Полтергейст в Прошмыркине Сергей Михайлович Кравцов
        Этим невероятным событиям более тридцати лет. Глухое отдалённое село Прошмыркино переживает общие для всего Союза непростые времена конца 80-х, все перипетии и коллизии той поры. И вдруг всё переменилось! Вначале в село наведалась "летающая тарелка", с экипажем которой познакомились два двоечника местной школы. И началось! В селе вдруг завёлся полтергейст, терроризировавший бывшего колхозного механизатора Федю Колотушкина. Не успел Федя избавиться от напасти, как хулиганистый дух размножился по всей деревне. Начался инфернальный катаклизм и, одновременно, всемирный ажиотаж. В Прошмыркино приезжают исследовательская экспедиция, уйма спецов по части оккультизма (колдуны, шаманы и прочие), полным-полно и представителей СМИ. Вокруг села разгораются нешуточные страсти - и научные, и мистические, и политические, и лирические… И кто бы догадался, что там творится на самом деле?!
        Сергей Кравцов
        Полтергейст в Прошмыркине
        Предисловие
        хроники необычайных событий лета 1989-го года
        Недавно это было - всего, каких-то, лет тридцать назад. А кажется, будто с той поры прошла целая вечность. Вроде бы, ещё вчера мы жили в стране Советов, а сегодня уже живём в стране Дум. В общем, совсем, как в той старой песне: это было недавно, это было давно…Да, всего за каких-то тридцать лет изменилось очень даже многое. Появились новые общественные отношения, новые формы собственности, новые термины, понятия, названия, в том числе и географические. Впрочем, если разобраться, то люди-то, по сути, остались такими же, что и были. Те же у них остались заботы, те же проблемы, да и радости с горестями те же, что и тогда, во времена властвования «ума, чести и совести нашей эпохи», который вёл страну к коммунизму. Кстати, что такое коммунизм? Это мечта мальчика из ещё советского мультика «Вовка в тридевятом царстве», где - только пожелай: сколько угодно пирожных, морожных, при этом, ничего не умея, и ничего не делая.
        В исторически-лирически-сатирической буффонаде-фэнтези «Полтергейст в Прошмыркине» описывается тот необычный период жизни нашей страны, когда мечта о коммунизме уже стала политическим анекдотом, а новая мечта, о «социализме с человеческим лицом» и «светлом капиталистическом будущем» состряпанная т.н. «демократами» ещё не обратилась в жестокую действительность «лихих девяностых».
        О чём эта повесть? О том, как летом 1989 года, когда ещё был СССР, и никто вообще даже не слыхивал жуликоватого иноземного слова «ваучер», в глухом, провинциальном селе Прошмыркине, вдруг начали происходить феноменально загадочные и фантастически невероятные события. Некие аномальные силы, можно сказать, оккупировали территорию Прошмыркина, и начали творить на ней паранормальный произвол, не поддающийся рациональному объяснению. Благодаря этому, мало кому известная глушь вдруг стала мировой столицей сенсаций. Дабы разобраться в том, что же это за напасть, в село прибывает целая команда учёных, уймища всевозможных «работников оккультных профессий» (типа, колдунов, шаманов, знахарей и прочих), съезжаются представители мировых СМИ, начинается вселенский ажиотаж.
        И, никто-никто не может докопаться до самого главного: в чём же суть аномальщины, свалившейся на злосчастное Прошмыркино? Впрочем… Такое ли уж оно «злосчастное», это село? Как бы, не наоборот! Хотя почти всю весну и лето непостижимо загадочные, ничем не объяснимые силы глумятся и куражатся над бедными сельчанами, те данным обстоятельством почему-то более чем довольны. Ещё бы! Чего недовольствовать-то, если, в отличие от соседних сёл, в местном сельмаге есть всё, что только душа попросит, и - никаких талонов?! И только лишь с наступлением осенних холодов локальный катаклизм колдовских аномалий вдруг прекращаются сам собой. И лишь потом вдруг выясняется, что «ларчик»-то открывался проще простого…
        Могло ли быть такое на самом деле? В общем-то, да. После многолетней эпохи воинствующего атеизма в СССР, который отрицал абсолютно всё сверхъестественное (и Бога, и его антипода), когда, наконец-то информация об аномальных явлениях стала появляться в СМИ, любое такое сообщение вызывало массовый ажиотаж: это ж, надо же!!! Кто не помнит запредельные рейтинги телерепортажей из простой московской общаги ПТУ, где вдруг объявился первый в Советском Союзе полтергейст, названный «барбашкой»? Так что, Прошмыркино - не такая уж и бредовая выдумка…
        В буффонаде-фэнтези нет, как рафинированно-положительных героев, так и иллюстративно-отрицательных. Ведь если и прежде, при Союзе, хватало достаточно приличных людей, то и сегодня есть живущие по совести. Если тогда были махровые хапуги, то и сегодня их в избытке. Если тогда были дурошлёпы с мякинной головой, то, кто скажет, что сегодня их нет? Ведь главное для человека любой эпохи - жить в согласии со своим внутренним «цензором», способным различить, что есть правда, и что есть кривда, что есть белое и что есть чёрное… Разве не так?
        И последнее. Наверное, у кого-то по прочтении этой повести возникнет вопрос: так, а была ли в Прошмыркине настоящая нечистая сила и прилетали ли туда инопланетяне? Говорю, как на духу: сам не знаю. Как сказал персонаж одной старой комедии: есть ли жизнь на Марсе, не ли жизни на Марсе, это науке неизвестно…
        * * *
        Глава 1
        в которой рассказывается о славном селе Прошмыркине, внеплановом визите в оное «летающей тарелки», а также о доблестных двоечниках-экстремалах, не убоявшихся межпланетных контактов
        Трудно сказать, кто, в кои времена, и почему именно, дал Прошмыркину такое, не совсем обычное название. Одну из версий на этот счёт в районной газете «Труба революции» выдвинул известный прошмыркинский всезнай и краевед Аркадий Ослонский, он же - бессменный заведующий местным ФАПом. Как явствует из его исторического очерка, данную местность Прошмыркиным когда-то нарёк боярин Мироблуд Подкопённый. Впрочем, стоит сразу же уточнить, что местные злые языки, величавшие акушера-краеведа ОслИнским, выражали немало сомнений насчёт достоверности его утверждения. Прежде всего, никто не мог доподлинно точно сказать: а существовал ли он вообще, этот вышеназванный боярин? Но, по мнению Ослонского, боярин - был, и ещё сам князь Рюрик за верную ратную службу одарил Мироблуда земельным уделом в этих краях.
        Дабы доказать свою правоту, Ослонский не поленился раскопать один из окрестных курганов, в недрах которого нашёл рукописную бересту. Он расшифровал написанное глаголицей письмо некоего инока Фифемия, адресованное иерею Егрефорию, из которого выяснилось точнее точного: Подкопённый - не вымысел! Это реальная историческая личность. Фифемий в берестяном послании рассказывал о том, как, прибыв в свои новые владения, боярин, по несчастью, встретил лихих татей в глухой лесной чащобе. Те, разогнав его стражу и слуг, отобрали у боярина всё, вплоть до исподней шубы. И тогда, великим чудом оставшись в живых, по возвращении в свой терем повелел Мироблуд Подкопённый наречь дарованные ему земли Прошмыркиным. Почему именно так, а не как-то иначе?
        На этот вопрос краевед привёл весьма серьёзные аргументы. На местном диалекте «прошмыпкнуть» означало зажмурившись, сломя голову, отчаянным рывком пробежать, проскочить мимо какой-то опасности. Не случайно боярин наставлял своих отпрысков: «…Ежели кому не надоела жизнь, то, при посещении Прошмыркина, следует гнать коней своих во весь опор, дабы успеть прошмыркнуть эти земли с резвостью ветра буйного. Иначе претерпеет всяк явивший нерасторопность и неразворотливость беззаконно-злочинное ограбление, а также осмеяние и поругание воровскими людишками…»
        С тех же самых достославных лет, по рассказам старожилов и волости, и уезда, деревня Прошмыркино знаменита была всевозможными чудесами и необычайными явлениями, случавшимися в её окрестностях. Доселе сохранились повествования очевидцев о том, как разбушевавшийся леший в одночасье заваливал все окрестные дороги непроходимым буреломом. А ещё, сказывали очень многие былинники и летописцы, в здешних водоёмах творилось вообще, невесть что!
        Например, весьма нередко случалось так, что русалки-озорницы, защекотав очередного зеваку, утаскивали его на дно омута. Что происходило с утопленниками на глубине - так и осталось тайной. Однако многие из тех, кого удавалось выловить и откачать, потом зачем-то снова лезли в тот же омут. При этом они очень серчали на русалок, и негодовали по той причине, что зеленоволосые бесчинницы отчего-то вдруг напрочь теряли к ним всякий интерес, и вновь топить их больше не собирались. Последний такой случай произошёл в год семидесятилетия Октября, когда член парткома колхоза «Рассвет коммунизма», передовой механизатор Игнат Дуделкин, после «принятого на грудь» литра «Столичной», в одном исподнем бегал по берегу омута и обиженно орал на всю округу:
        - Девчонки-и-и! Ну, где вы там? Ау-у-у! Я - вот он, пришёл! А вы чего прячетесь?
        Трудно сказать, чем всё это могло бы закончиться, если бы не внезапное появление на том же берегу жены Дуделкина со скалкой, которая, вполне вероятно, имела волшебные свойства, ибо всего одного касания этим предметом спины супруга было достаточно, чтобы Игнат мгновенно протрезвел, и под конвоем своей «половины» отправился домой.
        Ну а уж о том, что вытворял старый безобразник водяной, на собственном опыте знало немалое чисто прошмырчанок, о чём они только шёпотом рисковали рассказывать друг другу о своих приключениях.
        Немало сохранилось преданий и о визитах в эти места страшного, огнедышащего змея-горыныча, любившего полакомиться деревенскими бурёнками, пасшимися на просторной лесной полянке… Да, мало ли чего невероятного, и всякого иного сверхъестественного, случалось во времена далёкие, когда Прошмыркино утопало в непроходимых, дремучих лесах, раскинувшихся на десятки вёрст во все стороны? Когда в гиблых (не к ночи будь помянуты!) прошмыркинских болотах бесследно мог пропасть и конный, и пеший, и пришлый, и ушлый?..
        Однако с течением веков былое густым быльём поросло. А вот дремучие леса - напротив, стали намного жиже, уподобившись, скажем, кудрям на макушке колхозного конюха, деда Антипа. То бишь, вроде бы, они есть, а заблудиться в них - поди, попробуй! Решительными усилиями мелиораторов некогда бездонные болота обратились в филиалы пустыни Сахары. Именно за это местная жительница Василиса Предрёмная после пары сеансов радиопередач вражьего голоса Би-Би-Си, а также использования толчёных мухоморов вместо нюхательного табака (отчего-то давно уже не завозившегося в местное сельпо), аполитично прозвала их «супостатами» и «анцыхристами». Подобная антисоветчина даже стала поводом к рассмотрению на бюро райкома вопроса об упущениях сельских парторганизаций в массово-политической работе, что повлекло падения уровня политической грамотности и самосознания тружеников села (это ж надо такое сказать про советских мелиораторов?!!).
        Понятное дело, с учётом вышеназванных причин, места обитания нечистой силы постепенно утратили для неё всякий комфорт, и она, в основной своей массе, как-то так, незаметно испарилась. А с ней - и былые суеверия. Долго ли, коротко ли Прошмыркино скучно прозябало под вывеской хронически убыточного колхоза «Рассвет коммунизма» (окончательный закат которого отсрочивали периодические финансовые вливания государства), как однажды всю округу потрясло десятибалльной силы новостью: в Прошмыркине снова завелись чудеса. И не какие-то ветхозаветно-сказочные, со всякими там заурядными кикиморами и домовыми, а наисовременнейшие, где-то даже - научно-фантастические!
        Всё началось с визита «летающей тарелки». Её появление было замечено двумя девятиклассниками местной школы. Из-за этого они даже опоздали на урок. Впрочем, если честно, то на уроки они опаздывали и раньше. А бывало, не приходили и вовсе. Но вот именно в этот раз пришли. Историчка Марфа Лаврентьевна, аккуратно выводившая в классном журнале традиционную, пятую по счёту двойку, покосившись в их сторону левым глазом, деликатно поинтересовалась:
        - Где шлялись, охламоны чёртовы?
        Немного помявшись, нарушители школьной дисциплины известили её о том, что они совершали небольшой променад за околицей села, где, как-то так, случайно, про меж делом, установили межпланетный контакт с посланцами чужой цивилизации. Правда, на Марфу Лаврентьевну услышанное никакого впечатления не произвело. Издав многозначительное «Хм-м-м-м…», она уже хотела, было, отправить их на место, сопроводив любимым напутствием: «Посидите без обеда - поумнеете!» (за что вся школа величала её Марфой-посадницей), но… Но охламоны, оскорбившись столь вопиющим недоверием к их словам, немедленно выдали такие сведения, такие подробности, что, как говорится, тушите свет. Слушая их, историчка вначале слегка засомневалась - да, мыслимо ли такое вообще?.. Но потом призадумалась - а вдруг? А почему бы нет?! И, наконец, её внезапно озарило: а ведь тарелка-то, товарищи, прилетала и в самом деле! (Ну, нельзя же, невозможно же так нагло, и бессовестно врать!).
        Недоверие Марфы Лаврентьевны в какой-то миг вдруг резко пошатнувшись, начало стремительно таять, как мог бы растаять кубик льда в тарелке горячих щей. А хлопцы, самозабвенно сверкая очами, продолжали повествовать о той неверояти, что приключилась с ними. Они вдохновенно, с фантазией и вкусом описали ОЛО (опознанный летательный объект) и самих тарелконавтов.
        - Они такие… Зелёненькие, как баксы! - горячо повествовал долговязый Женька.
        - Ага! А на голове - рога-а-а! - сипловато вторил толстощёкий Колька.
        От таких умопомрачительных рассказов Марфу Лаврентьевну, несмотря на весь её былой скептицизм, начал бить нервный озноб…
        Вообще-то, о Марфе Лаврентьевне - личности широко известной далеко за пределами Прошмыркина и, в чём-то даже, легендарной, стоило бы рассказать особо. Она являла собой живой, положительный пример политической убеждённости, нравственной зрелости и идейной стойкости на всех партийных и профсоюзных собраниях, куда её из-за этого очень боялись приглашать. А то ж! После её зажигательных речей у всех присутствовавших на собрании внезапно появлялось желание немедленно, причём, добровольно, отконвоировать самих себя на лесоповал. Ну а члены его президиума покидали зал заседаний с целым букетом моральных и физиологических травм: кто - со стойким, неизлечимым заиканием, кто с тиком на оба глаза. Её девиз: «Ни дня без двойки!» среди окрестных педколлективов был притчей во языцех. Молодые педагоги рисковали произносить её имя всуе только почтительным шёпотом. Директор школы, в которой к несчастью для него и всего педколлектива пламенно трудилась Марфа Лаврентьевна Гранитова, в её присутствии чувствовал себя распоследним, отъявленным разгильдяем, место которому только в клинике для страдающих ацефалией. Да что
там директор! Сам (САМ!!!) первый секретарь райкома партии Рубакин на районных и зональных партхозактивах, которые Гранитова посещала всегда и при любых обстоятельствах, лишь завидев её, испытывал нервную дрожь. Едва Марфа Лаврентьевна выходила на трибуну, как «первый» невольно начинал ощущать себя презренным оппортунистом, одновременно правого и левого уклона, отъявленным декадентом и конченным приспособленцем, место которому только на Колыме.
        О Марфе Лаврентьевне с самой давней поры слагались мифы и легенды. Рассказывали, что в годы её студенческой юности редкий из однокурсников рисковал пригласить на танцы в соседний парк культуры и отдыха Ленинского стипендиата Марфушу Гранитову. Ну, или, там, в кино, хотя бы на детский сеанс, пусть даже и фильма «Ленин в октябре». И вовсе не по причине каких-либо внешних её недостатков. Если бы! Собой Марфуша была очень и очень хороша.
        Однако всякий смельчак, вознамерившийся «поворковать» с комсоргом пединститута Гранитовой, всю последующую неделю был обречён вместо обычных слов судорожно, попугайски повторять: «проходит красной нитью», «имеет непреложное значение», «в аспекте диалектического материализма», вперемешку с цитатами классиков марксизма-ленинизма.
        Был случай, одного из поклонников Марфуши так заклинило на политический слог, что ему пришлось обращаться к знакомому психиатру. Излечившись, бедолага, как только мог, стал избегать даже случайных встреч с Марфушей. Однако впоследствии оказалось, что это явление было способно на опасные рецидивы.
        Лет десять спустя тот самый, уже бывший студент, под кудрявой берёзой в парке объяснялся в любви своей избраннице. И - надо же было такому случиться: невдалеке от них по аллее в этот самый момент случайно прошла Марфа Лаврентьевна. И - всё!!! Лишь взглянув на неё, экс-студент вдруг мгновенно забыл все те слова, что хотел сказать своей любимой. Внезапно, вопреки своей воле, он словно под влиянием гипноза, начал повторять то, от чего, казалось бы, избавился на приёме психиатра: «Мы к коммунизму держим путь!», «Даёшь пятилетку за три года!», «План - закон! Его выполнение - долг, перевыполнение - честь!»…
        Перепуганная кандидатка в невесты сломя голову ринулась наутёк, а он помчался следом, силясь крикнуть: «Постой, я люблю тебя! Выходи за меня замуж!», но на самом деле крича: «Все на субботник! Догнать и перегнать Америку! Свободу жертвам апартеида!..»
        В Прошмыркине рассказывали, как однажды отец Артемий - настоятель районного храма святой Варвары Великомученицы, прослышав о необычайных строгостях, проявляемых наставницей юных прошмырчан, и учиняемых ею притеснениях безвинных отроков и отроковиц на ниве народного просвещения, не поленился приехать в означенное село. Он вознамерился увещевать оную строговливицу, и просить её о смягчении нравов.
        - …Явите милосердие, дочь моя, - рокотал он смиренным басом, окутывая Марфу Лаврентьевну дымом кадила, - ибо ведомо мне стало, что многие чада, грамоту постигающие, постоянно пребывают в страхе и смятении. Едва завидев вас, они готовы покидать сей храм знаний, сигая прямо в окна. Не по-божески, не по-божески поступаете, почтеннейшая, изнуряя даже достойных чад обилием двоек!
        Мужественно щёлкнув в ответ импортной зажигалкой, сработанной братским пролетариатом зарубежных стран, и, обдав о. Артемия дымом сигареты «Космос», Марфа Лаврентьевна дала достойную отповедь служителю духовного опиума:
        - Вы ошибаетесь, гражданин батюшка, считая мою педагогическую практику сплошным безбожием. Да, я - атеистка, но, тем не менее, именно я поступаю в полном соответствии с божеской методикой и его последними инструкциями, изданными в свете Священного писания. Вспомните-ка! Перед Всемирным потопом именно Творец выдал директиву оставить всякой твари по паре. Было? Было! Ну а я, во исполнение данного положения, в свою очередь, всякой твари ставлю по паре. Укажите: в чём тут разница?
        Сражённый наповал в богословском диспуте, отец Артемий спешно ретировался, и больше уже не рисковал ввязываться в дискуссии с завучем Прошмыркинской школы Гранитовой. Безусловно, достоверность описанных выше событий вполне очевидна! Хотя… Очень вероятно и то, что все эти повествования - не более чем выдумки досужих школяров…
        Продолжим. И вот, Марфа Лаврентьевна, эта, казалось бы, навеки окаменевшая глыба ледяного скепсиса, внезапно растаяла, расплывшись в растерянно-мечтательной улыбке. Самое главное, она никак не могла заподозрить ни Кольку, ни Женьку в плагиате какого-нибудь рассказа Кира Булычёва или братьев Стругацких, поскольку твёрдо знала, что хлопцы с первого класса и по данный момент так и не смогли осилить букварь. А видеосистемы, по которым они могли бы увидеть что-нибудь импортно-фантастическое, наподобие «Звёздных войн» Джорджа Лукаса, во всём Хрюндюковском районе встречались не чаще, чем «летающие тарелки».
        Выходит, сказанное этими двоими сорванцами, реально - чистая правда?! Значит, они уже прибыли на Землю, наши братья по разуму?!! В состоянии близком к «кондрашке», Марфа Лаврентьевна с трудом вышла из класса и, насколько это позволяли ставшие словно бы ватными ноги, поспешила в учительскую. Через пару минут по классам побежали восторженно-переполошенные старшая пионервожатая, комсорг школы и председатель совета пионерской дружины. Очумело хлопая глазами, прервав урок, в коридор выбежал и сам директор. Известие о прибытии НЛО застигло его в тот момент, когда он с упоением рассказывал восьмому классу об увлекательнейшем законе Авогадро. И если бы точно такую же невероятно-фантастическую новость ему принесли не от имени Марфы Лаврентьевны, всякому иному он с ходу влепил бы выговор за срыв занятий, и известил бы об этом РОНО. Но поскольку о «тарелке» сообщил не кто-нибудь, а товарищ Гранитова, то это могло быть только наиправдивейшей истиной.
        И вскоре школа зашумела и расплескалась штормовым морем, которое взвихрил ураганный информационный ветер. Об уроках, естественно, теперь уже не могло быть и речи, в связи с прибытием галактических братьев по разуму. Учителя и ученики вперемешку, толкаясь и спотыкаясь на узкой, скрипучей лестнице, бурным потоком хлынули на школьный двор, где, стоя на некотором отдалении от всех, с героями дня и восторженно-счастливой Марфой Лаврентьевной уважительно беседовал директор.
        Потом, в присутствии всего коллектива школы, Колька и Женька повторили свой рассказ, попутно припомнив массу новых интересных деталей и подробностей. Выслушав их с затаённым дыханием, дабы не пропустить ни единого слова, школа в полном составе двинулась за околицу, где, рассыпавшись по обширному лугу, педагоги и их питомцы приступили к активному поиску следов приземления межгалактического звездолёта.
        При этом на первых порах возникли кое-какие затруднения. Колька, указывая место приземления «тарелки», тыкал пальцем в сторону колхозной свалки металлолома, а Женька указывал совсем в другом направлении, на скособоченный сарай бабки Аграфены. Но, к удивлению обоих приятелей, шустрые первоклашки довольно скоро отыскали-таки на лугу, поросшем молодой, весенней травой, какие-то странные следы, которые, пусть и отдалённо, но напоминали опечаток опор гигантской треноги.
        Это открытие вызвало взрыв ликования и энтузиазма. Кольку и Женьку долго подбрасывали вверх с криками «ура!», как если бы они сами совершили путешествие в иные миры. Шум и суматоха на лугу моментально взбудоражили всю деревню. Скоро там собралось почти всё её население, способное передвигаться. Деревня ахала, охала, восхищалась. С этого момента «тарелочная» тема стала самой популярной на всех лавочках и завалинках. Этим днём даже в детском саду было непривычно тихо. Забыв обычные проказы, малыши осторожно исследовали в своих тарелках манную кашу, чтобы ненароком не проглотить какого-нибудь нерасторопного инопланетянчика (а вдруг, тарелка с кашей - это мини-звездолёт космических лилипутов?).
        На следующий же день по областному телевидению прошёл короткий сюжет о прошмыркинской инопланетной аномалии. Зрители увидели двух робеющих под пристальным оком телекамеры подростков, которые что-то маловразумительно бубнили про красные огни и зелёные рога. За их спинами, ласково приглаживая вихры на макушке, стояла Марфа Лаврентьевна, подтверждая и комментируя только что ими сказанное:
        - …Да, да, эти пришельцы были с Тау Кита. Да, да, на Тау Ките живут в красоте… Да, у них уже коммунизм, у них уже сбылась и стала явью мечта всего прогрессивного человечества!
        А камера, как бы невзначай, захватывала в кадр часть луга, по которому с многозначительным видом шествовали какие-то люди, выставив перед собой, кто - свежесрезанную ивовую рогульку, кто - замысловато изогнутую толстую, медную проволоку. Отдельно, у небольшого костерка, что-то бормоча и приплясывая, хлопотал диковинного вида бородач в старинном зипуне и лаптях, образца времён отмены крепостного права. Он размахивал над языками пламени пучком каких-то трав и незаметно подбрасывал в костёр кулёчки с дымным охотничьим порохом марки «Олень», которые, громко фыркая, выбрасывали вверх фонтаны синего дыма.
        Закончив брать интервью у героев дня, телевизионщики попросили сказать несколько слов и, как они назвали, «граждан, обладающих паранормальными способностями». И граждане сказали! Мужчина с проволочными загогулинами, назвавшийся прибывшим из областного центра Дуболобова «биолокатором» Еремеем, подтвердил, что здесь, действительно произошло нечто из ряда вон выходящее. Он смог зафиксировать сразу три типа торсионного излучения: пси-поля, чхи-потоки, и ври-лучи.
        Его коллега с ивовой рогулькой и татуировками на руках, представившийся как лозоходец Светомир из местного райцентра Хрюндюково, заявил без обиняков, что этот луг уже не раз становился местом приземления тарелок. Только спускались они сюда из космоса по ночам, поэтому ранее их никто не замечал. Нацелив рогульку в сторону юных контактёров, он согласился, что эти правильные пацаны Колян и Женёк (в натуре, век воли не видать!) и в самом деле «базарили» с тау-китяцкими «прилётцами»
        - …О каких «пришельцах» может быть базар? - вопрошал лозоходец. - Они же, блин, из своей тау-китянии к нам прилетели, а не пришли! Значит, они - «прилётцы»!
        Но, уверял лозоходец «в законе», помимо тау-китян, в нам наведываются и представители других миров. Например, медведянцы с Большой Медведицы, и андромедяки - из туманности Андромеды. А ещё, сообщил хрюндюковский паранормалист, на большой глубине (километра два-три) под этим лугом сокрыт источник живой воды. Кто до неё докопается, тот получит возможность «отмотать не один столетний срок» своей жизни.
        Сказал несколько слов работникам СМИ и тип в лаптях, который, как оказалось, был колдуном Харпилием, прибывшим из Неведомо Откуда. Покончив со своими фейерверками, он сообщил, что прямо сейчас на Луне добрые инопланетяне сражаются со злыми. Лично он своим колдовством помогает добрым. Но и всякий телезритель мог содействовать победе добра над злом. Для этого нужно несколько монет, желательно, в инвлюте… Нет, не угадали! Не колдуну отдать, а бросить в аномальное озеро Лешачье, что находится в лесной чащобе, километрах в пяти от Прошмыркина. По мнению Харпилия, Лешачье имеет мистическую связь со спутником Земли, поскольку от него к Луне тянется энергетическая пуповина, подпитывающая небесное тело. Произнести при этом следовало магические слова: своё добро отдаю добром на победу добра, ура!..
        После показа телефильма, в редакцию областного ТВ пришло много откликов от зрителей, просмотревших этот потрясающий репортаж от начала до конца. Авторы утверждали, что по силе воздействия видеосюжет из Прошмыркина не уступал телесеансам с участием телецелителей Кашпировского и Чумака. У одних бесследно рассосались старые рубцы, у других пропала тяга к табаку, алкоголю, колбасе и сметане.
        А ещё через несколько дней на лугу-тарелкодроме высадился целый десант иностранных теле-, фото-, и прочих журналистов. Посолидневшие Колька и Женька в новеньких, купленных школой «алясках», важно давали интервью бойкому корреспонденту какого-то издания - то ли «Дейли», то ли «Ньюс». Неподалёку робко толпились односельчане юных знаменитостей, которые пришли в надежде хоть чуть-чуть погреться в лучах нежданной-негаданной славы доблестных парней. Услышав какой-то непонятный шум и гам, вслед за своими односельчанами на луг пришкандыляла и бабка Аграфена. Приставив ладонь к уху, она долго вслушивалась в отзвуки иноземной речи. Наконец, внушительно стукнув оземь своим посошком, она сурово провозгласила, величественно глядя в сизоватые линзы объективов видеокамер:
        - Годов сто назад, на ентом самом месте тутошний юродивый Дормидоша Недокумекин узрел знамение. Како именно - ужо не помню. И снизошла на него небесна благодать…
        - Он тошье узрьел тарьельку? - к старухе тут же подскочил бойкий корреспондент.
        - А хто яво знат? Можа - тарелку, можа - макитру…
        - И послье этоффо он, коньешьно ше поумньел? - продолжал домогаться любопытный иноземец.
        - Кудый там! - бабка Аграфена тягостно вздохнула. - Грят, последнего умишка лишился. Так дурнеем и помер…
        Ценная информация, полученная от бабки Аграфены, попала на первые полосы многих мировых газет. Теперь, наряду со знаменитыми русскими словами «спутник», «перестройка», «гласность» и «водка», даже негры преклонных годов осваивали труднопроизносимое слово «Прошь-мырь-кьино».
        * * *
        Глава 2
        Знакомящая читателя с горемычным трактористом Федей Колотушкиным и его персональным «поллитер-гостем»
        Шумиха вокруг прошмыркинского «тарелкодрома» длилась не слишком долго. Как это часто бывает, стремительный взлёт громкозвучной славы села и его обитателей вскоре сменился столь же стремительным её закатом. Уже через неделю из телеэфира и со страниц газет исчезли последние о нём упоминания. И, кто знает? Возможно, уже никто и никогда и не вспомнил бы само слово «Прошмыркино», если бы не одно, чрезвычайно важное обстоятельство.
        Не более чем через неделю после вышеописанных событий вновь возликовали жадные ловцы сенсаций: в Прошмыркине обосновался полтергейст! Да ещё какой! Говоря языком прошмыркинских всезнаек и обсуждальщиц на завалинках: с «кандибобером и фрындыбисером». Что такое «кандибобер» и, тем более, «фрындыбисер» - объяснить вряд ли кто из них сумел бы. Но! Зато всякий поклонник тайн и загадок «с полпинка» сразу же мог понять, что, это - нечто! Это - о-го-го! Это - ух, ты-ы-ы! И это - ой-ёй-ёй! То бишь, свалившаяся на Прошмыркино неведомая аномальщина оказалась необычайно нестандартной. Более того - склонной к неординарным выходкам и эксцессам, которые выходили за рамки обычных представлений о том, как должны себя вести энергетические сущности, явившиеся из других пространственно-временных измерений.
        И вот, на место происшествия, по уже хорошо знакомой дороге (всё той же, вдребезги разбитой и раздербаненой), спешно прибыла толпа журналистской братии из числа и пишущих, и снимающих, как отечественных, так и «забугорных» информагентств. И реальность служителей СМИ не обманула: они воочию смогли убедиться в том, что именно в Прошмыркине потусторонний мир вновь вознамерился явить своё зловещее могущество. Представители «пятой власти» с ходу обнаружили картину неслыханного буйства потусторонних сил. И тем же вечером на областном и центральном телевидении, а затем и на ряде зарубежных телеканалов прошли видеосюжеты, посвящённые аномальным безобразиям в отдельно взятой советской деревне.
        Ошеломлённые зрители увидели стоящего в окружении телекамер и микрофонов рослого сельчанина лет тридцати в цветастой ситцевой рубахе «а-ля Гаваи» навыпуск, производства хрюндюковского районного промкомбината. Сокрушённо всплёскивая руками, прошмыркинский абориген, назвавшийся Фёдором Колотушкиным, возмущённо повествовал:
        - …И с чего это, блин, никак не пойму, привязался ко мне этот, как его? Этот чёртов полутор… полторатер… поллитер-гость?! Ну, никакого житья не стало. Середь ночи телек об пол - раз! - и вдребезги. Правда, я его года два уже только слушать мог заместо радио. Ну, так, хоть это-то было! А теперь откуда я узнаю о новых горизонтах наших славных свершений?..
        Подошедший к толпе журналистов и окруживших их сельчан парторг колхоза Василий Аврорский, услышав последние слова героя дня о «славных свершениях», тут же отметил в блокноте: «Немедленно поставить вопрос о приёме Колотушкина в партию!»
        - …Или, скажем, холодильник, - тем временем продолжал живописать абориген. - Уже под утро из дома сам за дверь выскочил вприпрыжку - вон он, на боку валяется. А я перед этим поставил в него непочатую банку кильки в томатном соусе. Догоняю, слышу - ёлки-палки! - внутри как будто кто-то чавкает. Эх, думаю, хоть холодильник уже и не морозит давно, занесу-ка я его обратно - вместо тумбочки сгодится. Так он, зараза, только рукой за него взялся, током меня бить начал! Ага!
        Среди собравшихся послышались как удивленные, так и скептические междометия. Как видно, реакция скептиков ощутимо уязвила рассказчика, и он, дабы подтвердить подлинность своих слов, немедленно направился к валявшемуся неподалёку холодильнику невесть какой марки и года выпуска.
        - Во! Во, лупит! - осторожно прикасаясь к облезлому боку холодильника и, резко отдёргивая руку, восклицал абориген. - Вольт триста выдаёт - никак не меньше. Ой, тварь! Аж руку сводит! Ну, что, кто-нибудь хочет попробовать? Нет, вы - проверьте, проверьте! - настойчиво предлагал он, однако желающих проверить так и не нашлось.
        Оглядевшись и, заметив на лице одного из присутствующих журналистов недоверчивую ухмылку, Федя Колотушкин немедленно шагнул к нему. Схватив его за руку своей мощной, механизаторской пятернёй, он чуть не волоком, без особой натуги потащил перепуганного насмерть репортёра к холодильнику, приговаривая, что это вовсе не смертельно:
        - …Приложи к нему только пальчик, и будет тебе «зайчик», - ласково уговаривал он отчаянно упирающегося скептика.
        Позеленевший от ужаса представитель СМИ, лишь кончик его указательного пальца, прочно удерживаемого Федей, коснулся жестяного бока предмета домашнего быта, отчаянно взвизгнул и, запрыгав, замотал головой.
        - О-о-о-й!!! Да, да! Бьёт! Ух, и бьёт, зараза!..
        Теперь уже все без остатка смогли уверовать, что тут и в самом деле злодействует самый настоящий полтергейст! И не простой, а электронно-позитронно-нейтринный - Федя вдруг вспомнил, что на днях после грозы подле его дома кружилась шаровая молния.
        - …Не она ли в него влезла и там в железе застряла? - с задумчивым видом предположил абориген.
        После показательного «эксперимента» и упоминании о шаровой молнии, вопросов к сельчанину стало ещё больше. Один из корреспондентов (на всякий случай, пряча свои руки за спину) вкрадчиво поинтересовался:
        - А вот вы говорили, что ночью из холодильника доносилось чьё-то чавканье. Вы не проверяли, цела ли банка консервов?
        - Да, где ж там было проверять-то?! Он меня током так шибанул, что у меня и глаза на лоб полезли, - Федя изобразил, как, примерно, это могло выглядеть. - А что? А, давайте, прямо ща все вместе и проверим. Минуточку!
        Он сбегал домой за толстыми резиновыми галошами и электротехническими резиновыми перчатками. Натянув резиновые изделия на руки и на ноги, Федя провозгласил:
        - Ну, что ж, рискнём!
        Зрители тут же замерли и примолкли. Осторожно открыв дверцу холодильника, абориген изумлённо присвистнул и двумя пальцами извлёк из его нутра опустошённую консервную банку. Толпа ахнула. Колотушкин прошёл по кругу, показывая всем желающим зверски раскуроченную жестяную тару, явно, носящую следы чьих-то мощных клыков. Послышались испуганные охи. Однако герой репортажа был настроен оптимистично.
        - Видно, шибко проголодался, бедолага, - улыбаясь, сочувственно отметил он. - Сдаётся мне, он не злой. С ним, думаю, поладить можно… - не снимая перчаток, Фёдор дружески похлопал по боку холодильника
        Перечисляя нанесённый ему «поллитер-гостем» ущерб, Колотушкин показал изломанные и раздрызганные веники, изодранные в клочья половики, ни за что, ни про что разбитую бутылку первача. Рассказал он и о беззлобных проказах невидимого озорника.
        - …Вечером чай сяду пить - а кто-то сахар с солью перемешал. Спать ложусь - в полночь водой окатывает прямо в постели, - особо отметил Федя. - А, бывает, как завоет из трубы - аж, мурашки по коже! Утром умываюсь, зубы начинаю чистить, а в тюбике вместо пасты - горчица. Ага! Хотел побриться - электробритву кто-то сжёг, а простые лезвия - затупил. Вот, уже неделю хожу заросший… - он огорчённо провёл ладонью по длинной щетине на щеках.
        В этот момент со стороны его дома донёсся грохот падающей мебели и звон бьющейся посуды.
        - Ну, вот, уже и до буфета добрался… - указав на свой дом простёртой рукой и, вздохнув, сокрушённо констатировал Колотушкин. - Вот, бандюга! Ну, я тебе покажу! - он погрозил пальцем таинственному проказнику.
        - Расскажите пожалуйста о себе! - небольшого роста брюнетка, скорее всего, уроженка Рима или Неаполя, решительно оттеснила коллег и энергично сунула сельчанину прямо под нос микрофон, похожий на ручную гранату.
        - Ну, чего тут особенного-то рассказывать? - чуть засмущался герой дня. - Я - потомственный механизатор, Колотушкин Фёдор Иванович, пятьдесят девятого года рождения, военнообязанный, отслужил срочную на флоте. Норму на вспашке зяби выполняю на сто пятьдесят процентов, боронование и снегозадержание - все двести…
        - А сейчас, сейчас-то чем занимаетесь? - услышав о процентах, поспешно перебила его брюнетка.
        - Да, пока ничем. Сижу, вот, дома. С полу… С «поллитер-гостем» и начальством воюю. Тут, оно, как вышло-то? Ишачил я без передыху всю осень, зиму и весну, а наш пред половину моей работы своему пьянчуге-свояку отписал. Ну, не утерпел я, и выложил начальству всё, что о нём думаю. За это из колхоза и турнули. Теперь, вот, без работы сижу. Думал в фермеры податься, а землю никто не даёт - ни колхоз, ни район. Кредиты не дают. Технику взять негде. Уж не знаешь, кто тут и хуже - «поллитер-гость» или эти бюрократы чёртовы!..
        Василий Аврорский, вновь достав из кармана блокнот, старательно зачеркнул напоминание о необходимости принятия Колотушкина в партию. В самом деле! С такими антисоветски-смутьянскими рассуждениями в партии делать нечего! Таких не берут в коммунисты!
        - Как вы считаете, - оттеснил брюнетку высокий блондин скандинавской наружности, - откуда здесь мог появиться полтергейст?
        - Так, ясное дело, только - с «летающей тарелки»! - Федя убеждённо развёл руками. - Откуда ж ещё он мог свалиться? - добавил он, глядя на облака.
        Телерепортажи о прошмыркинском полтергейсте наделали шума, как бы, не больше, чем видеосюжеты с «тарелкодрома». Особенно, после демонстрации этих материалов телекопорациями Си-Си-Би, Би-Си-Эс и Би-Си-Би. Обложки так называемых «таблоидов» украсились портретами Фёдора Колотушкина в его цветастой рубахе навыпуск, которая вскоре стала очень популярна на великосветских раутах и ленчах, затмив уже поднадоевшие всем фраки и смокинги. По пыльным сельским дорогам, подпрыгивая на ухабах, вновь засновали как заурядно-привычные «Жигули», так и высокомерные «Мерседесы», юркие «Тойоты» и «Фольксвагены». Теперь ежедневно целые табуны репортёров осаждали двор Колотушкина. Они дотошно проверяли каждое материализованное проявление неподотчётных науке сил, изучая обломки телевизора, осколки гранёных стаканов, обрывки половиков.
        Припомнив недавнее заявление Феди Колотушкина о незапланированных водных процедурах, каковые хулиганистый «поллитер-гость» полночной порой устраивал ему прямо в постели, одна из репортёрш выразила своё категорическое сомнение в подлинности данного факта. А потому, она изъявила намерение проверить его лично, так сказать, на практике. И - сегодня же! Тем более, что намечалось полнолуние, а потому, по мнению медиа-дамы, именно сегодня полтергейст мог явить себя во всей своей, так сказать, красе.
        Засмущавшийся Колотушкин, пожимая плечами, пояснил, что, не далее как вчера, «поллитер-гость», расходившись не на шутку, разломал его старый диванчик. И вот теперь ему, уступив свою койку репортёрше-экспериментаторше, придётся спать на сеновале. Снисходительно похлопав его по крепкому, трудовому плечу, репортёрша уведомила о том, что «Фьедье» коротать ночь на каком-то там «сьеновалье» вовсе не обязательно. Она его едва ли потеснит даже на односпалке, не говоря уже о чём-то более просторном. К тому же, ей одной, наверняка, было бы страшновато, и по этой причине его близкое присутствие пришлось бы как нельзя кстати.
        Неожиданно у соискательницы ночных чудес на пару с Колотушкиным появилось сразу несколько конкуренток, которые рьяно взялись оспаривать приоритет на это необычное исследование эзотерически-постельного свойства. С одной стороны, каждая сознавала, что его результаты гарантированно попахивают сенсацией. А это, наверняка, в разы могло бы повысить их рейтинг в профессиональной среде и ускорить карьерный рост. Кроме того, каждая твёрдо знала, что она - полпред могущественного информагентсва, и за его интересы должна стоять грудью, а также, всем тем иным, чем её наградила природа. Ну и, разумеется, каждая помнила, что честь своей корпорации следует отстаивать, даже пожертвовав собственной, как говорится, без соплей и компромиссов.
        Поскольку уступать друг другу никто из репортёрш и не помышлял, стихийно завязавшийся интеллигентный диспут мало-помалу перерос в неинтеллигентную склоку, вылившуюся в весьма вульгарный конфликт. Уже забыв о приличиях и самой первопричине инцидента, дамы награждали друг друга звучными эпитетами, самыми пристойными из которых были такие, как: «недоучка сорбоннская», «кембриджская выскочка», «гарвардская стерва» и даже «нимфоманка амстердамская».
        В пылу словесной баталии каждая из скандалисток упорно стремилась доказать всем прочим, что именно ею движет чисто научный и профессиональный интерес к данному феномену, тогда как все прочие одержимы некими сомнительными намерениями, не имеющими ничего общего с наукой и журналистикой. Федя, оглушённый градом непонятных иностранных слов, лишь отстранялся и жмурился от мелькания дамских кулаков и сумочек. Он пребывал в полном недоумении и напряжённо размышлял о том, как же ему быть, и что бы такое предпринять, дабы прекратилось это безобразие.
        Он уж, было, собирался, памятуя методу «поллитер-гостя», окатить не на шутку разошедшихся, излишне агрессивных дискутанток ведром ледяной, колодезной воды. Но тут дамский дебош внезапно закончился сам собой. И случилось это именно в тот момент, когда дамы уже начали переходить от слов делу. «Акулы пера» уже примерялись к причёскам своих оппоненток-конкуренток, чтобы как следует оттаскать «этих кошёлок» за их «патлы и космы». Но тут произошло нечто, для них весьма неожиданное.
        Драчуньи, скорее, даже не заметили, а всем своим существом ощутили направленный в их сторону чей-то взгляд, который был преисполнен высокоидейной нравственной чистоты и несгибаемых моральных устоев. Оглянувшись, репортёрши увидели даму с величественной осанкой королевы Шмымряндии и взором игуменьи женского монастыря, которая осуждающе созерцала нарушительниц общественного деревенского спокойствия.
        Её взгляд мгновенно отрезвил участниц словесной потасовки, которые внезапно испытали приступ непонятной робости и - о, ужас! - полузабытого чувства стыда, которое, большинство из них, не помнило, по меньшей мере, со времени окончания своих «альма матер». Разом опомнившись, «акулы пера» ринулись к своим авто, искренне недоумевая по поводу столь странного коллективного помрачения рассудка. Наверняка, спешно запуская двигатель, каждая из них в этот момент думала, примерно, одно и то же: «Что за бес в меня вселился?! Не иначе, и в самом деле, тут замешана нечистая сила!..»
        Когда сорвавшаяся с места калькавада иномарок, вздымая тучи пыли, скрылась за ближайшим поворотом, Марфа Ларентьевна внимательным взором Иосифа Виссарионовича окинула представителей советских СМИ. Те, разом вытянувшись перед ней по стойке «смирно», ловили каждое её слово. Рассудительно, с расстановкой, (не хватало только дымящейся трубки в руке), Гранитова изрекла:
        - Вот, товарищи, живой пример ущербности и неполноценности эгоистично-частнособственнической системы буржуазного воспитания. Эта мысль красной нитью должна пройти через ваши информационные сообщения. Вы свободны, товарищи!..
        \ …Следом за газетчиками и телевизионщиками, к Фёдору Колотушкину пожаловали и, с некоторых пор бурно расплодившиеся в Советском Союзе, специалисты по аномальным явлениям - экзорцисты, контринферналисты, охотники за привидениями и тому подобная братия. На следующий же день, после нашествия СМИ, ранним утром, подле поверженного нечистью холодильника, затормозили фасонистый чёрный «БМВ» и новенькие «Жигули» седьмой модели тёмно-синего цвета. Из иномарки неспешно выбрались четверо бородатых мужчин в дорогих джинсовых костюмах и каких-то замысловатых шляпах, наподобие чалмы с островерхим шутовским колпаком, на котором не хватало, разве что пушистых помпончиков и звонких бубенчиков. Они обступили холодильник и начали что-то важно обсуждать, многозначительно озирая окрестности.
        Прибывшие на «семёрке», напротив, не стали терять времени, и, без лишних слов, с ходу приступили к делу. Крепкий, словно старый дуб старик, с запорожским чубом-оседлецом и усами Тараса Бульбы, достал из багажника «семёрки» свежесрезанную ивовую рогульку с длинными концами. Держа её обеими руками развилкой к себе, дед пошёл вокруг дома, осторожно ступая по земле, словно по ненадёжному, тонкому ноябрьскому льду. Двое крепких парней с плечами высококлассных кулачных бойцов-удальцов, скорее всего, его ассистентов, шли следом. В тех местах, где торчащий вперёд конец рогульки начинал резко клониться вниз, старик кивком подзывал к себе кого-то из парней, и тот вбивал в указанное им место остро заточенный осиновый колышек. Замыкающая эту команду моложавая женщина артистической наружности держала перед собой подвешенное на шёлковой нити золотое кольцо. Раскачивая его как маятник, она очерчивала вокруг колышков какие-то загадочные контуры длинной серебряной спицей.
        Бородачи, понаблюдав за ними и, снисходительно усмехаясь, открыли багажник «бэхи», откуда извлекли какие-то блестящие штуковины, похожие на большую букву «П» из толстой, начищенной до зеркального блеска медной проволоки. Взявшись за перекладину «П» и, выставив свободные концы штуковин перед собой, бородачи без особых церемоний направились прямо в дом Котлотушкина. Без стука войдя в горницу и, не обращая на хозяина никакого внимания, который в этот момент за обеденным столом уплетал жареную картошку, они начали обследовать стены, пол и потолок.
        Впрочем, Федя Колотушкин, за минувшие дни привыкший к нескончаемому многолюдью, их тоже совершенно не замечал. А бородачи, перебрасываясь какими-то непонятными терминами, постепенно начали сходиться у посудной полки. Концы их, как они именовали, «эфирных вибраторов», почему-то старательно указывали именно на горку посуды. Когда гости сблизились у полки, рамки их «вибраторов» внезапно, как бы сами по себе, завертелись против часовой стрелки.
        Осмотрев тарелки и, достав одну из них, бородачи стали водить над ней руками, а также замысловатой медной спиралью, торчащей из какого-то занятного приборчика с разноцветными лампочками и стрелочным указателем, наподобие вольтметра. Причём, судя по реакции всей этой команды, результаты обследования тарелки гостей очень удивили.
        - А вы не могли бы сказать, молодой человек, - наконец, обратился к Колотушкину старший из бородачей, - где вы приобрели эту посуду?
        - Ну, так, где и все берут, - Фёдор ненадолго оторвался от завтрака. - Известное дело - в сельпо.
        - Та-а-а-к… - зловеще протянул, качая головой, старший бородач. - Вот в этой-то тарелке и таились все ваши беды, молодой человек! Она имеет мощное инфернальное поле. Если вы не возражаете, мы возьмём её с собой для дальнейших исследований.
        - Да, берите! Жалко, что ли? - простецки ответствовал Фёдор, достав из банки малосольный огурчик. - Может, со мной перекусите? Картошечки жареной, с огурчиками… А хотите, сала отрежу?
        Однако гости, поблагодарив за приглашение, вежливо отказались и, уложив тарелку в плоский контейнер из полированной нержавеющей стали, направились к выходу. Однако они едва успели отскочить в сторону, когда навстречу им, с торжествующим воплем, в дом, как девятибалльный ураган, влетел старик, потрясая над головой старой, банной мочалкой.
        - Ну, что я говорил?! А?!! - с ликованием восклицал он. - Вот она, эта зараза! Слушай, мил человек, у тебя такая раньше была?
        Едва не поперхнувшись от столь решительного натиска, Колотушкин отрицательно крутнул головой.
        - Ага! - продолжал восторгаться старик. - Значит, точно! Это она и есть. Знаешь, где я её нашёл? Из-под крыши с тылу дома торчала. Это кто-то из ваших же, деревенских, тебе подпакостил. Наговорили, и подсунули. А ты - мучайся!
        Прервав восторги деда, бородачи со сдержанными ухмылками возразили, что Феде - и впрямь, подсунули, но только не этот хлам, в котором вряд ли согласится обитать хоть один уважающий себя нечистый дух, а тарелку, которую некий чернокнижный злодей окропил, в соответствии с дьявольским ритуалом, смесью крови чёрной кошки и бурой свиньи. И вообще, они - учёные, а не какие-нибудь самодеятельные шарлатаны-кустари, и лучше знают, что к чему.
        - Што-о-о-о?! - с безграничным возмущением в голосе возопил дед, сжимая здоровенные кулаки. - Это ктой-то тут учёный? Это ктой-то тут шарлатан?!!
        Тут же, как по команде, в дверях появились насупленные рукопашники, и бородачи, лишь завидев их крепкие плечи и мощные бицепсы, невольно попятились назад.
        - Что вы понимаете в колдовстве, олухи научные?! - орал между тем дед, тыча им в лицо мочалкой. - Вы бы ещё удумали, остолопы, что она из космосу прилетела, тарелка эта ваша! Да я - потомственный волхв, если хотите знать! Мой предок самому князю киевскому Олегу предрёк кончину от коня. Ещё Александр Сергеич Пушкин про тот случай всё, как есть описал. Я этих бесов самых разных сортов за свою жисть целу дивизию разогнал!.. Поняли?..
        - Прохор Макарович! - послышался взволнованный женский голос, и в горницу вбежала спутница старика, осторожно держа кончиками пальцев какой-то маленький изящный предмет. - Вот, женская заколка лежала под крыльцом. На ней - сильнейший наговор, даже руку сводит!
        - Бросай на пол! - гаркнул старик и, достав из кармана чёрный платок, завернул в него опасную находку.
        - Да, парень… - женщина сочувственно улыбнулась, глядя на Колотушкина. - Не знаю, кто и за что на тебя имеет зуб, но тут, прямо, как будто не меньше дюжины ведьм ворожило.
        - Вот видите! - старший бородач многозначительно воздел к потолку указательный палец. - Эта находка только подтверждает тот факт, что инфернальные проявления данного объекта имеют множественный характер. Только, кому он мешает, этот молодой человек? Впрочем, не так уж трудно выяснить и это.
        - Нам рассказывали, - обернувшись к Колотушкину, заговорил бородач с косматыми бровями, - что вы собираетесь стать фермером. А не могло ли именно это обстоятельство стать причиной недовольства вами районной партократии, и её местных прихлебателей? Ведь, нельзя исключать и того, что среди них могут оказаться специалисты по чёрной магии.
        - Ух, эти партократы, ни дна им, ни покрышки! - тяжко воздохнул Прохор Макарович. - Сколько они мне крови попортили!
        - Мы из-за них тоже через край хлебнули лиха, - с некоторой скорбью покачал головой самый младший из бородачей. - Нашу лабораторию закрывали не менее десяти раз!
        - Ну, теперь живи спокойно, самое худшее у тебя позади, - женщина умиротворённо улыбнулась Феде. - Все колдовские заговоры сняты, чёрная магия нейтрализована.
        - Да, да! - бородачи тоже расцвели радостными улыбками и пожали Фёдору руку. - Удачи вам и счастья!
