Артиллерист: Назад в СССР Павел Ларин
        Служу Советскому Союзу! #1
        Я был не самым честным ментом. Тепленькое местечко в БЭПе, откаты, девочки, что ещё для счастья надо? И бац! Я очутился в прошлом. Мне снова восемнадцать, а за окном Союз эпохи застоя. Какого хрена? Мне идти в армию? Два года мотать портянки? Ну уж нет! Судьба захотела меня нагнуть, но посмотрим кто-кого…
        Павел Ларин
        Артиллерист: Назад в СССР
        Глава 1
        - Эй, спящая красавица! Подъем!
        В нос ударил резкий, противный запах аммиака. Чья-то рука настырно совала мне вату практически в ноздрю. Я брыкнул ногой, стараясь попасть в обладателя этой руки. Судя по отчетливому слову «Млять!» - попал.
        - Совсем обнаглел?! - Голос из насмешливого превратился в откровенно злой. - Ты смотри…Пихается он…А ну, вставай!
        - Прекратите! Парню плохо. Ведёте себя, как… как солдафон! - Второй голос, в отличие от первого, грубого и басистого, был женским. Очень приятным.
        Я приоткрыл один глаз. Прямо передо мной маячила аппетитная, соблазнительная грудь, размера этак третьего. Не меньше. Оценить ее можно было, благодаря расползающимся в разные стороны краям белого халата.
        Естественно, я открыл и второй глаз. Картина интересная. Даже заманчивая. На такое надо смотреть в оба глаза.
        - Как себя чувствуешь? - Спросила медсестричка и улыбнулась.
        Она наклонилась вперед, внимательно рассматривая мое лицо. Подняла одно веко, второе. Естественно, веки тоже были мои. Я бы охренел, если бы она со своими такое провернула. По-всякому меня бабы «снимали», но такого не случалось, чтоб они в процессе «съема» глазным яблоком завлекали.
        А с хрена ли, кстати, здесь медсестра? И где именно, здесь?
        Я попытался осмотреться, чтоб оценить обстановку. Лучше бы не делал этого, если честно.
        Неподалеку от меня стоял злой мужик с красным, одутловатым лицом. Но лицо ладно, бог с ним. Может, бухал, как и я. А я последние двадцать четыре часа реально бухал.
        Больше всего меня удивила его военная форма. Вообще, в принципе, что она есть. Потому как, на хрена здесь мог оказаться военный, не имею ни одного предположения. Или я с какого перепугу оказался там, где военные. Даже в армии не служил, если что. Бог миловал. Сначала был институт, а потом - папа с мамой помогли. И тут вдруг этот странный товарищ. При самых удивительных раскладах, наши пути никак пересечься не могли. Это не считая того, что я вижу его впервые.
        Если можно было надеяться, что девочку мы вызвали, а наряд медсестры - ролевые игры, то мужика в форме я даже в состоянии полнейшего невменоза «заказать» не мог. А они были. И мужик, и форма. Причем, очевидно, какая-то странная форма. Совершенно не похожая на привычную, современную. Друзья имеются среди военных, знаю, как оно смотрится. Да и вообще… Я, в конце концов, мент. Худо-бедно в таких вещах разбираюсь.
        Вроде, понятно, что передо мной капитан. Но он будто сошел с советского плаката. Не хватало только лозунга над его головой. Что-то, типа: «Народ и армия - едины!» Я даже представить не могу, где вообще сейчас можно отыскать такую форму. Наверное, у каких-то старых вояк осталась, в качестве памяти о героическом прошлом. Не знаю. Но я бы не сказал, что этот капитан сильно в возрасте. Ближе к сорока на вид.
        Само помещение напоминало обычный медицинский кабинет. Только зачем-то в углу стояла ширма. Белая, из трех складывающихся частей.
        - Где я? - Задал вопрос медсестре, потому что капитан у меня доверия не вызывал вообще. Было бы хорошо, если бы он исчез из помещения. Напрягает. Одним только присутствием. Мелькнула даже мысль, а не попросить ли его чухнуть отсюда.
        - Поплыл ты, парень. - Ответил капитан вместо девочки. Еще и лезет, куда не просят. - Как барышня, поплыл. А мы даже с пересыльного не уехали. Как служить будешь, защитник отечества?
        Я его проигнорировал. Псих какой-то. Плетет абсолютную херню. Пересыльной… Ага… Смешно, просто оборжаться можно.
        В общем, мой взгляд окончательно остановился на симпатичной медсестре. Смотреть на нее и приятно, и полезно. Особенно, когда она наклоняется.
        Милаха улыбалась мне. Я в ответ улыбался ей. Какая приятная девочка. А главное, все свое. Ресницы, губы. И брови нормальные. Не в два пальца шириной. Даже удивительно. Сто лет не видел женщин в их естественном, природном состоянии. Сейчас они ко всяким там специалистам сразу с пеленок бегут. Кто губы качает, кто задницу.
        - Стас… тебя же так зовут? - Спросила она, продолжая улыбаться. - Как себя чувствуешь?
        Честно говоря, хотел ответить ей правду. Хреново. Как еще может чувствовать себя человек, который отмечал очередное звание. Голова гудит, во рту мерзко. Причем, начало мероприятия и все, что ему предшествовало, я помнил хорошо. А вот потом…
        Это был обычный осенний день. С утра, как порядочный, я приехал на службу. Народ отирался на крыльце, рвения к работе не демонстрировал никто. На то мы и есть управление по борьбе с экономическими преступлениями. Нам торопиться некуда.
        Я подошел к мужикам.
        Поздоровались. Покурили. Постояли. Опять покурили. Обсудили, как тяжело нам работать. Потом снова покурили и прошлись матом по начальству. Была мысль покурить еще, но если честно, уже не лезло. Хочешь, не хочешь, пришлось зайти в здание управления и топать на свои рабочие места. Весь день на крыльце не простоишь. Аферисты и мошенники сами себя не оформят.
        Вообще, что греха таить, со службой мне повезло.
        Свою деятельность в управлении экономической безопасности и противодействия коррупции я начал три года назад. К счастью, у меня был хороший знакомый, который смог без лишних проблем и денежных вознаграждений за должность, а за такую должность причитается вознаграждение, пристроить на теплое место.
        Место, врать не буду, на самом деле теплое. Иногда даже горячее. Если жадничать и не знать меры.
        Я меру знал, границы не переступал, и от этого всем было хорошо. Ну, может быть государству не очень. Однако, по моему скромному мнению, кто позаботится о Стасике, если не сам Стасик. А тот факт, что в некоторых моментах я немножко клал денежков в свой карман, так это, опять же, только из любви к ближним, которые попадались мне по долгу службы. Потому что быть жадным плохо. Делиться надо. Особенно с теми, кто сильно в этом нуждается. А я нуждался. И в хорошей машине, и в приличных заведениях, которые посещал на выходных, и в красивых женщинах. Красивые женщины, как известно, вообще удовольствие дорогое.
        Просто с самого начала я смотрел в сторону экономики лишь по одной причине.
        Не потому, что люблю свое государство и радею за его кошелек. И уж точно не потому, что государство заботится обо мне. От этой «заботы» имелась только скромная зарплата.
        На самом деле, все просто. Выгода. Возможность урвать там, где другие вообще не стесняются.
        Все остальные направления - наркота, убийства, работа в каком-нибудь затрапезном районном отделе, (тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог), изначально не прельщали. Геморроя много, толку мало. Влезешь, потом хрен отмоешься. Совесть, какая-никакая, у нас имеется. Да и потом, убивать людей - плохо. Наркотики продавать - плохо. Грабить простых граждан - плохо. Кинуть немного государство на деньги… Ну, не знаю… По моему мнению, просто у некоторых чиновников лицо станет поменьше. А это даже полезно.
        Поднялся в кабинет и, как всегда, принялся разбирать текучку по материалам, смотреть сроки проведение проверок. Линия направления моей работы - финансово-кредитная система. Я курирую банки, плотно взаимодействую с налоговой, занимаюсь присвоением бюджетных средств. Не в том смысле, что присваиваю их сам, там без меня желающих воз и маленькая тележка, а как раз, ловлю тех, кто пытается. Ну, и конечно же - борьба с коррупцией. Тут все просто идеально. Чтоб не брал взятки кто-то другой, я, рискуя крепким сном и, между прочим, своей свободой, беру их сам. В тех случаях, конечно, которые особых последствий не имеют.
        Не успел как следует настроиться на работу, руководству кровь из носу потребовалось совещание. Вот не сидится людям спокойно. Вернее одному человеку. Начальнику отдела Виктору Алексеевичу. Немолодой уже, а все суетится.
        Честно говоря, это была хорошая возможность выспаться. Обычно под монотонный голос начальства я ухитрялся дремать, сидя с открытыми глазами. Один хрен ничего нового или необычайно важного там не скажут.
        Все было, как всегда, но вдруг, под конец совещания прозвучала моя фамилия. Очень неожиданно. Сон, как рукой сняло. Ну, думаю, Стасик, вот, похоже и пришел тот момент, когда можно вспомнить пословицу: сколько веревочке не виться, а конец всегда будет. Решил, что где-то спалился по неосторожности. Сейчас мне ручонки-то отобьют загребущие. По голове-то настучат своим начальственным кулаком.
        - Стас, поздравляю с присвоением звания старшего лейтенанта полиции. - Выдал Виктор Алексеевич.
        Сказал в тот момент, когда я уже мысленно перебирал подходящие статьи, по которым меня, как минимум, уволят, а как максимум, посадят.
        Сначала даже решил, показалось. Но нет. Мужики начали поздравлять, жать руки и намекать очень непрозрачно, что вечером предстоит как следует отметить радостное событие.
        Учитывая, что коллеги мои любят выпить, особенно на халяву, такой повод упускать точно никто не собирался.
        Естественно, тут уже было не до работы. Мне светил банкет на все отделение. А это, если что, десять человек, включая прямое начальство и вышестоящее руководство.
        Здесь пригодилась еще одна сторона медали, а вернее, моей должности.
        Много кто обращался за помощью. Много кому не отказывал. А некоторых вообще из дерьма вытащил, скажем честно. Все люди, которые нуждались в моей дружбе, были солидными, серьёзными бизнесменами. В том числе, в списке значилось несколько владельцев увеселительных заведений.
        Не долго думая, позвонил одному из коммерсов и назначил встречу через полчаса. Чего время тратить.
        - Стас, дорогой! Брат!
        Артур встречал меня лично. Как только переступил порог, этот уроженец гор пошел навстречу, широко раскинув руки. За его спиной уже суетилась девочка в униформе, накрывая стол в дальнем углу зала, с панорамным окном и видом на город. Все, как я люблю.
        - Стас, ужасно рад! Ужасно рад! Что случилось? К чему такая срочность? Чем могу помочь?
        При этом пухлые ручки Артура весьма заметно потряхивало. Вовсе не потому, что он так счастлив меня видеть. Хотя было бы, конечно, приятно. И комерс, и я понимали, из нас двоих быстрее ему потребуется моя помощь, чем мне его.
        - Артур… - Я изобразил постное лицо. Даже трагичное. Улыбка у него моментально исчезла. - Бизнес незаконно ведешь. Сам в курсе. Да? Пояснять не надо. Жди гостей. По дресс коду, в камуфляже. Все, как положено. С собаками. Ничего не смог сделать. Прости…
        Артуру совсем поплохело. Очень резко и очень сильно. Он облизнул губы. Один раз, второй. Глаза его бегали туда-сюда, будто искали место, куда спрятать это толстое тело невысокого роста, сытое и упитанное, за которым вот-вот явятся злые дяди. Бедолага попытался сглотнуть слюну, но в его организме испарилась вся жидкость. На нервной почве.
        Я не выдержал и рассмеялся. Ну, очень уж смешно он выглядел. Как пингвин, который понял, что он вроде не птица, но какого-то хрена сидит на яйцах.
        - Не переживай. Давай лучше выпьем, раз уж стол накрыл. - Я обошел застывшего столбом хозяина заведения и направился к манящей, запотевшей бутылке водки, которую окружали тарелки со всякими вкусняхами.
        Артурчик на трясущихся ногах двинулся следом. Не менее трясущейся рукой он налил нам по рюмке, и, с надеждой глядя в мои глаза, протянул стопку. Бедолага явно ждал, когда же я начну говорить хоть, что-то. Уже по хрену, что, но более конкретное.
        - Все у тебя будет нормально, не за что не переживай. Мне нужен сегодня банкет в твоем ресторане. Повышение получил. - Я усмехнулся ему в лицо и опрокинул рюмку. Краем глаза заметил, как бедолага перекрестился. При том, что от православной веры Артурчик очень далек. Вслед за мной он выпил залпом. Закусил, выдохнул.
        - Стас, в любое время дня и ночи. Мой ресторан - твой ресторан. Скажи, на сколько людей накрыть и к какому времени? Все будет сделано. Денег не надо, ты мне, как брат. Только… могу я тебя попросить о маленьком одолжении? Крохотном. Чисто на будущее.
        - Давай. - Я ухватил со стола кусок мяса и сунул его в рот. Пить еще предстояло много, так что закуску никто не отменял. А то раньше времени вырублюсь, будет совсем нехорошо. Мужики не поймут. Начальство - тем более.
        - Не шути так больше со мной, умоляю. За десять секунд твоего молчания я уже успел попрощаться мысленно со всеми родными и близкими…
        Я улыбнулся, но ничего не ответил. Лицо при этом у меня стало загадочное. Типа, не знаю, не знаю….
        Вообще, все предельно просто. Когда у бизнесменов хорошо идут дела, тихо, спокойно зарабатываются денежки, они начинают верить в себя, а соответственно, забывают, кто, есть кто. Так что, самое важное правило - держать своих, так сказать, «знакомых по работе» в постоянном тонусе, чтобы не закрадывались плохие мысли в голову. Их плохие мысли ведут к моей нищете и прозябанию. Спасибо, но нам такого не надо. Мы не ради этого пошли бороться с экономическими преступлениями.
        К назначенному времени, а я естественно, поставил всех в известность, в заведение Артура явились приглашенные гости. Никаких +1. Только мужики. Без жен, спутниц и всякого ненужного багажа.
        Надо отдать должное комерсу, стол был накрыт дорого и богато. Честно говоря, я даже приятно удивился.
        Меня усадили в центре стола. Типа, главное действующее лицо, гвоздь программы. Напротив устроился начальник нашего управления, справа - его заместители и неизменный Виктор Алексеевич. По традиции принесли граненый стакан, полный до краев. Не очень люблю все эти гусарские замашки, но в данном случае, когда напротив сидит начальство и смотрит суровым глазом, особо не повыгребываешься. Надо соблюдать наш, ментовской этикет.
        Я, как положено, бросил туда три звездочки, выпрямил спину, расправил плечи. Хотя, честно говоря, все эти движения уже давались мне с трудом. Выпили-то изрядно. Но правила, есть правила. Особенно хотелось не ударить в грязь лицом перед высшим руководством. Естественно, пришлось произносить обязательную речь. При этом, товарищ полковник, сидевший напротив, внимательно слушал каждое слово. Здоровье у него, конечно, конское. Выпил больше моего, а ни в одном глазу.
        Хотя, если честно, для меня стакан водки - вообще не проблема. Специфика организма. Я опрокинул содержимое в себя, выплюнул звездочки обратно, в тару, взял со стола кусок шашлыка и закусил. Судя по недовольному лицу товарища полковника, моя речь ему не зашла. Сука… А я так старался…
        - Круг пропустишь, повтори. - Бросил он коротко.
        Спорить я не стал, ибо не идиот. Вернее, когда пьяный, конечно, тот еще придурок. Как и все. Но не в этом случае. Видимо, что-то не устроило полковника в моих словах. Ну, или просто ему так захотелось. Как вариант. Стало очевидно, вечер будет насыщенным. Выпить 400 грамм водки за 15 минут, это явный перебор, с учетом того, что отмечать я начал чуть ли не с обеда. Но и с полковником спорить тоже не собираюсь. А то эти звезды улетят так же внезапно, как и прилетели. Только сразу все, а не по одной.
        Вторая попытка вышла успешной. Полковник кивнул, физиономия была у него довольная. Ну, а дальше - по накатанной.
        Буквально через час я был просто в хлам. В хламину. В сисю.
        Естественно, во время очередного перекура мы решили организовать продолжение вечера. По нашему мнению, он должен был стать еще более веселым и горячим.
        Мои гости, с кем планировал продолжение праздника, вызвали такси и рванули в ночной клуб, где нас ждали текила, караоке и приятные женщины. Я, как самый умный, решил поехать на машине. Меня почему-то сильно беспокоила мысль, будто потом ее не найду. Переклинило, короче. Естественно, это была не самая лучшая идея. Не с первого раза я смог нащупать кнопку запуска двигателя. Последнее, что помню, как тачка все-таки завелась и я направился в сторону клуба. Открытое окно, сигарета в зубах, бутылка пива в руке. Музыка орет на полную. Мне в тот момент казалось, это нереально круто. Светофоры - по хрен. Разделительные полосы? Что это, вообще, такое? Скоростной режим - для лохов. Помню, как ехал и думал, а что мне будет? А кто и что мне сделает? Кругом во всех сферах друзья, знакомые. В этом - главная фишка БЭПа. Ты сотрудничаешь со всеми госслужащими, имеющими власть и возможности…
        Вот уже с середины дороги к клубу, я почему-то ни черта не помню. Похоже, меня накрыло капитально, пока добрался.
        А теперь, какой-то дебил в древней форме, откуда только выискался, разводит меня, что я на пересыльном.
        Глава 2
        Вообще, по поводу сложившейся ситуации варианта было два. Первый - мои товарищи решили продлить наше мероприятие и перевести его из стадии банальной пьянки в увеселительные игрища. То есть, по-русски говоря, надо мной просто поглумились. Устроили целое представление, розыгрыш. Тупой и ни капли не смешной. Но от них, от товарищей, другого ждать не приходится. С креативным мышлением там прям беда.
        Я не сторонник дебильных шуток про ментов, утверждающих, будто мы, сотрудники органов, ненамного сообразительнее рыбок в аквариуме. Но то, что сильной оригинальностью не блещем, это факт. Работа такая. Все - по закону о полиции. Права, обязанности, нормы. Придумано и прописано за нас и до нас. Особо инициативные в ментовке надолго не задерживаются.
        Это в фильмах, например, сотрудники полиции поражают окружающих неординарностью поступков. В жизни - оно так не работает. Даже банально - стычка с криминальными элементами. Круто, конечно, смотрится на экране, когда мент достает оружие на ходу и стреляет в бегущего врага. Прям, не целясь. Интуитивно, видимо, определяет. В жизни - хренушки такое прокатит. На дай бог попадешь в гражданского. Это все, тушите свет. Даже если не попадешь, задолбаешься потом бумажки писать, куда стрелял, в кого стрелял, сколько раз и по какой причине. И кто тебе, дебилу, вообще разрешил стрелять.
        Поэтому в то, что мои товарищи вдруг весело, с огоньком и задором подошли к розыгрышу, верится с трудом. Не могу представить, чтоб они так заморочились. Это же надо было меня в том состоянии, в котором я был, притащить сюда, найти медсестру, капитана, договориться с ними. И ради чего? Смысл какой? Даже тупые приколы должны иметь какой-то итог.
        Второй вариант - произошло недоразумение. Я попал в этот странный замес по ошибке. Не знаю, по какой, если честно, но удивительным образом оказался в медучреждении. Не пойму пока, что конкретно за место. Похоже, вроде, на больничку.
        Правда, к этой версии, не лепится мужик в советской военной форме. А я сообразил, наконец, почему она кажется мне странной. Капитан напялил на себя образец времен СССР. Такую носили, наверное, лет сорок, пятьдесят назад. Как любой нормальный человек, несмотря на возраст, а мне только недавно стукнуло двадцать шесть, я различные фильмы по телеку видел. В том числе, сериалы про старое время. Где сюжет, например, вертелся вокруг военной темы. Пусть лично в жизни не сталкивался, но как раз по этому опыту могу точно сказать, форма на капитане была советская.
        Ко второй версии о роковом стечении обстоятельств, человек в военной форме, которая кучу лет не используется, никак не лепился. Ни с какой стороны. Случайно добухаться до состояния, когда требуется медицинская помощь, можно. Вполне. Сам пока еще не попадал, а знакомым приходилось обращаться к специалистам. Случайно надеть погоны государства, которого не существует больше тридцати лет, сомневаюсь.
        В общем, я решил пока не заморачиваться и посмотреть, что будет дальше. Потому что еще оставался третий вариант, но мне он категорически не нравился. В этом варианте я просто сошел с ума. И происходящее - это галлюцинации. Честно говоря, даже если убрать капитана, все равно окружающая реальность отдавала чем-то старым, как шерстяные носки нафталином. Помню, бабушка их так хранила зимой. Вот сейчас, в данную минуту, сидя в этом кабинете с крашеными стенами, я вдруг натурально ощутил тот самый запах нафталина. Не буквально, конечно. Образно.
        - Извините… А не могли бы вы меня ущипнуть, - Попросил я на всякий случай медсестру.
        - Зачем? - Она мило улыбнулась.
        - Ну, Вам же не сложно? - Я тоже улыбнулся, а потом попытался откашляться.
        Голос звучал как-то непривычно. Вообще не пойму, что с ним. Будто и не мой вовсе. Надо ж было так напиться. Может, после клуба нас в караоке потянуло? Это дело я люблю.
        Кашлянул раз, потом два. Ни черта. Хриплю только, как дурак. Издаю непонятные звуки, пытаясь вернуть голосовым связкам привычный тембр, а все равно ничего не меняется.
        - Так, Соколов…Долго разлеживаться будем? - Капитана явно нервировал тот факт, что на него никто не обращает внимания.
        Я ничего не ответил. Во-первых, не знаю, кто такой Соколов. Моя фамилия - Ткачев. С кем этот мутный товарищ разговаривает, понятия не имею. Хотя, смотрит он как раз на меня. Однозначно, это или развод, или у человека с головой проблемы. Кстати, как вариант. Не я сошел с ума, а меня каким-то чудом занесло к психам.
        Во-вторых, не знаю, кто там у него разлеживается, я, например, сижу на стуле. Просто откинувшись назад. Наверное, притащили меня сюда в бессознательном состоянии.
        - Ну, ущипните. Вот, за руку. - Протянул медсестре свою конечность.
        Протянул и уставился на запястье, где отчетливо виднелось небольшое родимое пятно. Откуда?! Не было такого!
        Что за хрень? Рука не моя! Это как, вообще, может быть? Точно не моя.
        Вот тут меня постепенно начала накрывать паника. Просто свою руку я однозначно ни с чьей другой не перепутал бы. Она - своя! А эта, пухлая, с белой кожей и легким пушком - чужая. Пошевелил пальцами. Они пошевелились…
        - Твою мать! - Я затряс рукой, будто от этого она могла отвалиться. Ни черта подобного! Сидела крепко. И я очень ясно понимал, что трясу ей сам.
        - Соколов, ты чего? - Тут даже медсестричка обалдела.
        Ну, понять можно. Представляю, как это выглядело. Сижу и мотыляю своей конечностью из стороны в сторону, вверх-вниз. Потом попытался второй рукой потянуть за первую. Мало ли. Вдруг сработает. Кстати, вторая тоже не моя! Сука! Обе руки не мои!
        Накачали чем-то шутники! Сто процентов. Подсунули какую-нибудь новомодную херню. Хотя знают, на дух не выношу ничего подобного. Водочки выпить - святое дело. Вискарь, текила, коньяк, даже самогон. Да что угодно, но только выпить. В хорошей компании, под душевную закуску. Жрать всякую дрянь, от которой мозг вытекает, или, не дай бог, другими какими способами ее в себя засовывать, никогда и ни за что.
        Однако, если мне на месте своих родных рук чьи-то левые грабли мерещатся, то тут уж однозначно ерунда выходит.
        - Дайте зеркало, - Я посмотрел на медсестру испуганным взглядом. Прям чувствовал, что он испуганный. Получить зеркало и рассмотреть свое лицо стало принципиально важным моментом.
        - Да что такое… Соколов, успокойся. - Медсестричка тоже начала нервничать. Делала она это очень даже натурально. Если притворяется по условиям розыгрыша, а я все еще надеялся на тупой юмор своих товарищей, то делает это профессионально.
        - Я не Соколов! - Вышло у меня нервно и даже, наверное, истерично. Потому что я и правда был в состоянии близком к панике. Ну, ни хрена ж себе номера какие. Части тела стали пропадать Свои, родные. Какие-никакие, но они мои. Верните обратно! Чужих мне не надо.
        - Соколов! Давай валерьяночки накапаю.
        Медсестра метнулась к железному столику на колесах, где виднелась куча пузырьков и лежала вата.
        - Да перестаньте вы, Маргарита Николаевна. Он же просто под дурака косит и все. Узнал, куда отправляется курс молодого бойца проходить. Вот и пытается теперь всеми силами избежать этого. Например, путем симуляции сумасшествия. - Пробасил капитан.
        Потом подошел ко мне совсем близко, положил руку на плечо и проникновенно посмотрел в глаза. Даже наклонился ближе.
        - Ничего, Соколов, армия сделает из тебя человека.
        Мне показалось, что после фразы капитана земля как-то быстрее начала вертеться. Даже пол вроде качнулся и куда-то поплыл.
        - Какая на хер армия! Вы тут совсем, что ли? Дайте мне зеркало!
        Это я уже медсестре крикнул. А я крикнул. Не сказал, не попросил. Заорал. Потому что шутка, если это шутка, уже начала выходит за пределы допустимого.
        - Дайте ему зеркало, Маргарита Николаевна, - Отеческим, ласковым голосом велел капитан.
        Медсестра пожала плечами и вынула из кармана белого халата зеркальце. Оно было тяжелое, с изображением медного всадника на крышке. Я открыл коробочку и уставился в свое отражение.
        Свое… Да хрен там! Рожа была вообще чужая. Я впервые в жизни видел эти глаза навыкате, курносый нос с веснушками, темные, особенно по отношению к серым глазам брови и непонятный пушок на щеках, где должна быть нормальная, человеческая, мужская щетина.
        - Это что такое? - Спросил я медсестру и показал взглядом на свое отражение.
        - Да что ты будешь делать… - Маргарита Николаевна, а благодаря капитану теперь было известно ее имя, забрала зеркальце из моих рук и сунула его обратно в карман. - Соколов, я думаю, товарищ капитан прав. Прекращай уже этот цирк. Был бы ты сумасшедшим, тут бы не сидел. В конце концов, в советскую армию психов не берут. Это, знаешь ли, серьёзное дело. Раз медкомиссия показала, что с тобой все в порядке, значит, так оно и есть.
        Я слушал трындеж этой Маргариты, которая Николаевна, и попутно соображал. По крайней мере, очень пытался.
        Бред какой-то выходит. Честное слово. Сто процентов бред. Ладно, подстроили мне такую ситуацию. Типа, я попал на пересыльной и вот-вот отправлюсь отдавать долг Родине. Хорошо. Пусть так. Шутники хреновы. Но лицо! Руки!
        - Скажите, а кто я, вообще? - Спросил сразу обоих, и медсестру, и капитана.
        - Эвоно, куда тебя понесло… - Вояка усмехнулся. - Ладно. Если запамятовал, скажу. Ты - Соколов Станислав Игоревич, 1962 года рождения. Призывник и пока еще разгильдяй. Последнее следует из твоего поведения. Тем удивительнее, что в военкомат пришел сам, заявляя о готовности отдать долг государству, которое тебя вырастило. Кормило, по?ло, дало образование…
        - Я что, сирота? - Старался успокоится, но не получалось. Поэтому сарказм в голосе скрыть не вышло.
        - Почему сирота? - удивился капитан.
        - Так если меня государство и кормило, и по?ло. Вы уж определитесь.
        - А-а-а-а-а… шутник… - С пониманием кивнул вояка. - Ясно. Ничего, это дело поправимое. Посмотрим, как до дембеля дошутишься. Два года еще впереди. Все. Подъем! Двигай за мной. А то я прям поверил, когда ты посреди коридора вырубился. Притащил тебя вон, к Маргарите Николаевне. А выходит, зря.
        Капитан направился к двери.
        Я смотрел ему в спину, но вставать и бежать следом не торопился.
        Честно говоря, появилась слабость в ногах. Меня добил год рождения. Хрен с ней, с фамилией. Имя и отчество верные. Я действительно Станислав Игоревич. Правда, не Соколов, а Ткачев. Но 1962 года рождения - это слишком. То есть, учитывая, что призывают в восемнадцать, сейчас, выходит, 1980? Да ну на хрен! Какой же бред!
        - Ну? Долго ждать? - Капитан обернулся.
        Пришлось подняться со стула и идти за ним. Тем более, Маргарита Николаевна мне больше не улыбалась. Похоже, решила, что я на самом деле кош? под сумасшедшего.
        Мы с воякой вышли из медицинского кабинета и оказались в длинном темном коридоре.
        Капитан, не останавливаясь, двигался вперед, пока мы не оказались в
        большом помещении, напоминавшем спортивный зал. Скорее всего, это он и был. Дощатый пол, выкрашенный в какой-то отвратительный коричневый цвет, большие окна. С двух сторон - крепленые к стенам баскетбольные кольца. Ну, уж точно это не ночной клуб.
        В моей голове было пусто. Там в данный момент, если бы кто-то заглянул, увидел бы пустыню и катящееся по песку перекати-поле. Ни одной мысли. Не то, чтоб здравой, даже абсолютно тупой. Мой мозг отказывался принимать действительность, но одновременно понимал, я реально все это вижу. По-настоящему.
        В помещении сидели пацаны, лет восемнадцати. Логично. Достаточно много, кстати, пацанов. Так понимаю, новобранцы. У большинства я заметил в глазах непонимание и растерянность. Они будто не могли сообразить, зачем вообще их сюда привели.
        - Ну, все. Иди. - Капитан кивнул в сторону ближайшей компании.
        Парни смотрели на меня, как на родного, с сочувствием. Видимо, мы с ними знакомы. Я медленно двинулся в сторону этой кучки из четырех человек.
        - Ну, ты как, Стас? - Спросил пацан, который выглядел поувереннее остальных.
        - Нормально. - Что еще сказать, не понятно. По их взглядам точно ясно, что они меня знают. Причем, познакомились мы не пять минут назад.
        - Слушай, ну ты дал, конечно… Отпросился в туалет, ушел и не вернулся. Даже подумали, вдруг сбежал. - Пацан покачал головой. - Это уже потом нам сказали, что сознание потерял.
        Интересно… Если подумали, значит, я на такое вполне способен? Сбежать с пересыльного….
        С тоской окинул взглядом всех присутствующих. Их было слишком много для версии о розыгрыше. Столько людей мои товарищи подключить не могли. Мля… Какой на хрен розыгрыш? О чем я вообще думаю? Рожа чужая, руки, ноги не мои. Такое при всем желании не провернешь.
        - Стас, да ладно. Не расстраивайся. Ну, подумаешь, спецназ… - Подключился к первому пацану еще один. Но я перебил его, даже не дослушав до конца.
        - Стоп! Подожди…Какой спецназ?
        Моментально вспомнилось пухлое лицо в отражении зеркальца медсестры. Да и так, если судить по внешним данным, последнее место, куда могли бы определить человека с такими слабыми физическими показателями, это спецназ. Худо-бедно я себя, а точнее свой новый образ оценить успел. Человек точно спортом никогда не занимался, сильно в этом плане не нагружался. Какой, на хрен, спецназ?
        - Ну, ты чего. Мы сидели, ждали. Приехали эти «купцы». Нас, тридцать человек, отобрали в 16-ю отдельную бригаду специального назначения. Ты чего, Стас? Это было час назад. Ты же сам хотел служить.
        - Кто, я?! - Вышло у меня это как-то слишком громко. Сидящие неподалеку пацаны покосились в нашу сторону.
        - Ну, да. Ты чего? У тебя отсрочка была. Почечное давление или какая-то такая фигня. На год оставляли. Так ты сам пришел в военкомат и попросил, чтоб тебя призвали. Мы же тебя спрашивали, зачем? Ты сказал, лучше в восемнадцать лет пойти отслужить, чем потом в двадцать пять. Поехал в институт, написал академ и отправился в военкомат по месту прописки. Зашел в кабинет военкома, сказал, что хочешь служить, поставьте мне годен и отправьте в армию. Мы с тебя просто обалдели. Нет, это, конечно, похвально, но от тебя неожиданно.
        Пацан замолчал. Я опустился на спортивную сумку, стоявшую ближе всего. Сел и закрыл лицо руками. Чужими, если что! Чужое лицо чужими руками. Какая лютая дичь… Так не бывает. Армия, спецназ… Какой, на хрен, спецназ? В лучшие времена максимум, на что мог претендовать, мимо военной части туда-сюда-обратно пройтись. Это все, что было общего между мной и военными. А уж физуха, без которой в такие серьезные войска не попасть, моим коньком вообще никогда не являлась. Это я даже про себя говорю. Про Ткачева Станислава Игоревича, сотрудника полиции. Товарищ Соколов, который вдруг оказался мной, или я им, даже рядом не стоял. Судя по предварительной оценке, ему килограмм пятнадцать сначала скинуть надо. На хрена он служить поперся? Дебил…
        Я, например, специально всеми силами избегал нашей встречи со срочной службой. Она существовала в одной реальности, я - в другой. Потому что, зачем оно мне? Вышку получил, юридический окончил. Пошел в органы. Все. На этом свой долг считаю выполненным в полной мере. Итак вон борюсь с криминальными элементами по мере сил. Да. А что? Как умею, так и борюсь.
        - Эй, салаги!
        Я убрал ладони от лица и посмотрел на мужика, который стоял на входе. Еще один военный. Форма, фуражка. Все, как положено.
        - За мной! - скомандовал он и вышел из спортивного зала.
        - А нас это куда? - переглянулись пацаны и спросили в итоге меня. Наверное, решили, раз уже успел отличиться, то знаю чуть больше остальных.
        - В муда! - Ответил я с чувством. Встал на ноги и, не дожидаясь товарищей, пошел к выходу. Туда, где скрылся очередной вояка.
        Все, конечно, весело, но надо решать эту тупую ситуацию. Пока не ясно, правда, как. Если это реально 1980 год, то я просто в ахере.
        Глава 3
        Как выяснилось, нас позвали, чтоб торжественно вручить форму. Насчет торжественно это я, конечно, дуренку гоню. Просто вручить. Торжеством там и не пахло. Наоборот. Смотрелось все очень грустно.
        Мы выстроились в очередь. Чувствовал себя распоследним идиотом. Крайний раз стоял в очереди в школе, в столовке. Только подумал про столовку, в животе заурчало. Жрать хотелось очень сильно. Судя по всему, это любимое занятие Станислава Игоревича. Жрать. Много и вкусно. Иначе откуда у нас такое упитанное тело?
        - Соколов… - вояка, проверявший по списку, кому выдана форма, назвал мою фамилию и поднял взгляд. Несколько минут молча смотрел на меня. - А-а-а-а-а…Ты…
        Не знаю, к чему это было, но явно ни к чему хорошему. Видимо, меня тут и правда уже заметили. Выделили среди остальных. Пацан же сказал, что я отпросился в туалет и вырубился в коридоре.
        - Смотрю, больше не строишь из себя дурака. Правильно. Не поможет. Держи…
        Он протянул мне стопку вещей.
        Ч?дно. Товарищ капитан уже всем растрепал про то, что произошло в медчасти. Теперь все, наверное, думают, что я - придурок, который изображает из себя шизика.
        Молча взял шмотки и отошел в сторону
        Лишних вопросов задавать не стал. А они у меня были. Много. И самый первый - как вообще возможно знать, что ты - это ты, но при этом быть другим человеком? Мимо прошел один из парней, которому «посчастливилось», как и мне, попасть в спецназ. Он уже получил свою форму и планировал ее надеть.
        - Эй, пацан… Слышь… Эй… - Позвал его громким шепотом. - Какой год сейчас?
        Он посмотрел на меня, как на идиота.
        - Какой год? Сложно ответить? - Повторил я.
        Военный, выдававший форму, зыркнул в мою сторону недовольным взглядом. Судя по всему, тут нельзя не только ходить, куда хочется, но и говорить тоже. Уже «люблю» армию.
        - Вот ты странный… - Соизволил ответить новобранец. - 1980-й. Головой ударился?
        Он хмыкнул себе под нос, прошёл чуть дальше и принялся перебирать полученные шмотки.
        Я же стоял в обнимку с вещами, дурак дураком.
        Ну, как бы, сговориться они все между собой не могли. Никак. Это настолько глобальные масштабы, что подобные приколы под силу вообще единицам. И то, в рамках какого-то телешоу. Кстати, такая версия тоже мелькнула. Я даже пытался рассмотреть «глазки» камер, пока мы шли сюда, за формой. Но внутреннее ощущение настойчиво подсказывало, ни хрена не съемки вокруг. Можно создать антураж. Это, да. Можно покрасить стены, нагнать военных, раздобыть старую, советскую форму. Но людей ты не изменишь. Какими бы классными актерами они не были. Слишком реально, правдоподобно себя ведут все, кто меня окружает. А такое возможно лишь в одном случае. Когда люди живут всем этим. Когда это - их реальность.
        Стоять с вещами в руках можно было до бесконечности. Хотя по очередному раздраженному взгляду вояки, который выдавал форму, я понял, если не переоденусь сам и добровольно, это будет грозить мне какими-то карательными мерами. Пришлось пялить на себя вещи, которые вызывали в моей душе устойчивое отторжение.
        В итоге, всех вызвали пофамильно и вручили одинаковые наборы: штаны, китель, нательное белье, которое почему-то называлось странным словом «белуга». Просветил насчет терминологии все тот же военный, стоявший на выдаче формы. Это было сказано в ответ, когда я поинтересовался, почему нет трусов. А их не было. Господи, трусы-то чем провинились…
        Хотя связи между нательным бельем и рыбой из семейства осетровых я не нашел вообще никакой. Кроме того имелись сапоги, бушлат, шапка, вещмешок.
        Надев все на себя, я понял две вещи. Первая - с размером они явно ошиблись. Вся одежда была мне капец, как велика. Даже при том, что сам я теперь далеко не стройняха. Вторая - очень неудобно находится без трусов в одном нательном белье. Просто до ужаса неудобно.
        После процедуры получения формы, мы вернулись обратно в спортзал. Там нас опять разделили на кучки и мы снова сидели в ожидании непонятно чего. Наверное, чуда. Хотя, куда уж чудеснее. Просидели около трех часов. Выйти покурить нельзя, в туалет - по разрешению. Хочешь пить? Терпи. Хочешь есть, лучше не заикайся. Потому что когда я громко спросил у вояки, вернувшегося с нами обратно, а будут ли кормить, в ответ получил сначала выразительный взгляд, а потом конкретный ответ, что жрать надо меньше, особенно мне. И вообще, думать теперь необходимо о том, как нам повезло попасть в ряды доблестной советской армии.
        Он так и сказал «советской армии». Чем опять растревожил мой и без того волнующийся организм. Просто любое упоминание СССР было для меня в этой ситуации, как удар обухом по голове. Только успокоюсь и попытаюсь проанализировать все происходящее - на-ка тебе по башке. Советское время. Советская армия. Прошлое. 1980 год.
        Спустя три часа, нас подняли другие двое военных. Сколько их вообще тут ошивается? И приказали следовать за ними. Мы вышли на улицу.
        Перед зданием стоял старый автобус, марку которого я не смог определить. Никогда не являлся ценителем раритетов. Тем более таких. Да и какая разница, на каком транспорте ты попадешь в ад. А для меня это реально было прямой дорогой в преисподнюю.
        В общем, на древнем автобусе мы должны были проследовать в воинскую часть. Как оказалось, находилась она в рязанской области. В месте, с говорящим названием Чучково. Вполне ожидаемо, что таким словом ничего хорошее назвать не могли. Я заранее предчувствовал, как там будет «весело». А если вспомнить, что ждет меня спецназ… Меня. Спецназ. Становилось совсем дурно.
        Да, я мент. Был. Теперь уже так более правильно говорить. В прошедшем времени. Какие-то нормативы сдавались, конечно, но давным-давно это стало, в некотором роде, формальностью. Очень сомневаюсь, что здесь я смогу с кем-нибудь договориться и служить «для галочки». К тому же, Соколов, судя по всему, любил спорт ещё меньше, чем я. Вообще не могу понять, по какой логике его выбрал капитан. Как оказалось, он и был тем самым «купцом» от 16-й бригады. Куда он смотрел? На что? От чего отталкивался?
        В глубине души, если честно, жила надежда, что этот кошмар все-таки закончится. Например, лягу спать, проснусь утром, а вокруг - привычная обстановка родной квартиры. И все это, пересыльной, военные, пока еще незнакомое Чучково - кошмарный сон.
        Мы рассредоточились по автобусу. Капитан, само собой, забрался следом. Окинул всех присутствующих взглядом, задержался на мне, усмехнулся, а потом велел водиле трогать.
        Однако, как только воняющий выхлопами, соляркой и хрен его знает чем, автобус выехал за ворота, миновав КПП, мы вдруг остановились.
        - Даю пятнадцать минут на «попрощаться». - Радостно сообщил капитан.
        Пацаны тут же бросились к открывшимся дверям и высыпали на улицу. Только тогда я обратил внимание на толпу людей, стоявших неподалеку от пересыльного. В основном это были женщины и девушки.
        Вообще, не хотел выходить. По одной простой причине. Понятия не имею, есть ли тут родственники Соколова, но встречаться с ними точно не желаю. Однако, в автобусе настолько отвратительно пахло, что я выбрался наружу чисто ради свежего воздуха.
        Не успел спуститься со ступенек, от толпы провожающих отделилась женщина и прямой наводкой двинулась ко мне. Грешным делом мелькнула мысль смыться обратно в автобус, но, наверное, это было бы странно даже для меня.
        Женщина подошла и вроде хотела обнять, но почему в последнее мгновение передумал. Будто знала, что сыну это не понравится. Вообще, она выглядела какой-то несчастной. Замученной. Может, конечно, дело в том, что переживала обо мне…Твою мать…Почему я думаю про себя, так, будто и правда являюсь ее сыном…
        - Привет сынок… Хоть увидимся. Я уж и не думала. Ну, расскажи мне, куда вас отправляют?
        - В рязанскую область. Там находится часть.
        Вообще, чувствовал себя ужасно неловко. Вот именно сейчас, в этот момент, стоя рядом с женщиной, которая считает, что я ее сын. Вдруг неожиданно понял, мне знакомо ее имя. Ирина она. Понятия не имею, откуда появилась данная информация. И даже не хочу в этом разбираться. А то однозначно крыша поедет. Достаточно того, что я - в итоге, вообще не я.
        - Что за войска? - Она, в отличие от других матерей, на шею мне не кинулась, завывать и причитать не начала. Говорила коротко, по делу.
        - Спецназ.
        - Господи… - Выдохнула мать и прижала испуганно пальцы к губам. Но буквально через пару минут взяла себя в руки. - Какие там условия? Рассказывали уже что-то?
        - Нет. Никто ничего не рассказывал. Приеду, по месту будет видно.
        Я понимал, что, наверное, веду себя слишком сухо. Может, даже грубовато. Но обманывать эту женщину с заплаканными глазами мне почему-то казалось неправильным. А в моем понимании, начну себя вести, будто я и правда ее сын, это будет самый настоящий обман.
        - Ты не голодный? Как у тебя настроение? Может, тебе что-то купить в дорогу?
        Очень сильно хотелось сказать, конечно, голодный! Что за глупый вопрос? Но вслух ответил совсем по-другому.
        - Не голодный. Настроение нормальное, сам же вызвался служить. Покупать ничего не нужно, всего достаточно.
        - Я очень сильно переживаю. До сих пор не могу понять, почему я должна отправлять своего ребенка, которого родила и растила, на два года черти куда, и непонятно, в какие условия.
        Она, не выдержав, всхлипнула. Я мысленно передал привет капитану. Он то вон свято верит, что кормило и растило меня государство.
        - Все будет хорошо, не переживай. Я не первый и не последний, время быстро пролетит.
        Не знаю, зачем, но после этих слов я поддался порыву. Обнял мать. Наверное, хотелось ее успокоить, дать понять, что с сыном все будет хорошо. Хотя, ничего хорошего, конечно, нет. Потому что сын ее, хрен знает, где. Кстати, действительно. Где он? Настоящий Соколов? Кто бы знал. Сам не представляю, что и как будет дальше.
        Но мне эту женщину стало очень жаль. Чисто по-человечески. Она - мама. Сильно переживает, как я там устроюсь, что со мной будет. Вернее, не лично со мной, конечно. С Соколовым. Я то ей зачем. Да уж… Знала бы она, что говорит сейчас с совершенно посторонним человеком.
        - Стас… - Мать отстранилась и заглянула мне в глаза. - Там ещё Лера и Оля…
        Е-мое… Это кто такие? Но вслух же не спросишь. Я поэтому просто улыбнулся. Типа, а-а-а-а-а…. Лера и Оля…Как же, как же… А сам подумал, да идите вы на хрен. Достаточно уже добавлять новые действующие лица в этот театр абсурда.
        - Стасик! - Заголосила симпатичная, темноволосая девушка и с разбегу запрыгнула мне на шею.
        И вот хрен пойми, что это. По родственному или можно положить руку на задницу? Просто она была в штанах, типа джинсы, и то, что задница у нее классная, очень даже бросалось в глаза. А я испытываю слабость к приятным особам женского пола. Они для меня, как криптонит для супермена. Лишают силы воли.
        Но в данном случае, не знаю степень нашей близости и есть ли возможное родство. А то вообще выйдет черти что.
        - Привет… - Я выглянул из-за висящей на мне девицы и посмотрел на мать. Может, она даст ориентир. Хотя бы намеком.
        - Да, Лерочка не могла не приехать. Видишь, какая у тебя девушка. - Сказала мама и покачала головой с легким осуждением.
        Девица этого не видела, жест предназначался не ей. Очевидно, мать меня вроде как немного ругает.
        - Лера… Очень неожиданно, что ты приехала… - Ничего более подходящего в голову мне не пришло.
        - Ну, вы поговорите, я отойду. - Сказала родительница и сделала несколько шагов назад.
        Как только мы остались вдвоем, Лера слезла, наконец, с моей шеи, расцепив руки. Слава богу. А то дышать было нечем.
        - Привет, Стас. Не ожидал? Я вот тоже не ожидала. Для меня, например, есть очень неожиданные люди здесь.
        Лера обернулась. Я проследил за ее взглядом. Она явно намекала на стоявшую неподалёку девушку, которая смотрела на нас пристально, испепеляющим взглядом. Была она, в отличие от Леры, блондинкой. Но с такой же симпатичной мордашкой. Я не понял… Соколов у нас ловелас? Бабник? Кобель? Серьёзно? Ты посмотри, однако, что за тип. При таких скромных внешних данных производит неизгладимое впечатление на окружающих. Капитан в нем разглядел будущее спецназа, девки пачками вешаются. Интересно…
        - Ну… Перестань, мы просто знакомые. - Ответил я, потому что понятия не имел, что еще сказать. Судя по недовольному лицу блондинки, которая, так понимаю, скорее всего, Оля, знакомства наше с ней гораздо более близкое, чем хотелось бы Лере. Но мне сейчас только бабских разборок тут не хватает.
        Я так понимаю, Лера и Оля до сегодняшнего дня не догадывались о том, что обе они дороги Соколову. И уж тем более, не догадывались, что он крутится с ними одновременно. Ай, да Стасик…Ай, да сукин сын… Хотя, вкус несомненно у него есть. Девки прям хорошенькие. Обе.
        - Ну, ну… Конечно… - Лера капризно надула губы и отвернулась в сторону, сложив руки на груди.
        Вот, честно говоря, было желание сказать ей, что если она и дальше продолжит себя вести с парнями таким образом, то ей всегда будет дышать в затылок какая-нибудь очередная Оля. Человек в армию уходит, на два года. А она нашла время устраивать разборки.
        - Давай не будем в такой день выяснять отношения? - Если честно, имелось легкое раздражение и желание побыстрее закончить эту страдательную драму.
        Кроме того, сильно нервировал капитан. Он стоял возле автобуса, но один хрен продолжал следить за мной. Ощущал его взгляд спиной. Наверное, опасался, что я опять начну вести себя, как псих.
        - Хорошо, постараюсь. - Лера тряхнула головой, чтоб ее распущенные волосы красиво рассыпались по плечам. - Но тебе обязательно припомню этот момент.
        - Обязательно припомнишь… Да… Кто бы сомневался… - Это я сказал вслух. А про себя подумал, да на здоровье! Очень надеюсь, в ближайшее время разобраться со всей этой фантастической историей и вернуться обратно в свою жизнь. А ты, Лера, иметь мозг будешь уже не мне. Так что, не вопрос. Соколову припоминай, хоть до самой смерти.
        - Буду скучать по тебе. Это самый тяжелый для меня момент за мои 18 лет. Никогда бы не подумала, что буду с такой тоской и болью в душе расставаться с тобой на целых два года…
        Честно говоря, ее слова звучали как-то наигранно. Причем, актерская игра слабенькая. На троечку. Будь я реально восемнадцатилетним пацаном, может, даже расчувствовался бы. Но мне уже давно не восемнадцать. Женскую сущность знаю хорошо. Два года - это не два месяца. Думаю, очень быстро Лера найдет, с кем утешиться.
        Естественно, говорить это вслух я, опять же, не стал. Обнял девицу, намекая, что прощание пора заканчивать. Она в ответ крепко сжала мои плечи. Впилась пальцами так, что даже сквозь бушлат было больно. Аж в спину прострелило, честное слово. Такое чувство, будто хочет оторвать себе кусок на память. Маньячка какая-то. Соколову надо быть более внимательным при выборе девушек. Обычно вот такие Леры через месяц уже пытаются залезть под кожу, втихаря перевозят свои вещи, а потом ты открываешь глаза в один прекрасный день, а перед тобой - работник ЗАГСа. Лично я подобной категории женщин старался избегать.
        Отстранился и начал потихоньку пятиться назад. Сделал соответствующее случаю лицо. Будто мне очень, очень грустно. Хотя, по сути, на самом деле, именно эти эмоции я испытывал. Только причина грусти не в расставании с Лерой. Упаси Господи. А в том, что бред, в котором я оказался, продолжается. И ему не видно конца.
        А еще меня пугал Лерин взгляд. Серьёзно. Она смотрела с надеждой. Ей очевидно хотелось, чтоб я развернулся, подбежал к ней, сжал в объятиях, и никуда не поехал. Как в кино.
        То, что в симпатичной головке этой особы зародилась подобная мысль, рядом с пересыльным пунктом, говорило об одном. Лера - удивительная дура. Я стою в форме, за моей спиной маячит капитан, а она на полном серьёзе мечтает слиться в объятиях, прокинув армию, которая уже схватила меня своими цепкими руками.
        - Стаааасик! - Мимо охреневшей Леры пронеслась Оля, которая, не долго думая, тоже повисла на мне. Дежавю какое-то…
        - Здравствуй, Оля… - Сказал я обреченно. Очевидно, предстоит второй акт этого марлезонского балета. Я ощущал всеми фибрами души, что теперь на развернувшееся представление лупится не только капитан, но и некоторые из парней, которые со своими родственниками уже простились. Цирк на выезде…Даже мать еле сдерживала смех, оставаясь в стороне. - Здравствуй, Стасик. Эх, не знала я что у тебя есть поклонница. Иначе, не приехала бы и не стала вам мешать…
        Я осторожно разжал женские руки, сцепленные на моей шее, и тактично снял с себя Олю. Просто она бормотала мне это прямо в ухо, и возникало полное ощущение от ее интонации, что сейчас в мою ушную раковину залезет змеиный язык с капающим ядом.
        Вот реально, бабам нет разницы где, когда и при каких обстоятельствах устраивать вынос мозга. Ну, хорошо. Вы встретились и узнали, что вас двое. Так это отлично. Могло быть гораздо больше. В конце концов, пацану восемнадцать лет. Чего от него ждать?
        - Оль, ко мне приехала проводить меня моя подруга, я не вижу в этом ничего плохого. - Решил придерживаться той же версии. Если они тут начнут выяснять уровень дружеской близости, это произойдет уже без меня. Я уже в этот момент буду мчать в сторону Чучково.
        - Не делай из меня дуру! Подруги так не обнимают и не показывают своих слез. - Оля закусила нижнюю губу, а потом принялась усердно выдавливать влагу из глаз. Наверное, чтоб не отставать от Леры. Сука… Когда же нас позовут в автобус. Хрен с ней, с соляркой. Пусть воняет. Лишь бы закончить это прощание. Но, как назло, капитан молчал. Хотя, многие уже готовы были загрузится обратно. Мне кажется, он угорал с этой драмы, в лице Леры, Оли и Соколова.
        - Прошу тебя не начинай, это сейчас неуместно…
        - Неуместно мое присутствие здесь. Я смотрю, твоя мама ее тоже знает. Раз они так славно стоят и общаются… - Оля кивнула в сторону родительницы, к которой и правда подобралась Лерочка. Она что-то активно вещала матери.
