению?
        Нелюди плыли день и ночь, не приставая к берегу без особой надобности. Иной раз рыбачили. Запасов провизии хватало, а топливо для жаровни харматанец добывал не сходя с плота, отрубая куски от коряг по берегам. Трухлявое дерево горело бойко, на сковородке скворчало сало и жарились гренки; их выхватывали, подцепляя ножом и ели горячими, запивая варевом из рыбы или сушеных грибов. Амаранта выздоравливала. Обняв руками согнутые колени, она часами сидела на краю плота, спала, ела, чувствуя, как возвращаются силы, а с ними - и невеселые раздумья.
        - Ты была разговорчивее, когда я тебя подобрал, - недоумевал Красавчик.
        Амаранта промолчала. Вода Эльмантира, бегущая у самых ног, так и манила своей глубиной. Река эльфов холоднее родного Амарантина или теплее? Моран решилась и начала раздеваться.
        - А вот это уже интересненько! - Лу уселся поудобнее и приготовился к зрелищу, но его постигло разочарование - избавившись от штанов и куртки, девушка осталась в черной шелковой рубашке, в ней же нырнула с плота вниз головой и надолго исчезла. Она появилась далеко впереди, позволила себя догнать и поплыла рядом с плотом уверенно и ровно. Вот теперь Амаранта ощутила себя живой! Зеленоватая вода лесной реки была мягче и теплее, чем прозрачные потоки, стекающие с гор; чтобы ее покорить, не требовалось особого мастерства. Приятно устав и всерьез впечатлив мастерством пловца своих попутчиков, Моран забралась обратно на плот.
        - Где научилась?
        Красавчик щурился, наблюдая, как она отжимает волосы, переводя глаза с плеч на ноги и обратно, но в этом пристальном взгляде не было ни капли вожделения.
        - Дома.
        - На море?
        - Можно и так сказать.
        - Когда мы свернем? - громко спросил Лу у харматанца.
        - Хрен знает. Пока прямо идем, - буркнул тот.
        - Славненько. Не простудись, звезда моих очей.
        - Куда вы собрались поворачивать?
        - Мы?! Да никуда, река свернет. Вот что: Эвенберг на подходе, подумай, так ли тебе хочется подплыть к главным воротам столицы и постучаться?
        - Вокруг необитаемый лес, мы в пути меньше недели. Город не скоро, ты врешь.
        - Ой-ой! И это говорит мне человек, не знающий, какой на дворе месяц! «Меньше недели!» Откуда и куда ты считаешь, моя черноволосая пери? От первого дерева и до обеда? Я буду честен: в Эвенберг нам можно тайно, а явно - нельзя. Мы пойдем в обход, вот я и предупреждаю заранее. С нами?
        - Я подумаю.
        - А ты подумай. Если что, плот мы тебе оставим. Да зачем он тебе, ты и вплавь доберешься! - Лу широко улыбнулся, показав сломанный зуб.
        Уже в который раз, беседа с нелюдем оставила у Моран неприятное впечатление. Лу что-то недоговаривал, да и сам, похоже, не был уверен в своих дальнейших действиях. Как и в подземелье Цитадели, Моран пробиралась через его слова наугад, и, как тогда, в темноте, словно ощущала липкие нити плесени на своих пальцах.

* * *
        - Вставать-вставать, - пропел Лу над самым ухом и потянул Моран за руку.
        Стояла глубокая ночь, огонь жаровни был потушен, а плот раскачивался и скрипел. Второй нелюдь бегал взад и вперед, спешно перетаскивая поклажу.
        - Что случилось?
        - Маленькое крушение, моя пери. Бревна развязались. Пойдем скорей, в воду упадешь и намокнешь.
        Полусонная Амаранта позволила перевести себя на берег, и только услышав звук топора, перерубающего веревки, связывающие плот воедино, она догадалась, как именно ее обманули.
        - Ты обещал оставить его мне, а не сломать!
        - Увы, поздно! Ясур постарался. Но ты же хотела с нами?
        - Ах ты подлая мразь! Я сказала «подумаю», а это - совсем не тоже самое! - возмутилась Амаранта и схватила Красавчика за грудки.
        Он опешил было, но быстро нашелся.
        - Полегче, душа моя! Клянусь, плот начал разваливаться еще до тебя! Длинные веревки закончились, вскоре и короткие протерлись, плыть стало опасно. Всего-ничего пешком - и мы отдохнем в хорошем месте. Убери ручки, пока харматанец тебя по затылку не вдарил.
        Моран обернулась - Ясур стоял сзади, замахнувшись обухом топора, и только ждал сигнала. Красавчика пришлось отпустить.
        - Мир или война?
        Что было делать? Остаться на берегу до рассвета, а потом?
        - Да или нет, моя пери!
        - Пока - да.
        - Вот и решили по-доброму. Ясур, расслабься.
        Вещей у нелюдей оказалось неожиданно много. Не считая хозяйственного скарба, каждый из них нагрузился большой заплечной сумкой. Или щуплый Красавчик был сильнее, чем казался, или объемный груз весил мало, но нес его нелюдь легко, как пушинку. Амаранте всучили мешок с провизией и все вместе двинули в лес, прочь от реки.
        Идти было тяжело. Бурелом, высокая трава с полыми хрусткими стеблями, больше похожая на подлесок, ямы и рытвины под ногами делали ночной поход невыносимым. Амаранта вспоминала леса Мореи - разница с эрендольской чащобой состояла лишь в том, что здесь было сухо.
        Моран корила себя, что не потрудилась изучить карты страны в пору своего бездействия в Галадэне. Как бы ей пригодились эти знания сейчас! Темный запущенный лес был далек от владений Хозяйки, от территорий других кланов, от цивилизованного Эрендола с городами, мостами и дорогами. Тут не жили эльфы, одни лишь дикие звери…
        Нелюди молчали. Сопел Ясур, раздвигая руками высокие зонтики пахучей травы, Амаранта старалась не отставать, а Красавчик Лу замыкал шествие, то и дело прикасаясь к ее талии, то ли ободряя, то ли боясь потеряться. Не оборачиваясь, она скидывала его руку и молча злилась. На небе вызвездило.
        Внезапно ночную тишину пронзил леденящий душу вой: протяжный, ясный, близкий, будто рядом, у них за спинами. Не звериный и не человеческий. Ясур остановился, как вкопанный.
        - Волки?
        - Абаасы… - выплюнул харматанец непонятное слово и ломанулся сквозь чащу бегом.
        Лу подтолкнул сзади и жарко зашептал:
        - Быстрее пери! Настолько быстро, как только могут твои длинные ножки!
        Мощные растения с полыми стеблями заполонили лишь прибрежные участки леса, чем дальше путешественники бежали, тем их становилось меньше, а лес - свободнее. Местность пошла под уклон, предвещая овраг. Харматанец остановился. Амаранта прислонилась к дереву, а Красавчик, задыхаясь, без сил опустился на четвереньки. Вой не повторялся.
        - Костер разожжем?
        - Они огня не боятся.
        - Нас потеряли?
        Ясур не ответил.
        - Кто такие абаасы? - спросила шепотом Амаранта.
        - Демоны на харматанском. Одержимые звери, звезда моя.
        - Дайте мне оружие!
        - У меня нож, у Ясура - топор. Он им умеет пользоваться, а с тебя что взять?
        Харматанец потащил с земли крепкую длинную палку. Обрубив топором сучья и заострив концы, он подал ее Моран.
        - Тише, тише! - шипел Красавчик, вздрагивая от каждого удара топора по сухому дереву и затыкая себе уши, - ты свихнулся, образина страшная?!
        - Абаасы нападут. Они всегда нападают, но молча. А сейчас подали голос, как если бы… Копьем Хармы меня в жопу! - закончил Ясур привычным ругательством и сплюнул.
        - Договаривай!
        - Как если бы позвали старшего: одержимого или демона. Только никто не откликнулся. Хармову мать! Идем дальше. Какого хрена ты расселся?
        Красавчик Лу поднялся со страдальческим видом и пошел дальше, вполголоса поминая дурными словами Создателя, Харму, Ясура и Эрендол. Крепко сжав палку, Моран переступала осторожно, прислушиваясь к враждебной магии. Тайные взгляды издали цепляли ее затылок, избегая встречи лицом к лицу, тревожно шумел лес, лишний раз напоминая, что у тех, кто охотится, поступь бесшумна. Абаасы не пытались заговорить, но их желания были также ясны, как и у волков Сириона - теплой крови, мяса и плевать на души жертв. «А не меня ли они позвали?» - думала Амаранта.
        Атака стала неожиданной даже для нее. Черная тень, отвлекая, выскочила сбоку, сверкнула оскаленными клыками и исчезла, чтобы дать шанс другому чудовищу наброситься незаметно. Сдавленно вскрикнул Лу, падая на землю под тяжестью монстра. Моран ударила в темную массу не разбирая, но ее палка зацепилась за твердую кость: это хребет твари вылез наружу, подрав шкуру острыми выростами, похожими на зубья. Выдернув оружие, Амаранта с силой вогнала его в мягкую брюшину. Палка погрузилась в чудовище с влажным чавкающим звуком, тварь захрипела, упала на бок и задергалась.
        Красавчик жив. Вроде. Моран было некогда - пока она разбиралась с одним зверем, на нее напал другой, рванув зубами бедро. Его Амаранта огрела палкой по морде, как если бы в ее руке был меч. Деревянный, тренировочный. Когда-то давно приходилось сражаться и таким.
        В лесу стоял рык и стон от отборного харматанского мата: Ясур махал топором, круша все подряд, нанося монстрам чудовищные раны, оставляя на деревьях зарубки и ошметки плоти, и чудом не задевая себя самого. Моран старалась держаться от него подальше. На ее счету было три убитых или смертельно раненых абааса, но ударов она нанесла без счета, вертясь между стволов, уклоняясь, нападая и отражая атаки. Твари дрались за добычу, как одержимые, не сдаваясь и не жалея шкур. Они и являлись одержимыми - уже не волки, а существа, изуродованные скверной до полной неузнаваемости.
        Последнего прикончили вместе: Моран остановила зверя в прыжке и упала, но вовремя подскочивший харматанец опустил топор на его шипастый загривок. Поднявшись, Амаранта отбросила бесполезные куски палки, сломанной пополам. Красавчик Лу ползал по месту побоища, добивая ножом раненых и сыпля проклятиями в адрес всех известных богов. Черная в лунном свете кровь поблескивала, как разлитые чернила. Она была повсюду: на лицах, на листьях деревьев, на искореженных мертвых тушах. Одержимые не ведали страха, для вселившегося в волка демона его жизнь не имеет ценности, они напали стаей, и были уничтожены все до единого.
        Ясур, забрав обе сумки, и свою, и Красавчика, двинулся вниз по склону.
        - Что хватаешь все подряд, рожа харматанская! Я не сдох, и не дождешься! - второй нелюдь пошел следом, придерживая укушенную шею.
        Амаранта осталась одна на поле ночной битвы. Спасибо ей не сказали. Здесь все по-другому, чем в братии Герванта: главаря морейской банды если и не любили, то уважали, нелюди же друг друга терпеть не могли. Моран наклонилась над мертвым чудовищем, прикоснулась пальцем к неестественно длинным клыкам, уродующим челюсть, провела рукой по грубой черной шерсти между ушей. Волк не виноват, что стал таким. Вздохнув, Амаранта направилась за попутчиками. Их ругань слышно издалека, не потеряешься.

* * *
        Остановились на привал, когда перед рассветом поблекли звезды. Красавчик дальше не мог идти - остаток ночи он продержался на одной злости, но и та закончилась. Амаранта помогла другому нелюдю с костром и умылась в роднике неподалеку.
        Когда она вернулась, харматанец, старательно калил на огне какой-то черный камень. Лу развалился под деревом, подложив под руку свою большую сумку.
        - Ты кто такая? - прямо спросил он.
        Моран поставила котелок с водой и присела неподалеку. Она тоже устала. Главное, какой смысл был в ночном походе, если не тот, что вынудил ее следовать за нелюдями? Ясно как день - крушение плота они подстроили нарочно.
        - Вот не вешай нам, что в родном поселке ты растила детишек и пахтала маслице, как примерная женушка эльфа, - едко заметил Лу.
        Ясур закончил свое странное дело. Обмотав тупой конец камня тряпкой, чтобы не обжечься, он приложил раскаленный край к укусу на предплечье, с силой нажимая и выдавливая кровь. Запахло жареным мясом, но харматанец продолжал прижигать рану с бесстрастным видом, как бы намерено показывая, что ему нисколько не больно.
        - Я - такой нелюбопытный, пери! Просто стало интересно, кому моя нежная шейка обязана, - продолжал Красавчик, не дождавшись ответа.
        Закончив с руками, Ясур занялся укусами и царапинами на торсе.
        - Разогрей для меня тоже, слуга Хармы, - попросил Лу.
        Харматанец вернул камень в костер и посмотрел на Амаранту.
        - Мечник она. Хороший, - отрывисто бросил он.
        - Вот где удача-то крылась! Побила зверье палочкой не хуже топора. Изверг, прижги мне шею, я сам не смогу, - попросил Лу Ясура.
        - Мне плевать, что не можешь.
        - Да я ж не вижу! Лишнего сожгу.
        - А ты наощупь.
        - Ну и скотина.
        Лу полез в сумку, что-то внутри развязывая.
        - Ты что удумал, мать твою шлюху? - заорал харматанец, - договаривались, чтобы ни разу!
        - Остынь, животное. Я чуть-чуть. Чтобы боль унять.
        - Размажешься - брошу к демоновой матери!
        - Шел бы ты…
        На свет появилась курительная трубка знакомой формы, но примитивной, топорной работы. Красавчик, зачерпнув в мешке, засыпал внутрь зеленовато-бурой травяной смеси и утрамбовал ее большим пальцем. Эльфийское зелье - вот что это такое!
        - Вы - контрабандисты, - сказала Амаранта.
        - И что? Всем надо как-то жить.
        Лу вытащил из костра горящую веточку и поджег содержимое трубки.
        - В Галадэне не делают эту отраву.
        - Там - нет, а соседи - да. Из Галадэна бежишь, моя пери?
        Амаранта боролась с соблазном забыться и вновь увидеть тех, кого любила и по кому скучала. Пусть не по-настоящему, но на время Ханлейт или Златовласка станут ближе.
        - Дай мне тоже эльфийского зелья, - попросила она.
        Красавчик Лу понимающе улыбнулся и протянул трубку.
        - Нет, у меня своя.
        Моран достала подарок Киндара из мягкого голенища сапога - нелюдь не догадался там пощупать, когда обыскивал. При виде трубки Киндара у Красавчика загорелись глаза, и руки сами потянулись ее потрогать.
        - Завидуй издали, - одернула его Амаранта.
        - Какие мы вредные и загадочные!
        Лу раскрыл сумку пошире, приглашая ей заправить зелье самой. Оно было другим, чем у Златовласки, и по запаху, и по цвету. «Его редко где можно купить, и мало кто умеет его делать правильно. Но я умею», - Киндар говорил чистую правду. Не то, совсем не то! Или не та компания? Моран глубоко затянулась шершавым горячим дымом. Закрыла глаза. Как бы она не желала оказаться за тысячу верст от контрабандистов, на противоположном конце земли, в другом времени - у нее не вышло. Мутно заболела голова, запершило в горле, голоса нежелательных спутников надоедливо жужжали рядом, костер стрелял искрами, просыпался лес. Но вой одержимых волков, услышанный этой ночью, становился все отчетливее и понятнее. В нем не было ненужных слов, только самое важное - Проклятая дорога ждет. Как бы далеко не убежала Амаранта - она услышит ее зов в воплях, в визге и в вое; прочтет в нечеловеческих взглядах, почувствует, прикоснувшись к чудовищу, к живому или мертвому. И пожалеет существо, близкое к собственной природе. «Они звали меня!» - осознала Моран и распахнула глаза.
        Кажется, она или вздрогнула, или резко отбросила ладонь с трубкой от губ - нелюди замолчали в замешательстве.
        - Сильно закрутило, моя пери? - проворковал Красавчик с ласковой улыбочкой.
        - Ты прижег себе рану или нет? Вы об этом полчаса лаетесь! - ответила она с нескрываемым раздражением, - прекрати уже ныть!
        - Я думал, ты в стране грез и не слышишь, звезда моя.
        - Тебе бы такие мечты, - пробормотала Моран и обхватила тряпкой горячий камень поудобнее, - давай шею. Что это за дрянь?
        - Алхимическая приблуда харматанцев, «огонь хармы» называется. У них харма везде, куда ни плюнь: единственное объяснение на все и вся. Вот где тупость, правда? Полечи меня нежно, пери.
        Красавчик, подстегиваемый злыми взглядами своих спутников, зажмурился, подставив место укуса. Тварь рванула верхний слой кожи, не успев вонзить зубы глубоко в мышцы, но крови вытекло порядочно. Амаранта прижала камень к ране и увидела, как мелкие вкрапления белых кристалликов вступают в реакцию с плотью, тихонько шипят, запечатывая кровеносные сосуды, а черные осыпаются, как пепел. Удивившись, Моран осматривала камень, забыв про пациента.
        - Зачем надо нагревать? А если приложить так?
        В качестве эксперимента она легонько прикоснулась «огнем хармы» к своей руке. Горячо, но не больно - белое вещество не растворялось. Наверное, ему требовалась жидкость, например, - кровь.
        - Харме нужен огонь, - убежденно ответил Ясур.
        - Твоему Харме нужна вода, а огонь только для того, чтобы сжечь кожу или раскровить засохшую рану.
        - Создатель в свидетели - да какая разница?! Вы закончили это дерьмо обсуждать? Вспомни, чем занималась, звезда моих очей! - завопил Лу.
        Амаранта сунула камень в пламя костра, а затем занялась Красавчиком, на совесть припечатывая следы укусов. Его стоны и вскрики ее нисколько не трогали.
        - Зверюга безжалостная! - высказал Лу свою благодарность, когда лечение закончилось.
        Харматанец молча указал на ногу Моран, но она отрицательно покачала головой - рана не сильно беспокоила. У одержимых есть свои преимущества.

* * *
        Красавчика мотало из стороны в сторону - эльфийское зелье не выветрилось из его головы, несмотря на продолжительный отдых, и он болтал без умолку, затрагивая одни и те же темы по кругу:
        - Еще немного и придем в хорошее место. Тебе оно будет по вкусу, пери! Представь Галадэн, только в разы лучше: без злых эльфов, без ловушек и выстрелов в спину. Как же я их ненавижу! Их гордые рожи и высокомерное снисхождение! Я ничем не хуже чистокровного эльфа! Я красивее и умнее. Ты не представляешь, звезда моя, насколько я умен! Я говорил с ними, кивал и улыбался. Я умею торговаться, я нравлюсь всем - и мужчинам, и женщинам, даже детям и собакам, - а это самое главное. Это потому, что я добрый. Правда, харматанец?
        Ясур по привычке харкнул, но Красавчику было все нипочем:
        - Когда я тебя увидел в лодке, сначала порадовался: такая видная эльфка сдохла, а потом посмотрел внимательнее - не из них ты. Сколько в тебе эльфийской крови? Во мне ровно половина, будь проклят мой безымянный папаша! Так и сколько?
        - Не знаю, - хмуро ответила Амаранта. «Нисколько» она сказать остереглась.
        - Мало, я думаю, седьмая вода на киселе.
        - Куда мы идем?
        - В хоро…
        - Я это уже слышала! В какой стороне Эвенберг? Он должен быть на востоке, а мы направляемся на юг все дальше и дальше!
        - Мы идем на восток, моя пери! - заверил Лу с подкупающей уверенностью.
        - Нет! Мох на деревьях растет с северной стороны!
        - Серьезно? - искренне удивился Красавчик, осмотрев ближайший ствол, - так мы в обход двинули, звезда моя. По широкому кругу. Вот увидишь, свернем, куда следует, в самый нужный момент. Лес этот бесхозный вот-вот закончится. Я не лгу. Эх, вернусь в Эстарис, заживу как у Хармы за пазухой!
        Красавчик еще долго расписывал свое будущее житье-бытье в Аквилее на деньги от продажи эльфийского зелья, но Амаранта перестала его слушать.
        Местность изменилась к вечеру - на пути стали попадаться серебристые стволы древних кедров, исчез бурелом и противная повилика, цепляющая одежду. В этом тихом лесу было мрачновато-спокойно и зелено, дубы и черные липы соседствовали с кедрами, изо всех сил стараясь догнать исполинов в высоте и размерах. Теплое лето щедро рассыпало поляны земляники, только-только начинающей созревать. Моран то и дело нагибалась, срывая и отправляя в рот первые крупные ягоды. Их терпко-сладкий вкус обладал непередаваемым ароматом, не сравнимым ни с одним лакомством в мире. Здесь все было по-другому, чем на родине Галара: не так торжественно, и не так отстраненно-холодно; в этом лесу хотелось остаться жить, а не любоваться со стороны ледяной синевой цветущих галадэнов. Единственное, что настораживало - на пути не попадалось ни единой тропы, словно в прекрасном и гулком бору никто не жил.
        - Это земли эльфийского клана? - спросила Амаранта у своих спутников.
        - Конечно! - быстро ответил Красавчик, предупреждая нечаянные слова харматанца, - видишь, я честен с тобой - мы вышли к обитаемым местам. Поспешим, нас ждет заслуженный отдых в поселке.
        - Мы на землях ланн Кенниров, - выдал Ясур.
        - … и здесь всегда хорошо принимают, - лукаво закончил Лу.
        Амаранта по инерции сделала еще несколько шагов и остановилась, вспомнив рассказ Галара. Ханлейт ланн Кеннир, Харматанец, эльф, похищенный кочевниками в детстве. Ее Хранитель жил здесь! Она ступает по земле его предков!
        - Что с тобой, моя пери? Увидела привидение?
        - Ничего. Идем.
        Все, разговоры закончились. Моран поняла, как именно обманута, но не догадывалась - зачем. До Эвенберга еще плыть и плыть по реке, а контрабандисты притащили ее к самой границе с Харматаном. Надо было идти одной… «В своей лодке я бы не выжила, а плот сломали. В среднем течении берега Эльмантира не проходимы - в этом я убедилась сама. Был ли выбор? Уже не важно, я счастлива, что оказалась здесь! Я почти в гостях, это почти свидание! Но Галар говорил о клане Хана в прошедшем времени… Что я увижу?» - волновалась Амаранта, словно могла встретить живого Ханлейта в волшебном земляничном лесу.
        Поселок явился перед глазами глубокой ночью, внезапно выступив серой громадой первого дерева-дома. Под ногами захрустели заросшие травой дорожки, песчаные, а не каменные. Кеннир не лежал в руинах, он медленно растворялся в окружающем лесе. Его не защищала стена, как Галадэн или цитадель, а обычная ограда из бревен в свое время оказалась ненадежной. Ее снесли эльфы других кланов, когда защищать стало некого, скололи ступени, ведущие к дверям домов, сняли окна, разобрали очаги и печи, позволив деревьям жить вольно. А кедры-великаны еще хранили следы ожогов страшного пожара, и, наверное, помнили резню, унесшую десятки жизней.
        - Вот я не пойму, как эльфы могли все это бросить и уйти! Этим деревьям срок - вечность! Серебряные кедры растут лишь к югу от Эльмантира, да в Сирионе. Здесь жить бы да жить. Хорошее место, да, моя пери?
        - Замолчи! - вскрикнула Моран, с трудом подавив желание ударить Красавчика.
        Лу удивился, а харматанец угрюмо отмалчивался.
        - Мы займем один из домов поменьше и поуютнее. В больших по ночам страшновато, моя пери. Ты зачем кричишь?
        Нелюди развели костер внутри неровного овала, образованного серыми стволами. На полу еще сохранились следы расколотой плитки, засыпанной песком и заросшей мелкой острой травой. Над головами шумела крыша - сплошная крона, а простенки между деревьями-колоннами заполонила ночная темень. Блики света таились в глубоких складках коры, выхватывая из мрака то кусок зеленой смальты, то резко отражаясь в осколках разбитого зеркальца, забытого на высоте второго этажа. Амаранта сидела поодаль от огня, прислонившись спиной к шершавому стволу.
        - Есть будешь, пери? Нет? Курить? Что на нее нашло, харматанец?
        Она промолчала, и контрабандисты перестали отвлекаться от ужина.
        - Они не уходили, - неожиданно проронила Моран, - эльфы. Они все еще здесь. На целую вечность, как ты сказал.
        - В смысле, звезда моя?
        - В прямом. Клан Кенниров похоронен в своих домах. А этажи и двери убрали, чтобы никто не беспокоил истинных хозяев. Вы жрете на костях. Если вам интересно.
        Контрабандисты перестали жевать и начали озираться.
        - Живые и мертвые предпочитают жить отдельно. Эльф наполовину, как мало ты знаешь! Кеннир - самое плохое место на свете, но я благодарна, что ты привел меня сюда.
        Поднявшись, Амаранта шагнула в пустой проем, некогда служивший стеной дома.
        - Ты куда направилась?!
        - Спрошу ночлег, может, кто впустит.
        Моран пошла по дорожке, не оборачиваясь на окрики, впрочем, ее и не преследовали. Жаль, нельзя узнать, где жила семья Ханлейта. Галар говорил, что Хан был надеждой для своего клана и будущим магом. Возможно, он вырос под кроной вот этого дома-великана, или, напротив, его родители были простыми ремесленниками, и скромный дом в два этажа по ночам, подобным этой, освещался масляными лампами с уютными желто-зелеными абажурами. Амаранта зашла в отдаленное жилище, куда не проникал свет костра нелюдей и устроилась на полу. Она никого не хотела видеть ни сегодня, ни завтра, и меньше всех - своих лживых спутников.
        Эрендольская пери
        Что разбудило Амаранту - луч утреннего солнца, нашедшего просвет в густой кроне дома-дерева или взгляд Красавчика, сидящего рядом на корточках? От неудобной ночевки на полу затекли ноги. И руки. Моран пошевелилась и поняла, что связана. Кое-кто был настолько терпелив, что дождался, пока тело спящей займет удобное положение, и настолько чуток, что не потревожил ее сон, просовывая веревки под запястья, колени и щиколотки. Мгновенно проснувшись, Амаранта попыталась освободиться, но тщетно - узлы были крепкими.
        - Как прошла ночь, моя пери? - осведомился Лу.
        - Развяжи меня немедленно!
        - Нет-нет. Отпускать зверя после решения его связать - очень опасно. У тебя разъяренное лицо. Впрочем, оно-то во всем и виновато. Ты - такая красивая, звезда моя!
        - Что ты бормочешь? Я - не зверь. Быстро убирай веревки!
        Моран села в неудобной позе, привалившись плечом к дереву. Лу на всякий случай отодвинулся.
        - Пери, ты мне очень нравилась, пока я тебя не испугался. Ты дралась с тварями простой палкой, как одержимая демоном; как представлю, на что ты способна с оружием в руках, так волосы дыбом встают. Дело в том, пери, что я не доверяю харматанцу, а после ночной бойни в лесу он тебя зауважал. Ясур - животное, неграмотное и тупое, ты - хищница себе на уме, а я - маленький и слабый. Доброта в борьбе не поможет!
        «Оружие слабых - трусость и предусмотрительность», - вертелось в голове у Амаранты знакомое выражение. Красавчик наносил упреждающий удар труса, и отчего-то именно по ее голове. Разве Моран ему угрожала? Когда, для чего?
        - В лесу у реки я спасла твою жизнь!
        - Это вышло случайно, звезда моя. Ты спасала свою жизнь, а я попался под руку. Но все равно спасибо. Ты знаешь толк в эльфийском зелье. Еще бы! Даже твоя трубка ценная настолько, что на эти деньги можно прожить неделю, что тебе стоит спеться со слугой Хармы и прикончить меня по-тихому? Да раз плюнуть, моя пери! Вот я и решил тебя связать покрепче.
        Красавчик мог бы и не объяснять свою мысль столь многословно - Моран и так все поняла. Самое противное, что убеждать нелюдя в ошибочности своих страхов было бесполезно!
        - Что ты намерен со мной делать?
        - Продать, пери. Задорого.
        - Ради этого вы сломали плот?
        - Звезда моя, про развязавшиеся бревна я не врал. Плотик порушил Ясур - так не хотел с тобой расставаться. Честное слово!
        Похоже на правду. Значит, остается харматанец - он может быть против плана Красавчика! Только Моран успела об этом подумать, как и эта надежда оказалась разбитой:
        - Харматанца я беру на себя - он верит всему, поданному под нужным соусом. А тебе придется рот заткнуть, - буднично закончил Лу.
        - Я тебя убью.
        - И не сомневаюсь, моя пери!
        Замотав рот пленнице куском мешковины, по запаху - оторванным от мешка с эльфийским зельем, Красавчик присвоил себе трубку Киндара и удалился. Амаранта сползла обратно на пол, но не нашла ничего достаточно острого, чтобы перерезать веревки. Вскоре пришел Ясур, посмотрел на нее с ненавистью и взвалил себе на плечо.
        Нелюди уходили дальше на юг. Поселок ланн Кенниров провожал Моран ослепительным июньским солнцем и теплом погожего лета. Чудесный уголок Эрендола, разоренный и заброшенный.
        Ясуру надоело ее тащить. Сбросив ношу на землю, он принялся сооружать носилки. Связав две длинные палки на расстоянии, харматанец прикрутил к ним ветки с листвой, положил пленницу в импровизированную повозку без колес и впрягся вместо лошади.
        - Потерпи, моя пери! До самой границы, где полно эльфийских патрулей, мы тебя волочить не будем. Свои люди нас встретят раньше. Уже ждут, мы задержались.
        Красавчик передернул плечами от молчаливого приговора во взгляде Амаранты. Она не сопротивлялась, не мычала и не извивалась в путах, как он ожидал. Но так было страшнее. Скорее бы от нее избавиться!
        Два харматанца прятались в лесу в полудне пути от разоренного поселка. Они откликнулись на особый свист - условный сигнал, поданный Ясуром. То, что перед ней именно слуги Хармы, а не эльфы и не эймарцы, Амаранта поняла с первого взгляда: темные глаза, скуластые лица со смуглой кожей и нездешняя одежда в коричневых тонах, крашенная сурьмой и охрой, говорили сами за себя.
        Торг пошел на варварской смеси эймарского и харматанского языков - контрабандисты договаривались о продаже эльфийского зелья, бросив пленницу на земле. Заплечные сумки развязали, позволив покупателям залезть в мешки по локоть. Тарабаня по-своему, харматанцы копались, нюхали и пробовали на вкус. Дословно их понимал только Ясур, а Красавчик кивал и улыбался. Судя по довольному виду Лу, зелье оценили высоко - в карманы контрабандистов перекочевали увесистые мешочки с золотом. Настала очередь живого товара.
        - Эрендольская пери для гарема, - представил Моран Красавчик.
        Харматанец потянулся к ее рту, чтобы убрать тряпку.
        - Ой, не советую, она кусается! Вот гляди!
        Красавчик показал на свою шею, и покупатель отдернул руку.
        - Ее еще воспитывать и воспитывать, совсем дикая. Видишь, как смотрит?
        - Злой товар стоит дешево, дорого стоит ласковый, - поведал слуга Хармы с жутким акцентом.
        - Будет ласковая, все будет! Посмотри, какой носик, какие глазки. Светлые, у вас таких не водится!
        У Амаранты от гнева стали бледными даже губы, но харматанец нашел это интересным. Он осторожно потрогал ее щеку коричневым пальцем.
        - Десять харм.
        Красавчик нервно сглотнул.
        - Этого мало, Харма свидетель!
        - Мне злой товар вести через границу, далеко. Кричать будет, вырываться будет. Может, убить придется. Десять харм, - твердо сказал покупатель.
        - Хорошо, десять, - со вздохом согласился Лу, пряча деньги в кошелек, - но я заберу ее серьги.
        - Не заберешь.
        Ясур вмешался в разговор, подойдя к Красавчику сзади. Амаранта перевела взгляд на второго контрабандиста и усмехнулась с тряпкой во рту. Но Лу ничего не заподозрил.
        - Это почему?
        Удивиться еще больше Красавчик не успел, получив удар в основание черепа. Он рухнул на колени. Ясур, не мешкая, вывернул руки напарника назад и скрутил веревкой. Красавчик закричал от боли - харматанец был далек от нежностей. Он забрал у Лу нож, все золото и злобно пнул, свалив наземь:
        - Эту мразь вы получаете бесплатно.
        - Что ты творишь?! Это мой товар, только мой! Тебе бы эльфы зелье не продали! Я уговаривал, я выпрашивал, унижался! Ради нас обоих!
        Забыв про боль, Красавчик привстал и отчаянно старался договориться, глядя на Ясура круглыми от нежданной подлости глазами.
        - А у тебя бы не купили.
        - Ты же мой друг! - проникновенно сообщил Лу, начиная дрожать.
        - Тьфу!
        - Тебе не пройти Эрендол без меня! Эльфы тебя прикончат за одну твою рожу! Как ты вернешься?! Ясур, одумайся!
        - А никак! Сыт я по горло вашими эрендолами и аквилеями. Я возвращаюсь в Харматан.
        - Ах ты погань…
        Красавчик продолжал сыпать руганью, пока его не заткнул один из покупателей, основательно проработав ногами. Харматанцы двинулись в сторону границы, волоча Моран на ветках и Лу по траве на веревке, пока он не встал и не пошел сам, шатаясь и задевая за деревья.
        На свободу Амаранта и не рассчитывала - деньги от ее продажи перекочевали в карман Ясура.