        - Так, это, люди добрые! - забеспокоился Колотушкин. - С меня-то, наверное, за ваши труды чего-то причитается! Ну, магарыч там, или наличкой? Ежели чего, так я…
        - Ну, что вы! - старший бородач изобразил великодушный жест. - Считайте это нашим подарком!
        - Живи, мил человек, и не бойся никакой бесовщины! - Прохор Макарович стиснул Федину руку железными тисками своей пятерни. - А ежели чего - зови нас. Мы мигом любого беса отсюда выставим!..
        Колотушкин, разминая онемевшие пальцы, подумал о том, что дед при таких мускулах мог бы изгонять нечистую силу и без помощи магических прибамбасов. А обе бригады изгнателей бесов, уже совершенно миролюбиво беседуя, пошли к своим машинам, попутно договариваясь о совместных акциях по борьбе со всякими потусторонними чёрными силами.
        …Прошло ещё несколько дней, и взволнованная общественность, наконец-то, получила радостную весть о том, что под натиском белых магов и общественного мнения дрогнули и бесы, и бюрократы. Полтергейст, безобразничавший в доме Фёдора Колотушкина, присмирел, о чём было рассказано в новостных сообщениях на радио и ТВ, а также в газетах под громкими заголовками. Кроме того, новоиспечённый фермер наконец-то получил долгожданные гектары. Раскошелился и один из банков, выдав кредит, пусть и не в полной потребности, зато под божеские проценты.
        Рискуя схлопотать на бюро райкома «строгача» с занесением в учётную карточку, сердобольный директор соседнего совхоза по символической цене продал Фёдору ещё восстановимый трактор и кое-какие агрегаты. Он уже давно присматривался к Фединым мытарствам, мучительно считая и прикидывая на досуге - а не податься ли и ему на вольные фермерские хлеба? Тем более, что при его теперешних возможностях, сразу же встать на ноги можно было гораздо быстрее и успешнее, чем этого мог добиться нищий бедолага Колотушкин.
        …Казалось бы, после визита изгнателей бесов к будущему фермеру Феде тема чудес в Прошмыркине себя исчерпала полностью. Но не тут-то было! Полтергейст отчего-то не захотел бесследно исчезнуть - может быть, потому, что этот дух обладал общительной, компанейской натурой, и без общения с жителями села обойтись никак не мог? Как явствовало из дальнейших событий, он от Колотушкина перебрался к его соседям, во всей «красе» явив на их подворье свой бесшабашный, буйный норов.
        Более того! Загадочные, необъяснимые с научных позиций явления как тараканы начали распространяться по всему селу. Скорее всего, полтергейст начал, как бы, размножаться - то ли почкованием, то ли простым делением, наподобие амёбы. Но, не исключено, что он нашёл себе молодую, симпатичную полтергейстиху, на пару с которой и начудесил всего за пару дней целую ораву полтергейстят. Впрочем, это навсегда осталось неразрешимой загадкой - даже видавшие виды чертознаи, столкнувшись с подобным феноменом, лишь сконфуженно чесали затылок, да разводили руками.
        Однако, как бы там ни было, но факт остаётся фактом: теперь уже в десятках сельских домов начали хозяйничать проказливые невидимки. Они рвали одежду, крушили мебель, приёмники и телевизоры, вешали в сараях над стойлами животины пиковых тузов и дам, вытаптывали на колхозных посевах таинственные фигуры. А ещё «поллитер-гости» писали на стенах домов чем-то кроваво-красным скверные слова и непонятные иероглифы, наподобие египетских, по ночам ухали и выли на сельском кладбище и вытворяли массу иных, не менее загадочных бесчинств…
        Всё более и более диковинные известия из Прошмыркина постепенно снова стали темой номер один всех мировых информагентств. Теперь ни одна уважающая себя газета не выходила без какого-либо сообщения об этой, совсем недавно заурядной, захолустной деревне. Мода «а-ля Колотушкин» внезапно стала повальной - по улицам западных столиц вышагивали модники в цветастых рубашках навыпуск, с большими старославянскими буквами поперёк спины - «ПРОШМЫРКИНО». Лица многих сельчан, без конца мелькающие на телеэкранах, стали не менее узнаваемыми, нежели лица известных политиков и голливудских кинозвёзд. Вокруг деревни, оккупированной нечистой силой и, одновременно, разноязыкой ордой журналистов, начался чуть ли не вселенский ажиотаж.
        Колхозное общежитие, в котором обычно жили студенты, приезжавшие на уборку урожая, теперь было переполнено публикой совсем иного рода. В нём, как семечек в арбузе, было с избытком всякого рода специалистов по аномальным явлениям - экстрасенсов, курских, воронежских и всяких иных колдунов, астрологов, знахарей, а также среднеазиатских табибов. Из Сибири и европейского Заполярья прибыло более десятка знаменитых шаманов. Откуда-то даже заявился тип неопределённого гражданства, объявивший себя австралийским виринуном - магом племени тамошних аборигенов.
        Не знающие покоя журналисты денно и нощно охотились за сенсациями, и спешно готовили материалы для своих изданий. Для этого премудрые японцы ухитрились даже наладить прямую связь между Прошмыркиным и Токио. Международные научные центры без конца «бомбили» Москву запросами о предоставлении въезда их исследовательским группам. Особенно усердствовали британцы, общепризнанные спецы по части замковых привидений, гномов, эльфов и фей. Не отставали от них и норвежцы, как земляки троллей и гоблинов. Но Москва по своей старой традиции прикинулась глуховатой, и на запросы: «Когда же нас пустят в Прошмыркино?», отвечала: «Да, не знаю я никакого Нашатыркино… Ах, вас интересует Просвиркино? Так туда - милости прошу!»
        А вся суть заморочек с «глухотой» заключалась в том, что общесоюзная Академия Наук, с изрядным запозданием наконец-то осознав, что в деле изучения отечественного феномена она, как всегда, оказалась в хвосте, спешно начала готовить большую экспедицию в Хрюндюковский район Дуболововской области. Этому предшествовало большое совещание президиума АН с участием представителей ЦК, которые дали идеологические установки на весь цикл исследований прошмыркинской аномалии. Было чётко и однозначно определено, что любые, внешне - самые мистические факты непознанных явлений, должны были получить однозначно материалистическое обоснование с точки зрения диалектического материализма марксистско-ленинской философии, в духе решений последнего съезда и пленумов ЦК.
        И вновь дрогнули дуболобовские и хрюндюковские бюрократы. Как бы в оправдание многолетних заверений и обещаний, из райцентра в сторону Прошмыркина началось строительство асфальтированного шоссе, нашлись и трубы для прокладки газопровода - давней мечты селян, ныне претерпевающих аномальный катаклизм. А в самом селе наконец-то подлатали, приведя в божеский вид водонапорную башню, восстановили уличные магистрали водопроводов и водоразборные колонки.
        Впрочем, неприятности, причиняемые селянам полтергейстами, положа руку на сердце, можно было бы назвать лишь относительно бедственными. Те же журналисты уже давно заметили, что тутошняя нечистая сила ведёт себя как-то странновато. Бесы охотно колотили старые, испорченные радиоприёмники и телевизоры, отчего-то пренебрегая новой бытовой техникой. Они азартно ломали уже отжившую своё мебель, не обращая внимания на только что купленную. А фигуры вытаптывали преимущественно на тех полях, где, в основном, произрастали лебеда и осот…
        Однако к подобным странностям корреспондентская братия особо и не придиралась - кто их разберёт, этих загадочных духов, к тому же, российского происхождения? Может, это заложено в основе их полтергейстской психологии? Да и вообще, чего придираться-то? Живёшь на природе, причём, получая великолепные командировочные и не менее крупные гонорары, совершенно не испытывая необходимости бегать за сенсациями - те и сами находят снимающих и пишущих на каждом шагу… Ну и к чему умничать не по делу, собственной рукой руша это райское житьё?
        …А что же Федя Колотушкин? Постепенно он оказался «в тени» и его понемногу начали забывать. За прошедшие дни появилось много новых героев репортажей и новелл, которые ещё не успели примелькаться и приесться капризному западному зрителю. Однако забыли Федю далеко не все. Немало было и тех, кто о нём помнил. Недавняя громкая слава сыграла свою роль, и к Колотушкину продолжали время от времени наведываться самые разные визитёры. Да и корреспонденции на его адрес приходило предостаточно. Причём, самых разных цветов политического и начного спектра.
        Первыми дали знать о себе «зелёные». Разумеется, не те «зелёные», что в годы гражданской войны призывали «бить белых, пока не покраснеют, бить красных, пока не побелеют», а современные, которые если и воюют, то (вроде бы!) только за здоровую экологию. Просматривая содержимое толстого пакета, содержащего в себе уйму инструкций, наставлений, рекомендаций, советов, а также научных статей о вреде всевозможных химикатов для экологичного земледелия, Фёдор обнаружил в нём также и адресованное лично ему письмо «зелёных». Те слёзно умоляли Колотушкина уничтожить все имеющиеся в его распоряжении пестициды и минеральные удобрения, дабы ни одна щепотка химического зла не осквернила структуру благородного гумуса. По прочтении этого послания Колотушкин лишь недоумённо пожал плечами. Он бы, может быть, и рискнул бы выполнить просьбу этих, несомненно, хороших людей, но… Уничтожать-то ему, при всём желании, было нечего - ни пестицидов, ни удобрений, ни солярки.
        Новоявленные анархисты - идейные наследники Кропоткина и Бакунина, узнав из прессы о героической борьбе Феди с бюрократами из властных структур, восприняли данный факт как реальное, хотя и стихийное, торжество бессмертных идей анархизма, воскресшего в гуще народной. В знак солидарности с отважным фермером, а также в качестве моральной поддержки его анархических настроений, они вручили Колотушкину чёрное знамя с нарисованным на нём пиратским «Весёлым Роджером» и знаменитым девизом «Анархия - мать порядка».
        Из далёких Штатов пришла бандероль от бывшего участника Белого движения, отставного хорунжего Войска Донского Афанасия Каурого. Узнав из телепередачи Би-Си-Эс о том, что мать Фёдора Колотушкина корнями происходит из донских казаков, причём, во девичестве была тоже Каурая, престарелый белогвардеец не поленился сесть за письмо. В своём послании, мешая воедино старорусские и новоанглийские слова, Афанасий Каурый написал своему, возможно даже, родственнику о том, что гордится им и молится за его грядущие успехи. К письму была приложена фотография автора письма со всеми его регалиями и дарственной подписью, а также родовые реликвии - чудотворная иконка Георгия Победоносца и большой нательный серебряный крест.
        Новоиспечённая ассоциация магов и колдунов, в лице её главы Прохора Макаровича, презентовала Феде фиолетовую шёлковую ладанку с амулетом, способным оберегать от сглаза, изгонять бесов, а также повышать урожайность ржи, гороха и капусты.
        Среди корреспонденции как-то раз обнаружился и тощенький голубой конвертик, украшенный изображениями сердец с пронзающими их стрелами Амура. Колотушкину как-то сразу не понравились ни конверт, ни сердца (какие обычно рисуют на картах червонной масти). В данном случае эти изображения органа романтической любви отчего-то ему больше напоминали не сердце, а профиль седалища. В своём послании недавно образованная конфедерация свободных геев и независимых лесбиянок призывала Федю, как выдающуюся прогрессивную личность, использовать свою популярность для защиты вопиюще попранных прав секс-меньшинств. Например, в плане поддержки им организации и проведения гей-парадов. Кроме того, учитывая его семейный (вернее, бессемейный) статус «засидевшегося» в холостяках (что, по мнению «однополых», таило под собой некие особые причины), Колотушкину было сделано весьма пикантное предложение. Как считали «нетрадиционалы», Фёдор был достоин занять пост почётного сопредседателя областного отделения их конфедерации.
        Трудно сказать, насколько это «заманчивое» предложение прельстило Федю, но только после этого случая все без исключения конверты, даже с намёком на голубой оттенок, он просил вскрывать и прочитывать соседа, колхозного токаря Димку. Тот, будучи завзятым хохмачём, прикольщиком и, просто, шутом гороховым без каких-либо комплексов, мог бы прочесть даже собственный смертный приговор со смехом и прибаутками. Читая даже самое серьёзное из посланий, Димка без конца язвил и ухохатывался…
        Прошмыркинские чудеса не оставили равнодушными и политически бесцветные, предпочитающие оставаться «в тени», но, в то же время, очень даже не хилые структуры. На «тайном» (для одной лишь милиции и прокуратуры) кустовом сходняке, который ясным днём состоялся в ресторане «Златой телец» (что в двух шагах от райкома партии и минуте ходьбы от райотдела милиции) рэкетиры, движимые филантропически-альтруистическими настроениями единогласно порешили вычеркнуть фермера Колотушкина из перспективного плана налётов и наездов на текущую пятилетку. Да и какой резон его трясти, если гол, как сокол?
        Письмо невесть откуда вынырнувших «коричневых» не имело обратного адреса, зато было обильно оснащено изображениями свастики, виселиц, плетей и топоров на плахе. Доморощенные «наци» в форме прямой и однозначной, как пинок кованого сапога, потребовали от Фёдора немедленно включиться в процесс установления на территории всея Советского Союза «нойе орднунга» и власти их фюреров, истинных арийцев Кривохренова и Дурошлёпова-Пупужаева. В противном случае представители «нордической расы» обещали Колотушкину сразу же после их скорого прихода к власти близкое знакомство с одним из карательных предметов, каковые они взяли на себя труд изобразить. Читая письмо, Федя силился прикинуть - это сколько же классов и с какими оценками закончил его автор, если даже в своём фирменном нацистском приветствии с «хайлем» сделал аж с пять ошибок?!!
        Златоглавая церковь в лице пастыря душ мирских отца Артемия, не дождавшись призывного гласа раба Божия Фёдора, решила сама навестить чадо своё возлюбленное, всё ещё не вышедшее из тьмы бесовского атеизма. В знойный полуденный час к белому домику с позеленелой шиферной крышей подкатил, умиротворённо урча мотором, старенький, пегий «Москвич». Раб Божий Фёдор в этот момент, отчаянно матерясь и, костеря на чём свет стоит советское машиностроение, менял у трактора очень некстати треснувший подшипник.
        Выйдя из машины, отец Артемий размашисто осенил бездыханную технику крестным знамением, и уже хотел, было, памятуя своё недавнее инженерское прошлое, засучить рукава рясы, дабы оказать практическое содействие страждущему земледельцу. Но именно в этот момент упрямая железяка, как бы, повинуясь силе священного символа, наконец-то дрогнула под очередным ударом молотка, и ещё через минуту ремонт был благополучно закончен.
        Благословив вольного хлебопашца, отец Артемий засим окропил святой водой углы его дома, дабы изгнать затаившегося в них диавола. Впрочем, следовало предполагать, что сие действие в некотором роде оказалось дежурной формальностью, ибо икона Георгия Победоносца, которой был отведён в доме традиционный «красный» угол, уже давно, оперативно и качественно выполнила эту архиважную бесогонную миссию.
        Далее, между о. Артемием и р.Б. Фёдором состоялась душеспасительная беседа. Начав с тезиса о важности всемерного укрепления устоев веры Православной в среде селян, собеседники постепенно, как-то незаметно, отклонились на более мирские темы. В ходе их разговора всплыл весьма занимательный факт. Оказалось, что в свою студенческую бытность о. Артемий (некогда - просто, Артём) имел удовольствие трудиться на производственной практике в Прошмыркине. А когда доподлинно точно выяснилось, что они с Федей даже немного знакомы, поскольку оба любили посещать танцы в местном клубе, разговор немедленно перешёл в лирико-ностальгическое русло. Это послужило поводом к обоюдному решению «причаститься» во здравие и за упокой общих знакомых.
        В тот же час местная, общепризнанная самогонных дел мастерица бабка Акулина (за безбожные цены на первач в определённых кругах именуемая «Акулой»), прослышав о прибытии в деревню духовного лица, опрометью поскакала к усадьбе Колотушкина. Ещё на дольних подступах к дому она услышала доносящееся из окна стройное хоровое пение. Акулина тут же смекнула, что батюшка у Феди правит молебен. Перейдя на степенный шаг, со смиренным видом она направилась к дверям, жаждая удостоиться батюшкина благословения и отпущения грехов, поднакопившихся за истекший квартал.
        Но, лишь шагнув в сени, Акулина сразу же поняла, что совершенно напрасно в такую жару дегустировала свою продукцию, из-за чего её, и без того туговатый слух, не уловил мотива и смысла исполняемого «хорала». Пели-то, и впрямь, стройно и задушевно, только нечто, совсем не похожее на благопристойное «Иже херувимы»:
        - …Вспоминай, коли дру-гая-а-а-а, друга ми-и-ло-ва-а лю-бя-а-а-а-а, будет песни петь играя на коле-е-нях у-у те-бя-а-а-а-а…
        - Тьфу, прости Господи! - всплеснула руками остолбеневшая старуха. - Ох, силён! Ох, силён враг рода человеческого, бес окаянный. Ужо и батюшку, гляди-ко попутал…
        Приблизительно это же самое, полчаса спустя, прижимая руки к сердцу, отец Артемий объяснял инспектору ГАИ. Но лейтенант был суров и непреклонен. Игнорируя ссылки батюшки на Священное Писание и Заповеди Божии, он приводил свои - на ПДД и КоАП, в соответствии с которыми стоял вопрос об изъятии водительских прав и иных, не менее грустных последствиях. Однако когда инспектор узнал, куда и к кому ездил батюшка, то, немного поколебавшись, всё же, сменил гнев на милость (блин, как можно наказывать человека, побывавшего на территории, где нечисти - как снега зимой?!!). Поэтому он ограничился лишь строгим внушением о пагубности дружбы с «зелёным змием», особенно, при управлении транспортным средством.
        Этот акт милосердия столь растрогал о. Артемия, что он тут же, на месте, оптом отпустил добродетельному стражу дорожного порядка все былые и будущие грехи, в довершение, окропив святой водой служебный мотоцикл, полосатый жезл и даже кобуру с пистолетом. Но на первом же перекрёстке, трезво полагая, что «бережёного - Бог бережёт», свернул на просёлок, и добирался до дому окольными, травянистыми полевыми дорогами.
        Лишь одно ведомство, осенённое красным, «серпасто-молоткастым» стягом, было сдержанно и молчаливо. Оно без особого энтузиазма взирало на происходящее в стране, внутренне не очень приветствуя «отпускание вожжей», но внешне всячески позиционируя себя как автора и авангарда перемен. Немалое число его функционеров-партократов, наблюдая за муравьиной вознёй низов, наивно вообразивших, что им и в самом деле кто-то даст настоящую свободу, терпеливо дожидалось того момента, когда «перебесившиеся» массы наконец-то остынут от перестроечной эйфории. Когда они вновь послушно заполнят привычные стойла колхозно-совхозной системы, и жизнь вернётся на круги своя. Оседлавшие высшую власть в стране «перестройщики» и «ускорители», из чиста тех же самых партфункционеров, оказались, во многом, не готовы к взятой на себя роли лидеров. Творя и вытворяя всевозможные «преобразования», они уподобились самонадеянному неумехе, который, кое-как освоив самокат, поспешил сесть за руль тяжёлого грузовика и нажал на газ, пустив машину под уклон. И она покатилась! Кувырком…
        Впрочем… Несмотря на массу неурядиц и откровенных провалов, несмотря на уйму дуровщины, творимой как центре, так и на местах, к удивлению райкомовских «сидельцев», большинство населения всё равно никак не хотело возврата к прежнему, строго дозированному, когда на всё существовали разнарядки, пайки, лимиты, и бесконечные очереди.
        Известие о том, что кандидат в кулаки-мироеды Фёдор Колотушкин не только не прогорел, но даже с соблюдением всех нюансов агротехники отсеялся раньше и лучше общепризнанных районных корифеев, взбудоражило хрюндюковский райком сверху донизу. На срочном расширенном заседании бюро партактив к данному факту решил отнестись со всей серьёзностью и ответственностью. Райкомовцы единогласно утвердили план организационных и массово-политических мероприятий, направленных на усиление идеологического влияния в среде малосознательных элементов.
        Поскольку дурной пример Колотушкина мог оказаться заразительным и разрушительным (пагубным фермерским духом уже ощутимо потянуло по всему району) было признано, что он нуждается в идеологическом разоблачении. По мнению первого секретаря райкома Рубакина в Прошмыркино, названное им «логовом контрреволюции», следовало направить опытного партработника. Тому надлежало объективно выявить и изучить все обстоятельства, подвигшие незрелую личность бывшего колхозника в русло мелкобуржуазного перерожденчества.
        Кандидатуру парторга прошмыркинской «первички» Аврорского (кстати, одного из основных клиентов Акулы) отмели без обсуждения, поскольку «первый» давно уже вынес свой приговор: «Из него такой же партийный лидер, как из меня - папа римский». К большому сожалению райкомовцев, такая ценная кандидатура как Марфа Лаврентьевна Гранитова в данное время отсутствовала по причине весьма уважительной. Как выдающегося педагога, воспитавшего замечательных, смелых парней, отважно вступивших в контакт с инопланетянами, её пригласили на работу в ОБЛОНО на должность - то ли зама, то ли пома. Поэтому на должность, так сказать, комиссара по работе с нео-кулачеством, утвердили инструктора идеологического отдела Нескучаеву.
        Антонина Константиновна, несмотря на молодость - всего полгода назад она была завотделом райкома комсомола - слыла закалённым бойцом идеологического фронта. Подобно Марфе Лаврентьевне, она тоже, в известной мере, являла собой ходячую легенду. Её чёрную, комиссарскую кожанку узнавали за версту. Злые языки поговаривали, что Нескучаева не снимает её даже ночью, при всём том, что никто не мог сказать уверенно - а спит ли она вообще? Тем более, с кем-то? (Впрочем, при её репутации материализовавшейся из прошлого свирепой амазонки, это было, в значительной мере, исключено).
        «Пожалуй, за ней, пожалуй, поухаживаешь, за этой злыдней чёртовой! - втихаря шушукались меж собой признанные райкомовские донжуаны. - Как бы чего-нибудь не оторвала неподходящего или когтями не изодрала в клочья, эта тигра лютая!»
        Огненно-красная «Ява» Нескучаевой наводила ужас на взяточников и бюрократов, поскольку Антонина имела обыкновение появляться в самый неподходящий момент.
        Рассказывали, как однажды, без уведомления, войдя в кабинет некоего большого строительного начальника, она застала того за получением толстой пачки крупных купюр из рук бригадира шабашников. То, что было дальше, напоминало кадр из фильмов Альфреда Хичкока. Вскипев от негодования, Нескучаева так грохнула хозяина кабинета по макушке подвернувшимся под руку проводным телефоном, что бедный строитель коммунизма потом целых две недели не мог брать взятки. А ещё был случай в ГОРОНО… О-о-о! Там было такое!.. Впрочем, уже предыдущего примера достаточно, чтобы можно было понять - лучшую кандидатуру комиссара для работы с кулачеством райкому, и в самом деле, едва ли можно было бы найти.
        * * *
        Глава 3
        в которой комиссарша Тоня героически «перековывает»
        «заблудшего мироеда» Колотушкина
        Направляясь в Прошмыркино, Антонина чувствовала себя активисткой памятных двадцатых голов, засылаемой во враждебное кулацкое гнездо. Когда она подрулила на «Яве» к аккуратному штакетнику, окружающему притаившееся в тени огромной липы «логово контрреволюции», то очень пожалела, что в кармане её кожанки нет хотя бы завалящего нагана. Лишь перешагнув порог «логова» и, окинув взглядом интерьер горницы, она сразу же поняла, что политическое чутьё её не подвело и на сей раз. Прямо с порога ей в глаза бросился предмет религиозного культа - икона, являющая собой изображение некоего кавалериста, который пронзал своим копьём поверженное пресмыкающееся. Рядом с иконой красовался портрет грозного старца с седыми усами, в казачьей папахе, черкеске, при сабле и георгиевских крестах. «Белогвардеец - не иначе!» - молнией пронеслось в голове Тони. Из другого угла с полотнища чёрного (не махновского ли?!) знамени на неё скалился череп со скрещенными костями и девизом анархистов.
        На шее хозяина, не бритого, по меньшей мере, месяц, болтался массивный серебряный крест. Для полноты картины не хватало только ведёрной сулеи самогона, граммофона, исполняющего «Боже, царя храни!» и обреза трёхлинейной винтовки.
        Заметив у порога незваную гостью, Фёдор, бегая между печью и столом, ничего по этому поводу не сказал, только как-то непонятно хмыкнул. А на гордое «здрасьте…» визитёрши, достойное Овода, стоящего на расстреле, лишь молча мотнул головой. Тем не менее, обрез из-за косяка, доставать не стал, а всё также молча указал Нескучаевой на табуретку рядом со столом.
        Стол на глазах быстро украсился наваристыми щами и другой, не менее аппетитно пахнущей снедью. И только тут Антонина вспомнила, что сегодня с утра вообще ничего не ела, за исключением крохотного бутербродика и стакана чая, выпитого в райкомовском буфете. Глядя на стол, она вдруг почувствовала, как нестерпимо засосало под ложечкой. Но в ней тут же проснулось её идеологическое самосознание, которое категорично запротестовало: «Ты что, с ума сошла? Ты забыла к кому и зачем приехала? Неужели ты сядешь за один стол с классовым врагом?! Позор!!!» Но в комиссарше Тоне тут же проснулось и другое «я», обычное, житейское, которое деловито рассудило: «Сядь и поешь, дурёха! Ты что, мечтаешь заработать язву желудка? Давай, давай, не выпендривайся!..»
        Колотушкин, оглянувшись и, увидев, что его странная гостья стоит вкопанным столбом, не сдвинувшись и на миллиметр, подошёл к ней и, взяв за руку, усадил на табурет, после чего сунул в руку алюминиевую ложку.
        - Ешь! - сердито приказал он.
        Будучи наслышанной, что сумасшедшим лучше не перечить, и тогда они ведут себя миролюбиво (а в том, что Колотушкин «тронутый» Нескучаева не сомневалась и минуты - может ли в здравом уме человек пролетарского происхождения податься в мироеды?!) она зачерпнула щей из расписной, глиняной миски. Опасливо поглядывая на огромный нож, именуемый в деревнях «свинорезом», которым кулак Колотушкин нарезал ломтями хлеб, Тоня отважилась попробовать содержимое ложки. К её величайшему удивлению, ни стрихнина ни цианистого калия в щах не оказалось! А вот сами-то щи оказались на редкость вкусными.
        Уже не думая о каких-либо идеологических издержках, Нескучаева с неожиданной для себя энергией приступила к еде. Чтобы хоть как-то завязать разговор и, тем самым начать идеологическую работу, Антонина похвалила кулинарные таланты Фединой супруги. Однако реакция хозяина на её слова была несколько неожиданной. Фёдор насупился, как грозовая туча, и коротко буркнул, что женат отродясь не был.
        - …А на ком жениться? На бабке Василисе, что ли? - саркастично поморщился он. - Наши невесты по городам за весёлой жизнью разбежались. Сама-то, небось, деревенская? О-о-о! Тогда - чего и спрашивать?
        Желая как-нибудь сгладить возникшую неловкость, Тоня попыталась обернуть сказанное в шутку:
        - Ну, раз нет деревенских - брал бы городскую.
        - Городскую… - растирая на щеках сантиметровую щетину, Фёдор невесело усмехнулся. - Да городских в нашу грязь палкой не загонишь. Это одно. Так её ещё надо поехать сыскать где-нибудь. А когда? Я уже лет восемь из трактора не вылезаю, без выходных и отпусков…
        Слушая его, Антонина почувствовала: вот он, подходящий момент, чтобы перейти к вопросам о причинах дезертирства Колотушкина из рядов честных колхозных тружеников в контрреволюционные кулацкие элементы. Но он сам опередил все её вопросы, рассказав о своём конфликте с председателем колхоза. Слушая его, Нескучаева была ошеломлена этим повествованием.
        «Как же так?! - думала она, слушая Федю. - Неужели Неронов способен на столь бессовестное издевательство над людьми? Внешне - такой интеллигентный, отзывчивый… С какими пламенными речами постоянно выступает на партхозактивах! Всегда так много говорит о том, как заботится о своих людях. А на деле-то, оказывается, он - хам, жулик и бюрократ!..»
        И тут она снова пожалела, что у неё нет нагана.
        - Да за это, - стукнув ложкой по столу, вскипела Антонина, - Надо к стенке - без суда и следствия!!!
        - Ну, ты даёшь! - Фёдор громко рассмеялся. - Если всему нашему начальству воздавать строго по «заслугам», то у нас и в районе, и во всей области мало кого к стенке ставить не придётся. Ты, прямо, как с луны свалилась! Вон, возьми Хапкина, преда колхоза «Вперёд к достижениям». Да весь район знает, что он в прошлом году пол-урожая пустил «налево», а деньги себе в карман положил. Ну, понятное дело, с «кем надо» поделился. И каждый год он так делает. Возьми Макашкина - директора совхоза «Правда». Этот себе уже вторую виллу под боком у областного начальства строит. Оно, что, ничего этого не видит? Примеры ещё нужны? Кстати, ты из каковских будешь-то?
        - В смысле? - несколько растерялась Антонина.
        - Ну, из магов, там, или журналистов? - подвигая ей тарелку с жарким, поинтересовался Колотушкин. - У меня тут, почитай, через день гости бывают. Вот, на днях, приезжали двое из областного Союза пожизненных холостяков, называется «Кремень». Предлагали к ним записаться, мол, раз уж до тридцати с бабьём не связался - нечего и связываться. Давай к нам!
        - Ну а ты? - Тоня с любопытством взглянула на своего собеседника. - Согласился?
        - Ага, прямо так к ним и поспешил! - Фёдор иронично усмехнулся. - Дурью они маются - что тут ещё скажешь? А сегодня утром была целая команда этих…Как их? Фелимисток, что ли? - наморщив лоб, попытался припомнить он.
        - Может быть, феминисток? - подсказала Нескучаева.
        - Во-во! Они самые. Привезли сюда своё молодое пополнение, чтобы показать на деле, что мужики, по своей сути - бездельники, бичи, бомжи, грязные отбросы. Ну, зашли ко мне, огляделись, потоптались… Как видно, поняли, что в наглядные пособия я не гожусь, развернулись, и - ходу! Обломилась у них агитация… Вот я и подумал, что ты тоже из этой их «Синей розы».
        Помявшись, Антонина сказала первое, что ей пришло на ум:
        - Нет, я… Я из… Из «Красной гвоздики» - придумала она на ходу.
        - А это что за шарашка? - недоумённо воззрился Колотушкин.
        - Это… Это, как бы, движение за всеобщую справедливость, - продолжая фантазировать, дала пояснение Тоня. - Просто, хотела узнать: как тут у вас насчёт справедливости?
        Она пока что решила не говорить, кем является на самом деле, и для чего приехала в Прошмыркино - об этом сказать никогда не поздно. А то… Кто его знает, как этот, в общем-то, нормальный сельчанин, который оказался и понимающим, и гостеприимным, отреагирует, услышав, что его гостья - сотрудница райкома партии? В ходе разговора Антонина тонко намекнула Фёдору, что была бы не против приехать к нему как-нибудь ещё раз. С ходу уловив суть намёка, Колотушкин тут же уведомил, что он, в общем-то, возражать не стал бы абсолютно.
        Уезжая из Прошмыркина, Антонина в дороге осмысливала итоги своего первого визита. «Страшный мироед» Колотушкин таковым больше уже не казался. А если бы его ещё и побрить, да приодеть поприличнее… Был бы парень - о-го-го! Впрочем, это уже не по её части. Нет, нет, нет! Её задача совсем другая. Она должна стать для него, своего рода, духовным наставником. Ей нужно переломить в сознании совсем ещё недавно добропорядочного колхозника пагубные, про-кулацкие настроения, намерение стать единоличником. И эту задачу ей следует выполнить с честью! Пусть он не знает, кто она на самом деле. Пусть! Но под её ненавязчивым, товарищеским воздействием, Фёдор должен будет не только отречься от своих опрометчивых намерений стать фермером, а ещё и принять решение добровольно вернуться в лоно безмятежно-счастливой колхозной жизни. Правда, сначала придётся как следует «прополоскать» на бюро Неронова за его нечистоплотные проделки.
        «Первый», которому Тоня обрисовала итоги своего первого визита в самых оптимистичных тонах, весьма положительно оценил её работу и порекомендовал активнее двигаться в избранном направлении.
        - …Хорошо было бы, ежели бы он не только от своего фермерства отрёкся, но об этом ещё и сообщил в нашей районке. Вроде, как бы, покаялся, чтоб весь район об этом знал! - директивно утыкал он пальцем в потолок кабинета, даже не подозревая о том, как скоро каяться придётся ему самому.
        И именно по причине того, что «душеспасительницей» Колотушкина он назначил Антонину. Энергичное повествование Нескучаевой о чрезвычайно некрасивых поступках Неронова, о его нечистоплотности и хамстве, он прервал не менее энергичным хлопком ладони по столу.
        - Тоня, ты под кого это вознамерилась копать? - строго прищурился Рубакин, измерив взглядом Нескучаеву. - Ты запомни, что Неронов - это фигура. Один из наших правофланговых коммунистического строительства на селе. Соображаешь? Так сказать, маяк, на которого все должны равняться. И с чего это видно, что именно он виноват? Кто ведёт учёт рабочего времени и вспаханных гектаров? Правильно, учётчица. Вот с неё мы и спросим!
        Одолеваемая противоречивыми чувствами, Антонина покинула начальственный кабинет. Ей очень не понравилось то, как первый секретарь «перевёл стрелки» с Неронова на простую учётчицу, которая, якобы, виновна в махинациях с учётом трудодней. Из-за этого в душе она ощутила какой-то неприятный внутренний раздрай. Однако усилием воли Нескучаева подавила в себе негативные настроения, стараясь думать только о том, как высоко «первый» оценил начало её работы в Прошмыркине. Поэтому, окрылённая доверием старших товарищей, она с жаром продолжила порученную ей миссию.
        Обещанное ею Колотушкину приехать «как-нибудь ещё» наступило уже на следующий день. Едва из-за горизонта показался тонкий, красноватый край солнца, у Фединой калитки, басовито урча мотором и, тонко пискнув тормозами, остановился мотоцикл. Колотушкин выглянул из-под трактора, и сразу же узнал вчерашнюю «Яву» и её хозяйку. Войдя во двор, Антонина поздоровалась с ним как со старым знакомым и поинтересовалась, чем он сейчас занят.
        Колотушкин, ничем не выдавая своего удивления столь ранним визитом, к её удовольствию охотно ответил на все заданные вопросы, показав себя очень занятным, к тому же, остроумным собеседником. Его вчерашней угрюмости как не бывало. Под звяканье гаечных ключей они долго беседовали о преимуществах и недостатках различных систем земледелия. Антонину, пару лет назад закончившую агрофак сельхозинститута, эрудированность Фёдора по самому широкому кругу хозяйственных вопросов очень удивила. Она даже спросила, когда и какой институт он заканчивал.
        Колотушкин рассмеялся и пояснил, что десять лет круглосуточной работы в поле стоят академии. Когда же он, наконец-то, закончил ремонт и выбрался из-под своего «Волгаря», Нескучаева сразу же отметила, что её, так сказать, подопечный со вчерашнего дня разительно переменился. Щетина на лице была тщательно сбрита, синий рабочий комбинезон старательно отстиран и наутюжен. Холодноватый утренний ветерок разносил приятный, терпкий запах «Шипра».
        «Ага! - внутренне возликовала Нескучаева. - Наш вчерашний разговор уже начал давать свои плоды. Видимо, Колотушкин, всё же, задумался о пагубности своего фермерства и, в качестве первого шага, решил расстаться со своей кулацкой щетиной!».
        Присев на лавочку под развесистой вишней, густо усеянной ещё зелёными завязями, Антонина завела разговор о том, что все ли правильно понимают сущность справедливости. Вот, например, Федя ушёл из колхоза. Да, с ним там поступили несправедливо. Но ведь и он, уйдя из сельхозартели, вольно или невольно, вынудил оставшихся в бригаде тянуть куда более тяжёлую лямку. Можно ли это считать справедливым по отношению к ним?..
        Нескучаева очень опасалась, что Колотушкин, почуяв в её словах какой-то подвох, сразу же оборвёт разговор и укажет ей на дверь. Но тот к философствованиям гостьи отнёсся очень даже доброжелательно, и ничуть не стал критиковать высказанные ею (если сказать по совести, очень уж шаткие) доводы. Ободрённая его дружелюбием, Антонина достала из сумки целую кипу пропагандистских материалов. Тут была свежая пресса, с публикациями об успехах в деле строительства «социализма с человеческим лицом», а так же повествованиями об очередном «прорабе перестройки», который в рамках колхозно-совхозной системы достиг небывалых результатов. Были и брошюры общества «Знание», с идеологически выверенными предложениями по интенсификации сельхозпроизводства.
        При виде этой бумажной агитации Федя несколько поскучнел. Но, тем не менее, к внутреннему восторгу Антонины, вежливо перелистал предложенные ему газеты и брошюры, особо обратив внимание на статьи и абзацы, отмеченные ею красным карандашом. Пообещав, что всё это он сегодня же прочтёт, Колотушкин неожиданно предложил зайти в дом, чтоб от души «ударить по чаям». Но его гостья, вежливо поблагодарив, пояснила, что должна ехать и к другим, кто нуждается в моральной поддержке их общества «Красная гвоздика».
        - …Понимаешь, Фёдор, - уже собираясь уезжать, напоследок добавила Тоня, - нас очень беспокоит: удастся ли тебе добиться намеченного? Справедливо ли будет, если в итоге всех своих трудов ты вдруг окажешься ни с чем? Верно? Да, в колхозе недостатков хватает. Но там, в любом случае, ты не остаёшься без ничего, даже приключись неурожай. Поэтому всецело уважая твой выбор, мы, пойми нас правильно, в большей степени, за коллективные формы труда.
        - Ну, так, что ж не понять-то?! - энергично закивал Колотушкин. - Точнее, прямо ведь и не скажешь! Я и сам теперь почти уже так тоже думаю! Да-а!..
        - Знаешь, боюсь показаться тебе надоедливой… - как бы, размышляя вслух, уже у калитки заговорила Нескучаева. - Приезжаю, наверное, не вовремя, отрываю тебя от дел…
        Однако вышедший проводить гостью Фёдор, мгновенно поняв суть её мысли, перебил:
        - Тонь! Да, брось ты! Когда и в чём ты мне мешала? Да, когда захочешь - тогда и приезжай. Хоть десять раз на дню. Ты знаешь, я теперь так настроился на полную справедливость, что и слов не нахожу. Точно, точно! Даёшь, справедливость! - воздел он крепко сжатый кулак. - Рот фронт! Но пасаран!
        Услышанное столь воодушевило Антонину, что она вдруг подумала - а не приехать ли сюда и в самом деле во второй половине дня? Но, припомнив, сколько у неё всяких иных поручений и нагрузок, поняла, что разорваться никак не успеет. В самом деле! Сегодня нужно будет поучаствовать в районном слёте филателистов, нужно будет выступить на районном совещании профсоюзников, потом в нескольких школах обсудить моральный облик комсомольца, в свете решений последнего пленума ЦК, обязавшего молодёжь активнее участвовать в перестроечных процессах… И хотя она сама толком не представляла, что конкретно могла бы во имя перестройки делать эта самая молодёжь, тем не менее, заранее настраивалась не менее чем на полуторачасовую речь…Там главное - что? Выйти на трибуну и начать выступление, а потом - неси всё, что на ум идёт. Слушать-то всё равно никто не будет. Кто-то сразу же задремлет, кто-то будет читать «забугорный» детектив, а кто-то - травить с соседями анекдоты.
        Прыгая на ухабах в седле «Явы», Антонина с удовольствием предвкушала момент доклада «первому» о первых, реальных шагах в деле идеологического перевоспитания мироеда Колотушкина. И предчувствия её не обманули. Правда, Рубакина на месте не оказалось - спозаранок он уехал на бюро обкома «получать кренделей» за избыточное число осечек и проколов в работе райкома. Однако и второй секретарь Канарейкин оценил итоги поездок Нескучаевой в Прошмыркино в чрезвычайно лестных тонах.
        Стоило бы отметить, «второй» даже внешне был прямой противоположностью «первого» - прямоватого, грубоватого и, как язвили недруги, «мужиковатого». Рубакин носил мешковатые ширпотребовские костюмы, курил «Беломор» и жил строго по партийному уставу. Поговаривали, что «первый», даже когда ложится спать, всегда кладёт устав под подушку. Канарейкин же предпочитал костюмы хотя и строгого, «партийного» фасона, но с прицелом на текущую моду. Он всегда источал ароматы дорогих, импортных одеколонов, а его манеры в общении с молодыми сотрудницами райкома и партактивистками были достойны завсегдатая великосветских салонов.
        Стареющий ловелас уже давно «точил коготки» на «Тоньку-идеалистку», как про себя он её именовал. Но, к его досаде, Антонина, казалось, совсем не замечала проявляемых в её адрес знаков внимания и намёков на то, что пора бы их служебные отношения перевести в более горизонтальную плоскость. Тем не менее, Канарейкин не терял надежды одержать очередную «победу», коих в его довольно бурной биографии было изрядное множество.
        Радужный, оптимистичный доклад Нескучаевой он выслушал очень внимательно, и не поскупился на комплименты, способные, по его мнению, растопить самое тугоплавкое женское сердце. Заметив, что его слова, наконец-то, как будто, начали достигать своей цели, Канарейкин, как бы про меж делом, вдруг поинтересовался - а не будет ли Тонечка против, если он однажды составит ей компанию до Прошмыркина.
        - У меня ведь тоже есть «Ява», - слащаво подмигнул он, отчего Нескучаева в этот момент вдруг ощутила что-то наподобие лёгкой тошноты. - Застоялся в стойле конь…
        Приосанившись, с приятной миной на лице, Канарейкин осклабился в ожидании ответа. Но, как видно, свои познания загадочной женской натуры он слишком уж переоценил. Фамильярно-игривое «Тонечка», вопреки его ожиданиям, подействовало на Нескучаеву как жужжание докучливой июльской мухи. Её сияющая улыбка моментально сменилась на колкую усмешку, и уже своим обычным, «комиссарским» тоном, она вежливо, но едко парировала:
        - Извините, Анатолий Юрьевич, но я езжу слишком быстро, и поэтому, боюсь, вам за мной не угнаться.
        Обозлённый её неуступчивостью («Ну что ты всё ломаешься, что дурой-то прикидываешься?!!») Канарейкин, тут же приняв «государственно»-озабоченное выражение лица, как можно строже и суше поинтересовался, как часто «товарищ Нескучаева» планирует курировать Колотушкина, и когда ею намечена следующая поездка. В ответ Антонина лишь пожала плечами.
        - Этот вопрос я хотела бы согласовать с Георгием Максимовичем. Но, в любом случае, вероятнее всего, поеду туда не скоро.
        Это «не скоро» состоялось уже на следующий день. Когда Нескучаева подруливала к уже знакомой калитке, навстречу ей со двора выбежал здоровенный кудлатый барбос гиеноподобной масти с разными по величине ушами. Даже опытный кинолог вряд ли смог бы определить с первого взгляда, сколько же пород смешалось в этом творении свободной собачьей любви.
        Вместо того, чтобы злобно залаять и накинуться на нарушительницу его собачьего покоя, пёс громко зевнул, завилял хвостом и, как заправский попрошайка, вопросительно вытянул морду, принюхиваясь к карманам гостьи. На его счастье в одном из них завалялась карамелька. В это время из дома вышел Колотушкин.
        - Бич, ко мне! - громко приказал он, и обеспокоенно спросил, не укусил ли пёс Тоню.
        Та, погладив барбоса по голове, поспешила успокоить Фёдора, уведомив, что его Бич - пёс хоть куда, под стать хозяину, несмотря на несколько странную кличку.
        - Так, бродяг-то в народе всегда зовут «бичами», - выйдя со двора, пояснил Колотушкин. - Да, он ко мне только вчера приблудился. Вечером откуда-то пришёл. Прогонять его не стал - пусть живёт! Что я ему, куска хлеба не найду?.. - снисходительно махнул он рукой.
        Уже по-приятельски поздоровавшись, Фёдор и Антонина вновь присели под той же вишней, и продолжили свои политико-воспитательные беседы. Излагая Колотушкину заранее заготовленные пассажи о преимуществах коллективного хозяйствования, Нескучаева нарадоваться не могла на своего подопечного. Он с самым внимательным, с самым серьёзным видом внимал её рассуждениям, иногда кивая головой, и даже вставляя пару слов в контексте услышанного.
        «Наши бы бараны, агитаторы и пропагандисты, умели так слушать! - мысленно воздыхала Антонина. - А то ты им - про политику партии на современном этапе, а они - в «балду» играют и обмениваются сплетнями…»
        Как и вчера, уезжая, она оставила кипу агитационных материалов, имеющих, как ей казалось, мощный идейный заряд, способный направить заблудшую Федину душу на путь истинный, после чего отбыла в совершеннейшем убеждении, что до возвращения Колотушкина в колхоз - уже рукой подать.
        Но при этом, одновременно, где-то глубоко-глубоко в душе у неё вдруг зародилось сомнение: а так ли уж надо возвращаться Фёдору в колхоз? Он ведь не в банду же какую-нибудь записался, и грабить никого не собирается! Ну и что тут такого, если он без указок Неронова будет самостоятельно пахать землю, сеять, убирать урожай?..
        Однако вовремя вспомнив о том, что она - «боец партии», который направлен на «идеологический фронт», Антонина вовремя искоренила в себе это мелкобуржуазное сюсюканье. «Надо быть как Корчагин! - решила она. - Не щадить ради идеи ни себя, ни других!..»
        «Первый», которому на бюро удалось успешно отбиться от светившего ему «строгача с занесением», что могло означать очень скорое прощание со своей теперешней должностью, Нескучаевой остался очень доволен. Он порекомендовал усилить натиск и, отложив все иные дела, не считаясь со временем, «добить врага решительным ударом». Как ему уже не раз сообщали с мест директора и парторги хозяйств, чуждые социализму фермерские настроения начали охватывать всё новые и новые сёла района. Поэтому публичное отречение Колотушкина было бы как нельзя кстати.
        Очередной визит Антонины в Прошмыркино состоялся в полдень. С утра у неё были неотложные дела в подшефной школе. Едва освободившись, она, даже не завернув домой, помчалась по синеватой глади новенького «с иголочки» шоссе. Потом асфальт закончился, начались кучи щебня, рытвины… Здесь, чадя выхлопными трубами и, натужно гудя, работала дорожная техника. Ну а дальнейший, оставшийся путь, как и обычно, походил на полосу препятствий.
        Колотушкин, только что прибывший с поля, где культивировал пары, уже успел искупаться в узковатой, но глубокой Карасихе, и готовился к обеду. Он как будто заранее предчувствовал момент прибытия Антонины - стол, поставленный им под вишней, был накрыт на двоих.
        За обедом Антонина, не удержавшись, спросила Колотушкина о том, как же ему удалось уберечь посуду от проделок совсем недавно буйствовавшего в его доме полтергейста. Фёдор, глядя куда-то в сторону и, едва сдерживая смех, пояснил, что его полтергейст - парень был толковый, поэтому бил и ломал в разумных пределах, лишнего не трогая.
        Сразу после трапезы состоялась их, ставшая уже привычной, идеологически-воспитательная беседа. Как и всегда, Фёдор слушал свою наставницу с неослабевающим вниманием. Он полностью соглашался со всеми её доводами, выводами, заключениями, внимательно изучал всё, что она ему оставляла. Но… К огорчению Антонины, этим всё и кончалось. За прошедшие дни Колотушкин ни разу не встретился с Нероновым, о чём тот уже пару раз довольно сердито говорил с ней по телефону. Более того, во время каждого своего последующего визита Нескучаева замечала, что у Фёдора появляются всё новые и новые доказательства бесплодности прилагаемых ею усилий. Однажды она заметила добытую им, скорее всего, на свалке металлолома, борону. Потом вдруг появились новые лемеха, потом - новые культиваторные лапы… Это Тоню выбивало из равновесия, но она надежды не теряла, и собиралась бороться с кулацкими настроениями Колотушкина до победного конца.
        Незаметно пролетела неделя её идеологической работы. Потом - другая…Фёдор в колхоз не возвращался, и, в тоже время, настойчиво приглашал Антонину приезжать ещё и ещё, уверяя её в своей приверженности идеям «Красной гвоздики». «Первый», так и не дождавшись долгожданного публичного отречения Колотушкина от фермерства, всё чаще и чаще устраивал Антонине не самые вежливые разносы. Он уже подумывал о замене Нескучаевой более опытным идеологическим работником. Но, перебрав в памяти возможные кандидатуры, с огорчением был вынужден констатировать, что другие, в сравнении с Антониной, и вовсе будут «не пришей кобыле хвост». Кто из райкомовских «сидельцев» согласится ежедневно мотаться к чёрту на кулички - в Прошмыркино, чтобы там разводить беседы с этим упрямцем Колотушкиным? А если кого и заставить из-под палки, то какого-либо результата ждать вообще не стоит.
        Справедливости ради, стоило бы сказать, что вояжи Антонины в Прошмыркино совершенно бесплодными назвать было бы неверно. Её ежедневные появления у дома Колотушкина дали богатую пищу деревенским сплетницам. Её мотоцикл, стоящий у Фединой «фазенды» (как прозвали его дом знатоки латиноамериканских сериалов) с некоторых пор стал как бы частью местного пейзажа. И если Нескучаева в обычное время по каким-либо причинам не приезжала, Федины односельчане, проходя мимо его двора, удивлённо озирались по сторонам - а чего ж это «горожанки в кожанке» нынче нет?. Саму же Тоню ждали всё новые и новые разочарования.
        Шла середина третьей недели. В очередной раз подъезжая к Прошмыркину, Антонина ещё издалека заметила рядом со двором Колотушкина что-то большое, кирпично-красного цвета. Её сразу же охватили недобрые предчувствия, когда в этом «что-то» она опознала комбайн. Фёдор, напротив, был оживлён и весел.
        - Вот! - радостно он указал на своё приобретение. - Немного подлатать, и - пойдёт, как новенький. Жатку мне уже пообещали. Кстати, ты не знаешь, у кого есть лишний подборщик?
        И тут Нескучаева со всей беспощадной определённостью вдруг поняла: все её усилия были напрасны. И в этот миг она, буквально, возненавидела окончательно сформировавшегося кулака-мироеда Колотушкина.
        - Значит, в колхоз ты уже не вернёшься… - изо всей силы сдерживая обиду, констатировала она.
        Окинув её внимательным взглядом, словно увидев впервые, Фёдор отрицательно качнул головой.
        - Добровольно возвращаться в рабство к Неронову, чтобы он снова начал вытирать об меня ноги? Ну, что ты! Сняв ошейник, снова надевать его уже не захочешь. Не-е-е-т!
        - Ну, тогда, всё! Мне сюда ездить больше не за чем. Прощай! - уже не тая горечи, заговорила Нескучаева. - Спасибо за гостеприимство. Да-а… Дела! Я только одного понять не могу: почему же ты мне сразу не сказал об этом, а просил приезжать почаще? Что, играл со мною в кошки-мышки? Тебя забавляла дурочка, которая уговаривала вернуться в колхоз? Выходит, ты слушал меня, и в душе смеялся надо мной? Да? Ну, скажи, скажи, для чего тебе нужно было столько времени водить меня за нос?! А-а-а, догадываюсь! Ты, наверное, знал заранее, что я из райкома? Знал?
        - Знал… - Фёдор насупился, и вдруг вновь стал тем угрюмым типом, каким она увидела его впервые. - Уж, такое трепло, как Аврорский, да не разболтает?!..
        - Понятно… - Тоня сквозь выступившие слёзы саркастично рассмеялась. - А я-то думала…
        Но он договорить ей не дал.
        - Так, выходит, ты столько времени гоняла сюда по кочкам только для того, чтобы на моей шее снова повис нероновский хомут? - в глазах Колотушкина сверкнули искры. - Эх, ну и дурак же я! Ой, дура-а-а-к!!! Размечтался идиот о…
        Он запнулся, швырнул оземь пригоршню гаечных ключей и, не оглядываясь, быстро зашагал к дому.
        - А ты… Чего ты от меня ждал? - крикнула она ему вслед, вдруг начав о чём-то смутно догадываться, отчего её сначала бросило в жар, а потом в холод.
