Винчестер Александр Кудрявцев
        Винчестер (англ. Winchester rifle) - общее название для винтовок и ружей, производившихся Winchester Repeating Arms Company в США во второй половине XIX века. Винчестеры с перезаряжанием при помощи рычага-спусковой скобы были одними из первых широко распространившихся многозарядных ружей и пользовались огромной популярностью, хотя их распространенность в США того времени и несколько преувеличена благодаря литературе и кинематографу XX века.
        Но наш роман не совсем об этом. Вернее, совсем не об этом...
        Часть перваяПОЕЗД БЕГЛЕЦА
        Runaway train never going back
        Wrong way on a one-way track
        Seems like I should be getting somewhere
        Somehow I`m neither here nor there.
        (Soul Asylum)[1 - Поезд беглеца никогда не вернётся,На неверном пути лишь в одну сторону,Наверное, я должен добраться куда-то,А я - не здесь и не там.(«Психбольница»)]
        
        Глава 1. Штормовое предупреждение
        Ураган навалился на город ночью.
        Повалил тополя на площади, содрал кое-где кровлю с крыш, выдавил пару окон. По ящику с утра гоняют ролик о злоключениях зеленой «шестерки», которую поднял в воздух невесть откуда взявшийся смерч.
        В новостях говорят, такого здесь еще не было. Да и откуда местным знать, что ураган - моя черная метка. Предупреждение, что Они снова нашли меня и готовят визит.
        Антракт между кошмарами окончен. Всем спасибо. Пока. Я срываюсь из города сегодня же, до полуночи.
        Опять уезжать… А я успел так привязаться к этому заросшему аквариуму и его донным жителям...
        Я врубил плеер, набрал сентиментального пива и отправился бродить по улицам.
        Вот круглая тумба для концертных афиш с удивительно символической афишей "Обитаемый остров". Голубая церковь царапает крестами медленные облака. Местное озеро спокойно как стекло, на берегу по вечерам можно слушать шуршащую в камышах шушеру.
        Горожане живут неспешно, и так же не торопятся похоронные процессии под гнутую медь самодеятельных оркестриков. Здесь больше деревьев, чем людей, и до сих пор уютен полузаброшенный парк с ржавыми скелетами советских аттракционов. Здесь все как в моем детстве…
        Зажглись фонари. Пора зайти за вещами в съемную конуру и отчаливать.
        Угол в квартирке пятиэтажки мне сдавала Клара Алексеевна или просто КА - одинокая интеллигентная женщина из тех самых высчитанных швейцарскими учеными 5 процентов Абсолютных Добряков, на которых держится мир.
        Кроме меня, в ее доме проживала и другая бродячая живность: стадо громких котов, дряхлый пес, галка с перебитым крылом. Дети улиц быстро отъедались и обзаводились барскими привычками.
        В то же время в быту она была бережлива до скупости и долго не могла понять, зачем я прошу не выключать свет у двери моей комнаты.
        Там, где я останавливаюсь, круглосуточная иллюминация сияет, как в Лас-Вегасе. КА не понимала столь вопиющей расточительности до тех пор, пока я не стал выкладывать за свет двойную плату.
        **
        Пятиэтажка смотрит желтыми окнами первого этажа, ставшего почти родным. Я люблю жилье на первом этаже. Это лисья нора, где всегда не меньше двух порталов для бегства.
        Когда я вхожу в подъезд, неожиданно гаснет свет. Кромешная тьма кажется густой даже на ощупь. Я мгновенно взлетаю по лестнице. Дрожащий ключ не сразу попадает в скважину
        Есть!
        Переведя дух, шагаю в мерцающую прихожую, навстречу силуэту КА со свечой в руке.
        Электричество здесь часто бывает в отключке. На этот случай в каждой квартире запасен килограмм свечей и спичек. По вечерам, когда обесточивались целые районы, окна пятиэтажек освещались дрожащим белесым светом, на стенах плясали огромные тени, а за стеклом маячили смутные фигуры. Город превращался в поселение призраков.
        - А у нас опять света нету, - сообщает мне КА свежую новость, подсвечивая попыткам избавиться от обуви.
        - Это жизнь.
        Я прохожу в свою комнату.
        Конверт с оплатой проживания за месяц вперед - на стол. Дорожная сумка собрана заранее: документы, деньги, сигареты и кое-что из одежды.
        - Артур, суп в холодильнике! Не забудь разогреть! - ее уютный голос из кухни звучит в унисон эмалированному звяканью.
        Мне слишком нравится хозяйка этого дома, чтобы врать ей о причинах скорого отъезда. А правду, которой все равно никто никогда не поверит, говорить не хочется еще больше. Значит, мы расстанемся по-английски.
        Путавшийся в ногах котяра неожиданно выгибает спину и шипит в темноту на нечто, невидимое мне.
        Сзади ме-е-едленно скрипит дверца старого шкафа.
        Что-то или кто-то открывает его изнутри.
        Началось.
        Я бросаюсь из комнаты. По лбу ползут крупные капли ледяного пота.
        - Артур? - окликают меня из кухни.
        Я хватаю сумку, захлопываю дверь в комнату и быстро запираю ее снаружи. За дверью что-то тяжело шлепает по полу.
        Мне вовсе не интересно, ЧТО там на самом деле.
        - Артур, как на работе?
        - Замечательно, - я стараюсь, чтобы голос не хрипел.
        Нужно просто покинуть ее дом, и все кончится. Им нужен только я.
        В два шага я преодолеваю прихожую и осторожно отвожу собачку замка входной двери. Смотрю в глазок.
        Взгляд упирается в порванный рот с гнилыми осколками зубов.
        - Я слышу, как ты дышишь, - голос похож на вой зимнего ветра из окоченевших труб.
        - Артур, все в порядке?
        Когда я поворачиваюсь, чтобы заверить КА в своем чудесном самочувствии, ледяная рука хватает мое запястье - существо выросло рядом прямо из пятна темноты. Изуродованное лицо с разорванным ртом оказывается на уровне моих глаз. Клочья черных волос, лохмотья рубахи в угловатых индейских узорах.
        - Я слышу, как ты дышишь, - шипит мертвый рот, а пустые глазницы втягивают мой взгляд, как черные дыры.
        Колени превращаются в вату, все вокруг кружится, я теряю равновесие и...
        ...слышу голос старшего брата - он такой же сильный, как его смех и знает эти места, как линии своей ладони.
        - Осторожнее, Тана! - он подает мне крепкую руку, все еще усмехаясь над моей нерасторопностью, - вставай!
        - Я просто не заметила камень…
        - Чтобы стать хорошей охотницей, нужно иногда смотреть себе под ноги, - его белые зубы сверкают на солнце.
        Я не отвечаю - он очень язвительный, этот Тункан, все старшие братья такие. От меня он обиды не дождется, я знаю, как держат спины свободные женщины из племени сиу.
        Мы продолжаем путь по холмам молча, я спотыкаюсь все чаще, и он уже, наверно, пожалел, что взял меня с собой.
        - Если устала, можно сделать привал, - говорит Тункан.
        Брат достал из кожаного мешка ломоть сушеного мяса и протягивает мне. Я знаю, что это последний запас еды и нужно поделиться с братом, но ничего не могу с собой поделать: я прожорлива, как койот. Так говорит моя мать и смеется. Мать говорит, что в моем теле наступила весна, и оно готовится к тому, чтобы стать подарком для достойного мужчины.
        Я опрокидываю лицо в синее небо, во мне плывут огромные облака, щебечут невидимые птицы и волнуется далекая кромка лесов, похожее на гигантское объятие. Все во мне и я во всем, так было и будет, так говорили мои предки и так чувствую я, вдыхая терпкое лето полной грудью...
        - Красиво мурлычешь, - улыбается Тункан.
        Он лежит напротив, подперев рукой щеку, а я оказывается, и не заметила, что давно напеваю что-то.
        - Пора идти, - брат аккуратно гасит костер, - до деревни уже недалеко.
        Чем ближе мы подходим к дому, тем тревожнее становится его лицо. Из-за холма, где стоят наши дома, все явственнее доносится запах гари, и слышатся громкие щелчки. Тункан снимает с плеча большой охотничий лук.
        - Жди здесь.
        - Я с тобой!
        - Жди. Здесь.
        Но я не собираюсь отсиживаться, как мышь. Кустарник скрывает меня, я иду на крики и дым.
        Я вижу горящие дома и неподвижные тела своих близких. Брат лежит в луже крови, его пальцы так и не успели отправить стрелу в одного из больших белых людей на оседланных лошадях. У них в руках железные палки, из которых гремит смерть.
        Я поднимаю лук и стрелы - я умею убивать диких животных. Стрела находит горло толстяка на вороной кобыле. Он клокочет кровью, тяжело падая на землю. Его товарищ направляет на меня оружие. Вспышка, и я опрокидываю лицо в небо.
        Белый человек останавливает лошадь рядом со мной и рвет ее на дыбы, чтобы убить подкованными копытами и я...
        ...вырываюсь в проклятый темный подъезд, оставляя за спиной эту ужасную женщину, скатываюсь по лестнице, ныряю в синий двор и бегу по дороге из битого асфальта - не оглядываться, Они следуют за мной по пятам.
        Облупленное здание вокзала я пробегаю насквозь. У первой платформы темнеет поезд. В городках вроде этого они обычно не задерживаются, так что нужно торопиться.
        Вагоны с лязгом вздрогнули. Я влетел в первый попавшийся тамбур, споткнувшись о недовольный взгляд проводницы.
        - Все в порядке!- бормочу я, с облегчением чувствуя, как после мягкого толчка и гудка поезд быстро набирает ход.
        Как минимум, ей придется терпеть мое общество до следующего перегона.
        - Молодой человек! - проводница старательно хмурит брови. - Ваш билет!
        - Я сейчас все объясню...
        - Мне начальника поезда позвать?
        - А в сказках красавицы обычно добрые...
        Она улыбается - значит, все не так уж плохо.
        - Я сейчас билеты соберу у пассажиров, а вы пока здесь, в углу постойте. Вы наказаны, - девушка поправляет прядку и отправляется по плацкартным купе, откуда уже шелестят пакетами, извлекая неизбежную курицу и пшикают пробками дорожного пива.
        А я прижимаюсь лбом к холодному стеклу вагонного окна и смотрю на мелькающие редкие фонари. Под железный стук колес я опять вспоминаю время, когда Они пришли за мной в первый раз.
        Глава 2. Крутые не танцуют
        Тогда мне исполнилось шестнадцать. Я жил в маленькой хрущевке у бабушки - она забрала меня к себе на следующий день, после того как мать покончила с собой, наглотавшись снотворного. В руке самоубийцы нашли смятую в комок черно-белую фотографию веселого мужчины - моего биологического отца.
        Мать никогда не рассказывала о нем. Зато кое-что удалось узнать после ее гибели от бабушки.
        Отец был иностранцем. Неизвестно, каким ветром его принесло в нашу провинцию из США. Мать влюбилась без памяти. Последовал международный скандал районного масштаба. Узнав о ее романе, маму выгнали со швейной фабрики - наверно, чтобы не разболтала американцу секреты производства советских наволочек. Тот поспешил унести ноги, пообещав писать письма, но забыл спросить почтовый адрес.
        Через девять месяцев появился я. Мама не слишком обращала внимания на это обстоятельство и заливала душевные раны алкоголем.
        - Я хочу уехать отсюда! - кричала мать, покачиваясь посреди общажной комнатушки. - Здесь нет жизни!
        - Вот твоя жизнь, - спокойно говорила бабушка, кладя руку на мое плечо.
        В военных госпиталях она видела трагедии пошекспиристее. Она брала пьяную дочь под руку и уводила в ванную на водные процедуры. Но все повторялось до тех пор, пока мать не решила поставить на себе точку.
        В мой шестнадцатый День рождения бабушка подарила немецкие белые кроссовки, они почему-то оказались в посылке с гуманитарной помощью из-за границы. В голодные девяностые на моей малой родине многие ветераны Великой Отечественной получали такие посылки от немцев. Непонятно, какую цель преследовали побежденные, отправляя «гуманитарку» своим победителям: помощь или издевательство. Иногда в посылках оказывались сюрпризы вроде упакованной в красивые коробочки блевотины. Но маневр с кроссовками у фрица не прошел - обувь прибыла аккурат к шестнадцатилетию внука победителя и оказалась точь-в-точь по его ноге.
        - Глаз-алмаз, - скупо похвалила бабушка далекого спонсора.
        Кроссовки были высокие, на толстой рубчатой подошве и прекрасно гармонировали с синими джинсами-трубами. Я с полчаса расхаживал перед зеркальной дверцей шкафа, напрягая воображаемые мускулы и не в силах налюбоваться собой.
        - Красота неописуемая, - сказала бабушка и позвала к столу. Как всегда, по торжественным случаям она пекла яблочный пирог.
        К семи должен был позвонить товарищ Штирлиц - вместе отправиться на дискотеку в технарь. Из неработающей стиральной машины в прихожей уже были украдены две пачки папирос «Астра», хранившиеся для дяди Витали. Товарищ Штирлиц обещал стырить у родителей бутыль «сэма».
        Телефон затрещал ровно в семь.
        - Але! - крикнул я в трубку.
        - С Днем рождения, козлина, - приветливо сказал Штирлиц, - собирай манатки и выдвигайся. «Сэм» у меня.
        - Окейно!
        Бабушка посмотрела на меня и вздохнула.
        - Самогон ни с чем не мешайте, - сказала она мне, пока я надевал любимую футболку перед зеркалом.
        - Хорошо, ба, - сказал я, набрасывая парадную олимпийку в прихожей. Спорить и оправдываться было бессмысленно. - Я задерживаться не буду!
        - Ну-ну…
        Я хлопнул дверью и сбежал по низким ступенькам подъезда.
        - Здоров, Дик! - друг, важно попыхивая папиросным бычком, встречал меня на улице.
        Так хотела назвать меня мать, но бабушка с трудом отговорила ее, и я стал Артуром. Но Диком оказался с первого же класса из-за фамилии Дикарев. Когда в школе мы начали изучать английский, и одноклассники узнали, что значит «дик» «по-ихнему», кличка укрепилась железобетонно.
        - Двинули, - распорядился Штирлиц.
        В любой уважающей себя провинции вечерний поход на дискач обычно превращался в маленькую боевую вылазку. Ходить на дискотеку в техникум на другом краю города было опасно и весело. Конечно же, танцевать никто из нас не собирался - крутые парни не танцуют. Крутые парни на дискотеках подпирают стены танцпола и высматривают Повод Подраться.
        Мы поднялись на старый железнодорожный мост и покурили на темном ветру, сплевывая на спины вагонов. Залили в себя по порции топлива (подкрашенный чаем самогон у родителей Штирлица имел благородный коньячный оттенок), обменялись последними сплетнями.
        До технаря нужно было топать через заброшенный склад и, как всегда, наши сердца на этом участке пути бились особенно тревожно. Мода на районные бои в нашем городе прошла давным-давно, но любители подраться никуда не делись и частенько выходили из сумрака.
        Сейчас здесь было пустынно. Мы, втайне друг от друга, перевели дух.
        - Привал? - сказал я, достав пачку украденной «Астры».
        Штирлиц посмотрел на часы.
        - Опаздываем, - сказал он.
        - Ты куда-то торопишься? - удивился я.
        - Ну, так…
        - Ага, - обрадовался я вечерней интриге, - значит, встреча? С кем?
        - Ну так, с одной… - неохотно ответил Штирлиц.
        - Я ее знаю?
        - Слушай, отстань, а…
        - Ну, кто?
        - Ты ее не знаешь. Сегодня и познакомитесь.
        - Тогда вперед к сиянию любви! - воскликнул я и тут же получил дружеский пинок в зад.
        У технаря все было как обычно. Из распахнутых окон второго этажа гремел «Эйсофбэйс», несколько группок посетителей танцпола негромко курили у входа, вглядываясь в лица новоприбывших. Попытки узнать товарищей на расстоянии, как правило, заканчивались провалом из-за одинаковых джинсовых спин и бритых затылков. Мы остановились у ступенек входа, и Штирлиц снова посмотрел на часы.
        - Опаздывает, - процедил он сквозь зубы. - Договорились же, в девять…
        - Привет! - из темноты выплыл стройный женский силуэт.
        Под скудным светом фонаря нам улыбалась темноволосая девушка, вся в алом, словно каравелла из книги для внеклассого чтения. Я ткнул Штирлица локтем и застыл, пытаясь нашарить в голове достойный комплимент.
        - Привет, Галчонок!
        Он чмокнул ее в щеку. Она слегка покачнулась. Черные влажные глаза с поволокой мгновенно отсканировали меня с головы до пят.
        - А кто это с тобой, Витя?
        - Меня зовут Дик, - хрипло сказал я и только сейчас ощутил, что чуть втягиваю щеки и прищуриваю глаза - так, на мой взгляд, я получался гораздо мужественнее на фотографиях.
        - Прикольные кроссовки, - оценила она.
        - Это ему бабка на днюху задарила, - вставил Штирлиц. Галина прыснула, а я покраснел в спасительной темноте.
        - Че ты не сказал, что у друга день рождения! - она надула губки и ущипнула Штирлица за бок.
        «Ломака, - подумал я, - но красавицам это идет. Им все идет. Даже алкогольное опьянение".
        - Приглашаю на фуршет за гаражи, - сказал я. Но там оказалось занято, и Штирлиц предложил отметить мой день рождения на заброшенной стройке поблизости.
        - Штирлиц, - сказал я, - давай не…
        - А, черт! - споткнулся Штирлиц о торчавший из земли кусок арматурины.
        - Там темновато, - заметила его спутница.
        - А мы на самый верх! - сказал Штирлиц. - На крышу!
        Ветер сдул с Луны последнее ночное облако, посветлело. Теплый звездный космос над крышами сладко пахнул мороженым из сирени, и предчувствие громадного счастья, которым был наполнен мир, уже не умещалось в груди.
        - С Днем рождения, чувак! - Штирлиц лордическим жестом качнул ломким стаканчиком.
        - Расти большой, не будь лапшой! - сказала Галя.
        Я смотрел на ее смуглые от лунного загара коленки, исподтишка рассматривал ложбинку над алым парусом ткани, модную в этом сезоне поднятую лаком челку, и внутри расправлялись пружины, от которых речь становилась все свободнее и быстрей.
        - Что ты говоришь! - смеялась мне Галя, а Штирлиц рядом на глазах превращался в тень. После третьего тоста Галина решила, что пора танцевать, и мы спустились к технарю. Отдали на входе деньги, вышли на широкую лестницу на второй этаж. Я рассказывал какую-то очередную веселую историю и в пылу вдохновения толкнул кого-то плечом.
        - Слышь, барбос! - Меня сильно ткнули кулаком в бок.
        Я обернулся и похолодел.
        На меня дышал перегаром Гриф - легендарный боец районных драк. Под тонкими лямками черной футболки-«борцовки» бугрились загорелые мышцы. Вместе с перегаром от Грифа несло опасностью хищника.
        - Плечи широкие? - Гриф еще раз ткнул меня кулаком.
        - Я случайно, - сказал я, но боец был в дурном настроении. Он хлопнул меня о стену.
        - Случайно, йопта! - накручивал он себя для хорошей плюхи. - Случайно, да?! СЛУЧАЙНО…
        Молния моей олимпийки разошлась, и с футболки на Грифа взглянул губастый Тайлер из «Аэросмита».
        - Это че? - Гриф уставился на рок-певца, вдруг выпустив меня из своих лап.
        Я молчал, глядя в пол.
        - Тайлер, что ли?
        - Ну да, - удивился я и отважился посмотреть на своего собеседника.
        - Типа, уважаешь его?
        - Типа, да.
        - А «Гет а грип» слышал?
        - Офигенный альбом, - сказал я.
        - Во-во, - обрадовался Гриф, - а мои лохи не въезжают в его музыку. Так по жизни «Асю Басю» и хавают, уроды…
        Он почесал в затылке, думая, что делать со мной дальше.
        - Ну что, Дик, пойдем, - сказал Штирлиц, осторожно выглядывая из-за плеча моего собеседника.
        - А кореш твой тоже «Аэросмит» слушает? - спросил Гриф, рассматривая побледневшего друга.
        - У него все альбомы, - соврал я.
        - Ладно, пацаны, - Гриф неожиданно улыбнулся, блеснув стальной фиксой, - валите. Если кто тронет, базланьте, что меня знаете.
        Он почти дружески хлопнул меня по плечу, но я устоял.
        - Счастливо, - уважительно сказали мы знаменитому бойцу.
        На темном танцполе в несколько кружков вокруг сваленных сумок топтались девушки: белый верх, черный низ. Кавалеры млели у стен в грохочущей духоте.
        Штирлиц сделал многозначительное лицо, дал нам знак оставаться на месте и двинул к диджею, заседавшему на табуретке за усилителем. Я видел, как он достал из кармана джинсовки какую-то кассету и принялся о чем-то жестикулировать. Диджей пожал плечами, но кассету взял.
        - А сейчас по просьбе друга, - сказал Повелитель Танцпола в микрофон,- поздравим с днем рождения Дика, которому сегодня стукнуло шестнадцать! Друзья дарят ему песню! Белый танец! Дамы приглашают кавалеров! Поехали!
        Он щелкнул кнопкой огромного двухкассетника «Маяк», и колонки завели меланхоличную, но щекочущую сердце песню. Галина захлопала в ладоши. Улыбающийся Штирлиц шел к нам походкой победителя.
        - Потанцуем? - вдруг сказала мне Галка.
        - Но... я... ты...Штирлиц...
        - Пойдем, - перебила она, взяла за руку и повела в центр зала. И я послушно поплелся за ней.
        Я робко положил руки на ее узкие бедра. Они показались обжигающими. Мы сделали первый шаг под музыку. Бритые затылки, шлюховатые блузки, голые стены - исчезли. Остались музыка, запах ее близких, как счастье, волос и зеркальный шар-Вселенная над нами.
        «Леди ин рэ-эд, из дэнсинг виз ми», - тихо вторил я исполнителю в ее благоухающее мамиными духами ушко. Неминуемое горячо разрасталось в джинсах и мешало парить. И почему-то было ужасно стыдно, а она почувствовала его и, словно случайно, прижималась плоским животом.
        - Дик…
        - Да…
        - Ты мне нравишься, Дик… У тебя красивые кроссовки…
        Я рассмеялся, отвел от нее глаза - и встретился взглядом с другом, застывшим у стены. Он сидел на корточках, сцепив худые руки замком.
        - Нет, - сказал я.
        Музыка закончилась.
        - Исаев, - сказал я, в первый раз в жизни назвав товарища по фамилии, - мой друг. Ты мне… очень…но… он мой друг.
        Галина всматривалась в мое лицо, как обычно вглядываются в книгу при плохом освещении. Грянули танцевальные ритмы, а мы так и стояли напротив друг друга.
        - Странный ты парень, - голос леди в красном прозвучал грустно и трезво, - нездешний какой-то.
        - Ты же понимаешь…
        - Понимаю, - перебила она и, отвернувшись, нырнула в пляшущую толпу. Я поискал взглядом товарища, но безуспешно. Я побежал вниз, надеясь, что он вышел покурить, трижды обежал здание техникума, но Штирлица не было и там. Я решил, что он побрел домой и припустил по дороге к дому, добежал до железнодорожного моста, но никого не встретил.
        Друг исчез.
        Глава 3. Леди в красном
        Я вернулся. Танцы шли к концу, диджей объявил «заключительный медляк» в опустевший зал.
        Я вышел одним из последних, и поплелся домой. У заброшенной стройки остановился выкурить папиросу - и услышал голос.
        Вскрик. Он доносился откуда-то из темных глазниц пустого здания. Показалось, что это голос…
        Я бросил искру в лопухи и бросился внутрь дома.
        На одном из верхних этажей кто-то был. Низкие голоса, невнятные реплики и какой-то ритмичный стук - как приглушенные шлепки ладонью по коже.
        Глаза привыкли к темноте не сразу. Те, кто стоял передо мной, сначала показались мутными пятнами без лиц.
        - Чо надо? - сказала одна из теней, и я узнал голос Грифа. А потом увидел место, откуда доносился звук голых шлепков.
        Женский силуэт согнулся в проеме окна. Она уткнулась лицом в сцепленные ладони и тряслась от частых ударов сзади, где старался кто-то со спущенными штанами. Рядом переминалась еще пара претендентов, образуя живую очередь.
        На полу, как живые, шевелились от ветра клочья красного платья.
        Нужно было заорать, схватить что-нибудь тяжелое, убить их всех, раскромсать и размазать!
        - Что происходит? - услышал я собственный тонкий голос.
        - Слышь… - сказал Гриф, но, присмотревшись, осклабился, - а, Аэросмит! Ну, давай, заходи. У нас баба тут...
        - Это не баба, - сказал я.
        Галина подняла голову, обвела компанию мутным взглядом и попыталась улыбнуться.
        - Твоя что ли? Не гони, малый, это ж Галка-Проститутка.
        - Вы ее…Вы ее…
        - Дебил, ей НРАВИТСЯ, когда ее так! Она сама…
        Выглянувшая Луна осветила кусок кирпича, который тут же ладно лег в ладонь.
        - Ну, давай, Терминатор…
        Гриф сложил руки на широкой груди и ухмылялся мне в лицо.
        - Давай. Бей, ссыкло…
        Я стоял рядом и не мог пошевелиться. Кирпич выскользнул из ослабевшей руки.
        - Н-на! - выдохнул Гриф, с размаху шлепнув меня ладонью в лицо. Я грохнулся на пол.
        Парни заржали. Гриф был серьезен и не отрывал от меня страшных маленьких глаз.
        - Пшел, корявец…
        Я скатился по высоким ступеням. Порыв ночного ветра охладил лицо. Я остановился у входа, увидев тяжелую штакетину, почти оторванную от поваленного забора.
        Нужно было возвращаться.
        - Валим, хлопцы! - донеслось из здания. - Малый стукануть может. Быро!
        Они брызнули из здания, как тараканы. Я вернулся к девушке в красном. Моя леди успела одеться и сидела, по-кукольному разбросав длинные ноги по грязному полу.
        - Вот так оно и бывает, Дик…
        - Я провожу тебя.
        - Иди домой, - она встала и, покачиваясь, пошла к выходу.
        «Леди ин ред» крутилась в голове заевшей пластинкой. Глаза разъедали слезы. Пара темных капель из носа шлепнулась на белые кроссовки.
        Я больше не видел ее. По дороге домой светили все те же звезды, в облаках ныряла та же самая Луна, по-прежнему пахло сиренью. Но правильного мира больше не было. А может быть, я просто повзрослел.
        Глава 4. Смеющийся
        Я звонил Штирлицу домой с утра, но его матушка сказала, что он куда-то вышел. Похоже, Штирлиц направился в Камору - нашу тайную подвальную комнату.
        Мы оборудовали Камору в подвале многоэтажки Штирлица. Бесхозная комнатка нашлась с год назад, когда родители послали Штирлица в подвал за картошкой. Он перепутал двери и случайно обнаружил пустующее помещение рядом с фамильным погребом.
        Подвальную комнатку обжили мы быстро. Притащили старую раскладушку и топчан, стены обклеили плакатами "Металлики" и "Нирваны", сколотили небольшой столик, на дверь повесили амбарный замок. В Каморе собирались тайком, по вечерам, курили бурые ментоловые сигареты "Мора"- считалось тем еще шиком - травили истории и дулись в мятые карты.
        В подвале оказалось мрачно - кто-то опять украл лампочку. Я щелкнул беспомощной зажигалкой и стал спускаться по пологим ступеням входа. Древняя дверь в длинный подвальный коридор заскрипела так, что слегка заложило уши.
        Стало страшно. Я застыл на месте, тут же обругал себя бабой и шагнул во мрак. До Каморы нужно было пройти шагов двадцать, свернуть направо и через три двери - налево.
        Сначала из тьмы впереди повеяло холодом. Огонек зажигалки дернулся и исчез.
        А потом послышался детский смех.
        Звонкий хохоток приближался, а я все не мог разглядеть этого странного ребенка, весело разгуливающего по темному подвалу.
        Внезапно смех смолк. И тут же раздался справа от меня, совсем рядом. Я дернулся влево - и невидимый ребенок хохотнул у левого уха. Стараясь унять тяжелое дыхание, я попятился к выходу.
        Шаг за шагом.
        Шаг.
        За.
        Шагом…
        Я увидел его прямо перед собой - маленького мальчика в рваном джинсовом комбинезоне с черными синяками под глазами и темной точкой посреди лба. Его тело мерцало, как светляк.
        Ребенок снова засмеялся. Из точки над его переносицей поползла темная струйка. Не сходя с места, он протянул ко мне руки, и они все росли, удлинялись, а пальцы с безобразно отросшими черными ногтями тянулись ко мне, и пришел я в себя лишь тогда, когда они коснулись моей кожи...
        и он опять ударил деревянным мечом так, что мое оружие выскочило из рук.
        - Сдавайся!
        - Робин Гуд не сдается! - я увернулся от его клинка и бросился Джеку в ноги.
        Он хоть и старший, но несообразительный. Увалень на маневр среагировать не успел, и я быстро оседлал соперника.
        - Победа лесных разбойников!
        Джек пыхтел, корчился и даже старался кусаться.
        - Пусти, гад!
        На шум во дворе из дома выглянула мать.
        - А ну-ка встали с земли оба! - прикрикнула она.
        Мы быстро поднялись и принялись отряхиваться. С тех пор как отец ушел на войну, с шутки с мамой были плохи.
        - Глянь! - Джек ткнул меня локтем, указывая за калитку.
        Вдалеке на дороге клубилась пыль, и уже отчетливо слышался стук копыт. Мама нахмурилась.
        - В дом, живо! - распорядилась мать. - Спрячьтесь где-нибудь и не показывайтесь, пока они не уедут!
        Мы вбежали на террасу и подкрались к неплотно закрытой занавеске.
        У частокола изгороди спешились двое вооруженных мужчин.
        - Что вам угодно? - мать скрестила руки на груди, загораживая проход во двор. - Это частная собственность, и я не разрешаю...
        Один из солдат молча ткнул ее в живот дулом винтовки, втолкнув во двор.
        - Миссис Маргарет Майчел? - спросил второй.
        - Какое это имеет...
        - Отряд, которым командовал ваш муж, попал в наше оцепление и был уничтожен. Мик Майчел сбежал и мы полагаем, что он находится здесь.
        - Я бы с радостью с вами согласилась, если бы это было так, но, к сожалению... - слова мамы оборвал выстрел. Солдат убил ее в голову. Мы с Джеком зажали рты кулаками и уставились друг на друга. Я кивнул на кровать посередине террасы. Джек на удивление уловил сразу и юркнул под тахту, я нырнул за ним.
        - Из-за хахаля этой суки мы потеряли полвзвода! - сказал один из солдат и, кажется, сплюнул.
        - Обыщи дом, - приказал второй голос.
        Мы с Джеком затаили дыхание. Тяжелые черные сапоги вошли на террасу и гремели на уровне наших лиц. Остановились рядом с кроватью.
        Джек впился в меня выпученными глазами.
        "Тихо, - изобразил я одними губами, - тихо..."
        - Мама! - вдруг крикнул брат и заревел в голос. - Ма-а-ма!
        - Оставайся здесь и заткнись! - шепнул ему я, сильно оттолкнулся от пола и выкатился прямо в ноги тому, кто стоял у кровати. Любимый прием сработал четко и на этот раз. Здоровенный солдат взмахнул руками и грохнулся на четвереньки.
        Я рванулся к раскрытому окну, преодолев его в один прыжок, и бросился к частоколу. Сейчас они побегут за мной, и моему туповатому братцу будет время, чтобы скрыться. Главное, выбраться на дорогу и добраться до леса. Там уже они меня не найдут. Я вырасту, стану сильным, как Робин, и отомщу им. Я обязательно...
        В спину ударил выстрел. Потеряв равновесие, я упал в пыль, попытался подняться и не смог. Небо заслонил огромный силуэт, приставивший к моему лбу ствол винтовки, и я…
        рванул со страшной скоростью назад, из подвальной тьмы, от этого детского смеха, который до сих пор корчился у меня в ушах.
        Я прибежал домой, закрыл дверь на два замка и цепочку и включил везде свет.
        В тот же день заболела бабушка.
        Она умерла, когда за окном просыпался первый снег. На похороны прибыл из Москвы дядя Виталя. Мы проводили ее до могилы, а потом дядя Виталя напился, выкурил всю стиральную машину своей "Астры" и быстро оформил мое опекунство, которое заключалось в ежемесячной отправке мне приличной суммы денег. Меня это вполне устраивало - в отличие от перспективы оказаться в детском доме.
        После школы я каким-то чудом, без блата поступил в московский универ. В сентябре Они пришли за мной снова, я сбежал в область к знакомым, где Они нашли меня через несколько месяцев, и пришлось сматываться еще дальше - здравствуй, бродячая жизнь. Дядя исправно слал деньги на мой банковский счет, и я мог себе позволить такие перемещения, красочно описывая ему в письмах свои достижения в учебе…
        - Эй, заяц! - я вздрогнул.
        Проводница с любопытством заглядывала в лицо.
        - Что делать с тобой будем, безбилетник?
        Я пожал плечами:
        - Предлагаю для начала познакомиться. Я спрыгну через несколько часов. Как только будем проезжать какой-нибудь симпатичный полустанок.
        Она склонила голову к хрупкому плечу.
        - Я не преступник. Мне просто нужно было срочно уехать из этого города.
        Я вытащил из джинсов паспорт. Обычно это жест действовал на подозрительных незнакомцев успокаивающе.
        - Короче! - зеленые глаза просияли. - Я Марго!
        - Артур, - пожал я узкую ладонь, - милостивая Маргарита, не расскажете ли скромному бродячему рыцарю, куда следует сей гостеприимный экипаж?
        - Типа в Питер, - она насмешливо прищурилась, - как бы культурную столицу!
        Глава 5. Чертовски здорово не спится
        - Верхняя полка у туалета свободна, - в ее улыбке издевка.
        - Сколько с меня?
        - Стакан чая с сахаром...
        В крохотном аккуратном Купе Проводника оказалось очень уютно. Мне улыбались, подливали чаю и звонко смеялись.
        - Вы слишком хрупкая женщина для вашей профессии, - сказал я, - хорошая проводница должна быть широкоплечей и грубой, чтобы запуганные пассажиры образцово следовали в пункт назначения.
        - А я сначала в гуманитарном универе как бы училась. Типа на связях с общественностью. Отец место купил - типа модно и все такое. Он у меня крутяк…
        - Сейчас у нас такая общественность, что с ней лучше не связываться...
        Рассмеялась.
        - Два курса отучилась честно. А потом свалила. И с папой пришлось поссориться. Сильно…
        - Почему ушла? Модно же…
        - Я поезда люблю.
        - Почему?
        Странная проводница удивляла меня все больше.
        Она улыбнулась, чуть склонив голову к плечу.
        - Ну, когда я малой была, мы в общаге жили. Папа еще крутяком не был, ездил по командировкам. И развлечений не особо…Зато общага рядом с вокзалом была. Где поезда. Мать звала меня к окошку и брала на руки. Мы вместе смотрели с пятого этажа, как вдалеке едет маленький зеленый поезд. Как игрушечный. А когда я старше стала, мы с пацанами бегали на вокзал собирать пломбы от грузовых вагонов. С надписями разными: «Севастополь», «Белгород», «Новозыбков»… я целую коллекцию собрала… и решила, что когда вырасту, обязательно везде побываю…
        Она усмехнулась.
        - А в итоге папа на пиар пристроил. Обеспеченное будущее, офис в папиной конторе, вся фигня…
        - Ну и?
        - Ну и дошло до меня однажды… Решение о своем будущем нужно принимать самой. Умное решение это или глупое - оно твое. Иначе ты чужую жизнь живешь. А это как в секонд-хенде одеваться: дешево и неудобно.
        Она быстро осмотрела меня с ног до головы и усмехнулась.
        - Ну, ты понимаешь… Да не обижайся…
        - И ты ушла из обеспеченного будущего в проводницы?
        - Типа того… Скоро пойду на машиниста учиться. Пусть только попробуют не взять!
        За окном изредка рассыпались далекие огни. Звонкий чай в тряских подстаканниках был особенно, по-дорожному, вкусным.
        - А ты какими судьбами здесь? - спросила она после долгой, но уютной паузы.
        - Я журналист, - привычно соврал я, - путешествую по стране, пишу репортажи, как живут города. У меня годовой контракт с несколькими редакциями. Короче, почти вольный художник!
        - И куда ты сейчас? В Питер?
        - Вряд ли. Где-нибудь на полустанке сойду.
        - Странно… Обычно все в большие города стремятся.
        Я пожал плечами.
        - Не люблю мегаполисы. Большой город - большое одиночество.
        - Все так. Но у Питера еще одно свойство есть…
        - И какое?
        - Он умеет отвечать на главные вопросы. Главное, их сформулировать.
        - В смысле?
        - Знаешь, - она снова смешно нахмурилась, - он как бы всегда мне напоминал ... типа книгу, в которой про всех написано. И каждый, если постарается, в этой книге может найти свою страницу. Ну, типа про настоящего себя. Город-тайна… Недаром его Чёртоградом называли…
        - Во как...
        - Не смейся...слышал про Параллельный Питер?
        - Неа…
        - Ну, типа есть легенда. Что большинство пропавших без вести в Петербурге людей туда попадают. И никто еще не возвращался. Как бы идешь по обычному Петербургу - и вдруг раз! - и ты уже там… В другом измерении… Зря смеешься! - она надулась и снова машинально поправила прядку, - у меня так однажды получилось…тогда ночью в Питере туман сильный был. Я нырнула в него…и потом так страшно было… знаешь, туман такой рассеивается, а я уже не на тротуаре, а по старой-старой дороге иду, а вокруг будто этот самый…Армагеддон… как в фильмах: мертвые здания, все каким-то лесом поросло, небо свинцовое…жуть… не успела я испугаться, как все опять заволокло, и я обратно на Невском…
        - Я тоже про такие случаи читал, - серьезно подтвердил я, и она закивала, - в газете «Калейдоскоп», на последней странице…
        Она хлопнула меня по плечу и, надувшись, принялась искать в сумке сигареты.
        - Да ну тебя, дурак…
        - Неужели ни разу одомашниться не хотелось? - я смотрю, как она курит прямо в открытое окно купе.
        - Дикие звери симпатичнее ручных, - она грациозно затягивается. Умение курить красиво встречается редко, для этого нужно обладать врожденно кошачестью. Мой взгляд тайком скользит по маленькой упругой груди под синей формой и ниже, к узкой талии…
        - Хочешь? - я вздрагиваю от неожиданности и поднимаю глаза.
        Она смеется, протягивая открытую пачку, - только они с ментолом как бы…
        - Нет, спасиб… - сглатываю ком и лезу за своим синим «Винстоном».
        - Я просто не умею пускать корни, - говорит Марго после долгой паузы, глядя в ночь за окном. Поворачивается ко мне и шепчет, - есть люди-вокзалы. Есть люди-поезда… Я скорее второе… И ты…
        Не успел я почувствовать на губах ее губы, как щелчок выключателя растворил и смешал нас в полумраке.
        Ее стон сливается с криком желтоглазого металлозавра, таранящего ночь.
        **
        Ночь. Храп пассажиров отгоняет злых духов.
        Я смотрю в окошко, как во мне течет ночь. Сквозь лицо и грудь бегут бесконечные леса и поля. В темном небе правого глаза поселились месяц со звездою.