* * *
        Пришло время прощаться: дороги харматанцев расходились - через границу толпой не ломятся. Ясур присел подле пленницы, перерезал веревки на ногах и снял со ее рта повязку. Он был всерьез чем-то оскорблен, смотрел на Моран со злобой и странным сожалением и долго молчал.
        - Станешь… моей харамит? - наконец, выдавил Ясур как будто через силу, преодолевая внутреннее сопротивление.
        Амаранта молчала, облизывая опухшие губы. Она не поняла.
        - Он предлагает отыметь тебя при всех, моя пери. У дикарей есть такой милый обычай. Соглашайся, а я посмотрю, - перевел Красавчик с кривой улыбкой.
        - Да? Нет?
        Ясур не дождался ответа и сделал вывод сам:
        - Высокомерная тварь.
        По привычке презрительно сплюнув, он ушел не оглядываясь. Амаранте оставалось только гадать, как именно оболгал ее Красавчик.
        Будущих рабов погнали дальше. Сопротивление ничего не сулило, кроме унизительных побоев. Амаранта убедилась в этом на чужом опыте: Лу повалили, чтобы связать руки спереди и избили, когда он начал вырываться. «Граница рядом, нужно беречь силы! Эрендольские эльфы обнаружат харматанцев, и тогда…» - думала Моран и внешне покорно шла за торговцами.
        Она все чаще ощущала дыхание чужого ветра. Прилетая издалека, он едва касался раскидистых крон, шуршал в листве и бессильно падал на землю сухим теплом. До южного рубежа Эрендола оставались последние версты.
        Ночью харматанцы накрепко примотали пленников к дереву, заткнули им рты и надолго исчезли. Амаранта чувствовала плечо Красавчика рядом и слышала его дыхание, но от неприятного соседа невозможно было отодвинуться. За время пути Лу не раз хотел заговорить, но не решался. Хорошо, что и теперь не может. Харматанцы вернулись не одни.
        - Сколько их? - поинтересовался певучий эльфийский голос.
        Сердце Амаранты забилось сильнее, предчувствуя скорую развязку.
        - Двое.
        Вооруженный луком эрендолец подошел к пленникам и повернул голову Красавчика набок, проверяя форму его ушей. Лу задергался, пытаясь что-то объяснить с завязанным ртом.
        - Полукровка? Забирайте.
        Теперь была очередь Моран. Ее эльф разглядывал дольше, зачем-то трогал куртку Хранителя за металлические пуговицы, посеребренные лунным светом.
        - Откуда вы ее взяли? - удивился он, - она - человек. Нам приказано убивать людей!
        - Женщина - моя. Со мной пришла, - соврал харматанец, заплативший десять харм.
        - Твоя - и что? Почему связана?
        - Строптивая.
        Эльф понимающе улыбнулся.
        - По две лиры за обоих.
        - Только за него! Моя женщина - бесплатно! - возмутился харматанец.
        - Выход - по два золотых с каждой головы. И восемьдесят серебром за груз, - отрезал эльф, - не устраивает? Вы у нас кто? Люди. Зову своих.
        Возмущению Моран не было предела. Она даже предприняла бессмысленную попытку разорвать путы, прижимающие ее к дереву. Интересно, а в столице Эрендола знают, что творится на границах?! А в Эймаре? Будь ее воля… Но воли не было. Королеву Амаранту продавали в рабство в Харматан. И кто? Эльф!
        - А она точно твоя? - засомневался эрендолец, - не дочь Хармы! И не из наших. Или все же…
        - Держи деньги! - прервал харматанец его раздумья.
        Пересчитав монеты и забыв про любопытство, эльф кивнул и скрылся в ночи. Идти дальше Моран отказалась. Рыча и отбиваясь с неистовой силой ногами и руками, связанными спереди, она довела торговцев до бешенства - они перестали жалеть дорогой товар. На долю Амаранты досталось столько ударов, сколько Красавчик бы не выдержал, но она словно обезумела. Ее поднимали, а она падала. Ей приставляли к горлу кинжалы - но это не действовало. Пользуясь случаем, Лу рванул было в лес, но был жестоко наказан и лежал на земле тихо, со страхом наблюдая за Моран. Досадная и шумная задержка вынудила харматанцев связать пленницу покрепче и тащить на себе. Увы, если в лесу и были неподкупные эльфы, они не услышали и на помощь не пришли.
        Леса Эрендола, выплеснувшись зеленой волной на пески страны Хармы, не заканчивались внезапно, вытесняемые зноем пустыни, они редели постепенно. Нога путника все чаще вязла в воронках желтых песчинок - предвестниках величественных барханов, а одежда цеплялась за кустарник, покрытый острыми шипами. Ночами было по-эрендольски прохладно и душисто пахло хвоей, зато днем палящее солнце просыпалось, чтобы выпарить из растений живительную влагу. С каждом шагом на юг зелень тускнела, а суховеи вступали в свои права. На западной и восточной границе с Харматаном страну эльфов защищали гряды невысоких, но трудно проходимых гор, а в лицо землям Кенниров жарко дышала выжженная земля великой харматанской пустыни - родины диких кочевников.
        Когда песка под ногами стало больше, харматанцы бросили Моран на землю и поволокли, но ее упрямство было не сломить - пленница отказывалась передвигаться самостоятельно. Пологие холмы - далекие отроги западных гор, сменяли друг друга, одинаковые, как в дурном сне. Вверх и вниз. И снова вверх. Выбившись из сил, торговцы били «злой товар», поминая Харму на всех языках, зуботычины доставались и присмиревшему Красавчику.
        Группы деревьев попадались все реже. Харматанцы оставили пленников под жалкой тенью колких кустов с серо-зеленой листвой и поднялись на холм, что-то высматривая. Моран лежала щекой на песке, связанная вдоль и поперек, не двигаясь и не открывая глаз. Она вообще-то дышит? Лу наклонился ниже, закрыв лицо девушки от солнца своей тенью. Вид у пери был плачевный: расцарапанные руки и шея, разбитое лицо, песок в спутанных волосах. Красавчик набрался смелости и начал разговор, не уверенный, что она его слышит:
        - Мы в Харматане, моя пери, а ты достала псов Хармы до самой печени. Пора быть благоразумнее, иначе они плюнут на деньги и прирежут тебя.
        Лу немного помолчал, дожидаясь хоть какого-нибудь знака с ее стороны.
        - Я поступил нехорошо, но убивать-то я тебя не хотел!
        Веки Амаранты дрогнули, но остались закрытыми. Значит, жива. Красавчик примирительно заключил:
        - Нам стоит держаться вместе, звезда моя. И помогать друг другу. Ты согласна?
        На холме вдали показались всадники. Торговцы контрабандой, попутно выручив деньги еще и за живой товар, спешили от него избавиться, передав по цепочке далее. Прежде чем получить клеймо раба на левую щеку, пленникам предстояло пройти долгий путь через жаркие, бедные водой земли, добраться до невольничьего рынка одного из халифатов и быть купленными. Жители пустыни рабов не держали, но захватом пленных и работорговлей не брезговали.
        Красавчик не понимал и четверти того, о чем переговаривались торговцы с высоким худым кочевником, замотанным в красные тряпки до самых глаз, - нелюдь плохо знал харматанский, а диалекты дикарей - еще меньше. Кочевник по имени Фарсид был очень недоволен.
        Лу пнули, требуя встать. Харматанец осмотрел его, пощупав плечи и заглянув в зубы. Заметив сломанный клык, кочевник недовольно поморщился и предложил свою цену. Опустившись на колено перед Моран, он перевернул ее на спину и начал орать по-своему, указывая на веревки и следы побоев. Красавчик понял, что девушку Фарсид покупать отказывается. Торговцы горячились и спорили, указывая пальцами то на нее, то в сторону Эрендола, но кочевник отрицательно покачал головой и поднялся. Помянув Харму, один из контрабандистов вытащил нож.
        - Эта эльфийка из клана эрендольских девственниц-воительниц! - сказал Лу, отчаянно надеясь, что эймарский язык кочевнику знаком.
        - Человек! - возразил Фарсид.
        - Нет-нет. Не совсем! Ее… - Красавчик на мгновение задумался, кто из родителей для харматанцев важнее, - ее отец - важный эльф из столицы. Из Эвенберга. Это такой город. В Эрендоле. У нее благородная голубая кровь! Посмотри на дорогие украшения.
        - Ее кровь красная.
        Мысленно послав дикаря к демонам, Лу немного изменил свою мысль:
        - Я сказал про глаза. У нее голубые глаза, почти как у меня. Очень красивые! Светлые, как снег, - опять поругав себя за неудачное сравнение, Красавчик поправился, - как небо перед дождем.
        - Она и правда невинна?
        Самое важное до Фарсида доходило медленнее всего.
        - Чиста, как родник. Эти злобные псы, - Лу указал на торговцев, - измывались над ней просто так, из жестокости. Она вела себя хорошо! Она нежная и послушная!
        - Ее трогали?
        - Только били! Не раздевали, нет! - взволнованно уверил Лу.
        Фарсид перешел на харматанский, обвиняя торговцев в порче товара и назначая за девушку цену еще ниже, чем за мужчину со сломанным зубом. В таком виде сделка и состоялась.
        Кочевник перерезал все сковывающие пленницу веревки. Лу испугался за свою ложь, глядя, как он освобождает девушке руки, но все обошлось. Приподняв голову Моран, Фарсид поднес к ее губам фляжку с водой. Наконец, она открыла глаза, но посмотрела не на харматанца, а на Красавчика. Прощения во взгляде Амаранты не было.

* * *
        Фарсид посадил Моран на лошадь впереди себя, Красавчику же предстояло пройти путь пешком, глядя в конский зад - его привязали за запястья на длинный поводок, пристегнутый к седлу. Кочевников было пятеро. Получив контрабандное зелье и живой товар, они возвращались к стоянке.
        Неподкованные копыта низкорослых лохматых лошадей то мягко шагали по песчаным наносам, то тихонько постукивали по сухой твердой почве, дюны перемежались островками растительности: пустынная акация щетинилась колючими зарослями, настолько высокими, что в них мог скрыться всадник; облепиха соперничала окраской узких листьев с метелками полыни - у кого серебра больше. Амаранта попала в страну тусклого золота, состаренного металла и восхитительно-прекрасных закатов, рисующих на небе оранжевые всполохи, продолжающие линии холмов далеко за горизонтом. В Харматане была своя, особая гармония - посвист ветра, ускользающие тени облаков и поземка золотых крупинок - вечных путников, не знающих усталости.
        Здесь прошла юность Ханлейта, и, наверное, ему хорошо было скакать верхом, ощущая себя свободным хоть на тот краткий миг, пока в волосах шепчут теплые вихри харматанских просторов. Совсем другое дело - медленно переваливаться с боку на бок на жестком куске кожи, провонявшем потом, конским и человеческим, да еще по пути в рабство. Кочевники переговаривались между собой, и Моран чувствовала спиной вибрацию воздуха в груди Фарсида, находя слова незнакомого языка неблагозвучными, как карканье. Рука кочевника, придерживающая ее за ребра и прижимающая слишком сильно, стала влажной и липла к телу сквозь одежду. Отвращение все нарастало. Внезапно Амаранта перекинула ногу через седло и спрыгнула с лошади на ходу. Не удержавшись на ногах, она покатилась по песку. Кочевники закричали и натянули поводья, Фарсид спешился и бросился догонять, но пленница никуда не побежала.
        - Я хочу идти пешком!
        Кочевник не понял или не расслышал и неумолимо потащил ее обратно к лошади.
        - Я пойду сама! Сама! Ты понимаешь? - упиралась Амаранта.
        Фарсид не стал вникать в причину просьбы. Моран привязали с другой стороны седла, и она пошла рядом с Красавчиком.
        - Я устал и очень завидовал, пери. Тоже хотел верхом. Но с тобой вместе идти веселее.
        Амаранта шла, не глядя на своего спутника.
        - Что мы сейчас в заднице, виноват не я, а хреновы эрендольские обычаи. Ты сама видела - на границе живут продажные эльфы: проверяют уши, и если пленник нелюдь, от него спешат избавиться. А все потому, что остроухие за чистую кровь, вот только совокупляться с людьми эльфам строгие принципы не запрещают! Ненавижу…
        - Я тоже, - откликнулась Моран, не уточняя, кого именно ненавидит она.
        - Моя пери, так и знал! У нас много общего, правда же?
        - Да, мы идем за одной и той же лошадью. Что такое «харамит»?
        - Дословно «подруга», но смысл в другом. Харамит - не жена, а воин, при том - женщина. Жен у кочевника может быть без счета, а харамит - одна. Моя сладкая пери, у дикарей редко какая баба удостаивается чести рисковать жизнью с мужиком на равных, поэтому и отношение к ней будет особенное: изнасиловать можно жену, девку, шлюху, кого угодно, а харамит - только по согласию. И отдаться мужику она должна на виду и при всех, подтверждая серьезность своих намерений. Так что я сказал чистую правду: поимел бы тебя Ясур, гордо выбросил деньги и увез бы с собой в пустыню. Харматанец тебя заметил, когда ты Эльмантир вплавь рассекала, а позже оружие тебе сунул. Оказалось - не зря. Ты на него и не смотрела даже, а я все подмечал. Ну и помешал. Я - молодец?
        - Что ты ему сказал?
        - Правду: какой слабак и урод Ясур в твоих прекрасных глазах, как сильно ты его презираешь и считаешь недостойным тебе ножки мыть. Моя пери, не помню, говорила ли ты все это, но могла подумать, ведь могла же?
        На мгновение Моран лишилась дара речи, а Лу продолжал говорить, посчитав ее молчание за одобрение:
        - Вот не ожидал, что харматанец таки решится на предложение в последний момент! Правильно ты отказалась. Ясур - животное. «Девственницы-воительницы»! - чуть слышно хихикнул Лу, - ты такое слышала когда-нибудь? А дикари купились! Теперь тебя никто пальцем не тронет до продажи, харматанцы невинность ценят дорого! А иначе - убили бы, моя пери, после всех твоих выкрутасов! Мне будет благодарность?
        - Да, будет. Вот она!
        Моран с силой толкнула Красавчика плечом, повалив на землю, и успела крепко ударить связанными руками несколько раз, пока харматанцы не вмешались и не привязали пленников к разным лошадям.

* * *
        Стоянка кочевников представляла собой несколько буро-коричневых шатров, раскинувшихся вокруг каменного колодца с водой. Когда-то здесь был богатый влагой оазис, но сейчас вытоптанная почва с трудом поила чахлые кусты. На них сохли какие-то тряпки, по стойбищу сновали женщины, путались под ногами полуголые дети, стоял гомон людских голосов, изредка пронизываемый детским визгом или конским ржанием. Пленники прибыли на закате, когда небо, отсияв оттенками пурпура, погасло, но стоянку харматанских кочевников освещал огонь десятка костров. Вместо привычного Амаранте дерева, харматанцы жгли сушеные лепешки из навоза. От смеси запахов дыма и жареного мяса слезились глаза. Ветер, налетая порывами, кружа воронки песка и хлопая плотной материей шатров, иногда разгонял этот смрад, но чаще бросал тяжелый дым прямо в лицо.
        Фарсид отвел пленников в свой шатер. Моран попятилась от входа, натолкнувшись на кислую вонь грубо обработанных козьих и конских шкур, сплошь покрывавших голую землю в жилище кочевника, но хозяин бесцеремонно втолкнул ее внутрь. Задержав дыхание, Амаранта прошла вслед за Лу в дальний угол палатки, имеющей форму неправильного шестиугольника. Пленникам жестами приказали сесть и разуться. Скинутую обувь тут же унесла женщина. От центрального столба к Лу и Амаранте протянули цепочки с кольцами на конце и одели каждому на правую щиколотку. Руки развязали. Фарсид быстро заговорил по-харматански - ему так было удобнее. Красавчик морщился и тщетно старался разобрать каждое слово, Моран же просто осматривалась вокруг широко распахнутыми глазами. Фарсид, сидя на корточках, приподнял ее свободную от оков ногу и несколько раз провел пальцем по ступне, наглядно объясняя свою мысль.
        - Если мы попытаемся бежать один раз, нам порежут ступни; если второй - сухожилия на пятках. И тогда мы больше не сможем ходить никогда, - перевел Лу.
        Фарсид согласно кивнул и вышел. Амаранта потянула на себя цепочку. Она оказалась крепкой и длинной: пленник мог выйти на улицу и ходить по стоянке, но если цепь дернуть посильнее - обрушится весь шатер.
        - Ты все еще мечтаешь меня угробить, моя пери? Умоляю, не этим! - серьезно попросил Красавчик.
        Его лицо хранило следы побоев, полученных от Моран по пути до стоянки: нос и подбородок нелюдя были вымазаны свернувшейся кровью.
        В шатер забегали дети, заходили женщины и другие кочевники, пялились, обсуждали достоинства и недостатки товара, тыкали в пленников пальцами и щупали на Амаранте одежду. Но особенно им нравились светлые волосы Лу - мало кто воздерживался, чтобы их не потрогать.
        Ближе к ночи все посторонние рассосались по своим палаткам, но в жилище Фарсида все равно было не протолкнуться. Огонь в очаге, устроенном неподалеку от входа, скупо выхватывал из темноты лица многочисленных родственников кочевника. Амаранта смотрела на смуглых, морщинистых старух и не могла понять - какая из них мать хозяина, а какая - старшая из жен; кому принадлежат дети - Фарсиду или его старшему сыну; от кого беременна молодая харматанка, и кого обнимает сам кочевник - дочь или юную супругу.
        Кочевники не мастерили мебели, постелью им служили беспорядочно разбросанные лежаки с кучами ветоши, а кладовой - глиняные сосуды, закопанные вдоль стены шатра по горлышко.
        Одна из женщин принесла круглое блюдо с горой мяса и лепешек, переложенных слоями, и поставила посередине. Дождавшись Фарсида, начавшего трапезу по праву старшего, к еде потянулись руки остальных. Голодным пленникам досталось лишь дружное чавканье. Утолив первый голод, харматанцы, продолжая жевать, лениво расселись по всему шатру, а дети носились вокруг него, задевая за матерчатые стенки и хохоча, пока на них не прикрикнули.
        - Видишь, какую ораву ему приходится кормить, - шепнул Красавчик, кивнув на хозяина, - будь кочевники еще более дикими, они бы съели нас, а не продали.
        Огонь очага догорал, погружая шатер в мягкий полумрак коричневых теней. И мужчины, и женщины избавились на ночь от лишней одежды и легли спать вповалку, не стесняясь обниматься. Сын хозяина, мелькнув в проеме голым торсом, непринужденно занялся любовью со своей молодой женой. Фарсид последовал его примеру - девочка, которую Моран приняла было за его дочь, разделила с ним ложе. Простота нравов пустынных жителей шокировала. Амаранта подобрала под себя ноги, чтобы не задеть нечаянно ни одно бронзовое тело. Заметив ее реакцию, Красавчик чуть слышно хмыкнул:
        - Гляжу я на тебя и думаю - так ли я был неправ. Звезда моя, а ты знаешь, откуда берутся дети или нет?
        В шатер вошла пожилая харматанка. Перешагнув через спящих, она подобралась к Амаранте и потянула ее за локоть. Моран инстинктивно выдернулась, тогда женщина что-то быстро пробормотала и указала на выход.
        - Могу ошибаться, но, по-моему, она хочет тебя помыть. Иди, - снова вмешался Лу.
        Пришлось встать. Снаружи потушили костры, ветер разогнал дым, и дышалось легко. Одинаково черные ночью, у границ стойбища фыркали и переступали копытами лошади. Немного похолодало. Над холмами взошла луна, непривычно большая, круглая. Харматанка подвела пленницу к широкой деревянной колоде рядом с колодцем. Странно было видеть в пустыне изделие из эрендольского кедра, но еще удивительнее - воду. Как правило, кочевники передвигались от оазиса к оазису, от одного источника - к другому, у границы же с Эрендолом влаги было достаточно всегда.
        Преодолев внутренний протест, Моран сняла куртку и рубашку, но харматанка потребовала большего. Амаранта отрицательно покачала головой, указав на свою ногу.
        - Харита, - шепнула женщина, ткнув себя в грудь, и ушла в шатер.
        Вернулась она с Фарсидом. От неожиданности Амаранта прикрылась руками. Кочевник отцепил кольцо на ее ноге и отдал приказ Харите на харматанском. Женщина начала поспешно раздевать пленницу.
        - Не надо, я сама! - воскликнула Моран, едва сдержавшись, чтобы не оттолкнуть Хариту.
        Раздеться пришлось совсем, догола, и вытерпеть придирчивый осмотр Фарсида. Харматанец что-то негодующе выговаривал, придерживая пленницу за плечо, и щупал особенно большие синяки и кровоподтеки, проверяя, не сломаны ли ребра. Тело Амаранты было настолько избито, что она походила на жертву, растерзанную целой ордой мелких демонов. Закончив с осмотром, Фарсид вернул кольцо с цепью ей на щиколотку и пошел спать.
        Кочевники варили мыло из смеси золы и козьего жира. Пахло оно не особенно приятно, но ощущение чистоты давало. Харита доставала серую вязкую жижу прямо из горшка и вытирала о Моран руку. Амаранта терпела, вздрагивая от прохлады ночного воздуха. С помощью старшей жены кочевника она помылась и тщательно прополоскала волосы, всерьез впечатлив Хариту их длиной и густотой. Расчесывая черные пряди, харматанка что-то тихонько приговаривала и одобрительно пощелкивала языком. Забрав одежду Хранителя, она принесла свое платье: широкое в талии и бедрах, но узкое в плечах, и тут же выпорола рукава, чтобы пленнице было удобнее.
        Потом у колодца умылся Красавчик. Раздеваться он не стал, но Харита и не настаивала. Амаранта получила свою порцию лепешки с мясом и съела, почти не чувствуя вкуса. Шатер остался по-прежнему гадок, но усталость добилась своего - Моран, вернувшись в свой дальний угол, заснула, как убитая.

* * *
        Рано утром Амаранту разбудила тяжесть на животе. Оказывается, Лу удобно пристроился рядом, использовав ее тело вместо подушки, а его рука небрежно грелась у нее под платьем. Моран подскочила, как ужаленная, а вместе с ней и Кавир, старший сын Фарсида. Не разобравшись, что происходит, он схватил Красавчика за шиворот и заехал кулаком ему в лицо.
        - Демонову мать! - заорал Лу, толком не проснувшись, - за что?!
        Кавир гневно указал на пленницу.
        - Нужна она мне! Дикарь проклятый! Отродье Хармы! - неосторожно заголосил Красавчик, забыв, что Фарсид понимает эймарский.
        Хозяин шатра встал и наградил сначала сына подзатыльником за переполох, а затем пнул Лу, демонстрируя, как именно следует наказывать будущего раба, не портя его красоту. Семья кочевника зашевелилась, захныкала детскими голосами, Харита вышла и зашуршала снаружи. Потянуло дымом. Небо на востоке лишь слегка порозовело, а стойбище уже просыпалось.
        - Зараза! Злобная сволочь, - бурчал Красавчик, для полноты картины добавляя к определениям аквилейские ругательства.
        Моран подумала было, что он клянет Кавира, но Красавчик смотрел на нее:
        - Я во сне за себя не отвечаю: ну, пригрелся на тепленьком. Любому в этой людской куче было бы приятно, кроме тебя! Молчишь? Давай, молчи, моя пери! Будь проклят тот день, когда я тебя из воды выудил!
        - Проклинай тот день, когда ты меня связал! - не выдержала Амаранта, заговаривая с Красавчиком первый раз за последние сутки.
        - Да, я ошибся! Я поставил не на того бойца в драке и проиграл!
        - Вот так это называется?!
        - Тебя я знал меньше, чем харматанскую мразь, и я не ожидал, что Ясур на родину подастся! Думал, ты с ним ради денег ляжешь, а меня - побоку - вот что я думал!
        - Ты бы так и поступил!
        - Конечно!
        В ответ на отвращение, написанное на лице «пери», щеки Лу слегка порозовели.
        - Я защищался, звезда моя. Решил, что ты для меня опаснее, чем харматанец. Надо было сделать все в точности до наоборот - договориться с тобой. Сейчас возвращались бы в Эстарис вместе.
        Амаранта отвернулась.
        - Она еще у меня, - загадочно сообщил Лу, - твоя трубка. В потайном кармашке. Я верну. Я буду помогать нам обоим. Я уже стараюсь. Ты заметила, моя пери? Тебе красный цвет очень идет.
        Моран посмотрела на свое платье - и, правда, оно было глубокого охристо-красного оттенка, а не черное, как ей показалось ночью. Мешковатое, короткое, едва прикрывающее колени, но прохладное, приятное к телу. Чистое. Невероятно плотная материя напоминала тонкую замшу хорошей выделки. Только харматанцы умеют так ткать!
        Все женщины кочевников были одеты примерно одинаково, их наряды отличались лишь наличием или отсутствием украшений из кожи и меди, а также степенью откровенности: молодые харматанки не считали зазорным ходить по стоянке практически обнаженными, настолько глубокими были вырезы и так широко распахивались отлетные полотнища юбок. Белья не носил никто.
        Пленники сидели у входа в шатер, наблюдая, как женщины стойбища снимают с кустов выстиранную одежду, высохшую за ночь, переливают воду в походные бурдюки и суетятся. Семья Фарсида наскоро поела горячими лепешками, запивая их белой жидкостью, похожей на молоко. Моран и Лу получили свою порцию после всех, как и вчера. Харита сунула пленнице в руки небольшой сосуд и принялась сворачивать барахло из палатки.
        Амаранта отдернулась от питья с кислым запахом, уколовшем обоняние, как иголками, и ела всухомятку. Красавчик был менее привередлив.
        - Дай мне, моя пери, - нелюдь отведал напиток и оценил по-достоинству, - это вкусно! Только не вдыхай.
        Пить хотелось, и Моран попробовала. Ничего, съедобно. Покалывает язык, освежает и немного ударяет в голову.
        - Сдается мне, это - забродившее кобылье молоко, - изрек Лу, - а ты что любишь? Эльфы хлещут всяческие травы, но меня от них тошнит. Нет ничего лучше сладкого аквилейского вина!
        Готовясь в путь, харматанцы-мужчины сворачивали шатры. К месту сборов подтащили широкие низкие волокуши с полозьями вместо колес. Они не вязли в песках и не опрокидывались от ветра, но и не имели крыши. Забирали все: хозяйственный скарб, шкуры, колья - в пустыне деревьев нет, поэтому крепкие палки послужат для множества стоянок. В запряженные парой лошадей повозки залезли немногочисленные старики и совсем маленькие дети, остальным кочевникам предстояло передвигаться пешком или верхом. Красавчику принесли обувь и приковали цепь к волокуше Фарсида. Насчет Амаранты у кочевника были другие планы - к ней подвели каурую кобылу.
        - Тебе! - объяснил Фарсид одним словом.
        Моран с сомнением посмотрела на узкий подол своей новой одежды. Фарсид достал нож, и, подрезав снизу края, с треском разорвал ткань платья с обеих сторон почти до бедер.
        - Давай! - приказал он.
        Седло по-харматански… Кусок кожи с одной передней лукой и без стремян, закрепленный ремнями. Амаранта никогда не ездила на таком. «У меня вообще, получится?» - подумала она и легко запрыгнула на спину лошади. Моран смутило странное и, одновременно, чувственное ощущение от соприкосновения внутренней поверхности бедер с теплой шкурой животного и мягкой замшей седла. Зато уздечка и поводья - привычные, а управлять лошадью можно коленями и без стремян.
        Харматанец пристроил позади Моран свернутый кусок одного из полотнищ шатра, и с опорой для поясницы ей стало еще удобнее. Фарсид вскочил на свою лошадь, пристегнув цепочку пленницы к седлу, дал сигнал, выкрикнув нечто про Харму, и кочевники двинулись в путь. Цепь вынуждала Амаранту держаться к харматанцу одним и тем же боком и двигаться в едином ритме; вздумай она рвануть наутек или зазеваться - тут же окажется на земле.
        - Невинность не потеряй, - насмешливо напутствовал Красавчик, следуя пешком с остальным обозом.

* * *
        Мужчины на лошадях составляли авангард шествия, но женщины верхом не ездили. Амаранта гадала, почему Фарсид сделал для нее исключение: возможно, тому были виной слова Красавчика о мифическом клане воительниц или кочевник сам определил, что девушка - опытная наездница. Обоз растянулся в длину, отдельные всадники иногда отрывались от своих товарищей и мчались вскачь в пустыню, высматривая известные им одним ориентиры. Остальные ехали ровно и не слишком быстро.
        В мутном небе размытым пятном плавало солнце, ветер уснул и не шевелился, а нагретый воздух давил сверху, как тяжелая невидимая плита. Моран сначала оборачивалась, высматривая позади зеленую полосу Эрендола, но страна эльфов окончательно скрылась из вида. Куда не кинь взгляд, вокруг нее простиралась пустыня с редкими островками чахлой растительности.
        - Плохая погода, - сказал Фарсид по-эймарски.
        «Я считала, в Харматане жарче. Если пасмурное небо - это плохо, то что же „хорошо“ в понимании харматанцев?» - думала Амаранта, - «и как отсюда сбежать?» Логика подсказывала, что в сложившейся ситуации - никак. К обеду у Моран разболелась голова, а на тело навалилась усталость. Но дело было не только в непривычной посадке в седле без упора для ног, а в самой пустыне. Она высасывала силы, угнетала невидимой угрозой, мучила жаждой. Амаранта еле дождалась остановки и соскользнула на землю, но, вернувшись из ближайших кустов, обнаружила, что стоянки не предвидится: спешно распаковав припасы, женщины оделяли конных едой и тут же завязывали мешки. Она также получила кусок копченного мяса, завернутый в пресную лепешку. Есть предстояло на ходу.
        «Лошадей полно, но скота нет. Откуда у них мясо? Откуда шкуры других животных?» Моран откусывала пропахший дымом кусок, запивая водой из мягкой фляжки, которую ей передавал Фарсид. «Я попала в мир, о котором ничего не знаю. Да и в прошлом меня Харматан не интересовал: он слишком далек от Архоны, лежит за лесным щитом Эрендола, как мираж. Но южная страна - реальна, вот она, вокруг!»
        Темнело, но не смеркалось. Это беспокоило Фарсида и остальных конников: после кратких переговоров между собой, мужчины дали сигнал двигаться быстрее. Более слабые из обоза забрались в волокуши, а остальные пустились бегом следом. Сын Фарсида захватил из повозки короткие колья и, громко гикнув, унесся вскачь. Старший кочевник последовал его примеру, пришлось и Амаранте. Вот тут она осознала, что ее навыки всадника и врожденная сноровка харматанцев - несравнимые понятия! В сбруе харматанских коней почти не было металлических деталей - кочевники не причиняли боли животным, больше полагаясь на свои инстинкты, чем на насилие. Еле успевая следить за цепью, Моран боролась с лошадью, оказавшейся неожиданно слишком чувствительной к ее командам: каурая кобыла, попавшая в чужие, непривычно жесткие руки, скакала неровно, не понимая, чего от нее хочет всадница. Фарсид огибал высокие песчаные наносы и не ломился сквозь кустарник, сворачивая то вправо, то влево и поднимая облака мелкой пыли, а Амаранта, не зная пути, не всегда успевала вовремя среагировать. Несколько раз цепь больно рванула ее за ногу, и Моран
срочно сближалась с харматанцем, покрываясь холодным потом от возможной перспективы жестокого падения на полном скаку.
        Испытание, показавшееся Амаранте бесконечным, закончилось в неглубокой котловине, образованной двумя холмистыми возвышенностями. Кавир, прибывший первым, уже разложил на земле колья и начал вбивать их деревянным молотом в песок, другие кочевники тоже занимались чем-то подобным. Моран обессилено сползла с лошади, чувствуя, как саднят и дрожат непривычно натруженные, стертые о седло ноги.
        - Я бы успел, - сказал Фарсид, бросая на землю ее цепь.
        «Он бы не потащил меня за собой, если бы я упала», - догадалась Моран.
        Кочевники, прибывшие раньше обоза, разбивали не шатры, а сооружали заслоны, располагая их вкруговую. Ветер то стихал, то усиливался, сгоняя пыль и песчинки в быстро бегущие дорожки, закручивал их вихрем и внезапно бросал в людей. Повторяющиеся удары песка неприятно покалывали и сушили кожу. Надвигалась буря.
        Прибыли волокуши. Их расставили по внешнему кругу и привязали лошадей, а сами кочевники набились семьями под навесы без внутренних стенок. В этот раз никто не предавался любовным утехам и лишнего не разговаривал. Жены Фарсида и Кавира застелили землю шкурами и развели маленький костер, скорее - теплину в вырытом в песке углублении. Появился Красавчик. Его привели в убежище последним, и Моран поразилась жалкому виду нелюдя - он умудрился обгореть до красных пятен. Амаранта посмотрела на свои руки и ноги и не увидела ничего подобного - ее кожа оказалась устойчивее к солнечным лучам и плотнее. Улегшись на спину у самой стенки, Моран закрыла глаза и отключилась. Ураган хлопал плотной тканью, разъяренно бросал на хлипкое сооружение горсти песка и выл, но она не просыпалась, пока Харита не потрясла ее за плечо. Харматанцы жевали, макая еду в общую плошку; еле живой огонь освещал их лица, казавшиеся особенно грубыми и черными от загара. Буря бесилась снаружи, изредка врываясь внутрь защищенного круга и обсыпая песком сидящих у входа людей.
        Харита дала Амаранте твердый, как камень, брусок темного хлеба. Отгрызть от него хоть крошку, не размачивая в уже знакомом кислом молоке, было невозможно. Наверное, остальные кочевники так же ужинали под своими навесами, но в свистящей мгле Моран их не видела. От спазмов в натруженных мышцах даже привстать было трудно, а кожа на бедрах казалась стертой до самого мяса. «Как я сяду верхом завтра?!» - подумала Амаранта, печально предсказывая свое самочувствие наутро.
        Закончив трапезу, жена Фарсида протянула девушке маленький сосуд с широким горлышком и глиняной пробкой. Вытащив ее, Моран понюхала содержимое, но Харита быстро заговорила и замахала руками, показывая, что есть снадобье нельзя.
        - Этим надо намазать твои ноги, - устало сказал Красавчик, - давай, я? Что уставилась, моя пери? Здесь все друг друга трогают, привыкай уже. Интересно, а от ожогов оно помогает? Кажется, я ужасно выгляжу.
        - Ладно, мажь, - согласилась она, с облегчением падая на спину.
        Лу подцепил желтоватую мазь средним пальцем, осторожно нанес на поврежденную щиколотку Моран и размазал.
        - Щиплет?
        - Нет.
        Кавир возмущенно высказался по-своему и указал на Красавчика. Фарсид согласно кивнул и кинул сыну ключ, размыкающий кольцо. Молодой харматанец отодвинул плечом Лу и опустился рядом. Освободив пленницу от цепи, он зачерпнул полную горсть снадобья и принялся с силой втирать его в ноги девушки обеими ладонями, глубоко надавливая и разминая мышцы. Вздрогнув от неожиданности, Моран приподнялась было на локтях, но харматанец бесцеремонно толкнул ее обратно.
        - Ага, я лечил неправильно. А ты только попробуй распустить ручки, моя пери, - предупредил Красавчик, - сын Хармы - это тебе не добрый нелюдь, разозлится, так разозлится! А твои ножки - просто прелесть.
        Амаранта терпела, даже когда Кавир, закончив с голенями, высоко захватывал бедра.
        - Скидывай одежку, пери. Тебе натрут спинку, - объясняя приказ харматанца, Лу и не удержался от улыбки.
        - Нет!
        Кавир попытался раздеть ее сам и очень удивился, когда Моран начала хватать его за руки.
        - Эй, звезда моя безымянная, прекрати это, а! Он не понимает! Для сына Хармы ты ведешь себя странно! И Фарсид говорит, что если тебе не поправить здоровье, завтра ты на коня не сядешь, как он того желает, а путь у нас долгий. Демонову мать, знать бы еще, куда мы направляемся! - добавил Лу от себя.
        Моран позволила стащить с себя платье через голову и легла на живот, а харматанец уселся на нее верхом. Она закрыла глаза и расслабилась: Кавир словно заранее знал, где болело и что сильнее всего устало; от лечебной мази и его умелых прикосновений кровь разогревалась, бежала по венам быстрее, прогоняя застой в тканях, снимая боль.
        - Переворачивайся, пери, а я как следует рассмотрю… Сын Хармы займется твоими плечами, - Красавчик с усмешкой озвучил очередное требование Кавира.
        Кавир перевернул ее сам и без малейшего стеснения продолжил лечение в том же духе. Внезапно у него появилась третья рука. Амаранта открыла глаза и увидела подле себя Фарсида: кочевник разглядывал ее тело, трогал и недоумевал, куда исчезли следы жестоких побоев. Еще были видны кровоподтеки на ребрах, но россыпь синяков побледнела, а неглубокие царапины отшелушивались.
        - Харма любит тебя, моя пери! - перевел Красавчик самую очевидную мысль, пришедшую Фарсиду в голову.
        Наконец, Кавир вытер руки и набросил на Амаранту кусок материи.
        - До утра одеваться не надо, иначе ты не отдохнешь как следует. Это дети Хармы так считают. Но я-то думаю, что ты здесь все и вся перепачкаешь.
        - Убирайся к демону, - буркнула Моран, отворачиваясь к стене и чувствуя себя тряпкой.
        Под свист песчаного ветра она уснула очень быстро.
        В стране золотых песков
        Раннее утро встретило Амаранту высоким небом отчаянно синего цвета. Харматанцы были уже на ногах и сворачивались. Обошлось без завтрака. Моран сидела на борту повозки, поджав ноги, Красавчик облокотился рядом - он был в обуви.
        - Откуда ты знаешь харматанский?
        - Я из Эстариса. Разве этим все не сказано? Похоже, тебе - нет. Все жители пограничной Эльфийской бухты, если не круглые идиоты, знают этот язык. Есть эймарская Аквилея: Гадара, Финиор и все острова Золотого Рога, и есть Эстарис - забытый Императором город-порт. Мы - сами по себе. К слову, у кочевников свое наречие, и я их с трудом понимаю. Но я привыкну, у меня хороший слух.
        - И ты в курсе, что здесь происходит?
        - А что тут такого случается, моя пери? Они просто продолжают жить, с нашим участием или без. Если ты про семью Фарсида, то могу познакомить: его мать зовут «старуха», Харита - его первая жена, а Кавир - их старший сын. Был еще один, но погиб недавно. Видишь, девицу на сносях? Это - Фати, и она всегда грустная, потому, что вдова и скоро родит второго ребенка, но уже без мужа. Маленький мальчик, путающийся у нее в юбке - внук хозяина; а еще один малец - племянник, оставшийся без родителей и усыновленный. Девочка восьми лет, которой скоро замуж - дочь Фарсида от другой жены, не спрашивай, куда она девалась, я не знаю; а девчонка лет пятнадцати - его третья по счету жена, взятая, чтобы срочно восполнить пробел в сыновьях. Харита немолода, понести не может. Сури - супруга Кавира, и они бездетны - то ли он не мужик, то ли с Сури что-то не так. Фати, как разрешится от бремени, перейдет в наследство Кавиру, вот и проверят.
        Амаранта поразилась, каким-таким образом Красавчик сумел разобраться в хитросплетениях родства кочевника, да еще и имена запомнить.
        - А если она не захочет? Фати?
        - Моя пери, а кто ее спросит? Они же вымрут, если размножаться не будут. Я тут думал, куда нас ведут: хорошо, если в Аксаракту, этот халифат цивилизованный, Тиверия рядом, если что - и утечь можно. А если в Бефсан - то нам конец, пери. Засада в том, что Бефсанский халифат ближе, хотя путь лежит через середину пустыни. Ее пройти не каждому под силу, я могу и подохнуть.
        Лу вздохнул и замолчал. Фарсид подвел лошадь и бросил Моран поводья.
        - За что мне такая честь? - задумчиво спросила она.
        - Так кобыла - сына Фарсида, который умер. Животина пропадала зря: бабам на лошадь нельзя, а то рожать тяжело будут, а тебе - можно, твое потомство дикаря не волнует. К тому же ты умеешь, - просто объяснил Красавчик.
        Амаранта вскочила в седло и не спеша объехала вокруг стоянки, пользуясь тем, что не скована. Надо подружиться с этой кобылой. Ее не стоит бить пятками и дергать поводья, вполне достаточно пальцев ног - и животное слушается. «Вот почему я без обуви - прошлый хозяин лошади привык ездить босым!» - догадалась Моран. Внезапно наперерез ей выехал Кавир. Опять кольцо на ногу!
        - Как ее зовут? - спросила Моран, показывая на уши кобылы.
        Харматанец не вник в смысл вопроса и щелкнул затвором на щиколотке пленницы.
        - Кавир, - Амаранта ткнула пальцем ему в плечо, - а она?
        Поняв, он очень удивился и отрицательно помотал головой.
        - Ясно, вы не называете своих лошадей. У коня Ханлейта тоже не было имени.
        Кавир нахмурился на длинную фразу чужого языка и неожиданно указал на саму девушку.
        - Я? Хочешь знать, как зовут меня? Зачем тебе имя рабыни?
        До харматанца дошел смысл интонации, и она его задела. Кавир пристегнул цепь к своему седлу и развернулся.
        - Что же ты делаешь! - Амаранта едва поспевала за его маневрами между повозок, стараясь, чтобы между лошадьми не оказалось препятствий.
        Поведение сына заметил и Фарсид и, видимо, потребовал передать пленницу ему, но Кавир отказался. Кочевники двинулись в путь. Вчерашнее переутомление давало о себе знать лишь слегка: побаливали мышцы спины и чуть-чуть - кожа на внутренней стороне коленей, но Амаранта боялась, что новый спутник искупает ее в песке или еще что похуже. Кавир ехал так, словно был один, не оставляя для спутницы места слева.
        - Что тебя разозлило? Моран! - она указала на себя, - ты хотел имя? Это я!
        Кавир покосился на девушку темно-коричневыми, как масть коня, глазами, и придержал поводья, сближаясь и вопросительно дотронулся до ее колена.
        - Да, я Моран. Прекрати меня дергать!
        Харматанец кивнул и шевельнул губами, беззвучно повторяя незнакомое слово.
        - А ты будешь Хозяйка, - сказала Амаранта кобыле, - откликаешься на свист? Вот так?
        И Моран мелодично засвистела, вспомнив давнее-давнее соревнование с Североном - у кого свист получится лучше.
        Лазурное небо выцветало и бледнело вместе с палящим солнечным диском, поднимающимся все выше. Сильно пекло голову, но завихрения воздуха, следующие по ходу движения лошади, забирались под одежду, отдували волосы от влажной шеи и освежали. Песок лежал смирно, следы копыт виднелись аж до самого горизонта. Дорога переносилась легче, чем вчера. Так прошло несколько дней.
        Незаметно кожа Амаранты покрывалась загаром, не медным и не бронзовым, как у кочевников, а золотисто-оливковым, как высохшая трава пустыни. Оказывается, северянке было не страшно харматанское солнце. Что тому виной - тиверские родственники или кровь далеких предков, завоевавших Эймар в незапамятные времена? Моран вспоминала север и жаркие дни в начале лета, когда с неба лился расплавленный огонь тепла, спеша пробудить скованную долгой зимой землю. В прошлом она любила это время ликования природы и наслаждалась вместе с ней, подставляя горячим лучам лицо.
        Короткие остановки, ночевки под открытым небом, сушеные финики и копченое мясо, съеденные на ходу, в седле; монотонные дни в пути, цепь на ноге; жара и песок, яростные, но быстротечные бури, белое небо днем и красно-оранжевое вечером, окрашивающее пустыню и людей в цвета кармина и охры, как в фантастической сказке, рассказанной сумасшедшим сказителем. Таков был Харматан…
        - Ты становишься похожа на харматанку, моя пери, - говорил Красавчик, - только лучше: твои волосы тут самые черные, а кожа - самая светлая и золотистая. Но я все равно краше!
        Смешно, но с точки зрения большинства кочевников, так оно и было: пепельная, выгоревшая до серебра шевелюра Лу приводила харматанцев в восхищение. С помощью лечебной мази нелюдю удавалось избегать серьезных ожогов, но солнце и ветер безжалостно подчеркивали его возраст, выявляя паутину черточек под глазами и бороздки морщин на лбу и переносице.
        Моран видела, что кочевники приближаются к неизвестной ей цели: они вскакивали рано поутру, собирались в приподнятом настроении и ехали быстрее обычного. К концу подходили запасы еды и воды - дневная порция уменьшилась до предела, и Фарсид давал отпить из своей фляжки не более одного глотка за раз. К этому времени поведение харматанцев перестало шокировать, а самые простые слова их языка стали понятны. Дети Хармы вели себя естественно, иногда - грубо, но в их среде не было места извращениям, пьянству, чревоугодию, притворству и другим порокам, характерным для «приличного» общества, а также многим болезням. К своему удивлению, Амаранта обнаружила, что при всей примитивности быта, никто из семьи Фарсида не страдает от паразитов или дурных хворей.
        - Куда мы едем, Кавир? - спрашивала Амаранта своего стража - именно сын Фарсида сопровождал ее чаще всего.
        - Вода. Много воды. Люди.
        - Рынок? Деньги? Рабы? - Амаранта показала на свою ногу и сделала пальцами понятный всякому жест, обозначающий наживу.
        - Нет!
        - Что ты лезешь к дикарю в душу, моя пери! - выговаривал Красавчик вечером, - там ничего нет, кроме дум о еде и похоти. Спроси меня!
        - А ты, конечно, все знаешь.
        - А то как же! Я еду с обозом и слушаю, пока ты бесстыдно сверкаешь перед мужиками голыми ляжками. Лучше бы помолилась Создателю за одного доброго нелюдя, чем соблазнять псов Хармы обнаженным телом.
        - С тобой поговорить - как в навоз вляпаться.
        - Звезда моя, если бы не моя скромная помощь - была бы ты дикарям закуской после ужина в самом пошлом из смыслов.
        Натолкнувшись на мрачный взгляд Амаранты, Красавчик поспешно сменил тему:
        - Ладно, оставим это. Мы скоро будем свидетелями большой-пребольшой оргии, моя пери. И дай бог, не участниками!
        Лу говорил серьезно.
        - Объясни!
        - Дикари кочуют кланами, среди них есть дружественные, а есть - враждебные. Встреть Фарсид своего недруга - началась бы резня, но кочевник едет на встречу с другом. Знаешь, что будет, пери? Гулянка! Они обменяются женами, будут жрать, пить, меряться силами и совокупляться, пока не устанут. Это для Фарсида мы с тобой - золотые хармы, а для остальных дикарей - свежая кровь в жилах потомства. Мужик может выручить за нас больше, чем на рынке работорговец отвалит, разрешая на время попользоваться своим соплеменникам нашими милыми тельцами. Только заплатят ему не деньгами, а козами.
        Амаранта молчала, глядя в огонь, мечущийся в песчаном углублении. Дым от костра поднимался вверх, не оседая копотью на лицах. Они с Лу сидели на шкурах, постеленных вдоль волокуши Фарсида. Сегодня палаток не ставили: погода расщедрилась на ласковый безветренный вечер. Раскаленный песок остывал, и уже приятно было закопать в него ноги так, чтобы не видеть пальцев, но фрагменты цепи, пристегнутой к повозке, предательски блестели сталью посреди блеклого золота песчинок, напоминая, кто ты. Надо бежать… Но - в какую сторону? Тюрьма не только цепь, она повсюду, она - сама пустыня…
        - Не переживай, «аквилейский пери для гарема»! Ты - товар дорогой, ласковый, созданный для разврата! Или харматанки не нравятся? Подумаешь, какой привередливый! - мстительно сказала Моран, припомнив торг Красавчика в эрендольском лесу.
        Почему-то Лу воспринял ее издевку как тяжкое оскорбление и даже слов не нашел, чтобы ответить. По его лицу прошла судорога то ли ненависти, то ли отчаяния и он отодвинулся.