        - Оля, хватит себя так вести. Я безумно рад тебя видеть и благодарен, что ты нашла время приехать проводить меня.
        Я оглянулся на капитана. Так и есть. Стоит, сволочь, скалится.
        - Ты не ответил. Твоя мама знает ее?
        - Слушай, тебя реально в данный момент волнует это? Вот именно сейчас, когда я уезжаю.
        - Ладно. Опустим… Не за этим я сюда приехала.
        - Вот спасибо!
        - Я буду скучать по тебе. Как только появится возможность, сразу же напиши мне.
        - Я тоже буду скучать. Ты будешь первая с кем я свяжусь.
        Прижал обе руки к своей груди. Туда, где сердце. А сам подумал, как, мляха муха, свяжусь? Если это реально 1980, то мне из военной части пилить до ближайшей почты по медвежьему говну надцать километров. Сотовых нет, мессенджеров тоже. Только письма. Делать больше нечего.
        - По местам! - Раздался, наконец, за спиной голос капитана.
        Я быстро подошел к матери, обнял ее напоследок, помахал и Лере, и Оле, а потом в два шага оказался рядом с автобусом.
        Глава 4
        Дорога в воинскую часть, с одной стороны, показалась мне очень короткой. С другой стороны, тянулась бесконечно долго. Не знаю, как такое может быть. Наверное, потому что, без преувеличения, это стало самым запоминающимся моментом в моей достаточно насыщенной жизни. Вот так вот. А я уже думал, вряд ли когда-нибудь что-то сможет сильно меня тронуть. Но тут действительно тронуло. До глубины души. Душа эта волновалась и категорически не хотела верить в происходящее. Но при этом, имелась точная уверенность, начну сейчас кому-то что-то доказывать или говорить правду, не поверят. Скажут опять, Соколов пытается откосить. Он же идиот. Добровольно пришел в военкомат, а потом начал строить из себя шизика.
        Я вытянул шею и посмотрел на капитана. Он сразу поймал мой взгляд, покачал отрицательно головой, типа, не вздумай, и нахмурился. Ну, ясно. Репутацию я себе уже создал определенную.
        Демонстративно отвернулся и снова уставился в окно. Так и не отрывался больше от унылого осеннего пейзажа. Мысли в голове толкались, как бабки в очереди в районной поликлинике. Отпихивая друг друга локтями.
        Всплывали вопросы, на которые пока что ответов не имелось. Как там будет? Что там будет? Как я буду? Вот это особенно волновало. Я и моя так сильно изменившаяся судьба.
        О том, что сейчас, по утверждению многих, 1980 год, я старался не думать. Эту мысль, в отличие от остальных размышлений, гнал прочь. Будучи нормальным человеком, а несмотря ни на что, хочется в это верить, я сразу пытался проанализировать, как такое могло получиться. И, естественно, следом снова сомневался, все ли нормально с моей головой. Поэтому, дабы не поверить окончательно в свое помешательство, решил, не буду вообще вспоминать об этом. Ну, и еду себе спокойно в вонючем автобусе в Чучково. Ну, и буду служить в спецназе. Пф… Подумаешь. Однако, тут же моя привыкшая к нормальной, хорошей жизни натура, орала благим матом. Какой, к черту, спецназ?! Какая армия?! Какое Чучково?!
        Вот так всю дорогу и промаялся, страдая раздвоением личности, которая, еще к тому же, теперь находится в пухлощеком Соколове.
        Лично для меня нет ничего хуже неопределенности. А она сейчас, эта неопределенность, полная и бесконечная.
        Чтоб не заморачиваться о случившемся с точки зрения адекватности, начал думать и планировать, как себя вести в коллективе. Если более точно, с офицерами и другими солдатами. Покрутил головой, оценивая настрой остальных новобранцев. Остальным, очевидно, было вполне нормально. Их ничто не беспокоило. Некоторые вообще спали, приоткрыв рот. Будто не в армии, а на отдых едут. Хотя, им то что. Они ни хрена не потеряли. А я потерял все. Твою ж мать… Все, что нажито непосильным трудом. Машина импортная - одна штука… Звезды на погонах - три штука…
        Ну, вот кто мог представить, что так оно все повернется. Я не служил. Потому что, не захотел. Но по рассказам отца, считавшего, мужик эту школу жизни пройти должен, приблизительно представлял, как все происходит. Очень приблизительно, честно говоря.
        Если бы не мать, которая почти год пила бате кровь, вряд ли я, конечно, избежал бы «срочки». Но родительница категорически отказывалась отдавать единственного сына каким-то чужим, посторонним людям в форме. Научат, не дай бог, плохому. У отца в этом вопросе выбора не было. Он мог сколько угодно орать на своих подчиненных в прокуратуре, однако, стоило матери нахмуриться, батя превращался в махрового подкаблучника.
        Самое интересное, сейчас, как назло, ничего вспомнить из батиных рассказов не мог. Наверное, потому что вообще их не слушал. Думал, не пригодятся.
        Наконец, мы добрались до места назначения. Снова, как и на пересыльном, автобус несколько раз громко «чихнул», дернулся, затрясся, а потом остановился перед воротами с железными ежиками. Ума не дам, как мы вообще на этом транспорте доехали. Не встали нигде по дороге. Хотя, с таким количеством новобранцев, думаю, капитан не сильно бы опечалился. Судя по его настрою и душевной доброте, толкали бы прям до самого Чучково. Весело, задорно, с песнями.
        Буквально несколько минут ожидания, и мы въехали на территорию военной части.
        Мимо окна медленно, как в триллерах или ужастиках, когда герой явно свернул не туда, проплыло КПП. Нас проводили взглядами солдаты, стоявшие там. Мне показалось, что глаза у них были очень печальными. Это понятно. Запечалишься тут. Есть четкое ощущение, что и мне весело не будет. Или, как раз, наоборот. Повеселюсь так, что до конца жизни буду улыбаться без причины.
        Автобус остановился. Капитан, фамилия которого по-прежнему оставалась неизвестной, приказал выйти и строится. С этой задачей мы справились. На удивление, быстро. Почему на удивление? Потому что, буквально следом начались сложности.
        Мы построились в две шеренги, друг за другом. Нас пересчитали по головам.
        - Напра-а-а-а-аво. Бего-о-о-о-ом! - Скомандовал капитан.
        «… аво… гом…» - Отозвалось эхо издалека, а все новоприбывшие призывники, как стояли на месте, так на нем и остались. Только бестолково крутили головами и смотрели друг на друга.
        Капитан сурово свел брови. Наверное, в его понимании это должно было либо включить соображалку у новобранцев, либо придать им ускорения. Конечно. Разбежались. Тысяча-пятьсот раз.
        Одна половина потерялась, пытаясь сообразить, имеется в виду направление движения по отношению к капитану или по отношению к нам. Вторая половина вообще не понимала, что от них хотят. Все стояли и не врубались ни черта. Куда, направо? Зачем, направо? Где это «право»? Почему, бегом? Я, хоть и понял, что именно от нас требуется, решил, выделяться не буду. Остальные тупят, буду тупить с ними за компанию. Ибо, есть золотое правило, даже, можно сказать, закон жизни, прекрасно мной в ментовке познанный опытным путем. Инициатива имеет инициатора. Причем, в особо извращенной форме.
        Капитан вздохнул, посмотрел на выстроившихся новобранцев грустным взглядом, еще более грустным, чем у солдат на КПП, а потом все-таки начал разжевывать.
        - По команде «бегом» солдат принимает положение с полусогнутыми руками и готовится к бегу.
        Я мысленно усмехнулся. Педагог от бога, конечно. Учитель года. Кто ж так объясняет? Сейчас они будут соображать, что за положение надо принять, сидя, стоя, лежа? И при чем тут «полусогнутые руки».
        - Бего-о-о-ом. - Капитан, рисковый мужик, повторил команду без дальнейших, более детальных пояснений.
        Удивительно, но пацаны закончили бестолковиться. Встали, как и было велено.
        - Марш! - Последовал очередной приказ. Мы всем строем, друг за другом, побежали вслед за капитаном, который оказался впереди.
        Кстати, этот момент меня удивил, если честно. Надо отдать должное, он бежал вместе с нами. С трудом представляю, чтоб, например, начальник моего отдела так же резво трусил перед строем своих подчиненных. Виктор Алексеевич может, вообще, в принципе, куда-то бежать только в одном случае, если за ним гонится кто-то маньячного вида с бензопилой «Дружба» в руках. И то не факт.
        Я, естественно, тоже бежал. А что делать? Теперь вот такая у меня жизнь намечается. Все по приказу.
        Буквально через пятьсот метров, навстречу нам попались солдаты. До меня долетели обрывки их фраз, которыми они обменялись, с усмешкой проводив нас взглядами. Свежее мясо прибыло… Именно так и сказали. Я чуть не споткнулся на ровном месте.
        Не могу утверждать, что их слова меня прям сильно шокировали. В принципе, армейские будни - тема известная. Приходят молодые, неотесанные и необученные духи. Их воспитывают, так называемые, старослужащие. Или «деды». Это даже я знаю.
        Просто, если честно, был уверен, подобная история была распространена гораздо позже. Не во времена Советского союза. Почему-то мне казалось, что в 1980 служба в армии должна быть более похожа на вариант пионерского лагеря для взрослых. Старшие помогают младшим. Опытные подсказывают новичкам. Короче, мир, дружба и пионерский горн по утрам.
        Просто времена подразумевали коллективный дух и единство. А что ж получается? Сложности с «дедами» будут посерьезнее, чем мне бы хотелось?
        Мы прибежали к неопознанному строению. Я предположил, что это - казарма, и не ошибся. Трехэтажное кирпичное здание серого, унылого цвета. Вряд ли что-то другое может иметь столь грустный вид. В моем представлении казарма именно такой и должна быть. Один взгляд и депрессия обеспечена.
        Строем поднялись на второй этаж. Это ужасно напрягало. Бежать - вместе. Идти - в ногу. Интересно, в туалет нас тоже будут маршем водить?
        Внутри здания все выглядело по-казенному сурово. Длинный коридор с деревянным полом. В помещении, куда мы в итоге попали, справа стояли железные кровати с синими одеялами, на которых имелись три черные полоски по низу. Почему-то эти полоски бросились мне в глаза сразу. Вроде ничего особенного, но смотрел на них и не мог оторваться.
        При входе - небольшая квадратная возвышенность. На ней стоял истуканом солдат.
        Нас снова построили в две шеренги. Первый ряд сделал четыре шага вперед и повернулся лицом ко второму. Естественно, опять же, по приказу. Не знаю, почему, но мне просто до ужаса хотелось засмеяться. Либо это нервное, либо я и правда псих. Еле держал себя в руках. Просто все происходящее казалось мне каким-то глупым.
        Еще, как назло, никто даже не вспомнил, что вообще-то мы не для легкой прогулки вырядились. Было невыносимо жарко и хотелось очень пить. Во рту пересохло. Но воды никто не давал. А зачем? Подумаешь, сейчас кто-нибудь сдохнет от обезвоживания или теплового удара. Одним больше, одним меньше. Делов то…
        Стоять после пробежки, хоть и недолгой, в помещении, в бушлате и шапке, было невыносимо. Про себя, мысленно, проклял все на свете. И армию, как явление, и тех офицеров, которые присутствовали сейчас рядом. А кроме капитана появились еще люди в погонах.
        Наконец, выяснилось, цель такого занимательного построения - проверить, что с собой привезли новобранцы. Соответственно, мы выложили все вещи на мешок и старшина, который присоединился к нам в казарме, начал проверять новоиспеченных солдат на сообразительность. И, кстати, не зря. Кто-то додумался с собой взять блок сигарет, кто-то притащил электробритву, трусы, и всякие модные прибамбасы, типа одеколона. Все было немедленно отобрано, со словами «нельзя». Как оказалось, список, которые дали в военкомате, значительно разнился с реальными, разрешенными вещами.
        В итоге, мы простояли три часа. Я возненавидел каждого, кто ухитрился притащить с собой какую-то неожиданную херню. А таких сообразительных оказалось много. Почти все. Но что удивительно, в моем мешке запрещенки не нашлось. По одной простой причине. Соколов вообще с собой ни черта не взял. Либо такой умный, либо совсем дурак. Не знаю, как это оценить.
        После проверки, которая, как мне казалось, не закончится уже никогда, нам выдали постельное белье.
        Простыня, наволочка были белыми. В углу имелись какие-то темно-серые, или чёрные, но плохо пропечатанные штампы. Две большие буквы ВС, звезда, а внутри нее - серп и молот. Внизу, под буквами, ограниченная квадратом, шла информация. Размер, гост, место изготовления и год. Сука, год…На моей простыне стоял 1979. Хоть плачь, честное слово. Только отвлекусь, а мне опять снова-здорова. Держи Стасик, подтверждение того, что тебя каким-то хером занесло в прошлое.
        Мы заправили кровати и нас, (о чудо!), повели на ужин.
        Построили перед казармой, (как неожиданно), а потом строем мы промаршировали к столовой.
        Меня мало интересовало, что там будет за еда, лишь бы она была. Хоть какая-то. Жрать хотелось уже так сильно, что желудок сводило и подтягивало к позвонкам. Все, что можно запихнуть в рот, пожевать, а потом проглотить, сейчас было бы неимоверным деликатесом. А я, так-то, всего лишь сутки назад, крутил носом от шашлыка, который показался мне слишком прожаренным. Идиот…Знал бы, трескал, как тюлень. Еще за щеки набил бы, впрок.
        Столовой оказалось одноэтажное продолговатое здание, с яркой лампой над входом и гордой надписью на красном фоне. Естественно, надпись гласила, что тут находится именно «столовая». Видимо, кто-то мог промахнуться. Или ошибиться и принять ее … не знаю, за библиотеку. Наверное, такая логика сподвигла на присутствие данной вывески. Потому что, я, например, по запаху, еще на подходе, понял, что это за здание.
        Внутри помещение оказалось не особо просторным. Офицеры, стоявшие на крыльце, контролировали, чтоб мы по очереди, по команде, заходили на ужин партиями, сменяя друг друга. Вместить всех одновременно, столовая не могла.
        Во время ожидания, нас «развлекали» старослужащие, которые ходили и рассказывали, каково это, служить в армии. Что значит, быть солдатом спецназа. Говорили они это с чувством, толком, расстановкой. Проникшись значимостью своей роли.
        Если честно, я слушал вполуха. А то и меньше. Меня, или Соколова, что более вероятно, сильно тревожил близкий запах еды. Нас с Соколовым даже не особо смущало, что запах этот, мягко говоря, не очень аппетитный. Думать мы могли только о предстоящем ужине.
        Наконец, дошла очередь до моей группы и нам скомандовали заходить внутрь. Никогда в жизни я не был так счастлив от понимания, что сейчас передо мной окажется еда.
        - Не гурьбой! Вы что, девки в деревенском клубе?! - Надрывался старшина. - Поочередно, колонна за колонной!
        Только внутри, я понял, что аромат и правда специфический. Даже, быстрее, неприятный. Но голод значительно притупил мои вкусовые рецепторы и замашки гурмана. Я был согласен на любые варианты. Если что, закрою глаза и зажму нос. Думаю, прокатит.
        Справа от входа стояла вешалка. Нужно было снять верхнюю одежду, головной убор, повесить их, а только потом проследовать за старослужащим к столу. Эстеты, мать их. Главное, три часа держать нас в полном обмундировании в казарме, это нормально. А тут, блин, все должно быть культурно. Еще бы руки отправили мыть.
        Как выяснилось, сесть надо по определенной системе, ротами. Не было свободы даже в этом. Казалось бы, ну какая, к черту, разница. Кто, где захотел, там и сел. А вот хренушки. Хотя, это уже ближе к моему представлению. И правда, как в пионерском лагере.
        Я с облегчением плюхнулся на свое место, ощущая, что еще пару минут, и у меня случится голодный обморок.
        На ужин подали капусту, которую называли странным словом «бикус». Парни по соседству начали обсуждать тихо, из чего она приготовлена. В этот момент я понял, надо затыкать ещё и уши. Ну, либо, как вариант, этим умникам рты. Потому что данную информацию я точно знать не хочу.
        Порции лежали в железных мисках и, хотя бы, не были маленькими. Это радовало. Помимо чудесного блюда, полагалось два кусочка хлеба и чай в железной кружке.
        Еду развозили на специальной тележке. Именно в этот момент, выяснилось, что в армии очень сильно развито чувство коллективизма вообще во всем. Потому что, никто не приступал к приему пищи, пока каждый не получит свою порцию.
        Очень сильно хотелось послать все к черту и, наконец, натрескаться от души. Сдерживало только то, что снова окажусь в центре внимания.
        Как только еда появилась на всех столах, поступила команда начать прием пищи. Буквально так и было сказано. Начать прием пищи… Какая же лютая дичь, вся эта система…
        Но тут меня ждал новый сюрприз. Оказывается, вилок в армии нет. Они здесь не предусмотрены. Не знаю, по какой логике. Это же, е-мое, не психушка, где надо прятать колющие и режущие предметы. Может, глупо, конечно, но я не привык есть ложкой что-то кроме супа. Поэтому данный факт меня сильно нервировал. Эта дебильная капуста валилась и падала из ложки обратно в миску. Я никак не мог нормально приспособиться.
        Только начал есть, прошло не больше двух минут, как прозвучала фраза: «Прием пищи окончен!». Я не понял, что значит, окончен. Три раза ложкой успел махнуть. С хрена ли он окончен. Соответственно, спокойно продолжал есть.
        - Не наелся? - Раздался рядом заботливый голос.
        Я поднял взгляд от миски и посмотрел на застывшего возле меня старослужащего.
        - Нет. - Ответил честно. При этом, продолжая закидывать отвратительную капусту в себя. Носом старался не дышать.
        - Ясно… - Как-то туманно ответил он и испарился из зоны видимости.
        Буквально через минуту этот товарищ, который, как оказалось, вовсе мне не товарищ, вернулся с кастрюлей, литра на три. Емкость наполовину была заполнена вонючим бикусом.
        - На, ешь. - Он со всей дури плюхнул кастрюлю передо мной на стол. - А пока ты опустошаешь тару, до самого конца, до дна, остальные подождут тебя на улице, в упоре лежа.
        Глава 5
        Я до последнего думал, это полная ерунда или какой-то развод. Не может застывший истуканом возле меня «дед», на полном серьезе, говорить, что всем придется отвечать за одного человека. Тем более, когда человек ничего сверхъестественного не сделал. Если и случился косяк, то уж точно не специально. Откуда я знал, что мы куда-то опаздываем и ужин, на самом деле, - это «Веселые старты». Предупреждать надо было.
        Но, как оказалось, в армии может быть даже то, чего теоретически быть не может. Этот товарищ задолбался, видимо, стоять и просто в наглую сел рядом со мной. Ждал, пока я съем всю капусту. Контролировал, сволочь. Пристально наблюдал, чуть ли не считая ложки. В какой-то момент мне показалось, он сейчас начнет приговаривать, как в детстве: «За маму, за папу…»
        Потрясающих ощущений и незабываемого послевкусия добавляло «мясо белого медведя». Оказалось, так романтично здесь называли шматок сала.
        Через силу я впихивал в себя, как можно быстрей, эту ублюдскую капусту, мысленно желая сидевшему рядом человеку сдохнуть в муках. Желательно, в самых страшных.
        Был вариант послать все и всех на хрен. Но что-то подсказывало, во-первых, дверью хлопнуть и уйти вряд ли получится, во-вторых, подобное «героическое» поведение снова выйдет боком. Причем, даже не мне.
        А с людьми, которые сейчас лежали перед столовой, на земле, в упор лежа, нам еще бок о бок находиться достаточно долго. Уверен, они ко мне положительных эмоций в данную минуту не испытывают. Как бы не прибили по-тихому. Например, ночью. Поэтому все матерные слова, вертящиеся на языке, приходилось глотать вместе с ужином и своей гордостью.
        Наконец, кастрюля опустела, а я, наоборот, наполнился. У меня было четкое, вполне реальное ощущение, одно неловкое движение и взорвусь, разбрасывая вокруг себя, в радиусе нескольких километров, эту чёртову капусту. Точно знал одно. Больше никогда, ни при каких условиях, в обычной жизни, если она вообще вернется, в чем уже сомневаюсь, в сторону любого блюда, имеющего в своем составе хоть один грамм капусты, больше не гляну. Даже, когда мне будут угрожать мучительной смертью.
        Вышел на улицу и сразу увидел своё подразделение, которое полным составом расплачивалось за необдуманный ответ новобранца Соколова.
        Сержант, заметив меня, разрешил пацанам встать и скомандовал построение. Это, наверное, было сделано специально. На тот случай, если вдруг остальные не поняли, кто виновник наказания. Мало ли, вдруг до них не дошло. Расставил, так сказать, акценты. Мы выстроились в четыре колонны, каждый на свое место.
        - Шагом марш! - пронеслось над нашими головами.
        Хорошо, хоть, не бегом. Я бы тогда упал на землю и просил товарищей меня добить. Причём, искренне. Слишком тяжело было сейчас даже стоять. Вот это, уверен, они сделали бы с удовольствием, потому что от некоторых я ловил вполне говорящие, выразительные взгляды.
        Мы с песней направились в казарму. Песня радовала особо. Наверное, она должна вдохновлять, но в реальности, лично меня все это бесило еще больше.
        Перед тем, как вошли внутрь, случилось чудо. Нам разрешили перекурить в специально отведённом для этого месте. Во время проверки, забрали все запасы табака, взятые из дома, но небольшую часть, пачку - две, оставили. Уж не знаю, с каких щедрот. Поэтому, кто-то достал свое богатство, кто-то стрельнул у стоявших рядом.
        Мои новые братья по несчастью столпились кучкой, с наслаждением затягиваясь сигаретным дымом.
        Я себя рядом с ними чувствовал мудаком, если честно. Даже не ожидал сам, что во мне есть такая удивительная вещь, как совесть. Теоретически, вроде, ни в чем не виноват, а все равно внутри свербит. Перед пацанами было как-то стремно.
        Неожиданно один из парней протянул мне сигарету. Я с благодарностью взял. Ясное дело, это был жест взаимопомощи и даже, наверное, поддержки. Так он дал понять, что не считает меня виноватым. Между прочим, стало легче.
        - Нормальные покурить хоть напоследок… - Добавил мой новый товарищ, - Потом будут здешние выдавать. Брат служил. Рассказывал. Говорил, в основном им давали «Охотничьи». Их прозвали «смерть на болоте». Понял? Они сгорают за 4 - 5 затяжек. Вкус гадкий и тяжелый. Больше повезёт, если достанется «Дымок». Брательник говорил, вкус табака у них, будто забили бумагу и остатки веника. Хотя, по сравнению с другими, более-менее терпимо. Ты сам откуда?
        Переход от лекции по табачной промышленности к деталям личной биографии был такой резкий, что я не сразу сообразил, о чем он спрашивает. В итоге, мы разговорились. Пацан оказался вполне нормальным. Звали его Димон, то есть Дима. Но просил называть именно так. Дим?н. Родом он был из Пензы. О службе в воинской части особого назначения мечтал чуть ли не с детства. Странные, конечно, мечты. Вот у Димона был полный набор. И спорт, которому пацан посвятил все предыдущие годы, и твёрдая вера в светлое будущее коммунизма, и даже куча каких-то медалей, грамот, хвалебных бумажек. Он ухитрился спасти зимой какого-то ребенка, упавшего в прорубь.
        И снова меня удивил один, вроде бы, незначительный факт. В отличие от Соколова, Димон давно знал, что хочет служить в определенных войсках. Можно сказать, готовился к этому. К самой службе он готовился и ждал этого момента.
        Поэтому, мой разум не мог понять, какого черта я тут делаю. Даже не вообще в этом времени и в этом пухлом теле. А именно здесь. В Чучково. Каким местом или загадочным способом нас выбирал капитан? Вернее, остальные, как раз, попали сюда вполне ожидаемо. Большинство пацанов имели такую же предысторию, как и Диман. Разве только из проруби никого не спасали. Просто никто не тонул. А то и эти ухитрились бы отличиться. Чувствовалась в них тяга к героическим поступкам. Но меня?! Меня капитан почему забрал? Это же не стройбат, в конце концов. Сюда надо определённую категорию призывников. Мы с Соколовым вообще никак не подходили ни под один критерий. Да что там скрывать. Мы и под критерии стройбата не тоже подходили.
        Сержант скомандовал окончить перекур. Один за другим мы пошли в казарму.
        Я искренне надеялся, что на этом насыщенный день закончится. Дело шло к вечеру. Думал, нас оставят в покое. Не угадал… Вечер только начался.
        Нас посадили на стулья и начали учить подшивать воротнички. Вот тут я просто охренел. Подшивать воротнички. Куда мы, млятский перец, попали? Это Смольный? Институт благородных девиц? Что следующее? Вальс и кадриль? Мотыляет отцов-командиров из стороны в сторону. То гоняют до седьмого пота, то за рукоделие усадили. Очень сомневаюсь, что возможного врага напугает мое феноменальное умение управляться с иголкой и ниткой. Если только затыкаю его до смерти швейными принадлежностями.
        Оказалось, что я - дурак и тормоз. Процесс подшива был, на самом деле, очень важен. Так, с совершенно серьёзным лицом, заявил сержант. Он ходил мимо нас туда-сюда, попутно просвещая о необходимости предстоящего мероприятия.
        - Военнослужащий обязан подшивать воротничок каждый день. Сам. Обновлять ткань. Это нужно для гигиены, то есть, в первую очередь, для вас. Сначала воротник кителя и подшивочный материал проглаживаются. Затем берётся одинарная белая нить длиной примерно 100 см. Верхний край подворотничка должен выступать на 1 - 2 миллиметра над воротником. Чтоб вы, не особо пока еще одарённые, понимали, поясняю. Подшиваться начали еще с 1935 года. Мысль эта возникла не просто так. Соображаете, надеюсь. Не для красоты. Белая хлопковая подшива служила и служит своеобразным «защитником» для солдатской шеи от появления раздражений, воспалений и натирания шеи об твердый стоячий воротник солдатского кителя. К тому же командир всегда может отвернуть ворот кителя и посмотреть на чистоту подшивы, если она грязная, значит солдат пренебрегает гигиеной, редко моет шею и совсем не следит за обмундированием, а именно не подшивается. Поэтому, имейте в виду, каждое утро будет проходить осмотр внешнего вида. Проверяется, кроме того, наличие кантика на шее. Вы должны брить шею каждый день, чтобы не было волос. Кто забивает на
требование, бреем вафельным полотенцем. Процесс это увлекательный. А главное - поучительный. Все желающие смогут ознакомиться с ним лично. Солдат должен быть выбрит, подшива - кипельно белая, опрятный внешний вид, начищенные сапоги до блеска. Если будут выявлены нарушения по какому-то одному из перечисленных пунктов, то солдат незамедлительно должен устранить недочет, не выходя из строя. Как он будет это делать, никого не волнует. Пока устраняется оплошность, товарищи отжимаются или приседают, это уже на наш выбор…
        Я слушал речь сержанта, как откровение. Он серьёзно? Вот это все, что произносится сейчас вслух, серьёзно? Бриться полотенцем? Что за пытки вьетконговцев?
        Нам раздали подшивы. Нитки и иголки были свои. Это добро имелось у каждого в вещмешке.
        От теории мы перешли к практике. До этого момента я никогда не держал в руках иголку с ниткой, ибо нахрен надо. Раньше, когда был пацаном, в случае необходимости, это делала мать. А в последние годы - сотрудницы ателье, которых, в любом городе хоть задницей ешь. Они тебе и пришьют, и вошьют, и даже, если заплатишь, крестиком имя изобразят.
        Я вообще не думал, предположить не мог, что мне предстоит столкнуться с шитьем. Но память о столовой и коллективной системе ответственности была еще свежа. Все-таки, я не дурак. Понимаю с первого раза. Пришлось брать и учиться. Молча.
        За одну минуту этого учения, все пальцы были исколоты полностью. Игла, как живая, прыгала в моей руке и все время пыталась воткнуться в любое, подходящее для этого место. Хотя, и в неподходящее тоже. Я нервничал, психовал, злился. У меня не получалось нашить этот долбаный кусок ткани на этот долбаный воротник. Соответственно, я тихо зверел. Даже зубы пришлось сцепить крепко. Боялся не выдержать, заорать матом и зашвырнуть это рукоделие куда-нибудь. Лучше всего, в рожу сержанту. Но вместо этого снова пытался сделать очередной стежок. Не знаю, что мной двигало. Скорее всего, понимание, здесь никому нет дела до моих психов, амбиций, эмоций и всего прочего. Здесь всем на это просто плевать. Есть армия. Задачи. Устав. Есть солдаты. Офицеры. Командиры. Людей нет.
        В конце концов, спустя, наверное, полчаса, я справился. Ну, условно говоря… Пришил. Хотя, итог работы выглядел удручающе. Все было криво, некрасиво.
        Да и сама подшива выглядела ужасно. Не то что у сержанта. Его, широкая и плотная, смотрелась идеально.
        Когда обучение было окончено, выяснилось, что удивительным образом осталось время на вечернюю прогулку и подготовку ко сну. Даже странно. Думал, сразу прикажут спать и мы штабелями попадаем прямо там, где стоим. На кой черт нам кровати. Посмотрели на них и хватит. Постель - для слабаков.
        Вечерняя прогулка по времени заняла аж двадцать минут. Но самое интересное, как именно она выглядела. Любой адекватный человек при слове «прогулка» представляет, как он неспешно ходит по улице. Ходит, смотрит по сторонам, дышит воздухом.
        Как это выглядело в армейском понимании?
        Под строевые песни мы шагали по территории воинской части. От песен вообще уже начало немного подташнивать. Прогулка, говорили они…
        Перед тем, как отправить нас в казарму, сержанты разрешили покурить около трех минут. Вот этим мне данный процесс понравилась. И все. Больше ничего приятного я в нем не увидел.
        Затем последовала подготовка ко сну. Заняла она, в общей сложности, минут пятнадцать. Мы разделись, приготовили постель, улеглись в кровати. Кто-то сходил умыться, кто-то почистил зубы. Все по-разному потратили это драгоценное время. Ровно в 22:00 дневальный объявил отбой. По команде, все, видимо, должны были закрыть глаза и спать. Теперь я просто все понимаю буквально. Спать, значит, спать.
        В сон провалился моментально. Не успел вырубиться, как от громкого крика дневального: «Рота, подъем!», уже пришлось врубиться. Было такое ощущение, что ночь пролетела, как одно мгновение.
        Первые секунды тупо смотрел в потолок и не мог понять, где я? Потом потихоньку пришло осознание, точно не дома. И вообще, я не я. А Станислав Игоревич Соколов. Судя по тому, что проснулся там же, где и заснул, кошмар не закончился. Подъем, как оказалось, был в 06:00 утра. Зачем просыпаться в такую рань, я не мог понять. Хотя, честно, очень пытался. Враг точно сейчас не строит коварные планы. Он еще тупо спит. Как все нормальные люди.
        Оглянулся по сторонам. Мои товарищи быстро одевались. Это навело меня на мысль, что лучше бы поступить так же. Я вскочил и принялся повторять за ними. Как говорится, на ошибках учатся. Больше никакой импровизации. Смотрю на окружающих и делаю то же самое.
        - Строимся! - Скомандовал сержант. - Форма одежды - физическая подготовка. Что это за форма одежды я не понимал вообще. Даже не так. Оказывается, этих форм несколько? Странно. Я вижу только одну. Рассуждать особо было некогда. Быстро оделся и выбежал в коридор для построения. Сержант осмотрел весь строй молча. Пока не подошел ко мне.
        - Фамилия?
        - Соколов, - ответил я очень бодро, хотя, сразу подумал, видимо, что-то не так, раз он заострил внимание.
        - Почему одет ремень? Ты что, не знаешь как нужно строится с утра на зарядку? Какая была команда?
        В этот момент я совершенно искренне засомневался в его адекватности. Откуда могу что-то знать, я второй день в армии. А если здраво рассудить, так вообще первый. Вчерашний можно не считать. Разве он этого не понимает?
        - Команда была строиться. Форма одежды - Физическая подготовка.
        - Правильно. - Вполне довольный моим ответом, но очевидно недовольный мной, кивнул сержант. - Я повторяю свой вопрос. Почему ты одел ремень?
        - Не знаю, товарищ сержант. - Честно говоря, меня этот разговор слепого с глухим опять начал нервировать. Решил, он задает тупые вопросы, а я буду давать тупые ответы.
        - Это не вариант, солдат. Слушаем все внимательно…
        Сержант вывел меня из строя и поставил напротив товарищей. Просто гадство какое-то. Опять я в центре внимания и все взгляды сосредоточены на мне.
        - Для тех кто не знает, объясняю один раз. По команде «рота, подъем!», солдат совершает откидку одеяла вперед, встает и начинает одеваться. Когда я даю команду строиться, «форма одежды - физическая подготовка», все должны быть в форме и головном уборе. Китель не заправляем, ремень не одеваем. В таком виде у нас каждое утро проходит утренняя зарядка. Всем ясно?
        - Так точно! - Звонко, весело и с задором коллективно ответили все, кому был задан вопрос. Я, соответственно, тоже ответил. Сержант стоял рядом и мог расценить мое молчание, как равнодушие или безучастность.
        - Не слышу…
        - Так точно, товарищ сержант! - Тут же исправились самые сообразительные. А кто не очень сообразительные, просто поддакнули.
        - Больше к этому вопросу не возвращаемся. До кого не будет доходить через голову, буду доносить через ноги. Встать в строй!
        Последний приказ предназначался мне. Я встал. Послушно. Но при этом, понял одну вещь. А не пойти ли, на самом деле, всем к чертовой матери. В конце концов, я в БЭПе один из немногих, кто за все время ни разу ни на чем не погорел и не попался. Я, блин, ухитрялся эти годы крутиться, как уж на сковороде, проскакивая между жерновами мельницы правосудия. И что? Два года вот такой муштры? Состояние овоща, который боится вздохнуть не во время, не строем и не под песню? Да хрен там. Не знаю пока, как, но эта система меня не сломает. Я ее, конечно, тоже. На то она и система. А вот сделать так, чтоб она под меня совсем немного прогнулась, это смогу. Вот только придумаю способ.
        Глава 6
        То, что в моей голове появилась мало-мальски сформировавшаяся мысль, вдохновляло. По крайней мере, я хотя бы представляю направление, куда двигаться. Очень смутно, конечно, вижу сам путь, но паники больше нет.
        Главное, что столь неожиданно на меня повлиял именно этот сержант со своим ремнем. Вернее, с моим ремнем. Отпустило почему-то в момент, когда он рассказывал о том, что нас ждёт в случае очередного тупняка. Неожиданно.
        Но кроме того, родилась еще вот какая мысль. Помнится, в школе была у меня русичка. Женщина с крайне высоким уровнем интеллигентности и любви к литературе. А я, как раз, в состоянии пубертата, узнал, что женщин юмор возбуждает ничуть не меньше, чем шикарные физические данные кандидата на интим. Шикарных физических данных в то время не имелось, решил крыть другим козырем. Давит на юмор. Потому что интима, как бы, хотелось.
        Так мне это показалось интересным, что я стал везде, всюду, в основном к месту, но чаще нет, блистать остроумием, которое, на самом деле, выглядело, как тупость малолетки. Русичке, я так думаю, стало меня жаль. Особенно на фоне того, что свои плоские шутки и идиотские розыгрыши смешными считал только я, у остальных они вызывали либо раздражение, либо недоумение. И она, учительница, посоветовала мне прочесть несколько стоящих книг, благодаря которым я, возможно, пойму, что такое настоящая юмор. Первыми были, естественно, «Двенадцать стульев», потом «Золотой телёнок». Ильф и Петров произвели на меня неизгладимое впечатление. Ну, а следом пришла очередь «Похождений бравого солдата Швейка». Если в двух словах, то книга было о некоем гражданине, в прошлом солдате 91-го пехотного полка, признанным медицинской комиссией идиотом. Звали его Швейк. Жил он тем, что торговал собаками, которым сочинял фальшивые родословные.
        Начало уже заинтересовало. Особенно, если учесть, что, как гораздо позже показала жизнь, склонность к разного рода авантюрам сидела во мне от природы.
        Особенность героя книги была в том, что он вел себя, как идиот. С абсолютно невинным видом говорил дурацкие вещи. Но при этом, в сумасшедшем доме его признавали здоровым, а в других местах - сумасшедшим.
        И вот что я подумал, пока мы топали на физическую подготовку.
        Швейк! Отличный пример для подражания в данном случае. Уже понятно, что в армии быть семи пядей во лбу не только ненужной, но и даже опасно. Чревато последствиями. Особенно, если учесть, что мне вообще все, что происходит вокруг - чуждо. Главный принцип здесь, в армии - круглое нести, квадратное катить. Это выражение я слышал давно и только сейчас, на своём примере, понял, что оно значит.
        Но! Если вести себя, как не очень сообразительный человек, не пытаться кому-то что-то доказывать, то будешь выглядеть своим. Как говорится, не бойтесь идиотов, вокруг все наши.
        Зачем мне это нужно?
        Затем, что я не собираюсь два года жить в постоянном напряге. Становление личности интересует меня в последнюю очередь. Я уже установился, в моем жизненном восприятии ничего не изменится. Физические данные, которые хотелось бы улучшить…Так не хотелось бы. Вот в чем дело. Мне вообще глубоко начхать, что будет с Соколовым. Все равно не верю, будто здесь я на всю жизнь. Не может такого быть. Просто, наверное, моя душа…(не могу поверить, что я вообще об этом рассуждаю) попала каким-то чудом на несколько десятилетий с прошлое. Уж не понимаю, каким образом, но оно произошло. Может, это даже с научной точки зрения объясняется. Хрен его знает, должно быть объяснение. В конце концов, я не умник и никогда им не был.
        В любом случае, ситуация должна измениться в обратную сторону. Не могу я остаться здесь до конца жизни и идти с Соколовым рука об руку. Как-то попал сюда, значит, как-то попаду и отсюда, в свою жизнь.
        Просто надо переждать. Но переждать можно по-разному. Можно терпеть и мучиться, переступая через себя. А можно просто по уму повернуть ситуацию так, что в ней станет комфортно.
        В армии ты себе не принадлежишь. Тобой командуют. Здесь нет мам и пап, которые помогут. Поэтому важный момент. Все зависит от того, как я себя поставлю.
        Уже понятно, «дедовщина» есть. По сути, старослужащие могут все, что угодно, заставить делать.
        И здесь проявляется принципиальный момент. Если человека начнут унижать, а он покажет при этом характер и даст отпор, то от него, скорее всего, отстанут. А другой, например, побоится выразить свое мнение и его будут шпынять. Он, как теленок, станет делать то, что ему говорят.
        Соколов у меня, прямо скажем, далеко не боец, не спортсмен и явно не драчун. То есть, силой тут вопрос не решить. Даже при том, что у меня самого характер упертый. Чисто физически Стасик не оставил мне шансов на то, чтоб свои принципы отстоять. Жаловаться старшим, если что - вообще стрем. Я не приобрету авторитет, который мне нужен. Сделаю себе еще хуже. Мало того, доносчик и стукач всегда позорная тема, так еще после отбоя можно нарваться на воспитательный момент. Если знать, куда бить, синяки под формой не видно. То есть, по идее, выходит замкнутый круг. Натура у меня такая, что сам я не прогнусь. Но при этом тело досталось от глупого, пухлого пингвина. Пока я с этим телом хоть что-то сделаю, меня пришибут сто раз. Стукачом быть не хочу, да и не даст это ничего.
        И вот Швейк вспомнился мне в этой ситуации неспроста. Я возьму его линию поведения за правильную. Это же, е-мое, военная часть. Неужто я не найду рычаги воздействия на вышестоящих. Или не придумаю, как стать для них необходимым человеком. Тем самым, значительно улучшив условия своей жизни. Даже те «деды». Человеку всегда что-то необходимо. Всегда. Иначе не бывает. А тут я. Этакий волшебник на вертолете. Который найдет пути решения.
        В остальном же, для окружающих … Я просто сделаю вид, будто от рождения идиот. А с идиотов, как говорится, и спросу нет. Иначе, в любом другом случае, мне придется привыкать к здешнем обычаям. А я не хочу. Не хочу на полном серьёзе говорить, как эти сержанты, вести себя так же, а главное - думать, как они.
        За своими размышлениям упустил момент, когда мы оказались на улице. В строю, это я уже понял, у каждого было свое место.
        Оно оставалось неизменным. То есть, поставили тебя пятым в третьем ряду с краю, то там тебе и стоять. И не дай бог, ошибиться с расчетом. Исключение - если кто-то заболел или кого-то куда-то перевели.
        Дураком в этом плане не был не только я. Все хорошо запомнили свои места и знали, куда нужно встать.
        Построились в уже в привычную колонну по четыре человека.
        Перед нами нарисовался сержант. Тот самый, который высказывал про мой ремень.
        - Равняйсь! - Заорал он во всю глотку. Так резко и неожиданно, что с деревьев, стоящих вдалеке, за пределами части, птиц, как хером сбрило. Они испуганно сорвались с места, подальше от всяких орущих психов.
        - По этой команде голова солдата повернута налево, за исключением тех кто стоит в крайнем ряду! - Продолжил сержант. - Смирно! Голова с приподнятым подбородком направлена прямо перед собой. Грудь вперед. Руки по шву, пальцы согнуты в фалангу, пятки вместе, носки врозь, шевелиться нельзя.
        После каждой команды, которую он произносил с пояснениями, мы выполняли его указания. До этого даже я допетрил. Явно нас не ради лекции собрали. Значит, все предельно просто. Он говорит, мы делаем.
        - Вольно! После этой команды можно расслабиться. Но несильно. Чтоб не обоссались от радости. - Сержант усмехнулся своей шутке, а потом скомандовал. - На плац шагом марш!
        Мы послушно потопали за ним. Плац находился в ста метрах от нашей казармы. Внешне, по крайней мере для меня, он напоминал большой прямоугольник с трибуной. Видимо, тут проходят какие-то серьезные мероприятия.
        - На месте стой! Раз, два! Разомкнулись! Отошли друг от друга на расстояние вытянутой руки.
        Мы начали расходится, не меняя последовательности строя. Просто отдалились от тех, кто стоял рядом..
        - Так… сейчас мы проведем с вами разминку. Повторяем за мной. - Сержант был какой-то неугомонный и до тошноты бодрый.
        Он начал демонстрировать нам различные упражнения, для разминки всех частей тела. Показывал два-три движения, а мы продолжали их повторять до момента пока не прозвучит команда: «закончили упражнение». Например, на протяжении пяти минут мы махали руками, потом делали растяжку для ног, разминал шею и так далее. В общем, ничего интересного. Мне это напомнило физкультуру в школе.
        - Построится в колонну по четыре!
        Мы сомкнулись обратно в строй.
        - Бегом! Напоминаю, про команде «бегом» руки солдата сгибаются в локтях, туловище подается вперед. Все поняли? Марш!
        И мы побежали за сержантом. Бежать нужно было строем, не разбредаться. Темп задавал сержант, а все должны были ему соответствовать. Как же тяжело мне это давалось. Сука… Соколов, скотина, не мог хоть как-то подготовиться к службе? Я выдохся буквально после пяти минут бега. Сзади нас резво трусил еще один сержант, который наблюдал, чтобы никто не отставал и все держали строй. Изредка покрикивал нам вслед.
        - Держим строй! Не отстаем! Ускорились!
        Честно говоря, я был недоволен не то, чтоб своими результатами в беге, а тем, что вообще куда-то бегу. Добровольно. И опять же, из головы не выходила мысль, Соколов ни хрена не спортсмен. Не все предрасположены к спорту и физической нагрузке. Можно же было как-то плавно к этому подойти. Ну, очевидно, сержанту на это похер.
        Я и еще пара пацанов начали отставать. Не выдержали темп, задыхались.
        В итоге, мы просто пристроились в хвост и, чувствуя себя распоследними лохами, начали переговариваться.
        - Все… Не могу… Я сдох. - выплюнул пацан справа от меня чуть ли не со своими легкими.
        - Да я тоже. Сил больше нет… - Даже не собрался строить из себя что-то. Куда там на хрен. Видно же, что сейчас упаду, как загнанная лошадь и умру.
        Вот тут и выяснилось, для чего сзади бежал сержант, который замыкал строй. Чтобы подгонять таких, как мы. Подгонять в прямом смысле. Подталкивать руками, иногда ногами, и при этом говорить очевидные вещи.
        - Что? Сдохли? Домой, наверное, уже хотите? К маме под сисю? Ускорились! Я сказал, бегом!
        Эти слова и жесты не особо помогали, но деваться было некуда, приходилось бежать, что есть сил. Возникало четкое ощущение, если я упаду, он меня просто добьет. Не поднимет, не поможет, а добьет.
        А мне каждый шаг был, как последний, казалось, я реально сейчас рухну на асфальт от изнеможения и бессилия.
        С горем пополам мы добежали до спортивного городка, где находились турники, брусья, рукоходники. Короче, всякие мне непонятные железяки.
        - Построились перед турниками! - Скомандовал сержант, который нас вел.
        Я еще не успел отойти от пробежки. Какие мне, на хрен, турники? Подтягиваться, так подозреваю, Соколов не умеет.
        - К снаряду! Уточняю. По команде к снаряду солдат подходит к турнику, сгибает колени, руки отводит назад, как бы готовится к прыжку. Всем ясно?
        - Так точно, товарищ сержант! - ответили мы хором, а я подумал, твою мать, какая же лютая дичь это все.
        - К снаряду!
        Все подошли к турнику и выполнили движение, которое описал нам сержант. Мы запрыгнули на турник и начали подтягиваться. Я пытался, что-то изобразить в виде подтягивания, но у меня ничего не получалось. Стало интересно я один такой неприспособленный к физическим упражнениям. Но посмотрев по сторонам, понял, не один. Мои товарищи также кряхтели и пытались сделать что-то на перекладине, но ничего толкового у них не выходило.
        - Кто не умеет подтягиваться, просто висит на турнике, на землю не спрыгиваем. Висим, что есть сил. - Разрешил нам сержант.
        Тут я немного расслабился. Думаю, буду просто висеть. Но как оказалось, и висеть не так-то просто. Руки соскальзывали. Еще начался моросящий, противный дождь. Я спрыгнул на землю, а за мной и мои товарищи.
        - Запрыгнули на турник. - Тут же рядом нарисовался сержант. Сука!
        Вот умом я понимал, что он говорит, но все равно стоял и не прыгал. Сил не было вообще никаких. Ноги гудели и безумно болели.
        - Я сказал, запрыгнули на турник, висим пока не разрешу спрыгнуть. - Сержант улыбнулся мне, как родному.
        В этот момент я понял, что вот так, по-родственному, он меня и порешит, если не выполню команду. Думаю, ну, ладно. Ок. Повис обратно на турник. Это продлилось недолго. Где-то минуты три-четыре. И так несколько раз. Я спрыгивал от того, что руки уже не выдерживали, на меня орали, приходилось возвращаться на этот долбаный турник.
        Когда закончился спортивный аттракцион, а я думал уже, конца ему никогда не будет, мы пошли в казарму.
        Нам дали пятнадцать минут на утренний туалет. По дороге, со мной завязал разговор один из пацанов, с кем мы подыхали в конце пробежки.
        - Интересно, они каждое утро так зарядку проводят?
        - Думаю, да. - ответил я.
        - Ты как вообще, после такого доброго утра?
        - Да никак. - Я так устал, что не хотелось говорит ни с кем и ни о чем.
        - Слушай, это еще ничего. У меня батя служил в автомобильной роте. На северах. Зимой в их части было два вида утренней зарядки. Первый вид упражнений - самый любимый. Они выстраивались на плацу, отправлялись на прогулку по территории части - вытаптывать снег. В темноте, среди огромных сугробов, с поднятыми воротниками шинелей и туго завязанными под подбородком «ушами» шапок. Второй вид зимней утренней зарядки был самым распространенным - уборка снега. За ночь снега выпадало по колено, не меньше. Грейдеры успевали к завтраку очистить только дорогу к столовой, поэтому вся остальная работа ложилась на их плечи… Каждый получал в руки БСЛ - большую саперную лопату. По затрачиваемой энергии это была не просто утренняя, а еще и «дневная», и «вечерняя» зарядка. Правда, один раз у них проводились соревнования по настольному теннису. У бати сохранилась даже фотография в дембельском альбоме. Два года службы на Камчатке засчитывались офицерам за шесть, им - за два, но они зато вернулись на материк закаленными в службе «камчедалами». Тогда это звучало гордо. Ну, а у нас… Не служба. Модно сказать, все даже
неплохо. Так что нам не так уж сильно не повезло.
        Я молча кивнул и улыбнулся пацану вымученной улыбкой. Не повезло? Ну, да, ну да… В общем, надо что-то делать. Иначе просто сдохну в этом Чучково.
        Глава 7
        Настроение у меня поднялось. Даже не смотря на то, что физически я, мягко говоря, испытывал весьма хреновенькие ощущения. Эх, Соколов, Соколов… Зачем же ты, гадина такая, пошел в военкомат? Тема, кстати, интересная. На самом деле. Почему пацан, у которого, по сути, была отсрочка, поперся служить? А спросить не у кого. Вот в чем засада. Надо как-нибудь, что ли, узнать про личные дела, типа того. Должны же они быть.
        Взял мыльно-рыльные принадлежности и отправился в так называемую уборную. Так называемую, потому что я бы ее обозначил совсем иными словами.
        Вид у этого помещения был убогий. Впрочем, как практически у всех помещений на территории части.
        На полу лежала плитка, маленькими квадратиками, зеленого цвета, стертая на половину. Из-под зеленого оттенка почему-то выглядывал коричневый. Красили ее, что ли?
        Кабинок, естественно, не было. Нам, солдатам, скрывать от товарищей нечего. Такой, наверное, смысл. Имелись только классические, неповторимые в своей «красоте», дыры в полу, любовно называемые в народе «очко».
        Умывальники, слава богу, присутствовали. Это были железные старые раковины. На уровне глаз, во всю длину - зеркало, шириной сантиметров двадцать. Видимо, чтоб каждое утро и каждый вечер наблюдать, как армия делает из меня человека.
        Я с тоской посмотрел на пухлое лицо Соколова. Ну, вот как? Что за подлость со стороны судьбы, которая явно меня ненавидит. Почему я не оказался в теле какого-нибудь нормального парня. Чтоб два метра росту, хорошие перспективы на будущее и солидный папа, желательно, партийный бонза.
        За какие заслуги мне достались Соколов и Армия? Завис, по-прежнему, глядя в отражение. А действительно. За какие? Должен же быть какой-то смысл в происходящем. Ну, там цель, например. Если даже вселенная или непонятные разуму силы замутили подобный финт, в чем суть? Не может же быть такого, что я просто отслужу эти два года и все. Нелепая цель. Думаю, советская армия и без меня прекрасно обошлась бы. Впрочем, я без нее тоже. В общем, на повестке дня у меня нарисовалось два вопроса. Первый - почему Соколов вообще пошел служить. Второй - зачем я оказался в Соколове.
        Открыл кран, планируя умыться, но в итоге получил очередное прозрение. Как оказалось, горячей воды не было. Умываться после утренней зарядки пришлось ледяной водой. Один из сержантов, который плескался в напольной большой раковине, похожей на поддон, моего удивления не оценил. Он обливал себя из куска черного шланга, примотанного к крану. Видимо, эта конструкция выполняла функцию душа. При этом не уставал повторять, что холодная вода - мощная сила. Закаляет тело, поднимает дух. Надо обязательно купаться только в холодной воде.
        Звучали его слова так радостно и восторженно, что невольно закралось подозрение, не употребляет ли этот сержант чего-то бодрящего. Потому что я, например, вообще не вижу ни черта хорошего в холодной воде. Особенно осенью.
        Ладно там, от нечего делать, заскок словил. Закаляться решил. Это - сознательный выбор. Некоторые вон, мясо не жрут, спасая планету. Но вот так, на постоянку… Тем более, когда я этого точно не выбирал.
        Однако, пришлось засунуть своё мнение в одно место и довольствоваться тем, что есть.
        - А ты как думал? Баня каждый день тебе будет? Давай, забывай свои гражданские замашки. Порадовались вчера, достаточно. Это необходимость, а не просто так. - Крикнул он мне вдогонку, когда я уже собирался выйти.
        Вообще не понял, о чем говорил сержант. Какая, к чертовой матери, баня? Второй день здесь нахожусь и ничего подобного не видел. Пока что, я «порадовался» только вонючей капусте. Бани точно не было, такое не пропустил бы и не забыл. Но уточнять и задавать вопросов не стал, дабы лишний раз не выглядеть идиотом.
        Вышел из уборной, свято веря, что по идее, сейчас должен быть завтрак.
        Хрена там. После утреннего туалета нас ждала заправка кроватей. Процедуры глупей я не встречал в своей жизни. А в моей жизни было всякое. Одеяло синего цвета имело те самые три черные полоски в ногах. Так вот, оказалось, что эти полоски должны быть на всех кроватях по одной линии. Я сначала подумал, мне либо послышалось, либо над нами глумятся. Вообще, все происходящее здесь, через слово, казалось мне приколом. Когда мы занимались физподготовкой, например, сержант, в какой-то момент, решив, что один новобранец не достаточно внимательно его слушает, смотрит куда-то в сторону, совершенно серьезно сказал: «Я не пойму. Что вас больше занимает: то, что я говорю, или дохлый голубь, который летает над столовой?!» Причем, он вообще не шутил.