        Открываю банку пива. Пшик.
        В который раз мысленно возношу хвалы придумщику плейера. День и ночь стучат под одну и ту же песню. Чуть усталый мужской голос поет в такт колесам моего поезда балладу. Это песня того, кто вечно в пути.
        Иногда поезд на пару минут останавливается на проходных станциях. Я смотрю, как под тусклыми фонарями заброшенных полустанков серебрится иней. Он так же красив, как бесконечно тоскливы эти железнодорожые островки света.
        Час назад мы проезжали секретный Завод Облаков. Много труб и непонятных конструкций. Уже готовые облака лежали на земле, дожидаясь утра. А на высоченных трубах горели красные искры - чтобы пилотам самолетов не было скучно летать над спящей землею.
        Временами из-за леса выныривают далекие огни. Они манят, потому что - волшебные. Никогда не знаешь, кто они на самом деле: то ли факелы веселых городов, то ли гнилушки в злых руках Болотных Ангелов…
        Скоро, видимо, большая остановка. Мимо купе проводника проходит парень с длинными волосами и странной на молодом лице раскольничьей бородой. За ним тащат громадные сумки бледные девушки в длинных черных юбках и темных платках. Сектантки, монашенки? На их ненакрашенных, почти бесплотных лицах - что-то от тех далеких ночных огней.
        Я делаю еще один глоток. Уже давно не думаю о цели своей поездки. Наверное, это правильно. Ведь каждое путешествие - маленький макет жизни. И если все время думать о цели, путешествие пройдет зря. Я так думаю.
        Сходил покурить в грохочущий тамбур. Там никого нет. Все спят - час быка.
        А мне не спится.
        Чертовски.
        Чертовски здорово не спится.
        **
        Меня разбудил кофейный аромат. "Страшный секрет кофе из пакетика - налей в чашку в два раза меньше воды, чем требуется - и получится в два раза вкуснее, - улыбнулась она, войдя в купе с полотенцем на плече, и мятно чмокнула в щеку. - Просыпайся, художник. Почти прибыли".
        Когда за окном плывут перрон и уважаемые встречающие, я крепче перехватываю ремень своей сумки.
        - Счастливо!
        - Давай, писатель…
        Ничего личного. Ничего лишнего.
        Я поднимаю два пальца вверх, изображая V-победу и улыбаюсь ей. Марго отворачивается. Я шагаю по новому перрону своей жизни, огибая громкие спины, громоздкие сумки и громыхающие тележки.
        Люди не любят вокзалы из-за спешки и вечной суеты. Но именно этот кусок неуютного, шумного, стянутого проводами пространства способно напомнить о том, что Земля - просто большой вокзал, откуда тебя рано или поздно заберет твой поезд.
        Да здравствуют дорожные кеды, бездомный блюз в ушах и теплые трассы! Да будут благосклонны к нам боги перекрестков и дриады асфальтовых лесов! Где живут торговки попутными ветрами? Где продают счастливые паруса? В утреннем небе моего нового города погасли звезды, но вдалеке горит красный огонек на стреле строительного крана. Я знаю точно - это на удачу.
        Глава 6. Новые знакомства
        Жилье я нашел быстро - снял кузютку в коммунальной квартирке на Васильевском острове по объявлению.
        Чтобы подойти к единственному окну моего жилища, требуется шагнуть всего «два великанских» от входной двери. Появись здесь еще пара вещей, и потолок комнатки сожмет рвотный спазм, и я вылечу в окно вместе с обстановкой.
        В окно моего первого этажа тупо смотрит сплошная стена соседнего дома, похожая на бок угрюмой крепости с одинокой бойницей наверху. У самой крыши замка уставилась в облака тарелка спутникового телевидения. Возле стены ржавеют детские качели.
        Обычно за дверью в коммунальном коридоре буянит пьяная Наташа, женщина неопределенного возраста и занятий. Она часто подолгу закрывается в туалете, где, по ее словам, к ней приходит некий призрак Белой Балерины. Запретить Наташу невозможно: бессильны и участковый милиционер, и главный из жильцов - таксист-азербайджанец с могущественным именем Алладин.

**
        Город Петербург, действительно, оказался странным. Я так и не смог привыкнуть к безумным контрастам причудливых улиц-поездов из старинных вагонов-домов с лепниной, косым каменным столбикам коновязи и припаркованных рядом иномаркам, брюзжанию памятных табличек о бесценности каждого попавшегося по дороге здания.
        Работать устроился курьером в сеть магазинов мужской одежды "Франт". Магазин специализировался на одежде «элегантных размеров» - так продавцы называют шмотки для чудовищных толстяков. Моя обязанность заключалась в разноске брюк, перешитых с гигантской задницы на исполинскую.
        Пыльно, но легко. Знай разноси себе товар от одной торговой точки до другой и глазей по сторонам.
        Вот только ездить в торговый комплекс «МЕГА-Дыбенко» я не любил. Все норовил заблудиться в его огромном брюхе и часто путал манекенов и людей.
        Часто там появляласть некая готичная персона. Долговязый юноша явно был неравнодушен к боевику «Ворон»: так же демонически кутался в длинный кожаный плащ, подводил черным глаза и пудрил лицо. Инфернальный образ портили большие пакеты со смайликами, которые он часто таскал в руках - похоже, гот тоже курьерил. Однажды мы столкнулись с ним на выходе, посмотрели на пакеты в руках друг у друга и невольно ухмыльнулись, почувствовав профессиональное братство.
        - Слышал, что метро «Дыбенко» в общем-то в «Веселый поселок» хотят переименовать? - вдруг сказал он.
        - Неа…
        - «Мега-Дыбенко» превратится в «Мега-веселый поселок», например! - заметил он. Я рассмеялся.
        - Зажига есть?
        Познакомились. Пафосный Эдуард действительно оказался коллегой.
        - Ты нездешний, в общем-то? - спросил он, внимательно глядя подкрашенными глазами.
        - Типа того, - нехотя ответил я, - а что, заметно?
        Тот покосился на мою красивую кожаную куртку "мадэ ин Туркиш", улыбнулся и кивнул.
        - Береги себя, чувак. Темные силы здесь гнетут особенно злобно, в общем-то.
        - В смысле? - насторожился я.
        - Ты же от них сваливаешь, верно?
        - Погоди… с чего ты взял, что…
        - Ты сам притащил к ним свою задницу. Мой тебе совет: вали из этого города, пока не поздно. Беги, как Форрест Гамп, например!
        - Слушай, но с чего ты…
        Гот огляделся и понизил голос:
        - Я их вижу… Здесь они везде…
        Ворон неожиданно завыл, покачиваясь из стороны в сторону:
        Сумерки спускаются на город,
        В чёрный саван прячутся дома,
        И потуже затянув свой ворот
        По улицам шагает Сатана!
        Ясно… Очередной питерский сумасшедший… Здесь их как мутантов в Чернобыле…
        Дьявол здесь, дьявол там! Жизнь, как сон, сплошной обман!
        Дьявол здесь, дьявол там! Жизнь, как сон, сплошной обман!
        - Слушай, ладно, я пойду…
        - Дьявол здесь, дьявол там! Жизнь, как сон, сплошной обман! - завывал полусумасшедший гот, не отрывая от меня пронзительных глаз. И я был уверен, что когда повернулся к нему спиной, он продолжал сверлить меня взглядом.
        Вечером не спалось. Я все вспоминал своего первого знакомого и проклинал себя, что не поговорил с ним. Вдруг он мог сказать что-то и про меня? Вдруг наша встреча была не просто случайна? Да и завтрашний день рождения предстояло справлять в одно лицо…
        **
        С самого утра я торжественно прибрался в своем закутке: вымел из-под ковра пыль и протер занимавший полкомнаты круглый стол. Вымыл голову новым шампунем «Липовый», полностью оправдавшим свое название - не мылился и жутко пах денатуратом.
        В коммунальной квартире, как обычно, ругались. Алкоголица Наташа отдыхала после ночи в компании с Настойкой Боярышника, зато решила выяснить отношения молодая парочка с ребенком. «У всех людей сервант как сервант, а у нас - ГОВНО!» - кричал супруг, выбегал из комнаты под хлопок дверью, стремительно перекуривал на кухне и снова нырял в гущу семейной битвы.
        Ноги сами вынесли меня с зажатой подмышкой коробкой с фейерверком из дома, к набережным и ветру.
        Хорошая, тревожная погода сентября, с быстрыми облаками, скользящими по гладкому синему небу и просторными от солнца улицами. Я бродил по городу до сумерек, а потом зашел в магазин купить праздничного пива.
        Высокий, под два метра, человек в темных очках и длиннополом пальто какого-то грязно-воробьиного цвета увязался за мной как только я вышел из ларька. Он прошел за мной пару переулков и завернул во дворы.
        Двигался он странно: неуверенно и ломко, словно шел на ногах, как на ходулях, и боялся упасть.
        Я мысленно прикинул разницу наших весовых категорий и остался доволен. Нырнув в один из дворов-колодцев в окружении глухих противопожарных стен, я затаился, приготовившись к атаке.
        Человек в воробьином пальто не заставил себя долго ждать.
        - Тебе че надо? - рявкнул я и толкнул противника в грудь.
        Он покачнулся, но не отступил. Склонил набок голову и внимательно меня разглядывал сквозь свои темные стекла.
        - Че, солнца до хрена?
        Я сбил с его лица темные очки и замер.
        У человека не было глаз. Лишь гладкие овальные впадины.
        - Кто ты?
        Он не ответил. Не отпрянул. Просто коснулся пальцем с длинным черным когтем моего лба, и я осел на землю.
        Последнее, что я видел перед тем, как потерять сознание - неторопливо удалявшийся силуэт.
        Когда я очнулся, коробка с пиротехникой и пакет с пивом были на месте. Быстро поднялся и осторожно вышел из колодца. Странного человека не было.
        «Темные силы здесь гнетут особенно злобно». Эх, ну почему я не взял его мобильник!
        Что нужно было Безглазому? Не убил и не ограбил - такое впечатление, что он просто следил, а я застал его врасплох… Что бы это ни было, они меня не запугали. По крайней мере, пока… И мой банкет на свежем воздухе даст им это понять.
        Пустить фейерверк я давно уже решил в Румянцевском парке у Невы.
        Банкетным столом стала относительно чистая лавочка под старыми деревьями. На скамейку я постелил газеты, затем сервировал алкоголь и закуску. Ветер трепал уголок мой газетной скатерти, прижатый бутылкой. "Более половины россиян чувствуют себя одинокими", - гласил самый крупный заголовок
        Я повернулся к статистике спиной, с непризнью взглянул на толстых голубей, что уже расхаживали у моего стола, и объявил неизвестно кому о начале мероприятия.
        Праздничный хлопок. Напенив пластиковый кубок, я вознес его к небу - к вечеру оно насупилось, потяжелело и навалилось на город всем туловищем. Я обвел взглядом темный опустевший парк и с трудом подавил невольный вздох. Подпалив фитиль, установил дымящую ракету на земле, отступил на несколько шагов. До старта оставались секунды.
        Не успела шутиха рвануть, как рядом с ней возникла круглая лохматая псина. Животное ухватило зубами ракеты и радостно помчалось прочь. С дымящей штуковиной во рту оно напоминало неудачное перевоплощение Черчилля.
        - Эй! - крикнул я собаке. - Эй, ты!
        Псина мчалась по парковым дорожкам. Я бросился за ней. Собаке это понравилось. Она запрыгнула на газон и весело припала на задние лапы.
        - Ты не только вор, но и дурак, - заметил я, - сейчас жахнет так, что мало не покажется.
        Довольный пес мотнул головой. И жахнуло. Из трубки с громкими хлопками выбрасывались разноцветные заряды. Парк осветился красными, синими и зелеными сполохами.
        Вместо того чтобы бросить фейерверк, пес-ракетоносец лишь крепче сжал челюсти и зачем-то припустил, рассыпая вокруг праздничные вспышки. «Да стой ты!»,- крикнул я, делая безуспешные попытки его догнать.
        - Дик! - крикнул женский голос.
        Мы с псом обернулись.
        - Дик, ко мне!
        Приободрившись от голоса хозяйки, пес остановился и выпустил наконец из пасти ракету.
        - Привет! - сказал я шагнувшей под свет фонаря девушке с огромными аниме-глазами, - ваш пес чуть не съел мой фейерверк.
        - Ты хочешь компенсацию, твою мать? - резко бросила она в ответ, садясь на корточки рядом с собакой. - Черт бы побрал вас, пироманы... Из-за вас не город, а театр военных действий, в рот вам ноги...
        Что это был за голос! Низкий, с хрипотцой, по цвету напоминающий виски. Таким нужно говорить в микрофон маленькой ночной радиостанции, где крутят старый джаз и общаются за жизнь по телефону с романтическими совами бессонницы.
        - В древности фейерверки помогали душам людей вознестись на небо, - наставительно сказал я.
        - Только что туда чуть не вознеслась моя собака, - заметила она, почесывая твари за ухом, - пойдем, Дик...
        - Пошли, - согласился я.
        - Тезки, значит,мать вашу, - отметила девушка.
        - Раз мы почти познакомились, я приглашаю вас на свой день рождения!
        Она с недоверием взглянула на мою фуршетную скамейку.
        - Один? На улице… Почему?
        - Я только что приехал, еще никого здесь не знаю, - как можно жалостливее развел я руками, - вот и приходится... Но теперь у меня есть вы.
        Женское сердце дрогнуло.
        - Ну...валяй...
        Глава 7. Искра
        Ее звали Искра. «Шутишь?» «Папуля постарался. Он у меня социалист-пролетарий. В честь большевистской газеты назвал... Так что журналистика - моя карма с рождения». «Ты журналистка?» «Ну да... А тебя как в Питер занесло?»
        Услышав мое вдохновенное вранье о путешествующем журналисте, она оживилась и тут же принялась расспрашивать о разъездах и приключениях.
        В ответ на намек о продолжении банкета она вдруг пригласила в гости, в квартирку, что перешла ей от бабушки-с-дедушкой. А я вдруг понял, что пьянею не от выпитого, а от ее алкогольного голоса, смеха, резких шуток и близости.

**
        Ее жилье оказалось на первом этаже (кто-то во мне одобрительно кивнул). Она звякнула ключом, и я с порога оказался в Книжном Царстве.
        Казалось, что из высокоученых книг здесь было все - от учебника по квантовой динамике до Фроммма и Кьеркегора. Редкие пятна пространства, не занятые книгами, украшались экзотическим хламом: темными африканскими масками, большими рогатыми раковинами, кусками мутного горного хрусталя и прочими волшебно-бесполезными вещами. Однокомнатную тесноту оснастили зеркальными шкафами, раздвигающими пространство, а кухню превратили в уютный рабочий кабинет с компьютерным столиком. Здесь жили люди с тараканами в голове, и мне это нравилось.
        - Искра, а кто у тебя бабушка с дедушкой были?
        - Ученые, - она возилась на кухне с вином, - ты голоден?
        - Неа..., - я рассматривал стеллаж, где на полках собралось целое воинство классиков ужасов: Эдгар По соседствовал с Лавкрафтом, а на ДВД сосредоточилась полная антология ужасников восьмидесятых.
        - Искра, а у тебя кто ужасы любил, бабушка или дедушка? - крикнул я.
        Она появилась на пороге комнатки с бокалами в руках.
        - Это моя коллекция ваще-то...
        Расхохоталась, с интересом наблюдая, как я краснею.
        - Бабушка химиком была. В советских школах все учителя химии и биологии были обязаны преподавать атеизм.
        Искра кивнула на одну из полок, открывавшуюся пухлым томом «Справочника юного атеиста»:
        - Меня тоже безбожницей вырастить собирались. Но, видно, слишком сильно хотели...
        Она улыбнулась.
        - Кто-то дамские романы под пледом читает. А я на ужасах повернута... Глупо, да?
        - Замечательно, - сказал я, - и как тебе, кстати, последнее новье… как его… а, "Паранормальные явления"?
        Сморщилась.
        - Чушь... Жалкая китайская подделка "Ведьмы из Блэр".
        - Позволю себе с вами не согласиться, коллега, - поправил я на носу воображаемые очки, - в "Ведьме" ужас делали по рецепту готического романа. А именно: происходящую жуть всегда можно объяснить совершенно рациональными причинами, но вот в "Явлениях"...
        - За это мне нравятся японцы, - перебила она, - у них бывают гениальные фильмы. Гениальные тем, что в некоторых из них зло - бессмысленно. Не в качестве наказаний за грехи и прочих наивных доказательств спорного существования справедливости. Зло просто есть, без причины - и этого вполне достаточно для сюжета...Как в жизни…
        Мы проговорили с ней полночи. Обсудили Анну Рэдклиф и Мэри Шелли. Промыли кости "Зловещим мертвецам". Помянули бессмертных Крюгера и Вурхиса. Раскритиковали новое за хорошо забытое старое…
        - Вот черт, - она, наконец, взглянула на часы, - похоже, ты опоздал на метро. Примерно три часа назад....
        Я скромно согласился.
        - Придется тебе на коврике в прихожей...
        Я смиренно кивнул.
        - Подозрительная покладистость, - Искра усмехнулась, - на кресле-диване тебе постелю...
        Она долго плескалась в душе. Вошла в комнату и погасила свет. Я затаил дыхание и отвернулся к стенке, уткнувшись в мигом раскалившуюся от дыхания подушку.
        - И ты не будешь ко мне приставать? - удивилась Искра.
        - Ну... понимаешь... - я мямлил, как великовозрастный девственник, но ничего не мог с собой поделать. Мне почему-то казалось, что превратить сегодняшнюю встречу в повод для случайного секса значило поставить на ней жирную точку.
        Я хотел многоточие.
        - Как бы... на самом деле...
        Она расхохоталась.
        - Отвернись, - скомандовала, отсмеявшись. Я перевернулся на другой бок, слушая шорох шелка, скользящего по коже.
        - Можешь поворачиваться, - сказала Искра.
        Ее тело пело. Источало белую мелодию, как свет. Чтобы не оглохнуть от ее наготы, я зажмурился. Шагнул, дотронулся - и мир словно утонул в парном молоке.
        **
        Она с удовольствием угощала меня своими кошмарными фильмами. Если выдавался общий выходной, мы смотрели по фильму перед завтраком, обедом и ужином. Утром меня ждала немая хоррор-классика 20-30 годов. Ее черно-белые актеры отчаянно жестикулировали, принимали вычурные позы и выразительно гримасничали в камеру. Над кровопролитными сюжетами я хохотал от души. Искра злилась. Но упрямо продолжала пичкать старинными ужасами.
        По обедам подавались ужасники 90-х. На ужин презрительно смотрелись ужасы «нулевых». Как я вскоре убедился, лишь для того чтобы на титрах сморщиться и высказаться о современных кинобездарностях, или, по ее словам, «плодах убогих поебушек». Если выжать из речи весь мат, до которого Искра была большой охотницей, то мнение звучало бы так:
        - В конвертах нет посланий. Одна грязь, кровища и маньяки. Скучно… Гонят чернуху, как в советских фильмах перестройки…
        К ее матерщине я привык быстро. Иногда казалось, что без резких слов, куда уходили вечно переполнявшие ее эмоции, она взорвалась бы изнутри, как клокочущий паровой котел.
        - Хомо хомини люпус эст, - как-то решил и я блеснуть комментарием во время просмотра очередной «кинобездарности» про очередного неуловимого убийцу.
        Она расхохоталась и звонко щелкнула меня по носу.
        - Эх ты, грамотей… Это вырванная из контекста цитата из древнегреческой комедии. Столь любимая социал-дарвинистами фраза о том, что "человек человеку - волк" имеет продолжение. И благодаря ему поговорка обладает справедливым прикладным смыслом, а именно: "Не доверяй чужакам".
        Она подняла к потолку глаза и, припомнив, нараспев выдала оригинальную фразу: «lupus est homo homini, non homo, quom qualis sit non novit - волк человек человеку, не человек, - тот которого не знаешь»…
        Мне оставалось лишь покачать головой с умным видом идиота. Она была слишком красивой, чтобы быть такой умной. Или наоборот…
        Однажды ей нездоровилось. Искра робко попросила «просто посидеть с ней» и, чуть смущаясь, откуда-то выкопала на ноутбуке папку МЕЛОДРАМЫ. Через несколько минут уже хлюпала носом над хитросплетениями отношений слепоглухонемой девочки и ее наставницей из фильма «Сотворившая чудо».
        - Ну и что, ну и что, - сказала она, подтирая уголками платочка потекшую тушь, - я же не виновата, что искусство плача напрочь утрачено моими современниками…
        Я опрометчиво хихикнул. И сразу же нарвался на бурный экспромт.
        - А что если сегодняшняя мода смеяться напоказ и стыдливо прятать слезы - не показатель маскулинности духа, а всего лишь маркер душевной трусости, а? Помнишь, как рыдают герои в «Илиаде»? А рыцари средневековой Европы? А самураи в старых сказаниях? Даже эти непробиваемые узкокглазые чуть что, в своих легендах «окропляли рукава своего кимоно»! - зеленые глаза горели праведным гневом.
        - И, знаешь что! Иногда у меня возникает подозрение, что обезьяна произошла от человека, взявшего «курс на позитив»!
        Сама она была потрясающе легкой, во всех смыслах. Со стороны, наверно, это выглядело ужасно банально, как в покетбуке про любовь. А я таял от мысли, каким прекрасно предсказуемым и восхитительно обычным может быть мир, когда тебе предлагают в нем роль влюбленного идиота.
        Встречать! касаться! засыпать! заниматься! курить! просыпаться! ходить в магазины! мечтать! мыться! надеяться! смеяться! Ее присутствие ставило восклицательный знак после каждого глагола моей жизни.
        Мы часто бродили по городу - она оказалась фанаткой пеших прогулок, и сбегала из дома в любую погоду, в самый лютый питерский ливень.
        Тогда же неожиданно выяснилось, что в Петербурге действует целая секта людей дождя, которые любят гулять в ливни. А однажды мы встретили одинокую старушку, строго читавшую книгу на лавочке у Петропавловки во время грозы. Она держала зонтик, как королева Великобритании.
        В хорошую погоду мы бродили по крышам. Нагремевшись железом под ногами, садились на самом краю и смотрели на город с высоты птичьего помета.
        Искра любила глазеть в чужие окна. Зрение у нее было как у эльфа, а для особых случаев Искра таскала на шее ремешок с украденным театральным биноклем. Мы подглядывали за творческими непотребствами художников в мансардах, как-то увидели голую квартиру, в которой разъезжал голый мужчина на велосипеде, наблюдали за семейными ссорами и перемириями.
        - Зачем тебе все это? - как-то спросил я Искру, с любопытством разглядывавшую квартирку свихнувшейся на розовом цвете блондинки. Все ее комнаты были заклеены розовыми обоями, девушка носила карамельные наряды, а лежавшая на розовом диване розовая болонка казалась лохматым хамелеоном.
        - Мне нравится то, что не помещается в моей голове, - сказала она серьезно, - в каждом окне целый мир. Только попробуй представить, что видишь, как на Новый год в каждом окне в полночь открывают шампанское! Это все равно что представлять бесконечность космоса... Будто бесконечное падение...
        Наклонила над краем, покачнулась вдруг, и я едва успел поймать тонкую руку. Вместо Искры с высоты грохнулось мое вывалившееся из пяток сердце.
        Она была такой же странной, как этот город. В первую ночь нашего знакомства выяснилось, что она спит на полу. "Почему?" - "К земле ближе" - "Ты буддистка?"
        Кем она только ни была. И, конечно же, буддисткой.
        С месяц спустя после нашей первой встречи она позвонила и решительно объявила, что должна мне кое-что показать. К тому времени я знал, что после этих слов от Искры можно ожидать чего угодно.
        - Мы идем знакомиться с настоящей буддийской монахиней! - прокричала она, как всегда бросившись на шею (иначе встречаться не умела) у метро.
        Я пожал плечами - спорить с ураганами бесполезно. Если бы я заранее знал о том, что произойдет через несколько дней после того, как открою дверь в неприметный районный ДК, то бежал бы от этого места без оглядки.
        Но я не знал.
        И даже не догадывался.
        **
        Эдуарда я увидел сразу же, как только переступил порог большого зала, где и должна была состояться встреча с монахиней Сохо. Ворон сидел в первом ряду желающих приобщиться к восточной мудрости. Мы с Искрой слегка припозднились и, стараясь не шуметь, пристроились к последнему ряду.
        Монахиней оказалась обритая молоденькая девчонка. Голая голова делали ее похожей на улыбчивого сперматозоида, которого зачем-то нарядили в черное кимоно.
        В темном зале клубился пряный дымок восточных благовоний, у стен дрожали бледные язычки нескольких свечей. Вкрадчивая музыка, призывавшая к духовному поиску, напоминала саундтрек к дорогим порнофильмам. Я было открыл рот, чтобы поделиться этим наблюдением с Искрой, но вовремя осекся.
        Монахиня показывала, как складываться в «лотос» и держать спину прямо, а потом приказал повернуться к стене - «это символизирует вселенское одиночество каждого из вас».
        - Сосредоточьтесь. Кто владеет своим дыханием, тот владеет всем миром.
        После медитации Сохо объявила о готовности ответить на вопросы.
        - Когда вы остановили свой ум? - нарушил тишину вдумчивый юноша в очках. Монахиня хмыкнула и заявила, что с умом у нее еще все в порядке.
        Что такое дзен? Можно ли медитировать в офисе? Где здесь туалет?
        Сохо отвечала терпеливо, внятно и по существу.
        - Цените себя, - сказала она на прощание, - для того, чтобы вы появились, была проделана большая работа - от появления Вселенной до соития ваших родителей. Человек - это конспект космоса. Желание единства живет в каждом из нас, потому что не все желания являются злом. Страдание заключается лишь в желании жить для себя. Стремление жить во имя блага всех существ - великое счастье, потому что мы едины.
        - Ну как? Круто? - повернулась ко мне Искра. - Правда, круто?
        - Ага! Ад мглы!
        Я снова встретил гота, которого чуть было не упустил!
        Мы встретились у гардероба.
        - Как бодрость духа, чувак? - Ворон сунул мне костлявую руку для приветствия.
        - Адская! - настроился на его волну я. - Сам как?
        - Стул нормальный, в общем-то, - ответил гот, - забил на побегушки для толстожопых, например. Свой бизнес замутил, например!
        - Торговля летучими мышами? - уточнила Искра.
        Ворон взглянул на нее, будто только что увидел.
        - Не совсем, в общем-то.
        - Что продаешь? - спросил я.
        Эдуард важно постучал себя по лбу.
        - Знания! Экскурсии по Питеру вожу. Тема - аномальный Чертоград.
        - Ничего сложного, в общем-то. Кстати... - он обвел нас глазами в перламутровых тенях. - Не хотите экскурсию? Прямо сейчас? А? Прогулка по Чертограду?
        Я взглянул на Искру. Она восторженно закивала.
        - Спрашиваешь! - сказал я.
        Глава 8. Столица демонов
        Наша «адская экскурсия», как окрестил ее Ворон, началась с дома аптекаря Пелля на Васильевском острове. Затем мы должны были сделать полукруг по набережной Невы и прокатиться на автобусе до спрятанного от случайных глаз места, которое Ворон назвал "петербургский Сайлент-Хилл".
        - Перекресток - традиционное место сбора нежити, например. С древности считается. Была даже тема жертв на перекрестке оставлять, «ужин Гекаты» называлось. Ну и с дьяволом на перекрестках встречались, чтобы душу загнать. Так что Петербург для демонов что-то вроде Лас-Вегаса. Здесь у них чад кутежа и все такое. Карта здешних подземных рек так изрезана перекрестками, что похожа на паутину. Да и сам город на сорока тысячах костях вырос.
        - Кстати, возмущения электромагнитного поля в районах подземных речных перекрестков действительно есть. Наукой уже доказано. Это и на мозгах отражается. И не на всех в лучшую сторону.
        Ворон вдруг остановился, взбрыкнул на месте тощими ногами в черных лосинах и продолжил как ни в чем ни бывало.
        - История призраков начинается вместе с историей города, на заре восемнадцатого века, с появления адского Землекопа-Утопленника у строившейся Петропавловской крепости. Через сто лет проявился так называемый «полтергейст», например. Об этом, кстати, искрометно написал в своем ЖЖ некто ас Пушкин.
        Он наморщил лоб, припоминая:
        - «В одном из домов, принадлежащих ведомству придворной конюшни, мебели вздумали двигаться и прыгать»… А вообще, привидений в этом городе примерно столько же, сколько и жителей.
        Ворон старательно изображал в лицах восставшего из мертвых Распутина, бедного императора Павла, неупокойную террористку Софью Перовскую с ее знаменитым белым платком и даже зловонного духа главы Петроградского ЧК Моисея Урицкого, поклявшегося не мыться до победы мировой революции.
        Мы посмотрели на Башню грифонов, где по легенде выводил грифонов алхимик Вильгельм Пелль. Прогулялись по Двору индейских Идолов, где нельзя врать. Нигде долго не задерживались - неугомонный экскурсовод тащил нас дальше, « к самому интересному, в общем-то».
        До заброшенной гавани на Шкиперском протоке пришлось добираться на троллейбусе.
        - Направление "15". Кодовое название работ по созданию оружия с применением боевых радиоактивных веществ, - тихо сказал Ворон, когда мы остановились на бугристой земляной дороге у мрачных кирпичных бараков.
        Рядом с почерневшей от недавно перенесенного пожара водонапорной башней торчали в небо сухие деревья. Кора с них давно осыпалась, обнажив серые гладкие стволы. Тишина здесь тоже была какая-то радиоактивная, тревожная.
        - Из отработанного топлива из атомного реактора собирались делать аэрозоли для уничтожения живой силы противника, в общем-то, - вещал Ворон, - жертвы этих аэрозолей должны были слепнуть, терять сознание и с песней прямо в ад. Тема простая и выгодная: верная гибель врага без побочных эффектов в виде ударных волн и пожаров, как при взрыве атомной бомбы. А тут раз - и готово! Весело и вкусно!
        Он указал на огромные бараки.
        - В доках галерного флота были мегасекретные лаборатории, где доводили до ума новейшие разработки. В итоге стало ясно, что действие аэрозолей вступает в силу не сразу, и испытания вскоре свернули. Но подопытных собачек во время экспериментов положили изрядно. А некоторые говорят, что опыты не только на зверье ставились… Что люди, которые «Направление-15» испытывали…
        - Люди?! - не выдержала Искра. - Хуи на блюде! Это нечисть! Вот кто настоящая нечисть! Слизь! Мразь, которая все это придумывает, которая постоянно все это придумывает, все время придумывает эту хуйню, как нас убить уничтожить заморщить всех нахуй чтоб еще и с минимальными затратами и с премией суки мрази ненавижу ненавижуненавижу…
        Она осеклась и расплакалась. Я взглянул на Эдуарда. Тот понял.
        - Наша адская экскурсия закончена.
        Искра прятала от нас лицо.
        - Извините… Я теперь зареванная и страшная…
        Мы хором убеждали в обратном, а Эдуард по-джентльменски предложил девушке свою пудреницу.
        - Пива хочу, - прогудела в распухший нос Искра.
        Кафе нашлось быстро. Я заказал светлого «Гиннеса» на всех. Гот милостиво кивнул, принимая дар.
        Искра еще немного похлюпала носом и успокоилась.
        - Слушайте, Эдуард, - - она посмотрела на темного, как грех, гота сквозь оранжевый бокал, - а откуда вы все это знаете? Ну, о призраках... в общем-то…
        Ворон вдумчиво отхлебнул пива и выдержал эффектную паузу.
        - Мой дед историю средних веков преподавал. У него факультатив по демонологии был. Ну и помешался старый. С памятниками начал разговаривать. Духов призывать… Все про какого-то Спящего говорил, который вот-вот проснуться должен… Из дома ушел на улицу жить, по паркам ночевал, в бомжа превратился… В итоги родичи его в психушку сдали. А он оттуда ноги сделал. Дал по тапкам и исчез. До сих пор не нашли, в общем-то…
        - А ты сам как думаешь… может, не таким сумасшедшим он был… В этом городе иногда странные вещи… - осторожно начал я, но Ворон перебил:
        - Ты хочешь спросить, откуда я про тебя знаю?
        - Что? - тут же встряла Искра.
        Я поймал взгляд Эдда и чуть заметно покачал головой. Не хватало, чтобы она решила, что встречается с параноиком, набитым галлюцинациями по мотивам ужасников 90-х.
        - Это по работе, - сказал я.
        - Рабочая нудятина, в общем-то, - подмигнул мне Ворон, - я завтра в командировку сваливаю на неделе. А в следующую субботу мы с тобой, чувак, встретимся и все обсудим. За Чертоград!
        На прощание Эд сунул мне обрывок сигаретной пачки.
        - Здесь мобильный, - сказал он, - набери меня в пятницу. - и тихо добавил, - я видел кое-что. О твоем отце.
        - Видел?
        Он поморщился.
        - Не так, как обычно… По-другому… Старый когда-то научил. Потом расскажу
        Я положил бумажку в карман. Гот сверкнул тяжелыми перстнями, коснувшись двумя пальцами подкрашенной брови.
        - Встретимся в аду!
        Когда черные полы плаща с прощальным хлопком скрылись за углом, Искра задумчиво протянула:
        - Забавный персонаж…
        - Да уж, - буркнул я.
        - У тебя есть тайна? - вдруг спросила, впившись зелеными глазищами мне в лицо.
        - Да, - брякнул я.
        Изумрудные радужки в желтую крапину изучали меня долго.
        - Ты расскажешь мне?
        - Нет.
        - Почему?
        Грустно так спросила. И голову опустила. А я промолчал.
        - Не доверяешь?
        Я осторожно обнял хрупкие плечи.
        - Когда-нибудь обязательно расскажу…
        - У тебя женщина есть, да? - прошептала она и сощурилась. - Или мужчина? Любишь длинноволосых готиков?
        Со смехом ткнула острым локтем.
        - Странно так, - Искра резко прильнула ко мне, прижавшись щекой к груди, - ведь я знала, что ты не совсем тот, каким пытаешься казаться… Иногда тебе в глаза заглядываешь… и жутко… будто в детстве ночью под кровать смотришь…
        - Бу! - не нашел ничего умнее сказать я.
        Искра вздрогнула.
        - Ду-ра-чок.
        - Тупой, но храбрый! - я подхватил ее на руки, поцеловал в губы, и мир снова стал понятным, светлым и радостным, как и положено быть реальности, на которую смотрят сквозь бокал рыжего ирландского пива.
        Глава 9. Зэд из дэд
        Тихий треск отчетливо раздался из-за стола-тумбы в углу, где хранились продуктовые запасы. «Показалось», - решил я и закрыл глаза.
        Звук повторился.
        - Что это? - прошептали рядом.
        Я повернулся к Искре.
        - Ничего. Спи…
        За столом вновь завозилось что-то крупное.
        - Я боюсь…
        - Сейчас посмотрим, что за зверь.
        Заглянув за угол, я увидел большую дыру над плинтусом, откуда торчал неожиданный кусок батона. Я перевел дух. Обыкновенная крыса. Крыса. Всего лишь крыса...
        - Это мышка, - ласково сказал я, прикидывая в уме размеры твари, которая прогрызла в стене такую нору.
        - Точно?
        Искра не боялась крыс. Она просто норовила упасть при виде их в обморок. Панический ужас, вселенский кошмар или обыкновенная женская крысофобия.
        - Завтра я здесь все запломбирую, - сказал я, - ложись.
        Выбросив недоукраденный кусок хлеба в мусорку, я отыскал в коридоре какой-то строительный хлам и забил им дыру.
        Как только мы улеглись, в заваленной норе завозилось с новой силой.
        - Я заснуть не могу, - тихо сказала Искра, - Я боюсь. А вдруг она…
        - Это всего лишь мелкий грызун, который боится тебя намного больше, чем…
        Крыса оглушительно прогрызала новый выход в комнату, ничуть не стесняясь нашим присутствием. Я схватил тапку и шлепнул ей о стену рядом со столом. Возня прекратилась. На несколько секунд.
        - Какая наглая мышь, - прошептала Искра.
        - Ну все… - неопределенно сказал я, вскочил и снова подбежал к шумному углу. Там затаились. Я грохнул в стену еще раз, для острастки. Тишина.
        - Завтра… - начал я, укладываясь, но скрежет из угла заглушил мой шепот.
        - Тварь! - рявкнул я и отправил в стену вторую тапку.
        Наутро Искра встала с опухшими глазами. Она заглянула за стол и обернулась ко мне:
        - ЭТО КРЫСА!
        Мои завалы у норы были тщательно уничтожены. Широкий портал в стене зиял инфернальным мраком.
        - Как оттуда воняет…А вдруг она выберется, пока мы на работе?..
        Минута была решительной. Я сурово набрал номер начальства.
        - Сегодня задержусь. Чуть что, отработаю в воскресенье…Пока.
        Я обернулся к Искре.
        - Ты иди, а я подожду, когда строймагазин откроется. Куплю цемент и все здесь заделаю. Она уйдет.
        - Только не убивай…Нельзя - живое...
        - Я ее прогоню. Хорошо?
        Искра уныло кивнула и пошла краситься.
        **
        Цемента я намешал достаточно, целую алюминиевую миску. Оставалось лишь найти подходящий камень, чтобы заложить дыру по всем правилам. Для этого пришлось разорить Искрину коллекцию камней из средневековых крепостей.
        - Цени, крыса, - сказал я, принимаясь за дело, - твоя нора имеет честь быть замурованной стеной военного замка.
        Вместо «мастерка» сгодилась чайная ложечка. Я обляпал серой гущей проем, заложил камень и щедро его замазал.
        Вечером позвонил Искре домой.
        - Пока тихо, - сказала она, почему-то шепотом, - наверно, еще спит…
        - Она умная, должна уйти…Да и уже ушла, наверное…
        - Ты все равно сегодня приезжай, - прошептала она.
        **
        - Артур!!
        От ее крика я подскочил. Вылетел из сна, как пробка.
        - Что?
        - Она сейчас будет ЗДЕСЬ!
        В комнате стоял громкий треск. Он то раздавался рядом с нашей кроватью, то звучал из разных углов комнаты. Словно бестия из преисподней пыталась прорваться в наш мир.
        Я посмотрел на Искру и понял, что в ее реальности так оно и было. Пес доблестно запрыгнул на кровать и прижался к хозяйке.
        - А ну! - рявкнул я и грохнул в стену кулаком. Треск прекратился, но тут же раздался из противоположного угла. Крыса не смогла справиться с произведением средневековых каменотесов и отправилась гулять в полых стенах ветхой комнаты, чтобы найти слабое место для прорыва.
        Я вскочил, подбежал к куртке на вешалке и нашарил пневмоствол.
        - Хана тебе, тварь! - крикнул я и нажал на спусковой крючок. Защелкали выстрелы, по полу, рикошетя от стен, покатились мелкие дробины,. И я, и зверюга прекрасно понимали, что это бравада. Я не мог достать крысу. А она меня - в любой момент.
        - Завалю, гадина! - вопил я, кружа по комнате и стреляя по щелям в стене наугад. Искра зачарованно смотрела на вооруженного человека в семейных трусах.
        - Если ты в нее не попал, она должна была умереть от инфаркта, - заметила она.
        Мы замерли, прислушиваясь. Крыса - тоже.
        - Она нас не оставит… Она хочет у нас жить.
        - Тогда выход один.
        - Какой?