* * *
        Чужую стоянку было видно издалека по дыму от костров. Обоз тоже заметили и встретили. Вскоре вокруг стало не продохнуть от пыли - всадники миновали песчаные барханы и бодро зацокали по твердой почве. Харматанцы въехали в большой оазис. Фарсид, бросив Моран поводья своего коня, спешился и обнялся с мужчиной из соседнего клана. Забравшись в седло снова, они, переговариваясь, поехали вместе. Слева к Амаранте вплотную подъехал чужой кочевник, беззастенчиво ее разглядывая, а затем протянул руку и попытался погладить. Моран резко развернула Хозяйку, натянув цепь. Фарсид оглянулся, закричав по-харматански. Пришлось вернуться. Незнакомец, заметив ее оковы, понимающе улыбнулся и отстал.
        Если в оазисе когда-то и росли деревья, то давно стали изгородями загонов для скота. Фарсид и Гайшит, так звали немолодого харматанца, отделились от остальных и отправились смотреть стадо, вынуждая пленницу следовать за ними. Она долго скучала у деревянных перекладин, слушая, как кочевники вслух считают овец и коз с помощью собственных пальцев снова и снова, путаясь и сбиваясь. Животные бродили, общипывая кусты, внезапно перебегали с места на место, заслышав топот копыт и перемешивались. Наконец, Фарсид остался доволен осмотром, и друзья направились в сторону стойбища.
        На огороженной площадке в форме неправильного круга стояло множество шатров. Волокуши, лошади и палатки создавали подобие хаотичных улиц, тут и там перегороженных низкой каменной кладкой, похожей на фундаменты разрушенных зданий. Колодцев было много: Моран насчитала четыре, и вокруг каждого из них оставалась свободная площадь, огороженная шатрами - совсем как в городе. Фарсида знали. Здороваясь, поднимали и прикладывали к груди руку; на Амаранту глазели, тыкали пальцами и норовили потрогать. Гайшит, указав на девушку, тоже что-то спросил, но Фарсид отрицательно покачал головой, на что тот разочарованно поцокал языком.
        Когда подъехали старшие кочевники, шатер уже был установлен руками Кавира и соседей, пришедших на помощь. Полуразобраная волокуша стояла рядом. Окинув взглядом беспорядок, мужчины ушли. Женщины суетились: выкапывали в песке ямки под сосуды с едой, сооружали очаг и обустраивали жилье, - кочевники планировали задержаться в оазисе надолго. Харита затевала стирку: побросав тряпки в большую ванну, сложенную из камня, она приказала Фати ее наполнить. Емкость стояла с бортиком колодца бок о бок, и, с точки зрения Амаранты, сидевшей без дела на каменной изгороди, Фати не составило бы труда выполнить задание. Наверное. Или беременность ей мешает? Вдова то надолго замирала, опираясь рукой о бортик и отдыхая, то с тоской глядела в глубину улицы, пока не опрокинула кожаное ведро с водой себе на ноги. Оглянувшись на старшую жену Фарсида, Фати поставила ведро наземь и быстро засеменила прочь, придерживая живот.
        - Куда?!
        Харита живо настигла беглянку и закатила ей пощечину. Коротко взвизгнув, Фати присела на землю. Моран продолжила дело, начатое молодой харматанкой, пока Харита не подала знак, что воды достаточно. Фати, вытирая слезы, ушла в шатер и мельтешила там.
        - Сюда, - жена Фарсида подергала Моран за одежду, показывая на ванну.
        - Снять? А что взамен?
        Харита дала кусок ткани. Амаранта вздохнула и пошла переодеваться. В шатре сидел Красавчик и смотрел на нее, как на сволочь. Со вчерашнего вечера они не разговаривали. Сняв платье, Моран обернула куцую тряпку вокруг груди. Она и до середины бедер не доставала. «В таком виде я вообще за порог не выйду!» - решила она.
        Фати осторожно потрогала пленницу за локоть, словно боясь обжечься.
        - Чего ты хочешь?
        Вдова быстро защебетала и потянула Моран за собой.
        - Эй, что она говорит?
        Нелюдь нехорошо усмехнулся и промолчал.
        - Думаешь, я буду тебя уговаривать? Или просить? Не дождешься, мой пери, - разозлилась Амаранта, - мне идти? Зачем? - спросила она Фати и нерешительно вышла из палатки следом за харматанкой.
        Они направились к повозке Фарсида, вдова объяснила, что нужно залезть и искать. Чувствуя на себе взгляды соседей, Моран передвигала в волокуше барахло, пока не докопалась до самого низа. Фати довольно заулыбалась, увидев знакомый мешок и показывая на него пальцем.
        - Тебе нужно это?
        - Да! Дай!
        Амаранта подала харматанке ее вещь и не спешила вылезать. Она нашла кое-что другое. Оружие! Луки с выгнутыми плечами без тетивы, похожие на тот лук, из которого Мастер учил Моран стрелять, и метательные ножи в кожаном чехле, в точности такие же, как были у Хана. «Взять? Хотя бы один? Но куда я его спрячу? Нет, пусть лучше лежат здесь, и кочевники не знают, что я обнаружила!» Вернув все, как было, пленница последовала за Фати, которая ее ждала. В шатре харматанка распотрошила мешок и радовалась каждой вещи, вытащенной на свет.
        Достав длинную косичку, искусно сплетенную из кожаных ремешков, Фати повесила ее Амаранте на плечо, затем расправила коричневые одежки и положила ей на колени, попутно объясняя по-своему, что к чему.
        - За что эта тупая самка тебя возлюбила?! - возмутился Красавчик.
        - Это мне? - удивилась Моран, - твое?
        Фати согласно закивала, указывая на свой живот - одежда ей стала мала. Осмелев, она сама развязала тряпку, в которую Моран завернулась. Матерчатая юбка, плотно обхватывающая бедра кожаным поясом, оказалась Амаранте впору; ее неровный нижний край, состоящий из двух отдельных полотнищ внахлест друг на друга, отлично подходил для верховой езды. С верхней частью наряда Моран сама бы не справилась: Фати приложила к ее груди кусок плотной материи с глубоким вырезом и зашнуровала на спине, продевая кожаные ремешки в специальные петельки.
        - Хорошо! - сказала Фати по-харматански, с удовольствием оглядывая Амаранту со всех сторон.
        - А это зачем? Чтобы повеситься, я даже деревьев не найду, - спросила Моран, вертя в руках плетеную веревочку.
        Уже нисколько не стесняясь, Фати запустила руки пленнице в волосы, поднимая их наверх.
        - Понятно. Тебя не накажут? Харита?
        Вдова неопределенно пожала плечом. Обернувшись на старшую жену хозяина, Фати прибрала свои вещи в мешок и занялась делами по хозяйству.
        - Тебе переводчик не нужен, моя пери? Понимаешь язык зверей без слов?
        - Я же сказала - без тебя обойдусь, мой добрый нелюдь.
        - Выглядишь, как харматанская… - последнее слово Лу проглотил, передумав обзываться, - у тебя белая спина, звезда моих очей. Шла бы на солнышко, мигом сравняется.

* * *
        Харита не ругалась. Завидев пленницу в новом наряде, она сначала похлопала глазами от изумления, а затем взяла ее в оборот: чужестранка выглядит сильнее, чем снохи, значит, может помочь! Амаранту попросили перенести тяжелые горшки в выкопанные лунки, натянуть плоскую крышу над повозкой, чтобы внутрь не нанесло песка, распрячь лошадей и выполнить прочую мужскую работу, от которой Фарсид и Кавир отлынивали.
        Когда вечером хозяин вернулся, в очаге пылал огонь, шатер принял вид уютного гнездышка по-харматански, а женщины только и ждали свежей туши убитого барана, чтобы начать готовить. Кавир бросил на Моран любопытный взгляд, а Фарсида на этот раз интересовал только Красавчик. Харматанец долго смотрел на него, оценивая, словно вещь. Обернувшись, он что-то приказал Фати, месившей в глиняной миске тесто. Она растеряно посмотрела на свои перемазанные мукой руки и вскочила.
        - Ты! - Фарсид передумал и обратился к Амаранте на ее языке, жестом разрешая невестке сесть, - сделай так, чтобы он выглядел, как ты.
        - Что? - поразилась Моран такому странному требованию.
        Фарсид нахмурился, испытывая трудности с выражением своей глубокой мысли, а потом схватил руки Лу и Амаранты и свел вместе. Различие было налицо: небольшая, покрасневшая и обветренная ладонь нелюдя проигрывала узкой и длинной ладони девушки с мягкой кожей. Далее сравнению подверглись волосы, и тоже не в пользу Красавчика, несмотря на удивительно прекрасный, с точки зрения харматанцев, цвет.
        - Мне его в саже вывалять или запечь с маслом? - спросила она без улыбки.
        Не поняв сарказма, Фарсид пришел в ужас.
        - Хорошо, я сделаю, - поспешила заверить Моран, - мне нужны ножницы. Или нож.
        - Да, перережь мне глотку, моя пери. Это лучшее, что ты сейчас можешь для меня сделать, - шепнул Лу.
        И все же ей дали небольшой, остро заточенный кинжал. Не очень доверяя, Кавир сам присел рядом и схватил Амаранту за руку, когда она собралась подрезать спутанные концы длинных светлых волос Красавчика.
        - Так надо! - твердо сказала Моран, и Кавир убрал руку.
        Лу лишился части своей красоты, но так его можно было хотя бы расчесать… Результат Фарсиду понравился и он дал новый приказ, на этот раз на харматанском, понятный Лу, но нелюдь не спешил его исполнить.
        - Снимай, - перешел Фарсид на эймарский.
        Немного побледнев, нелюдь снял темную куртку из грубой материи и остался в блеклой эльфийской тунике, ветхой и грязной, с подпалинами от костра. Фарсид скривился. Дело в том, что как только будущие рабы начали путешествие с кочевниками, у Амаранты отобрали костюм Хранителя, посчитав его слишком ценным, чтобы трепать в дороге, а одежда второго пленника харматанцам не понравилась.
        - Дальше, - потребовал харматанец.
        - Нет, - чуть слышно ответил Красавчик.
        Церемониться с ним не стали, стащив тунику через голову и брезгливо выбросив за порог.
        - А-ах! - в шатре кочевника явственно прозвучал вздох всеобщего восхищения.
        На торсе Красавчика живого места не было! Разрисованный весь, от ключиц и до запястий, он представлял собой образец всех стилей нательной живописи разной степени мастерства. Чего здесь только не было: грубо намалеванные розы, корабли под парусами и без; изящные фигурки фантастических зверей, выполненные эльфийской рукой, и надписи на харматанском языке, которые, к сожалению, не могли прочитать ни неграмотные кочевники, ни Амаранта, прикрывшая рот ладонью от неожиданности.
        Но это было еще не все! Руки Лу у самых плеч были прошиты витыми серебряными браслетами, прокалывающими кожу насквозь. По два с каждой стороны! Снять такое зверское украшение не представлялось возможным, разве что выдрать вместе с мясом, но оно-то и произвело на кочевников самое неизгладимое впечатление. Даже кольцо, вставленное в правый сосок Красавчика, померкло перед эдакой диковиной!
        Лу вытащили на середину шатра и вертели во все стороны. Спина выглядела не лучше, а, вернее, не хуже: серо-голубая, черная, коричневая краска; россыпь картинок, чем ближе к копчику - тем неприличнее. И снова прокол: поперек позвоночника, в районе крестца в кожу был воткнут серебряный нож в миниатюрных ножнах, тонкий, как игла. На вкус Моран, все эти «украшения» были очень сомнительны… Впрочем, Красавчику с телосложением повезло, но мяса на костях было маловато.
        Фарсид послюнил палец и попробовал стереть рисунки, а поняв, что это невозможно, довольно закивал. Харматанец потянулся к поясу Лу, намереваясь расстегнуть ремень, но Красавчик схватил его за руки. Почему-то харматанец не стал настаивать.
        - Пери испачканный, ему не помешает вода, - усмехнулась Амаранта, в глубине души сознавая, что она поступает ничуть не лучше самого Лу, издеваясь в отместку за свои унижения.
        - Пери - его имя? - уточнил Фарсид.
        - Да, его так зовут, - злорадно подтвердила Моран.
        Красавчика освободили от цепи. Амаранте предстояло окончательно привести нелюдя в приличный вид. В небе догорал закат, оазис светился огнями костров, то справа, то слева доносился запах кушаний, готовящихся на открытом огне. Около колодца было пусто.
        - Ныряй с головой, мой ласковый пери. Не в колодец, питьевую воду испортишь. Сюда, - она показала ванну, наполненную на треть мыльной водой, оставшейся после стирки.
        - В эту гадость?
        - Эта гадость чище, чем те места, где тебя разукрасили.
        - Ты решила вести себя, как последняя сука, звезда моя?
        - А ты решил купаться в штанах? Раздевайся.
        - Не буду.
        - А вот это уже интересненько.
        Лу вскинул глаза на Моран, запомнившую и дословно повторяющую все его выражения. Она улыбалась, тонко, жестоко, одними губами.
        - Не смотри на меня, - покорно попросил Красавчик.
        Что заставит превратить нажитого врага в друга? Существует ли такая услуга на земле?
        - Неужели ниже пояса все еще ужаснее?
        Отвернувшись, Моран плюхнула в колодец ведро и потащила назад. Лу залез в мутную жижу, скрывшись в ней по грудь.
        - Пери, придумай что-нибудь. Скажи, что я больной и заразный. Вдруг, тебе поверят? Я не хочу, чтобы меня… Не хочу, понятно?
        - А ты больной?
        - Нет.
        - А я не умею врать. Вымой голову, потом я тебе полью.
        - Изуродуй меня как-нибудь. Побей. Это ты умеешь, - упавшим голосом попросил Красавчик, подчиняясь и запуская мокрые пальцы в волосы и сверкая серебром браслетов.
        - Изуродовать больше, чем есть? Я не смогу. Зачем тебе это?
        Не удержавшись, Амаранта потрогала украшение. Металл прокалывал толстый и широкий слой плоти, не задевая глубокие мышцы. Поверхность кожи над браслетом - теплая, живая. Да, отвратительно, хотя… в этом есть некая порочная чувственность.
        - Разве не красиво? Только вначале больно и долго гноится, но, когда заживет, всем очень нравится. У меня и на ноге есть. На левой, на другой не успел, - похвастался Лу и показал браслет в нижней части голени. Рисунков на ноге не было.
        - И в чем проблема? Харматанцам тоже понравилось.
        - А ты бы хотела, чтобы тебя поимели, моя пери? Кавир, например? Он бы с удовольствием!
        Моран промолчала. Красавчик был согласен на кровавые эксперименты со своим телом, но отчего-то не хотел себя никому показывать. Амаранта давно заметила одну особенность нелюдя - полное отсутствие желания. Красавчик смотрел и на обнаженных харматанок, и на нее с интересом, но без признаков возбуждения. Лу не нравятся женщины? Но к мужчинам нелюдь проявляет еще большее равнодушие, просто отворачиваясь.
        Амаранта вылила ведро холодной воды на голову Красавчика, набрала еще и поставила рядом.
        - Дальше сам.
        В шатре накрывали на стол, то есть на пол, расставляя тарелки с яствами. Посуды и еды казалось подозрительно много, наверное, ждали гостей.
        - Пери - очень смелый, - сказал Фарсид полувопросительно по-эймарски.
        - Это почему?
        - Он не боится боли.
        - Да, боли он не боится, - подтвердила Амаранта.
        Если бы все трусливые подлецы получали призы за терпение, то Красавчику досталось бы первое место.

* * *
        Ближе к полуночи в шатер Фарсида набилось с десяток незнакомых мужчин. Они приходили; болтали, ели, уходили, и тут же появлялись новые лица. Детей и старухи не было - их приютили соседи. Амаранта сидела в дальнем углу вместе с Фати и ела с ней из одной тарелки. На этот раз Харита приготовила вкусное блюдо, потушив мясо в молоке с пряностями. Куски приходилось брать руками. Моран предпочла бы вилку, но столовых приборов у кочевников не водилось. Посреди шатра высилась стопка лепешек, тонких, как бумага, испеченных на специальных круглых камнях.
        Красавчика посадили на видное место, но есть запретили. Нелюдь сидел не поднимая глаз, сжав губы в тонкую линию и смотрел на свои ноги. Сколько же грязи было в его волосах, если до мытья они выглядели серыми и жидкими?! Сейчас легкие пушистые пряди серебристого цвета колыхались от малейшего ветерка, то падая на лоб, то отлетая в сторону; огонь танцевал в изгибах браслетов на руках, и даже грубая роспись на теле выглядела уместной по контрасту с нежными чертами лица Лу. «Не напрасно его так прозвали», - думала Амаранта, - «он красив, точнее, был таковым в юности, пока не превратил себя во что-то странное».
        Харматанцы млели от пойла янтарного цвета, разливаемого в плоские чашки без ручек и от непривычного ощущения сытости. Женщинам не наливали - они довольствовались водой и кислым напитком из кобыльего молока.
        - Фати, дай мне! - шепнула Моран, указывая на чашку Кавира, как раз вышедшего на улицу.
        - Нельзя! - испугалась вдова, - для мужчин!
        - Чем я тебе не мужик, мне можно, - пробормотала Моран и умыкнула питье, протянув руку за спиной Фати.
        Глотнув, она вздрогнула от неожиданности. Понятно, почему тара такая маленькая! Здесь же крепость, как у… Как у напитка мандрагоры, которым угощал Лето, вот на что походило пойло! Только в составе другая трава, местная, отличающаяся на вкус. Амаранта допила до дна и вернула чашку на место. Фати тут же подхватила кувшин и наполнила ее, сделав вид, что так оно и было. Кто-то смотрел. Фарсид, перестав жевать, уставился на Моран в ожидании. И чего? Обморока? Амаранта продолжала есть, замечая, что вдова подкладывает в ее сторону куски помягче.
        Кочевники не уродливы, если к их внешности привыкнуть. Чем плоха Фати? У нее круглое скуластое лицо, большие карие глаза, прямые черные волосы и была хорошая фигура, если судить по одежде, доставшейся в подарок. А еще она услужливая и ласковая, если на нее не кричать, как это делает Харита. А вот жену Кавира Амаранта считала непривлекательной - слишком примитивная у нее внешность и нос расплющенный. «Дайла, маленькая игрушка Фарсида - плоская, как доска, и настолько забитая, что я и лица ее вечно не вижу. Возможно, на вкус харматанцев все наоборот, и Фати - уродина. А меня разморило», - подумала Моран.
        Хозяин и гости о чем-то оживленно договаривались. Сури, закрыв лицо руками, плакала, все громче и громче, пока Фарсид на нее не прикрикнул. Кавир, успевший вернуться, сидел мрачный и раздувал ноздри от сдерживаемой злости.
        - Фати, что происходит?
        Она только грустно вздохнула. Кочевники торговались, считая на пальцах неведомую выгоду и тыкая в Красавчика. На Амаранту тоже показывали, но Фарсид отрицательно тряс головой. Спор продолжался долго, но закончился всеобщим согласием. Гости подняли чашки с напитком и начали прощаться. Сури увели. Харита ползала на коленях, собирая пустую посуду. Зазевавшаяся Фати, получив тычок в плечо, стала ей помогать.
        - Иди! - приказал Фарсид Кавиру.
        - Нет, - ответил он не менее твердо.
        Старший кочевник опять начал орать, упоминая имя жены сына, а Кавир ему вторил не менее дерзко, пока не схлопотал по зубам. Вытерев окровавленный рот, Кавир ушел и снова выкрикнул «нет» уже на улице. А женщины исчезли, едва Фарсид повысил голос. В шатре остались хозяин, Лу и Амаранта.
        - В твоем племени женщины пьют кровь Хармы? - спросил он у пленницы.
        - В моем племени Хармы нет.
        - Харма - везде! Пей! - Фарсид налил полную чашку крепкого зелья и протянул Моран.
        - И выпью.
        Выдохнув, она опрокинула напиток залпом и постаралась не показать, насколько перехватило дыхание. Харматанец приподнял голову пленницы и внимательно посмотрел в глаза. «Я выпила слишком мало до, и слишком быстро после, чтобы ты хоть что-то заметил», - мысленно ответила ему Амаранта. Конечно, Фарсид ее не услышал, но пришел в изумление. Оставив Моран в покое, он отцепил цепь Лу от центрального столба.
        - Пойдем, Пери.
        - Верни им слово, которое дал. Я не буду этого делать.
        На какое-то мгновение Амаранте стало нелюдя жаль: он говорил очень серьезно, а на бледных щеках Красавчика появились розовые пятна.
        - У тебя не было женщин, Пери? Никогда?
        - Были. Но я не буду этого делать, - повторил Лу.
        - Вставай!
        Красавчик поднялся и обреченно пошел за Фарсидом. Моран прилегла, положив гудящую голову на руку. Она думала не о Лу, а о Ханлейте. Эльф прожил с кочевниками больше десятка лет… Может, пятнадцать, двадцать. Он взрослел среди этих полудиких, откровенных в любви людей. Наверняка, он становился заложником подобных сделок не раз, не два, а постоянно! Как говорил Красавчик? «Свежая кровь в жилах потомства?» Тогда сколько зеленоглазых полуэльфов кочует сейчас по просторам пустыни? «Им понравился Лу… А что говорить о Хане?!»
        У колодца Харита звякает посудой, с улицы доносится отдаленный гул. Что это? Голоса? Где-то далеко невидимые кочевники одобрительно шумят и стихают в ожидании неведомого действа. Вот, опять. Соревнование, игра? Возможно. А сердце зачем-то скачет прямо в горле, подгоняя дыхание. «Я же ревную! Я просто задыхаюсь от ревности! Я ненавижу каждую женщину, что живет на земле Хармы, за то, что Ханлейт мог ее касаться. И Гервант еще утверждал, что Хранители дают обет целомудрия?! Какая чушь! Галар был искусен в постели, но куда ему до страсти Ханлейта, его чувственности и опыта! Я не задумывалась - отчего он такой, но теперь я знаю… И я ревную мертвого!»
        Амаранта закусила губы и несколько раз с силой ударила кулаком по земле, чувствуя, как податливо проваливается песок под мягкой шкурой. Она ничего не может изменить! Достать Хана с того света - не может, убить Императора, кем бы он ни был - не может; она даже не может покинуть эту проклятую страну, куда ее насильно притащили! Зачем, для чего было возвращаться?! Королева Амаранта умерла, а слабое существо с цепью на ноге заслуживает только презрения!
        В шатер неслышно вбежала Фати, проворная, несмотря на беременность. Каким-то шестым чувством догадавшись, что пленнице плохо, она села рядом и обняла. Моран до боли прикусывала с внутренней стороны щеки, вытирала редкие слезы, набегающие на глаза, и никак не могла взять себя в руки, - настолько ее расслабили крепкое пойло и чужое сочувствие.
        - Он вернется! - прошептала Фати по-своему, но Амаранта ее поняла.
        - Кто? Хан?! Нет!
        - Ему будет приятно. Не страшно.
        - Ты про Лу? Да мне плевать на него! Он получил то, что заслуживает!
        Фати озадаченно умолкла. Это отрезвило.
        - Тебе помочь чем-нибудь?
        Моран показала на пол: исчезла только грязная посуда, а недоеденная еда осталась.
        - Не надо, Фарсид придет.
        - Где Сури? С другим? Потому, что не может зачать, как ты?
        - Сын Гайшита. Так надо, - Фати снова вздохнула и предложила - хочешь, я заплету тебе косы? Будет красиво!
        Харматанка вытащила кожаную веревочку. Моран согласилась и закрыла глаза. Фати осторожно копалась в волосах, несильно дергая и напевая. «Косы» - означало много маленьких косичек: от висков и лба - наверх, в высокий хвост, перевязанный кожаным шнурком, а затылок Фати заплетать не стала, разложив распущенные пряди по плечам.
        Вдруг снаружи раздались шаги и звяканье цепи, в шатер ворвался Фарсид, вытолкнув Красавчика вперед.
        - Не мужчина! - гневно выкрикнул он по-эймарски и бросил Лу ничком на пол.
        Красавчик лежал и не шевелился, Фати убежала, ушел Фарсид ушел, снаружи притихла Харита. Амаранта коротко рассмеялась над злым роком, который люди подобострастно именуют судьбой.