        Теперь - история с полосками.
        Нам пришлось выслушать замечания по заправке кроватей. По заправке кроватей! Я, не выдержал. Хотя, для себя точно решил, что в свете всего случившегося, начиная от пробуждения не в своем времени и не в своём теле, заканчивая этим прекрасным местом, буду стараться быть, как все. Не выделяться из общей массы. Либо косить под идиота. Но тут меня прям поднакрыло.
        Я, с таким же серьёзным лицом, спросил, как нужно кровати заправлять правильно. Лучше бы молчал, честное слово.
        - Сейчас покажу. - Как ни в чем не бывало, ответил сержант. - Доставай нитку.
        - Какую нитку? - Уточнил на всякий случай. Бог его знает. Может тут требуется особая нитка. Или это - кодовое название какой-то штуки, которую используют в процессе выравнивания полосок на одеяле.
        - Любую. Из тумбочки доставай.
        Я молча достал катушку и отдал сержанту.
        - Смотри. Берешь за начальную точку одну кровать, привязываешь к основанию нитку и тянешь в конец, где стоит крайняя кровать. Там также привязываешь. Понял?
        Я ответил, что понял, хотя на самом деле, хотелось сказать совсем другое. А на хрена? Зачем эти полоски должны быть в линейку. Как они влияют на службу в частности, и на состоянии армии, в общем?
        - Иди, привязывай. Я посмотрю. - Кивнул сержант в сторону первой постели.
        Пришлось топать, выполнять его приказ. Иду к дальней кровати, отматываю нитку с катушки, а сам про себя думаю, какой же ерундой мы страдаем. Вообще-то, чисто теоретически, в армии учат Родину защищать, а оказывается, тут нужно, чтобы полоски были ровные на кроватях. Привязал нитку и подошел обратно к сержанту.
        - Теперь натягиваешь первую и последнюю кровать, так чтобы полосы совпадали по нитке. Приступаем.
        Снова хотел объяснить сержанту, что кровати я натянуть никуда не могу, при всем желании. Но посмотрел на его лицо и заткнулся, даже не начав говорить. Скорее всего, он не поймёт, что я имею в виду.
        Мы с парнями принялись «натягивать кровати», изредка поглядывая друг на друга. Судя по тому, что лица у некоторых были недоумевающие, они смысла этого важного задания не понимали, как и я.
        Наконец, было велено отправляться на завтрак. Кстати, после вчерашнего ужина мы с Соколовым сильно к жратве уже не тяготели. Выходит, какие-то вещи действительно могут тут быть полезными. Глядишь, похудеем, возмужаем.
        Я очень надеюсь, что вся эта странная история рано или поздно закончится. И очень надеюсь, что всё-таки рано. Но хрен его знает, сколько еще предстоит здесь находиться. Если Соколов немного придёт в форму, значительно облегчив мне службу, то это будет очень даже неплохо.
        На этот раз я уже был умней. Покидал еду за две минуты, проглотил, почти не пережёвывая. Вилка, ложка, по хрену. Соответственно, избежал принудительной добавки. Хотя, все время чувствовал на себе взгляды некоторых товарищей, которым явно не хотелось повторять вчерашнее «упор лёжа».
        После завтрака ждало общее построение. Делался развод.
        Первым делом, нас с учили правильно маршировать. Для этого было специальное упражнение. Выглядело оно так. Правая рука на уровне живота, на расстоянии кулака, выше ременной бляхи, пальцы согнуты в фалангах, левая рука отводится назад. Стоишь ровно, голова чуть приподнята, грудь колесом левая нога поднята на 20 - 30 сантиметров от асфальта носок тянешь вперед. В таком положении находишься несколько секунд, затем сержант дает команду поменять ногу. Следом - то же самое, только руки тоже менялись. Левая рука к животу, а правая отводилась назад, правая нога впереди и тянулись носок.
        В принципе, уже понятно. В этом и есть смысл «учебки». Новобранцам доходчиво давали понять, что в армии надо делать все быстро, сразу, и правильно. Подшивать воротнички, пришивать погоны, пуговицы, петлицы. Если кто-то один не успевает, косячит, страдает все подразделение. Это, наверное, логично. Придет вдруг необходимость принять участие в настоящих боевых действиях, я должен понимать, что не один. Что рядом - товарищи, которые зависят от моих действия, ровно, как и я от их.
        Полезная, на самом деле, истина. Но здесь все делалось с налётом какой-то крайней степени тупизма. Вот так я это видел. Вроде, изучаем нужное дело, а чувствуешь себя при этом идиотом.
        После строевой подготовки оказалось, что мы отправимся на занятия. Учеба, это хорошо. Это, значит, мы с Соколовым будем сидеть. А не бежать, прыгать или подтягиваться. Да и вообще, было интересно, что нам там будут рассказывать и чему учить.
        Первыми по «расписанию» значились занятия по общеполитической обстановке.
        Я ожидал, что проводить их будет кто-то, типа замполита. Должность эту знал все по тем же фильмам. Причем, обычно, замполит по сюжету был какой-то удивительной гнидой. Однако, занятия вел один из сержантов. Это первое. А второе, оказалось, что там даже весело.
        После небольшого рассказа о внешнеполитической обстановке, о том, что враги не дремлют, после того, как мы законспектировали лекцию о международном положении и «склеротическом пальце мирового империализма, лежащем на спусковом крючке войны», к доске, на которой висела географическая карта, сержант вызвал одного из солдат. «Счастливчиком» оказался худой и долговязый парень с удивительно подходящей ситуации фамилией. Звали его Василий Кирзачев. Он был очень высокого роста, практически выше нас всех. Судя по говору, парень прибыл из деревни. Внешне Вася производил впечатление хорошего, сообразительного по жизни малого. Но оказался при этом, совершено неграмотным. Совсем. Настолько, что не мог полностью написать даже собственную фамилию.
        Мне это было ужасно дико. Я даже сначала подумал, Кирзачев, в свою очередь, прикалывается над сержантом. Правда, потом, выяснилось, в школе он не учился совсем. Родился пацан в глухой деревне, в неполной семье. Мать его была доярка или что-то такое, и он с самого детства работал. Эту информацию мы услышали от Васи позже, когда в разговоре стали смеяться над тем, что он из всех букв алфавита знает первые три и еще неизменное «ять».
        Вот его выступление стало коронным номером политзанятия.
        - Берем указку и подходим к карте. - Велел Кирзачеву сержант. - А теперь покажи своим товарищам Австралию.
        Австралию Кирзачев нашел сначала одну, потом, после замечания сержанта - вторую. Затем, после дальнейших уточнений - обнаружилась и третья. Постепенно, их становилось все больше. Наконец, когда Австралий стало уже неприлично много, сержант решил усложнить задачу и захотел увидеть столицу Африки.
        Он уже сам еле сдерживал смех. Но при этом старательно держал серьезное лицо, сопровождая географические мучения Кирзачева разными комментариями.
        - Что вы галдите, как в муравейнике?! Человек, может, впервые решает сложную задачу. - Гаркнул он, наконец нам. - Сейчас любого другого вызову, вообще мимо карты будете тыкать.
        А мы просто уже откровенно умирали со смеху.
        Просто Кирзачев выглядел неимоверно смешно, даже, когда молчал. Он сначала пристально вглядывался в названия географических объектов. Поднимал и снова опускал указку. Все это сопровождалось глубокими, тяжелыми вздохами. Почти стонами. Но читать-то все равно не умел. Поэтому, в конце концов, просто выбирал наугад, пятно покрупнее. Уже потом, после занятий, Василий объяснил нам, что ему не нужно быть умным. После армии его все равно ждет колхозный труд, и забивать себе голову бесполезной чепухой он считает лишним.
        В общем, занятия по общеполитической обстановке оказались весьма увлекательным процессом.
        Следом должно было начаться занятие, где нам предстояло изучать оружие. Но вдруг, и это стало полной неожиданностью, меня вызвали в кабинет замполита. Того самого, о котором я думал изначально. Похоже, сам накаркал. Потому что, по всем прикидкам, я замполиту нужен, как собаке пятая нога. То есть, вообще не всрался. Толку от меня никакого. Да и откуда он узнал мою фамилию? Даже не так. Откуда он узнал о моем существовании. Вроде я выделиться еще не успел ни в чем.
        Причем, приказ отправится к заместителю командира по политико-просветительской работе, вызвал на лицах моих товарищей весьма заметное выражение недовольства.
        В замполитах я разбирался очень слабо, но причину столь внезапного негатива понял сразу. Опять же, спасибо кинематографу и популярности сериалов про войну.
        То, что стоявший напротив мужик, весом килограмм в сто двадцать, круглым лицом и очень стремными усами, которые уныло спускались вниз, являлся именно замполитом, я сообразил в первые же секунды, как только вошел в помещение, куда мне надлежало явиться. Он выглядел именно так, как я его себе и представлял.
        Причем, если не ошибаюсь, отталкиваясь от той минимальной информации, которая у меня имеется, плохо разбираться в замполитах, это не минус, а несомненный плюс, поскольку хорошо в замполитах мог разбираться только стукач. А стукачом быть опасно - за такое можно поплатиться не только здоровьем, но и жизнью. Это я и без всякой армии знаю. Уверен, тут вряд ли подобная категория товарищей служит с почетом и уважением.
        - Как дается служба? Ничего не тяготит? - С заботой на лице поинтересовался замполит сходу.
        Я немного прибалдел от таких вопросов. А с другой стороны, сразу понял, дело ясное, что дело тёмное. Неспроста вдруг обо мне проявляют столь удивительную заботу. Явно что-то хочет этот товарищ.
        - Никак нет. Служится отлично.
        Я стоял по стойке «смирно», смотрел четко ему в лицо, всем своим видом демонстрируя готовность и желание к беседе.
        - Хорошо… Знаешь, я обязан спросить, нет ли каких-нибудь жалоб? Или, может, предложений? Например, вчера у тебя вышла некрасивая ситуация во время ужина. Ты рассказывай. Все, как есть. Без утайки.
        Думаю, ага. Обязательно! Теперь понятно, к чему идет разговор. Сейчас мне будет разъяснено, что в случае появления жалоб или проблем, я должен и обязан в любое время обращаться к товарищу замполиту за помощью, которая будет мне незамедлительно оказана. Но главное, бояться или стесняться этого не надо. Потому что он мне, практически родной отец. Кроме него, никто не поддержит и не поможет.
        Вот ровно такой текст и последовал. В этот момент мне выпала возможность порепетировать роль идиота.
        Я таращил глаза, как заведённый повторяя по кругу одно и то же: «Никак, нет!» или «Всем доволен, спасибо армии, партии и родной стране!»
        На пятый или шестой раз, мне кажется, замполит и правда поверил, будто я идиот. Он тяжело вздохнул, помолчал, а потом велел идти.
        Мое появление товарищи встретили молча и настороженно. Первым подошёл Димон, как только выпала возможность. Я рассказал все без утайки. Мол, да, вербовали, но безуспешно.
        Тут то и выяснилось, что практика эта достаточно распространённая. В конце концов, весь личный состав пройдёт через кабинет замполита. Просто меня дернули первым из-за вчерашней ситуации на ужине. Пока горяченький, так сказать, не остыл.
        Сержант, стоявший неподалёку, наш разговор услышал и сильно им заинтересовался. Он весьма в красочных выражениях пояснил, что если кто-нибудь из молодых солдат будет замечен в пределах непосредственной видимости или на расстоянии броска ручной гранаты от кабинета замполита, то лучше ему сразу же на месте писать рапорт о переводе в другую часть. Если конечно успеет. Что вряд ли. Но даже если успеет, это его не спасет. Ни в одной части Советской армии такому человеку не будут рады.
        Я сержанта выслушал внимательно. И вроде, все он говорил верно. Что все пройдут, тоже понятно. Но один черт, у меня внутри возникло нехорошее предчувствие.
        Глава 8
        Вот так понеслась моя срочная служба. Весело, задорно, с огоньком. Хотелось бы мне сказать. Но нет. На самом деле, армия напоминала бесконечный день сурка. Я будто оказался на аттракционе, который медленно и печально вращался по одному и тому же кругу, иногда срываясь на сумасшедшую скачку взбесившихся деревянных лошадок. Но даже взбесившись, они один черт неслись все по той же траектории. До тошноты. От мысли, что так, возможно, пройдут ближайшие два года моей жизни, становилось дурно.
        Правда, надо признать, после второго дня пребывания в части, почти неделю все оставалось тихо. Если данное определение можно вообще применить к жизни солдата.
        С одной стороны, каждый день был, как предыдущий, а последующий, как предыдущие два. Но при этом, все, что меня окружало, выглядело неизменно удивительным. Далеко не в лучшем смысле этого слова. Иногда у меня появлялось непреодолимое желание встать посреди территории части и заорать. Громко, от души. Желательно, матом.
        Где-то в глубине души я начал понимать, откуда у людей берется дикое желание сбежать отсюда подальше. И это вовсе не страх, не тяготы армейской жизни, не те самые неуставные отношения, которых пока что особо не заметил. Это - бесконечный парад абсурда, который мой, привыкший совершенно к другой жизни мозг, отказывался принимать. Для парней это все было естественным. Они знали, что пойдут отдавать долг Советскому государству. Для меня - натуральный сумасшедший дом.
        Расписание каждого, (тут сделаю огромный, большой, бросающийся в глаза акцент), дня выглядело следующим образом. Подъем со всеми в шесть утра, зарядка, водные процедуры в ледяной воде, завтрак, от которого потом становилось гораздо хуже, чем до него, строевая подготовка, изучение устава воинской службы, ознакомительная подготовка с военной техникой и личным оружием будущей службы. Манданешься, как весело делать это ежедневно. Еще веселее, когда, например, во время изучения устава ты слышишь комментарий: «Учите! Учите устав! Вы как детей собираетесь воспитывать, дебилы?!» И первая мысль, которая появляется в голове: «Что это такое? Как вообще можно додуматься?»
        Значительная, достаточно большая часть времени уделялась строевой подготовке: умению ходить в строю, поворотам в движении, построению в колонну и шеренгу, маршированию со строевой песней и всякая подобная лабуда. Одно и то же изо дня в день. Взвоешь от такого. И если честно, реально был к этому близок. Чтоб взвыть.
        Но при этом, я был занят с утра и до ночи. А с ночи до утра пытался выспаться. Получалось вообще не очень.
        Только закроешь глаза, уже раздаётся крик «Рота, подъем!» В какой-то момент поймал себя на мысли, что испытываю дикое желание встать с кровати, подойти к дневальному и заткнуть ему чем-нибудь рот. А ведь в душе я совсем не злой человек. Прежде склонностей к насилию в особо жестокой форме не замечал за собой.
        Больше всего бесил тот факт, что я трачу каждый день впустую. Это в то время, как у меня, вообще-то, имелись два насущных, очень важных вопроса, не дающих покоя. От них, если что, от этих вопросов, зависело мое будущее.
        Почему Соколов и почему именно я? Вот так можно было бы их сформулировать в одном предложении. А я тратил время на какую-то удивительную чушь.
        С каждым днем моя уверенность в том, что вся эта история с перемещением в прошлое имеет какой-то сакральный смысл, только крепла. Просто я его, этот смысл, пока не вижу и не понимаю. А как тут увидишь, если двадцать четыре часа без перерыва - одно и то же, по кругу, и ни шага в сторону. Я, грешным делом, начал вспоминать каждый день своей прошлой жизни. Той, настоящей. Многие поступки вдруг стали казаться мне неправильными. Или это уже паранойя забралась в мой и без того утомившийся мозг. Я даже вполне реально задумался, а не прилетело ли мне все это за финты, которые исполнял на работе. Хотя, с другой стороны, куча психов и маньяков гуляют по России. Уж они всяко больше заслуживают наказания, чем сотрудник БЭПа, берущий вознаграждение за вполне себе адекватную помощь. А больше, кроме работы, упрекнуть меня не в чем. Бабушек не обижал. Людей не грабил. Даже кошечек и собачек всегда жалел. За что, сука, мне все это?!
        Я на полном серьезе стал думать, что Армия - мое наказание. Осталось только разобраться, за какие грехи.
        Зато, благодаря в первую очередь сержантам, я узнал, насколько удивительным может быть русский язык.
        Эти люди выдавали такие перлы, что я иногда с подозрением всматривался в их лица, пытаясь найти признаки пусть тупого, но все-таки чувства юмора. Хотя бы в зачаточном состоянии. Но нет. Все было совершенно серьезно. Впрочем, офицерский состав от них тоже не отставал.
        - Если у вас вместо головы - задница, информацию надо в записных книжках иметь! Вот как у меня! - Когда замполит на занятии, которое с какого-то перепугу вел лично, выдал эту фразу, а потом схватил со стола большой блокнот красного цвета с золотистым гербом на обложке и потряс им перед нами, я, не удержавшись, тихо хохотнул себе под нос.
        - А я не понял, Соколов…Что смешного было сказано? Кто давал команду смеяться? Рядовой Соколов, хочешь что-то сказать? Встать! Закрыть рот! Сесть!
        А я вообще не успел не то, чтоб встать. Даже задницу оторвать от стула. Замполита уже несло в одни ему ведомые дебри. Цветом лица он сравнялся с этим своим блокнотом. А учитывая его тучную комплекцию, я, например, даже стал переживать, не долбанет ли его инсульт.
        - Не хотите жить как люди, будете жить по уставу! Голова у солдата - чтоб думать, а ты что делаешь? Ничего? Тогда давай быстрее! А ржать, это, Соколов, к коням. Видишь среди своих товарищей коней?
        Кстати, с замполитом история один хрен имела продолжение. Не в смысле того, что он ходил потом за мной и убивал мой разум своими удивительными по абсурдности выражениями. А вообще, в принципе.
        Мы топали с ужина, когда мне снова пришлось отправиться на встречу с майором. Замполит был именно в таком звании. Майор Золотнюк, если говорить более точно.
        Учитывая, что с первой встречи, на которой мы ни о чем не договорились, прошло времени всего несколько дней, подозрение возникло и у меня, и у моих товарищей, и даже у сержанта Сидорова. Того самого, который учил нас «натягивать кровати». Правда, все мы подумали о разных вещах.
        Я, сделав максимально удивлённое лицо, мол, сам не пойму, что происходит, отправился в уже известный кабинет.
        Как выяснилось, дело оказалось в следующем. После окончательного избавления от домашних привычек и ненужного по мнению отцов - командиров налета гражданской жизни, нам должны были назначить дату присяги. В этот день, как объяснил майор Золотнюк, для призывников будут организованы праздничные мероприятия. Сначала - торжественное построение, затем будущие воины примут присягу на верность своей Родине. Потом торжественная часть обычно заканчивалась праздничным обедом, а вновь испеченные воины освобождались до конца дня ото всех видов занятий. На следующий день для них начиналась настоящая служба.
        Но майор Золотнюк имел необъяснимую, сильную тягу к прекрасному. Поэтому решил, что те самые праздничные мероприятия, о которых шла речь, должны быть организованы исключительно хорошо. То есть - концерт самодеятельности.
        - Соколов, ты поешь и играешь на гитаре. - Это было сказано вовсе не в форме вопроса.
        - Кто? Я? - Так обалдел от этого заявления, что ляпнул, не подумав. Правда тут же исправился. - Извините, товарищ майор, вырвалось. От счастья.
        А сам стою и думаю, какая же удивительная сволочь Соколов. То есть мы еще и поем. Просто в своей прошлой настоящей жизни я, конечно, любил посещать караоке - бары. Но делал это исключительно в состоянии полного аута, потому что вокальные данные у меня такие мощные, можно в тайгу на медведей отправлять. Они сдохнут либо от смеха, либо от желания избежать этого мучительного процесса. Пел я отвратительно. Ужасно. Но почему-то под алкоголем испытывал потребность обязательно взять в руки микрофон и завыть что-то из репертуара того же Лепса. Ключевое слово - завыть.
        А тут такая новость. Нет, может, Соколов и поет. И даже, вполне возможно, у него есть талант. Но как это будет выглядеть при моем участии, представить не могу.
        - Так вот, Соколов. Лично тебе - задание. Подготовить песню собственного сочинения. О том, как сильно изменилась твоя жизнь благодаря армии. Как ты поумнел, возмужал и понял, служить на благо Родины - лучшее, что может быть. Учти, впереди смотр войсковой самодеятельности. Авторские номера премируются дополнительными баллами. Если подготовишь достойный номер для праздничных мероприятий, посвящённых принятию присяги, отправлю тебя на смотр. А это, Соколов, между прочим, честь. Для тебя, естественно.
        Я, памятуя о своей роли идиота, которую выбрал для общения с замполитом, стоял с широкой улыбкой на лице и выражением абсолютно дебильного счастья.
        Про себя подумал, ну, ок. Хочете песен - их есть у меня. Как говорил один диджей. Я Вам, товарищ майор, такой номер забабахаю. Вы меня до конца жизни будете вспоминать. А точнее, Соколова.
        Замполит был доволен, не понимая глубины пропасти, в которую он собственноручно сейчас сделал шаг. Потому что, забегая вперед, скажу, песню я подготовил. Собственного сочинения. И даже ее исполнил. Как того хотел майор Золотнюк. Но это было чуть позже. А пока что, получив приказ от замполита, я вышел из его кабинета и отправился в расположение.
        Подходило время просмотра наиважнейших для солдата передач. Кстати, настоящим откровением стало для меня наличие телевизора. Оказалось, с самого начала службы для советских солдат существовали только две телепередачи, которые они не только имели право, но и обязаны были смотреть - ежевечерняя программа «Время» в 21.00 и «Служу Советскому Союзу!» в 10 часов утра по воскресеньям. Просто в тот, первый день, когда мы прибыли в часть, нам фантастически повезло. И вместо нудного сидения напротив телевизора мы маршировали на «прогулке». Не знаю, конечно, что лучше. Во втором случае в мою душу глубоко запали три минуты «на перекур».
        С едой, которую давали в столовой, тоже практически смирился. Единственное, что никак не уживалось в моем организме, это сало. Не потому что я противник жирной пищи. Упаси боже. Люблю хороший шашлычок из свининки. Даже просто, пожаренные на сковороде кусочки мяса порадуют меня, более чем.
        Просто дело в том, что никакой «свинины» в общепринятом у нормальных людей понимании нам, солдатам, никогда не давали. А есть свинину, состоящую из жареного или вареного волосатого сала - не такое уж простое дело. Оно реально было волосатое. Вся щетина имелась там, где и была придумана природой. Тут нужна привычка, иначе может и вырвать, как незадачливого путешественника 19 века на званом ужине у каких-нибудь полинезийских дикарей.
        Впрочем, через некоторое время после начала службы, я обратил внимание, что многие солдаты овладели искусством поедать такую пищу. В том числе и те, которые, по моему подозрению, вообще имели другое вероисповедание. Потому что чувство голода, конечно, не покидало нас никогда. Я и сам, что уж греха таить, со временем, мог иногда отведать такого сальца, особенно если оно было хорошо прожарено и посыпано сухарями. Хотя, среди солдат это, конечно, не приветствовалось. То есть, это было не западло, конечно, но являлось мишенью для тонкого солдатского юмора. А вот есть чужие куски сала, от которых с отвращением отвернулись другие солдаты - вот это было уже западло.
        В общем, потихоньку я втягивался в армейский быт, с ужасом понимая, что перспектива выяснить смысл своего существования в этом теле и в этом времени, уплывает все дальше. А это было важным. Я точно знал, разберусь с данной задачей, возможно, получу шанс на возвращение. Потому что, эту идею подкинула мне именно служба. Задача. Цель. Нужно понять, в чем она.
        Глава 9
        Прозрение пришло неожиданно. А главное, оттуда, откуда я его вообще не ждал. Даже не прозрение. И без того каждый день был сплошным откровением. Подсказка. Наверное, так будет более точно.
        День был обычным. Таким же, как вчера, как позавчера и как поза-позавчера. Ничего нового. Так думал я сначала, даже не подозревая, сколь интересные события ждут меня к вечеру.
        Все шло стандартно, по уже привычному расписанию. Подъем, зарядка, утренний туалет, заправка кроватей, развод, занятия и так далее по списку.
        Но после обеда случилось чудо. Нас повели в баню. Я обрадовался, честно говоря. Впервые за все эти дни почувствовал по-настоящему положительные эмоции. Очень уже хотелось нормально искупаться в теплой, а если повезет, то даже в горячей воде. Просто не надо забывать, мы находимся в военной части. И здесь баня может оказаться совсем не тем, что считается баней на гражданке. Но тем не менее, я надеялся на лучшее. Никогда не думал, что в моей жизни будет момент, когда я испытаю счастье от перспективы всего лишь нормально искупаться.
        Сначала, само собой, объявили построение у расположения. В целом, все было, как обычно. Строем, под песню, которую в этот раз я горланил с особым усердием, тем более, раз уж в перспективе маячит сольное выступление, мы двинулись в баню.
        Она, как выяснилось, находилась неподалеку. Одноэтажное мрачное здание с деревянными синими дверьми. Я вообще каждый раз, замечая его, уверенно думал, что это какой-то склад или, не дай бог, еще, что похуже. Внешний его вид не вызывал ощущения комфорта совсем. И уж на баню не походил абсолютно. Тем более, до этого, в прошлой опять же, жизни, я ходил совсем в другие бани. Скажем прямо. Поэтому, видимо, при знакомом слове в подсознании щелкнуло, о, баня, круто.
        От того, что увидел в реальности, возникло ощущение конкретного диссонанса.
        В любом случае, идти туда надо обязательно. Ну и снова, для вдохновения, можно вспомнить о горячей воде. Потому я затоптал кирзовым сапогом поднимающее голову разочарование и решил не забивать себе башку глупостями. Помоемся, уже хорошо. Еще утром даже мечтать об этом не мог. А теперь раскапризничался.
        Пока мы стояли у бани, в ожидание начала столь замечательного действа, сержанты курили и разговаривали о чем-то. В какой-то момент им это надоело. Стало скучно.
        - Музыканты есть? - Спросил вдруг сержант Сидоров. - Играл кто-нибудь на каких-то инструментах на гражданке? Давайте, по очереди. Кто?
        Мы в недоумении переглянулись. Если кто и играл, то признаваться не торопился. Ибо, ну его на хрен. Наш недолгий опыт показывал, молчать иногда очень полезно. Соответственно, никто не обозначил себя в ответ на вопрос сержанта.
        - Кто играл на гражданке на каких-либо музыкальных инструментах? Выходите сюда. - Снова повторил настойчивый сержант Сидоров.
        Димон, стоявший рядом со мной, осторожно поднял руку и сказал, что умеет играть на гитаре. В этот момент я подумал, если верить замполиту, мы с Соколовым тоже играем на гитаре. Но что-то мешало мне поднять свою конечность и признаться в этом вслух. Думаю, интуиция и чувство самосохранения. Настойчивый внутренний голос подсказывал, неспроста они вызывают музыкантов. Ой, неспроста…
        Димон вышел из строя. Сержанты дали ему сигарету, разрешили покурить и стали спрашивать, где и как играл.
        Естественно, все остальные посмотрели на эту картину и активно начали поднимать руки. Вдруг выяснилось, кто-то профессионально лупил на барабанах. Кто-то на пианино. Даже нашелся один скрипач. Хотя, внешне, я быстрее заподозрил бы, что он - маньяк со стажем. Высокий, широкоплечий, со сломанным носом и порванным ухом. Не знаю. Может в симфоническом оркестре принято биться насмерть за лучшие места. А все его травмы - как звезды на танке. Возможность посчитать, сколько альтов и сколько прим он положил в этой битве.
        Все, внезапно множившиеся, как тараканы, музыканты, выходили из строя, получали сигарету и стояли себе, курили. Причём сержанты общались с ними прям на удивление хорошо. Как с родными. Это было очень странно.
        Что-то все равно мне подсказывало, выходить не нужно. Вопросы сержанта Сидорова - замануха. В армии ничего хорошего ждать не надо. Так оно надежнее. Лучше пусть потом будет сюрприз. Чем обломаешься по итогу.
        В конце концов, собралось их около восьми человек. Может, девять. Я отвлёкся и перестал считать таланты, которыми, как оказалось, богат наш взвод.
        Хотя, врать не буду, определенно соблазн присутствовал. Курить хотелось, аж уши пухли. Но сохранить свои нервы хотелось еще больше. Я один хрен, решил воздержаться.
        - Что, больше нет музыкантов у нас? - елейным голосом поинтересовался второй сержант. Его фамилия была Злыднев. И этой фамилии он соответствовал. Удивительно редкостная сука, а не человек. Он пока еще не показал себя во всей красе, но я видел его настоящую суть по мерзкой роже. Это именно он, кстати, во время первой пробежки, был в конце строя, подгоняя нас пинками.
        Остальные, неталантливые, продолжали настороженно молчать. Похоже, подозревал сержантов в хитрожопости не только я.
        - Все ясно. - Довольно потер руки Злыднев. - Ну, будем обходиться тем, что есть.
        Он еще раз уточнил, кто на чем играет. Сослуживцы радостно повторили рассказ о своих музыкальных навыках. Гитарист, скрипач и барабанщик в первых рядах. Потом снова обозначились еще парочка любителей гитары. Пианист, само собой. Куда без него. Один гобой и даже флейта. Потрясающий состав. Хоть плачь от восторга.
        - Отлично. Так… давай, становимся …. - Злыднев задумчиво потер подбородок, а потом подмигнул Сидорову, - Гитаристы - в центр. Ты скрипач - в сторону. Так… барабанщик, в угол отходи, у тебя большой инструмент. Пианист - вот сюда. Тут просторно. Тааааак… ну, а ты… да, ты, которой думает, что не ты… что там у тебя? Гобой? Херовое название. Будешь солистом группы. И этот…флейтист…Тоже чмошная тема. Давай лучше на подтанцовку.
        Всех музыкантов построили, распределили, так сказать, по местам. Улыбка с их талантливых лиц начала потихоньку сходить. Пацаны, наконец, начали задумываться, для чего же это все устроено.
        - Так бойцы, слушаем мою команду. Теперь представили, что у вас в руках ваш музыкальный инвентарь. И мы начнем с вами сейчас петь, имитируя игру на инструментах. То есть, вы начнёте. Всем ясно?
        Тут уже улыбки с новоиспеченных оркестровых достаточно быстро переползли на наши, неталантливые лица. Нам теперь тоже стало интересно, что будет дальше. Какой подарок им преподнесет сержант. А подарок точно будет. Вообще, хочу сказать, меня поражала идиотская фантазия сержантов. Откуда в их головах, столько дебильных мыслей. Но, надо признать, иногда это и правда было смешно. Как сейчас.
        - На счет раз, два, три начинаем петь песню вокально инструментального ансамбля «Верасы» - «Малиновки заслышав голосок».
        Импровизированный оркестр просто охренел в тот момент. Они стоят, ошарашено молчат и вообще не понимают, действительно нужно, петь или это опять какой-то сержантский юмор. Тут ведь как. Запоешь, можно нарваться на неприятности. Мол, показал себя дебилом, опорочил светлый образ советского солдата. Не запоешь, тоже вполне возможно огрести по самые не балуйся.
        - Раз, два, три, поехалииии….. - Скомандовал Злыднев и взмахнул руками, как настоящий дирижёр.
        Парни вяло начали издавать характерные звуки, поглядывая друг на друга. Пока ещё тихо, робко и несмело.
        - Я не понял! - Тут же отреагировал «дирижер» Злыднев, - Активно играем. Ты, солист, громче пой. Почему я не вижу вашей игры на гитаре? Барабанщик, ты че стоишь? Также неудобно. Давай, садись на корточки.
        И вот уже в этот момент, талантливые музыканты поняли, что зря ввязались в это сомнительное мероприятие. Но деваться им теперь было некуда. Пришлось играть на невидимых инструментах и петь песни, которые им по очереди называли сержанты.
        Думаю, вполне очевидно, что со стороны это выглядело абсолютно по-идиотски.
        Наконец, подошла наша очередь и мы зашли в баню. Вернее, мы, неталантливые, зашли. Музыканты, которые наконец, получили приказ заткнуться, были готовы забежать. На всякий случай. Лишь бы их опять не заставили изображать ансамбль.
        Я увидел в предбаннике длинные лавочки с крючками, которые располагались на уровне плеч. Видимо, для вещей. Ну, да… Это точно не «Сандуны».
        Мы разделись до гола, в руках имелось только мыло и мочалка. Белугу, то самое нательное белье, сразу брали с собой. На входе в саму баню, стояли огромные мешки из ткани, туда ее было велено складывать. Оказывается, так происходила замена белья. После бани, как нам с умным видом сообщил сержант Сидоров, положено надевать чистое белье. Удивительная новость. Сами бы мы, конечно, не сообразили. Похватали бы грязное. Хотя…Вполне возможно, что кто-то без подсказки мог додуматься и до такого.
        Купание оказалось весьма интересным процессом. В тазик набиралась вода из под кранов, горячая и холодная. Потом надо было отойти в сторону, к лавочкам, на которые можно поставить тазик. Уже после этого следовало приступить к мытью. Когда искупался, несколько раз нужно набирать тазик, чтобы просто облиться.
        Самое интересное, я получил истинное наслаждение от этого простого, незамысловатого купания. Наслаждение, гораздо большее, чем обычно испытывал в бане, куда мы являлись с корешами, выпивкой и женщинами. Вот ведь удивительное дело.
        После завершения процесса мытья себя любимых, мы вышли из бани, взяли новое нательное белье, которое далеко не всем подходило по размеру. Кто там будет заморачиваться и искать твой размер. Кому ты, на хрен, нужен….
        Мне, слава богу, досталось подходящее. Но в этот момент я понял, что очень здорово было бы, как-то оставлять свое белье при себе. Только нужно решить вопрос с его стиркой. Не хотелось бы в результате очередного похода в баню, оказаться по итогу с кальсонами, в которые у меня яйца с трудом влазят. И вовсе не по причине их величины.
        Как бы то ни было, из бани все вышли довольные. Строем, под уже полюбившиеся хиты армейского вокала, которые, как обычно, исполнялись хором, мы отправились в расположение.
        Нужно было убрать мыльно-рыльные принадлежности и собираться на ужин. Я вдруг с ужасом понял, что начал привыкать к такому образу жизни. Прикидываю, вон, например, совершенно серьёзно, как сохранить свое белье при себе. Иду довольный, ору песни. От этой мысли мне стало сильно не по себе.
        Вечером, как обычно, нас построили на ужин в столовую. Ничто не предвещало беды, особенно на фоне столь прекрасного дня. Рядом со мной, как положено, снова стоял довольный Димон. Баня на всех нас оказала волшебное влияние.
        - Эх… Интересно, нас так и будут раз в неделю туда водить. - Тихо сказал он, быстрее самому себе, чем мне.
        - Почему, раз в неделю? Может, теперь через месяц отведут. - Я вроде пошутил, но на самом деле, нет. Потому что такое вполне могло быть.
        - Да как? В первый день мы ходили в баню. Вот, как раз, почти неделя прошла.
        Я с удивлением посмотрел на Димона. Он издевается?
        - Слушай, я не знаю, куда тебя водили в первый день, а я эту баню прежде в глаза не видел.
        - Ты чего? - Димон хохотнул и слегка толкнул меня плечом. - Когда прибыли в часть. Забыл? Баня, потом выдали форму.
        Я только открыл рот, собираясь сказать товарищу, что шутки у него вообще не смешные, но пришлось его закрыть обратно.
        Сержант Злыднев начал ходить вдоль строя, проверяя, как затянуты ремни. Совершенно неожиданно он вдруг остановился рядом со мной.
        - Фамилия?
        - Соколов! - ответил я пребывая в недоумении еще от слов Димона. А теперь еще этому что-то надо.
        - Ремень нужен, не для того чтобы яйца держать. Затянуть быстро, чтобы не висел.
        - Сильнее затянуть не могу. - Я демонстративно дёрнул предмет, вызвавший внимание сержанта. Он реально был затянут на всю. Понятия не имею, что его не устроило.
        - Во как! - Злыднев буквально посветлел лицом. Мне кажется, его безумно обрадовала возможность прицепиться к кому-то. - Не хочешь заставим. Не знаешь накажем. Затянуть ремень, я сказал!
        Глава 10
        Меня взбесила эта ситуация. Иногда такое случается. Хотя, в принципе, я не сказать, что сильно злой человек. По молодости отличался вспыльчивым характером. Было дело. Но потом подуспокоился.
        Просто в данном случае возникло устойчивое ощущение, будто докапывается сержант Злыднев только до меня. Конкретно до меня. Может, это по причине моего несоответствия месту, в котором мы сейчас находились. А я ему, этому месту, точно не соответствовал. Я и армия совершенно не подходили друг другу. При нормальном раскладе, мы встретиться не должны были. Косил от нее столько времени. А тут, е-мое, всякие фокусы непонятного толку.
        Имелся еще один вариант, объясняющий поведение сержанта. Он прилепился просто потому, что мы с Соколовым есть. Вообще, в принципе, как явление. Мне кажется, Злыднев чувствовал каждой клеточкой своей мелкой, пакостной душонки, что сержантов, в отличие от других солдат, я не принимаю всерьёз. Считаю идиотами. Ну, ладно… Наверное, мое истинное отношение и правда бросалось в глаза. Не в словах и действиях. В том, как я смотрел на них.
        - Ремень затянуть не могу по причине его максимальной затянутости. А то, что максимально затянуто, затянуть еще сильнее невозможно. - Отчеканил я спокойно, с иронией, глядя в глаза Злыдневу. Мол, попробуй докопайся к этим словам. Все сказано по делу. До буковки.
        - Я не понял, это ты сейчас вслух выразился? - Сержанта перекосило от злости. Причем, сразу во все стороны.
        - Да, - Ответил я, внешне оставаясь все таким же спокойным.
        А чего нервничать? Не вижу повода. Как говорится, семи смертям не бывать, одной не миновать. Или что-то такое. Злыднев явно хотел ко мне придраться. А значит, не сегодня, так завтра, это произойдёт. Вопрос времени. И сделай я сейчас вид, будто ничего не происходит. Пойди на поводу сержанта. Хоть удавись к черту на этом ремне. Все равно ничего не изменится. Будет только хуже. Если он поймёт, что я слаб, тем более, перед ним, это все. Тушите свет. Начнутся те самые неуставные отношения. А я и без того накушался прелестями армии. Еще этой херни не хватает.
        Сержант с бешеным лицом подскочил ко мне совсем близко. Настолько близко, что захотелось отодвинуться. Почти наступил носком своего сапога на мой. Я понял, сейчас будут неприятности.
        - Соколов, ты страх потерял? Или тебе жить надоело? Ты когда это в себя начал верить? А? Прозрел?
        После каждого произнесённого слова, он толкал меня кулаком в плечо. Честно говоря, не знаю, на что рассчитывал сержант Злыднев. Уж точно я бы не стал распускать руки в ответ. Приблизительно понимал, что, может, конечно, официально меня не накажут, но последствия все равно будут. Тем более, одно дело, когда нас никто не видит и не найдется свидетелей. Поди, докажи потом. И совершенно другое - на глазах у всего взвода. Поэтому я стоял и молчал. Были огромные сомнения, если честно, как себя лучше повести дальше. Пристальное внимание к моей персоне со стороны различных лиц тоже надоело. Как обезьяна в цирке. Только что пальцем не тычут. Есть ощущение, настал переломный момент, когда надо выбирать. Либо я отхвачу мандюлей, как трусливый чмошник, либо останусь личностью с чувством самоуважения. Правда, мандюлей мне прилетит и в этом случае. Возможно, даже больше. Но зато есть шанс отстоять нас с Соколовым. На будущее, так сказать. Чтоб больше никому не было повадно. Вот и выходит, мандюля и в том, и в другом случае, а такие они разные.
        Да, с новым телом мне очевидно не повезло. Соколов, что уж скрывать, совсем неподходящий партнер для решения подобных вопросов. Внешне он напоминает того самого «глупого п?нгвина» из незабвенной песни о Буревестнике. Пухлый, рыхлый, совершенно неприспособленный к тому, чтоб отстаивать свою правоту чисто физически, в драке, по-мужски. Но на самом деле, сейчас это не Соколов возмущен поведением сержанта. И бесится сейчас тоже не Соколов. Это происходит со мной. Не хочу потакать дурости какого-то Злыднева, который решил, будто он обладает властью, а потому может и имеет право меня нагнуть. Вот уж нет. Я знаю, что одет по уставу, что с ремнем у меня все в порядке. Было бы мой косяк, ок. Хорошо. Виноват, исправлюсь. Но в данную минуту сержант Злыднев просто самоутверждается за мой счет. Пытается доказать, что он очень крут и важен.
        - Ладно… Я с тобой после отбоя потолкую… - Он вдруг перестал лупить меня в плечо и отошел в сторону. Что-то задумал, однозначно.
        Честно сказать, появилось странное равнодушие в этот момент. Убить не убьют, а от мандюлей никто не умирал. Вполне очевидно, сержант будет самоутверждаться и далее. Значит, надо этот процесс прекратить.
        - Становись. Равняйсь. Смирно. В столовую шагом марш.
        Все было как обычно, простой вечерний ужин. За исключением того, что меня сержант Злыднев теперь постоянно цеплял. То мимо пройдет, пока стояли в очереди, задев плечом. То кружит рядом и демонстративно рассуждает, мол, за невыполнение команды, солдат будет наказан строгим образом.
        Я прекрасно понимал, ему неприятно, что какой-то пухлый лох не поддался прессингу. Это задело сержантское эго Злыднева. А значит, надо ждать ответного хода. И предполагаю, ход этот будет до тошноты предсказуемым.
        После ужина мы вернулись в расположение. Все было согласно распорядку дня. Ленинская комната, умыться, вечерняя поверка, приближающийся сон. Я в голове прокручивал мысль, ждать что-то реально серьёзное или сержант Злыднев остановится на угрозах.
        После команды «отбой», прошло буквально полчаса. Я уже задремал. Внезапно, ко мне подошел дневальный и потряс за плечо.
        - Соколов, Соколов… подъем. Тебя сержанты в туалет вызывают, срочно иди.
        Ну, собственно говоря, вот и оно. Не пойти не мог. Вызвали, нужно топать. В части нигде не спрячешься, не считая того, что это вообще было бы крайней степенью идиотизма. Бегать от него вечно я тоже не смогу. Встал с кровати и решительно двинулся к туалету. Как говорится, перед смертью не надышишься.
        Зашел и сразу увидел трех сержантов. Один из них, естественно, - Злыднев собственной персоной. Сцена, представшая моим глазам, смотрелась именно так, как в фильмах показывают. Стоят с сигаретами, курят и лупятся на меня. Со значением. Ухмыляются.
        - Ну что? Говорят, ты нарушаешь форму одежды. Стал самым умным. Все знаешь и все понимаешь уже в армии. Старшим за жизнь тут что-то объясняешь.
        Я стоял молча. Ждал продолжения. Точно меня не для разговоров позвали. Это, так сказать, присказка. Скоро начнется сказка. Продолжение, конечно, не заставило себя долго ждать. Один из сержантов зашёл со спины и резко схватит меня сзади, скрутив мои же руки. Злыднев сделал шаг вперед, а потом ударил в солнечное сплетение. Тоже, естественно, в мое. Как пробил только, не понимаю. У Соколова со всех сторон подушка безопасности в виде слоя жира.
        Дыхание моментально перехватило.
        Удовольствие то ещё. Пытаться вдохнуть воздуха в ночном туалете.
        Ну, после конкретных действий со стороны оппонента, отмалчиваться больше возможности не было. Да и меня, если честно, немного понесло. Не привык я, чтоб всякая шваль своими грязными, немытыми ручонками трогала.
        - А у вас, я смотрю, принято кучками собираться, на молодых срывать свое недовольство. В чем проблема, товарищ сержант? Компенсируете малые размеры большими амбициями? Так это зря. От этого ничего не вырастет. Больше не станет.
        В словах сильно не борщил. Еще по прежней работе, в своей нормальной жизни, общаясь с людьми разного толка, в том числе, достаточно серьёзными, знал, что «за язык» и спросить смогут. Одно дело, когда я прав и косяка со своей стороны не допустил. Совсем другое, если сам сказал лишнего. Потому понимал, что и как говорил.
        - А ты че, опять решил своим умом блеснуть? - Спросил Злыднев после минутного молчания, в процессе которого он явно пытался вообще понять, о чем идет речь. Сержант подозревал, в моих словах все равно есть издевка, но в силу природной тупости не мог понять, какая именно. Фразы «малые размеры» и «большие амбиции» ни на что его ожидаемо не натолкнули.
        - Есть такая поговорка, товарищ сержант, не нужно метать бисер перед свиньями. Не хочу блистать умом, перед теми, кто не в состоянии это оценить.
        Товарищ, который по-прежнему держал мои руки завернутыми за спину, спросил у Злыднева.
        - Я чет не понял… А че это он про свиней? Это кто свиньи?
        - Это образное выражение. Черт…Даже не знаю, как вам объяснить. - Я сделал умное лицо, будто реально размышляю.
        Они один хрен не могли сообразить, о чем идет разговор. Только переглядывались между собой. Смотреться совсем придурками сержантам явно не хотелось, поэтому уточняющих вопросов не последовало, но при этом отсутствовало понимание, заслуживают ли наказания мои слова. Меня это развеселило до такой степени, что я тихо засмеялся. Просто от того, насколько тупыми были три этих парня.
        - А че он ржет? - Сержант, стоявший передо мной рядом со Злыдневым, толкнул его в бок.
        Ситуация немного выходила из-под их контроля. Я очевидно не испугался. Пощады не просил. В то же время не истерил, не кричал, не обзывал плохими словами. В общем, вел себя не совсем так, как они изначально ожидали. А теперь еще хихикал, как стопроцентный дурачок.
        Сержант, который держал мои руки, даже немного отстранился. Наверное, боялся, что я заражу его своим безумием. А нормальный человек в компании трех сержантов, желающих научить уму-разуму, веселиться точно не будет.
        - Не зря говорили, Соколов, что ты больной на голову. Такие вещи на пересыльном отмачивал… - Сказал Злыднев, а потом снова шагнул ко мне. Видимо, он все же решил повторить свой фокус с пропавшим из моей груди воздухом.
        Однако, в этот момент дверь в туалет открылась и на пороге нарисовался пацан из новобранцев. Я видел его впервые, а такого, по идее, быть не могло. Мы неделю тремся тут. Поименно, может, не всех знаю, но чисто зрительно, уж запомнил бы. Скорее всего, причина в неприметности его лица. Парень был какой-то весь…никакой. Мелкий, щуплый, серый, полустертый. Будто рисунок карандашом нарисовали, а раскрасить забыли. Пройдёшь мимо, хрен заметишь. Ну, вот я и не замечал. Просто никто левый никак не мог объявится в военной части, ночью, в толчке. Значит, он из «наших».
        - Ой… - Сказал новый участник встречи. Но при этом остался стоять на месте. Хотя в глазах его, таких же серых и блеклых, как он сам, появился испуг.
        - Тебе что надо? - Обернулся к нему Злыднев.
        - Я в туалет … хотел… - Проблеял пацан.
        - Ну, хоти. Кто мешает? Звездуй отсюда и хоти. - Засмеялся сержант, стоявший за моей спиной. Отпускать меня он все равно не собирался, не смотря на обозначившегося свидетеля сержантского беспредела..
        - Фамилия? - Гаркнул я. Чем сильно удивил всех присутствующих. Если честно, сам охренел. Не от своей безбашенной смелости. От того, что знал этого новобранца. Не Соколов знал, а именно я. Сто процентов. Вот только должен быть он значительно постарше. Лет так на сорок. Но то, что мы знакомы - несомненно. Я уже видел эти серые глаза, слышал эту «блеющую» манеру произносить слова.
        - Ты че? Совсем краев не видишь? - Злыднев теперь смотрел снова на меня. Ситуация не просто вышла из-под его контроля, она стала абсурдной. По идее я должен уже кровушкой умыться, образно говоря, а в реальности стою и командую.
        Но мне вдруг стало капец, как важно узнать, что это вообще за пацан. Ему сейчас восемнадцать. Через сорок три года будет шестьдесят один. Вот в той, прошлой жизни мы с ним и встречались. Я прям, как наяву, увидел его лицо состарившимся.
        - Исаев…Олег… - Пацан испугался еще больше. Он понял, что меня тут либо бьют, либо собираются бить, но почему именно я задаю ему вопросы, вообще понять не мог.
        - Во дает… - Сержант, стоявший рядом со Злыдневым, сказал это с восхищением. Правда, не знаю, кто спровоцировал столь яркие эмоции. Исаев своей глупостью, потому что любой умный человек уже стартанул бы отсюда подальше, или я своей наглостью.
        - Свалил бегом, пока при памяти. - Злыднев начал закипать. Он планировал стать гвоздём программы, а тут у него отобрали золотую пальмовую ветвь.
        Исаев попятился назад, прямо, как стоял, спиной, потом осторожно закрыл дверь с той стороны.
        Мы с сержантами молча смотрели ему вслед. Не знаю, кто как, а я, например, пытался сообразить, откуда мне знаком этот тип. А потом мелькнула ещё более удивительная мысль. Не может ведь это быть случайностью. Или совпадением. Слишком уж фантастически выглядит. Нет, оно все ни хрена не нормально и с точки зрения законов логики сложно объяснимо. Люди во времени не путешествуют. Но явление человека, которого я точно встречал в своей обычной жизни, это уж слишком. Соответственно, может в этом и есть смысл?
        - Соколов… - Начал Злыднев.
        - Да погоди ты! - Я рыкнул на сержанта, усиленно пытаясь сообразить, что это, блинский блин, за Исаев. Но ни черта у меня не получалось. Либо мы с ним встречались мельком, но тогда как бы я его запомнил. Либо…Либо я был пьяный, например. Как вариант. Подсознание пацана узнало, но вот в памяти - девственно чисто.
        - Да ты охренел вообще… - Сержант Злыднев схватил меня за грудки. Учитывая, что руки мои по-прежнему были скручены сзади, ясное дело, сопротивляться я не мог.
        В общем, по идее, ожидаемые изначально мандюли были неминуемы. Но дверь туалета снова открылась и в щель занырнула голова одного из моих товарищей-новобранцев.
        - Дежурный в расположении! - Громким шепотом, вытаращив глаза, сообщил он.
        Злыднев, матернувшись, посмотрел на сержанта, который стоял за моей спиной.
        - Отпусти его. Пусть валит. Но имей в виду, Соколов, разговор у нас не последний. Понял?
        Глава 11
        Учитывая, что дни были до ужаса похожи друг на друга, я даже не заметил, как пришла следующая суббота. Минувшая неделя принесла две удивительные новости. Вернее, первая была вполне ожидаема, вторая, в принципе тоже, но именно во втором случае я получил очередную порцию нового опыта. Я вообще за все время пребывания в части понял, прежде моя жизнь была скучной и пресной. И это при том, что в силу специфики работы, каждый день у меня происходило что-то новое. В прошлой, конечно, жизни. На мою недолгую, относительно, службу в БЭПе выпало достаточное количество аферистов и мошенников. Иной раз, разрабатывая их, поражался тому, как работает мозг этих людей. Они не просто обворовывали, например, систему. Они делали это с таким подвывертом, что надо еще постараться до такого додуматься. Здесь нового не происходило ничего, но при этом, надо признать, жизнь заиграла удивительными красками.
        Только теперь мне в полной мере стала понятна заезженная поговорка «кто в армии служил, тот в цирке не смеётся». Потому что ни один клоун никогда не исполнит номер, похожий на те, которых было полно во время службы.
        Первая новость, полученная мной в эти дни, носила оттенок несколько печальный. Ночная встреча с сержантами значительно изменила мои будущее перспективы. Злыднев факт того, что ушел я своими ногами, с чистым, целым лицом и отсутствием синяков на теле, принял, как личную, кровную обиду. Я понял это сразу, на следующий же день.
        Где бы я не находился, везде, в любом месте, стоило повернуться, сразу натыкался на пристальный взгляд сержанта Злыднева. У меня возникло ощущение, что он просто перемещался вслед за мной, планируя таким способом морально расшатать мою психику. Он же не знает, что там уже давно расшатывать нечего. Родная ментовка и реалии современной жизни, о которых эти люди еще не догадываются, сделали все за него.
        Однако печалило меня даже не внимание Злыднева. Там все ясно. Человек глуп, несомненно опасен, но, в принципе, я смогу выкрутиться из ситуаций, связанных с ним. Меня опечалило внимание со стороны людей, которые на самом деле пугали. Все началось на следующий же после ночного свидания с сержантами день.
        В части у нас имелась особая, 9-я рота. С фильмом, которого пока еще страна не знала и знать не могла, это вообще на было связано никак. Абсолютное совпадение. Данная рота была ротой разведки. Они считали себя некоей элитой и собственно говоря, данного факта не скрывали. Мы особо с ними не пересекались, нас вообще старались держать подальше от старослужащих, но в столовую часто попадали одновременно.