        - Буддийский. Возлюбить крысу. Делиться с ней припасами. Покупать ей отдельный провиант. Смириться с ее вонью в комнате. Возлюбить ее потомство, которое здесь скоро появится. И смиренно ждать в гости стаю ее родственников.
        Искра подумала.
        - А еще есть варианты?
        - Переехать ко мне.
        - Нет… я не могу…тем более, переезжать из-за крысы…
        - Есть еще один. Небуддийский до неприличия.
        - А как же…
        - Тогда мы возвращаемся к варианту номер один.
        Крыса вновь принялась за свое. Ее раздражало, что до сих пор нельзя попасть в нашу комнату.
        - Сделай с этим что-нибудь…пожалуйста…
        - Завтра сделаю. Но ты ночуешь у подруги.
        Засыпали мы долго. Крыса трудилась всю ночь. Клала она хвост на нас, буддизм и нравственные установки.
        Назавтра я выпросил себе выходной и отправился по магазинам.
        - Крысиный яд не советую, - сказала пожилая продавщица, - они давно уже к нему приспособились. Возьми лучше крысоловку.
        - А она сразу…ну это…типа…убивает?
        - Наповал, - пробасила старуха.
        Мы проверили механизм у кассы. Адская машинка шутя сломала шариковую ручку.
        - Возьми еще специальный гель. Наносишь на дощечку, крыса прилипает, а потом все хозяйство на помойку.
        На ночь я приобрел упаковку пива, решив бодрствовать до победного конца. Разбил молотком старую кладку и расчистил крысе путь в комнату. Не дыша, осторожненько положил на смертоносную лопатку крысоловки кусок сыра. Заряженный капкан замер перед входом в нору.
        - Приятного аппетита, сволочь, - я достал из холодильника пиво и удалился на диван. Охота началась.
        За столом царила подозрительная тишина. К двум часам ночи я не выдержал и полез осмотреть свои охотничьи угодья. Машинка смерти оставалась в боевой готовности.
        Куска сыра не было.
        Мистический трепет посетил меня. Байки о крысиной хитрости воплощались в реальность.
        - Ладно, - сказал я, - но пасаран.
        Сгреб пустые пивные банки и сделал из них узкий тоннель, начинающийся от дыры в стене. В конце тоннеля установил крысоловку. Крысиный путь в Страну Вечной Охоты был готов.
        Утро я встретил в полной тишине. Проверил ловушку. Пусто.
        - Крысоловка ее отпугнула, - сказал я вечером Искре, - тварь почуяла опасность, увидела ловушку и ушла. А я опять зацементировал нору, чтобы другим было нефиг.
        - Спасибо, - меня обняли изо всех сил, - мой мужчина совершил подвиг…
        Как только мы легли спать, из угла за столом раздалась возня. Искра вздрогнула и посмотрела на меня. В ее глазах блестели слезы. Я встал, заглянул в проклятый угол и похолодел.
        Цемент был выгрызен снаружи. Это значило, что крыса затаилась где-то в комнате. Бестия вырвалась из преисподней. Она чешется, гадит и хихикает надо мной в серый кулачок.
        - Что там?
        - Ерунда, - как можно беспечнее отозвался я, - завтра куплю крысиной отравы…
        - Страшно…
        - Я покараулю.
        Иди сюда, ла-а-почка. Иди сюда, красавица…Я размажу тебя по полу и стану самым счастливым человеком на земле.
        Включив ночник, я сел к письменному столу и сделал вид, что читаю. Отсюда открывался обзор всей комнаты. Вскоре Искра уснула. Прошло еще около часа. Зверюга пыталась усыпить мою бдительность. Я выключил свет и просидел в темноте еще час. Когда начало клонить ко сну, в комнате послышался тихий цокот цепких лапок. Я приоткрыл глаза. В середине комнаты в сумерках двигалось темное пятно. Пока я судорожно соображал, что делать, крыса почуяла слежку и юркнула обратно в свое укрытие - за тумбу с холодильником.
        Теперь путей отступления у нее оставалось немного. Враг мог спастись из-за холодильника по плинтусу: в восточном направлении, или в северном. Оба вектора сразу же были блокированы при помощи тяжелого орудия (крысоловка) и заградительных укреплений (крысиный клей). После проведения военной операции я взглянул на светлеющее окно и понял, что без пары часов сна на работу не встану. Только я закрыл глаза, как меня затрясли за плечо.
        - АРТУРАРТУРАРТУР!!! - шепотом кричала Искра.
        - А? - сказал я и тут же понял, в чем дело.
        Холодильник раскачивался от шумной визжащей возни. Крысоловки не было. Видно, попавшись, крыса уволокла капкан с собой в укрытие и теперь кричала от боли.
        Искра скорчилась под одеялом, закрыв уши руками.
        - Сейчас, - прохрипел я и бросился к входной двери. Схватил ботинок. Подбежал к холодильнику и принялся двигать его от стены. Из темноты угла загремело. Блеснули крысиные глаза. Тварь рванулась и выпрыгнула из капкана. Раненая крыса бросилась мне на ноги. Я отбил нападение ударом ботинка. Тушка хлопнулась о стену, скатилась вниз - и поползла назад, вытянув дрожащую окровавленную мордочку.
        Я размахнулся и припечатал крысу ботинком к полу. Топнул ногой. Голый хвост дернулся под подошвой и затих. Я обернулся к Искре. Ее била крупная дрожь.
        - Зэд дэд, бэби, - сказал я, - Зэд дэд.
        Искра медленно поднялась с постели, прошлепала по полу к стеклянному столику, где мерцали буддийские четки в крупную янтарную бусину. Сгребла их в клацнувшую горсть, рывком распахнула окно и вышвырнула в утро. Села на кровати и спрятала лицо в подушку.
        Я погладил ее по волосам. Она дернула плечом, стесняясь показать зареванные глаза. Рано или поздно это происходит у всех. Каждый по-своему прощается со сказками о доброте мира.
        В голове всплыл обрывок мелодии песни про Леди Ин Ред. Машинально отмахнувшись, я двинул в кухню, шмякнул крысиный труп в пакет и вышел во двор.
        Щеки хлестнул порыв ледяного воздуха.
        На улице гулял штормовой ветер. Буря гудела натянутыми проводами, морщила лужи и улюлюкала в сточные трубы.
        Они где-то рядом. Пора отчаливать. Навсегда.
        А вдруг я ошибаюсь? Вдруг это обычный шторм? Повалит пару деревьев, приподнимет воду в Неве и пройдет? И мне никуда не нужно срываться, я вернусь к ней и...
        Крышка мусорного бака грохнулась на асфальт. С шелестом посыпались набитые черные пакеты. За края бака уцепились две обгорелые пятерни.
        Из груды отходов показался оскаленный череп в почерневшем от копоти шлеме.
        Горелая челюсть шевельнулась. Из твари повалил густой дым, как от сырого костра, а ко мне наконец-то вернулась способность двигаться.
        Глава 10. Западня
        Развернувшись, я увидел, что оказался в ловушке. Впереди, в единственном выходе из мусорной точки, уже маячили темные дымящиеся фигуры. На некоторых из них чернели обгоревшие каски. Невыносимо пахло горелым мясом. Твари приближались. Я понял, что попался. Они взяли меня в кольцо.
        Взгляд наткнулся на лежавший у стены топчан от старого дивана. Когда Оно собиралось схватить меня за руку, я рванулся вбок и прыгнул. Пружины подбросили на стену, я уцепился за край, сорвав с ладоней кожу, и постарался подтянуться на руках. Тварь цапнула за лодыжку. Я перегнулся через край стены и бросил тело вниз, а через секунду новая реальность ударила в лицо, как кулак...
        Умение прятаться и ждать - наше главное оружие. Янки об этом знают. Они боятся каждого шороха леса. И правильно, потому что лес - это мы.
        Чужим здесь не место.
        На моей каске - пышная зелень, тело по пояс в цветущей луже, а палец - на спусковом крючке. По данным разведки, здесь скоро будет несколько отрядов молодого необстреляного мяса. Говорят, у них на базах крутят музыку для танцев. Сегодня у вас тоже будут танцы, девочки...
        - Слышишь? - отец тронул меня за плечо.
        Нарастающий гул. Вертолеты. Когда русские пригнали сюда свои МИГи, янки здорово обделались. Но на небольшие вылазки они решаются до сих пор.
        - Тихо, - я касаюсь пальцами его лица.
        Точки в небе растут, превращаясь в рокочущие махины. Они летят низко. Слишком низко...
        Взрывная волна отрывает меня от земли. Визжащий осколок вскрывает искаженное криком лицо отца. Рядом шлепается чья-то окровавленная голова.
        - Напалм! - верещит кто-то.
        "Боевое вещество, известного такими качествами как..." - всплывают в голове слова советского инструктора за миг до того, когда я позавидовал мертвым.
        Огонь облепил лицо, руки, гимнастерку. Я визжал, как свинья, стараясь сорвать с себя полыхающую одежду - но как избавиться от собственной тлеющей кожи?!
        Больно! Больно! БОЛЬНО!!!
        Я очнулся от некромкого иностранного говора. С трудом разлепил обожженные веки.
        Над лесом нависла звездная бездна.
        Высокий солдат остановился рядом, что-то пробормотал и с треском дернул затвор винтовки.
        Пожалуйста…
        Пожалуйста, возьми трубку! Мой палец с трудом попадал в кнопки сотового.
        - У аппарата, - сонно пробормотал Ворон.
        - Эд, ты уже в городе? Нам нужно срочно встретиться…прямо сейчас…
        Трубка подумала.
        - Буду через три часа.
        - Я у метро на Ваське, на выходе! Спасибо!
        - Пока не за что. До встречи, - сказал Ворон, - у меня для тебя есть информация. Про твоего отца.
        - Какая? - но Эдуард уже нажал «отбой».
        Помедлив, я выключил телефон. Скоро должна звонить обеспокоенная моим долгим отсутствием Искра.
        Что бы я сказал ей? "Дорогая, меня преследуют монстры, поэтому я должен на время залечь на дно"...
        Бред…
        А что если написать?
        Она прочтет, не поверит... но по крайней мере, прочтет… А потом, когда я наконец пойму, что происходит, и прекращу это, я отыщу ее.
        Очень скоро, Искра.
        Я тебе обещаю.
        **
        Через квартал и две улицы работал круглосуточный интернет-бар.
        Сонный очкарик-администратор отсчитал сдачу. Я посмотрел на часы - за оставшиеся полчаса как раз успевал доехать от Петроградской до Василеостровской станции метро.
        Я взял пачку синего "Винстона" и большую чашку кофе. Застыл над чистым электронным листом. С чего начать?
        Призрачная надежда на понимание поблескивала корешками Лавкрафта и По. Я глотнул обжигающего кофе и захрустел клавишами.
        Я писал ей про шестнадцатилетие, о дискотеке и твари с детским смехом из подвала, убийцах в синей военной форме, моих кочевьях по провинциям. С каждой строкой с моего сердца словно снимали по кирпичу. До этого я никому не рассказывал о себе правду.
        «Письмо для [email protected]@mail.ru(mailto:[email protected])
        отправлено»
        - Спасибо! - крикнул я очкарику, выскочил на посветлевшую улицу и словно нырнул в мягкую влажную серую вату.
        Такого тумана я не видел давно. Контуры зданий будто потерли громадным ластиком, а фонари светили так приглушенно, словно кричали в подушку.
        Проступавшие из серой мякоти черты домов казались незнакомыми. На месте, где должно было быть метро, из белесой мути проявился неожиданный пустырь заброшенной стройки: груды бетонных блоков и остатки синего забора. Видно, проклятый туман сбил меня с пути.
        Я развернулся назад, решив вернуться в интернет-бар и двинуться к метро от известной точки.
        Туман сгустился настолько, что невозможно было разглядеть ближайшие здания. Вскоре пришлось двигаться почти наощупь. Я взглянул на мобильник - на встречу в Вороном уже опаздывал. Телефон абонента по-прежнему был выключен или находился вне зоны действия сети.
        Как назло, вокруг не было ни души. Я тщетно вглядывался в непрозрачную пелену - ни человека.
        Черт с ним, с метро! Я вышел на дорогу остановить частника. Машин было немного.. Никто не обращал на меня внимания.
        - Да стойте, черт бы вас побрал! - рявкнул я для храбрости и выпрыгнул на трассу перед мордой грязно-белой «газели».
        Водитель дал по тормозам, машину с визгом повело влево.
        - ……..!!! - крикнуло толстое небритое лицо, высунувшись из кабины.
        - Пожалуйста, - сказал я, - мне очень срочно. До «Василеостровской». От Петроградки быстро…
        - От какой Петроградки! - рыкнул тот. - Ты на краю города, дура!
        Удивляться было некогда. Я посулил ему такую сумму, что «газель» поскакала на Ваську без колебаний.
        - Гребаная хрень, - цедил водила сквозь сигарету, - всю жизнь в этом гребаном городе, а такого гребаного тумана не видал…
        Я кивал и с трудом давил желание наступить на педаль газа. Телефон Ворона по-прежнему не подавал признаков жизни.
        Я добрался до метро спустя альбом Михаила Круга и половину Сергея Наговицына. Когда я выскочил из машины, непроницаемый мобильник Эда вдруг откликнулся.
        - Эд, тут какая-то хрень происходит… Ты где сейчас?
        - Что значит, где? - удивилась трубка. - Мы ведь с тобой уже встретились у метро. Я у тебя, дома. А ты сказал, что за вином выйдешь. Что за шу…
        - СВАЛИВАЙ! - заорал я в короткие гудки. - Эд!!!
        Я бежал изо всех сил, срывая дыхание, обжигая легкие, расталкивая прохожих. Бежал, не обращая внимания на красные фонари светофоров и сдобренные матом гудки машин.
        Я уже догадывался, что опоздал.
        **
        Дверь в коммуналку оказалась приоткрыта. Я переступил порог. В темной коридорной тишине привычно скрипнула половица.
        Мою комнату освещали десятки разноцветных свечей. Они мерцали повсюду - на полу, стенах, кровати, зеркале.
        Голое тело Ворона распласталось на большом круглом столе у окна. На бледном впалом животе выпукло выступал аппендицитный шрам.
        Сознание старательно хранило себя от шока - вид громадных резаных ран Ворона пока что приводил в тупое оцепенение. Его положили в форме пятиконечной звезды, а затем обвели контуры его же кровью.
        Кровь темнела повсюду. Не в силах оторвать взгляда от спокойного лица мертвого, я шагнул, поскользнулся, ткнулся пятернями в липкий пол. Постарался подняться, но не держали ноги. Я пополз на четвереньках к распятому телу. Возможно, он еще жив… Скорая… Нужно вызвать…
        - Бесполезно.
        Я медленно обернулся на глухой голос. Темнота в дальнем углу комнаты сгустилась в длинную тень.
        Это снова был он, Безглазый, но сегодня без темных очков, с пустым кожаным лицом, похожим на хэллоуинскую маску.
        - О, господи, - услышал я собственный слабый шепот.
        - Не совсем… - прошипел он в ответ.
        - Ты... его... за что?.. - только и смог сказать я.
        - Он знал, на что шел, - безгубый рот скривился, - как сказал один его предшественник, если долго всматриваться в бездну, бездна начнет всматриваться в тебя.
        - Сгинь, - прошептал я.
        - Еще не все, - он приблизился ко мне. В нос ударил запах гнили.
        - Я тебя ненавижу...
        - Это превосходно.
        Он протянул руку моему лицу. Длинный черный коготь коснулся моей щеки. Я не мог пошевелиться.
        В коридоре громыхнула дверь, загрохотали быстрые шаги.
        - У тебя гости. Мне пора, - Существо шагнуло назад, растворяясь в полумраке, - увидимся...
        В мою комнату ворвались вооруженные люди.
        - Не двигаться! - рявкнул один из них, наведя «Калашников» в лицо. - Лег, сука! Медленно! Мордой в пол!
        Я послушно распластался, уткнувшись лицом в скользкий от крови линолеум.
        - О черт... - тихо сказал кто-то из них.
        - Руки по швам! Не рыпаться!
        Омоновец рывком заломил мне руки за спину. Щелкнули стальные браслеты.
        - Встать!
        (конец первой части)
        
        Часть 2 Они
        When they come I'll be ready
        I hear their voices inside
        (Manowar)[2 - Когда они придут, я буду готовЯ слышу их голоса изнутри(Мановар)]
        
        Глава 1. Первоходок
        - Принимай пассажира! - твердая рука толкнула меня в спину, и я ввалился в вонючее брюхо камеры СИЗО.
        Зацепился ногой за порог, чуть не выронив из руки скатку из казенного матраца. За спиной лязгнула дверь. Четыре пары настороженных глаз блестели мне навстречу. Четыре несвежих мужика разного калибра изучали исподлобья.
        - Здорово! - прогудел тот, чьи нары оказались ближе всех - на своей шконке он помещался с трудом. - Откуда сам?
        Я молчал. Знал, что так здесь нельзя, но ничего не мог поделать. После того, как я увидел Ворона в последний раз, внутри что-то сломалось. Я больше не мог говорить. Да и смысла в этом не было.
        - Ты чо, глухой? - занавеска на дальних нижних нарах откинулась. На меня смотрел пятый: мутно-голубые глаза на испаханном оспой лице. Седой.
        - Ща я с ним... - подошел лысый, невысокий и верткий со сломанным носом и задышал в лицо кислятиной, - слы, барбос…
        - Чита, остынь, - прогудел большой, - пацан не в себе...
        - Ты, Гриша, мужик, - повернулся к нему вертлявый, - в дела блатных...
        - Ша, - негромко сказал Седой. В камере выключили звук. - Гриня прав. Потом спросим. - Он ткнул острым подбородком воздух, - там твоя шконяра будет.
        Я бросил матрац на жесткую, как сухарь, шконку и отвернулся к стенке, чувствуя спиной взгляды новых соседей.
        Мне было известно, что некоторые здесь не доживали до завтра.
        И мне было все равно.
        **
        День тянулся за днем, такой же темный и голый, как и все, что переваривала в себе эта тюрьма. Сквозь старинную ржавчину солнце не пробивалось даже в солнечную погоду.
        Тараканы здесь тоже были непроницаемо черные. Такие громадные, что не помещались в спичечный коробок. Гриша Большой говорил, что в голодные времена они по ночам вылезают из своих нор и объедают мозоли.
        Главный назвал меня Немым, и погоняло быстро вошло в обиход. Меня не трогали. Только сверлил злыми глазками из странно знакомого мне лица Чита, да приходил поговорить Гриша - болтливости в нем было не меньше, чем килограммов. Арестантам он давно надоел, а мне было плевать.
        Хотя иногда послушать его было полезно для представления о здешних раскладах. От Грини я узнал, что Седой ждет этапа на севера, где будет мотать третий срок за вооруженный налет. Чите шили мокрое дело. Третий сиделец, тихий большой парень Савелий прибыл на нары из армии. Под Питером он расстрелял семью, которая пыталась пройти через вверенный ему под охрану участок.
        Сам Гриня сидел "ни за что".
        - На хате у нас беспредела нету, - Большой шумно прихлебывал чифир у меня под ухом, - по понятиям. Чита иногда пытается бузить, но Седой его строит. Хотя знаешь, - Гриша понижал голос, - тихие они тихие, а чуть что - пику тебе в спину сунут и не поморщатся. Блатные, одним словом..
        - Взять вот авторитетов, у которых все тело синее от татух. Они и на воле часто смотрящие по тому или иному территориальному субъекту. А молодые придурки на них херачат и бабло сдают. В итоге первые имеют ништяки и ссат в уши мелким дебилам и сочувствующим, что все это делается "для людей", для тех, кто находится в заключении. А в реале сюда гонится самая скверная «Прима», из какой только можно, самый сраный чай и хорошо если какие-то бульонные кубики. Короче, нормальный грев имеют единицы.
        Гриня оглядывался и продолжал:
        - Отдельное дело - особики. Это вообще крайне хищные люди, которые всеми покинуты. У них большие сроки. Их единственный интерес - поиметь понт с любого сокамерника, развести его, подвести к какому-то крайне хреновому определению, чтоб просто в итоге чел был зависим. Они хорошие психологи, имеют огромный опыт, сразу видят "сладких" людей, с кого можно тянуть. Таких я бы вообще просто отстрелял за двадцать четыре часа, всех до единого. Коба в свое время сделал примерно так.
        - Ну и кроме всего этого, большинство уголовщины прикрывается, кроме понятий, еще и своей показной набожностью - все эти купола, иконы на татухах - все это липа. На деле же давно ничего не могут, кроме кражи, но идеализируют образ жизни паразита и ворюги, который сам ничего не может достичь в жизни, а только забрать. Замечательный герой Руси, патриот князь Святослав рубил таким руки. И, между прочим, небезосновательно. Хотя есть среди них адекватные челы, а есть и среди нормальных отморозь…
        Гриша хмурился, недовольный нехваткой мировой гармонии.
        - Да и того же неблатного Савелия взять - трех человек из "калаша" положил. Местных, из поселка. Просто потому, что они как обычно дорогу из хозмага через неработающее стрельбище срезали…. Короче, Савва действовал строго по инструкции и открыл огонь на поражение. А среди местных ребенок… был… - Гриня задумчиво покачивал бычьей головой, - привели его к нам, он все молчал, как ты… Мы его не трогали, думали, шок у пацана. Наутро спрашиваю, как спаслось. А он - да не очень. Что, говорю, все переживаешь… а он такой на меня удивленно смотрит и отвечает: да не, просто сквозняк у вас в камере, замерз с непривычки. И улыбается…
        Про себя Большой рассказывал важно и с вполне понятным сочувствием.
        - Сам я - сотрудник аутсорсинговой компании. Служба экстренного отъема денег.
        - Рэкет, значит? - подкалывал его кто-нибудь из блатных.
        Гриша оскорбленно цедил сквозь зубы:
        - Наша фирма занималась помощью за вознаграждение тем людям, которым кто-то не отдал занятые деньги или в какой-то ситуации нанес физический вред…
        Я давно уже заметил у него на руке часы - обычные, механические, с круглым хромированным циферблатом. Стрелки давно парализовало, но Гриня аккуратно носил их на толстом запястье, каждый вечер подводил и снимал лишь в крайних случаях. Зачем?
        Еще одна тайна окружала личность рецидивиста Читы. Этот страшноватый человек каким-то образом был связан с моей жизнью, но я не мог вспомнить, как именно. Зато Чита, похоже, меня припомнил…
        Громыхнула дверь.
        - Дикарев! - в камеру заглянул камуфляжный охранник. - Слегка!
        Слегка - значит на выход без вещей и верхней одежды, к следователю поведут или на свиданку. Видеться мне, кроме следователя, не с кем. Встречи наши заканчиваются быстро. Я молчу.
        Когда я остановился у кабинета, охранник ткнул меня дубинкой.
        - Дальше иди, Немой. Свиданка у тебя. С бабой, - он ухмыльнулся, - красивая…
        **
        - Здравствуй, - сказала Искра в черную трубку. Она смотрела на меня сквозь толстое стекло, пытаясь улыбнуться.
        - Мне сказали, ты не можешь говорить. Это правда?
        Я кивнул.
        - Дик… Я не верю…
        Я закрыл вдруг защипавшие глаза.
        Надеяться было глупо. Я бы и сам на ее месте не поверил.
        - Не верю, что это сделал ты.
        Я открыл глаза, не веря своим ушам.
        - Ты не убивал. Я знаю…
        - А они пусть думают, что хотят! - крикнула Искра. - Я докажу, что ты…
        Я покачал головой.
        - Ты сдался раньше времени! - она смешно нахмурилась, заправляя непослушную прядь за оттопыренное ушко. - Большинство людей проигрывают потому что сдались до сражения… Даже не думай, понял?!
        Воинственная лисичка фенек. Я улыбнулся.
        - И еще… насчет твоего письма…Это все очень странно… - она шмыгнула носом и прижала ладонь к прозрачной перегородке. Я протянул руку. На миг показалось, что сквозь твердый холод я чувствую тепло ее кожи.
        - Но я тебе верю.
        Она провела пальцем по моей ладони за перегородкой.
        Голосовые связки высохли в шершавые веревки. Губы шевелятся с трудом.
        - Искра…
        Неужели у меня такой отвратно скрипучий голос?
        Она улыбалась, вытирая уголки глаз светло-зеленым платком.
        - Пора с этим разобраться. Раз и навсегда… Что успел тебе сказать… перед тем, как… он…
        - Он говорил, что расскажет об отце.
        - Я взяла отпуск. Еду на твою малую родину. Любая инфа прао твоего отца может стать зацепкой.
        - Сложно…
        Махнула рукой:
        - Обычное журналистское расследование. Посвечу ксивой, подниму старые связи, встряхну местных коллег… Все у нас получится!
        - Когда…я…тебя…увижу? - проскрипел я.
        - Скоро, - она подмигнула и понизила голос, - тебе кое-что передадут. Будем держать связь…
        - Время, Немой, - охранник положил мне руку на спину. Я дернул плечом.
        - Еще… минуту...
        - Опа-на, заговорил! Ну все, пошел…
        Оглянувшись, я увидел, что Искра смотрит на нас, закусив губу. Я подмигнул - так, как у нее никогда не получалось - несколько раз каждым глазом по очереди.
        Искра улыбнулась, прищурилась и беззвучно выстрелила в охранника из указательного пальца, по-ковбойски сдув невидимый дымок.
        Глава 2. Смертельный враг
        - Здравствуй, - сказала Искра в черную трубку. Она смотрела на меня сквозь толстое стекло, пытаясь улыбнуться.
        - Мне сказали, ты не можешь говорить. Это правда?
        Я кивнул.
        - Дик… Я не верю…
        Я закрыл вдруг защипавшие глаза.
        Надеяться было глупо. Я бы и сам на ее месте не поверил.
        - Не верю, что это сделал ты.
        Я открыл глаза, не веря своим ушам.
        - Ты не убивал. Я знаю…
        - А они пусть думают, что хотят! - крикнула Искра. - Я докажу, что ты…
        Я покачал головой.
        - Ты сдался раньше времени! - она смешно нахмурилась, заправляя непослушную прядь за оттопыренное ушко. - Большинство людей проигрывают потому что сдались до сражения… Даже не думай, понял?!
        Воинственная лисичка фенек. Я улыбнулся.
        - И еще… насчет твоего письма…Это все очень странно… - она шмыгнула носом и прижала ладонь к прозрачной перегородке. Я протянул руку. На миг показалось, что сквозь твердый холод я чувствую тепло ее кожи.
        - Но я тебе верю.
        Она провела пальцем по моей ладони за перегородкой.
        Голосовые связки высохли в шершавые веревки. Губы шевелятся с трудом.
        - Искра…
        Неужели у меня такой отвратно скрипучий голос?
        Она улыбалась, вытирая уголки глаз светло-зеленым платком.
        - Пора с этим разобраться. Раз и навсегда… Что успел тебе сказать… перед тем, как… он…
        - Он говорил, что расскажет об отце.
        - Я взяла отпуск. Еду на твою малую родину. Любая инфа прао твоего отца может стать зацепкой.
        - Сложно…
        Махнула рукой:
        - Обычное журналистское расследование. Посвечу ксивой, подниму старые связи, встряхну местных коллег… Все у нас получится!
        - Когда…я…тебя…увижу? - проскрипел я.
        - Скоро, - она подмигнула и понизила голос, - тебе кое-что передадут. Будем держать связь…
        - Время, Немой, - охранник положил мне руку на спину. Я дернул плечом.
        - Еще… минуту...
        - Опа-на, заговорил! Ну все, пошел…
        Оглянувшись, я увидел, что Искра смотрит на нас, закусив губу. Я подмигнул - так, как у нее никогда не получалось - несколько раз каждым глазом по очереди.
        Искра улыбнулась, прищурилась и беззвучно выстрелила в охранника из указательного пальца, по-ковбойски сдув невидимый дымок.
        **
        На следующий день после прогулки - круг в квадрате внутреннего двора с бетонными стенами и румяным автоматчиком на прутьях площадки над головой - ко мне подошел охранник Чипполино. Зэков он называл не иначе как «буратины-чипполины», чем свое погоняло и заслужил.
        - Слы, чипполино, со мной пойдешь. Встреча с адвокатом.
        Я кивнул. Чипполино ввел меня в зарешеченную комнату. Переглянулся с господином в золотых очках и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
        - Здравствуйте, Дикарев, - пробасил господин, повернувшись ко мне, - Я Александр Валентинович, ваш адвокат. Прибыл по поручению вашей гражданской жены Искры Токаревой.
        - Жены?
        - Она так сама себя назвала, - пожал тот пиджачными плечами, - впрочем, ваши интимные дела меня мало интересуют. Я здесь по более важному делу. Во-первых…
        Он наклонился и, покопавшись толстыми пальцами под лаковым бортиком черных штиблет, осторожно извлек серую панельку.
        - Это от нее. Не беспокойтесь, носки чисты, как моя репутация… Искра Александровна сказала, что в течение недели вам важно держать прямую сотовую связь. Возьмите и спрячьте аналогичным образом.
        - Благодарю…
        - Поблагодарите, когда я вас вытащу, - он откинулся на спинку скрипнувшего стула, - с телефона можно выходить в Интернет. Она сказала, что будет писать вам на электронный ящик. Только осторожно. Ваши новые друзья, - я хмыкнул, - научат вас здешним правилам эксплуатации запрещенных мобильных устройств.
        Он дождался, когда мобильник скроется в моем сомнительном носке, и продолжил.
        - Во-вторых. Нам с вами сейчас стоит обозначить линию защиты в суде. Следователю вы ни в чем не признались - это разумно. Однако вы ничего не говорили в свою защиту - и зря. Искру я знаю давно и… я перед ней в некотором долгу. На моей памяти эта девушка никогда не ошибалась. У нее чутье на людей. И если она говорит, что вы невиновны, значит, скорее всего, это близко к истине. Посему, - он щелкнул пальцами, - готов выслушать вашу версию события.
        Я поднял на него глаза. Адвокат чуть подался вперед.
        - Нет.
        - Смелее! - его улыбка стала еще шире.
        - Нет.
        Он не поверит мне. Никто не поверит. Кроме нее.
        Адвокат вздохнул.
        - Искра предупреждала, что с вами будет сложно - но не до такой степени…
        Его рука описала плавный полукруг, словно адвокат решил начать дирижировать оркестром.
        - В таком случае, это рискну сделать я. Опоздав на назначенную встречу, вы нашли своего друга… эээ… с несовместимыми с жизнью ранениями. В частности, ранения были сделаны кухонным ножом, доступ к которому имели все жители коммунальной квартиры, так как нож этот обычно находился в общей коммунальной кухне.
        Он поправил очки-«хамелеоны» на солидном носу.
        - В коммуналке, к слову, проживает маргинальная личность - некая Наталья Стрелец. С судимостями в прошлом, кстати. И со справкой из психдиспансера. По свидетельствам очевидцев, Стрелец регулярно испытывает галлюциногенные видения, закрываясь в ванной комнате. Кроме того, часто она ведет себя агрессивно…
        - Понимаю, куда вы клоните, - перебил я адвоката, - но правда не в этом…а если я расскажу…
        - Так в чем же дело?! - всплеснул руками адвокат.
        Я мотнул головой.
        Адвокат вздохнул.
        - Ну, как знаете… Но раз уж не хотите делиться своей версией событий, придется уважить мою. Вам понятно? - он строго взглянул из-под очков. - Эту версию вы и должны будете подтвердить в суде!
        - Нет.
        Юрист снова вздохнул и тяжело поднялся со скрипнувшего стула.
        - Хорошенько подумайте, - он подал мягкую руку.
        - Уже подумал, - сказал я.
        Телефон Седой посоветовал спрятать за плитку рядом с электророзеткой. Так сложнее будет найти при шмоне, если придут искать «запретку» с миноискателем.
        - Не ссы, - успокоил зэк, - наша хата одной из образцовых считается. Шмонают редко.
        Первое письмо от Искры пришло через три дня.
        «Здравствуй! Скучаю по тебе дико - особенно здесь, на твоей малой родине. Все вспоминаю твои рассказы, путешествуя по здешним улочкам. И знаешь, я почти так же себе это представляла: березу у твоего окна, гудки ночных поездов между стен пятиэтажек…в общем, продолжать не буду, тебя мне все равно по части рассказов не переплюнуть.
        Но даже моей журналистской фантазии не хватило, чтобы представить, насколько здесь зелено! Кстати, твои земляки рассказывают, что нынешний мэр озаботился разбивкой новых скверов вместо выплат социальных пособий, так что его теперь называют Иван Скверный.
        Поселилась в гостинице у озера -озера с лебедями прямо в центре! И для дела полезно - гостиница в двух шагах от редакции местной газеты. Я туда сначала и направилась. Встретилась с главредом, навешала, что пишу очерк о славной истории города, и особенно интересуют контакты с иностранцами.
        Он подтвердил, что в семидесятые сюда приезжали многие, на стажировку на местных фабриках, в основном. Говорил, часто приезжали на швейную фабрику вьетнамцы - якобы на практику на швейную фабрику, а потом уже, ближе к девяностым только и делали, что контрабандные джинсы на рынке толкали и жвачки «дональд дак». Я спросила про американцев - он подтвердил, что и такие были, но знает о них мало. Зато дал мне координаты какого-то краеведа, он им часто исторические заметки в редакцию приносит - Валерий Палыч, местный интеллигент. Поэтому, говорит редактор, при встрече помни правило: «Пьяный интеллигент - тавтология, трезвый интеллигент - оксюморон». Так что завтра и иду на встречу, уже перезвонила и договорилась.
        Ты извини, что много болтаю не по делу, просто очень скучаю по тебе. А когда пишу письмо, представляю, что говорю с тобой, будто ты здесь, со мной.
        Держись. Где бы я ни была, ты всегда можешь поговорить со мной. А это значит - я рядом».
        **
        - Немой, слышь, Немой! - я проснулся от того, что меня сильно встряхнули за футболку. Сквозь слипшиеся ресницы мутнела физиономия Гриши.
        - Гриня, дай поспать, а… - я было отвернулся, но тут же вздрогнул от боли в плече. Гришина лапа вцепилась, как стальная рука Терминатора.
        - Вставай давай! - рявкнул он.
        Я выразительно посмотрел на его толстые пальцы на своей футболке.
        - Базар есть, - хмуро сказал Гриня, чуть помедлил и ослабил хватку.
        Во главе стола посреди камеры восседал Седой. Рядом выстроились в шеренгу обитатели хаты. Все как один смотрели на меня.
        - Ты присаживайся,- спокойно сказал Седой, не сводя с меня колючих глаз.
        - А то как бы не упасть! - добавил Чита, блеснув железными фиксами.
        Решив не спорить, я опустился на табурет. В самый последний момент его выбил ногой Савелий, и я растянулся на полу.
        - Не быкуй, Сява.
        - А чо он, - ответил Савелий и посмотрел на меня из-под низких надбровных дуг.
        - Предъявляй, Гриня, - повернулся Седой к Грише, который присел на табурет напротив. Мы сидели глаза в глаза, как оппоненты на ток-шоу. Зрители притихли.
        - Короче. - веско сказал Гриша и поднял руку с неработающими часами, - Как. Они. Попали. К тебе?
        - Не совсем понял, о чем ты, - я пытался говорить ровным голосом, но получалось плохо.
        Общественность подозревала меня в крысятничестве. Это значит, что спасать свою задницу предстоит в самом прямом смысле.
        - Гришины часы нашли у тебя. Под подушкой, - пояснил Седой, ухмыляясь, - давай, колись. Зачем взял?
        - Я не брал его часы, - я огляделся в поисках поддержки, но единственный человек в этой хате, который мог быть за меня, являлся сейчас главным обвинителем.
        - Обоснуй.
        - Во-первых, мы с Гришей… ну, приятели типа… - я помялся, - а во-вторых, сами прикиньте, зачем мне его неработающие беспонтовые часы?
        - Беспонтовые?! - рявкнул Григорий. - Это ты беспонтовый, мудель! Часы эти мне баба из Японии подарила, это котлы ее деда-самурая, семейная тема, а она их мне подарила! Любовь! - после этого слова Григорий зачем-то погрозил кулаком. - Перед расставанием сказала, приеду через десять лет, если сохранишь, я за тебя замуж выйду, и в Японию уедем. Вот последний год остался, я ей скоро письмо…
        - Гриня, - поднял ладонь Седой и посмотрел на меня, - ну что?
        - Да зачем они мне? - я развел руками. - Для меня это просто неработающие котлы…
        - Они серебряные, с гравировкой, - Седой прищурился, - ты за телефон свой чем расплачивался?
        - Ничем, - буркнул я.
        - Откуда бабки взял?
        - Один человек помог…
        - Какой человек?
        Отпираться было глупо.
        - Девушка моя. Она за меня волнуется.
        - Странный ты человек, Немой, - сказал Седой, - альфонс, что ли? Или гастролер? Мы за тебя пробили уже. Ты ведь бомж. В Питере без году неделя, приехал хрен знает откуда, прописка хрен знает где. А бабу уже подыскал. Что скажешь?
        - Кто часы у меня нашел?
        Зрители переглянулись. Седой кивнул.
        - Я котлы на твоей шконке нашел. Я! - Чита подошел вплотную, дыша вонью. - И чо? Чо ты мне предъявишь, фраер? Ты - никто. Ты здесь никто.
        Из под замасленного куска туалетной бумаги на столе выполз большой черный таракан. Я проводил его взглядом.
        «Ты - никто».
        Это я уже слышал…Я его уже видел… И тараканы… В том городе был зоопарк живых насекомых…коммуналка…девушка… зэк со стажем…и кухонный нож.
        Точно! Теперь я вспомнил. Как же… Старый знакомец… Чита.
        Неудивительно, что я его сразу не узнал. Такие как он все одинаковы: мелкие, вертлявые, с запавшими глазками и тонкими губами.
        - Ну? - рявкнул Седой.
        - Он подставил меня. Нарочно. У него мотив есть, - я неотрывно смотрел в маленькие Читины глазки. - Правда…Боря?
        Терять было нечего - я оказался в одной камере со смертельным врагом, который сделает все, чтобы я быстрее сдохнул.
        - Обоснуй.
        Гриша вертел непонимающей головой, переводя взгляд то на меня, то на Читу. Седой нахмурился. Савелий приоткрыл большой рот.
        - Короче, - сказал я, - телега была такая…
        Глава 4. Зоопарк живых насекомых
        На тихих окраинах того городка стояли ветхозаветные бараки для рабочих семей. Их мрачноватые общие квартиры так и назывались по-питерски - коммуналки. В одной из таких снимала комнатушку Аня. Аня была красивой и хрупкой. Мне казалось, что я ее любил.
        Еще в городке работало странное заведение - «Зоопарк живых насекомых», куда я повадился ходить после работы. Там, среди стеклянных кубических миров, напичканных пестрыми заморскими жуками и лаковыми скорпионами, я изобрел секретную игру.
        Если приблизить лицо к стеклу одного такого ящика близко-близко, свершится Превращение...
        Перед потрясенным наблюдателем во весь горизонт распахнется инопланетный ландшафт. Потрясенный наблюдатель увидит, как в причудливых поселениях затаились неведомые создания, живущие по своим, неведомым пришельцу законам. И пахнет в лицо то ли затхлостью, то ли враждебностью, то ли равнодушием...
        Ты стоишь на пороге иного мира. Гость, которого не ждали. Иди-отсюда-мальчик-не-мешай...