* * *
        Ночью Моран разбудила сильнейшая жажда. Даже Фарсид выпил немногим больше: харматанцы тянули напиток по глотку, заедая мясом, а не выливали в себя залпом. Семья кочевника спала неполным составом - ни Кавира, ни Сури не было. Странно, но и Красавчик куда-то исчез. Подобрав цепь, Амаранта пробралась к выходу и услышала тихий хрип. Стояла спокойная ночь, обитатели стойбища свернулись в своих шатрах, и лишь вдали небо подсвечивалась одиноким костром. Лу нашелся у каменной изгороди. Обмотав цепь вокруг шеи, он упирался в свободный конец обеими ногами, пытаясь себя задушить.
        - Помочь? - спросила Амаранта.
        Нелюдь кивнул.
        - Сейчас, подожди.
        Она подобрала глиняную чашку, не спеша сходила к колодцу, вдоволь напилась и принесла воды с собой. Потом сняла удавку с шеи Красавчика. Старался он на совесть - цепь оставила багровые пятна.
        - Пей.
        Лу хотел что-то сказать, но не смог. Держать чашку дрожащими руками - тоже. Пришлось его поить.
        - Ты пообещала меня убить, помнишь? Убей, - сипло выдавил Красавчик.
        - Не стану. Наблюдать за твоими страданиями - сплошное наслаждение.
        - Зря ты мне помешала.
        - Так у тебя не получилось, мой аквилейский пери… - насмешливо протянула Амаранта.
        - Я бы смог покончить с собой.
        - А я про неудачную ночь любви.
        - У меня и не могло получиться.
        Лу тяжело дышал, и Моран снова поднесла к его губам чашку. Глотал Красавчик с трудом, но ему было одинаково трудно и говорить, и молчать:
        - Жизнь - такое дерьмо!
        - Еще бы! Горло опухло? Надо было дергать цепь резче.
        - Не издевайся надо мной, звезда моя. В тебе столько злости!
        - Поэтому я сижу тут при луне и отпаиваю водой самоубийцу, продавшего меня в рабство за десять харм? Да, я невероятно зла!
        От свежего воздуха Моран подурнело. Она хотела уйти, но Красавчик схватил ее за руку.
        - Ты бросишь меня здесь?
        - Не хочу тебе мешать. Продолжай, такими темпами к утру закончишь. Докажи, что ты мужчина! Не Фарсиду, - мне.
        - Я был лучшим любовником во всей Эльфийской бухте! - возразил Лу дрогнувшим голосом.
        - Все временно, не правда ли?
        - Ты меня никогда не простишь? Пери, ты не знаешь, что со мной случилось…
        Красавчик продолжал цепляться, но Амаранта жестко его оттолкнула. Она подходила к шатру, когда в бормотании нелюдя прозвучало знакомое имя:
        - Ты делаешь, как хуже, да? Даешь мне воды, вселяешь надежду, а потом добиваешь оскорблениями? Прав был старый Гарт, когда говорил, что в Эрендол нельзя соваться! Нет расы гаже, чем эльфы и их получеловеческие выродки, вроде тебя!
        - Старый Гарт? - Моран обернулась, пропустив мимо ушей все остальное, - Гарт Баден? Дварф?
        - Да, Гарт из Бадена. Не говори, что ты его знаешь!
        Амаранта вернулась. Лу с облегчением перевел дыхание, видимо, он в самом деле боялся остаться один, твердо решив свести счеты с жизнью, если никто не помешает.
        - У него шрам на животе, верно? След от эльфийского меча.
        - Гарт его всем показывает, но мне досталась сказка про пиратов.
        - Где дварф сейчас?
        - В Эстарисе, в Харстане, откуда мне знать! У него свой торговый корабль - «Прекрасная сирена».
        - Харстан - харматанский город. Чем торгует Гарт Баден? Или кем? - спросила Моран, неприятно догадываясь.
        - Чем только не…
        Красавчик красноречиво отвернулся. Амаранта опустилась на землю рядом с ним, прикрыв лицо рукой. Морея, Гота, промозглая осень. Избитая, потерявшая память девушка, брошенная в яму… «Оказывается, я редко оглядываюсь назад. Когда-то я поклялась закрыть глаза на любое преступление, совершенное Гартом Баденом в благодарность за бескорыстную доброту, проявленную ко мне. Не прошло и года, а он стал работорговцем. Умею ли я прощать? Возможно, да. Если люди меняются».
        - Что с тобой случилось, Лу?
        Нелюдь удивился спокойному тону вопроса.
        - Нужна новая пища для издевок?
        - Неудача в постели - не повод убиваться. Или повод?
        - Смотря для кого, - невесело усмехнулся Лу, - «твой пери» отлюбил свое два года назад, поймав нож в пах. Подозреваю, что целились выше, но в темноте досадно промахнулись.
        - За что? Из-за женщины?
        - Из-за мужчины, если тебе интересно. Не делай такие большие глаза, звезда моя, меня смутить - дело гиблое: я вырос в борделе, а что к чему подробно разобрался годам к тринадцати. К тридцати я уже сам выбирал, с кем игра стоит свеч, а кого послать подальше, и кувыркался не только за деньги, но и ради удовольствия. Ты была бы в моем списке первой по счету и бесплатно, даже больше - я бы сам заплатил. У меня были ничтожные, в понимании некоторых, мечты: открыть свое заведение, остепениться и совершить какую-нибудь глупость. Жениться, например. На красотке вроде тебя, но не такой мстительной.
        - Но любимый был важнее?
        Лу отрицательно покачал головой.
        - Совсем не то, моя пери! Меня наняли для… для того, что я умел делать лучше всего, но на благо родины. Ты слышала об имперских карателях?
        - Ты стал убийцей? - не поверила Амаранта.
        - Я?! Что ты, звезда моих очей! Я взялся для них подглядывать. «Твой пери» умел проникать в замочные скважины и бывал очень убедителен по ночам.
        - Так ты шпионил.
        - Да, пери. И хорошо зарабатывал. Все случилось в Гадаре, где я строил глазки одному вельможе. Среди них полно извращенцев, но сильные мира сего умеют скрывать свои пороки. Поберегу твою невинность: спать с ним я не собирался, сир даже браслетов моих не видел, иначе лишился бы чувств от ужаса. Замечаешь, лицо, руки и шея без украшений? Специально, звезда моя. Чтобы не смущать «чистых» людей. К сожалению, я был хорошим любовником, но посредственным вором. Сам не знаю, что стащил у него из кабинета, конверт какой-то, а меня нашли и наказали. Вот так.
        Амаранта не знала, стоит ли выяснять подробности.
        - Еще пить хочешь?
        Лу подтвердил.
        - Я чуть не умер от кровопотери - кроме всего прочего, клинок глубоко вошел в бедро, - продолжил он, выпив принесенной Моран воды, - а затем вернулся в Эстарис, где меня подлечили.
        - Разве у тебя там вообще ничего нет? - осторожно спросила она, неопределенно поведя рукой.
        - Кое-что осталось, моя пери, но в нерабочем состоянии. Я всего год как перестал мочиться кровью. Ты вчера надо мной смеялась, а я осознал, чем для меня будет рабство. Нас обоих мало что хорошего там ожидает, но я - точно нежилец. Меня могут купить как игрушку для утех, но быстро разочаруются и выбросят, а я совсем не выносливый. В прислуге держат только женщин, мужчины в стране Хармы работают. Галеры меня убьют за неделю, а то и раньше, на полях под палящим солнцем я не продержусь и месяца. Я буду подыхать тяжко, как собака, рвать жилы, выполняя непосильные поручения; исхлестанный плетьми, обгоревший, голый, у всех на виду. Лучше сдохнуть сразу.
        - Я не над тобой смеялась. А стоило: теперь я знаю, какой судьбы ты мне желал, забирая десять харм в карман!
        - Нет, пери. Ты молодая, красивая. Тебя ждали ласки в лучших гаремах Бефсана.
        - А ты задумывался, что для кого-то насильные ласки могут быть отвратительнее, чем галерное весло? И что свобода может кем-то цениться дороже жизни? Не трудись лгать.
        - Мы так устроены, что желаем зла всем, у кого недобрый вид. Мне было наплевать, я хотел денег и быть от тебя подальше. Довольна? Но я стал другим, пери. Я для тебя хороший.
        - Конечно! Ты цепляешься за меня, чтобы спасти свою шкуру.
        - Успела забыть, за чем меня застала, звезда моя?
        Да, действительно. Моран откинулась спиной на шершавый, изъеденный ветрами камень изгороди. Что было в оазисе раньше, до того, как пески подступили к нему вплотную? Древний город? От него ничего не осталось, кроме колодцев и огрызков камней. Всего в нескольких верстах отсюда бушевало пекло великой пустыни, прозванной кочевниками «Гневом Хармы». Она подступает все ближе, впиваясь жаждой в землю, убивая все живое, иссушая бурями…
        - Мы сможем добраться до Харстана и «Прекрасной сирены» Гарта, если сбежим? - задумчиво спросила Амаранта, глядя на бледнеющую перед рассветом луну.
        - Это огромное расстояние, моя пери, но я готов попробовать. Если «мы» - не шутка.
        - Ты еще не научился понимать, когда я шучу, мой пери?
        - Научился. У тебя самое жестокое чувство юмора, какое я встречал. А откуда ты знаешь старого Гарта?
        - У меня тоже есть прошлое. Длинное-длинное, одной ночи на рассказ не хватит. Я иду спать.
        Моран вернулась в шатер. Лу пробрался следом и лег рядом, накрыв ладонью ее руку. Ему так казалось надежнее, и Амаранта стерпела, не ударила в ответ. Главное - само решение, а судьба план подскажет. Пленники пустыни обретут свободу обязательно!
        Алиссен
        Алиссен спускалась по ступеням, держась поближе к стене. Куда Эверон ее ведет, если не на волю и не в подземные казематы? Арий безмолвствовал. Он обладал одним крайне неприятным качеством - раскрывать рот только тогда, когда это ему было нужно. Тяжело понять человека, который хранит все секреты под замком молчания.
        - Мы идем к тебе в спальню? - игриво спросила Алиссен, оборачиваясь и поводя плечами.
        По лицу ария тоже ничего не прочитать - оно мрачное. И все.
        - Любишь вкусненькое? У меня губы сейчас сладкие, как вино в твоей фляжке. Хочешь попробовать?
        - Открывай дверь.
        - Эту? - Алис осторожно толкнула дверь: кровь от ран на груди все не желала сворачиваться - темное пятно расползалось ниже, стекая на живот.
        - Открыла. У меня хорошо получилось? Я всякое умею…
        Арий и архонт миновали башню. Вот уже и бесконечные каменные переходы тюрьмы остались позади. Алиссен на какое-то время заперли в пустой камере, а затем Эверон появился снова. Во дворе ария ждала закрытая повозка, запряженная парой лошадей.
        - Залезай, - приказал он, открывая дверцу.
        Внутри было душно от плотной ткани, наглухо затянувшей окна. Девушка села спиной к движению. Эверон занял мягкую скамью напротив и дал знак трогаться, дважды ударив кулаком в боковую стенку. Ворота Железной башни растворились, выпуская главного карателя в город, и с лязгом захлопнулись.
        - Везешь меня к себе домой? А почему бы нам не начать прямо здесь? Никто не увидит.
        Алиссен, пользуясь теснотой, просунула ногу между коленями Эверона и легонько прижала другой ногой. В полумраке повозки она слышала только свое учащенное дыхание, арий же оставался бесстрастен. Он не отодвинулся, не пошевелился и не оторвал от лица девушки изучающего взгляда.
        - Как ты желаешь? - шепнула Алиссен, наклоняясь вперед, - сверху или снизу? Сними наручники, Эверон. Или - нет. Давай, я раздену тебя зубами. Я - ловкая! Какая у тебя необычная одежда - не видно ни одной пуговицы. Но я разберусь! Ты не пожалеешь, я все сделаю, как…
        - Ты себя всем предлагаешь?
        Наконец-то он хоть что-то сказал!
        - Никогда и никому, только тебе! - уверила Алис пылким шепотом, волнуясь и покусывая нижнюю губу, - твои глаза - как самая черная ночь. Когда я в них смотрю, мое сердце стучит от страсти. Вот, убедись сам, я совсем не лгу. Поцелуй меня!
        Алиссен сложилась пополам, потершись грудью о колено Эверона и изогнулась по кошачьи, заглядывая снизу ему в лицо.
        - Да, стучит. От страха и отчаяния.
        Архонт придвинулась к краю сидения, чтобы быть еще ближе. Повозку иногда потряхивало, и балансировать на копчике со скованными за спиной руками было отчаянно неудобно. План очаровать ария - не самый хороший, но пока другого просто нет… Что нужно Эверону? Что-то противоестественное, жуткое? Алиссен вспомнила покрытую уродливыми рубцами спину эльфа, и у нее засосало под ложечкой от жалости к Ханлейту и к себе.
        - Нет, я не боюсь, ты не так понял! Я… я хочу тебя. Сильно. Прикоснись ко мне, Эверон, сделай больно, как в башне, мне это нравится, - попросила она, чувствуя, как щеки заливает краска.
        - Тебе это совершенно не нравится. Довольно ломать комедию.
        На Эверона не действовали ее чары. Совсем! Такое было с Алиссен впервые: кокетничая с Моргватом, она видела потаенный интерес в его глазах, скрытый за ироничной улыбкой, и даже соблазнить Лето, влюбленного в другую, ей бы ничего не стоило!
        Глаза девушки просияли от магии архонта, она сжала колено Эверона что было силы. Не встретив сопротивления, надавила еще - Алиссен хотела почувствовать хруст его костей, а не вкус поцелуев. Арий не стал терпеть и хлестнул ее цепью, случайно попав по ушибу, полученному на доринской барже. Алиссен потеряла равновесие и упала вперед, толкнув Эверона головой в грудь.
        - Что с ногой?
        - Ничего, - тихо выдавила она, морщась от боли.
        Арий отбросил Алис от себя к стенке повозки и бессовестно задрал ей юбку. Выше колена красовалось густое желто-багровое пятно.
        - Откуда это?
        - Упала… на танцах. Ты с эльфа живьем срезал мясо, а теперь мой синяк смущает? Не смей меня лапать! Убери эти железки, и я уделаю тебя голыми руками! Раздавлю твою голову и выну злобную душу из сумки Моргвата на расстоянии! И не рассчитывай на свою арийскую магию, я сильнее! Думаешь, я молний не видела? Умею сама! - выпалила Алиссен, оставив попытки соблазнить ария.
        - Вот теперь я верю в твою искренность.
        - Куда ты меня везешь?
        - В городскую тюрьму.
        - Зачем туда?
        - Завтра тебя повесят, - спокойно подтвердил Эверон сказанное ранее. Оказывается, он не передумал.
        - Нет…
        Алиссен опустила голову и крепко зажмурилась.
        - Я был лучшего мнения об архонтах, - презрительно добавил арий, - в тебе я не вижу иных достоинств, кроме грубого притворства и смазливой внешности. Но если ты ублажала Моргвата так же умело, как только что передо мной распиналась, он за тобой придет. Об огласке казни я позаботился.
        - Я не… я с ним не…
        Алис отвернулась от ария, пряча лицо и стесняясь слез, капающих с подбородка. Она не сразу смогла заговорить.
        - Моргват за мной не придет. Он меня бросил.
        - Какая жалость.
        - Пока мы любовались на ураган в сфере, ты прогнил насквозь, начиная с головы, как тухлая рыба!
        - Своим жестоким любопытством вы с архонтом устроили мне ад на земле. Вы пытали меня восемь лет подряд! Ежедневно! - ответил Эверон со сдержанной яростью.
        - Зато ты до сих пор жив!
        - За эти годы врачеватели перепробовали на мне столько всякой дряни, что я едва не умер от лечения!
        - Моргват не знал, что тебе больно! Мы смотрели на живую магию и защищали ее, мы берегли твою душу и хранили, как драгоценность!
        - Берегли. Защищали. Душу ария? - переспросил Эверон, раздельно произнося каждое слово, будто вслушиваясь в их смысл и все равно не веря.
        - Какая разница, чью?
        - Такая, что ты - архонт.
        - И только поэтому меня надо повесить? А Хранитель? Зеленоглазого эльфа ты тоже убьешь? Он не сделал тебе ничего плохого!
        - Кеннир умрет.
        - А Моргват?
        - Тоже.
        - А…
        Имя Лето девушка вслух не сказала. Вот кто у нее остался - друг! Только что он может? Разве попрощаться придет…
        - Есть кто-то еще?
        - Какая же ты сволочь! - поразилась Алиссен и снова безнадежно заплакала.
        - Да. Я - сволочь.
        Повозка остановилась. Эверону пришлось почти тащить девушку до ворот - Алиссен путалась в ногах и едва ли четко видела трехэтажное унылое здание с редкими и маленькими, наглухо забитыми решетками оконцами. Здесь не держали опасных преступников или тех, кому было о чем рассказывать - на то существовала Железная башня. Воры, убийцы, бродяги и мошенники - вот кто переполнял застенки городской тюрьмы Велеграда, томясь в ожидании приговора.
        Ария знали хорошо и подобострастно открывали перед ним двери. Эверон будто нарочно повел архонта через полуподвальный этаж, мимо общих камер под похабные реплики и восхищенный посвист их обитателей. Проходя мимо одной, он задержался и вплотную подтолкнул Алиссен к решетке, демонстрируя ее сброду внутри. От вони немытых тел и смрада открытой канализации она немного пришла в себя и начала вырываться, прижимаясь к арию: Эверон был куда менее отвратен, чем грязные руки, тянущиеся к ней через железные прутья.
        - Хочешь провести здесь последнюю ночь? - прошептал он на ухо, - в наручниках? Взгляни на них - тебя желают все!
        - Нет, пожалуйста, не надо! Я хотела только тебя, никого больше!
        - Еще не передумала? Насчет меня?
        - Я готова… сделать все, что захочешь, - Алиссен запнулась на полуслове, так непросто было это сказать, - а ты меня отпустишь?
        - Нет. Я не могу тебя отпустить. Надо было предлагать себя Кеодану - он Магистр, а я просто… узник Железной башни, - странно ответил Эверон и повел Алиссен на второй этаж.
        Они оказались в тесной камере с окном под потолком и нарами, застеленными соломой.
        - Наденьте на нее кандалы, - распорядился арий, - нет, не деревянные. Но можно полегче.
        Вокруг щиколоток девушки защелкнулись стальные обручи, свободно соединенные между собой, а Эверон снял наручники с ее запястий. Охранник ушел, арий и архонт остались одни. Алиссен пристально разглядывала пол.
        - Как выглядит Моргват? - начал Эверон новый допрос.
        - Догадайся сам.
        - Хорошо, - согласился арий, - тогда расскажет эльф. Я не буду пытать его лично, я пойду спать, зная, что Кеннир не переживет эту ночь. А ты - переживешь, но наутро будешь мечтать о петле. Уходя, я отдам приказ кидать тебя в каждую из нижних камер сроком на час, а если завтра ты не сможешь дойти до эшафота сама - тебя донесут. Счастливо оставаться, Алиссен.
        Эверон направился к двери. Девушка глядела ему в спину, ошеломленная такой жестокостью. Арий обернулся.
        - Ну? Какого архонт роста?
        Алиссен закрыла лицо руками, словно и вправду думала, что если не видеть камеру и своего мучителя - то весь этот кошмар закончится. Придет за ней Моргват или нет - уже не имеет значения: Эверон его поймает, а ее вообще ничто не спасет.
        - Почему ты упрямишься? Я высказался недостаточно ясно? Или воображение хромает?
        - Среднего. Роста, - глухо ответила девушка.
        - Дальше.
        - Кареглазый шатен, без седины. Он неприметный, осторожный. Может походить на любого мужика в толпе, и ты его не найдешь!
        - Понятно. Молод?
        - Нет. Да. Моргват не старик.
        - Цвет магии.
        - Золото.
        - Желтый… - вздохнул Эверон, - этого довольно.
        - Я сказала чистую правду! Я клянусь! Ты не будешь мучить эльфа?
        - Не буду.
        - А… а меня?
        Эверон вышел и задвинул засов с другой стороны.

* * *
        Алиссен привалилась на скамью и закрыла глаза. Несчастный и длинный день приближался к вечеру. Нужно что-то делать, как-то выбираться отсюда. Нужно. Сейчас, она подумает, как именно и… Архонт не заметила, когда камера погрузилась в сумрак. Из тяжелой дремоты ее вывел щелчок замка, открывающего дверь. Вошел охранник, впустив желтый свет из коридора. Вспомнив обещание ария отправить ее на ночь в подвалы, Алис подскочила и вжалась в шершавую стену с криком:
        - Я не пойду! Умоляю, не надо!
        - Чего раскричалась? - равнодушно буркнул пожилой мужик.
        - Мэтр что-нибудь приказывал насчет меня? - спросила она дрогнувшим голосом.
        - А как же. Вот, выполняю.
        Тюремный служащий поставил миску у самого входа, не желая подходить к архонту ближе.
        - И больше ничего?
        - Еще вот это.
        Он положил знакомую фляжку рядом с миской и водрузил на нее кусок хлеба.
        - А можно мне оставить свет?
        - Таких распоряжений не было.
        Дверь с лязгом захлопнулась. Алиссен сползла со скамьи, с непривычки сделала в кандалах широкий шаг и упала на четвереньки.
        - Ох… Чтоб ты сдох, демонов прислужник, чтобы тебя от магии разорвало на части! - вполголоса выругалась она на Эверона, но легче не стало.
        «Почему я не молюсь Создателю? Бог помогает всем попавшим в беду!» - внезапно подумала Алиссен, становясь на колени. Губы привычно повторяли вызубренные с детства слова молитв, но мысли не спешили на небеса вслед за клятвами веры, а оставались в тесной камере и испуганно метались от стены к стене. «Я не могу умереть! Просто не могу! Так не бывает!»
        Кеодан вынес смертный приговор и, наверняка, уже забыл о девушке. Почему Эверон не может его отменить? «Он не хочет!» - подумала Алис, - «ему бы только Моргвата поймать и отобрать сферу со своей душой, чтобы жить дальше спокойно. Нисколько этот подлый человек не благодарен ни архонту, ни Хранителю! Эверон не лучше Кеодана, он меня пытал!»
        Взгляд упал на еду у двери: пора проверить, что ей принесли. Грязно-желтое варево в глиняной миске походило на гороховую похлебку и аппетитным не выглядело. Поболтав его в посуде, Алиссен решилась попробовать и тут же выплюнула. Гадость несусветная! Такой отравы ни в одной дешевой забегаловке не подадут. Какие вкусные блюда она сама готовила дома на маленькой кухне! Алис не особо любила стряпать, но ведь умела же! Почему-то вспомнились блины с земляничным вареньем, тонкие, как бумага, нежные, пропитанные сливочным маслом.
        - Нет, я не буду это есть! - прошептала девушка, с отвращением возвращая миску на место у порога, - я лучше от голода умру!
        Хлеб был черствый и с заплесневелой коркой. Если только мякиш выскрести… Поковыряв горбушку, Алис выбросила и ее. Осталась фляжка Эверона, по весу - почти полная. «Зачем он мне ее оставил? Подумал, что я - пьяница какая-то?» - думала Алиссен, поглаживая монограмму из двух букв «Э» и не спеша смакуя сладкое вино. Оно помогало лучше слез и молитв: выпив всю фляжку, девушка решила, что случившаяся с ней беда не больше, чем досадное недоразумение, которое к утро счастливо разрешится.
        «Все будет хорошо! Моргват обязательно вызволит меня отсюда! Победить Эверона ничего не стоит - достаточно прижечь сферу с его душой магией архонта, и арию станет так плохо, что можно будет брать его голыми руками. Уже завтра я буду обедать с друзьями в лучшем трактире Велеграда! Я расщедрюсь настолько, что выпорю из пояса платья один из двух золотых, тот, что не такой новенький и закажу…» Воображение нарисовало стол, ломящийся от заманчивых яств и напитков, и Алиссен на время отвлеклась, всерьез раздумывая, чем именно они с Лето и Моргватом отметят ее чудесное спасение.
        В коридоре раздались шаги, напоминая, где она сейчас находится. Архонт вскочила и забарабанила в дверь кулаками:
        - Откройте!
        - Будешь шуметь - плетей отведаешь, - ответили ей с той стороны.
        - У меня вопрос! Только один: кто может отменить приказ ария-Магистра?
        За дверью насмешливо хмыкнули:
        - Император!
        - А кто еще?
        - Создатель.
        - И все?
        - Не все. Сам Магистр может. Довольна? Недолго тебе осталось голосить, архонт-убийца!
        - Я никого не убивала! - выкрикнула Алиссен, но никому это было не интересно.
        Она просидела далеко за полночь, вспоминая свое ничем не примечательное житье в Дорине, такое чудесное по сравнению с тюремной камерой в чужом городе. Как могло случиться, что в одночасье все закончилось? Под утро Алис уснула.

* * *
        - Встать! - резко скомандовали над головой спящей девушки.
        Подсознательно она ожидала услышать голос Эверона, но это был не он, а незнакомый офицер в форме легионера. Алиссен опустила ноги на пол и медленно встала. Кроме офицера, в камеру набились четверо рядовых конвоиров, глазевших на архонта и вчерашний мужик из тюремной охраны.
        - Мэтр велел выполнить ее последнее желание, - неуверенно вмешался он.
        - А у нас нет времени, - отрезал было легионер, но, поморщившись от неудовольствия, все же спросил, - что тебе надо?
        - Облегчиться.
        - Лицом к стене, руки назад.
        - Как я это сделаю, если вы меня свяжете? - пробормотала она и не тронулась с места.
        - Хорошо. Делай свои дела быстро!
        - Я не могу, пока вы все на меня пялитесь.
        Офицер неприязненно посмотрел на девушку, соображая: что ему будет, если ослушается ария.
        - Можно сковать ей руки спереди, сир, - пришел на помощь охранник.
        - Так сделайте это, что вы столбом стоите?!
        На запястья Алис надели стальные браслеты и соединили их цепью с кандалами на ногах.
        - У тебя пять минут, - бросил легионер, давая знак всем покинуть камеру.
        На раздумья ушла целая ночь, но все равно ее не хватило. Минуты ничего не решали.
        - На выход, - скомандовали Алиссен, когда время истекло.
        Архонта повели по коридорам, подталкивая в спину. Она еле-еле передвигала ноги и запиналась, пока не догадалась подобрать цепь и нести ее конец самой. У ворот тюрьмы четверых осужденных поджидала открытая телега с низкими бортами. Девушку затолкали в самый дальний угол, откуда спрыгнуть на ходу было невозможно. Вот что не предусмотрела Алиссен, надеясь на свое скорое освобождение: на казнь ее поведет не Эверон, а хорошо вооруженные конные люди из имперского легиона! Ария она не видела, сколько ни оглядывалась. Рядом с ней в повозке понуро сидели двое мужчин и средних лет женщина. На воина-мага никто из них не походил. Здорового мужика в порванной домотканой рубахе можно было принять за селянина, а род занятий второго не поддавался определению. Женщина неразборчиво шептала молитвы, раскачиваясь взад и вперед.
        Процессия тронулась к центру города, архонта везли напоказ, заранее расклеив объявления о предстоящей казни. Все по плану Эверона, но толпа, следующая за повозкой, не догадывалась, кто из четверых преступников - чудовище. Предположений было множество, но Алиссен они не касались: из четверых осужденных она выглядела самой безобидной.
        Девушка не молилась. Она думала не о спасении своей души, а искала глазами в толпе Моргвата, находя его в каждом втором мужчине и разочарованно отворачиваясь снова и снова. На фоне остальных обреченных ее оживление выглядело странно и вскоре было замечено.
        - За что девочку? - сердобольно полюбопытствовал женский голос.
        - Известно за что - за разврат! Глядь, шустрая! Так по сторонам и зыркает.
        - Узнаете, когда объявят! - отрезал легионер и попер лошадью на зевак, подошедших слишком близко.
        Проехали Магистрат и собор святого Ариеса, Железную башню. Алиссен содрогнулась, увидев ее неприступные стены. Там, за серым гранитом, возможно, стонет под пытками эльф Ханлейт… «Кеннир умрет», - сказал арий уверенно и твердо, не сомневаясь в своих намерениях. Эльфа жаль. Не придется им выпивать вместе, и никогда они больше не встретятся! Но Алиссен слишком молода и хороша собой, чтобы умирать! Где Эверон сейчас? И где же Моргват?!
        «Он опаздывает. Нет, просто не хочет рисковать. Он все сделает, как нужно, это же Моргват! Умный архонт с веселыми глазами. Сильный, добрый, но верный ли? Осторожный. Непредсказуемый. Ненадежный», - подсказывал здравый смысл, но сердце открывалось верить в последние определения.
        В конце улицы показалась главная площадь Велеграда, заполненная людьми до отказа. Посреди нее возвышался помост с перекладиной. Слегка покачиваясь, четыре петли ждали своих жертв. Процессия остановилась. Смертников вытаскивали из повозки одного за другим. Женщина пронзительно завизжала и отказалась идти на помост.
        Вот теперь Алис испугалась по-настоящему! Напасть на конвой было в разы проще на узких улочках, чем посреди площади! «Моргват меня бросил… Моргват меня бросил?! Меня?!» Одно - с горечью сказать это Эверону, храня в глубине души несокрушимую веру, что архонт придет на помощь, и совершенно другое - убедиться наяву, что так оно и есть! На какое-то время Алиссен перестала видеть происходящее и соображать. Отпихиваясь от рук легионеров, она схлопотала неслабый удар в живот, но боли не почувствовала. Несколько человек выволокли ее из повозки и уронили на помосте - призвав свою магию, даже скованная по рукам и ногам, Алиссен вырывалась отчаянно сильно.
        - Архонт…
        Страшное слово, передаваемое из уст в уста, пронеслось над людским морем, как вздох. Прошли те времена, когда воин-маг вызывал всеобщее уважение и любовь. Дети больше не восхищались сияющими мечами, женщины не млели от света в глазах, а мужчины почтительно не склоняли головы перед доблестью. Всего сто лет - и магия, издревле охраняющая Эймар от скверны, была предана анафеме. В Велеграде, во втором по значимости городе Империи, всего в шаге от Аверны - столицы ариев, архонту не могло быть снисхождения!
        Синий свет в глазах преображал Алиссен, превращая девушку в жуткое и прекрасное существо из запретного мира, а она бессмысленно расходовала свои силы на борьбу с металлом кандалов и не слушала итог чужих жизней, заключенный с скупые слова приговора; не видела в толпе несчастного лица Лето; не смотрела, как осужденные один за другим отправлялись к праотцам. Сегодня казнили невезучую знахарку, случайно или с умыслом уморившую пациента, крестьянина, поднявшего руку на своего господина и разбойника с большой дороги. Каждому из несчастных предстояло достойно закончить свои дни на виселице. Получалось не у всех: последняя пляска смерти в петле - зрелище далекое от благородства.
        - А ну, встань! - скомандовал офицер легионеров.
        Девушку оторвали от щербатых досок эшафота и поставили вертикально. Алиссен оставила сопротивление и с ужасом смотрела на три обмякших мертвых тела и пеньковую веревку прямо перед собой. От нее отделял всего один шаг… «Этого не будет. Не может быть. Не со мной!» - крутилось в голове у Алиссен, а ее уже горло сжималось в предчувствии недостатка воздуха. Умирать больно? Или быстро? «Алис, я тут!» - донеслось издалека или только послышалось. «Это же Лето! Он пришел проститься со мной, а мы так ни разу и не поцеловались! Хоть кому-то я нужна!» - узнала девушка знакомый голос и запоздало заплакала.
        - Именем Императора и по приказу Магистра Кеодана! За убийство сира Анвелла ванн Валейна, гражданина Велеграда, архонт Алиссен Вейс приговаривается к смерти через повешение. Привести приговор в исполнение!
        Ее подтолкнули к петле. Опустив глаза, Алиссен увидела границы люка, который откроют через несколько секунд, чтобы оборвать ее жизнь. Веревка висела слишком высоко и не доставала до шеи архонта. Алиссен подхватили сзади и приподняли, чтобы палач смог надеть петлю. Удавка плотно обхватила горло. Почти все. Стоя на цыпочках задрав голову и чувствуя, как немеют от напряжения икры, девушка не видела, как кто-то протискивается к эшафоту, подняв руку с закатанным до локтя рукавом, а люди покорно расступаются перед символом карателей на запястье. Даже легионеры не посмели ему перечить.
        - Именем Императора эта казнь отменяется! - повелительно прозвучал голос Эверона.
        - Кто вы такой, демон вас задери! - возразил офицер охраны.
        - Не поминайте демонов в моем присутствии, - сухо оборвал арий, поднимаясь на помост, - я - мэтр Эверон, старший каратель Железной башни. Представление окончено, прикажите всем разойтись. Вы оглохли? Немедленно!
        - Арий? - засомневался легионер, - а где ваш посох? И что у вас в руке - не меч ли архонта?! Взять его!
        - Только посмейте, и вы все подохнете. Я - закон!
        Над площадью Велеграда померкло солнце и заклубились свинцовые тучи. По помосту пронесся хлесткий порыв ветра, взъерошив волосы Алиссен и бросив пыль в запрокинутые лица зевак, запорошив глаза и замусорив приоткрытые от изумления рты. Площадь заволновалась, загудела голосами, указывая на небо, внезапно потемневшее, как перед сильной грозой. Сверкнув в пальцах Эверона, ветвистая молния беззвучно взвилась вверх, холодно уколола небеса и исчезла.
        - Достаточно или мне продолжить? - угрожающе спросил арий.
        - Нет, мэтр, - побледнев, поспешил заверить офицер, - я все понял.
        - Разойтись! - гаркнул он что было силы, а легионеры чином поменьше кинулись исполнять приказ, направив оружие в передние ряды.
        Но велеградцы спешили покинуть место казни и без принуждения: когда гневается маг, лучше держаться на расстоянии. Эверон освободил Алиссен от петли.
        - Отойди от края, - тихо сказал он, - встань мне за спину. Это еще не конец.
        Девушка попятилась за черный камзол ария, неожиданно ставшего ее единственным защитником. Почему-то Эверон держал в руке меч Моргвата. Толпа редела. Стало видно одинокую карету, стоящую напротив. Ее дверь открылась, выпустив Кеодана. Арий шел к эшафоту, опираясь на длинный посох, как странник на палку.
        - С каких это пор вы отдаете приказы от имени Императора, Эверон? - едко осведомился он, не дойдя до помоста несколько шагов.
        - Я выяснил, что она невиновна в убийстве, мэтр.
        - И что? Не отметилась в этом преступлении - совершит другое. Она - архонт, мой друг, и заслуживает петли. А вы… У меня нет слов, чтобы описать то, что вы сейчас делаете! Вы поставили под сомнение мой приговор, сеете смуту в городе… Эверон, вы знаете, как хорошо я к вам отношусь! Почему вдруг вы решили испытать на прочность мою лояльность?
        - Хорошо? Вы относитесь ко мне хорошо?! Вы грозились запереть меня в Железной башне до конца моих дней не позднее, как вчера!
        - Не будем горячиться. Я преувеличил, а вы отреагировали слишком бурно. Создатель в свидетели, я и не знал, что вы так обидчивы! Забудем этот разговор - вы можете гулять днем и ночью где вам заблагорассудится. Вы довольны?
        - Да, я доволен. А еще я заберу с собой архонта.
        - Нет, Эверон, не заберете, - твердо сказал Кеодан, - вы покончите с этой нелепицей сию же минуту! А я постараюсь забыть вашу непростительную дерзость. Боги, я буду должен объяснять Императору, что вы устроили в Велеграде!
        Площадь опустела, только отряд охраны остался, не смея покинуть свой пост без распоряжения одного из ариев. Они ожидали в стороне, нервно поглядывая на обоих магов и мечтая о казармах. Кеодан небрежно махнул рукой, и легионеры, вскочив в седла, с грохотом ретировались, увозя с собой повозку. Эверон молчал. Алиссен стояла поодаль, наблюдая, как ветер магии перебирает черные пряди волос на шее ария и дышит скрытой мощью, готовый вот-вот стать ураганом.
        У спора двух магов больше не было свидетелей, а те, кто на свою беду спрятался в ближайших подворотнях, скоро пожалеют, что не унесли ноги. Кеодан ударил посохом, заставив содрогнуться землю. Доски эшафота затрещали, грозя превратиться в обломки дерева и гвоздей, а тела повешенных начали раскачиваться, стукаясь друг об друга.
        - Чего вы ждете, Эверон? Знака с небес? Вы убиваете мое бесценное время! Убейте архонта! - с нескрываемой злобой приказал Кеодан, удобнее перехватывая оружие и направляя его вперед.
        Арий Железной башни едва заметно выдохнул, словно отпуская ветер на волю. Высоко над площадью завертелся темный смерч и стремительно опускался все ниже, к своему хозяину на земле. Пусть в руке ария бесполезный меч - он маг и без посоха. А архонт, скованный металлом по рукам и ногам останется архонтом, пока дышит. Алиссен зажмурилась, увидев мириады стальных игл, вылетевших из посоха Кеодана. Она беспомощно выставила вперед скованные руки, не умея отражать чужую магию и не имея возможности уклониться.
        - Ложись!
        Эверон сбил девушку с ног, толкнув плечом и взмахнул мечом Моргвата, отражая лезвием магическую сталь Кеодана. Одновременно бешеный порыв ветра заставил большинство смертоносных осколков сбиться с цели. Они вонзились рядом, в деревянные доски эшафота, в тела казненных и зазвенели о камни мостовой.
        - Стоп! Мэтр Эверон, остановитесь! - громко закричал Магистр, перекрикивая свист ветра, - взгляните на небо: ваши выкрутасы уже видны в Аверне!
        Землетрясение прекратилось, но над площадью неистовствовал смерч, превращая ясный день в ненастные сумерки. Кеодан стоял в центре широкого круга бури, в относительном затишье, но стоило Эверону передумать - и мощь стихии могла на него обрушиться. Если только арий ее вообще контролировал…
        - Мы же разговариваем, разве не так, мой друг? Я готов вас выслушать. Что такого в этой девке? Вам не хватило времени на забавы? Я готов дать отсрочку. Эверон, вы меня слышите?
        - Не в ней дело, а во мне.
        - Конечно, в вас! Вы очень больны. Вы тронулись умом! Мало того, что вы взвалили на меня свои обязанности, так еще устраиваете бунт на пустом месте!
        - Мои обязанности? - непонимающе переспросил Эверон и шум ветра немного стих.
        - Вы еще спрашиваете! Будите меня письмом в три утра, вызываете в Железную башню, раздаете через сумасшедшую арийку не менее безумные распоряжения!
        - Через Фиону? Какие распоряжения?
        - Доставить Хранителя к Императору прошлой ночью! Вы размахиваете мечом архонта: я-то знаю - почему, а вы сами? О Боги! Вы забыли и это?! Ваш посох едет к мастеру в Аверну! Ума не приложу, как вы умудрились его испортить, но могли бы сказать и раньше, а не разгуливать повсюду с пустыми руками!
        - Что за бред… Я не ночевал в Железной башне. Я ничего не знаю, - пробормотал Эверон, но его услышала одна Алиссен.
        - Прекратите баловство, вы себя убиваете и вынуждаете меня применить силу. Вам не выстоять против истинного ария, но я боюсь за город: моя магия слишком разрушительна, - увещевал Кеодан.
        - Я прекращу. Но мне нужен ответ: что происходит с душами в сферах после нашей смерти?
        - Как что? Встреча с Создателем! - Кеодан не удержался от насмешливой гримасы.
        - Это ложь!
        - Послушайте, Эверон. Вы - арий, я - арий. У вас есть душа, а у меня - нет, я таким родился, но Император уравнивает всех: вы свою тоже потеряете. За магию нужно платить! Все, мое терпение вышло!
        Эшафот подбросило в воздух вместе с живыми и мертвыми. Алиссен с размаху упала на булыжную мостовую. Ей показалось, что у нее сломались все кости, а в глазах взорвались искры. Или это были молнии Эверона, прорезавшие грозовое небо ослепительными льдисто-холодными вспышками. Два ария боролись не на жизнь, а на смерть. Что значил вызов, брошенный Эвероном самому могущественному Магистру среди ариев? Девушка-архонт не была его причиной, а лишь последней каплей, переполнившей чашу терпения, камешком, вызвавшим горный обвал невероятно долго сдерживаемого протеста.