        Дав газу, она безжалостно погнала мотоцикл восвояси. Рискуя разбиться вдребезги, Нескучаева во весь опор мчалась на «Яве» по ямам и рытвинам. Её внутри жгло и раздирало - какой конфуз, какой провал! Что же теперь она скажет «первому»? А Канарейкин? На днях он снова подкатывал к ней насчёт совместной поездки в Прошмыркино, с пикником у скирд соломы. Вкрадчиво, витиевато жестикулируя, он по секрету сообщил, что, будто бы, слышал от «первого» нечто очень важное. Якобы тот, в случае успеха идеологической миссии Нескучаевой, собирается назначить её заведующей отделом. И он, Канарейкин, мог бы это, так сказать, ускорить.
        - …В полном соответствии с нынешней эпохой укореняя, Тонечка, - барски хохотнул он, добавив, что, разумеется, служебный взлёт в известной мере будет зависеть также от её «понимания» и, понятно какой, взаимности.
        Едва не послав его к чёрту, Антонина ответила куда более обтекаемо и дипломатично, в очередной раз разочаровав и расстроив «старшего товарища». И вот теперь, после такого фиаско - о каком служебном росте может идти речь? Ёлки-палки! Как бы не получилось с точностью до наоборот… Ой, а что теперь начнётся в райкоме!.. Можно себе только представить, как завтра будет хихкать зануда Каргина из сельхозотдела! А как будут злорадствовать все эти бездельники и бездарности, окопавшиеся в общем и финансовом отделах! Впервые райком Антонине вдруг показался чужим и враждебным.
        И тут снова вспомнился Колотушкин, вспомнились и его последние слова. Что он имел в виду, сказав «размечтался»? О чём это он мог размечтаться?
        «Да, здорово я с ним опрофанилась! - подумалось Нескучаевой, но уже безо всякой злости. - Значит, с самого начала он прекрасно знал, что я из райкома, и разыгрывал из себя святую простоту! Надо же…И чего ради? У него, что, на меня были какие-то виды? Хм-м-м, однако…»
        И вновь в ней проснулись сомнения. Ей вдруг за себя стало стыдно. А в чём он, собственно говоря, виноват? Сама навязалась ему со своей идейной болтовнёй, отнимала время, забивала ему голову всякой чепухой… А ведь он, между прочим, ни разу ей не выказал даже тени недовольства или неприязни, ни разу ни в чём не упрекнул, неизменно был вежлив и тактичен.
        «Вот, дубина-то бестолковая! - чувствуя, как внезапно запылали щёки, мысленно ругнула себя Антонина. - Если по совести, то какой же я, наверное, выглядела дурой, когда рассусоливала про всякие эти перестройки и ускорения!»
        А ещё в душе её очень мучило то, что, вольно или невольно, сама того не желая, она, как бы, обнадёжила Колотушкина в чём-то очень личном. В чём именно? В этом ей было неловко признаться даже самой себе.
        «Ну, что ты финтишь? - Нескучаева мысленно вновь осекла саму себя. - Ты, что, всё это время, и в самом деле, моталась к нему в глухомань только из чисто идеологических и карьеристских соображений? Тогда, какого чёрта и накрашивалась, и кокетничала перед ним? И тебе, между прочим, нравилось то, как он на тебя смотрит. Нравилось, нравилось - не отнекивайся! Самой мозги надо было включить вовремя, чтобы потом не обижаться и не разочаровываться!»
        Всё дальше уезжая от Прошмыркина, Антонина всё больше и больше начинала понимать: обманывать себя не стоит. И ей сейчас муторно не только от провала своей «комиссарской» миссии, но и оттого, что Фёдора, скорее всего, она больше уже не увидит. Ни-ког-да… А жаль!
        Кстати, а что он делает сейчас? Сидит дома, обиженный и злой, обманутый и ею, и своими надеждами? Так, ведь, наверное, и помешаться недолго? В памяти Антонины всплыл один давний случай, как её односельчанин, отвергнутый своей избранницей, потерял рассудок, и в горячке свёл счёты с жизнью. Антонина резко ударила по тормозам, и мотоцикл, проюзив колёсами по щебёнке, остановился на обочине. Она вдруг сообразила, что ведь и Федя, судя по его реакции и выражению лица, вполне может оказаться «на грани». Да-а-а, между прочим! Запросто!
        Нет, если смотреть на подобное развитие событий с позиций райкома, то кое-кому, случись Колотушкину, и в самом деле, покончить с собой, это стало бы, просто, настоящим подарком судьбы. А то ж! Тогда бы в районке, во всех деталях, расписали бы про «бесславный конец кулака-мироеда», а Нескучаеву, гарантированно, даже без ходатайства Канарейкина, назначили бы завотделом. Но - Боже мой! - какой же это было бы гнусной низостью… Нет, нет, этого допустить никак нельзя!
        - Вот, нелёгкая тебя побери! - Антонина круто развернулась в обратную сторону. - Как бы и этот не наделал глупостей. Хоть бы уж успеть!..
        Взревел мотор, и «Ява» в лихорадочной спешке помчалась обратно в Прошмыркино.
        …Ничем не объяснимый двухдневный прогул Нескучаевой породил в стенах райкома массу самых разных слухов и кривотолков. Зная её, как весьма педантичную и исполнительную аккуратистку, никто, вообще, даже предположить не мог, куда она делась. Её, просто, вдруг не стало! Вот, в очередной раз она уехала в Прошмыркино, и - словно растворилась в воздухе. Заворг, созвонившись с прошмыркинским сельсоветом, только и смог выяснить, что - да, поза-позавчера сотрудница райкома на своей «Яве» в селе появлялась - мотоцикл стоял у «фазенды» на своём обычном месте. Были и свидетели того, как Нескучаева, вроде бы, повздорив с Колотушкиным, уехала взвинченная до предела. А куда - кто его знает?
        Кроме того выяснилось, что у себя дома за эти же последние два дня Нескучаева не появлялась вообще - соседи лишь разводили руками. В больницу и морг она не поступала. Звонить в КПЗ и вытрезвитель не решился даже Канарейкин.
        Ввиду полной неясности ситуации, среди райкомовцев циркулировало множество версий о причинах исчезновения Антонины, которые можно было бы разбить на три основные группы: бредово-фантастические, криминально-детективные и лирико-романтические.
        Обладатели неумеренно буйной фантазии уверяли, что Нескучаеву во время своего второго пришествия похитили инопланетяне, и увезли на тарелке прямо с мотоциклом в далёкую Тау-Китянию. Любители Конан-Дойля, Юлиана Семёнова и братьев Вайнеров были твёрдо уверены в том, что инструктора райкома зверски убил кулак Колотушкин. Ну а поклонницы «розовых» романов какой-нибудь Джудит Макнот шептались по углам о том, что под влиянием прошмыркинской чертовщины Антонина идейно переродилась, вышла замуж за богатого иностранца, каковых сейчас в Прошмыркине - как «собак нерезаных», и «свалила за бугор»…
        Рубакин, которого происшедшее с его сотрудницей озадачило чрезвычайно, в наибольшей степени склонялся к криминально-детективной подоплёке случившегося. Да и большинству районного прокурорского и милицейского руководства эта версия казалась наиболее реалистичной. Тем более, что, якобы, даже нашлись очевидцы, которые доподлинно точно видели, как умирала Нескучаева. По их рассказам, озлобленный проводимой среди него агитационной просветительской работой куркуль Колотушкин пырнул бедолагу ножом, и столкнул её в колодец.
        Однако другие всезнаи яро отстаивали вариант убийства топором. Они даже уверяли, что жертва наймита мировой буржуазии перед своей славной кончиной успела крикнуть: «Да здравствует ленинская партия!», тогда как их оппоненты слышали несколько иное: «Долой международный империализм!». Пела ли она перед смертью «Интернационал» - утверждать не брался никто.
        Для уточнения криминально-детективной версии, сразу же после звонка из района, к Колотушкину нагрянул участковый. В этот момент Фёдор с упоением возился со своим комбайном, натягивая ходовые ремни. Подкашливая в кулак и, смущённо отводя глаза в сторону (всё же, друзья детства!), старший лейтенант Затверделов, чуть запинаясь, поинтересовался: не знает ли гражданин Колотушкин, где в данный момент может находиться гражданка Нескучаева? Ошарашенный столь простодушно-нелепым вопросом, Федя сразу даже не нашёлся, что сказать в ответ. Впрочем, секунду спустя некоторый столбняк пережил и сам участковый, поскольку к нему из-за комбайна вдруг вышла… гр. Нескучаева собственной персоной. Вытирая руки ветошью, Антонина спросила участкового, а кому она, собственно говоря, понадобилась?
        Потрясённый явлением внезапно воскресшей инструкторши райкома, Затверделов, растерянно хлопая глазами («Ёкарны бабай! Вот и скажи, что тут не замешана нечистая сила!»), наспех извинился и, не прощаясь, быстро покинул двор Колотушкина. Выйдя за пределы Фединой усадьбы, участковый огляделся по сторонам и украдкой, торопливо трижды перекрестился. О Нескучаевой и её комиссарском характере он был очень даже наслышан, и поэтому то, что из комиссарши она вдруг стала фермершей, можно было объяснить лишь причинами какого-то сверхъестественного характера.
        - Вот, чертовщина! Ну, чертовщи-и-на!.. - бормотал Затверделов, с расширившимися до предела глазами, ускоренным шагом направляясь в сельсовет.
        Меньше через час после визита участкового к Фёдору и Антонине, парторг Аврорский, некогда уязвлённый недоверием райкома, прижимая к потному уху телефонную трубку, дрожащим от радости пальцем набрал номер «первого». В «кунфуцидальном» разговоре он доложил, что «собственноручно видел», как хвалёная инструкторша Нескучаева в данный момент помогает ремонтировать кулацкую технику, и даже учится водить мироедов трактор. Далее, понизив голос, Аврорский дополнил, что, по «доподлинно точным» сведениям местной «прогрессивной обчественности», «про меж ними начались всяки развратные моральные разложения на почве буржуазного загнивания».
        Поскольку Рубакин молчал, Аврорский, всё более воодушевляясь, включил голос на полную мощь:
        - …Политически сознательная часть трудящихся нашего колхоза решительно осуждает и гневно клеймит позором…
        - Ты чего там орёшь-то? - неожиданно перебил его «первый». - Ты не на трибуне, а слух у меня нормальный. Поменьше пил бы с этой самой «прогрессивной обчественностью», да побольше занимался бытом и оплатой труда механизаторов. Глядишь, ничего этого и не случилось бы!
        - Да я… - Аврорский лихорадочно соображал, что бы ответить. - Да я уже давно, Георгий Максимович, и в рот-то не беру…
        - Давно - это со вчерашнего дня? - в голосе Рубакина звучал убийственный сарказм. - Утром, спозаранок сообщили: Аврорский опять за свинарником пьяный валялся.
        - Врут! Клевета, это всё, Георгий Максимович! - у Аврорского внезапно похолодело внутри (это какая же тварь про него «накапала»?!!) - Да, мы вчера культурно отметили юбилей знатной свинарки, стахановки. Но - честное слово! - никто за свинарником не валялся! Это чья-то злостная инс-тин-нуация…
        - Да, ладно… Хватит мне «вправлять мозги»! - устало проворчал «первый». - Думаю, в колхозе уже нет такого места, где бы ты не валялся. Вплоть, до скотомогильника. Я из-за тебя за эти годы всю географию вашей деревни выучил наизусть. Передай Нескучаевой, чтобы немедленно прибыла для разговора. Тебя, наверное, тоже пригласим на бюро.
        - Хорошо, Георгий Максимович! Я - мухой! Одна нога здесь, другая - там! Только, вот что я хотел бы сказать… - Аврорский перешёл на шёпот. - У нас тут и в самом деле твориться начало невесть что. Тако-о-о-о-е!!! Не подумайте, что я свихнулся, но за свинарником лично видел троих инопланетян. Да! Зелёные, такие, с рогами… Вот, в точности такие, каких видели ещё в апреле здешние пацаны, Колька с Женькой. Эти похмельцы… Ой! То есть, пришельцы, собирались на мне опыты ставить, но я им не дался. Георгий Максимович! Что-то надо делать!.. Вот вам крест… Э-э-э… То есть, честное слово коммуниста! - он выразительно всхлипнул.
        …В райкоме запахло грозой. Канарейкину к заседанию бюро было поручено подготовить вопрос «Об исполнении уставных обязанностей коммунистом Нескучаевой», что в переволе на обычный язык с «партактивита» (особого сленга партаппаратчиков) означало: пинков и подзатыльников отвесим - мало не покажется! Все ждали бури. Обитатели райкомовских кабинетов как на поминках разговаривали скорбным шёпотом. Предполагалось, что развязка тугого узла недавних, весьма непростых и запутанных событий, будет политически и организационно ужасной.
        Однако она наступила гораздо раньше, в контексте расхожей мудрости: мы - полагаем, а Бог - располагает (даже если полагают самые что ни на есть безбожные атеисты). И в этом лишний раз смог убедиться весь состав райкома, когда его стены вновь потрясла шокирующая новость, невозможная с точки зрения здравого смысла: Нескучаева сама уволилась с поста инструктора по причине… Вступления в законный брак с мироедом Колотушкиным! От такой новости заболели самые крепкие райкомовские головы.
        Вероятно, если бы в прошлые века глава ордена иезуитов, нарушив монашеский обет, женился на сарацинке, то и это в рядах верующих не наделало бы такого переполоха, как ренегатство сотрудника райкома среди её коллег. Ахая и качая головами, они могли объяснить столь стремительное превращение недавнего общерайонного символа верности идеям партии в кулачку и мироедку - только действием нечистой силы.
        - …Уж если Нескучаева (Нескуча-а-а-ева!!!) впала в такую «ересь», то, что же было бы в этом Прошмыркине с кем-то другим?! - гадали райкомовские эрудиты на бобах, кофейной гуще, а также на ведомостях партвзносов.
        Однако вскоре всем стало ясно: замужество Нескучаевой - это всего лишь, так сказать, «цветочки». Под тлетворным (как назвал его Канарейкин) влиянием отца Артемия, будущие супруги (о, Боже… то есть, о, святая троица Маркс-Энгельс-Ленин!) решили обвенчаться!!! Гром грянул.
        …На заседании бюро царила гробовая тишина. Лишь голос докладчика, второго секретаря РК Канарейкина звенел сабельной сталью и сотрясал кабинет. Канарейкин клеймил изменницу Нескучаеву позором и предавал её партийной анафеме. Он рвал и метал, его пылающий гневом взор мог бы испепелить ренегатку. Но… Все эти «громы и молнии» были не более чем пустопорожней пальбой из пушки по воробьям - Нескучаева, проигнорировав глас партии, на бюро не явилась.
        Внимая Канарейкину, члены бюро сдерживали усмешки и потихоньку переталкивались локтями. Они уже были наслышаны о том, как совсем недавно «Толя-бабник» пытался за Антониной приударить. Но она его «обломила», как сопливого пацана, и Толе так и не довелось «отведать комиссарского тела». Своё выступление докладчик завершил пламенным призывом политически линчевать Нескучаеву, заочно исключив её из нерушимых партийных рядов, чтобы другим неповадно было.
        - Угу, - выслушав его, сдержанно кивнул Рубакин, - значит, исключить…
        - Да, Георгий Максимович! Выгнать с треском, с позором! Дать об этом большой, разгромный материал в «Трубе революции»! - Канарейкин изобразил решительный жест рукой.
        - А про это - что скажешь? - «первый» хмуро указал рукой на высокую стопу сданных партбилетов.
        В кабинете повисла гнетущая тишина: действительно, кто бы ранее мог себе представить такой политический ужас, как сознательный, преднамеренный выход из партии?! Ведь, не то, что во времена сурового Иосифа Виссарионовича, но даже при добрейшем Леониде Ильиче о подобном и подумать было бы страшно! Разве в ту пору хоть кто-то поверил бы, что однажды партбилеты начнут пачками отсылать в райком?!
        - Что думаешь, Данилыч? - нарушив стихийно образовавшуюся «минуту молчания», «первый» взглянул на старейшего член бюро РК Дзержинцева (ходили слухи, что свой билет члена ещё ВКП(б) тот получил из рук самого товарища Кобы!)
        Данилыч на вопрос Рубакина лишь грустно усмехнулся. Встав со своего места, он сказал то, о чём знали все присутствующие, но вслух признаться не решились бы даже под угрозой лишения самого святого - ежемесячного продпайка из обкомовского спец-магазина:
        - …Помните, когда наши «умники» из ЦК ввели план по приёму в партию? Что я тогда сказал? Это добром не кончится! Вот и пожинаем то, что посеяли. Мы кого напринимали? Жуликов, карьеристов, мерзавцев, по которым тюрьма плакала. А чего они к нам лезли? Да, чтобы воровать ещё больше. И этим мы оттолкнули от себя людей честных и принципиальных. А теперь времена переменились, и прохиндеи как крысы побежали с тонущего корабля. Итог закономерный! Антонину - что пинать? Тем более, заочно? Она человек нормальный, ей замуж надо, детей рожать…Правильно и сделала, что вышла за фермера - кто знает, что будет завтра?! Да и Колотушкин, я слышал, мужик - дельный, серьёзный, стоящий. Вот его надо было принять в партию, и поставить вместо алкаша Аврорского. А то и вместо пустоцвета Неронова, который и держится в кресле лишь за счёт свояка в обкоме! Об этом все знают, да только пикнуть боятся…
        Суровое выступление Данилыча райкомовцы выслушали с таким видом, словно их окунули в ледяную прорубь.
        - М-да-а-а-а… Так, какие будут предложения по Нескучаевой? - «первый» окинул хмурым взглядом своих, мягко говоря, соратников.
        - А-а… Гм… Ну, какие? - отчего-то вдруг опять задёргался Канарейкин. - В своём докладе я предложил её исключить… - промямлил он.
        - Ну, давай, исключим - её, потом - пятого, десятого… Сам-то завтра куда пойдёшь? - прищурился Рубакин.
        После недолгого, но непривычно жаркого, содержательного и весьма откровенного обсуждения, не без учёта мнения Данилыча, была принята резолюция, совершенно не похожая на заготовленную заранее Канарейкиным: «…Учитывая трудное положение в партии и, в связи с предстоящим сокращением партаппарата, признать опыт бывш. инструктора Нескучаевой А.К. положительным, заслуживающим изучения и распространения, как передовой».
        Антонина, получив по почте конверт с решением бюро, лишь рассмеялась. С некоторых пор такие, прежде - вселенского значения факторы, для неё вдруг стали малозначащим пустяком. Теперь шкала её жизненных ценностей была совсем иная, связанная с человеком, который ей стал бесконечно дорог.
        …Тем днём, примчавшись к дому Колотушкина, Тоня едва ли не опрометью вбежала в горницу и, увидев Фёдора, сидящим за столом, устало сбросила с головы каску и облегчённо перевела дух - живой! Колотушкин, подносивший в этот момент ко рту полный, гранёный стакан первача, при виде Нескучаевой окаменело замер, словно на него взглянула сама Горгона Медуза.
        Через мгновение, уже полностью придя в себя, Тоня вновь стала всё той же «мотокомиссаршей», категоричной и решительной. Строгим, непререкаемым тоном, она скомандовала:
        - Пьянку - от-ставить!
        - Е… Есть отставить! - не в силах поверить в то, что это не галлюцинация, а реальность, совершенно не понимая сути происходящего, Колотушкин растерянно кивнул.
        Он поставил стакан на стол и отодвинул его подальше, вопросительно глядя на свою гостью. А Нескучаева, сев напротив него и, подперев голову рукой, неожиданно сказала:
        - Федь, прости меня! Я была дурой. Я только сейчас поняла, что ты для меня значишь. Поэтому… В общем так! - она стукнула по столу рукой. - Я остаюсь с тобой. Навсегда! Если, конечно, ты не против…
        Хлопая глазами, Колотушкин не мог поверить услышанному: ОНА вернулась и остаётся с ним?!! Это, просто, магия какая-то! Изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расплыться в глуповато-счастливой улыбке, он судорожно сглотнул и с трудом выдохнул, разведя руками:
        - Владей! Всем! И этим - тоже! - он размашисто ткнул в себя пальцем.
        * * *
        Глава 4
        о нашествии учёных, поимке вурдалаков, триумфе и крушении
        мага Бхагхи
        В ту самую пору, когда Тоня Нескучаева ещё только начала процесс «перековки» Фёдора Колотушкина (что менее чем через месяц завершилось «перековкой» её самой и их свадьбой), на Прошмыркино, словно снег на голову, обрушилась широкомасштабная экспедиция Академии Наук СССР, возглавляемая членом-корреспондентом АН, профессором Свистуновым-Нахалевичем. Его сопровождала целая орда кандидатов и докторов, доцентов и аспирантов.
        Уже на следующий день в состав экспедиции влились колдуны, шаманы и знахари на правах экспертов по вопросам парапсихологии и биоэнергетики. Кое-кого из них профессор принял в штат на полставки старшими лаборантами и младшими научными сотрудниками. Вслед за прочими к экспедиции прибился и некий, то ли жрец, то ли авгур - этого толком он и сам не знал. Впрочем, скорее всего, он, всё же, был жрецом, поскольку обожал кушать (грубо говоря, жрать) жареную баранину в неограниченных количествах.
        Означенный жрец брался предсказывать будущее по полёту птиц и изгонять злых духов при помощи внутренностей животных. Однако когда выяснилось, что бюджет профессора не позволяет предоставлять ему ежедневно по упитанному барашку для получения орудий авгурского труда, таких, как - печень, почки и прочее, жрец от дальнейшего сотрудничества отказался.
        Экспедиция, можно сказать, вооруженная до зубов передовыми образцами ультрасовременного оборудования, на следующий же день засучила рукава, и взялась за дело, не покладая рук. Упорный труд учёных не прерывался ни днём, ни ночью. Прежде всего, было решено выяснить характер и интенсивность геомагнитных и всяких иных излучений. По всей округе тут же зашагали в самых разных направлениях доценты и аспиранты, одни из которых замеряли датчиками радиометров альфа-, бета- и гамма-излучение, другие выявляли места выхода газа радона, третьи - дейтерия и трития.
        Научные сотрудники обшаривали каждый квадратный метр, каждый предмет, каждый кустик и дерево длинными «клюшками», от которых тянулись провода к зелёным металлическим ящичкам радиометров. Другие, увешав спину и грудь какими-то плоскими серебристыми коробками портативных нейтринометров пытались обнаружить пучки глубинного торсионного излучения. Трое лозоходцев и пятеро прикреплённых к ним кандидатов наук выявляли гравитационные аномалии и выбросы недавно открытого омега-излучения, влияющего на биологические объекты.
        В тёмное время суток исследователи бродили по спящей деревне с приборами ночного видения и специальной фото- и видеоаппаратурой, способной снимать в ультрафиолетовом и инфракрасном спектрах. Они пытались достоверно зафиксировать вылазки как местных, так и сторонних ведьм, чтобы отследить траектории их полётов и динамику ионизации атмосферы в этих местах.
        Ведьмами, домовыми, лешими и кикиморами учёные занялись неспроста. Полтергейсты словно разбудили «законсервированную» в веках древнюю нечисть. Ещё до прибытия экспедиции в окрестных лесах и рощах местные жители несколько раз находили огромные, более полуметра в длину отпечатки босых ступней, похожих на человеческие. Молодые парочки, гулявшие лунными ночами, иногда замечали бесшумно мелькающие над крышами спящих домов сгорбленные силуэты каких-то старух в развевающихся одеждах верхом на метле.
        В первый же лень прибытия в село экспедиции, к профессору заявился некий молодой человек, который с таинственным видом на безвозмездной основе предложил ему (если только тот пожелает!) фотоснимок, на котором была запечатлена самая настоящая ведьма. Заинтригованный профессор ознакомиться пожелал. И вот на любительском, не очень качественном снимке, Свистунов-Нахалевич, обладая не по возрасту зоркими глазами, явно различил странную фигуру, парящую над ночным селом.
        Дрожащими от волнения руками он достал из кейса лупу и долго изучал каждую деталь фотографии, убеждаясь всё больше и больше: перед ним уникальный, возможно, единственный в мире снимок представительницы древнего племени чернокнижниц. Любезный молодой человек по просьбе профессора немедленно предоставил и негатив. Экспертиза, проведённая тут же, на месте, гарантированно подтвердила, что это не фотомонтаж. Такое многообещающее начало столь воодушевило участников экспедиции, что они с жаром начали углубляться в непознанную сферу ведьмологии.
        Ночными исследованиями особенно охотно занимались молодые учёные и, преимущественно те, кто не был связан узами Гименея. По утрам на «пятиминутке» в комнате общежития, где поселился профессор, проводилось обсуждение итогов минувшей ночи. Помятые, с синевой от бессонницы под глазами, со сбитыми причёсками и следами губной помады на щеках, учёные мужи и дамы докладывали об итогах ночных исследований. Они демонстрировали таблицы, пестрящие данными, которые отражали показания самых разных исследовательских приборов. Кроме того, делались устные доклады о визуальных наблюдениях, в ходе которых использовались диктофонные записи странных звуков и голосов, вполне возможно, издававшихся потусторонними существами.
        Некоторые загадочные объекты удавалось заснять на фото и видео. Например, аспирант Мылов в полночь заснял видеокамерой нечто странное и аморфное белого цвета, висевшее над крышей одного из домов. Впрочем, кое-кто из злопыхателей сразу же опознал в этом таинственном объекте кальсоны агронома Бухина, которые озорная деревенская пацанва повесила на его же телеантенну.
        Но аспирант напрочь отмёл эти клеветнические измышления. Он утверждал, что едва в его видеокамере по непонятной причине (как видно, не без вмешательства местной нечисти!) закончилась кассета для видеозаписи, о чём он чрезвычайно сокрушался, произошло нечто невероятное. Внезапно загадочный предмет, извергая струи пламени, стремительно ушёл в тёмные ночные облака.
        - …Вы когда-нибудь видели реактивные кальсоны?! - язвительно вопрошал он своих оппонентов.
        К тому же, имелся живой свидетель описанных им НЛК (неопознанных летающих кальсон) - молодая доярка местного колхоза Шурочка Крапивина, которая в этот час, совершенно случайно проходя по улице, тоже приняла участие в наблюдениях и даже оказала Мылову посильную помощь в замере параметров фонового излучения в округе дома Бухина. По словам аспиранта, полученные ими данные способны потрясти любого скептика.
        - Заш-шкаливает! - чуть заплетающимся языком отметил Мылов.
        Впрочем, некоторые из участников «пятиминутки» тут же предположили, что он имел в виду не шкалу прибора, а перебор по части шкаликов чего-то очень крепкого.
        …В те же дни команда младших научных сотрудников, вооружённых заговорёнными сетями и осиновыми кольями, прочёсывала окраины заброшенной овцефермы. Там, по некоторым неофициальным данным, обосновалась парочка кровожадных вурдалаков. Самой первой увидеть их довелось жительнице Прошмыркина Верке Куропаткиной по кличке Гюльчатай. Столь экзотическое прозвище огородная бригада присовокупила ей к официальному имени за умение в разгар рабочего дня, отбросив мотыгу, спрятаться в густой бурьян, чтобы там всхрапнуть часок-другой. И напрасно, разыскивая её, бегал кругами и диагоналями рассерженный бригадир с суховскими усами и огородной фамилией Капустин, взывая к совести Куропаткиной. Не просмотрев трёх-четырёх положенных снов, Верка, как правило, из своего убежища не появлялась.
        В тот памятный для всей деревни и экспедиции день бригада полола бахчу. Куропаткина-Гюльчатай, пройдя пару рядков, как и обычно, незаметно для всех улизнула в заросли дикой конопли. Зоркое бригадирское око узрело её исчезновение слишком поздно. Но на сей раз надрывать гортань, вопя: «Верка, вылазь, прогул поставлю!» - ему не пришлось. Тишину над полем внезапно прорезал истошный поросячий визг, и из конопли бледная, как полотно, выскочила Гюльчатай. Дрожа всем телом, словно от сильнейшей лихорадки и, что-то бессвязно мыча, Куропаткина подбежала к женщинам, и трясущимся пальцем указала на старые, полуразвалившиеся кошары, стоящие невдалеке.
        - Ой, что это с ней?! - забеспокоились женщины, пытаясь напоить Верку холодной водой.
        - Страшный сон увидела. Сколько ж дрыхнуть-то можно? - едко ухмыльнулся бригадир.
        - Тебе бы такой «сон»! - у Гюльчатай наконец-то прорезалась членораздельная речь. - Там… Там такое! Словами не передать!..
        - Ой, либо покойник?! - всполошилась пугливая жена бригадира Аннушка Капустина.
        - Два! Два покойника! - выпалила Гюльчатай, широко-широко раскрыв глаза. - И оба - живы-ы-ы-е!!!
        - Что за чушь?! - возмутился Капустин. - Если это мертвецы, значит, они мёртвые. Если живые - значит, живые.
        - Да?! - взвизгнула Гюльчатай. - Это - покойники! Да только не те, что смирненько лежат, а те, что из могил вылазиют! Вурдалаки! Глазищи - красным огнём горят, клыки - вот такенные, рожи - зелёные, на руках - когтищи чёрные!..
        Притихшие женщины испуганно заозирались и моментально сбились в тесную кучку, прижимая к себе остро наточенные мотыги.
        - Вот что, Митрич! - наконец, решительно высказалась за всех самая бедовая Люська Рыжова. - Не знаю, что там такое, но с пустого Верка визжать не стала бы. Хочешь, чтобы пололи дальше - иди, и проверь. Ты, всё-таки, мужик. Не хочешь идти - мы пошли домой. Пусть кому положено колдунов профессоровых снаряжают, милицию вызывают - им и карты в руки. Ну, так, как?
        Бригадиру, у которого с какого-то момента вдруг захолодело внутри и отчего-то ощутимо дрогнули коленки, было неловко показать, что и он тоже малость струхнул.
        - Гм-гм… - разглаживая усы, откашлялся Капустин. - Да… Отчего ж не проверить? Можно и проверить, понимаешь…
        Он сделал вид, что собирается идти в коноплю, где совсем недавно пряталась Гюльчатай.
        - Не-е-е-е-т!!! - истошно возопив, Аннушка вцепилась в мужа. - Не пущу! А ты, мымра, на такие подвиги своего снаряжай. Идёмте, идёмте все домой! От греха подальше… - взволнованно зачастила она.
        И бригада, облегчённо вздохнув, дружно покинула поле. Последним, прикрывая тылы, шёл бригадир, сжимая в руках черенок тяжёлой мотыги.
        …Вопреки прогнозам скептиков, ловцы оживших покойников поработали на славу. Вурдалаки были пойманы, и даже с поличным. Их застали невдалеке от овцефермы в тот момент, когда они, затаившись в густых, высоченных зарослях бурьяна, с хрустом и чавканьем сырьём пожирали полуощипанного гуся. Об их принадлежности к представителям потустороннего мира говорило многое: и полуистлевшая одежда, и тяжёлый могильный дух, исходивший на несколько саженей в разные стороны. Всякого кто мог бы их увидеть, не могли бы не ужаснуть окровавленные, когтистые руки, неестественный, багрово-зелёный цвет лиц с явными признаками трупных изменений и мутные, бессмысленные, налитые кровью глаза.
        Операция по захвату выходцев из могил прошла молниеносно, чётко и грамотно - те ни пискнуть, ни хрюкнуть не успели. И напрасно спутанные сетями вурдалаки вопили о том, что они - это не они, а бывшие вокзальные бомжи, перебравшиеся на село. Колдуны, немедленно прибывшие на место происшествия в качестве экспертов, в момент вывели этих субчиков на чистую воду:
        - Вурдалаки! - был их однозначный вердикт.
        Скисших инфернальных выходцев из могил до окончательного решения их судьбы поместили в чуланчик рядом с общежитием. Профессор, опасаясь за сохранность редкостной добычи, распорядился запереть дверь на большой навесной замок. Однако колдуны и шаманы быстро убедили его в несерьёзности подобной затеи. В самом деле, что такое замок для тех, кто свободно, даже через толстенный пласт земли, выходит из могилы, ничуть не потревожив могильного холмика?
        Взамен бесполезного в такой ситуации амбарного замка они предложили другое, куда более действенное средство - магию. Профессор дал на это «добро», и через несколько минут у места содержания потусторонних пришельцев свершилось крупномасштабное магическое действо.
        Целый час оккультная братия под объективами фотоаппаратов и видеокамер била в бубны, звонила в магические колокольчики и бубенчики, плясала, причитала, завывала, пела, плевалась, билась в корчах, жгла травы, кидала на ветер пригоршни разноцветной пыли магических снадобий, и делала ещё много чего оригинального и смешного, по мнению собравшихся зрителей. А уж их-то набежало предостаточно.
        Вероятно, ни одна агитбригада не смогла бы собрать такой аудитории, поскольку посмотреть на это захватывающее, потрясающее зрелище примчалось не менее сотни человек. Вурдалаки на протяжении всей этой магической процедуры вели себя смирно, и лишь иногда выглядывали в маленькое окошечко, насмерть пугая суеверных старух и пронырливую, вездесущую мелюзгу, примчавшуюся сюда, едва ли не самой первой.
        По завершении сеанса магии профессору было доложено, что чулан ограждён непроходимым для вурдалаков тройным барьером заговоров, заклятий и магических знаков. Вместо такой примитивщины, как навесной замок, дверь запирал особый, пёстрый магический шнур, презентованный главой памирских табибов.
        После праздничного обеда в ознаменование большой научной находки (вернее, поимки), профессор начал готовить срочное сообщение в Академию Наук об обнаружении сразу двух представителей потустороннего мира. Когда он поставил последнюю точку, в окно его комнаты заглянул старший лейтенант Затверделов и попросил проводить его к вурдалакам, поскольку если их и подозревал в принадлежности к потустороннему миру, то, прежде всего, к преступному.
        Разгоревшийся, было, жаркий спор на мистико-материалистические темы, был прерван печальной вестью, принесённой аспирантом Мыловым: вурдалаки бесследно исчезли. Невзирая на торжествующие и заунывные междометия профессора, участковый обшарил чулан и обнаружил, что сверхъестественные силы здесь совершенно ни при чём - упыри ушли через крышу, раздвинув гнилые потолочные доски. Скорбящего по утраченным экспонатам профессора утешало только то, что кладбищенских монстров успели заснять на фото и видео.
        Впрочем, куда больший объём фото- и видеосъёмки был выполнен представителями самых разных СМИ. Когда ещё только пойманных вурдалаков, затыкая нос, транспортировали учёные и колдуны, фото- и видео-корреспонденты уже начали свою работу, которая закончена была ими лишь по завершении магического ритуала. Тем же днём в самые разные концы света были отправлены сообщения, фотоснимки и видеосюжеты о новых, можно сказать, потрясающе-сносшибательных событиях в глухой российской деревне.
        Сообщение о поимке в окрестностях Прошмыркина ужасных вурдалаков особое внимание привлекло в странах Запада, уже «подогретых» кино-ужастиками о зомби (тех же самых кровососущих «оживших мертвецах», только на западный манер). Напичканная «классикой» некромантического кино, наподобие «Ночи живых мертвецов» Ромеро, «Реаниматора» Лавкрафта, «Тупика» Брукера и десятков иных западных кино-«шедевров» (за просмотр которых в Союзе можно было схлопотать реальный тюремный срок), западная публика с восторгом восприняла эти новости. Все уважающие себя телеканалы дали невероятные по своему содержанию телесюжеты, которые и в Штатах, и в Британии, и во Франции, и во многих других странах, смотрели с замиранием сердца. В газетах и журналах были даны широкоформатные, цветные снимки, сопровождаемые заголовками, наподобие: «Поимка советских зомби - самых жутких и кровожадных», или: «Пришествие зомби-апокалипсиса: он начался с России».
        Не менее того, западную публику впечатлил сеанс магии, которым колдуны и шаманы попытались «локализовать распространение инфернальных монстров в границах Прошмыркина», как это поняли на Западе. А сообщение о провале миссии участников массового камлания породил чуть ли не панические настроения. Известный западный специалист по магии сделал пессимистический прогноз, согласно которого, против «рашен зомби» традиционная магия бессильна. Бессильны осиновые колья, серебряные пули, лист трилистника и святая вода… Зато! Зато всемогущи и невероятно эффективны против упырей специальные электронные талисманы фирмы «Мошен Нико». Уже на следующий день толпы страждущих штурмовали магазины электроники в Лондоне, Нью-Йорке и Париже, а «Мошен Нико» всего за пару дней фантастически обогатилась.
        В американском журнале «Нью сайонс дей» («День новой науки») был опубликован материал профессора Пугсона, в котором повествовалось о том, что именно недавний визит НЛО стал причиной начала в СССР масштабного «зомби-апокалипсиса». По мнению профессора, перед тем, как сесть на лугу у Прошмыркина, скорее всего, «тарелка» пролетела (не исключено, умышленно!) над местным деревенским кладбищем. И именно энергетический выброс её двигательной системы стал причиной того, что усопшие на погосте вдруг начали покидать свои могилы.
        Впрочем, статью Пугсона стали критиковать везде и всюду - и в Штатах, и в Европе, и даже в ЮВА. Но, как бы в пику скептикам, язвящим в адрес профессора, в Прошмыркине нашлась свидетельница, которая подтвердила его доводы и выводы. Ею оказалась колхозная птичница Таисия Мусякина, которая в одном из «вурдалаков» опознала своего покойного деверя. Явившись к профессору Свистунову-Нахалевичу, женщина рассказала, что хоть её умерший родственник за время пребывания в могильной среде и изрядно «подпортился», она его всё равно опознала, и, в подтверждение своих слов, предоставила прижизненные фото деверя. Как ни странно, но один из «вурдалаков» на него, и впрямь, оказался очень похож. На это Таисия пояснила:
        - …Я всегда знала, что он этим и кончит - станет вурдалаком. Он и при жизни-то был - настоящий упырь, мерзкий и пакостный. Крови из нас попил - вёдрами! Особенно, когда водки нажрётся. А теперь - глянь чего: уже и из могилы насобачился вылазить, тварина, чтобы нам тут всякие гадости делать, да снова кровь из нас сосать!
        По решению профессора, на местное кладбище немедленно отправилась группа аспирантов и колдунов, которым была дано распоряжение эксгумировать гроб с «вурдалаком». У тех больше часа ушло на сборы и подготовку, после чего эксгумационная команда, предводительствуемая Таисией Мусякиной, ступила на территорию кладбища. Однако, как это иногда говорится, «вдруг что-то пошло не так». Едва «эксгуматоры» меж оградок двинулась вслед за Таисией в сторону центра кладбища, как началось нечто невероятное. Со стороны могилы её деверя вдруг донёсся жуткий, угрожающий вой, а деревянный крест на ней вдруг начал раскачиваться из стороны в сторону. У «зондер-команды» от такого зрелища в момент одеревенели ноги. Что было потом - они и сами не помнили (возможно, в силу воздействия на их сознание неких загадочных энергетических полей), поскольку, тяжело дыша, опомнились лишь уже у околицы Прошмыркина. Тут же, у околицы, «эксгуматорами» был написан обширный отчёт, в котором повествовалось о том, что их попытка вскрыть могилу потерпела неудачу по причине того, что по всему кладбищу вдруг начали раскачиваться кресты и
покрываться трещинами могильные холмики. Дабы не вызвать своими действиями катаклизма пока непонятной природы и степени опасности, эксгумацию на время было решено отложить.
        …А колдуны и шаманы после бегства вурдалаков до позднего вечера обсуждали обстоятельства случившейся неудачи. Из апартаментов колдунов доносилась перебранка:
        - Что ж ты не дотолдыкал-то насчёт потолка?! Тоже мне, маг седьмого разряда! Я б тебе и первого не дал бы. Из тебя колдун, как из барана пономарь!
        - Это я-то - баран?!! Да, сам ты козёл! Если хочешь знать, у меня специализация только по дверям и окнам. Понял?
        - Ага! Специализация как через них забраться в чужую квартиру, когда хозяев нет дома…
        У большого чума, сооружённого во дворе общежития из алюминиевых труб, гофрокартона и полиэтиленовой плёнки, вокруг костерка, свернув калачиком ноги и, дымя медными трубками, сидели печальные шаманы.
        - Однако нынче камлали шибко плохо… - щипая себя за седую бородёнку, горестно вздохнул шаман из Оймякона, у себя на родине носящий звание «ойуун». - Мёртвая человека-вурдалака убежала.
        - Зачем говоришь - плохо? - возразил его коллега с Чукотки, зашивая моржовыми сухожилиями бубен из нерпичьей кожи, пробитый колотушкой в двух местах. - Моя камлала шибко хорошо. Однако моя думает, что вурдалаке помог злой дух тундры Орохо.
        Все прочие шаманы, в числе которых присутствовали ненецкий тадибей, бурятский бо и юкагирский альма, дружно закивали головами, одобряя это предположение.
        …Неудача с вурдалаками сильно пошатнула авторитет обитателей общежития среди местного населения. Колдуны и все прочие их коллеги по магически-оккультному цеху чувствовали, что просто обязаны совершить нечто эффектное, необычайное, даже из ряда вон выходящее, что могло бы потрясти не только деревенских скептиков, но и, самое главное, профессора Свистунова-Нахалевича - а вдруг тот, разочаровавшись в магах, возьмёт, да и уволит их общим скопом?
        Поскольку старые, маститые маги отчего-то проявляли нерешительность, эту важную миссию решил взять на себя начинающий колдун с Тамбовщины. Он только недавно прошёл посвящение в колдовское сословие, но уже был весьма и весьма подкован теоретически, а также сведущ по части самых действенных магических обрядов, что придавало ему уверенности в успехе задуманного.
        Не мудрствуя лукаво, тамбовец решил устроить в местном клубе показательный сеанс магии и колдовства. Его коллеги из Воронежа, Костромы и других мест отнеслись к этой затее по-разному. Одни с готовностью поддержали эту затею и даже предложили свою помощь, от которой тот с самоуверенностью, свойственной молодым да ранним, отказался наотрез. Другие усомнились в возможности произвести впечатление на людей, которые давно уже перестали потрясаться, чем бы то ни было. Но тамбовец категорично отвергал любые предостережения, и упрямо готовился к сеансу.
        В назначенный час бревенчатый барак в центре Прошмыркина, громко именуемый «Дворцом культуры», ломился от избытка любопытствующих. Посмотреть на обещанные «чудеса в решете» пришли и стар, и мал. Завклубом Витька Завадов открыл занавес, и таинственным голосом провозгласил:
        - У нас сегодня в гостях - маг и чародей высшей квалификации, член ордена тамбовских колдунов, магистр белой, зелёной и синей магии Бхагхи Мукуяма ибн Аривидерчи!
        Зрители приветственно зааплодировали, а Завадов, многозначительно подмигнув им, скрылся за кулисами, откуда на весь зал раскатилось громкое «Бом-м-м-м!!!» (роль гонга выполнял подвешенный на верёвочке цинкованный банный таз, в который Витька ударил поленом). Тут же, широко улыбаясь на сцену вышел маг Бхагхи (по паспорту - Мухобоев Викентий Иванович, а по записи в трудовой - слесарь-сантехник) в чалме из длинного белого полотенца и цветастом халате. Впрочем, его выходом зрители были слегка разочарованы. Они ожидали его появления как бы из ниоткуда. Или, на худой конец, маг такого уровня запросто мог бы появиться, например, ступая по воздуху. К тому же, венчающая голову мага Бхагхи чалма без конца съезжала с уха на ухо, из-за чего ему приходилось постоянно поправлять свой головной убор. Теперь уже больше половины зрителей испытывало сильнейший скепсис - ни фига себе, колдун!..
        Подойдя к столу, стоящему посреди сцены, маг Бхагхи хорошо поставленным голосом, с великолепной, артистичной жестикуляцией, вкратце огласил прошмырчанам программу предстоящего вечера, которая включала в себя магическое решение всевозможных личных проблем, общение с духами и встреча любого желающего с самим собой из прошлых кармических воплощений. Затем чародей немного потеоретизировал на тему непознанности мироустройства и, наконец-то, перешёл к самому сеансу.
        Изобразив изящный, гостеприимный жест, он пригласил на сцену всякого желающего, кто недоволен свой жизнью и хотел бы изменить её течение. Толпа деревенской пацанвы, обосновавшейся у самой сцены, визжа и хихикая, устроила весёлую потасовку, выбирая из своей среды самого невезучего. Взрослые тоже начали перешёптываться и подталкивать локтями друг друга. Но с места никто так и не сдвинулся.
        Маг снисходительно улыбнулся, и извлёк из стоящей на столе большой шкатулки длинный бумажный свиток с золотыми иностранными буквами и множеством печатей всяких форм и размеров.
        - Я понимаю вашу сдержанность, - Бхагхи-Мухобоев понимающе покачал головой. - Поэтому предлагаю всем желающим ознакомиться с этим документом. Это диплом международного образца, который свидетельствует об уровне моей квалификации. Ну, смелее, смелее! Вот вы, Антип Кузьмич, будьте добры, засвидетельствуйте подлинность документа!..
        Маг поманил к себе деда Антипа, важно восседавшего в первом ряду. Тот, польщенный вниманием колдуна, отряхнул бороду от шелухи жареных семечек, которые только что с азартом грыз, и, тяжко воздыхая, взобрался на сцену. Повертев в руках диплом и так и эдак, и ничего в нём не разобрав, для блезиру старик важно похмыкал и знающе покачал головой. Поскольку ему уронить себя очень не хотелось, он с умным видом дотошно осмотрел ещё и печати. Возвратив диплом чародею, дед Антип сообщил притихшему залу, пожимая плечами и, дёргая себя за бороду:
        - Так что, значит, выходит и есть оно, это самое, без обману. Бумага всамделишная… Да и печатей-то эвон сколь налепили! - деду понравилось выступать и он, подбоченившись, продолжил с воодушевлением. - Да и подписано людьми очень многими. Чай, тоже не дураки…
        Зал, слушая деда, несколько оживился. Кое-где начал раздаваться сдержанный смех. Дед Антип, оборвав свою речь на полуслове, сердито махнул рукой и поплёлся на место, что-то сердито ворча под нос.
        - Как вы могли убедиться, - лучезарно улыбаясь, заключил маг Бхагхи, - я не какой-нибудь шарлатан, а представитель великой и таинственной корпорации людей, способных повелевать незримыми, сверхъестественными силами, загадочными сущностями и энергиями. Поэтому вновь приглашаю тех, у кого есть серьёзные жизненные проблемы.
        Зал притих, и тут кто-то громко спросил:
        - Товарищ колдун, а вы не подскажете, куда могли деться мои ключи? Куда они запропастились?
        На мгновение задумавшись, маг Бхагхи в очередной раз поправил чалму и ответил:
        - Они валяются у вас под ногами.
        Через пару секунд в темноте зала раздалось:
        - Ух ты-ы-ы! Точно! Вот они! А я уж не знал что и делать! Спасибо!
        Зал удивлённо загудел, а колдун снова пригласил к себе желающих. К удивлению зала, на сей раз желающий нашёлся. На сцену бочком вышла Цыпушина Груня - невысокая женщина с большими, испуганными глазами. Когда-то, в молодости, она слыла на всю округу как одна из первых красавиц. Парни табунами околачивались под её окнами. «Лучшие подруги», втайне ревнуя и завидуя, желали ей окриветь или, хлопнувшись с крыльца вниз головой, свернуть себе шею. Их ли «молитвы» дошли куда следует, или уж так ей на роду было написано, но вышла она замуж, на удивление всей деревне, за самого никчёмного из своих ухажёров - хвастуна, пустозвона и пропойцу Митюху-Дериглаза. И через год её красоты как не бывало. Не раз Груня порывалась уйти от горластого и нахрапистого бездельника, да робкий и покладистый характер не позволял.
        Стоя у всех на виду, донельзя растерянная и напуганная молодая женщина что-то пыталась объяснить магу. Однако у неё отчего-то вдруг пропал голос, и она лишь беззвучно разводила руками.
        - Можете ничего не объяснять, - колдун вскинул руки ладонями вперёд и медленно их опустил, - мне всё уже известно. Вы хотите, чтобы я сделал вашего мужа добрым, порядочным человеком. Но его сейчас в зале нет, а поиск займёт слишком много времени. Поэтому, если желаете, я могу изменить ваш характер. Вы станете решительной, твёрдой, волевой. Хотите? Тогда, присаживайтесь!
        Груня осторожно опустилась на шаткий клубный стул с потёртой дерматиновой обивкой и, съёжившись, замерла в ожидании. Зал снова притих и насторожился.
        Маг медленно пошёл вокруг неё, совершая пассы и, бормоча какие-то странные слова. Обойдя свою пациентку трижды, Бхагхи остановился за её спиной и провозгласил:
        - Сейчас с вами произойдёт превращение. На счёт пять вы станете совсем другим человеком, лишённым всех своих нынешних комплексов и слабостей. Приготовьтесь, я считаю. Если вдруг станет больно - терпите. Один!..
        - А-а-а-а!!! - внезапно пронзительным голосом вскрикнула Груня, обхватив себя руками.
        От этого вопля вздрогнули не только сидящие в зале, но и сам чародей, который от неожиданности дёрнулся, и едва удержал на голове свою роскошную чалму.
        - Что вы орёте? - сердито рявкнул он.
        - Но вы же сказали, что будет больно, - пролепетала Груня. - Вот я и…
        - А вам было больно?
        - Нет… Это я на всякий случай.
        - Сидите молча! - колдун снова сделал страшные глаза и замогильным голосом снова начал считать.
        Когда он произнёс «пять!», Витька Завадов за кулисами снова ударил поленом в таз. От этого «Бом-м-м-м!!!» некоторые даже вздрогнули. Вздрогнула и Груня.
        - Всё? - удивлённо озираясь, она встала. - Так быстро? И что же мне теперь делать?
        - Да, что хотите… - маг Бхагхи пожал плечами. - Муж вам теперь уже не страшен. Можете идти его искать.
        - Да, на кой ляд он мне сдался, пьянюга этот синемордый?! Ой, спасибо вам огромное, товарищ колдун. Премного вам благодарна.
        Груня горделиво выпрямилась, в какой-то миг снова став той, прежней, всеми уже позабытой. Несвойственной ей уверенной, спокойной походкой она пошла со сцены, сопровождаемая сотнями глаз. Её покорная сутулость бесследно исчезла. Тусклое, стариковское мерцание глаз сменилось ярким, молодым блеском, что наделало немало переполоху среди мужской части зала.
        - Ты, глянь, глянь! Как же мы её проморгали, Груньку-то?! - растерянно шептали друг другу местные донжуаны. - Какая вишенка! М-м-м-м!
        В это время в дверях клуба замаячила нескладная фигура Дериглаза.
        - Эт-то чёй-то там такое? А?! - пьяно заорал он, нагоняя на себя кураж. - Чевой тут Грунька делат? Эй, тебе кто разрешал сюды притащиться? Ла-а-а-дно… Ща домой придём - разберёмся! - плюнув в кулак и, вскинув его над головой, загоготал он.
        - Про дом - забудь, - спокойно и, как будто даже деловито, объявила Груня. - Тебе там места больше нет. С этого часа ты мне не муж, а я тебе не жена. Десять лет терпела, а теперь - всё! Конец! Сейчас же иди, собирай свои шмотки, и убирайся вон, на все четыре стороны.
        Зал ахнул. Если бы прямо сейчас маг достал из рукава халата живого крокодила, то и это не произвело бы такого эффекта, как зримое превращение робкой, забитой женщины во властную и суровую. Митяй от неожиданности икнул, выпучил глаза и словно утратил дар речи. Все ждали, что он сейчас с кулаками набросится на Груню и будет её бить, бить, бить… Однако ничего подобного не произошло. Дериглаз вдруг сник и, суча руками, плаксиво запричитал:
        - Ты чё, озверела, в натуре?! Людей бы постыдилась! Меня, середь ночи, на улицу хочет выкинуть. Ну, выкинь, выкинь! Что без мужика-то будешь делать?
        - Почему - без мужика? - Груня гордо вскинула голову. - Я ещё, слава Богу, молодая, и пару себе всегда найду. Детей рожу! А с тобой, мерином пропойным, ни - детей, ни - хозяйства… Только молодость зря загубила. А ты, вон, иди к своей всегдашней ухажёрке и собутыльнице Краснобаихе. Она примет… Давно уже хвасталась, что тебя отобьёт. Вот и дуй к ней прямо сейчас!..