        Меня это забавляло. Но иногда такое «чувство зоопарка» находило, когда я открывал дверь коммуналки, где жила Аня.
        Делал шаг в неприветливое полутемное пространство - и тот же самый запах. То ли затхлость, то ли враждебность, то ли равнодушие.
        А потом девушка, снимавшая комнатку в этом мирке, целовала меня в щеку, и наваждение исчезало.
        Вот и сейчас…
        - Привет! - Аня улыбалась мне на пороге коммуналки. - А я блины жарю!
        - Ура, - я вручил ей красную розу и пошел снимать обувь, - ну, как там сосед твой, который Борис. Не балует?
        - Сегодня тихо. Вроде, трезвый, - она упорхнула на общую кухню.
        Плюхнувшись на стул, я вытянул ноги к обогревателю.
        Я приходил к ней после работы каждый вечер, вот уже полгода. Мечтал, что когда-нибудь увезу ее отсюда - в коммуналке осложнилось пару месяцев назад, когда из тюрьмы "откинулся" Борис, хозяин комнаты, пустовавшей десять лет.
        Коммунальные обитатели забоялись возвращенца с первого же дня. Борис приводил дружков, пил стеклоочиститель ящиками и потихоньку выносил вещи из комнат своих соседей. Из комнаты Ани в ее отсутствие он украл несколько дисков. Аня расстраивалась, я злился. Но не пойман - не вор. Однажды Борис поколотил жену соседа - строителя Паши. Та вызвала милицию. Паша активно защищал Борю перед правоохранителями.
        «Понятное дело, у них же сын маленький. А этот даже по коммуналке с шилом в кармане ходит», - говорила немевшему от таких раскладов мне Аня. Своего 11-летнего сына Паша иногда приводил к Ане заниматься английским или играть «в поддавки». Спокойный и вечносерьезный Вовка ей нравился.
        Я потянул носом воздух. Блинный чад пробирался в комнату и потихоньку творил из этой старой коробки уютный семейный очаг. Я представил, что у нас давно своя квартирка, и скоро придут шумные друзья, и нарядная Аня накроет стол, и...
        Дверь резко распахнулась. Через порог влетела заплаканная Аня и, швырнув тарелку с блинами на стол, забилась в угол. Закрыла лицо руками. Узенькие плечи вздрагивали.
        Я подскочил.
        - Борис?!
        Она не ответила.
        Я прыгнул в ботинки, кое-как завязал шнурки на ботинках и рванулся на кухню.
        Борис был там. Из жилистого лица глянули бесцветные глаза.
        - Пойдем со мной. - дрожащим от бешенства голосом сказал я. - Что ты ей сделал?
        Борис неторопливо поднялся. Быстро оглядел меня с головы до ног.
        - Ну, пойдем…
        Они вышли в коридор. Я распахнул дверь Аниной комнаты.
        - Иди, извиняйся .
        Это было первым, что пришло в голову. Будет рыпаться - в табло.
        - Пойдем на лестницу лучше, - невозмутимо сказал Борис. - поговорим.
        Я рванул собачку замка входной двери.
        Борис, стоявший за спиной, вдруг сильно толкнул меня в спину. Меня откинуло за порог. Он попытался закрыть дверь, но я успел поставить ногу.
        - Не приходи сюда больше, - сказал Борис, - хозяин здесь я. А ты - никто.
        Я цепенел под его взглядом, но ногу не убирал. «Вот что значит - «матерый», - почему-то подумал, глядя на коренастую сухую фигуру 40-летнего зэчары.
        - Через пять минут тебя здесь нет, - сказал Борис и вдруг быстро скрылся в своей комнате. Когда я закрыл за собой дверь, зэк вернулся.
        - Стоять, падла, - он прижал меня к стене. В руке Бориса был кухонный нож
        - Да я тебе, с-сука, в отцы гожусь… а ты рыпаешься…
        Он еще раз толкнул меня твердой, как доска, ладонью, и ушел к себе в комнату.
        - Пять минут, - донеслось из-за двери.
        Я вошел в в Анину комнату. Трясущейся рукой вытащил из кармана мобильник. Аня, сидевшая в углу, смотрела круглыми от страха глазами.
        - Ты куда?!
        Я накинул куртку.
        - Скоро буду, - я сунул в карман ключи от входной двери коммуналки. Аня сказала что-то еще. Но я уже выскочил на лестницу.
        Шел по вечерней улице, глотая летящий снег на ходу, и думал, что такое случается с каждым. С кем-то часто, с кем-то реже, но рано или поздно - со всеми. Катишь себе по наезженной, и вдруг раз - перекресток.
        И первая мысль «а ну его… Не тронь дерьмо…Промолчать, само устаканиться…» Заразная штука.
        Телефон запикал кнопками.
        - Саня? Здорово. Слушай, тут на меня один зэчара прыгнул. С ножиком. Можете с Лехой подъехать? Да, я встречу. Давай, жду…
        Друзья приехали через полчаса. Двое. И пьяные в драбадан. Я посмотрел с сомнением - «может, не стоит сегодня?»
        - Нормально, брат, - сказал широкий бритый Леха, покачнувшись, - веди.
        «У него - нож, у меня - друзья», - подумал я. - «Все по-честному»,
        - Он там один? - спросил по дороге Саня.
        - Ну да. Когда разбираться будем, все соседи за нас встанут. Сто пудов. Достал он их, а сами выступать боятся.
        Леха сплюнул.
        - Пришли, - дрогнувшим голосом сказал я, остановившись у подъезда.
        **
        Все, что случилось потом, походило на сновидение.
        Как во сне, я видел, как Леха, войдя в комнату, задал уточняющий вопрос:
        - Ты Борис?
        - Ну я, - лениво подошел к нему зэк и тут же получил бесцеремонный удар головой в жесткое лицо.
        Борис пошатнулся и попытался схватить табурет. Подскочили мы с Саней, и началась свалка.
        Как во сне, я видел появившихся в коридоре соседей. Их было значительно больше, и по-вестерновски забурлившая драка плавно перешла в наше избиение. Окровавленный Борис ползал по полу и плаксиво причитал: «Честного человека толпой пинали…»
        - Ты че, охамел?! - орал мне сосед Паша, - Ты че Борю трогаешь, а? Ты че их сюда привел, а?
        Громко и зло кричали коммунальные женщины. В основном, они наседали на выскочившую в момент свалки Аню - хрупкая любительница Шопена заклинала не поворачиваться к Борису спиной.
        Боря быстро оценил новый расклад сил и уже сбегал за ножом. Потом приехала милиция - знакомые Паши и Бори. Я и моя компания милиции не понравились. Охамевшим молодчикам милиция наподдали еще раз.
        - Дик, забирай Аню отсюда. Впишу вас у себя пока, - пробормотал Саня.
        - Бери все необходимое - и сматываем отсюда, - прошамкал разбитыми губами я Ане...
        Мы добрели до ближайшего перекрестка и поймали машину до Саниного дома. Всю дорогу зачинщики коммунальной драмы молчали.
        - Ни черта не понимаю, - сказал я, - стокгольмский синдром какой-то.
        - Мы туда еще вернемся, - ответил мрачный Леха.
        - Может, не стоит? - спросил я.
        - Клык за клык, - Леха потрогал шатающийся передний зуб и осторожно сплюнул.
        **
        Мы вернулись спустя несколько дней, с авторитетными Лехиными друзьями. Быстро порезали телефонные провода, построили жильцов вдоль стены, вывели участников драки и вбили их в линолеум. Борису досталось особенно. Леха убедительно попросил пострадавших не обращаться в следственные органы, иначе коммуналка может сгореть до основания. «Проводка у вас старая», - пояснил он. Жильцы понимающе кивали. Борис возил по сплющенному о пол лицу кровь. Нос у Читы после этого побоища так и не встал на место.
        Аня собрала вещи и ушла к родителям. Мне сказала, чтобы не звонил. А в городке поднимался штормовой ветер.
        **
        - Так все и было, - подытожил я.
        - Твое слово, Чита, - сказал Седой, внимательно посмотрев на коллегу.
        - Брешет, - сказал тот, отведя хмурый взгляд.
        Гриша почесал в затылке.
        - Дела, - сказал он, - че-то я запутался…
        - Ладно, - Седой звонко хлопнул себя по коленям, - пока все как раньше. Маляву напишу. Братва рассудит.
        Чита убрался на шконку, что пробурчав. Гриша посмотрел на меня и пожал плечами. Савелий расстроился.
        - Чо, не будем этого валить? - он кивнул на меня.
        - Коней попридержи! - высунулся из-за занавески Седой.
        Гроза миновала, думал я.
        Но, как всегда, ошибался.
        Глава 5. Выжить
        Здравствуй! Спешу тебя обрадовать, с вашим краеведом я встретилась не зря.
        Он совершенно прекрасен.
        О нашем разговоре по порядку. Встретились мы в кафе-столовой «Диетическая» - редактор рассказывал, что это лучший бар в округе. Я напоила Валерия Палыча его любимой «Гжелкой» и задала вопросы.
        Выяснилось, что он не только знал про визит американцев в ваш город, но и был лично знаком с одним из них! А когда я показала ему фотку твоего отца, Палыч хлопнул себя по ляжкам и вскричал, что это тот самый его знакомый и есть, с которым он тренировал свой английский.
        Внимание!
        Барабанная дробь!
        Американцы ваши оказались не очень-то и простыми. Информация о том, что ребята приехали на швейную фабрику для обмена производственным опытом, мягко говоря, не соответствовала действительности. А говоря прямо - была шпионской легендой. Палыч говорит, вскоре после их знакомства твой отец попросил показать окрестности города, и как бы между делом завел речь о том, что слышал историю, как в местных лесах одно время работал суперсекретный НИИ по конструированию экспериментального стрелкового оружия. И вот американец Палычу во время прогулки наводящие вопросы задавал: мол, как давно НИИ заброшен, что именно там производили… А когда американцы все разнюхали, то и сорвались из города.
        В общем, завтра я отправляю запрос своим коллегам в штаты -мы с тамошним спецкором в Лос-Анджелесе вместе как-то проект делали. Поможет. Особенно если я намекну на некое темное дельце времен холодной войны. Как только пахнет жареными фактами, эти западные писаки сразу делают стойку.
        Совсем скоро мы все узнаем. Держись! Помни, ты самый лучший!»
        **
        Седого отправили этапом на севера. По этому случаю он залил водкой всю хату, лил «с горкой», травил тюремные байки, а под конец праздника в обнимку с Гришей орал казацкие песни, а мы отшлепывали ритм на коленях. Пьяный Седой каждого из нас трижды облобызал, а мне под конец вечеринки молвил:
        - Многих людей я по жизни видел. А такого как ты, Немой - впервые. Вроде обычный фраер, а постоишь рядом с тобой, мурашки по коже и шерсть дыбом…
        Он улыбнулся, приложился к горлышку «Абсолюта».
        - Ты кто, Немой? Назовись!
        - Я - честный арестант.
        Седой осклабился и погрозил корявым пальцем:
        - Недоговариваешь… Твое дело… Только ты вот чего… держи совет… на прощание…Пиши маляву о своем переводе в другую хату. Чита тебя сожрет. Не жилец ты здесь, Немой, когда я съеду… А пока держи на всякий. Пригодится.
        Он вложил мне в ладонь дешевый нож-«бабочку».
        - Если понял, что без сажалова никак - доставай. А достал - значит бей.
        Седой ткнул меня кулаком в грудь и направился к праздничному столу, за которым уже дремали Гриша и Чита. Из-под стола гремел храп Савелия, нежно обнимавшего ножку табурета.
        Я залез на шконку и уставился на потолочную трещину, похожую на разлапистого паука.
        Не спалось.
        **
        Седой оказался прав, после его отъезда Чита заметно воспрял духом. Повеселевший Борис с каждым днем на новой должности все больше напоминал низкорангового петушка, которому в целях эксперимента нарастили гребень альфа-самца. Как известно, низкоранговые особи, случайно достигнув высокого насеста, становятся неслыханно жестокими тварями.
        Особь по имени Чита превратилась в монстра. Он быстро запугал новичка-первоходка, прибывшего на вакантное место после Седого и превратил в бессловесного уборщика-шныря. Зато к могучему и неразвитому Савелию Чита оказался снисходителен - обучал его тюремным премудростям, пополнял словарный запас Сявы словцами из местного жаргона («повторяю еще раз: «ложка» - «весло», «сахар» - «посыпуха», а «масло» - ? Ну?.. - «Забывся,,,» - «Масло» - «помазуха», умник… По-ма-зу-ха!)
        Я подозревал, что Чита готовит личную гвардию.
        Как только Седой отправился по этапу, из моего тайника исчез сотовый. Я искал его по всей камере, Чита скалился, Сява молчал, Гриня сочувственно вздыхал, парень-шнырь отводил глаза.
        Ночью я оплакал телефон, как потерянного друга. Связь с Искрой оборвалась.
        Чита наглел с каждым днем. Он кружил вокруг меня, медленно сжимая радиус в поисках слабого места.
        Каждую ночь я клал правую руку на стальную пластину изголовья.
        Там, на обрезке старого скотча едва держался мой небольшой, хорошо заточенный шанс на выживание.
        **
        - Ветроган какой сегодня! - крикнул сверху автоматчик, когда наша хата высыпала подымить на свежем воздухе. - Яйца себе не отморозьте!
        Охапки штормового ветра прорывались даже в наш каменный мешок, раздували красные концы папирос, выбивая стайки искр, и теребили полы олимпиек.
        - Давно ветер? - враз охрипшим голосом поинтересовался я у охранника.
        - Я те чо, Гидрометцентр?
        - Ну скажи, трудно, что ли?
        - С час назад поднялся, - подумав, ответил парень и тут же гыкнул, - а ты чо, на пикник собираешься?
        Сокамерники сипло заухали.
        Я закрыл глаза, пытаясь справиться с затарабанившим в грудную клетку сердцем.
        Что делать? Бежать? Но у меня нет опыта побегов из тюрем. Да и сидельцы говорили, что сделать это здесь невозможно. Добиться встречи с охраной и рассказать им правду? Представляю, какой ржач поднимется…
        Они придут за мной сегодня или завтра…Я тряхнул головой и поежился, стараясь стряхнуть липкие лапки могильных мурашек на спине.
        - Все до хаты! - во дворике возник Чипполино и посмотрел на меня, - кроме тебя, Немой.
        Новенький вертухай, совсем молодой, но уже в усах, молча препроводил меня в комнату для свиданий.
        - Полчаса, - как можно суровее сказал он, оставив меня в похожем на больничную палату помещении: столик в синей клеенке, кровать под казенным одеялом в скучный коричневый квадрат.
        У зарешеченного окна спиной ко мне стояла…
        - Искра, - сказал я.
        Она бросилась ко мне. А я боялся прикоснуться, чтобы не просыпаться подольше.
        - Я все для тебя узнала, - она улыбнулась, пытаясь сдержать дрожь уголков губ, - все-все…Какой ты худой здесь стал…
        Я осторожно коснулся ее пушистых, как теплый сугроб, волос, провел пальцем по горячей и влажной щеке, дотронулся сухими губами - а она все не исчезала, была рядом, и сон продолжался.
        А потом все исчезло, кроме ее горячих пальцев и раскаленного дыхания. Я рвал зубами блузку, мял ее тело, как душистую охапку белоснежных цветов, и мы без слов говорили друг с другом, признаваясь в самом тайном, для чего вместо слов придуманы тела.
        А потом я положил голову на ее голые колени, она гладила узкой ладонью и шептала мое имя как заклинание. Вошедший охранник засмущался и попросил нас поторопиться, пока он подождет за дверью.
        - Это тебе, - прошептала Искра.
        Она протянула большой бумажный конверт.
        - Все тебе распечатала. Здесь материалы и письмо. Тут все уже ваши просмотрели, так что все в законе…
        Она запнулась, обхватила меня руками и снова прижалась крепко-крепко, вжавшись лицом в мою несвежую футболку.
        - Гражданка Токарева, - сказал вошедший конвойный.
        - Да, - Искра быстро вытерла глаза и чмокнула меня в щеку, - мы продолжаем копать твое дело. Ты обязательно выйдешь отсюда.
        Она в последний раз сжала мои пальцы, резко развернулась и процокала по коридору без оглядки. Я стиснул в ладони конверт и в сопровождении усатого побрел в другую сторону к зарешеченной двери.
        - Ты счастливчик, Дикарев, - сказал охранник.
        - Знаю, - ответил я и повернулся лицом к стене.
        Глава 6. Проклятие Сары Винчестер
        «Здравствуй! То, что мне удалось узнать, очень важно, так что начну без предисловий.
        Мне пришли данные журналистского расследования из штатов. Человека, который был твоим биологическим отцом, к сожалению, уже нет в живых - он скончался несколько лет назад от инсульта. Его настоящее имя - Джон Винчестер. Он - незаконнорожденый сын Вильяма Винчестера, потомка Оливера Винчестера, изобретателя знаменитой многозарядной винтовки.
        По крайней мере, он так утверждал. Коллеги пишут, когда-то после окончания холодной войны брали у него интервью как у героя шпионского противостояния США и СССР и набрасывали биографию. Джон уверял, что он - потомок незаконнорожденного сына Сары Винчестер, супруги оружейника Оливера. Разумеется, ему никто не верил. Когда человек долго работает в спецслужбах, протечка его крыши более чем вероятна. Да и душевное здоровье самой Сары Винчестер, кстати, тоже нельзя было назвать идеальным.
        Под старость лет почтенная Сара так удивила общественность экстравагантной выходкой, что при жизни стала легендой. Высылаю тебе интернет-статью про нее и ее прозрения. К прочтению обязательна!
        **
        ОСОБНЯК ВИНЧЕСТЕР, САН-ХОСЕ, КАЛИФОРНИЯ
        «Памятник страху» - так называют особняк вдовы Уильяма Винчестера, сына «того самого» Оливера Винчестера, чья многозарядная продукция, как говорят, решила исход Гражданской войны в Штатах.
        Молодожёны Сара и Уильям жили в любви и достатке в Нью-Хевене, штат Коннектикут, стремительно богатея на военных заказах. И всё бы ничего, но спустя четыре года, вскоре после своего рождения единственная дочь Винчестеров Энни умерла. Безутешная мать смогла оправиться от горя лишь спустя десять долгих лет.
        Новая напасть не заставила себя ждать - в 1881 году Уильям Винчестер скончался от туберкулёза, оставив Сару вдовой с наследством в 20 миллионов долларов и ежедневным доходом в тысячу (ей досталась половина доходов фирмы). Это был удар для Сары, она не могла понять, в чём причина этих бед, за что провидение так жестоко с ней. В поисках ответов на свои вопросы вдова отправляется в Бостон к медиуму, имя которого так и осталось неизвестным для истории.
        Во время спиритического сеанса медиум передаёт Саре послание от духа покойного мужа. На чете Винчестеров лежит проклятие и прокляты они теми, кто погиб от оружия фирмы Винчестер. Он сказал также, что для спасения собственной жизни Сара должна двигаться на запад, к закату, и в том месте, которое ей будет указано, остановиться и начать строить дом. Строительство не должно прекращаться; если стук молотков затихнет, миссис Винчестер умрет.
        Так в 1884 году Сара Винчестер продаёт дом в Нью-Хевене и отправляется на запад, искать место, указанное духом её покойного мужа. Этим местом становится Сан-Хосе, штат Калифорния. Вдова покупает дом и принимается за строительство.
        Тридцать восемь лет кряду шло беспрерывное строительство особняка. Сара не прибегала к услугам архитекторов, и все эскизы рисовала сама на салфетках за завтраком.
        Безумный особняк насчитывает около 160 спален, 13 ванных, 6 кухонь, 40 лестниц. В комнатах 2000 дверей, 450 дверных проемов, 10000 окон, 47 каминов. Дом был построен так, чтобы запутать духов, которые придут по душу миссис Винчестер. Поэтому двери тут открываются в стены, а лестницы упираются в потолки. Коридоры узки и извилисты. Некоторые двери верхних этажей открываются наружу, так что невнимательный гость выпадет прямо во двор; другие устроены так, что, миновав пролет, гость должен свалиться в кухонную раковину этажом ниже или проломить окно, устроенное в полу нижнего этажа. Двери многих ванных комнат прозрачны. В стенах открываются потайные дверцы и окошки, через которые можно незаметно наблюдать за происходящим в соседних комнатах.
        Строительство особняка закончилось в день смерти Сары Винчестер 4 сентября 1922, когда одержимой призраками вдове было 85 лет. Обстановка, личное имущество и неиспользованные строительные материалы были вывезены из дома, а сам дом продан группе инвесторов, которые планировали использовать дом как достопримечательность. Теперь Калифорнийский особняк вместе со всеми призраками принадлежит фирме Winchester Investments LLC, которая тщательно сохраняет уникальные реликвии, отражающие убеждения Сары Винчестер. Например, число 13 и паутина - были культовыми вещами для неё. В дорогих заграничных люстрах, число подсвечников менялось с 12 на 13. Число крючков для одежды на стенах всегда было кратно 13. И каждую пятницу 13 числа в 13:00 большой колокол звонит 13 раз в память Сары Винчестер.
        Может быть, я несу бред, но если допустить, что Сара Винчестер была права и души несчастных и правда требуют мщения, становится ясно, кто тебя преследует!
        Я вспоминала твои рассказы о призраках. Первый пришел из времен гражданской войны между Севером и Югом в США. Потом были американские индейцы. Еще помню твой рассказ про обугленных солдат, глазами которых ты смотрел перед их смертью. Все они гибли от пуль и, скорее всего, их убивали из винтовки системы "Винчестер".
        Призраки убитых, которых так боялась Сара Винчестер, пришли к ее потомку. К тебе.
        Классика жанра. Семейное проклятие.
        Я поговорила с вашим краеведом: боялась, на смех меня поднимет, но он выслушал серьезно.
        Он сказал, что в мире, основанном на жестокости, каждый рождается проклятым. Что неприкаянные души не могут покинуть землю, пока их тяготит черная память. А что если, сказал ваш старик, они приходят к тебе не для того чтобы прикончит, а чтобы оставить тебе свою историю? Избавиться от черной памяти?
        Он сказал, что освобожденная боль может превратиться в свет.
        Ты должен встретиться с Ними. Сам.
        Лучший способ победить страх - шагнуть ему навстречу.
        - Э, Немой! - я вздрогнул от неожиданности.
        Рядом с моей шконкой остановился Чита. Я отложил послание Искры и молча повернулся нему.
        - Встать, когда смотрящий говорит!
        - Какие... - лапа Савелия сгребла меня за шиворот и сдернула вниз.
        - Спокойно, - я ткнул его в широкую как стол грудь. Тот даже не шелохнулся.
        Чита растопырил передо мной пальцы.
        - Короче, Шнырь по хате не справляется. Будешь заместителем.
        Борис смахнул со стола остатки еды. По полу звонко прокатилась алюминиевая кружка.
        - Ну, че стоишь? В хате неприбрано! - заорал он.
        Я усмехнулся.
        - НЕМОЙ!
        - Моя фамилия - Винчестер, - сказал я, прислушиваясь к музыке этих слов.
        После такого главные герои достают большие пушки и дырявят злодеев насквозь.
        Я ограничился стальным прищуром и усмешкой убийцы.
        - Ты чо, баклан, берега попутал...
        Шагнуть ему навстречу...
        - Слы, ты чо?! - Чита наотмашь хлестнул меня по лицу. Я расхохотался, слизывая с губы соленые капли.
        - Ща поржешь, овца...- пробормотал зэк и лягнул меня между ног. Я охнул, упал и захохотал еще громче. Чита зарычал, прыгнул сверху, молотя по лицу острыми кулаками. Я плюнул в него кровью.
        - Бедный хорек…
        Хочешь убить дух врага, пожалей его.
        Сява удивленно заржал.
        - Я тя научу… ты у меня говно будешь…
        - Покажи, как ты это умеешь, - прошамкал я разбитыми губами.
        - Сява! - взвизгнул Чита, поднимаясь на ноги. - Нагни его!
        - Хорош, Чита, - раздался голос Гриши.
        Я взглянул в его сторону. Гриня нависал над Читой и его подручным, как татуированная глыба. Рядом с Гришей сжимал кулаки Шнырь.
        - Чита, может, в натуре харэ… - пробубнил Сява, наблюдая, как Гриша надевает на кулак часы самурая.
        - Короче… - начал было Чита.
        - Дело к ночи, - продолжил Гриня и сделал шаг вперед.
        - Всем назад! - в камеру ворвался Чипполино, размахивая дубинкой. - Вы чо здесь устроили, бродяги? Про «маскам-шоу» соскучились?
        Он бросил взгляд в мою сторону:
        - А это что?
        - Он с пикой бросился! - обернулся Чита, - вон она, рядом валяется…Пришлось оказать посильное сопроти…
        - Совсем страх потерял, чипполино? - охранник брезгливо пнул меня в бок и поднял с пола заточку. - Встать! В карцере отдохнешь! Встать, я сказал!
        **
        Темный карцер обдал холодом и сыростью. Я опустился на лежак под крохотным оконцем, едва рисующим бледный квадрат на полу, и закрыл глаза.
        Из мрака послышался шорох. Шепот. Потом еще. Негромкий смешок.
        Они здесь.
        Я стиснул зубы, стараясь удержать рассыпающуюся по телу дрожь. Тьма густела от шорохов, голоса шелестели вокруг, топорща мои волосы, как электрические разряды. Сердце то колотилось о ребра, то подкатывало к горлу, перекрывая дыхание.
        Расскажи-ка парень, - пробормотал я слова любимой пиратской песенки, поднимаясь с лежака, - как свой дом оставил…
        Я шагнул в шуршащую потусторонним темноту.
        - И как стерва Мэри плакала в ночи…
        Мрак вокруг шипел и кривлялся десятками сдавленных голосов.
        - Как соленый ветер в грудь тебя ударил…
        Тьма гудела, как черное осиное гнездо. Ресницы индевели, ледяные порывы ветра мешали дышать. Спустя несколько шагов я продрог насквозь.
        - И твоей свободе подарил ключи… - бормотал я сквозь стучавшие от холода зубы.
        Полупрозрачные руки тянулись ко мне из темноты, шевелились словно водоросли. Десятки рук с растопыренными пальцами хватали за одежду, касались кожи, ощупывали лицо и волосы. От шепота болела голова, в ушах тяжело маршировали молоты. Раз-два, раз-два, РАЗ-ДВА-РАЗ...
        Чужие воспоминания лопнули во мне ослепительно белой атомной вспышкой. Перед глазами вспухали гроздья оскаленных лиц, ноздри забивал запах крови и пороха, слух разрывали яростные крики и стрельба.
        - Подождите…Не все…- колени подогнулись. Я грохнулся на пол. Они толклись и кричали у меня в мозгу.
        - ААААААААААААААААААА…
        Все звуки слились в сплошной багровый гул. Меня решетило пулями, разрывало штыками, я истекал кровью, умоляя на десятках языков сохранить мою жизнь, и тут же хрипел о пуле милосердия.
        Корчась на полу, я блевал кровью и гноем, визжал, хрипел , ревел и рыдал. Страшные истории моих мертвецов мелькали, как черные крылья гигантской мельницы, а гул в ушах вдруг слился в один протяжный «дон-н-н» невидимого колокола, который звонил по мне.
        Я умер.
        Десятки. Сотни. Тысячи раз.
        Я умер за них всех. Дошел до края ночи, и эта ночь была мной.
        Она оказалась маленькой, душной от мрака запертой комнаткой, от которой мне вручили ключ.
        Я открыл дверь и шагнул за порог. Я увидел нас. Все шесть миллиардов светящихся галактик, связанных друг с другом бесчисленными нитями.
        Это напоминало Глобальную Паутину, Вселенский Интернет, Единое Целое.
        Как просто.
        Может, поэтому мы все усложняем?
        Живем не нами придуманные жизни в придуманном за нас мире. Играем по чужим правилам вместо того чтобы придумать собственные.
        Я оглянулся. Те, кто пришли ко мне, были рядом. Теперь они казались вспышками света, но я чувствовал, как они улыбаются мне.
        Они были свободны.
        К моему телу тянулись мерцающие нити, пели, переливаясь разноцветными звуками, и боль уходила по ним, превращалась в световые потоки, и я был всем, и все было мной, и снова звучал невидимый колокол, сливаясь с ударами моего сердца.
        (Конец второй части)
        
        Часть 3. Огни параллельного города
        Я вижу огни, вижу пламя костров.
        Это значит, что здесь скрывается Зверь.
        «Наутилус Помпилиус»
        
        1. Болотные псы
        Когда я открыл глаза, железная дверь карцера оказалась приоткрыта. Из щели падала полоска зеленоватого цвета. Я с трудом поднялся. Мышцы свело так, что я собственные ноги казались протезами.
        Растер сухожилия, помассировал икры, несколько раз с хрустом присел.
        Почему так тихо? И откуда взялся этот зеленый свет? Я шагнул к двери и, чуть помедлив, толкнул ее ладонью. Та легко поддалась. Металл оказался влажным на ощупь.
        - Эй! - сказал я в тишину полутемного пустого коридора. - Есть кто живой?
        Зеленоватый полумрак ответил молчанием. Прищурившись, я увидел, что зарешеченные двери впереди тоже были распахнуты. Тюряга казалась безлюдной.
        - ЭЙ! - гаркнул я во всю глотку.
        И вздрогнул от тихого звука.
        Где-то рядом ритмично вибрировал сотовый телефон. Зеленый экранчик моргнул на полу. Я осторожно поднял мобильник.
        «Номер абонента скрыт».
        - Слушаю.
        Шорох и потрескивания в эфире.
        - Слушаю! - повторил я громче.
        Сквозь белый шум прорезался свистящий шепот.
        - Твоя женщина у меня, Винчестер, - шипел знакомый голос, - до полнолуния ты успеешь найти ее живой.
        - Кто ты? - я старался говорить спокойно.
        - Не задерживайся.
        Трубка вдруг выскользнула из руки, треснулась о бетон и разлетелась на пластмассовые осколки.
        Если в историю втянули Искру, это совсем паршиво. Я вспомнил, что Безглазый сделал с Вороном, и меня чуть не вывернуло прямо на носки кроссовок.
        Я снова окликнул сумерки. Молчание. Пустые тюремные ячейки напоминали каюты заброшенной космической станции.
        Под ногами изредка чавкало. Кое-где на облупленных стенах темнели неровные пятна. Присмотревшись, я увидел, что стены покрывала склизкая серая плесень. Здесь все сочилось гнилой болотной влагой.
        Над головой ровно гудели флюорисцентные лампы, забранные под металлическую сетку. Будка дежурного оказалась пуста. На всякий случай я пошарил в ящиках казенного стола. За дверью под табличкой «выход» поджидала неизвестность, и встречаться с ее сюрпризами незащищенным не хотелось.
        В результате поисков я стал обладателем заплесневелого куска сыра, синего эмалированного чайника и старого перочинного ножа. Последняя находка, может, и могла бы пригодиться, если бы из всех вынимающихся лезвий не была обломана лишь трехзубая тупая вилка.
        Подумав, я все же положил вилконож в карман. Взгляд остановился на кресле с металлическими ножками. Немного усилий, и в моих руках оказалась в меру тяжелая дубинка с неровно обломанным зазубренным концом. Я взмахнул оружием в загудевшем воздухе. Годится.
        Ворота оказались приоткрыты. Я нажал плечом на холодную влажную сталь. Внешний створ ворот подался.
        Открывшуюся передо мной чащу заливал зеленоватый свет половины огромной растущей Луны.
        Странный это был лес. Тихий. Неподвижный. Без ветра и птиц. Чахлые сосенки застыли навытяжку, охраняя тайны здешних болот. Когда-то лес символизировал потусторонний мир, где обитала всезнающая нежить. Здесь это чувствовалось до дрожи.
        Я переступил с ноги на ногу. Под подошвами чмокнуло так звонко, что от сумрачной стены корявых стволов отпрыгнуло эхо.
        Приглядевшись, я увидел тропу.
        Узкая лента чуть примятой травы среди мохнатой зелени папоротника уходила в неизвестность. Перед тем, как нырнуть в глухонемую чащу, я оглянулся.
        Здание тюряги таяло на глазах, превращаясь в собственную плохую фотографию со смазанными углами и размытыми прямоугольниками окон. По изображению прокатились волны - так колышется простыня, вывешенная на балконе - и тюрьма превратилась в мираж, за несколько секунд исчезнувший в воздухе.
        Я снова в пути.
        **
        Пока это место симпатии не вызывало - сплошь унылая, чавкающая под ногами, болотная чаща, через которую вилась тропа, часто сужавшаяся до почти незаметной стежки. Спустя с полчаса безлюдных пространств и корявых тонких осинок я вздрогнул. Над пеленой тумана раздался вой.
        Сбавив темп, я поковылял, прижимаясь к чахоточным рощицам, изредка оступаясь в мелкие лужи с гнилой водой.
        Из-за ближайших стволов выплыл клок белесого тумана, похожий на ведьмину прядь.
        Странно. Ни дуновения ветра, а туман - движется. Будто действует по своим законам. Как будто живой...
        Оно показалось из-за бурых стеблей медленно, словно рассчитывая на эффект от вида собственного уродства. Больше всего тварь походила на большую собаку, с которой когда-то живьем содрали кожу. Голый череп будто скалился в ухмылке. Я увидел, как сжались темно-красные ремни сухожилий, когда оно приготовилось к прыжку.
        - Пшел, - неуверенно сказал я, готовя к удару клинок из табуретной ноги.
        Еще две уродливых собаки возникли слева и справа и начали обходить меня с флангов. Чудища не торопились, понимая, что я в ловушке.
        Я молча смотрел, как они приближаются.
        Что-то в здешнем воздухе. Или что-то, поселившееся во мне. Что-то сделало так, чтобы каждую клетку моего тела распирала ненависть.
        Враги явно не ожидали от жертвы наступательной тактики. Я сам прыгнул им навстречу.
        Зазубренная вилка вошла в остатки уха первой твари, а табуретный клинок в правой руке с хрустом раскроил ей череп. Я рванулся ко второй собаке, застывшей от предсмертного визга убитого зверя. Пес запоздало присел для прыжка и с хрипом свалился набок, пуская фонтан черной крови из пробитого горла.
        Я повернулся к третьему и грохнулся на колени под весом прыгнувшей мне на загривок твари. Клыки клацнули рядом с ухом и попытались вцепиться в шею, но соскользнули с воротника куртки. Пес вцепился в плечо. Я снова вскочил на ноги и изо всех сил ударил собаку о ствол дерева. Собака взвизгнула и сползла на землю, но тут же на грудь прыгнул следующий. Под весом пса я рухнул в траву, выронив оружие, и вцепился руками в горло твари.
        Какое-то время мы боролись на равных, пока не дало о себе знать прокушенное плечо. Правая рука начала сдавать, зубы сопящей от напряжения твари приближались к моей шее.
        Я зарычал, собирая внутри остатки черноты, только что помогавшей сражаться и убивать. «Убей!Убей!Убей!» - завизжал кто-то во мне, и сухожилия рук загудели от прилива силы. Я крутанул оскаленную пасть против часовой, голова хрустнула, и тело обмякло.
        Сил не осталось даже на то, чтобы сбросить с себя навалившийся труп. Я с тоской смотрел, как приближается последний из выживших. Он не торопился.
        - Чтоб ты сдох, - просипел я.
        В воздухе упруго взвизгнуло. Направлявшийся ко мне пес вздрогнул, замер и, не спуская с меня помертвевших глаз, рухнул на землю. Под его затылком трепетала толстая стрела.
        - А ты нинзя! - раздался насмешливый бас. Сильная рука сдернула мертвую тушу.
        - Бла… благодарю, - пробормотал я застывшему надо мной незнакомцу.
        Глава 2. Дальнобой спешит на помощь
        На меня в упор смотрел рослый муж, заросший жестким рыжим мехом. Голубые глаза смеялись. Громадное туловище было упаковано в грубую проклепанную косуху с обрезанными рукавами. Темно-синие джинсы и грубые армейские боты. На небритое лицо падали несколько прядей буйной гривы, небрежно перетянутой черной банданой с черепами. За спиной виднелся кончик лука, на поясе висели колчан и перехваченный цепью рог.
        На его плече сидела живая коричневая крыса. Она тоже задумчиво меня рассматривала.
        - Остерегайтесь гулять в полночь по болотам, когда силы зла царят над миром! - насмешливо пророкотал незнакомец, протягивая толстую лапу для приветствия.
        - Вовремя, - я пожал твердую ладонь.
        - Макс, - сказал человек. - А ты кто?
        - Артур.
        Макс ухмыльнулся. Как я убедился потом, делал он это постоянно, с удовольствием и по любому поводу.
        - Слушай, Макс…у меня сейчас башка кругом… Никак не пойму…
        Он хлопнул меня по плечу, помогая подняться.
        - Ты пока не парься. Сейчас в Поселок придем, похаваешь, отдохнешь - и поговорим. А сейчас мы тебя немного подлатаем…
        Он осмотрел рану на плече, одобрительно поцокал языком и быстро промыл кровавые лохмотья какой-то жидкостью из своей сумки.
        - Заражения нет. Везунчик.
        Смерил меня взглядом.
        - А ты вообще неплохо держишься. Новички обычно в истерике бьются - ну, те, кого не съедают на первых порах. Мы не всегда успеваем сразу вас подбирать…Ты, кстати, сам их напугал.
        - Таких напугаешь, - я вспомнил оскаленные клыки и передернул плечами.
        - Хаммер - ну, главный наш, говорит что-то про мутации подопытных собак. Ну типа, на Васильевском острове секретные опыты ставили с ядерными отходами, все дела…
        - Это Васильевский остров? - удивился я, оглядывая унылый болотистый сухостой.
        - Ага. Мы сейчас от залива не далеко. Там же у берега и Крепость находится. Вместе с Поселком. А эти твари, - Макс махнул рукой на юг, - оттуда приходят. Там как раз этот институт секретный и находился. Свалка там радиационная и башня обугленная торчит. То ли водонапорная, то ли еще какая-то. Мы туда соваться не любим, радиации полно, а в их подземные бункеры лезть себе дороже. Так что в наших местах тварей и гасим.
        - Знаю эту башню, - сказал я, - мне про нее друг рассказывал…И про эксперименты над собаками тоже слышал…
        Макс достал из заднего кармана джинсов плоскую флягу с грудастой девкой на борту и ткнул мне ее в ладонь.
        - Подзаправься. До Крепости неблизко.
        Я глотнул такого адского пойла, что из глаз брызнули едкие слезы.
        - Ну и рожа! - обрадовался Макс, с наслаждением наблюдая за выражением моего лица. - Лютая, согласен. Зато наша, штучный продукт!
        Тропа петляла между деревьями, как сама бесконечность. Вскоре пришлось взбираться на небольшой пригорок, и я впервые за день почувствовал, что страшно устал.
        За пеленой густеющего тумана проступил неясный силуэт чего-то огромного, застывшего перед прыжком…
        - Макс! - прошипел я, резко остановившись, и дернул его за рукав. - Видишь?
        Он взглянул вперед.
        - А, это!. Это памятник первым Прибывшим. Пошли, поближе посмотришь.
        Когда облако тумана проплыло мимо, я увидел громадного металлического зверя. Посреди папоротника и чахлых стволов высился грузовик «Фрайнтлайнер».
        Героя «хайвэя» изрядно обглодало время: хромированные решетки на его лице порыжели от ржавчины, знаменитые трубы на кабине обвили зеленые змеи какой-то ползучей растительности, широкие колеса-жернова наполовину вросли в землю. Но потемневшие фары по-прежнему смотрели с вызовом.