* * *
        От помоста остались одни руины. Алиссен лежала не шевелясь и только вздрагивала, когда рядом по камням лязгали стальные осколки, вылетевшие из посоха Кеодана. Те, что не попали в цель, через некоторое время возвращались к магу обратно. Не рискуя обратить на Эверона разом всю свою мощь и промахнуться, Магистр бил атаками по площади, изредка пуская в ход дрожь земли, чтобы лишить противника равновесия, но это ему не удавалось. С окон окрестных домов сыпались стекла, от поднятой пыли слезились глаза, порывы неистового ветра мешали дышать, но только они и спасали от неминуемой гибели. У Эверона не было посоха, и он больше защищался, чем нападал, отражая сталь мечом архонта и магией ветра, лишь изредка призывая короткую молнию и проводя ее через свои пальцы. Но воронка урагана над его головой все ширилась.
        - Вас ждет трибунал и суд Императора, - доносился сквозь бурю голос Кеодана, - Эверон, что вами движет?
        - Я хочу быть свободен.
        - Арий, маг стихий, вы несвободны априори.
        - А я попытаюсь.
        - Как?! Призовите на помощь вашу хваленую логику - вы же связаны по рукам и ногам! Да я лично найду вашу сферу в хранилище и уничтожу ее!
        - Для начала - найдите!
        - Вы спятили! Зачем вам свобода? Вы рвались к власти, как одержимый, и получили ее! Вы - прирожденный палач, Эверон, и лучший из карателей, что вас не устраивает?
        - Цена!
        Полыхнуло так ярко, что на мгновение показалось, что Эверон зажег меч архонта. Ветвистый разряд вонзился в землю в шаге от Кеодана. Магистр отшатнулся.
        - Хорошо, требуйте другую цену, пока я слушаю! Торгуйтесь, мэтр!
        - Вы жаждете моей крови с каждой минутой все сильнее, и думаете, я сдамся, поддавшись на лживые уговоры?
        - Так вы в трезвом уме, мой друг? А я не верил!
        Больше Кеодан ничего не сказал. Размахнувшись, он всадил свой посох меж камней мостовой. Алиссен оглохла от чудовищного подземного грохота, сотрясшего тело. По земле пробежали быстрые трещинки: валуны Ракхайна, вбитые в почву бессчетными шагами горожан, пролежавшие целые века, дрогнули и зашевелились; мостовую прорезала кривая расселина и побежала к ногам Эверона, все расширяясь, пока не взорвалась осколками камня. Арий Железной башни упал, выронив меч и лежал навзничь, не двигаясь. Ураган над площадью замедлил свое яростное вращение и угрожающе опустился ниже, будто выжидая. Магистр не спеша подошел к поверженному врагу и занес посох для последнего удара.
        - Эверон, очнись! - закричала архонт, выпуская в Кеодана стрелу магии из скованных рук.
        Слишком низко и бессильно у нее вышло: металл наручников заблокировал часть урона и накалился, обжигая запястья Алиссен, а магистра едва задело по ногам. Но Кеодан отвлекся… Тотчас из грозовой тучи вырвался столб ледяного пламени. Подняв руки, Эверон отразил его Кеодану в грудь. Магистра закрутило в вихре и оттащило на несколько шагов прочь. Кеодан не вставал, зато Эверон поднялся. Пошатываясь, он доковылял до девушки и опустился на колени, отцепив с пояса связку ключей.
        - Открой глаза. Не время притворяться, - шепнул арий, перебирая ключи дрожащими, опаленными небесным огнем руками.
        Перепробовав несколько штук, он, наконец, нашел подходящий и разомкнул кандалы и наручники.
        - Кеодан мертв?
        - Не думаю. Ему помогает Император, а мне - никто.
        Растеряно посмотрев на связку ключей от замков в Железной башне, которые ему больше никогда не открыть, Эверон отбросил ее в сторону.
        - Скоро придут другие арии… Вот им подарок от меня. Напоследок!
        Ураган возобновил свое бешеное вращение, вовлекая в воронку доски эшафота, стекла, землю и куски камней.
        - Можешь идти? - Эверон протянул руку, предлагая Алис встать.
        - Нет! Не надо! - внезапно вскричала она, глядя за спину ария, но было поздно.
        Подкравшийся Лето со всей силы ударил Эверона доской по затылку. Арий рухнул ничком, на этот раз всерьез потеряв сознание.
        - Всего-то делов! Бежим, Алис!
        - Меч Моргвата!
        - Это тупо! Ладно забрал!
        Алиссен пробежала несколько шагов вслед за Лето и резко остановилась, дернув руку, в которую аквилеец вцепился со всей силы.
        - Мы не можем бросить его здесь! - перекрикивая ветер, она указала на распростертого на земле Эверона.
        - Еще как бросим!
        - Кеодан с ним расправится, когда очнется!
        - А тебе что за дела? Одним арием меньше!
        - Я понесу его сама!
        Решительно выдернувшись, Алиссен вернулась и поволокла Эверона по мостовой под неистовую ругань Лето, пока аквилеец не оттолкнул ее и не взвалил ария себе на плечи.
        - Какой тяжелый, гад! - застонал Лето и надолго замолчал, чтобы не сбить дыхание.
        Пыльный вихрь не ограничивался городской площадью - на близлежащих улицах мело и порошило глаза не менее сильно. Жители попрятались. Только однажды в буро-сером тумане мимо проскакал отряд легионеров, не заметив друзей, вжавшихся в каменные стены парадного входа одного из домов.
        - Куда мы бежим?
        - К Железной башне.
        - Куда?!
        - Все под контролем, Алис. Мы не в тюрьму, а в… увидишь сама! Я этот город изучил, как свои пять пальцев.
        - Но впереди тупик!
        - Да?! Точно, я улицей ошибся. Давай назад.
        Беспорядочно плутая в переулках, Лето почти случайно вывел Алиссен к рукотворному каналу, соединяющему Ракхайн и шлюзы Железной башни. Обитель Эверона угрожающе возвышалась прямо за их спинами, а под ногами плескалась темная вода, замурованная в гранит. Лето перелез через чугунное ограждение, перекинул через него тело ария, оставив висеть вниз головой и исчез в низкой арке, ведущей под землю. Он появился вновь в лодке, подгребая единственным веслом и отталкиваясь от гранитных стенок. Алиссен спустилась и помогла стащить Эверона в маленькое суденышко.
        - Тоннель подземный, - объяснил Лето, направляя лодку в противоположную сторону, - мы проплывем прямо под городом. Это безопасно, пока Железная башня не откроет шлюзы. Но когда она их открывает, здесь все заливает под потолок.
        Голос аквилейца гулко отдавался во влажных сводах тоннеля, светлое пятно входа маячило все дальше, лодка направлялась в кромешную тьму.
        - Если тюрьма вдруг сбросит воду, мы утонем, как котята!
        - Не-а, не будет этого.
        - Откуда такая уверенность?
        - А кто прикажет? Сдается мне, что мы везем главного начальника Железной башни! Хорошо, что с собой взяли.
        - Какая здесь вонь…
        - А ты что хотела? Посмотри в воду: кровищу видишь? А кишки? Тут всего полно, что в пыточных сгнить не успело!
        Девушка поежилась. Не все так буквально, как сказал Лето, но близко к истине. Канал постепенно брал левее. Стало темно, хоть глаза выколи. Аквилеец перестал грести и защелкал огнивом, засветив жалкую свечу. Потом приподнял бесчувственного Эверона, прислонив к борту.
        - Я его выброшу, Алис, и даже не спорь. Арий мигом захлебнется, не успев в себя прийти. Сама рассуди: он добровольно с нами не пойдет. Огребем лиха - и только.
        Алиссен молчала. По сути, ее друг прав: избавившись от Эверона, они минуют множество проблем. Вдвоем проще, чем с таким опасным спутником. Лето подтянул ария к краю лодки. Рука Эверона свесилась вниз и беззащитно заплескалась раскрытой ладонью в мутной воде.
        - Лето, нет!
        Она едва успела остановить аквилейца, бросившись вперед и опасно раскачав лодку.
        - Алис, Алис! Одумайся!
        - Ты ничего не понял! Он сражался с Кеоданом!
        - Я мало что слышал, наблюдал только, но думаю, что у них свои счеты, Алиссен.
        - Отчасти так. Но Моргват не стал меня спасать, а Эверон рисковал своей жизнью!
        - А насчет Моргвата у меня особый разговор будет! - неожиданно зло высказался Лето, - и если ты не разрешаешь выбросить ария, то меч этого подлеца точно пойдет ко дну!
        Лето хотел схватить оружие архонта, но Алиссен наступила на него ногой.
        - А вдруг Моргват не смог прийти на помощь?
        - А вдруг ты наивная дурочка? Он и не собирался! Как только тебя заперли в Железной башне, твой любезный Моргват потрусил к пристани вызволять свою лошадь, еще и порадовался, что ты ему фору могла дать, понадеявшись на свое спасение и не сразу рассказав - кто он и зачем в Велеград наведался! А с тех пор его и след простыл!
        - Не может быть!
        - Так и было! Не веришь?
        Лето говорил с искренним негодованием.
        - Верю… Но меч оставь. Мы его продадим.
        Алиссен притихла, прислушиваясь к ноющей боли в ребрах. Она или что-то себе сломала, падая с помоста, или просто сильно расшиблась. Лето взял было весло, но бросил и завозился с веревкой на носу лодки.
        - Вот. Свяжем ария. Откуда мы знаем, что ему взбредет в голову, когда очнется?
        - Да, правильно. Давай, помогу, подержу ему руки.
        - Спереди, Алис.
        - Почему? Сзади надежнее!
        - Как долго ты его в пленниках водить планируешь, а? Допустим, я штаны мужику расстегну, так и быть, но держать хозяйство не намерен! Ты поняла мою мысль?
        - Вполне!
        Эверона связали. Девушка с удивлением уставилась на свои ладони, ставшие алыми.
        - Он ранен?
        - Сплошь и рядом, но неглубоко. Так, царапины. Правой руке сильно досталось, в которой меч был, а левой он от магии Кеодана ветром оборонялся. Вот, глянь, и в шее эта дрянь!
        Аквилеец повернул голову Эверона набок и выдернул металлический шип.
        - А во мне ни одного нет.
        - Повезло, значит. Торопиться не будем, нам бы темноту застать, чтобы на другой берег Ракхайна незаметно перебраться. А дальше - в бега. Ты отдыхай, будет неладно, я разбужу.
        - Ты очень хороший, Лето.
        - Я обычный.
        Лодка плыла в вонючей темноте тоннеля. Алиссен прилегла на корме, закрыв глаза, но она не спала. Так Эверон хотел свободы? Тогда кем он считает ее - пропуском в другую жизнь, последним звеном между сферой с душой и Моргватом? Или все сложнее? Кроме ария, никто не ответит.
        Ренегат
        В раскрытые окна кабинета долетал стук молотков и запах распиленного дерева - на верфи шло строительство. Впервые за последние три года Эдельс готовился спустить на воду новый корабль. Это стало возможным благодаря загадочному молчанию Архоны, прекратившей истеричные требования денег. Многие лета Гариан ванн Эдельс управлял большей половиной города, портом и судостроительной верфью, а с 3215 года у него появились дополнительные две руки, а, самое главное - умная голова старшего сына Эверона, до срока вернувшегося с военной службы. Молодой человек сидел за столом, погруженный в расчеты, и лишь мельком взглянул на отца, заглянувшего в контору в неурочное время.
        - Мать очень просит тебя отобедать сегодня с нами.
        - Передай леди Виолетте, что я поем здесь. Мне некогда, - невозмутимо отказался Эверон.
        Сир Гариан вздохнул и сел в полукресло напротив. Вот уже двадцать лет, как его вторая жена доказывает свою любовь к мужу и преданность дому ванн Эдельсов, она родила троих сыновей и дочь, но завоевать расположение Эверона так и не смогла. Спокойное равнодушие - вот и все, чего она добилась. Да, еще - официальное обращение «леди Виолетта».
        - Я сам тебя прошу. К нам прибыл высокий гость из Аверны.
        - Из Аверны? Кто и зачем?
        - Святой отец Демерий. Он хочет лично благословить всех моих сыновей.
        Эверон оторвался от своего занятия и непонимающе посмотрел на отца:
        - Священник? Я обойдусь.
        - Сын, он не просто священник. Он - арий и глава церкви.
        - Что?!
        - Да. Демерий говорит, что трон севера пуст уже год, королева умерла, а война закончена.
        - И с такими речами ты принимаешь его в нашем доме?
        Столетняя война стала для семьи огромным бременем, но как бы тяжело не приходилось, ванн Эдельсы всегда знали, что северный престол не оставит их в беде. Сначала они опирались на авторитет Фелана, а когда Создатель призвал архонта к себе, королева Амаранта обеспечила поддержку Эдельсам в Совете Архоны. Время от времени столица требовала денег, но не в таких масштабах, чтобы разорить. Завершение войны поражением означало лишь одно: северные феодалы рискуют потерять все - от титула до состояния.
        - Я видел официальную бумагу, подписанную королем Родериком - правление Амаранты I закончено в 3214 году. Эймар стал единым государством.
        - Эдельс никто не завоевывал, отец!
        - И не будет, мы сдадимся сами. Бои идут в Морее, и еще долго будут идти, не скоро падет Архона, но побережье стало ничейной территорией. У нашего города нет армии, а все, кто призван - на западных фронтах.
        В кабинете стало тихо. Эверон обернулся к окну, глядя, как непривычно-яркое весеннее солнце заливает корпус будущего корабля. Казалось, он сгорал без остатка красно-коричневым пламенем, стоит закрыть глаза - и исчезнет.
        - Зачем святая змея из Аверны пожаловала именно к нам?
        - Он хочет оказать великую честь. Подробностей не сказал. Ты нужен мне дома, Эверон.
        - Я приду. Мне нужно кое-что закончить.
        Уходя, сир Гариан обернулся и бросил на сына долгий взгляд. Упорство и выдержка Эверона поражали: он, действительно, погрузился в прерванную работу, выводя на бумаге длинную колонку цифр. Что это было - цены или строительные размеры? Отдав верфь и порт в руки Эверона, Гариан ванн Эдельс перестал вникать в дела, лишь наблюдая со стороны. Средства, вложенные в понятные одному Эверону изменения, уже начинали приносить доход, просачиваясь в кошелек небольшим, но надежным ручейком золотых монет.

* * *
        За обедом Эверон смотрел к себе в тарелку и старался не слушать велеречивые разглагольствования отца Демерия о душах и их предназначениях. Если отец прав, и Амаранта мертва, то поражение севера не за горами. Вопрос в том - как такое могло случиться! Покинув штаб армии севера год назад, Эверон не слышал даже слухов о болезни королевы, она не оставляла себе преемников и не готовилась к предстоящей кончине. Более того - ее никто не хоронил! Может, королева вернется? Но поведение Архоны настораживало: по всему было ясно, что северной столицей не управляет твердая рука.
        - Ваши сыновья служили в армии, сир Гариан? - громкий вопрос святого отца вывел Эверона из задумчивости.
        - Мои сыновья слишком молоды, Ваше святейшество! Эндрю едва исполнилось девятнадцать, а младшему, Карену, нет и шестнадцати.
        - Тогда Создатель миновал вас своим гневом, сир! А кем приходится вам молодой мужчина справа от меня?
        - Это - Эверон, мой сын от первого брака.
        - И что помешало ему вступить в ряды северян, дражайший сир? - насмешливо осведомился отец Демерий, словно старшего сына ванн Эдельсов не было в комнате или он был глухонемым.
        - Я служил в штабе армии и не участвовал в боевых действиях, - сухо отрезал Эверон.
        - О, так вы их планировали! Вы учились на военачальника?
        - Я закончил университет в Архоне.
        - Какая прелесть! Так ваши руки чисты, несмотря на сотни загубленных душ рядовых солдат.
        Эверон не стал отвечать на колкость и запил ее вином. Трапеза подошла к концу. Леди Виолетта и младшая дочь хозяина дома, Аделия, удалились, почтительно поклонившись священнику, на что отец Демерий благосклонно кивнул, не потрудившись с благословлением. Мужчины прошли в гостиную.
        - Настало время сообщить о цели моего приятного визита, сир Гариан, - улыбнулся отец Демерий, потирая руки в молитвенном жесте, - один из ваших сыновей удостоен чести стать арием. Король Родерик лично возложил на меня сложнейшую задачу выбрать самого способного.
        Старший ванн Эдельс побледнел:
        - Возможно, Создатель имеет на моих детей совсем другие планы…
        - Планы Создателя неисповедимы, сир Гариан! Я допускаю, что для столь высокой цели не подойдет ни один из юношей, и тогда я, скорбя от неудачи, покину ваш гостеприимный дом. А пока Создатель будет говорить моими устами. Встаньте, дети мои! - приказал святой отец.
        Гариан ванн Эдельс с тяжелым сердцем подтвердил приказ.
        - Вас это тоже касается, сир Эверон, - небрежно обронил отец Демерий, прикасаясь попеременно ко лбу и груди Эндрю ванн Эдельса, высокого статного парня, еще не совсем избавившегося от юношеской неуклюжести.
        Процедура избрания ария не была пугающей или долгой - арий-священник подошел к каждому из сыновей, задерживая благословляющий перст чуть дольше обычного - и только.
        - Посмотрите мне в глаза, сын мой, - потребовал отец Демерий, удерживая короткие толстые пальцы на груди Эверона, - чем вы так недовольны?
        Ответа арий не ждал и сразу же обернулся к сиру Гариану:
        - Небольшой разговор наедине, и я больше не смею вас беспокоить.
        Оставшись с хозяином дома с глазу на глаз, столичный гость не спеша прошел вдоль книжных полок. Ни них стояли не только фолианты, но и макеты кораблей, выполненные со скрупулезной точностью: снасти, паруса и лакированные борта морских судов были уменьшенной копией оригиналов. Арий внимательно рассматривал один из них и молчал.
        - Как я понял, мои сыновья не подходят для чести стать ариями, святой отец?
        - Я бы так не сказал. У Эндрю горячее сердце. Став магом стихий, он запросто согрел бы кружку с водой. Зимой в Эдельсе прохладно, верно?
        - К чему вы клоните?
        - Карен не выдержит обращение, его душа слаба. Каково имя среднего по возрасту мальчика? А, неважно. Он кто угодно, но не арий. Поручите ему финансы - и будете довольны. Чьи это работы?
        - Эверон строит корабли, - с заминкой ответил сир Гариан.
        - Только строит? Или ходит в море?
        - Он знает залив Агнара, как свои пять пальцев.
        - Красивое увлечение. Но у вашего старшего сына тяжелый нрав, что мне совсем не импонирует. С другой стороны, магических недорослей, способных согреть воду, у нас полно, а настоящих боевых магов в Империи не хватает.
        - В какой Империи?
        - Вы отстаете от жизни, сир Гариан, а я забегаю вперед - Эймар ждут большие перемены! Увидите сами. Да, чуть не забыл: я забираю в Аверну Эверона, - сообщив новость, отец Демерий обернулся с вежливой улыбкой.
        - Но вы не можете… Он же наследник рода!
        - Помилуйте, сир, я могу! Вы даже представить себе не можете всех моих возможностей! А перспективы новой власти вас заставят закрыть глаза, чтобы не ослепнуть. Родерик - прекрасный король, но вспомните, насколько он стар! Король будет править, пока дышит, но увы, его дни сочтены. Тело Родерика не успеет остыть, как Эймар станет Империей ариев, а ваш сын - одним из вершителей судеб обновленного государства! А теперь подумайте, что сделал род ванн Эдельсов для страны, кроме того, что дал Эймару величайшего из наших врагов - архонта Фелана?
        В тоне и словах отца Демерия читалась неприкрытая угроза расправы и грубое обещание сладкого пряника. Налет святости слетел с ария, как шелуха.
        - Эверон - взрослый мужчина, ему не место в школе магов! - возразил Гариан ванн Эдельс.
        - Согласен, это проблема. Но она легко решаема: при удачном обращении у него будет частный учитель. Обещаю - один из лучших! Впрочем… почему бы и не я?
        - Мой сын не согласится!
        - Пока только вы не согласны. Но своего сына вы уговорите, сир Гариан, я уверен. Позвольте откланяться: я просто мечтаю подышать морским воздухом. Увидимся завтра утром, сир.
        Отец Демерий направился к выходу, не дожидаясь ответной реакции хозяина. Проходя мимо подсвечника, он взмахнул рукой. Полыхнуло пламенем, и зажглись сразу все восемь свечей.

* * *
        Эверон стоял у окна конторы, упираясь лбом в прохладное стекло. Снаружи стемнело, и он ничего не видел, кроме своего отражения и фигуры отца, маячившей позади. Сир Гариан что-то продолжал говорить, иногда его расстроенный голос подрагивал, а между предложениями повисали длительные паузы. Он не знал, как истолковать бесстрастное с виду молчание сына и старался объяснить все подробнее. Наконец, отец подошел и положил ладонь Эверону на плечо.
        - В предложении отца Демерия есть свои преимущества, сын.
        - Перечисли.
        - Ты переедешь в столицу, получишь хорошую должность…
        - Моя столица - Архона. Моя должность - управление делами нашей семьи.
        - Север проиграл в войне, а в Аверне имя ванн Эдельс стало синонимом архонтов. Нас раздавят, как тараканов.
        - И ты решил откупиться мной?! Убери руки! - яростно выкрикнул Эверон, резко оборачиваясь и отталкивая отца.
        - Это не так! Я встречался с арием дважды, я предлагал Эндрю, но он не поддается на уговоры!
        - Эндрю? Ты специально назвал своего второго сына именно так? Заранее планируя, что я могу не пригодиться? Чтобы не портить фамильный герб? Полагаю, я могу это снять и передать следующему по счету ванн Эдельсу?
        Эверон сдернул со среднего пальца кольцо с монограммой двойной буквы «Э» и швырнул его на стол. Сир Гариан онемел от неожиданности: он не предполагал у своего старшего сына ни подобных мыслей, ни сильных чувств. Оказывается, он совсем не знает Эверона.
        - Как ты можешь такое говорить? Я и сам не планировал получить состояние, я не родился первым, но мой старший брат погиб. Я сделал все возможное, чтобы эта проклятая война тебя не убила!
        Все так, но Эверон не мог и не хотел останавливаться.
        - А теперь меня прикончит обращение в арии? Благодарю, но смерть на поле боя куда достойнее!
        - Отец Демерий заверил…
        - В чем? Что став рабом, я буду бездетен и не посмею вмешаться в дела наследства?
        - Довольно, сын. Я передам арию твой отказ. Открой окно и посмотри в последний раз на то, что ты строил, и считай, что верфь уже с завтрашнего дня не наша. Ты лишаешь состояния и себя, и своих братьев, а меня, сестру и мать - еще и крыши над головой. Подумай о трибунале, который тебе грозит как военному преступнику, - устало ответил сир Гариан.
        Не так планировал он этот разговор, рассчитывая на хладнокровие Эверона, на трезвое и взвешенное решение, которое они вместе должны принять. Обвинения со стороны сына были и обидны, и нелепы.
        - Я сам с ним поговорю, - коротко бросил Эверон, первым выходя из конторы. Кольцо он оставил на столе.
        До дома было всего два квартала. Эверона встретила испуганная тишина полутемных залов и закрытых дверей. Не задерживаясь, он прошел к себе и упал в кожаное кресло. Просидев без движения несколько часов, глядя на пламя свечи и заработав головную боль от неразрешимых раздумий, Эверон услышал тихий стук в дверь. Было уже за полночь.
        - Что вам понадобилось? - увидев на пороге мачеху, грубо спросил он, забыв про привычную отстраненную вежливость.
        Леди Виолетта вздрогнула, как от удара. Ее удачный во всех отношениях брак омрачал лишь этот ребенок, доставшийся от первой супруги мужа. Самый послушный из всех, Эверон с детства ни разу не заслужил наказания, но если за ним с случалась мелкая провинность, леди Виолетта не смела поднять на пасынка ни голос, ни, тем более, руку: ее пугал и останавливал предостерегающий взгляд черных глаз Эверона. Догадываясь, что источник послушания мальчика - не природная склонность к покорности, а гордость, не допускающая никакого насилия, мачеха была достаточно мудра, чтобы не заслужить его ненависть, но не настолько чутка, чтобы завоевать любовь. А теперь от этого взрослого, непонятого ею человека, зависит судьба всех остальных детей!
        - Я вас прошу…
        Не найдя подходящих слов и не выдержав наплыва обуревавших ее эмоций, женщина опустилась перед Эвероном на колени. Она беззвучно плакала. Немая пауза длилась долго.
        - За меня вы бы просить не стали.
        - Я умоляю за тех, кто слабее вас: за Адель, за Карена, за вашего отца. Если бы Создатель потребовал от меня любую жертву во благо нашей семьи, я бы отдала даже свою жизнь, не задумываясь!
        - Так я - та самая жертва?
        - Я взываю к вашему милосердию, Эверон, будьте же справедливы! Я была вам матерью двадцать лет, что я сделала не так?! - воскликнула мачеха.
        Увы, этот откровенный разговор безнадежно запоздал. Будь леди Виолетта решительнее, у нее был шанс что-то изменить в отношениях с Эвероном, но теперь мольба, продиктованная отчаянием, не вызывала в нем ответных чувств. Леди ванн Эдельс честно старалась относиться ко всем детям одинаково, но заставить себя полюбить пасынка так и не смогла.
        - Ничего плохого вы мне не сделали, но и не заслужили права требовать ответных жертв. Уходите, - сказал Эверон своим обычным тоном.
        Леди Виолетта подняла глаза, не встретив во взгляде пасынка ни торжества, ни сочувствия. Что за монстр стоит перед ней, раз его душа понадобилась демону? Нет, она бы не стала за Эверона просить даже самого Создателя! Какое будет облегчение, если он навсегда покинет дом! Самое страшное, что Эверон и сам это понимает! Придя в ужас от собственных мыслей, женщина поднялась с колен и вышла.

* * *
        Наутро Эверон удивил всех непривычно спокойным, задумчивым видом. Похоже, предстоящий отказ арию волновал его не больше, чем погода на улице. Все было как обычно, кроме того, что после завтрака Эверон не отправился ни в порт, ни на верфи, а остался дома.
        Отец Демерий появился у подъезда ванн Эдельсов ровно в одиннадцать. Он прибыл в парадной карете с золотыми орлами и был одет по-дорожному. Подавленная обстановка в доме бросалась в глаза: леди Виолетта улыбалась гостю припухшими от ночных слез губами, на сире Гариане лица не было.
        - Вам стоит взвешенно отнестись к решению моего сына, святой отец, - предупредил он, провожая ария в свой кабинет.
        - Конечно-конечно, - насмешливо уверил отец Демерий, - вы же все хорошо обдумали! Созвали семейный совет, долго спорили и так далее. В столь серьезном поступке ошибиться нельзя!
        Эверон пропустил ария вперед и плотно закрыл дверь. Разговор оказался поразительно коротким. Появившись в гостиной вновь, арий улыбался.
        - Как мне вас называть: святой отец или мэтр? - спросил Эверон, появляясь следом.
        - Для вас я - мэтр, и никак иначе.
        - Я буду готов через пять минут, - странно сказал Эверон и ушел.
        - Что происходит? - сир Гариан переглянулся с женой и уставился на отца Демерия.
        - Ваш сын принял мое почетное предложение. Мы уезжаем.
        - Но…
        - Не скажу, что с радостью, но сир Эверон, похоже, скуп на эмоции.
        Леди Виолетта поспешно бросилась прочь из гостиной, снова вызвав насмешливую гримасу ария. Сир Гариан растерялся. Еще вчера Эверон четко сказал, что отказывается быть магом! Или не сказал? Нет, не говорил… Только пообещал, что сообщит о своем решении отцу Демерию лично. Эверон вернулся с сумкой: он успел собраться за ночь.
        - Мне нужно время, чтобы поговорить с сыном, - пробормотал сир Гариан.
        - У вас его было более, чем достаточно, сир! Не заставляйте будущего мэтра бежать за моей каретой, как попрошайку, - жестко отрезал арий, направляясь к выходу.
        Леди Виолетта догнала пасынка на улице. Она хотела его обнять, но не посмела, а только робко протянула руки:
        - Спасибо…
        - Не ради вас! - остановил Эверон ее внезапный порыв, и тихо добавил, - я - не жертва. Вы обо мне еще услышите!
        Одиннадцатилетняя Аделия не была столь сдержанна: подбежав к Эверону, она порывисто обхватила брата за талию. Странно, но Эверон до сих пор почти не уделял внимания этой девочке, успевшей родиться и вырасти за время его долгих отсутствий. Собственно, как и братьям, толпившимся у выхода. Наверное, это мать позвала их попрощаться. Отец замешкался и застал сына у кареты ария.
        - Дай мне руку.
        Фамильное кольцо ванн Эдельсов вернулось на средний палец Эверона. Отец Демерий это заметил.
        - Дражайший Гариан ванн Эдельс, отныне - никаких слезливых писем и семейных приездов в Аверну. Становясь арием, ваш сын лишается права наследования, титула и даже уважительного обращения «сир», меняя его на высокое звание мэтра. В случае успеха обращения, само собой. Если Эверону суждено умереть, Магистрат вам сообщит, если нет - он отпишется сам. Мэтр Эверон - собственность государства, а не ваш сын. Это - большая честь, вот и примите ее с подобающей честью!
        Карета тронулась. Откинувшись на мягкие подушки, мэтр Демерий рассмеялся:
        - Как трогательно! Диву даюсь, что вы не рыдаете.
        - А вам не приходилось много терять?
        - Подумайте, о том, что вы приобретете и посмотрите на меня: я родился в канаве, и это не преувеличение, а факт. Сам Создатель отметил меня божественным огнем, а мудрые арии короля Родерика направили, чтобы я смог освещать путь веры, сгорая сам. В буквальном смысле.
        Ладонь Демерия вспыхнула, и арий дунул пламя в сторону своего спутника, заставив Эверона отшатнуться. Демерий довольно улыбнулся:
        - Не терпится узнать, что получится из вас.
        - А вы не знаете?
        - Могу предполагать, не больше. Совершено точно - не маг огня, скорее, вы меня заморозите! Как представлю, что весь долгий путь до Велеграда я буду наблюдать вашу рожу, так хочется скорее заснуть. Вы не против, Эверон? Маги тоже спят.
        Никто еще не смел говорить с Эвероном ванн Эдельсом в таком пренебрежительно-наглом тоне. Будущий арий старался не смотреть на мэтра Демерия, расслабленно развалившегося напротив. Мысли Эверона то и дело возвращались к работе на верфи или в порту, и ему приходилось себя одергивать, вспоминая, что неоконченные дела завершатся без его участия. Возможно, когда-нибудь мэтр Эверон посетит Эдельс, но это будет в совсем другой жизни, которой сир Эверон для себя не желал.