        Сопровождаемая изумлёнными взглядами односельчан, она прошла мимо Дериглаза, словно он был пустым местом и, выйдя из клуба, скрылась в ночной темноте. Гнусаво мыча и всхлипывая, совсем недавно грозный и всевластный Митяй побежал за нею следом.
        Маг Бхагхи, созерцая происходящее со сцены, чувствовал себя на вершине блаженства. Столь удачное начало сеанса магии сулило столь же успешное его завершение. Прошмырчане, и впрямь, были потрясены. Самые отъявленные, самые ярые скептики, восхищённо ахали и разводили руками.
        - Прошу ещё желающих, не стесняйтесь! - вновь пригласил чародей, и на сцену, как бы, крадучись поднялся местный телефонист и радиомастер Андрей Бессонный.
        - Здравствуйте, товарищ колдун! - боязливо озираясь, прошептал он. - Помогите мне сменить фамилию.
        - Ваша фамилия Бессонный? - вновь удивляя зал своей проницательностью, прищурился маг. - А спать-то вы, я чувствую, хотите.
        - Да! - обрадовался Бессонный. - Хочу, но - не могу. Пью снотворные пригоршнями - ничего не действует.
        - Вы полагаете, причина вашей бессонницы кроется в вашей фамилии? Ошибаетесь! Секунду… - Бхагхи поводил рукой в воздухе. - Так, вот, причина вашей бессонницы кроется в некой женщине. Как говорят французы - шерше ля фам.
        - Ну, Андрюша! Ну, проказник! - фыркнула в зале бабка Элеонора. - Это по ком же ты касатик так сохнешь-то, что и сон весь потерял?
        Зал хохотнул, но без злорадства. Скорее, даже, с сочувствием.
        - Известно дело, по тебе, краса ты наша ненаглядная! - оглянувшись, язвительно обронил дед Антип.
        После этого замечания, казалось, и стены задрожали от хохота, заглушившего возмущённые Элеонорины возгласы и обвинения деда в маразме, краже помидор с её огорода и патологической склонности к вранью.
        Тем временем маг усадил Бессонного на стул и растопыренными пальцами провёл вдоль его спины.
        - Вы кто по знаку зодиака? - поинтересовался Бхагхи.
        - Наверное, сурок. Я уж если задрыхну, то сразу дня на два подряд. А потом опять неделю от бессонницы маюсь… - сокрушённо вздохнул Андрей.
        - Такого знака нет, - категорично объявил колдун. - Ну-ка, посмотрите на меня. Ага! Судя по вашему взгляду, вы - Овен.
        - Овен?! - забеспокоился Бессонный. - А это не фатально?
        - Нет, не фатально, - Бхагхи мотнул головой. - Овен по-русски - это баран… Ну вы чего, чего уставились-то на меня, как на новые ворота? Успокойтесь и расслабьтесь. Вот я, например, Скорпион. Но ничуть этого не стесняюсь, а даже наоборот - горжусь!
        Услышав про опасного ядовитого обитателя пустыни, Андрей боязливо заглянул магу за спину и, не вставая со стула, на всякий случай отодвинулся подальше.
        - Итак, поскольку вы Овен, особых проблем я не предвижу. Сейчас вы уснёте, как младенец. Приготовьтесь! На счёт «пять» к вам придёт здоровый крепкий сон.
        Делая высоко поднятыми руками пассы и, бормоча какие-то заклинания, колдун пошёл вокруг Андрея. Внезапно он остановился за спиной Бессонного и, держа руки над его головой, сосчитал до пяти. Завадов снова изобразил «Бом-м-м-м!», но негромкое, деликатное. На счёт «пять» глаза Андрея словно остекленели, но и только. Он сидел, не шелохнувшись, однако было совершенно непонятно - спит он или бодрствует. Заглянув ему в лицо и, для верности пощёлкав перед его носом пальцами, Бхагхи озадаченно почесал под чалмой затылок. Немного подумав, он снова пошёл вокруг своего пациента, что-то тихо напевая. Сидевшие в первых рядах, затаив дыхание, напрягли слух, и… До них вдруг донеслось нечто, совсем не похожее на заговор или заклинание:
        - Спя-я-я-т уста-а-лые игрушки, книжки спя-я-я-т… - голосом диктора передачи «Спокойной ночи, малыши» пропел Бхагхи.
        - Хр-р-р-р-р… Хр-р-р-р-р… - наконец-то, закрыв глаза, Бессонный сладко захрпел.
        - О-о-дея-я-ла и по-душ-ки ждут ре-бя-я-я-т…
        - Хр-р-р-р-р… Хр-р-р-р-р-р… Хр-р-р-р-р-р… ещё громче и раскатистее захрапел пациент мага.
        Дверь клуба неожиданно скрипнула, и в безмолвствующий зал, оглашаемый одним лишь храпом Андрея Бессонного, почти вбежала Бессонная Настя - его жена. Увидев мужа спящим, она немедленно направилась к сцене.
        - Скажите, уважаемый, - поднявшись по ступенькам, Настя бесцеремонно дёрнула мага за рукав. - А как это вам удалось? Представляете, я истратила кучу денег на импортные снотворные, но он прошлую ночь и на минутку не прикорнул. А тут - спит… В чём секрет?
        Окинув взглядом Бессонную, Бхагхи многозначительно покачал головой..
        - Вы - его жена. Верно? - чародей, можно сказать, источал величественность. - Так вот, в отличие от вас, меня интересует не то, почему он сейчас спит, а то, почему он не может спать дома. И, кажется, я вот-вот пойму, в чём дело. Разгадка где-то рядом…
        - Ну, откройте, откройте мне вашу тайну - как вам удалось погрузить его в сон?! - почти простонала Настя.
        - Гм-гм… Я… Я спел ему «спят усталые игрушки»… - чуть смущаясь, сообщил ей Бхагхи. - Этого оказалось достаточно.
        - Невероятно! - закатывая глаза к потолку, Бессонная всплеснула руками. - Так вот, представьте себе, я тоже для него пою, причём, ночи напролёт. Пою так, что соседи через два двора от нас с постели вскакивают. А он всё равно не спит. Да ещё и почему-то на меня сердится. Неблагодарный! Вот, вы, послушайте!..
        Настя откашлялась, поглубже вдохнула и, едва сидевшие в зале успели заткнуть уши, громко, страшно фальшивя, запела, что модно было бы сравнить с рёвом паровой сирены:
        - Заче-е-е-м, заче-е-е-м я по-о-всречала-а-а тебя на жи-и-знноо-о-м пути-и-и-и-и-и-и!
        Отчаянно скривившись, маг Бхагхи отпрянул, мотая головой и запоздало закрывая уши ладонями. Храп тут же оборвался, Андрей вскочил бледный, с широко раскрытыми глазами и перекошенным ртом. Увидев жену, он дико завопил что-то бессвязное и, закрывая голову руками, ринулся прочь, не разбирая дороги.
        - Андрюшенька! - кинувшись следом и, простирая к нему руки, всхлипнула Настя. - Ну, чем тебе мой голос нехорош?!!
        Хлопнула дверь клуба. Топот ног и голоса четы Бессонных смолкли где-то в ночи.
        - Вот те, Элька, и - «шерше», вот те и «ляфама»! - громко хохотнул дед Антип, покосившись в сторону бабки Элеоноры, дабы отквитаться за обвинения в краже помидоров.
        Колдун огорчённо развёл руками.
        - Очень жаль, - резюмировал он. - Ещё б немного, и он мог бы спать даже под пушечную канонаду. Мда-а-а… Следующий!
        Теперь к сцене выстроилась целая очередь соискателей бесплатных чудес. Но решительно оттеснив могучим бюстом всех прочих, на сцену бойко выскочила молодящаяся учётчица МТФ Клавдия Бесохвостова - ярко раскрашенная брюнетка в дорогом, обтягивающем платье из импортного шёлка с блёстками. «Фасонистой», танцующей походкой, приблизившись к магу Бхагхи, она вкрадчиво промурлыкала:
        - Тав-фарищ валшепник! Мне оч-чень-преоч-чень нужна ваша помощь.
        - На что жалуетесь? - алчно взглянув на её бюст, в столь же игривом тоне спросил колдун.
        - На сосе-е-дку… - страдальчески заломив брови и, обиженно выпятив губы, простонала Бесохвостова. - Люська, паразитка, заела. Поверите ли, совсем житья не стало. Я ей слово, она мне - пять! Я её за волосы, она меня - колом поперёк спины! И так - каждый день. Без выходных…
        - И что же я по-вашему должен сделать? - разом утратив всякую игривость, кисловато поморщился Бхагхи.
        - Как это - что?! - Клавдия, обиженная его непониманием, передёрнула плечами. - Нашлите на неё порчу. Например, можно было бы наколдовать ей коклюш и ангину. Или, или, или! Вот! Пусть у неё хорёк всех курей передавит. А лучше всего, знаете, что?..
        Она приподнялась на цыпочки, и что-то прошептала колдуну на ухо. Бхагхи-Мухобоев, отшатнувшись и, покраснев, категорично замахал руками.
        - Нет, нет, нет! Ни в коем случае! Как такое можно! - укоризненно воскликнул он.
        - Ой, ну что тут такого особенного?! - разочарованно скривилась Бесохвостова. - Поду-у-у-маешь…Ну, волшебничек! Ну, миленький! - она схватила его за руку и припёрла к столу своим бюстом.
        Чародей попытался вырваться, но безуспешно.
        - Я вас очень-очень прошу сделать это доброе злое дело! - продолжала домогаться та. - Поверьте, я в долгу - не оста-а-а-нусь!
        Ну, вы понима-а-а-ете, о чём идёт речь? Ну, вы же мужчина! Что тут может быть неясного? М-м-м?…
        Её ужимки и прилюдные заигрывания с колдуном постепенно становились всё откровеннее и бессовестнее, из-за чего многие мамаши поспешно отправили домой своих припозднившихся для этого времени чад. Однако старания Бесохвостовой были напрасны - маг Бхагхи оказался непоколебимым, нравственно стойким работником парапсихологического фронта. Он решительно усадил свою пациентку на стул, и, выполняя над её макушкой пассы, заговорил монотонным, заунывным голосом:
        - Я избавлю вас от злобы овладевшей вами, гордыни и ненависти. Я сделаю вас доброй, как Золушка. Вы будете сострадательной, доброжелательной, деликатной и тактичной, уравновешенной, уступчивой. Вы больше не будете скандалить с вашей соседкой. Отныне у вас установятся мир и согласие…
        - Ч… Ч… Что-о-о?!! - внезапно, опрокинув стул, словно ошпаренная подпрыгнула Бесохвостова. - Да, никогда этому не бывать!!! Я тебе покажу, колдунишка хренов! Я тебе покажу, маг недоделанный! - завопила она, с шипением кидаясь на Бхагхи, норовя вцепиться ему в лицо.
        Ошарашенный зал оцепенело взирал на происходящее, дивясь тому, что колдун, несколько минут назад показавший свою таинственную колдовскую силу, вдруг оказался бессилен перед расходившейся учётчицей, уже давно прозванной доярками «Клава бешеная». А та, исходя кипучей злостью, подпрыгивая и корчась, металась по сцене с перекошенным лицом и вздыбившимися волосами.
        - …Я на тебя самого такую порчу наведу, что мало не покажется! - вновь метнувшись к Бхагхи и, тыча в его сторону скрюченными пальцами, проорала Бесохвостова . - Что б у тебя язык отнялся! Чтоб ты ослеп и оглох! Чтоб у тебя руки-ноги отсохли!!! А-а-а-а-а! - с ненавистью завопила она.
        Чародей, побледнев, схватился за сердце, и без чувств рухнул навзничь. Его чалма, свалившаяся с головы, упала со сцены и покатилась в зал. Бесохвостова, явно, не ожидавшая подобного эффекта, на мгновение замерла, разглядывая поверженного Бхагхи. Он был недвижим, словно умер. Издав пронзительное «Ха-ха-а-а!!! учётчица с ликованием подпрыгнула и, торжествующе потрясая кулаками над головой, с визгливым хохотом выскочила из клуба.
        Потрясённый таким неожиданным финалом сеанса магии, зал встревоженно гудел побеспокоенным пчелиным роем
        - Ой, врача, врача позовите! Врача-а-а-а! - раздался сочувственный женский голос.
        - Да не врача, а колдунов профессоровых сюда надо позвать! - ответил густой мужской бас. - Эй, мальцы, сбегайте кто-нибудь в общагу!
        Тотчас же несколько мальчишек стайкой воробьёв вылетели на улицу, а над Бхагхи, пытаясь привести его в чувство, склонились Витька Завадов и поднявшийся на сцену колхозный ветеринар Топорин.
        - Ох и ведьма-а-а! Ох и ведьма!.. - изумлённо покрутил головой дед Антип. - Какого спеца завалила! И печати не помогли…
        Зрители продолжали встревожено гомонить, но никто не расходился, поскольку всем хотелось узнать - чем же всё это закончится? Тем временем, благодаря усилиям Топорина, которые оказались не напрасны, колдун начал подавать признаки жизни. Ему помогли встать на ноги. Придерживая чародея за плечо, Витька Завадов встревожено спросил:
        - Викентий Иванович, может быть, вас проводить до общежития?
        Но тот вяловато отмахнулся.
        - Ни… В коем случае! Я должен продолжать сеанс магии. Иначе - по… Позор всему нашему ордену. Сейчас немного отдышусь, и…И…
        Не договорив, он сел на стол, шаря по карманам. Скрипнула входная дверь, и в зал ввалился пьяный Дериглаз с початой поллитровкой в руке.
        - Тоже, небось, порчу навели! - осуждающе подначил женский голос. - Не иначе, Клавкина работа.
        - Ась? Чаво? Клавка?.. - всполошился Митяй. - У-у-у… Прям сказать - ведьма!.. - закивал он головой.
        - Ну-кось! Ну-кось! - спешно крестясь, переглянулись две старушки, сидевшие неподалёку от него. - Либо, углядел за ней какое диво?
        - А то! - Дериглаз приосанился, изобразив значительную мину. - За углом при мне на метлу верхом вскочила, и - фюйть! - присвистнув, он покрутил над головой пальцем, указывая на потолок.
        Зал загудел и загомонил ещё громче, обсуждая услышанное.
        - Ой, девчата! - вскрикнула Шурочка Крапивина. - Завтра на работу не иду. Пусть мою группу кто хочет доит.
        - Да, никто пусть не идёт! - гаркнула на весь зал её звеньевая Дарья Медведева. - Пока Неронов не снимет эту свою шавку.
        - Так она же с ним тогда за скирды не поедет… - гоготнул мужской тенорок. - И кого он туда возить будет? Ночку и Зорьку из твоей группы?
        Зал дружно грохнул в ответ. Даже на помертвевшем лице мага появилось какое-то подобие улыбки. Дериглаз с трудом взобрался на сцену и, качаясь из стороны в сторону, приблизился к колдуну.
        - Гр… Гр-ражданин во… Волшебник! - едва не падая, Митяй прижал руку к сердцу и отвесил церемонный поклон. - За… Заколдуйте меня от водки. Оч-чень вас пр-рошу!..
        Маг Бхагхи недоумённо покосился в его сторону, словно что-то припоминая.
        - А зачем?.. Для чего?.. - как-то болезненно рассмеялся он и, наклонившись, вдруг выдернул из руки Дериглаза бутылку с сорокаградусной.
        Неожиданно для всех, поднеся горлышко ко рту, Бхагхи единым махом опорожнил стеклотару. После этого пробормотав «Шумел камыш-ш-ш!», он начал падать.
        Вовремя подскочивший Витька Завадов успел подхватить его сзади, чтобы маг не свалился со стола вниз головой.
        В этот момент дверь клуба с грохотом распахнулась, и с волной ночного, холодного, воющего ветра, тяжёлой поступью пушкинского Каменного гостя в зал вошёл насупленный Прохор Макарович. Он что-то сурово буркнул себе под нос и, подойдя к сцене, легко, словно щепку, взвалил на плечо безвольно повисшего на нём Бхагхи-Мухобоева. Не проронив ни единого слова, Прохор Макарович направился к выходу. Следом за ним, шатаясь из стороны в сторону, поспешил со сцены и Митяй-Дериглаз, на ходу что-то бормоча и громко вздыхая.
        Начали расходиться по домам и ошеломлённые увиденным в клубе зрители. И хотя этим вечером не состоялось общение с духами, хотя никому не довелось увидеться с самим собой из прошлой жизни, хотя колдун Бхагхи пал, сражённый Клавкой Бесохвостовой, тем не менее, прошмырчане (возможно, даже назло Клавке) уверовали: он, и в самом деле, настоящий маг!
        * * *
        Глава 5
        повествующая о необычайных приключениях м-ль Дюбуа, о превратностях судьбы «Алена Делона», о полуночных ведьмах и колодезных бесах
        За последние пару месяцев жители Прошмыркина напрочь перестали удивляться очень и очень многому. Наплыв иностранцев, первоначально воспринимавшихся ими с той же степенью изумления, что и визит «летающей тарелки», постепенно стал заурядной обыденностью. Сельчане вполне освоились с постоянным присутствием иноземцев в селе, и относились к ним как к каким-нибудь обычным дачникам. Никого уже не поражали непривычные интонации непонятных слов, экстравагантные манеры и причудливые для российской глуши наряды чужестранцев. Приехавшие из «забугорья» запросто захаживали за покупками в старый, покосившийся от времени сельмаг, который к лету на радость деревенских жителей вдруг сравнялся в ассортименте со столичными магазинами доперестроечной поры.
        Этот «кусочек рая» сам по себе смотрелся аномалией на фоне окрестных деревень, измученных тотальным засильем талонизации всего сущего (спичек, мыла, водки, сигарет и - т.п.). Впрочем, можно было предположить, что Прошмыркино подобная участь миновала исключительно по сверхъестественным причинам - и никак не иначе.
        Подходя к прилавку, чужеземцы без запинки произносили такие русские слова, как «водка» и «колбаса», что получалось у них гораздо отчётливее, нежели пресловутые «перестройка» и «гласность».
        Вечерами в клубе, среди горластой толпы местной молодёжи, можно было обнаружить и немалое число посланцев «забугорья». Устав от научных и корреспондентских трудов, те «подогревались» за углом рюмашкой-другой чего-нибудь покрепче (этот ритуал местных «денди» иностранцы усваивали одним из первых), и весьма недурно исполняли под прошмыркинский хронически фальшивящий ВИА (вокально-инструментальный ансамбль) местную разновидность танца, именуемого «попрыгушником». В несложных телодвижениях шедевра прошмыркинской хореографии просматривались элементы канувшего в прошлое шейка, недавно отшумевшего брейка, порнографичной ламбады и только-только народившегося рэпа.
        Иностранцев, прибывших в Прошмыркино, условно можно было разделить на новичков и старожилов. Новички были узнаваемы за версту. Они приезжали не более чем на день - на два, и ходили по деревне в тех же нарядах, что и вчера по Бродвею или набережной Сены, выглядя пластмассовыми манекенами, сошедшими с витрины супермаркета. Потом они быстренько исчезали, ничем себя так и не проявив. Впрочем, таких были единицы.
        Большинство приезжало на неделю и больше. Эти успевали научиться пить «Пшеничную» и «Столичную» большими стаканами, лихо занюхивая рукавом, не хуже трактористов полеводческой бригады. Их наряды почти не выделялись на фоне бухгалтерш из колхозной конторы, щеголявших в кооператорских платьях-сафари, и местных шоферов, облачённых в джинсы районного промкомбината.
        Но были и такие, кто находил для себя в этой глуши некую особую притягательность и изысканность. Эта категория приезжих обосновалась в Прошмыркино ещё весенней порой, в те памятные дни, когда школяры Колька и Женька давали свои самые первые интервью, когда Федя Колотушккин ещё только начал воевать с «поллитер-гостем»… «Старожилов» прошмырчане знали в лицо от мала до велика, и считали «своими в доску». С ними здоровались за руку, обсуждали деревенские новости, советовались по самым разным вопросам, наравне с соседями приглашали на какие-то свои домашние торжества.
        Однако в географии окрестностей Прошмыркина было одно место, куда обязательно наведывались все приезжие, независимо от продолжительности своего визита в это село - хоть на день, хоть на неделю. Это - озеро Лешачье, о котором весенней порой с телеэкрана оповестил колдун Харпилий Неведомо Откуда. Стоит сказать, что тем же днём к Лешачьему не поленилась съездить съёмочная группа областного ТВ, снимавшая этот сюжет. Озеро, и впрямь, оказалось, даже на первый взгляд, весьма необычным. Оно имело почти идеальную круглую форму, и, хотя находилось в сосновой чащобе, почему-то ближе тридцати метров к кромке его берега не росло ни одного дерева.
        Проводивший туда телевизионщиков местный рыбак, дед Михей, уведомил их, что здесь сам никогда не рыбачил, да и им не советовал бы. Почему? Этого он и сам не знал. Когда-то ему это запретил его дед Парамон, тоже пожизненный рыбак, который, вроде бы, лично был знаком с местным лешим. И вот, вроде бы, сам лесовик уведомил Парамона, что в его персональный водоём никто из людей соваться не должен, иначе ослушника могли ждать всевозможные неприятности. Как бы в шутку, по рекомендации Харпилия, телевизионщики бросили в озеро кто - гривенник, кто - «пятнашку», сказали рекомендованные им слова… А когда ехали назад, на подъезде к Дуболобову в их машину влепился пьяный «в дым» кооператор на «Тойоте». Итог столкновения: оба авто - в хлам, кооперато от пяток до макушки - в гипсе, а вот у телевизионщиков - только мелкие царапины, пара синяков и шишка на голове. Это их настолько потрясло, что о происшедшем они во всех деталях поведали в сводке происшествий.
        И, началось! К Лешачьему потянулись целые делегации - и уроженцев дуболобовщины, и приезжих из «забугорья»…Уже к июню в сторону Лешачьего была протоптана даже не тропинка, а настоящая дорога. Кто-то не поленился даже написать на большом куске фанеры эдакий плакат с заговором от Харпилия: «СВОЁ ДОБРО ОТДАЮ ДОБРОМ НА ПОБЕДУ ДОБРА. УРА!», и повесить его на ближайшей к озеру сосне. Что интересно, даже иностранцы старательно прочитывали этот текст. Было забавно слышать, когда они выговаривали: «Сфаё таппро оттаю таппром на папету таппра. Ура!» - перед тем, как бросить в воду монеты. Это стало, своего рода, обязательным ритуалом.
        Трудно себе даже представить, сколь обильный дождь самых разных монет падал в глубины озера. Сельские мальчишки, едва начался купальный сезон, тут же, несмотря на запреты родителей, многочисленными компаниями стали наведываться на Лешачье. Самые отчаянные рисковали нырять в его загадочные воды и собирать на дне монеты. Дед Михей, наведавшись на озеро и, увидев ссору мальцов, которые взялись делить самые богатые на монеты места, пристрожил скандалистов:
        - Знаете, кто тут хозяин? Леший! А он шума и свары не любит. Будете грызться - он вам сюда дорогу быстро закроет! А кого-то и в лес к себе заберёт. Не хотите этого?
        С того времени у озера установились тишь и порядок. А в сельмаге самым ходовым товаром теперь были мороженое и газировка.
        Стоило бы отметить, прошмыркинская аномалия необычайно благоприятно повлияла и на местную демографию. Во всяком случае, с некоторых пор, как бы, не каждая вторая посетительница районной женской консультации, представляла всё то же Прошмыркино.
        Кроме экзотичного «попрыгушника» и неизменно популярной «Русской сорокаградусной», многих журналистов и научных работников очень привлекали походы по грибы, каковых в окрестных лесах росло великое множество, рыбалка и купание в ближнем омуте речки Червонки. Одной из самых больших поклонниц водных процедур оказалась мадмуазель Ирен Дюбуа, представительница известной французской телекорпорации.
        В не самом далёком прошлом, в стенах своей «альма матер» она не раз завоёвывала призы по водному спринту. Волей рока, оказавшись в несусветной глухомани, каковую себе ей трудно было бы вообразить даже в самых смелых фантазиях, Ирен, дабы скрасить ожидание того заветного часа, когда, наконец-то, она сможет покинуть эти задворки нецивилизованной страны, всё свободное время отдавала Червонке.
        А незанятой она была почти постоянно. На первых порах пребывания а аномальной русской деревне, к своему великому сожалению, Ирен обнаружила, что всё, самое интересное, ещё до её прибытия и описали, и засняли конкуренты из других информ-корпораций. Как и все прочие, через день после прибытия в Прошмыркино, она совершила «хадж» в Лешачьему и, прочтя заговор Харпилия, бросила в него пару экю. Делать репортаж об озере она не стало - смысл? Это всё равно, что, приехав в Пятигорск, сделать материал про его орла.
        Да и в самом деле! Всего месяц назад любое проявление буйства полтергейстов шло «на ура» в любое печатное издание, на любой телеканал. А теперь… Теперь начальство без конца требовало эксклюзивов, и только эксклюзивов. Рваные половики и битые радиоприёмники читателей и зрителей уже не впечатляли. Попытки Ирен взять хоть какую-то информацию у научной экспедиции тоже оказались безуспешными. Учёные занимались нудной, рутинной работой обычной исследовательской команды, и чего-то, хотя бы условно походившего на сенсацию, не было и близко. Oh, pas de chance! (Ох, не везёт!)
        А тут ещё вдруг оказалось, что былая резвость Ирен на водной дистанции, во многом, утрачена. Ведь ещё совсем недавно она боролась за неоднократно подтверждённый титул чемпионки университета. Теперь же, увы, Ирен едва ли могла бы претендовать хотя бы на третье место. Поэтому вынужденное безделье и скука стали для неё хорошим стимулом в восстановлении былой спортивной формы.
        Ежедневно, едва солнце согревало прибрежный песок, Ирен бросалась в ещё холодную, прозрачную воду омута, и живой торпедой рассекала его простор. Вскоре на своё излюбленное место отдыха начинали сходиться прошмырчане, среди которых преобладали дошколята, школьники и пенсионеры. Кроме того, туда приходило немало «свистуновцев», как в деревне прозвали штатных и нештатных сотрудников профессора Свистунова-Нахалевича, свободных от своих научных дел. Встречались там и коллеги м-ль Дюбуа по журналистскому цеху, а также иная, разношёрстно-пёстрая публика.
        Отдыхающие барахтались в воде, жарились под летним солнцем, резались в карты, перебрасывались волейбольным мячом… Однако когда Ирен, словно диковинная рыба, стремительно летела среди зеленоватых волн, неорганизованный табор отдыхающих, мгновенно обратившись в её болельщиков и зрителей, поднимал восторженный галдёж. И тогда она снова чувствовала себя непобедимой. Краткий миг полузабытого счастья позволял отвлечься от обыденности и прогонял хандру, порождённую жалким прозябанием dans ce trou (в этой дыре).
        Ну а что ещё интересного тут могло произойти? Да, как профессиональному телерепортёру Ирен, и в самом деле, не повезло уже на первых порах. Как назло, именно за день до её прибытия произошла поимка и последующее бегство «вурдалаков». На злополучный «сеанс белой магии» Ирен не попала из-за сильной головной боли. Впрочем, исходя из здравого принципа, что нет худа без добра, даже такому неприятному явлению, как головная боль, она была почти благодарна за то, что это сблизило и подружило её с медсестрой сельской амбулатории Катей Венцовой. Та тут же рьяно начала опекать свою новую подругу.
        Несколько дней в самом Прошмыркине и его окрестностях царило затишье по части аномальщины и иной бесовщины. Казалось, устав от собственных проказ, нечистая сила решила взять выходной. «Летающие тарелки», до этого момента то и дело шнырявшие по всей округе, не приземлялись, по меньшей мере, неделю. Лесная нечисть - лешие, кикиморы, блукукупы (как местные поименовали маленьких зелёных человечков, которые по словам старожилов, обитали у болот) из своей трясины вылазить не хотели. Поэтому купание в Червонке и прогулки с Катей по окрестностям села стали для Ирен единственным спасением от иссушающей тоски и скуки.
        От Кати и местных пляжных завсегдатаев Ирен была наслышана о сказочных обитателях здешних рек. Старики, приходившие к омуту не столько за тем, чтобы присмотреть за внучатами, а, скорее, чтобы вдоволь потасовать картишки под раскидистой кроной большой вербы, частенько рассказывали Ирен о русалках и водяном. Эти загадочные инфернальные создания, по словам знатоков, были вездесущи и имели весьма капризный нрав. Если кто-то из вторгающихся в их прохладные владения чем-то раздражал хозяев, те могли его покарать немедленным принудительным погружением на дно с самыми разными последствиями. В том числе, и весьма печальными.
        Впрочем, подобное могло случиться и с теми, кто обитателям вод понравился сверх меры. Во время первого, совместного визита новых подруг на Червонку, Катя довольно критично оценила чрезвычайно смелый покрой купальника Ирен, прозрачно намекнув ей, что её излишне открытые, соблазнительные формы могут стать приманкой для старого безобразника водяного. Но Ирен, будучи абсолютной атеисткой, ни во что подобное не верила, и продолжала радовать молодых механизаторов, журналистов и аспирантов своими заплывами в ярком купальнике-бикини, прозванном мужской частью зрителей «три клочочка в разных точках». В те моменты, когда Ирен демонстрировала зрителям великолепный кроль и баттерфляй, Катя, умеющая плавать лишь «по-собачьи», сидела на берегу, наблюдая за новой подругой, заодно, решительно осекая авторов слишком уж вольных комплиментов.
        Но в один из жарких летних дней, когда Ирен после очередного спринта медленно дрейфовала брассом к пляжу, с ней произошло нечто невероятное, даже фантасмагоричное, что впервые серьёзно пошатнуло её атеизм. Проплывая мимо небольшой куртины лилий, Ирен вдруг почувствовала, как чьи-то сильные руки схватили её за лодыжки. Не успев даже вскрикнуть, она очутилась глубоко под водой. От растерянности и нахлынувшего ужаса девушка ничего не могла рассмотреть в зеленоватом сумраке омута. Таинственное нападение оказалось столь ошеломляющим, что м-ль Дюбуа потеряла всякую способность сопротивляться. А неизвестный агрессор, не теряя времени, обхватил её плечи сильными руками, торопливо чмокнул куда-то между носом и щекой, и резко вытолкнул на поверхность.
        Так и не успев осознать сути происшедшего с ней, Ирен вынырнула, и, «по-собачьи» загребая руками, сделала судорожный вдох. Издавая испуганные вскрики, она изо всех сил гребла руками, жаждая только одного - на берег, скорее на берег! А там уже поднялась настоящая суматоха. В самый первый миг её исчезновения под водой, зрители вскочили с песка и замерли в беспокойном ожидании, не зная - спешить ли француженке на помощь, или она, просто, решила «померить дно»? Однако когда Ирен появилась на поверхности с испуганным визгом на всю Червонку, совсем не по-чемпионски суматошно молотя руками по воде, всем сразу же стало ясно - случилось нечто экстраординарное.
        С оглушительным плеском в омут тут же ринулось около десятка человек. В момент доставленная добровольными спасателями на берег, Ирен согревалась сразу под тремя или четырьмя пиджаками, дрожа не столько от холода, сколько от пережитого леденящего ужаса. Она смотрела на безмятежные, даже уютные волны, неспешно бегущие на берег, и никак не могла понять: на самом ли деле оно было, это таинственное нападение, или ей это только почудилось? В какие-то мгновения случившееся казалось ей мимолётным, кошмарным сном. Однако явственное воспоминание о прикосновении чужих, сильных рук, порождали всё новые и новые приступы панического страха.
        Пару минут спустя, задыхаясь от бега, примчались двое мальчишек, которых старшие спешно послали в сельмаг за всё той же, годной на все случаи жизни, сорокаградусной «Русской». Невзирая на протесты Кати, хлопотавшей подле Ирен, самодеятельные «осводовцы» заставили недавнюю утопающую принять внутрь несколько глотков горьковатой, жгучей жидкости прямо из бутылочного горлышка. Как выразился дед Михей, для «сугрева». Едва не задохнувшись от «лекарства», Ирен почувствовала, как по телу пробежала горячая волна, а окутывавший её до этого липкий страх начал постепенно таять.
        Вошедшие в раж спасатели хотели было продолжить лечебные процедуры, вознамерившись растереть девушку водкой, но эти поползновения были категорично пресечены Катей, напомнившей им о своей прерогативе медработника. Придя в себя, Ирен наконец-то смогла более-менее связно рассказать о своём приключении. Удивлению её слушателей не было предела. Когда же она поведала и о поцелуе подводного ловеласа, на берегу долго не смолкал смех и не самые скромные остроты.
        Катя помогла подруге одеться и проводила её до общежития, прозванного местными остряками «Отель пять крестов», как намёк на его весьма большое несходство с пятизвёздочными отелями, после чего поспешила в свой медпункт. Напоследок они договорились с Ирен встретиться вечером в клубе.
        Оставшись одна, Ирен заново осмыслила всё увиденное и пережитое за дни пребывания в Прошмыркине, как бы взглянув на саму себя со стороны. Сегодняшнее событие, достойное стать эпизодом одного из фильмов ужасов, неожиданно высветило её прежние впечатления и разочарования в несколько ином ракурсе. Ирен впервые ощутила себя не случайным, сторонним наблюдателем этого странного, не слишком привлекательного человеческого «муравейника», а его законным обитателем. Она почувствовала себя сопричастной к одной из тех многочисленных тайн, которые окутывают эту, безусловно, необычную деревню.
        После короткого сна, напрочь смывшего остатки негативных эмоций, Ирен охватила жажда деятельности, чего она не замечала за собой с самого первого дня пребывания в Прошмыркине. Она подготовила текстовое сообщение для своего телеканала, хотя было более чем ясно, что гораздо лучше смотрелся бы какой-нибудь, пусть и самый короткий, но - видеосюжет. Однако её миниатюрная видеокамера до сей поры так и не получила возможности хоть чего-нибудь запечатлеть круглым, прозрачным глазом своего объектива. Да и кто бы мог подумать, что именно сегодня произойдёт нечто достойное внимания? К тому же, кто бы мог снять камерой происшедшее с её хозяйкой?
        «Ничего страшного. Пусть дадут информацию дикторским текстом на фоне прежних видеосъёмок деревни и с моим фото, - размышляла Ирен, заканчивая работу над материалом. - Смотреться будет на уровне хотя и средней, но сенсации… Descendra! (Сойдёт!)»
        К её огорчению, об уже начавшей завоёвывать Запад сотовой связи, в Прошмыркине не могло быть и речи. И Ирен пришлось идти на местную почту, где, после долгих препирательств с занудной телефонисткой, орудовавшей штекерами аналогичными тем, что были созданы ещё во времена Белла, она, наконец-то, смогла дозвониться до своего корпункта в Москве. О том, чтобы созвониться напрямую с Парижем не могло быть и речи…
        Текст сообщения из-за плохой слышимости на том конце провода Ирен пришлось прокричать в древнюю телефонную трубку, обмотанную синей изолентой. Однако к авторской досаде м-ль Дюбуа, несмотря на включение ею всех ресурсов своих голосовых связок, в большей степени её слышали на соседней улице, нежели там и теми, кому это предназначалось. Необходимость без конца повторять как отдельные слова, так и целые фразы, выводила Ирен из душевного равновесия.
        Для прошмырчан, и в малейшей степени не владеющих французским (в местной школе преподавали только немецкий, да и то, очень скверно), к тому же, не посвящённых в тонкости энергичной галльской идеоматики, её общение по телефону представлялось совершенно ничем не объяснимым, кратковременным приступом буйного помешательства. Внимая бурному потоку непонятных слов, пенсионерки, имевшие обыкновение судачить на лавочке подле почты о том, кто, кому, зачем и что пишет, никак не могли взять в толк: и чего это иностранка так раскипятилась? Так ничего и не поняв, «синсклит» бабок, тем не менее, вынес приговор однозначный: «Не иначе, еёйный хахаль себе другу ухажёрку нашёл, вот дурёха иноземная на стенку-то и лезет!..»
        Чуть позже, в сельмаге, куда Ирен зашла чтобы ознакомиться с образцами местной парфюмерии, ей пришлось в окружении ахающих и сочувствующих женщин, уже прослышавших о происшествии на Червонке, рассказать о случившемся там в деталях. Благо, русским языком она хоть и не в совершенстве, но владела. Увлечённо повествуя о своём приключении, Ирен заметила в дальнем углу магазина четверых рослых, местных парней, которые тоже прислушивались к её рассказу. Один из них - крепкий, худощавый, с короткой стрижкой, чем-то очень похожий на Алена Делона, буквально, впитывал каждое её слово. Когда Ирен, прерывающимся от волнения голосом, рассказала о поцелуе водяного и о том, как он сам вытолкнул её на поверхность, на лице «Алена Делона» промелькнула странная улыбка. Он повернулся к одному из своей компании - крупному верзиле под два метра ростом, и вполголоса произнёс с каким-то непонятным восхищением:
        - Ну, ты силён, бродяга! Ладно, выиграл спор. С меня причитается…
        «Ален Делон» подошёл к прилавку и, подняв руку, щёлкнул пальцами. Тут же, словно из воздуха, в ней появилась красная десятирублёвка. Небрежно бросив купюру на прилавок, он попросил бутылку водки и «чего-нибудь закусить». Когда компания, с любопытством косясь в сторону Ирен и, пересмеиваясь, удалилась, м-ль Дюбуа, поражённая чудесным способом добывания денег, торопливо спросила у женщин:
        - А этот молодой человек - он тоже колдун?
        - Куда ему!.. - пренебрежительно махнула рукой Люська Рыжова, укладывая пакеты с продуктами в сумку. - Недоучившийся фокусник. Завклубом у нас работает.
        И Ирен узнала историю жизни «Алена Делона», которую, перебивая друг друга, поведали прошмырчанки. По их словам, Витька Завадов, сын бывшего местного ветеринара, ныне вышедшего на пенсию, с детства слыл шпаной - «оторви, да выбрось». Вся округа страдала от его проделок. Самые лютые псы, завидев Витьку, с тревожным тявканьем прятались под заборы или в конуру, ибо его рогатка не знала промаха и пощады, а карманы постоянно были набиты увесистыми, угловатыми осколками печного чугуна.
        Учителя местной школы как великого праздника дожидались того часа, когда он, наконец-то, закончит десятый и покинет её стены. Даже Марфа Лаврентьевна (!!!) не смогла найти на него управу, хотя тоже неприятностей от него натерпелась. Она приехала в Прошмыркино, когда Витька учился уже в десятом. Однажды он начал «плавать» по новейшей истории (что с ним случалось крайне редко - несмотря на свою хулиганистость, Завадов учился неплохо). Не успела Марфа Лаврентьевна открыть рот, чтобы изречь свою знаменитую сентенцию - «посидишь без обеда - поумнеешь», как под партами внезапно раздался многоголосый мышиный писк, сопровождаемый громким шуршанием и царапанием. Девчонки с отчаянным визгом дружно ринулись из класса. Следом, «из солидарности», изобразив крайний испуг, класс покинули и парни. Урок был безнадёжно сорван. Марфа Лаврентьевна интуитивно чувствовала, что мыши тут совершенно ни при чём, а вот Витька… Но, несмотря на допросы «с пристрастием», доказать ей этого так и не удалось.
        А вот на уроке биологи случай произошёл куда более серьёзный. Когда выведенная из терпения низким уровнем знаний подопечных биологичка с криком: «У вас, недоумков, мозгов не больше, чем у этого чучела!..» - постучала костяшками пальцев по черепу стоявшего рядом с учительским столом человеческого скелета, произошло невероятное. К её ужасу руки скелета вдруг согнулись в локтях, и он несколько раз беззвучно хлопнул в ладоши. После таких вот «загробных» аплодисментов бедную биологичку долго отхаживали в сельском медпункте. А вскоре она и вовсе покинула село.
        Тем не менее, при всех своих антиобщественных достоинствах, тупицей Витька никогда не был, и школу закончил всего с одной тройкой - по поведению. Вопреки ожиданиям родни и знакомых, «династийных» настроений он не проявил и в ветеринарный вуз идти не пожелал. С одной стороны, категорически против был отец, измотанный бесконечными «накачками», разносами на заседаниях правления колхоза и вычетами из скудной зарплаты, за нескончаемый падёж. С другой - Витька и сам мечтал об интересной, яркой жизни. Поэтому и пошёл учиться не куда-нибудь, а в цирковое училище, где также проявил незаурядные способности.
        В середине восьмидесятых на волне «перестройки» по городам густо расплодились всякого рода мошенники. Фальшивые лотереи, фальшивые рулетки заполонили привокзальные и рыночные площади. Но особенно процветали напёрсточники. Почти на каждом углу можно было увидеть, чаще всего, смуглолицего зазывалу с южным акцентом, который гортанно перекрикивая шум городской улицы рекламировал свой хитрый «бизнес»:
        - Шарик-алик, шарик-малик! Хочешь денег - подходи! Кто не хочет проходи! Кто поставит рубль на кон, тот получит миллион!..
        Как бы откликаясь на его зов, из толпы зевак появлялся столь же смуглый «случайный прохожий», желающий попытать счастья. Этому игроку, как правило, везло необычайно. Можно было подумать, что этот тип - двоюродный брат самой Фортуны, когда он, сверкая полным комплектом золотых зубов, безошибочно угадывал, под каким именно напёрстком притаился для всех прочих неуловимый шарик. Набивая карманы толстыми пачками «выигранных» денег, золотозубый везунчик громко цокал языком и, как бы про себя отмечал, что сегодня особый день, когда везёт и неудачнику.
        Однако другим соискателям больших денег, тут же рискнувшим своими кровными, удача улыбаться почему-то никак не желала. Один Бог ведает, сколько простаков положило свои последние рубли на напёрсточный «алтарь» золотозубой Фортуны. Витька, старательно постигавший в училище тайны необычного ремесла фокусника, мечтал стать знаменитым иллюзионистом, наподобие Кио. Он с самых первых дней обучения далеко обогнал своих однокашников, буквально, на лету схватывая основы цирковой чародейской премудрости. Своими сильными, ловкими, гибкими пальцами, он быстро научился, как бы, из ниоткуда извлекать самые разные мелкие предметы. И, наоборот, в его кулаке мгновенно исчезало всё, что только могло в нём поместиться.
        Как и многих других «студяр», не самая сытная студенческая жизнь настраивала и Завадова на размышления о возможных способах добывания денег на хлеб насущный (разумеется, с маслом и колбасой). Однажды увидев работу напёрсточников, он понял: это то, что и нужно. Нет, сам он напёрсточником быть не собирался, хотя мог бы стать «каталой» экстра-класса. Он избрал более благородный способ добычи дармовых денег. Он начал «кидать» самих мошенников напёрсточного цеха. Внешне это выглядело очень естественно, без малейшего оттенка фальши. Заметив в толпе простака с глуповато-доверчивой улыбкой (чтобы добиться такого выражения, Витьке три дня пришлось провести перед зеркалом), зазывала пускал в ход всё своё обаяние, дабы заинтересовать лёгкой добычей очередного «лоха». Тот долго ломался, смущался, но, наконец, всё же, позволял себя уговорить.
        Игра шла по возрастающей. Даже зная истинную подоплёку происходящего, едва ли кто бы мог сказать уверенно, кто же и кого на самом деле здесь морочит и дурачит. Однако когда ставки взлетали выше всех пределов, и очередной кон должен был стать «лебединой песней» для карманов лоха, к невероятному удивлению напёрсточника, финал становился «лебединой песней» для него самого.
        Предатель-шарик, по совершенно непостижимой причине, вдруг обнаруживался именно под тем напёрстком, на который и указывал «лох», хотя его там даже в принципе быть не могло! Попытки оспорить результат игры с участием горластой и скандальной «группы поддержки» пресекались внезапным появлением силовых акробатов братьев Ломухиных. Тройка силачей с толстыми бицепсами подобно сумрачным джиннам появлялась словно из-под земли, и золотозубые, возмущённо галдя, неохотно отступали под их жёсткими взглядами.
        Город, где учился Завадов, был большой, напёрсточники встречались в каждом районе. «Бизнес» цирковой команды, достойный Робин Гуда, шёл в гору. Но всему рано или поздно приходит конец. Напёрсточники и их покровители с течением времени не на шутку встревожились - «квартет» неизвестных удальцов нанёс ощутимый урон их прибылям. Разъярённые дерзостью чужаков бандиты сумели их «вычислить», и нанести ответный удар.
        Ранним утром в общежитие циркового училища ворвался наряд милиции, и Завадова с Ломухиными в наручниках увезли в местный райотдел. Будущим циркачам предъявили обвинение в вымогательстве крупной суммы денег у некоего торгово-посреднического кооператива. К счастью, уже через день «потерпевший» председатель кооператива сам попал под следствие за мошенничество. Он запутался на очных ставках, и «рэкетиров» милиции пришлось отпустить.
        Но золотозубые не унимались. На следующий же вечер старшего из Ломухиных едва не сбила «Нива», на бешеной скорости мчавшаяся по городской улице. Парня спасло лишь мастерски выполненное сальто, позволившее мгновенно уйти от удара. Братья тут же сочли за благо перебраться куда-нибудь подальше, не оставив адреса. Тем более, что теперь они могли обосноваться где угодно. Виктор, несмотря ни на что, решил учиться дальше, и за это очень скоро поплатился. Следующим же вечером на него напали дюжие парни с недавно введёнными в милицейский арсенал резиновыми палками, которые в народе тут же прозвали «демократизаторами». Однако Завадов, вовремя сориентировавшись, отделался всего лишь одним ударом, прошедшим вскользь по плечу, и сумел скрыться в подворотне. До общежития он добрался, скрываясь за мусорными баками и гаражами. Но в общежитии его ждал пренеприятнейший «сюрприз»: кто-то обворовал их комнату. Виктор остался без вещей и без денег. Сохранились лишь документы, которые он всегда носил с собой. Осознав, что теперь его, уж точно, не оставят в покое, Завадов постарался исчезнуть.
        Он поселился у приятеля, адреса которого в училище никто не знал. Днём он отсиживался в квартире, а вечерами, изменив внешность, бродил по городу. Он пытался выяснить, кто же их предал. И в один из вечеров он это узнал, причём, совершенно случайно. Проходя мимо ярко расцвеченного неоновыми огнями недавно открывшегося ночного клуба, Виктор увидел выходящую из шикарной иномарки под руку с мордоворотом криминальной наружности… свою односельчанку Марину.
        Остолбеневший парень не мог поверить глазам. Неужели это она предала?! Ведь, буквально, несколько дней назад, таким же вечером, Марина уговаривала его, роняя слёзы, беречь себя. В противном случае, уверяла она, положив ему голову на плечо, ей незачем будет жить…
        Они подружились ещё в школе. Став взрослыми, уехали учиться в один город, потому, что знали: им суждено быть вместе. Марине удалось пробиться в университет, и они оба этим очень гордились. Но однажды они поссорились. Кто-то из общих знакомых сообщил Завадову, что его любовь тайком от него подрабатывает в стриптиз-варьете ресторана, посещаемого сомнительными личностями. Марина на вопрос Виктора по этому поводу очень обиделась, всё отрицала и уехала не попрощавшись.
        Через неделю они помирились, и всё, как будто, начало входить в прежнее русло. Когда же бандиты начали его преследовать, чтобы не подставить свою любимую девушку, Виктор временно прекратил с ней всякие встречи. И вот, они встретились…
        Спутника Марины Виктор узнал сразу же. Когда на него напали парни с дубинками, тот сидел в стоявшей неподалёку от места стычки этой же самой машине и, покуривая, руководил своими холуями. Первое, что пришло в голову Завадову, была мысль о мести. Но как отомстить? Убить её? Убить их обоих? Однако убивать, даже за подобную подлость, он счёл излишним. Незаметно добыв из сумочки одной из особ, топчущихся у входа в клуб, губную помаду, он вывел ею крупными буквами на лобовом стекле лимузина «ТЫ - МРАЗЬ!»
        Вернувшись в Прошмыркино, Завадов, несмотря на сопротивление Аврорского, устроился завклубом. Видимо из-за Марины, с той поры к женщинам он относится не очень любезно.
        Когда была упомянута фамилия парторга, в магазине вдруг раздалось предупреждающее, грозное «кхе-кхе». Женщины оглянулись, и увидели Аврорского собственной персоной, незаметно для всех появившегося на пороге сельмага. Насупив бровь, тот важно изрёк, подходя к прилавку:
        - Я был и буду против этого рэкетира. Мафиози не место у руля очага культуры! А что касается вашего приключения, мамзель, то должен вам сказать, что его благополучный финал вовсе не случаен. Я уверен, что западный водяной, воспитанный на культе секса и насилия, не ограничился бы одним лишь невинным поцелуем. Но у нас, к вашему сведению, даже водяные соблюдают моральный кодекс строителя коммунизма!
        Купив пачку папирос «Прибой» и спички, Аврорский с победоносным видом удалился. Будучи не очень сведущей по части идеоматики русского языка, не слишком знакомой с его метафорами и эпитетами, Ирен поняла сказанное в не совсем верной смысловой плоскости. Поэтому уже этим днём во французские СМИ поступила сенсационная информация о том, что, по утверждению местного партийного функционера, в СССР даже водяные состоят в правящей партии!
        Кстати сказать, уже на следующий день, несмотря на отнекивания Аврорского, Ирен смогла взять у него интервью. Те же женщины в магазине, когда он уже ушёл, рассказали ей о том, что где-то, с месяц назад, данный человек сам едва не стал объектом похищения инопланетянами. И Ирен приложила все усилия, пустила в ход всё своё обаяние чтобы разговорить парторга. И ей это удалось! Разговорившись, Аврорский рассказал в деталях о своей встрече с пришельцами из иных миров. По его словам это были те же самые «прилётчики», что посещали Прошмыркино и в апреле. На вопрос Ирен, почему они хотели похитить именно его, а не тех же Кольку и Женьку, он предположил, что инопланетчиков интересовали люди, прежде всего, с твёрдой жизненной позицией, с высоким уровнем «антелекта» и высокой политической стойкостью. Придя на почту, чтобы отправить свой очередной материал, она с приятным удивлением узнала о том, что там появился фото-телефон и новенький факс. Уже это было достижением! Теперь Ирен смогла не только без особых усилий отправить текст сообщения, но и цветное фото своего собеседника сделанное ею.
        Этот материал стал неплохим дополнением к только что вышедшему. Он прошёл в нескольких газетах и на ТВ, сопровождаемый подзаголовками: «Советский партфункционер месье Аврорский признался в том, что он лично контактировал с пришельцами и едва не был ими похищен!» Впрочем, лишь выйдя на улицу из почтового отделения, француженка была огорошена информацией, полученной от «синсклита» бабулек. Горя любопытством, те поинтересовались - поладила ли она со своим «хахалем»? Ну, раз сегодня не орала как резаная, значит, всё уже шарман? Уразумев суть вопросов этих доброжелательных сеньор, Ирен рассмеялась и пояснила, по какому поводу вообще приходила на почту. Сеньоры, услышав об Аврорском, отчего-то очень недоумённо переглянулись. А одна из них, мадам Элеонора, хлопнув себя по коленкам ладонями, возмущённо провозгласила
        - Нашла, кого слушать! Да это он допился до чёртиков зелёных, вот ему и привиделось невесть что!
        Её соратницы по «синсклиту», в числе которых были и Аграфена, и Василиса, и Акулина, охотно подтвердили этот пассаж:
        - Трепло он, и пустозвон! «Трезвяк» и ЛТП по нему плачут! Этого пьянчугу слушать - только время зря терять!..
        Для Ирен услышанное от этих прошмырчанок стала весьма шокирующим моментом. С точки зрения журналистской этики, рассказанное Аврорским следовало бы немедленно опровергнуть. Но, и так, и эдак подумав по пути в общежитие, Ирен решила опровержения не посылать - а кому от этого будет лучше? Всё равно ведь эта «сенсация», в длинном ряду ей подобных, уже завтра будет всеми забыта. К тому же, м-ль Дюбуа хорошо помнила наставление своего, умудрённого жизнью отца: иной раз, попытка исправить какие-то ошибки может привести к ошибкам ещё худшим.
        Во второй раз за этот день, придя к омуту на Червонке, чтобы совершить очередной заплыв (дед Михей гарантировал, что один раз пошутив, водяной больше её не тронет), Ирен увидела на его берегу человек пять учёных с приборами. Они в разных местах брали пробы воды, и с помощью лазерного спектроскопа выясняли содержание в ней солей и минеральных примесей. Кроме того, «свистуновцы» замеряли специальными устройствами интенсивность каких-то полей. Увидев француженку, учёные попросили её назвать время и указать точное место, где она подверглась нападению. Кроме того, их интересовала масса всевозможных подробностей, из-за чего заплыв пришлось задержать почти на полчаса. Здесь же были и три колдуна, которые вытворяли что-то магическое. После заплыва, покидая берег, Ирен не могла не оглянуться - неужели эти люди, считающие себя магами, и в самом деле способны на какое-то волшебство?