        Вид гигантского грузовика, застывшего посреди непролазных зарослей чащи, завораживал. Фрегат среди песков.
        Я остановился рядом и осторожно дотронулся до проржавевшего капота..
        - Мы с Хаммером были одними из первых в этих местах, - тихо сказал Макс.
        - Как? - спросил я.
        Он усмехнулся.
        Мальчики
        - Чуть что, я просто водитель, - бритый Серега оборачивается к ним с переднего сиденья своей тачки.
        - Да все ништяк, Сережа, - говорит Макс. - Просто подкинешь нас к его бизнес-центру и свалишь. А дальше с ним мы сами как-нибудь…поговорим…
        Стасик усмехается Максу с Коляном в зеркало водителя. Не слишком уверенно.
        - Главное, на вахте документы не светить, - говорит он, - просто рожи кирпичом и напролом. А то если застопорят на входе, мы его врасплох не возьмем.
        - Да мне похер, - парирует Коля, - врасплох-не врасплох, но за яйца возьмем точняк.
        - Он, по ходу, уже имя сменил. И место жительства, - говорит Макс.
        - Я ему пол сменю сегодня, - говорит Колян.
        Все смеются. Разбитый «Мерс» набирает скорость. Серега врубает какое-то радио. В прокуренном салоне качает «Гангста Пэрэдайз».
        - Тематический музон, - говорит Макс, - хотя я больше по «Айрон Мэйден».
        - Чуть что, я просто водитель.
        - Теперь ты уже пособник, - замечает Стасик.
        - Чо, сильно накосячил мужичок? - интересуется просто водитель.
        - Есть немного, - отвечает Колян так, что всем в машине становится ясно, что мужичок уже обеспечил себе отдельную сковородку в преисподней.
        - Кинул он нас. Как мальчиков, - Стасик звонко плюет в открытое окно.
        - Тока открывает дверь офиса - сразу в табло - НА! - мечтает Коля, - а потом…
        Он достает из-под полы «олимпийки» молоток.
        Макс толкает его ногой. Что за дела?! Этот Колян как Сережин «Мерс» - заводится медленно, зато как заведется…Сергей хоть и кореш, но знать ему надо поменьше. Хотя и так уже проболтались.
        - Да шучу я, - отмахивается Колян, - мы просто поговорить едем. Договор расторгнуть. Просто бабки заберем за то, что он обещал и не сделал - и все.
        Коля прав. Они просто пыжатся. Не будут они его мучить. А молоток Колян просто по дороге купил - вспомнил, что давно в офис собирался взять, жалюзи новые повесить.
        Они так не умеют - как большие. Наверно, зря. С тех пор как начали свое дело, их кинули уже трижды. Наверно, они лохи. Главный признак лоха - отчаянные попытки крутизны на людях. По этому признаку лохи обычно и колятся. Потому что казаться и быть - это две большие разницы.
        Хотя, размышляет Макс, «наверно», потому что сегодня они наконец-то едут разговаривать с очередным путалой. Стасик пробил его координаты - и сегодня есть шанс поработать над ошибками.
        Они приедут, заберут бабки и уедут. Приедут, заберут и уедут. Вот и все.
        - Здесь останови, - говорит Стасик.
        - Удачи, пацаны, - в голосе Сереги слышится приятное пацанам уважение.
        Они закуривают у мрачного здания заводского вида.
        - Это и есть его офис? - Колян презрительно цыкает слюной.
        - Покурили? - быстро оглядывает всех Стасик. - Пошли.
        Посреди огромного первого этажа в будке дремлет дряхлая старушенция.
        - Нам на четвертый, - говорит Стасик, и та сонно кивает головой.
        Они гулко звучат по коридору четвертого этажа.
        - Офис четыреста четыре, - говорит Стасик ровным голосом, - никто поссать не хочет?
        Хотят все. Они ищут туалет, пряча лица от здешних обитателей.
        - Вот мудаки, у них даже слив не работает… - Колян пытается вымыть руки, но кран не водоносит тоже.
        - Мудаки… - Коля набирается злости и презрения перед встречей.
        Они останавливаются перед дверью с табличкой «404». С полминуты переминаются на месте.
        - Так, ну что ему сначала говорим… - начинает было Стасик, но дверь распахивается.
        Женщина средних лет.
        - Мы к Эдуарду, - они отодвигают ее в сторону.
        - Кто там? - раздается из-за двери директора. - Володя приехал?
        - Здрасьте, - недобро говорит Колян, когда Эдуард появляется в дверях.
        - О-о… - говорит тот и начинает пятиться.
        - Ну что, пройдемте в кабинет?
        - П-п-п…
        Секретутка по-крабьи ползет к выходу.
        «За ментами почесала» - видит Макс свою догадку в глазах товарищей. Но отступать уже поздно.
        Они заходят в кабинет начальника Эдуарда.
        - Да вы присаживайтесь, - разрешает Стас. Тот повинуется.
        Колян берет стул и садится, подперев входную дверь. Макс - сбоку, сбросив с кресла большую плюшевую мышь в панталонах с дурацкими красными пуговками.
        - Поговорим? - Стасик навис над столом Эдуарда и закуривает.
        - Собственно, о чем? - Эдуард делает глубокий вдох и крепко сцепляет пальцы в замок.
        - Вы. Нас. Обманули. Вы. Не выполнили. Обязательств. Вы. Должны. Вернуть. Товар. Или. Деньги.
        - Ваш товар я развез! - у Эдуарда чистые голубые глаза, он обводит каждого из гостей по очереди взглядом Иисуса. - Если хотите, я принесу накладные…
        - Нам накласть на ваши накладные. Мы звонили по всем точкам. Ответ отрицательный.
        - Значит, вы звонили не тем людям!
        Эдуард в гневе. Он вскочил и схватился за голову. Ох уж эти секретарши… Вечно все напутают, и потом отвечай…
        - Позвони сам, - Стасик сует ему сотовый. Эдуард послушно тыкает в кнопки непослушными пальцами.
        - Не отвечают! Извините! - Мышь всплескивает руками. Это Собакевич наоборот - «Извините!» - говорит его мятая рубашка и дешевые брюки. «И нас извините!» - просят редкие усики и плешь на голове. «И нас, и нас тоже извините!» - пищит весь его офис голосами дурацких картинок на стенах, хором ободранных стульев и тусклым дискантом старого линолеума.
        - Товар или деньги, - говорит Стас, стараясь не обращать внимания на жалобный писк вещей.
        Милиции до сих пор нет. Значит, секретутка просто свинтила.
        - Мы все развезли! - Плюшевая Мышь разводит лапками. - Вы проверьте еще раз…
        - Вы не поняли, Эдуард, - говорит Коля, - мы расторгаем контракт. Мы хотим забрать свои деньги.
        - Все деньги вложены в развозку товара, - растерянно улыбается Эдуард.
        - Вы не поняли, - говорит Стасик, - вы кидаете не только нас, но и наших партнеров. А они не такие терпеливые как мы.
        - Ну как мне еще доказать свою правоту? - плаксиво отвечает Эдуард и вздымает руки к Богу Потолка.
        - Короче, хватит трандеть… - начинает было Колян, но, видя, что Плюшевая Мышь готова разрыдаться от обиды, умолкает.
        - Ну давайте еще всех обзвоним! - Эдуард просительно прижимает ладошки к груди. - Тут какая-то ошибка…
        Они тупо смотрят друг на друга. Белый бычок разговора выходит на очередной круг. Они уже начинают сомневаться в своей правоте. Этого ему и надо… А может, действительно, не врет…
        У него, наверное, злая жена. И жизнь цвета вот этого линолеума. Эдуард, возможно, и рад заработать на новый линолеум честно, но моральные принципы не по карману. Он чем-то похож на них. Крутится, все пытается обломать рога священной Корове-Судьбе, верит в светлое будущее вместо того чтобы по-настоящему жить настоящим. А как им жить? Третий сорт не брак, но большое гадство.
        С удовольствием толкаться в метро? Год откладывать копейки на романтическое путешествие на деревню к дедушке? И при этом знать, что в мире есть другая жизнь: похожая на море, с белыми яхтами, шоколадными девками и безмятежным горизонтом.
        А ты барахтаешься в отложенном тебе Коровой куске дерьма, и никто тебе не поможет, у каждого своим проблемы, и проблемы эти каждый должен решать сам, и часто - за счет тебя, никто не остановится, если понадобится перешагнуть, даже вот этот пигмей, давно усвоивший, что бизнес - это всегда наебка, и ты скоро станешь таким же, вот твое светлое будущее, оно приносит свои извинения и презрительно ухыльнется, когда ты выйдешь от него ни с чем.
        - Колян! - Макс подходит к товарищу. - Дай инструмент!
        - Вот и все, - говорит он стремительно бледнеющему Эдуарду.
        - Это какое-то не… - успевает сказать перед тем, как томагавк войны врезается ему в лоб.
        - Я - Монтигомо Ястребиный Коготь! - кричит Макс, но никто не смеется.
        - Ой…
        - Стасик, сажай его на стул. Руки на стол! РУКИ НА СТОЛ, ГНИДА! Будешь орать, на месте завалю!
        Его пальцы трясутся, как после недельного запоя.
        - У нас нельзя пиздить товар, Эдик. Запомни раз и навсегда. А то ручкам будет бо-бо.
        Макс от всей души фигачит молотком по музыкальным пальцам Эдуарда. Он не кричит, но скулит так, что Коляну приходится заткнуть подопытному рот.
        - Стукнешь ментам - я знаю, где ты живешь, - говорит Стасик. Эдик часто мотает головой, его слезы разлетаются во все стороны, а одна попадает Максу на щеку.
        - Слышь, Колян, комп его захвати, - Стасик окончательно пришел в себя. Коля Большой запихивает в коробку системный блок. Макс отбрасывает провода от пары телефонов. Пригодятся. Стасик пинает Эдуарда в живот, и тот летит на пол вместе со стулом.
        - Вот и накрылся твой бизнес, Эдик, - обращается Стасик к хныкающему на полу мужчине, - у тебя один шанс исправиться. И ты знаешь, какой.
        -Я …до понедельника…найду деньги…пятьдесят…найду…
        - Ты не понял, Эдик, - говорит Макс, - до понедельника - не пятьдесят, а пятьсот. Доставай, как хочешь.
        - Но мы же…
        - Пошли отсюда, - брезгливо переступает тело Эдуарда Стасик.
        Они идут к выходу. Эдуард, всхлипывая, плетется следом.
        - Вы можете позвонить…еще раз…в половину мы точно развезли…у меня жена беременная… квартиру ведь придется…
        Его никто не слушал.
        Эдуарда почти уже не было.
        Через несколько дней их взяли в полном составе. Сел Макс, за нанесение тяжких телесных и вымогательство. Отмотав срок, попытался устроиться на работу. Глухо. На легальных работах бывшего зэка не ждали. Выручил знакомый дальнобойщик по кличке Хаммер. Макса взяли охотно: на «черную» зарплату согласен, сирота, неженат, отправляй, куда хочешь.
        За баранкой понравилось. Ставил олдскульный «Айрон Мейден», в каждый рейс брал с собой крыса Конана Второго. Никто над душой не стоял, никто не тыкал прошлым сроком. Крыс оказался отличным спутником: к путешествиям привык быстро, обжился в специально выделенном ему бардачке. Если рейсов не было долго, скучали оба.
        Глава 2. Дальнобой спешит на помощь
        На меня в упор смотрел рослый муж, заросший жестким рыжим мехом. Голубые глаза смеялись. Громадное туловище было упаковано в грубую проклепанную косуху с обрезанными рукавами. Темно-синие джинсы и грубые армейские боты. На небритое лицо падали несколько прядей буйной гривы, небрежно перетянутой черной банданой с черепами. За спиной виднелся кончик лука, на поясе висели колчан и перехваченный цепью рог.
        На его плече сидела живая коричневая крыса. Она тоже задумчиво меня рассматривала.
        - Остерегайтесь гулять в полночь по болотам, когда силы зла царят над миром! - насмешливо пророкотал незнакомец, протягивая толстую лапу для приветствия.
        - Вовремя, - я пожал твердую ладонь.
        - Макс, - сказал человек. - А ты кто?
        - Артур.
        Макс ухмыльнулся. Как я убедился потом, делал он это постоянно, с удовольствием и по любому поводу.
        - Слушай, Макс…у меня сейчас башка кругом… Никак не пойму…
        Он хлопнул меня по плечу, помогая подняться.
        - Ты пока не парься. Сейчас в Поселок придем, похаваешь, отдохнешь - и поговорим. А сейчас мы тебя немного подлатаем…
        Он осмотрел рану на плече, одобрительно поцокал языком и быстро промыл кровавые лохмотья какой-то жидкостью из своей сумки.
        - Заражения нет. Везунчик.
        Смерил меня взглядом.
        - А ты вообще неплохо держишься. Новички обычно в истерике бьются - ну, те, кого не съедают на первых порах. Мы не всегда успеваем сразу вас подбирать…Ты, кстати, сам их напугал.
        - Таких напугаешь, - я вспомнил оскаленные клыки и передернул плечами.
        - Хаммер - ну, главный наш, говорит что-то про мутации подопытных собак. Ну типа, на Васильевском острове секретные опыты ставили с ядерными отходами, все дела…
        - Это Васильевский остров? - удивился я, оглядывая унылый болотистый сухостой.
        - Ага. Мы сейчас от залива не далеко. Там же у берега и Крепость находится. Вместе с Поселком. А эти твари, - Макс махнул рукой на юг, - оттуда приходят. Там как раз этот институт секретный и находился. Свалка там радиационная и башня обугленная торчит. То ли водонапорная, то ли еще какая-то. Мы туда соваться не любим, радиации полно, а в их подземные бункеры лезть себе дороже. Так что в наших местах тварей и гасим.
        - Знаю эту башню, - сказал я, - мне про нее друг рассказывал…И про эксперименты над собаками тоже слышал…
        Макс достал из заднего кармана джинсов плоскую флягу с грудастой девкой на борту и ткнул мне ее в ладонь.
        - Подзаправься. До Крепости неблизко.
        Я глотнул такого адского пойла, что из глаз брызнули едкие слезы.
        - Ну и рожа! - обрадовался Макс, с наслаждением наблюдая за выражением моего лица. - Лютая, согласен. Зато наша, штучный продукт!
        Тропа петляла между деревьями, как сама бесконечность. Вскоре пришлось взбираться на небольшой пригорок, и я впервые за день почувствовал, что страшно устал.
        За пеленой густеющего тумана проступил неясный силуэт чего-то огромного, застывшего перед прыжком…
        - Макс! - прошипел я, резко остановившись, и дернул его за рукав. - Видишь?
        Он взглянул вперед.
        - А, это!. Это памятник первым Прибывшим. Пошли, поближе посмотришь.
        Когда облако тумана проплыло мимо, я увидел громадного металлического зверя. Посреди папоротника и чахлых стволов высился грузовик «Фрайнтлайнер».
        Героя «хайвэя» изрядно обглодало время: хромированные решетки на его лице порыжели от ржавчины, знаменитые трубы на кабине обвили зеленые змеи какой-то ползучей растительности, широкие колеса-жернова наполовину вросли в землю. Но потемневшие фары по-прежнему смотрели с вызовом.
        Вид гигантского грузовика, застывшего посреди непролазных зарослей чащи, завораживал. Фрегат среди песков.
        Я остановился рядом и осторожно дотронулся до проржавевшего капота..
        - Мы с Хаммером были одними из первых в этих местах, - тихо сказал Макс.
        - Как? - спросил я.
        Он усмехнулся.
        Мальчики
        - Чуть что, я просто водитель, - бритый Серега оборачивается к ним с переднего сиденья своей тачки.
        - Да все ништяк, Сережа, - говорит Макс. - Просто подкинешь нас к его бизнес-центру и свалишь. А дальше с ним мы сами как-нибудь…поговорим…
        Стасик усмехается Максу с Коляном в зеркало водителя. Не слишком уверенно.
        - Главное, на вахте документы не светить, - говорит он, - просто рожи кирпичом и напролом. А то если застопорят на входе, мы его врасплох не возьмем.
        - Да мне похер, - парирует Коля, - врасплох-не врасплох, но за яйца возьмем точняк.
        - Он, по ходу, уже имя сменил. И место жительства, - говорит Макс.
        - Я ему пол сменю сегодня, - говорит Колян.
        Все смеются. Разбитый «Мерс» набирает скорость. Серега врубает какое-то радио. В прокуренном салоне качает «Гангста Пэрэдайз».
        - Тематический музон, - говорит Макс, - хотя я больше по «Айрон Мэйден».
        - Чуть что, я просто водитель.
        - Теперь ты уже пособник, - замечает Стасик.
        - Чо, сильно накосячил мужичок? - интересуется просто водитель.
        - Есть немного, - отвечает Колян так, что всем в машине становится ясно, что мужичок уже обеспечил себе отдельную сковородку в преисподней.
        - Кинул он нас. Как мальчиков, - Стасик звонко плюет в открытое окно.
        - Тока открывает дверь офиса - сразу в табло - НА! - мечтает Коля, - а потом…
        Он достает из-под полы «олимпийки» молоток.
        Макс толкает его ногой. Что за дела?! Этот Колян как Сережин «Мерс» - заводится медленно, зато как заведется…Сергей хоть и кореш, но знать ему надо поменьше. Хотя и так уже проболтались.
        - Да шучу я, - отмахивается Колян, - мы просто поговорить едем. Договор расторгнуть. Просто бабки заберем за то, что он обещал и не сделал - и все.
        Коля прав. Они просто пыжатся. Не будут они его мучить. А молоток Колян просто по дороге купил - вспомнил, что давно в офис собирался взять, жалюзи новые повесить.
        Они так не умеют - как большие. Наверно, зря. С тех пор как начали свое дело, их кинули уже трижды. Наверно, они лохи. Главный признак лоха - отчаянные попытки крутизны на людях. По этому признаку лохи обычно и колятся. Потому что казаться и быть - это две большие разницы.
        Хотя, размышляет Макс, «наверно», потому что сегодня они наконец-то едут разговаривать с очередным путалой. Стасик пробил его координаты - и сегодня есть шанс поработать над ошибками.
        Они приедут, заберут бабки и уедут. Приедут, заберут и уедут. Вот и все.
        - Здесь останови, - говорит Стасик.
        - Удачи, пацаны, - в голосе Сереги слышится приятное пацанам уважение.
        Они закуривают у мрачного здания заводского вида.
        - Это и есть его офис? - Колян презрительно цыкает слюной.
        - Покурили? - быстро оглядывает всех Стасик. - Пошли.
        Посреди огромного первого этажа в будке дремлет дряхлая старушенция.
        - Нам на четвертый, - говорит Стасик, и та сонно кивает головой.
        Они гулко звучат по коридору четвертого этажа.
        - Офис четыреста четыре, - говорит Стасик ровным голосом, - никто поссать не хочет?
        Хотят все. Они ищут туалет, пряча лица от здешних обитателей.
        - Вот мудаки, у них даже слив не работает… - Колян пытается вымыть руки, но кран не водоносит тоже.
        - Мудаки… - Коля набирается злости и презрения перед встречей.
        Они останавливаются перед дверью с табличкой «404». С полминуты переминаются на месте.
        - Так, ну что ему сначала говорим… - начинает было Стасик, но дверь распахивается.
        Женщина средних лет.
        - Мы к Эдуарду, - они отодвигают ее в сторону.
        - Кто там? - раздается из-за двери директора. - Володя приехал?
        - Здрасьте, - недобро говорит Колян, когда Эдуард появляется в дверях.
        - О-о… - говорит тот и начинает пятиться.
        - Ну что, пройдемте в кабинет?
        - П-п-п…
        Секретутка по-крабьи ползет к выходу.
        «За ментами почесала» - видит Макс свою догадку в глазах товарищей. Но отступать уже поздно.
        Они заходят в кабинет начальника Эдуарда.
        - Да вы присаживайтесь, - разрешает Стас. Тот повинуется.
        Колян берет стул и садится, подперев входную дверь. Макс - сбоку, сбросив с кресла большую плюшевую мышь в панталонах с дурацкими красными пуговками.
        - Поговорим? - Стасик навис над столом Эдуарда и закуривает.
        - Собственно, о чем? - Эдуард делает глубокий вдох и крепко сцепляет пальцы в замок.
        - Вы. Нас. Обманули. Вы. Не выполнили. Обязательств. Вы. Должны. Вернуть. Товар. Или. Деньги.
        - Ваш товар я развез! - у Эдуарда чистые голубые глаза, он обводит каждого из гостей по очереди взглядом Иисуса. - Если хотите, я принесу накладные…
        - Нам накласть на ваши накладные. Мы звонили по всем точкам. Ответ отрицательный.
        - Значит, вы звонили не тем людям!
        Эдуард в гневе. Он вскочил и схватился за голову. Ох уж эти секретарши… Вечно все напутают, и потом отвечай…
        - Позвони сам, - Стасик сует ему сотовый. Эдуард послушно тыкает в кнопки непослушными пальцами.
        - Не отвечают! Извините! - Мышь всплескивает руками. Это Собакевич наоборот - «Извините!» - говорит его мятая рубашка и дешевые брюки. «И нас извините!» - просят редкие усики и плешь на голове. «И нас, и нас тоже извините!» - пищит весь его офис голосами дурацких картинок на стенах, хором ободранных стульев и тусклым дискантом старого линолеума.
        - Товар или деньги, - говорит Стас, стараясь не обращать внимания на жалобный писк вещей.
        Милиции до сих пор нет. Значит, секретутка просто свинтила.
        - Мы все развезли! - Плюшевая Мышь разводит лапками. - Вы проверьте еще раз…
        - Вы не поняли, Эдуард, - говорит Коля, - мы расторгаем контракт. Мы хотим забрать свои деньги.
        - Все деньги вложены в развозку товара, - растерянно улыбается Эдуард.
        - Вы не поняли, - говорит Стасик, - вы кидаете не только нас, но и наших партнеров. А они не такие терпеливые как мы.
        - Ну как мне еще доказать свою правоту? - плаксиво отвечает Эдуард и вздымает руки к Богу Потолка.
        - Короче, хватит трандеть… - начинает было Колян, но, видя, что Плюшевая Мышь готова разрыдаться от обиды, умолкает.
        - Ну давайте еще всех обзвоним! - Эдуард просительно прижимает ладошки к груди. - Тут какая-то ошибка…
        Они тупо смотрят друг на друга. Белый бычок разговора выходит на очередной круг. Они уже начинают сомневаться в своей правоте. Этого ему и надо… А может, действительно, не врет…
        У него, наверное, злая жена. И жизнь цвета вот этого линолеума. Эдуард, возможно, и рад заработать на новый линолеум честно, но моральные принципы не по карману. Он чем-то похож на них. Крутится, все пытается обломать рога священной Корове-Судьбе, верит в светлое будущее вместо того чтобы по-настоящему жить настоящим. А как им жить? Третий сорт не брак, но большое гадство.
        С удовольствием толкаться в метро? Год откладывать копейки на романтическое путешествие на деревню к дедушке? И при этом знать, что в мире есть другая жизнь: похожая на море, с белыми яхтами, шоколадными девками и безмятежным горизонтом.
        А ты барахтаешься в отложенном тебе Коровой куске дерьма, и никто тебе не поможет, у каждого своим проблемы, и проблемы эти каждый должен решать сам, и часто - за счет тебя, никто не остановится, если понадобится перешагнуть, даже вот этот пигмей, давно усвоивший, что бизнес - это всегда наебка, и ты скоро станешь таким же, вот твое светлое будущее, оно приносит свои извинения и презрительно ухыльнется, когда ты выйдешь от него ни с чем.
        - Колян! - Макс подходит к товарищу. - Дай инструмент!
        - Вот и все, - говорит он стремительно бледнеющему Эдуарду.
        - Это какое-то не… - успевает сказать перед тем, как томагавк войны врезается ему в лоб.
        - Я - Монтигомо Ястребиный Коготь! - кричит Макс, но никто не смеется.
        - Ой…
        - Стасик, сажай его на стул. Руки на стол! РУКИ НА СТОЛ, ГНИДА! Будешь орать, на месте завалю!
        Его пальцы трясутся, как после недельного запоя.
        - У нас нельзя пиздить товар, Эдик. Запомни раз и навсегда. А то ручкам будет бо-бо.
        Макс от всей души фигачит молотком по музыкальным пальцам Эдуарда. Он не кричит, но скулит так, что Коляну приходится заткнуть подопытному рот.
        - Стукнешь ментам - я знаю, где ты живешь, - говорит Стасик. Эдик часто мотает головой, его слезы разлетаются во все стороны, а одна попадает Максу на щеку.
        - Слышь, Колян, комп его захвати, - Стасик окончательно пришел в себя. Коля Большой запихивает в коробку системный блок. Макс отбрасывает провода от пары телефонов. Пригодятся. Стасик пинает Эдуарда в живот, и тот летит на пол вместе со стулом.
        - Вот и накрылся твой бизнес, Эдик, - обращается Стасик к хныкающему на полу мужчине, - у тебя один шанс исправиться. И ты знаешь, какой.
        -Я …до понедельника…найду деньги…пятьдесят…найду…
        - Ты не понял, Эдик, - говорит Макс, - до понедельника - не пятьдесят, а пятьсот. Доставай, как хочешь.
        - Но мы же…
        - Пошли отсюда, - брезгливо переступает тело Эдуарда Стасик.
        Они идут к выходу. Эдуард, всхлипывая, плетется следом.
        - Вы можете позвонить…еще раз…в половину мы точно развезли…у меня жена беременная… квартиру ведь придется…
        Его никто не слушал.
        Эдуарда почти уже не было.
        Через несколько дней их взяли в полном составе. Сел Макс, за нанесение тяжких телесных и вымогательство. Отмотав срок, попытался устроиться на работу. Глухо. На легальных работах бывшего зэка не ждали. Выручил знакомый дальнобойщик по кличке Хаммер. Макса взяли охотно: на «черную» зарплату согласен, сирота, неженат, отправляй, куда хочешь.
        За баранкой понравилось. Ставил олдскульный «Айрон Мейден», в каждый рейс брал с собой крыса Конана Второго. Никто над душой не стоял, никто не тыкал прошлым сроком. Крыс оказался отличным спутником: к путешествиям привык быстро, обжился в специально выделенном ему бардачке. Если рейсов не было долго, скучали оба.
        Глава 4. Не смотри на свечи мертвецов
        Ночь была звездная. Зеленая луна щедро освещала нам путь среди корявых деревьев и омутов. Широкие болота, тускло поблескивавшие в полумраке, тянулись на юг и восток. Судя по тяжелым испарениям в воздухе, мы забрались в самое сердце топи. Я пару раз поглядывал на своего проводника, но Макс, похоже, чувствовал себя в этих диких местах как дома.
        Он двигался легко и бесшумно - я едва успевал. Каждый шорох среди деревьев заставлял меня хвататься за рукоять подаренного Хаммером боевого ножа. Остановившись, он осуждающе покачала головой:
        - Да не дергайся ты так, Конан-варвар… оружие спрячь, не пригодится.
        - Почему? - удивился я, вспомнив недавнее общение с болотными тварями.
        - Ночью в лесу никто на тебя нападать не будет. Сейчас твоя безопасность зависит лишь от тебя. Главное - не дать болоту себя обмануть.
        - Обмануть?
        - Видишь? - он вытянула руку вперед.
        Между стволами деревьев на другом берегу окоема мерцали огоньки, словно окна далеких лесных хижин.
        - Не смотри на них. Эти огни называются свечи мертвеца. Как говорил один персонаж, если пойдешь за ними, вскоре зажжешь и свою свечечку, - сказал Ма.
        - А что это на самом деле? - прошептал я, наблюдая, как приветливые огоньки, словно услышав о своем разоблачении, ярко вспыхнули голубым светом, собрались в стайку и метнулись вглубь леса.
        - В Англии тебе сказали бы, что это души некрещеных младенцев. В Скандинавии - души погибших, стерегущих добро. А я тебе скажу так, - он усмехнулся, - здесь это может быть чем угодно…
        По дороге все чаще встречались широкие стоячие озерца, среди которых все труднее было находить места, где ноги не погружались бы в чавкающую грязь. Воздух, казалось, сочился влагой, как мокрая вата.
        - Тихо! - Макс схватил меня за руку и застыл, прислушиваясь. Я последовал ее примеру. За нашими спинами раздался треск, будто сквозь бурелом продирался какой-то громадный зверь.
        - Сворачиваем к реке, - прошептал он и скользнул к шелестевшим слева зарослям.
        Хруст каждого сучка под ногами теперь отдавался в ушах оглушительным выстрелом. Мы скатились с заросшего осокой склона и двинулись вниз по течению узкой, подернутой ряской речки. Треск от движения невидимого существа заметно отдалился.
        - Придется вброд, - Макс быстро сбросил берцы и джинсы, - снимай штаны, а то вымокнешь.
        Мы перешли реку вброд по противно мягкому илистому дну. Выбравшись на берег, я с отвращением увидел на ноге несколько жирных блестящих пиявок.
        - Солью присыпь, - Мне протянул спичечный коробок-солонку, - сами отвалятся.
        - Кто это был? - прошептал я, старательно просаливая кровососов.
        Макс пожал плечами.
        - Не знаю. Мало ли кто ночью по болотам шляется…
        Дальше с полчаса пришлось прыгать по болотным кочкам и месить ногами жирную зловонную жижу. В одном месте земля и вовсе прогибалась, как батут, и казалось, вот-вот болото чмокнет, схватит и не отпустит. Но Макс уверенно шел вперед, и мне оставалось лишь следовать ее примеру. Стоит ли говорить, что твердой земле под ногами я обрадовался, как ребенок.
        Отмывшись в ручье от бурой болотной грязи, мы вышли на небольшую, идеально круглую полянку, окруженную тонкими березами.
        - Привал! - объявил Макс, сбрасывая рюкзак. - Стоянка тридцать минут!
        **
        Гряда деревьев, за которой смутно угадывались силуэты обвалившихся зданий, вставала за Невой, словно призрак.
        Позеленевшую феску Исаакия» украшали» вмятины, креста давно уже не было. Между потрескавшихся колонн балюстрады темнели небольшие деревца. Черные от времени горгулии скалились на окружавшую зелень. Собор возвышался над чащей гигантской антикварной чернильницей.
        Центр Чертограда победил лес. Сквозь заросли папортника с трудом угадывались куски гранитной набережной. Нева текла буйно, но опоры полуразрушенного Дворцового моста еще держались. За рекой сквозь зелень деревьев проступал контур Эрмитажа: окна без стекол чернели, словно квадратные ожоги.
        Над темными силуэтами мертвых зданий и живых деревьев застыло белое небо севера.
        Я словно оказался в чужом сне о конце человечества и заброшенных городах.
        - Добро пожаловать в Парапитер! - Макс по своему обыкновению улыбался.
        Мы перешли пустую дорогу и остановились перед заросшими мхом гранитными парапетами набережной.
        - Тебе нужно пройти по набережной до третьего по счету моста, - напомнил мой проводник, - там не потеряешься - у толкинутых первая стража дежурит около моста. Назовешь себя и передашь привет от Хаммера. А потом расскажешь о своей проблеме. Ну, удачи, ниндзя!
        Он подмигнул и тут же растворился в настоявшихся сумерках.
        Глава 5. Те, кто живут в Тумане
        Какое-то время я шел по пустой набережной, уставившись на противоположный берег. У остатков Дворцового моста невольно остановился, засмотревшись на ворохи ползучей зелени, угнезившейся в трещинах. Толстые стебли обвили ржавые перила, свисая у самой воды, а от обилия кустарника мост напоминал заросшую водорослями спину старого кашалота.
        - Эй! - я вздрогнул. Хриплый шепот послышался из зарослей на мосту. - Эй, парень!
        Это был древний старик с длинными седыми космами. Он кутался в вонючие лохмотья, напоминая безумного питерского бомжа.
        - Помоги! - старик протягивал дрожащую руку.
        - Что случилось? - приближаться я не спешил.
        - Там! - шамкал беззубый рот. Палец с черным ногтем указывал в сторону темневшего на другом берегу Летнего сада. - Туда!
        Человек заковылял по мосту, припадая на правую ногу. Не нравился он мне. Но вдруг кому-то нужна была помощь? И вдруг этот кто-то - Искра?
        - Что произошло? - спрашивал я в мелькавшую впереди сутулую спину, но старик лишь что-то мычал.
        В темноте Летний сад казался чьей-то гигантской глоткой. Ящики с заточенными статуями торчали у дорожек, как тупые обломки редких зубов.
        - Зачем ты меня сюда привел?
        Он застыл. Темные глаза чощурились.
        - Ты пришел к ним, - я проследил за его взглядом.
        Старик смотрел на ряды серых ящиков.
        «Старый совсем с катушек сошел… со статуями начал разговаривать…» - вспомнил я.
        - О черт…
        В этот момент сумасшедший ударил в висок чем-то тяжелым, и влажный, резко пахнущий сырой землей газон врезался в щеку.
        **
        - Он идет…он идет…он идет… - я очнулся от монотонного бормотания и острой боли в лодыжках.
        Когда перестало плыть в глазах, я увидел старика, тщательно вязавшего веревки на мох ногах. Руки тоже были спутаны.
        Старый почуял спиной мой взгляд, обернулся и прошамкал:
        - Скоро Туман… Мы должны успеть…
        Он рванул веревки на себя. Ноги повело вверх, и мир опрокинулся - я повис на ветви дерева вниз головой.
        - Каждая жертва тем, кто живет в тумане, приближает Пробуждение, - шамкал безумец. - дорога каждая жертва…
        - Послушай… послушай… - я пытался прервать его болтовню, но старик не слушал меня.
        Он бормотал о каком-то древнем духе из Нижнего мира, которому якобы поклонялись племена, жившие на болотах. О том, что когда тот проснется, наступит начало нового времени, а темнота вокруг все сгущалась
        В перевернутый мир ползли белесые щупальца Тумана. От тяжелого гула в ушах к горлу подступил рвотный спазм. Я держался из последних сил, отчаянно стараясь порвать веревочную хватку на запястьях. В глазах мутнело.
        Неподалеку раздался отчетливый громкий треск, встреченный восторженным криком старика. Я напряг зрение, пытаясь понять, откуда звук.
        Что-то пыталось вылезти из одного из деревянных коробов. Треск раздался снова, и вслед за посыпавшимися обломками досок из длинного ящика показалась белая рука.
        Каменные пальцы шевелились, ощупывая темный воздух.
        Еще несколько ударов, и поблескивающее в скупом свете Луны каменное тело рухнуло с пьедестала. Статуя приподнялась на руках и поползла, неуклюже извиваясь тяжелым белым туловищем.
        У нее был отбит нос. Трещины, расходившиеся вверх от углов ее рта, делали женщину похожей на сифилитичного Джокера.
        Туман навалился как гигантская подушка, застилая все вокруг.
        И Санкт-Петербургское небо сдавило пространство потолком гигантского склепа и далеко в черных окнах вспыхнули красные глаза и глубоко под землей заворочались неупокойные желтые кости. Город взвился исполинским змеем, схватил душу в каменные кольца замкнувшихся улиц и начал хладнокровную пляску. Вздымались обрывки железных рельсов, бешено кружились бронзовые люди и чудовища, хрустя чьими-то жизнями под ногами, а сфинксы страшно рассмеялись громами, срывая хохотом созвездия в стоялую гнилую темноту дворов-колодцев и глухо ухнула, вздрогнула, чмокнула в предвкушении вечноголодная болотная бездна…
        - Он идет! - хрипел старик, извиваясь на месте всем телом, - он идет!
        В тумане метались неясные причудливые тени. Набухшие от влаги узлы неожиданно обмякли, и я ткнулся лицом в мокрую траву.
        Невидимый в тумане старик вдруг отчаянно взвизгнул и умолк.
        Я вскочил на ноги, рванул наугад в самую гущу тумана - но вместо сумрака Летнего сада неожиданно вылетел на пустынную улицу.
        Глава 6. Стеклянные люди
        Место было незнакомым. Разинутые рты парадных дышали парной кислятиной. Быстро устав от бега, я плелся мимо них, опасливо озираясь, но тишину тревожил лишь стук моих ботинок.
        Присев на парапет и отдышавшись, я снова брел наугад. Косился по сторонам, посматривал вверх на темнеющие окна. Несколько раз казалось, что улицы играли со мной - я то заходил в переулок, из которого вышел с полчаса назад, то пару раз упирался в намозоливший глаза двор. Город превратился в ночной лабиринт, а я все шел, покачиваясь на потяжелевших ногах. Глаза слипались от усталости.
        Нужно выспаться. Иначе превращусь в загнанную лошадь, чтобы скопытиться на радость здешней нечисти.
        Я осторожно зашел в одну из парадных и поднялся по темной лестнице. Толкнул первую попавшуюся дверь. Она неслышно распахнулась.
        Пустой коридор, комната с диваном и двумя стульями. Я опустился на посеребренный лунным светом тюфяк и почти сразу провалился в сон.
        **
        Звук. Движение. Оголенные нервы почувствовали за несколько секунд до того, как я открыл глаза.
        На антресолях над дверью в комнате, где я был, вновь что-то завозилось.
        Тряпье на антресолях зашевелилось, поползло и мягко ухнуло вниз, разлетевшись на серые комья. Показавшиеся пальцы крепко вцепились в края большой полки, медленно подтянули из сумрака маленькое высохшее тело в старом платьице. Обтянутый желтой кожей череп с остатками длинных черных волос повернул ко мне костяное лицо.
        - Тили-бом, тили-бом, загорелся Кошкин дом, - прозвенел в полумраке детский голос, - и все умерли.
        Высохшее тельце скатилось на пол и неспешно поднялось на ноги. Я попятился, уперся спиной в стену и вдруг провалился в неожиданно открывшееся сзади пространство, растянувшись на чем-то холодном и мокром. В глаза, привыкшие к темноте комнаты, ударил огромный белый день. Я зажмурился, встряхнул головой и осторожно приоткрыл веки.
        Вокруг леденела застывшая под мерзлым снегом площадь, по которой медленно двигались черные фигуры. Некоторые сжимали в руках длинные веревки, таща за собой санки, где неподвижно чернели фигурки поменьше, похожие на толстые свертки.
        Других цветов здесь больше не было. Черный и белый.
        Мертвая стояла в нескольких шагах от меня. Лютый ветер трепал длинный подол и единственную прядь волос над маленьким сморщенным ухом. Она склонила голову на плечо и сделала неровный шаг ко мне, выгнувшись сломанной куклой.
        - Давай играть.
        Черные люди на площади остановились и все как один повернули ко мне остывшие лица.
        - Давай играть. Мне скучно. Здесь никто не играет…
        Я сглотнул сухой ком, пытаясь унять нервную дрожь в пальцах.
        - Мама умерла. Когда фашисты подошли к городу. Переживала и умерла. А сестра сказала: давай играть в мертвых. И подушку на лицо. На антресолях меня спрятала и тряпками закидала. Чтобы мои талоны на хлеб получать. Это я потом узнала. В зеркалах.
        Она приближалась, покачиваясь из стороны в сторону.
        - Давай играть, - требовал голосок в моих ушах, - давай играть в мертвых…
        Страха больше не было. Я присел перед ней на корточки, и когда холодные пальцы сцепились на моей шее, крепко прижал ребенка к груди. Ее память ударила в мозг, словно ослепляющий кулак.