* * *
        Отец Демерий не дал времени на отдых: едва карета прибыла в Велеград, будущего ария отвели к месту посвящения.
        - Ложитесь, - предложил незнакомый эльф, указывая на каменный стол посреди круглого зала одной из башен Велеградского собора святого Ариеса. Высоко над головой переливались разноцветные стекла витражей, а единственная дверь выходила в темные переходы огромной церкви. Комната без мебели походила на западню. В изголовье каменного ложа, в полукруглых выбоинах были установлены сосуды из матового стекла.
        - Меня должны приковать? - спросил Эверон, взглянув на стальные держатели для рук и ног.
        - Для вашего же блага. Постарайтесь расслабиться. Не вздумайте сопротивляться своим ощущениям, отдайтесь им и лежите смирно, - отдавал эльф привычные указания.
        Эверон забрался на каменную плиту и лег на спину, глядя в потолок, раскрашенный цветными стеклами в красное и синее. Раздеваться от него не потребовали. Металл на руках и ногах защелкнулся.
        - Держите голову прямо, - распорядился эльф, фиксируя шею Эверона, - дышите ровно. Вы слишком взволнованы, мне придется подождать.
        Эльф попеременно приложил к его лбу несколько хрустальных шаров, оставив на столе два самых холодных и неприятных. Остальные сферы унесли монахи в красных облачениях.
        - Ваше имя - Эверон? Послушайте: обращение в арии вы контролировать не сможете. Закройте глаза и прекратите за мной следить!
        Эверон подчинился. Томительное ожидание неведомого сменилось сном наяву - вокруг бушевал яростный шторм. Корабль ванн Эдельсов относило севернее островов Снежных волн. Мощная стихия, не оставляя надежд на спасение, предлагала скорую смерть в вихре урагана и пронзительных сполохов молний, прошивающих бурную воду и Эверона насквозь. Они разили больно и страшно, наполняя тело невиданной силой, а проснувшаяся жажда жизни скручивала мышцы и выгибала спину человеку, распростертому на каменном ложе. Ему наваливались на грудь и говорили нечто неслышное, непонятное, словами, смысл которых Эверон забыл. Пытка длилась и длилась, пока он не потерял сознание…
        - Он жив? - сквозь ватную муть донесся голос Демерия.
        Эверон открыл глаза и увидел круглолицую рыжеволосую девушку со странно неподвижным взглядом. Свернув губы в трубочку, она подула ему в лицо, а затем взяла в руки каменный шар и принялась укачивать его, как ребенка.
        - Да. Но не гарантирую, что у меня получилось. Такой долгой процедуры даже я не припомню. Без помощи нашего господина я бы не справился. Эй ты, оставь сферу в покое! - прикрикнул эльф.
        - Так вы хотите сказать, что сфера пустая, мэтр Лиотар?
        - Судя по поведению девки - нет. Демерий, зачем вы меня спрашиваете? Я что - архонт или одержимый, чтобы знать наверняка? В ней определенно что-то было, пока не сработала защита магии иллюзий.
        Мэтр Демерий наклонился над Эвероном и помахал рукой перед его лицом.
        - Вы помните, кто я?
        Эверон едва заметно кивнул.
        - Уберите ваши железки, Лиотар. Он смотрит вполне осмысленно.
        - Очнулся? Посмотрите на зрачки. Если человек стал одержимой тварью, я нисколько не удивлюсь. Одна из сфер разорвалась прямо у меня в руках. Вот, посмотрите!
        Мэтр Лиотар показал другому арию порезы и влажную тряпку со следами крови. Отец Демерий пренебрежительно хмыкнул и снова занялся Эвероном.
        - Кажется, его глаза в порядке. Фиона, милая, что ты держишь? - ласково спросил Демерий у девушки.
        - Камень.
        - О, демон меня забери! - негромко выругался арий, - я не так выразился! Что ты чуешь внутри этого шара?
        - То, что нельзя сломать, даже если отобрать навсегда.
        - Фиона - просто кладезь идиотских определений, но врать она не обучена. Приглашайте служителей, Лиотар, у нас появился новый арий.
        Девушка, названная Фионой, покинула комнату вместе с Демерием. Эверона освободили. Он медленно пододвинулся к краю стола. Под ногами хрустнуло: весь пол был усеян мелкими фрагментами стекла, похожими на черепки.
        - Идти не сможете, мэтр. Боюсь, вам придется провести несколько дней в постели. Отец Демерий любезно разрешил отнести вас в свой дом. Подождите носилки.
        Эверон встал на следующее утро, устав рассматривать образец безвкусной роскоши, которым являлась его спальня. Темный оттенок розового бархата стен и балдахина кровати напоминал свежеразделанное свиное мясо и вызывал приступы тошноты. Столовая, куда он вышел, была ничуть не лучше - от обилия золота в интерьере рябило в глазах. К счастью, широкие окна не были сплошь занавешены портьерами, и Эверон наконец-то увидел дневной свет.
        - Да вы разгуливаете без моего разрешения, мэтр!
        Заслышав шум, в дверях появился хозяин дома. Эверон промолчал. Держась за резную спинку стула, он смотрел в окно.
        - Как вы себя чувствуете? - осведомился Демерий, подходя вплотную.
        - Неживым.
        - Проверим?
        Арий прошелся огненным сполохом прямо по костяшками пальцев Эверона, но тот даже не пошевелился, равнодушно посмотрев на ожог.
        - Больно? Вы живы, Эверон, но эмоционально заторможены. Такое состояние - обычное дело в первые несколько дней, а то и месяцев после обращения. Зачем вы вскочили раньше срока? Вот что: я хочу пить, - неожиданно сказал Демерий и показал на кувшин в окружении кубков, стоящий посреди обеденного стола.
        Эверон непонимающе посмотрел на ария.
        - Немедленно подайте мне вина! - распорядился Демерий с развязной властностью, падая на диван и щелкая пальцами.
        Покорно взяв кувшин, Эверон налил в кубок гранатовой жидкости и задумался.
        - Что ты замер, дурья башка? Приказа своего хозяина не понял? Я жду и недоволен.
        По лицу Эверона разлилась серая бледность, подчеркивающая темные круги под глазами - следы недавнего недомогания.
        - Я не виночерпий! - возмущенно выкрикнул он, выплескивая содержимое кубка на пол, - и вы мне не хозяин!
        Демерий расхохотался.
        - А я чуть было не засомневался! Мэтр Эверон, вы первый, кто не прошел мою проверку вином. Не поверите: наливают, подносят и радуются, глядя, как я пью. Вы простите невинную шутку?
        - Нет.
        - Да ладно вам. Большинство обращенных ариев послушны, как агнцы, а исключения очень ценны. Я сам вам покажу. Вы готовы посетить школу магии, мэтр? Сил хватит?
        Школа магии в старом здании собора святого Ариеса… Кузница боевых магов, повлиявших на исход войны. Эверон слышал о ней множество жутких рассказов, но не предполагал, что именно ему суждено переступить ее порог.
        - Вы были на аренах мэтр? Само собой, на подпольных, в Эймаре они запрещены. Единственное место, где смертельные поединки законны - это обучающие манежи школы магии, - рассказывал Демерий, сопровождая Эверона по коридорам, скупо освещенным узкими окнами.
        - Нет иного способа обучить ария стать магом, чем практический. У нас нет заклинаний, любезных сердцам ведьм и не существует единой системы боя, которой дрессируют архонтов. Магия ария - стихийна сама по себе, она - полет фантазии, ограниченный лишь смелостью или глупостью отдельно взятого мага. Несчастные случаи со смертельным исходом тут не редкость.
        Демерий и Эверон прошли через множество похожих помещений, практически пустых; в одной из них вдоль стены стояли разбитые зеркала; были комнаты, оборудованные смотровой площадкой, но им не встретилось ни одной с рядами скамей, как в привычной аудитории. В школе магии жили, учились, а, судя по рассказу мэтра Демерия, иногда и умирали арии, и всех их объединяло одно внешнее сходство - молодость. Многие были моложе Эверона, а большая часть - и вовсе юнцами. Редко у кого из магов можно было увидеть посох, основная масса учеников расхаживала с пустыми руками.
        Демерий привел Эверона в огромную комнату в форме правильного шестиугольника. Здесь было сразу несколько смотровых балконов, прилепившихся к каменным стенам. На просторной арене, ограниченной орнаментом плиточного пола, шел бой. По периметру помещения метались сполохи огня, на короткие мгновения освещая темное пространство оранжево-желтым; они вырывались из посоха одного ученика-ария и отражались блестящим, хрупким, как стекло, щитом другого мага. Каждая атака огня сопровождалась ледяным взрывом.
        - Он хорош, как вы думаете? - спросил Демерий, показывая на ария огненной стихии, с виду более агрессивного и успешного.
        - Наверное, я не разбираюсь.
        Эверон чувствовал только одно - свою полную чуждость всему происходящему.
        - Вам пора включить мозги, мэтр. Часто побеждающий в бою арий оказывается слабее, и вот вам наглядный пример - огонь проиграет. К сожалению, вы не увидите эффектную смерть, в оружии ученика не достает мощи.
        Он оказался прав: очередной разбитый щит оказался для огненного ария последним. Не успев растопить его осколки и парировать, он упал.
        - Пошли все вон, - приказал Демерий, внезапно проходя в центр круга.
        Ученики, жавшиеся по стенам, победитель и побежденный поспешно покинули комнату. Арий подобрал посох огненного мага и протянул Эверону.
        - Вы сами говорили, что я вас заморожу, а не обожгу.
        - Тренировочный посох рассчитан на все четыре стихии. Удивите меня хоть чем-нибудь, мэтр Эверон!
        - Я не знаю, что делать с оружием ария!
        - Что ж, готовьтесь страдать.
        Демерий не шутил. Он помахал перед Эвероном своим посохом, сделанным из золота и украшенным кроваво-красным рубином в навершии. Наверняка, мощи в оружии «учителя» хватило бы на целую армию. Посох ученика оказался легким, из мягкого тусклого сплава, похожего на олово. Испещренный царапинами и выбоинами, он свидетельствовал о долгой службе. Использовать его в качестве привычного оружия - меча не представлялось возможным.
        - Испугались? - презрительно усмехнулся арий и хлестнул размашистой дугой пламени по ногам Эверона.
        Тот отпрянул, выставив вперед руку с оружием ученика, как если бы держал меч. Кисть обдало жаром, запахло паленой кожей. Рукав занялся, и Эверон поспешно потушил его другой ладонью. Вдоволь насладившись полученным зрелищем, Демерий продолжил свою лекцию:
        - Вы находитесь в школе магии, мэтр, а вы не задумались, почему ариев так много? О, все просто: наша война была долгой, а магического мяса не хватало! Первый серьезный бой становится единственным для большинства обращенных, они погибали и продолжают погибать десятками. Нас, истинных, урожденных ариев и рабов с душой в хрустальной сфере разделяет пропасть!
        - Вы привели меня сюда, чтобы убить?
        - Мэтр Эверон, я - закон. Я сожгу вас, если захочу или помилую, если вы попросите. На колени!
        Происходящее на тренировочной арене было за гранью реальности Эверона ванн Эдельса, наследника древнего рода, образованного человека и искусного мечника. Ему предстояло одному ответить за всех архонтов, которых дал войне север. Эверон отбросил посох в сторону.
        - Жгите.
        - Это вы так сдаетесь?
        - Я не маг.
        С одного из балконов раздались аплодисменты. «Учитель» задрал голову. Облокотившись на перила, вниз смотрел темноволосый человек.
        - Демерий, вы в своем репертуаре! Юноша провинился в том, что родился в месте чище, чем известная всем нам канава? Когда его обратили?
        - Вчера, мэтр Кеодан.
        - И он уже на ногах? Да вы издеваетесь!
        - Вы не представляете, кто он такой!
        - Неужели? Может, арий? А вы - грязная свинья, - непринужденно констатировал Кеодан.
        Демерий не нашелся возразить.
        - Мэтр Эверон, вы в состоянии стоять? Да? Подберите палку. Она даст вам понять, кто вы. Сожмите посох и сосредоточьтесь, закройте глаза. Вы чувствуете тепло? Холод?
        - Нет, ничего.
        - Не каждая магия проявляет себя сразу и так явно, как огонь или вода. Если вы несете в себе симбиоз стихий, то вам понадобится еще больше времени. Эверон, вы грамотны?
        - Да.
        - Демерий, отведите ария в библиотеку школы, пусть учится сам. И избавьте меня от проявлений вашего самодурства.
        Балкон опустел. Демерий шумно выдохнул и насмешливо улыбнулся.
        - Пойдемте, мэтр. Не питайте надежд, мэтр Кеодан - не тот человек, знакомству с которым стоит радоваться. Будь вы удачливее - он бы вас не заметил.
        Жилое крыло школы магии выглядело не столь мрачно, как арены для поединков, а светлая библиотека с рядами книжных полок и скамьями под ними, радовала глаз. Распорядившись выдать Эверону все, что он захочет, Демерий удалился.

* * *
        Библиотеку школы магии за целый день посетили не больше пятнадцати человек. Мэтр Нейли, которому Демерий походя навязал Эверона, тоже вскоре ушел, удостоверившись, что новый арий вполне самостоятелен. Отобедав в ближайшем трактире, Эверон вернулся и просидел за книгами до позднего вечера. Он признал правоту Демерия в том, что обращенных ариев учат исключительно практикой, пренебрегая теорией, настолько примитивными оказались учебники по магическому мастерству. Они были даже написаны крупным шрифтом из заглавных букв и рассчитаны на людей, читающих по слогам.
        Но потраченное время вовсе не оказалось бессмысленным! На самых верхних полках книгохранилища Эверон обнаружил рукописи, подшитые в громоздкие тома. По большей части они были очень стары и датировались второй эпохой. В Темные времена Эймар не знал Создателя, но магия ариев процветала. Отличие было в том, что все древние арии рождались магами, а понятия «обращение» не встречалось. Поспешно пробегая глазами кривые строчки, оставленные разными авторами, Эверон начинал понимать, какую пропасть имел в виду Демерий, презрительно отзываясь о людях, ставших ариями через сферу. Истинных магов серьезно учили! Их мастерство опиралось на богатейший опыт предшественников, на множество ментальных практик, посвященных каждой стихии и на особые приемы боя с оружием и без него. От объема знаний, который предстояло усвоить, у Эверона голова шла кругом.
        - В одиннадцать вечера школа закрывается, - за его спиной раздался голос мэтра Нейли.
        Эверон, забывший о времени, вернулся к суровой действительности. Куда ему идти? Неужели обратно в дом Демерия?
        - А я могу остаться?
        Арий так удивился подобной просьбе, что не сразу сформулировал свой ответ:
        - Вас нет в списках учащихся, мэтр… Поэтому я не могу вам предоставить ни ужин, ни ночлег. Но остаться вы можете. Учебные классы и библиотека в вашем распоряжении. Но учтите, входные двери будут закрыты до шести утра.
        - Меня это устроит.
        Мэтр Нейли пожал плечами. Не его дело. К полуночи школа притихла. Ученики заснули в своих постелях, учителя, имеющие жилье в городе, покинули угрюмые стены бывшего собора Святого Ариеса. Эверон, оставшись один, взял подсвечник на одну свечу и отправился на разведку. Классы, названные Демерием «аренами», не запирались. Они были очень разными, эти комнаты для тренировок: как можно было догадаться, каменные мешки без мебели с держателями для факелов предназначались для обучения магов огня; комнаты на первом этаже с земляным полом - для стихии земли, а зал с неработающим сейчас фонтаном посередине - для ариев, осваивающих воду. И только самая большая арена, та, куда Эверона бросили в первый же день, ждала самых опытных учеников, не нуждающихся в материальной поддержке своей стихии.
        Назначение комнаты с зеркалами Эверон объяснить не смог: зачем понадобилось мастерить одно испорченное зеркало из мелких осколков других? Поставив свечу на пол, он долго вглядывался в свое расколотое отражение, трепетно метавшееся от одной острой грани к другой. В нем было необычное, едва уловимое несоответствие с живым Эвероном: пока он стоял неподвижно, изображение, казалось, жило и дышало само по себе. Это явление можно было списать на сквозняк от двери, но она так плотно прилегала к проему, что в самое простое объяснение не верилось.
        Эверон нашел место для ночлега на балконе, с которого Кеодан наблюдал за недавним поединком - мягкая скамья без спинки сгодилась за кровать.
        Так прошло несколько недель: обращенный арий продолжал жить в школе магии, покидая ее лишь изредка, чтобы поесть. Трактир «Три сонных пса» не мог предложить изысканных блюд, но небольшая сумма денег, взятая из дома, и так таяла слишком быстро. Эверон не знал, как долго продлится его неопределенное положение и экономил. От Демерия не было вестей, а мэтр Кеодан оказался слишком крупной шишкой, чтобы часто показываться в школе.
        Читая все подряд, Эверон узнал о магии стихий столько, что хватило бы на сотню учеников; наблюдая чужие поединки, он научился определять магические приемы и находить в них недочеты, предсказывать победы и поражения. Но оставаясь один на ночной арене, Эверон не мог выжать из тренировочного посоха даже самой жалкой искры магии. Однако, старые тексты также молчали об оружии учеников, покорных сразу четырем стихиям! Для начинающих магов древние арии предлагали совсем другие практики. Эверон находил их странными, но все же рискнул попробовать. Эксперименты с горящей свечой не дали ничего, кроме ожогов, вода не годилась на большее, чем вымыть руки, - эту ерунду Эверон оставил и постарался проникнуть в самую суть арийской магии, размазанную по сотням страниц философских рассуждений.
        Стать частью жестокого и бесстрастного мира ветров, пожаров и бурь, щедро подарить ему и тело, и разум, - все, кроме воли, - эти слова звучали запутаннее, чем чувствовались. Стоя посреди аренного круга в лучах лунного света, льющихся из частых окон под потолком, Эверон ощущал в себе невероятную силу, она была рядом и повсюду, но оставалась невидимой. Повторяя этот опыт снова и снова, Эверон перестал бояться дыхания магии, позволив ей сопровождать себя среди дня и ночи. Поглощенный своими мыслями, он не замечал настороженных взглядов других учеников, а то, что ему уступают дорогу в коридорах и на лестницах, Эверон воспринимал как само собой разумеющееся.
        «Гений воздуха бесплотен, и только разбитый на осколки мир может отразить его истинное лицо», - случайно прочитав эту фразу однажды ночью, Эверон бросился в комнату с зеркалами. Почему она - единственная на всю школу? А все просто: воздух нельзя потрогать или запереть на замок, арий воздушной стихии дышит своей магией, он живет ей и может заниматься где угодно!
        - Я - джинн. Так магов эфира называли в древности, - прошептал Эверон своему колеблющемуся отражению в изуродованном зеркале, - я увидел свою суть ария в первый же день, но не понял ее. Вот почему посох молчал в моей руке: я должен наполнить его магией извне, для начала призвав ее на помощь!
        Немедленно попробовать! Прибежав на главную арену, Эверон взял себя в руки. Тщательно закрыв дверь, он потушил свечу, чтобы чужая стихия ему не мешала, и встал в центре, положив ученический посох рядом. Глупый учебник для обращенных ариев предупреждал, что магические опыты без оружия грозят гибелью, но книга либо ошибалась, либо лгала. Древние рукописи учили совсем другому, да и видов воздушной магии существует великое множество!
        - Я испытаю то, что мне самому кажется правильным, - решил Эверон, - а если не получится, просто остановлюсь.
        Магия ария, призванная в который раз и уставшая от ожидания, наконец-то пришла в движение, завертев вокруг Эверона воронку новорожденного смерча; повинуясь его воле, она поднималась все выше, вовлекая в свое вращение вековую пыль и копоть с карнизов. Темное облако, достигнув купола, угрожающе загудело, но Эверону все было мало. Он поднял посох ученика и направил его в центр бури, позволив ее силе пройти сквозь металл. Раздался резкий хлопок. Эверон едва успел отбросить покореженное оружие и не пораниться, как наверху случилась новая беда: оконные стекла не выдержали и разом лопнули, выпустив рукотворный ураган наружу. Не сообразив, что его сейчас засыплет и покалечит, Эверон испугался страшного грохота, который непременно последует вслед за тем, как смертоносный дождь осколков достигнет каменного пола. Он инстинктивно вскинул вверх руки и замедлил падение стекла встречным потоком воздуха. Звякнуло, но не сильно. Арена находится далеко от жилых помещений, возможно, никто и не услышал…
        Не обращая внимание на кровь от мелких порезов, Эверон подобрал ученический посох. Да разве это оружие! Но и умения учеников воздушной стихии были несравнимы с тем, что Эверон только что натворил: его магия разорвала легкий сплав, обнажив внутреннее устройство. Рассматривая полую изнутри палку, разделенную на четыре сегмента, арий сделал вывод, что ему нужен совсем другой посох и пошел спать. Он очень устал.

* * *
        - Кто это сделал?!
        Эверон услышал гневный возглас и заглянул в помещение главной арены. При свете дня масштаб разрушений выглядел впечатляюще. Арии-ученики стояли по краю засыпанного осколками круга и не желали сознаться в содеянном перед мэтром Нейли, держащим в руке сломанный посох ученика.
        - Это сделал я.
        Царапины на лице красноречиво выдавали истинного виновника погрома, и отпираться было бессмысленно.
        - Вы?! Вам не место в школе магии, мэтр!
        - Вы меня выгоняете?
        Мэтр Нейли проглотил все возмущенные эпитеты, готовые сорваться с языка - он не знал, с кем имеет дело. Загадочный арий, добровольно поселившийся в стенах школы, день за днем просиживающий в библиотеке и листающий древние манускрипты, мог быть кем угодно…
        - С вашей стороны было безответственно подвергать опасности жизни молодых магов и эти стены. Я не могу вам запретить посещения, но прошу впредь относиться к казенному имуществу уважительнее, мэтр.
        - Такого больше не повторится, - пообещал Эверон.
        Весь следующий день он посвятил исследованию магического оружия, благо подробных картинок и описаний в фолиантах нашлось немало. Эверон всецело погрузился в новое занятие, как неожиданно на его эскиз посоха шлепнулась книга.
        - Укажите мне страницу, на которой вы почерпнули руководство по битью стекол, - потребовал Кеодан.
        - Учебник магии? Он бесполезен.
        - В этом здании учатся пять десятков магов, которые с вами не согласятся.
        Кеодан пододвинул скамью к столу и сел напротив.
        - Где вы живете, Эверон?
        - На балконе главного зала.
        - Чем вы питаетесь, кроме бумаги?
        - В двух кварталах отсюда есть дешевая забегаловка.
        - У нас появился первый в истории бездомный арий? Что вы чертите?
        Эверон убрал учебник в сторону и опустил глаза на свое изобретение.
        - Мое будущее оружие.
        Кеодан отобрал чертеж, внимательно рассмотрел и кинул обратно.
        - Я вам советую засунуть в задницу гордость, вспомнить, где находится дом мэтра Демерия, и постучаться в дверь, пользуясь тем, что этот человек незлопамятен. Я рекомендую впитать в себя, как тряпка, все знания, которыми владеет один из сильнейших боевых магов страны, благо теперь вы к этому готовы. Или можете и дальше вариться в собственном соку, пока сами себя не угробите.
        Кеодан вышел, не попрощавшись. А для Эверона стало самым трудным испытанием решиться постучать в вычурные двери дома Демерия. Он сделал это, лишь пересчитав остаток монет в кошельке.
        Святой отец, глава Велеградской церкви и истинный арий открыл сам и проводил Эверона в гостиную, будто они расстались вчера.
        - Ничего не говорите, мэтр. И не бейте предметы, сейчас все дорого. Вы вздумали начать исследование мира ариев сразу с головы и с хвоста, как кот, укравший рыбу и не знающий, с какой стороны вкуснее? Вы живете на улице и запросто болтаете с Кеоданом, с магом, в присутствии которого даже я предпочитаю помалкивать? И как ощущения? Я все ждал, когда смогу оповестить семью ванн Эдельсов о трагической кончине одного безвестного ария. Вы написали отцу?
        - Нет.
        - Нет? - не поверил Демерий, - почему?
        - У меня не было хороших новостей.
        - А вы жестоки! Разве то, что вы живы - не достаточно радостная весть?
        - О моей смерти не сообщали, следовательно, отец и так это знает.
        - Убийственная логика, Эверон. Вас бояться?
        - Я пришел к вам с другой просьбой.
        - Я весь внимание.
        - Научите меня магии.
        - Прежде всего, вас надо учить быть арием! - заявил Демерий.
        Эта наука оказалась сложнее, чем магия стихий, да и преподать ее всерьез «рабу хрустальной сферы» святой отец не собирался. Демерий водил его по самым дорогим заведениям Велеграда, щедро демонстрируя свою собственную значимость, но Эверона не соблазняли ни столы, ломящиеся от снеди, ни доступные женщины. Его привлекало совсем другое - легкость, с которой Демерий имел возможность желать. И пусть его желания были порой сумасбродны, а траты бессмысленны, все, начиная от слуг и заканчивая чиновниками Городского Совета и Магистрата бросались их исполнять. Отец Демерий говорил - «Я - Закон!» и ни у кого не возникало сомнений, что так оно и есть. Тем не менее, право распоряжаться чужими жизнями арий получил не с рождения, а заслужил десятилетиями службы на Южный престол. Эверон сначала удивлялся, почему пост главного священника Велеграда достался человеку, на первый взгляд, не религиозному, но лишь однажды попав на проповедь отца Демерия, он признал, что арию не занимать таланта к публичным выступлениям. Когда было нужно, глаза и руки Демерия горели священным огнем веры, а уста так складно увещевали
блюсти заповеди Создателя, что даже Эверон верил в их искренность. Конечно, виной тому были священные тексты, используемые Магистратом с беспринципной наглостью. Венцом каждой проповеди, праведной с точки зрения морали, была искусно завуалированная мысль, что арии - любимые дети Создателя.
        Маленький, полноватый, отец церкви не производил впечатление солидного человека; продвигаясь все дальше в овладении стихий, Эверон чуть было не списал со счетов и его магическую мощь. Но однажды, Демерий поставил Эверона на место с присущим ему покровительственным самодовольством.
        Стены школы магии не годились для серьезных магических опытов, как и любые другие стены, и Эверон раз за разом шел заниматься на пустырь за монастырем. Здесь, среди зарослей одичавшей вишни и крапивы, он чувствовал себя увереннее, а, главное, арию никто не мешал, если не считать редких коз, забредавших на его территорию в поисках приключений. На шелест в кустах Эверон поначалу не обратил внимания, пока не услышал знакомый голос:
        - Так вот кто портит погоду в Велеграде!
        Демерий появился собственной персоной и остановился поодаль, отдирая репьи с облачения.
        - Вы бросили меня на произвол судьбы, мэтр. Теперь не жалуйтесь на хмурое небо, - ответил Эверон.
        - Не лукавьте! Вы же специально выбрали это место, зная, что я хожу в монастырь, как на работу. Я месяц наблюдаю за вашими подвигами, настала пора вмешаться. Эверон, не разыгрывайте святую простоту, вы ой как непросты!
        Демерий довольно засмеялся, заметив выражение лица своего ученика, молчаливо признавшего разоблачение - да, выбор на пустырь пал не случайно, Эверон хотел быть замеченным, и ему это удалось.
        - Бродяги вас боятся, как кары небесной, не жгут костры по ночам и не орут песни, за что отдельное спасибо. Может, поединок, мэтр? Между нами?
        - У меня нет посоха.
        - Вот безделица-то! Уравняем шансы!
        С этими словами Демерий небрежно бросил свое золотое оружие в траву.
        - Хорошо, поединок.
        - Так нападайте, Эверон. Мне очень занятно, как вы это сделаете. Сдуете меня?
        Отец церкви нахально усмехался, не потрудившись принять боевую позицию. Небо над головами ариев темнело тучами, но сегодня вины Эверона в этом не было: природная, а не рукотворная гроза собиралась с силами, намереваясь пролиться на город. Порывы ветра толкали в спину и трепали волосы, Эверон чувствовал свою стихию явственно, как никогда, и ему казалось, что победить Демерия труда не составит. Но как рассчитать свои силы, чтобы не сильно покалечить противника? Порыв ветра может запросто раскидать камни, составленные друг на друга или сбить с ног человека. Да, второе сгодится! Эверон хлестко ударил Демерия плотным потоком грозового воздуха и не успел опустить руку, как ветер вернулся к нему обратно, больно дохнув в лицо иссушающе-горячим зноем, словно за пару мгновений успел пронестись над пустынями Харматана.
        - Что это было? - удивился Эверон.
        - Так вы не поняли, мэтр? Это был я! И снова - я! И - опять!
        Демерий хлестал ученика обжигающими пощечинами пустынного суховея, заставляя пятиться, закрываясь руками.
        - Вот что подтолкнуло меня взять из ванн Эдельсов именно вас! Я лично предпочитаю огонь, но воздух мне также подвластен: почти каждый истинный арий владеет магией двух стихий, одна для защиты, другая - для нападения. Воздух - защитная стихия, так уж среди нас, ариев, повелось. А чем вы нападать собираетесь, Эверон? Кинетесь на меня с кулаками?
        - Разве в магии ветра недостает силы?
        - Ее там предостаточно, мэтр. Но дело в самом маге. Взгляните на небо: вот где настоящая мощь! И сравните с собой - вы просто ничтожество! Посмотрите на меня, убогий вы арий, и не заикайтесь больше, что я обязан вас хоть чему-то учить!
        Демерий вытянул вперед руки и глубоко вздохнул. Его лицо стало непривычно сосредоточенным, а вокруг резко потеплело и запахло то ли камнем, то ли песком. Или это земля под ногами задымилась и потрескалась, разом растеряв всю влагу. Мощный поток горячего воздуха, заклубившийся вокруг, повинуясь воле ария, рванулся к берегу Ракхайна; набирая силу, он заплясал всполохами пламени, превращаясь в ужасной силы огненный вихрь, сжигающий все на своем пути. И только достигнув реки, стихия обмякла и успокоилась, устав лизать бегущую воду. Если бы Эверон оказался на дороге смерча, он бы сгорел дотла.
        Демерий подобрал с земли посох и оперся на него; на лбу отца церкви поблескивали капли пота, - видимо, представление стоило ему некоторых усилий, но называя Демерия «одним из сильнейших боевых магов страны» Кеодан не преувеличивал.
        - Я должен почувствовать свою ущербность? Пасть ниц? Может, помолиться? - тихо спросил Эверон.
        - Как пожелаете мэтр. Можете перепробовать все вышеперечисленное. А я ухожу.
        Демерий пошел прочь.
        - Мы не закончили! А как же поединок?
        - О, Создатель! Будь это состязанием, вы бы воняли, как кусок пережаренной говядины! - ответил арий, не обернувшись.
        Небо над головой прогрохотало громовым раскатом, ветвистая молния расколола его надвое и пропала. Эверон решился: погода была за него, не нужно тратить силы, чтобы призвать стихию, она уже пришла. Буря толкает тучи друг на друга и гневается небесным огнем, холодным и ярким, но не уступающим в ярости желтому пламени Демерия.
        Эверон пропустил разряд молнии через свое тело и направил его в спину уходящего ария. В последний момент Демерий обернулся и успел парировать удар стихии посохом, но Эверон не увидел этого, на мгновение ослепнув от болевого шока, ставшего для него полной неожиданностью. Арий застыл на месте, слушая брань Демерия, доносящуюся словно издалека.
        - Да чтоб демоны вас задрали! Создатель, вы меня едва не убили! Вы оглохли?
        Демерий тряс Эверона, поминая всех сразу: и Творца, и разрушителей всего сущего.
        - Вы наблюдали за мной невнимательно. Я умею кое-что другое, кроме как портить погоду, - очнувшись, ответил Эверон, чувствуя слабость в коленях. Хотелось присесть прямо на землю, но такой роскоши он себе не мог позволить.
        - Да, признаю, я вас прозевал. Обратная сторона огня, вот что это такое. Редкая боевая способность. С какой радости она вам, арию из сферы, досталась, а? Какая ирония!
        - Зато вам я ничем не обязан.
        Демерий покачал головой и сказал очень серьезно:
        - Нам стоит стать друзьями, Эверон. Как враги мы натворим еще тех дел. Согласны?
        - Я привык один.
        - Не кокетничайте. Вы землю будете грызть, чтобы прорваться на самый верх, я и сам такой. Хватит ныкаться по постоялым дворам и отираться в школе магии, как подросток, переезжайте ко мне! Клянусь, я буду вас учить! Честно! На этот раз обещаю. Гостить вы будете недолго, но с пользой, пока Кеодан не подыщет для вас подходящее место. Ну?
        - Да.
        - «Да», - передразнил Демерий, - я вас не замуж зову. Это что у вас такое?
        Арий протянул руку к виску Эверона и выдернул седой волос.
        - Осторожнее, мэтр. Каждое утро, подходя к зеркалу, прореживайте свою черную шевелюру, избавляясь от серебра. Берегите красивую шею.
        - Что?!
        - А то. Мою видели? Вот.
        Демерий расстегнул воротник и показал россыпь уродливых синих точек выше ключиц - следов уколов эликсира молодости.

* * *
        Эверон так и не воспользовался гостеприимством Демерия, тот же, в свою очередь, выполнил обещание обучить нового ария премудростям магии. Это сотрудничество было полезным для них обоих: самодисциплина Эверона помогала Демерию держать себя в руках и не пускаться в очередной загул; а Эверон пытался учиться непринужденной и наглой легкости, с которой Демерий подавал миру свою персону. Увы, для бывшего ванн Эдельса подобное поведение было чуждым, и Эверону было привычнее скрывать свою сущность ария, чем демонстрировать.
        Неожиданно Кеодан дал о себе знать, передав через Демерия приказ явиться в Магистрат. Эверон пришел к назначенному времени и сорок минут протомился в коридоре в ожидании, когда арий соизволит его принять. Наконец, Эверона впустили в кабинет магистра, доверху заваленный бумагами. Они стояли неряшливыми стопками на полу вокруг стола, валялись на диване, занимали пространство вдоль стен, отчего комната в красных тонах казалась тесной и душной. Хозяин кабинета жестом приказал Эверону подойти ближе, не предлагая сесть.
        - Чем вы занимались в Эдельсе, мэтр? Просаживали состояние своего батюшки? - неприязненно спросил Кеодан, не взяв на себя труд поздороваться.
        - Я управлял судостроительной верфью. Мэтр, - в тон ему ответил Эверон.
        - А сейчас вы посреди страны, где корабли никто не строит. Это проблема или нет?
        - Нет.
        - Отрадно слышать.
        Кеодан швырнул Эверону расхристанную папку с эмблемой перекрещенных стрелы и посоха.
        - Вы знаете, что это?
        - Чтобы узнать, я должен прочесть.
        - Неверный ответ! Вы должны трепетать и покрываться холодным потом при виде этого знака! Вы должны молиться Создателю, пасть на колени и рыдать, умоляя о пощаде, - вот что вы должны!
        Кеодан встал и прошелся по комнате, раздраженно поглядывая на озадаченного Эверона:
        - Сделаю скидку на то, что вы из забытого всеми Эдельса, и только поэтому не в курсе, кто такие каратели! Но это не в ваш огород камень, а в мой. Мало у меня времени, мало! А в этой стране катастрофически не хватает людей, способных думать. Я уезжаю, мэтр, а вам пора начать служить стране, как полагается магу. Арии - закон, каратели - инструмент: вот и все, что вам нужно знать. Не сложно, да? Разберите папки, приведите дела в порядок хотя бы на бумаге. Боги, я не прошу, чтобы вы изучили все, что здесь видите! Если докажете, что способны к минимальной работе с документами, останетесь в Магистрате, если нет - подыщем вам другую должность по способностям. Почему вы молчите?
        - Я согласен.
        - Естественно! Это был приказ. Меня не будет месяц. Можете спать здесь и работать по ночам или греться в чужих постелях, - решайте сами, но с этого момента вы официально на службе. Берите.
        Кеодан бросил на стол две маленькие и тонкие деревянные дощечки: одну желтого цвета, другую - красного.
        - Что это?
        - Разберетесь сами. Нужны будут деньги или возникнут вопросы, обращайтесь к моему секретарю сиру Гисли. Успехов, мэтр.
        Магистр ушел, оставив Эверона посреди захламленной комнаты.
        - Красная - пропуск в публичный дом, желтая - в питейное заведение, - объяснил сир Гисли, - платить не надо, на территории Эймара вас будут кормить, поить и развлекать совершенно бесплатно. Не стесняйтесь, мэтр, берите все, что и кого пожелаете, - это привилегия ария.
        - Не нужны деньги?
        Сир Гисли тонко улыбнулся:
        - Чтобы поесть и отдохнуть с женщиной - нет, не нужны. Вы платите стране своей службой, а страна служит вам, мэтр. Жалование вам еще не назначено, но магистр Кеодан распорядился выдать любую сумму по первому требованию. В пределах разумного, разумеется.
        - Выдайте мне двадцать золотых, - распорядился Эверон, вспомнив полуголодные месяцы и ночевки на балконе школы ариев. Примерно столько денег он брал с собой из дома.
        - Хорошо, подождите минуту, - сразу же согласился сир Гисли.
        Эверон вертел в руках цветные дощечки. Совсем новенькие, без имени ария - его предстояло вписать в специальную графу под знаком орла. Сев на место Кеодана, он занес было перо, чтобы написать себя, но задумался. Зачем каждому трактирщику знать, кто именно к нему пожаловал? Безымянный арий - так спокойнее и надежнее. Эверон поставил размашистый прочерк и усмехнулся.

* * *
        - Демерий, вы меня удивляете. Нет, я выразился слишком мягко! У меня просто нет слов: как могло произойти, что отец церкви Эймара подвизался в услужении ария, обращенного без году неделя?
        Спустя месяц Кеодан вернулся в Велеград и не узнал свой кабинет. Пухлые бумажные папки исчезли, их заменили ровные ряды одинаковых кожаных переплетов вдоль одной из стен. Идеальный порядок на столе, непривычная чистота и свежий воздух, поклон сира Гисли, адресованный Эверону, - все это было странно. Но самые большие сюрпризы Кеодана ждали внутри аккуратно подшитых архивов: разрозненные сведения, начатые и брошенные дела были приведены в систему; анонимки, доносы, искательные письма и прочий нужный и ненужный хлам проверен и отсортирован; ко многим из них были подколоты листы бумаги с кратким резюме - стоит дело рассмотрения или нет. Из всего этого можно было сделать вывод, что одной бумажной работой Эверон не ограничился. Но не Бог же этот арий в самом деле, ему кто-то помогал! И не только сир Гисли, Эверон пошел намного дальше!
        - Я все объясню, мэтр!
        Демерий скромно сложил руки на животе и возвел глаза к потолку, принимая проникновенный вид:
        - Эверон служил Создателю настолько истово, что я не смог остаться равнодушен. Мракобесие, порок и преступления против совести на улицах Велеграда заслуживали расплаты, посему мы, арии, истинные служители закона, облаченные божественной властью, послужили сверкающей десницей правосудия, и возложили ее на…
        - Очнитесь, Демерий, говорите нормальным языком. Я - не ваша паства, - поморщился Кеодан.
        - Прошу прощения, мэтр, - священник в мгновение ока перешел на обычный тон, - а что плохого в том, что я вспомнил молодость и впервые за столько лет сходил на ночную охоту с пользой для дела? Давненько я так не развлекался!
        - Так вот чем он вас взял! Заскучали в сутане? Вы кого-то поймали, верно? И где держите?
        Святой отец тихонько фыркнул:
        - В подземных кельях монастыря. Гаже места не придумать: в них сто лет никто не жил. Это я придумал!
        - Вы гордитесь тем, что ловили преступников по подворотням? Ваше место в храме!
        - И я служу в храме, когда нужно! Но за последний месяц авторитет церкви в Велеграде взлетел до небес! На меня готовы молиться, когда я прохожу по улице: люди знают, кто уничтожил банду Хромого архонта. К слову говоря, он и не маг вовсе, а просто подонок. Зря боялись. Откуда Эверон узнал, что его голыми руками можно брать - ума не приложу.
        Внезапно Демерий привстал с кресла напротив и молитвенно сложил ладони на груди, глядя на Кеодана:
        - Мэтр, я вас умоляю! Отдайте его мне! Я из него сделаю лучшего отца церкви после меня самого! Эверон - прирожденный слуга Создателя: он скромен и бескорыстен, как агнец! А как он умеет говорить, когда захочет! Вы бы только слышали его голос: мягкий, доверительный, самый лучший для проповеди заблудшим душам! Он нужен Церкви!
        Кеодану стало все понятно: отчаянный карьерист и мелкий пакостник Демерий никогда не умел скрывать свои истинные намерения, правда вырывалась из его уст одновременно с ложью, стоило только научиться отличать одно от другого. Увеличить влияние церкви, а вместе с ним и собственную значимость, - вот чего добивался священник, а в лице нового ария он нашел себе союзника. Да, эти двое стоят друг друга, если смогли сойтись! Пора их развести.
        - К сожалению, я прагматик и далек от религиозного экстаза, Святой отец. Поэтому подыскал для Эверона другую должность, - процедил Кеодан, с удовольствием наблюдая, как Демерий расстроился, - более того, я хочу вас перевести в Аверну. В Велеграде и Магистрат справится.
        - А… Не… Почему?!
        - Вы недовольны переводом в столицу?
        - Но главный храм Создателя находится здесь! Хранилище душ, монастырь, собор святого Ариеса, как же я…
        - Вот видите: а в Аверне - ничего. Построим в древнем городе храм такой высоты, какой ваша вера пожелает.
        Демерий сурово сжал губы и промолчал в ответ на насмешку.
        - А Эверон отправится в Железную башню, где ему самое место, - продолжил Кеодан с интересом глядя священнику в лицо.
        - Бросите к карателям? Его порвут на части, там же мусор, а не люди!
        - Как нехорошо, Демерий. Каратели подчиняются Магистрату и мне, это моя армия. Порвут, говорите? Тогда грош ему цена.
        Симпатия - вот что это такое. Демерий привязался к своему ученику - арий огня всегда был слаб. Аверна и будущий Император научат его быть жестче. А королю Родерику пора на покой, он засиделся на троне.
        - Вы свободны, мэтр, - неожиданно попрощался Кеодан, обрывая разговор, и занялся своими делами.
        - А…
        - Свободны!
        Демерий ушел из Магистрата, бормоча под нос проклятия, а, вскоре, покинул и сам город.