        В этот раз ситуация сложилась так же. Мы столкнулись в столовой. Разница была лишь в том, что я вдруг стал объектом их пристального внимания. Это при том, что на нас они до этого смотрели, как на пустое место.
        - Попадёте к нам, хана вам. - Выдал вдруг один из разведчиков, а потом многозначительно посмотрел на меня и добавил. - Звездец вам…
        Только первое слово, конечно, было похоже по смыслу, но состояло из других букв. Причем, возникло ощущение, что его фраза конкретно мне и предназначалась.
        Я сначала не обратил внимания, потому что был уверен, какая, на хрен, разведка нам с Соколовым. Самое большее, на что мы можем рассчитывать, со своими физическими данными, это взвод обеспечения. Буду ходить по бане «белугу» в мешки собирать. И слава богу. В моем представлении, в разведку шли люди, готовые для такой службы. С соответствующими данными. Ну, это точно не про нас с Соколовым. Мы итак вообще не понятно, как тут оказались.
        Однако, за все время, которое наше подразделение находилось в столовой, эта фраза доносилась до меня раз десять. И снова выглядела так, будто ее говорят конкретно мне.
        В тот момент, я особо значения не придал. Решил, что просто на фоне стычки с сержантами вижу то, чего нет. Паранойя, она такая. Это очевидно, что сержанты будут меня задрачивать и дальше. Потому что ситуация осталась нерешенной. Точку мы не поставили. И я не лох, и они не чмошники. Поэтому из-за мыслей о Злыдневе мне стали мерещится враги везде. Вот так я подумал. Или, как вариант, ретроградный Меркурий вошел в Венеру, у психов началось обострение, вот они и ведут себя активно. А то, что 9-я рота в большей мере состояла из психов, в глаза бросалось. Они смотрелись прям отмороженными. Разведка, е-мое…
        Просто до этого дня никогда ни один служащей 9-й роты на нас даже внимания не обратил. А тут вдруг, неожиданный поворот. Тогда я еще не знал, что среди разведчиков служит земляк и ближайший товарищ сержанта Злыднева.
        Второй новостью, ставшей для меня очередным откровением, оказался день ПХД. Если культурно, то расшифровывалась эта аббревиатура «День парково-хозяйственной деятельности».
        Если переводить на солдатский - Полностью херовый день. Так, по крайней мере его назвал Димон. Тоже, так понимаю, наслушавшись рассказов загадочного «брательника». Если верить этим байкам, то «брательник» Димона не просто служил в армии, он за два года прошел все возможные ситуации и все возможные войска. Не человек, а командос.
        Так вот… ПХД…Это было не просто подобие субботника или что-то такое. Столь простой вариант, как я уже понял, вряд ли можно ожидать от армии. Хотя, мне, как нормальному человеку, естественно первым делом пришло в голову именно это.
        В чем же сакральный смысл данной аббревиатуры? Суть оказалась проста, на самом деле, и очевидна. В армии все должно быть прекрасно, должно радовать глаз лиц начальствующих или проверяющих. То есть абсолютно каждая составляющая армейского быта должна быть помыта, почищена. Стоять ей надлежит исключительно на своем месте в соответствии с наставлением, инструкцией или другим руководящим документом. Конечно, в необходимом количестве. Что тоже оговорено официально. А так как в большинстве своем мужской коллектив не предрасположен к постоянному поддержанию абсолютного порядка, то раз в неделю по всей необъятной стране от Петропавловска до Калининграда молодые, и не очень, носители формы занимались наведением образцового порядка. В эти дни вся территория части подметалась до состояния «листья должны не валяться, а лежать». Все полы мылись с исключительной тщательностью, и это несмотря на то, что они и так минимум трижды в сутки подвергались подобному надругательству. Как говорил командир взвода, «не надо мыть полы ежедневно, но хотя бы каждый день надо!»
        Пыль, которую с трудом можно разыскать, в день ПХД попадала под тряпочный геноцид, комнатным растениям, а таковые тоже имелись, причинялись уход и ласка, а солдатские тумбочки и помещения каптерок приобретали вид, соответствующий плакатам на стенах.
        Данное действо сильно напомнило мне вечеринку в бане. Только вечеринку, где нет женщин, выпивки, и в целом вечеринки. Схожесть была лишь в одном - обилие воды и наличие полуголых мужиков в зашкаливающем количестве. Основная задача нашей роты заключалась в том чтобы выдраить все горизонтальные поверхности, впрочем, вертикальные тоже. Протереть пыль там, где нельзя выдраить. Полить цветы в горшках, привести в порядок «очки» и умывальники, добиться образцовой чистоты в каптерке/сушилке/ тумбочках.
        Радовало то, что нас, молодых бойцов, было до хрена рыл. Наводить порядки оказалось даже весьма весело и ненапряжно. Если уж откровенно. А главное, это добавляло хоть какого-то разнообразия в нашу строго регламентированную жизнь.
        Сержанты и дежурный офицер делили солдат на группы. Каждой группе назначалось какое-то определенное направление уборки. Досталось поливать цветы? Фартовый. Можешь два часа протирать листья, поливать, не спеша, растения, пока они там не окуклятся от обилия влаги, протирать горшки и подставки.
        Выпало трясти одеяла и матрацы? Вали на улицу и тряси все это добро до посинения, заодно и накуришься.
        Мыть полы? Ну, тут хуже. Это задание со звездочкой. Не школьное - намочи пол и протри. Тут, мать его, - ПРОЦЕСС. И протереть, и пену навести, и пену собрать, и помыть после этого, и получить звездюлей за то, что херово помыли, и повторить процедуру. Ах, да… Перед тем, как мыть одну половину «располаги», нужно из нее перенести все кровати/тумбочки/табуретки на другую половину. Замыть, а потом повторить процедуру для второй половины. Ибо ПХД без переноса мебели - не ПХД.
        Вообще, мытье полов - это была целая система. Начиналось оно…. с потолка. Сам потолок обметался, а светильники протирались влажной тряпкой. Потом наступала очередь стен. Там не должно было остаться ни пятнышка. Ну и, наконец, наступала очередь непосредственно пола. На пол наливали воду, брался кусок хозяйственного мыла, с которого ножом «настругивали» определенное количество прямо в воду. Потом из этого универсального «моющего» средства активно взбивалась пена.
        Когда все подготовительные процедуры заканчивались, то на первый план выходил самый главный «агрегат» в ПХД - «Машка». Представляла она собой большую металлическую швабру. Внизу были прикреплены три большие щётки, а чтоб они лучше тёрли пол, имелась еще гиря, весом в двадцать четыре килограмма, надетая сквозь ручку на черенок, который тоже из металла. Так что общий вес всей конструкции был не меньше тридцати килограмм.
        «Машку» надо было таскать по полу, пока она всё не отдраит. После этого тряпкой собирали всю эту грязную мыльную пену, ещё раз начисто проходили влажной тряпкой - всё! Пол блестит!
        В общем, день ПХД произвел на меня неизгладимое впечатление. Хотя, в некоторых моментах было даже весело.
        Видимо, на фоне благолепия и чистоты, медленно вырисовывающихся в процессе уборки, как мышь на запах сыра, явился замполит. Он выцепил одного из парней, служивших в моем взводе. Звали его Вася Предыбайлов. На гражданке Вася был художником.
        С одной стороны это значительно облегчило ему жизнь. Васины руки, умеющие выводить красивые буквы каллиграфическим почерком и рисовать плакаты о великой роли армии в жизни человека, ценились на вес золота. А соответственно, за сохранностью этих рук и самого Васи следили очень внимательно. Все. Начиная от майора Золотнюка и заканчивая командиром части, полковником Лютым. Про полковника тоже отдельная история, пока речь не о нем.
        Лично по мне, Вася Предыбайлов имел не только несомненный талант в изобразительном искусстве, но и тонкое чувство юмора. Причем юмора, свойственного одному весьма интересному народу, который в свое время сорок лет ходил по пустыне. Откуда у него взялась исконно русская фамилия, не знаю. Но, возможно, именно сочетание хитрости того самого народа и русской смекалки позволили Васе говорить и делать вещи, за которые любой другой уже отхватил бы по полной.
        А вообще, я понял, что армии любому таланту найдётся достойное применение. К примеру если художник - добро пожаловать красить заборы. Музыкант с абсолютным слухом? Постой на шухере. Если никаких совсем талантов нету, то их в тебе непременно откроют, разовьют, и используют по назначению.
        Вот Вася, среди прочих своих безусловных талантов, исключительно владел плакатным пером. В современный век принтеров и плоттеров, сложно представить, насколько востребованным в 80-м году было умение провести прямую линию на листе ватмана черной тушью. Я не просто это представил, увидел своими глазами.
        - Предыбайлов! - Обрадовался замполит, заметив, как Вася усердно трясет вместе со мной очередной матрас. - «Боевой листок» готов?
        - Ой, товарищ майор, - ответил Вася, который, судя по всему, имея натуру творческую, склонную к экспериментам, удолбался писать лозунги с армейско-партийным смыслом. - Не успел. Забыл. Сейчас сделаю.
        - Ты чего, солдат, охренел от беззаботности? - Лицо замполита в одну секунду налилось краской. - Я тебе, мляха, ёканый бабай… У нас присяга на носу. Торжественные мероприятия. А ты забыл?! Ты чего, мля, дирижабль гнусный, совсем потерялся!
        - Товарищ, майор… - Вася тяжело вздохнул, - это, в конце концов, неинтеллигентно, так обзывать живого человека.
        Замполит тем временем краснел все сильнее и дышал все чаще
        - Ты, сука, совсем нюх потерял? Я тебе, млять, покажу неинтеллигентно! Я тебя, на хер, сгною своей интеллигентностью! В Ленинскую комнату по завершению дня ПХД, бегом! И чтоб утром у меня висел лучший «боевой листок»!
        Это не было бы смешно, если бы не тот факт, что майор Золотнюк тщательно старался придерживаться в своем поведении роли «отца родного». То есть пытался говорить спокойно, со значением. Делал все, чтоб вызвать у солдат доверие, влезть под кожу. У замполита прямо мания какая-то имелась, чтоб ему обязательно все и на всех стучали. А тут такой всплеск. Это выглядело, как преображение Халка. Вот только что был майор Золотнюк, который вкрадчивым голосом интересуется, все ли хорошо у нас со службой, а вот уже стоит огромное, рычащее зеленое существо.
        Я издал какой-то звук, наверное, из-за того, что пытался сдержать смех. Внимание замполита тут же переключилось на меня.
        - Соколов! Песня готова? Песня где, спрашиваю?
        - Пишется, товарищ майор! Репетируется. Все будет вовремя. - Я, уже по привычке, вытянулся в струну и придал лицу дебиловатое выражение.
        - Смотри мне… - Замполит бросил последний взгляд на Васю Предыбайлова и, заложив руки за спину, отчего немаленький живот майора стал похож на огромный могильный курган, удалился.
        - Достали… - С тоской высказался наш художник и тряхнул матрас так, что второй конец вылетел из моих рук. А трясли мы его, само собой, вместе. - На хрен я признался, что учился в «художке»? Сил нет уже никаких. Мне кажется, состарюсь в этой части, рисуя плакаты и «боевой листок». На свободу вырваться не получится. А что за песня-то? О чем он говорил?
        - Да так… - Я неопределенно пожал плечами.
        Мое внимание в этот момент снова привлёк тот самый пацан, который ночью появился в туалете. Исаев Олег. Он вышел из казармы и протопал мимо нас, бросив в мою сторону быстрый взгляд.
        Все дни я пытался усердно понять, откуда мне знаком данный индивид. Даже умудрился расспросить его самого. Естественно, не о том, где мы могли с ним видится в 2023 году. Такое вслух не скажешь. Просто поинтересовался, откуда он сам и кто такой.
        Ничего интересного не узнал. Родился, учился, забрали в армию, когда пришло время. Мог, кстати, не ходить. Там какие-то проблемы со здоровьем имелись. Но решил, долг Родине отдать обязан. Семья обычная. Парень вообще был, если говорить честно, будто не от мира сего. Таких называют «блаженные». Он совершенно не понимал, в каком месте находится, и продолжал думать, будто вокруг - хорошие люди. Более того, выяснилось, что дежурного той ночью позвал именно Исаев. Понял, мне сейчас прилетит нормальное количество мандюлей, и кинулся на помощь. Так как, сам сделать ничего в этой ситуации не мог, то сообщил о возможном беспределе тому, кто имел б?льшие возможности. Помог, как умел. Что уж тут. Я ему, наверное, благодарен. При этом лично себе Исаев нажил непримиримого врага в лице сержанта.
        Информация о поступке этого странного парня стала известна именно с подачи Злыднева. Как он узнал, не в курсе. Кто-то донес. Просто буквально через несколько дней сержант подошел к Исаеву и тихим, злым, свистящим шепотом пообещал устроить ему адский ад.
        Пока все было тихо, но, я так понимаю, Злыднев просто выжидал удобного момента. И в отношении меня, и в отношении Исаева. Так что новых карательных пер со стороны сержанта я все равно ждал.
        Глава 12
        Приближался день Присяги. А в моей голове, кроме подозрения, что с Исаевым мы как-то связаны, больше не имелось ни одной здравой мысли. Я наблюдал за ним со стороны, прикидывал и так, и этак, пытаясь сообразить, в чем дело. Но пока ни черта не получалось.
        В итоге, я наблюдал за Исаевым, сержант Злыднев наблюдал за нами обоими, замполит наблюдал вообще за всеми.
        Он усиленно готовил торжественно-праздничную часть великого дня. Поэтому был немного нервный. Даже не так. Он превратился в маньяка-психа, одержимого определенной идеей. К тому же, нам сообщили, что в часть приедет какой-то серьёзный проверяющий. В общем, чем ближе был момент принятия нами Присяги, тем более раздражительным становился майор.
        Он начал чаще появляться на занятиях по политинформации и проводить их сам, лично.
        - На повестке дня две темы, - объявил замполит в один из дней, как только вошел в помещение, где обычно мы писали конспекты на волнительную тему. Волнительную для него. Я лично вообще не волновался, потому что вся это идейная теория была от меня далека. - Начну с плохой, чтоб закончить хорошей. Несколько солдат, к счастью, не нашей военной части, потравились, напившись антифризу. Это - скандал. Мудаков откачали. Вопрос. Вам что, пить нечего? Компота в столовой мало? Если какая дурная голова, служащая на территории нашей части, захочет по примеру этих дебилов антифриза хлебнуть, предупреждаю: откачивать не будем. Особенно в преддверии события, которое нам и вам предстоит. Армии не нужны солдаты, которые суют себе в рот всякое дерьмо. Пока они это дерьмо лакают, враг пять раз нападёт на наши границы. Теперь вторая новость, хорошая. На торжественном мероприятии, посвященном принятию Присяги, а вы должны понимать, это лучший день в вашей жизни, будут присутствовать очень высокие люди.
        Замполит закатил глаза вверх. Наверное, так он хотел показать нам высоту упомянутых людей.
        - Поэтому, записываем каждое слово. Учим каждую букву. Чтоб ответы на элементарные вопросы знали от зубов! Голова у солдата, чтоб думать, а мозги, чтобы соображать! Не забываем об этом. Например…
        Замполит обвел пристальным взглядом помещение, выбирая жертву. Жертвой стал все тот же Кирзачев. Видимо, майор Золотнюк решил проверить самое слабое звено. К тому же, объект внимания замполита сидел с грустным лицом и периодически клевал носом.
        - Кирзачев! - громко выкрикнул майор, а потом уже более спокойно поинтересовался. - Какие страны входят в агрессивный блок НАТО?
        Кирзачев резко вскинул голову, пытаясь словиться с мыслями.
        - Америка? - Промямлил он с вопросительной интонацией. Но заметив, что замполит не впадает в бешенство, стоит спокойно, слушает его внимательно, добавил. - Англия…
        - Правильно, - майор Золотнюк удовлетворённо кивнул. Он не ожидал от Кирзачева столь глубоких познаний. - Только надо говорить не Америка и Англия, а США и Великобритания.
        - Как? - удивился Кирзачев. - И эти тоже?
        В помещении повисла тяжёлая пауза. Раздавалось только тяжёлое сопение замполита и сдавленное фырканье солдат, пытающихся не заржать в голос.
        - Вы… - Замполит стал бордового цвета. - Не нравятся эти занятия, так я вам устрою гораздо более другие… но это вам будет чревато плохо. Что вы тут делаете? А? В армии? Если вы попадете в плен врагу, вас будут долго бить, а вы даже ничего сказать не сможете. И не потому, что вы такие стойкие, вы же ни хрена не знаете!
        В общем, на такой ноте прошло все занятие. Из «дебилов» и «придурков» мы вообще хрен вылазили.
        По окончанию, я хотел исчезнуть под шумок вместе с остальными, потому что заметил внимательный взгляд замполита, направленный на меня. Но не успел.
        - Соколов! - Пресек все мои попытки бегства майор Золотнюк. - Что с песней?
        Я постарался ответить уверенно.
        - С песней все хорошо, товарищ майор!
        - Отлично. Пой. - Велел замполит.
        - Когда? Сейчас? - Я немного оторопел.
        - Нет, млятский паразит, завтра. А еще лучше через год. У нас через несколько дней принятие Присяги! Не готов? - Его взгляд не сулил мне ничего хорошего.
        А я, если честно, вспоминал про эту песню, только когда видел лицо Золотнюка. Как только это лицо из поля видимости исчезало, я моментально забывал.
        - Товарищ, майор…
        - Ты выиграл три городских конкурса. Стал лауреатом областного смотра самодеятельности и талантов. Что, «товарищ майор»? Хочешь сказать, честь военной части, принявшей вас, новобранцев, как родных сыновей, тебя не волнует?
        Я с пылом начал убеждать замполита, что очень волнует. И честь, и совесть и даже моральный дух.
        - Не готово, значит… - Нехорошо так протянул замполит. - А номер уже заявлен. Он должен быть. Можешь идти, Соколов.
        Я выскочил из учебного класса, испытывая чувство облегчения. Майора я недооценил.
        Вечером вместо отбоя меня ждал кабинет замполита и он сам лично.
        С радостным лицом Золотнюк сообщил, у меня целая ночь впереди для того, чтоб сочинить и отрепетировать песню, которая должна быть на торжественном праздничном мероприятии посвященном принятию Присяги новобранцами. После этого вышел из кабинета, закрыл дверь на ключ и отправился спать.
        Сказать честно, я был зол. Первые полчаса проклинал и Соколова, с его талантами, и замполита, с его навязчивой идеей показать проверяющим, как активно идет работа по его линии. Не только идейное направление развивается, но и солдаты с огромным желанием участвуют во всех сторонах жизни военной части.
        А где-то через час, решив перекурить, после написания почти двух куплетов, кстати, выходило даже неплохо, я обнаружил, что в пачке у меня осталось всего две сигареты. Надо отметить, в армии почему-то эта пагубная привычка стала гораздо сильнее. Наверное, специфика места.
        Пары сигарет хватило ненадолго, потому что курить я мог, просто открыв через решётку окошко. По всей части - «отбой». Никто не придет, не увидит. А утром запах уже выветрится. Вот так рассудил я.
        К полуночи начали пухнуть уши. Докурил до ногтей последний обнаруженный в пепельнице, которую не очистил замполит, бычок, и стал думать.
        Мозг судорожно искал выход из ситуации. Выхода было два: дверь и окно. Про дверь нечего и думать. Я не «медвежатник», замок вряд ли смогу взломать. Да и сам факт. Выйти из кабинета, где меня запер замполит, значит, откровенно и по хамски положить болт на его приказ. При всем том, что серьезностью службы проникнуться я никак не мог, это все равно слишком.
        Окно замка не имело, и, как способ сбегать за сигаретами, приказ замполита не нарушало, но оно было забрано решеткой. Если б не эта чертова решетка, то от окна до заветной тумбочки, где лежали пусть вонючие, ужасно противные, но такие желанные сигареты, по прямой было каких-то пятьдесят метров. И главное, как назло, как и бывает в таких ситуациях, меня распирало от желания курить столь сильно, что думать о чем-то другом, тем более о песнях и плясках, я не мог вообще.
        Подошел к окну, и подёргал решетку. Она крепилась четырьмя болтами прямо в оконный переплёт. Чистая видимость, конечно, однако болты, есть болты, голыми руками не вытащить. Я облазил весь кабинет в поисках чего-нибудь подходящего. Бесполезно.
        - Хоть зубами, млять, эти болты откручивай! - сказал я вслух, сам себе, а потом, наверное, на нервах, попробовал открутить болт пальцами. Внезапно тот легко поддался и пошел. Ещё не веря в свою удачу, попробовал остальные.
        Судя по всему, не так давно окна красили. Решетки, естественно, снимали. Когда ставили обратно, болты затягивать не рискнули, дабы не портить свежую краску, а потом просто про них забыли.
        Через минуту решетка стояла у стены. Путь на волю был открыт! Я забрался на подоконник, готовясь спрыгнуть, но зачем-то оглянулся назад, и замешкался. На столе лежали бумаги. Перед уходом, замполит сказал, что это важная секретная информация и трогать ее нельзя.
        В этот момент во мне взыграла совесть. Я подумал, неправильно, оставлять бумаги в таком виде. Не факт, что они реально секретные. Это же замполит Золотнюк. У него в преддверии проверки крыша едет неплохо. Там вообще, может, лежит инструкция по какой-нибудь фигне. Но, видимо, пребывание в армии, уже оказало тлетворное влияние на мой неокрепший в этом плане мозг. Я прям на полном серьёзе запарился, а что если бумаги и правда секретные. Конечно, предположить, что вот сейчас, как только я покину кабинет, из темноты выскочит диверсант и скомуниздит бумажки замполита, было полной паранойей. Однако, нас так задрочили предстоящей проверкой, и не только замполит, кстати, что даже просто от самой возможности просрать бумаги, уже неприятно холодело в гениталиях. Поэтому я вернулся, взял документы в руки, огляделся, прикидывая и выбирая самую подходящую нычку, а затем решительно сунул их под здоровый, тяжелый с виду, шкаф. Облегчив свою совесть, я выбрался в окно.
        Бежал быстро. Буквально через минуту был в казарме. «Засады» или подставы никакой не ожидал. Сержант Злыднев до Присяги вряд ли проявит активность. Он не идиот. Вернее, идиот, конечно, но не в отношении службы. Ему сейчас ничего плохого делать нельзя. Соответственно, отираться рядом с тем местом, где я должен благополучно спать, он не будет. К тому же, я не красная девица, которую жених украл. Естественно, замполит забрал меня вполне официально, на законных основаниях, обозначив крайнюю в таком решении нужду. Поэтому, сильно о том, что мое появление в казарме кого-то удивит или насторожит, я не парился. Взял сигареты, сходил в туалет, поболтал с дневальным, вышел на улицу, спрятался за кустами, и только там, наконец с наслаждением закурил. Это было феноменальное ощущение. Настоящий кайф.
        Однако, не успел сделать пары затяжек, как вдалеке раздались шаги и приглушенные голоса. Затушив сигарету, я спрятался за угол казармы. Потому что ночью за ее пределами простые солдаты шляться не будут. А значит, светить свое присутствие точно не нужно. Попасться на глаза офицеров сейчас, это совсем не то же самое, что с дневальным рядом постоять.
        Судя по всему, действительно шли два офицера, о чем-то оживлённо переговариваясь. Вскоре они приблизились настолько, что стало слышно, о чем идет речь.
        - Да успокойтесь вы, товарищ майор! Зачем паниковать раньше времени?
        Этот голос принадлежал майору Снегиреву. Он сегодня дежурил по части.
        - А я вам говорю, товарищ майор, - надо объявлять тревогу!
        От второго голоса у меня по спине скатилась капля холодного пота. Голос имел отчетливые истеричные нотки и принадлежал замполиту. А он, вообще-то, должен был сейчас сладко дрыхнуть.
        - Ну что вам даст тревога? Только народ перебаламутим. - Спокойно ответил Снегирев
        - Как что?! Надо же прочёсывать окрестности! Далеко уйти он всё равно не мог! - громким шепотом, возбуждённо втолковывал ему замполит.
        Надо сказать, что майор Золотнюк и майор Снегирев сильно отличались друг от друга. Последний был на десяток лет постарше, и, судя по всему, относился к той категории советских офицеров, которую можно охарактеризовать ёмким словом «похерист». Его в части даже где-то любили.
        Более того, отношения между замполитом и этим майором находились далеко от товарищеских. Соответственно, даже ночью, в личной беседе, они обращались друг к другу подчеркнуто официально. Снегирев, если говорить честно, замполита на дух не выносил. Впрочем, как и все остальные.
        - Да вы хоть понимаете, товарищ майор, что значит прочёсывать окрестности ночью? - говорил Снегирев. - Да мы там вместо одного солдата половину личного состава потеряем! Никуда не денется ваш Соколов! В крайнем случае, объявится через неделю дома, и пойдёт под трибунал.
        - А документы?! - С еще большей истерией прошептал замполит.
        - Какие документы?!
        - Я же вам говорю, товарищ майор! Он с документами ушел!!! Всё до единой бумаги с собой забрал, и ушел! Документы строгого учёта! Там списки военнослужащих. Личные дела. Так что, не он, а я завтра под трибунал пойду!!! И это в преддверии проверки. Уж Вам ли не знать.
        - Да подождите, говорю! Давайте хоть до КПП сначала дойдём! Надо же убедиться. Вы уверяете, будто он пропал из закрытой комнаты. Но выходил ли Соколов с территории части, мы не знаем.
        Голоса начали затихать, удаляясь от меня в сторону контрольно пропускного пункта.
        В общем, фора у меня, к счастью, была.
        Я метнулся обратно, залез в окно. Со скоростью супермена прикрутил решетку. Удивительно, но замполит не обратил на нее внимания. Не иначе, как от нервов. Наверное, открыл дверь, увидел, что кабинет пуст, а на столе нет бумаг, и рванул сразу к дежурному. Данный факт лишний раз подтверждал репутацию Золотнюка, как человека не очень умного.
        Когда за дверью раздались шаги и ключ провернулся в замочной скважине, все было, как положено. Бумаги лежали на столе, а я даже успел добавить еще два куплета в песне. Бредовых, больше похожих на набор слов, но тем не менее. Дверь резко распахнулась. Далее последовала немая сцена.
        Замполит молча и как-то бочком бегал от стола к шкафу и обратно, проверяя целостность документации. При этом он всё время беззвучно шевелил губами. Потом подбежал к окну и подёргал решетку. Затем подбежал ко мне, и что есть мочи заорал
        - Ты где был, Соколов?!!!
        - Как где, товарищ майор!? Тут был! - стараясь сделать, как можно более дураковатое лицо ответил я, следуя старой воровской заповеди, что чистосердечное признание, конечно, смягчает вину, но сильно увеличивает срок.
        - Где «тут»?! Я полчаса назад заходил, тебя не было!!! - продолжал кричать Золотнюк, периодически попадая слюной мне на лицо.
        - Может вы, товарищ майор, просто не заметили? - промямлил я.
        Это его совсем подкосило. Хватанув полную грудь воздуха, но не найдя подходящих звуков, на которые этот воздух можно было бы потратить, майор Золотнюк внезапно выскочил за дверь, и куда-то быстро-быстро побежал по коридору.
        Снегирев всё это время стоял, не принимая никакого участия в нашей беседе, и невозмутимо рассматривал бумаги на столе. Когда дверь захлопнулась, он придвинулся поближе, и негромко, продолжая изучать стол, спросил:
        - Ты куда бегал, Соколов?
        - За сигаретами в казарму, товарищ майор. - Так же тихо ответил я. - Сигареты у меня кончились.
        - Долбодятел…. - философски заметил майор Снегирев. - Накуришь себе на дисбат. А документы зачем утащил?
        - Я не тащил, товарищ майор? Они же секретные, спрятал под шкаф?
        - Молодец, что не тащил. Там есть бумажки, которые запрещены к выносу с территории.
        В этот момент в комнату, как вихрь, ворвался замполит.
        - Я всё выяснил! Он через окно бегал! Там, под окном, - следы! Товарищ майор, я требую немедленно вызвать наряд и посадить Соколова под арест!
        - С какой формулировкой? - Совершенно спокойно поинтересовался Снегирев.
        На секунду замполит замешкался, но тут же выкрикнул:
        - За измену Родине!!!
        Охренели оба, и я, и майор Снегирев.
        - Отлично! Может просто отвести его в укромное место, да шлёпнуть? По-тихому. - Поинтересовался невозмутимо он.
        Это неожиданное предложение застало майора Золотнюка врасплох. Но по глазам было видно, как сильно оно ему нравится. И пока он мешкал с ответом, Снегирев спросил.
        - Вот вы, товарищ майор, солдата на ночь запираете. А куда он в туалет, по вашему, ходить должен, вы подумали?
        От такого резкого поворота сюжета замполит впал в лёгкий ступор, и видимо даже не понял вопроса.
        - Какой туалет? При чем тут туалет?!
        - Туалет при том, что солдат должен всегда иметь возможность оправиться. - флегматично сказал Снегирев, и добавил. - Знаете, товарищ майор, я б на месте солдата в угол вам насрал, и вашими секретными бумажками подтёрся. Ладно, поступим так. Солдата я забираю, посидит до утра у меня в штабе, а утром пусть начальник особого отдела решает, что с ним делать.
        Скомандовав «Вперёд!», он подтолкнул меня к выходу.
        Глава 13
        Как оказалось, старая, ироничная поговорка: «У меня сегодня радость, я друзьям сделал гадость» в данной ситуации подходила лучше всего.
        Учитывая, что замполита все тихо ненавидели, а некоторые даже не тихо, а достаточно показательно, я обошелся без особых потерь. Конечно, и по голове меня тоже не погладили. Это было бы совсем уж неправильно. Потому что, как ни крути, а подобные вольности наказуемы.
        Майор Снегирев сказал, что в следующий раз, прежде чем бегать ночью за сигаретами, лучше, для начала, подумать, куда такой кросс может меня в итоге привести. Например, в дисбат. Очень даже легко.
        Ситуация эта могла повернуться совсем иным боком. И будь на месте Золотнюка кто-нибудь другой, скорее всего, отхватил бы я таких мандюлей, что тошно стало бы.
        Здесь же, история выглядела иначе только благодаря коллективной нелюбви к замполиту. Весь состав части радовал факт того, что он смотрелся в итоге полным дураком. Да, меня строго отчитали, но смотрели при этом с усмешкой, по-доброму. Мол, спасибо Соколов, порадовал.
        Я слышал сам, Снегирев со смехом рассказывал в лицах и красках другим офицерам, как замполит истерил, требовал организовать поиски сбежавшего с документами солдата, а потом просто охренел, когда зашёл в кабинет второй раз и увидел того самого солдата на месте. Пресловутые документы, кстати, тоже лежали на столе. Офицеры очень сокрушались, что майор слишком рано остепенил Золотнюка и потащил его снова в кабинет. Надо было дать ему посильнее разгуляться. В общем, я понял, отцы-командиры не особо ушли от нас, пацанов, в своем стремлении подгадить тому, кто всех их бесит.
        Даже особист ничего серьезного предпринимать не стал. Но, если честно, думаю, ему «правильную» версию преподнес майор Снегирев. Плюс, еще сыграл немаловажную роль тот факт, что замполит додумался оставить какие-то реально важные бумаги в свободном доступе. Более того, бросил из на столе, прямо под носом у солдата, а потом еще и дверь закрыл на замок.
        - Чтоб он наверняка их прочел и запомнил?! - Орал особист Замполиту, когда они выпроводили меня из кабинета. - Ты чем думал, Золотнюк? Жопой? А чего сразу на улицу, за территорию части из не вынес? Развесил бы по деревьям, чтоб все ходили и читали. Ты, Золотнюк, совсем рассосался в этой части. Ты понимаешь, что я с тобой должен сделать?! Понимаешь?!
        Замполит, видимо, понимал, а потому додавливать эту историю не стал. Ему самому было выгодно, чтоб информация за пределы части не вышла. Как говорится, что произошло в Вегасе, то остаётся в Вегасе.
        В общем, в атмосфере всеобщей радости от того, что майор Золотнюк выглядит идиотом, мы дождались дня Присяги.
        Тут нарисовался новый сюрприз. Выяснилось, что предполагается посещение родных и близких, а значит, увольнительные. Кому-то это было в удовольствие, а мне, например, в напряг. Вообще не представляю, как вести себя с нашей матерью. Одно дело, когда мы мельком и быстро попрощались. Совсем другое, провести вместе несколько часов. Заморачивался, пока не сообразил, что в очередной раз туплю. Я ведь сам хотел получить определенную информацию. Кто расскажет о Соколове, как не самый близкий человек - его мать. А к персоне Соколова вопросы имелись, это факт. Начиная с самого главного - почему именно он стал тем персонажем, с которым мы теперь неразрывно связаны. И заканчивая, как так вышло, что его загребли в данную часть, где по всем параметрам Соколов оказаться не должен.
        Другое дело, об этом еще как-то надо расспросить. Чтоб за шизофреника не приняли. Вариант, мама, а распиши в деталях предыдущие восемнадцать лет жизни, а то во мне «левый» тип сидит из будущего и ни черта не знает, вообще не прокатывал.
        Я решил, действовать по обстоятельствам. Может, она вообще не приедет. Мало ли.
        В сам день Присяги ничего из ряда вон происходящего не случилось. Небо не рухнуло, метеорит не прилетел, всемирный потоп не начался. Просто о нем, о данном дне, говорили так много и с таким придыханием, будто это - самое необычное и потрясающее, что произойдёт с нами, с новобранцами, за всю жизнь.
        Как обычно, все по распорядку. Кроме того, что в первой половине дня нас построили на плацу. Я заметил толпу родственников, стоявших сзади командира части, и офицеров. На приличном расстоянии. Сначала обрадовался, потому что увидел нашу с Соколовым мать. Отлично. Все-таки поговорим и на какую-то информацию можно рассчитывать. Она тоже меня увидела. Радостно вскинулась, расцвела улыбкой и принялась махать рукой. Украдкой. Осторожно поднимала ладонь и скромненько изображала жест приветствия.
        Вот казалось бы, ну, что в ее приезде могло быть необычного. Но нет. Было. Лера и Оля, застывшие по обе стороны от матери. Как двухголовая гидра, ей-богу. Только разделившаяся на части. Я так понимаю, встретились они уже в части. Лица у них были, мягко говоря, недовольные. Явно ни одна, ни вторая не ожидали, что припрутся обе. Каждая верила, будто идея приехать на присягу, придет в голову только ей.
        - Этого не хватало… - Буркнул я себе под нос, прекрасно понимая, разговоров по душам с матерью теперь не будет. Две влюбленные в Соколова особы хрен дадут. Судя по тому, как решительно они настроены, а я даже на расстоянии видел, там полная готовность к штурму крепости и желание убить врага прежде, чем этот враг доберется до вожделенной цели, наедине с родительницей время провести вряд ли получится.
        В роли цели выступали, естественно, мы с Соколовым.
        Началась сама Присяга. Солдаты громко, четко произносили важные слова.
        «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников…»
        Не знаю, что это было. Возможно, сказалось общее настроение. Но меня пробрало от того, насколько круто звучал тест Присяги. Он разносился над рядами солдат, пробирая до мурашек, до самого нутра. Я даже на какое-то мгновение поверил в то, что на самом деле являюсь тем самым гражданином Советского Союза, который вступает в ряды красной армии и клянется ценой своей жизни государство оберегать и защищать.
        Даже пришлось надавать мысленно себе по башке. Очнись, мол, Стасик, тебе надо думать, как выбраться. Как вернуться домой. Что за дурь в голове. Чокнулся совсем в армии. Заразился, что ли, от всех этих сержантов, замполитов и Кирзачевых глупостью?
        К счастью, процесс принятия Присяги закончился и нас ждала торжественная часть.
        Проверяющий, кстати, приехал, как и было обещано. В количестве одного лица. Был он в звании майора и выражение физиономии имел такое, будто на его плечах, в принципе, держится вся армия Союза. Стоял рядом с замполитом, который только что хвостом землю не мел от усердия и желания выслужиться. Слушал внимательно, как мы повторяли слова Присяги, изредка кивая головой.
        Вроде бы, по виду, доволен. А как не быть довольным, если мы херачили военную часть почти сутки. Каждый уголок, каждый кустик, каждый сантиметр. Блестело даже то, что априори блестеть не может.
        Праздничная часть должна была пройти в актовом зале, который находился там же, где учебные комнаты. Небольшое помещение со сценой и рядами крайне неудобных, деревянных кресел.
        - Соколов! Соколов, иди сюда. - Меня зазывал сержант Сидоров, активно размахивая руками.
        Мы, участники этого мероприятия, собрались в маленькой комнатке, которую со сценой соединяла старая обшарпанная дверь. Номеров было не очень много, но они радовали своим разнообразием. Когда я говорю «радовали», то имею в виду, естественно, замполита. Он был счастлив продемонстрировать итог своей работы. Вот у него солдаты и поют, и танцуют, и читают стихи, и даже подготовили сценку.
        Майор Золотнюк восседал в зале, в первом ряду, между проверяющим и командиром части, как мамаша, явившаяся на отчетный концерт своих деток. Взгляд его был преисполнен гордости. Плечи расправлены. Щеки покрыты легким румянцем удовлетворения.
        - Так… Вот гитара. - Сидоров протянул мне инструмент. - Ты же репетировал? Или нужно еще повторить? Смотри, майор Золотнюк там исходится на гов… Нервничает, короче. С виду не скажешь, но я тебе точно говорю.
        Я заверил сержанта, что все хорошо. Хотя, ничего хорошего не видел, если честно. Да, у меня была возможность проверить талант Соколова. Самое интересное, он реально имелся. То есть, я теперь, судя по тем звукам, который производил, являлся обладателем идеального слуха и достаточно приятного тембра голоса. Пел чисто.
        На гитаре, если честно, играл еще в своей реальной жизни, в далёкой юности. Хотя, играл, конечно, слишком громко сказано. Брынчал. А вот теперь, вдруг оказалось, что знаю такие аккорды и переборы, которые только видел в интернете раньше. Как говорится, опыт не пропьёшь. Хоть Соколов сейчас не совсем Соколов, а точнее вообще не Соколов, память тела не подвела, работала отлично.
        Я даже песню в итоге сочинил все-таки. Мы сделали это коллективно. Сидя в расположении, всей ротой. Слова «Родина», «партия», «армия» фигурировали там в каждой строчке. Правда, потом нас разобрало на приколы и мы начали сочинять смешные куплеты про всех офицеров военной части. Основная роль отводилась самым ярким моментам, связанным с их отрицательными качествами. Это было так весело, что даже сержанты присоединились, вспоминая случаи из их недавнего прошлого, связанного с частью.
        Например, досталось прапорщику Иванову. Хоть он офицером и не был. Но личностью являлся одиозной по степени тупости, которую периодически демонстрировал. Этот товарищ олицетворял собой всех анекдотичных прапорщиков. Он говорил и вел себя так, что можно писать с него юмористические зарисовки. Мы, новобранцы, с прапорщиком Ивановым пересекались пока еще мало, но сержанты рассказали до хрена веселого. Многие фразы, ставшие легендой части, принадлежали именно ему.
        Естественно, по замполиту тоже прошлись. Причем, мы в своих куплетах обходились без фамилий, но по описанию сразу становилось ясно, о ком идет речь. Образы сложились на удивление яркие.
        В итоге, было решено оставить результат коллективного творчества на память потомкам. То есть следующим солдатам, которые займут наше место. Как руководство к действию, чтоб они понимали, с кем приходится иметь дело.
        - Готов? - Спросил меня Сидоров и хлопнул по плечу. Это странно, но после того, как мы вместе сочиняли песню, он стал не то, чтоб лучше ко мне относится, но негатива я больше не чувствовал. От остальных сержантов тоже. Кроме, само собой, Злыднева. Этот по-прежнему, поедал меня глазами, вызывая четкую уверенность, наша с ним история не окончена. Выжидает, сволочь. А тот факт, что остальные сержанты подобрели, вообще вызывал у Злыднева зубовный скрежет.
        Я ответил Сидорову, что готов, и полез в карман, собираясь достать листок, на котором были написаны слова песни и аккорды. Учитывая, что времени на подготовку выпало не особо много, с разрешения замполита, я должен был, как говорится, «читать с листа».
        Проблема оказалось в следующем. Слова еще можно запомнить наизусть, но музыку, нет. Я, конечно, стал петь, как Соколов, но мыслить продолжал, именно, как Ткачев. И вот Ткачев в этой грамоте - ни в зуб ногой. Смотрел, играл. Убери у меня с глаз аккорды, стоял тупил, будто дурак.
        Дабы процесс этот выглядел серьёзно, где-то, представить не могу где, раздобыли пюпитр. С другой стороны, в этом и есть специфика армии. Если надо что-то, чего нет, оно обязательно будет найдено и поставлено, куда требуется. На на пюпитр водрузили сборник каких-то нот, а свою шпаргалку я должен был положить сверху. Таким образом у проверяющего сложилось бы впечатление, что рядовой Соколов - просто охренеть, какой серьёзный музыкант.
        - Черт… - Карман был пуст. Я полез в другой. Такая же история.
        - В чем дело? - Сержант Сидоров сразу понял, что-то пошло не так, и напрягся.
        - Листы со словами, аккордами. Похоже, остались в расположении… А без них я не смогу…
        - Ну, ты даешь… Сейчас, погоди. Отправлю кого-нибудь. - Распорядился сержант.
        Он исчез, оставив меня наедине с гитарой и нехорошим предчувствием. Как говорится, если процесс не задался сразу, обычно он идет через задницу. Мой жизненный опыт подсказывал, зачастую все так и бывает.
        Неумолимо приближался черед нашего с Соколовым номера. Танцы станцевали, стихи прочли, сценку исполнили. Следующий - мой выход. Я нервничал. После случая с ночными пробежками сейчас не хватает накосячит с этой гребаной песней. Замполит меня сгноит за это. Просто сживёт со света.
        - Вот! - сержант Сидоров забежал в последнюю минуту, сунул мне в руку листы, исписанные карандашом, а потом выпихнул меня же на сцену. - Давай! Пошел!
        В итоге, я не вышел, а вылетел. Будто мне не терпелось быстрее поразить зрителей своим талантом.
        Было непривычно и сильно не по себе. Появилась даже какая-то легкая дрожь. Все-таки единственное место, где я выступал в присутствии посторонних людей - это караоке. И в эти моменты мне было искренне плевать, что подумают окружающие, по причине невменяемости. А тут реально какая-никакая сцена и какие-никакие зрители.
        Пюпитр уже стоял на сцене вместе с нотным сборником.
        Я прошел строевым шагом к микрофону. Понятия не имею, почему строевым. Наверное, от нервов. Но, судя по довольным лицам начальства, им это понравилось. Была ещё мысль громко крикнуть: «Служу Советскому Союзу», но я от нее отказался. Ибо она - бредовая. Просто очевидно, нервничал, поэтому думал всякую херню.
        Открыл ноты, положил сверху листок, поудобнее взял гитару в руки и заиграл. Играю, понимаю, аккорды ни черта не те. Мотив похож, но более веселый. Ну, а потом уставился в листок и начал петь свое произведение.
        Уже на втором куплете пришло понимание, это - мандец. Песня была не та и слова не те. Вместо патриотического гимна армии я исполнял юмористические куплеты, написанные нами о всем командирском составе части.
        Но главное, на автомате один черт продолжал петь. Пребывая в еще большем ступоре, понимая, что сейчас каждым словом рою себе яму все глубже, не мог остановиться. Прям переклинило меня. И как остановится, если уже начал? Заткнусь, точно поймут, что это вышло случайно. Все, залёт несомненный. Тем более, с первого же куплета присутствующие поняли, о чем речь и о ком конкретно говорится в данном музыкальном произведении. По сути, я с потрохами сдавал некоторых идиотов из начальства.
        В песне было 16 куплетов. Уже на третьем замполит сравнялся цветом лица с пожарной машиной, на восьмом начал шарить рукой по ремню в поисках кобуры. На мое счастье ее там не оказалось. Иначе, убийства было бы не избежать. Уверен, майор Золотнюк предпочел бы такой исход. Чем то, что ждало его в итоге моего выступления. Проверяющий тем временем, внимательно слушал, как в музыкальной форме я рассказываю особо интересные косяки начальства, записывая особо понравившиеся места в блокнотик и многообещающе поглядывая на всех по очереди. То на майора Золотнюка, то на прапорщика Иванова, который сидел с самого края, то на остальных офицеров, упомянутых в песне.
        Я исполнил последний аккорд, поклонился.
        - Вот так могло бы быть, если бы наши доблестные, честные товарищи командиры, вели себя иначе, чем ведут. Песня-юмореска несет сарказм и осуждает подобных индивидов. К счастью, в нашей части все, согласно Уставу и распоряжениям штаба. - Отчеканил я громко, с гордым выражением лица, а потом, таким же строевым шагом, ушел со сцены. В гробовой тишине. Это все, что было возможно сделать в сложившейся ситуации.
        - Соколов… Ты звезданулся? - Первое, что сказал сержант Сидоров, как только я оказался за пределами сцены. - Тебе же мандец…
        Удивил, конечно. Вполне понятно и без него. Что было дальше в зале, я не увидел, меня за шиворот утащили в Ленинскую комнату ожидать итога своего очередного финта. И главное, хрен кому докажешь, что это - роковое стечение обстоятельств.
        Удивительно, но в тот день я даже остался жив. И даже не сильно орал замполит. Оказалось, проверяющий мои последние слова принял на веру. Действительно решил, такая креативная задумка. Рассказать о возможных нарушениях, с тем умыслом, мол, а мы не такие. Просто ему, проверяющему, в голову не могло прийти, что кто-то позволил бы солдату исполнить песню с подобным содержанием всерьез. Правда, вместо увольнительной мне выписали болт.
        И все равно я был счастлив. Не верил в свою удачу, что все обошлось. Правильно, кстати, делал. Не обошлось. На утро следующего дня, во время построения, когда озвучивали, где пройдет дальнейшая служба, я услышал свою фамилию среди тех, кого ждала та самая 9-я рота.
        Глава 14
        У меня было такое чувство, будто я сплю. И сон этот страшный. Хочу проснуться, но не могу. Когда услышал свою фамилию, просто не имелось сил даже пошевелиться. Сначала окатило холодной, липкой волной, а потом появилась слабость. Это не был страх. Чего бояться? Смысла нет. Итак понятно, теперь мне реально мандец. Просто убедился в том, что задница, куда я благополучно впендёхался, стала еще глубже, чем была.
        Хотел бы, конечно, спросить, за какие заслуги мне выпала «честь» оказаться в числе разведчиков. Великих, по их личному мнению, героев. И конечно же, с превеликим удовольствием от этой чести отказался бы. Вот только, прикол в том, что в армии никто, ничего, никогда не объясняет. Это я уже понял. Тебе говорят, ты идёшь и делаешь. Какие, на хрен вопросы?
        Пришлось молча топать в свою новую роту.
        С первой же секунды я понял, что это даже близко не стояло к КМБ. И там, в «учебке», на самом деле, была лафа. Полный рассос. Но теперь все лайтовое закончилось. Наступили серьёзные армейские будни.
        Но и это не все. Меня в 9-й роте ждали. Это сто процентов. Уж не знаю, кто именно постарался, сержант Злыднев, который, видимо, не зря все это время молчал и ко мне не лез. Вполне возможно, знал, что скоро за свою стоумовость я буду расплачиваться. Или замполит. Который дважды по моей вине выглядел дураком. А может, вообще они оба приложили руку. Черт его знает.
        Старослужащие и сержанты сразу начали себя проявлять. Мне они напоминали агрессивных, голодных собак, которым кинули долгожданную кость. Костью, естественно, был я. Вернее, нас было двое. Две кости. Еще Исаев. От этого я тоже, если честно, охренел. Просто мы с Олегом в роте разведки смотрелись, как парочка зебр посреди скотного двора какого-нибудь колхоза. Глупо, нелепо и абсолютно бесполезно.
        Зато меня поражал сам Исаев. Он смотрел на происходящее вокруг со вселенским страданием в своих небесно-голубых глазах, но при этом, смиренно реагировал на обстоятельства. Похоже, принцип, ударили по одной щеке, подставь другую - главное, чем он руководствуется в жизни. Говорю же, не от мира сего пацан.
        А вот наши новые «товарищи» своей радости, как и желания ежедневно устраивать мне и Исаеву весёлую жизнь, даже не скрывали.
        Мало того, искренне считали, пришло новое пополнение, которое сейчас же, немедленно должно знать, насколько в роте служат крутые парни. Так еще, уверен в этом на все сто процентов, у ребят явно имелось задание, изводить новичков, пока те не взвоют. Не всех, конечно. Остальным, кстати, на этом фоне фантастически повезло. Так как основное внимание было сосредоточено на нас двоих, им практически не доставалось никаких «плюшек» от старослужащих и сержантов.
        Все началось с простого общения. Обычный разговор, откуда, кем был на гражданке, как прошел КМБ, превратился в какое-то подобие допроса. Прям возникало полное ощущение, сейчас мне свяжут руки, окружат со всех сторон, а потом достанут лампу, которой будут светить в глаза и кричать: «Говори, русский! Явки, пароли!» Они выплевывали слова с такой злобой и ненавистью, будто я их кровный враг, а не брат по оружию, как утверждал наш ротный в «учебке».
        - Это просто обиженные по жизни люди, поэтому так себя ведут. - Сказал тихим, спокойным голосом Исаев, а потом, вдохнув, принялся драить толчок дальше. Просто именно рядом с грязным очком прошла наша с ним первая ночь на новом месте.
        Я от его флегматичности, честно говоря, сам охеревал. И даже где-то понимал сержантов, которые определили нас сюда. Потому что вот эта его бесячья манера говорить болеющим голосом, вызывала дикое желание окунуть Исаева головой в очко. Даже у меня. Просто…Ну, ешкин же ты кот…Нельзя быть таким тюфяком и мямлей. Нельзя считать, что все люди хорошие. Читал уже про одного такого героя у классика. Ничем хорошим парень не закончил. Причем, ни тот, который в книге, ни тот, который был его прототипом.
        Первая ночь с зубной щеткой в руках оказалась лишь началом.
        Следующим утром нас вывели на строевую подготовку.
        - Так, духи, покажите дедушке, как вас научили на КМБ строевой… - Один из старослужащих стоял перед нами, нагло усмехаясь.
        Во рту у него была спичка, которую он постоянно перекидывал из одного уголка губ в другой, что ужасно раздражало. Я прям не мог отвлечься от этой дебильной спички. Наверное, потому, что имелось сильное желание взять весь спичечный коробок и затолкать его в горло стоящему напротив мудаку поглубже.
        Мы начали демонстрировать отработанные ранее навыки строевой подготовки. Только вот «дедушек» не устроило, как мы шагаем.
        - Что это за шаг? Боитесь ножку на асфальт опустить? Полностью стопа должна с шлепком ставиться на асфальт. Жесте, четче, уверенней. Как девочки ножки свои бережете.
        Мы продолжали маршировать, пытаясь сделать так, как хотелось этому придурку. Конечно, все происходящее ужасно выводило из себя. По их отношению и поведению вполне было ясно, просто докапываются, суки. Проверяют, наверное, насколько терпения хватит.
        - Я не слышу стук сапог! Вам как сказали ставить ногу? Вы че, духи, позорите советскую армию?
        Так продолжалось порядка двух часов. Муторных, тупорылых два часа. Мы слушали, как надрывают связки эти «вояки», доказывая, что мы - дебилы.
        Пообедав в столовой «болтами», то бишь перловкой, вкус которой останется навсегда в моем воспоминании, как одно из самых ненавистных блюд после незабвенного «бигуса», мы пришли в расположение, и развлечения «дедушек» продолжились. Нам устроили физподготовку прямо в казарме. В центральном проходе они поставили деревянный ящик, хрен пойми с чем. Но вес у него был серьезный.
        - Соколов, вот смотрю на тебя и понимаю, нельзя идти с тобой в разведку. Ты же сдашь. Бросишь товарища. Придётся довести тебе, что такое, настоящее солдатское братство. Давай. Тащи своего раненого товарища. - Заявил тот самый «дед», который выступал утром. Фамилия у него оказалась Козочкин. Это, наверное, ирония судьбы. У такого мудака такая нежная фамилия.
        - Какого товарища? - Уточнил я на всякий случай.
        - Да вот же. - Он пнул ногой ящик, который от этого движения даже на миллиметр не сдвинулся. - Вспышка сзади, солдат!
        Уже понимая, что это значит, я прыгнул вперед на пол, упал на живот, прикрывая свою голову руками.
        - Рядом с тобой - твой раненый товарищ. Толкай его вперед. Смотри, чтобы он голову не поднимал, а то отстрелят.
        Вот, сука. Издевается. Какую, на хрен, голову? Делать нечего, я принялся толкать ящик. Занятие это было нихрена не из легких. Чуть почки не опустились к чертям собачьим.
        - Давай быстрей, солдат. За вами бегут, а до своих вам ползти еще долго. Ускорился! Резче работой своими конечностями!