        Мама, Солнце, Старшая Сестра, Лимонное Дерево на всегда жаркой Кухне, Детский Мир и Огромный Красный Слон В Желтых Тапочках, теплый и шерстяной, его обнимать перед сном, зарывшись лицом в уютный теплый бок, а по воскресеньям - в парк, где залитые светом аллеи под великанскими старыми кленами и карусели с креслицами на цепочках, они взлетают так высоко, что захватывает дух, а глаза слезятся от ветра из громадного синего неба, мир сливается в счастливую круговерть, и в нем всегда ждет молодая смеющаяся мама в светлом плаще, а потом домой, домой, домой!! - по узким ленинградским улицам, и кажется, что так будет вечно, пока не приходят Ужас и бесконечная зимняя ночь по ту сторону Зеркала.
        Эта темень разливается по моим венам, как жидкий лед, сжигая изнутри, но я лишь крепче сжимаю зубы.
        - Ночи больше нет, - шепчу я ей на ухо, - я забрал ее у тебя. Ты можешь идти домой.
        Бледная девочка с пухлыми губами и густыми каштановыми волосами доверчиво прижимается ко мне, и когда мы вместе оборачиваемся на звук легких шагов, нам улыбается молодая женщина в светлом плаще. Она идет из другого времени года, назло здешней черно-белой зиме, берет за руку дочь, и они уходят с холодной площади прочь, чтобы никогда сюда не вернуться.
        **
        Снова очнувшись на скрипнувшем диване, я оглядел залитую утренней серостью комнатку. Под антресолями валялись упавшие сверху тряпки. Осторожно обойдя их, я вышел на незнакомую улицу безлюдного города.
        Завернув на удачу за угол, остановился.
        На пятом этаже длинного угрюмого дома с одиноким балконом светилось окно. Свет был неярким, дрожащим, словно от факелов или множества свечей.
        Я машинально почесал затылок. С одной стороны, если там кто-то живет, это отличный шанс узнать, как отсюда выйти на Петроградку. С другой - прекрасный случай попасться в лапы неизвестному существу, обитавшему в этом доме.
        Пока я судорожно пытался принять решение, створка освещенного окна распахнулась.
        Из окна свешивался голый по пояс парень с длинным рыжим хаером.
        - Хавка есть? А то свин мучает, спасу нет, - человека явно не интересовала ни моя личность, ни обстоятельства моего визита, - есть - поднимайся. Нет - проходи.
        Я вспомнил про две пачки соленых галет в нагрудном кармане.
        - Заходи, дорогой, - голос незнакомца потеплел, - а то я думал, до завра кони двину. Поднимайся на пятый, квартира 17.
        Я осторожно поднялся. Парень терпеливо дожидался меня у распахнутой двери. Худое веснушчатое лицо, футболка с Бобом Марли, обрезанные по колено джинсы: мой новый знакомый напоминал вечного студента-раздолбая из общаги.
        - Вот, - я протянул галеты.
        - Как звать-то? - спросил человек, бережно принимая дань.
        - Артур. А тебя?
        - Неукачаев моя фамилия. Можно просто Лис.
        Мы прошли темный длинный «предбанник» огромной квартиры. Я оказался в просторной звонкой от пустоты комнате. Топчан у стенки, большой разноцветный кальян посередине и дымящиеся палочки благовоний, натыканные повсюду на маленьких подставках - вот и все что в ней было. Да и на стенах приклеенные бумажки с какими-то фразами, написанными от руки. Из-за палочек в квартире тяжело пахло магазином благовоний.
        - Зачем тебе столько?- я кивнул на коптящие тычинки.
        - Кастанеда сказал, это Ночных Тварей отпугивает. Так они сюда не суются.
        - Кастанеда?
        - Ну да. Он меня сюда и притащил, кстати…после передоза… Сначала я подумал, что все, в аду… А потом на кухню пошел, а там такое…
        - Что?
        - Пойдем, покажу!
        На кухне Неукачаева густо колосилась конопля. Некоторые стебли доставали уже до высоченного потолка, больше похожие на толстые стволы зрелого бамбука. Мясистые листья чуть покачивались от оконного сквозняка.
        Лис сиял.
        - Я в раю, чувак, ты понял? Я в раю!
        Он кивнул на зеркало над рукомойником.
        - Это Кастанеда помогает каннабис растить. Без него вся рассада бы накрылась.
        - Понятно, - протянул я, решив подождать с расспросами. - А еду где берешь?
        - У диггеров с Петроградки.Они под землей бункеры вскрывают. Я им траву - они мне сухпайки. Все по-честному.
        - Слушай, - сказал я, - а ты среди них девушку по имени Искра не встречал? Рыжая, зеленые глаза…
        - Не, - мотнул головой Лис, - не видел. Ищешь ее?
        - Да, - я резко поднялся, - Мне пора.
        - А куда тебе? - Неукачаев выпустил густую струю неторопливого дыма.
        - На Петроградку.
        - Неблизко, - заметил Лис
        - В смысле?
        - В смысле писец как далеко, - ухмыльнулся он, - мы с тобой сейчас в центре Города. В самом центре лабиринта, с которым ты, наверно, уже имел возможность познакомиться.
        - Ништяк… - я сунул руки в карманы и прошелся по комнате.
        - Вот что, чувак, - сказал Неупокоев, - завтра ко мне диггеры подтянутся, с хавкой. Можешь сегодня найтануть у меня. А днем с ними пойдешь. Они как раз в центр направляются, по катакомбам. Под землей опаснее, но зато в два раза быстрее.
        Я остановился у двери.
        - Чувак, я дело тебе говорю. На ночь комнату тебе отдельную выделю. Вечерком посидим, потрандим…
        - Идет, - сказал я. Прошелся по пустой комнате, рассматривая надписи на стенах. Все они казались будто бы отзеркаленными. - Слушай, а ты-то сюда как попал?
        Я ухожу
        Зиме объявили март, но февраль не спешил сдавать город. Этим утром Питер напоминает городок в стеклянном шаре, засыпанный нетающим пенопластовым снегом.
        Сонный город зевает жалюзями открывающихся магазинов, разгоняет по асфальтовым жилам железные эритроциты авто.Сегодня холодно даже сеонитовым сфинксам у Академии художеств. Охапки злого воздуха Балтики бросаются сразу со всех четырех сторон света и пронизывают до костей. Если и есть что-то постоянное в городе, то это ветер.
        Проходя по мосту, Лис поднял ворот кожаного плаща и сделал в наушниках погромче. Улыбнулся грянувшим на весь мир боевым маршам "железных восьмидесятых". Поправил сбитые ветром рыжие пряди, прикрывавшие уши.
        Черт бы побрал эти нагло оттопыренные раковины! Когда-то он приклеивал уши к голове резиновым клеем, чтобы не торчали на радость классу.
        "Ну и дурак! - говорил ему начитанный Кастанеда, хозяин одного из последних флэтов города, - уши - зеркало души. В Римской империи достойных воинов определяли по уровню ушной оттопыренности. Характер! А козлам дай по рогам".
        Из папиного литого "пацифика" получился отличный кастет справедливости.
        "Ведьмак рыжий!" - скулили на следующий день Лысый и Заяц, размазывая по щекам кровянку, а он согласно встряхивал огненной гривой и скалил зубы. Классная руководительница пыталась ударить длинной линейкой и пророчила будущее в смирительной рубашке. Угрозы вызвать в школу родителей были сотрясением воздуха - визитом отец школу не удостаивал, матери не было. А потом Лис выиграл какую-то городскую олимпиаду, и его с облегчением перевели в гуманитарный лицей. У лицеистов были другие лица. Лису там понравилось. Правда, одеваться нужно по форме, но в казаках и кожаном прикиде можно ходить на работу. Кабак он и есть кабак.
        Лис споткнулся, засмотревшись на полет целлофанового пакета, - в брусчатых мостовых Васильевского острова как обычно не хватало пазлов. Нырнув под низкую арку двора-колодца, привычно набрал код на двери старой парадной.
        В тесной прихожей потрескивал старый счетчик электричества. Несмотря на ранний час дома не спали - в комнате громко болтал телевизор. Лис повесил на вешалку плащ, наткнувшись на пару пар грязных ботинок. Потянул носом воздух и негромко чертыхнулся, проходя в комнату.
        На продавленном диване под плакатами печального Вилле Вялого чернел эмобой, стригущий себе антрацитовые ногти маникюрными ножницами. Рядом на столике лежал тетрадный листок с хитиновой стружкой.
        - Привет, братан! Где отец?
        Эмобой молча кивнул на закрытую дверь спальни.
        - Воняет, как в кабаке… Я так понимаю, у нас снова гости. Бухают?
        - Типа того…
        Лис прошел на кухню, чиркнул спичкой над темной от времени газовой плитой. Синие языки пламени вцепились в днище алюминиевого чайника с помятым боком. Лис посмотрел на голый двор за окном. В желтой, как старая кость, стене дома напротив темнели окна коммунальных квартир - там уже ругались резкие голоса и дребезжала посуда, сливаясь в один унылый, но удивительно гармоничный аккорд.
        Неукачаев передернул плечами и отправился в ванную. Вместо горячей воды изогнутое дуло крана выдало руладу потустороннего воя.
        - Черт!
        Кое-как побрызгав на себя ледяной водой, он вернулся в комнату.
        "Самка крокодила проявляет неожиданную для хладнокровных рептилий заботу о своем потомстве", - громко рассказывал телевизор.
        - Коль, сделай потише.
        Эмобрат хранил молчание.
        - Коль...
        ...
        - Коля!
        - Тихо неинтересно...
        - Наушники возьми!
        Брат медленно вытянул руку и разогнул средний палец, украшенный перстнем с ухмыляющимся серебряным черепом. Лис принял его ухмылку на свой счет, вскочил, выдернул у Кольки тв-пульт и для профилактики врезал им по эмоголове. Тот выругался, экран погас, но тут же из спальни раздался нестройный хор, исполняющий что-то из репертуара группы "Пинк Флойд".
        - Потише можно?! - Лис саданул кулаком в стену.
        В ответ за стеной раздался взрыв смеха.
        - ЧЕРТ!
        Лис подскочил, подбежала к двери спальни и пинком распахнул дверь. Его появление встретил хор недовольных голосов.
        - Исчезни!
        - Пап!
        - Исчезни, окэй?
        - Ну, сколько можно!
        - Сколько нужно.
        - Я с работы, между прочим. Я отдохнуть хочу!
        - Ну и отдохни. Пиво в холодильнике, окэй?
        - Мне в лицей завтра! А ты опять со своими хипповскими...
        - Ви донт нид ноу эдьюкейшнз! - рассмеялся чей-то бас.
        - Ложись пока на лоджии, окэй?
        Быть сыном хиппи весело.
        Так обычно считают те, кому, в отличие от тебя, посчастливилось родиться в обычной семье.
        В детстве на ночь тебе читают не сказки для дошкольников про игрушки и детсады, а сборник психоделической прозы Джона Леннона, приправленный Крошкой Цахесом во главе прочих кошмарных неподетски персонажей гофманиады. Ты с детства знаешь, откуда берутся дети - от недостатка жилплощади. В квартире, где ты обитаешь, ведутся постоянные опыты с органикой и синтетикой. "Забавно, а как психоделики действуют на бэби? А, Майкл? Где твоя бэби?
        Майклом зовут твоего отца Мишу, его знает вся Система Питера, потому что вся Система торчит у вас дома - здешних запасов бухла и наркотиков хватит на Всероссийскую Психоделическую Революцию. А ты прячешься в темной ванной и молишься неизвестно кому, чтобы о тебе забыли.
        - Чур-чура, я нашел! - На пороге ванной покачивается папа, его глаза мутные, как целлофановые занавески. - Пойдем чего дам!
        "Пинк Флойд" и "Битлз" стали кошмарами детства. Метал понравилось слушать лет с двенадцати. Громко. Зло. Назло. В школе хронический неуд по поведению, ночевки на улицах с местной шпаной, приводы в милицию. Все как в нормальной неблагополучной семье.
        Лис захлопнул дверь в спальню. Брат с интересом наблюдал.
        - Слышь, Лис…
        - Что?
        - Дай денег.
        - Нет.
        - Врешь. Ты в кабаке работаешь. Вы там алкашей как липок обдираете…
        - Сказал - не дам!
        Колька вскочил с дивана, резко задрал рукав на правой руке, где на коже запястья белело несколько пухлых рубцов.
        - Денег дай! А то вены порежу! Как тогда…
        В его руке блеснули маникюрные ножницы. Лезвия скользнули по коже, оставив неглубокую царапину.
        - Ты меня знаешь…
        - Не кричи на меня, истеричка...
        Одно и то же...
        - Ну?
        - Режь.
        - Что?
        - Режь говорю. Мне все равно.
        - Как? все равно...
        - Я ухожу.
        - Куда?
        - Куда надо.
        - А я?
        - А ты деньги у отца клянчить будешь.
        - Я режу вены!
        - Обои не забрызгай.
        Лис схватил листок с нарезанными ногтями и махом высыпал его начинку в один из гостевых ботинков в прихожей.
        Из спальни показался худой, как ящерица, отец с длинными всклокоченными волосами. Махнул дымящей папиросой.
        - Эй!
        Лис замер и оглянулся.
        - Что?
        - Тебе зарплату дали?
        - Нет, - Лис сдернул плащ и ожесточенно пытался попасть длинными руками в рукава, - я ухожу.
        - В магазин?
        - Спасибо этому дому...
        - Куда ты уходишь? Зачем?
        - Жить хочу. Сам. А не так, как вы...
        - И что тебе не нравится в том, как мы живем?
        - Да не живете вы... Тлеете, как ваши папиросы...
        Отец хрипло рассмеялся и закашлялся.
        - Хорошо смеется тот, кто смеется без последствий…
        - Ты пошипи мне еще, клоп…
        Лис хлопнул дверью. Эхо выстрела громыхнуло по всей лестнице.
        **
        Лис выстучал на металлических кнопках таксофона номер.
        - Психиатрическая? Попытка суицида. Режет вены. Школьник.
        Он продиктовал адрес.
        - Да. Срочно выезжайте!
        Лис бросил трубку на рычаг. Вышел из телефонной будки, резко положил правый кулак на сгиб левой руки и показал конструкцию окну на третьем этаже. В лицо ударила ветром Балтика. Неукачаев поднял ворот и сделал погромче.
        Неподалеку громыхнул трамвай, бенгаля голубой искрой. Лис махнул вагоновожатой рукой и помчался к остановке.
        Утренние люди были заранее недовольны и ползли по тротуарам муравейника, едва перебирая лапками. Зато неунывающая городская сволочь - воробьи, дворняги и прочие бездомные - торопились жить свой бесценный новый день, как последний.
        - А я теперь такой же, как они, - пробурчал Лис, и на улицах за трамвайным стеклом похолодало еще больше.
        - Улица Мойка, дом помойка, третий бачок слева, - сказал Неукачаев, - добро пожаловать в реальный мир, Неу...
        В глазах защипало, и он сморщился от презрения к себе.
        - Один, будьте любезны, - утренний гражданин протянул мелочь утренней гражданке.
        - Я НЕ КОНДУКТОР! - женщина взвизгнула и покраснела так, словно ее спутали с Квазимодо.
        Лис улыбнулся. Жизнь продолжалась и была прекрасной, несмотря ни на что.
        **
        Он выпрыгнул из трамвая на конечной. Сначала Лис думал, что идет куда глаза глядят, но вскоре сообразил, что это не так. Ноги несли его в район Витебского вокзала, на улицу Правды. Там жил Покровитель Бездомных - металлический пес Гаврюша.
        С Гаврюшей-памятником фотографировались, поглаженный по голове Гаврюша исполнял желания, а накормленный Гаврюша приносил удачу бездомным и помогал им найти хорошую вписку.
        - Я бы на месте дворняг объявил человечеству войну, - Лис присел на корточки, - люди вас на улицу выбрасывают, а вы их все равно любите...
        Он вынул из кармана кусок шоколадки, пошуршал оберткой и честно разделил завтрак, сунув полплитки в железную пасть.
        Выпрямился и достал из кармана сотовый.
        - Принеси мне удачу!
        Он открыл в телефоне записную книжку и нашел надпись «Кастанеда». Хозяин флэта, любивший поспать по утрам, уже должен быть на ногах.
        - Алло, Кастанеда! Привет, как сам? Слушай тут такое дело.. В общем, я из дома ушел… Ну да… У тебя вписаться реально? Правда?! Ура!
        Лис поправил на плече рюкзак, отбросил со лба огненную прядь и стремительно вышел из дворика.
        Он всегда ходил быстро.
        **
        В начале 20 века квартира, в которой позднее появился флэт Кастанеды, обязательно должна была расфасоваться на коммуналки. Но квартира выжила - может, потому, что пролетариат опасался примерзнуть к дорогому паркету зимой, отапливать хоромы буржуйками было глупо и затруднительно. А может, ее забрал большой комиссар для постельных баталий с любовницами, вооруженными помадой в винтовочных гильзах.
        Квартира выжила, избежав превращения в коммунальную банку с пауками, битв за санузел и водружения чугунной ванны на общей кухне. Гнезда для люстр в ней все так же напоминали центры вселенных, благородная потолочная лепнина взирала свысока, стены уплывали ввысь торжественно, как музыка в готических храмах.
        Многочисленные вписчики доброго Кастанеды переделали квартиру на свой лад. Стены Первой Комнаты густо покрывали любимые афоризмы жильцов - от Хоя до Хайяма. Встречались странные стихотворные зарисовки вроде: «Наш Ленин, мыслью пеликан, скончался. На душе туман». Были и корявые, но дружеские шаржи.
        В углу высился письменный стол. На нем стоял открытый ноутбук с сохнущими на мониторе носками, рядом - искусственный череп без верха - он служил сахарницей. Обои над столом украшали прибитый огромными гвоздями красный диплом о высшем образовании и справка из психоневрологического диспансера. Гениальность, как обычно, соседствовала с безумием.
        Голые стены Второй Комнаты покрывал радикальный черный цвет. Из мебели - лишь раскладушка: сюда флэт-хозяин удалялся для медитаций. «Такая только у меня и Франциско Гойи!», - радовался Кастанеды. На возражения Лиса о том, что тот давно почил, художник делал страшное лицо и кричал, что Гойя бессмертен.
        На стенах лепились кусочки бумажек с цитатами из его любимого писателя, в честь которого художник Илья Кудряшов и получил свое прозвище.
        Еще было огромное зеркало в потемневшей бронзовой оправе. Там Кастанеда часто видел неких Стеклянных Людей.
        Они стали приходить, когда в озере за городом утонули его жена и дочь. После этого Кастанеда крепко подсел на «винт». Ни работы, ни денег у него не было, существовал он за счет вписчиков: автостопщиков, тусовщиков, уличных музыкантов.
        Лис сильно переживал свою бесполезность, пока Кастанеда однажды не попросил его помочь сварить «винт» - процедура была сложной, а руки флэт-хозяина тряслись все сильнее.
        - Зачем тебе это? - спросил Лис.
        - Пейот по-русски, - пояснил флэт-хозяин, доставая ингредиенты. - Позволяет отправляться в самое увлекательное путешествие на свете...
        Он усмехнулся и замолчал.
        - В какое? - не выдержал Лис.
        - В путешествие в себя.
        - А-а… - Лис притворился, что понял.
        - На, приобщайся. Ты вроде, не глупый, - Кастанеда быстро сходил в Черную Комнату и, вернувшись, торжественно вручил ему книжку с каким-то индейцем на обложке.
        - Чингачгук? - хихикнул Лис.
        - Сам ты Чингачгук… - Кастанеда попытался отвесить подзатыльник, но промазал.
        - «Искусство воина состоит в сохранении равновесия между ужасом быть человеком и чудом быть человеком», - прочел Лис, хмыкнул и замолчал.
        - Глаз-алмаз! - удивился Кастанеда, снимая с огня первый результат их совместной деятельности. - Я тебе должен!
        Он осторожно процедил варево сквозь марлю.
        - Иди угостись! На флэтах так принято: половина винтовару.
        Лис с интересом смотрел, как затягивается на руке холодная петля жгута.
        Ему и так давно уже хотелось попробовать.
        - Смерть ожидает нас, и то, что мы делаем в этот самый миг, вполне может стать нашей последней битвой на этой земле. Я называю это битвой, потому что это - борьба. - сказал Кастанеда. - Смерть всегда где-то рядом. Стоит лишь оглянуться - и ты сразу увидишь огоньки на ее шляпе. Поэтому каждый день - как последний.
        Скоро Лис уже не мог думать ни о чем другом.
        Половину-винотовару, половину-винотовару, половину-винотовару…
        Кастанеда умер в августе. Тело нашли у зеркала в Черной Комнате - сердечный приступ. Потом выяснилось, что квартиру флэтхозяин переписал на Лиса - Неукачаев как раз в июле стал совершеннолетним.
        Теперь Лис варил «винт» самостоятельно. С каждым разом доза становилась больше. Когда Стеклянные Люди пришли за ним, сопротивляться уже не было сил.
        - М-ма…ма, - промычал Лис и захлебнулся горячей рвотой.
        Очертания комнаты слились в черный круг, из зеркала тянулись белые руки и звали, звали, звали за собой.
        Глава 7. Сеть
        - Меня Кастанеда у них забрал. Сюда. - Лис усмехнулся.
        - И что дальше? - осторожно спросил я. - ты не хочешь вернуться? Домой?
        Он прищурился и посмотрел на меня.
        - Дом - это место, где тебя ждут. Значит, дома у меня нет. А здесь - интересно…
        - И что ты делаешь здесь?
        - Ну так…- нехотя ответил Неукачаев, - в Сети обычно сижу…
        - В Интернете? - удивился я. - а я думал, что электричества нет…
        Он улыбнулся.
        - Ты не понял. Для того чтобы выйти в настоящую Сеть, компы не нужны.
        - Почему тогда - Сеть?
        - Это пространство по-разному называют. Четвертое измерение. Ноосфера. Шамбала. Описать это место нельзя, потому что Сеть видят по-разному. Но все мы подключены к одному и тому же Глобальному Интернету. Понимаешь?
        - Не особо, - признался я.
        - Если ты научился выходить в Сеть, ты можешь почти все. Видеть чужие сны. Читать чужие мысли, - Лис помолчал и добавил, - а еще там можно увидеть себя. Настоящего.
        Он вынул из кармана джинсовой рубашки маленькую трубку в виде резной змеи и протянул мне.
        - Хочешь?
        - Что это?
        - Вспомогательное устройство. Драйвер. Несколько затяжек - и ты в Сети.
        - И куда я попаду? - спросил я.
        - Куда прицелишься, - ответил Лис.
        - Запуск устройства, - Неукачаев зажег несколько свечей по углам, - немного дешевых спецэффектов для начинающих…
        После нескольких затяжек очертания комнаты поплыли. Я тряхнул головой.
        - Слушай, что-то в глазах…
        - Не суетись.
        Тело уже не слушалось. Я смотрел на его лицо, освещенное тусклым пламенем свечей, и в какой-то момент показалось, что передо мной не человек. Нечто другое.
        Его низкий голос словно превратился в вязкий коричневый сироп, который медленно наполнял мое тело. Уровень все поднимался, и я вдруг испугался, что когда он достигнет моих глаз, я перестану видеть, и зачем-то задрал голову в потолок. Уткнулся взглядом в желтое пятно-подтек, а оно принялось разрастаться, принимая в себя без остатка, и все, чем был я, начало распадаться на невидимые частицы, норовя смешаться с окружающим пространством.
        - Не бойся, - сказал голос рядом, - закрой глаза.
        Я послушался, и все, что было мной, словно стало невидимой метелью в темном сыром небе. «Откуда небо?» - успел подумать я. То, что было мной, поднял на упругие крылья неизвестно откуда взявшийся ветер…
        И вдруг - закончилось.
        Я стоял на обочине черной асфальтовой дороги. Ночная трасса была пустынна, лишь шумели черные деревья поблизости.
        Вдоль дороги высились редкие фонари, отбрасывая мутные квадраты света. Над головой гудели туго натянутые провода. Дорога плавно уходила на холм и оттуда, из-за неровной линии горизонта, таинственно мерцало.
        Поднявшись на холм, я снова не поверил своим глазам.
        Передо мной внизу, в южных сумерках между пальмами, сияли фонари пустынной набережной. За ней дышало огромное темное пространство, отражая в себе блики крупных звезд. Эта картинка была слишком знакомой…я даже на секунду закрыл глаза, пытаясь удержать всплывшее воспоминание…да, точно так же, ошалев от ласковой свежести южной ночи, я стоял на набережной в абхазском городе Гагры, еще до войны. Сумасшедший от счастья жизни пацан в старой майке и звонких сандалетах. Создатель Звезд и Хранитель Вселенной.
        Тогда я в первый раз увидел море. Орал, как сумасшедший от непонятной радости. Недоумевал, как такое огромное существо может умещаться во мне вместе с небом.
        Глотал теплый ветер, пахнущий йодом, и был мудрым, потому что вдруг узнал Все, такое важное, что это нельзя было выразить обычными словами.
        Я мог все. Умел летать, гулять по воде и творить новые миры. Через несколько секунд это чувство ушло. И больше не возвращалось. И теперь я ускорил шаг, почти побежал, потому что до набережной оставалась порядочно, а оказаться там нужно было как можно скорее.
        - Эй!
        Я обернулся.
        Меня догоняла стайка детей. Они появились на трассе бесшумно, словно соткались из здешнего сумрака. Я остановился, пытаясь разглядеть их лица: пара девочек в летних платьицах, несколько дошкольников в джинсовых комбинезонах. Рядом с одним из них прыгал большой полосатый мяч - парень стучал им об асфальт.
        - Лови!
        Я поймал мяч. Игрушка из моего детства - такой резиновый, с трубочкой для надувания, а на разноцветных боках сказочные звери.
        - Доступ в Сеть заблокирован.
        - Что?
        Я посмотрел из-за мяча на детвору. Они остановились. Тот, кто бросил мне мяч, быстро приближался. Свет фонаря выхватил из темноты его лицо: пустые глазницы, всклокоченные волосы и гнилые клыки.
        - Доступ в Сеть заблокирован.
        Я попятился и…
        - Артур, - кто-то похлопал меня по щеке.
        Я разлепил глаза. Передо мной на корточках сидел Неукачаев и внимательно меня рассматривал.
        - Ты обещал быстро.
        - Интересно же, - прохрипел я, чувствуя, что вспотел насквозь, ледяным потом пропиталась вся одежда.
        - Там нельзя долго находиться в первое время, - сказал Сергей.
        Я тупо таращился на него, пытаясь подобрать слова для только что увиденного.
        - У тебя такой вид, будто ты…
        - Ты не представляешь, что я там видел, - сказал я.
        - Не представляю, - согласился Неукачаев, - но знаю. Ты видел Гагры. До войны.
        - Откуда? - только и смог сказать я.
        - От верблюда, - Лис махнул рукой, - я же только что тебе про Сеть рассказывал…
        - Лис, - сказал я.
        - Ну?
        - А тебе тоже назад неохота? Ну, обратно, домой…
        Он усмехнулся.
        - Нет, чувак.
        - Почему?
        - Потому что здесь можно путешествовать.
        - А там разве…
        - Ты не понял. Самое главное путешествие - это путешествие в себя.
        Глава 8. Шепот в темноте.
        Диггеры пришли утром. Двое парней моего возраста: один невысокий и желтолицый с узкими глазами, Саша Ким, по прозвищу Кореец. Второй - Леха Заяц, высокий, круглый, с выступающими передними зубами. Оба молчаливые, в брезентовых куртках и сапогах. На меня посмотрели недоверчиво.
        - Ему герлу найти надо, - пояснил Лис, - надо помочь. Риал лав стори!
        Кореец помолчал и сказал:
        - Я не против. Но если в залазе тупить будет, я сам его придушу.
        Он посмотрел на меня.
        - Там может быть опасно. Ты знаешь?
        - Когда выходим? - сказал я.
        - Вчера, - бросил Кореец и поднялся с места. - Заяц, достань из рюкзака ему сапоги запасные…
        Приветливыми этих ребят назвать было сложно. Но мне было все равно. Чем крепче нервы - ближе цель.
        **
        …Холод и мрак, здесь только холод и мрак, темные кишки тоннелей запросто переваривают любую возможность света. Мир уродливых созданий, в одно из которых давно превратился я сам. Я не могу спать. Я не могу умереть. Меня боятся самые омерзительные здешние твари.
        Как хорошо, что здесь почти нет света, и я не могу видеть своего отражения в воде подземных озер. Нет света… вернее, не было, пока сюда не пришли диггеры... Они несут с собой факелы. Они живые - и только за это заслуживают смерти…
        Карабкаться по скобам с непривычки было неудобно. Едкий пот быстро заливал глаза. Первым спустившись на дно колодца, Ким запалил факел и огляделся.
        - Все чисто, - донесся приглушенный голос, - спускайтесь.
        Я спрыгнул на бетонный пол рядом с ним и безуспешно попытался отряхнуть руки от ржавчины.
        - А кто здесь еще может быть? - спросил я. - Морлоки?
        - Я смотрю, ты уже неплохо разбираешься в местной фауне, - Ким похлопал меня по плечу, - но морлоки здесь ходить опасаются. Месяц назад мы им в этих местах врезали крепко. С тех пор их здесь не видать.
        - Про морлоков я пошутил, - сказал я.
        - А я нет, - ответил Ким.
        - Ну да, - сказал Леха Заяц, - за морлоков еще в Реале байки ходили…
        - Где? - перебил я.
        - В Реале…ну, там, где мы… откуда мы здесь нарисовались, в общем… - поправился Заяц, - олдовые сталкеры говорили, что в 90-х часть ленинградских бомжей, которых черные риэлторы на хаты кинули, под землю ушла жить. И вот освоились они там, мутировали слегка. Сначала крысами питались, а потом на человечину перешли. Персонал по ночам из метро тащили. Бредятина, конечно…никто не верил… пока мы сюда не попали. И своими глазами этих тварей не увидели.
        - И как они выглядят? - передернул плечами я.
        - Как Уэллс их описывал, так и выглядят. Им, кстати, в глаза смотреть долго нельзя, а то раньше времени крыша может съехать…
        Шедший впереди Ким замер и медленно поднял руку, напряжено прислушиваясь. Мы остановились тоже.
        - Шорох, - одними губами сказал Ким и вытянул руку туда, где слева открывался вход в боковой тоннель.
        Я взялся за нож. Заяц достал топорик. Мы стояли, опасаясь лишний раз перевести дух.
        Шорох повторился.
        - Кто? - рявкнул Ким. - выходи, быстро!
        В ответ в темноте сгущалась тишина.
        - Выходи по-хорошему! - приказал Ким. Он перехватил за спиной саперную лопатку и швырнул в нишу тоннеля факел. Тьму мазнула красная лента, факел грянул о пол, рассыпав ворох искр.
        В сторону метнулась небольшая тень.
        - Оно там, чуть подальше слева! - крикнул я.
        - Ну и хрен с ними, - вдруг сказал Ким и отвернулся от опасного тоннеля, - пошли, нечего времени терять.
        Заяц расхохотался.
        Я переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять, что это значит.
        В темноте кто-то громко засопел и неожиданно высморкался.
        - Кто там? - спросил я.
        - Так хочется узнать, иди и познакомься! - сказал Ким. - Иди, не парься, это безопасно.
        Я сделал несколько шагов к существу, которое прижалось к стенке кончавшегося тупиком тоннеля, и присмотрелся.
        - Ты кто? - спросил я небольшое похрюкивающее создание, пытавшееся закрыться от света большими мохнатыми ушами. Если бы не эти лопухи и маленький хоботок, шевелившийся у аккуратного рыльца, животное походило бы на откормленное порося.
        - Известно, кто! - сказал Заяц. - Дикий метровский слоник!
        Существо действительно напоминало гладкого слоненка с трехпалыми лапами.
        - Тварь безобидная. И приручается легко. Потом становятся верными, как собаки. Но жить могут только под землей. Свет противопоказан, - Ким аккуратно затоптал чадивший на полу факел, - пошли!
        - Вообще, странно, что они здесь обитают, - сказал Заяц, закуривая, - под землей обычно выживают лишь агрессивные организмы. Хищники.
        - Они везде выживают, - заметил Ким.
        - И главное, эти совсем беззащитные. И ленивые, как панды. Когда не жрут, то спят. И наоборот.
        - Как выжили панды, тоже не совсем понятно, - заметил я, - но выжили ведь. Пока люди до них не добрались.
        - Панды большие, добрые и кавайные, - пропищал Заяц.
        - Потому их сегодня почти и не осталось, - сказал Ким. - Вывод: хочешь выжить среди людей, будь хитрым, мелким и злым.
        - Вот поэтому крысы рано или поздно поработят человечество! - заключил я.
        Ким и Заяц как-то сразу притихли и начали озираться.
        - Вы чего? - спросил я.
        - Ты это, - сказал Ким, - за крыс лучше здесь вообще не говори. Не буди лихо…
        - Ну…ладно…
        На прощание я осторожно погладил метровского слоника по шершавой, как бархат, коже между ушами. Он вытянул хоботок и благодарно высморкался в воротник брезентовой куртки.
        Слоник было потрусил за нами, но Ким шикнул на него. Животное недовольно хрюкнуло и ретировалось в здешнюю вечную ночь.
        **
        ...Я прекрасно помню день, с которого моя жизнь взяла курс на кошмар.
        Февраль, колонны Исаакия в снегу, смурное небо… Приятели с филфака решили отметить «экватор» у знакомых в студенческой общаге, и позвали с собой. Общительность и чувство юмора у меня всегда были на «удовлетворительно», и я всегда догадывался, что моим пропуском на шумные студенческие пьянки служили мои (а вернее, папины) деньги. О моем присутствии на вечеринках вспоминали, когда кончались средства на догонку. Приятели делали жалостливые лица, заглядывали в глаза и предлагали помочь нищему студенчеству. Я был безотказен - иначе прозвали бы жлобом и перестали бы вообще куда-нибудь приглашать.
        Она пришла в комнату, где бурлил банкет чуть позже нас. Красивая, огненная и громкая, как автокатастрофа. Таких людей почему-то принято сравнивать с ртутью. Бред. Они похожи на альтернативное состояние пламени. Где бы они не появлялись, они заполняют собой пространство, как пожар.
        В детстве я зачитывался «Пятнадцатилетним капитаном», и до сих пор перед глазами встает сцена, где пропитанные спиртом дикари пробуют подожженный пунш. Пламя охватывает их проспиртованные внутренности и сжирает без остатка. Когда я увидел ее, то понял, что чувствовали те несчастные у себя внутри.
        Внешне в ней не было ничего особенного: среднего роста, смуглая, черноглазая. Но вот она начинает двигаться, смеяться и шутить - и от нее нельзя отвести глаз, как от кошки.
        Ирада. То еще имечко… инфернальное… только мне тогда было все равно. Я не мог оторваться от нее весь вечер, но из-за проклятой деревянной стеснительности не сумел подойти и хотя бы представиться. А она веселила всю компанию, пила за двоих, танцевала на столе и заигрывала одновременно с лохматым физиком и лысым доцентом экономического факультета. Я навел о ней справки у стремительно хмелевших знакомых: истфак, приезжая, снимает, пятый курс, не замужем.
        Перепились все тогда ужасно, в том числе и ухажеры Ирады. Участников банкета раскидало вповалку по всей комнате и коридору, кто-то привычно храпел головой в унитаз. Ирада перепила их всех. Я, как обычно, позволил себе ноль-три кока-колы.
        - Ох, и не хочется в этом гадюшнике засыпать… - сказала Ирада, попыталась подняться и пошатнулась, - домой надо… а никак…
        - Я…я могу…подвезти… - промямлил я.
        - О! - Ирада посмтрела так, будто только что мен увидела. - у тебя машина, серенький?
        Она ткнула пальцем в мой любимый серый свитер (Дольче Габано, четыреста евро).
        - Мерседес, - с достоинством уточнил я, решив не вдаваться в подробности - машина, конечно же, принадлежала отцу.
        - Ну так поехали, богатенький Буратино! - вскричала она и бухнулась на пол между туловищами сопящих ухажеров.
        Я поднял ее на руки - от прикосновения обожгло и бросило в пот - и осторожно вынес из общаги.
        В машине она открыла глаза, с восторгом рассматривая кожаную обшивку просторного салона. Я спросил, куда ехать. Она жила на улице Лизы Чайкиной.
        - А ты где живешь? - спросила она, когда мы подъехали к подъезду. Я ответил.
        - Ого! - сказала она. - В своей или снимаешь?
        Конечно, в своей. Три комнаты, внизу - консьерж, из окон - Невский. Отец был очень горд, когда я поступил в университет, и на подарок не поскупился.
        Похоже, этот факт ее тоже приятно удивил. Когда я осмелился спросить номер телефона, она не возражала.
        На следующий день она приехала в гости. А через день осталась переночевать. Спустя месяц мы стали жить вместе. От счастья у меня кружилась голова. Я понимал, что во мне ее интересовали, скорее прописка и финансовые возможности моего отца, но тогда было все равно. Ирада засыпала и просыпалась рядом со мной, прекрасная и удивительная, как моя новая жизнь.
        Пока не появился он...
        **
        - Эй! - я вздрогнул от увесистого тычка в плечо. Передо мной стоял Ким и внимательно вглядывался в лицо. - Ты чего это?
        - Что?
        - Сто! -бросил кореец. - В себя ушел, что ли? Или на ходу спишь?
        - Хорош наезжать, - вступился Заяц, - не видишь, он в залазе первый раз. Под землей людей по-разному колбасить может, сам знаешь.
        - Да пусть хоть стриптиз танцует! Лишь бы по сторонам смотрел!
        Он встряхнул меня за плечо. Я хмуро отбросил его руку.
        - Аккуратней.
        Ким зло сплюнул и поправил на плече лямку военного рюкзака.
        - Не спи. А то моргнуть не успеешь, как нас всех тут схавают.
        Он сунул руки и резко рванул вперед.
        - Ким, подожди! - вполголоса окликнул его Заяц. - Слышь, Ким!
        Спина корейца хранила молчание.
        - Чего он нервный такой? - спросил я.
        Заяц махнул рукой и прошептал:
        - Здесь неподалеку Вечный Диггер его кореша… того…
        - Кто?
        - То ли кто, то ли что… никто не знает, что это за хрень такая…Шляется по подземелью. Издалека на человека похож. А те, кто его поближе видели, говорят, что у него пол лица нету. Как у Терминатора. Только у того череп железный проступал, а у этого просто полголовы... это самое… Как будто срезало чем-то…
        Заяц посмотрел в удалявшуюся от нас брезентовую спину корейца:
        - А что он здесь делает… этот?
        - Никто не знает, - пожал плечами Заяц, - но если ты попался ему - да еще с факелом - все, труба. Так он Леху в прошлом году…
        - Так, может, лучше без факелов ходить? - я покосился на яркую огненную головешку в своей руке.
        - А без факелов - крысы могут напасть. А так они огня боятся. И морлоки факелов стремаются
        - Слушай, я слышал здесь кое-что…
        - Ну! - насторожился Заяц.
        - Будто шепот. Знаешь, как будто… - начал я, но тут же осекся от окрика Кима:
        - Хорош болтать, салаги! Проходим опасный участок!
        Мы нырнули за Кимом в какой-то темный лаз, прошли узкий тоннель, спустились по невидимой в темноте железной лестнице и оказались в длинном полузатопленном помещении. Уровень воды тяжело шевелился на уровне коленей, и я мысленно поблагодарил новых товарищей, прозорливо одолживших мне высокие резиновые спецсапоги.