* * *
        Когда Кеодан привез Эверона в Железную башню, тот не сразу понял, что его ждет за проделанную работу - награда или наказание, настолько неприглядным местом оказалась знаменитая тюрьма. Бессмысленная суета началась от самых ворот, куда въехала их карета, едва не столкнувшись с повозкой, брошенной ранее посреди двора. Кеодана встретил незнакомый арий, взъерошенный, потный, с красными пятнами на щеках.
        - Что не так, мэтр Хельми? - спокойно поинтересовался Магистр, покидая карету, - вы выглядите взволнованным.
        Хельми аж перекосило от злости, он едва сдержался, чтобы не вспылить:
        - Карателям не хватает дисциплины, мэтр, но у меня все под контролем.
        - Конечно, не хватает. Вы только что расписались в своей некомпетентности, мэтр. Проведите нас внутрь, - распорядился Кеодан и обратился к Эверону:
        - А вам стоит подумать, сколько преданных стране людей сейчас томится в подземных кельях Демерия.
        - Там одни преступники!
        - О чем я и говорю. Отличные кандидаты в армию карателей, умеющие держать в руках оружие.
        Эверону не приходила в голову такая интересная мысль и он промолчал. Подсобные помещения и наземные камеры были темны и запущены, повсюду шатался дурно одетый сброд, при виде ариев безуспешно имитирующий военную выправку. Внешне каратели отличались от узников камер только тем, что были свободны. Тошнотворная кухня с бабой-кухаркой, перевязанной поперек живота засаленной тряпкой; комья земли на ступенях башни, помещения, заставленные рухлядью вместо мебели, духота и загадочная вонь, преследующая повсюду.
        Кеодан поднялся по лестнице без перил на третий этаж и пнул дверь большой полукруглой комнаты. Шумная компания, резавшаяся в карты, сидя на соломенных тюфяках, замерла было, но тут же вскочила. По полу покатилась бутылка.
        - Здесь немного грязно, не находите, Эверон? Зато просторно. Следующие уровни еще поганее, я не буду туда подниматься. Идемте вниз, в казематы.
        Хуже всего были подземные коридоры, где от вони на глазах выступали слезы. Магистр приказал открыть одну из пустующих камер и пригласил Эверона внутрь. Шагнув за порог, он тут же уткнулся носом в свой локоть, не в силах дышать.
        - Как вы чувствительны, мэтр, - улыбнулся Кеодан.
        - Что это? Городской сортир?
        - Близко к истине, Эверон. Когда-то Железная башня была оборудована шлюзами, спускавшими воды Ракхайна, которые ее очищали, но вот уже несколько лет они не работают. Посмотрите вниз, видите? Мы утопили десятки смертников, заставляя нырять в эту грязную жижу и сделать хоть что-нибудь. Увы, не получилось. Попытайтесь исправить механизм спуска воды или привыкайте к смраду.
        - Привыкать? Я - пленник?
        Кеодан расхохотался.
        - Вам негде жить, верно? Посмотрите вокруг - такого огромного и древнего замка нет даже у меня! Поселитесь здесь, сделайте Железную башню своим домом, и она благодарно поделится с вами историей, властью, страхом. Станьте ее частью, и вы будете внушать ужас не меньший, чем каменные стены. Как вам мое предложение?
        - Приказ, вы хотели сказать?
        - Нет, на сей раз я не приказываю, мэтр. Если вам настолько противна здешняя вонь, можете отправляться в Магистрат и быть писарем до конца своих дней или до следующей войны, куда вас призовут и где вы бездарно подохнете. Итак?
        - Я остаюсь, - решил Эверон.
        - Иного я и не ждал. Вы вольны переделать тюрьму так, как сочтете нужным, но сметы расходов подписываю я лично, и если вы захотите установить в своих покоях мраморные бассейны с тиверским вином или золотые канделябры, я буду против.
        - Мне не нужна подобная ерунда, но денег потребуется немало. Где можно достать планы здания?
        - У мэтра Хельми. Вытрясите из него все, что вам нужно, а затем пните обратно в Магистрат. Он будет благодарен вам до самой смерти.
        Так у Железной башни появился новый хозяин.
        Правосудие палача
        «Эверон, что с вами? Что?!» - в памяти почему-то ожил второй по счету приступ загадочной болезни. Он случился в Магистрате, прямо в кабинете Кеодана. Первый разбудил Эверона ночью и заставил кататься по кровати и выть. Боль разрывала голову изнутри, словно вспышка чужой магии, пока не прошла внезапно, как и накатила, оставив после себя болезненную слабость. И вот, снова. Эверон упал со стула, оборвав себя на полуслове, и увидел на лице Магистра брезгливую растерянность. Вызвали лекаря, который озадаченно развел руками и выписал успокоительные травы. Кеодан презрительно посоветовал больше спать и меньше работать, но Эверон был уверен, что дело не в переутомлении. Началась пытка, длившаяся восемь лет…
        «Я так и не написал отцу. Сначала злился на него, а потом не смог оправдать свое молчание», - подумал Эверон, приходя в сознание. Он лежал связанный, а поодаль Алиссен сидела на коленях у незнакомого парня и выговаривала:
        - Ты где трогаешь?! Я сказала - проверь ребра, а ты мне грудь тискаешь и не краснеешь!
        - А ты думаешь, у тебя под титьками нет костей? Не нравится, как я руками смотрю? Скидывай платье совсем, посмотрю глазами!
        - Еще чего не хватало!
        - А то я тебя нагишом не видел!
        - Целиком не видел!
        - Ага, от стыда отворачивался. Целы твои кости, иначе вопила бы по-другому. А вот рана некрасиво заживет.
        - Ну и ладно… - вздохнула Алиссен, затягивая тесемки корсажа.
        - Откуда она у тебя?
        - Меня немножко пытали.
        - Не он, случайно? - Лето ткнул пальцем в Эверона, - если так, я ему ребра ногами переломаю. Все!
        - Давай! И будешь его и дальше тащить! Не надоело? И вообще, это был другой арий, - уверила девушка после небольшой заминки.
        - Гляди, очнулся. Что делать теперь будем? Утопить надо было!
        - Никогда не поздно его убить.
        - И то верно. Давай сама: нож к горлу и надрез до уха.
        - Я не буду!
        - А как бы ни пришлось! Арий умеет колдовать со связанными руками или нет?
        Друзья озабоченно переглянулись.
        - Спросим?
        - А толку? Соврет же!
        - Ты умеешь, Эверон? - спросила Алиссен напрямую, но не получила ответа.
        - Давай рассуждать: если бы мог, почему до сих пор не освободился? Лежит, как мешок, и язык будто бы проглотил. Но если я ошибаюсь, то нам с тобой крышка.
        «Так это он ударил сзади, а не Кеодан», - догадался Эверон, - «зачем они взяли меня с собой? Ради выкупа? Кому?» Арий и его похитители были уже далеко от города, но и здесь чувствовалось дыхание бури, вызванной Эвероном на главной площади Велеграда. Пахло пылью, грозное, желтовато-серое небо висело низко и тяжело. Кружилась голова то ли от удара, то ли от магии ария, силу которой Эверон выплеснул на Кеодана, на город, на ненавистные стены Железной башни и просто в белый свет. Обернувшись в сторону Велеграда, он увидел темную воронку смерча, - похоже, буря и не думала стихать.
        - А куда мы пойдем, Лето? - допытывалась девушка у своего спутника, - посмотри, какая жуть осталась позади!
        - Да уж. Давай-ка подальше от города, дорога сама подскажет.
        - Это - плохой план! По тракту нельзя, меня и ария будут искать!
        - Вернемся в Дорин огородами?
        - Ты с ума сошел!
        - Так предложи сама!
        - Пойдем прямо?
        - Отлично, подружка, лучшего бы и я не придумал, - съехидничал Лето, но Алис покачала головой:
        - Нам нужно в Харматан! Там мой отец и твоя девушка, куда еще идти?
        - А ведь ты права! Но в такую даль, да еще и с арием в придачу мы полгода будем добираться.
        - А если по реке?
        - Точно! Идем к Амарантину, - решительно сказал Лето, вешая себе на плечо холщовую торбу, - а ты случайно не знаешь, в какую это сторону?
        - Лето!
        - Подожди возмущаться. Мы переплыли Ракхайн и сейчас по левую руку от… чего-нибудь. Или по правую. Срежем путь, минуя столицу, и выйдем к Великой реке ниже по течению. Все просто.
        - Мне не нравится, как это прозвучало. А чем пахнет твоя сумка?
        - Пирогом с ливером.
        - Почему ты молчал?! Я умираю от голода!
        - Ты есть не просила.
        - Я забыла про еду!
        - Вот и я тоже.
        Пирог достали из торбы, разделили пополам и принялись жевать прямо на ходу. Эверону приказали идти вперед, но Алиссен его обогнала и поднесла свой кусок ко рту ария:
        - Угощайся!
        Эверон отвернулся. О выкупе не было сказано ни слова, но беспечность девушки и ее спутника привели его в ужас. С такими провожатыми тюрьма не заставит себя ждать, и попадут в нее все трое!
        - Как хочешь, - пожала плечами Алиссен, - а мне вкусно. Лето, ты где его стащил?
        - Не помню, в какой-то городской лавке. Или в пекарне.
        - Развяжите меня! - не выдержал Эверон.
        - Наш пленник соизволил заговорить!
        - Я уйду, я вас не трону.
        - Угу. Спасибо, мэтр, но я ариям не верю, - невнятно сказал Лето.
        - Эверон, ты пойдешь с нами связанный. Сам знаешь почему.
        - Вот дела, Алис! Что за секреты? Я тоже хочу знать!
        От неожиданности аквилеец остановился.
        - Я в него влюбилась, Лето. По уши. До смерти. Жить без ария не могу.
        - Чего ты мелешь?!
        - Того! Чем не красавец? Только слегка в пыли вывалянный, но и у меня видок не лучше.
        - Подруга, ты что-то задумала…
        - Не я, Лето. Пока мы топчемся, как дети, у ария десяток планов в голове сменилось, один другого хуже. Снимем с него веревки, и в тот же миг роли поменяются. Пусть прогуляется с нами, пока сам для себя не выяснит, что к чему, а после отпустим. Или прикончим, - решила девушка.
        - Зачем нам вообще такая обуза, Алис?
        - А зачем Моргват хрустальный шар таскает?
        - От дури.
        - Точно. Я еще дурнее архонта, Лето. Пошли уже.
        На ночь друзья остановились на опушке леса. Как далеко он простирается и в нужную ли сторону ведет, в сгущающейся темноте Лето не смог определить, и все дальнейшие планы бегства друзья отложили до завтра, не побоявшись развести костер. Эверон тревожно вглядывался в темноту, но вокруг было тихо, а авернский тракт остался далеко за холмами.
        - Арий такой покорный. Подарок, а не пленник: ноги переставляет быстро, рта не раскрывает, жратвы не требует.
        Алиссен мельком взглянула на Эверона, сидящего под деревом, и занялась ужином. Из торбы Лето появилось два полукольца домашней колбасы и краюшка пшеничного хлеба. Слишком мало, чтобы накормить троих, но если мясо согреть, будет сытнее.
        - Выпить совсем нечего? - с тяжелым вздохом спросила она, - я бы сейчас напилась в стельку. Помнишь, ты залезал ко мне в окно ночью, и мы пили настойки, сворованные у дяди? А потом ты спал у меня под кроватью.
        - Перестань вспоминать Дорин, Алис. Не будет этого больше, прошло-проехало.
        - Да знаю я…
        Нарезая колбасу толстыми ломтями, девушка накалывала их на острие ножа и запекала на огне, вовремя подставляя кусок хлеба под капающий жир. Эверону тоже досталась порция еды, но заметно меньшая по размеру. Арий от ужина не отказался, но продолжал молчать. Лето и Алиссен разлеглись на траве, изредка подкидывая в огонь топливо. За день произошло столько всего страшного, что сон не брал обоих.
        - Давай в карты сыграем? - предложил Лето.
        - Доставай.
        - На раздевание?
        - Да ну! Надоело на тебя смотреть, ты мне всегда проигрываешь.
        - Только тогда, когда ты незаметно передергиваешь! Знаешь, что? Без мошенничества: кто смухлюет - тот и проиграл. Идет?
        - Согласна. Если продуешься, пронесешь меня завтра две версты. Смотри, у меня туфли совсем разваливаются.
        Алиссен помахала в воздухе ногой, показывая обувь. Туфельки из тонкой кожи, созданные для прогулок по булыжной мостовой города, совершенно не годились для дальних путешествий и, действительно, начали разъезжаться по швам.
        - Две?! Версты?!
        - Одну.
        - Алис, ты наглеешь.
        - Ты будешь нести меня, пока я считаю до ста.
        - Ага, медленно-медленно. Сам буду считать!
        - Быстро-быстро, да? Ладно, сто шагов тебя устроит?
        - Договорились. При моем выигрыше ты… - взгляд Лето упал на Эверона, - поцелуешь ария. Ты же в него влюбилась, вроде как?
        - Еще чего! Ты меня ревнуешь?
        - Ни капельки! Я его тащил, тебя обязался, а ты струсила?
        - Ничего подобного.
        - Вот и раздавай.
        Какое-то время прошло в молчании, картежники сидели друг против друга и сосредоточенно хлопали засаленными картами на плоско разложенную торбу. А потом Алиссен внезапно опрокинулась на спину, будто от усталости.
        - К демону наш договор! Опять за свое, Алис!
        - У меня поясница затекла.
        - Нет, у тебя масть слабая.
        - Ты все карты знаешь на вид и на ощупь.
        - Вот открытие-то! Ты тоже!
        Девушка села прямо и хотела продолжить игру, но Лето красноречиво бросил свои карты мастью вверх.
        - Вытаскивай.
        - О чем ты?
        - Сам вытащу! - пригрозил аквилеец, - куда ты ее сунула? В корсаж или под попу?
        - Ты не видел!
        - Я тебя знаю и догадался.
        - На! - Алиссен вынула из правого рукава шестерку червей и кинула на торбу поверх карт Лето, - я бы все равно проиграла, стоило попробовать.
        - Ты хоть раз в жизни можешь сыграть честно или нет?
        - Не-а, - насмешливо протянула девушка.
        - Теперь уговор. Хотя… я передумал. Целуй меня, но не как брата, а как мужчину.
        - А как же Лиандра?
        - Ее здесь нет.
        - И что? Если ты ее любишь, она всегда рядом. А если ты мне врал…
        - Я не врал, Алис. Я Лиандру выбросить из головы не могу, по ночам - особенно. Засыпаю, и мне кажется, что я посреди Проклятой дороги и Лиа - вот она, только рукой коснись, но не дотянешься. И сердце начинает ныть и жаловаться, то ли от любви, то ли от страха. Может, любовь такая и есть? И если это - не она, то, что тогда?
        - Не знаю, Лето. Я всегда думала, что любовь - это весело.
        - Мне весело с тобой, Алис, но в Лиандре было нечто притягательное, чего тебе недостает. Магия какая-то. Без обид, ты хорошая девчонка, не будь я таким дураком, давно бы уже…
        - Во мне магии мало?! Все, хватит, я иду целовать ария! - оборвала Алиссен Лето и поднялась с земли, направляясь к Эверону.
        - Не надо, я забираю назад свой уговор. Он тебя укусит или плюнет.
        - И пусть. Мне интересно попробовать.
        Слова Лето задели девушку за живое. Значит, в ней действительно чего-то не хватает, раз лучший друг так говорит? А Эверон слушает и жжет своими угольными глазами, к нему и подходить-то близко не хочется. Почему арий такой бледный? Наверняка, его рот холодный, как у покойника. Алиссен зажмурилась, прикасаясь к губам ария. Они были теплые. На поцелуй Эверон не ответил.
        - Противно? - сочувственно спросил Лето.
        - Вовсе нет. Словно бы и не арий.
        - Зато его всего передернуло.
        - Неправда, он не шевельнулся даже.
        - Равнодушным точно не остался. Не делай так больше, Алис. Надо ноги ему на ночь связать, чтобы самим выспаться.
        Друзья привязали Эверона к дереву ремнем от торбы и улеглись спать.

* * *
        Ночью Алиссен проснулась от тяжести, навалившейся на грудь. Она подумала, что Лето прилез погреться, но это был не аквилеец. На лицо падали черные волосы ария, а его руки твердо придерживали ее за шею. Эверон решил вернуть поцелуй, полученный накануне вечером, и сделал это неспешно и со знанием дела.
        - Как ты освободился? - шепнула Алиссен.
        Эверон плотно прикрыл ей рот ладонью. Она предприняла попытку вырваться и беспомощно обернулась на Лето, лежащего неподалеку.
        - Он спит, - уверил арий.
        В подтверждение его слов, Лето перевернулся на другой бок, опровергая худшие опасения. Значит, жив.
        - Будешь кричать?
        Алиссен отрицательно помотала головой, и Эверон убрал руку.
        - Чего тебе надо?
        Можно было и не спрашивать… Соглашаться или нет? Опытность не стоит путать с опытом, она приходит с поступками, а опыт можно усвоить и чужой, если достанет ума. Самые скотские проявления обыденной жизни не приводили доринскую мошенницу в смущение, она находила нормальными разврат, пьянство, воровство и обман, но это не значило, что Алиссен сама успела погрязнуть во всех мыслимых грехах. Скорее, она узнала их на ощупь, попробовала на вкус и прошла мимо, испачкавшись ровно настолько, сколько потребовалось для того, чтобы вписаться в общую картину бытия и не отсвечивать, как новенький золотой в навозной куче.
        Оттолкнуть, ударить, завопить от возмущения, - сколько раз она поступала именно так? Надоело! Несмотря на жестокие слова и действия, отвращения арий не внушал. Его образ в ее сознании был неразрывно связан со штормом в хрустальной сфере, и девушке казалось, что она знает Эверона чуточку больше, чем он сам себя понимает. Алиссен крепко обняла мужчину, помешав себя раздевать. Она ждала нежности в ответ, но ошиблась - он воспринял этот жест как одобрение и занялся ремнем на своем поясе. Когда-нибудь это должно было случиться, почему не сейчас? Алис почувствовала, как волнение зажигает ее глаза магией архонта. Предсказуемо у Эверона не сразу получилось и он был грубее, чем стоило. Возможно, арий - хороший любовник, но пока не с кем сравнивать… И поскорее бы он закончил, физическая близость совсем не так приятна, как представлялось!
        - Может, хватит? Мне перестало нравиться, - откровенно сказала Алиссен.
        Собственно, она и не хотела его задеть, так само получилось.
        - Потерпишь, - выдохнул Эверон.
        Пришлось терпеть. К счастью, не так уж долго. Арий оставил ее в покое и отвернулся, приводя в порядок одежду.
        - И что теперь?
        - Я ухожу.
        - Попутного ветра.
        Внезапно Эверон снова склонился над девушкой, вглядываясь в ее лицо и не обращая внимания на издевку в пожелании.
        - У тебя в первый раз? Ты что, девственница?
        - Спасибо, что заметил. Ты меня изнасиловал!
        Алиссен поняла, что краснеет. Хотелось выпить что-нибудь покрепче и провалиться сквозь землю, а еще навсегда забыть этот злосчастный момент в своей жизни.
        - Что?! - возмутился Эверон шепотом, - ты сама хотела!
        - Я притворялась. Я понарошку!
        - Почему ты меня не остановила? - продолжал допытываться он.
        - Потому, что ты арий!
        - Не понял.
        - И не трудись. Так ты уходишь или нет? Проваливай уже!
        Эверон поднялся и протянул руку:
        - А ну, встань!
        - Не буду, - буркнула Алиссен.
        Пришлось подчиниться, когда Эверон схватил ее под локти и потянул вверх. Меньше всего Алис хотела разбудить Лето, и пошла вместе с арием подальше в лес.
        - Почему я? - продолжил Эверон допрос шепотом, прислонив Алиссен к дереву и стоя очень близко. Она бы предпочла, чтобы он оказался за тридевять земель, и уж точно ничего не требовал.
        - Потому, что ты мужчина, о котором я мечтала всю свою жизнь! - привычной скороговоркой ответила Алис, - Доволен?
        - Ложь.
        - Когда я сказала правду, ты не поверил! Заметил свет архонта, когда… - Алиссен запнулась было, но решила, что с Эвероном можно говорить прямо, - когда лишал меня невинности?
        - Да. Зачем тебе это в постели?
        - Чтобы тебя испугать. Жаль, не вышло! Ладно, правду скажу - я не всегда умею скрывать свою магию. Нужен подробный рассказ? Получай! Когда мне было восемнадцать, на соседней улочке Дорина поселился пекарь. Аромат булочек с кремом будил меня каждое утро, и я в них влюбилась. Чтобы получить лакомство даром, я была готова на любую жертву, даже на внимание со стороны сына пекаря. Впрочем, он был симпатичный парень. Приходил в лавку за всякой ерундой и ел меня глазами так страстно, что я сдалась. Подгадав, пока его родителей не было дома, мы пробрались в его спальню и разделись. Все было мило до того момента, пока я не поняла, что мои глаза так и сияют от магии архонта и вовсе не собираются принимать нормальный вид! Я испугалась и выскочила в окно, в чем мать родила. Натягивая платье, я молилась Создателю, чтобы во двор никто не вошел! После этого случая я разлюбила пирожные и сына пекаря напрочь. Ты не первый мужчина, который меня обнимал, и не первый, с которым я в постель легла. Вообще-то их было так много, что я даже точное количество не помню. Наверное, десять. Нет, двадцать! И всегда было одно и
то же.
        - Ты оправдываешься в том, что оказалась чище, чем себя подаешь? - удивился Эверон.
        - Я не грязная, что за намеки такие! - горячилась Алиссен, повышая голос, - нечего о себе мнить всякое, что ты особенный, ты мне просто подвернулся! Я влюблялась много раз: в деньги, в красивые ткани у странствующих торговцев, в украшения и в бесплатный обед, но так и не решалась себя никому по-настоящему подарить, боясь разоблачения и виселицы, но ты - арий и знаешь, что я архонт! Я бы вообще-то предпочла Лето или Моргвата… Сама не понимаю, почему я с ними не закрутила!
        - Не переживай, к разврату ты быстро привыкнешь. Уже со второго раза будет проще.
        Алиссен добивалась вовсе не этой фразы! Эверон должен был опровергнуть все, что услышал. Или признаться в любви. Признания она и за меньшие вольности выслушивала!
        - Только не с тобой! Я больше никогда, понятно? Ты мерзкий арий, бледный и больной!
        - Я редко покидал Железную Башню, поэтому моя кожа белая. Остальные определения я упущу. Но вернемся к Моргвату. Архонт не смотрит в сферу уже трое суток. Непривычно чувствовать себя здоровым. Где он?
        - Вот кто тебе нужен - архонт, а не я! Нечего было ходить вокруг да около и меня насиловать, спросил бы сразу! Моргват пропал, разве не понятно? Наверное, с ним что-то случилось, но мы с Лето не станем его искать. Отправляйся на охоту за архонтом и своей душой один.
        Эверон помолчал, раздумывая. Он опирался о ствол обеими руками, удерживая Алиссен около дерева.
        - Искать архонта сейчас - терять драгоценное время. Кстати, вы на пути в Аверну. Направляетесь в самое пекло.
        - Как - в Аверну? Мы обходим город подальше! - встревожилась девушка.
        Не пускаясь в подробные объяснения, Эверон отрицательно качнул головой.
        - Нам надо к Амарантину!
        - Если хотите выжить - нет. Великая река - самая оживленная дорога во всем Эймаре.
        - Что же делать? - растерянно спросила она.
        - Есть другой путь в страну Хармы, короче и безопаснее.
        - Какой? Ты его знаешь?
        - Я им последую.
        - А… а зачем тебе в Харматан?
        Алиссен перестала вжиматься в жесткую кору и подалась вперед.
        - Я знаю харматанский.
        - Откуда?
        - Я - самый главный среди шпионов Империи.
        Вот она, причина, по которой Кеодан из-под земли достанет мятежного ария - Эверон слишком много знает. Но Алиссен думала только о себе. Оказывается, им по пути! Может, не стоило его так решительно отталкивать?
        - Послушай, я совершенно так не думаю. Про тебя. Ты - красивый мужчина и лучший любовник, который у меня был, то есть, вообще в целом мире, но я не очень разобрала, что к чему. Попробуем еще раз?
        - На сегодня достаточно.
        Эверон пошел обратно к стоянке. Комплименты его не впечатлили, как ранее не задели ругательства.
        - Что ты решил? - спросила Алиссен, следуя за ним.
        - Останусь до утра.
        - А потом?
        - Если будете выполнять все мои условия, я возьму вас с собой. Поговорим позже.
        - Условия?! Твои?! Ты же наш пленник!
        - Я никогда не был вашим пленником. И, да: я умею «колдовать» со связанными руками и развязывать зубами морские узлы, на которые горазд твой дружок.
        Самое поганое - это вот такая неопределенность! Алиссен вертелась на месте и никак не могла заснуть. Арий тоже не спал: он мрачно смотрел перед собой и думал о чем угодно, только не о любви.

* * *
        - Алис, проснись! - прокричали над самым ухом.
        Не доверяя своему голосу, Лето энергично встряхнул подругу за плечо. Надо было разбудить его ночью и все объяснить, чтобы не было таких громких сюрпризов. Какая гадкая погода: утро, а темно, как в сумерках. И в отдалении грохочет гром, да так сильно, что вздрагивает земля. Невнятный подземный гул ощущался всем телом.
        - Что-то происходит… - вяло сказала Алиссен, поднимаясь.
        - Не то слово! Арий развязался! Сделай что-нибудь!
        - Я не про ария. Кто-то трясет землю. Не замечаешь?
        - Он и трясет, наверное!
        Эверон помалкивал и обеспокоенно смотрел в небо.
        - Он маг ветра, Лето. Не умеет.
        - Шторм, - вымолвил Эверон, - в стороне Велеграда.
        - Твой шторм? Вчерашний?
        - Возможно.
        - Ты сомневаешься?
        - Он должен был прекратиться сам собой, когда я покинул город. Через некоторое время. Я так думал.
        - Разве его не становили другие арии? Кеодан? Трясти землю - это по его части.
        - Не знаю. Нам надо уходить, - решил Эверон.
        - Нам?! Алис, что за разговоры? Ты мне поможешь его связать или нет? - возмутился Лето.
        - Не будем мы никого связывать. Эверону позарез понадобилось в Харматан, вот и подберем его в попутчики! В лесу стало темнее, чем с вечера, вам так не кажется?
        Алиссен потянула ветку ближайшего дерева вниз и рассмотрела листья. Они изменились: прожилки дубового листа потемнели, налились изнутри коричневым соком. Испугавшись, Алис отбросила ее в сторону, ожидая, что ее обрызгает не росой, а чьей-то кровью.
        - Что с деревьями?!
        Эверон сломал несколько веток и показал своим спутникам - в месте слома проступала вязкая темная жидкость с резким запахом.
        - Не молчи, ты знаешь, что это, арий! По глазам вижу, что знаешь!
        - «Гнев Богов», в древности скверну называли так. Читал в одной книге.
        - Скверна - она для живых! С деревьями такого не случается! Какие еще боги, у нас бог один - Создатель!
        - А ты его видела, Алис? - спросил помрачневший Лето, - Создателя? А я видел Астарота. А с Ракхайном мы сражались вместе. Они также называли себя Богами. Что-то мне страшно…
        Эверон внезапно сорвался с места и побежал к холму, скрывающему от путешественников Авернский тракт и недавно покинутый город. Не понимая, зачем он это делает, друзья, побросав вещи, бросились следом. Запыхавшись, все трое взобрались на пологий гребень, заросший колючими кустами, усеянный кусками известняка и сланца, хрустевшими под ногами, как раскрошившиеся зубы. Картина, представшая перед глазами, заставила их остолбенеть от неожиданности и ужаса. Велеград, простоявший века, исчезал с лица земли прямо сейчас: рушились древние стены, падали сторожевые башни, засыпая улицы грудами развороченных камней. Жилые кварталы, так поразившие Алиссен своим великолепием, превращались в прах под напором неистового урагана и бешенства реки, сломавшей свои гранитные оковы. Еще держалась Железная башня, упирая в грозовое небо стальные пальцы зубцов, и поблескивала золотом крыша Магистрата, но отдаленный шум и дрожь земли, которые ощущали зрители на холме, звучал оглушительным грохотом смерти для тех, кто остался в городе. Если там еще были выжившие…
        - Они ушли? Горожане? Они успели, ведь правда? - растеряно прошептала Алиссен.
        Арий не отвечал и смотрел, ожидая, когда Железная башня падет под натиском урагана, а на холме чувствовалось дыхание того же ветра, что крушил ненавистный для Эверона город.
        - Это ты устроил? Ты?!
        Стены, сложенные из серых, как сталь, камней, были не менее крепки, чем металл, но плененная подземными казематами вода Ракхайна, пропитанная кровью и страданиями, загнивавшая под решетками камер, взбунтовавшись, разрушала Железную башню изнутри, ломая шлюзы, врываясь в камеры. Серый монолит тюрьмы, атакуемый силами сразу двух стихий, содрогался, внутри башни сыпались стекла, с полок падали тяжелые кожаные папки. Рвалась паутина, которую ткал «главный паук» Велеграда, разрушался целый мир насилия и тайного знания, а один из его создателей стоял на холме и с жестокой радостью наблюдал, как шторм уничтожает плоды его труда. И Железная башня сдалась. Качнувшись, словно в последнем поклоне, она рассыпалась до половины, сравнявшись с высотой уцелевших городских стен. Арий глубоко вздохнул, почувствовав себя свободным пусть и на одно лишь краткое мгновение.
        - В Велеграде были и хорошие люди!
        Эверон, наконец, услышал Алиссен.
        - Город разрушила не только моя магия. Река помогла.
        - Ты и, правда, сволочь!
        - Палачи и короли не ведают жалости.
        - Ты не то и не другое, арий!
        - Теперь это верно. Но я рад, что гнилой город уничтожен. Это к лучшему, ты просто не понимаешь. Каратели не скоро совьют себе новое осиное гнездо, а Император получил пощечину. И от кого? От ария. От меня. Я ненавижу его, он отобрал мою жизнь.
        Алиссен не интересовали абстрактные умозаключения, и к горечи в голосе Эверона она также осталась глуха; архонт видела то, что видела. Она указала вниз:
        - Там люди стали одержимыми, даже лес за десять верст испортился! Ты этим гордишься?!
        Эверон молча начал спускаться с холма.
        - Уйдем отсюда поскорее, Алис.
        Лето обнял подругу за плечи, вынуждая отвернуться от руин Велеграда. Ураган, тем временем, начал стихать, его воронка таяла, светлело небо. Над головой прогремел гром: природа очнулась от магии и спешила очиститься, пролив на оскверненную землю потоки дождевой воды. Алиссен обернулась в последний раз. Она представляла себе не разрушенные тюрьмы, не радовалась, что арии Магистрата получили суровый урок, нет, перед ее глазами были жители Велеграда, обычные люди, оставшиеся без крова, потерявшие знакомых и близких.
        - Я тоже ненавижу Императора, - сказал аквилеец, - он у всех отбирает самое дорогое, и ему все мало. Хорошие люди успели убежать, подружка. Мы же там не остались? Вот и не думай о плохом.
        Утешение Лето, при всей своей наивности, подействовало. Алиссен, всхлипнув и покусав губы, крепко взялась за его руку. Эверон возвратился к опушке леса и поднял с земли меч Моргвата.
        - Ох, Создатель… - простонал Лето, увидев, чем вооружился их недавний пленник, но возражать не посмел.
        Алис бросила на ария неласковый взгляд:
        - Можешь грызть его всю дорогу. Что-то мне подсказывает, что воровать ты не умеешь, а я ради тебя палец о палец не ударю.
        - Пока я рядом, вы нарушать закон не будете, - распорядился Эверон.
        - А то что? - дерзко поинтересовалась она.
        Арий смерил девушку недоуменно-презрительным взглядом и, по обыкновению, промолчал.
        - Знаешь, Эверон, или как там тебя? Ты не только ее бесишь, но и меня тоже! - вступился Лето, - я хочу жрать, такая у меня привычка! Три раза за день, и никак не меньше. Если ты раньше не знал, то расскажу - жратва на дороге не валяется, ее добывать надо. Я тебя давеча обыскал и ни одной монеты в карманах не нашел, нахлебник ты демонов!
        Арий сунул руку за пазуху и вынул две тоненькие дощечки из дерева:
        - Ужин. И ночлег, - он показал сначала желтую, затем красную, - я - арий, и закон здесь я. В Эймаре мое лицо никому не знакомо, пока не прозвучит имя. В как меня зовут, Алиссен?
        Эверон сунул девушке в лицо одну из дощечек. Она только похлопала глазами, глядя на пустую графу, где, видимо, должны были быть буквы.
        - Никак, - Эверон ответил сам, - когда у закона нет имени, он сам по себе. Меняем направление, мы идем в Гайтский лес. Объясняю, зачем: со времен Магистрата Сириона существуют порталы, имеющие силу перенести нас туда, куда следует. Они давно заброшены - и арии, и архонты забыли, как ими пользоваться. Но я знаю. Вопросы есть?
        - Есть, арий. Откуда ты такой умный на наши головы взялся?
        Лето задал самый правильный вопрос: если Эверон может сам себя прокормить и в мгновение ока отправить хоть на край света, зачем ему спутники?
        Под ноги упали первые капли дождя, сумрачное небо прорезала ветвистая молния и воткнулась в землю на горизонте. Алиссен держалась рядом с другом, с неприязнью глядя в спину ария, шагающего впереди. Вчера ночью она совершила опрометчивый и глупый поступок. Нет, она ошиблась еще раньше, притащив Эверона с собой. О чем она думала, как могла забыть изуродованного эльфа в клетке Железной башни? Этому человеку не ведомо милосердие, и ее жизнь он вовсе не из благородных побуждений спасал!
        - Зеленоглазый эльф погиб вместе с башней? - спросила она у затылка ария.
        - Надеюсь, что да.
        Эверон не обернулся и не стал ничего объяснять, окончательно уверив Алиссен в своем бессердечии.
        Предсказание
        Ханлейта надолго оставили одного. Он мучился неизвестностью в тесной клетке, предполагая, что за стенами Железной башни события развиваются непредсказуемо и стремительно, но, увы, помимо его воли. Хан почти месяц был свидетелем представления под названием «жизнь Эверона», изучил привычки ария, научился распознавать его эмоции, но что за человек перед ним - так до конца и не понял. Он думал о своем печальном знакомстве с Алиссен и событиях восьмилетней давности, которые привели его в эту башню. Этот путь оказался долгим, и если бы заранее знать, каков у судьбы план… Надо было убить Моргвата, но не отдавать ему сферу! Или убедить архонта уничтожить душу Урагана! Все арии одинаковы! Но Хранители считают врагами и архонтов, да и что лукавить - людям не доверяют. Эльфы признают только одну расу - свою собственную. Ханлейт окончательно запутался и перестал разбираться, что есть добро в этом мире, а что - зло. И, странное дело, ему впервые стало наплевать на оба эти понятия. «Меня отработали, как горную породу», - думал он, - «даже не верится, что совсем недавно я был живым».
        В шесть вечера появилась Фиона и сунула Ханлейту еду. Взяв посох Эверона, она зачем-то утащила его в дальний шкаф, затем вытряхнула корзину мусора и забрала ее содержимое. Хан окликнул Фиону в надежде хоть что-то узнать, но она притворилась глухой и ушла.
        Уже смеркалось, когда за дверью раздались быстрые шаги - это вернулся хозяин Железной башни. Не зажигая огня, Эверон порылся в ящиках стола, поднял с пола меч Моргвата и хотел покинуть комнату, забрав свой посох с привычного места у входа. Его рука схватила пустоту. Арий удивленно огляделся по сторонам, и, не найдя своего оружия, вышел. Видимо, спешил. По лестнице Эверон спустился бегом, и снова стало тихо. В назначенный час башня открыла шлюзы.
        Глубокой ночью в замке зашуршал ключ. Этот звук был настолько неожиданным, что Хан очнулся от полузабытья и уставился в темноту. Дверь тихонько отворилась, впустив Фиону. Скользнув к клетке, одержимая разомкнула затвор и распахнула ее.
        - Ты должен пойти со мной, эльф, - сказала она шепотом, глядя на пленника серьезно и вменяемо.
        - Приказ мэтра, Фиона?
        - Нет, мой.
        - Я никуда не пойду, - устало вздохнул Хан, - не хочу играть в твою игру.
        - Ты трус, но я смелая за нас двоих. Выходи.
        - Называй меня, как хочешь, мне все равно.
        Такого ответа она не ожидала. Фиона топнула ногой и шагнула в клетку.
        - Нет, ты пойдешь! Иначе я сделаю тебе больно!
        - Делай.
        Фиона ударила его бородкой ключа в плечо и повалила на пол, применив магию крови.
        - Из Железной башни может выйти только арий, а ты, эльф, умрешь. Скоро, уже завтра! Мэтр тебя в Аверну не отдаст!
        - Наконец-то.
        Одержимая выпустила его руку, за которую тянула из клетки.
        - Я хочу убить тебя сама. Ты встанешь или нет?
        Так вот что Фиона задумала! Но разве не об этой услуге он просил одержимую уже несколько раз?
        - Я встаю, Фиона. Но почему не здесь?
        - Это комната мэтра, а он не любит грязь. Моя магия очень грязная, - объяснила одержимая и вытащила из шкафа оружие Эверона, - неси его.
        - Зачем?
        В правой руке Ханлейта оказался посох ария, и он поразился его невероятной тяжести. Может, дело было в самой руке? Или в спине? Мышцы свело судорогой, и Хан выронил оружие. Оно упало на пол с оглушительным грохотом. Фиона прикрыла уши ладонями и зажмурилась.
        - Глупый эльф все делает неправильно!
        - Уж прости, я не так силен, как раньше. Я - сломанная вещь, Фиона.
        Одержимая подняла посох.
        - Он для меня. Я - арий!
        Ханлейт вспомнил ее новую забаву - воображать себя магом и взял оружие в левую руку. Подволакивая посох по полу, он медленно вышел на лестницу. Свет пробирался снизу, рисуя на стенах башни уродливые тени. Хан с сомнением посмотрел на балки-ступени, чернеющие в полумраке. Как далеко спускаться? Фиона закрыла кабинет Эверона на ключ.
        - Быстрее, эльф!
        Пройдя один пролет лестницы, Ханлейт остановился отдохнуть. Сидя в клетке без движения, он и не подозревал, насколько серьезно подорвано его здоровье. От слабости шатало. Хан попытался сжать правую руку в кулак, но не смог - она отказывалась служить.
        - Нужно идти, еще два этажа, - неумолимо торопила Фиона.
        Сжалившись, она забрала посох. Идти, опираясь о стену, стало легче. Не зная плана тюрьмы, Хан не догадывался, куда они направляются: какие-то узкие коридоры, повороты, ступени. Фиона привела его в маленькую каморку с единственным стулом у входа, и Ханлейт понял, что оказался по ту сторону черной занавески своего мучителя. Одержимая зажгла факел в пыточной и закрыла дверь на узкую винтовую лестницу, по которой они спустились.
        - Эльф, тебя нужно привязать.
        Так вот где все закончится.
        - Фиона, разве я убегу…
        Ханлейт покорно ступил на решетку пола и вдохнул сырой воздух подземелья. Сегодня здесь было сравнительно чисто. Левую руку удалось поднять, а правую подняла одержимая. Механизм висел низко. Фиона подошла к верстаку с инструментами.
        - Я сделаю тебе больно в последний раз.
        Хан рефлекторно отшатнулся от руки Фионы с лезвием, но она не нанесла решающего удара, а только несколько неглубоких порезов по груди.
        - Магия крови? Конечно, чего я ожидал…
        Одержимая размазала кровь по торсу Ханлейта и встала прямо перед ним, глядя в глаза с жутким упорством, на которое способны одни сумасшедшие:
        - Фиона - очень плохая. Сейчас она погубит человека ради эльфа, который умеет любить лишь мертвых. Но по-другому она поступить не может.
        С этими словами одержимая надела Хану мешок на голову и завязала на шее веревки.
        - Не надо, открой мне лицо! Фиона!
        - Молчи, эльф. Слушай. Думай. Понимай.
        Фиона покинула пыточную. Не вполне ослепнув, Хан различал сквозь нити мешковины огонь факела и стены - одержимая надела на него очень ветхий мешок. Наверное, случайно.