        …Рассказ жительниц Прошмыркина о злоключениях местного «Алена Делона», достойных пера Дюма и Бальзака, Ирен очень заинтересовал, и она решила обязательно взять интервью у Виктора Завадова. Придя вечером в клуб, девушка попыталась разыскать его в густой, шумливой толпе. Но он, вынырнув откуда-то из-за спин, неожиданно подошёл к ней сам. Интервью состоялось в комнате-бытовке, со стойким запахом горелой канифоли - судя по всему, оставшимся после недавнего ремонта в очередной раз сгоревших усилителей музыкальной аппаратуры. Кроме того, комната была основательно заполнена грудой обломков гитар, барабанов, злектроорганов, клубных кресел и тому подобного. В углу этого помещения возвышался холм выгоревших транспарантов и портретов каких-то политиков.
        Охотно отвечая на вопросы Ирен, Завадов был весел и безмятежен. Свои жизненные перипетии и коллизии он описывал в самых радужных и оптимистичных тонах. Слушая его, можно было подумать, что это везунчик и баловень судьбы, если бы не реальная подоплёка того, что ему довелось пережить. Даже о пребывании в СИЗО (следственном изоляторе) Виктор повествовал как о пикнике в неких райских кущах. Лишь одну тему он обошёл молчанием - предательство той, которую он когда-то очень любил. Явив понимание, Ирен тоже сделала вид, что об этой жизненной драме своего собеседника даже не подозревает.
        Закончив профессиональные дела, Ирен вознамерилась отправиться на покой. Прошедший день был слишком насыщен и событиями, и эмоциями, поэтому усталость давала себя знать. Однако Виктор уговорил её остаться, обещая интересную программу, и даже пообещав проводить её до общежития. Выйдя в зал, где под оркестровку всё того же ВИА исполнялся «медляк», Ирен нос к носу столкнулась с Катей.
        - Где это ты пропадаешь? - с многозначительной улыбкой зачастила Катя. - Я тебя уже полчаса…
        Но увидев Виктора, выходящего следом за Ирен из бытовки, она вдруг умолкла и, внезапно став серьёзной и озабоченной, заговорила сухо и безрадостно:
        - Ты меня извини, но я… Наверное, уйду. Там на приёме больной… В общем, я занята!..
        Она круто повернулась и торопливо ушла, лавируя меж танцующими парами. Ирен недоумённо пожала плечами, глядя ей вслед. Она не поняла причин внезапной смены настроения Кати, но в её душе отчего-то сразу же зашевелились какие-то смутные подозрения, и весь последующий вечер для неё прошёл с ощутимой горчинкой.
        Как и обещал Завадов, представленная им программа оказалась очень интересной. Проводились конкурсы и викторины, серьёзные и не очень, шутливые и вовсе дурашливые. В конкурсе на лучший шарж приняла участие и Ирен. В самом начале своей журналисткой карьеры пару месяцев ей довелось стажироваться в юмористическом еженедельнике, где она неплохо набила руку по части рисования карикатур.
        Состязаться с ней взялся представительный мужчина средних лет. Он, как выяснилось тут же, был колдуном из штата профессора Свистунова-Нахалевича. Несмотря на свой величественно-надменный вид и «художественную» позу, «свистуновец» с музой шаржа дружил едва ли. Лишь несколько жиденьких хлопков вознаградили его незатейливую «живопись». Зато шарж Ирен на колдуна оказался весьма удачным и долгие рукоплескания, сопровождаемые смехом, возвестили о её победе.
        Помощник Виктора вручил Ирен в качестве приза небольшую стеклянную сову, очень похожую на одну из тех, что вручают знатокам в популярной российской телепередаче. Похлопав проигравшего по плечу, он иронично резюмировал:
        - Это тебе, милый, не колотушкой в бубен бить!
        - Э! Э! - с нарочитой тревогой его одёрнул ещё один, из всё той же четвёрки. - Ты - полегче! Вдруг, он обидится, да ещё на всех тут порчу напустит?
        - Что?! Порчу?!! - первый изобразил на лице безграничный ужас. - Зинаида-а-а! Ты где?! Ты зачем сегодня колдунов гороховым супом перекормила? Теперь - вишь! - прямо в клубе, не отходя от кассы, всякой тут порчи могут напустить!.. - проорал он дурашливым, утрированно-плачущим голосом.
        Его последние слова заглушил взрыв хохота. Смеялся и колдун, которому, судя по всему, всё же, не было чуждо чувство юмора. Клубный вечер закончился уже в первом часу ночи. Шагая рядом с Виктором по притихшей деревенской улице, Ирен слушала его рассказы про нечистую силу, про странные, ничем не объяснимые события, случавшиеся как в былые, так и в не очень давние времена, всякие местные байки и небылицы, которых он знал великое множество. Когда они уже подошли к общежитию, Завадов вдруг схватил её за руку и указал рукой куда-то в небо.
        - Это невероятно! Ты только посмотри! - тыча пальцем куда-то в сторону Большой Медведицы, торопливо говорил он. - Там кто-то летит…
        Ирен подняла голову, и сразу же увидела нечто чрезвычайно странное. В чёрном ночном небе, метрах в тридцати над крышами, подгоняемый ветром, плыл мрачный, сгорбленный силуэт в развевающихся одеждах. По спине Ирен пробежала ледяная струя, в горле замер сдавленный вскрик. Она с изумлением смотрела на фантастическое зрелище, противоречащее всякому здравому смыслу. Не веря собственным глазам, она стояла столбом, не в силах оторвать взгляда или, хотя бы, пошелохнуться. Виктор тронул её за плечо.
        - Камера с собой? Доставай быстрее! - торопливо сказал он.
        Словно очнувшись, Ирен в лихорадочной спешке извлекла из дамской сумки заждавшееся своего череда творение передовой конструкторской мысли. За пару секунд настроив камеру на съёмку в условиях плохой видимости, она поймала объективом летящее в небе порождение потустороннего мира. Как оказалось, они с Завадовым оказались не единственными свидетелями этого, более чем невероятного происшествия. Позади них кто-то тоненько вскрикнул на всю улицу:
        - Ой, мамочка! Смотрите! Ведьма летит на метле! Ведьма!..
        Из беседки под большим кустом сирени тут же вывалила ватага молодёжи, огласив улицу удивлёнными и восторженными возгласами, пронзительным, разбойничьим свистом парней и испуганным девчоночьим визгом.
        Когда через пару минут сгорбленный силуэт, освещаемый лишь полной луной, исчез в темени ночного неба, из общежития, одеваясь на ходу, выбежал разбуженный шумом и криками профессор Свистунов-Нахалевич. Он был очень огорчён тем, что уже в который раз очевидцами интереснейших событий опять стали другие, но никак не он сам. В который уже раз ему пришлось довольствоваться устными пересказами происшедшего. Впрочем, когда он узнал, что французская журналистка успела заснять ведьму видеокамерой, в конце концов, он, утешился хотя бы этим.
        Стоило бы отметить, как это нередко бывает в подобных случаях, некоторые детали увиденного стали предметом ожесточённых споров. Факт наличия метлы в качестве летательного аппарата ведьмы яро оспаривали некоторые другие очевидцы, которые были убеждены в том, что она, свесив ноги, сидела на миниатюрном ковре-самолёте. Профессор, не углубляясь в дискуссию своих сотрудников, приказал немедленно снарядить группу наблюдения и поиска (ГНП), которой надлежало уточнить конечную цель вояжа ведьмы. Несколько колдунов и аспирантов, потягиваясь и, протирая глаза, помчалась вдогонку за загадочной небесной путешественницей. Запыхавшийся состав ГНП сломя голову бежал в сторону Дунькиной берёзовой рощи, куда и улетела ведьма. Когда поисковики, выбежав за околицу, увидели в сиянии лунного света чернеющий в некотором отдалении лес, где-то там, в его чащобе, отрывисто грохнули два ружейных выстрела.
        В ночной тишине эта стрельба прозвучала очень явственно и жёстко, словно стреляли совсем рядом. Тёмное пятно, летевшее над однообразно-чёрной массой древесных крон, тут же дрогнуло и, выписывая спираль, плавно полетело вниз. Потрясённые подобной драмой поисковики, которые вообще не могли взять в толк, что и почему произошло, медленно побрели обратно досматривать сны, прерванные незапланированным подъёмом по тревоге. Кое-кто из наиболее дотошных исследователей предложил прочесать Дунькину рощу с приборами ночного видения, однако большинство этому воспротивилось - на фиг нужно?! Во-первых, удастся ли, даже при посредстве электроники, хотя бы к утренней заре найти место падения убитой? Да, и, кто его знает, что там на уме у таинственного стрелка? Не надумает ли он для разнообразия пальнуть и по учёным? Ведь если ведьму кто-то за что-то укокошил, то нет абсолютно никакой гарантии, что этот «кто-то» не захочет укокошить и нежелательных свидетелей…
        Когда в округе общежития улеглись волнения связанные с полётом СЛО (сверхъестественного летающего объекта), Виктор и Ирен наконец-то распростились. Уходя, Завадов пообещал своей новой знакомой показать заброшенный колодец у руин ветряной мельницы где, по рассказам старожилов, обитали колодезные бесы.
        Проходя по тускловато освещённому коридору общежития мимо распахнутой настежь двери комнаты японцев, Ирен остановилась понаблюдать за тем, как её дальневосточные коллеги, непринуждённо щёлкая клавишами, через систему спутниковой связи быстренько передавали какое-то сообщение в свою метрополию. Следовало полагать, это была информация о только что происшедшем аномальном событии.
        М-ль Дьбуа не могла не испытать глубочайшей досады по поводу того, что её, отнюдь не бедная, корпорация, из-за какой-то там экономии лишила своего корреспондента оперативности в работе и обрекла на пустопорожнюю нервотрёпку. Японцы, заметив Ирен, приветливо ей заулыбались. Явив профессиональную солидарность и галантность, они сами предложили ей воспользоваться их аппаратурой, как только в том у неё возникнет необходимость. Причём без каких-либо условий и компенсаций.
        Засыпая, Ирен подумала, что такого дня, до крайнего предела насыщенного невероятными событиями, в её жизни ещё не было. Увиденного и испытанного с лихвой хватило бы на месяцы вперёд.
        Когда она проснулась, на часах был уже полдень, её соседки уже разбежались по каким-то своим делам. Умывшись и, выпив из термоса кофе, Ирен начала заправлять постель, но в этот момент в дверь кто-то тихо постучал. В комнату вошла Катя. Внешне она держалась спокойно, даже улыбалась. Но её чуть бледное лицо и отчётливо заметная краснота уголков глаз говорила о каких-то серьёзных переживаниях.
        - Я пришла попрощаться, - сказала Катя, присев на неуклюжий, кустарно сработанный табурет. - Через час уезжаю. Решила поступить в институт - буду учиться дальше.
        - Ты уезжаешь из-за Виктора? - неожиданно для самой себя спросила Ирен. - Только не говори «нет». Я же вижу, что ты плакала!
        - Совсем чуть-чуть. Ну, из-за него тоже… Да… - не стала скрытничать Катя. - Но так будет лучше для всех. Только ты себя винить не спеши. Между нами никогда ничего не было. Он даже не догадывается, что я… - она замолчала и опустила голову.
        Ирен сразу же поняла то, что Катя недоговорила. Она вскочила и взволнованно заходила по комнате.
        - Слушай, чепуха какая-то получается! Почему ты решила, что между мной и Виктором что-то вообще может быть?! Почему ты сама себя лишаешь даже намёка на надежду? Становиться между вами я не собиралась и не собираюсь. Хочешь, я с ним поговорю? Поверь, я сумею достаточно тактично обрисовать ситуацию.
        - Верю. Но ты напрасно тратишь свои благородные порывы, - Катя грустно улыбнулась и тягостно вздохнула. - Да, до вчерашнего вечера я ещё на что-то надеялась. Правда, сама не зная на что. Но когда увидела вас вместе, то поняла - надеяться больше не на что. Вы нашли друг друга, может быть, этого даже ещё и не осознав. А я почувствовала это сразу. Но ты не думай ни о чём плохом - он меня никогда не любил, и вряд ли смог бы полюбить, уже потому, что любил мою старшую сестру. А она… Марина поступила очень подло. Она его предала. Ты о ней уже слышала? Вот так-то!.. Ну, всё. Будь счастлива, и - прощай!
        Она коснулась кончиками пальцев безвольно обвисшей руки Ирен и беззвучно скрылась за дверью. Заправив койку, медленно, как в сомнамбулическом сне, та стала собираться на обед в колхозную столовую, к меню которой так и не привыкла.
        Когда солнце перевалило за полдень, во дворе общежития появился Виктор Завадов. Он приятельски поздоровался с шаманами, обедавшими у костерка телячьей строганиной, за неимением оленьей. На секунду задержавшись у входа в общежитие, он оглянулся, и с задумчивой усмешкой окинул их взглядом, явно, что-то обдумывая.
        Заглянув в комнату француженки, Завадов известил:
        - А вот и я! Как настроение?
        Ответив, что настроение у неё вполне ничего, Ирен взяла сумочку, и они направились к заброшенному колодцу, который - надо ж быть такому совпадению! - оказался в стороне всё той же заброшенной овцефермы, где не так давно были изловлены «вурдалаки».
        Узнав, в какие места они направляются, экс-атеистка отчего-то сразу же заволновалась и предложила вернуться назад. Всё также, безмятежно улыбаясь, её спутник уведомил, что их сегодняшний вояж ничуть не опаснее вчерашнего ночного путешествия от клуба до общежития. Тем не менее, чтобы окончательно успокоить девушку, он принял дополнительные меры. Проходя мимо зарослей молодых осинок, Завадов большим перочинным ножом срезал две длинные палки и заострил их концы, после чего они стали похожи на заточенные карандаши. Вручив Ирен один из «карандашей», он пояснил:
        - Теперь нам ни один вурдалак не страшен. Они осины боятся, как чёрт ладана. С такими «пиками» тут и ночью можно ходить совершенно спокойно.
        Обогнув пустые, полуразвалившиеся кошары без окон, сплошь окутанные могучими зарослями всевозможных сорных растений, возносящихся своими верхушками более чем на двухметровую высоту, Ирен и Виктор пошли по краю арбузной бахчи. У небольшой куртины старых берёз свернули вправо, к бескрайним зарослям верб, тянущимся вдоль лесного болотца, поросшего осокой, камышом и жёлтым лягушатником. Шагах в двадцати от него, в буйно разросшейся зелени клёнов и тополей, чернел осевший и покосившийся деревянный сруб. Уже на дальних подходах к колодцу Виктор указал своей спутнице на кое-где примятые стебли молодых побегов ивы и трав.
        - Интересно, кто ж тут лазит-то? - задумчиво проговорил он и, раздвинув стебли, указал Ирен. - О! Смотри! Какие странные следы!
        Та, присмотревшись, заметила отпечатавшиеся в мягком, влажном грунте крупные следы раздвоенных копыт
        - Здесь, наверное, коровы или какие-нибудь дикие животные - олени, например - проходили? - вновь начиная испытывать волнение, предположила м-ль Дюбуа.
        - Нет, Ирин, ты что! У тех след совсем другой. А этот - копия козлиного копыта, только увеличенного раз в пять… - задумчиво констатировал Завадов.
        - Виктор, давай вернёмся назад! - девушка крепко вцепилась в рукав его ветровки.
        - Ир, ты что, боишься?! - он укоризненно покачал головой. - У тебя в руках самое эффективное оружие против всякой нечисти. Чуть направила в неё остриё - и нечисть как ветром сдуло! Спокойствие! Я с тобой!
        - Да, да, конечно! - взяв себя в руки, закивала Ирен.
        Она достала из сумочки видеокамеру и, накинув её темляк на запястье (чтобы не потерять, если вдруг придётся спешно улепётывать), сняла странные следы, которые вели к колодцу. Вскоре девушка заметила ещё две цепочки подобных следов. Такие могли отставить только двуногие существа, у которых вместо нормальных, человеческих ступней были гипертрофированные козлиные копыта.
        - Виктор, их здесь много! - озираясь, прошептала Ирен. - Они не могут напасть на нас сзади?
        - Нет, следы были оставлены ещё ночью. Днём нечисть отлёживается в своих норах. Когда светло, она сама людей боится.
        Они подошли к колодцу вплотную. Изрезанный за долгие годы цепью деревянный вал ворота и сама изъеденная ржавчиной цепь валялись рядом, в густой траве. Стараясь не шуметь, Ирен и Виктор на цыпочках подкрались к трухлявому срубу, поросшему какими-то уродливыми грибами. Движением руки сделав девушке знак остановиться, Завадов осторожно перегнулся через сруб и заглянул в сырое колодезное жерло. Ирен с замиранием сердца следила за ним, вновь почувствовав, как по всему телу забегали мелкие, холодные мурашки. Выпрямившись, Виктор оглянулся и беззвучно прошептал:
        - ОН - здесь!
        С трудом отрывая от земли внезапно онемевшие ноги, Ирен подошла поближе и, с чувством, какое, вероятно, испытывают грешные души перед падением в ужасную бездну ада, тоже заглянула в колодец, продолжая вести видеосъёмку. Из-за плотного шатра древесных крон, в недрах колодца (его глубина была не самой большой - всего каких-то метра три) колыхался странный, ирреальный зелёный полумрак, через который, где-то внизу, отблёскивала колодезная вода.
        Несколько мгновений Ирен всматривалась в эту пугающую, сумеречную шахту, широко раскрытыми глазами, как вдруг различила что-то большое и лохматое, приникшее к стенке сруба где-то у самой воды. Внезапно туша шевельнулась, раздался плеск, и в темноте засветились два круглых, кроваво-красных глаза, устремлённых прямо на тех, кто посмел нарушить покой таинственного обитателя заброшенного колодца. Вслед за этим раздалось угрожающее, хриплое ворчание, перерастающее в утробный рёв.
        Донельзя напуганная Ирен пронзительно вскрикнула и, не помня себя, метнулась прочь. Если бы не Виктор, догнавший её в два прыжка, скорее всего, она продолжала бы бежать, бежать, бежать…Крепко схватив её за руку, он ободряюще улыбнулся.
        - Ну, что ж ты такая пугливая-то? А? - укорил Завадов. - Тоже мне, землячка Жанны Д-Арк! Да, он сам нас боится! Снять-то хоть что-то успела? Успела? Вот и умничка! Молодец! Таких кадров, я думаю, снять у нас тут ещё никому не удавалось. Слушай, а давай его подразним? - Виктор ухарски подмигнул.
        - Ты… С ума сошёл!!! - воскликнула Ирен, при одной лишь мысли о том, что неведомое чудовище, разозлённое их домогательствами, может выбраться из колодца и наброситься на незваных гостей.
        И, ведь, ещё вопрос - удастся ли от него убежать?! На мгновение зажмурившись, она явственно увидела перед собой первые полосы крупнейших мировых газет, где крупными заголовками значилось: «Французская тележурналистка растерзана в России неведомым чудовищем! Вместе с ней погиб и её русский друг». Тут же рядом - их с Виктором фотографии в траурных рамках. И всё это - орошено обильными слезами её родных и близких…
        - Да ничего страшного, он из колодца побоится и нос показать. Вот, смотри! - Завадов беспечно махнул рукой и, найдя под ногами камушек, направился к колодцу.
        Ирен крепко стиснула в руках осиновый «карандаш» и поспешно отступила ещё шагов на десять. Вовремя вспомнив о своих профессиональных обязанностях, она вновь включила видеокамеру. Виктор подошел к колодцу поближе, и словно мяч в баскетбольную корзину, отправил камень в чёрный зев сруба. Гулко, с вибрирующим стуком ударяясь о стенки, камешек полетел вниз. Раздался чуть слышный, помноженный эхом плеск воды, но ничего ужасного не произошло. У Ирен отлегло от сердца и она позволила себе немного расслабиться. Но после следующего же камешка, который снова бросил Завадов, из колодца вдруг раздался жуткий звук, напоминающий рёв быка, который переходил в пронзительный, царапающий уши визг:
        - М-М-М-М-Г-ГА-А-А-А-Х-Х!… И-И-И-И-И!!!
        Новая волна страха накатила на Ирен, и она снова начала медленно пятиться назад, с трудом удерживая видеокамеру в дрожащих и холодеющих руках. Она ожидала, что и Виктор сейчас обратится в бегство, но тот лишь торжествующе рассмеялся, и погрозил колодцу пальцем.
        - Ага! - крикнул он. - Не нравится? А если я тебе сейчас осиновый колышек брошу?
        И он, действительно, точным броском отправил в колодец свой «карандаш». Судя по всему, осина обитателю колодца не понравилась крайне. Он отчаянно взвыл и заверещал, после чего над краем сруба внезапно взметнулась трёхпалая, когтистая лапа, которая вцепилась в трухлявое дерево и из колодца начала выбираться какая-то бурая, мохнатая туша.
        Видеть подобное было выше человеческих сил. Не помня себя, Ирен вновь ринулась наутёк, запоздало вспомнив о Викторе. Она оглянулась, когда лес уже остался позади. Увидев, что Завадов бежит следом за нею живой и невредимый (тогда как за ними обоими вовсе никто не гонится), м-ль Дюбуа рискнула остановиться. Она тяжело дышала и еле держалась на ногах.
        - Ирин, ты чего? - Завадов снисходительно рассмеялся. - Сильно напугалась? Ну, извини, что увлёкся, не подумав о тебе. Да, вот такие у нас чудеса! - задорно подмигнул он.
        Через час у колодца вовсю суетились обитатели общежития - учёные, знахари, колдуны, репортёры… В его тёмные недра посыпался град камней и осиновых палок, но всё было напрасно. Колодезный бес ничем не пожелал проявить своего присутствия. Осветив колодец яркими фонарями, «свистуновцы» с досадой констатировали бесследное исчезновение его недавнего хозяина. Это же подтвердили и двое смельчаков, которые, навешав на себя по дюжине оберегов, талисманов и амулетов, рискнули спуститься по верёвкам до самой воды. Зато ими были обнаружены на колодезном срубе следы мощных, огромных когтей и клочья бурой шерсти. На самом же дне колодца ничего кроме ила, в котором обнаружился лишь большой ржавый замок да пара ломаных подков, найти так и не удалось.
        Более тщательное и, можно даже сказать, фундаментальное обследование самого колодца, а также прилегающей к нему территории по всем правилам, как официальной, и оккультной науки, позволило получить феноменальные данные. Прежде всего, было установлено, что из колодца в небо уходит мощный поток геомагнитной энергии, поскольку точно под его дном, на огромной, многокилометровой глубине - сразу два разлома материковых пород на разных уровнях, которые под прямым углом пересекаются в данной точке. Кроме того, было выяснено, что точно над колодцем находится компактная озоновая дыра. Ну а самое поразительное предположение сделал Прохор Макарович.
        Походив в ближайшей окружности колодца с ивовой рогулькой, он сообщил, что на глубине, примерно, три километра, под этим местом в толщах гранитных пластов залегает огромная линза чистой, металлической ртути, которая и концентрирует излучение земного ядра. Поэтому колодец служит своего рода апериодичным порталом параллельных пространственно-временных измерений.
        Прибывший вслед за всеми профессор Свистунов-Нахалевич, выслушав его суждения, размашисто хлопнул себя ладонью по лбу.
        - Вот откуда это всё берётся! - определил он - Этот колодец - главный источник негативных проявлений в этой местности.
        Тут же было решено организовать постоянное и, по возможности, круглосуточное наблюдение за этим загадочным объектом. Тем более, что случайно оказавшийся рядом местный житель Дмитрий Дериглазов всего за пол-литра сорокаградусной рассказал о личном наблюдении за повадками здешней нечисти. По его словам, как-то раз ночью он возвращался домой, и его путь пролегал через бугор, на котором когда-то стояла ветряная мельница. Правда, к этой поре от неё остался только фундамент, сложенный из валунов песчаника. Но, как видно, именно под ними и скрывались некие мистические сущности.
        - …Я, это, значит, - жестикулируя руками, повествовал очевидец НМО (неопознанного мистического объекта), - только поднялся на бугор, как слышу, что гул какой-то снизу идёт… Ага! Время было, как раз, к двенадцати ночи, да ещё полнолуние… И только я, значит, поднялся на самую верхушку, где когдый-то и стояла мельница, а из-под валуна-то, вижу, вылазит вот такенная костяная рука с когтями, и пальцем меня к себе манит. Дескать, иди, иди сюды! Ох, я и побёг! Себя не помню, как домой вернулся. О, как было!
        По просьбе Свистунова-Нахалевича Дериглазов показал место появления загадочной руки, после чего, получив свой сорокаградусный «гонорар», отправился восвояси.
        К большой досаде профессора, поиски невесть кем подстреленной ведьмы завершились, по сути, ничем. Ни её трупа, ни следов крови в роще найти так и не удалось. Бродя по лесу, поисковики тщательно обследовали чуть ли не каждое дерево, чуть ли не каждый куст. Однако к их великому огорчению ничего дельного не обнаружилось. Правда, профессор, было дело, высказал сомнение по поводу того, что летевшую на метле служительницу тьмы кто-то мог бы сразить зарядом свинцовой картечи. Однако колдуны тут же уведомили его, что если из ружья выпущена серебряная пуля, то ею можно поразить и ведьму, и оборотня, и упыря. Особенно, если на пуле есть изображение креста.
        Посланцы Свистунова-Нахалевича, и в самом деле, весьма дотошно прочесали лес, но никто-никто из них даже не обратил внимания на окрашенные в чёрный цвет клочья папиросной бумаги и обрывки воздушных шариков, разбросанные на одной из полян, рядом с обширным диким малинником.
        Впрочем, стоило бы сказать, что и поиски колодезного беса тоже были заведомо напрасными. Никто даже не догадывался, что сразу же после ухода Виктора и Ирен, из густой чащобы к колодцу подбежали двое парней. К подошвам их ботинок были прилажены подобия ступни больших козлиных копыт. Они помогли выбраться из недр колодца третьему - наряженному в козлиные шкуры, со специально откованными из арматурного прута большими, острыми когтями и задрапированными шерстью подобиями трёхпалых лап. В руках ряженый в шкуры держал большой самодельный жестяный рупор. Поёживаясь от колодезного холода, он собрал свой реквизит в мешок, и «трио» мигом растворилось в лесу.
        Ирен, вернувшись в общежитие, не преминула возможностью воспользоваться любезностью японских коллег, и предала своей телекорпорации сразу оба материала - и про ночной полёт ведьмы, и о явлении колодезного беса. По завершении сеанса связи она горячо поблагодарила дальневосточных «альтруистов». А те, едва за ней закрылась дверь, перемигнувшись и, прокрутив тайком скопированную запись сообщения м-ль Дюбуа, быстро смонтировали его перевод в собственной интерпретации. Уже через несколько минут в Стране восходящего солнца о событиях в Прошмыркине знали не хуже, чем в странах солнечного заката. Впрочем, стоит ли корить джентльменов-самураев за этот плагиат? Они добросовестно выручили свою коллегу, предоставив ей спутниковое оборудование, и должны же были себя за это хоть как-то вознаградить?
        Следовало бы добавить, что к удивлению руководства телекорпорации Ирен Дюбуа, ещё совсем недавно всеми силами души рвавшаяся из Прошмыркина домой, неожиданно сама попросила продлить её творческую командировку на неопределенный срок. Своё решение она мотивировала тем, что, очень вероятно, в ближайшее время в этой загадочной деревне могут произойти ещё более сенсационные события, связанные с обнаружением совершенно феноменальных представителей потустороннего мира.
        * * *
        Глава 6
        в которой супермен Стронхолд становится жертвой чар прекрасной русалки и знакомится с её пра-пра-правнучкой
        Майкл Стронхолд прибыл в Прошмыркино в дни, когда ещё не стих ажиотаж вокруг ведьмы, подстреленной над Дунькиной рощей, и улизнувшего в параллельные миры колодезного беса. Как и все приезжие, он обосновался в общежитии, где старая, ворчливая комендантша отвела ему койку в тесной комнатушке на троих. Неделей ранее здесь обитали молодые репортёрши из стран Скандинавии. Но об этом он догадался и сам вечерней порой, лишь его голова коснулась свежевыстиранной наволочки. Несмотря на едкий, щелочной запах хозяйственного мыла, который исходил от по-больничному белой ткани, его ноздри уловили нежный, будоражащий запах чьих-то духов. И он, засыпая, вспомнил о той единственной, той несравненной, оставшейся где-то очень-очень далеко.
        В этой глухой русской деревне Майкл освоился достаточно быстро, поскольку давно привык к спартанскому быту и умел довольствоваться малым. Кочевая жизнь, которую он вёл с дней ранней юности, во подражание своему любимому литературному и киногерою Индиане Джонсу, его закалила, сделала сильным, стойким и несгибаемым при любых обстоятельствах. Он являл собой идеальный образец стопроцентного янки, покорителя прерий Дикого Запада.
        Говоря о покорении им сторон света, стоило бы упомянуть, что популярность Майкла Стронхолда - путешественника и естествоиспытателя, искателя кладов и приключений, баловня судьбы и кумира мальчишек всего Нового Света, была вне конкуренции и на Юге, и на Севере, и на всём Западе, и даже на немалой части Востока. В своё время, он блестяще, экстерном закончил престижный университет, и всего в девятнадцать стал магистром философии. Но заведомо отвергнув скучную судьбу «книжного червя», ещё в детстве Майкл всё своё свободное время тратил на подготовку к будущим путешествиям.
        Он изучал путевые дневники великих путешественников - Колумба, Магеллана, Скотта, известных археологов. И, в первую очередь, Шлимана. Он искал в старых книгах любые, даже мимолётные упоминания о пиратских кладах и сокровищах древних цивилизаций. Кроме того, его очень интересовали всевозможные природные аномалии, а также загадочные события и происшествия.
        Будучи не стеснённым в средствах (как-никак - сын владельца крупной, преуспевающей фирмы!), Майкл с младых ногтей успел немало поколесить по свету. Он побывал на раскопках древних городов в Перу, Индии, Египте и юге Африки. Он поднимался на высокогорные плато и спускался в пучину морей. Стронхолд побывал в древних английских замках, переполненных привидениями (поговаривали, что с некоторыми из них он ухитрился даже познакомиться), несколько раз участвовал в экспедициях в район Бермудского треугольника.
        В нем совершенно непостижимым образом уживались сразу два человека. С одной стороны, в его душе властвовал неугомонный, неунывающий романтик и авантюрист, что, вероятнее всего, ему передалось от матери, одним из предков которой, согласно семейным преданиям, был знаменитый капитан Флинт. С другой же - он являл собой живой компьютер - сухого, чёрствого рационалиста, прагматика до мозга костей, что ему досталось по наследству от отца, прямого потомка казначея короля Ричарда Плантагенета.
        В какой-то мере, Майкл Стронхолд являл собой подобие общеизвестного русского Иванушки-Дурачка, который, как известно, всю жизнь бегал туда, сам не зная куда, и искал то, совершенно не представляя, что именно ему нужно. Кстати сказать, по стечению некоторых обстоятельств, именно Россия для Стронхолда представляла собой огромнейшее «белое пятно». Впрочем, как и сам Стронхолд для русских.
        Когда в Домодедово на таможенном контроле всемирно признанный любимец объявил: «Я - Майкл Стронхолд!», к его удивлению особого пиетета при этом никто и не подумал проявлять. Удивлённо-сдержанная реакция таможенников на это заявление его весьма оконфузила. Вместо того, чтобы с радостными криками ринуться к нему за автографом, те лишь недоумённо переглянулись и пожали плечами.
        Известие о появлении в далёкой, совершенно неведомой ему России необычайного феномена, способного затмить славу и Бермуд, и Стоунхенджа вместе взятых, Майкла Стронхолда застало за работой над мемуарами о поисках Атлантиды. Подумав, он решил временно отложить эту тему и заняться более свежей, к тому же, как будто, на тот момент куда более актуальной. Хотя, разумеется, это не могло не вызвать недовольства издательства, которое с нетерпением ждало его рукопись.
        Его предыдущая книга об исследованиях в амазонской сельве и африканских джунглях дельты Конго стала настоящим бестселлером. И, тем не менее, Майкл решил немедленно отправиться в Россию. Мысль о том, что пока он пишет, все самые важные открытия в русской деревне Прошмыркино сделают другие, напрочь лишила его покоя и сна. Стронхолд незамедлительно собрал свою дорожную сумку, и вновь отправился в путь.
        Рослого, плечистого американца в Прошмыркине заметили сразу же после его появления. Особенно, местные девчата. Куда бы ни шёл, где бы ни появился Стронхолд, на его лице постоянно сияла оптимистичнейшая, голливудская улыбка, напоминающая, кому - Сталлоне, кому - Шварценеггера. К тому же, Майкл не хуже киношных суперменов владел английским боксом и восточными единоборствами. Будучи человеком одарённым, всего за полмесяца до приезда в Россию он вполне сносно научился изъясняться по-русски. А за первые же дни пребывания в Прошмыркине, овладел русским языком на уровне среднего переводчика.
        Разумеется, как и все прочие Майкл посетил озеро Лешачье, и бросил в него пригоршню центов, прочитав всё ту же «мантру» Харпилия. Озеро ему понравилось, но ничего необычного в нём он не усмотрел. О-о-о! Он такие в своей жизни видел озёра, что только фантастические романы о них писать. Например, озеро Шара-Мури на африканском плато Хахату. В присутствии Стронхлда носильщик экспедиции их местных аборигенов зашёл в озеро по пояс, чтобы набрать воды для питья, и тут же исчез, кем-то неведомым утянутый куда-то на глубину. Бедолага даже вскрикнуть не успел…Поэтому, возвращаясь от Лешачьего в сторону села, Стронхолд категорично заключил:
        - We've seen better things! (Видали мы кое-что и покруче!)
        Ещё до прибытия в эти края, Майкла чрезвычайно заинтересовал описанный в газетах случай с Ирен Дюбуа, пережившей нападение загадочного мистического существа, по утверждению местных жителей, обитающего в водах реки. Но, к досаде Стронхолда, с самой Ирен ему удалось всего лишь раз или два перекинуться парой слов, да и то, на ходу. Во-первых, она куда-то постоянно спешила и ссылалась на крайнюю занятость. Во-вторых, её постоянно везде и всюду сопровождал местный денди, целыми днями не отходивший от неё ни на шаг. А с некоторых пор, как намекнули злые языки, он не покидал её и ночью.
        …Возвращаясь к повествованию о приключениях м-ль Дюбуа, стоило бы отметить, что «злые языки» несколько поспешили с развитием предполагаемого ими романтического сюжета. Да, действительно, Ирен почти постоянно, везде и всюду появлялась в сопровождении Виктора Завадова. Действительно, многие, знавшие их обоих, с нетерпением ждали, когда же они, наконец-то, переведут свои отношения из чисто дружеских в любовно-романтические. Что, конечно же, непременно, закончится его чёрным костюмом, её белым платьем с фатой, и маршем Мендельсона на двоих. Но на самом деле, ничего этого не было даже близко.
        Впрочем, если начистоту, то - да, Завадов, и в самом деле, сблизившись с Ирен, вначале подумывал - а не влюбиться ли ему в эту хорошенькую, обаятельную француженку? Но время их знакомства шло, а у него чего-то такого, что кружило бы голову, будоражило, прогоняло сон, никак не появлялось. В душе не появилось и намёка на увлечённость. Она ему нравилась, ему с ней было интересно, но… Этим всё и кончалось. Ну, не было между ними такого, что переживал он в те дни, когда встречался с Мариной. Даже не простив той предательства, в чём-то даже ненавидя её до сей поры, в глубине души он всё равно сознавал, что эту «занозу» из сердца вытащить ему так и не удалось. Да и удастся ли?
        Впрочем…Иногда, случайно сталкиваясь с Катей, младшей сестрой Марины, Завадов как-то заметил, что в такие моменты он отчего-то вдруг начинает испытывать непонятное волнение, даже некоторую робость и растерянность. Из-за этого он даже в те дни, когда по каким-то причинам ощущал недомогание, обращаться в ФАП не спешил. И шёл за помощью к медицине только тогда, когда в медпункте принимал один лишь Ослонский. Катя и Марина, внешне очень похожие, по характеру были совершенно разными людьми. Марина была твёрдой и целеустремлённой, рвущейся к успеху. А вот Катя - Виктор это знал, внешне мягкая и уступчивая, по характеру была, что называется, кремень. Он знал и то, что Катя умрёт, но не предаст. С такой бы «замутить»! Вот, только… Говорили, что она, вроде бы, с кем-то уже переписывается, вроде бы, кого-то ждёт из армии. А жаль!..
        У Ирен тоже, когда они только начали встречаться с Виктором, было много всяких и разных мыслей по этому поводу. В этом русском парне её привлекла, прежде всего, его открытость и душевность. Он не хитрил, не ловчил, не был корыстным, не был вульгарным пошляком, каковых Ирен встречалось предостаточно. Он не тащил её в постель, и даже не делал таких намёков. Он был настоящим другом, не требующим ничего взамен того, что старался сделать для неё. В известном смысле, он был настоящим подарком судьбы. Ирен знала, что многие местные девушки, которые, как это говорят русские, «сохнут» по Виктору, одновременно, питали неприязнь к ней, как к счастливой сопернице, сумевшей отнять его у них. Если бы только они знали, что между ними на самом деле!
        Приехав в Прошмыркино, Ирен надеялась забыть всё то, что было в её жизни там, во Франции. Там был Франсуа, тот, которого она так любила, и с которым почему-то так легко рассталась. Что самое интересное, если Виктор Завадов был русским аналогом Алена Делона, в которого девчонки влюблялись через одну, то Франсуа, скорее, был аналогом Луи де Фюнеса. Такой же немного неуклюжий торопыга, никак мне баскетбольного роста, с рассеянно-чудаковатой улыбкой, тем не менее, Ирен он был бесконечно дорог.
        И расстались-то они из-за чего? Из-за сущей ерунды! Как-то, будучи приглашёнными к знакомым на вечеринку, Ирен и Франсуа пришли туда как жених и невеста, а ушли порознь, как чужие друг другу люди. Всё началось с того, что Ирен, застала на балконе Франсуа с Жанеттой, их университетской сердцеедкой, разрушившей не одну влюблённую пару. И они не просто там стояли, они - целовались! Вспылив, Ирен тут же пошла танцевать с испанцем Хосе, их однокашником. Теперь уже Франсуа закатил скандал (Хосе в универе слыл бабником-налётчиком). И - всё! Лишь позже Ирен узнала, что всё это подстроила Жанетта. Но первой сделать шаг навстречу Франсуа она так и не решилась. А теперь она в России, от Франсуа очень и очень далеко. Увидятся ли они ещё хоть когда-нибудь?
        …А Майкл Стронхолд, обуреваемый жаждой поисков всевозможных феноменов на совершенно новом, незнакомом для него поприще, начал самым основательным образом готовиться к исследованиям. Однако будучи «ходячим арифмометром», даже в своих романтичных порывах он никогда не впадал в крайности. Да, впервые столкнувшись с неизвестным явлением, он воспринимал его как обычный, любознательный мальчишка, которому в день рождения подарили микроскоп. Но затем он сразу же превращался в дотошного, придирчивого взрослого, который исследовал загадочный объект или явление скрупулёзно, не допуская ни тени самообмана или заведомой фальши.
        Там, где дело касалось точных научных данных, в нем мгновенно умолкал пылкий романтик, и право решающего голоса получал сухой, занудливый скептик. Его логика была жёсткой и прямолинейной. Скажем, есть неизвестное науке существо. Велл! Чтобы подтвердить этот факт, следует добыть его шкуру и скелет. Обнаружен новый минерал? О-кей! А где образец для детального лабораторного исследования? Его дОлжно предоставить! Найдено необычное растение? Прекрасно! Но его надо снять на фото, видео, и - в гербарий. Есть загадочное явление? Выясни приборами его природу, засними на фото и видео, найди хотя бы какие-то материальные предметы, которые бы, пусть и косвенно, но убедительно подтверждали факт реального существования аномалии. Точность и достоверность - это альфа и омега любой, уважающей себя науки, не имеющей ничего общего с замысловатым варварским шарлатанством. Всё же остальное - ересь, чушь и бред, недостойные внимания.
        Умея плавать и нырять не хуже какого-нибудь профи из «морских котиков», Майкл раздобыл акваланг, и целую неделю, на радость пиявкам, обшаривал омуты и рукава Червонки, а также впадавшей в неё Карасихи. Само собой разумеется, никаких признаков существования водяного им обнаружено не было. В заключение этой эпопеи он обследовал и Лешачье озеро. Но и там ничего невероятного не нашлось. Озеро было, как озеро, ярдов сорока в диаметре, футов двадцати в самых глубоких местах. Ни тебе плезиозавров, ни тебе крокодилов… Скучища!
        Столь пришедшиеся по вкусу немцам и англичанам, японцам, французам и многим другим, хулиганские выходки местных полтергейстов, видео ночного полёта ведьмы и сюжет с колодезным бесом, его никак не впечатлили. Поэтому, не имея на руках ни одного материального свидетельства, подтвердившего бы наличие в Прошмыркине и его округе каких-либо сверхъестественных существ, Майкл окончательно разочаровался, и начал готовиться к отъезду.
        Решив напоследок прогуляться по окрестностям деревни (хоть уж более-менее внимательно, с близкого расстояния, взглянуть на эту местность, которую распиарили на весь мир!), Майкл побродил по молодому ельнику, где после вчерашнего дождя обильно высыпали крупные рыжики. Потом он прошёл по заросшим терновником овражкам, по осинникам и березнякам. Обогнув болото, он вышел на чуть приметную, поросшую травой тропинку, которая вела к Червонке. С обеих сторон её ограждали густые заросли ивняка, напомнившие Стронхолду непроходимую амазонскую сельву.
        Выйдя на берег у какого-то омута, на котором он почему-то ни разу не побывал во время своих подводных исследований (интересно, как такое могло случиться?!), Майкл присел передохнуть на травянистый бугорок. Он смотрел на лениво бегущие волны и размышлял о том, что зря столько бесценного времени потратил на эту поездку. А ведь время-то - деньги!
        Длительная ходьба приятно разогрела тренированные мышцы тела, и Стронхолд решил напоследок окунуться в прохладные струи речки, которая так обманула его ожидания. Но едва он собрался снять с себя рубашку и всё остальное, как его внимание привлёк непонятный плеск воды. Он поднял голову и невольно вздрогнул. В каких-то трёх-четырёх ярдах от берега, стоя по плечи в воде, на него пристально смотрела какая-то девушка. Большие зелёные глаза, казалось, вобравшие в себя нежную зелень камыша, твёрдость и глубину нефрита, пронзительное сияние изумруда, своим взглядом, буквально, пронизывали его насквозь.
        Во взгляде незнакомки не было ни растерянности, ни испуга.
        Впрочем, не было и каких-то иных чувств - любопытства или возмущения, недовольства или радости, грусти или горечи. Скорее всего, взгляд был изучающим, каким, вероятно, бывал и у самого Майкла, когда он рассматривал какую-нибудь занятную зверюшку. Длинные, необычного зелёного оттенка волосы загадочной дивы, переплетённые нитями водорослей, струились по белым, как мрамор, плечам, и уходили в воду. В какой-то миг до Майкла вдруг дошло, что незнакомка чертовски хороша собой. Просто, фантастически красива!
        Они всего лишь несколько мгновений молча, не отрываясь, смотрели друг на друга, словно состязаясь в том, кто кого пересмотрит. Внезапно Стронхолд почувствовал, как непонятно отчего в глубине души шевельнулась непонятная тревога, а в груди заходил ощутимый холодок. Дикость, заброшенность, пустынность этого места, более чем странные обстоятельства встречи, подействовали на него очень угнетающе. Хриплым, словно не своим голосом он, наконец-то решился нарушить затянувшееся молчание:
        - Ты… Кто? Ты-ы-ы…
        Но незнакомка, ничего не сказав в ответ, внезапно ушла под воду и исчезла. Лишь светлая тень мелькнула и растаяла в глубине. Это вывело Майкла из оцепенения. Он вскочил на ноги и стал озирать блестящую под лучами солнца рябь мелких волн. Однако никто не показался на поверхности ни рядом, ни вдали.
        «Что за чертовщина? - растерянно размышлял Стронхолд. - Куда она могла деться? Акваланга у неё не было, а без него ей под водой больше пары минут не выдержать… Кстати! А ведь у неё не было не только акваланга, но, по-моему, и купальника…Стоп, стоп, стоп! Уж, не приснилось ли мне это всё?»
        Рационально анализируя обстоятельства только что происшедшей встречи, Майкл пришёл к утешительному для себя выводу - ну, конечно же, это был всего лишь скоротечный сон! За минувшие дни он крайне вымотался, да ещё и постоянно недосыпал. Тут и на ходу-то уснуть немудрено. А уж на речном бережку, под монотонный плеск волн, шелест камыша, да под лёгким, ласковым ветерком - и гадать нечего! Ну а то, что ему привиделась юная, красивая женщина, к тому же, без купальника, объяснялось ещё проще: сколько он уже в разъездах, не имея возможности встретиться со своей давней возлюбленной?! Тут ещё и не то можно увидеть во сне!
        Облегчённо вздохнув, Стронхолд решил обойтись без купания и направился восвояси, вскоре, как будто, даже начав забывать об увиденном в водах омута. Вскоре он вышел из лесной чащобы к видневшемуся за деревьями Прошмыркину. Прямо перед ним, по болотистому, покрытому высокими кочками лугу, лениво помахивая хвостами и фыркая, бродил табун разномастных лошадей. Под большой вербой, на толстой трухлявой колоде сидел старик, дымя «козьей ножкой» - большой самокруткой, свёрнутой из газеты и набитой мелко искрошенным самосадом. Это был, как уже успел узнать Майкл, местный всезнай, колхозный конюх дед Антип.
        Старик тоже был наслышан о любознательном американце. В ответ на приветствие Стронхолда, он приподнял лакированный козырёк выгоревшей, традиционной восьмиугольной шофёрской фуражки и протянул ему кисет с табаком. Присев рядом с дедом Антипом, Майкл достал пачку сигарет и протянул старику. Уважительно достав сигарету, тот её понюхал и спрятал в нагрудный карман пиджака. Покуривая, они завели один из тех малозначащих разговоров, которые не требуют напряжения извилин, не имеют ни начала, ни конца и тянутся больше из вежливости, нежели какой-то необходимости. Но, обсуждая погоду, достоинства и недостатки местной породы лошадей, Майкл выжидал момент, чтобы задать тот главный вопрос, из-за которого, он, в общем-то, и подошёл сюда.
        Когда разговор зашёл о местных достопримечательностях, Стронхолд как бы невзначай упомянул о таинственной незнакомке, привидевшейся ему в омуте. Старик в ответ пыхнул самокруткой и неопределённо пожал плечами. Он отметил лишь, что, конечно, это, вполне, мог быть и сон. Однако добавил, что к этому видению можно относиться по-разному.
        - …Есть люди, которы толкуют, будто в то место от ближней трясины тянет болотным туманом. А он, когда - есть, когда - нет… Но, вроде бы, голову могёт сильно дурманить, и человеку из-за этого чёрт-те что там может привидеться, - дед Антип снова подымил своей «козьей ножкой». - Как-то приезжал к нам учёный, геологией который занимается. Так, вот, он-то это и сказал. А из чего тот туман образуется, что в нём такое - и сам учёный не мог понять. Ну, а есть и те, что уверяют, будто в речке и в самом деле живёт русалка, красы необыкновенной. И вот, вроде бы, если кто её увидит, то с тем человеком всяка чепуха приключается.
        - Постойте, постойте, сэр Антип! - Стронхолд иронично усмехнулся. - Вы считаете, что русалки могут существовать в реальности?
        - Миш, я не знаю… - назвав Майкла на русский лад, старик развёл руками. - Сам - врать не буду - не видывал её ни разу. И - слава Богу! А вот от других об этом слышал. Сказывали, что кое-кто, повидав её, даже умом трогался. Вот так-то!
        - Ну а вы-то как можете объяснить подобные феномены? - испытующе прищурился Майкл.
        - Да, как их объяснишь-то, такие вот хреновины? - загасив окурок о подошву кирзового сапога с вытертым голенищем, дед Антип вздохнул. - Ну, ладно! Ежели тебя так здорово это забрало, то расскажу, что люди про русалку ведают. Про это я ещё в детстве слыхивал…
        По словам старика, истории появления русалки, как бы, не полтора-два столетия. Он указал на видневшийся вдали пригорок, поросший кустарником, и отметил, что на том месте когда-то высилась барская усадьба, построенная ещё во времена войны с Бонапартом. Домина был огромный, срубленный из дуба. Стоять бы ему ещё несколько веков, да в годы революции по недомыслию сожгли его дотла. Хозяином этих мест в далёкие времена императора Александра Первого был помещик по фамилии Костоломов - мужик саженного роста, и волосом огненно-рыжий («Хоть цигарку прикуривай!» - особо уточнил рассказчик).
        Барыня была из купеческих, собою донельзя пригожая. И выросла у них красавица-дочь лицом в мать, волосом - в отца. Глаза - зеленее зелени. Был ещё в этой семье и сын, но не о нём речь. И вот дочка костоломовская, как вышла в невесты, для всех окрестных дворянских и купеческих сыновей стала безнадёжной присухой. Сын самого генерал-губернатора то и дело к ним в имение мотался. А всё впустую. Никто её сердца затронуть так и не сумел.
        И вот, однажды к соседям Костоломовых на побывку приехал внук - поручик гусарского полка. По натуре - как и многие из гусар - ветрогон и гуляка. Раз всего они встретились на балу, и она словно голову потеряла. Стали они встречаться тайно, и никто об этом и близко не догадывался. Но однажды барину доложили-таки, что дочка его уже давно знается с гусаром. И дело зашло у них так далеко, что дальше уж и некуда. Разгневанный помещик посадил свою дочь под замок, а сам поехал к соседям с претензией. Но те - только руками развели. Как оказалось, именно в этот день у гусара закончилась побывка, и он уехал в свой полк.
        Вернулся Костоломов домой, а там беда ещё большая. Неведомо как, дочь сумела бежать из-под замка, и не придумала ничего лучшего, как броситься в омут. При этих словах дед Антип указал рукой в ту сторону, откуда только что пришёл Стронхолд. Найти тело девушки и предать его земле так и не удалось.
        - …Один только её башмачок в прибрежной тине отыскали, да шарф шёлковый за лилию зацепился… - старик сокрушённо покачал головой. - Мужики неводами всю Червонку прогребли, всяких знахарей созывали, чуть не месяц по берегам искали - не всплывёт ли? Только всё это было впустую. Осталась она не отпетой, так ведь ещё и по собственной воле утопшей. А таким один удел - стать русалкой. Вот она ею и стала.
        - А этот гусар - что с ним потом было? - спросил Стронхолд, внезапно обнаружив, что, взяв в рот сигарету, пытается прикурить зажигалкой её фильтр.
        - Да, бог его знает?! - старик отмахнулся. - Про то - никому не ведомо. Только я думаю так, что кончил он плохо. Ну а сама русалка в этих водах стала, если не считать водяного, всевластной хозяйкой. Ей и все другие русалки по другим речкам покорились. Говорят так, что людей она топила изрядно. Правда, баб с ребятишками не трогала. Этих - водяной к себе забирает, а вот она - мужиков. И, особливо тех, что шибко грешны по женской части.
        - Но вы, я так понял, считаете, что с ней, в любом случае, встречаться опасно? - Майкл напомнил старику один из пассажей его повествования.
        - Ну, говорят опасно… - набивая очередную козью ножку, кивнул дед Антип. - Вроде того, как посмотрит она на мужика - так и всё, пропал человек. Делается, как бы, с придурью. Про всё на свете забывает - про работу, про семью… Ничего такому не надо - мимо кучи злата пробежит, не остановится.
        - Куда пробежит? - наконец-то с трудом раскурив сигарету, уточнил Стронхолд.