        В ноздри ударила резкая вонь.
        - Дышите глубже, проезжаем Сочи, - повернул к нам голову Ким. - Клоака - это порок, который у города в крови. Кто хочет жить в городе, должен смириться с его смрадом.
        - Друг Аркадий, не говори красиво, - пропыхтел Заяц, зажимая нос.
        - Это не я. Это Гюго.
        По трубе прошел порыв ветра. Сумрак набух невнятным гулом. Шум разрастался с каждой секундой, пока не превратился в железный грохот приближавшегося электропоезда.
        Я быстро посмотрел на спутников. Они хранили спокойствие и сосредоточенно месили воду бахилами, двигаясь вперед. Невидимый поезд приближался.
        Заяц оглянулся на меня.
        - Не сикай, - сказал он, оценив мое состояние, - в трубах это обычное дело. То шаги впереди слышишь. То шум поезда. Это звуки-фантомы. Таких и в Реале под землей хватает…
        - А как насчет этого? - я указал вперед. Заяц повернул голову.
        Из темноты прямо по воде мчался громадный состав с горящими фарами. Будто бы разглядев своих жертв в темноте, поезд провыл долгим гудком и прибавил скорость.
        Я открыл рот, чтобы хоть выругаться напоследок - и захлебнулся волной теплого резинового воздуха подземки. Лицо обдало упругим ветром, и не успел я даже зажмуриться, как вопящий и грохочущий поезд въехал в меня. Я увидел несущиеся пустые брюха вагонов, залитые неподвижным желтым светом, тускло блестящие поручни и темно-коричневую обивку сидений.
        Поезд-призрак снова прокричал что-то и нырнул во тьму, которая медленно переварила красные сигнальные огоньки его последнего вагона.
        - Фу-ух… - я остановился, чтобы вытереть с шеи и лба холодную испарину.
        - Мы тоже, как сначала с этим столкнулись, очканули! - оживленно затараторил Заяц. - А потом привыкли. Человек, свинья, и не к такому привыкает…
        Ким поморщился и пресек словоблудие одним взмахом руки.
        - В общем, тема такая, - сказал он. - Проходим трубу, выруливаем к перегону - и там по рельсам. И через пару станций - Горьковская. Ферштейн?
        - Ес ичис, - сказал я.
        - Ес ай ду, - тут же поправил Ким.
        Зануда…
        **
        …Макс. Король компаний, знойная душка… Он действительно был очень красивой породы, помесь кавказца и какой-то русской суки.
        Мы познакомились через общих приятелей на вечеринке в моей квартире. Остроумный Макс - студент последнего курса театрального училища - тут же завладел всеобщим вниманием. А я как обычно сидел в стороне и размышлял о странностях мироустройства: почему одним дается все и сразу - талант, ум и красота, а другие могут привлекать к себе людей лишь за счет привлеченных источников?
        Под конец вечеринки Макс выложил еще один козырь: рассказал о своем проклятом диггерстве. Подземелья, темнота и приключения. Неудивительно, что Ирада напросилась с ним в залаз. И меня заодно позвала - чтобы отпустил.
        Макс для вида поупрямился и согласился. Я видел, как он смотрел на красивую Ираду, но не волновался - красавчик-театрал был приезжим босяком. На следующей неделе мы залезли под землю, в какой-то вонючий коллектор, я потерял каску и тут же разбил голову о какую-то трубу и проклял всех диггеров вместе взятых. А вот Ираде понравилось. Вскоре я понял, что ее и Макса объединяет кое-что еще.
        Если умная женщина захочет изменить, это будет похоже на идеальное убийство: отсутствие улик, честные глаза и железное алиби. Но я все равно чувствовал. Когда между людьми проходит трещина, она продолжается в реальность: в нашей квартире начали ломаться вещи, сгорел компьютер, однажды разбилось зеркало. Я пытался вызвать Ираду на откровенность, но она лишь возмущенно смотрела на меня и называла параноиком.
        Все, что я чувствовал к ней, почернело и искало выхода. Глядя в эти честные лживые глаза, я понял, что не смогу просто выгнать ее из своей жизни. Я должен покарать их обоих.
        Ирада слегка удивилась моему предложению сходить в залаз втроем. Я посулил ей новое снаряжение, и она успокоилась. Макс при встрече был напряженно молчалив, но я так вдохновенно изображал чайника, что вскоре они перевели дух и даже успели пару раз украдкой обменяться нежными взглядами, не думая, что я наблюдаю за ними.
        Но чайник давно вскипел.
        Я казнил их во время спуска в колодец неподалеку от бункера у «Пролетарской» - Макс сказал, что он очень глубокий, и нужно подстраховаться. Когда они начали спуск, я перебил крепления специально купленным топориком «Берсерк». К сожалению, Макс умер быстро. Ирада еще стонала внизу и просила о помощи. Я плюнул в черноту колодца и ушел.
        Да, это было похоже на идеальное убийство. Я сам обратился в милицию - Ираду искали несколько месяцев, но так и не нашли.
        На лекциях нам рассказывали, что рай для праведников средневековья представлял собой амфитеатр, откуда те наблюдали за мучениями грешников в аду, наслаждаясь видом торжества справедливости. Но вместо радости праведного суда ко мне пришло нечто другое…
        **
        Время под землей вытянулось бесконечностью, а может, и вовсе заблудилось в лабиринтах из влажного камня. Изредка мы выходили на отрезки каких-то железнодорожных путей. Тогда по сторонам попадались проходы, где во мраке скрывались гермодвери в таинственные отсеки. Ким сказал, что это укрытия на случай ядерной бомбежки. Ничего интересного там нет: обычные помещения в старый синий кафель с водопроводом и туалетами.
        Мы словно шли сквозь темное будущее нерасторопного человечества. Представилось, что мы втроем - последние люди на земле, уцелевшие в подкорке вскипевшего мозга планеты. Внутри стало торжественно и печально, будто заиграл орган.
        - Никто поссать не хочет? - спросил Заяц и тут же наполнил апокалиптический мрак звонким журчанием.
        Я вздохнул, ощутив те же позывы, и пристроился рядом.
        И мы снова шли дальше, буравя подземную тьму прирученными светляками факелов. Пару раз Ким останавливался и слушал мрак. Его крупные ноздри тогда раздувались, как у встревоженного животного.
        - Ты чего? - неизменно спрашивал Заяц и показывал темноте нож.
        - Да так, - бурчал кореец, - опять по ходу показалось… шаги будто за нами…
        И мы опять шли, шли, шли, и минуты капали медленно, с оттяжкой, как здешняя влага, сочившаяся из трещин замшелого кирпича. Тьма все уплотнялась и казалось, ее уже можно потрогать рукой, и тогда ладонь защекочет шерсть гигантского подземного зверя, и вот уже шерсть эта лезет в лицо и мешает дышать, а каменные своды все ниже и ниже, сжимают душу в душное кольцо…
        Я пошатнулся, чувствуя, как насекомо ползут по лбу холодные капли пота, и уже нет сил смахнуть эту надоедливую гадость с кожи…
        - Парни… - выдавил я, - что-то мне…
        **
        …Сначала ты перестаешь петь в душе.
        Медведь, наступивший тебе на ухо в детстве, вернулся и стал на горло. Тебя бесят неуместно счастливые лица на улицах. Ты мечтаешь вбить эти веселые зубы в эти веселые улыбки. Трансляции твоей личности из вечерних зеркал все больше напоминают социальную рекламу о вреде алкоголизма.
        А утром вновь зачем-то просыпаться. Открывать глаза в пустой белый потолок - и ничего не хотеть. И только врожденное ослиное упрямство не дает протянуть копыта. Ты встаешь, стараясь не смотреть в зеркало, принимаешь душ, в котором не хочется петь, и выходишь навстречу ненавистным счастливым улицам.
        Трудоголики и пропоицы занимаются своим делом без выходных. Поэтому тебя еще не выгнали с работы - она помогает забыться не хуже алкоголя. Вшитая в мозг программа ежедневных функций превращает тело в автомат. Когда-то тебя это угнетало. Теперь - выручает.
        Оказывается, уединение и одиночество - полярно разные вещи. Уединение - это кислородная камера. Ты уходишь туда, чтобы вернуться. Скрываешься на время, чтобы отдохнуть от людей, глотнуть внутренней тишины, прикинуть, зарядиться - и назад, обновленным, к тем, кто тебя ждет. А вот с одиночеством сложнее. Одиночество - безвоздушная пустыня. Здесь нечем дышать, потому что не к кому возвращаться. Здесь только ты и твои проклятые воспоминания.
        Сколько раз в прыщавом отрочестве ты козырял вселенской депрессией, слушал Кобейна, носил черное в траур по самому себе! И только теперь понял, что это такое. Настоящее. Есенинский голем, от которого тот бежал в кабаки, а финишировал в петлю.
        Все чаще тебе кажется, что это выход. Открываешь глаза в пустой белый потолок - и вдруг понимаешь, чего тебе хочется по-настоящему.
        5 марта, в в час пик в вестибюле станции метро «Сенная» я шагнул под прибывавший поезд. Стальные колеса размозжили мою голову и в клочья разорвали тело.
        Но я не умер.
        Я поднялся и какое-то время ошалело смотрел, как над моим искалеченным трупом суетятся и кричат испуганнее люди. Потом почувствовал боль. Разлитый в метро свет жег меня, как кислота. В последний раз оглянувшись на перрон, я скрылся в темноте перегона.
        Я не знаю, как долго я здесь, под землей. Я не могу спать. Я не могу умереть. Зато теперь знаю, что испытывали души древних греков на берегу стирающего память Стикса в ожидании лодки Перевозчика.
        Большинство из них не плакали и не стенали. Они ждали его, как некрасовские зайцы - Деда Мазая..
        **.
        - Стой! - идущий впереди Ким поднял руку. Мы застыли.
        Из тоннельного мрака донесся шепот, затем послышалось тихое повизгивание и приглушенные смешки.
        - Финки наголо, - хмуро сказал кореец, берясь за рукоять длинного клинка в ножнах за спиной. Заяц молча отцепил с пояса офицерский кортик. Я достал нож.
        - Кто там? - прошептал я неподвижному Зайцу.
        - Морлоки, - процедил он и цыкнул слюной, - ща, погоди. Смоются… Их немного, скорее всего…
        - Разведка! Штуки три-четыре, - Ким нашарил в планшете какой-то сверток, - «зажигалкой» пугнем, и свалят.
        Он обернулся и неожиданно мне подмигнул.
        - В штаны не наложил еще?
        - Да пошел ты…
        - Правильный настрой! - кореец запалил сверток и, широко размахнувшись, метнул его в шелестящий сумрак. Предмет прочертил черноту ослепительной оранжевой дугой. Послышался шлепок, и по тоннелю словно разлилось огненное озеро.
        Мрак завизжал на все голоса.
        - Подарок дальнобоев! - улыбнулся Заяц, вгляделся вперед и помрачнел.
        Пылающая жидкость осветила внутренности коридора, выхватив из темноты десятки затаившихся на сводах тварей. Брызги огня попали на нескольких из них, и те с визгом катались по бетонному полу.
        - Черт, их тут… - пробормотал Заяц.
        - Без паники! - непроницаемое лицо Кима исказила судорога. - Это засада. Прорываемся к левой ветке, до старого депо. Там, с базы отобьемся.
        Он быстро заглянул в лицо мне и Зайцу.
        - Держимся вместе. Кого ранят, тащим до последнего…Они человечину жрут…
        Дрожащий свет позволил получше разглядеть копошащихся перед нами тварей. Морлоки напоминали густо поросших шерстью карликов. Безволосыми были только их подобия лиц: с большими немигающим красными глазами, двумя широкими дырками вместо носов и безгубыми подергивающими ртами. Между собой они переговаривались резкими выкриками, шепотом и отрывистыми жестами. На длинных мохнатых пальцах загибались мощные когти.
        - Не смотри им в глаза! - напомнил Заяц. - Двигай за Кимом, я прикрываю.
        - Раз…- танковое спокойствие Кима вдохновляло.
        - Факелом в рожи хреначь, - говорил Заяц, - они слепнут на время. Ножом бей в живот. Если в грудь или в бок ткнешь, лезвие застрянет…
        - Два…
        - От Кима не отставай. Смотри, чтоб ему на спину не прыгнули. А я тебя страховать буду…
        - ТРИ! - рявкнул кореец и швырнул в тварей зажигательную бомбу. Те бросились врассыпную. Ким рванулся вперед.
        Я побежал за ним. Слева мелькнула красноглазая тень, плечо царапнули когти. Не успел я отшатнуться, как тварь с воплем прыгнула в сторону, чадя подпалиной от факела Зайца. Еще один спикировал на нас, пытаясь добраться до шеи бегущего Кима. Я поймал ее на лезвие, покачнувшись от удара небольшого, но сильного тела. На руку брызнула теплая кровь.
        Мы прорвались к повороту.
        - Твою мать! - не выдержал Заяц, когда пущенная наугад «зажигалка» осветила стены нового тоннеля. Его своды покрывал живой ковер из серых туш, каждая из которых была размером со спаниеля.
        - Крысы, - прошептал Ким, пятясь.
        - Откуда их тут…столько…- Заяц вдруг посмотрел на меня, - а может это ты, а? Ты на нас всех их навел? Может ты - крыса?
        - Не истери, - сказал я.
        - А откуда вся эта хрень здесь? Откуда? - взвизгнул Заяц и осекся от легкой зуботычины корейца.
        Глухое бормотание морлоков приближалось с тыла. Крысиный тоннель застыл в ожидании наших шагов.
        - Может, пройдем… - сказал я.
        Ким мотнул головой.
        - Такие стаи человека за минуту обгладывают. Так что не вариант.
        - И чо мы.. - заскулил Заяц.
        - Коридор, - перебил его Ким, глазами показывая на узкую расщелину, спрятавшуюся в темноте у поворота, - единственный путь. На счет «три»…
        Ропот подземных тварей усилился, переходя в угрожающий гул.
        - ТРИ! - заорал Ким и первым нырнул в расщелину. Я бросился за ним, в затылок тяжело дышал Заяц.
        - Тупик! - крикнул Ким и обернулся к трещине, откуда мы выползли. Но оттуда из мрака уже звонко царапали бетон когти красноглазых.
        - Ким, глянь! - заяц указывал на гермодверь, полузасыпанную песком и цементной пылью.
        - Туда! - скомандовал кореец. - Взялись!
        Срывая ногти, мы уперлись в металлические края и принялись раскачивать тяжелую дверную пластину. Рывок! Второй! Ухнув и застонав, дверь подалась. Ким успел захлопнуть ее за нами прямо перед мордой первого прорвавшегося в коридор морлока. Заяц задвинул несколько затворов и прислонился к двери, хватая ртом воздух.
        Кореец отодвинул толстую пломбу в центре двери - за ней оказалась массивная линза. Я огляделся и присвистнул от удивления.
        Бункер, где мы оказались, явно предназначался для избранных: перед нами вытянулся утопавший в коврах коридор. Убранные в защитные сетки бра напоминали стеклянные ландыши, с потолка торжественно росли позолоченные люстры. Даже кафель здесь не покрывал стены, а украшал их.
        - Ничо так! - оценил Заяц. - пошли посмотрим, что в комнатах. Все равно здесь надолго застряли…
        За первой же дверью нас встретил гостиничный номер класса «люкс». Двуспальные кровати, минибар и глухонемая телерадиосистема. Заяц нетерпеливо загремел предметами роскошного быта.
        - Нашел! - крикнул он.
        На черный день человечества избранные приготовили себе ящики французского вина, килограммы сухофруктов, шоколада, печенья и конфет.
        - И дали мальчишу-плохишу коробку печенья и банку варенья, - вспомнил я детскую книжку из несуществующей больше страны, - сидит мальчиш-плохиш, жрет…
        - Это кто плохиш? - Заяц обиженно набивал рот шоколадом.
        - Да так, вспомнил одного писателя. Ты его уже не застал, малец, - сказал я.
        Заяц завопил, что он 84 года рождения. Всего пять лет разницы, отметил я и удивился, как быстро все меняется. Так, наверное, будут удивляться наши потомки, оказавшись здесь под землей, после Большого Взрыва человеческой тупости.
        - Странно, - сказал Ким, не отрываясь от дверной линзы, - они уходят…
        - Кто?
        - Твари уходят… будто их что-то напугало…
        Заяц сунул в карман его куртки горсть шоколдадок в разноцветной фольге.
        - На, похавай…
        - О, черт…
        Я удивленно уставился на несгибаемого корейца, не поверив своим ушам - его голос дрогнул.
        Заяц застыл, выпучив на него глаза.
        - Вечный, - тихо сказал Ким, - никто другой так бы их не напугал…
        **
        Дверь бункера рухнула с одного удара.
        На пороге возвышалась темная фигура человека в длинном плаще, давно уже заношенного в лохмотья. Его лицо закрывал респиратор, на лоб и плечи падали черные засаленные пряди волос. Человек сжимал в руках большой кусок ржавого рельса.
        Силуэт излучал ужас, как реактор радиацию.
        Вечный не торопился. Он стоял, разглядывая нас, и словно пытался насладиться нашим страхом.
        Первым опомнился Ким.
        - Братва, - хрипло прошептал кореец, - заходим с флангов, одновременно…
        - Нет, - сказал я и шагнул навстречу нашему гостю.
        По-моему, в повороте его головы скользнуло недоумение. Вечный поднял кусок рельса, но что-то заставило его остановиться. Мы стояли друг перед другом, как вкопанные.
        - Я знаю, что ты ищешь, - сказал я, - и могу тебе помочь.
        «КАК?» - безмолвный вопрос прозвучал у меня в мозгу. Теперь я знал, кого недавно слышал в темноте.
        - Услуга за услугу, - сказал я, - ты проведешь нас к выходу. А я - сделаю тебя свободным.
        «ЧТО ТЫ МОЖЕШЬ?»
        - Я могу стать твоим Хароном, - сказал я.
        «ЕСЛИ ТЫ ОБМАНЕШЬ…»
        - У меня мало времени, - сказал я, - а у тебя его будет еще слишком много, чтобы пожалеть об отказе от моего предложения.
        Он опустил оружие.
        «ИДИТЕ ЗА МНОЙ».
        Я кивнул товарищам.
        - Он проведет нас.
        Бледные парни неуклюже потянулись за нами.
        Вечный развернулся к выходу и шагнул за порог. Стаи морлоков и крыс растекались перед ним, как вода перед форштевнем.
        Наш новый союзник легко ориентировался в темноте. Казалось, что не мрак глотает его, а наоборот. Невидимая страшная вьюга, веявшая от Вечного, распугивала на его пути все живое.
        Спустя с час ледяного подземного мрака впереди одного из бесконечных тоннелей проступили смутные очертания платформы.
        - Здесь можно выйти на свет, - хрипло сказал Ким. Все путешествие он не отрывал глаз от широкой спины нашего провожатого.
        Вечный остановился у края платформы и повернулся к нам. Половина мертвого лица с впадинами место глаз оставалась неподвижной.
        Но я услышал его.
        ТЫ ОБЕЩАЛ.
        Покрепче сжав зубы, я дотронулся до его ладони. Пальцы сжали мою руку как металлические клещи.
        Его память въехала в меня, как оглушительный поезд.
        Раскаленная игла женского крика сверлила мозг не переставая, тело ломала лупатая морда электрички, наматывая на железные колеса мягкую требуху, а потом - безвоздушное пространство одиночества, которого дали столько, сколько невозможно унести. Тоннели-мрак, тоннели-мрак, тоннелимрактоннелимрак……
        Я шатался под ударами его воспоминаний и чуть не выблевал все свои внутренности. Вечный стоял рядом, не отпуская моей руки, но хватка его слабела с каждой секундовечностью. Он пытался сказать что-то, но не мог, и когда сознание вернулось ко мне, я увидел, как на единственной щеке его изуродованного лица в свете факелов загорались и падали искры.
        Из тоннеля послышался нарастающий металлический гул. С оглушительным гудком к перрону подошла электричка. Освещенные изнутри вагоны были пусты. Двери с шипением разъехались.
        ПРОЩАЙ.
        - Прощай, - сказал я вслед шагнувшей в вагон высокой фигуре. Хлопнули автоматические двери, и поезд-призрак с воем помчал своего пассажира прочь из вечного сумрака.
        Проводив взглядами красные огни последнего вагона, мы переглянулись. Ким не говоря ни слова, хлопнул меня по спине.
        Судя по взгляду Зайца, этот жест являлся высшей похвалой непроницаемого корейца.
        Глава 9. Эльфы Петроградского леса
        - Мы до Невского проспекта пойдем, - Ким останавился у неподвижной лестницы эскалатора, - а ты, если здесь поднимешься, эльфов сразу встретишь. У них у каждого метро на острове охрана стоит.
        Он помолчал.
        - Но вообще, жаль, что тебе от них что-то надо. А так с нами бы пошел …
        Парни быстро скрылись во мраке, а я начал восхождение по застывшему эскалатору. Прошел по безлюдному вестибюлю, толкнул потрескавшуюся от времени дверь.
        Круглое здание метро «Горьковская» напоминало инопланетную тарелку, когда-то давно рухнувшую в лесную чащу. Сквозь трещины в ступеньках буйно зеленел ворох каких-то колючих трав, по стенам вились толстые бурые стебли.
        - Стой! - властно окрикнули меня.
        Я застыл, вертя головой в поисках вероятного противника. Из густых зарослей появились трое. Один из них целился из большого лука, двое держали копья.
        - Кто ты? - резко спросил меня лучник. Копьеносцы осторожно приблизились, наконечники их оружия почти упирались мне в грудь.
        - Я от Хаммера. Он сказал, вы можете помочь, - сказал я.
        Прыщавый с коротким засаленными хвостиком на затылке быстро выдернул из моих ножен кинжал.
        - Еще оружие есть? - спросил лучник.
        Я отрицательно покачал головой.
        - Зачем ты пришел сюда? - Он опустил лук. Я перевел дух и оглядел новых знакомых внимательнее.
        На каждом зеленая накидка, длинные волосы стягивали на макушках узорные «хайратники». Скосив глаза на копья, я увидел кованые наконечники.
        - Зачем ты пришел сюда?
        - Я ищу девушку по имени Искра. Мне сказали, вы можете помочь.
        - Имя?
        - Искра. Ее зовут…
        - Твое имя, - с досадой перебил главный.
        - Артур Винчестер.
        - Не слышал…
        - Я здесь недавно. Мне нужно срочно найти…
        - Пойдешь с нами, - распорядился лучник.
        Я сунул руки в карманы, сжав ладони в кулаки. Не слишком приветливо здесь обращались с новоприбывшими…
        - Ты не должен видеть эти места, - сказал вожар небольшого отряда. Он кивнул копейщику, и тот напялил мне на голову полотняный мешок, пропахший какой-то кислятиной.
        - Может, обойдемся без условностей? - из-под унизительного мешка мой голос звучал по-загробному глухо.
        - Это закон священной земли эльфов Лотлориэн, - строго ответил лучник.
        Я выругался сквозь зубы и тут же ощутил укол между лопаток - эльф надавил копьем в спину.
        - Грязные слова портят воздух здешних мест.
        - Куда мы идем?
        Эльф помолчал.
        - Сначала к разведчикам. Там будет привал. Потом тебя посмотрит Галадриэль, и мы поймем, насколько тебе можно верить.
        - Она здесь главная?
        - Она хозяйка волшебного Леса, - строго сказал эльф.
        Я решил не спорить.
        Вскоре в воздухе повеяло дымком. Послышались тихие голоса и глуховатый перебор дешевой гитары.
        Кто-то сдернул мешок, и я увидел поляну с дымящим костром. У огня сидели четверо в зеленых плащах, один из них перебирал струны глухой гитары. Скромный пикник участников ролевки.
        - Ты из новеньких? - спросил мелодичный голос. Один из эльфов отбросил капюшон и встряхнул тяжелыми светлыми волосами - на меня смотрела зеленоглазая девчонка в очках, вылитая студентка какого-нибудь гуманитарного «факультета невест».
        - Артур. Я ищу человека. Ее зовут… - начал я, но лучник перебил меня.
        - Все разговоры будут возможны лишь после твоей встречи с Галадриэль. А сейчас не теряй времени и подкрепись. Привал будет коротким.
        Девчонка прыснула от смеха и повернулась ко мне.
        - Ты на его пафосные словоформы особо внимания не обращай. А то подумаешь, что мы все здесь такие же, как он - «киса ку-ку!»
        Она покрутила пальцем над изящным ушком.
        - Гилдор всегда перед прибывшими выпендривается. Для некоторых регулярное перечтение «Сильмариллиона» чревато психическим расстройством…
        Один из их четверки потянулся за курящимся паром котелком. Снял крышку, выпустив пар, и наваристый запах грибного супа заставил меня сглотнуть слюну.
        Эльфы разлили варево по берестяным мискам. Мне вручили деревянную ложку и кусок пресной лепешки. Девчонка не спускала с меня глаз.
        - Губы у тебя пухлые. Наверно, целуешься хорошо…
        Она рассмеялась и тут же глухо и трудно закашлялась. Приложила ладони ко рту, и я увидел темную струйку между тонкими пальцами.
        - Ну, что смотришь? - насупилась она, - ешь давай!
        **
        - А самое сильное чувство охватывает, когда из Игры возвращаешься. В цивилизацию, в серый реал, к цивилам. Они все - все эти нормальные якобы люди живут зря, не видят смысла, не понимают смысла жизни, не чувствуют настоящую жизнь. И ты понимаешь, что настоящая жизнь там, на ролевке. В Игре. Там шквал… эмоции, понимаешь? В тебе просыпается Дракон…
        - Кто?
        - Дракон, серый ты цивил…
        Быстро осоловевший от вина Гилдор резко откидывает со лба длинную прядь.
        - Помнишь, как у Ле Гуин: «та часть, что никому не служит и ничего не боится»… Если однажды в себе ты это почувствовал, значит среди цивилов тебе уже не место. Вот и живешь двойной жизнью. Или попадаешь сюда…
        Кельт
        Она всегда была немного странной: носила в универ длинные до нелепости бальные платья, явно сшитые из бабушкиных гардин. Закалывала белые кудряшки огромными заколками с разноцветными глыбами бижутерии. Размалевывала бледное зелеными разводами, похожими на инопланетные цветы. И имя инопланетянское - Аэлита.
        Ромка по кличке Кельт втюрился свирепо и безвозвратно с первой же пары первого занятия первого курса. Пытался провожать с лекций, благо оказалось, что они живут в одной студенческой общаге, таскал сумку с конспектами - она смотрела мимо, а если и улыбалась, то холодно.
        Аэлита жила в другом мире. Там рубились на текстолитовых мечах, носили длинные плащи, ездили на ролевки и с придыханием упоминали фамилию Толкиен. Тусовку эту Кельт презирал за высокомерность, сектантство и бегство от реалий жизни, но ничего с собой поделать не мог. Преодолеть тягу к толкинутой Аэлите оказалось труднее, чем справиться с земным тяготением.
        Многочисленные родственники, часто заезжавшие к Ромке в студенческую общагу передать продукты, о его сердечных делах прознали быстро.
        - И думать не смей, - сказал отец. - На нашей женишься.
        - Прикинь, Буба, это ваще труба - мать у меня русская, а отец - самый настоящий хач, - рассказывал под задушевную вечернюю сигаретку во дворе общаги Ромка другу. - Ненавижу. Я от них в город из области и слинял. Мне ваще-то универ на хрен не нужен, просто появился шанс свалить от предков - я и свалил.
        - Ну и что, что хач, - возражал Буба и философствовал, - хач хачу рознь. Везде хорошие люди есть. И плохие.
        - Да ты не жил с ними никогда! Когда родственники отца из какого-нить аула к нам в гости приезжают - хоть вешайся, реально. Все пузатые, друг перед другом понты кидают, цепур золотых на себя понавешают - и ходят по хате распальцованные, хоть дверные косяки прорубай. Привыкли у себя в горах орать - и здесь орут, между собой по-своему говорят, а по-русски только матерятся. У меня что отец, что дядька - чуть что не так, сразу кулаком в табло. А когда бухают со своими, с понтом мне бабло швыряют (Кельт скривился и изобразил): Э, завяжи мнэ ботынки за сто баксов! Э, падкуры мнэ сыгарэту за пятсот рублэй! Э…тьфу блин…
        - Так ты, получается, тоже хачик - только наполовину.
        - Ну, получается. На худшую половину. Русский я, мне их дребедень на хрен не нужна, понимаешь? Воротит от них - а батя мне в паспорте прописывает, что я - Талиб-оглы! И еще…
        - Что?
        - Женить меня батя собрался. Знаешь, как это у них делается? Невесту отец своему сыну сам подбирает - молодого никто ни о чем не спрашивает. Нравится-не нравится - спи, моя красавица… ну и подобрал мне… Буба, видел бы ты эту жабу… Зато ее папа моего отца кореш и это самое… компаньон.
        - А ты чего?
        - А кто меня спрашивал? Мама в этом деле голоса не имеет. Она женщина. Как узнала, сразу сказала мне - езжай в университет поступать, подождем с женитьбой. Сама, короче, меня от греха подальше спровадила. Правда, батя долго возмущался, но здесь уже я его спрашивать не стал - слинял по-тихому и все…
        - Дела-а… - сочувствовал Буба.
        Аэлиту обхаживал какой-то общажный эльф - несмотря на раскрашенный красно-зеленый щит и угрожающих размеров меч вид эльф имел далеко не прокачанный. До него так и тянуло докопаться, но Кельт ни разу не позволил себе этого. Просто когда видел их вместе, бежал в ларек и вместо ужина покупал самой дешевой водки и распивал прямо на лавке напротив общежития.
        Эльф не нравился не только Кельту. Как-то раз парочка наткнулась на кучку кавказцев - они вроде бы тоже учились в универе, хоть и брезговали ходить на занятия.
        Горцы увидели фэнтезийную парочку и заржали. Эльфы попытались их миновать, но те быстро взяли пару в круг.
        - Кынжал покажи, э, - сказал один из них.
        - Это меч, - тихо сказал толкинист.
        - Уй, меч! - взвизгнул горец, и его друзья снова громко заржали.
        - Можно мы пройдем! - громко сказала Аэлита.
        - Нэ спеши, сладкая…
        - Я тебе не слад…
        Эльф было шагнул вперед, но получил от одного из кавказцев легкий шлепок по лицу.
        А дальше Кельт не поверил своим глазам: эльф вдруг бросил щит и меч и кинулся в общагу, подгоняемый свистом в спину.
        - А твой парень - джигит! - сказал заводила.
        - Он не мой…
        - А что ж такая красивая без парня до сих пор, а? Хочешь, я твоим парнем буду, а! Ну, иди сюда…
        У Аэлиты заблестели глаза.
        - Да сиди ты! - громко прошептал Буба. Но Кельт уже сорвался с места.
        - Ты отойди от нее, ладно? - крикнул он на ходу.
        - А? - ощерился тот. - Чо такой дерзкий?
        - А ты чо так возбудился, мага? - спокойно спросил Кельт, упираясь ногами в землю покрепче. - Овец поблизости нету…
        Кулак вскрикнувшего от ярости горца просвистел мимо головы. Уклонившись, Кельт встал в боксерскую стойку. Кавказцы взяли его в кольцо.
        - СМЕЛЫЕ, ДА?! - хрипло заорал Кельт, - да вы всегда кучей своей храбрые, а по одиночке - ссыте!! Чо, давай, налетай!! Четверо на одного, давай!!!
        На него бросились двое, но старший компании остановил их одним жестом.
        - Если ТЫ такой смелый, - сказал старший, - завтра, вот за этими гаражами, в час дня встречаемся.
        - Заметано! Один на один!
        - Один на один…
        Он радушно улыбнулся им вслед. Потом повернулся к Аэлите.
        - Они тебя сожрут, - пролепетала эльфийка.
        Она вдруг закашлялась, быстро приложила ко рту платочек, глянула на него, оторвав от губ. Исподлобья посмотрела на Ромку и тут же спрятала платок за декольте как всегда причудливого платья.
        -Подавятся, - сказал он.
        - Спасибо, - сказала она и вдруг поцеловала его в щеку.
        Мир поплыл, как после хорошего апперкота.
        - Да ладно… - прошептал он.
        - Нет, правда…я испугалась ужасно…они все время на меня так смотрели… А вдруг они тебя в следующий раз побьют?
        - Вспотеют…
        - Может быть, прогуляемся на залив? - брякнул он и похолодел от собственного отчаянного безрассудства.
        Она мягко взяла его под руку. У него снова закружилась голова.
        В третий раз мир поплыл, когда он поцеловал ее на берегу в чуть подсохшие от ветра губы.
        **
        - Ну что, покурили? Пошли.
        Кельт закурил третью подряд сигарету и вышел из своего блока в общежитии. За ним идут Буба и товарищи, всего человек пятнадцать.
        - Я всех наших оповестил - остальные у входа в общагу ждут, - тараторит Буба, - кто-то из наших еще местным пацанам, футбольным хулиганам позвонил. Обещали подъехать.
        - Ништяк, - цедит Кельт, шевеля зажатой в зубах сигаретой.
        На улице их ждет еще один отряд: весть о конфликте быстро облетела все три корпуса общаги.
        К гаражам уже движется небольшая армия.
        - Эй! - обернувшись, Кельт видит три рослые фигуры в спортивном.
        - Давай к нам! - Буба машет рукой и вполголоса поясняет, - вот эти парни из футбольного моба.
        Бойцы приехали, что драться и побеждать: удобные костюмы, легкая обувь. У одного из них куртку изнутри оттягивает некий тяжелый предмет. Парень перехватывает взгляд Кельта и усмехается. Медленным жестом стриптизера распускает молнию куртки. Из-под полы выглянул кусок арматуры, перемотанный синей изолентой.
        Кельт выставляет большой палец. Бритый боец радушно выбрасывает руку в нацистском приветствии.
        - Куда идти? - спрашивает он, когда пятерка приблизилась.
        - Ща налево, за гаражи! - суетится Буба.
        Они миновали спортплощадку, свернули за пованивающие гаражные спины.
        Горцы уже на месте. Их человек семь - увидев маленькую армию, они начинают переминаться с ноги на ногу. Такой сплоченности они явно не ожидали.
        - Все нормально, один на один, - хрипло бросает им Кельт, и старший из компании сбрасывает куртку, выходит на заросший зеленый пятачок. Рыжий следует за ним.
        Упитанный противник лениво разминает плечи и потирает подбородок в густой черной щетине.
        - Весовая категория не на нашей стороне, - бормочет Буба, но на него шикают.
        - Ну чо вы сиськи мнете, бейтесь, чуханы! - говорит старший хулиган, заложив руки в передние карманы светло-голубых джинсов.
        Джигит усмехается и не спеша направляется к застывшему на месте Кельту.
        - Давай, Казбек! - поддерживают кавказские друзья.
        Противоположная сторона притихла - чем ближе подходил Казбек к своему щуплому противнику, тем выпуклее проступали перспективы чеченской победы.
        Когда голова Казбека в первый раз глухо ударилась о железо гаражной стенки, никто ничего не понял. Потом замелькали веснушчатые кулаки, а изумленное лицо противника залила первая кровь. Кельт оседлал рухнувшего противника и принялся всаживать удары ему в голову, пока тот не затих.
        - Вот так вот… - сказал, задыхаясь, Кельт, поднялся с травы, сплюнул кровью - пару скользящих в зубы он все же пропустил. Горцы бросились к неподвижному товарищу. Один из них обернулся к Кельту и его компании, что-то прокричал.
        - Заткни хлебало, все по честнаку, - ответил предводитель футбольных хулиганов, - пошли, братва, обмоем это дело…С арийским приветом! До новых встреч!
        **
        Через неделю в дверь блока, где жили Кельт с Бубой, постучали.
        - Открыто! - крикнул Кельт, величаво страдая от похмелья на кровати. Буба с утра уехал сдавать экзамен.
        В комнату молча ворвались Казбек с земляками. Ромка даже не успел вскочить - в лицо влетел железный хвост тяжелой цепи.
        - Э, вы что…вы… - Кельта сдернули с кровати, опрокинули на пол и принялись пинать ногами в тупых лакированных туфлях.
        - Буба!!! - крикнул Кельт и закашлялся кровью.
        **
        - Ох, братан…, - вырвалось у Бубы, когда он увидел спускающегося с больничных ступеней Ромку, - ты как этот…мумия.
        Голова Кельта была так щедро обмотана бинтами, что наружу смотрели лишь глаза и рот.
        - Швы накладывали?
        Он кивнул.
        - Как самочуха-то?
        - Ништ, - глухо сказал Рыжий.
        - Я те вот апельсинов всяких принес. Ну, сока там и прочих ништяков. Пацаны специально скидывались. Ты теперь на всю общагу прославился.
        Кельт хмыкнул.
        - Слушай, у меня новость дерьмовая… В общем, коменда, когда узнала, что ты с чехами махался, тебя выселить решила…
        - Что?
        - Дак она сама из Чечни. Не знал, что ли? Выселяют тебя, братуха, из общаги. За разжигание межнациональной розни. Но ты не переживай…Не, Кельт, не парься - помнишь, пацаны тогда на стрелку приезжали? Они сказали, что с хатой тебе помогут на первое время. У них конспиративная берлога есть, на канале Грибоедова. Вот выпишут тебя, вместе туда съездим. Все это чехам просто так с рук не сойдет. Ерш так и сказал. Ерш у них там главный. Про белые патрули что-нить слышал? Которые нерусских в городе мочат? Ну, вот он в теме. Короче, поправляйся скорее, братуха! Нас ждут великие дела! Ну давай, я побежал. От пацанов привет.
        Кельт слабо махнул ему перебинтованной рукой и тоскливо посмотрел на серое здание больницы.
        **
        - Хайль! - у выхода Кельта встречала бритая компания.
        - Ну что, выздоровел, братуха? - скалился Буба, гарцуя перед товарищем в новеньких «гриндерах».
        - Здорово, герой! - крепко пожал руку предводитель - невысокий плотный парень. - Я Ерш. А это мои близкие: Руль и Деловой. Ну чо уставились, камрады, жмите руку истинному арийцу.
        Камрады обменялись рукопожатием.
        - Пошли, покажем тебе твою новую хазу!
        - А я там никого это самое…не напрягу?
        - Не парься, коммуналка расселенная, у нас там типа штаба. Наша банда там раз в неделю собирается, газету свою делаем, пьем, ну и все в таком духе.
        Компания нырнула в метро. Расталкивая плечами настороженных обывателей, парни погрузились в электричку.
        - Кельт, нам до канала Грибоедова! - крикнул Ерш.
        **
        Просторная комната с высоким лепным потолком была обклеена немецкими плакатами - копиями гитлеровских листовок времен войны. В одном углу приткнулся старый телевизор, в другом - компьютер, принтер и сканер.
        Кельт тайком взглянул на себя в лицо старого зеркала, сверяя мужественность своих скул со скулами нарисованного арийца в стильной фашистской форме.
        - Круто! - с чувством сказал он, оглядывая свое новое жилище.
        - Я знал, что тебе понравится! - крикнул Ерш и зазвенел бутылками в холодильнике. - Предлагаю отметить новоселье как следует. Кстати, завтра на капище наши славяне будут 9 мая отмечать. Мы тоже подтянемся. Тебя туда твой кореш отведет, он уже знает. Буба! Сгоняй-ка в лабаз еще за ящиком пивца.