        Я полз, толкал, а сам думал. Попался бы ты мне на гражданке, в мое время и в моем теле, я бы тебя, мразота, в порошок стер. Вот о чем я мечтал, пока пихал этот долбанный ящик вперед. Наверное, картины, которые представлял, а именно Козочкин, которого я расчленяю на составные детали, добавили мне сил. До «своих» мы с ящиком добрались. Был ли это финал издевательств? Конечно, нет. Еще много раз пришлось перемещать деревянного «товарища» туда-сюда. Пока не надоело Козочкину и дебильно хихикающим сержантам, которые наблюдали весь этот процесс со стороны.
        - Так, духи, строимся. Пойдем с вами к спортгородку. Будем смотреть, кто на что способен. - Приказал один из сержантов. А потом кивнул в сторону шкафа, стоявшего неподалеку. - Берем с собой противогазы.
        Какой нахер спортгородок? Какие, на хер, противогазы? Снова подумал я. Конченое мудачье, а не люди. Кстати, в шкафу и правда лежали упомянутые резиновые изделия..
        - Зачем нам противогазы? - Честно говоря, начал заводиться. Нет, я все понимаю. Любят в армии вот так подрочит новичков. Но должно же быть хоть какое-то понимание, когда пора остановиться.
        - Узнаешь. Много вопросов задаешь. Слишком разговорчивый, смотрю, Соколов. И с хера ли ты со мной родственные беседы ведешь? Не знаешь, как обращаться? Товарищ сержант. Еще раз накосячишь, не обижайся.
        Я мысленно усмехнулся. Вот-вот. Именно об этом и говорю. Он ведь не спросил моей фамилии. По идее, вообще увидел меня впервые. Вчера, на момент нашего прибытия, его не было в расположении. Да и утром тоже. Вошел, когда я спасал «товарища».
        - Вот лично для тебя, Соколов, команда газы. - Велел с усмешкой сержант.
        Ладно, хрен с тобой, думаю. Нацепил противогаз. Стою, жду, что будет дальше.
        - Отставить команду газы!
        Думаю, ну, дошло наверное, до него, что тупость, даже сержантская, должна иметь пределы. А хрен там.
        - Долго одеваешь противогаз… - Он почесал затылок, изображая умственный процесс. Типа, соображает, что делать со мной. - Соколов, команда газы!
        Я опять натянул эту резиновую хрень себе на голову, злясь все больше. Ему просто скучно, вот он меня и дрочит. А заодно, очевидно, выполняет чей-то приказ или просьбу. При этом, остальные пацаны стояли, ожидая, что делать им. Бежать или смотреть, как я корячусь с противогазом.
        - Ну… почти нормально. В нем похерачишь на спортгородок.
        Последовал приказ покинуть расположение. Мы вышли на улицу. Сержант прямо там нас построил. Я один, как идиот, по-прежнему, оставался в противогазе. И тут ему пришла в голову новая идея. Или, может, решил, что слишком наглядно докопался ко мне.
        - Команда для всех. Газы! Я подумал, что все должны быть равны. А то че у нас один Соколов в противогазе. Не по товарищески как-то.
        Я подумал, гребись оно все конем, ну, не убьет же, в конце концов. А потом снял долбаный противогаз без команды.
        - Вот. Соколов снял. Пусть и парни снимают, ведь не по товарищески будет, если я без противогаза, а они в них. От ваших слов отталкиваюсь, товарищ сержант.
        У него была такая охеревшая морда, что она, вытянувшись, стала напоминать лошадиную. Я понял, он просто не поверил в то, что видит. И в то, что слышит, тоже. Его до безумия удивил факт моего сопротивления. А я просто, честно сказать, задолбался. Еще с самого утра, кстати. Сначала эта строевая, похожая на вьетконговские пытки, потом «раненный товарищ», на спасении которого я оставил последние силы, а теперь, млять, противогазы. Какая разница, что сейчас последует, если я реально готов лечь и сдохнуть. Учебка с ее напрягами? Да, ну на хрен. Детский сад. Самый настоящий пионерский лагерь
        - Ты что, душара, учить меня вздумал? Упор лежа принять! - У сержанта чуть пена изо рта не пошла. По крайней мере, глаза точно налились кровью и выкатились на лоб.
        - Не буду. Тут асфальт и грязно. Я не хочу пачкать форму. Косяка с моей стороны не было. Я ничем, никак не нарушил устав. - В этот момент прям вообще было все равно, во что это выльется.
        Сержант пошел пятнами. На глазах у всех, его раздутое до неприличных размеров самомнение, возмутительно топтали солдатскими сапогами. Подозреваю, до меня такая глупость никому в голову не приходила. А я вообще плюнул на все. Думаю, да и убьёт, хер с ним. Глядишь, в све тело вернусь. Мало ли. Может, это, кстати, неплохой способ путешествия. Сам себе никогда вреда не причиню. Вот это, точно нет. Однозначно. Никогда не понимал и не пойму тех, кто добровольно, по своему желанию делает себе харакири. Во мне самурайского духа точно нет. Я лучше в говне, но поковыряюсь. Как та лягушка, которая взбила масло из молока и выбралась наружу. Только у меня не молоко, а реальное гово. А вот если этот дебильный сержант меня грохнет, глядишь - раз, и дома. Было бы неплохо…
        - Отделение, всем команда. Отбой газы. Упор лежа принять.
        Все сняли противогазы, уложили в подсумок и легли в упоре. Кроме меня и Исаева, что вообще было очень неожиданно. Я чуть не сказал вслух, ты-то ложись, придурок. Тебя угандошат сейчас.
        А главное, совсем не понятно, зачем он решил податься в революционеры. До этого, главное, молча все сносил и рассуждал о том, какие все люди хорошие, а тут - непонятный бунт.
        - Вы охренели? Думаете, что вы здесь самые умные? - Сержант уже не говорил, он шипел, будто уровень злости в нем перевалил за все возможные пределы.
        Он резко шагнул к Исаеву и ударил его. Я толком не понял, куда, потому что было это очень неожиданно. Предполагал, что отхвачу первым. Даже сконцентрировался, ожидая удара.
        Исаев согнулся. Я так понимаю, кулак сержанта прилетел ему прямо в грудь. Пацан хватал воздух ртом. Ему очевидно было нехорошо.
        Дальнейшим своим действиям я отчета особо не давал. Это было, скорее, на автомате. Возможно, опять же, по той причине, что не мог один черт проникнуться армией до конца. Было ощущение, будто я в игре. В виртуальной реальности. Она, конечно, сильно отдаёт дерьмецом, но все же. Не воспринимал я происходящее до конца.
        Подскочил к сержанту и оттолкнул его от Исаева. Просто тот, похоже, планировал повторить свой «героический» поступок, а Олег выглядел так, будто еще одно движение и он загнётся к херам.
        - Вы руки-то не распускайте, товарищ сержант. - Сказал я, загородив собой Исаева.
        Хотя, по хорошему, вот на черта он мне нужен. Сам не понимаю. Просто… Это было очень странное ощущение. Появилась уверенность, я должен так поступить. Должен заступиться за блаженного Олега, чтоб ему пусто было, со своим совершено неуместным сейчас бунтом. Так правильно. Так надо. Не знаю, откуда пришло это чувство, но оно пришло. А учитывая, что данного страдальца я в своей настоящей жизни встречал, значит, нечего размышлять об интуитивных порывах. Может, я вообще тут оказался, чтоб охранять Исаева от жизненных невзгод. Господи… Как же тупо это звучит даже в моей голове.
        Лежавшие в упоре сослуживцы, таращились на происходящее и вообще не понимали, что происходит. Они упёрлись одним коленом в землю, подняли головы и наблюдали, ожидая, что будет дальше.
        - Ну, сучата… - Сержант стоял напротив меня, широко расставив ноги. - Вы у меня пожалеете, что на свет родились. Я вам устрою… Бегом все в казарму!
        Наши с Исаевым товарищи вскочили на ноги и рванули в «располагу». Причем, не факт, что подальше от сержанта. Мне показалось, я и блаженный своим неадекватным поведением пугали пацанов гораздо больше. А сопротивление сержантам в первые же дни своей службы в данной роте, естественно, можно оценивать только, как неадекватное поведение. Я и сам это понимал.
        И без того непростую ситуацию мы обострили еще больше. Но и терпеть эти унижения и оскорбления, а для меня это унижения и оскорбления, не собираюсь.
        - Что думаешь, Исаев? Дадут нам тут теперь жизни?
        Мы с блаженным шли самыми последними. Он продолжал держаться за грудь, но при этом улыбался счастливой улыбкой. Господи… Сам я итак был идиотом в этом новом варианте жизни. Говорил не то, поступал не так. А теперь еще вот это чудо рядом.
        - Думаю нет, не дадут, конечно. Ты заметил, как Лиманов побежал к другим сержантам? Будет жаловаться, что духи совсем правил поведения не знают.
        - Лиманов? - Я вопросительно покосился на Исаева.
        - Да. Так его фамилия. Ребята сразу сказали, как только он появился. То ли родственник, то ли земляк сержанта, который был у нас в учебке. Злыднева. Кстати, спасибо, что вступился за меня. Я слабохарактерный.
        - Слушай…ну, ты ведь тоже мне помог. Тогда, ночью, в толчке. Позвал дежурного. По сути из-за этого тебя теперь и дрочат. Так что, считай, просто отдал долг.
        - Знаешь, твой поступок такой смелый. Он достоин уважения.
        Я снова покосился на топающего рядом Исаева. Он серьёзно? Судя по выражению лица, да.
        - Мой поступок тупой. Просто в прошлой жизни… - Я осекся, осторожно подбирая слова. - До армии, имею в виду, вопрос уважения к себе был для меня принципиальным.
        - Вот молодец ты! - Исаев восторженно сжал мое предплечье. - Уважение! Правильно. Для меня это тоже важно… Только…боюсь, долго не выдержать. Если пойму, что теряю себя. А с людьми все равно по-плохому нельзя. Словами надо. Разговорами.
        Высказывание Исаева меня напрягло. Что значит, долго не выдержит. Почти два года придется находиться здесь и другого пути нет. Пока что нет.
        Глава 15
        Я ожидал, если честно, что вся эта свистопляска и лютая дичь будут продолжаться до бесконечности. Мы с Исаевым пошли против системы, а это никогда не заканчивается хорошо. Уж мне данный факт точно известен. На примере той же ментовки. Которая, кстати, после непродолжительной службы в армии, уже не казалась мне скопищем придурков. Хотя раньше, в минуты злости, думал именно так.
        Тем более, как верно заметил блаженный Олег, сержант Лиманов и правда успел нажаловаться всем, кому не лень, что два духа вообще не понимают, куда попали. Старших не уважают. Беспределят по полной.
        Я с данной формулировкой был категорически не согласен, но меня, как бы, никто не спрашивал.
        Однако, от дальнейшего меряния писюнами, (а не факт, что мой оказался бы больше, про Исаева тем более молчу), нас спас, как ни странно, командир роты.
        Он явился в расположении, чтоб посмотреть на новоприбывших лично. Это было даже немного неожиданно.
        Когда вошел этот крепкий, с бычьей шеей, мужик, лет тридцати трех - тридцати четырёх, Лиманов, как раз, нарисовался рядом со мной и Исаевым, планируя, видимо, очередные цирковые номера, в стиле спасения раненого товарища-ящика.
        Однако, стоило комроты обозначится в зоне видимости, сержанта словно подменили. Он в одно мгновение отскочил в сторону, вытянувшись по струнке. Причем, его глаза испуганно метнулись к нам с блаженным Олегом. Лиманов будто на секунду усомнился, не хватит ли у Исаева ума, например, пожаловаться начальству на неуставные отношения. Я, кстати, подумал о том же, а поэтому придвинулся ближе к своему товарищу, чтоб в случае, если у него откроется рот, тут же его закрыть, с помощью пинка или удара в бок. «Стучать», жаловаться и просить защиты - самое последнее дело. Защиты не будет, а репутация стукача появится точно. Вот тогда нам полный мандец. Командир рядом с нами сидеть не сможет, чисто физически. В сутках - слишком много часов. В распорядке дня - слишком много различных мест, которые мы посещаем. И многие из них вообще не на виду. А бить, кстати, можно так, что ни одного следа не останется.
        Буквально, через несколько минут я понял, почему испугался Лиманов. Капитан Жук пользовался огромным уважением, почетом, а со стороны таких, как сержант, присутствовал даже, наверное, страх. Тем более, являясь замами командира, сержанты, вроде, являются и, в некотором смысле, лицом роты. Из-за Лиманова это лицо выходило кривым. Хотя, сам капитан Жук явно был нормальным мужиком. Откуда здесь взялся ублюдочный сержант, прямо загадка.
        Фамилия у комроты была, конечно, смешная. Мне вообще кажется, большинство офицеров в армии будто специально подбирали себе фамилии либо подходящие для службы, либо наоборот, вообще неподходящие.
        Капитан прошелся по «располаге», посмотрел на всех нас. Тех, кто стал частью этой новой жизни. Поговорил почти с каждым.
        Это не было в духе доброго отца или незабвенного замполита Золотнюка. Мол, как дела? Хорошо ли кормят? Может, что-то требуется? Нет. Вопросы звучали четко, по делу и явно несли какой-то смысл для самого капитана. Он будто оценивал пополнение именно с точки зрения его реальной полезности.
        Возле меня и Исаева он задержался дольше остальных.
        - Рядовой Соколов… - Капитан изучал меня пристальным взглядом холодных глаз. - Странно, что ты здесь. Решил повторить путь деда? - Спросил он.
        - Так точно! - Ответил я, а сам подумал, какой, к чертовой матери, дед? О чем, вообще, идёт речь?
        - Молодец. Похвально. Я встречался с ним как-то. Лет десять назад, в самом начале службы. Достойный уважения человек и офицер. Молодец, Соколов.
        Я таращил глаза изо всех сил, пытаясь сообразить, о чем идёт речь. Значит, родственник у Соколова был военный. Судя по словам капитана, далеко не простой. Скорее всего, даже известный. С хера ли тогда наша мать была так против службы? Или наоборот, в этом и дело. Твою ж, блин, дивизию… надо как-то добраться до личного дела Соколова. Уже просто ради интереса и принципа.
        На Исаева комроты посмотрел с таким выражением лица, будто у него одновременно заболели все зубы. Сразу. Перекосило немного капитана. Но вслух ничего не сказал. Спросил только, кем был на гражданке. Услышал, что вообще-то Исаев собирался поступать в Московскую духовную семинарию, помолчал минуты две, сказал: «Ясно» и двинулся дальше.
        Насчёт семинарии, конечно, прихерели все. То, что Исаев на голову стукнутый, уже не вызывало удивления, но то, что настолько, сильно поражало.
        - Семинария? Серьёзно? - Спросил я, как только капитан удалился и представилась возможность поговорить. - Очень странный выбор профессии. Ничего, что ты живешь в Советском Союзе? В стране, где религия - опиум для народа?
        - А какая связь? Вера, она и есть вера. Тем более, сейчас совсем иные времена. Что в этом такого? - Исаев смотрел на меня своими небесными глазами с искренним непониманием.
        - Нет, млять. Ничего. Ты в армию зачем пошел? - Я понял, что продолжать разговор бессмысленно. У этого пацана в голове своя сказочная страна, с молочными реками и кисельными берегами.
        - Мужчина должен. Вот отслужу и пойду учиться. Отец, правда, сказал, откажется от сына, если не одумаюсь. Он у меня в обкоме партии работает.
        Я открыл рот, собираясь поинтересоваться, как Исаева взяли служить? Ладно, в военкомат, допустим, сам явился. Но как его комиссия пропустила? Он же дурачок. Это очевидно. Однако, спросил в итоге другое.
        - Тебя отец отправил служить?
        - Можно и так сказать. Думает, армия изменит мое мировоззрение. Заблуждается, конечно.
        - Конечно. - Согласился я. - Твоё мировоззрение, судя по всему, даже тюрьма не изменит. Ты же этот… как называли то…юродивый. Вот.
        Исаев не обиделся на мои слова. Молча улыбнулся и пожал плечами.
        Я тему эту опустил, потому что рядом начали обсуждать гораздо более интересную. Разговор шел про командира роты.
        Оказалось, личность он и правда легендарная. В определённых кругах.
        Капитан Жук служил всю жизнь в войсках особого назначения. Кстати, я только теперь начал понимать, что это значит.
        Рота разведки не предполагала, что они - те самые разведчики, которые добывают секретные сведения. Их подразделение больше соответствовало некоему варианту частной военной компании по своим функциям. То есть, если что, в первых рядах, в самое пекло. Зачистить, обезвредить, освободить путь тем, кто идёт следом. Короче, крепкий ударный авангард, вслед за которым двинутся остальные. Вот так, если утрировать.
        Как и все бригады специального назначения, созданные в начале 60-х годов, кроме 3-ей бригады, одной из основных задач которой являлось обнаружение и уничтожение мобильных ракетных комплексов потенциального противника, а потому стояла она где-то заграницей, 16-я бригада представляла собой кадрированное формирование, в котором по штатам мирного времени личный состав был в 300 - 350 человек. По планам военного командования при введении военного положения, за счёт мобилизации военнослужащих запаса и проведения 30-дневных сборов, 16-я бригада разворачивалось в полноценное боеспособное соединение с личным составом в 1700 человек.
        Хотя бы стал понимать, где оказался. Это не тот современный спецназ, который знал я. Это нечто другое, пока еще на стадии своего развития. По сути, все бригады особого назначения создавались для того, чтоб в случае начавшейся третьей мировой войны, которая однозначно, была бы, ядерной, наша страна оказалась готова к решительным боевым действиям
        Так вот, капитан Жук… О нем шла речь. Или Кулак. Так его называли, естественно, за глаза. Говорили, что он - настоящий офицер, вояка и профессионал. Имелась даже интересная байка про командира нашей роты. Хотя, уверяли, будто она, данная история, совершенно правдива.
        Якобы, шли какие-то учения, под контролем вышестоящего начальства. Генерал, фамилия которого скромно умалчивалась, смотрел готовность войск лично. И его эта готовность сильно не радовала. В итоге, подумал генерал, и решил, так сказать, дать задание со звездочкой.
        - Вашему подразделению, ставлю такую задачу, - приказал он, - Устроить засаду на дороге, движущуюся легковую автомашину остановить, всех, кто в ней находится - задержать. Выполняйте!
        После чего генерал сел в ту самую машину, поехал по той самой дороге и попал под беспорядочную стрельбу из засады.
        - Вы что, полагаете, после такой канонады в этой машине кто-то остался бы в живых! - строго выговаривал он офицерам - Задача не выполнена! Был приказ взять в плен, а не разнести к херам в клочья.
        Генеральский взгляд метал молнии. На улице потемнело. Небо заволокли грозовые тучи. Зимой.
        - А это что за группа человекообразных там на пригорке? Пялятся на нас и ржут так, что здесь слышно, - генерал выбрал себе новую жертву, не понимая, что тем самым усложнил свою же жизнь.
        - Товарищ генерал, позвольте доложить! Группа особого назначения. Согласно плана учений, им предписано удерживать данную высоту, - Доклад заместителя-полковника был точен и скор.
        - Отставить! Поставьте им ту же задачу. Дорога - машина - задержать! На подготовку даю час. Проверю лично. Я в штаб.
        Генерал сердито хлопнул дверью своего автомобиля и отбыл, а полковник поспешил передать Жуку, который был старшим в группе, генеральский приказ. Дорога - засада - машина - всех взять живыми.
        - Дело нехитрое, - пожал плечами Жук и кивнул своим бойцам. Мол, пошли!
        Примерно через час генерал ехал назад по заснеженной дороге и тщетно пытался отыскать своих подчиненных. Только белое поле и пустая дорога. Ни одной живой души.
        - Вот разгильдяи! Неужели в лагерь вернулись? Всех мехом внутрь сейчас выверну! - размышлял себе под нос генерал. А затем сказал водителю.
        - Прибавь ходу, Степан. Едем в расположение.
        - Есть, товарищ гене… - начал было говорить водитель, но мощный взрыв и взметнувшееся в небо, прямо перед капотом генеральской машины, белое облако заставили солдата резко ударить по тормозам.
        - Твою мать! - хотел было выкрикнуть громко генерал, но успел только сказать: «Твою…»
        Потому что дверь машины с его стороны уже была распахнута. Неведомая сила вырвала генеральское тело наружу, уложила лицом вниз на обочину, в снег и липкий чернозем, перемешанный с остатками жизнедеятельности местного крота. Сильные руки генерала оказались очень быстро и очень больно скручены за спиной, в шею упирался холодный ствол автомата. Громоподобный голос откуда-то сверху отдавал ему, генералу (!), простые приказы:
        - Лежать, бл..! Носом в землю, бл…! Замри, бл…!
        Можно не уточнять, кто именно возил генеральскую физиономию по земле. Вообще-то, в первую долю секунды, когда после взрыва Жук рванул из засады к машине, распахнул пассажирскую дверь и увидел свое высокое начальство, он испытал замешательство. Ему бы следовало вести себя иначе.
        - Товарищ, генерал, прошу прощения! Позвольте помочь вам выйти из автомобиля, товарищ генерал! Обопритесь на мою руку, дабы не испачкать форменные брюки о подножку автомобиля. - Вот так надо было бы сказать Жуку.
        Но проклятые рефлексы, отрабатываемые годами и четко поставленная задача, пассажиров автомобиля взять живыми! - сделали свое подлое дело. Опомнился он уже когда обнаружил себя верхом на генерале, который смирно лежал в грязи и пережевывал приправленный белым снежком чернозем. С противоположной стороны то же самое делал генеральский водитель.
        - Товарищ генерал, докладываю! - Жук помог начальству подняться на ноги. - Поставленная вами задача выполнена! Автомашина и передвигавшиеся в ней люди задержаны! Потерь среди личного состава не имеем! Старший группы особого назначения старший лейтенант Жук!
        Просто тогда, если верить истории, он был именно старшим лейтенантом. Генерал задумчиво сплюнул черной жижей, принял поданную кем-то перепачканную грязью шапку, машинально надел ее и сказал:
        - Жук… знал бы, что ты у них старший группы… Я бы сам в этой машине не поехал. А вообще, молодцы!
        По крайней мере, народная молва утверждала, что эта ситуация окончилась именно так. А вот остальные, тоже связанные с начальством, нет. Просто капитан Жук никогда не выделял для себя на особые позиции руководство, задачу всегда выполнял четко, поклонение перед погонами не приветствовал, считая, что все должно быть в рамках устава и по заслугам. Именно поэтому, как, опять же, утверждала молва, выше капитана и командира роты ему ни в жисть не подняться.
        Тем удивительнее, конечно, наличие под боком у нормального офицера такой гниды, как сержант Лиманов. Он явно был заводилой среди остальных. Причем, заводилой, в плохом смысле слова.
        Жук же у меня, особенно, после того, как на следующий день он не просто оказался в расположении, но и принял участие в нашем, так сказать, обучении, стал вызывать чувство большой приязни. Несмотря на то, что по характеру комроты был достаточно строгим.
        Наверное, меня подкупило в большей мере его чувство юмора.
        Если от капитана поступала команда принять упор лежа, то это не был простой приказ.
        - Товарищи военнослужащие, на землю летит метеорит, и только мы можем спасти планету. Поэтому принимаем упор лежа и максимально начинаем толкать планету подальше от ее оси. Не подведите человечество, ребятушки. - Говорил он с таким серьёзным лицом, что первые фразы мы слушали, совершенно искренне веря, будто речь идет о чем-то важном. И понимали шутку юмора, лишь в самом конце.
        Или, к примеру, на обучении ориентированию.
        - Товарищи солдаты, как вы будете определять своё местоположение в лесу?
        После минутной паузы начинали звучать варианты, которые, естественно, любой из нас когда-либо слышал
        - По мху.
        - Нет мха! - Категорично отвечал капитан.
        - По солнцу.
        - Нет солнца! Все. Ядерная зима. - Он с любопытством ожидал, куда еще может зайти наша фантазия.
        - По деревьям.
        - Нет деревьев! Ядерная зима, говорю. Какие, на хрен, деревья?
        Когда мы замолкали, искренне недоумевая, что еще можно сказать, он тяжело вздыхал, смотрел на нас, как на идиотов, и озвучивал правильный ответ.
        - По карте и компасу, товарищи солдаты! Чего вы сразу в деревья и мох полезли.
        В общем, пристальное внимание комроты в течение нескольких дней, жизнь и мою, и Исаева немного облегчили. Не совсем, конечно, но все же.
        Сержант Лиманов один хрен находил возможность и повод придраться.
        Я, в принципе, к его закидонам уже начал привыкать и сильно не парился. Был уверен, скоро все сойдёт на «нет». Нужно просто делать вид, что нам по хрену его дебильные придирки. Игнор всегда влиял на людей сильнее любых других эмоций.
        Каким же лошарой я был. И уж тем более, даже представить не мог, во что совсем скоро выльется эта история. А вылилась она в полный трындец.
        Глава 16
        Началось все с того, что Исаев стал подозрительно молчалив. Он и прежде, не буду скрывать, не являлся балагуром и душой компании, а тут вообще. Ушел пацан в себя. Взгляд стал пустым.
        - Что с тобой? - Спросил я, спустя несколько дней. Реально начал волноваться. Не сотворил бы что с собой, придурок. Он, конечно, верующий и все дела, но хрен его знает. В голове у Исаева - темный лес.
        - Ты знаешь, мне кажется, теряю себя. Совсем. Превращаюсь в кого-то другого. И этот «другой»… Он плохой.
        Я чуть не стукнул его по лбу. Честное слово. Тут каких только мыслей не возникло, а он, твою мать, «теряет себя».
        - Олег… ты нормальный? Что это значит? - Меня начало накрывать раздражение.
        - То и значит. - Он привычным жестом пожал плечами. - Раньше был уверен в себе и своём будущем. Точно знал, чего хочу. А теперь… Понимаешь…
        Исаев оглянулся по сторонам, будто нас могли подслушать. Убедился, что рядом никого нет, а потом продолжил.
        - Я ненавижу Лиманова.
        Затем отстранился и уставился на меня преданным собачьим взглядом. Стоит, смотрит. Я тоже смотрю, жду продолжения. Продолжения не последовало и пауза начала затягиваться.
        - Так… И? Сержанта Лимонова ненавидят многие. Что с того? Я его тоже ненавижу. Он же откровенная мразь.
        - Ты не понимаешь… - Исаев затряс башкой. - Ненавижу настолько, что хочу убить. Мне нельзя допускать такие мысли. Люди не виноваты в том, что они злые. Их надо прощать.
        - Ой, все… - Я закрыл глаза, втянул воздух, а потом выдохнул его обратно. Чтоб не взорваться. - Олег…Хватит забивать всякой херней голову. Сержант Лиманов скоро успокоится. Это не будет продолжаться вечно. Да, он медленно изводит нас. Но уже в меньшей степени. Ему, так понимаю, велели отыграться и на мне, и на тебе. Ну, и что? Все пройдет. Все проходит. Запомни, дружище. И это тоже.
        Чувствовал себя то ли психологом, то ли священником приходской церкви, который наставляет на путь истинный нерадивого прихожанина. Дожил, блин. Тут самому бы не сорваться и не пойти крушить все подряд. Я вообще, млять, домой хочу. В свою уютную квартиру, в свой отдел, к своим комерсам и благам жизни. Знал бы этот Исаев, что именно я потерял, оказавшись здесь. Молчал бы и сопел в две дырки своего носа. И все-таки…Где я видел блаженного Олега? Память, сука, молчит и все тут. Но с каждым днем эта уверенность только крепла. Я знаю Исаева. Того, каким он будет через сорок с хвостиком лет.
        Исаев посмотрел на меня грустным взглядом, а потом отошел в сторону. Мы собирались на очередное построение.
        Уже тогда мне надо было обратить внимание на его заскоки. Но я подумал, ничего страшного, пройдёт. Просто депрессует пацан.
        Воскресным ранним утром нас подняли на утреннюю зарядку. Началось все с любимого бега. Строем, заданным ритмом сержанта.
        Вообще, хочу сказать, изнурительные утренние пробежки, не закалили мой характер и не вызвали любовь к бегу. Совсем наоборот. Бесили и напрягали. По тому, как бежали остальные сослуживцы, я вполне понимал, не только у меня столь категоричное мнение и неприязнь к данному виду физических упражнений.
        Все просто, на самом деле. Каждый знал, что в процессе бега, услышит о себе, какое он чмо. Еще будет помощь сержанта, чтоб мы двигались быстрее, в виде пинков под зад и ударов в спину.
        В этот день все было точно так же. То есть, как всегда. Мы добежали до спортгородка. Легкие усердно пытались вылезти наружу через рот. Одышка была зверской. Этот отряд идейных активистов, в лице сержантов, задолбал уже всех. Тем более, комроты появлялся сейчас реже. Активность Лиманова пошла на новый виток.
        - Товарищ сержант, скажите пожалуйста, неужели нельзя, как-то плавно, поступенчато переходить к нагрузкам?
        Услышав голос Исаева, а тем более его вопрос, я сразу догадался, сейчас нам будет и плавно, и поступенчато.
        - Я не понял, это кто заговорил? - Сержант принялся крутить головой, как петух в курятнике. Типа, ищет источник звука. Тоже, блин, актер погорелого театра. Разыгрывает из себя придурка. А чего там разыгрывать, если придурок и есть. По жизни.
        - Рядовой Исаев. - Невозмутимо ответил блаженный Олег.
        - Тебе что, Исаев, мало было в тот раз? Еще хочешь, чтобы я тебя прокачал?
        - Никак нет. Просто задаю вопрос.
        - Чет ты мне с Соколовом не нравишься в последнее время…
        Я чуть не выматерился от неожиданности. Соколов каким тут опять боком? Вообще стоял, никого не трогал. Что за гадство?!
        - Просто хотел спросить, возможно ли планомерно подходить к бегу, а не до такой степени рьяно, чтобы нас пинали и толкали в спину. Какие-то неуставные отношения получаются. - Продолжал рыть яму себе, а заодно, как выяснилось, и мне, блаженный Олег.
        - Что ты сказал? Неуставные? То есть ты хочешь, чтобы к тебе по уставу относились? - Сержант Лиманов так обрадовался, словно ему премию выдали. За особо проявленное мудачество.
        - А почему бы и нет? Не думаю, что там написано, будто нужно пинками гнать молодых, необученных к физо, солдат. - Исаев либо вообще потерял чувство самосохранения, либо решил идти напролом. Что, в принципе, одно и то же.
        - Ну, раз, так, то я тебя понял. Хорошо, будь по твоему. Ты захотел по уставу, значит так и будет. Думаю, твой дружок Соколов в этом тебя поддержит. Вы же у нас теперь «с Тамарой ходим парой». После завтрака начнем.
        Вот, что значит коллективная ответственность, подумал я. Слово не сказал, а за меня уже все решили. Хотя, чему удивляться. Нам сразу, с первых дней говорили, в армии думать не нужно, за вас уже все продумали.
        Насколько мне было известно, да и как предупреждали на КМБ, упоминая дисбат, уставщина гораздо жестче дедовщины. Есть подозрение, зря Исаев вздумал показать свой характер. Он у него как-то очень не вовремя просыпается. Прямо Родион Раскольников, етить твою за ногу. Никак не определится, кто он. Тварь дрожащая или право имеющий.
        Завтрак пролетел, как одна секунда. А вот уже в расположении, Лиманов решил не тратить слова впустую и наглядно пояснить Исаеву, как сильно тот неправ. Он вызвал нас обоих, естественно, куда же без меня, выдал нам по бронежилету и посадил на стулья.
        - Соколов, твой друг Исаев изъявил желание жить по уставу. - Начал сержант издалека.
        Говорю же, идиот. Если что, я стоял неподалёку и, естественно, отчетливо слышал каждое слово, сказанное блаженным Олегом. Как и все остальные, впрочем.
        - Я это уже понял утром.
        - Ты, как боевой товарищ, просто не имеешь права бросить его. Вы у меня вместе теперь будете проходить все тяготы и лишения службы. Это ясно?
        - Так точно. - Отвечаю, а сам думаю, ну, что, млять, еще?!
        - Начнем мы с вами вот с чего. Чтоб жить по уставу, нужно знать устав. К его изучению мы сейчас приступим. Одеть бронежилеты и сесть на стул.
        Мы выполнили приказ. Для чего нам нужны были броники я еще не знал, но понимал, наверняка это все не просто так.
        - Я читаю, а вы повторяете за мной. В любой момент останавливаюсь и спрашиваю по очереди одного из вас, что вы запомнили. А чтобы вам лучше запомнилось, я вынимаю из-под вас стулья, но вы остаетесь сидеть, так же, как и сидели.
        - Товарищ сержант - Тут уж я не выдержал. - Как мы будем сидеть? Без стульев.
        - Легко и просто Соколов. Вы же должны преодолевать трудности по службе. Вот - первая из них.
        Он вытащил из-под нас стулья и мы остались в такой же позе, будто сидим, да еще и в бронежилетах. Ноги затекли в секунду. А этот довольный своей фантазией придурок принялся читать. Мы, как провинившиеся двоечники, повторяли за ним. Спустя минуту он спросил.
        - Исаев, что ты запомнил? Говори.
        - Ммм… А можно повторить еще раз. - С каменным лицом выдал блаженный Олег.
        - Конечно, можно. Я ведь должен вас учить. Это моя обязанность. Вижу запоминаете вы плохо, сейчас помогу.
        Сержант дал нам под жопу опять два стула и вышел. Я обрадовался, подумал, все, закончился цирк. Но не тут-то было. Лиманов принес нам еще два бронежилета.
        - Так, товарищи солдаты, одеваем сверху и продолжаем обучение. - Улыбка Лимонова выходила за пределы его лица.
        Как же мне хотелось послать его на хер, развернуться и уйти хлопнув дверью. Жаль, невозможно. В итоге мы надели броню и сели на стул. Я тихонько сказал бледному Исаеву.
        - Как тебе, нравится жить по уставу?
        - Мне вообще тут жить никак не нравиться. Сплошной дебилизм. - Ответил он, не поворачивая головы.
        - Так! Отставить разговоры! Продолжаем обучение, товарищи солдаты. А стулья я забираю, чтобы они не мешали работать голове.
        - Твою ж мать! Нахер мне все надо! - В порыве злости я сказал это вслух.
        - Что такое, Соколов? - Сержант тут же оказался рядом, по-доброму, заботливо, заглядывая мне в глаза.
        - Да как так, можно учить устав? Если ноги затекли. Голова не соображает вообще.
        - Аааа… вон оно, что… У вас ноги устали?
        - Да, устали. - Я снова ощутил то самое чувство безразличия, которое уже появлялось в схожих моментах. Пусть идёт в жопу. Придурок.
        - Ну что ж вы сразу не сказали. Давайте дадим ногам отдохнуть. А пока у нас ноги отдыхают, будут работать руки. Упор лежа принять.
        Тут я понял, что пока этот самодур не задрочит нас окончательно, при каждом удобном случае, не видать спокойной службы.
        Когда «обучение уставу» было окончено, я и блаженный Олег без сил лежали на полу. Подняться не было вообще никакой возможности. Имелось полное ощущение, что все части тела отказали разом.
        И главное, он ведь нас не бьет, не унижает морально в полном смысле этого слова. Но твою мать… От таких уроков реально можно загнуться.
        Сержант Лиманов, довольный и счастливый, вышел из расположения.
        - Убью, суку. - Сказал вдруг тихо Исаев и начал подниматься медленно на ноги. По крайней мере, пытаться.
        И снова я подумал, что это сказано на эмоциях.
        Оставшаяся часть дня прошла спокойно. Видимо, Лиманов вполне наигрался в свои извращенные игры.
        После отбоя, я рухнул в постель с одной единственной мыслью. Спать. Все. Больше ничего не хочу. И свято верил, что до утра меня не разбудит вообще ничего. Даже внезапно начавшаяся та самая ядерная война.
        Однако ночью, вдруг, открыл глаза. Не знаю, что это было. Наверное, предчувствие.
        Покрутил башкой, пытаясь найти причину тревоги, которая вдруг начала возиться внутри.
        Постель Исаева была пуста. Я полежал минут пять, гипнотизируя его кровать. Где носит этого придурка? Потом тихо спросил дневального. Тот ответил, будто блаженный Олег ушел в туалет. Думаю, ну это, конечно, понятно. Только чего так долго? Я сполз с кровати, соображая, не пойти ли мне, например, в туалет.
        И только в этот момент заметил, что постель сержанта Лиманова тоже пуста.
        - Слышишь…А сержант где? - Поинтересовался я у дневального.
        - Так в туалете. - Судя по интонации его голоса, он вообще ничего странного в этом не видел.
        А вот я очень даже взбодрился. Рванул в сторону толчка, мысленно прикидывая, что бы это значило. По моему внутреннему предчувствию, вообще ничего хорошего.
        Когда я открыл дверь в уборную, первое, что бросилось в глаза - блаженный Олег. У него было такое спокойное и счастливое выражение лица, будто находится он не в солдатском туалете, а где-то на берегу моря. В руке мой дорогой, очень дорогой, друг держал какую-то загадочную хрень, назначение которой я даже не сразу понял. Непонятная палка, сантиметров двадцать длиной, в которую было вставлено, всунуто, впихнуто, понятия не имею, как выразиться точнее, лезвие от бритвы. Кулибин, епте мать. Сварганил себе оружие, дебил. Копье бы еще выточил.
        Напротив Исаева в напряжённой позе замер Сержант Лиманов. И его лица я как раз не видел.
        Но сразу понял, что сейчас произойдёт. Олег сделал резкое движение вперёд, махнув рукой, в которой была та нелепая конструкция с лезвием на конце.
        - Исаев, млять! Дебил! - это все, что я успел сказать.
        Глава 17
        Бывают моменты, когда ты действуешь на автомате. Ничего не понимаешь толком. Не осознаешь. Просто срабатывают рефлексы. И все.
        Вот то же самое происходило со мной в этом долбанном толчке этой долбанной армии. И вся херня, которую показывают в фильмах, типа события тормозят, останавливаются, а потом идут, как в замедленной съемке, херня и есть. Полная причем.
        Ничего там не тормозило. Наоборот. Такое чувство, будто время понеслось с тройной скоростью. Не успел даже в полной мере охренеть от происходящего, как уже был втянут в основной ход событий.
        Вообще, конечно, ни я, ни Лиманов не ожидали, что психованный Исаев реально сможет причинить вред сержанту. Весовые категории вообще разные, а не в том смысле, что испугается Олег. Там, судя по намертво застывшей улыбке и отмороженному взгляду, просто нечем сейчас пугаться. Мозг у Олега работал в своем режиме, далёком от нормального поведения.
        Я, как только увидел Исаева, с лезвием в руке, и сержанта, стоявшего напротив, прыгнул сразу. Без тупых вопросов: «А что это вы тут делаете?». Даже дураку понятно, ничего хорошего.
        Не знаю, что сработало в первую очередь. Наверное, интуиция и жизненный опыт. Как там говорят? Если ружье висит на стене, то оно обязательно выстрелит? Так и тут. С первой же секунды понял, если у Исаева в руке какая-то хрень, то он этой хренью точно воспользуется. Вряд ли он в сортире решил фокусы сержанту показывать.
        Пока в прыжке летел в сторону этих двоих, а я прям летел, словно Брюс Ли из старых фильмов, надеялся, сержант, чисто технически, сможет отбить удар Исаева. Но либо Лиманов сам офигел, а потому тормозил со страшной силой, либо блаженный Олег оказался быстрым, как чертов супергерой. Говорят, у психов такое бывает. В момент обострения увеличиваются скорость, выносливость, сила.
        Лезвие полоснуло по шее сержанта. Я не видел этого подробно, в деталях, так как основной обзор закрывал сам Лиманов. Но понял, что его однозначно зацепило. Единственное, он успел отшатнуться, и удар вроде как пришелся вскользь. Наверное. Точнее в то мгновение определить я не мог. Потому что оценивать ситуацию было некогда. Знаю точно, если задета артерия, счет идёт на минуты. А задета она или нет, вот совсем не время разбираться. Поэтому, прямо в прыжке, хрен его знает как, сам не понимаю, стянул верхнюю часть «белуги». Больше под рукой один черт ничего не было. Не приспособлен армейский туалет для спасения всяких дебилов.
        Сержант Лиманов громко матернулся, булькнул горлом, будто водой подавился, а потом красиво осел на пол. Кровь не хлестала фонтаном, конечно, но она точно была и до хрена.
        Я, как поп звезда на сцене, упал на колени, последние несколько сантиметров, проехав по полу, а потом принялся наматывать рукава нижнего белья Лимонову на шею.
        - Твою мать…крови то сколько. Дебил! - Я поднял голову и гаркнул последнее слово испуганному Исаеву.
        Того, кстати, отпустило. Он только сейчас, похоже, понял, что натворил.
        - Стас…Черт… - Блаженный Олег опустился рядом со мной на пол. - Он умирает?
        - Нет, млять, щас пойдёт петь и плясать. Умирает, конечно. Ты ему шею чирканул, придурок.
        Особо рассуждать было некогда.
        - Дай, млять, сюда! - Я выхватил у Исаева из руки его импровизированное оружие. - Чингачгук гребаный…
        Мне хотелось бесконечно материться и еще кому-нибудь дать в морду. Конечно, я мог не делать того, что делал. Просто оставить Лиманова на полу, нехай истекает, козел, кровью. Между прочим, заслужил. Да и блаженный Олег мне не сват, не брат. Но…Как-то оно было бы неправильно, что ли.
        Закончив перевязку, а точнее пародию на нее, поднял сержанта, который отключился почти сразу, на руки. Опять же, теперь точно знаю, только в фильмах герои, истекая кровью, говорят красивые слова. Этот ни черта не говорил. Он, похоже, реально собрался сдохнуть. Ну, не сволочь тебе.
        - Шуруй обратно. Сядь на кровать и ни шагу. Понял? Только попробуй еще что-то начудить до моего возвращения. Урою к чертовой матери. Никто не спасет. Ни комроты, ни комвзвода, ни даже министр вооружённых сил. Ясно?
        Как же я был зол на Исаева. Просто до ужаса зол. И на Лиманова. И на капитана, который на пересыльном выбрал меня. Чтоб им всем обосраться разом. Я не герой. Вообще ни разу не герой. Я хочу обратно в свою сытую спокойную жизнь. Зачем мне все это, вообще, надо?!
        Ну, а потом, я побежал. В голове, очень ни к месту, крутилась фраза из старого фильма. Беги, Стасик, беги…
        Звать кого-то на помощь, ломиться за кем-то, это сто процентов увеличить вероятность летального исхода. Мне нужно, как можно быстрее, дотащить Лимонова до санчасти. Там, думаю, всяко лучше разберутся, что с ним делать.
        Я дотащил. Дежурного поднял пинками в дверь, от которых эта самая дверь чуть не слетела с петель. Тот просто охренел, когда увидел меня на пороге, в кровищи, без верней одежды, в одних кальсонах. С сержантом на руках.
        Дальше началась суета.
        На вопрос, что с ним, я коротко ответил: «Порезался!». Подумал, хер вам, а не подробности. В любом случае начнутся разбирательства. Но что говорить, будет видно.
        Мне еще надо было выяснить, что там с блаженным Олегом. Поэтому, сдав с рук на руки сержанта Лиманова, я вернулся обратно в расположение. Спать можно не ложиться. Сейчас начнется кипиш. В части ЧП. Это я на время отбился. Типа, ничего не знаю. Зашел в толчок, а сержант лежит. Но пройдёт совсем чуть-чуть и нас станут трясти.
        Исаев, на удивление, оказался спокоен. Он послушно, как я и велел, сидел на своей кровати, внимательно рассматривая свои же руки. Что хотел на них увидеть, не знаю.
        В расположении воздух был напряжён так, что можно получить удар током. Всем велели спать, но все спать не хотели. Они хотели подробностей.
        - Что с ним? - Тихо спросил Исаев, как только я подошел к нему.
        Вообще, по идее, наверное, мне надо было сдать этого придурка, чтоб его закрыли. Но я точно знал, он не опасен. И еще… Странное дело, внутри меня появилось удовлетворение и совершенно неуместное спокойствие. Так бывает, когда выполнишь какое-то важное дело. Я прям четко понимал, что выполнил.
        Пошел в уборную, смыл кровь, снял грязные штаны. Вернулся в постель и лег, уставившись в потолок.
        Ощущение спокойствия стало только сильнее. Будто посторонний голос шептал мне прямо в мозг. Ты молодец, Стасян. Все сделал правильно. Выполнил свое назначение. Отвечаю. Вот прям такие мысли и крутились. Ясное дело, шептать мне это никто не мог. Еще левых голосов в башке не хватало. Но блин… я вдруг очень ясно понял, все так, как должно быть. Я должен был оказаться в этой части. Рядом с блаженным Олегом. Скорее всего, ситуация с Соколовым в любом случае была бы аналогичной. Он нажил бы себе врага в лице Злыднева. Исаев вмешался бы со своей помощью. И все остальное тоже произошло бы именно так, как произошло. Может, детали были бы иными.
        Но все это точно не случайно. Однозначно. И если утром я узнаю, что Лиманова спасли, то поверю в данную версию еще больше. Похоже, в этом и суть. Я должен был не дать блаженному Олегу замочить сержанта. А что-то мне подсказывает, он бы его реально замочил. Вот такие «тихони», на самом деле, ловят клина гораздо быстрее и гораздо сильнее, чем ярко выраженные психи.
        Не прошло и часа, как в расположении появился командир роты. Ясное дело, мы с Исаевым предстали перед его светлыми, но очень суровыми, красными от недосыпа глазами. Видимо, поэтому и не было заметно последние дни капитана. Чем-то занимался важным. Просто вид у него был сильно уставший.
        Я успел шепнуть Исаеву, чтоб он засунул язык в жопу и молчал. Иначе собственноручно его придушу. Следующей ночью. Не будем нарушать традицию. Сегодня - порезали, завтра - задушили. Правда, Олег итак ушел в себя. Безумным взглядом уже не пугал, выглядел даже нормально, но все равно, будто выпал из реальности.
        Дальнейшее напоминало театр абсурда. Командир роты требовал правды. Я упорно повторял, будто зашел в туалет и увидел сержанта Лиманова, лежащего на полу.
        Исаев ничего не повторял. Он стоял молча и по-моему вообще не слышал ни слова. Но что еще более удивительно, сам Лиманов, придя в сознание, а к счастью, все его артерии остались целы, озвучил ту же версию, что и я. Сказал, будто порезался, никто не виноват, все сам, случайно, а потом снова отрубился. Но уже крепким сном под воздействием лекарств. Или предпочел сделать вид, что отрубился.
        Почему сержант повел себя именно так, не знаю. Вряд ли он руководствовался заботой об Исаеве. Подозреваю, скорее всего, Лиманов прикинул писю к носу и решил, да, ну, его на хрен. Начнется разбирательство. Вскроется его поведение в отношении солдат. И большой вопрос, кто окажется жертвой, а кто злодеем. Лучше на самом деле стоять на своем, говорить, будто произошедшее - несчастный случай.
        - Я похож на дебила, Соколов? - В сотый раз спросил капитан Жук.
        - Никак нет! - В сотый раз ответил я.
        - За каким хером сержант Лиманов пошел ночью бриться?
        - Не могу знать, товарищ капитан. Может, товарищ сержант хотел сделать это без суеты? Спокойно. Чтоб никто не дышал ему в спину.
        - В херину! - гаркнул комроты и долбанул кулаком по столу.
        Исаев на этот звук даже среагировал. Оторвал взгляд от пола и посмотрел с удивлением на капитана. Будто вообще не понял, как он здесь оказался.
        - А с этим тогда, что? - Комроты указал на блаженного Олега.
        - Так стресс, товарищ капитан. Рядовой Исаев, предполагаю, сидел на очке… извините… справлял нужду. Сержант Лиманов начал бриться. И тут такой казус. Кровь ручьем, сержант упал, валяется. Ясное дело, обосраться можно…извините…получить нервный срыв.
        - Ясно… Свободны.
        Капитан Жук откинулся на спинку стула и уставился в угол. Он, похоже, размышлял обо всей ситуации в целом и о том, как быть дальше.
        Мы с Исаевым вернулись в расположение. На блаженного Олега все наши товарищи смотрели настороженно. Вот ведь человеческая натура. Млядская. Значит, когда Лиманов дрочил молодых, Лиманова ненавидели. А теперь, когда Исаев сорвался и чуть сержанта не прибил, злодеем оказался вдруг он.
        Однако, вслух никто ничего не говорил и не спрашивал. Я так понимаю, реально боялись.
        Пару дней вся военная часть была на взводе. Конечно, никто не поверил в то, что Лиманов вдруг ни с того ни с сего поперся ночью бриться, да еще и ухитрился полоснуть себя по шее. Вопрос, как быть дальше, решался где-то в верхних эшелонах. Но я был спокоен, если честно.
        Армия - это точно такая же, по сути, структура, как и ментовка. В плане бюрократии. Никто не будет добиваться правды. Она не нужна. Правда - это официальный факт ЧП. А кому оно надо? Никому. Начальству, в первую очередь. Им бы наоборот замять все побыстрее. Да спрятать концы поглубже.
        В общем, мы, простые солдаты, просто тупо продолжали жить, как и жили. Подъем, строевая, завтрак и далее по списку.
        Ну, а потом меня вызвал командир роты. Спустя те самые пару дней.
        Капитан Жук опять сидел за столом и вид имел ещё более уставший.
        - Ну, что, Соколов…
        Я стоял молча. Просто не совсем понимал, почему именно мне выпала эта сомнительная честь. Что он хочет сказать? А ведь точно хочет. Вижу по его взгляду.
        - Приказ пришел. Из нашей части необходимо отправить с каждой роты по два человека в другую часть. И вот что выходит, Соколов…
        Капитан выбрался из-за стола, обошел его, а затем встал ровно передо мной.
        - Думаю, Соколов, Родина нуждается в том, чтоб ты находился в другом месте. А разве мы можем противиться желанию Родины? Мы - ее верные сыны.
        Я настолько офигел, что напрочь забыл про субординацию, устав, звания и остальное.
        - Не понял…Это как, товарищ капитан?
        Думаю, ну, мандец. Дисбат, похоже. Хотя вот я уж точно ни в чем не виноват. Ну, а какое еще другое место? Про приказ он мне тут заливает специально.
        - Это, Соколов, перст судьбы.
        - Товарищ капитан…Я знаю, задавать вопросы не положено… Но, пожалуйста, скажите, чего ждать?
        - Ничего. Хорошей службы ждать государству от тебя. Это, да. А в остальном…
        Комроты помолчал. Я вообще стоял, затаив дыхание.
        - А в остальном, Соколов, у каждого человека есть выбор. У тебя он тоже был. Пройти мимо или вмешаться. И если бы ты прошел мимо, то это было бы очень плохо. И для всей части, и для меня лично. Сам понимаешь, вряд ли сержант Лиманов дотянул бы до утра. До подъема. Так что, я, в некотором роде, благодарен. Сержант, конечно, уверяет, что произошедшее - случайность. И ты уверяешь. Рядовой Исаев молчит. Прямо поете ладно, в голос. Но я прекрасно все понимаю. И не только я. А тебя, Соколов, сильно некоторые личности не любят. Так что, лучше убраться тебе с глаз долой. Приказ на самом деле пришел. Наверное, и правда судьба. Завтра утром должен быть готов к отбытию. Ясно?
        - А куда, хоть? - Спросил я, все равно испытывая сомнения.
        В принципе, капитан Жук, по мнению многих, нормальный мужик. Может, действительно помочь захотел? Ясное дело, в этой части лучше никому из нас не оставаться. Ни мне, ни Лиманову, ни Исаеву. Последнего вообще надо отправлять домой. Либо в нормальную роту, с нормальными сержантами. Пусть характер в нем воспитывают. Только не издевательствами, конечно.
        - Соколов, не наглей. Прибудешь на место, узнаешь. Ты у меня ещё закурить попроси и чайку. - Комроты усмехнулся.
        - Понял, товарищ капитан. Просто на пересыльном, например, сразу сказали, куда отправят. Я вот подумал…
        - Хорошая шутка. Про пересыльной. Но мне сейчас не до смеха. Ладно. Свободен. Шагом марш, Соколов. Утром отбудешь на новое место службы.
        - Товарищ капитан, а Исаев?
        - Слушай, за наглость ты уже пару нарядов заслуженно должен получить. Исаев… Насчёт него думаю. Посмотрим. Но в любом случае, вопрос надо решать. И я его решу.
        Глава 18
        И вот вокзал, перрон, вагон. Стучат колеса в направлении Московской области.
        Романтично? Трогательно? Хрена там!
        Хотя, конечно, несомненно, боженьку я вспоминал в эти дни часто. Потому что только по стечению обстоятельств или по его удивительной воле, меня и еще пятерых пацанов действительно отправили в другую часть. Хотя, конечно, события к этому приведшие, назвать провидением сложно.
        Помнится, был у меня один товарищ. В нормальной, естественно, жизни. Из «конторских». Хороший человек. Всегда предупреждал, если надо было поумерить свои аппетиты и на некоторое время отказаться от любых экономически выгодных просьб о помощи от людей со стороны.