        - Так, всё туда же - к омуту, - старик ткнул пальцем в сторону Червонки. - Где увидел русалку, туда и бежит, потому как у него на уме только одно - хоть бы ещё раз её увидеть. Не ест, не пьёт, всё только сидит на берегу, да в воду пялится. Сохнет, как щепка, и доходит до того, что кидается в воду и топнет. Так что, парень - смотри! - кабы и тебя к омуту не приворожило…
        - Я завтра уже уезжаю, - Майкл просиял своей голливудской улыбкой. - Так что, никакое колдовство меня уже не догонит. Счастливо!
        Кинув на прощание, он зашагал к селу, крыши которого виднелись за жиденьким частоколом молодого осинника. Едва он удалился на значительное расстояние, из-за ближайших кустов терновника к деду подбежали двое коренастых крепышей в одинаковых бейсболках, чем-то похожие на братьев-близнецов.
        - Антипа-сан! - вежливо кланяясь, к старику обратился старший из крепышей по имени Шумумото. - Мы случайно здесь проходить и случайно видеть, как вы беседовать с американский мистер Стронхолд. Нам сообщить из достоверный источник, что этот джентльмена очень нехорошо говорить про японцев. Нам очень обижаться, Антипа-сан!
        - Да, Антипа-сан! - подхватил его коллега по имени Дзуцуоба. - Мы быть уверенный, что он и сейчас говорить про нас плохо. Мы всё видеть и всё понимать!..
        - Да, будет вам, ребята! - дед Антип замахал руками. - Он про вас и словом-то не обмолвился. Не-е-т, вы ошибаетесь. Мы тут с ним толковали вот про что…
        И простодушный старик, к удовольствию двух хитрецов, передал им содержание недавнего разговора во всех деталях. Даже припомнил бывальщину о ссоре русалки с водяным, как они речку делили, и как благодаря чисто женской хитрости она сумела взять над ним верх. Записав всё это повествование на диктофон, припрятанный в кармане Дзуцуобы, приятели раскланялись с «Антипой-сан» и, довольные собой, помчались в общежитие.
        Через день из передачи японской телекорпорации Кей-Эн-Эйч ошеломлённая Америка узнала, что её национальная гордость - прославленный путешественник, искатель кладов и приключений Майкл Стронхолд стал жертвой колдовства советской русалки! Японские следопыты Шумумото-сан и Дзуцуоба-сан проследили (естественно, из самых лучших побуждений!) за несчастным мистером Стронхолдом, который, как и предсказывал Антипа-сан - большой ойямбун местных знатоков нечистой силы, спозаранок побежал к речке, дабы там лицезреть коварную потустороннюю обольстительницу.
        Увы… Но это было абсолютной правдой. Всю ночь Майкл проворочался в бредовом полусне, преследуемый огромными, зелёными, проникающими в душу глазами. А утром, когда он подошёл к старому облезлому умывальнику и взглянул на себя в зеркало, то невольно даже отшатнулся. Из зеркала на него уныло и безрадостно взирали глаза загнанного жизнью бродяги, измученного тяжкими лишениями и терзаемого душевным недугом. Щёки недавнего супермена ввалились, резко обозначились скулы. И, самое главное, с его лица невесть куда делось нечто очень важное, что пребывало на нём всегда и постоянно. Поразмыслив, Стронхолд вдруг догадался, что погасла его ослепительная американская улыбка, похоже, не покидавшая лица даже во сне.
        Огорчённый этим обстоятельством, Майкл попытался вернуть её на место усилием воли. Однако мимические мышцы, подвергнутые волевому насилию, изобразили не жизнерадостное: «Всё о-кей, ребята!», а страдальческое: «Ой, мамочка! Как же мне плохо!..»
        Кое-как побрившись и, наспех позавтракав, Стронхолд решил: он обязательно уедет. Но только завтра. А сегодня стоит погулять по окрестностям, чтобы немного развеяться и доказать себе самому, что он неподвластен никаким чарам.
        Гордо вскинув голову, Майкл двинулся в направлении противоположном вчерашнему маршруту, широко и размашисто шагая по светлым березнякам и тёмным ельникам. Он даже не заметил, что за ним крадучись следуют две приземистые фигуры в бейсболках. Впрочем, сказать «крадучись» - было бы не совсем правильным. Горемыки-японцы, поминая недобрым словом длинные ноги американца, без конца были вынуждены переходить с мелкой рыси на крупный галоп. И если бы не особое душевное состояние Стронхолда, если бы не его зацикленность на своих глубинных душевных терзаниях, он уже давно заметил бы соглядатаев.
        Гонка японцев за Стронхолдом длилась долго, поскольку он, решительно ступая по заросшей травой лесной тропе, был настроен вернуться в общежитие не раньше «файв о клок», то есть, времени традиционного английского полдничного чаепития. Майкл изо всех сил старался настроить себя на деловые размышления и пытался спланировать завтрашний день.
        «Прежде всего, - решительно мыслил он, - нужно любой ценой вырваться из этих гиблых мест. При удачном стечении обстоятельств, уже завтра вечером я смогу вылететь из Москвы. Куда? Ну, вообще-то, лучше будет махнуть в Стокгольм. Там сейчас гастролирует Дэзи со своим оперным театром. Для неё это могло бы стать приятнейшим сюрпризом…»
        А для него самого? И вот тут он с крайним удивлением был вынужден отметить, что воспоминание о Дэзи его ничуть не взволновало. Он вновь попытался настроить себя на самые тёплые воспоминания о своей любимой, вороша в памяти дурманящий восторг первых дней их знакомства, трогательные встречи после его возвращения из экспедиций… Увы, его душа вдруг стала совершенно глуха к ещё вчера бесконечно желанному и любимому образу невесты.
        Очнувшись от размышлений, Стронхолд огляделся, и вдруг с внутренним содроганием понял, что стоит не где-нибудь, а на том же самом месте у омута!!! Это было невероятно, но факт говорил сам за себя: даже отправившись в противоположную сторону, этого совершенно не заметив, он пришёл туда, куда в глубине души тянуло само его существо. Майкл смотрел на речные волны, пытаясь объяснить самому себе суть происходящего. Но ответа не было. Совершенно обескураженный он присел на тот же, что и вчера, бугорок, втайне от себя самого жаждая увидеть ту, ради которой он и явился сюда. Механически достав сигареты, Стронхолд закурил, не отрывая взгляда от таинственного зеленоватого зеркала омута.
        А Шумумото и Дзуцуоба, которые притаились от него всего в нескольких шагах, мысленно проклиная алчных и ненасытных русских комаров, вначале не смели даже пошевелиться, чтобы помешать их свирепой трапезе. Однако очень скоро заметив, что Стронхолд полностью ушёл в себя, и совершенно не реагирует ни на что сущее, в том числе и атаки летучих кровопийц, японцы вполне осмелели и, уже не таясь начали отвешивать себе шлепки и оплеухи, словно неким образом наказывая, за такое вот малопристойное соглядатайство.
        Воевать с комарами им пришлось довольно долго. Сняв для начала взгрустнувшего американца на фото, японцы приготовили видеокамеру и несколько часов подряд ждали того сенсационного момента, когда в соответствии с прогнозами Антипы-сан заколдованный супермен бросится в омут из суицидальных настроений. О-о-о! Это были бы фантастически удачные кадры. Тогда бы Шумумото и Дзуцуоба могли уже твёрдо рассчитывать на серьёзный карьерный рост.
        Но время шло, а Стронхолд в воду всё не бросался и не бросался. Это крайне раздражало и нервировало «следопытов». Нет, зла они ему не желали. Более того! Кинься он в воду, приятели, безусловно, ринулись бы его спасать. А как бы здорово потом это выглядело в названиях телепрограмм и газетных заголовках: «Японские журналисты спасают национальную гордость Америки». Или: «Подвиг настоящих самураев». Но Стронхолд, докурив последнюю сигарету и, больше ничего не нашарив в карманах, неохотно поднялся на ноги и, поминутно оглядываясь, уныло повлёкся в сторону села.
        «Да, что же это со мной происходит-то?! - шагая по лесу, размышлял он. - Раскис, как последний хлюпик. Слава Богу, об этом не знает ни одна живая душа. Всё! Довольно чар, довольно колдовства! Завтра же утром я отсюда уезжаю…» Неожиданно позади него раздался громкий плеск воды. Майкл, ни о чём даже не успев подумать, со всех ног помчался назад, едва не налетев на соглядатаев, лишь в последнее мгновение успевших нырнуть к колючие кусты. Выбежав на пригорок, закиданный окурками, Стронхолд понял, что это была всего лишь речная чайка, нырнувшая в омут за добычей, и никак не та дивная дева, которую сейчас ему хотелось бы увидеть больше всего.
        Когда он, тягостно вздыхая, миновал место, где затаились Шумумомто с Дзуцуобой, приятели, яростно сопя, выбрались из колючек, поминая непечатным слогом и американца, с его «прибабахами», и кусты, с их запредельно злыми и острыми колючками…
        Показ по всем американским телеканалам видеосюжета, снятого японскими тележурналистами, шокировал даже подготовленных зрителей, уже читавших о случившемся с Майклом. Потрясение пережили все обожатели Стронхолда, независимо от их возраста, пола, расы и величины банковского счёта. Все - от мусорщика до миллиардера, лично увидев, как живое воплощение мужской доблести и славы, кумир подростков и бессонница старых дев, теперь уже вдруг постаревший и сутулый, сидит на берегу чужой (русской!!!) речки, вперив в её волны безрадостный взгляд, ощутили себя ограбленными до нитки.
        Уж, это было слишком! Подобное можно было бы сравнить только лишь с публичным надругательством над американскими национальными святынями - флагом, гербом и долларом. Сразу же после показа телесюжета, перед советским посольством в Вашингтоне прошла не очень многочисленная, но весьма шумная демонстрация под лозунгом: «Русские, верните нам Майкла и оплатите его медицинскую страховку».
        Состоялось внеочередное заседание палаты представителей конгресса США. Некоторые, излишне горячие депутатские головы из числа бывших двоечников по географии, потребовали от президента отправки к берегам Прошмыркина большой ударной авианосной группировки. Но конгрессмены, из числа бывших отличников, их несколько остудили, пояснив, что эта деревня вовсе не из прибрежных, и до неё, как поётся в русской (и, возможно, народной) песне: «только самолётом можно долететь». Тогда экс-двоечники, не мешкая, поставили вопрос об отправке в ту же сторону эскадрильи стратегических бомбардировщиков с крылатыми ракетами на борту. На резонный вопрос отличников: What the hell? (А за каким чёртом?), двоечники пояснили, что на то она и Америка, чтобы на каждый антиамериканский чих отвечать всей своей военной мощью.
        В прессе и на телеэкранах замелькали портреты зарёванной «милашки Дэзи» (как её окрестили поклонники из числа журналистов), которая, ослепительно улыбаясь сквозь слёзы, гордо швыряла в объективы телекамер обручальное кольцо. Поскольку такое происходило не единожды, у телезрителей неминуемо возникли вопросы: откуда у неё столько обручальных колец? Она, что, всякий раз подбирает кольцо после каждого такого броска, или их у неё не одна дюжина?
        Даже не подозревая об этом всемирном информационном катаклизме, Майкл и на третий, и на четвёртый день продолжил свои «прогулки по окрестностям», которые неизменно заканчивались в одном и том же месте - на берегу омута речки Червонки. Там он просиживал и час, и два, и пять, после чего, ближе к вечеру, уходил восвояси, оставив после себя очередную груду окурков.
        Постепенно Майклом овладела безысходность, и он в душе уже клял тот день и час, когда принял опрометчивое решение ехать в эту (japonskiy gorodovoy!) Россию. Спору нет, бродя по перелескам, он иногда вспоминал Дэзи. Но теперь ему уже совершенно чужую и безразличную. Он вспоминал, как она плакала, уверяя его в том, что даже экспедиция в район Бермуд не пугала её так, как эта поездка в страну морозов, водки и медведей с балалайками, средь бела дня гуляющих по городским улицам. И тогда ему становилось нестерпимо стыдно за себя, за то, как он совершенно нелепо обманул ожидания своих поклонников.
        А ведь этой осенью должна была состояться его свадьба с нею, с Дэзи Райт - юной примадонной знаменитого оперного театра, лучшим сопрано восточного побережья, а может быть, и всей Америки, событие, без преувеличения, всемирного масштаба. Может быть в чём-то даже более громкое и зрелищное, нежели пресловутая высадка астронавтов на Луну!
        За «милашкой Дэзи», воспетой многими периодическими изданиями, уже давно закрепилась слава весьма разборчивой и привередливой невесты. Многие мужчины из лучших семейств искали её внимания и благосклонности. Но самым удачливым оказался он - Майкл Стронхолд, и его почитатели с нетерпением дожидались того дня, когда состоится бракосочетание яркой звезды мужественного мира приключений с не менее яркой звездой изящного мира искусств. Однако теперь этого, скорее всего, уже не произойдёт. Догадывается ли Дэзи, чувствует ли, что в этот момент происходит с ним? Ведь он успел отправить ей всего одно письмо, а позвонить… Да, как тут позвонишь-то?!! Проще было на палочке верхом доскакать до южного полюса, нежели из этой невероятной глуши дозвониться хотя бы до областного центра!
        Происходившее с ним в те дни, Майкл и впоследствии едва ли смог бы внятно объяснить даже самому себе. В прошмыркинской глуши им вдруг овладел какой-то странный, кем-то навязанный ему инстинкт, который подавлял волю и все желания, кроме одного-единственного: увидеть обитательницу омута. За эти дни Майкл уже почти забыл черты лица русалки. Но, как наркоман, тянущийся за всё новой и новой порцией привязавшего его к себе зелья, он ежедневно шёл на проклинаемый им берег, чтобы там зачарованно смотреть в бездну омута, одновременно и желая, и боясь увидеть очаровавшую его. К тому же - кого? Живую женщину или материализовавшийся дух?
        В существование духов Стронхолд не верил даже после ночей, проведённых в стенах древних рыцарских замков и личного наблюдения за их штатными призраками. Впрочем, он и не задумывался о том, кто ОНА в реальности. Главным было - увидеть, пусть и без надежды на взаимность. Хотя… Что может быть более абсурдным? Как объяснить это близким и Дэзи, если вдруг они об этом узнают?
        Снова и снова, каждый вечер Стронхолд принимал окончательное и бесповоротное решение - уехать завтра же, спозаранку, без завтрака и прогулки. Уехать! И больше даже не вспоминать об этой заколдованной глуши. Но в последующем бреду тяжкого ночного забытья, которое едва ли можно было бы назвать сном, перед ним вновь появлялась она, и повелевала своим бездонным, губительным взглядом идти к омуту. И наутро всё повторялось, как и вчера.
        Наконец, на шестой или седьмой день (Майкл потерял им счёт - все они казались ему одним, бесконечно растянутым днём) он решил перехитрить самого себя, свою пагубную, позорную для супермена слабость - уехать не завтра утром, а сегодня же вечером. Но, тем не менее, не решился отказать себе и в том, чтобы в последний раз сходить на берег Червонки. Сходить, а потом… Потом, сжав в кулак остатки воли и самообладания, невзирая на время суток и погоду - бежать, бежать, бежать! Мчаться в свои родные, близкие и понятные душе края, где можно будет, отдавшись в руки всезнающих зскулапов, наконец-то расстаться со всеми наваждениями, и снова стать тем, кем совсем недавно он перестал быть.
        Нервно втягивая в бронхи жёсткий, как колючая проволока дым русской махорки (запасы любимых сигарет «Прекрасная Джорджия» давно закончились, а «Беломор» оказался ещё злее табака для самокруток), Майкл медленно шёл по уже хорошо утоптанной им тропинке, усеянной окурками. Внезапно что-то яркое мелькнуло впереди, и Стронхолд увидел идущую ему навстречу девушку в фланелевом халатике, накинутом поверх мокрого купальника-бикини. Неспешно шагая, незнакомка, охватив широким махровым полотенцем обильную лавину мокрых, тёмных волос, старательно их сушила, растирая толстой, пушистой тканью.
        Окинув её равнодушным взглядом и, чисто механически, без каких-либо эмоций отметив незаурядную стать фигуры, Майкл посторонился, чтобы, как и подобает истинному джентльмену, уступить дорогу леди. Но едва его нога коснулась обочины тропинки, он застыл, подобно библейскому соляному столбу, в который, как известно, обратилась одна ближневосточная особа из-за того, что нарушила запрет Всевышнего, и взглянула туда, куда глядеть ей было не положено.
        Девушка, которая в этот момент покончила со своим занятием, откинула волосы за спину и, перебросив полотенце через плечо, удивлённо посмотрела на странноватого долговязого незнакомца, который напоминал неизвестно откуда взявшегося бродягу. А Стронхолд, утратив возможность мыслить, рассуждать, анализировать и даже просто - ощущать, во все глаза смотрел на неё: это была ОНА!!! Внезапное осознание этого невероятного факта ошеломило Майкла не меньше, а, скорее всего, даже больше, чем это было в первый раз.
        Эфемерный фантом, загадочное видение, безумная, бредовая мечта, за которой он столько гонялся и наяву, и в сонном забытье, вдруг материализовалась, обрела плоть и двигалась навстречу ему лёгкими, словно невесомыми шагами. В голове Стронхолда сорванными с дерева осенними листьями закружились десятки и сотни «отчего», «почему», «зачем», «как»… Будучи не в силах остановить их хаотичный бег, в этот момент он только и был способен лишь молча взирать на девушку, замерев в довольно-таки нелепой позе.
        Когда она, не удостоив его взглядом, диковинной птахой пропорхнула мимо, он наконец-то смог хоть отчасти собраться с мыслями и, глядя ей вслед, сказать первое, что пришло на ум:
        - Прекрасная погода. Не правда ли, мисс? - запоздало сообразив, что сказал эту фразу по-английски, и она вряд ли могла его понять.
        Но девушка поняла. К его удивлению она бросила на ходу через плечо на вполне приличном английском:
        - Прекрасная. Но пить надо меньше!
        Её звучное контральто поставило последнюю точку на остатках сомнения Майкла - она настоящая! Боже мой, какое счастье! Его ноги внезапно обрели подвижность, и он, сам не зная зачем, почти побежал вслед за «русалкой», как мысленно поименовал незнакомку. Та, очевидно, почувствовав преследование, ускорила шаги, но тренированные ноги мистера Стронхолда, уже совершенно оправившегося от недавнего шока, быстро сокращали между ними расстояние. «Русалка» неожиданно остановилась и с холодком в голосе спросила уже по-русски:
        - Тебе чего надо? Ты, кажется, шёл в другую сторону? Ну и иди, я не задерживаю!
        Она зашагала по лугу, направляясь к улице села, берущей начало от старой водонапорной башни. Огорошенный её резким тоном, Майкл некоторое время топтался на месте. Но его ноги, словно выйдя из повиновения, вновь понесли за нею вслед. Проходя мимо табуна, растянувшегося по всему лугу, Майкл даже не заметил деда Антипа, хотя старик, извергая клубы дыма из своей самокрутки, пытался привлечь его внимание. Шагая по деревенской улице, Майкл не замечал ни встречных прохожих, ни их удивлённых или ироничных взглядов. Он видел лишь длинный шлейф густых волос, разбросанных по спине и лёгкую поступь стройных, неподвластных загару ног.
        Поравнявшись с кирпичным домом под красной железной крышей, который высился в окружении яблонь за ровным деревянным забором из частого штакетника, выкрашенного в синий цвет, «Русалка» свернула на дорожку, выложенную плоским камнем, которая вела к калитке. Дом по американским меркам был невелик, но смотрелся красиво и уютно. Перед окнами, украшенными резными наличниками, в палисаднике пышно цвели клумбы хризантем и георгин.
        На лавочке у палисадника сидел какой-то крепкого вида парень в синей клетчатой рубашке с коротким рукавом. Майкл его вначале даже не заметил. Но тот, едва «русалка» приблизилась к калитке, сразу же вскочил и быстро подошёл к ней. Он о чём-то спросил девушку, кивнув в сторону Стронхолда. Та, коротко отмахнувшись, чуть пожала плечами и скрылась во дворе.
        Майкл с заданностью запрограммированного робота двинулся следом, намереваясь тоже войти во двор, но незнакомец, угрюмо наблюдавший за ним, тут же, уперев руки в бока, решительно заступил ему дорогу. Теперь его можно было рассмотреть чуть получше. Соперник Стронхолда был несколько ниже ростом и (как показалось Майклу) менее широк в плечах, что он отметил с затаённым удовлетворением. Однако шея парня, крепкая, как колонна и руки, оплетённые тугими канатами мышц, выглядели внушительно.
        Тем не менее, внутренне чувствуя своё и силовое, и техническое превосходство над этим «аборигеном», Стронхолд и не подумал остановиться. Лишь когда крепкая ладонь незнакомца упёрлась в его грудь, он был вынужден сдержать свой наступательный порыв. В то же время, столь бесцеремонный жест «туземца» крайне рассердил Майкла и он, крепко схватив соперника за запястье, попытался отбросить нахала в сторону приёмом айкидо. Однако тот мгновенно пустил в ход неизвестный контрприём, и Стронхолд сам едва удержался на ногах.
        Это окончательно выбило американца из всех рамок сдержанности и терпения, и он всей своей мощью ринулся в атаку. Обычно, в таких ситуациях его противники или с позором бежали, или оставались лежать на земле. Однако на сей раз произошло нечто уж и вовсе невероятное. По-кошачьи ловко увернувшись от захвата Майкла, «туземец» применил ещё более загадочный приём, и… Случилось то, чего не случалось уже очень давно - Стронхолд, выписав ногами в воздухе занимательный пируэт, совершенно неожиданно для себя оказался лежащим на траве. Такого позора он ещё не переживал!
        Одним прыжком вскочив на ноги, Майкл, совсем осатаневший от ярости, выполнил несколько обманных финтов руками, готовясь нанести решающий удар, который не раз помогал ему выигрывать самые трудные схватки. Но в этот миг калитка резко распахнулась и на улицу вышла крайне рассерженная «русалка», что сделало её ещё более привлекательной. Соперники тут же замерли, словно расшалившиеся мальчишки при появлении строгого учителя.
        Не промолвив ни слова, девушка взяла «аборигена» за рукав рубашки и отвела его, обмякшего и безропотно послушного, на середину улицы. В душе Стронхолда в этот момент взрывом гаубичного снаряда всплеснулась мимолётная радость - она выбрала его! Но… Тут же настал и его черёд. Тонкие пальцы, достойные хорошей пианистки, не грубо, но решительно сжали его плечо, и он, подобно «аборигену», покорно поплёлся рядом с ней, подсознательно ощущая необычайное удовольствие, и даже упоение от этой, унизительной для супермена процедуры.
        Удалив обоих соперников от своего двора, «Русалка» без тени улыбки объявила строгим, категоричным голосом, глядя куда-то за крыши домов:
        - Никого из вас видеть здесь не желаю! Ни-ко-го! Понятно?
        Она круто повернулась на каблучках чёрных, лакированных босоножек и, ни разу не оглянувшись, быстро пошла ко двору. Майкл стоял, растерянно глядя ей вслед, и совершенно не знал, что же делать дальше. Он всё ещё ощущал безумно приятное, волнующее прикосновение её руки, и поэтому уходить ему совсем не хотелось. Но её суровый, безапелляционный приговор, вынесенный им обоим, словно удар гильотины обрубал самые робкие, самые призрачные ростки надежды. Впрочем, Стронхолда немного утешало уже то обстоятельство, что и нахальный «туземец» тоже получил отказ.
        «Абориген» с безразличным, даже скучающим видом, медленно прошёл мимо Майкла, заложив руки в карманы брюк. Неожиданно он остановился, и повернулся к Стронхолду, рассматривая его в упор, как если бы некий ботаник изучал странный, неизвестный науке образец осота или лебеды.
        - Эй, как там тебя? - язвительно усмехнулся он. - Джон Бэби, что ль?
        - Меня зовут Майкл Стронхолд!.. - в тон ему, но с оттенком надменности парировал Майкл. - Прошу запомнить, и не ошибаться.
        - Слушай, Джон Бэби, - «абориген» снова вызывающе усмехнулся, - хочешь, дам бесплатный совет? Забудь сюда дорогу!
        - Плевал я на твои советы! - презрительно поморщился Стронхолд.
        - Смотри, - на лице парня мелькнула гримаса, которую вполне можно было бы назвать улыбкой ягуара, - доплюёшься!
        Они расстались каждый при своём мнении, оба безоговорочно уверенные в том, что их кулаки и бицепсы, подкреплённые тайной мощью приёмов, достаточно веский аргумент в борьбе за благосклонность женского сердца.
        После недолгих раздумий, уже знакомой дорогой Майкл отправился на луг, где надеялся застать сэра Антипа. К счастью, тот оказался на своём рабочем месте, хотя уже собирался гнать табун на стойло.
        - А-а-а, Мишка! - снова назвав Майкла на русский лад, старик приподнял козырёк своей кепки. - Здорово, здорово! Откуда, какими судьбами? Ты ж ещё на той неделе собирался уезжать? А тут гляжу - прёт мимо меня по лугу, тащится за Наташкой Степаненковой, прямо, как бычок на верёвочке!..
        - Неужели? - смутился Стронхолд.
        Его немного покоробило то, сколь безразличным тоном тот упомянул о «русалке», словно речь шла не о деве, которую можно было бы сравнить лишь с ангелом, спустившимся с небес, а о заурядной прохожей, ничем не значимой и совсем непримечательной.
        - А то ж! Я ж тебе ещё давеча кричал; «Мишка, Мишка!», а ты, ровно, как оглох. И подраться, видно, уже успел. Да ты не отпирайся, не отпирайся! Вон, вся спина и штаны в пылище, как будто ими дорогу вытирали. Могу даже сказать, с кем ты не поладил - с Мишкой Ершовым. Белёсый такой, рубаха в синюю клетку. Угадал? То-то же! - резюмировал дед Антип, гася о подошву окурок самокрутки. - Так это, выходит, Наташка тебя к себе присушила…
        - Что такое - «при-су-шила»? - Майкл в недоумении наморщил лоб.
        - Ну-у-у… Это значит, втюрился ты в неё. Влюбился, значит. Это как по-вашему-то? Айлаваешь ты её. Ферштеен?
        Майкл тут же почувствовал, что его уши стали похожи на запрещающий сигнал светофора.
        - Да ты не тушу-у-йся! - старик понимающе покачал головой. - Не ты первый. Из-за неё у нас многие парни перебесились. Мужики в годах - и то оглядываются. А ведь в малолетстве - кем была? Пигалица-пигалицей. Заморыш, да и только. Худющая - одни косточки. Её и дразнили в ту пору «шкелетиком». Бывало, пойдёт на речку с подружками купаться, а оттуда - одна, бежит с рёвом да плачами… Ну, вот она из-за этого с малолетства и повадилась купаться там, где безлюдно. Мать её и бранила, и запирала… Она-то у Наташки учительница, а отец - директор нашей школы. У них ещё один мальчишка есть. Зимой он как-то простудился, и чуть не помер. Вот они над ней и тряслись. А ей - хоть бы что! Видно, пообвыклась, и всю Червонку, и всю Карасиху вдоль и попрёк исплавала. И - что интересно! - сама была как былинка, а ныряла и плавала взрослым парням на зависть. На спор под водой минут до трёх высиживала. О как!
        Потирая пальцами лоб, Стронхолд задумчиво анализировал услышанное. Если эта Натали и в самом деле до трёх минут может находиться под водой, то, выходит… Значит, никакой русалки на самом деле не было!..
        - …Наташку, когда она ещё была маленькая, русалкой пробовали стращать, - дед Антип тем временем продолжал своё повествование. - Только, бестолку. Её пугают, а она смеётся: мы с ней, говорит, вроде, как бы, сёстры… И - надо же такому приключиться! Года два тому назад Михей - наш рыбак, ставил сети на Дубовских омутах. В ночь поставил, а утром поплыл проверять. Глядь - сети из воды вынуты и кучей свалены на берегу. Он начал ругаться: что ж это, мол, за безобразие? Складывает их в лодку и чувствует, что кто-то ему в спину смотрит. Оглянулся, а это - она! Русалка! Из воды смотрит, и молчит…
        - И тоже его к себе приколдовала? - Майкл обратился в само внимание.
        - Да, не-е-е-т, его Бог миловал… - старик многозначительно покачал головой. - У него на шее крестик был серебряный, да ещё он и нужные слова сказал…
        - Какие же это слова? - полюбопытствовал Стронхолд.
        Оглядевшись, старик перешёл на шёпот:
        - Минуй меня тоска и помрачение, из воды вышло - вводу и уйди! Аминь! - ещё раз оглядевшись, он продолжил. - Вот… И сразу же, не мешкая, как дал дёру! Всё там бросил - и лодку, и сети… По лесу чесал без передышки до самой деревни. Снасти и лодку забрал только на другой день. Уговорил поехать соседа - литр магарыча ему ставил.
        - Сэр Антип! Но может он был пьян или употреблял наркотики? - осторожно предположил Майкл.
        - Да, что ты?!! - тот, отмахнувшись, рассмеялся. - Каки там ещё наркотики? Кроме первача он ничего боле не пьёт. И то - меру знает! А самое интересное тут, вот что… Михей прилюдно и божился, и клялся, что русалка с Наташкой Степаненковой - как две капли воды. Только у той волосы с зеленцой, а у этой - с рыжеватинкой.
        - Бред! - Стронхолд с сомнением покрутил головой. - Что между ними может быть общего?
        - Что общего? Ща, скажу… - старик не спеша достал из кармана наполовину опустошённый кисет с самосадом. - Наташка-то по матери - Костоломова. Смекай!..
        - Значит, она - пра-пра-правнучка той несчастной?! - в который уже раз за этот день удивился Майкл.
        - И не только! - дед Антип многозначительно поднял палец. - Ежели разобраться, то она законная хозяйка всех тутошних земель. Наследная барыня!
        - А этот… э-э-э… Миш-ка, - Стронхолд поморщился, вспомнив своего недавнего противника. - Он ей кто? Жених?
        Старик снисходительно пыхнул самокруткой, и молча отрицательно качнул головой.
        - Где там! Сам себя парень мучает. Уже два года за ней бегает, всё к себе склонить её хочет. А она - ни в какую… - он сочувственно вздохнул. - Так-то он парень неплохой. И трезвый, и умный, и силой Бог не обидел. Его ещё в школе прозвали Тарзаном, потому что лучше всех на турнике всякие фортеля выделывал. Он и в армии-то попал служить в какие-то особенные десанты. За него у нас - любая вприпрыжку побежала бы. А этой - нет, не нужен.
        - Вот как? Но, может быть, она… - Майкл говорил, тщательно подбирая слова. - Как бы это сказать?.. Ну, равнодушна к мужчинам и… Её интересуют только женщины?
        Сказав это, он испытал крайнюю неловкость, поскольку дед Антип посмотрел на него как на конченного кретина.
        - Миша, ты про что толкуешь-то? - почесав под кепкой макушку, конюх сокрушённо вздохнул. - Это у вас там, в Америке, такая мода - бабы с бабами любятся, а мужики с мужиками. Срамота! У нас с этим пока - слава Богу! Тьфу, тьфу, тьфу! Нет, парень. Дело тут такое, что ей скоро под венец.
        - Как это - «под венец»? - насторожился Стронхолд. - Кто-то предъявил ей судебный иск, и она может оказаться в местах заключения? Другими словами - ей предстоит носить терновый венец?
        - Ну, ты и юморист! - старик рассмеялся, покачав головой из стороны в сторону. - Под венец - это, значит, она выходит замуж. Понял? А то, про что ты подумал, у нас говорят - попасть «под монастырь»…
        - Она скоро выходит замуж?! У неё есть жених? Кто же он? - почувствовав, как внутри у него словно что-то оборвалось, огорчённо спросил Майкл.
        - Э, да ты чего позеленел-то так? - дед Антип ободряюще хлопнул его по плечу. - Будет тебе из-за девки расстраиваться! Их у вас в Америке, думается мне, хоть пруд пруди. А её жених сейчас в армии, на днях должен вернуться. Он из соседней Осколовки. Кончил институт, выучился там на инженера. И только приехал в колхоз, его на три года - ба-бах! - забрали офицером служить. Ох, и несладко Наташке пришлось! Был случай, один лоботряс из городских - он сынок какого-то «туза» - сюда в гости к родне приехал… Так, вообще ей проходу не давал. Тогда Наташка сама ему предложила соревнование - кто дальше нырнёт. Если он - идёт за него замуж. Если она - он без штанов и всего остального пройдёт по деревне, да ещё чтобы и на гармошке сыграл…
        - И он согласился? - Стронхолд был ошеломлён.
        - А ты бы отказался?! - старик иронично покосился в его сторону. - То-то же! Конечно, согласился! Он же на флоте служил, нырял лучше всех. Думал - где уж девке с ним тягаться? Народу собралось!.. Ну, нырнули они… И что ты думаешь? Обставила она его, считай, в полтора раза. Ну и куда ему деваться? Народ-то требует: выполняй! Дали ему гармонь, всё с него сняли, и пошёл он по деревне. Ох, и смеху было-о-о!.. - конюх от души рассмеялся.
        - Да, жаль, что про её жениха я узнал только сегодня… - Майкл стиснул зубы, отчего на его скулах обозначились желваки.
        - Ой, Мишка, Мишка!.. - вставая с колоды и, собираясь идти собирать лошадей, дед Антип измерил его проницательным взглядом. - Кому ты лапти плетёшь, лыко переводишь? А что, если б знал про жениха, так и бегать за ней не стал бы? Думается мне, коль случилась присуха, от неё просто так не избавишься. Уж, так оно в жизни устроено. Ну, бывай!
        Кивнув на прощание, он пошёл собирать табун. А Стронхолд, насвистывая что-то джазовое, зашагал к общежитию с видом человека, если и не безмерно счастливого, то и не убитого горем. Довлевшая над ним гнетущая тоска бесследно растаяла. Хотя он и был удручён услышанным от деда Антипа, хотя вдруг и появился удачливый соперник, куда более опасный, чем даже «абориген» Мишка-Тарзан, в душе он уже не испытывал недавней тупой безнадёги. Его натура исследователя и покорителя диктовала своё - не сдаваться, прорываться, добиваться, чего бы это ни стоило.
        Во дворе общежития, куда он вернулся теперь уже как в свой родной дом, Майкл столкнулся с командой «свистуновцев» увешанных приборами - те отправлялись исследовать какие-то новые аномалии. Подле чума отчего-то было пусто. Судя по всему, шаманы тоже нашли себе новый повод покамлать возле какого-нибудь стойбища полтергейстов.
        * * *
        Глава 7
        о парижской шаманомании и «гуманитарных страданиях»
        Всемирный информационный катаклизм, связанный с пребыванием в Прошмыркино Майкла Стронхолда, надо сказать, некоторых стран почти не коснулся. И, в первую очередь, общепризнанной, всемирной франтихи и модницы Франции. И неспроста! Последнюю неделю в французской прессе и на телевидении без конца обсуждался и демонстрировался видеоклип под интригующим названием «Большое камлание в Прошмыркине», снятый м-ль Ирен Дюбуа при содействии мсье Завадова.
        Идея снять этот клип пришла единомышленникам, как и всё гениальное, внезапно. Когда Ирен и Виктор в очередной раз отправились на прогулку, они обратили внимание на понурых, безрадостных шаманов, которые сидели у своего чума вокруг почти погасшего костра. Виктор, будучи человеком по своей натуре очень отзывчивым, поинтересовался причинами столь упаднического настроения. Самый молодой из северян, уроженец мыса Дежнёва Вася Тыынскыынгын сообщил ему о своём скором отъезде в родные края, ввиду полной бесперспективности использования шаманской магии против здешней нечистой силы.
        В Прошмыркино шаманы съехались неспроста. Здесь они надеялись приобрести опыт борьбы с плохо им знакомыми разновидностями нечисти, поскольку их наставники знали только злых духов, обитающих в Сибири и Заполярье с незапамятных веков. В первую очередь - Орохо, ужасного духа болезни и смерти, обитающего в тундре. Знали они и методики противостоянии Мужурбохо - злому духу тайги, родному брату Орохо. Знали и мелких северных бесов - келе, утусу и дяло, которые отнимали здоровье людей и оленей, отводили пушного зверя от капканов и подбивали руку стрелку, целившемуся в добычу.
        Однако с того времени, как на крайнем Севере в изобилии появились уроженцы и средней полосы России, и Средней Азии, и Кавказа, с ними там появились и несвойственные Заполярью шайтаны, домовые, лешие, кикиморы, дэвы… Например, домовые на новом месте жительства без проблем обратились в яранговых, чумовых и даже игловых (то есть, обитающих в ледяных домах эскимосов - иглу), доставляя трудящимся советского Севера неудобства в общественной и личной жизни.
        Попытки призвать к порядку акклиматизировавшуюся нечисть битьём в бубен, а также дымом оленьего помёта и ягеля успехом не увенчались. Поэтому визит в Прошмыркино стал для шаманов, можно сказать, последней надеждой найти-таки управу на новоявленную, зарвавшуюся нечисть. Но, увы, здесь их ждала целая полоса неудач, самой крупной из которых стал побег «вурдалаков». И вот теперь, видя бесплодность своих усилий, шаманы признали поражение и решили отбыть восвояси.
        Слушая их грустное повествование, Виктор незаметно подмигнул Ирен, и тихо шепнул ей на ухо:
        - Ща мы с тобой такой клип забабахаем, что все твои конкуренты от зависти полопаются!
        Многозначительно покачав головой, он задумчиво произнёс с рассудительно-серьёзным видом:
        - По-моему, братцы, я понял, в чём дело. От жизни вы отстали. А вам надо, так сказать, шагать в ногу с веком. А век сейчас какой?
        - Моя знает! - вскинул руку как в школе шаман из Оймякона. - Однако, века сейчас двадцатая!
        Завадов одобрительно кивнул.
        - Правильно, но не совсем. Сейчас идёт век техники. Поэтому для борьбы со злыми духами надо пользоваться современной техникой.
        - Очень, очень здорово! - восхитился шаман с Ямала. - Надо садиться на бульдозеру и прогонять ею злую духу!
        - Бульдозера - это хорошо… - Виктор положительно оценил полёт его шаманской мысли. - Но я имею в виду, надо кроме бубна использовать что-нибудь более современное. Например, электроорган. Кстати, прямо сейчас покамлать под электроорган не желаете? Это недалеко, у нас здесь, в клубе. У нас там завёлся клубовой, и его можно было бы попробовать выкурить из помещения нашими общими усилиями. Ну, как, идёт?
        Воодушевившись свежей идеей, воспрянувшие духом шаманы быстренько собрали свои магические аксессуары и нестройной толпой, вызывая удивлённые взгляды сельчан, поспешили за Завадовым и Ирен к «дворцу культуры». Это оккультное шествие в очередной раз породило на прошмыркинских лавочках и завалинках волну шушуканья по поводу того, что «Витька Завадов опять каку-то аферу затеял». За компанией шаманов тут же увязалась вездесущая ребятня, на ходу обсуждая варианты того, куда именно идут дядьки-шаманы, и что именно сейчас они будут делать.
        Шагая впереди процессии, Виктор негромко спросил у Ирен:
        - Камера, как? Заряжена? Ну и отлично! Сейчас дадим жару!
        Открыв дверь клуба, которая была заперта на большой навесной замок, он пригласил шаманов внутрь. Пристрожив любопытствующих отроков, которые вслед за всеми прошмыгнули в клуб, Завадов поднялся на сцену где, пощёлкав выключателями, объявил в микрофон через ревербератор (установку искусственного эха):
        - Экспериментальное камлание по изгнанию злого духа, именуемого клубовой, объявляю открытым! (электронное эхо послушно повторило: «Открытым! Крытым! Ытым! Ытым! Ытым!..») Товарищи шаманы, прошу облачиться в свою рабочую спецовку, приготовить орудия профессионального творчества и занять исходную позицию в центре зала («Зала!Зала! Ала! Ала! Ала!..).
        Торопливо нацепив железные, медные, а кое-кто и алюминиевые, и даже титановые амулеты, подогрев над специально для этого включенной электроплиткой кожу бубнов, чтобы она натянулась и издавала звонкий звук, шаманы, которых оказалось ровно двенадцать, стали кругом в центре танцзала.
        Завадов включил с полгода назад сконструированную и собранную им самим цветомузыкальную установку и, сев за электроорган, взял мощный аккорд. Ревербератор рассыпал его звук на вибрирующие осколки, создавая впечатление того, что под ногами находящихся в зале - бездонное горное ущелье. В такт частотам аккорда, сполохами северного сияния замигали разноцветные прожектора. Пальцы Виктора забегали по клавишам, и в помещении клуба расплескалась разудалая, живая, берущая за душу мелодия.
        Уловив её ритм, тут же гортанно откликнулись шаманские бубны и камлание началось. Шаманы, как застоявшиеся боевые кони, услышавшие звук полкового горна, раскачивались и кружились, мотали головами и топали ногами, подпрыгивали вверх и вправо-влево… Звякали и брякали амулеты, развевались полы кухлянок, загудел монотонный, древний, как мир, шаманский напев, нескончаемое горловое: «О-о-о-о-о-о!..»
        Когда закончилась вступительная оркестровка, Завадав заиграл мелодию всем хорошо знакомого, со времён блистательных «Самоцветов» и экзотично-несравненного Кола Бельды:
        - Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам!..
        Затем настал черёд неувядающего «Нарьян-Мар мой Нарьян-Нар», жизнерадостного «А олень - лучше!», лиричного «Якутяночка моя…» Казалось, на какой-то миг в Прошмыркине, среди жаркого лета, нежданно-негаданно возник кусочек студёного Заполярья. Камлание, как видно, прошло на славу, о чём можно было судить по радостным репликам взмокших и запыхавшихся шаманов. Присев отдохнуть и, обмахиваясь бубнами, шаманы, тем не менее, изъявляли бурное желание «покамлать ещё хоть немного». Вася Тыынскыынгын, счастливо улыбаясь, крикнул Завадову спускающемуся со сцены:
        - Ай, хорошо моя камлала! Ай, хорошо! Теперь всегда только так и стану камлать!..
        Завадов поблагодарил шаманов за столь зажигательный магический обряд и попросил их прийти сегодня вечером, чтобы здесь, с участием клубных завсегдатаев, провести культурно-массовое камлание. Те охотно согласились, и в поздний час поклонники «попрыгушника» в компании с шаманами азартно исполняли «танец оленя», «танец белого медведя» и даже «танец синего кита». Подобное шоу оказалось весьма кстати, поскольку репертуар клубного ВИА всем уже изрядно надоел, так же, как и заезженные записи «Комбинации» и «Ласкового мая». Уже заполночь, в конце этого танцевально-магического марафона, под самым потолком как бы сама по себе сработала хлопушка, что символически знаменовало изгнание из стен «дворца культуры» загостившегося там клубового.
        Оповестив присутствующих об успешной победе над паракультурной нечистью, Завадов объявил, что завтра, ровно в полдень, на берегу Червонки намечается очередное камлание по усмирению духов здешних вод. Это сообщение вызвало бурю восторгов и завсегдатаев клуба, и шаманов, которые, воодушевившись, вновь поверили в свои магические силы, и готовы были вновь сражаться с тёмными силами иного мира.
        Следующим днём, когда солнце достигло зенита, у ближнего омута Червонки на пляже появились шаманы в полном своём магическом убранстве, за исключением одежды. Завадову стоило немалых трудов убедить северян оставить в чуме свои кухлянки и торбаса, и отправиться на пляж в одних трусах и амулетах. Это и понятно - в меховой одежде на жаре больше десяти минут они бы не выдержали, заработав, как минимум, тепловой удар.
        Поскольку день был выходной, у речки народу собралось гораздо больше, чем даже вечером в клубе. Виктор, через собранный им же самим преобразователь напряжения, подключил с добровольными помощниками электроорган к паре комбайновских аккумуляторов. Настроив усилитель, он сделал вступление, исполнив первые аккорды знаменитой токкаты и фуги ре-минор Баха, после чего над омутом и прибрежными лесами тут же раскатился лирико-ностальгичный ритм: «На теплоходе-е-е му-у-зыка играе-е-е-т, а я одна стою-ю на бере-гу-у!..» Следом грянули шаманские бубны, и толпа отдыхающих, наряженная лишь в плавки и купальники, вместе с шаманами включилась в ритмически-магичский «танец нерпы». Следом, «под Гнатюка» («…Когда в тебя-я вселился этот бес?! И до-ре-ми, фа-соль-ля-си, и фа-дие-э-э-э-з!..) началась буйная пляска «Кета идёт на нерест». Шаманов этот мотив впечатлил чрезвычайно, поскольку в словах, которые в ходе пляски исполнялись завсегдатаями пляжа, говорилось про вселившегося в кого-то беса. О-о-о! Уж в чём-чём, а по части изгнания бесов после вчерашнего вечера они ощущали себя настоящими супер-профи!
        Потом настал черёд «Танца моржа» и «Танца полярной совы» под пришедшее из уже далёких, прошлых лет: «…Так уж случается, если влюбляются, слушают все соловья-а-а-а-а!..» Азартная, буйная пляска, вылившаяся во что-то среднее между финской леткой-енкой шестидесятых и диковинным вариантом краковяка, постепенно захватила всех без исключения. Не только тех, кому до семнадцати, но и тех, кому за семьдесят. Последним не выдержал старый рыбак дед Михей. Несколько минут поприсматривавшись к пляшущей толпе, он решительно отбросил карты и, с криком: «Эх, и весело, едрёна кочерыжка!..» - тоже пустился в пляс, скрипя ревматическими суставами и выписывая ногами всевозможные «па» то ли из матросского «Яблочка», то ли из классической «Барыни»…
        А Ирен, как и вчера, снимала и снимала все эти массовые пляски на видео, вполне закономерно предвкушая феноменальный успех их затеи. Не менее двух часов шаманы и их восторженная группа поддержки в лице завсегдатаев пляжа усмиряли водных духов. Когда камлание подошло к своему финалу (и шаманы с группой поддержки притомились, и у Виктора от усталости с трудом уже бегали по клавишам пальцы), произошло нечто примечательное. Набежавший с другой стороны Червонки порыв ветра, раскачавший прибрежные вербы, буйным вихрем промчался вдоль омута и исчез где-то далеко. Это участниками камлания было воспринято, как бегство водных бесов, и сопроводилось громким, нескончаемым «ура»…
        Этим же днём Виктор и Ирен отправились в Хрюндюково. Там Виктор в районном ЦДК арендовал у своего хорошего знакомого соответствующую аппаратуру (её наличие в такой глуши у м-ль Дюбуа вызвало немалое удивление), и они вдвоём, до утра монтировали что-то среднее между репортажем с места события и видеоклипом. Нарезав шаманское действо в тех или иных пропорциях и, выбрав самые эффектные кадры, Виктор и Ирен разбавили сюжет фейерверками, выбросами вулканической лавы, бегом взмыленных оленьих упряжек, вспышками молний и тому подобным. Озвучив и, снабдив видеоряд титрами на французском языке, уже из областного центра (там, на телевидении, к удивлению Ирен, у Завадова тоже нашлись знакомые) они отправили своё творение в Париж.
        Ответа ждать пришлось недолго. Уже через день Ирен получила самые восторженные отзывы своего руководства. Да и как было не восторгаться, если телеканал, первым показавший «Большое камлание в Прошмыркине» тут же побил все былые рейтинги своей популярности. Видеоклип во Франции, а затем и в сопредельных с нею странах произвёл колоссальный фурор. И не только благодаря своей эффектной зрелищности, но и в связи с мощным психотропным воздействием, которое он оказал на зрителей. В этом плане его можно было бы сравнить, разве что, с запредельной популярностью среди советской аудитории сеансов телеэкстрасенсов.
        В редакции телепрограмм пришла масса звонков и писем, в которых мадам и месье из самых разных слоёв общества повествовали о тех или иных сторонах позитивного, а порой и целительного воздействия клипа. В частности, несколько домохозяек сообщили о том, что они полностью излечились от маниакальной привязанности к сериальным «мыльным операм», и теперь с нетерпением ждут новых «шаманских» клипов, с прицелом на то, чтобы их показывали ежедневно, к тому же, круглый год…
        Ассоциация парижских подкаблучников выразила искреннюю благодарность авторам клипа и телевидению за то, что их жёны, до этого устраивавшие своим мужьям экзекуции с использованием скалок и сковородок, теперь перешли на более щадящие веники и полотенца. Несколько десятков алкоголиков наконец-то смогли принять героическое решение бросить пить с завтрашнего (ну, или послезавтрашнего) дня.
        Два десятка феминисток, в корне пересмотревших свои убеждения, устроили в центре Парижа несанкционированную властями демонстрацию за право мужчин не отдавать жене зарплату, а также за право мужа в её присутствие приводить домой любовниц. Впрочем, в отделении полиции, куда доставили бунтарок, внезапно обнаружилось, что все они… переодетые и загримированные мужчины!
        Около полусотни супружеских пар признались, что после совместного просмотра клипа из России, во время ссор они теперь стали вдвое меньше бить посуды и мебели.
        Даже французской полиции шаманский клип оказал некоторую пользу. Сразу же после его премьеры, поздним вечером, в одно из полицейских отделений пришёл некий молодой человек лет двадцати, который попросил его арестовать. По словам странного визитёра, несколько дней назад, во время посещения Лувра, движимый, предположительно, якобинскими настроениями, он написал на стене дворца весьма неприличное слово, чем нанёс ущерб национальному достоянию.
        И вот, во время созерцания клипа из русского села Прошмыркина, с ним произошло то, чего не случалось последние двадцать лет - у него внезапно пробудилась совесть! Что это такое - большинству людей объяснять излишне. Даже у тех, у кого совесть дистрофична и немощна, она хоть иногда имеет свойство просыпаться. И уж тогда-а-а…Тогда - не жди пощады, как это и случилось с «якобинцем».
        Возможно, в силу каких-то магических флюидов, исходящих от телеэкрана, тот вдруг ощутил, насколько был неправ, подняв руку на святое - историю и культуру своего французского отечества! Ему вдруг стало ясно, что единственное место, где он сможет избавиться от угрызений рассвирепевшей совести и вновь вернуть себе душевное равновесие - это камера полицейского участка. Куда он и пришёл с повинной. Это полицейских настолько поразило, что главное управление французской полиции выразило особую признательность создателям шаманского клипа. Кроме того, оно рекомендовало демонстрировать клип задержанной «ажанами» парижской шпане, имеющей склонность, даже при очевидности вины, «уходить в несознанку».
        Впрочем, не обошлось и без жалоб, поступивших из нескольких элитарных аристократических клубов от поклонников спиритизма. Эти господа сочли показ шаманского клипа вопиющим нарушением своих конституционных прав, поскольку он воспрепятствовал их любимому времяпровождению и дружескому общению с духами умерших. Случилось так, что в нескольких фешенебельных салонах, под сводами которых были оборудованы особые круглые столы для коллективного выхода в астрал, сеанс общения с потусторонними силами был сорван показом шаманского клипа. В самом деле! Едва в салонах прозвучали призывы к духам явиться (где - Наполеону, где - Юлию Цезарю, а где и Александру Македонскому), именно в этот момент, как нарочно, из раскрытых окон некоторых соседних домов раздался сопровождаемый варварской музыкой ритмичный грохот шаманских бубнов. Духи, некогда бесстрашных героев, явив позорную трусость, дали дёру в свои эфирные обиталища, и уж оттуда, сколько их потом ни звали, явиться к спиритистам больше уже не захотели. В итоге срыва консультаций с представителями потустороннего мира по возможным колебаниям цен на нефть, красную
древесину и бразильский кофе, возник риск массовых банкротств различных компаний и фирм.
        Шаманский клип оказал очень серьёзное влияние на имидж целого ряда рок-групп. Они отказались от, не так давно, массово вошедших в моду панковских причандалов, взяв на вооружение шаманские амулеты и детали их убранства. Это тут же стремительно повысило их популярность. Повальное увлечение бывших поклонников рэпа шаманскими ритмами, способными довести до состояния транса, очень обеспокоило французский минздрав, и он уже хотел было сделать предупреждение об их вреде для здоровья. Однако вспомнив о горьком опыте своих советских коллег, безуспешно предупреждавших о вреде курения, французские доктора бросили этот процесс на самотёк, здраво рассудив: перебесятся - успокоятся. Что, общем-то, в конце концов, и произошло.
        Кроме всего прочего, клип опрокинул все прогнозы развития моды на ближайшие год-два. Стиль «а-ля чукча» (кухлянка, торбаса и бубен на боку) начал вытеснять с парижских улиц совсем недавно безраздельно властвовавший там стиль «а-ля Колотушкин».