* * *
        - Почему ты ведешь меня в казематы, а не в башню, птичка моя? - через полчаса в коридоре подземелья раздался смутно знакомый голос.
        - Мэтр Эверон заперся в своей спальне с другой стороны, чтобы его никто не видел. Ему ужасно нездоровится. Наверное, он уже в стране снов.
        Фиона лгала - Эверона в башне не было, Ханлейт ни минуты в этом не сомневался. Входная дверь камеры отворилась, пропуская посетителей.
        - Прошу вас, мэтр, - подобострастно промолвил Коган.
        - Ты свободен.
        - Да, мэтр Кеодан.
        Кеодан?! Арий, устроивший расправу на Ваньярском тракте! Неестественно склонив голову набок, Кеодан рассматривал письмо.
        - Посмотрим, какое неотложное дело подняло меня с кровати, - арий захрустел бумагой, - «Къиодан»? Что за слово такое? Да, Эверону совсем нехорошо, если он мое имя написал с двумя ошибками. Я не узнаю его руку. Однако, на письме печать Железной башни. Как это понимать, птичка?
        Кеодан обращался к Фионе с пренебрежительной снисходительностью, как к больному животному.
        - Очень просто - письмо подписала я. Я почти не умею писать, а у мэтра тряслись руки. Как я рада, что ты приехал! Я так скучала!
        - Правда, птичка? Я тоже скучал. Помнишь свою се… хозяйку?
        - Добрая хозяйка, красивая. Я тоскую по дому, где мы жили все вместе.
        Одержимая подошла к арию и, ласкаясь, обхватила рукой его за пояс:
        - Забери меня к себе!
        - Не могу, птичка. Я слишком занят.
        Кеодан небрежно провел ладонью по голове Фионы и сломал печать на конверте.
        - Да, это почерк Эверона. Почему письмо разорвано пополам?
        - Это опять я, мэтр. Я порвала, нечаянно… Когда пытали этого противного эльфа, мэтру стало плохо. Вот его палка, видите? - Фиона откинула занавеску, показывая посох в углу каморки, - мне передать, что он сказал на словах?
        - Подожди, птичка.
        Кеодан читал. Ханлейт ничего не понимал, но его сердце подскочило в груди, напоминая, что если душа уже и считала себя мертвой, тело еще живо. А самообладание Фионы было за гранью возможностей обычного человека. По крайней мере, Кеодан не подвергал ее ложь ни малейшему сомнению.
        - Это тот самый Хранитель? - спросил он, - я не понял, что хотел сказать твой мэтр. Письмо не дописано, птичка.
        - Мэтру стало плохо…
        - Это я уже слышал, - сухо оборвал ее Кеодан, переходя на деловой тон.
        Убрав бумагу за пазуху, он снял факел со стены и поднес к спине Ханлейта. Эльф почувствовал, как огонь дышит жаром на полузажившие раны.
        - Профессионально поработали. Но зачем Эверон послал за мной?
        - Мэтр настаивал, чтобы эльфа отправили в Аверну прямо-прямо сию минуту! Он очень переживал! Эльф рассказал важные вещи!
        - Ты их запомнила, птичка?
        - Нет, только мэтр. Я и Коган всегда уходим, когда мэтр разговаривает.
        - Как разумно. Иначе Железная башня не напаслась бы коганов и помощниц для ариев, - усмехнулся Магистр.
        - Эльфа не выпустят из башни без приказа мэтра.
        - Естественно.
        - Мэтр боялся, что пленник не доживет до завтра.
        - Вот оно что.
        - Это не все!
        - Куда же больше, птичка?
        - Палка мэтра совсем сломалась!
        - Эверон сломал оружие ария? Что ж, не первое на его счету. Твой мэтр подходит к магии чересчур творчески. Ты умница, Фиона. Посох и пленника отправим в столицу, а Эверон догонит повозку верхом, когда придет в себя. Можешь идти.
        - Не могу, мэтр, - упрямо сказала одержимая, не сдвинувшись с места, - я должна ехать вместе с эльфом. Это приказ моего мэтра.
        - А я его отменяю, птичка.
        - Пленник умрет в дороге без моей магии.
        Кеодан помолчал и выругался.
        - Твой мэтр слишком много на себя берет, птичка. Болезнь не оправдание, она вообще недопустима на его должности. Эверона ждет серьезный разговор со мной. Так и передай.
        - А ты с нами? - осторожно спросила одержимая.
        - Конечно, нет! - голос Кеодана прозвучал раздраженно, - зови старшего мясника, я и так здесь задержался.
        Во двор тюрьмы Ханлейта тащил Коган, перекинув через плечо.
        - Я бы не совал его в клетку, мэтр, - обратился он к Кеодану, - как пить дать подохнет. Сковать и положить в закрытую повозку будет в самый раз. Эльф едва концы не отдал, когда я над ним работал, а потом еще мэтр Эверон с рыжей ведьмой добавили.
        - Хорошо. Возьми верхами пять человек охраны, возницу и, само собой, мага крови. Не довезете Хранителя живым - Эверон вам головы снесет, - распорядился Кеодан, подавив зевок, - девку посади на цепь, мне так спокойнее.
        - Мэтр, я поеду без этой штуки, она мне ножку натирает! - закричала Фиона.
        - Не капризничай, моя птичка! Болтает неудержимо, а раньше и слова было не вытянуть. Заткните ей глотку, - сказал он тише, - да не побоями, дайте какую-нибудь сладость. Скоты безмозглые…
        Хана сковали и положили на пол, чтобы в пути не упал со скамьи. Рядом с ним перекатывался посох ария. Черная карета карателей выехала за ворота Железной Башни. Фиона вытащила пленника из тюрьмы, подставив под удар Эверона, но зачем? Что может одна одержимая против семи вооруженных людей?
        Повозка без окон отличалась от известного Ханлейту ящика только тем, что имела сиденья внутри: он больно ударился плечом об одно из них, когда попытался приподняться. Хану предстояло вытерпеть путь до Аверны, скорчившись на полу. Фиона в очередной раз не выполнила его просьбу. Провидение считает, что на долю Хранителя выпало недостаточно страданий? Пусть так. Еще немного терпения, столица близко. Каратели миновали Велеград и проехали несколько верст, когда их догнал одинокий всадник. Ханлейт услышал его по стуку копыт.
        - Кого везете, мужики? - бодро поинтересовался улыбчивый голос.
        - Проваливай, - огрызнулся сонный Коган.
        Всадник непослушно поехал рядом с кортежем, пользуясь приличной шириной авернского тракта.
        - Я слышал, архонты совсем распоясались - гуляют по городу посреди белого дня, - непринужденно продолжил он.
        - Быдло, тебе дороги не хватает, или поговорить не с кем?
        - Второе, начальник. Тракт широкий, еду, вам не мешаю. Вот спрошу и отстану: что у нас с казнью на полдевятого утра? Не отменили ли?
        - Нет! Все?
        - Что-то я с утра плохо верю. А в вашем катафалке не архонт, случаем?
        - Взять его! - рявкнул Коган, не пускаясь в дальнейшие переговоры.
        - Да вы потише, мужики, потише! Уж и спросить нельзя!
        Всадник пугливо осадил лошадь и прянул назад, к Велеграду, но двое из кортежа карателей бросились за ним, повинуясь приказу Когана.
        - У нас архонт! - громко закричала Фиона ему вслед, - мы везем архонта! Настоящего! Вернись!
        - Ты что несешь, рыжая сучка? - удивился Коган и хотел дернуть одержимую за цепь, но неожиданно, конец цепи оказался в его руке - Фиона освободилась! Не тратя время на пустые слова, она накинулась на возницу, несколько раз пырнув его острым лезвием маленького ножа, зажатого в руке. Каратель упал на дорогу. Фиона натянула вожжи, останавливая повозку, и тут же спрыгнула на землю, чтобы вонзить нож в ногу ближайшего к ней всадника. Против магии крови у него шансов не было.
        Позади полыхнуло золотом и раздался вопль - это еще один вид магии нашел свою цель. Расправившись с обоими преследователями, архонт возвращался обратно. Коган обнажил меч и, заметив Фиону, юркнувшую под повозку, остановил свой выбор на ней - ненависть к одержимой перевесила доводы рассудка.
        - Кончайте с этим ублюдком! - отдал он торопливый приказ двоим оставшимся в живых конвоирам и спешился, - ты сейчас сдохнешь, ведьма! Слышишь меня?!
        Фиона, рыча, целилась Когану ножом в ноги, но не доставала и боялась высунуться дальше. Каратель несколько раз наугад полоснул мечом под днищем повозки и злорадно расхохотался, увидев на клинке кровь.
        - Я порежу тебя на части и скормлю эльфу, как и обещал! Ты не доедешь до Аверны, маленькая дрянь!
        Ханлейт слышал, как под полом тяжело дышит раненая Фиона, звенят мечи и топают кони - на дороге шел бой; и только магия архонта оставалась беззвучной - Хан не знал, кто напал на карателей.
        Одержимая забилась под передок, за колесо. Выждав, когда Коган подойдет ближе, она ткнула ножом в его сапог. Удар вышел неудачным, скользящим - грубая кожа не порвалась, а карателю на этот раз посчастливилось схватить девушку за руку. Он выволок ее на дорогу и выбил нож.
        - Как теперь запоешь, стерва? Ты где оружие прятала?! Я же тебя обыскал, когда на цепь сажал! Все расскажу Кеодану, он «твоего мэтра» прищучит! Тоже мне, мразь голубых кровей, каждый вечер дохнет и до сих пор живет! Это он тебя распустил, тварюга!
        Сопровождая злобные слова побоями, Коган настолько увлекся, что Фиона перестала сопротивляться и каталась по дороге, как тряпичная кукла.
        - Стой смирно, Красотка, - услышал Хан с противоположной стороны повозки, - моя помощь рыженькой девчонке нужна.
        «Красотка?» Только один человек на памяти Ханлейта разговаривал с животными так, словно они понимали разумную речь. Только Моргват! Бой был окончен. Неподалеку стонал раненый каратель, которого архонт не стал добивать.
        - Бросай оружие, начальник. Я поставлю свечку Создателю за твою тупость - с тремя отморозками справиться было бы труднее. Открой карету, мне нужна ваша пленница, - распорядился Моргват.
        Коган посмотрел на неподвижную Фиону. Потом на архонта, убившего или ранившего четверых человек, обманом разделив их на группы. Связываться с таким опасным типом не стоило.
        - Ты ошибся. Мы везем мужика, а не девку, - примирительно сказал Коган, - проверь сам и вали отсюда.
        Он кинул архонту ключ. Держа меч наготове, Моргват открыл дверь, понял, что скованное по рукам и ногам тело с мешком на голове - мужское, и в сердцах хлопнул дверцей повозки.
        - Убедился, мужик? Твоих дел здесь не осталось. Она соврала насчет архонта. Она всегда врет. Вот, посмотри в ее глаза! Понял, что перед тобой такое? Тварь убивает все, что шевелится! Дай мне самому с ней расквитаться!
        Коган приподнял голову Фионы за волосы. Зрачки одержимой были черными и жуткими.
        - Наутро назначена казнь архонта, я прочел объявление. Я следил за Кеоданом и был уверен…
        - И промахнулся, мать твою! Казнь строго по расписанию, это мои люди расклеили по городу эту бумажку! И ты, мужик, уже опаздываешь! - не унимался Коган, увидев сомнения архонта.
        - Моргват! - позвал Хан.
        Слишком тихо, архонт не услышал. Ханлейт повторил его имя несколько раз, стуча наручниками об пол, не ради себя, а ради Фионы. Дверь растворилась, и сильные руки вытащили Хана наружу. Сорвав мешок с его головы, Моргват выругался. Выразить свои чувства иначе он не успел - Коган, отшвырнув одержимую, кинулся в атаку. Архонт перекатился по земле, избежав удара мечом, и вскочил, намереваясь принять бой, но ему не пришлось. Фиона прыгнула на карателя сзади и вцепилась зубами ему в шею, кусая, как дикое животное. Коган выронил оружие и рухнул на колени, с ужасом глядя на свои скрюченные руки со вздувшимися венами. В горле карателя забулькало, словно в кастрюле с горячим бульоном.
        - Тебе жарко? А так? Я буду нагревать твою поганую кровь, пока она не свернется, как молоко! Медленно-медленно, - страшно приговаривала Фиона, стоя за его спиной и глубже вонзая ногти в раны на шее, - тебе больно? Я хочу, чтобы тебе было больно долго-долго. Я буду убивать тебя целую вечность! По-разному, как только умею!
        На губах одержимой появилась зверская улыбка, а ее глаза полностью утратили все человеческое. Облизывая с губ кровь, Фиона наклонялась над Коганом, заглядывая ему в лицо и наслаждалась его страданием; она не чувствовала своей боли, настолько наслаждалась чужой.
        - Создатель всемогущий… - пробормотал Моргват, занося меч.
        Кого он хотел убить: Когана? Фиону? Обоих?
        - Убери оружие, Моргват! Оставь ее. Ты меня слышишь?
        Ханлейт валялся на дороге, забытый всеми. Архонт снова начал материться, однако меч опустил.
        - Почему ты, Хранитель?! Что за наказание каждый раз встречать именно твою длинную рожу! Когда ты возникаешь на моем пути, все обязательно летит в жопу, словно сама судьба надо мной издевается! Ты дважды сдох, чтобы воскреснуть сегодня?! Мне пора! Я спешу, разбирайся со своим чудовищем сам!
        Ошеломленный Хан не так представлял эту встречу. Внешне ничуть не изменившийся Моргват, выплеснув восьмилетний запас желчи, намеревался опять исчезнуть. Случайно освободив Хранителя, он разозлился, а вовсе не обрадовался.
        - Фиона не чудовище! Фиона - арий!
        Одержимая отпихнула мертвого или потерявшего сознание Когана и вытащила из ботинка ключ. Присев около Ханлейта, она разомкнула его оковы.
        - Уходи, ты больше не нужен. Я наврала, архонтов здесь нет. Это мой эльф, не смей на него орать.
        - Всегда пожалуйста, барышня. Счастья вам в браке и много деток.
        Моргват сплюнул и направился к Красотке.
        - Спасибо, - серьезно ответила Фиона.
        - Подожди меня! Моргват, постой! Алиссен… Ты должен знать… - попытался остановить его Ханлейт, проклиная свой тихий голос.
        Услышав знакомое имя, Моргват резко развернулся.
        - Что такое?! Говори!
        - Она с душой Урагана. Будь осторожнее, Эверон опасен. Я помогу. Я еду с тобой.
        - Бредишь, эльф? Где она?
        - Я многое знаю, но не это. Моргват, всего минуту, я смогу!
        Ханлейт поднялся и предпринял неудачную попытку поймать лошадь Когана.
        - Не сможешь! - отрезал Моргват, окинув его взглядом.
        Архонт вскочил в седло и рванул в Велеград, но обернулся и прокричал:
        - Отыщи на пристани баржу Ставера и жди меня там. Да чтоб тебя… Хранитель!
        Брань Моргвата утонула в стуке копыт Красотки.

* * *
        - Я должен его догнать.
        Ханлейт доковылял до лошади Когана и оперся на нее, соображая, сможет ли он вообще сесть в седло. Без посторонней помощи - вряд ли.
        - Нам не нужен архонт, - равнодушно повторила Фиона.
        Одержимая ходила по месту побоища и проверяла тела, задерживаясь над некоторыми дольше обычного. Наверное, добивала.
        - Только мертвые молчат, - подтвердила она, увидев взгляд эльфа.
        - Я еду, Фиона. Помоги мне.
        - Нет. Ты возьмешь Когана и мы уйдем пешком. Меня кони боятся.
        - Ты ранена, как ты пойдешь? И зачем нам Коган? - безнадежно спросил Ханлейт, понимая, что у одержимой свои планы, а он слишком слаб, чтобы их проигнорировать.
        - Моя боль быстро заживет. Мы будем мучить Когана так долго, как сможем, и радоваться вместе. Он заслужил.
        - Фиона, я не смогу его нести.
        Ханлейт не стал объяснять, что пытки над бывшим мучителем не принесут ему радости, выбрав самый очевидный аргумент.
        - Сама потащу. Ты не понимаешь, эльф? Мы свободны и мы вместе!
        Хан хотел запрыгнуть в седло, но только стащил его под брюхо лошади. И это он, лучший наездник среди Хранителей, Ханлейт-Харматанец! Фиона вернулась к Когану и привела карателя в чувство. Затем, ловко орудуя ножом, порезала ему лицо.
        - Пока так. Нужно вскрыть самые толстые вены и вставить в них палочки, чтобы кровь не вытекла сразу. И перевязать длинной веревочкой. Он пойдет сам очень послушно, а я буду вести!
        Говоря о пытках, она проявляла чудеса изобретательности.
        - Эльф… - Фиона помолчала и с запинкой назвала Хана по имени, - Хан…лейт, твоя очередь делать ему больно.
        - Хранитель, останови эту суку, - Коган сучил ногами в пыли, не в силах приподняться, и умоляюще смотрел на Хана, - я ничего не имел против тебя, я просто выполнял приказы. Расправа над моими людьми не в счет, считай, я все забыл. Имей ты в виду, покончив со мной, она займется тобой! Мозги твари давно превратились в студень, ее даже арии боятся. Она безумна, как воплощение демона. А я отпущу тебя, я слова никому не скажу… На все четыре стороны, Хранитель!
        - Моя очередь? Хорошо, - неожиданно согласился Хан, подходя к карателю, - дай мне нож, Фиона.
        - Хранитель, прирежь ведьму! Убери ее от меня, ради Создателя! - хрипел Коган.
        Доверчиво улыбаясь, Фиона протянула Хану маленький кинжал. Взяв его в левую ладонь, не раздумывая, Ханлейт всадил оружие карателю в сердце. Его рука, может, и дрожала, но умение ассасина не подвело - Коган умер мгновенно.
        - Что ты натворил?! Теперь он ничего не чувствует! - завизжала Фиона, кинувшись на Ханлейта с кулаками, - ты все испортил!
        - Да, бей меня, Фиона. Теперь больше некого.
        Одержимая разрыдалась. Нарезая круги вокруг мертвого тела, она все никак не могла успокоиться, и ее судорожные всхлипы походили на рычание, а не на плач. Ханлейт обессилено присел на землю и прикрыл лицо рукой, словно хотел отгородиться от реальности. На некоторое время он оцепенел, а время словно остановилось.
        - Забери ее! Моя вещь. Моя красивая вещь… Моя вещь для красоты, подарок папы. Она моя! Забери! - совершенно бессвязно бормотала она, сопровождая слова стонами и размазывая по щекам слезы.
        - Что забрать… - вяло откликнулся Хан.
        - Вещь! Он прячет ее тут, - Фиона пнула тело Когана в грудь, - моя! Моя! Я не могу сама, мне нельзя!
        Ханлейт расстегнул куртку на трупе и обшарил внутренние карманы, пачкаясь в крови - лишь бы одержимая замолчала. К своему удивлению, он действительно нашел нечто, принадлежащее явно не Когану - женский золотой гребень старинной работы, украшенный облупившейся эмалью. Его тонкие изогнутые зубцы венчала бирюзовая фигурка птички, поющей в зарослях цветов.
        - Моя вещь, - успокоено вздохнула Фиона, протянула руку и тут же отдернула ее.
        - Почему твоя?
        Гребешок лежал на его ладони такой маленький и изящный, сделанный на заказ с любовью для кого-то очень дорогого. Ханлейт повертел украшение во все стороны и обнаружил с обратной стороны витиеватую надпись.
        - Фиона ванн Элиот, 3069 год, - прочел он вслух.
        - Фиона - это я. Не «девка», не «дрянь» и не «она». Мне приказывали забыть много раз, но ты помог вспомнить насовсем. Моя вещь. На рождение. От папы.
        - Ты помнишь своего отца? - спросил потрясенный Хан и тут же задал новый вопрос, страшась ответа, - сколько тебе лет, Фиона?
        - Шестнадцать, - ответила одержимая со смущенной улыбкой девочки, еще не осознающей себя девушкой.
        Вечно шестнадцать? Ханлейт плохо соображал, но со времени даты на гребне прошло примерно полтора столетия. Одержимые не стареют, они не люди. Больше не люди. Их называют «тварями» все расы без исключения. Но сто пятьдесят лет назад еще не было Проклятой дороги, следовательно, Фиона - арий. Неудачный экземпляр. Конечно, украшение принадлежит ей, бирюзовая птица так красиво оттеняет природный цвет ее волос! Хан молчал, не зная, что сказать.
        - Бери, - одержимая сжала ладонь Ханлейта с гребнем, - теперь мой хозяин - ты.
        - Я? Разве тебе нужен хозяин, Фиона?
        - Не знаю. Мне нужен ты.
        - И ты будешь меня слушаться?
        - Да.
        - Но Когана ты не слушалась, когда твоя вещь была у него.
        - Его не хотела, а тебя - хочу.
        Фиону «приручили», как приручают одержимых, внушив повинность подчиняться тому, у кого находится магический ключ, но гребень уже не имел над ней никакой власти, Фиона служила тому, кому хотела, но у Хана появилась слабая надежда хоть как-то на нее повлиять.
        - Мне нужно догнать архонта и рассказать ему все, что знаю. Наверное, это последнее, что я должен сделать в своей жизни. Помоги мне сесть на лошадь.
        Одержимая встала и подвела кобылу Когана к передку повозки, откуда забраться в седло было легче.
        Хан невесело усмехнулся - сам он не догадался решить проблему так просто. Поправив седло, эльф, наконец, оказался верхом на лошади. Фиона подала Ханлейту куртку, снятую с мертвого карателя и посох Эверона.
        - Он мне не нужен, - отказался Хан.
        - Это оружие ария!
        - Вот именно.
        - Хорошее! Страшное! Не сломанное. Самое лучшее - и все для тебя.
        Одержимая выжидательно смотрела снизу. Ханлейт понял, что уехать и оставить ее здесь он не сможет.
        - Я не удержу посох, управляя лошадью одной рукой, Фиона. Если хочешь его забрать - неси сама. Садись в седло позади меня.
        - Нет, я поеду на лошадке. Она будет бояться, но я заставлю ее бежать.
        Одержимая вывела на тракт еще одну лошадь, щипавшую траву в поле, и забралась в седло тем же способом, что и Ханлейт, положив оружие Эверона перед собой. Конь заплясал было на месте, но тут же успокоился, а Хан заметил, как алые капли окропили дорогу. Фиона учила животное послушанию самым жестоким способом - своей магией. Ханлейт решил, что правильнее ничего не замечать. Путешествие в седле оказалось мучительным - от тряски боль проснулась и стала терзать тело с новой силой. Погода испортилась. Словно слетаясь со всех сторон Эймара, бесновался ветер. Меняя направление, он яростно дул то в лицо, то в спину и крутил тяжелые тучи, пронизанные редкими посверками молний. Ханлейт пустил лошадь в галоп, надеясь, что одержимая от него не отстанет. Иногда ему казалось, что дорога плывет под ногами, и тогда кобыла Когана скакала неровно, от обочины к обочине. Вдали то и дело громыхало, а пылевая буря порошила глаза. Впереди мутным пятном показался Велеград. Остановив лошадь, Ханлейт вгляделся в черное небо с воронкой урагана. Она накрыла город и расползалась по окрестностям. Внезапно из центра тучи
вырвалась толстая синеватая молния и ударила в землю, куда-то в самый центр Велеграда, окруженного неприступными стенами. Испуганные лошади заплясали на месте.
        - Что это было? - пробормотал Хан.
        - Мэтр! - уверенно ответила Фиона.
        Ханлейт обернулся - глаза одержимой сияли гордостью.
        - Эверон?
        - Да, мой мэтр - могучий маг! - восторженно подтвердила она, перекрикивая ветер.
        - Это невозможно, Фиона. Слишком сильно для ария. Свернем с дороги, поедем к пристани напрямик, - решил Хан.
        В одном одержимая права - магия повсюду. Такой концентрации энергии Ханлейт не помнил даже на полях сражений.
        Он едва держался в седле. «Если нам и посчастливится найти Моргвата в этом аду, я рухну ему на руки», - подумал Ханлейт, пытаясь разглядеть сквозь морок полоску Ракхайна. Улицы у пристани были пусты и темны, лишь по причалу суматошно носились люди, перетаскивая тюки, привязывая легкий груз, чтобы не снесло ветром. Баржу Ставера отыскали с трудом. Заставленная десятками таких же судов, она прибыла в город давно и пока не собиралась его покидать. Хозяин нашелся в будке.
        - Опять Моргват? Друзей у него многовато и все на мое судно ломятся: девчонка, кудрявый парень, а теперь ты - покойник вылитый. Где исхудал так? Аж жуть берет, - мрачно пробурчал Ставер, но выгонять не стал.
        Ханлейт присел на табурет у стола. Но большее он был неспособен - только ждать.
        - Река гневается, - продолжал говорить хозяин баржи, то ли с Фионой, скорчившейся на полу у порога, то ли сам с собой, - не к добру…
        Баржу и впрямь качало. Старое судно протестующее скрипело, где-то на палубе перекатывалась бутылка… Сколько времени прошло в сидении за столом? За дверью стемнело, как к вечеру, хотя на часах было не больше, чем два часа пополудни. Уронив голову на корявые доски столешницы, Ханлейт забылся беспокойным сном и очнулся, когда его подняли в воздух легко, как перышко.
        - Не клади эльфа на спину, - сказала Фиона.
        - Не кладу.
        Хан открыл глаза, встретившись с золотистым сиянием магии Моргвата - с ней архонту было легче его тащить.
        - Что? - спросил Ханлейт, вложив в одно слово все терзающие его вопросы.
        - Да все, Хранитель. Медный таз. Крышка гроба и камни. Всеобщая панихида. Апокалипсис. Сидеть сможешь?
        - Ты нашел Алиссен?
        - Нет, я опоздал.
        - Мне жаль, это из-за меня. Ее повесили?
        - Не знаю, тела не видел. Зубы разожми. Выпей, мать твою!
        В горло Ханлейта полилась горькая спиртовая настойка.
        - Уходи, Ставер, - архонт обратился к хозяину судна, - бросай все и беги. Тебе не выплыть ни вверх, ни вниз по течению - Ракхайн забит баржами, как мышеловка. Городу конец, этот шторм не остановить. Еще немного - и река переломает все в щепки.
        - Зоран у жены в городе. Да и как я судно брошу?!
        - Останешься - погибнешь. Решай сам.
        Голос Моргвата прозвучал непривычно резко.
        - Что с ним такое? Болен? Чем? - вопрос адресовался Фионе, - объясни, я разбираюсь.
        Она потащила с плеч Ханлейта куртку. Хан почувствовал жесткие пальцы Моргвата на своем теле. Осмотр оказался болезненным. Архонт молчал.
        - Что ты увидел? - не выдержал Хан.
        - Тебе нужен настоящий лекарь, а не я.
        - Это не ответ.
        - У тебя была гангрена.
        - Я знаю. Спина заживет?
        - Рубцы зажили. Почти. Ты изможден и обессилен, но без горячки.
        - Скажи, как есть, - попросил Ханлейт.
        Моргват начал говорить после паузы.
        - Если бы я вздумал снять с кого-то кожу, я бы сделал это аккуратнее. Повреждены нервы, мышцы и связки, а гниль, поразившая раны, довершила начатое. Особенно пострадала правая сторона. Меч тебе больше не держать, Хранитель. Ты - калека.
        Хан крепко зажмурился. Такого приговора он не ожидал.
        - Я все равно скоро умру, - прошептал Ханлейт.
        - Отлично просто. Я спас труп, а молодая девочка, быть может, погибла!
        - Где Эверон?
        - Если бы я знал, кто это, подробно бы рассказал.
        - Арий, душу которого ты носишь с собой. У него твой меч. Алиссен может быть с Эвероном.
        - Да с кем угодно она может быть: даже с Создателем или с Лето. Помнишь болтливого аквилейца, Хранитель? Он тебя не раз поминал.
        - Лето жив?
        - И весьма упитан! Все, хватит. Я предпочитаю смотреть конец света издали.
        Моргват встал, собираясь уходить.
        - Тогда прощай.
        - Ну, да, «прощай», - передразнил архонт, - ты - прирожденный самоубийца, Хранитель, поэтому старуха с косой до сих пор обходит тебя огородами. Тебя нести или собственные ноги удержат?
        - Я сам.
        Ханлейт поднялся, и к нему на помощь бросилась Фиона. На пристани Моргват подсадил эльфа в седло. Ураган не стихал, а только набирал силы. Со стороны реки стлался ледяной туман, его клубы смешивались с завихрениями пыли, поглощая песок и мусор. Самые благоразумные жители потянулись из города вон, но их было меньшинство. В центре Велеграда, где ветер начал срывать с домов крыши, небо озаряли огненные вспышки.
        - Это арии, - пояснил архонт, - напрасные усилия! Своей магией они раскрывают ворота для демонов еще шире. Скоро в город хлынет вся погань, что пряталась по углам, и Дорин 3213 года всем покажется легким приключением. Но сейчас архонтов нет, и королевы Амаранты нет, а я… Если Создателю угодно, чтобы архонты покинули этот мир, то я стану последним из них. Держись ко мне ближе, Хранитель, для скверны души разочарованных - лучшее лакомство.
        Окраинные улицы Велеграда, перекрытые сбитыми в кучу и брошенными повозками, захламленные осколками стекла и черепицей, сорванной с крыш, просвистываемые ветром насквозь, походили на лабиринт из кошмара, но Ханлейт их не видел. Закрыв глаза и выпустив из левой руки поводья, он слышал брань Моргвата как сквозь толстую стену Железной башни. Архонт, спешившись, вел обоих лошадей и разбирался с препятствиями, тормошил Хана и обзывался, мешая погрузиться в спасительное забытье. Фиона, следуя рядом на лошади, придерживала его за локоть, и прикосновения одержимой удерживали на грани сознания сильнее, чем ругательства архонта. Ханлейт пришел в себя, когда в лицо подул свежий ветер, без пыли, вони и гари. Лошади шли шагом по пустой дороге мощеной белым камнем, совсем не похожей на авернский тракт. Эльф лежал щекой на шее своей кобылы, рядом маячил затылок Моргвата, который вел животное под уздцы.
        - Где мы? - спросил Ханлейт, выпрямляясь.
        Архонт тут же бросил ему поводья и сел верхом.
        - Обернись.
        День клонился к вечеру, но на небе тлело сразу два заката - на западе за горизонт садилось красное июньское солнце, а на юге полыхал пожарищами Велеград.
        - Ты понимаешь, что происходит, Хранитель?
        - Город горит…
        - Нет, Кеннир, горит весь Эймар. Сбылось пророчество - арий бросил вызов своему господину. Началась великая война.
        - Ты должен был уничтожить душу Урагана. Мы вместе должны были это сделать.
        - Хранитель, есть некто, кто умнее нас с тобой, и видит дальше, чем вещают старые пророчества. Я говорю не о Создателе, а о том, кто возродил к жизни Проклятые дороги, понимая заранее, что с истреблением архонтов у ариев не останется врагов. Победить Императора способны только древние силы, о которых мы, смертные, забыли. Душа Урагана призвал их, и они пришли. Они отвечают лишь самым сильным, слышат самых мудрых, а я - просто архонт, и этот путь - единственное в стране место, где я чувствую себя в полной безопасности. Он создавался для меня и таких, как я, он творился во благо, а не во зло.
        - Мы на Проклятой дороге! - понял Ханлейт.
        - Я дома, - откликнулась Фиона, - здесь хорошо.
        - Отравленный магией ариев, Эймар гнил также мучительно, как твои раны, но сейчас он очнулся от болезни, чтобы сгореть в агонии или воскреснуть. Беда в том, что я не вижу дальше собственного носа и не знаю, каков был план. Возможно, у нас будет шанс, Хранитель, но - один из тысячи. Увидим…
        Проклятая дорога терялась вдали, растворяясь в наступающих сумерках. До нее не долетал ветер урагана, над ней стихали бури, по ней шагали архонты, оставшиеся в живых. Обхватив Аверну в кольцо белых изогнутых линий, она молчаливо угрожала гордому орлу ариев и ждала своего создателя.
        Конец второй книги.