        Вот он упорно считал меня фартовым. Так и говорил в глаза.
        - Ну, ты Стасик, фартозадый, конечно. Сколько твоих коллег уже сидит? А ты, вон как. Держишься.
        Да потому что, каждый раз, когда этот товарищ намекал, мол, кореш, поживи-ка месяцок на зарплате, я к этому намеку прислушивался, как к единственной на свете истине. Что бы мне не предлагали, какие суммы бы не писали на маленьких листочках бумаги или в сообщениях мессенджеров. Нет!
        После всего, что произошло в Чучково, пожалуй, я не мог с ним не согласиться. Такое чувство, будто Соколова вселенная тянула в глубокую задницу, а моя счастливая звезда его оттуда вытаскивала. Иначе не объяснить все это.
        Удивила внезапная армейская конспирация, будь она неладна. Я так и не добился ни у кого, в какую часть мы направляемся. Более того, случился один очень странный момент. Я бы сказал, даже безумный. Хотя, в моей ситуации сложно измерять происходящее подобными критериями, потому что сама эта ситуация дон?льзя абсурдная. Но тем не менее.
        Вернувшись от комроты, я нашел Исаева. Сообщил ему новость о своем переводе. Он, кстати, сразу загрустил.
        Поделился, мол, не говорят, суки, куда поеду. Капитану Жуку я, в принципе, верил. Не похож он на трепло и гниду. Но, так-то, капитан все же далеко не самый главный человек. Есть кое-кто посерьёзнее.
        - Конечно, не говорят. Кто же тебе скажет? Мы и сюда ехали, это информация не обсуждалась. - Исаев пожал плечами, будто сказал нечто обыденное.
        Я подумал в этот момент, что все-таки крыша у него потекла.
        - Слушай, как не обсуждалась? Мне на пересыльном сразу сказали.
        - Кто? - Исаев посмотрел с таким выражением лица на меня, будто из нас двоих это я псих на самом деле, а не он.
        - Ну…капитан. Да и парни знали. Нам еще когда форму выдали…
        - Где? На пересыльном? - Исаев засмеялся. - Ну, ты даешь. А парни какие? Ты же здесь с первого дня ни с кем не общался. Я почему на тебя внимание обратил. Ты какой-то странный. Вроде бы глядишь на человека, а сам где-то в другом месте. И еще, такое чувство было, что ты не от мира сего.
        Я смотрел на Исаева молча. Долго. Думаю, две - три минуты точно прошло. Это прикол? Человек, чуть не прибывший сержанта, говорит мне, ровно то, что я думал о нем.
        - Знаешь, что? Иди ты в жопу, Олег, - Сказал я с чувством и пошел искать кого-то более адекватного. Это уже был вопрос принципа. Зачем он из меня шизофреника делает?
        Трое товарищей, которым задавал один и тот же вопрос, ответили совершенно одинаково. Четвёртый очень быстро убежал, со словами, мол, ему очень надо совершенно в другую сторону. Наверное, уже предупредили, что Соколов ходит по части и задает тупые вопросы. После случая с сержантом Лимоновым, похоже, народ стал опасаться любых странностей. Но предыдущие трое сказали одно и то же.
        - Какая форма, Соколов? Мы ее тут, в части получали. Сначала в баню отправили. Потом уже вручили одежду. И да, не говорили, куда везут.
        Честно сказать, это было очень, очень странно. В итоге выходило следующее. Мои воспоминания о дне на пересыльном очень сильно отличались от того, что рассказывали остальные.
        А потом я вдруг понял еще одну вещь. И, если честно, офигел. Ни капитана, который забрал меня в честь, ни парней, которые были со мной из одного города, я больше не видел. Но главное, сообразил это только сейчас. Спустя больше, чем месяц. Бред вообще какой-то…
        Через час упорных попыток выяснить, кто из нас ненормальный, я плюнул на это дело и решил, ну, и хрен с ним. После того, как начал жить в чужом теле и в чужом времени, я еще удивляюсь подобной фигне? Хотя, конечно, п?рила она меня достаточно сильно. Просто ненавижу, когда вот такие непонятки. А это даже не непонятки. Это просто откровенный бред.
        В общем, из части я отбыл следующим утром невыспавшийся, ну, это привычно, и злой, потому что, среди людей, отправившихся со мной на вокзал, был… Исаев! Как, сука, неожиданно… Видимо, комроты решил следовать заветам Л?са из «Маленького принца». Мы в ответе за тех, кого приручили. Хотя, сомневаюсь, что капитан Жук читал Антуана де Сент-Экзюпери. Наверное, командир роты рассудил, раз я в эту ситуацию вмешался, мне крест и тащить.
        Исаев был рад. Я - вообще нет.
        Насколько понял, у Олега с капитаном тоже приключился разговор. Потому что в расположении он появился только вечером. А вызвали его к командиру еще днем. Почти сразу после меня. Но от данного факта не легче. Надо было отправить этого товарища домой. Вот тебе и Жук. Оправдал свою фамилию. Я, говорит, подумаю, что делать с Исаевым. Охренительно подумал. А мне, подозреваю, не сказал, чтоб я от великой радости с ума не сошел.
        Как бы то ни было, ближайшее будущее мое было снова неизвестно.
        Сильно интересовал род войск, куда мы направлялись. С одной стороны, я думал, что хуже, наверное, уже некуда. После Чучково чем меня еще удивит армия? А с другой - понимал, границам армейской тупости и феноменальной внезапности нет предела. Можно ожидать, все что угодно. Это и была самая тревожная мысль в моей голове. А факт наличия Исаева делал ее еще более тревожной.
        Учитывая ситуацию, что я вообще хрен пойми, как сюда попал, меня это настораживало очень сильно.
        Вообще, после ситуации с сержантом Лимоновым, был уверен, функция моя в отношении блаженного Олега выполнена. По крайней мере, это казалось логичным. Нет, ни хрена. Он снова рядом.
        Понервничал, рассуждая о том, какая лярва эта жизнь, правда, сам с собой, а потом успокоился.
        Кому я делаю хуже? Пора брать себя в руки. Буду смотреть, что вылезет дальше. Парни, которые ехали вместе со мной, выглядели не менее растерянными и тоже ни черта не знали. Я даже не стал задавать им никаких вопросов. Все равно никто мне ничего не ответит, а слушать предположения и гадания на кофейной гуще не охота. Это я и сам могу себя накрутить.
        Сопровождали нас прибывшие с места предстоящей службы старлей и сержант. Первый представился Маликовым. Второй - Раздольевым. Опять, не фамилии, а песня. Сержант Раздольев…Многообещающе.
        Исаев несколько раз пытался заговорить со мной, но его я игнорировал. Вообще для себя решил, пошли все к черту. Хватит. Ни с кем больше не буду общаться, никому не буду помогать. Один черт, толку нет. Я хочу домой. Мне надо сообразить, как это сделать. Не верю, что останусь Соколовым навсегда. Просто не верю.
        Честно говоря, когда вернулся от капитана и после отбоя заснул, надеялся, что проснусь самом собой. Если мне надо было спасти сержанта Лиманова и помочь Исаеву, то, все. Задача выполнена. Прям с очень большой надеждой заснул. Но проснулся снова в Чучково, под крик дневального «Рота, подъем».
        А судя по тому, что мы сейчас трясемся в поезде, в неизвестном направлении, неподалеку сидит и смотрит в окно Исаев, видимо, миссия моя еще не окончена. Сука… Кроме факта, что это где-то в Московской области, больше сведений никаких. И то, выяснил лишь потому, что сложно не понять, когда ты едешь на поезде, в какую сторону этот поезд идет.
        Дорога заняла почти сутки. Все это время я пытался выспаться. Когда еще такое будет? Чтоб ни строевой, ни вот это «приняли упор лёжа». Однако, несмотря на то, что стук колес реально убаюкивал, в голове был полный сумбур, а потому мозг категорически не желал отключаться.
        До нужной станции нам осталось около часа, когда сержант Раздольный, сообщил об этом со счастливым лицом. Его данный факт радовал. А вот я бы с удовольствием ехал до Дальнего Востока. Хороший вариант, чтоб отдохнуть.
        Сержант ходил и будил всех, дабы мы успели привести себя в порядок перед выходом из поезда. Умрешь, конечно. Привести себя в порядок…
        Я спустился с верхней полки, взял свое «любимое» вафельное полотенце, о существовании которых в прошлой жизни даже не догадывался, рыльно-мыльные принадлежности и пошел умываться в туалет.
        Холодная вода до конца отбила остатки сна. Придала хоть немного бодрости не только внешнему виду, но и мозгам.
        На фоне бесконечного стресса даже не хотелось есть. Аппетит покинул Соколова и это, в принципе, несомненный плюс. Больше нет постоянного чувства голода. Вернее, есть, но какое-то приглушенное.
        Посмотрел в небольшое грязное зеркало, висевшее над раковиной туалета.
        Щеки у Соколова куда-то делись. Появились мешки под глазами. Взгляд тоже немного изменился. Стал более уверенным. Эх, Соколов, Соколов…Что ж ты за гад такой?
        Вспомнилась прошлая, настоящая жизнь. Как же я хорошо жил, на самом деле. Было ведь все. Вообще все. Какого хрена жаловался вечно сам себе? Мол, другие вообще на Мальдивы через день летают. Завтракают в Париже. Дурак, да и только. На хер мне всрались те Мальдивы и тот Париж. И вообще…Зачем мне было нужно столько денег? Реально. Зачем?
        Вышел из сортира, вернулся к своим. Собрал потихоньку вещи, оделся, как и остальные. Последним мы ждали отца-командира, то есть старшего лейтенанта Маликова, при взгляде на которого я постоянно вспоминал известного певца. Даже стало казаться, будто они похожи. Старлей и этот певец.
        Настроения разговаривать с кем-то у меня не имелось. Хотя, взгляд Исаева я ловил на себе постоянно. Было огромное желание повернуться и показать ему средний палец. Если словами не понял, куда его послали.
        - Так, военнослужащие, быстро выходим из вагона вон в ту дверь, и не разбредаемся по перрону. Ничего в поезде не забываем. Вещи государственные, а не ваши личные. Государство думает о вас. Вон, даже проезд на поезде бесплатный. - Громко объявил старлей, будто нас не на железнодорожном составе прокатили, а на всех аттракционах Диснейленда.
        Причем, так громко, что, мне кажется, его услышали еще соседние два вагона. И тот, который впереди, и тот, который сзади.
        Я с тоской посмотрел на офицера. Что это? Хотелось мне спросить. Как оно происходит? Все, кто попадают в армию получают какую-то вакцину? Их прививают тупостью? Или оно передаётся воздушно-капельным путём?
        - Все спустились? Становитесь, я вас пересчитаю. - Продолжал тем временем старлей. Он уже стоял на перроне, перегораживая дорогу немногочисленным пассажирам, спешившим сесть на этот поезд.
        Мы, как шесть придурков, выстроились перед ним. Было полное ощущение, что нас сейчас начнут пересчитывать по головам. Как цыплят.
        Сержант подошел к старею, достал какую-то бумагу, а затем начал по списку называть фамилии и пристально смотреть, кто откликнулся. Наверное, переживал, вдруг кого-то недосчитается. Это при том, что нас, не рота, даже не взвод. Шесть человек! И мы смотрели друг на друга двадцать четыре часа. Неужели сложно было запомнить нас в лицо. Или он думает, по дороге кого-то заменили посторонним, левым чуваком? Инопланетяне, например.
        После переклички, сержант Раздольев повернулся к офицеру и доложил.
        - Товарищ старший лейтенант, все военнослужащие в строю согласно списку.
        Офицер окинул отеческим взором каждого с ног до головы, хотя самому-то годов хрен да нихрена, прищурил глаза, пошевелил губами а потом совершенно серьезным голосом сказал.
        - Товарищи солдаты, сейчас спокойно, не разбредаясь, выходим с территории вокзала и ждем моей команды. Сержант идешь сзади.
        Мы не торопясь двинулись за офицером. Это напоминало детский лагерь, когда все слушают пионервожатого и ходят цепочкой, за руки, чтобы никто не потерялся.
        Я пытался смотреть по сторонам, дабы понять, где именно мы находимся. Но дело шло уже к ночи. Вокруг не видно ни черта.
        На улице было темно. Не спасало даже огромное количество снега. А вот идти из-за сугробов было не очень удобно.
        Мы оказались за пределами вокзала, на котором даже не имелось таблички с названием места, и я увидел военную машину, с большим кузовом. Очевидно, это приехали за нами. А что, автобуса не будет? Теплого, желательно.
        - Стой! Товарищи солдаты, сейчас по одному забираемся в кузов. И направляемся в сторону части. Сержант, ты тоже в кузов. Будешь следить, за молодыми бойцами.
        Тут я просто охренел от предстоящей перспективы. Зима, снег, дубак такой, что пробирает даже сквозь одежду. А мы поедем в будке, накрытой тентом. Что там говорил старлей? Государство заботится о нас. В гробу я видел такую заботу.
        Но, естественно, мое мнение мало кого интересовало, да я его и не озвучивал. Сделал кое-какие выводы за это время.
        Благо внутри стояли лавочки друг напротив друга. Все забрались, прижались плечом к соседу, и сержант опустил плотную ткань, отгораживая нас от холода. Машина тронулась.
        Впервые я понял значение выражения «везут, как дрова». Судя по ощущениям, дорога была убита наглухо. Ну, или это последствия погоды. Ну, или водила редкий, жопорукий мудак. Несколько раз подкидывало так, что я ухитрился все-таки прикусить себе язык. Как зубы на месте остались, не понимаю.
        Добрались мы быстро, примерно через двадцать минут были уже у ворот военной части.
        Машина въехала на территорию. В узкую щелку, там где сходилась ткань, я успел рассмотреть металлические ворота, КПП, на входе в который горел тусклый фонарь, солдат, занимающихся своими обязанностями. В целом, ничего необычного. Часть, как часть.
        Машина остановилась и, судя по звуку, на улицу из водительской кабины выбрался старлей. Из теплой кабины. Сука…
        Сержант откинул ткань, спрыгнул и открыл борт.
        - Выходим, строимся. В две шеренги. Быстрей, быстрее! - Скомандовал он.
        Честно говоря, было огромное искушение сказать, идите на хрен. Мне и тут хорошо. Сидя на этой лавочке, плечом друг к другу, успели хоть как-то согреться.
        Однако, пришлось выбраться наружу и встать в строй. Тут же рядом нарисовался Исаев. Я покосился на него. Блаженный Олег был суров, сосредоточен и молчалив. Даже интересно, с хрена ли такие перемены. В прежней части он не вел себя столь брутально. А тут, ты посмотри, настоящий солдат. Капитан ему, что ли мозги промыл.
        Я снова начал оглядываться по сторонам. Эта часть выглядела как-то поприятнее, нежели предыдущая. Сразу рассмотрел два трехэтажных строения, похожих на казармы, плац, довольно таки большое помещение столовой, что нас с Соколовым несмотря на отсутствие аппетита, все равно порадовало. Какое-то двухэтажное здание напротив плаца и дорогу, уходящую вдаль. Там виднелся тусклый свет. Скорей всего, было ещё одно КПП.
        Так и не понял, для чего нам велели построиться. Может, опять по фамилиям будут проверять. Вдруг кто-то выпал из кузова. По дороге. А что? Как этот водила вел машину, вполне может быть.
        Самое интересное, на плацу уже замерли солдаты и, судя по внешнему виду, находились они тут достаточно долго. Бедолаг трясло от холода.
        Мы присоединились к присутствующим и принялись ждать. Спустя десять минут, явились пять офицеров. Из каждого строя, начиная с противоположного конца, называли фамилии, и те, кому эти фамилии принадлежали, выходили, чтоб проследовать за одним из офицеров.
        Отталкиваясь от моего скромного опыта, нас распределяли по роте.
        В принципе, то же самое происходило после присяги.
        Услышав свою фамилию, я вышел вперед. За мной назвали еще семь человек. И, конечно же, в их рядах был Исаев. Офицер скомандовал следовать за ним и не отставать. Это просто какая-то манечка у них. Воруют, что ли солдат? Хотя, кому они, нахрен, нужны…
        Нас привели в казарму. Расположение находилось на 3 этаже. Входная дверь имела красную табличку с буквами на ней «Реадн». Что такое этот «Реадн», для меня было полной загадкой.
        Я открыл эту дверь, которая вела в мою новую армейскую жизнь. Первое, что услышал - мат. Нет, не так. Это был не просто мат. Это был МАТ. Настоящий, мужской, суровый. С такими оборотами и художественными сравнениями, которых я никогда не слышал. И это при том, что вообще-то служил в ментовке. А менты, тоже, те еще знатоки настоящего русского языка. Но сейчас я буквально испытал гордость за то, сколь неожиданно еще более богатым он может быть.
        - Заходим, строимся! - Скомандовал старлей, сопровождавший нас.
        Казарма, кстати, выглядела гораздо уютней, чем прежняя. Слева, в одной стороне, находились каптерка, место для глажки, кабинет офицеров. Справа я увидел длинный коридор и расположение кроватей с обеих сторон. Напротив - тумбочки дневального. Чуть правее имелась дверь с надписью «командир дивизиона Гурьев Е.О.» Видимо, этот Гурьев, пока еще нам незнакомый, главный среди всех имеющихся тут офицеров.
        Старлей подозвал какого-то сержанта.
        - Показать, где кровать. Выдать белье. Рассказать о правилах и порядке нахождения в подразделении.
        После этого, старший лейтенант счел свой долг выполненным и благополучно куда-то отчалил. Я понял. Вот она, новая жизнь. Но пока что, если не считать стоявшего рядом Исаева, она нравилась мне гораздо больше предыдущей.
        Глава 19
        Я топал за сержантом, внимательно слушая, что он мне рассказывал. Просто, как-то не верилось в происходящее, если честно. Неужели после военной части, где на один квадратный метр плотность всякого мудачья слишком высока, мне повезло попасть в нормальное место. Потому что подошел сержант к заданию старлея ответственно и вел себя адекватно. Это факт.
        - Как твоя фамилия? - Поинтересовался он спокойным, я бы даже сказал, дружеским тоном.
        - Соколов.
        - Я - сержант Стегачев. Заместитель командира взвода. С этого дня по всем вопросам идешь ко мне. В курсе, как обращаются к старшему по званию? Учили тебя этому? А то, знаешь, такие индивиды периодически появляются после учебки, что маму от папы отличить не могут. А с папой путают старшину. Думают, он им сопли будет вытирать. Представь себе. Поэтому не удивляйся вопросам.
        - Да, нас учили. - Скромно ответил я, вспомнив «науку» сержанта Злыднева. Так учили, что не скоро забудется эта учеба.
        - Молодец, Соколов. Вот - твоя кровать. - Сержант указал в сторону свободной постели. - Личные вещи убираешь в тумбочку, которая рядом. Потом идешь к каптерке получать белье. Давай, тебе десять минут на все про все. Есть предчувствие, вечер будет более насыщенным, чем обычно. Комдив сегодня нашего взводного натягивал. Думаю, по цепочке, как раз, сейчас до нас дойдёт.
        - Товарищ сержант, скажите, а вот надпись на табличке. На двери. «Реадн». Что это означает? - Не выдержав приступа любопытства, спросил я. Ну, потому что реально было интересно. Какой-то странный набор букв.
        Сержант покосился на меня с легким недоумением. Мол, как так?! Не знать столь простые вещи. Только что головой не покачал осуждающе.
        - Это, Соколов, Реактивно-Артеллирийский Дивизион. Все, дуй в каптёрку.
        - Есть! - Бодро ответил я, но ягодицы все равно держал напряжёнными. Так и ждал, сейчас маска хорошего парня спадёт с сержанта и оттуда полезет привычная нечисть.
        Этот Стегачев, в принципе, мне понравился. Не в том плане, что именно он сам. Не красная девка. Ясное дело. Просто вел сержант себя нормально. Адекватно. Говорил по делу. В тоне не было того высокомерия или заметной издёвки, как у сержантов в Чучково. Ну, а когда к нам по нормальному, мы - тоже вполне себе ничего.
        Засунул вещи в тумбочку. Поискал глазами Исаева. С одной стороны, напрягало, когда он трется рядом. Но еще больше напрягало, если пропадает из поля зрения. Потому что от этого товарища всего можно ожидать. И внезапное его перевоплощение в настоящего мужика тоже, кстати, настораживало. Может, блаженный Олег просто временно решил прикинуться таким же, как остальные. Усыпить, так сказать, бдительность.
        Чертов капитан Жук. Вот точно он знал, что я один хрен буду приглядывать за Исаевым. Поэтому, наверное, и отправил нас вместе. Макаренко, блин, доморощенный. Я в своей обычной жизни даже никакого животного не заводил. Ни кошечки, ни собачки, ни рыбки. За себя только недавно научился отвечать. Куда мне еще кого-то. Цветов дома не держал. Потому что сто процентов забуду про них и они сдохнут. А тут, блин, целый Исаев.
        Блаженный Олег нашёлся неподалёку. Он разбирался со своими вещами, тщательно утрамбовывая их в тумбу. Мой взгляд почувствовал сразу. Поднял глаза и улыбнулся. Типа, все хорошо. Я кивнул, типа, ну, и ч?дно, а затем отправился получать белье.
        Коридор был очень длинным. Дошел до каптерки и постучал в дверь.
        - Заходите. - Ответил мне сердитый мужской голос.
        - Можно?
        - Ты откуда прибыл, солдат? Можно Машку за ляжку, а в армии есть слово «разрешите».
        На стуле, за письменным столом, сидел прапорщик, лет так под сорок пять. Он осмотрел меня с ног до головы, затянулся сигаретой, прищурив один глаз из-за дыма, который окутывал его облаком, а потом спросил.
        - Новенький? Только приехали? Зачем ко мне пришел?
        Ну, что за тупой вопрос… Зачем может прийти рядовой к прапорщику вечером? Вот точно не сказку на ночь послушать. Однако, придерживать язык за зубами уже научился, а потому решил, нет, буду вести себя, как подобает.
        - Да, товарищ прапорщик, только с поезда. Прибыли сюда для прохождения дальнейшей службы. К вам направили, чтобы получить постельное белье. Если говорить более конкретно, направил сержант Стегачев.
        Это я тоже понял. Надо изъясняться с ними, с этими военными, предметно. Называя имена, подробности и факты. А то смысл слов доходит не до всех и не сразу
        Прапорщик опять затянулся, посмотрел на меня, и кивнул в сторону бесконечных стопок белья.
        - Вон, там лежит постельное. Бери по одной единице. Скорей. Не мешай мне.
        Я оглянулся, пытаясь сообразить, от чего настолько важного отвлекаю человека. Ответ был предсказуем, ни от чего. Но мало ли. Может, я просто не замечаю невидимых дел государственной важности. Прапорщик вопросительно поднял кустистую бровь. Намек был понят мной правильно. Я быстро ухватил белье и вышел.
        Вообще, нравится мне такой подход. Торопит, будто к нему домой пришел и прошу его личные вещи. Я, как бы, сам не прочь оказаться в более приятном месте, а не в армии.
        Притащил белье к месту своей новой дислокации и начал заправлять постель. Только закончил с этим увлекательным процессом, раздался громкий приказ.
        - Третья батарея строится!
        Что за батарея, не понятно. И почему, батарея. Были же роты и взводы. Ну, отделения еще. Теперь, елки-палки, какая-то батарея. Чисто теоретически, судя по количеству людей, получается, это, как рота, наверное. Потому что взвод сержант Стегачев взводом и называл. Только непонятно, относится ли этот приказ конкретно ко мне.
        - Батарея, строимся! - Продублировал сержант Стегачев.
        Я выскочил в широкий коридор, рассудив, что, наверное, раз все бегут, то и мне надо бежать. Хотя, до конца, все равно пока нихрена не понятно. Оглянулся, разыскивая взглядом Исаева. Так и придётся теперь колготиться вокруг него. По крайней мере, первое время.
        Перед строем стоял молодой офицер, лет, может, двадцати пяти. Вот у этого рожа была противная. Прям на морде написано, что скорее всего, идейный. Взгляд горит энтузиазмом, в каждом глазу - текст устава бежит строкой. Щеки пылают румянцем. В общем, деятельный товарищ.
        - Это, кто такой? - Спросил я стоявшего рядом парня.
        - Это - Контрабас. Лейтенант Стариков. Командир взвода. - Тихо ответил мой новый сослуживец. - Редкостный придурок. Армия - единственное, что есть в его жизни. Ни детей, ни жены, никого. Говорят, даже бабы нет. А еще, он - отличник по жизни. Сам понимаешь. С таким - покоя не видать.
        Ну, вот. Это уже знакомо. Привычно. А я уж подумал, будто реально на всю роту, тьфу, блин, батарею, ни одного чудика. Даже волноваться начал, вдруг мое мнение об армейской службе может измениться. Нет, все нормально. Вот он и чудик. Картинка сложилась.
        - Слушайте меня, товарищи солдаты… - Контрабас сделал театральную паузу. Все замерли, ожидая продолжения. Продолжение последовало сразу же. Только на тональность выше и на порядок громче. Лейтенант взвизгнул так, будто ему яйца прищемили.
        - Вы совсем охренели?! Почему наша батарея стала самая хреновая по физической подготовке? Вы что хер положить вздумали? Так вот, что я скажу. С этого дня мы проводим физподготовку и утром, и вечером. Поэтому сейчас выходим на физо. С командиром батареи я уже обсудил этот момент, он меня поддержал
        Еп твою мать… Вот такая мысль посетила в первую очередь мою голову. Попал, что называется, с корабля на бал. Опять физо?! Издеваются, что ли?!
        Я, млять, скоро буду гонять, как африканский страус Эму. На ходу смогу обогнать автомобиль на средней скорости. Потому что физо для меня, по прежнему опыту, естественно, это изнуряющий бег. Про остальное я вообще молчу.
        Да … повезло, так повезло. Очень теплый прием. Скоро ночь на дворе, а у нас, твою мать, физо!
        - Батарея, налево! Строиться в колонну по четыре, возле казармы. Марш! - Скомандовал лейтенант Стариков, которого я уже искренне, всей душой возненавидел. Интересно, почему Контробас… Голос у него наоборот, высокий, по бабьи визгливый.
        Сразу вспомнилось, как мы бегали в 9-й роте. Черт… А тут-то служат люди уже не первый день. Опять на их фоне мы с Исаевым будем выглядеть чмошниками. Внутри появилось волнение. Представил, как начнут нас долбить по башке за хреновые показатели. В животе появился холодный, неприятный комок. Такое у меня бывало, когда в прошлой, нормальной жизни, вызывали в Главк с оперативными делами. Всегда ехал туда с мыслью, ну, вот сейчас они меня и начнут кружить. Что, да как и почему дело заведено.
        Мы построились, ожидая дальнейших распоряжений.
        - Теперь, товарищи солдаты, я стану вас драть утром и вечером. До тех пор, пока не буду удовлетворен результатами. Вы у меня сдохнете на каждом физо. Но я вас лично откачаю. Если придётся, дыхание рот в рот сделаю. Ни одна сволочь не избежит физо даже по причине смерти. Умирать вам никто не приказывал. Бегать будем до потери сознания. Чтобы еще раз от командира дивизиона прозвучало, что я не справляюсь с поставленными задачами? Хрен вам. Сами виноваты!
        Говорил он это все с такой экспрессией и вдохновением, что слюни летели у него изо рта в разные стороны. Учитывая, что в момент пламенной речи стоять на месте комвзвода не мог, расхаживая туда-сюда, то внеплановая процедура умывания досталась всему переднему ряду. Но они стойко терпели.
        Признаться, я готовился уже морально к бегу и к тому, что последует, когда мы с Исаевым окажемся в лузерах. Эх… А так хорошо все начиналось. Покосился на блаженного Олега, который стоял недалеко от меня. У того вид был решительный. Серьёзный. Собранный. Что, блин, за чудеса? Ему капитан Жук новую матрицу вшил?
        - Но! Я побегу вместе с вами! - Пафосно выкрикнул лейтенант. - Чтоб вы видели и понимали. Никто не требует от вас невозможного для человеческого организма. Если я могу, то и вы сможете! Потому что организм офицера не отличается от организма солдата. А организм командира батареи не отличается от моего организма. Любой организм…
        Лейтенант запутался в количестве упомянутых организмов, замолчал, а потом, видимо, решил, достаточно слов, пора переходить к делу.
        А вот это было неожиданно. Я даже осторожно посмотрел на стоявших рядом парней. Они тоже слышали? То есть комвзвода будет бегать вместе с нами? Да ну нахер!
        - Батарея равняйсь! Смирно! За мной бегом марш!
        Мы побежали. И реально лейтенант очень бодро скакал впереди всех, продолжая выкрикивать свои лозунги.
        Я сразу вспомнил физо под руководством сержанта Злыднева. Теоретически после таких громких слов лейтенант должен нас просто уничтожить нагрузкой.
        - Давайте, ускорились! Быстрее, я сказал! Вы у меня надолго запомните этот вечер. И все следующие тоже! - Голосил в самом начале бегущего строя комвзвода.
        И что в итоге? Бегали мы уже порядка пятнадцати минут. Но, как ни странно, я держался вполне даже нормально. Хотя, темп был не слабый. Потом вообще заметил, как в строю мои новые сослуживцы начинают задыхаться и уставать. Серьезно. Данный факт был для меня настоящим откровением. Обычно это моя тема, сдыхать во время пробежки одним из первых. Исаев, кстати, тоже держался молодцом. Чего я бы не сказал о большей части остальных бегунов. Выходит, своими издевательствами сержант Злыднев нам с Исаевым сделал благое дело. Так, что ли?
        Мы с блаженным Олегом приучены к долгому бегу при разном уровне темпа. Мы приучены к тяжёлым нагрузкам. А наши новые товарищи - нет. Похоже, их тут и правда сильно не напрягали в этом плане.
        - Ну, что, девочки? Устали уже? Все силы кончились? Это только начало!
        Комвзвода продолжал выкрикивать свои, типа, угрозы. Честно говоря, хотелось сказать ему в ответ, что вообще уже не страшно. В нем реально больше играл энтузиазм и желание доказать начальству, что не все так плохо.
        Тем более, сам лейтенант уже явно устал бегать. Это было видно по его красной физиономии и слышно по сбивающемуся дыханию. А у меня одышка еще и не началась. Я прям гордился с собой. Собой и Исаевым, который трусил с серьезным выражением лица, поглядывая на сослуживцев свысока. Мол, и все?! Это все, что вы можете?!
        - К спортивному городку. Ускорились, ускорились! - Скомандовал лейтенант.
        Нас ждали брусья, турники и вся эта ненавистная мне хрень. Грешным делом, мелькнула мысль, ну, вот здесь я точно облажаюсь. Ассоциация с подобным местом у меня не лучшая.
        Я оглянулся, бегло осматривая товарищей на предмет их состояния. Каково же было мое удивление, когда я понял, что процентов семьдесят из них еле могли отдышаться после пробежки.
        Ни черта не понимаю. Среди них есть и старослужащие, и сержанты. Я бы понял, если бы один молодняк стоял и держался, согнувшись, за животы с видом, что с минуты на минуту выплюнут свои легкие. Но эти-то куда?
        - Становись в шеренгу по двое. Сейчас будем подтягиваться. Посмотрю, кто на что у нас горазд. - Лейтенант тоже дышал неровно, глотая слова. Сдаётся мне, не зря кого-то сегодня натягивал комдив.
        Напротив нас стояли пять турников и один сержант. Видимо, в помощь Старикову, который подзывал по пять человек, для выполнения упражнения на перекладине. Первая пятерка пошла. Мысленно прикинул в голове, я попадал в третью партию. Исаев - следующая, четвертая.
        - К снаряду, солдаты! К выполнению норматива приступить!
        Господи… Я понял, почему тот парень, которого спросил о лейтенанте, назвал его придурком. Этот Стариков даже приказы говорил, как по написанному, еще и с таким пафосом, что хотелось подойти и дать ему в зубы. Честное слово.
        Парни из первой пятерки запрыгнули на перекладины, а затем начали подтягиваться. Я снова запереживал. Как мы будем выглядеть на их фоне. И почему, вообще, я думаю теперь во множественном числе? Сразу и о себе, и об Исаеве.
        Через пару минут чуть не засмеялся от облегчения вслух. Один подтянулся пять раз, другой - три, кто-то - вообще два. А некоторые, как и я раньше, болтались на турнике, изображая из себя ливерную колбасу.
        Моя уверенность в собственных силах начала расти в геометрической прогрессии. Вторая пятерка тоже особо не отличилась показателями. Все было идентично.
        - Дрищи! Вот, что я вам скажу! Не могу подобрать другого слова для вас. Что это за подтягивание? Такими темпами у нас и в обед будет проходить физо. Третья пятерка к снаряду.
        Это была настоящая минута славы рядового Соколова. Подошел к турнику с уверенным лицом. По команде запрыгнул на турник и начал подтягиваться. Подтянулся двенадцать раз. Остальные четверо уже спрыгнули и с удивлением смотрели, как я продолжаю подтягиваться. Разжал руки, только когда понял, что дошел до пятнадцати. Сержант так глянул на меня, будто на всем белом свете советская армия может рассчитывать только на нас двоих. На него и на меня. Мне кажется, если бы не слишком большое количество свидетелей, он пустил бы скупую мужскую слезу.
        - Как фамилия, солдат?
        - Рядовой Соколов. - Ответил я, вытянувшись в струну.
        - Молодец, Соколов! Откуда прибыл к нам?
        - Из Чучково, товарищ сержант. Шестнадцатая бригада.
        - Хм… неплохо… Погоди… Капитан Жук. Говорит о чем-то?
        - Да, товарищ лейтенант. Он был командиром роты, где я служил.
        - Ясно… - Лейтенант Стариков посмотрел на остальных. - Вот! Вот, товарищи солдаты, с кого надо брать пример! А он ведь только сегодня прибыл к нам в часть. Встать в строй, Соколов.
        - Есть! - Я чувствовал, как моя грудь самопроизвольно выгнулась колесом.
        Мои новые товарищи внимательно смотрели на меня, гадая, кто же такой, этот Соколов.
        Потом пошла следующая пятерка и блаженный Олег подтянулся тоже пятнадцать раз. Причем, я видел, что ему стало хреново уже на десятом. Но он все равно вытянул еще пять.
        Лейтенант Стариков светился, как новогодняя елка. Он был по-настоящему счастлив нашему с Исаевым существованию.
        - В расположение шагом марш! - Скомандовал он, когда закончились подтягивания.
        Я посмотрел на Исаева. Тот выглядел не менее счастливым, чем комвзвода. Ну, что ж… Похоже, наша служба обретает совсем иные черты.
        Глава 20
        На утро я проснулся до того, как дневальный благим матом заорал непривычное: «Дивизион, подъем!». Слово «подъем», вернее было очень знакомо, а вот, как часть дивизиона, я пока еще себя не осознавал.
        Лежал и пялился в потолок. Состояние было отвратительное. Болели горло, голова. Ужасно свербило в носу. А еще имелось четкое ощущение, что у меня жар. Но идти будить сержанта я не рискнул.
        Во-первых, подумал, может, это после вчерашней дороги. Все-таки мы промерзли, пока добирались до части. А организм Соколова мне еще мало знаком. Не сильно много мы с ним прошли, так сказать, рука об руку. Может, у него слабый иммунитет. Хотя, мне кажется, в эти годы и слов-то таких не знали. Иммунитет, вирусная инфекция и всякая подобная хрень. Было две болезни: ангина и похмелье. От первой болело горло, от второй - голова. А вся эта забугорная фигня, переходящая от летучих мышей, коров, собак, свиней, вообще особо не фигурировала. Ну, могли аппендикс еще по ошибке вырезать. Но это реже. Совсем в виде исключения.
        Во-вторых, что толку будить сержанта. Таблеток, я думаю, в казарме не имеется, не аптечный пункт. Да и, честно говоря, подозреваю, градусник тоже отсутствует. А просто так полежать в кровати, чтоб понять, болею или нет, мне никто не разрешит. Ровно, как никто не принесет горячего чаю с малиной. Волшебного пенделя быстрее дадут для скорейшего выздоровления.
        Поэтому решил подождать подъёма. А там, посмотреть по ходу пьесы. Хотя, было ощущение, что жар одолевает еще сильнее. Теперь еще и легкий гул в ушах появился.
        Ворочался из стороны в сторону, ждал, когда же случится этот долбаный подъем. Впервые реально ждал. Как назло. Когда хочешь спать, дневальный орет, будто его режут. А если не режут, то хочется самому встать и прибить. Тут же, жду не дождусь заветного сочетания слов. А время тянется, этот козел дневальный молчит.
        Наконец, раздалось долгожданное: «Дивизион, подъем». Я сразу же подорвался с кровати и отправился на поиски сержанта Стегачева. Далеко ходить не пришлось, нашел его почти сразу.
        - Товарищ сержант, разрешите обратиться?
        - Чего тебе надо Соколов, с утра пораньше? - Он особой радости, конечно, не проявил. А потом вообще, не дожидаясь пояснений, вдруг наклонился ближе и доверительным тоном сообщил, - Чет сон снился… Хреновый. Трубы и ямы. А вокруг - танки. Не знаешь, к чему это?
        Я завис, соображая, что можно на такое ответить.
        - Товарищ сержант, ну, по Фрейду, трубы - это мужское начало, ямы - женское. Наверное.
        - А танки? - Стегачев с абсолютно серьёзным лицом посмотреть куда-то вдаль.
        - Так армия, товарищ сержант…
        - Да? Ну, может… А ты чего хотел-то. - Он, наконец, вспомнил начало нашей беседы.
        - Состояние здоровье плохое. Отекло горло, заложило нос, боль в голове и, судя по ощущениям, поднялась температура.
        - Епта… Где ты умудрился заболеть? Только вчера приехал, уже захотел в санчасти загаситься? Или про Олечку уже рассказали? А? Ну-ка, колись, Соколов. Про Олечку уже историй наслушался? Ну, хоть бы через недельку. А тут прям на следующий день.
        - Никак нет! Честно говорю, можете попробовать лоб. - Я вообще не понял, что он имеет в виду. Какая, на хрен, Олечка. Тем более, в армии этим милым женским именем может называться, что угодно. Даже любимый сапог командира дивизиона.
        - Нахер мне его пробовать. Я тебе че? Термометр? Или мать родная? Еще попросил бы губами изменить. Ну, ты, Соколов… Сейчас дождемся кого-нибудь из офицеров, подойду, доложу. Пока действуем согласно распорядка дня.
        Однако, дождаться никого нам не пришлось. Зазвонил телефон рядом с дневальным. Тот схватил трубку, выслушал, что говорили ему на том конце провода, причём, в данном случае, реально на том конце настоящего провода, а не образно выражаясь. Связь-то внутренняя. А потом подбежал к Стегачеву.
        - Товарищ сержант. Построение на плацу. Командир бригады строит.
        - Е-мое! - «замок» посмотрел на меня так, будто я виноват во всем. - А ты говоришь, Соколов, женское, мужское. Так и знал, не к добру. Давай, вместе со всеми. Не помрешь, думаю. Потом, как раз, в санчасть отправишься.
        Пришлось подобрать сопли, и я не в художественном смысле, а очень даже натуральном, а затем шуровать на плац.
        Командиром бригады оказался взрослый, лет пятидесяти на вид, мужик. Смотрелся он даже как-то простовато. Может, из-за деревенского круглого лица и «чапаевских» усов. Не знаю.
        - Что случилось? - Спросил за моей спиной знакомый голос Исаева.
        Блаженный Олег был снова бодр и свеж. Даже удивительно. Будто не этот человек находился со мной в 9-й роте. Вот как меняет людей окружение. Сейчас он вообще выглядел вполне нормально. Даже отлично.
        - Да хрен его знает. - Ответил я, не поворачивая головы. - Может, из-за новоприбывших.
        Комбриг минуты три по-отечески рассматривал солдат. Потом вдруг спросил стоявших рядом.
        - А что, бойцы, жалобы есть? На пищу, например?
        - Никак нет, товарищ полковник, - Ответил прапорщик. Тот самый, у которого я получал белье.
        Он даже чуть сдвинулся вперед, словно пытаясь закрыть своей грудью всех недовольных, если таковые найдутся.
        Полковник прищурился, оглядел его живот и лоснящуюся физиономию, а потом сказал.
        - Я вижу, что у тебя жалоб на пищу нет. Сердюк… Рядовых спрашивал. Ради достоверности информации.
        Прапорщик крякнул тихо и покраснел. Просто он и правда выглядел так, будто не в армии служит, а в санатории на отдыхе находится. Сердюк, значит. Будем знать.
        - Товарищи солдаты! - Комбриг сделал шаг назад, чтоб максимально видеть весь строй. - Среди вас еще находятся несознательные мудаки, которые ухитряются бегать в самоволку, хотя я, боевой полковник, не могу понять, куда. Рядом - лес. До ближайшего города - три локтя по карте. До села - чуть меньше. До деревни - один хрен пилить и пилить. Имейте в виду, в наших краях объявились бешеные собаки, которые собираются в стаю. Вчера этими собаками был атакован старший лейтенант Ломов. Старшему лейтенанту Ломову была отгрызена часть правой ягодицы… Товарищи солдаты, прекратите ржание, я не вижу в этом ничего смешного!
        Строй реально давился смехом. Огромных усилий стоило на захохотать в голос. Просто это настолько комично выглядело и звучало, что я в который раз подумал, такая ситуация могла произойти только в армии. Однозначно. Здесь какая-то своя Нарния.
        После окончания речи комбрига, в которой в большей мере фигурировали слова «дебилы», «соображать надо» и «бестолочи», нас отправили назад в расположение. Видимо, это была информационно-воспитательная беседа, чтоб во время самовольной прогулки ещё кому-нибудь что-нибудь не отгрызли. Потому что отгрызут в самоволке, а чп выйдет в части. Как всегда и бывает.
        Меня сразу же выцепил сержант Стегачев.
        - Так, Соколов, идём в санчасть. Там уже на месте решим, что с тобой делать. Не легче? Может, все прошло? - С надеждой спросил он.
        Я отрицательно покачал головой и добавил: «Никак, нет!» Сержант мазнул рукой, приглашая следовать за ним, и потопал вперед, не оглядываясь. Я, само собой, следом.
        Санчасть, как оказалось, располагалась рядом с казармой. Всю дорогу до нее мы шли молча. Сержант о чем-то усиленно думал. Я тоже не трындел. Потому что меня об этом не просили. Да и состояние все же было отвратительное.
        Как только оказались на месте, Стегачев сразу подвел к кабинету, на котором висела цифра «5». У них тут даже нумерация есть.
        - Сиди тут и жди. - Велел он мне.
        Сам постучал в дверь, осторожно приоткрыл ее и засунул башку внутрь.
        - Здравствуйте, Ольга Валерьевна. Я привел вам возможного больного. Или возможного симулянта. От Вас зависит его судьба. Когда сможете посмотреть?
        - Сейчас, минуту подождите. Я приглашу. - Послышался из кабинета приятный женский голос. Это было очень неожиданно. За время пребывания в вооруженных силах Советского союза я на фоне всех обстоятельств вообще забыл о том, что кроме солдат, сержантов и офицеров существует еще такое замечательное явление, как женщины.
        - Хорошо, спасибо. Ждем. - Стегачев прикрыл дверь обратно и покосился на меня. Будто надеялся, что я сейчас вдруг выздоровею. Или испарюсь в воздухе.
        Надо отдать должное, позвала нас пока ещё неведомая мне особа, очень быстро, даже и минуты не прошло.
        - Иди, Соколов. Давай ты, резче. И смотри там… - Сержант понизил голос, а потом вообще показал мне кулак. - С Олечкой не балуйся.
        Я ни черта не понял, что он имел в виду, если честно. Голова разваливалась на куски от боли в висках. И с каждым моим шагом боль усиливалась.
        В кабинете находилась молодая женщина, может, лет тридцати трех - тридцати пяти, в белом халате. Блондинка, с синими, удивительно выразительными глазами. Внешность - типаж голливудской актрисы шестидесятых годов. Аккуратный, чуть вздернутый носик, пухлые губы. Причем, верхняя слегка больше нижней. Отчего казалось, что эта весьма симпатичная блондинка капризничает.
        Помимо этого, имелась грудь, которая сразу подняла столбик температуры моего тела еще выше, и просто охренительная задница, которую халат вообще никак не скрывал, а даже наоборот, подчеркивал. Каждый раз, когда она поворачивалась или делала шаг, ткань натягивалась и я очень прекрасно видел все очертания.
        - Присаживайтесь. - Дамочка указала рукой на стул. - Как ваша фамилия?
        - Рядовой Соколов. - Ответил я, продолжая пялиться на ее выдающиеся формы. Может, если бы не температура, делал бы это не столь откровенно. А тут просто переклинило меня и все. Сижу, изучаю. Оторваться не могу.
        - На что жалуетесь? - Ольга Валерьевна, или Олечка, а уже понятно, что именно о ней говорил сержант, посмотрела на меня вопросительно. Естественно, заметила мой взгляд. Не возможно не заметить, когда на тебя лупятся. Поняла, куда он, этот взгляд, направлен. Но не смутилась, не разозлилась, а наоборот. В ее глазах появился интерес. Ну, или это у меня начался бред на фоне жара.
        - Так на что жалуетесь, Соколов? - Повторила Олечка свой вопрос. Интонации её голоса стали мягче, тягучее.
        На жизнь в чужом теле, на не мое время, лет этак на сорок с лишним не мое, и армейскую службу, в целом. А еще на то, что у Вас, милая леди, столь классная задница. И тепнрб я могу думать только о ней. Вот так хотелось ответить. Однако, вслух я сказал, естественно, совсем другое.
        - Жалуюсь на заложенность носа, боли в горле и голове, температуру тела. Она, мне кажется, выше обычного.
        - Вот, возьмите градусник, померьте пока температуру. Сколько служите? Давно у нас? Я Вас что-то не встречала…
        - Конкретно в этой части - второй день.
        - Хм… второй день, а уже угораздило заболеть. Что-то вы не бережете себя, рядовой Соколов.
        Она говорила обычные вещи, но мне, хоть убейся, слышался в них сексуальный подтекст. Даже показалось, что Олечка слегка отвела плечи назад. Отчего халат обтянул грудь еще больше. Под халатом, конечно, вполне очевидно имелось ещё что-то, но это не успокаивало мое разыгравшееся либидо вообще никак. Вернее, наше с Соколовым. Потому что я понял, мандец как хочу это дамочку не только телом, но и своей израненной в сражениях с армейской тупостью душой.
        Как она служит в военной части, где столько мужиков? Даже удивительно. По-любому не гражданская. Ладно, была бы страшненькая. Или просто обычная. Хотя, после долгого воздержания, солдату даже крокодил покажется Джокондой, если там хотя бы имеются грудь и задница. А тут - такой сладкий персик. Тем более, не молодая и глупая, а вполне себе созревшая для взрослых отношений. Опытная.
        - Ну, что? - Спросила Ольга Валерьевна через пять минут и улыбнулась.
        - Что? - повторил я за ней, тоже бестолково улыбаясь в ответ. Голова вроде перестала болеть, но зато появилось какая-то легкость. И еще, мозг вообще перестал соображать. Он просто видел перед собой очень приятную особу и все.
        - Температура? - Она опять улыбнулась, а потом протянула руку.
        Я в ответ протянул свою и сжал ее пальцы.
        - Вообще-то, я хотела забрать у Вас градусник, рядовой Соколов. - Все так же мило улыбаясь, сказала Олечка.
        Ситуация вышла совершенно тупая, но я продолжал все равно держать ее ладонь в своей.
        Именно в эту секунду дверь резко открылась и в кабинете появился мужик. Рост - под два метра. Плечи - взлетная полоса. Вот что-то, а это точно было неожиданно.
        - Я не понял, солдат…
        Он застыл на пороге, с удивлением разглядывая наши сцепленные с Олечкой руки.
        - Я - культурный, воспитанный, интеллигентный человек. У меня в санчасти даже матом никто не ругается. Тут вам не казарма, а вертеп здоровья. Я сам если и матюгнусь, так только на латыни. А ты, солдат, сразу к действиям перешёл. С хера твои грабли Ольгу Валерьевну за ее прекрасные конечности тянут.
        - У него жар, товарищ майор. - Ответила вместо меня Олечка. А потом все же вытащила аккуратно свои пальчики из моей хватки. Следом, к Ольге Валерьевне отправился градусник.
        В общем, мужик этот оказался начмедом. То бишь, начальником медицинской части. А температура у меня оказалась 38.9. То бишь, я реально заболел.
        Меня, естественно, оставили на карантине, чтоб определить происхождение болезни. Это было с одной стороны неожиданно, а с другой - прекрасно. Значит, некоторое время у меня не будет ничего «согласно распорядка дня», но зато рядом - красивая женщина, которая, к тому же, явно заинтересовалась нами с Соколовым.
        Уж не знаю, чем мы ей приглянулись. Надеюсь, внутренней харизмой. Потому что, я точно для себя решил, с Олечкой будем знакомиться поближе.
        Глава 21
        Начмед оказался отличным мужиком. Со своими, конечно, тараканами, не без этого, но реально нормальным. А к тараканам я уже привык. Вернее к их наличию в башке практически каждого человека, связанного с военной службой. Наверное, как говорила одна странная баба в видеоролике, активно гуляющем некоторое время по просторам интернета: «Не бойтесь звезданутых. Мы должны держаться вместе.»
        Вот армия, я уже точно в этом убедился, по такому принципу и существовала. Мне кажется, даже когда на службу приходили адекватные люди, они, спустя какое-то время, один хрен заражались этой удивительной армейской тупостью.
        Начмеда звали Николай Иваныч, фамилию он имел на удивление приличную. Сергеев. Это уже говорило в его пользу. Был в звании майора и обладал фееричным чувством юмора. Это, кстати, тоже примечательный момент. Похоже, без юмора в армии совсем пришлось бы туго.
        - Слушай, чего ты так дергаешься? - Спросил он басом, набирая в шприц лекарство для укола.
        А я дёргался хотя бы потому, что неодноразовый шприц вызывал у меня устойчивую паранойю. Сразу мерещились все возможные болезни, которые передаются через кровь. Я, конечно, понимаю, тут все обрабатывается. Наверное. Однако, будучи ребенком развитого капитализма, нервничал от подобного состояния медицины. Ну, и потому, что этот двухметровый детина со шприцем в руке выглядел, как маньяк, планирующий вогнать в меня дозу смертельного яда.
        - Вот я тебе, что расскажу, Соколов. Приключилась со мной такая история. Я еще совсем зеленый был. Только служить начал. Как раз тогда же, в нашу бригаду прикатил зампотыл дивизии и сразу двинул в санчасть. А так вышло, кроме меня в тот момент никого и не было. Заходит и говорит густым таким басом.
        - Сергеев, слушай, что-то у меня геморрой разыгрался, а мне дальше ехать, дела важные есть. Так что давай, лечи.
        Начало разговора было таким интригующим, что я, Соколов, охренел в одну секунду. Тем более, где находится этот геморрой, естественно, знал. Но сталкиваться лично, лицом к лицу, мне с ним, слава богу, не приходилось.
        - Ну, что вы, товарищ полковник, - Отвечаю я ему, - Это не мой профиль, тут специалист нужен.
        А главное, профиль и правда не мой. Меня к такому не готовили. Зампотыл раздражаться начал.
        - Ты, - говорит он, - врач трах-тарарах, растудыть его туды, или почему? Лечи кому сказал!!!!!!!
        Вот прям с пятью восклицательными знаками он мне это сказал. И ведь на хер не пошлешь. Сам понимаешь. Тем более, что там мне было то? Хер да ни хера годов. И опыта не особо.
        - Нууу… - говорю я ему, - Снимайте штаны и встаньте пожалуйста в коленно - локтевую позу.
        Зампотыл, ясен хер, удивился. Ему тоже, наверное, прежде, подобных предложений не поступало.
        - Это как?
        - Это - раком! - Я уже понял, что моя встреча с геморроем полковника неизбежна. Думаю, чего там миндальничать. Один хрен самая настоящая жопа. Во всех смыслах. Потому что понятия не имею, как с этой «радостью» поступить.
        Зампотыл засомневался. Сразу было видно, что у него появились какие-то нехороший предчувствия. У меня-то они с первой его фразы уже сразу были. Но делать нечего. Припекло его нормально. Поэтому он, с матерными рассуждениями, снял штаны.
        А у меня, Соколов, из лекарств только зеленка и перекись водорода. Я ж сначала перекисью полил корму зампотыла. Прямо из пузырька. А потом зеленки плеснул от души. Думаю, оно же на воспаление похоже, а зеленка в данном случае хороший антисептик.
        Глаза у зампотыла сразу сделались очень большими и совершенно круглыми. Потом его прорвало воплем. Вопль был переливчатый и неожиданно визгливый. Потом стали слышны слова. Потому что поначалу слов было не разобрать.
        - Дуй, Сергеев! Дуй, сволочь! Дуй скотина! В дисбате сгниешь за покушение на старшего по званию.