        …В то самое время, когда в Париже началась повальная «шаманомания», а Ирен Дюбуа и Виктор Завадов, испепеляя себя в муках творчества, снимали новый клип, который обещал превзойти предыдущий по всем параметрам, Майкл Стронхолд входил в общежитие. Его душу всё ещё переполняли ликующие чувства обретения после встречи с живым воплощением «русалки». Комната, которую американец делил с двумя немцами из ФРГ, хронически пустовала. Впрочем, может быть, это Майклу так только казалось? Из-за своего постоянного подавленно-трансового состояния, последние дни он вообще ничего не замечал: был ли кто кроме него в комнате, или не было никого вообще?
        …Впрочем, последние дни немецкие журналисты, и в самом деле, проводили в постоянных разъездах, поскольку получили от своего начальства задание увязать тему чудес в Прошмыркине с темой территориального возрождения в России немецкой автономии. Дисциплинированные до педантизма парни тут же отправились по окрестным деревням, чтобы выяснить там у немногочисленных (порой, весьма отдалённых) потомков переселенцев из Саксонии, Тюрингии и других немецких земель, кому же на Руси жить хорошо, и хотят ли они жить ещё лучше?
        Однако эта, внешне - не слишком затруднительная миссия, вдруг осложнилась по целому ряду самых неожиданных причин. Едва журналисты заехали в первую по маршруту следования деревню, как неизвестный шутник в момент распространил среди местных пенсионеров слух о прибытии неких «важных немцев», которые, якобы, записывают на получение «гуманитарки». Да, и «гуманитарки»-то какой! В ней: и сахар, и копчёная колбаса, и сыр, и тушёнка…
        Поэтому всего через пару минут вокруг машины с иностранными номерами собралась толпа стариков, размахивающих какими-то справками, удостоверениями, свидетельствами… Оглушённые перепалкой пенсионеров, скандалящих из-за места в очереди, журналисты поняли, что едва ли смогут приступить к выполнению своих прямых обязанностей. Они спешно захлопнули дверцы и сочли за благо удалиться
        Но когда они завернули во вторую деревню, то и там произошла какая-то, прямо сказать, чертовщина: их уже заранее ждала шумливая толпа пенсионеров, сжимающих в руках справки, удостоверения, свидетельства… Волшебное слово «гуманитарка» передалось сюда с быстротой мысли, и журналисты, дабы не обострять ситуацию, проскочили через деревню, не останавливаясь. Сделав выводы из своего горького опыта, в третью деревню немцы заехали, предварительно прикрепив к капоту плакатик: «Гуманитарку не распределяем!» Однако это только ухудшило положение дел, поскольку местные пенсионеры, опять-таки, неизвестно кем предупреждённые об их приезде (уж, не прошмыркинская ли нечистая сила учинила такую «подставу»?!), сочли, что их пытаются обмануть и немедленно перекрыли все пути к отступлению.
        Битый час бедные журналисты изучали всевозможные бумажки с печатями и без, исписанные неразборчивой канцелярской скорописью и размытыми пятнами штампов. А скандалящие меж собой пенсионеры всё совали и совали им под нос справки, свидетельствующие неизвестно о чём. Клятвы и заверения немцев об их абсолютной непричастности к распределению «гуманитарки» ситуацию только заводили в полный тупик.
        Трудно сказать, сколько бы ещё продолжалась эта пытка, если бы журналисты не догадались «саморазоблачиться», и не начали записывать в блокнот всех соискателей, алчущих заморских гостинцев. Лишь после этого они были отпущены с миром.
        Единственное за этот день интервью им удалось взять у старика, занятого прополкой огорода на окраине деревни. Глуховатый дед, оказавшийся потомком «фольксдойче», долго не мог уразуметь, чего от него добиваются иноземцы, когда те начали настойчиво выяснять его мнение о воссоздании автономии.
        - Кака там экономия? - не расслышав, отмахнулся он, разгибая спину. - И так пояса затянули - дальше некуда. Ах, немецкая автоно-о-о-мия!.. Тю-у-у-у!… Да, хоть - немецкая, хоть - турецкая, нам всё едино: что водка, что пулемёт - абы с ног сшибало. Главно дело, чтобы хлеб возили почаще, да талоны поскорее отменили.
        …Возвращаясь в Прошмыркино, представители медиахолдинга «Die hochste Wahrheit» («Высшая истина») обсудив итоги своей поездки, признали их весьма неудовлетворительными. Поэтому парни решили завтра ещё раз проехать по сёлам, правда, только по тем, где они ещё не побывали. Ну, надо же было выполнить поручение начальства, и составить хоть какое-то представление о настроениях жителей сёл, считающих себя потомками колонистов-переселенцев из Германии! Но, чтобы и завтра не началась, как это было сегодня, всевозможная чертовщина, каковой они хлебнуть успели через край, парни договорились взять с собой икону, -найденную ими в своей комнате, в ящике одной из тумбочек. Правда, образ был православным, Но, не исключено, это было даже к лучшему - бесы-то тут баламутили тутошние, русские…
        * * *
        Глава 8
        поясняющая суть победы и, одновременно, поражения Джона Бэби
        …И вот, войдя в комнату общежития, Майкл Стронхолд заходил по ней кругами, чтобы хоть как-то собраться с роем мыслей, кружащихся в голове. Заложив руки за спину, он одновременно думал обо всём сразу, и ни о чём вообще. Чисто механически взирая на антураж комнаты, он вдруг обратил внимание на то, что, хотя он уже давно забыл об обязанности ухаживать за своей постелью, она, как и две прочие, была аккуратно застелена. Испытав в душе мимолётное чувство благодарности к аккуратистам-немцам, неожиданно Майкл заметил торчащий из-под своей подушки уголок конверта. Откинув её, он обнаружил целую кипу корреспонденции, большая часть которой была отправлена из Штатов.
        Взглянув на штемпели, Стронход подивился необычно оперативной работе советской почты. Он небрежно переворошил цветастые конверты с яркими прямоугольничками марок, и вдруг узнал на одном из них почерк Дэзи. Что-то в этот миг слабо шевельнулось в его душе и тут же угасло. Но он набрался мужества и вскрыл конверт. Письмо Дэзи было коротким и ультимативным: или Майкл немедленно возвращается домой, и они разберутся в своих отношениях, или она объявляет о расторжении помолвки. И пусть тогда он хоть до скончания века шатается по грязным иноземным болотам, разыскивая своих дурацких русалок.
        Осведомлённость Дэзи о существовании «русалки» Стронхолда несколько обескуражила. Он схватился за газеты и даже застонал от стыда и злости: все подробности его приключений стали достоянием широкой публики, и обсуждались в самых разных статейках и статьищах - от глубокомысленных эссе до шутовских, карикатурных комиксов. Майкл пожирал глазами фотоснимки, на которых был запечатлён сидящим у Червонки с кисловато-унылым выражением лица.
        Скрежеща зубами от бессильной ярости, он пытался угадать: КТО?!! И тут он заметил под одной из публикаций отпечатанную чуть заметной нонпарелью ссылку на японские СМИ. И тогда Стронхолд понял всё!
        …Этим днём, едва он и дед Антип покинули луг, отправившись каждый в свою сторону, из отдалённых кустов шиповника, увешанные паутиной и осыпанные листьями, выбрались два хитроглазых типа в бейсболках. В руках одного из них был странный прибор, напоминающий трубу, а другой нёс две плоские коробки со множеством клавишей и кнопок. Трудолюбивые Шумумото и Дзуцуоба спешили на очередной сеанс связи со своей телеметрополией.
        К огорчению приятелей, последнее время их дела пошли несколько хуже. Сосредоточившись на съёмке одних лишь уже основательно приевшихся и японской публике, и самим соглядатаям, меланхоличных прогулок Стронхолда (почему-то не спешившего утопиться), они упустили немало событий, которые, хоть с натяжкой, могли бы претендовать на сенсацию. Так, например, они «прошляпили» камлание шаманов у Червонки, которое представители информагентств некоторых европейских и азиатских стран втихаря сняли и отправили в свои метрополии. Они не успели снять работу учёных и колдунов, которые исследовали заброшенный колодец с обитающим в нём инфернальным монстром. И если бы не копирование материалов Ирен Дюбуа, которая периодически продолжала пользоваться их системой связи, то они мало чем смогли бы порадовать своих читателей и телезрителей.
        Бродя за Майклом по пятам, его непрошенные хроникёры на всякий случай постоянно прихватывали с собой специальное устройство для подслушивания разговоров на больших расстояниях. Поэтому во время сегодняшней беседы Стронхолда с дедом Антипом высокотехнологичная японская электроника не подвела своих хозяев, и они без посредников смогли услышать всё, от слова до слова. Кроме того, во время стычки Майкла с местным «аборигеном», они ухитрились сделать при помощи мощного телеобъектива несколько отличных фотоснимков. Впрочем, к их разочарованию, при всей неординарности добытой информации, на сенсацию она никак не тянула. Поэтому, придя в общежитие, приятели поработали со своими фото-, видео- и аудиоматериалами, основательно их интерпретировав. Благодаря этому, они состряпали, в информационном смысле, весьма жирную «жареную утку», достойную стать отменным украшением первых полос крупнейших изданий.
        Едва подготовленные текстовые и видеоматериалы были ими отправлены в Японию, в комнате японцев случилось нечто невероятное. Все, без исключения, обитатели общежития внезапно были взбудоражены оглушительным грохотом, доносящимся из коридора, а дверь комнаты, где обитали Шумумото и Дзуцуоба, затрещала от мощных ударов, которые грозили сорвать её с петель. С потолка на голову японцев посыпались мелкие крошки извёстки. Приятели, в первое мгновение, забыв, что они далеки от сейсмически нестабильной зоны родных островов и, опасаясь стать жертвами (предположительно!) разбушевавшейся Фудзиямы, бросили аппаратуру и метнулись к открытому окну. Но, вовремя вспомнив о своём «кондзё» (сила характера), с невозмутимым видом бесстрашных камикадзе вернулись к двери, которая подобно древней крепостной стене сотрясалась под натиском вражеского тарана, ломящегося в их комнату.
        В промежутке между ударами, Дзуцуоба, не дрогнув ни единым мускулом лица, толчком ноги распахнул дверь, ибо она открывалась в сторону коридора. В тот же миг что-то очень большое, ревущее подобно циклопу Полифему, лишённому хитроумным Одиссеем единственного глаза, мелькнуло в дверном проёме, и влетело в комнату японцев, сбивая их с ног. Приятели словно бильярдные шары покатилась в разные стороны, а ревущее и вопящее «нечто», нелепо взбрыкнув в воздухе длинными ногами, опрокинуло стол с компьютером и иной аппаратурой. Стоявшая на нём ультрасовременная электроника тут же грохнулась на пол, и мгновенно обратилась в бесполезный утиль.
        Стронхолд - а это был он - вскочив на ноги, был несколько озадачен тем, почему так легко, почти неощутимо, ему удалось высадить дверь плечом. Но на ноги тут же вскочили и оба «камикадзе». Инстинктивно ощущая опасность, исходящую от незваного гостя и, крайне возмутившись вопиющим неуважением агрессивного визитёра в труду умельцев японской электронной промышленности, в порыве праведного гнева, с традиционным самурайским кличем «Баназай!!!», они дружно набросились на душителя свободы информации.
        Лишь через несколько минут в комнате японцев стихли топот и отрывистые удары, сопровождаемые гортанными «Кья-а-а!!!» и хрипловатым «Ых!!!». Перед сбежавшимися к месту происшествия встревоженными учёными, магами и журналистами предстал вышедший от «джапов» Майкл Стронхолд в изодранном костюме, с парой мужественных синяков на скулах и с ослепительной голливудской улыбкой, которая после долгого отсутствия вновь заняла своё законное место. Следом из комнаты показались и Шумумото с Дзуцуобой, прижимающие к носу и глазам холодные свинцовые примочки. Рыча разъярёнными уссурийскими тиграми, они побежали с нотой протеста к милиционере-сан.
        А Майкл, вернувшись к себе, продолжил знакомство с корреспонденцией (большую часть которой составляли письма и фотки экзальтированных девиц со всех концов света, которые неведомо как ухитрились разыскать его и здесь). Самым последним оказалось письмо от отца. Старик Стронхолд сообщал сыну, что его здоровье последнее время ощутимо пошатнулось, а их старший Эндрю совершенно отошёл от финансовых интересов семьи, и ни о чём, кроме своей астрономии, и думать не желает. Таким образом, прямым наследником владельца крупнейшей фирмы должен был стать он, Майкл Стронхолд, в связи с чем ему надлежало срочно вернуться домой.
        Прочтя это сообщение, Стронхолд почувствовал мелкую дрожь в руках и учащенный, гулкий стук сердца. С этого момента он становился владельцем роскосшнейшей виллы в Калифорнии, великолепной яхты, водоизмещением пятьсот тонн, пятиместного реактивного самолёта и огромного банковского счёта, что, не без юмора, было названо отцом «пригоршней центов на носовые платки».
        Вместе с тем, отец интересовался и его взаимоотношениями с Дэзи. Он не очень доверял газетной шумихе, но ему крайне не нравились пересуды об увлечении сына какой-то русской провинциалкой, ибо был убеждён, что стопроцентному англосаксу ни к чему смешивать свои нордические гены с полуазиатскими. «Увидел бы ты её хоть раз, заговорил бы иначе! - отложив письмо, Майкл усмехнулся. - Но, похоже, такому сбыться не суждено…»
        Он ошибся - его отец «русалку», всё же, увидел.
        «Камикадзе», потерпев поражение в битве с «суперменом», к вящей их досаде не нашли поддержки и у милиционеры-сан. Старший лейтенант Зарверделов, совершенно не зная, как поступить в подобной ситуации (чёрт их разберёт, этих иностранцев хреновых - устроили, блин, международный конфликт!), перенаправил их к «прокуроре-сан». Однако пострадавшие и оскудевшие жаждали немедленной сатисфакции, и требовали принятия мер самим оперуполномоченным. Выведенный из терпения их домогательствами по части восстановления справедливости, участковый вспылил, и послал японцев к такому начальнику с китайской фамилией, что при всём своём знании русского языка бедные Шумумото и Дзуцуоба так и не смогли разобраться: что же это за такой важный чин?
        И тогда новоиспечённые ниндзя, игнорируя традиционный японский способ мести - совершение харакири на пороге дома врага, решили устроить зарвавшемуся американцу информационный «Пёрл-Харбор». К их радости, фотокамера, которой они сделали снимки у дома «русалки», во время стычки не пострадала. Целой была и кассета с записью подслушанного разговора. Скрежеща зубами от праведного негодования, приятели ещё раз основательно отредактировали материалы для телевидения и прессы, да так, что их «жареная утка» трансформировалась в «жареного индюка».
        Трудно сказать, как им удалось выйти из положения (по некоторым сведениям, за приличную сумму в долларах электронику сумели реанимировать два сельских умельца - телефонист Бессонный и Завадов), уже через сутки на японском ТВ был показан телефильм о засилье янки в СССР. В некоторых крупных газетах появились статьи под заголовком «Американский кондор разоряет русские дворянские гнёзда», «Судьба наследницы русского помещика Костоломова - в опасности!», в которых повествовалось о хищнических попытках Стронхолда-младшего прибрать к рукам родовое поместье его законной владелицы Натали-сан. Развивая тему права на собственность, авторы статей по-японски тонко намекали, что не худо было бы подумать не только о возврате родовых поместий наследникам их былых, законных владельцев, но и о возврате кое-каких островов…
        Впрочем, к большому сожалению Шумумото и Дзуцуобы, в американских СМИ, на сей раз, их старания должного отклика не нашли, и их сообщения не стали громом среди ясного неба. Под редакторским пером они обратились в тихий, маловразумительный «пшик». Во-первых, Стронхолд-старший вовремя принял кое-какие превентивные меры против дальневосточной информационной агрессии. Не без энных сумм в долларах ему удалось блокировать выход в свет материалов, которые хоть как-то рисовали Майкла в не самых выгодных красках. Во-вторых, и сама американская пишущая братия здраво рассудила, что - хватит в угоду самурайским амбициям топтать свою национальную гордость. Выпускающие редакторы сочли оскорбительными, и с порога отмели компрометирующие Майкла материалы и те снимки, где он выписывал в воздухе вынужденные пируэты вовремя схватки с русским Мишкой-Тарзаном.
        Прошёл лишь один снимок, на котором мисс Натали, подобно рефери на ринге, разводит по углам взъерошенных соперников. Но репутации Стронхолда он пошёл только на пользу. Наконец-то увидев ту, из-за которой и разгорелся весь американо-японский сыр-бор, почитатели Майкла вполне согласились, что ради такого пригожего, большеглазого великолепия не грех было и кулаками поразмяться, и погрустить где-нибудь на диком бережку…
        Даже не распечатав все остальные письма, Майкл сгрёб корреспонденцию в ящик своей тумбочки, и повалился на кровать со скрипучей сеткой и грубым, комковатым матрацем. Не разуваясь, он закинул ноги на ржавоватую спинку кровати и углубился в раздумья. Известия, полученные от отца, нельзя было назвать неожиданными. То, что Эндрю не стал прямым продолжателем дела, основанного ещё их прадедом, было вполне закономерным - он и раньше не проявлял интереса к бизнесу. Но и Майкл был весьма далёк от бумаг и канцелярской рутины. Ему нравилась шумная, весёлая, бурная жизнь, путешествия, приключения, риск. Бизнес же, требующий сосредоточенности, педантичности, подчинения своих настроений интересам дела, всегда казался Стронхолду чем-то виртуальным, тошнотворно-скучным. Да и столь же непостижимым, как, например, копошение марсианских амёб, если только таковые существуют в природе. Но вот теперь ему предстоит влезть в шкуру буквоеда. Правда, для этого предварительно придётся содрать с себя шкуру романтика. И вряд ли это пройдёт безболезненно…
        «…Отец хочет, чтобы я женился на Дэзи… Боже мой! - Майкл одновременно и улыбнулся, и поморщился. - Как круто он поменял своё мнение - ведь совсем же недавно он и слышать о ней не желал…»
        Стронхолду было яснее ясного, что какие бы то ни было сантименты и возвышенные чувства в настоянии отца жениться на Дэзи - вовсе ни при чём. Необходимость этого брачного альянса определяет лишь реклама - вездесущая и всемогущая. Всё в угоду ей, этому нашему раскрашенному и расцвеченному неоном алчному идолу современного общества… Даже личная жизнь. И женится ли Майкл именно на Дэзи, или на какой-то другой, ей подобной - неважно. Главное, это станет громким событием, эффектным шоу, поводом посмаковать в прессе те или иные подробности - наряд невесты, количество машин, кто и что сказал за столом… Это всё она - её величество реклама. Потом рекламно-свадебное шоу послужит тому, чтобы их корпорация сделала ещё больше денег. Очень-очень много денег! Только и всего лишь… А любовь? Она-то где?! Слюбится-стерпится, кажется, так говорят русские? И он, Майкл, будет вынужден подчиниться этой предопределённости, ломая себя и свою судьбу через колено…
        Стронхолду вдруг подумалось о том, что за эту неделю он пережил столько, сколько не переживал за всю свою прежнюю жизнь. Отец даже не представляет, что его наследнику теперь даже и сравнивать-то смешно былое увлечение «милашкой Дэзи» с тем, что он переживает сейчас. Это всё равно, что сравнивать пламя спички с неугасимым пожаром в гигантском небоскрёбе, который не залить галлонами виски, и не засыпать грудами долларов.
        «…А дела-то мои плохи…» - Майкл, глядя в потолок, нахмурил лоб. И в самом деле - его шансы найти эффектный подход, чтобы с ходу добиться расположения и благосклонности девушки, которой он, скорее всего, совершенно безразличен, ничтожно малы. Они и виделись-то всего один раз… Разумеется, можно было бы широким жестом, по образу и подобию древних викингов, бросить к её ногам то неслыханное, фантастическое для этой глуши богатство, которое уже завтра будет в его руках. Но… Не окажется ли он смешон и жалок в попытке купить за деньги то, что, в принципе, купить невозможно?
        Кто их знает, этих русских провинциалок? Наверное, в столице подобную проблему решить было бы проще - там люди всегда более прагматичны, более «продвинуты» в плане правильного отношения к деньгам. А вот здесь, в патриархальной глуши, где слишком многие живут представлениями образца прошлых веков, деньгами размахивать не всегда есть резон… Что, если вместо приветливой улыбки в ответ на предложение, по сути, продать себя за возможность жить в роскоши, он увидит в лучшем случае - иронию, а в худшем - презрительный отказ? Такое было бы хуже смерти!..
        Крепко зажмуритвшись, Майкл наотмашь ударил крепко сжатым кулаком по стенке и даже застонал от ощущения своего бессилия и безысходности. В самом деле! Это же смешно: он, богатейший наследник финансово-промышленной империи, гражданин самой мощной страны мира, не в состоянии помочь самому себе! Стоп! А что, если случившееся с ним - и в самом деле! - наваждение, колдовство, чёрная магия? Может, хватит над этим явлением смеяться, и стоит воспринять сверхъестественное, как некую, неподвластную официальной науке реальность? В таком случае за помощью следовало бы обратиться к здешним колдунам, которых ранее Стронхолд «общим чохом» зачислил в обманщики и шарлатаны.
        С чувством утопающего, хватающегося за спасительную соломинку, Майкл вскочил с кровати и направился двери. В апартаментах колдунов он застал одного лишь мага Бхагхи. Все прочие были где-то в разъездах. Маг сидел за столом и по-деревенски шумно отхлёбывал из блюдечка чай с сахаром-рафинадом вприкуску. После того злополучного сеанса в клубе усилиями сразу пяти своих коллег он полностью оправился от порчи, наведённой прошмыркинской ведьмой, которая и сама-то лишь только тем вечером узнала, что она - ведьма. Стоило бы отметить, что тогдашний сеанс магии, проводившийся Бхагхи, Андрею Бессонному, всё же помог. Правда, не совсем так, как он на это рассчитывал. Теперь, наоборот, Андрей мог уснуть только под пение своей жены. Теперь Насте приходилось петь всю ночь, чтобы Андрей мог выспаться…
        Предложив гостю чаю, от которого тот вежливо отказался (какой на фиг чай - белый свет не мил!), маг Бхагхи с участием выслушал грустное повествование Стронхолда. Отставив опустевшую чашку, он закурил прозаичную «Приму» и, после минутного молчания, изрёк, глядя на кольца дыма:
        - Если хорошенько разобраться и, как следует подумать, то всякое увлечение женщиной, даже самое возвышенное - это уже, в какой-то мере, порча. Уж, поверь моему опыту! Я женат трижды, и кое-что в этом смыслю. Впрочем, - он очертил вокруг Майкла концом дымящейся сигареты некий силуэт, - на тебе хорошо заметны следы отрицательной энергетики. Похоже, ты и в самом деле столкнулся с настоящей русалкой. Но, должен сказать, это уже несущественно. Сегодняшняя встреча с реальным прототипом инфернального создания сняла, практически, всё, что пришло от той информационно-энергетической субстанции. Никакой порчи на тебе сейчас нет.
        - Нет? Но почему же я сейчас, как и вчера, и три дня, и неделю назад, не могу спокойно жить - не могу есть, спать, думать о чём-то другом, кроме как о ней… Почему?! - Стронхолд растерянно развёл руками.
        - Прости, задам глупый вопрос… - Бхагхи загадочно улыбнулся. - Ты когда-нибудь по-настоящему влюблялся?
        - Я?!! - Майкл растерянно задумался. - Ну… Мне нравились женщины. Я нравился им. Мы занимались любовью… А что?
        - Нет, нет! - колдун снисходительно покачал головой. - Я не о том. Вот, скажи, тебе сейчас хочется полюбоваться луной, цветами, той девушкой? Ты ощущаешь душевную потребность сесть, и написать для неё стихи? И не за возможность ею физически обладать - нет! Просто так. Всего лишь надеясь, что она, может быть, их прочтёт, и улыбнётся, вспомнив о тебе?
        Стронхолд в этот момент вдруг ощутил себя пятилетним сорванцом, застигнутым отцом за кражей его сигарет.
        - Йесс… - опуская голову и, заливаясь краской, признался он.
        - Друг мой, тогда ничего страшного! - Бхагхи похлопал его по плечу. - Это не болезнь, не наваждение, не колдовство, а всего-навсего лишь - извини за банальность - первая юношеская любовь, которую так воспевают поэты. В данном случае - любовь с первого взгляда, хотя и неразделённая.
        - Да что же я - мальчишка, что ль, какой-нибудь несмышлёный? - Майкл упрямо мотнул головой. - Ну, понятно, если бы мне было шестнадцать…
        - А ты чем занимался именно в эти годы? - поинтересовался колдун, пристально глядя на него.
        - О! Моя жизнь была очень насыщенной. В пятнадцать я стал студентом университета, много ездил по миру, путешествовал по морям, джунглям и пустыням. Участвовал в раскопках… - ностальгически глядя в окно, Стронхолд говорил, широко жестикулируя.
        - Ну, вот тебе и ответ на твой вопрос! - маг Бхагхи негромко рассмеялся. - Ты не на то своё отрочество и юность потратил. Когда все нормальные дети играли в прятки и казаки-разбойники, ты по морям, да по могилкам шастал. Вовремя не влюбился, вовремя не разочаровался, вовремя не пережил горечь потери… Теперь, вот, навёрстываешь. Так что, парень, со своей любовью справляйся сам. Это не по нашей части.
        - Хорошо, я всё понял… Но мне ведь от этого не легче! - Майкл рванул ворот рубахи. - Мне от одной лишь мысли, что она - единственная, неповторимая, какой больше нет во всём мире!!! - будет принадлежать кому-то другому, хочется испепелить всё и вся! Я не могу согласиться с тем, что кто-то победил, а я - проиграл… Слушайте, мне говорили, что есть какой-то колдовской приворот, какое-то присушивание? - он с надеждой взглянул на колдуна.
        Тот с оттенком иронии улыбнулся, и чуть заметно отрицательно качнул головой.
        - Есть… Но, опять же, не наша сфера. Этим занимаются чёрные маги, а здесь их ни одного. Мы с ними не дружим. Но если ты вдруг надумаешь обращаться к чёрному, вначале ответь себе на один вопрос: тебе нужно её тело, или её душа? Понимаешь, присушить-то можно. Только счастья-то не увидишь! Ну, присушил. Ну, женился. А дальше что? Да, формально, она будет с тобой, сама не понимая почему. Да, днём она твоя. А вот уснула - и плачет по другому. Из-за этого и с ума сходят, и с собой кончают. Тебе это нужно? Разум обмануть можно, душу - не обманешь…
        - Так, что же мне делать?! - Стронхолд скрипнул зубами, глядя в уже залитое вечерней синькой окно.
        - Или смириться, или бороться, - доставая ещё одну сигарету, маг Бхагхи пожал плечами. - Рискни, попытай счастья. Сходи к ней утречком, пораньше, распусти перед ней свои пёрышки. А вдруг?! Сегодня идти бесполезно - луна сейчас стареющая, реакция может оказаться непредсказуемой. Может так послать!.. Но если откажет и утром - выход один: ехать к себе домой, жениться, заняться делом, и через месяц - гарантирую! - вся эта дурь вылетит без остатка. И ещё. Не воспринимай происходящее с тобой как несчастье. Поверь - тебе неслыханно повезло! Некоторые и этот мир покидают, даже не узнав, что такое любовь. Это самые несчастные люди…
        На следующий день Майкл спозаранок был на ногах. Две вчерашние потасовки напоминали о себе ощутимо ноющей поясницей и ломотой в левом плече. После утренних процедур и завтрака на бегу, он облачился в тонкий, облегающий, спортивного покроя костюм, выгодно подчёркивающий его атлетическую стать. Мобилизовав всё своё мужество, Стронхолд зашагал в сторону уже знакомой ему улицы. При виде дома той, из-за которой он сегодня полночи проворочался без сна, он почувствовал, как у него вдруг пересохло во рту, а сердце заколотилось о грудь маленькой, сильной боксёрской перчаткой, словно хотело вырваться из своего вместилища.
        Неожиданно сзади Майкл услышал какой-то непонятный шум. По-мотоциклетному тарахтя маломощным двигателем, его обогнала плоская, как портсигар, небольшая зелёная машинёшка. В его душе отчего вдруг ворохнулись неприятные предчувствия, и он остановился как вкопанный, увидев, что странной конструкции тарантас неожиданно свернул к дому… «Русалки»! Раздался громкий, пронзительный сигнал, и из кабины выбрался долговязый парень аристократичной наружности с большим букетом цветов. Звякнула щеколда, хлопнула калитка и, как-то несерьёзно, по-детски подпрыгивая на бегу, с радостным возгласом:
        - Сашка-а-а!!! Наконец-то!.. - к нему бросилась «русалка».
        У Майкла перехватило дыхание и потемнело в глазах, когда она повисла у долговязого на шее, а он, легко, словно пушинку, подхватил её на руки и понёс к калитке, навстречу вышедшей следом статной женщине в годах. Стронхолд понял, что опоздал, и опоздал, теперь уже, навсегда.
        Неожиданно кто-то слегка толкнул его в плечо. Майкл оглянулся. Рядом, напряжённо улыбаясь, стоял вчерашний «абориген». Держа в зубах травинку с пушистым колоском на конце, Мишка пытался изобразить безмятежно-равнодушный вид. Однако чёрные круги под глазами говорили совсем об ином.
        - Ну, что скажешь, Джон Бэби? - «абориген» мотнул головой в сторону скрывшейся во дворе счастливой пары. - Прямо, сюжет для голливудской мелодрамы - прощание с несбывшейся мечтой.
        К удивлению Стронхолда разозлившее его вчера «Джон Бэби» на сей раз не вызвало и тени раздражения. Да и сам «абориген» вдруг показался вполне нормальным, свойским парнем. Может быть потому, что они оба сейчас испытывали одно и то же?
        - Какая нелепость! - на лице Майкла промелькнула горькая усмешка. - Она могла бы стать богатейшей женщиной мира! Я в состоянии купить не только это, но и все сёла вместе с землёй в радиусе десяти миль. Но…Не имею ни единого шанса добиться её взаимности. И теперь она станет женой человека, который приехал к ней на жестянке, не стоящей и одного колеса моего «Линкольна». Как же смешно и глупо устроен этот мир!..
        - Что поделаешь? - Мишка пожал плечами и, выбросив травинку, философски добавил. - Кулаки и деньги здесь бессильны. Ну, всё, делать тут больше нечего. Будь здоров, Джон Бэби. Привет статуе Свободы. Чао! Гуд бай!..
        - Да, кулаки и деньги здесь бессильны… - глянув вслед «аборигену», грустно повторил Стронхолд.
        …Маг Бхагхи, в конечно счёте, оказался прав. Примерно через месяц после описанных выше событий, Майкл Стронхолд, и в самом деле, окончательно пришёл в себя, и с жаром налаживал работу, теперь уже, своей корпорации. За это время они с «милашкой Дэзи» успели стать супругами. Как и ожидалось, их бракосочетание вылилось в очень и очень громкое шоу. К счастью для Майкла, его избранница, в общем и целом, женой оказалась неплохой. Она ни разу не упрекнула его в том, что он, по сути, забыл о ней, когда находился в далёкой России. Да и он не поминал о её былых, всякого рода громких заявлениях в СМИ.
        Далёкая, Богом забытая деревня, со странным для американского слуха названием «Прошмыркино», и всё с ней связанное, в памяти Стронхолда постепенно стушевалось под напором новых, свежих впечатлений. Однако нельзя было бы сказать и то, что время, проведённое им в краю бездорожья и лесов, не оставило в его душе никакого следа. Майкл избавился там не только от изрядной доли своей самоуверенности (что Дэзи весьма одобрила), но и от что-то из своего былого «компьютерного» практицизма (что ею было отмечено с огорчением). Нет, романтиком и мечтателем он не стал, но… Как-то так, всё-же, переменился. Как назвал бы это дед Антип: «Обрусел маленько…»
        О «русалке» Майкл старался не вспоминать. И лишь иногда, оставаясь в кабинете совершенно один, он украдкой доставал из ящика стола спрятанную там глянцевую журнальную страницу с отпечатанным на ней ярким снимком, на котором девушка, теперь уже, словно, увиденная им в какой-то другой жизни, уводит его прочь от своих ворот. И тогда он невольно ощущал тихую благодарность к ушлым папарацци из Страны восходящего солнца. Стронхолд забросил так и не дописанную им книгу о поисках Атлантиды (к чему писать, если она всё равно не найдена?!), и в свободные минуты начал работу над другой, которую, не комплексуя, озаглавил без затей: «Приключения Джона Бэби».
        * * *
        Глава 9
        свидетельствующая о том, что в жизни возможно даже то, что невозможно вообще
        Командировка Ирен Дюбуа в Прошмыркино, затянувшаяся на всё лето, стала для неё, с одной стороны, хорошим трамплином служебного роста (впечатлённый её корреспондентскими материалами, босс уже пообещал Ирен неплохое назначение), с другой стороны - достаточно нелёгким «марафоном». Несмотря на то, что жизнь в этой русской деревне для неё стала чем-то привычным, тем не менее, многое и тяготило, и даже раздражало. И если бы не дружба с Виктором Завадовым, который, как мог, её опекал и поддерживал, то она, наверное, уже давно добилась бы возвращения в «родные пенаты». Этот, безусловно, толковый, сообразительный, очень неглупый парень, стал для неё чем-то вроде старшего брата. Хотя в селе все уже ждали того часа, когда они, наконец-то, поженятся.
        Как это повелось с самых первых дней её прибытия в село, Ирен продолжала в любую погоду ежеутренне посещать Червонку, где совершала свои чемпионские заплывы по просторам омута. Виктор, из солидарности, тоже выполнял заплыв, хотя в скорости ей заметно уступал. Впрочем, что тут удивительного? Ирен владела отшлифованным тренерами кролем, тогда как Виктор владел лишь деревенскими «саженками». Зато когда они садились за шахматную доску, Ирен понимала, что в этом состязании ей с ним не потягаться. Впрочем, в Прошмыркине вообще, едва ли кто бы мог поставить Завадову мат. Уже в июле по предложению Ирен Виктор в клубе провёл деревенский турнир по шахматам. К её удивлению, в этом селе и среди полеводов, и среди тех, кто работал на ферме, нашлось достаточно много умеющих двигать фигуры.
        Поскольку участников турнира оказалось, как бы, не человек сорок (попробовать свои силы решили и члены экспедиции, и даже некоторые колдуны с шаманами), первенство пришлось разбить на два тура. Впрочем, некоторые из участников сразу предупредили колдунов, чтобы те вздумали «колдунячить» ради своей победы. А Федя Колотушкин, который тоже участвовал в турнире, вообще пригрозил, что если кто-то смахлюют, то он такого «колдуняру» высечет ремнём.
        С недавней здешней знаменитостью - Фёдором Колотушкиным Ирен немного уже была знакома. Ей рассказывали, что недели за две до её появления в Прошмыркине, он, говоря официальным языком, вступил в законный брак с гражданкой Нескучаевой. Кстати сказать, свидетелем в ЗАГСе, «дружкой» на свадьбе, а также шафером во время венчания пары в храме св. Варвары Великомученицы довелось быть именно Виктору Завадову. Стоило бы отметить, венчание четы Колотушкиных стало возможным не без титанических усилий неугомонного отца Артемия, поскольку ни Фёдор, ни, тем более, Тоня, набожностью не отличались.
        Вскоре после съёмок сюжета про «колодезного беса» Виктор привёл Ирен к Колотушкиным в гости. Он представил Фёдору и Тоне свою спутницу (мельком чета Колотушкиных с ней уже виделась на улицах села), сразу же предупредив, что они с Ирен - только лишь друзья, и не более того. Но эти заверения были напрасны. И Фёдор, и Тоня укорили их за то, что (уж им-то!) эти двое «засекреченных» могли бы сказать о своих настоящих отношениях! Понимая, что Колотушкины им всё равно не поверят (ну, такая ж завидная пара!), и уже несколько огорчены тем, что их гости вовсе не жених и невеста, Завадов шепнув Ирен: «Ладно, пусть думают, будто между нами что-то есть!»
        - Ну, хорошо, - решительно «саморазоблачился» Виктор, - В общем, об этом, ну, насчёт пожениться, мы уже подумываем. Но пока это всё ещё, как говорится, вилами на воде писано. Поэтому, не будем торопить события!
        - Ну, во-о-т, это - совсем другое дело! - обрадовались Колотушкины. - А то заладили: «просто друзья, просто друзья»!..
        Дальнейший разговор протекал уже за столом, украшенным бутылкой отменного вкуса марочного вина.
        Наблюдая за Колотушкиными, Ирен не могла не отметить, что эта пара в полной мере соответствовала русской поговорке «нашла коса на камень». Темпераментная, подвижная как ртуть Тоня была совсем не похожа на основательного, монолитного Фёдора. Супруги постоянно находили повод для взаимной пикировки, иногда доходящей до резких тонов, чтобы тут же, минуту спустя, разговаривать дружелюбно и миролюбиво, как ни в чём не бывало.
        Когда пир был в самом разгаре, в дверях появился не кто иной, как отец Артемий. Благословив присутствующих и их трапезу, батюшка под напором приглашений хозяев согласился сесть за стол. Впрочем, «причаститься» отказался наотрез, мотивируя это не столько божественными заповедями, сколько правилами дорожного движения.
        Узнав из разговора с хозяевами дома о, якобы, грядущих переменах в жизни их гостей (кстати, отчасти ему уже знакомых), отец Артемий тут же изъявил настоятельное желание скрепить узы их брака таинством церковного венчания. Слушая его, Виктор взглянул на Ирен, и прочёл в её глазах лёгкий упрёк (зря ты «саморазоблачился» - маленькая ложь создаёт большие проблемы!), на что он лишь чуть заметно виновато пожал плечами - бывает… Но теперь уже деваться было некуда, нужно было доигрывать роли «жениха» и «невесты» до конца. А супруги Колотушкины, услышав предложение отца Артемия, дружно рассмеялись.
        - Ну, всё! Батюшка оседлал своего любимого конька, - качая головой, констатировала Тоня. - Теперь, друзья, держитесь! Пока не обвенчает - не успокоится.
        - Но, к сожалению, не всё тут так просто… - явив свойственную ему смекалку, Виктор решил сделать «ход конём». - В данном случае у Артемия Петровича может возникнуть проблема с вероисповеданием Ирины. Она-то ведь родом не откуда-нибудь, а из Франции. А в их, французский монастырь, само собой разумеется, с нашим уставом не ходят.
        Судя по удивлённому взгляду отца Артемия, услышанным он был сильно озадачен.
        - Вы - католичка, дочь моя? - поинтересовался батюшка.
        Ирен на это, сожалеюще улыбнувшись, развела руками.
        - Ну, вообще-то, да… - приняв удачный «пас» Виктора, она решила продолжить «розыгрыш комбинации» уже «на своей половине поля». - А насколько мне известно, венчать-то можно лишь людей одной веры. Это же так?
        - Да, это верно… - вздохнул отец Артемий. - Однако Господь милостив, и сие недоразумение вполне можно исправить, окрестив вас в веру православную. Тогда не будет никаких препятствий к бракосочетанию с сим достойным юношей по законам божьим.
        - Да, я бы не против, но мне нужно на этот счёт узнать мнение своих родителей, получить их согласие, - Ирен огорчённо вздохнула. - Я не хотела бы нарушить заповедь о почитании отца и матери…
        Отец Артемий понимающе кивнул, поднялся с места и размашисто перекрестился на икону Георгия Победоносца.
        - Что ж, мнение родителей надо узнать обязательно… - согласился он и, попрощавшись, отправился дальше по своим душеспасительным делам.
        Снова переглянувшись, Ирен и Виктор облегчённо вздохнули - слава богу, выкрутились из этой, весьма щекотливой ситуации.
        …И вот, вечерней порой в деревенском клубе закипели шахматные баталии. К удивлению Ирен, в числе лидеров турнира оказались даже двое шаманов. По итогам первого тура большая часть игроков отсеялась. В финальный тур прошли два доцента, один из шаманов, один колдун (тот самый Бхагхи), Федя Колотушкин и ещё трое колхозных механизаторов. Ну и сам Завадов, который очков набрал больше всех
        Следующим вечером состоялся финал. В чём-то он был предсказуем. С разгромным счётом первое место занял Виктор Завадов. К удивлению очень многих вторым стал.. Маг Бхагхи! Третьим - доцент Едрилов. Федя Колотушкин, уступив всего пол-очка Едрилову, оказался четвёртым. Но, как могла заметить Ирен, Антонина, которая приходила поболеть за своего супруга, всё равно была несказанно довольна - среди своих, сельских (не считая Виктора) как шахматист он, всё равно, был сильнее всех.
        Когда Завадов вручил магу Бхагхи приз за второе место, тот, явив неплохое чувство юмора, обернулся к Колотушкину и поинтересовался:
        - Что, ремень для порки готов? Штаны уже снимать?
        Над этой шуткой смеялись все, долго и от души…
        …Следующий после чемпионата день оказался днём очередной сенсации. Утром, встретившись с Ирен, Завадов объявил, что сегодня у них есть шанс снять настоящего йети, то бишь, снежного человека.
        - У вас здесь в лесах водятся йети? - вновь удивилась она, хотя, казалось бы, к этому времени уже едва ли могла бы чему-то удивляться.
        - Не скажу, чтобы они тут жили постоянно, - неспешно разъяснил Виктор, - но проходящие встречаются. Они же иногда кочуют по миру, хотя бы, в пределах континента… С Гималаев бегут в сибирскую тайгу. Из тайги - на Валдай, с Валдая - куда-нибудь в Альпы… Ну и у нас, случается, проскакивают…
        - А откуда ты узнал про йети в ваших лесах? - согласно кивнув, снова спросила Ирен.
        - Так, Ириночка, ты же знаешь, что у нас в селе полно грибников, - Завадов изобразил многозначительный вид. - Они, бывает, и вёрст за десять от села уходят. Вон, иной раз, аж за Кривулинские болота идут. Там - чего только не увидишь! Мне много чего рассказывают и наши колхозные полеводы, и животноводы… Скажем, коллега моего бати - теперешний ветеринар Топорин, он не так давно возле колхозной птицефермы видел настоящую чупакабру.
        - Ты имеешь в виду таинственного зверя-вампира, который в Мексике убивает коз, высасывая из них кровь? - Ирен услышанным была ошеломлена. - А что эта чупакабра делала возле здешней птицефермы?
        - Как это - что? - Виктор даже расширил глаза. - Жертву себе присматривала. Она же и у птицы, и у кроликов кровь выпивает. В прошлом году утром птичницы пришли, а с полсотни кур лежат мёртвые. Вызвали Топорина, он глянул - что-то непонятное. Позвал моего батю. Мой батя, хоть уже и на пенсии, но, если попросят, помочь не отказывает. Они вместе вскрыли кур. Крови ни в одной нет. И видно, что кур кто-то прокусывал почти насквозь. Батя говорил, что длина зубов этого хищника - больше десяти сантиметров! Представляешь? Вызывали сюда и районных ветеринаров, потом возили убитых кур в районную ветлабораторию - там установили то же самое. У них сейчас есть официальный акт вскрытия птицы…
        - Кошмар! - Ирен знобко передёрнула плечами и огляделась по сторонам. - А на людей она не нападает?
        - Не слышал о таком… Похоже, людей она и сама побаивается. А Топорин её увидел - как? Пошёл вокруг фермы проверить - нет ли лисьих нор. Лиса, она очень любит курятиной полакомиться. Идёт он через бурьяны, и тут впереди него что-то - как подпрыгнет! Смотрит, а это зверь какой-то непонятный - что-то вроде помеси собаки и кенгуру. Морда длинная, из пасти вниз клыки торчат, длинные, как гвозди. Мчится прыжками - на лошади не угонишься. В момент исчезла, словно её и не бывало. А про «снежного человека» мне дед Костя Трофимов рассказывал. Он его видел в стороне Кривулинских болот. Если хочешь - давай, сегодня сходим.
        И они пошли. Ирен оделась в камуфляжный костюм сестры Виктора (та с мужем живёт в Дуболобове, сюда приезжает в гости, и в этом костюме ходит по грибы), кроссовки, и они пошли вглубь лесных чащоб. Шли больше получаса. У лесного ручья Завадов вдруг остановился, и указал своей спутнице на отпечатавшийся в мягкой глине след огромной босой ноги. Внезапно, где-то выше по течению ручья, раздался непонятный звук, словно недовольно промычала корова. Но откуда ей тут взяться? И тут… Ирен едва успела нажать на кнопку включения видеозаписи своей камеры, как метрах в сорока от них из чащи выбежал некто огромный, человекообразный, от макушки до пят заросший бурой шерстью, с гориллобразным лицом. Увидев людей, этот «некто» издал что-то наподобие: «Ух! Ух! Ух!», и скрылся за кустами.
        Не отрываясь от камеры, Ирен спросила:
        - Он для нас не опасен?
        - Ну, если не будем его преследовать, то и он - ничего…
        Они подошли к тому месту, где выбежал йети, и тут… Ирен вдруг увидела лежащую в оставшемся у самого ручья отпечатке ноги «снежного человека» новенькую зажигалку! Она некоторое время, хлопая глазами, никак не могла понять - а это-то откуда тут могло бы взяться? И тут, до неё вдруг дошло… Ирен выключила камеру и, взглядом прокурора, взглянув на Завадова, строго спросила:
        - Виктор! Это розыгрыш? Берусь предположить, что все эти загадочные существа, все эти сенсационные события - твои фокусы? Это так?
        Огорчённо улыбнувшись, Виктор подобрал зажигалку, и сунув её в карман, громко крикнул:
        - Лёха, ты - лошара! Выходи, представление закончилось.
        Немного помолчав, он отрицательно качнул головой.
        - Нет, не всё - липа, и это не только моё… Давай, вон, на валежину присядем, я всё расскажу.
        Вскоре, обливаясь потом, из-за кустов к ним вышел здоровенный парняга в костюме сшитом из старых, синтетических шуб. В руке он держал силиконовую маску Кинг-Конга. Его ноги были обуты в «ступни» из мягкого пластика огромного размера. Ирен несколько раз его уже видела в составе компании приятелей Виктора, и от кого-то слышала, что он работает в колхозе трактористом на «Кировце». Окинув его ироничным взглядом, Завадов укоризненно покачал головой.
        - Вот теперь, Лёха, ты мне веришь, что курение - это вред и зло? Хотя бы в этом смысле? А-а-а… Потерял, балда, свою зажигалку. На, возьми её. Теперь весь наш проект «накрылся медным тазом»…
        Тот, виновато засопев носом, взял у Виктора зажигалку, и, с ненавистью стиснув её пальцами, куда-то в сердцах забросил.
        - Всё, сегодня же брошу! - пообещал он.
        - Ну, хоть какой-то плюс! - резюмировал Завадов с нотками иронии в голосе.
        Сидя на толстенном дереве, поваленном ветром, Ирен слегка толкнула его локтем:
        - Ну, Виктор, я слушаю! Что там у вас за проект?
        И он рассказал, как всегда, вдумчиво, простецки, по его словам, без «слёз и соплей». Как явствовало из повествования Виктора, случилось так, что когда он вернулся в Прошмыркино после того, как его начали преследовать бандиты, он был крайне расстроен тем, что всего за четыре года его отсутствия (два года в армии, и два - в цирковом училище) село заметно пришло в упадок. Очень многие молодые его покинули, старики умерли, колхоз, руководимый райкомовским «маяком» Нероновым шёл к полному краху… Виктор очень хотел помочь своему родному селу, но не знал, как это сделать. Став завклубом (чему очень противился парторг Аврорский), он устраивал там праздники, вечера, даже ставили спектакли.
        И вот, этой весной, в апреле, вдруг началась шумиха вокруг «приземления летающей тарелки». Завадов понял сразу, что это - всего лишь выдумка пацанов, которые наврали три короба, чтобы избежать дисциплинарной «экзекуции». И тогда-то у него впервые мелькнула мысль: а что, если ему самому попробовать что-то похожее? Он внимательно наблюдал за тем, как развивается ситуация вокруг «пришельцев с тау Кита».
        Как он и ожидал, врать Кольке и Женьке пришлось и дальше, когда в Прошмыркино прибыли репортёры областных газет и телевидения. Ещё больше врать пришлось, когда приехали сюда представители федеральных СМИ и иностранцы… Кстати, своей выдумкой парни сами загнали себя в, своего рода, «мышеловку»: поскольку им то и дело приходилось общаться с немалым числом приезжих, а выглядеть безграмотными и тупыми было стыдно, им пришлось в пожарном порядке подтягивать учёбу. Сейчас они уже в твёрдых «хорошистах».
        Когда уже затих шум вокруг «тарелкиады», Федя Колотушкин как-то раз пожаловался своему хорошему приятелю времён дплёкого детства Виктору на одолевающие его проблемы с организацией фермерского хозяйства. И тогда Завадова осенило: а почему бы не рискнуть? Не без его помощи, в доме Колотушкина и началось «буйство нечистой силы». Он же, из старой мотоциклетной катушки зажигания и транзисторного вибратора сработал устройство, которое «щипало» током тех, кто прикасался к холодильнику. Он же придумал и то, как сделать, чтобы сами по себе из дома Фёдора выпрыгивали половники и мясорубки, а по полу ездили столы и стулья.
        Успех этой затеи подкреплялся ещё и тем, что местные и губернские бюрократы вдруг начали латать дорогу из райцентра в Прошмыркино, а сюда чаще стал ходить рейсовый автобус. Потом поменяли глубинный насос артезианской скважины, и в колонках теперь всегда была вода. Это Завадова окрылило. Особенно, когда даже свет стал без перебоев, благодаря замене подгнивших столбов линии электропередач… И Виктор решил: а теперь пусть полтергейсты разойдутся по всему селу! Пусть Прошмыркино станет мировым центром сенсаций, пусть весь мир узнает, о творящихся здесь мистических событиях.
        И это ему в самой полной мере удалось. Разумеется, очень многие сельчане ему помогали, как тот же Лёха. Впрочем, участвовать в своём проекте Завадов предлагал не всем подряд, а только наиболее надёжным. Тем, которые не напьются и не разболтают главный прошмыркинский секрет…
        Немного помолчав, Ирен грустно улыбнулась, глядя в синеющее меж листвой небо.
        - Я всё поняла. Меня ты решил использовать, как говорят у вас, «в тёмную», - с долей сарказма произнесла она. - Чтобы меня задействовать, ты придумал тот фокус с «водяным». Да?
        - Нет… - Виктор мотнул головой. - Нет, нет, с «водяным» - тут по-другому всё было. Просто, у нас с парнями был спор: а слабо, кому-то первому поцеловать француженку? Пока все остальные чесались да думали, как это сделать, Лёха сделал по-своему, и спор выиграл…
        Лёха, смущённо сопя носом и, не зная, куда деть руки, спотыкаясь, произнёс:
        - Ты, это, Ир, извини, что тогда так тебя напугал… Я это - не со зла…
        - Теперь ты всё знаешь, можешь дать своим СМИ новую сенсацию: всё, что происходит в Прошмыркине - сплошной обман и мистификация, - Завадов пожал плечами.
        - Но тебя тогда могут наказать? - Ирен покосилась в его сторону.
        - Не-е-е-т, насчёт этого и заморачиваться не стоит, - Виктор коротко махнул рукой. - А кому я, и какой нанёс ущерб? Нет, тут другое… Дорога, которая - вон уже, близится к селу, закончена не будет. Газовая труба, которая уже в километре от околицы, газом никогда не заполнится. Ты же не знаешь, наших бюрократов. Они теперь назло, в наказание селу, могут обрубить финансирование, и похоронить даже то, что уже было вложено. Люди останутся ни с чем.
        После долгого раздумья, покачав головой, Ирен толкнула Завадова в плечо.
        - Ладно, «Копперфильд», не расстраивайся. Не выдам я тебя. Будем считать, что я тоже вошла в ваш проект. Так… Сейчас я сделаю материал об йети, и отправлю своим через соседей-японцев, Шумумоту и Дзуцуобу.
        - А почему через них? - заинтересовался Виктор. - Сейчас же уже завезли хорошую аппаратуру на почту. Можешь оттуда.