        Буба заторопился в прихожую. Хлопнула дверь.
        **
        - Камрады! В наши славные ряды вступил новый достойный боец! - покачивался с бутылкой в руке Ерш. - Посмотрите на эти шрамы на храбром кельтском табле! Подобно спартанцу Леониду, этот кекс противостоял банде вооруженных оккупантов, и дух его не сломлен! Слава! Зиг хайль!
        - Зиг хайль! - выбрасывали в воздух руки камрады.
        - Смерть! - орал пьяный от пива и славы Кельт и бил кружкой в бокалы новых товарищей, обливаясь пеной. - Кил эм ол!!
        - КИЛ ЭМ ОЛ!!! - скандировали камрады.
        - Держи презент! - Ерш протянул ему новенькую бритвенную машинку. - Тебя забривают в армию национального фронта!
        Братва быстро организовала парикмахерский табурет, под который постелили газеты.
        Машинка заурчала, посыпались светлые пряди.
        - А теперь - дискотека! - Деловой наколдовал что-то у музыкального центра. Колонки взорвались главной темой из саундтрека «Ромпер-Стомпера».
        Рыжий глотнул пива и прыгнул в потную кучу полуголую танцоров.
        **
        - Слава роду, смерть уроду!
        Люди на холме неподалеку от новостроек выбрасывали в небо сжатые кулаки. Кельт уставился на столб, выкрашенный темно-красной краской, у которого сошлись в театральном поединке парни в самодельных кольчугах.
        - Это что?
        - Это языческое капище. А столб - статуя Перуна. Вон, видишь здорового мужика в расшитой рубахе?
        - Они все здесь здоровые. И в рубахах.
        - Да вон, бородатый в красном плаще…Это Верховный жрец.
        - Время!- вдруг крикнул жрец, обратясь с вершины холма к новостройкам.
        - Время! - повернулся он к ним спиной и загудел в охотничий рог.
        - А кто эти в шлемах? У столба? - спросил Кельт.
        - Ну это типа воины. Они сражаются за право принести священную требу Перуну.
        - А где треба?
        - Вон, котел, видишь, на треножнике стоит?
        Один из толкинутых вдруг растянулся на земле, а второй провел по его горлу тупой железкой своего меча. Люди на холме приветственно загалдели.
        - Во славу родичей наших в сей светлый день приносим требу богу нашему Перуну, - объявил жрец, - пали предки наши 9 мая, в день когда много веков назад царь рода славян Словен соединил все края словенские от Архангельска до Белграда, основав первое государство Северной Европы.
        - Слышь, чо он несет? - толкнул Кельт Бубу, но тот отпихнулся:
        - Заткнись и слушай. Он стучит молотом во врата сердец.
        - Чо?
        - Белые предки наши сошлись в неправедной войне и бились люто, много жизней загубив. А виноваты в распре не они были! - жрец возвысил голос. - Нечего белым людям меж собой враждовать и делить им нечего! Повинны в сечах многих колдуны были черные, смешанная кровь: Сталин и Гитлер…
        - Потому собрались мы здесь, на этом священном холме, чтобы почтить память праотцов наших. Слава роду - смерть уроду! - выбросил вверх кулак жрец.
        - СЛАВА РОДУ, СМЕРТЬ УРОДУ! - подхватила толпа.
        - За мной, братья! - сказал жрец и снова продудел в рог, спускаясь с холма.
        Толпа переместилась к другой площадке, обозначенной несколькими бревнами, лежащими на земле. Кельт с Бубой остались на холме.
        - А что там за камень лежит?
        - Ну, типа ритуальный. Видишь, венок на нем сверху? Сейчас надо коснуться его правой рукой и сказать «Помню».
        - Что - «помню»?
        - Все.
        - Слушай, откуда ты все это знаешь?
        - А я со жрецом разговаривал. Интересный мужик. Он жрец уже в котором поколении. Все эти обряды и былины у них от отца к сыну передаются. Еще с тех времен.
        - Буба, ты…скажи, ты правда во все это веришь?
        - А во что мне еще верить, Кельт? - Буба подошел к деревянному Перуну и коснулся рукой бороды идола. - Меня задолбало жить просто так. И почему мне не верить в то, что моим предком была не обезьяна, не соблазненный еврей, а охренительный ариец из Арктогеи? Меня прет это, Кельт, врубаешься? Меня прет.
        - А теперь гонцов пошлем с венком этим, чтоб возложил он память нашу к стопам тех, кто голову за свой род сложил, на Площадь Победы, - объявил жрец. - ну, а мы во славу Перуна и предков игрища затеем, пусть молодые нас ратными забавами потешат.
        - Пошли поприкалываемся! - потянул за рукав Кельта Буба. - Сейчас типа «стенка на стенку» будет!
        Майское солнце припекало. Некоторые парни стянули футболки. С их тел на Кельта глянули орлы и жирные свастики.
        - По команде «Коловрат» бойцы сходятся, - предупредил невысокий угрюмый парень и махнул подобием алебарды в своей руке. - Коловрат!
        С веселым ревом молодняк бросился на сшибку. Кельт тут же получил от кого-то по носу.
        - А что, весело! - крикнул он Бубе и со смехом повис на каком-то двухметровом увальне.
        **
        - РА-СИ-Я! РА-СИ-Я!! - кричали Ерш, Буба, Кельт и камрады, гуляя по перекрытому в честь Дня Победы Невскому.
        Под ногами звенели пустые пивные бутылки. Ветер носил по асфальту мятые пластиковые стаканчики. Группа подростков в балахонах с группой «Кино» горланила песни своего кумира. Мимо пронеслась стайка студентов на роликах.
        - Молодой человек! - Кельта кто-то взял под руку. Ромка оглянулся на старика и задержался взглядом на вспыхнувшем золоте его наград.
        - Молодой человек! - прошамкал старик. - Вот я - до Берлина дошел…А мне сегодня - за весь день ни один человек. Ни один человек здесь - ни слова не сказал. Ладно уж цветы… Просто - музыка. Парад. Речи. Но ни один…
        - Проходи, старый, проходи, - подтолкнул Ерш дедушку, - не надо нам на уши садиться.
        Старик молча ускорил шаг.
        - Позаливают глаза под вечер… - хмуро сказал Ерш и цыкнул слюной под ноги.
        - Он прав, - сказал Кельт.
        - Короче, идейный ты наш, - Ерш вытащил из кармана новую банку пива, - на дело сегодня пойдешь? Как договаривались. Мочканем китаезу в честь Дня Победы, а? Ну, возле того ихнего ресторана, помнишь, я рассказывал?
        - А чего именно китаезу?
        - Чтоб знал, - сказал Ерш.
        Камрады засмеялись.
        **
        - Вот он, падаль, - прошептал Ерш, - один.
        Худая фигурка торопилась. Ей было не по себе в темном аппендиксе переулка.
        - Ату его! - крикнул Ерш и первым рванул из-за угла. Бойцы двинули за ним.
        Китаец остановился. Вместо бегства он вытянул руки по швам и, не отрываясь смотрел на бегущую стаю. Расстояние между маленьким человеком и грохочущей «гриндерами» пятеркой стремительно таяло. Китаец не шевелился.
        - На! - рявкнул Ерш, с налету ткнув кулаком в растерянное лицо.
        Китаец охнул и опрокинулся на спину. Блестящие ботинки замолотили по скрюченному телу.
        - Пацаны, дайте я вмочу, пацаны, - суетился Буба у сосредоточенных спин товарищей. Ему было не подступиться к жертве.
        - Харэ! - скомандовал Ерш и растолкал от китайца камрадов. - Все, я сказал!
        Парни нехотя повиновались. Ерш склонился над лежащим человеком.
        - Очнись, узкоглазый.
        Человек взвизгнул и что-то залопотал сквозь слезы, судорожно прикрывая лицо окровавленными грязными пальцами.
        Ерш схватил его за воротник и рывком поднял на ноги. Колени китайца подломились.
        - Встать, когда с тобой говорит русский рабочий! - Ерш встряхнул дрожащее тело. - Убери руки от своей хари! Смотри мне в глаза! Смотри в глаза, с-сука!
        Китаец подчинился. Свет дальнего фонаря упал на его отекшее лицо, и Рыжий похолодел.
        - Теперь ты понял? Ты понял, кто мы? И кто ты? - говорил Ерш. - Понял?
        Тот быстро закивал.
        - Атпу…атпустите…
        - Думаешь, тебе просто так дадут отсюда уйти? А? - Ерш рассмеялся и посмотрел на комрадов. - Мы дадим ему отсюда уйти?
        - Пускай меня сначала в жопу поцелует, - процедил Деловой.
        - Слышь! - Ерш еще раз встряхнул жертву. - Ты по-русски шаришь, нет? Короче - кисс хис эсс. И можешь валить. Гоу, короче. Кисс эсс - энд фридом!
        Китаец замотал головой. Его широкое лицо сморщилось. Он протянул руки к Деловому и упал на колени.
        - Он умоляет удостоиться этой великой чести! - заржал Буба и заглянул в глаза Ершу.
        Китаец по очереди посмотрел на каждого из пятерки. Его взгляд задержался на лице Кельта. И тут же уткнулся в асфальт.
        - Пацаны! - Рыжий сделал шаг вперед. - Пусть он это самое…валит.
        - Чего?
        - Не китаец он. Японец. Рю. Я его по общаге еще знаю. Буба, помнишь его - это же кореш Давэя, сокурсника нашего. Помнишь, бухали с ним. Он еще нам японский хэви-метал ставил, угорали все с него…
        - Вы чо, с желтыми корешитесь? - Ерша передернуло.
        - Да мне насрать, кто он! - крикнул Буба и оглянулся на стаю товарищей.
        - Ты дурак, что ли? Рю нормальный чел! Помнишь, как он…
        - Заткни хлебало!
        - Сам заткни! - Кельт выпихнул Рю из хватки Ерша. - Пусть валит. Он мой товарищ.
        - Канай отсюда, Рю. Канай, я сказал! - прикрикнул Ромка, и японец попятился, а потом повернулся к камрадам спиной и побежал, нелепо размахивая руками.
        Ерш проводил его глазами. Повернулся к парням.
        - Сваливать надо. По старой схеме. Этот мудила щас ментам стуканет.
        - Не стуканет… - подал голос Кельт.
        - Завтра поговорим, - сказал Ерш, - все, валим. Встречаемся завтра на хате в четыре.
        **
        Кельту все стало ясно, как только он открыл дверь. Лица товарищей были хмурыми.
        - Чаю поставь, - буркнул Ерш, снимая ботинки.
        - Да я сам, в общем-то, сваливать отсюда хотел, - сказал Кельт.
        - Не будь слабаком, братан! - ткнул его в бок кулаком Буба.
        - Да пошел ты…
        - Чо ты ерепенишься? Ну ладно, дал слабину разок. С кем не бывает…
        - Я ухожу, - Кельт набросил куртку и подхватил заранее собранную сумку, - я просто вас ждал, чтобы ключи от хаты отдать.
        - И куда ты пойдешь, зайчик?
        - Тебя не спросил… - Ромка подошел к двери, но Буба преградил ему путь, - отойди.
        - Пацаны, а вы знаете, кто наш камрад по национальности?
        - В смысле? - заинтересовался Ерш.
        - Заткнись, - быстро глянул Кельт на товарища.
        - Мама-то у него русская, а вот папа…
        Буба наслаждался вниманием окружающих.
        - Заткнись, мудила!
        - Хачик у него папа. Самый настоящий хач.
        - У, братишка..., - камрады обступили Кельта.
        - А вы тут все истинные арийцы, что ли собрались? - крикнул он. - Да какие вы на хрен арийцы, когда в нас кого только не наме…
        - Вражий лазутчик, значит? - перебил Ерш, не отрывая взгляда от Кельта. - Что, скоро нам твоих носатых родственников ждать? Заложил, падла, признавайся!!!
        Кельта скрутили и бросили на пол.
        - Маркер принеси! - рявкнул Ерш Бубе. Тот метнулся к полкам и вернулся с синим фломастером.
        - Держите ему руки! И голову! Голову держите!
        Кельт молча отбивался, но борьба была недолгой.
        Когда Ерш закончил свое творчество, комрады заржали. На лбу Ромки были выведены крупные буквы - ХАЧ.
        - Выкидывайте его отсюда. Пусть валит к своей родне. Сдаст - не сдаст, неважно. Мы отсюда сваливаем. Пшел вон, пес!
        Кельта спустили с лестницы. Вслед полетела сумка. Когда хлопнула дверь квартиры, он шмыгнул разбитым носом, покопался в сумке. Нашел бейсболку и натянул козырек по самые брови. Вышел на улицу. И побрел неспешной походкой бездомного.
        **
        Она бросилась к нему, как только увидела на факультете.
        - Я все знаю…надо было тебе сразу мне сказать… у меня комната есть…живи, сколько хочешь…
        - Спасибо, - он погладил ее по волосам, - но я уехать хочу.
        - Уехать? Куда?
        - Куда-нибудь... Где нет всего этого… Чтобы там все по-другому… Так достало…
        - Я тоже… достала? - она отпрянула.
        - Только из-за тебя я еще отсюда и не свалил.
        Она быстро вытерла под глазами. Помолчала. Покопалась в кармане и вытащила носовой платок. Развернула и показала ему бурые пятна крови.
        - Я больна. Не знаю, сколько осталось. Но все это время я хочу быть с тобой.
        Он проглотил ком в горле и осторожно пожал ее тонкие пальцы.
        - Возьми меня в Игру.
        Глава 25. Переспать с призраком
        Гилдор улыбается, не отрывая взгляда от костра, стреляющего в ночное небо оранжевыми гроздьями.
        Кельт и не подозревает, что я только что подслушал его воспоминания…
        В тяжелых ветвях нашептывает ветер. Несколько ребят, закутавшись в плащи, тихо напевают медленную песню на непонятном языке - им подтренькивает на фанерной гитарке очкарик-менестрель. По кругу гуляет фляга.
        - Как мы здесь оказались, знаешь? Приехали на Игру в область. Заблудились. Попали в туман, вышли к болотам…выбрались к Неве. Но река уже была другой. Сначала страшно было. Блуждали долго, с тварями столкнулись…- эльф замолкает, мешая длинной веткой в кострище раскаленные угли, - и однажды вышли на Петроградку. Увидели Лес….сразу поняли - наше место. Знаешь, так бывает: ищешь, ищешь что-то, не зная что, блуждаешь в потемках - но когда находишь - сразу ясно, это оно. Твое. Настоящее.
        Гилдор вновь резко отбрасывает волосы с лица и опять замолкает. Луна скрывается в брюхе гигантской тучи. Резко темнеет.
        - Гилдор! - говорит девчонка. - Сделай красиво!
        Тот кивает и закрывает глаза. Секунду спустя туча растворилась, и по серебристой листве и черным стволам снова разлилось зеленоватое сияние.
        - Это просто, - говорит мне эльф, - такое и в Реале можно было делать. Облако разогнать, электричку ускорить. Спрашиваешь внутрь явления - и слышишь «да» или «нет». Когда позарез надо, и мир с тобой согласен - получается. Всегда.
        Он смотрит на меня, чуть прищурившись:
        - Цивилам не понять…
        **
        После ужина разомлевшие эльфы устроили поэтические поединки.
        Первым выступил Гилдор, поведав грозный стих о бродячем эльфийском лучнике:
        Его глаза смотрели в даль,
        Они блестели, как медаль,
        На сердце боль, словно мозоль,
        Но зов времен вперед зовет…
        Собрание выразило сдержанный респект. Вдохновившись успехом собрата, выступил второй чтец. Слегка шепелявя, он рассказал нам «Сагу о мести»:
        Эльф смотрел не на восток,
        Смотрел на запад он печально,
        Вдруг на поляне перед ним
        Сложились тени в очертанья.
        Прекрасной девушки, эльфийки.
        Знакомы были все черты,
        Лицо, фигура и одежда,
        Последней погибает и надежда…
        Автор саги прервал чтение, смущенно улыбнулся и сказал, что над продолжением еще работает, заработав негромкие аплодисменты.
        В первый раз в жизни пожалев, что никогда не понимал поэзии, я откинулся на спину.
        Лес шелестел над головами тихо и ласково.
        Звездное небо подступило совсем близко, и я провалился в него, утонув в черноте между незнакомых созвездий.
        **
        Открыв глаза, я увидел нависшего Гилдора.
        - Пойдем. Я отведу тебя на ночлег. А то ты уже носом клюешь.
        - Куда?
        - Есть тут одно местечко. Пошли.
        Мешок надевать не стали. Но сопровождавшая меня вооруженная троица все же больше напоминала не проводников, а конвой.
        - Куда мы идем? - я всматривался в непроницаемые лица, тщетно пытаясь понять, какие мысли таятся под эльфийскими хайратниками.
        - В гостиницу для усталых путников, - нехотя процедил Гилдор. Остальные насмешливо переглянулись.
        Проходя мимо мутнеющего в пышных зарослях силуэта мечети, я понял, что мы идем к набережной. У Невы распахнула угрюмые объятия приземистая крепость с покосившимся шпилем.
        - Петропавловка?
        - Наши гости останавливаются только здесь. Это закон.
        Толстые глухие стены, крупный булыжник под ногами и низкие своды каменных арок.
        Гилдор ткнул плечом дверь каземата. В нос ударила затхлая волна запаха погреба.
        - Все удобства! - торжественно объявил Гилдор, обводя рукою темную комнатку с топчаном в углу, сжатую покатыми стенами и сводчатым потолком. Высоко мерцало одинокое зарешеченное оконце. Меня передернуло.
        - Издеваетесь?
        Эльф легонько похлопал меня по плечу:
        - Всего на одну ночь. А завтра тебе все скажет Галадриэль.
        - Когда я увижу ее?
        - А ты что, не понял? - обернулся Гилдор. - вы уже виделись.
        Я вспомнил острые темно-зеленые глаза молодой ведьмы. Ловко!
        - Она посмотрела тебя, - сказал эльф, - и теперь ей нужно принять решение.
        - Какое еще решение?
        - Помогать тебе или нет, - он нахмурил редкие брови, - сила Врага разлита повсюду и никогда не угадаешь, в каком виде Враг появится рядом…
        - Толчки долбанные! - рявкнул я в хлопнувшую дверь, запоздало сорвавшись с места.
        Снаружи лязгнул замок. От души попинав дверь новой тюрьмы, я плюхнулся на топчан.
        **
        Я открыл глаза, проснувшись от чьего-то пристального взгляда. Рядом сидела женщина. Неубранные темные волосы, едва прикрытые полотняной сорочкой плечи. Большие глаза, изящный овал лица, маленькая круглая грудь, узкая талия.
        - Кто ты?
        - Ты когда-нибудь спал с призраками? - она улыбается.
        - До встречи с любимым человеком, я только этим и занимался.
        Она ложится рядом и оплетает меня руками и ногами. Прижимается горячим телом, не пряча бесстыдную улыбку.
        - Ты мне снишься?
        - Способность присниться - лучшее доказательство твоей настоящести.
        - Откуда ты?
        - Эти стены - мое княжество. А вот и подданные, - она указывает на юркнувшую из
        трещины над изголовьем чету тараканов.
        Бесшумно освободившись от сорочки, она переливается в пространстве как кошка, ни
        одного лишнего движения. Обволакивает, нашептывает сладкую грязь, и в ней
        оказывается так нестерпимо хорошо, что я разряжаюсь после первого удара и без
        остановки продолжаю вбивать звериную похоть.
        - Еще!еще!еще…
        Мир кружится, плывет, срывается, мы кричим с ней вместе, сквозь ее тело проступают
        контуры смятой постели.
        Лицо становится мутным и полупрозрачным, зеленоватым, как толща речной воды. Он
        а улыбается, на глазах превращаясь в шипящую пену, и расплескивается по сторонам
        водными брызгами. И только сейчас я слышу мерный шум, подскакиваю и вижу, как в
        зарешеченное окно хлещет водяной поток и струится по каменному полу.
        Я сую ноги в мокрые ботинки и по колено в воде ковыляю к двери.
        - Эй! - я забарабанил в дверь. - Наводнение, слышите! Откройте!
        За дверью тишина. Вскоре, чтобы не наглотаться ледяной, пахнущей гнилыми водорослями Невы, пришлось барахтаться уже у самого потолка. Когда вода сомкнулась над головой, не оставив ни одного шанса на глоток воздуха, я бросился к решетке и стиснул железные прутья. В голове мерно стучал невидимый парад, легкие лопались от нехватки воздуха. В последний раз дернув решетку, я отпустил прутья. Вода хлынула в горло, забила дыхание, наполнила легкие, в глазах помутнело…
        - Эй! Вставай!
        Сон был такой яркий, что я до сих пор судорожно глотал воздух.
        - Только тихо… - прошептал Гилдор, - собирайся, у нас мало времени.
        Глава 26. Грифоны алхимика Пелля
        - Что за спешка - прохрипел я, нащупывая ботинки.
        - Заткнись и слушай! - прошипел Гилдор, - в общем, расклад такой. Галка… в смыслеГаладриэль что-то темное в тебе усмотрела. Утром у тебя будут проблемы.
        - Что? - спросонья я понимал его через слово.
        - Тебя сгноят здесь, олух! - закричал шепотом эльф. - Бежать надо!
        - Мне сначала нужно поговорить с вашей…
        - Не будет она больше с тобой разговаривать! Ты опасен. Тебя
        легче здесь замуровать. Или тихо грохнуть…
        Я сел на топчане и схватился за голову.
        - И что ты предлагаешь?
        - С острова есть подземный ход. Ведет к дому одного моего знакомого.
        - Кого?
        - Аптекаря… Пелля.
        - Не знаю…
        - Тогда оставайся гнить здесь до старости! Последний раз спрашиваю, идешь или нет?
        - Зачем ты помогаешь мне? - я внимательно посмотрел ему в глаза.
        - Во имя любви к ближнему своему, - твердо сказал он, не отводя взгляда, - Ну что,вперед?
        К подземному ходу пришлось спускаться в кромешной темноте, по узкой каменной лестнице. Несколько раз я оступался на щербатых ступеньках и судорожно хватался за скользкие от испарений стены. Гилдор лязгнул засовом небольших чугунных ворот изапалил факел. Из тени проступил кованый герб: грифон, стоящий на задних лапах.
        - Выпей, - Гилдор протянул флягу, - усталость как рукой…
        От глотка солоноватой жидкости во рту расползся привкус травяной горечи.
        - Ну и дрянь…
        - Полезно, - эльф вернул мне флягу, - пей. Нужно восстанавливаться.
        Я сделал еще пару глотков. Напиток приятно ткнул в голову.
        - Алхимик Пелль - это тот самый аптекарь, про которого легенды ходили, что он колдун-алхимик?
        - Он самый. Кстати, он может помочь тебе и в поисках этой твоей…
        Гилдор щелкнул пальцами.
        - Искры, - сказал я.
        Мы долго пробирались по сырому подземному лазу. Тоннель то и дело пересекался с другими подземными ветками.
        Впереди мелькнул тускло светящийся силуэт человека. Он бесшумно проследовал до одного из поворотов и так же беззвучно исчез.
        - Князь, - спокойно сказал Гилдор, - он безобиден.
        - Кто?
        - Обычный князь. Меньшиков, - нетерпеливо сказал эльф, - Но факелы лучше погасить.
        Вдруг мы рядом с его кладом…
        Мы потушили огонь и двинулись дальше, пока Гилдор не остановился у только одному ему известного ориентира.
        - Пришли, - сказал эльф.
        Вытянув вперед руки, я нащупал каменную стену. Тьма отпрыгнула от вспыхнувшего факела. На старых кирпичах длинного узкого коридора заплясали корявые тени.
        Гилдор шагнул вперед, и пламя выхватило из темноты кусок лестницы.
        - Мы в Башне Грифонов. Вон там, - он указал вниз, - его лаборатория. Вверху апартаменты. Пойдем, проведаем старика…
        Мы поднялись по высоким ступеням, остановившись у тяжелой кованой двери с медным кольцом. Сквозь щели пробивались полоски ярого света.
        - А мне башня раньше маленькой казалась, - прошептал я.
        - Здесь и не такое бывает…
        Гилдор негромко постучал дверным кольцом. Этот стук - три длинных паузы, три кротких - напомнил мне условный знак. Эльф перехватил мой настороженный взгляд и улыбнулся:
        - Помни: предельная учтивость! Он это любит.
        За дверью зашаркали шаги. Лязгнули стальные петли.
        - Добро пожаловать, молодые люди!
        На пороге стоял высокий старик. Темень башни, винтовая лестница и свет факелов приготовили меня к встрече угрюмым седобородым волшебником в длинной мантии и дурацкой остроконечной шляпе. Но доктор Пелль словно шагнул из разоблачительного фильма о нацистских преступниках. Сухопарый эсэсовец, залегший от израильских спецслужб в тихой домашней гавани: узкое костистое лицо, байковый халат, пушистые шлепанцы.
        - Прошу, молодые люди, - Пелль кивнул на большой круглый стол под тяжелой шелковой скатертью.
        Когда он повернулся к нам спиной, я увидел большой горб, выступавший между лопаток, будто акулий плавник. Гилдор незаметно ткнул меня кулаком: не заостряй внимание.
        Под ногами будто качнулся пол. Меня повело вбок. Я схватился за скатерть и рухнул на пол, увлекая за собой фруктовый натюрморт.
        - Мне нужно идти, - я почему-то не чувствуя губ, - я должен…
        - Что вы! - всплеснул руками Пелль и быстро облизнул губы длинным черным языком, - Никуда я вас не отпущу!
        Взгляд его изменившихся глаз - теперь больших, круглых и желтых, как у совы, - глушил мысли. Он набросил на плечи теплый пиджак, избавился от шлепанцев и сунул ноги в туфли.
        - Пойдемте, голубчик…
        Гилдор схватил меня за шиворот и потащил куда-то вниз, по темной лестнице. Тело больше меня не слушалось.
        - Не держи зла, друг… - бормотал эльф на ходу, - ничего личного. Просто отработанная схема. Поэтому там этот ход и был вырыт. Давным-давно. Арестантов поставляли Пеллю на опыты. Он пытался выращивать грифонов из людей…. Понимаешь, я ведь даже не для себя, а для нее… Видел, что она кашляет кровью? Видел? Она умирает. А Пелль может помочь. Договор у нас. Я ему человека на опыты, а он - лекарства для нее. Понимаешь? Ты не думай, что это мне просто дается… Зельем подпоил, к аптекарю привел… Но пойми - мы должны любить ближних своих… Ближних, а не всех… Ведь ты - ну кто такой ты? Сам не знаешь…Живешь, как все… Умрешь, как все… Цивил… А она другая… Понимаешь?
        Он втащил меня в просторный зал и хлопнул на широкую доску под клеенкой, похожую на операционный стол. Щелкнул ремнями, фиксируя мои руки и ноги. Хотел быстро отойти, но застыл на месте, будто принимая важное решение.
        В последнюю секунду я почувствовал, как в ладонь ткнулся холодный тяжелый брусок.
        - Кастет… Классика! - вдруг шепнул Гилдор, оглянулся и двумя резкими движениями надрезал ремни на моих запястьях. - Давай покончим с этим упырем…
        Эльф вздрогнул и поднес руки к горлу. Изо рта показалась тонкая струйка крови. Глаза Гилдора закатились и он упал, глухо ударившись лбом о пол.
        Сзади него стоял старик, успевший переодеться в белоснежный халат. Он вытер скальпель о полу одежды. В голосе прозвучала легкая укоризна.
        - Меня нельзя обманывать, милейший.
        Жажда убийства разливается по жилам, как горячий спирт.
        Прежде чем он успевает перевести взгляд на меня, я прыгаю и хватаю за шею. Отвлеченным сознанием наблюдаю, как собственные руки скручивают голову старика вбок, под углом, несовместимым с жизнью.
        Никогда не умел это делать. Но, оказывается, всегда помнил, как надо.
        Старик хрипит и корчится. Я сцепляю руки на сухой шее.
        Вы все это помните. Просто боитесь вспоминать.
        - Шаман умер, - прошипел алхимик. Его лицо менялось, превращаясь в гладкую хэллоуинскую маску. Руки, пытавшиеся сдержать меня, покрывались тускло-зеленой чешуей. Резко пахнуло гнилью.
        Холодная клешня цепко схватила меня за руку.
        - Слушай историю этого мира. Твое время пришло.
        Глава 27. Шаман
        Я увидел сумеречную землю, бескрайнюю зеленую толщу из крон болотных деревьев. В редких проплешинах леса чернели окоемы, в которых отражались звезды молодого мира. Я увидел людей одного из племен, живших здесь и сражавшихся за это право с рождения и до смерти.
        Их племя не было ни самым сильным, ни слабейшим среди остальных, населявших здешние чахлые леса. Из века в век женщины собирали клюкву и удили рыбу в узких лесных реках, а мужчины охотились. Несколько раз племя воевало с соседями за лучшие угодья, но эти войны заканчивалась лишь никчемными смертями храбрейших.
        В трудные дни люди приносили жертвы духам леса, рек и ручьев и молили о пощаде Болотного Духа. Раз в год, когда ночи становились длинными, как древние песни, он приходил в деревню и забирал в трясину нескольких мужчин и женщин, и долго после этого уцелевшие жались друг к другу у больших костров, а шаман Эйко гулко стучал в бубны, прося защиты у предков.
        Так продолжалось из года в год, пока у женщины по имени Вяйне не родился сын с лишним пальцем на левой руке. Старуха, принимавшая роды, прошамкала тогда, что людей с необычной внешностью ждет удивительная судьба.
        Со временем люди решили, что старуха ошиблась. Мальчик, которого назвали Куйку, так и не стал ни хорошим охотником, ни великими воином. Куйку рос хилым, много болел и харкал черной кровью. Мать жалела его и ухаживала за мальчиком, как могла, но и она не смогла уберечь от издевок сверстников. Те росли быстро и многие из них уже ходили на охоту с мужчинами.
        Однажды, решив подшутить над ним в очередной раз, мальчишки заманили Куйку в лес и сбросили в Мертвое болото. Кто-то из взрослых проходил мимо, и мальчика удалось спасти, но после этого Куйку тяжело заболел. Шаман сказал, что его душу сосет Болотный Дух. Никто не верил, что он выживет, кроме матери. Она с утра до вечера сидела у его изголовья.
        В это время на деревню вновь начало набеги соседнее племя, которое возглавил молодой и яростный вождь. Каждую ночь мужчинам приходилось отражать его атаки. Враг становился все смелее. Наутро после одной из таких атак Вяйне нашли у ложа сына со стрелой в горле. Куйку сидел рядом. Его лицо блестело от слез, но при этом Куйку казался совсем здоровым.
        - Я вернулся из Нижнего Мира сказать волю Болотного Зверя, - сказал он притихшим людям.
        Дух требовал жертву в обмен на защиту деревни.
        - У племени появился новый шаман, - сказал старый Эйко.
        Он нарядился в лучшие одежды и отправился на Мертвое Болото, и больше никто его не видел. А на следующий день земля под ногами напавших врагов стала жидкой и забрала их всех.
        Жители деревни славили Куйку. Но он даже не улыбнулся им.
        - Скоро враги придут мстить, - сказал новый шаман, - нам нужно напасть на них первыми.
        Он приказал готовить новых жертв для хорошей войны. Куйку сам выбрал троих - тех, кто недавно пытался утопить его. Мужчины заткнули юношам рты, перебили ноги и поволокли на болото. В ту же ночь их стрелы и ножи били без промаха. Всех оказавших сопротивление Куйку подарил Зверю.
        Дух болота дал воинам новые силы. Куйку и его племя подчинили несколько островов, и на каждой стоянке Куйку велел строить кумирни своего бога. Там, где не было трясин, жертвы приносили огнем и железом. Сила Зверя росла, и вместе с нею - мощь великого шамана Куйку. Когда век его подошел к концу, он попросил у своего бога бессмертия.
        Зверь исполнил желание Куйку, а взамен забрал глаза, навсегда стерев их с лица. Владения Зверя ширились, но потом среди объединенных племен пошел мор, занесенный человеком, приплывшим с дружиной проповедовать огнем и секирой учение о милости богочеловека.
        Куйку с трудом победил пришельца, но с болезнью, косившей сотни, справиться не смог. Мор расползался по островам, оставляя после себя мертвые деревни, и пришел день, когда шаман остался наедине со своим ослабевшим богом.
        Они сбежали в Нижний мир и слились с Туманом на века.
        До тех пор, пока среди болот мира людей не прозвучали топоры тех, кто пришли строить деревни.
        Спустя века на их месте появился город. Новая столица империи росла. Болотная земля принимала новые кости, новую кровь и новые страдания.
        Внизу шевельнулся Зверь.
        Его поливали болью и кровью голодные бунты, восстания, революции. Ему подарила тысячи смертей большая война. Болотный бог окреп и разбудил слугу.
        Зверь набирал силу для возвращения.
        Глава 28. Я поднимаю на битву погибшую рать
        - Безглазый, - я разжал хватку, - где Искра?
        - Ее здесь нет…
        - Что значит, нет? - заорал я. - Что ты с ней сделал?
        - Она в твоем мире, Винчестер. Будешь ты с ней или нет… сейчас зависит только от тебя.
        Он не врал. Я чувствовал это. Безглазый легко читал мои мысли.
        - Ты один из нас… В тебе сила… Ты прошел все испытания… Зверь давно искал человека… который может открыть Дверь…
        - Почему я? Почему? - я встряхнул умиравшего шамана.
        - Ты победил проклятие своего рода… Теперь ты - позвоночник между мирами живых и мертвых... Открывающий двери… Новый шаман.
        - Как ты?
        - Я стар… Мое время прошло... Поэтому честь выпала именно тебе.
        - Какая честь?
        - Пора выпустить Зверя… Нужно открыть Дверь... Дверь между мирами… Вы выйдете вместе.
        - Я обычный человек…
        - Сначала… ты мне таким и показался… Обычным… трусом… Но проклятие привело к тебе мертвых… и ты справился… А мертвые оставили тебе не только память… Они оставили силу…
        - Да какую к чертям собачьим…
        - Ненависть! - прошипел шаман. - Поколения ненависти… Ты заряжен ей до упора, Винчестер… Все это время… тебе не хватало пороху… Но даже обычный мужчина… готовый убить или быть убитым… превращается в полубога… Пришлось разыграть этот спектакль… Теперь ты готов… Дверь… - коготь Безглазого указывал на длинный коридок, в который сужался зал подземной лаборатории.
        - А если я откажусь?
        - У тебя нет выбора… Он уже идет за тобой… Он…
        Тело Безглазого выгнулось, ноги заскребли по полу, и шаман затих.
        Я повернулся к тоннелю.
        Пол коридора оказался мягким, как сырое мясо. Багровые стены пульсировали, натягивались, будто перепонки, и тогда проступали очертания уродливых существ, пытающихся выбраться наружу.
        Я еле переставлял ноги. Покачнувшись, оперся о стену, но тут же отдернул руку. На ощупь стена оказалась горячей и скользкой, как парные внутренности.
        По стенам коридора прошла судорога. Шепот существ перешел в вой, они кричали, визжали и шипели. Хор набухал в ушах багровой ватой, а я все пробирался вперед по бесконечному, исходящему спазмами коридору и только выбравшись к длинной, слабо освещенной сверху лестнице, остановился отдышаться.
        Нос защекотал запах старого подвала: побелки, пыльной паутины, подгнившей картошки. Передо мной вытянулась вверх сбитые ступени, упиравшиеся в деревянную дверь из непригнанных досок. Сквозь щели пробивались лучи солнца, и шелестела на ветру еще невидимая листва моего мира.
        Я поковылял вверх на дрожащих от усталости ногах. Колени подогнулись, я рухнул на грязные покатые ступени и пополз, обдирая руки о сколы, задыхаясь в теплом, гнилом, как несвежее дыхание, воздухе.
        Стены-перепонки лопнули. Те, кто были за ними, ползли ко мне из темноты.
        Дверь между мирами выглядела хлипкой заслонкой.
        «Мир болен. Когда-то ему нанесли рану, и с тех пор из мира уходит свет. Легенды про смерть светлого бога, о похищении богини света, история про Змея и яблоко - все они об одном и том же. Когда-то с миром что-то случилось и продолжает случаться в жизни каждого из нас. Черный сквозняк из невидимых трещин. Когда это происходит, каждый делает свой выбор».
        Голос Ворона звенел в мозгу, как живой.
        - Какой? - пробормотал я, уже зная ответ.
        Голос усмехнулся.
        «Открыть подвал. Или стать тишиной внутри грома. И биться за то, что тебе дорого».
        Я остановился у двери. Поворачиваясь лицом к тому, что шло из Тумана, я почувствовал, как шевелятся и седеют волосы на голове.
        «Удары сердца твердят мне, что я не убит,
        Сквозь обожженные веки я вижу рассвет.
        Я открываю глаза - надо мною стоит
        Великий ужас, которому имени нет»…
        Мрак вытягивал остатки сил и пробирался внутрь тоскливым предчувствием смерти.
        « Я знаю то, что со мной в этот день не умрет.
        Нет ни единой возможности их победить.
        Но им нет права на то, чтобы видеть восход.
        У них вообще нет права на то, чтобы жить»…
        Я хриплю последнюю песню из последних сил.
        А как иначе?
        «И я трублю в свой расколотый рог боевой,
        я поднимаю на битву погибшую рать;
        и я кричу им «вперед!», я кричу им «за мной!»,
        раз не осталось живых, значит, МЕРТВЫЕ, ВСТАТЬ!»[3 - «Оргия праведников»]
        В темноту ударил столб света, будто где-то сверху врубили мощный прожектор, и мрак закричал на сотни голосов. В луче струились человеческие фигуры. Они снова были рядом. Те, кого я отпустил, вернулись. И мрак гремел и трещал, будто мокрое от грозы небо, а блики света мелькали, как веселые клинки, и дрожали золотые нити, которые связывали всех. Тьма вздрогнула, съежилась - и взорвалась салютом разноцветных сверхновых и вытянулась в парсеки звездной пыли новеньких галактик.
        **
        Когда все утихло, я осторожно приоткрыл дверь. Шагнул вперед, щурясь от непривычно яркого света.
        За порогом оказался обычный питерский дворик, уютно устроившийся под желтыми кронами старых деревьев, такой тихий, что я не сразу ощутил его странность. Люди, шагавшие к подъезду, собака, вылетевшая порезвиться на газон, и даже голуби, вспорхнувшие с асфальта, застыли в воздухе, как восковые фигуры.
        Я вышел на такую же неподвижную улицу: замершие авто и пешеходы, стая чаек, будто вмерзшая в синюю глыбу неба над крышами Васильевского острова.
        Мой мир застыл в ожидании моего выбора.
        - Все нормально! - махнул я рукой. - Я вернулся. Поехали!
        Картинка вокруг ожила, сдвинулась, зашумела и загудела на сотни разноцветных голосов.
        А я подошел к знакомому подъезду. Чуть помедлил и набрал номер на домофоне.
        Не нужно быть богом, чтобы знать, где тебя всегда ждут.
        (КОНЕЦ)
        notes
        Примечания
        1
        Поезд беглеца никогда не вернётся,
        На неверном пути лишь в одну сторону,
        Наверное, я должен добраться куда-то,
        А я - не здесь и не там.
        («Психбольница»)
        2
        Когда они придут, я буду готов
        Я слышу их голоса изнутри
        (Мановар)
        3
        «Оргия праведников»