        И вот тогда-то, Соколов, сложилась редчайшая, по-своему содержанию, ситуация. Стоит лейтенант и в зад полковнику с усердием, можно сказать с восторгом дует. Кстати, не помогло. Орущего, как больной бегемот, зампотыла загрузили в санитарную машину и отправили в госпиталь. И то я тогда не смотрел ему вслед с таким выражением лица, как у тебя сейчас.
        Я покивал, посмеялся, но то, что начмед занялся мной лично, все равно напрягало.
        У меня, в итоге, оказалась та самая ангина. Уж не знаю, где я ее ухитрился хапнуть. Волевым решением начмеда, который взял мое лечение под свой контроль, я получил уколы, полоскание и какие-то таблетки.
        - Цени, - заявил товарищ майор при нашей очередной встрече, - Обычно все заканчивается на зелёнке и спиртовых растирках, если повезёт. А тут, целый комплекс мероприятий.
        Я заверил его, будто очень ценю. Особенно то, что уколы он херачит мне лично. Причем каждый раз так, будто хочет всадить шприц непосредственно в тазобедренную кость. Но хотелось бы узнать, когда меня отправят обратно в расположение.
        - Слушай, тебе плохо, Соколов? Лежишь, как в санатории.
        Прошла уже почти неделя. Температура спала, горло давным-давно чувствовало себя прекрасно. Но отпускать он меня не торопился. От всех нагрузок, которые могли быть в условиях санчасти, освободил.
        - Хорошо лежу. Просто не понятно, чем болею. Все ведь уже отлично. Вот так поинтересуется кто-то, а что Вы скажите, товарищ майор?
        - Да чем угодно. От гонореи до заикания. На твоём месте я бы выбрал заикание. Тогда есть шанс, что твой язык тебе никто не вырвет. А то он иногда у тебя, как помело. Все подряд метет. Я начмед. Чем скажу, тем и болеешь. А если будешь кочевряжится, то когда попадёшь ко мне с аппендицитом, я тебе не вырежу его, а второй вошью.
        Причина всей этой ситуации была в том, что майор Сергеев давно и безнадёжно убивался по Ольге Валерьевне. В свои почти сорок лет, женат он не был. Семьи не имел. А вот Ольгу Валерьевну иметь хотел очень даже сильно.
        Совершенно случайно, в первый день, наверное, под воздействием температуры, я за каким-то хреном сообщил начмеду, что являюсь поэтом, музыкантом и вообще отличным парнем. Про отличного парня он пропустил мимо ушей, а про поэта и музыканта принял близко к сердцу. На следующий день мы уже обсуждали с ним план покорения жестокой красавицы Олечки.
        - Ты понимаешь, на неё все офицеры слюну пускают. Как идиоты в приступе своего идиотизма. А она ни-ни. Сама не замужем. Точно знаю. Пробивал. Вот что ей надо? Целый майор руку предлагает и даже сердце. А сердце, Соколов, это тебе не в поле насрано.
        - Вы уже предлагали? - Поинтересовался я, разглядывая его румяное и, честно говоря, слишком уж простоватое лицо.
        - Нет. Не предлагал. Но она сразу ни в какую. Мы, говорит, с Вами, товарищ майор, далеки друг от друга духовно. Это о чем, вообще, Соколов? Я половину ее умных изречений не понимаю. Как завернет, стою дурак дураком. Читает она, вроде, много. Культурная барышня.
        В общем, начмед сказал, пока я не помогу ему поэзией и музицированием покорить Олечку, в расположение не вернусь. И сразу начал предлагать варианты соблазнения, один глупее другого. Например, была такая версия. Майор вечером, когда Ольга Валерьевна будет на дежурстве, встанет под окно и споёт ей серенаду. Так как у него нет ни слуха, ни голоса, то петь, само собой, буду я, сидя в ближайших кустах.
        С трудом удалось убедить начмеда, что план полная и откровенная херня. Ольга Валерьевна, может, и не Нобелевский лауреат, но на идиотку тоже мало похожа. Если майор будет открывать рот под ее окном, а я петь в кустах, то единственное, что захочет Олечка после такого выступления, это сослать нас в дурку. Есть же у военных своя дурка?
        - Да, ты прав, Соколов… Наверное, будет выглядеть глупо. Тогда, думай. Она - женщина с тонкой душевной организацией. Хоть, и фельдшер. Ей вся эта солдафонская жизнь, как серпом по яйцам. То есть…В общем, понял. Она хочет романтики и красивых ухаживаний. Я, может, тоже, хочу, но ни хрена в этом не понимаю. Пиши мне стихи, а я буду каждый день ей их дарить. И думай, что еще можно сделать для счастливого будущего майора. Я в долгу не останусь.
        По идее, конечно, майор был прав. Санчасть на фоне всей армейской жизни и правда для меня стала почти курортом. Я бы, наверное, себе еще что-нибудь сообразил из болезней после ангины. Чтоб задержаться подольше. Если бы не одно маленькое «но». Начмед хотел Ольгу Валерьевну. А Ольга Валерьевна вдруг захотела нас с Соколовым. Это было так неожиданно, что я сначала решил, показалось. Потом понял, если женщина, взрослая, опытная, каждый день лично проверяет мое состояние, в процессе трогая меня же за разные части тела, да еще и прижимается там, где прижиматься точно не надо, это что-то значит. Но точно не возвышенное и не духовное.
        Мы с Соколовым ее тоже хотели. Сильно. Но жить мы хотели еще больше. А стоило Ольге Валерьевне оказаться рядом со мной, я сразу представлял себе два метра роста начмеда и его руки-кувалды. Которыми он меня кастрирует, если я посягнул на святое. Нет, не кастрирует. Просто оторвет без наркоза и скальпеля.
        Поэтому комфортное лечение превратилось в чистый ад. Я, как хрен пойми кто, всячески избегал ситуаций, в которых Олечка могла бы проявить себя. При этом, активно строчил стихи для майора. Он их добросовестно читал своей возлюбленной. Однако, либо талант чтеца отсутствовал у него напрочь и в исполнении начмеда стихи Ольгу Валерьевну не возбуждали, либо наша с Соколовым харизма оказалась гораздо сильнее.
        На следующий же день явился Исаев. Проведать меня. Как ухитрился смыться из казармы, не знаю. Когда услышал тихий стук в окно, даже предположить не мог, что это блаженный Олег.
        - Здорова. - Он стоял довольный. Скалился во все тридцать два зуба. Ты как?
        - Да нормально. Ангина, говорят.
        Мы потрепались с Исаевым почти полчаса. Он рассказал, как обстоят дела со службой. Оказалось, очень даже хорошо. Везде Олег молодец. Чуть ли не в первых рядах. Сержанты относятся душевно. Если ругают, то по делу. Старослужащие тоже молодцы. В общем, Исаев просто расцвел на новом месте службы.
        - Слушай…Давно хотел спросить. О чем с тобой капитан Жук разговаривал? - Поинтересовался я. Именно в этот момент почему-то вспомнилось.
        Исаев посерьёзнел.
        - Прости. Не могу сказать. Это личное. Но я ему благодарен. Он мне мозги на место поставил. И тебе благодарен. Очень сильно. Если бы не ты, тогда, в туалете…Было бы все очень плохо.
        Олег подтянулся на подоконнике, а потом крепко сжал по-мужски мою руку.
        Именно в этот момент меня, как прострелило. Я вдруг увидел картинку. Так бывает, когда внезапно что-то вспоминаешь. Надо мной склонилось лицо Исаева. Только значительно, значительно старше. Как раз ориентировочно того возраста, который и должен быть в нормальной жизни.
        - Эй, парень… Слышишь меня? Глаза не закрывай. Не закрывай, говорю. Нельзя …
        Буквально одна секунда и все пропало.
        Я уставился на Олега, пытаясь сообразить, что это было. Ночь. Однозначно ночью. Потому что его лицо я видел в темноте. Свет падал с фонарика телефона, которым спи же Исаев и светил. Черти что.
        - Ладно. Ты выздоравливай. Ждем тебя.
        Олег спрыгнул с подоконника обратно на землю и скрылся в той стороне, где была казарма.
        Я усердно думал об этом внезапном воспоминании несколько дней. Но ни черта не придумал. Потому что не было такого. Точно не было. Можно предположить, будто я встретился с Исаевым в полнейшем невменозе. Вот и не помню. Но не сходится. Потому что его лицо я видел очень четко.
        В итоге, промаявшись без толку, плюнул и решил, пусть идет, как идет. Тем более, появилась новая головная боль.
        Вернее, усилилась старая. Ольга Валерьевна, за которой бегала вся военная часть, решила, это дело принципа, объяснить рядовому Соколову на конкретном примере, что надо вести себя так же, как и остальные. От коллектива не отбиваться. А не бегать, наоборот, от самой Ольги Валерьевны, как от прокажённой.
        Начмед, который достаточно много времени отирался то рядом со мной, то рядом с Олечкой, куда-то пропал на весь день. Я лежал в койке, сочиняя очередную романтическую поэму.
        Дверь тихо скрипнула и в образовавшуюся щель проскользнула Ольга Валерьевна.
        - Как Ваши дела, рядовой Соколов? Как самочувствие? Температуры уже нет. Да и в общем, все нормально. Странно, что товарищ майор Вас все еще держит здесь.
        Олечка, само собой, не знала, что внезапные поэтические таланты начмеда были моей заслугой. Она подошла совсем близко, а потом вообще уселась прямо на кровать. Я пытался отодвинуться, но с одной стороны - Ольга Валерьевна и ее бурно вздымающаяся грудь. А с другой - стена. Кровать узкая. По ней особо не поскачешь, не спрячешься. Вот и получилось, что Ольга Валерьевна практически легла на меня всем телом, потому что ей приспичило проверять у нас Соколовым наличие температуры. Рукой. Потом губами.
        Я чуть не взвыл. Мы с Соколовым, нормальные, здоровые мужики. И организм у нас, хоть и один на двоих, но молодой, растущий. Естественно, от близости женского тела, тем более такого, у нас встало все, что могло встать. Это, в свою очередь, заметила Олечка.
        - А я уже подумала, что не нравлюсь вам, рядовой Соколов. - Прошептала она мне прямо в ухо, свою руку при этом положив туда, где у любого нормального мужика кнопка, отключающая мозг. - Я сегодня дежурю. Зайду проверить ваше состояние.
        Когда она вышла, я минут десять глубоко дышал. Даже подошёл к окну, надеясь на свежий воздух. А потом понял, нам мандец. Если она реально явится, я не смогу бегать от нее по комнате, где особо бежать некуда. Это первое. А второе, подозреваю, что и не захочу бегать. Потому что, конечно, женщина она очень соблазнительная.
        А вот уже потом, после всего этого, придет начмед и кастрирует меня к чертовой матери. Он точно сможет. Не задумываясь.
        В общем, вечера я ждал, с одной стороны, с замиранием сердца. Вернее, конечно, это было вообще не сердце. Замирало совсем в другом месте. Но так красивее звучит. А с другой, с надеждой, что майор Сергеев появится, наконец, и я под любым предлогом сделаю все, чтоб ночное рандеву не состоялось.
        Дело в том, что утаить это можно, но хрен его знает, получится ли. Я просто до жопы рад, что, благодаря капитану Жуку, мы с Исаевым попали реально в нормальную часть. И портить это вообще не хотелось бы.
        К сожалению, начмед так и не появился.
        А вот Ольга Валерьевна пришла, как и обещала. Я понял, это судьба. А потом плюнул на все, и с огромнейшим удовольствием посвятил несколько часов Олечке. Просто отказать ей вообще никак не смог. Подумал, хрен с ним. Как-нибудь разберёмся.
        Глава 22
        В общем, план оказался - полная фигня. А Ольга Валерьевна оказалась какой-то ненасытной женщиной. Я слышал, конечно, такое бывает, и под маской одухотворенной, возвышенной особы может скрываться извращенка или нимфоманка со стажем. Но не думал, что сам окажусь в подобной ситуации. Нет, мне ее рвение очень даже нравилось. В плане того, что это значительно приподнимало не только жизненно важный в данном случае орган, но и нашу с Соколовым самооценку. Однако, незримый образ начмеда, которого я представлял не иначе, как со скальпелем в руке, становился все более осязаемым. Просто, очень скоро я убедился, что иногда все-таки лучше думать головой.
        Три дня не было видно майора и три дня Ольга Валерьевна с меня с живого не слазила. Между прочим, вовсе не в переносном смысле.
        Я уже проклял все на свете, честно говоря. Не из-за самого процесса. Он, как раз был очень даже на высоком уровне. Олечка жгла, как в последний раз. Основную роль в моем прозрении, сыграло то, что наше с ней представление о том, как все происходило между нами, радикально отличалось. На третий день, одёргивая халат и поправляя нижнее белье, она задала очень странный вопрос. Сколько я хотел бы детей и как родные отнесутся к небольшой разнице между мной и моей избранницей. Потом последовал еще более странный текст. Она вдруг поинтересовалась, каково это, вырасти в семье настоящего героя? Хотел ответить, понятия не имею, потому что вообще хрен пойму, о чем речь, как вдруг Ольгу Валерьевну сильно начал волновать вопрос, сколько комнат в нашей квартире. И не разумнее ли будет разменять ее на две отдельных. Потом снова вспомнилась «небольшая» разница в возрасте и дедушка-герой
        - Небольшая? - Переспросил я, чувствуя, что снова начинает кружиться голова. Как в тот день, когда поднялась температура. Только в этот раз болезнь точно ни при чем. - Небольшая, это когда пять лет. Ну, ладно, семь. А у нас с Вами - семнадцать. Думаю, тут не только о родителях думать надо. И это ещё, прошу заметить, мы не берем в расчёт майора Сергеева.
        - А что майор Сергеев? - Совершенно беззаботно спросила Ольга Валерьевна.
        - Как что? Он Вас типа того… типа любит. Если что-то узнает, разница в возрасте совершено никого не будет волновать, потому что он меня просто грохнет. И знаете, у человека, имеющего доступ к различным лекарствам, эта возможность весьма даже реальная.
        - Ой, да хватит тебе! Мы ему сами все скажем. Переживёт. - Олечка небрежно махнула рукой, поправила волосы и вышла из кабинета, где теоретически мы должны были ставить укол, а в реальности делали совершенно другое.
        Вот тут я точно понял, это мандец. Во-первых, как и большинство женщин, мое желание заняться сексом и желание Соколова удовлетворить физические потребности своего юного тела, Ольга Валерьевна приняла за большую и чистую любовь. Я, конечно, знаю, женщины склонны додумывать себе различные подробности в личных отношениях, но здесь Олечка не додумала. Здесь она вообще все сочинила. Да и потом, я, конечно, не знаток женских сердец, может. Они меня просто как-то никогда не волновали. Обычно интерес имелся совершенно к другим органам. Но вот что-то мне подсказывало в этот момент, страсть у Олечки возникла вовсе не к огромной харизме Соколова. Эта особа имеет вполне конкретные цели. И что-то они мне не сильно понравились, если честно. А уж тем более, совершенно не хотел я ни в чем признаваться майору.
        В общем, стало понятно, ситуация выходит из-под контроля. Особо порадовала Олечкина уверенность, будто нам надо кому-то что-то рассказать. Тем более, когда этот кто-то - начмед, которому я тут стишки сижу кропаю. Он в этой ситуации выглядит идиотом. А я, вроде как, тоже не очень хорошо. Одно дело, перепихнулись для удовольствия, совсем другое, когда я «перепихнулся», а Олечка комнаты с нашей с Соколовым квартиры считает. Потом еще в красках представил, куда конкретно майор Сергеев мне мои же стишки засунет и сколько раз провернет. Стало понятно, надо разруливать ситуацию. Пока эта ситуация не разрулилась в плохую сторону без моего на то согласия.
        Причем, отпускать меня из санчасти майор не собирается. У него, блин, любовь. И ведь не скажешь, что предмет любви немного не соответствует мечтам начмеда.
        Посидел я, подумал, и понял, нужна помощь. Только помощь старших, так сказать, товарищей. Тех, кому майор Сергеев не сможет отказать.
        Не иначе, как почуяв мою беду, снова нарисовался Исаев. Очень, кстати, вовремя. Пришел проведать. Как обычно, постучал в окно.
        - Исаев! Сука! Как я рад! В смысле, не ты сука. Ты - мой боевой товарищ. Это - для связки слов.
        А я действительно был рад. Потому что самому мне из санчасти не смыться.
        - Олег, важное задание. Очень важное. Я как можно быстрее, должен вернуться в казарму.
        - Так. И в чем проблема? Как себя чувствуешь? Болезнь прошла? - Исаев искренне не понимал, что не так.
        - Блин…Не спрашивай. Просто нужно, чтоб ты сделал следующее. Найди замполита. Спроси, нужна ли помощь… Не знаю, с чем угодно. Ты рисовать умеешь?
        - Ну, так. Немного. В школе пятерки были по изо. Хвалили, вроде бы.
        - Вот и чудно. Скажи, что очень хочешь помочь…не знаю, с оформлением Ленинской комнаты, например. И заодно расскажи, мол, у тебя есть товарищ, который очень хорошо, прекрасно, просто замечательно пишет стихи. Поэмы. Романы. Что угодно. Скажи, мол, было бы здорово нахерачить что-то подобное. Для части. Для замполита лично. Для всей армии в целом. Лермонтов просто отдыхает, а Пушкин нервно курит в сторонке. Понял? Тем более, новый год на носу. Что-то по-любому надо. Понял? И еще… Скажи, мол шикарно рисует товарищ… Вообще все рисует. Понял?
        - Понял. - Исаев несколько раз кивнул, а потом спросил, - Товарищ только не понял, какой. Про кого речь? Нет у меня, вроде, таких.
        - Мляяяя… Исаев. Я!
        - Ааааа… Ты рисуешь?
        - Слушай, я сейчас готов на все, лишь бы свалить отсюда. Рисовать, петь, танцевать. Быть новогодней елкой. Согласен на физо три раза в день. Давай. Прям сегодня сделай. Чем раньше, тем лучше.
        Исаев исчез из поля зрения, а я с облегчением выдохнул. Если блаженный Олег не затупит, то есть шанс уйти отсюда живым, на своих двоих, целых ногах. И без претендентов на жилплощадь Соколова. Что ж я, крыса какая-то, чужие метры раздавать всяких ушлым дамочкам. И дед герой ей, посмотри, покоя не дает. Эх… Узнать бы, что там у нас за дед? Но к Олечке не пойду. Ну, ее к черту.
        Исаев не подвёл. Буквально на следующий день рядом со мной обозначился начмед. Вид у него был грустный и печальный.
        - Соколов, собирайся. В батарею возвращаешься. Тебя назад требуют. Замполит. Сука… Главное, откуда нарыл-то про твои таланты. И я, как назло, видишь, занят был… Говорит мне, сволочь: «Вы, товарищ майор, у меня бойца украли, а отдавать не хотите». Я ему ответил, что ты не красная девица, чтоб тебя красть. А он, знаешь че? Сказал, этот вопрос через комбрига поднимет. Мол, в тот момент, когда часть нуждается в творческих личностях, которые должны нести службу в полном ее объеме, я в свое личное пользование заграбастал местного Достоевского и он мне пишет стихи. Откуда, сволочь, узнал, не пойму.
        - Достоевский стихов не писал - уточнил я.
        - Да хрен с ним, с Достоевским. Он был женат?
        - Был.
        - Вот видишь? А я так и помру в этой части, без семьи и без детей.
        - Так Вы женитесь, товарищ майор. - Тема скользкая. С нее точно надо соскочить.
        - Женюсь. На Ольге Валерьевне.
        Я был безумно счастлив, что Исаеву удалось мне помочь, поэтому искренне пожелал начмеду успехов в этом достойном деле, а сам рванул собираться обратно в расположение. Причем, хотел сделать это так, чтоб Олечка не узнала раньше времени. И не прибежала, например, прощаться, не дай бог.
        Когда вошел в казарму, даже не думал, что так буду рад видеть сослуживцев, дневального, сержантов, и даже Исаева. Главное - мой внезапно начавшийся роман, так же внезапно закончился. Теперь главное, чтоб никто об этом не узнал. Надеюсь, Ольга Валерьевна все-таки женщина неглупая, и закроет эту страницу своей жизни, так же, как и я закрыл.
        Правда, пришлось расплачиваться за свободу активным участием в оформлении Ленкомнаты и писать целую поэму о том, как сильно способствует армейская служба формированию настоящего мужского характера у каждого советского гражданина. Но это - фигня. Это я даже с удовольствием делал. Более того, мы с Исаевым, который, собственно говоря, стал инициатором нашей помощи, как изначально с ним и договаривались, в глазах замполита выглядели настоящими энтузиастами. Он нам за это даже позволял немного больше, чем остальным. Я так понял, обычно подобные задания раздаются добровольно-принудительно, а тут целых два бойца сами желание изъявили. Вот он и охренел от радости.
        Помимо вынужденного сотрудничества с замполитом, в хорошем смысле этого слова, пошла у нас с Исаевым уже настоящая служба. Я, наконец, узнал, что такое быть в наряде. Причём, в первый же день после возвращения.
        - Батарея строимся! - Прозвучал приказ от командира взвода.
        Вроде уже вечер, никаких задач быть не должно. Мы немного напряглись. Что на этот раз? Может, залетел кто-то? Или просто скучно взводному. Он у нас парень горячий. Идейный. Спит и видит, как наша батарея в лучших из лучших числится. Вообще, хочу сказать, при том, что в армии каждый день проходит, как предыдущий, каждое построение, теп не менее, - это, как новый уровень игры. Никогда не знаешь, чем оно закончится. Да и вообще, для чего оно нужно.
        - Бойцы, вам выпала честь, заступить в наряд по столовой. На завтра мне нужно три добровольца. - Бодрым тоном сообщил командир взвода и уставился на нас с ожиданием во взгляде.
        Все стоят молчат и я стою молчу. Зачем лишний раз быть на виду? Уже итак засветился везде, где только можно. Ольга Валерьевна теперь кружит неподалёку, аки ворон. Видел ее во время утренней физподготовки. Бродила кругами с умным видом. А я с умным видом изображал слепоту. Чуть от сержантов не отхватил, которые не понял, с какого перепугу у меня голова только в одну сторону поворачивается. Зато Ольга Валерьевна настойчиво нарезала круги, пока ее проходящий мимо прапорщик не выцепил.
        Как показала практика, инициатива очень сильно имеет инициатора. Я это и раньше знал, по ментовке, но в армии данная поговорка работает в десять раз сильнее. Поэтому, после выхода из санчасти, решил взять себе за основу правило - никуда не дергаться, вперед батьки в пекло не лезть. Назначат - пошел. Не заметят, слава богу. Все по принципу - ну, вы же сами приказали, а я, так-то, вообще не горел желанием.
        - Вижу дохера желающих. - Нехорошо так, многозначительно протянул взводный. - Ну, воля ваша. Если добровольцев нет, значит их назначают. Раз столько желающих, буду выбирать лучших. Исаев, по глазам вижу, хочешь выйти из строя.
        Блаженный Олег в это время явно о чем-то задумался и поэтому на фоне остальных действительно выглядел как-то одухотворенно. Услышав свою фамилию, он вроде удивился, но шагнул вперед.
        - Таааак… Один доброволец есть. Вахонин, нога, смотрю, дернулась. Хотел, наверное, выйти, да что-то нерешительно повел себя. Не надо, Вахонин, стесняться своих желаний. Особенно, когда они похвальные. А хотеть в наряд, это - похвально. Давай, выходи к своему товарищу.
        Командир взвода с довольным выражением лица посмотрел на двух жертв своего выбора.
        - Хорошо идем. Еще один доброволец есть. И дополнит тройку лучших бойцов у нас… Во! Соколов, выходи к банде. Посмотри, какие орлы. Они - орлы, а ты - Соколов. Чуешь, как совпало? Спасибо, товарищи, за добровольное решение. А сейчас, разойтись…
        Ну, наряд, так наряд. Подумал я. Надо же было когда-то заступать. Лучше в наряд, чем обратно в санчасть. Все познается в сравнении. Итак вздрагиваю каждый раз, когда вижу вдалеке кого-то похожего на начмеда. Будь это реально настоящие чувства, я бы, может, и бился за нашу любовь. Но помирать ради Ольги Валерьевны, что-то мне не хотелось.
        На следующее утро все было, как обычно. Зарядка, завтрак и так далее.
        А потом нас ждал наряд. Как оказалось, из каждой батареи брали по несколько человек. Был еще один дежурный по столовой, ну пока я его не видел.
        Сержант Стегачев приказал заступающим в наряд, то есть мне, Исаеву и Вахонину, готовиться.
        - Слушайте сюда, доблестные войны третьей батареи. Сегодня вы приступите к наряду. Окунетесь, так сказать, с головой во все прелести солдатской службы. Всем привести себя в порядок, чтобы были, как с иголочки. Подшиться тем, кто успел за утро обосраться. Форма должна блестеть. Сапоги начистить, чтобы были готовы, как на смотр. Уяснили бойцы?
        Я, само собой, испытывал дикое желание сообщить сержанту, что форма никак блестеть не может. Но сдержался. Блин, умнею на глазах.
        - Так точно, товарищ сержант! - ответили мы хором.
        - Разойтись!
        Все разбрелись по своим местам и принялись готовиться к наряду. На всякий случай я переподшился, проверил еще раз свою форму на предмет чистоты, натер сапоги так, что можно было видеть свое отражение. После обеда, как ни странно, нам дали немного времени отдохнуть. Целых полтора часа. Я прям удивился. Что за удивительное чудо? Это время пролетело буквально за минуту.
        - Заступающий наряд, стройся! - Приказ прозвучал слишком быстро. Ну, или мне так показалось.
        Мы построились. Сержант осмотрел нас. Замечаний не сделал. Значит, все нормально.
        - Так. Выходим, строимся у штаба. - Скомандовал Стегачев.
        Вообще, такое чувство, будто мы не в наряд собираемся, а на парад. Честное слово. На кой черт в столовке, среди тарелок и жратвы, начищенная обувь и идеальная форма? Кого там радовать своим видом? Картошку? Капусту?
        Как оказалось, наряд строится на развод, где дежурный по части смотрит на внешний вид. Может спросить знания солдата, проверить готовность к наряду. Благо нас спрашивать не о чем было. Первый раз в наряде. Думаю, никто бы и ничего не ответил, будь то даже наряд не по столовой, а другой, серьезнее.
        Дежурным оказался сержант не из нашей батареи. Всего заступили шесть человек.
        Мы пришли в столовую заблаговременно, перед ужином. Первым делом нужно было принять наряд. Дежурный закрепил нас за другими бойцами, которые его, этот наряд, сдавали. Как пионерское знамя.
        Вот тут начался армейский дурдом. Надо было пересчитать все: тарелки, ложки, кружки и всякую остальную хрень. Кому она могла понадобиться, не знаю. Железные миски, это же очень нужный инвентарь, чтобы его воровать. Еще бы солдата с автоматом к ним поставили.
        Хотя, в целом несмотря на этот дебилизм с пересчётом, все остальное было не так уж плохо. В первые несколько часов.
        Мы приняли наряд у сослуживцев и начали готовиться к ужину.
        - Быстро берем тарелки, кружки и ложки, раскладываем по столам. Так, а вы трое, со мной. - Скомандовал сержант.
        Я попал в эту тройку. Вот такая у нас вышла тёплая компания. Дежурный по столовой и я с двумя неизвестными бойцами. Исаев проводил меня грустным взглядом. Все-таки иногда он здорово напоминал мне собаку, которая чувствует себя спокойно, если рядом находится хозяин. Как бы это не звучало, но выглядело именно так. Соответственно, чисто психологически, я тоже испытывал чувство ответственности. Поэтому, зная, что Исаев без присмотра, немного нервничал. Все-таки память о сержанте Злыдневе сидела во мне крепко. Как и о том, что поговорку про тихий омут и чертей никто не отменял.
        - Солдаты, кто из вас заступал хоть раз в наряд по столовой? - Спросил дежурный.
        Все стоим, молчим. Видимо, остальные тоже в первый раз, как и я.
        - Да блин… Послал бог на голову всех новеньких. Значит, слушаем меня. Сейчас одеваем бушлаты и идем в АПС.
        - А что такое АПС товарищ сержант? - Спросил я. Задолбали. Один набор букв везде. Реадн, АПС… Почему нельзя говорить нормально. Откуда я знаю, что это такое. Может, какая-нибудь удивительная хрень, где меня на органы разберут.
        - Твою ж мать… Армейский продовольственный склад. Не перебивайте и слушайте до конца. Еще раз будет такой вопрос без разрешения, помимо наряда буду вас через ноги и руки учить дисциплине.
        Нахрен я что-то спросил. Лучше вообще молчать. Ноги, руки. Задолбали учителя. Куда не плюнь, везде Макаренко.
        - Так вот идем туда и загружаем продукты в машину. Потом в столовой разгружаем. Кто будет много говорить, на горбу потащит все в одно лицо. Меньше вопросов, больше дела. Одеваемся и выходим.
        До этого АПС идти, как оказалось, недалеко, около восьмисот метров от столовой. Правда, была отвратительная погода. Метель. Снег, как назло, сыпал и сыпал. Вот думаю, не повезло сейчас товарищам, которые не с нами. Будут чистить до ужина, а может и после. То ли дело мы. Сейчас быстренько тут все сделаем и спать. Наивный я человек.
        Как только пришли на месте, сразу начали грузить крупу, сухофрукты, картошку и разные продукты. Не хило так-то поработали.
        В столовой все выгрузили и разложили по местам, как сказал сержант. Тем временем, остальные, которые в погрузочно-разгрузочных работах не участвовали, накрыли уже столы, расставили посуду. До ужина оставалось буквально десять минут.
        - Так, после приема пищи, все выходим и собираем столовый инвентарь. Потом наводим уборку в столовой, моем посуду. Доведу кто, что будет выполнять. Вы трое, кто ходили за продуктами, разговорчивые ребята, отправляетесь на мойку. Остальные ждут команды. - Распорядился дежурный сержант.
        Уже в тот момент прикинул объем работы по количеству людей, которые придут на ужин, и как-то сразу загрустил.
        Мы пошли в помещение мойки. Сказать, что я охренел, это ничего не сказать. Проточной воды не имелось в наличие, воду привозили. Раковины были наполнены почти до краев, и, судя по виду, вода точно не первой свежести.
        - Как тут что-то мыть? Это вообще возможно? Грязь, холодная вода. - Спросил один из парней вслух. Камикадзе. Ему повезло, что сержант этого уже не услышал. Хотя, и нам тоже повезло.
        После увиденной картины, я понял, с аппетитом при следующих посещениях столовой могут быть проблемы. Потому что представил, как из этой воды достают миски, а в них накладывают еду. В животе сразу неприятно забурлило.
        Снова, как назло, вспомнилась своя, родная жизнь. В которой была посудомойка, красивые тарелки и очень, очень вкусная жратва. Может, я и не гурман, но покушать вкусно всегда любил. А теперь, ни жратвы, ни сна, ни покоя. Даже одна нормальная возможность интима внезапно стала ненормальной. Потому что все через одно место.
        Пока я витал в облаках и воспоминаниях о своей настоящей жизни, нам начали приносить посуду, ложки, кружки. Вот оно началось веселье, подумал я. И не ошибся. Отмыть жирные миски в такой воде - высший пилотаж. Настоящее искусство. И ведь не положишь грязную посуду. Сержант нет-нет, а заходил к нам с проверкой.
        - Ну что бойцы, все хорошо? Никто не устал? Может кто-то отдохнуть хочет?
        Нет. Идите к черту, товарищ сержант. Слова лишнего хрен скажу, только по делу. Знаем мы эту песню. Про отдых. Скажешь, что устал, загребешься потом за свои слова отвечать.
        - Никак нет, товарищ сержант. - Хором ответили мы.
        Видимо, остальные тоже в курсе.
        Спустя тридцать минут, руки совсем окоченели, пальцы плохо двигались и было одно желание, быстрей домыть эту херову кучу посуды.
        - Закончите здесь, пойдете отдыхать. А я пока посмотрю, что там другие бездельники делают.
        Простимулировал, не спорю. Но процесс мытья настолько был уникальным, что очень скоро стало понятно, на сон особо можно не рассчитывать.
        Надо отдать должное, мыли все равно на совесть. Каждый понимал, будет косяк, опять загремим в наряд по столовой и, судя по армейской логике, думаю, снова на мойку посуды. Где-то к пяти утра, мы закончили. Либо из-за отсутствия опыта, либо данный процесс в действительности такой трудоемкий, что занимает много времени. Я уже, честно говоря, не пытался это осмыслить.
        - Ну что, парни, как впечатление? - Спросил тот пацан, который возмущался с самого начала.
        - Да ну его на хер, такие наряды. Видимо, сегодня мы без сна. - Поддержал его второй.
        - Еще остался час. Пойдем быстрее. - Я обсуждать всю прелесть пережитого не стал. Что толку?
        Пулей добежал до казармы и рухнул спать. Мне показалось прошло минута, максимум, как я услышал команду «подъем».
        Глаза упорно не желали открываться. В голове стоял гул. Твою ж мать… Я оделся и пошел в столовую, на второй круг этого кухонного ада.
        - Оооо… - Зато дежурный был отвратительно бодр и весел. - Доброе утро вам, бойцы. Вижу, все выспались. Свежо выглядите, молодцы. Готовимся к завтраку, а потом, все по своим местам.
        - Ну че парни, как на мойке? Жопа? - Тихо поинтересовался один из тройки, которой не досталась посуда.
        - Да лучше не спрашивай. Вы что делали?
        - Мы картошку чистили. Тоже охренеть, какое занятие. Горы этой картохи, блин. Она просто бесконечная. Будто размножается, сука. Ее чистишь, а меньше не становится. Удолбались. На всю жизнь начистились. Сержант ходит еще тыкает, это не так, то не этак. Много с кожурой снимаешь. Криво. Косо. Некрасиво. Ну, в таком русле. Достал. Хорошо, вон, Исаев. Как машина. Робот. Взял и попер. Только кожура отлетала.
        Я посмотрел на блаженного Олега с легким удивлением. Он как-то виновато улыбнулся и пожал плечами. Мол, не судите строго. Само выходит.
        Одним словом, мы накрывали, потом мыли, потом опять накрывали, потом опять мыли, замкнутый круг. Считали минуты до смены наряда. Когда этот счастливый момент произошел, я был готов кинуться навстречу принимавшим наряд с крепкими дружескими объятиями.
        Однако, как оказалось, самое интересное было впереди. Наверное, повлиял ритм армейской жизни. Я как-то расслабился. Не в смысле, физически. Тут наоборот. Напрягов было предостаточно. Морально. Мысль о том, что мое перемещение имеет смысл начала отступать все дальше. Становилась размытой и далёкой. Служба воспринималась уже чуть ли не единственным правильным вариантом событий. Я не заметил сам, как погрузился в эту трясину. С Исаевым мы общались много. В основном, конечно, по армейским бытовым вещам. Даже его я начал воспринимать просто, как Исаева. Человека, с которым мне выпало нести службу. Короче, вот такой я был дурак.
        Глава 23
        В общем, постепенно, я втянулся в армейскую жизнь. Врать не буду, некоторые моменты раздражали до зубовного скрежета. Прям до трясучки, если честно. Несмотря на то, что удивляться уже, мало чему удивлялся.
        Например, слово «кантик», которое так любил сержант Стегачев. Причем, это касалось не только головы. Я-то прежде думал, кантик имеет лишь одно значение. Хрена там. Армия просветила. Дала мне новые знания.
        Оказалось, все на голове должно быть аккуратно побрито снизу и сбоку, это само собой. Но на кроватях и подушках, по мнению сержанта, тоже должен быть отбит красивый «кантик». У нас были даже специальные деревянные плашки, ими проглаживали края матраса и подушки, чтоб они были квадратненькие и аккуратненькие. Вот это вообще меня порадовало до глубины души. На кой черт? Просто, зачем? Нет, ну ладно порядок и все такое, но, твою ж мать. Подушки?
        Снег, когда мы с тропинок и плаца его убирали, кучей нельзя было оставлять. Это сильно испортит обороноспособность страны. На нем тоже должен был отбит аккуратный «кантик». Причем Стегачев произносил это слово с какой-то особой, влюбленной интонацией. И все, предназначенные для данной процедуры, специальные движения лопатой, создающие гребаный «кантик», от дедушки к духу передавались по наследству. На полном, между прочим, серьезе. Целая философия «кантика».
        Второе слово, которое вызывало у меня нервную дрожь, это - «рожай». Здесь, в армии, все надо было «рожать». Вот стащил у тебя кто-то портянку, хотя, казалось бы, кому она нахрен нужна, а ты это за пять минут до развода обнаружил, и тебе сержант орет: «Где портянка?!» Ты такой: «Нет! Скомуниздли!» А он тебе: «Не скомуниздили, а проипал! Рожай!» Потому что, кто виноват? Ты сам. И где хочешь, там ищи. Без портянок тебе конец. И ведь всегда находили! Вот, что удивительно.
        Или, опять же, снега навалило по колено, всех выгоняют его утром чистить, а лопат нету. Ну, вот нет. Рожай! Приходилось реально просто из чего попало наколотить этих лопат. Не армия, а гребаный роддом.
        Ну, а самое главное, что вообще меня убивало наповал, это воплощенный в реальность девиз мушкетеров: «Один за всех и все за одного», которому безоговорочно следовали отцы-командиры. Дюма, что ли, им в детстве до хрена читали. Въелось до самой печенки, наверное.
        Сталкивались мы с этим практически каждый день. Был случай. После отбоя. Несколько особо умных товарищей открыли окна в туалете и стояли курили. А тут заходит наш взводный. Вообще, его быть не должно. Не знаю, зачем припёрся. Может, не спалось человеку и он решил успокоить свое маятное сердце видом солдат. Считать вместо барашков собрался.
        Парни, когда его увидели, чуть бычки не проглотили. А что там глотать. Уже поздно.
        Взводный велел дневальному батарею поднимать. А мы - то предыстории не знали. Не видели, как этих двоих придурков в толчке спалили. Вскочили, понять не можем, в чем дело. Подумали, может, учебная тревога. В общем, человек сорок, всей толпой по форме одежды № 2, посреди ночи понесли на простыне окурок. Один. Один единственный окурок. Бежали за десять километров от части его хоронить, а потом обратно. Полночи пробегали. Это надо было видеть, конечно.
        Хотя, надо отдать должное, мои боевые товарищи тоже не отставали. Как землеройки, ей-богу. У землероек отсутствует инстинкт самосохранения, у солдат, в большинстве своем, его тоже не было.
        Воскресенье. Подъем. Я уже опытный, дельный, встал, наматываю портянки, одеваю форму.
        Выходные вообще мне нравились тем, что офицеров нет. Только ответственный, который в казарме появляется один раз за весь день. Сержанты тоже чуть ослабляли хватку. Короче, небольшой бонус от выходных имелся однозначно.
        Утром после зарядки, как обычно по распорядку дня, следовала заправка кроватей и утренний туалет. Иду довольный умываться. Физо для меня, особенно на новом месте службы, проблемой уже не было, да и сказать честно, привык я к этим нагрузкам, стал более выносливым, сильным. Мы с Исаевым упорно шли в первых рядах по физической подготовке. Само с собой, неоднократно размышлял о том, сколь много будет должен мне Соколов. Как ни крути, а я своим упертым характером, в хорошую форму его тельце пухлое привожу.
        В общем, воскресенье. Захожу в туалет. И что? Вижу картину, как два моих сослуживца, стоят, курят возле окна. А мы только недавно бычок хоронили.
        Первая мысль, ну, нихера себе. То есть, выводов никто не делает. Ну, или, еще как вариант, пацанам понравилось по ночам в ролевые игры с захоронением окурка играть.
        Вот сразу было ощущение, не к добру все это. Зря испытывают судьбу свою. Да ладно свою. Тут же, блин, один накосячил, а все отдуваются.
        - Парни, завязывайте. - Я прям раздражаться начал, если честно. Вот так на ровном месте рождаются проблемы.
        Умылся, почистил зубы и вижу, как сержанты заходят. Честно говоря, аж вслух выматерился.
        - Вы охренели в доску? - Прозвучал ожидаемый, а главное, совершенно уместный вопрос.
        В этом я с сержантами был полностью, абсолютно согласен. Охренели. Факт.
        - Вообще забыли, где находитесь? Вам кто разрешал тут курить?
        Крутость парней, которые дымили в форточку, пропала сразу же. Лица заметно погрустнели, поменяли свой цвет, руки затряслись. Стоят, мычат. Ни два, ни полтора слова связать не могут.
        И вот как назвать? Зачем вообще курили здесь, если даже не могут ответить нормально за свой поступок. Или они чего ждали? Типа, сержанты скажут, да молодцы, пацаны. Давайте, мы вас еще сигареткой угостим. Или коньячку принесем. А там, и девок можно вызвать.
        - Строиться, батарея. Бегом!
        Как только прозвучал приказ, я сразу понял, что-то нас ждёт. На похороны мы уже бегали. Вряд ли будет повтор. Тут, когда не надо, у сержантов такая фантазия включается, Стивен Кинг обзавидуется. Началось прекрасное воскресенье. Твою ж мать.
        - Становись. Равняйсь, смирно. Виновники построения выйти из строя.
        Начало, если честно, обнадёживало. Может, на этом все и закончится. Может, хоть раз, накажут только тех, кто реально накосячил.
        Парни, которые курили, неуверенно сделали два шага вперед. Стоят, смотрят на сержанта, как нагадившие котята, которые вот-вот получат тапком по жопе. А главное, не все поняли, что вообще происходит. Переглядываются, пожимают плечами.
        - Кто не в курсе, рассказываю. Сегодня ваши товарищи, подумали, будто им все дозволено и решили покурить в туалете. Что скажете, бойцы?
        А какие там, нахрен, бойцы. Стоят, взгляд в пол, ни слова выдавить не могут.
        - Будем проводить воспитательный процесс, чтобы он для всех послужил уроком. И прежде чем покурить, тысячу раз подумали, стоит оно того или нет.
        Думаю, да ну на хрен. Опять всеми. А счастье было так возможно. Очевидно, сержантского креатива нам не избежать.
        - Батарея, слушаем внимательно. Сегодня бойцы курили и не затушили свои сигареты. Все видят огонь?
        Это было неожиданно. Причем, для каждого. Герои сюжета глаза вылупили. Мол, как не затушили? Какой огонь? Сержант показывает в сторону туалета. Мы же, как идиоты, смотрим. Ну, где там огонь? Что там загориться? Плитка? Однако, хочу сказать, опыт великая вещь. А он нам подсказывал, спорить сейчас или задавать вопросы не надо. Поэтому мы, в один голос, ответили.
        - Да, видим огонь.
        Вариант, в котором попытались бы объяснить, что огня нет, может оказаться гораздо хуже.
        - А это значит, в расположении - пожар. Бегом берем кровати, тумбочки и выносим из казармы. Расставляем в таком же порядке, как и в казарме. Время пошло.
        Все, как стояли, так и остались стоять. Потому что никто нихрена не понял, что нужно делать.
        - Это шутка? - Тихо спросил за моей спиной Исаев.
        - Ты, блин, молчи. Правдолюб. - Прошипел я ему через плечо.
        А народ никак не сообразит, шутка или правда.
        Кто-то, вроде, дернулся из строя, но тут же остановился. Кто-то остался стоять на месте и просто крутил головой. Искали, где пожар.
        - Что стоим, тупим, бойцы? Я сказал, время пошло. Взяли кровати и спускаем вниз. Не понятно? - Культурно так, вежливо, даже ласково спросил сержант.
        И вот тут мы поняли, не похоже это совсем на шутку. Когда у сержанта появляется подобная интонация, все, тушите свет.
        Твою ж мать… С третьего этажа переть эти железные кровати. Охренеть можно.
        А что делать? Нашего мнения никто не спрашивал. Все ломанулись к кроватям, бестолково и суетливо создавая пары. Как бы это не звучало.
        Одному-то кровать не унести. Начали помогать друг другу. Сами берем кровати и смотрим на сержантов. Вдруг это все же армейский юмор. Ну, по крайней мере, хотелось, чтобы было именно так. Однако, видимо, не в этот раз.
        - Быстрее бойцы, огонь уже близко! - Заорал сержант.
        Можно представить, как сильно в этот момент мы любили товарищей, которые решили устроить себе перекур. Убил бы. Честно. Неисчерпаемое количество мата было услышано на лестничной площадке. Эмоционального. Душевного. Подушки по дороге падали на пол. На ступеньках образовалась толпа из людей в форме, с кроватями в руках. Выносили их и ставили перед казармой. На нас из окон смотрели остальные солдаты, которым повезло сегодня больше. Смотрели, как на дебилов, с улыбкой на лице. Но нам весело не было. Перетащили часть кроватей. Расставили. Все, как положено. Полная копия расположения.
        - Пожар закончился, заносим кровати, тумбочки, строимся на завтрак. - Скомандовал сержант.
        Все. Это была охранительно жирная точка, поставленная им в данном мероприятии.
        - Если кто-то еще захочет курить в расположении, отвечаю, засуну этот бычок прямо в горло. - Тихо, но очень отчетливо, так, что было слышно всем, сказал Исаев.
        А потом посмотрел на меня все с тем же виноватым выражением лица.
        - Не поверишь, Олег. - Ответил я ему, - Думаю, там в дверях желающие подавятся. Причём, ты вряд ли сделаешь это быстрее меня.
        В общем, служба шла весело и задорно. Я реально втянулся, стал даже ко многому относиться с юмором. Армия вообще сильно влияет на твоё жизненное восприятие. Я вдруг понял, что каждый поступок влечет за собой последствия. Накосячил, будь готов, обязательно прилетит. Причем, в многократно б?льшем размере. Неожиданно, все, что было в прошлой жизни, в той, настоящей, стало казаться мне каким-то далеким и ненужным. Деньги…Ну, да. Хорошо, когда они есть. Однако, вот нет их, и не помер.
        Я еще я начал ценить. Не что-то конкретное. Все. Просто все начал ценить. Поел? Хорошо. Поспал? Вообще отлично. Прошел день без эксцессов? Блин, просто супер.
        И люди вокруг. К ним я тоже начал относиться как-то иначе. Особо помог в этом, как ни странно, еще один момент службы.
        На вечернем построении, командир взвода зачитал список, кто завтра заступает в караул. Я попал в эти ряды. Что такое караул, слышал лишь со слов сослуживцев и не более. Знал только то, нужно стоять на вышке с оружием. Мне это представлялось, как в кино. И не особо сложным. То ли дело, столовая. А караул, что? Стой, смотри.
        Конечно, устав учил уже до этого. На память, вроде, пожаловаться в данном вопросе не могу. Запоминал все складно. Ночью перед отбоем начал повторять обязанности часового на посту и что ему запрещается. Честно говоря, еще когда учил, со многого посмеялся. Особенно в местах, где говорилось, что запрещено читать, петь, разговаривать. Думаю, это ж до какой степени нужно быть идиотом, чтобы разговаривать с самим собой или петь на вышке. Но в тот момент не придал особого значения. Воспринял, как очередную армейскую тупость.
        Утром, под команду дневального по дивизиону, вскочил достаточно бодро. Было даже интересно, как оно пройдет. Начался день сурка: подъем, физо, утренний туалет, завтрак и дальше по списку.
        Постоянно одно и то же. Иногда только менялась картинка, когда кто-то залетит, или срочное распоряжении комдива, что-то сделать, исправить, поставить. В целом, до настоящего времени, все было одинаково и в, некоторой степени, даже спокойно.
        Нас, заступающих в караул, после положенных утренних процедур, освободили от привычного режима.
        Нужно было привести себя в порядок, повторить устав, отдохнуть. Все то же самое, как и при заступление обычного наряда, за исключением упора на устав. Подготовились, как велено, а потом, отдельным строем, пошли на обед в столовую. Этот момент положительный, он порадовал. Не нужно стоять в очереди. Зашли спокойно, пообедали и ушли.
        Когда прозвучала команда дневального строится перед оружейной комнатой, я вообще был на позитиве. Построились, получили оружие, и отправились на развод. Там, как положено, нас осмотрели, спросили обязанности. Все, в целом, ответили неплохо, раздолбаев в караул не поставят. Так-то опасно выпускать идиотов с огнестрельным оружием в руках. Хрен его знает, что у кого в голове.
        Развод прошел. Мы погрузились в кузов машины и нас повезли к месту несения службы. Дорога заняла минут десять, не более. Прибыли на место, где имелось одноэтажное здание из красного кирпича, требующее ремонта, это сразу бросилось в глаза.
        Внутри состояние помещения тоже оставляло желать лучшего. Караул принимали по чистоте порядку, наличии инвентаря.
        Всё вроде бы сдали-приняли, но тут вдруг новый начкар, командир даже не моей батареи, капитан Зеленищев, заявляет.
        - Принимать не буду!
        - Как не будешь? - Сдающий комбат просто охренел от неожиданного поворота.
        - А вот, прошу обратить внимание, в столовой, в описи значится: «Вилки металлические…»
        - Так. И? В чем проблема?
        - А они алюминиевые. - С абсолютно серьезным лицом ответил капитан Зеленищев, - Не буду караул принимать, пока вилки не замените.
        Тут даже мы, простые солдаты, в осадок выпали.
        - Металл… Ага. - Сдающий начкар несколько минут просто смотрел на своего коллегу, пытаясь, видимо, сообразить, что на это ответить. - Эм…алюминий, разве не металл?
        - Нет. - Категорично отрезал Зеленищев. - Алюминий - это алюминий. А вилки должны быть металлические.
        - Так. Ясно… Звоню дежурному по караулам. Буду докладывать ситуацию.
        Буквально через минуту мы стали свидетелем потрясающего по своей тупости разговора.
        - Дай трубку новому начкару. - Скомандовал дежурный, а услышав голос Зеленищева заорал благим матом. Даже меня на месте подкинуло. - Товарищ капитан, вы что там, совсем одурели?
        - Никак нет, товарищ майор. Вилки в столовой должны быть металлические, а здесь алюминиевые. Пока не заменят, принимать караул не буду!
        - А алюминий, по-вашему, не металл?
        - Нет!
        - Слушай, капитан, приказываю, принимай караул!
        - Не имеете права приказывать принять. Пока не устранят недостаток, принимать не буду.
        В общем, для капитана, как оказалось, алюминий не металл. Получается, кто-то в школе таблицу Менделеева плохо учил.
        Мы-то были довольны. Простые солдаты, имею в виду. На постах не стоим, в тёплом помещении сидим.
        Тут сдающего псих, походу, накрыл.
        - Товарищ капитан, караул вами не принят. Принимать его вы отказываетесь. Дайте команду покинуть помещение вашим солдатам.
        - Но… - Тут пришло время охеревать Зеленищеву.
        - Никаких «но». Раз не приняли, вон отсюда! Буду вторые сутки дежурить.
        - Зима же… - Судя по лицу нашего начкара он лихорадочно соображал, не внести ли все-таки алюминий в список металлов. Такая активная борьба шла внутри него.
        - Ничего не знаю. Вон, я сказал! Посторонним покинуть помещение! Иначе буду расценивать это, как нападение вооружённой группой. Что делает караул при нападении? Надо устав цитировать? Мне караул в ружьё поднимать?
        - Ну, я тебе это припомню… - Огрызнулся Зеленищев и приказал нам выйти на улицу.
        - Это я тебе припомню, если всё-таки сдам караул. Завтра опять наши заступают, ты, сука, деревянные ложки искать будешь! Алюминий не металл, и железо не металл, завтра дерево металлом станет. - Тихим злым шепотом ответил сдающий. Так как я выходил последним, то его слова расслышал отчётливо. Честно говоря, чуть не заржал в голос.
        Вышли. На улице - мороз. Слава богу, дежурный успел с начальством Зеленищева связаться. В результате, капитана с наряда сняли. В связи с отсутствием других свободных офицеров, его командир дивизиона сам и заступил. Смену часовых и караула, наконец, произвели.
        У капитана, как стало известно позже, весёлая жизнь началась, насыщенная. Командир бригады, которому, естественно, доложили о происшествии, объявил «металлисту» трое суток ареста с содержанием на гауптвахте. И приказал в камере таблицу Менделеева повесить.
        Я попал в первую смену на пост. До места мы также ехали на машине. Постовые, разводящий старой смены и разводящий новой смены. Новый принимал караул у старого, меняя стоявших часовых на на нас, прибывших.
        Вышка была деревянной, лестница, чтобы подняться на верх тоже. Мне показали направления, за которым я должен пристально наблюдать, чтобы никто не попытался проникнуть. На минуточку, под охраной находились склады с боеприпасами. Внутри вышка выглядела, как квадрат. Каждая сторона не больше двух с половиной метров. На уровне глаз - специальные отверстия, для удобства просмотра охраняемой территории. В середине этой каморки папы Карло - железная труба, которая спускалась вниз до земли. Сразу вспомнился почему-то фильм «Охотники за привидениями». Они там тоже съезжали по такой штуковине. Первые два часа несения службы пролетели быстро. Пришла смена с разводящим, все, как полагается по уставу, выполнили. Я стоял на первом посту. Мы пошли по кругу менять часовых. Круг был около трех километров. Сменили, а потом поехали в караульное помещение. Прибывшая смена считалась бодрствующей и приступала к работам на закрепленных местах. Логика эта осталась для меня загадкой. С хера ли я бодрствующий, если я уже уставший. Затем отводилось два часа на сон. Не всегда удавалось поспать, естественно. Дел всегда
находили много, что-то убрать, что-то выучить. Это - армия. Куда ж без дебилизма?