        - Витя, но я ведь тоже уже стала заговорщицей, - Ирен засмеялась. - А эти самураи всё, что я посылаю от них, автоматически копируют и, под своими именами отправляют в Японию и США, расширяя охват телеаудитории и прессы. Кстати, но хоть что-то из всего того необычного, что мы видели, было настоящим?
        - Разумеется! - Завадов изобразил убедительный жест руками. Про чупакабру - чистая правда. Сегодня же можем поговорить и с Топорипым, и с моим батей, а завтра съездим в районную ветлабораторию, вместе посмотрим акт вскрытия птицы.
        - Про НЛО - правда! - достав из кармана сигарету и, тут же её выбросив, объявил Лёха. - Неделю назад я лично видел над селом. Ночью вышел покурить, гляжу - такое, громадное «колесо» с иллюминаторами по ободу медленно, так кружится, примерно, метрах в ста от земли. Зову жену: Люба, Люба! Глянь, какое диво! Она вышла, глянула… «А-а-а, это Витька Завадов опять свои фокусы устраивает!» Ну, я смеялся!
        - Да, много тут чего такого, что достойно внимания! - Виктор грустно усмехнулся. - Вон, за болотами, древние курганы. Говорят, в них похоронены люди трёхметрового роста. Уже несколько раз грибники видели на этих буграх призраков типа миражей: воины в латах, с мечами, стоят, куда-то смотрят из-под руки… Но «пипл»-то требует чего-нибудь эффектного. Ему не надо самой «конфеты», ему дай «фантик», но чтобы поярче, покрасивее…
        - Хорошо, дадим «пиплу» яркий фантик! - вставая, заключила Ирен. - Так, Лёша, теперь съёмкой буду командовать я. Надевай маску и иди вон за те кусты. По моему сигналу оттуда выбежишь в мою сторону и, как будто испугавшись, помчишься вон к тем берёзкам.
        - Слушай, Ир, - снова натягивая маску на лицо, неожиданно спросил Лёха, - а откуда ты так хорошо знаешь русский язык?
        - А у меня - русская бабушка… - девушка беззаботно улыбнулась. - Это долгая, романтическая история, не буду её пересказывать… Но, факт есть факт - здесь я тоже не чужая.
        …Тем же днём, при содействии аппаратуры Шумумото и Дзуцуобы, Ирен отправила в своё информагентство ещё один громкий материал про появление в окрестностях Прошмыркина «снежного человека», пообещав в ближайшее время рассказать о здешних чупакабрах. Менее чем через час аналогичное сообщение ушло в Страну восходящего солнца за подписью обоих «самураев».
        Ирен выполнила обещание, и через пару дней материал о прошмыркинских чукапабрах ушёл в Лион и, одновременно, в Токио. Так и пошло. Материал - на запад, его копия - на Дальний Восток… В том числе, и о хроно-миражах на древних курганах за Кривулинскими болотами, о ящерице, плюющейся огнём, из-за которой сгорел курятник сельчанина Василия Сушко. Правда, незадолго до пожара, курятник опустел, подвергшись нападению чупакабры, которая вновь наведалась в село. Но теперь не стало и самого курятника.
        Профессор, услышав, об огнеплюющейся ящерице, сам не поленился прибежать на подворье Сушко. Василий на камеру в деталях рассказал про это аномально-зоологическое диво, как пытался поймать это странное создание, и как оно отплёвывалось от него комочками огня. Изловчившись, Василий сумел схватить пальцами ящерицу за хвост, однако та, как и положено всякой ящерице, тут же его отбросила, и уже бесхвостой скрылась в недрах горящего курятника.
        Профессор тут же кликнул своих помощников, и те просеяли через большое сито груду пепла на месте пожара. Каково же было изумление Свистунова-Нахалевича, когда внезапно в сите обнаружился кусок расплавившегося свинца, который принял очертания бесхвостой ящерицы! Хвост ящерицы, который Сушко на всякий случай сохранил, а также свинцовую отливку профессор тут же включил в число «вещдоков» экспедиции. Ну а колдуны и шаманы около часа после этого чистили ауру дома и двора Сушко своими камланиями и заклинаниями. Они установили, что некто злонамеренный втихаря подбросил в этот двор горсть золы от сожжённого в полночь на кладбище могильного креста, что не могло не привлечь демонического создания наподобие ящерицы, плюющейся огнём.
        …Ирен шагала по улице Прошмыркина в сторону клуба, где Виктор Завадов собирался организовать шоу «Кто кого перепляшет?» в ходе которого колдунам и шаманам предполагалось показать своё ясновидение, умение влиять на погоду, и конкурс магических плясок. Сейчас намечалась репетиция в плане ознакомления с конкурсными заданиями, а само шоу он собирался провести вечером, в присутствии зрителей. Проходя мимо почты, м-ль Дюбуа приветливо поздоровалась всё с тем же «синсклитом» пенсионерок, и когда их уже миновала, то сзади вдруг услышала:
        - Ириночка, а что ж на почту-то не зайдёшь? Там тебе сегодня пришло письмо!
        Она оглянусь, и увидела, что все бабульки указывают пальцем в сторону почты. Поднимаясь по ступенькам, Ирен недоумевала: кто бы это мог быть? Мама? Но ей она звонила дня три назад. Франсуа? Так он даже не знает, где она сейчас. Когда Ирен вошла внутрь, зав почтой - пожилая, крепкая тётка, лишь увидев её, тут же взяла со стола и протянула ей конверт. Ирен на него взглянула, и испытала некоторое потрясение: рукой Франсуа на конверте было написано: Russie, Proshmyrkino, Irene Dubois (Россия, Прошмыркино, Ирен Дюбуа). И его письмо с таким адресом, написанное латиницей, тем не менее, её нашло?! Невероятно! Нет, сеньоры, здесь и в самом деле происходит какая-то чертовщина и помимо проделок Виктора Завадова.
        Отчего-то сильно волнуясь, Ирен вскрыла конверт и торопливо прочла прямо на ходу:
        «Здравствуй, Ирен! Надеюсь, моё письмо тебя найдёт. С того времени, как мы с тобой расстались, я постоянно вспоминаю о тебе. Я всё пытаюсь понять: почему мы с тобой так рассорились, и почему так легко расстались? Мне очень жаль, что я с тобой тогда был так резок и бестактен. Если бы всё это вернуть назад! Но вернуть, скорее всего, уже ничего не удастся. Из газет я уже знаю, что в России за тобой ухаживает парень - и высокий, и симпатичный, с которым мне в этом не потягаться. Ну, что ж, я сам виноват в случившемся. Знаешь, расставшись с тобой, никого взамен я так и не нашёл. Все какие-то не такие, во всех чего-то нет того, что есть в тебе. Да, скорее всего, такой уже и не найду. Очень жаль! Ну а тебе искренне желаю всего самого прекрасного. Будь счастлива!»
        Дочитав до конца Ирен вдруг почувствовала как у неё защипало глаза. Ей вдруг, просто, невыносимо захотелось увидеть Франсуа, услышать его голос… Ну, так, а кто мешает ей уехать прямо сегодня? Сколько там на часах? Два часа пополудни по местному времени? Через два часа придёт автобус из райцентра. Ну, а что? Собраться она успеет. Надо лишь зайти попрощаться с Виктором - он и в самом деле другом оказался суперским.
        С трудом сдерживая счастливую улыбку - возможно, уже завтра она увидит родной Лион, увидит маму, Франсуа! - Ирен поспешила к клубу. Когда она вбежала в клуб, репетиция была в самом разгаре. Её появление сразу же нарушило её ход. Колдун Харпилий Неведомо Откуда, лишь увидев девушку, тут же провозгласил:
        - О-о-о, кто пришёл! Уезжаешь?
        Ошарашенная такой догадкой, Ирен лишь несколько растерянно кивнула.
        - Виктор, мне надо сказать тебе пару слов, - она смущённо улыбнулась и жестом руки позвала его за собой.
        Они вышли на крыльцо.
        - Я, действительно, уезжаю… - Ирен пожала плечами. - Извини, если это нарушит какие-то твои планы.
        - Да, ничего страшного! - Завадов качнул головой. - Ещё неделю-две дурака поваляем, и - дело в шляпе. Счастливого тебе пути! Не забывай Прошмыркино. Будет желание - приезжай. Тебе всегда тут будут рады.
        Ирен пожала ему руку и, спускаясь по ступенькам крыльца, неожиданно остановилась.
        - Помнишь тот вечер, когда я брала у тебя здесь самое первое интервью? Тогда Катя очень расстроилась и ушла. Ты не догадываешься, почему?
        - Н-не знаю… - Виктор всем своим видом выразил полное недоумение.
        - Катя запретила мне об этом говорить, поэтому я и молчала всё это время. Но теперь я уезжаю, и этот запрет силы уже не имеет. Так вот, увидев нас вместе, она подумала, будто между нами что-то есть, и это её очень огорчило.
        У Завадова расширились глаза, и даже немного дёрнулась бровь,
        - Ты.. Хочешь сказать…
        - Я сказала только то, что сказала. А в остальном, как выражаешься сам: включи соображалку! Привет Феде и Тоне - они замечательные. Будь счастлив и ты!
        Махнув рукой, Ирен блистательно улыбнулась и, круто повернувшись на шпильках, быстро зашагала в сторону общежития.
        * * *
        Глава 10
        извещающая читателя о бегстве нечистой силы, а также повествующая
        о блеске и нищете научных идей
        Пока одни участники описанных здесь событий трудились в поле, другие изобретательно создавали рукотворные «чудеса» и «феномены», «свистуноцы», подобно трудолюбивым пчёлам, педантично обследовали Прошмыркино с окрестностями, где, неустанно трудясь, брали свой научный «взяток». Они несли «нектар» добытых фактов и «пыльцу» наблюдений в общежитие, как в улей, где добытое аккуратно закладывалось в «ячейки» научных отчётов. Из «воска» теорий и гипотез они строили «соты» научных работ, сочащиеся «мёдом» выводов и заключений.
        Как бы там ни было, но профессор Свистунов-Нахалевич ходом исследовательских работ был очень доволен. В плане финансирования экспедиции проблем не возникало, материальное снабжение шло строго по графику. Основные сотрудники экспедиции и «полставочники» жалованье, причём, неплохое, получали стабильно. Привлечённые столь же стабильно снабжались разовыми гонорарами и талонами на питание в столовой.
        За время работы в Прошмыркине экспедиция накопила большой теоретический и практический материал. Ящики и полки обшарпанного канцелярского стола, стоявшего в кабине профессора у окна, были переполнены и картонными папками на тесёмочках, и новомодными пластиковыми файлами. В них содержались ценные сведения о необычайных, сверхъестественных явлениях, обнаруженных на данной территории.
        Среди означенных материалов имелась масса повествований очевидцев приземления «летающих тарелок», полёта ведьм на мётлах, кочергах и даже граблях, хоровода лесовиков вокруг куста цветущего папоротника в ночь на Ивана Купала. Немало было и повествований о выходцах из порталов, ведущих в параллельные миры и о многом, многом другом. К повествованиям прилагались рисунки очевидцев с изображением как замеченных ими объектов, так и планов местности с указанием пунктов, где именно было сделано наблюдение. Тут же имелись отчёты учёных и колдунов с шаманами об обследовании аномальных участков и территорий. Уймища таблиц со всевозможными данными по физическим и всяким иным полям излучениям.
        Не последнее место в архивах занимали сделанные уже в конце июля материалы фото- и видеосъёмки загадочных блукукупов, которых удалось заснять у Змеева болота. Как явствовало из отснятых материалов, блукукупы являли собой маленьких человечков, ростом не более полуметра в высоту. Всего в кадр их попало трое. Прячась за болотной травой, чловечки собирали какие-то ягоды, типа ежевики. Стоило к ним приблизиться, как они мгновенно исчезали, словно их и не было. Словно бы детские лица человечков украшали пышные бороды. Их одежда, сшитая из непонятной зелёной материи, была довольно-таки странного фасона, в виде кафтанов по колено и широких штанов. Голову венчали странные шапочки в виде арбузов, на ногах были башмаки с большими пряжками.
        Рассказы про блукукупов Свистунову-Нахалевичу довелось слышать ещё когда он только прибыл в Прошмыркино. И их существование он воспринимал как выдумку местных фантазёров. Но когда ему принесли фото и видео, ему осталось лишь развести руками - ну, надо же! Что интересно, и в этот раз удача улыбнулась всё той же неугомонной Ирен Дюбуа. Отправленные на место съёмок учёные и колдуны установили, что блукукупы - жители глубинных пещер и туннелей, откуда на поверхность земли они попадают путём телепортации. Захватив с собой гипса, исследователи сделали несколько слепков следов, оставленных обувью странных человечков. Лозоходец Светомир, который участвовал в обследовании места появления блукукупов, используя свои невероятные способности, нарисовал план подземных ходов под Прошмыркиным, которые, по его словам, на многометровой глубине тянулись на сотни километров в разные стороны.
        В архиве экспедиции хранились многочисленные акты исследований, проведённых силами учёных и штатных СННП (специалистов неформального научного профиля). Именно такой аббревиатурой в ведомости на зарплату значились экстрасенсы, шаманы, колдуны и прочие РОП (работники оккультных профессий), В отдельной папке лежали фотоснимки всевозможной аномальщины. Например, всё тех же ведьм (среди которых самым значимым было фото учётчицы МТФ Бесохвостовой). Был случай, уже после «сеанса магии» она как-то вышла ко двору с метлой, чтобы подмести территорию перед палисадником. Её тут же, словно вынырнув из параллельных миров, начали фотографировать сбежавшиеся репортёры и доценты с аспирантами, которые «случайно» оказались поблизости. Отборная, достойная бригады флотских сапожников, брань Клавдии, которую до истерики разозлили эти «чёртовы папарацци», тут же была записана на аудионосители, как доказательство её реальной «ведьмости». Поговаривали, что Бесохвостова уже несколько раз слёзно жаловалась на ферме дояркам, что ей теперь хоть из дому не выходи, особенно, с метлой в руках.
        - …Ну, это не свинство ли? - горемычилась Клавдия. - Только на улице появлюсь - уже эти оглоеды бегут! И - щёлкают, щёлкают, щёлкают! - всхлипывала она.
        Ну, понятное дело, очень грели душу профессора и видео, а также многочисленные снимки беглых «вурдалаков». А ещё в папке хранились фото чудовищ рептилоидного типа, обнаруженных случайными наблюдателями на Змеевом болоте. Правда, снимки были немного размытые, что объяснялось волнением очевидцев и невольной дрожью их рук. Но, в любом случае, на них можно было разобрать, что у этих созданий огромная, клыкастая пасть и драконий гребень вдоль спины.
        Ну а настоящей гордостью Свистунова-Нахалеевича были снимки приземления и старта НЛО самых разных форм и конструкций. В течение июля их было зафиксировано не менее десятка. Попали в фотообъектив и сами инопланетяне, идущие через молодой осинник.
        Кто-то из местных школьных натуралистов успел заснять на одном из берегов Червонки ляго-ежа - странное существо типа очень крупной лягушки, сплошь покрытой как ёж иголками. Сделать снимок удалось только один, поскольку, по словам натуралиста, ляго-ёж успел скрыться в речной глубине. Другой натуралист заснял гибрид линя и осьминога, обнаруженный им на одном из берегов Карасихи. К досаде натуралиста этот мутант также успел «слинять», уйдя в тину. Имелась и масса снимков иных, не менее загадочных объектов…
        С особым упоением профессор любил пересматривать видеозаписи. Например, записи полёта ведьм в ночную пору (таких за лето сделали не менее пяти). Кассет с видеоматериалами накопилось несколько десятков. Немало в запасниках хранилось и вещественных доказательств, подтверждающих проявления на территории Прошмыркина загадочных - и потусторонних, и поэтусторонних сил и сущностей. В частности, в специальной упаковке из поролона лежал гипсовый слепок ступни оборотня. След волко-человека случайно обнаружили местные грибники после дождя в лесу у соснового пня, из которого торчал нож особой формы (его также приобщили к вещдокам). В запечатанном пакете хранились клочья шерсти колодезного беса, лежали запакованные гипсовые отливки следов раздвоенных копыт, найденные там же у заброшенного колодца. Хранилась и жестяная консервная банка, изорванная клыками «поллитер-гостя», каковую сберёг и презентовал профессору фермер Фёдор Колотушкин.
        Стоило бы особо отметить, что не все те, кто приносил образцы аномальных объектов, поступали корректно и не пытались сжульничать. Кое-кто - увы! - профессора пытался обмануть. Скажем, колхозный тракторист Яшка Растудышников больше часа торговался с руководителем экспедиции, вымогая у него «пузырь» спиртного за обломок «летающей тарелки», по его словам, во время культивации паров врезавшейся сзади в «Алтаец». Когда же профессор уличил тракториста в том, что «обломок тарелки» на самом-то деле - кусок поршня от семьдесят пятого ДТ, Димка чистосердечно признался в обмане, мотивируя это тем, что после вчерашнего дня рождения его «половина» ни копейки не дала на опохмелку.
        - Не, ну плесни чуток! - орал на всю общагу Димка, всё ещё надеясь на халявную выпивку. - Гадом буду - если какая тарелка или кастрюля появится, сам от нее кувалдой кусок отшматую!
        Выпроводить обманщика из штаба экспедиции смог лишь маг Бхагхи, пообещавший Растудышникову наслать на него некую особую порчу, которая по факту - пожизненная кодировки от выпивки. Причём, такая, что тому потом нельзя будет спиртное даже нюхать. Эта угроза на выпивоху подействовала сильнее намерения профессора вызвать участкового - из штаба он мгновенно исчез, словно телепортировался.
        Случались и иные случаи явного подлога. Двое одноклассников Кольки и Женьки, ставших знаменитостями, тоже размечтались о всемирной славе. Они принесли профессору кусок каменноугольного шлака, по их словам, найденного ими на месте появления из толщи каменистого бугра, прозванного Купчихой, странного огнедышащего создания, Оно при них выбралось на поверхность, издавая рёв и вой. Случилось это в старом, сосновом бору, что в километрах в трёх от Прошмыркина. Для проверки достоверности находки профессор отрядил команду аспирантов с несколькими колдунами. Когда те с юными прошмырчанами пришли на, якобы, место происшествия, пацаны запутались в собственных объяснениях, расхныкались и признались, что они всего лишь «пошутили».
        Но большинство экспонатов добыли сами учёные. В одно из ночных дежурств кандидату наук Брыкалину удалось раздобыть подлинную ведьмину метлу. Он изъял её у владелицы в тот момент, когда та, ровно в полночь, собиралась взлететь с края обрыва над Червонкой. Застигнутая врасплох, ведьма в панике покинула свой летательный аппарат и, приняв облик огромной, чёрной свиньи, с громким хрюканьем и визгом исчезла в зарослях чертополоха.
        Слушая повествование Брыкалина, взволнованно живописующего своё приключение, профессор не мог не отметить синеватую бледность лица исследователя и дрожь его рук, вероятно, вызванную пережитым испугом. Но, в то же время, его смутил и странный запах, исходящий от учёного. Слегка поворошив память, профессор вспомнил, что данное амбре очень напоминает букет свёкольного первача, производимого бабкой Акулиной. Да и метла подозрительно напоминала ту, какой Акулина совсем недавно подметала двор общежития, когда ей выпала возможность малость «подкалымить». Когда Брыкалина спросили об этом напрямик, он, без лишних околичностей, подтвердил, что метлу позаимствовал именно у неё.
        - А разве эта Акула - не ведьма? - потрясая метлой, митинговал кандидат, апеллируя к научной общественности. - Как её ещё можно назвать, если она за пузырь своей мути дерёт как за литр «Наполеона»?!
        Поскольку руководитель экспедиции продолжал выражать сомнения, кандидата наук активно поддержал шаман из Салехарда Гоша Румпумпум. Он рассказал, как пару месяцев назад, ещё только приехав в Прошмыркино, он купил у Акулины бутылку первача.
        - …Парафесор! - завершая повествование, Гоша, словно американец во время исполнения национального гимна, приложил руку к сердцу. - Моя клянётся бубном - она ведьм, эта Акулин-баба! Её «огненный вода» стоит полтора рубль, а башка потом трещать от неё - на весь червонца!
        После недолгих научных дебатов с участием колдунов, шаманов и знахарей, на «всякий пожарный» метлу было решено пока попридержать, и проверить её лётные качества при первом же удобном случае. А пока, колхозному плотнику для её хранения заказали специальный стеклянный футляр, в котором она и хранилась на видном месте.
        За научными, и не очень, заботами и хлопотами, поисками чудес и исследованиями обнаруженных аномалий, незаметно пролетело лето, и настала осень. Однако экспедиция продолжала работать с неослабевающим напряжением, всё пополняя и пополняя обширнейший научный материал, которого теперь хватило бы не на одну кандидатскую и докторскую диссертацию. Хотя Прошмыркино с окрестностями уже было изучено вдоль и поперёк, профессор Свистунов-Нахалевич начал подумывать о продолжении исследований в осенне-зимний период. Его очень интересовала активность нечистой силы в условиях низкотемпературного климатического режима. К тому же, дед Антип обещал ему показать берлогу лешего, куда тот залегает на зиму. Однако всё обернулось иначе.
        К первому октябрьскому снегу в Прошмыркине торжественно отпраздновали завершение строительства шоссе. Газ был подведён неделей раньше. На том месте, где новый асфальт стыковался с сельской улицей - раздолбанной и грязной, собралось, без преувеличения всё село. Здесь же были и члены экспедиции во главе с профессором Свистуновым-Нахалевичем. На открытие прибыло, считай, всё районное начальство. Среди прочих, на открытии дороги были Рубакин с Канарейкиным, присутствовали и прочие районные «шишки». Разумеется, присутствовала и местная власть в лице Неронова, преда сельсовета, парторга Аврорского и управленцев мелкого ранга.
        Как и водится на таких мероприятиях, читались речи, возносилась хвала «уму, чести и совести», говорилось о «светлых перспективах в строительстве «социализма с человеческим лицом», восславлялись «прорабы перестройки» (в числе которых упоминался и Неронов), обещалось в ближайшие годы весь район газифицировать и обеспечить первоклассным асфальтом. Первым, понятное дело, слово взял Рубакин, потом Канарейкин, и - все, все, все остальные.
        На митинг пришли и Виктор Завадов с Катей Венцовой. На них все, кому они были знакомы, смотрели с изрядной долей удивления, как видно, не в силах понять: а куда же делась прежняя Витькина невеста, чего это она смылась в свою Французию?
        …После того, прощального разговора с Ирен, Виктор много думал. Последнее время встретиться с Катей на улице ему почему-то не удавалось. В клуб она словно забыла дорогу. А зайти в медпункт и, объясниться, ему почему-то было страшновато. Но однажды он собрался с духом, и решился-таки заглянуть в медпункт. К его радости, посетителей в ФАПе не оказалось, а Ослонский ушёл на вызов. Но, всё равно, войдя в приёмную, Завадов вдруг почему-то мгновенно забыл всё то, что хотел сказать (не медицинский ли, ФАПовский домовой, навёл на него свои чары?). Впрочем, и Катя, систематизировавшая в это время амбулаторные карточки отчего-то недвижимо застыла, ошарашенно глядя на вошедшего.
        Но, как видно, Виктор, всё же, нашёлся что сказать, поскольку вернувшийся с вызова Ослонский, войдя в приёмную, тоже пережил, хоть и недолгий, но - столбняк: Катя и Завадов стояли обнявшись, при этом лицо девушки было мокрым от слёз.
        - Э-э-э! - завФАПом сразу же строго нахмурился. - Что здесь происходит? Катя, он тебя не обидел?
        На это, озарившись улыбкой, его помощница чуть слышно произнесла:
        - Нет, Аркадий Романович, это я от счастья, о котором даже не смела мечтать!
        Накануне дня митинга Виктор и Катя подали в сельсовет заявление, и поэтому пришли туда уже как состоявшиеся жених и невеста.
        Катя рассказала Виктору о своих мытарствах с поступлением в медицинский институт. Тогда, в июне, будучи уверенной в том, что между Виктором и Ирен уже есть какие-то романтические отношения, Катя и в самом деле уехала в Дуболобов. С пакетом документов она пришла в «мед», но уже на уровне приёмной комиссии столкнулась с необходимостью «давать на лапу», независимо от того, как будут ею сданы вступительные экзамены. Ей об этом намекнули, интересуясь не оценками в аттестате и в дипломе медучилища, а материальным достатком её родителей.
        Впрочем, один из членов комиссии - вертлявый доцентик с бегающим взглядом карманника, приметив пригожую сельчанку, предложил ей свой вариант решения этой проблемы. Отозвав Катю в сторону, он шепнул, что мог бы помочь ей стать студенткой. Но для этого потребуется «сущий пустяк» - оказать некоторую «любезность» ряду институтских «шишек», ну и самому «доброхоту» тоже. Не удостоив вертлявого ответом, Катя молча забрала документы, и отправилась в Хрюндюково. Какое-то время она работала там медсестрой хирургического отделения. Но не так давно, с удивлением узнав о том, что Ирен уехала к себе во Францию, она немедленно вернулась в Прошмыркино. Зачем? Катя и сама этого не знала. Но когда в приёмную ФАПа вдруг вошёл Виктор, она поняла: это - судьба…
        Здесь же, на митинге они столкнулись и с отцом Артемием. Окинув Виктора удивлённым взглядом, батюшка (который был старше Завадова лишь лет на восемь) поздоровался и недоумённо вопросил:
        - …Чадо моё, никак не могу понять: то ли зрение меня подводит, то ли вовсе не с этой красавицей я видел тебя в гостях у четы Колотушкиных?
        Катя, уже слышавшая от Виктора про тот его с Ирен визит к Феде и Анонине, сдержанно улыбнулась. Завадову же пришлось вносить ясность, разъясняя отцу Артемию хитросплетения сельских слухов, в которых его, только что, не женили на гостье из Франции. Предваряя намерение батюшки «агитнуть» молодую пару на предмет венчания в подведомственном ему храме, Виктор поспешил уведомить, что они с Катей уже думают о венчании, но пока окончательного решения ещё не приняли. Отец Артемий отнёсся к этому пассажу вполне благосклонно. За последний год он значительно приумножил паству своего храма. Спущенный из епархии план венчаний и крещений он перевыполнил уже вдвое, его передовые методы не раз положительно отмечались на кустовых совещаниях вышестоящим иерархом.
        Сегодня после митинга он направлялся в совхоз «Ленинец» для проведения там душеспасительных бесед среди механизаторского и водительского состава. Трудно сказать, насколько бывший инженер глубинно, в душе, уверовал в то, что сам проповедовал по долгу своей нынешней службы, однако его непоседливая натура с кипучими, подвижническими настроениями на этом поприще позволяла добиваться очень и очень многого. Кстати, это было отмечено и первым секретарём Рубакиным на одном из заседаний партхозактива:
        - …Я бы всем вам настоятельно советовал учиться у этого попа, как надо вести пропаганду и агитацию. Да и как себя вести на людях. Аврорский, опять не просыхаешь? Только не надо свою пьянку спихивать на действие нечистой силы! Вон, Артемий, всего раз побеседовал с механизаторским составом колхоза «Социализм», пьянство тут же сократилось на треть, а производительность труда бригады выросла на двадцать процентов. Во, как надо работать! Да будь он на партработе, я бы его сегодня же рекомендовал на самый ответственный пост! - «первый» уничтожающе посмотрел на скисшего Канарейкина.
        Тот, поёживаясь, поспешил отвести взгляд. На днях Рубакин лично застал «второго» в его кабинете с некой «партактивисткой» в самый интересный момент кипевшей там «массово-политической работы».
        Впрочем, случалось и в церковной жизни нечто такое, что отца Артемия очень огорчало. Узнав в епархии, что в ближайшем к Прошмыркину селе соседнего района восстановлен храм, и туда прибыл его настоятель, он поспешил к соседям, чтобы повидаться с коллегой. Тем же днём, вернувшись домой, в разговоре с матушкой он посетовал:
        - …Елизаветушка, я в шоке. Какой из него священник? Это же «браток», на котором клейма негде ставить. Руки в наколках, через слово - «феня», все разговоры только про «бабло» и какие-то тёмные дела. Похоже, мы повторяем те же ошибки, что и некогда всевластные партократы…
        За неделю до митинга в районной газете «Труба революции» вышла статья завсельхозотделом Каргиной. Как положительный пример укрепления советско-французских отношений, та, на основании информации, полученной от перепившего Аврорского, описывала бракосочетание советского гражданина Виктора Завадова с… гражданкой Франции Ирен Дюбуа, которая к этому времени уже была у себя дома. Не жалея метафор и эпитетов, расходившаяся партработница не поленилась поведать о женитьбе прошмырчанина на француженке в самых трогательных тонах, даже с восторгом и умилением, непонятно с чего, обильно уснастив свой материал летописными «иже», «яко» и паки».
        Не забыла Каргина и колхозное начальство. Ею особо была подчёркнута роль товарища Неронова, чьё чуткое руководство, при идеологической поддержке товарища Аврорского, способствовало процветанию отдалённого села, и представляет собой один из лучших образцов строительства «социализма с человеческим лицом». В заключение Каргина извещала читателей о том, что супруги Завадовы решили навсегда связать свою судьбу с родным колхозом, презрев возможность прозябать где-нибудь в захолустном Париже. Поэтому за обилие «ляпов» в этом материале, среди райкомовцев она тут же получила заочное прозвище «ляпописица».
        Когда газету положили на стол Рубакину, шепнув о недостоверной публикации, не до конца протрезвевшему Аврорскому и несколько «подгазованной» Каргиной пришлось стоять перед ним навытяжку, приводя в качестве оправдания всё то же, классическое: бес попутал!
        - …Георгий Максимович! - покаянно стонал Аврорский. - Ну, вы же знаете, что у нас за село! Там аномалия на аномалии, Там ведьмы - косяками ходят. А тар-релок - как мух на свиноферме. Они л-летают и угнетают сознание своими излучениями!
        - Да, да! - вторила ему Каргина. - Это всё - негат-тивное влияние косм-моса!
        - Если это и влияние космоса, то только того, что в двух кварталах от райкома! - осёк её «первый», намекнув на винно-водочный магазин «Космос». - Ну, вы, едри вашу, и «отличились»! Француженка уже давно уехала, никакой свадьбы не было… Аврорский! Ты, что, из-за пьянки уже не знаешь даже того, что происходит в селе? Стыд и срам! Вот сами теперь давайте опровержение, извиняйтесь перед читателями газеты. Идиотизм!
        На самом деле, Виктор с Катей, сразу после скорой свадьбы, из Прошмыркина решили уехать. Они, может быть, там и остались бы, если бы не брошенное вскользь обещание Неронова, сделанное им при случайной встрече с Виктором:
        - Ну, Завадов, как только всё тут стихнет, эх, и прижму я тебя к ногтю!..
        Пока будущие супруги думали о том, где бы им лучше осесть, Виктор нежданно-негаданно получил письмо от братьев Ломухиных. Как оказалось, те обосновались в соседнем областном центре, открыв там кооперативный ресторан с варьете циркового профиля (благо, денег, заработанных не без помощи Виктора, им на это хватило вполне). Так же Ломухины сообщили, что их «лучший друг» - главарь группировки, преследовавшей их «робин-гудовскую» команду, недавно «приказал долго жить»: его прямо на пороге виллы снял киллер конкурентов, с которыми он крепко не ладил. Так что, теперь ту историю можно было считать закрытой. Подумав, Виктор решил согласиться. Катя его решение одобрила.
        …Сразу после митинга, было устроено символическое зажжение природного газа, пришедшего в село, а по новой трассе, после разрезания красной ленточки проехала колонна дорожно-строительной техники. Прошмыркино, наконец-то, получило долгожданные блага цивилизации. И вот эти, на первый взгляд, совершенно прозаические события, далёкие и от науки, и от оккультизма, оказали необычайно угнетающее действие на, казалось бы, непобедимую аномальщину - уже на следующий день вся деревня внезапно, разом очистилась «барабашек» всех сортов и мастей. Полтергейсты, словно сговорившись, оставили в покое бытовую технику и личные вещи сельчан.
        Ведьмы, несмотря на лётную погоду, упорно не желали курсировать над крышами домов. Лешие, русалки, домовые, всевозможные инфернальные монстры, до этой поры наводнявшие все прилегавшие к селу территории, словно испарились. «Летающие тарелки» - тоже, словно туда и не летали.
        Внезапное, ничем не объяснимое падение инопланетной активности и прекращение всякой бесовщины крайне поразило и даже ошеломило участников экспедиции. Напрасно, лязгая зубами от холода, учёные день за днём, ночь за ночью обшаривали село, поля, луга и перелески. Напрасно раз за разом профессор с соратниками обходил подворья, совсем недавно изнемогавшие от засилья нечисти. Она бесследно исчезла, чего никто не мог ни понять, ни объяснить.
        Не находя применения своим силам и способностям, потихоньку начали разъезжаться как научные, так и полу- и околонаучные кадры экспедиции. Первыми отбыли в свои далёкие, студёные края флегматичные шаманы, загруженные местными сувенирами. Особой популярностью среди северян пользовались сорговые веники, банки огурцов засоленных особым, «прошмыркинским» способом, а также плавки и купальники из местного сельмага. Став рьяными поборниками музыкальных камланий под клубный электроорган, они увозили с собой кассеты с записями полюбившихся им оркестровок в исполнении Завадава.
        Следом за шаманами удалились колдуны, обогащённые передовым опытом. Бригада изгнателей бесов Прохора Макаровича отправилась в большое заграничное турне по странам Азии и Африки, дабы помериться силами с тамошними представителями потустороннего мира, а ещё, посостязаться в своём магическом искусстве с колдунами вуду.
        Последними на зимние квартиры двинулись научные работники, многие из которых немедленно сели за написание диссертаций. Кандидат наук Брыкалин начал готовить к защите докторскую диссертацию на тему «Влияние некоторых материальных факторов на активность аномальных явлений». Основная тема диссертации являла собой необычайно здравую мысль: чтобы покончить с чертовщиной во всесоюзных масштабах, достаточно было бы к каждой деревне подтянуть асфальт и подвести газ.
        Самым последним, как капитан тонущего судна, в родные пенаты отбыл профессор Свистунов-Нахалевич. Напряжённое, насыщенное фантастическими событиями лето изрядно утомило учёного мужа. Но профессор был далёк от того, чтобы, почивая на уже завоёванных лаврах, отлёживаться на диване перед телевизором. Он немедленно сел за работу. Долгими, зимними вечерами в своём просторном, но уютном кабинете он писал, писал, писал…
        Ещё находясь в Прошмыркине, профессор начал разрабатывать собственную, оригинальную теорию, объясняющую сущность так называемой «нечистой силы». Согласно её основным постулатам, «нечистая сила» - это вполне материальные обитатели некоего параллельного с нашим миром особого, информационного, пространственно-временного измерения. Согласно воззрениям Свистунова-Нахалевича, человеческий мозг способен генерировать особый тип нейтринных полей, которые, проникая в параллельные миры, там материализуются в форме обычных барионных сгустков. Но материализовавшиеся сущности, нами же наделённые невероятными способностями, потом стремятся прорваться обратно, в наше измерение. А, поскольку, не всех из них мы наделяем добротой, скорее, наоборот, представляем себе злыми и агрессивными, они в наш мир и проходят со злом.
        Но как же этим инферналам, нами же созданным, удаётся пробраться к нам, своим создателям? На этот вопрос Свистунов-Нахалевич тоже нашёл ответ: всё дело в «летающих тарелках», прибывающих к нам из других звёздных систем. По его мнению, инопланетяне уже давно освоили телепортацию с подпространственными переходами. От той же туманности Андромеды до Земли инопланетский НЛО добирается за долю секунда. А как? Да, по под- и надпространственным каналам, которые прошивают миллионы пространственно-временных формаций, словно швейная игла собранный «гармошкой» очень длинный кусок материи. Но просто так для Вселенной это не обходится, был уверен профессор, в ткани мироздания образуются дыры, через которые русалки, домовые, тролли, и даже драконы целыми полками и дивизиями вторгаются в наш мир…
        Справедливости ради, стоило бы сказать, что иные учёные из тех, кому удалось узнать о теориях Свистунова-Нахалевича, сочли их не более чем наукообразным бредом. Один из коллег профессора, тоже членкор, пригласив его на телефонные переговоры (сотовой связи, увы, ещё не было) напрямую его спросил:
        - Евгений Евгеньевич, что ты там пьёшь и чем закусываешь?
        Но руководителя экспедиции в Прошмыркине, уверенного в своей правоте, к тому же, видящего перед собой две вершины, каковые ему следовало достичь - звание действительного члена АН и «нобелевка», сбить с курса никому не было дано. И он упорно шёл к своей цели.
        Большой труд, созданный на основе собранных им данных, обещал стать сенсацией в современной мировой науке. Поэтому работалось необычайно легко, и монография постепенно распухла тысячи на полторы страниц. Во время коротких передышек профессор, мечтательно глядя в потолок, расхаживал по кабинету, воображая себя читающим - то доклад на всемирном научном симпозиуме, то лауреатскую лекцию в Нобелевском комитете…
        Толстый пушистый ковёр приятно пружинил под ногами. За хрустальными стёклами дорогих книжных шкафов тусклым золотом поблёскивали корешки старинных фолиантов. В углу кабинета, подобно трофеям путешественника по Тибету или джунглям Индонезии, хранились экспонаты, привезённые из Прошмыркина. Среди них можно было обнаружить и метлу «бабы-ведьм» Акулины (которая, кстати, так и не полетела, несмотря на усилия самого Прохора Макаровича), и обломок оплавленного мельничного жернова с места приземления летающей тарелки.
        Весь дальний угол кабинета был увешан талисманами, амулетами и оберегами всевозможных видов, форм и размеров. Рядом с гипсовым отпечатком ступни оборотня располагался ещё один ценный экспонат подобного рода - отпечаток ступни лешего, отдалённо напоминающий след задней лапы медведя, найденный незадолго до отъезда в Москву.
        Тут же хранились и предметы деревенского быта, имеющие магическое значение. Они были подарены профессору гостеприимными сельчанами. Вызывающе желтели на полированной подставке лапти-скороходы, искусно сплетённые дедом Михеем и заговоренные им же от «ножной ломоты». А ещё, по словам Михея, лапти даровали возможность ходить за сохой целыми днями, не зная усталости, а так же бегать, даже по пересечённой местности, «аки заяц резвый».
        Рядом с лаптями сверкал начищенными медными бляхами новенький, но уже трижды побывавший в деле конский хомут, презентованный дедом Антипом. По словам старого конюха, хомут только тогда приобретал магические свойства, если его не менее трёх раз надевали на лошадь, которую потом до пота гоняли в упряжи. Тут же, подобно туземному ожерелью, была развешана обширная коллекция подков, часть которых была найдена на старых пепелищах, а прочие были откованы в дар учёным деревенским кузнецом, смугловато-кучерявым Ванькой Изумрудовым - внуком цыгана-кузнеца, лет семьдесят назад отбившегося от своего табора и осевшего в деревне. По словам Ваньки, над подковами в момент их закаливания им были прочитаны старинные цыганские заклинания, придавшие им необычайную мистическую мощь.
        - …Профессор, - уверял Ванька, - коль настанет момент, что хоть в петлю лезь - а такое со всяким может быть! - возьми в руки мою подкову, и скажи старинный цыганский заговор: конь вороной по небу проскакал, меж звёзд дорогу проторил, с ноги подкову потерял. Ты, подкова железная, огради меня от беды, от лиха, от горести! И - всё! Уж если что и приключится, то подкова, всё равно, хоть маленько, да соломки подстелет…
        Матово поблёскивали расписные миски и кувшины, сработанные признанной в Прошмыркине мастерицей гончарного ремесла бабкой Элеонорой. Передавая учёным в дар свои изделия, она особо указала на древние рунические знаки, украшающие её керамику, и разъяснила, в какой день недели каким изделием следует пользоваться.
        И хотя Свистунов-Нахалевич весьма высоко ценил любой из прошмырскинских подарков, из всего их обилия для него наибольшую ценность представлял конский хомут. Случилось так, что он на практике, лично смог убедился в его сверхъестественных свойствах. Дед Антип уверял его в том, что, стоит через этот главный предмет конской упряжи взглянуть на какого-либо человека, как сразу же можно будет определить, связан ли испытуемый с нечистой силой. У любой ведьмы в ходе подобной экспертизы без труда замечался имеющийся у неё хвост, наподобие вислого свиного, а у ведьмаков на голове вполне отчётливо просматривались рога, наподобие тех, что прорезаются у молодого козлика.
        На следующий же день по возвращении из Прошмыркина, профессор получил возможность испытать колдовской агрегат в действии. Ради этого он терпеливо выдержал занудливо-долгую «вздрючку», как по-народному Евгений Евгеньевич именовал традиционные в их семье исправительно-воспитательные монологи своей почтенной супруги. Затем, выждав нужный момент, он провёл тестирование конюшенно-волшебного устройства: едва по квартире разнёсся басовитый бурлацкий храп, издаваемый его «половиной», предавшейся своему любимому занятию, профессор немедленно приступил к делу. Взяв хомут, он на цыпочках подкрался к двери в спальню, немного её приоткрыл и, с замиранием сердца, сквозь овал хомута взглянул на спящую супругу. Увиденное поразило его словно удар грома: у его жены появился хвост!!! С трудом отдирая ноги от паркета, профессор подошёл поближе и понял, что его подвели глаза, из-за чего за хвост он принял оторвавшийся хлястик халата. Но первое впечатление ещё долго холодило душу какой-то потусторонней, мрачной жутью.
        На следующее же утро, ни свет, ни заря, Евгений Евгеньевич помчался к своему соседу, академику Лопухову. Будучи вечным холостяком, тот слыл большим знатоком женщин. Молча выслушав излияния испуганного коллеги, Лопухов усмехнулся и, в своей обычной манере выражаться парадоксальными сентенциями, ответил вопросом на вопрос:
        - А тебе не кажется странным, что юные золушки после тридцатилетнего замужества превращаются в злых ведьм? Не связано ли это с превращением бывших прекрасных принцев в старых, занудливых чертей?
        Стоит отдать должное профессору Свистунову-Нахалевичу, он мужественно решил явить самокритичность. Памятуя о том, что иногда и сам грешил скандалистикой (правда, его монологи были существенно короче, но зато куда более энергичны и идеоматичны), сразу же после этого разговора, прямо в своём кабинете, он посмотрелся в зеркало через всё тот же магический хомут. Результаты этих смотрин остались неизвестны, но по каким-то (возможно, магическим) причинам взаимные «вздрючки» супругов с той поры пошли на убыль.
        …Кроме работы над своей монографией профессор был вынужден давать бесконечные интервью, писать статьи для научно-популярных и эзотерических изданий, отвечать на многочисленные письма коллег, в том числе, и зарубежных. И, всё же, несмотря на уйму всевозможных, зачастую, пустопорожних трат времени, его, без преувеличения, грандиозная работа была завершена в рекордно короткие сроки.
        Сладко потягиваясь, профессор не мог налюбоваться своим бумажным детищем, которое было ему безгранично, бесконечно дорого. Скажем, свершись некое чудо и, обратись штабель исписанной им бумаги в бриллиант такой же величины, профессор, наверняка, испытал бы крайнее огорчение.
        Впрочем, так уж это устроено в жизни - даже самая большая радость всегда таит в себе зерно некоторой горечи. Ведь если ты чего - то добился, о чём мечтал очень и очень давно, то этот миг запредельного ликования тебе уже не повторить - мечта, увы, сбылась. Вот и в радужном сиянии восторгов профессора таилось одно очень маленькое «но», не дававшее ему покоя. Его по-детски прозрачную радость омрачала крохотная тень непонятной тревоги и беспокойства. Что-то, до конца им не осознанное, не позволяло ему воспарить к безоблачно чистому небу всемирного признания и ясному солнцу вселенской славы.
        Но - что, что же это могло быть? В чём и где он рискует столкнуться с непонятным ему подвохом? В один из поздних вечеров, когда за окном завывала последняя зимняя снежная буря, заметающая столицу аномально толстыми пластами снега, профессор рассеянно бродил по кабинету. Чтобы немного отвлечься от науки, от своих авторских сомнений и терзаний, он наугад достал из шкафа какую-то книгу. Наугад раскрыв её где-то ближе к середине, он, буквально, принудил себя вчитаться в текст.
        В ироничном и смешном рассказе Антона Павловича Чехова «Дочь эскулапа» описывалась одна богатая помещица, возомнившая себя искусной целительницей по части гомеопатии. Будучи филантропичной натурой, она лечила всех подряд - своих дворовых людей, крестьян и даже обедневших соседских помещиков, которым городские врачи были не по карману.
        И, надо сказать, её лечение неизменно оказывалось очень успешным. Достаточно было больному всего лишь раз приять назначенное барыней лекарство, как хворь покидала его раз и навсегда. А по выздоровлении исцелённые шли к своей спасительнице, слёзно благодаря её за совершённое благодеяние. Попутно, в ходе разговора, пациенты как бы ненароком вспоминали и о недугах хозяйственных. Одни нуждались в деньгах на новую конскую сбрую, другим не хватало семян…Расчувствовавшаяся барыня немедленно оказывала исцелённому помощь, ибо он служил реальным, зримым подтверждением её безграничных врачебных талантов.
        Дойдя до этого места, профессор вдруг почувствовал, что стоит на пороге разгадки какой-то важной, можно даже сказать, страшной тайны. По его спине пробежала горячая волна, а на лбу выступил мелкий пот. Утерев лоб платком, с непонятным волнением Свистунов-Нахалевич стал читать дальше. И вот однажды целительница совершенно случайно обнаружила, что «спасённый» ею от «неминуемой кончины» пациент вообще не принимал выданное ему лекарство!!! Это означало, что к ней шли не лечиться, а…
        - О-о-о, ч-чёрт!!! - простонал профессор отбрасывая книгу и, как подкошенный, падая на диван. - Как же я сразу не догадался?!!
        В этот момент ему отчётливо, до мельчайших деталей, припомнилась одна, не совсем обычная встреча, состоявшаяся незадолго до его отъезда из Прошмыркина. Тем пасмурным, октябрьским днём, во время митинга в честь открытия новой дороги, к нему подошёл молодой человек по имени Виктор, который самым первым предоставил экспедиции фотоснимок летящей ведьмы. С ним была девушка, правда, не та блондинка-француженка, с которой этот прошмырчанин почти всё лето занимался самодеятельными исследованиями. Эта девушка, насколько мог припомнить профессор, работала медсестрой в сельском ФАПе, помощницей краеведа Ослонского. Тот, кстати, также, много чем помог экспедиции (в частности, подарил медную с остатками позолоты пуговицу с кафтана боярина Мироблуда Подкопённого). По словам краеведа, в этой пуговице таилась невероятная магическая сила - она отводила от её обладателя пули и стрелы.
        И вот, окинув взглядом иссиза-чёрную ленту асфальта, уходящую за ближайший лес, Виктор с ироничной улыбкой взглянул в сторону Аврорского, бубнящего по бумажке с кузова машины о всемирно-историческом значении сегодняшнего события и заветах великих вождей, и многозначительно произнёс:
        - Ну, что, Евгений Евгеньевич, мы с вами поработали на славу! - Завадов широким жестом гостеприимного хозяина указал на шоссе. - Теперь и в нашей глуши всё, как у людей - и газ, и асфальт… Думаю, игра стоила свеч! Как считаете?
        - Гм-гм… - никак не уловив какой-либо подоплёки в сказанном им, профессор пожал плечами и ответил обтекаемо-вежливо. - Да, разумеется, это просто замечательно.
        - Каковы ваши дальнейшие планы? - столь же вежливо спросил Виктор.
        - Сейчас готовимся к исследованиям в осенне-зимний период. Думаю, работы будет край непочатый. До весны бы управиться! - со значением сообщил профессор.
        - О-о-о! - с восхищением в голосе произнёс Завадов и как-то странно при этом переглянулся с Катей. - Желаем вам огромных-огромных успехов!
        Они откланялись и неспешно направились к селу, чему-то тихо смеясь. На следующий день Виктор и Катя уехали. Тем же днём Прошмыркино покинула и нечистая сила.
        - …Боже мой!.. - стонал профессор, уткнувшись лицом в подушку. - Какой скандал! Какой позор! Обдурили! Обвели вокруг пальца, как сопливого пацана… На пустой мякине провели!
        Получалось так, что его целое лето дурачили всей деревней ради газа и асфальта, а он принимал всё увиденное и услышанное за чистую монету, из ничего возводя грандиозные теории и выстраивая теперь уже не стоящие ломаного гроша научные концепции… Ну а что же все эти его помощники? Неужто, они не замечали, что им на каждом шагу подсовывали «липу»? Да, уж, куда там! Все всё прекрасно знали, но почему-то молчали.
        Впрочем, не «почему-то»! А зачем им нужно было говорить ему правду, если житьё в Прошмыркине всех устраивало?! Худо ли, жить, как на даче, имея при этом возможность гульнуть - хоть направо, хоть налево, покуролесить, пофлиртовать, получая отличную зарплату, да ещё и командировочные?! Что может быть лучше?! А журналюги? Да, то же самое! Избегались там как коты блудливые и кошки драные, да ещё и гонорары им за это шли. О, небо!!!
        Теперь профессор жестоко корил себя за поспешность с оповещением мировой научной общественности о скором выходе его труда, способного перевернуть современные представления об окружающем мире. Его помощниками уже написаны и разосланы приглашения на коллоквиумы, семинары и конгрессы… А теперь всё, всё, всё это - коту под хвост! Чем теперь докажешь, и коллегам, и СМИ, что в Прошмыркине, и в самом деле, имелись полтергейсты, всякие иные феномены и аномальные явления, которые он изучал? Чем?!!
        Да, он согласен, он допускает, что в чём-то был обманут этим чёртовым фокусником Витькой Завадовым, не возражает, что в чём-то обманывался сам. Да! Да! Да! Но… Ведь они же были: и настоящие «летающие тарелки», и вредоносные духи преисподней, которых, с немалыми трудами, те же шаманы, изгоняли обратно! Да, что там говорить? Ведь к нему самому однажды ночью заявились пришельцы! Правда, он об этом своей команде рассказывать не захотел, поскольку это случилось после весьма бурного банкета. Но они были! Профессор даже их спросил, откуда они прилетели. Зеленоликие, с хвостами, рогами и копытами пришельцы ответили, что они со звезды Крынбыбру… О, небо! Что же теперь делать?!
        Профессор представил себе заголовки газет, извещающих весь мир о крахе научной карьеры, скорее всего, теперь уже бывшего профессора Свистунова-Нахалевича. А ведь если стряпать разоблачительные реляции возьмётся какой-нибудь умник из нынешних писак, так называемых, «молодых да ранних», то его несостоявшийся триумф запросто может обратиться во всемирный позор.
        Интересно, как же его назовут, чтобы поглубже утопить в грязи? «Лжец»? Нет, слабо… «Мистификатор»? Тоже не очень… Скорее всего, статья будет названа хлёстко и убийственно, чтобы «невзирая на лица», чтобы «не в бровь, а в глаз». Ну да, конечно же, статья будет озаглавлена «Свистуновщина», или даже ещё злее. На ум пришли салонные пересуды академических прилипал и титулованных невежд. Теперь даже на улице в его сторону будут тыкать пальцем: «Смотрите! Это тот самый бывший профессор, лжец и махинатор!»
        Итак, мосты сожжены безвозвратно. Впереди - бездна. Профессор с трудом поднялся с дивана. Пол под ногами качался, словно зыбун былых прошмыркинских болот. Руки машинально начали шарить по карманам в поисках валидола, а - глаза по углам кабинета, в поисках подходящей верёвки. И тут он вспомнил про изумрудовские подковы. А что, если попробовать? А вдруг?!! Всё равно ведь - всему конец! На подгибающихся ногах Евгений Евгеньевич подошёл к подковам и взял одну из них в руки. Кривясь и морщась (ёшкин кот, какой же дурацкой ерундой сейчас он хочет заняться!), профессор огляделся, и тихим шёпотом произнёс:
        - Конь вороной по небу проскакал, меж звёзд дорогу проторил, с ноги подкову потерял. Ты, подкова железная, огради меня от беды, от лиха, от горести!
        В этот момент где-то за его спиной большие напольные часы гулко пробили двенадцать раз. И тут… Ворочая языком валидол, профессор сквозь храп супруги вдруг явственно услышал, как в ванной, открытая неведомо кем, из душа полилась вода, а рядом с ним, в финском серванте, громко звякнула чешская посуда…
        К О Н Е Ц