        После того, как третий раз заступил на вышку, я убедился, в уставе действительно все написано достоверно, причём, походу, солдатской кровью. От скуки и однообразия, я начал ходить строевым шагом, петь песни, рассказывать стихи, которые вспоминал. Крыша ехала знатно. Даже разговаривал сам с собой.
        И вот как после подобных событий не ценить каждую минуту, проведенную, например, в обществе тех, кто тебе если не дорог, то хотя бы близок по духу.
        Ну, а потом случилось непредвиденное. Мы с Соколовым влюбились.
        Глава 24
        Вообще, я, конечно, ничего подобного не планировал. Да и как можно планировать такое в армии. В военной части, где херова туча солдат и одна Ольга Валерьевна, от которой я продолжал бегать, как от прокажённой. А она, что показательно, становилась все настойчивее.
        Дошло до того, что меня вызвали в санчасть.
        Шел я туда с сильным волнением. Думаю, ну, точно начмед все узнал. Зайду, а он мне как засадит шприц с какой-нибудь херней. В руку, например. И все. Поди потом докажи, что-нибудь. Короче, представлял, конечно, полную чушь, но накрутил себя знатно, пока топал.
        А там - сюрприз. Ольга Валерьевна. С красиво уложенными волосами, на губах - помада. Чего, как бы, не бывало и по идее не должно быть. Под халатом на этот раз очевидно мало посторонних вещей.
        - А что это Вы, Соколов, не заглядываете? - Спрашивает она, а сама медленно так, эротично, верхнюю пуговичку расстегивает и ближе подбирается.
        - Так мы не на курорте, чтоб я вот так свободно к Вам поздороваться бегал. - Отвечаю, а сам соображаю, как смыться. И на кой черт она вообще меня позвала?
        - А если кто-нибудь волнуется о Вашем здоровье, Соколов? - Продолжает она.
        Я смотрю, расстояние между нами значительно сокращается. Шансов уйти целым и нетронутым становится все меньше. Тоже ведь не могу с женщиной драться. Ну, куда это, вообще.
        - А Вы, Ольга Валерьевна, не так давно дедушку моего вспоминали…
        Она от неожиданности остановилась. Видимо, беседы о родственниках в план сегодняшней встречи никак не входили. Текст должен быть более романтичным.
        - Да? Не помню. - Олечка на полном серьёзе задумалась, заодно соображая, к чему такой поворот.
        - Вот. А я помню. Так вопрос имеется. Что там у нас с дедушкой?
        Ольга Валерьевна вообще в осадок выпала.
        - Откуда я знаю. Это же Ваш дедушка, Соколов.
        - Так-то да. Но вот не могли бы Вы уточнить. Почему вообще о нем речь зашла? Вы сказали, он - герой.
        - Ну, ты даешь, Соколов… - Ольга Валерьевна так офигела от моих вопросов, что забыла и про халат, и про пуговицы. - Ты как себя чувствуешь? У тебя, может, жар опять? Горло не болит?
        Олечка попыталась потрогать мой лоб. Я очень постарался, чтоб она вообще ничего моего не трогала. Поэтому отодвинулся на безопасное расстояние.
        - Нет у меня никакого жара. Просто… Не знаю особо про дедушку. Может такое быть? - Спросил, а сам думаю, зашибись сейчас выгляжу. Дурак дураком. Хотя, может и к лучшему. Посмотрит и решит, зачем ей такой идиот нужен.
        Просто я понятия не имел, что еще можно сказать в этой ситуации. Бред, конечно. Как могло такое быть, чтоб внук про деда-героя не знал.
        - Ааааа… Я поняла. - Олечка даже несколько раз кивнула головой. - Это из-за того, что твой отец погиб. Да? Мать, наверное, не захотела, чтоб ты по их стопам в военном направлении пошел. Это понятно. Мужа потеряла. Кто захочет сына терять. А я еще удивилась, почему ты здесь оказался. По идее, должен, как минимум, в военном училище быть. Как и отец.
        - Ага. Все верно. - Ответил я, а сам думаю, о чем она вообще. Какое училище Соколову. Какой, блин, отец.
        - Ну, слушай. Неправильно это, конечно. Как женщина, я ее понимаю. Но… В общем, дед твой, человек известный. Он с января 1943 года - на фронтах Великой Отечественной войны был. Командовал 3-й понтонно-мостовой бригадой. Под его руководством она переправляла советские войска через Неву, Днепр, Случь, Горынь и Днестр, строила «дорогу жизни» под Ленинградом. Сам понимаешь, какой список. А вообще, бригада Соколова особо отличилась во время форсирования Вислы в 1944 году. Части бригады построили наплавной мост, переправив танки, топливо и боеприпасы через реку. Когда немецкие войска попытались захватить переправу, бойцы бригады в течение двух суток отражали их атаки, удержав её. И все это - под руководством твоего деда. Николая Васильевича Соколова. Указом Президиума Верховного Совета СССР полковник Соколов был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». Ну, а потом уже, сын его, пошел по стопам отца. Почти. Только он в летное поступил. Летчиком-испытателем стал. Погиб десять лет назад. Сам понимаешь, подробности неизвестны. Просто мой отец
хорошо знает твоего деда. И отца знал. Я ведь тоже из наследственных, так сказать. Сразу сообразила, кто ты. На отца похож. Зря скрываешь родственную связь с такими людьми. Служил бы гораздо лучше. Ты ведь специально не стал афишировать? Я правильно понимаю? Похвально. Но глупо.
        - Круто…
        В принципе, ответ был понятен, не понятно только связано это как-то с моей ситуацией или нет. Или просто совпадение. По крайней мере, теперь вполне очевидно, почему мать так категорически была против службы Соколова. И в принципе, понятно, почему он сам попёрся. Скорее всего на фоне того, какая биография у отца и деда. Правда, мне от этого не легче. Потому что вообще неясно, при чем тут я. Хотя, знал бы сразу эту историю, может, избежал бы учебки в том виде, в каком она у меня была. Блин… А как тогда Исаев? В общем, с одной стороны стало немного яснее, с другой, еще больше запуталось.
        Но самое главное, все эти разговоры про родителей и дедов сбили настрой Ольги Валерьевны. Чем я благополучно и воспользовался. Выдал ей какую-то фигню про детскую травму, которую она разбередила, и выскочил из кабинета.
        Олечка только успела вслед мне крикнуть, мол, какая, нахрен, травма, если я сам спросил.
        Тем не менее, избежать крайне нежелательного продолжения этого романа мне удалось. Честно говоря, можно было бы забить на все и по полной воспользоваться щедрой душой Ольги Валерьевны. Ясное дело, никто там на ней жениться не собирается. Я же не дебил. Но как-то решил, неправильно это по отношению к Соколову. Он ей не нужен. Это факт. Судя по всему, романтичная, возвышенная особа, на самом деле очень даже хитрожопая стерва. Подумала, как удачно ей внук героя подвернулся. Да еще, так думаю, там и от отца плюшки имеются. Плохо, что ли? К рукам прибрала, хорошее положение получила. Это же Союз. Тут иначе к вершинам достатка и благополучия особо не доберёшься.
        Тем не менее, определённую информацию я получил. Только не знал, что с ней делать. Тем более, очень скоро стало не до этого.
        Судьба распорядилась так, что мы с Соколовым встретили ее. Катеньку.
        Это вышло совсем неожиданно. Причём, неожиданно с самого начала всей истории.
        К нам в часть прибыл какой-то проверяющий из Москвы. Мы его особо не видели. Что он там проверял, зачем, в каком направлении, нам тоже не докладывали. Тем более, у меня, например, уже имелся печальный опыт выступления перед всякими проверяющими. В этот раз я подумал, никак не засвечусь. Поэтому даже и не интересно было. Главное, что нас опять, по заведенной армейской традиции, гоняли несколько дней, чтоб все на территории было идеально. Включая казармы и каждый закоулок.
        И тут нарисовался прапорщик Сердюк. Тот самый, у которого я в первый день получал белье. Он вроде как-то меня не взлюбил. Уж не знаю, почему. Хотя, нет. Вру. Догадываюсь в чем причина. Была у нас история.
        Подходит он ко мне однажды с загадочным лицом.
        - Соколов, говорят, ты стихи пишешь?
        - А с чего вы взяли, что я стихи пишу? - Отвечаю вопросом на вопрос.
        Потому что уже знаю, в армии ничего просто так не спросят. Если интересуется, значит, имеется какая-то очередная тема. И не факт, что хорошая. А я уже замполиту строчить поэмы удолбался. Он меня, конечно, из санчасти и цепких рук Ольги Валерьевны спас, но е-мое, конец то этому поэтическому марафону должен быть или как. Поэтому решил не торопиться с чистосердечными признаниями. А то еще прапор припашет.
        - Ну, - говорит он, - Я знаю, ты замполиту помогаешь. А у меня, понимаешь, завтра ровно год свадьбы, хочу жене, Маше, необычный подарок сделать. Напишешь для нее стихи красивые, романтичные? Типа, от меня? Я уже открытку с гвоздиками купил.
        И протягивает мне открытку. А на ней реально гвоздики отвратительного вида. Такая открытка, которую на 1 мая дарить надо. Товарищу или коллеге.
        - Ладно, - говорю, - попробую.
        Хотя, вполне понятно, эти гвоздики никакими стихами не перекрыть.
        - Попробуй. А я в долгу не останусь. - Сердюк даже подобрел. Сразу смотреть стал ласково.
        - Вы уж лучше останьтесь в долгу, - говорю. - На всякий случай.
        - Вот сразу видно, что поэт, - заявляет прапорщик. - Что-то, вроде, говоришь, а чего говоришь - ни хрена не понятно.
        Короче, взял я у него открытку, вспомнил о ней только под вечер и быстренько написал какую-то чушь:
        Я люблю тебя Наташа.
        Бесконечно счастье наше.
        Без тебя я, как без рук,
        Мой надёжный, верный друг.
        Только закончил, прапорщик забегает. Спросил готово ли, схватил ее, сунул в карман и убежал. В принципе, что там проверять, если он сам не в зуб ногой, ни в рифме, ни в размере, ни в литературных приемах.
        На следующее утро появляется в казарме, а под глазом фингал на пол лица.
        - Где этот, мляха, поэт? Где этот, сука, Маяковский?
        Я сразу по его интонации понял, что-то пошло не так. Он ко мне подбежал и открытку в лицо тычет.
        - Ты чего, скотина, написал? Ты чего написал, падла?
        - Вам рифма не понравилась, товарищ прапорщик? - Думаю, ты погляди, эстет хренов. Ему еще и стих не зашел. Сразу надо было смотреть.
        - Какая, нахер, рифма! Мою жену Машей зовут! Машей, а не Наташей, дебила, млять, кусок! Она меня всю ночь лупила всем, что под руку попадётся. Сказала, конец и мне, и лярве Наташке. Найдёт ее один хрен. Пришлось рассказать правду. Не поверила сначала. А потом еще добавила за то, что не сам сюрприз готовил, а солдата просил. Устроил ты мне, сволочь, годовщину свадьбы. Стрелять вас, поэтов, надо!
        Вот с тех пор и не заладилось у нас с прапорщиком. Он как меня видел, так сразу настроение у него портилось.
        Все время говорил, слишком рожа у меня хитрая. Мол, заметно, мозг соображает, как бы, кого надурить. Видимо, опасался прапор конкуренции.
        Ну, а в тот день, я дневальным был как раз. Подфартило так. Смотрю, идет. Остановился, почесал затылок, а потом приказал мне разыскать моего командира взвода, вроде бы сидевшего на политзанятиях в «ленкомнате», и взять у него ключи от каптёрки. Сразу было понятно, это прям не очень хорошая идея.
        - Так там же заезжий полковник «причёсывает» офицерский состав. - Откровенно ответил я Сердюку. - Бобо будет, однако!
        - Ну не мне же туда идти, напарываться - не менее откровенно ответил товарищ прапорщик, а потом дал команду: «Выполнять!»
        Думаю, вот красавец мужик. Молодец.
        Но для себя решил, хрен там. Не выйдет у Сердюка меня под монастырь подвести. Пока шел, досконально продумал, что буду говорить и в какой последовательности. Главное, не перепутать.
        Стучу в дверь Ленкомнаты. Открываю и без запинки отчеканиваю по очерёдности.
        - Товарищ полковник, разрешите войти? Товарищ полковник, разрешите обратиться, рядовой Соколов. Товарищ полковник, разрешите обратиться к старшему лейтенанту такому-то. Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться и далее по сути вопроса.
        Народ в Ленкомнате только успевает головами крутить: на полковника - на меня, на полковника - на меня, на старлея - на меня.
        Забрал, наконец, ключи, и вроде ничего не перепутал.
        Теперь, чтоб смыться отсюда, всё в обратной последовательности отдолдонил. Но чётко, красиво. Без запинки. Из принципа. Чтоб Сердюк, сука такая, слюной подавился от злости.
        - Разрешите идти, товарищ полковник? - Закончил я свою фееричную речь.
        Раз! Через левое плечо. Щёлкнул каблуками, как белогвардейский дворянин из кино. Дверью Ленкомнаты грохнул. Но не сильно. Чисто для поддержания эффекта. За дверью - тишина. Там, похоже, шок еще не скоро офицерский состав нашей части отпустит.
        Но оказалось в итоге, я не только прапорщика бороднул, я и на проверяющего произвёл неизгладимое впечатление. Тем, как красиво все сделал. По уставу, порядку и армейскому этикету. Говоря, у полковника чуть слеза не побежала от радости. Вот, мол, какие солдаты у нас. Орлы! Он же и распорядился поощрить меня.
        Какое может быть поощрение для солдата-первогодка? Не медаль же. Ясное дело - увольнительная в город.
        Для меня это, как гром среди ясного неба. С одной стороны - приятно. С другой - нахрен она нужна? Город незнакомый. Пилить еще туда.
        Но главное, прапорщику эта ситуация, как серпом по энтому месту. Он как услышал про поощрение, его аж перекосило.
        Поэтому я из принципа, назло Сердюку, изобразил небывалую радость и отправился в город. Благо, было с кем добраться.
        Интересного ничего, конечно, не увидел. Еще и погода такая. Снег. Добрался до какой-то площади. Так понимаю, центр самый.
        И тут поворачиваю голову, а навстречу идет наш комбриг. Рядом с ним - девушка. Вроде бы нет в ней ничего из ряда вон выдающегося, но почему-то уставился и глаз оторвать не могу. И сама ситуация, как в кино. Волосы из-под шапки выбились у нее. У девушки. Их ветер треплет. Они так красиво разлетаются. И снег еще падает. Вернее, он не совсем падал. Так-то почти метель началась. Но мне все вдруг стало казаться удивительно красивым. И погода эта сраная. Колючие снежинки по морде лупят, а я внезапно решил, что обстановка очень даже романтичная. И холод вовсе не холод. А сама обладательница синих, как небо, глаз, и пшеничных волос напомнила сказочную принцессу.
        Тут меня чего-то переклинило. Я напружинился, вскинул правую руку к виску, левая вдоль тела, и, рубанул строевым, печатая шаг, как на параде, навстречу комбригу, который вел под руку мою прекрасную фею. Комбриг даже остановился, глядя на меня с лёгким недоумением. Хотя, где он и где я, обычный рядовой. Наверное, решил, дебил какой-то с перепугу чудит. Увидел начальство высшего ранга и исполняет теперь. Девушка тоже удивленно подняла бровь и посмотрела на полковника. Что-то спросила. Он ей вроде ответил. Это я, как во сне уже потом вспоминал. У меня в тот момент почему-то пульсировало в ушах. Хрен его знает, почему именно там. Я «чеканил» шаг, вскинув руку к виску и довернув голову в сторону комбрига.
        Так и пер до самого конца площади, а потом улицы. Спиной чувствовал, и полковник, и фея провожают меня взглядами. Типа, не вхерачится ли «сынок» башкой в угол первого дома, попавшегося на пути. Очнулся, когда понял, что ушел уже далеко. Встал на месте и думаю, что это было? А внутри такое теплое-теплое чувство разливается. И синие глаза перед собой вижу.
        - Твою ж мать… Этого мне только не хватало.
        Глава 25
        Девушку, как оказалось, звали Катей. И была она, как оказалось, дочерью командира бригады. Это я все разузнал, едва только вернулся в часть. Прилепился к сержанту Стегачеву. Чему он, ясное дело, рад точно не был.
        - Соколов, че тебе надо, не пойму? - «замок» буквально прятался от меня по всему расположению. Так я его достал своими тупыми расспросами.
        - Товарищ сержант, вот вы влюблялись?
        - Ты совсем манданулся? Влюбляться надо в себе подобных. А не в дочку комбрига. - Выдал Стегачев.
        Потом немного подумал. Догадался, что фраза его звучит несколько двусмысленно, и добавил, уже нормальным тоном.
        - Соколов, не знаю я эту Катю. Видел ее несколько раз, она в части была. Мельком. С комбригом. Иди вон, к лейтенанту Старикову. У него спроси. Он обо всем в курсе.
        Я поблагодарил и, развернувшись, собрался отправится на поиски «взводного».
        - Эй, Соколов! - Окликнул меня сержант. - Ты только ему в лоб не говори. Как мне. Иначе увольнительных до конца службы не увидишь. У нашего комвзвода любовь только одна - армия. И он верит, что все мы чувствуем то же самое.
        Я советом Стегачева воспользовался. Потому что идейный фанатизм лейтенанта, дело известное. Он им изрядно всех подзамудохал.
        Обманными маневрами, сославшись на то, что в городе встретил комбрига, повел себя, как дурак, а теперь переживаю, выяснил все, что взводный знал о Кате.
        Оказалось, ей недавно исполнилось восемнадцать. Поздний ребёнок. Полковнику то уже ого-го, куда перевалило. Поэтому на Катеньку с детства дышат, надышаться не могут. Пылинки сдувают. Учится она в медицинском. Характер имеет замечательный. И вообще, как в старом кино. Умница, красавица, спортсменка, комсомолка.
        А еще выяснил, что лейтенант Стариков, может и предан армии до самой печенки, но тоже не прочь завязать с дочерью комбрига знакомство. Это стало понятно по той интонации, с которой взводный говорил о Катеньке. У него даже голос менялся и глаза блестели.
        У нас с Соколовым на этой почве приступ ревности случился. Потому что лейтенант, в отличие от меня, имел прекрасную возможность покидать военную часть. А значит, его шансы завязать с Катенькой хоть что-то, гораздо реальнее.
        Тут я, конечно, призадумался. Во-первых, что скрывать, никогда ничего подобного не испытывал. Женщин всегда воспринимал, как очень приятный аспект жизни, но периодически меняющийся. А в данном случае просто заклинило меня на Катеньке и мандец. Даже сниться начала.
        Посоветоваться было не с кем, кроме моего друга Исаева. А он и правда стал другом. Особенно способствовало нашему сближению большое количество времени, проведённое в стенах Ленинской комнаты, когда трудились над задачами замполита.
        - Слушай, как это зд?рово! - Исаев к моей внезапной любви отнесся с энтузиазмом. Будто это вообще не я, а он влюбился.
        Блаженный Олег принялся вдохновенно придумывать, как мне познакомиться со своей феей. А я, между прочим, даже начал ее мысленно считать «своей». Вот как меня плющило. Или не меня, не знаю. Начал даже подозревать, может, это у Соколова гормоны так разгулялись. Ну, а что еще тут думать? Хрен поймешь, в общем. Сам-то я не сопливый пацан, чтоб столь сильно слюни пускать. Как идиот, честное слово.
        Идеи, конечно, у Исаева были, одна фантастичнее другой. Имелась даже версия, где я Катеньке спасаю жизнь. Откуда только подобная дурь у блаженного Олега в голове появилась. Не знаю. Но в его описании выглядело, конечно, красиво. Жаль только неосуществимо.
        В итоге, возможность подвернулась очень неожиданно.
        Дело в том, что пока строчил поэмы для замполита, походу событий, пришлось еще освоить художественную роспись и плакатный стиль работы пером. Исаев, чтоб вытащить меня из лап начмеда, рассказал, будто я и рисую хорошо. В принципе, по моей же просьбе. Я тогда на все был готов.
        Слава богу, оказалось, что у нас с Соколовым руки растут, откуда надо. Вернее, конечно, в данном случае, скорее у Соколова.
        Через некоторое время я уже виртуозно чертил схемы, писал лозунги, красиво оформлял текст.
        Вскоре обратил внимание на молодое дарование, то есть, на меня, начштаба бригады, который тут же перехватил его, это дарование, то есть меня, в свои хозяйственные руки. Художника-оформителя, что вполне понятно, штат не предусматривал. Так подполковник Марков, чтоб совместить полезное с полезным, а именно мои таланты и нужды штаба, определил меня в свои вечные работники В писари, по-простому говоря.
        Там, между делом, пришлось мне, как раз, работать во всех крайне необходимых для армейской жизни художественных техниках и материалах. Спустя очень короткое время, я уже легко расчерчивал на ватмане всякие таблицы и схемы, надписывал тушью шапки, расставлял значки и стрелки на картах, в цвете и во всех деталях вырисовывал технику армий стран вероятного противника. Вершиной творчества стало монументальное полотно, изображающее бравого советского воина в каске с автоматом поперек груди на фоне знамен и оружия. Справедливости ради, отмечу, что сие изображение создали мы с Исаевым вместе. Солдата даже установили на плацу и мы с Олегом гордо смотрели на него со стороны.
        Вот правда говорят, талантливый человек талантлив во всем. Соколов явно имел охренительные задатки в творчестве. Не удивлюсь, если бы нам с ним пришлось, например, танцевать, и мы бы с первых репетиций исполнили без напряга какой-нибудь фокстрот.
        Однако, во всем этом выявился один огромный, просто огромнейший плюс.
        Жизнь настала, можно сказать, богемная. Разбаловался я. Казарменная рутина - подъемы и отбои, разводы и построения, осмотры и проверки теперь были не для меня. И не для Исаева. Блаженного Олега, само собой, себе на помощь подтянул, он рядом со мной так и отирался. Мы дефилировали от Ленинской комнаты к штабу бригады и обратно. Это была наша самая главная обязанность.
        В столовую теперь ходили с ним не строем, а сами по себе и, если захочется, то не по распорядку.
        Вдобавок, случались моменты, когда в казарме думали, например, что я в штабе, а там считали, что в казарму ушел. Если замечали и там, и там, мое отсутствие, допускалась еще Ленинская комната. Грех не воспользоваться таким раскладом и несколько часов не урвать для личной жизни. Тем более, когда светлый образ Катеньки настойчиво из ночи в ночь снился.
        Оборзел я, конечно, от строевого шага отвыкать стал. Произошло это оттого, что практически все офицеры с заказами в очередь стояли, пропуская вперед только начштаба. Разве мог я этим не воспользоваться? Не попытаться смыться в город?
        Тем более, выпал случай еще и провернуть все без угрозы для спокойной службы. Прибежал ко мне лейтенант, комвзвода, но не моего, само собой. Глаза навыкате, на лбу - холодный пот. Ему срочно надо было, чтоб я схему одну оформил. А у меня еще работы валом.
        - Соколов, все, что хочешь проси. Но мне кирдык, если к утру, этой схемы не будет.
        - Все, что хочу… - Протянул я, глядя на форму лейтенанта.
        - Ну, ты, конечно… - Он от моей наглости просто офигел. - Слушай, это все художники и поэты такие охреневшие, или ты - особый случай?
        А мне в голову реально мысль пришла. Опасная, но очень интересная. В обмен на столь ценные, жизненно необходимые «лейтёхе» услуги выпросить у него форму. Офицера в городе патруль не остановит. И документов вряд ли спросит. Тогда я, по сути, «узаконю» свою самовольную отлучку из части.
        До города даже придумал, как добраться. Тоже «добрые люди» помогли.
        Вообще, оказалось, блат - великое дело. И работает он не только на гражданке. В армии, на самом деле, ничуть не хуже. Да и вообще, служить гораздо проще, если ты с умом к этому дело подходишь. А я, наученный всеми предшествующими событиями, точно старался теперь подходить с умом. И выгодой.
        С Исаевым все детали обговорили. Он меня прикрыть должен. По обычной схеме. Для штаба я в казарме, для казармы - в штабе. Ну, и если что, еще Ленкомната имеется. Олег меня провожал, как родная мать сына она первое свидание. Только что не перекрестил.
        Как только оказался в городе, сразу к институту рванул. Думаю, где ее искать? Катю. Не знаю точно же ни кафедру, ни специализацию. Стариков больше о прекрасных глазах рассуждал, когда с ним говорил, чем о реальных фактах.
        Как дурак полдня круги рядом с учебным заведением нарезал. Прохожие, смотрю, оглядываются уже. Еще бы пару часов побродил, здороваться бы начали.
        Однако, Катенька так и не обнаружилась. Просто закон подлости какой-то. Вернулся весь в расстроенных чувствах. Зато с двумя девушками познакомился. Решил, что уж страдать впустую. Пока нас с Катенькой судьба еще раз сведет, буду пока разбитое сердце приятным общением утешать. Тем более, когда такая возможность есть. Самовольно в город бегать.
        Правда, были случаи, когда практически мог спалиться. Возвращался однажды ночью в прекрасном расположении духа через дыру в заборе из очередного самохода. Одна из новых знакомых девиц оказалась местной. Жила в деревне, которая не так далеко от части. Топаю мимо казармы, а там в окнах свет. Что такое, думаю. Точно неспроста.
        Бегом к дневальному. Он четко все обрисовал.
        - Пьяный шофер комбрига из парка командирскую «волгу» угнал и теперь катается то вокруг части, то по лесу. Хочет обратно прорваться, а комендантский взвод его ловит. Тебя, кстати, начальник штаба искал. Иди, сдавайся.
        Ну, все, крепко попал, думаю, губы мне не избежать.
        Но деваться некуда. Лучше я сам явлюсь. Пошел в штаб, прямо к кабинету начальства.
        - Товарищ подполковник, по вашему приказанию… прибыл. - Отчеканил уверенно. Мол, все в норме. Все хорошо.
        - Где был? - Подполковник злой, как собака. Не рассчитывал, так понимаю, ночью всяких пьяных придурков ловить.
        - Э-э… в казарме. Надо же помыться, побриться, подворотничок подшить, а то все дни в штабе… Или у замполита. Сами понимаете.
        А сам думаю, твою мать, что я несу? Какой подворотничок в третьем часу ночи?
        Этой дешевой отмазке жить оставалось всего мгновение. Ее убил бы любой естественный в этой ситуации уточняющий вопрос. Спас мою шкуру звонок телефона.
        - Что? Поймали? Так, машину в парк, а этого мерзавца на гауптвахту. Записку об арестовании сейчас с посыльным пошлю.
        Положил трубку и протянул мне заполненный бланк.
        - Передашь дежурному по части.
        Тема с моим времяпрепровождением, само собой, сразу забылась.
        В общем, по краю прошёл, если честно. Но вывод сделал. Надо быть аккуратнее. И один хрен продолжил в город таскаться.
        С тем лейтенантом у нас вообще договорённость отличная вышла. Я ему все, что требуется, без очереди. Он мне - форму раз в неделю. Это были особые дни. Я ходил к институту и снова ждал, когда появится Катенька. Просто в любом другом случае, с девчонками на окраине встречался. Или вообще, в деревне. А институт - это центр города, соответственно, патруль. Тут встрять можно.
        Не знаю, как долго бы это продолжалось. Но однажды, при возвращении от здания института, в автобусе с командиром своей батареи столкнулся. Немая сцена продолжалась целую остановку. Какой там «Ревизор» Гоголя. Лицо надо было видеть моего комбата. Ни одному классическому произведению не сравниться. Он очевидно не верил своим глазам. Потому что такой наглости не ожидал.
        И главное, сидит, молча смотрит. Наверное ждет, что я испарюсь в воздухе. Я тоже сижу, смотрю. Не выскакивать же на ходу. Да и не поможет. Провалами в памяти комбат точно не страдает.
        Удивился он, конечно, моей быстрой «трансформации» из рядовых в лейтенанты очень сильно. Но за смекалку, которую проявил, обошлось не совсем убойным наказанием. Несколько нарядов отпахал. И под контроль мое время пребывания в штабе и казарме взяли. Могло быть хуже. Это я легко отделался. А лейтенант, нет. Ему прилетело по самые не балуйся.
        Конечно, расстроился я, что с Катей встретиться так и не смог. Она мне все равно продолжала сниться. Иногда, даже совсем в неприличных снах. Наваждение какое-то.
        Незаметно пролетело самое главное событие. Семейный праздник Новый год. Мне было интересно, как же происходит данное мероприятие в армии. С Исаевым часто обсуждали эту тему. Фантазировали. Может, шампанское принесут, бутерброды с красной икрой будут. Ясное дело, все это в пределах наших фантазий и осталось. Какие там, на хрен, бутерброды.
        Готовиться к новому году мы начали заблаговременно. Вырезали всякие фигурки из бумаг. Как в школе. На удивление, некоторые офицеры, даже приносили из дома мишуру и различные игрушки.
        В ближайшем лесочке срубили елку. По размеру она была совсем маленькая. Чтобы не мешала построениям и никто ее не сбил случайно.
        Тем не менее, коллективно новогоднюю атмосферу все равно создавали. Сразу вспомнились оливье, мандарины, бенгальские огни. Вспомнились, мотому что у нас их не было.
        В день самого праздника, вечером, после ужина, командир взвода приказал поставить столы и стулья из Ленинской комнаты на «взлетку» и готовиться к празднику. Еда, конечно, была совсем простая, но и на том спасибо.
        Картошка, котлеты, булочки с капустой, печенье, конфеты, сгущенка, тушенка, лимонад. За полтора часа до нового года, в расположение пришел комдив, чтоб лично поздравить. Мы построились, выслушали пятиминутную речь. Это даже было трогательно.
        В итоге, с нами остался дежурный офицер, дабы контролировать процесс празднования. По идее, не допустить распитие спиртного. Ключевое слово «по идее». Ясное дело, все ждали этой ночи, как благодати. Потому что на то и был расчет. По-русски говоря, сильно хотелось прибухнуть.
        Соответственно, когда мы наелись, напились лимонада, встретили новый год, а потом убрали праздничный стол, дежурный собрал всех, чтоб сказать последнее слово.
        - Так…Я знаю, что у вас уже в голове есть мысль выпить, отметить новый год. Более того, уверен, особо смекалистые приготовили «горючее» заранее и искать его бесполезно. Обычно оно прячется в самых неожиданных местах. Предупреждаю всех, кто додумается хоть грамм пригубить, никого выгораживать не собираюсь и сразу же доложу вашим командирам батареи. А сейчас отбой, бойцы. Еще раз всех с наступившим новым годом. Завтра поздний подъем в честь праздника. Всем отбой!
        Наивный человек. Спустя тридцать минут, сержанты и старослужащие начали шуршать у кроватей. Собирались маленькими группками по всей казарме. Продолжали отмечать новый год уже далеко не лимонадом. И, кстати, места и правда были очень неожиданные. Например, огнетушители, в которых настаивалась брага.
        Наутро по всей располаге стоял устойчивый, крепкий, родной запах перегара. Но дежурный, из-за позднего подъёма, появился, когда весь состав имел уже более-менее приличный вид.
        Вообще, хочу сказать, мне понравилось, как в армии проходят праздники. Правда, пролетели они, словно один день. За все это время нас особо никто не напрягал. Офицеры приходили редко, просто проверить все ли нормально, живы ли, здоровы? Короче, самые настоящие каникулы, можно сказать.
        К хорошему быстро привыкаешь, и после такого расслабона прийти в норму было тяжко. Тем более, нас ждало сразу построение дивизиона.
        Странно, абсолютно все офицеры были в этот день в казарме. Даже прапорщики, которые как приведение. Вроде бы точно знаешь, они есть, но увидеть их можно, только если сами захотят. Вот даже они находились в расположении.
        Мы построились. Комдив вместе с начальником штаба дивизиона наблюдали за этим процессом с серьёзными, каменными лицами.
        - Чего это за общий сбор? - Спросил Исаев, который уже привычно находился рядом.
        - Слушай, почему, если какая-то задница намечается, так ты мне вопросы задаёшь. Откуда я знаю. Нашел, блин, советскую энциклопедию. - Ответил я товарищу, испытывая при этом легкое волнение. Просто явно нас не для обычного смотра тут собрали.
        - Становись. Равняйсь. Смирно. - Скомандовал начштаба дивизиона, он же по совместительству заместитель комдива.
        - Товарищ майор, личный состав дивизиона по вашему приказу построен. Заместитель командира дивизиона капитан Малышев.
        Мы вытянулись еще больше, ожидая, какую речь сейчас толкнёт комдив. А он точно толкнет, это уже ясно.
        - Товарищи солдаты, праздники закончились. Из штаба округа пришел приказ о выходе на полевые учения. Командиры батарей, подготовить подразделения. Проверить укомплектованность вещмешков, пригодность и исправность противогазов, почистить автоматы, получить у старшины котелки, кружки и так далее. Перестоять полный список не буду. Сами не маленькие. Готовимся по полной. Через два дня объявляю строевой смотр. Через пять дней выдвигаемся на учения. Командиры батарей, подразделения в вашем распоряжении. Командуйте.
        В словосочетании «полевой выход» мне сразу не понравилось все. И то, что мы, очевидно, куда-то попрем. И то, что, очевидно, это «куда-то» находится в полях.
        Командир батареи продублировал слова комдива, нарезал задачи командирам взводов, а те, в свою очередь, - «замкам».
        Хотя, толком, никто ни черта не объяснил. Нам, солдатам имею в виду. Я уже понял, в армии всегда так. Сплошные тайны, окутанные мраком. Ничего нормально не расскажут. Тем удивительнее было вспоминать пересыльной. Правда, на фоне того, что в учебке кроме меня никто ничего подобного не помнил, я немного начал сомневаться, не причудилось ли это.
        Мы получили одно конкретное указание - готовиться к строевому смотру, и гонять нас начали с этого же дня.
        Сразу, не теряя времени, построили с вещмешками. Сержанты начали проверять содержимое. Конечно же, там много чего не хватало и все недочёты нужно было устранить. Этим мы, как раз, занимались ближайшие два дня. Оружие, правда, оказалось в нормальном состоянии. Это радовало.
        В срок, как положено, проверив окончательную готовность, командир батареи отправил нас в парк, грузить машину какими-то досками, столбами и всякой подобной лабудой. Это, вот неожиданность, нужно для полевого выхода. В общем, данное словосочетание стало нравится мне еще меньше.
        В день отбытия, после завтрака, погрузились в машины, а затем выдвинулись из части. Впереди нас ждали полевые учения и просто мандец, какие условия. Я уже думал, ничего такого не прилетит. Так и буду спокойно бегать из штаба в Ленинскую комнату. А вот ни хрена. И главное здесь, в полях, никак не соскочишь, не профилонишь.
        Добрались мы быстро. Только выпрыгнули из машин - сразу же построение. Все бегом, бегом, бегом. Только успевал одно, уже надо другое.
        - Сейчас активно разгружаем машину, натягиваем шатер, сколачиваем нары, ставим печку. Обустраиваем себе жилье. По всем вопросам обращаться к командирам взводов. Начать работу, разойтись. - Скомандовал комбат и куда-то тут же исчез. Явно не на разгрузку побежал.
        Нас разделили на несколько групп. Часть освобождала машины, часть натягивала шатер.
        Но самое классное, самое весёлое, как оказалось, - устанавливать нары. Зима. Земля замершая. Сначала надо отдолбить лед, потом выкопать ямы под столбы. При этом, гвоздей дали с гулькин хер, и два молотка. Соответственно, колотили нары, как могли. Кирпичами, камнями, всем, что попадется под руку.
        Работа, прямо скажем, не из легких. Само собой, нам с Исаевым после релакса, которым сопровождалась служба в последнее время, выпали именно эти дебильные нары. Делали их двухярусными. На доски стелили матрасы.
        Когда закончили, в принципе, все уже выглядело не столь печально. Шатер вмещал в себя сорок человек. В середине стояла печка или «буржуйка». Как угодно. На земле - доски, щиты. Справа и слева - тоже доски, но с гвоздями. Типа, вешалки. По бокам - сколоченные нары. В конце шатра, с отдельным входом, имелась офицерская комната. Спали они, в отличие от рядовых, на шконках с панцирной сеткой.
        Надо отметить, лагерь мы поставили в срок. Водители тем временем занимались перегоном техники в парк полигона. Находился он в самом конце, после всех шатров. Взвод обеспечения мастерил умывальники и полевую кухню. Короче, движ шел активный со всех сторон.
        В общем, реально полевые условия.
        Ели из котелков. Выстраивались в очередь за едой - батареями, чтобы не толпиться скопом. В крышку котелка давали «второе». Обычно это была перловка, гречка. Везло тем, кому попадался кусочек тушенки. Называли это «бонусом». В основную часть наливали суп. Ложкой его никто не ел, просто выпивали и все. Давали три-четыре куска хлеба, кружку чая. Ели все на ходу. Суп выпил, пару ложек каши вкинул, хлеб с чаем проглотил. Тем более, чай успевал остыть, пока ешь первое и второе. Держать в руках его неудобно, поэтому ставили в снег. Тут или из котелка трескать, или чай беречь. Выбор невелик.
        Подшивы гладили об печку. Выбирали угол, брали подшиву левой рукой за один конец правой рукой за другой и, двигая ее туда-сюда, разглаживали. Концы, за которые держались, естественно, не очень отглаживались. Но других вариантов не имелось.
        В шатер назначался истопник, который смотрел за печкой, чтобы горела всю ночь. Утром подъем, также, как и в части, зарядка, умывальник, наведение порядка в шатре, завтрак. После завтрака бежали на полигон, где проходили стрельбы.
        Когда, кстати, впервые попал туда, было полное ощущение, что оказался на войне. Ездят танки, гаубицы. Стреляют из минометов, из «Града». Вдалеке - мощные взрывы. Как выяснилось потом, это был батальон утилизации боеприпасов. Все снаряды которые не разрывались, собирались этим батальоном, после чего вырывали большой котлован и закапывали туда для уничтожения. Взрывы были такие мощные, что тряслась земля. И это при том, что расстояние до этого батальона утилизации - приличное.
        - Как думаешь, доживём до конца полевого ада? - Спросил меня Исаев на третий день.
        И я вполне понял, о чем он. Играть в «войнушку» прикольно. Оказаться в условиях, максимально близких к реальным - сложно. Это - очередное испытание. Сможешь или нет. Только выбора не имеется. Сможешь.
        - Слушай, мы с тобой уже немало пережили. Думаю, и это переживём. - Я хлопнул Исаева по плечу и рукавом вытер нос, из которого постоянно что-то текло. Потому что, блин, на улице зима. И мы тоже постоянно на улице. Шатер - очень относительная защита.
        - Обещаешь? - Олег посмотрел на меня несчастным взглядом. Все-таки, с одной стороны, он возмужал, а с другой, так и остался тем самым блаженным из 9-й роты.
        - Обещаю.
        Ответил я, даже не предполагая, как сильно заблуждаюсь. И что учения - та самая финишная прямая, к которой вели меня все предыдущие месяцы службы.
        Армия имеет удивительное свойство. Через какое-то время ты начинаешь воспринимать ее, как единственную настоящую реальность. Все остальное, что было в прошлом, уходит на задний план. Да, как говорят, дембель неизбежен. Но ты об этом даже не думаешь. Нет гражданки. Ничего нет, кроме армии. И это настолько мощно, что даже я вообще напрочь забыл о том, кем являюсь на самом деле. Реально. Думал, как мне разыскать Катеньку. Как завтра бежать на физо. Что будет на завтрак. Забыл о том фокусе вселенной, который она провернула со мной. Я вообще перестал об этом думать и ломать голову, в чем смысл моего перемещения. Забыл о своей возможной миссии. А она обо мне - нет.
        Глава 26
        - Слышишь, Стас, сегодня увидим стрельбы «Града». - Исаев подошёл и со всей силы долбанул меня по плечу. Рожа у него была мандец, какая счастливая. Нет, все-таки блаженного Олега до конца даже армия не изменит. Что есть, то есть. Неискоренимо в нем что-то детское. Типа того. Может, зря его отец решил переломить? Шел бы пацан в свою духовную семинарию. Самое оно для такого человека.
        Хотя, конечно, Исаев прав. Сегодня реально интересный день. Я, например, тоже впервые увижу стрельбы. Просто, если Олег открыто радовался, как ребенок, у которого интерес зашкаливает, я вел себя более сдержанно.
        Четыре боевые машины находились друг от друга на расстоянии тридцати метров. Каждая из них была в положении «прямо», а пакет «града» повернут на девяносто градусов влево.
        Тут же, рядом, стоял гаубичный дивизион. Такое я тоже видел впервые жизни. Вообще, раньше не особо испытывал интереса к оружию. Даже ПМ, который был у меня в ментовке, считал не сильно нужной вещью. Я же не в убойном служил. Мои клиенты - мошенники и аферисты. Как их любовно называл начальник отдела. Внешне гаубицы напоминали танки, но гораздо больше и мощней. После выстрела снаряд летит тридцать три километра. Охренеть, так-то можно.
        Со всех сторон на полигоне передвигалась техника, которую в обычной жизни я бы никогда не увидел. Когда мимо проезжали танки, чувствовалась вибрация земли. Хочешь, не хочешь, а становилось жутко.
        Мы с Исаевым по полигону перемещались, с открытыми ртами и поворотом головы сразу на триста шестьдесят градусов вокруг оси. Периметр от начала до конца был взят в оцепление, на постах стояли солдаты-срочники.
        Без пароля пройти в место, где стоит техника, было невозможно. Пароли придумывали простые. Допустим, число «шесть». Если кто-то подходит, я, например, называю число «три», а идущий должен добавить к моему числу цифру, чтобы в сумме получалось «шесть».
        Вот так работало оцепление. Правда, по логике вещей, вряд ли, кто-то попрется из гражданских в такое место. Лично я бы не пошел. Мало того, что вышвырнут со скоростью волшебного пендаля, так еще, если что, опасно для здоровья.
        А вообще, конечно, любопытство переполняло. Мы с Исаевым подобрали подходящий момент, пока отцы-командиры отвлеклись, общаясь между собой, и решили поинтересоваться у сержанта Стегачева, который что-то усердно искал в боковом отсеке машины, периодически громко матерясь, как оно все работает.
        С одной стороны, рискованно. Вот так проявишь интерес или инициативу, даст сержант какой-нибудь букварь по этой машине, страниц на двести, и скажет, учи, мол, солдат, потом перескажешь. Поэтому мы с блаженным Олегом, как два дурачка, кружили рядом, сомневаясь, подойти или нет.
        Пока разрывались между интересом и сомнениями, сержант нас заметил сам.
        - Что такое, бойцы?
        Ясное дело, теперь уж стесняться было ни к чему, а то точно будем выглядеть придурками.
        - Товарищ сержант, разрешите обратиться.
        - Что тебе нужно, Соколов?
        - Расскажите, как эта машина стреляет? Как происходит заряд машины? Очень интересно. Впервые вижу такое вживую.
        - Вживую… - Сержант усмехнулся, - Соколов, рисковое дело, тебе столь важную информацию давать. Ты же, как в стишке. А лисички взяли спички, к морю синему пошли, море синее зажгли… Сейчас расскажешь вам с Исаевым. И мандец. Вы у нас товарищи известные. Но вообще, что интересуешься, это хорошо. Ладно, пока не привезли снаряды, расскажу. Как раз перекурим.
        Стегачев похлопал по карманам. По моим, естественно. Вытащил пачку сигарет, достал одну, вручил нам с Исаевым, тоже по одной, а остальное спрятал. Только теперь в свои карманы.
        Мы закурили. Сержант начал рассказывать. Что интересно, говорил он с реальным вдохновением. Видел, человек любит свое дело.
        - Смотри. С самого начала нам привозят снаряды со склада. Они упакованы в деревянную коробку. Так называемая «укупорка». Снаряд достается и накручивается взрыватель…
        - Что такое взрыватель? - Подал голос Исаев.
        - Сейчас привезут, покажу. Не перебивай старших. Вот вы оборзели у меня, конечно. Затем снаряд заряжается в машину. Два - три человека из расчета на одну боевую единицу. До щелчка. И так заряжается весь пакет. Ну, или сколько определят командиры. Идите сюда.
        Стегачев поманил нас за собой.
        Мы обошли машину и остановились около заднего колеса.
        - Смотрите, бойцы, это - панорама, с ней работает наводчик. Он получает координаты от командира взвода, рассчитывает поправки на ветер и выставляет на панораме. Затем поворачивает пакет в нужном направлении, управляя выше ниже, левее, правее. Как навелся, докладывает о готовности. Командир дает команду, сколько выпускать снарядов. В кабине машины, посередине, имеется маленький ящичек, на стрельбы он открывается и там выставляется нужное количество снарядов для выстрела. Стрелять можно, как с кабины, так и с выносной катушки. Машины у нас, конечно, старые, часто ломаются, но стрелять пока годны. Ну, в общем, в двух словах, как-то так.
        - А далеко может снаряд улететь? - Снова влез Исаев. Этот вообще рассматривал Град с таким интересом, что я вообще не удивился, если бы он его облизнул. Типа, на вкус попробовать.
        - О, епте мать… Исаев… Щас тебя зарядим и проверим. Максимальная дальность - двадцать километров, минимальная - полтора.
        - Ни хера себе, прилично. - Выдохнул с восторгом Олег.
        Пока мы доставали сержанта, привезли снаряды. Комвзвода приказал разгрузить и приготовиться. Мы открывали ящики, накручивали взрыватели. Как оказалось, нужно было их привести в готовность ключом, но это я уже узнал по ходу действия.
        Все это время неподалеку ходил Исаев. Он просто не мог оторваться от машины. Взводный скомандовал заряжать по сорок снарядов.
        - Е-мое … Слышишь, Стас. Вот это будет зрелище!
        Пока все ушли, потому что командиров машин и наводчиков позвал комвзвода, я засунул руки в бронежилет, уткнулся в воротник, облокотился на крыло машины и прикрыл глаза. Все-таки полевая жизнь реально выматывает. Последнее, что видел, как Исаев тоже оперся на машину и закурил. Буквально через семь секунд меня накрыла слабость, разливаясь по всему телу. Я понял, что засыпаю стоя.
        Состояние было балдежное. Никогда прежде не думал, будто сон может доставлять столько удовольствия.
        Ровно спустя минуту - две, не могу точно сказать, я начал вообще выпадать из реальности. Очнулся сначала от суеты. Откуда-то со стороны было слышно мат и ругань. Очень громкий мат и осень громкую ругань.
        - Кто, млять, на посту?! Какого хера гражданские на полигоне?! Я вас всех в дисбат отправлю! Дебилы!
        Потом вдруг рядом хлопнула дверь машины. Я резко открыл глаза и охренел. Из капота «Града» било пламя.
        - Стас! Щас манданет тут все! Там автобус с гражданскими! Вон, разворачивают. - Исаев был натурально в истерике.
        - Какие гражданские! Ты совсем?! Это же полигон! Это что, млять, за барбекю?! Почему оно горит?
        Я вообще не мог славиться и понять, что происходит. Там орут все. Тут орет Исаев. Там в суете никто не видит, что у нас тут локальный апокалипсис.
        Исаев открыл капот и чехлом от боевой машины начал накрывать пламя. Вот только в этот момент до меня дошло. Я, как бешеный, подорвался к нему, чтоб помочь. Думаю, если рванёт, это мандец. Машина заряжена. Сорок ракет. Рядом стоят еще три машины с полным пакетом.
        И главное такой шум, что орать можно до посинения, хер кто услышит. Там, на расстоянии, какие-то дебилы походу, просрали на посту, как на территорию полигона въехал гражданский автобус. Это как?!
        Исаев тушил пламя всем, чем мог. А мог он только чехлом и своими же руками.
        - Стас, зови кого-нибудь! Я хер знаю, оно не тушится!
        - А ты?! Если рванёт.
        - Да млять, беги говорю!
        Впервые с самого начала нашего знакомства я послушался Исаева. Реально. Сорвался с места и побежал. Впереди маячили сержанты.
        Я вроде кричал на ходу Стегачеву. Почему-то его сразу выделил среди остальных. А потом за спиной рвануло. Меня ударило между лопаток, я полетел носом вперед и понял, что теряю сознание. Вырубило в одну секунду.
        Темнота, правда, была недолго. Гул в ушах тоже. Открыл глаза, понимая, что лежу на спине. И ни хрена не на улице. В помещении. Типа больнички.
        Подумал, наверное санчасть. Поднял голову. И снова охренел. В санчасти точно не может быть такого навороченного оборудования.
        В углу палаты топталась женщина в медицинском костюме.
        - Простите…
        Голос звучал хрипло. Будто я вообще не разговаривал половину жизни.
        Она вздрогнула, уронила что-то на пол и испуганно обернулась.
        - Твою мать …. - Выдала она. Будто приведение увидела.
        А потом просто выбежала из палаты.
        - Не понял…
        Буквально через минуту прискакала врач. С ней еще один мужик. Потом медсестра. Потом появились мать с отцом, которых упорно выпихивали из палаты, а они что-то пытались сказать мне и выпихиваться явно не хотели.
        Я, как дурак, смотрел на все это и ни черта не понимал. Где, блин, полигон и Исаев? Где «грады»? Где гаубицы? Пожар? Что вообще происходит? Откуда эта больница? Современное оборудование?
        Где Стегачев? Какого черта здесь эти люди. Мои родители. Мои! Млять…Мои родители! Не Соколова, а мои! Мать, отец. Охренеть.
        Только в этот момент до меня дошло. Это ни черта не армия и не 1980 год. Вот оно, объяснение. А я ни хрена не Соколов. Я Станислав Игоревич Ткачев.
        Конечно, по ночам, в расположении бывали моменты, когда сильно надеялся и мечтал вернуться домой. В свою настоящую жизнь. Но вот так. Сейчас. А там, что? Взрыв точно был же.
        Ответ на свои вопросы я получил позже. Но был этот ответ…. Лучше бы и не спрашивал.
        - Стас, ты чего? Совсем не помнишь? Ни капельки? - Мать гладила меня по голове и плакала. Отец просто молча сидел рядом. - Ты же напился с парнями. В клубе. Говорят, вообще невменяемый был. Отобрал у какого-то таксиста-таджика машину и уехал. Машина, как назло, без GPRS. Ты без документов. Еле разыскали. Нашли тебя в какой-то затрапезной больнице. Оказалось, попал в аварию. Хорошо, батюшка остался жив. Тот, из второй машины. В которого ты врезался. Цел он, слава богу. А то грех какой. Да и помог сильно. Он же тебя из машины вытащил. Неизвестно, что было бы, если бы не он. И в больницу тоже батюшка отвез. Ну, как больница. Ужас, конечно. Мы когда приехали, ты лежишь, трупом. А вокруг тебя какие-то немытые мужики сидят, байки травят. Армейские. Представляешь? Вспоминают, кто как служил. Особенно один говорил без перерыва. Про какие-то стрельбища. В одной палате все. Грязь. Запах ужасный. Человек десять вас там. А ты - тяжелый. Да хорошо сразу папа все организовал. Перевезли тебя. Уже тут нормально лечить начали. Сразу все связи подключили. Но месяц ты вообще без сознания. Ужас какой-то. Думали, все.
Не выберешься. Главное, все хорошо, а в себя не приходишь. Все органы работают. Врачи только руками разводили.
        - Подожди… - Я взял мать за руку. - То есть, когда вы меня нашли, рядом какие-то мужики про армию рассказывали? Серьёзно?
        - Да, сын. Это было ужасно. Просто кошмар. Честно тебе говорю. Папа всю их больницу на уши за такое поставил. Человек почти в коме, а у них палата общая. Спасибо, что в коридоре не бросили. Или на улице. Уроды…
        Мать еще что-то говорила, я уже не слышал. В голове стоял шум. Как так? Не было, что ли, ничего? А как же армия? Учебка? Стасик Соколов. Исаев, в конце концов…
        Тут меня осенила новая мысль. Дебильная, но куда уж итак дебильнее. Там думал, что попал в прошлое. Тут оказывается, просто спал. А про армию вообще какие-то мужики говорили. Вот меня, наверное, на фоне этого и торкнуло. А я, блин… Поверил, что прошлое! Что попал! Однако, на всякий случай, решил уточнить у матери маленькую деталь. Она зацепила меня сразу.
        - Мам, а что за священник? Кто такой?
        - Слушай, ну он из деревни, вроде ехал. Хороший человек. Пожилой совсем. Ааааа… Да вот же, смотри. Проведать пришел, как раз.
        Я поднял голову. В дверях палаты стоял Исаев. Очень старый Исаев. И улыбался своей охренеть, какой знакомой улыбкой.
        - Твою мать. - Сказал я вслух и, по-моему, вырубился.